Большая книга приключений кладоискателей (сборник) Анастасия Дробина
        Большая книга приключений
        «Бриллианты для куклы»
        Блеск бриллиантов, загадочное сияние изумрудов, благородная красота старого золота… Каждый хоть раз в жизни мечтал отыскать сокровища! Но у Юльки Полторецкой и ее друзей - другая проблема. Ребята нашли посреди двора старинную куклу, доверху наполненную украшениями. Кто-то выбросил игрушку из окна старухи-соседки - то ли она сама, то ли ее загадочная гостья. Но кому на самом деле принадлежат драгоценности? И удастся ли вернуть золото и бриллианты хозяйке или сокровища попадут в руки мошенников, которые уже взяли Юлькин двор под наблюдение?..
        «Меч Пересвета»
        У команды Юльки Полундры, как всегда, полно дел. Октябрь уж наступил, а у Андрюхиного деда до сих пор картошка на огороде не выкопана. Значит, надо помочь. Но вместе с клубнями ребята достали из земли… клад. Кто же его тут спрятал? Явно не древние люди! Потому что шестьсот лет назад не было спортивных сумок и брезента с полиэтиленом. Именно в них завернуты два меча, похожие на те, с которыми на поединок перед Куликовской битвой вышли Пересвет с Челубеем… Неужели друзья случайно нашли оружие легендарных богатырей?
        Анастасия Дробина
        Большая книга приключений кладоискателей (сборник)
        Бриллианты для куклы
        В последний день учебного года Юлька Полторецкая по прозвищу Полундра сидела на крыше гаража, обхватив руками ободранные коленки, и рыдала. Перед Юлькиным несчастьем бледнело все: лето, начало каникул, недавно подаренный дедом МР-3 плеер, ясная погода и сочувствие верных друзей. Друзья сидели тут же, на крыше, и молчали, проникшись трагизмом сцены. Серега Атаманов, Юлькин сосед и друг с младшей группы детского сада, жевал травинку и художественно сплевывал с гаража в лопухи. Толстый Андрей по прозвищу Батон меланхолично надувал пузырь из жвачки и одновременно пытался отвлечь Юльку от истерики:
        - Полундра, не вой, чего уж там… Мне тоже алгебру пересдавать, но я ж тут не ору дурниной… А меня дед в деревне Михеево ждет, уже три телеграммы прислал, в огороде не тянет один…
        Лучшая подруга Белка Гринберг из солидарности всхлипывала тоже:
        - Юль, да не расстраивайся ты… Поду-умаешь, переэкзаменовка… Вот у меня концерт через два дня - это да… Каждый день по три часа за инструментом - хуже любой переэкзаменовки, вот!
        В Белкиных словах была своя правда, но Юлька в ответ взревела так, что Атаманов незаметно отодвинулся и почесал полуоглохшее ухо.
        - Вы!.. Ты!.. Со своим роялем!.. Тоже мне - сравнила! Я никогда не сдам эту алгебру, никогда! Ясно вам - никогда-а-а… Не понимаю, зачем от «а» отнимать «б»? Если из десяти вычитать пять, тут хоть смысл есть, а от «а» отнимать «б»… Просто издевательство! А многочлены сокращать - насилие над личностью!
        - Понятное дело… - осторожно вставил Серега.
        - Вот, Атаманов, ты нормальный человек, ты понимаешь! А Катушка не понимает! И влепила переэкзаменовку! И… и… и еще братец придурочный приезжает! А я в Евпаторию хочу! К тете Клаве! На мо-о-о-ре… И чего наша Катушка на пенсию не идет? Всю бы школу осчастливила! Так нет, работает, старая холера, покоя ей нету! Скачет в школу, как на праздник, садистка проклятая!
        Все присутствующие дружно вздохнули. Белка обняла страдалицу за плечи. Атаманов похлопал ее по спине. Батон вытащил из кармана жвачку и протянул Юльке. Ее горе заслуживало уважения.
        Юлька Полундра не любила алгебру. Она любила ролики, скейт, футбол, клубничное мороженое, картошку из «Макдоналдса», книги про Шерлока Холмса, сериал «Барсы Нью-Йорка» и конкретно агента Тайгера, на которого мечтала быть похожей. Но математичка по прозванию Катушка не принимала Юлькины интересы во внимание и уже давно обещала ей летнюю переэкзаменовку. И подлая училка сдержала свое обещание сегодня утром, в классе, при объявлении экзаменационных отметок. Теперь Юльке предстояли долгие недели дополнительных занятий, вечерние сидения над ненавистной алгеброй под контролем деда и - повторный экзамен.
        Это было еще полбеды, и при своем железном характере Полундра бы справилась. Но всего час назад пришла телеграмма от тетки из Иркутска. В Москву для поступления в университет направлялся Юлькин двоюродный братец Пашка Полторецкий, который был гением компьютерной мысли. После окончания у себя в Иркутске информатического колледжа он послал работу на конкурс в МГУ, и работа оказалась такого космического уровня, что в университете были готовы принять Пашку без экзаменов, причем сразу на второй курс, просили только приехать, чтобы подтвердить авторство. Другими словами, профессора хотели убедиться, что все эти программные алгоритмы Пашка сочинял сам. Иркутского кузена Юлька не видела лет восемь и с удовольствием не видела бы еще столько же. Но дед Игорь Петрович, доцент Военной академии, глава семейства Полторецких, объявил, что внучка обязана остаться в Москве и оказывать кузену из провинции всяческую помощь, знакомя с городом и объясняя особенности столичной жизни. По мнению Юльки, братец отлично бы разобрался во всем сам, раз уж у него хватило ума для поступления в такое крутое высшее учебное
заведение, но Игорь Петрович был непоколебим. Стало быть - прости-прощай, Евпатория, солнечный крымский город, прощай, белый домик тети Клавы, весь завитый виноградом, прощайте, теплое море, солнце, черноморские кузины Марьяна, Лелька и Шурка, ожидающие Юльку с прошлого года… В общем, прощайте, счастье и каникулы. Жизнь прожита напрасно и кончена. И из-за чего? Из-за старой маразматички-математички и придурка-братца с манией величия!
        - Ладно, Полундра, закрой рот, - участливо сказал Серега. - Всех голубей распугала. Может быть, еще…
        Закончить мысль Атаманов не успел, потому что Батон вдруг приподнялся с места, вытянул шею и удивленно воскликнул:
        - Ой, смотрите, какая тачка паркуется!
        - Где? - Юлька тут же перестала завывать и первая свесилась с крыши гаража.
        Действительно, у края тротуара парковалась ослепительно-белая «Альфа-Ромео», новая, без единой пылинки.
        - Она не из нашего двора, - озвучил Батон то, что и так было всем известно. - К кому такая, интересно?
        Передняя дверца автомобиля открылась, и из него вышла молодая женщина в голубом брючном костюме и с великолепными рыжими волосами, падающими на плечи. Заглянув в записную книжку - видимо, сверяя адрес, - она в нерешительности шагнула к подъезду, остановилась, осмотрелась и увидела вытянувшую шеи компанию на крыше гаража.
        - Детка, квартира двенадцать здесь находится?
        Атаманов, к которому женщина обратилась, возмутился «деткой» так, что потерял дар речи, и вместо него ответила Юлька:
        - Здесь. Третий этаж.
        - Спасибо. - Незнакомка улыбнулась и вошла в подъезд.
        - Не, вы слышали наезд?! - повернулся Атаманов к друзьям. - Это же…
        - Серега, заглохни, - вдруг шепотом сказала Юлька. - Вы слышали, в какую она квартиру чешет? В двенадцатую! К Сове!
        - Блин, точно!
        Атаманов и Батон переглянулись. И кинулись к краю крыши. Бум! Бу-бум! - грохнул дважды ржавый лист железа внизу, служащий посадочной площадкой. Бух! - немедленно низверглась вслед за мальчишками и Полундра.
        - Юлька, я бою-ю-юсь… - заныла было Белка. Но, поскольку внизу уже никого не было, отважно подхватила юбку белоснежного летнего платья и, стараясь не думать о том, что скажет старшая сестра Соня, если оно окажется испачканным, храбро прыгнула с гаража на ржавую жесть.
        И Юлька, и Белка, и Батон, и Атаманов родились в этом дворе и в нем же дожили до своих тринадцати лет, а Атаманов даже до почти четырнадцати. Они знали здесь всех - от вечных бабулек на лавочке до самого крошечного младенца в коляске. И только Сова, обитательница двенадцатой квартиры на третьем этаже, была для них неразгаданной тайной.
        Возраст ее - высокой седой старухи с недружелюбным лицом - не поддавался определению: ей можно было дать и шестьдесят лет, и все девяносто. На Сове всегда было длинное черное глухое платье (а в холодное время тоже черное пальто) и нелепая шляпа с вуалеткой, слишком старомодная даже для старухи. Прожив во дворе много лет, Сова тем не менее ни разу не вышла посидеть на скамейке с соседками, никогда не здоровалась ни с детьми, ни со взрослыми, не делала замечаний курящим в подворотне пацанам и не возмущалась слишком короткими юбками современных девиц. Она всегда молча шла мимо в магазин, на почту или в собес обычным для нее мелким шагом, глядя прямо перед собой сквозь синие круглые очки, из-за которых и получила свое прозвище. Было очевидно, что ни до кого из обитателей двора ей нет дела. Ну и соседи ее, конечно, недолюбливали.
        - Актриса из погорелого театра… - как-то сказала о ней мать Белки, преподавательница консерватории, разговаривая на лестничной клетке с дедом Полундры.
        - Вы не правы, Рахиль Моисеевна, - возразил ей Игорь Петрович. - Просто несчастная женщина.
        - Через собственную глупость несчастная, - парировала Рахиль Моисеевна.
        - Я бы так не сказал, - дипломатично заметил Игорь Петрович, но присутствовавшие при беседе Юлька и Белка поняли, что он полностью согласен с Белкиной мамашей.
        Впоследствии, как обе подруги ни допытывались, что имели в виду мать с дедом, старшее поколение держалось стойко и развращать молодежь сплетнями отказывалось. Сова оставалась загадкой. Когда Юльке было лет восемь, она была уверена, что Сова - настоящая ведьма и в квартире у нее стоят помело, ступа, котел для варки зелья и волшебное зеркало, чтобы вызывать нечистую силу. Но в тринадцать лет в такие вещи верить глупо, Юлька это прекрасно понимала. И вдруг к Сове - такая мадам на новеньком автомобиле «Альфа-Ромео»?! Что бы сие значило?
        - Стоять!!! - рявкнул вдруг мчавшийся впереди всех Атаманов.
        Полундра, не справившись с инерцией, с налету врезалась в его обтянутую тельняшкой спину и возмутилась было:
        - Да ты…
        Но грязная Серегина ладонь непринужденно запечатала ей рот. Сзади на Юльку налетели Батон и Белка, послышались новые недовольные возгласы, но Атаманов быстро увлек друзей за собой за угол дома, в заросли лопухов, и зашипел:
        - Подождите! Окно открывается!
        Действительно, на третьем этаже в квартире Совы, рядом со ржавой пожарной лестницей, открывалось окно. Друзья затихли и приготовились ждать.
        Ждали довольно долго. Из подъезда никто не появлялся, из раскрытого окна - тоже. Батон заскучал и, сев прямо на теплую землю, снова начал надувать огромный пузырь из жвачки. Пузырь лопнул одновременно с шипением Атаманова:
        - Эй, смотрите! Вон она, Сова! БЕЖИТ!
        Сказанное Серегой было столь невероятным, что Юлька высунулась из зарослей целиком - и увидела стремительно удаляющуюся по тротуару черную фигуру. Это в самом деле была Сова, ее прямую осанку и черную шляпу с вуалеткой ни с чем не перепутаешь. Старуха неслась на всех парах куда-то прочь со двора, и, проводив ее круглыми от изумления глазами, вся компания друзей уставилась на Атаманова. Тот, как мог, справился с потрясением от увиденного и распорядился:
        - Батон, дуй за ней. Посмотри, куда она такой рысью помчалась.
        Батон выскочил из лопухов и затопал вслед за Совой, сотрясая асфальт и поднимая пыль кроссовками. Девчонки уставились на Серегу. Тот, нахмурившись, смотрел на открытое окно третьего этажа. Затем поглядел на «Альфа-Ромео» у края тротуара. Хмыкнув, спросил:
        - Ну а рыжая-то где?
        Ответом ему было только удивленное сопение. На всякий случай друзья подождали еще немного, но из подъезда больше никто не появился. Атаманов осмотрелся по сторонам: двор был пуст, страшная жара разогнала по квартирам даже стойких бабулек с лавочки. И тогда Серега принял решение:
        - Надо пойти заглянуть.
        - Куда? К Сове?! Прямо домой?! - всполошилась Белка. - А… а вдруг дверь закрыта?
        - Полундра, сгоняй проверь… - отдал указание Серега.
        Юлька с готовностью нырнула в подъезд и через две ступеньки попрыгала на третий этаж. Вскоре она вернулась и разочарованно сообщила, что дверь в квартиру захлопнута. Она даже, на свой страх и риск, позвонила и сразу же спряталась на лестнице, но дверь никто не открыл. Между тем ни умчавшейся Совы, ни Батона не было видно.
        - Ну и куда ж она рванула? - усиленно размышлял Атаманов, стоя у подъезда и не сводя глаз с распахнутого окна. - В ее-то годы так скакать… И что там рыжая одна делает?
        Юлька тем временем сосредоточенно разглядывала ветхую пожарную лестницу, тянущуюся по стене на крышу. Лестница проходила как раз мимо открытых окон Совы. Атаманов перехватил ее взгляд и тихо сказал:
        - Слабо, Полундра?
        - А самому слабо? - тут же ощетинилась Юлька.
        - Атаманов, Юлька, вы сдурели?! - запищала Белка. - Это ведь незаконное вторжение! На частную территорию! Сережка, тебе уже четырнадцать, посадить ведь могут!
        - Да не собираюсь я никуда вторгаться, - возразил Атаманов. - Посмотрю только, и все. Никакого вторжения, за такое не посадит никто. Посмотрю - и вниз.
        - Ты свалишься, дурак!
        - Кто, я? Сто раз лазил по лестнице на крышу. Она крепкая! Отвянь, Гринберг, время идет! Полундра, ты в доле или нет?
        Атаманов посмотрел на боевую подругу, ухватился за нижнюю перекладину лестницы, подтянулся и, перед тем как начать восхождение, распорядился в последний раз:
        - Белка, беги на угол и стой там на атасе. Если Сова или Батон покажутся - свисти!
        - Я не умею… - пискнула Белка.
        - Тогда ори. Живо давай! Полундра, ну?
        - Я щас, - решилась Юлька.
        Она подпрыгнула, повисла на нижней ступеньке, затем ловко подтянулась. Белка, покрутив на всякий случай пальцем у виска, помчалась на угол. Во дворе по-прежнему стояла тишина. Поднявшись до второго этажа и задрав голову, Юлька с ужасом увидела, что Атаманов уже сидит на подоконнике открытого окна ногами внутрь и собирается спрыгнуть в квартиру.
        - Серега, ты чего? Ты же только заглянуть хотел! Слезай немедленно! Серега, сейчас же назад! - впала в панику Юлька, но Атаманов лишь досадливо отмахнулся и исчез в недрах самой загадочной во дворе квартиры.
        - Ой, мамочки… - простонала Юлька, карабкаясь следом за другом. Вернуться вниз, бросив Атаманова одного, ей и в голову не пришло. Через минуту она, боясь оглянуться, на животе переползала через широкий подоконник в квартиру Совы.
        Квартира была большой и, как показалось Юльке после яркого солнца двора, очень темной. Атаманов, видимо, был уже в другой комнате, потому что его Полундра не увидела. Зато взгляд ее упал на круглый стол под скатертью, на которой был накрыт чай: очень красивые синие чашки с золотым ободком, сахарница, печенье в вазочке. Чашек было две, и на краю одной из них Юлька, присмотревшись, разглядела след красной губной помады. Сова помадой не пользовалась, это она знала точно. К тому же в блюдце лежал окурок тонкой дамской сигареты. Подойдя ближе к столу, Юлька убедилась: чай в чашках еще теплый, а сигаретный окурок еще тлел. Что могло заставить Сову бросить чай и сломя голову помчаться куда-то со двора? И куда делась ее гостья?
        Недоумевая, Юлька обошла вокруг стола, ненадолго остановилась у серванта, чтобы разглядеть явно старинную куклу в голубом платье, сидящую наверху. Следуя закону благоразумия, она уже готова была смыться, когда на пороге соседней комнаты вырос Атаманов.
        Такого лица у своего бесстрашного дружка Полундра не видела даже тогда, когда они вдвоем стояли против стенки шиннозаводских пацанов и помощи ждать было неоткуда. Атаманов молча поманил ее. Юлька на цыпочках подбежала… и, вытаращив глаза, схватилась за Серегино плечо.
        Женщина лежала там, в большом зеленом кресле, запрокинув голову с роскошными рыжими волосами. Ноги в голубых брюках протянулись почти до середины комнаты, губы, накрашенные алой помадой, были чуть приоткрыты. Юлька испуганно шмыгнула носом и чуть не чихнула от незнакомого запаха, идущего от рыжей, - горьковатого, как свежерастертая в ладонях полынь.
        - Она… живая? - придушенно спросил Атаманов.
        Юлька судорожно вздохнула, присмотрелась. Прошептала:
        - Вроде дышит… да… Атаман, атас!
        Она шарахнулась к двери, увлекая за собой Серегу. Но тот зацепился за торшер, который со скрипом начал заваливаться набок, грохнулся, осколки разбившегося зеленого абажура брызнули по углам, но женщина в кресле даже не шевельнулась. И тогда они дали деру, Полундра - первая, Серега - за ней.
        Поскользнувшись у самого окна, Атаманов ударился коленом об пол и взвыл.
        - Ты чего?! - Юлька, уже стоявшая на пожарной лестнице, снова сунула голову в окно.
        - Осколок, блин! Лампа чертова! - выругался Атаманов, вытаскивая из-под колена зеленую стекляшку.
        - Порезался?
        - Вроде нет…
        - Так бросай осколок - и тикаем!
        Бросать было некогда, Атаманов сунул стекляшку в карман и кинулся в окно вслед за подругой.
        Юлька еще не успела спрыгнуть на землю, когда раздался истошный визг Белки от угла:
        - Сова-а!
        Почти сразу же послышалось топанье боевого индийского слона, и из-за поворота вылетел Батон - красный, вспотевший, с вытаращенными глазами и сотрясающимся животом. Атаманов, застрявший на уровне второго этажа, с грохотом, пропуская ступеньки, заскользил вниз по пожарной лестнице, каким-то чудом приземлился на ноги, схватил Юльку за руку и, увлекая ее за собой, помчался прочь. Сзади слышался топот: это бежали Белка и Батон. Вся компания пронеслась вдоль забора, протиснулась сквозь дырку в решетке, скатилась по поросшему полынью обрыву в овраг, под ограду стадиона, и только там, в знакомых зарослях, среди пустых пластиковых бутылок и разбросанных окурков, остановилась.
        - Юлька, Серега, что с вами? - потрясенно спросила Белка. - Что там было?
        Атаманов помотал головой. Взъерошил обеими руками волосы. Потер кулаками лоб. Поднял на Белку ошалелые глаза, затем посмотрел на Полундру и хрипло сказал:
        - Рыжая там. В кресле валяется. Вроде дышит. А может, уже и нет.
        Белка ахнула. Батон сказал короткое мужское слово, которое не одобряла Белкина старшая сестра. А Полундра, икнув, спросила:
        - Это что же… получается, Сова ее пристукнула? И… сбежала?
        Белка и Батон только пожали плечами и беспомощно переглянулись. А со стороны улицы внезапно, заставив всех подпрыгнуть, донеслась оглушительная сирена «Скорой помощи».
        - К нам? - прошептала Юлька. Вскочила и гигантскими прыжками помчалась вверх по склону оврага, назад к дому. Через мгновение ее догнал Атаманов.
        - Подождите! Подождите-е! - взывали снизу Батон с Белкой.
        Но Юлька и Атаманов остановились лишь за углом дома, чуть не врезавшись лбами в белую карету «Скорой помощи», паркующуюся у подъезда. Врачи в синих спецкостюмах споро выскочили из машины и побежали в подъезд. Юлька поскакала за ними, жалобно пища:
        - Эй, вы в какую квартиру? У меня дед один дома старый, в четвертой квартире… Не к нему?
        - Не, мы к бабуле из двенадцатой, - на бегу сообщил один из фельдшеров.
        Однако Юлька не отстала, добежала вместе с бригадой до полуоткрытой двери в квартиру Совы и умудрилась даже просунуть нос в дверь. Рыжую она увидеть не успела, но, к своему несказанному изумлению, увидела саму Сову, лежащую на диване.
        - Тебе здесь чего? - недружелюбно спросила врачиха. - Твоя бабка?
        - Не-е… я… это… Может, помочь чего?
        - Ступай-ступай, сами справимся. - Дверь захлопнулась.
        Десятью минутами позже вся компания опять сидела на крыше гаража и смотрела, как уезжает «Скорая помощь». Носилок с неподвижной рыжей дамой врачи не вынесли, и Атаманов не выдержал:
        - Белка, иди!
        - Почему я? Пусть Юлька…
        - Полундра засветилась уже. Иди, а то уедут!
        «Скорая помощь» уже собиралась отъезжать, когда Белка подсеменила к открытому окну машины и интеллигентнейшим голоском лауреата конкурса «Щелкунчик» спросила:
        - Простите, пожалуйста, а что случилось?
        - Ничего особенного, сердечный приступ, - скучным голосом ответила врачиха.
        - У Совы? Извините… у хозяйки квартиры, да?
        - Угу… Поезжай, Михалыч, из Пересветова переулка вызов был, рядом тут…
        «Скорая помощь» снялась с места и укатила за угол. Белка стояла и смотрела ей вслед. Сзади подошли остальные.
        - Ну что? - напряженно спросил Атаманов. - Где рыжая?
        - Глюки у вас с Полундрой, - фыркнула Белка. - Не сиди на солнце без панамки, детка!
        - Чего-о-о?! А по соплям?!
        - Не было там никакой рыжей. Наверное, выскочить как-то успела, а мы не заметили. У Совы с сердцем плохо было, вот и вызвала себе «неотложку». Телефона у нее нет, сбегала за угол. Вот и все.
        - А как Сова неслась, ты помнишь? С сердечным приступом так не бегают! - взвился Атаманов. - И рыжая была! Сам видел! И Полундра видела!
        - Очки купите.
        - Ну я тебе щас… - Атаманов кинулся к Белке, но его отпихнул Батон:
        - Остынь. Она-то при чем? Ты сам глядел - никого не выносили.
        - А я своими глазами видела, рыжая была! - поддержала друга Полундра. - Лежала там, в квартире, ножки протянувши! Мы сначала решили, что кирдык ей, а потом глядим - дышит…
        Друзья посмотрели друг на друга. Сложившаяся ситуация требовала обсуждения. К тому же время перевалило за полдень и всем захотелось есть.
        - Идемте ко мне, - предложила Белка. - Соня на концерт ушла, до ночи не вернется.
        - Борщ есть? - деловито спросил Атаманов.
        - Целая кастрюля. Вчерашний, правда.
        - Плевать, - решил Атаманов. - Пошли…
        В большой квартире семьи Гринберг было пусто. Паркет блестел, и, прежде чем войти внутрь, Батон снял кроссовки, а Атаманов вместе с кроссовками и носки. Они не сразу заметили плывущие из кухни клубы дыма. Белка увидела их первой, с воплем кинулась в пищеблок, а через минуту стало ясно, что борща Атаманову не видать.
        - Соня опять забыла с плиты снять… - оправдывалась Белка, держа на вытянутых руках чадящую черным дымом кастрюлю. - Она перед своими концертами вообще соображать не способна. Хорошо еще, что мы пришли, а то бы пожар случился…
        Атаманов молча пожал плечами. Рассеянность Белкиной сестрицы, восемнадцатилетней студентки консерватории, была известна всему двору.
        - Дед утром котлеты жарил, - вдруг вспомнила Юлька и помчалась на балкон. Там, перегнувшись на соседнюю лоджию, она истошно завопила:
        - Де-ед! Дай котлеты!
        Вскоре стеклянная дверь того балкона распахнулась, вышел Игорь Петрович - сухой, прямой, как палка, старик с одной намыленной щекой и с огромной сковородкой в руках. Без единого слова он передал сковородку на соседний балкон, внучке в руки, и вернулся к себе.
        - Вот таких дедов уважаю! - одобрил Атаманов, разваливаясь в кресле и устанавливая сковородку на полированном столике. - Никаких вопросов дурацких, только дело. Котлеты - значит, котлеты… Юлька, давай мне вон ту… и ту, и еще эту…
        - Обожрешься! - Юлька ловко выхватила из рук Сереги четвертую котлету и передала ее благодарно кивнувшему Батону. - Ну, братва, какие будут мнения?
        Белка тем временем открыла рояль и установила на пюпитре ноты. Полундра тут же уселась перед ними, намереваясь исполнить двумя пальцами «Собачий вальс», но Белка сделала ей страшные глаза, придвинула к стене магнитофон и, подмигнув присутствующим, нажала кнопку. По комнате поплыли звуки сонаты Бетховена.
        - Бе-е-елка… - поморщился Атаманов. - Ничего другого нет? Поставь рэп, что ли…
        - Ага! А потом Гангрена, - Белка с ненавистью кивнула на стену, подразумевая обитавшую за ней соседку, - Соне настучит, что я вместо того, чтоб к концерту готовиться, Би Би Джея слушаю. «Ах, дорогая Сонечка, ваша Бэллочка такая хорошая девочка, зачем же вы ей позволяете включать всякий молотобойный ужас…» Ненавижу подлюку!
        Собрание понимающе кивнуло. Атаманов вздохнул и приготовился длительно облагораживаться Бетховеном. Соседка Анна Георгиевна, пресловутая Гангрена, была хорошо известна всем.
        - Каково ваше мнение, джентльмены? - произнесла Юлька любимую фразу агента Тайгера. В ее глазах появился холодный тигриный блеск. Все невзгоды последних дней - Катушка, переэкзаменовка, визит кузена из провинции - были сейчас напрочь ею позабыты.
        - Рыжая была, - упорно в который раз сказал Атаманов. - Лежала и не шевелилась. Мы с тобой ее своими глазами видели.
        - Вопрос первый… - Юлька потерла подбородок с воображаемой щетиной и враскачку прошлась по комнате. - Кто ее убил? Ну, не убил, а… до обморока довел?
        - Сова, - уверенно заявила Белка. - Кто ж еще?
        - Сова старая совсем, а тетке самое большое тридцатник, - задумчиво размышляла вслух Юлька. - Немолодая, конечно, но Сове-то вообще лет сто. Она бы с ней не справилась.
        - Могла неожиданно по башке чем-нибудь приложить…
        - Тогда была бы кровь. Серега, ты кровь видел? Я - нет.
        - Не было никакой крови.
        - Может, плохо посмотрел?
        - Я вообще не смотрел! - рявкнул Атаманов. - Сама бы поглядела, умная такая…
        - Ладно, не ори, - примиряюще улыбнулась Юлька. Она сама еще не могла прийти в себя после увиденного, и никакие подробности, кроме рыжих волос, закрывающих лицо лежавшей в обмороке дамы, упорно не вспоминались. Кроме того, она не знала, сколько крови должно быть при неожиданном ударе по голове.
        - Когда я у деда в деревне с сарая на грабли упал, - заявил вдруг Батон, - кровищи море было. Всю козу залил, дед потом ее неделю мыл с шампунем…
        - Ну, граблями тетку Сова двинуть никак не могла… - Юлька снова заходила вдоль стены, с трудом попадая в такт Бетховену. - Да если и не граблями… Все-таки, чтобы человека до бесчувствия шарахнуть, сила нужна, а Сова еле-еле из магазина сумку с картошкой прет…
        - Она ее отравила! - драматически зашептала Белка. - Подсыпала яду в чай, и все! Атаманов, Юлька, там чашки стояли?
        - Стояли! - обрадовался Серега. - И на одной даже помада была!
        - Ну, вот! Так все и было: траванула тетку, и…
        - …и помчалась «Скорую» вызывать, - ехидно заметила Юлька.
        Наступила озадаченная тишина.
        - Значит, она ее не травила, - сделал логичный вывод Батон.
        Белка закатила глаза.
        - Может, она сама?.. Ну, та рыжая… - предположил Атаманов. - Могло же там у нее с сердцем плохо сделаться… или с желудком…
        - Если с желудком - ее бы тошнило, и мы бы уж точно разглядели это. А сердечный приступ - очень даже может быть, - важно произнесла Юлька.
        - Ну, тогда я совсем ничего не понимаю, - жалобно сказала Белка, прибавляя громкости Бетховену. - У человека плохо с сердцем, он в обмороке лежит, «Скорая» быстро приехала… И где она?
        - Кто?
        - Да рыжая ваша! Из квартиры же никого не вынесли! Не вывели даже! Сказали, что с сердцем плохо у старушки было, у Совы то есть. Ни про кого другого никто слова не сказал. Она что, испарилась из квартиры, пока «Скорая» ехала? В окно на венике вылетела?
        - Могла и в дверь выбежать, когда мы в овраг ломанулись, - задумалась Юлька.
        - Прямо в обмороке выбежала? - рассердился Атаманов.
        - Может, притворялась?
        - Зачем?!
        Снова воцарилось молчание, нарушаемое лишь бурными фортепьянными аккордами из магнитофона. Атаманов остервенело жевал последнюю котлету. Юлька размашисто мерила шагами комнату. Белка с надеждой следила за ней взглядом. Батон что-то сосредоточенно рассчитывал на пальцах.
        - Ты что делаешь? - мрачно спросила Юлька.
        - Время считаю. Значит, рыжая вошла в подъезд… Полундра минут пять ревела…
        - Не пять, а одну!
        - Пять, пять… Потом Сова выскочила и помчалась звонить. Я за ней, а вы в окно полезли… Потом я - назад, потом у Совы из окна что-то выпало…
        - Из окна что-то выпало? - вдруг медленно переспросила Юлька. - Куда выпало? Может, ты перепутал, может, это мы с Серегой были? Или рыжая выскочила?
        - Ничего не вы, - обиделся Батон. - Вы уже в овраг погнали, и Белка за вами. И не рыжая никакая. Что я, идиот? И к тому ж рыжей бы много было, а упало что-то маленькое. Я от угла бегу, вижу - летит что-то из окна и прямо в клумбу.
        - Да что ж ты молчал, придурок?! - заорала Юлька.
        - Сама ты… Забыл я! Вы со своей рыжей все мозги запудрили! Что я вам, все запоминать обязан?!
        Атаманов издал придушенный возглас, вскочил и, перемахнув через стол со сковородкой, как через забор, вылетел из комнаты. За ним кинулась Юлька, следом загрохотал Батон. Последней квартиру покинула Белка, а вдогонку ей победительно гремела финальными аккордами «Аппассионата». Из соседней двери высунулся любопытный нос соседки.
        - Здрасте, Анна Георгиевна… - скатываясь по лестнице, пискнула Белка.
        - Здравствуй, Бэллочка… Разве ты не занимаешься?
        Ответа не последовало. На лестнице давно смолкли крики и топот, а Гангрена еще долго стояла на пустой лестничной клетке, озадаченно прислушиваясь к ипохондрическим звукам, доносящимся из пустой квартиры: после «Аппассионаты» магнитофон перешел к «Лунной сонате».
        За домом, в густой зелени лип и кленов, было тихо. Круглая, окруженная обломками кирпичей клумба сплошь заросла полынью, лопухами и прочими сорняками: больше в лишенном солнца месте не росло ничего, несмотря на объединенные усилия местных старушек-садоводов. Атаманов с разбегу врезался в эти дебри и тут же взвыл, обжегшись крапивой.
        - Черт! Найдешь тут что-нибудь, как же… Вон какой лес вырос!
        - У бати на балконе коса есть, - вспомнил Батон. - Принести? В полминуты все… обезлесим.
        - Ага! И весь двор на нас таращиться будет. И Сова в первую очередь.
        Тут все одновременно взглянули на окна Совы. Они были закрыты и задернуты занавесками, как обычно. Атаманов прав: искать требовалось осторожно. Вот только что именно искать?
        - На что это было похоже? - с трех сторон насели друзья на Батона.
        Тот сопел, пыхтел, морщил лоб - мучительно вспоминал.
        - Не знаю… Оно ж мелькнуло, и нету… Пролетело - и все…
        - Большое или маленькое? Тяжелое или легкое? Белое или черное? - волновалась Полундра. - Круглое? Длинное? Квадратное?
        - Кажется, длинное… - напрягался Батон. - Не белое никакое и не черное… Голубое, кажется… Или желтое…
        - Большое?
        - Не, маленькое. То есть не очень маленькое… Но и не большое. Среднее такое.
        - О господи… - вздохнула Полундра и с тоской посмотрела на свои голые коленки. - Ладно, Серега, полезли.
        - Не суйся, я сам, - проворчал Атаманов, спуская рукава тельняшки и свирепо глядя на крапивные дебри. Белка сочувственно сморщилась и на всякий случай отошла подальше от жгучих зарослей. Серега храбро шагнул вперед, пошипел, попрыгал на месте и - пошел дальше.
        - Нет, я так не могу! - объявила Юлька и, зажмурившись, с коротким визгом прыгнула в крапиву за другом.
        Батон уныло посмотрел на Белку, с шумом выпустил воздух, готовясь к подвигу, и тут за его спиной послышался мягкий девчоночий голос:
        - Извините, вы не это ищете?
        Батон и Белка обернулись. Юлька, радуясь поводу, шумно выскочила из крапивы. Атаманов вышел не спеша, солидно, стараясь почесываться незаметно. И все дружно уставились на черноглазую худенькую девчонку с длинными косами. Девчонка покачивала большую коляску, в которой кто-то сопел и чмокал соской. За руку ее держался карапуз в измазанных грязью шортах с такими же черными, как переспелая вишня, глазами. Четверка друзей обменялась взглядами.
        - Приезжая? - одними губами спросил Атаманов Юльку. Та как можно незаметнее кивнула.
        Кавказская семья прибыла в соседний корпус неделю назад. Весь двор наблюдал из окон за разгрузкой машины с вещами. Судя по прибывшему в грузовике пианино и бесконечным связкам книг, семья была, как выразился Игорь Петрович, «не самая босяцкая». Разгружать машину помогали отец семейства и двое старших сыновей, женщины же - величественная старуха, две молодые дамы и девчонка - сразу скрылись в квартире и до конца разгрузки не показывались. А уже на следующий день Полундра и компания увидели девчонку, свою ровесницу, с толстой книгой под мышкой, спускающую по ступенькам подъезда коляску с младенцем. Следом топал малыш, волоча на веревке пластмассовый грузовик. Девчонка вежливо поздоровалась со старушками на лавочке, и вся процессия тронулась за дом, в песочницу, где было тихо и зелено.
        Так повторялось изо дня в день. То есть каждый день примерно в одно и то же время коляска, пилотируемая девчонкой, выкатывалась из подъезда, карапуз ковылял в арьергарде, и они уходили гулять.
        «Может, беженцы? - предполагала Полундра. - Все побросали у себя там и уехали… Надо поближе познакомиться!»
        Но познакомиться не получалось. Девчонка появлялась во дворе только с коляской и младшим братом, а подходить с болтовней к человеку, обремененному детьми, Юлька не решалась. К тому же ей не нравился толстенный том, который девчонка немедленно открывала, стоило младенцу в коляске уснуть. Полундра не понимала людей, находящих удовольствие в чтении толстых книг, и в глубине души считала, что они притворяются. «Ботанка! - пожимала она плечами. - Будет она с вами болтать, как же! Вон, зарылась в свою белиберду…»
        И вот сейчас «ботанка» с неизменной коляской и младшим братцем на буксире стояла перед ними и, вежливо улыбаясь, протягивала что-то желто-голубое.
        - Вы не это ищете? Тамазик нашел в клумбе, а я на всякий случай у него забрала.
        - Спасибо, - буркнула Полундра, протягивая руку. И в ладонях у нее оказалась… кукла. Та самая, которую Юлька увидела на серванте в квартире Совы.
        Кукла была довольно старой, с раскрашенным и потрескавшимся от времени керамическим лицом, с заплетенными в косы волосами из выцветшей шерсти, в голубом выгоревшем платье и желтой кофточке. Ничего не понимая, Юлька смотрела на куклу. Та, в свою очередь, таращилась на нее синими стеклянными глазами и молчала.
        - Что будем делать? - наконец спросила Юлька.
        Друзья молчали.
        - Отнести Сове? - робко предположила Белка.
        - А если она не Совиная? - засомневался Батон. - Если она той… рыжей… которая в обмороке…
        Тут Атаманов ткнул его кулаком в спину, и Батон осекся. Все разом вспомнили, что на секретном совещании присутствует посторонний, и дружно повернулись к девочке с коляской. Та стояла на том же месте, но тонкие брови ее были сдвинуты к переносице.
        - Она ваша? Или нет?
        - Мы не знаем, - растерянно ответил Батон.
        - Как это? - улыбнулась девочка. - Так не бывает.
        - Все бывает, - проворчала Юлька. И, обменявшись взглядом с Атамановым, решилась: - Ладно, ты вот что… Тебя как зовут?
        - Натэла Мтварадзе.
        - Оч-приятно. Я Юля Полторецкая. Это вот Андрей и Серега, это - Белка.
        Натэла вежливо улыбнулась. Ребята кивнули, Белка тоже расплылась в улыбке.
        - Вы откуда приехали?
        - Из Сухуми.
        - Беженцы?
        - Нет. Папу перевели по работе.
        - А как тебя в школе отпустили? - задала Юлька животрепещущий вопрос. - Ты ведь седьмой заканчивала?
        - Седьмой. Экстерном. У меня были одни пятерки, перевели без экзаменов, - просто, без тени хвастовства пояснила Натэла.
        Полундра уважительно хмыкнула, потом, поразмыслив, продолжила:
        - Тут, понимаешь ли, такое дело… Может, куклу лучше пока и не надо возвращать… В общем, мы тебе все расскажем, раз уж ты ее нашла, но только - чур, не трепать языком! То есть про то, что мы тебе скажем, - никому! Понятно?
        Натэла молча кивнула. И задумчиво сказала:
        - Тогда, наверное, надо Тамазика отвести домой. И Мириам тоже.
        - Это твоя сестренка? - восхитилась Белка, сунув нос в коляску и при виде крошечного личика с длиннющими ресницами забыв даже о захватывающем дух приключении. - Ой, какая краса-а-авица-а… прелесть, пусенька моя, дорогулечка… губочками чмокаем ка-а-ак…
        Натэла гордо улыбнулась и пояснила:
        - Племянница. Сестры Тамары дочь. Самая красивая у нас!
        Тамазик неожиданно не захотел идти домой и, выпятив нижнюю губу, приготовился зареветь.
        - Тамазик, маленький, не надо плакать, посмотри, что вот тут есть… - засуетились вокруг него девчонки. Юлька вытащила из кармана слипшуюся ириску, Белка скорчила гримасу лягушонка, Натэла запричитала на своем языке, гладя братика по макушке. Но тот ничему не внимал и уже широко открыл рот с розовым влажным языком.
        - Пацан, не вой! - нервно сказал Атаманов, запуская руку в карман джинсов и выуживая кучу разнообразного барахла. - На, держи! Нравится? Дарю!
        Тамазик закрыл рот и зачарованно принял в ладошки винты, болты, стекляшки, ключ от квартиры (его Атаманов поспешно отобрал), исписанный маркер, жвачку и несколько шариков от подшипников. Малышу сразу же очень понравилось округлое зеленое стеклышко, он засунул его в рот и более не выпускал.
        - Давай, веди их домой, - распорядился Атаманов. Посмотрел на Натэлу, помолчал и вдруг заявил: - Я с тобой пойду. Помогу эту дуру твою поднять…
        - Какую дуру? - серьезно осведомилась Натэла, взглянув на Серегу черными глазищами из-под длиннющих ресниц.
        И тут произошел небывалый доселе факт: Атаманов покраснел. Насупился, сдвинул брови и, хрипло откашлявшись, пояснил:
        - В смысле коляску твою… Как ты ее там по ступенькам волочить будешь? Пошли, короче… Братва, мы, в общем, щас вернемся. Но катить сама будешь, а то у меня еще орать начнет.
        Он взял за руку Тамазика, кивнул Натэле, и та спокойно и серьезно пошла за ним к подъезду, толкая коляску. Батон присел на край тротуара и глубокомысленно почесал в затылке. Белка и Полундра обменялись ошалелыми взглядами.
        - Ах вот, значит, как… - пробормотала Юлька. - Ну и дела-а-а…
        - Полминуты - и он уже ей коляску тащит! - провозгласила Белка. - Это Атаманов-то наш! Господи, что на свете делается!
        Подруги дружно повернулись за поддержкой к Батону, но тот только пожал плечами и закатил глаза к небу.
        Атаманов и Натэла вернулись быстро, причем Серега на ходу что-то жевал, а Натэла держала в руках пакет.
        - Пирожки, - весело пояснила она. - С курагой. Только утром пекла.
        - Ты умеешь? - уважительно спросила Юлька.
        - А что тут такого? - пожала плечами Натэла.
        Пирожки честно разделили на крыше гаража: получилось по одному с четвертью на брата. Атаманов уступил свою четверть Юльке, коротко ввел Натэлу в суть всего происходящего и открыл совещание:
        - Ну, так чего, братва? В смысле делать чего будем?
        - Наверное, куклу надо все-таки вернуть, - предложила Натэла.
        - Кому вернуть? - хмыкнула Юлька. - Если что-то в окно кидают, значит, оно не нужно. Может, нам еще мусор с помоек обратно по квартирам растаскивать?
        - Кукла не мусор, а вещь. Она могла нечаянно упасть.
        - Если бы нечаянно, она бы прямо под окном, на асфальт упала, - буркнул молчавший до сих пор Батон. - А ее пульнули как гранату… до середины клумбы.
        - А кто пульнул? - нахмурилась Юлька. - Сова или та… рыжая?
        - Сова как раз звонить убежала, еще не вернулась. И потом, она ж старая, до клумбы бы не докинула…
        - Моя бабушка попадает в дартс с шести метров, а ей почти восемьдесят, - задумчиво произнесла Натэла.
        - Твоя бабушка - мастер спорта? - заинтересовалась Юлька.
        Натэла молча покачала головой и сказала:
        - Может, в милицию позвонить?
        - Не надо! - завопила Юлька, обменявшись паническим взглядом с Атамановым. - Нас с Серегой заберут за это самое… за незаконное вторжение! И потом, рыжей-то нет, значит, она живая. И из обморока сама встала. Что мы в милиции скажем? Что куклу нашли?
        - А чего она такая тяжелая? - вдруг спросил Батон, взвешивая куклу на ладони.
        Игрушка тут же пошла по рукам, и все убедились: действительно тяжелая.
        - Дайте сюда, - протянул руку Атаманов. Деловито потряс куклу и объявил: - Сейчас я ее раскурочу.
        - Только осторожно! Красивая же! - запищали девчонки.
        Атаманов кивнул и со всей возможной деликатностью расковырял куклу со спины. Открылась она неожиданно легко. Встряхнул - и прямо под ноги завизжавшей Белке покатились три кольца и большие, заискрившиеся под закатными лучами серьги. За ними змейками вытекли два браслета с голубыми и зелеными камнями, солидно стукнула о крышу гаража брошь - букет гладиолусов, тоже вся усыпанная сверкающими камешками, выскользнула диадема с зеленым камнем в виде ограненной капельки. Последним появилось колье - переплетенные виноградные грозди из зеленых и золотистых камней. На месте самой большой виноградины зияло пустое гнездо: камня в нем не было.
        - А-а-ах… - хором вздохнули девчонки.
        Батон машинально прикрыл сокровища широкой ладонью, но тут же был обруган («Не тронь! Сломаешь! Дай посмотреть!») и оттерт в сторону.
        - Мамочки, да что ж такое… - пролепетала Полундра, осторожно, как до раскаленного, дотрагиваясь пальцем до кольца с большим густо-фиолетовым камнем.
        Брошь играла льдистыми гранями, переливаясь голубоватым и синим. Тяжелые серьги со старинными неудобными «рыболовными» крючками сумрачно поблескивали таинственной зеленью камней. Колье искрилось в свете заходящего солнца бриллиантовым блеском.
        - Та-ак… - хрипло сказал Атаманов. - И… кому все это возвращать? И вообще, куда теперь все это девать?
        Ответа ни у кого не было. Батон яростно тер ладонью затылок. Белка, зажмурившись, тихонько пищала - то ли от страха, то ли от восхищения. Юлька сидела с остановившимся взглядом и лихорадочно пыталась определить размеры свалившейся на них катастрофы. Одна Натэла сохраняла спокойствие. Обведя всех взглядом темных глаз, она тихонько предложила:
        - Надо драгоценности как следует спрятать.
        - Куда?! - хором завопили все.
        - Наверное… назад в куклу?
        Юлька открыла рот. Закрыла. Опять открыла и придушенным голосом сказала:
        - Гениально! Круто! Круче некуда! А куклу саму куда? Я лично ее домой не возьму! Из-за них Сова, может быть, рыжую тетку придушила, труп где-то спрятала, а я тут буду…
        - Бэл-лоч-ка!
        Негромкий нежный возглас, послышавшийся снизу, поверг компанию на крыше гаража в панику. Атаманов выронил куклу, которая покатилась к краю крыши, где ее едва успел поймать Батон. Полундра упала животом на сверкающую горку драгоценностей, Натэла с достоинством прикрыла подолом платья лежавшее рядом кольцо. Белка с вытаращенными от испуга глазами свесилась через край крыши.
        - Что, Соня? Я здесь!
        - Бэллочка, опять ты забралась на гараж? Кажется, мы с тобой договаривались, и ты обещала… Ты занималась? Ты обедала? Ты была на сольфеджио? Что сказала Нина Аполлодоровна? Как твои тридцать вторые у Шопена?
        - Господи… - вздохнула Юлька, с искренним сожалением взглянув на подругу. - Хорошо, что у меня старшей сестры нету…
        - А у меня есть еще три старших брата, - задумчиво сообщила Натэла.
        - Два здесь, а третий где? - неожиданно заинтересовался Атаманов.
        - Зурико сейчас служит на границе. Он… очень хороший.
        - Небось твой Зурико тебя сольфеджией не мучит, - проворчал Серега, глядя на то, как Белка, торопливо бормоча: «Я уже иду, Соня! Тридцать вторые получаются», - слезает с крыши и бежит к подъезду. - Полундра, а чего она своей Соньки так слушается? Она же сестра, а не мать. Белка ей подчиняться не обязана.
        - Ха! Ну да, не мать, но Сонька ее на пять лет старше. Мать все время за границей мастер-классы дает, ее в Москве-то не бывает почти, а Сонька Белку и в детский сад водила, и в школу, и в музыкалку. И в консерваторию засунет, я точно знаю!
        - Вот счастье-то привалило… - хмыкнул Атаманов.
        Белка, печально помахав друзьям рукой, скрылась в подъезде. А кучка драгоценностей по-прежнему поблескивала гранями камней в лучах падающего за тополя солнца. И с этой кучкой по-прежнему следовало что-то делать.
        - Надо их разделить, - предложил вдруг Батон. - Каждый возьмет понемножку. Всех сразу-то не передушат.
        - Кто? - вздрогнула Юлька. - Кто не передушит?
        - Сова. Или рыжая. Мало ли…
        Полундра передернула плечами, посмотрела на Атаманова и наотрез отказалась нести домой чужие драгоценности.
        - Ладно, давайте все сюда, - подумав, объявил Серега. - Спрячем на нейтральной территории.
        Что имел в виду Атаманов, стало понятно, когда он с куклой в руках исчез в замаскированном высоченной крапивой пролазе между гаражами. Там, на небольшом, заросшем травой и кустами пустыре, среди ржавых ящиков и мусора, можно было спрятать что угодно, и отыскать это могла бы только археологическая экспедиция лет триста спустя.
        Вернулся Серега быстро, обвел друзей суровым взглядом и сказал:
        - На всякий случай сообщаю: украшения под ржавым ящиком возле зеленого гаража, на котором написано… - Он покосился на Натэлу, почесал в затылке и не очень уверенно закончил: - В общем, слово написано.
        - Какое? - ничего не понял Батон.
        Атаманов, нагнувшись, сказал ему какое. Батон так же шепотом передал слово Юльке, которая для приличия поморщилась. Натэла внимательно смотрела на новых друзей. Затем ровно, без обиды спросила:
        - Вы мне не доверяете?
        Атаманов и Батон растерянно переглянулись и дружно полезли пятерней в затылки. Юлька сложилась в приступе хохота, а когда разогнулась, все еще давясь смехом, пальцем на пыли написала для Натэлы широко известное слово. Прочитав, та слегка покраснела и коротко сказала:
        - Понятно.
        - Ну, раз так, то по домам, - с облегчением поднялся Атаманов. - Завтра утром встречаемся здесь же. Ночью всем думать, что делать.
        - Что делать, что делать… - пробурчала Юлька, задом съезжая с крыши гаража. - Сухари сушить!
        Вечером Юлька сидела у себя. Включенный для конспирации телевизор орал на всю комнату, мешая сосредоточиться. Черная кошка по имени Мата Хари важно разгуливала между наваленными на столе книгами. Юлька выгребла с полок все подаренное ей дедом на тринадцатилетие собрание сочинений Конан Дойла и уже третий час перелистывала книги одну за другой. Но Шерлок Холмс с доктором Ватсоном никогда не занимались куклами с начинкой из драгоценностей - к такому выводу Полундра пришла, закрыв последний том.
        - Ты что-нибудь понимаешь? - спросила она Мату Хари.
        Кошка вылизывала себе заднюю ногу, задрав ее выше головы, и ей было явно на все плевать. Отложив Конан Дойла, Юлька с тоской взглянула на учебник алгебры - и решительно задвинула его за горшок с фикусом. Подошла к зеркалу. Оттуда на нее взглянула насупленная физиономия в ореоле растрепанных соломенных волос, со вздернутым носом и горстью веснушек на нем, заметных даже в свете телевизора.
        Еще в средней группе детского сада Юлька убедилась, что быть девочкой ужасно. Почему-то считается, что, родившись, на свою голову, девицей, ты теперь по гроб жизни обязана ходить (а не бегать!) в бантиках и рюшечках, с косичками (а не растрепанными волосами!), в нарядных сандаликах или туфельках (а не в старых разбитых, но удобных кроссовках!) и так далее в том же духе. И никаких ободранных коленок и носов, никакого лазания через забор, никакой игры в правой полузащите, никаких гаражных крыш, порванных джинсов и синяков под глазом, полученных в честной битве с захватчиками из соседнего двора! А без всего этого разве жизнь? Так, мучение… А кошмарная фраза «Ты же девочка!», которая преследовала Юльку всю ее раннюю молодость?! Несешься, например, по спуску к бульварам на скейте, мелькают мимо деревья и изумленные лица, ветер бьет в лицо и пузырит футболку с надписью «ZINEDDIN ZIDAN» на спине, волосы врастрепку, радость шипит в горле, как холодная кока-кола, а сзади - Атаманов на таком же скейте… И что еще, спрашивается, нужно человеку для счастья? Так нет! Обязательно навстречу попадется соседка, или
училка, или, что совсем уж возмутительно, вовсе посторонняя старушенция с кошелкой, которой о своих бы внуках думать, и раздается это навязшее в зубах: «Господи, ты же девочка, как ты себя ведешь!» И все, кайфу конец.
        Полундра свирепо поправила на плече сползшую футболку, показала зеркалу язык и пошла в комнату деда.
        Игорь Петрович не спал, хотя время уже приближалось к полуночи. На его столе горела зеленая лампа, и Юлька увидела согнувшуюся над книгой сухую высокую фигуру деда.
        - Что читаешь? - поинтересовалась она, закрывая за собой дверь.
        Дед молча показал обложку: «История наполеоновских войн». Юлька поморщилась:
        - Но ведь ску-у-чно же…
        - Да? - поднял голову Игорь Петрович. - В твои годы мне тоже это казалось скучным. А как твоя математика?
        По Юлькиной гримасе можно было понять, что математика ничем не отличается от Наполеоновских войн.
        - Ты напрасно занимаешься под телевизор, - заметил Игорь Петрович, снимая очки. - Посторонние звуки не способствуют усвоению материала.
        - Да ничего я не учу. Надоело! - буркнула Юлька. - Ты не знаешь, почему сегодня к Сове «Скорая» приезжала?
        - К Маргарите Владимировне? - Дед вздохнул. - Я тоже видел. Да мало ли в ее возрасте может быть поводов…
        - Так и ты у меня в возрасте, а к тебе «Скорая» не ездит, - проворчала Юлька, автоматически покосившись на привинченную к стене металлическую трубку турника, на котором Игорь Петрович без труда делал тридцать отжиманий. Рядом висел эспандер, а у двери валялись гантели.
        - Я - боевой офицер и распускаться не имею права, - знакомой всему семейству Полторецких фразой ответил Игорь Петрович. - А Маргарита Владимировна - одинокая, несчастная женщина.
        - С чего вдруг она несчастная? - удивилась Полундра. - А одинокая… Так она же сама ни с кем не хочет общаться, даже с бабками нашими на лавочке не сидит никогда.
        - Много чести - с ними сидеть, - отрезал дед. - Юлия, уже поздно, иди спать. Завтра утром у меня приемные экзамены в академии, а тебе - ехать в аэропорт встречать Павла. Еще ты должна будешь что-нибудь приготовить на обед: мальчик прилетит голодным. Не забудешь? Или написать утром записку?
        - Да вспомню, вспомню… - поморщилась Юлька. - Щас уже спать пойду. А… а почему ты говоришь, что Сова несчастная?
        Игорь Петрович ответил не сразу. Встал, прошелся по комнате, аккуратно поставил обратно на полку «Историю Наполеоновских войн», прикрыл створку окна. Зачем-то снова надел очки и внимательно посмотрел на внучку.
        - Я тебе, Юлия, всегда говорил, что семья для человека - главное в жизни…
        - Ага. Особенно кузены из Иркутска, - кисло вставила Юлька.
        Дед, словно не слыша, продолжал:
        - Ты еще слишком молода, а с возрастом поймешь, что только близкие люди дают нам силы жить. И Маргарита Владимировна - не исключение.
        - У нее же никого нет!
        - В том все и дело. А когда-то все было - и муж, и дочь. Но Анатолий Иванович, царство ему небесное, умер очень рано, а дочка… - Игорь Петрович замолчал. Затем задумчиво продолжил: - Такая яркая была девушка, высокая, с роскошными рыжими волосами, которые она никогда не заплетала…
        - Она тоже умерла? - пропищала Юлька.
        Дед открыл было рот, чтобы ответить, но в это время из прихожей зазвонил телефон, и он пошел брать трубку. Юлька галопом проскакала в свою комнату и со всей силы захлопнула за собой дверь.
        По ее спине поползла липкая дрожь. От открытого в темный двор окна неожиданно повеяло могильным холодом. Судорожно вздохнув, Юлька обхватила плечи руками. Господи… Дочь, рыжие волосы… У той тетки, которая прикатила сегодня к Сове, которая потом упала в обморок… или не упала… Она же тоже была рыжая! И высокая! Господи, но она же… Она же умерла! Дед сказал: «Яркая была девушка». Была!
        Юлька схватилась за мобильный телефон - звонить Белке или Сереге, но, посмотрев на часы, вовремя одумалась. Села на кровать и в течение получаса вспоминала все, что читала и смотрела о жизни привидений. Доведя себя до трясучки, она кинулась запирать окно, задвигать занавеску и баррикадировать табуреткой и музыкальным центром дверь. Обеспечив себе таким образом некоторую безопасность, бесстрашная гроза двора Полундра прыгнула в постель, сунула голову под подушку, накрылась одеялом и подумала, что теперь от страха не заснет ни на минуту. Но уже через пять минут незаметно провалилась в сон.
        Будильник, заведенный Игорем Петровичем, прозвенел ровно в шесть утра. Сквозь сон Юлька слышала, как дед встал, как он делал зарядку и завтракал на кухне (как всегда, овсянкой и молоком). Потом хлопнула дверь: Игорь Петрович уехал в академию. Через четверть часа надо будет вставать и Юльке. «Еще сколько спать можно…» - подумала она. И - отключилась.
        Глаза открыла от пронзительного звона. Надрывался телефон в прихожей.
        - Мамочки! - ахнула Юлька, взглянув на часы. - Проспала все на свете!
        Босиком кинувшись к телефону - рядом с аппаратом сидела Мата Хари и удивленно смотрела на него зелеными глазищами, - она сорвала трубку и гаркнула:
        - Але!
        - Полундра, давай на выход! - послышался в трубке бодрый голос Атаманова. - Базар есть.
        - У меня тоже! У меня тоже базар! Серега, конец мне, горю, дед убьет!
        - Ты что, опять на его диссертацию колу вылила?
        - Хуже! В аэропорт проспала! Самолет через полчаса сядет! Господи, Серега, что делать?
        Атаманов думал ровно четыре секунды.
        - Лети сюда, я завожусь.
        Юлька кинулась одеваться.
        Когда она через три минуты, растрепанная, в футболке наизнанку, на ходу застегивая сандалии, выскочила из подъезда, чудо техники под названием «Ява-700» уже фырчало у кромки тротуара. Мотоцикл был старый, разбитый и ездил, по выражению Игоря Петровича Полторецкого, «на одном божьем благословении». Батон с Атамановым приволокли его с какой-то свалки и почти месяц вместе с дядей Колей, отцом Батона, возились с ним, надеясь реанимировать. Реанимация, к крайнему удивлению всех троих, полностью удалась: старый мотоцикл начал вполне прилично бегать. Правда, пацанам пришлось пообещать Батонову папаше, что эксплуатация сего пенсионера будет производиться исключительно в близлежащих дворах. До сих пор друзья данное слово держали, но… Разве мог Атаманов не выручить боевую подругу?
        - Садись, шлем надевай - и погнали! Какой аэропорт?
        - Внуково. Серега, а…
        Конца фразы не расслышали ни Атаманов, ни сама Юлька: старая «Ява», взметнув столб пыли, с места взяла в карьер.
        Атаманов выжал из древнего мотоцикла все, что мог. Они вихрем пронеслись по городу, пролавировали в страшнейшей пробке на Окружной, чуть не заглохли на перекрестке (даже из-под шлема Юльке было слышно, как ругается страшными словами Атаманов), но к стоянке перед аэропортом Внуково подлетели с опозданием всего на пятнадцать минут. Юлька слезла с мотоцикла, не смогла устоять на подгибающихся ногах и в изнеможении села прямо на нагретый солнцем асфальт. Голова шла кругом, в животе что-то постыдно тряслось.
        - Знаешь что, Серега… Ну тебя! Ни в жисть с тобой больше не поеду! Больной ты на всю голову…
        - Сама ты больная! - обиделся Атаманов. - Вопила на весь дом, что горит-опаздывает, а теперь…
        - Ну да, опаздываю. Но соображать-то надо! На Окружной за нами чуть менты не погнались!
        - Я нормально ехал! Просто на мотике всегда быстро кажется. Нет бы спасибо сказать, орет тут еще… И хватит уже, расселась! Раз опаздываешь - беги! А я «Явку» посторожу.
        Полундра сильно сомневалась, что атамановская «керосинка» нуждается в охране, но злить Серегу было опасно, да и время поджимало. Поэтому она бросила Атаманову шлем, помахала рукой и побежала к зданию аэропорта.
        - Майку переодень, дура! - крикнул Атаманов ей вслед, но Юлька не услышала.
        В аэропорту было людно, шумно и прохладно. Поежившись, Юлька завертела головой в поисках табло с объявлениями о прибывших рейсах. Огромная черная панель обнаружилась прямо у нее над головой, Юлька сощурила глаза, ища объявление о прибытии рейса из Иркутска… и внезапно ее обдало знакомым горьковатым запахом. Моментально вспомнилось вчерашнее амбре, исходящее от лежащей в кресле рыжей. Автоматически Юлька повернула голову… и чудом удержалась на ногах. В двух шагах от нее стоял вчерашний призрак… дочка Совы, рыжая… в общем, та самая.
        Она действительно была рыжая, как морковка, и волосы точно так же рассыпались по плечам и спине. Только сейчас рыжая была одета не в голубой костюм, а в джинсы и зеленую футболку. Но запах - тот же самый, тут Юлька ошибиться не могла. Рыжая была не одна: рядом с ней стояла худенькая девушка с коротко стриженными черными волосами. Обе дамы довольно сердито разговаривали по-английски. Рядом, у их ног, стоял огромный чемодан, весь облепленный рейсовыми наклейками. В международном языке Юлька сильна не была и только напрасно потратила пару минут, пытаясь вникнуть в суть беседы. Наконец одно слово - «диамантс» - показалось ей знакомым. Наказав себе вечером непременно заглянуть в словарь, Юлька скроила скучающую мину, надвинула на лицо козырек бейсболки и переместилась так, чтобы получше рассмотреть пришелицу с того света.
        Ни на труп, ни на привидение рыжая, впрочем, ничуть не походила. Вполне живая, здоровая, загорелая, красивая дама лет этак тридцати. Лицо ее было наполовину скрыто темными очками, и Юлька, как ни вглядывалась, не могла его рассмотреть.
        Полундра начала лихорадочно соображать, что же ей делать дальше. Мысли прыгали, как рассыпавшиеся мячики на «физре», и пользы от них не было никакой. А тут еще обе женщины перестали ругаться, подхватили чемодан и резво понеслись к выходу. Юлька, так ничего и не придумав, побежала за ними. Она то и дело задевала встречных людей локтями и плечами, огрызалась на бурчание пострадавших и, наконец, со всего размаху врезалась в чей-то довольно твердый живот.
        - Извините… - буркнула она, потирая лоб кулаком.
        - Опаньки, Юлька! - вдруг послышался сверху жизнерадостный бас. - Это ты, что ль?
        - Я, - автоматически кивнула Полундра и подняла глаза.
        С минуту недоуменно таращилась на высоченного парня с широкими плечами, которые чуть не рвали майку камуфляжной расцветки. Бейсболка на парне была надета козырьком назад, синие глаза смеялись. Что-то в их синеве показалось Юльке знакомым, она напрягла память - и потрясенно выговорила:
        - Пашка, ты?
        - А я вот тебя сразу узнал. - Кузен из Иркутска хлопнул кузину по плечу так, что Юлька чуть не отлетела к стене. - Скока не виделись-то, лет семь? Такая же кнопка, как и была! И веснушки не вывелись! А куда ты мчишься-то? Меня встречать? Я Петровичу по телефону говорил, что незачем, не маленький, сам доберусь, так он… Да что ты так глядишь? Я это, я, Пашка! Правда не узнала, что ль?
        - Узнала… - ошарашенно сказала Юлька, ожидавшая увидеть сутулого задохлика в очках и сейчас с трудом приходящая в себя. - Ты… того… как добрался?
        - С ветерком, - хохотнул Пашка, снимая с Юльки бейсболку и заглядывая ей в лицо. - Ты что такая вздрюченная? Случилось что?
        Юлька в отчаянии проводила глазами объекты своей слежки, те приближались к повороту. Счет шел на секунды, и она решилась:
        - Пашка, бегом! Мне нужно вон тех двух баб догнать!
        Соображалка у иркутского братца, видимо, и в самом деле была неплохая: он молча подхватил свой рюкзак и без единого вопроса зашагал за Юлькой. Они повернули за угол, где им навстречу хлынула целая толпа новоприбывших пассажиров. Юлька только каким-то чудом не потеряла своих дам из виду. Те вышли из здания аэропорта, мгновенно загрузились в стоящую у тротуара «Альфа-Ромео», и белый автомобиль начал медленно выруливать в потоке других машин к шоссе.
        - Ловим тачку, и за ними! - азартно предложил Пашка.
        - Сдурел?! - застонала Юлька. - Ты знаешь, сколько такси в аэропорту стоит?! Это тебе не Иркутск…
        Но Пашка уже поднял руку, и к нему сразу подскочил низенький мужичок:
        - Машинку до Москвы, командир?
        - Ага, - солидно пробасил Пашка. - Сеструха, грузись, поехали. Шеф, вон за той белой «альфочкой» трогай помаленьку…
        Нет, все-таки восемнадцать лет - это вам не тринадцать… Юлька с завистью поглядела на уверенно садящегося в такси братца, прыгнула следом - и только сейчас вспомнила про Атаманова. С минуту она прикидывала, что именно скажет ей Серега, узнав о том, что его вместе с «керосинкой» бросили на стоянке, затем достала мобильный.
        Услышав, что Полундра вместе с братом едет из аэропорта в такси, Атаманов сказал именно то, что и ожидала Юлька. Ей едва удалось вклиниться в поток возмущенной ругани.
        - Серега, не ори. Вынужденные обстоятельства. Я веду рыжую.
        - Кого ты ведешь?! - поперхнулся в трубке Атаманов.
        - Ры-жу-ю, - медленно и многозначительно повторила Юлька. - Нашу, вчерашнюю. С ней еще одна, брюнетка с короткой стрижкой, первый раз вижу. Возвращайся домой. Предупреди всех наших. Я скоро буду и все расскажу.
        - Понял, - мгновенно переключился Атаманов. - Отбой. Осторожней там, гляди…
        Юлька выключила телефон. Вытянула шею, убедилась, что «Альфа-Ромео» находится прямо перед их такси, и только тогда облегченно откинулась на сиденье. Пашка усмехнулся и спросил:
        - А кто эта рыжая?
        …Полундра уже заканчивала вводить кузена в курс дела, когда белый автомобиль впереди вырулил на набережную, сбавил ход и остановился перед высоким зданием с застекленным фасадом. Выскочив из машины, Юлька задрала голову:
        - Отель «Славянка-люкс». Ух ты…
        Тут же она спохватилась, что рыжая заметит ее и, не дай бог, узнает, и поспешно спряталась за выступ стены. Рыжей, впрочем, было не до Юльки: она, пыхтя, в одиночку тащила из багажника чемодан. Чемодан был огромным и явно очень тяжелым. Вывалившись из багажника, он чуть не сбил с ног рыжую, жабой плюхнулся на землю и раскрылся. По асфальту разлетелись вещи, книги, кассеты, диски. Один из них, в прозрачной упаковке без этикетки, улетел к самой кромке тротуара - и тут же был аккуратно накрыт огромным ботинком иркутского кузена. Затем Пашка преспокойно достал телефон и несколько раз сфотографировал обеих дам. Юлька испуганно округлила глаза, но ни рыжая, ни брюнетка не заметили Пашкиных действий: ругаясь по-английски, они собирали рассыпавшиеся вещи. Наконец, чемодан был сложен, дамы взяли его за ручку вдвоем и скрылись за стеклянными дверями отеля. Облегченно вздохнув, Юлька посмотрела на кузена. Тот спрятал телефон, нагнулся, поднял диск, сунул в карман джинсов и заявил:
        - Слыхал, что в Москве жизнь веселая, но чтобы вот такая… Хоть кино не смотри! Диск прямо сейчас поглядим?
        - Как? - растерялась Юлька.
        Пашка похлопал ладонью по рюкзаку:
        - У меня комп с собой.
        Любопытство жгло Полундру огнем, но она геройски заявила:
        - Без наших - не могу. Поехали домой.
        Войдя в свой двор, Юлька поняла, что собрать совещание на крыше гаража сейчас не удастся. Гараж был открыт, из него высовывался нос желтых «Жигулей», а из-под «Жигулей» торчали шесть ног в кроссовках. Было очевидно, что у хозяина гаража, отца Батона, сегодня выходной, и дядя Коля вместе с сыновьями занимается ремонтом фамильного средства передвижения. На лавочке возле песочницы со скучающим видом сидели Атаманов, Белка и Натэла - последняя с неизменными коляской и Тамазиком. Малыш увлеченно сосал зеленую стекляшку, подаренную вчера Серегой.
        - Ну что?! - нетерпеливо спросил Атаманов.
        Судя по тому, как оттопыривалась майка на его груди, кукла-бриллиантоносица была там. Не ответив, Юлька церемонно произнесла:
        - Вот это - Пашка, мой братан двоюродный. Вот это - Натэла, Бэлла, Сергей и… Эй, Батон! Вылезай из-под тачки, иди сюда! И Батон. То есть Андрей.
        Пашка молча улыбнулся. Девчонки улыбнулись тоже. Подошедший Батон вытирал грязные руки о штаны и посмотрел недоверчиво - сначала на Пашку, потом на Серегу.
        - Он в курсе? - осторожно спросил у Юльки Атаманов.
        - Да если б не Пашка, я бы рыжую упустила! Знаешь, как она в машину сиганула со своей… Интересно, кто она, та, другая?
        - Да ты о ком?! - на разные голоса завопила вся компания.
        Бабули на соседней лавочке дружно обернулись. Заоглядывались мамаши у песочницы. Из-под «Жигулей» высунулись две лохматые головы. Юлька взволнованно прошептала:
        - Надо идти к кому-нибудь.
        - У меня мать со смены, спит, - объявил Атаманов.
        - У Сони ученица играет… - пожала плечами Белка.
        - Я бы пригласила всех к себе, - вежливо сказала Натэла, - но у бабушки вечером антреприза, ей надо настроиться.
        - А кто твоя бабушка? - заинтересованно спросил Атаманов, но тут Юлька спохватилась:
        - Ой! Пашка! Треплемся тут стоим, а ты ж с дороги! Ты ж, блин, устал! Есть хочешь?
        - Да не парься, мать… - отмахнулся Пашка, но сестра уже потянула его за рукав:
        - Пошли все к нам! У деда экзамены, это до вечера.
        Уже вставляя ключ в замок, Юлька с ужасом вспомнила, что еды в доме никакой нет. То есть продукты имелись, лежали преспокойно в холодильнике, и она сама вчера клятвенно обещала деду, что утром встанет, все приготовит и накормит прибывшего родственника, честь семьи останется на высоте. Теперь эта самая честь летела с той самой высоты, можно сказать, кубарем. В полном отчаянии Юлька подумала, что на задворках морозилки должны, кажется, валяться какие-то полуфабрикаты. Едва войдя в квартиру, она бросила всем: «Проходите, садитесь там…» - и помчалась в кухню. С грохотом распахнула холодильник.
        Полуфабрикаты действительно были - два мерзлых, облепленных льдом, бесформенных кома. Этикеток не видно, и что делать с неопознанными уродцами - совершенно непонятно. Подошла Мата Хари, брезгливо понюхала ледяные комки и, задрав хвост, удалилась прочь из кухни. Юлька с размаху швырнула полуфабрикаты в раковину и поняла, что сейчас начнет реветь.
        - Что-то упало? - послышался спокойный голос у нее за спиной.
        Юлька резко повернулась.
        - Почему ты плачешь? - спросила стоящая в дверях Натэла.
        Юлька зажмурилась, чтобы сдержать слезы. Сквозь стиснутые зубы процедила:
        - У нас… есть нечего…
        - Вах! - испуганно воскликнула Натэла. Оттолкнув хозяйку, бросилась к холодильнику и распахнула его. Через минуту облегченно сказала: - Дорогая, что ты меня так пугаешь? Здесь же все есть!
        - Да оно же все сырое! Я утром должна была сготовить, а теперь…
        - Приготовим прямо сейчас. - Натэла вытащила из холодильника розовый кусок мяса и улыбнулась. - Запомни: если в доме есть мясо, мужчина всегда будет доволен. Так моя бабушка говорит.
        - Я не умею готовить мясо!
        - Я умею, - успокоила Натэла. - Где ножи? Где фартук? Фольга есть? Специи где? Духовка работает? Где мука, соль, молоко, яйца, перец… А это что?
        - Зелень… - робко сказала Юлька, глядя на то, как Натэла, словно заправский шеф-повар, моет в раковине кусок мяса и одновременно подбородком указывает на зеленую поросль в ящике на подоконнике. - Дед разводит. Тут петрушка, укроп, кинза и базилик, кажется.
        - Прекрасно! Зачем плакать? Сейчас все быстро сделаем!
        - А я… а мне… - растерялась Юлька. - Мне-то что делать, Натэла? Как помочь?
        - Попроси, пожалуйста, Сергея сбегать в магазин, а то мне неудобно, это твой дом. Он согласится?
        - Щас как миленький побежит! - воодушевилась Юлька. - Чего купить-то надо?
        - Хмели-сунели и ткемали. Вообще-то их лучше самим готовить, но времени же нет…
        - Атамано-о-ов! - диким голосом заорала Юлька, вбегая в комнату. - Гони в магазин!
        - Ага, щас! Разбегуся только! - огрызнулся было Серега, но, услыхав, что просьба исходит от Натэлы и на обед ожидается шедевр грузинской кухни, тут же вскочил, сдернул с вешалки дедову авоську и исчез за дверью, напоследок пообещав: - Если без меня начнете рассказывать - бошки поотвинчу!
        Атаманов обернулся мухой, и все время, пока его не было, компания сидела молча, с постными лицами, как на общеклассовом походе в оперный театр. Нарушала молчание лишь Натэла, время от времени появлявшаяся из кухни в облаках пара и вопрошавшая: «Лук есть?», «Чеснокодавилка где?», «А чем можно вытереть стол?» По квартире плыли умопомрачительные запахи. Голодный Батон героически молча икал в углу. Пашка так же молча разбирал свой рюкзак. К изумлению Белки, в рюкзаке оказались не только ноутбук и скомканные кое-как носки с майками, но и куча каких-то непонятных железок, пластиковых коробок и невероятное количество книг.
        - А вещи-то все твои где?
        - Вещи мать пришлет, если в универ поступлю, - объяснил Пашка, любовно поглаживая ноутбук по серебристой крышке. - А без этого я не могу.
        - А железяки зачем?
        - Не железяки, а микросхемы.
        - Ты хакер, что ль? - благоговейно спросил Батон.
        - Могу, если нужно, - усмехнулся провинциальный кузен, выуживая из рюкзака очередную стопку книг.
        Юлька осторожно потянула одну из них, прочитала название - «Алгоритмы дифференциального исчисления тригонометрических обратных функций», ей стало дурно, и она поспешно вернула том на место.
        Тут как раз вернулся Атаманов. По пути завернул на кухню, оставил там авоську и вырос в дверях комнаты, грозно глядя на присутствующих: не начали ли дедуцировать без него? Убедившись, что все честно, он расслабился, сел на пол у стены и велел Юльке:
        - Рассказывай давай. Где рыжую нашла?
        Когда Юлька и Пашка закончили рассказ о сегодняшних приключениях, в комнате воцарилась тишина, прерываемая только грохотом сковородок из кухни.
        - А может, это не та рыжая? - робко спросила Белка. - В смысле не наша?
        - Я такого морковного цвета в жизни нигде не видела. И запах, такой горький… Его ни с чем не спутаешь. Да она, зуб даю! Только в темных очках. И тачка та же, белая. А скандалили они по-английски на весь аэропорт! Я только слово «диамантс» поняла, а что это такое…
        - Бриллианты, - перевел Пашка, колдующий над своим ноутбуком. Он уже загнал в него подобранный перед гостиницей диск и теперь наблюдал, как тот открывается. Когда же поперек экрана развернулся текст с фотографиями, раздался Юлькин стон:
        - Так тут не по-ру-у-усски…
        Действительно, несколько страниц были заполнены английским текстом. Вся компания уныло переглянулась. В наступившей тишине явственно прозвучал смешок Пашки. Он придвинул ноутбук к себе поближе и преспокойно начал переводить вслух:
        - Невероятный скандал в Нью-Йорке. Легендарные драгоценности графов Мражинских, русских эмигрантов первой волны, оказались поддельными. Владелица их, Элен Мражинская, супруга Эдварда Мражинского, последнего отпрыска графского рода, никак не может объяснить подобный, по ее словам, «нонсенс». Она получила драгоценности в подарок от свекрови перед свадьбой, как заведено в семье Мражинских. Драгоценности были вывезены прапрабабкой Эдварда, графиней Анной Мражинской, из революционной России в 1918 году, и, несмотря на все невзгоды, ни одна вещь не была продана. И вот теперь…
        Пашка прервал перевод и озабоченно спросил у сестры:
        - Во, смотри, тут фотки! Ваши камешки?
        - Где ты так по-английски наблатыкался? - вместо ответа потрясенно спросила Юлька.
        - Когда по обмену в Чикаго летал, - пожал тот плечами.
        Атаманов, не сводя глаз с экрана, вытащил из-под майки куклу. Вскоре драгоценности были бережно разложены на столе, и Пашка покачал головой:
        - Да-а… Впечатляет! Слушайте, шелупонь, вы хоть понимаете, во что вляпались?
        Никто из присутствующих не обиделся на словечко «шелупонь». Даже Атаманов лишь взволнованно засопел, глядя на экран. Там с фотографий мерцали, искрясь гранями, серьги, кольца, браслет, диадема - точь-в-точь такие же, как «кукольные» украшения.
        - Но ведь там, - Батон кивнул на экран, - все ненастоящее, подделка? Я правильно понял?
        - Получается, да, - растерянно прошептала Белка. - Получается, что настоящее…
        - …это наше, - решительно закончила Юлька. Помолчала и подытожила: - Просто жуть! Что делать-то теперь?
        - Дальше читать, - решил Атаманов. - Паш, давай…
        - Там больше ничего интересного, - отозвался Пашка, энергично двигая «мышью». - На два листа - кукование Элен Мражинской о том, как все ужасно, некстати и вообще… А вот тут интересно! «Особенно миссис Мражинская была огорчена тем, что знаменитый изумруд, украшавший колье (он найден в начале XIX века на Урале и получил название «Немезида»), также оказался фальшивым».
        - Минуточку-минуточку! - всполошилась вдруг Белка. - Какой изумруд? Какая «Немезида»? У них там, в их Нью-Йорке, он есть? Есть. Пусть поддельный, но есть. А у нас он где?
        Пять пар глаз снова впились в экран. Оттуда, с черной ювелирной подушечки, блестел вделанный в колье ограненный изумруд «Немезида» - вернее, его липовый заместитель.
        - Атаманов, - паническим шепотом вопросила Юлька, - ты что, посеял «Немезиду» в лопухах?!
        - Дура! - заорал Серега. - В каких лопухах?! Почему я?! Куклу нашла Натэла! И там еще вчера никакой «Немезиды» не было!
        Юлька умолкла, сообразив, что Атаманов прав: вчера она своими глазами видела в колье пустую оправу на месте камня.
        - Опаньки! - воскликнул вдруг Пашка. - А вот и она, Элен Мражинская. Хорошая фотка, четкая. Бли-и-ин, мама дорогая… Юлька, посмотри-ка внимательней, не наша ли это рыжая?
        Юлька приблизила лицо почти вплотную к экрану. Долго всматривалась в лицо женщины на фотографии. Затем неуверенно сказала:
        - Кажется, нет.
        - Кажется или нет? - не унимался Пашка. - По-моему, похожа!
        - Не знаю. - Юлька, сощурившись, пристально всматривалась в фотографию. - Я ее вчера полсекунды с гаража рассматривала. В квартире у нее волосы на лице были, сегодня - очки. Не могу наверняка сказать! И потом, Мражинская - американка, а наша рыжая по-русски говорит спокойно, без акцента.
        - А может, ее родители с детства языку учили и она свободно общается?
        - Но встречала-то она в аэропорту американку, - подал вдруг голос Батон. - И ругались они, ты говорила, по-английски. И диск этот у них откуда-то был, тоже на английском, между прочим. Значит, как-то они повязаны, наша рыжая и эмигранты Мражинские.
        Наступила ошеломленная тишина. Юлька с уважением посмотрела на проявившего чудеса логики Батона. Подумав, сказала:
        - Факт, связаны. Вот только как?
        - Внуково рейсов из Нью-Йорка не принимает, - вдруг сообщила Белка. - Я точно знаю, мама с отцом всегда в Шереметьево прилетают. Наверное, она все-таки не американку встречала. А по-английски говорили, чтоб никто не догадался…
        Снова воцарилась тишина: все усиленно соображали. Мыслительный процесс был прерван появившейся в дверях Натэлой в фартуке, которая весело объявила, что стол накрыт. У ног Натэлы терлась Мата Хари, у которой изо рта торчал кусок мяса.
        - Предательница! - буркнула ей Полундра. У Маты Хари было такое выражение на морде, словно она пожимала плечами.
        Первое, о чем подумала Юлька, оказавшись в дверях кухни, что «стол» - слишком мягко сказано. Это был не стол, а самое настоящее застолье. Кусок запеченного мяса торжественно дымился, исходя упоительным запахом. Соблазнительно желтела под россыпью укропа молодая картошка. Лоснились чисто вымытые помидоры, огурцы и редиска. В двух хрустальных вазочках горками под майонезом высились салаты. Что-то в кастрюльке золотилось и пестрело фасолинками. Дедовы соленья из банок были аппетитно разложены на двух керамических блюдах.
        - Я щас концы отдам… - пробормотал Атаманов, не сводя глаз с этого великолепия. - Натэла… ты что… ты сама так?!
        - За час?! - схватилась за голову Юлька. - Натэлка, ты… ты просто супер! Самая суперская девчонка, кого я знаю! Ну, ты даешь!
        - Пожалуйста, садитесь, остывает, - улыбнулась Натэла.
        Приглашать дважды никого не надо было: голодные пацаны кинулись за стол.
        - Откуда ты умеешь так готовить? - спросила Юлька спустя полчаса, когда все наелись, мужская половина собрания убралась из кухни, Белка домывала посуду, а Натэла убирала в холодильник остатки пиршества. - Я, кроме сосисок, ничего толком варить не умею. Даже яичница всегда пригорает!
        Натэла пожала плечами и отчеканила:
        - Любая женщина, если она хочет чего-то добиться в личной жизни, должна уметь готовить.
        - Тоже бабушкины слова? - проворчала Белка.
        - Да.
        Юлька уже собралась было в который раз поинтересоваться, кто же она такая, загадочная Натэлина бабушка, когда с балкона раздался вопль Пашки:
        - Юлька, девчонки, сюда-а-а!!!
        - Пашка, ты чего? - Юлька влетела на балкон первой. - Чего орешь?
        - Посмотри… - почему-то вполголоса сказал Павел, отходя от края балкона. - Да не высовывайся так!
        Юлька выглянула во двор - и сразу поняла, почему кузен велел ей не высовываться. Прямо под ними, внизу, перед старушками на лавочке, стояла… рыжая! О чем-то говоря с бабульками, она почему-то показывала рукой на корпус номер три, зияющий из-за ветвей лип пустыми проемами давно выбитых окон. В третьем корпусе давно никто не жил, дом был в аварийном состоянии и подлежал сносу, но московская администрация давно и прочно забыла о нем.
        - Быстренько они, однако, обернулись… - пробормотал Пашка, оттаскивая сестру от края балкона. - Да не вылезай ты так, она тебя узнать может! Уж не по вашу ли душу явилась?
        - Ох, мамочки… - пробормотала Юлька, садясь на пол. - Вот влипли-то…
        - Думаешь, нас искать приперлась? - напряженно спросил Атаманов. - Ну и что делать-то, Полундра, а?
        - Я боюсь! - шепотом закричала Белка. - Я тут до самого вечера останусь! Никуда не выйду!
        - Перестань психовать, дура! Ты-то ей зачем? - фыркнула Юлька, хотя в глубине души была согласна с подругой. По спине холодными коготками царапала самая настоящая паника. Одно дело - лазить по пожарной лестнице и совать нос в чужие окна, и совсем другое - переходить дорогу международным аферистам, или кто там они, эти рыжая американка и ее подруга…
        Пашка молча внимательно осмотрел всю компанию. Негромко предложил:
        - Братва, решать, конечно, вам, но… Я предлагаю ловить на живца.
        - Это как? - недоверчиво спросил Атаманов.
        - Элементарно. Сейчас спускаемся вниз всей бригадой… Да, Белка, всей, всей! И садимся за домом, у клумбы. Вы ведь там куклу нашли?
        - Ну да…
        - Так вот. Она здесь наверняка за ней. Если она нас там увидит, то… Угадайте, что сделает?
        - Подойдет и начнет спрашивать, не видали ли чего, - проворчал Атаманов. - И зачем нам это нужно?
        - Увидишь. - Павел поднялся и обернулся на Батона. - А ты, Андрюха, наверное, останься.
        - Это еще почему?! - возмутился Батон.
        - Потому что ты единственный, кого ни рыжая, ни черненькая не знают. Рыжая Серегу и Юльку могла разглядеть в квартире Совы. Меня - заметить в аэропорту. Черненькая опять же видела меня и Юльку.
        - Где?
        - В аэропорту и возле гостиницы. Поэтому Андрюха может, пока мы будем выяснять, кто что видел, посмотреть, на какой машине они приехали, и вообще последить… Ваш мотик еще на ходу?
        - Конечно! - заверил повеселевший Батон.
        - Тогда выходим, - решил Пашка. - Сразу все.
        - Натэлка пусть не лезет, - неожиданно проворчал Атаманов, косясь в сторону кухни. - Она вообще не при делах, чего зря впутывать…
        - Я не могу быть не при делах, - раздался спокойный голос, и Натэла, снимая фартук, вышла в прихожую. - Ведь именно я нашла куклу! Я иду с вами.
        - Ну, и я тогда с вами… - уныло сказала Белка, вставая с пола. - Господи, кошмар… У меня послезавтра концерт! Мне нельзя нервничать! Я… я еще сегодня не занималась ни минуты. Меня Соня убьет! У меня хроматические переходы недоучены, а вы… а тут… Юлька, только не отходи от меня далеко!
        - Не боись! - покровительственно сказала Юлька, беря подружку за дрожащую руку. Собственный страх тут же наполовину улетучился, а когда Полундра взглянула на беззаботно шагающего впереди всех широкоплечего, совсем взрослого кузена, ей и вовсе стало спокойно.
        Когда гурьбой спустились во двор, рыжей уже и след простыл, и бабки на лавочке бодро обсуждали последнюю серию «Райской любви». Среди них сидела, энергично двигая спицами, Антонина Никитична, бабушка Батона.
        - О, Андрюша! - обрадовалась она при виде внука. - Ты обедал? Хорошо поел? Ну-ка, поди ко мне, я примерю…
        - Бабуль, ну куда мне это щас, лето ж уже… - заныл Батон, под хихиканье друзей втискиваясь в сине-зеленый свитер.
        - Мало ли что! Вдруг дожди зарядят в деревне? Я еще когда Федору Пантелеичу говорила…
        - Бабуль, - поспешно прервал бабушку Батон, - а что за рыжая тетка здесь стояла? Ты с ней вроде разговаривала?
        - А-а… Из мэрии, кажется, - пожала плечами бабушка. - Странная какая-то, по-русски совсем плохо говорит. Как только таких на работу в мэрию берут? Спрашивала, давно ли тот дом ломать начали. Вроде он памятник какой-то культурный. Мы и ответили, мол, о чем вы только в своей мэрии думаете, уж шестой год стоит развалюха, по кирпичику раскатывается, а ее все убрать не могут. И это в центре города! Никакого порядка - вот что. Андрюшенька, к ужину смотри приходи, я котлет навертела…
        - Зачем ей старый дом понадобился? - тихо спросила Юлька Серегу. - В нем сто лет никто не живет, одни бомжи там бухают…
        Атаманов только пожал плечами. Помолчав, процедил:
        - Ты лучше скажи, почему она по-русски вдруг плохо заговорила? Вчера лепила как на родном…
        - Может, это все-таки не наша рыжая?
        - А чья?!
        Ответить Юльке было нечего.
        В молчании вся компания бодро промаршировала за дом, к заросшей буйной растительностью клумбе… и там их ждало очередное за сегодняшний день потрясение. Посередине клумбы, прямо в крапивно-полынных зарослях, стоял, нагнувшись к земле, худенький подросток в бейсболке и что-то разглядывал.
        - Ты чего, шмындрик, тут потерял? - привычным тоном хозяина двора вопросил Атаманов.
        «Шмындрик» выпрямился… и оказался брюнеткой из аэропорта. Сейчас она была в шортах, короткой футболке и белых спортивных тапочках. Бейсболка была натянута на коротко стриженные волосы. Девушка улыбалась.
        С минуту она и ребята смотрели друг на друга. Затем - кто бы мог подумать? - Белка сделала шаг вперед из-за Пашкиного плеча и невероятно культурным голосом спросила:
        - Извините, вы что-то ищете?
        - Да, - просто сказала девушка. - Я потеряла тут одну вещь.
        - Дорогую? - участливо спросила Юлька.
        - Для меня - да. - Девушка отряхнула руки от налипшей земли и вышла из крапивы на асфальт. - Я была в гостях у одной своей знакомой и случайно выронила ту вещь в окно.
        - Только что? - быстро спросил Пашка.
        - Нет, вчера. - Девушка одарила его лучезарной улыбкой.
        - Почему же ищете только сегодня?
        Нет, все-таки восемнадцать лет - не тринадцать! Юлька с восхищением посмотрела на кузена, улыбающегося в лицо даме невинно и нахально. Но и та не растерялась:
        - Вчера я тоже ее искала, но не нашла. Тут же просто джунгли какие-то…
        «Вот врет-то!» - подумала Юлька возмущенно и посмотрела в лицо черноволосой аферистки. Та заулыбалась еще шире:
        - Ребята, а вы ведь из этого двора?
        - Ну, допустим… - осторожно подтвердил Атаманов.
        - Вы ничего не находили здесь?
        Наступила настороженная тишина. Затем Пашка спросил еще более невинным голосом:
        - А что именно вы имеете в виду?
        На сей раз дама задержалась с ответом. Юлька впилась глазами в ее лицо и заметила: та растерялась.
        - Здесь, знаете ли, очень много чего можно найти, - пояснил Пашка. - Из окон всякий хлам падает, дети играют, помойка вон рядом… Вы бы поконкретнее сказали, что за штучка-то была?
        Девушка перестала улыбаться. Черные глаза остановились на улыбающейся Пашкиной физиономии. Сделав два шага, она приблизилась вплотную и негромко, очень четко произнесла:
        - Юноша, вещь, которую вы НЕ НАХОДИЛИ, мне очень нужна. За ее возвращение я могу хорошо заплатить.
        - Не понимаю, о чем вы… - развел руками Пашка.
        - Подумайте, молодой человек, - словно не услышав его последних слов, сказала брюнетка. - Если примете решение, позвоните мне по телефону.
        Она протянула белую карточку, и Юлька, вытянув шею, увидела: на карточке, кроме номера мобильного телефона, написанного от руки, нет больше ничего.
        - Да вы хоть скажите, что искать! - упорно продолжал валять дурака Пашка.
        Девушка неожиданно снова улыбнулась.
        - Это просто старая кукла. Старая кукла в голубом платье. Подумайте, ребята. Вы можете хорошо заработать.
        Компания озадаченно молчала. Даже Пашка не нашелся, что сказать. Но когда девушка уже сворачивала за угол, он неожиданно окликнул ее:
        - Мадам!
        Брюнетка резко повернулась. Щелкнула камера Пашкиного мобильного телефона, Пашка начал разглядывать получившийся снимок.
        - Мне на память, - пояснил он довольно громко.
        Несколько секунд Юлька была уверена, что «мадам» сейчас набросится на Пашку и вырвет у него из рук телефон. Но ничего подобного не произошло. Она лишь процедила сквозь зубы какое-то тихое ругательство и скрылась за углом.
        - Браво, братан… - пробормотал Атаманов. - Уважаю.
        - Пашка, зачем?! - охнула Юлька. - Она ведь теперь точно знает, что мы…
        - Ни хрена она не знает! - дернул плечом Пашка, продолжая разглядывать снимок. Потом поднял глаза и удовлетворенно сказал: - Опа, а вон и наше наружное наблюдение выезжает. Ну, слава богу, а то я боялся, что мотик не заведется… Серега, стартер, по-моему, надо менять.
        Юлька скосила глаза и увидела, что «наружное наблюдение» в лице невероятно важного Батона на «керосинке» торжественно выкатывает из подворотни на бульвары.
        - Итак, господа и дамы, подобьем бабки… - Пашка уселся на край тротуара. - Получается, что вашей куколкой интересуются уже две дамы - рыжая и черная.
        - Дама червей и дама пик, - драматически произнесла Белка.
        - Хорошая шифровка, - одобрил Пашка. - Так их и будем звать.
        - Дама червей ничем не интересовалась, - подал голос Атаманов. - Она просто была в обмороке у Совы в квартире. А потом того… перестала быть.
        - Хорошее умозаключение, - без тени улыбки кивнул Пашка. - Ты прав.
        - Дама червей вчера хорошо по-русски говорила, - дополнила Юлька, - а сегодня с акцентом, что даже Андрюхина бабка заметила.
        - Рыжая, как я понял, в кукле не заинтересована, - задумчиво сказал Пашка. - Она ее выкинула в окно, когда ваша… ммм… Сова побежала вызывать «Скорую». И вовсе не обязательно, что выкинула, желая потом подобрать.
        - А зачем тогда? - спросила Юлька.
        Вместо Пашки ответила Белка:
        - Да мало ли зачем? Допустим, просто Сове назло. Мы же не знаем, какие у них отношения. И вообще, чем они связаны. Может быть… Может быть, кукла ее, а не Совиная!
        Наступила тишина: подобной мысли до сих пор ни у кого не возникало.
        - Это обязательно надо выяснить, - неожиданно резко заявила молчавшая до сих пор Натэла. - У нас уже второй день ЧУЖАЯ ВЕЩЬ! ЧУЖИЕ ДРАГОЦЕННОСТИ! А они не должны у нас быть! Они должны быть…
        - У ментов, - ехидно подсказал Атаманов.
        - У хозяина, - холодно парировала Натэла. - И как можно быстрее.
        - Послушай, тут воров нет! - вскипела Юлька. - Если бы мы знали, кто хозяин, - вернули бы сразу же!
        - Нам чужого не надо, да! - поддержала подругу Белка.
        Пашка с Серегой усмехнулись, глядя на встопорщившихся девчонок. Затем Пашка сказал:
        - Натэла права. С этого и нужно начинать. Кто настоящий хозяин?
        - Сова! - хором ответили Юлька, Белка и Натэла.
        - Возможно, но маловероятно. - Пашка посмотрел на Атаманова. Тот на всякий случай важно кивнул. - Как я понял, Сова - пенсионерка.
        - Живет плохо, с авоськой на рынок бегает, - подтвердила Юлька. - Пальто у нее одно, и шляпка дурацкая…
        - Тогда спрашивается: зачем бегать с авоськой в драном пальто по рынку, если у тебя бриллиантов на миллион?
        Все задумались. Натэла неуверенно спросила:
        - Может, она не знала, что там бриллианты?
        - Ну да, как же! - фыркнула Белка. - Мы и то сразу сообразили.
        - А что вы вообще о ней знаете? - вдруг поинтересовался Пашка. - Кроме драного пальто и шляпки?
        Снова воцарилось молчание. Наконец Юлька обвела глазами друзей и заговорила неуверенно:
        - Ну, она такая… одинокая. Всю жизнь здесь живет и ни с кем не общается. Не здоровается даже. Никого родственников нет. Мне дед говорил, что у нее дочь была, но давно умерла. И муж тоже умер.
        - А где работала, кем? Чем вообще до пенсии занималась?
        - Мы не знаем, - беспомощно развела руками Юлька.
        - Надо как-то выяснить, - заявил Пашка.
        - Как? - разозлился Атаманов. - В «Рамблер» слазить? Или в «Яндекс»? Набрать в строке «Сова»? Мы даже как ее зовут, не знаем!
        - Маргарита Владимировна ее зовут! - выпалила Юлька. - Так дед говорил!
        - А фамилия? - повернулся к ней Пашка.
        - Фамилии не знаю…
        - Надо выяснить. Мы с Юлькой вечером попробуем обработать Игоря Петровича - он тоже здесь всю жизнь живет, что-нибудь, может, и знает. Серега, а ты мать потряси. Она еще больше должна знать.
        - Это почему еще?
        - Ну-у… Она ведь женщина, а женщины вообще больше чужой личной жизнью интересуются. Может, ваша Сова раньше в Алмазном фонде работала, тогда хоть что-то понятно станет… Версия номер два: брюлики все-таки дамочкины.
        - Которой дамочки? - уточнила Натэла. - Пик или червей?
        - Неизвестно… - задумчиво произнес Пашка. - Рыжая куклу выкинула в окно. Если бы она знала, что там бриллианты, она бы просто унесла ее с собой.
        - А искать куклу пришла почему-то дама пик, - напомнила Юлька. - Она мне, между прочим, вообще не нравится! Ищет чужих кукол… деньги за них предлагает… Угрожать пытается!
        - Так, может, это вообще ее кукла! - возмутился Атаманов. - Свое и ищет, понятно…
        - А как она у рыжей оказалась? Или у Совы?
        - Сперли! - не сдавался Серега. - А потом выкинули в окно!
        - По очереди, - с усмешкой подытожил Пашка. - Значит, так. Предложение первое: брюлики больше под помойным ящиком не прятать, а разделить. Дама наша пик явно скнокала что-то насчет нас.
        - Ты сам нарывался, - мрачно напомнил Атаманов.
        - Конечно. Зато мы теперь знаем, что ей надо.
        - А она знает, что кукла у нас.
        - Потому и говорю: брюлики следует разделить. Каждому понемножку. Чтоб в случае чего не все пропало.
        - В случае - чего? - вздрогнула Белка.
        Пашка пожал плечами, отвечать не стал. Чуть помолчав, продолжил:
        - Второе: надо подумать, под каким предлогом просочиться к Сове в квартиру.
        - Я по лестнице больше не полезу, - угрюмо предупредила Юлька. - И Серегу не пущу.
        - Ага, спрошу я тебя… - хмыкнул тот.
        - Ну так лезь, придурок! - рявкнула Полундра так, что Атаманов подпрыгнул на месте и ошалело уставился на нее. - Дуракам закон не писан! Во второй раз она просто ментов вызовет, и загремишь! Вот тетя Таня-то счастлива будет!
        - А ну, тихо! - гаркнул на них Пашка. - Сядь, Атаман! И ты, Юльк, не ори! В окно лезть незачем, скажите спасибо, что в первый раз не вляпались. Надо тихо-культурно подойти к двери, позвонить, вежливо сказать, что вы…
        - Из собеса, - машинально подсказала Белка. Атаманов заржал, Юлька тоже усмехнулась, а Белка смутилась: - Чего гогочете-то? Ну, не из собеса, а… подписи собираем.
        - Какие подписи? Мэру города? Чтобы джунгли под окнами выкосил? - завопил Атаманов.
        - Можно принести ей куклу, - вдруг послышался негромкий голос.
        Мгновенно стало тихо. Все глаза уткнулись в Натэлу.
        - Кукла ведь совсем недорогая, да? - помолчав, продолжила та. - Можно прийти с ней к Сове и сказать… ну… сказать, что вот мы нашли, не ваша ли вещь…
        - А она спросит: с чего вы взяли, что моя? Или: а где все остальное? - сощурился Атаманов.
        - Скажем, что… ну, что нашли куклу на асфальте. И теперь обходим весь подъезд.
        - Не поверит, - уверенно отрубил Серега. - Или решит, что у нас крышу сорвало.
        - Какой нормальный человек найдет куклу и будет с ней по всему дому бегать? - поддержала его Белка.
        Натэла помолчала. Затем заговорила задумчиво:
        - Когда я была совсем маленькая, я один раз уронила в окно Джурку - песик у меня был резиновый, я его любила очень. Плакала два дня. Братья весь двор облазили, все кусты - не нашли. А на третий день пришел дворник, дядя Кето, и принес Джурку. Случайно нашел на улице, наверное, мальчишки забросили. Мама дядю Кето целовала как родного, и бабушка, и я тоже… Мне кажется, ничего страшного не будет, если мы принесем куклу. А то, что она будет без бриллиантов… Бриллианты мог ведь найти кто-то другой, правда? Забрать их, а куклу выкинуть.
        - Н-н-ну… может быть… - медленно протянул Пашка. - Может быть, ты сама и пойдешь?
        - Пойду, - спокойно согласилась Натэла. - Юля, ты со мной?
        «Ни за что!» - подумала Полундра, вздрогнув при мысли о том, что снова окажется в квартире Совы. Ее спас Пашка:
        - Нет, у Юльки вид очень уж хулиганский. Сова еще перепугается. Пусть лучше Белка идет, она тут самая приличная.
        К общему удивлению, Белка бодро сказала:
        - Пожалуйста! А если узнаем, что кукла ее, тогда и брюлики можно будет вернуть.
        Час спустя во двор на бешено фырчащем и выбрасывающем клубы синего дыма мотоцикле влетел Батон. Все вскочили и кинулись к нему навстречу.
        - Ты ее упустил? - перекрывая рев и кашель мотора, заорал Атаманов.
        - Не-е-ет! - выкрикнул в ответ Батон.
        - А что так быстро тогда? Да выключи ты его!
        Мотор смолк. И в наступившей тишине раздался радостный голос Батона:
        - Они уехали в аэропорт! Обратно во Внуково!
        - И улетели?
        - Рыжая, наверное, улетела.
        - Что значит - наверное? - уточнил Пашка.
        Батон насупился, почесал затылок, посопел и уныло сознался, что рыжую он потерял.
        - Да что ж ты за балбес, бог ты мой?! - завопила Юлька. - Ничего попросить нельзя, все самой надо! Как ты ее с таким морковным салатом на голове потерять мог?
        - Да там же народ толпами шляется! - оскорбленно заорал в ответ Батон. - Рыжая нырь - и все! Что мне, напополам было разодраться? Их-то две, а я один, как дурак! А черную в бейсболке я довел до самой гостиницы. Она вошла и там осталась.
        - На какой машине ехала? - вдруг спросил Пашка.
        - На той же самой. Белая «Альфа-Ромео».
        - Значит, тачка ее. Или у них одна на двоих. - Пашка вздохнул. - Плохо, что рыжая ушла от наблюдения. Мы теперь не знаем, действительно она улетела или это липа. Хотя скорее всего улетела. Мы же все-таки не ФСБ, чтобы специально для нас такие спектакли устраивать.
        - Пашка, ну и что делать будем? - осторожно спросила Юлька.
        - Пока - делить брюлики, - решил тот. - Завтра засылаем разведку к Сове, а дальше - по обстоятельствам.
        - Сережа! Сереженька-а! - раздался вдруг со стороны ведущей на бульвары подворотни женский голос.
        Атаманов, вздрогнув, вскочил и рявкнул:
        - Мать, ты, что ль? В магазин, что ль, бегала? Чего меня не дождалась, я ж говорил: освобожусь - схожу!
        Он рванулся было с места, но Юлька поймала его за майку:
        - Куклу оставь!
        - Тьфу ты… - Серега, не глядя, бросил ей голубой сверток.
        - И возьми что-нибудь! - не отцеплялась Юлька. - Договорились ведь - разделим…
        - Давай скорей! Да быстрей ты, вон маманя моя с сумками прется, а ей нельзя! - Атаманов на ходу сунул в карман джинсов бриллиантовое колье с пустым глазком и помчался к подворотне, продолжая выкрикивать: - Мать, нет, ну ты чего ж делаешь? Зачем две сумки картошки тащишь? Ну и что, что дешево? И что, что с Кубани? Делать нечего? Грыжа тебе нужна? Забыла, кто мужик в доме? Дай сюда… Совсем с ума сошла…
        - Сережа, осторожно… - Худенькая, как девочка, и такая же маленькая тетя Таня, медсестра из больницы с бульваров, устало улыбалась, задрав голову, чтобы глянуть в лицо сыну, который был выше ее на полторы головы. - Сережа, ты уроки сделал?
        - Объясняю для особо одаренных: второй день каникулы! - прорычал Атаманов. - Второй день каникулы! Совсем со своими больными офонарела… Идем домой!
        И он, свирепо нагнув голову, широким шагом двинулся к подъезду. Сумки с картошкой мерно болтались у него в руках. Тетя Таня покорно семенила следом.
        - Кр-рутой перец! - серьезно оценил Пашка. - Ну, давайте заканчивать?
        Оставшиеся украшения разделили быстро. Белка взяла диадему с изумрудом-капелькой и, бережно уложив ее в носовой платок, спрятала в карман. Натэла забрала серьги и кольца, хотя по ее лицу было видно, как все это ей не нравится. Батон очень аккуратно сгреб толстыми пальцами два ажурных браслета, а на долю Пашки и Юльки досталась фантастическая брошь в виде букета гладиолусов.
        Вечером кузен и кузина Полторецкие сидели в большой комнате за круглым столом. Мата Хари спала под лампой, время от времени укладывая пушистый хвост на клавиатуру Пашкиного ноутбука. Пашка хвост вежливо снимал, сосредоточенно двигал «мышью», впившись глазами в экран ноутбука. Юлька терзала учебник алгебры. За стеной храпел уморившийся после экзаменационного дня Игорь Петрович: расспросить его насчет Совы Юлька так и не успела. Полундру нервировал дедов храп, она пыталась зажимать уши руками, с тоской глядела на многочлены в учебнике, вяло пыталась изобразить что-то подобное в своей тетради, разрисованной мотоциклами, сердцами и готическими буквами, но все было тщетно.
        - Что ты там страдаешь? - не отрываясь от ноутбука, поинтересовался Пашка. - Брось свою книжку, иди спать.
        - Это не книжка, это алгебра, - мрачно откликнулась Юлька. - У меня переэкзаменовка. Завтра в девять консультация. А я ничего, ну ваще ничего не догоняю! Все, финиш, меня Катушка на второй год оставит… У деда будет инфаркт с миокардом!
        - Не с миокардом, а миокарда… - Пашка отодвинул ноутбук и заглянул в Юлькину тетрадку. - А чего тут догонять? Такой ясный пень, что…
        - Тебе ясный пень, ботан несчастный, а мне лес дремучий! - вскипела Юлька. - Я не знаю, зачем к «а» прибавлять «б»! Я понимаю три плюс два! А это…
        - В принципе, если хочешь, я тебе могу все сейчас решить, - заявил Пашка. - Но вот вопрос: как ты завтра на консультации объяснишь?
        - Не зна-а-аю… - сникла воодушевившаяся было Юлька.
        - А ты знаешь, на чем тебя глючит? - задумчиво спросил Пашка. - На том, что ты алгебру видишь как арифметику, а они почти что рядом не стояли.
        - Как «не стояли»?.. - растерялась Юлька. - Они же одинаковые почти, только в одной цифры, которые мне понятны, а в другой какие-то дурацкие «а», «в» и «с»…
        - Так в том-то все и дело! - хмыкнул Пашка и придвинулся ближе к сестре. - Та-а-ак, где у нас тут наш многочленчик? Ну, совсем фиговенький! Смотри сюда и слушай, меня не греет по два раза объяснять…
        Через пять минут Юлька подняла глаза от тетради, в которой развесистый многочлен лихо сократился до двух иксиков и одного игречка, и ошарашенно попросила:
        - Пашенька, миленький… Посиди, я сейчас Батона позову, у него тоже… ему тоже… завтра… консультация…
        - Ладно, зови! - рассмеялся Пашка, и Юлька кинулась к телефону.
        В два часа ночи темный двор огласился двумя дурными голосами, исполняющими «Танец маленьких лебедей»:
        Па-па-па-па-па-парарам-па,
        Пам-пам-пам-пам-па-а! Эх! Пам-пам-пам-па! Эх!!!
        В доме один за другим начали загораться окна. На свой балкон выплыла растрепанная Белка в ночной рубашке, жалобно спросила:
        - Что случилось? Надо же так фальшивить… Соня, ты слышишь этот ужас?
        Тут же ее голосок перекрыл сонный рык Атаманова, по пояс высунувшегося в окно этажом выше:
        - Вы чего, озверели? У меня мать спит! Ща как выйду, как наваляю обоим!
        Внизу, под единственным фонарем, на засохшей клумбе, Полундра и Батон, взявшись за руки и вскидывая ноги, исполняли балетный номер. Из окна первого этажа доносилось Пашкино ржание. В соседнем окне виднелось изумленное лицо Игоря Петровича.
        - Я поняла! Я поняла! - вопила Юлька, высоко задирая босые пятки. - Все я наконец-то поняла-а-а! Алгебра - отстой, фигня на постном масле, ерунда-а-а! Пашенька, родненький, ты гений! Мой братан двоюродный - гении-и-ий!
        - Юлька, да не ори ты… - вытирал слезы Пашка. - Иди домой, соседи сейчас ментов вызовут… Батон, что ты топаешь, как бегемот? У меня даже здесь комп трясется! Мелюзга, кому говорю, марш по домам!
        В окнах уже в самом деле слышались возмущенные голоса. Атаманов потерял терпение:
        - Нет, я щас спущусь! Батон, башку отвинчу! Кому говорят, заткнись и пошел спать! Софья, блин, Ковалевская…
        Батон напоследок подпрыгнул выше лавочки и дунул домой, победно размахивая тетрадью. Юлька, раскинув руки, исполнила под фонарем сложнейший пируэт на одной ноге, не удержалась - свалилась, подскочила и помчалась в дом, прыгнув сразу через четыре ступеньки крыльца.
        - Полторецкая, что это значит? Ты что, притворялась в течение всего года? - потрясенно спросила маленькая толстенькая математичка, переводя взгляд с взволнованной Юлькиной физиономии на исписанный ею листок в клеточку. - Что все это значит?
        - Разве неправильно, Алла Викторовна? - пискнула Юлька.
        - Напротив, все аб-со-лют-но верно! Настолько, что я не верю своим глазам! Что произошло, Полторецкая? Только не ври!
        - Да я не вру-у-у, Алла Викторовна… - заныла Юлька. - Ну что такого? Просто дошло наконец до человека… И зайца можно научить курить…
        - Полторецкая, я не верю в подобные метаморфозы, - строго сказала Катушка. - Последний раз спрашиваю: куда ты умудрилась засунуть шпаргалку?
        - Алла Викторовна!!! - возмутилась Юлька.
        И в тот момент закряхтел Батон, сражающийся на соседней парте со своими примерами:
        - Алла Викторовна, не понимаю… У меня вот тут икс заело…
        - Икс у него, видите ли, заело! - с облегчением сказала Катушка, беря у Батона исчерканный листок. - Вот видишь, Полторецкая, человек, в отличие от тебя, хотя бы честно признается. Гм… хм… угу… м-да… Ход решения в целом правильный, Демичев, даже более чем, но у тебя вот здесь описка. Из нее и вытекает неверный результат, а в целом… Так, дети, живо объясните мне весь этот кунштюк!
        Юлька и Батон переглянулись.
        - Понимаете, Алла Викторовна, приехал мой брат из Иркутска в университет поступать… - неуверенно начала Юлька. - А он в математике здорово сечет… то есть соображает… И вот вчера…
        - Ты хочешь сказать, что мальчик сумел втолковать вам принципы решения квадратных многочленов? За одну ночь? - сощурилась Катушка. - Свежо предание, Полторецкая, но верится с трудом!
        Учительница задумалась. Батон и Юлька тревожно смотрели друг на друга.
        - Ну, вот что, друзья мои, - заявила наконец математичка, торжественно вынимая из ящика стола желтые экзаменационные карточки. - Проведем эксперимент. Если вы сейчас, не сходя с места, решите вот эти примеры, переэкзаменовку я вам отменяю. И ставлю каждому по годовой тройке, поскольку в течение года вы, дорогие мои, трудолюбиво валяли дурака. Устраивает вас такое предложение?
        - Устраивает, - сказал Батон.
        - Ой, мамочки! - пискнула Юлька.
        И они одновременно протянули руки к билетам…
        Пашка ждал на лавочке перед школой, уткнувшись в книгу. Юлька сбежала со школьного крыльца и прыгнула в его объятия:
        - Тройка за год! Без переэкзаменовки! Ура-а-а!
        - А чего так мало? - расстроился Пашка. - Я-то думал…
        - …Слушай, наша Катушка просит тебя к ней подняться. В триста второй кабинет. Говорит, что должна своими глазами увидеть того, кто меня так выдрессировал. Сходи к ней, а?
        - Вот не было заботы… - проворчал Пашка, но сунул книгу под мышку и шагнул к крыльцу.
        Вернулся он через полчаса, сильно воодушевленный:
        - Классная тетка, между прочим, ваша Катушка! Здорово в интегральном исчислении петрит! Прямо Архимед!
        - Хуже, - буркнул Батон. - Ну, куда теперь?
        - В Евпаторию! К тете Клаве! - завопила Юлька. - А ты - в свою деревню, в Михеево! Пойдем твоему деду телеграмму дадим… На свободу с чистой совестью!
        - Я говорю - прямо сейчас куда? - Батон похлопал себя по карману, где звякнули браслеты. - Забыли?
        - Ты драгоценности в кармане таскаешь? - с ужасом спросила Юлька, мгновенно перестав скакать. - Очумел?
        - Нет, дома перед предками на стол надо было выложить! - огрызнулся Батон. - При себе надежней… Когда Натэлка с Белкой к Сове собирались? Может, они там уже?
        - Белка в такую рань добровольно ни в жисть не встанет, - уверенно сказала Юлька. - Сто раз успеем до дома дойти. Уй, как мороженого хочется! Пашка, бабки есть?
        Полундра была права: когда они, облизывая вафельные рожки, вошли во двор, Белка и Натэла как раз стояли на клумбе перед подъездом и ругались.
        - Ну и зачем ты, дура, ее отстирала?! Что мы теперь скажем? Что на улице нашли, такую всю чистую? Она же лучше, чем была, стала! - верещала Белка.
        - Я не могу отдавать человеку его вещь в грязном виде! - чеканила Натэла. - Я должна была…
        - А если это не ее вещь?!
        - Тогда тем более нечего нервничать.
        Перед такой непробиваемой логикой Белка смолкла и возвела глаза к небу. Натэла молча, осуждающе смотрела на нее. В руках ее была заметно посвежевшая кукла с вымытыми и расчесанными волосами, в отстиранном и отглаженном платье. Взяв ее, Юлька заметила идущую по подолу и рукавам платья вышивку - золотые и серебряные цветы. Нитки поблекли, местами вылезли, но все же вышивка выглядела очень изысканно. Подняв глаза, Юлька увидела, что окно Совы на третьем этаже открыто.
        - Вам надо идти, пока она дома. А то еще на рынок сбежит или в сберкассу…
        - Говорить будешь ты, - предупредила Натэла, в упор глядя на Белку.
        - Опять я?! Все я, да?! А ты будешь только глазками хлопать, умная какая!
        - Я очень плохо вру, - вздохнув, созналась Натэла. - Я понимаю, что надо… иногда… но плохо выходит. Сразу краснею и заикаться начинаю.
        - Ладно, - сдалась Белка. - Идем. Надо побыстрей, я Соне обещала, что два часа играть сегодня буду. Завтра концерт… Вы придете за меня болеть?
        - А это долго? - с тревогой спросила Юлька.
        - Нет! Два отделения по сорок пять минут.
        С арифметикой в отличие от алгебры у Полундры всегда все было в порядке. Быстро сложив и разделив в уме, она представила себе полтора часа Бетховена вперемежку с Шопеном и затосковала. Но радость от успешной переэкзаменовки еще не выветрилась, поэтому Юлька бодро пообещала:
        - Придем! Я даже Атаманова уговорю!
        - Забьем, что не проканает? - протянул руку Батон.
        - Забьем! - хлопнула по его ладони Юлька. - Поскачет как миленький!
        - На что спорим?
        - На два литра колы. Пашка, разбей! Все, девчонки, вам пора. Мы, если что, тут, на гараже, будем…
        Через пять минут Натэла и Белка стояли на лестничной площадке перед дверью Совы. Натэла держала куклу. Белка терзала звонок. Было слышно, как его трели разносятся по квартире, но к двери никто не подходил. Белка опустила руку, с тревогой посмотрела на подругу, открыла было рот… и в этот момент дверь распахнулась - на пороге появилась Сова.
        - Здравствуйте… - сказала Белка… и осеклась.
        Первый раз она видела соседку так близко, да еще без привычного черного пальто или платья и дурацкой шляпы с вуалью. Сова стояла перед ней в синем старомодном платье, с пушистой шалью на плечах. Волосы, очень густые и пышные для старухи, совершенно белые, были уложены узлом на затылке. Синих очков не было, и из рамки морщин на девочек глядели зеленоватые, неожиданно ясные и большие, но усталые глаза. Растерянная Белка даже не сразу узнала знакомую всему двору неразговорчивую, хмурую бабку и от изумления позабыла все, что хотела сказать.
        - Здравствуйте, - ответила Сова тихим, чуть дребезжащим голосом. - Вы ко мне? Что вам, девочки?
        Натэла посмотрела на потерявшую дар речи Белку. Шагнула вперед, протянула руку с куклой и отважно спросила:
        - Извините, это не ваша? Мы… я нашла ее на клумбе, и теперь мы… - Натэла запнулась и на глазах у Белки стремительно начала краснеть.
        Но врать дальше подружкам не пришлось: Сова схватила куклу, прижала к груди и, приведя девчонок в панику, вдруг тихо заплакала.
        Минут через десять страшно смущенные подруги сидели на краешке дивана в комнате Совы перед чашками чая. Хозяйка чем-то гремела на кухне, оттуда доносился ее голос:
        - Сейчас, мои милые, печенья принесу. Свеженькое, час назад в булочной взяла! И варенье у меня вкусное есть!
        - Ой, господи… - пробормотала Белка. - Ну и вляпались же! Может, сбежим, пока не поздно?
        Натэла, не отвечая, внимательно осматривалась. В конце концов Белка умолкла и начала делать то же самое.
        Это была большая комната с тяжелой старой мебелью и выцветшими от времени обоями. На полу лежал красный протертый ковер, за стеклами серванта виднелись синие фарфоровые чашки, две такие же стояли сейчас перед девчонками. У стены - старое пианино, на нем - ваза с пионами. Все было очень старое, но нигде не виднелось ни пылинки, ни соринки. «Вот чистота-то у бабули!» - с уважением подумала Белка, у которой никогда не хватало ни времени, ни сил даже привести в порядок ноты на рояле, - всегда находились более важные занятия. На подоконниках стояли цветы в горшках. Обычная герань, но всех оттенков - от снежно-белого до багрово-малинового, почти черного.
        - Надо будет отросток попросить для Сони, - прошептала она, ткнув локтем в бок Натэлу. - Сестра с ума сходит по гераням…
        - Ты лучше туда посмотри, - так же шепотом сказала Натэла.
        Белка проследила за ее взглядом… и подпрыгнула на диване, чуть не опрокинув на себя чашку.
        - Господи! Опять рыжая?!
        Рядом с пианино на стене висел портрет. Довольно большой, в овальной, местами потрескавшейся золоченой раме. С портрета на девчонок, слегка улыбаясь, смотрела молодая женщина невероятной красоты. Рыжие густые волосы были распущены по плечам, в зеленоватых полузакрытых глазах странно сочетались грусть и насмешка. Было очевидно, что портрет не старинный: дама была одета то ли в черный свитер, то ли в водолазку с высоким горлом. А затем Белка увидела такое, от чего у нее мгновенно стало холодно в животе, как перед выходом на концерте. В ушах у дамы были те самые серьги, которые они достали из куклы. Ошибиться она не могла, потому что хорошо их разглядела на крыше гаража.
        - Натэлка, видишь серьги?
        - Да. И кольцо на руке тоже, - тихо ответила Натэла.
        Подруги переглянулись… но в это время в комнату вошла Сова с подносом, на котором стояли вазочки с печеньем и вареньем.
        - Вот, дорогие мои, угощайтесь на здоровье. Бэллочка, Натэлочка, пожалуйста. И я с вами посижу. Меня зовут Маргарита Владимировна…
        Сова уселась с чашкой за стол и пристально посмотрела в лицо Натэлы. Та ответила изумленным взглядом. Белка задрожала. Худшие ее опасения мгновенно подтвердились.
        - Деточка, можно узнать твою фамилию? - вдруг спросила бабка.
        Натэла побледнела, запнулась было, но все-таки мужественно ответила:
        - Мтварадзе. Натэла Мтварадзе.
        - Я так и подумала. - Сова улыбнулась. - Ты, видишь ли, очень похожа на свою бабушку. Ведь Нино Мтварадзе - твоя бабушка, не так ли? Мы с ней работали сразу после войны в ленинградском театре. У нее был тогда псевдоним Лунная, Нина Лунная. Она уверяла, что это - русский вариант ее фамилии…
        - Да, правда, - растерянно прошептала Натэла. - «Мтвари» по-грузински - «луна»…
        Дальше они с Белкой заговорили разом. Белка заголосила, глядя на подругу:
        - Так твоя бабушка - актриса?!
        А Натэла прошептала, не сводя глаз с Совы:
        - Вы - актриса?!
        - Была когда-то, - грустно улыбнулась та.
        И Белка неожиданно поняла, что Сова… очень красива. Да, совсем старая бабка, но… но все равно почему-то красивая.
        - Да, все это - в прошлом, в прошлом, в прошлом… Как причудливо переплетаются судьбы, однако! Значит, ваша семья переехала в наш дом месяц назад?
        - Да… У мамы - ангажемент в Театре драмы.
        - А бабушка больше не играет?
        - Только в антрепризах, раз в месяц. Ее приглашал на характерные роли Театр имени Мейерхольда, но она говорит, что ее остеохондроз ничего и слышать об этом не хочет.
        - Узнаю Нино, - улыбнулась Маргарита Владимировна. - Она всегда была очень остра на язык.
        Натэла заметно ободрилась, порозовела, и они с Совой пустились в длительное обсуждение театра и актрис. Белка слушала и не верила собственным ушам. Сова - угрюмая старуха в черном, не разговаривающая ни с кем во дворе, не имеющая ни подруг, ни родственников, ни даже телефона, - актриса? Красавица? Так радушно принимающая их в своей красивой, чистой квартире? Нет, что-то в мире не то делается, как говорит сестра Соня…
        - Какая ваша кукла симпотная! - выпалила Белка неожиданно для самой себя.
        Натэла и Сова разом умолкли и удивленно взглянули на нее.
        - Ах да, Владилена… - Маргарита Владимировна повернулась к вновь водворенной на сервант красотке в голубом. - Какое счастье невыразимое, что вы ее нашли! Она мне очень дорога, как память о матери… Вы обратили внимание, что кукла очень старая? Сейчас таких давно не делают, это начало прошлого века. И то, что вы не… не присвоили ее, делает вам честь. А как аккуратно постирали! Я сама собиралась много раз и все время боялась что-нибудь испортить. Да… Признаться, я хуже думала о нынешней молодежи. Особенно о наших бандитах, которые постоянно торчат вон там, на гараже, со своими магнитофонами и кошмарными песнями под гитару…
        Белка прыснула, Натэла удержалась. Не сводя глаз с куклы, спросила:
        - Как же она могла выпасть на улицу? Сервант так далеко от окна…
        - Я, по чести сказать, сама не знаю, - ответила Сова, и Белка впилась глазами в ее лицо, убежденная, что старуха врет. Но Сова была спокойна и, кажется, удивлена не меньше подруг. - Я ведь даже и не знала, что она… м-м… выпала. Просто вчера вдруг заметила, что ее нет. Обыскала квартиру, все вверх дном перевернула, нашла кучу нужных вещей… Не поверите, даже очки, которые пропали при последней смене власти! А Владилену так и не нашла. У меня даже с сердцем плохо стало!
        - А почему она - Владилена?
        - Так ее мама звала. Знаете, в двадцатых годах была мода на подобные имена - Владилена, Октябрина, Конармина…
        - А женщина на портрете - ваша родственница? - вдруг спросила Натэла. - Очень похожа на вас.
        Лицо Маргариты Владимировны как-то разом потухло. Тут же на нем проявились все морщины очень старой женщины. И таким же потускневшим голосом, отвернувшись к окну, она ответила:
        - Это моя дочь. Моя Светочка. Но… ее давно нет со мной.
        - Она умер… - начала было Белка. Но тут каблук Натэлы припечатал под столом ее ногу, и она, ойкнув, умолкла.
        - Извините, Маргарита Владимировна, - кинув на подругу испепеляющий взгляд, Натэла встала из-за стола, и Белке оставалось тоже встать вслед за ней. - Нам уже пора. Спасибо за чай. Варенье просто замечательное. Что передать бабушке?
        - Передай, Натэлочка, что, если она меня вспомнит, я с удовольствием с ней повидаюсь. В память о былых временах. Скажи - Маргарита Владимировна Коктебельская… Кто бы мог подумать, что через шестьдесят лет мы встретимся в московском дворе! - Сова слабо улыбнулась. - И вы тоже заходите ко мне, если вам это не… скучно. Еще раз благодарю. Приходите, девочки.
        - Спасибо… До свидания… будьте здоровы… - Подруги поспешно выскочили на лестничную клетку и, забыв о лифте, помчались вниз по ступенькам.
        - Ты поняла что-нибудь? - ошарашенно спросила Белка, когда они выбежали на солнечный свет.
        - Поняла, - сухо сказала Натэла. - Белка, нельзя задавать старым людям такие вопросы. Моя бабушка говорит…
        - Да ну тебя вместе с бабушкой! - рассердилась Белка. - Ой, прости… В общем, Натэла, ты поняла, что она про брюлики даже не спросила ничего?! В куклу старую вцепилась как в родную, а про изумруды, про бриллианты - вообще ни слова! Как будто их и не было вовсе!
        - А как она могла о них спросить? - задумалась Натэла. - «Девочки, вы не находили вместе с куклой ничего бриллиантового?» Понятно же, если бы нашли, то или бы принесли тоже, или… украли.
        - Но хотя бы намекнуть она могла! - кипятилась Белка. - По-моему, нельзя так от радости скакать, когда бриллианты пропадают!
        - Она - актриса, - напомнила Натэла. - Могла играть.
        - Но зачем?
        - Не знаю. Я совсем уже ничего не понимаю. Может быть…
        Натэла не договорила. Потому что из окна первого этажа высунулась встрепанная голова Полундры и проорала:
        - Девчонки, дуйте к нам! Тут Пашка в Инете тако-о-ое нарыл!!!
        Вся компания сидела в Юлькиной комнате, где на столе мигал голубым глазом включенный Пашкин ноутбук. Когда Натэла и Белка вошли в комнату, на них накинулись всем обществом, требуя подробного доклада о посещении загадочной Совы. Подруги, перебивая друг друга, начали рассказывать. К концу их рассказа в комнате воцарилась тишина: только попискивал компьютер.
        - Ни фига себе… - первым обрел дар речи Атаманов. - Так это что ж, Сова наша - артистка?
        - Представь себе, - подтвердила Натэла. - Я уверена, что бабушка ее вспомнит.
        - А что ж она… прикидывалась столько лет?
        - Ничего она не прикидывалась! - неожиданно начала защищать Сову Белка. - Просто не хотела ни с кем общаться… почему-то, вот и все. Родственников у нее нет, а с нашими бабками ей о чем говорить? О ценах на картошку? У нее там вся квартира в книгах и пианино в полкомнаты!
        - Опаньки, вот! Открылся! - вдруг удовлетворенно воскликнул Пашка, сидевший вполоборота к компьютеру. Тот ехидно демонстрировал английский текст и какие-то фотографии.
        - Давай переводи, не тяни кота… - поторопила кузена Юлька.
        - Так вот, порылся я тут в американских базочках на предмет эмигрантов Мражинских… - Пашка говорил медленно, ожесточенно щелкая кнопками клавиатуры. Файлы на мониторе открывались и закрывались как бешеные. - Милая картинка рисуется! Оказывается, наши брюлики вся Америка и вся Европа знают.
        - Это как?!
        - Элементарно! Вот тут у меня исследования Нью-Йоркского университета… Оказывается, Мражинские до революции были какими-то супермиллионерами в России. Тут собственное их состояние плюс состояние купцов Пустофеевых…
        - К-кого?! - поперхнулся мороженым Атаманов.
        - Один из Мражинских женился на пустофеевской дочке, тем самым вчетверо умножив состояние, - объяснил Пашка.
        - На приданом женился! - презрительно бросила, оттопырив губу, Белка. - Жулик несчастный!
        - Кто ж на таком приданом не женится? - хмыкнул Пашка. - Там миллионы крутились…
        - Ты бы тоже женился? - не унималась Белка. На ее скулах вдруг загорелись алые пятна.
        Стоящая рядом Юлька тревожно посмотрела на подругу. Ее дурные предчувствия завыли, как импортная сигнализация.
        - Я об этом еще не думал, - широко ухмыльнулся Пашка и снова уткнулся в текст на экране.
        Юлька в упор посмотрела на подругу. Та ответила сердитым взглядом и отвернулась. Красные пятна на ее скулах разлились широкой волной. Юлька ткнула ее локтем. Белка опрометью молча выбежала в коридор.
        - Чего это с ней? - удивился Атаманов.
        Полундра пожала плечами. Ей было понятно абсолютно все. А ничего не заметивший Пашка продолжал переводить:
        - Так вот… Когда грохнул Октябрь, Мражинские, конечно, не успели ничего распродать. Ломанули вместе с другими беженцами в Одессу, откуда до последнего момента ходили пароходы в Турцию. С ними из всех слуг были только Афанасий Кутяшкин, камердинер графа, и его жена, горничная графини, Полина. Они готовились также отбыть с господами в Турцию.
        - А бриллианты? - пискнула Юлька.
        - Есть тут и про бриллианты… Драгоценности графини Мражинской были просто легендой в тогдашней России, особенно изумруд «Немезида». Его так называли потому, что, по поверью, колье с ним нельзя было надевать, имея дурные намерения или даже мысли, - моментально все шло вверх дном, да еще могло испортиться здоровье у того, кто надевал камень. В хорошем же деле драгоценности, напротив, могли помочь. Скорее всего это все-таки была выдумка самих Мражинских.
        - Но зачем? - пожала плечами Натэла.
        - Да понта ради! - объяснил Атаманов, и Пашка согласно кивнул.
        - А дальше начинается самое интересное. Оказывается, еще тогда имелось два комплекта драгоценностей. Одни - настоящие, которые, кажется, из домашнего сейфа вообще не вынимались… Вот, тут сказано, что только для приемов у императорского семейства. А другие - так сказать, бижутерия, стразы, но по виду совершенно такие же, как подлинник. Тогда, кстати, многие так делали: настоящие алмазы-бриллианты дома, под семью замками оставляли, а на бал или там раут надевали подделку.
        - Фу-у-у… - разочарованно поморщилась Натэла.
        - Ничего не «фу»! - отозвалась практичная Юлька. - По-моему, правильно. Мало ли что на балу случиться может? Зацепишься браслетом за гвоздь какой-нибудь - и привет! Дома потом мамахен с папахеном убьют… И тем более, если все и так знают, что у тебя есть настоящие брюлики…
        - Все равно как-то смешно, - пожала плечами Натэла. - Но… наверное, правильно.
        - Слушайте дальше! - Пашка подвигал «мышью». - Когда начался наш революционный дурдом, Мражинские, естественно, забрали драгоценности с собой, и им даже удалось перевезти их в Турцию, затем в Германию, а уже потом во Францию. Камни семьи Мражинских были широко известны в Европе. Им много раз предлагали их продать, но граф и графиня не соглашались, поскольку в отличие от многих других русских эмигрантов вовсе не бедствовали. Граф умудрился вложить остаток состояния в какие-то нефтяные акции, давшие неожиданно огромный доход, а графиня открыла модное ателье… Короче, не было им необходимости продавать бриллианты, и те так и лежали в банковской ячейке весь двадцатый век. Мражинские богатели и без них. Кстати, вот тут их внук в интервью говорит: он был, как и все Мражинские, уверен в том, что именно бриллианты приносят им удачу в финансовых делах.
        - А бриллианты были липовые! - хмыкнул Атаманов.
        - Выходит, что так.
        - А наши-то? - вдруг растерянно спросила Белка, которая стояла в дверях. - Наши-то точно настоящие? Если пишут, что в Америке - бижутерия хорошего качества, то…
        Пашка молча достал из кармана кольцо с большим голубоватым камнем. Повертел головой в поисках экспериментального объекта, увидел стоящие в серванте стаканы тонкого богемского стекла, привезенные Юлькиной матерью из Праги, взял один из них и чиркнул по краю стакана гранью бриллианта. Кусок стекла с тихим звоном упал на пол и раскололся на несколько частей.
        - Пашка, ты что?! С меня мама голову снимет… - простонала Юлька. - Она по своему богемскому стеклу с ума сходит…
        - Скажи, что я кокнул, пусть с меня снимает, - глядя на осколки, пробормотал Пашка.
        - Ну? Никто больше не сомневается? - со вздохом вопросила Юлька. - Стало быть, у нас сокровища Мражинских?
        - Это еще не все. - Пашка снова повернулся к компьютеру. - Тут написано, что, когда Мражинские уплывали из Одессы, их прислуга, камердинер и горничная, с ними не поехали. То ли отстали от парохода, то ли просто не сумели на него попасть: там, знаете ли, князья-графья за места дрались, красные на пятки наступали… Короче, Кутяшкины остались в России и больше со своими господами никогда не виделись.
        - Так, может, они… Ну, того? - спросил Батон. - Горничная-то точно знала, где хозяйка цацки держит. Подменила и - вперед! Зачем ей при таких бабках та Турция нужна была?
        - Может, и так. Только где ее искать теперь, эту Полину Кутяшкину?
        - На кладбище, - усмехнулась Юлька. - Та же история в восемнадцатом году прошлого века была, дураки! Она померла давным-давно. А камушки, наверное, продала кому-то.
        - Надо написать в Америку, графу, - твердо сказала Натэла. - Посмотрите, какой там скандал случился, так опозорили человека! Подарить невесте на свадьбу стекляшки… А его невеста - тоже миллионерша?
        - Нет. Элен - выпускница археологического факультета Сорбонны. В Париже они с графом и познакомились. Кстати, сразу после скандала Элен свалила в Грецию на раскопки…
        - Свадьбу не отменили? - разволновалась Натэла.
        - Не бойся, все равно поженились. Вот, здесь сказано: «Несмотря на омраченное счастье…» Да ты не переживай, графу-то написать не проблема… Но вот вопрос - как богатство оказалось здесь, у нас, у Со… у бывшей актрисы Коктебельской? Кто она Мражинским? И, кстати, девчонки говорили, что она про цацки даже не спросила! Даже не удивилась, почему кукла есть, а их нет!
        - То есть ты думаешь… - недоверчиво начал Батон.
        - Я думаю, что их у нее и не было, - твердо сказал Пашка. - Кукла была, а драгоценностей не было. А были они у…
        - …у дамы червей в кармане, - закончила Юлька. Но вот вопрос… - передразнила она брата, - зачем она их сунула в куклу и выкинула в окно? Как-то, знаешь ли, не бросаются брюликами нормальные люди…
        - Значит, она ненормальная, - сделала вывод Белка.
        Все замолчали. И когда вдруг открыл рот Атаманов, его заявление оказалось таким неожиданным, что Юлька вздрогнула.
        - Я утром ездил на моте в ту гостиницу.
        - И ты молчал до сих пор! И что? И как? И ГДЕ ОБЕ БАБЫ? - накинулись на него все разом.
        Серега с презрительной гримасой дождался тишины и процедил сквозь зубы:
        - Да ничего! Разорались… Что я там, по-вашему, мог узнать? У нас ни фамилий теток, ни имен! Что мне было, фотку из Пашкиной мобилы там в холле повесить?
        - А зачем тогда ездил? - логично спросил Пашка.
        - Просто посидел… Думал, может, хоть одна появится.
        - Не появилась?
        - Появилась! - усмехнулся Атаманов. Триумфально обвел всех глазами и объявил: - Афродакис Мария, гражданка США, консультант по русскому современному искусству, представитель спонсорской компании «Рашен Арт». В России по делам компании, будет еще две недели. Это наша черненькая, дама пик которая.
        - Оба-на… - пробормотал Батон.
        - Лихо! - оценил Пашка. - Она тебя не узнала?
        А девчонки хором запищали:
        - Сережка, как ты смог?!
        - Уметь надо! - довольно сказал он, поглядывая на улыбающуюся Натэлу. Та улыбнулась в ответ еще шире, Атаманов разомлел, вальяжно развалился в кресле и начал рассказывать.
        …После того как минувшей ночью Атаманова разбудил вокально-танцевальный номер Полундры и Батона, Серега так и не сумел заснуть. До утра он просидел перед телевизором, обдумывая ситуацию, а утром решил действовать. Порывшись в шкафу, нашел свои единственные приличные брюки, как мог погладил их, надел чистую рубашку и, оседлав «керосинку», поехал в гостиницу «Славянка-люкс».
        Никакого конкретного плана у него не было, и в глубине души Атаманов подозревал, что в гостиницу его не пропустят. И в самом деле, швейцар в дверях посмотрел на него крайне подозрительно. Видимо, хулиганская Серегина физиономия вкупе с плохо отглаженными брюками и воняющей бензином рубашкой не внушила ему доверия. Но Атаманов собрал в кулак всю свою наглость и объявил, что пришел к родной тете, прилетевшей вчера из Нью-Йорка.
        - В каком номере тетя проживает? - принялся допрашивать швейцар.
        - Не помню. Просила в холле подождать, - нашелся с ответом Серега.
        Поколебавшись, швейцар все же впустил его в мраморный холл, похожий на Колонный зал Дома союзов. Парень благоразумно уселся неподалеку от ресепшен в одно из кресел, отгороженное от швейцарских глаз огромным фикусом, и вскоре убедился, что на него никто не обращает внимания. Мимо проходили постояльцы, бегали горничные с тележками свежего белья, уборщицы со швабрами, пролетали официанты из ресторана, сотрудница на ресепшен разрывалась между тремя телефонами: гостиница жила обычной жизнью. Атаманов просидел за фикусом больше часа, ничего интересного не увидел и уже подумывал о том, что дело не выгорело и надо возвращаться домой, как двери лифта в очередной раз распахнулись… и в холл вышла дама пик.
        Серега сразу узнал ее, хотя вместо вчерашних шорт и футболки на брюнетке был строгий офисный костюм. Наш разведчик низко опустил голову и прикинулся спящим. Как нарочно, у брюнетки зазвонил мобильный, и она, остановившись прямо рядом с креслами, начала искать в сумочке пищащий телефон. Атаманов постарался слиться с фикусом в единый ландшафт, одновременно готовясь взять с места старт в случае, если дама пик его узнает… и тут ее окликнули с ресепшен:
        - Госпожа Афродакис, ваша почта! И из отдела доставки спрашивают, как долго рассылать дайджесты по магазинам.
        - Еще две недели, пожалуйста, - ответила брюнетка, наконец извлекла телефон, бросила сумочку на кресло и, оживленно чирикая по-английски, отошла к стойке.
        Атаманов смотрел не отрываясь на эту маленькую черную сумочку с длинной цепочкой. Он был уверен, что в ней находятся ключи ко всем загадкам, и мысль схватить сумочку, выбежать из гостиницы, а затем, прыгнув на мотоцикл, смыться прочь на миг пришла ему в голову. Но Серега сдержался. Во-первых, «керосинка» могла и не завестись с полоборота, и тогда пришлось бы тикать на своих двоих, бросив Батонов мотоцикл на произвол судьбы. Во-вторых, перед ним возникло скорбное лицо матери, говорящей любимую фразу: «Сереженька, если ты пойдешь в бандиты, я этого не пе-ре-жи-ву!» В бандиты Сереженька не собирался, понимая, что у мамани и без того проблем по горло, а стянуть чужую сумку (даже ради выяснения истины) - явный криминал.
        Дама пик уже брала со стойки свои конверты, надо было срочно на что-то решаться. И Атаманов пошел на компромисс. Из наружного кармашка сумочки высовывалось несколько белых четырехугольничков. Серега осторожно протянул руку, вытащил листочки, поднялся и, дико заорав в собственный молчащий мобильный: «Тетя Мотя, сколько тебя ждать можно? Я тут в гостинице, как придурок, сижу, а тебя где-то носит!» - кавалерийским галопом покинул холл. Никто его не окликнул, и брюнетка, судя по всему, ничего не заметила. Тем не менее Атаманов поспешно вскочил на мотоцикл и пулей понесся прочь с места преступления.
        Предмет кражи он рассмотрел, только оказавшись в собственном дворе, и сначала испытал жестокое разочарование. Все пять похищенных визитных карточек были одинаковыми и принадлежащими самой даме пик - госпоже Афродакис. Но, внимательно перечитав написанное на карточке, Атаманов повеселел. Теперь у них было несколько номеров телефонов загадочной дамы, а также известен ее род занятий…
        - Ну что ж, лучше, чем совсем ничего, - согласился Пашка, выслушав Серегин рассказ.
        - Как «совсем ничего»? - неожиданно горячо воскликнула Натэла. - Сергей так рисковал! Это же… это же было очень опасно! Мы ведь не знаем, кто она такая на самом деле, наша дама пик! Может… может, международная киллерша? Может… может, она стрелять бы начала?
        Мысль о вероятной пальбе, открытой по Атаманову дамой пик, заставила Юльку вздрогнуть, но Пашка недоверчиво усмехнулся. Натэла покраснела и умолкла. Атаманов тоже покраснел и проворчал что-то вроде: не в такое вляпывались, и ничего, выгребались как-то, а вообще, конечно, спасибо… Белка поспешила поддержать Натэлу:
        - Конечно, еще как опасно! И очень даже смело Серега поступил! Мы хоть теперь знаем, кто она такая. Пашка, полезай в Интернет, ищи! Ты… ты не можешь влезть в секретные файлы… ну там Интерпола, например?
        - Умным людям всюду можно, но предельно осторожно, - загадочно ответил Пашка и разом стал серьезным. - Так, мелочь, все, шагом марш отсюда и меня часа три не трогать! Интерпола, конечно, не обещаю, а вот одну секретную базочку данных пробить, пожалуй, попробую. Только свяжусь с корешком в Иркутске… Кофе бы вот кто-нибудь приготовил, а? ВЫ ЕЩЕ ЗДЕСЬ, ШЕЛУПОНЬ!
        «Шелупонь» послушно тронулась к дверям. Уже с порога Натэла обернулась и пообещала:
        - Я сейчас принесу кофе. По-турецки. Сахар класть?
        Но Пашка ее уже не слышал. Его пальцы выбивали сумасшедшую барабанную дробь на клавиатуре ноутбука.
        На другой день в десять часов утра вся компания - плюс неизменные Тамазик со спящей в коляске Мириам - сидела под окнами Юлькиной квартиры на клумбе и ждала, не сводя глаз с задернутых занавесок. Юлька рассказала друзьям о том, что брат всю ночь не ложился спать, стучал по клавиатуре, выпил целый термос кофе, принесенный Натэлой, и на ее, Юлькины, вежливые вопросы отвечал крайне невежливо.
        - Базы Интерпола взламывать - это тебе не банку с огурцами вскрывать… - уважительно сказал Батон. - Зря ты к нему лезла.
        - Так ведь интересно же, - пожала плечами Юлька. - А он, бессовестный, нич-чего не рассказывает, ругается только. И до сих пор не спит! Если бы дед заметил…
        Юлька не договорила, потому что занавески на окне закачались и поехали в стороны. В проеме показался Пашка с изжелта-зеленым цветом лица и кругами под глазами. Увидев разом притихшую компанию, сипло сказал:
        - Здорово, братцы кролики. У кого минералка есть? Ни у кого? Тьфу, свинство какое… Нет, я сначала за бутылкой иду, потом рассказываю…
        Пришлось ждать еще десять минут, пока Пашка сходит в палатку на углу. Вернувшись, компьютерный гений с удовольствием отхлебнул минералки и сказал, что при посредстве его друга, самого крутого хакера города Иркутска и всей Восточной Сибири, было выяснено следующее…
        Мария Афродакис действительно являлась секретарем и экспертом американской фирмы, занимающейся русским искусством. В Нью-Йорке она была хорошо известна среди эмигрантских художников, и самое главное - именно ей удалось установить два месяца назад тот факт, что драгоценности графов Мражинских фальшивые. На фотографиях американских журналов появилось множество снимков Марии Афродакис рядом с липовым изумрудным гарнитуром и растерянной новой владелицей последнего. Но, помимо данной широкодоступной информации, Пашке удалось добыть сведения о том, что Мария Афродакис не раз попадала в поле зрения американской и европейской полиции за махинации с произведениями искусства и ювелирными изделиями. Однако доказать ее виновность властям так ни разу и не удалось.
        - То есть все-таки бандитка? - уточнил Батон.
        - Аферистка, - поправил Пашка. - В документах пишут, что Мария Афродакис - великолепный эксперт с уникальным чутьем и обширными знаниями, но при этом и с подмоченной репутацией. То есть она постоянно ведет какие-то темные дела.
        - Стало быть, не рыжая, а дама пик всю аферу замутила? - нахмурился Атаманов. - Если б не она, еще бы сто лет никто ничего не знал, так, что ли?
        - Выходит, так, - согласился Пашка. - И вот еще что интересно… То, что ценности Мражинских фальшивые, выяснилось случайно. Мария Афродакис - то ли подруга, то ли просто знакомая Элен. Перед свадьбой Элен в шутку попросила Марию оценить фамильные цацки, подаренные ей будущей свекровью. Афродакис и оценила… то есть сказала, что они гроша ломаного не стоят. Мражинские всполошились, пригласили еще двух экспертов, те выдали свое заключение: да, драгоценности поддельные. Естественно, семье Мражинских вовсе не хотелось обнародовать эту информацию.
        - Еще бы! - фыркнула Белка. - Все вокруг знают, что у тебя суперские брюлики, и вдруг - не брюлики, а бижутерия! Я бы на их месте тоже не болтала.
        - Ну вот Мражинские и не болтали. Эксперты обещали молчать, им вообще положено по ихней этике, Афродакис вроде тоже пообещала… Но через некоторое время она вдруг с шиком дает интервью сразу нескольким журналам и объявляет, что ценности Мражинских - дутые. Ну-у-у, что там началось!
        - Вот зараза! - с чувством сказала Юлька. - Так свою подругу подставить!
        - Непонятно только, зачем Афродакис так сделала, - задумчиво продолжал Пашка, потирая переносицу. - Никакого дохода ей это не принесло, кроме гонораров за интервью, что для нее сущие копейки.
        - Из вредности? - предположила Юлька.
        - Вряд ли…
        - В журналах помелькать захотела? - хмыкнул Атаманов.
        - Она и так там мелькала периодически. Рядом со всякими сапфирами-алмазами. Нет, тут что-то другое… Но больше я пока ничего не нашел.
        - Пашка, - вдруг опомнилась Юлька, - а как ты это все выяснил?! Неужели про базу Интерпола правда?
        - Юлька, отстань, - заявил Пашка. - Могут быть у нас свои профессиональные секреты?
        - У кого - у вас?
        - У работников «мыши» и «клавы», - отрезал кузен. - Вам информацию дали, шелупонь? Все, сидите и думайте. А дядя Паша в университет поехал свой опус подтверждать. А то еще общежития не дадут, бюрократы московские…
        - Соня, я красивая? - задумчиво спросила Белка.
        - Господи, Бэллочка, о чем ты думаешь?! - послышался привычный ответ. - Через двадцать минут твое выступление, ты с утра дважды сбилась на тридцать вторых, полон зал народу, люди из мэрии, а ты… Конечно, красивая, я всегда тебе говорила!
        Белка вздохнула. Они с Соней находились в крошечной комнатке за сценой Малого зала консерватории, где через четверть часа должен был начаться традиционный летний концерт юных дарований. Народу в самом деле была тьма-тьмущая, в зале виднелись фраки и вечерние платья, юные дарования сидели по гримеркам и нервно проигрывали в тысяча пятнадцатый раз свои номера, а вокруг них бегали родственники и педагоги. В общем, все было как обычно. Но Белка, впервые удостоившаяся великой, по словам Сони, чести играть на этом концерте, не испытывала никакого волнения. Вернее, еще неделю назад она его испытывала, и еще какое, но сейчас… Сейчас ей все было абсолютно безразлично. Сидя перед запыленным зеркалом, Белка разглядывала в мутном стекле свое лицо.
        Самое обычное, заурядное лицо. Нос мог бы быть и покороче, а скулы - повыше. Щеки лучше бы были впалыми, а не как две плюшки по двенадцать рублей в киоске… Да еще гад-прыщик вылез над переносицей буквально накануне концерта. Прямо какая-то звезда во лбу горит, как у Царевны Лебеди! Волосы… О, про волосы отдельное страдание. Как ни умоляла Белка, сестра не позволила ей остричь косу, и роскошный черный пучок на затылке повергал Белку в глубокое уныние. Все люди как люди, одна она как старая дева с нотами под мышкой. И на что можно рассчитывать с такой внешностью? Разве Павел Полторецкий, компьютерный и математический гений, синеглазый красавец, супермен из Иркутска, обратит на нее внимание? Щаз-з-з… Как посоветовала бы лучшая подруга Юлька, надо покупать губозакаточную машину…
        Бэлла Гринберг вовсе не была дурочкой и понимала, что шансов быть замеченной взрослым парнем у нее ничтожно мало. Вернее, их нет совсем. Даже если бы парень был не таким красивым, не таким высоким и сильным, не таким, наконец, умным, как Пашка… Пять лет разницы в возрасте - слишком много. Если бы ей было хотя бы пятнадцать… Пятнадцать лет - это фигура, это отсутствие прыщей на лбу (не до пенсии же они будут там вылезать!), это, наконец, грудь, которая просто обязана будет вырасти к такому почтенному возрасту, это разрешение от Сони гулять до одиннадцати вечера… Да мало ли что еще! Но в глубине души Белка подозревала, что ждать целых два года до ее повзросления Пашка Полторецкий не будет.
        Но что было делать с тем, что сердце ее при виде Пашки начинало колотиться со скоростью перфоратора? А противная удушливая краска, заливавшая лицо и шею… А голос, который пищал, дрожал и срывался, как в классе у доски, каждый раз, когда Пашка спрашивал ее о чем-то… Белка из последних сил надеялась на то, что никто из друзей всего этого не замечает. Хотя подозрительные взгляды Полундры она на себе уже ловила, причем не раз. Но Юлька молчала, вот Белка и утешала саму себя: не знает. Ни Юлька не знает, и никто другой. Потому что если, не дай бог, кто-нибудь заметит и расскажет о своем открытии Пашке, тогда… тогда она, Белка, просто умрет.
        На данный момент вся компания Белкиных друзей сидела в зале и мужественно слушала первое отделение концерта. Белка знала, разумеется, что «болеть» за нее придут подруги. Но как Юльке удалось уговорить на этот шаг пацанов? Уму непостижимо! Увидев в фойе перед концертом Батона и Атаманова в выглаженных костюмах, белых рубашках и с одинаковым выражением отвращения ко всему вокруг на физиономиях, она чуть не лишилась чувств от удивления. Рядом с пацанами стояли и изучали программки Юлька, мучающаяся в непривычных юбке и блузке, и невозмутимая, как всегда, Натэла в белом газовом платье.
        - Как ты Серегу-то приволочь смогла?! - не удержалась и спросила подругу пораженная Белка.
        Полундра хихикнула, показала глазами на Натэлу и передразнила, имитируя кавказский акцент, которого у Натэлы не было и в помине:
        - «Нэчестно нэ поддержать друга, когда у нэго ат-вэт-ственное дэло!» А Батон, понятно, за компанию…
        - А Пашку что же, одного дома бросили? - как можно безразличнее поинтересовалась Белка. И сердце радостно заскакало, когда Юлька сообщила:
        - Он будет, только потом. В университет свой поехал за какими-то книгами.
        Пашку действительно приняли в университет, на второй курс факультета информатики, как и обещали. И сразу дали место в общежитии, но он пока не спешил съезжать от московских родственников. Во-первых, Игорь Петрович настаивал, чтобы внук погостил подольше. Во-вторых, Юлька заявила ему, что боится спать в доме, имея под матрацем уникальную бриллиантовую брошь, когда вокруг - сплошные бандиты и международные аферисты. В-третьих, Пашка и сам опасался оставлять сестру и ее друзей одних до окончания заварившейся странной истории. А она, история, кончаться пока вроде не собиралась.
        После того как Пашка скачал секретную информацию из базы данных американской полиции, прошло два дня. Все эти дни Полундра и компания думали так, что трещали мозги, анализировали возможные варианты, предлагали головокружительные версии, но… никакого подтверждения версии и варианты не находили. Во дворе больше не появлялись ни дама пик, ни дама червей, мелькать в гостинице ребятам было опасно и незачем, а Пашка загадочно молчал. Хотя скорее всего он действительно был занят своим университетом.
        Через неделю-другую Юлькин кузен переедет в общежитие, и она, Белка, больше его не увидит… Никогда… Подумав так, Белка почувствовала, что глаза становятся горячими. И тут же по щекам поползла специальная концертная тушь, которую Соня с таким трудом наносила на Белкины ресницы перед концертом. И это за десять минут до выхода! Господи, все сегодня не так! Белка одним махом хлопнула стакан отвратительной теплой минеральной воды, стоящий на столе, чихнула, сплюнула и кинулась к зеркалу восстанавливать грим. Кое-как стерев черные потеки, она с тоской уставилась на подлый прыщ, заметный даже под толстым слоем тонального крема. И неожиданно ей пришла в голову опасная мысль.
        Оглянувшись для чего-то на дверь, Белка запустила руку в свою сумочку, висящую на спинке стула, и осторожно достала диадему. Подойдя с ней к зеркалу, аккуратно пристроила украшение на голову. Диадема была Белке великовата, но тонкий золотой обруч был почти незаметен в волосах, а самое главное - свешивающаяся на лоб изумрудная капля идеально прикрывала прыщ. Его попросту не было видно за фамильным изумрудом семьи Мражинских! Пока Белка стояла перед зеркалом и размышляла, прилично ли носить без спросу чужие украшения (Натэлка бы точно сказала - неприлично, еще бы и бабушку процитировала!), громко хлопнула дверь.
        - Бэлла! Боже мой! Ну, девочка моя, ну твой же выход, посмотри на часы! - Соня ворвалась как ураган, схватила сестру за руку и повлекла за собой по коридору к кулисам. - Что только у тебя в голове, уму непостижимо! Ты успела проиграть все еще раз, медленно, по нотам, как я просила? Впрочем, уже все, тебе пора на сцену. Полный зал народу! Главное - не нервничай! Сядь и спокойно играй! А что за штучку ты на себя повесила? У Юли одолжила? Миленько, оставь… Ну, все-все, с богом, детка! Я с тобой! Слышишь - тебя объявляют…
        Оглушенная Белка услышала лишь конец собственной фамилии и, едва успев придать лицу торжественное выражение, вышла на сияющую сцену. Грянули аплодисменты, Белка встала у рояля, поклонилась в зал, не различая лиц, села, медленно подняла руки и опустила их на клавиатуру. Зал затих, и в полной тишине по нему понеслась мелодия Шопена.
        Впоследствии Белка уверяла, что не может вспомнить абсолютно ничего из тех пяти минут, которым предшествовало столько часов репетиций, мучений и нервотрепки за роялем. В голове стоял ровный гул, собственной игры она не слышала и видела лишь полированный край рояля и свои пальцы, бегающие по клавишам. Кстати, клавиш она не чувствовала тоже и пришла в себя, лишь взяв последний аккорд и замерев напоследок с опущенными на клавиатуру руками. Тишина - и взрыв аплодисментов. Белка встала, в последний момент вспомнила, что надо улыбнуться, поклонилась залу. Ого, кажется, цветы! И… кажется… Ой, мамочки! Мамочки! Ма-ма-а-а…
        На сцену с огромной охапкой белых роз поднимался собственной персоной Пашка Полторецкий. Он был в костюме и даже при галстуке, улыбался, блестя зубами, и его синие глаза были, как никогда, близко. И улыбался он ей, Белке, ей одной. И нес ей розы.
        - Браво, Белка! Ты просто молодец! - тихо сказал он, вручая полумертвой от наплыва чувств Белке букет и, как взрослой, целуя ей руку. - А тебе эта штучка на лбу идет!
        У Белки пол поплыл под ногами, она покачнулась, удержалась за край инструмента и даже сумела улыбнуться в ответ. Зал гремел аплодисментами, которые не умолкли даже тогда, когда Белка на ватных ногах ушла со сцены, уступая место следующему артисту - худенькому парнишке с огромной виолончелью. Мыслей было две: какое счастье, что Пашка не увидел прыща, и - не упасть бы до гримерки в обморок от счастья.
        В обморок Белка не упала, но, едва оказавшись в крохотной комнатке, где за десять минут до своего выхода страдала от неудавшейся жизни, начала реветь. Соня решила, что это у нее на нервной почве, и побежала за водой, потом долго заставляла младшую сестренку выпить хоть глоток и в конце концов заплакала вместе с ней.
        - Белка! Ну, ты даешь! Браво, блин! - ворвалась в комнатку Юлька и… озадаченно остановилась на пороге. - Ой… А вы чего ревете? Что случилось-то, а? Белка же так суперски играла, и не занудно совсем, я лично все ладони отбила! Соня, чего она воет?
        - От перенапряжения, - всхлипнула Соня. - А я за компанию.
        - Понятно, - кивнула ничего не понявшая Юлька. - А цветочки тебе понравились? Это мы все вскладуху купили, самые лучшие выбирали!
        - Так они от вас всех? - разочарованно спросила Белка.
        - Больше никому тут таких не дарили, точно! - гордо заявила Юлька, не заметив расстроенного взгляда подруги. - Давай вытирай сопли и иди к нам, мы уже в вашем кафе столик заняли. И еще…
        Юлька вдруг запнулась и вытаращила глаза, только сейчас разглядев на лбу подруги диадему Мражинских. Белка немедленно вытаращила глаза тоже и скосила их на Соню. Девчонки поняли друг дружку без слов, и Полундра, показав большой палец, молча выскочила за дверь.
        - Бэллочка, вытирай слезы, пойдем! - весело сказала Соня. - Уж что-что, а посидеть в кафе ты право имеешь! Беги, а я схожу поговорю кое с кем, и сразу за тобой. Не хочу искушать судьбу, но Нина Аполлодоровна мне сказала…
        Она наклонилась к уху сестренки и что-то прошептала. Выслушав, Белка повеселела и полезла за носовым платком.
        В огромном кафе-буфете при консерватории были заняты все столики: пять минут назад закончилось первое отделение. По паркету фланировали высокие гости из мэрии, музыканты, взбудораженные педагоги, полуживые участники концерта, и носилась куча мелюзги из детского хора. Уже от дверей Белка разглядела свою компанию, собравшуюся за угловым столиком и усиленно ей махавшую. К изумлению Белки, в руках у Пашки был еще один букет. Но уже не розы, а восхитительные розовые орхидеи, которые он вручил подошедшей вслед за сестрой Соне. Та растерялась:
        - Мне? Но…
        - Вас, Соня, тоже можно поздравить, - церемонно сказал Пашка, но в синих глазах его скакала насмешливая искра. - Ведь именно вы воспитывали эту… надежду русского фортепьянного искусства! Серега, правду я говорю?
        Атаманов, который заснул в кресле четвертого ряда под первые же звуки музыки (его с трудом добудились перед самым Белкиным выходом), важно кивнул. Соня, пожав плечами, приняла букет, положила его на край стола и, увидев вплывающую в буфет Нину Аполлодоровну, Белкиного педагога, поспешно пошла к ней. Белка проводила ее полными слез глазами. Потом поглядела на Пашку - тот тоже смотрел вслед Соне и улыбался. Как во сне, Белка подумала о том, что им обоим, Пашке и Соне, по восемнадцать лет. И никому не нужно ждать, пока подрастет другой. Значит… значит… Белке захотелось убежать назад, в гримерку, хлопнуться там на кушетку и снова реветь, реветь, реветь…
        - Белка, что с тобой? Ты же просто замечательно играла! - заглядывая ей в глаза, удивленно сказала Натэла. - Мне так никогда не сыграть.
        - А ты тоже учишься? - безучастно спросила Белка. - Почему не говорила?
        - Я на гитаре играю. Бабушка научила.
        - Ну, куда ж без бабушки… - фыркнул Батон. И тут же попросил: - Натэлка, а меня научишь?
        - Обойдешься! - ответил вместо нее Атаманов. - Время еще на тебя, долбеца, тратить… Натэла, не слушай его, у него слуха нет! Гринберг, да что с тобой? Опять глаза на мокром месте! Перенервничала, что ль?
        - Серега, налей мне колы, пожалуйста, - всхлипнув и протягивая стакан, попросила Белка. Она понимала, что глупо себя ведет, но сдерживать противные слезы уже не было никаких сил. Если бы хоть не Соня! Пусть бы какая-нибудь посторонняя девица, а не родная любимая сестра! Господи, как ужасно, как несправедливо все в жизни…
        Атаманов потянулся за бутылкой, Белка глянула через его плечо - и побледнела, моментально забыв о кока-коле, своих слезах и даже о разбитой любви и конченой жизни. В двух шагах, у колонны, стояла, беседуя с каким-то пузатым дядькой и держа в руках бокал… Мария Афродакис собственной персоной.
        - Ой… - прошептала Белка, роняя капли кока-колы на свою белоснежную блузку. - Пашка… Пашенька… Господи…
        - Чего ты? - нахмурился Пашка. Обернулся, увидел, мгновенно оценил ситуацию и скомандовал: - Снимай изумруд, живо!
        - Не сниму… - прошептала Белка. Снять изумруд? Сейчас?! Прямо перед Пашкой, чтобы он увидел этот «рог» у нее на лбу? Пусть ему нравится Соня, но и она, Белка, тоже просто так не сдастся! Да пусть Афродакис ее хоть застрелит прямо сейчас!
        - Белка, снимай! Ты не понимаешь… - начал было Пашка, но в тот же момент Афродакис взглянула на них, и стало ясно, что снимать диадему уже не имеет смысла.
        Улыбнувшись, американская авантюристка подняла бокал, приветствуя всю компанию, коснулась рукава своего собеседника, извиняясь, отошла от него и направилась прямо к столику, где сидели друзья. Теперь ее заметили и остальные. Батон и Атаманов, не сговариваясь, поднялись, шагнули вперед. Вместе с ними - Юлька. Натэла осталась неподвижной, но ее черные глаза стали совсем огромными. Афродакис уже была рядом со столиком, когда Белку вдруг осенило - закатив глаза, она художественно упала в обморок на руки растерявшемуся Пашке.
        Это был высший пилотаж, поскольку изумруд на лбу Белки даже с места не сдвинулся, но шум вокруг поднялся страшный. На два голоса визжали Юлька и Натэла, громко ругался Атаманов, вокруг ахали и задавали вопросы, Пашка на руках уносил «бесчувственную» Белку из буфета, Батон рядом примеривался помочь нести ее ноги, а из фойе уже слышался испуганный голос Сони:
        - Боже, да что такое? Бэлла, Бэллочка… Что с тобой?
        В гримерке Белка поспешно пришла в себя, оглядела испуганные лица сестры и друзей и сиплым от страха голосом сказала:
        - Соня, нам… мне срочно надо домой.
        - Я уже поняла, - сдержанно сказала сестра. - Переодевайся, я готова.
        До дома добрались без последствий, хотя Белка и выглядывала испуганно в заднее стекло троллейбуса, опасаясь увидеть позади знакомую «Альфу-Ромео» с подлой американкой за рулем. До самого подъезда Соня молчала, но выражение ее лица не сулило притихшей компании ничего хорошего. Пашка посмотрел на Атаманова, Атаманов - на Батона, тот - на Юльку. Полундра кивнула и взглянула на Натэлу. Та пожала плечами:
        - Я сразу говорила, что так будет правильно.
        - У всех с собой? - спросил Атаманов.
        Все, кроме Сони, поняли, о чем идет речь, и дружно кивнули. Только Юлька переглянулась с кузеном, и оба они хором ответили:
        - У нас - дома.
        - Договорились же… - заворчал Атаманов, но Пашка объяснил:
        - У меня брошь в карман плохо влезала. А Юльке дед сказал, что изумруды к красной кофте не пойдут.
        - А он в курсе?! - поперхнулся Батон.
        - Я сказала, что у цыганок на площади за двести рублей купила, - хмыкнула Юлька.
        - Какое-то сборище аферистов, а не дети, - совсем уж ледяным голосом заметила ничего не понимавшая из их разговора, но заинтригованная Соня. - Хорошо, пойдемте к Юле. И обещаю вам: пока во всем не разберусь, я от вас не отстану.
        В квартире взбудораженно голосил телевизор: Игорь Петрович смотрел футбольный полуфинал. Все на цыпочках прокрались в Юлькину комнату, Пашка задернул занавеской окно, в которое с улицы нахально лезли ветки сирени. Соня с прокурорским выражением лица опустилась в кресло, а через три минуты перед ней выросла мерцающая горка из колец, серег, браслетов и колье. Пашка грохнул на стол брошь, заигравшую всеми цветами радуги, а Белка, заняв предварительно место в самом темном углу комнаты, чтобы не было видно прыща, сняла диадему. Побелевшая Соня дрожащим голосом потребовала объяснений - и получила их в полном объеме.
        Когда Пашка закончил излагать, за окном начался легкий дождик, и весь подоконник оказался усыпанным капельками. Соня собрала их ладонью, протерла лицо. Натэла стояла наготове со стаканом воды, Белка - с валерьянкой, Пашка открыл мобильный, готовый вызвать «Скорую». Мата Хари, задрав морду, стояла у ног Сони и разглядывала ее полными тревоги зелеными глазами. Но вот старшая Белкина сестра подняла ресницы и - потянулась к украшениям.
        - Боже мой! Никогда ничего подобного не видела! Неужели они настоящие?
        Атаманов вздохнул от облегчения с таким шумом, что закачалась занавеска. Мата Хари с чувством выполненного долга отошла и вспрыгнула на подоконник. Соня тем временем перебирала драгоценности, мимоходом прикладывая то браслет к запястью, то кольцо к пальцу.
        - Ну, бабьё… - прошептал Батон. - Хлебом их не корми, дай…
        Но Пашка наступил ему на ногу и солидно спросил:
        - Соня, что, по-вашему, стоит делать?
        - Это все правда? Ну, то, что вы тут рассказали… - уточнила Соня. - Вы действительно нашли драгоценности?
        - Нашла Натэла… - замямлила Юлька. - И не их, а куклу… Мы не знали…
        - И вы лазили в чужое окно? По пожарной лестнице?
        - Только посмотре-еть…
        - И взламывали сайты в Интернете?
        - Работа такая…
        - Какая работа, молодой человек?! - возмутилась Соня на последнюю реплику, принадлежавшую Пашке. - Вы только что поступили в университет и позволяете себе…
        - Ничего особенного я себе не позволил, Соня! - отрезал Пашка таким тоном, что Соня умолкла. - Мне нужна была информация - я ее добыл. Банковских счетов Афродакис я не трогал.
        - А что, сумели бы? - вдруг заинтересованно спросила Соня.
        Пашка многозначительно усмехнулся и заметил:
        - Кстати, мы могли бы перейти на «ты». Раз уж все так закрутилось…
        - Хм… Почему бы и нет? - пожала плечами Соня. Щеки ее слегка порозовели.
        Атаманов за ее спиной восхищенно показал Пашке большой палец, тот в ответ - кулак. Белка почувствовала, как бешено, набирая ускорение, стучит сердце. Глубоко вздохнув несколько раз, она отвернулась к стене. Что ж, пусть так. Она переживет. И никто ничего не узнает. А поплакать как следует можно будет вечером.
        - Господи, ну и кашу вы заварили, дети… - растерянно пробормотала Соня. - Нет, тут надо вызвать милицию и…
        Пашка принялся объяснять Соне, что, если они придут в милицию с драгоценностями и скажут, что нашли их на клумбе, им, во-первых, никто не поверит, а во-вторых, сокровища Мражинских точно не вернутся к хозяевам в Америку.
        - Не бандеролью же их туда посылать! - пожала плечами Юлька. - Да мы и адреса не знаем…
        - Ну, с адресом-то как раз не проблема… - погладил Пашка ноутбук.
        Юлька свирепо посмотрела на двоюродного брата, показала глазами на Соню - не нервируй, мол. Но та сидела в глубокой задумчивости и Юлькиного маневра не заметила.
        - А как же наша Сова? Маргарита Владимировна то есть? - вдруг спросила она. - Кто бы мог подумать, актриса Коктебельская… И никто во всем дворе не знал!
        - Ну, отчего же, я знал, - вдруг пророкотал из прихожей знакомый голос, и в комнату бодрым шагом вошел Игорь Петрович.
        Соня ахнула от неожиданности. Атаманов по той же причине громко выругался. А Юлька возмущенно завопила:
        - Дед, ты с какого места подслушивал?!
        - С самого начала, - невозмутимо заявил Игорь Петрович, решительно подходя к столу и надевая очки, чтобы лучше разглядеть украшения. - Так вот, значит, что вы прячете каждый день в разных углах? М-да… Какие пустяки, оказывается!
        Ропот негодования пронесся по комнате. Рассердилась даже Соня:
        - Игорь Петрович, как вы можете! Какие же это пустяки? Это все подлинные ювелирные ценности девятнадцатого века!
        - Сонечка, детка, - покровительственно заговорил хозяин дома, вертя в пальцах перстень с рубином, - вы же знаете, какова нынче молодежь. Так что выпейте валокордина и благодарите бога, что ребята нашли не фаустпатроны. Между прочим, я еще днем сомневался, что на бульваре можно купить такую вещь за двести рублей.
        - Ну, дед, знаешь… - фыркнула Юлька. И умолкла, потому что занавеска вдруг дрогнула и сама поехала в сторону, освобождая оконный проем. Тут же в комнату вполз синий клуб сигаретного дыма, а когда он рассеялся, послышался красивый хрипловатый, низкий женский голос:
        - Я тут, видите ли, уже целый час под окнами курю и слушаю. Боже мой! Никакого радио не надо! Как интересно, оказывается, внуки проводят время!
        - Бабушка! - бросилась к подоконнику Натэла.
        - Никогда больше не говорите о важных делах на первом этаже при открытом окне! - предупредил Пашка Батона и Серегу.
        Те были настолько ошарашены вторжением в разговор лихой бабки, что автоматически кивнули и уставились на Юльку. А Полундра, посмотрев, в свою очередь, на деда, перегнулась через подоконник и пригласила:
        - Проходите к нам, пожалуйста!
        Солнце садилось, на дворе сгущались летние сумерки, и Юлька зажгла лампу. На кухне гремели чашки: Натэла готовила чай. Все остальные, включая Игоря Петровича и Соню, сидели за круглым столом и слушали бабушку Натэлы, актрису Нино Вахтанговну Мтварадзе. А старая дама с пышными седыми волосами, уложенными в аккуратную прическу, и с очень живыми черными глазами сидела в кресле, ловко закинув ногу на ногу, держала сигарету на отлете и рассказывала:
        - А я, надо сказать, очень хорошо помню Марго Коктебельскую! Яркая была такая, рыжая, как морковка, красивая, ведьма… Наши актрисульки просто змеями шипели от зависти! Кстати, Коктебельская - псевдоним, настоящая ее фамилия была довольно простая, но, хоть убейте, не помню какая. Прекрасная была актриса на характерные роли, от ее Липочки в Островском умирал весь Ленинград. К тому же еще и партийная была, на собраниях всегда речи пламенные говорила. Ну а потом вышла замуж, кажется, за актера оперы, и уехала с ним в Москву. Более мы не встречались с ней никогда. Так, говорите, это ее бриллианты? Странно… Как-то не соответствует ее… м-м… характеру. Заработать в Советской России на подобные вещи было невозможно, так что купить себе их она просто не могла.
        - Может, муж… - неуверенно предположила Соня.
        Нино Вахтанговна презрительно отмахнулась.
        - Покажите мне такого мужа - и я рискну еще раз сходить под венец… Не было таких мужей среди оперных, говорю вам как специалист! Чтобы дарить настоящие драгоценности, надо было быть не актером, а членом Политбюро и не мужем, а…
        - Нино Вахтанговна, они еще дети, - торопливо напомнил Игорь Петрович.
        Юлька фыркнула и храбро спросила:
        - А если и правда кто-нибудь из Политбюро? Не муж, а… в общем…
        - Мы бы знали, - величественно заверила старая актриса. - Театральная среда - это, знаешь ли, густая каша из сплетен: ничего нельзя утаить. Тем более такие великолепные камни. Уверяю вас, молодые люди, если бы бриллианты были ее, Марго бы их носила на каждую репетицию и на каждый спектакль. И притом становилась под самую большую люстру. Лично я именно так бы и поступала.
        - Но они могли появиться у нее позже, - задумчиво произнес Игорь Петрович. - Как я понял, Нино Вахтанговна, вы с ней не виделись с войны…
        - Не думаю, что после войны шансы Марго резко возросли, - парировала вредная бабка. - Кажется, и муж ее куда-то делся, не так ли?
        - Муж ее умер, - подтвердил Игорь Петрович. - Уже здесь, в Москве. Она осталась с дочерью, тоже рыжей такой девчонкой.
        - И та тоже умерла, - тихо сказала Белка.
        Игорь Петрович удивленно посмотрел на нее через очки.
        - Кто?
        - Девочка, - пояснила удивленная вопросом Белка, - дочка.
        - Откуда такие сведения? - изумился Игорь Петрович.
        - Ты же сам мне сказал! - возмущенно завопила Юлька.
        - Ничего подобного я не говорил! - так же возмущенно заявил Игорь Петрович. - Просто ты, как всегда, не соизволила меня дослушать.
        - Ты сказал: «У нее была дочка»!
        - Да, была. Вышла замуж за иностранца, за француза, кажется, и уехала к нему.
        - За иностранца?! - заорали хором все, кроме бабушки Натэлы и Сони. Мата Хари с испуганным воем выскочила в окно.
        - Да. А почему такая истерика? - Хозяин дома пожал плечами. - Я очень хорошо помню ее отъезд. Девочку звали Светлана, если не ошибаюсь.
        Натэла и Белка переглянулись.
        - Да, верно, Светлана, - продолжал Игорь Петрович. - И красавица она была просто… просто головокружительная! Пошла было по стопам матери, окончила ГИТИС, даже, кажется, успела отыграть сезон в каком-то театре. А потом тот француз из посольства встретил ее на концерте или на вечере, влюбился незамедлительно и сделал предложение. Я так ясно излагаю, потому что в нашем дворе об их романе много шумели. Представляете, иностранец привозил Свету домой после спектаклей на голубом автомобиле… не помню, какой марки, и даже из соседних дворов народ приходил на это чудо посмотреть! Заметьте, что тогда, в семидесятые годы, и связи советских актрис с капиталистами… м-м… не приветствовались. Когда Светлана заявила, что выходит замуж и уезжает, они с матерью так ругались, что слышал весь двор. Маргарита ведь была партийной, ни о каких иностранцах даже слышать не хотела, называла дочь предательницей, продажной женщиной и совсем уж страшными словами, обещала проклясть… Даже я слышал, хотя писал диссертацию и закрыл все окна, чтобы не отвлекаться. Как Света уезжала - отдельная история, но с ее отъездом у Маргариты
Владимировны начались беды. Сначала ее исключили из партии, потом сняли с главных ролей, затем совсем уволили из театра. А еще в милицию пришло отвратительное письмо, подписанное жильцами нашего дома, - мол, она якобы шпионка, спекулянтка и кто-то там еще. Я то письмо прекрасно помню, потому что ко мне с ним тоже приходили.
        - Но ты не подписал? - с надеждой спросила Юлька.
        - За кого ты меня принимаешь? - обиделся Игорь Петрович. - Разумеется, нет! И еще многие не подписали, но письмо тем не менее ушло по адресу. Приезжали милиционеры, писали какую-то бумагу… Фу! Потом Маргарита сильно разболелась, пошли обследования, больницы, санатории, поликлиники… От дочери, понятно, никаких известий, потому что расстались на ножах. Наши… м-м… дамы соседские даже говорили, будто Маргарита Владимировна Светлану все-таки прокляла. И в итоге вот вам - Сова. Разумеется, ни с кем в доме, во дворе разговаривать ей не хотелось. Такие вещи, как клеветнические письма, из памяти не выветриваются никогда. А какая была роскошная женщина!
        При последних словах бабушка Натэлы покосилась на воодушевившегося Игоря Петровича с большим интересом во взоре. А Юлька жадно спросила:
        - Значит, сколько лет сейчас Светлане?
        - А кто у нас отличник математики? - вопросом на вопрос ответил дед. - Считай, Юлия! Если в семьдесят пятом ей было лет двадцать пять, то сейчас…
        - Где-то сто, - проворчал вместо Юльки Батон. - Ну, не сто, а шестьдесят, какая разница? Все равно старуха древняя.
        - Матерь Божья, кто только их воспитывает?! - всплеснула руками Нино Вахтанговна. - Стало быть, я в свои семьдесят семь уже практически разложившийся труп!
        - Присутствующие дамы не имеются в виду, - попытался спасти положение Пашка, одновременно показывая кулак растерянному Батону. - А вам я больше пятидесяти пяти и не дал бы.
        - Ого, мальчик далеко пойдет! - повеселевшим голосом заметила бабушка. - Скажи, пожалуйста, а что ты там скачешь пальцами по кнопкам?
        - Сей момент… - Пашка, в самом деле быстро щелкающий по клавиатуре ноутбука, убрал руку с «мыши» и развернул монитор. Все увидели увеличенную на весь экран фотографию рыжей дамы червей - ту самую, которую Пашка сделал на свой телефон возле гостиницы «Славянка-люкс».
        - Игорь Петрович, посмотрите, пожалуйста. Я понимаю, много лет прошло, но… Вот эта мадам не похожа на Светлану?
        Юлькин дед не спеша надел очки и сделал шаг к монитору. Все затаили дыхание. Вскоре Игорь Петрович покачал головой.
        - Не могу вас порадовать. В самом деле, это было так давно… Волосы очень похожи, правда, но больше… ничего не помню.
        - Пашка, но ей же не шестьдесят лет! - напомнила Юлька.
        Кузен что-то неопределенно пробурчал и снова защелкал клавишами. Минуту спустя спросил:
        - Игорь Петрович, а вот эта?
        Теперь на экране компьютера появилась Элен Мражинская.
        - О, какая красавица! - восхищенно заметил хозяин дома. - Но тоже очень молода. Нет, Павел, жаль тебя разочаровывать, но кроме цвета волос… - Пожилой мужчина огорченно развел руками.
        - Кто-то из них точно приходил к Сове! - объявил Батон.
        - Мражинская сейчас под Афинами, в Глифаде, на своих раскопках, - отозвался Павел. - Я проверил.
        - А как ты все выяснил, мальчик мой? - заинтересовалась бабушка.
        Минут пять Пашка живописал старой актрисе возможности продвинутого хакера в мировой Сети, после чего та заинтересованно спросила:
        - Милый, а Интернет дорого стоит? Не очень? Моей пенсии хватит? Тогда ты будешь давать мне уроки… мм… хакерского мастерства. Не бойся, за плату.
        - Только этого не хватало… - пробормотала Натэла. - Бабушка, у тебя же артрит! И сердце!
        - Я же не артритом собираюсь стучать по клавишам! - парировала бабка. - Решено: не помру, пока не выучусь. Боже мой, мне бы в молодости такие возможности - я бы уже была министром культуры!
        - Вернемся к нашим бриллиантам, если никто не против, - интеллигентно вмешалась Соня. - Мне бы очень хотелось от них поскорее избавиться. Опасно держать в доме такие дорогие вещи, к тому же принадлежащие неизвестно кому. Так, а тут что у нас? - Она взяла в руки колье, присмотрелась и, побледнев, повернулась к сестренке: - Белка, вы что - потеряли один камень?!
        - Не волнуйся, так и было, - успокоил Атаманов. - Мы нашли уже без него.
        - Точно? - не могла успокоиться Соня. - Ведь здесь должен быть…
        - Изумруд «Немезида», - подсказал Батон. - От которого сплошные неприятности.
        - Как это? - снова влезла бабка.
        Батон объяснил, а Соня заметила:
        - Наверное, вор знал историю камня. Может быть, он выбросил его, чтобы тот не навредил?
        - В жизни не поверю! - возразил Игорь Петрович.
        - И я, - присоединилась к деду Юлька. - Чтоб такой брюлик выбросить… Подумаешь, неприятности! Их и с камнем, и без камня полно, а «Немезида» - все-таки «Немезида».
        - Полностью с тобой согласна, - объявила старая актриса. - Но что же нам теперь делать?
        - Ставить задачи, - сказал Игорь Петрович военным голосом. - Для ясности плана всегда необходимо четко обозначить тактику и стратегию. Итак, во-первых, у нас имеются драгоценности баснословной цены, владельцы которых в данный момент за рубежом и о местонахождении украшений не имеют понятия. Во-вторых, имеются две авантюристки, пытающиеся завладеть сокровищами. Как вы их обозначили? Дама пик и дама червей?
        - Так точно! - по-солдатски отрапортовал Пашка. - Причем дама пик гораздо более активна. Мы знаем, что она - американская экспертша-аферистка и что именно она подняла скандал вокруг пропавших драгоценностей, обнародовав тайну семьи Мражинских. Сейчас Мария Афродакис находится в Москве и ищет куклу. Стало быть, знает, что бриллианты находились в ней.
        - Минуточку, а кто еще знал о том, что бриллианты в кукле? - спросил Игорь Петрович.
        - Сова, может быть, - ответила ему Юлька. - А может быть, и нет. И… и наверное, дама червей. Ведь как раз она выкинула куклу в окно, больше некому было!
        - Та-ак… Значит, Афродакис могла узнать о кукле только от двоих - от Совы, то есть Маргариты Коктебельской, или от дамы червей, о которой мы знаем только, что она прилетела в Москву, нанесла визит Коктебельской, встретила в аэропорту Марию Афродакис, вместе с ней приехала сначала в гостиницу, а потом в наш двор и сразу после того отбыла назад в аэропорт. И скорее всего - улетела.
        - Никуда она не улетела, животом чую… - проворчала Юлька. - Обдурила Батона и вернулась. Наверняка сидит в засаде где-нибудь.
        - Афродакис и рыжая точно в сговоре, - подтвердил Атаманов. - В паре работают. Зачем только ей старый дом нужен был?
        - Какой старый дом? - удивился Игорь Петрович.
        - Она наших бабок… то есть старушек на лавочке, расспрашивала. Прикинулась кем-то из мэрии и спрашивала про корпус три. Ну, который снесли наполовину и бросили. Бабки еще перепугались, потому что она по-русски плохо говорила. А с нами, между прочим, разговаривала очень даже хорошо!
        - Может, они хотели там что-то спрятать, в том доме? - предположила Соня.
        - Оставим как версию, - предложил Игорь Петрович, - и пойдем дальше. Афродакис знает, что кукла и, возможно, бриллианты находятся у банды наших внуков. Она уже дважды пыталась с ними договориться.
        - Точно, - подтвердила Юлька. - Один раз позавчера, когда мы ее у клумбы застукали, а второй - сегодня в консерватории. И откуда только узнала, что мы все там будем?! Хорошо, что Белка вовремя в обморок грохнулась!
        - Молодец, Бэллочка, - похвалила Нино Вахтанговна. - Прекрасная реакция, просто прекрасная! Девочки, все возьмите сей способ на вооружение. Очень подходит, когда нужно оставить за собой последнее слово! Ну, и в некоторых других случаях…
        - У меня ни за что не получится, - огорчилась Натэла.
        - Когда понадобится, упадешь, как Сара Бернар, - пообещала бабушка. - Такие вещи в крови у любой женщины. Так, значит, дама пик суетится, а дама червей прячется. Или ее совсем нет в городе. М-да… Пашенька, а нельзя ее как-нибудь вычислить?
        - Думал уже, нельзя, - с досадой отозвался Пашка. - Нам же не известно ее имя.
        - Хотелось бы мне знать, какое отношение Марго Коктебельская имеет ко всей нашей истории, - задумчиво произнесла старая актриса. - Уж наверняка она здесь не последнее место занимает.
        - Бабушка, но ведь ты можешь все узнать, - осторожно сказала Натэла. - Ты же с ней знакома. И она сама говорила, что хотела бы с тобой увидеться. Здешних-то жильцов она всех терпеть не может, потому что письмо про нее какое-то гадкое писали, а ты… Ты ее знакомая, подруга, тоже актриса…
        - Что значит «тоже»?! - возмутилась бабушка. - Хотя… Может быть, ты и права. Пожалуй, стоит ее навестить.
        - Вот что, дамы и господа, - веско заговорил Игорь Петрович. - Пока преимущество явно на нашей стороне. Стало быть, надо играть на опережение. Предлагаю следующий план…
        На другой день, в десять часов утра, в холл гостиницы «Славянка-люкс» озабоченным шагом вошла стройная черноволосая девушка в строгом синем костюме и с фирменным пакетом в руках.
        - Как мне найти госпожу Марию Афродакис? - обратилась она к дежурной на ресепшен. - У меня для нее каталог и пакет из ювелирной фирмы «Диамант-Россия».
        - Госпожа Мария Афродакис у себя в номере, - любезно отозвалась служащая. - Вчера она вернулась очень поздно и, вероятно, еще не вставала. Но вы можете подождать ее или оставить пакет здесь. Она каждое утро сама забирает почту.
        Соня (это была она) как могла изобразила колебание, но в конце концов согласилась:
        - Хорошо, будьте добры, передайте ей вот это и предупредите, что… - Она запнулась и произнесла, подчеркнув голосом: - Ответ нужен сегодня.
        В пакете лежала пустая оправа изумруда «Немезида» (Петрович провозился полночи, чтобы аккуратно снять ее, не повредив колье) и записка, отпечатанная Пашкой на принтере: «Если Вас интересуют прочие сокровища семьи Мражинских, встретимся сегодня в ресторане гостиницы в девять вечера. Приходите Вы или Ваша рыжая знакомая». Последнюю фразу приписали по настоянию Юльки.
        - Рыжая брюнетку в аэропорту встречала! Одна куклу с брюликами из окна выкинула, другая потом искала! Конечно, они повязаны, и никуда рыжая улететь не могла! - убеждала Юлька. - Не одна, так другая явится, или обе сразу, верняк! Не верю я, что рыжая улетела, для шифровки в аэропорт поехала!
        Полундра была страшно раздосадована тем, что операция «Ресторан» будет проводиться без нее. Вернее, без всей ее компании, которую в ресторан никто бы не впустил. Старики забраковали даже Соню, которая, по их словам, могла быть замечена дамой пик в консерватории и, следовательно, узнана. Вот и получилось, что идти, кроме Игоря Петровича и Нино Вахтанговны, некому.
        В девять вечера ко входу в гостиницу подъехала черная «БМВ» последней модели. Из нее вышел Игорь Петрович в парадной генеральской форме и открыл заднюю дверцу. Показалась сначала рука в перчатке, за ней - две ноги в туфлях на умопомрачительных шпильках, затем серебристый подол, а за ним появилась сама бабушка Нино в вечернем платье, поверх которого была наброшена меховая горжетка. Швейцар в дверях почтительно посторонился и на всякий случай взял под козырек.
        - Нино Вахтанговна, вы неподражаемы! - галантно произнес Игорь Петрович, предлагая даме руку. - Никогда еще не приглашал в ресторан известную актрису.
        - Ну… мне довелось однажды ужинать с полковником… - доверительно поведала ему Нино Вахтанговна, расправляя подол платья. - Но с генералом - никогда! Выходит, у нас с вами своего рода дебют. Кстати, где вы взяли такую потрясающую машину?
        - Одолжил у одного из своих аспирантов. Обещал, что гонять как сумасшедший по Москве на ней не буду. Осторожнее, здесь ступенька… Всю жизнь хотел узнать, как женщины ходят на таких каблуках. Моя покойная Таня мне так и не рассказала.
        - И я не расскажу. Должны же у женщин оставаться хоть какие-то тайны… Хотя после рекламы этих самых… с крылышками… я уже ни в чем не уверена.
        Мило болтая, парочка дошла до главного зала. Там было темно, лишь на столах горели голубые и зеленые светильнички. Поблескивал паркет танцпола, на котором пока еще никого не было. Из-за плохой освещенности было трудно определить, сколько человек находится в ресторане.
        - Вот вам и первые препоны, - огорченно сказала Нино Вахтанговна, усаживаясь за столик и бросая взгляд в зал через край меню. - Здесь настоящие потемки! Игорь Петрович, как же мы узнаем здесь нашу бандитку? Может быть, она уже сидит где-то в темном углу и мы ее не видим? А она нас не знает… Вы хотя бы очки взяли?!
        - М-да… - неопределенно проворчал генерал, забывший очки в бардачке «БМВ». - Нино Вахтанговна, здесь нужны не очки, а прожектор. Или хотя бы противотуманный фонарь.
        - Что ж, давайте подождем немного. Вы уже сделали заказ? Музыка здесь, надо сказать, играет вполне приличная. Вот ведь в какую авантюру я влезла на старости лет! Объясните, наконец, зачем вам понадобился вывоз наших старых костей в ресторан? Могли бы пригласить Афродакис к нам домой или - как там у вас, военных, говорится? - в нейтральное место…
        - А вдруг бы спугнули? - авторитетно заметил Игорь Петрович, принимаясь за принесенный официантом салат. - Судя по тому, что разведали наши внуки, эта девица - тертый калач. По неизвестному адресу она наверняка не поехала бы. А здесь она на своей территории, бояться ей нечего. Вполне может и клюнуть.
        Прошло около получаса. Назначенное время давно наступило, народу в ресторане стало больше, на паркетной площадке уже танцевали, смеясь, несколько пар, а дама пик все не появлялась. По крайней мере, ни на танцполе, ни за освещенными столиками ее не было.
        - Надо что-то делать, - решил генерал, откидываясь на спинку стула. - Время идет, она может сорваться с крючка… Надо как-то осмотреть зал.
        - Я могу уронить кольцо и ползать у всех под ногами до тех пор, пока не найду нужные, - предложила Нино Вахтанговна.
        - Ноги?
        - Хм… Ну, так предложите что-нибудь другое! Кто здесь генерал, наконец?!
        Игорь Петрович сердито сдвинул седые брови, побарабанил пальцами по столу… и вдруг спросил:
        - Мадам, вы танцуете танго?
        - Конечно, - тут же отозвалась старая актриса. - Только с поправкой на остеохондроз.
        - Учту. Позвольте вашу руку…
        - Что вы придумали?
        - Увидите. - Игорь Петрович встал, протянул руку даме и под звуки начинающегося танго увлек ее на танцпол.
        - О, да вы молодец! - одобрительно отозвалась Нино Вахтанговна после нескольких па. - Кто бы мог подумать, что в свои годы я буду танцевать танго с генералом!
        - Над Нино Мтварадзе годы не властны! - отвесил комплимент ее партнер. - Осторожно, поворот… Великолепно!
        - Игорь Петрович, не подумайте, что я не в восторге, но… для чего мы это делаем? - осведомилась бабушка Нино, страстно припадая в танце к своему кавалеру. - Мне все-таки не шестнадцать лет… Ах, это движение называется «отказ от поцелуя»… Сейчас уже никто так не танцует… Так зачем же?
        - Я веду вас по залу, вы смотрите за столики, - четко изложил задачу Петрович. - Сейчас пройдем по всему периметру, и вы…
        - Браво! Вот что значит - военный человек! Осторожней, не наступите на платье, все-таки подарок сына… Пожалуйста, разворот к правой стороне, там сидит какая-то подозрительная парочка… Нет, гости столицы и с ними… явно не наша клиентка. Пожалуйста, дальше.
        Танго уже заканчивалось, когда Нино Вахтанговна сжала плечо своего кавалера.
        - Променад с разворотом?[1 - Одно из па танго. - Прим. автора.] - осведомился тот.
        - Ах, нет же… Во-он за тем столом какая-то рыжая девица пьет минералку и нервничает. Ужасно вульгарно накрашены губы… и темные очки… Как будто здесь пляж! Нет, что-то я не понимаю в нынешних барышнях… И стало быть, у черной и рыжей все-таки альянс, они вдвоем в этом деле… Боже, как интересно!
        Игорь Петрович развернул даму спиной к залу и посмотрел сам. Нино Вахтанговна была права: у самой стены сидела рыжая женщина в черном вечернем платье. Оркестр доигрывал последние такты танго, и старики поспешили оттанцевать к своему столику. Их провожали аплодисментами: Игорь Петрович и Нино Мтварадзе оказались лучшими танцорами в зале.
        - Ну что ж… Работаем план «Старые жулики»? - деловито спросила актриса.
        - Все, как договорились, - подтвердил генерал. - Вы хорошо себя чувствуете?
        - Как огурец! Сто лет так не веселилась! Обязательно впишу эту историю в свои мемуары!
        Игорь Петрович встал и предложил спутнице руку. Пара пересекла зал, подошли к рыжей девушке, и он вежливо осведомился:
        - Позволите присесть?
        - Простите, но я жду знакомых, - отрывисто бросила рыжая. В ее речи не было акцента, и старики обменялись многозначительными взглядами.
        - Вы ждете нас, - бросила Нино Вахтанговна, непринужденно усаживаясь за стол напротив дамы червей. - Это мы прислали вам письмо касательно драгоценностей Мражинских. Вернее, не вам, а некой Марии Афродакис.
        - Она моя подруга.
        - А как обращаться к вам?
        - Как хотите. Это не имеет значения. - Темные очки скрывали половину лица рыжей, но было понятно, что она во все глаза разглядывает старого генерала и его даму. - Так что же вы хотите сказать мне?
        - Не сказать, а договориться о цене, - веско уточнил Игорь Петрович, также садясь за стол. - Как говорится, у нас товар, а вы - купец.
        - К-как прикажете понимать? - Стакан минералки в руке рыжей дрогнул.
        - Кажется, все яснее ясного, - пожала плечами бабушка. - Драгоценности Мражинских у нас. Сколько вы за них дадите?
        - Не понимаю…
        - В таком случае мы ошиблись адресом. Извините. - Нино Вахтанговна стала подниматься.
        - Нет, погодите! - Рыжая беспокойно забарабанила пальцами по столу. - Но… откуда они у вас? Вы уверены, что именно те самые?
        - Абсолютно уверены, - лучезарно улыбнулась старая актриса. - Видите ли, милочка, мы старые люди, а пенсии в России, сами знаете, какие… Надо как-то жить, помогать детям, внукам… Продать ценности официальным путем - значит потерять в цене. Да к тому же можно оказаться в тюрьме на старости лет, а у меня, видите ли, артрит… Так что вы, деточка, для нас просто подарок. Итак, ваша цена?
        Рыжая молчала. Кажется, она усиленно соображала, не издевается ли над ней эта старая перечница в вечернем платье. Но под черными очками не было видно выражения ее глаз.
        - Спрашивать, как вы вышли на Марию Афродакис, надо понимать, бессмысленно? - наконец надменно спросила она.
        - Абсолютно, - снова радужно улыбнулась Нино Вахтанговна, и Игорь Петрович с восхищением посмотрел на нее.
        - Сначала я должна увидеть товар.
        - Разумеется. Вы поедете с нами.
        - У меня своя машина.
        - Надежнее будет на нашей.
        - Но…
        - Спорить не в ваших интересах.
        Рыжая сдалась и решительно поднялась на ноги.
        - Едемте.
        Вскоре все трое вышли из ресторана и загрузились в «БМВ». Рыжая опустилась на заднее сиденье и за всю дорогу не произнесла ни слова. Игорь Петрович вел машину, Нино Вахтанговна, сидя рядом с ним, достала мобильный и оживленно стрекотала по-грузински.
        Наконец впереди показалась зелень двора.
        - Куда мы едем? - обеспокоенно спросила рыжая.
        - К нам домой, - обернулась к ней старая актриса. - Было бы глупо, согласитесь, держать такие дорогие вещи не дома. Мы войдем, вы посмотрите, и, если вас все устроит, поговорим о цене.
        Квартира Игоря Петровича на первом этаже была темна и пуста. Трое заговорщиков вошли в гостиную, хозяин зажег тусклый торшер. Нино Вахтанговна подошла к столу и сняла крышку с большой кастрюли. Внутри лежали все драгоценности семьи Мражинских.
        Рыжая подсела к столу и жадно принялась перебирать украшения. Затем повернула лицо к старикам.
        - Где бриллиант «Немезида»?
        - Ну, это вам лучше знать, - тонко усмехнулась актриса. - Мы полагали, что он осел у вас во время первой… м-м… экспроприации.
        - Вы полагаете, я его украла? - холодно спросила рыжая. - Вынуждена вас разочаровать. «Немезиды» у меня нет, а без него все это сильно теряет в цене.
        - Сколько вы готовы дать?
        - Сто тысяч.
        - Чего?
        - Ваших рублей, разумеется.
        - Имейте совесть, милочка! - возмутилась бабушка. - Какие-то копейки за исторические ценности?!
        - Нино… - мягко проговорил Игорь Петрович. - Деньги хорошие. В нашем возрасте не стоит жадничать.
        - Двести! Тысяч! Долларов! - воздела руки к потолку Нино Вахтанговна. - И ни центом меньше! И задаток прямо сейчас!
        - Хорошо, - вдруг согласилась рыжая. - Но, сами понимаете, с собой я деньги не вожу. Нужно снять их со счетов в Нью-Йорке, перевести сюда… Понадобится некоторое время.
        - Мы готовы ждать. Но - получив задаток.
        - Пятьдесят тысяч рублей. Больше у меня при себе нет. И одно из колец вы отдаете мне.
        - Давайте деньги.
        Рыжая расстегнула сумочку. Достала перетянутую резинкой пачку денег и взяла в другую руку кольцо с бриллиантом. И в это время ярко сверкнула вспышка фотоаппарата. Рыжая отпрянула в сторону, непроизвольно прижав к себе деньги и кольцо.
        - О, так даже лучше! - в голосе Пашки, раздавшемся из темной прихожей, прозвучала радость, и вспышка блеснула еще раз.
        Зажегся свет, и гостиная тут же заполнилась людьми. Вбежали и рассыпались вдоль стен Юлька, Белка, Натэла, Батон и Атаманов. Чинно вошла Соня. Явился, прижимая к животу фотоаппарат, донельзя довольный Пашка. Вскочила на шкаф и засверкала оттуда зелеными глазами кошка Мата Хари. И наконец последней взволнованным шагом вошла Маргарита Владимировна Коктебельская. Сейчас она ничем не напоминала всем знакомую Сову из третьего подъезда. Седые волосы были уложены в низкий узел, губы подкрашены, темно-вишневое платье было не хуже того, которое красовалось на бабушке Нино. Рыжая аферистка резко повернулась к ней.
        - Как вы могли подумать, милая, что я приму вас за свою внучку? - спокойно спросила Коктебельская. - В нашем роду женщины никогда не были так вульгарны. Цвет волос, знаете ли, обязывает. Миллиграмм безвкусицы в одежде, в косметике - и ты уже похожа на… особу легкого поведения.
        - Скажите, какая вдруг утонченность! - огрызнулась рыжая, на удивление быстро пришедшая в себя. - А когда я пришла к вам в гости под видом Элен Кутяшкиной, вашей милой внученьки, вы не были так проницательны!
        - Как?! - воскликнул хор зрителей.
        А Нино Вахтанговна задумчиво произнесла:
        - Я же говорила, что там была какая-то забавная фамилия. Я бы на вашем месте, Марго, ее оставила. По крайней мере, оригинально.
        - Да, настоящая моя фамилия - Кутяшкина, - спокойно пояснила Маргарита Владимировна. - Полина Кутяшкина, горничная графини Мражинской, оставшаяся в восемнадцатом году в Одессе, была моей матерью.
        - Ваша мать была воровка! - зло оскалилась рыжая. - Она обокрала свою госпожу, подсунув ей перед отъездом фальшивые камни, и поэтому не поехала с ней в эмиграцию! Разумеется, с таким богатством ей и здесь было бы неплохо!
        - Мама умерла в бедности, - холодно отрезала Коктебельская-Кутяшкина. - И воров в нашей семье не было. Это еще одна причина, по которой я не могла ошибиться на ваш счет. Вы пытались сыграть на моей ссоре с дочерью, которой я не видела много лет, и на том, что о своей внучке я вовсе ничего не знала. Не знала, что ей уже двадцать семь, что ее зовут Элен и что она помолвлена с Эдвардом Мражинским, потомком графов Мражинских.
        - Как, однако, шутит судьба, не правда ли? - жестко усмехнулась рыжая. - Праправнучка горничной выходит замуж за правнука бывшего хозяина своей прапрабабки! Кто бы мог подумать! Только ваша внучка всегда была дурой. Ей даже в голову не пришло самой сложить два и два и вычислить, где и у кого могли осесть настоящие бриллианты. Но скажите же, - в голосе дамы червей вдруг зазвучала искренняя заинтересованность, - на чем я все-таки прокололась?
        - Во-первых, на том, что судили обо мне по моему возрасту, - охотно пояснила Маргарита Владимировна Кутяшкина. - Вы знали, что мне очень много лет, что я живу одна, и полагали найти древнюю беззубую старуху в глубоком маразме.
        - Да, был такой расчет, - ухмыльнулась рыжая.
        - Ну, вот видите… Опасно недооценивать стариков, сегодня вы еще раз в этом убедились. - Бывшая Сова с улыбкой кивнула на генерала и актрису. - А во-вторых - Владилена.
        - Кто?!
        - Видите, вы даже этого не знаете. Владиленой зовут куклу. Она - тоже вещь графини Мражинской, оставшаяся маме. Каким-то чудом мама ее сохранила, и Владилена поселилась в нашей семье на долгие годы. Для нас она была сокровищем, и с ней никогда не разрешали играть детям. Я поняла, вы не тот человек, за которого себя выдаете, когда вы обронили: «Какая красивая кукла на серванте! Это ваша?» Если бы вы были дочерью Светланы, она бы обязательно рассказала вам о Владилене. Кукла же - часть семейной легенды! Я попыталась вам напомнить, сказала, кажется: «Да, наша семейная кукла». И вы попытались выкрутиться: «Ну как же, мама рассказывала, как она любила с ней играть». Да я бы никогда не дала дочке куклу для игр! Свете и в голову не приходило ее попросить! И я поняла, что вы просто авантюристка. И попросила покинуть мой дом. Но это, кажется, не входило в ваши планы, и вы разыграли обморок. Надо сказать, мастерски, актерские способности у вас недюжинные. Я сама играла на сцене, но тут попалась, перепугалась и помчалась вызывать «Скорую»… А вы… Зачем вам понадобилось выбрасывать в окно Владилену?! Она-то
что вам сделала?
        - Я сначала решила сделать ноги вместе с камнями, - деловым тоном пустилась в объяснения рыжая. Казалось, она совершенно успокоилась, стояла рядом со столом в непринужденной позе и, хотя комната была полна народу, говорила только с Коктебельской. - Вы просто старая дура, хоть и не сознаетесь. Такие ценности нельзя хранить дома, на виду, в коробке от печенья. Я моментально их обнаружила, и если бы не вон те юные сволочи, - она показала подбородком поочередно на Юльку и Атаманова, - все получилось бы как нельзя лучше. Кто вас только воспитывал, шпана?!
        - Мы! - оскорбленным дуэтом отозвались Игорь Петрович и Нино Вахтанговна.
        - Оно и видно, - фыркнула рыжая. - Когда этот мелкий уголовник влез в окно, а за ним и эта босявка, я как раз пыталась спрятать камни. Что мне оставалось делать? Только сунуть драгоценности под пиджак и прикинуться мертвой. Глупо, но ничего другого просто не пришло в голову. Шпана испугалась, сбежала со страшным шумом, кажется, разбив там что-то по пути… Все это не входило в мои планы! Время было упущено, вы вот-вот должны были вернуться, я не хотела встретиться с вами на лестнице. Откуда я знала, что вы помчались за врачами? Я была уверена, что за милицией. Пришлось запихать кое-как драгоценности в вашу Владилену и швырнуть ту в окно, чтобы хотя бы не попасться с ними в руках. А потом я сразу же убежала. Еще успела посмотреть, как ребячья гоп-компания неслась прочь со двора.
        - Да, исчезнуть до прихода врачей вы ловко успели…
        - А найти куклу внизу - нет! Вы представляете? Уличная банда ее уже подобрала! И торговаться с ними было бесполезно. Вообще невозможно работать со стариками и детьми - никаких разумных мотивов, одни игрушки в голове. Надо же было додуматься надеть диадему девятнадцатого века и выйти в ней на сцену играть Шопена! - резко повернулась она к насупившейся Белке. - Я чуть в обморок не упала, когда ее увидела!
        - Откуда вы все это знаете? - вдруг резко спросил молчавший до сих пор Пашка. - В консерватории были не вы, а Мария Афродакис! Кто вы такая? В каких вы отношениях с Афродакис? И где сейчас она сама? Кто приходил в наш двор и говорил со старушками у подъезда? Если вы, то для чего имитировали акцент?
        - Когда-нибудь вы все прочтете в моих воспоминаниях… - ехидно отозвалась рыжая. - А сейчас, господа, я ухожу. Было приятно познакомиться и побеседовать. Впредь буду вести себя осторожно со старыми грибами, они действительно непредсказуемы. Адьос!
        И собравшиеся увидели блеснувший в руке дамы червей пистолет.
        - Всем стоять и не двигаться! - металлическим голосом скомандовал Игорь Петрович. - Пусть мадам уходит.
        - Браво, генерал! - одобрила рыжая. А затем, ловко сгребая в сумочку драгоценности со стола, ехидно обронила: - Это я, пожалуй, возьму с собой. Пригодится.
        - Но… - дернулся было Пашка.
        - Стоять, юноша! - Пистолет повернулся в его сторону. - Вы и так мне сильно попортили игру. Может, через пару-тройку лет, если вы продолжите в том же духе, из вас получится прекрасный джентльмен удачи, тогда мы с вами и встретимся снова. А сейчас - в сторону! Для надежности со мной пойдет девочка… - И рыжая притянула к себе за плечо стоявшую в двух шагах Натэлу.
        - Вы с ума сошли! - взметнулась Нино Вахтанговна. - Оставьте в покое ребенка!
        - Она только доедет со мной до аэропорта. Клянусь, что вреда ей не причиню. Мне просто не нужны никакие ваши выкрутасы. Не нужны звонки в милицию, на таможню, ничего подобного!
        - Но мы обещаем, что…
        - Отойдите в сторону! - Пистолет в руке рыжей снова угрожающе поднялся.
        Все замерли. Дама червей спиной начала отступать к двери, таща за собой бледную Натэлу. Наступила звенящая тишина. И вдруг в этой тишине со шкафа метнулась черная тень. Мата Хари приземлилась точно на голову рыжей, впившись когтями ей в волосы, и взвыла дурным голосом. Точно так же завопила рыжая, пытаясь содрать с себя кошку. И тогда сидящий рядом с вешалкой Батон, которого почти не было видно под зимней шинелью Игоря Петровича, дернул за полу шинели. Старая деревянная вешалка с шумом обрушилась прямо на рыжую, сбив ее с ног, а выросший за ее спиной Атаманов немедленно ударил даму червей по голове тяжеленным томом «Истории Наполеоновских войн». Мата Хари сиганула на занавеску. Натэла кинулась за спину Сереги.
        - Господи, вы что, сговорились?! - вырвался истошный вопль у Полундры.
        Но по диким глазам Батона и Атаманова было понятно, что никакого сговора и в помине не было. А о кошке и говорить нечего.
        - Бэбо!!! - заголосила Натэла.
        - Вай ме, чеми Натико, вай… Я сейчас убью эту воровку! - откликнулась ее бабушка.
        Пистолет лежал на полу у ног Игоря Петровича. Генерал поднял его, осмотрел, поморщился:
        - Игрушка… Но выглядит, надо сказать, убедительно.
        - О, господи! - вдруг странным голосом воскликнула Соня, глядя на что-то, лежащее у своих ног.
        Это был растрепанный рыжий парик, сорвавшийся с головы растянувшейся на полу дамы. Черные, закрывавшие пол-лица очки улетели под диван - и перед зрителями оказалась… Мария Афродакис.
        - Матерь Божья! - удивился Игорь Петрович. - Стало быть, она одна? Дама пик - она же дама червей?
        - При хорошем гриме можно из зайца слона сделать, - машинально произнесла Натэла, и никто уже не спрашивал, кого она процитировала.
        - А кто же кого тогда встречал в аэропорту? - потрясенно спросила Юлька. - И кого упустил Батон? И кто с бабками у подъезда общался?
        Никто ей не ответил. В коридоре в тот момент послышались шум и грохот - несколько человек в камуфляже кинулись в комнату, растолкав детей, под громкий возглас Нино Вахтанговны:
        - Ну, мальчики, неужели нельзя было пораньше приехать? Нас тут чуть не перестреляли! Резо, я же тебе звонила полчаса назад!
        - Мама, ты какой адрес назвала? - спокойно спросил высокий брюнет с седыми висками, вошедший последним. - Постарайся запомнить: улица и бульвар - совсем не одно и то же.
        - В самом деле? - изумилась бабушка. - А я-то думала, что уже выучила дикую московскую географию! Вы не очень долго искали, надеюсь?
        - Папа! - кинулась на шею высокому человеку Натэла. И, повернув к друзьям сияющее лицо, объяснила: - Это мой папа!
        - Реваз Гурамович Мтварадзе, - представился отец Натэлы.
        - Подполковник милиции! - гордо добавила бабушка. - Следователь по особо важным делам! Только половину тех дел мне приходится за него делать. А теперь еще и ребенку. Ну, забирайте уже пойманную нами психопатку вместе с ее бриллиантами. И, кто-нибудь, дайте мне попить! Есть в этом доме вода?
        - Разумеется, - ответил Игорь Петрович. И, перешагнув через лежащую на полу Афродакис, отправился на кухню.
        Там неожиданно обнаружились Атаманов и Батон.
        - Ребята, вы чего тут? - удивился хозяин квартиры.
        - Пашка с Соней показания дают, они ведь совершеннолетние, бабуля пошла прогуляться, девчонки с ней, а нас менты из комнаты выгнали, - доложил Серега. - И у нас к вам… дело. То есть вопрос.
        - Личного характера, - добавил Батон.
        Атаманов свирепо посмотрел на него.
        - Ну-ну? - подбодрил Игорь Петрович.
        - Короче, это… спросить хотели… Вот если женщина… то есть девчонка… В общем, что ей надо дарить, когда… - Атаманов запнулся.
        - Когда она тебе ну очень… - продолжил Батон и тоже умолк.
        Оба мальчишки дружно уставились в потолок. А генерал поглядел на пацанов, откашлялся и отчеканил:
        - Розы, молодые люди! Только розы!
        Неделю спустя Маргарита Владимировна Коктебельская праздновала именины.
        Стоял теплый вечер, и в квартире были открыты все окна. На кухне царила Натэла, повязавшаяся передником и отогнавшая от плиты всех прочих дам, включая хозяйку: «Вы - именинница, вам вообще нельзя, а остальные только продукты зря переведут!» Там же, на табурете, сидел по уши перемазанный кремом Тамазик и увлеченно уничтожал печенье.
        В ванне, до половины заполненной водой, плавало невероятное количество букетов - от роскошных орхидей, принесенных Игорем Петровичем, до кислотно-синих ромашек от Полундры, которая честно сказала, что купила цветы исключительно за необычный цвет. В одной из комнат возле открытого рояля сидели Пашка и Соня. Соня играла какой-то вальс. Пашка мужественно слушал и одновременно разворачивал перед Соней лекцию по сравнительному анализу различных баз данных и сложных паролей. Белка стояла на балконе среди анютиных глазок в ящиках, грустила и думала о тяжелой женской доле. Вместе с ней грустила и Юлька, но делала это исключительно из солидарности: настроение у нее было великолепное, завтра она уезжала в Евпаторию. Атаманов и Батон куда-то смылись.
        А внизу, на тротуаре, стоял голубой «Мерседес», на котором прикатили на праздник прилетевшие утром из Америки дочь и внучка Маргариты Владимировны. Неделю назад им была отправлена телеграмма - адрес для нее нашел по своим каналам Пашка, текст сочинила Нино Вахтанговна, а отнес ее на почту Игорь Петрович. Все три заговорщика держали свою авантюру в секрете, поскольку не были уверены, что поступают именно так, как надо. Но все сложилось лучше некуда, и сейчас хозяйка дома и ее дочь Светлана сидели в обнимку на диване и рыдали над альбомом со старыми фотографиями. Ссора тридцатилетней давности была забыта.
        А за столом среди гостей сидела рыжая девушка невероятной красоты, улыбалась великолепными зубами и на кошмарном русском языке спрашивала:
        - Но как же… кто же изменил… сорри, подменил диамантс… бриллантс… тогда, в восемнадцатый год?
        - В восемнадцатом году их подменил Афанасий Кутяшкин, камердинер графа Мражинского, - охотно рассказывал Игорь Петрович. - И ничего не говорил жене до тех пор, пока графы не отбыли пароходом в Турцию (слуги не попали на пароход, поскольку мест было мало, и обещали прибыть следующим). Вот тут Афанасий сказал жене, что теперь им можно не торопиться вслед за господами, и показал бриллианты. Я правильно излагаю, Маргарита Владимировна?
        - Совершенно! - счастливым голосом отозвалась с дивана Коктебельская.
        - Полина пришла в ужас, - продолжал Игорь Петрович. - Она искренне любила хозяйку, и ей в голову не приходило ее обокрасть. Но дело уже было сделано, подлинные драгоценности остались у пройдохи-камердинера, поддельные же уплыли с Мражинскими в Турцию. А через неделю Одессу заняли красные, об отплытии из города уже не было речи. Во время одной уличной перестрелки Афанасий Кутяшкин был убит, и Полина осталась одна в красном городе с фамильными украшениями графов Мражинских.
        - Бабушка всю жизнь мечтала отправить их хозяйке, - вклинилась в рассказ Светлана, - пожилая, но еще красивая женщина с коротко стриженными рыжими волосами. - Но куда, по какому адресу было их отправлять? Ведь из Турции Мражинские уехали в Берлин, затем в Париж, а уже после перебрались за океан, в Нью-Йорк. Бабушка Полина ничего этого не знала, всю жизнь мучилась тем, что невольно оказалась воровкой, и даже в голодные годы не продала ни камешка. Делала муку из осиновой коры, а бриллианты хранила! Перед смертью рассказала обо всем маме и мне, я ведь была уже взрослая.
        - Но я тоже не могла найти Мражинских, - вступила в разговор Маргарита Владимировна Коктебельская. - Вы же помните, Игорь Петрович, какие тогда были времена. Все до смерти боялись даже заговорить с иностранцами, не то что наводить какие-то справки! Поэтому так и получилось потом со Светочкой… Господи, как все это было глупо, не нужно…
        - А когда я встретить в Париже Эдвард… - заговорила теперь Элен (все девчонки в комнате разом повернулись к ней), - я совсем не предполагать… не знать… что он - граф Мражинский. Как странно, правда? Граф - и праправнучка горничной… Когда это выяснилось, мы много удивлялись… и радовались… нет, смеялись.
        - Вот только когда обнаружилось, что драгоценности поддельные, стало совсем не до смеха, - усмехнулась Светлана. - Я, разумеется, знала, что Эдвард дарит невесте подделку, а настоящие камни - в Москве, у мамы, но никому не рассказывала. Надеялась, что, если уж за столько лет ничего не выяснилось, даст бог, не выяснится и теперь. Не хотелось, знаете ли, расстраивать ни дочь, ни ее будущую семью. Кто же мог предположить, что Элен покажет драгоценности мерзавке Афродакис? А та моментально догадалась. Эксперт она действительно прекрасный, надо отдать ей должное… И Афродакис сделала свое открытие достоянием желтой прессы! Я всегда говорила, что нечего ей делать в нашем доме, слишком уж она скользкая, но Элен дружила с ней со школьных лет. И додружилась!
        - Зачем она так сделала, Элен, а? - спросила Юлька. - Я так и не въехала!
        - Что? Не въехала? - изумилась Элен.
        - Юлия, оставь, пожалуйста, свой ужасный жаргон! - строго велел Игорь Петрович. - Элен, внучка имеет в виду, что не поняла, для чего Афродакис предала вас.
        - Дело в том, что она хотела, чтобы мы вместе, я и она, ехать в Россию к бабушке.
        - Аферистка догадалась, где могут храниться подлинные бриллианты, - снова вступила в разговор Светлана. - Она с детских лет бывала в нашем доме, прекрасно говорила по-русски (ее родители - тоже русские эмигранты), знала историю нашей семьи и семьи Мражинских. Словом, она сложила два и два и стала уговаривать Элен ехать в Россию и потребовать от бабки бриллианты, которые теперь должны были принадлежать ей как супруге Мражинского.
        - Я отказалась! Я не хотела, ведь я и не видела никогда бабушку, а тут… ехать… требовать… Нет! - с жаром произнесла Элен. - Если бы поехать и просто познакомиться, побывать вместе… а за диамантс - нет!
        - Ой, моя девочка… - всхлипнула Маргарита Владимировна. Светлана тоже высморкалась в платок.
        - И Афродакис приехала в Москву одна, - подвел итог Игорь Петрович. - Она знала легенды обеих семей и была уверена, что сумеет провести девяностолетнюю старуху, находящуюся, как ей казалось, в глубоком маразме. И, надо признать, расчет ее был во многом правилен. Хотя вы, Маргарита Владимировна, очень быстро раскусили ее, Афродакис все же смогла попросту украсть сокровище. К счастью, моя предприимчивая внучка и ее друг испортили ей всю малину.
        - Малина - это ягода? - озадаченно спросила Элен.
        Игорь Петрович кивнул, и молодая женщина глубоко задумалась. Видимо, размышляла она о загадочности русского языка. Затем Элен медленно продолжила:
        - Я узнать, что Мария улетела в Москву, когда была в Греции, на раскопках. Я сразу кидаться за ней в Россию. Купила билет, визу - и полетела. О-о, я знать, на что она способна! Она встретить меня в аэропорту…
        - Так это ОНА вас встречала! - ахнула Юлька. - А я думала - наоборот! Ну да, она сюда в парике приходила, а вас встречала без него! А вы от природы такая морковка!
        - Морковка? Овощ?
        - О господи… - пробормотал Игорь Петрович. - Элен, продолжайте, пожалуйста, нам всем очень интересно…
        - Well… Мы встретились в аэропорту, она призналась, что really хотела найти бабушку, но… узнать, что бабушка давно умерла и ее дом наполовину снесен. Я, разумеется, не поверила, и мы приехали сюда, и она показала дом четыре…
        - Корпус три, который шестой год снести толком не могут, - закончила Юлька. - А корпус два, наш, стоит как новый!
        - Но я этого не знала! И поверила ей! Даже на всякий случай поговорила с пожилыми lady возле дома. Но они как-то странно на меня смотрели, наверное, из-за мой плохой русский… И в тот же день я улетела назад, потому что меня ждали на работе. Говорить с Марией мне было больше не о чем. Кто мог подумать, что она… что она поступит так!
        - Ей помешала «Немезида», - торжественно произнесла Маргарита Владимировна. - Изумруд всегда наказывал тех, кто имел дурные помыслы.
        - Жаль, что она пропала, эта самая «Немезида», - грустно вздохнула Юлька. - Хоть бы поглядеть, какая она…
        - Уверяю вас, изумруд был, - дрогнувшим голосом сказала Коктебельская. - Был до последнего момента, я сама его видела, показывая колье воровке Афродакис.
        - Может, она его все-таки сперла? - предположила Юлька.
        - Нам бы уже сообщили, - важно заметил ее дед. - Афродакис сейчас дает показания.
        - Что ей грозит? - поинтересовалась Светлана.
        - К сожалению, всего лишь выдворение из страны и штраф. Бриллианты на месте, пистолет был игрушечным, все остались живы и здоровы… Так что Афродакис будет продолжать свои аферы в Нью-Йорке.
        - Ни за что! - с жаром воскликнула Светлана. - Я устрою ей там такую рекламу, что ни один приличный человек не рискнет вести с ней дела!
        - А какой она была из себя, эта «Немезида»? - не унималась Юлька. - Большой и зеленой?
        - Ага, как крокодил, - съязвила Натэла, появившаяся из кухни с подносом бутербродов.
        - У изумруда был довольно необычный цвет, - со вздохом сказала Маргарита Владимировна. - Почти как у бутылочного стекла. И гладкая огранка, как было модно в конце восемнадцатого века. Прежде это колье принадлежало княгине Шаховской…
        - Ой! - вдруг воскликнула, изменившись в лице, Натэла, неловко ставя поднос на край стола. - Тамазик, подойди сюда, маленький мой…
        Из кухни притопал Тамазик. Он был очень недоволен тем, что его отвлекли от печенья, и, сурово посмотрев на старшую сестру, уже готов был убежать обратно, но Натэла поймала его за лямку штанов.
        - Тамазик, деточка, открой ротик… Что ты там сосешь? Дай мне, я тебе шоколадку подарю…
        - Покажи! - недоверчиво потребовал Тамазик.
        Натэла протянула ему батончик «Марса», и Тамазик, вздохнув, вытащил изо рта зеленый прозрачный камешек.
        - Господи, что это?! - воскликнула побледневшая Маргарита Владимировна. - Дитя мое, откуда это у тебя?!
        Тамазик пожал плечами и положил на стол перемазанный кремом, мокрый изумруд «Немезида».
        - Ему дал Сергей… - пролепетала Натэла. - Тогда, в самый первый вечер, когда мы познакомились. Тамазик плакал, и Сережа вынул из кармана и дал…
        - А где он его взял?! - хором завопили все.
        Натэла только хлопала ресницами.
        - Так у вас в квартире! - вдруг радостно вспомнила Полундра. - Когда мы через подоконник на лестницу тикали от рыжей… то есть от Афродакис… Серега на нем поскользнулся и в карман сунул… Подумал, что это осколок от абажура торшера, который кокнулся… Ну а потом забыл, наверное.
        - О боже… - простонала Светлана. - Поскользнуться на изумруде «Немезида»…
        - Раздавить его он никак не мог, - авторитетно утешила Юлька. - Изумруды твердые.
        - Нет, моя внучка точно меня в гроб загонит… - пробормотал Игорь Петрович.
        Как раз в это время с улицы послышались крики Атаманова и Батона:
        - Натэла, Натэлка-а-а! Вы-ы-ыйди!
        Натэла, пользуясь тем, что все склонились над изумрудом, вылетела в кухню.
        - Ну, что вам? - крикнула она, перевесившись через подоконник. - Я не могу, у меня тут лобио сгорит!
        - Так переставь! - посоветовал Батон.
        Они вместе с Серегой стояли внизу на тротуаре с задранными головами. Атаманов что-то прятал за спиной.
        - Не могу, оно передержится!
        - Да на минуту только!
        - Вах, я с ума с вами сойду… Сейчас! - Натэла сняла с огня кастрюльку, бросила ложку в раковину и, на ходу снимая фартук, помчалась из квартиры.
        - Что случилось? - сердито спросила она, выбежав из подъезда.
        Пацаны переглянулись. Атаманов ткнул в бок Батона, тот в ответ толкнул его плечом. Серега вытащил из-за спины огромный растрепанный букет белых и красных роз разной величины.
        - Вот. Это, в общем, тебе. От нас.
        - Ага, - добавил Батон.
        - Спа-сибо… - прошептала Натэла. - Ребята, а… а почему?
        - Потому что, ну…
        Атаманов хмурился и глядел поверх гаражных крыш в вечернее небо. Батон мялся рядом. Неожиданно Андрюха выпалил:
        - Потому что ты нам нравишься. Очень. Вот!
        - И вы мне нравитесь, - улыбнулась Натэла.
        - То есть оба сразу? - насторожился Батон. - Натэлк, ты уж… решай давай, который из нас тебе того… Другой мешать не станет, мы друг другу зуб дали.
        - Ты подумай, сразу не говори, - быстро сказал Атаманов. - Андрюха только завтра к деду уезжает, а я вообще еще неделю в Москве буду. Так что того… думай.
        - Но как же… - пробормотала совсем растерявшаяся Натэла. В воздухе повисло молчание.
        - Девочка, я тебе всегда говорила, что два - это лучше, чем один, - послышался знакомый голос из кустов сирени, и на тротуар выплыла довольная Нино Вахтанговна. - Я тут уже полчаса гуляю, и ты знаешь, совещание молодых людей было великолепным. Просто алмаз чести и достоинства! Признаться, я хуже думала о современной молодежи.
        «Молодых людей» как ветром сдуло. Натэла строго посмотрела на бабушку:
        - Почему ты всегда подслушиваешь?
        - Потому что так спокойнее жить. - Бабушка сощурилась на розы в руках внучки: - Что-то мне знаком их колер… Подозреваю, что цветочки-то с клумбы на бульваре. Да ладно, пойди поставь в вазу и решай, кого ты осчастливишь.
        - Не буду я ничего решать! Ну вас всех! И вообще, у меня лобио горит, - вскипела вдруг Натэла, бросая бабушке охапку роз, и кинулась обратно в подъезд.
        - Умница девочка! - одобрительно покивала головой старая актриса, возвращаясь на лавочку под сиренью и раскладывая цветы на коленях. - Очень ей нужны два бандюгана! Лично я поставила бы на хакера.
        Через час, когда солнце уже заваливалось красным шаром за стадион, Юлька Полундра влезла на крышу гаража и сказала:
        - Серега, не переживай попусту. Она тебя выберет, я знаю. Натэлка на тебя еще тогда, зна-а-аешь, как смотрела?
        - Заткнись, дура! - ответил ей Атаманов. - Когда уезжаешь-то?
        - Завтра, - радостно вздохнула Юлька. Потянулась, легла на еще не остывшую, нагретую солнцем крышу гаража и зажмурилась от счастья. - Мамочки… Как здоровски все… Переэкзаменовки нет! Школа кончилась! Сова с дочкой помирилась, «Немезида» даже нашлась! Завтра на море еду, к тете Клаве! Как классно-то, Атаман, а? Нет, я щас тебя поцелую!
        Серега спасся бегством. А Юлька еще долго лежала на крыше, прикрыв глаза и улыбаясь, а в мыслях уже мчалась, увязая в горячем песке, к теплому, синему, ласковому морю.
        Меч Пересвета
        - Если страдать за правду, так уж всем, - сказала Юлька Полундра, загребая кроссовками палые листья под ногами. Ее подруга Белка Гринберг хлюпнула носом, выражая согласие. Третья подруга, Натэла Мтварадзе, промолчала. Она не плакала, но ее черные глаза были полны слез.
        Вся компания возвращалась через старый парк из школы после первого в их жизни гражданского акта протеста. Собственно, акт протеста совершила Натэла, но верные подруги продемонстрировали полную солидарность, выразившуюся в демонстративном уходе всех троих с урока труда.
        «Трудиха» невзлюбила Натэлу с первых учебных дней. Обе они - и учительница, и ученица - в сентябре пришли в эту школу впервые. Натэла переехала с родителями из Сухуми, Светлана Леонидовна перевелась из другого района. Она была самой молодой и самой эффектной внешне учительницей в школе - высокая, светловолосая, носящая умопомрачительные джинсы и немедленно влюбившая в себя физкультурника Терминатора, который теперь торчал в кабинете труда среди кастрюль и швейных машинок чаще, чем в своем спортивном зале. По общему мнению учениц, место Светланы Леонидовны было не в школе, а на подиуме. Ее конфликты с Натэлой начались на первом же уроке. Объявив сидящим за столами девочкам, что обучение начнется с кулинарии, преподавательница попросила открыть тетради и принялась диктовать рецепт каких-то невероятных отбивных в кислом сливовом соусе. Девочки послушно скрипели ручками, но через несколько минут Светлана Леонидовна заметила, что Мтварадзе не работает.
        - В чем дело? - вперила она строгий взгляд в ученицу. - У тебя не пишет ручка?
        Натэла встала. Очень вежливо, как всегда в разговорах со взрослыми, она сказала, что ручка ее в порядке, но она не видит смысла записывать хорошо известный ей рецепт. В классе наступила тишина: девочки заинтересованно уставились на новую учительницу. Юлька и Белка, живущие с Натэлой в одном доме, знали, что той ничего не стоит не только приготовить отбивную в соусе, но и накрыть полный праздничный стол человек на пятьдесят. Но учительница этого не знала и потому возмутилась:
        - Может быть, ты тогда и продиктуешь вместо меня?!
        - Если вы устали - то пожалуйста, - невозмутимо кивнула Натэла. И, не садясь на место, внятно и четко продиктовала всему классу рецепт отбивной, попутно присовокупив, что солить мясо перед жаркой - только его портить.
        Девочки были так ошеломлены, что записали все слово в слово. Тишина стояла мертвая, словно рецепт диктовала не их одноклассница, а директор школы. К концу Натэлиной лекции лицо Светланы Леонидовны приняло цвет томатной подливки, но, к счастью, прозвенел звонок. К концу перемены половина школы знала, как Мтварадзе из седьмого «Б» «срезала» новую училку.
        Будь Светлана Леонидовна постарше и поопытнее, она, возможно, смогла бы свести инцидент к шутке и сохранить авторитет в классе. Но молодая преподавательница, похоже, всерьез обиделась на тринадцатилетнюю ученицу, и у Мтварадзе начались проблемы на уроках труда. Конфликт усугублялся еще и тем, что Натэле в самом деле было нечего делать на этих уроках. Она рассказывала подругам, что в прежней школе на уроках труда ей позволяли заниматься домашними заданиями где-нибудь на задней парте, что она и делала с четвертого по шестой класс. Но теперь…
        Натэла искренне не хотела ссориться с учительницей и держалась с великолепной вежливостью - к восхищению Юльки Полундры, которая признавалась, что на месте Натэлы давно бы «придушила, на фиг, эту пипетку крашеную!». «Она натуральная, - дипломатично поправляла Натэла и добавляла: - Она меня старше, я не могу». Подруги, хорошо знавшие Натэлино воспитание, только вздыхали. Натэла даже пошла на жертвы и терпеливо записывала на уроках в тетрадь рецепты элементарных блюд, которые с легкостью могла приготовить даже ее младшая сестра. Но когда месяц спустя перешли к шитью, конфликт разгорелся с новой силой. Натэла отказалась рассчитывать с помощью калькулятора размеры выкройки юбки, заявив, что привыкла размечать ткань на глаз.
        - Ну, продемонстрируй нам в таком случае свое мастерство! - снова вышла из себя Светлана Леонидовна.
        Натэла пожала плечами. Раскатала на столе принесенную голубую ткань, сколола ее в нескольких местах булавками, пометила кое-где куском мела, взяла ножницы, несколько раз щелкнула ими - и развернула геометрически ровные выкройки юбки с кокеткой.
        - А кокетку кроим так… - хотела было приступить к следующему этапу Натэла, но учительница оборвала ее:
        - Достаточно, садись! И не отвлекай остальных! Напрасно ты считаешь, что самая умная!
        Натэла, у которой и в мыслях ничего подобного не было, тем не менее промолчала, и, к разочарованию Полундры, скандала на сей раз не произошло. Он грянул сегодня, в пятницу.
        По указанию Светланы Леонидовны девочки должны были сострачивать на машинках уже готовые части юбки. Когда все расселись по машинкам и дружно принялись заправлять нити (Юлька Полундра до сих пор не могла овладеть этой наукой), учительница увидела, что Мтварадзе опять сидит неподвижно и смотрит на нее в упор черными глазами.
        - Мтварадзе, ты забыла выкройку дома? - радостно спросила она. - Что ж, тогда я могу тебе поставить только…
        Натэла молча развернула пакет, из которого выпала идеально сшитая голубая юбка с кокеткой. Спокойно объяснила, что сшила ее вчера, и просит разрешения сейчас не шить, а закончить вязание. В доказательство она тут же продемонстрировала шикарный красный пуловер, наколотый на спицы. По рядам девочек пронеслось дружное «ах»: почти готовая вещь действительно смотрелась великолепно. Вот этого Светлана Леонидовна уже не вынесла:
        - Мтварадзе, что ты себе позволяешь? На уроке надо выполнять задание учителя, а не заниматься личными делами. Покажи немедленно юбку! Надо же, какие ровные швы, вы только поглядите… И ты хочешь, чтобы я поверила, что ты сама ее сшила? Наверняка мама или бабушка потрудились за тебя, а ты морочишь мне голову. И что только за родители, боже мой! Готовы за ребенка все на свете сделать, лишь бы он в школе не перетрудился! Дай сюда дневник, Мтварадзе, я напишу замечание, что твоей матери должно быть стыдно за…
        И тут Натэла ударила кулаком по парте. И тут она вскочила. И тут она в наступившей тишине звенящим от ярости голосом объявила, что ноги ее не будет в том месте, где оскорбляют ее родителей. Положила юбку и недовязанный пуловер в сумку и пошла вон из класса. Почти тут же сорвалась с места Юлька Полундра и зычно проорала, что ноги ее не будет в том месте, где оскорбляют ее подругу, после чего швырнула в сумку кое-как сметанную юбку, ножницы и катушки и ринулась за Натэлой. Белка Гринберг ничего не сказала: она собралась молча и с взволнованным лицом, но ее шаги к двери были тем не менее твердыми.
        - Мтварадзе, Гринберг, Полторецкая! Вернитесь немедленно, урок не закончен! - уже немного испуганно крикнула им вслед учительница.
        Натэла вернулась - но лишь затем, чтобы величественно положить на стол свой дневник в чистенькой обложке.
        - Пишите все, что вам вздумается, - тоном оскорбленной кавказской княжны сказала она и ушла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Воспитание не позволило Натэле грохнуть ею на весь этаж, но и без того эффект был потрясающим.
        - Чертова холера! - на весь парк разорялась теперь Полундра, яростно швыряя ногами листья. - Совсем ошизела! Ладно бы еще ко мне приставала, у меня все на плите горит и из юбки пионерский галстук получился… Но к тебе-то! К тебе-то!!!
        - Ой, девочки, а что теперь? - растерянно попискивала плетущаяся сзади Белка, которая одновременно и жалела, что ввязалась в акцию протеста, и понимала, что поступить иначе не могла. - Что будет-то теперь, а, девчонки? Светлана ведь классной нажалуется. Еще и к директору побежит! Наверняка родителей вызовут…
        - Мои в командировке, - повеселевшим голосом отозвалась Юлька. - Деда пришлю, он у меня понимающий. А ты - Соню, ей не привыкать.
        Белка только вздохнула. Ее старшую сестру Соню, которая занималась Белкиным воспитанием гораздо больше мамы-пианистки, всегда пропадающей на гастролях, действительно было ничем не напугать.
        - Я никому из своих ничего не скажу, - сердито отозвалась Натэла. - У мамы вечером спектакль, ей нервничать нельзя. Папа на работе. А бабушка…
        - Во-во, лучше бабушке расскажи! - воодушевилась Полундра. - Нино Вахтанговна - наш человек, она все правильно поймет.
        - Я все равно на урок труда больше не пойду! - провозгласила Натэла. Ее черные глаза сверкали мрачной решимостью.
        Когда Натэла пребывала в таком настроении, возражать ей было бессмысленно и опасно. Поэтому Юлька лишь грустно подумала вслух:
        - Если плохо, так уж все. И пацанов наших нету…
        - И слава богу! - перебила ее Белка. - Серега бы узнал, что с Натэлкой так, - весь кабинет труда по гвоздику расшвырял бы. А Батон бы ему помог. И их бы тогда точно из школы выгнали. А нам за компанию пришлось бы уходить.
        Полундра вздрогнула: Белка была права. Серега Атаманов, лучший друг Полундры с детского сада, еще летом взял Натэлу под свое покровительство. Чувство субординации у Сереги отсутствовало совершенно. Ему, к примеру, ничего не стоило явиться в больницу, где работала его мать, и устроить скандал главврачу (что он и сделал прошлой весной, когда тете Тане поставили третье ночное дежурство подряд). Атаманов запросто мог с присущей ему прямотой высказать «трудихе» все, что он думает о ситуации в целом и о самой Светлане Леонидовне в частности. А его верный кореш Андрюха Батон даже не помыслил бы уклониться от участия в демарше друга. И вот тогда бы грянула настоящая катастрофа школьного масштаба. Но, к счастью, ни Сереги, ни Батона сегодня в школе не было: они прогуливали. Впрочем, по уважительной причине.
        Только вчера Батон получил телеграмму от деда, проживающего в деревне Михеево Калужской области. Телеграмма гласила: «Прострел зпт картошка зпт дожди зпт заголодуем зпт вы что там охлебели впр вскл». Загадочность последнего слова была явно вызвана тем, что на михеевской почте не принимали бранных слов. Но Батон сей дедов неологизм понял замечательно, а также и смысл всей телеграммы. В переводе на нормальный русский язык она означала следующее: Федора Пантелеевича опять разбил радикулит, картошка в огороде до сих пор не выкопана, вот-вот польют дожди, ценный овощ сгниет на корню, без его запасов все умрут с голода - и где родственники, сын и внуки?! Но родители Андрюхи уехали в отпуск, от их младших сыновей все равно не было бы никакого толку, и оставался один Батон, отлично понимающий всю остроту проблемы. Он решил не дожидаться выходных и уехал в деревню вечером в четверг. Вместе с ним туда же отправился верный друг Атаманов, справедливо рассудивший, что две пары рук - больше, чем одна.
        - Знаете, что… - вдруг сказала Юлька. - А давайте поедем к ним!
        - Как это? - хором удивились Белка и Натэла.
        - Да так! Прямо завтра утром. На электричке. Я знаю, где находится Михеево, Батон тыщу раз рассказывал. А чего? - Собственная идея нравилась Полундре все больше и больше. - Много ли они там вдвоем наковыряют, раз Батонова деда все равно скрючило? А мы приедем, поможем…
        - Я на ночь не поеду, - решительно объявила Натэла. - Это неприлично.
        - А меня Со-о-оня не пустит… - заныла Белка. - У меня через неделю зачет по гаммам, а на картошке руки испорчу… Нет, я не против, но Соня…
        - А ты ей не говори, что на картошку. Скажи - просто в гости, на день, вечером на электричке вернемся. Ну, девчонки, пацанам же надо помочь! Они обрадуются, балбесы, что помощь прибыла!
        - Помочь, конечно, надо… - задумчиво сказала Натэла. С ее лица исчезло выражение мрачного отчаяния, чего, собственно, и добивалась Полундра.
        - Ну, раз вы едете, то и я тоже, - обреченно вздохнула Белка. - Пойдемте вместе Соню уговаривать.
        - Натэла, а ты со своей бабушкой поговори, - деловито распорядилась Юлька. - Я имею в виду по поводу нашей выдры Леонидовны. Может, чего путевого скажет. Выгребаться-то все равно как-то надо.
        - Она расстроится… - неуверенно сказала Натэла.
        - Кто? Нино Вахтанговна? Да ни в жисть!
        И все присутствующие знали, что так оно и есть.
        Девочки ускорили шаг. Начинался дождь, и парк был почти пустым, только на последней скамейке сидела девушка в сером плаще и нелепой зеленой беретке с желтым помпоном. Она сидела, спрятав лицо в ладонях, и, проходя мимо, Юлька заметила, что девушка плачет. Полундра растерянно остановилась, посмотрела на подруг, но Белка потянула ее за руку:
        - Пойдем… Какое тебе дело? Нам ведь собираться же еще!
        Юлька, помедлив, послушалась, но до самого поворота аллеи все оглядывалась и оглядывалась на сгорбленную серую фигурку.
        На другой день, в одиннадцать часов утра, три подруги выгрузились на узкую платформу станции Михеево почти в двухстах километрах от Москвы. День был неожиданно солнечным и тихим, ярко голубело небо с блеклыми облаками, лес недалеко от станции краснел и желтел последними листьями. Подруги сошли с платформы (последней шла Натэла с рюкзаком за плечами, в котором, судя по размеру и запахам, было недельное меню ресторана «Арагви»), прошли по тропинке через рощицу, перебрались по двум бревнам через речушку и, увидев в двух шагах деревенские крыши, озадаченно уставились друг на дружку.
        - А дальше куда? - спросила Белка.
        Вместо ответа Юлька достала мобильный телефон.
        - Але, Атаманов? Полундра на связи. Вы как там с Андрюхой, живы-здоровы? Как лошади? Ясно… А вы где щас? Да понимаю, что в грядках, но как вас отыскать-то? Мы тут приехали помочь… Ну да, все вместе. Чего «сдурели», сказал бы спасибо, чучело… - Не отнимая трубки от уха, Юлька заозиралась по сторонам. - Ага… Забор зеленый вижу. Вдоль? Девки, пошли… Идем вдоль забора. Дуб с аистом? Дерево вижу, аиста - нет… И, по-моему, это вообще не дуб. Так дуб или клен, Серега? Сам не знаешь, ясно… А аист где? Ах, в Африку улетел… А, гнездо… Да, вижу клен с гнездом без аиста… Колодец, да… Направо… Деда на раскладушке вижу… А вот рядом с дедом… Атаманов, приве-е-ет!!!
        Юлька раскинула в стороны руки, спрыгнула с тропинки и помчалась прямо к Атаманову и Батону, которые, опершись на лопаты, скалили зубы из картофельных грядок в двух шагах. Чуть поодаль выстроились в ряд ведра с уже выкопанной картошкой и стояла полинявшая раскладушка, на которой в позе раненого полководца возлежал Пантелеич, укрытый рыжим солдатским одеялом.
        - Ето хто приехал? Девицы ваши? - оживился Батонов дедуля, выставляя из-под одеяла бороду и ноги в валенках. - От ето милое дело! Самое время, коровки вы мои! Ох, да ты ж, моя милая, кака краса-а-авица…
        - Да что вы, дедушка… - пролепетала растерявшаяся Натэла, к которой относился комплимент. - Здравствуйте…
        - Дед, отстань от Натэлки! - рявкнул выскочивший из картошки Батон и тяжело затопал к испуганным девчонкам. - Девчонки, вы его не бойтесь, он у меня дикий малость, но симпатишный…
        - Ты, шпингалет, помалкавай! Я в твои годы уж женился! - воинственно взъерошил бороду Пантелеич, вставший на ноги.
        - Дурное дело не хитрое, - парировал Батон, аккуратно тесня деда назад к раскладушке. - Ты иди, иди, укладывайся, у тебя ж прострел. Забыл, что ли? Так вспоминай… А то бери лопату, вставай тоже…
        - А ты и рад деда родного угробить! - упирался Пантелеич. - Да обожди ты, боров, дай хоть поздоровкаться с девчонками-то… Которая тут твоя?
        - Дед! - заорал Батон. - Замолчишь ты иль нет?
        Наконец из грядок выбрался и сердитый Атаманов в грязных до самых карманов джинсах и сползшей с плеча тельняшке. Протопав к раскладушке, он ткнул вместо приветствия кулаком в живот Полундру, кивнул Белке и, встав рядом с Натэлой, угрожающе сказал:
        - Вот эта - моя. Вопросы есть?
        - Сергей! - возмутилась Натэла. - Что за новости?!
        Пантелеич одобрительно крякнул и повернулся к насупившемуся внуку:
        - Видал, пельмень, как надобно? Завсегда у тебя из-под носа самое приличное уводют…
        - Девчонки, идите переодевайтесь, - поспешно сказал Батон. - Классно, что приехали, все вместе мы до вечера точно закончим.
        - Слушай, а твой дед правда в тринадцать лет женился? - шепотом спросила Белка, косясь на вновь возлегшего на раскладушку Пантелеича.
        - Да врет он! В шестнадцать. И то потому, что бабка боялась в девках засидеться… Давайте поживей там, а то правда дождь пойдет.
        Когда переодевшиеся в старье девчонки вернулись в огород, Батон тут же перекроил фронт работ. Теперь они с Атамановым копали: поддевали лопатами сухие кусты, выворачивая клубни, Юлька с Натэлой выбирали прямо из-под лопат картошку и бросали ее в ведра, а Белка, надев на свои «музыкальные» пальцы драные Пантелеичевы перчатки, относила наполненные ведра к краю и раскладывала картошку под навесом сушить на расстеленных мешках. Дело пошло споро, ребята прервались только на обед, прямо в огороде уничтожив привезенные Натэлой вкусности, и к сумеркам почти вся картошка с обширного огорода была выкопана.
        - Ну, молодцы, ну, команда-ух! - веселился на своей раскладушке Пантелеич. - Один бы я тут до предзимок мучился, да еще б и дожди, как есть погнило б все, а ту-ут… Ох, девки, ох, конфеточки мои!
        - Долго еще? - пропыхтела перемазанная до ушей землей Белка, бухая перед Натэлой пустое ведро. - Уже вон темнеет, а нам домой еще ехать…
        - Последний куст. - Натэла сидела на корточках и устало смотрела снизу вверх на грязного Атаманова. - Сергей, очень устал?
        - Нич-чего. Щас… копну… - Атаманов с размаху вонзил лопату в землю - и замер. Постоял немного, затем озадаченно подвигал лопатой и сказал: - Чего-то того… Не копается.
        - Что там у вас? - спросил с соседней грядки Батон. - Лопату сломал?
        - Цела твоя лопата. Не роется просто.
        - Выдохся?
        - Сам ты!.. Тут что-то твердое.
        - Кирпич? Да выкинь ты его! Мы с дедом печку летом перекладывали, так теперь по всему огороду…
        - Нет, не кирпич! - обозлился Атаманов. - Тут большое что-то. Иди помоги лучше!
        Батон подбежал к нему. Заинтригованные девчонки тоже подошли ближе.
        - Эй, фонарь возьмите! - заголосил с раскладушки Пантелеич. - Я чичас сам подгребу! Ежели кирпичи, так не швыряйте, аккуратненько кладите, мне крыльцо надо подправлять чем-то…
        Атаманов и Батон молча пыхтели, орудуя лопатами: земля летела во все стороны. Девчонки толклись рядом. Пантелеич, забыв про радикулит, мухой слетал к сараю и вернулся с огромным железнодорожным фонарем.
        - Чичас мы его установим… Чичас шнур размотаем… Вот! Да будет свет, как боженька наш сказал!
        Ударила синяя волна света, и в огороде стало светло как днем. Отчетливо стала видна и довольно глубокая яма, выкопанная Атамановым. А в той яме темнело что-то - не то рюкзак, не то сумка.
        - Батон, давай… - севшим от волнения голосом сказал Серега, берясь за ручку. - Мы, кажись, клад нашли.
        - Стойте, пацаны! - вдруг завопила Полундра. - А вдруг там того… бомба? Или снаряд?
        - Какой снаряд?! - удивился Пантелеич. - С последней войны, что ль? Да нету уж никаких снарядов. Что от фрицев осталось, давным-давно археологи повыкопали. Что ни год, то роются!
        - Зачем? - удивилась Натэла.
        - А у нас тут недалеко, на Угре, черт-те когда татары стояли против нашего князя, - охотно пояснил Пантелеич. - Вроде кажин год землю под огород перекапываю, а всякий раз хоть что, а вырою: то монету каку древнюю, то наконечник. А Васильевна у себя почти целый шлем вырыла, потом в нем рассаду сажала, насилу согласилась археологам-то отдать… В музее-то, говорит, все едино без толку пылится, а ей польза…
        - Сумка-то «адидасовская», - присмотревшись, сообщил Батон, - значит, не снаряд. Давай, Атаман, беремся…
        Пацаны взялись за мокрые грязные ручки и дружно дернули. Сразу вытащить не получилось: сумка оказалась неожиданно тяжелой. Пришлось еще немного подрыть с разных сторон и призвать на помощь Юльку, чтобы большая, облепленная землей сумка медленно поднялась из ямы.
        - Что там, что там? Открывайте скорей! - налетели с двух сторон Натэла и Белка.
        Сопящий от волнения Атаманов с трудом открыл «молнию», под которой оказался полиэтилен, а под ним - брезент.
        - Да ты вынь то, что там!
        - Не могу, тяжелое… - Атаманов, шепотом ругаясь, сражался с брезентом. Наконец тот подался, поехал в сторону - и в свете фонаря тускло блеснул металл.
        Это было древнее оружие. С перепугу Юльке показалось, что в сумке лежит целый склад мечей и сабель, но при тщательном осмотре оказалось, что мечей всего два: прямой и тяжелый, из какого-то темного металла, и кривой, как серп, с черными наростами, покрывающими ручку. Пацаны и девчонки стояли неподвижно вокруг сумки, глядя то на найденные вещи, то друг на друга. Уже совсем стемнело, начал накрапывать дождик.
        Первым опомнился Батон.
        - Так это… Чего стоим-то? Давайте-ка, тащим все в дом! Дед, ты где там? Поднимайся, забирай раскладушку, идем! Картошку последнюю под навес! Да лопаты заберите, заржавеют!
        В большом Пантелеичевом доме было сухо и натоплено. Пантелеич первым делом подбросил в печь пару поленьев, которые весело затрещали, и включил старую лампу под зеленым абажуром. В ее свете все еще раз осмотрели найденное.
        - Дед, откуда это у тебя на огороде? - насел на Пантелеича Батон.
        - Ты чего, рехнулся? - вскинулся тот. - Почем я знаю? По весне картоху сажал - ничего не было! Два раза окучивал - ничего не было! Гитлера выкапывал - не было!
        - А кстати, ты его зачем выкопал? - неожиданно спросил Батон. - Такой классный стоял, ни одна ворона на огород не садилась…
        - Так Васильевна попросила! В долг, так сказать. Я и дал, соседка все ж таки… Ты рази не заметил, когда мимо шел?
        - Как-то внимания не обратил. Но ты Гитлера назад забери, самим пригодится!
        - Эй, вы о чем? - шепотом вклинилась Полундра. - Какой Гитлер? Зачем вы его выкопали? У вас что, еще и труп в огороде зарыт был?!
        Батон изумленно уставился на Юльку. А Пантелеич мелко захихикал и объяснил:
        - Гитлер - это чучел наш. Ну, пугало, для ворон, Андрюха летом смастрячил. Ей-богу, страшней смертного часу получилось! Я первое время сам боялся мимо него ночью в нужник бегать. Потом ничего, попривык… Ну так вот, чучел все лето у меня в огурцах стоял, а потом я его Васильевне одолжил, да забыл назад взять.
        - Чтоб взял! - строго велел Батон. - У меня второй раз такой монстр не получится!
        - То есть, когда вы выкапывали своего… Гитлера, ничего еще не было? - уточнила Юлька.
        - Кажись, ничего, - подтвердил Пантелеич. И тут же уточнил: - Под Гитлером - ничего! А там, где вы разрыли, - не знаю…
        Все озадаченно умолкли. Стало слышно, как стучит в окно дождь.
        - Господи! - вдруг ахнула Белка. - Девчонки! Мы же на московскую электричку опоздали!
        Раздался дружный стон. Девчонки панически переглянулись и разом полезли по карманам за мобильными телефонами.
        - Соня, это я. Нет, не в Москве. Сонечка, ты только не волнуйся, но я еще в деревне, мы на электричку опоздали… Сонечка, не нервничай, мы не под дождем! Нет, я не заболею! Нет, никакую землю я не таскала… Конечно, есть где спать! Конечно, есть что кушать! И никакой опасности, с нами ребята. Ах, тебя это и пугает.
        - Бэбо, это Натэла, у меня все в порядке, но мы пропустили поезд… Да, в деревне. Сергей? Да, здесь. Дать ему трубку? Сережа, на, поговори с бабушкой…
        - Нино Вахтанговна? Атаманов, да… Вы не дергайтесь там, Натэла со мной. Под мою ответственность? Конечно, само собой. Зуб даю! Да, до самой квартиры завтра доведу. Не переживайте, ни одна падла не рискнет… Мое слово!
        - Пашка, это Юлька. Так получилось, мы в Михееве застряли. Не нарочно, просто электричка… опоздали, в общем… А где дед? Ах, встреча ветеранов… Не, ты его не пугай, мы тут всей компанией зависли, у Андрюхиного деда. Да кому я нужна, господи?! Меня? Да кто меня тронет, минуты не проживет! Веришь? Ну, слава богу… Тогда отбой, спокойной ночи!
        Кое-как успокоив родственников, решили не пороть горячку и переночевать здесь, а утром, с самой первой электричкой, ехать в Москву. Было уже поздно, но спать никому не хотелось. Наспех перекусив остатками Натэлиных шедевров, все опять сгрудились вокруг стола, на котором лежали находки.
        - Я хочу подержать, - объявил Атаманов, протягивая руку к длинному мечу.
        - Ой, не надо, не хватай! - заверещала Белка. - Я читала, что всякие исторические находки надо очень осторожно трогать! Они развалиться могут, они же бог знает сколько времени в земле лежали! Лет, может, пятьсот или даже больше…
        - Точно! - поддержала подругу Юлька. - По телику показывали, археологи прямо кисточками все их отчищают… Атаманов, не надо, жалко будет, если она развалится!
        - Не развалится, - уверенно сказал Серега, берясь за черную от времени рукоятку. - Не развалился же, когда его перекладывали.
        - Кто перекладывал? - не поняла Юлька.
        - Не знаю кто, но перекладывали. Он же пятьсот лет не в «адидасовской» сумке лежал.
        Наступила изумленная тишина.
        - Ой, а мы и не дотумкали… - пробормотала Юлька. - Серега, а ты гений, оказывается!
        Атаманов только отмахнулся и взвесил в руке меч.
        - Ну, тяжелый, зараза… И как древние люди таким воевали? Им же еще и махать как-то надо!
        - Люди тады другие были! - ехидно встрял Пантелеич. - Не то что вы чичас, дохлятина…
        - Это кто тут дохлятина, Пантелеич?! - обиделся Атаманов. - Фильтруй базар-то, а то вот как пойду щас да всю твою картошку назад зарою!
        - Остынь, соколик… - засмеялся Пантелеич. И вдруг стал серьезным. - А ведь дело говоришь. Ктой-то его в огороде у меня припрятал, в сумочке-то.
        - Кто припрятал? - машинально спросила Юлька.
        - Тот, стало быть, кто нашел.
        - Археологи? - удивилась Натэла. - Но… Зачем же снова прятать, если нашли? Они ведь не для того искали, чтобы перепрятывать?
        Снова наступило молчание. Юлька, сидящая за столом, осторожно поскребла ногтем нарост на черной рукоятке кривого меча. К ее удивлению и испугу, царапина засветилась ярко-голубым.
        - Ой, я, кажется, сломала что-то! Ой, что делать?!
        Все кинулись к ней, стукнувшись головами над столом.
        - Чего орешь, все на месте, - недовольно буркнул Атаманов и сам потер пальцем рядом с Юлькиной царапиной. Сверкнула гладкая голубая поверхность.
        - Это… Блин, это же камень какой-то…
        - Похоже на бирюзу, - пролепетала Натэла. - У бабушки есть браслет, там камни такого же цвета.
        - Давайте еще почистим! - воодушевилась Полундра. - Федор Пантелеич, Батон, у вас какой-нибудь «Комет-гель» есть? Или хоть сода?
        - Есть, но не дам, - отрезал Батон. - Офонарела, доисторический меч «Кометом» чистить! Еще взаправду развалится!
        - Сам ты доисторический! - обиделась Полундра. - А меч очень даже исторический, им, может, князь Владимир воевал!
        - В каком веке воевал? - наморщил лоб Батон.
        - В девятом, - тоном неисправимой отличницы выдала справку Натэла. - При крещении Руси.
        - И что же… выходит… двенадцать веков, что ли, ему? Нет, не может быть. Он бы так хорошо не сохранился.
        - Дураки, да я же просто так про Владимира сказала! - разозлилась Юлька. - Может, он вовсе даже Александра Невского! Или Дмитрия Донского! Или…
        - Царя Гороха, - съязвил Атаманов. - У тебя чего по истории в четверти светит?
        - Тройбан…
        - Вот оно и видно.
        - Да ты сам-то, блин! - рявкнула оскорбленная Полундра, но тут Белка, втихомолку поскребывавшая рукоятку меча ногтем, восхищенно прошептала:
        - Ой, а тут что-то зелененькое…
        Действительно, рядом с бирюзой блеснул золотисто-зеленый круглый камень.
        - Так, хватит народное достояние обдирать! - распорядился Пантелеич. - Может, мы того… чего-то вовсе неправильно делаем, нам потом начальство фитиль вставит!
        - Какое еще начальство? - не поняла Белка.
        - Да уж какое-нибудь найдется! Вон его развелося сколько повсюду… Ети археологи за своим добром приедут - тож спасибо-то не скажут…
        - Дед, а с чего ты взял, что это ихнее, - спросил Батон. - И что они приедут?
        - А чье ж еще? - уверенно сказал Пантелеич. - Кто весь берег у реки, как кроты, разрыл? Кто все лето железки искал? Они нашли, больше некому.
        - Так зачем же назад-то зарывать?! - взвился Атаманов. - Какого, я спрашиваю, черта было вообще искать тогда? Чтобы по чужим огородам перепрятывать?! А если бы мы совсем на сумку не наткнулись, тогда что?
        - Сергей, успокойся, - мягко осадила его Натэла, и ее негромкий голос, как всегда, моментально утихомирил Атаманова.
        Парень вполголоса ругнулся и вернулся к созерцанию длинного меча. Через минуту проворчал:
        - Не правду, что ли, говорю?
        - Правду, конечно. Ты со-вер-шен-но прав. Только вот что делать - непонятно.
        - Спать, - объявил Батон. - Не знаю, как у вас, а у меня спина разламывается напополам. С шести утра лопатой махал, а щас уже второй час ночи. Атаман, я с дедом на печи лягу, ты - на раскладушке, а девчонки - на кровати с диванкой, там постелено.
        - Ага, - кивнул Атаманов, который, кажется, даже не слышал сказанных слов и по-прежнему не сводил глаз с оружия. Девочки вдруг почувствовали, что действительно устали, и, позевывая, гуськом поплелись в комнату - устраиваться на ночлег.
        Через полчаса лежания в темноте Полундра поняла, что заснуть не может. Во-первых, рядом громко сопела Белка. Во-вторых, тикали, как бомба с часовым механизмом, старые-престарые ходики на стене. В-третьих, что-то угрожающе шуршало за печкой, и Юлька подозревала, что там мыши, а может, даже крысы. Напугать Полундру было трудно, но крыс она недолюбливала. К тому же дверь в кухню оставалась полуоткрытой, и Юлька видела, что Атаманов по-прежнему сидит за столом. В конце концов она не выдержала, встала и на цыпочках прокралась на кухню.
        - Серега, чего не спишь?
        - Сейчас пойду. - Атаманов, не глядя на Полундру, держал в руках меч. - Слышь… А вдруг он правда князя?
        - Все может быть, - осторожно сказала Юлька, протягивая руку за вторым мечом - кривым, с камнями на рукоятке. - А вот этот - хана Батыя. Или как его… Тохтамыша. И не очень даже тяжелый. - Она замахнулась. - Эх, и чего я не пацан? Надо же было девчонкой родиться! Несправедливо же!
        Атаманов, хорошо знавший Юлькину обиду на судьбу, сочувственно вздохнул и попытался утешить:
        - Тебе и так в правой полузащите цены нет. Такого «крученого» даже мне не запустить.
        - Ну и что? - накуксилась Юлька. - Все равно в настоящий футбол не возьмут.
        - Иди в женский, есть же…
        - Щас! Очень надо - с бабьем играть. Атаманов, а ну, вставай! - Юлька приняла воинственную позу, выставив вперед кривой меч. - Я, хан Батый, вызываю на бой князя Владимира! Иду на «вы»! То есть на «ты»! Защищайся, волчья сыть, травяной мешок!
        - Я тебе что - лошадь?! У, м-морда татаро-монгольская! - не остался в долгу Атаманов, хватая длинный меч. - Щас как дам по сусалам! Понаехали тут со своей Золотой Ордой, здесь местным самим жрать нечего… Ура-а, в атаку!
        Старинные мечи со звоном ударили друг о друга. Но то ли меч Атаманова был тяжелее, то ли сам Серега сильнее - кривой ятаган тут же вылетел из Юлькиных рук. Истошный визг «хана Батыя» смешался со звоном разбитой посуды, непечатной руганью «князя Владимира» и испуганными криками с печи и из комнаты:
        - Эй, что случилось?
        - Атаман, у тебя там упало что-то? - Батон спрыгнул с печи, ловко попав ногами прямо в Пантелеичевы валенки. - Полундра, чего орешь? Мыш, что ль, пробежал? Ты бы в него кроссовкой - и все. Оба-на… Ну, вы даете!
        Последняя фраза была сказана уже после того, как выскочившая из комнаты Натэла зажгла свет. Пол в углу был усеян осколками битых чашек. Абажур из соломки на лампочке под потолком висел боком. Дверца деревянного буфета еле держалась на одной петле. Полундра сидела на полу, накрепко зажмурившись, а рядом сверкал глазами еще не остывший от боя Атаманов.
        - Сергей, Юля, вы с ума сошли? - интеллигентно поинтересовалась Натэла. - Кругом люди спят…
        - Поспишь тута, как же! - Из-за ситцевой занавески, отгораживающей полати, выставилась борода Пантелеича. - Ето что у вас за мамаево побоище?
        - Федор Пантелеич, извините, - пискнула Юлька, - я вам посуду разбила…
        - Врет она, это я разбил, - буркнул Атаманов. - Ты не переживай, Пантелеич, я тебе в следующий выходной целый сервиз привезу, мамане он все равно не нравится.
        - Очень надо… - зевнул Пантелеич. - Разбилась - и леший с ней, места больше. Сами-то целы?
        - Полундра, ты как? - повернулся Серега.
        - Нормально… - проворчала, вставая с пола, Юлька. - Спасибо, хоть не по башке звезданул… И где вот он теперь, меч-то? Вдруг по винтикам развалился?!
        Кривой ятаган нашелся за дверью, целый и невредимый. Сразу успокоившийся Серега нежно погладил длинный меч, все еще бывший в его руках… и вдруг завопил:
        - Полундра, Батон, глядите сюда!!!
        - Ну не жизнь, а просто мучение… - простонала Белка, только сейчас высунувшая нос из комнаты. - Чего ты орешь, чудо в перьях? Мало того что разбудили, так еще и…
        Но ее никто не слушал. Все стояли кольцом возле Атаманова, который держал в руках меч и круглыми глазами разглядывал клинок. От удара по ятагану темный налет с лезвия отлетел, и обнажилась, заблестела синяя полоска чистого металла, на которой смутно виднелись славянские буквы.
        - Что написано? Что? Что? - наседали на Серегу со всех сторон. Но при тусклом свете лампочки тот, как ни старался, не мог разобрать надпись.
        - Завтра все прочтете, - наконец решил Пантелеич. - Утро настанет, при свете и разберетесь. А чичас - по койкам, архаровцы! Ночь-полночь, всех тараканов мне перепугали! А оружию сюда дайте, пусть у меня полежит от греха подальше.
        С этими словами Батонов дедуля сгреб мечи в сумку и, кряхтя, поднял ее на печь.
        - Радикулит у него, видите ли… - пробормотала сердитая Полундра, насильно увлекаемая Белкой в темную комнату. - Симулянт старый… Серега, ты спишь уже?
        - Сплю! - раздался свирепый голос с раскладушки. - И ты спи, Батый хренов… Училась бы лучше того… кашу варить.
        На такой неутешительной ноте Юлька и заснула.
        Утром под окнами заверещал автомобильный гудок. Юлька вскочила первая и прижалась носом к окну. Там стоял ясный денек, рябина в палисаднике бодро топорщилась остатками листьев и красными кистями, и о вчерашнем дожде напоминали только капли воды на ветвях куста сирени. За забором виднелась белая крыша подъехавшей «Волги». Полундра присмотрелась и заорала:
        - Рота, подъе-о-ом!!! Кажется, Петрович за нами приехал!
        Все вскочили, завопили и забегали. Батон тут же вспомнил, как в пять утра кто-то звонил ему на мобильный и спрашивал дорогу до Михеева, но Андрей был полностью уверен, что ему это приснилось. Через минуту, впрочем, выяснилось, что приехал не Юлькин дед Петрович, генерал в отставке, а его старший внук и Юлькин двоюродный брат Пашка, математик и компьютерный гений. Этим летом восемнадцатилетний Пашка приехал из Иркутска поступать в университет, поступил сразу на второй курс факультета информатики и обитал в студенческом общежитии, как ни уговаривал его Петрович не позорить семью и жить дома. Но Пашка отговаривался тем, что из общаги ближе ездить на занятия, и появлялся в квартире на Восточной улице только по выходным.
        Пашка вошел в дом, стукнувшись лбом о притолоку, и весело поприветствовал всю компанию:
        - Здорово, шелупонь! Перебудил всех, что ль?
        - Ты чего явился-то? - не отвечая на приветствие, прошипела Полундра. - Я же сказала по-человечески: сами приедем, не маленькие.
        - Вот и я ей то же самое говорил! - хохотнул Пашка, двигаясь в сторону и пропуская в дом Соню, Белкину старшую сестру. - А она: «Дети одни где-то в лесу, я волнуюсь, у меня концерт, едем, едем…» С вами спорить - застрелиться легче!
        Соня, очень хорошенькая в узких джинсах и коротком белом пальто, только улыбнулась и поискала глазами сестренку. Ухаживать за Соней, своей ровесницей, Пашка начал с первого дня их знакомства и, доказывая серьезность своего чувства, даже соглашался посещать Сонины фортепьянные концерты в консерватории, что было нешуточным испытанием для человека с математическим складом ума. И Соня в конце концов это оценила: они встречались уже четвертый месяц.
        - Со-о-о-ня, ну что ты, в самом деле… - заныла Белка, поспешно облачаясь. - Вечно из пустяка катастрофу делаешь…
        - Я волнуюсь! - грозно объявила Соня. - А у меня концерт! Мне Брамса играть! Мне перед ним нервничать нельзя! Ты понимаешь?!
        Белка, сама заканчивавшая музыкальную школу, отлично знала, что такое «нервничать перед Брамсом», и только вздохнула.
        - Покажи руки! - потребовала Соня.
        - Господи… Да вот, все в порядке. Не переживай!
        - Ты не полошись так, красавица! - вылез из-за печи Пантелеич. - Мы твою сестрицу не трудили сильно, землю она не рыла. Я сам следил, чтоб все как есть правильно было.
        Но Соня посмотрела на заспанного Батонова деда с большим подозрением и немного успокоилась, лишь тщательно осмотрев руки сестры и не найдя на них ничего губительного.
        Натэла тем временем поставила на плиту огромный чайник и методично строгала на краю стола бутерброды.
        - Паша, тебе кофе? - поинтересовалась она. - У меня есть в термосе черный, но, наверное, остыл…
        - Мы привезли, - сообщил Пашка. - У Сони там пирог еще, давайте завтракать, потом закончим все в огороде и поедем. Мне в шесть вечера кровь из носу надо в Москве быть.
        - Блин!!! - вдруг подскочила Полундра. - Пашка, Соня! Вы ж не видели еще! Атаманов, доставай с печки…
        - Кто у вас там? - поинтересовался Пашка. - Домового поймали?
        - Сам ты домовой! Гляди, в огороде выкопали вчера.
        Сумка с оружием была торжественно водружена на стол (Натэла едва успела подсунуть под нее клеенку) и открыта.
        - Господи… - жалобно сказала Соня, осмотрев средневековые мечи. - И почему наши дети постоянно во что-то впутываются? Когда я наконец поживу спокойно?!
        - Лет через шестьдесят в доме престарелых, - успокоил ее Пашка. - В моем обществе.
        - В твоем обществе я и до пенсии не доживу. Чего тут смешного, не понимаю! Куда теперь все это девать? - Соня была впечатлительной, как выпускница Смольного института, и Пашкина манера ко всему относиться с юмором ее ужасала. - Надо же, целый клад! И, наверное, очень дорого все. Находку следует сдать в милицию.
        - Никогда! - хором отозвались Батон, Атаманов и Пантелеич. Последний еще и уточнил:
        - Что в милицию попало - то пропало. А вещи хорошие, жалко.
        Пашка между тем осматривал оружие и одновременно слушал рассказ взбудораженной сестры и Сереги.
        - Угу… угу… Значит, прямо в сумке и были? Археологи? Ах, уже уехали… мгм… Федор Пантелеевич, а вы что думаете? Ничего? Я так и знал.
        - Понимаешь, непонятно, откуда это все взялось! - тараторила Юлька. - Если археологи вырыли, то какой смысл им обратно зарывать? Если воры какие-нибудь - тем более!
        - Резонно. А тут что? - Пашка поднял длинный меч и всмотрелся в светлую полоску стали.
        - Я нечаянно, - проворчал Атаманов. - Ты умеешь читать по-древнерусски?
        - По-старославянски, - поправила Соня. - Покажите мне, пожалуйста. Что-то мы такое проходили на литературных курсах…
        Пашка отодвинулся. Соня надела очки и сощурилась.
        - «…свет»… Хм, какой-то свет. Это конец слова, начало замазано.
        - Почистим, может? - встрял Атаманов.
        - И думать забудь! Испортишь! А дальше тут что? «Том…» Нет, «тем…» Тёмный! Чушь какая-то. Как может быть свет - темным? Или нет, не темный… Кажется, «чермный»… Нет, я, наверное, неправильно читаю.
        - «Чермный» - черемный значит, - вдруг важно сказал Пантелеич. - Рыжий или, там, красный.
        - Больше ничего? - нахмурился Серега.
        - Наверное, есть, но не видно. И чистить я не дам без…без специалиста!
        - Да где его взять, специалиста? - буркнул разочарованный Атаманов. - Свет какой-то красный… Байда беспонтовая!
        Натэла укоризненно посмотрела с другого конца стола и спросила:
        - Может быть, это имя хозяина? В Древней Руси подписывали свои мечи?
        - Они тебе сменная обувь, что ли? - фыркнула Полундра. Но Пашка поднял голову и посмотрел на Натэлу с уважением.
        - Слушай, а ты молодец! Вполне может так и быть. Чермный - это фамилия. Или кличка. А «…свет»…
        - Пересвет! - вдруг выпалила Белка. - Богатырь Пересвет! Ну, наш Пересветов переулок в честь кого назвали, забыли? Про кого я ко Дню города реферат писала?
        - Мама дорогая… - пробормотала Полундра, садясь мимо табурета. Пашка успел подхватить ее в последний момент.
        - Минуту, минуту… - нахмурилась Соня. - Пересвет Чермный? Пересвет разве был рыжим? Что на сей счет говорят исторические источники?
        Все дружно уставились на Белку, которая действительно недавно писала реферат о герое Куликовской битвы Пересвете. Белка наморщила лоб, вспоминая информацию полуторамесячной давности, затем вдохновенно зачастила:
        - Пересвет был монахом Симонова монастыря. Ну, нашего, который возле парка. И его отправил, то есть рукоположил на Куликовскую битву Сергий Радонежский. И взял в свое войско Дмитрий Донской. Когда на поле Куликовом сошлись войска наши и татарские, по обычаю, должен был произойти поединок двух богатырей. От них выехал Челубей, а от наших - Пересвет. И они сшиблись! И оба пали замертво! Только нашего богатыря конь успел довезти обратно, а противник так и остался валяться сшибленный. То есть все равно наши победили! И началась Куликовская битва!
        - В общем, все умерли, - подытожил Пашка. - Хм-м… А ведь все может быть. Белка, ты не помнишь, чем они там сшибались? Мечами или копьями? Или, скажем, булавами?
        - Не помню, - пожала плечами Белка. - В Интернете ничего про это не было.
        - В Интернете? - невероятно оживился Пашка. - Так у нас тогда вообще нет проблем! У меня комп на заднем сиденье машины, счас я его… Ох, блок питания разрядился. Федор Пантелеевич, где у вас розетка?
        - И думать забудь! - неожиданно всполошился Пантелеич. - Здесь с електричеством баловаться нельзя! Вон мне Андрюха на День Победы чайник електрический привез, я его включил, так всю деревню разом обесточило. Даже в Серденеве за рекой тож замигало.
        Пашка озадаченно взглянул на Батона. Тот покивал и добавил:
        - Здесь же линию при царе Горохе тянули, как чуть чего, гроза там или что мощнее электрической лампочки, - вырубает напрочь.
        - Плохо… - скис Пашка. - Тогда ждем до Москвы.
        - Пацаны, а это правда наш Пересвет, из нашего монастыря, - вдруг изменившимся голосом сказал Атаманов, до того подозрительно молчавший.
        Он слегка отодвинулся от стола, и тут же стало понятно, почему до сих пор Серега не участвовал в разговоре: потому что потихоньку счищал ребром ножа черноту с лезвия меча. Теперь взглядам всех присутствующих открылось почти идеально круглое клеймо на мече, в которое были вписаны славянские буквы.
        - Нет, Атаманов, ты псих! - завопила Юлька. - Испортил все-таки ценную вещь!
        - Все равно ты своим ятаганом вчера половину сбила! - заорал и Серега. - Хуже не стало, наоборот!
        - Да что там, что, что?! - накинулись на Серегу со всех сторон.
        Тот отпихнул Батона, отстранил локтем Полундру (Натэлу, подумав, оставил) и взглянул на Соню:
        - Я правильно читаю? «Сим мнстр» - это же…
        - Какой монстр? - не понял Батон.
        А Соня нервно улыбнулась и подтвердила:
        - Да, верно. Симонов монастырь.
        - А имя, имя? - заволновалась Белка. - Пересвет?
        - Там начало не чистится, - вздохнул Атаманов. - Крепко въелось, кислотой надо попробовать.
        - Я те дам кислотой, вандал несчастный! - машинально возразил Пашка. И вдруг нахмурился: - Белка! Ты должна помнить, раз реферат писала. Куликовская битва в каком году была?
        - В тысяча триста восьмидесятом, - отрапортовала Белка.
        - Мгм… А здесь, на Угре, русские с татарами стояли… Ну, кто помнит, отличники?
        - Мы этого не проходи-и-ли… - расстроилась Белка. - Вообще не из программы…
        - Соня?
        - Подожди, я это сдавала в прошлом году… - Соня взялась пальцами за лоб. - Стояние на реке Угре… Софийская летопись… Хан Ахмат… Не помню точной даты, но в конце пятнадцатого века.
        - Та-ак… А Куликовская битва, стало быть, была в конце четырнадцатого. Неувязочка получается, господа и дамы. Целых сто лет в пролете.
        «Господа и дамы» подавленно молчали. Только Атаманов, по-прежнему глядя на меч, пробормотал:
        - Но ведь написано же: «…свет, Симонов монастырь». Мало ли кому меч Пересвета мог достаться? Может, он после Куликовской битвы по наследству его сыну перешел.
        - Дурак, Пересвет же монахом был! - фыркнула Белка. - Какое наследство? Какой сын? Его вообще убили неженатого.
        - Ну, так подарил! В карты проиграл! Продал! Еще до битвы! Нигде же не сказано, что он Челубея мечом убил. Может, кулаком по тыкве приложил, и всех делов.
        - Короче, дайте мне только до Интернета добраться, и я вам все скажу, - объявил Пашка. - А теперь шагом марш в огород! Что там у вас осталось, докопаем - и домой. Кстати, Федор Пантелеич, что за археологи были? Из какого города, какого научного общества?
        - Да откеда мне знать-то? - растерялся Пантелеич. - Мне до них и дела никакого не было, ковыряются и ковыряются, стало быть, других занятий у людей нету. Сколько лет уж ковыряются, упомнишь их всех, что ль? Вам бы вот у Васильевны спросить, ейная Нютка кажин день к ним на велосипеде ездила, интересно было ей…
        - Что за Нютка? - повернулся Пашка к Батону.
        - Ничего особенного, соседка, - пожал тот плечами.
        - Школьница?
        - Студентка. Не помню только где. Ей лет восемнадцать, нам особо общаться не о чем.
        - А она тут картошку, случаем, у бабки не копает?
        - Не, все уж выкопали, только мы затянули…
        - Федор Пантелеич, - обратился Пашка к Батонову деду, когда вся компания с лопатами и ведрами выбралась в огород, под неяркое октябрьское солнце. - А как бы вашу Васильевну сюда вызвать?
        - А чего ее вызывать? - рассеянно отозвался Пантелеич, обозревая развороченные картофельные грядки. - Вона, задницу синюю видишь?
        - Что?! - поперхнулся Пашка, посмотрев в указанном направлении.
        Действительно, на соседнем огороде кто-то в синем платье и телогрейке стоял в позе испуганного страуса возле грядок и что-то возмущенно бормотал. Прислушавшись, Пашка быстро скомандовал:
        - Девчонки и Соня, заткните уши!
        - Эй, Васильевна! - гаркнул, приподнявшись на цыпочки, Пантелеич. - Кончай выражаться, у меня дитёв полон огород! Ей-богу, будто одна во всей деревне проживает!
        - А, Пантелеич, будь здоровенек… - «Страус» выпрямился, оказавшись маленькой сердитой бабкой со сморщенным, как черносливина, лицом, до самых глаз замотанным платком. - Здравствуй, Андрюшенька. Ты с товарищами приехал деду пособлять? Дело, дело, молодец… Ах, собачьи вы выродки, да что ж вы воротите, да хоть бы у вас почернело и отвалилось все ваше поганое…
        - Васильевна! - глуша соседкин текст, заголосил Пантелеич. - Да что ты так разоряешься-то? Дети, говорю я, здесь, кончай матюкаться!
        - Да как же тута не матюкаться? Гли, опять все разворотили! И чего надо, и кому - не понимаю. Кто ж так картоху-то ворует? Ты воруй, да с разумением, не топчи, не порти! Опять как Мамай по грядкам прошел, да где ж совесть у людев…
        Что имела в виду Васильевна, стало ясно, когда заинтригованные зрители подошли ближе. Около трети обширного огорода соседки словно побывало под бульдозером. Высохшая ботва была вырвана как попало и разбросана там и тут, картофельные клубни валялись под ногами и в ямах разной глубины.
        - Вредительство одно! - сокрушалась Васильевна. - И Нютка, зараза, не едет! Тебе, Пантелеич, хорошо, у тебе внук сознательный, а у меня - трясогузка. Одни книжки в голове, а чтоб бабке помочь - выкуси!
        - Вот что, бабуля, - тут же вник в ситуацию Пашка. - Мы вам щас тут поможем как сможем…
        - Взаправду? - обрадовалась Васильевна. - Да ты ж мой голубочек брильянтовый…
        - Угу… А вы напрягите память и вспоминайте все про археологов, которые тут летом копались. Все, что помните! Нам очень важно!
        - Охти… Чичас… Ох, дай бог памяти… - засуетилась Васильевна, морща лоб и вглядываясь в горизонт, словно там могли нарисоваться вожделенные археологи.
        А Пашка тем временем отдал приказ:
        - Эй, братва, лопаты в руки и шагом марш! Соня, ты не шагом марш, ты отойди, у тебя Брамс через три дня. А остальные - живо! Я тоже к вам иду. Ох, жизнь наша студенческая… В универе на картошку не послали, так здесь попался… Карма!
        К четырем часам вся картошка Васильевны была выкопана и разложена на просушку в огромном сарае. Уставшие пацаны и девчонки переодевались у Пантелеича, готовясь отбывать в город. Соня и Пашка стояли возле хозяйки, которая, сопя от усердия, вспоминала:
        - Стало быть, было их три человека. Совсем молоденькие, как Нютка моя. Приехали… Когда ж они приехали-то? Да прямо перед Петровыми днями!
        - Перед Петровыми? В начале июля? Поздновато для археологов, - нахмурился Пашка. - Не путаете, бабуля?
        - Не! Верно! Я знаю, потому Нютка моя почти в одно время с ими прибыла, а у ней как раз экзаменья закончились. Верно, после июня!
        - Значит, трое, молодые, приехали в июле. Как их звали, не вспомните?
        - Вот чего не знаю, того не знаю, - закручинилась Васильевна. - Вам бы Нютку спросить…
        - А у вас нет ее телефона? Мы бы сами позвонили и узнали.
        - Ой, и правда! - обрадовалась бабка и рысью помчалась через огород в избу.
        Пашка вдруг заметил, что Сони нет рядом, оглянулся и увидел ее в нескольких шагах, рядом с огородным пугалом, которое Соня пристально разглядывала.
        - Ты обратил внимание, какой шедевр? - спросила она, когда Пашка подошел. - Я теперь ночью заснуть не смогу.
        С высокой жердины на них таращилось действительно нечто выдающееся. Голова чучела была сделана из набитого тряпками мешка, в который были вставлены белые глаза из пластиковых стаканчиков. На голове высилась ржавая немецкая каска времен Второй мировой, из-под которой торчал клок «волос» - из просмоленной пакли. Чучело мило улыбалось вставными челюстями, заботливо прикрученными проволокой. Одето оно было в драную тельняшку и телогрейку.
        - Точно, Гитлер под Москвой! - восхитился Пашка. - А Андрюха, оказывается, творец!
        - Васильевна, ты мне его назад отдай! - закричал из-за своего забора Пантелеич. - Самому нужно!
        - Да забирай свое страшило, коли жадность одолела, - огрызнулась подоспевшая с бумажкой в руке Васильевна. - Толку от него! Что с им, что без него весь огород разрыли. Вот, касатик, бери, тут все аккуратно прописано, и домашний телефон в Москве, и второй… дебильный.
        - Мобильный, бабуля.
        - А я как говорю?
        Пашка предпочел не вдаваться в долгие объяснения, тем более что юниоры уже стояли возле «Волги» и ругались.
        - И как мы, интересно, на заднем сиденье впятером поместимся?! - бушевала Полундра. - Пускай пацаны электричкой едут!
        - Поместимся, ничего. - Уставшему Сереге вовсе не хотелось тащиться два километра пешком до станции, а потом еще часа три трястись в вагоне. - Я Натэлу на колени возьму, Юльку - в багажник, а Батона…
        - На крышу привяжем, - съязвила Полундра. - Полезай-ка сам в багажник, умный такой!
        - Дура, я не влезу!
        - Щас спрессую, вмонтируешься на раз-два! - обозлилась Юлька.
        - Тихо, братва! - рявкнул Пашка. - В багажнике картошка поедет, вон Пантелеич целый мешок волочит. А теперь все дружно выдохнули и полезли в машину… Ничего, в тесноте, да не в обиде!
        Через три минуты толкания, пыхтения и воплей все пятеро действительно разместились на заднем сиденье машины. Причем на коленях Атаманову пришлось держать не Натэлу, а Батона. Серега, ругаясь нехорошими словами, попытался было сбросить лучшего друга на ноги хохочущей Полундре, но безуспешно, а затем скомандовал:
        - Трогай, командир!
        Пашка включил передачу, и битком набитая «Волга», переваливаясь на кочках, поползла по проселочной дороге.
        В Москве были в восемь вечера, продравшись сквозь страшный ливень, заставший их в районе МКАД. Но когда Пашка припарковал «Волгу» у подъезда, дождь уже кончился и лишь вяло постукивал по ветровому стеклу.
        - Ну, шелупонь, вы живы там? Не задохлись?
        - Живы, - мрачно ответил голос Атаманова. - Снимайте с меня этот БТР, ни вздохнуть, ни охнуть… Чего ржешь, придурок, отваливайся! Фу-у-у… Да вылезайте уже, девчонки!
        - Когда можно будет Нютке позвонить? - первым делом поинтересовалась Юлька, выскакивая под дождик.
        - Да хоть сейчас, - пожал плечами Пашка. - К кому пойдем?
        - Можно к нам, - предложила Натэла. - Мама на спектакле, папа на работе, братья в Сухуми улетели. Я в пятницу от расстройства кучу пахлавы напекла, может, бабушка еще не все съела…
        - От какого расстройства? - напрягся Атаманов, которому девчонки из осторожности ничего не рассказали о своем конфликте с «трудихой».
        Натэла, которая никогда не умела качественно врать, поспешила юркнуть в подъезд. Подруги побежали за ней. Пашка и мальчишки задержались, вытаскивая из багажника тяжелые мешки с картошкой и сумку с мечами.
        - Ой, у бабушки гости… - разочарованно сказала Натэла, входя в темную прихожую.
        Из гостиной действительно доносились негромкие голоса.
        - Так, может, мы пойдем? - шагнула назад на лестничную клетку Юлька.
        У бабушки Натэлы, известной драматической актрисы Нино Мтварадзе, мог оказаться в гостях кто угодно, от студентов театрального училища до Никиты Михалкова, а к встрече с последним девочки не были сейчас готовы.
        - Ну, вот еще! Тихонько в мою комнату проберемся, и… Ой! Это кто? Слышите? Или я с ума сошла?!
        Натэла застыла посреди прихожей, непонимающе глядя на Юльку и Белку. Те прислушались, переглянулись и кивнули. Голос, в данный момент раздававшийся в гостиной, совершенно точно был голосом «трудихи» Светланы Леонидовны.
        - Вот зараза, жаловаться пришла! - шепотом возмутилась Полундра. - Атас, девки, линяем!
        - Зачем ей приходить жаловаться? - так же шепотом возразила Белка. - Она бы вызвать в школу могла…
        Юлька прижала палец к губам, сняла кроссовки и бесшумно, на цыпочках, прокралась к прикрытой двери. Через минуту за ней последовала Белка. Натэла сочла подобное ниже своего достоинства и, надменно вздернув подбородок, удалилась на темную кухню.
        - Железобетон, а не характер! - восхитилась Белка.
        Юлька сделала ей страшные глаза, и две подружки дружно приникли к дверной щели.
        - И я вас отлично понимаю, моя девочка! - ворковал низкий мягкий голос Нино Вахтанговны. - Если бы передо мной посадили пятнадцать девиц в козлячьем возрасте и заставили учить их варить кашу… Вах! У меня бы тут же началась истерика!
        - Вот и я уже была близка, - со вздохом отвечала Светлана Леонидовна. - Я ведь с детьми никогда не работала. У меня даже младших братьев и сестер не было! Но, понимаете, аспирантура, диссертацию вот-вот защищать, а тут такой удачный, как мне показалось, заработок… Это же все-таки не серьезный предмет преподавать, а домоводство, я была уверена, что справлюсь… И в то же время трусила ужасно!
        - Оч-чень, оч-чень хорошо вас понимаю…
        - Они же сейчас такие все… взрослые! Такие независимые, раскованные…
        - Скажите сразу - нахальные, и я с вами немедленно соглашусь.
        - Но не ваша девочка! Она держалась просто восхитительно, а вот я… Мне показалось, что она просто издевается надо мной таким образом. В классе хихикали, и я себя чувствовала очень глупо… Тем более что Натэлу действительно нечему учить на занятиях.
        - И тут я с вами согласна.
        - И я позволила себе… совершенно недопустимое поведение. Натэла повела себя великолепно, я, признаться, и не ожидала такого от тринадцатилетней девочки. И ее подруги тоже… Я сразу же выбежала вслед за ними, но их уже и след простыл! И тогда мне только оставалось…
        Тр-р-рах! Бумс! Вдруг накренилась, упала и покатилась задетая рукой Полундры стойка для обуви. Юлька и Белка дружно отпрянули от двери, галопом промчались назад в прихожую и наспех попытались принять непринужденный вид.
        - О! Там кто-то опрокинул все! - провозгласила старая актриса, распахивая дверь гостиной.
        С кухни донесся смех Натэлы, знавшей, что это цитата из спектакля. Но Белка и Юлька «Свадьбы Фигаро» не видели и переглянулись в паническом ужасе.
        - Бабушка! - Натэла выросла на пороге кухни. - Ты съела всю пахлаву? Там же было полное блюдо!
        - А у меня была антреприза в субботу! - парировала бабушка. - Я приехала ночью, голодная как черт и злая такая же, а твоя мать укатила на гастроль в Питер и ужином не озаботилась!
        - Вах, в холодильнике кастрюля долмы!
        - Да-а-а? А я думала, Резо замариновал шашлык… У нас гости, Натэла!
        - Я слышала, - сдержанно отозвалась Натэла, вытирая руки о полотенце и проходя в комнату.
        Подруги проводили ее опасливыми взглядами, но Натэла очень спокойно сказала, стоя в дверях:
        - Добрый вечер, Светлана Леонидовна. Я рада видеть вас в моем доме.
        - Здравствуй, Натэла. - Учительница поднялась из-за стола, улыбнулась. - Я пришла извиниться перед тобой. Наговорила тебе грубостей в пятницу, ты уж прости, пожалуйста. Вот твой дневник, ты его забыла в классе.
        Скулы Натэлы слегка порозовели. Она взглянула на бабушку, на Светлану Леонидовну, широко улыбнулась и удивленно спросила:
        - А что такое было в пятницу? Нич-чего не помню!
        - Браво, девочка! - тихо сказала Нино Вахтанговна.
        Юлька и Белка переглянулись и синхронно показали друг другу большие пальцы. А из прихожей послышался грохот брошенного с плеч на пол мешка с картошкой, и сердитый голос Батона вопросил:
        - Девки, вы где? Ее, холеру, как-то жарить надо!
        - Все-таки мужчины думают животом, - с сожалением произнесла бабушка, запахиваясь в шаль и выплывая в прихожую. - Молодые люди, ведите себя пристойно, у меня гостья. Светлана Леонидовна - аспирант исторического института, а в нынешнем году любезно согласилась вести в вашей школе уроки домоводства для девочек, и вот теперь…
        - Исторического?! - Из-за спин пацанов выломился Пашка с ноутбуком в обнимку и с Соней в кильватере. - Так это как раз то, что нам нужно! Как вы к нам вовремя, Светлана… Леонидовна! Позвольте объявить вам мое восхищение!
        - Полторецкий, веди себя прилично… - едва успела вставить Соня.
        Но Пашка уже, щелкнув каблуками, как поручик Ржевский, целовал растерявшейся «трудихе» руку, а Нино Вахтанговна смотрела на происходящее со строгим лицом и смеющимися глазами.
        Через час в гостиной был накрыт стол по всем правилам кавказского гостеприимства. Долма из холодильника была реанимирована и аппетитно исходила паром, жареное мясо дымилось на серебряном блюде среди пучков зелени, блестели красными боками помидоры, золотилось лобио, а в духовке доходил творожный пирог. За столом сидели и вдохновенно насыщались бабушка и Батон. Остальные сгрудились вокруг кресла, в котором сидела Светлана Леонидовна. На коленях «трудихи»-аспирантки лежал тетрадный листок, на котором Соня - единственная из компании, умеющая пристойно рисовать, - изобразила оба найденных меча.
        - Очень любопытно! - Учительница с интересом рассматривала рисунок. - Где вы могли видеть такие мечи?
        - В Интернете, - на голубом глазу соврал Пашка. - На одном археологическом сайте.
        Светлана Леонидовна посмотрела на Пашку с большим подозрением, но тут же вернулась к рисунку.
        - Разумеется, я не эксперт, но могу датировать их… примерно концом четырнадцатого века.
        - То есть мечи времен Куликовской битвы? - уточнила Белка.
        Учительница кивнула. И тут же спросила:
        - А на вашем сайте не было указано, где их нашли?
        - Не было, - широко улыбнулся Пашка. - Но, видимо, на поле Куликовом.
        - Хм, вряд ли, - еще шире улыбнулась Светлана Леонидовна. - Видите ли, в последнее время вокруг Куликовской битвы разгорелось много споров. Есть исследователи, которые утверждают, что она произошла не на Куликовом поле в Тульской области, а непосредственно в Москве. На так называемом Куличковом поле.
        - Аргументы? - строго спросила Соня.
        - Есть, и немало. Например, анализ древних летописей, по которым можно отследить весь путь Дмитрия Донского к месту битвы и сбор всех войск. Он указывает скорее не на Куликово поле в Тульской области почти в трехстах километрах от Москвы, а именно на поле Куличково недалеко от современной Краснохолмской набережной. В пользу этого говорит еще и тот факт, что в Тульской области найдено крайне мало исторических находок, хотя археологические экспедиции работали там регулярно. Не было найдено практически ничего, говорящего о грандиозном сражении. Но вопрос все же спорный, и я лично не берусь дать однозначный ответ.
        - Светлана Леонидовна, а Пересвет? - с опаской спросила Белка. - Пересвет-то настоящий был?
        - Судя по летописям - да, - улыбнулась учительница. - И «Повесть временных лет», и «Задонщина», и более поздняя Софийская летопись - все о нем упоминают.
        - И с Челубеем он дрался?
        - Дрался. Только, строго говоря, тот был не Челубей, а Темир-бей, или Темир-мурза, один из военачальников Мамая.
        - А дрались они на мечах?
        - На копьях.
        - А мечи у них были? - выпалил наевшийся к тому времени Батон.
        Полундра незаметно толкнула его ногой. Батон икнул, но вопрос свой повторил. Светлана Леонидовна ненадолго задумалась.
        - Видите ли… Теоретически, конечно, могли и быть… особенно у Темир-мурзы. Но, во-первых, перед битвой состоялся поединок двух богатырей, двух силачей, а меч требует не столько силы, сколько умения с ним обращаться. А во-вторых, Пересвет, как вы знаете, был иноком, монахом. Скорее всего, он просто не мог позволить себе меч.
        - Дорогая была фенечка? - усмехнулась Полундра.
        - В известном роде, да. По тем временам мечи могли быть главным образом у княжеских дружинников, у профессиональных наемников, у варягов. Ну, может быть, просто у богатых воинов. А ополченцы попроще вооружались в основном копьями и булавами.
        - Короче, лупили друг друга дубьем по бошкам… - проворчал Батон.
        - В общем, да.
        - Светлана Леонидовна, скажите, пожалуйста… - задумчиво заговорила Соня. - А на мечи ставились клейма? Я хочу сказать, хозяева мечей метили свое оружие? Можно ли по мечу с клеймом определить, кому он принадлежал?
        - Хм… - Учительница снова задумалась.
        Все молчали, вытянув шеи, только с кухни доносился слабый звон посуды: Натэла извлекала из духовки пирог.
        - Честное слово, даже не знаю, что вам сказать. Мечи всегда были дорогой редкостью. Их археологи находили крайне мало, поэтому трудно что-либо с уверенностью утверждать. Но если на мече имеется клеймо, то оно, скорее всего, является меткой не владельца, а мастера. Как на знаменитом мече, с помощью которого была опровергнута норманнская теория. Понимаете, долгое время считалось, что на Руси мечей вообще не делали, а пользовались варяжскими, или, другими словами, норманнскими. Так думали до тех пор, пока не был обнаружен меч со славянской надписью «Людота-коваль». Таким образом и…
        - Значит, это кузнеца клеймо? - невежливо перебил Батон. - «Коваль» же по-нашему кузнец?
        - Совершенно верно. Но мне бы хотелось узнать, почему…
        - Светлана Леонидовна, последний вопрос, - поспешно сказал Пашка. - Кривые мечи в каком веке были в ходу?
        - Да, в принципе, почти во все времена, - последовал удивленный ответ. - Русичи ведь имели постоянные контакты с печенегами, с хазарами, позже - с монголо-татарами… И заимствовали у них кривые сабли, очень удобные для конного боя.
        - То есть и в Куликовской битве такими могли воевать?
        - Кривыми мечами? Бесспорно.
        - А во время стояния на Угре в пятнадцатом веке?
        - Тем более. Но расскажите же мне наконец…
        - Большое вам спасибо, Светлана Леонидовна, - церемонно произнес Пашка. - Теперь я перейду в бродилке «Пересвет» на высший уровень. Вы сказали, кривая сабля удобнее в конном бою? Надо будет иметь в виду… Соня, запиши!
        - Нет, я его убью когда-нибудь… - пробормотала Соня.
        Нино Вахтанговна чуть слышно рассмеялась. Юлька, чтобы не расхохотаться, засунула в рот кусок остывшего мяса и тут же дико замычала: оказалось, на него уже нацеливался Батон, а потому успел намазать толстым слоем острейшей аджики.
        - Воды-ы-ы! - завопила Юлька, под общий смех уносясь на кухню.
        Но, влетев туда, она застыла на пороге. Там, перед горячей плитой, разгоралась драма.
        - Ты мне скажешь или нет? Почему все всё знают, а я один, как дурак, не при делах? Что у тебя с «трудихой» было? - наседал на невозмутимую, как айсберг, Натэлу взъерошенный Атаманов. - Чего она вообще здесь делает? Почему я Батона спрашиваю, а он мне только мыкает, как лошадь?
        - Сережа, мыкают… хм… мычат коровы.
        - Вот спасибо, не знал! То есть не будешь колоться, да?
        - Я не бандит, чтобы колоться. - Голос Натэлы стал ледяным, и Юлька невольно поежилась. - Сергей, у меня есть право на личную жизнь?
        - Чего-о-о?! Вот, значит, как?! Значит, вот так теперь, да?! Ну и пошла…
        - Заткнись, придурок!!! - заорала Юлька от дверей, хорошо знавшая, на какой текст способен Атаманов в тяжелые минуты жизни. - Хлебальник захлопни, кому говорю!
        - Ты еще мне тут! - взвился Серега. - Выстроились, блин! Личную жизнь вам надо! Да подавитесь вы ею! Все! На хрен! Адье!
        Дверь в прихожей хлопнула с такой силой, что задребезжали серебряные чайники в шкафу. Из гостиной послышались удивленные голоса, высунулись физиономии Батона и Белки. Юлька испуганно взглянула на Натэлу. Та, как ни в чем не бывало, посыпала сахарной пудрой горячий пирог, но ее губы были плотно сжаты, а ресницы подозрительно дрожали.
        - Что, сказать ему не могла? - пробурчала Юлька.
        - Ты его нэ знаешь? Сперва дэлает, потом думает… - Появившийся в речи Натэлы акцент говорил о крайнем волнении. - А Светлана Леонидовна здэсь! Прэдставляешь, что он мог устроить?
        С воображением у Полундры всегда все было в порядке. Представив себе возможную сцену, она передернула плечами. Натэла была абсолютно права.
        - Я хотела ему рассказать, но не сейчас. - Акцент пропал: Натэла успокоилась. - А он тут… На меня вообще нельзя кричать! У нас в доме никто, кроме бабушки, не повышает голос, но у нее это профессиональное. Она говорит, что если зритель в двадцать пятом ряду тебя не слышит, то нужно уходить из актрис в костюмерши. Бабушке можно. А ему - нет!
        - Да я понимаю… - пробормотала Юлька. И тут же с напускным безразличием спросила: - Натэла, а вы с Серегой уже целовались?
        Лицо Натэлы окаменело.
        - Я имею право на личную жизнь, - отчеканила она.
        И Юлька поняла: подруга права. И, вздохнув, поплелась в гостиную отвечать на испуганные вопросы. А Натэла швырнула в раковину ни в чем не повинный пакетик сахарной пудры и разрыдалась.
        У себя дома кузен и кузина Полторецкие были только в полпервого ночи.
        - И он орал как психованный, на всю кухню, - закончила рассказ Юлька, вешая измазанную глиной куртку на вешалку и от возмущения не попадая на крючок. - А на нее кричать нельзя, у них дома, кроме бабки, никто не орет. Вот Натэлка и завелась. Ты ночевать остаешься?
        - Угу… На метро все равно не успеваю. - Пашка ловко поймал Юлькину куртку и водворил ее на место. - Стало быть, все как у больших?
        - Тебе бы ржать только! А у человека, может быть, вся жизнь кирдыкнулась. И любовь. Может, уже поправить ничего нельзя, все поломато и растоптато!
        - Даже так?
        - Нет, я тебе вмажу щас! - разозлилась Полундра, хватая диванный валик.
        Пашка с хохотом отбился подушкой, полетел пух, с грохотом завалилась набок ваза с сухими листьями… Из соседней комнаты вышел заспанный дед, генерал Игорь Петрович Полторецкий, в шлепанцах и кителе внакидку, и провозгласил:
        - Юлия, в вашем нежном возрасте о «поломато-растоптато» еще и речи быть не может! И вообще, поправить можно почти все и почти всегда! Если подойти к этому непредвзято. Вы ужинать будете?
        - Стратег! - восхитился дедом Пашка. - Нет, Петрович, спасибо, мы из гостей. Не бесись, мать, я завтра с Атаманом поговорю. Очень уж он, правда, круто забрал.
        - Да, он такой, - с гордостью признала Юлька. - Дома матерью, знаешь, как командует? Тетя Таня его всегда слушается. Один, говорит, мужик в доме.
        - Ну, Натэла - не тетя Таня, к ней подход нужен. Короче, не парься, все наладим. Давай спать. Тьфу, и надо же было так долмой обожраться!
        Уже лежа в постели, Юлька вспомнила:
        - А Нютке так и не позвонили…
        - Завтра. - Пашка в трусах и майке сидел за столом и смотрел в светящийся монитор.
        - Ты чего не ложишься?
        - Я скоро. Спи.
        Утром Юлька проснулась от жизнерадостного пения:
        Как на поле Куликовом прокричали кулики,
        И в порядке бестолковом вышли русские полки!
        Как дохнули перегаром - на семь верст разит,
        Накануне все допито, - значит, будет враг разбит!
        Пел Пашка, бреясь в ванной. Полундра посмотрела на будильник, ахнула и одним тигриным прыжком выскочила из постели.
        - Ой, господи! Блин, опаздываю! Самостоятельная по биологии, а я даже не прочитала вчера! Где моя юбка? Петрови-и-ич!
        - Дед уехал в академию, - ответил вместо него Пашка, проходя в комнату с полотенцем на шее. По дороге он подцепил с кресла Юлькину юбку и подал хозяйке, прыгающей на одной ноге и пытающейся попасть в колготки. - Задом наперед надеваешь!
        - Да? Спасибо… Ты вечером приедешь?
        - Как получится. Я тут ночью слазил кое-куда… - Пашка кивнул на ноутбук.
        - Опять фээсбэшные файлы взламывал?
        - Нужны они мне… Нет, только по поводу наших ножичков. Там, кстати, и взламывать почти нечего было, вся документация министерства - без серьезных паролей. Оскорбление, а не работа! Но вот что интересно: михеевская экспедиция нигде не значится.
        - Как это? - не поняла Юлька.
        - Мать, археологическая экспедиция - дело научное и государственное. Значит, она должна значиться в документах или институтов, или научных обществ, или Министерства культуры, в общем, той организации, которая данную экспедицию посылает и финансирует. А тут - ничего. И не только наших троих чижиков, но и никакой другой экспедиции в нынешнем году на Угре не было. Ни отчетности, ни путевых листов, ни дневников, ни докладов - ни-че-го!
        - Ты точно знаешь? Хорошо смотрел?
        Пашка только пожал плечами. Юлька наконец натянула форменную юбку, схватила сумку с высыпающимися из нее ручками и тетрадями и вынеслась в прихожую. Кузен пошел следом, по дороге собирая Юлькино барахлишко, сложил его обратно в растрепанную, не первой молодости сумку, расписанную фломастерами, и продолжил:
        - Заодно поглядел там информацию по Пересвету и оружию ближнего боя… то есть по мечам. В общем, все так, как вчера училка ваша говорила. Скорее всего, «…свет Чермный» - имя кузнеца.
        - А как же Симонов монастырь?
        - Разве в монастыре не могло быть кузнеца? - вопросом на вопрос ответил Пашка. - Если были лошади, значит, и кузнец был.
        - И он делал мечи?
        - Почему бы и нет? Монастыри, мать, раньше вроде блокпостов были. Если какие-нибудь печенеги на Москву налетали, они первым делом натыкались на монастырь, дрались с монахами, теряли силы-нервы-здоровье, а главный поп… то есть игумен… успевал послать гонца в Москву, предупредить князя. Вот так!
        Из-за окна раздался дикий рев:
        - Полундра-а-а! Скоро ты?!
        - Там Серега, - сообщила Юлька, натягивая куртку.
        - Опаньки, он-то мне и нужен! - обрадовался Пашка. - Попроси его меня подождать.
        - Разговор долгий? Он опоздает!
        - Ну и ничего, не впервой небось… Натэлка нам важнее. Нам ее упускать нельзя, таких девчонок уже давно с конвейера сняли! Ну, шагом марш на свою биологию, вечером, скорее всего, увидимся.
        День прошел как обычно: шесть уроков, самостоятельная работа по биологии, лабораторная по физике. Атаманов на первый урок не явился вообще, на второй - литературу - пришел злой как черт и тут же схватил двойку за невыученное стихотворение Пушкина. Причем на резонный вопрос учительницы хамски заявил, что в выходные копал картошку, а потому некогда было учить никому, кроме самого Пушкина, не нужную лабуду. Натэла сидела, вытянувшись в струнку и всем своим видом демонстрируя справедливое негодование. Ее саму вызвали к доске через минуту, и Юлька никак не могла взять в толк, когда подруга успела выучить этот длиннющий стих. Самой ей и в голову не пришло заглянуть в томик поэта - ни вчера, ни сегодня утром. Но, к счастью, пронесло.
        За весь день Серега не подошел к Натэле ни разу, та тоже не поворачивала головы в его сторону. Юлька несколько раз пыталась робко замолвить словечко за кореша, но натыкалась на такой пылающий взгляд подруги, что нужные слова испарялись сами собой. Белка оказалась умнее и даже не пыталась пробовать. «Натэлку, когда разойдется, лучше вообще не трогать. Пусть сама остынет, все равно ведь долго злиться не умеет», - пояснила она свою позицию Юльке.
        Белка оказалась права: Натэла «остыла» к концу уроков. Когда Атаманов подошел и молча, привычным жестом, взял ее сумку, Натэла только дернула плечом, но ничего не сказала и царственно поплыла к раздевалке. Серега спокойно, как телохранитель, пошел следом.
        - Ну и слава богу, - пожала плечами наблюдающая эту сцену Белка. И, повернувшись, подмигнула Полундре: - Кто бы сомневался… Пойдем, не будем мешаться, дело семейное.
        Юлька хихикнула.
        - А Батон где? Уже убежал?
        - Он с последней физики смылся. На какую-то техстанцию за запчастями поехал, дядя Коля его послал. Сказал - к вечеру вернется. Пошли.
        Стоял блеклый октябрьский день, солнце то пряталось в облаках, то проглядывало сквозь них мутным пятном. Собирался дождь. Юлька и Белка шли, загребая ногами листья, вдоль стены Симонова монастыря. Высоченные башни из красного кирпича, казалось, цеплялись за низкие облака. Со стороны церкви доносился слабый перезвон.
        - Значит, меч совсем и не пересветовский, - огорченно рассуждала Белка. - Жалко… Вот было бы здорово, если бы мы такую клевую штуку нашли! А кривой меч был бы Челубея.
        - Вообще неясно, что с ними теперь делать, - подумала вслух более практичная Юлька. - Кто их нашел - непонятно. Возвращать, значит, некому. Отвезти в археологический институт? Так ведь неизвестно, к кому там сунуться. Вдруг на жулика нарвешься? Мечи небось бешеных бабок стоят теперь! Пашка сказал, что на Угре никакие не археологи копались, а неизвестно кто. Жулье, наверное. Нашли мечи и…
        - И перепрятали у Пантелеича в огороде, - ехидно продолжила фразу за подругу Белка. - Непонятки какие-то выходят!
        - Вот и я про то ж, - вздохнула Полундра, поднимая глаза на монастырскую стену.
        - Смотри! - вдруг сказала Белка, глядя куда-то в сторону. - Кажется, та девушка, которая в пятницу тут ревела. Точно, беретка та же.
        - Да ну? - Юлька посмотрела в указанном направлении.
        Действительно, в отгороженном решеткой дворике, под самой монастырской стеной, рядом с клумбой, покрытой увядшими георгинами, сидела худенькая девушка в сером плаще и зеленом берете с желтым помпоном. Не узнать такой нелепый головной убор было невозможно.
        - Опять ревет? - тихо спросила Юлька.
        - Вроде нет… - Белка вытянула шею. - Она… рисует. Ой, пойдем посмотрим!
        Подружки осторожно, на цыпочках подошли к решетке. В самом деле, на коленях девушки в берете лежал лист белого картона, и она сосредоточенно черкала по нему тонким угольком. Незнакомка была так увлечена своим делом, что не заметила подошедших девочек, и те тихо встали за ее спиной, глядя через плечо художницы.
        На листе был изображен дворик и столбы бывших монастырских ворот. Но на стене не было деревянных лесов, отсутствовал строительный вагончик, фонарного столба тоже не видно - монастырь на рисунке выглядел таким, каким он, вероятно, был шестьсот лет назад. У ворот, по-видимому, игумен: суровый высокий старик в монашеском одеянии. Перед ним на коленях, принимая благословение, стояли двое воинов, рядом топтались лошади.
        - Ой, здоровски ка-а-ак… - прошептала Юлька.
        Белка тут же ткнула ее локтем, но девушка все-таки услышала и обернулась. С худенького, бледного лица блеснули большие серые глаза. Юлька поспешила улыбнуться и сразу же поинтересовалась:
        - А это у вас Пересвет, да?
        - Да. И Ослябя.
        - При чем тут осел какой-то? - осторожно спросила Юлька. - У них же здесь лошади…
        Девушка секунду смотрела с недоумением. А затем вдруг рассмеялась так звонко, что с соседнего дерева сорвалась и полетела прочь ворона. Одновременно Юльку снова ткнул под ребра острый локоть подруги, и Белка прошипела:
        - Дура! Ослябя - второй воин! Их двое было - Пересвет и Ослябя!
        - Чего «дура»? Могла бы и сразу сказать… Пересвет - все-таки имя, а не кличка какая-то ослиная!
        - Пересвет - тоже не имя. - Девушка перестала смеяться и вытерла слезы в уголках глаз. - Пересвета звали Александром, а Ослябю - Андреем. Они оба поступили в войско Дмитрия Донского из Симонова монастыря, благословленные на битву Сергием Радонежским.
        - Это мы знаем, - важно сказала Белка. - Здесь два переулка в их честь названы. А вы - художник?
        - Студентка.
        - Суриковского?
        - Да. Реставрационное отделение.
        - Что, и оружие можете реставрировать? - оживилась Белка.
        Теперь уже Полундра ткнула ее под ребра, и Белка умолкла на полуслове. Но было поздно - девушка заинтересовалась.
        - Оружие? Девочки, а что вы имеете в виду?
        - Ну-у-у, всякое там старинное… Мечи разные, копья… Вон у вас тут Пересвет с копьем…
        - Реставрировать копье Пересвета, к сожалению, нет никакой возможности. - Девушка слабо улыбнулась, и Юлька заметила, что на ее невыразительном личике нет ни грамма косметики. - И мне вообще не приходилось заниматься оружием. Но весной мы были здесь, в монастыре, на практике. Его пытаются возродить…
        - Сто лет уже пытаются, - проворчала Белка. - Тут раньше овощная база была.
        - Но ведь это, собственно, не весь монастырь. - Девушка поправила берет и задумчиво посмотрела на стену с тремя башнями. - Так… уцелевший фрагмент. Основное хозяйство было вон там… - она показала через ограду, на монументальное здание Дома культуры.
        - Основное хозяйство? - прищурилась Белка. - И кузня тоже была?
        - Скорее всего, да. Но… Почему вы спрашиваете?
        - Да интересно просто. А как вас зовут?
        - Татьяна.
        - Очень приятно, я - Белка, моя подруга - Юля… Скажите, а в монастырских кузнях делали мечи? Или только кресты для церкви?
        - Вот крестов, скорее всего, как раз и не делали, а мечи - очень даже возможно. Но почему…
        Юлька, не принимавшая участия в беседе, стояла в двух шагах и ожесточенно шипела что-то в мобильный телефон. Одновременно она пыталась строить подруге зверские рожи, но Белку, напавшую на след, несло:
        - Таня, вы вот специалист, знаете, наверное… Был такой кузнец - Свет Чермный?
        - Всесвет… - пробормотала Татьяна. Ее лицо, и без того бледное, вдруг посерело так, что стало почти под цвет плаща, а глаза сделались огромными. - Всесвет Чермный… Господи!
        - Ну, может, и Всесвет… А чего вы так заволновались? Вы его знаете? Он делал мечи, да?
        Татьяна глубоко вздохнула, и ее лицо понемногу приобрело прежний оттенок. Уголек давно выпал из ее пальцев, рисунок тоже скользнул мимо скамейки прямо на кучу прелых листьев, и Белка аккуратно подняла его.
        - Господи… - еще раз пробормотала Татьяна. - Но откуда ВЫ его знаете?
        - Неважно. Так как насчет Всесвета? Расскажите нам о нем, пожалуйста, если что-то знаете. Нам очень нужно!
        - Но… Но я ничего не знаю! И вообще… Вообще, мне нужно идти… До свидания! - Татьяна вдруг вскочила со скамейки и быстро, почти бегом, направилась в сторону выхода из парка.
        - Оба-на… - пробормотала Полундра. И тут же сориентировалась: - Белка, держи-и-и!
        Какое там… Девушка вдруг помчалась со всей прытью, которую только позволяли длинные полы плаща. Зеленый берет упал на землю - она не нагнулась за ним. Из кармана плаща выскользнула пачка мелков. Юлька на ходу подхватила ее и кинулась беглянке наперерез.
        - Белка, заходи слева-а-а! Уйдет!
        Они мчались по аллее парка, пугая старушек, чинно шествующих в церковь: впереди - Татьяна в развевающемся, как крылья, плаще, за ней - громко топающая кроссовками Юлька с вытаращенными глазами, а следом - пищащая Белка. Полундра всегда бегала хорошо, но, вылетев из парка, Татьяна развила такую спринтерскую скорость, что Юлька вынуждена была тоже наддать, потому что подумала: не дай бог, у студентки где-то тут стоит машина. Но до машины, если она и была, дело не дошло - Татьяна, уже поворачивавшая за стадион, вдруг со всего размаху врезалась в чью-то широкую грудь, и сильные руки обхватили ее, как клещи.
        - Пустите! - рванулась девушка.
        - Непременно, - послышался вежливый ответ.
        Вскинув голову, Таня увидела высокого парня с хулиганскими синими глазами. Он нахально улыбнулся, посмотрел через плечо девушки на ее преследовательниц и добавил:
        - Сразу же, как только узнаю, какое у моей сестрицы к вам дело.
        - Пашка! Фу! Слава богу! - выпалила Полундра, подлетая к брату и барахтающейся в его объятиях Татьяне. - Как ты так быстро успел? Я же три минуты назад позвонила!
        - А я у палатки был, когда ты звонила. Значит, вот эту даму и нужно было задержать?
        Татьяна снова побелела, как стена.
        - Вы… из милиции? - тихо спросила она.
        - А похож?! - поразился Пашка.
        - Пашка, она знает кузнеца! - выпалила, переводя дух, подбежавшая Белка. - Его Всесвет звали! Всесвет Чермный! И вообще, она что-то знает!
        - Факт, знает, - поддержала ее Юлька. - Вон как помчалась, едва расспрашивать стали! Кошмар, в ее-то возрасте…
        - Мадемуазель, сколько вам лет? - пряча улыбку, поинтересовался Пашка.
        - Восемнадцать… - всхлипнула девушка. - Отпустите меня, я не могу дышать…
        - Прошу прощения. - Пашка выпустил беглянку.
        Юлька тут же напряглась, но Татьяна больше не собиралась никуда бежать. Глубоко вздохнув, она опустилась на ближайшую скамейку и закрыла лицо руками. Белка сочувственно положила рядом с ней коробку мелков. Юлька сбегала и принесла берет. А Пашка достал из кармана рисунок мечей, сделанный вчера Соней.
        - Таня, вам знакомы эти вещи?
        Мокрые серые глаза грустно взглянули на измятый рисунок.
        - Да… Знакомы. Вы знаете, где они?
        - Знаем, - коротко ответил Пашка. - А где вы их видели?
        - Я нашла их.
        - Где?!! - хором закричали Юлька и Белка.
        - Здесь. - Татьяна, не поворачиваясь, показала рукой на башни монастыря. И начала рассказывать.
        В июне отряд студентов Суриковского училища работал на восстановлении Симонова монастыря. Впрочем, работы было мало: занимались в основном тем, что вытаскивали хлам и битый кирпич из одной башни. Работа была монотонная, нудная, не имеющая ничего общего с реставрацией старинной постройки, и ребята скучали. Единственным интересным происшествием за всю практику оказался неожиданный обвал части северной стены башни. Собственно, и обвалом-то происшествие нельзя было назвать: постройка, стоявшая несколько сотен лет, и сейчас держалась замечательно, но пара-тройка древних увесистых кирпичей все же скатились вниз и поранили одного из студентов. Парень отделался царапинами и ушибами, но пока все вокруг охали, бегали и вызывали «Скорую», древняя кладка оставалась без присмотра. Татьяна случайно заметила торчавший из разлома стены длинный ящик - деревянный, скрепленный железными скобами. Без особой надежды на успех она потянула ящик, и тот неожиданно легко вытащился. Татьяна оглянулась. Рядом никого не было.
        - Там были два меча и чаша… Очень красивая, с красными и синими камнями по ободку. Судя по весу, золотая, - удрученно рассказывала сейчас девушка. - Понимаете, у меня в мыслях не было украсть… оставить находку себе… Честное слово! Но вы понимаете, такой клад - это ведь сенсация! Особенно мечи. Их вообще очень мало найдено, а тут целых два, да к тому же один с клеймом мастера… И еще чаша. С первого взгляда видно - очень дорогая вещь! У меня бы их сразу отобрали и больше бы не подпустили, а я… а мне… Просто очень хотелось посмотреть! Разглядеть поближе, подержать в руках - и больше ничего… Ведь другого такого случая у меня и в жизни, может быть, не было бы! Понимаете?
        Юлька с Белкой переглянулись и искренне сказали, что да, еще как понимают. Пашка ничего не сказал: он думал, сосредоточенно сдвинув брови.
        - Я положила клад в свою сумку… Мечи ведь не особенно тяжелые, мне показалось, килограмма по три, не больше, и я решила, что спокойно донесу их до дома. Спрятала сумку в кирпичах, а вечером вынесла. Никто ничего не заметил. Я хотела дома как следует рассмотреть мечи и чашу, а на другой день всем рассказать… и показать. Но… - Таня снова заплакала.
        - Куда пропали вещи? - резко спросил Пашка.
        - У меня их украли-и-и…
        - Как? Кто? Когда? Кому вы успели их показать? - выстрелил Пашка пулеметной очередью вопросов.
        Таня перестала рыдать. Помолчав, прошептала:
        - Я… я никому не показывала. Просто сумку… украли. На… на остановке.
        - На какой остановке? Куда вы ехали?
        - Господи, я ехала домой! Отсюда! На трамвае!
        - Где вы живете?
        - Недалеко. На улице Машиностроения.
        - То есть сумку у вас украли еще до того, как вы приехали с ней домой? Вы не успели рассмотреть вещи?
        - Нет…
        - А как произошла кража?
        Таня растерялась.
        - Ну… как обычно. Сумка стояла рядом со мной, я на секунду отвернулась, потом посмотрела - ее нет…
        - На трамвайной остановке? - уточнил Пашка.
        - Да! Я ведь сказала уже! Но откуда у вас рисунки мечей? И… где чаша?
        - Хороший вопрос… - задумчиво сказал Пашка. - Никакой чаши мы не видели.
        - А мечи видели? - всполошилась Таня. - Боже мой! Где они? Вы их… купили?
        - Почему купили? - удивился Пашка. - Нашли.
        - Где?!
        - Не поверите - в картошке. В деревне Михеево, на огороде.
        Таня изменилась в лице. Несколько минут она пыталась что-то сказать, но только открывала и закрывала рот.
        - Вот что, хватит над человеком издеваться, - деловито заявила Юлька. - Пойдемте к нам, посмотрите мечи, и подумаем, что делать. Если вы не можете идти, то Пашка вас отнесет.
        - Спасибо, я сама… - еле выговорила девушка. Но, поднявшись, она пошатнулась, и Пашке все же пришлось предложить ей руку.
        Во дворе обнаружились оседлавшие детскую карусель Натэла и Атаманов. Пашка, к крайнему удивлению сестры, сделал им незаметный знак оставаться на месте.
        Игорь Петрович, который открыл дверь и увидел внучку с подругой, внука и незнакомую перепуганную девицу в зеленом берете, даже бровью не повел. Объявил:
        - Чай будет через четверть часа! - и четким шагом ушел на кухню.
        - Золото у нас, а не дед! - похвастался Пашка, помогая Тане снять плащ. - Любопытство атрофировано. Ни одного дурацкого вопроса от него в жизни не слыхал! Вам чай или кофе, Таня?
        - Чай… если можно… - вежливо ответила Таня, но было видно, что выбор напитков ее волнует меньше всего.
        Оказавшись в Юлькиной комнате, девушка отказалась присесть и, стоя у стола, остановившимися глазами наблюдала за тем, как Юлька, кряхтя, вытаскивает из-под дивана «адидасовскую» сумку. Сумка была открыта. Таня упала на колени рядом с ней, неловко вытащила один меч, затем другой. И вздохнула глубоко, облегченно:
        - Слава богу… Это они. Да, это они!
        - Таня, вот что еще хотелось бы знать… - осторожно начал Пашка. - Вы сказали, что видели на мече клеймо. Даже полностью назвали имя мастера: Всесвет Чермный, если не ошибаюсь. Так?
        Таня, не выпуская из рук меча, кивнула.
        - Но когда мы их нашли, клеймо мастера было скрыто. То ли под копотью, то ли просто под грязью. Мы, знаете ли, боялись трогать оружие, чтобы не повредить, и только в результате… мм… - Пашка посмотрел на сестру, - случайного падения меча стала видна часть клейма.
        - Но почему? - Таня непонимающе посмотрела на Пашку. - Клеймо было отчетливо видно, я легко прочитала: «Всесвет Чермный, Симонов монастырь». Как оно могло чем-то измазаться?
        - Наверное, из-за земли, - предположила Юлька. - Все ж таки сумка под землей лежала. Дожди там, кроты, мыши всякие…
        - Возможно, - задумчиво сказал Пашка. - Хотя мечи были обернуты брезентом и еще полиэтиленом… Ну, это мы пока оставим под вопросом. Вы, Таня, сказали, что у вас их украли на остановке. Так?
        Девушка кивнула, не сводя глаз со старинного оружия.
        - Вероятность того, что вор мог понять ценность украденного, один к миллиону, - продолжал Пашка. - Скорее всего, сумку спер обычный жулик или даже бомж. Она была, как я понимаю, большой и тяжелой, и воришка наверняка решил, что там барахло. Вопрос второй - для чего ему древние мечи? Для него они - старые железки, и больше ничего. Но даже если бы похититель понял их ценность, то что бы он стал с ними делать?
        - Отнес бы в антикварный салон, - предположила Белка.
        - Ну да, - признал Пашка. - Но лишь в том случае, если вор был человек не слишком ленивый. Кстати, он мог просто побояться неприятностей. В антикварном салоне начались бы расспросы: как, что, откуда… Еще бы милицию вызвали… Бомжи - народ деловой, им деньги и шмотки нужны, а антиквариат - для буржуев. В любом случае ни бомж, ни жулик в огороде у Пантелеича прятать сумку не стали бы.
        - Факт! - хором поддержали Юлька и Белка.
        Таня тоже кивнула, но думала при этом явно о чем-то другом.
        - Вопрос третий - как в принципе можно продать подобные вещи? - продолжал рассуждать Пашка. - Понятно, что на базар с ними не пойдешь. К постороннему антиквару - опасно. Да может и не купить, ведь все-таки не драгоценности, не золото-брильянты. Хотя чаша, возможно, именно таким путем и ушла… Скорее всего, вор стал бы искать знающего и надежного человека, который не будет ни о чем болтать. Таня, как вы думаете?
        - Что? Да-да, вы правы, конечно… - рассеянно отозвалась Татьяна.
        В комнату вошел Игорь Петрович с чайником и чашками на серебряном подносе, поставил все на стол, прокашлялся и преспокойно спросил:
        - Насколько я понимаю, молодежь, вас интересуют нелегальные скупщики древних ценностей?
        - Да! - от неожиданности сказала правду Юлька. Белка испуганно захлопала ресницами. А Пашка присвистнул:
        - Дед, ты подслушивал, что ли?
        - Не имею такой привычки, - сухо ответил тот. - Хотя, Юлия, весьма трудно не услышать, когда ты вопишь на всю квартиру о мечах и Куликовской битве. Я тебе всегда говорил, что барышня не должна быть такой… громогласной. Ты же не парад принимаешь! Но я говорил по телефону с Нино Вахтанговной, и она мне поведала, что вы второй день носитесь с историческими ценностями, которые выкопали в навозе. Во-первых, мне хотелось бы их увидеть. Во-вторых, у меня есть человек, который вам нужен.
        - Класс! - восхитился Пашка. - Петрович, а воров в законе у тебя знакомых нет?
        - Доживешь до моих лет - у тебя и президенты знакомые будут, - отрезал Игорь Петрович и заглянул в сумку, которую никто не догадался закрыть.
        С минуту он молча любовался древними мечами, подержал их по очереди в руках, с интересом осмотрел клинки и потребовал заново рассказать всю историю. Выслушав, помолчал и спросил:
        - Дети, а что вы в принципе намерены делать со своей находкой?
        - Как - что? - поразилась Юлька. - Отдадим ученым каким-нибудь, археологам. Вот круто получится! Может, про Пантелеича в газете напечатают, звездой станет на старости лет. То-то обрадуется! И мы вместе с ним. Потом будем в музей бегать, на них смотреть и всем рассказывать, что именно мы их нашли.
        - Вообще-то можно было бы мечи продать… - задумчиво произнес Пашка.
        Старый генерал грозно посмотрел на него из-под лохматых бровей, и внук поспешно заявил:
        - Да нет, дед, это я как вариант…
        - И без вас полстраны распродали! С Аляски начали, Черноморским флотом закончили! - с места в карьер разошелся Петрович. - Еще недоставало, чтобы дети из семьи Полторецких разбазаривали народное достояние!
        - Ага! - поспешила согласиться с дедом Полундра, по опыту зная, как надолго может затянуться его лекция о распродаже России. - Петрович, а что за человек у тебя есть? Ну, твой жулик антикварный?
        - Никакой он не жулик, а вполне достойный человек. В молодости имел неприятности с законом, но при советском режиме заниматься антиквариатом и остаться кристально честным было… мм… очень затруднительно. Пойду-ка я ему позвоню. Танюша, вы пейте чай, пока не остыл!
        Таня, про которую все забыли, послушно взяла чашку, но, едва за Игорем Петровичем закрылась дверь, поставила ее на место. В который раз Юлька посмотрела на гостью с большим подозрением. Таня явно нервничала все больше и больше, а появление на сцене Петровича, кажется, напугало ее окончательно. «Психованная девица, - подумала Полундра. - Нервы надо лечить. Ей бы не чаю, а валерьянки хлопнуть…»
        - Пашка! - неожиданно вспомнила Юлька. - А внучке Васильевны ты позвонил? Может, мы бы у нее все узнали давно!
        Пашка уставился на сестру. Постучал кулаком по столу (тот отозвался гулким звуком), затем по своей голове, обронил: «Нет мозгов - считай, калека» - и полез за мобильным телефоном.
        - Павел, мне пора идти, - вдруг заявила Татьяна. - Спасибо за чай и… и за то, что нашли… мои мечи. Но мне правда надо бежать, у меня еще есть дела сегодня.
        - Да, конечно… - немного растерялся Пашка. - А… как мы сможем вас найти, если что? У вас есть мобильный телефон?
        - Мобильный? Нет.
        - А домашний?
        - Да, но… я очень редко бываю дома… Хотите, я сама вам позвоню?
        - Да пожалуйста. - Пашка быстро записал номер своего мобильного. - Не потеряйте.
        - По… постараюсь. Извините… До свидания… - Таня подхватила со стула свой берет, в прихожей сдернула с вешалки плащ - и ее как ветром сдуло.
        - Мне это не нравится, парни. Абсолютно не нравится, - мрачно произнесла Юлька любимую фразу агента Тайгера из сериала «Барсы Нью-Йорка».
        Белка, оказавшись «парнем», хихикнула, но Пашка согласился:
        - А мне-то как не нравится!
        Он наконец достал мобильный телефон, потыкал в кнопки:
        - Серега, вы с Натэлкой во дворе еще? Оч-чень хорошо! Из подъезда сейчас выйдет мадемуазель в сером плаще и зеленом берете с желтым помпоном. Пройдись за ней, если не влом. Натэлу?.. Ну, можешь взять с собой. Для прикрытия. Как прикрываться? Сам сообразишь, не маленький. Осторожней там, а то девица с нервами! Если заговорить понадобится, сам не лезь, пошли Натэлу. Ах, не учить дедушку какать… Понятно. Отбой.
        - Зачем ты Серегу за Татьяной послал? - изумленно спросила Белка.
        - Затем, что хотя бы место ее жительства установить не мешает, - усмехнулся Пашка. - Мобильного у нее нет, как же… В наше время студентка, художница - и без мобильного? Не может такого быть! И домашний номер тоже не дала, хотя в ее интересах поддерживать с нами связь. Ведь обрадовалась, когда мечи увидела, чуть не запрыгала. А потом чего-то испугалась…
        - И вообще, она врет! - вдруг выпалила Полундра, до того целую минуту напряженно размышлявшая о чем-то. - Чес-слово, врет! И не крали у нее ничего!
        - Почему ты так решила? - быстро спросил Пашка.
        - Да потому что! Она как сказала - на трамвайной остановке сумку сперли. А теперь смотри - где монастырь, и где трамвай? Там рядом вообще никакие трамваи не ходят, за ними аж на Симоновский вал бежать надо! И до улицы Машиностроения от нас - или пешком, или на троллейбусе, а больше никак.
        - Может, она перепутала трамвай с троллейбусом? - предположила Белка.
        - Ничего она не перепутала, - ответил вместо сестры Пашка. - Молодец, мать, а я думал, что один заметил. Помнишь, я ее еще переспросил насчет трамвая? Факт: наша Таня врет. И врет плохо, потому что нервничает. Вопрос - почему? Почему врет? Почему нервничает? Почему сбежала, как только…
        - Как только ты собрался звонить Нютке, - закончила Юлька.
        - Может, они с ней знакомы? - нахмурился Пашка. - Хотя нет… Мать, ты же не назвала имени! Ты сказала - «внучка Васильевны»!
        - Точно, - подтвердила Белка.
        Юлька недоверчиво посмотрела на них. Сама она совершенно не помнила, как сказала.
        - Вообще, что это за имя - Нютка? - Пашка начал тыкать в кнопки мобильного. - Поросячья кличка какая-то, девчонка еще обидится…
        - Может, Анна? - подсказала Белка.
        - Скорее всего, так. - Пашка долго слушал гудки в недрах мобильного, затем пожал плечами. - Не откликается.
        - Звони домой!
        Но и дома Нютки не было: трубку никто не снял.
        - Студентка ведь! - напомнила Юлька. - Шляется где-нибудь с парнями!
        - Все возможно. Ладно. Тогда вечером еще раз… - Пашка не договорил, потому что в комнату вошел дед с видом довольным и загадочным.
        - Все, курсанты, я обо всем договорился, - сообщил он. - Соломон Борисович готов вас принять завтра вечером и ответить на любые вопросы.
        - Дед, ты просто супер! - искренне воскликнула Полундра.
        Тем временем Атаманов и Натэла шли следом за девушкой в зеленом берете и ругались.
        - Чего мы идем, как ментовский патруль? Щас обернется и вычислит нас в два счета! - доказывал Серега. - Давай я тебя хоть за руку возьму для… для конспирации.
        - Нет.
        - Ну, слушай, так нельзя!
        - Почему?
        - Потому! Иди тогда домой, я один все сделаю!
        - Сам и иди домой. А я одна все сделаю.
        Спорить с этой статуей Командора в красной куртке и джинсах было бесполезно, и Атаманов умолк. Тут же Натэла испуганно сказала:
        - Сергей, она спускается в метро!
        Действительно, объект слежки резвой рысью бежал по ступенькам перехода вниз, держа возле уха мобильный телефон. Серега устремился за девушкой, одновременно спрашивая у бегущей сзади Натэлы:
        - У тебя карточка есть?
        - Только на две поездки.
        - Хватит! А на обратную дорогу купим, у меня стольник. Бегом! - Атаманов схватил Натэлу за руку, увлек за собой, и сопротивляться той было уже некогда.
        Девушка в берете вышла из вагона на «Тверской» и опять быстро, почти бегом, припустила по бесконечным переходам. Атаманов с Натэлой едва поспевали следом. Когда они вышли наверх, пошел дождь. Натэла накинула капюшон, девушка впереди открыла серый зонтик с одной сломанной спицей и начала мерно, как солдат в карауле, прохаживаться взад и вперед перед памятником Пушкину. Два юных филера, спрятавшись за мокрыми кустами, не сводили с нее глаз.
        Ждать пришлось недолго. Через несколько минут к девушке подошел высокий молодой человек, и Натэла, присмотревшись, ахнула:
        - Господи! Как на Джорджа Клуни похож! Вот бы бабушка посмотрела!
        - Твоя бабуля фанатка Клуни? - буркнул Атаманов.
        - Она говорит, что только он один из современных мужчин немного дотягивает до ее первого мужа… Нет, ну правда же красивый!
        Атаманов что-то тихо прорычал сквозь зубы. Но стоящий в двух шагах парень действительно был очень красив, и девушка в берете казалась рядом с ним бледной тенью.
        Едва молодой человек подошел, она вцепилась в рукав его кожаной куртки и горячо заговорила, причем и Натэле, и Сереге показалось, что явно сердито. Красавчик молча слушал, сдвинув брови, ничего не отвечал, а девушка, напротив, говорила все громче и громче. До сыщиков уже доносились отдельные фразы:
        - Как ты мог! Я думала… поверила… Я так переживала, а ты… Зачем?
        - Жениться он ей, что ли, обещал? - вслух подумал Атаманов. - Щас пошлет ее куда подальше и свалит.
        Натэла хотела разразиться возмущенной тирадой, но не успела: через мгновение произошло именно то, что предсказал Серега. Молодой человек что-то сказал: тихо, но, по-видимому, резко, девушка даже отшатнулась от него. Парень вырвал у нее руку и быстро, не оглядываясь, зашагал к метро. Девушка, заплакав, села прямо на мокрую от дождя каменную скамейку. Атаманов и Натэла в панике уставились друг на друга.
        - Господи, что же нам делать? - прошептала Натэла. - За кем из них идти?
        - За обоими! Разделяемся! - объявил Атаманов. И тут же вспомнил, что у них на двоих одна бумажка в сто рублей. Но соображал Серега всегда быстро. Достав деньги, он сунул их Натэле. - Оставайся здесь и следи за этой фифой береточной. Если надо - поезжай следом. Мобила не разрядилась?
        - Нет. А… как же ты?
        - Прорвусь! - последнее слово Серега выпалил, уже скатываясь по ступенькам перехода.
        Оказавшись в метро, Атаманов проделал то, что делал уже сотню раз, когда денег не оказывалось, а ехать тем не менее было нужно: под возмущенные вопли дежурной сиганул через автоматические воротца турникета и помчался вдоль платформы, стараясь не упустить из виду парня в кожаной куртке. Он успел в последний момент: объект слежки уже входил в вагон поезда. Атаманов протиснулся следом, встал за спиной парня и настроился работать.
        Ехать оказалось недалеко: на Арбат. Правда, пришлось побегать по переходам. Выйдя за молодым человеком из метро, Серега занял позицию в пяти шагах от него, поднял на всякий случай воротник куртки, передвинул вперед козырек бейсболки. Уже начало темнеть, народ возвращался с работы, и Атаманов легко прятался за куртками, плащами и пальто идущих от метро людей. Да и шагающему впереди парню явно не приходило в голову, что за ним следят, он шел быстрым, спортивным шагом и ни разу не остановился. С Арбата свернул в переулки, пересек несколько маленьких дворов, прошел между старыми особняками и наконец нырнул в подъезд одного из домов. Серега вошел тоже, намереваясь втиснуться в лифт вместе с парнем, но не учел того, что в старом здании лифта не окажется. Шаги на лестнице слышались все глуше и глуше и, пока Серега лихорадочно соображал, что предпринять, смолкли совсем. Наверху хлопнула закрывшаяся дверь квартиры. Выругавшись сквозь зубы, Атаманов посмотрел на лестницу. Мокрые следы ботинок уходили по ней вверх. У Сереги появилась слабая надежда, и он через две ступеньки помчался по оставленным
отпечаткам.
        Они вели недалеко - на третий этаж, в квартиру шесть. Для полной уверенности Атаманов позвонил - и дверь ему открыл тот самый парень, еще не снявший куртки.
        - Тебе чего? - удивился он.
        - Картошку покупаете? - не растерялся Атаманов.
        - Сам ешь! - Дверь захлопнулась.
        От радости Серега изобразил перед запертой створкой сложную фигуру хип-хопа и поскакал по лестнице вниз. Ему еще предстояло вторично прыгать через турникет в метро, но по сравнению с отлично выполненным заданием это было сущей ерундой.
        В квартиру Полундры Атаманов вошел час спустя, основательно промокший, но не утративший хорошего настроения. Там, помимо Юльки и Пашки Полторецких, сидели сестры Гринберг и вернувшийся из гаража Батон с кислой физиономией неудачника, пропустившего самое интересное. Натэла стояла перед нахмуренным Пашкой, докладывая ровным голосом профессиональной шпионки:
        - Таня поехала, скорее всего, домой: на улицу Машиностроения. Всю дорогу плакала. Даже в метро плакала. Я очень хотела подойти к ней, но боялась сорвать задание.
        - Зачем подходить-то?! - поразилась Юлька. Натэла дернула плечом:
        - Чтобы успокоить. Недостойно так рыдать на людях из-за мужчины!
        Раздался дружный вздох женской половины компании и возмущенное ворчание - мужской. Пашка постарался удержать на лице дипломатический нейтралитет и повернулся к Сереге:
        - Атаман, у тебя что?
        - Кисловский переулок, дом два, квартира шесть! - отрапортовал тот. - Имя не выяснил, потому что дождь пошел, всех местных пацанов со двора смыло. Но завтра туда поеду и узнаю.
        - Зачем? - удивился Пашка, любовно поглаживая серебристый бок ноутбука. - Если адрес есть, имя вычислить - пара пустяков. В любую ментовскую программу влезу, и все. Завтра будем знать, как нашего коварного соблазнителя зовут.
        - Может, он не соблазнитель? - задумчиво спросила Юлька.
        - А чего ж тогда девчонка ревела? - задал встречный вопрос Атаманов.
        Ответа у Полундры не нашлось.
        - А мы весь вечер звонили Нютке, - сообщил Батон. - И ни фига! Мобильный она не берет. По домашнему сначала никто трубку не снимал, а потом какой-то мужик подошел и сказал, что никакой Ани или Нюты у них нет.
        - Стало быть, липовый телефон, - пожал плечами Пашка.
        - Выходит, что же, Васильевна нам липу подсунула? - поразился Батон.
        - Наверное, она не нарочно, - предположила Белка. - Старая все-таки бабка, могла просто перепутать что-нибудь.
        - Но номер мобильного у нас есть, - весело ухмыльнулся Пашка, - а по нему можно мно-о-ого чего вычислить, если умеючи подойти.
        - И что же, например? - подозрительно спросила Соня.
        - Хотя бы нормальное имя этой… мм… Нютки. Хотя, Андрюха, ты его просто обязан знать, соседка все-таки.
        - Да не общались мы с ней в жизни! - взвился Батон. - Она меня на пять лет старше, про что мне с ней базарить? А Васильевна ее всю жизнь Нюткой зовет, значит, так оно и надо.
        - Логично, - согласился Пашка. - Ладно, подобьем бабки. Итак, есть два меча, один русский, другой - хазарский. Наш - работы кузнеца из Симонова монастыря Всесвета Чермного. Это факт. Мечи найдены загадочной студенткой художественного училища Татьяной…
        - Если она вообще Татьяна и студентка, - сухо вставила до сих пор молчавшая Соня. - Мне она с ваших слов совершенно не понравилась.
        - Согласна, - отозвалась Белка. - Она где-то темнит.
        - Не «где-то», а везде! - закричала Полундра. - Врет, что мечи у нее украли! Врет, что мобильного нету! Да еще психованная - рыдает на всю улицу из-за придурка какого-то, который на ней жениться не хочет!
        - Ну, тут никакого криминала нет, - заметил Пашка.
        - Все равно правильно Натэлка говорит! Из-за всех козлов рыдать - соплей не хватит!
        - Таким образом, - решительно перебил феминистскую речь сестры Пашка, - Татьяна у нас в разработке, и ее версии событий доверять не следует. Но возникает следующий вопрос - зачем ей нас обманывать?
        - Она сама украла у кого-то мечи! Сама их Пантелеичу в картошку зарыла, чтоб никто не догадался! - завопила Полундра. - И хочет следы замести!
        - Почему тогда не в свою собственную картошку зарыла? Риска, что найдут, было бы меньше, - возразил Пашка. - И потом, если бы Татьяна была воровкой, то с какой стати она бы рассказала нам про золотую чашу? Мы чашу не видели, ничего о ней не знали.
        - Может, и вовсе нет никакой чаши? - снова подала голос Соня.
        - Если ее нет, зачем было о ней говорить? - пожал плечами Пашка. - Кстати, Татьяна могла вообще нам ничего не рассказывать. Даже о том, как она нашла клад. Мы не милиция, ордера на арест у нас нет. Наоборот, она могла милицию позвать, когда я ее… так сказать, задерживал. Сами подумайте - за ней через всю улицу гонятся две девицы беспризорного вида…
        - Что, моя сестра беспризорного вида?! - взвилась Соня.
        - Пардон, только моя, - не переводя дыхания, извинился Пашка. - А я так Таню схватил… прямо как гоп-стопник в подворотне. Что ей стоило закричать, позвать на помощь, вырваться и убежать? Но она не только осталась, но и рассказала нам всю историю мечей.
        - Если, конечно, история подлинная, - упрямо держалась за свое Соня. - Но я согласна - скорее всего, она мечи не воровала.
        - Но точно что-то про них знает, - буркнула Юлька. - И сильно нервничает.
        - Еще вопрос. - Пашка посмотрел на Натэлу. - Какое отношение наш Клуни имеет к этой истории?
        - Может быть, и никакого, - строго заметила Натэла, переглянувшись с Атамановым. - Может, у них просто личные дела.
        - Угу. Суп - отдельно, мухи - отдельно, - поддержал Серега. - Мечи мечами, а любовь - любовью.
        - Возможно, и так… Ладно, шелупонь, завтра мы идем к антиквару, к Соломону Борисовичу. Он назначил на пять вечера, значит, собираемся здесь в полчетвертого. Опоздавших не ждем! А сейчас - по домам. Уроки хоть кто-нибудь сделал?
        Оказалось, что никто.
        - Кругом шагом марш! Не мешайте дяде Паше работать. - Пашка с важным видом придвинул к себе ноутбук. - Натэла Ревазовна, кофе будет? Мне целый термос, на всю ночь.
        - Щас, дарагой, всо тэбэ будэт! - с кошмарным акцентом уличного продавца шаурмы пообещала Натэла и под дружный хохот всей компании выскочила на кухню: варить особо ценимый Павлом Полторецким черный кофе.
        На следующий вечер около пяти часов пополудни компания Юльки Полундры плюс Соня и минус Батон поднималась по эскалатору станции «Новокузнецкая».
        Андрюхи снова не было с друзьями по вполне уважительной причине: он простудился, валяясь вчера под машиной в гараже вместе с отцом. В школе он не появился, а когда после уроков Юлька и Атаманов зашли к нему домой, то были встречены разгневанной бабкой. Никитишна объявила, что драгоценный внучек шагу сегодня не сделает из квартиры под дождь, а его безголовому папаше, нагло использующему детский труд, она вечером еще покажет зимующих раков. Спорить было бессмысленно, возмущенное чихание Батона из дальней комнаты в расчет бабулей не принималось, и друзья грустно отправились домой. Пашки пока тоже не было: он позвонил, сообщил, что задерживается в университете, присоединится к друзьям на «Новокузнецкой».
        Юлька, которая с утра не успела ни о чем расспросить просидевшего всю ночь за компьютером кузена, была злая, как ведьма, и, выходя из метро, ворчала так, что на нее оборачивались:
        - Вот чем он там на своих лекциях занимается? Щас возьмет и вообще не явится! Как мы без него разговаривать станем? И не рассказал ничего, что в Инете нарыл! А всю ночь сидел, кофем Натэлкиным хлюпал!
        - Не кофем, а кофе, - автоматически поправила Соня, взглянув на часы. - Паша сказал, что будет вовремя.
        - Сказал он… - пробурчала Полундра, оглядываясь по сторонам. - Ну где его носит?
        - Здесь я, - послышался знакомый голос, и Пашка помахал всем рукой с другой стороны улицы. - Шевелись, братва, время идет! Дедуля-антиквар ждет! Точность - вежливость королей!
        - И кто тут король? - съязвила Соня.
        - Я, - без лишней скромности заявил Пашка. - Ходу, ходу прибавляем, королева моя Софья! Уже почти пять!
        «Дедуля-антиквар» Шампоровский жил в большой квартире в Озерковском переулке, которая, видимо, когда-то была коммунальной, но теперь стояла пустой: жильцы разъехались. Но фанерная табличка с художественно выжженными буквами возле кнопочки звонка осталась, и Соня, изучая ее, пробормотала:
        - Вот нарочно такого не придумаешь…
        Табличка гласила: «Пяткиным звонить один раз, Амбарцумян - два, Шампоровскому - три раза до семи часов, Колотышкиной О.В. - четыре раза, громко стучать и кричать».
        - Старая, наверно, совсем эта Колотышкина О.В., - вздохнула Белка. - А почему Шампоровскому только до семи?
        - Потому что дедуля не дурак, - предположил Атаманов. - После семи, наверное, вообще боится к двери подходить - жулья везде полно, а у него там ценности…
        В соответствии с инструкцией Юлька позвонила три раза. Когда за дверью послышались шаги, она прокричала:
        - Мы от генерала Полторецкого, по договоренности!
        - Детка моя, что же вы так орете? - удивился бодрый голос «дедули», и дверь распахнулась.
        На пороге стоял высоченный, широкоплечий, бандитской наружности дядька в джинсах и тельняшке. Загорелая лысина сверкала в свете лампочки под потолком, которой антиквар почти касался головой. Сползшая с плеча тельняшка являла взглядам татуировку: русалка, вырывающаяся из объятий рогатого черта. Черт весело ржал и был подозрительно похож на хозяина татуировки. Черные разбойничьи глаза дядьки с интересом осмотрели всю компанию.
        - Я извиняюсь, вы что, все внуки генерала Полторецкого?
        - Внуки - это я и вот эта Орала-мученица, - пояснил Пашка, не обращая внимания на яростный тычок в бок от кузины. - Томная газель - моя невеста. - Последовал второй тычок, теперь уже от «томной газели», Сони. - Все остальные - наши друзья, лица, так сказать, заинтересованные. Здравствуйте, Соломон Борисович!
        - Приветствую, проходите. - Дядька посторонился, пропуская гостей, и уткнулся внимательным взглядом в лицо Сони. Смотрел он долго, и стоящий рядом Пашка уже начал хмуриться, когда Соломон Борисович спросил:
        - Девочка моя, вы, случайно, не имеете отношения к Рахили Понизовской?
        - Имею, - немного растерянно ответила Соня. - Только она теперь не Понизовская, а Гринберг. Понизовская - девичья фамилия… Я ее дочь. А это моя младшая сестра.
        - Вот я так и знал! - с удовольствием отметил антиквар. - Красота - вещь вечная. В молодости с вашей матери можно было писать Афродиту, но она так и не согласилась мне позировать в… надлежащем, так сказать, виде.
        - Вы знакомы с мамой? - хором спросили Соня и Белка.
        - Еще как! Более чем знаком! - взмахнул огромной рукой дядька. - Но сколько лет прошло, страшно подумать! Впрочем, что же я болтаю… Прошу в комнату!
        Комната была большой, пыльной и страшно захламленной. Вдоль стены стояли три дивана: деревянный с гнутыми ножками, обтянутый тканью в мелкий цветочек, рыжий плюшевый и вполне современный кожаный в кабинетном стиле. Два огромных серванта были забиты фарфоровой посудой, на каждом сверху стоял самовар. Необъятный письменный стол был завален бумагами, книгами, серебряными ложками, газетами, заставлен статуэтками, подсвечниками и мраморными слониками. А среди всего разнокалиберного «добра» как-то умещался вполне современный компьютер. Старинный рояль тоже чуть не трещал под тяжестью бронзовых канделябров и статуэток в античном стиле. Из-под тяжелых бархатных портьер на окне выглядывала золотистая парча, из-под парчи - зеленый шелк, из-под шелка - кружевной тюль. Стены были увешаны картинами, и первое, что увидели ребята, войдя в комнату, - большой, в резной раме, портрет… Сони.
        - Оба-на… - ошалело прошептал Пашка.
        Белка громко ахнула. А Юлька завопила:
        - Откуда это у вас?!
        - Что значит «откуда»?! - немного обиженно спросил Соломон Борисович. - Генерал Полторецкий не говорил вам, что в молодости я баловался живописью? Портрет моей работы. К счастью, у меня вовремя хватило ума понять, что Рафаэлем мне никогда не стать, а по мелочи работать незачем.
        - Но это наша Соня!
        - Не ваша Соня, а моя Рахиль, здесь - еще студентка консерватории. А закончил я портрет за неделю до того, как она дала согласие босяку Семке Гринбергу. До сих пор не понимаю, чем тот ее взял. Я говорил ее отцу, что девочка уходит не в те руки, но…
        - Соломон Борисович! - пришла наконец в себя и возмутилась Соня. - Бэлла еще ребенок, и я не позволю, чтобы она слушала…
        - Прошу прощения, - спохватился антиквар. - Садитесь, молодые люди, чувствуйте себя как дома, рассказывайте о вашем деле. Я обещал генералу Полторецкому, что поспособствую вам как могу… А для дочерей Рахили я просто душу выну из живота! - патетически завершил хозяин квартиры.
        - Такой жертвы, я уверена, не потребуется, - нервно сказала Соня, присаживаясь на кожаный диван.
        Атаманов, опасливо посмотрев по сторонам, решил не осквернять своим тылом дорогостоящей мебели и сел прямо на пол. Юлька с облегчением последовала его примеру. Белка осторожно присела рядом с сестрой, Пашка остался стоять у стола.
        - Генерал Полторецкий говорил, у вас какое-то старинное оружие?
        - Да. - Пашка раскрыл сумку и выложил на стол оба меча.
        Лицо Соломона Борисовича моментально приняло профессиональное выражение: равнодушное, с легким налетом вежливого интереса.
        - Та-а-ак… Очень, очень впечатляет… если только не подделка. Где брали, юноша?
        - Предположим, нашли.
        - В капусте?
        - Почти. В картошке.
        - Мгм… Значит, выкопали в собственном огороде? Бог мой, никакой фантазии у современных авантюристов! Все как всегда. Что ж, в картошке так в картошке…
        Антиквар, вооружившись лупой, зажег галогеновую лампу над столом и низко склонился над оружием. Все, затаив дыхание, ждали.
        - Мы наводили справки, - не вытерпел Пашка. - Нам сказали, что оружие четырнадцатого века.
        - Возможно, возможно… И в прекрасном состоянии… А грязь и копоть - липовые, наносили явно после обнаружения. Ваша работа, молодые люди?
        - Нет, - удивленно сказал Пашка. - Мы его таким нашли. Клеймо мастера очистилось случайно.
        - Юноша, при всем моем уважении, очень сомневаюсь, что оружие так хорошо сохранилось на вашей фамильной плантации.
        - Оно было не на плантации, а в стене, - переглянувшись с друзьями, объявил Пашка. Потом пояснил: - В стене Симонова монастыря.
        - Вот это уже ближе к истине, - одобрил Соломон Борисович. - Найдено лично вами?
        - Нет, не мной. Одной девушкой… которой здесь нет. Она - студентка, нашла оружие случайно - во время реставрационных работ обвалилась часть стены, и… В общем, она вынесла находку из монастыря, но, как она уверяет, сумку с кладом у нее украли.
        - Мгм, продолжайте…
        - Все лето мечи находились неизвестно где, а три дня назад мы их выкопали в картофельных грядках, они лежали в этой сумке, завернутые в кусок брезента и полиэтилена. Мы выяснили, что в тех местах регулярно роются археологи: ведь недалеко Угра, где в пятнадцатом веке…
        - Помню. Дальше.
        - Нынешним летом там тоже работала экспедиция. Но я узнал, что никакое учреждение не посылало туда поисковиков. Или экспедиция была нелегальная, или там вообще были не археологи.
        - А как вам удалось такие подробности узнать? - вдруг поинтересовался антиквар.
        Помедлив, Пашка кивнул на компьютер.
        - Так вы, как сейчас говорится, хакер? - Соломон Борисович вдруг несказанно обрадовался. - Павел, мне вас просто господь послал! Вы не представляете, сколько в моей нервной работе приходится прибегать к помощи электронного монстра!
        - Кто тут вам монстр?! - обиделся Пашка за компьютер, который был для него святее папы римского. - Лично я всю рухлядь из вашей квартиры отдал бы за один юженый писюк!
        - Выбирайте выражения, шлемазл, здесь девушки, - строго заметил антиквар.
        Раздался дружный смех присутствующих, и Соня, давя улыбку, пояснила:
        - Соломон Борисович, не обращайте внимания. «Юженый писюк» - это всего-навсего персональный компьютер, бывший в употреблении.
        - Сонечка, хорошую вещь так не назовут, - упорствовал Соломон Борисович. - Впрочем, вам, молодым, виднее… Так о чем я? Ах да! Мне пришлось на старости лет заканчивать курсы, чтобы хоть как-то разбираться во всяких там чатах, сайтах и аськах… Уже готов был нанимать секретаршу, но в последний момент отказался от такой мысли. В нашей работе, видите ли, присутствие посторонних лиц должно быть сокращено до минимума. Пришлось самому… Господи, как раньше все было просто! Приходил человек с вещью - разумеется, не просто так, а с рекомендациями от солидных знакомых, - и все было тихо, спокойно, по-деловому. А сейчас что? Какие-то кошмарные сайты, где происходит форменная торговля краденым! Интересно, о чем думают юные рукопомойники? Неужто полагают, что милиция не заглядывает на те сайты?!
        - Тех, кто ходит на сайты, довольно трудно отследить, - дал профессиональную справку Пашка. - Милиция вряд ли сможет. Я - еще могу попытаться.
        - От скромности вы не умрете, - съехидничал Соломон Борисович.
        - Да уж не хотелось бы, - в тон ему ответил Пашка. - Может быть, вернемся к нашим баранам?
        - А я о чем? Как раз о них! Не далее как на прошлой неделе захожу на один из шаромыжных сайтов и натыкаюсь на объявление: некий «граф Радзивилл» готов продать золотую чашу четырнадцатого века с гранатами и «какими-то синими камешками», якобы из старинного монастырского клада. Прямо так, босяк, и написал! И скажите мне, какой серьезный человек купится на подобную мастырку?! Ясно ведь: или ерунда, или подстава милиции! Я обычно не вступаю в переписку с интернетской шпаной, но тут не выдержал и написал тому Радзивиллу с манией величия, чтобы вел себя поосторожнее. Милиция таки да проглядывает эти сайты! И кто знает, может, Министерство внутренних дел уже выделило бюджет на подготовку кадровых хакеров.
        Наступившая после слов антиквара тишина была такой, что даже стал слышен гул машин за окном. А потом Полундра и Атаманов дружно заорали так, что Соломон Борисович подпрыгнул в кресле.
        - Наша чаша!
        - Что, и она тоже - ваша? - сощурился антиквар. - Сонечка, вы, кажется, тут единственный нормальный человек. Объясните наконец, что все это значит!
        - Соломон Борисович, ребята говорят правду, - поторопилась объяснить ситуацию Соня. - Татьяна, та девушка, которая нашла клад, говорила нам, что там еще была золотая чаша с красными и синими камнями. Но ее украли вместе с мечами, а в сумке, найденной нами на огороде, лежали только мечи.
        - Мгм… Так вы полагаете, что граф Радзивилл - и есть ваш вор?
        - Мы поэтому и пришли к вам, - снова встрял Пашка. - Хотелось бы знать, как обычно реализуются такого рода ценности. Вещь нестандартная, очень дорогая, велика возможность того, что продавца с ней заметут. Так ведь?
        - Вы здраво мыслите, юноша.
        - Лично вам приходилось приобретать подобные вещи? - в упор спросил Пашка.
        - Разумеется, - спокойно ответил Соломон Борисович. - Главным образом, для перепродажи за границу и в частные коллекции.
        - И всегда их вам приносили проверенные люди с хорошими рекомендациями? Случайных продавцов не было?
        - У случайного человека я никогда бы не купил ничего подобного, - твердо ответил антиквар. - Ценные вещи часто имеют грустную историю. Откуда мне знать, что из-за нее никто никого не бил по голове домкратом?
        - «А у нас сосед соседа бил вчера велосипедом…» - машинально продекламировала Полундра.
        Сидящая рядом Белка хихикнула, но антиквар без тени улыбки подтвердил:
        - Вот именно, девочка моя. Садиться на нары за чужие подвиги - благодарю покорно…
        - То есть сделка по Интернету для вас неприемлема?
        - Ни в коем случае. И, уверяю вас, ни один серьезный человек, занимающийся антиквариатом, на такое не пойдет.
        - Получается, нашему вору просто некуда ткнуться с этой чашей?
        - Скорее всего, да. Правда, он может выковырять камни, а саму чашу продать как золотой лом… Но старинное золото сильно отличается от современного, и работники ломбарда наверняка вызовут милицию. А в нелегальной скупке, если у продавца есть выход на такую скупку, дадут восьмую часть настоящей цены. - Соломон Борисович вдруг тихо рассмеялся и стал окончательно похож на Бармалея. - Лично я бы жулику не позавидовал. Сидеть буквально на горшке с золотом - и не иметь возможности этим воспользоваться… Все равно что украсть «Джоконду» из Лувра. Украсть-то можно, а попробуй продай! А мечи представляют ценность исключительно для коллекционеров и ученых-историков. Насколько я знаю, русских мечей находили крайне мало, а уж времен Куликовской битвы…
        - От Куликовской битвы вообще мало что нашли, - важно сообщил Атаманов сведения, почерпнутые у Светланы Леонидовны. - Говорят, что она и не в Тульской области была, а где-то здесь, на Краснохолмской набережной.
        - Ого! Этому теперь в школе учат? - удивился антиквар. - Браво, юноша! Я слышал данную гипотезу, но, на мой консерваторский взгляд, она слишком сомнительна. Однако вернемся к вашим мечам. Повторяю, для обычного ворья они не имеют никакой ценности, но для специалистов… Кстати, вы-то что намерены с ними делать? Сразу хочу сказать: генерал Полторецкий просил меня не называть точной стоимости сих произведений искусства. Чтобы, так сказать, не вводить молодую поросль в соблазн.
        - Значит, бешеных бабок стоят, - грустно сделала вывод Полундра. - Вот дед вредный… Боится, что народное достояние загоним…
        - А вообще-то неплохо было бы, - мечтательно произнес Серега, избегая тем не менее встречаться взглядом с Натэлой. - Я б маманю в санаторий отправил на все лето… Или в Анталью… Варикоз бы ей вылечил…
        - Молодой человек, ваша забота о родительнице похвальна, но… Поверьте, не стоит в вашем возрасте привыкать к легким деньгам, - назидательно сказал Соломон Борисович. - Стоит только начать, и вы ступите на такую закрученную дорожку, что ваша мама проклянет и тот санаторий, и день, когда она согласилась в него поехать.
        - Да уж, точно, - мрачно согласился Серега. - И еще все кишки вынет, мол, откуда бабки взял…
        - Вот видите, видите! А сколько, простите, вам лет?
        - Четырнадцать.
        - Господи, мне бы ваши проблемы! Через пять-шесть лет вы и так прекрасно обеспечите свою матушку. И, заметьте, без риска для свободы и здоровья!
        Атаманов в ответ проворчал, что пять-шесть лет еще нужно как-то жить, а у матери единственные сапоги в ремонте. Но тут Натэла толкнула его в плечо, и Серега заткнулся.
        - Соломон Борисович, а вы помните, на каком сайте общались с э… графом Радзивиллом? - спросил Пашка.
        - Легко можно найти. А что, вы намерены его вычислить?
        - Попытался бы, - скромно кивнул Пашка. - И, если возможно, с вашего компьютера, мой остался дома.
        - И много времени займут поиски?
        - Не знаю. Если дело затянется, я продолжу ночью у себя. Но не думаю, что у Радзивилла стоит сильная защита.
        - Павел, вас не пыталась купить сицилийская мафия? Или американская? - серьезно поинтересовался антиквар, хотя в его глазах скакали чертики. - Вы - незаменимый человек для разного рода джентльменов удачи.
        - Я патриот, - гордо сказал Пашка. - А родная мафия пока не обращалась. Будем включаться, Соломон Борисович?
        - Что ж… Рискнем. Это становится интригующим.
        Соня тем временем медленно бродила по комнате, с интересом рассматривая старинные вещи и то и дело возвращаясь взглядом к портрету матери.
        - Какой у вас прекрасный рояль, - заметила она, остановившись рядом с инструментом. - Соломон Борисович, вы напрасно ставите на него… тяжести. Они могут ему повредить, и звучание искажается.
        - Вы правы, Сонечка. Но… сами видите, места в моих апартаментах не так много, я даже пиратски захватил соседнюю комнату, где сейчас никто не живет. А рояль хороший, беккеровский, начала прошлого века… Вы играете?
        - Разумеется. И Бэлла тоже.
        - А вас не затруднит… Помните, у Шопена есть мазурка в четыре руки… Дай же бог памяти…
        - Номер три до минор?
        - Кажется, да. В ней, знаете ли, столько недоговоренности… Вон там, под подсвечником, лежат ноты. Рахиль очень ее любила.
        - И сейчас любит. - Соня решительно подняла крышку рояля. - Мы сыграем вам ее, Соломон Борисович. Бэллочка, поди сюда. Первая партия сложнее, ты поведешь вторую.
        Сестры Гринберг уселись за рояль, одновременно кивнули друг другу - и заиграли. Легкая, чуть печальная мелодия поплыла по захламленной полутемной комнате. Полундра и Атаманов посмотрели друг на друга, вздохнули и приготовились не дать друг другу невоспитанно заснуть в чужом доме. Натэла слушала, положив подбородок на кулаки. Старый антиквар слушал тоже, откинувшись на спинку своего кресла и закрыв глаза. Пашка ожесточенно двигал «мышью», и в его глазах отражался голубой свет монитора.
        Юлька не любила классическую музыку, и все попытки Белки привить ей удовольствие слушать «хотя бы Чайковского!» оканчивались неизменным крахом. Многоступенчатые пассажи и виртуозные тридцать вторые, исполняемые подругой, изрядно ее утомляли, а в больших дозах просто выводили из себя. Но сейчас музыка, к счастью, не особенно напрягала Юлькин слух и даже слегка напоминала Петровичевы романсы, иногда, под хорошее настроение, исполняемые дедом по утрам в ванной. Поэтому она вздрогнула от неожиданности, когда прозвучали последние аккорды и наступила тишина. Но почти сразу же ее нарушил Пашкин радостный голос:
        - Готово!
        - Что, что, что?! Получилось?! - кинулись к нему Атаманов, Юлька и Натэла. Даже Белка выскочила из-за рояля.
        - Босота гаешная… - вздохнул антиквар, открывая глаза, глядя на ребят. Затем повернулся к Соне: - Спасибо вам неописуемое, девочка.
        Соня улыбнулась, пожимая плечами: мол, не за что. И лишь после этого снисходительно посмотрела через головы толпящегося возле компьютера молодняка:
        - Пашка, что там у тебя?
        - Есть наш графуля Радзивилл… Вот, пожалуйста, - Модзалевский Антон Владиславович. Та-а-ак…
        - Что - так? - подозрительно спросила стоящая рядом Полундра, которую весьма насторожило довольное выражение Пашкиного лица. - Ты его знаешь?
        - Ты помнишь парня, которого вчера Атаман до дома на Арбате вел? Натэла, на кого, ты сказала, он похож?
        - На… первого бабушкиного мужа… То есть на Джорджа Клуни.
        - Я ночью пробивал этот адресок - Кисловский переулок, дом два. Угадай, кто там прописан?
        - Модзалевский?! - завопила на всю квартиру Юлька.
        Рояль загудел, хрустальные подвески на люстре закачались, Соломон Борисович слегка поморщился.
        - Точно так, - с удовлетворением кивнул Пашка. - Вернее, Модзалевские - Владислав Стефанович, Мария Станиславовна и их сын Антон, студент исторического факультета моего родного универа.
        - М-да-а, - пробормотал Соломон Борисович. - Маме этого юноши дом престарелых не грозит…
        - Ура-а-а!!! - заголосила Юлька, вскочив. И тут же заговорила с интонациями любимого агента Тайгера: - Что ж, горизонт проясняется, господа. Мы теперь, выходит, знаем, кто все украл.
        - Или кому все отдали добровольно, - заметила Соня. - Натэла, ты вроде говорила, что у них было любовное свидание?
        - Мне показалось, да, - сдержанно сказала Натэла. И тут же добавила: - Но они не целовались! Кажется, он сердился, а она потом плакала.
        - Кто - он? Кто - она? - возмутился из своего кресла забытый всеми антиквар. - Дети, требую объяснений! Сонечка, вы тут…
        - …единственный здравомыслящий человек, - ехидно подсказал Пашка.
        - Да! - не заметил иронии антиквар. - Введите же меня в курс дела! Неужели я на самом деле упустил золотую чашу четырнадцатого века?
        Соня коротко рассказала о вчерашнем задании Натэлы и Атаманова, присовокупив:
        - Может быть, и хорошо, что вы ее упустили, Соломон Борисович. Ведь мы до сих пор не знаем, как клад попал к Модзалевскому. И почему чаша осталась у него, а мечи оказались в огороде у Пантелеича.
        - Чего тут непонятного? - хмыкнул Атаманов. - Чаша золотая, он ее себе оставил - загнать, наверное, хотел, да не получилось. А мечи ему зачем? Выбросил…
        - Не может быть, - твердо заявила Соня. - Паша, ты, кажется, сказал, что Модзалевский - студент истфака? Значит, он должен понимать, что за вещи попали ему в руки. Как он мог их выбросить?!
        - Лично меня больше интересует Таня, - задумчиво произнес Пашка. - В каких она отношениях с Модзалевским?
        Атаманов шепотом, чтоб не слышала сидящая рядом Натэла, предположил - в каких.
        - Возможно, - согласился Пашка. - Но слабо верится, что они организовали кражу вместе. Тогда бы она просто не пошла на контакт с нами.
        - Надо с ней поговорить, - решительно предложила Полундра.
        - Прижать по-настоящему! - зарычал Атаманов.
        - Мы не можем ее прижимать! - рассердился Пашка. - Мы не милиция, и доказательств у нас никаких. Если она не совсем кретинка, то рассмеется и скажет, что нам дурацких сериалов надо меньше смотреть. Про агента Тайгера.
        - Ничего он не дурацкий! - вскипела Юлька. - А вот я сейчас как расскажу, ЧТО ТЫ по телику включаешь, когда думаешь, что я сплю…
        Пашка дернулся. Соня смотрела на него с растущим подозрением. Соломон Борисович тихо смеялся в своем кресле. Белка решила, что пора спасать положение, и торопливо спросила Павла:
        - А номер мобильного телефона Тани ты не вычислил? Помнишь, обещал вчера, по адресу…
        - Вычислил, конечно, - поспешно отозвался тот, исподтишка показав хихикающей Юльке кулак. - И что толку? Если она не захочет с нами общаться, то после первого же моего звонка сменит «симку». И все!
        - У нас еще Нютка осталась… - напомнила Натэла.
        - Можешь про нее забыть, - отмахнулся Пашка. - По домашнему говорят, что там такой нет, а мобильный молчит. Перепутала что-то Васильевна.
        - Может, сгонять в выходной в Михеево, еще раз спросить? - предложил Атаманов.
        - Лучше не надо, - решил Пашка. - Еще перепугается бабка до смерти! Истфак, истфак… Есть у меня один человечек… В общем, шелупонь, пора и честь знать. Мы и так уже злоупотребили… всем, чем можно.
        - Ну что вы, - вежливо отозвался Соломон Борисович. - Был счастлив познакомиться. Павел, у вас великое будущее.
        - Спасибо, мне это уже говорили.
        - Сонечка, боже вас упаси с ним связываться!
        - Мне это тоже говорили, - улыбнулась Соня. - Всего хорошего, Соломон Борисович.
        - И вам также. - Антиквар пошел проводить гостей до прихожей. - Передайте привет Рахили… если она меня вспомнит. Соня… вы не могли бы задержаться на секунду?
        Соня, уже стоящая на пороге, с недоуменной улыбкой вернулась в квартиру. Пашка шагнул было вслед за ней, но был остановлен вежливо закрывшейся перед его носом дверью.
        - Чего ему надо, бандиту старому? - проворчал он.
        - Про маму будет спрашивать, - уверенно заявила ничуть не удивленная Белка, садясь на перила лестницы. - Подождем здесь.
        Белка не ошиблась. Едва они с Соней остались одни, Соломон Борисович смущенно спросил:
        - Скажите, девочка моя… Я понимаю, что, может быть, перехожу все рамки приличий, но я слышал… Верно ли, что ваши родители больше не вместе?
        Некоторое время Соня молчала, внимательно глядя на антиквара. Затем сказала:
        - Да, они развелись два года назад. Но выступают по-прежнему вместе, у них творческий дуэт.
        - Все-таки развелись? Хм-м-м… Что ж, я всегда знал, что… Впрочем, для вас это неинтересно. Как вы думаете, я могу как-нибудь позвонить Рахили?
        - Отчего же нет? - улыбнулась Соня. - Если, правда, сумеете перехватить ее между гастролями. Хотите, я сама позвоню вам, когда мама будет в Москве?
        Соломон Борисович молча благодарно поцеловал руку Сони и открыл для нее дверь.
        До самой Восточной улицы Соня молчала и загадочно улыбалась. Точно так же улыбалась и Белка, изредка переглядывавшаяся со старшей сестрой. Пашка сидел с остановившимся взглядом и барабанил пальцами по своему колену, точно по клавиатуре. Полундра уже знала, что таким образом у ее кузена выражается бешеный мыслительный процесс.
        Когда вся компания выгрузилась из метро, Пашка быстро объявил, что у него на сегодня намечено еще одно дело, ввинтился в уже отходящий автобус, идущий к центру, и уехал.
        - Опаньки… А нам что делать? - немного обиженно спросил Атаманов, провожая глазами автобус.
        - Стих учить, - усмехнулась Юлька. - Про анчар, на завтра. Тебя русичка обещала еще раз спросить, забыл? И к Батону зайти надо, новости рассказать. А то сидит там, таблетки жрет и злится, что без него все идет. Пойдемте, братва, время есть еще!
        Стихотворение Атаманов не выучил и лучшим выходом из положения посчитал не приходить на литературу вообще. Поэтому на другое утро они с Батоном сидели в кустах напротив дома восемь по улице Машиностроения. Батон отчаянно чихал, и Серега посматривал на друга с подозрением.
        - Как тебя бабка из дома выпустила? - удивился он после Батонова шестого чиха подряд и яростного сморкания в салфетку.
        - Сам убег, - придушенно отозвался Батон. - Замучила совсем: «Андрюшенька, выпей таблеточку! Андрюшенька, носик дать высморкать? Андрюшенька, съешь кашку… Андрюшенька, тебе в компьютер вредно играть, глазки заболят…» Это ж какое здоровье надо иметь, чтоб с утра до ночи ее слушать! Подождал, пока она в магазин смоется, и убег. Ей-богу, лучше в школе сидеть!
        - Нечего там делать, - солидно сказал Атаманов. - У нас здесь дело найдется. Не знаю, что там Пашка придумал, но мне эта Таня ну совсем не нравится!
        - И что теперь? До ночи здесь сидеть? - Батон считал филерскую работу делом нудным и неблагодарным. - Может, ее дома нет. Может, ночевать не приходила. А может, в пять утра из дома смылась, а мы тут только с восьми. Смотри, скоро дождь пойдет…
        - Дождь пойдет - литература кончится. Пойдем назад на алгебру. И, между прочим, дома она, вон окна горят… Упс! - Серега наполовину высунулся из укрытия. - Кончили гореть. Значит, сейчас выйдет…
        - Мамахен ее, - ехидно перебил Батон. - Или папахен. Или бабка с дедкой. Нет, Атаман, как хочешь, а мне…
        - Ну, вот она! Я ж говорил! - радостно зашептал Серега, давая другу ладонью по макушке и тем самым вынуждая пригнуться. - Видишь - серый клифт и берет зеленый с помпоном. Чешет на автобус наверняка. Опять, кажется, зареванная. Или накраситься не успела. Сейчас мы с тобой за ней пройдемся до самого…
        Закончить фразу Атаманов не успел. Батон вдруг вытаращил глаза, встал в кустах во весь рост, не реагируя ни на тычки, ни на бешеное шипение, и с громким воплем «Ёкарный бабай!!!» помчался наперерез грустно бредущей к остановке Тане. Атаманов, не успевший ни остановить друга, ни что-то понять, ошарашенно смотрел ему вслед.
        Часом позже у Полундры, чинно сидящей за партой на уроке алгебры, пискнул мобильный: пришла эсэмэска.
        - У кого включен телефон? - грозно вопросила из-за учительского стола толстенькая математичка по прозвищу Катушка. - Полторецкая! Кажется, я сто раз предупреждала, чтобы на уроке не было этих игрушек!
        - Он выключен, Алла Викторовна! - Один глаз Юльки честно таращился в лицо преподавательнице, другой - косился на экран мобильного: Полундра силилась рассмотреть, от кого поступило сообщение. - Чес-слово, выключен! Это вибрация… То есть прыгает он так…
        По классу побежал смешок. Сидящая рядом Белка давилась беззвучным смехом. Даже Натэла едва удерживалась от хохота. Но Катушка общего веселья не разделяла:
        - Полторецкая! Или твой телефон перестает… мм… прыгать, или допрыгаешься ты сама! Немедленно прячь аппарат и выходи к доске! Изволь мне решить вот это неравенство и… Мтварадзе, Гринберг! Что за азбука для глухонемых?
        Натэла, которой Юлька бросила, выходя к доске, свой телефон, через проход строила какие-то гримасы увлеченно внимающей Белке. После замечания Катушки обе сели прямо, будто палки проглотили, но взгляды девчонок были прикованы к голубому экранчику Юлькиного телефона, на котором светилось: «В три часа, в «Макдоналдсе» на Пушкинской жду всю команду. Атаману и Батону я сообщил. Есть новости. Пашка».
        В три часа в старейшем московском «Макдоналдсе» собралась вся компания Юльки Полундры. Первыми прибыли три подруги и очень удивились, не увидев в зале ни мальчишек, ни Пашки. Атаманов с Батоном сегодня вообще не появились в школе, и если у Андрюхи хотя бы имелась уважительная причина, то отсутствие Атаманова очень удивляло Белку и нервировало Натэлу. Не удивлялась только Юлька, которая вчера вечером столько раз прочла Сереге по учебнику злополучное стихотворение, что в конце концов выучила его сама. Но Атаманов, мозг которого решительно отказывался воспринимать рифмованный язык начала позапрошлого века, так ничего и не усвоил, обозвал Пушкина нелитературным словом и ушел домой спать. Вечер, впрочем, все равно прошел не бездарно, поскольку Полундра на литературе оттарабанила стихи без сучка без задоринки, хотя и, по оценке русички, «как пономарь». Последнее означало четверку, но Юлька и тому была рада. Так что причина отсутствия Сереги была ей вполне понятна и даже извиняема. Но вот сейчас-то он где? И хоть бы позвонил, паразит! Юлька уже тысячу раз набирала номер Сереги, а заодно и Батона, но
телефоны ребят ехидно сообщали: «Абонент вне зоны действия сети».
        - В подземелье они, что ли, сидят? - забурчала Юлька, запихивая телефон в карман. - В Симоновом монастыре? И Пашки тоже нету! Ну, щас я ему сама позвоню, пахан липовый!
        Но звонить не пришлось: стеклянные двери «Макдоналдса» открылись, впустив очередную порцию голодных и в их числе Пашку, Соню и неизвестного молодого человека в очках с толстыми стеклами. Все трое направились к столику, за которым сидели подруги.
        - Вас где носит? - немедленно начала бушевать Юлька. - Сидим, ждем, как три девицы под окном, а тут еще…
        - Ого, Пушкин тебе на пользу пошел! - оценил Пашка. - Ладно, мать, сдуйся, не ори. Лучше вот знакомьтесь. Это Мишка Варламенко, будущая надежда отечественной археологии, студент истфака. Мы с ним сто раз в курилке болтали, и хоть бы раз он раскололся, что летом на раскопках был. С самим графом Радзивиллом!
        - С кем? - удивленно переспросил Миша.
        - С кем?! - хором закричали девчонки.
        - С графом Радзивиллом! - откровенно забавлялся Пашка. - С самим великим и ужасным Антоном Модзалевским! Мишка, не хлопай глазами, ты на филина похож делаешься… Радзивилл - ник вашего Антона, я его по Интернету вычислил.
        - Это на него… кхм… похоже, - откашлявшись, серьезно сказал Миша. - Прогрессирующая мания величия. А раскопки… Ну как я мог о них болтать, если мы копали без всякого разрешения? Кхм… нелегально, в общем.
        - Так, мне никто ничего не хочет объяснить, парни?.. - тоном агента Тайгера начала Юлька.
        - Все очень просто, - успокоил ее Пашка. - Мишка Варламенко все лето рыл землю на задворках Михеева вместе с Антоном Модзалевским и еще с одним своим другом, который приехать не смог: в данный момент сдает зачет.
        - Но зачем? - удивилась Белка. - Батон же… то есть наш друг Андрей… говорил, что там уже все рыто-перерыто и искать нечего. Там уже давно все выкопали!
        - Мы тоже так думали, - кивнул Миша, поправляя очки на переносице. - Район стояния на Угре уже хорошо исследован, и мы говорили Антону, что ничего нового там найти нельзя. Но он почему-то был убежден, что мы непременно найдем клад. Так и твердил: «Имею точную информацию».
        - Почему вы ему поверили? - задумчиво спросила Соня, потягивая через трубочку молочный коктейль. - У него столь сильная харизма?
        - Знаете… я как-то об этом не думал… - растерялся Миша. - Просто он всегда говорил так, будто знал точно… - Парень умолк и беспомощно посмотрел на Пашку сквозь толстые стекла очков.
        Пашка откусил от Юлькиного гамбургера, сделал вид, что не заметил ее негодующего взгляда, и сказал:
        - Насколько я понял, Антон Модзалевский пользуется на курсе большим авторитетом. Его родители - потомственные археологи, отец руководил раскопками в Крыму, ему принадлежит ряд открытий в районе дворцов Митридата в Керчи, мать - специалист по скифским курганам, была в составе экспедиции, нашедшей знаменитый золотой гребень. Короче, подготовка у парня основательная. И голова у него варит прекрасно. Мишка говорит, что его курсовая работа по русскому оружию ближнего боя принята как основа для диссертации. Представляете? А он еще только на третьем курсе! Так что парни ему сразу поверили.
        - Ничего не сразу, - вдруг обиделся Мишка. - Никто не хотел вляпываться в неприятности, ведь нелегальные раскопки, между прочим, криминал. Но… Он говорил, что нас ждет колоссальное открытие, не хуже шлимановского обнаружения Трои.
        - Действительно мания величия, - пробормотала Соня.
        - Археологи все на голову больные, - успокоил ее Пашка. - Мишка, дальше давай.
        - А что дальше? Дальше мы договорились работать под туристов. То есть ставим палатку на берегу реки, живем… и потихонечку копаем.
        - Модзалевский знал, где именно? - быстро уточнил Пашка.
        - Кхм… не знаю, - пожал плечами Миша. - Сначала уверял нас, что точно знает координаты… Мы спрашивали - откуда, но он темнил, не рассказывал. А потом мы поняли, что, похоже, ничего он… кхм… не знает. С середины июля до конца августа рылись впустую, то в одном месте, то в другом, даже пробовали на месте старых раскопок. Славка Жихарев взбунтовался первым, обозвал Модзалевского параноиком и смылся в Москву. Я еще подождал с неделю, но - безрезультатно. Мы так ничего и не нашли.
        - А как сам Модзалевский объяснил неудачу? - поинтересовался Пашка.
        - А никак! - с неожиданным вызовом ответил Миша. - Он вообще ничего не стал объяснять! Есть у него такая манера - задерет нос и смотрит на тебя сверху вниз, как… Как граф Радзивилл! И молчит высокомерно - типа, кто ты такой, ты просто ничтожество, чтоб с тобой разговаривать… Ну, я и…
        - В морду ему дал? - с надеждой спросила Юлька.
        - Почти, - смутился Миша. - В общем, я сказал, что уезжаю. Он согласился. Мы уехали вместе, встретились уже в университете. Но мы с ним до сих пор не разговариваем!
        - Круто, круто, - без улыбки заметил Пашка. - Скажи-ка, а… Опа! А вот и они! Надо же - не сбежала!
        Пашка резко повернулся вместе со стулом, чуть не сбросив на пол Юлькину колу. Полундра изумленно посмотрела на двери, увидела входящих Батона и Атаманова и радостно завопила. И тут же умолкла от изумления, увидев, что вместе с парнями в «Макдоналдс» вошла Татьяна. Она была очень бледной, но с решительным выражением лица. Зеленый берет с желтым помпоном девушка держала в руке, пепельные волосы выбились из пучка. Коротким кивком она поприветствовала всю компанию. Увидев Мишу, изумленно застыла. Тот неловко поднялся из-за столика.
        - Ты?.. - прошептала Таня.
        - Ты?.. - захлопал глазами Миша.
        Юлька уставилась на Таню. Было похоже, что та вот-вот сорвется с места и убежит. И Полундра заголосила, перекрывая грохот посуды, разговоры и писк кассовых аппаратов:
        - Серега, держи ее! Смоется щас опять!
        Половина ресторана обернулась на Юлькин вопль, у кого-то грохнулся поднос, Атаманов подобрался, Таня вздрогнула - но никуда не побежала.
        - Господа и дамы, - официальным голосом начал Пашка, - сохраняйте спокойствие и порядок! Позвольте вам представить неуловимую Нютку, внучку всеми уважаемой Васильевны из Михеева…
        Мгновение стояла тишина. Девчонки и Соня сидели с открытыми ртами, Атаманов и Батон довольно ухмылялись. Миша явно ничего не понимал. Наконец Полундра обрела дар речи:
        - К-к-к-как это? Пашка? Какая же она Нютка, если ее зовут Таня?
        - Нютка - это же Анюта? - растерянно спросила Соня. - Значит - Анна?
        - Нютка - значит «Танютка», - слабо улыбнувшись, пояснила Татьяна. - Меня, кроме бабушки, никто так не зовет. Я привыкла.
        - Вот, блин… - пробормотала Юлька. - Выходит…
        - Выходит, что мы бы в жизни ее не вычислили, - усмехнулся Пашка. - Я лично оказался дурнее всех: пробил Танин мобильный телефон через ментовскую базу и даже не заподозрил, что номер - тот самый, который нам дала Васильевна. А по домашнему телефону отвечал какой-то мужик, твердил, что никакой Нюты или Ани у них нет.
        - Отчим не знает, что я у бабушки Нютка, - объяснила Татьяна.
        - Хорошо, наши чижики, - Пашка весело кивнул на Атаманова с Батоном, - решили, что с утра в школе им делать нечего, и затеяли слежку у дома Тани. Батон, понятное дело, тут же ее и узнал…
        - Еще бы! - буркнул в качестве комментария Атаманов.
        - …и попытался произвести задержание. Но…
        - Ну и бегает она! - восторженно сообщил, снова перебив Пашку, Батон. - Мы ее только за Велозаводской догнали. Да еще чуть в автобус не впрыгнула! Но утром пассажиров полно, народ на работу едет, мы и подоспели. В жизни не видал, чтобы люди так носились!
        - Господи, кому он рассказывает… - пробормотала Белка.
        - Да, они подоспели и на ней повисли, - рассмеялся Пашка. - То есть Батон висел, правильно? Висел, как ризеншнауцер, пока Атаман звонил мне. У меня посреди лекции ка-а-ак мобильный заорет! Пришлось все бросить и бежать. Правда, хрен мне теперь зачет по высшей математике автоматом поставят. А все, Таня, из-за вас. Скажите, почему вы постоянно убегаете?
        - А что же вы хотели? - недовольно пожала плечами Татьяна. - Я Андрея вообще не узнала. Вижу - мчатся два малолетних бандита, орут… И вообще, мне надоело, что за мной все время кто-то бегает! Чего вы от меня хотите, в конце концов? Павел, я согласилась встретиться здесь с вами только для того, чтобы это прекратилось наконец. Я ничего вам не должна! Слышите? Я пришла только затем, чтобы так вам и сказать!
        В голосе девушки послышались истерические нотки. Пашка заметно растерялся, посмотрел на Соню, и та попыталась спасти положение:
        - Танечка, успокойтесь. Конечно же, никто от вас ничего не хочет. Просто в этом деле замешаны очень большие ценности, и мы бы хотели…
        - Что вы хотели? - перебила Таня. - Я тут ни при чем, слышите? И отвечать на ваши вопросы не обязана!
        - Разумеется, но… Может, мы могли бы просто поговорить, и…
        - Мне не о чем с вами разговаривать! - отрезала Татьяна, глядя мимо Сони уничтожающим взглядом на Пашку. - Допрашивать меня вы не имеете права, и если я еще раз увижу вас или ваших малолетних уголовников, позвоню в милицию! Всего хорошего!
        Она круто развернулась на каблуках и четким солдатским шагом покинула ресторан. Пашка ошарашенно смотрел ей вслед.
        - Адьос, команданте… - пробормотал он.
        - Полторецкий, ты полный идиот, - холодно сказала Соня.
        - Согласен.
        - Почему?! - в три голоса заорали Атаманов, Батон и вместе с ними Миша.
        Девчонки переглянулись, снисходительно пожали плечами и дружно покрутили пальцами у виска. Им все было понятно.
        - Потому что бесцеремонно влез в область личных отношений, - четко сформулировала Соня. Допив коктейль, она отставила в сторону пустой стакан и пожала плечами. - Боюсь, теперь у нас вообще ничего не получится.
        - Но послушай… - начал Пашка.
        - Нечего тут слушать! В принципе, она ни в чем не виновата. Да, скорее всего, у нее не украли сумку с кладом, а она сама ценности отдала Модзалевскому! Или он каким-то образом у нее их выманил. Потому что она насмерть в него влюблена! Такая твоя версия?
        - В общем, да…
        - И на что ты рассчитывал? Я тебя спрашиваю, Полторецкий, чего ты ждал?! - Соня, что бывало крайне редко, рассердилась по-настоящему, ее черные глаза сверкали, как у Кармен, и Белка, хорошо знавшая сестру, на всякий случай отодвинулась подальше. - Думал, она будет здесь, среди чужих, посторонних людей, среди этой мелюзги, обсуждать свои чувства? Под твое ерничанье и дуракаваляние? Тебе бы, Полторецкий, не с людьми о жизни разговаривать, а со своим компом в крестики-нолики играть. И еще неизвестно, кто умней окажется! Все, ты мне надоел, мне пора, у меня скоро Брамс в Большом зале. Бэлла, чтобы в семь часов была дома и сидела за роялем. Твои этюды я проверю сама!
        Резко поднявшись, Соня обвела притихшую компанию огненным взором и удалилась из ресторана. За соседними столиками уже никто не разговаривал, не читал газеты и не тыкал в кнопки мобильного: все наблюдали бурное реалити-шоу. Его участники, не замечая внимания окружающих, уныло поглядывали друг на друга и молчали.
        - Ну, господа и дамы? - наконец пришел в себя Пашка. - Мнения имеются?
        - Согласна с Соней по всем пунктам, - проворчала Полундра. - Пашка, ты придурок.
        - Я уже сказал - не возражаю. Жду чего-нибудь более конструктивного. Пацаны, мысли есть?
        - Я есть хочу, - чихнув, объявил Батон. - С утра не жрамши.
        Белка закатила глаза. Полундра высказалась нелитературно. Натэла молча придвинула голодающему половинку своего гамбургера и смотрела глазами печальной лани, как Батон вгрызается в него. Когда с гамбургером было покончено, Натэла задумчиво произнесла:
        - Я, конечно, могу ошибаться, но моя бабушка говорит, что безвыходных положений не бывает.
        - Это барон Мюнхгаузен говорил, - машинально заметил Миша.
        Вся компания свирепо воззрилась на него, и Атаманов прорычал:
        - Ты того, не выступай, пацан! Наша бабка круче твоего барона в сто пятьдесят раз! Натэлка, молодец! Батон, хватит жрать, вставай, поехали! Еще раз чихнешь на меня своими соплями - побью. Достал! У Нино Вахтанговны сегодня спектакль, или как?
        - Должна быть дома, - взволнованно сказала Натэла, поднимаясь.
        Через полминуты за столиком «Макдоналдса» никого не было.
        Вечером Таня лежала на диване у себя дома, завернувшись в старенький плед, и рыдала. Пользы от ее занятия не было никакой, но взять себя в руки и переключиться на что-нибудь другое, хотя бы на подготовку рисунка к завтрашним занятиям в училище, девушка не могла. В квартире никого не было, отчим и мама еще не вернулись с работы, за окном лил дождь, телефон молчал.
        Неожиданно раздался звонок в дверь. Таня не повернула головы, уверенная, что если подойдет к двери, то услышит убитый жизнью голос: «Хазайка, картошка хароший нада?» Снова позвонили: громче и настойчивее. Пожав плечами, Таня сбросила плед, влезла босыми ногами в тапки и пошла к двери. Открыв ее, не смогла ничего сказать, только вырвалось:
        - Ой…
        Перед ней стояла пожилая дама в шикарном кожаном пальто, в шляпе с вуалеткой и с бодро дымящей из-под нее сигаретой. Встретившись глазами с Татьяной, дама лихо загасила сигарету о стену и сообщила:
        - Все время боюсь, что это сооружение, - энергичный жест в сторону вуалетки, - загорится. Вредная привычка, но бросать курить в моем возрасте смешно. Приходится дымить в кулак… Простите, вы - Таня Осипова?
        - Да. - И вдруг Таня узнала хрипловатый, насмешливый голос, и нос с горбинкой, и черные, живые, совсем молодые глаза. Рот открылся сам собой. Вместо голоса извергся восторженный писк: - Ой, мамочки! Вы - Нино Мтварадзе?
        - Ого! - не без удовольствия воскликнула бабушка Натэлы. - Но, девочка моя, вы слишком молоды, чтобы быть поклонницей моего таланта!
        - Моя мама вас просто обожает! Она все ваши фильмы видела по сто раз! У нее даже фотография есть из журнала «Советский экран», вы там…
        - С Арменчиком, - любезно подсказала бабушка.
        - Да, с Джигарханяном. Господи, Нинико Вахтанговна! Я… я… Ой! - не находя слов, Таня прижала руки к груди и, казалось, вот-вот запрыгает, как маленькая девочка при виде феи-крестной.
        Старая актриса молча, с улыбкой смотрела на нее, и постепенно Таня пришла в себя.
        - Неужели вы… ко мне? Вы, наверное, ошиблись дверью. У вас в нашем доме знакомые, да?
        - Нет, девочка моя, я именно к вам. - Нино Вахтанговна перестала улыбаться и серьезно, пристально посмотрела на Таню. - Я пришла к вам извиниться за отвратительное поведение друзей моей внучки.
        Таня перестала улыбаться. Взгляд ее стал тревожным.
        - Деточка, вы позволите мне войти?
        - Конечно. - Таня шагнула назад, в прихожую. - Проходите, пожалуйста…
        Два часа спустя, сидя в собственной гостиной, Нино Вахтанговна рассказывала:
        - Самое трудное было - смыться из квартиры до прихода мамаши. Она, как сказала девочка, моя трепетная поклонница. Видит бог, поклонницы кого угодно отправят на тот свет раньше намеченного! Пришлось оставить пять автографов, подписать книгу воспоминаний жены Зямки Гердта, пообещать написать собственные мемуары и подарить с надписью… Ох! Как все это утомительно, вы бы знали!
        - Ну, что, что она тебе рассказала?! - допытывалась Натэла, утратив свою обычную сдержанность.
        Остальные члены компании молчали, хотя выражение лиц у всех было такое же, как у Натэлы. Даже Игорь Петрович, заглянувший в дом Мтварадзе по-соседски и утонувший в огромном кожаном кресле, не мог скрыть любопытства.
        - Ну, не мучайте же нас, дорогая Нинико! - пророкотал он своим генеральским басом, к которому Нино Вахтанговна испытывала непреодолимую слабость. - Молодое поколение почти в обмороке, вы же видите! И мне тоже ужасно интересно!
        - Ничего интересного, - с нарочитым безразличием отмахнулась старая актриса. - Лишний раз убедилась, какими дурами становятся женщины, когда влюбляются. Девочки, я для вас говорю! При любых обстоятельствах сохраняйте ясность рассудка!
        - Ба-а-а-бушка… - жалобно протянула Натэла.
        - Да я же рассказываю, рассказываю! История стара как мир: наша Таня влюбилась в Антошу Модзалевского. Познакомились на каком-то концерте, встретились несколько раз, а потом у Модзалевского начались зачеты-экзамены, и они перестали видеться. Таня говорит, что он был очень занят, я же подозреваю, что невзрачная девушка ему просто надоела. Мне пришлось просмотреть целую пачку фотографий красавчика, политых ее слезами. Действительно, хор-рош, мерзавец! В семнадцать лет лично я из-за такой сволочи могла бы… Впрочем, вам об этом еще рано… То есть так бы они, видимо, и не встретились больше, если бы Таня не нашла в монастырской стене клад и не приволокла его домой.
        - То есть его у нее не украли? - уточнил Пашка.
        - Нет, донесла в целости и сохранности. Хотя и уверяла, что было довольно тяжело. Таня немедленно позвонила Антону, ведь он, как студент-историк, мог знать, что делать с древностями и как поступить. Но, скорее всего, у нее просто появился прекрасный повод встретиться с ним еще раз. И повод себя оправдал: Модзалевский примчался как на метле. Судя по тому, что рассказывает Таня, юноша вообще крайне честолюбив, уверен в собственной исключительности и жаждет славы и признания.
        Миша и Пашка переглянулись и кивнули друг другу. Пашка оглянулся на Соню. Та хранила ледяное молчание. Белка едва заметно усмехнулась. Полундра нахмурилась. Атаманов сочувственно вздохнул.
        - И конечно, она ему все отдала! - пожала плечами Нино Вахтанговна. - Модзалевский заявил, что у него есть знающие люди, которые могут оценить находку и подсказать, что с кладом делать. И, разумеется, пропал. Неделю Таня ждала, потом сама позвонила ему. Модзалевский заявил, что клад у него украли, и повесил трубку.
        - Вот свинья… - пробормотала Соня.
        Пашка с изумлением посмотрел на нее: подобные слова старшая сестра Гринберг использовала крайне редко. И даже тронул ее за руку. Соня пальцы отдернула и вздохнула:
        - Господи, неужели она ему поверила?
        - В тот момент, видимо, да, - вздохнула в ответ старая актриса. - Не забывайте, Таня до сих пор еще влюблена в него, а уж тогда… В подобном состоянии мы, женщины, вообще верим любому бреду. Даже когда на нас обещают жениться.
        - Нино, они же еще дети! - взволнованно напомнил из кресла генерал Полторецкий. - Вы уверены, что им следует это… мм… знать?
        - Игорь Петрович, я потому и говорю, что они дети! - парировала бабушка. - Взрослым этого уже объяснять не надо! Ну, так вот, Танечка поверила, поплакала, пожалела, но поделать уже ничего нельзя было. В милицию заявлять глупо, ей могли просто не поверить, а если бы поверили, вышло бы еще хуже. Ведь по закону она обязана была сдать найденное в… компетентные органы, а не вручать своему любовнику… Игорь Петрович, не надо так на меня смотреть!
        - А что Модзалевский? - живо заинтересовался Пашка.
        Подошва Сониной туфли проехалась по его ноге, он умолк, но смотрел на Нино Вахтанговну с тем же любопытством.
        - Не знаю, не знаю… - фальшиво отмахнулась та. - У вас, молодежи, все теперь быстро. Вот вам последствия современной кинематографической продукции! А почему? Потому что нет качественных сценариев и хороших актеров. Берут на главные роли своих… Ладно, ладно, Игорь Петрович, не буду портить вам внуков… Таким образом, девочка потеряла разом и клад, и… сердечного друга. Плакала, пила валерьянку, между делом сдавала экзамены, а потом отправилась в Михеево полоть грядки с луком. В первый же день бабушка рассказала ей, что возле реки опять копаются археологи. Таня заинтересовалась, села на велосипед, поехала туда… И угадайте, кого она увидела?
        - Модзалевского! - хором сказали все. А Миша еще застенчиво уточнил:
        - И меня со Славкой.
        - Вы, молодой человек, и ваш Славка ее мало интересуете, - строго сказала бабушка. - Она вновь увидела своего возлюбленного, на сей раз в составе археологической экспедиции. Счастье ее безгранично… в отличие от Модзалевского. Он, я думаю, был крайне озадачен. Вряд ли юноша мог рассчитывать на такое совпадение. Он выбрал район исторического стояния на Угре как раз потому, что место известно своими находками. Кто мог предполагать, что как раз туда приедет на каникулы Таня?
        - Да, и правда, - подтвердил Миша. - Мы со Славкой все лето удивлялись, почему его так злит эта девчонка. Мы ведь не знали, что они знакомы, Антон не говорил, и Нютка… то есть Таня… тоже молчала. Просто приезжала каждый день на велосипеде, говорила, что ей интересно, как идут раскопки. Иногда еду привозила, пирожки какие-то, картошку тушеную. Один раз приехала заплаканная: везла кастрюлю щей и уронила ее с багажника. Мы со Славкой ее утешали, щи доели, которые остались, а Антон даже из палатки не вышел.
        - Блин! Так они поэтому ничего и не нашли! - вдруг подскочила на месте Полундра. - Он хотел «найти» там Танины мечи! А как бы он их нашел, если бы Танька их тут же узнала? Приехала бы на другой день, посмотрела - и узнала бы. О-о-о, теперь понятно, почему мечи были грязью вымазаны! Модзалевский их специально испачкал! Чтобы было похоже, что они с четырнадцатого века там лежат!
        - Позвольте, позвольте… - нахмурился Игорь Петрович. - Ведь русские и татары стояли на Угре в конце пятнадцатого века!
        - Тем и интереснее! - неожиданно ответил Миша, задумчиво поправив очки. - Кажется… кажется, я начинаю понимать. Ведь Антон все лето твердил об ожидающем нас исключительном открытии, о новой загадке археологии… В самом деле, найти на месте сражения, которое состоялось в пятнадцатом веке, оружие, датируемое четырнадцатым… Это действительно могло быть настоящей сенсацией! Модзалевский стал бы знаменитостью, о нем заговорили бы и в университете, и в археологических кругах. Конечно, со временем, я думаю, разобрались бы… То есть прямую подтасовку, может, и не обнаружили бы. Но установить, что оружие пролежало пять веков не в этой земле, а в каком-то другом месте, - смогли бы обязательно. Но понадобились бы довольно долгое время, дорогостоящие экспертизы… А Антон по-прежнему оставался бы героем! Кхм… Здорово придумал, сволочь!
        Некоторое время все молчали. Затем Соня тихо спросила:
        - Нинико Вахтанговна, а вы сказали ей? Ну… про Антона? Про то, как он использовал ее?
        - Нет. Не стала, - помедлив, ответила бабушка. - Получилось бы довольно жестоко, на мой взгляд. И бесполезно. Ведь она о многом уже сама догадывается. Но все еще любит мерзавца и ни во что не хочет верить.
        - Вах, но ведь надо что-то делать! - вскинулась Натэла, сверкнув глазами.
        Сидящий рядом Серега шумно вздохнул, но Натэла ничего не заметила и страстно продолжала:
        - Бэбо! Нельзя все так оставить! Ведь она может… Ведь она всю жизнь будет мучиться!
        - Вряд ли, - поморщилась бабушка. - Сейчас на подобные чувства люди уже не способны.
        - Ты сама говоришь, что все может быть! Нельзя, чтобы она всю жизнь любила подлеца! Так… так… Так нечестно! Неправильно!
        - Точно! - в тон Натэле заявил Атаманов. - Надо нам всем, мужикам, сходить и морду ему набить. Так сказать, коллективно. За все сразу!
        - Оно, может, и справедливо, но Тане не поможет, - поспешно вмешался Игорь Петрович. - Тут нужно идти другим путем.
        - И потом - чаша-то где? - напомнила Юлька, не утратившая здравого смысла. - Мечи-то хоть нашлись, а где чаша, я вас спрашиваю? Золотая которая, с камнями. Он же ее, гад, заныкал и продать собирается! Соломон Борисович человек порядочный, не согласился, но какой-нибудь жулик обязательно найдется.
        - В Интернете дерьма много плавает, - согласился с кузиной Пашка. - Мать, дело говоришь, надо что-то делать!
        - А зачем он мечи зарыл в наш огород? - вдруг подал голос Батон. - Дед, между прочим, там до сих пор роется, как экскаватор, думает сундук с деньгами найти. Вчера телеграмму прислал: «Пока нет, но скоро будет!» Ну, не вышло открытие подстроить, так забери мечи назад в Москву, продай там… или хотя бы дома под кровать кинь. Зачем же было в чужую картошку зарывать?
        Наступила тишина. Все сосредоточенно размышляли. Первым подал голос Миша:
        - Наверное, он просто не мог их забрать. Мы уезжали с ним вместе, я бы заметил лишнюю сумку, мог спросить, что в ней, вот он и боялся. Вероятно, он хотел их спрятать до времени.
        - Допустим, - поморщилась Юлька. - Но вы-то уехали в конце августа, а мы мечи нашли в начале октября! Почему он столько времени за ними не приезжал, скажет мне кто-нибудь?
        - Дела? Занят был? - предположил Батон.
        Никто даже не улыбнулся. В гостиной Нино Вахтанговны снова повисло молчание.
        - Более всего мне жалко Таню, - тихо сказала, наконец нарушив его, старая актриса. - Действительно, в восемнадцать лет такие удары слишком тяжелы. Если бы можно было хотя бы отвлечь ее от этого подонка со сладкой рожицей… Девочки, никогда в жизни не влюбляйтесь в красавчиков! Чем бельмондистее мужик, тем лучше!
        - Чем - что? - чуть не подавился пахлавой Батон.
        - Бельмондистее. То есть похож на Бельмондо. Жизнерадостная обезьяна гораздо надежнее, чем самовлюбленный красавчик. Натэла, имей это в виду!
        Все находящиеся в комнате мужчины, включая Игоря Петровича, дружно взглянули в огромное зеркало на стене. Атаманов остался весьма собой доволен. Пашка, наоборот, нахмурился, скорчил в зеркало зверскую рожу и покосился на Соню. Та, не замечая его гримас, о чем-то сосредоточенно думала. Потом медленно произнесла:
        - Кажется, я знаю, как поступить…
        - Соня, ты гений! - воскликнул Полторецкий-старший, когда Соня закончила излагать свой план.
        Девчонки дружно заверещали от радости, Миша широко улыбнулся. Атаманов и Батон показали друг другу большие пальцы. Пашка повернулся к деду и серьезно спросил:
        - Петрович, если женщина и красивая, и умная, - это опасно?
        - Это со-кру-ши-тель-но! - хлопнул ладонью по колену генерал. - И потому говорю тебе еще раз: проведи сравнительный анализ своих умственных данных и мозгов присутствующей здесь очаровательной мадемуазель, как следует подумай, взвесь все варианты и неизбежные последствия и…
        - Женись! - с триумфом закончила Нино Вахтанговна.
        Грянул хохот, от которого задрожали стены. Не смеялись только Пашка и Соня, задумчиво уставившиеся друг на друга.
        - План действительно заслуживает признания, - отсмеявшись, признал Игорь Петрович. - Но мне только непонятно, каким образом мы заставим Соломона Борисовича играть по нашим картам.
        - Вот уж что будет как раз очень просто… - улыбнулась Соня. - Позвольте мне.
        И прежде чем кто-нибудь из компании понял, что она хочет делать, Соня достала мобильный, набрала номер и заговорила:
        - Шолом, Соломон Борисович. Это Соня Гринберг. Нет, мамы еще нет в Москве, но она будет через три дня, в субботу. Правда, ненадолго, двадцать первого снова улетает, в Вену. Не за что, не за что… Соломон Борисович, не могла бы я попросить вас о небольшом одолжении?
        В субботу к вечеру дождь прекратился и из серых облаков вылезло неяркое осеннее солнце. Пятна «зайчиков» запрыгали по стенам гостиной Нино Вахтанговны, где, как и три дня назад, собралась вся компания Юльки Полундры плюс Миша Варламенко, плюс Игорь Петрович и бабушка Нинико, плюс… Таня.
        Никто из Юлькиной компании до последнего не верил, что Таня согласится на задуманную авантюру. Не сомневалась только Натэла, твердо заявившая: «Если бабушка берется - все будет хорошо!» Так и вышло. Старая актриса полтора часа проговорила с девушкой по телефону, терпеливо выслушивая Танины рыдания, стоны, уверения, что она не хочет, не может, не будет никогда и т. п. и т. д., - и все-таки добилась своего. В субботу, в пять часов вечера, Таня стояла на пороге Натэлиной квартиры - растерянная, заплаканная, с растрепанными волосами, комкающая в руках свой нелепый берет с помпоном.
        - М-да… - покачала головой Нино Вахтанговна, смерив Таню с головы до ног придирчивым взглядом и остановившись на распухшем от слез, блеклом личике. - Тут придется поработать, а времени мало. Ну-ка, сильная половина, марш на кухню! Натэла, еда в доме есть? Вот и пусть они там едят! И не лезут пока!
        Пацаны и генерал были насильно выставлены. Натэла в качестве компенсации выставила перед ними на стол огромный, как колесо, мясной пирог, а сама вихрем помчалась обратно в гостиную, где из распахнутого зеркального шкафа уже летели вечерние платья матери Натэлы, актрисы Театра драмы. Их выбрасывали одно за другим Юлька и Белка, Соня расправляла каждое и раскладывала по креслам и дивану, а Нино Вахтанговна уговаривала вытаращившую от растерянности глаза Таню:
        - Ну же, деточка, раздевайтесь, посмотрим, что можно сделать. Ваш выход через два часа, а вы ни капли не готовы!
        - Н-н-н-нинико Вахтанговна, может быть, не надо? - стучала зубами Таня, неловко стягивая через голову свой бесформенный свитер. - Я… я боюсь… я… не сумею…
        - Обещаю вам, все будет прекрасно! Или я не Нино Мтварадзе! Вам кто-нибудь говорил, что у вас шикарные волосы? Снимайте заколку… В наше время такую длину уже мало кто имеет, лень возиться, а какое большое поле деятельности! Цвет чудесный, настоящий пепельный, прекрасно… значит, дело только за прической… Садитесь в кресло и думайте о приятном! Можете даже про своего мерзавца. Соня, что там с платьями?
        - Может, это? Стальной цвет подойдет к глазам.
        - Нет, она в нем станет похожей на Еву Браун. Хотя, может быть… Нет!
        - Зеленое?
        - Пропадут глаза. И вырез слишком вызывающий, только наша Тамрико может себе такой позволить.
        - Белое закрытое?
        - Как непорочная дева, фу… А нам нужна фам фаталь! О, вон то в самый раз будет! Пятен нет? Швы целы? Великолепно, то, что нужно!
        - Вы… уверены? - робко спросила Таня, поглядывая из-под охапки собственных переброшенных на лицо волос на фиолетовое, с серебристым блеском, платье в пол.
        - Абсолютно! Детка, вы умеете ходить на каблуках?
        - Да. Я занималась бальными танцами…
        - В самом деле? - обрадовалась бабушка. - То-то я сразу заметила вашу чудную осанку! Танечка, как вы можете прятать такую фигуру под вашими жуткими свитерами? Ох, если бы у меня такая была в ваши годы… Бэлла, Юля, достаньте туфли из крокодиловой кожи… там, под шкафом… Девочка моя, у вас ведь тридцать восьмой размер? А к платью пойдет мой аметистовый гарнитур… Натэла, «Ланком» лежит в верхнем ящике, сейчас будем делать лицо. Таня, вы думаете о приятном?
        - Да… Я стараюсь…
        - Прекрасно! Если будете чересчур волноваться, выпьете воды… или валерьянки. А сейчас не шевелитесь, я делаю вам прическу. Не шевелитесь и слушайте инструкции. Если что-то будет непонятно - спрашивайте…
        - Что ж, - довольно сказала Нино Вахтанговна через час. - Я думаю, можно запускать мужчин. Танечка, постарайтесь запомнить их реакцию. И впоследствии вспоминайте каждый раз при плохом настроении. Лучше всяких антидепрессантов!
        - Мужики-и-и! - заголосила Полундра, открывая дверь. - Залетай!
        Послышался нарастающий топот. Пашка, Батон и Атаманов влетели в гостиную - и застыли на пороге. В наступившей тишине четко послышались шаги генерала, который не хотел упускать ничего интересного.
        - Блин! - воскликнул Батон.
        - Е-мое… - сказал Атаманов.
        - Щас зависну… - пробормотал Пашка.
        - Нино, вы просто фея! - подвел итог Игорь Петрович. - Как вам это удалось?
        - Так ведь и материал был хороший. - Довольная Нино Вахтанговна откинулась на спинку стула. - Ну, что я вам говорила? Фам фаталь!
        - Фаталей некуда… - подтвердил Серега. - Нинико Вахтанговна, вы - супер!
        Таня стояла посреди комнаты, неподвижная, как статуя. Фиолетово-серебристое платье, облегавшее фигуру, сделало ее выше и стройнее, небольшое декольте выгодно подчеркивало хрупкие ключицы и грудь. Пепельные волосы были уложены волнами и свернуты на затылке в тяжелый узел, длинные серьги с аметистами подчеркивали серые глаза, сразу ставшие яркими и большими. Пораженные зрители вдруг увидели, что у Тани высокие аристократичные скулы, тонкие и длинные пальцы, мохнатые ресницы. Почувствовав на себе десяток пристальных взглядов, Таня смутилась и растерянно посмотрела на бабушку Нинико.
        - А теперь, детка, пройдитесь, - велела та. - Мгм… Ну что ж, на каблуках вы держитесь прекрасно. Пора ехать!
        - Но как же ехать в метро в таком виде? - неуверенно спросила Таня.
        - Кто здесь говорит о метро?! - возмутилась бабушка. - Вы поедете… Да где же этот бандит? Полчаса назад обещал быть!
        - Всюду пробки, и я не бандит, - раздался из прихожей слегка обиженный мужской голос.
        Через минуту в гостиную вошел, чуть не стукнувшись головой о верхний косяк двери, огромного роста темноволосый парень с косой саженью в плечах, одетый в джинсы и футболку-камуфляж. Со смуглого горбоносого лица смотрели черные, живые глаза. Натэла, увидев его, что-то весело сказала по-грузински, парень ответил, улыбнулся.
        - Мой старший внук Тенгиз, - гордо представила вошедшего Нино Вахтанговна. - Отслужил в ВДВ, теперь работает в спасательной бригаде. Тенго, не стой как памятник воину-освободителю, поздоровайся хотя бы с дамами!
        Но Тенгиз молчал. Его черные глаза в упор смотрели на порозовевшую Таню. Смотрели десять секунд. Двадцать. Тридцать. Минуту. Наконец Таня поднесла руку к лицу и испуганно спросила:
        - Что-то не так? Тушь размазалась?
        - Тенго, где твое воспитание? - воззвала к внуку бабушка. - Чему я тебя учила, кошмар моей молодости?!
        - Здравствуйте, - опомнился Тенгиз, но глаз от Тани по-прежнему не отводил. Подойдя к ней вплотную, он спросил: - Я вас должен сопровождать?
        Таня повернулась к бабушке. Та величественно кивнула и сказала:
        - Таня, забирайте этого солдафона неисправимого и езжайте спокойно. Он на машине. Тенго, ты на машине?
        - Да-а-а…
        - И перестань так смотреть на девочку! Вах, бессовестный! Она еще откажется с тобой ехать, и ты сорвешь нам операцию! Нет, вы посмотрите, родную бабку не слышит… Старший лейтенант Мтварадзе, вы меня слышите? Прием! Вызывает база! Кругом шагом марш! Выполнять задание!
        - Слушаюсь! - лихо ответил Тенгиз и отступил от двери, пропуская Таню вперед. - А вы?
        - А мы - следом, - распорядилась бабушка. - Нам нужно переодеться.
        В семь часов вечера Антон Модзалевский сидел в полутемном зале грузинского ресторана на Пятницкой улице. Вчера ему позвонил известный на всю Москву антиквар Соломон Борисович Шампоровский и вежливо сказал, что готов посмотреть товар. Антон обрадовался, поскольку уже начал думать, что идея поместить объявление в Сети оказалась неудачной. Заинтересованных предложений за месяц не поступило ни одного, Антон получил лишь одно письмо, подписанное «старый еврей». В том письме графу Радзивиллу настоятельно рекомендовали не маяться дурью и не привлекать к себе внимание «компетентных органов». Антон испугался, свое объявление из Сети убрал и теперь гадал, каким образом Шампоровскому стало известно о «товаре». А когда он вспомнил, что не помещал в Интернете своего номера телефона, ему стало совсем нехорошо. Но Шампоровский настаивал на встрече, и Антон согласился. Встреча была назначена на семь часов вечера «на нейтральной территории»: в ресторане. Антон пообещал принести «товар», Шампоровский, в свою очередь, - деньги.
        Модзалевский пришел слишком рано, антиквара еще не было, но метрдотель вежливо сказал, что гостя Соломона Борисовича ждут. Антона проводили к столику у стены, он сел, начал ждать, но антиквар не показывался. Сумка с золотой чашей стояла рядом, под столом, мысли у Антона были неспокойные, он нервничал. И чуть не опрокинул на себя бокал вина, когда странно знакомый женский голос вдруг спросил:
        - Ты позволишь?
        Вздрогнув, Модзалевский поднял глаза. Рядом с его столиком стояла высокая девушка в фиолетовом вечернем платье. Даже в полумраке было заметно, как она красива. В вырезе декольте загадочно поблескивали темно-розовые камни. Пепельные пышные волосы были уложены в низкий узел. Серые, большие, блестящие глаза смотрели прямо, слегка насмешливо. Модзалевский вгляделся в них - и, заикаясь, едва вымолвил:
        - Ты? Т-ты?..
        - Я, как видишь, - подтвердила Таня. - Так я могу присесть?
        - Нет. - Антон немного пришел в себя. - У меня назначена встреча.
        - С Шампоровским? - уточнила Таня. - Вынуждена тебя расстроить, он не придет. Соломон Борисович - профессионал и порядочный человек, он не скупает краденое. Даже у графа Радзивилла.
        С минуту Модзалевский потрясенно смотрел на нее. Затем его красивое лицо пошло красными пятнами.
        - Ты… Так это твоя работа? Ты меня сюда вытащила? Но как ты сумела подговорить антиквара? И что тебе надо? Чего ты от меня хочешь?! Я… я, кажется, давным-давно все тебе сказал! Наша с тобой история закончена, и я…
        - МОЯ с тобой история закончена, - спокойно подтвердила Таня. - И мне от тебя ничего не нужно. Кроме одного - чтобы ты вернул золотую чашу.
        Некоторое время Модзалевский молчал. Затем на его губах появилась неприятная ухмылка. Он встал и нарочито вежливо произнес:
        - Всего хорошего, леди. Мне, к сожалению, пора.
        Таня не удивилась, не рассердилась - лишь посмотрела куда-то в сторону, через плечо Модзалевского. Изумленный Антон проследил за ее взглядом - и увидел поднимающегося из-за соседнего столика огромного кавказца в вечернем костюме. И то, что под пиджаком у него была не рубашка с галстуком, а камуфляжная футболка, не рассмешило, а еще больше напугало Модзалевского.
        - Мне жаль, дорогой, но уйти ты не можешь, - мягко и очень вежливо сказал кавказец, садясь за столик рядом с Таней и дружески кивая Антону - садись, мол, и ты тоже. - Татьяна Николаевна не закончила разговора.
        - Это твой телохранитель? - с ненавистью спросил Модзалевский, садясь.
        На лице Тани мелькнуло замешательство, но Тенгиз преспокойно кивнул и, словно в доказательство, аккуратно положил на стол пудовые кулаки.
        - Где ты его нашла? И за какие деньги? А, понимаю, продала все-таки оружие… А мне врала, что его нашли какие-то малолетки… Дура! Полная!
        Продолжить Антон не успел: Тенгиз взял его за плечо. Взял осторожно и почти нежно, но Модзалевский побелел.
        - Пусти… сволочь…
        - Как?
        - Пустите… пожалуйста…
        - Извинись, дорогой, перед дамой.
        - Таня, извини… Скажи ему…
        - Тенго, ради бога! - взмолилась Таня.
        - Не ради бога, а ради вас, - галантно ответил Тенгиз, выпуская бледного и потерявшего всякий лоск «графа Радзивилла». - Разговаривать можешь, недоразумение?
        «Недоразумение» ловило ртом воздух и с бешеной злостью буравило глазами то Таню, то безмятежного Тенгиза. Поняв, что говорить он пока не в состоянии, Таня попробовала еще раз:
        - Антон, ты не понимаешь, в какую историю влез. Продать чашу ты все равно не сможешь, у тебя нет ни связей, ни опыта в таких делах. Я говорила со специалистами…
        - Уж не с Шампоровским ли? - процедил, задыхаясь от ярости, Модзалевский.
        - И с ним тоже, - спокойно ответила Таня, у которой все плыло перед глазами от отвращения и передозировки валерьяновых капель. - У тебя ничего не выйдет. А храня дома такой дорогой предмет, ты сильно рискуешь.
        - Ты угрожаешь?
        - Нет. Предупреждаю. Верни чашу, и мы разойдемся как в море корабли. Больше ты меня никогда не увидишь. Я тебя, надеюсь, тоже.
        Наступила тишина. Оба мужчины смотрели на Таню. Модзалевский - с бешенством, Тенгиз - с неприкрытым восхищением.
        - Но что ты-то с ней будешь делать? - с трудом взяв себя в руки, спросил Антон. - Думаешь, у тебя лучше получится ее продать? Ты сговорилась с Шампоровским?!
        - Чашу нельзя продавать, пойми. Это же все равно что продать Грановитую палату или Царь-колокол. Антон, ты ведь археолог, должен понимать…
        - Так ты ее передашь государству?! Отнесешь в милицию?! - неприятно скривился Модзалевский. - И каким же образом объяснишь ее появление у тебя? Может быть, расскажешь, как вытащила из стены клад и присвоила? Забыла, что это подсудно?!
        - Я не собираюсь нести свою находку в милицию, - холодно произнесла Таня. - Я верну клад туда, откуда взяла, в стену монастыря. И найдут ее совсем другие люди.
        - Идиотка… - пробормотал Модзалевский. - Клиническая идиотка!
        - Выбирай выражения, дорогой, - посоветовал Тенгиз.
        - А вы ничего мне не сделаете! - резко повернулся к нему Антон. Его лицо, такое недавно красивое, казалось теперь безобразным из-за перекосившей его гримасы бешенства. - Не сможете сделать! Я могу начать кричать! Скажу, что вы бандиты и шантажируете меня, попрошу вызвать милицию!
        - Голубь мой, у тебя краденая чаша под ногами…
        - Краденая, да только не мной! - почти выкрикнул Антон. Увидев обернувшихся к нему людей за соседними столиками, опомнился, заговорил тише, но с той же издевательской интонацией: - Ее украла ты. Забыла? И проблемы будут в первую очередь у тебя. Ты, Танька, дура. Была, есть и будешь! Придержи своего волкодава, мне пора!
        - Зря, дорогой, - мирно сказал Тенгиз. - Отдай по-хорошему, будь мужиком.
        - Да пошел ты! - выругался окончательно осмелевший Антон. Встал, поднял с пола тяжелую сумку, издевательски взял Таню за руку, намереваясь ее поцеловать, но Таня брезгливо вырвала пальцы. Ухмыльнувшись, Модзалевский насмешливо раскланялся: - Оревуар, моя прекрасная идиотка! - и пошел к дверям.
        - Что же теперь? - прошептала Таня, глядя на Тенгиза.
        - Танечка, все замечательно. Теперь мы просто работаем план «Б», - уверил тот, доставая мобильный телефон. И, сразу перестав улыбаться, заговорил в трубку: - Бэбо Нино? Тенго… Объект выходит. Чаша при нем. Ты готова? Натэла? Ребята? Игорь Петрович? Начинаем операцию. Мы с Таней на связи. - Положив невыключенный телефон на скатерть, Тенгиз обернулся к Тане и широко улыбнулся: - Какое вы предпочитаете вино?
        - Тенго, пижон бессовестный, не вздумай предлагать девочке вино! Что ты делаешь, вай? - заверещала в трубке слышавшая его слова бабушка Нинико. Но ее уже никто не слушал.
        Выйдя из ресторана, Модзалевский быстрым шагом тронулся было к метро, но от пронзительного октябрьского ветра ему сразу же стало холодно, и он остановился у троллейбусной остановки, чтобы немного прийти в себя и застегнуть куртку.
        - Беда у тебя, брильянтовый… - вкрадчивый женский голос раздался над ухом до того неожиданно, что Антон чуть не подпрыгнул.
        Перед ним стояла старая цыганка в свисающей из-под кожаного пальто многоярусной красной юбке. Из кармана пальто выглядывал мобильный телефон. На голове старухи был наверчен блестящий турецкий платок, из-под которого виднелись седые волосы. Очень импозантная цыганка - хитрые черные глаза, горбатый внушительный нос. Рядом с ней терлась девчонка лет тринадцати в синей косынке на волосах - такая же черная, смуглая, глазастая и горбоносая - то ли дочь, то ли внучка. Эти глаза и этот нос показались Модзалевскому смутно знакомыми, но пока он напрягал память и соображал, как отогнать уличных гадалок, бабка заговорила вновь:
        - Вижу, милый, вижу, раскрасавец, одна беда за другой на тебя валятся! Дорогие вещи в руках были - через землю ушли! Золото в руках держишь - через колеса уйдет! Друзья у тебя были - обманул ты их, и ушли! Женщина красоты небесной в руках была - не разглядел, упустил, с наглым грузином уйдет! Дай руку, поворожу, может, подскажу, чем душа успокоится…
        Модзалевский застыл как вкопанный - пророчество оказалось удивительно верным. Он сам не понял, как его ладонь оказалась в руках старухи - красивых, ухоженных, с отличным маникюром. Девчонка тоже склонилась над ладонью, и они с бабкой яростно о чем-то заспорили, перебивая друг друга, на гортанном языке. Через минуту сосредоточенного исследования начали наперебой орать в уши Модзалевскому каждая свое:
        - Ждет тебя дальняя дорога, казенный дом!
        - Не ходи с черной дамой - обманет, не ходи с белой - уйдет!
        - Сердце твое большими деньгами утешится!
        - Деньги потеряешь через горькую судьбу!
        - Береги себя, изумрудный, водки не пей!
        - Рыжий и красный - человек опасный!
        Цыганки вопили с каждой минутой все громче, голова у Модзалевского шла кругом, и он не заметил, как юная гадалка с заметным усилием ногой пододвинула его сумку ближе к краю тротуара. И почти сразу же из переулка выехал мотоцикл. За рулем находился кто-то с завязанным черным платком, как у шахида, лицом, блестели лишь глаза из-под сдвинутых бровей. Сзади сидел, держась за пояс «шахида», некто в закрывающем все лицо шлеме. Мотоцикл поравнялся с остановкой, «шахид» чуть сбросил скорость, пассажир в шлеме нагнулся из седла, подхватил сумку и завопил истошным девчоночьим голосом: «Жми, Атаман!!!» Мотоцикл взревел и начал удаляться по Пятницкой в потоке несущихся автомобилей.
        Модзалевский отчаянно выругался, повернулся - но цыганок уже и след простыл, лишь от края тротуара медленно отъехала белая «Волга». Из-под ее захлопнутой двери свисала красная оборка цыганской юбки. Последнее, что успел увидеть Антон, - художественно заляпанный грязью номер удаляющейся машины. А вскоре она полностью скрылась за пеленой хлынувшего ливня. Модзалевский остался стоять один под дождем. В голове билась фраза старой цыганки: «Золото в руках держал - через колеса уйдет…»
        Полчаса спустя вся компания собралась в зале грузинского ресторана. Небольшая заминка произошла, когда прибыли на мотоцикле Полундра и Атаманов: швейцар у входа не хотел пускать двух грязных, мокрых, дико хохочущих подростков с мотоциклетным шлемом и большой сумкой в руках.
        - Шалико, пропусти, это мои гости! - сдерживая смех, попросила его Нино Вахтанговна. - И проводи детей высушиться, с них уже две лужи натекли!
        - Упс, Нинико Вахтанговна! Мы это сделали! - орала на весь ресторан Полундра, размахивая шлемом. - Вы видели? Вы - это - видели?! Как в «Терминаторе»! Круто! Суперкруто! Круче некуда!!!
        - Совершенно с тобой согласна. Великолепный трюк. Я только страшно боялась, что ты свалишься с мотоцикла…
        - Никуда бы я не свалилась! Зря мы, что ли, с Серегой три дня за домом тренировались? Я на лету сумку с кирпичами поднимала, золото ж ведь тяжелое! Серега сам хотел, но я его отговорила. Ему, во-первых, уже четырнадцать, и если бы мы засыпались… Уже ведь уголовная ответственность наступает, еще посадили бы его…
        - О господи! - пробормотала Нино Вахтанговна, слегка меняясь в лице.
        Полундра, ничего не замечая, продолжала с упоением вопить:
        - А во-вторых, я полегче, мне и нагибаться, и хватать удобнее было! А вот «керосинку» выровнять при наклоне ни за что не смогу! А Серега смог! Ну-у-у, мы гиганты!
        Атаманов вытирал мокрое от дождя лицо черным «шахидским» платком и скалил зубы. Его улыбка стала еще шире, когда из зала появилась Натэла - по-прежнему в пестрой цыганской юбке, но уже без платка на волосах.
        - Вы просто молодцы! - весело сказала она, подходя. - Я бы так, как Юля, никогда не смогла!
        - Я бы тебя и не взял, - сурово сказал Атаманов.
        - Тю, фигня! - фыркнула Полундра. - Ты бы, как Серега, и «керосинку» не смогла разогнать. И удержать при наклоне. Это тебе не цыганский гипноз мастырить!
        - Вах, слава богу, все хорошо закончилось, - пробормотала Нинико Вахтанговна, опираясь на руку подошедшего генерала. - Я, знаете, Игорь Петрович, до последнего боялась, что наша авантюра провалится.
        - Я тоже, - сознался тот. - Но вы, Нино, были, как всегда, великолепны. Где вы нахватались таких вокзальных манер?
        - Я ведь актриса, если помните! - вздернула подбородок Нино Вахтанговна. - Вчера на всякий случай сходила к Норе, моей старой подруге, артистке театра «Ромэн». Кстати, надо будет вернуть ей реквизит, когда высохнет… Нора мне и рассказала, что на самом деле знаменитый цыганский гипноз - фикция. Просто, когда человеку в каждое ухо кричат разную информацию, мозг отказывается ее воспринимать, и, как выражаются друзья моей внучки, - крыша уезжает. Мы с Натэлой так и проделали. И, кажется, неплохо!
        - Нино, а почему вам нельзя было обойтись только этим? - тихо сросил Игорь Петрович. - Зачем была нужна встреча с Таней в ресторане? Кроме потрясающего эффекта - никакой пользы. Ведь с самого начала было понятно, что добровольно Модзалевский чашу не отдаст. Глупо искать у подлеца совести.
        - Разумеется, вы правы. Но, во-первых, я не могла не принять участия в судьбе Тани. Очень хорошо помню себя в ее годы - я как раз впервые выходила замуж. Вообще-то, Игорь Петрович, о бывших мужьях, как о покойниках, плохо не говорят… по крайней мере, порядочные женщины… Но Георгий был такая непревзойденная свинья, что…
        Нино Вахтанговна закашлялась и не закончила фразу. Генерал на всякий случай сочувственно вздохнул, но старая актриса лишь улыбнулась и продолжила:
        - Таня просто должна была избавиться от остатков влюбленности. А значит, требовался пустяк - поставить предмет ее страсти в смешное и унизительное положение и одновременно подсунуть подходящий объект для сравнения. И - ву а ля! Мой Тенго отлично справился. Где они, кстати? Та-ак, а это что такое?!
        Последнюю фразу Нино Вахтанговна произнесла, глядя в зал. Там, за столом, в окружении всей компании сидели Тенгиз и Таня, которая… спала мертвым сном, положив голову на плечо своему кавалеру. Тенгиз сидел скалой, но с виноватой физиономией.
        - Клянусь, ничего не делал! - объявил он, когда бабушка подошла к столу и гневно уставилась на внука. - Ничего не делал! По полбокала вина выпили! И все! Она даже поесть не успела - и заснула прямо на стуле!
        - Что за вино? «Хванчкара»? На полфлакона валерьянки, плюс девочка понервничала… И что ж ты хочешь? Говорила я тебе или нет? Сиди вот теперь, девочку сейчас из пушки не разбудишь. Пусть спит, ничего, пусть спит… Мишенька, вы все успели снять?
        Из-за соседнего столика подошел Миша Варламенко с маленькой видеокамерой.
        - В общих чертах, да, - кивнул он, кладя камеру на скатерть. - Хотя было темновато, но лица можно узнать. Ну, хоть теперь скажите, зачем было нужно снимать?
        - Исключительно для Тани, - пожала плечами старая актриса. - Она должна увидеть, как божественно выглядела, и еще раз убедиться, какой слизняк ее «граф Радзивилл». Ей на пользу только пойдет. У девочки и так занижена самооценка, а после общения с мерзавцем комплекс мог упрочиться и остаться на всю жизнь.
        - Я, конечно, очень извиняюсь перед всей компанией, но где все-таки чаша? - послышался хриплый пиратский голос. Соломон Борисович сидел рядом с Соней и Белкой, отвечал на какие-то их вопросы, но украдкой поглядывал на дверь. - Юные мотоциклетные воры не смылись вместе с ней через черный вход?
        - Соломон Борисович, они же наши друзья, - укоризненно покачала головой Соня. - А кстати, вон, смотрите, идут!
        В дверях зала действительно показались Атаманов и Полундра - слегка подсохшие и по-прежнему сияющие. Грязная, мокрая сумка была при них, и Юлька, еще не вышедшая из эйфории победы, чуть было не бухнула ее на белейшую скатерть: Натэла поймала ее за руку в последний момент:
        - Что ты! Такая грязная! Давай на полу!
        - Покажите мне ее, - изменившимся голосом сказал антиквар. - Я должен знать, что упустил.
        - Не «упустили», Соломон Борисович, - мягко поправила Соня. - А не запятнали свою репутацию приобретением краденой вещи. Согласитесь, это немало.
        - Как сказать, Сонечка… Видит бог, только ради вас… - уныло протянул Соломон Борисович. И тут же воодушевился: - Боже мой! Боже мой! Прекрасный экземпляр! И великолепно сохранившийся! Четырнадцатый век, согласен. М-да, жа-а-ль… Впрочем, у меня все равно бы не хватило средств, чтобы ее купить.
        Чаша лежала в глубине сумки, мягко поблескивая золотым боком. Загадочно мерцали крупные красные и синие камни. По ободку тянулась славянская вязь.
        - «Во здравие княжье и во славу Божью», - прочла Соня, беря чашу в руки. - Действительно тяжелая. Может быть, из нее пил сам Дмитрий Донской?
        Чаша пошла по рукам. В конце концов снова оказалась у антиквара, и Соломон Борисович положил ее на колени, как любимую кошку.
        - Ах ты, моя красавица… Не волнуйтесь, отдам, отдам. Но как же вы собираетесь, так сказать, восстановить статус-кво?
        - Таня сказала, - медленно и тихо, чтобы не разбудить спящую девушку, начал Тенгиз, - что хочет вернуть ее на место, в стену монастыря.
        - По-моему, с ее стороны это был экспромт, - заметил Пашка. - Ей просто надо было как-то заткнуть рот Модзалевскому.
        - И ей удалось, - подтвердила бабушка. - Но мысль, по-моему, очень здравая.
        - Как же теперь клад вернешь? - пожал плечами Батон, сосредоточенно уминающий длиннющую чурчхелу. - Мы были в монастыре, смотрели ту стену. В том месте, где осыпалось, заграждение поставили, никак не подберешься. Если только с другой стороны… Но там тоже стена. Высоко, и у всего парка на виду.
        Нино Вахтанговна посмотрела на внука. Тенгиз чуть заметно улыбнулся:
        - Посмотрим.
        - Древности ведь надо не просто вернуть, но еще сделать так, чтобы их сразу же нашли! - заволновалась Натэла. - Тенго, слышишь? А то еще найдет какой-нибудь бомж или еще кто…
        - Не беспокойся. Я подумаю.
        - Вот только одного не пойму… - с набитым ртом заговорил Батон. - Зачем он мечи деду в огород зарыл? И бросил там?
        Наступила тишина. Затем Игорь Петрович сказал:
        - Наверное, этого мы теперь уже никогда не узнаем.
        - В принципе, можно прижать Модзалевского, - пожал плечами Пашка. - Просто так, истины ради. Он сейчас несколько… м-м… деморализован, так что может и рассказать.
        - Пошел он к черту! - выругалась Полундра. - Не тронь - не завоняет. Главное, что чаша - наша, и мечи тоже. Дайте мне уже пожрать, я с утра ничего не ела, чтоб лишнего веса не набрать и трюк на мотоцикле не сорвать. Серега наверняка тоже голодный. Атаман, налетай!
        Молодежь дружно накинулась на еду.
        Маленькая эстрада ресторана осветилась голубым светом, музыканты заиграли «Вальс-бостон». Генерал пригласил танцевать Нинико Вахтанговну, Пашка - Соню. Соломон Борисович грустно положил золотую чашу обратно в сумку и решительно закрыл «молнию». Когда раскрасневшаяся от вальса Соня вернулась на место, антиквар поднялся.
        - Что ж, девочка моя, пора и честь знать. Только ради вас я ввязался в такую аферу.
        - Я знаю и благодарю вас еще раз. Но не спешите, пожалуйста. Посидите еще. Я уже говорила - вас ждет приятный сюрприз.
        - Но… - слегка удивился Соломон Борисович. - Разве возможность подержать в руках чудесную древнюю чашу не была вашим сюрпризом? Вы обещали показать ее мне - и показали.
        - Однако, мне кажется, лично для вас сюрприз был не особо приятный.
        - Да уж…
        - А я обещала именно приятный сюрприз. Поэтому и прошу - посидите еще немного, - повторила Соня, пряча лукавые искорки в глазах. - Поверьте, вы не пожалеете.
        Соломон Борисович удивленно улыбнулся, пожал плечами, сел обратно на стул… и тут же медленно встал. Потому что в дверях зала возникла невысокая стройная женщина лет сорока в брючном костюме и с дорожной сумкой. В ее аккуратно уложенных черных волосах блестели капли дождя, большие темные глаза тревожно скользили по залу.
        - Соня! Бэлла! Что все это значит? - с недоумением спросила она, глядя на сестер Гринберг. - Я только что с самолета, устала страшно, завтра в одиннадцать уже репетиция, мечтаю только о том, чтобы поскорее упасть в постель, а вы звоните и требуете, чтобы я ехала в ресторан! Что за тайны, девочки, что происходит? Здравствуйте, Нинико Вахтанговна, здравствуйте, Игорь Петрович… Ой! Здравствуй, Шлёма. А… что ты здесь делаешь?
        - Добрый вечер, Рохл, - негромко произнес Соломон Борисович, подходя к матери Сони и Белки. - Я жду тебя.
        Стало очень тихо. Взгляды всей компании остановились на стоящих мужчине и женщине, смотрящих в глаза друг другу. Соня молча поманила младшую сестру, и они вдвоем незаметно прошли к освещенной эстраде. Там Соня прошептала что-то пианистке, та с улыбкой освободила место возле инструмента, саксофонист пододвинул второй стул, сестры Гринберг сели за рояль и заиграли романтическую «недоговоренную» мазурку номер три.
        - Все, лирика пошла, пора линять, - как можно тише сказала Полундра на ухо Натэле. Но все равно и Атаманов, и Батон услышали ее и осторожно поднялись со своих мест. Гуськом, по стенке они вышли из зала, и последним, что увидела, обернувшись, Юлька, было - как Соломон Борисович ведет в танце крайне удивленную Рахиль Моисеевну.
        «Керосинка» дожидалась хозяев на стоянке под дождем. Общим мнением было решено сейчас на ней никому не ехать, чтобы не простудиться насмерть, а забрать ее завтра с утра. Со швейцара Шалико было взято клятвенное обещание, что допотопный мотоцикл ночью не будет украден из-под его присмотра на запчасти.
        - Заведу в подсобку и запру, - успокоил ребят швейцар. - Утром в дверь служебного входа постучи, отдадут.
        - За технику головой отвечаешь! - пригрозил Атаманов.
        - Вах! Кому твой «Роллс-Ройс» нужен! - засмеялся Шалико. - Зонтик дать, генацвале?
        - Не надо, не сахарный… Хотя девчонкам вон дай, завтра привезу.
        Когда компания вышла из метро возле своего дома, было уже совсем темно. Снова пошел дождь, и Юлька с Белкой забрались под огромный зонт, похожий на пляжный. Звали и ребят, и Атаманов насильно запихнул под зонт Батона:
        - Давай лезь со своими соплями, а то у тебя завтра воспаление легких будет!
        - Плевать… Пчхи! Щас домой приду, бабка чаю даст…
        - Если не убьет. - Атаманов заржал. - Опять, скажет, целый день под дождем где-то шлендрали!
        - Не шлендрали, а культурно в ресторане сидели, - ухмыльнулся Батон. - Мне даже жрать не хочется, во как!
        - Ну, медведь сдох… - поразилась Полундра. - Пятиминутная голодовка началась!
        Двор был темным и пустым. Только у самого подъезда сидела на лавочке бесформенная фигура в окружении наваленных на асфальт сумок и кошелок. Бесформенной фигура казалась из-за огромного плаща-дождевика с капюшоном, блестевшего от дождя. Когда ребята подошли ближе, фигура ворчливо произнесла:
        - И здрасьте вам, голота! Где носит-то по такой погоде?
        - Оба-на, дед! - удивился Батон. - Ты давно приехал? Чего тут сидишь? Бабка дома, и батя уже из гаражей, наверное, пришел…
        - Да я тока что прибыл. Яблочек вам привез, картохи, лука, что донести смог. Ну, как дела ваши мелкие?
        - Ничего не мелкие! - обиделся Атаманов, садясь рядом с Пантелеичем на мокрую скамейку. - Я говорю, у нас тут тако-о-ое с твоим кладом завертелось!
        Рассказывали долго, страстно, наперебой, споря и толкая друг друга локтями в важных местах. Пантелеич ахал, хлопал себя ладонями по коленям и крутил головой, обдавая сидящую рядом Натэлу холодными брызгами. Закончив удивляться, он огорченно сказал:
        - А я вот так и не сыскал ничего. Только понапрасну весь огород вдоль и поперек перерыл. Две железки какие-то ржавые выискал, да и то, Васильевна говорит, с немецкой войны осколки, а вовсе не с татарского ига. И у нее тож ничего нетути…
        - А что, и Васильевна клад ищет? - расхохотался Атаманов.
        - Какое «ищет»! И без нее весь огород разрыли, а кто - непонятно. Уж как она ругалась поначалу! Ведь не столько картохи наворовали, сколько грядки попортили. Кажну ночь - как Мамай прошел! И кто тама халамидничал - неизвестно. Мы с Васильевной даже в засаде сидеть пробовали, да дело-то стариковское - засыпали оба еще до полночи, каждый в своем кусту… А он, сволочь зловредная, и роет, и роет, и роет! Только неделю назад перестал. Да еще и Гитлера моего сломал зачем-то…
        - Ну во-о-т… - расстроился Батон. - В сарай ты его, что ли, убрать не мог? У меня во второй раз точно такого здоровского не получится.
        - Так он же не у меня был! - возмутился Пантелеич. - Андрюха, ты забыл, что ль? Мы ж его с тобой Васильевне одалживали в августе, у ней он и стоял. И у ней его и сломали. Только каска цела осталась.
        - О, вот это классно! - воодушевился Батон. - С каской я, может, нового попробую смастрячить… Только Васильевне больше не дам, раз не умеет за чужим добром смотреть!
        - Пацаны… - вдруг тающим голосом сказала Полундра, опускаясь мимо скамейки на мокрый асфальт. - Я, кажись, все поняла. Я поняла, откуда мечи в огороде!
        - ???!!!
        - Федор Пантелеич, вы не помните, когда у вашей соседки последний раз огород рыли? На прошлых выходных, верно?
        - Верно. Я и говорю…
        - Ну и что? - напряженно спросил Атаманов.
        Юлька повернулась к нему с загоревшимися глазами:
        - А то, что мы как раз в прошлый понедельник с Таней познакомились! И в тот же понедельник она встретилась со своим Антоном! И сказала ему, что мечи нашлись!
        - И что?
        - Думай, включай мозги! Их зарыл Модзалевский. Когда Антон с Мишей уезжал, он же не мог на виду у всех сумку с мечами нести. Так? И зарыл. Ночью. В огороде Пантелеича.
        - Зачем? - хором спросили все.
        - Затем, что там Гитлер стоял! - вскочив, заголосила Полундра. - Он же один на всю деревню, страшней атомной войны! Такая примета клёвая, ни с чем не спутаешь! Модзалевский, наверное, решил, что на другой день или там в следующий выходной приедет, выкопает мечи тихонечко и увезет себе в Москву. Но Пантелеич Гитлера соседке одолжил. А Модзалевский-то не знал! Вот и рыл ее огород как трактор! Рыл-рыл до последнего, по ночам. Как только не попался? А мечей-то нету! А мечи-то в соседнем огороде лежали! Вот, наверное, красавчик бесился!
        - Точно… - пробормотал Батон. - Со злости и Гитлера сломал…
        - Ну и башка у тебя, Полундра, - с уважением посмотрел на Юльку Атаманов. - Хоть и баба, а соображаешь.
        - Я тебе не баба, фильтруй базар! - обиделась Юлька. - Я правый полузащитник!
        - Нет, я, ей-богу, этому Модзалевскому позвоню… - хихикнул Батон. - Просто так, из вредности! Скажу, что он пол-осени не в тех грядках копался!
        - Брось, не надо, - вполголоса произнесла Натэла. - Не пачкайся лишний раз. Ты, случайно, есть опять не хочешь?
        - Хочу, - с удивлением сказал Батон, глядя на свой живот. - По дороге растрясло, что ли, все?
        - Тогда пойдемте к нам, там еще мясо осталось. Федор Пантелеевич, идемте с нами! Вы с дороги, вам поесть надо! И чаю горячего - обязательно! Моя бабушка говорит, что хорошей едой можно избавить мужчину от половины его проблем.
        Неделю спустя, в субботу, в девять часов утра по аллее монастырского парка двигалась процессия. Впереди шла Таня, показывающая дорогу. За ней двигался Тенгиз с большой сумкой в руках. Следом шли и препирались Полундра, Атаманов, Батон, Натэла и Белка. Замыкали шествие Соня и Пашка, с интересом слушавшие спор «шелупони».
        - Говорила я, раньше вставать надо было! - бузила заспанная Юлька. - Щас уже народу полно будет! Собак гулять повыведут, детей в колясках выкатят… Вон, бабки в церковь чешут, как на работу! Что, на виду у всех на стену полезем?
        - Во-первых, мы все не полезем, - напомнила Натэла, с гордостью посмотрев на брата. - А полезет Тенгиз.
        - Во-вторых, Юлька, темно же было… - вставила и Белка. - Тут днем-то опасно лазить, что угодно отвалиться может и по голове стукнуть. А уж ночью…
        - Фонарь надо было взять! - не сдавалась Юлька. - А теперь пока дождешься, чтобы рядом никого не было, да пока на место засунешь, да пока выберешься… И тоже чтоб не видели… Того гляди бабки церковные ментов вызовут!
        Юлькины опасения были не напрасными, что стало очевидно, когда все подошли к указанному Таней месту. Стена с наружной стороны, где предполагал забраться на нее Тенгиз, была очень высокой и неровной. А с внутренней стороны, где в свое время находились Таня и строители, подойти уже нельзя было - после обвала части стены там было построено на скорую руку заграждение из досок, а на калитку повешен амбарный замок.
        - Может, все же изнутри, через калитку? - предположил Тенгиз.
        - Вряд ли получится, - убитым голосом сообщила Таня, прекрасно выглядевшая в джинсах и кожаной курточке.
        Бабушка Нинико не собиралась пока освобождать Таню от своего покровительства. Свидетельством ее заботы и руководства были чуть заметный макияж на свежем лице девушки и распущенные, густые, прихваченные заколкой волосы, на которые Тенгиз то и дело с удовольствием поглядывал.
        - Там же был обвал, куча кирпичей так и осталась неубранной, - пояснила Таня. - Через них не перебраться, а разобрать - полдня не хватит. И потом, от церкви могут увидеть…
        - Значит, полезем здесь, - спокойно решил Тенгиз, подходя к отвесной кирпичной стене и измеряя ее взглядом. - Пашка, поможешь?
        - Не вопрос…
        - Дети, а вы давайте в сторону.
        - Кто тут «дети»?! - вскинулся было Атаманов, но Тенгиз только улыбнулся:
        - Ваше дело - отвлекать внимание. Чтобы никто сюда не смотрел!
        - Хорошенькое дело… - проворчала Юлька. - А если кто-то мимо пойдет, тогда что?
        - Свисти. Или пой. Или танцуй. Или кричи.
        - Что кричать?
        - Караул!
        - Ну ладно, я тебе, дорогой, та-ак крикну… Мало не покажется! Еще один обвал будет! - мстительно пообещала Юлька, удаляясь вместе с друзьями в конец аллеи.
        Там, рассевшись на скамейке под облетевшим кленом, они принялись наблюдать, как Таня, Пашка и Тенгиз подходят вплотную к стене, как Тенгиз еще раз осматривает ее, подзывает Пашку, тот наклоняется, и Тенгиз легко поднимается сначала на согнутую Пашкину спину, а затем, по ему одному видным выступам, - на стену. Он взобрался ловко, как обезьяна, исчез за кирпичным гребнем, а через минуту высунул черную голову:
        - Таня, давайте!
        - Как? - с ужасом спросила та.
        Пашка показал себе на спину. Таня ахнула. Затем, несмотря на протесты Пашки, сдернула сапожки с высокими каблуками и полезла ему на спину босая. Тенгиз, перегнувшись через стену, протянул обе руки, подхватил Таню и легко, как трехмесячного младенца, втянул на стену. В воздухе мелькнули ноги в колготках - и исчезли за стеной.
        - Ну, супер! - восхищенно присвистнул Атаманов. - Натэла, в каких, говоришь, войсках Тенго служил?
        - В воздушно-десантных, - гордо выговорила Натэла.
        - Братва, атас! - завопил вдруг Батон. - Народ идет!
        Все в панике переглянулись. В конце аллеи действительно показались какие-то люди, идущие к церкви. Надо было срочно что-то делать, ведь с минуты на минуту из-за стены могли показаться Таня и Тенгиз.
        Первым нашелся Батон. Оглядевшись по сторонам, он схватил грязный фанерный ящик, брошенный дворниками, бросил его на асфальт, плюхнулся рядом и начал что есть силы лупить по ящику. Раздались гулкие удары, похожие на африканский тамтам. Атаманов покрутил было пальцем у виска, но чуть погодя вслушался в ритм, заданный Батоном, хмыкнул, кивнул - и начал знаменитую «I needn’t you» Би Би Джея. Ни голоса, ни слуха у обоих пацанов не было и в помине, а когда на помощь Атаманову пришла Полундра, всегда считавшая, что силой звука можно поднять качество исполнения, Белка схватилась за голову.
        - Что морщишься? Помогай! - прокричала Юлька. - У меня дыха не хватает!
        Белка испуганно всплеснула руками. И вдруг, неожиданно для самой себя, запела хорошо поставленным, звучным сопрано дуэт Сильвы и Эдвина:
        - По-о-омнишь ли ты, как мы с тобой расстава-а-ались…
        Люди в конце аллеи замерли. Посмотрели друг на друга. Снова тронулись с места. Двое собачников подозвали своих овчарок. Но вместо того, чтобы покинуть место сборища ужасных современных подростков, они пошли прямо к скамейке. Батон потряс головой и с удвоенной силой заколотил в ящик. Натэла глубоко вздохнула, решительно подхватила брошенную бейсболку Сереги, надела ее козырьком назад, сбросила куртку, вытащила из джинсов подол рубашки, придала лицу выражение некормленого бульдога - и начала выплясывать рэп. Соня и Пашка скорчились на соседней скамейке в приступе бешеного хохота.
        - Бух-бух-тра-та-та-бу-бу-у-ух! Бамс! Бамс! - старался Батон.
        - I know that I needn’t you, I sure that I needn’t you… - на два голоса орали Юлька и Серега.
        - По-о-омнишь ли ты, как счастье нам улыба-а-алось… - выводила, закатив глаза, Белка.
        Народа становилось все больше. Кажется, даже старушки забыли про церковную службу и дружно сворачивали в аллею возле монастырской стены, откуда доносились дикие звуки, перемежаемые опереточной арией. Атаманов устал петь и пришел на помощь Натэле, швырнув свою куртку Белке и завертевшись на асфальте бешеной юлой. Юлька одна продолжала вопить на английском. Батон окончательно впал в транс и молотил по ящику с закрытыми глазами.
        - Ба-ба-бах! Бу-бумс! Бу-бумс! Бум!
        - I’ll forget your fingers, I’ll forget your eyes…
        - По-о-омнишь ли ты-ы? Всё-о-о по-о-омню я…
        - Тра-та-там! Тра-та-там! Ба-бах!
        - I never come back, baby, tell me bye-bye!
        - Пу-у-усть это был только со-о-он - мне до-о-орог о-о-он!!!
        Раздался треск: Батон проломил кулаком фанеру, взвыл от боли и остановился. Атаманов и Натэла замерли, Юлька умолкла, словно ее выдернули из розетки. Только Белка ответственно дотянула последнее верхнее «ля» до конца и открыла глаза. И тут грянули аплодисменты. Хлопали стоящие вокруг старушки, собачники, мужики в спортивных костюмах, отвлеченные от пробежки, и солидные дамы в кожаных пальто. Полундра автоматически раскланялась. Натэла сдержанно кивнула. Белка эстрадно улыбнулась. Батон с удивлением посмотрел на улетевшую с головы Натэлы бейсболку - в ней виднелись несколько банкнот, положенных зрителями.
        - Всем спасибо, господа и дамы! - первым опомнился Атаманов. - Благодарим за поддержку, коллективу требуется отдых.
        - Деточки, а вы кто такие? - спросила одна из бабулек, опасливо косясь на Батона, с руганью вытаскивающего занозы из кулака.
        - Рэп-вокал-группа «Цветы помойки», - объявила Юлька. - Приходите на наш концерт в Лужниках!
        Атаманов заржал. Зрители начали расходиться по своим делам. В Серегиной бейсболке после подсчета оказалось аж двести восемь рублей бумажками и мелочью, кои и были честно поделены на всех солистов.
        - Ну вот, теперь точно с голоду не умрем! - веселилась Юлька. - Чур мне первая ставка, я громче всех пою!
        - И противнее всех, - съязвила Белка. - У меня от твоих воплей перепонки лопались, Би Би Джей фигов!
        От соседней лавочки подошли Соня и Пашка. Последний еще вытирал кулаком слезы и не мог внятно говорить. Соня тоже улыбалась, но все же строго заметила Белке:
        - По-моему, ты сфальшивила в верхнем регистре.
        - Сама бы попробовала, умная какая, - обиделась та. - Без репетиции! Не распевшись! На улице - почти на морозе!
        Атаманов тем временем допытывался у Натэлы:
        - Тебя кто научил так рэп бацать? Я не учил, тогда кто? Почему не знаю до сих пор?
        - Начина-ается… - проворчала Юлька.
        Еще не отдышавшаяся Натэла оправдывалась:
        - Я сама научилась. По телевизору клипы твоего Ти Би Джея все время показывают, а бабушка говорит, что умная женщина должна разбираться в том, чем занимается ее мужчина…
        - КТО-КТО занимается?! - ошалел Атаманов.
        Натэла покраснела. К счастью, в двух шагах раздался свист, и, обернувшись, все увидели подходящих Таню и Тенгиза.
        - Успели? - крикнула Юлька.
        - А как же! - широко улыбнулся Тенгиз. - Мы даже ваш концерт послушали немного со стены… Натико, у тебя здорово получается! Я не знал!
        - Я тоже, - проворчал Атаманов. И тут же спохватился: - Ну а как клад-то наш? Назад в стену сунули?
        - Да, Тенго нашел там дыру. - В голосе Тани радость мешалась с озабоченностью. - Но я боюсь, что это не очень надежно… Может увидеть какой-нибудь случайный человек, и…
        - Не бойся, не увидит, - улыбаясь, заверил Пашка, который только что о чем-то разговаривал по мобильному и все еще держал телефон возле головы, подходя к друзьям.
        - Ты откуда знаешь? - подозрительно спросила Соня.
        - Ой, вон вроде поп бежит… - вдруг удивленно сказал Батон, глядя на ворота церкви. - Точно, поп. Наш, отец Амвросий. В жизни не видал, чтоб он так скакал!
        - Отец Амвросий? - недоверчиво спросила Натэла, поворачиваясь. - БЕЖИТ? Ему не полагается…
        Действительно, от ворот церкви по монастырской аллее резво несся, демонстрируя из-под рясы новые «адидасовские» кроссовки, всем знакомый отец Амвросий, а за ним рысью поспешали старушки и молодой служка. Священник энергично кричал что-то в прижатый к уху мобильный телефон. Когда вся кавалькада проносилась мимо, до Юльки донеслось:
        - Старинный клад? Оружие? Золотая чаша? В монастырской стене? Торчит? Вы уверены? Вы… простите, не пьяны?
        - Сухой, батюшка, как лист, - сообщил Пашка в свой мобильный и отключился.
        Компания уставилась на него. Пашка сунул телефон в карман и улыбнулся:
        - Вот и все. А вы, Танечка, боялись… Сейчас на раз-два достанут, оприходуют и президенту Академии наук отзвонятся.
        - Как ты нашел номер его мобильника? - заинтересованно спросил Тенгиз.
        Пашка только пожал плечами и показал на свой ноутбук, стоящий на лавочке и еще открытый.
        - Вах, Сергей, вах, боже мой, что ты делаешь?! - вдруг раздался истошный Натэлин визг.
        Еще никто и никогда не слышал от «железобетонной» Натэлы таких звуков. Поэтому все испуганно обернулись - и успели увидеть только пронесшийся мимо вихрь: Натэла, закрывая лицо руками, со всех ног летела к выходу из парка. А все взгляды уткнулись в Атаманова, широко улыбающегося и несколько смущенного.
        - Серега! - первой сообразила Полундра. - Ты что? Ты ее поцеловал все-таки?
        - Мою сестру?! - зарычал Тенгиз.
        - Атаман! - восхитился Пашка. - Во дает, блин, молодое поколение! Что - правда, что ль?!
        - У меня есть право на личную жизнь! - сурово объявил Атаманов. И, подхватив со скамейки бейсболку, помчался вслед за мелькающей уже за оградой парка красной курточкой.
        notes
        Примечания
        1
        Одно из па танго. - Прим. автора.