Венька Юрий Иосифович Коваль
Рассказ опубликован в журнале «Пионер» № 8 за 1976 год.
Венька
^Рассказ^
^Рисунки А. Аземши^
Я выстрелил.
Слабым и глухим показался мой выстрел. Звук его увяз в пихтах, утонул во мху.
«Никто не услышит», - подумал я.
Третий день кружил я по тайге и никак не мог выйти к речке Карабуле. Солнце не помогало. Оно появлялось то справа, то слева, маялось над головой и, потускнев, падало в облака.
Пожалуй, никогда еще в жизни я так не уставал. Две ночи, проведенные у костра, я почти не спал, все думал и думал, как же выйти к Карабуле, вспоминал свой путь и не мог вспомнить.
На третий день, наверно, я все-таки пал духом. С отчаяния выстрелил в воздух. Выстрелил второй раз. Никто не ответил. Я опустился на колени в мокрую болотную траву, перезарядил ружье. Два тонконогих подберезовика стояли в траве передо мной и желтая сыроежка. Зачем-то я сорвал их, сунул в карман рюкзака и снова пошел вперед. Вперед?
Мутный комариный столб стоял надо мною. Я качал от усталости головой, и этот столб качался вместе с нею.
Вдруг я почувствовал запах дыма. Он чуть донесся и пропал. Но мне показалось: пахнет костром, печеной картошкой и даже ухой.
«Кажется, это только кажется, - думал я. - Никого не может здесь быть».
И все-таки пошел быстрее.
Под ногами вздыхали, оседая, моховые кочки. От их движения качались мелкие сосенки.
Снова почувствовал я запах дыма. Явно пахло печеной картошкой.
«Печеная картошка, - думал я. - Так пахнет только печеная картошка! Кто-то развел костер. Геологи или охотники».
И мне вдруг стало весело.
- Эй! Эй! - крикнул я. - Много ли картошки напекли?
Никто не ответил.
- Оставьте мне маленько! Эй!
Никто не ответил.
«Спят, наверно, - подумал я. - Или отошли от костра. За грибами».
Я пробежал немного вперед и увидел наконец дым. Из пихт выползли его клубы, густые и упругие, как парус. Слышно было, как трещат сучья, брошенные в костер.
Я не был уже новичком в тайге и все-таки думал, что иду к костру. Я слышал треск, и, верно, это трещали сучья, только они не были сложены в костер. Они горели на земле, на кустах, на живых деревьях. Огонь бежал по земле, подпаливая бурелом, по стволам деревьев подбирался к верхушкам.
Тайга горит!
Мутной стеной дым обрушился мне на голову, а за ним внизу, у самой земли, я увидел открытую печь, огненную пещеру. Там свивались в клубок красные, синие, фиолетовые змеи. Трепетали, с треском облизывали друг друга раскаленными языками.
У ног вспыхнула вдруг пересохшая трава. Бенгальским огнем зашипел лишайник.
Я бросился затаптывать огонь, но он уже был и справа, и слева, и сзади, полыхнул куст можжевельника. Дым закрыл подножия деревьев: они парили в воздухе. Резкий жар ударил в глаза. Я ослеп на секунду, поперхнулся дымом и побежал назад.
Я бежал от пожара, а дым держал за плечи, хватал за волосы, за локти, и ноги вязли в дыму, как в болоте.
Я выбежал из дыма, еще чувствуя на плечах его тяжесть, упал в траву и увидел, как она зелена и спокойна. Перед глазами во мху стоял свежий сырой масленок.
Муравьи уходили от пожара, тащили на себе светлые кругляши - личинки.
Приседая, оглядываясь, останавливаясь, пробежал заяц.
Какое-то рычание донеслось издали. Может быть, зверь, застигнутый огнем. Я оглянулся.
Пожар шел низом. Горел бурелом, гнилушки, пни. Иван-чай и дудник коробились в жару и вспыхивали, разбрасывая искры. Это был медленный пожар. Ветер не подстегивал его. Ветра не было.
Я пошел в сторону от пожара и все время слышал рычание за спиной. Неужели медведь? Я оглядывался, останавливался, а рычание все приближалось, и, наконец, между верхушками деревьев я увидел самолет. Это он рычал, низко облетая пожар.
Самолет пролетел прямо надо мной, а я побежал следом за ним, засвистел, замахал руками. Натыкаясь на кусты, оступаясь, я бежал и глядел на удаляющийся самолет. Я понимал, что он улетит сейчас и не вернется, и все-таки бежал следом.
Вдруг от самолета отделилась какая-то точка. Она полетела к земле, развернулась в воздухе, превратившись в длинную ярко-оранжевую змею.
Самолет ушел за деревья, а лента-змея трепетала, опускаясь на землю.
Я выбежал на поляну, подхватил ленту, лежащую в траве. Почему-то я думал, что на ней что-нибудь написано, но не увидел никаких букв или знаков - просто лента из хрустящей бумаги.
«Заметили, все-таки заметили! - думал я, в волнении бегая по поляне и размахивая лентой. - А лента - это сигнал».
- Эй! Эгей! - кричал я. - Давайте сюда!
Самолет сделал круг над тайгой и теперь снова возвращался ко мне. Мне ясно были видны все четыре его крыла, круглые окна, из которых смотрели, казалось, какие-то люди. В борту самолета открылась вдруг овальная дверь, и из нее прямо в небо вылетела кукла. Странно растопырив руки, вниз головой кукла летела к земле.
«Человек! - понял я. - Живой человек. Его выкинули с самолета!»
Сердце мое сильно стукнуло, я зажмурился, но тут же открыл глаза. Падающий человек вдруг перевернулся в воздухе и замер. Над головой его вздулся светлый купол. Парашют!
Один за другим из самолета выпрыгнули еще двое, и теперь три белых полупрозрачных купола повисли над тайгой.
Первый парашютист быстро приближался к земле. Размахивая лентой, я побежал к тому месту, где он должен был приземлиться. Он падал прямо на две большие разлапистые елки, и я видел, как он дергал парашютные стропы, стараясь отвернуть немного в сторону. Это ему не удалось, он ухнул в колодец между елками, а купол парашюта зацепился за их вершины.
Обеими руками парашютист ухватился за крепкую еловую ветку, подобрался к стволу и обнял его.
Парашютист не видел меня, а я стоял совсем близко, прямо под деревом. Мне слышно было, как он дышит, но я не знал, что сказать.
- Ты чего? - крикнул наконец я. - Зацепился, что ли?
Парашютист перегнулся через ветку, глянул вниз на меня.
- Зацепился, что ли, спрашиваю? - повторил я.
- Разве сам не видишь? Залезай на соседнюю елку. Распутывай.
«Вот это дело! - подумал я. - Ну что ж, полезу».
Мне стало совсем весело, хотелось смеяться и разговаривать с парашютистом, но он молчал, сосредоточенно распутывая парашютные стропы. Я снял ружье, рюкзак и полез на елку.
«Неужели, - думал я, - они прыгнули, чтобы меня спасти? Наверно, поняли, что человек заблудился».
- Ты откуда будешь? - спросил вдруг парашютист.
- С Карабулы. В избушке я там живу на Карабуле. Да вот заблудился.
- Ага, - сказал парашютист и снова занялся стропами.
Наконец парашют отцепился от веток и мягко улегся в траву. Мы спрыгнули на землю.
Парашютист был в удивительном костюме: прошнурованные по шву брюки и рукава, на груди и животе защитные щитки. Лицо у него молодое и симпатичное. В шлеме.
- Слушай, - сказал я, - а зачем вы бросили эту штуку - ленту?
- Это вымпел. Мы смотрим на него сверху и знаем, куда прыгать.
- Понятно, - сказал я и засмеялся. Мне приятно было разговаривать с парашютистом.
- Ладно, - сказал он. - Давай знакомиться. Меня звать Венька.
Он протянул мне руку, я подал ему свою, и вдруг - трах! - он дернул меня за руку, дал подножку, и я оказался на земле.
- Батя! Батя! - закричал он. - Скорей сюда! Я его поймал!!!
Из тайги вышли еще два парашютиста. На них тоже были защитные костюмы, в руках топоры. Они подошли вплотную и молча разглядывали меня.
- Вот он, - сказал Венька, указывая на меня. - Поджигатель. Я поймал его.
«Ну, влип, - думал я. - Это таежные пожарники. Десант. Они думают, что я поджег тайгу».
- С чего ты взял, что он поджег? - спросил десантник постарше, с бородой.
- А чего он около пожара трется? Точно, батя, это он поджигатель.
- Погоди, Венька. Что значит трется? - сказал бородач, как видно, Венькин отец. - Надо разобраться.
- Я блуждаю два дня, - сказал я. - Вижу, люди с неба падают. Обрадовался, а он мне подножку.
И я стал рассказывать, как заблудился, попал в пожар, увидал Веньку и побежал ему помогать.
- Помогал он тебе? - спросил отец.
- Помогал.
- А если б он поджег, с чего бы стал помогать? Он бы деру дал.
- Неизвестно, - сказал Венька. - Может, в нем совесть проснулась.
- Мне интересно, - сказал я, - когда в тебе, Венька, совесть проснется?
Десантники засмеялись.
- Ладно, - сказал бородач. - Ты не сердись на Веньку. Он парень горячий, пионер.
- Что? Что такое? - изумленно переспросил я. - Пионер? Сколько ж тебе лет?
- Сколько надо! - мрачно ответил Венька, как видно, все еще подозревая во мне поджигателя.
Пока мы разговаривали, я совсем забыл про пожар. Здесь, на поляне, он почти не чувствовался. Только пахло горелой листвой, а я-то думал, печеной картошкой.
Самолет сделал новый заход, выбросил еще двух парашютистов, какие-то ящики и тюки, которые тоже опускались вниз на парашютах.
- Ладно, - сказал Венька и вдруг улыбнулся мне. - Вроде бы и правда не поджигатель.
- Поможешь нам? - спросил Венькин отец.
- Конечно, - ответил я. - А что надо делать?
- Пожар тушить. Если согласен, поступай к Веньке под начало. Давайте, ребята, готовьте все поскорей, а я побегу пожар посмотрю.
- Пошли и мы, - сказал Венька и тронул меня за рукав. - Надо все ящики на поляну перетащить. Скорей!
Следом за Венькой я побежал к кустам, над которыми виднелся смятый теперь купол парашюта. В зарослях иван-чая лежал тяжелый ящик. Я взвалил его на спину, Венька принялся распутывать, собирать парашют.
- Веньк, - сказал я, - а что в ящике?
- Взрывчатка. Тащи ее на поляну.
«Ого, - подумал я, - не подорваться бы чего доброго!»
Скоро мы перетащили все ящики и тюки на поляну. Вернулся и Венькин отец.
- Очаг небольшой, - сказал он. - Хорошо, что ветра нет. За ночь управимся.
Десантники разобрали тюки с инструментом и мне дали топор.
- Мы начнем просеку рубить, - сказал Сергей Иванович, Венькин отец, - а вы с Венькой идите сзади и подчищайте. Рубите кусты, бурелом оттаскивайте в сторону.
Он махнул топором - сосенка повалилась на землю, за ней - другая. Сергей Иванович крушил подлесок. Деревья будто взвизгивали под его топором, и мне только видно было, как топор вылетает у него из-за плеча, а после блестит у ног.
- Шебурши в траве! - кричал мне Венька. - Выуживай коряжины!
Только потом, уже на другое утро, Сергей Иванович рассказал мне, что Веньке четырнадцать лет. Когда Веньке было два года, мать его тяжело заболела и умерла, и они жили теперь вдвоем, отец и сын. У таежных пожарников-десантников жизнь кочевая. Их забрасывают на самолетах то в одно, то в другое место, и Венька кочевал вместе с отцом. Он давно уж просился прыгнуть с парашютом, но только в этом году отец разрешил ему. Все это я узнал потом, на другое утро, а сейчас разговаривать было некогда. И все-таки я в какой-то момент спросил Веньку, сколько раз он прыгал с парашютом.
- Четыре, - ответил он.
Просека между тем довольно быстро расширялась. Десантники стремительно работали своими топорами с длинными рукоятками. Я понял, что просека нужна для того, чтоб пожар не пошел дальше. Бурелом и коряжины я оттаскивал в ту сторону, с которой был пожар. В той стороне висело мутное марево и все время слышался легкий треск.
Я хотел поднять гибкую ветку, чернеющую в траве, но тут же отдернул руку.
- Змеи! - крикнул мне Венька. - От огня бегут!
Змея утекла в мох.
Впереди ударил взрыв. Это десантники подрывали деревья, которые долго рубить топором.
- Давай, - подгонял меня Венька. - Круши!
Наступили сумерки. Дым, закрывший небо, приблизил ночь.
К ночи просека была готова, петлей окружила пожар.
- Теперь пустим встречного, - сказал Сергей Иванович. - Подожжем ему пятки.
- Батя, можно мне? - спросил Венька.
- Начинай, - согласился отец.
Венька поджег бересту и сунул ее в кучу сухих веток. Сучья мигом занялись. Огонь побежал по бурелому навстречу пожару.
- Поджигай по всей просеке! - крикнул Сергей Иванович. - Только следите, чтоб огонь не перекинулся на эту сторону!
Всю ночь мы бегали по просеке и следили, чтоб огонь не перебрался через нее. Я то встречался с Венькой, то терял его в темноте и в дыму, то видел вдруг его черную фигурку в отблесках пожара.
С рассветом в небе появился вертолет. Он сделал несколько заходов и сел на поляну.
Почти не разговаривая, усталые, перепачканные сажей десантники стали собирать инструменты, укладывать парашюты. Только Венька сидел в стороне, прислонившись спиной к елке, той самой, с которой я помогал ему снимать парашют.
- Устал? - спросил я, подойдя.
- Устал, - согласился он и опустил голову. - Не сердись, что я тебя за поджигателя признал.
- Да ты что? - ответил я. - Чего мне сердиться?
- Смотри, как жалко-то, - сказал он и указал на землю.
Я увидел трех маленьких соболят, лежащих в траве у Венькиных ног. Они не смогли уйти от пожара и задохнулись в дыму.
- Думал, оживут на воздухе, - сказал Венька. - Не оживают. Совсем маленькие еще.
- Вы чего тут? - сказал Сергей Иванович, подходя к нам, увидел соболят и присел на корточки.
- Не оживают? - спросил он Веньку. - Да, маленькие совсем… Жалко. Ну не горюй, ты многих спас.
- Да где там многих, - сказал Венька и махнул рукой.
- Ну, сколько соболят ты спас на сегодняшний день?
- Восемь, - ответил Венька.
- А бельчат?
- Двадцать четыре.
- Это не так уж и мало, - сказал Сергей Иванович, обращаясь ко мне. - Верно?
- Очень много, - ответил я.
- Да ладно вам, - сказал Венька. - Что вы меня успокаиваете? Сам знаю, сколько много, сколько мало. Идите грузитесь на вертолет, я догоню.
- В тайгу приходят разные люди, - говорил мне Сергей Иванович, когда мы шли к вертолету. - Разведут костер, отогреются, уйдут, а огонь не затушат как следует. Вот и пожар. Звери гибнут и птицы. Видишь, какие дела. Ну ладно, залезай, подбросим тебя на Карабулу.
Десантники погрузились в вертолет, а Веньки все не было. Меня удивило, что никто не зовет его, все терпеливо ждали.
Наконец появился Венька. Мне хотелось еще поговорить с ним, но он сел рядом с отцом, прижался к отцовскому плечу, закрыл глаза и, по-моему, мгновенно уснул.
Заревел мотор вертолета, и мы медленно поднялись над поляной.
Низко, над самыми вершинами, мы облетели пожар. Клубы дыма все еще поднимались между стволов.
Я вдруг увидел лося, уходящего от пожара. Он казался сверху коричневой бутылочкой.
Вот и речка Карабула, петляющая по тайге. Ясно видно ее дно - мели, перекаты, бочаги. Я все старался разглядеть, не видно ли в бочагах хариусов. Но разве их увидишь с такой высоты?
|
