Что Кейти делала в школе Сьюзан Кулидж
        Кейти #2Лучшая классика для девочек
        Продолжение повести популярной американской писательницы Сьюзан Кулидж, чьи произведения являются классикой мировой детской литературы.
        На этот раз Кейти Карр оказывается в школе-пансионе, где ей предстоит снова поверить в свои силы, а кроме того, преодолеть несправедливость и вернуть себе доброе имя.
        Сьюзан Кулидж
        Что Кейти делала в школе
        Susan Coolidge
        What Katy did at school
                
        Глава 1
        Плоский Холм
        Вскоре после того счастливого дня, о котором я рассказала в конце книги «Что Кейти делала», Элси и Джонни совершили свою знаменитую поездку на Плоский Холм - поездку, которую они навсегда запомнили и которая долго служила в семье предметом шуток.
        Лето в тот год было прохладное, но, как это часто случается после холодного лета, осень выдалась необычно жаркая. Можно было подумать, что месяцы играют в какую-то игру и меняются местами по кругу. Казалось, сентябрь был полон решимости показать, что, если только захочет, легко сумеет сделаться душным и жарким под стать августу. Всю вторую половину пребывания кузины Элен в доме Карров дни были невероятно знойными, и она с трудом переносила жару и духоту, хотя дети делали все, что могли, чтобы облегчить ее положение, - закрывали в комнатах ставни, приносили холодную воду, обмахивали кузину веерами. Каждый вечер мальчики выкатывали ее диванчик на колесиках на крыльцо, надеясь, что там можно будет найти прохладу, но все было бесполезно: вечера были такими же жаркими, как дни, а от висевшей в воздухе желтой пыли солнечный свет казался густым и горячим. На деревьях появилось несколько ярких листьев, но они были некрасивого цвета и все сморщенные. Кловер сказала, что, наверное, их сварили и потому они теперь красные, как омары. В целом месяц оказался мучительно неприятным, и наступление октября также
не принесло почти никаких перемен: в воздухе по-прежнему висела пыль, стояла жара, а ветер, если и дул, то не освежал совсем - казалось, он уже пронесся над какой-то печью, жар которой выжег из него всю жизнь и аромат.
        И все же, несмотря на неприятную погоду, было радостно наблюдать, как Кейти день ото дня крепнет и набирается сил. Сначала она спускалась в столовую только к обеду, потом стала приходить и к завтраку. Вечерами она сидела на крыльце; за столом - разливала чай. В первое время остальные смотрели на то, как она ходит по дому, словно на чудо, но все же привыкли к этому на удивление быстро - люди легко привыкают к хорошему. Лишь один человек никак не мог к этому привыкнуть, никогда не принимал это как нечто само собой разумеющееся - и человеком этим была сама Кейти. Сбежать вниз по лестнице, выйти в сад, открыть кухонную дверь, чтобы отдать какое-то распоряжение, - делая все это, она не могла не ощущать в душе невыразимую радость и ликование. Новая жизнь, более активная и не ограниченная отныне стенами одной комнаты, придавала ей новые физические и духовные силы. Щеки ее округлились и порозовели, а глаза стали ярче. Папа и кузина Элен наблюдали эти перемены с неописуемой радостью, а миссис Уоррет, которая как-то раз заглянула к ним пообедать, прямо-таки вскрикнула от удивления, увидев Кейти.
        - Подумать только! - воскликнула она. - Когда я приезжала сюда в прошлый раз, вид у тебя был такой, словно ты приросла к своему креслу до конца твоих дней, а вот ты уже топаешь, да до того быстро, что мне бы так. Ну и ну! Прямо чудеса. Сердце радуется, как погляжу на тебя, Кэтрин. Хотела бы я, чтобы твоя бедная тетя была здесь сегодня, - вот чего я хотела бы. Как она была бы рада!
        Сомнительно, впрочем, что тетя Иззи была бы так уж рада: обжитой вид парадной гостиной ужаснул бы ее до крайности. Но в ту минуту подобная мысль не пришла Кейти в голову. Она была тронута неподдельной добротой, звучавшей в голосе миссис Уоррет, и охотно приняла ее поцелуй. Кловер принесла лимонад и виноград, и обе девочки целиком посвятили себя тому, чтобы удобно устроить и угостить старую леди. Уже перед тем, как уходить, она сказала:
        - Что ж это никто из вас никогда не заглянет ко мне на Плоский Холм? Я, кажется, достаточно часто повторяю мое приглашение. Вот Элси, например, да и Джонни - они как раз в таком возрасте, когда приятно провести время в деревне. Почему бы не отправить их ко мне на недельку?.. Джонни сможет кормить цыплят, да и гоняться за ними тоже, если захочет, - добавила она, так как в этот момент перед их глазами неожиданно предстала Джонни, преследующая одну из бентамок[1 - Порода мелких кур.] Фила. - Скажи ей об этом, Кейти, хорошо? На ферме множество цыплят. Она сможет гонять их с утра до ночи, если хочет.
        Кейти поблагодарила миссис Уоррет за приглашение, но подумала, что вряд ли детям захочется ехать на Плоский Холм. Она передала Джонни слова миссис Уоррет, а затем все это совершенно выскочило у нее из головы, и потому она была удивлена, когда несколько дней спустя Элси снова заговорила на эту тему. Вся семья была в то утро в подавленном состоянии, так как накануне кузина Элен покинула их. Элси лежала на диване, обмахиваясь большим веером из пальмовых листьев.
        - Ох! - вздохнула она. - Как ты думаешь, Кейти, будет в этом мире опять прохладно когда-нибудь? Похоже, я больше не вынесу этой жары.
        - Ты нездорова, дорогая? - с тревогой спросила Кейти.
        - Нет, не то чтобы нездорова, - ответила Элси. - Вот только эта отвратительная жара, и никуда от нее не уйти. Я все думаю о деревне. Как бы я хотела оказаться там и почувствовать дуновение ветра. Не позволит ли папа мне и Джонни съездить на Плоский Холм погостить у миссис Уоррет, как ты думаешь? Может быть, он позволит, если ты его попросишь?
        - Но, Элси, - сказала изумленная такими речами Кейти, - Плоский Холм - это не настоящая деревня. Он находится возле самого города - всего в шести милях отсюда. А дом миссис Уоррет, по словам папы, стоит возле самой дороги. И ты думаешь, дорогая, что тебе там понравилось бы? Там наверняка ненамного прохладнее, чем здесь.
        - Прохладнее! Намного! - возразила Элси чуть раздраженным тоном. - Там очень близко лес, мне миссис Уоррет говорила. К тому же на ферме всегда прохладнее. Там место более открытое, и ветер дует, и… все гораздо приятнее! Ты представить не можешь, как я устала от этого раскаленного дома. Прошлую ночь я почти совсем не спала, а когда задремала, мне приснилось, что я - буханка черного хлеба и Дебби сажает меня в печку. Препротивный сон. Я так обрадовалась, когда проснулась. Ты ведь спросишь папу, нельзя ли нам поехать?
        - Спрошу, конечно, если ты так этого хочешь. Но только… - Кейти не договорила. Образ толстой миссис Уоррет всплыл у нее в памяти, и она не могла не сомневаться в том, найдет ли Элси ферму на Плоском Холме такой приятной, как надеется. Но иногда истинная доброта заключается именно в том, чтобы позволить людям воплотить в жизнь их неразумные желания. Да и взгляд у Элси был такой печальный, что у Кейти не хватило духу возразить или отказать в просьбе.
        Доктор Карр тоже, казалось, был полон сомнений, когда услышал о предложенном плане.
        - Слишком жарко, - сказал он. - Я думаю, девочкам там не понравится.
        - Понравится, папа! Конечно, понравится! - закричали Элси и Джонни, медлившие у дверей в ожидании ответа на свою просьбу.
        Доктор Карр улыбнулся, взглянув на полные мольбы лица, и вид у него при этом был чуть лукавый.
        - Хорошо, - сказал он, - вы можете поехать. Завтра мистер Уоррет будет в городе - у него какие-то дела в банке. Я попрошу его передать миссис Уоррет, что вы приедете, и вечером, когда будет попрохладнее, Александр отвезет вас.
        - Отлично, отлично! - закричала Джонни, запрыгав, а Элси бросилась папе на шею и крепко сжала его в объятиях.
        - А в четверг я пришлю за вами, - продолжил он.
        - Но, папа, это же всего два дня, - запротестовала Элси, - а миссис Уоррет говорила «на недельку».
        - Да, она сказала «на недельку», - вмешалась Джонни, - и у нее так много цыплят, и я буду кормить их и гоняться за ними, сколько захочу. Только слишком жарко, чтобы много бегать, - добавила она задумчиво.
        - Ты ведь не пришлешь за нами в четверг, правда, папа? - с тревогой настойчиво спрашивала Элси. - Я хотела бы остаться там надолго, но миссис Уоррет сказала «на недельку».
        - Я пришлю за вами в четверг, - повторил доктор Карр твердо. Затем, увидев, что губы у Элси дрожат, а глаза полны слез, он добавил: - Не смотри так печально, киска, Александр приедет за вами, но если вы захотите погостить подольше, то можете отослать его обратно с запиской, в которой напишете, когда за вами приехать. Это вас устроит?
        - Конечно! - ответила Элси, вытирая глаза. - Вполне устроит. Только такая жалость, что Александру придется ехать дважды в такую жару. Мы совершенно уверены, что захотим остаться на недельку.
        Папа только засмеялся и поцеловал ее. Теперь, когда все было решено, девочки начали готовиться к поездке. Сколько волнений! Нужно было упаковать вещи, решить, что брать, а что не брать. Элси оживилась и повеселела от этой предотьездной суеты. Она заявила, что уже сама мысль о деревне - прохладной зеленой деревне - делает ее совершенно счастливой. Но, по правде говоря, она была в лихорадочном возбуждении и не совсем здорова и не знала точно, чего она хочет или что чувствует.
        Отправление в путь было приятным, если не считать того, что Александр вывел из равновесия Джонни и оскорбил Элси, спросив, когда они выезжали из ворот: «А знают ли маленькие мисс, куда они хотят ехать?» Часть дороги шла через леса. Они были довольно болотистыми, но зато густые кроны деревьев не давали проникнуть сюда солнечному свету, и здесь была прохлада, пряный запах елей и папоротников. Элси почувствовала, что хорошее время явно пришло, и ее настроение улучшалось с каждым поворотом колес.
        Вскоре леса остались позади и экипаж снова оказался на солнцепеке. Дорога была пыльной, такими же пыльными были и поля, уставленные снопами кукурузных стеблей. На траве, под садовыми деревьями, лежали кучи пыльных красных яблок. Мучимые жаждой коровы медленно брели по тропинке и мычали так уныло, что девочкам тоже захотелось пить.
        - Я ужасно хочу воды, - сказала Джонни. - Как ты думаешь, Элси, еще далеко ехать? Александр, когда мы доберемся до дома миссис Уоррет?
        - Мы почти приехали, мисс, - ответил Александр кратко. Элси высунула голову из экипажа и с любопытством огляделась. Где же восхитительная ферма? Она увидела стоящий у дороги желтовато-оранжевый дом - но это, конечно же, не могла быть долгожданная ферма! Но Александр подъехал к воротам дома и соскочил с козел, чтобы помочь девочкам вылезти из экипажа. Это действительно была ферма! От неожиданности у Элси на мгновение перехватило дыхание.
        Она огляделась вокруг. Леса, конечно, были, но лишь в полумиле от дома, за полями. Возле дома деревьев не было совсем - только несколько кустов сирени с одной стороны. Не было и зеленой травы. Гравиевая дорожка занимала весь узкий передний двор, а из-за пламенного цвета стен и отсутствия ставней на окнах казалось, что дом стоит на цыпочках и упорно на что-то таращится - на дорожную пыль, вероятно, так как больше таращиться было не на что.
        Сердце у Элси замерло, когда они с Джонни очень медленно вылезли из экипажа и Александр, протянув руку через забор, громко постучал в переднюю дверь. Прежде чем на стук ответили, прошло несколько минут. Сначала послышались тяжелые шаги и скрип пола в передней, и кто-то начал возиться с засовом, который не поддавался. Затем голос - они узнали миссис Уоррет - позвал:
        - Изафина! Изафина! Иди сюда, может быть, ты сумеешь открыть дверь?
        - Ну и смех! - прошептала Джонни, начиная хихикать.
        Изафина, вероятно, была наверху, так как вскоре они услышали, как она сбежала вниз, после чего началась новая шумная возня возле упрямого засова. Но дверь по-прежнему не открывалась, и в конце концов миссис Уоррет прижала губы к замочной скважине и спросила:
        - Кто там?
        Голос прозвучал так глухо и загробно, что Элси подскочила.
        - Это я, миссис Уоррет. Элси Карр, - ответила она. - И Джонни тоже здесь.
        За дверью что-то защелкало, послышалось перешептывание, после чего миссис Уоррет снова прижалась губами к замочной скважине и крикнула:
        - Дети, обойдите вокруг дома! Я никак не могу открыть эту дверь. Она совсем разбухла от сырости.
        - От сырости? - прошептала Джонни. - Да дождей-то не было со второй половины августа. Папа вчера об этом говорил.
        - Это неважно, мисс Джонни, - заметил Александр, услышав ее слова. - Здесь люди нечасто открывают парадные двери - только если свадьба, похороны и прочее такое. Так что вполне вероятно, что эту дверь не открывали лет пять. Я помню, что, когда в последний раз возил сюда мисс Карр перед ее смертью, было точно так, как сейчас, и ей тоже пришлось идти к задней двери.
        Джонни широко раскрыла глаза от удивления, но времени на то, чтобы что-то сказать, уже не было, так как они повернули за угол дома, где в дверях кухни их ожидала миссис Уоррет. Элси показалось, что на этот раз хозяйка Плоского Холма выглядит даже толще, чем обычно; но миссис Уоррет поцеловала их обеих и сказала, что очень рада видеть наконец хоть кого-то из Карров в своем доме.
        - Как жаль, - продолжила она, - что я заставила вас ждать. Но дело в том, что я заснула, и когда вы постучали, то вскочила и спросонья не могла понять, кто бы это мог быть. Изафина, отнеси вещи девочек наверх и поставь в комнате для гостей. Как здоровье папы, Элси? И Кейти? Надеюсь, она не слегла опять.
        - Нет-нет! Ей, похоже, все лучше день ото дня.
        - Ну и правильно, - с чувством ответила миссис Уоррет. - А то, пожалуй, в такую жару, да когда гости в доме, и все такое… Вон цыпленок, Джонни! - воскликнула она, неожиданно прервав свою речь и указав на длинноногого петушка, пробежавшего мимо двери. - Хочешь прямо сейчас его погонять? Погоняй, если хочешь. Или вы хотите сначала пройти наверх?
        - Лучше наверх, - ответила Джонни вежливо. Элси в это время подошла к двери и посмотрела вслед Александру, уезжающему по пыльной дороге. У нее было такое чувство, словно их покинул последний друг. Затем вместе с Джонни она направилась наверх следом за Изафиной. Сама миссис Уоррет, по ее словам, никогда не «лазила наверх» в жаркую погоду.
        Спальня для гостей располагалась под самой крышей. Там было очень жарко и душно, словно окна ни разу не открывали с того дня, как дом был построен. Как только девочки остались одни, Элси подбежала к окну. Она толкнула вверх оконную раму, но едва лишь отпустила ее, как та упала опять с грохотом, от которого задрожал пол и запрыгал, задребезжав, кувшин на умывальнике. Девочки ужасно испугались, особенно когда услышали голос миссис Уоррет. Она стояла у нижней ступеньки лестницы и спрашивала, что случилось.
        - Это просто окно, - объяснила Элси, выходя на лестничную площадку. - К сожалению, оно само закрывается. Что-то с ним не в порядке.
        - А вставила ли ты гвоздь? - спросила миссис Уоррет.
        - Гвоздь? Нет, мэм.
        - Так как же тогда, скажи на милость, ты хочешь, чтобы оно не закрывалось? Вы, молодежь, никогда не обращаете внимания на то, что у вас перед глазами. Посмотри на подоконник и увидишь гвоздь. Он там специально положен.
        Элси в полной растерянности вернулась в комнату. На подоконнике действительно лежал большой гвоздь, а в боковой части оконной рамы было отверстие, куда этот гвоздь надо было вставить. На сей раз она открыла окно без происшествий, но длинная штора из голубой вощеной бумаги вызвала новое замешательство. Свисая вниз, она закрывала окно, не давая доступа воздуху. Элси не знала, как закрепить эту штору.
        - Скатай ее и заколи булавками, - предложила Джонни.
        - Я боюсь порвать бумагу. Ах, ну что это за гадость, - ответила Элси с отвращением в голосе.
        Однако она все же вколола пару булавок и закрепила штору так, чтобы та не мешала. После этого девочки оглядели комнату. Она была обставлена очень просто, но царили в ней чистота и порядок. На комоде, накрытом белым полотенцем, лежала подушечка для булавок, на которой вколотыми булавками была выведена надпись «Вспоминай о Рут». Джонни залюбовалась и подумала, что ни за что не решилась бы испортить узор, вынув хоть одну булавку, как бы сильно она в этой булавке ни нуждалась.
        - Какая высокая кровать! - воскликнула она. - Нам придется сначала встать на стул, чтобы на нее забраться.
        Элси потрогала кровать.
        - Перина! - воскликнула она с ужасом в голосе. - Ох, Джонни! Зачем мы только приехали? Что мы будем делать?
        - Я думаю, мы это переживем, - ответила Джонни, которая чувствовала себя отлично и рассматривала несходство новой обстановки с заведенными дома порядками скорее как нечто забавное, чем трагическое. Но Элси застонала. Провести две ночи на перине! Как она это вынесет!
        Они сошли вниз к ужину, который был подан в кухне. Небольшой огонь, который развели там, чтобы вскипятить чай, уже почти догорал, но было душно и жарко, а сливочное масло совсем растаяло, и миссис Уоррет подцепляла его ложкой. Над столом с жужжанием вились мухи, целый отряд их облепил тарелку с пирогом. Хлеб был отличный, а также и творог, и печеная айва; но Элси не могла есть. От жары ее лихорадило. Миссис Уоррет была очень огорчена таким полным отсутствием аппетита, так же отнесся к этому и мистер Уоррет, добродушный на вид, лысый старик, которому представили девочек. Он вышел к ужину без пиджака, в одной рубашке, и казался столь же необыкновенно тощим, сколь необыкновенно толстой его супруга.
        - Боюсь, Люсинда, такой ужин не нравится малышке, - сказал он. - Ты должна приготовить для нее завтра что-нибудь другое.
        - Ах, нет, не в этом дело! Все очень вкусно, но только я не голодна, - принялась оправдываться Элси, чувствуя, что вот-вот заплачет. И она в самом деле немного поплакала после ужина в сумерках, когда мистер Уоррет сидел у двери на свежем воздухе, курил свою трубочку и бил комаров, а миссис Уоррет спала в большом кресле-качалке, производя при этом весьма громкие звуки. Однако Элси постаралась скрыть свои слезы даже от Джонни, так как чувствовала себя самой дурной девочкой на свете, оттого что ведет себя так скверно, когда все вокруг так добры к ней. Она повторяла это себе снова и снова, но пользы от этого было мало. Любая мысль о доме, о Кейти, о папе вызывала отчаянное желание вернуться к ним, и тогда глаза Элси снова неожиданно наполнялись слезами.
        Ночь прошла плохо. Не было ни одного дуновения ветерка, свежий воздух не доходил до жаркой постели, где лежали маленькие сестры. Джонни спала совсем неплохо, несмотря на жару и комаров, но Элси почти не сомкнула глаз. Один раз она встала и подошла к окну, но голубая бумажная штора неожиданно с шумом упала, стукнув Элси по голове, чем очень ее испугала. В темноте было невозможно найти булавки, так что пришлось оставить штору висеть развернутой. Бумага хлопала и шелестела всю оставшуюся ночь, что также мешало заснуть. Все же около трех часов ночи она задремала, а уже минуту спустя - так ей показалось - проснулась. Комната была залита ярким солнечным светом, а под окнами кукарекало и квохтало полдюжины петушков и курочек. У Элси ужасно болела голова. Ей очень хотелось остаться в постели, но она побоялась, что это сочтут невежливостью. Она оделась и вышла к завтраку вместе с Джонни, но была такой бледной и ела так мало, что миссис Уоррет весьма взволновалась и сказала, что лучше бы Элси не выходить во двор, а просто полежать на диване в парадной гостиной и «развлечься книжкой».
        Диван в парадной гостиной был обит очень скользким вощеным ситцем фиолетового цвета. Это был очень высокий и очень узкий диван. Боковых спинок не было, поэтому подушка постоянно выскальзывала и голова Элси неожиданно откидывалась назад, что было отнюдь не приятно. И, что еще хуже, задремав, Элси сама свалилась на пол, соскользнув с гладкого ситца, словно с ледяной горки. Это происшествие до того взволновало ее, что, хотя Джонни принесла два стула и поставила их возле дивана, чтобы предотвратить новое падение, Элси так и не решилась опять задремать. Тогда она решила последовать совету миссис Уоррет и «развлечься книжкой». Книг в парадной гостиной было немного. Элси выбрала толстый черный том, на котором было написано «Полное собрание сочинений миссис Ханны Мор»[2 - Ханна Мор (1745 -1833) - английская писательница-моралистка; назидательный роман «Целебс в поисках жены» был написан ею в 1809 г.]. Часть тома занимала проза, а часть - поэзия. Элси начала с главы под названием «Советы относительно формирования характера юной принцессы». Но там оказалось слишком много длинных и непонятных слов, так что
Элси обратилась к другому произведению - «Целебс в поисках жены». Там рассказывалось о молодом человеке, который хотел жениться, но не был уверен, найдутся ли на свете девицы, которые будут достаточно хороши для него. Поэтому он ездил то к одной, то к другой девице, но, погостив несколько дней, обычно говорил: «Нет, она не подойдет» - и затем уезжал. Наконец он все-таки нашел юную леди, которая казалась именно такой, какая была ему нужна: она посещала бедных, рано вставала, всегда ходила в белом и никогда не забывала заводить часы и исполнять свой долг. Элси уже почти была уверена, что теперь привередливый молодой человек удовлетворится и скажет: «Это та, что мне нужна». Но - увы! - увлекшись, она не заметила, как во второй раз скатилась с дивана, теперь уже в компании миссис Ханны Мор. Они приземлились на подставленные заранее стулья, откуда Джонни, подбежав, и подобрала их обеих. Вообще говоря, лежать на диване в парадной гостиной было не очень успокоительно. По мере того как день проходил и бившее в окна солнце нагревало комнату, Элси чувствовала себя все более и более утомленной, тоскующей по
дому и безутешной.
        Тем временем Джонни была очень занята благодаря усилиям миссис Уоррет, в уме которой прочно укоренилось представление о том, что для любого ребенка главная радость в жизни - гонять цыплят. Стоило одному из них промелькнуть мимо кухонной двери, что происходило через каждые три минуты, она кричала: «Джонни, вот еще один. Погоняй-ка его!» И бедная Джонни чувствовала себя обязанной выскочить на солнцепек. Она была очень вежливой девочкой, и ей не хотелось говорить миссис Уоррет о том, что бегать в жару неприятно: в результате к обеду Джонни была совершенно измотана и, как казалось Элси, должна была бы рассердиться, но Джонни не умела сердиться - она никогда не сердилась. После обеда ей пришлось еще тяжелее, так как солнце стало жарче, а цыплята, которым жара была нипочем, пробегали мимо дверей кухни каждую минуту. «Ну-ка, Джонни, вот еще один», - слышалось постоянно, так что наконец Элси пришла в отчаяние. Она встала и, войдя в кухню, попросила утомленным тоном:
        - Миссис Уоррет, позвольте, пожалуйста, Джонни посидеть со мной, потому что у меня очень болит голова.
        После этого Джонни получила отдых, ибо миссис Уоррет была добрейшей из женщин. Она была уверена в том, что развлекает свою маленькую гостью самым замечательным образом.
        Было около шести часов вечера, когда головная боль у Элси стала проходить и они с Джонни, надев шляпы, вышли прогуляться в сад. Там почти не на что было смотреть: грядки с овощами да несколько кустов смородины - вот и все. Элси, прислонившись к изгороди, глядела на дом миссис Уоррет и пыталась понять, почему у него такой вид, словно он встал на цыпочки. Неожиданно послышалось громкое ворчание, и что-то коснулось ее макушки. Она вздрогнула, обернулась и увидела огромную свинью, которая стояла на задних ногах по другую сторону изгороди. Свинья, когда стояла таким образом, была выше Элси, и то, что коснулось головы девочки, было холодным свиным рылом. Так или иначе, но появившаяся таким неожиданным образом свинья показалась девочкам каким-то страшным диким зверем. Они завизжали от ужаса и бросились в дом, откуда Элси более не решилась выйти во все оставшееся время их пребывания в гостях у миссис Уоррет. Джонни время от времени гонялась за цыплятами, но это было сомнительное удовольствие, к тому же она все время с опаской следила за маячившей в отдалении свиньей.
        В тот вечер, когда миссис Уоррет спала в своем кресле, а мистер Уоррет курил, сидя у дверей дома, Элси почувствовала себя столь несчастной, что совсем потеряла присутствие духа. Она положила голову на колени Джонни, вместе с которой сидела в самом темном углу парадной гостиной, и плакала, и рыдала, стараясь не шуметь. Джонни утешала ее, ласково поглаживая и похлопывая, но не смея сказать ни слова из страха, что миссис Уоррет проснется и застанет их на месте преступления.
        Когда пришло утро, единственной мыслью Элси было, приедет ли за ними после обеда Александр. Весь день она смотрела то на часы, то на дорогу в лихорадочной тревоге ожидания. Ох, а что, если папа передумал и решил позволить им остаться на Плоском Холме на целую неделю? Что она будет делать? Проволноваться до вечера и остаться в живых, пожалуй, еще можно, но если их заставят провести еще одну ночь на этой перине, с этими комарами, слушая, как стучит голубая штора, и дрожа час за часом, - она умрет, она наверняка умрет.
        Но Элси было не суждено ни умереть, ни даже узнать, как легко пережить небольшие неудобства. Около пяти часов она была вознаграждена за свое тревожное ожидание появлением на дороге облака пыли, из которого вскоре появились уши старого Сивки и верх хорошо знакомого экипажа.
        Экипаж остановился у ворот. В нем был Александр, оживленный и улыбающийся. Он был очень рад снова увидеть своих «маленьких мисс» и обнаружил, что они также очень рады вернуться домой. Миссис Уоррет, впрочем, не узнала, что они рады отъезду, нет, нет, ни в коем случае! Элси и Джонни были слишком хорошо воспитаны для этого. Они поблагодарили хозяйку и очень любезно попрощались с ней, так что после их отъезда миссис Уоррет сказала мужу, что было совсем нехлопотно принимать в гостях этих детей и что она надеется на их новый приезд. Ведь им так здесь понравилось; жаль только, что Элси выглядела такой бледненькой и осунувшейся. А в этот самый момент Элси сидела на полу экипажа, уткнувшись головой в колени Джонни и плача от радости, что визит окончен и они едут домой.
        - Если только я доберусь туда живой, - сказала она, - никогда, никогда не поеду больше в деревню! - Это было довольно глупое заявление, но мы должны простить ее, так как бедняжка была не совсем здорова.
        Ах, каким чудесным показалось все дома! Семья собралась на тенистом крыльце - Кейти в белом платье, Кловер в таком же, с розовыми бутонами у пояса, - и все были готовы приветствовать и ласкать маленьких путешественниц! Сколько было объятий и поцелуев, сколько рассказов о том, что случилось за два дня их отсутствия: пришло письмо от кузины Элен, у Белой Маргаритки четверо котят, таких же белых, как она сама, Дорри построил водяное колесо, которое поворачивалось в корыте с водой и которое папа назвал «поистине хитроумным», а Фил выменял одного из своих бентамских цыплят на брахмапутра[3 - Азиатская порода кур.] у Юджина Слэка. И никто не потребовал отчета о поездке до того самого времени, когда все сели вокруг накрытого к чаю стола. Элси уже вздохнула с облегчением и как раз думала о том, как все замечательно - начиная от персикового компота и кончая льдом, позвякивающим в кувшине с мороженым, - когда папа задал ужасный вопрос:
        - Значит, Элси, ты все-таки решила вернуться через два дня. Как же так? Почему вы не остались на неделю? Ты, мне кажется, бледна. Не слишком ли много веселилась? Расскажи-ка нам все о поездке.
        Элси посмотрела на папу, папа посмотрел на Элси. Глаза у папы чуть-чуть поблескивали, но в остальном он был совершенно невозмутим. Элси заговорила, потом засмеялась, потом заплакала, и данное объяснение прозвучало как единый взрыв слов, смеха и слез.
        - О, папа, это было ужасно! То есть миссис Уоррет была очень добра, но такая толстая; и ах, какая свинья! Я никогда не видела такой свиньи. И тот ужасный диван был такой скользкий, что я свалилась пять раз и один раз очень сильно ушиблась. И у нас была кровать с периной, и я так скучала по дому, что весь вечер проплакала.
        - Я думаю, это было очень приятно для миссис Уоррет, - вставил папа.
        - О, нет - она об этом не знала. Она спала и храпела так, что никто ничего не слышал. А мухи! Какие мухи, Кейти! И комары, и наше окно закрывалось, пока я не вставила гвоздь. Я так рада, что вернулась домой! Я никогда больше не захочу поехать в деревню, никогда, никогда! Ах, что было бы, если бы Александр не приехал!.. Кловер, над чем ты смеешься? И ты, Дорри… Это так жестоко. - И Элси, подбежав к Кейти, спрятала лицо у нее на груди и заплакала.
        - Не обращай внимания, дорогая, они не хотели тебя обидеть. Папа, у нее очень горячие руки. Нужно дать ей что-нибудь на ночь. - Голос Кейти чуть дрогнул, но она не хотела обидеть Элси, показав, что ей тоже смешно.
        Папа действительно решил дать Элси «что-нибудь», перед тем как она пошла спать, - очень умеренную дозу, как я полагаю, так как докторские дочки обычно не принимают лекарств, - и на следующий день ей было гораздо лучше. По мере того как становились известны подробности приключений на Плоском Холме, семья смеялась все больше и больше, пока не стало казаться, что насмешки никогда не кончатся. Фил обычно изображал свинью, с торжеством стоящую на задних ногах и тыкающую Элси рылом в затылок, и много-много раз фраза: «Это кончится тем же, чем и твой визит на Плоский Холм» - оказывалась полезной и отрезвляющей, когда Элси была упряма и настаивала на каком-нибудь плане, на минуту показавшемся ей замечательным. Одно из положительных последствий наших детских ошибок в том, что каждая из них чему-нибудь учит нас, и так, ошибаясь, мы становимся все умнее, пока не придет время и мы не окажемся готовы к тому, чтобы занять свое место среди удивительных взрослых людей, которые никогда не совершают ошибок.
        Глава 2
        Новый год и новые планы
        Когда лето медлит уходить и продолжается в октябре, часто кажется, что зима, словно желая увидеть его, немножко спешит, и в результате люди остаются без осени. Так было и в тот год. Едва лишь перестало быть жарко, как стало холодно. Листья, вместо того чтобы медленно гаснуть мягкими красками увядания, как облака на закате, стали желтыми за один день, а ветер унес их все за одну бурную ночь, оставив деревья голыми и унылыми. Пришел День благодарения[4 - Официальный американский праздник в честь первых колонистов Массачусетса (отмечается в последний четверг октября); в этот праздник принято подавать к столу жареную индейку.]; а не успел еще окончательно выветриться из дома запах жареной индейки, как настало время вешать чулки у камина и наряжать рождественскую елочку. В тот год в доме доктора Карра была большая елка в честь того, что Кейти поправилась и спустилась вниз из своей комнаты. Сиси, которую осенью отдали в пансион, на Рождество вернулась домой; и все было замечательно, если не считать того, что дни летели слишком быстро. Кловер очень удивлялась тому, что в жизни стало вдруг гораздо меньше
времени, чем обычно. Она не могла понять, куда же оно девалось - ведь прежде его было так много. Кловер была почти уверена, что виноват Дорри, - он, должно быть, починил все часы в доме кое-как, и оттого они били так часто.
        Однажды, вскоре после Нового года, доктор Карр вошел в комнату с распечатанным письмом в руке и сказал:
        - Мистер и миссис Пейдж едут к нам в гости.
        - Мистер и миссис Пейдж? - удивилась Кейти. - Кто это, папа? Я их когда-нибудь видела?
        - Да, один раз, когда тебе было четыре года, а Элси тогда была младенцем. Конечно, ты не можешь их помнить.
        - Но кто они такие, папа?
        - Миссис Пейдж - троюродная сестра вашей мамы. Одно время она жила в семье вашего дедушки и была как родная сестра маме и дяде Чарльзу. Я не видел ее уже довольно много лет. Мистер Пейдж работает инженером на железной дороге. Он едет по делам в наши края и вместе с женой остановится у нас на несколько дней. Миссис Пейдж - твоя тетя Оливия - пишет, что сгорает от желания увидеть всех вас, детей. Постарайся принять их как можно лучше, Кейти.
        - Конечно, постараюсь. В какой день они приезжают?
        - В четверг, нет, в пятницу, - ответил доктор Карр, заглянув в письмо. - Вечером в пятницу, в половине седьмого. Закажи ужин посытнее, Кейти, на тот вечер. Они будут голодны после путешествия.
        Следующие два дня Кейти трудилась не покладая рук. И раз двадцать, по меньшей мере, заходила она в Голубую комнату, чтобы удостовериться, что ни о чем не забыла, и повторяла, словно затверженный урок: «Банные полотенца, полотенца для рук, спички, мыло, свечи, одеколон, запасное одеяло, чернила». В пятницу после обеда в спальне для гостей был разведен небольшой уютный огонь, а другой, яркий и красивый, - в гостиной, которая выглядела очень привлекательно с зажженной лампой и цветами Кловер - геранью и китайскими розами - на окне. Чтобы накрыть стол, достали лучшее столовое белье и розово-белый фарфоровый сервиз. Булочки у Дебби получились очень воздушные. Яблочное повидло вышло из формы чистым и ровным, а заливное из курицы выглядело очень аппетитно с большим венком петрушки. Был к ужину и тушеный картофель, и, конечно же, устрицы. Принимая гостей, жители Бернета всегда подавали к ужину устриц, которые считались особым лакомством, так как были довольно дороги и не всегда можно было их достать. Бернет лежал за тысячи миль от моря, поэтому устрицы там бывали только консервированные. Консервные банки
придавали им удивительный привкус - жести или, быть может, оловянного припоя. Но так или иначе, а жители Бернета очень любили таких устриц и даже уверяли, что консервные банки значительно улучшают вкус устриц по сравнению с тем, какой они имеют на родных им морских берегах.
        Все, казалось, было как нельзя лучше, когда Кейти стояла в столовой, в последний раз обозревая результаты своих приготовлений к приему гостей. Она ожидала, что папа останется доволен, и надеялась, что мамина кузина найдет ее, Кейти, хорошей хозяйкой.
        - Я не хочу надевать другую курточку, - заявил Фил, просунув голову в дверь. - Это непременно нужно? Эта куртка тоже хорошая.
        - Дай-ка я взгляну, - сказала Кейти, осторожно поворачивая его. - Да, она вполне хорошая, но все же я предпочла бы, чтобы ты надел другую, если ты не очень возражаешь. Ты же знаешь, мы хотим, чтобы все сегодня было как можно лучше, потому что это папины гости, а это так редко бывает.
        - Только одно маленькое пятнышко - подумаешь! - сказал Фил довольно мрачно, послюнив палец и пытаясь оттереть липкое пятно на рукаве. - Ты действительно думаешь, что лучше переодеться? Ну, тогда я переоденусь.
        - Умница, - сказала Кейти, целуя его. - Только поторопись, гости будут с минуты на минуту. И пожалуйста, поторопи Дорри. Он так давно ушел наверх.
        - Дорри - ужасный франт, - заметил Фил доверительно. - Он смотрится в зеркало и корчит рожи, если пробор не получается прямой. Я не стану столько возиться с моей одеждой. Это только девчонки возятся. Джим Слэк говорит, что из мальчишки, который помадит волосы, никогда не выйдет президента, проживи он хоть тысячу лет.
        - Что ж, - сказала Кейти со смехом, - быть чистым - это само по себе уже чего-то стоит, даже если не сможешь стать президентом. - Ее совсем не встревожила недавняя перемена во вкусах Дорри в пользу украшения собственной особы. Довольно скоро он спустился вниз, безупречно опрятный, в своем лучшем костюме, и попросил Кейти завязать ему под воротник голубую ленту, что она сделала весьма любезно, хотя он и был очень привередлив в том, что касалось размера банта и длины концов, и заставил ее не один раз снова развязать и завязать ленту. Кейти как раз сумела завязать бант так, чтобы угодить брату, когда у дома остановился экипаж.
        - Вот и они! - воскликнула Кейти. - Беги открой дверь, Дорри.
        Дорри побежал, Кейти последовала за ним. В передней они увидели папу, вводившего в дом высокого мужчину и даму, которая не была высокой, но казалась такой благодаря своему римскому носу, длинной шее, а также отпечатку вкуса и мод на всей ее внешности. Кейти пришлось наклониться, чтобы дать себя поцеловать, но, даже несмотря на это, она чувствовала себя маленькой, слишком юной и неразвитой, пока мамина кузина снова и снова разглядывала ее со всех сторон.
        - Послушай, Филип, - сказала миссис Пейдж доктор Карру, - неужели эта высокая девушка - твоя дочь? Боже мой, как летит время! А я-то представляла себе тех же малышей, которых видела, когда была здесь в прошлый раз. А эта большая особа - неужели Элси? Та малютка? Быть не может! Я не могу этого постичь. Право же, я никак не могу этого постичь.
        - Не хотите ли присесть у камина, миссис Пейдж? - спросила Кейти довольно робко.
        - Не зови меня «миссис Пейдж», дорогая; говори просто «тетя Оливия». - Затем гостья, шелестя шелками, проследовала в гостиную, где ждали своей очереди быть представленными Джонни и Фил. И опять она заявила, что «не может этого постичь». Не знаю, почему неспособность миссис Пейдж «постичь это» должна была вызывать у Кейти чувство неловкости, но такое чувство возникло.
        Ужин прошел хорошо. Гости ели и хвалили; доктор Карр, казалось, тоже был доволен и сказал: «Мы считаем, что Кейти замечательная хозяйка для своего возраста», отчего Кейти покраснела и была в восторге, пока не перехватила устремленный на нее испытующий и озадаченный взгляд миссис Пейдж, вызвавший у нее смущение и новое чувство неловкости. Так продолжалось весь вечер. Мамина кузина была веселой и интересной и рассказывала занимательные истории, но дети постоянно чувствовали, что она наблюдает за ними и составляет о них свое мнение. Когда взрослые внутренне проводят подобные заседания личной следственной комиссии, дети очень быстро об этом догадываются и всегда обижаются.
        На следующее утро, пока Кейти мыла посуду после завтрака, кормила канареек и выполняла другую домашнюю работу, миссис Пейдж сидела и наблюдала.
        - Дорогая моя, - сказала она наконец, - до чего же ты серьезная девочка! Если судить по твоему лицу, можно подумать, что тебе все тридцать пять. Неужели ты никогда не смеешься и не резвишься, как другие девочки твоего возраста? Моя Лили, которая старше тебя на четыре месяца, - все еще сущий младенец; порывистая, как дитя, и кипит весельем с утра до ночи.
        - Я провела много времени в четырех стенах моей комнаты, - сказала Кейти, в попытке оправдаться, - но я не знала, что я серьезная.
        - Именно этим, моя дорогая, я и недовольна: ты не знаешь, что ты серьезная. Ты в целом старше своего возраста. И, по моему мнению, это очень вредно для тебя. Все это домашнее хозяйство и хлопоты - совершенно неподходящее и неестественное занятие для юных девочек, таких как ты и Кловер. Мне это не нравится, право же, не нравится.
        - Хозяйственные заботы ни капельки не вредят мне, - возразила Кейти, пытаясь улыбнуться. - Мы часто замечательно проводим время, тетя Оливия.
        Но тетя Оливия только выпятила губы и повторила:
        - Это нехорошо, моя дорогая. Это неестественно. Это очень вредно для тебя. Находиться на твоем иждивении - куда это годится?
        Слушать такое было неприятно, но, что еще хуже, хотя Кейти об этом и не знала, миссис Пейдж решительно приступила с этим вопросом к доктору Карру. Он был очень огорчен, узнав, что она считает Кейти слишком серьезной и измученной заботами, совсем не такой, какой должна быть девочка ее возраста. Кейти заметила, что он смотрит на нее растерянно.
        - Что такое, папа, милый? Тебе что-нибудь нужно?
        - Нет, детка, ничего. Что это ты там делаешь? Чинишь штору, да? Но разве не может Мэри заняться этим и дать тебе возможность порезвиться вместе с другими девочками?
        - Папа! Будто я хочу резвиться! Я думаю, что ты ничуть не лучше тети Оливии. Она все твердит, что я должна кипеть весельем. А я не хочу кипеть. И не умею.
        - Да, боюсь, что ты не умеешь, - отозвался доктор Карр со странным вздохом, заставившим Кейти задуматься. О чем папа вздыхает? Разве она что-то делает не так? Она начала рыться в памяти - не могло ли то-то и то-то быть причиной? А если нет, то чем же это могло быть вызвано? Подобный самоанализ никогда не приносит пользы. В результате Кейти лишь стала выглядеть еще более «серьезной», чем обычно.
        В целом миссис Пейдж не стала любимицей семьи Карров. Она была полна самых лучших намерений в отношении детей своей кузины, которым «так не хватает матери, бедняжкам!», но ей не удалось скрыть того, что их поведение кажется ей странным и не нравится. И дети замечали это, как всегда и все замечают дети. Миссис и мистер Пейдж были очень любезны. Они хвалили отличный порядок в доме и то, как ведется хозяйство, говорили, что нет и не было на свете детей лучше, чем Джонни, Дорри и Фил. Но за всеми этими словами Кейти видела скрытое неодобрение и не могла не обрадоваться, когда гости уехали.
        С их отъездом жизнь возвратилась в прежнюю колею, и Кейти забыла о неприятных впечатлениях. Правда, папа выглядел серьезным и озабоченным, но у докторов часто бывает такой вид, когда они думают о каких-нибудь тяжелых случаях болезни среди своих пациентов, и потому это обстоятельство не привлекло особенного внимания. Никто также не отметил того, что от миссис Пейдж пришло несколько писем, но ничего не было сказано об их содержании, кроме: «Тетя Оливия передает привет». Поэтому для Кейти было большой неожиданностью, когда папа позвал ее в свой кабинет, чтобы изложить новый план. Она сразу поняла, что ее ждут важные новости: голос папы звучал так серьезно. Кроме того, он сказал: «Дочь моя» - обращение, которое использовал только в самых волнующих обстоятельствах.
        - Дочь моя, - начал он, - я хочу поговорить с тобой о том, что я задумал. Не отправиться ли вам с Кловер вдвоем в школу?
        - В школу? К миссис Найт?
        - Нет, не к миссис Найт, а в пансион в одном из восточных штатов, где два года учится Лили Пейдж. Ты не слышала, как кузина Оливия говорила об этом, когда была у нас?
        - Да, кажется, слышала. Но, папа, ты же не пошлешь нас туда, правда?
        - Думаю, что пошлю, - сказал доктор Карр мягко. - Послушай, Кейти, не огорчайся так, дитя мое. Я обдумал этот план во всех подробностях, и он кажется мне удачным, хотя, конечно, мне тяжело расстаться с тобой. Но «это чересчур», как выражается твоя тетя Оливия: все эти домашние заботы, которые я не могу отнять у тебя, пока ты дома, старят тебя раньше времени. Видит Бог, я вовсе не хочу превратить тебя в какую-нибудь глупенькую, вечно хихикающую мисс, но я хотел бы, чтобы ты наслаждалась юностью, пока она принадлежит тебе, и не стала особой среднего возраста, не достигнув и двадцати.
        - Как называется эта школа? - спросила Кейти почти с рыданием.
        - Девочки, которые там учатся, называют ее «Наш Монастырь». Она находится в городке Хиллсовер. Это на реке Коннектикут, довольно далеко к северу от нас. Зимы там, по моему представлению, довольно холодные, но воздух хороший и здоровый. Это одно из обстоятельств, которые склонили меня в пользу этого плана. Климат там именно такой, какой тебе нужен.
        - Хиллсовер? Там, кажется, есть мужской колледж?
        - Да, Эрроумауский колледж. Похоже, в каждом городке, где есть женский пансион, есть и мужской колледж: хотя почему, я, хоть убей, не могу догадаться. Впрочем, это совсем несущественно. Я уверен, что у тебя не будет никаких глупых неприятностей, какие иногда бывают у девочек.
        - Неприятности из-за мужского колледжа? А как они могли бы со мной произойти? Нам ведь не придется иметь там никаких дел с мужским колледжем, не правда ли? - сказала Кейти, так широко раскрыв от удивления простодушные глаза, что доктор Карр засмеялся, потрепал ее по щеке и ответил:
        - Нет, моя дорогая, никаких… Следующий семестр начинается со второй половины апреля, - продолжил он. - Так что ты должна начать собираться уже сейчас. Миссис Холл только что отправила в пансион свою Сиси, поэтому она сможет сказать тебе, что понадобится вам с Кловер. Тебе лучше посоветоваться с миссис Холл прямо завтра.
        - Но, папа, - воскликнула Кейти, начиная осознавать, что происходит, - а что же будете делать вы без меня? Элси - прелесть, но она еще так мала. Не знаю, как вы справитесь. Я уверена, что тебе, так же как и детям, будет не хватать нас.
        - Конечно, - сказал доктор Карр с улыбкой, перешедшей во вздох, - но мы отлично сумеем справиться, Кейти, не бойся. Нашим хозяйством займется мисс Финч.
        - Мисс Финч? Ты имеешь в виду золовку миссис Найт?
        - Да. Ее мать умерла прошлым летом, так что никакого особенного хозяйства у нее теперь нет, и она охотно согласилась на год переехать к нам. Миссис Найт говорит, что мисс Финч - отличная хозяйка, и, смею думать, она заменит нам тебя, в известной степени. Хотя, конечно, мы не можем рассчитывать на то, что она будет для нас тем, чем была ты. Такие надежды, разумеется, были бы нелепы. - И доктор Карр, обхватив Кейти за талию, поцеловал ее так нежно, что в порыве чувств она прильнула к нему, восклицая:
        - О, папа! Не заставляй нас уезжать. Я буду резвиться, сделаюсь настолько юной, насколько смогу, и не превращусь в особу среднего возраста или в кого-нибудь неприятного, если ты только позволишь нам остаться! Не слушай тетю Оливию, она ничего не понимает. Кузина Элен не посоветовала бы такого, я уверена.
        - Напротив, Элен очень хорошего мнения об этом плане. Ей только хотелось бы, чтобы школа была поближе, - ответил доктор Карр. - Нет, Кейти, не уговаривай меня. Я уже решил. Это будет хорошо и для тебя, и для Кловер, и, когда вы привыкнете к Хиллсоверу, будете там очень счастливы. Я в этом уверен.
        Когда папа говорил таким решительным тоном, убеждать его было бесполезно. Кейти знала это и перестала упрашивать. Она пошла к Кловер, чтобы сообщить ей новость, и девочки долго и горячо плакали вместе. Эти слезы оказались чем-то вроде «очищающей грозы», так как, когда они наконец вытерли глаза, жизнь предстала в более ярком свете и они увидели хорошую сторону предложенного плана.
        - Сама поездка будет, наверное, очень приятной, - выразила свое мнение Кловер. - Мы никогда прежде не уезжали так далеко от дома.
        Элси, которая все еще смотрела очень печально, снова разразилась слезами, услышав эти слова.
        - О, не плачь, дорогая! - сказала Кейти. - Подумай, как приятно будет тебе посылать нам письма и получать письма от нас. Я буду писать тебе каждую субботу. Будь умницей, сбегай за большим атласом, и мы посмотрим, куда нам предстоит ехать.
        Элси принесла атлас, и три головки с интересом склонились над картой. Кловер вела указательным пальцем вдоль маршрута предстоящего путешествия. Каким увлекательным оно казалось! Железная дорога вилась через полдюжины штатов, черные точки вдоль нее изображали городки и деревни - и все их предстояло увидеть. Потом дорога поворачивала к северу и шла вдоль реки Коннектикут прямо к горам. Им уже доводилось слышать о том, как красива долина Коннектикут.
        - Подумать только! Мы будем совсем близко от нее, - заметила Кловер, - и увидим горы. Я думаю, они очень высокие, гораздо выше, чем гора в Болтоне.
        - Надеюсь, что так, - засмеялся доктор Карр, который как раз в эту минуту вошел в комнату. Гора в Болтоне была предметом одной из его любимых шуток. Когда мама впервые приехала в Бернет, она решила посетить друзей в Болтоне. Однажды во время прогулки друзья спросили, хватит ли у нее сил взобраться на вершину горы. Мама привыкла к горам там, где она жила прежде, поэтому она сказала «да» и пошла, очень обрадованная тем, что и здесь, в этой равнинной местности, тоже есть гора, хотя и немного удивляясь при этом, почему же они ее не видят. Наконец она спросила, где же обещанная гора, - и представьте, они как раз в это время добрались до вершины! Склон горы был таким пологим, что мама даже не заметила, как они поднимались по нему. Доктор Карр не раз рассказывал эту историю детям, но ему никогда не удавалось объяснить им, в чем здесь шутка. Более того, когда Кловер ездила в Болтон, ее немало поразила та самая гора - она была гораздо выше, чем песчаные утесы вокруг озера в Бернете.
        Предстояло немало приготовлений к тому, чтобы в середине апреля девочки могли отправиться в школу. Миссис Холл была очень любезна, а ее советы полезны, хотя, если бы не доктор Карр, девочки вряд ли догадались бы купить столько мехов и шерстяной фланели, сколько нужно для такого холодного климата, как в Хиллсовере. Необходимо было продумать наряды для зимы, так же как и для лета, поскольку было решено, что девочки не приедут домой на осенние каникулы, а проведут их гостях у миссис Пейдж. Это было, пожалуй, самым неприятным в предложенном плане. Кейти умоляла позволить им приехать хотя бы на Рождество, но, узнав, что дорога займет три дня туда, три - обратно, а каникулы длятся меньше недели, отказалась от этой идеи, а Элси попыталась утешиться размышлениями о том, какую она приготовит чудесную коробку с рождественскими подарками для сестер. В связи с приготовлениями к отъезду девочки были постоянно заняты, так что не оставалось времени ни на что другое. То миссис Холл хотела, чтобы они пошли с ней в магазин, то мисс Петингил требовала, чтобы они примерили то, что она шила, - и так пролетали дни.
Наконец все было готово. От швеи на дом принесли полдюжины отлично сшитых на швейной машине комплектов нижнего белья, и крахмалившая их Бриджет пролила немало слез в воду с синькой, думая об отъезжающих юных мисс. Миссис Холл, отличавшаяся умением упаковывать вещи, сложила все в новые дорожные сундуки. И все сделали девочкам подарки, словно они были невестами, отправлявшимися в свадебное путешествие.
        Папа подарил каждой из них часы. Часы не были новыми, но девочки нашли их очень красивыми. Те, которые получила Кейти, принадлежали прежде ее матери. Они были большие и старомодные, в футляре тонкой работы. Часы, полученные Кловер, были еще больше; когда-то эти часы носила бабушка. На их задней крышке был старинный узор - что-то вроде «двойного узла»[5 - Символ любви и преданности.], выполненного из золота разных оттенков. Девочки были чрезвычайно рады этим часам. Они носили их на черных муаровых лентах и поминутно взглядывали на них, чтобы узнать, который час.
        Элси, пользовавшаяся полным доверием папы, заранее узнала о том, что он собирается подарить девочкам часы, и потому ее подарком сестрам оказались футляры для часов, склеенные из перфорированной бумаги и вышитые. Джонни подарила Кейти коробку карандашей, а Кловер получила от нее перочинный ножичек с перламутровой ручкой. Дорри и Фил объединили свои капиталы, чтобы купить коробку с почтовой бумагой и конвертами, которые девочкам предложили разделить между собой. Мисс Петингил пожертвовала бутылку имбирного бальзама и баночку оподельдока, чтобы девочки могли использовать их в случае простуды. Приношением старой Мэри была пара игольничков в виде книжечек из ткани, полных острых блестящих игл.
        - Ножницы я вам не подарю, - сказала она, - а иголкой любовь - да и ничто другое - не отрежешь.
        Мисс Финч, новая экономка, появилась у Карров за несколько дней до отъезда девочек, так что у Кейти было время, чтобы провести ее по дому и объяснить, что необходимо делать и чего не делать для удобства папы и детей. Мисс Финч оказалась доброй и любезной. Она была рада поселиться в удобном, хорошем доме. И Кейти почувствовала, что новая экономка будет снисходительна к мальчикам и не станет досаждать Дебби и доводить ее до того, чтобы та вышла замуж за Александра и отказалась от места, - событие, которое тетя Иззи часто предрекала. Теперь, когда все было улажено, Кейти и Кловер нашли, что предвкушают перемены в своей жизни с удовольствием. Было во всем этом что-то новое и интересное, что возбуждало их воображение.
        Последний вечер был унылым. Прежде Элси, целиком погруженная в приготовления к отъезду сестер, не имела времени, чтобы вполне осознать предстоящую утрату, но, когда пришло время закрывать дорожные сундуки на ключ, она совсем лишилась присутствия духа и так предалась скорби, что все остальные тоже загрустили. И неизвестно, что бы произошло, если бы не посылка, которая отвлекла их внимание. Посылка была от кузины Элен, чьи подарки, как и она сама, имели свойство появляться в тот самый момент, когда в них больше всего нуждались. В посылке были два красивых шелковых зонтика - один коричневый, другой темно-зеленый. На ручке первого были выгравированы инициалы Кейти, на ручке второго - Кловер. Открывая и закрывая эти сокровища и восторгаясь ими, семья чудесно сумела скоротать этот вечер, а следующее утро принесло всю суматоху отъезда, так что ни у кого не было времени плакать.
        Когда отзвучали последние поцелуи и только Фил, взобравшийся на подножку экипажа, настойчиво умолял: «Еще один, ну, еще один», доктору Карру, глядевшему на печальные лица, пришла в голову замечательная идея. Он велел Александру запрячь в бричку старого Сивку и отвезти Элси, Джонни, Дорри и Фила на мыс Уиллет-Пойнт, чтобы они могли махать платочками, когда пароход поплывет мимо. Это предложение подействовало на настроение всех как волшебное заклинание. Фил принялся скакать, а Элси и Джонни побежали за шляпами. Полчаса спустя, когда пароход огибал мыс, стоявшая там маленькая компания сияла улыбками, радостно посылала воздушные поцелуи и изо всех сил махала носовыми платками. Это было приятным прощальным видением для тех двоих, что стояли на палубе рядом с папой. И когда они махали в ответ, и затем, когда смотрели вперед на голубые воды, за которыми ожидали их новые незнакомые места, обеим казалось, что новая жизнь начинается хорошо и обещает быть в самом деле очень интересной.
        Глава 3
        В пути
        Путешествие из Бернета в Хиллсовер было очень долгим. Оно заняло почти три дня, и, так как доктор Карр хотел поскорее вернуться к своим пациентам, ехали без остановок - одну ночь провели на пароходе, другую - в поезде. Папе это показалось утомительным, но девочки, для которых все было ново, сочли, что это замечательно. Они радовались своей каюте с узкими подвесными койками так, словно это был кукольный домик, а они - двое детей, играющих в нем. Устроиться на ночь в тесном купе вагона тоже казалось чудеснейшей на свете забавой. То, что раздражало взрослых, вызывало у девочек смех. Все было интересно - от телеграфных столбов, стоящих вдоль дороги, до лиц пассажиров. Им было весело наблюдать за незнакомыми людьми и придумывать о них разные истории - куда они едут и в каком родстве состоят. Другие пассажиры, в свою очередь, бросали любопытные взгляды на их счастливые лица, но Кейти и Кловер не обращали на это внимания или, вернее, даже не замечали этого. Они были слишком захвачены собственными впечатлениями, чтобы думать о себе или о впечатлении, которое они производили на других.
        Был ранний утренний час третьего дня, когда поезд, пыхтя, с пронзительными гудками подошел к вокзалу Спрингфилда. Там было множество поездов, ожидавших отправки; стоял такой шум от свистков и фырканья паровозов, виднелись такие клубы дыма, что Кейти почти испугалась. Папа, который дремал, вскочил и велел девочкам поскорее собрать сумки и книжки, так как им предстояло сойти с поезда, позавтракать в гостинице и познакомиться с Лили Пейдж, которая должна была ехать в Хиллсовер вместе с ними.
        - Ты думаешь, она уже здесь? - спросила Кейти, засовывая путеводитель в дорожный саквояж и со щелчком закрывая его.
        - Да, мы встретим ее в гостинице. Она и ее отец должны были провести там ночь.
        Гостиница была совсем рядом. Не прошло и пяти минут, как папа и девочки уже сидели за столом в красивом зале. Они заказывали завтрак, когда вошел мистер Пейдж в сопровождении своей дочери - хорошенькой девочки со светлыми волосами, тонкими, хотя довольно резкими, чертами лица и с той же изысканностью манер, какая была присуща ее матери. Ее дорожное платье было сшито просто, но отличалось тем изяществом, какое умеет придать самой простой вещи французский портной. Все остальные детали ее костюма - ботинки, шляпа, перчатки, воротничок, лента, завязанная на шее, - были столь великолепны, каждая в своем роде, что Кловер, переведя взгляд на свое собственное платье из серой шерсти, а затем на платье Кейти, вдруг почувствовала себя деревенской и бедной.
        - Вот, Лили, это твои кузины, - сказал мистер Пейдж, сердечно поприветствовав девочек. Лили произнесла лишь:
        - Как поживаете?
        Кловер заметила, какой взгляд кузина бросила на их серые платья, и почувствовала, что румянец заливает ей щеки. Но, вероятно, Лили посмотрела и на что-то еще кроме платьев, так как вскоре ее обращение изменилось и стало более дружеским.
        - Вы заказали вафли? - спросила она.
        - Вафли? Нет, кажется, не заказывали, - ответила Кейти.
        - О! Почему? Разве вы не знаете, что эта гостиница славится своими вафлями? Я думала, это все знают. - Затем она позвенела вилкой по стакану и сказала подошедшему официанту: - Вафли, пожалуйста, - с видом, который необычайно поразил Кловер. Кузина показалась ей юной леди из книжки - такой элегантной и самоуверенной. Она задумалась. Неужели все девочки в Хиллсовере будут такие?
        Подали вафли, хрустящие и горячие, а к ним отличный кленовый сироп. Вся компания плотно позавтракала. Лили, несмотря на свою утонченность, проявила замечательный аппетит.
        - Понимаешь, - объяснила она Кловер, - я не надеюсь получить никакого приличного блюда до следующего октября - никакого! Так что я хочу использовать эту последнюю возможность наилучшим образом.
        В полном соответствии со своим намерением она разделалась с девятью вафлями, прежде чем нашла время произнести что-либо, кроме «Масло, пожалуйста» или «Не передадите ли мне горшочек с патокой?». Когда она проглотила последний кусок, доктор Карр, взглянув на часы, сказал, что пора отправляться на поезд. Мистер Пейдж пошел проводить их. Переходя через улицу, Кейти с удивлением заметила, что Лили, казавшаяся лишь за минуту до этого совершенно безмятежной, начала плакать. Когда они подошли к вагону, слезы усилились и их дополнили рыдания: Лили была почти в истерике.
        - О, папа, не заставляй меня ехать, - умоляла она, цепляясь за руку отца. - Я буду так тосковать по дому! Это убьет меня; я знаю, что убьет! Ну, пожалуйста, позволь мне не ехать! Пожалуйста, возьми меня домой!
        - Ну, ну, дорогая, - возразил мистер Пейдж, - это глупо. Ты же знаешь, что это глупо.
        - Я не могу иначе, - ревела Лили. - Не мо-гу. Папа, не заставляй меня ехать. Не заставляй, папа. Я этого не вы-не-су.
        Кейти и Кловер чувствовали себя очень неловко на протяжении этой сцены. Они были приучены всегда рассматривать слезы как нечто такое, чего следует скорее стыдиться, подавлять, если возможно, а если нет, то плакать в укромном уголке - в темноте стенного шкафа или за кроватью в детской. Видеть элегантную Лили, ревущую, как младенец, прямо в железнодорожном вагоне на глазах у чужих людей, было для них чем-то совершенно шокирующим. Впрочем, все это продолжалось недолго. Раздался свисток, проводник закричал: «Посадка окончена!», и мистер Пейдж, поцеловав Лили в последний раз, освободился из ее объятий, посадил ее на сиденье рядом с Кловер и торопливо вышел из вагона. Несколько секунд Лили громко рыдала, затем она вытерла глаза, подняла голову, поправила вуальку и краги своих застегнутых на три пуговки перчаток и сообщила:
        - Я всегда так уезжаю. Мама говорит, что я сущая плакса, и, я думаю, она права. Не понимаю, как это другие могут быть спокойными и сдержанными, покидая свой дом, а вы? Я думаю, вы будете реветь точно так же завтра, когда придет время для вас прощаться с вашим папой.
        - Надеюсь, что нет, - возразила Кейти. - Папе было бы очень неприятно.
        Лили взглянула на нее удивленно.
        - Я подумаю, что вы ужасно бессердечные, если вы не заплачете, - заявила она оскорбленным тоном.
        Кейти не обратила внимания на этот тон, и вскоре Лили забыла свою раздражительность и начала рассказывать о школе. Кейти и Кловер с любопытством задавали вопросы. Им не терпелось услышать все, что могла сообщить им Лили.
        - Вы будете обожать миссис Флоренс, - сказала она. - Все девочки ее обожают. Она очаровательная женщина! И с любым сделает, что захочет. Даже студенты из мужского колледжа считают, что она совершенно замечательная, хотя она очень строгая.
        - Строгая со студентами? - спросила Кловер озадаченно.
        - Нет, с нами, девочками. Она никогда никому не позволяет посещать нас, если только это не брат, родной или двоюродный. Но и тогда родители должны сначала письменно попросить разрешения. Я хотела, чтобы мама написала и попросила разрешения для Джорджа Хикмена навестить меня. Он, конечно, не двоюродный, но его папа женат на сестре папиной свояченицы. Так что это почти то же самое. Но мама плохо к этому отнеслась. Она говорит, что я еще мала для того, чтобы ко мне приезжали с визитами молодые люди! Не понимаю почему! Столько девочек принимают гостей, а сами еще моложе меня… В каком коридоре вы будете жить? - продолжила она.
        - Не знаю. Никто не говорил нам ничего о коридорах.
        - Есть три коридора: Шекер, Квакер[6 - Шекер и квакер - названия членов американских религиозных сект. Названия образованы от английских слов shake - дрожать, трястись и quake - трепетать, вздрагивать. Эти названия были выбраны ученицами школы миссис Флоренс в шутку.] и Чердак. На Чердаке лучше всего - он выше всех и дальше всего от комнат миссис Флоренс. Моя комната на Чердаке. Мы с Энни Силсби заняли ее в прошлом семестре. А вы, наверное, будете в Квакер-коридоре. Там обычно помещают новых девочек.
        - Это хороший коридор? - спросила Кловер заинтересованно.
        - Неплохой. Конечно, там не так хорошо, как на Чердаке, но куда лучше, чем у Шекеров. Уж там-то совсем близко от миссис Флоренс и ни капельки нельзя развлечься, без того чтобы она не услышала. На вашем месте я попыталась бы заполучить комнату в конце коридора. Мы с Мэри Эндрюс там один раз жили. Оттуда отлично видны окна Берри Сирлса.
        - Берри Сирлса?
        - Да; может быть, вы слышали: мистер Сирлс - ректор мужского колледжа, а Берри - его младший сын. Он славный малый. Все девочки на нем помешались - совершенно помешались! Дом ректора прямо рядом с Нашим Монастырем. А комната Берри в самом конце здания, точно напротив последней комнаты Квакер-коридора. Это было так здорово, когда мы с Мэри там жили! Он сидел у своего окна, а мы у своего - в пансионе отведен час, когда все девочки должны заниматься самостоятельно и разговаривать между собой не разрешается, - так вот он делал вид, что тоже читает, а сам все время поглядывал на нас поверх книжки и старался нас рассмешить. Один раз Мэри рассмеялась вслух, а мисс Джейн услышала и вошла. Но Берри быстрый, как молния, - он нырнул под подоконник, и она его не увидела. Это было так смешно!
        - Кто это - мисс Джейн? - спросила Кейти.
        - Отвратительнейшая особа. Она племянница миссис Флоренс и помолвлена с каким-то миссионером. Миссис Флоренс держит ее нарочно, чтобы шпионить за нами, девочками, и докладывать ей всякий раз, когда мы нарушаем правила. Ох эти правила! Вот подождите, вы их тоже прочитаете. Они висят на двери в каждой комнате - тридцать три правила, и просто невозможно их не нарушить, как ни старайся.
        - Что за правила? Какого рода правила? - воскликнули Кейти и Кловер в один голос.
        - Ох! Насчет того, чтобы вовремя читать молитву и отгибать матрас для проветривания, прежде чем идти к завтраку, и не разговаривать в коридоре или в те часы, которые отведены для самостоятельных занятий, и вешать полотенце на свой крючок в умывальной, и все такое.
        - В умывальной? Что это значит? - спросила Кейти в ужасе.
        - Умывальная в Квакер-коридоре, в самом начале. Все девочки там умываются; только по субботам нас водят в баню. У каждой есть свой таз, мыльница и крючок для полотенца. А что? Почему ты делаешь такие большие глаза?
        - Никогда ничего отвратительнее не слышала! - воскликнула Кейти, когда к ней вернулся голос. - Неужели ты хочешь сказать, что у девочек нет умывальников в их комнатах?
        - Ты к этому привыкнешь. Все привыкают, - ответила Лили.
        - Я не хочу к этому привыкать, - заявила Кейти, решив сразу обратиться к папе, но папа ушел в вагон для курящих, и ей пришлось подождать. Тем временем Лили продолжала болтать.
        - Если вам дадут комнату в конце Квакер-коридора, вы увидите все интересное, что бывает, когда приходит время выпуска в колледже. Миссис Сирлс дает большой бал в своем доме, и вы сможете сидеть у окна и видеть людей и стол, накрытый к ужину, как если бы сами были там. Прошлым летом Берри и Эльфус Секомб взяли кучу пирожных и конфет со стола, вышли во двор и бросали все это одно за другим Розе Ред и ее подруге по комнате. Хотя у них была даже и не последняя, а предпоследняя в ряду комната.
        - Роза Ред![7 - Ред - по-английски «красный».] Какое смешное имя! - заметила Кловер.
        - Ее настоящее имя - Розамонда Реддинг, но девочки зовут ее Роза Ред. Она величайшая чаровница во всей школе, не то чтобы красивая, понимаете, но уморительная и прелестная. И она вечно попадает в самые ужасные истории. Миссис Флоренс уже давным-давно исключила бы ее из школы, если бы она не была всеобщей любимицей и к тому же дочкой мистера Реддинга. Понимаете, он член конгресса и все такое, и миссис Флоренс гордится тем, что Роза учится в ее школе… Берри Сирлс такой смешной! - продолжила Лили. - Его мать - кошмарная старуха и вечно ему надоедает. Иногда у него собирается компания приятелей, и они играют в карты, а мы видим, как она движется по дому со свечой, а когда дойдет до его двери, то пробует открыть, а потом стучит и кричит: «Эбернези, сынок!» И все его приятели суют карты в карманы, а бутылки под стол, в один миг вынимают книжки и словари, и, когда Берри открывает дверь, все они усердно занимаются. И у миссис Сирлс бывает такой разочарованный вид! А однажды вечером я думала, просто умру от смеха. Мы с Мэри Эндрюс так хохотали.
        Я совершенно уверена, что, если бы доктор Карр присутствовал при этом разговоре, он вышел бы из поезда на следующей же станции и забрал своих девочек назад, в Бернет. Но он вернулся из вагона для курящих уже тогда, когда все истории о Берри были исчерпаны и Лили снова заговорила о миссис Флоренс.
        - Она совсем как королева, понимаете. Все прислушиваются к ее словам. Она высокая и всегда красиво одета. И глаза у нее прелестные, но, когда она рассердится, становятся просто ужасными. Роза Ред говорит, что предпочла бы встретиться с разъяренным быком, чем с миссис Флоренс, когда та в гневе. А Розе лучше знать, потому что она получила больше выговоров, чем любая другая девочка в школе.
        - А сколько в школе девочек? - спросил доктор Карр.
        - В прошлом семестре было сорок восемь. А сколько будет в этом - не знаю. Говорят, что миссис Флоренс собирается уходить. А это именно из-за нее все хотят учиться в этой школе.
        Все это время поезд продвигался к северу, и с каждой милей местность становилась все красивее. Весна еще не совсем вступила в свои права, но уже зеленела травка, а раскрывающиеся почки деревьев придавали лесам такой вид, словно на них опустилась нежная зеленоватая дымка. Дорога везде шла вдоль реки, которая то и дело изгибалась и петляла. Горизонт закрывали ряды голубоватых гор, и то тут, то там поднималась какая-нибудь ближе расположенная гора. Воздух был прохладным и полным бодрящего аромата, который девочкам с Запада никогда не приходилось вкушать прежде. Кейти казалось, будто она пьет шипучий напиток. Она и Кловер бросались от окна к окну с такими восторженными восклицаниями, что Лили была удивлена.
        - Не понимаю, чем тут восхищаться, - заметила она. - Это всего лишь Дирфилд. Довольно маленький городок.
        - Но какой красивый! И как уютно устроился он среди гор! Горы - прелесть, правда, Кловер?
        - Эти горы - ерунда. Вот видели бы вы горы Уайт-Маунтинс, - сказала опытная путешественница Лили. - Мы с мамой провели там три недели в прошлые каникулы. Там было совершенно замечательно.
        После обеда Кейти отвела папу на заднее сиденье и там призналась ему в своих огорчениях относительно умывальников.
        - Папа, разве это не отвратительно? Тетя Иззи всегда говорила, что истинная леди должна обтираться губкой по утрам, но как можно это осуществить, если находишься в одной комнате с сорока восьмью другими девочками? Не знаю, что мы будем делать.
        - Я думаю, мы все устроим; не огорчайся, дорогая, - ответил доктор Карр. И Кейти была удовлетворена, так как, если папа брался за дело, все всегда было в порядке.
        Когда они добрались до последней остановки, был почти вечер.
        - Еще две мили в дилижансе - и мы в нашем противном Монастыре, - сказала Лили. - Фу! Посмотрите на этот снег. Здесь тает гораздо позже, чем дома. Терпеть не могу эту станцию! Я буду ужасно тосковать по дому; знаю, что буду.
        Но в этот момент она заметила дилижанс, стоявший на посадке, и настроение ее изменилось, так как там было полно девочек, которые прибыли на станцию другим поездом.
        - Ура! Вон Мэри Эдвардс и Мэри Силвер, - воскликнула она, - и, смотрите-ка, Роза Ред! О, драгоценная моя! Как поживаешь? - И, вскарабкавшись на подножку дилижанса, она бросилась к девочке с вьющимися волосами и розовым лукавым лицом и принялась пылко ее целовать. Роза Ред, похоже, не пришла в такой же восторг.
        - А, Лили, как поживаешь? - сказала она и затем продолжила разговор с девочкой, сидевшей рядом с ней, чью руку она держала. Лили тем временем двинулась вдоль скамьи, целуя других и получая ответные поцелуи. Она не представила Кейти и Кловер другим девочкам, а так как папа сидел снаружи на козлах рядом с кучером, девочки почувствовали себя очень одиноко и непривычно. Все остальные весело болтали и, очевидно, были хорошо знакомы друг с другом. Лишь Кейти и Кловер оставались вне общего разговора.
        Кловер наблюдала за Розой Ред, чье лицо ей понравилось. Оно наводило на мысль о пунцовой гвоздике или о ярком цветке шиповника с дерзко торчащими из-под него бурыми листиками. Что бы она ни сказала, что бы ни сделала, все, казалось, было полно ее собственного, особого аромата. Ее глаза, голубые и не очень большие, сверкали весельем и озорством. Ее щеки были круглыми и пухлыми, как у ребенка, и, когда она смеялась, на них появлялись две ямочки, вызывавшие желание засмеяться вместе с ней. Стройная белая шейка, словно стебель цветка, поддерживала эту хорошенькую головку, и вся она была как цветок, если не считать того, что цветы не говорят, а она болтала не переставая. Все, что она говорила, вероятно, было очень забавным, так как девочки, окружавшие ее, то и дело принимались хохотать, но Кловер могла уловить лишь отдельные слова среди шума, который производил движущийся дилижанс.
        Вдруг Роза Ред наклонилась вперед и коснулась руки Кловер.
        - Как тебя зовут? - спросила она. - У тебя глаза, как у моей сестры. Ты едешь в Наш Монастырь?
        - Да, - кивнула Кловер, улыбаясь в ответ. - Меня зовут Кловер - Кловер Карр.
        - Какое миленькое имя! Именно такое тебе подходит!
        - Так же как и тебе - Роза Ред, - смущенно сказала Кловер.
        - Такое смешное имя! - возразила Роза Ред, пытаясь сделать вид, что надувает губки. В этот момент дилижанс остановился.
        - Что такое? Кто выходит у гостиницы? - хором закричали девочки.
        - Я, - ответил доктор Карр, просунув голову в дверь с улыбкой, пленившей всех девочек. - Кейти, Кловер, выходите. Я решил, что вы пойдете в школу только завтра.
        - Вот это да! Мне бы такого папу! - воскликнула Роза Ред.
        Дилижанс снова тронулся в путь.
        - Кто эти девочки? Как их зовут? - закричали все. - Какие милые!
        - Это мои дальние родственницы, они приехали с Запада, - ответила Лили, которая теперь, когда заметила, что доктор Карр произвел на всех приятное впечатление, была не прочь признаться в родстве.
        - Почему же тогда ты их не представила? Как это на тебя похоже, Лили Пейдж! - вставила Роза Ред с негодованием. - У них был такой несчастный вид, что мне захотелось их обеих приласкать и погладить. У младшей такие чудесные глаза!
        Тем временем Кейти и Кловер вошли в гостиницу, очень довольные отсрочкой и возможностью провести еще один тихий вечер наедине с папой. Им нужно было привести в порядок свои мысли и восстановить силы после всей суматохи этого дня и необычных рассказов Лили. Было очевидно, что Монастырь совсем не таков, каким они ожидали найти его, но также очевидно было и другое - скучно там не будет! Одна Роза Ред, без всякой посторонней помощи, уже могла это обеспечить.
        Глава 4
        «Наш Монастырь»
        Ночь показалась короткой, так как утомленные путешествием девочки спали как сурки. Около семи часов Кейти разбудил стук, и, открыв глаза, она увидела Кловер, стоящую у окна и выглядывающую в щель между приоткрытыми ставнями. Услышав, что Кейти зашевелилась, Кловер воскликнула:
        - Иди скорей сюда! Так интересно! Я вижу колледж, церковь и, как я думаю, Монастырь, только я не совсем уверена, потому что все дома так похожи.
        Кейти вскочила и подбежала к окну. Гостиница стояла возле сквера. Он был обнесен выкрашенной в свинцово-серый цвет оградой, гравиевые дорожки шли через него по диагонали. Напротив гостиницы, по другую сторону сквера, тянулся длинный ряд красных домов, в котором виднелись два коричневых здания с куполами, - все это, очевидно, принадлежало колледжу. А большое серое здание со шпилем, вероятно, было церковью. Но догадаться, какой из множества белых с зелеными ставнями домов, расположившихся с двух других сторон от сквера, был Монастырем, девочки не могли. Кловер предполагала, что это тот, рядом с которым находится сад, но Кейти так не думала, потому что Лили ничего не говорила ни о каком саде. Они спорили так долго, что звонок к завтраку прозвучал неожиданно для них и пришлось одеваться второпях, чтобы не заставлять папу ждать.
        После завтрака доктор Карр велел им надеть шляпы и сказал, что они пойдут с ним в школу. Кловер взяла папу под руку с одной стороны, Кейти с другой, и все трое прошли за свинцово-серую ограду и затем по одной из диагональных дорожек, ведущих через сквер.
        - Вот и школа, - сказал доктор Карр, указывая на один из домов.
        - Совсем не тот, что ты выбрала, Кловер, - заметила Кейти.
        - Не тот, - ответила Кловер, немного разочарованная. Дом, на который указал папа, был далеко не так хорош, как тот, который выбрала она.
        Это было высокое узкое здание со слуховыми окнами в крыше и квадратным портиком с выбеленными колоннами. Возле колонн было нагромождено множество дорожных сундуков. Сверху доносились звуки голосов. Когда ворота повернулись на петлях, из окон верхнего этажа высунулось несколько голов, а когда открылась дверь, появилось еще больше голов, глядевших вниз через балюстраду лестничной площадки второго этажа.
        Гостиная, куда провели доктора Карра, Кейти и Кловер, была обставлена массивной старомодной мебелью. Диван и стулья, обитые черной волосяной тканью, стояли у самой стены. На столе лежало несколько книг - они лежали по две, одна на другой, и каждая верхняя строго под прямым углом к каждой нижней. В камине стоял пук сухой травы. Картин не было, кроме одного написанного маслом портрета, изображавшего неприятного старого господина в парике и в очках, который сидел величественно, заложив палец в полуоткрытую Библию. В целом комната не была веселой, рассчитанной на то, чтобы подбодрить вновь прибывших, и Кейти, которую длительное заточение в четырех стенах сделало очень чувствительной к виду помещений, невольно придвинулась ближе к папе, когда они вошли в эту гостиную.
        Навстречу им поднялись две дамы. Одна, высокая, величественная, была миссис Флоренс, директриса. Другую она представила так:
        - Моя заместительница, миссис Нипсон.
        Миссис Нипсон была невысокой. У нее было круглое лицо, узкие губы и полузакрытые серые глаза.
        - Миссис Нипсон руководит школой вместе со мной, - объяснила миссис Флоренс. - Когда я оставлю должность, она полностью примет на себя управление делами.
        - И скоро это произойдет? - спросил доктор Карр, удивленный и не очень довольный тем, что учительница, о которой он столько слышал и на попечение которой предполагал оставить своих дочерей, собирается уступить свое место незнакомке.
        - Срок еще не назначен, - ответила миссис Флоренс. Затем она изменила тему разговора, вежливо, но так решительно, что у доктора Карра не было никакой возможности продолжить расспросы. Она говорила о занятиях в школе, о том, какие предметы предстоит изучать Кейти и Кловер. Наконец она предложила отвести девочек наверх, чтобы показать отведенную им комнату. Она сказала, что папа может пойти вместе с ними.
        - Лили Пейдж сказала мне, что она ваша кузина, и, я полагаю, она уже описала вам устройство нашего здания, - заметила она, обращаясь к Кейти. - Комната, которую я предназначила для вас, находится в задней части дома - в Квакер-коридоре, как называют его девочки. - При этих словах она улыбнулась, и Кейти, впервые встретившись с ней глазами, поняла, что Лили была права: миссис Флоренс действительно была в известном смысле «королевой».
        Они прошли наверх. Несколько девочек, смотревших вниз через перила лестницы, поспешили прочь при их приближении. Миссис Флоренс покачала головой им вслед.
        - В первый день занятий всегда такие вольности, - заметила она, направляясь к двери в конце не покрытой ковром лестничной площадки, откуда, спустившись на несколько ступенек, они вошли в квадратную комнату, где с трех сторон висели полки с тазами и кувшинами. Сверху на крючках висели полотенца. Кейти догадалась, что это была та самая умывальная, которой она так боялась.
        - Наша умывальная, - заметила миссис Флоренс любезно. За умывальной шел очень длинный коридор; свет проникал в него через расположенные по концам окна. Двери с обеих сторон были пронумерованы - 1, 2, 3 и так далее. Некоторые из дверей были полуоткрыты, и, проходя мимо, Кейти и Кловер мельком видели девочек, открытые сундуки, кровати, заваленные вещами. У двери с номером 6 миссис Флоренс остановилась.
        - Вот комната, которую я предполагаю дать вам, - сказала она.
        Кейти и Кловер с любопытством огляделись. Комната была маленькая, но в окно весело светило солнце. Кленовая кровать, стол, пара стульев, полка с книжками - вот и все, если не считать того, что в стену были вделаны выдвижные ящики с черными ручками, а над ящиками - дверки буфета.
        - Это вместо комода, для вашей одежды, - объяснила миссис Флоренс, выдвигая один из ящиков. - Надеюсь, когда вы устроитесь, вам будет удобно. Комнаты маленькие, но молодым и не нужно так много места, как людям более старшего возраста. Впрочем, ваша старшая дочь, доктор Карр, выглядит гораздо более взрослой, чем я ожидала. Сколько вы сказали ей лет?
        - Исполнилось шестнадцать; но она так долго не покидала своей комнаты по причине болезни, о которой я вам писал, что, возможно, вы найдете ее в некоторых отношениях заметно отставшей от других девочек. И кстати, в связи с этим, - папа проявил большую находчивость, - я очень хочу, чтобы и в школе она придерживалась той системы, к которой была приучена дома, - среди прочего это обтирание холодной водой каждое утро. И так как я вижу, что спальни не оборудованы умывальниками, я прошу вашего позволения купить один для моих девочек. Не будете ли вы добры посоветовать, где мне лучше присмотреть умывальник? - Просьба доктора Карра была отнюдь не приятна миссис Флоренс, но возразить ей было нечего. Она назвала магазин. Сердце Кейти радостно забилось. Она подумала, что с умывальником комната номер 6 может оказаться очень удобной. Даже голые стены и простота обстановки имели в себе какое-то очарование новизны. Было и нечто занимательное в мысли о целом доме, полном девочек.
        Осмотрев комнату, они не задержались в школе, а отправились за покупками. Магазинов в Хиллсовере было мало, и находились они на большом расстоянии друг от друга; но папа и девочки все-таки нашли маленький аккуратный кленовый умывальник и кресло-качалку, и еще папа купил низкий удобный стул со спинкой из реечек и подушкой - для Кейти.
        - Никогда не сиди за уроками подолгу, чтобы не заболела спина, - сказал он ей. - Если устанешь, полежи на спине полчаса. Это по моему указанию - объясни миссис Флоренс.
        - Или миссис Нипсон, - невесело рассмеялась Кейти. Миссис Нипсон ей не понравилась, и перспектива ухода из школы миссис Флоренс ее совсем не радовала.
        Затем они второпях пообедали в гостинице, и пришло время доктору Карру уезжать. Все вместе они пешком дошли до школы и простились на пороге. Девочки не плакали, но прильнули к папе и вложили столько чувства в прощальные поцелуи, сколько не выразят и полдюжины отчаянных приступов плача. Лили, вероятно, сочла бы их бессердечными, но папа - нет; папа лучше разбирался в этом.
        - Вот и славно, мои девочки! - сказал он. Потом он поцеловал их еще раз и торопливо ушел. Может быть, он не хотел, чтобы они заметили, что его глаза тоже затуманены слезами.
        Когда девочки перешагнули порог школы и дверь за ними закрылась, они вдруг осознали, что остались одни среди чужих. Ощущение было не из приятных, и, поднимаясь вверх по лестнице и шагая вдоль Квакер-коридора к комнате номер 6, Кейти и Кловер чувствовали себя одинокими и несчастными.
        - Ага! Значит, вы будете жить в соседней комнате! - произнес веселый голос, когда они поравнялись с комнатой номер 5. Из двери высунулась голова Розы Ред. - Я очень рада, - продолжила она, сердечно пожимая им руки. - Я предполагала, что там поселят кого-то из новеньких, но кого, еще не знала. А среди новых девочек есть такие надутые гусыни… Как вы обе поживаете?
        - Ах! Значит, мы соседи! - воскликнула Кловер, оживляясь.
        - Да. И это весьма благородно с моей стороны не злиться на вас, потому что я сама хотела получить комнату в конце, но миссис Флоренс мне ее не дала. Заходите, я познакомлю вас с моей соседкой по комнате. Конечно, это против правил, но неважно - никто не соблюдает правила в первый день.
        Они вошли. Комната номер 5 была точно такой же, как и номер 6, по форме, размерам, меблировке, но Роза уже распаковала свой сундук и украсила комнату самыми разными мелочами. Стол был завален книжками и коробками, по стенам развешаны хромолитографии, огромная розетка из голубой ленты украшала изголовье кровати, шторы были связаны вместе розовой ленточкой, а в верхней части окна прикреплена гирлянда еловых веток, свежих, с пряным ароматом. Впечатление от комнаты было странным, но радостным, и Кейти и Кловер в один голос воскликнули:
        - Как красиво!
        Соседкой Розы Ред по комнате была бледная застенчивая девочка с полуиспуганным взглядом и маленькими руками, которые она смущенно сплетала, когда двигалась и говорила. Ее звали Мэри Силвер. Мэри и Роза были до того не похожи друг на друга, что Кейти показалось странным их желание поселиться в одной комнате. Позднее причина стала яснее. Роза любила покровительствовать, Мэри - быть под покровительством; Роза - болтать, Мэри - слушать. Мэри явно считала Розу самой интересной особой на свете. Все шутки Розы вызывали у Мэри приступ безудержного смеха, но потом она всякий раз неожиданно умолкала и испуганно прикрывала рот рукой, словно смех был чем-то предосудительным.
        - Только подумай, Мэри, - начала Роза после того, как представила Кейти и Кловер, - эти юные леди получили комнату в конце. Как ты полагаешь, почему миссис Флоренс не дала ее нам? Это очень странно.
        Мэри смущенно засмеялась. Казалось, она могла бы сказать, в чем причина, но не смеет.
        - Ну да ничего, - продолжила Роза, - говорят, испытания - это хорошо для человека. Если уж мы не можем поселиться в той комнате сами, приятно хотя бы то, что там будут жить хорошие люди. Вы ведь хорошие? - обернулась она к Кловер.
        - Очень! - ответила та со смехом.
        - Я так и думала. Я почти всегда могу определить это, не спрашивая. Но, разумеется, лучше получить подтверждение из самого авторитетного источника. Мы будем добрыми друзьями, правда? Посмотрите-ка сюда! - Она вынула один из ящиков стенного шкафа и положила его на кровать. - Видите? Ваши ящики прямо за нашими. И в «час молчания», то есть когда мы должны сидеть тихо и учить уроки, если я вдруг захочу что-нибудь сказать вам, я просто постучу и суну записку в ваш ящик, а вы сможете так же мне ответить. Отлично придумано, а?
        Кловер сказала «да», но Кейти, хоть и засмеялась, отрицательно покачала головой:
        - Не втягивай нас в проказы.
        - О Боже! - воскликнула Роза. - Значит, вы собираетесь быть паиньками - обе? Если так, то сообщите мне эту ужасную новость сразу. Надеюсь, что сумею это пережить! - Она обмахивала себя веером с таким забавным видом, что невозможно было удержаться от смеха. Мэри Силвер тоже засмеялась, но тут же, как всегда неожиданно, умолкла.
        - Вот, возьмем Мэри, - продолжила Роза. - Ее фамилия Силвер[8 - Силвер - по-английски «серебро».], но она - чистое золото! Она - Образец! Это тяжкое испытание для меня - жить в одной комнате с Образцом. Но если еще несколько Образцов поселится рядом - уж лучше скажите честно и сразу, и я упакую вещи и переселюсь к грешницам на Чердак. Впрочем, вы не похожи на Образцов. Ты особенно, - кивнула она в сторону Кловер. - У тебя глаза как фиалки. Но такие же у Сильвии, - это моя сестра, - она величайшая чаровница в Массачусетсе. Глаза ужасно обманчивы. Что же касается тебя, - обратилась она к Кейти, - то ты такая высокая, что я не могу охватить тебя целиком, но те части, что я вижу, ничуточки не пугают.
        Роза говорила все это, сидя на подоконнике. Вдруг наклонившись, она, очаровательно краснея, раскланялась с кем-то во дворе. Кейти взглянула вниз и увидела красивого молодого человека, надевающего шляпу, которую он, вероятно, перед этим приподнял.
        - Это Берри Сирлс, - сказала Роза. - Он сын ректора и всегда ходит через двор в свою комнату. Вон его окно - с красной шторой. Оно прямо напротив вашего окна - неужели не видите?
        - Ах вот что! - воскликнула Кейти, вспомнив, что рассказывала в поезде Лили. - Значит, это и была причина… - Она умолкла, испугавшись, что оказалась груба.
        - Причина, по которой мы хотели получить комнату номер шесть? - спросила Роза с невозмутимым видом. - Гм, не знаю. Мне не приходило в голову взглянуть на дело в таком свете. Мэри! - воскликнула она неожиданно суровым тоном. - Неужели это Берри Сирлс был у тебя на уме, когда ты так упорствовала в своем желании получить ту комнату?
        - Роза! Как ты можешь такое говорить? Ты же знаешь, что я никогда ни о чем таком не думала, - запротестовала бедная Мэри.
        - Надеюсь, что так. Иначе я сочла бы моим долгом поговорить об этом с миссис Флоренс, - продолжила Роза важным и предостерегающим тоном. - Я считаю себя ответственной за тебя и за твою нравственность, Мэри. Но давайте оставим эту неприятную тему. - Несколько мгновений она очень серьезно смотрела на трех девочек. Потом губы ее дрогнули, на щеках появились неотразимые ямочки и, снова упав на стул у окна, она разразилась смехом. - О, Мэри, ну что ты за глупышка! Когда-нибудь ты меня окончательно уморишь! Боже мой, как я себя веду! Просто возмутительно. Но я не хотела - я собираюсь быть по-настоящему хорошей в этом семестре. Я обещала это маме. Прошу вас, забудьте об этом и не сердитесь на меня, и заходите еще, - добавила она задабривающе, когда Кейти и Кловер поднялись, чтобы уйти.
        - Разумеется, - ответила Кейти. Что же до благоразумной Кловер, она уже была отчаянно влюблена в Розу в самый первый день!
        Через несколько часов усердной работы комната номер шесть была приведена в порядок и казалась совсем другим местом. На столе и умывальнике лежали полотенца с каемками. Фотография доктора Карра и несколько красивых цветных литографий украшали стены, возле окна стояли кресло-качалка и низкое рабочее кресло, на сундуки были надеты чехлы из мебельного ситца, специально сшитые для этой цели старой Мэри. На подоконнике стояла ваза кузины Элен; Кейти привезла ее с собой, заботливо упаковав среди одежды.
        - Вот так, - сказала она, связывая шторы лентой в подражание Розе Ред, - а когда у нас в вазе появится букетик полевых цветов, все будет как нужно.
        Стук в дверь. Вошла Роза.
        - Вы устроились? - спросила она. - Можно зайти поглядеть? Как красиво! - воскликнула она, оглядевшись. - Интересно, как в один миг можно понять, что за девочка перед вами, стоит только посмотреть на ее комнату! И я знаю, что вы всю жизнь были аккуратные, хозяйственные и со вкусом. А вы сразу поймете, что я - Мэдж Уайлдфайр[9 - Мэдж Уайлдфайр (букв. «блуждающий огонек») - безумная девушка, персонаж романа «Эдинбургская темница» (1818) английского писателя В. Скотта (1771 -1832).], Эллен Грей - святая, Салли Сатерли - вертушка, а Лили Пейдж - притворщица и мямля… ах, я забыла! Она ваша кузина, да? Как я невежлива! - Она улыбнулась Кловер, и та не могла удержаться от ответной улыбки. - Вот это да! - продолжила Роза. - Умывальник! Где вы его взяли?
        - Папа купил, - объяснила Кейти. - Он попросил разрешения у миссис Флоренс.
        - Как это мило с его стороны! Сейчас же напишу моему папе, чтобы он тоже попросил разрешения.
        Так она и поступила. В результате в школе возникла мода на умывальники, и столько пап «попросило разрешения», что миссис Флоренс сочла необходимым отказаться от общей умывальной и ввести умывальники во всем доме. Просьба Кейти оказалась началом перемен. И я не думаю, что это обстоятельство расположило руководительниц школы в ее пользу.
        - Кстати, где Лили? - спросила Кейти. - Я ее не видела сегодня.
        - Хочешь знать? Могу тебе сказать. Она сидит на кончике одного стула, ноги поставила на подножку другого, а голова ее на плече у соседки по комнате (которой до смерти хочется уйти, чтобы разобрать вещи в своих ящиках комода), и Лили плачет…
        - Откуда ты знаешь? Ты ходила наверх и видела ее?
        - Нет, я ее не видела. В этом нет необходимости. Я уже видела ее в прошлом семестре и в позапрошлом. Она всегда проводит так свой первый день в школе. Хотите сами убедиться? Пойдемте со мной наверх.
        Кейти и Кловер, которых очень позабавило описание, сделанное Розой, последовали за ней по лестнице. И точно: Лили сидела именно так, как предсказывала Роза. Лицо ее распухло от слез. Когда она увидела девочек, рыдания усилились.
        - Разве это не ужасно? - вопрошала она. - Я умру; я знаю, что умру. О! Зачем папа заставил меня ехать сюда?
        - Слушай, Лили, не будь дурой, - сказала Роза без всякого сочувствия.
        Затем она села на пол и принялась строить самые нелепые рожи, подмигивая и прищелкивая пальцами вокруг головы «Ниобеи»[10 - Ниобея - в греческой мифологии жена фиванского царя, мать четырнадцати детей, которую за насмешку над богиней Лето, имевшей лишь одного сына, Аполлона, и одну дочь, Артемиду, Зевс лишил всех детей и превратил в скалу, источающую слезы.], как она назвала Лили; все остальные девочки расхохотались, сама «Ниобея», хоть и пожимала плечами с обиженным видом и говорила: «Что за глупости!», была принуждена сдаться: сначала она улыбнулась, потом рассмеялась и наконец объявила, что ей стало легче.
        - Ну и отлично, Ниобея, - сказала Роза. - Теперь умойся и приготовься идти к ужину. Скоро будет звонок. А ты, Энни, вполне успеешь привести в порядок свои ящики, - добавила она, лукаво подмигнув. Энни убежала со смехом, который тщетно пыталась подавить.
        - Бессердечная! - воскликнула Лили. - Я думаю, Роза, ты каменная, у тебя нет ни капли чувства. И у тебя, Кейти, тоже. Ты ни слезинки не пролила.
        - Дано: снаружи - нос, красный, как свекла, - продолжила противная Роза. - Спрашивается: высока ли температура сердца внутри, и vice versa[11 - Наоборот (лат.).]?
        Звонок к ужину прозвучал как раз вовремя и предотвратил новый поток слез Лили. Она сердито и торопливо расчесала волосы, и все поспешили вниз не по главной, а по боковой лестнице; по ней, в соответствии со школьными правилами, как объяснила Роза, всегда должны были спускаться девочки. Столовая была небольшая, за столом хватало места только для части девочек, так что приходилось устанавливать очередность: те, что одну неделю ели первыми, в следующую уступали это право другим.
        Миссис Нипсон сидела за чайным прибором, рядом с ней миссис Флоренс. За другим концом длинного стола сидела сурового вида особа, которую Лили шепотом представила как «эту противную мисс Джейн». Еда была очень скромная - чай, хлеб с маслом и вяленое мясо. Ели в молчании, девочкам не разрешалось говорить, они могли лишь попросить то, что им было нужно. Однако Роза Ред, сидевшая рядом с миссис Флоренс, разговаривала с ней и даже раз-другой осмелилась немного пошутить, чем вызвала у Кловер восхищение и изумление. Остальные не говорили ничего, кроме «масло, пожалуйста» или «передайте хлеб». Когда после этой унылой трапезы все они потянулись наверх, их встретили шеренги голодных девочек, ожидавших своей очереди спуститься в столовую и шептавших: «Как вы долго! А что к чаю?»
        Вечер прошел за составлением списков классов и расписания, с указанием помещений и часов занятий. Кейти была рада, когда пришло время ложиться спать. Этот день, со всеми его новыми впечатлениями и незнакомыми лицами, показался Кейти запутанным сном. Они с Кловер разделись очень тихо. Днем они прочитали среди правил, вывешенных на двери комнаты, такое: «Всякое общение между соседями по комнате после звонка ко сну строго запрещено». Тогда им показалось, что соблюдать это правило несложно. И только после того как задули свечу, Кловер решилась шепнуть - очень-очень тихо, так как кто знает, не подслушивает ли у двери мисс Джейн?
        - Ты думаешь, тебе здесь понравится?
        И Кейти таким же осторожным шепотом ответила:
        - Я не совсем уверена.
        Так кончился первый день в Монастыре.
        Глава 5
        Розы и шипы
        - Что это? Что случилось? - воскликнула Кловер, резко приподнимаясь в постели на следующее утро, когда пронзительный металлический звук неожиданно пробудил ее от крепкого сна. Но это был всего лишь звонок побудки, звучавший в конце Квакер-коридора.
        Кейти поднесла свои часы к тусклому свету, лившемуся в окно. Она едва могла видеть стрелки. Да, часы показывали шесть. Это в самом деле было утро! Кейти и Кловер вскочили и начали одеваться, как могли быстро.
        - У нас только полчаса, - сказала Кловер, сняв с гвоздя правила и поднося их поближе к окну, - полчаса, а тут сказано, что мы должны отогнуть матрасы, расправить простыни под валиками и провести пять минут в безмолвной молитве! Нам придется спешить, чтобы все это сделать, да еще и успеть одеться!
        Нелегко быть проворным, когда спешишь. Все словно ополчается против тебя. Пальцы становятся деревянными, платья не застегиваются, булавки не держатся. Даже при всей спешке Кейти и Кловер едва успели одеться, когда прозвучал второй звонок. Когда они торопливо спускались по лестнице, - Кейти, закалывая булавку на груди, а Кловер, пристегивая манжеты, - к ним присоединились другие девочки, некоторые полусонные, некоторые полуодетые; все зевали, терли глаза и жаловались, что приходится вставать так рано.
        - Разве это не отвратительно? - простонала Лили Пейдж, спеша мимо без воротничка и с волосами, кое-как заправленными под сетку. - Дома я никогда не встаю раньше девяти. Мама оставляет для меня завтрак. Она говорит, что я должна высыпаться, пока есть такая возможность.
        - Ты, похоже, не совсем проснулась, - заметила Кловер.
        - Да, потому что не умылась. Я часто не успеваю умыться до завтрака. Этот противный матрас нужно проветрить, и когда я просплю, то просто переворачиваю его первым делом, а потом кое-как натягиваю на себя одежду. Только бы не получить замечания!
        После молитвы и завтрака у девочек было полчаса на то, чтобы привести в порядок свои спальни, и можно было надеяться, что Лили найдет время умыться. После уборки начинались уроки и продолжались до часа дня. За этим следовал обед и час отдыха, а затем звонок возвещал наступление «часа молчания», когда девочки сидели с учебниками в своих спальнях и им не разрешалось разговаривать между собой. После этого была прогулка.
        - С кем ты собираешься гулять? - спросила Роза Ред, встретив в коридоре Кловер.
        - Не знаю; наверное, с Кейти.
        - Вот как! Значит, вы любите друг друга, да? Знаешь, вы первые такие из всех сестер в школе, каких я знаю! Как правило, сестры ужасно ссорятся. Вот сестры Стирнс, которые были здесь в прошлом семестре, почти не разговаривали друг с другом. Они даже не жили в одной комнате, и Сара Стирнс вечно наговаривала на Сью, а Сью на Сару.
        - Как это гадко! Я никогда не слышала о таких подлостях! - в негодовании воскликнула Кловер. - Я не стала бы сплетничать про Кейти, даже если бы мы очень поссорились. Впрочем, мы никогда и не ссоримся. Кейти такая милая.
        - Должно быть, так оно и есть, - сказала Роза не без сомнения, - но знаешь, я ее как-то побаиваюсь. Наверное, потому, что она такая высокая. Высокие люди всегда меня пугают. И к тому же у нее такой серьезный и взрослый вид! Только не говори ей о том, что я сказала, потому что я хочу ей понравиться.
        - Ничуточки она не серьезная и не взрослая! Она самая веселая на свете. Подожди, вот познакомишься с ней поближе!.. - ответила верная Кловер.
        - Я бы что угодно дала, лишь бы гулять с тобой хотя бы часть этого семестра, - продолжала Роза, обняв Кловер за талию. - Но понимаешь, к несчастью, я уже договорилась с другими заранее и на весь срок. Мы, старые ученицы, все так делаем. Эту неделю и следующую я гуляю с Мэй Мэйзер, месяц - с Эстер Дирборн, потом две недели с Лили Пейдж, а все остальное время с Мэри. Не знаю, почему я обещала Лили гулять с ней. Я совсем этого не хочу. Я попросила бы Мэри освободить меня от данного обещания, только, боюсь, ей будет неприятно. Слушай, может, договоримся прямо сейчас, что будем гулять вместе всю первую половину следующего семестра.
        - Но это будет только в октябре! - сказала Кловер.
        - Я знаю, но приятно приготовиться заранее. Так ты согласна?
        - Конечно, но при условии, что Кейти тоже найдет какую-нибудь девочку, с которой ей будет приятно гулять, - ответила Кловер, весьма польщенная предложением пользующейся таким успехом Розы. Вместе они побежали вниз и заняли свои места в длинной процессии девочек, парами отправлявшихся на прогулку. Впереди шла мисс Джейн, а мисс Марш, другая учительница, замыкала шествие. Роза Ред шепнула, что все это похоже на сочетание похоронной процессии с караваном - «мрачные катафалки по обоим концам и строптивые животные посредине».
        Дорога вела через лесок; предстояло пройти милю туда и милю обратно. Запрещалось останавливаться, нарушать строй или позволять себе иные вольности, которые обычно и делают прогулку приятной. Все же Кейти и Кловер были рады. В воздухе пахло весной, леса начинали хорошеть. Девочки даже нашли маленькое земляничное деревце, которое цвело в солнечной долинке. Прямо перед ними шла Лили и развлекала их рассказами о других девочках, указывая на них в растянувшейся процессии. Это Эстер Дирборн - подружка Розы Ред. Красивая, правда? Но ужасно язвительная. Следом за ней - Эми Элсоп и Эллен Грей. Они всегда ходят вместе, потому что очень дружат. Да, они довольно милые, только до отвращения хорошие. Эми не получила ни одного замечания за весь прошлый семестр! Эта малявка с косичками - Белла Аркрайт. С чего это Кейти пришло в голову про нее спрашивать? Это препротивная девчонка.
        - Она такого же роста, как Элси, - ответила Кейти. - А кто та красивая девочка с розовой бархатной лентой на шляпе?
        - Скажите на милость! Вы думаете, она красивая? Я так не думаю. Ее зовут Луиза Эгнью. Она живет в Ашборне - довольно близко от нас, но мы с ними не общаемся. Ее семья не принадлежит к хорошему обществу.
        - Как жаль! Она такая милая, истинная леди.
        Лили вскинула голову.
        - Довольно заурядное семейство. Живут в малюсеньком домике, а ее папа рисует портреты.
        - Но, я думаю, это замечательно. Она когда-нибудь брала тебя с собой посмотреть его картины?
        - Брала меня! - негодующе воскликнула Лили. - Еще бы она попробовала! Я же говорю, мы не встречаемся. Я говорю с ней, только когда мы здесь, а дома я ее никогда не вижу.
        - Вперед, вперед! Почему вы остановились? - крикнула мисс Джейн.
        - Да-да, вперед, - пробормотала сзади Роза Ред. - Вы слышали приказ полицейского Икс.
        После прогулки и до ужина опять был «отдых». Лили воспользовалась этим временем, чтобы посетить комнату номер 6. Прежде чем сблизиться с кузинами, ей хотелось посмотреть как их примут в школе; но теперь, когда Роза Ред отозвалась о них благосклонно, Лили была готова вступить в дружеские отношения.
        - Какая прелесть! - сказала она, глядя вокруг. - Вы все-таки получили комнату в конце? Теперь замечательно будете проводить время! Как хорошо вам видно окно Берри Сирлса! Он уже с вами говорил?
        - Говорил с нами? Конечно, нет! С какой стати? - ответила Кейти. - Он не знает нас, мы не знаем его.
        - Пустяки, половина девочек в школе кланяется, разговаривает и флиртует с молодыми людьми, которых не знает. А так у вас не будет никаких развлечений, если будете слишком разборчивы.
        - Я не желаю такого рода развлечений, - выразительно ответила Кейти. - И Кловер тоже. Не понимаю, как могут эти девочки так себя вести. Это совершенно не подобает истинной леди.
        Кейти очень любила выржение «истинная леди». Она всегда произносила его с особым ударением. Для нее оно каким-то образом было связано с кузиной Элен и означало все хорошее, изящное, милое.
        - Скажите на милость! Я и понятия не имела, что ты такая правильная! - Лили надула губы. - Мама говорила, что ты важная и чопорная, как старушка, но я и не предполагала…
        - Какие злые слова! - вмешалась Кловер, загоравшаяся гневом при всяком оскорблении, наносимом Кейти. - Важная и чопорная! Ничего подобного! Кейти куда веселее, чем все твои остальные девочки, но ее развлечения - хорошие развлечения, не то что эта гадость со студентами. И лучше бы твоя мама не говорила такого.
        - Я не… она не… я не совсем это хотела сказать, - забормотала Лили, испуганная полным негодования взглядом Кловер. - Все, что я хотела сказать, это что Кейти ужасно достойная и нам, плохим девочкам, нужно брать с нее пример. Так что сердиться ни к чему, Кловер. Я убеждена, что это очень хорошо быть правильной и подавать всем пример!
        - Я не собираюсь никого поучать, - отозвалась Кейти, - и я не думала ни о каком примере. Но, право же, Лили, разве твоя мама и мамы всех этих девочек не пришли бы в ужас, если бы узнали о ваших поступках!
        - Да уж, воображаю! Мама меня убила бы. Ни за что на свете я не хотела бы, чтобы она узнала о моем поведении!
        В этот момент Роза выдвинула ящик в стене и попросила Кловер зайти к ней на минутку. Лили воспользовалась ее отсутствием и сказала:
        - Я пришла нарочно для того, чтобы пригласить тебя, Кейти, гулять со мной следующие четыре недели. Согласна?
        - Спасибо, но я обещала гулять с Кловер.
        - С Кловер! Но она твоя сестра, ты можешь отказаться.
        - Я не хочу отказываться. Мы с Кловер очень любим ходить вместе.
        Лили взглянула на нее с удивлением.
        - Я такого еще не слышала, - сказала она. - Вы очень романтичные. Девочки будут звать вас «неразлучницы».
        - Я не прочь быть неразлучной с Кловер, - засмеялась Кейти.
        Следующим днем была суббота. Формально это был выходной, но на него намечалось столько дел, что вряд ли его можно было назвать таковым. Девочки занимались в гимнастическом зале, чинили свою одежду и приводили в образцовый порядок ящики стенного шкафа, так как во второй половине дня приходила с проверкой мисс Джейн. В субботу писали также письма домой, так что в целом это был самый напряженный день недели.
        Рано утром в Квакер-коридоре появилась мисс Джейн с листками бумаги в руке, по одному из которых она оставляла у каждой двери. На листках был указан час, когда девочкам предстояло идти в баню.
        - Каждая должна нести с собой холщовое полотенце, губку и мыло, - объявила она Кейти. - Вы должны быть на нижней лестничной площадке ровно двадцать пять десятого. За опоздание эаписывается замечание. - Мисс Джейн всегда говорила как машина, резко закрывая рот после каждого предложения.
        - Противная! Хоть бы ее миссионер поскорее приехал и увез ее. Впрочем, я не виню его за то, что он медлит, - заметила Роза Ред из своей двери, строя рожу вслед мисс Джейн, удаляющейся по коридору.
        - Я не поняла, что это за баня, - сказала Кейти. - Она принадлежит школе? Где она находится?
        - Нет, баня не принадлежит школе. Это баня мистера Перрита, и в ней могут мыться все, только по субботам она заказывается для нас, монашек. Вы не заметили ее, когда мы ходили на прогулку? Она находится на той же улице, где и булочная. Мы ходим в баню через парк и мимо дома профессора Секомба, так что нас всю дорогу отлично видно из колледжа, и эти противные мальчишки, конечно же, сидят у окон с биноклями и таращатся на нас. Это просто ужасно! «Холщовое полотенце, губка и мыло» - вот уж действительно! Хотела бы я заставить мисс Джейн съесть все те куски мыла, которые она заставила меня пронести через эту деревню.
        - Что ты, Роза! - запротестовала Мэри Силвер.
        - Да-да, очень хотела бы. А потом и полотенце - на десерт, - ответила неисправимая Роза. - Но ничего! Вот подождите! Мне пришла в голову отличная идея!
        - Что такое? - хором воскликнули Кейти, Кловер и Мэри, но Роза только выпятила губы, приподняла брови, исчезла в своей комнате и закрыла дверь на ключ.
        Мэри Силвер, очутившись перед запертой дверью, села в коридоре, покорно ожидая, когда Роза соизволит открыть дверь. Ждать пришлось до самого отправления в баню. Когда Кейти и Кловер проходили по коридору. Роза выглянула из-за двери и сказала, что сейчас спустится.
        Группа, отправлявшаяся в баню, состояла из восьми девочек и мисс Джейн в качестве сопровождающей. Они были на полпути через сквер, когда мисс Джейн заметила, что все трясутся от еле сдерживаемого смеха и только Роза шагает со скромным и серьезным видом, словно и не подозревая, что есть над чем посмеяться. Мисс Джейн быстро переводила колючий взгляд с одной девочки на другую, потом вдруг остановилась и воскликнула:
        - Розамонда Реддинг! Как вы посмели!
        - В чем дело, мэм? - спросила Роза с невиннейшей миной.
        - Ваше полотенце! Ваша губка! - задыхалась от негодования мисс Джейн.
        - Да, мэм. Все здесь, - ответила дерзкая Роза, приложив руку к своей шляпе. И действительно, к тулье было прикреплено длинное холщовое полотенце, свисавшее сзади в виде вуали, сбоку, в виде большой кокарды, была пришпилена губка, а спереди, аккуратно приколотый к середине черного бархатного банта, являлся взорам кусок розового мыла.
        Мисс Джейн схватила Розу и в мгновение ока сорвала эти украшения.
        - Посмотрим, что скажет миссис Флоренс о таком поведении, - мрачно заметила она и затем, сунув мыло и губку в свой карман, велела Розе идти рядом с ней, словно та была преступницей, взятой под стражу.
        Баня была очень чистая, с восьмью маленькими кабинками, хорошо обеспеченными горячей и холодной водой. Баня показалась бы Кейти очень приятной, если бы не мысль об обратной дороге. Какой у них, должно быть, будет нелепый вид с их губками и мокрыми полотенцами!
        Мисс Джейн сдержала слово. После обеда Розу вызвала к себе миссис Флоренс и беседовала с ней два часа. Роза вышла от нее с заплаканными глазами и закрылась в своей комнате, безутешно хлопнув дверью. Вскоре, однако, она пришла в себя настолько, что смогла постучать по ящикам и переслать записку со следующими словами:
        «Сердце мое разбито!
        Р. Р.».
        Кловер прибежала утешить ее. Роза сидела на полу, держа в руке очень чистый носовой платок. Она заплакала и прижалась головой к колену Кловер.
        - Наверное, я самая противная девчонка на свете, - сказала она. - Миссис Флоренс так думает. Она сказала, что я оказываю дурное влияние на других учениц. Разве это не жестоко? - всхлипнула она. - Я хотела быть очень хорошей в этом семестре. Но что толку хотеть? С тем же успехом рыба может пытаться играть на рояле! Это всегда было так, даже когда я была младенцем. Сильвия говорит, что во мне сидит бесенок. Ты в это веришь? Неужели я от этого такая плохая?
        Кловер заговорила мягким, успокаивающим тоном. Было невыносимо видеть Розу такой несчастной.
        - А правда, мисс Джейн смешно выглядела? - продолжила Роза, вдруг блеснув глазами. - А ты видела Берри и Альфреда Секомба?
        - Нет, где они были?
        - Недалеко от нас, стояли у забора. И пока мисс Джейн откалывала полотенце от моей шляпы, они надрывались от хохота, а Берри состроил мне такую рожу, что я чуть тоже не расхохоталась. У него талант строить рожи. Раньше он вечно пугал Сильвию и меня почти до обморока, когда мы были совсем крошками и приезжали сюда в гости.
        - Значит, ты знала его еще до того, как приехала в школу?
        - Боже мой, ну конечно же! Я знаю всех мальчиков в Хиллсовере. Раньше мы вместе строили куличики. Теперь они взрослые - большинство из них - и учатся в колледже, и когда мы встречаемся, то держимся очень важно и говорим «мисс Рединг», «мистер Секомб» и «мистер Сирлс», но остаемся по-прежнему добрыми друзьями. Когда я прихожу пить чай к миссис Секомб, Альфред обычно приглашает и Берри, и мы очень весело проводим время. Но, боюсь, в этом семестре миссис Флоренс меня не отпустит: она так рассердилась из-за полотенца.
        Кейти почувствовала некоторое облегчение, когда Кловер передала ей содержание этого разговора. Все же Роза, при всем ее озорстве, была истинной леди. Кейти не могла поставить ее в один ряд с теми девочками, которые флиртуют с незнакомыми студентами.
        Было удивительно, как быстро Кейти и Кловер освоились в школе и привыкли к новой жизни. Не прошло и полутора месяцев, а они чувствовали себя так, словно прожили в Хиллсовере годы, и отчасти потому, что здесь было так много дел. Никогда время не летит так быстро, как тогда, когда занята каждая минута и каждый час отведен для определенной работы.
        У них появилось несколько подруг, лучшими из которых были Эллен Грей и Луиза Эгнью. Эта последняя привязанность глубоко возмущала Лили, которая, казалось, рассматривала ее как личное оскорбление. Ни с кем, однако, Кейти не была так близка, как Кловер с Розой Ред. Поначалу это стоило Кейти нескольких мучительных приступов ревности. Она так привыкла считать Кловер исключительно своей собственностью, что теперь было нелегко делить ее с кем-то еще. Иногда Кейти чувствовала себя обиженной, оскорбленной и забытой. Впрочем, такие чувства возникли лишь на мгновение. Кейти была слишком здравомыслящей, чтобы позволить развиться недобрым чувствам, и со временем она полюбила Розу, а Роза ее, так что в конце концов подруга, как и все остальное, что было у них хорошего, стала для сестер общей, и ни одна из них не ревновала другую.
        Но как ни была очаровательна Роза, за удовольствие дружить с ней приходилось расплачиваться. Ее кипучий дух и сидевший в ней «бесенок» вечно втягивали ее в разные проделки, в которые часто оказывались вовлечены и ее подруги. После каждой такой проделки она очень горевала и раскаивалась, но это ничего не меняло - и в следующий раз она была такой же озорной, как всегда.
        - Что ты делаешь? - спросила Кейти, столкнувшись однажды с ней в коридоре. Роза несла кучу черных шалей и передников.
        - Тсс! - шепнула Роза с таинственным видом. - Ни слова! Сенатор Браун умер - наш сенатор, понимаешь? Я собираюсь вывесить траурные флаги в моем окне - вот и все. Это надлежащий знак уважения.
        Два часа спустя миссис Нипсон, степенно проходившая через сквер, заметила в боковом дворе дома ректора группу студентов, которые глядели вверх на окна Монастыря. Она подошла ближе. Студенты любовались окном Розы, которое было задрапировано черной тканью и украшено фотографией покойного сенатора в венке из ветвей плакучей ивы. Разумеется, миссис Нипсон бросилась наверх, сорвала все шали и передники, а Роза, само самой разумеется, получила нагоняй и письменное замечание. Но видит Бог, была ли от этого польза! На следующий же день, когда Кейти и Кловер сидели вместе в час, отведенный для самостоятельных занятий, нижний ящик их стенного шкафа стал легко и бесшумно выдвигаться вперед, пока не был вытолкнут совсем. Ящик лежал на полу, а в образовавшемся в стене отверстии появилось лукавое и озорное лицо Розы. Она ползла к соседкам через стенной шкаф!
        - Вот здорово! - шепнула она. - Как это мне прежде в голову не пришло! Мы можем ходить друг к другу в гости в часы учебы и все такое прочее.
        - Роза, полезай назад! - прошептала Кловер с отчаянной мольбой в голосе, хоть и не переставая смеяться.
        - Назад? Ни за что! Я иду к вам, - ответила Роза, продвигаясь чуть ближе. Но в этот момент дверь открылась: на пороге стояла мисс Джейн! Она проходила мимо и, уловив звуки голосов, зашла взглянуть, что происходит.
        Роза, ужасно испуганная, сделала резкое движение, чтобы уползти обратно. Но отверстие было слишком узким - она застряла и не могла двинуться ни вперед, ни назад. Ей пришлось покорно принять помощь мисс Джейн, которая рывками помогала ей выбраться, в то время как Кейти и Кловер сидели рядом, не осмеливаясь ни засмеяться, ни предложить свою помощь. Когда Роза встала на ноги, мисс Джейн отпустила ее, напоследок встряхнув, - жест, от которого она, казалось, была не в силах удержаться.
        - Идите в свою комнату, - сказала она. - Я доложу обо всех вас начальству за это чудовищное нарушение правил.
        Роза ушла, но через две минуты ящик, который мисс Джейн поставила на место, опять выдвинулся - в нем была записка:
        «Если обо мне больше никогда не услышат, передайте поклон моей семье и скажите им, как я умерла. Я прощаю моих врагов и оставляю Кловер мой браслет.
        Благословляю вас обеих.
        С глубочайшим почтением,
        ваша несчастная подруга, Р. Р.».
        Миссис Флоренс очень рассердилась, узнав о случившемся. Она не пожелала слушать никаких объяснений, и Кейти и Кловер также получили замечание за нарушение правил. Это было очень несправедливо, и Роза глубоко из-за этого страдала. Она умоляла миссис Флоренс отменить ее решение, но та ответила лишь: «Вина обоюдная, и я в этом не сомневаюсь».
        - Она совершенно не та, что прежде, - объявила Роза. - Не знаю, в чем тут дело. Теперь она мне даже и вполовину так не нравится, как нравилась до этого.
        Дело было в том, что миссис Флоренс решила окончательно порвать все свои связи со школой к середине лета. И, считая теперь это учебное заведение скорее школой миссис Нипсон, чем своей, она не считала нужным дать себе труд изучить характеры и внимательно подойти к вопросу о степени вины учениц, с которыми ей, по всей вероятности, недолго предстояло иметь дело.
        Глава 6
        О. И. Л
        Это было в субботу после обеда. Кловер, которая успела позаниматься в гимнастическом зале и закончила уборку и починку одежды, села у окна комнаты номер 6, чтобы спокойно отдохнуть два-три часа. Все было в полном порядке и лишь ожидало инспектирующего ока мисс Джейн, а сама Кловер сидела в кресле с ящиком-секретером на коленях, и казалось, что чувствует она себя необыкновенно уютно и удобно.
        На секретере лежало недописанное письмо к Элси, но на Кловер нашла лень, и, вместо того чтобы писать, она мечтательно смотрела в окно. Там во дворе Берри Сирлс и несколько других студентов играли в мяч. Кловер не думала о них, да и ни о чем другом. Ею владело неясное ощущение приятной праздности, когда вдруг, словно прерывая сновидение, распахнулась дверь и вошла Кейти. Она вошла не тихо и спокойно, как по обыкновению входила, но торопливо, резко и шумно, словно была чем-то раздражена. Увидев, что Кловер сидит у окна, она запальчиво крикнула:
        - Кловер, не делай этого!
        - Чего не делать? - спросила Кловер, не поворачивая головы.
        - Не сиди у окна и не смотри на этих мальчишек.
        - А почему нет? Они меня не видят. Ставни закрыты.
        - Все равно. Это ничуть не лучше, чем если бы они тебя видели. Не делай этого. Для меня невыносимо, что ты это делаешь.
        - Ну, хорошо, не буду, - сказала Кловер добродушно, поворачиваясь спиной к окну. - Да я, строго говоря, на них не смотрела. Я думала об Элси и Джонни и о том… Но что случилось, Кейти? Почему ты так вскипела из-за этого? Ты и сама много раз смотрела, как играют в мяч.
        - Ну да, я тоже смотрела. Я не хотела злиться, Кловер. Но дело в том, что эти девочки с их непрерывной болтовней о студентах совершенно вывели меня из равновесия. Такое поведение не подобает истинным леди, и это так нехорошо, особенно для младших. Вообрази, эта крошка Кэрри Стил сообщила мне, что «влюблена» в Гарри Кросби. Влюблена! Такая маленькая! Да ей ли знать о существовании любви!
        - Да, я знаю, - сказала Кловер со смехом. - Она написала его имя на мятной таблетке, проделала в ней дырочку и носила на шее на голубой ленточке. Но таблетка таяла и прилипала к платью, и ее пришлось снять.
        - После чего Кэрри ее съела, - добавила Роза, которая в эту минуту вошла в комнату.
        Девочки засмеялись, но скоро Кейти снова помрачнела.
        - Невозможно удержаться от смеха, - сказала она, - но разве то, что происходит, не возмутительно! Ты только представь, Кловер, что наша Элси так бы себя вела! Папу удар бы хватил! Мне, право же, ужасно хочется создать общество по искоренению флирта.
        - Создай! - сказала Роза. - Это было бы очень забавно! Назови его «Долой юношей». Я присоединюсь.
        - Ты! Как бы не так! - Кейти укоризненно покачала головой. - Будто я не видела, как Берри Сирлс бросил букет цветов тебе в окно не далее как сегодня утром!
        - Что ты говоришь! Он бросил букет? Мне придется еще раз поговорить с Мэри. Совершенно возмутительно, что она так себя ведет. Но, в самом деле, давайте создадим общество. Это было бы так весело! Мы могли бы встречаться по субботам, писать стишки, завели бы свои особые сигналы и тайну, как то общество, в котором состояла Сильвия, когда была в пансионе. Создай такое общество, Кейти! Молодец, что это придумала!
        - Но, - возразила Кейти, которую застало врасплох то, что ее непродуманная идея была так неожиданно подхвачена, - если бы я создала такое общество, то все было бы всерьез - это было бы общество по борьбе с флиртом. А ты сама знаешь, Роза, что просто не можешь от него удержаться.
        - Могу! Ты ко мне очень несправедлива. Я не веду себя так, как эти девочки, которые живут на Чердаке. И никогда не вела. Я раскланиваюсь только с Берри и другими, кого действительно знаю, а больше ни с кем. И ты должна понять, дорогая Кэтрин, что было бы верхом неблагодарности, если бы я не отвечала на поклоны тех мальчиков, которые, когда я была маленькой, строили для меня куличики, одалживали свои стеклянные шарики и всячески проявляли свою доброту. Разве не так? - вкрадчиво заключила она.
        - Ну… может быть, - согласилась Кейти с улыбкой. - Но ты такая чаровница.
        - Нет, поверь мне, нет. Я буду надежной опорой общества, если только ты создашь такое общество, которому я смогу стать опорой. Ну, Кейти, давай - ах, очень тебя прошу!
        Когда Роза бралась уговаривать, противиться ей могли лишь немногие. Кейти уступила, и так с шутками этот серьезный вопрос был решен. Кейти предстояло встать во главе начинания и пригласить других в члены нового общества.
        - Сначала пригласим только нескольких, - предложила Роза. - Когда дело пойдет и все захотят присоединиться, примем еще двух-трех в виде большого одолжения. Какое возьмем название? Но в любом случае хранить его будем в секрете. Иначе неинтересно - что за общество без тайны?
        Каким же должно быть название? Роза придумала с полдюжины, одно нелепее другого. Хорошо звучало бы «Анти-Джейн общество». Или нет! «Не флиртуй с ним» - еще лучше! Но в конце концов остановились на таком - «Общество истинных леди».
        - Но только мы никогда не будем употреблять полное название, - сказала Роза. - Будем произносить ОИЛ. Коротко и отрывисто - вся школа с ума сойдет от любопытства. Как будет весело! Я прямо-таки умираю от желания поскорее начать!
        На следующую субботу было назначено первое собрание. За неделю Кейти представила план «немногим избранным»; все они приняли его восторженно. Единственной отказавшейся от участия была Лили Пейдж. Она сказала, что это будет глупо; что касается ее, она не ставит себе задачу быть «правильной» или лучше, чем она есть, и в любом случае она не желает связываться с обществом, в котором состоит «мисс Эгнью». Девочек не особенно огорчил этот отказ. Они считали себя обязанными пригласить ее по причине родственных отношений, но испытали что-то вроде облегчения, узнав, что она не хочет к ним присоединиться.
        Комната номер 6 была переполнена, когда в субботу члены ОИЛ собрались на свою первую встречу. Всего присутствовало десять девочек. Кроме Кейти, Кловер и Розы здесь были Мэри Силвер и Луиза Эгнью, а также близкая подруга Розы - Эстер Дирборн. Остальные четыре - Салли Элсоп, Элин Эрскин, Элис Гиббонс (одна из новых учениц, которую они еще не очень хорошо знали, но которая всем нравилась) и Эллен Грей, бледная тихая девочка, с веселыми голубыми глазами, забавно сложенным ротиком и умением говорить смешные вещи таким притворно-сдержанным тоном, что половина тех, кто ее слушал, не понимал, где нужно смеяться. По случаю собрания были позаимствованы стулья из комнаты Розы. Три девочки сидели на кровати, три на полу. Было немного тесно, но места хватило для всех.
        Кейти была избрана председателем общества, и ее попросили занять почетное место - кресло-качалку. Она сделала это с большой торжественностью и приступила к чтению Устава и Регламента Общества, составленных Розой Ред и переписанных на огромный лист голубой бумаги.
        Документ гласил:
        УСТАВ ОБЩЕСТВА ИСТИННЫХ ЛЕДИ,
        ИЗВЕСТНОГО НЕПОСВЯЩЕННЫМ КАК ОИЛ
        Статья I
        Цель настоящего Общества носит двоякий характер: она объединяет приятное времяпрепровождение со стремлением к ДОБРОДЕТЕЛИ.
        Статья II
        Приятное времяпрепровождение имеет место в комнате номер 6 Квакер-коридора с 4 до 6 часов пополудни каждую субботу.
        Статья III
        Характер приятного времяпрепровождения определяется специальной Комиссией, назначаемой каждую субботу членами Общества.
        Статья IV
        К ДОБРОДЕТЕЛИ члены Общества стремятся в любое время и при любых обстоятельствах, что выражается в решительном осуждении установившейся порочной практики, как то: отвечать на поклоны и говорить с незнакомыми юными джентльменами, махать носовым платком, подавать знаки из окон, а также и иные виды поведения, которые все положительные люди и особенно мамы членов Общества могут счесть неподобающими истинной леди.
        Статья V
        Члены Общества торжественно присягают использовать свое влияние для искоренения вышеуказанной практики, воздействуя наставлениями и личным примером.
        В удостоверение чего свои подписи ставят:
        Кэтрин Карр, ПРЕЗИДЕНТ
        Розамонда Реддинг, СЕКРЕТАРЬ
        Кловер Э. Карр
        Мэри Л. Силвер
        Эстер Дирборн
        Салли П. Элсоп
        Эми У. Эрскин
        Элис Гиббонс
        Эллен Уитворт Грей.
        За этим следовал Регламент. Кейти не видела необходимости иметь какие-то правила внутреннего распорядка, но Роза настояла, заявив, что не слышала ни об одном обществе без регламента и что было бы «противозаконно» от него отказаться. Ей стоило немалых трудов изобрести положения Регламента, но в конце концов написано было следующее:
        Правило 1
        Члены ОИЛ пользуются следующими сигналами:
        1. Рукопожатие. Производится путем всовывания большого и среднего пальцев правой руки одного члена Общества между большим и безымянным пальцами левой руки другого члена с одновременным вращательным движением мизинца.
        NB[12 - Нотабене (лат.) - отметка, служащая для того, чтобы обратить внимание на какую-либо часть текста.]. Только длительная тренировка позволит членам Общества обмениваться этим сигналом так, чтобы не привлечь внимания посторонних.
        2. Сигнал Опасности. Используется в случае появления на горизонте мисс Джейн или любой другой враждебной особы. Заключается в интенсивном потирании носа с одновременным троекратным ударом по полу левой ногой. Производится как бы безотчетно.
        3. Сигнал Обращения за Консультацией. Используется в случае необходимости безотлагательных контактов между членами Общества. Представляет собой щипок в спину правой рукой, сопровождаемый словом «Олоферн», которое следует произносить шепотом.
        Правило 2
        Члены ОИЛ торжественно клянутся хранить в глубокой тайне все, что касается деятельности Общества.
        Правило 3
        Члены ОИЛ приносят на субботние заседания свои стишки с целью поддержания общего веселья.
        Правило 4
        Члены общества, получившие из дома посылки, имеют право пожертвовать такую часть их содержимого, какую пожелают, на вышеупомянутое поддержание общего веселья.
        На этом Регламент заканчивался. Он вызвал много смеха, особенно его последнее положение.
        - Зачем ты это добавила, Роза? - спросила Эллен Грей. - Мне показалось, что такое правило вряд ли необходимо.
        - Я добавила его, - ответила Роза, - чтобы приободрить Мэри Силвер. Скоро ей должна прийти посылка, и я знаю, что Мэри будет изнемогать от желания поделиться с Обществом. Но она слишком робка и побоится предложить нам это сама. Так что я решила подготовить почву.
        - Вот истинная доброта! - засмеялась Кловер.
        - Теперь, - сказала председательница Общества, - перейдем к развлекательной части собрания. Начнем со стихотворения «Земляничное дерево»[13 - Род небольших вечнозеленых деревьев и кустарников.], сочинение Кловер Карр.
        Кловер не хотелось читать первой, но она все же согласилась после долгих увещеваний Розы, которая вследствие этого пожаловала ей имя Quintia Curtia[14 - Имя женского рода, в шутку образованное от имени Квинтия Курция Руфа - древнеримского историка и ритора, жившего в I в. н. э.]. Смущение охватило Кловер, когда она встала перед собранием с листком в руке, и голос ее заметно дрожал. Но через минуту она овладела собой и читала уверенно.
        Земляничное дерево
        Ищу весенний ранний цвет —
        Он розовато-белый, —
        Как будто робкий жду привет
        С губ детских, неумелый.
        Цветок - румяное дитя
        В зелененькой кроватке,
        Забрался он туда, шутя?
        Со мной играет в прятки?
        Откину одеяльца край
        И загляну украдкой:
        Откроется мне милый рай,
        Увижу, как там сладко!
        Как будто на небе звезда,
        Он на земле на серой;
        Его найду я без труда,
        Искать лишь нужно с верой!
        О, вот он, славный озорник!
        Цветок прелестный, нежный!
        Головкою к земле приник
        С улыбкой безмятежной!
        Нашла любимый мой цветок!
        Как сладостно свиданье!
        Не бойся, не сорву, дружок!
        Цвети, очарованье!
        Это произведение вызвало настоящую сенсацию: девочки никогда прежде не слышали стихов Кловер и нашли это стихотворение чудесным.
        - Ничуть не хуже Таппера! - воскликнула Салли Элсоп. Она сказала это в качестве комплимента, так как увлекалась «Философией в пословицах»[15 - «Философия в пословицах» - сочинение английского поэта Мартина Таппера (1810 -1889), пользовалось большой популярностью в США (к 1881 г. было продано свыше миллиона экземпляров), однако неизменно являлось мишенью критики в связи с банальностью и избитостью мыслей и тем автора.].
        Следующим в программе было стихотворение «Мисс Джейн». Эстер Дирборн с величайшей помпой и достоинством поднялась с места, откашлялась, надела очки и начала:
        Мисс Джейн
        Чуть я нарушу правил свод,
        Не извинит и не поймет,
        Мой промах помнить будет год
        Мисс Джейн.
        Стоит под дверью каждый раз,
        Пока течет «молчанья час»,
        Всех замораживая нас,
        Мисс Джейн.
        Велит прийти, велит уйти,
        Держать желанья взаперти,
        И на моем всегда пути —
        Мисс Джейн.
        В стене хватает Розу вдруг
        И вызывает тем испуг
        Трех незадачливых подруг
        Мисс Джейн.
        При ярком свете и впотьмах
        Стоит как будто на часах
        Погибель наша, враг и страх —
        Мисс Джейн.[16 - Шуточная переделка стихотворения «Мама» английской поэтессы Энн Тейлор (1782 -1866).]
        - И вот крадется там сейчас,
        Не зная, как поймать всех нас,
        И… —
        подхватила Роза, импровизируя. В этот момент раздался стук в дверь. Это была мисс Джейн.
        - Ваши ящики, мисс Карр… ваш стенной шкаф, - сказала она, проходя по комнате, чтобы проверить каждый из ящиков по очереди. Все оказалось в безупречном порядке, и она удалилась, бросив перед этим подозрительный взгляд на смеющихся девочек и заметив, что сидеть на кровати - плохая привычка, это очень портит матрас.
        - Ты думаешь, она слышала? - шепнула Мэри Силвер.
        - Нет, думаю, не слышала, - ответила Роза. - Но, конечно же, она заподозрила нас в каком-то озорстве - она всегда всех подозревает. Теперь, Мэри, твоя очередь доставить нам интеллектуальное наслаждение. Начинай.
        Бедная Мэри отпрянула, краснея и протестуя.
        - Ты же знаешь, я не умею, - сказала она. - Я слишком глупая.
        - Чепуха! - воскликнула Роза. - Ты самая славная девочка на свете. - И она ободряюще похлопала Мэри по плечу.
        - На этот раз мы прощаем Мэри, - вставила Кейти. - Сегодня наше первое собрание, так что я буду снисходительна. Но в будущем каждый член общества должен представлять что-нибудь для каждого собрания. И я собираюсь строго следить за этим.
        - Ох, я никогда ничего не сумею сочинить! - воскликнула Мэри.
        - Глупости! Замолчи! - рассердилась на нее Роза. - Ты все можешь. И прочитаешь стишок, даже если мне придется сочинить его для тебя!
        - К порядку! - призвала председательница, постучав карандашом по столу. - У Розы есть что прочитать нам.
        Роза поднялась с величайшей торжественностью.
        - Я попросила бы на минуту отложить начало моего выступления, с тем чтобы члены Общества могли достать носовые платки, - сказала она. - Мое стихотворение очень трогательное. Я не стремилась к этому, но так получилось. Мы не всегда можем оставаться веселыми. - Прозвучал вздох, вызвавший у членов ОИЛ дружный смех, и Роза начала:
        Шотландское стихотворение
        Волынкаи ветер поют,
        Ихпиброх унылый полился.
        И птички своих гнезд не вьют,
        Они ждут, чтоб дуб их свалился.
        Смотри, здесь ведь праздник их был,
        Украшен был старый ихклахан,
        Ноколлапсдавно уж остыл,
        И горько здесь матер рыдахан.
        Ах, брошеныдурлахикилт.
        Ах, бедная бледная матер!
        Ах, дети безколлапсасилт!
        Ах, ветер несет им грозатер![17 - Волынка - шотландский народный музыкальный инструмент; пиброх - мелодия для волынки, клахан — деревушка, коллапс — запеканка из мясного фарша, дурлах — кожаная сумка, килт — клетчатая юбка (шотл.).]
        - Что это значит? - закричали девочки, когда Роза свернула свой листок и села.
        - Значит? - переспросила она. - Ну уж этого я не знаю. Это шотландское стихотворение - я же вам сказала! Нечто наподобие тех стихов, которые все читают и потом говорят: «Одна из прелестнейших жемчужин, когда-либо написанных Бернсом!»[18 - Роберт Бернс (1759 -1796) - величайший шотландский поэт. Многие из его стихотворений написаны на шотландском диалекте.] Я решила проверить, не смогу ли и я сочинить что-нибудь подобное. И обнаружила, что любой может: это совсем не трудно.
        Все стихи были прочитаны, и Кейти предложила поиграть в «Слово и вопрос». Они с Кловер часто играли в эту игру дома, но для некоторых других она была совсем новой.
        Каждой девочке дали листок бумаги и карандаш и попросили написать на самом верху листка какое-нибудь слово, затем загнуть бумагу и передать сидящей слева.
        - Ох, я не знаю, что написать, - сказала Мэри Силвер.
        - Напиши что-нибудь, - сказала Кловер. Мэри послушно вывела на листке «что-нибудь» и загнула бумагу.
        - Что дальше? - спросила Элис Гиббонс, когда каждая из девочек получила от своей соседки загнутый листок.
        - Теперь вопрос, - сказала Кейти. - Пишите под сгибом и загните еще раз. Нет, Эми, не на сгибе. Разве ты не понимаешь, что если ты напишешь вопрос там, он окажется на обратной стороне листка, когда мы начнем читать.
        Вопросы вызвали больше трудностей, чем слова, и несколько минут девочки сидели, хмурясь и покусывая концы своих карандашей. Наконец все было готово. Листки собрали, и Кейти, сложив их в крышку от своей рабочей корзинки, хорошенько перемешала.
        - Теперь, - сказала она, обходя присутствующих с крышкой в руках, - каждая вытаскивает один листок, читает и пишет стишок, в котором есть слово и ответ на вопрос. Стишок может быть всего из двух строк, если хотите. Ну, Роза, бери, ты первая!
        - Ой, какая сложная игра! - воскликнули некоторые из девочек, но очень скоро увлеклись и принялись трудиться над своими стихами.
        - Я необыкновенно хочу знать, кто написал это кошмарное слово, - сказала Роза с отчаянием в голосе. - Я думаю, Кловер, это ты, негодница!
        Кловер заглянула ей через плечо, кивнула и засмеялась.
        - Хорошо, тогда… - Она выхватила у Кловер ее листок, а ей вручила свой. - Тогда ты можешь написать это сама. Я не могу! В жизни не слышала такого слова! Ты нарочно его выдумала!
        - А вот и нет! Это из Библии, - ответила Кловер, спокойно усаживаясь за новый листок.
        Роза же, развернув листок, который отняла у Кловер, опять застонала.
        - И этот не лучше! - воскликнула она. - Верни мне тот, Кловер, будь умницей!
        - Ну уж нет! - сказала Кловер, загораживая рукой свой листок. - Один раз поменялась - теперь оставь себе тот, что есть.
        Роза сделала гримасу, пожевала кончик карандаша и затем принялась быстро писать. Несколько минут никто не произносил ни слова.
        - Написала! - сказала наконец Эстер Дирборн, бросая свой листок в крышку от корзинки.
        - Я тоже! - воскликнула Кейти.
        Один за другим листки были собраны в крышку и перемешаны между собой. Затем Кейти, еще раз окончательно встряхнув крышку, извлекла один из листков и прочла:
        - «Слово: Редиска.
        Вопрос: Каким бы вы хотели видеть своего священника?
        Пусть в воскресенье проповедует усердно,
        А в понедельник - пусть немилосердно,
        Средину же недели и конец
        С прохладцей пусть пасет своих овец.
        И старым должен быть он, как мой папа,
        Но не сырым и красным, как редиска».
        - Ну и рифма! - воскликнула Кловер.
        - А что же еще придумать? - сказала Эллен Грей, но тут же умолкла и закусила губу, вспомнив, что никто не должен догадаться, кому принадлежит то или иное стихотворение.
        - Ага! Это твое, Эллен? - вмешалась Роза. - Ты ужасно умная! Настоящее украшение нашего ОИЛ! Давай дальше, Кейти.
        Кейти развернула второй листок.
        - «Слово: Что-нибудь.
        Вопрос: Что бы вы предпочли: быть глупее, чем кажетесь, или казаться глупее, чем есть на самом деле?
        Я предпочла бы третье что-нибудь,
        Что глупую мою исправило бы суть».
        - Неплохо, - заметила Роза, кивнув на Салли Элсоп, которая густо покраснела.
        На третьем листке было написано:
        «Слово; Магер-шелал-хаш-баз.
        Вопрос: А знает ли твоя мамаша, что ты ушла из дома?
        Роза и Кловер переглянулись.
        Ну конечно, знает мама,
        Что не дома я;
        Я иду все прямо, прямо,
        Милая моя!
        Мамы выполню заданье —
        Не сверну с пути!
        Говорила на прощанье:
        «Милю тут пройти!»
        Но иду я долго-долго —
        Ноги уж гудят!
        Вот как кончится дорога —
        Поверну назад!
        Шла пока, в твою записку
        Глянула не раз:
        Знаю слово я ПА-пистский,
        Но -МА-гершелалхашбаз?!»
        - Какая же ты сообразительная, Кловер! - воскликнула Роза среди взрывов общего смеха. Но Мэри Силвер побледнела от ужаса.
        - В жизни не слышала ничего страшнее этого слова! - сказала она. - Если бы мне оно досталось, я тут же упала бы в обморок - точно знаю, что упала бы!
        Дальше шло:
        «Слово: Пуговицы.
        Вопрос: Как сделать дом счастливым?
        Доказывать не нужно - аксиома:
        От пуговиц зависит счастье дома».
        - Я подозреваю, что это сочинила Эми, - сказала Эстер. - Она образец в том, что касается уборки и починки одежды.
        - Нечестно строить такие догадки вслух, - строго заметила Салли Элсоп. Салли всегда говорила за Эми, а Эми - за Салли. «Голос и Эхо» - так называла их Роза, только, как добавляла она, никто не может сказать, кто именно из них «Эхо», а кто «Голос».
        Следующим словом было «Нипсон», а вопрос звучал просто:
        «Вы любите цветы?
        Люблю ли я цветы? - Пардон и книксен! —
        Любить цветы на шляпке миссис Нипсон?!
        Зачем они так сини и так серы,
        Так пыльны и потрепаны не в меру?
        Посажены так криво для примера?
        Живым цветам я написала бы сонет,
        Но, к сожаленью, я посредственный поэт».
        Никто не мог угадать автора этих стихов. Кейти подозревала, что их сочинила Луиза, а Роза подозревала, что Кейти. На шестом листке было написано очень мало.
        «Слово: Когда.
        Вопрос: Вы согласны?
        Если б не была согласна, то сказала бы
        Когда… Ох, мне никак!»
        - Что за необыкновенная рифма! - начала Кловер, но Роза, заметив, что Мэри краснеет и смотрит очень огорченно, торопливо вставила:
        - Отлично. Жаль, что не я это написала. Продолжай, Кейти.
        И Кейти продолжила:
        - «Слово: Бесчувственность.
        Вопрос: Пойдете ли вы на рыбную ловлю или предпочтете другое занятие?
        Я не без чувства состраданья —
        Зачем мне слушать рыб рыданья?»
        - Но что-то я не вижу в этом стихе заданного слова, - заметила Роза. - Не напишет ли почтенный автор другой стишок?
        «Почтенный автор» не откликнулся на это предложение, но через минуту-две Эстер Дирборн - «без всякой личной заинтересованности», как она заявила, - заметила, что в конце концов «без чувства» - почти то же самое, что и «бесчувственность». В ответ послышался хор недовольных голосов, а Кейти сказала, что непременно наложит штраф на тех, кто будет и впредь прибегать к подобным хитростям и уловкам. Но так как это первое собрание, она на сей раз будет снисходительна. Сделав это заявление, она развернула следующий листок.
        - «Слово: Блоха.
        Вопрос: Что бы ты сделала, милая?
        Что бы сделала я, милая? Не знаю!
        Ставь свои вопросы поточней!
        Если б ты дала цветы, предполагаю —
        В вазу их поставила б скорей.
        Если бы там оказался милый ротик,
        Поцелуй мой встретил бы его.
        Если бы сидел, мурлыкая, там котик,
        Гладила бы - больше ничего.
        Ты зачем блоху в записке мне прислала?
        У меня был настоящий шок!
        Увидав ее, я в ужасе кричала:
        «Дайте мне персидский порошок!»[19 - Персидский порошок - средство от блох.]
        В крышке оставались всего два листка. Один принадлежал самой Кейти. Она узнала его по тому, как он был свернут, и почти неосознанно избегала его, оставляя напоследок. Теперь, однако, она набралась смелости и развернула его. Там стояло слово «корь» и вопрос: «Кто была мать Изобретательности?» За этим следовали строки:
        «Та ночь была темна на гoре!
        В Ковчеге ночью - вспышка кори!
        Все дети Хама, Сима, Иафета,
        Не зная, что такое есть конфета,
        Просили и моллюсков, и картошки,
        И в визге жутком заходились крошки,
        «Что делать мне? Под ливнем и одной! —
        Сказала бабушка их, миссис Ной. —
        Вот что я сделаю! Возьму изюм,
        Спущусь за старой львицей в трюм.
        Она, конечно, спит, - я разбужу
        И крепко к двери детской привяжу.
        Дам ей изюм - рычит пусть из последних сил.
        А детям, чтоб никто картошки не просил,
        Скажу, что к ним впущу сию особу —
        Пусть с каждого из них снимает пробу!
        Таким путем их вылечу от хвори…
        В каютах прячутся все взрослые от кори…»
        Бабули выдумку венчал большой успех!
        Не оценить все это просто грех!
        Не побоюсь ее я именно назвать
        Изобретательности мать!»
        - Это гораздо лучше всех остальных! - объявила Элис Гиббонс. - Интересно, кто его написал?
        - Неужели вам так понравилось? - сказала Роза, жеманно улыбаясь и изо всех сил стараясь сделать вид, что краснеет.
        - Ты в самом деле это написала? - спросила Мэри, но Луиза засмеялась и воскликнула:
        - Не пытайся. Роза, нас не проведешь!
        - Теперь последнее, - объявила Кейти. - Слово «подливка». а вопрос: «Где берут начало сны?
        Ночь. Уснули все монашки,
        Миссис Нипсон лишь в рубашке
        Тенью страшной вдоль дверей крадется.
        Чудятся ей вздохи, стоны —
        Все иллюзии матроны!
        Видно, спать совсем ей не придется!
        А монашечки во сне все до одной
        Видят милых папу, маму, дом родной,
        Кур едят, творог и сливки,
        Масло, мясо и подливки.
        Сладко им в счастливых их виденьях —
        Горько миссис Нипсон в ее бденьях!»
        - Кто это написал? - воскликнула Роза. Никто не ответил. Девочки переглядывались, а Роза пристально всматривалась по очереди в каждую.
        - Ну и ну! В жизни не видела такой выдержки! И вида не подадут, - сказала она. - А как я покраснела, когда читали мой стишок.
        - Проказница! - шепнула Кловер, которая в этот момент увидела почерк на последнем листке.
        Роза ущипнула ее в знак предостережения, и обе беззвучно засмеялись.
        - Что! Звонок к ужину! - воскликнули все. - А мы хотим еще поиграть!
        - Полнейший успех! - шепнула Роза в восторге, когда они вышли в коридор. - Все девочки говорят, что еще никогда не проводили время так весело. Как я рада, что не умерла в детстве от кори!
        - Ну как? - спросила Лили. - Общество спесивиц провело первое собрание? Как оно прошло?
        - Восхитительно! - ответила Роза, причмокнув, как при воспоминании о чем-то очень приятном. - Но ты не должна задавать вопросов, Лили. Ты посторонняя и не имеешь ничего общего с ОИЛ. Все, связанное с деятельностью Общества, не подлежит огласке. - И она побежала вниз по лестнице вместе с Кейти.
        - Ну и противные же вы! - крикнула Лили им вслед и добавила, обращаясь к себе самой: - Просто хотят подразнить. Я знаю, что была там скучища.
        Глава 7
        Несправедливость
        Лето, как всегда в Хиллсовере, запаздывало, но наконец все же пришло. Леса и горы расцветились новыми красками и похорошели. И даже обычно скромный, прозаичный городок не отставал и становился все великолепнее. На верандах расцветали вьющиеся растения. Яркие глицинии обагряли выбеленные стены. В сквере бурые сучья вязов превратились в низко свисающие гирлянды свежей зелени. Каждый раз выходя на прогулку, девочки замечали все новые перемены и делали все новые открытия - горицвет, фиалки, папоротники, яблони в цвету или начинающая краснеть лесная земляника. И цветы, и мхи, и даже птицы и птичьи песни - все было новым для наших девочек с Запада. Летом Хиллсовер был намного красивее, чем Бернет, и Кейти и Кловер начали действительно радоваться тому, что поехали в школу.
        Однако в конце июля произошло событие, вызвавшее у них совсем иные чувства, - событие настолько неприятное, что мне очень не хочется о нем рассказывать, но так как оно имело место, мне придется о нем рассказать.
        Это случилось в субботу утром. Кейти и Кловер только что вернулись из бани и шли наверх, смеясь и в самом веселом настроении. Кловер сочинила забавный стишок для предстоящего собрания ОИЛ и читала его сестре, когда на самом верху лестницы они столкнулись с Розой Ред. У нее, очевидно, были неприятности - раскрасневшаяся и взволнованная, она следовала за мисс Барнс, шагавшей с видом грозного полицейского. Поравнявшись с девочками, Роза широко раскрыла глаза и изобразила на лице ужас.
        - Что случилось? - шепотом спросила Кловер. Но Роза сделала лишь еще одну гримасу, изобразив, что вцепляется ногтями в спину мисс Барнс, и исчезла в коридоре, который вел к комнате миссис Флоренс. Девочки остановились, глядя ей вслед.
        - Ох! - вздохнула Кловер. - Я так боюсь, что Роза опять попала в какую-нибудь историю.
        Они направились к Квакер-коридору. В умывальной, стоя тесным кружком, шепталось несколько девочек. Увидев Кейти и Кловер, они замолчали и с любопытством уставились на них.
        - Зачем Роза Ред пошла к миссис Флоренс? - спросила Кловер, слишком встревоженная, чтобы обратить внимание на странное поведение девочек. Но в этот момент ее глазам представилось нечто до того изумившее ее, что она забыла о своем вопросе. Она увидела не что иное, как свой собственный сундук с меткой «К. Э. К.», который несли по коридору два работника. За ними следовала мисс Джейн с охапкой платьев и книг, сверху лежала хорошо знакомая алая подушечка для булавок, принадлежавшая Кейти, а в руке мисс Джейн держала расческу Кловер.
        - Что же это такое? - ахнула Кловер.
        Вдвоем они бросились следом за мисс Джейн, которая вошла в одну из комнат. Это была комната номер 1, расположенная в самом начале коридора, - комната, в которой никто не хотел жить по причине ее малых размеров и отсутствия света. Окно выходило на близко расположенную кирпичную стену, и потому в комнату никогда не заглядывало солнце. Миссис Нипсон превратила это мрачное помещение в склад пустых сундуков. Но теперь сундуки были вынесены, а кровать завалена вещами Кейти и Кловер.
        - Мисс Джейн, что случилось? Почему вы переносите наши вещи? - в волнении закричали девочки.
        Мисс Джейн опустила свою ношу и взглянула на них сурово.
        - Вы знаете причину не хуже, чем я, - произнесла она ледяным тоном.
        - Нет, я не знаю. Я не имею ни малейшего представления о том, что вы имеете в виду! - воскликнула Кейти. - О, пожалуйста, осторожнее! Вы ее разобьете! - Мисс Джейн бросила пару ботинок прямо на вазу кузины Элен. - Боже мой! Кловер, твоя бутылочка с одеколоном перевернута и весь одеколон вылился! Что же это значит? Нашу комнату будут красить?
        - Вашей комнатой, - ответила мисс Джейн, - отныне будет эта - номер один. Комнату номер шесть займут мисс Бенсон и мисс Джеймс, и остается только надеяться, что они будут вести себя более прилично, чем вы.
        - Чем мы?! - переспросила Кейти, не веря собственным ушам.
        - Не повторяйте мои слова! Что за дерзость! - сказала мисс Джейн резко. - Да, чем вы!
        - Но что мы такое сделали? Произошла какая-то ужасная ошибка. Скажите нам, мисс Джейн, что вы имеете в виду. Насколько мне известно, мы не совершили ничего плохого.
        - Неужели? - ответила мисс Джейн язвительно. - У вас, должно быть, очень своеобразные понятия о плохом и хорошем. Советую вам больше ничего не говорить на эту тему. Радуйтесь, что миссис Флоренс вообще оставила вас в школе, вместо того чтобы исключить. Ее удержало только то обстоятельство, что ваш дом так далеко.
        Кейти почувствовала, как вся кровь закипела в ней, когда она услышала эти слова и встретилась взглядом с мисс Джейн. Прежняя вспыльчивость, которая, казалось, почти исчезла за годы, полные страданий и терпения, неожиданно возродилась к жизни, как вспыхивает ярким пламенем тлеющий уголь именно тогда, когда мы меньше всего этого ожидаем. Она выпрямилась во весь рост, со жгучим гневом в глазах посмотрела на мисс Джейн и, поддавшись внезапному порыву, выскочила из комнаты и бросилась вниз по лестнице и по коридору к двери комнаты миссис Флоренс. Встречавшиеся ей на пути девочки отскакивали в разные стороны - она казалась такой высокой и двигалась так стремительно, что просто пугала их.
        - Войдите, - сказала миссис Флоренс в ответ на громкий и резкий стук в дверь.
        Кейти вошла. Розы в комнате уже не было; миссис Флоренс и миссис Нипсон сидели рядом, что-то обсуждая.
        - Миссис Флоренс, - сказала Кейти, слишком взволнованная, чтобы почувствовать хотя бы малейшее смущение, - скажите мне, пожалуйста, почему наши вещи переносят в комнату номер один.
        Миссис Флоренс вспыхнула от негодования. Прежде чем ответить, она с минуту смотрела на Кейти, а затем произнесла сурово:
        - Это сделано по моему распоряжению и совершенно обоснованно. Причины известны вам не хуже, чем мне.
        - Нет, мне они неизвестны! - ответила Кейти так же гневно, как сама миссис Флоренс. - Я не имею ни малейшего представления о том, что это за причины, и настаиваю, чтобы мне о них сказали!
        - Я не могу отвечать на вопросы, задаваемые таким, совершенно неуместным, тоном, - сказала миссис Флоренс, сделав движение рукой, означавшее, что Кейти должна уйти. Но Кейти не двинулась с места.
        - Я сожалею, если мой тон неуместен, - сказала она, стараясь говорить спокойно, - но, я думаю, у меня есть право спросить, что все это означает. Если нас обвиняют в чем-то нехорошем, будет только справедливым сказать нам, что это за обвинения.
        Миссис Флоренс сделала то же движение рукой, но тут вмешалась смущенно ерзавшая в кресле миссис Нипсон:
        - Извините меня, миссис Флоренс, но, возможно, было бы лучше - и мисс Карр была бы удовлетворена, - если бы вы высказались более определенно.
        - Мне кажется, что мисс Карр не нуждается в каких бы то ни было объяснениях, - возразила миссис Флоренс. - Когда юная леди тайно пишет записки юному джентльмену и бросает их из окна и записки эти обнаружены, она, разумеется, должна ожидать, что это вызовет у порядочных людей возмущение и отвращение. Мисс Карр, ваша записка, адресованная мистеру Эбернези Сирлсу, была обнаружена его матерью. Она нашла ее, когда чинила карманы его брюк, и вручила мне. Теперь, надеюсь, вас не удивляет, что я не считаю возможным позволить вам и впредь жить в том конце здания. Я не предполагала, что в моей школе есть девочка, способная на такие поступки.
        Кейти была настолько потрясена, что не сразу смогла заговорить. Она оперлась о стул, чтобы не упасть, и побледнела, а затем снова покраснела. Неудивительно, что внимательно смотревшие на нее миссис Флоренс и миссис Нипсон сочли все это свидетельством ее вины. Как только к ней вернулся голос, она запинаясь выговорила:
        - Но я не писала никакой записки! Никогда не писала! И ни за что на свете не написала бы! О, миссис Флоренс, прошу вас, поверьте мне!
        - Я предпочитаю верить собственным глазам, - возразила миссис Флоренс, вынимая из кармана листок бумаги. - Вот эта записка! Я полагаю, вы вряд ли станете отказываться от вашей собственной подписи.
        Кейти схватила записку. Она была написана круглым, еще несформировавшимся почерком и гласила следующее:
        «Дорогой Берри, я видела вас вчера вечером на лужайке. Я думаю, вы просто замечательный. Все наши монашки так думают. Я очень часто смотрю на вас из окна. Я спущу вниз веревочку, а вы привяжите, пожалуйста, к ней пирожное, такое же, какое бросили в окно Мэри Эндрюс в прошлом семестре. Привяжите два пирожных, пожалуйста. Одно для меня и одно для моей соседки по комнате. Веревочка будет висеть в конце коридора.
        Мисс Карр».
        Даже несмотря на волнение, Кейти не смогла удержаться от улыбки, когда читала это нелепое послание. Миссис Флоренс заметила это и еще более суровым тоном заявила:
        - Будьте добры, верните мне записку. Она послужит мне оправданием в случае, если ваш отец будет возражать против переселения вас в другую комнату.
        - Но, миссис Флоренс, - воскликнула Кейти, - я не писала эту записку! Это не мой почерк, это не моя… Конечно же вы не можете думать, что я это написала! Это слишком смешно.
        - Сейчас же идите в вашу комнату, - сказала миссис Флоренс, - и радуйтесь, что вам определено такое мягкое наказание. Если бы вы не жили так далеко отсюда, я написала бы вашему отцу и попросила бы его забрать вас из школы. Но я вместо этого просто переселяю вас в другой конец коридора, где у вас не будет возможности для продолжения подобного рода переписки.
        - Я сама напишу папе, и он немедленно заберет нас отсюда! - воскликнула Кейти, задетая за живое этой упрямой несправедливостью. - Ни я, ни Кловер не останемся здесь, где не верят нашим словам и так с нами обращаются. Папа знает лучше! И он никогда, ни на миг не усомнится в нас, если мы скажем ему, что все это неправда!
        С этими пылкими словами она покинула комнату. Не думаю, что после ее ухода у миссис Флоренс или у миссис Нипсон осталось приятное чувство.
        В этот ужасный вечер у девочек было слишком тяжело на сердце, чтобы они могли устраиваться на новом месте и пытаться сделать комнату номер 1 удобной. Они лежали на постели среди своих разбросанных вещей, горевали и принимали соболезнования подруг. Собрание ОИЛ было отложено. У Кейти не было настроения выступать в роли председателя, так же как у Кловер - читать ее смешные стихи. Роза Ред и Мэри Силвер сидели рядом с сестрами, то и дело целуя их и заявляя, что все это безобразие. По одному заходили и другие члены общества, выражавшие те же чувства.
        - Уж хоть бы кого-нибудь другого, - сказала Элис Гиббонс, - но обвинить Кейти! Именно Кейти! Это уж слишком!
        - Я так и заявила миссис Флоренс, - всхлипнула Роза Ред. - Ох, ну почему я уродилась такой плохой? Если бы я всегда была хорошей и служила вам всем образцом, она, быть может, поверила бы мне, вместо того чтобы браниться еще сильнее.
        Мысль о Розе в качестве «образца» вызвала у Кловер улыбку, несмотря на всю скорбь и уныние.
        - Это возмутительно, - заявила Эллен Грей. - Если бы только миссис Флоренс знала, как много обе вы сделали для того, чтобы мы, остальные, вели себя как истинные леди!
        - Вот именно, - всхлипнула Роза, хорошенькое личико которой совершенно распухло от слез. - С тех пор как они приехали, я с каждым днем становлюсь все лучше и лучше. - С этими словами она обняла Кловер и зарыдала еще сильнее.
        В самый разгар этих страданий мисс Джейн сочла целесообразным зайти и «проверить состояние комнаты». Увидев, что девочки плачут, а все кругом валяется как попало, она очень рассердилась.
        - Я запишу вам обеим замечание за беспорядок, - сказала она. - Встаньте с кровати, мисс Карр. Сейчас же повесьте ваши платья, Кловер, и сложите туфли в мешок для обуви. Стыд и срам! Когда через пятнадцать минут я вернусь, все должно быть в полном порядке, иначе я пожалуюсь на вас миссис Флоренс.
        - Нам все равно. Мы не собираемся здесь оставаться, - пробормотала Кейти. Но вскоре ей стало стыдно за эти слова. Гнев остывал, и место его заняла печаль. «О, папа! Папа! Элси! Элси!» - шептала она про себя, медленно вешая платья в шкаф. Незаметно для девочек она зарылась лицом в складки серого дорожного платья Кловер и пролила первые горячие слезы. До этого момента она была слишком разгневана, чтобы плакать.
        Она сохраняла это более спокойное настроение весь вечер, в то время как Кловер и Роза продолжали обсуждать случившееся, не давая остыть своему гневу. Кейти не говорила почти ни слова - она чувствовала себя слишком утомленной и подавленной.
        - Кто мог написать эту записку? - снова и снова спрашивала Кловер. Догадаться было невозможно. Казалось нелепым подозревать в этом кого-то из старших девочек, но, с другой стороны, как предположила Роза, нелепое содержание, так же как и подпись, могло иметь целью избежать разоблачения.
        - Я знаю лишь одно, - заметила Роза, - я очень хотела бы убить миссис Сирлс. Мерзкая старуха! Шпионить и рыться в карманах! Она вообще не имеет права жить на этом свете.
        Кровожадные заявления Розы всегда казались особенно забавными в сочетании с ямочками на ее розовых щеках.
        - Ты напишешь папе сегодня же, Кейти? - спросила Кловер.
        Кейти отрицательно покачала головой. У нее было тяжело на душе и разговаривать не хотелось. Крупные слезы, не видимые никем, скатились по щекам и упали на подушку. Потом Роза ушла, свечу погасили, и Кейти плакала в темноте, пока не уснула.
        Она проснулась рано и долго лежала в тусклом свете едва забрезжившего утра и думала, пока Кловер крепко спала рядом с ней. «Утро вечера мудренее», - гласит старая пословица. В данном случае она казалась очень справедливой. Кейти, к своему удивлению, обнаружила, что к ней пришла целая вереница новых мыслей - мыслей, которых не было, когда она засыпала. Она вспомнила свои страстные слова и чувства вчерашнего дня. Теперь, когда прежнее настроение прошло, они показались ей ничуть не лучше, чем вызвавшая их обида. Так часто бывает со вспыльчивыми и великодушными людьми. Кейти стало нужно простить саму себя, и потому ей оказалось легче простить миссис Флоренс.
        «Я сказала вчера, что напишу папе, чтобы он забрал нас из школы, - думала она. - Зачем я это сказала? Пусть даже он заберет нас - что пользы в этом? Разве так заставишь кого-нибудь не верить этой отвратительной сплетне? Все просто решат, что я захотела уехать, потому что меня разоблачили. И папа будет так огорчен и разочарован. Ему стоило и денег и трудов собрать нас и отправить сюда, и он хотел, чтобы мы пробыли здесь год. Если мы сейчас уедем домой, все деньги окажутся потраченными зря. И все же, как противно оставаться здесь после такого! Боюсь, теперь для меня будет невыносимо встречаться с миссис Флоренс. Я должна написать папе.
        Но тогда, - текли дальше мысли, - и дома все будет не так, если мы уйдем из школы с позором, зная, что все верят в истинность этой истории… Положим, вместо этого я просто напишу папе, чтобы он приехал и во всем разобрался. Он сумеет выяснить правду и заставит миссис Флоренс понять, как она несправедлива. Но на это потребуется много времени, а я знаю, что ему не следовало бы во второй раз за такое короткое время снова покидать дом. Ах, как трудно решить, что делать!
        А что сказала бы кузина Элен?» - продолжала думать Кейти. В воображении она присела у дивана своей дорогой подруги - той, что стала для нее «второй совестью».
        Кейти закрыла глаза и мысленно представила длинный разговор - свои вопросы и ответы кузины Элен. Но, как всем известно, невозможно играть в крокет с самим собой и быть при этом еще и беспристрастным судьей в игре. Кейти заметила, что заставляет кузину Элен играть - то есть отвечать - так, как ей самой, Кейти, хочется. Что-то шептало ей, что, будь кузина Элен действительно рядом, ответы были бы не такими, как в воображении.
        - Я опять прежняя «маленькая ученица», - сказала она почти вслух. - Я ничего не вижу. Я не знаю, как поступить. - Она вспомнила сон, который видела однажды, - прекрасное Лицо и Руку помощи. - И это была реальная помощь, - бормотала она, - и теперь эта помощь так же реальна и так же близка, как тогда.
        Результатом этих долгих размышлений стало то, что, когда Кловер проснулась, сестра склонилась к ней, чтобы поцеловать ее и пожелать доброго утра. Вид у Кейти был радостный и решительный.
        - Кловер, - сказала она, - я подумала и решила совсем не писать папе об этом деле.
        - Не писать? Почему? - Кловер была озадачена.
        - Потому что это только встревожило бы его, а пользы не принесло. Конечно, он приехал бы и сразу забрал нас, я в этом уверена. Но миссис Флоренс, все учительницы и большинство девочек так и продолжали бы думать, что эта отвратительная и смехотворная история - правда. Для меня это невыносимо. Давай лучше останемся и убедим их, что это не так. Я думаю, нам удастся убедить их.
        - Я гораздо охотнее поехала бы домой, - сказала Кловер. - Здесь нам уже никогда не будет хорошо. Жить придется в этой темной комнате, мисс Джейн станет еще больше к нам придираться, девочки будут думать, что ты написала эту записку, а Лили Пейдж - говорить гадости! - Она с ожесточенным видом застегивала свои ботинки.
        - Пустяки, - ответила Кейти, стараясь казаться смелой. - Конечно, это будет неприятно, но, я уверена, такое решение самое правильное. А Роза и все те девочки, мнением которых мы дорожим, знают, как обстоит дело.
        - Это невыносимо, - вздохнула Кловер со слезами на глазах. - Какая жестокость - говорить о тебе такое!
        - Я думаю, что, прежде чем мы уедем отсюда, о нас скажут нечто совсем другое, - ответила Кейти, погладив сестру по голове. - Кузина Элен посоветовала бы нам остаться, я в этом уверена. Только что я думала о ней и, кажется, слышала ее голос, повторявший снова и снова: «Заставь их забыть! Заставь их забыть! Заставь их забыть!» - Кейти почти пропела это и, пританцовывая, сделала несколько легких шагов.
        - Что ты за девочка! - заметила Кловер, утешившись тем, что видит Кейти такой оживленной и веселой.
        Миссис Флоренс, сидевшая в то утро в своей комнате, была очень удивлена появлением Кейти. Девочка казалась бледной, но совершенно спокойной и кроткой.
        - Миссис Флоренс, - начала она, - я пришла сказать вам, что не буду писать папе и просить его забрать нас из школы. - Миссис Флоренс вместо ответа чопорно поклонилась.
        - Я уверена, - продолжила Кейти, глаза ее чуть вспыхнули, - что он ни на миг не усомнился бы в моих словах. Но он хотел, чтобы мы провели здесь год, и я не намерена разочаровывать его. Так что лучше я останусь. И еще, миссис Флоренс, мне жаль, что я так говорила с вами вчера. Я поступила нехорошо, но я была сердита и чувствовала, что вы несправедливы ко мне.
        - А сегодня вы признаете мою справедливость?
        - О, нет! - ответила Кейти. - Этого я не могу сделать. Вы действительно были несправедливы, так как ни я, ни Кловер не писали этой записки. Мы ни за что на свете не совершили бы такого отвратительного поступка. Я надеюсь, что когда-нибудь вы нам поверите. Но говорить с вами так, как я говорила вчера, мне не следовало.
        Лицо и голос Кейти, когда она говорила все это, дышали такой искренностью, что миссис Флоренс поколебалась в своем мнении о ней.
        - Не будем больше говорить об этом, - сказала она более любезным тоном, - и если впредь ваше поведение будет совершенно безупречным, это поможет вам загладить вашу вину.
        Нет ничего более досадного, чем быть прощенным за то, чего ты не делал. Кейти чувствовала это, уходя из комнаты миссис Флоренс. Но она не позволила себе снова рассердиться. «Заставь их забыть!» - прошептала она, входя в классную комнату.
        Немало пришлось вынести им с Кловер в следующие две или три недели. Они скучали по своей прежней солнечной комнате с красивым видом из окна. Им не хватало Розы Ред, которая оказалась теперь в другом конце Квакер-коридора и не могла заглядывать к ним так часто, как прежде. Мисс Джейн была с ними особенно строгой и резкой, а те из девочек, которым не нравились откровенные речи Кейти и создание общества для борьбы с флиртом, с радостью воспользовались представившейся возможностью досадить ей. Среди них была и Лили Пейдж. На самом деле она не верила, что Кейти виновата, но ей нравилось дразнить кузину, притворяясь, что она верит.
        - Подумать только! Председательница святейшего Общества Искусных Лицемерок поймана с поличным! - язвительно говорила она. - Куда же идут наши великие реформаторши? Вот если бы то же сделала такая грешница, как я, никто не удивился бы!
        Естественно, все это раздражало, и даже жизнерадостная Кловер втайне пролила немало слез из-за этих унижений. Но сестры переносили все неприятности мужественно и ни разу не упомянули о случившемся в письмах домой. Впрочем, были среди этих горестей и связанные с ними радости. Роза Ред осталась верна своим подругам и неизменно поддерживала их. Все члены ОИЛ сплотились вокруг своего председателя. После той печальной субботы собрания возобновились и проводились с прежним энтузиазмом. Уравновешенность, неизменная вежливость и мягкий характер Кейти производили впечатление даже на тех, кто был бы рад поверить гадкой сплетне, и вскоре дело о записке перестало быть предметом обсуждения - было почти забыто, если не считать горечи в сердце Кейти и одной страницы в дневнике Розы Ред, где под датой того рокового дня были написаны следующие слова, предваренные пугающим изображением черепа со скрещенными костями:
        «NВ[20 - См. сноску 12.]. Отомстить мисс Джейн».
        Глава 8
        Перемены
        - Кловер! Где Кловер? - крикнула Роза Ред, просунув голову в дверь классной комнаты, где сидела и писала сочинение Кейти. - Ах, Кейти, ты здесь! Ты мне тоже нужна. Приходите сейчас же в мою комнату. Мне та-а-акое нужно вам сказать!
        - А что? Скажи и мне! - воскликнула Белла Аркрайт. Белла была тем самым «маленьким кувшинчиком»[21 - Намек на английскую пословицу: «У маленьких кувшинчиков большие ушки» (т.е. «дети любят подслушивать разговоры взрослых»).], о котором говорит нам пословица, и отличалась неутомимой жаждой знать все, что известно другим.
        - Сказать вам, мисс? Хотела бы я знать, с какой стати! - ответила Роза, которая отнюдь не питала к Белле нежных чувств.
        - Ты ужасно противная и злая, - заныла Белла. - Думаешь, что ты взрослая и можешь заводить секреты. А ты вовсе не взрослая! Ты тоже еще девочка - ненамного старше меня! Так-то вот!
        Роза скорчила рожу, зарычала и сделала вид, что хочет наброситься на Беллу, - та с визгом помчалась по коридору. Вернувшись в классную комнату, Роза сказала:
        - Приходи, Кейти! Найди Кловер - и быстро ко мне! Вы в самом деле мне очень нужны. Я взорвусь, если срочно не расскажу кому-нибудь о том, что я узнала.
        Кейти почувствовала любопытство. Она отыскала Кловер, которая занималась в другой комнате, и втроем девочки побежали в конец Квакер-коридора.
        - Ну так вот, - сказала Роза, закрыв дверь и подтолкнув вперед два стула - один для Кейти и другой для Кловер, - поклянитесь, что никому не расскажете, так как это настоящий секрет - величайший секрет, и миссис Флоренс кожу с меня живьем бы содрала, если бы знала, что я все знаю! - Она сделала паузу, чтобы полюбоваться произведенным на слушательниц впечатлением, и вдруг начала как-то странно принюхиваться. - Девочки! - произнесла она торжественно. - Эта маленькая негодница Белла здесь - в этой комнате! Я уверена.
        - Почему ты так думаешь? - удивленно воскликнули Кейти и Кловер.
        - Я чувствую запах этой отвратительной помады, которой она мажет свои волосы! Вы не чувствуете? Она где-то прячется. - Роза с минуту быстро и внимательно оглядывала комнату, затем стремительно нагнулась и вытянула из-под кровати маленький брыкающийся комок. Это и была преступница Белла.
        - Что ты там делала, скверная девчонка? - строго спросила Роза, схватив дрыгающие в воздухе ноги и крепко держа их.
        - И не хочу я знать твой секрет, - ревела Белла. - Ты противная девчонка, Роза Ред, и я тебя ни капельки не люблю.
        - Твоя любовь отнюдь не то, без чего я чахну, - резко и колко возразила Роза, усаживаясь на кровать и держа перед собой преступницу за концы ее коротких косичек. - Я не хочу, чтобы маленькие девочки, которые занимаются тем, что прячутся и подслушивают, любили меня. Я бы предпочла, чтобы они меня не любили. А теперь слушай. Знаешь, что я сделаю, если ты еще раз без разрешения придешь в мою комнату? Сначала я отрежу тебе волосы - вместе с помадой и всем прочим - моим перочинным ножиком (Белла взвизгнула), - а затем я превращусь в медведя - большого бурого медведя - и съем тебя! - Роза произнесла эту угрозу с потрясающей силой и сопроводила ее страшным рычанием, показав при этом зубы. Белла завопила от страха, выдернула свои косички, открыла дверной засов и умчалась. Роза не преследовала ее, но, спокойно сидя на стуле, время от времени издавала грозный рык, пока ее жертва не оказалась вне пределов слышимости. Затем она встала и снова заперла дверь. - Как хорошо, что этот чертенок так любит вонючую помаду! - заметила она. - Всегда знаешь, где ее искать. Почти как если бы у нее на шее висел
колокольчик!.. Теперь о секрете. Обещаете никому не рассказывать? Ну, тогда… Миссис Флоренс уходит из школы через неделю… и более того - она выходит замуж!
        - Не может быть!
        - Сущая правда. Она выходит замуж за священника.
        - Откуда ты знаешь?
        - Это самое интересное. Видели голубое батистовое платье, которое шьет мне мисс Джеймс? Сегодня утром я пошла к ней на примерку, в сопровождении мисс Барнс, разумеется. А пока мисс Джеймс подгоняла лиф по фигуре, к ней зашла миссис Секомб и села на диван рядом с мисс Барнс. Они начали разговаривать, и вскоре миссис Секомб сказала: «Когда уходит миссис Флоренс?» - «Через неделю, в четверг», - сказала мисс Барнс. Она пробормотала это себе под нос и посмотрела, слушаю ли я. Я не слушала, но после этого, разумеется, стала слушать - как могла внимательно. «А где пройдет церемония?» - спросила миссис Секомб. Она такая забавная со своим маленьким ртом и длинными словами. Вечно у нее такой вид, словно каждое из этих слов большая пилюля, которую она хочет проглотить и не может. «В Льюисберге, в доме ее сестры», - ответила мисс Барнс. Она бормотала еще невнятнее, но я расслышала. «Какая тяжелая потеря для нашего маленького кружка!» - сказала миссис Секомб. Я не совсем поняла, что они имели в виду, когда говорили о церемонии. Но что вы думаете! Когда я вернулась к себе, меня ждало письмо от Сильвии. Вот
что она пишет: «Обожаемая вами миссис Флоренс собирается замуж. Боюсь, у всех вас разобьются сердца. На днях мама была в гостях у знакомых и видела жениха. Она говорит, что человек он, кажется, умный, но совсем некрасивый. Очень жаль, ведь миссис Флоренс - красавица и, на мой взгляд, может любого свести с ума. Мы слышали, что он блестящий проповедник, и, вероятно, с ее прибытием приход будет доведен до совершенства. Но как вам понравится оказаться отданными на милость миссис Нипсон?..» Вам доводилось слышать что-нибудь забавнее? - продолжила Роза, сворачивая письмо. - Только подумайте! Оба события произошли в один и тот же день! Это как арифметический пример с ответом в конце учебника, правда?
        Роза рассчитывала произвести большое впечатление своим сообщением, и ее надежды действительно оправдались. Весь оставшийся день девочки не могли ни думать, ни говорить ни о чем другом.
        Странным оказалось то, что не прошло и двух дней, а каждая ученица в школе уже знала, что миссис Флоренс выходит замуж! Как тайна стала известной, никто не мог догадаться. Роза уверяла, что это не ее вина - она была чудом осторожности и выдержки, сущим сфинксом, но в глазах ее при этом был хитрый смех, и Кейти подозревала, что сфинкс когда-то все же смягчился. Ничего столь захватывающего не происходило прежде в Монастыре. Некоторые из старших учениц были безутешны. Они оплакивали свою долю и собирались по углам, чтобы упиться скорбью. Единственным, что облегчило их страдания, было предложение организовать «подношение» для миссис Флоренс.
        Вопрос, каким должен быть этот памятный подарок, вызвал в школе немало споров. У каждой ученицы была своя идея, и каждая была уверена, что ее идея лучше всех остальных. Деньги на подарок внесла вся школа. Набралось около сорока долларов. Что же купить? Были выдвинуты самые разные предложения. Лили Пейдж настаивала, что не может быть более подходящего к случаю подарка, чем букет восковых цветов под стеклянным колпаком. Была и многочисленная партия сторонниц серебряных ложек. Энни Силсби предлагала подарить «скульптуру», кто-то другой - часы. Роза Ред выступала за пианино, и Кейти стоило большого труда убедить ее, что за сорок долларов никакое пианино не купишь. Белла требовала подарить миссис Флоренс «орган».
        - Уж лучше шарманку, а тебя приложить к ней вместо обезьянки, - сказала Роза, заставив тем Беллу подпрыгнуть от негодования.
        Наконец после долгих споров и ряда ссор остановились на корзинке для пирожных. Выяснилось, что Сильвия Реддинг как раз в это время отправляется в гости в Бостон, и Розе было поручено попросить ее выбрать подарок и прислать его в школу с нарочным. Девочки едва могли дождаться его прибытия.
        - Надеюсь, корзинка будет красивая, - снова и снова говорили они друг другу.
        Когда коробку наконец привезли, все собрались посмотреть, как ее будут открывать. Эстер Дирборн вытащила гвозди, полдюжины рук подняли крышку, и Роза, развернув папиросную бумагу, открыла взорам долгожданную корзинку.
        - Какая красота! - воскликнули все.
        Корзинка была сплетена из крученой серебряной проволоки. Две детские фигурки с крылышками и гирляндами роз поддерживали с двух сторон ручку. Посредине ручки, на маленьком диске, были выгравированы инициалы миссис Флоренс, рядом с которыми нежнейшим образом целовалась пара голубков.
        - Никогда не видела ничего подобного! А не тяжеловата ли она? Роза Ред, твоя сестра просто молодец! - кричали все хором, пока Роза, очень довольная, показывала корзинку.
        - А кто вручит подарок? - спросила Луиза Эгнью.
        - Роза Ред, - сказали некоторые из девочек.
        - Нет-нет, что вы! Я ростом маловата, - возразила Роза. - Нужно кого-то, кто сможет торжественно войти в комнату и произвести большое впечатление. Я предлагаю Кейти.
        - О нет! - сказала Кейти, попятившись. - Я, наверное, не справлюсь. Может, лучше поставим на голосование?
        Эллен Грей нарезала маленьких бумажек; каждая из девочек написала имя и бросила свою бумажку в коробку. Когда голоса были подсчитаны, оказалось, что имя Кейти стояло на всех листках, кроме трех.
        - Будем считать, что принято единогласно, - в полном восторге заявила Роза. Девочки согласились, и Роза, вскочив на стул, закричала: - Троекратное ура в честь Кейти Карр! Все дружно - раз, два, три - гип-гип-ура!
        «Ура» прокричали с энтузиазмом, так как Кейти, сама о том не ведая, стала пользоваться в школе большой любовью. Она не сразу смогла заговорить, так как была слишком тронута и обрадована. Но затем, заговорив, попыталась возразить против своего избрания.
        - Эстер сумела бы сделать это лучше, - сказала она, - и мне кажется, что корзинка больше понравится миссис Флоренс, если ее вручу не я. Вы ведь знаете, что с тех пор как… - Она не договорила. Даже сейчас ей было трудно спокойно говорить об истории с запиской.
        - Она все еще не может забыть о той смехотворной записке, из-за которой миссис Флоренс подняла такой шум! - вскрикнула Луиза. - Как будто кто-то верит, что ты написала ее! Кейти, я думаю, что даже мисс Джейн не так глупа, чтобы в это верить. Но даже если она и верит, тем больше причин поручить именно тебе передать наш подарок, чтобы показать, что мы другого мнения. - Она поцеловала Кейти, как бы поставив этим точку в своей речи.
        - Да-да, тебя выбрали, и ты должна вручить подарок! - эакричали остальные.
        - Хорошо, - сказала Кейти, очень довольная, - но что же я скажу?
        - Мы сочиним для тебя речь, - откликнулась Роза. - Говори приятным голосом, Кейти, и ни в коем случае не сутулься. А то кажется, будто ты стесняешься своего роста. Это дурная привычка, дитя мое, и мне всегда неприятно на это смотреть, - заключила она тоном мудрой мамаши, дающей полезные наставления.
        Удивительно, что в школе может происходить столько событий, которых не замечают и о которых не подозревают учителя. Миссис Флоренс и не догадывалась о том, что всем девочкам известен ее секрет. Она собиралась уехать якобы на время и предоставить миссис Нипсон объяснять, что произошло. Поэтому для нее было полной неожиданностью появление Кейти, державшей в руках красивую корзинку, полную свежих роз; алых, белых, розовых. Боюсь, что пришлось несколько смягчить суровые правила ОИЛ, чтобы позволить Розе Ред получить эти цветы: они, конечно же, не росли нигде в Хиллсовере, кроме сада профессора Секомба!
        - Девочки поручили мне преподнести вам этот подарок с выражением глубокой любви от всех нас, - сказала Кейти, чувствуя странную робость и едва решаясь поднять глаза. Она поставила корзинку на стол. - Мы очень надеемся, что вы будете счастливы, - добавила она чуть тише и направилась к двери.
        Миссис Флоренс, которая сначала была слишком удивлена, чтобы найти слова ответа, теперь вдруг воскликнула:
        - Подождите! Вернитесь на минутку.
        Кейти возвратилась. Щеки миссис Флоренс окрасил румянец. Она казалась очень красивой.
        - Скажите девочкам, что я очень благодарна. Это очень красивый подарок. Я всегда буду дорожить им. - Она покраснела еще сильнее. Кейти тоже покраснела, ей показалось, что в глазах миссис Флоренс стоят слезы. Было непривычно видеть эту всегда спокойную женщину такой взволнованной.
        - Что, что она сказала? - спрашивали девочки, собравшиеся группками у дверей классной комнаты, чтобы услышать отчет о встрече.
        Кейти повторила слова миссис Флоренс. Некоторые из девочек были разочарованы.
        - И это все? - сказали они. - Мы думали, она встанет и произнесет целую речь.
        - Или хотя бы небольшое стихотворение, - вставила Роза Ред. - Несколько строк, сочиненных экспромтом; например, таких:
        Я подарка не ждала,
        Но корзиночка мила!
        Пусть пирожными она
        Будет всякий день полна
        И за чаем всякий раз
        Пусть напомнит мне о вас!
        Раздался общий смех, на звук которого из классной вышла мисс Джейн.
        - Соблюдайте порядок! - закричала она, звоня в колокольчик. - В чем дело? Начался час занятий.
        - Нам жаль, что миссис Флоренс уходит, - сказал кто-то из девочек.
        - Откуда вам это известно? - резко спросила мисс Джейн, но никто не ответил.
        На следующий день миссис Флоренс уехала. Кейти провожала ее взглядом с тайной грустью в душе.
        - Ах, если бы она тоже сказала, что не верит, будто я написала ту записку! - сказала она Кловер.
        - Мне все равно. Пусть верит! Она глупая и несправедливая женщина! - ответила независимая в суждениях Кловер.
        Отныне руководство школой было возложено на одну миссис Нипсон. Прежде она никогда не занималась хозяйственными делами школы, но имела на сей счет ряд собственных излюбленных теорий и ждала лишь ухода миссис Флоренс, чтобы осуществить их на практике. Одна из теорий миссис Нипсон - очень удобная и экономная для нее, но очень неприятная для ее подопечных - заключалась в том, что очень вредно молодым девушкам есть мясо каждый день в жаркую погоду. Поэтому три раза в неделю школьный обед состоял теперь из пудинга и хлеба с маслом.
        Пудинг был из бездрожжевого теста, в котором кое-где попадалась черная смородина или изюм. Но подъем в шесть часов, легкий завтрак и четыре с половиной часа учебы - все это чудесным образом возбуждает аппетит, что охотно засвидетельствуют все, испытавшие на себе подобный режим. Бедные девочки спускались к обеду голодные как волки и смотрели на большие бледные ломти, лежавшие на тарелках, с гневом и отвращением, которые я и не пытаюсь описать. Ломти были очень толстые, к ним подавалось много сладкой подливки и хлеба с маслом, но так или иначе, а еда не насыщала, и девочки уходили наверх не менее голодные, чем были до обеда. Те, кто ел во вторую смену, обычно висели на перилах лестницы, ожидая пообедавших, и, когда в ответ на вопрос: «Что вы ели?» слышалось: «Пудинг!», тихий стон проносился по лестнице и всеми овладевало уныние.
        Вероятно, именно вследствие этих тяжких испытаний заказы к 4 июля[22 - 4 июля - День независимости - национальный праздник США.] в тот год были необычно большими. В школе было давней традицией, что девочки праздновали День независимости, покупая столько сластей, сколько хотели. В Хиллсовере не было кондитерского магазина, поэтому миссис Нипсон принимала заказы и затем посылала в Бостон за покупками, записывая их в счета как дополнительные расходы. В этих счастливых обстоятельствах девочки чувствовали, что могут позволить себе быть расточительными, и составляли свои заказы, даже не думая об их стоимости. Заказ Розы Ред в тот год выглядел так:
        Два фунта шоколадных конфет.
        Два фунта засахаренного миндаля.
        Два фунта лимонного драже.
        Два фунта конфетного ассорти.
        Два фунта миндального печенья.
        Дюжина лимонов.
        Коробка инжира.
        Коробка засахаренных слив.
        Миндальный торт.
        Следствием этого изрядного заказа было то, что, после того как прибывшие в огромной бельевой корзине посылки были розданы и школа двадцать четыре часа предавалась непривычным излишествам, Розу нашли лежащей на кровати со страдальческим видом и мертвенно-бледную.
        - Никогда ничего больше не говорите мне о сладком, пока я жива! - простонала она. - Говорите о маринадах или соленьях или о кислых яблоках, но даже не намекайте на сахар ни в каком виде, если вы меня любите! О зачем, зачем я заказала эти убийственные сласти?
        Но все было съедено, и школа вернулась к своему прежнему состоянию. А три недели спустя пришло время выпускного акта в мужском колледже.
        - Вы с Кловер «чаши» или «симпозиумы»? - спросила Лили Пейдж, встретив Кейти в коридоре за несколько дней до этого важного события.
        - Что это такое?
        - Разве вам еще никто не говорил? «Чаша» и «Симпозиум»[23 - Симпозиум - у древних греков пирушка, сопровождавшаяся музыкой, развлечениями, беседой.] - два студенческих общества в колледже. И все девочки плетут гирлянды для того или другого, чтобы украсить ими залы в день выпуска. Мы работаем в нашем гимнастическом зале: «чаши» - в восточной половине, «симпозиумы» - в западной. А когда гирлянды становятся слишком длинными, мы свешиваем их из окон. Это так весело! Я из «симпозиумов»! Присоединяйтесь!
        - Я должна сначала подумать, - сказала Кейти, втайне решив присоединиться к тому обществу, в котором состоит Роза Ред. Оказалось, что это «Чаша», так что Кейти и Кловер записались в число «чаш». За три дня до выпускного акта началось изготовление гирлянд. Все послеобеденное время было отдано работе, и, вместо того чтобы выходить на прогулку или играть гаммы, девочки сидели в гимнастическом зале, вплетая дубовые листья в длинные гирлянды. В зал все время подносили новые корзины свежих листьев, и между соперничающими обществами шла борьба - кто сплетет больше.
        Это действительно, как говорила Лили, было очень весело - сидеть среди зеленых ветвей, приятного запаха листьев, радостного жужжания голосов и общего ощущения праздника. Художники нашли бы немало материала для своих картин, если бы побывали в те дни в гимнастическом зале, но, к несчастью, ни один художник туда допущен не был.
        Однажды, опорожняя очередную корзину, Роза Ред случайно наткнулась на белый сверток, спрятанный под листьями.
        - Лимонное драже! - воскликнула она, действуя при этом двумя пальцами с азартом, достойным сладкоежки Джека из стишка Кейти. - «Чаши», нам подарок! Вам не жаль «симпозиумов»?
        Но на следующий день в корзине, предназначенной для «симпозиумов», оказалась большая пачка мятных леденцов, так что ни одно общество не могло похвалиться преимуществом перед другим. Были они почти равными и в длине сплетенных гирлянд: «чаши» насчитали 900 ярдов, «симпозиумы» - 902.
        Что же до залов колледжа, которые были украшены этими гирляндами и которые девочки смогли увидеть вечером накануне торжества, невозможно было сказать, какой из них лучше. Каждое общество предпочитало свой, а ректор Сирлс сказал, что оба делают честь юным леди.
        А в день выпуска все девочки сидели на галерее в церкви и слушали речи. День оказался очень жарким, а речи - на такие темы, как «Влияние республиканской формы правления на литераторов» или «Абстрактный закон справедливости применительно к делам человеческим», - не были особенно интересными. Но музыка и толпа, вид шести сотен дам, одновременно обмахивающихся веерами, - все это было занимательно, и девочки ни за что не согласились бы пропустить такое зрелище. Позднее в тот же день им представилось и другое развлечение в виде вереницы дам в розовом и голубом и кавалеров в белых перчатках, направлявшихся на прием в дом ректора мимо здания пансиона. Но девочкам недолго пришлось наслаждаться этой картиной, так как мисс Джейн, догадавшись о происходящем, прошла по комнатам и распорядилась, чтобы все легли спать.
        Казалось, что после выпускного дня Хиллсовер погрузился в глубокий сон. Большинство профессорских семей отправилось отдыхать в горы или к морю, оставив закрытыми свои дома. Городок приобрел сонный, заброшенный вид. Не было видно мальчиков, играющих в мяч в сквере или качающихся на воротах колледжа; на улицах - никаких признаков жизни. Погода стояла по-прежнему теплая, учеба, шедшая заведенным порядком, становилась скучной, и потому учителя и ученицы были одинаково рады, когда наступила середина сентября, а с ней и начало осенних каникул.
        Глава 9
        Осенние каникулы
        Последний день семестра был днем предотъездной суеты. Все здание школы было отдано сундукам и упаковке вещей. Миссис Нипсон сидела у себя за столом, выписывая счета и выслушивая просьбы о распределении комнат на следующий семестр. Мисс Джейн пересчитывала учебники и атласы, обращая внимание на каждое чернильное пятно или загнутый уголок страницы. Девочки бегали по дому в поисках забытых вещей, решали, что взять с собой, а что оставить, договаривались, кто с кем будет гулять предстоящей зимой. Все правила распорядка были забыты. Белла дважды съехала вниз по нерилам лестницы и не получила замечания, а Роза Ред, обхватив Кейти за талию, в вальсе прошлась с ней вдоль всего Квакер-коридора.
        - Я до того счастлива, что мне хочется кричать! - объявила она, когда, повернувшись последний раз, они оказались прижатыми к стене. - Какая прелесть - каникулы! Но, Кейти, ты, похоже, совсем не рада.
        - Ты же знаешь, мы едем не домой, - ответила Кейти довольно печально. Они с Кловер не так радовались приходу каникул, как остальные девочки. Провести неделю с миссис Пейдж и Лили было, разумеется, совсем не то, что провести ее с папой, Элси, Джонни, Дорри и Филом.
        Но на следующее утро, когда к школе подъехал большой дилижанс и его заполнили девочки, когда миссис Нипсон встала в дверях и ласково махала рукой на прощание, а горничные, вытиравшие пыль в комнатах верхнего этажа, размахивали из окон своими тряпками, девочки обнаружили, что общее волнение передалось и им, и всей душой предались веселью, которое усиливалось по мере того, как дилижанс удалялся от школы. Все чувствовали себя такими счастливыми и добродушными, что некоторые даже посылали воздушные поцелуи мисс Джейн.
        Не часто встретишь на железной дороге такую необузданную компанию пассажиров. Им предстояло всем вместе доехать до узловой станции, и мистеру Грею, отцу Эллен, чьим заботам миссис Нипсон поручила всю компанию, приходилось прилагать множество усилий, чтобы поддерживать хоть какой-то порядок. Это был робкий немолодой джентльмен, и, как заметила Роза, своим видом он напоминал степенную курицу, которая вдруг обнаружила, что отвечает за поведение целого выводка утят.
        - Ах, что вы! - слабо протестовал он. - Вы хотите купить еще сластей? Вы не думаете, что столько орехов может быть вредно для вас?
        - Нет-нет, сэр, - ответила Роза, - орехи никогда еще мне не повредили. Я могу есть их тысячами! - Но так как в этот момент в вагон вошла полная дама и сделала несколько шагов к свободному месту рядом с Розой, та дико выкатила глаза и сказала: - Извините, но, пожалуй, мне лучше сесть с краю, чтобы я легче могла выйти, если у меня будет припадок.
        - Припадок! - вскрикнула полная дама и удалилась со всей поспешностью. Роза засмеялась с плутовским видом, девочки прыснули со смеху, а мистер Грей явно содрогнулся.
        - Она действительно подвержена припадкам? - шепнул он дочери.
        - О нет, папа! Это все ее шалости! - извиняющимся тоном сказала Эллен, смеявшаяся вместе со всеми. Но мистер Грей не чувствовал себя уверенно и был очень рад, когда они добрались до узловой станции и половина его беспокойных подопечных пересела на другой поезд.
        В шесть часов они прибыли в Спрингфилд. Полдюжины пап ожидали там своих дочерей, поезда уже были поданы на посадку, последовал хор прощальных восклицаний. Мистер Пейдж был всецело поглощен Лили, которая непрестанно целовала его и болтала без умолку, так что он не замечал ничего другого. Луизу увел ее дядя, в доме которого она должна была переночевать, а Кейти и Кловер оказались совсем одни. Им не хотелось мешать Лили, и они отошли в сторону и сели на скамью, остро ощущая свое одиночество и тоску по дому; и хотя ни одна не сказала этого, я уверена, что они думали о папе.
        Это продолжалось лишь минуту. Мистер Пейдж заметил их и, подойдя, так любезно приветствовал, что чувство заброшенности мгновенно исчезло. Как оказалось, им предстояло провести ночь в той же гостинице, где полгода назад они впервые встретились с Лили. Мистер Пейдж взял их саквояжи, и все пошли к гостинице, где для них уже были заказаны комнаты.
        Они поднялись наверх, чтобы умыться и причесаться, а затем спустились в столовую.
        - Скорей за вафли, - шепнула Лили.
        Она заказала столько еды и таким трагическим тоном объявила себя «умирающей от голода», что два улыбающихся официанта сразу бросились на помощь и посвятили себя обеспечению ее нужд. Все новые хрустящие вафли, одну горячее другой, приносили эти многострадальные официанты, пока не иссяк даже аппетит Лили, и она была вынуждена признать, что не может больше проглотить ни куска. Достигнув этой высшей точки, они прошли в гостиную, где девочки сели у окна понаблюдать за людьми на улице, которая после тихого Хиллсовера казалась блестящей и людной, как Бродвей.
        Людей в гостиной было немного. Поодаль сидела за столиком серьезного вида пара, а по комнате бегал хорошенький мальчик в бархатной курточке. На вид ему было лет пять, и Кейти, очень любившая детей, протянула руку, когда он пробегал мимо, поймала его и посадила себе на колени. Он не выглядел робким и взглянул ей в лицо серьезно, как взрослый.
        - Как тебя зовут, дружок? - спросила она.
        - Дэниел Д’Обиньи Спаркс, - ответил мальчик чопорно, отчетливо выговаривая слова.
        - Ты живешь в этой гостинице?
        - Да, мэм. Я остановился здесь с моими родителями.
        - Что же ты здесь весь день делаешь? Есть здесь маленькие мальчики, с которыми ты можешь поиграть?
        - Я не хочу играть ни с какими маленькими мальчиками, - ответил Дэниел Д’Обиньи с чувством собственного достоинства. - Я предпочитаю общество моих родителей. Сегодня мы ходили на прогулку. Мы осмотрели красивую оранжерею в окрестностях города. Там есть Victoria Regia. Я много слышал об этом чудесном растении, а в последнем номере лондонского «Musee» есть его изображение, представляющее маленького чернокожего ребенка, стоящего на одном из листьев. Мой папа выразил мнение, что это невозможно, но когда сегодня мы увидели это растение, то убедились, что в иллюстрации не было никакого преувеличения. Размер листа таков, что маленький ребенок вполне может стоять на нем,
        - Ну и ну! - воскликнула Кейти, чувствуя себя так, словно случайно посадила себе на колени пожилого университетского профессора. - Простите, а сколько вам лет?
        - Почти девять, мэм, - отвечал мальчуган с поклоном. Кейти в смятении не знала, как продолжить беседу, и позволила ему соскользнуть с ее колен. Но мистер Пейдж, которого очень позабавил этот разговор, решил продолжить его. Дэниел, вскарабкавшись на стул и скрестив свои короткие ножки, беседовал со всей серьезностью старика. Речь шла главным образом о нем самом - его вкусах, его приключениях, его взглядах на науку и искусство. Иногда он упоминал о папе и маме, а один раз заговорил о своем дедушке.
        - Мой дедушка с материнской стороны, - начал он, - был замечательным человеком. В юности он несколько лет провел во Франции. Он был там во время революции и даже присутствовал при казни несчастной королевы Марии Антуанетты[24 - Мария Антуанетта (1755 -1793) - французская королева, казнена во время Великой французской революции.]. Конечно, это было не преднамеренно. Так вышло случайно. Мой дедушка сидел у цирюльника - ему подстригали волосы. Вдруг он увидел, что мимо идет большая толпа, и вышел, чтобы узнать, в чем дело. Толпа была такой огромной, что ему не удалось выбраться из нее. Его унесло помимо его воли, и не только унесло, но и вынесло вперед, так что он был принужден стать свидетелем всех подробностей ужасной сцены. Он часто рассказывал моей маме, что после казни, когда палач показал голову королевы народу, глаза ее были открыты и было в них выражение не боли, не страха, но огромного удивления.
        Этот исторический анекдот вызвал «огромное удивление» у выслушавшей его компании. Мистер Пейдж усмехнулся, сказав: «Ну и ну!», встал и вышел из комнаты. Девочки высунулись в окно, чтобы можно было посмеяться украдкой. Дэниел смотрел на их вздрагивающие плечи с недоуменным видом, пока серьезного вида пара, которая уже несколько минут с тревогой смотрела на происходящее, не подошла и не напомнила чудо-ребенку о том, что ему пора спать.
        - Доброй ночи, юные леди! - снисходительно прозвучал его голосок. Лишь у Кейти хватило самообладания ответить на его слова. Было приятно узнать, что Дэниел вообще ложится спать.
        На следующее утро они увидели его за завтраком. Он сидел между родителями и ел хлеб с молоком. Увидев девочек, он поклонился им из-за своей чашки.
        - Отвратительный маленький педант! Им следовало бы заспиртовать его как диковинку. Больше он ни на что не годится, - заметил мистер Пейдж, который нечасто выражался о ком бы то ни было с подобной резкостью.
        Луиза присоединилась к ним на станции. Ей предстояло проехать оставшуюся часть пути под опекой мистера Пейджа, и Кейти была очень встревожена поведением Лили по отношению к Луизе. С каждой милей Лили держалась все более холодно и все менее вежливо. К тому времени, когда они добрались до Ашборна, Лили стала просто груба.
        - Поскорей приезжайте навестить меня, девочки, - сказала Луиза, когда они расставались на станции. - Я очень хочу, чтобы вы познакомились с моей мамой и с малышкой Дейзи. Ах, вот и папа! - Она бросилась к высокому симпатичному мужчине, который нежно поцеловал ее, пожал руку мистеру Пейджу и, приподняв шляпу, приветствовал Лили. Та едва кивнула в ответ.
        - Пансион - такая гадость! - заметила Лили чуть позже. - Приходится общаться с людьми, которых и знать-то не желаешь, - людьми совершенно не нашего крута.
        - Как ты можешь говорить такие глупости? - возмутился ее отец. - Эгнью вполне достойные люди, а мистер Эгнью - умнейший человек из всех, кого я знаю.
        Кейти была рада, что мистер Пейдж сказал это, но Лили с недовольным видом пожала плечами.
        - Папа слишком демократичен, - шепнула она Кловер. - Его ни капли не интересует, кто те или иные люди, были бы они только умные и достойные.
        - Ну, а почему это должно быть иначе? - возразила Кловер, вызвав у Лили еще большее неудовольствие.
        Ашборн был большим и богатым городом, раскинувшимся на склонах живописной горы под сенью прекрасных вязов. Пока экипаж вез их по улицам, Кейти и Кловер мельком видели оранжереи, обсаженные кустами аллеи, красивые дома с эркерами и верандами.
        - Это наш дом, - сказала Лили, когда экипаж свернул в большие ворота. Лошади остановились, и мистер Пейдж спрыгнул на землю.
        - Вот мы и дома, - сказал он. - Осторожно, Лили, не ушибись. Ну, дорогие мои, очень рады наконец видеть вас в нашем доме.
        Девочки были рады этому любезному приветствию, так как их немного ошеломили размеры и великолепие дома и они несколько оробели. Им еще не доводилось видеть ничего подобного. В холле были мраморный пол, бюсты и статуи. С обеих сторон открывались двери в большие залы, а миссис Пейдж вышла им навстречу в тяжелом шелковом платье со шлейфом и в кружевах. Вид у нее был такой, словно она оделась для приема гостей.
        - Наша гостиная, - объявила Лили, в восторге от того, что девочки так поражены. - Великолепная, правда? - Она ввела их в пышно обставленную, но неуютную и холодную комнату, где все ставни были закрыты, шторы опущены, а вся мебель спрятана в полотняные чехлы. Даже рамы картин и зеркала были зашиты в чехлы, чтобы их не засидели мухи. Лишь бронзовые и алебастровые украшения на камине и etagere[25 - Застекленная этажерка, горка (франц.).] призрачно поблескивали в тусклом свете. Кейти подумала, что комната производит гнетущее впечатление. Невозможно было представить, чтобы кто-то сел здесь читать или шить или заниматься еще чем-нибудь приятным; впрочем, комната, вероятно, и не предназначалась для этого. Миссис Пейдж вывела их из гостиной, и они проследовали за ней в другую, меньшего размера, комнату, куда вела дверь в задней части холла.
        - Ну как, нравится вам Хиллсовер, Кейти? - спросила миссис Пейдж.
        - Очень нравится, мэм, - ответила Кейти, но без энтузиазма.
        - Да, нужно время, чтобы избавиться от домашних привычек, - сказала миссис Пейдж, покачав головой. - Трудно научиться ладить с молодыми, после того как столько времени прожила с людьми более старшего возраста и переняла их привычки. Со временем тебе больше понравится в пансионе.
        В глубине души Кейти сильно в этом сомневалась, но ничего не сказала в ответ. Вскоре после этого Лили предложила отвести их наверх в комнату. Сначала она показала им три большие изысканно обставленные спальни, которые, как она объяснила, предназначались для важных гостей, а затем провела в другую, гораздо меньшую, расположенную в крыле здания.
        - Мама всегда отводит ее для моих подруг, - заметила Лили. - Она говорит, что эта комната вполне хороша для школьниц, чтобы им в ней беситься.
        - Что она имеет в виду? - в негодовании воскликнула Кловер, когда дверь за Лили закрылась. - Мы не бесимся!
        - Понятия не имею, - ответила Кейти, которая тоже была рассержена. Но скоро она засмеялась: - Люди такие забавные. Не обращай внимания, Кловер. Комната совсем неплохая.
        - Как ты думаешь, мы должны распаковать вещи и переодеться? Или можем спуститься прямо так, в наших дорожных платьях? - спросила Кловер.
        - Не знаю, - ответила Кейти неуверенно. - Может быть, лучше переодеться. Тетя Оливия всегда так наряжается! Вот твое голубое муслиновое, под самой крышкой сундука. Ты можешь надеть его, а я - мое фиолетовое.
        Девочки были рады, что переоделись, так как этого от них, очевидно, ожидали. Лили сделала прическу и нарядилась в новое белое платье. Миссис Пейдж оглядела платья Кейти и Кловер и сказала, что голубое - прелестно, но оборки совсем вышли из моды, и все нужно носить с баской. Она предполагала, что им понадобится куча новых вещей, и уже пригласила для них портниху.
        - Спасибо, - ответила Кейти, - но, я думаю, нам ничего не нужно. У нас есть зимние платья, сшитые перед тем, как мы уехали в школу.
        - Зимние платья! С прошлой весны! Дорогая, о чем ты думаешь? Они, должно быть, совершенно не модные.
        - Вы понятия не имеете, как мало жители Хиллсовера знают о модах, - ответила Кейти, смеясь.
        - Но, дорогая, сделай это ради себя самой! - воскликнула миссис Пейдж, огорченная этими беззаботными заявлениями. - Завтра я посмотрю на ваш гардероб и тогда буду знать, что вам нужно.
        Кейти не решилась сказать «нет», но все в ней восстало против этого. Когда чаепитие было в самом разгаре, открылась дверь и вошел мальчик.
        - Как ты поздно, Кларенс, - сказал мистер Пейдж, а миссис Пейдж нахмурилась и заметила: - Кларенс опаздывает нарочно. Право же, он заслуживает, чтобы его оставили без ужина. Закрой дверь, Кларенс. Помилуй! Зачем так хлопать! Когда ты научишься закрывать дверь как следует? Это твои кузины - Кейти и Кловер Карр. А теперь посмотрим, можешь ли ты пожать им руки как джентльмен, а не как мальчишка от плуга.
        Кларенс, коренастый, веснушчатый мальчик лет тринадцати, с рыжеватыми волосами и рыжеватыми отблесками в глазах, казалось, был очень рассержен этим заявлением матери. Он не стал пожимать руки кузинам, но, подняв плечи, пробормотал угрюмо: «Как поживаете?», сел за стол и без промедления уткнулся в стакан с молоком. Мать с отвращением вздохнула.
        - Ну что ты за мальчик! - сказала она. - Твои кузины подумают, что тебя совершенно не воспитывают. Но это не так, я потратила на тебя в два раза больше сил, чем на Лили. Я прошу прощения за него, Кейти. Но бесполезно пытаться учить мальчиков вежливости!
        - Вы так думаете? - сказала Кейти, вспоминая Фила и Дорри и не понимая, что миссис Пейдж имеет в виду.
        - Привет, Лили! - бросил Кларенс, только теперь заметив сестру.
        - Как поживаешь? - отозвалась Лили небрежно. - Я как раз думала о том, сколько времени пройдет, прежде чем ты соизволишь заметить мое существование.
        - Я тебя не видел.
        - Я знаю, что не видел. Кто еще так может? Что есть у тебя глаза, что нет…
        Кларенс бросил на нее сердитый взгляд и продолжал есть. Но мать, казалось, была не в силах оставить его в покое. «Кларенс, не бери так много в рот! Кларенс, прошу тебя пользоваться салфеткой! Кларенс, ваши локти на столе, сэр! Кларенс, не пытайся говорить, пока не проглотишь весь хлеб, что у тебя во рту!» - звучало поминутно. Кейти было очень жаль Кларенса. Конечно, манеры его были из рук вон плохи, но казалось ужасным, что к ним постоянно привлекали общее внимание.
        Вечер прошел довольно скучно. Гостиная производила впечатление приведенной в порядок исключительно для гостей, отчего все держались чопорно. Миссис Пейдж не шила, не читала, а просто сидела в кресле, словно леди с модной картинки, и задавала вопросы о жизни в Хиллсовере. На некоторые из них было нелегко ответить, например: «Есть ли у вас другие близкие подруги в школе, кроме Лили?» Около восьми часов пришли два очень молодых джентльмена, увидев которых полусонная до этого Лили оживилась и стала болтлива. Один из них был тот самый мистер Джордж Хикмен, чей отец был женат на сестре свояченицы мистер Пейджа, и это неким непостижимым образом делало его «двоюродным братом» Лили. Он был студентом Эрроумауского колледжа и, казалось, имел такой запас шуток, над которыми им с Лили нужно было посмеяться, что вскоре они удалились на диван в глубине гостиной, где беседовали шепотом. Другой молодой человек, представленный девочкам как мистер Илс, остался развлекать остальных трех дам, каковую обязанность исполнял, посасывая в полном молчании набалдашник своей тросточки, пока они говорили с ним. Он тоже был
студентом второго курса Эрроумауского колледжа.
        Неожиданно посреди разговора дверь, стоявшая приоткрытой, распахнулась чуть шире, и стала видна голова собаки, а затем и хвост, так умоляюще махавший о разрешении пройти дальше, что Кловер, которая любила собак, протянула руку со словами:
        - Ну, иди сюда, бедняга!
        Пес сразу бросился к ней. Он не был красив - крапчатый, «цвета перца с солью», тупоносый, с неопределенной формы хвостом. Но вид у него был добродушный, и Кловер дружески приласкала его, в то время как мистер Илс вынул набалдашник изо рта, чтобы спросить:
        - Что это за порода, миссис Пейдж?
        - Понятия не имею. - ответила она, а Лили с дальнего дивана добавила жеманно:
        - О, это ужаснейший пес, мистер Илс. Мой брат подобрал его на улице, и никто ничего о нем не знает, кроме того, что это самая вульгарная порода - дворняжка, я думаю.
        - Неправда! - раздался суровый голос из холла. Все подскочили на месте, а Кейти заметила в приоткрытую дверь блестящий мстительный глаз, уставившийся на Лили. - Это очень ценная порода - полумастиф-полутерьер с примесью бульдога. Так-то, мисс!
        Эффект был потрясающим. Лили взвизгнула, миссис Пейдж бросилась к двери, но пес, услышав голос хозяина, также метнулся к двери и проскочил перед миссис Пейдж, едва не сбив ее с ног. Кейти и Кловер не могли удержаться от смеха, и мистер Илс, встретив их веселые взгляды, снова вынул тросточку изо рта и сделался разговорчив.
        - Этот Кларенс - забавный мальчуган, - заметил он доверительно. - И сообразительный к тому же. Славный был бы малый, если бы его не пилили столько. Нагоняи никогда не приносят человеку пользы. Вы согласны, мисс Карр?
        - Конечно, не приносят.
        - Послушайте, - продолжил мистер Илс. - Я, кажется, видел вас в Хиллсовере? Вы ведь обе из Монастыря?
        - Да, но сейчас каникулы.
        - Я уверен, что вас видел. Вы жили в комнате прямо напротив дома ректора, да? Я так и подумал. Мы в колледже не знали ваших имен и называли вас «настоящие монашки».
        - Настоящие?
        - Да, потому что вы никогда не смотрите на нас из окон. Настоящие монашки и мнимые монашки - разве непонятно. Почти все юные леди в пансионе - мнимые монашки, кроме вас и еще двух, хорошеньких, на верхнем этаже - пятое окно с конца.
        - О, знаю! - сказала Кловер, которую очень позабавило данное им определение. - Он говорит о Салли Элсоп и Эми Эрскин, Кейти. Они такие милые девочки!
        - Да? - отозвался мистер Илс, с видом человека, старающегося запомнить имена, чтобы повторить их впоследствии другим. - Я так и думал. Они не такие веселые, как некоторые другие, но человеку нравится в девушках не только веселость, Если бы моя сестра была в таком пансионе, я предпочел бы, чтобы она вела себя, как вы.
        Кейти заботливо сохранила в памяти эти слова для пользы ОИЛ.
        Вскоре вернулась миссис Пейдж, и мистер Илс снова принялся сосать свою тросточку. О Кларенсе в тот вечер больше не было сказано ни слова.
        На следующее утро тетя Оливия осуществила свою угрозу и тщательно пересмотрела гардероб девочек. Разглядывая простые, без отделки платья из мериносовой шерсти и толстые суконные пальто, она качала головой.
        - Бесполезно. Но очень жаль. Вам было гораздо лучше подождать и сшить платья по моде. Может быть, еще можно поправить эти шерстяные и прибавить к ним что-то вроде баски! Я поговорю об этом с мадам Шонфлер. А пока я закажу по одному красивому теплому платью для каждой из вас, и сшиты они будут по моде. Уж без этого вам никак не обойтись.
        Кейти была довольна, что дело ограничилось лишь этим, не стала возражать. И в тот же день миссис Пейдж взяла ее и Кловер «выбирать материал», как сказала миссис Пейдж, но на самом деле им пришлось просто сидеть рядом, пока она выбирала его для них. То же самое повторилось у портнихи: девочки терпеливо ждали, пока все решалось за них и отдавались необходимые указания.
        - Смешно! - шепнула Кловер. - Но мне это все ни капли не нравится. А тебе? Это как если бы Элси заказывала наряды для своей куклы.
        - Что ж, это платье не мое, а тети Оливии, - ответила Кейти, - и она вольна сделать ему такую отделку, какая нравится.
        Но когда сшитые платья доставили на дом, Кейти была просто вынуждена остаться довольной: они не имели вида «пышного наряда», не были перегружены отделкой, хорошо сидели на фигуре и отличались той завершенностью, которую девочки прежде заметили и оценили в одежде Лили. Кейти почти забыла, что возражала против новых платьев как совершенно ненужных.
        - В конце концов, приятно все-таки хорошо выглядеть, - призналась она Кловер.
        Других развлечений, кроме посещения портнихи, в первую половину каникул было мало. Миссис Пейдж иногда брала девочек прогуляться в экипаже, а Кейти нашла в библиотеке дома интересные книги и много читала. Кловер тем временем подружилась с Кларенсом. Я думаю, она покорила его сердце в тот первый вечер, когда обратила внимание на Гостя, пса непостижимой породы - «полумастифа-полутерьера с примесью бульдога». Кларенс горячо любил Гостя и был благодарен Кловер за внимание к бедному животному, у которого мало было друзей в доме. Вскоре Кларенс стал относиться вполне дружески к Кловер и довольно дружелюбно к Кейти. Девочки нашли его, как и говорил мистер Илс, «сообразительным» и даже довольно приятным и добродушным, если только правильно понимать его поведение. Лили же никогда не понимала его, и поэтому в отношениях с ней он был очень неприятным, грубым и задиристым.
        - Очень ты не любишь апельсины! Очень! Как бы не так! - сказал он однажды за обедом в ответ на ее вполне невинное высказывание. - Я видел, как ты съела два подряд без остановки. Папа, Лили говорит, что не любит апельсины! Я видел, как она съела два подряд без остановки! Очень она их не любит! Я видел, как она съела два подряд без остановки! - Он продолжал твердить это минут пять, глядя по очереди на всех сидевших за столом. - Очень она не любит! Очень! - повторял он, пока Лили чуть не начала плакать от досады, и даже Кловер захотелось дать ему пощечину. Никто не был огорчен, когда мистер Пейдж приказал ему выйти из комнаты, что он и сделал с последним мстительным «очень!», обращенным к Лили.
        - Как Кларенс может так себя вести? - сказала Кейти, когда они с Кловер остались вдвоем.
        - Не знаю, - ответила Кловер. - Он иногда такой милый, но когда не милый, то просто отвратительный - отвратительней я не видала. Я хочу, чтобы ты поговорила с ним, Кейти, и сказала ему, как это ужасно, когда он говорит такое.
        - Ну уж нет! Будет гораздо лучше, если он выслушает это от тебя. Ты ближе ему по возрасту, и ты сумеешь поговорить с ним мягко и ласково, так что у него не будет такого чувства будто его снова ругают. Бедняга, сколько его уже ругали в жизни!
        Кловер ничего больше не говорила об этом, но продолжала размышлять. Она была необыкновенно тактична для девочки ее возраста и, прежде чем приступить к поучениям, постаралась привести Кларенса в особенно дружеское расположение духа.
        - Послушай-ка, скверный мальчишка, как ты мог так изводить Лили вчера за обедом? Гость, скажите-ка, сэр, вашему хозяину, каким он был нехорошим!
        - Вот так так! Ты тоже собираешься меня пилить? - проворчал Кларенс обиженно.
        - Нет, не собираюсь ничуточки. Я обещала не пилить. Но только скажи мне, - и Кловер погладила его по всклокоченным рыжеватым волосам, - только скажи мне, почему ты это делаешь? Ведь это совсем некрасиво.
        - Лили такая противная! - проворчал Кларенс.
        - Ну… да, иногда. Я знаю, - признала Кловер откровенно. - Но то, что она противная, вовсе не значит, что ты можешь вести себя так, как не подобает мужчине.
        - Не подобает мужчине! - воскликнул Кларенс, краснея.
        - Да. Я называю это вести себя не по-мужски - дразнить, ссориться и спорить вот так, как ты вчера. Девчонки так себя ведут иногда, но я не думала, что мальчик станет так поступать. Я думала, ему будет стыдно!
        - А Дорри никогда не ссорится и никого не дразнит? - спросил Кларенс. Он любил слушать, когда Кловер рассказывала ему о своих братьях и сестрах.
        - Он иногда вел себя так, когда был маленький, но теперь - никогда. Он ни за что на свете не стал бы говорить с девочкой так, как ты говорил с Лили. Он счел бы, что это не по-джентльменски.
        - Опять вся эта чушь насчет джентльменов и всего прочего! - отозвался Кларенс. - Мать все уши мне этим словом прожужжала, пока я его не возненавидел.
        - Конечно, это неприятно, когда все время напоминают, я согласна. Но ничего удивительного, что твоя мама хочет, чтобы ты, Кларенс, был джентльменом. Я надеюсь, что Фил и Дорри вырастут такими, как папа, а все говорят, что он настоящий джентльмен, и я горжусь, когда это слышу.
        - А что это вообще значит? Мать говорит, что это то, как ты держишь вилку, жуешь, как надеваешь шляпу. Если это все, то я думаю, это слово не много значит.
        - О, это не все! Это значит быть благородным, разве ты не понимаешь? Благородным и любезным со всеми, таким же вежливым с бедными, как и с богатыми, - горячо и быстро заговорила Кловер, стараясь объяснить, что имеет в виду. - И никогда не быть себялюбивым или крикливым, или занимать чужое место. Вилки, шляпы и все такое - это только мелочи, которые нужны, чтобы сделать человека приятным для других. Джентльмен - это джентльмен внутри, насквозь! О, как я хотела бы, чтобы ты понял, о чем я говорю!
        - А, значит, вот как, да? - пробормотал Кларенс. Понял он или нет, принес или нет этот разговор какую-то пользу, Кловер не знала, но у нее хватило благоразумия ничего больше не говорить, и, очевидно, Кларенс не обиделся, так как с этого дня полюбил ее сильнее, чем прежде. Лили не помнила себя от ревности. Она никогда особенно не стремилась к тому, чтобы Кларенс полюбил ее, но ее задевало то, что ей предпочитают кого-то другого.
        - Я думаю, что это несправедливо, - сказала она Кловер. - Кларенс тебя во всем слушается, а ко мне относится отвратительно. Это абсолютно несправедливо! Я его родная сестра, а ты только троюродная.
        Все это время девочки почти не виделись с Луизой Эгнью. Однажды она заходила в гости, но Лили, которая принимала ее вместе с девочками, держалась так холодно и чопорно, что Луиза тоже стала так держаться и пробыла в доме Пейджей совсем недолго, а когда девочки заехали с ответным визитом, Луизы не оказалось дома. Но за несколько дней до окончания каникул от нее пришла записка:
        «Дорогая Кейти, мне очень жаль, что я так мало видела тебя и Кловер в эти каникулы. Не хотите ли вы приехать и провести у нас среду? Мама передает вам привет и надеется, что вы приедете пораньше, чтобы пробыть у нас весь день. Она очень хочет с вами познакомиться. А я очень хочу показать вам нашу малышку и все остальное. Приезжайте! А вечером папа отвезет вас домой. Передайте привет Лили. У нее так много друзей, с которыми она встречается в каникулы, что я уверена, она простит меня за то, что я похищаю вас у нее на один день.
        Любящая вас Луиза».
        Кейти нашла, что Луиза очень любезно извинилась перед Лили. Но Лили, выслушав, вскинула голову и сказала, что «право же, мисс Эгнью могла бы оставить в покое ее, Лили, когда пишет свои записки».
        Миссис Пейдж, казалось, очень жалела девочек. Конечно, они должны, как она полагает, поехать, ведь это подруга по школе. Но она боится, что им будет скучно. Эгнью - странные люди, совсем не светские. Говорят, что мистер Эгнью очень умный человек, но она мало знает об этой семье. Вероятно, будет нехорошо, если девочки откажутся поехать.
        Кейти и Кловер даже думать не хотели о том, чтобы отказаться. Они отправили записочку, в которой с сердечной благодарностью приняли приглашение, и в назначенный день рано утром отправились в путь, оживленные и с самыми приятными ожиданиями.
        Дом Луизы находился довольно далеко от дома мистера Пейджа и стоял не на столь великолепной улице, но выглядел очень милым и уютным. Перед ним был маленький садик с яркими клумбами, а на тенистой веранде, увитой плющом, сидела за маленьким рабочим столиком миссис Эгнью. Она была красива и молодо выглядела, а ее голос и улыбка сразу позволили девочкам почувствовать себя как дома.
        - Можете не представляться, - весело сказала она. - Луиза так часто мне вас описывала, что я отлично знаю, кто из вас Кейти, а кто - Кловер. Я так рада, что вы смогли приехать! Не хотите ли пройти в мою комнату - дверь у того длинного окна - и раздеться? Луиза говорила вам, что я хромая и почти никогда не хожу, так что, надеюсь, вы не найдете странным, что я не провожаю вас сама. Луиза сейчас придет. Она побежала наверх, чтобы принести малышку.
        Девочки вошли в спальню миссис Эгнью. Это была красивая и необычная комната. Мебель была очень простая, но кровать, туалет и окна убраны белой тканью с оборками, а стены увешаны картинами, фотографиями, рисунками, выполненными пером и акварелями, - большинство из них без рамок и развешаны в беспорядке, но так, чтобы обеспечить каждой по возможности дучшее освещение. Это была странная манера вешать картины, но Кейти понравилось, и она охотно задержалась бы в комнате, чтобы рассмотреть каждую из них. Однако она не решилась сделать это из опасения, что миссис Эгнью ждет их и ей покажется странным их долгое отсутствие.
        В ту минуту, когда они снова вышли на веранду, сверху спустилась Луиза с маленькой сестрой на руках.
        - Я завивала ей волосы, - объяснила она, - и не слышала, как вы приехали. Дейзи, поцелуй Кейти. А теперь - Кловер. Ну не прелесть ли она? Разве не красавица? - добавила она, сама с восторгом целуя ребенка.
        - Просто прелесть! - воскликнули девочки, и скоро уже все трое сидели на полу веранды, передавая Дейзи друг другу из рук в руки, словно какое-то лакомство. Вероятно, это было привычным для малышки, и она вполне добродушно позволяла целовать себя, качать на колене, подбрасывать и вообще ласкать. Миссис Эгнью сидела поблизости и смеялась, глядя на них. Когда ребенка унесли, чтобы уложить поспать после обеда, Луиза провела девочек в гостиную - другую красивую и странную комнату, полную гравюр, эскизов и всевозможных картин, одни в рамах, другие с веткой осенних листьев или плюща вокруг них в качестве завершающей детали. На столе стояла ваза с красивыми поздними розами, и хотя, вероятно, одна камчатная штора миссис Пейдж стоила больше, чем вся мебель в гостиной Эгнью, все здесь казалось таким радостным, по-домашнему уютным и приятным для взора, что сразу согрело сердце Кейти. Они рассматривали портрет Луизы с Дейзи на коленях, написанный ее отцом, когда вошел мистер Эгнью. Девочкам сразу понравилось его лицо. Оно было красивым и открытым; и ничего не могло быть приятнее, чем видеть, как он поднял
свою прелестную больную жену, словно она была ребенком, и понес в столовую, чтобы посадить ее на место во главе стола.
        Кейти и Кловер впоследствии сошлись во мнении, что это был самый веселый обед в их жизни, с тех пор как они покинули родной дом. Мистер Эгнью рассказывал о живописи и о художниках и был очарователен. Не менее приятна была и задушевная беседа в комнате Луизы после обеда, и веселая возня с Дейзи, и долгий вечер, проведенный за книгами и фотографиями. День пролетел незаметно. Когда в десять часов они вышли из дома в сопровождении мистера Эгнью, из-за дерева появилась темная фигура и присоединилась к Кловер. Это был Кларенс!
        - Я решил просто прогуляться по этой дороге, - объяснил он. - Дома было ужасно скучно весь день без вас.
        Кловер была невероятно польщена, но удивление миссис Пейдж на следующее утро не знало границ.
        - Право же, - сказала она, - я начинаю наконец питать некоторые надежды в отношении Кларенса. Не припомню, чтобы прежде он хоть раз сопровождал кого-нибудь.
        - Слушай, Кловер, - сказал Кларенс вечером накануне того дня, когда девочкам предстояло вернуться в школу. - Слушай, может, напишешь когда-нибудь человеку.
        - Ты имеешь в виду себя, когда говоришь «человеку»? - засмеялась Кловер.
        - Ты же не думаешь, что я имею в виду Джорджа Хикмена или этого осла Илса? - возразил Кларенс.
        - Нет, не думаю. Я не против написать человеку, если этот человек ты, при условии, что человек будет отвечать на мои письма. Ты будешь отвечать?
        - Буду, - грубовато ответил он, - только не показывай моих писем другим девочкам и не смейся над моим почерком, а то я перестану писать. Лили говорит, что я пишу как кура лапой. Не так уж много, впрочем, она об этом знает - я ей не пишу! Ну, обещай писать, Кловер!
        - Обещаю, - сказала Кловер, довольная тем, что Кларенс сам предложил переписываться.
        На следующее утро девочки уехали в Хиллсовер. Дружба с Кларенсом и воспоминание о дне, проведенном в гостях у Луизы, были самым приятным, что девочки увезли с собой после этих осенних каникул.
        Глава 10
        Пачка писем
        «Хиллсовер, 21 октября
        Дорогая Элси,
        я не писала тебе в прошлую субботу, так как в этот день мы вернулись в школу и с тех пор у меня не было ни одной минуты свободной. Мы надеялись, что, может быть, мисс Джейн освободит нас от воскресного изложения, так как это все же был первый день занятий, и я собиралась написать тебе вместо этого, но она не освободила. Она сказала, что единственный способ удержать девочек от озорства - это чем-нибудь их занять. Роза Ред уверена, что за время каникул с миссионером с мисс Джейн случилось что-то плохое, - она ужасно сердитая. Ах, как это неприятно - вернуться и снова слушать ее выговоры!
        Не помню, рассказывала ли я тебе о воскресных изложениях. Мы пишем их после воскресной проповеди и должны привести текст, названия разделов и содержание, сколько сумели запомнить. Иногда пастор Принс начинает так: «Я разделю обсуждаемый вопрос на три части» - и говорит, что это будут за части. Когда он так делает, большинство девочек достает карандаши, записывает, а потом уже не слушает. Но мы с Кейти слушаем, так как Кейти говорит, что нехорошо не слушать проповедь. Мисс Джейн делает вид, что читает все наши изложения от начала до конца, но на самом деле не читает, так как однажды Роза Ред, чтобы проверить ее, написала прямо посреди своего изложения: «В эту минуту я сижу у окна, а по улице идет рыжая корова. Интересно, не родня ли она корове миссис Секомб?», - а мисс Джейн ничего не заметила и все равно поставила ей «отлично». Смешно, правда?
        Еще я должна рассказать тебе о нашем обратном путешествии. Мистер Пейдж проехал с нами весь путь до школы и был такой милый. Кларенс ехал с нами в экипаже до станции. Он сделал мне прощальный подарок - очень красивый ластик и золотой карандаш. Я думаю, что ты и Дорри тоже полюбили бы Кларенса, только, может быть, поначалу ты сказала бы, что он довольно грубый и сердитый. Я тоже так думала, но теперь очень его люблю. Тетя Оливия подарила Кейти вязаный воротничок и манжеты, а мне носовой платочек с вышитым на уголке листиком клевера. Какая она добрая, правда? Мне жаль, что я написала в последнем письме, будто мы не радовались каникулам. Конечно, каникулы были не очень веселые, но это не совсем вина тети Оливии. Она хотела, чтобы нам было весело, только не знала, что для этого нужно. Понимаешь, некоторые люди этого не знают. И не говори никому, что я написала, хорошо?
        Роза Ред приехала в школу поездом раньше, чем мы. Она была так рада, когда нас увидела, что заплакала. Она говорит, это потому, что она очень тосковала по дому, пока сидела одна в Монастыре, ожидая нас. Роза - такая милая! У нее были замечательные каникулы - три вечеринки и один пикник. И знаешь что? Ее зимняя шляпка из черного бархата с розовой отделкой - и у меня точно такая же! Я сначала хотела голубую, но тетя Оливия сказала, что розовое более модно. И теперь я рада, потому что мне приятно быть как Роза.
        В этом семестре мы с Кейти живем в комнате номер 2. Здесь гораздо лучше, чем в нашей прежней комнате, а в коридоре, сразу за дверью, - печка, так что нам будет очень тепло. Есть и солнце, только миссис Нипсон велела прибить на окна толстую хлопчатую ткань, так что остается только небольшой открытый кусочек наверху. Теперь все окна в доме так закрыты. Ты представить не можешь, как все девочки сердиты из-за этого. В первый вечер у нас было стихийное собрание, и все приняли гневную резолюцию, а некоторые девочки сказали, что не останутся в школе - напишут своим папам, чтобы они приехали и забрали их домой. Но, впрочем, ни одна не написала. А вообще это очень грустно, когда не можешь выглянуть в окно. Ах, как я хочу, чтобы скорее пришла весна!
        У нас новая столовая. Она гораздо больше, чем прежняя, так что теперь мы едим все вместе, а не по очереди. Это гораздо приятнее, потому что раньше я становилась такой страшно голодной, пока ждала, что даже не знала, что делать. Одно только очень неприятно: каждая девочка должна за обедом что-нибудь сказать по-французски. Высказывания должны быть на тему, которую задает миссис Нипсон. Сегодня это было «Les oiseaux»[26 - Птицы (франц.).], и Роза Ред сказала: «J’aime beaucoup les oiseaux, et surtout ceux qui sont rotis»[27 - Я очень люблю птиц, и особенно жареных (франц.).], обхохотались. А эта забавная маленькая Белла Аркрайт сказала: «J’aime beaucoup les oiseaux qui[28 - Я очень люблю птиц, которые… (франц.).]поют». Она думала, что «поют» - французское слово! Каждая девочка начинала так: «J’aime beaucoup les oiseaux!»[29 - Я очень люблю птиц (франц.).]Завтрашняя тема «Jules Cesar»[30 - Юлий Цезарь (франц.).]. Ума не приложу, что сказать! В Оллендорфе[31 - Система Оллендорфа - популярный в XIX в. метод изучения иностранных языков по специальным пособиям, разработанный X.Г. Оллендорфом (1803
-1865).]нет о нем ни слова.
        В этом семестре не так много новеньких, как в прошлом. Девочки думают, что это потому, что миссис Нипсон не пользуется такой любовью, какой пользовалась прежде миссис Флоренс. Две или три из новеньких, кажется, милые, но я еще не знаю. Луиза Эгнью самая милая здесь после Розы. Лили Пейдж называет ее вульгарной, потому что папа Луизы рисует картины и они не знакомы с теми людьми, которых знает тетя Оливия, но на самом деле Луиза совсем не такая. Мы ездили к ней в гости, перед тем как уехать из Ашборна, и провели у нее целый день. У нее замечательные папа и мама. А в доме полно всяких необычных и интересных вещей и картин. Мистер Эгнью очень много рассказывал нам о художниках и о том, что они делали. Одна его история была о мальчике, который делал из сливочного масла фигурки львов, а потом стал знаменитым. Я забыла, как его звали. Мы чудесно провели время у Луизы. А видели бы вы маленькую сестренку Луизы - Дейзи! Ей всего два года, но она настоящая маленькая красавица. У нее десять зубов, и она почти никогда не плачет.
        Пожалуйста, спроси папу…»
        В тот момент, когда Кловер дошла до этого места, в комнату вбежала Кейти, прямо в шляпе и с пачкой писем в руках.
        - Смотри! - воскликнула она. - Замечательно, правда? Мисс Марш взяла меня с собой на почту, а там столько писем! Три - тебе, два - мне, одно - Розе. Подожди минутку, я отдам Розе ее письмо, а потом мы прочитаем наши письма вместе.
        Через минуту обе уютно сидели рядышком, открывая первое письмо. Оно было от папы.
        «Дорогие мои девочки…»
        - Видишь, это нам двоим, - сказала Кейти.
        «На прошлой неделе пришло ваше письмо от 31-го, и мы были рады узнать, что вы здоровы и готовы к возвращению в школу. К тому времени, когда вы получите это письмо, вы уже снова будете в Хиллсовере и начнется ваш зимний семестр. Постарайтесь извлечь как можно больше пользы из учебы, так как все мы чувствуем, что никогда больше не сможем отпустить вас из дома. Джонни говорит, что, когда вы вернетесь, она намажет ваши платья рыбьим клеем, чтобы вы и пошевелиться не могли. У меня самого почти те же мысли. Сиси вернулась из пансиона и ведет себя как взрослая леди. Элси очень занимают вечерние платья, которые миссис Холл заказала для Сиси, и она каждый день бегает к ним посмотреть, не привезли ли что-нибудь новое. По этой причине я, пожалуй, даже рад, что вас нет здесь сейчас, так как вам было бы нелегко сохранять хладнокровие и продолжать учебу, когда столько всего происходит по соседству. Я послал кузине Оливии чек за те вещи, что она купила для вас. Я очень благодарен ей за то, что она проследила, чтобы у вас было все необходимое. Кейти была совершенно права, что подумала о расходах, но я хочу, чтобы
у вас было все, что вам нужно. Я вкладываю в письмо две десятидолларовые бумажки - по одной для каждой из вас - на карманные расходы. Большой привет от всех детей.
        Любящий вас
        Филип Карр.
        Р. S. У кузины Элен был тяжелый приступ, но теперь она поправляется».
        - Как я хотела бы, чтобы папа писал письма подлиннее, - вздохнула Кейти. - Он всегда посылает нам деньги, но не прикладывает к ним и половины тех слов, что нам хотелось бы. - Она свернула письмо и нежно его погладила.
        - Он всегда так занят, - ответила Кловер. - Помнишь, как он всегда садился за стол и строчил письма, а кто-нибудь всегда непременно звонил в дверь, прежде чем он успеет дописать? Я очень рада, что он прислал денег, так как теперь я могу вернуть тебе шестьдесят два цента, которые задолжала. Теперь моя очередь читать. Это от Элси. Какое длинное! Отложи пока эти записки, Кейти, а то они потеряются. Вот так, теперь начнем вместе.
        «Дорогая Кловер,
        ты даже не знаешь, как я рада, когда приходит мой черед получить от тебя письмо, адресованное лично мне. Конечно, я читаю, что вы пишете папе и всем остальным дома, но мне кажется, что ты говоришь со мной, только когда ты начнешь с «Дорогая Элси». Мне иногда хочется, чтобы ты вкладывала в свои письма маленькую записочку для меня с пометкой «лично», которую другим читать необязательно. Это было бы так интересно! Пожалуйста, напиши мне такую записочку. Я думаю, вам ужасно не понравилось у тети Оливии. Когда я прочитала, что она назвала ваши дорожные платья «допотопными», то не на шутку рассердилась. Но, наверное, в школу вам тоже не очень хочется возвращаться, хотя иногда там, должно быть, просто замечательно. Джонни назвала свою старую тряпичную куклу - ту, которую раньше звала «блинолицая», - «Ниппи», в честь миссис Нипсон. Я сделала ей муслиновый чепец, а Дорри пририсовал очки вокруг глаз. Теперь она настоящее пугало, и Джонни все время играет в то, что с Ниппи происходят всякие ужасы. Джонни колет ее булавками, изображает, что у куклы болит ухо или что она спотыкается и ушибается, так что мне
иногда становится ее жаль, хотя все это только игра. Когда ты написала нам, что у вас на обед один лишь пудинг, я не могла съесть ни крошки. А Джонни положила Ниппи в шкаф с лоскутками и морит ее голодом с тех самых пор, и Фил говорит, что так ей и надо! Ты представить себе не можешь, как мне иногда ужасно одиноко без вас. Если бы не Элен Гиббс, та новенькая девочка, о которой я тебе писала, не знаю, что я стала бы делать. Она самая красивая девочка в школе мисс Мак-Крейн. У нее такие же вьющиеся волосы, как у меня, только в четыре раза длиннее и в миллион раз гуще, а талия у нее, честное слово, ненамного толще, чем столбик кровати. Мы большущие друзья. Она говорит, что любит меня так, как если бы я была ее настоящей сестрой, но у нее никогда не было настоящих сестер. На днях она на меня очень рассердилась, потому что я сказала ей, что не могу любить ее так сильно, как тебя и Кейти, и она всю большую перемену со мной не разговаривала, но теперь мы помирились. Дорри в нее ужасно влюблен, так что я иногда не могу уговорить его войти в комнату, когда она к нам приходит. Он краснеет, когда мы его дразним
из-за нее. Но это большой секрет. Мы с Дорри каждый вечер играем в шахматы. Он почти всегда у меня выигрывает, если только папа не подойдет и мне не поможет. Фил тоже научился играть, потому что он всегда хочет делать то же, что и мы. Дорри отдал ему ладью и слона, и коня, и четыре пешки а потом выиграл в шесть ходов. Фил так рассердился, что мы не могли удержаться от смеха. Вчера вечером он спрятал своего короля под курточку, застегнул ее на все пуговицы и сказал: «Вот теперь ты уж никак не поставишь мне мат!»
        Сиси вернулась домой. Она теперь взрослая - делает совсем другую прическу и носит длинные платья. Этой зимой она будет выезжать на вечера, и миссис Холл собирается устроить для нее вечер в четверг, на следующей неделе, с настоящими взрослыми гостями. У нее красивые новые платья - из белого муслина, из голубой кисеи, из розового шелка. Розовое шелковое, по-моему, самое красивое. Сиси такая добрая и разрешает мне рассматривать все ее вещи. У нее прелестная брошь, новый веер из слоновой кости и много всего другого. Я очень хотела бы быть взрослой. Это, должно быть, так приятно. Я хочу тебе что-то сказать, только не говори никому, кроме Кейти. Помнишь, Сиси раньше всегда говорила, что не будет кататься с молодыми джентльменами, а собирается сидеть дома и читать Библию бедным людям? Так вот, она говорила неправду, потому что уже три раза ездила в двуколке с Сильвестром Слэком. А когда я сказала, что она не должна этого делать, потому что это нарушение обещания, она только засмеялась и сказала, что я глупенькая маленькая девочка. Странно, правда?
        Я хочу рассказать тебе, какую ужасную ошибку я недавно совершила. Мерайя Авери пригласила меня на чай, и папа разрешил мне пойти. Я не очень хотела идти, но не знала, как отказаться, и потому пошла. Ты же знаешь, какие они бедные и как тетя Иззи всегда говорила, что они «обидчивые», так что я подумала, что постараюсь посидеть подольше после чая, чтобы они не подумали, будто мне у них не понравилось. И я сидела и ждала, и ждала, и ждала, и мне так захотелось спать, что пришлось себя щипать, чтобы не уснуть. Наконец я решила, что уже наверняка около девяти часов, и попросила мистера Авери отвезти меня домой. И знаешь, когда мы добрались до нашего дома, было уже четверть одиннадцатого, и папа собирался ехать за мной. Дорри сказал, что, наверное, мне было очень хорошо в гостях, раз я так засиделась. Я три дня никому об этом не говорила; я знала, что они будут смеяться, и они действительно смеялись. Ведь смешно, правда? А у старой миссис Авери был такой же сонный вид, как у меня, и она все время потихоньку зевала в руку. Я сказала папе, что, если бы у меня были свои часы, я не дала бы таких промахов.
Он засмеялся и сказал: «Посмотрим!» Как ты думаешь, это значит, что он собирается подарить мне часы?
        Мы очень гордимся Дорри. Он получил две награды на экзаменах. Ему дали вторую награду по латыни и первую по математике. Мистер Пулман говорит, что Дорри один из самых вдумчивых мальчиков, каких он видел. Приятно, правда? Наградили его книжками. Одна - «Жизнь Бенджамина Франклина»[32 - Бенджамин Франклин (1706 -1790) - американский государственный деятель, ученый, просветитель.], а другая - «Жизнь генерала Батлера»[33 - Батлер Уильям Орландо (1791 -1880) - американский генерал, командующий американскими войсками во время Мексиканской войны (1846 -1847 гг.).]. Папа говорит, что он не очень высокого мнения о «Жизни генерала Батлера», но Дорри начал читать и говорит, что книжка замечательная. Фил сказал, что, когда ему дадут награду, он хотел бы, чтобы это были конфеты и новый перочинный ножик, но ему придется долго ждать, если только он не станет учиться усерднее, чем сейчас. Он только что пришел и пристает ко мне, чтобы я пошла с ним на чердак и помогла достать его санки. Он думает, что пойдет снег, но нигде никакого признака, и погода стоит довольно теплая. Я спросила его, что тебе передать, а он
сказал: «Напиши, чтобы приезжала домой. и все остальное, что хочешь». Я сказала: «Может быть, передать от тебя привет и написать, что ты здоров?», а он сказал: «Да, мисс Элси, я думаю, ты считала бы, что очень хорошо себя чувствуешь, если бы у тебя каждый день так болела голова, как у меня». Но ты не пугайся, потому что он такой же румяный и пухлый, как всегда, хоть почти каждый день говорит, что болен, когда приходит время идти в школу. Когда папа уезжал по делам, мисс Финч поверила Филу и два дня оставляла его дома. И неудивительно: ты представить себе не можешь, какая у него была физиономия. Но выздоровел он так быстро, что теперь она на него не обращает внимания. На днях папа встретил его на дороге около одиннадцати часов; он шел один, бросал камни в птиц и шумел, как только мог. Папе он сказал, что ему было так плохо в школе, что учительница отпустила его домой. Но папа заметил, что у него липкий рот, и открыл его корзинку с завтраком. Оказалось, что маленький плут съел по дороге все, что там было, - солонину, хлеб с маслом, большой кусок сладкого пирога и шесть груш. Папа не мог не рассмеяться,
но велел ему повернуть обратно и идти прямо в школу.
        В моем последнем письме я рассказывала тебе, что Джонни ходит теперь в школу вместе со мной. Она очень этим гордится и все время рассказывает о «нашей с Элси школе». Она гораздо сообразительнее всех остальных девочек ее возраста. Мисс Мак-Крейн посадила ее в класс, где пишут сочинения на грифельных дощечках. Первая тема была «Котенок», и Джонни начала так: «Он милый, маленький, пушистый, царапучий, только лучше не тянуть его за хвост, но он очень умный». Все девочки засмеялись, а Джонни крикнула: «Все равно это правда!»
        Больше писать не могу, мне надо учить урок по-латыни. К тому же письма длиннее этого, наверное, не бывало. Я пишу его уже четыре дня. Пожалуйста, пришли мне такое же длинное. Старая Мэри и все дети передают привет, а папа говорит: «Скажи Кейти, что если на пудинговой диете она вдруг опять начнет расти, то должна будет немедленно вернуться домой, так как я не могу этого допустить». Ах, как я хотела бы вас повидать! Пожалуйста, передай от меня привет Розе Ред. Я думаю, что она просто прелесть.
        Любящая тебя Элси».
        - Милая Элси! Как это на нее похоже! - сказала Кловер. - Я думаю, у нее настоящий дар писать письма. Ты согласна? Она рассказывает обо всех мелочах, и так смешно. Никто не пишет таких замечательных писем, как она. А это от кого, Кейти?
        - От кузины Элен. Как долго оно шло! Только посмотри на дату! Двадцать второе сентября - месяц назад! - Затем она начала читать:
        «Дорогая Кейти,
        прошло довольно много времени с тех пор, как мы писали друг другу, но в последние недели я неважно себя чувствовала, так что было трудно писать. Вчера я впервые села, а сегодня оделась и пришла в себя. Мне хотелось бы, чтобы ты могла увидеть мою комнату, - мне часто этого хочется, но сегодня особенно. Она так красива. Маленькая Элен принесла большую корзинку цветов и осенних листьев, и мы украсили комнату так, что теперь она само совершенство. Здесь четыре вазы с розами, кувшин хризантем, вокруг моих картин - ветки с красными листьями. Это листья дикого винограда. Конечно, это убранство ненадолго, но пока не увяло, выглядит прелестно. А еще Элен принесла птичье гнездо - садовник нашел его на ветке боярышника, который растет на лужайке. Элен повесила его сбоку от моих книжных полок. А с другой стороны - еще одно гнездо, совсем другого рода: огромное серое осиное гнездо, размером со шляпную картонку. Мне прислали его с гор в прошлом году. Интересно, есть такие в лесах возле Хиллсовера? Несмотря на красные листья, тепло как летом, и окна в моей комнате широко раскрыты. Я думаю, у вас прохладнее, чем
здесь. Сейчас вы, должно быть, в Ашборне. Надеюсь, вы хорошо проведете ваши каникулы от начала и до конца.
        19 октября.
        Дорогая Кейти, я не закончила это письмо в тот день, когда начала его, а на следующее утро оказалось, что я еще не совсем здорова, и мне пришлось снова лечь в постель. Сейчас я все еще лежу и, как видишь, пишу карандашом. Но не тревожься обо мне: доктор говорит, что я поправляюсь, и я надеюсь, что скоро опять буду в моем кресле. Красных листьев больше нет, но розы все так же прелестны - маленькая Элен по-прежнему приносит их мне. Она только что приходила, чтобы прочитать мне свое сочинение. Тема - «Звезды». Ты представить не можешь, сколько она сумела сказать о них. Она очень сообразительная малышка, и учить ее - одно удовольствие. Я почти никогда не бываю так больна, чтобы она не могла прийти ко мне на урок, и она быстро делает успехи. Мы договорились, что, когда она будет знать больше меня, начнет давать уроки мне, и уверена, что это время не так уж далеко.
        Я должна рассказать тебе о моем Бене. Это канарейка, которую мне подарили летом. В последнее время он становится таким удивительно ручным, что мне кажется, будто это не птичка, а сказочный принц, поселившийся со мной, чтобы развлекать меня. Дверца его клетки теперь всегда остается открытой, и он влетает и вылетает из нее, когда хочет. Это славный, бойкий и любопытный малый и охотно летает по всей комнате, пробует каждый новый для него предмет клювом, чтобы проверить, нельзя ли его есть, а потом садится, чтобы узнать, удобно ли на нем сидеть. Свое отражение в зеркале он принимает за другую канарейку и иногда целых полчаса сидит на подушечке для булавок, щебечет и ухаживает за своим отражением. Наблюдать за ним - одно из моих самых приятных развлечений, особенно сейчас, когда я так много времени провожу в постели. Иногда он прячется и сидит так неподвижно, что я не могу догадаться, где он. Но стоит мне позвать: «Бен, Бен!» - и протянуть палец, слышится шорох крылышек, он вылетает и садится на мой палец. Он совсем не боится и часто сидит у меня на голове или на плече, целует меня своим клювиком.
Сейчас он рядом, на подушке, наскакивает на мой карандаш, к которому смертельно меня ревнует. То же самое с моими расческами и щетками для волос, если я пытаюсь причесаться: он хочет, чтобы я играла только с ним. Я очень хотела бы показать его вам с Кловер.
        Маленькая Элен только что пришла ко мне с бисквитным тортом, который сама покрыла глазурью. Она шлет вам привет и говорит, что, когда вы следующим летом приедете навестить меня, она сделает для вас такой же торт. До свидания, моя Кейти. Мне не о чем было писать, и я написала все это, так как не люблю подолгу молчать, а также не хочу, чтобы ты подумала, будто тебя забыла
        твоя любящая кузина
        Элен.
        Р.S. Когда будешь выходить на прогулки зимой, непременно надевай теплое пальто. И еще, Кейти, дорогая, ты должна есть мясо каждый день. Вероятно, теперь, когда становится холодно, миссис Нипсон откажется от своих любимых пудингов; но если нет, напиши папе».
        - Она вся в этом письме, правда? - заметила Кейти. - Так мало говорит о своей болезни, такая оживленная и веселая, а ведь она действительно тяжело больна. Папа написал «тяжелый приступ». Она самая милая на свете - после папы, я хочу сказать.
        - Да, это правда. Другой такой нет. Я очень надеюсь, что мы сможем навестить ее следующим летом. Теперь мой черед читать. Ума не приложу, от кого это письмо. О, от Кларенса! Я не могу тебе его показать, Кейти. Я обещала никому не показывать его писем, даже тебе!
        - Хорошо, хорошо! Но ведь ты получила и другое. От Дорри, верно? Прочитай его сначала, а потом я уйду и не буду тебе мешать.
        И Кловер начала:
        «Дорогая Кловер,
        Элси говорит, что собирается писать тебе сегодня, но я все равно тоже напишу, потому что в следующую субботу буду занят - пойду удить рыбу со Слэками. В Голубом ручье ужасно много форели. Юджин на днях поймал шесть штук - нет, пять, один был пескарь. Папа подарил мне отличную удочку, можно ею взмахнуть выше дома. Я думаю, что сумею на нее поймать форель. Александр говорит, что она очень понравится рыбам, так что они не смогут не клюнуть, но он просто поддразнивает. Мы с Элси почти каждый вечер играем в шахматы. Она неплохо играет для девочки. Иногда папа ей помогает, и тогда она выигрывает. Мисс Финч здорова. Она не так ведет хозяйство, как Кейти, и не так нравится мне, как ты, но ничего, довольно славная. На днях мы ходили собирать орехи и устроили пикник, и она дала нам с Филом большой пирог и шесть маленьких пирожков с айвой. Мальчики прокричали троекратное «ура» в ее честь, когда это увидели. Писала ли вам Элси, что я изобрел новую машину? Называется «Интеллектуальное устройство для очистки персиков». Там есть место, куда поставить книжку, чтобы читать, пока снимаешь с персиков шкурку. Очень
удобно. Не могу придумать, о чем бы еще написать. Сиси приехала домой, и на следующей неделе у них будет вечеринка. Она говорит, что теперь взрослая, и причесывается по-новому. Волос у нее теперь гораздо больше чем раньше. Элси говорит, что так кажется, потому что подложены валики, но я ей не верю. У Элси новая подруга. Ее зовут Элен Гиббс. Довольно красивая.
        Твой любящий брат
        Дорри.
        Р.S. Джонни хочет вложить записку».
        Записка Джонни была написана круглым крупным почерком, который было так же легко читать, как печатные буквы.
        «Дорогая Кловер,
        я здорова и надеюсь, ты тоже. Я хочу, чтобы ты написала мне отдельное письмо. Я теперь хожу в школу вместе с Элси. Мы пишем соччененея. Их трудно писать. Мы теперь влезаем на чердак не так часто, как когда вы были здесь. Миссис Уоррет приходила обедать на прошлой неделе. Она говорит, что весит двести восемдесят фунтов. Я думаю, ужасно столько весить. Я вешу токо 74. Я уже достаю головой до той метки на двери, где была твоя голова, когда тебе было двенадцать лет. Высокая, правда? До свидания. Поцелуй за меня Кейти.
        Твоя любящая Джонни».
        Когда они кончили читать эту записку, Кейти ушла, оставив Кловер в одиночестве, чтобы она могла распечатать письмо Кларенса. Оно было написано совсем не так красиво и грамотно, как письмо Дорри.
        «Дорогая Кловер,
        не забудь, что обещала. На счот того, чтобы не показывать. И не говори Лили, что я тебе пишу. Если скажешь, она разозлится до смерти. С тех пор как вы уехали, ничево особенново у меня не произошло. Занятия в школе начались вчера, и я рад, а то было ужасно скучно без вас. Мать говорит, что у Гостя блохи, и больше не пускает его в дом. Так что я остаюсь с ним в сарае. Он здоров и машет хвостом - шлет тебе привет. Мы с Джимом сделали ему ошейник. Черный, а на нем Г. П. - Гость Пейдж. На прошлой неделе все мальчики ночевали в палатках. Я с ними ходил. Было здорово, но мама не позволила мне остаться на ночь, так что все лучшее я пропустил. Они жарили рыбу на костре. Лагерь был на Харстнет-Хилл. Приедешь в следащий раз, сведу тебя туда. Папа уехал в Мэн по делам. Он сказал, что оставляет дом на меня, так что я одолжил у Джима револьвер, и если грабители влезут, собираюсь их перестрелять. Я приставляю к двери швабру, прежде чем лечь спать, чтобы проснуться, как только они откроют дверь. Сегодня утром я подумал, что они приходили ночью, потому что швабра исчезла и револьвер тоже. Но это была лишь
Бриджет. Она открыла дверь, и швабра упала, но я не проснулся. Тогда она забрала ее, а револьвер положила в шкаф. Ну и разозлился же я!
        Это короткое письмо, но надеюсь, ты скоро ответишь. Передай привет Кейти и скажи Дорри, что если хочет, то я пришлю ему компас для его машин, потому что у меня два.
        Твой любящий кузен Кларенс Пейдж».
        Это было последнее письмо в пачке. Когда Кловер свернула его, раздался звонок к ужину, который привел ее в ужас.
        - Ох! Ужин! - воскликнула она. - А я не кончила писать письмо Элси. Куда пропал день? Но какой замечательный он был! Хотела бы я всю оставшуюся жизнь получать по четыре письма в день.
        Глава 11
        Рождественские посылки
        Октябрь оказался замечательным месяцем, ясным и искрящимся, но в начале ноября погода изменилась и стало очень холодно. Все покрыл густой иней, листья исчезли с деревьев, все до одного, а в садах только почерневшие стебли напоминали о том, что летом здесь были цветы. Несмотря на печку возле самой двери, в комнате номер 2 стало холодно, и Кейти не раз обнаруживала по утрам, что ее зубная щетка заледенела.
        Но это было лишь слабое подобие того, что предстояло испытать зимой, и девочки заранее содрогались.
        В конце ноября мисс Джейн сильно простудилась. Безжалостная к себе не меньше, чем к другим, она продолжала, как обычно, слушать ответы учениц, и никто в классе не обращал особого внимания на ее хрипоту и пылающие щеки, пока ей не стало так плохо, что пришлось лечь в постель. Она пролежала почти четыре недели, и за это время жизнь в школе заметно изменилась. Девочки, избавленные от ее резкого голоса и колючих глаз, испытывали такое облегчение, что, боюсь, были скорее рады ее болезни, чем сожалели о ней.
        Кейти разделяла это чувство облегчения. Ей не нравилась мисс Джейн, и было приятно, что не приходится ни видеть, ни слышать ее. Но проходил день за днем, а мисс Джейн по-прежнему была больна, и Кейти почувствовала укоры совести. Однажды ночью она долго лежала без сна и слышала, как надрывно кашляет мисс Джейн. Кейти испугалась, что мисс Джейн, может быть, тяжело больна, и задумалась, кто же ухаживает за ней все эти дни и ночи. Ни одну из девочек она не интересовала, служанки всегда были заняты. И миссис Нипсон, которая не любила мисс Джейн, тоже была занята.
        Утром, во время занятий, Кейти поймала себя на том, что думает об этом. Наконец она спросила мисс Марш:
        - Как чувствует себя сегодня мисс Джейн?
        - Все так же. Доктор говорит, ее болезнь не опасна. Но она очень сильно кашляет, и у нее температура.
        - Кто-нибудь сидит с ней?
        - О, нет! В этом нет необходимости. Сюзан отвечает на звонок, а лекарства на столе под рукой.
        Все это звучало невесело. Кейти сама так долго лежала больная, не покидая своей комнаты, что знала, как это ужасно остаться совсем одной с «лекарством под рукой» и кем-то, иногда приходящим на звонок. Ей стало жаль мисс Джейн, и почти невольно она прошла по коридору и постучала в ее дверь.
        - Войдите, - прозвучал очень тихий ответ, а сама мисс Джейн, лежавшая в постели, выглядела слабой и унылой, совсем непохожей на ту решительную, грозную особу, которую так боялись девочки. Появление Кейти изумило ее, и она сделала слабую попытку поднять голову и заговорить как обычно.
        - В чем дело, мисс Карр?
        - Я зашла узнать, как вы себя чувствуете, - сказала Кейти, испуганная собственной смелостью. - Вчера ночью вы так сильно кашляли, что я испугалась, не стало ли вам хуже. Не могу ли я чем-нибудь помочь?
        - Спасибо, - сказала мисс Джейн. - Вы очень добры.
        Подумать только! Мисс Джейн кого-то благодарит и называет добрым!
        - Мне было бы очень приятно помочь вам. Что я могу сделать? - повторила несколько ободренная Кейти.
        - Не знаю. Может быть, подложите еще полено в огонь, - сказала мисс Джейн не очень любезным тоном.
        Кейти выполнила просьбу и, увидев, что жестяная кружка, стоящая на печи, пуста, наполнила ее водой. Затем она оглядела комнату. На столе были разбросаны книги и бумаги, чистое белье, принесенное из стирки, лежало на стульях, все было не на месте, и Кейти, зная, какое значение придает порядку требовательная мисс Джейн, догадалась, как, должно быть, неприятен больной вид ее комнаты.
        - Не хотите ли, чтобы я убрала это? - спросила она, коснувшись стопки белья.
        Мисс Джейн нетерпеливо вздохнула, но не сказала «нет», и Кейти, приняв молчание за знак согласия, открыла ящики комода и положила в них белье, чутьем угадав верные места и стараясь производить как можно меньше шума и движений. Затем она так же тихо подошла к столу, где разобрала бумаги, сложила стопкой книги, положила ручки и карандаши на предназначенный для них подносик. Наконец, она начала вытирать пыль со стола своим носовым платком. Этого мисс Джейн не вынесла.
        - Не надо! - сказала она. - В шкафу есть тряпка.
        Кейти не могла удержаться от улыбки, но достала тряпку и продолжила приводить в порядок комнату. Она положила на столик у кровати чистое полотенце, поставила часы, лекарство и ложку для него так, чтобы мисс Джейн могла их достать. Мисс Джейн лежала и наблюдала за ней. Я думаю, она удивлялась тому, что позволяет Кейти делать это, не меньше, чем Кейти удивлялась, что ей это позволяют. Больные часто бывают покладистыми только потому, что чувствуют себя слишком слабыми, чтобы возражать. Все же мисс Джейн было приятно, что кто-то пришел и избавил ее от беспорядка, десять дней оскорблявшего ее непривычный к неопрятности взор.
        Наконец, расправив одеяло, Кейти спросила, не хочет ли мисс Джейн, чтобы ей взбили подушку.
        - Все равно, - прозвучало в ответ. Слова обескураживали, но Кейти смело схватила подушку, взбила, расправила и снова положила на место. Затем она вышла из комнаты, стараясь при этом не шуметь. Мисс Джейн не поблагодарила ее и, кажется даже не заметила, что она вышла.
        Роза Ред и Кловер едва могли поверить собственным ушам, когда услышали от Кейти, где она была. Они уставились на нее, как на человека, побывавшего в логове льва.
        - Вот это да! - воскликнула Роза, переведя дух. - Быть не может! И она не откусила тебе голову?
        - Ни кусочка, - ответила Кейти, смеясь. - И больше того, я пойду к ней опять.
        Она сдержала слово. После того, первого, раза она очень часто заходила к мисс Джейн. Почти всегда находились какие-то мелочи, которые она могла сделать: поправить огонь в камине, наполнить водой кувшин, открыть или закрыть по просьбе мисс Джейн шторы. Постепенно мисс Джейн привыкла видеть Кейти в своей комнате. Однажды утром она даже позволила ей причесать ее, и прикосновения Кейти были такими легкими и приятными, что после этого мисс Джейн просила ее об этой услуге каждый день.
        - Как вы стали такой хорошей сиделкой? - спросила она как-то раз, довольно неожиданно.
        - Я сама была больна, - ответила Кейти мягко. Затем в ответ на новые вопросы она рассказала о четырех годах своей болезни, о том, как не покидала своей комнаты, вела хозяйство и учила уроки в одиночестве. Мисс Джейн ничего не сказала, когда Кейти кончила свой рассказ, но девочке показалось, что мисс Джейн смотрит на нее по-новому - добрее и мягче.
        Так продолжалось до Рождества. В тот год оно пришлось на пятницу, отчего, к великому огорчению многих девочек, каникулы укорачивались на один день. Лишь некоторые из учениц ехали домой, остальным предстояло развлекаться по мере возможности в стенах школы до понедельника, когда занятия должны были возобновиться.
        - Не очень-то веселое Рождество, - вздохнула про себя Кловер, подняв взгляд к верхней части окна, не закрытой полотном, и увидев, как, бешено крутясь, несутся мимо крупные хлопья снега. В комнате номер 2 было холодно и мрачно, и Кловер с радостью сменила ее на классную, где к теплой печке жались собравшиеся в кружок девочки. Настроение у всех было плохое, всем хотелось поговорить о родном доме, о том, как хорошо там сейчас всем домашним и как плохо им самим здесь, в пансионе.
        - Как гру-устно! Я буду плакать всю ночь; я знаю, что буду. Я так скучаю по дому, - глотала слезы Лили. Она завладела плечом своей соседки по комнате и нарочито рыдала.
        - Ты прямо вторая миссис Гаммидж из «Дэвида Копперфилда»[34 - «Дэвид Копперфилд» (1849) - роман английского писателя Чарлза Диккенса (1812 -1870). Миссис Гаммидж - персонаж этого романа, вдова, вечно жалующаяся на тоску и одиночество и утверждающая, что ей всегда тяжелее других.], - сказала Роза. - Помните, девочки? Когда каша сгорела, «все мы были разочарованы, но миссис Гаммидж переживала это тяжелее всех». Правда же, Лили - настоящая миссис Гаммидж?
        После этого замечания Лили перешла от слез к гневу.
        - Какая же ты противная и гадкая, Роза Ред! - крикнула она сердито и выбежала из комнаты, хлопнув дверью.
        - Ну вот! Пошла наверх злиться, - сказала Луиза Эгнью.
        - А хоть и так, мне все равно, - капризно ответила Роза, которая была не в духе.
        - Напрасно ты так сказала, Роза, - шепнула Кловер. - Лили действительно страдает.
        - Ну и что из того? И я страдаю, и ты, и все мы. Лили не брала патент на страдания, который не давал бы другим права страдать. И зачем она заставляет нас страдать еще сильнее, утверждая, будто нам хуже всех на свете?
        Кловер ничего не сказала, а снова взялась за книгу, которую читала. Не прошло и десяти минут, как Роза, чей характер никогда не позволял ей омрачаться надолго, уже стояла рядом с ней, просительно улыбаясь.
        - Я тебя прощаю, - шепнула она, слегка ущипнув Кловер за руку повыше локтя.
        - За что?
        - За то, что ты права. Насчет Лили, я хочу сказать. Я признаю, что поступила довольно скверно. Но ничего. Когда она спустится, я с ней помирюсь. Второго такого крокодила, как она, не сыщешь, но, раз она твоя кузина, я буду к ней добра. Поцелуй меня поскорее в знак того, что не сердишься.
        - Сержусь? Ну что ты! - сказала Кловер, целуя ее в самую середину розовой щечки. - Неужели кто-нибудь оставался сердит на тебя десять минут подряд, на тебя, Розочка-козочка?
        - Конечно же! Вот мисс Джейн, например. Я для нее хуже отравы, и она все время… Конечно, я знаю, что сейчас она больна. Но что ж из того? «Нет, отец, солгать я не могу»[35 - «Нет, отец, солгать я не могу. Я сделал это моим топориком». Согласно известному преданию, когда Джордж Вашингтон (1732 -1793), первый президент США, был еще мальчиком, он срубил деревце в саду своего отца и затем честно признался в этом проступке.]. А где Кейти?
        - Пошла к ней, я думаю.
        - Недалек тот день, - пророчески заявила Роза, - когда Кейти войдет в ту комнату и больше из нее не выйдет! Мисс Джейн возвращается в кусачее состояние. Я посоветовала бы Кейти поостеречься… Что это за шум? Колокольчик! Сани, точно! - Она вскочила на парту и выглянула в окно. - Девочки, кому-то пришла посылка - большая! Очень большая! Там у дверей старый Джойс на своих санях. Да кому же это посылка, как вы думаете?
        - Мне! Я уверена, что это мне! - закричало сразу несколько голосов.
        - Белла, милая моя, взгляни с лестницы, не видно ли на посылке имя! - крикнула Луиза.
        Поручение пришлось Белле по вкусу, и она мгновенно исчезла на лестнице.
        - Нет, не могу, - доложила она, вернувшись. - Надпись повернута к стене. Но там две посылки! Одна большая и одна маленькая!
        - Ах, для кого же это? - зашумели девочки. Половина учениц ожидала посылки из дома, и весь день девочки следили за разыгравшейся метелью с ужасным страхом в душе - неужели дороги будут занесены снегом и это задержит прибытие ожидаемых сокровищ?
        В этот момент в классную вошла миссис Нипсон.
        - Сегодня будут обычные вечерние занятия. Вы будете готовить уроки на понедельник, - объявила она. - Мисс Карр, пожалуйста, выйдите со мной на минутку.
        Кловер, удивленная, последовала за ней на лестницу.
        - Вам пришли две посылки, - сказала миссис Нипсон. - Я полагаю, что в них рождественские подарки. Я дам распоряжение вынуть гвозди из крышки ящика и поставить обе посылки в вашу комнату сегодня же вечером, но, надеюсь, вы воздержитесь от осмотра их содержимого до завтрашнего дня. Как вам известно, каникулы начинаются сегодня только после вечерних занятий, а тогда будет уже слишком поздний час, чтобы разбирать посылку.
        - Хорошо, мэм, - ответила Кловер сдержанно. Но лишь только миссис Нипсон повернулась к ней спиной, она подпрыгнула и побежала в классную.
        - Девочки! - закричала она. - Что бы вы думали? Обе посылки для нас с Кейти!
        - Обе?! - отозвался хор разочарованных голосов.
        - Да, обе. Миссис Нипсон сказала. Мне вас жаль. Но как замечательно для нас! Вы знаете, мы еще ни разу не получали из дома посылку, и я даже не надеялась когда-нибудь получить - мы живем так далеко. Замечательно!.. Но я надеюсь, вы тоже получите посылки сегодня вечером.
        В голосе Кловер при всей ее радости звучало такое сочувствие к другим, что никто не смог не порадоваться за нее и Кейти.
        - Милая! - воскликнула Луиза, обнимая ее. - Я рада, что это ваши посылки. Все мы часто получаем что-нибудь из дома, а вы с Кейти еще ничего и никогда. Надеюсь, посылки окажутся хорошие.
        - Конечно, хорошие! Ведь это же из дома, - ответила Кловер со счастливой улыбкой и побежала искать Кейти, чтобы сообщить ей чудесную новость.
        Час вечерних занятий тянулся в тот день необычно долго. Как только он закончился, сестры побежали в комнату номер 2. Там уже стояли посылки - большой деревянный ящик с вынутыми из крышки гвоздями и маленькая картонная коробка, аккуратно перевязанная бечевкой и запечатанная. Девочкам казалось почти невозможным подчиниться распоряжению миссис Нипсон и не заглянуть в ящик.
        - Там что-то твердое, - объявила Кловер, сунув палец под крышку.
        - Правда? - воскликнула Кейти. Затем, сделав над собой героическое усилие, она прыгнула в кровать. - Это единственный выход, - сказала она. - Тебе, Кловер, тоже лучше лечь. Задуй свечу и постарайся быстро заснуть, чтобы поскорее наступило утро.
        В ту ночь Кейти снился родной дом. Может быть, поэтому она проснулась так рано. Еще не было и пяти часов, и в комнате было совсем темно. Ей не хотелось будить Кловер, и поэтому она лежала не шевелясь. Казалось, прошли часы, прежде чем слабый серый рассвет пробрался в комнату и стали видны очертания большого ящика, стоящего у окна. Тогда Кейти не вытерпела - тихонько выбралась из кровати, на цыпочках пробежала по холодному полу и, приподняв крышку, сунула руку в ящик. Она ощутила что-то в крошках, немного липкое, а когда вынула руку, на палец, словно кольцо, было надето круглое печенье с дырочкой посредине.
        - Ах, «колечко» Дебби! - воскликнула она.
        - Где? Что ты делаешь? Дай мне тоже! - крикнула, вскакивая, Кловер.
        Кейти пошарила под крышкой, нашла второе печенье и, полузамерзшая, бегом вернулась в кровать. Они лежали вдвоем, грызли печенье и говорили о доме, пока не рассвело окончательно.
        Завтрак в этот день был на полчаса позже обычного, что оказалось очень удобно. Как только он кончился, девочки принялись распаковывать свой ящик. День был таким холодным, что они закутались в шали, а Кловер надела капор и теплые перчатки. Роза Ред, проходившая мимо двери в их комнату, заглянула, расхохоталась и посоветовала ей добавить к ее наряду галоши и зонтик.
        - Входи, - закричали сестры, - и помоги нам разобрать наш ящик!
        - Ах вот как, вы получили посылку, да? - сказала Роза, прекрасно осведомленная об этом важном событии и явившаяся в надежде, что ее пригласят присутствовать при рассматривании подарков. - Спасибо, но, может быть, мне лучше зайти в другое время. Я могу вам помешать.
        - Притворщица! - воскликнула Кловер, в то время как Кейти, схватив Розу, втащила ее в комнату. - Вот, сядь на кровать, смешная ты дурочка, и накинь мой серый плащ. Не зайдешь! Как ты можешь говорить такую чепуху? Ты же знаешь, что мы хотим, чтобы ты зашла, и знаешь, что пришла к нам нарочно.
        - Неужели? Ну, может быть, и нарочно, - засмеялась Роза.
        Кейти сняла крышку ящика и прислонила ее к двери. Это был волнующий момент.
        - Только посмотрите! - вскричала Кейти. Верхняя часть ящика была занята в основном четырьмя квадратными картонными коробками, вокруг которых были втиснуты свертки всех форм и размеров, заполнявшие свободное место. Все вместе было чудом упаковочного искусства. Чтобы сделать это так красиво, мисс Финч потребовалось три утра, помощь старой Мэри и множество советов Элси.
        В каждой из четырех коробок были разного рода печенья. В одной - «колечки», в другой - имбирные пряники, в третьей - жареное витое печенье, в четвертой - большой кекс с коринкой, покрытый глазурью и украшенный уложенным в кружок засахаренным миндалем. Какими восхищенными восклицаниями встречало все эти яства трио взволнованных голосов!
        - Даже не предполагала, что может быть так вкусно, - объявила Роза с набитым печеньем ртом. - А эти пряники - просто великолепны… Что же может быть во всех этих очаровательных свертках? Кейти, открой поскорей хоть один.
        Милая маленькая Элси! В первых двух свертках были ее подарки - белый капор для Кейти, голубой - для Кловер; оба она связала сама и пришила красивую отделку. Девочки были восхищены.
        - Как она научилась вязать! - заметила Кейти. - Вяжет лучше нас с тобой, Кловер.
        - Нет второй такой умной и милой девочки на свете! - отозвалась Кловер.
        Они разглаживали капоры, примеряли их перед зеркалом и так долго восторгались, что Роза потеряла терпение.
        - Посылка, конечно, не моя, - сказала она. - Я это знаю. Но если вы не откроете поскорее другие свертки, я отправлюсь к себе. Похоже, что при таком холоде и с таким любопытством я не в силах ждать.
        - Хорошо, - сказала Кейти, откладывая свой капор в сторону и бросая на него последний любовный взгляд. - Вынимай другие свертки, Кловер. Теперь твой черед.
        Из свертка появилась «Эванджелина» в голубом с золотом переплете для Кловер, а вскоре из другого - «Золотая легенда» в таком же переплете для Кейти. Оба подарка были от Дорри. Затем из ящика была извлечена пара круглых свертков одинакового размера. В них оказались чернильные приборы, покрытые юфтью. На одном была надпись «Кейти от Джонни», на другом - «Кловер от Фила». Было очевидно, что дети делали покупки вместе, так как вскоре из двух длинных свертков появились резные ручки для перьев, совершенно одинаковые, с надписями «Кейти от Фила» и «Кловер от Джонни».
        Как было весело раскрывать эти свертки! Девочки старались продлить удовольствие - они вынимали подарки по одному, восклицая, восторгаясь и показывая Розе, прежде чем достать новый сверток. Они смеялись, они шутили, но, боюсь, немного было нужно, чтобы каждая заплакала. Это было почти невыносимо трогательно - видеть все эти доказательства любви и верности, присланные детьми. Казалось, каждый предмет зримо и ощутимо напоминал о доме.
        - Что бы это могло быть? - сказала Кейти, когда, развернув бумагу, увидела красивую круглую коробочку. Она открыла ее. Не было видно ничего, кроме розовой ваты. Кейти заглянула под нее и вскрикнула: - О, Кловер! Какая прелесть! Это от папы! Конечно, от него. Неужели это мне? Поразительная красота!
        «Прелестью» была длинная изящная золотая цепочка для часов. Кловер тоже была необычайно восхищена красотой этого подарка, и ее радости не было границ, когда в результате дальнейших поисков из другой коробочки появилась вторая, точно такая же цепочка, для нее. Этого они уже не могли вынести и в самом деле заплакали от радости.
        - Нет другого такого папы на свете! - восклицали они.
        - Есть. Мой папа такой же славный, - объявила Роза, смахивая маленькую слезинку с ресниц. - Не плачьте, дорогие. Ваш папа - ангел, без сомнения. В жизни не видела таких прелестных цепочек. А что до детей, то они просто душечки! Какая у вас чудесная семья! Кейти, мне до смерти хочется узнать, что лежит в том голубом свертке.
        Голубой сверток был от Сиси, и в нем лежала красивая голубая лента для Кловер. Был и розовый сверток с розовой лентой для Кейти. Никто не забыл о девочках. Старая Мэри прислала каждой мерную ленту, мисс Финч - коробку, полную ниток всех цветов. Александр наколол целый мешочек орехов.
        - Слыхано ли такое! - сказала Роза, увидев этот подарок. - Хорошо, когда все тебя любят! Миссис Холл? Кто такая миссис Холл? - спросила она, когда Кловер развернула маленькую резную подставку для книг.
        - Это мама Сиси, - объяснила Кловер. - Как она добра - прислала мне эту подставку. А тут фотография Сиси в рамке - для тебя, Кейти.
        Не было еще на свете такого чудесного ящика! Можно было подумать, что у него нет дна. Под подарками лежали кульки с инжиром, черносливом, миндалем, изюмом, конфетами, а под ними - яблоки и груши. Казалось, сюрпризам не будет конца.
        Наконец все было извлечено.
        - Теперь, - сказала Кейти, - давайте положим яблоки и груши обратно в ящик, а потом вы поможете мне разделить остальное и сделать кулечек для каждой из девочек. Все они так разочарованы, что не получили своих посылок. Я хочу поделиться с ними. Ты согласна, Кловер?
        - Конечно. Я только что собиралась это предложить.
        И Кловер нарезала двадцать девять квадратов белой бумаги, Роза и Кейти разобрали и разделили лакомства, и очень скоро имбирные пряники, миндаль и леденцы были разнесены по коридорам, и довольное похрустывание показало, что девочки нашли себе приятное занятие. Ни одна из посылок, застрявших в пути из-за снежных заносов, не пришла до понедельника, так что, если бы не Кейти и Кловер, в школе не было бы никакого рождественского угощения. Они также отнесли большой кусок кекса и корзинку красивых красных яблок миссис Нипсон. Не были забыты остальные учительницы и служанки. ОИЛ было созвано на пир; что же до Розы и других особенно близких подруг, их осыпали лакомствами столь щедрой рукой, что они наконец воспротивились.
        - Вы все раздаете. Вы ничего не оставите себе.
        - Нет, мы оставили - и много, - сказала Кловер. - Ах, Роза! Такая отличная груша! Ты должна ее взять.
        - Нет! Нет! - запротестовала Роза, но Кловер сунула грушу ей в карман.
        Посылка сестер Карр впоследствии всегда упоминалась в Монастыре как пример того, что могут сделать папы и мамы, если они такие, как надо, и действительно хотят осчастливить школьниц.
        Раздача этих богатств заняла у Кейти и Кловер всю первую половину дня, так что только после обеда они нашли время, чтобы открыть маленькую посылку, но, увидев, что лежит в ней, пожалели о промедлении. Коробка была полна цветов - розы, герань, гелиотропы, красные и белые гвоздики были уложены в вату, так что мороз не добрался до них. Но все же они казались немного озябшими, и Кейти поспешила поставить их в теплую воду, что, как она слышала, было лучшим способом оживить поникшие цветы.
        Их прислала кузина Элен, а внизу - пришитые к коробке, чтобы не сдвинулись и не помяли цветы, - были два плоских свертка в папиросной бумаге, перевязанные белой ленточкой, изящно, как все, что делала кузина Элен. В свертках оказались два ящичка для перчаток, обитые шелком, надушенные, белый и сиреневый. К каждому была приколота записка с сердечными пожеланиями веселого Рождества.
        - Как все невероятно добры к нам! - воскликнула Кловер. - Я думаю, теперь мы должны стать самыми хорошими девочками на свете.
        Наконец Кейти произвела самый тщательный отбор среди своих запасов и, взяв отличное яблоко, пару лучших груш, кулечек изюма и инжира и несколько самых свежих цветов, поставленных в стакан с водой, спустилась по лестнице и постучала в дверь мисс Джейн.
        Мисс Джейн впервые за последнее время сидела, закутанная в шаль, очень худая и бледная. Кейти, которая уже почти перестала ее бояться, вошла бодро и радостно.
        - Мисс Джейн, мы получили чудесную посылку из дома. Там так много всего и так весело было ее разбирать! Я принесла вам яблоко, груш и этот букетик цветов. Какое это радостное Рождество для нас!
        - Да, - сказала мисс Джейн, - в самом деле очень радостное. Я слышала, как кто-то в коридоре говорил, что вам пришла посылка. Спасибо, - добавила она, когда Кейти поставила корзинку и цветы на стол. - Цветы очень милые. Желаю вам веселого Рождества.
        Это было слишком необычно для мисс Джейн, которая говорила кратко даже тогда, когда была очень довольна. Кейти, обрадованная, удалилась.
        Но в тот же вечер, незадолго до звонка ко сну, произошло нечто такое, что, даже рассказывая потом о случившемся Кловер, Кейти не переставала спрашивать себя, а уж не приснилось ли ей все это. Было часов восемь вечера, она проходила по коридору, когда ее окликнула и попросила зайти к ней в комнату мисс Джейн. Щеки мисс Джейн пылали, говорила она быстро, словно полагала, что раз уж решила что-то сказать, то чем скорее покончить с этим, тем лучше.
        - Мисс Карр, - начала она. - Я хочу сказать вам, что, на мой взгляд, мы несправедливо поступили с вами в прошлом семестре. Нет, не ваша забота обо мне во время моей болезни заставила меня изменить мое мнение о вас - это произошло еще до того, как я заболела. Ваше поведение в целом и то благотворное влияние, которое, как я заметила, вы оказываете на других девочек, - вот что убедило меня. Мы были не правы в нашем суждении о вас. Это все. Я подумала, что, возможно, вам будет приятно услышать это от меня. Я скажу то же самое миссис Нипсон.
        - Спасибо, - ответила Кейти. - Вы даже не знаете, как я рада! - Ей захотелось поцеловать мисс Джейн, но это почему-то казалось совершенно невозможным, так что она просто сердечно пожала ей руку и помчалась в свою комнату так, словно на ногах у нее выросли крылья.
        - Так хорошо, что даже не верится. Мне хочется плакать от счастья, - сказала она Кловер. - Какой это был чудесный день!
        И я думаю, что Кейти нашла это объяснение мисс Джейн лучшим из всех рождественских подарков.
        Глава 12
        В ожидании весны
        Школа стала казаться более счастливым местом после этого. Миссис Нипсон никогда не упоминала об истории с запиской, но ее обращение с девочками изменилось. Кейти чувствовала, что за ней больше не следят и не относятся к ней с подозрением, и у нее стало легче на сердце.
        На следующей неделе мисс Джейн почувствовала себя настолько хорошо, что смогла опять проводить опросы в классе. Болезнь почти не изменила ее. Это только в романах ревматизм смягчает характеры и превращает неприятных людей в приятных. Большинство девочек по-прежнему очень ее не любили. Ее речи были такими же резкими, а манера держаться неприветливой. Но Кейти с тех пор чувствовала разницу: нет, мисс Джейн не была ласкова с ней - это было не в ее суровой натуре, - но она была вежлива, внимательна и сдержанно-дружелюбна, и постепенно у Кейти возникло чувство, напоминающее симпатию.
        Знает ли кто-нибудь из вас, какой невероятно долгой кажется зима в климате, где термометр неделями стоит на нуле? Есть что-то безнадежное в таком холоде. Человек думает о лете, как о чем-то таком, что бывает только в книжках, и зима кажется единственной реальностью в этом мире.
        Кейти и Кловер тоже ощущали эту безнадежность, когда проходили дни, а погода становилась все более и более суровой. Десять, двадцать, даже тридцать градусов ниже нуля - не было ничего необычного в таких отметках температуры для хиллсоверских термометров. Такой холод почти пугал девочек, но никто, кроме них, не был ни испуган, ни удивлен. Это был сухой, искрящийся холод. Снег, покрывший землю еще в декабре, продолжал лежать и в марте, а расчищенные дорожки оставались все такими же твердыми и похрустывающими, и только белые стены с обеих сторон от них становились все выше и выше, пока над ними не стало видно ничего, кроме движущейся вереницы капоров и капюшонов, когда школьниц выводили на ежедневную прогулку. Утро за утром девочки, просыпаясь, обнаруживали, что окна покрыты толстой коркой льда, а вся вода в кувшине на умывальнике до последней капли превратилась в лед. Ночь за ночью Кловер, которая всегда очень зябла, лежала в постели дрожа и не могла уснуть, несмотря на горячие кирпичи, положенные к ногам, и кучу пальто и плащей, наваленных на нее Кейти. Самой Кейти холод казался скорее бодрящим,
чем гнетущим. Было что-то в ее крови, что отзывалось жизнью на жестокое пощипывание мороза, и она удивительным образом набиралась новых сил в эту зиму. Но долгие метели сказывались и на ее настроении. Она тосковала о весне и о доме, хоть и не хотела в том признаться, и чувствовала необходимость перемен в их однообразной жизни, где томительные дни казались неделями, а недели растягивались и становились почти такими же длинными, как месяцы в другом климате.
        Девочки прибегали ко всевозможным средствам, чтобы сохранить живость и бодрость в это мрачное время года. В школе одно за другим возникали повальные увлечения. Одно время это было «брызганье», когда на всех лицах и пальцах то и дело появлялись пятна туши и едва ли осталась во всем заведении хоть одна расческа или щетка для волос, пригодная для употребления по назначению. Затем возникла страсть к плетению кружев, ее сменила лихорадка вышивания, когда все одновременно проникались любовью к одному и тому же узору и снимали и переснимали его друг у друга, пока наконец уже никто не мог вынести его вида. Один раз Кловер насчитала восемнадцать девочек, одновременно трудившихся над одинаковой вышивкой - крестом и узелками - для подушечки для булавок. Позднее наступил недолгий период декалькомании[36 - Нанесение рисунка на керамику, изготовление переводных картинок.], а затем пришла безумная страсть к альбомам, когда 33 девочки из 39 купили альбомы, переплетенные в красный сафьян, и стали собирать автографы и изречения. Здесь также проявилась склонность к повторениям.
        Салли Остин добавила к своему автографу следующие строки собственного сочинения:
        «Когда, альбом листая на досуге,
        Увидишь этот стих, то вспомни о подруге!

    Салли Дж. Остин, Галвстон, Техас».
        Девочки нашли это двустишие очаровательным, и по меньшей мере десяток из них позаимствовали его, и в половине школьных альбомов вы смогли бы прочитать: «Когда, альбом листая на досуге…»
        Эстер Дирборн вписала в альбом Кловер: «Без осторожности нет и доблести». Почему она это написала или почему это было более подходящим для Кловер, чем для кого-либо другого, - этого никто не знал; но изречение стало популярным и повторялось снова и снова с самыми разными, аккуратно выведенными подписями. Было и соперничество - кто сможет похвастаться самой большой коллекцией автографов. Некоторые девочки писали домой и просили прислать им автографы каких-либо известных особ, а затем вклеивали их в свои альбомы. Всех, впрочем, превзошла Роза Ред.
        - Я когда-нибудь показывала вам мой альбом? - спросила она как-то раз, когда почти все девочки собрались в классной.
        - Нет, никогда! - закричало множество голосов. - Дай посмотреть!
        - Конечно, дам. Сейчас принесу, если хотите, - ответила Роза любезно.
        Она пошла в свою комнату и вернулась со старой, бесцветной и потрепанной книгой в руках. У некоторых девочек был разочарованный вид.
        - Обложка не очень хороша, и на днях я собираюсь отдать ее в переплет. Но, понимаете, это старый альбом, не школьный, но он очень дорог мне. - Она сентиментально вздохнула. - Здесь автографы всех моих друзей.
        То, как Роза сказала это, произвело сильное впечатление на девочек. Но когда они начали листать страницы альбома, то были еще более поражены. Очевидно, Роза была в дружеских отношениях с самыми выдающимися людьми. Половина автографов принадлежала джентльменам со всех концов света.
        - Только послушайте! - воскликнула Луиза и прочла:
        «Быть может, ты забудешь меня, но никогда, никогда я не забуду тебя!
        Альфонсо Кастильский,
        Эскуриал, 1 апреля».
        - Кто это? - спросили преисполненные благоговения девочки.
        - Вы никогда не слышали о нем? Младший брат испанского короля, - ответила Роза небрежно.
        - Вот это да! А это - только послушайте! - воскликнула Энни Силсби и прочла:
        «Если когда-нибудь, мисс Роза, ты соизволишь обратить свои мысли ко мне, вспоминай меня всегда как
        Твоего верного слугу,
        Потемкина де Монморанси,
        Санкт-Петербург».
        - И это! - вскрикнула Элис Уайт.
        «Любовь! Заноза ты иль ты стрела? Как глубоко ты в сердце мне вошла!
        Антонио, граф Валамброзский».
        - Ты знаешь графа? Честное слово? - спросила Белла, попятившись от Розы с широко раскрытыми глазами.
        - Знаю ли я Антонио де Валамброза! Смею думать, что да, - ответила Роза. - Никто в нашей стране, я полагаю, не знает его лучше, чем я.
        - И он написал это для тебя?
        - Ну а как еще могла эта запись оказаться в моем альбоме?
        Возразить было нечего, и с того дня Роза стала в представлении Беллы и остальных совершенно выдающейся особой. Кейти, однако, была не настолько глупа и, как только застала Розу одну, приступила к ней с вопросом:
        - Розочка-козочка, признайся! Кто написал все эти нелепые автографы в твой альбом?
        - Нелепые автографы? Что ты хочешь сказать?
        - Все эти графы и прочее. Нет, не отпирайся. Не улизнешь, пока не скажешь!
        - А, Антонио и милый Потемкин? Ты о них говоришь?
        - Конечно, о них.
        - И ты действительно хочешь знать?
        - Да.
        - Ну, тогда… - Она разразилась смехом. - Я написала их сама - все до одного.
        - Неужели? Когда?
        - Позавчера. Я подумала, что надо осадить Лили, а то она так кичится своими автографами Уэнделла Филипса и мистера Сьюарда, что я не вытерпела - просто села и исписала всю книжку. Это заняло всего полчаса. Я и еще хотела написать. У меня одно даже было совсем готово:
        «Да, я убит, совсем убит, И погубил меня Давид!
        Голиаф из Гефы».
        Но я побоялась, что такое даже Белла не проглотит, так что пришлось вырвать страницу. Но теперь я жалею, что вырвала, потому что уверена - эти дурочки во все поверили бы. Понимаешь, - добавила она в виде пояснения, - это было написано им в последние минуты жизни, чтобы сделать одолжение одному из моих предков.
        - Плутовка! - воскликнула Кейти, смеясь. Но она сохранила секрет Розы, и я полагаю, что некоторые из хиллсоверских девочек и до сей поры верят в подлинность этого чудесного альбома.
        Спустя некоторое время пришло печальное для Беллы известие. Ее отец умер. Они жили в Айове, слишком далеко от школы, чтобы Белла могла поехать на похороны, так что бедняжка осталась в школе нести свое горе, как могла, в одиночестве. Кейти, которая всегда любила детей и которую Белла с самого начала привлекла тем, что ростом и фигурой очень напоминала Элси, стала теперь особенно ласкова с ней, и Белла платила ей за это глубокой привязанностью, на какую только было способно ее маленькое капризное сердечко. Проявления ее любви были отчасти обезьяньего характера и нередко докучны, но Кейти неизменно была терпелива и нежна с ней, хотя Роза и даже Кловер выражали недовольство этой, по их словам, «странной дружбой».
        - Бедная маленькая душа! Ей так тяжело нести это горе, ведь ей всего одиннадцать лет, - отвечала им Кейти.
        - Она иногда так забавно на тебя смотрит, - сказала Роза, которая была очень наблюдательна. - Точно белка, которая украла и спрятала орех и хочет, чтобы ты нашла его, и едва сдерживается, чтобы не указать на него лапкой. У нее что-то на совести, я уверена.
        - С десяток проделок, весьма вероятно; она такая озорная, - добавила Кловер.
        Но ни одна из них не догадывалась, что было «на совести» у Беллы.
        В начале января миссис Нипсон объявила, что намерена через месяц дать soiree[37 - Вечер (франц.).]. Будут допущены все те, кто не получит ни одного замечания за весь предстоящий период. Это объявление вызвало огромное волнение, и все решили быть образцовыми, но так легко получить замечание, и постепенно девочки одна за другой теряли свой шанс, пока в назначенный день в большую гостиную смог спуститься лишь узкий круг избранных, а остальные вместо того, чтобы присоединиться к празднеству, остались наверху вздыхать о своих грехах. Кейти и Роза были среди тех, кому не повезло. Роза навлекла на себя кару, переслав записку подруге во время занятий в классе, а Кейти была наказана за пятиминутное опоздание к обеду. Они утешались тем, что наряжали и причесывали Кловер, стараясь, чтобы она оказалась как можно красивее, а затем заняли наблюдательный пост на верхней площадке лестницы, чтобы следить за ее успехом в обществе и, по возможности, постараться получить удовольствие от происходящего внизу.
        Довольно скоро они увидели Кловер под руку с профессором Секомбом. Это был приятный, добродушный мужчина с лысой головой, и у девочек было модно восхищаться им.
        - Хорошо она выглядит, правда? - шепнула Роза. - А посмотри на миссис Сирлс, Кейти. Она улыбается Кловер словно Чеширский кот[38 - «Улыбаться как Чеширский кот» - улыбаться загадочно. Это выражение стало популярным благодаря известной сказке «Алиса в Стране чудес» (1865), написанной английским писателем Льюисом Кэрроллом (1832 -1898).]. А какой у нее чепец! Она носила его еще тогда, когда Сильвия училась в этой школе, - восемь лет назад.
        - Тише! Она услышит!
        - Не услышит - Эллен начинает играть. Я знаю, она волнуется. Слышишь, как она ускоряет темп!
        - Ну вот, они наконец собираются за столом! - воскликнула Эстер Дирборн, когда в гостиную понесли подносы с лимонадом и корзиночки с пирожными. - Ужасно, что приходится сидеть здесь, наверху.
        - Профессор Секомб! Профессор! - позвала Роза дерзким шепотом. - Сжальтесь над нами! Нам до смерти хочется пирога!
        Профессор вздрогнул, затем отступил на шаг и взглянул наверх, а увидев обращенные к нему голодные лица, скорчился от смеха.
        - Подождите минутку, - прошептал он и исчез в гостиной. Вскоре девочки увидели, как он пробирается через толпу, держа в каждой руке по огромному куску фунтового[39 - Пирог, для приготовления которого берут по фунту каждого из его ингредиентов (мука, масло и т.д.).] пирога. - Вот, мисс Роза, ловите!
        Но Роза сбежала вниз и на середине лестницы получила пирог, а затем, расплывшись в благодарной улыбке, отступила назад, в темноту лестничной площадки, откуда послышались звуки, которые очень развеселили профессора, и, корчась от еле сдерживаемого смеха, он вернулся в гостиную.
        Довольно скоро наверх пробралась Кловер, чтобы дать отчет о вечере.
        - Весело? Лимонад хороший? С кем ты говорила? - посыпались вопросы.
        - Вечер неплохой. Но все очень старые. Я ни с кем особенно не говорила, а лимонад - всего лишь подкисленная водичка. Я думаю, у вас наверху веселее, - ответила Кловер. - Я должна идти, моя очередь играть. - И она сбежала вниз.
        - Если не считать блеска самого бала, нам здесь лучше, чем ей, - заметила Роза.
        На следующей неделе был день святого Валентина. Некоторые девочки получили шутливые открытки из дома, многие написали их друг другу. Кейти и Кловер получили по открытке от Фила с одинаковой красной птичкой посредине и надписью: «Я тебя люблю», выведенной внизу печатными буквами. Они объединили свои усилия, чтобы изготовить великолепную открытку для Розы, по всей вероятности пришедшую от Потемкина де Монморанси, героя ее альбома. Но самую удивительную «валентинку» получила мисс Джейн. Письмо было принесено вместе с остальными открытками, когда вся школа сидела за обедом. Девочки видели, что мисс Джейн покраснела и взглянула очень сердито, но ничего не сказала.
        После обеда от Беллы стало известно, что «письмо для мисс Джейн было в стихах, и она рассердилась не на шутку». Перед ужином в комнату номер 5, где Кейти сидела у Розы, прибежала Луиза.
        - Девочки, вообразите! В письме, которое получила утром мисс Джейн, была «валентинка»! Отвратительная, но какая смешная! - Она засмеялась.
        - Откуда ты знаешь? - воскликнули Кейти и Роза.
        - Мисс Марш сказала об этом Элис Гиббонс. Вы ведь знаете, они родственницы, и мисс Марш часто рассказывает ей, что происходит у учителей. Она сказала, что мисс Джейн и миссис Нипсон в ярости и решили выяснить, кто это написал. Письмо было от мистера Хардэка, миссионера мисс Джейн… или нет, не от него, а от людоеда, который только что его съел и посылает мисс Джейн прядь его волос и рецепт, по которому его сварили. Они нашли его «очень вкусным и довольно нежным». Это было в одной из строчек стишка. Вы слышали что-нибудь подобное? Как вы думаете, кто мог ее написать?
        - Кто это мог быть? - спросили и две другие девочки. На минуту у Кейти возникло ужасное подозрение, но, бросив быстрый взгляд на спокойное и невинное, как у младенца, лицо Розы, она убедилась в несправедливости своих подозрений. Не может быть, чтобы она была автором этой злой проделки! Дело в том, что Кейти не имела доступа к дневнику Розы и не знала ни о записи «Отомстить мисс Джейн», ни о том, что Роза только что добавила к этой записи следующую: «Сделано. 14 февраля 1869 г.».
        Никто так никогда и не нашел написавшего эту дерзкую «валентинку». Роза хранила свой секрет, а мисс Джейн, вероятно, сделала вывод о том, что «без осторожности нет и доблести», так как угроза провести расследование не была приведена в исполнение.
        До конца семестра оставалось лишь три недели. Девочки считали дни и применяли всевозможные приспособления, чтобы заставить время идти быстрее. Эстер Дирборн, обладавшая способностями к арифметике, занялась точными подчетами того, сколько часов, минут и секунд должно пройти, прежде чем настанет счастливое время. Энни Силсби нанизала на нитку 42 картонных квадратика и каждый вечер снимала по одному и сжигала его на свече. Другие вычерчивали клеточки по числу дней и каждый вечер с торжеством заштриховывали одну из них. Но ни одно из этих приспособлений не могло заставить время поторопиться. Оно никогда не тянулось медленнее, чем теперь, когда жизнь казалась состоящей из одного всеобщего ожидания.
        Но хотя одной мысли о доме было достаточно, чтобы сердце Кейти забилось от почти невыносимой радости, она все же сказала Кловер:
        - Знаешь, как сильно ни хочу я домой, мне все же немного жаль уезжать! Это расставание с тем, чего больше никогда не будет. Дома - замечательно, и мне больше всего хочется быть именно там, но, даже если мы с тобой доживем до ста лет, мы никогда больше не будем ученицами в пансионе.
        Глава 13
        Возвращенный рай
        - Осталось вычеркнуть только семь дней, - сказала Кловер, водя карандашом по одной из клеточек на диаграмме времени, приколотой к стене рядом с ее зеркалом. - Еще семь, и тогда - какая радость! - папа будет здесь и мы отправимся домой.
        Ее размышления прервал приход Кейти с письмом в руке, бледной и расстроенной.
        - Кловер! - крикнула она. - Папа не может приехать за нами. Какая досада! И она прочитала:
        «Бернет. 20 марта
        Дорогие мои девочки,
        выяснилось, что я не смогу приехать за вами на следующей неделе, как собирался. Несколько человек тяжело больны, а старую миссис Барлоу неожиданно парализовало, так что я никак не могу уехать. Я очень огорчен и знаю, что вы тоже будете расстроены, но ничего не поделаешь. К счастью, миссис Холл только что узнала о том, что ее знакомые переезжают на Запад, и написала им письмо с просьбой взять вас под свою опеку. Недостаток этого плана в том, что вам придется одним ехать до Олбани, где мистер Питерс (знакомый миссис Холл) встретит вас. Я написал мистеру Пейджу, чтобы он посадил вас в поезд и поручил заботам проводника. Это будет во вторник утром. Надеюсь, вы доберетесь без происшествий. Мистер Питерс встретит вас на станции в Олбани, а если что-нибудь ему помешает, вы должны сразу ехать в гостиницу Делавэн-Хаус, где они остановились. Я вкладываю в письмо чек на дорожные расходы. Будь Дорри лет на пять постарше, я послал бы его за вами.
        Дети ждут вашего возвращения с нетерпением. У мисс Финч заболела невестка, и ей пришлось уехать, так что до вашего возвращения хозяйство будет вести Элси.
        Благослови вас Господь и помоги вам, дорогие доченьки, благополучно добраться домой.
        Ваш любящий
        Филип Карр».
        - Как это грустно! - сказала Кловер, губы ее дрожали. - Теперь папа не увидит Розу.
        - Да, - откликнулась Кейти, - и ни Роза, ни Луиза, ни остальные не увидят его. И это хуже всего. Я так хотела их познакомить. И подумай, как грустно, что нам придется ехать с людьми, которых мы совсем не знаем. Очень, очень обидно!
        - Могла бы эта старая миссис Барлоу отложить на неделю свой паралич, - ворчала Кловер. - Пропадает половина удовольствия от возвращения домой.
        Девочек можно извинить за то, что они сердились, так как это было для них большим разочарованием. Но, как сказал папа, ничего не поделаешь. Они могли только вздохнуть и примириться с судьбой. Предстоящее путешествие, которого прежде ждали с таким нетерпением, теперь не казалось им удовольствием, а только неприятной необходимостью - чем-то, что надо вынести, чтобы добраться домой.
        Пять, четыре, три дня - последний маленький квадратик был заштрихован, последний обед съеден, последний завтрак тоже. Среди девочек, которым предстояло вернуться в школу еще на год, было много сожалевших об отъезде Кейти и Кловер. Луиза и Эллен Грей были безутешны, а Белла, крепко зажав в кулачке мокрый носовой платок, то и дело цеплялась за Кейти и, плача, уверяла, что не отпустит ее. В последний вечер перед отъездом она последовала за Кейти в комнату номер 2 (где ужасно мешала упаковывать вещи) и после ряда странных ужимок и таинственных недоговоренных фраз сказала:
        - Послушай, ты никому не расскажешь, если я тебе что-то скажу?
        - Что такое? - спросила Кейти рассеянно, расправляя и аккуратно свертывая свое лучшее платье.
        - Кое-что, - повторила Белла, таинственно покачав головой, еще больше, чем всегда, напоминая вороватую белку.
        - Ну, что такое? Скажи.
        К удивлению Кейти, Белла разразилась слезами.
        - Мне ужасно жаль, что я это сделала, - ревела она, - ужасно жаль! И теперь ты больше не будешь меня любить.
        - Буду. Ну, что такое? Не плачь, Белла, милая, и скажи мне все, - ответила Кейти, встревоженная исступленными рыданиями.
        - Это было в шутку, честное слово. Но и пирожного мне тоже очень хотелось, - заявила Белла, сильно шмыгая носом.
        - Что?!
        - И я не думала, что кто-то может узнать. Берри Сирлсу наплевать на нас, маленьких, он думает только о старших девочках. И если бы я написала «Белла», он ни за что не дал бы мне пирожное. Поэтому я написала «мисс Карр».
        - Белла, ты написала эту записку? - От удивления Кейти едва могла говорить.
        - Да, и привязала веревочку к вашим ставням, чтобы потом зайти и поднять, пока вы будете в гимнастическом зале. Но я не хотела ничего плохого, и, когда миссис Флоренс так разозлилась и перевела вас в другую комнату, мне было вас очень жаль, - простонала Белла, вдавливая глаза костяшками пальцев. - Ты не будешь теперь меня любить?
        Кейти привлекла ее к себе и заговорила так серьезно и нежно, что раскаяние Беллы, которое было лишь наполовину искренним, стало глубоким, и она заплакала от души, когда Кейти поцеловала ее в знак прощения.
        - Разумеется, ты сейчас же пойдешь к миссис Нипсон, - сказали в один голос Кловер и Роза, когда Кейти поделилась с ними этим неожиданным открытием.
        - Нет, думаю, что не пойду. Зачем? Это лишь навлечет ужасные неприятности на бедную маленькую Беллу, а ведь ей предстоит вернуться сюда на будущий год. Миссис Нипсон больше не верит в ту глупую историю - да и никто не верит. Мы, как я и надеялась, «заставили их забыть». И это гораздо лучше, чем любые опровержения.
        - Я так не думаю и с удовольствием бы посмотрела, как бы хорошенько высекли эту маленькую негодяйку, - упорствовала Роза. Но Кейти была непреклонна.
        - Ради меня, обещайте не говорить ни слова об этом, - настаивала она, и ради нее девочки согласились.
        Я думала, Кейти была права, когда говорила, что миссис Нипсон больше не верит в ее виновность в истории с запиской. В последние месяцы она была дружески расположена к обеим девочкам, и, когда Кловер принесла ей свой альбом и попросила об автографе, она сделалась сентиментальна и написала: «Я не променяю скромную Кловер на самый пышный цветок в нашем цветнике и молю Тебя, верни ее любящей учительнице, Марианне Нипсон». Это душевное излияние совершенно ошеломило «скромную Кловер» и вызвало у Розы следующее замечание: «Не хочет ли она заполучить тебя еще на год?» Мисс Джейн два раза сказала: «Я буду скучать о вас, Кейти» - слова, которые заставили Кейти остолбенеть, «как Валаам», если опять процитировать Розу. Сама Роза не собиралась возвращаться в школу на следующий год. Роза и Кейти с Кловер расстались, почти убитые горем. Они изливали друг на друга слезы, поцелуи, обещания писать и клятвы вечной любви. Все они сошлись на том, что ни одна из них никогда и никого больше так не полюбит. Последний момент расставания был бы, пожалуй, совсем трагичным, если бы не озорство Розы. Дилижанс уже стоял у
дверей, и она ступила на порог, как вдруг, осененная счастливой идеей, опять бросилась наверх, собрала девочек, и каждая, подскочив к окну, сорвала ткань и распахнула створки. Одновременный взмах множества белых флагов заставил вздрогнуть стоявшую внизу миссис Нипсон. Кейти, которая уже сидела в дилижансе, получила все преимущества от этого зрелища: с тех пор, когда она думала о Монастыре, в памяти всплывала именно эта сцена - миссис Нипсон на пороге, за ней заплаканная Белла, а наверху окна, облепленные оживленными смеющимися девочками, которые с торжеством машут длинными полосами ткани, столько месяцев затмевавшими им дневной свет.
        На следующее утро в Спрингфилде Кейти и Кловер простились с мистером Пейджем и Лили. Поездка до Олбани оказалась легкой и спокойной. С каждой милей настроение их поднималось. Наконец-то они действительно были на пути домой.
        В Олбани, выйдя на платформу, они с тревогой оглядывали переполненную людьми станцию в поисках мистера Питерса. Сначала никто не появлялся, и у них было время разволноваться, прежде чем они увидели добродушного, измученного заботами, невысокого человека, шагавшего по направлению к ним в обществе проводника.
        - Я полагаю, вы те самые юные леди, которых я пришел встречать, - сказал он. - Извините, что опоздал. Дела задержали. Столько хлопот! Так трудно вывезти семью на Запад. - Он удрученно вытер пот со лба, затем помог девочкам сесть в экипаж и дал распоряжение вознице. - Мы лучше оставим ваш багаж в камере хранения, когда будем проезжать мимо, - сказал он, - потому что завтра нам придется выехать очень рано.
        - Во сколько?
        - Баржа отправляется в шесть, но мы должны быть на борту в половине шестого, чтобы успеть устроиться в каютах до отплытия.
        - Баржа? - спросила Кейти, удивленно раскрыв глаза.
        - Да, канал Эри, знаете? Наша мебель идет этим путем, и мы решили, что нам лучше присмотреть за ней самим. Никогда не расставаться со своей собственностью, если только можно, - вот мое правило. «Красавица прерий» лучшая баржа на канале.
        - Когда мы доберемся до Буффало? - спросила Кейти, с досадой вспоминая о том, что, как она слышала, корабли на канале движутся очень медленно.
        - Буффало? Дайте подумать. Сегодня вторник - среда, четверг… ну, если повезет, мы должны быть там в пятницу вечером, так что, если не опоздаем к вечернему парому на озере, вы будете дома в субботу после обеда. Да, думаю, мы вполне уверенно можем сказать, в субботу после обеда!
        Четыре дня! Девочки переглянулись с ужасом. Элси ждет их самое позднее в четверг. Что делать?
        Телеграф - был единственный пришедший в голову ответ. Кейти быстро нацарапала телеграмму: «Едем по каналу. Раньше субботы не ждите» - и попросила мистера Питерса отправить ее. Девочки шепотом сошлись во мнении, что это ужасно, но они должны вынести это, собрав все свое терпение.
        Ох это терпение, которое необходимо для путешествия по каналу - для путешествия, в котором не столько движения, сколько неподвижного стояния на месте! Безумное желание выпрыгнуть и помочь еле ползущей барже, толкая ее сзади! Как человек начинает ненавидеть медленное однообразное скольжение, скучные берега и завидовать всему быстро движущемуся, что попадает в поле его зрения: каждому человеку верхом на лошади, каждой проносящейся в воздухе птице!
        Миссис Питерс была худой беспокойной женщиной, проводившей жизнь в ожидании всевозможных несчастий. С ней ехали ее дети - три маленьких мальчика и младенец, у которого начали прорезаться зубы, вдобавок она везла такую кучу свертков, корзинок и коробок, что Кейти и Кловер втайне недоумевали, как бы она совершила это путешествие без их, девочек, помощи. Вилли, старший из мальчиков, все время просил позволить ему высадиться на берег, чтобы прокатиться на буксирных лошадях; Сэмми, среднего, можно было удержать на месте, только предложив ему изогнутые булавки, привязанные к ниткам, на которые он пытался удить рыбу; а младший. Пол, испытывал такой интерес к нижней части баржи, что пять раз за три дня уронил за борт свою новую шляпу, и мистер Питерс вместе с юнгой возвращались каждый раз назад, гребя на маленькой лодке, чтобы вернуть шляпу. Миссис Питерс сидела на палубе с младенцем на коленях и пребывала в постоянном смертельном страхе, что шлюзы заработают неправильно, или утонет кто-нибудь из мальчиков, или они не услышат предупреждающего крика: «Низкий мост!», и всем им снесет головы с плеч. Ничего
подобного не произошло, но бедная женщина перенесла страдания десятка несчастных случаев в страхе перед одним, который так и не произошел.
        Койки, где они лежали ночью, были маленькие и узкие; беспокойные дети все время просыпались и кричали, каюты были тесные, на палубах холодно и ветрено. Не на что было смотреть, нечего делать. Кейти и Кловер сошлись на том, что хотели бы никогда больше не видеть этот канал.
        Они очень пригодились миссис Питерс - забавляли мальчиков, удерживали их от озорства, и она сказала мужу, что наверняка не пережила бы этого путешествия, если бы не мисс Карр - такие добрые девочки и так любят детей. Три дня показались всем ужасно длинными, но наконец они остались позади. До Буффало девочки добрались как раз вовремя, чтобы пересесть на озерный паром, и, лишь усевшись на его палубе, чувствуя быстрое движение и зная, что каждый удар гребных колес по воде приближает их к дому, девочки почувствовали, что вознаграждены за долгое испытание их терпения.
        На следующий день в четыре часа они увидели Бернет. Задолго до того, как паром подошел к пристани, Кловер заметила среди других экипажей старого Сивку и Александра на козлах. На краю пристани появилась знакомая фигура.
        - Папа! Папа! - закричали они. Казалось, что девочки не могут дождаться, когда паром остановится и будут положены сходни. Как чудесно - снова обнять папу! Какое приятное чувство родного дома, утешения, защиты пришло с его прикосновением!
        - Я никогда больше не уеду от тебя, никогда, никогда! - повторяла Кловер, крепко держа его за руку, когда они уже ехали вверх по холму. Доктор Карр смотрел на девочек и был так же счастлив, как они: такие веселые, такие любящие и нежные. Нет, он никогда не сможет расстаться с ними ни ради учебы в пансионе, ни ради чего другого!
        - Вы, должно быть, очень устали, - сказал он.
        - Ничуточки. Я теперь почти никогда не устаю, - ответила Кейти.
        - Ох! Я забыла поблагодарить мистера Питерса за заботу о нас, - сказала Кловер.
        - Ничего. Я сделал это за вас, - ответил ей отец.
        - О, этот младенец! - продолжила она. - Как я рада, что он уехал в Толидо и мне не нужно больше слушать его плач! Кейти, Кейти! Вот и дом! Мы у ворот!
        Девочки с нетерпением выглянули, но никого из детей не было видно. Они поспешили к дому по гравиевой дорожке, под ветвями, на которых начинали раскрываться почки. Над парадной дверью была арка из еловых ветвей, а на ней алыми буквами сияло «Кейти» и «Кловер». Когда они подбежали к крыльцу, дверь распахнулась и из передней шумной толпой выскочили дети. До этого они сидели на крыше и высматривали паром в бинокль.
        - Мы и не знали, что вы уже так близко, пока не услышали, как открывают ворота, - объясняли Джонни и Дорри, пока Элси обнимала Кловер, а Фил, сцепив руки на шее у Кейти, дрыгал ногами в воздухе в порыве любви так, что она запросила пощады.
        - Ах, как все вы выросли! Дорри, ты с меня ростом! Элси, дорогая, какая ты красивая! Как это чудесно, чудесно, чудесно снова быть дома.
        Стоял такой гул нежных речей и объяснений, что доктор Карр едва мог обратить их внимание на свои слова.
        - Кловер, - кричала Джонни, - у тебя теперь осиная талия! Ты как прекрасная принцесса в книжке у Элси.
        - Ведите девочек в гостиную, - повторил доктор Карр. - Здесь холодно - дверь открыта.
        - Поведем их наверх! Вы не знаете, что там наверху! - закричал Фил, а Элси нахмурилась и покачала головой, глядя на него.
        Какой веселой была гостиная с нарциссами, гиацинтами и вазами, полными восхитительно пахнущих синих фиалок! Сиси, по словам Элси, помогала украшать гостиную. И как раз в этот момент вошла сама Сиси. Ее прическа напоминала подушечку для булавок - с большими буфами и рядом локонов наверху, где прежде никаких локонов не было. В целом она казалась очень изящной и модной, но в остальном это была все та же любящая Сиси; она обняла девочек и запрыгала вокруг них так же, как делала это и в двенадцать лет. Она объяснила, что ждала, пока они перецелуют всех один раз, а потом больше уже не могла ждать.
        - Теперь пойдем наверх, - предложила Элси, когда Кловер согрела ноги, и девочки восхитились цветами, и все по десять раз сказали, как это хорошо, что девочки снова дома, и девочки ответили, что так же приятно им самим быть здесь.
        Все пошли наверх, Элси впереди.
        - Куда ты идешь? - воскликнула Кейти. - Это же Голубая комната!
        Но Элси не остановилась.
        - Видишь ли, - объяснила она, положив руку на ручку двери, - мы с папой подумали, что теперь, когда вы взрослые, вам нужна большая комната! И мы устроили все здесь для вас, а твоя прежняя комната станет теперь комнатой для гостей. - Затем она распахнула дверь и ввела девочек. - Смотри, Кейти, это твой комод, а это - Кловер. И посмотри, какие красивые ящики папа велел вделать в стенной шкаф - два для тебя, два для нее. Правда, удобно? Тебе нравится? И правда, гораздо лучше, чем твоя старая комната?
        - Гораздо лучше! - воскликнули девочки. - Все в ней замечательно. - Сюда были перенесены из прежней комнаты Кейти все ее сокровища. Здесь было ее кресло с подушками, ее стол, ее книжная полка, ее картины со стен. Было и несколько новых вещей - голубой ковер, новые занавеси на окнах, а также новые голубые обои. Элси сшила по изящной подушечке для булавок для каждого комода, а Джонни связала коврики для умывальника. Это был прелестный приют, какого только могут пожелать две сестры, только что превратившиеся в юных леди.
        - А что это за красивые надписи висят с каждой стороны кровати? - спросила Кловер.
        Это был подарок к их возвращению, присланный кузиной Элен: два текста, один - утренний, другой - вечерний, как объяснила Элси. Вечерний текст: «Усну сном спокойным, ибо Ты, Господи, хранишь меня» - был выполнен нежными лиловыми и сиреневыми красками, его венком окружали маки и серебряные лилии, среди которых сидела маленькая птичка - она крепко спала, сунув голову под крыло. Утренний текст: «И, пробудясь, я по-прежнему с Тобой, Господи» - был написан яркими красками - алой, голубой, золотой - и окружен гирляндами роз, порхающими бабочками и щебечущими птичками. Девочки подумали, что им не приходилось видеть ничего красивее.
        Каким веселым был ужин в тот вечер! Кейти не заняла своего прежнего места за чайным подносом. Ей хотелось посмотреть, как выглядит Элси в качестве хозяйки дома. И она села с одной стороны от папы, а Кловер - с другой. Элси же разливала чай со смешанным выражением восторга и важности на лице - выражением, на которое стоило посмотреть.
        - А я начну завтра, - сказала Кейти.
        И с этим «завтра», когда она вышла из своей новой красивой комнаты и снова заняла место хозяйки дома, можно сказать, началась ее взрослая жизнь. Так что пора мне перестать писать о ней. Взрослая жизнь может быть очень интересной, но она не может занять законного места в детской книге. Если маленькие девочки перестают быть маленькими и берутся за то, чтобы быть юными леди, они должны нести все последствия этого, одно из которых состоит в том, что мы не можем больше следить за их судьбой.
        Я написала эти последние слова, сидя на том же зеленом лугу, где писала первые слова книги «Что Кейти делала». Прошел год, но ярко-красный цветок, казалось, тот же самый, стоял, глядя на свое отражение в ручье, а из тростника доносились голоса. Мои маленькие пучеглазые приятели, как и год назад, обсуждали Кейти и ее поведение с неменьшим пылом. Один голос звучал редко и слабо, в то время как другой, дерзкий и вызывающий, повторял снова и снова:
        «Кейти не делала! Она не делала! Не делала, не делала, не делала!»
        - Кейти делала, - слабо прозвучало с дальней тростинки.
        - Не делала, не делала! - пищал неустрашимый спорщик. Последовало молчание. Его противник или был убежден, или устал от спора.
        - Кейти не делала! - Эти слова повторялись у меня в голове, пока я шла домой. Как много причин на свете для всяких «не делала». Какую важную роль они играют! И как я рада, что моя Кейти не делала в школе много такого, что делали другие!
        notes
        Примечания
        1
        Порода мелких кур.
        2
        Ханна Мор (1745 -1833) - английская писательница-моралистка; назидательный роман «Целебс в поисках жены» был написан ею в 1809 г.
        3
        Азиатская порода кур.
        4
        Официальный американский праздник в честь первых колонистов Массачусетса (отмечается в последний четверг октября); в этот праздник принято подавать к столу жареную индейку.
        5
        Символ любви и преданности.
        6
        Шекер и квакер - названия членов американских религиозных сект. Названия образованы от английских слов shake - дрожать, трястись и quake - трепетать, вздрагивать. Эти названия были выбраны ученицами школы миссис Флоренс в шутку.
        7
        Ред - по-английски «красный».
        8
        Силвер - по-английски «серебро».
        9
        Мэдж Уайлдфайр (букв. «блуждающий огонек») - безумная девушка, персонаж романа «Эдинбургская темница» (1818) английского писателя В. Скотта (1771 -1832).
        10
        Ниобея - в греческой мифологии жена фиванского царя, мать четырнадцати детей, которую за насмешку над богиней Лето, имевшей лишь одного сына, Аполлона, и одну дочь, Артемиду, Зевс лишил всех детей и превратил в скалу, источающую слезы.
        11
        Наоборот (лат.).
        12
        Нотабене (лат.) - отметка, служащая для того, чтобы обратить внимание на какую-либо часть текста.
        13
        Род небольших вечнозеленых деревьев и кустарников.
        14
        Имя женского рода, в шутку образованное от имени Квинтия Курция Руфа - древнеримского историка и ритора, жившего в I в. н. э.
        15
        «Философия в пословицах» - сочинение английского поэта Мартина Таппера (1810 -1889), пользовалось большой популярностью в США (к 1881 г. было продано свыше миллиона экземпляров), однако неизменно являлось мишенью критики в связи с банальностью и избитостью мыслей и тем автора.
        16
        Шуточная переделка стихотворения «Мама» английской поэтессы Энн Тейлор (1782 -1866).
        17
        Волынка - шотландский народный музыкальный инструмент; пиброх - мелодия для волынки, клахан — деревушка, коллапс — запеканка из мясного фарша, дурлах — кожаная сумка, килт — клетчатая юбка (шотл.).
        18
        Роберт Бернс (1759 -1796) - величайший шотландский поэт. Многие из его стихотворений написаны на шотландском диалекте.
        19
        Персидский порошок - средство от блох.
        20
        См. сноску 12.
        21
        Намек на английскую пословицу: «У маленьких кувшинчиков большие ушки» (т.е. «дети любят подслушивать разговоры взрослых»).
        22
        4 июля - День независимости - национальный праздник США.
        23
        Симпозиум - у древних греков пирушка, сопровождавшаяся музыкой, развлечениями, беседой.
        24
        Мария Антуанетта (1755 -1793) - французская королева, казнена во время Великой французской революции.
        25
        Застекленная этажерка, горка (франц.).
        26
        Птицы (франц.).
        27
        Я очень люблю птиц, и особенно жареных (франц.).
        28
        Я очень люблю птиц, которые… (франц.).
        29
        Я очень люблю птиц (франц.).
        30
        Юлий Цезарь (франц.).
        31
        Система Оллендорфа - популярный в XIX в. метод изучения иностранных языков по специальным пособиям, разработанный X.Г. Оллендорфом (1803 -1865).
        32
        Бенджамин Франклин (1706 -1790) - американский государственный деятель, ученый, просветитель.
        33
        Батлер Уильям Орландо (1791 -1880) - американский генерал, командующий американскими войсками во время Мексиканской войны (1846 -1847 гг.).
        34
        «Дэвид Копперфилд» (1849) - роман английского писателя Чарлза Диккенса (1812 -1870). Миссис Гаммидж - персонаж этого романа, вдова, вечно жалующаяся на тоску и одиночество и утверждающая, что ей всегда тяжелее других.
        35
        «Нет, отец, солгать я не могу. Я сделал это моим топориком». Согласно известному преданию, когда Джордж Вашингтон (1732 -1793), первый президент США, был еще мальчиком, он срубил деревце в саду своего отца и затем честно признался в этом проступке.
        36
        Нанесение рисунка на керамику, изготовление переводных картинок.
        37
        Вечер (франц.).
        38
        «Улыбаться как Чеширский кот» - улыбаться загадочно. Это выражение стало популярным благодаря известной сказке «Алиса в Стране чудес» (1865), написанной английским писателем Льюисом Кэрроллом (1832 -1898).
        39
        Пирог, для приготовления которого берут по фунту каждого из его ингредиентов (мука, масло и т.д.).