Сфинкс или робот Леена Крун
        Главы повести «Сфинкс или робот» могут быть прочитаны в любом порядке. И все же это вполне связная история девочки Лидии, живущей в мире, где законы физики растягиваются и выворачиваются наизнанку, создавая параллельную реальность. Там происходят странные вещи, но Лидия относится к ним с детской непосредственностью и открытостью — и читатель вместе с ней открывает мир и ищет ответы на вопросы.
        Леена Крун
        Сфинкс или робот

        ГЛАВА ПЕРВАЯ. СТРАШНЫЙ СУП
        - Лидия! — спросил папа. — Ты это читала? Папа показал статью в утренней газете — на самом видном месте, на первой полосе.
        - Что это?
        - Это от Института охраны здоровья. Прочти-ка.
        Лидия прочла:
        Уважаемые граждане! Будьте осторожны, готовя горячие первые блюда, каши и напитки. Старайтесь не мешать их слишком сильно, слишком долго, в одном темпе или в одном направлении. Ради вашей же безопасности не остужайте пищу помешиванием — пусть остывает самостоятельно. Помешивание, правда, в редких случаях, может привести к изменению турбулентного течения, т. е. к т. н. сингуляризации.
        Месить тесто также следует с осторожностью. Если вам кажется, что в результате помешивания в посуде возникло постороннее движение, необходимо отодвинуть ее как можно дальше и отвести взгляд. Слишком пристальное разглядывание турбулентного течения увеличивает опасность. В особо серьезных случаях возможно исчезновение в возникшей воронке неосторожных помешивающих. На данный момент неизвестно никаких средств возвращения исчезнувших в связи с сингуляризацией.
        Граждане! Сохраняйте спокойствие и бдительность как у себя на кухне, так и в местах общественного питания.
        - Что это такое? — удивилась Лидия.
        - Это очень важное предупреждение. С людьми стали происходить серьезные несчастья, — объяснил папа. — Вот, например, как с дядей Кауто.
        - А что с ним стряслось?
        - А ты разве не знаешь? Это случилось прошлой весной, за обедом. Тетя налила ему очень горячего супу. Дядя Кауто страшно хотел есть, поэтому в нетерпении стал помешивать в тарелке ложкой, чтобы побыстрее остыло.
        - Ну и все так делают, — заметила Лидия.
        - Но, к счастью, не со всеми происходит то, что с дядей Кауто, — продолжал папа. — Тетя услышала из кухни странные звуки и пошла посмотреть, в чем дело. Оказалось, в дядиной тарелке возникла воронка, вроде той, что бывает в раковине, когда вынешь пробку. Дядя Кауто перестал мешать суп, но воронка не исчезала — наоборот, расширялась, росла и бурлила, как штормовое море. Тарелки уже не было видно.
        - Ого! — воскликнула Лидия.
        - Потом ложка выпала из руки дяди, и тетя увидела, что его лицо затягивает в водоворот. Тетя рассказывала мне: «Казалось, будто тарелка втягивает его в себя. Он становился все длиннее и тоньше. Я и вскрикнуть не успела, как его голова исчезла в пасти воронки. Ах, его поглотила неодолимая сила! Боже, этот страшный суп!»
        - Жуть!
        - Тетя схватила его за подтяжки, но в тот момент почувствовала, что ее саму начинает затягивать в суп, точно пылесосом. Она тоже попала бы в водоворот, если бы дядя в последний момент не оттолкнул ее подальше. Это ее и спасло.
        - Ужасный суп! И что теперь с дядей Кауто?
        - Его поглотила суповая волна. И сразу после этого все успокоилось, на столе осталась обычная тарелка, от нее шел пар. А дяди не было.
        - Но как же так, папа?
        - А вот так. Если слишком сильно мешать суп, возникает турбулентное течение — ты же читала статью? Бывает и такое. Да что там, иногда случается то, чего вообще не бывает…
        - Все равно я не совсем поняла, — призналась Лидия.
        - Когда время и пространство начинают изгибаться и менять частоту, развивается так называемая сингуляризация. Возникает сильное магнитное поле. И заметь, когда попадаешь в зону сингуляризации, предсказать ничего уже нельзя, обычные законы там не действуют. Когда дядя Кауто наклонился к тарелке, он пересек горизонт событий, и после этого процесс было уже не остановить. Дядю никто не смог бы спасти. Он слишком сильно мешал суп — вот и домешался. Впрочем, сам он этого уже не понял.
        - Но он вернется?
        - Вполне возможно. Хотя в этом я не уверен.
        - Он теперь на другом конце света?
        - Может быть, — с сомнением произнес папа.
        - Но там ведь, наверное, тоже надо что-то есть, — заметила Лидия. — И если он опять начнет помешивать суп, случится новая син-гу-ля… Как ее? И дядя сможет вернуться прямо сюда…
        - Будем надеяться.
        - Но, значит, мы все можем исчезнуть, как дядя Кауто? Пап, скажи, с нами может случиться то же самое, если мы будем слишком сильно мешать суп, или кашу, или чай?
        - Если это уже раз случилось, это может произойти с кем угодно. Но ты не переживай. Думаешь, откуда мы все взялись? Из супа. Вышли из грандиозного первоначального кипящего бульона и когда-нибудь снова утонем в нем. Не обязательно это произойдет так же, как с дядей Кауто, но когда-нибудь это случится. С нами — я имею в виду, со всем миром.
        - Ой, папа, когда?
        - Кто знает: может быть, завтра, а может, через сотни миллиардов лет.
        - Ясно, — облегченно выдохнула Лидия и допила какао.
        ГЛАВА ВТОРАЯ. ВРЕМЯ НОЧИ
        Лидия умела летать. Лидия летала над незнакомыми городами, над созревающими пшеничными полями и морем в белых барашках. Как-то раз она обернулась на лету и увидела, что кто-то за ней наблюдает. Кто-то подлетел поближе и сказал:
        - Угадай, в чем дело.
        - Ну?
        - Ты спишь и видишь сон.
        - Не-а, — сказала Лидия, — я же летаю. А если бы я заснула, я бы сразу упала.
        - Наоборот, — возразил Кто-то.
        - Почему это?
        - Ты упадешь, если попробуешь летать не во сне. Кстати, запомни: когда летишь, не просыпайся, а то все закончится.
        Когда они пролетели через шелестящую стаю ласточек, Лидия начала что-то смутно вспоминать… Впрочем, вспоминать не хотелось.
        - Выпей это, — сказал Кто-то. Но это был уже не Кто-то, а папа. Лидия выпила, потом натянула на голову пуховое одеяло, и на нее снова волной накатили сны. Она скользила из одного сна в другой, и тут уж папа ничем не мог помочь. И доктор ничего не мог поделать.
        Так продолжалось всю осень. Не успев проснуться, Лидия снова начинала дремать. Она спала по дороге в школу, спала на уроках и на обратном пути, обедала и спала, читала и спала. Она хотела только одного — спать, чтобы ночь длилась и длилась. Но рано или поздно темнота рассеивалась, рассветало, зажигался свет, сон таял. Утра были отвратительны. Они срывали одеяло, заставляли вставать, одеваться и вспоминать о том, что мамы больше нет.
        Папа говорил ей сквозь сны:
        - Ты что, собираешься проспать всю жизнь? Это ведь жуткая потеря времени. Ты должна ходить в школу, расти, делать дела, как люди по всей земле. А во сне ты все это делать не сможешь. Ну, соберись.
        - Я и так! Я все время что-то делаю, — бормотала про себя Лидия. — Разве ты не видишь, что вот сейчас я летаю?
        И Лидия уже была в другом месте, высоко над землей. Кто-то снова летел рядом.
        - Так это был ты? Ты в прошлый раз говорил, что мы спим?
        - Это ты спишь. Я-то нет.
        - Ты же сам говорил, что если летишь, нельзя просыпаться.
        - Тебе — нельзя. Я — другое дело. Я могу летать и не во сне.
        - Так нечестно, — заметила Лидия. — Кстати, если я сплю, а ты — нет, как мы можем разговаривать?
        - Легко. Более того, мы только тогда и можем разговаривать, когда ты спишь, а я нет, — объяснил Кто-то.
        - Не понимаю, — вздохнула Лидия, продолжая лететь и спать.
        - А вот там, где ты бодрствуешь, я вижу сон, — продолжал Кто-то, но Лидия все равно не понимала. Да впрочем, какая разница?
        Лидия спала днями и ночами — так казалось ее папе, который не смыкая глаз сидел возле кровати. Лидия, лежащая в постели, была бледная, глаза закрыты. Ей самой казалось, что она совсем другая.
        Какая же Лидия была настоящей? Может, обе?
        Наверное, было две Лидии. Одна спала, а другая летела над сонной землей, счастливая, освещенная сонным солнцем, медленно и плавно, как бумажный самолетик над зелеными вересковыми равнинами. И как чудесно было кружиться в воздухе над прозрачной голубой водой, над городскими огнями, в лунном свете, когда Венера становилась все ярче и ярче!
        Лидия не знала точно, видит ли она сон, — а то бы уже проснулась. Но когда ее тело-во-сне просыпалось в ином мире здоровым и отдохнувшим, ее другое тело, маленькое и неподвижное, становилось все слабее и слабее.
        - Засыпая там, ты просыпаешься здесь, — прошелестел Кто-то. Они пролетали над заснеженной равниной с белыми больничными кроватями, такими же, как в палате. Но все кровати были пусты.
        - А где же люди?
        - В своих снах, — ответил Кто-то.
        Часто Лидия встречала во сне маму.
        - А мне сказали, что ты умерла, — сказала Лидия.
        - Ерунда, — засмеялась мама. Она показала Лидии маленький садик, полный больших синих цветов, темных, как чернила.
        Потом Лидия снова оказалась в воздухе.
        - Помнишь, что я говорил? — спросил Кто-то.
        - Раз я сплю, значит, ты мне снишься, — сказала Лидия. — Но я хочу, чтобы ты был настоящий!
        - Во сне сон — правда.
        - Но раз ты чей-то сон, значит, тебя на самом деле нет, — заметила Лидия, пролетая над зеркально гладким черным озером, в котором отражались звезды.
        - Если тебе кажется, что кто-то есть, значит, он действительно есть. Уж тут не ошибешься. Это тоже жизнь, она настоящая, хотя и другая.
        - Ты думаешь, что ты есть?
        - В принципе, да. Но тебе пора возвращаться.
        - Почему?
        - Всему свое время, Лидия.
        - Время чему? — спросила Лидия. Она заметила, что начинает подниматься буря. Лидии уже хотелось отдохнуть, было трудно удерживаться в верхних слоях атмосферы.
        - Дню и ночи. Сну и реальности. Ночь сменяется утром, бытие — небытием, правда — неправдой. Ничто не существует без своей оборотной стороны, и все переходит в нечто другое. Сон будит тебя. Реальность позволяет видеть сны. Это ты тоже не забывай.
        Через просвет в грозовой туче они быстро спускались к знакомому домику.
        - А чему время сейчас? — спросила Лидия. Они уже стояли во дворе, в котором Лидия знала каждый камушек, каждую ветку.
        - Как раз сейчас все изменяется. Наступает время утра.
        - Ты меня совсем запутал. Ущипни меня, чтобы я точно знала, что не сплю.
        Кто-то ущипнул ее за правую руку.
        - Ай, — сказала Лидия. — Ну, значит, это действительно было. Я так и думала, что все это правда. И ты — тоже правда.
        Лидия радостно глянула на Кого-то, но Кого-то уже не было. Перед глазами возник просвет в форме Кого-то, через который Лидия увидела папино лицо. Просвет рос, так что скоро она разглядела в нем доктора, а потом и всю палату. Место, где только что был Кто-то, заполнялось пространством.
        Лидия проснулась, и новый день был свежим и сияющим.
        Настало утреннее время, время утра.
        Правая рука немножко болела. Доктор стоял рядом с кроватью, держа шприц. Он только что сделал Лидии укол как раз в то место, за которое ее ущипнул Кто-то.
        - Доброе утро, — сказал Доктор. — Наконец-то ты проснулась.
        Лидия потерла руку, потянулась и сказала папе и доктору:
        - Доброе утро!
        - Да здравствует медицина! — воскликнул папа. — Она проснулась от укола.
        - Нет, — возразила Лидия, — я проснулась не от укола, а от щипка. Разве вы не заметили, что Кто-то ущипнул меня?
        - Кто же этот кто-то? — спросил доктор. — Кто, как не я?
        - Нет, это был кто-то такой… — начала Лидия. Но тут она поняла, что не помнит ни как выглядел Кто-то, ни того, о чем они говорили.
        - Ты видела сон, — сказал папа. — Во сне ты и проснулась.
        - Точно, — сказала Лидия. — Я проснулась во сне, именно во сне.
        ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ОТКРЫВАТЕЛИ КНИГ
        Есть на земле такие места — они полны слов, но предпочитают тишину. Это библиотеки. На полке книга занимает совсем немного места, пару сантиметров. Но откроешь ее — и она начинает расти и дорастает до размеров целого мира. Правда, только если книгооткрыватель умеет читать. Для остальных книга — просто вещь, листки да переплет, и знаки в ней ничего не значат. Но потом приходит кто-то, умеющий читать, например, Лидия. Она хватает книгу и озаряется ее светом. Лидия пришла в библиотеку сдать книгу. Она читала ее на летних каникулах, но лето закончилось, да и книгу пора было вернуть.
        Летом Лидия часто уходила на лесную поляну за дядиным домом. Поляна была чем-то похожа на библиотеку. Лидия брала туда плед, бутылку с соком и книжку. Там она спала или читала под жужжание шмелей, пока бабушка не начинала звать ее с крыльца. Иногда любопытный ветер листал страницы — интересно, о чем он хотел прочитать?
        В библиотеке не было шмелей и ветра, и никто не приходил туда спать. Но в зале библиотеки Лидии было так же хорошо, как и на лесной поляне.
        - Неужели здесь есть все на свете книжки? — спросила Лидия, когда пришла в первый раз.
        С тех пор прошло много лет, и она стала гораздо умнее. Все на свете книги не влезли бы ни в одну в мире библиотеку.
        В библиотеке Лидия познакомилась с Сулеви. Сулеви учился в параллельном классе, Лидия иногда встречала его на улице.
        Сулеви читал толстую книгу, в ней было много картинок. Лидия сдала свою и подсела к нему:
        - Что ты читаешь?
        - Книгу про грибы, — ответил Сулеви, не поднимая головы.
        - А какой это гриб? — спросила Лидия, показывая на маленькую картинку.
        - Это Podaxis pistillaris.
        - Он съедобный?
        - Не очень.
        - Ядовитый?
        - Нет, но ужасно опасный.
        - Почему? — Лидия заинтересовалась. Она любила всё ужасное и опасное.
        - Если его споры попадут на тебя, на тебе тоже вырастут грибы, — сообщил Сулеви.
        Лидия вздрогнула.
        - Как вообще люди решаются ходить в лес, если там растет такое чудовище? — удивилась она.
        - В наших краях это не опасно. Podaxis pistillaris растет только в пустынях Калифорнии, — сказал Сулеви. Он глянул на книгу, которую взяла Лидия. — Что это ты читаешь?
        - Стихи.
        - А-а, — протянул Сулеви и снова уткнулся в свою грибную книгу.
        А Лидия прочла:
        Книга снова открыта. И, точно
        Из скалы, что тверда и мертва,
        Заструился целебный источник, —
        Со страницы струятся слова.
        И приходят незримые гости,
        Приглашают в таинственный лес…
        И светильник, и книга на месте,
        А читатель? Читатель исчез.
        Меж собой непохожи страницы:
        Где-то тени мелькают пестро,
        А откуда-то выпорхнет птица,
        Прямо в руки уронит перо.
        Век спустя кто-то с полки достанет
        Толстый том и уткнется опять
        В те стихи, что с тобой мы листали,
        По которым учились читать.
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЛЕТО И СИЛА ТЯЖЕСТИ
        В конце августа, в один из почти безоблачных дней, Лидия с папой и Сулеви пошли в поход. Они отправились далеко за город, в гости к папиному другу, доктору Сира-ку, который недавно перебрался жить в свою обсерваторию на холме. Доктор строил ее много лет, и наконец она была почти готова. Это был последний день лета, а может, первый день осени. Они ждали вечера, чтобы увидеть комету, которая как раз пролетала мимо Земли. Когда наконец их собственная звезда скрылась за горизонтом, тысячи маленьких солнц зажглись над холмом, и они поднялись в обсерваторию.
        - Сейчас комета всего в пятнадцати миллионах километров от нас, — сказал доктор Сирак.
        - Ничего себе «всего»! — воскликнула Лидия.
        - Это действительно «всего». Вселенная ведь постоянно расширяется. Уже после первого взрыва звезды начали удаляться друг от друга и до сих пор удаляются.
        Как это печально, подумала Лидия. Значит, звездам с каждым днем становится все одиноче…
        - А когда они перестанут отдаляться?
        - Кто их знает, — рассеянно сказал доктор. — Некоторые думают, что когда-нибудь пространство снова начнет сжиматься.
        - А что, оно когда-то было совсем маленьким?
        - Меньше изюмины. Хотя, конечно, внутри него уже было все, что есть сейчас. И оно было очень-очень горячим.
        Лидия представила изюмину пространства, из которой потом получились луны, звезды и солнца. Вот чудеса! Интересно, а откуда взялась эта изюмина и почему вдруг начала раздуваться безо всякой меры? А если бы кто-нибудь случайно съел ее? И тогда совсем ничего бы не было, а этот кто-то, наверное, здорово обжег бы рот, а потом лопнул…
        Ее размышления прервал Сулеви:
        - А за тысячу миллионов километров что-нибудь есть?
        - Есть. Проксима Центавра, самая близкая к нашему Солнцу неподвижная звезда, — ответил доктор.
        Лидия глянула в окуляр. Потом и Сулеви посмотрел. Сначала они увидели только туманные облака, но доктор объяснил, что это Млечный Путь, а каждая частичка тумана — звезда, такая же, как Солнце, а может, и больше. Лидии показалось, что звезды все-таки совсем рядом, а доктор Сирак все перепутал. Но доктор сказал, что между звездами — целые световые годы, только их не видно в телескоп. Световой год — это расстояние, такое огромное, что человек не успел бы преодолеть его и за всю жизнь.
        Лидия не могла понять, как это год может быть расстоянием.
        - И все же это так, — подтвердил Сирак. — Световой год — это расстояние, которое свет звезды проходит за год. А на Земле за это время проходит год земной: сменяются четыре времени года, Земля успевает полностью обойти вокруг нашей звезды — Солнца. Земля вращается вокруг Солнца благодаря силе тяжести — значит, именно из-за силы тяжести мы точно знаем, что на следующий год лето вернется.
        - Да здравствует сила тяжести! — воскликнула Лидия.
        Доктор показал им и Проксиму Центавра — оказалось, что это просто светящаяся точка. Зато комета пылала и лучилась, хотя Сирак и сказал, что это всего лишь большущая куча мутного льда. Все равно она была ужасно красивая, со светящейся вуалью позади… Она пришла издалека и опять уходила куда-то. На Проксиму Центавра можно посмотреть в любое время, а комету они никогда больше не увидят. Она вернется только через несколько столетий, и никого из них уже не будет в живых.
        Это не давало покоя.
        Другие люди, а может, и не люди вовсе, увидят комету через сотни, тысячи и миллионы лет. Лидия подумала о маме, которая ушла еще дальше, чем комета, и никогда не вернется…
        - А что такое сила тяжести?
        - Это свойство всех вещей. Мы удерживаемся на Земле только потому, что мы очень маленькие, а Земля очень большая. Благодаря этой силе мы можем ходить, сидеть и лежать. И поэтому мы говорим, что земля снизу, а небо сверху, хотя на самом деле нет ни верха, ни низа.
        - Неужели все так просто устроено? — удивилась Лидия.
        - И совсем даже не просто, — обиделся Сирак.
        - А мистер Сайрус Тид все это объясняет по-другому, — сказал папа и подмигнул Лидии.
        - Как это?
        Он считает, что мы удерживаемся на Земле благодаря центробежной силе.
        - Не морочь ребенку голову! — доктор возмущенно поднял густые брови.
        - Я учу ее думать, — возразил папа.
        - А если бы сила тяжести вдруг исчезла, ну хоть на секундочку, что бы тогда случилось? — спросил Сулеви.
        - Этого не может быть, — сказал доктор. — У природы свои законы. — Он помедлил секунду и добавил:
        - Насколько нам известно.
        - Ну, а если? — настаивал Сулеви. — Что тогда случилось бы?
        - Тогда мы, как камни, попадали бы в небо, — сказала Лидия.
        - Или, наоборот, поднялись бы, — поправил папа. — Что, в принципе, одно и то же.
        Вообще-то когда сила тяжести равна нулю, мы взлетаем, — объяснил доктор. ^ —^ Так происходит с астронавтами. Говорят, незабываемое ощущение.
        - А я тоже умею летать, — сообщила Лидия. — Во сне.
        - Во сне не считается, — заявил Сулеви. — А потом, ну и скукотища была бы, если бы пришлось все время летать!
        - Да уж, — согласился доктор. — И мы были бы совсем по-другому устроены, если бы нам приходилось постоянно находиться в воздухе. Мы не можем обойтись без Земли и без силы тяжести.
        Наутро они увидели в небе только одну звезду. Все остальные растворились в ее свете. Они расстелили скатерть в теньке перед входом в обсерваторию, ели хлопья и пили какао. Лидия уютно устроилась на ступеньках, в руке была чашка с какао, обсерватория высилась на холме, как маленькая крепость. И все было как надо.
        От каменных ступеней шел холод, от Солнца — тепло. С приходом осени их звезда опять начнет отдаляться, и так — до зимнего солнцеворота. А потом ее теплые глаза снова начнут приближаться… Лидия вспомнила песенку:
        Я — семечко и верю в солнце,
        И до весны пою про то,
        Как в зимней колыбели сонной
        Живет мой будущий цветок.
        Она начала мурлыкать так себе под нос, сидя в дверях обсерватории. Молотилка медленно ползла по пашне, убирая золотые колосья.
        - Вот они, дары осени, — сказал папа. — Золото звезд и золото хлеба.
        Какое богатство…
        - А все-таки, — не унимался Сулеви, — если бы сила тяжести вдруг исчезла? Может, где-нибудь на Земле есть такое место…
        ГЛАВА ПЯТАЯ. ДОМ НА КАМНЕ
        В то утро страховой инспектор Энд проснулся в своем доме в обычный час. Этот отличный дом в гранитной скале выстроил еще его отец. Господин Энд просыпался в нем каждое утро с тех пор, как родился, и вряд ли у какого-то другого страхового инспектора было столь надежное и безопасное жилище. Утро тоже было самое обычное. Но когда господин Энд взглянул на прикрепленный к оконной раме градусник, чтобы одеться по погоде, он заметил, что пейзаж за окном изменился. Не было ни тропинки, ведущей к крыльцу, ни велосипедной стоянки, на которой он оставил свой велосипед.
        Господин Энд поначалу решил, что на улице сильный туман. Но не тут-то было. Когда Энд открыл дверь на улицу, оказалось, что летнее утро ясно и безветренно. Однако тропинка обрывалась прямо у крыльца. За ней ничего не было.
        Господин Энд застыл в дверях. Внешне он остался вполне спокойным, но дыхание у него перехватило.
        По долгу службы Энд навидался всякого. Его профессия была напрямую связана с катастрофами. Эта непредсказуемость гарантировала ему предсказуемый доход.
        Но ничего подобного он прежде не видел. Участок вокруг его дома превратился в остров, только не океанский, а небесный. Весь участок поднялся вверх, а может, наоборот, земля из-под него опустилась или упала вниз. Как это произошло, Энд понятия не имел. Ночью он крепко спал и ничего не слышал.
        Через некоторое время Энд понял: такой ущерб не возместит даже суперстраховка. Компания не возмещала убытков от стихийных бедствий, а это было самым настоящим стихийным бедствием.
        Энд сходил за биноклем и оглядел местность. Он посмотрел на север и на юг, на запад и на восток. Вокруг не было ничего, кроме голубого неба и легких облаков, — ни других островов, ни чего-то похожего на землю там, в глубине. Далеко внизу пролетела птичья стая, значит, где-то росли и деревья с гнездами. Но все, что окружало дом раньше, исчезло — велосипед, тропинка, остановка, улица… Их не было, не было, не было. Не слышалось грохота мчащихся мимо прицепов, не метался на ветру вымпел заправочной станции.
        Взору открывалось только безграничное пространство, и это навевало невеселые мысли.
        Страховой инспектор заглянул в почтовый ящик. Может, об этом уже написали в газетах? Что ни говори, событие, заслуживающее внимания. Впрочем, Энд тут же сообразил, что если бы даже газета и пришла, катастрофа произошла после.
        Газета не пришла. И никогда больше не придет, в этом страховой инспектор был более чем уверен. У почтальона не было вертолета, только велосипед.
        Энд с детства знал: то, что поднялось вверх, рано или поздно опустится вниз само по себе. Иначе было бы вовсе не на что рассчитывать. Энд давно понял, что Землю делают такой, какая она есть, время и сила тяжести. Но катастрофа означала, что с силой тяжести что-то произошло. Оставалось надеяться, что она лишь ослабла, а не исчезла окончательно.
        Энд предполагал, что рано или поздно его остров тоже начнет снижаться. Конечно, вряд ли он опустится прямо туда, где был. Земля внизу наверняка продолжала вращаться, как и раньше, — но его новоявленный остров мог двигаться совсем в другом направлении. И если он когда-нибудь опустится, кто знает, не окажется ли он, к примеру, в пустыне Гоби или на главной площади какого-нибудь большого города?
        Страховой агент надеялся, что движение вниз начнется довольно скоро, но все-таки не сразу. От резкого приземления могла бы разбиться бабушкина сахарница, а Энд ею очень дорожил…
        В этот день Энд не пошел подсчитывать чужие убытки. А кто подсчитал бы его собственные?! Он даже не мог сходить в магазин. К счастью, в шкафу он нашел муку и ячменные хлебцы, а в подполе лежали морковь и картошка с его маленького участка. За домом уцелело озерцо с чистой прозрачной водой.
        Господин Энд был хладнокровным экспертом. Он знал: то, что люди считают верным и само собой разумеющимся, часто оказывается непредсказуемым и ошибочным. Он не поддался панике, а просто стал вести себя так, как вел бы себя в обычный выходной. В ожидании снижения Энд пошел на кухню и сделал себе пару бутербродов с сыром и огурцами. Еще он проверил телефон. Телефон не работал, впрочем, Энд на это и не надеялся.
        Страховой инспектор Энд сидел на крылечке и ел бутерброды. Ветер развевал его редкие волосы. Воздух был чист и прохладен, как в горах. Вокруг он видел только облака, облака, облака — всюду: и сверху, и снизу. Порой ему казалось, что дом и сад двигались, но проверить это он не мог: не с чем было сравнивать. Возможно, плыли только облака.
        Инспектор Энд вспомнил вопрос, который как-то задал его старый учитель философии: «Что делать, если уже ничего не поделаешь?» Это был важный вопрос. Это был вопрос дня. И учитель сам ответил на него: «Мы должны философски взглянуть на событие. А это значит: если не можешь изменить происходящее, измени свое отношение к нему».
        Ситуация явно была из тех, которые Энд изменить не мог. Но он вдруг с удивлением понял, что не хочет ничего менять. День был вовсе не так уж плох. Инспектору не надо было никуда торопиться, беспокоиться о графике, не надо было сидеть в тесной конторе и придумывать, как поменьше заплатить клиентам компании. Он слышал шум вечности.
        Несмотря на катастрофу, Энд сохранил безмятежное состояние духа. Он улегся на теплых ступеньках и наклонил голову так, чтобы видеть несущиеся облака.
        Господин Энд вспомнил, что собирался поехать в отпуск за границу, но не успел еще купить билеты.
        - Какое счастье, — подумал Энд, — теперь я могу путешествовать где хочу, и притом совершенно бесплатно! Как красивы пейзажи внизу! И не надо будет больше спать на чужих кроватях. А в агентстве, наверное, удивляются, куда это я подевался. Еще бы, ведь за двадцать восемь лет я ни разу не опаздывал! Они, конечно, догадаются: что-то случилось. Сначала будут вспоминать обо мне, потом забудут. Придет новый страховой агент, такой же компетентный, как я, а может, и еще компетентнее, — размышлял Энд, примирившись с судьбой.
        Что делать, если уже ничего не поделаешь? Наклонить голову, как агент Энд, чтобы лучше видеть облака.
        ГЛАВА ШЕСТАЯ. ЕСЛИ ЛЮДИ НЕ ПОЙМУТ
        В городок приехал Пророк. Он прибыл издалека на велосипеде. У него были длинные волосы и взлохмаченная борода, как и положено пророку, не было, правда, ни плаща, ни сандалий — только старые джинсы и кроссовки да выцветшая футболка с надписью «БУДУЩЕЕ НЕ КУПИШЬ». Пророк пророчествовал на трамвайных остановках, на бульварах, на площадях, на ярмарках, на автовокзалах и в супермаркетах. Но рано или поздно его выставляли отовсюду. Он говорил много, но не всем его речи нравились. Он предсказывал катастрофы и несчастные случаи. Он говорил, что все города вскоре превратятся в развалины, опустеют и рассыплются в пыль, что человечеству грозят кометы и войны, наводнения и ураганы, обвалы и засухи, жажда и базедова болезнь.
        Словом, ничего приятного в этом не было, и редко кто слушал Пророка до конца. Кто-то начинал плакать, кто-то — смеяться, кто-то впадал в ярость. Были, правда, и такие, которые дослушивали все проповеди. Они сопровождали Пророка повсюду и назывались учениками.
        Лидия услышала Пророка, когда они с Сулеви пошли в универмаг за какао, молоком, апельсинами и шоколадным печеньем. Тот стоял посреди торгового ряда, между киоском с колготками и маникюрным салоном, и проповедовал. Справа и слева, словно в почетном карауле, стояли юные ученики.
        С другой стороны ряда шла рекламная кампания — человечек в пиджаке показывал населению сногсшибательные изобретения. Лидия и Сулеви слышали обоих.
        Человечек поднял в воздух маленькую вещицу. Он сказал, что это настоящий и единственный в мире Нейрофон.
        - Ознакомьтесь с уникальными возможностями! — выкрикивал он. — В комплект включены электроды и аудиорецепторы. Сегодня — по рекламной цене! Подойдите поближе и услышьте собственными ушами!
        - Что такое Нейрофон? — шепотом спросила Лидия.
        - Подойдите поближе! — велел и Пророк Лидии, Сулеви, бабушке пенсионерке и трем мальчишкам из параллельного класса. — Послушайте, какое грядет будущее! Узнайте, как сами можете его изменить!
        Человечек в пиджаке закричал еще громче:
        ^ —^ Дорогие покупатели! У меня есть для вас еще одно выдающееся техническое изобретение!
        - Технический прогресс и человеческая алчность, — сказал Пророк, — повергли нас в пучину зла. Все, что сделал человек, все его изобретения, приборы и все, чем он гордится, погибнет. Если только…
        Тут Пророк умолк и выжидающе оглядел свою маленькую аудиторию.
        - Если что? — наконец спросил один из мальчишек.
        - Скажи ты, — предложил Пророк одному из учеников. Тот откашлялся и застенчиво сообщил:
        - Если только человечество не изменится.
        - Точно! — воскликнул Пророк. — Человек должен измениться, и измениться сильно. А он не хочет. Значит, главное — чтобы он захотел! Это труднее всего. Как только вы захотите как следует, все остальное произойдет само собой.
        - Пружинные кеды от Боинга! — завопил человечек в пиджаке. — Обратите внимание на упругость пятки!
        - Вы должны измениться. Начинайте хотеть изо всех сил, — продолжал Пророк.
        Сулеви слушал Пророка очень внимательно. Так внимательно, что Лидия забеспокоилась.
        - Пойдем отсюда, — шепнула она. С другого края пиджачный человечек выкрикивал:
        - Вы будете бегать в два раза быстрее! Приобретайте пружинные кеды от Боинга — и сможете бегать, как тигр, как пантера!
        - Нет, — сказал Сулеви, — он, похоже, говорит чистую правду.
        - Ты про которого? — спросила Лидия.
        Пиджачный перешел уже к третьему предмету. Он продолжал:
        - Это изобретение изменит вашу жизнь! Подойдите и попробуйте! Этот цифровой шлем массирует голову и снимает напряжение.
        Но Пророк пообещал, что будущее не наступит, если люди не изменятся. Он внимательно оглядел слушателей, останавливаясь взглядом на каждом из них.
        Лидия услышала, как Сулеви спросил:
        - Что значит измениться?
        - Забыть о себе, — сказал Пророк. — Надо жить просто. Избавиться от всего лишнего.
        «Но как понять, где лишнее? — задумалась Лидия. — И как забыть о себе, если живешь все время внутри себя?»
        Она взглянула на свои наручные часики. Часики подарил папа на день рождения, на крышке было выгравировано ее имя. Лидия чувствовала, что они ей нужны. Значит, они не лишние — или как?
        Пиджак восклицал:
        - А вот превосходный подарок мужчинам. Крайне оригинально: пульт управления в форме пистолета!
        - Я тоже хочу странствовать с Пророком, — сказал Сулеви. — Из города в город.
        Глаза у него были отсутствующие, устремленные вдаль.
        - Этого только не хватало! — воскликнула Лидия и сердито ткнула его в бок. — Ты еще не взрослый! И вообще, я буду по тебе скучать.
        - Ты тоже можешь пойти с нами.
        - Ну уж нет, — отрезала Лидия. — Мне не нравится Пророк, и папу я не брошу.
        В это время к Пророку подошел охранник и предложил ему пойти пророчествовать куда-нибудь в другое место.
        - Здесь проповедовать запрещено.
        Тогда пиджак заверещал еще громче. Он продемонстрировал всем маленький неказистый мешочек.
        - Это, — заявил он, — самая эффективная в мире ловушка для мух. Она кажется всего лишь маленьким мешочком, но может поймать до двадцати тысяч особей.
        «О боже, и что потом делать с двадцатью тысячами мух?» — удивилась Лидия про себя.
        ГЛАВА СЕДЬМАЯ. ТЕОРИЯ О ПУСТОЙ ЗЕМЛЕ
        В один малопрекрасный день, которые в городке случались иногда, а то и чаще, папа заявил Лидии:
        - Ты уже большая, и я должен рассказать тебе кое-что об устройстве мира.
        Лидия поглядела на папу с досадой — она была уверена, что знает об устройстве мира уже давным-давно.
        - Не надо, — буркнула она.
        Но папа продолжал:
        - Ты, конечно, помнишь, что в молодости я был учеником господина Сайруса Тида. Но ты не знаешь еще, что поведал мне мой учитель. Это тайное, это, можно сказать, революционное знание. До такого открытия еще не дошла современная наука.
        - И что это за открытие?
        - Что Земля — пустая, — сообщил папа.
        Подумаешь, подумала Лидия. Но тут папа перешел на шепот, хотя дома никого, кроме них, не было:
        - Земля — это пустой шар, и все на свете — внутри шара, — сказал папа, выжидающе взглянув на Лидию.
        - Внутри? Ну нет, — теперь уже действительно изумилась Лидия. — Быть не может! Нигде этого не написано.
        - Пока не написано! — провозгласил папа. — Пока! Но когда-нибудь это войдет во все учебники. В науке произойдет гигантский переворот!
        - Значит, и мы тоже внутри шара? — спросила Лидия недоверчиво.
        - Разумеется, — заверил папа. — И мы, и все планеты, и Солнце, и звезды, и пыль, и невидимые вещества. Целая Вселенная!
        - Как это? А что тогда снаружи шара?
        - Снаружи? — удивился папа. — Да ничего там нет. А зачем? Остальные ученые все путают. Они воображают, что мы находимся с внешней, выпуклой стороны шара. Ха! На самом деле мы находимся внутри. И Сайрус Тид открыл это первым. Он гений!
        - Но тогда получается, что, к примеру, Китай…
        - Так и есть! Китай находится не под нами, а у нас над головой. Вон там!
        И папа ткнул указательным пальцем куда-то в облака.
        - Ого! — удивилась Лидия. Почему-то в школе говорили совсем по-другому.
        - Если бы у нас был достаточно сильный телескоп, Лидия, ты знаешь, что мы увидели бы?
        - Например, Великую Китайскую стену, — предположила Лидия.
        - Точно! — папа хлопнул ее по плечу.
        - А как же сила тяжести? — спросила Лидия. Она была сообразительной девочкой.
        - Забудь о ней, с воодушевлением продолжал папа. — Это главная ошибка. Мы удерживаемся на поверхности Земли не из-за гравитации, а благодаря центробежной силе. Уж если мы меняем пространственную геометрию, одновременно изменяются и законы природы.
        - Ну хорошо, а что тогда в центре шара?
        - Там бесконечность, — уверенно ответил папа.
        - Бесконечность? — недоверчиво спросила Лидия. — И как же она там умещается?
        - Бесконечность может уместиться где угодно, — сказал папа. — Когда мы движемся по направлению к центру, все сжимается и замедляется до бесконечности. Бесконечность — это центр всего. И ничто не занимает так мало места, как она.
        - А кто-нибудь доказал, что теория твоего Тида верна? — поинтересовалась Лидия.
        - Никто не доказал, что она ошибочна, — заявил папа. — И никто никогда этого не докажет.
        ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ПРОСТО КАМНИ
        К окну галантерейной лавки была прилеплена бумажка: «ПОКУПАЕМ ВСЕ, ЧТО МОЖНО ПРОДАТЬ». Лидия с Сулеви и остальными ребятами набрали на берегу, у самой воды, разноцветных камней, сложили их в мешок, погрузили на тележку и привезли в лавку.
        - За сколько вы их купите? — спросили они у лавочника.
        - Что вы, малыши, — усмехнулся тот. — Не буду я их покупать.
        - Но у вас же написано: «ПОКУПАЕМ ВСЕ, ЧТО МОЖНО ПРОДАТЬ», — расстроились дети.
        - В том-то и дело. Я покупаю не что попало, а то, что можно продать. А кому же я потом продам ваши камни? Это невыгодно.
        - Кому невыгодно? — не поняли ребята.
        - Мне, конечно, — ответил лавочник. — В этом вся штука, если ты продавец.
        - А почему невыгодно?
        - Ох, малыши, зачем же продавцу покупать то, что нельзя продать?
        - Раз мы продаем вам эти камни, значит, их уже можно продать.
        - Да, только я-то не смогу продать их другим. Если я буду только покупать и ничего не продам, я не смогу держать лавку. Это надо быть Крезом, чтобы все покупать и ничего не продавать!
        - А кто такой Крез?
        - Очень богатый человек.
        - Вы не хотите быть очень богатым?
        Лавочник засмеялся.
        - Конечно, хочу. Но если всё скупать, а потом не продавать, Крезом не станешь.
        Детям казалось, что лавочник говорит странно и запутанно. Они потрясли мешок с камнями и сказали:
        - Но это очень красивые камни.
        - Очень может быть. На земле много красивых вещей. Но большинство из них встречается повсюду и ничего не стоит. А люди не платят только за то, что красиво, они платят за то, что редко.
        - Но эти камни очень редкие, — возразили дети.
        - Редки драгоценные камни. Драгоценные, а не морские. Это просто камни, совсем обычные, и на берегу таких — миллиарды.
        - Нет, таких там больше нет, — убежденно сказали ребята. — Мы ведь собирали их своими руками. Там не было даже двух одинаковых, каждый особенный. А эти вообще самые красивые.
        - Возможно, малыши, возможно. Но мои покупатели этого не знают.
        - А вы им скажите. Тогда они будут знать.
        Лавочник вздохнул. Ему все это надоело, и, чтобы избавиться от ребят, он сказал:
        - Ну хорошо, будь по-вашему, заплачу по две марки за килограмм.
        Лавочник взвесил камни, в мешке оказалось пять с половиной килограммов. Ребята ушли из лавки донельзя довольными и богатыми, почти как Крезы.
        Лавочник наказал мальчишке-помощнику вымыть камни и положил их в аквариум с водой. От воды и подсветки камни в витрине стали очень похожи на драгоценные. Секунду поразмыслив, лавочник повесил на них ценник: «МОРСКИЕ КАМНИ, СОБРАНЫ ВРУЧНУЮ. 100 ГРАММОВ НА МАРКУ».
        Он определенно знал свое дело.
        На следующей неделе Лидия с Сулеви и остальными снова пришли в лавочку. В городских окнах, морских волнах и мокрых камнях на берегу уже отражались вечерние огни. Ребята везли тачки и тележки, тащили хозяйственные сумки на колесиках. Тележки, тачки и сумки были доверху наполнены морскими камнями, прекрасными, обычными, совершенно бесплатными.
        - Дядя, это вам, — сказали они. — В подарок.
        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. ГРИГОРИАНСКАЯ ПЕНУМБРА
        Как-то раз незадолго до Рождества папа заявил:
        - Ты только не пугайся, но с сегодняшнего дня начинается пенумбрианский период.
        - Какой период? — переспросила Лидия и испугалась.
        - Пенумбрианский. Григорианской пенумбры. — сказал папа. — Надо быть очень осторожными. Мы живем в опасное время.
        - В каком смысле?
        - Во всех, — угрюмо сказал папа. — Во время зимнего солнцестояния пенумбра достигнет критической фазы.
        - И что случится? — осведомилась Лидия, чувствуя, что сердце у нее колотится где-то в горле. — Ну, дни станут покороче…
        - И может случиться все что угодно, — помрачнев, заявил папа. — И случится! Пенумбрианский период длится с начала декабря до конца января. Он достигает своего пика как раз во время зимнего солнцестояния. Бог знает чего можно ожидать во время пенумбры: странных стечений обстоятельств, приступов сумасшествия, нападений хищных зверей, растяжений, обледенений и вывихов, кораблекрушений, снегопадов, самовозгораний, торнадо, падения метеоритов, наводнений, всего, что только можно представить. И даже того, чего представить нельзя.
        Лидия попыталась представить то, чего нельзя представить, но в голову ничего не приходило.
        - Это тебе Пророк рассказал? Или Сайрус Тид?
        - При чем тут пророк? Нет, я прочитал это в книге, которая называется «Как уберечься от всего», — сказал папа. — Уже давно. Я только не хотел тревожить тебя раньше времени. Но теперь ты уже достаточно взрослая, чтобы все знать.
        Это я-то взрослая, подумала Лидия.
        - Но ведь пенумбра бывает каждый год?
        - Разумеется. Каждый божий год.
        - А я не помню, чтобы в прошлом году в это время случилось что-то ужасное. И в позапрошлом году тоже. Или ты имеешь в виду рождественские праздники? Ты же вечно говоришь, что Рождество — это сплошной ужас!
        - Нет, Рождество не считается. Раньше нам просто везло, но это не может продолжаться вечно. Надо приготовиться к худшему. Ты только не пугайся!
        - А дождь уже три часа идет, — заметила Лидия. — Может, и совсем не перестанет. Вот скоро вода поднимется, улицы превратятся в реки, площади в озера, а дома поплывут в разные стороны.
        - Все возможно, — отвечал папа с крайне удовлетворенным видом.
        - Хорошо, что вчера успели сходить в магазин, — сказала Лидия. Ей уже надоело бояться. В конце концов, на чердаке лежали резиновые матрасы, ласты и спасательные круги. Может, пенумбра — это даже интересно?
        Да и странно это все. Лидия, конечно, не изучала статистику несчастных случаев, но подозревала, что если неприятности случаются, то они могут происходить и до, и после пенумбры.
        - В феврале было извержение вулкана. В мае кто-то стащил в цветочном магазине всю герань. А в ноябре у моего одноклассника сбежала собака. Правда, в декабре она вернулась обратно, как раз во время пенумбры.
        - И что это значит? — недоверчиво спросил папа.
        - Да ничего не значит. Как и твоя книга, — дерзко заявила Лидия.
        А непогода все продолжалась. За окном накрапывал ледяной декабрьский дождик, но Лидии казалось, что час от часу лило все сильней. Во дворе появились небольшие холодные озерца. Понемногу они начали объединяться между собой. Похоже, дождь собирался лить всю пенумбру. Лидия поминутно поглядывала в окно, чтобы проверить, насколько быстро поднимается вода. Папа включил радио, чтобы послушать новости.
        - Ну что, про ужасы уже передают? — спросила Лидия.
        - А то как же!
        - Да про них ведь всегда передают, не только во время пенумбры, — заметила Лидия. Она прислушалась, но о наводнении не было ни слова. На всякий случай она все-таки пошла на чердак накачивать резиновые матрасы.
        Это было нелегко. Лидия качала и качала, но матрас рос медленно, видно, его где-то проела моль. Когда он стал уже довольно тугим, Лидия вдруг заметила, как что-то изменилось. Зимнее солнце сияло в окнах и в лужах во дворе. Дождь перестал. Стало ясно и безветренно. На кленовых ветках поблескивали замерзшие капельки.
        Радио все еще было включено, и оттуда неслась песня, которую когда-то пела мама:
        О Fortuna, velut luna, statu variabilis!
        Это означало: «О, Судьба, подобная луне, ты так изменчива!»
        Глава десятая. Тайна сфинкса
        Зимой Лидия с папой побывали в Египте. Они катались верхом на недовольных верблюдах и видели сфинкса. Солнце уже садилось, сфинкс черной суровой тенью застыл над королевскими могилами. Он охранял их уже четыре тысячи пятьсот лет, как сказал экскурсовод.
        - Некоторые говорят, что сфинкс даже старше, — сказал папа. — Его сделали, когда землей управляли боги, а солнце поднималось в созвездии Льва…
        Но Лидия устала, было жарко, хотелось пить, и совсем не было сил смотреть сфинксов. Они пошли в гостиницу спать, но Лидия никак не могла заснуть, несмотря на усталость.
        Тогда папа спросил:
        - А ты знаешь, где находится Кидония?
        - Кидония? Странное название. Это страна или город?
        - Это такое место.
        - Никогда не слышала. Это здесь, в Египте?
        - Нет, не в Египте.
        - Тогда в Америке?
        - И не в Америке.
        - Где-то в Азии?
        - Не в Азии.
        - В Европе?
        - И опять не угадала.
        - Тогда, значит, в Африке?
        - He-а, не в Африке.
        - Значит, ее вообще нигде нет, — устало сказала Лидия. — Это просто сказочное место, которое ты только что сам придумал. Глупая игра. Не хочу я больше угадывать.
        За окнами гостиницы висела жаркая и чужая южная ночь. По полу ползали какие-то насекомые. Лидии хотелось домой.
        - Кидония вовсе не выдумка. Она действительно существует, — возразил папа.
        - Ну скажи тогда, какой там рядом город?
        - Все города далеки от Кидонии. Но их удаленность все время меняется.
        - Вот чудеса!
        - Иногда чуть ближе оказывается Каир, иногда — Улан-Батор, иногда Шанхай, Хельсинки или Пуэрто-Рико. Но по большому счету все известные тебе города одинаково далеки от Кидонии.
        - Как это?
        - А вот так.
        - И никак!
        - И все-таки так бывает. Потому что Кидония очень-очень далеко от нас. Она даже не на Земле.
        - Тогда где?
        - На Марсе. И это очень интересное место.
        - В каком смысле?
        - Говорят, в марсианской Кидонии тоже есть сфинкс. И пирамиды.
        - Сфинкс живет здесь, в Египте, — возразила Лидия. — Ты же знаешь.
        - Это здешний сфинкс, но он ведь не единственный. Сфинксы есть повсюду.
        - Но никто не бывал на Марсе. Там даже марсиан нет. Откуда ты знаешь, что там есть сфинкс?
        - С пространственных фотографий. Там есть скала, похожая на статую, точнее, на огромное человеческое лицо, во много сот метров высотой и больше километра в ширину. Оно смотрит в небо, на звезды.
        Перед глазами Лидии возникла далекая звезда, в лицо ей взглянули серьезные каменные лица. Она поднесла руку к уху — где-то вдали слышалась медленная торжественная мелодия. Кажется, она задремала на минутку.
        - Его назвали сфинксом, потому что у него была прическа, как у египтянина, — сказал папа.
        - А кто сделал эти каменные лица? Люди?
        - Некоторые говорят, что их сделали время и ветер, пыль и вода. Иногда на Марсе идет дождь, но редко. Как будто время, ветер, пыль и вода могли изменить одну гору так, что она стала напоминать человеческое лицо, а другие — так, что они стали походить на пирамиды!
        - Так не бывает?
        - Считается, что это невозможно. Так же невозможно, как если бы по небу летело облако в форме пирамиды. Никто этого никогда не видел и не увидит. Но ведь и рукотворных пирамид и сфинкса на Марсе никто не видел. Надо как-то выбрать между невозможностями. Иначе не будет возможно вообще ничего.
        - А сколько лет сфинксу с Кидонии? Столько же, сколько и египетскому?
        - Он гораздо старше. Ему, должно быть, десятки миллионов лет.
        - Много же он повидал. Мудрый, наверное…
        - Думаешь? — спросил папа. — Говорят, в здешнем сфинксе есть тайная комната, и в ней, за кварцевой плитой, заключено все древнее знание. Но даже если это и так, ничего этот сфинкс не знает. Знать может только человек. Да и то не всегда.
        Утром они вернулись к здешнему сфинксу.
        Его тоже изменили время, ветер, пыль и вода, и прежде всего человеческие руки. Нос у сфинкса был уже едва различим, его понемногу искрошили песчаные бури. Но и без носа он был очень хорош.
        - Раньше у сфинкса была еще и борода, — сказал папа. — Но она отвалилась сотни лет назад. Только кусок от нее сохранился в музее.
        Лидия подумала об одинокой бороде под музейным стеклом. Интересно, сфинкс по ней скучает?
        Вокруг сфинкса были наставлены магазинчики, и туристы толпами бродили между сфинксовых лап. Дети кричали. Камеры щелкали. Сфинкс смотрел на всю эту суету спокойным пустым взором.
        Он был и человеком, и животным, да вдобавок еще и королем. И никого не было старше Египетского сфинкса, кроме разве другого сфинкса на Кидонии.
        - А мы поищем ту комнатку, о которой ты говорил? Ту, где спрятано все древнее знание?
        - Нет, к сожалению, — ответил папа. — На это нужно особое разрешение, а мы ведь не археологи. Но если комната существует, когда-нибудь археологи обязательно ее найдут.
        - И тогда мы узнаем что-то, чего не знаем сейчас, — задумчиво сказала Лидия. — Может, мы узнаем, как разбудить тех, кто умер?
        - Нет, этого мы никогда не узнаем, — вздохнул папа и погладил ее по голове. — А кстати, ты знаешь, какой вопрос однажды задал Сфинкс? Не этот сфинкс, а другой. Что это такое, что с утра идет на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех?
        - И что это? — спросила Лидия. — Что-то ничего не приходит в голову. Это какое-то животное? Или робот?
        Но прежде чем папа успел ответить, Лидия увидела нечто удивительное: по песчаной пустыне с жужжанием двигалось металлически блестящее существо. Оно лавировало среди толп туристов, проскальзывало мимо автобусов и киосков.
        - Боже, папа, что это? — воскликнула Лидия.
        Они подошли поближе. Это была машина, похожая на крохотный экскаватор. Она передвигалась на шести колесах из толстой резины. Но никто не управлял ею.
        - Ну, вот тебе и робот, — усмехнулся папа. — Только ног у него шесть.
        Робот двигался уверенно, но не по прямой. Он мог обходить препятствия. Время от времени он останавливался и зачерпывал ковшом горку песка.
        - Что это он делает? — спросила Лидия. — И как он догадывается, что надо обойти преграду?
        - Я думаю, он ищет в песке то, что потеряли туристы. Всякие мелочи, часы, деньги, фотоаппараты, — объяснил папа. — У него есть камера и чувствительная подошва. Наверное, это что-то вроде металлоискателя. Что найдет, складывает к себе в брюхо, а вечером приносит в отель.
        Робот оказался уже в тени сфинкса. Скоро он прошел мимо и исчез в облаке пыли.
        - Кажется, будто он понимает, что делает, — заметила Лидия.
        - Это только кажется, — ответил папа. — Мы сами-то не всегда понимаем, что делаем. Робот — это сфинкс нашего времени. Человек сам изобрел и сфинкса, и робота, а теперь смотрит на них, как на чудо. Один для нас слишком молод, другой слишком стар. И оба они задают вопросы, на которые мы не можем ответить.
        - Что-то я еще не слышала, чтобы кто-то из них задавал вопросы. Но сфинкс мне больше нравится! — сказала Лидия.
        Когда они поднялись в автобус, чтобы ехать обратно в гостиницу, Лидия еще раз оглянулась на сфинкса. Над его головой в жарком южном свете плыли причудливые фигуры облаков.
        - Смотри, пап, — окликнула Лидия, — а ты говорил, никто никогда не видел облака в форме пирамиды.
        Но когда Лидия взглянула на небо снова, там были уже не пирамиды, а падающие туманные башни да развеваемые ветром города.
        Глава одиннадцатая. Они пролетят мимо
        - Помнишь комету, которую мы видели в телескоп у доктора? — спросил папа. Конечно, Лидия помнила. Она как раз сидела и рисовала пастелью сфинкса и пирамиды. Еще она нарисовала между лапами сфинкса маленькую дверь, которой вообще-то сама не видела. Дверь вела в маленькую комнатку, где хранились все древние знания.
        - Теперь на Солнечную систему движется еще одна комета. Вообще они постоянно прилетают и улетают, но эта комета не такая, как другие.
        - И чем она отличается? — спросила Лидия, беря мелок. Она закрасила дверь синим и пририсовала дверной звонок.
        - Не она сама, а ее спутник. Это невероятно огромный спутник. Он в четыре раза больше Земли.
        Лидия вспомнила Пророка, и ей стало страшно.
        - Он не столкнется с Землей? В смысле, они оба.
        - Вряд ли.
        - Нет, ты можешь сказать точно?
        - Ну, кто же знает точно?
        Не очень-то это успокоило Лидию.
        - А его тоже видно в телескоп?
        - Некоторые видели. Но больше о нем ничего не известно. Его пытались фотографировать, но это очень странный объект. Он то виден, то нет и не стоит на одном месте. А когда его видно, кажется, что он сам излучает свет.
        - Это что, солнце?
        - Многие ученые действительно утверждают, что это звезда — просто 259 по фотографиям не поймешь. Но звезда ведь видна постоянно. Ты сама понимаешь, что солнце не может слоняться туда-сюда.
        - Но мы же не видим его ночью, — возразила Лидия.
        - Наше — не видим. Зато другие звезды мы видим только по ночам.
        - Но если это не звезда, тогда что?
        - А вот. Некоторые предполагают, что это космический корабль.
        Лидия даже рисовать перестала.
        - Но это же неправда?
        - Почему бы и нет?
        - Потому что таких космических кораблей не бывает!
        - У нас не бывает. Но пространство велико, и мы видим далеко не всё. Откуда нам знать, что бывает, а что нет?
        - Так ты веришь в летающие тарелки? Впрочем, ты же всегда веришь, когда говорят, что невозможное возможно.
        - Вот и славно, — расхохотался папа.
        - Но если это средство передвижения, значит, кто-то им управляет?
        - Ну, это мы узнаем в марте.
        - А что случится в марте?
        - Тогда мы сможем увидеть спутник невооруженным глазом. Представь, вдруг там кишит жизнь, так же, как и на Земле! А может, это только робот… Вариантов полным-полно. Может, он далеко собрался.
        - В другую солнечную систему? — спросила Лидия.
        - Хотя бы.
        - А почему он пролетает здесь?
        - Может, он и не собирался лететь именно здесь. Может, мы их совсем не интересуем. Он просто пролетит мимо и отправится по своим делам куда-нибудь совсем в другое место, еще дальше, мимо нашей захолустной планетки.
        - Тогда, — подумав, сообщила Лидия, — я заберусь куда-нибудь повыше, например, на крышу самого высокого небоскреба, и помашу им. И они будут знать — если кто-то оттуда вдруг вздумает взглянуть сюда, — что мы здесь тоже существуем.
        - Точно, — сказал папа. — Так и сделай.
        Глава двенадцатая. О чем не скажут зеркала
        Когда Лидия была маленькой, днем она спала на диване, рядом с большим зеркалом. Засыпая, она часто видела в зеркале шустрых большеголовых существ, не похожих ни на людей, ни на знакомых животных. Они подмигивали и говорили на языке, которого Лидия никогда не слышала, — но она хорошо их понимала. Со временем существа исчезли и никогда больше не возвращались. Понемногу она забыла, о чем они разговаривали. Но Лидия научилась играть в зеркало, как в игру, — может быть, именно из-за тех существ. Поначалу она смотрела себе в глаза, как будто не зная, что они ее. Потом стала ходить с зеркалом в руке по комнатам. Она смотрела только в зеркало, не по сторонам, стараясь не натыкаться на мебель. Это было ужасно увлекательно.
        Когда другие дети гоняли во дворе мяч, Лидия уходила на улицу с маленьким зеркальцем. Но она смотрела не на свое отражение, как обычно делают девчонки. Она бродила по улицам и скверам, разглядывая сквозь зеркальце небо, облака, трубы и кроны деревьев. Так они казались намного интереснее.
        Мир в зеркале был точно такой же, как и отражаемый, — и все-таки другой. На поверхности зеркала что-то менялось: левое превращалось в правое, и наоборот. Зазеркальные дома, улицы и деревья нельзя было заменить настоящими.
        На пятнадцатилетие Лидия попросила в подарок большое зеркало. Папа заказал его специально для нее. У зеркала была ручка длиной в двадцать метров и прочная подставка. Его погрузили в море таким образом, что Лидия с берега могла вручную поднимать его, опускать, переворачивать и регулировать угол наклона.
        Лидия сидела на берегу и вертела зеркало. Она разглядывала зазеркальные волны и зазеркальные облака в зазеркальном небе. Безоблачными ночами звезды светили в ее зеркало через световые годы. Иногда, когда наступал полный штиль — зазеркальный штиль, — она ставила зеркало параллельно поверхности моря, так что два зеркала смотрели вглубь друг друга и в обоих зеркалах открывалась одна и та же бесконечность.
        Когда в одну из таких ночей случилось полнолуние, Лидия направила зеркало на лунный блик. Луна отражала Солнце, а море Луну, и в ее собственном зеркале светилось отражение отражения. Глаза у Лидии тоже сияли. Это была ночь Зеркального Сияния.
        Часто и Сулеви приходил посидеть на берег.
        Лидия сказала:
        - Знаешь что? Мне иногда кажется, что мир, который мы видим в зеркале, такой же правильный и настоящий, как и мир с нашей стороны. Мы здесь думаем, что там — только отражение. А может, они там думают то же самое о нас.
        - Что-то не верится, — сказал Сулеви.
        - Почему? Каждый раз, когда я гляжу в зеркало, я вижу, как другая Лидия смотрится в свое зеркальце с другой стороны. Может, она тоже думает, что наш мир — отражение ее мира и что из нас двоих как раз она — настоящая и первоначальная Лидия.
        - Зеркала — это всего лишь зеркала, — сказал Сулеви. — Забудь о них. Нет в них ничего таинственного.
        - Я думаю, — тихо продолжала Лидия, — что каждое зеркало — дверь в другой мир. Но как доказать зазеркальной Лидии, что я, по другую сторону зеркала, — настоящая, а не только ее отражение? Она ведь всегда убирает зеркальце в тот же миг, что и я. И больше не видит ни меня, ни этого мира.
        - Пусть она думает все что угодно, — сказал Сулеви. — Для меня ты и только ты — настоящая и первоначальная Лидия. И ты никуда от меня не исчезнешь.
        - Я — ее зеркало, а она мое, — сказала Лидия задумчиво.
        И Лидии по обе стороны зеркала подумали об одном и том же: где правда, где — нет, и чем они отличаются друг от друга.
        - Боже мой, Лидия, забудь о зеркалах и подумай обо мне, — сказал Сулеви. — Зеркало никогда не скажет тебе того, что скажу я.
        - Скажи, — прошептала Лидия и забыла о зеркалах.
        Глава тринадцатая. Глаза Сулеви
        Каждое утро Сулеви завтракал и читал утреннюю газету. Так повторялось изо дня в день — сначала газета, потом завтрак: каша, кофе, апельсиновый сок. В тот день в газете писали об изменениях в системе налогообложения, понижении давления и ахилловых сухожилиях у метателей молота. Сулеви поднял взгляд от газеты и заметил, что с глазами что-то случилось. Он стал все видеть по-другому. Когда он смотрел на свою правую руку с ложкой, рука казалась многослойной, словно к руке из плоти и костей вдруг добавилась еще одна, похожая на тень.
        Сулеви испугался. Он потрогал правую руку левой, но на ощупь она была такой же, как всегда, только выглядела иначе. Вообще-то обе руки выглядели по-новому. Но раз с ними все в порядке, значит, что-то случилось с глазами. Сулеви не ощущал боли, но вся эта история ему совершенно не нравилась.
        Было раннее утро, солнце еще не поднялось. Сулеви жил на верхнем этаже, окна выходили на шоссе. Он взглянул в окно на автомобильные фары, и они показались ему не светящимися точками, а пылающими пересекающимися лентами, точно на фотографии, снятой с большой выдержкой.
        Сулеви вернулся в постель и натянул на голову одеяло. Это от недосыпа, решил он. Он надеялся, что стоит немного отдохнуть, и глаза придут в норму — но когда вновь открыл их, ничего не изменилось.
        Сулеви вышел на улицу. На другой стороне улицы мальчишки играли на стадионе в волейбол. Сулеви догадывался, что у них должен быть волейбольный мяч, но то, чем они перебрасывались, трудно было назвать мячом. Эта штука скорей походила на длинную макаронину, которая сплеталась и расплеталась в воздухе, завязывалась в новые и новые узлы.
        Да и мальчишки выглядели не лучше. Каждый из них был как целая вереница мальчишек. Вереницы связывались, перепутывались, перекрещивались.
        Сулеви поморгал. Ему стало страшно, и он, не откладывая, отправился к врачу. Пришлось идти немного на ощупь — не сразу привыкнешь к такому зрению! Но наконец Сулеви нашел глазную клинику.
        - На что жалуетесь? — спросил врач.
        Сулеви описал симптомы. Врач посветил ему в глаза маленькой лампочкой, измерил внутриглазное давление, заставил по очереди называть буквы на светящейся доске.
        - Что у меня с глазами? — спросил Сулеви.
        - С глазами все в порядке, — ответил доктор. — Это не в моей компетенции. Причина глубже, гораздо глубже. Вы же знаете, что мы видим не только глазами. Мы видим, так сказать, всем существом. Мозгом. Памятью. Душой.
        - Вы хотите сказать, что я серьезно болен?
        - Не больны, но дело действительно серьезное. Почему так случилось, я сказать не могу. Дело в том, что вы начали видеть время.
        - Что? — опешил Сулеви.
        - Именно так, вы видите больше измерений, чем другие. Это, конечно, весьма необычно, — продолжал доктор. — В моей практике такого еще не было.
        - Но это когда-нибудь прекратится? — воскликнул Сулеви. — Я вовсе не хочу видеть время, особенно если никто больше его не видит. Может, у вас есть какие-то глазные капли…
        - Нету. И ни у кого нет, — отрезал доктор. — Постарайтесь приспособиться. Бывает и гораздо хуже. Можете посоветоваться с другими специалистами, но сомневаюсь, что кто-то занимается подобными случаями.
        - А операция не поможет? Нельзя удалить из глаз эти особые способности?
        - Нет, за операцию я не возьмусь. Сказано вам, проблема не в глазах, да, по сути, это и не проблема — просто новое явление, так сказать, ваш способ видеть мир. Вы можете гордиться: вы видите больше, чем остальные, вы видите иначе. Вы уникальны!
        Сулеви молчал. Он совсем не ощущал гордости. Ему было страшно. Неважно, болезнь это или новое явление, пусть бы только поскорее исчезло.
        - Конечно, все может исправиться само по себе, — утешил доктор. — Будьте терпеливы. Может быть, вы просто переутомились. Отдохните, успокойтесь… А я бы с удовольствием написал о вашем случае статью в какой-нибудь научный журнал.
        - Ну, напишите, — ответил Сулеви. Он поблагодарил и расплатился.
        Сулеви отправился домой вместе со своим новым необычным явлением.
        Глазной врач написал о Сулеви статью, вызвавшую много споров и суждений. Он прислал Сулеви авторский экземпляр. Там была фотография глаз Сулеви, с виду таких же, как у всех. И непонятно было, почему он видит мир не так, как остальные.
        Сулеви всё ждал и ждал, когда его глаза вернутся в нормальное состояние. Но время шло, и он видел его ход, а глаза оставались теми же. И понемногу он перестал ждать. Он осознал, что ежесекундно видит время, видит его всегда.
        Все, что движется и стареет, оставляет след на земле, и Сулеви видел этот след. Ничто не оставалось неизменным. Он видел облака и видел, какими эти облака были секундой раньше. По ночам он видел путь звезды и след, который оставила луна, прокатившись по темному небу. Он смотрел в зеркало и видел там множество глаз, усталых и ясных, заплаканных, сияющих и тоскливых.
        Сулеви разглядывал прохожих на улицах. Все они были многослойны и многогранны. У каждого из них было много-много лиц, но это, разумеется, был один и тот же человек. Это очень мешало. Это утомляло Сулеви. Сквозь нынешнее лицо человека Сулеви видел его прежние черты, вплоть до юности и раннего детства.
        Как-то раз Сулеви заметил на улице, вдалеке, знакомую фигурку.
        Он вгляделся — неужели Лидия? Это действительно была она, и Сулеви понял, что Лидия его больше не помнит. Лидия не помнила — но в ее глазах он увидел дни их детства, дни, проведенные вместе. Они остались там, остались навсегда.