Один день Аделаида Александровна Котовщикова
        Аделаида Котовщикова
        Один день
        Луч солнца, проскользнув в щель между ставнями, тронул Ленину щеку. Щеке стало горячо, и Леня проснулся. Он поспешно соскочил с кровати и, как был — в одних трусах и босиком, прошлепал через сенцы на крыльцо.
        Сразу он окунулся в свет и тепло, будто нырнул с головой в яркое горячее озеро.
        Солнце заливало двор. В короткой прозрачной тени под черешней растянулась желтая Дамка, свесив на сторону розовый язык. Серый гусак важно переваливался посреди двора. Он притворился, что смотрит на небо, а на самом деле скосил мстительный глаз на Ленины голые ноги.
        - Вот как дам! — погрозил ему мальчик.
        Гусак наклонил голову, изогнул шею и злорадно зашипел:
        - Прош-шпал! Прош-шпал!
        Леня отвернулся с досадой. Да, он проспал — что верно, то верно. Давным-давно, конечно, Витька уехал в степь. И, такой бессовестный, нарочно не разбудил его.
        Но вдруг сердце у Лени заколотилось от радости: за низеньким каменным забором он заметил брезентовый верх грузовика, стоявшего на дороге. Если это дядя Степа приехал, еще не все потеряно…
        Леня спрыгнул с крыльца и выбежал за калитку. Так и есть! Шофер Степан Михайлович Тимаков в синей, расстегнутой на груди рубахе с закатанными рукавами накачивал камеру.
        Леня подскочил к нему.
        Дядя Степа перестал качать, выпрямился, не выпуская из рук насоса, и весело подмигнул:
        - Э-э! Кого я вижу!
        Леня уцепился за твердые, как из камня, локти Тимакова и поджал ноги. Потом стал карабкаться по дяде Степе, как по дереву, упираясь пятками в его колени.
        - А вот поборю! А вот поборю!
        Но как он ни брыкался, дядя Степа одной рукой живо забросил его в кузов машины.
        Визжа и захлебываясь смехом, Леня перекинул ногу за борт и уже нащупал пальцами верхнюю перекладину железной лесенки, прикрепленной к заднему борту, — вот сейчас слезет и с новыми силами кинется на противника… И вдруг услышал:
        - Ле-еня!
        - Дядя Степа, вы без меня не уезжайте! Я… — Леня так и не нашел ногой вторую ступеньку и, ободрав локоть, спрыгнул на землю. — Я сейчас приду.
        - Беги, беги, раз зовут, — добродушно отозвался Тимаков.
        На крыльце стояла мама, загорелая, золотоволосая, в белой блузке и синих, выгоревших брюках. Каблучок маминой босоножки нетерпеливо постукивал.
        - Мама, хорошо, я поеду? — торопливо сказал Леня.
        Мама взяла Леню за руку и увела в комнату.
        - Почему ты бегаешь неумытый? И завтрак не тронут. Не позови тебя, так и будешь носиться голодный?
        Ставни в их комнате уже открыты, окна распахнуты настежь, веселые блики играют на глиняной кринке с молоком, на помидорах, что алой горкой возвышаются в тарелке.
        Леня чувствует, что ему отчаянно хочется есть. Но сначала приходится сбегать во двор к столбу, на котором прибит умывальник, и хорошенько умыться. Потом, недовольно оттопырив губы, Леня натягивает чистую футболку. Что ж поделаешь! Мама боится, что с Лениной спины слезет вся кожа.
        За столом он торопливо жует хлеб с маслом, большими глотками пьет молоко, беспокойно поглядывая на окна и прислушиваясь, не заводит ли дядя Степа мотор.
        Мама задумчиво смотрит на Леню:
        - Пожалуй, напрасно я взяла тебя с собой в экспедицию. Начальник охотно разрешил, потому что мы долго будем жить на одном месте… Но вот сегодня один прораб едет в Симферополь. Не попросить ли его отвезти тебя домой к бабушке? Будешь играть в саду.
        С отчаянием в глазах Леня мотает головой. Рот у него набит, и он не может произнести ни слова. Наконец он говорит умоляюще:
        - Не надо домой! Я буду слушаться! Мама, я сейчас поеду с дядей Степой к бочкам! Да, поеду? И Витька же там. Ну, ма-ама!
        - Вот видишь — к бочкам!.. — мамины губы смешливо дрогнули. Потом сдвинулись брови на ее высоком коричневом лбу. — Кто это дядя Степа?
        - Это мой друг! Как же ты не знаешь? — возмутился Леня.
        - Все у тебя друзья. Это не шофер ли Тимаков?
        Леня радостно закивал.
        - А что ты будешь там есть?
        - Ой, какая ты, мама! Витька же ест.
        - Витя работает. Будешь шмыгать у всех под ногами и мешать, — мама провела рукой по Лениной голове. Соломенного цвета волосы торчали на ней неровными кустиками.
        В дверь заглянула хозяйка домика.
        - Агния Петровна, там анализы привезли.
        - Иду!
        Мама ушла. Она геолог, исследует грунты, делает всякие анализы, составляет геологические карты.
        Леня вышел во двор и остановился в раздумье у крыльца. Как быть? Входить в контору мама не позволяет, разве что в самых крайних случаях. Ехать в степь мама ему не разрешила, но ведь и не запретила, что гораздо важнее. Но если так просто уехать, не сказавшись, мама очень испугается: куда девался Леня?
        Со вздохом Леня оглянулся и увидел в тени под забором трехлетнюю Галю, хозяйкину дочку. Сидя на корточках, девочка старательно, но безуспешно втыкала в сухую землю веточки. С трудом воткнутые, они сразу падали.
        - Галя, пойди-ка сюда! — подозвал Леня и пошел к забору. Разве дождешься, пока она подберет упавшие веточки и дотопает до крыльца на своих толстых коротеньких ногах?
        - Скажи моей маме, что я уехал к Вите. Скажешь? А я тебе потом клумбочки устрою и водой их полью.
        Галя стояла и молча улыбалась, отчего на ее щеках появились глубокие ямочки.
        - Да, скажешь? Да?
        - Да, — наконец согласилась Галя.
        - Ну вот, молодец! Как моя мама выйдет из конторы, ты подойди и скажи: «Агния Петровна, Леня поехал к Вите». А если «Агния Петровна» не можешь сказать, так ты просто: «Леня поехал к Вите».
        Доверчиво улыбаясь, Галя протянула веточку:
        - Посади!
        - Потом, потом. И посажу, и полью… А ты скажи моей маме!
        Последние слова он крикнул уже от калитки.
        Если Галя все-таки забудет сказать, то не его вина…
        Через минуту Леня сидел в машине рядом с огромным алюминиевым бидоном.
        У борта вырос Степан Михайлович.
        - А мать тебя отпустила в поле?
        - Дядя Степа, отчего бидон такой холодный? Холоднее даже мороженого…
        Тимаков погрозил пальцем.
        - Ох, если без спросу утекаешь, мы с тобой больше не знакомы, так и знай! Бидон холодный, потому что туда только что налита вода из артезианской скважины. Ты это и сам знаешь — не маленький.
        На положенных поперек кузова досках уселись девушки в комбинезонах, студентки-практикантки.
        После девушек в машину влезло несколько мужчин. Буровой мастер Евгений Викторович, прежде чем поместиться на каком-то ящике, провел пальцем по Лениной голове.
        От нетерпения Леня вертелся, сидя на корточках за бидоном, который нет-нет да и прикладывал ледяшку к его спине или плечу. Ему совсем не хотелось, чтобы до отхода машины на улице показалась мама. Галя ведь скажет ей, так чего же еще?
        Наконец из калитки вышел начальник геологического отряда Кедров в широкополой белой войлочной шляпе. Сейчас он усядется в кабину рядом с дядей Степой… Леня облегченно вздохнул.
        Но Кедрова окликнул худой, дочерна загорелый человек с полевой сумкой через плечо. Кедров остановился. Сколько времени будут они разговаривать? Вот беда!
        - Леня, кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — повернулась с передней скамейки студентка Муся с косами, подколотыми на затылке. — Геологом, наверно?
        - Капитаном дальнего плавания, — ответил Леня, сердито глядя на Кедрова, задерживающего отъезд.
        - А кто у тебя папа? — спросила другая студентка, Аня, высокая, в белом платочке.
        - Тоже геолог. Обе родители геологи, — Леня подозрительно посмотрел на засмеявшихся девушек: неужели не верят? — Правда, геологи! Только папа сейчас ка Камчатке. Он в ноябре из экспедиции вернется… Поехали! — вскрикнул он радостно.
        Машина и в самом деле тронулась. За разговором Леня не заметил, как Кедров забрался в кабину. Грузовик некоторое время переваливался с боку на бок по немощеной улице поселка, потом подъехал к железнодорожным рельсам и остановился перед опущенным шлагбаумом.
        Вблизи станционных строений, на чисто выметенной площадке, высилась золотая гора. Она напоминала трапецию из Витькиного учебника геометрии — пологие бока и ровный верх. На некотором расстоянии поднималась другая такая же гора, еще подальше — третья. Издали можно было подумать, что это аккуратно насыпан желтый песок. Но то был совсем не песок, а зерно, тяжелое, ровное, налитое. Возле каждой горы сидели на земле мальчишки и девчонки и отгоняли гусей.
        - Замечательный нынче урожай! — с удовольствием проговорил кто-то позади Лени.
        - С хлебушком в этом году, — довольно отозвался другой голос.
        - Да, богатые трудодни получат колхозники, — сказал Евгений Викторович.
        А Леня знает, что в этом году такой хороший урожай, потому что весной шли дожди.
        За опущенным шлагбаумом мелькали, подрагивая, зеленые вагоны пассажирского поезда. Из окон смотрели люди. Они ехали в Феодосию. В одном из окон на редкость белолицый мальчик сорвал с головы панамку и изо всех сил замахал Лене.
        Взвился шлагбаум. Поспотыкавшись на рельсах, машина покатила мимо высокой зеленой стены. Пирамидальные стройные тополя, стоя тесным рядом, шумели густой листвой. За коричневыми, в извилинах стволами журчала речка.
        Вдали высились ажурные краны, переплеты вышек и строительных лесов. Там строили элеватор. Вскоре тонкие силуэты кранов исчезли, словно растаяли.
        Серо-желтая выгоревшая степь расстилалась до самого горизонта. Над краем ее дрожало марево.
        За машиной, не отставая, неслись клубы пыли. Леня смотрел на эти клубы, как они свиваются и развиваются и не могут ни отстать, ни обогнать машину. Потом переводил взгляд на степь, и ему казалось, что он едет давно-давно. И кругом все такие же серо-желтые безбрежные пространства, покрытые короткой, выжженной солнцем травой. Вот прочертила неподвижный воздух, мелькнув голубым крылом, сизоворонка, перепорхнул пестрый удод с кружевным веером на голове, суслик перебежал через дорогу перед самой машиной, и опять все замерло, застыло от зноя.
        Лене было душно и жарко. Негромкий разговор в машине доносился до него как-то смутно. Однообразие степи, покачивание машины нагнали на него дремоту.
        Но вот он встрепенулся, вскочил на ноги, ухватился за чьи-то плечи, чтобы не так подбрасывало на рытвинах.
        На желтоватой равнине возникли белые треугольники. Палатки! Там и сям разбросаны черные пятнышки. Издали отверстия шурфов кажутся крошечными.
        Едва дядя Степа застопорил, Леня кубарем перекатился через борт и со всех ног помчался к грузовику, стоявшему у большого свежего шурфа. Пять больших коричневых бочек стояли в кузове грузовика. Из одной бочки свисал резиновый шланг. Он тянулся по земле до края шурфа и исчезал в нем. Два подростка, Веня и Паша, наклонившись, заглядывали в шурф. А на грузовике стоял Витька и двумя руками придерживал шланг, чтобы не перекручивался.
        - Эй, Витька! Витька! — на бегу закричал Леня. — Сейчас я к тебе полезу.
        - Прискакал! — не слишком приветливо отозвался брат. — Не лазь! Выпачкаешься только.
        Ух, этот Витька! Стоит себе в одних трусах — спина черная, как сапог, лопатки шевелятся, когда он перехватывает шланг руками. А тут в футболке ходи. Станет он Витьку слушаться, как же!
        Встав на подножку, а потом на широкое, толстое колесо, Леня живо взобрался наверх и засновал между бочками, заглядывая в каждую. Ура! Кроме той, из которой переливают воду в шурф, все уже пустые. Да и в этой, последней, воды совсем мало. Значит, скоро поедут!
        - Дать тебе ведро? — предложил Леня. — Остатки вычерпать.
        - Без тебя обойдемся.
        Леня ткнул Витьку в черный гладкокожий бок и торопливо полез с грузовика на землю. И вот он уже сидит на корточках на краю шурфа, возле которого стоят Веня с Пашей, и, вытянув шею, заглядывает в него. Ко дну ямы прирос земляной кубик, который называется «монолит». До половины он погружен в воду.
        - Не наклоняйся так! Еще свалишься.
        Чья-то рука придержала Леню за плечо. Взглянув вверх, он увидел над собой голые волосатые ноги, измазанные глиной, и выше — засученные брюки. Ага! Это инженер Сидоров, он постоянно так закатывает брюки.
        - Работенка! — пробормотал Сидоров. — Мы ее льем, а она уходит. Возим за шесть километров, льем, а она знай уходит. А вы знаете, ребята, для чего мы так день-деньской маемся, а?
        - Размокаемость грунтов определяем, — солидно отозвался Паша.
        - Правильно. Размокаемость. За сколько времени вода разрушит этот монолит, очень важно знать. Да вода-то утекает, вот в чем дело…
        Вытирая рукой струящийся со лба пот, Сидоров широко зашагал по иссохшей, в неровных комьях земле. Леня побежал за ним и за мальчиками, и нагретая земля обжигала ему подошвы.
        В шурфе, к которому они подошли, Леня увидел Мусю. Она рассматривала сооружение из досок и планочек и что-то записывала в блокнот. Сидоров рассказал ребятам, как с помощью этого прибора определяется водопроницаемость почвы. Леня соображал: как Муся спускалась в шурф? A-а, наверно, вон по тем выемкам в стенках…
        - Понял что нибудь, пузырь? — наклонился Сидоров к Лене.
        - В щербатины ноги надо ставить, — показал Леня пальцем, — а в стенки руками упираться.
        Мальчики расхохотались.
        Леня покраснел и страшно рассердился.
        - Смеются, у-у! — замахнулся он на Пашу. — А я и все понял. Нестерова этот прибор называется. Вот! — он гордо отвернулся и пошел, пытаясь насвистывать, как Витька.
        - Молодец! — сказал ему вслед Сидоров. — Запомнил название.
        С любопытством мальчик поглядывал на обитателей лагеря. Вон за легким походным столиком сидит Кедров и просматривает записи. Рабочие копают очередной шурф. Девушка в брюках за другим столом строгает монолит. Этот монолит очень похож на кулич, который делают дети из песка, опрокинув полное ведрышко. Глядя на куличный монолит, Леня вспомнил хозяйкину Галю. Интересно, сказала она маме?
        Но тут послышалось фырчание и треск мотора. Леня помчался к грузовику с бочками и уже не отходил от него. Он топтался возле шофера, глаз не спуская с его рук, копавшихся в моторе. Паша и Витька стояли в кузове, о чем-то переговариваясь. Леня не решался к ним приблизиться. Дело в том, что Витька всегда обещает маме смотреть за Леней. А «смотреть» он понимает так: никуда не пускать.
        Вся надежда на шофера. Конечно, это не дядя Степа. Но и толстяк Сергей Артемович в нахлобученной на затылок соломенной шляпе с оборванными краями, в сущности, ничего себе человек. На вид он мрачный, но на днях позволил Лене самому вылить остатки бензина из канистры в бензобак.
        Шофер опустил капот. Леню он не замечал.
        Дольше откладывать нельзя…
        - Дяденька Сергей Артемович, можно, я с вами в кабину, а?
        Леня сам не узнал своего голоса. Такой он вдруг сделался тоненький и несчастный. Не взглянув на мальчика, шофер поскреб затылок, потом покосился вопросительно на левую заднюю шину, точно спрашивая у нее разрешения, и только тогда выдавил из горла желанные слова:
        - Что ж… Садитесь, молодой человек, но чтоб ни к каким рычагам даже носом не прикасаться!
        Леня проворно шмыгнул в кабину.
        Вот где жарко! Наверху-то ветерок на ходу обдувает. А здесь так и пышет! Узенькая стрелка спидометра пока неподвижна. Поблескивают всякие рукоятки да кнопки. Почему-то у Лени зачесались кончики пальцев, рука сама потянулась к одной блестящей штучке — пощупать, сильно ли нагрелась… В тот же миг грузно плюхнулся на сиденье Сергей Артемович.
        Леня торопливо отдернул руку. Ему стало до того нестерпимо жарко, точно его окунули в кипяток. Не в силах переносить такую баню-парилку, он стянул через голову отсыревшую футболку и отбросил ее от себя как можно дальше. Голубой комочек упал на землю позади машины, которая с ходу выкатилась по стерне на дорогу.

* * *
        И снова степь. Тянется, бежит по обе стороны шоссе. Струится воздух на горизонте.
        Разомлев от жары. Леня видел все как в тумане. Вдруг он с размаху стукнулся обо что-то головой: машина резко затормозила.
        - И куда лезет, окаянный? — проворчал Сергей Артемович.
        Леня озирался с изумлением. Вокруг него колыхалось целое море рогов и рыжих, красных, черных спин. Теснясь боками, коровы поворачивали головы, смотрели на Леню большими влажными глазами. А вон бычище: массивная крутолобая башка на короткой толстой шее, красноватый мутный глаз косится недобро — свирепый, должно быть, бык. Пастухи звонко щелкали бичами.
        Выбравшись из стада, машина рванулась было вперед, но тут же сильно дернула в сторону — Леню так и прижало к дверце.
        - А, будь вы неладны! — заорал шофер.
        Теперь Леня понял, что за белые пятна разбросаны у самого шоссе. Да это гуси! Вот дураки! Почему не постоять минуточку, не переждать, пока грузовик проедет? Нет, большой белый гусак побежал, вытянув шею, наперерез машине. И сейчас же, неуклюже переваливаясь, распуская крылья, кинулось за ним все гусиное стадо.
        Пронзительные гудки машины сливались с гусиным гоготаньем. Леня смеялся.
        Только машина тронулась, как — хлоп! — спустила шина.
        - Не везет, черт возьми! — с досадой сказал Сергей Артемович.
        Вслед за шофером Леня вылез из кабины и отошел в тень под забором. Как приятно шевелится ветерок на разгоряченных плечах и спине. Хорошо бы напиться квасу! Внезапно острая боль в щиколотке заставила мальчика пронзительно вскрикнуть. Вопя от боли и испуга, Леня вскарабкался на низкий каменный забор, поджал ноги и огляделся. Белая голова на длинной шее тянулась к нему. Сверкал обведенный красной каемкой глаз.
        - У-у, дрянь такая!
        Он замахнулся на гуся и вдруг нащупал рукой глиняную кринку. Она сохла, надетая на кол. Леня схватил кринку и неловко ударил ею по гусиному клюву. Кринка вырвалась из его руки, звонко брякнулась о камни забора, свалилась на спину гуся и распалась на куски.
        - Ты что мои кринки ломаешь? Что тебя на забор вознесло? Вот я тебя хворостиной!
        От крыльца мелкими шажками бежала бабка. За бабкой неслась девчонка с белыми косичками. Откуда-то подскочил Витька и, красный, рассерженный, стащил с забора ревущего Леню.
        Бабка ахала и охала. Гусак шипел. Девчонка громко хохотала, Витька возмущенно кричал:
        - Почему, ну, почему все гуси на тебя накидываются?
        Сквозь плач Леня услышал старческий утешающий голос:
        - Не реви. Кринка-то старая. Съешь абрикосика.
        Но Леня увернулся от сухонькой руки, гладившей его по голове.
        Дальше он ехал молча, изредка вздыхая и один за другим отправляя в рот абрикосы. Ноги Лени, исщипанные злобной птицей, горели. Слезы испарились на жаре и стянули кожу, щеки как-то затвердели.
        Но все беды были забыты, когда из-за пологого холмика показались черепичные крыши, весело выглядывавшие из густой зелени садов. Потянуло прохладой.
        И вот пустые бочки загрохотали по мосту. Соскользнув с косогорчика, развернувшись ловко, машина выкатилась на берег реки. Ради этого Леня готов был вытерпеть не одно гусиное нападение.
        Речка! Что может сравниться с блаженством, которое испытывает человек, погрузившись в свежие, ласковые струи?
        Под берегом вода темно-зеленая: в нее опрокинулись кусты ивняка, а посредине река голубая, морщится от ветерка, словно улыбается ребятишкам. Счастливцы те, кто живет у реки. Болтайся в воде целый день — и никакой тебя зной не проберет. Ну, хоть ненадолго, а и Леня отведет душу.
        И он нырял, вскакивал на ноги, где мелко, на мягкое песчаное дно, махал руками, расшвыривал горстями воду и опять с восторгом зарывался в прозрачные волны.
        Витька, Паша и Веня набирали ведрами воду. Прежде чем зачерпнуть, они каждый раз окунались с головой. Кому Леня поражался, так это Сергею Артемовичу: шофер курил, сидя на пригорке, и рассеянно поглядывал на усердных водоносов, а в воду лезть и не думал.
        Несколько раз брат крикнул Лене, чтобы тот выходил из воды, но Леня делал вид, что не слышит.
        - Смотри, без тебя уедем! — Витька поднял ведро и, перегнувшись на одну сторону, понес его к машине. На ходу бросил через плечо: — Больше ты с нами не поедешь!
        Эту угрозу, хоть и произнесенную вполголоса, Леня услышал сразу. Он выскочил из воды и, с сожалением чувствуя, как обсыхает на бегу, догнал брата.
        - Витя, а что это на поле? Во-он, видишь?
        - Хлопчатник.
        - А почему он такой зеленый-зеленый? И густой. А помнишь, мы ехали, тоже хлопчатник был. Только редкий. Обгрызенный точно. Суслики его, может, съели?
        - Да при чем тут суслики? Просто вода здесь есть. Орошение действует. Оттого все и растет.
        - Дан, я помогу тебе ведро тащить! — попросил Леня.
        - Сам донесу.
        Вот какой Витька — не дал помочь. А Лене так хотелось!
        Обратно он ехал в кузове. Витькиного присмотра уже не опасался: посреди степи не высадят.
        А что это Витька смотрит на него с таким осуждением?
        - Леня, где твоя футболка?
        Леня оглядел себя, похлопал ладонями по голой груди. В самом деле, куда девалась футболка?
        Недоуменно пожав плечами, он пробрался между бочками к заднему борту, подальше от Витьки. Продолжать разговор о футболке не имело смысла.
        В бочках колыхалась вода. В воде отражалось небо. Тут оно было мутно-синее, грозовое, а над головой — яркое, сверкающее, без единого облачка. На крутых поворотах вода понемножку выплескивалась, и тогда грозовое небо покрывалось волнами. Леня поворошил его пальцами, разгоняя волны-тучи.
        Бочка высокая, но, если подтянуться на руках, можно взобраться на край. Сидеть на узкой, закругленной стенке очень неудобно, но зато теперь прохладно ногам.
        Машина подскочила на кочке. Бултых! Леня не удержался на своем неудобном сиденье и свалился в бочку. Сразу стало прохладно, дух захватило от восторга: «Я и на машине качусь и купаюсь — вот здорово!»
        Леня осторожно выглядывал и снова прятался. Мальчики стояли у кабины, спиной к нему, и не видели, какая рыбина резвится в бочке.
        «Море» в бочке не отличалось спокойствием: Леню колыхало и качало, особенно когда машина взлетала на пригорки. Иногда его колотило о деревянные стенки. От этого было еще веселее.
        Чувствуя себя почти морским царем или китом, Леня гордо поглядывал по сторонам. Знакомые места! Вон тот забор, на котором он спасался от гусака. А вон бабка стоит на крылечке. Достань-ка сейчас хворостиной!
        Почти до самого лагеря Леня болтался в воде, к сожалению, сильно потеплевшей. Только когда до палаток осталось рукой подать, он выбрался наружу. И, сразу, конечно, обсох. Высыхало на глазах и дно кузова. Если бы не стало в одной бочке поменьше воды, то Леня словно бы не купался.
        Когда грузовик проезжал мимо палатки почвоведов, живущих на краю лагеря, Леню окликнул девичий голос:
        - Ты потерял футболку?
        - Наверно.
        - Возьми в палатке у Муси. Она там.
        - Витька! — крикнул Леня. — Моя футболка в палатке у Муси.
        - А мне-то что?
        - Так ты же спрашивал, где она.
        Опять лилась вода в шурфы. Но Леня в них уже не заглядывал. Он сидел под машиной, в холодке.
        У палаток, на примусах, где загороженных ящиками, а где и просто на земле безо всяких прикрытий, дежурные готовили обед. Вскоре растянули брезент, сверху постелили кто клеенку, кто настоящую скатерть, расставили тарелки.
        Под машину, где Леня прятался от пекла, заглянула Муся.
        - Пойдем есть лапшу с гусем. Живо!
        Она за руку вытянула Леню из-под машины.
        Дядя Степа обедал вместе с геологами.
        - Прошел слушок, что кого-то гусь чуть совсем не заел, — сказал он грустно. — Кого бы это? Не знаете, девушки?
        - И вовсе не совсем, а только за ноги пощипал, — сердито сказал Леня.
        Все засмеялись, а Леня отвернулся. Съев полную миску густой лапши, он поднялся.
        - Спасибо. Я больше не хочу.
        Неторопливо он пошел мимо палаток. Где бы посидеть в холодке?
        У следующей палатки Леню уговаривали отведать каши. Но тут, в обществе почвоведов и бурильщиков, он только выпил большую кружку чаю с конфетами.
        Затем на все приглашения к столу он лишь мотал отрицательно головой: ни кусочка больше не могло поместиться в его животе. А мама боялась, что он голодным останется!
        Отяжелевший от еды, Леня уселся в тени, у входа в какую-то палатку. Заглянул внутрь. Ящики стоят. В них, наверно, инструменты, приборы, карты, образцы… Матрацы, одеяла и подушки лежат скатанные у стенок. Но один матрац растянут. Хозяева палатки — люди хорошие и не рассердятся, если Леня посидит на их матраце.
        Когда через некоторое время в палатку вошел начальник экспедиции Кедров, он увидел раскинувшегося на матраце полуголого мальчика. Солнце светило ему на нос, и он морщился во сне. Кедров улыбнулся и оттянул матрац в глубь палатки.

* * *
        Проснулся Леня от сильного шума. У входа в палатку толпились люди. Многих Леня видел впервые. Все они, перебивая друг друга, говорили о какой-то замечательной лекции, которую только что слышали.
        - Такую бы и в Москве неплохо услышать. Повезло нам!
        - Я думаю! Этот профессор известный специалист по лессовым почвам.
        Пока Леня спал, приехала еще одна экспедиция, ясно.
        Трещали сверчки. В небе догорал закат, и длинные мягкие тени расползались по полю. Воздух был нежен и ласков. Дышалось легко.
        Леню окликнула высокая Аня, Мусина подруга:
        - Леня, ты нашел свою футболку?
        Подумав, Леня ответил:
        - Ее нашли.
        Он бродил по вечернему лагерю, с любопытством рассматривая новых людей. Вдруг кто-то обхватил его сзади поперек живота.
        - Попался, голубчик!
        Дядя Степа сообщил таинственно:
        - Я сейчас, знаешь, анализы в контору отвезу.
        - Вернешься скоро? Мы бы с тобой поиграли как-нибудь.
        - Я-то, брат, вернусь… Айда к машине! Я тебе что-то интересное покажу — в кабине у меня.
        У машины Тимаков скомандовал:
        - Ну-ка! Глаза закрой, руки вверх!
        Леня послушно зажмурился и поднял руки. В ту же минуту на нем очутилась футболка. Она положительно проследовала его, эта голубая одежонка, спасенья от нее не было.
        - А теперь где хотите ехать, товарищ будущий капитан? Наверху либо в кабиночке?
        - А зачем мне ехать?
        - Зачем? Домой пора! Вот зачем.
        - Увезти меня хочешь? Дядя Степа-а! Я здесь ночевать останусь.
        - Ночной пропуск тебе нынче не выписан.
        - Не поеду-у! Дя-а-адя Степа!
        - Прения прекращены за недостатком времени.
        Неумолимый Тимаков засунул Леню в кабину и вдобавок придержал его локтем, усаживаясь на свое водительское место.

* * *
        Двор был погружен в темноту. Фонари освещали лишь крыльцо, дорожку, калитку. Сверкали звезды. Казалось, что они еле держатся на небе и, того гляди, посыплются вниз. Что-то ворошилось в кустах сирени, должно быть, воробьи укладывались спать.
        В раскрытых окнах конторы темно. Мама куда-то ушла, может быть, даже уехала. Бумажки с анализами Тимаков передал высокому инженеру в белом парусиновом костюме еще у ворот.
        И зачем дядя Степа приволок его, спрашивается?
        Леня слонялся по двору, стоял у калитки, опять забредал во двор. Делать было решительно нечего. Вероятно, уже поздно и, собственно, можно бы и в постель, но спать ему совсем не хотелось.
        Вышла из дому тетя Серафима, Галина мама. Красный сарафан ее сейчас казался черным. Она заметила Леню.
        - Пойдем к нам, посиди, пока мама придет.
        - А где мама?
        - По делу ушла. Иди, ужинать дам.
        Нет, ужинать Леня не имел ни малейшего желания.
        - Я тут маму подожду.
        Тетя Серафима потопталась у крыльца в своей собственной тени, как в луже, и ушла в дом.
        Потихоньку Леня пошел вдоль улицы, попадая в полосы света, падавшего из окон домиков, и опять вступая во мрак, точно нырял по волнам. Яркое место — гребень волны, темное — скат вниз.
        Невидимые деревья дышали теплом из-за заборов, и при каждом выдохе листва о чем-то шептала.
        В освещенном окне был виден стол, покрытый белом скатертью. Две девочки — одна стриженая, другая с косами — и бритый старичок в очках пили чай из блюдечек с синей каемкой. Дужка очков за ухом старика была обмотана черней ниткой. Старшая девочка улыбнулась и погрозила пальцем сестренке.
        - Ты чего? — спросил Леня.
        Девочка, не глядя на него, приподняла над скатертью блюдце и приложилась губами.
        И вдруг Леня понял, что она его не видит и даже не знает, что он на нее смотрит. И тогда обе девочки, и чашки, и старичок, и лампа под оранжевым абажуром, висевшая над столом, — все показалось ему странным и точно ненастоящим. Удивившись, он соступил с гребня волны и зашагал дальше.
        Одна звездочка все-таки не удержалась и покатилась вниз, оставляя за собой тонкий светлый хвостик, который тут же погас. Стало очень грустно. Мама куда-то ушла, Витька остался в степи, дядя Степа укатил, и Леня вдруг оказался один на свете… А что, если Галя ничего не сказала маме? Тогда мама повсюду бегала, искала его, испуганная, растерянная. Он там веселился, ездил, купался, а мама, может быть, и не обедала. От внезапной жалости к маме Леня засопел, споткнулся о камень и больно ушиб палец на ноге. Он опустился на землю и схватился рукой за палец. Звезды подмигивали в вышние и словно дразнились. Вдруг стало так неуютно и одиноко, что захотелось плакать.
        И тут в тишине раздалось:
        - Леоня!
        Услышав этот голос, он вскочил. Забыв про боль в пальце, мчался со всех ног, пролетал насквозь как стрела через темные и светлые уличные пространства. И вот Ленины руки сцепились вокруг маминой шеи.
        - Я велел Гале сказать тебе, что я уехал! Я велел! — бормотал он торопливо.
        - Гале? Какой Гале?
        - Да тети-Симиной… Она тебе не сказала?
        - A-а. Эта малютка под вечер подошла ко мне и сообщила: «А Леня уехал».
        - Под вечер?! И ты меня искала? — в голосе у Лени раскаяние.
        Мама отвечает не сразу. Она ведет его за руку и о чем-то думает.
        Потом говорит негромко, но таким тоном, что Леня замедляет шаги и невольно задерживает дыхание:
        - Если ты еще раз самовольно куда-нибудь удерешь, б тот же день я отправлю тебя к бабушке. Так и знай!.. Дядя Степа сказал мне, что берет тебя с собой и привезет назад. Он заходил в контору. Ты напрасно прятался за бидоном, как трусишка. Ведь я бы отпустила тебя…
        Леня краснеет от стыда, смущенно усмехается:
        - А ты откуда знаешь, что я прятался?
        - Видела в окно.
        Налетает ветерок. По листве тополей пробегает быстрый шелест.
        Мама с Леней входят в комнату.
        - От папы письмо! — весело говорит мама и поворачивает выключатель. При свете видно, что глаза ее смеются. Леня понимает, что на этот раз он прощен. Он подпрыгивает и кричит в восторге:
        - А я ведь на речке был! Мы купались! И знаешь, как за водой ехали, стадо вокруг нас… и не проехать! А гусь меня за ноги! А бабка давай ругаться за кринку, а после абрикосиков дала!
        Уже напившись молока, вымытый, с завязанным пальцем, лежа под прохладной простыней, он все еще без умолку болтает.
        - Спи! Спи! Завтра доскажешь, — говорит мама.
        - Завтра не скоро…
        На минутку Леня закрывает глаза и вдруг видит степь. Только она не желтая и не серая, а голубая. И течет, колышется под теплым ветром. Да это вода! Леня берет маму за руку, и они погружаются в волны и вместе плывут, смеясь ст счастья.