Преступление у Зеленой тони Всеволд Кравченко
        СОДЕРЖАНИЕ:
        Тайна одной башни
        Преступление у Зеленой тони
        ПЕЧАТАЕТСЯ ПО ИЗДАНИЮ: Кравченко В. Приключение в «Зеленом береге». — Мн.: Беларусь, 1967. — 246 с.
        ПЕРЕВОД С БЕЛОРУССКОГО:В. Г. Машкова и В. А. Жиженко
        ХУДОЖНИК: В. И. Волынец
        Всеволд Кравченко
        Преступление у Зеленой тони

        Тайна одной башни
        Глава первая
        Утро в лагере. Таинственная башня. Сбор отряда. Коля Чиж — бузотер
        День в пионерском лагере начался по сигналу. Как только горнист Федька громко заиграл в свой горн, лагерь сразу ожил. Захватив полотенце, мыло, зубные щетки, пионеры один за другим выбегали во двор, на широкую, залитую солнцем площадку. Тут их уже ждала вожатая Зося, молодая веселая комсомолка, тоже с полотенцем на плече. Ока сразу утихомирила пионеров и сказала:
        - Ну, пошли на берег умываться…
        Вскоре берег реки был усыпан смуглыми от загара мальчиками и девочками. Смех и гомон не стихали ни на минуту.
        Разговор, звонкий и радостный, пересыпался шутками. Кто рассказывал о своих необычных приключениях на реке, кто о птицах, а кто просто припоминал забавные сны.
        Потом ребята шумно бросились в воду и стали умываться. Брызгались, плескались, обливали друг друга водой.
        Синяя гладь реки зашумела, заволновалась, по ней во все стороны побежали круги.
        Кое-кто из мальчишек хорошо плавал и вскоре уже оказался почти на середине реки. Девочки далеко плыть не решались. Все, кроме быстрой непоседливой Оли. Она не отставала от лучших пловцов, Миши и Костика.
        - Хватит, хватит! Пора на зарядку! — закричала Зося.
        После трехминутной спортивной зарядки пионеры побежали завтракать. Снова поднялась суматоха. Дружный хохот взрывался то за одним, то за другим столом.
        - Гляньте, какую большую ложку взял Мартын, — ха-ха-ха!
        - Ты мое место занял!
        - Я частной собственности не признаю, не лезь! Вдруг поднялся Миша, смуглый от загара, коротко подстриженный, лет четырнадцати — пятнадцати.
        - Хлопцы, — весело сказал он, — а где же наш Чивик?
        Все бросились искать Чивика. Чивик был общим любимцем в лагере. Звали его Рыгором, а дразнили Чивиком. «Чиви-чи-чи», — тоненько и быстро щебетал он.
        Чивик в лагере был самым маленьким и поэтому старшие пионеры с первого же дня взяли над ним шефство.
        В лагерь Чивик попал не случайно. Его прислали из районного фабричного пионеротряда как лучшего октябренка. Он участвовал в выпуске лагерной стенгазеты, рисовал карикатуры, писал стишки.
        Чивика нашли за серьезной работой: он искал сандалии, которые терял каждые десять минут.
        - Чивик, как спалось, сухо всталось? — хохотали кругом, а Чивик пищал в ответ:
        - Сухо…
        И таким он был смешным, этот Чивик, что Миша заходился от хохота, глядя на него.
        После завтрака — кто куда. Свободные два часа. Заядлый рыбак Колька пошел с удочками на берег ловить красноперок, Костик учился играть на балалайке, другие ребята играли в парке в «красных» и «синих».
        Миша разостлал под старой грушей рубаху, лег на спину и начал читать книгу. Иногда отрывался и смотрел на небо. Маленькие белые тучки медленно плыли на запад. Между ними была чистая синяя даль. Мысли Миши поплыли вместе с тучками. «Бегут вот они, кажется, такие маленькие, красивые, — думал он, — а как соберутся где-то вместе, набрякнут, почернеют, страшными станут. Гром загремит, как из пушки, ручьями польет дождь… А небо какое синее… Ни конца нигде ему нет, ни края…»
        Потом мысли сами повели Мишу дальше, в межпланетные просторы: «А там — что? Холодно, наверно, холодно, бр-р!» Миша даже вздрогнул и приподнялся.
        Сверху жарко палило солнце, в парке пели птицы. Зеленая травка под грушей ласково щекотала голые ноги. Миша повернулся и стал глядеть в глубину парка. И снова почему-то, как вчера, его внимание приковала к себе кирпичная постройка, красневшаяся в густой чащобе.
        Еще в первый день, когда Миша приехал в лагерь, он облазил весь парк, и его тогда же заинтересовала эта кирпичная башня. От нее веяло какой-то таинственностью, и Мише даже показалось, что с этой башней наверняка связано что-то страшное, необыкновенное. Однажды не вытерпел — спросил старого, в морщинах, рыбака, кто и зачем построил эту башню. Тот ответил коротко:
        - Помещик построил, еще в пятом году, как бунты начались. Тогда они черт знает что со страху делали. А во дворце, где вы живете, видал дубовые ставни? Их тогда же навесили. Думал спрятаться за ними пан, да не удалось.
        Рыбак весело засмеялся и оттолкнул от берега свою душегубку.
        Башня была круглой, но низкой, не выше окружающих ее деревьев. С одной стороны в стене виднелись двери, крепкие, дубовые. Железные полосы перекрещивали их, они были наглухо заклепаны вделанным в кирпичную стену железным прутом. А вокруг рос такой непролазный олешник, что Мише едва удалось сквозь него пробраться.
        Башня очень заинтересовала паренька, и он не переставал о ней думать.
        Подошла Оля, оторвала Мишу от размышлений.
        - Что ты читаешь, серьезный человек? Миша от неожиданности вздрогнул.
        - Ах, это ты? Испугала только. Да я и не читаю сейчас, а так лежу, думаю. А это «Амок» у меня, интересная книжка.
        Миша и Оля вместе учились в семилетке и в этом году будут вместе ее заканчивать.
        - Когда прочитаешь, дашь мне?
        - Хорошо.
        - Ну, гляди же. А теперь скорей идем на сбор отряда. Уже, наверно, начался.
        И она весело побежала через густой парк назад ко дворцу. Миша набросил на голое тело рубашку и пошел следом.
        У дворца, на траве, роем гудела детвора. Кто сидел, кто лежал вокруг вожатых, советовавшихся о чем-то в середине пестрого красногалстучного круга.
        Вожатая Зося встретила Мишу вопросом:
        - Куда это ты исчез? У нас сейчас сбор отряда начнется, а тебя нету.
        - Зачитался, — виновато ответил Миша и в свою очередь спросил:
        - А о чем сбор?
        - Сейчас узнаешь. Тише, ребята! Общий сбор отряда считаю открытым. Надо избрать председателя и секретаря сбора.
        Притихшие перед этим хлопцы и девочки снова зашумели, закричали, засыпали Зосю предложениями. Наконец избрали Костика и Мишу. Костик мало чем отличался от Миши. Так же острижен, такой же загорелый. И только длинные сильные руки, зычный голос и широкие плечи отличали его от худощавого Миши.
        Миша подложил под тетрадь книжку, лег на живот и приготовился писать. Костик сразу же загремел:
        - Тише, ребята! На повестке дня следующие вопросы: первый — об охране урожая, второй — о практической работе нашего лагеря и текущие дела.
        Все притихли. Зося встала и начала говорить про то, как кулаки и подкулачники, часть которых пролезла в колхозы, всеми силами стараются нам вредить. Кулаки зверски убили пионера Павлика Морозова, который смело разоблачал ярых врагов колхозного строя.
        - Каждый пионер должен собирать колоски, — говорила Зося, — следить за тем, чтобы не разворовывали снопы, чтоб хлеб не терялся при перевозке…
        - Ну, а что нам надо делать в лагере? — спросила вожатая.
        Чернявый невысокий пионер Коля, по прозвищу Чиж, сразу же выпалил:
        - Купаться!
        Кто-то тоненько засмеялся. Зося удивленно посмотрела на Чижа и пожала плечами.
        Слово взял Миша. Словно не расслышав шутки Чижа, Миша предложил пойти поработать в подшефный колхоз «Колос Октября». Затем выступила Оля. Она критиковала стенгазету «Сигнал», работу драматического и струнного кружков.
        Сам по себе зашел на сборе разговор и про Колю Чижа, про то, что его хулиганские выходки позорят весь лагерь. Вожатая не раз делала Коле замечания, но он не исправлялся. Однажды насыпал в молочный суп одному пионеру целую ложку соли. Чуть раньше вырвал из стенгазеты заметку о себе, плохо дежурил на кухне и в комнате.
        И сейчас, когда почти все пионеры выступили против Чижа, тот только огрызался: «Да я не делал, да я не говорил, да чего вы пристали?..»
        Но когда ребята единогласно постановили объявить ему строгий выговор, Чиж забил отбой.
        - Не буду я больше подымать бузу, исправлюсь… — жалобно захныкал он.
        Но ребята были неумолимы.
        Глава вторая
        Встреча у костра. «Све-ечка… горит!» Заговор контрабандистов
        Солнце опускалось за лес. Серые утки, прошумев над головами, летели на ночь в старицы, на заросшие осокой озера. Рыбаки поспешно отвязывали плоскодонки и отплывали далеко в темные речные просторы. Кое-где раздавалось однообразное: чок-чок… чок-чок-чок… Это опытный рыбак приманивает сома к хитро сделанному крючку, на который насажено мясо ракушки. Иногда звук будто захлебнется, и тогда рыбак тянет вверх большую рыбину. Блеснув серым брюхом, сом сильно бьет неуклюжим хвостом по черно-синей воде, но рыбак тут же сачком перекидывает его за борт своей лодки. А через некоторое время снова начинается однообразное: чок-чок… чок-чок-чок…
        Лагерь походным маршем вышел из ворот парка и пыльным проселком направился в лес. Чтоб веселей было идти, Миша затянул песню:
        А в раю переполох,
        Словно у эсеров,
        Испугался старый бог
        Юных пионеров.
        Сотни звонких голосов подхватили припев:
        Эх, чай пила,
        Самоварничала…
        Всю посуду перебила,
        Накухарничала…
        Лес подхватил припев, и эхо понесло его куда-то вдаль.
        Пройдя еще немного, Зося кликнула Мишу и Василя и что-то им сказала. Они тут же бросились к ближнему лесу. Пока добежали, запыхались. Миша еще на бегу объяснил Василю:
        - Ты собирай хворост, а я поищу хорошее место. Как найду, свистну тебе.
        - Ла-а-дно, — протяжно ответил Василь.
        Миша нырнул в темноту леса, затрещал сухим валежником и вскоре пронзительно засвистел Василю. Тот притащился, как медведь, с целой охапкой хвороста.
        Сухие сучья загорелись скоро и, потрескивая, ярко запылали, разогнав темноту. А за границами света, в небе, в лесу стало как будто еще темнее. И если бы не песня пионеров, что слышалась поблизости, наши хлопцы, наверно, струсили бы.
        Шумной гурьбою подошли и расселись у костра пионеры. Часть мальчишек тут же пошла за «горючим». Когда наносили много хвороста, Зося стала рассказывать ребятам о подвигах красных бойцов в гражданскую войну.
        Но вдруг в кустах что-то затрещало, а вслед за этим из темноты на поляну вынырнул бородатый дядька в подранном кожушке.
        - Добрый вечер, — поздоровался он.
        - Добрый вечер, — ответила за всех Зося.
        - Леших не боитесь? — весело прохрипел дядька.
        - Э-э, дяденька, леших совсем и нет. Это сказки про них сочиняют, — бойко ответила Оля.
        Зося приветливо пригласила дядьку подсесть к огню. Он, кряхтя, сел, положил рядом с собой уздечку и, разглядывая пионеров, спросил:
        - Так о чем же вы тут говорили?
        - Обо всем, — улыбнулась Зося, — и о прошлой жизни, и о будущем. Вот и вы нам, молодым, расскажите что-нибудь о старом времени…
        - Да ну его, — прервал дядька вожатую, — не хочется и вспоминать о старом. Тяжко это. Работаю я теперь в колхозе и нечего мне журиться, а как вспомню былое, так погано на душе станет…
        Дядька задумался. Пионеры сидели тихо-тихо…
        - Вот я войну вспомнил. Воевали мы в четырнадцатом году с немцами, а за что? За что я немца бил? Разве он мне что плохое сделал? И нам не хочется стрелять, и им не хочется, а кинуть — и они и мы боимся. Чего?.. Кого?..
        Незнакомый дядька задумчиво потер заросший черной щетиной подбородок.
        - Послали было меня однажды в дозор. Лес. Темень, как сейчас вот. Вдруг встречаю немца в кустах… нежданно-негаданно, нос к носу. Наверно, тоже в разведку был послан. Я хотел уже с плеча винтовку снимать, а он улыбается, руку мне протягивает. Я, конечно, винтовку об землю, пожал ему руку, а потом прилег с ним на траве плечом к плечу и думаю: «И это — мой враг? Неправда!» А он так хорошо рассказывает мне что-то по-своему, руками показывает, что дома оставил, мол, жену и двоих маленьких деток. И если убьют его, то, наверно, загинут и его дети…
        Как пришла революция, оставил я окопы, но винтовки не бросил, а прямо и пошел в Красную гвардию… Снова воевать, но уже с настоящими врагами. А теперь вот вижу, за что воевал…
        Незнакомец замолчал. И тихо-тихо было на поляне, только сучья жарко потрескивали да искры взлетали в небо. Потом дядька ушел, растаял в темноте. Ребята еще пели песни, играли, веселились у костра. Там же и решили завтра утром отправиться в колхоз «Колос Октября» на прополку.
        Потом погасили костер и чуть было не пошли домой, забыв о Чивике, который крепко спал под сосенкой. Миша под смех всех ребят поручил Костику нести его на своей широкой спине.
        - Вот когда твоя спина пригодилась, — хохотал он.
        Но Костик на шутку не обиделся, взвалил Чивика на спину и пошел вместе со всеми.
        Домой шли молча. Кто-то попробовал затянуть «Бульбу», но, увидев, что никто не поддерживает, умолк. Костику надоело нести сонного Чивика, и он стал тормошить его, пока тот не проснулся. Чивик спросонья залепетал:
        - Костик, Костик, зажги спичку: я сандалии потерял…
        Но Костик стащил его с плеч и серьезно произнес:
        - Приехали уже, пане Чивик, проша слазить. Эта сценка рассмешила даже самых сонных. Через некоторое время показалась черная стена парка. В ту же минуту Колька Чиж юркнул в сторону и никем не замеченный побежал туда. Бежал и радостно улыбался: «Вот попугаю их, будут удирать… Со страху еще подумают, что бандиты в башне сидят».
        Чиж смело пробирался между деревьев, осторожно перелезал через корчи и так представлял себе свой план: «Сперва залихватски свистну, потом крикну: «Режь! Бей его! Лови! Держи!» А потом… Потом догоню их, да еще и расскажу, как меня едва не зарезали бандиты…»
        Кирпичная башня обросла вокруг колючими кустами, Коля едва не стукнулся лбом об ее стену. «Теперь зайду с той стороны, с которой они будут подходить», — подумал он и осторожно двинулся вдоль стены, спотыкаясь об осколки кирпичей, вывалившихся из стен. Шел и улыбался, хотя сердце билось чуть сильнее, чем всегда. Темные кусты казались Коле страшными чудищами, и он тревожно озирался вокруг.
        И вдруг… Коля остолбенел от страха! Остекленевшими глазами он с ужасом глядел на маленькое, будто прорубленное топором оконце, уже трухлявое от старости. Сквозь оконце сочился свет — в подвале башни горела свечка! Мигая, она то вспыхивала, то как бы гасла, то загоняла жуткую темноту в глубь подвала и бегала фантастическими тенями по кирпичным стенам, то теплилась слабой искрой.
        Какое-то мгновение Чиж не мог оторвать от свечи глаз, а затем бросился наутек. Кусты царапали ему лицо, ветки стегали по плечам, сучья деревьев цеплялись за рубашку… А он бежал, и ему казалось, что из-за каждого дерева к нему тянутся косматые руки.
        Чаща редела, но Коля в темноте то и дело натыкался на деревья, со страхом отскакивал от них, принимая их за страшные призраки, и бежал дальше. И только подбегая к неторопливо шагавшим пионерам, Чиж смог собраться с мыслями.
        «Кому сказать? Всем? Не поверят, засмеют. Зося? Снова кричать будет, что самовольно отлучился. Разве Мише сказать. Пусть смеется, а ему скажу…»
        Так он и влетел в гущу пионеров, запыхавшийся, бледный, дрожащий. На него со всех сторон зашикали:
        - Коля, перестань толкаться!
        - Чего летишь, как ошалелый!
        Но Чиж не обращал на эти возгласы никакого внимания, он искал в толпе Мишу. Наконец нашел и дернул за рукав.
        - Миша!.. — дрожа и заикаясь, проговорил Чиж. — Миша, иди сюда…
        - Ну, чего тебе? — откликнулся Миша.
        - Иди-и… Миша, иди…
        Миша с любопытством посмотрел на Колю и отошел в сторону.
        - Свечка гор-рит… свечка…
        - Что ты, Чиж, скрипишь, как несмазанные колеса, трясешься, заикаешься? Заболел, что ли? — засмеялся Миша. — «Свечка, све-ечка», — передразнил он Колю. — Какая свечка? Где?
        - В подвале, что под башней, свечка горит. Черти, наверно.
        - В подвале? Под башней? — сразу же заинтересовался Миша и крикнул: — Кости-ик! А, Костик!
        Подбежав, Костик внимательно выслушал рассказ о том, что случилось с Колей.
        - Я хотел вас испугать, пошел к башне… а там — свечка в подвале горит…
        - Гм, интересно, интересно, — пробормотал удивленный Миша, — что бы это такое могло быть?
        - Веди, — приказал Костик, — туда…
        Коля очень волновался, однако в компании двух друзей почувствовал себя увереннее и повел их к башне. Миша храбрился, хотя от волнения у него дрожали руки.
        Один Костик флегматично шел, ломая сучья, и все время говорил:
        - Дайте мне любого черта, я его враз скручу. Недалеко от башни Коля остановился.
        - Я дальше не пойду. Вот там, сбоку, оконце… Можете сами посмотреть. А я тут вас буду ждать.
        - Э, трус, уже и испугался. Идем, Костик, — решительно проговорил Миша.
        Хлопцы осторожно поползли вдоль стены. Неожиданно они наткнулись на окно. Оба онемели… Хотя Коля их и предупреждал, все же как-то не верилось, что он говорил правду, — в подвале на самом деле горела свеча. Но Миша и Костик не бросились убегать, как это сделал Коля, а решили узнать, откуда она там появилась, и припали к окну. В углу лежали какие-то тюки, накрытые рогожей, валялись ящики, бревна.
        Вдруг Миша увидел на одном из ящиков какой-то небольшой блестящий предмет. Приподнялся на коленки и присмотрелся внимательно. Сообразил: маузер!
        - Костя, глянь, маузер лежит, — беззвучно прошептал Миша.
        Костик придвинулся поближе, посмотрел и уверенно подтвердил:
        - На самом деле маузер. Значит, тут обосновались бандиты.
        - Наверно, контрабандисты, — выдохнул Миша. — Тут же граница совсем близко… Это их склад мы тут открыли… Толь… ш-ша… ш… ш…
        Из дверей подвала, которых до этого хлопцы не замечали, вынырнул молодой, стройный человек среднего роста. Хлопцы замерли, прижавшись к холодному камню.
        Человек подошел к свече, достал часы, посмотрел на них и, довольно улыбнувшись, вслух произнес:
        - Хорошо, хорошо. Через пятнадцать минут они будут тут. Хорошо, очень хорошо…
        Потер нервно руки, взял с ящика маузер и спрятал его в карман.
        Хлопцы уже перестали удивляться. «Да, это — контрабандисты», — думал Костик. И они решили сидеть хоть до утра, чтобы как можно точнее узнать обо всем. Не отрываясь, следили они за каждым движением человека в подвале.
        Через некоторое время Костик отполз к Коле и посоветовал ему идти спать, потому что они, мол, будут ждать «пока не сгорит свечка».
        - Только смотри — держи язык за зубами, — прошептал он. Коля с готовностью кивнул и исчез в кустах.
        Костик приполз назад к окошку, лег на живот рядом с Мишей и затих.
        Человек в подвале развернул какой-то план и начал его рассматривать. То проведет карандашом черту, то зачеркнет что-то. Потом встал, прошелся, снова поглядел на часы.
        В это мгновение до ребят долетел тихий, приглушенный звон, будто звякнул колокольчик. Молодой человек быстро подхватился.
        - Наконец-то пришли…
        И правда, через несколько секунд в подвал боком вошли два человека с высоко поднятыми воротниками. Оба были мрачными, бородатыми, у одного в ухе висела большая серебряная серьга. Он поздоровался с молодым человеком, «офицером», как тут же прозвали его хлопцы, потому что на нем была новая зеленая гимнастерка, синие штаны и блестящие хромовые сапоги. Второй тоже сунул ему широкую обросшую волосами руку. «Офицер» тут же засуетился возле своих гостей. Потом он расстелил на ящике газетку, разложил на ней хлеб, сало, поставил бутылку вина, стаканы. Гости бросили в угол какие-то свертки, которые были спрятаны у них под одеждой, и начали раздеваться. Человек с серьгой в ухе что-то тихо говорил «офицеру», размахивая руками. Ребята прислушались.
        - Сегодня ничего не., тра, пане, а… работа… нашим… маза… грек… — долетали до них обрывки отдельных слов. Потом мужчина с серьгой заговорил так тихо, что совсем нельзя было ничего разобрать. И вновь — погромче:
        - …рнадцатого, пять… Грек… Черный… вал, ты, Митя, Цыган и Мина… семь… в час ночи… оружие.
        Миша весь сжался, прижимаясь к земле и битому кирпичу, до боли напрягал слух, но слышны были только эти обрывки слов. Хлопцы смотрели прямо в рот «офицеру», который придвинулся ближе к «серьге», и не столько услышали, сколько догадались по красноречивым жестам «офицера» и движениям его губ:
        - …в час ночи… вот здесь…
        Потом, неожиданно для хлопцев, резким движением руки он потушил свечу, и подвал сразу погрузился во мрак. Глухо, тяжко прозвучали шаги, постепенно они затихли где-то в глубине подвала.
        Хлопцы не верили своим глазам.
        С минуту они еще смотрели в черную дыру подвала, надеясь увидеть что-нибудь таинственное, а потом Миша встал и шепнул:
        - Ну, пошли. Кажется, конец истории.
        - Не конец, Миша, а начало только. Идем, — ответил Костик.
        И ребята осторожно двинулись ко дворцу.
        Небо на востоке чуть-чуть посветлело, хотя было еще совсем темно. Хлопцы шли молча, оглушенные тем, что они увидели: в населенном, людном месте, возле приграничного местечка контрабандисты свили себе гнездо, соорудили целый склад! В подвал башни, наверно, можно попасть не через те мощные, намертво заклепанные дубовые двери, а каким-то иным, неведомым путем…
        У реки которая черно-синей лентой бежала между лоз, ребята остановились. Вдруг Костик услыхал тихий всплеск. Он прислушался повнимательней и взволнованно затормошил Мишу.
        - Слышишь, слышишь?.. По реке едет кто-то, гребет…
        Миша испуганно прислушался, но тихий плеск все отдалялся и отдалялся и наконец совсем замер. Усталые хлопцы пошли спать.
        Глава третья
        Работа в колхозе. Миша догадался. В милиции
        Назавтра, как обычно, все встали по сигналу горна. Дежурные по кухне уже приготовили завтрак. Зося подгоняла ребят — надо было пораньше прийти в колхоз. Через полчаса начали строиться. Миша нехотя шел к правому флангу, какая-то смутная тревога не покидала его. Костик тоже недовольно глядел на всю суматоху. Она мешала ему думать о том, что они с Мишей увидели вчера ночью. Он даже позавидовал в душе Коле Чижу, который удрал и спрятался, чтоб вообще не идти на работу в колхоз.
        Миша и Костик не знали, что делать. Удрать, как Коля, было неудобно перед Зосей и товарищами, не разобраться до конца во всей этой истории тоже было бы обидно… И ребята решили идти вместе со всеми, но кончить порученную им работу как можно скорее, чтоб засветло вернуться к башне. И Миша с Костиком уныло поплелись за ребятами. Зося сразу приметила это и пошутила:
        - Что это вы, хлопцы, сегодня как гуси немытые? Миша прикусил губу.
        - А как мы будем работать? Сдельно? Или все вместе?
        Зося засмеялась.
        - А-а, вот оно что… Вы, наверно, работы испугались. Сдельно, конечно, сдельно. Каждому норму дадим. Отлынивать не придется.
        Зосю удивило, как это такие трудолюбивые пионеры, как Миша и Костик, вдруг испугались работы. Откуда ей было знать, что задумали ребята!
        По обе стороны дороги расстилались зеленые поля, они чередовались с черными пятнами свежевспаханной земли. Издалека показались новые строения колхоза «Колос Октября», школа, крытая пестрой черепицей, большущий колхозный клуб.
        Встретил пионеров подвижный, с озабоченным лицом заведующий хозяйством.
        - Вот хорошо, хорошо, что пришли. Прохорыч! — закричал он кому-то, сложив рупором ладони. — Заведи гостей наших на огороды, пускай поработают, коль есть охота помочь.
        Прохорыч подошел, пыхтя трубкой, взял лопату и весело крикнул:
        - Ну, пошли, молодцы! Потрудимся ударно или как?..
        - Ударно, дядька Прохорыч, ударно! — раздалось со всех сторон.
        До огородов идти было недалеко, и Зося сейчас же, как пришли, сказала:
        - Ребята! Работать будем все поровну, а меньшим и слабым дадим работу полегче. Каждый пионер должен прополоть одну грядку. Согласны?
        - Согласны. Прополем! — закричали пионеры.
        Прохорыч недоверчиво посмеивался и качал головой, глядя на шальных ребят. «Надолго ли хватит у вас запала?» — думал он про себя.
        Женщин, половших грядки, Прохорыч послал на другой участок, где также нужны были рабочие руки.
        Костик с Мишей заняли две соседние грядки и тут же приступили к работе. Сперва дело не ладилось. Под ногти набивалась земля, руки натыкались на разные колючки, сорняки с трудом поддавались. Миша горячился и уже готов был бросить свою грядку, но рассудительный Костик успокоил его, и работа вскоре наладилась. Пололи молча и быстро, а сами все время думали, что же им делать дальше.
        Достаточно ли того, что увидели и услышали ребята в подвале с потайным ходом, чтобы обвинить трех вооруженных людей в бандитизме? Что означают последние слова «офицера», который бесспорно говорил о чем-то очень важном. Что скрывается за числами, которые называл «офицер»? Миша запомнил последние его слова:
        - Хорошо… рнадцатого, пять. Грек… Черный… вал, ты, Митя, Цыган и Мина… семь… в час ночи… оружие… вот тут…
        Но когда это «в час ночи», — сегодня, завтра или через неделю — неизвестно.
        Миша начал прикидывать, какое число имеет окончание «рнадцать».
        Один-надцать, две-надцать, три-надцать, четы… рнадцать… Четырнадцать, пять… Четырнадцатого!» — обрадовался Миша.
        - Костя, какое сегодня число?
        Миша неожиданно натолкнулся на эту мысль: «А что, если это число и месяц. Сейчас у нас май, пятый месяц, а число?»
        - Четырнадцатое, — спокойно ответил Костик. Миша от волнения подпрыгнул на грядке. Лицо его сразу загорелось, а серые глаза удивленно округлились и заблестели.
        - Костя, ты не ошибаешься? Подумай хорошо. Да четырнадцатое же, точно! А чего это ты так расходился?
        - Сейчас же все бросаем и идем! — горячился Миша.
        - Да объясни толком, что ты выдумал! Вот дополем грядки и пойдем.
        - Нет, нет, слушай! Время и место встречи контрабандистов мы знаем. Не знаем только, на какой день они назначили эту встречу. Правда? Ну, а числа, числа, которые «офицер» называл вначале? Не означают ли они день и месяц? «…рнадцатого, пять». Окончание — «…рнадцатого» — это же число — «четырнадцатого», потому что ни в какой цифре больше нет такого окончания. А сегодня как раз и есть четырнадцатое. Месяц же май — пятый. Подумай, Костик!
        Чем больше рассуждал Миша, тем больше Костик удивлялся, наконец он хлопнул себя по лбу рукой и воскликнул:
        - Ах, дурная ты моя голова!
        Но через минуту, подумав, заперечил:
        - Погоди, Миша! Зачем ему было говорить этак замысловато, когда он мог бы просто сказать: «Завтра». Это раз, а во-вторых, если они боялись, что их подслушают или увидят, они не жгли б свечки, не говорили бы там о времени и месте сбора, забили бы наглухо это оконце.
        Миша стоял на своем.
        - Понятно, все они были уверены, что их никто не видит и не подслушивает, но… Но тут, понимаешь, есть еще и сила привычки. «Офицер» просто по привычке зашифровал месяц и число встречи, не мог он так сказать: «Завтра…» Мы же не разобрали всего разговора, может эти слова вытекали из предыдущих… Молчать нам все равно нельзя. Надо посоветоваться с Зосей. Давай попросим, чтобы она отпустила нас в милицию.
        - Согласен. Пошли к Зосе, — ответил Костик, Друг за дружкой вдоль борозд они пошли к Зосе, — ее красная косынка мелькала невдалеке, там, где работали девчонки.
        - Почему это вы свои грядки полоть не закончили, хлопцы, а? — строго спросила у них вожатая. — Я от вас этого никак не ждала…
        Но Миша не обратил внимания на обидные Зосины слова, а хмуро ответил:
        - Идем с нами на минутку, поговорить надо. Важное дело…
        Хлопцы отвели Зосю в сторону, и Миша горячо зашептал:
        - У нас с Костиком целая история приключилась. Мы, может, раскрыли гнездо контрабандистов…
        Если бы Зосе на голову свалился из межпланетных просторов Марс, она, наверное, удивилась бы не так, как теперь. Но уже через мгновение она засыпала хлопцев вопросами, на которые те отвечали быстро и уверенно. Узнав обо всем и убедившись, что ребята не «сочиняют», Зося сама тут же послала их в милицию.
        Хлопцы бегом бросились в местечко.
        У дверей дома районной милиции Миша и Костик на минутку остановились, отдышались от быстрого бега и с легким волнением открыли дверь. У порога их встретил дежурный милиционер.
        - Что скажете, хлопцы? Что вам нужно? Миша в замешательстве ответил:
        - Нам нужно увидеть начальника милиции.
        - Куприенко? — милиционер почему-то улыбнулся. — Он как раз сейчас свободен. Пройдите вон в ту дверь…
        Начальник милиции Куприенко сидел за длинным, заваленным разными бумагами и книгами столом. Он приветливо поздоровался с хлопцами и пригласил их сесть.
        - Ну, что у вас за дела, пионеры?
        Миша решил описать все по порядку, чтобы не сбиться и не забыть чего-нибудь. Начал с того, как они всем лагерем пошли в лес. Во время его рассказа Костик поддакивал, кивал головой, то и дело встревал с подсказками, когда тот пропускал мелкие детали. Куприенко почему-то глядел не на ребят, а на чернильницу, постукивал пальцами по столу. Время от времени он подгонял Мишу.
        - Так, так… А дальше?
        Миша уже подошел к описанию неизвестных людей в подвале башни. Когда он начал пересказывать их разговор, Куприенко сразу перестал барабанить пальцами по столу и громко сказал:
        - Минутку, хлопцы, погодите!
        Он встал и быстро подошел к телефону. Миша и Костик с любопытством следили за ним.
        - 32 -87. Алло. Погранотряд? Позовите Акимова. А?.. Так, хорошо… только скорей…
        Наступила небольшая пауза, затем начальник милиции снова закричал в трубку:
        - Акимов?.. Добрый день! Говорит Куприенко. Слушай, Акимов, сейчас же приезжай ко мне… Важное дело…
        Он повесил трубку и повернулся к ребятам.
        - Вы посидите немного здесь, а я отлучусь, отдам некоторые распоряжения. Бондаренко! — позвал он кого-то в коридоре, — побудь минутку с хлопцами.
        Хлопцы, удивленные, сидели в компании дежурного милиционера. В головах у них была сумятица, неразбериха, они никак не могли сосредоточиться на чем-нибудь одном. Вчерашний костер, бессонная ночь, контрабандисты, работа в колхозе — слишком много событий почти одновременно обрушилось на мальчишек.
        Через пару минут на улице затрещал и затих у крыльца милиции мотоцикл. Затем в кабинет вошел Куприенко, а следом за ним — высокий человек в кожаной тужурке. На поясе у него в желтой кобуре висел наган. О том, что рассказывали хлопцы начальнику милиции, он, видно, был уже осведомлен, потому что сел в кресло рядом с Куприенко и сказал:
        - Ну, так что же было дальше? Куприенко тоже добавил:
        - Да, да, хлопцы, кончайте. Дежурный милиционер вышел из кабинета.
        - …Потом контрабандисты о чем-то уславливались, — проговорил Миша, — и тот, который с серьгой, рассказывал что-то «офицеру». Мы слышали только обрывки разговора. Какая-то тарабарщина: «…Сегодня ничего не… тра… пане, а… работа… нашим…..лаза…грек…» Дальше они договаривались очень тихо, и мы слышали только часть последнего приказа «офицера». Вот он. — И Миша подал Куприенко бумажку, на которой он, чтобы не забыть, предусмотрительно записал все слова. Куприенко быстро пробежал глазами записку, положил возле Акимова, и они вдвоем, наклонившись, начали ее изучать. Нахмурившись, они вертели бумажку и так и этак, о чем-то догадывались, заполняли пробелы и многоточия, вполголоса советовались. И вскоре пришли к тому же выводу, что и Миша: это «что-то» произойдет сегодня, четырнадцатого, ночью. Бандиты должны для чего-то собраться в час ночи в подвале.
        Теперь оставалось главное: наметить план ликвидации шайки. Акимов встал со стула и начал говорить:
        - Сведения о них в штабе погранотряда есть уже давно, даже несколько более точные, но место, где они переходят границу, и связи на нашей стороне до сегодняшнего дня нам были неизвестны. Дело усложняется тем, что мы совсем незнакомы с башней, не знаем хода в подвал. А без этого справиться с ними будет очень трудно.
        - Погоди, — прервал его Куприенко, — погоди. Мне кажется… да нет — наверняка… я даже слыхал от кого-то, что в башню можно попасть через подземный ход. Но где он начинается? Думаю, что подземный ход связывает башню со дворцом.
        - Не может быть! — сказал Акимов. — Дворец же довольно далеко… Хотя нам ничего не стоит это проверить. В архиве есть план дворца, парка и башни, можно посмотреть. Хорошо, что вспомнил… Этот план конфисковали когда-то у помещика.
        Начальник погранотряда резко крутнул ручку телефона.
        - 32 -87… Алло… Попрошу товарища Трисняка… Трисняк? Говорит Акимов. Важное поручение. Поищи и пришли план дворца, парка и башни. Что? Найди, слышишь! Через пятнадцать минут все бумаги должны быть доставлены в кабинет начальника раймилиции. Понял… Что? Перешли конным.
        Стали ждать. Хлопцы следили за всем, восхищенные решительностью этих людей, и ждали результатов. Акимов начал расспрашивать, как они узнали обо всем, похвалил ребят, что обратились туда, куда надо…
        - И не снилось мне про это… По совести говоря, я удивлен не меньше, чем удивятся сегодня контрабандисты, когда их связанными поведут к нам в гости, — шутил Куприенко.
        - Да, думаю, что осиному этому гнезду сегодня придет конец. И все благодаря вам, пионерия, — улыбнулся Акимов.
        Говорили недолго. Вскоре у крыльца послышался топот. С коня ловко спрыгнул кавалерист и расслабленной от езды походкой вошел в кабинет.
        - Як вам, товарищ Акимов. Вам пакет срочный. Распишитесь. Все в порядке… Можно ехать?
        - Поезжайте.
        - Есть! — Кавалерист звякнул шпорами, козырнул и вышел.
        Акимов сразу же вскрыл пакет. Волнуясь, достал планы, разложил их на столе и вместе с Куприенко склонился над ними. Вот речка, вот дворец, комнаты четырехугольниками, нижний этаж, две кухни и… подземный ход в башню… Так. Есть!
        Здоровенный кулак Акимова с грохотом впечатался в стол. Куприенко нервно вскочил со стула.
        - Видишь, оправдалось мое предчувствие.
        Они снова склонились над планом. Куда ведет ход? Ведь контрабандисты проникали в подвал башни не через дворец. Наверно, где-нибудь в парке есть запасной выход. Это место должно быть хорошо замаскировано. Как его найти?
        - Я думаю, что днем контрабандистов в башне нет, — осторожно сказал Миша, — и мы можем идти из дворца подземным ходом до тех пор, пока не нападем на запасный лаз. Так мы и узнаем, как контрабандисты попадают в подвал башни.
        - Отличная идея, — радостно воскликнул Акимов.
        Куприенко тоже согласился с этим и только сказал:
        - Теперь, хлопцы, учтите — держать языки до поры до времени на привязи. Это — главное. Ну, а пока идите и отдыхайте. Когда вы нам понадобитесь, мы вас вызовем. Все…
        - Но мы тоже хотим вместе с вами ловить контрабандистов, — загорячился Миша.
        - Ладно, ладно, — согласился Куприенко, чтобы не обидеть хлопцев.
        Миша и Костик распрощались и вышли из милиции.
        Глава четвертая
        Подземелье. В западне. Проход найден. Схватка Акимова с контрабандистами
        Когда Миша с Костиком пришли во дворец, пионеры еще не вернулись с поля. Хлопцы зашли в свою комнату и решили отдохнуть. И тут увидели Колю. Тот, задрав ноги, лежал на кровати. Костик грозно сдвинул брови, сжал кулаки и спросил:
        - Трепался? Признавайся, а то…
        - Нет, нет, никому я ничего не говорил…
        - Честно, не говорил?
        - Честное слово, — торопливо ответил Коля. Костик засмеялся, разжал кулаки и добродушно сказал:
        - Ну и молодец.
        - Хоть и симулянт ты, и трепло, но молодец, — поддержал его Миша. — Чего ты не пошел на работу?
        - Голова болела… живот… — оправдывался Коля.
        - Голова болела… — передразнил его Миша. — Пакость какую-нибудь придумать — тут у тебя голова не болит! Вчера вот хотел напугать нас… Подумаешь, храбрец! Счастье твое, что ты немного помог нам, а то снова на совете отряда склоняли бы.
        - Бросьте, хлопцы, ссориться, лучше давайте в домино сыграем, — примирительно сказал Костик.
        - Давайте сыграем, — с готовностью откликнулся Коля, довольный, что избежит нахлобучки.
        И ребята втроем защелкали косточками домино.
        Позабыв обо всем на свете, хлопцы заядло сражались в домино, пока в парке не зазвенела веселая песня пионеров: лагерь строем возвращался из колхоза. Коля бросил игру и побежал встречать ребят, но Костик преградил ему путь и решительно сказал:
        - Помни: скажешь кому хоть слово о том, что ты вчера видел, — худо будет.
        Коля отрицательно закивал головой и прошмыгнул на улицу.
        Пионеры с шумом побежали на речку умываться, а затем разошлись по комнатам, с нетерпением ожидая обеда: после дороги и работы сильно захотелось есть.
        Через несколько минут в комнату, где были Миша и Костик, ввалилась гурьба мальчишек и девчонок во главе с Олей.
        - Милиция чего-то приехала, — растерянно сказала Оля. — Послали за вами…
        - Уже приехали?! Где они? — подхватились Миша с Костиком.
        - У крыльца, ждут вас, — ответила Оля и с любопытством спросила: — А что случилось?
        Но Миша и Костик не ответили ей. Они со всех ног бросились к крыльцу.
        Во дворе, привязанные к дереву, кони тянулись губами к сочной зеленой траве. Навстречу хлопцам шагнул Куприенко.
        - А, вот и вы… Пойдемте вместе с нами, обследуем этот подземный ход.
        Вчетвером они спустились в нижний этаж дворца. Походив по подвалу, Акимов и Куприенко быстро нашли обозначенную на плане обитую железом дубовую дверь.
        Под напором Акимова и Куприенко дверь со скрипом отворилась на вершок… потом еще на вершок и наконец раздвинулась так, что можно было пройти человеку. Акимов сразу распределил обязанности.
        - Ваша задача, хлопцы, нести фонарики; Куприенко будет считать шаги, а я осмотрю потолок, пол и стены. Ну, двинулись…
        И он первый решительно переступил гнилой, трухлявый порог. Из подземелья на них сразу дохнуло сыростью и каким-то противным липким запахом.
        Стены, пол и потолок подземелья были обиты сгнившими уже досками, сквозь невидимые щели капала грязная вода. Тишина нарушалась только тяжелым, прерывистым дыханием и твердыми шагами четверых людей. Костик освещал фонарем дорогу, он шел впереди вместе с Акимовым. За ними двигался Миша, он тоже сжимал в запотевшей ладошке фонарик. Замыкал колонну Куприенко, который шепотом считал шаги. От гнилых наклонных стен веяло жутью. Акимов внимательно осматривался по сторонам, на всякий случай он достал иссиня-черный браунинг.
        Шли молча и быстро. Подземелье поворачивало то вправо, то влево и наконец все чуть не лбами уперлись в стену: поперек подземного хода были навалены доски, балки и земля. Идти дальше было некуда. Ни на потолке, ни на стенах не было никаких примет, что здесь есть выход наружу.
        - Вот тебе и на-а! — разочарованно протянул Акимов.
        - Сколько ты шагов насчитал? — повернулся он к Куприенко.
        - Триста восемьдесят пять, — ответил тот. — Но почему тут завал? На плане в этом месте ничего не обозначено. Наверно, их эта работа.
        - Безусловно, это сделано нарочно. Вот, видите! — И Акимов показал на поваленные балки, на которых были следы топора и пилы. — Теперь мы вернемся назад, отсчитаем в парке от дворца триста восемьдесят пять шагов и будем искать замаскированный лаз.
        - Тогда пошли, чего ж время зря терять! — воскликнул Куприенко и первым уверенно зашагал к выходу. Все двинулись за ним. Скользкие, заплесневелые стены быстро поплыли назад. Хлопцам хотелось как можно скорее выбраться наверх, в парк, где светило солнце, пели птицы и синела между лоз река…
        Куприенко чуть обогнал всех и первым подошел к двери, черневшей в глубине прохода, но… дверь была заперта…
        - Что это? — взволнованно крикнул Куприенко. — Дверь закрыта!
        - Закрыта? — с тревогой переспросил Акимов. — Может, кто-нибудь пошутил? Что бы это могло значить?
        Акимов оглянулся, подтянул пояс на кожанке.
        - Где топор, я попробую открыть их.
        - Топор?.. Топора… нет. Я уже сам его ищу. Я же не брал его с собою, а бросил тут… Хорошо помню, что бросил по эту сторону двери. Нет топора… Странно! Кто его мог забрать?
        Ребята перепугались. Мечты о солнце, парке, реке, друзьях улетели куда-то далеко-далеко. Они заперты в подземелье, в сыром, с гнилыми, заплесневелыми стенами подземелье!
        Миша и Костик держали фонари и с тревогой поглядывали на Акимова и Куприенко.
        - Странно, очень странно, — глухо проговорил Акимов, несколько раз изо всей силы нажав на дверь и убедившись, что она не поддается.
        - Дверь дубовая, обита железом, а наверх выбраться необходимо как можно скорее, иначе может рухнуть все дело. Бежим назад, может там пробьемся, — решил Куприенко.
        - Да, надо отсюда выбираться, — и Акимов сжал кулаки.
        Вчетвером они поспешно возвращались назад по знакомому проходу.
        Когда прибежали, Акимов приказал:
        - Хлопцы, ставьте фонари на пол и помогайте нам. Справимся быстро.
        И хотя в его словах ощущалась уверенность, все же видно было, что голыми руками разобрать завал почти невозможно. Куприенко первым обвалил гнилую балку. Она грохнулась на землю, и подземелье застонало в ответ глухим эхом.
        Работа закипела. Балки хотя и подгнили, но держались прочно, Акимов и Куприенко с трудом ломали их и оттаскивали в сторону. С землей же и досками справлялись хлопцы. Пыль стояла страшная, сквозь нее ничего не было видно. К тому же Акимов случайно разбил один фонарь, и работать дальше пришлось почти в темноте.
        Наконец Акимов смахнул грязной рукой пот, струей катившийся у него по лицу, и зло проговорил:
        - Эх, гады… закопали здорово.
        И снова четверо усталых людей упорно взялись за работу. Они растаскивали бревна, вгрызались в землю, обливаясь потом, пробивали себе дорогу.
        Вскоре Акимов ощупал завал и предложил:
        - Давай сюда балкой стукнем, может пробьем дырку…
        Куприенко взялся за один конец толстой дубовой балки, Акимов за другой, и они начали бить в то место, которое им казалось самым слабым. После трех ударов земля обвалилась и балка скользнула в дыру — открылась дорога вперед.
        Куприенко радостно улыбнулся.
        - Ну, наконец выбились. Но на всякий случай нужно приготовить оружие…
        - Обязательно, — ответил Акимов и первым полез в черный провал. За ним двинулся Костик с фонарем, потом Миша и последним Куприенко.
        Вылезли, отряхнули с одежды прилипшую землю, огляделись и увидели, что снова находятся в таком же подземелье, какое осталось позади. Настороженно пошли вперед. Не прошли и двадцати шагов, как впереди смутно забрезжил свет. Это и был замаскированный лаз в подземный ход.
        - Видишь, мы угадали. Вот он, — радостно проговорил Акимов, поближе подходя к проходу. — Тушите фонарь.
        Фонарь, мигнув, потух, и все теперь ясно увидели шагах в шести-семи квадрат света, который снопом падал сверху.
        Вдруг Акимов замер. Светлое пятно будто затемнилось. Потом, потихоньку опускаясь, в нем показались чьи-то ноги. Они уверенно ощупывали еле заметные выступы в стене и опускались все ниже и ниже…
        Бесшумно и быстро Акимов прыгнул вперед и, сжав браунинг, припал плечом к стене.
        Человек лез спокойно, уверенно, даже не глядя себе под ноги. Едва он коснулся пола, как увидел прямо перед собой браунинги — Акимова и Куприенко.
        - Руки вверх, ни с места и ш-ша! — шепотом проговорил Акимов.
        Незнакомец вздрогнул, испуганно глянул на браунинги и медленно поднял руку. И вдруг в сумрачном свете блеснул нож. Глухо вскрикнув, бандит бросился на Акимова, который стоял к нему ближе.
        Акимов, не ждавший такого нападения, не успел выстрелить. Уклонившись от удара, он смело, как железными клещами, схватил бандита за руку, не давая ему еще раз взмахнуть ножом.
        Потеряв равновесие, они оба упали на пол. Сразу видно было, что Акимов сильней бандита, но у того оставался нож… Ни начальник милиции, ни ребята помочь Акимову не могли: нельзя было разобрать, где враг, где свой. Куприенко судорожно сжимал в руках браунинг. Хлопцы, волнуясь, также следили за схваткой, готовые броситься на врага.
        Бандит уже лежал под Акимовым, но внезапно резким поворотом туловища он как-то высвободил правую руку, в которой снова блеснул нож, и полоснул им Акимова… Хлопцы затаили дыхание…
        Спасла Акимова его кожаная куртка: нож скользнул по ней, а второго удара контрабандист нанести не успел — Куприенко обломком доски изо всей силы стукнул его по руке…
        - Ну, ладно, сдаюсь, — протяжно застонал контрабандист. — Руку, наверное, сломали… — злобно выругался. — И кто это выдал нас?
        - Если сдаешься, так зачем же ты, гад, тужурку испортил? — ответил Акимов, оглядывая длинный разрез на хромовой тужурке, из которого вылезали клочья слежавшейся ваты. — Думал, убежишь? Еще — упирается…
        Куприенко забрал у бандита нож и предложил ему вылезать.
        - Погоди, — сказал Акимов и обратился к незнакомцу. — Ты завалил дверь за нами?
        - Я… — признался тот.
        - Ну, тогда пошли.
        Куприенко вылез из подвала по крутым сходням, обвел взглядом зеленые молодые деревца.
        - Глянь, какая чащоба, даже днем не найдешь входа, если не знаешь, где искать, — сказал он.
        Акимов, все еще возбужденный схваткой, огляделся вокруг.
        - Дворец, кажется, там, — махнул он рукой на сквер.
        Акимов и Куприенко отметили на плане место входа в подземелье и пошли ко дворцу. Между ними, заложив руки за спину, уныло плелся контрабандист. Сзади двигались ребята.
        У дворца их ждал милиционер. Ему сразу же поручили отвезти в милицию связанного контрабандиста. Акимов же с Куприенко торопливо сели на коней и, посоветовав хлопцам отдыхать до вечера, галопом поскакали в местечко.
        Увидев хлопцев, Зося засыпала их вопросами, но они, усталые, грязные и голодные, почти не могли говорить.
        - Есть и спать, — еле протянул Костик, а Миша коротко добавил:
        - Началось. Одного поймали…
        Глава пятая
        Как арестовали контрабандистов. Схватка с часовым. Зося встревожилась
        Тихий летний вечер опустился на парк. Потемневшая река укутывалась в седой густой туман, будто нарочно хотела спрятаться от густых лоз.
        Тихо. Кажется, все заснуло: заснула река, заснула лоза на берегу, заснули птицы, заснул парк и всегда шумный и неугомонный дворец. Но это только кажется. Если приглядеться, то увидишь, что ночь живет своей интересной жизнью.
        Вот где-то в глубине парка лупоглазая сова, неслышно перелетая с места на место, диким хохотом нарушает ночную тишину. Вот белопузый сом, разгулявшись, хлопает по воде длинным хвостом. Вот в темноте перешептываются о чем-то между собой старые лохматые ели. А там летучая мышь черным комочком заныряла между деревьев, ловя разных букашек. А вот игластый ежик, чмыхая, прошуршал в кустах, треснул тихонько веткой… ш-ш-ш…
        - Товарищ Куприенко, который теперь час?
        - Одиннадцать.
        - Ждите, пока они все не зайдут в подвал. Как дам условный сигнал, тогда тихо, по одному — туда же…
        - Знаем. Есть…
        - У реки поставьте пионеров…
        - Есть. Все?
        - Все.

* * *
        Где-то в вышине, мигая, рассыпались над парком вечерние звезды. А на реке снова слышен тихий плеск. Снова, наверно, тот же длиннохвостый разыгрался, никак успокоиться не может. Но сом ли это? Если сом, чего же журчит как-то странно вода, будто переливается, и — плеск, плеск… Вот вдруг на берегу зашепталась лоза: ш-ш-ша-а… Т-с-с… И смолкла. Притаилась. Тихий плеск и журчание слышатся все ближе и ближе. Нет, не сом это… Если б сом, чего бы он так осторожно плескался… Разве только утки жировать у берега надумали?..

* * *
        - Грек и Цыган — на разведку: все ли спокойно? Как только вернетесь — понесем вещи. Ровно к двенадцати надо быть там. Нас будет ждать Бадаев…
        - Который теперь час?
        - Половина двенадцатого. У шлюпок часовым остался Митя. Понятно?
        - Да.
        - Пошли…

* * *
        И вот сбоку откуда-то вырвалась тень, быстрая, подвижная. Режет она туман темно-серый, ногами по листьям шуршит. Вдруг тень замерла, послышался чей-то свист…

* * *
        - Товарищ Куприенко! Приехали. Идет разведка. Двое…
        - Их трогать не надо… Еще что?
        - Груза много привезли. Будут его переносить сюда. В двенадцать, сказали, обязательно соберутся. Думают, что их в подвале ждет Бадаев…
        - Еще?
        - Все.
        - Иди, Миша, и продолжай вместе с Костей наблюдать. Докладывайте мне подробно обо всем…
        - Ладно, я пошел…

* * *
        Тихо, бесшумно растаяла тень, расплылась в туманах, а вместе нее две новых тени приплыли. То остановятся они, то снова движутся, будто ищут что-то или следят за чем-то. Но в парке спокойно. Только сосны одни лохматые, как и раньше, перешептываются между собой да сова-полуночница изредка захохочет.
        Тени проплыли и исчезли… Тихонько шепталась лоза…

* * *
        - Все спокойно, можно идти…
        - Хорошо смотрели?
        - Хорошо.
        - Ну так грузите на спины тюки да пошли друг за другом. Митя у шлюпок за часового. В половине первого мы уже будем тут. Вернемся. Груз забрать сразу…

* * *
        Снова какие-то горбатые тени призраками движутся по парку, мнут темно-зеленую траву, выплывают из тумана. Но — так беззвучно, как перелетает та мягкокрылая сова. И чего это они расходились? Вот идут прямо в чащобу один за другим и исчезают, словно сквозь землю проваливаются. Сколько их? Раз… два… три… семь…
        Притихло, замерло все вокруг. Только одна странная птица громко тенькает… И снова тени снуют в чащобе…

* * *
        - По одному тихонько в подвал к самым дверям! Двоих к башне, к окну сейчас же!
        - Есть!

* * *
        Снова призраки проваливаются сквозь землю…

* * *
        А в башне, освещенной лампой:
        - Странно… Почему нет Бадаева? Что с ним? Может… Нет, не может этого быть!.. Распаковывайте и приводите в порядок тюки, чтобы все легко было сплавить. Потом я вам скажу самое главное: пароль для следую…
        Вдруг человек замолчал. За стеной послышался тихий, приглушенный звон…
        Контрабандисты испуганно насторожились.
        - Кто это? Может, Бадаев? А может… мы в западне?.. — Главарь поперхнулся и затих.
        Внезапно тишину резко и уверенно оборвал незнакомый голос восьмого человека — Акимова, подкрепленный двумя браунингами:
        - Руки вверх! Вы арестованы!

* * *
        В это время у реки:
        - Костя, а Костя! Заползи сзади и изо всей силы толкни его на меня.
        - Добро. Готовься… Молчание…

* * *
        Контрабандисты встретили приказ по-разному: одни неуверенно начали поднимать вверх руки, другие схватились за оружие. Увидев это, Акимов быстро нырнул за дубовый косяк, и дверь мгновенно ощетинилась винтовками пограничников. Контрабандисты подняли вверх руки. Акимов голосом, не допускающим возражений, приказал:
        - По одному выходите сюда! Первым ты, бородатый…
        Но семь контрабандистов молча, с поднятыми вверх руками, стояли и не трогались с места. Один из них, молодой, горячий, рванулся к маленькому, обросшему мхом окошку, но оттуда его встретило грозное:
        - Куда прешь? Дурило…
        Молодой быстро отпрянул назад, со страхом глядя в окошко, за которым кто-то громко щелкнул затвором. Тогда бородатый, увидев, что ничего больше не остается, широко зашагал к щетине винтовок в темный коридор.
        Куприенко коротко приказал:
        - Связать и под охрану…
        - Вторым выходи ты, черномазый! — приказал Акимов.
        «Черномазый», нерешительно оглядываясь на друзей, вышел вперед, остановился у выхода, но потом, видно, пересилил себя и шагнул в темноту.
        - Следующий…
        Следующим был огромный широкоплечий мужчина, похожий на буйвола. Он угрюмо шагнул к дверям с поднятыми вверх руками. Его встретили не два, как прежних, а три пограничника.
        Остальные контрабандисты сдались без разговоров.
        Когда их связали, Акимов крикнул седьмому, забившемуся за тюки:
        - Эй ты, вылазь! Чего дурака валяешь? Молодой контрабандист истерично закричал:
        - Черта с два! Вы меня живым не возьмете… Акимов со злостью плюнул, подошел к Куприенко, и они стали советоваться, что делать дальше: контрабандист был вооружен, попробуй взять его за тюками без жертв!.. Но тут к ним подбежал милиционер.
        - Товарищ Куприенко, я сверху… Он из маленького окошка виден, подстрелить можно…
        - Ну? Тогда сделаем так: поручи его подстрелить снайперу нашему, Федорчуку. Скажи, пускай в руку или ногу целится, — ответил Куприенко.
        - Есть!
        Несколько минут молчание, и снова резкий голос Акимова:
        - Ну, сдаешься?
        За тюками — тишина. Вдруг раздался выстрел. Молодой контрабандист, раненный в руку, громко ойкнул. Акимов бросился вперед и обезоружил бандита. Пограничники перевязали ему раненую руку и вывели.
        - Все, — с облегчением вздохнул Куприенко.
        - Да, кончили, — подтвердил Акимов, вытирая носовым платком вспотевшее лицо. — Теперь опишем вещи и — домой.
        Резким свистом Куприенко собрал бойцов.

* * *
        - Ух! — устало вздохнул Костик. — Вот намучил нас… И здоровый же, гад!
        Миша, согнувшись, стоял рядом и вытирал кровь, капавшую из разбитого носа. У ног ребят лежал часовой контрабандистов, связанный по рукам и ногам, с заткнутым ртом. Видно, победа далась мальчишкам нелегко, но сейчас, возбужденные и радостные, они представляли себя героями.
        - Ты слыхал, Миша, выстрел там, у башни?
        - Слыхал.
        - Кто б это стрелял, интересно? — сказал Костик, но ответа ждать не стал: контрабандист вдруг начал хрипеть, кататься по земле, и Костик бросился на него.
        Миша пошел к шлюпкам. Он лазил по ним, спотыкаясь о длинные весла, и неожиданно натолкнулся на фонарь. Зажег. В шлюпках ничего не было, и Миша вернулся с зажженным фонарем к Костику.
        Фонарь осветил поле их схватки с контрабандистом. Примятая, поломанная лоза, изрытая земля и, наконец, побитые носы свидетельствовали об упорной борьбе. Миша решил, что надо сообщить обо всем Куприенко, и, посоветовавшись с Костиком, побежал к башне. Но вскоре он вернулся, размахивая зажженным фонарем. Еще издали Миша весело закричал Костику:
        - Ура! Наша взяла! Переловили. Все идут ко дворцу, ведем и мы «своего»…
        - Ну, если так, пошли. Развяжем ему ноги и поведем, — откликнулся Костик. — Вставай, — толкнул он контрабандиста.
        Хлопцы вынули у своего пленника изо рта кляп, развязали ноги. Услышав, какой оборот приняло дело, тот уже не рвался, как раньше, а неторопливо зашагал между хлопцами.
        Как только они подошли ко дворцу, возле которого толпились милиционеры, красноармейцы погранотряда и арестованные контрабандисты, Миша сразу же направился к Куприенко и доложил:
        - Принимайте восьмого контрабандиста! Он у шлюпок часовым был.
        Куприенко окинул взглядом приведенного хлопцами контрабандиста и удивился:
        - Ну? Вот молодцы, хлопцы! — И он обратился ко всем:
        - Товарищи, знакомьтесь! Это герои нашей сегодняшней победы.
        Хлопцы скромно стояли сбоку, освещенные неярким светом фонарей. Красноармейцы смотрели на них удивленно и радостно, контрабандисты — злобно.
        Вдруг Костик, все время глазевший на контрабандистов, дернул Мишу за рукав:
        - Глянь, глянь-ка! Вон знакомые наши! И… «офицер» с ними.
        Раненый контрабандист с перевязанной рукой опустил голову, а бородатый, с серьгой в ухе, пошевелил плечами и переступил с ноги на ногу.
        Зося, еще с утра предупрежденная, что ночью будут ловить контрабандистов, почти не спала. Увидев из окна своей комнаты толпу, освещенную фонарем, в середине которой стояли связанные люди, она сразу же растормошила сонного Федьку.
        Через минуту парк огласился звуками тревожного сигнала. Испуганные, заспанные, пионеры вскакивали с постелей, торопливо одевались и выбегали на площадку перед дворцом. Зося с фонарем в руках объясняла, чем была вызвана тревога. Во главе с вожатой все направились навстречу группе, окружившей контрабандистов. Как только подошли, Зося тревожно спросила Куприенко, как все кончилось. Тот радостно засмеялся:
        - Поздно вы забеспокоились. Приветствуйте своих молодцов, — показал он на Мишу с Костей, которых Зося не заметила.
        Хлопцы радостно кинулись к вожатой и наперебой стали рассказывать о своих приключениях.
        А затем весь лагерь проводил отряд до дороги, которая вела из парка в местечко. Куприенко остановился и пожал Зосе руку.
        - Ну, друзья, идите себе спокойно домой. Мы с Акимовым еще наведаемся к вам.
        …Возвращаясь во дворец, Миша и Костя горячо рассказывали про свою схватку с часовым.
        - …Я его за горло схватил, а он по носу мне — бац! Костику в грудь — бац! Я жму сильнее, а он, гад, за руку зубами, — раз, и вырвался. Но Костик…
        - А я ка-а-к шарахнул ему кулаком в ухо, он и сел.
        - …Вот-вот, — перебил его Миша. — Шарахнул… Раз этому бандиту, а во второй — мне… До сих пор в ухе звенит!
        - Где ты там разберешь! — ответил Костик, подчеркивая этим напряжение схватки.
        Перебивая, поправляя друг друга, ребята рассказали про свои ночные приключения. А потом Миша вдруг обратился к Оле:
        - Дала бы мне лучше носовой платок. Вон как нос распух… И Костика перевязать надо…
        Оля и другие девчонки быстро и ловко перевязали мальчиков.
        - А все же, Миша, я на тебя обижена, — надув губы, жалобно проговорила Оля.
        - За что? — удивленно отозвался Миша.
        - А почему мне не сказал обо всем тогда, на грядках? Почему? Боялся?..
        - Не сказал… — виновато улыбаясь, проговорил Миша. — Нельзя было.
        - Эх ты! Может, и я бы по носу контрабандиста стукнула, — горячо воскликнула Оля.
        - А может, он тебя, — улыбнулся Миша.
        - Пускай… Но и я бы…
        Оля весело замахнулась, и Миша, будто испугавшись, отпрянул. Тогда, смеясь и подпрыгивая, она побежала к речке.
        - Догоняй, Мишка!
        Миша неторопливо шагнул раз, другой, как ходят взрослые, но потом не утерпел и весело крикнул:
        - Берегись! Догоню!.. И помчался за Олей.
        Глава шестая
        Маленький эпилог
        Через два дня в лагерь приехали пограничники-красноармейцы. Пионеры радостно выбежали им навстречу. Впереди ехал Акимов. Улыбаясь, он спрыгнул с коня и пожал руку Костику и Мише.
        - Что, может, снова бандитов поедете ловить? — весело спросила Зося.
        Акимов засмеялся.
        - Нет, с подарками к вам.
        И показал на пакеты, висевшие у его седла. Пионеры, услыхав новость, радостно зашумели:
        - Пограничники с подарками приехали! Пограничники!
        Красноармейцы слезли с коней и вместе с пионерами пошли в клуб на собрание.
        На собрании Акимов рассказал ребятам о важности проведенной операции, о том, какую роль в ней сыграли Миша и Костя. А затем он преподнес им по красивому, словно по мерке сшитому, юнгштурмовскому костюму. Отряду Акимов вручил новый пионерский барабан, сверкающий никелированный горн и библиотечку.
        - Ура! Ур-ра! — закричали пионеры.
        Даже Чиж, который сперва был зол на Мишу и Костика и говорил ребятам: «Это я все… Если б не я, ничего и не было бы…» — даже он горячо аплодировал и во весь голос кричал «ура».
        А когда пограничники наконец собрались ехать на заставу, пионеры их проводили к коням. Акимов обнял Мишу с Костиком и показал в глубину парка, где стояла башня.
        - И не боялись вы ночью в такую чащу лазить? Миша равнодушно махнул рукой.
        - Да ну, ерунда, совсем она сейчас, эта башня, не страшная.
        - А раньше?
        Миша слегка смутился.
        - Раньше было страшновато.
        1935 г.
        Перевод с беларусского В. Г. Машкова
        Всеволд Кравченко
        Преступление у Зеленой тони
        Таинственный взрыв
        Случалось ли вам, дорогой читатель, бывать когда-нибудь на юге белорусского Полесья, на правобережье Припяти, в местах между Мозырем и Наровлей? Если случалось, вы наверняка слыхали в тех краях про такую деревеньку — Крышичи. Живописный уголок!.. Вся в зелени садов и палисадников, деревня та раскинулась на высоком берегу над самой Припятью. С севера к Крышичам вплотную подступает звонкий бор, и теперь, когда здесь кто-нибудь строится, он уже ставит избу прямо в лесу, под сенью высоких столетних сосен. С запада за деревней начинаются колхозные сады, огороды, а еще дальше идут поля.
        В полукилометре от Крышич, ниже по реке, от главного русла отходит в сторону заросшая лозой горловина Старицы — в незапамятные времена здесь проходило русло. Узкая вначале, Старица чем дальше, тем больше расширяется и кое-где ни по ширине, ни по глубине не уступает Припяти. Огромной полуподковой она огибает Крышичи и, не соединяясь с рекой, кончается заболоченным ивняком.
        Благословенные места для любителей охоты и рыбной ловли! Летом здесь всегда пропасть уток, а зимой — зайцев. В лесной чаще за лугами водятся и косули, и дикие свиньи, а в приречных дубравах встретишь порой хозяина полесских лесов — рогатого лося, а что до рыбалки, так лучших мест, чем на Припяти, пожалуй, и не найти. Плывешь помаленьку на челне вдоль берега, и вдруг перед тобой откроется этакий маленький тихий заливчик, весь в зарослях лозы. Как в сказочном зеркале, четко отражается в воде каждый куст, нависший над рекой, каждый листик, каждое мимолетное облачко. и вся эта картина не дрогнет, не шелохнется. Причаливай к лозе, разматывай удочки — и можешь не сомневаться, что за утро худо-бедно натаскаешь здесь ведерко окуней да плотвы. а попадись глубокая яма, глядишь, можно и сома подцепить.
        Это — на Припяти. а сколько таких заветных уголков на Старице! Сколько здесь соблазнительных местечек для тех, кто любит ловить щук на живца или таскать за лодкой блестящую дорожку!..
        Возле Крышич Припять течет прямо с севера на юг. Точно так же с севера на юг, вдоль реки, протянулась и деревня. Недалеко от южной околицы, над самой рекой, стоит дом Леньки Середы. Дом, как и все, досмотренный, обшитый тесом, с белыми крашеными ставнями, и двор чистый, убранный. Поглядишь на него — ни за что не скажешь, что здесь давно уже нет хозяина, а между тем отца у Леньки в самом деле не было, лет пять уже как он помер. Простыл на реке и помер. Жили они вчетвером — Ленька, мать, дед Савостей да восьмилетняя Настенька, Ленькина сестричка.
        Ленькина мать, женщина еще не старая, но словно увядшая от горя и хлопот, выпавших на ее долю, работала на ферме. Дед Савостей на работу уже не выходил, но по просьбе бригадира кое-что делал для колхоза — ладил сани, телеги, плел корзины под картошку. Под поветью у деда стоял верстак, имелись все столярные инструменты, и он слыл на деревне неплохим мастером. Нужно — он тебе и лодку сделает, и оконную раму сколотит, а однажды по чертежам смастерил даже несколько рамочных ульев для колхозной пасеки.
        Частенько дед брал себе в помощники и Леньку, особенно летом, когда не было занятий в школе.
        - Ты вот пособляй мне да на ус наматывай, — басом рокотал старик. — Вырастаешь — как найдешь. Человеку любое умение в жизни пригодится…
        И Ленька всегда охотно помогал деду. Вообще, нужно сказать, дед с внуком крепко дружили. Ленька, бывало, и матери не расскажет того, что деду. Придет из школы и прямо к нему. Дед молчит, водит неторопливо рубанком — взад-вперед. Потом отложит рубанок, поднесет к глазам доску — ровно ли выходит? — и коротко буркнет:
        - Ну?..
        И тут Ленька начинает: и про то, какие отметки получил, и кто из учителей вызывал его, и какие новости в школе, и что он вообще видел да слышал. Однажды, как-то под весну, случилась у Леньки беда — схватил двойку по грамматике. Так матери он не признался, не хотел ее огорчать, а от деда, от своего лучшего друга, не утаил, все как есть выложил. Дед тогда крепко разволновался, засуетился, сунул рубанок под верстак, и они вдвоем долго судили да рядили, как и что делать, чтобы избавиться от той дурацкой двойки.
        Но это было давно, еще в пятом классе. С тех пор с Ленькой таких неприятностей никогда больше не случалось. Вот и нынче перешел в седьмой с похвальной грамотой. Дед, правда, был не очень щедр на похвалы, не любил лишних слов. Рассказывает ему Ленька о своих успехах, а он хмурит брови да молчит. Но втайне рад был дед и гордился внуком. По душе ему было, что Ленька не какой-нибудь ветрогон или пустомеля — рассудительный, спокойный, не горячится попусту. И учителя им не нахвалятся, и товарищи любят. Если б не любили, не выбирали бы второй год подряд председателем совета пионерского отряда. Опять-таки и от работы не бежит — рослый и силенка в руках имеется: еще ведь мальчишка совсем, четырнадцати нет, а как возьмет весла да как размахнется — лодка так и шумит по воде.
        Нынешней весной дед Савостей с Ленькой смастерили себе новую лодку — старая уже совсем истлела, рассыпалась. Две недели они усердно строгали, пилили, гремели молотками под поветью, и лодка получилась как игрушка — ладная, прочная, легкая на ходу. Дед Савостей проконопатил все швы, залил смолой днище, покрасил лодку и снаружи и внутри белой масляной краской. А Ленька красным вывел на носу название — «Стрела». Название выбирали всей семьей, участвовала в этом и мать, и даже маленькая Настенька.
        То-то радости было у Леньки, когда спустили они на воду свое детище. Да и то: какая рыбалка без хорошей лодки? А Леньку хлебом не корми, водою не пои, дай только посидеть над речкой с удочками. Ему ничего не стоило проснуться задолго до восхода солнца, когда его ровесники еще сладко сопели носами. Ленька даже не очень огорчался, когда поплавки его удочек без движения лежали на воде и рыба не клевала. Он и так мог сидеть часами над рекой, мечтать, смотреть, как на рассвете поднимается над водой пар, как встает солнце над лугом, слушать, как где-то далеко, на левом берегу Припяти, на Долгих озерах, подает голос одинокий селезень, как совсем рядом, в зарослях куги, бьют хвостами по воде, гоняясь за добычей, прожорливые щуки…
        Вот и сегодня договорился Ленька со своим закадычным другом, концевым Петруськом, поехать на рыбалку. Еще с вечера накопали они за дровяником червей, приготовили удочки. Утром Ленька проснулся чуть свет, наскоро оделся и уже хотел было шмыгнуть за дверь, да мать задержала, велела выпить стакан молока. Пока он, стоя, перекусывал, мать завернула в бумагу добрый ломоть хлеба с салом и сунула ему в карман.
        Захватив в сенях удочки, весла, ведерко для рыбы, банку с червями, Ленька вышел на крыльцо. Солнце еще не взошло, вокруг царил предутренний полумрак.
        Ленька подошел к воротам, беспокойно выглянул на улицу: только бы Петрусь не проспал… Но тот не проспал. Едва Ленька отворил калитку в огород, как услыхал на улице быстрый топот босых ног.
        - А, чтоб его!.. — догоняя друга, крикнул Петрусь. — В голове гудит, как жернова на мельнице.
        - А что такое?
        - Проспать боялся, так будильник под самое ухо подсунул. А он как забарабанит!.. Оглушил, проклятый!
        - Ничего, жив будешь! — бросил на ходу Ленька, спускаясь по тропинке между грядками вниз.
        - Тебе хорошо говорить, а меня так подбросило — под самый потолок! Вон какой гуз набил… — потер Петрусь лоб, будто и впрямь там была шишка.
        В деревне Петрусь больше был известен под кличкой Цыганок. Спросите вы просто Петруся, так придется еще долго уточнять, какого именно, — на том конце деревни, где он жил, Петрусей было добрых полдесятка. А Цыганка знали все, и никаких дополнительных объяснений не требовалось.
        Кличкой этой Петрусь обзавелся еще в первом классе. Окрестил его кто-то, прямо в точку попал: у него были черные как смоль, кудрявые волосы, смуглое лицо, только белки синих глаз да зубы поблескивали. Ростом невысокий, щуплый, худощавый, но живой и верткий, как вьюн. Сойдутся ребята на выгоне бороться, так он и старшим не больно-то поддается. Уже, кажется, согнулся в три погибели, вот-вот упадет, а он — раз! — крутнется как-то, вывернется и уже, глядишь, сопит сверху над своим поваленным противником.
        И еще одним известен был Петрусь на своем конце деревни — здорово умел ездить на мотоцикле. Обучил его этой премудрости старший брат, тракторист Владик, у которого был собственный мотоцикл. Что и говорить, водительское искусство Петруся вызывало черную зависть у мальчишек. Хотя мотоциклы теперь не диковинка на селе — можно их и в Крышичах немало насчитать, — но ездить на них — это оставалось привилегией взрослых, и не у каждого был такой хороший брат, как у Цыганка.
        Некоторые диву давались, как могли подружиться такие разные по натуре ребята, как Ленька и Петрусь: один скуповатый на слово, другой, наоборот, остряк и говорун, один спокойный и рассудительный, другой готов вспыхнуть в любую минуту. Но где сказано, что дружат только схожие по характеру люди? Может, эта несхожесть как раз и способствовала их дружбе: они словно дополняли друг друга и, будучи вместе, никогда не скучали. А кроме всего прочего, сближало ребят общее увлечение: Цыганок, как и Ленька, жить не мог без рыбалки. Было у них и на реке, и на Старице немало заветных местечек, где летом ребята целыми днями пропадали с удочками.
        Сегодня у них было договорено съездить на Старицу. Там, в одном заливчике, возле лозняка, неплохо брались окуни. Прошлый раз Ленька натаскал десятка три, и, нужно сказать, порядочных. Да и Петрусь не отстал от него. А ловить окуней интересно: уж больно жадно клюет окунь. Не церемонится, не скубет понемногу червяка, как плотичка или, скажем, лещ, а хватает сразу — и потащил поплавок ко дну. Ну, тут уже не мешкай, скорее подсекай да выбрасывай на берег, пока он не забился куда-нибудь в корч или под колоду, а то ни рыбы не увидишь, ни крючка…
        Спустившись к реке, ребята отомкнули привязанную к явору лодку. На весла сел Ленька — был он покрепче Петруся да, честно говоря, и любил такую разминочку после сна, она заменяла ему утреннюю зарядку. Окунет весла в воду, откинется назад — р-раз! — вода так и пенится, как под корабельным винтом. Потом пронесет весла над водой, сам весь подастся вперед и снова — р-раз!
        По течению «Стрела» шла довольно быстро, и вскоре деревня скрылась с глаз, заслоненная приречными садами. Вот они подплыли к устью Старицы. Это был всего-навсего узенький проток. С обеих сторон над водой свисали вербы, густо росла лоза. Летом, в самую жаркую пору, проток почти пересыхал, и Старицу соединял с Припятью лишь небольшой ручеек, по которому с трудом проходила лодка. Коридор этот тянулся метров на сто, потом зелень расступалась, и Старица представала глазам во всей своей красоте — широкая, глубокая, как настоящая река.
        Ленька только было притормозил, чтоб направить лодку в зеленый коридор протока, как вдруг послышался глухой, но раскатистый взрыв — будто далекий удар грома всколыхнул воздух. Оба даже вздрогнули от неожиданности. Взрыв донесся откуда-то со стороны Мозыря.
        - Ого! — проговорил Петрусь. — Снова речники перекаты рвут.
        - Так говорили же, что они уехали, где-то чуть ли не у Конотопа стоят, — высказал сомнение Ленька.
        - Выходит, что еще не уехали…
        Как известно, государственная речная служба летом все время следит за фарватерами судоходных рек. С течением шутки плохи: оно легко переносит с места на место целые горы песка и образует на фарватере непроходимые для тяжелых судов перемели. Для борьбы с этими песчаными перекатами есть специальные машины. Мощные землесосы размывают на перекатах песок, засасывают его вместе с водой и по толстенной трубе гонят на берег. За два-три дня работы таких землесосов на берегу вырастает целый песчаный остров, а фарватер реки углубляется и становится проходимым.
        Но попадаются на реке и небольшие перемели, которые иногда узкой полосой перегораживают русло. С ними борются иначе. Подрывная команда закладывает на песчаной перемычке большой заряд тола и взрывом расчищает фарватер.
        В начале августа неподалеку от Крышич, вверх по Припяти, стояла с неделю причаленная к берегу брандвахта с такой командой подрывников. Потом она перебазировалась вниз от Крышич, а там подалась и еще дальше. Поэтому ребята и не удивились, услыхав взрыв, — в последнее время такие взрывы гремели на реке довольно часто.
        Направив лодку в узкое зеленое устье Старицы, Ленька встал. Тут уже нельзя было грести, как на реке, приходилось отталкиваться веслами, упираясь в дно.
        - Не мешало бы и здесь разок бабахнуть, — налегая на весло, заметил Петрусь.
        - Проползем, не бойся, — успокоил его Ленька. Вскоре лозняк расступился, и лодка вырвалась на широкий плес Старицы. А еще какое-то время спустя друзья уже сидели, притихшие, на берегу и, не отрывая глаз, следили за своими маленькими ярко-красными поплавками.
        Тем временем из-за темной стены леса за рекой краешком выглянуло солнце. Было оно ярко-багровое, но не такое слепящее и жгучее, как днем, а мягкое, доверчивое — на него можно было смотреть не жмурясь. Как хорошо на реке летом, вот в такую рассветную пору! В это время все вокруг: деревья, трава, небо, лес за рекой, сама река — все не такое, как днем. Смотришь и кажется, будто попал ты в какой-то иной мир. Изменились все цвета и оттенки, изменились даже знакомые очертания. Мириадами искорок поблескивает на лугу роса, багрянцем залита зеленая листва осокоря. Над водой тает туманное марево, и кажется, что тот, другой, берег, который до сих пор был таким далеким, приближается, занимает свое привычное место.
        А какая чуткая тишина стоит в эту пору! Такой прозрачности звуков, как на рассвете, не бывает ни днем ни ночью. Вот где-то далеко за рекой, в лозняке, посвистывает дергач, а кажется, что свистит он над самым ухом. А вот откуда-то из заречной чащи подает голос выпь — речной бугай. Тихо и монотонно постукивает на Припяти моторка…
        Ленькин поплавок вдруг качнулся, от него по воде пошли круги — насторожись и замри в ожидании! Вот поплавок дернулся раз-другой и медленно пошел в глубину. Ленька схватил удилище, подсек — ив траве забился полосатый окунь.
        - Ну, начало есть! — снимая окуня с крючка и бросая его в ведерко с водой, проговорил Ленька.
        Насадив нового червяка, он по старому рыбацкому обычаю поплевал на него и снова забросил удочку. А пока проделывал все это, вытащил рыбину и Петрусь.
        За каких-нибудь полчаса они поймали штук по пять окуней, а Леньке посчастливилось даже подсечь порядочного линя.
        Между тем с Припяти снова донеслось постукивание мотора. Оно становилось все громче и отчетливей. Ребята сперва не обращали на эти звуки внимания — мало ли кто летом гоняет взад-вперед по реке? Но когда как раз возле устья Старицы мотор умолк, они невольно заинтересовались. Спустя несколько минут мотор снова заработал, на этот раз уже совсем близко, и ребята увидели, как из зеленого коридора вырвалась быстроходная голубая лодка. Оставляя позади широкий пенный след, она мчалась вдоль Старицы.
        - Кто бы это мог быть? — вытянул шею Петрусь. Лодка скользила легко, почти не касаясь днищем воды, казалось, еще немного скорости — и она вообще взлетит в воздух. Сидевший в ней человек пристально оглядывал берега.
        - Незнакомый, — сказал Ленька. — Ищет кого-то…
        Цыганок с самым серьезным видом подхватил:
        - Нас ищет, а кого же еще. Видно, нас с тобой выбрали делегатами на слет рыбаков, так он спешит нас известить.
        - Да ну тебя! — отмахнулся Ленька.
        Каково же было удивление друзей, когда незнакомец, заметив их, в самом деле резко сбавил ход и объехал стороной заливчик, где они удили.
        - Ага! — воскликнул Цыганок. — А что я говорил!..
        - Может, в деревне что стряслось, — забеспокоился Ленька. Шутку приятеля он пропустил мимо ушей.
        Между тем незнакомец — молодой мужчина в легкой кожаной куртке с замком-молнией, из-под которой виднелась полосатая матросская тельняшка, в фуражке с кокардой речника — совсем заглушил мотор.
        - Эй, орлы! — крикнул мужчина, сложив ладони рупором. — Кто тут из вас Леонид Середа?
        - Я, — удивившись еще больше, отозвался Ленька. — А в чем дело?
        Но незнакомец не ответил, перевел взгляд на Цыганка:
        - А тебя, стало быть, зовут Петрусем. Так, что ли?
        - Ну, так, — ничего не понимая, подтвердил Цыганок.
        Ребята вконец опешили: что это за человек, откуда он их знает? И наконец, что ему от них нужно? Забыв про поплавки, Ленька и Петрусь нетерпеливо ждали, что будет дальше.
        Едва лодка ткнулась носом в берег, незнакомец ловко выскочил на песок, за цепь подтянул ее подальше. По всему было видно, что приплыл он сюда не просто так, что его привело какое-то срочное дело. Вот он выпрямился, повернулся к ребятам, окинул их по очереди внимательным взглядом. Потом дружески улыбнулся, подмигнул:
        - Ну что, клюет помаленьку?
        - Клюет, — отозвался Петрусь. — Вон окуньков наловили.
        Незнакомец достал из кармана папиросы, закурил. Лицо его вдруг нахмурилось.
        - А вы слыхали, хлопцы, часа два назад взрыв на реке?
        - Слыхали, — подтвердил Ленька.
        - И как по-вашему, что это был за взрыв?
        - Да, верно, подрывники с брандвахты перекаты рвут, — поспешил высказать догадку Цыганок.
        - Не угадал, — покачал головой незнакомец и, таинственно понизив голос, добавил: — Вот что, братцы, отложите на минутку свои удочки и валяйте сюда. Важное дело есть.
        Преступление у Зеленой тони
        Как выяснилось с первых же слов, незнакомец был участковым инспектором рыбнадзора. Звали его Роман Иванович Божко. То, что Роман Иванович рассказал ребятам, было так интересно и загадочно, что Ленька тут же забыл про рыбалку.
        На днях бригадир колхозных рыбаков из Стогович — соседнего с Крышичами села — позвонил в Мозырь, в рыбнадзор, что на их участке объявился злостный речной налетчик и браконьер. Вот уже около трех недель он почти каждую ночь выезжает на реку, на озера или на Старицу, все время меняя места, и толом глушит рыбу. Рыбаки, разумеется, сами, не обращаясь за помощью, давно задержали бы его, как делали уже не однажды, но на этот раз попался какой-то загадочный браконьер. Как быстро рыбаки ни подлетали на моторках к месту взрыва, им так и не удалось поймать преступника с поличным. Больше того, они даже лодки его нигде на реке не видели. Ворюга каким-то образом ухитрялся собрать всю глушеную рыбу и бесследно исчезал. Бригадир говорил, что ему никогда еще не приходилось сталкиваться с таким хитрым браконьером. По его мнению, преступник был жителем Крышич.
        Роман Иванович, участок которого простирался от Турова до самого устья Припяти, в тот же день, не откладывая, выехал в бригаду. Он обо всем подробно расспросил рыбаков и первым делом решил проверить, нет ли в том, что они рассказывали, преувеличения. Притаившись с лодкой в глухом, заросшем лозой заливчике, Роман Иванович две ночи терпеливо подстерегал налетчика. В первую ночь ни на реке, ни на озерах вообще не было никаких взрывов. Зато сегодня…
        Сегодня Роман Иванович убедился, что случай, и вправду, не совсем понятный. К исходу ночи, часа в четыре, на реке вдруг прогремел взрыв (это был тот самый взрыв, который слышали ребята). Бабахнуло где-то выше Крышич, возле Каплицы. Роман Иванович, который задремал было на разостланном на дне лодки сене, тотчас вскочил, одним рывком завел подготовленный к пуску мотор и стремглав вылетел из залива. Лодка мчалась на предельной скорости; прошло совсем немого времени, как инспектор уже был на месте взрыва. Наметанным глазом он издали заметил блестящие чешуйки на воде: это плавала оглушенная мелочь, которую не успел подобрать браконьер, — плотички, окуньки. Но самого браконьера нигде поблизости не было.
        Роман Иванович промчался на полном ходу еще километра два вверх по реке, обшарил все заливы и речные рукава… Напрасно, преступник как сквозь землю провалился!
        Лишь одно обстоятельство наводило на размышления: когда Роман Иванович заглушил на минутку мотор — прислушаться, что делается вокруг, — он сразу же услыхал глухой рокот мотоцикла, удалявшегося от берега. Кто и куда спешил на мотоцикле в такую раннюю пору? Браконьер? Вряд ли: не на мотоцикле же собирал он рыбу на воде! И все-таки — кто это был?
        Роман Иванович еще и еще раз прокатился на моторке взад-вперед по реке, потом повернул и направился в Крышичи. Оставив лодку у берега, пошел в деревню. Пробыл там не меньше часа — потолковал со знакомыми, зашел в сельсовет… И уже из Крышич приехал на Старицу, к Леньке и Петрусю.
        Рассказав все это, Роман Иванович обнял ребят за плечи, привлек к себе:
        - А теперь, орлы, ушки на макушки и слушайте, что я скажу. Вас назвал мне сам председатель сельсовета товарищ Куницкий. Он перебрал многих, но остановился на вас…
        - А что нужно? — вскочил Цыганок. — Подкараулить жулика? Да?..
        Роман Иванович улыбнулся, покачал головой:
        - Видать, парень ты и смекалистый и быстрый — на лету муху поймаешь. Да уж больно горяч. Наберись терпения дослушать до конца. Верно, задача такова: как можно скорее выследить и поймать вредителя. Ясно? Мне одному, без подмоги, с этим не справиться. Вот я и приехал к вам… — Инспектор помолчал, прищурясь, посмотрел на Петруся. — Если не ошибаюсь, это ваша прямая обязанность. Помните: «Пионер любит и охраняет природу…» Вот и считайте это, так сказать, боевым пионерским заданием!
        То, что услышали ребята, не могло не взволновать их. Петрусь, казалось, готов был немедленно ринуться в бой. Ленька держался спокойнее, но тоже был возбужден. Сам председатель сельсовета назвал инспектору их имена, когда тот попросил помощи. Это что-нибудь да значит!.. Если тебе доверяют, так ты — кровь из носу! — должен оправдать доверие, не подвести. Тем более, дело-то какое интересное! Где уж тут думать про окуньков!.. Ленька почувствовал, что и он, как Петрусь, взволнован, ему захотелось сейчас же куда-то бежать, что-то делать. На языке вертелись десятки вопросов к инспектору. Но, вспомнив, как тот одернул Петруся, он удержался от расспросов.
        Роман Иванович между тем начал рассказывать ребятам, что они должны делать…
        Однако не успел он сказать и половины того, что собирался, как вдруг воздух снова дрогнул от сильного взрыва. Гул долетел с юга, ниже Старицы, — Ленька мог бы поклясться, что рванули где-то возле Зеленой тони.
        - Что это? — вздрогнул Роман Иванович. — Неужто снова?..
        Он вскочил и, не медля ни минуты, бросился к лодке. Ребята тоже вскочили на ноги, но, не зная, что делать, остановились в нерешительности. Тем временем Роман Иванович ловко намотал на шкивок заводной шнур и с силой рванул его на себя. Гулко зарокотал мотор.
        - В лодку! — махнул рукой Роман Иванович. Ленька и Петрусь, мигом забыв и «Стрелу», и свои удочки, в два счета очутились возле моторки. Собственно, беспокоится о своей лодке и об удочках не стоило — что с ними случится, кто забредет сюда, в эти глухие места, за какой-нибудь час, пока они слетают к месту взрыва?.. Едва не поразбивав носы, ребята один за другим попадали в лодку, которая уже вся дрожала от сдерживаемой силы. Не успели они устроиться на лавках, как моторка рванулась вперед и круто, черпая одним бортом воду, стала разворачиваться к Припяти.
        Ну и полетели же они! В какой-то миг за кормой вырос высокий водяной бурун, кусты на берегах так и замелькали перед глазами. Только теперь ребята почувствовали, какую скорость, если нужно, может набирать патрульное судно рыбнадзора. Ветер бил в грудь с такой силой, что они сидели, прижавшись друг к дружке, и боялись шевельнуться, чтобы не слететь в воду.
        Не успели оглянуться, как лодка домчалась до устья Старицы и нырнула в зеленый, влажный от росы коридор. Роман Иванович резко сбросил обороты и схватил весло. Ребята помогали ему: Ленька тоже вооружился веслом, а Петрусь стоял на носу и показывал рукой, куда поворачивать, чтобы не сесть на мель.
        Пробираться протоком было нелегко, и как ни старались Роман Иванович с ребятами, они потеряли здесь немало драгоценных минут… Но вот еще одно усилие, и — лодка вырвалась из узкой горловины на простор Припяти. Снова взревел, набирая обороты, мотор, и она полетела, как на крыльях.
        Роман Иванович держался середины реки. Заслоняя ладонью глаза от солнца, он пристально всматривался в берега. Неужто и на этот раз уйдет преступник?.. Его расчеты совпадали с Ленькиными: взрыв был где-то около Зеленой тони. Это от Старицы километра три. Неужели мерзавец за каких-нибудь двадцать минут успеет и рыбу собрать, и укрыться где-то вместе с лодкой?..
        Вот моторка на полном ходу миновала домик бакенщика, старого Кузьмы, вот осталась позади приречная дубрава. Вдали черным пятном показалась густая купа старых ольх. За ней — Зеленая тонь…
        Но и на этот раз нигде не видно лодки!
        - Роман Иванович, — не удержался Петрусь, — а может, не здесь взрыв был, может, где-нибудь в другом месте?
        - А вот сейчас проверим. — Сбавив ход, инспектор стал подруливать к Зеленой тони.
        Ребята от нетерпения привстали на лавках, начали оглядывать берег, шарить глазами по заливу. Здесь или не здесь? А если здесь, то куда же девался таинственный преступник? Не оставил ли чего-нибудь такого, что помогло бы напасть на его след?..
        Не успела лодка войти в залив, как Роман Иванович вдруг выключил мотор: еще издали он убедился, что ошибки не было. А мотор выключил, как это делал обычно, чтобы послушать в тишине, не хрустнет ли где-нибудь в кустах ветка под ногой браконьера. Каково же было его удивление, когда он отчетливо услыхал ровное тарахтение мотоцикла на лугу. Шум мотора отдалялся и затихал, пока наконец совсем не растаял в утренней тишине…
        Опять мотоцикл!.. Значит, это не случайность, значит, между взрывами на реке и мотоциклом есть какая-то связь. Возможно, браконьер потому и был неуловим, что обходился без лодки, бросал взрывчатку прямо с берега… Но тогда, спрашивается, как он ухитрялся подбирать глушеную рыбу?..
        Направляемая рукой Романа Ивановича моторка медленно, без мотора, подплыла к песчаному берегу Зеленой тони. И здесь ребята впервые увидали своими глазами следы ночного разбоя. Крупной рыбы на поверхности воды нигде не было, налетчик, как видно, успел ее всю подобрать. Зато песчаное дно залива, освещенное ярким августовским солнцем, блестело, словно посеребренное: оно было покрыто сплошным слоем убитых мальков. Это было страшное зрелище, и Ленька широко раскрытыми глазами, не отрываясь, смотрел и смотрел в воду. Дно напоминало гигантское рыбье кладбище. Одним ударом здесь были уничтожены тысячи мальков.
        - Ай-яй-яй!.. — схватился за голову Петрусь. — Что тут делается!..
        - А ты смотри, хорошенько смотри, чтоб запомнить, — хмуро произнес Роман Иванович. — Хищник знать того не хочет, что соберет он рыбы полпуда-пуд, а уничтожит тонны. Только десятая часть глушеной рыбы всплывает наверх, а вся остальная — на дне…
        - Вот гадина! — гневно выдохнул Петрусь. — Так же всю рыбу можно перевести!
        Роман Иванович вылез на берег, прошелся взад-вперед, присматриваясь к земле. Втайне он надеялся найти где-нибудь след мотоцикла — это уже дало бы ключ к дальнейшим поискам. Ребята тоже выбрались на берег. Петрусь ходил вслед за инспектором и давал волю своему возмущению. А Ленька тем временем взобрался на кручу, откуда начинался приречный луг, огляделся. И вдруг заметил на песке совсем свежий след.
        - Эй, сюда! — крикнул он. — Смотрите!..
        Роман Иванович и Петрусь проворно вскарабкались на крутой берег, подошли к Леньке. В самом деле, перед ними был отчетливый след мотоцикла. Рядом, едва заметный на траве, шел второй след — мотоцикл был с коляской.
        - Неужели Богдан? — блеснул цыганскими глазами Петрусь. — У нас ни у кого больше нет мотоцикла с коляской.
        - А кто такой этот Богдан? — поинтересовался Роман Иванович.
        - Тракторист один, — пояснил Цыганок. — Напарник моего брата.
        - И ты уверен, что только у него такой мотоцикл? — В голосе Романа Ивановича прозвучало сомнение. Очевидно, у инспектора были на этот счет какие-то иные сведения.
        - Конечно, уверен, — стоял на своем Петрусь.
        - Это нужно еще как следует проверить и доказать, — раздумчиво проговорил инспектор. — А может быть и такое, что кто-то другой ездит на его мотоцикле.
        Роман Иванович достал из кармана блокнот, карандаш, присел на корточки и, поглядывая время от времени на отпечаток, оставленный колесом на песке, тщательно перерисовал его. Потом свернутым наподобие рулетки стальным метром измерил расстояние между колесами мотоцикла и записал рядом с рисунком.
        - Держи; — протянул он листок Леньке. — Пригодится…
        Какое-то время Роман Иванович постоял в раздумье, потом повернулся к ребятам:
        - Что ж, хлопцы, не будем терять времени, нужно действовать.
        Все трое стали осторожно спускаться с кручи к берегу.
        А еще через минуту голубая лодка, рокоча мотором, мчалась к устью Старицы.
        Сенька Жигун сбывает товар
        Живописно выглядит на исходе лета мозырский крытый рынок. Огромное, со стеклянной крышей дощатое строение, окрашенное в веселый голубой цвет, с самого утра до послеобеденной поры гудит, как потревоженный пчелиный улей. Чего здесь только нет!.. Точь-в-точь как на той прославленной сорочинской ярмарке, описанной у Гоголя, здесь можно достать все, начиная от баранка и кончая хомутом или фонарем «летучая мышь».
        Под крышей рынка, вдоль стен, тесно стоят, разместившись в удивительном, можно сказать, загадочном беспорядке всевозможные торговые учреждения — магазины хозтоваров, мясные лавки, аптечный киоск, промтоварные ларьки, будка с мороженым, пивной ларек, киоск с газетами и журналами, ларьки отдельных колхозов. В этих торговых рядах покупатель может найти любую нужную ему вещь.
        А посредине на всю длину строения тянутся в два ряда сколоченные из досок прилавки для ручной торговли. Только в самом центре рынка эти прилавки прерываются — здесь вмурован в землю круглый цементный бассейн с фонтаном. Правда, за все долгие годы своего существования фонтан ни разу не брызнул водой, и стоит он здесь просто как оригинальный памятник благим намерениям каких-то давно забытых руководителей города.
        На прилавках в эту пору года навалено обычно столько разного добра, что никаких слов не хватит, чтоб его описать. Всюду живописно возвышаются горки яблок, груш, желтеющих огурцов, луку, стоят корзинищи, корзины и корзинки разных слив, вишен, малины — и все это, обратите внимание, самых разных сортов и на любой, самый придирчивый вкус. В стороне огромной зеленой горой лежат полосатые арбузы, а рядом горой немного поменьше — дыни. Тут же красуются дары полесских лесов — белые, в коричневых шапках боровики, красноголовые подосиновики, подберезовики, лисички, рыжики, сыроежки…
        На этих прилавках можно купить и кувшинчик сметаны, и молоко, и свежие яйца, и наконец, выбрать на суп молодого петушка, который тут же, едва его извлекут на свет божий из корзины, в отчаянии пропоет пронзительным голосом свою последнюю петушиную песню.
        Но на рынке песня эта безнадежно тонет в ровном и монотонном, как речной прибой, гуле. Гудит не только людская толпа — гремит еще и радио, хотя за гулом толпы при всем желании нельзя разобрать ни единого слова, как бы ни старались дикторы в Москве, Минске или Гомеле. Вооруженные авоськами, сумками, кошелками самых разных форм и размеров сотни жителей города, по большей части домашние хозяйки, часами толкутся возле прилавков и ларьков, выбирают то, что им по вкусу, торгуются, спорят или, наоборот, мирно рассказывают друг дружке какие-то последние новости…
        В тот день, когда на Припяти, недалеко от Крышич, раздались таинственные взрывы, на этом мозырском рынке наблюдательный человек мог бы заметить в самом конце прилавков довольно приметную личность. Толстая, с голыми по локоть мясистыми руками, с широким, красным, как медный поднос, лицом, на котором жадно поблескивали маленькие, заплывшие жиром глазки, женщина эта была В синем, с цветами, ситцевом платье, таком полинялом и заношенном, что на нем лишь с трудом удавалось различить рисунок ткани. Сразу можно было сказать, что это не колхозница, не работница, не служащая, а скорее всего особа, принадлежащая к вымирающему племени базарных торговок и перекупщиц.
        На прилавке перед ней лежал десяток яблок, но по тому, какую цену она за них заломила и какими пустыми глазами смотрела на покупателей, нетрудно было догадаться, что сидит она здесь вовсе не ради этих яблок, а чего-то или кого-то ждет. Торговка была, видно, личностью на рынке известной, потому что многие здоровались с ней, как с доброй знакомой:
        - Здорово, Хима!
        - Что новенького, Хима? Чем сегодня богата? Толстая, как бочка, Хима едва кивала головой в ответ. Сегодня она чего-то все время поглядывала своими острыми глазками на широкую входную дверь, через которую непрерывным потоком вливались в базарную суматоху все новые люди и выплескивались на улицу те, кто успел уже сделать нужные покупки.
        Дело близилось к полудню, когда она наконец дождалась своего. К прилавку подошел молодой, лет тридцати пяти, мужчина. Небольшого роста, присадистый, но, судя по ширине плеч, довольно крепкий, он хмуро, из-под насупленных бровей посмотрел вокруг. Этот взгляд должен был означать, что ему нет никакого дела до базарной сутолоки, что попал он сюда случайно и долго задерживаться не намерен. Тяжелая нижняя челюсть и низкий лоб придавали лицу мужчины выражение решительное и отчаянное.
        Едва он поравнялся с торговкой, та одним движением руки смахнула в кошелку яблоки с прилавка и, глядя совсем в другую сторону, негромко буркнула:
        - Наконец-то… Чего так запоздал? Мужчина, изучая витрину аптечного киоска, в тон ей ответил:
        - Много будешь знать, скоро состаришься. Топай.
        И, лавируя в толпе, медленно направился к выходу. Не выпуская его из виду, поплыла вдоль прилавков и Хима.
        Мужчина вышел на улицу, обошел рынок вокруг и свернул во двор, за ограду бани. Тут в глухом закутке за дощатым сарайчиком, стоял мотоцикл с коляской. Мужчина остановился подле него, закурил. Ткнул носком башмака в одно, в другое колесо, проверяя, хорошо ли они накачаны. Потом начал отвязывать кусок холста, которым была старательно прикрыта коляска.
        Почти вслед за ним, озираясь по сторонам, протиснулась в закуток и толстая Хима.
        - Ну, хвались, что у тебя сегодня? — бесцеремонно потянула она за угол холстины.
        - Да вот, смотри… Золото, а не товар.
        Торговка заглянула в коляску, — там на подостланной траве кучей лежала свежая влажная рыба. Были там и лещи, и плотва, и полосатые окуни, и несколько здоровенных щук, и даже черные усатые сомы. Глаза у Химы загорелись от жадности, но она не подала виду, что довольна, а все стояла и перебирала рукой рыбу.
        - И сколько же ее здесь? Ты взвешивал?
        - Да пуда три смело будет. Не вешал…
        - Ты что, Сенька! — Торговка так и подскочила от возмущения. — Три пуда!.. И на два, если хочешь, не потянет!
        - Ну, знаешь!.. — в свою очередь обозлился мужчина и уже приготовился задернуть холстиной коляску. — Поищи себе другого дурня…
        Хима, должно быть, зная вспыльчивый характер своего компаньона, проворно схватила его за руку.
        - Да погоди ты, погоди!.. Не горячись. — Она сунула руку за пазуху, извлекла оттуда перевязанную шнурком от ботинок замусоленную пачку денег. — Держи двадцать.
        Но Сенька даже не пошевелил рукой.
        - Тридцать, а нет — так и разговору нет!
        - Двадцать пять, — сверлила его глазками Хима. Сенька молчал как рыба.
        - Двадцать семь, — мученически объявила Хима.
        Но тот был неумолим и молча продолжал курить, ожесточенно двигая челюстями.
        - Бери тридцать, грабитель! — выкрикнула наконец Хима с таким видом, будто этот человек живьем сдирал с нее шкуру.
        Сенька тщательно пересчитал деньги, некоторые бумажки даже проверил на свет — видно, не очень доверял торговке, — потом спрятал их в карман.
        - Если б ты знала, как мне сегодня далась эта рыба…
        - А что такое? — спросила Хима, засовывая в мешок очередного золотистого леща.
        - Кто-то за мной все утро гонялся. На моторке.
        - Какого цвета моторка? — заинтересованно повернулась к нему Хима.
        - Голубая.
        - Инспектор! — хлопнула себя Хима по бедрам руками, липкими от рыбьей слизи.
        - Донесла какая-то сволочь! — нахмурился Сенька, но тут же оскалил зубы в улыбке. — Черта два они меня поймают! Есть у меня такой секрет, что лопнут — не догадаются. Всех вокруг пальца обведу!
        - И как же это ты, Сенька? — уставилась на него своими глазками-буравчиками Хима.
        - Сказано — секрет, — обрезал ее мужчина. Тем временем Хима переложила всю рыбу в мешок, вытерла руки о холстину.
        - Как условимся? — затаптывая ногой окурок, спросил Сенька.
        - Привози и завтра, буду ждать.
        - Нет, завтра не могу. Взрывчатка вышла. Ночью Шепелявый обещал подвезти.
        - Тогда послезавтра, — согласилась Хима и стала прикидывать: — Это, кажись, будет пятница?.. А теперь слушай, что я тебе скажу. В субботу в одном месте большая гулянка намечается, можно будет по хорошей цене всю рыбку сплавить. Так что привези и в субботу, да побольше!
        - Что ж, на том и порешим: жди меня и послезавтра, и в субботу, — кивнул Сенька и, воровато оглянувшись, добавил: — Ну, а теперь подкинь мешок, припрячу его тебе под прилавок.
        Толстая Хима, кряхтя, взвалила тяжелый мешок Сеньке на спину.
        - Ты иди вперед, — велела она дрожащим от волнения голосом, — а я за тобой…
        Согнувшись под тяжестью ноши, Сенька зашагал к двери рынка.
        Пионерский патруль начинает действовать
        Сильно потрясло Леньку то, что увидал он утром на реке. Весь день стояло перед глазами жуткое зрелище: желтое песчаное дно залива, сплошь устланное серебристыми мальками. Рыбье кладбище!..
        Нынче в июле, вскоре после того как кончились занятия в школе, Ленька проделал с друзьями большое туристское путешествие по Припяти. Пионеры их школы каждое лето устраивали пешие походы, экскурсии. А на этот раз учитель географии Степан Филиппович Головченя предложил совершить путешествие на лодках и сам согласился возглавить всю их туристскую флотилию.
        Сколько впечатлений вынесли они из этого путешествия, сколько было у них веселых приключений! Они двинулись в путь на пяти больших лодках, среди которых была и новенькая Ленькина «Стрела». Экипаж каждой лодки состоял из четырех-пяти человек, один из них — старший, он отвечал за дисциплину в походе. Был установлен строгий порядок и график движения. Все по очереди, даже девочки, гребли, по очереди готовили себе на привалах пищу. Были у них свои фотографы, которым поручено было заснять весь поход, были ребята, ответственные за сбор коллекций и гербариев, выпускалась рукописная газета.
        В первый же день путешественники добрались до деревни Юровичи, побывали там на месте раскопок стоянки первобытного человека, видели в колхозном краеведческом музее бивень мамонта, каменные молотки, наконечники стрел. В Мозыре юные путешественники посетили школу, где когда-то училась героиня белорусского народа Вера Хоружая, побывали в типографии, на заводе сельскохозяйственных машин.
        Каждый день приносил им что-то новое. Они с интересом наблюдали, какой напряженной трудовой жизнью живет летом их любимая Припять. Караваны плотов, тяжелые рудовозы, баржи, груженные углем, изящные пассажирские теплоходы и катера — все это, много раз виденное раньше, в походе открылось им как-то по-новому.
        По дороге пионеры посещали крупные приречные колхозы-миллионеры. И не только посещали… Однажды недалеко от Петрикова они увидали, как на лугу за деревней колхозники спешили сгрести в копны валки сена. Спешили, потому что с юга надвигалась громадная черная туча. Видно было, что сами они никак не поспеют спасти от дождя сухое сено. И тут — Ленька сейчас не мог даже вспомнить, кто первый подал эту мысль, — пионеры повернули лодки к берегу и бегом ринулись на подмогу колхозникам. Устали крепко, промокли до нитки, зато как радостно было сознавать, что они помогли людям. А сколько теплых слов услыхали они в тот день, как щедро угощали их в незнакомом полесском селе!..
        Но больше всего запомнилось Леньке посещение одного крупного рыбоводческого хозяйства под Туровом. Рыбу здесь выращивали в нескольких больших искусственных прудах, соединенных с рекой. В каждом пруду держали рыбу определенного возраста: молодь — отдельно, подрастающую — отдельно, товарную, предназначенную для отлова, — тоже в специальном пруде. Переходя от пруда к пруду, путешественники провели здесь почти день.
        Главный ихтиолог хозяйства Фаддей Кузьмич, шутливый бородатый старикан, рассказывал им интересные и забавные истории из жизни рыб. Возле одного из прудов он взошел на помост, с которого сыпали рыбам корм, ударил раза три в подвешенный стальной рельс, и на этот звон, словно по знаку сказочного волшебника, со всех концов пруда ринулись табуны зеркальных карпов, карасей — вода вокруг так и закипела, заходила ходуном. Путешественники узнали, что таким способом созывают рыбу «на обед».
        Фаддей Кузьмич подробно растолковал ребятам, как в рыбхоз из специальных питомников привозят в бочках мальков и сколько у рыбоводов бывает хлопот, пока вырастят этих мальков. Говорил, что они и в Припять не раз выпускали мальков некоторых рыб…
        Думал ли тогда Ленька, что спустя какой-нибудь месяц ему суждено встретиться с человеком, который ради какой-то своей никчемной выгоды безжалостно губит природу, раскрадывает народное добро. Каким алчным себялюбцем нужно быть, чтобы отважиться на такое ужасное преступление — уничтожать многотысячные стада беззащитной молоди, чтобы украсть в реке полмешка рыбы!..
        Еще по дороге с рыбалки Ленька завел с Петрусем разговор о том, кого из ребят они возьмут себе в помощь. Двоим им нелегко будет распутать этот клубок, да и Роман Иванович советовал действовать не в одиночку, а заодно с друзьями. Но дело серьезное, и ребята требовались смелые, ловкие, смекалистые, а главное, чтобы они умели держать язык за зубами.
        - По-моему, нужно с Мишей поговорить и с Владиком, — назвал Петрусь двоих своих одноклассников.
        Но у Леньки на этот счет другое мнение.
        - С Мишкой можно, а Владик… Трусоват он, да и потрепаться любит… Лучше Олега… И еще Аленку.
        - Девчонку? — пренебрежительно процедил сквозь зубы Петрусь. — Ты что?!.
        - А ты не гляди, что девчонка, она ни в чем нам с тобой не уступит…
        Так или иначе, ребята пришли к согласию и, едва вернувшись в деревню, сразу бросились на поиски друзей. Но не так-то просто летом, да еще в самую горячую пору дня, застать кого-нибудь дома. Кому охота сидеть в четырех стенах!.. От малышей, игравших на улице, они узнали, что Олег сегодня дежурит в школьном крольчатнике — недавно пошел туда кормить кроликов. Концевого Мишку с его неразлучной «Сменой», говорят, видели где-то возле гумен, а Аленка будто бы побежала с подружками купаться. Пока ребята разыскали в школе Олега, исчез куда-то с пригуменья Мишка, а когда, наконец, увидели Мишку, оказалось, что Аленка уже вернулась с речки и помчалась к матери в колхозный коровник…
        Словом, Леньке с Петрусем довелось немало пометаться по деревне, пока все собрались в укромном местечке — под старой грушей, что стояла над обрывом за Ленькиной избой. Но и это было еще не все. Заметив их компанию, маленькая Настенька, Ленькина сестричка, решила, что затевается какая-то веселая игра, и привязалась к ним. Никакие уговоры не помогали, малышка не отходила от ребят ни на шаг. И угрожали, и пробовали задобрить — все напрасно. Петрусь пообещал принести конфет, но чем больше усердствовали ребята, тем тверже Настенька стояла на своем.
        Наконец Ленька, как всегда в трудные минуты жизни, вынужден был обратиться за подмогой к своему всемогущему деду.
        Дед что-то неторопливо строгал под поветью, когда Ленька прибежал к нему со своей жалобой.
        - Мешает, говоришь?.. Ах ты ее!.. — Он отложил рубанок, почмыхал в усы, подумал и приказал: — А ну, где она там? Подать ее сюда!
        Ленька мигом выскочил из-под повети, помчался за избу и тотчас вернулся вместе с сестричкой. Он держал ее за руки и силой волок к деду.
        - Пусти-и! — отчаянно упираясь, кричала Настенька. — Куда ты меня тянешь?..
        - Тихо ты, плакса! — уговаривал ее Ленька. — Дед тебя чего-то зовет.
        - А зачем мне дед, я хочу с ва-а-ами… — шмыгала носом Настенька.
        - Настя! — строго позвал из-под повети дед. — Иди сюда, помоги мне.
        - Ну, что? — не переставала хныкать малышка. — И почему все я да я? А Ленька?.. Он что, не может помочь? Ему все игры да игры…
        - Кончай тараторить! — нахмурился дед, стараясь, чтоб внучка не заметила спрятанной под усами улыбки. — Вот лучше возьми молоток, садись сюда да выпрями мне эти гвозди. Только смотри по пальцу не угоди, а то беды не оберешься…
        - А Ленька? — устраиваясь на колодке с молотком в руке, не унималась Настенька.
        - А Леньке будет другое задание, — незаметно подмигнул внуку дед. — Возьми вон ведро да принеси воды в точило. Нужно железку для фуганка навести.
        Ленька понял дедову хитрость, схватил ведро и был таков. Пробегая огородом, он бросил ведро в траву и, не мешкая, свернул за дом, где его с нетерпением дожидались друзья.
        В таких сложных условиях состоялся у наших приятелей первый «военный совет». Однако это не помешало им обстоятельно переговорить обо всем и подробно обсудить план дальнейших действий…
        Рисунок на колесах
        Тракторист Богдан Малик, узколицый загорелый парень, только умылся и сел за стол полдничать, как в дом с ведром в руке вошла его мать.
        - И что ты, сынок, оставляешь на улице мотоцикл? — покачала она головой. — Дорогая все-таки вещь. Неужто трудно во двор закатить?
        - Да мне сейчас в РТС нужно ехать, чего там закатывать, — отозвался Богдан, аппетитно хлебая горячий борщ. — А что такое?
        - Детишки там все бегают, как бы не поломали чего, — сказала мать. — Прогнала их, так разбежались, а ушла в дом — снова двое там вьются.
        - Кто такие?
        - Одного я хорошо приметила. Мишка, Акулины концевой сын, тот, что все с фотографией забавляется. У него и сейчас аппарат через плечо. А второй, кажись, не Цыганок ли, напарника твоего брат.
        - А пускай, ничего они там не поломают, — мотнул головой Богдан, вычерпывая из миски остатки борща. — Известное дело, дети…
        Богдану и в голову не могло прийти, что не простое ребячье любопытство, а нечто совсем иное привело Цыганка и концевого Мишку к его воротам.
        Едва за теткой Марылей захлопнулась дверь в сенях, Кастусь и Мишка стремглав метнулись к мотоциклу.
        Сперва они побежали к коляске, сунули внутрь головы и что-то старательно начали там высматривать. Потом Цыганок, распластавшись на земле, лозовым прутком измерил расстояние между задним, ведущим колесом и колесом коляски. Тем временем Мишка навел на колеса свой аппарат и щелкнул несколько раз кряду…
        Когда Богдан, подкрепившись, вышел на улицу, возле мотоцикла уже никого не было. Он оглянулся, пожал плечами: куда девались эти огольцы?
        Так ни о чем и не догадавшись, Богдан нажал ногой на спусковой рычаг, сел в седло и потихоньку тронул с места…
        А в это время Ленька возбужденно ходил взад-вперед по своему двору, задумчивый и хмурый. Он то останавливался возле палисадника и выглядывал на улицу, то заходил под поветь к деду… Вот-вот должны были вернуться с первой разведки его друзья, и он с волнением ожидал результатов.
        Как ни странно, Леньке хотелось, чтоб эта разведка не принесла им удачи, чтоб подозрения Петруся насчет Богдана не подтвердились. Не мог Ленька поверить, чтоб комсомолец Богдан, один из лучших трактористов колхоза, веселый и общительный парень, мог пойти на такую подлость. «Что-то здесь не так, — думал он. — Наверное, есть у кого-нибудь еще мотоцикл с коляской, а Петрусь просто не знает. А может, прав Роман Иванович: кто-то пользуется мотоциклом Богдана…»
        Вот придут ребята, и тогда все прояснится, а пока их нет, нужно все-таки закончить разговор с дедом. Ленька не жалел, что, проводив ребят в разведку, он во всем открылся старику. Уже несколько раз они начинали обсуждать происшествие на реке, но старый Савостей очень горячился и, забывшись, гневно кричал на весь двор:
        - Кто бы он ни был, все равно гад он печеный! — При этом старик в сердцах колотил деревянным столярным молотком по станине верстака. А потом, спохватившись, сам же шикал на внука: — Тс-с, ты!.. Раскричался… Хочешь, чтоб этот гад услыхал… Рассеянность деда вызывала у Леньки улыбку, он снова шел во двор и слонялся из угла в угол, не находя себе места.
        Ребят все не было. Когда Ленька окончательно потерял надежду дождаться их, дед выглянул из-под повети, таинственно огляделся вокруг и поманил внука пальцем.
        - Что мне, внучек, пришло в голову, — негромко начал он, присаживаясь на колоду. — Ведь этому гаду нужно же где-то добывать взрывчатку, а?..
        - Ну, разумеется, — еще не понимая, куда клонит дед, согласился Ленька.
        - А где же он ее добывает, по-твоему? В магазине ее не продают, на поле она тоже не растет, а?.. — Дед поерзал на колодке, возбужденно чмыхнул носом. — Вот я и подумал, не нашел ли тот сукин сын себе сообщника на брандвахте, когда здесь у нас перекаты рвали? Все может быть…
        Ленька вскочил как ошпаренный.
        - Верно!.. Погоди, погоди, дедушка… — задумался он вдруг. И тут же решительно сказал: — Знаешь, не буду я их ждать. Сбегаю в колхозный гараж, порасспрошу кое-что у шоферов. Пока Петрусь с Мишкой снимки проявят, я и вернусь.
        - Правильно, внучек, сбегай. Что-то мне не верится, что это Богдан.
        Было это где-то около полудня, а немного попозже, часа через полтора, к Леньке во двор ворвались трое его приятелей — Петрусь, загорелый долговязый Мишка с фотоаппаратом через плечо и Олег, круглолицый, с выгоревшими волосами парнишка в черных роговых очках. Все трое были возбуждены, довольны чем-то.
        Зная, что дед Савостей всегда может присоветовать, где искать Леньку, Петрусь сразу метнулся под поветь. Однако на этот раз дед не сказал ничего определенного.
        - Побег куда-то… Просил передать, чтоб обождали.
        Петрусь недоверчиво покосился на старика и, помолчав, проговорил:
        - Так вы скажите ему, что мы в крушиннике будем.
        - А это, милок, пожалуйста, — охотно согласился дед.
        Но дождаться Леньку оказалось не так просто.
        Ребята успели обсудить все последние новости, до устали набегались в крушиннике, играя в прятки, несколько раз успели сыграть в «ножички», когда увидали наконец на дороге через выгон Леньку и рядом с ним Аленку. Оба, видно было, сильно спешили. Аленка, смуглая, стриженная «под мальчишку» и вообще похожая на мальчишку, на ходу размахивала руками, как будто что-то горячо доказывала Леньке. Все четверо ребят учились в одном классе, а Аленка была на год младше их и только нынче перешла в шестой. Но она всегда дружила с теми, кто был постарше ее, и чаще всего — с мальчишками. Нужно сказать, что и они не чуждались ее общества, потому что она ни в чем от них не отставала.
        - Где вы так долго ходили? — нетерпеливо поднялся им навстречу Петрусь. — Мы тут заждались.
        - Да ходили… — неопределенно ответил Ленька. — Ну, готов снимок?
        - А как же! Вот, смотри… — Петрусь взял у Мишки фотоснимок и протянул его Леньке.
        По тому, как торопливо схватил Ленька снимок, можно было догадаться, что он сильно взволнован. Ведь если изображение на фото не совпадет с рисунком, который сделал утром Роман Иванович у Зеленой тони, подозрение с Богдана сразу будет снято. А если совпадет?..
        Ленька долго и внимательно разглядывал снимок, потом достал из кармана и развернул листок с рисунком Романа Ивановича. Все пятеро притихли…
        - Ага! — почти в ту же секунду торжествующе воскликнул Петрусь. — Что я говорил? Точь-в-точь! Смотри — и здесь в елочку, и здесь!..
        Но в это время Ленька достал из кармана еще один листок и подал его Петрусю.
        - А ты не горячись, Цыган! Сравни еще и это…
        - А что это? Недоуменно посмотрел на друга Петрусь.
        - А то, что ошибся ты, вот что! — твердо сказал Ленька. — Мотоцикл с коляской есть в Крышичах и еще у одного человека.
        - У кого? — подскочил Петрусь. — Что ты выдумываешь?
        - Ничуть не выдумываю. Две недели назад Сенька Жигун купил коляску к своему «Ижу». А это мы с Аленкой срисовали узор на его колесах. Как видишь, он тоже точь-в-точь совпадает с рисунком Романа Ивановича…
        - Верно, совпадает, — пожал плечами молчавший до сих пор Олег.
        - Так неужели и у Сеньки коляска есть? — смущенно проговорил Петрусь.
        - Да мы же сами ее видели! — вступила в разговор Аленка. — И чешуя от рыбы на сиденье…
        - Расстояние между колесами тоже совпадает, — добавил Ленька. — Да ты сам подумай, разве станет Богдан таким грязным делом заниматься? А Сенька… Сам знаешь, что это за тип…
        Сенька Жигун, и правда, пользовался недоброй славой в Крышичах. Человек он был пришлый, не местный. Года четыре назад неподалеку от Крышич целое лето работала большая группа геологов-разведчиков, и Сенька был у них шофером. Потом за пьянство и какие-то махинации его уволили, но Сенька никуда не уехал, а подкатился к одной вдове, Агате Махнач, и остался жить в Крышичах. Никто бы не сказал о нем худого слова, живи он честным трудом, как все. Но у Сеньки были иные планы. На работу в колхоз он выходил только для отвода глаз, а сам занялся спекуляцией — скупал по всей округе сушеные грибы, ягоды и возил на продажу в Ленинград и Киев. Потом стал спекулировать самогоном. Словом, жил паразитом. Как-то мозырская милиция накрыла его, и попал Сенька в тюрьму, но какой-нибудь год спустя вернулся и теперь вот снова слоняется по деревне, что тот волк по лесу. Жить хочет с размахом, а работы не любит. Купил себе мотоцикл и гоняет на нем целыми днями. Куда, чего? — никто не знает.
        - Снова все запуталось! — безнадежно махнул рукой Петрусь. — Поди разберись…
        - А по-моему, и думать не стоит насчет Богдана! — сверкнула глазами Аленка. — Все ясно, Сенькина работа! И колеса такие же, и чешуя…
        - Нет, — возразил Ленька, — раз уж так получилось, нужно проверить…
        Но не успел Ленька рассказать друзьям, какую он задумал операцию, чтобы разоблачить вора, как вдруг из кустов с победным окриком выскочила Настенька.
        - А-а!.. Вот вы где! — радостно кричала она. — И ты тут, Ленька-трезвонька! А деду не хочешь помогать!..
        - Хлопцы, ш-ш-ш!.. — приложил Ленька палец к губам. — Разбегайтесь по одному и — к реке! Там расскажу!..
        Настенька немало удивилась, когда все пятеро бросились от нее наутек — кто в глубь крушинника, кто к реке. Она постояла-постояла, обиженно надула губки и медленно побрела домой, к деду — жаловаться на людскую несправедливость.
        «Невошпитанные» люди
        На землю постепенно опускались тихие летние сумерки. Вот, вздымая облака пыли, возвращаются с поля и разбредаются по дворам медлительные, задумчивые коровы, пугливые овцы. Вот затих треск молотилки на гумне, последний раз звякнул молоток в кузнице. Одна за другой пригрохотали в гараж из далеких и близких рейсов колхозные автомашины. Умолкли смех и крики детишек на выгоне. Угомонилась улица, не проскрипят нигде ворота, не подаст голос колодезный журавель. Над Припятью, отражаясь в неподвижной речной воде, загорелись красные и синие огоньки бакенов…
        Летом, как следует наработавшись за день, люди в деревне рано ложатся спать: завтра с восходом солнца для них начнется новый трудовой день, полный извечных крестьянских забот, — нужно убирать хлеб, приводить в порядок огороды, заготавливать силос, брать лен… И вот один за другим гаснут в окнах огни, и над деревней воцаряется ночная тишина.
        Только в одной избе, в том конце деревни, что ближе к лесу, светится окно. Правда, свет тусклый, едва заметный, не от электрической лампочки, что висит под потолком, а от какой-то старинной коптилки. В доме не спят — по стенам время от времени пробегают длинные нескладные тени…
        Это изба Агаты Махнач, у которой вот уже четвертый год как поселился бывший шофер Семен Жигун.
        Сенька подходит к окну, глядящему на реку, настежь распахивает его и, высунувшись чуть не до пояса, долго к чему-то прислушивается. Но на реке ничего не слыхать, лишь в прибрежном ивняке пронзительно кричит какая-то ночная птица да кое-где на улице лениво брешут бессонные собаки.
        Сенька оборачивается, достает из-под лавки корзину и, даже не глядя на Агату, тихо приказывает:
        - А ну, посвети…
        Он идет в сени, отворяет дверь в пристройку, которая служит кладовой, и, откинув крышку погреба, спускается по лестнице вниз. Агата, молодая еще женщина с красивым, но опечаленным чем-то лицом, вздыхая, покорно идет за ним, склоняется над холодным зевом погреба и, вытянув руку с коптилкой, освещает его. Сенька пробирается в погребе в самый угол, отбрасывает там старые, запыленные лохмотья и на секунду замирает, глядя на внушительный ряд бутылок, тускло поблескивающих холодным стеклом. Потом берет одну из бутылок, вынимает затычку и прямо из горлышка делает два-три глотка, кривится, сплевывает и, заткнув бутылку, ставит ее в корзинку.
        - Ох, Семен, — вздыхает Агата, — и зачем тебе все это? Чует мое сердце, не кончится это добром…
        - А ты помолчи, не каркай!.. — грубо обрывает ее Сенька, запихивая в корзину очередную бутылку. — Раскаркалась тут… Не твое дело!
        Но женщина не унимается:
        - Сам же говоришь, инспектор гонялся. Значит, приметили. Поймают тебя, помяни мое слово…
        - Замолчи, слышишь? — гаркает Сенька, с угрозой сверкнув глазами.
        Обиженно поджав губы, женщина умолкает, лишь рука, в которой она держит коптилку, мелко дрожит.
        Между тем Сенька с наполненной бутылками корзиной вылез из погреба. Уже в комнате глянул на свои часы, заторопился:
        - Гаси свет и ложись спать…
        Агата послушно погасила коптилку, поставила ее на припечек и, не переставая вздыхать, пошла в боковушку за дощатой перегородкой.
        - Глупая ты баба, — негромко бросил ей вслед Сенька. — Знаешь, сколько я сегодня за утро огреб? Ты месяц будешь спину гнуть в своем колхозе, а того не заработаешь…
        - Так разве у нас чего не хватает или ты голодный сидишь? — отозвалась из-за перегородки Агата. — А поймают — снова в тюрьму пойдешь.
        - Никто меня не поймает! Слышишь?.. Ни-и-кто!..
        Вдруг Сенька насторожился, высунул голову в окно. Где-то далеко на реке возник едва уловимый монотонный перестук мотора. Какое-то время Сенька приложив ладонь к уху, напряженно прислушивался. Потом, убедившись, что не ошибся, осторожно, чтоб не стукнуть, прикрыл окно.
        - Ну вот, Шепелявый едет…
        Агата еще раз тяжко вздохнула за перегородкой.
        Сенька впотьмах накинул на плечи пиджак, снял с крючка шапку. Накрыл старой стеганкой корзину с бутылками и взял ее под мышку.
        - Ты дверь не закрывай, скоро вернусь, — уже с порога бросил он жене.
        Когда Сенька, чуть скрипнув дверью, вышел во двор, стук моторки на реке был уже слышен совсем отчетливо. Она шла снизу, со стороны Наровли. Сенька постоял немного во дворе, воровски озираясь вокруг. На улице было безлюдно, темно, только вдалеке, на колхозных фермах, горели электрические фонари.
        Не заметил Сенька, как в ту секунду, когда он шагнул через порог, за угол дома неслышно метнулась легкая тень. Потом, когда он уже подходил к сараю, из-за дома дважды мигнул огонек карманного фонарика. В ответ ему в ивняке на берегу тоже дважды вспыхнул едва приметной точкой фонарик…
        Осторожно протиснувшись через лаз в заборе, Сенька вышел за сарай и протоптанной в картошке тропинкой напрямик подался к реке. Стук мотора раздавался уже совсем близко, и, спустившись с пригорка на влажную луговину, Сенька прибавил шагу. Впереди поднялась темная стена ивняка. Еще раз оглянувшись, Сенька решительно нырнул в эту непролазную чащу.
        Минут через пять мотор на реке вдруг заглох и стало слышно, как кто-то веслом осторожно подгребает к берегу. Как ни темна была ночь, но, приглядевшись, можно было различить в лодке силуэты двух мужчин. Едва лодка причалила к берегу, один из мужчин, заслонив рот ладонью, негромко свистнул раз и другой. Тотчас же из лозняка послышался ответный свист. Мужчина в лодке наклонился, достал из-под лавки увесистый, перевязанный бечевкой пакет и бесшумно спрыгнул на песок. Второй как сидел, так и остался сидеть на корме у мотора.
        Человек со свертком сделал несколько шагов к кустам, остановился, постоял и снова тихонько свистнул. И снова в ответ ему, на этот раз уже совсем близко, раздался приглушенный свист.
        - Ждорово, Жигун! — уже смело раздвигая кусты, сказал мужчина со свертком. — На швободе еще, жлодюга? Не шчапали?.. — Он сильно шепелявил.
        - Гляди, как бы самого раньше не сцапали, остряк, — беззлобно отозвался Сенька.
        Они осмотрелись, присели на траве в кустах. Сенька поставил рядом, чтоб была под рукой, корзину с самогоном. Он хотел что-то сказать, но в это время в кустах неподалеку послышался какой-то шорох, треск веток. Сенька вздрогнул, настороженно поднял голову. Приподнялся на траве и Шепелявый. Долгую минуту они оба, затаив дыхание, прислушивались, потом Шепелявый успокоенно похлопал Сеньку по плечу:
        - Не бойшя, хе-хе. Может, мышка хвоштиком махнула, а у тебя уже и душа в пятках…
        - Ну, привез тол? — нервно сглотнувши слюну, спросил Сенька.
        - Привез, а как же. Шешть брушков ш детонаторами и шнурами. Готовенькие, хоть шечаш в воду…
        - Держи, — повернулся Сенька к корзине.
        - А ты шначала попробовать дай, а то шнова, как прошлый раж, шивухи подшунешь, — взялся за бутылку Шепелявый.
        - Что ты выдумываешь, самый что ни есть первач, — возразил Сенька.
        Но Шепелявый не поверил ему на слово, отпил глоток, сплюнул, вытер рот рукавом.
        - Школько тут?
        - Как условились, за брусок — пол-литра.
        - А жа лодку? Не жаплатишь, не дам толу! Яшна! — категорически заявил Шепелявый.
        - А-а, — махнул рукой Жигун, — толку с нее, с той лодки…
        - Не валяй дурака, — усмехнулся в темноте Шепелявый. — Не будь этой лодки, тебя уже што раж поймали бы… А так надул лодочку, тол в реку — бух! — шобрал рыбку, дух иж лодки выпуштил, в коляшку и — ходу!..
        - Так ведь старая она, дырка на дырке, сколько клеить пришлось, — сбивал цену Сенька, протягивая Шепелявому деньги. — Вот, возьми пятерку.
        - Я тебе покажу — пятерку! — вспылил Шепелявый. — Мне жа эту лодку командир брандвахты школько выговаривал: «Где девалашь, куда шплавил?..» Черт ш тобой, давай крашненькую!..
        Жигун не стал спорить, полез в карман и дал ему еще одну пятерку.
        - То-то, — примирительно сказал Шепелявый, спрятал деньги и стал доставать из корзины и распихивать по карманам бутылки. — Эх, и гульнем!..
        - А когда еще приедешь? — спросил Жигун.
        - Шам подшкочишь, когда понадобитша… Мы жавтра под Шепеличи переберемша.
        - На той неделе приеду, — вставая, сказал Сенька и протянул Шепелявому руку. — Ну, бывай!
        - Бывай, да наш не жабывай, — еще раз улыбнулся тот.
        Но только они собрались расходиться, как неожиданно в кустах, совсем близко, кто-то завозился и отчетливо послышалось:
        - А-а-п-чхи!
        Чихнул кто-то со смаком, изо всей силы, даже эхо отозвалось на другом берегу — видно, бедняга долго крепился, терпел и все-таки не выдержал. И в тот же миг в кустах зашумело, затрещало, кто-то — да и не один! — сломя голову пустился наутек.
        Но ни Сенька, ни Шепелявый и не подумали бежать вдогонку, они сами перепугались до полусмерти.
        - Беги!.. — шепнул Сенька Шепелявому и, схватив корзину и сверток с толом, как ящерица, нырнул в чащу.
        Прижимая к груди бутылки, которым не нашлось места в карманах, бросился к берегу и Шепелявый. Он бежал, спотыкаясь о пни и валежник, заботясь только об одном: не выронить, не растерять дорогую добычу. Лишь когда лодка уверенно застучала мотором и вылетела на середину реки, Шепелявый немного очухался. Он завернул в стеганку бутылки с самогоном и, довольный, что все обошлось благополучно, улыбнулся во весь свой щербатый рот.
        - А мы ж Жигуном, нужно шкажать, невошпитанные люди…
        - Это почему же? — хмуро спросил мужчина, сидевший на корме.
        - Кто-то в куштах чихнул, а мы даже «будь ждоров» не шкажали…
        «Суд» над Петрусем
        Эх, и здорово это — поваляться летом, в жаркий солнечный денек на берегу возле речки! Лежишь себе, нежишься, под тобой песочек меленький, теплый, золотистый от солнца. Руки так и тянутся к нему; сыплешь и сыплешь себе на голую грудь, на ноги, а он течет по телу, как живой, приятно щекочет. А сверху солнышко светит, пригревает, но не слишком — даже в самую жару тянет с реки влажный легкий ветерок. А когда все-таки — не без этого — припечет как следует, вскочишь и бежишь к воде. Она здесь же, рядышком, заманчиво плещет в берег тихой ласковой волной. Разгонишься, бежишь сперва по мелководью в брызгах расплавленного серебра, а потом — у-ух! — нырнешь с головой и, фыркая от удовольствия, плывешь — хочешь «по-собачьи», хочешь на саженках, а если умеешь, так даже кролем.
        Кто из ребят не грелся летом вот так на берегу, не плавал в реке, тот, можно сказать, лета и не видел! Во всяком случае, Ленька и его дружки могли бы только посочувствовать такому горемыке…
        Правда, сейчас Ленька, расположившись с друзьями на песчаной косе за деревней, не вкушал прелесть бездумного отдыха, а был занят важным делом. Здесь был созван очередной «военный совет» и разбирался вопрос о ночной провинности Петруся. Ребята все сидели голые, загорелые, в одних трусах, а Аленка, тоже коричневая от загара, — в цветастом купальнике. Время от времени она бросала взгляд на смущенное лицо Цыганка и едва сдерживалась, чтоб не рассмеяться.
        Ленька со всей серьезностью начал допрос:
        - Ну, отвечай… Как это тебя угораздило?
        - Что угораздило? — исподлобья глянул на него Петрусь.
        - Ну, как ты… чуть не сорвал нам всю операцию? — уточнил Ленька.
        - Да очень просто… Мы с тобой еще только подползли к ним, а у меня как защекочет в носу. Но я терпел. Пока они говорить не кончили, терпел. А потом невмоготу стало. Будто там, в носу, муравейник закопошился…
        - Тебе нужно было пальцем на переносицу нажать, — посоветовала Аленка, вот-вот готовая прыснуть со смеху. — Я слышала, помогает…
        - Умна ты больно! — окрысился на нее Петрусь. — Я это и без тебя знаю… То-то и оно, что, как нажал, так сразу и…
        Аленка больше не в силах сдержаться — заливается смехом. Хохочут, катаясь по песку, и Мишка с Олегом. Один Ленька все еще держится строго, с осуждением смотрит на сконфуженного Петруся.
        - Твое счастье, что мы все до конца услыхали, — говорит Ленька и оборачивается к друзьям. — Ну, какое ему придумаем наказание.
        Олег поправляет на носу очки, хмурит лоб.
        - Я так считаю: за руки, за ноги, раскачать и — в воду!
        - Правильно! — в восторге кричат в один голос Аленка и Мишка и вскакивают, чтобы немедленно привести приговор в исполнение.
        Но Петрусь опережает их, взвивается пружиной и со всех ног пускается вдоль берега наутек. Все четверо гонятся за ним, только пятки сверкают на солнце. Ленька, которому уже наскучила роль строгого командира, с задорным боевым кличем мчится впереди всех. Петрусь мечется из стороны в сторону, виляет между кустами. Потом, видя, что от погони все равно не уйти, поворачивает прямо к реке…
        Бу-ух! — брызги искристой завесой встают перед Петрусем, вспыхивают радугой, и он бросает свое тело в эти радужные огни, в прохладные объятия реки. Вслед за ним с шумом, смехом и криками бросаются в воду остальные…
        Накупавшись вволю, ребята вышли на берег и снова уселись в кружок, подставив спины и плечи ласковому солнцу.
        - Вот что, — говорит Ленька, — поваляли дурака и хватит. Мы с Аленкой сейчас поплывем на «Стреле» в Стоговичи — нужно скорее рассказать обо всем Роману Ивановичу. Тебе, Миша, и тебе, Олег, задание — не спускать глаз с Сеньки. А ты, Петрусь, слетаешь в поле к брату и попросишь, чтоб он дал нам на вечер мотоцикл. Может понадобиться. Ну как, идет?
        - Можно и так, — не возражает Петрусь.
        Держаться, как Зиганшин!
        И вот Ленька с Аленкой плывут на «Стреле» в Стоговичи. Ленька — на веслах; он равномерно откидывается туловищем назад, потом наклоняется вперед. Со стороны кажется, что гребет он без малейшего напряжения, но «Стрела» летит быстро, лишь мелкие волны с тихим плеском бьют в борта.
        От Крышич до Стогович по реке путь неблизкий, километров пять, и, конечно, Леньке куда легче было бы пробежаться туда лесом. Но он боялся, что упустит Романа Ивановича, — тот мог поехать на своей моторке в Мозырь или куда-нибудь к рыбакам. А повидать Романа Ивановича нужно обязательно. Ведь теперь уже все известно: и сам преступник, и где он доставал тол… Удалось даже разгадать, как он ухитрялся собирать рыбу на реке и бесследно скрываться. Нужно рассказать инспектору обо всем этом, а заодно и о сообщнике Жигуна — Шепелявом с брандвахты, который за самогон привозил Сеньке тол…
        Какие новые распоряжения даст им Роман Иванович?.. Ясно было одно: нельзя терять ни минуты. Сенька, разжившись толом, наверно, сегодня же снова выедет на ночной разбой. Нужно сделать так, чтоб это было в последний раз, чтоб теперь уже ему не удалось выскользнуть из рук рыбнадзора.
        Все шло отлично, лишь одно тревожило Леньку: что-то все больше хмурилось небо, все сильнее дул встречный ветер. Еще дома, когда он шел с веслами мимо повети, его задержал дед. Спросил, куда он собрался и надолго ли.
        Когда Ленька все ему рассказал, старый Савостей озадаченно покачал головой:
        - Ох, внучек, не стоило бы сегодня далеко плыть. С самого утра у меня все кости ломит… К непогоде это…
        Но тогда небо еще было высокое и чистое, светило солнце, и Ленька не придал значения дедовым словам. А вот, гляди ты, совсем немного времени прошло, а уже и солнце за облаками спряталось, и ветер разгулялся.
        Хуже всего, что ветер дул против течения. Когда он, даже самый сильный, налетает сверху, больших волн на реке не бывает, ветер как бы приглаживает воду, и только мелкие барашки морщат поверхность реки. Встречный же ветер как будто вздымает воду пластами, волны с каждой минутой растут и наконец достигают таких размеров, что становятся серьезной угрозой для лодки.
        Сначала, когда волны были еще не очень велики, Аленка в восторге шутила:
        - Ух, Ленька, как здорово! Мы с тобой, как Зиганшин с друзьями в штормовом океане!..
        Но вскоре стало уже не до шуток. Лодка все неохотнее подчинялась веслам, ее то вздымало вверх, то швыряло вниз, в черную пучину между волнами. Вооружившись рулевым веслом, Аленка, как могла, помогала Леньке. Все вокруг — и вода, и небо — потемнело, только белые барашки на гребнях волн зловеще перекатывались у бортов. Вода все сильнее заливала лодку, Ленька и Аленка уже промокли до нитки.
        А с юга навстречу нашим путешественникам медленно ползла громадная черно-синяя туча. Она охватила почти полнеба, и Аленка не могла оторвать от нее испуганных глаз.
        - Гляди, Ленька! — тряхнула она взлохмаченной, мокрой головой.
        Ленька обернулся. Зловеще клубясь, туча приближалась к ним. Однако на лице у Леньки не отразилось и тени страха. Он лишь сжал губы и еще сильнее налег на весла.
        - Слышь, Ленька! — стараясь перекричать порывы ветра, тронула его за плечо Аленка. — Давай повернем к берегу!.. Или вернемся давай…
        Но Ленька гневно сверкнул на нее глазами:
        - Ты что, струсила?.. А еще Зиганшина поминала! — И строго крикнул: — А ну, помогай!..
        Аленка послушно схватилась за весло. Она так смутилась, что вовсе забыла про страх.
        Ветер, как обычно перед грозой, так и надрывался от натуги. Пенные барашки срывались с гребней волн и белыми хлопьями летели над водой. Лодка, несмотря на все Ленькины старания, еле ползла. Вода вокруг клокотала, как в котле.
        «А может, и правда повернуть назад? — подумал Ленька. — Никто не попрекнет… В такую бурю даже опытные рыбаки не выходят на реку. Но как же тогда с Жигуном, неужели и нынче ночью он уйдет безнаказанным? Нет, этого нельзя допустить. Во что бы то ни стало нужно добраться до Стогович, повидать Романа Ивановича. Отступить легче всего. Но мужественные люди не отступают, не сдаются, а побеждают трудности. Как те четверо на барже в океане… Нет, только вперед!»
        И Ленька, забыв про усталость, еще сильнее, с упрямой решимостью налегал на весла, гнал «Стрелу» с одной волны на другую. Он как будто был даже рад, что случай послал ему возможность испытать свои силы, волю, настойчивость, что вот, несмотря ни на какие трудности, они плывут и плывут наперекор стихии. Даже Аленка азартно и смело орудует веслом, озорно, с вызовом смотрит на эти крутые лобастые волны, на черную зловещую тучу…
        - Молодцом, Аленка! — не удержался Ленька от похвалы. — Давай, давай, навали-ись!..
        И вдруг ветер стих. Даже странно: только что дул с бешеной силой, сек по лицу колючими брызгами и вот — угомонился, сник, как будто его и не было. Так бывает обычно перед самой грозой. Вокруг стало тихо-тихо, замерла листва на деревьях, уходилась бушевавшая только что река. Лишь откуда-то сверху доносился непонятный, угрожающий шум. Казалось, это шумела сама туча. Ленька оглянулся, и в ту же секунду и он, и Аленка увидали над рекой серую завесу, быстро приближавшуюся к ним. За нею, за этой завесой, ничего не было видно — ни реки, ни деревьев по берегам, ни неба. А иссиня-черная туча, навстречу которой они плыли, висела уже над самой головой…
        И вот густая серая завеса — стена дождя — уже совсем рядом. Миг — и вода впереди как будто закипела под частой дробью крупных дождевых капель. Вот от лодки до полосы дождя осталось метров десять… пять… три… Ленька и Аленка, опустив весла, спокойно, с любопытством и даже с тихим восторгом смотрят, как дождь наступает на них. Все равно на реке от него не спрячешься, это не в деревне или, скажем, в лесу, где можно переждать под любым деревом.
        Еще миг — и дождь добегает до лодки, безжалостно обрушивается на наших путешественников.
        Держись, Аленка! — весело поблескивая глазами, кричит Ленька.
        - Купание в лодке! — смеется в ответ Аленка, встряхивая космами мокрых волос.
        Ленька берется за весла и, не обращая внимания на дождь, начинает грести. Теперь, когда река утихомирилась, лодка идет быстрее. Ленька гребет размашисто и сильно, в одном размеренном ритме.
        …Когда они наконец добрались до Стогович, гроза прошла и в небе снова ярко светило солнце. Даже мокрая до нитки одежда успела просохнуть. Настроение у Леньки и Аленки было — лучше не надо. Как ни трудна была дорога, как ни болели от весел руки, но все препятствия позади, они победили!
        Едва лодка поравнялась с первыми избами, Ленька повернул к берегу. Он знал, что бригадир стоговичских рыбаков Пилип Юхневич живет где-то у самой околицы деревни. Оставив Аленку возле лодки, Ленька, не теряя времени, помчался искать бригадира.
        Каково же было его огорчение, когда дядька Пи-лип сказал, что Роман Иванович еще утром поехал на своей моторке куда-то вниз, чуть ли не под Шепеличи. Правда, он, должно быть, предвидел, что ребята будут его искать, и оставил на Ленькино имя письмо.
        Торопливо разорвав конверт, Ленька развернул короткую записку. «Ребята, — писал Роман Иванович, — срочно выезжаю в Шепеличи, на брандвахту, по известному вам делу. В Крышичах буду завтра, т. е. в пятницу. Ждите меня. Божко».
        Ленька сунул записку в карман и сразу стал прощаться с бригадиром. Но дядька Пилип задержал его:
        - Э-э, нет, сынок, так я тебя не отпущу, — улыбнулся он в усы. — Беги давай на кручу да кличь сюда свою подружку. Я вас чаем с медком угощу. А потом Роман Иванович велел мне отбуксовать вас на моторке в Крышичи. Против течения — это вам не то, что с водой. Понятно?..
        - Так точно, понятно! — повеселел Ленька и, переступив с ноги на ногу, выскочил на улицу.
        Неудавшаяся погоня
        Событие, которое в ночь с четверга на пятницу произошло в надприпятской чаще, очевидно, надолго останется уроком для наших юных друзей. Можно сказать, им просто повезло, что все обошлось более или менее счастливо.
        Началось с того, что Ленька, вернувшись из Стогович, решил немедля созвать «военный совет». Нужно же было что-то предпринять, чтобы предупредить новое злодейство на реке…
        Было это под вечер, когда с поля уже возвращались коровы. Собрались ребята в крушиннике, в своем облюбованном месте, на небольшой полянке среди кустов.
        - Вот что я скажу, — решительно заявил Цыганок. — Не имеем мы права сидеть сложа руки. Да ясное дело, что этот бандюга сегодня ночью снова будет глушить рыбу.
        - И что ты предлагаешь? — спросила Аленка.
        - Если Жигун сегодня поедет, мы с Ленькой двинем за ним в погоню. На мотоцикле!..
        Все примолкли. Петрусь говорил так горячо и убедительно, что ребятам ничего не оставалось, как согласиться. Один Ленька, помолчав немного, высказал сомнение:
        - Ну, ладно, в погоню… А что мы вдвоем с ним сделаем? Надает нам по шее да еще и мотоцикл разобьет…
        - Что сделаем, да? Что сделаем?.. — поблескивая черными глазами, несколько раз переспросил Цыганок. Видно, он и сам еще не знал толком, что они могли сделать. — А вот что, — наконец придумал он: — Как только Сенька бабахнет и выедет на своей лодке подбирать рыбу, мы подкрадемся и… проколем шины у его мотоцикла! Пусть попробует на спущенных колесах удрать!..
        Придумано было и впрямь довольно хитро. Во всяком случае, никто из ребят ничего не мог возразить. На мотоцикле со спущенными колесами Сенька, конечно, даже с места не тронется, а тем временем можно будет сбегать в деревню и позвать на помощь взрослых. Вот и получится, что Сенька схвачен на месте преступления со всеми доказательствами вины.
        Но тут в разговор вмешался Олег. Поправив очки на носу, он спокойно заметил:
        - Сегодня в клубе кино. Говорят, очень интересный фильм привезли.
        Петрусь резко повернулся к нему:
        - Вот еще: в огороде бузина, а в Киеве дядька. Причем тут кино?
        - Нет, — возразил Олег, — это не бузина. Я сам видел, как Сенька покупал два билета — себе и жене.
        - Ну и что?
        - Не думаю, чтобы он пошел в кино, если б собирался сегодня браконьерствовать.
        Это непредвиденное обстоятельство заставило всех задуматься, даже Цыганка. В самом деле, вряд ли человек, который ночью собирается на такое опасное дело, вечером станет убивать время в кино.
        Однако Петрусь не сдавался.
        - Не верю я Сеньке! — крикнул он. — Это он нарочно, для отвода глаз. Если что, у него будет отговорка: «Что вы, люди добрые, я ведь в кино вместе с вами был!..»
        От такого мерзавца, как Жигун, можно было ожидать всего, и ребята согласились с Петрусем. Порешили на том, что они будут следить за Сенькой весь вечер.
        Едва смерклось, колхозный клуб заполнили люди. Были тут и молодые парни, и девчата, и пожилые колхозники; детям на этот раз тоже было разрешено смотреть фильм. Кино в Крышичах любили, и в дни, когда привозили новую картину, в клуб было трудно пробиться. Киномеханик, Лешка Рудак, был парень местный, крышичский, и, направляясь в родное село, всегда правдами и неправдами старался заполучить на базе кинопроката самый интересный фильм.
        Сенька Жигун сидел со своей женой в самом центре зала, у прохода. Был он весел, возбужден, до начала сеанса все время шутил, шумно переговариваясь с соседями. Похоже было, что он и в самом деле старался, чтобы как можно больше людей заметило его персону в клубе. Агата сидела рядом с ним тихая, грустная, чем-то озабоченная.
        Вскоре в зале погас свет, и сеанс начался. Фильм понравился зрителям. Многие, не таясь, утирали слезы, так они сочувствовали героям фильма — безработному английскому летчику и его маленькому сыну, судьба которых сложилась очень несчастливо. А детишки были в восторге от мужества и находчивости юного Бена, который сумел на самолете вывезти с безлюдного острова своего тяжело раненного отца.
        На Леньку фильм тоже произвел сильное впечатление, и, выходя из клуба, он так задумался, что даже забыл, о чем они договаривались на «военном совете». Уже на улице, когда Петрусь окликнул его, Ленька вспомнил про Жигуна.
        Дальше события разворачивались так, как и предполагали ребята. Вскоре после того как все разошлись и деревня заснула, Сенька украдкой вышел из дому, постоял возле ворот, послушал. Потом вернулся во двор, зашел в амбар, где у него стоял мотоцикл, и там же, на месте, завел его. Потом еще раз подошел к воротам. На другой стороне улицы у плетня мелькнула какая-то тень. Сенька весь обратился в слух. Прошла минута, вторая, но вокруг было тихо, и он успокоился. Вернувшись в амбар, Сенька бросил в коляску два бруска тола, подсак, мешок, небрежно скомканную надувную лодку и выкатил мотоцикл за ворота.
        Он не услышал, как в это самое время на противоположном конце села тоже затрещал мотоцикл…
        Петрусь и Ленька были наготове и, дождавшись условленного сигнала, который подал им фонариком Олег, спустя какое-то время выехали вслед за Сенькой.
        Сенька выскочил за околицу и свернул на полевую дорогу, которая полукругом огибала Крышичи и выходила на приречные луга. Скорее всего, он снова направлялся к Зеленой тони. Ехал он быстро и смело, сильная фара ярко освещала дорогу. В темноте свет от фары был виден далеко, и ребятам не угрожала опасность потерять его из виду. Но сами они включить фару не решались, чтобы не выдать себя, а гнать впотьмах по разбитой дороге было очень трудно. Мотоцикл то и дело швыряло на выбоинах, мотало по сторонам, и Ленька, сидевший сзади, вынужден был крепко вцепиться в плечи другу, чтобы не упасть.
        Но вот Сенькин мотоцикл, который был уже недалеко от соснового бора, полосой тянувшегося вдоль лугов, замедлил ход и встал — светлое размытое пятно замерло на месте. Ребята проехали еще немного и тоже остановились: что-то Сенька будет делать дальше? Чтобы попасть к Зеленой тони, нужно было ехать напрямик через лес. Но Сенька почему-то свернул в сторону, на узкую, малоезженую дорогу вдоль леса. Свернул и быстро помчался по ней.
        Эта дорога — ребята знали — вела прочь от реки. Зачем же Сенька свернул на нее? Может, он услыхал шум их мотоцикла, догадался, что за ним следят, и решил запутать следы?..
        Пока ребята тщетно пытались разгадать, что задумал Сенька, тот вдруг выключил фару и сразу исчез в темноте, только слышно было, как его мотоцикл протарахтел дальше вдоль леса.
        Петрусь заспешил, резко рванул с места. Доехав до развилки, свернул на ту же дорогу, что и Сенька. Охваченный азартом погони, он ни на что не обращал внимания. Дорога здесь была еще хуже, чем на поле, мотоцикл швыряло так, что в какие-то мгновения он буквально висел в воздухе.
        - Осторожно, Петя! — крикнул Ленька. — Осторо-о…
        Кончить он не успел — переднее колесо мотоцикла попало в глубокую яму, машину на полном ходу бросило вверх колесами, что-то затрещало, зазвенело разбитое стекло фары… Все это произошло в какие-то доли секунды и, как всегда, совершенно неожиданно. Ленька и Петрусь не успели опомниться, как уже лежали на земле, рядом с заглохшим мотоциклом.
        - О-ох! — пытаясь встать на ноги, тяжко простонал Петрусь.
        - Что, Петька?.. — выплевывая изо рта песок, бросился к нему Ленька. — Ты ранен?
        - Да нет, — отозвался Петрусь. — Плечом ударился, рука болит. Ах, чтоб тебя!..
        - Этот бандит, верно, нарочно сюда повернул, — помогая другу встать, сказал Ленька. У него самого крепко болела нога — ушиб во время падения.
        - Ему с фарой что! — смущенно оправдывался Петрусь. — А тут темнота, хоть глаз выколи… Тише, давай послушаем.
        Ребята притихли и стали прислушиваться. Вокруг стояла чуткая ночная тишина: то ли Сенька уже далеко отъехал, то ли где-то хитро притаился и заглушил мотор.
        - Ну, что будем делать? — спросил Петрусь, держась за ушибленное плечо.
        - Догонять Сеньку! — решительно сказал Ленька. Ребята подняли мотоцикл, со всех сторон осмотрели и ощупали его. Как будто все в порядке, мотор не пострадал. Разбилась только фара да поломалось несколько спиц в переднем колесе. Петрусь выкрутил из гнезд поломанные спицы и отбросил их в сторону. Потом, как бы пробуя, нажал ногой на рычаг заводки. Мотор не отозвался. Еще раз, еще и еще — все напрасно. Петрусь заволновался. Потом на ощупь стал проверять карбюратор — есть ли подача бензина? — еще раз ощупал провода и снова резко нажал на заводной рычаг. Мотор даже не чихнул. Вероятно, дело было не в бензине.
        - Ничего я тут впотьмах не пойму, — признался наконец Петрусь и раздасадованно вздохнул.
        Сказать по совести, Ленька вовсе не был уверен, что его друг даже и днем сумел бы разобраться во всех этих трубочках и проводках, но он смолчал, чтобы не обижать Петруся.
        - Так что же делать? — уныло проговорил он.
        - Придется катить, — в тон ему ответил Петрусь.
        - Тогда давай поскорей, чтоб поспеть до рассвета, — заторопился Ленька. — А то смеху будет — на всю деревню…
        Ребята в молчании развернули мотоцикл и, спотыкаясь на выбоинах, покатили его вдоль леса к полевой дороге.
        Так, уставшие, невеселые, брели они в темноте добрых часа полтора, пока не добрались наконец до деревни. Уже небо на востоке занималось зарей, когда Петрусь и Ленька, закатив мотоцикл в сарайчик во дворе у Петруся, разошлись по домам.
        Уснули оба сразу и крепко. Они уже не слышали, как на рассвете где-то далеко на юг от Крышич, в стороне Наровли, сильно громыхнуло раз и другой.
        Сенька Жигун, несмотря ни на что, делал свое черное дело.
        Круг сужается
        Утром Ленька проснулся от яркого света, бившего из окна прямо ему в лицо. Сел на кровати, глянул на часы — батюшки! Он еще никогда летом не спал так поздно: было уже около десяти. В доме — никого, даже Настеньки нет. Только кошка, свернувшись клубком, сладко мурлычет у его ног.
        Ленька уже собрался вставать и скорее одеваться, но в это время услыхал скрип двери в сенцах и тут же — на всякий случай — зажмурил глаза, притворился, что спит. Как ни говори, он чувствовал за собой вину: не спросив разрешения, даже не предупредив ни деда, ни мать, всю ночь не являлся домой и пришел только под утро. За это нагоняя не миновать. И вот Ленька старался насколько можно оттянуть эти неприятные минуты.
        Хитрость не удалась. В избу вошел дед, нарочно, чтобы разбудить внука, загремел у порога ведром, громко закашлял. Ленька еще усерднее засопел носом и только чуть-чуть приподнял веки, чтобы следить за дедом. Но как раз на этом старик его и поймал.
        - А ну, не прикидывайся, вставай, лодырь ты этакий! — Дед зачерпнул ковшом воды в ведре. — Вставай, а то как окачу — мигом вскочишь!
        Ленька знал, что деду ничего не стоит привести в исполнение свою угрозу, и проворно вскочил.
        - Ну, говори, где шлялся ночь целую? — строго приступился дед к внуку.
        Ничего не тая, с полным сознанием своей вины, поведал Ленька деду о ночных приключениях. А чтоб смягчить и разжалобить его, показал даже большой, в добрую ладонь, синяк на ноге.
        Но дед не смягчился.
        - Так вам и надо, соплякам! — сердито загремел он. — Додумались! Вдвоем сладить с таким бандитом!.. Да он же вас там, как мышей, передушил бы!..
        Дед еще долго, хмурясь, топал по избе и выговаривал Леньке. Попрекал за то, что, никому не сказав, так поздно задержался, и за то, что поддался на неумное предложение Цыганка. Нужно ведь было посоветоваться, горячился дед, с кем-нибудь из взрослых, ну, если не с товарищем Куницким, так хотя бы с ним, дедом Савостеем, или с братом Петруся, Владиком… Дед шагал взад-вперед по избе и все говорил, говорил, а потом вдруг остановился перед внуком:
        - Ну, чего сидишь, почему не одеваешься?
        - Так я ведь слушаю вас…
        - Слушаю, слушаю!.. А ты слушай да скорей одевайся. Роман Иванович с самого утра ждет тебя в сельсовете.
        - Роман Иванович! — подпрыгнул Ленька. — Что ж вы мне сразу не сказали?..
        - А будто я не говорил? — уставился на него дед. — Приходил, приходил утречком. Я хотел тебя разбудить, так он не дал, пусть, говорит, поспит еще, у меня там, в сельсовете, дела есть, подожду. Вот оно что!.. Так ты одевайся, перехвати чего-нибудь и беги.
        Одеться, умыться, застлать кровать, выпить стакан молока — на все это Ленька, как заправский солдат, потратил несколько считанных минут. Дед и оглянуться не успел, как он сделал все, что нужно, и пулей вылетел из дому.
        - А молодчина, что ни говори, у меня внучек, огонь! — с гордостью проговорил себе в усы дед.
        А Ленька со всех ног мчался в канцелярию. Он был рад, что Роман Иванович, как и обещал в записке, сам приехал в Крышичи. У Леньки ведь были такие важные новости! Роман Иванович, верно, будет доволен, что они разоблачили не только таинственного преступника, но в добавок и тех, кто ему помогал…
        Инспектор рыбнадзора — все в той же своей кожаной куртке с замком-молнией и в матросской тельняшке — сидел не в общей канцелярии, а в кабинете председателя — маленькой уютной комнатке с телефоном на столе, диваном и широкой сине-зеленой дорожкой на полу. Встретил он Леньку, как старого друга, поднялся навстречу, тепло поздоровался. Видно было, что он с нетерпением ждал паренька.
        - Ну, дружище, выкладывай, — посадил он Леньку на диван и, присаживаясь рядом, обнял его за плечи.
        - Все разузнали! — с гордостью выпалил Ленька. — Сенька Жигун на реке орудует!..
        - Жигун?.. — Роман Иванович встал, прошелся по комнате. — Значит, товарищ Куницкий прав! — сказал он будто самому себе.
        А Ленька с жаром принялся рассказывать, как и что узнали они с того памятного утра, когда Роман Иванович обратился к ним за помощью. Как обнаружили, что мотоцикл с коляской был в Крышичах не у одного Богдана, а еще и у Жигуна; как по рисунку протектора на колесах убедились, что именно Сенькин мотоцикл оставил в то утро след на песке у Зеленой тони, как ночью подстерегли Сеньку и Шепелявого…
        - А нынче ночью мы с Петрусем гнались за ним, — закончил Ленька, — да не догнали, влетели в канаву. Видно, он ездил глушить рыбу…
        - Что ж, доказательства, как говорят, налицо, — внимательно выслушав Леньку, сказал Роман Иванович. — Несомненно, это он и есть. Сегодня утром я снова слышал два взрыва и снова никого не поймал. Теперь понятно, почему не поймал…
        - Его нужно сейчас же арестовать! — гневно сверкнул глазами Ленька.
        Инспектор покачал головой.
        - Чтобы предъявить обвинение в браконьерстве, закон требует прямых доказательств — его нужно задержать на месте преступления.
        Роман Иванович подошел к телефону, снял трубку.
        - Девушка, Мозырь. Алло, Мозырь?.. Пожалуйста, два-пятнадцать… Алло! Это капитан Шавров? Немного изменилась обстановка, товарищ капитан. Личность браконьера установлена… Что? Да-да, так и есть. А помогли пионеры. Что? Об этом я и толкую. Торговку нужно задержать позже, когда Жигун уже выедет из города… Да. Думаю, это будет правильно… Да-да, сегодня ночью. Всего хорошего!..
        Инспектор повесил трубку.
        - А теперь послушай мои новости. Шепелявого с брандвахты, о котором ты мне говорил, вчера уже арестовали — выяснилось, что он обеспечивал толом не одного Жигуна. Сегодня задержат и торговку, что сбывает краденую рыбу… Мы хотим сразу накрыть всю пиратскую шайку.
        - А как же с Сенькой? — привстал на диване Ленька.
        - Думаю, что и Сенька сегодня последний день веселится, — усмехнулся инспектор.
        Он присел рядом с Ленькой и разложил на коленях большую карту. Это был подробный, испещренный разными условными значками план реки, всех озер и притоков, входивших в зону Мозырской речной инспекции.
        - А действовать будем так…
        Конец речного пирата
        Сенька Жигун в тот день возвращался из Мозыря в самом лучшем настроении. Ночная «работа» принесла ему немалую выручку: в кармане лежало целых сорок рублей. Что-то толстуха Хима на этот раз расщедрилась, даже не стала торговаться — сколько сказал, столько и заплатила. Видно, задобрить хотела, чтоб он и завтра, в субботу, снова подвез ей рыбы. Да просила побольше: у нее была договоренность с каким-то оптовым покупателем.
        Лишь один вопрос немного тревожил Сеньку: кто ночью ехал за ним на мотоцикле? Была это простая случайность или кто-то следил за ним? Ехал неизвестный без света, как будто хотел остаться незамеченным, — выходит, ехал не случайно. Но ведь могло быть и так, что у него просто не работает фара… Как бы там ни было, хорошо, что он догадался свернуть на неезженую дорогу. Если неизвестный мотоциклист ехал по его следу, так там, на ямах, наверно, таких шишек себе понабивал, что в другой раз не захочет соваться…
        И все-таки, подъехав к небольшому, заросшему аиром озерцу, выходившему одним берегом к самой дороге, Сенька остановился, взял тряпку, тщательно очистил коляску от присохшей чешуи, вымыл ее, чтоб там и не пахло рыбой. «На всякий случай, — ухмыльнулся он про себя. — Береженого, как говорится, и бог бережет».
        Дома Сенька загнал мотоцикл в амбар, позавтракал и завалился спать. Бессонная, неспокойная ночь утомила его. А впереди была еще одна такая же ночь. Не удивительно, что едва голова его коснулась подушки, Сенька сразу же захрапел — громко, с присвистом, как опившаяся лошадь…
        А тем временем Роман Иванович скрытно, без лишнего шума готовил ночную засаду. Такие дела были не в новинку инспектору. За годы службы в рыбнадзоре ему уже не раз и не два приходилось задерживать браконьеров. Случалось ловить не одного, а двух, трех, а то и целую компанию речных налетчиков. Бывало, что бандиты пускали в ход ножи, бросались в драку. У Романа Ивановича на всю жизнь остался шрам на левом плече — память о таком бандите, года три назад задержанном на припятских плесах, неподалеку от Турова. Пришлось ему тогда недельку поваляться в больнице.
        И все же тот случай не испугал Романа Ивановича, не сделал его более снисходительным к расхитителям народного добра. Наоборот, он стал как будто решительнее и смелее, шел, если нужно, на любой риск. Это потому, что он всей душой ненавидел мерзавцев, которые истребляют богатства природы, следуя наглому принципу: «После нас хоть трава не расти».
        Сегодня Роман Иванович не сомневался в успехе. Вместе с ним в ночную засаду шли крышичские комсомольские активисты — Владик Станюта и Богдан Мялик, тот самый, которого Петрусь сгоряча заподозрил было в браконьерстве. По аттестации Куницкого, это были парни смелые и ловкие, и можно было надеяться, что они не подведут. Договорились подстеречь и задержать Жигуна на берегу. Теперь, когда секрет его неуловимости был раскрыт, поступать иначе было просто бессмысленно. Однако на всякий случай Роман Иванович решил иметь под рукой и свою быстроходную моторку. Нужно было сделать все, чтобы на этот раз вор не ускользнул и не смог отвертеться от заслуженного возмездия.
        Одно сомнение было у инспектора: правильно ли он сделал, уступив просьбам Леньки и Петруся и позволив им участвовать в этой операции? Как ни говори, они еще дети, а случится может всякое. И если уж что случится, то виноват будет он, один он… И все-таки Роман Иванович не мог отказать ребятам — уж больно горячо они просили. Да, если подумать, у них было на это право: едва ли без их помощи удалось бы так быстро разоблачить преступника. А как старательно выполняли они сегодня его многочисленные поручения! Нет, нельзя было лишать их такого волнующего приключения!..
        Когда наконец все приготовления были закончены, Роман Иванович посмотрел на ребят, лукаво прищурил глаз и вдруг предложил:
        - А что, орлы, если мы сейчас устроим прогулочку на катере, а? Прокачу вас с ветерком, искупаемся…
        Он заметил, что ребятам не по себе, что нервы у них напряжены в ожидании предстоящего, и решил развеять это настроение.
        Стоит ли говорить, что его предложение было встречено с восторгом. Петрусь даже не удержался и прошелся по траве на руках. В два счета на берег были вызваны все «боевые друзья». Прибежал со школьного крольчатника Олег, как всегда, при очках. Вслед за ним примчался, размахивая над головой «Сменой», долговязый Мишка. Последней явилась Аленка — смуглая, взлохмаченная, озорная.
        С шутками и смехом ребята стали садиться в лодку. Устраивались долго, торговались за «лучшие» — на носу — места. Роман Иванович не торопил их, стоял и смотрел на всю эту возню с доброй улыбкой.
        Наконец ребята угомонились. Роман Иванович оттолкнул лодку и на ходу сел сам. И тотчас гулко зарокотал мотор, лодка будто ожила, рванулась вперед и помчалась по синему речному раздолью…
        Сенька Жигун проснулся только под вечер. Неторопливо встал, почесал волосатую, как у медведя, грудь. Вышел во двор. Во второй половине августа день уже приметно убывает, смеркаться начинает рано, часов около восьми. И сейчас на улице стояли серые сумерки, лишь на западе слегка алело небо.
        Сенька направился к амбару, отпер ворота — нужно было подготовить мотоцикл. Он налил в бачок бензина, отнес в угол канистру и, возвращаясь, вдруг замер на полпути — неясная тревога шевельнулась у него в сердце. Сенька постоял, будто прислушиваясь к смутному предчувствию. Может, не стоит сегодня ехать?.. А деньги? Завтра ведь он хороший куш сорвет с Химы, нужно только побольше привезти рыбы. А что ему стоит — тол есть, рыбы в реке тоже на его век хватит. Что касается риска, так без этого не обойдешься. Ради денег Сенька готов был на все. Будь его воля, он бы всю эту реку перевернул вверх дном, уничтожил бы там все живое… Деньги! Да ради них Сенька продал бы отца родного, душу свою продал бы дьяволу!..
        Отмахнувшись от раздумий, Сенька решительно сплюнул под ноги и начал собираться: положил в коляску тол, подсак, лодку… Потом, вспомнив что-то, шагнул к стене, достал припрятанную под козырьком крыши финку. Вынул из ножен, провел ею по ладони. Пусть будет под рукой — может пригодиться…
        «А что, если поехать сегодня не на мотоцикле, а на лодке? — подумал Сенька. — Они, положим, выследили, что я всегда на мотоцикле, а тут и просчитаются, собью их с толку. И, может, лучше поехать не к Зеленой тони, а под Каплицу?..»
        Но, поразмыслив, Сенька отказался и от того, и от другого. Поехать на лодке, так мозырский инспектор на моторке его как пить дать догонит. А насчет того, куда ехать, тоже мудрить не стоит: где он найдет такие глубокие ямы, как у Зеленой тони, где больше возьмет рыбы?!.
        Выехал Сенька в три часа ночи, в самую темную пору. В деревне не светилось ни одного огонька, было тихо-тихо, надо всем царила ночь. На малом газу миновал он околицу, выехал на полевую дорогу. Сегодня он решил добираться до Зеленой тони не напрямик через бор, как обычно, а в объезд, по Наровлянскому шоссе. Правда, это будет большой крюк, но зато он хорошо запутает следы, если кому-нибудь вздумается за ним следить.
        По гравийному шоссе Сенька погнал на полной скорости и вскоре уже был около Гарватовщины — густого соснового бора, вековечной полесской пущи, протянувшейся широкой полосой на многие десятки километров. Здесь Сенька свернул с шоссе и, проехав километра три лесом, выскочил на приречные луга. Едва лес остался позади, он остановил машину, заглушил мотор. Долго вслушивался в четкую ночную тишину. Вокруг было тихо и спокойно. Сенька завел мотоцикл и поехал дальше по едва заметной в траве колее.
        Вот наконец и заветная Зеленая тонь. На высоком лугу стоят кое-где одинокие старые дубы. Как раз в этом месте река делает поворот и круто подрезает берег. Должно быть, поэтому здесь и глубоко так.
        Остановившись у прибрежных кустов, Сенька загоняет машину в самую чащу. Потом, чтобы передохнуть с дороги и оглядеться, выходит на кручу над рекой, закуривает. Жадно затягиваясь дымом, смотрит, как вдали на реке поблескивают красные и синие огоньки сигнальных бакенов.
        Окурок зашипел и погас. Сенька встает, идет к мотоциклу, достает из коляски лодку и берется за насос. Красный бесформенный мешок на глазах раздувается, растет, лодка шевелится, как живая… Сенька берет из коляски брусок тола, похожий на мыло, вставляет в него детонатор, прилаживает запальный шнур. Делает все это ловко и быстро, точными, рассчитанными движениями. Подхватив одной рукой лодку, он спускается с крутого берега вниз, к самой воде. Останавливается, кладет лодку на песок. Спичкой поджигает шнур и бросает тол на середину залива…
        …А в это время в километре от места, где остановился Сенька, в лесу под укрытием деревьев стояли наготове два мотоцикла — один с коляской, Богдана Мялика, и второй, тоже знакомый нам «ИЖ». Возле машин вырисовывались в темноте четыре силуэта. Это были Роман Иванович, тракторист Богдан, Ленька и Петрусь.
        Притихшему Леньке казалось, что в напряженном безмолвии ночи все слышат, как сильно и громко бьется его сердце. Нет, он нисколечко не боится, да, честно говоря, и бояться-то нечего — их ведь четверо на одного, если даже не считать Владика, который стоит где-то в дозоре с моторкой. Его волнение вызвано другим — нетерпеливым желанием, чтобы все хорошо обошлось, чтобы сегодня был положен конец черным делам речного бандита, которого он ненавидел всей душой…
        Вдруг оглушительный взрыв расколол тишину ночи, прокатился над головой и громким эхом отдался где-то в далеких лесах и речных кручах. Сразу ожила ночь. На заречных озерах проснулся и испуганно закрякал селезень, отозвались на грохот чибисы.
        Петрусь, не раздумывая, бросился к мотоциклу, но Роман Иванович схватил его за руку.
        - Обожди! — строго сказал он. — Тихо!..
        Едва в лесу умолкло эхо взрыва, как сразу же вдали на реке зарокотал мотор. Это Владик на катере ринулся к месту преступления.
        - Теперь — по машинам! — приказал Роман Иванович. — И помните, хлопцы: вы едете за нами. Ясно?..
        Почти одновременно мотоциклы взревели моторами и один за другим нырнули в ночь.
        …Между тем Сенька спустил на воду свою латаную-перелатаную резиновую лодку, положил в нее подсак и взялся за весло… Вот он замечает первую крупную рыбину. Это подлещик; вода медленно выносит его на поверхность вверх брюхом, и он тускло поблескивает серебристой чешуей. Сенька подхватывает его и бросает в лодку. А вон всплывает вторая, третья… Все быстрей орудует Сенька подсаком.
        Но что это?.. На реке, и не так уж далеко, заработал мотор. Сенька настораживается. Потом торопливо ловит и бросает в лодку еще полдесятка рыб покрупнее и начинает грести к берегу. Пока Сенька спокоен — такое бывало не раз, и он всегда успевал собраться и дать стрекача. Но вот ухо ловит гул моторов и на берегу, в стороне леса. Кажется, мотоциклы… Ага, вот оно что! Значит, засада… Сенька судорожно, изо всех сил налегает на легкое, неширокое весло. Лодка даже звенит на воде, так быстро гонит ее Сенька. Выскочив на берег, он хватает лодку и взбегает на кручу, к мотоциклу, на ходу вывинчивая вентиль! Воздух со свистом выходит из лодки, и Сенька швыряет ее, словно какой-то обвислый мешок, вместе с рыбой, веслом и подсаком в коляску. Потом подбегает к мотоциклу слева, наступает на заводной рычаг… Мотор послушно взревел. Миг — и Сенька уже в седле, крепко держит руль. Развернувшись в кустах, он выскакивает на луговину…
        И тут две яркие фары заливают светом весь берег. Сенька ослеплен, приперт к реке, путь к отступлению отрезан. На какую-то секунду он замирает в растерянности. Но только на секунду. В следующий миг он, как безумный, бросается навстречу окружавшим его машинам.
        - Стой, мерзавец! — кричит Роман Иванович. — Стой!
        Сенька будто не слышит крика, на полном ходу мчится прямо на фары, хочет проскочить между машинами. Не удалось!.. Богдан резко разворачивает свой мотоцикл и передним колесом сбивает Сенькину машину. Жигун вылетает из седла, тут же вскакивает на ноги и выхватывает из-за пояса финку…
        Но ударить он никого не успел. Роман Иванович сзади навалился на него и закрутил за спину руки…
        Таков был бесславный конец речного налетчика и вора Сеньки Жигуна.
        Еще одна встреча с Романом Ивановичем
        Отзвенело песнями, отшумело веселыми играми и походами, работой на колхозных полях счастливое пионерское лето. И вот наконец первое сентября — первый день учебы. С каким нетерпением дожидались ребята этого дня, какое радостное и приподнятое у всех настроение!..
        В Крышичской школе первый день занятий всегда как-то сам собой превращается в большой праздник. Все — и ученики, и учителя — в этот день нарядно одеты, мальчишки аккуратно подстрижены, а у девочек в косы вплетены яркие ленты. И у всех в руках цветы, цветы… Здание школы первого сентября тоже выглядит празднично. Крыльцо украшено дерезой, полевыми ромашками, над ним — кумачевый плакат: «Добро пожаловать!» В классах чисто и уютно, парты и стены пахнут свежей краской.
        Загорелые, вытянувшиеся за лето мальчишки и девчонки с шумом и веселым гомоном заполняют двор и коридоры школы. Сколько здесь сегодня радостных встреч, захватывающих воспоминаний, сколько веселых улыбок, шуток, волнующих рассказов!..
        И вдруг — дзинь-линь, дзинь-линь, дзинь-линь! — первый звонок в первый учебный день кличет ребят за парты.
        …Седьмой «А». Ровные ряды парт, за каждой — двое ребят. По традиции на первом уроке ребята рассказывают, как они провели лето, с чем пришли в школу.
        Анна Петровна — классный руководитель — раскрывает журнал, называет первое имя: — Олег Бородкин!
        Олег громко, словно на пионерской линейке, рассказывает, что за лето он вырастил двадцать пять кроликов породы «белый великан», а на всей школьной ферме сейчас около трехсот таких «великанов». Не забывает Олег и про поход по родному краю.
        За Олегом встает Мишка. Этот без лишних слов кладет на стол перед учительницей большой, красиво оформленный фотоальбом. На обложке четко выведено: «Мой родны кут, як ты мне мiлы!»
        Друг за дружкой встают мальчишки и девчонки, и каждому есть о чем рассказать.
        Когда дошла очередь до Леньки, он поделился своими впечатлениями о лодочном походе, а потом достал из кармана и положил на стол перед Анной Петровной колхозную трудовую книжку, где были записаны его трудодни — Ленька работал прицепщиком на тракторе. Такую же книжку положил на стол и Петрусь.
        Не успел Ленька пожать руку красному от смущения другу, как дверь отворилась и в класс вошел директор школы. Он был в строгом черном костюме, в белоснежной рубашке и выглядел очень торжественно. Нынешний день был для него большим праздником, и это праздничное чувство он хотел передать всем.
        - Разрешите? — спросил он.
        - Пожалуйста, Иван Андреевич, — ; поднялась из-за стола Анна Петровна.
        Директор обернулся, сделал рукой приглашающий жест. В класс вошел молодой мужчина в кожаной куртке с замком-молнией… в фуражке с кокардой речника. Из под куртки у него виднелась полосатая матросская тельняшка. Увидев мужчину, Ленька и Петрусь чуть не вскрикнули от удивления — это был Роман Иванович!.. Вслед за ним прошмыгнула шестиклассница Аленка. Вся эта делегация прошествовала к столу. Директор попросил у Анны Петровны прощения, что прервал урок, и обратился к классу:
        - Дорогие ребята! К нам в школу пришел инспектор государственной речной охраны Роман Иванович Божко. Пришел он с хорошей новостью, и эта новость имеет прямое отношение к вашему первому уроку. Прошу вас, Роман Иванович…
        - Где же тут наши герои? — словно обращаясь к самому себе, тихо сказал он и, заметив Леньку с Петрусем (разумеется, они сидели за одной партой), воскликнул: — А-а, вон они, орлы! — Роман Иванович лукаво подмигнул друзьям и заговорил: — Ребята, я пришел к вам по поручению Управления государственной речной охраны. Нынешним летом пятеро ваших товарищей помогли нашей инспекции найти и задержать злостного браконьера, показали себя верными друзьями и защитниками природы…
        - Кто это? Кто?.. — послышались выкрики.
        - А вот слушайте. — И Роман Иванович громко, на весь класс прочел имена и фамилии Леньки, Петруся, Олега, Мишки и Аленки.
        Легкий шумок волной прокатился по классу, — должно быть, для многих эта новость была неожиданной. В деревне слыхали, конечно, что речная инспекция задержала и отдала под суд браконьера Сеньку Жигуна, — в свое время об этом событии было много разговоров. Но кто помог инспекции, знали не все.
        Роман Иванович поднял руку, призывая к тишине.
        - Мне поручено, — торжественно произнес он, — вручить им почетные грамоты и подарки нашего Управления, а также сердечно поблагодарить их за помощь… Прошу, друзья, к столу…
        Смущенные, ребята вышли на середину класса. Роман Иванович по очереди подошел к каждому из них, вручил грамоты и подарки — по виду пакетов можно было догадаться, что это книги, — и каждому пожал руку…
        Когда торжественная церемония была окончена, директор шутливо спросил:
        - И как же это вы, герои, мне ничего не рассказали?
        - А зачем хвастаться? — опустив голову, негромко проговорил Петрусь. — Мы с Ленькой теперь всегда будем следить, чтобы всякие жулики не истребляли рыбу в реке. Верно, Ленька?
        - Верно, — краснея, откликнулся Ленька.
        - Вот и славно, ребята!.. — улыбнулся директор. — Желаю вам всем, чтобы в новом учебном году было у вас побольше пятерок и четверок, чтоб все вы росли честными и отважными, как ваши товарищи!..
        Ленька смотрел на Романа Ивановича, и сердце его билось взволнованно и радостно: они сумели оправдать доверие этого мужественного человека, помогли ему в большом и хорошем деле.
        Перевод с белорусского В. А. Жиженко