Библиотека / Детская Литература / Донченко Олесь : " Ветер С Днепра " - читать онлайн

Сохранить .

        Ветер с Днепра Олесь Васильевич Донченко
        Есть такие книги, которые не стареют и которые с радостью и интересом читает каждое поколение юных читателей. Одна из таких книг — повесть известного украинского советского писателя Олеся Донченко (1902 -1954) «Ветер с Днепра».
        … Дед Галактион видел то чудовище собственными глазами. Оно выдвинуло черную голову из воды, зевнуло, что кузнечный мех, и снова нырнул в глубину. Об этом загадочного водяном дед рассказал мальчишке, которого все называли Быцыком (а настоящее имя он и сам забыл).
        С тех пор Быцык и днем и ночью только и думал о неизвестном чудовище. Целыми днями сидел на берегу с огромным удочкой, шепча: «Эх, если бы поймать!..» Как именно удалось это сделать Быцыку и что это было за чудовище, какие приключениям претерпел Быцык и его друзья — изобретатель водохода Павлик, бывший трус Евгешка, который стал настоящим героем, отважная Олеся и много других пионеров из буйнозеленого села над Днепром — узнает читатель из этой веселой и увлекательной книги.
        АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ ДОНЧЕНКО
        ВЕТЕР С ДНЕПРА
        ПОВЕСТЬ
        
        
        РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ
        о днепровском страшилище и о Павлике, которого стукнуло солнце
        Дед Галактион видел это страшилище собственными глазами. Оно подплыло к берегу и выставило из воды черную морду. Оно зевнуло, как кузнечный мех, и опять нырнуло в глубину.
        Деду Галактиону надо верить. Он очень мудрый дед. Зимой возится на улице в одной рубахе и без головного убора. Летом в тулупе и валенках собирает на пасеке рои.
        О водяном чудище дед Галактион рассказал Быцыку. Деду шестьдесят два года. Быцык моложе — ему двенадцать.
        Устами деда говорила почтенная мудрость. Страшилище, безусловно, было днепровской собакой. Или, может, огромным сомом. Последнее более вероятно, потому что собаки преимущественно водятся во дворах под амбарами. Их родственников в Днепре, наверное, не встречал и сам бородатый Брем. К сожалению, дед Галактион о Бреме не слышал.
        У Быцыка было свое собственное имя. Это имя знали только отец и мать. Все же дети звали парня просто Быцыком. Происхождение прозвища не сохранилось.
        Быцык, ну и Быцык. Обижаться нечего. Могло быть и хуже. Проньку Лукашевого, например, прозвали Сорокой из -за веснушек на лице. Те, кто дерет сорочьи или ласточкины яйца, обязательно несут наказание — становятся конопатыми. Это доказано научными наблюдениями старых людей на селе.
        Рассказ деда Галактиона Быцык слушал с замиранием сердца, с разинутым ртом. Будто он ждал, что дед положит ему в рот кусочек сыра.
        С тех пор Быцык и днем и ночью мечтал о страшном соме. О днепровской собаке Быцык не мечтал. Сом — реальнее. Сома можно поймать на крючок. После того как весеннее половодье затопило дом Тихона Бондаря, в печи нашли живого сома. Усатый богатырь, как известно, любит закоулки. Быцык был свидетелем этого события. Кажется, именно тогда в его сердце и родился непобедимый азарт рыболова. Этот азарт проявился в том, что мальчишка целыми днями сидел на берегу и тоскливо смотрел на поплавок. Говорят, что при этом его губы шептали: «Эх, если бы поймать!» Кроме того, у него, наверное, была повышенная температура.
        Быцык шел по улице, увешанный сачками, котомками, с удочкой на плече. Еще вчера дядя Никон сделал ему в кузне крючок. Крючок был на сома надлежащего размера. При случае на него можно было бы поймать и белого медведя.
        На лице Быцыка светилась решимость. Он твердо решил удивить вселенную и родные Млинки. Перед парнем стелился широкий путь к славе среди млинковской детворы. Этот путь был пока что обычной улицей с крапивой под забором. Ничего, так начинало много героев.
        - Куда, Быцык?
        Голос донесся с заоблачной высоты. Старая шелковица подпирала небо.
        - Сома ловить!
        Эти два слова были магическими. Они спустили на землю Кузьку и Павлика. Их губы и пальцы скромно окрашены в темно -синее. Плодородная шелковица ставила пометку на своих дорогих гостях.
        - Быцык, ты не бре?
        Вопрос был праздным. Сам вид Быцыка убеждал, что он таки «не бре».
        Трое приятелей направляются к реке. И Павлик, и Кузька завистливо и с уважением посматривают на удочку Быцыка. К толстому шнуру привязан острый крючок. Взглянув на него, страшный сом деда Галактиона, несомненно, упал бы с перепугу в своей подводной стране.
        Неожиданно отрывисто зазвонил звонок, и из -за поворота выскочил сельский почтальон. На боку у него болталась кожаная сумка. На руле новенького велосипеда торчал пучок пшеничных колосьев. Почтальон остановился и весело крикнул:
        - Куда, ребята? Сома ловить? Дай боже нашему теленку волка съесть!
        Он отдал юным подписчикам несколько экземпляров «На смену». И тут случился непонятный случай с Павликом. Мальчик присел возле велосипеда и внимательно рассматривал педали. И вдруг хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:
        - Ах!
        Это было все. Павлик словно окаменел. В том коротком «ах» был, очевидно, такой глубокий смысл, что дальше все слова лишние.
        Почтальон исчез за углом, а Павлик повернулся и, как лунатик, пошел по улице. Кузька и Быцык догнали его.
        - Павлик, что с тобой?
        Павлик молча шел дальше.
        - Павлик, пойдем сома ловить!
        В ответ ребята услышали что -то странное, непонятное:
        - Коленчатый вал… Не пойду я… Лопастные колеса… — Лишне объяснять, что хоть как оглядывались Кузька и Быцык, они не заметили вокруг признаков каких -либо реальных колес.
        Быцык, ничего не смысля, молча посмотрел на Кузьку. Более опытный в жизни Кузька сразу сообразил, в чем дело. Он многозначительно покрутил пальцем у лба. Этот красноречивый жест, несомненно, касался внутреннего содержания головы Павлика. Но в этот момент оказалось, что Быцык тоже имел незаурядные способности ставить диагноз.
        - Нет, — сказал он вдохновенно, — я знаю, его солнце в голову стукнуло.
        - Кого стукнуло?
        Этот вопрос принадлежал новому герою нашей повести. Этот герой подошел незаметно сзади. Он был в юбочке, простоволосый и босоногий. Не будем распалять ваше любопытство. Скажем просто — это была девочка и звали ее Наталья. Ей тотчас же рассказали о неожиданном случае с Павликом. Кузька и Быцык не дали ей даже прийти в себя.
        - Павлика стукнуло, Наташа.
        - Голова у него пошла кругом.
        - Мы шли сома ловить.
        - Ага, сома ловить. Когда вдруг как ударит солнце!
        - Просто в лоб!
        - Ну да, в лоб…
        Событие, что и говорить, необычное. Но Наталью оно будто и вовсе не взволновало. Девочка только нахмурила бровки и твердо заявила:
        - Это ничего. Я его вылечу. Надо компресс на голову. К пяткам земли приложить. Можно и сырой картошки.
        Это было сказано совершенно спокойно, как и положено врачу. Однако Наталья, безусловно, взволновалась. Иметь дело с живым человеком — совсем не то, что лечить кукол. Между прочим, их у Натальи аж пять. Они живут в саду, в дупле старой груши. Там для них устроена спокойная уютная комнатка. Но предупреждаю, это — тайна. Страшный секрет. О куклах никто, никто, кроме Натальи, не должен знать. Ей одиннадцать лет, она — пионерка, и вдруг — куклы!
        Я очень сожалею, что рассказал об этом. В последнюю минуту я даже побежал в типографию, чтобы вычеркнуть это место. Но было поздно. Книжку уже напечатали.
        Наталья нашла Павлика возле Днепра. Старая ива склонилась над водой. Павлик сидел на ней верхом и делал ногами загадочные упражнения. Словно крутил невидимые педали.
        - Привет, Павлик.
        Немного сконфуженный, мальчик слез с дерева.
        - Здравствуй. Колеса лопастные, как у парохода…
        - Колеса, говоришь? Это — ничего. Я сейчас… — Наталья макнула в воду носовой платок и ловко приложила его Павлику на лоб. Тот удивленно отшатнулся.
        - Что ты делаешь?
        - Ничего, ничего, Павлик. Я тебя вылечу.
        - Вылечишь? От чего? Я не больной.
        - Тебя солнце ударило. Солнечный удар. Холодный компресс надо. Земли к пяткам. Можно и сырой картошки.
        Здесь Наталья со страхом увидела, что болезнь перешла в другую стадию. Павлик неожиданно глупо захохотал.
        - Лечи кого другого, — еле выговорил он, пытаясь преодолеть приступ удушающего смеха.
        Наталья беспомощно оглянулась. Ее медицинские знания были исчерпаны. И тогда Павлик взял ее за руку. Он уже не смеялся. Приступ внезапно прошел.
        - Слушай, Наташа. Солнце меня не ударило. И вообще никто не бил. Это у меня — идея. Понимаешь — идея!
        И в доказательство этого он покрутил у лба пальцем.
        РАЗДЕЛ ВТОРОЙ
        о том, как дед Галактион получил письмо, о Кузьке -следопыте и о том, как он разоблачил тайну Павлика
        Дед сел на траву и закрыл глаза. Вокруг был безграничный мир. Каждая былинка тянулась вверх. Млели на солнце бабочки. Величественный хор звучал вокруг деда. Это гудели пчелы. Миллионы пчел, как одна стоголосая кобза. Полтораста ульев — синих и зеленых, красных и желтых — рассыпались на косогоре.
        Дед сидел с закрытыми глазами. Недалеко, внизу текла река. Дед слушал. Прошел пароход, и волны шумели, набегая на берег. Солнце припекает. Время идти домой обедать.
        Вы уже узнали деда, его каждый узнает. Это не какой -то там дед. Это — Галактион. Не узнали? Тем хуже для вас. Сразу видно, что никогда не были в Млинках. Там деду Галактиону каждая курица уступает дорогу, каждый подсолнух снимает шляпу.
        Этот дед — лучший пасечник во всем районе. Каждый улей он знает, как свой кисет для табака. За свой век дед перебрал сотни роев, выкачал столько меда, что в нем можно было бы всем нам утопиться. Дедовы карманы всегда оттопыриваются. В каждом он носит по несколько проволочных клеточек для пчелиных маток. Он будет рассказывать вам о пчелах тысячу и один день, и вы будете слушать это, как волшебную сказку. Он расскажет вам, как «кричит» в улье матка, как вылетает рой и садится где -то на ветке черной лохматой шапкой. Вы услышите о трутнях -бездельниках и хулиганстве пчел -воровок.
        Каждый вечер дед Галактион появляется у председателя колхоза и рапортует:
        - За прошедший день никаких событий не было. На вверенной мне пасеке все благополучно. Вылетели два роя, которые взяты без помех. Кроме того, нужна синяя и зеленая краски для новых ульев.
        Между собой млинкивская детвора зовет деда Галактиона «Сладким дедом». Почему его так прозвали, догадаться очень трудно.
        Только дед поднес ко рту первую ложку, чтобы наскоро пообедать и снова на пасеку, как с улицы крикнул почтальон:
        - Дед Галактион! Вам письмо!
        Это была торжественная минута. Дед принял письмо гордо и независимо, словно грамоту лучшему ударнику. Пусть все знают, какие письма получает дед Галактион!
        Письмо было от сына Порфирия, известного водолаза Европы. Он писал, что пришлет в Млинки свою дочку Олесю в гости к деду и бабе и просил встретить ее на пристани.
        Первой всхлипнула баба Лизавета.
        - Внученька… Семь годочков не видела…
        Дед незаметно смахнул счастливую слезу:
        - Радость какая… Барышней, пожалуй, стала. В шляпе розовой…
        - Лента шелковая в косе, — добавила, всхлипывая, баба.
        - Ботиночки из желтого хрома, — дорисовал дед.
        Это был идеал «барышни» из города. И такой, бесспорно, должна быть внучка Олеся.

* * *
        Кузька лежал на горячем песке. Здесь, у Днепра, множество развлечений. Можно бросить камень в воду, и тогда дрожащие круги разбегутся вокруг — маленькие и большие, а дальше еще больше, а последний, самый большой круг, добежит до берега. И тогда прилетают глупые чайки, жалуются, думают, что вскинулась рыба на прибрежной отмели. Можно схватить черепашку, ползущую у воды, оставляя на сыром песке длинную бороздку. И тогда черепашка быстро спрячет в створки скользкую мякоть, похожую на кончик языка. Можно пускать кораблики из коры, и они беззаботно отправляются в Америку.
        Чистый песок испещрен удивительными следам. Кузька читает их, как раскрытую книгу. Вот отпечатки, похожие на неизвестные листочки. Это важно прошлась ворона. Длинной цепочкой оттеснены лапки какой -то зверюшки. Вечером приходил к воде хорек.
        Но Кузька думает сейчас не о хорьке. Сердце следопыта неспокойно. Что делает Павлик в своем сарайчике? Почему он никого туда не пускает?
        Тайну надо раскрыть. Это может сделать только он, школьник и пионер, Кузька Ефимович Пичкур.
        Павлик Голуб ходит веселый и задиристый, и это после того памятного дня, когда его стукнуло солнце. Такое состояние пациента вполне противоречило врачебной практике Натальи. Здесь было нечто другое. И это другое заметил Кузька. На лице у Павлика за его веселостью ярко отражалась большая тайна. Здесь уже никакая Наталья ничем не поможет. Настала пора действовать Кузьке. Тайна — это уже вполне в его компетенции.
        Около недели Павлик что -то делает в своем сарайчике. Все попытки детей разоблачить секрет Павлика неизменно разбивались о запертую дверцу сарайчика. И тогда Кузьке пришла в голову блестящая, гениальная мысль. Такая мысль может появиться только в любознательной голове следопыта.
        Возле сарайчика Павлика рос старый вяз. На этот вяз взобрался Кузька. Для этого он принес в жертву свои новые штаны. Одна штанина зацепилась за сучок и разорвалась сверху вниз. Жертва была большая. Брюки Кузьки вызывали зависть у его товарищей. Вы не знаете, что это за штаны! Они пошиты из великолепной материи, из совершенно необычной материи. Она имеет нежное лирическое название «чертова кожа». Для Кузьки мать выбирала в кооперативе самый прочный товар. Этому научил ее глубокий жизненный опыт. Мать прекрасно учитывала тонкие психологические особенности сложной натуры сына. Цельнометаллических штанов в продаже она не нашла. Пришлось взять из «чертовой кожи». Однако оказалось, что острый сучок старого береста прочнее. Штанина разорвалась с таким потрясающим звуком, что петух на перелазе испуганно проглотил свое «ку -ка -ре -ку».
        Но отважного исследователя это не могло остановить. За какую -то минуту он уже перебрался с дерева на соломенную крышу сарайчика. Пальцы быстро разрыли в соломе дыру. Кузька припал к ней любопытным глазом, и перед ним открылся тайный неведомый мир. Просто внизу Павлик строгал на самодельном верстаке доску. Он тайно строгал и напевал себе под нос песню:
        Ходит тыква огородом,
        Разбирается с народом:
        «А вы живы, вы здоровы
        Вся родичи гарбузовы?»
        На верстаке Кузька заметил подозрительную сумку и развернутую карту, а около верстака колесо. Нет, это было не обычное колесо. Таких колес не бывает. Скажем коротко — колесо тоже имело все признаки таинственности.
        В тот день млинковские пионеры были глубоко взволнованы слухом о неизвестной машине, которую изготавливал Павлик. Это нечто среднее между велосипедом и самодельным автомобилем. От Павлика можно ждать всего. Сделал же он в прошлом году дудку, которая испускала неприличные звуки. Еще дед Галактион прилюдно поломал ту игрушку и, плюнув, забросил ее на крышу.
        Теперь дело было намного сложнее. Кузька готов был землю есть, чтобы убедить ребят в необычных намерениях Павлика Голуба. Павлик, несомненно, задумал убежать из Млинков на своей таинственной машине. Этому есть множество доказательств: во -первых, сама машина, во -вторых, карта, в-третьих, сумка с продуктами на дорогу.
        Кузька так ярко рассказывал об этом, так убеждал, что никаких сомнений в назначении Павликовой машины не осталось. Если она не поломается сейчас же за воротами, то Павлик действительно осуществит свое тайное намерение устроить автопробег через всю Украину. Какие же намерения у него еще могут быть?
        Этот замысел ребята восприняли по -разному. Пронька (он же Сорока) с восторгом выразил желание присоединиться к путешественнику. В дороге он, Пронька Сокол, безусловно, будет очень полезен Павлику. Ведь он, Пронька, является собственником единственной и известной на весь колхоз подзорной трубы. А какой же путешественник может обойтись без такой трубы?
        Очень жаль, что Кузька не узнал, сколько мест будет в машине. Если одно, то Проньку все равно это не остановит. Он пойдет за машиной пешком, поедет верхом на чем хотите — на коне, на теленке, на колхозном хряке Петьке…
        Евгешка Зуб не разделял этого Пронькиного энтузиазма. Он осторожно заметил, что не мешало бы Павлику взять какое -нибудь оружие. В дороге все может случиться, в том числе и густые леса. Другое дело, если бы путешествовал сам Евгешка. Он ничего не боится и спокойно обойдется без оружия.
        Надо сказать, что Евгешка только притворялся спокойным. На самом же деле в его сердце бушевала буря. Дело в том, что Павлик был его лучшим другом, и вот, оказывается, что Павлик втихаря сооружает какую -то машину и ни слова не сказал об этом Евгешке! Делают ли так друзья?
        Наталья выразила энергичное пожелание, чтобы путешественник взял йод, бинты, аспирин и хинин. Если останется место после этого груза, не мешало бы захватить и противогаз.
        Только Быцык молчал. Он был подавлен неудачей. Сом деда Галактиона проявил себя не только страшилищем. Он ярко демонстрировал черную неблагодарность. Он старательно избегал встречи с крючком, который с такой любовью выковал для него дядя Никон.
        Но настроение Быцыка не имело решающего значения. Детвора была страшно заинтересована. Здесь же родилось постановление немедленно идти к Павлику. Он — пионер и не имеет никакого права таиться от товарищей.
        Тонкие дверцы не выдержали взбудораженной стихии детского любопытства. Первым в сарайчик вскочил Кузька.
        - Мы все знаем! — твердо заявил он встревоженному Павлику. — Машину делаешь? Путешествовать собираешься? Показывай маршрут!
        Это шипящее слово Кузька произнес как победитель. Оно должно доконать изобретателя. Слово это стоит первым в Кузькиной тетради. В той синенькой тетради, где на обложке напечатана таблица умножения и метрические меры. На первой странице Кузька записал на память прекрасные, поразительные слова: «Маршрут. Парашют. Мосхимтрест. Финиш».
        Ошеломленный Павлик попытался возразить:
        - Какой маршрут? Никуда я не собираюсь путешествовать!
        Такой наглости не ожидал никто. Вещественные доказательства были тут же, у всех на глазах.
        - А это что? — Кузька торжественно ткнул пальцем в странное колесо. — А это? Карта? А это? Сумка с продуктами на дорогу?
        Павлик молча схватил котомку за узел и из нее посыпались… что вы думаете? Вкусные колбасы или сало? Или, может, пампушки или пирожки с присыпкой? (С той присыпкой, что ее мать делает из муки, жаренной в смальце). Или, может, румяные сухари, натертые чесноком, — запас в дальнюю дорогу путешественнику? Нет, из сумки посыпались гвозди. Самые обыкновенные гвозди. С длинной ножкой, с широкой головкой и без никакой таинственности.
        - Вот вам сумка, а это маршрут!
        И Павлик поднес карту к самому носу Кузьки. И тут все увидели, что это вовсе не карта, а рисунок. Ребята притихли, а Павлик вдохновенно сказал:
        - Я скрывал, потому что думал, что не сделаю машину. Она будет ездить по воде. Это будет водный велосипед. Я его название «водоходом». Смотрите: здесь будут педали. Это — лопастные колеса. Сегодня в лесу срублю березу для коленчатого вала. Кто пойдет со мной? Все молчали, и только Наталья укоризненно посмотрела на Кузьку:
        - Эх, ты! Следопыт! Провалился!
        - Ну вот, никакого автопробега нет, — глубоко вздохнул Пронька.
        И всем детям показалось, что Павлик Голуб глубоко оскорбил их, неожиданно разбил их веселые надежда и мечты. Все мрачно молчали. Тогда Кузька вдруг сказал:
        - Водоходом, назовешь? Ходивод несчастный! Ничего из этого не выйдет. И он утонет, твой водоход! Вот и весь финиш!
        - А ведь действительно утонет! — поддержал Быцык. — Это тебе не поплавок на удочке!
        И после этих слов всем как будто раскрылись глаза. Все ясно увидели, что такой машины не может быть, что она действительно немедленно утонет вместе со своим владельцем. Какой, действительно, этот Павлик чудак! Да. Просто чудак! Недалеко он откатился от сельского парня, дурака Тодосика, который перевязывает себе вихры цветными тесемками и, увидев где -то курицу, клохтит к ней, как петух.
        Павлик стоял смущенный. Он не ждал насмешки. Его пучеглазые, словно два голубых пузыря, глаза затуманились.
        И тут вмешался Пронька.
        - Павлик, послушай меня, — сказал он уверенно и рассудительно. — Послушай, Павлик, мой совет.
        И все замолчали. Все начали слушать Проньку. Известно всем, что Пронька не привык бросать слова на ветер. У него всегда есть свое твердое, самостоятельное мнение. Пронька — натуралист и исследователь. У него на опытном огороде возле хаты -лаборатории есть своя грядка, а на ней аж пять сортов огурцов. Он посадил тыквы, и они растут такими темпами, крутые, огромные, что колхозники только чмокают губами: «Нда, тыковки, ничего себе». А Пронька ежедневно добавляет своим воспитанникам новые и новые порции удобрения. Он не идет старыми дорожками. Пронькино удобрение составляется по новым рецептам, это совершенно особенное, необычное удобрение. Исследователь готовит его так, словно первоклассный повар какую -то заморскую подливу. Это животворная смесь из пепла, дубовых опилок, куриного помета, торфа, гнилой капусты и тухлого яйца. Прекрасное удобрение, к сожалению, оно и до сих пор еще находится в стадии изучения, и поэтому вам, дорогие читатели, употреблять его на своих огородах пока еще не рекомендуется.
        Но это еще не все. Пронька безошибочно, с первого взгляда может отличить сорочье яйцо от вороньего, ласточкино от воробьиного. Для этого нужен большой опыт и наблюдения. Недаром Пронька получил от детей прозвище «Сорока»!
        - Павлик, — сказал Пронька, — твоя машина — всемирный переворот в технике. И я сам хотел с тобой поехать путешествовать.
        У Павлика сверкнула в зрачках искорка надежды. Он забыл на мгновение, что существует на свете грозный, неумолимый «но».
        - И нечего смеяться, ребята… Но… (Пронька поднял вверх палец). Но… ничего не выйдет из этого. Такой велосипед сделают без тебя, Павлик, инженеры на заводе. Наше пионерское дело — охранять урожай от жучков -вредителей, колоски собирать, кроликов разводить…
        - И гусей! — добавил Евгеша. — Таких, как гусь Капитан Капитаныч.
        - Таких, как гусь Капитан Капитаныч, — повторил Пронька.
        Евгешка был самым ярым любителем птицеводства. Это он вырастил в колхозе премированного на районной выставке гуся Капитана Капитаныча. За этого гуся между Евгешкой и Павликом всегда велись жаркие споры. Да разве можно не спорить с этим Павликом? Он не может понять простейшей вещи, что высшее наслаждение для каждого пионера — это присматривать за инкубатором! Какое поле для деятельности! Какие возможности! Он кладет в инкубатор яйцо. Обыкновенное куриное яйцо, а через три недели оттуда — пи -пи! Цыпленок! Живехонький цыпленок! Вы кладете яйца, десятки, сотни яиц, а из инкубатора — гуси, индюки, страусы!.. В саду появилась гусеница. Тревога! Вы скорей несетесь к инкубатору. Вы кладете туда три тысячи двести двадцать пять воробьиных яиц. И вскоре три тысячи двести двадцать пять воробьев выпускаете в сад. Деревья спасены! Только такой упрямый и безнадежный пессимист, как Павлик Голубь, не может представить этого величественного триумфа птицеводства.
        Ох и обрадовался же Евгешка, услышав мудрое слово Проньки. Не теряй пионерское время над неподвижной доской, над зыбкими водоходами. Берись скорее за живое пионерское дело. Тебя ждут зловредные жучки -вредители. Они есть везде: на ржи, капусте, свекле. Они есть в саду и в лесу. Возможно, что они нашли приют даже в голове Проньки.
        Ох и обрадовался же Евгеша Зуб!
        - Я не говорил тебе, Павлик! Не слушал меня!
        А Павлик… Знаете, что он ответил? Он и теперь не послушался. Он сказал:
        - Чего вы издеваетесь? Когда надо, я собираю жучков. Я умею это делать. Так же, как и каждый из вас. Но кто из вас сделает машину? Попробуйте сделать водоход!
        И знаете, когда Павлик сказал эти слова, все заметили у него на глазах слезы. Он глотал их, как сливы, а они все наворачивались на глаза, все наворачивались…
        Понимаете? Ему, наверное, было стыдно, что он такой упрямый и непослушный мальчишка. Удивительно, как такого недисциплинированного пионера держат в отряде? А таки держат.
        Пронька только рукой махнул.
        - Пусть делает машину. Может, и в самом деле что -то путное выйдет. Он же у нас изобретатель!
        Но если бы он знал, какая история приключится с водоходом и вообще с Павликом, он не махнул бы вот так рукой. И никто из ребят не махнул бы.
        РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ
        начинается песней у костра и заканчивается ночью в лесу, где Евгешка встретил призрака. Слабонервным не стоит читать этот раздел на ночь
        Давайте закроем глаза. Не бойтесь, никто не толкнет вас, никто не перецепит. Так лучше представить этот вечер на берегу реки. Только не представляйте звезд! Их не было. Бывают же такие вечера и ночи на Днепре, такие тихие и темные, когда звезды не светят. И луну не представляйте. Она еще не взошла. Она взойдет позже, примерно в середине этого раздела. В сонном Днепре иногда скидывается рыба. Может, это страшный сом — пылкая мечта Быцыка. Но и сома не представляйте. Он хоть и бултыхнется, все равно его не услышали бы. Недаром же здесь упомянуты те четыре строчки песни в начале. Эту песню поет детвора вокруг костра. Песня так звучит, и такие звонкие голоса у певцов, что не слышно ни шепота листьев ивняка, ни всплесков сонной рыбы.
        Высоко поднимается вверх желтое пламя, трещит валежник и сухой камыш. И именно тогда, когда Наталья высоко, тонко выводила:
        Солнце с неба знаменем
        Ярко светит нам…
        именно тогда появились на свет костра две бабы, две соседоньки -кумоньки. Кто -то из школьников назвал их когда -то Бабарихами, и это прозвище прилипло к ним, как сапожная смола.
        Бабарихи всегда вместе. Если одна идет стирать, то и другая валек несет. Если одна — в кооператив, ищи и вторую поблизости.
        Когда в колхозе начинается сенокос, Бабарихи тоже уедут заготавливать сено. Только у них не сено, а трава. Эти бабы собирают всевозможное зелье, известное только им, и оно помогает от всяких болезней: от трясцы -лихорадки, от сглаза, от родимчика. Только от желтухи не помогает никакое зелье. Тогда ребенка надо искупать в ожерелье, или в червонцах.
        Вы тоже можете собирать зелье. Например, коровяк. Знаете — растет такой высокий, с пушистыми, как вата, листочками и с желтым цветом? Этот цвет и надо собирать. Наталья, например, так и делает. Только она сдает его в кооператив. Недавно термометр выменяла на зелье. Бабарихи же в кооператив ничего не сдают. Они сами сушат цвет -траву, сами лечат. Здесь без умения ничего не сделаешь. Надо, чтобы зелье без ветра привяло, без солнца высохло. И кроме того, надо еще и слово такое знать и произносить его до восхода солнца, когда еще роса с травы не сошла. Много с этим мороки.
        Бабарихи появились возле костра, как из -под земли выскочили. Они всегда так. Нет — глянь, уже и здесь.
        - Хорошо поете, детки, — затараторила первая баба Бабариха. — А теперь через костер попрыгайте. Веселее будет.
        - Да, — подхватила вторая, — завтра же Ивана Купала. Когда -то бывало через огонь прыгали. Папоротник -цветок расцветает в эту ночь в лесу. Кто найдет его, будет счастлив всю жизнь. Так старые люди говорят, детишки. Только страшно искать этот цветок. Когда -то ведь русалки были, но правление колхоза, говорят, постригло им волосы. А Явдошку Ковалишину можно встретить…
        - Предрассудки темных людей, Бабариха, — строго сказал Пронька. — Явдошка Ковалишина погибла как герой, ее убили деникинцы за то, что носила в лес еду нашим партизанам. Не может Явдошка блуждать.
        - Она не блуждает. Душенька ее, говорят, ходит по лесу. Темной ночью ходит, белы рученьки ломает, слезами умывается: «За что мою кровь пролили, за что меня убили в юных летах?»
        - Никто не ходит, баба, — выскочил Евгешка Зуб. — И ничего страшного нет… И цветка папоротника тоже нет. Факт.
        Чрезвычайные события, случившиеся дальше, могли бы и не случиться, если бы неожиданно не выступил новый оратор, который ребром поставил перед Евгешкой вопрос:
        - Страшного нет, говоришь? Храбрый ты очень! А в лес пойдешь? Пойдешь сейчас в лес — сам -один?
        Этим оратором был Быцык. Захваченный врасплох, Евгешка все же не растерялся:
        - Хоть сейчас пойду! Я ничего не боюсь! Разве пионеры верят в бабские предрассудки?
        - Видишь, Евгений, — дипломатично вмешался Пронька. — Быцык думал, что ты — трус.
        - Кто? Я? Евгешка Зуб — трус? Капитана Капитаныча выпестовал?
        Но упоминание про гуся не успокоило Быцыка. Он справедливо отметил, что гусь — это еще не доказательство храбрости. Вон в колхозе Ефим Сларгон целого быка вырастил, а боится обычной лягушки.
        - Не доказательство? — волновался Евгеша. — А что со мной прошлой зимой случилась?
        И он рассказал, что с ним случилось прошлой зимой.
        - Ну, вот. Поехал я в лес дров нарубить. А лес густой, сами знаете, июльский лес. И уже вечер. Когда слышу — аву-у! Волки! Целая стая! Факт. Как напали они на меня — беда! Ну, думаю, держись, Евгешка, а то будет тебе здесь могила темная. Как схвачу я топор — двух волков зарубил, а потом на коня — но! Саночки были легкие, липовые саночки — как понеслись, как понеслись… Понимаете?
        - Понимаю, Евгешка, — важно сказала Наталья, — лес был липовый, саночки липовые, и волки тоже липовые…
        От детского хохота выше подпрыгнуло пламя, луна проснулась в темном молчаливом лесу.
        - Не смейтесь, — и Пронька хитровато взглянул на Евгения. — Может, Евгешка действительно такой храбрый. И в доказательство этого, он пойдет в лес и принесет нам оттуда папоротник. Согласны?
        И не успел ответить Евгешка, как неподалеку, по кустам, прокатился жуткий хохот:
        - О -хо -хо!.. О -хо -хо!..
        Где -то в лесу, черном и зловещем, отозвалась луна. Дети испуганно переглянулись, Бабарихи окаменели.
        - Что оно?
        А к костру заливисто смеясь, вышел пионервожатый Василий.
        - Ну как, ребята? Растем?
        - Растем! Растем! — хором подхватили дети. — Это — Василий! Вот разыграл!
        Рука пионервожатого красноречиво полезла в карман. Какой это знакомый жест!
        - Мне! Мне! Мне!
        За несколько минут пионервожатый раздал все яблоки.
        - Скороспелочки. Бергамота Федулина. Это я сам такое название яблоне дал.
        И вдруг он повернулся к Евгешке.
        - Ну, как? Бабские предрассудки? Правильно!
        Пионервожатый слышал всю беседу о папоротнике -цветке.
        - Факты! — ответил Евгешка.
        - И в лес пойдешь?
        - Не пойдет он! — категорически заявил Быцык.
        - Не пойду я? Евгешка не пойдет? Вот возьму и пойду!
        - А что ты возьмешь? — насмехался Быцык.
        - Ничего. Пойду и все.
        - Правильно! Растем! — прищурил глаз пионервожатый. — Докажи им, Евгешка, свою храбрость!
        С каждым шагом в лес у парня сильнее и сильнее колотится сердце. Но остановиться нельзя — поздно! Засмеют, проходу не дадут! Ой, какие тяжелые ноги! Как будто камни кто привязал к ним. Не идут — волочатся.
        Черный лес ближе и ближе. Он придвигался с каждым шагом — густой, настороженный… И где -то недалеко бродит Явдошка Ковалишина.
        «Заббоббони…» — произносит Евгешка сквозь сжатые зубы и сам удивляется, что во всем слове вдруг стало аж четыре «бы». Неужели так в каждом слове — вот странно! И Евгешка произносит:
        - Ббаббарихи…
        И вновь, бубнение! Опять четыре «бы»! Неужели дрожат губбы? Ух! Вот и лес! Нет, страшного нет. Скоро взойдет луна — видно станет… Неужели дрожат губбы? Ббабба -рихи. Вот знакомая тропа. Сюда днем не раз приходил Евгешка с приятелями. Но теперь тропу трудно узнать. Она то исчезает, то вдруг снова появляется. Корни дубов, как толстые полозы, пересекает тропу, и о них спотыкаются ноги.
        Где же папоротник? Как его найти?
        Евгешка наклоняется и шарит в траве. Заповедное листья легко узнать — оно как кружево. Днем здесь бывает очень много. Но сейчас — папоротник исчез. Такое уж оно заворожённое растение!
        И вот, когда так наклонился Евгений и щупал руками холодные травы, его сердце тоже вдруг застыло. Оно просто замерзло, превратилось в льдинку. Как будто сам старец Северный Полюс дунул парню в грудь. Сказать проще — Евгения сковал страх. Еще бы не бояться — что -то зашелестело и подкралось сзади к парнишке. Это «что -то», очевидно, имело руку. Оно удобно использовало ее как совершенное орудие для того, чтобы содрать с головы Евгения картуз.
        Здесь справедливость требует отметить, что Евгений в тот момент все же нашел в себе каплю мужества, чтобы оглянуться. Та же справедливость требует объяснения, что эта капля была первой и последней. Больше Евгений не оглядывался. Из -за ужасного события, случившегося с ним в лесу, он потерял всякие признаки храбрости.
        Когда Евгешка оглянулся, то увидел недалеко от себя черный клубок, который быстро покатился в кусты. Затем клубок вдруг остановился и издал звук, очень похожий на хрюканье. Тут же парень заметил и свой картуз, который преспокойно висел на ветке. Если бы на месте Евгения была баба Бабариха, она бы, без сомнения, решила, что этот черный клубок — это леший или, может, какой -то действительный член общества нечистой силы. Но пионер Евгешка тут убедился, что перед ним был обычный еж. Что касается картуза, то он просто зацепился за колючую ветку и через мгновение уже снова был на голове Евгения. Но странно — как ни пытался успокоиться Евгешка, страх все сильней и сильней сжимал парня в своих невидимых когтях. Лес был полон неясных, непонятных шорохов. За каждым стволом дерева притаилась мохнатая когтистая лапа. За каждым кустом кто -то тихонько дышал или сопел. На каждой тропе ясно слышались чьи -то мягкие, приглушенные шаги.
        Страх надвигался со всех сторон. Кто -то заплакал в вершинных ветках дуба. И хоть Евгений хорошо знал, что это кричит сыч, однако не выдержал и бросился бежать. Он бежал наугад через лес, забыв и о папоротнике, и обо всем на свете, бежал, цепляясь за пеньки, а тысячи когтистых рук хватали его со всех сторон за одежду.
        Остановился Евгешка на незнакомой поляне. Вокруг чаща. Остановился и вдруг с выпученными глазами попятился от горбатого дедушки, что стоял на поляне. Он был в десятке шагов от Евгения, этот дед с одним блестящим глазом, с бородой до колен. И самое страшное в нем было то, что он молчал. Он не двигался, и только его длинная борода чуть -чуть шевелилась от ночного ветерка.
        Дорогие мои читатели! Вы, наверное, заметили, что в этой книге есть много юмора. Но уверяю вас, что сейчас ни мне, ни герою повести Евгешке совсем не до шуток. Такой, знаете, тихий горбатый дедушка на ночной поляне мог бы нагнать дрожь и на храброго, а Евгений, как вы уже, наверное, убедились, с храбростью не имел особой дружбы.
        Кроме того, я хочу заверить вас, что здесь нет никакой выдумки. Если бы я хотел написать неправду, я мог бы насочинять самых разнообразных ужасов.
        
        Разве не мог бы я, например, описать зеленые волчьи глаза, которые хищно следили за Евгением из -за кустов? Те глаза могли быть, скажем, жучками светлячками. Знаете, светлячки горят ночью как зеленые фонарики? Но это была бы выдумка, ибо Евгений никаких светлячков в ту ночь не видел. Нет, выдумки мне не нужны. То, что случилось с Евгением дальше, интересно и без выдумок.
        А что же случилось?
        Горбатый дедушка вдруг прижал ко рту ладони и крикнул:
        - Ау -у -у!..
        Этот крик был какой -то необычный, не человеческий. Евгешка тоже хотел закричать от ужаса, но у него перехватило дыхание. И тут парень увидел, как выплыла из -за вершин луна и осветила дедушку. И дедушка исчез. На его месте стояла лесная груша с отломившейся веткой, и ту ветку легонько раскачивал ветерок, словно длинную бороду.
        А глаз? Где же дедово страшное око? Наверное, то луна светила сквозь листву.
        Но из -за груши вышла девочка. Она вышла на поляну, остановилась и крикнула:
        - Ау -у -у!..
        С исступленным ужасом Евгешка угадал в ней Явдошку Ковалишину. Она погибла… в этом лесу пятнадцать лет назад, и с того времени блуждает по ночам. Она — ищет своих убийц, чтобы отомстить. Разве она может знать, что всех белогвардейцев давно уже выгнали с нашей земли?
        Евгешка схватился бежать, но споткнулся и упал. Не оглядываясь, он на четвереньках пополз в кусты. Зубы его щелкали. И тут он услышал за собой шаги. Явдошка шла за ним по пятам. Вот она раздвинула ветви кустов, и Евгешка на мгновение увидел ее бледное лицо, освещенное луной. Пальцы Евгения судорожно нащупали в траве камень. Может, то был пенек, может, и в самом деле камень. Безумно Евгений поднял руку и швырнул камень в то бледное, мертвое лицо. Тихо охнула Явдошка и упала, как сноп, на лесную землю, на росяную траву, на чудесный папороть -цветок, что расцветает в купальскую белую ночь.
        РАЗДЕЛ ЧЕТВЕРТЫЙ,
        в котором Павлик получает таинственный подарок, дед Галактион едет встречать внучку, и вообще события нарастают
        В тот поздний вечер на Ивана Купала, когда детвора пела песни возле пионерского костра, когда уже взошла луна и когда Евгешка встретил призрак Явдошки Ковалишиной, в тот самый лес пошел Павлик Голубь.
        Он ушел совсем не для того, чтобы доказать свою храбрость. И не для того, чтобы найти волшебный папоротник -цветок. Он пошел срубить березу. Для водного велосипеда не хватало довольно существенной части коленчатого вала. Как видим, упрямый Павлик, несмотря на предостережение вожатого, не оставил своей затеи — сделать водоход.
        В чащу Павлик не пошел. Он нашел нужную березку на опушке леса. Вскоре стук топора эхом отозвался в далекой чаще.
        Теперь пришло время познакомить вас с еще одним персонажем повести — с Куцаком. Этот персонаж очень непоседливый, юркий и с куцым хвостом.
        В деревне можно познакомиться не с одним Сирком или Рябком… Не всегда такое знакомство бывает приятным, когда вы, скажем, появляетесь на чужом подворье не вооруженным хорошей дубиной. Но Куцака я рекомендую вашему вниманию как пса, которому принадлежит некоторая, хоть и небольшая, роль в развитии событий, описанных в этой книге.
        Как всегда, Куцак и на этот раз увязался за своим хозяином. Не будучи изобретателем, пес мало интересовался березой, пригодной для коленчатого вала. Имея легкомысленную натуру, он с веселым лаем оставил Павлика и исчез в гуще леса. Вскоре его лай затих вдали.
        Павлик с присущим ему упрямством срубил березу и очистил ствол от ветвей и сучьев. И тогда что -то толкнуло парня в ногу. Это был Куцак, который, уже успел вернуться из своего путешествия. Павлик наклонился, чтобы погладить собаку, и тут заметил его. Да, это был узелок, обычный платочек в зубах у Куцака. В платке что -то завязано.
        Что за подарок нашел Куцак в лесу в белую купальскую ночь?
        Безмерно удивленный, Павлик развязал платок.
        - Пряники… — прошептал он.
        Этот непонятный случай помог раскрыть еще одну черту в характере парня. Оказалось, что он любил не только мастерить водные велосипеды, а также лакомиться вкусными пряниками. Вскоре от них не осталось ни одного. Тогда, пряча в карман платок, Павлик громко сказал лесу и ночи:
        - Спасибо за ужин!
        И в тот поздний вечер под Ивана Купала, когда детвора пела песни у пионерского костра, когда уже взошла луна, и когда Евгешка встретил в лесу призрак Явдошки Ковалишиной, и когда Павлик Голуб уже поужинал таинственными пряниками, — в тот же поздний вечер сидела на пороге хаты баба Лизавета и выглядывала деда Галактиона. Поехал дед на пристань встречать ненаглядную внучку.
        Вспоминает баба Лизавета сына Порфирия. Семь лет назад приезжал в село Порфирий с дочерью Олесей. Ей тогда шесть лет было, а сейчас выросла Олеся, выросла внучка, и непременно она теперь городская барышня, и непременно у нее в косе шелковая лента…
        - Дай бог, чтоб доехала благополучно, — шепчет баба Лизавета и вспоминает вдруг как не любит дед Галактион всякие отношения с богом. «Изменился мир, изменился. Люди делали, а благодарности богу? — часто бормочет дед. — Нет такого закона, чтобы трутней угощать. Кто работает, того и благодарить надо…»
        Три года назад, когда закрыли в селе церковь, дед вынес из дому все иконы.
        - Не подобает нам держать их, старая, — сказал он строго. — Наш сын затопленные корабли с моря поднимает и в большевиках ходит, а я — пасечник в колхозе и на весь район такого пасечника не найдешь! Не ругайся, и не горюй, ведь и я еще недавно богу надоедал и всю твою печаль понимаю. Только от куриного ума эта твоя печаль…
        Одну икону баба Лизавета таки спасла и повесила на чердаке, в самом дальнем углу. Охая, она вылезала туда по лестнице (это случалось чаще всего в воскресенье) и втайне молилась. Дед Галактион заметил эти посещения домашней стратосферы!
        - А что ты там забыла наверху, Лизавета?
        - Да, вишь, ряба курица привычку взяла нестись на чердаке. Яйца ищу.
        Дед крепко намотал себе на ус это куриное яйцо. Украдкой от бабы он полез на чердак и нашел икону. У деда, несмотря на его шестьдесят два года, была шутливая холостяцкая душа. В тот же день он подговорил колхозного художника Ладька, который разрисовывал стенгазету и плакаты, и тот нарисовал зеленой, черной и синей красками великолепный портрет. В следующее воскресенье перепуганная баба Лизавета увидела на чердаке вместо иконы Николая -угодника рогатого черта, замечательное вдохновенное произведение Ладька.
        Это был, безусловно, порочный метод антирелигиозной агитации, но дед Галактион, к сожалению, не учился на курсах пропагандистов.
        Я успел вам рассказать про куриное яйцо и про лешего, а баба Лизавета до сих пор сидит на пороге и все выглядывает деда с внучкой. А дед замешкался — нет деда.
        Почему же замешкался дед Галактион?
        В тот вечер под Ивана Купала, еще когда не всходила луна, и когда Евгешка еще не встретил в лесу Явдошку Ковалишину, и когда баба Лизавета еще не сидела на пороге хаты, дед Галактион встречал на пристани внучку Олесю.
        Пришел пароход, и на пристань живой лентой, сходили пассажиры. Пытливо бегали дедовы глаза по лицам, по сумкам, по незнакомым фигурам. Нет, Олеси нет, не приехала любимая внучка…
        Так думал дед. Но Олеся приехала. В толпе пассажиров она прошла мимо деда. Стоял дед и не узнал внучки. Как же ему обратить внимание на стриженую пионерку с рюкзаком за плечами? Он же «барышню» вышел встречать — хорошую «барышню», может, синеглазую; может, с густыми волосами, как горячая созревшая пшеница. Вышел встречать «барышню» в розовой шляпе и в сандалиях из желтого хрома… А может, она такая, как в песне поется.
        Она ростом невеличка
        И летами молода,
        Руса коса до пояса;
        В косе лента голуба…
        Всматривается старый… И дождался «барышни» — такой, как представлял себе внучку. Их сошло на пристань трое, на них шляпки и цветы в руках. И снимает полинявшую кепку дед Галактион, старый картуз, что с японской войны сохранил, и кланяется трем «барышням».
        - А кто тут из вас моя внучка Олеся?
        А они — все трое — удивленно переглянулись, плечами пожали. А старшая, улыбаясь, бросила:
        - Никакой Олеси здесь нет, дед.
        Развел дед руками. Стоит старик, смотрит. Все пассажиры сошли на берег. Лестницу убрали. Уже и пароход отчалил, а дед Галактион все стоит с полинявшим картузом в руке.
        Олеся, разминувшись с дедом, решила добраться до деда и бабы пешком. Она спросила дорогу, и сторож с метлой охотно ей объяснил. Все сторожа на пристанях, как и дворники в городе, всегда с метлами. У них (не у метел, а у сторожей) удобнее спросить дорогу. По крайней мере будете уверены, что указания получите точные, понятные, а главное — с мельчайшими, очень важными подробностями.
        Сторож с метлой пояснил:
        - До Млинков недалеко. Три километра с лишним будет. А напрямик еще ближе. Вот по этой тропинке повернуть за киоск. Там дальше будет колодец. А от колодца направо. А тогда ива. А от ивы не направо, а налево. Тогда чуть в сторону, только не в эту, а в другую сторону. Оттуда и лес видно. А как лес перейти — уже и деревня близко.
        Это было изложено такой скороговоркой, что и вправду показалось — близко! Киоск, колодец, ива, справа, слева, в сторону, лес и село. Что может быть понятнее?
        Олеся поблагодарила, лучше примостила на спине рюкзак и пошла по указанной тропинке.
        В тот поздний вечер на Ивана Купала, очень поздний вечер, когда уже и не разберешь — вечер это или ночь зашла, возвращался дед Галактион с пристани. По лесной дороге звонко тарахтели колеса. Когда уже выехал дед на опушку, его кто -то окликнул. Это была девочка. Совсем незнакомая девочка с узелком за плечами стояла на дороге.
        - Подвезите до села, — попросила она.
        Удивленный дед еле выговорил:
        - И откуда же ты? Кто ты такая?
        Вы уже догадались, кто эта девочка, кто эта пионерка с рюкзаком. Но молчите, не говорите деду, ему расскажет о себе сама пионерка, и тогда еще больше удивится дед Галактион. И радость будет великая ему, и бабе Лизавете, которая уже легла спать, не дождавшись ни деда, ни внучки.
        РАЗДЕЛ ПЯТЫЙ,
        что может иметь очень поэтическое название, например: «Чучело, водоход и вареники»
        Рано утром Олеся проснулась в незнакомой комнатке. Проснулась и вдруг вспомнила, что она у деда и бабы, вспомнила, как вчера заблудилась в лесу и как ударил ее какой -то хулиган. Может, еще долго бродила бы Олеся, если бы не встретила деда Галактиона, который возвращался с пристани…
        Быстро девочка вскочила с кровати и распахнула окно настежь. А окно то выходило в сад. Под самым окном разостлался сказочный ковер. Вы понимаете — ковер из цветов. Глянула Олеся, хлопнула в ладоши — как здорово! И, понимаете, таких цветов она никогда не видела в городе и не знала их названий. Она знала тюльпаны, крокусы, гиацинты, нарциссы, а здесь цвели синим цветом неизвестные ей крученые панычи, бархатная настурция, пышная георгина, желтые гвоздики. И еще росла здесь рута -мята, любисток и канупер. И все это очень пахло, аж дух захватывало, и гудели пчелы, и вообще было так весело, что Олесе захотелось сделать что -то необычное, например, подскочить и стукнуться макушкой о потолок, или выстрелить из пушки, или сделать то, что сделала Олеся. Сделала она чучело, намостила его из плахты и кожушка на своей кровати, сама же через окно тихонько вылезла в сад.
        А в это время дед Галактион с бабой Лизаветой ходили в сенях на цыпочках, боясь разбудить внучку.
        - Тсс! — баба деду.
        - Тсс! — дед бабе. — Спит?
        - Спит внученька, спит ягодка…
        И вдруг выскочили оба из сеней, отчаянно замахали руками:
        - Кыш! Кыш, проклятый! Внучка спит!
        Бабушкин петух, горластый галаган[1 - Галаган — головастый петух с голой шеей.], взлетел на плетень и кукарекнул. «Кукарекнул» — это очень осторожно сказано. Если вы не были в Млинках, вы никогда не представите, как кукарекает этот петух. В одно мгновение он может разбудить весь колхоз.
        Вообще никто не позавидовал бы вам, если бы этот галаган был вашим соседом. А «галаган» — это порода. Голенастые ноги и голая шея, без никакого кашне. Ничего себе красавиц; хоть людям на глаза не показывай! Но, знаете, — голос! Именно за это держит его баба Лизавета. Голос, как у Шаляпина. Это по наследству. Говорят, что прапрадед этого петуха тоже имел такой веселенький голосок, что, кукарекнув, насмерть перепугал священника Гавриила, когда тот ходил по селу с молитвой. Пришлось выливать переполох.
        Вспугнув петуха и не дав ему допеть арию, хотели старики вернуться в дом, и тут, словно из -под земли, появились две бабоньки Бабарихи.
        - Внученька приехала?
        - Гостья дорогая??
        - Пусть ее долюшка счастливой будет!
        - Пусть здоровенькой будет!
        Хоть в окошко хотят они взглянуть на гостью. (А кукушка на суку: ку -ку!)
        Вокруг дома трусцой оббежали, к окошку прильнули, смотрят на кровать бабы Бабарихи, на ту кровать, где спит чучело.
        - Что же это за хорошая девочка?
        - Как маковочка!
        - Как ягодка!
        - Как ясочка полнолицая!
        (А кукушка на суку: ку -ку!) Если бы чучело могло слышать эти комплименты, оно бы так зазналось, что ни подойти к нему, ни подступиться. (А кукушка на суку: ку -ку и кужу…)
        - Кукушка кукует, годы считает, — вздыхает дед Галактион.
        - Это — мне, — сказала, баба Бабариха, — да и много же как — в два десятка лет не соберешь.
        - Нет, мне, — возразила Бабариха другая. — Мне, мои голубушки, мне!
        - Нет, это мне кукует, — сказал дед Галактион, — я первый услышал. Недолго ей куковать. До петровки, а тогда, подавится кукушка мандрикой[2 - Мандрика — изделие из творога и теста, имеющее форму лепешки; вид сырника.] из творога.
        - Нет, дед, я буду осторожной, не подавлюсь, потому что это я — кукушка!
        И слезла тут Олеся с груши, а дед Галактион посмотрел на всех и сказал:
        - Старею.
        И сказали Бабарихи «стареем», потому что не узнали они, что это не кукушка кукует, а шалит девчонка.
        А пионеры уже идут, уже узнали и они, что приехала пионерка из города. А ее отец работает под водой и в какое угодно море спустится на глубину, и не боится он ни акул подводных, ни раков, а они же, эти морские раки, не такие, как в реке, а величиной с трактор «Интернационал».
        Учитывая то, что наиболее интересная и важная вещь была у Проньки (подзорная труба), а это сразу придавало большое значение всему пионерскому отряду, дети решили, что именно он, Пронька, должен первым представиться городской пионерке и познакомить с ней всех других.
        - Пронькин Сокол, — торжественно выступил он вперед, — а это моя труба!
        - Подзорная труба! — исправили хором пионеры. — Будь готов!
        - Хорошая труба, а я просто — Олеся Садовая, без трубы. Всегда готова! А это что за гусь?
        - Гусак. Капитан Капитаныч, лучший в районе, а я — Евгешка Зуб. Гуся я вырастил. Факт.
        - А ты чего так на меня смотришь?
        - Я не на тебя смотрю, а на твою шишку на лбу. Я — Наталья Недригайло, а к гуле[3 - Гуля — шишка.] надо холодную примочку.
        - Не надо, пройдет… Это меня вчера какой -то хулиган в лесу ударил. Камнем. Я аж потеряла сознание. А когда пришла в себя, уже и платочка с пряниками не было. Тот хулиган, наверное, забрал. Я гостинец везла деду и бабе.
        Евгешка неожиданно побледнел. Он догадался, кого вчера ударил. Только платочка он никакого не видел…
        - Олеся, — вдохновенно сказал Кузька. — Я найду хулигана. Я такой следопыт, что найду. Евгешка, и ты мне поможешь. Вдвоем хулигана быстро найдем. Ладно, Евгешка?
        Ситуация для Евгеши создалась мало благоприятная. Понятно, что ответил он Кузьке так, словно гречневую галушку съел.
        - Умгу… Факт…
        И, глотая эту галушку, он подумал: «Как хорошо, что она (не галушка, а Олеся!) не узнала меня. Так вот какая эта Явдошка Ковалишина…»
        Вчера вечером, бездумно швырнув в Олесю камень, Евгешка бросился бежать. Только поздно ночью он прибежал домой. У парня ужасно разболелся живот. Возможно, что причиной этому было волнение, пережитое в лесу. Парень стонал и корчился. Отец был где -то в колхозе на дежурстве, мать испугалась. Как помочь беде? Больница за десять километров, в районе.
        - Может, ты что -то съел такое? — жаловалась мать.
        Евгешка затаил свое приключение.
        - Съел… Ой, съел… Сало…
        - Много?
        - Кусок… Нет, два…
        - Ой горюшко!.. А еще?
        - Шелковиц… Полведра…
        - Вот беда, вот горе превеликое!..
        - А еще воды выпил… Видимо, полное ведро…
        - Горе мое, полное ведро! Ты с ума сошел?
        Немедленно сюда вызвали Бабариху, которая быстро поставила диагноз: «Подсолнечница напала». Лечение несложное. Надо подсолнечницу «вылить». Бабариха положила в миску нож, кудель и воск, подожгла. Умерла кудель, воск зашипел. Нагретую миску приложили Евгешке к животу.
        Как видите, это очень похоже на электризацию. Надо только отметить, что пациентов у Бабарихи с каждым днем все уменьшается. В Млинках строят больницу, и я очень обеспокоен, что ценный врачебный опыт баб Бабарих вскоре будет совсем похоронен. Чтобы этого не случилось, я предлагаю организовать в новой больнице, рядом с кабинетом электролечения, музейную комнату. В ней на самом видном месте надо поставить миску с воском, ножом и куделью. Нож надо оставить непременно. В методе бабы Бабарихи он имеет очень важное символическое значение — отрезает болезнь от пупа.
        И представьте, когда Евгешка уснул, на следующий день живот уже не болел. Нож в миске добросовестно выполнил свое назначение.
        Ну, дорогие читатели, теперь надо бы описать, как кто -то из пионеров взял слово и информировал Олесю о работе пионерского отряда, как потом взяла слово Олеся и рассказала о своем отряде в городе. Так бывает во многих книжках о пионерах, и, возможно, вы будете даже недовольны, что я не передаю здесь никаких речей, но как я это могу сделать, когда вот тут вмешивается баба Лизавета и приглашает Олесю в хату завтракать. Понимаете, дорогая внучка до сих пор не завтракала, и ее ждут на столе горячие вареники с творогом.
        Но когда баба пошла в хату, прибежал Быцык. Он был очень взволнован. Можно было подумать, что он поймал сома. Но случилось кое -что намного интереснее.
        - Водоход! Павлик! — крикнул Быцык.
        - Где?
        - На реке!
        - Ребята, идемте!
        - Быстрее!
        Только Олеся не понимала, в чем дело.
        - Бежим с нами, узнаешь! — быстро бросил Кузька и первый побежал. Уже по дороге он вкратце рассказал:
        - Чудак у нас есть. Водоход сооружает. Ничего из этого не выйдет, глупости… Посмеемся хорошо…
        На берегу тайком полезли в ивняк. Скрылись за кустами. И действительно увидели Павлика. Он был на воде недалеко от берега. Парень сидел верхом на какой -то странной постройке и крутил ногами педали, словно на настоящем велосипеде.
        - Вот это он и есть, водоход! — шепотом пояснил Олесе Кузька и вдруг закрыл ладонью рот, чтобы не засмеяться. Как ни пытался Павлик сдвинуть с места свою машину, она не ехала, а только смешно, как утка, покачивалась из стороны в сторону.
        И вдруг Наталья не выдержала и спела, как в сказке про Телесика:
        Ивасик мой, Телесик мой,
        Пристань, пристань
        Ты к берегу,
        Твоя мама пришла,
        И обед принесла!..
        Павлик поднял голову, не понимая, откуда это пение, и именно в этот момент случилась катастрофа. Водоход качнулся и вдруг перевернулся. Знаменитый конструктор пукалки, которую поломал дед Галактион, и водного велосипеда, которого еще никто не успел поломать, отчаянно боролся с днепровской стихией. И только потому, что авария произошла недалеко от берега, он счастливо вышел на песок, не бросая, однако, с исключительным упрямством свой водоход.
        На свете очень много смешного, и некоторые дети смеются с утра до вечера: книгу кто -то кверху буквами читает — смех, споткнулся — смех, понес ложку вместо рта к уху — смех, измарал чернилами кончик носа — смех!
        Что же тут удивительного, что с Павлика смеялись? Да еще как! По песку катались от смеха! Это вам не кончик носа, измаранный чернилами! Павлик вылез из воды мокрый, как губка. Рубашка, штаны, даже соломенная шляпа, и та мокрая. Говорят, что есть такие мошенники, которые выходят из воды сухими. Я лично, дорогие читатели, этого не видел, а Павлик был не мошенник, а изобретатель, так он сухим из воды не мог выйти.
        - Ходивод! Ходивод!
        - Искупался?
        - Дудки поймал?
        - Курица мокрая!
        Шутки, насмешки, и все на одну голову, на мокрую голову Павлика.
        - Ребята! Кузька! Как не стыдно? С товарища смеетесь? — И все замолчали, и всем стало неловко, а Олеся еще сказала: — Эх вы, пионеры! — и близко -близко подошла к Павлику. — Показывай свой водоход, Павлик!
        А Наталья увидела, что он руку царапнул о камень, и вдруг достала бинт из сумки и перевязала ранку.
        - По воде ходит — водоход, — говорит Павлик, — а они его наизнанку — ходивод, но еще посмотрим, чья возьмет, вот — коленчатый вал, педали, колеса с лопастями будут загребать воду, а сегодня действительно — незадача, не крутятся колеса, надо все переделать, но это не страшно, я уже трижды переделывал…
        Павлик улыбнулся, и все увидели, что он улыбнулся одной Олесе, и Евгешка это увидел, бывший друг Павлика…
        - Олеся, внученька дорогая, завтракать надо, я за тобой через перелазы, я за тобой через огороды, варенички еще горячие!
        Баба Лизавета прибежала с миской и сняла капустный лист, а в миске всего один вареник.
        - Это же я, когда бежала, вареники растеряла — на перелазе, по огородам!
        А Куцак облизывается, куцым хвостом вертит, он бежал за бабой Лизаветой и благодарил ее за вкусные вареники с творогом.
        Так закончилась история с завтраком для дорогой внучки, а история с Павликом только началась.
        РАЗДЕЛ ШЕСТОЙ,
        в котором лирично повествуется об очень занятом председателе колхоза и о происшествии со знаменитым гусем. В этом же разделе впервые появляется рваный ботинок
        С первых дней пребывания у деда и бабы Олеся жадно набросилась на природу. Может, это немного неудачное выражение, может, лучше сказать — жадно принялась ощипывать природу. В поле нащипала огромный букет васильков и темно -лиловых топориков. Наталья показала, как из топориков можно сделать маленькие веночки, а из цветка дикой розы «барышню» в юбочке из бледно розовых лепестков. «Нащипала» Олеся также каких -то желтых и темно -красных цветов. Именно с этими цветами и случился конфуз. Увидел их у Олеси Кузька и спросил:
        - Вредителей уничтожаешь?
        - Как?
        - А так. И даже очень просто. Этот желтый — осот, а красноватый — куколь[4 - Куколь — сорняк семейства гвоздичных с темно -розовыми, изредка белыми цветками и ядовитыми семенами; растет среди хлебных злаков.]. Самые злобные враги наших полей.
        - Да это же… цветы!
        - Красивые цветы, а мы с ними каждый год боремся. С корнями их удаляем. Гадина, а не цветок. А это — васильки и топорики. Давай я отнесу в хату -лабораторию. Там у нас еще неполная коллекция сорняков!
        Эти нежные лепестки, эти цветы — это сорняки! Аж больно стало и даже обидно — обманули! Такими скромными и хорошими притворились, а вот — пожалуйста, вредители сорняковичи, пожалуйста, займите свое место в коллекции!
        Таким было первое знакомство Олеси с природой в поле. Потом она познакомилась с большой лягушкой и узнала, что эту лягушку зовут — кракогуз и что она может прыгнуть и впиться в глаза. А еще на берегу есть такие длинные камешки, похожие на палец или на острую пулю, их название — крысы. С них можно ножом наскрести белого порошка, и тот порошок хорошо заживляет раны.
        Таких обычных вещей не знала Олеся! Зато ее авторитет очень вырос среди детей, когда она сообщила, что видела живого слона и живехоньких белых медведей. В колхозе не было зоопарка, а в городе из колхозных пионеров были только Кузька и Павлик.
        Вскоре случилось небольшое, но интересное событие, в котором приняло участие три существа и несколько пионеров, и благодаря этому событию авторитет Олеси вырос еще выше.
        Евгешка плохо закрыл дверцу в загородке для гусей. Гусь Капитан Капитаныч (первое существо) вышел из своего помещения на свободу. Тут где взялся Куцак (второе существо) и, весело рыча, погнал первое существе (то есть Капитана Капитаныча) просто к реке, где жило третье существо, о котором узнаете чуть ниже.
        Евгений узнал о бегстве своего питомца и увидел его уже на Днепре. Гусь плавал на воде, где очень глубоко, к тому же добраться до него было почти невозможно из -за того, что берег в том месте был высокий и крутой. Куцак лаял на Капитана Капитаныча с кручи, а Евгений на утесе же беспомощно размахивал руками.
        И вдруг со знаменитым гусем случилось что -то непонятное. Он испуганно вскрикнул и с ужасом начал бить крыльями о воду. Что -то неумолимо влекло Капитана Капитаныча на дно. Евгешка начал звать на помощь. Он кричал так громко, как будто его самого тянул за ногу водяной черт.
        Первым услышал крик Евгения Быцык, который недалеко удил рыбу. Он немедленно прибежал на место происшествия, а вскоре за ним появились Олеся, Наташа и Павлик.
        - Сом! — воскликнул Быцык — его тянет сом!
        Это действительно был сом, третье из трех существ, участников этого события. И бесспорно, это был тот страшный сом, которого видел дед Галактион в начале этой повести.
        - Спасайте, спасайте его! Капитан Капитаныч! — чуть не с плачем умолял Евгешка.
        - Прыгай в воду! Быстрее прыгай! — крикнула Олеся.
        - Не… не могу… Но… ногу вывихнул! — аж побелел Евгений от одной мысли прыгнуть с кручи в Днепр.
        Тем временем водяное чудище уже побеждало свою жертву. Гусь терял силы, удары его крыльев о воду становились все слабее, еще несколько минут — и гордая белая птица исчезнет под водой.
        И в этот момент голубая майка метнулась с кручи.
        - Олеся! — испуганно вырвалось у Павлика. Он на ходу сорвал с себя рубашку и прыгнул за девушкой вниз.
        На этом надо поставить точку и закончить раздел. Можно также поставить три звезды (вот так — ***) и дальше рассказывать о чем -то другом. Так делают многие авторы, чтобы заинтересовать читателя, чтобы он с нетерпением ждал, чем же, наконец, закончится событие.
        Мог бы так сделать и я. Ведь событие оборвалась на очень напряженном моменте — городская, неопытная пионерка прыгнула с высокого обрыва в днепровскую пучину, прыгнула навстречу водяному страшилищу. Утонет Олеся или нет? И если ее даже спасет Павлик, как они вылезут на обрывистый берег?
        Нет, дорогие читатели, события нарастают такими темпами, что не хватает времени отвлекать ваше внимание. Вы сейчас же узнаете, чем закончился прыжок Олеси и Павлика.
        Наталья, Быцык и Евгешка, затаив дыхание, следили за тем, что происходит на воде. Первый испуг сменился восторгом, когда пионеры увидели, как уверенно и быстро поплыла Олеся. Она плыла прямо к гусю, за ней спешил Павлик. Это была большая неожиданность — горожанка плывет, как лучший пловец!
        До Капитана Капитаныча Павлик и Олеся приблизились почти одновременно. С кручи было видно, как они оба начали бить руками и ногами об воду, чтобы прогнать обидчика. Вскоре освобожденный гусь был в руках отважных пловцов. Тогда Быцык сорвался с места и быстро побежал берегом. Он появился на лодке, спеша на помощь товарищам.
        Еще десять -пятнадцать минут, и они были на берегу.
        - Я совсем про лодку забыл, — сокрушался Быцык — а она же тут недалеко была, я на ней рыбу удил!
        У гуся была немного повреждена нога.
        - Большой сом, друзья! — сообщил Павлик. — Я видел, как он мелькнул хвостом.
        - Ну, я же… Я же его… — лихорадочно зашептал Быцык. — Неужели так и не поймаю?..
        Наталье пришлось лечить две ноги — гусиную и человеческую.
        - Садись, Жень.
        Евгений послушно сел.
        - Какую ногу вывихнул?
        - Вот эту… нет, эту…
        - Ладно.
        Наталья так дернула парня за ногу, что он аж грохнулся головой в песок.
        - Ну, как?
        - Ой, ничего. Немного легче.
        Евгешка взял гуся на руки и, делая вид, что до сих пор хромает, медленно пошел в село.
        - Олеся, — восторженно сказал Павлик. — Олеся!
        И он дальше ничего не сказал. Только Наталья добавила:
        - Да у нее же отец водолаз! Забыли? Все моря прошел насквозь!
        История с этим прыганьем не осталась без последствий. Она натолкнула Олесю на интересную мысль. Вскоре в Млинках не было ни одного пионера, который бы не знал о водной вышке. Идею построить в колхозе такую вышку для прыжков в воду наиболее горячо встретил Павлик.
        - Ой, как же хорошо, Олесь, ты придумала! Вы будете прыгать, а я на водоходе вблизи буду ездить, буду спасать утопающих!
        - Ты еще сначала сделай его! — не удержался Кузька. И, взглянув на Олесю, замолчал.
        Одно только беспокоило ребят: где достать строительный материал? Неожиданно в этом вопросе помог дед Галактион.
        - Вот что я вам скажу, детвора. В колхозе, за домом правления, лежат хорошие горбыли. И досок там — уйма! Попросите у Иосифа Максимовича. Он даст. А меня за совет на водоходе вашем покатайте…
        - Ты клепку с головы потерял? — набросилась баба Лизавета. — На водоходе! Как маленький, ей -право, как маленький!
        - Баба, — строго ответил дед Галактион. — Я шестьдесят лет ездил на волах. Дай хоть на старость поеду на машине!
        Итак, две вещи интересовали с тех пор ребят, — только о них и разговоров было, — водоход и вышка. Павлик должен оживить темпы своей работы и закончить водоход, а тем временем надо построить вышку. В изобретение Павлика еще не все верили, у некоторых пионеров жило в сердце сомнение — ничего не получится у Павлика, глупости! Другое дело — вышка! Все будут учиться прыгать с нее и, возможно, выучатся когда -то на водолазов, как Олесин отец. Каждому хочется побывать на морском дне.
        Одного Евгешку не привлекали такие блестящие возможности. Во -первых, прыгать страшно, во -вторых, быть водолазом страшно; в-третьих, пусть прыгает тот, кто глупее, а он, Евгешка, принципиально против вышки.
        Тем временем, когда Павлик увеличил темпы и в четвертый раз переделывал водоход и когда выбирали делегацию к председателю колхоза, чтобы он дал строительный материал, тем временем Кузька настойчиво, упрямо пытался разоблачить хулигана. Кто ударил Олесю камнем и отнял у нее платок с пряниками?
        Дважды бегал Кузька в лес, обыскивал чуть ли не каждый куст, на каждой тропе присматривался к следам, подбирал окурки, бумажки… И наконец, нашел кое -что чрезвычайно интересное.
        В тот же день Кузька прибежал прямо к Евгешке.
        - Хулигана нашел!
        - Где? Где же он? — спросил, немного бледнея, Евгешка.
        Кузька торжественно вытащил из -за пазухи старый дырявый башмак.
        - Вот он, хулиган! Сейчас все тебе расскажу.
        И пока он будет рассказывать Евгешке, я расскажу вам, как пионерская делегация ходила к председателю колхоза и что из этого вышло. Но перед этим небольшое лирическое вступление. Если кто не любит лирики, может пропустить это место и читать строк на двадцать ниже.
        Председатель колхоза Иосиф Максимович Макота стоял посреди поля. А вокруг волновался пшеничный океан. И не было в том океане ни синих васильков, ни осота, потому что, не бывает этой пакости в пшенице после прополки. С поля видно, как блестит внизу синим лезвием Днепр, а по Днепру пестрят лиловые леса и желтые песчаные косы. И не пели над хлебами звонкоголосые жаворонки, потому что они поют ранней весной. Но зато стрелами носились ласточки и вообще было прекрасно, даже без жаворонков.
        Прекраснейший был хлеб. Пшеницы стояли густые, стояли высокой зеленой стеной. И когда сорвал Иосиф Макота полный колосок и положил себе на ладонь, он убедился, что дней через пятнадцать непременно начнется жатва, а если солнце будет ежедневно так припекать, то даже раньше.
        Макота быстро вскочил на коня и погнал в колхоз, потому что две жатки до сих пор стояли неисправные.
        На этом кончается лирика, потому что, прибежав с поля, Иосиф Макота остановился у кузницы и крикнул:
        - Быстрее, ребята, быстрее, быстрее! До жатвы надо успеть, надо проверить! Ремонт, ребята, ремонт!
        И он сам начал щупать в жатке каждый винтик, а жатки стояли, подняв вверх грабли, как раковые клешни. И кузнецы сильнее ударили молотом, и мех запыхтел чаще. И Василий, пионервожатый, лег на спину возле жатки и принялся стучать зубилом, что -то ремонтируя.
        Именно в эту минуту перед Иосифом Максимовичем появились делегаты.
        - Ну как, ребята? Растем! — крикнул из -под брюха жатки пионервожатый.
        - Растем! Растем! — ответил хор звонких детских голосов.
        - Ну, красота. Но яблок сегодня у меня нет. Не тряс яблони. Некогда…
        - Кто растет? Какие яблоки? — быстро повернулся к детям председатель колхоза.
        - Это мы растем, Иосиф Максимович, — ответила Олеся. — И нам надо построить водную вышку. Дайте нам древесины, мы хотим прыга…
        - Какая вышка? Какая древесина? Пионеры хорошие, жатва скоро… Жатва! Понимаете?
        - Иосиф Максимович, — отозвался пионервожатый. — Дайте им древесины. Обязательно дайте. Жатва жатвой, а вышка тоже нужна для детей. Физкультура. Понимаете? Они хотят прыгать в воду. Верно, ребята?
        - Василий, голубчик, — ударил руками о полы председатель колхоза, — и ты как маленький? Разве нельзя прыгать через веревочку, через обруч, через колоду?
        - Нам надо, чтобы было высоко, Иосиф Максимович! — ввернул словечко Пронька.
        - Высоко? Чтобы убиться? А? Вам хочется высоко? Ну и прыгайте! Разве нельзя прыгать с забора, с дуба, с шелковицы, с вишни, с риги, с ивы, с хаты -лаборатории, с школы, с кручи! Пионеры мои хорошие, после жатвы я вам три вышки поставлю — на Днепре, на пруду, на море!
        Тут все услышали невероятный топот. Кузьке показалось, что это бежит стадо слонов, пробираясь сквозь джунгли. Топот приблизился, и все услышали тяжелое дыхание. Это был толстый зоотехник Иван Иванович. Он схватил председателя колхоза за рукав и крикнул:
        - Иосиф Максимович! Небывалый приплод! Шестнадцать поросят! Пойдемте!
        - От какой?
        - Матильда! Матильда!..
        Откуда -то сбоку вынырнула другая фигура. Это был худой и высокий птицевод Нил Нилович (его все в колхозе за глаза звали «Крокодил Крокодилович»).
        Он схватил председателя колхоза за другой рукав:
        - Иосиф Максимович! Инкубаторы вылупили пять тысяч цыплят! Не справлюсь! Дайте помощников!
        Толстый и низенький зоотехник и высокий худой птицевод с силой потащили Иосифа Максимовича в разные стороны.
        И тут звонко заржал рыжий конь с белой звездой на лбу, и с него на ходу соскочил на землю завхоз Дмитрий Гаврилович, ему уже не за что было ухватиться — в оба рукава председателя колхоза крепко вцепились птицевод и зоотехник, и поэтому завхоз только крикнул:
        - Тракторы! Тракторы! Тракторы прибыли! Тракторы, Иосиф Максимович!
        - Нам древесину! Вышку! Нам физкультуру! — хором воскликнули Олеся, Пронька и Павлик.
        - Некогда сейчас, дорогие пионеры! Некогда! Шестнадцать поросят! Пять тысяч цыплят! Новые тракторы!
        И Иосиф Максимович Макота быстро исчез вместе с завхозом, с толстым зоотехником и с худым птицеводом.
        Пионерская делегация ушла от председателя колхоза далеко не в розовом настроении. Как все хорошо складывалось — вышка, водный спорт, водолазы, затопленные корабли, и вдруг — Иосиф Максимович не дает древесины! Иосиф Максимович так занят, что никак не может найти для пионеров свободной минуты! Правда, он обещал поставить аж три вышки, но когда это будет? Неужели разобьются все мечты?
        И когда вот так Олеся, Павлик и Пронька сидели на перелазе и рассуждали, что же делать дальше, прибежал с рваным ботинком Кузька. Вы уже, наверное, заметили, что этот «следопыт» не приходит, а прибегает.
        - Павлик! Пронька! Давайте ноги!
        - А что случилось?
        - Очень просто, этот ботинок я нашел в лесу. Его, наверное, потерял хулиган. Тот самый, что тебе, Олеся, нахулиганил. Кому придется по ноге, тот и хулиган!
        И в одно мгновение ботинок оказался на ноге у Проньки. Методы разоблачения хулигана были у Кузьки решительные и энергичные.
        - Нет, Пронька, не ты, — с сожалением констатировал следопыт. — Слишком большой на твою ногу…
        На Павлика ботинок не налез, а примерять Олесе, вы же сами понимаете, нет никакого смысла. Кузька побежал от ребят тоже, конечно, в плохом настроении, но в нем еще была надежда: ведь в колхозе еще много -много ног, на которые можно примерять ботинок!
        А теперь, дорогие мои читатели, идите тихонько вслед за мной, на цыпочках идите, ибо уже поздняя ночь и весь колхоз спит, и надо, чтобы никто нас не услышал, особенно Евгешка.
        Открывайте окно и лезьте в дом. Подходите к кровати и положите себе палец на губы. Тише! Евгешка Зуб не спит. Слышите, как он ворочается с боку на бок и что -то шепчет в темноте? Может, его тревожит пионерская совесть, и он придет завтра к товарищам и честно расскажет, что приключилось с ним в лесу?
        Нет, не это. Совсем не это. Евгешка составляет план мести. Вот почему он не спит. Вот почему вертится на кровати. Бывший товарищ и друг, Павлик Голубь, окончательно его предал. Променял Евгешку, безвозвратно променял на Олесю. Новый друг теперь у Павлика.
        А из -за дальних ив выплывает луна, ночные сверчки стрекочут неумолчно на огороде, легкая дымка тумана стоит над Днепром. Слышно, как прошел пароход, ночь дышит, теплая ночь, настороженная. Предал Павлик, променял Евгешку. Ну, погоди же ты, держись, Павел, тебя ждет месть!
        А на другом краю села не спит Олеся. Окно открыто, и пахнет ночная маттиола, пахнет росистый сад. Уже дважды ходила к Макоти пионерская делегация, просил пионервожатый, просила Олеся. И — понимаете — Иосиф Максимович ежедневно обещает помочь пионерам и каждый день забывает об этом. Понимаете — он так занят, он не может помнить о какой -то вышке!.. Разве здесь спорт на уме, когда жатва скоро? Когда у свиньи Матильды небывалый приплод? Когда инкубаторы вылупили пять тысяч цыплят?..
        Не спит Олеся, а мысли, как синие звезды, несутся и несутся неизведанными пространствами. Вышка должна быть! Олеся уже знает, что надо делать. О, она чудесную вещь придумала! Хоть бы скорее утро! Надо немедленно увидеть Павлика, ему первому рассказать про свой план!
        Бледнейте, звезды зеленые, прячься, луна ясная, беги, ночной туман! Просыпайся, петух галаган, кукарекай на весь свет, сообщи, что наступает рассвет!
        РАЗДЕЛ СЕДЬМОЙ,
        в котором самое главное событие — это письмо Павлу Петровичу Постышеву и то, что случилось, когда пионеры писали это письмо
        И действительно, вскоре откликнулся галаган бабы Лизаветы (он же не поет, а кричит); услышав его, взошло солнце, ну и, конечно, выпило росу, прогнало туман, защебетали всякие там воробьи, аисты защелкали на крыше.
        (Только не слышно кукушки, она еще в петровку, когда пекли мандрики из сыра, подавилась наибольшей мандрикой).
        На двух противоположных концах села вскочили с кроватей Олеся и Евгешка. Олеся побежала к Павлику, а Евгешка к ребятам, ему надо было найти сообщников, чтобы выполнить план мести.
        Павлик и Олеся пришли к Днепру, на ту самую кручу, возле которой недавно сом собирался позавтракать Капитаном Капитановичем. Баба Лизавета не знает сюда дороги, следовательно, не может прибежать с миской вареников для дорогой внучки. Можно спокойно посидеть и поговорить.
        - Павлик, — взволнованно сказала Олеся, — я не спала всю ночь и все думала о вышке. Слушай, Павлик, нам надо написать письмо.
        Павлик бросил с кручи камешек. Он булькнул в воду, и сверху хорошо было видно, как весело разбежались широкие круги.
        - Кому, Олеся?
        Олеся быстро метнула на Павлика взгляд глазками веселыми и лукавыми. Она быстро наклонилась и вывела на песке три буквы: П. П. П.
        Павлик хотел бросить второй камень, когда взглянул на буквы. Он неожиданно вскочил на ноги.
        - Ой, Олеся! Павлу Петровичу Постышеву!? — Вокруг прекрасный мир. Какая могучая, широкая река! Какая прозрачная пьянящая лазурь! — Ой, Олеся! Теперь у нас будет вышка!
        - И водоход, Павлик, и спортивный праздник!
        - Олесь, давай кричать — кто громче? Какую мне песню спеть, Олеся? Давай вдвоем петь! Хочешь?
        - А вот мы тебе сейчас споем!
        И перед Павликом появился Евгешка, а с ним Быцык и Гиронька.
        - Начинай, ребята! — махнул рукой Евгешка.
        И первым вывел замечательным голосом, который называется «козлетон» и которому, бесспорно, позавидовал бы даже галаган бабы, Лизаветы:
        Молодой с молодой
        Сел на лед ледяной.
        Подымайтесь со льда,
        Там студена вода!
        - От имени пионерского отряда мы дарим жениху Павлику Голубю и его молодой эти цветы — репейник, бузину, лопуховые листья и крапиву.
        Евгешка протянул Павлику пучок сорняка, а Быцык и Пронька снова закричали:
        Молодой с молодой…
        Вдохновенно кричали, с воодушевлением, как будто пели дуэт из известной оперы. Из этого легко сделать вывод, что Быцык не ограничивал своих способностей охотой на сома, а Проньку увлекало не только удобрение, огурцы и тыквы. Его разнообразный талант с силой проявился на наших глазах в области искусства.
        Глаза у Павлика заблестели. Но это не был восторг от дуэта. Аплодировать Павлик не собирался. Наоборот, он сжал кулаки и явно намеревался подменить высокое искусство пения низкокачественными упражнениями по боксу. И Олеся не зевала. Она мгновенно оказалась возле мальчишек.
        - Что ты сказал? Повтори, я не слышала, — тихо, но достаточно внятно обратилась она к Евгешке.
        - О том сказал, что он — твой жених, и вам советую поцеловаться!
        - И поцелую. Смотрите!
        Она вдруг обняла Павлика и крепко поцеловала в щеку.
        Это случилось так неожиданно для Евгения и его помощников в деле мести, что он просто растерялся, оторопел. И вся фигура, и лицо его приобрели такое выражение, что у меня не хватает слов описать это. Может, кто -то из вас, дорогие читатели, придет мне на помощь и пришлет рисунок, где изобразит в эту минуту Евгешку Зуба. Лучшие рисунки будут обязательно помещены при следующем издании этой книги.
        А Олеся, нахмурив бровки, гневно говорила:
        - О женихах поете, а дерева на вышку до сих пор нет. Эх вы, солисты! Не жених Павлик, а изобретатель! А вы?
        И когда происходила эта сцена на круче над Днепром, на колхозную пасеку прибежал Кузька. Дед Галактион готовился собирать рой. А собирал он его всегда в тулупе и в валенках. Такой уж нрав у деда. Он считал, что пчелы боятся кожуха и не кусают, а валенки — это для того, чтобы не слышали пчелы человеческих шагов, когда имеешь дело с землей возле ульев.
        Кузька прибежал и ласково попросил:
        - Дед Галактион, вот снимите -ка валенок!
        Дед посмотрел на парня так, будто видел перед собой не Кузьку, а крокодила.
        - Дед, один валенок! Я же не прошу снимать оба.
        И представьте себе, представьте, дорогие читатели, решимость нашего следопыта. В одно мгновение он наклонился и стянул валенок с дедушкиной ноги! Представьте, как дед Галактион затанцевал на одной ноге то ли трепак, то ли польку, выкрикивая какие -то слова. Давайте сделаем вид, что не слышим их, этих слов. А рваный ботинок уже мелькнул в воздухе и пытался любой ценой оседлать дедову ногу. Но это не удалось.
        - Нет, дед, вы не хулиган! — с глубоким сожалением проворчал Кузька.
        А через полчаса он уже жаловался пионервожатому:
        - Не везет мне, Василий. Не везет, хоть плачь. Сто ног перемерял, ни на одну не пришелся ботинок. Но не буду я Кузькой, не буду следопытом, если…
        - Да погоди, не переживай. Сто ног, ты говоришь? А на свою, на свою ты примерял?
        - Нет. И зачем? Я же и сам знаю, что я не хулиган.
        - А ты все -таки примерь. Для уверенности.
        Кузька начал обуваться в рваный ботинок. И вдруг он, красный и потный с лица, растерянно прошептал:
        - Что же это? А? Как раз на меня!..
        Это был провал. Колоссальная неудача. Позор. Насмешка. Насмешка судьбы. Той самой судьбы, на которую сетуют все неудачники, хоть судьба никогда не брала на себя обязанность помогать дуракам в их делах.
        Но Кузька не был дураком. Это видно хотя бы из того, что неудача с рваным ботинком не сломила его энергии. Он дал слово перед всеми пионерами, что найдет хулигана. Первая нитка порвалась. Но он, Кузька Пичкур, должен найти другую нить, которая наверняка приведет к клубочку.
        В тот же день Кузька честно рассказал Олесе, чем закончилась история с ботинком.
        - А все же мы должны разоблачить хулигана, — торжественно заявил он. — Ты же подумай, Олесь, что этот хулиган, может, всегда среди нас, в пионерском отряде. В лесу он как бандит, бросает камень на пионерку, а здесь, у нас, делает вид примерного члена пионерской организации, и все мы ему верим, кракогузу.
        Не знал Кузька, не знала Олеся, и никто из детей не знал, что в течение каких -то полчаса хулиган сам себя разоблачит, благодаря одному неосторожному поступку.

* * *
        Все пионеры собрались в ленинской комнате. Олеся сидит за столом и пишет. У детей блестят от волнения глаза. Как же не волноваться? Какой маленький этот лист бумаги! И даже чернильница не полная! Хватит бумаги, чтобы изложить на ней все свои мысли? Как выразить все свои чувства на этом небольшом белом листе?
        Олеся от напряжения высунула кончик языка. Это очень помогает от внезапной кляксы.
        - «Дорогой Павел Петрович!» Есть, ребята. Дальше!
        И все наперебой начали диктовать, перебивая друг друга, обступив со всех сторон Олесю, следя за каждым движением пера.
        - Мы, пионеры колхоза «Днепровский ударник»…
        - Делаем вышку!
        - Водную вышку!
        - Водоход!
        - Председатель колхоза не дает нам древесины…
        - Ему все некогда.
        - Все обещает, а не дает!
        - Не так! Он думает, что вышка — это мелочи…
        - И глупости!..
        - Ребята, а про гуся забыли! О Капитане Капитаныче! Напиши, Олеся, что я вырастил гуся — лучшего в районе!
        - А я — тыквы! Напиши — тыквы у Проньки — вво! И огурцы тоже — вво!
        - А я — Наталья, и я буду врачом. Только у меня нет трубки и очков!
        - Не пиши этого. Врачи бывают и без очков!
        - А о соме! Напиши — Быцык обязательно поймает сома! А Матильда теперь имеет аж шестнадцать поросят!
        - «И приезжайте к нам, Павел Петрович! Мы вам покажем водоход!»
        - «Отведаете огурцов с Проньминой грядки. И еще есть у него подзорная труба. Она настоящая, самая настоящая, только разбитое стекло…»
        Дед Галактион степенно снял картуз и сказал:
        - Пиши, внучек: «Привет вам, Павел Петрович, на многие лета от деда Галактиона, который пасечник в колхозе. Мед у нас чистый, как слеза, который желтый, тот с гречихи, а который белый, как сметана, — с пахнущей липы».
        Дед Галактион смахнул слезу — взволнованный и умиленный — и закончил:
        - Пиши, внучек: «Шестьдесят лет ездил дед Галактион на чужих волах, а теперь дед Галактион имеет три трактора в колхозе, четыре машины -водохода и покупает себе дед Галактион велосипед на двух колесах, которые с шинами, а внутри воздух и спереди руль».
        Когда закончили письмо и критическим глазом проверили написанное, все громко захлопали в ладоши, потому что письмо было очень хорошим и чисто написанным, без ошибок и клякс. И все по очереди начали ставить свои подписи.
        Первой подписалась Олеся, вторым — дед Галактион (он хоть не пионер, но характер у него пионерский), третьим — Кузька. Он, как приличествует «следопыту», поставил вместо подписи какие -то непонятные знаки (между нами говоря, это были обычные буквы, но такие кривые и горбатые, что походили на таинственные условные знаки — Кузька по письму частенько имеет «неудовлетворительно»).
        Дальше — Павлик. И здесь… Здесь, извините, я волнуюсь. Здесь произошла неприятная история. Очень неприятная история для Павлика…
        Перед тем, как взять ручку, мальчик вытащил из кармана носовой платок. Обычный платочек и начал вытирать им пальцы. Павлик пришел сюда прямо из своего сарайчика, прямо от водохода, и на пальцах у него были следы краски.
        И вот… вот Олеся вдруг шагнула вперед. К изобретателю. К Павлику… Ее глаза были расширены. Словно девушка увидела нечто страшное. Однако она смотрела только на платок в руках у Павлика, на белый платок с синей каемочкой.
        - Это… это твой? — глухо, почти шепотом, спросила она.
        Словно ветерок какой -то повеял над головами детей, и стало вдруг тихо -тихо… В этой тишине приглушенно прозвучал голос Павлика:
        - Мо… мой.
        - Неправда! Это тот самый платочек… Мой! Он исчез тогда в лесу, когда я упала без сознания. Он был с пряниками…
        - Я не знал… честное слово — не знал!
        - Ты не знал? Еще и слово дает! Когда у тебя платочек — это доказательство! — крикнул взволнованный, возбужденный Кузька. — Ты и есть хулиган! Ты ударил Олесю! Не разрешайте ему ставить подпись под письмом! Прочь от нас! И водоход твой нам не нуж…
        Второй половины слова Кузька не успел произнести. Просто перед его глазами неожиданно появилось краснобокое, привлекательное яблоко.
        - Растем, Кузька? Возьми яблочко… Съешь. Остынь немного…
        Кузька невольно взял у пионервожатого яблоко и растерянно посмотрел на ребят — действительно съесть или это только шутки?
        Василий незаметно вошел раньше и слышал всю беседу. Он обратился к Павлику.
        - Скажи, Павел, где ты взял этот платочек?
        - В лесу. Я нашел его… Нет, не нашел. Мне его принес Куцак. В зубах…
        - В зубах? — снова воскликнул Кузька. — Ловкий у тебя Куцак, платочки с пряниками приносит! Кто этому поверит? Мы хулигана везде искали, я ботинок на сто ног примерил, а он, хулиган, вот перед нами!
        - Ребята, не волнуйтесь. Подождите, — сказал пионервожатый.
        - Чего ждать, Василий? Все ясно: хулиган — он.
        Дорогие читатели, вы помните, конечно, историю с платочком? Помните ночь в лесу под Ивана Купала? Думал ли кто -то из вас, что этот платочек снова так неожиданно появится из кармана Павлика для того, чтобы обвинить Павлика в хулиганском нападении на Олесю? Вы знаете, что если бы платок умел разговаривать, он, наверное, заверила бы, что Павлик ни в чем не виноват. Настоящий виновник сидит сейчас между детворой. Вы хорошо помните его имя, его лицо то краснеет, то бледнеет, его глаза бегают во все стороны, как пойманные мышата. Он пионер. Наверное, он сейчас встанет и расскажет все, как было.
        И впрямь все услышали голос Евгешки:
        - Ребята… Погодите… Я скажу…
        Все стихло. Все смотрели на Евгешку. И все увидели, как он вдруг съежился, согнулся, как будто у него заболел живот, и промямлил:
        - Да нет… Я ничего… Жаль Павлика. Факт… — повернулся и тяжело пошел на свое место. Пионервожатый пристально посмотрел ему вслед, затем громко сказал:
        - Ребята, и вышка, и водоход — наше общее дело. Никто из вас не должен обижать Павлика. А о его поступке мы поговорим на собрании отряда.
        Павлик побледнел. Он дрожал от страшной обиды. Он знал, что Олесю кто -то ударил камнем и Кузька ищет хулигана, но про платочек, про платок он услышал сегодня впервые.
        Собственно говоря, тот случай, когда Куцак принес в зубах платок с пряниками, случился давно, но парень никогда не думал, что этот гостинец принадлежал Олесе. Озабоченный неудачей с водоходом, Павлик никому не рассказал о таинственных пряниках и вскоре совсем забыл о них. Но в кармане осталась платочек.

* * *
        Евгешка хорошо представлял, как это было. Когда он ударил в лесу Олесю и она упала, потеряв сознание, тут наверняка появился Куцак и, схватив платок с пряниками, отнес его Павлику. Павлик не врет. Он действительно — не хулиган. Не хулиган и он, Евгешка. Он трус. Надо признаться, рассказать все, как было! А вот Евгешка этого не может. И с тех пор, как все отвернулись от Павлика, с тех пор большой груз упал Евгешке на грудь. Он не может смотреть в глаза товарищам, ночью ему снится Павлик, который смотрит укоризненно из ночной темноты.
        Так жить — страшно, и страшно признаться, до муки стыдно признаться товарищам и сказать: «Не Павлик виноват, а я…»
        Было когда -то — плыл Евгешка Зуб на большом корабле, в большом море. Плескались ласковые зеленые волны, звонко смеялись товарищи, солнце смеялось. И вдруг шторм. Буря разбила корабль, все погибли, и только Евгешка спасся. На неизвестный остров выбросило его море, и вот он, как Робинзон, стоит одинокий на пустынном берегу и с тоской смотрит на неприветливые возбуждённые волны.
        Вот такое чувство у Евгешки. Он ходит задумчивый — вдруг у него не осталось ни одного товарища. Никому он не может сказать правду, а правда угнетает парня, рвется из груди.
        Единственный приятель у Евгешки теперь — Капитан Капитаныч. Только гусю он рассказывает все.
        - Здравствуй, гусенок. Как поживаешь? А? А я, брат, плохо. Факт. История случилась, гусенок.
        Гусь гелгочет, вытягивает длинную шею.
        - Не понимаешь ты, гусак. Ты — дурак, Капитан Капитаныч, неразумное ты животное. Думаешь, мне не жалко Павлика? Все его хулиганом теперь зовут. Но я тебе признаюсь, кто в этом виноват. Только ты молчи. Ни -ко -му!.. Нет, лучше я тебе не скажу.
        И Евгешка идет к Днепру, садится на берегу, на горячем песке, и бросает в воду камешки. Пусть бросает, этим он никому не мешает, но мы с вами знаем, дорогие читатели, что легче от этого Евгешке не будет. Откровенно говоря, этот Евгешка Зуб начинает мне не нравиться. Одно дело быть трусом, но, когда вот так подводить своего товарища, это уже, знаете, дело другое.
        Павлик тоже вдруг остался без друзей, одинокий. Единственная радость теперь у него — водоход. Правда, изобретатель не разговаривает с ним так, как Евгешка с гусем, но водоход для Павлика, словно родной брат. Такие уж они есть, изобретатели. Любят всякие машины. А больше всего те, что сделаны собственными руками.
        И хоть какая неожиданная неприятность упала на Павлика, как ему ни тяжело на сердце, а водоход не бросает. Винтики, шпунтики, колесиками колесики — подкручивает их Павлик, совершенствует, подчищает, смазывает свиным салом. Вчера мать жаловалась:
        - Ты, Павел, какой -то там водопровод делаешь; а обычной ловушки на мышей сделать не хочешь. Ежедневно сало таскают. Какие -то мыши пошли необычные — никогда не слышала, чтобы вот так целыми кусками сало воровали…
        Павлик только носом фыркнул — он только что спрятал за пазуху немаленький кусочек. Такие уж они — изобретатели. Съесть не съест, а винтики -шпунтики обязательно смажет.
        И сегодня, как обычно, возился Павлик с водоходом. Много работы. Несовершенная еще машина. Далеко еще ей до серийного производства.
        А дверь в сарайчик тихо отворились. Глянул Павлик, и почему -то его сердце так громко застучало, так застучало…
        На пороге стояла Олеся. И почему -то потупился Павлик. И Олеся потупилась, молча стоит у порога, в руках васильки синие, и она с них лепестки срывает.
        Павлик нарочно начал стучать молотком, с преувеличенным вниманием рассматривал какие -то колесики. И тогда зашевелились губы у пионерки:
        - Павлик… — молчит Павлик, стучит молотком.
        - Павлик, я пришла… Мне очень жаль тебя, Павлик. Почему ты не хочешь признаться? Скоро письмо будет от товарища Постышева. Ты, Павлик, сделаешь водоход, мы тебе простим, Павлик… Вышку построим. Праздник у нас будет спортивный. Ты же был хорошим пионером!..
        И вдруг дернулся Павлик, бросил молоток.
        - Был и есть! И ничего я не знаю! Ничего! Чего ты пришла? Ты не веришь мне? Не хочу я с тобой говорить! Не хочу!
        Олеся резко повернулась и сделала шаг к двери. Что ей осталось? Уйти! Как обидно — пришла искренне, по -пионерски поговорить, а он… он…
        Олеся взялась за дверную ручку. Как больно щемит сердце! Неужели она сейчас уйдет, а Павлик останется снова — один, одинокий? Ат, зачем жалеть такого? Хулиган он! Недостоин быть пионером!
        И другая мысль уже возникает, рождается в уголке сердца. «А что, если Павлик и вправду не виноват?» Нет, этого не может быть. Платочек у него… Платочек. Это такое доказательство, что никакого сомнения не вызывает.
        Но почему так трудно? Почему щемит сердце?
        Олеся оглянулась, решительно подошла к верстаку и быстро положила на него пучок синих васильков. Крутнулась и вышла.
        Синие васильки лежали на верстаке. Те васильки, что их с корнями удаляют с колхозных полей. Где -то на отмелях, на холмах над Днепром нарвала их Олеся.
        Павлик коснулся цветов. Ушла Олеся. Сжалось сердце — как больно! Сжалось в маленький комочек.
        РАЗДЕЛ ВОСЬМОЙ
        рассказывает об ответе Павла Петровича Постышева пионерам, о спортивных упражнениях деда Галактиона на велосипеде, а также о трагедии с картузом вышеупомянутого деда
        Под пальмами Бразилии,
        Где солнца жар и сон,
        Проходит дон Базилио, —
        Уставший почтальон.
        Эти известные стихи, наверное, не о нашем почтальоне. Его зовут не дон Базилио, а совсем наоборот — Венедикт Валентинович. В давние времена, когда еще был жив отец Венедикта Валентиновича, жил в деревне поп — отец Лука. Большой шутник был поп Лука. Крестя младенцев, он давал детям бедняков совсем необычные имена, такие, что и произнести их было трудно крестьянам: Феоктист, Полиевкт, Нимфолора, Гервасий, Епамидон, Анемподист. Только заранее, хорошо заплатив попу за крестины, можно было его умастить: дочь будет не Евпистимея или Каздоя, а просто — Мария.
        У родителей нашего почтальона не было чем подмаслить попа, и он дал имя младенцу — Венедикт. (Кое -кто звал почтальона по -своему — Индюк Валяйтинович).
        Так вот. Полевой дорогой мчался на новеньком велосипеде колхозный почтальон Венедикт Валентинович. Кожаная сумка с письмами висела у него на боку, почтальон вовсю крутил педали. Это был тот самый почтальон, что некогда привез письмо деду Галактиону от внучки Олеси.
        Венедикт Валентинович быстро ехал мимо густой усатой пшеницы, мимо ржаного океана. Океан определенно начинал желтеть. Пшеницы стояли полноколосые, налитые молоком. Еще неделя, и застрекочут здесь жатки, закипит буйная работа. Ай, урожай! Ай, какой урожай!
        Арка из белой березы охраняет въезд в село. Возле сельсовета Венедикт Валентинович молодцевато соскочил с велосипеда. И тут увидел он деда Галактиона.
        - Дед Галактион! Передайте письмо пионерам! Не потеряете, дед?
        - Чтобы дед Галактион да потерял? У меня полторы сотни ульев, сынок, и то не потерял до сих пор ни одного!
        Дед осторожно спрятал письмо за подкладку своего знаменитого картуза. А почтальон, оставив велосипед возле забора, пошел в сельсовет, на ходу открывая сумку.
        Дед Галактион подошел к велосипеду. Машина тянула его к себе, как магнит. Весело блестели на солнце никелированные части. Дед погладил мозолистыми пальцами никель, осторожно сдул с руля пыль, причмокнул губами. А это уже верный признак, что дед Галактион чрезвычайно увлечен. Зря он никогда не будет так чмокать.
        Глянул дед в одну сторону улицы, в другую. Никого. Глянул на двери сельсовета — задержался Венедикт Валентинович. Обстоятельства складывались самым благоприятным образом. Дед решился. Быстро встал на перелаз, ближе подтянул машину. Еще мгновение — и дед оказался верхом на велосипеде… Он крепко уцепился в руль и изо всех сил нажал на педали. И вдруг… вдруг велосипед поехал с горки!
        Дед Галактион с отчаянной решимостью крутанул руль. Велосипед повернул в переулок и, все увеличивая скорость, помчался прямо к Днепру. Перед растерянным дедом мелькнула широкая синяя полоса воды. Дедовы ноги сорвались с педалей и болтались теперь в воздухе.
        Дед делал героические усилия остановить велосипед, но он с невероятной прытью, набрав разгон, катился к реке. За короткий миг дед успел помянуть крепким словом всю нечистую силу. Но это не остановило велосипед. С разгона он свалился в воду и упал набок. Волны накрыли дедову голову.
        Когда мокрый дед Галактион вытащил на берег предательскую машину, первая его мысль была: нет ли свидетелей этого события?
        Но свидетели были. Велосипед промчался мимо грядки, где проводил свои агрономические опыты над тыквами Пронька. Он все видел. Парень перескочил через плетень и побежал за отважным велосипедистом. Но догнать деда ему не удалось. Пронька услышал сзади крики. К реке со всех ног бежали Олеся, Наташа и Кузька во главе с Венедиктом Валентиновичем. Оказалось, что почтальон тоже увидел в окно дедовы упражнения на велосипеде и выскочил на улицу. Уже по дороге к нему присоединилась детвора.
        Дед Галактион стоял в толпе детей. Почтальон схватился за велосипед. К счастью, он не был испорчен.
        - Ай, дед, ай, дед, — то и дело повторял Венедикт Валентинович. — Искупаться захотелось? Ай, дед!..
        Но деда ждала еще большая неприятность. Нет, это был настоящий удар, непоправимая беда!
        - Давайте письмо, дед Галактион! Письмо! От товарища Постышева! — кричали Олеся, Кузька и Наталья.
        - А как же! Есть письмо! Есть!
        Дед Галактион хотел снять картуз. Но только тут он заметил, что кепки не было.
        - Картуз! Главный прибор! С японской войны сохранил! — озадаченно произнес дед.
        Он бросился к воде. Но нигде не было заметно никаких признаков картуза. «Главный прибор» деда Галактиона навеки спрятал Днепр.
        

* * *
        Иосиф Максимович Макота вошел в правление колхоза и удовлетворенно кашлянул. Комната напоминала боевой штаб. И так как некогда к бою, готовился старый красный партизан Иосиф Макота к жатве. Все были на своих местах. Бригадиры заранее составили списки своих бригад. Жатки отремонтированы. Через три дня они уедут косить рожь. Пшеница еще может постоять дней семь. Все сроки точно вычислены. Урожай богатейший. Иосиф Максимович улыбается в желтоватые от табака усы.
        - Вязальщицы все выйдут? — спросил у бригадира Терентия Савчука. — Пионервожатый говорил с учениками о сборе колосков? Кто сегодня в полевом дозоре? А на вышке?
        И вдруг Иосиф Максимович, что -то вспомнив, быстро сел к столу. Недовольно встали торчком рыжеватые усы. Председатель колхоза втихомолку обругал себя.
        - А на вышке? — повторил он. — Вышка… Что? Пионеры будут дежурить? Тт -ак… Слушай, Терентий, там у нас за клуней доски есть…
        - Да есть.
        - И вообще древесина.
        - Да есть.
        - И горбыли есть?
        - Да есть и горбыли.
        - Позови ко мне, пожалуйста, завхоза. Или постой, не надо. Я напишу ему записку.
        Иосиф Максимович быстро написал:
        «Дмитрий Гаврилович, немедленно выдай пионерам досок и завтра же утром отряди двух плотников на помощь». Подумал и дописал: «Чтобы была пионерам водная вышка на 100 (сто) процентов».
        И тут же, легко вздохнув, Иосиф Максимович еще раз тихонько выругался: «О жатве хлопоты, а про пионерскую смену забыл, ослиные уши!» Всплыли в воображении детские радостные глазки.
        - Хорошие дети, — сказал вслух. — Водную вышку им? А? Боевой народ!
        В эту минуту с лязгом растворилось окно, и в комнату всунулась голова пионервожатого Василия. Он тяжело дышал, словно кузнечный мех, от быстрого бега лицо его раскраснелось, потные волосы прилипли ко лбу.
        - Иосиф Максимович, я с Заячьей балки! Беда, Иосиф Максимович… Пшеница… На пшеницу…
        - Да скорее говори, в чем дело? — и смущенный Макота, выскочив из -за стола, уже на ходу надвигал картуз.
        - На пшеницу кузнечики напали!.. Колосков не видно! Я мобилизовал пионеров!
        - Давай коня! — уже на улице крикнул Иосиф Максимович.
        Появление кузнечиков, или жука кузьки, было неожиданным бедствием. Если не принять решительных мер, вредные жучки могут переполовинить пшеницу, лучшую, отборную пшеницу.
        Когда Иосиф Максимович прискакал верхом в Заячий овражек, там уже было несколько десятков мальчиков и девочек. Еще издали увидел председатель колхоза черные точки на фоне зеленого ковра пшеницы. Мальчики и девочки шли широкой звеном, собирая в бутылки кузнечиков. На дороге стояло несколько ведер с водой, а воды не видно, в ведрах болталась какая -то рыжая масса. Это были кузнечики — небольшие жучки с желтыми крылышками, с черными вытянутыми ножками.
        - А, пакость! — злорадно произнес Иосиф Максимович и окликнул детей:
        - Только пшеницу не вытаптывайте! Руками раздвигайте колоски, не наступайте на стебли. И топите их, проклятых вредителей, топите!
        Всюду на колосках, крепко уцепившись ножками, неподвижно сидели жучки с рыжими крыльями. «Наверное, утром налетели», — подумал Макота. В тот момент он почувствовал настоящую физическую боль, представив, как тысячи кузнечиков с наслаждением сосут нежное пшеничное молочко.
        Олеся осторожно раздвигала высокие стебли пшеницы. Усатые колосья легонько кололи руку; сначала было противно брать шершавых жучков, они шевелили ножками, цеплялись за пальцы, упорно не хотели пролезать в узенькую шейку бутылки. Но вскоре привыкла и уже работала быстро и ловко. Однако на сердце у Олеси было неспокойно. Павлик не пришел на поле. Вспомнила пионерка о поцелуе и покраснела от обиды. Кого целовала? Хулигана, напавшего на нее. А он молчал, затаился. А что, если Павлик говорит правду? Что, если он и вправду невиновен?
        И так захотелось Олесе, чтобы все выяснилось, чтобы никакого платка не было, чтобы можно было пойти к Павлику, сесть рядом с ним на круче над Днепром, говорить о водоходе, о вышке!..
        Но не только одного Павлика не было на поле. Быцык тоже не пришел собирать кузнечиков. В тот день дед Галактион открыл Быцыку интересный производственный секрет. Секрет непосредственно касался днепровского сома. Дед Галактион сказал, что есть одно определенное и истинное средство поймать усатое страшилище. Для этого надо наживить на крючок жареную на нутряном бараньем жиру ножку дохлой лягушки. Средство действительно удивительно простое. Именно в этой простоте и заключается его гениальность. Здесь не имеет никакого значения даже то, какая это была ножка — левая или правая. И никакого умения или каких -то профессиональных навыков здесь тоже не нужно. Единственное, чего требует это средство — это умения незаметно украсть у матери сковородку и немножко тука овнов. Если кто -то из вас, дорогой читатель, думает, что можно славно обойтись без сковородки и без тука, тот глубоко ошибается. Тот не учитывает соминого вкуса, его нежного обоняния и сложной соминой психологии.
        А впрочем, не будем спорить. Дед Галактион, хоть и не рыбак, но его советом в этой области нельзя пренебрегать. Известно, что дед деда Галактиона, покойный Дементий, был славным рыболовом; он ловил в старые времена сомов такого размера, что теперешние сомы — просто лилипуты! Итак, премудрости рыболовного дела дед Галактион, наверное, позаимствовал у своего деда. Во всяком случае Быцыка это меньше всего интересовало. Главное то, что он имеет теперь определенное средство поймать наконец страшилище, которое еще недавно пыталось позавтракать Евгешкиным гусем.
        Солнце уже шло под откос к горизонту, когда Быцык пришел к Днепру. Парень любовно насадил на крючок лягушачью лапку. Толстый шнур с грузилом быстро ушел в бездну. Быцык сидел и ждал. Над водой летали стрекозы, иногда скидывалась рыба, наполняя сердце юного рыболова сладким трепетом. Где -то далеко, на противоположном берегу, кто -то долго и настойчиво звал на перевоз. Эхо котилось рекой, на ферме мычали коровы, еще немного — и вечернее солнце скроется за далеким лесом на горизонте.
        Сом не появлялся. Быцык терпеливо ждал. Разве это впервой рыболову — ждать? Солнце ниже и ниже. Быцык легонько дернул за шнур. И вдруг у парня перехватило дыхание. Хочет Быцык вздохнуть — и не может. Хочет закричать — слова замирают на губах. Шнур натянулся, как струна на балалайке. Что -то крепко уцепилось за него. Быцык мгновенно догадался, в чем дело. Страшный сом сидел на крючке. Лягушачья ножка помогла. С силой дернул парень за шнур. Бесполезные усилия! Не такой сом попался, чтобы сразу его вытащить! Не перейдет ли он сам в наступление и не потянет ли на дно к себе рыболова? От страшилища можно ожидать всего!
        Быцык был очень неосторожен. Он подошел к самой воде, склонился над глубиной. Обеими руками схватился за шнур, стиснул зубы и еще раз дернул, напрягая всю свою силу. Черная голова сома появилась на поверхности.
        - Нет, это не голова… Что это? — Быцык схватил руками добычу. Это был картуз деда Галактиона…

* * *
        Вечернее солнце уже коснулось горизонта, когда Быцык прибежал на поле в Заячий овражек. Товарищи встретили его упреками. Как же не упрекать? На фронте борьбы за урожай они воюют с кузнечиками, а один из бойцов, пионер Быцык, обнаруживает возмутительный саботаж, явное дезертирство!
        Больше всего возмущался Кузька. Он поставил вопрос ребром:
        - Отвечай, ты — пионер или нет?
        Быцык так же ребром ответил:
        - Вообще, не тебе это спрашивать, а спросит меня собрание отряда. И я скажу — пионер, и точка!
        - А какие доказательства?
        - Вот мое доказательство!
        Быцык с торжеством подал ребятам письмо. Это было то самое письмо, что исчезло вместе с картузом деда Галактиона.
        Поймав такую неожиданную добычу, юный рыболов быстро нашел за подкладкой фуражки письмо. Не тратя времени на бесполезные рассуждения, Быцык поцепил кепку сушиться на куст ивняка, а сам с письмом сломя голову побежал к товарищам. В дороге письмо высохло, и когда пионеры разорвали конверт, они нашли в нем аккуратный листик бумаги с напечатанными на машинке короткими строками.
        Волнуясь, Олеся громко прочитала письмо.
        Павел Петрович Постышев желал пионерам успеха в построении вышки, писал, что, когда будет в колхозе, обязательно посмотрит и на водоход, и на великолепного гуся, непременно попробует огурцов с Пронькиной грядки и душистого липового меда, о котором писал дед Галактион. В конце письма товарищ Постышев просил детей обратиться от его имени к Иосифу Максимовичу, чтобы древесину на водную вышку он дал как можно быстрее.
        - От товарища Постышева! От Павла Петровича! — взволнованно проговорил Иосиф Максимович. — Дорогие пионеры! Да мы же уже договорились с вами. Будет вам дерево, и вышка будет, двух плотников даю в помощь!
        Иосиф Максимович нашел в кармане записку к завхозу и передал ее Олесе.
        - От Павла Петровича! — повторял он без конца. — А как же — на съезде за одним столом сидели!..
        Это был радостный день. Во -первых, была уничтожена в Заячьей балке хищная орда кузнечиков. Во -вторых, пионеры сегодня читали письмо от любимого своего друга. Но как ни допытывались они у Быцыка, каким образом попало ему в руки письмо, рыболов только сопел и коротко отвечал, что, мол, всякие подробности здесь излишни.
        Он, безусловно, был прав. Какой же охотник будет рассказывать, что он стрелял в ворону, а попал в корову? И когда я вам рассказал про всю эту историю с сомом и картузом, то я полагаюсь исключительно на вашу скромность, дорогие читатели.
        Когда мальчики и девочки с веселыми песнями возвращались домой, дед Галактион тоже возвращался с пасеки. Он шел по берегу реки, шел простоволосый, повторяя втихаря очередной рапорт о роях, которые вылетели за день и которые взяты без помех, и про синюю и красную краску для новых ульев.
        Озорной ветерок с Днепра играл дедовой бородой. Дед шел с непокрытой головой, ибо вы сами понимаете, что никакой «главный прибор» не может заменить деду знаменитый картуз. Однако хоть какой тяжелой ни была потеря, но сытое гудение пчел, десятки новых ульев и мед, желтый янтарный мед — символ благополучия, — развеивали деду мысли о потерянном картузе. Скажем просто — некогда деду думать об этом. Каждый вечер, возвращаясь с пасеки, дед Галактион чувствовал себя помолодевшим лет на двадцать, иногда и тридцать — все зависело от количества взятых за день роев и новых ульев.
        Старый пасечник шел и даже напевал вполголоса песню:
        По долинам и по взгорьям
        Шла дивизия вперед,
        Чтобы с боем взять Приморье -
        Белой армии оплот.
        Наливалися знамена
        Кумачом последних ран,
        Шли лихие эскадроны
        Приамурских партизан.
        Дед бодро маршировал в такт песни. Неожиданно кто -то поздоровался с ним в полумраке прибрежного ивняка.
        - Добрый вечер, — отозвался дед Галактион. — А что ты там делаешь, добрая душа, не узнаю, кто ты…
        Неизвестный, спрятавшись в ивняке, ритмично покачивал головой и не отвечал. «Диковинка», — подумал дед.
        - А что делаешь, мужчина? — повторил, — и снова молчание.
        «А, да это глупый Тодосик, — догадался дед. — От рождения не в своем уме. Ох, горе!».
        - Здоров, Тодосик! Пойдем домой. Додомку пойдем, говорю.
        Дед подошел ближе и только тут увидел, что у «Тодосика» ни рук нет, ни ног. Только картуз качается на кусте.
        - Картуз! Да неужели же… С японской войны сохранил… — радостно вырвалось у деда. Только теперь и понял дед Галактион, что для полного спокойствия и полного счастья ему не хватало именно его боевого картуза. Пожелаем же старому пасечнику, чтобы он еще долгие -долгие годы носил свой знаменитый «главный прибор», который и в огне не горит, и в воде не тонет!
        В картузе рапортовал о пасеке в тот вечер дед Галактион. В картузе!
        РАЗДЕЛ ДЕВЯТЫЙ
        такой короткий, что автор едва успел рассказать о пионерском сборе по поводу поступка Павлика и о Евгешке, который воюет с сорняками и, наконец, приходит в сарайчик к изобретателю
        Рано утром вышел пионервожатый Василий в сад. Он подошел к своей любимой яблоне, к Бергамоти Федуливне. Это была высокая яблоня -скороспелка, и когда Василий легонько потрусил ее, сразу же с верхушки сорвалось яблоко и стукнуло пионервожатого по голове.
        - Так дальше нельзя, — вслух сказал Василий. — Надо этому положить конец.
        Но это предложение никак не касалось невежливого яблока. Пионервожатый думал о Павлике Голубе. На изобретателе до сих пор лежало пятно. И до сих пор дети зовут Павлика хулиганом, но он не хочет признаться, не хочет честно рассказать, как он ударил в лесу Олесю и отнял у нее платок с пряниками.
        - Если Павлик невиновен, нельзя его ругать, — снова вслух сказал пионервожатый. — Если виноват и не признается, надо так повлиять на парня, чтобы он наконец сказал правду.
        Василий бесспорно рассуждал правильно. Но как повлиять? Какой путь избрать? В тот же день пионервожатый собрал учеников.
        - Ну, ребята, как? Растем? Ого -го, прекрасно! На полный голос! Кузнечиков победили, вышка скоро будет. Павел Петрович письмо написал. Храбрыми назвал, мужественными. Ну как?
        Он смотрел на детвору смеющимися, чуть прищуренными глазами (солнце светило ему прямо в лицо) и погружал пальцы в горячий сыпучий песок.
        Сбор проходили на берегу Днепра, в тени прибрежного ивняка. Пионеры уже успели раздеться и сидели в трусах, с листьями лопуха на голове от солнца.
        - А только вот что, ребята. Вопрос о Павлике. Надо, чтобы он работал с нами. И… надо, пожалуй, помочь ему закончить водоход… Как вы думаете? Кто берет слово?
        Услышав о Павлике, Олеся снова почувствовала необычное беспокойство. Ее мучило сомнение. И когда Василий заговорил о том, что Павлик должен быть в коллективе и работать со всеми, Олеся первой поддержала эту мысль.
        - А как же с платочком? — вскочил Кузька. — Простить ему хулиганство?
        - Друзья, мы будем настоящими пионерами, если сумеем так повлиять на Павлика, чтобы он признался, — сказал Василий. — Только в нашей дружной семье Павлик поймет свой поступок. Разве это неправильно?
        Собрание закончилось в Днепре. От детского шума и плеска воды все сомы разбежались во все стороны на сто километров, и теперь Быцыку, наверное, уже не снискать славы.
        Евгешка тоже был на этом собрании. Но он не купался. Невесело было Евгешке. Он чувствовал себя страшным преступником. Он был будто чужой среди своих товарищей.
        Евгешка без цели бродил по берегу реки. С криком летали чайки, стрелой пронесся синий яркий зимородок. Парень завидовал и чайкам, и зимородкам. И ястребу в голубом небе — остроклювому хищному ястребу. У них единственная забота — найти добычу, накормить птенцов. Им нет никакого дела до Павлика, до собрания.
        Павлик… Что с того, что теперь его никто не будет обижать, никто в глаза не будет называть хулиганом? Все убеждены, что он — преступник. А настоящий хулиган притаился, молчит.
        «Да разве ж я хулиган? — думает Евгешка. — Не хулиган я, а трус! Вот кто я…» А ястреб парит в воздухе широкими кругами. Храбрый он, смелый — ястреб! «Эх, почему я не храбрый?»
        На утесе растет высокая крапива, краснеют цветы репейника. Нет, это не чертополох. Это белогвардейское войско вдруг вырвалось из -за холмика. Впереди толстый генерал на белом коне. «Эй ты, атаман, налетай! Эй, белая гвардия, Евгешку никто не победит!»
        Размахивая палкой, Евгешка врезался в гущу врагов. Во все стороны полетели сбитые головки репейника, покорно легла скошенная крапива.
        - Эй вы! Налетай! Я — Ворошилов! Я — Буденный! Ай!
        Чертополох больно уколол руку.
        - А, вы бросили бомбу? Я не сдаюсь! Никто не победит Буденного!
        Зноем южным солнышко нас вовсе не берет.
        Армия Буденного задорно мчит вперед.
        У беляков забота: как спрятаться в бурьян —
        Летит лихая конница рабочих и крестьян!
        Все враги разбиты. Полегла в бою жгучая крапива, уничтожены колючие чертополохи. Он, Евгешка, славный победитель, гордо осматривает место яростного сражения.
        А что, если бы это действительно были враги, и их всех, всех победил бы Евгешка — красный командир? Белые наступают плотной лавой, а он, Евгешка, спокойно лежит у пулемета и стреляет. И когда уже его победа, тогда… тогда подходит Олеся. Она в голубой майке, у нее красный галстук. «Евгеша, это ты спас наш красный штаб?» — «Это я спас, Олеся, наш красный штаб!» — «Давай я тебя поцелую за это, Евгеша». И Олеся целует его так, как когда -то поцеловала Павлика. «Не жених ты, Евгеша, а пионер и герой!»
        «Эх, почему я действительно не храбрый?»
        Вспомнил Евгешка о водной вышке. Уже выбрали место для нее, уже привезли на берег доски, дерево. Скоро вышка будет готова. А тогда… Евгешка прищурил глаза. Ух, страшно! Он представил себя на вышке. Вот он вытягивает вперед руки. Внизу глубина. Он прыгает. Вода тяжело накрыла его голову. Волны плеснули в нос, в уши, полились в рот. Ну, правда, рот можно прочно закрыть. Сжать зубы. А вот что делать с ушами и с носом?
        Евгешка пальцем коснулся поочередно каждой ноздри. Широкие, пакостные! У других ноздри, как наперсток, а у него, как нарочно, как кувшины. Вода в них польется, как в корыто. Это уж наверняка. И рукой их не закроешь, потому что руками же придется грести, чтобы выплыть на поверхность. А что, если он захлебнется в воде?
        Аж мороз побежал от этой мысли по спине. А что, если он прыгнет и… И разобьется о воду? Нет, лучше не прыгать! Но как же это будет? Все же тогда увидят, что не Буденный и Ворошилов он, а обычный трус. А что скажет он Павлу Петровичу? Что скажут тогда ребята о Евгешке -пионере?
        А тут еще эта история с хулиганом. То есть не с хулиганом, а с Павликом. Из -за него, из -за Евгешки, порицают товарища. Нелегко, наверное, Павлику.
        Евгешка и сам не заметил, как оказался возле сарайчика Павлика. Подошел к стене и прислонил ухо. Слушал. Что он там делает сейчас? Неужели до сих пор с водоходом возится?
        Услышал, как стучит молоток. И вдруг так больно сжалось сердце, что, кажется бесследно забежал бы подальше от сарайчика, от всего мира. Острая жалость пронизывала грудь. Бедный Павлик, он не бросает свой водоход!
        И Евгешка решил. Он обязательно поможет Павлику. Этим он хоть немного загладит свою тяжелую вину перед товарищем. Наверное, у Павлика тяжело сейчас на сердце. Еще бы, нет большей пытки, чем одиночество! Да, пожалуй, и с водоходом у него не клеится. Скучно одному работать. А вот вдвоем…
        Евгешка толкнул дверцу сарайчика и вошел. Навстречу ему с молотком в руках поднялся с пола Павлик.
        - Здоров, — тихо поздоровался Евгешка. — А у нас собрание сегодня было. О тебе, Павлик.
        Евгешка заметил, как болезненно дернулись у Павлика губы.
        - Все пионеры решили помочь тебе сделать водоход. Вот я и пришел… И ты не сердись, Павлик, за то, что я пел тебе: «Молодой с молодой сел на лед ледяной. Подымайтесь со льда, там студена вода!». Дед Галактион спрашивал о водоходе: «Скоро, — спрашивает, — сделает Павлик свою машину? Я, — говорит, — уже умею теперь крутить педали».
        - Водоход? Вот он, Евгеша, — и Павлик с любовью погладил два больших колеса с лопастями, коленчатый вал, педали. Взялся за руль. — Усовершенствовал машину, Евгений. Теперь не перевернется в воде. Колеса, как на пароходе, будут грести. Вот хочу еще немного над рулем поработать. А тогда — по Днепру путешествовать. Вот я какой хулиган! Все тогда увидят!
        - Факт. Все увидят, — согласился Евгешка. Упоминание о хулигане снова больно укололо его в сердце. А Павлик близко -близко наклонился к парню и нерешительно взял его за пуговицу:
        - Ты не знаешь, Евгений… как там…
        Павлик отчаянно крутанул пуговицу.
        - О, открутил тебе… Как там… как Олеся? Что она делает? Спрашивала ли обо мне?
        - Она… это… спрашивает. Каждый день спрашивает. Она, Павлик, любит тебя. Факт. И я люблю тебя. Может, еще похлеще, чем Олеся…
        - Евгеша, дружок! — вмиг кричат Павлик. — Эх, и сделаю же водоход! Разве хулиган сделает такую машину? Все увидят! Я докажу, какой я пионер!..
        Неожиданно Павлик затих и положил горячую руку на плечо Евгешке.
        - Дружок… Почему ты не приходил ко мне? Ты же веришь, что не я… не я ударил Олесю… Веришь? Почему же не приходил раньше? А мне так было одному… Так было…
        Евгешка почувствовал, как задрожала Павликова рука на плече. Он молча обнял товарища за шею. И так они сидели вдвоем в сарайчике, молча сидели, обнявшись, на скамейке, а вдалеке, возвращаясь с купания, пионеры пели песню про Ворошилова[5 - Песня о Ворошилове — музыка Ференца Сабо, слова Татьяны Сикорской, написана в 1934 г. Исполняет Детский хор ГАБТ, акк. фортепиано, дир. М. Г. Шорин. Исполнение 1934 г. http://sovmusic.ru/sam_download.php? fname=s12835]:
        Мы помним степные походы,
        Ковыльный пожар по низам.
        Сражались рабочие взводы
        В отрядах бойцов -партизан.
        Мы шли сквозь кровавые версты
        В разрушенный белыми Чир.
        И рядом с походной повозкой
        Шагал боевой командир.
        Обветрен походною гарью,
        Врагов прорывая кольцо.
        Делил он, как верный товарищ,
        И радость и горе бойцов.
        Снегами метель порошила,
        За Доном гуляла пурга —
        Не сдал командир Ворошилов
        Донецкие шахты врагам.
        Он выучил армию биться
        В суровых окопах войны —
        Не отдал он Красный Царицын
        Врагам пролетарской страны.
        Мы знаем, крепка наша сила,
        И если война впереди,
        Нас в бой поведет Ворошилов,
        Товарищ, боец, командир.
        РАЗДЕЛ ДЕСЯТЫЙ
        лирический, трагический и с совершенно неожиданным окончанием
        Представьте себе, дорогие читатели, широколистные лопухи. Те лопухи, которые растут возле Павликового сарайчика и которые похожи на слоновьи уши. Представьте, как на каждом таком ухе блестят капли утренней росы. И тогда вам станет ясно, какое было прекрасное утро, как мелодично мычали коровы, как чарующе пели петухи и гелготали гуси на колхозном птичнике, как утренний прозрачный туман стоял на Днепре.
        В такое незабываемое утро торжественно распахнулись двери в Павликовом сарайчике и двое мальчиков вынесли оттуда на плечах странное сооружение — с колесами, с рулем, с деревянными педалями. Павлик впереди, сзади — Евгешка.
        Вы уже догадались, что они несут водоход. Надо честно признаться — это таки действительно был водоход. Вы не видели, наверное, никогда настоящего водохода? Пусть это не очень отражается на вашем самочувствии. Не надо беспокоиться, дорогие читатели. Я вам ярко нарисую эту машину. Правда, это мог бы сделать и художник, который иллюстрирует эту книжку, но я боюсь, что он, не видя воочию Павликового изобретения, предложит неверное толкование.
        Так вот, пожалуйста. Это замечательная машина! Представляете? Она похожа немножко на цеппелин, немножко на вентилятор, до некоторой степени на мотоциклет и немного на верблюда.
        Я чувствую, что вы все же еще не так себе представляете. Чтобы быть конкретнее, скажу, что эта машина похожа на всех зверей, начиная от страуса и заканчивая гиппопотамом. От зверей ее отличает только то, что она сделана из деревянных и железных отходов с примесью резины из старых галош. Ни перья, ни рога, ни копыта, ни хвосты разных сортов для строительства водохода не были использованы, — возможно, в силу того, что изобретатель не имел этого материала под руками.
        Но чудесное изобретение, это чудо техники двадцатого века, ребята несли с такой осторожностью, словно это была стеклянная пушка или египетская мумия. Павлик и Евгешка умышленно выбрали безлюдную стежку, за огородами, заросшую крапивой и бурьяном. Стежка вела к Днепру. У берега уже стояла заранее приготовленная лодка. Сегодня торжественный день генерального экзамена для водохода, и Павлик решил испытать изобретение без свидетелей. Эту мысль горячо поддержал Евгешка. Свидетели только мешают, не говоря уже о различных нелепых советах, о недоверии и насмешках с их стороны. Испытывать, конечно, надо только на глубоком месте. На мели колеса водохода будут царапать дно, и вообще тогда машина не пойдет.
        Ребята пришли на берег.
        - Никто не видел, Евгений, — радостно констатировал Павлик. — Ух, Евгешка, у меня аж сердце замирает. А у тебя как?
        - И у меня замирает, Павлик. Тук -тук и остановится, тук -тук и снова остановится. А куда мы поплывем? На середину Днепра? Здесь очень быстрое течение, Павлик. Водоворот. Не закрутит нас?
        - Не закрутит, Евгений. Ты крепко держи весло, чтобы не вырвало из рук. А на быстром течении еще лучше, водоход пойдет быстро -быстро, как настоящий велосипед.
        - Или как автомашина. Да, Павлик?
        - Да.
        - А если водоход исправный — и деда Галактиона возьмем?
        - Возьмем, Евгешка. Пусть и дед покатается. Ну, помоги.
        Ребята дружным усилием загрузили водоход на лодку. Евгешка взялся за весла, Павлик сел на корму. Величественно идет мощная голубая река. Кое -где желтеет светлая отмель, холодными, темно -синими полосами переливается бездна. Какой простор! Где противоположный берег? Он такой далекий, что прибрежные кусты на нем кажутся совсем маленькими, как на рисунке.
        Когда вблизи пролетает чайка и ненароком уронит рыбку и сразу же налету снова схватит ее клювом — рыбка блеснет на солнце, как новенький гривенник. Когда подует ветерок, весь прибрежный пейзаж, будто с перепугу, вдруг седеет, потому что листья у осокоря с одной стороны матово -серебряное, как алюминий. А когда подует ветерок с острова, река возьмется черной рябью, словно сердитая баба сыпанула в воду полные пригоршни проса. И тогда из -за острова можно ждать облака, и где -то, за горизонтом уже, видимо, прогремел далекий гром.
        Но сейчас чистая голубизна, ни дождь, ни буря не угрожают молодым изобретателям.
        - Полный ход! — скомандовал Павлик, и Евгешка оттолкнулся веслом от берега. Плавно покачиваясь, лодка двинулась.
        - Евгешка, а кто первым изобрел лодку?
        - Не знаю, Павлик.
        - И я не знаю. Об этом ничего не сказано в истории. А если бы узнали кто — наверное, поставили бы тому человеку памятник.
        - Факт.
        - А первобытные люди на бревнах плавали. Очистит ствол дубка от ветвей и сучьев, ляжет на него и плывет. А то еще на плотах. Обычные плоты без всяких лопастных колес, без педалей.
        - Педали… Куда им! — презрительно молвил Евгешка, налегая на весла. Павлик сидел на корме и рулил.
        - Куда им! — согласился он и засмеялся. Было радостно и немножко тревожно. И еще была большая гордость перед первобытными людьми, которые ничегошеньки не знали ни о педали, ни о лопастных колесах. Куда им до Павлика!
        Чем дальше отплывала лодка от берега, тем неспокойнее делалось на сердце у Евгешки. Он никогда так далеко не заплывал, за тем исключением, когда пришлось переезжать через Днепр на тот берег. Но тогда Евгешка был со взрослыми косарями, да и лодка была большой, широкий, а не такой хлипкой, как эта. С Павликом еще ничего, веселее, а что будет, когда Павлик пересядет на водоход и он, Евгешка, останется в лодке сам -один посреди Днепра?
        Короче говоря, Евгешка начинал горько раскаиваться, что согласился на всю эту затею. Но как же было не согласиться? Какую отговорку можно было найти?
        - Евгешка, чего ты замолчал?
        - А ты чего замолчал, Павлик?
        - Я думаю о том, как сейчас поеду на водоходе. Только вот что, Евгений… Если… если, может, водоход начнет тонуть, ты это… будешь спасать… Это я так говорю, все может случиться. Я хоть и хорошо плаваю, но… быстрое течение. Понимаешь?
        Еще бы не понять! Прекрасно все понял Евгешка. Сердце теперь у него не замирало. Оно этого не делало по той простой причине, что все целиком спряталось в пятку. Бывают, знаете, такие минуты и такие обстоятельства, что у кое -кого сердце вдруг убегает в совсем неподходящие места.
        - Может… может, мы здесь остановимся, Павлик?
        Павлик оглянулся.
        - Ого -го, куда мы заплыли! Здесь лучшее место. Знаешь что, Жень? Я попробую поехать вниз по течению к той косе. А ты греби к тому повороту и будешь ждать меня там возле островка.
        Евгений взглянул на далекий берег, который они недавно покинули. Каким родным, каким уютным показался он в ту минуту Евгешке! Уютным и недосягаемым! Внизу разбежались домики, некоторые из них подбежали к самой воде, словно отара овнов. Евгешка узнал школу, узнал хату деда Галактиона. А эта, слева, — председателя колхоза. Сельсовет видно, хату -лабораторию. Выше, на холме, широкой полосой протянулись огороды. Хоть и далеко, но и отсюда видно между зеленью желтые пятна. То цветут подсолнухи. Сколько их! Справа желтеют кручи. Там, в оврагах, на глинистых обрывах, гнездится в норах яркая ракша с голубыми перьями, серо -ржавые горлицы делают из прутиков в кустах свои прозрачные гнезда, такие прозрачные, что сквозь них просвечивает пара белых яиц. На склонах оврага, в колючих зарослях терновника и боярышника, выводят птенцов сорокопуты.
        И овраги показались Евгешке такими родными, что вот — протянуть бы руку, и добраться до них, спрятаться в дикой малине, искать гнезда сорокопутов.
        Быстрое течение медленно, но неуклонно сносило лодку вниз. Евгешка чувствовал себя очень неуверенно. Нет, не его стихия вода! Он не имеет никакого намерения конкурировать с рыбой!
        Осторожно спустили изобретатели «машину» на воду. Водоход легонько закачался на волне. Павлик сбросил ботинки, рубашку и в одних трусах стоял на коленях, собираясь перелезть через борт лодки. Еще мгновение — парень выпрямился и, держась рукой за руль водохода, перенес ногу через борт.
        
        - Сейчас сяду, Евгешка. Хороший у меня водяной конек, — говорил он, пытаясь ближе подтянуть к себе «машину».
        Вслед за этим лодка вдруг изо всех сил качнулась в одну сторону, зачерпнув воды, и Евгешка увидел, как Павлик, махая в воздухе руками, свалился в реку.
        Все случилось так быстро, что Евгешка едва успел понять, что Павлик потерял равновесие и, вместо того чтобы оседлать водоход, оказался в воде. Охваченный непобедимым ужасом, Евгешка скорее инстинктивно, чем в полном сознании, схватился за весла и с силой ударил ими по воде. Лодка рванулась к берегу. И в ту же минуту над водой появилась мокрая голова Павлика. Возможно, он что -то кричал. Но Евгешка уже ничего не слышал. Он только увидел, как Павлик сделал несколько взмахов руками и оказался у водохода. Он схватился за колесо «машины», может, хотел взобраться на нее, но это ему не удалось, потому что водоход перевернулся. И только теперь до Евгешки долетел отчаянный крик товарища:
        - Евгешка… Лодка… Спа -сай!..
        В ответ Евгешка еще сильнее приналег на весла. Он изо всех сил греб к берегу, греб не переводя дыхания, с расширенными от ужаса глазами, с перекошенным лицом. В лодке было много воды, и она низко осела. Кажется, еще кружка -две, и лодка пойдет на дно.
        Ближе и ближе берег. Вот уже приветливо кивают кусты ивняка. И тут… тут случилось непонятное. Евгешка поднял вверх одно весло, а вторым начал быстро поворачивать лодку обратно. И так, как спешил к берегу, так теперь спешил Евгешка на место аварии. В его ушах еще стоял последний крик Павлика.
        «Лодка… Спасай…» — шептал Евгешка, налегая на весла. «Лодка… Спасай… Лодка… Спасай…» Да, да, надо спасать. В лодке вода. Ничего. Можно вычерпать воду. Можно подать ему весло. Ух, какая быстрина! Как трудно стало грести… Как тяжело…
        - Па -авли -ик!.. — вдруг крикнул на полные легкие Евгешка. — Па -авли -ик!..
        «У -у -у!» — ответило далекое эхо.
        Величественно шла мощная голубая река. И нигде — никого. Ни пятна, ни черной точки. Затаив дыхание, с похолодевшим сердцем всматривался Евгешка в быстрые волны — не появится ли еще раз над водой голова товарища, не мелькнет ли где -то его темная, загорелая рука…
        Величественно шла мощная голубая река. Пролетела над Евгешкой чайка. Словно играя, она выпустила из клюва рыбку и сразу же снова подхватила ее налету. Рыбка сверкнула на солнце, как новенький гривенник.

* * *
        Евгешка не помнит, как он повернул к берегу, как бросился бежать. Очнулся он где -то в ивняке, и первое чувство было — слезы. Все лицо было мокрое от слез. Он бежал и, видимо, упал. Сколько он лежал так в полузабытьи? Вернуло его в сознание громкое стрекотанье сороки. Сорока была где -то здесь недалеко, она, видимо, очень смущена поведением этого странного парня, который упал и вот лежит неподвижно на песке.
        Евгешка вдруг встал. Что -то крепко сжимала рука. Глянул — весло. Получается, что он бежал с веслом, забыв оставить его там, возле лодки. Недавно пережитое со страшной яркостью снова восстало в сознании. Он швырнул весло в кусты и, не разбирая тропы снова побежал. Ему вдруг пришло в голову, что Павлика еще можно спасти.
        Евгешка бежал, не видя дороги, бежал прямо через кусты, бежал наугад, но знал, что бежит к селу. И вдруг стук топора донесся до его слуха. Ему показалось даже, что он слышит веселый разговор и смех. Он на мгновение остановился и прислушался, а затем круто повернул налево.
        Снова блеснуло широкое лезвие реки и залитый солнцем песчаный берег. На берегу толпа детворы. Евгешка узнал Кузьку и Наталью, Быцыка, Проньку, пионервожатого Василия. Они смеялись, они очень громко смеялись, и из этого смеха Евгешка понял, что им еще ничего не известно.
        Парень имел, наверное, необычный вид. Наверное, по его бледному лицу они увидели, что случилась какая -то беда. Вдруг стихли веселые голоса и смех. Кузька бросил топор. Пронька и Василий перестали пилить доску.
        «Вышку делают», — мелькнуло в голове Евгешки. Он схватил Василия за руку.
        - Павлик… Павлик утонул! — крикнул хрипло, и голос его был похож на клекот.
        Евгешка думал, что сейчас начнется суматоха. Ребята бросятся к реке, из села будут бежать люди, кто -то ударит в железный рельс, оповещая тревогу. Но ничего этого не произошло. Василий покачал головой:
        - Какой ужас! Но ты успокойся, Жень. Как это произошло?
        - Я… я… Мы поехали вдвоем… Лодка… И я не помог ему… И я… я ударил в лесу Олесю, а не Павлик…
        - Ты? Почему же ты молчал?
        - Я… я боялся…
        Здесь творилось что -то странное, непонятное. Пионеры отворачивали свои лица, закрывали их ладонями. Евгешке показалось, что они смеются. Нет, они плачут… У Олеси вздрагивают плечи… И вдруг она поворачивается к парню, и Евгешка не замечает на ее лице ни слезинки.
        - Зачем же ты меня ударил?
        - Я… я думал, что ты — не ты… Я испугался…
        И снова ребята отворачиваются и громко всхлипывают…
        - Павлика водоворот закрутил… Павлик… — в отчаянии повторил Евгешка, не понимая, почему никто из них не бежит, не бьет в железную рейку, не зовет на помощь.
        Неожиданно пионервожатый обеими ладонями взял голову Евгешки и повернул ее легонько в сторону.
        - Посмотри туда. Павлик жив… Павлик, выходи!
        Что это? Снится? Нет, все происходит на самом деле. Вот пионервожатый. И Пронька с веснушками на носу. И подзорная труба его тут же…
        Из кустов вышел Павлик. Он был в трусах, как тогда, когда упал в воду. Он вышел из -за куста и, не взглянув на Евгешку, подошел к Олесе.
        - Почему оставили работу, друзья? Водоход погиб, надо, чтобы вышка была хорошая. Ох, и жалко же, Олеся, водохода! Сердце щемит — веришь?
        - Верю, Павлик!
        Если бы из -за кустов вышел бегемот или ихтиозавр, или гром ударил с ясного неба, или Днепр повернул обратно — Евгешка не был бы так поражен и ошарашен. Он протирал глаза, он не верил сам себе. Было чему удивляться и поражаться. Евгешка видел не бегемота и не ихтиозавра, а Павлика! Павлика! Понимаете, дорогие читатели? Павлик вызвал больше впечатлений, чем доисторический ихтиозавр!
        И вдруг Павлик по вернулся к Евгешке. Притворяясь, будто он только теперь заметил своего товарища, Павлик нехотя молвил:
        - А, и ты здесь? Жив? Не утонул?
        Вот и имеешь! Он спрашивает, жив ли. Ведь об этом надо Евгешке спросить у Павлика, а не наоборот.
        Нет, этого дальше Евгешка не мог стерпеть. Он близко подошел к Павлику.
        - Павлик, бей меня! Слышишь, бей!
        - Бить? Зачем? Я не сержусь на тебя. Мне просто жаль тебя. Бедный ты, бедный трус!
        Лучше бы он ударил!
        Евгешка сник. Низко наклонилась голова, что ему оставалось делать?
        Но как это произошло? Как спасся Павлик?..
        РАЗДЕЛ ОДИННАДЦАТЫЙ
        почти целиком посвящен ночному путешествию Евгешки
        В то замечательное утро, когда — помните? — на лопухах блестели серебряные капли росы, когда Павлик с Евгешкой несли за огородами водоход к реке, в то прекрасное утро Олеся проснулась раньше всех. «Конечно, если не считать бабы Лизаветы, которая встала еще раньше и уже возилась у печи. (Но баба Лизавета в счет не идет. Она просыпается еще до того, как крикнет ее петух -галаган).
        Олеся встала, схватила полотенце и побежала к реке. Некоторое время задержалась на берегу возле досок и горбылей. «Эх, и вышка будет!»
        Вспомнила Олеся, как читали письмо товарища Постышева на районном пионерском слете. Теперь строят водные вышки и в Чапаевске, и в Петровцах, и в Бучаках. А великолучанские пионеры за настоящую водную станцию взялись!
        Весело напевая, на ходу сбрасывая с себя одежду, Олеся пошла берегом к любимому своему месту, где всегда купалась. Босые ноги вязли в песке, где -то издалека, из -за поворота реки донесся гудок парохода.
        Разогнавшись с берега, бросилась в воду и поплыла. Сверху медленно шел черный, похожий на черепаху, буксир. Он тянул за собой длиннющий плот. У деревянного домика на плоту слонялись люди, клубился дымок. Люди чувствовали себя, как дома. Возможно, плывут они уже не одну неделю, плывут откуда -то с верховья Десны, из Брянских лесов. И плыть им так на плоту, наверное, еще долго -долго…
        Олеся плыла к буксиру. Ей захотелось покачаться на высоких волнах. Сильными плавными взмахами рук Олеся уверенно разрезала воду. Первая волна от парохода набежала неожиданно и весело, закачала девушку, словно в колыбели.
        Надо признаться, что если бы поблизости в то время были папа или мама, они бы дали своей дочке такой колыбели, что она хорошо бы ее запомнила. Отец Олеси — водолаз, не раз случались с ним опасные приключения, но он всегда говорил: «Мужество — это благоразумие». Олеся считала, что это вполне правильно. Но она немедленно забывала про всякую рассудительность, когда попадала в воду. Возможно, холодный душ вызвал у нее некоторые ослабления памяти. Нечего говорить, как это безрассудно — плыть к пароходу, чтобы покачаться на волнах.
        Однако на этот раз выполнить свое намерение Олесе не удалось. Из -за небольшого островка (этот песчаный островок остался от землечерпалки, которая недавно углубляла фарватер) мелькнула в воде чья -то голова. Подхваченный быстрым течением, мальчишка отчаянно боролся с волнами, пытаясь достичь песка. Это ему не удавалось. Он, видимо, очень обессилел, взмахи его рук были то медленные, то неестественно быстрые. Олеся видела, как он лег на спину, работая ногами, но течение было очень быстрое, парень явно терял силы.
        В ту же минуту, когда Олеся бросилась ему на помощь, с плота тоже заметили парня, ибо двое быстро сели в лодку и отчалили. Однако Олеся доплыла раньше, потому что была гораздо ближе. Она уже узнала Павлика.
        - Павлик, держись!
        - Держусь, Олеся! — раздался ответ, но вдруг голова Павлика исчезла под водой. Сердце у Олеси мгновенно сжалось в ледяной шарик, в виски гулко ударила кровь. «Неужели — конец? Неужели утонул?»
        Она напрягла все силы. Холодная полоса воды неожиданно резанула тело. «В омут попала», — мелькнуло в голове. На мгновение оглянулась и увидела недалеко лодку с двумя гребцами.
        Голова Павлика снова вынырнула из воды в двух шагах от Олеси.
        - Держись, Павлик!
        Парень ничего не отвечал. Олеся слышала его хриплое дыхание. Подплыла сзади и схватила его за голову. Павлик судорожно замахал руками, пытаясь уцепиться за девушку.
        Когда Павлик очнулся, он увидел над собой Олесю. Шелестел ивняк, кричали чайки. Тепло пригревало солнце. И вдруг парень вспомнил все, что случилось.
        - Где водоход? — спросил он. Олеся покачала головой.
        - Не знаешь? Значит… водоход погиб!
        Вдали протянулся над рекой темный свиток дыма. То исчезал за поворотом черный буксир.
        Вот и все.

* * *
        - Капитан Капитаныч!
        Молчание.
        - Капитан Капитаныч!
        - Гел -гел -гел!..
        - То -то. Уже и отвечать мне не хочешь, гусенок. Ну что же, и не отзывайся. Так мне и надо. Так и надо Евгешке. Он же трус. И животное он, гусенок. Твой родственник. Факт. Одно мне странно — почему меня не исключают из отряда? Не знаешь, Капитан Капитаныч? А факт — не исключают. И… И даже не чураются… Разговаривают даже со мной. И Василий — пионервожатый — разговаривает. Павлик, и тот — «здравствуй, говорит, Евгений». Что же, Павлик, здравствуй. Прости меня, что так… подло сбежал тогда… Тебе, гусенок, не стыдно разговаривать с Евгешкой?
        - Гел -гел -гел!
        - То -то. Хоть и трус у тебя хозяин, а все же он тебя вырастил. Евгешка Зуб, не кто иной. И на районной выставке премировали тебя, и мне лично подарили. Мне! Потому что я ухаживал за тобой, я кормил. Каждое перышко твое приглаживал. Факт.
        Этот разговор Евгешки с гусем я передаю только приблизительно. Понимаете, не было стенографистки, и записать все дословно не удалось. Но в конце концов это не имеет большого значения. Да и сам разговор я привожу здесь исключительно для того, чтобы мимоходом показать, какое настроение было у мальчика после того, как он оставил в беде своего товарища. Ведь когда пионер начинает так разговаривать с гусем, то это уже верный признак, что на сердце у такого пионера не все в порядке.
        Кроме того, мне непременно надо напомнить вам, дорогие читатели, тот факт, что Евгешка очень любит своего гуся. Расстаться с Капитаном Капитанычем было для Евгешки большим горем. И когда он ночью будет перелазить через забор, убегая из деревни… А впрочем, об этом рано рассказывать. Сначала послушайте, как тюкают топоры и стучат молотки на реке, как бухают огромные бабы, вообще, как пионеры строят водную вышку.
        Пионеры спешили. Вместе с Иосифом Максимовичем они решили устроить большой физкультурный праздник на воде. Колхоз вполне готов встретить жатву. Иосиф Максимович легко вздохнул. После лихорадочной подготовки к уборке урожая, перед тем как жатки выедут на поля, будет совсем не плохо, если колхозники проведут день на Днепре, послушают оркестр, молодежь посоревнуется в заплыве на скорость, в прыжках с вышки…
        За три дня вышку поставили. Она белела свежей древесиной, пахла сосновой живицей, легкая и стройная, как белая береза. И когда вечером закончили работу, убрали стружки и расставили на берегу длинные скамьи для зрителей -гостей, вдруг оказалось, что вышка голая. Обнаженная, как свеча. Вы понимаете — белая вышка. Ребятам стало казаться, что она уже и не легкая, и не стройная, она просто неуклюжая и некрасивая. Завтра в двенадцать часов назначили начало физкультурного праздника, а вышка раздетая.
        - Покрасить красным или зеленым! — решил Кузька.
        - Украсить ветками и тыквенными листьями, а сверху поставить цветущий подсолнух, — предложил Гиронька.
        - А сбоку повесить тыквы и подзорную трубу, — ехидно добавил Быцык.
        - В таком случае лучше уж нацепить сома, — ответил Пронька, выразительно поглядывая на Быцыка.
        - Надо украсить вышку красной материей, — сказала Олеся. — Так всегда делают на праздники.
        Сбоку стоял и смотрел на вышку Евгешка. Наталья подошла и скромно посоветовала:
        - Ты, Евгеша, подальше. Вышка на тебя может плохо повлиять. Поверь мне. Страшно, Евгеша, для твоего характера. Я же врач, все знаю… Что ответил Евгешка, неизвестно. Возможно, ответ его был не очень вежлив, потому что Наталья вдруг крутнулась и исчезла за спинами товарищей. Еще раз подойти к парнишке «врач» не решилась. Не хватило мужества. Вообще, это очень хлопотное и неблагодарное дело — давать врачебные советы трусам. Намного спокойнее лечить кукол. Они никогда не ругаются и никогда не обижаются, даже тогда, когда им приходится от лечения Натальи спешно умирать. Следовательно, когда все мальчики и девочки разбрелись по селу искать красную материю, чтобы украсить вышку, Наталья выбрала удобную минуту и пошла в сад. Учитывая то, что ее пациенты жили на строго законспирированной квартире, пионерка несколько раз оглянулась и, только убедившись, что за ней никто не следит, осторожно постучала в дверь. Дверь эта — обычная дощечка, которая закрывала вход в дупло в старой груше.
        - Кто там? — спросила толстая кукла с черными бусинами вместо глаз, круглолицая и розовощекая (на ее румянец пошла чуть ли не вся красная краска).
        - Это я!
        - Ну, входите.
        - Как здоровье? Голова не болит?
        - Болит.
        - Покажите язык. Ну, довольно. Я поставлю вам градусник. Сорок градусов. Я не разрешаю вам с сегодняшнего дня ни танцевать, ни играть в футбол. У вас тиф. Ложитесь в кровать. Я дам вам порошки. По три порошка три раза в день.
        Наталья громко вздохнула. Что это? Спать хочется? Скучно? Да, скучно. Скука подкралась совсем незаметно. Последнее время Наталья целыми неделями не наведывалась к своим куклам, забывая об их существовании. Девочка росла. Есть все признаки, что вскоре вся кукольная семья перейдет в распоряжение Наташиной младшей сестры.
        Небрежно положила врач свою пациентку в постель.
        - Ну, лежи. И вообще, ты — дура. Некогда мне с вами возиться.
        Но пытливые глаза давно уже следили за Натальей из -за широкого куста смородины.
        - Ага, а я все видел! А я знаю! — услышала вдруг Наташа грозные слова. Кузька стоял перед ней. Он стоял, весело улыбаясь, он узнал интересную тайну.
        - С куклами играешь? «Врач»! Ану, показывай своих барышень.
        И тут, в этот критический момент, обескураженной Натальи пришла на помощь неожиданная мысль. Девочка решительно закрыла собой дупло и, стараясь быть как можно спокойнее, сказала:
        - Эва! Какой быстрый! А билет имеешь?
        Кузька удивленно вытаращил глаза.
        - Какой там еще билет? Не морочь голову!
        - Очень просто. Здесь у меня кукольный театр. На шару не показываю.
        Теперь смутился Кузька. Кукольный театр! Вот оно что! А он думал…
        - Слушай, Наталья. Я не знал. Честно, не знал… Ты вот что… Возьми меня в компанию. Возьми, Наталья.
        Наталья насмешливо, торжествуя в сердце победу, покачала головой.
        - Ой, хитрый ты! Как лис! Много вас таких найдется.
        - Наталья, да ты же пионерка? Говори, пионерка? Почему же манежишься? Кукольный театр придумала, а молчишь? Таишься от товарищей? А мы вместе такой театр сделаем, на весь район. Пьеску достанем. И новые куклы будут. Еще лучше…
        - Что с тобой делать? — задумалась Наталья. — Ну, ладно. Смотри.
        Одну за другой она вынимала из дупла куклы. Кузька был в восторге.
        - Неужели сама делала, Наташа? И это сама? И эту??
        Особенно понравилась ему круглолицая Матрешка, та самая, которой запрещалось танцевать и играть в футбол. Здесь же Кузька дал торжественное обещание, что он сделает еще Петрушку и Робинзона.
        - А то можно еще сделать царя Кощея. А твои куклы будут его женщинами. Понимаешь, как это будет чудесно? Он их будет держать в плену под тремя замками, а Петрушка появится и отрубит Кощею голову.
        - Можно и так, — доброжелательно согласилась Наталья. — Можно и голову.
        Ее сердце радостно пело. Как ловко она придумала! Как же ловко обманула этого «следопыта»! А разве действительно нельзя устроить такой театр?
        Условились, что будут держать все это в секрете, пока не найдут подходящей пьески, и тогда торжественно пригласят весь отряд на спектакль. Вот удивятся пионеры! Вот будет неожиданность!
        В тот же день вечером оказалось, что красной материи нет. Не ехать же за ней в город!
        - Ничего, ребята, — утешал Василий. — Возьмем флаги в сельсовете, в колхозе, в школе. Будет три флага. Можно еще украсить зелеными ветками. И у меня есть такое предложение: поручить эту работу Евгению. Под его ответственность. Как ты, Жень, согласен? Не осрамишь нас?
        Евгешка, не понимая, неловко хлопал веками.
        - Как? Мне?..
        - Тебе, Евгений, поручаем тебе.
        Теперь Евгешка понял. Вмиг горячие слезы выступили от волнения на глазах: ему, Евгешке, поручают украсить вышку! Ему, такому… такому преступнику и трусливому!.. Евгешка не мог говорить. Удушливая волна сдавила горло. Он сделал усилие и молча кивнул головой.
        - Вот и ладно. Растем, ребята! Евгешка согласен! — Стемнело рано. По небу клубились тяжелые тучи.
        Ночь была черная и душная. Где -то на горизонте мелькали далекие зарницы. За окнами, на огороде, томно пах укроп, пахла мята и ночная маттиола. Все присмирело, все ждало грозы. Но гроза не приходила. Ни одно дуновение ветерка не шевелило листья сонных подсолнухов.
        В эту ночь Евгешка долго не мог заснуть. А когда задремал на какой -то час, ему приснился шумный базар. Бешено крутилась карусель, и играла гармошка. Евгешка вскочил с кровати и какое -то мгновение всматривался в черное окно. Который час? Не пора ли идти выполнять свое намерение? Босые ноги еле слышно прошелестели по полу. Полоснул спичкой и посмотрел на часы. Полпятого. Пора!
        В темноте быстро оделся. Из -под подушки вытащил еще с вечера приготовленный мешок. Надо неслышно выйти из хаты. Двери очень скрипят. Могут проснуться отец или мать. Лучше всего через окно.
        Евгешка влез на подоконник. И неожиданно застыл. Неистово застучало сердце.
        - Что ты там делаешь, Жень? — вмиг услышал из соседней комнаты голос родителей.
        - Ничего…
        Прислушался. Переждал несколько минут. Отец снова заснул. Евгешка легко спрыгнул на мягкую траву. Трава была холодная. Холодная земля. Пожалел, что не обул ботинки. Ладно, не возвращаться же за ними в хату.
        Тихо открыл дверь в сарайчик. Но Капитан Капитаныч услышал хозяина. Он весело загелготал. Евгешка присел и испуганно замахал руками.
        - Тише! Тише! Гусачок! Милый мой, хороший гусачок… Белый ты мой…
        Гусь подошел ближе, вытянул шею и ткнулся клювом парню в колени.
        - Прости меня, гусачок. Прости, Капитан Капитаныч! — взволнованно шептал Евгешка. Он взял мешок и посадил туда своего любимца.
        Вскоре Евгешка выходил из села. Капитан Капитаныч сидел за плечами в мешке тихо, видимо, поражен этим необычным путешествием. Евгешка быстро шел и поглядывал на небо. Время уже светать, но облака на небе, как черная шерсть. Казалось, они спускаются ниже и ниже, придавливают землю волосатой грудью.
        Вышел в поле. Едва мог рассмотреть в темноте покрученную тропу. Вдруг остановился и быстро оглянулся. Кто -то идет следом за ним. Кто -то идет, крадучись, как тихолапый кот. Сердце застучало быстро -быстро. Стоял и всматривался в темноту. Нет, никого. Это только показалось. И снова шел. Миновал степной колодец при дороге. Сейчас будет могила трех. Здесь похоронили трех коммунистов, замученных бандитами. Едва сереет белый мраморный камень на могиле. Неожиданно сделалось страшно. Тучи черные, душные, безграничное поле, ночь, могила, и он, Евгешка, один -одинешенек…
        - Капитан Капитаныч! — вдруг громко отозвался парень.
        Гусь молчал.
        - Капитан Капитаныч! Тебе не страшно?.. И мне не страшно. Аж ни капельки не страшно…
        
        И после звука человеческого голоса стало еще тише. Еще ниже спустилось душное нашествие туч. И тогда, в этой застывшей тишине, упала первая тяжелая капля. Откуда -то выскочил тревожным порывом свежий ветерок и галопом, как всадник, помчался над полем. Испуганно метнулась и зашумела рожь. Ослепительно вспыхнула молния, и грохот грома возвестил о начале ночной грозы.
        Ну, никто из вас теперь не позавидует Евгешке! Вы знаете, что такое воробьиная ночь? Будил ли вас среди ночи исступленный грохот грома, огненные голубокрылые молнии, глухой шум ночного ливня? Прятали ли вы в подушку голову, натягивали ли на себя одеяло, но, наверное, слышали, как сотрясается от громовых ударов дом и яростно хлещет в окна дождь…
        На поле нет кровати. И подушки нет. И одеяла. Обычного зонтика и то не найдете. Нет на поле и дерева, под которым можно было бы хоть немного спрятаться от ливня… Ничего нет, кроме ржи, пшеницы и гречихи. Но от этих растений, как известно, не дождешься защиты от дождя.
        Вот в таком положении оказался Евгешка. Как только плеснул ливень, он бросился бежать. Почему? Куда? Все равно вокруг не было ни деревца, ни укромного уголка. Возвращаться в село? Туда как минимум четыре километра. К тому же Евгешка вспомнил, что молния чаще всего ударяет в подвижные вещи. Нет, от грозы в поле не убежишь!
        Парень покорился своей судьбе. Он выбрал бугорок, положил себе на голову мешок с Капитаном Капитанычем, согнулся, сжался, как заяц, и застыл. Мешок приходилось придерживать то одной, то другой рукой. К счастью, Капитан Капитаныч не танцевал на голове и сидел тихо, зачарованный ливнем.
        Дождь лил непрерывно. Молния слепила глаза, Евгешка стучал зубами от холода, он был мокрый, как сама вода. Но странно — впервые он не боялся. Да, страха не было. Сердце заполнила доверху тревога — успеет он, не опоздает ли? До городка оставалось четыре -пять километров. На дороге грязь, не скоро одолеешь эти километры…
        Неожиданно парень вспомнил, что если взять направление на Соленые хутора, то дорога сокращается вдвое. Правда, на этом пути надо переходить через Лисичанский яр, и раньше этой дорогой ходить избегали, но недавно сделали мостик через овраг, а там, от Соленых хуторов, уже рукой подать до городка…
        Гроза быстро прошла, вдали еще сердито стучал небесными дверями гром, но дождь поутих. Евгешка вскочил и двинулся. Он дрожал от холода, босые ноги месили липкое болото, но быстрая походка понемногу разогревала тело; начало проясняться, стало веселее. Вот сейчас, только спуститься с холма, будет и овраг, и мостик. Но что это такое шумит? Вода! Наверное, вода. Эге, да это же в овраге!
        Черный глубокий овраг пересекал дорогу. На дне его с грозным ревом мчался поток. В предрассветном полумраке Евгешка разобрал седые гребни пены. Кажется, весь ливень скатилась с полей сюда, в этот овраг. А где же мостик? Вот полевая неукатанная дорога просто подбегает к глиняной круче. Вот здесь стоят столбы. И на той стороне столбы.
        А мостик…
        Евгешка с отчаянием сбросил с плеч мешок. Парень стоял, вперив взгляд в серый бурлящий поток, в седую пену. Он все понял. Мостика уже не было. Неожиданное половодье от сильного ливня подмыло столбы, и легонький временный мостик рухнул.
        Отчаяние и тревога сжали сердце. Что делать? Он не успеет, он опоздает! В двенадцать часов начинается в колхозе праздник, к тому времени надо купить в городке красной материи, вернуться в село и украсить всю вышку. А он не вернется… От этой мысли кровь ударила Евгешке в лицо. Неужели он провалит порученное ему дело? Неужели он так и останется трусом и преступником?
        Поток ревел. Казалось, что вода все прибывает. С поля стекали в овраг десятки ручьев и ручейков. Нет, ждать нельзя. Обойти овраг? Но это значит сделать несколько лишних километров, идти и топтать зрелую рожь.
        Евгешка решился. Хватаясь за мокрые кусты, он начал спускаться в овраг. Скользкая глина сползала под ногами. Холодные брызги ударили в лицо. «Только бы поток не сбил с ног», — мелькнуло в голове. Он ступил в мутные желтые волны. Чем дальше, тем было глубже и глубже — вот до колен, вот уже до пояса достает бурная вода. Но странно — опять Евгешка не почувствовал никакого страха. Он только крепко сжал зубы, с отчаянной решимостью, шаг за шагом подвигаясь вперед.
        Еще немного — и Евгешка счастливо перешел поток. Труднее всего было выбраться по скользкой глине наверх. Одной рукой он держал мешок с гусем, второй цеплялся за редкие кустики и корни на склонах оврага.
        Когда этот трудный путь был наконец преодолен, Евгешка увидел, что уже рассвело. Из -за тополей на Соленых хуторах стрельнули вверх солнечные стрелы, первая утренняя ласточка пронеслась над хлебами.
        Городок уже проснулся. Евгешка быстро шел по улице, спеша на базар. Он не замечал удивленных взглядов и шуток, которыми его провожали прохожие. Уже на самом базаре его остановил высокий, с длинной черной бородой мужик.
        - Эй, малый, где ты глину месил? — спросил он. — Посмотри только, на себя.
        Только теперь, взглянув на свою одежду, заметил Евгешка, что он с головы до ног в грязи.
        - Что продаешь или покупаешь? — спрашивал чернобородый.
        - Гуся продаю. Капитана Капитаныча, — и Евгешка раскрыл мешок. Обрадовавшись утру, гусь громко загелготал.
        Чернобородый захохотал, его борода тряслась от смеха.
        - Капитан Капитаныч! Скажи на милость… Имеет имя, еще и отчество… Сроду не слышал, чтобы гусю имя давали. Ха -ха -ха!.. Ловкач ты, малый, ей -ей фокусник. А гусь хороший.
        - Он на выставке премию получил, этот гусь, — пояснил Евгешка.
        - Да ну? И действительно великолепный гусак. Надо купить такого, непременно надо. Породистый он у тебя, давно я такого искал.
        Быстро сторговались. Чернобородый отсчитал двадцать рублей. Евгешка последний раз прижал к груди гуся, слезы заблестели у парня на глазах.
        - Прощай. Прощай, Капитан Капитаныч. Никогда… никогда не увижу тебя больше…
        Отвернувшись, Евгешка протянул покупателю своего белокрылого чудесного гуся. Капитан Капитаныч загелготал, и в том птичьем крике послышался Евгешке упрек и мучительная грусть. Чтобы не слышать больше этот знакомый крик, парень быстро скрылся в толпе. Он крепко сжал в руке деньги и направился искать нужный магазин.
        Вдруг он остановился. Прямо на него двигались широкие, чудесные крылья. Они были зеленые, эти крылья, и это был прекрасный самолет, и его держал высоко над головой молодой парень и кричал:
        - Кому самолет? Кому? Кому? Дешево отдаю! Три недели мастерил, сам бы полетел, да деньги нужны. Кому? Кому? Кому?
        Дети, вы понимаете, какой это был волшебный самолет? Он был сделан из жести и фанеры, он был зеленый, как самая зеленая в мире бабочка, он имел золотой пропеллер и колесики, он имел закрытую кабину и в той кабине маленькие мягкие кресла, и даже окошечки, настоящие окошки из настоящего стекла были на том самолете. Кто может устоять против такого соблазна?
        - Кому? Кому? Кому? Дешево продаю! — Восторженно смотрит Евгешка на эту чудесную игрушку.
        - Ну, парень, покупай, — сказал парень. — Эх, самолетик! Эх, быстрокрылый! Не купишь — всю жизнь будешь жалеть. За такую цацку ничего, ничего не жалко отдать.
        Евгешка медленно протянул руку и погладил модель. Какой несчастный этот парень, — он останется без прекрасного самолета!
        - Ну, а какова цена? — спрашивает Евгешка.
        - Двадцать рублей, — отвечает продавец.
        - За такую машину не жалко заплатить дважды по двадцать, — думает Евгешка, и его рука уже отдает парню деньги. Какое счастье! Он, Евгешка, владелец этого волшебного самолета! Парень не помнит, как он вернулся в деревню. Возле школы он увидел в сборе весь пионерский отряд. Ребята и девочки бегут ему навстречу, он видит Олесю и Кузьку, Павлика, Быцыка, Наталью… Он видит, как заблестели глаза у Олеси.
        - Евгеша, это твоя модель? — спрашивает она с затаенным волнением.
        - Моя, Олеся. Три недели работал над ней…
        Олеся долго смотрит на модель, потом на Павлика и говорит:
        - Видишь, Павлик, я давно думала, что Евгешка настоящий изобретатель.
        Павлик потупился, он знает, что теперь уже Олеся никогда -никогда не поцелует его.
        - Взгляните, друзья, здесь настоящая кабина с окошком, — кричит Кузька. На его лице Евгешка ясно видит безграничное восхищение и зависть.
        - Растем, ребята? — подошел Василий. Он остановился очарованно.
        - Как? Это сделал Евгешка? Наш Евгешка? — Он протягивает Евгешке руку и крепко ее сжимает.
        - Ну, поздравляю тебя, Евгешка, поздравляю. Не думал я, что ты имеешь такой талант. Никогда я еще не видел такой модели. А как дело с вышкой? Через час начнется праздник. Выполнил ли ты порученное тебе дело? Поддержал честь нашего коллектива?
        Кровь стучит Евгешке в голову.
        - За вышку… я забыл… — шепчет он дрожащими губами. — Я забыл, товарищ Василий…
        И неожиданно слышит Евгешка громовой голос:
        - Быстрее думай, малый. Покупаешь самолет или нет? — Перед ним стоит парень, в руках у него чудесный зеленый моноплан, а вокруг гудят люди, как пчелы, вокруг какой -то местечковый базар.
        - Нет, не покупаю, — громко сказал Евгешка. — Я забыл про вышку.
        - Какую вышку? Что ты бормочешь? Не покупаешь, так и руками не трогай! — сердито сказал парень, и через мгновение Евгешка уже опять услышал его выкрики:
        - Кому самолет? Кому? Кому?
        Вскоре парень отыскал нужную лавку и зашел туда.
        - Чего тебе? — спросила у него веселая остроносенькая продавщица. — Шапку? Картуз? Ботинки? Поясок? Рубашку? Штаны? Мыло? Галстук? Барабан? Да говори быстрее, некогда ждать.
        - Вот и не угадали, — сказал Евгешка. — Мне надо красной материи. И чтобы она была… чтобы была лучшая в мире!
        Продавщица засмеялась и развернула перед парнем красный кумач.
        Держа под рукой мешок с рулоном материи, Евгешка весело возвращался домой. Только воспоминание о Капитане Капитаныче иногда нагоняло острое сожаление и тяжелую грусть. Но так радостно светило утреннее солнце, так беззаботно чирикали воробьи и щебетали ласточки, что от печали не оставалось и следа.
        Проходя мимо аптеки, Евгешка взглянул на часы и с тревогой увидел, что уже полвосьмого. Надо спешить.
        На этот раз Лисичанский яр встретил нашего путешественника более приветливо, потому что вместо грозного потока Евгешке пришлось иметь дело с небольшим ручейком, который он легко перескочил. Вода сошла. Чем ближе было до деревни, тем быстрее шел мальчик. Наконец он побежал. Как легко и хорошо бежать по полевой дороге, бежать навстречу свежему ветру! Евгешка нарочно попадал босыми ногами в лужицы, и веселые брызги ожерельем разлетались во все стороны. Неожиданно парень вскрикнул и запрыгал на одной ноге. С другой — вишневой струйкой заструилась кровь. Острый осколок из разбитой бутылки сделал глубокую рану. Какой негодяй посмел бросить стекло на дороге?
        Евгешка заплакал, оторвал немного красной материи и туго перевязал ногу. Но кровь не остановилась. Теперь уже бежать он не мог. Хромая, только за час дотащился до Днепра. На берегу было пусто. Только стройная белая вышка тихо стояла в воде.
        Евгешка достал из мешка кумач, гвозди и молоток и взялся за работу. Нога болела и пекла, кровь не переставала идти, но парень, улыбаясь, быстро раздирал на стежки материю, обматывал ею столбы и перила на вышке, и мелко стучал его молоток. Пусть теперь все приходят, никто не узнает вышки! Как все удивятся и обрадуются, какой будет веселый, радостный праздник!
        Но почему так дрожат руки? И сердце то забьется, застучит, как молоточек, то вдруг замрет, утихнет, и тогда трудно дышать, тогда Евгешка на полную грудь хватает раскрытым ртом воздух… «Пожалуй, я потерял много крови, обессилел», — думает парень, и в последний раз стучит молоток, забивает последние гвозди.
        Что это? Почему такой туман перед глазами? Кто это смеется и чьи это такие звонкие голоса? «А, это пришли ребята, — догадывается Евгешка. — Они действительно… Вот Олеся… Павлик… Наталья… А это кто? Да это же Василий, а с ним Пронька. Ну, конечно, он. И подзорная труба у него…»
        - Евгешка! Ура Евгешке! — парнишка слышит восторженные возгласы. — Ой, вышка! Вот это вышка!
        Евгешка слушает, склонившись на перила. Пионеры поднимаются на вышку.
        - Евгешка, а где ты достал такой материи?
        Он хочет ответить, но чувствует, как чудно крутится у него голова, и река, лица ребят, весь мир тихо куда -то плывет перед глазами.
        - Ну, Евгеша, ты теперь настоящий пионер, — слышит парень слова пионервожатого. Василий берет его за руку, крепко сжимает ее и вдруг с испугом, тревожно зовет:
        - Друзья, что же это? Евгеша! Евгеша!
        Молоток выскальзывает из рук Евгеши, парнишка медленно оседает вниз и падает. Беспросветная тьма заслоняет ему свет.
        РАЗДЕЛ ДВЕНАДЦАТЫЙ
        рассказывает о веселом празднике, о том, как мальчики и девушки прощались со своим товарищем, и о том, как серебряная птица спасла ему жизнь
        Иосиф Максимович немедленно дал телегу, и Евгешку повезли в городок, в больницу. Нога у парня взялась синими пятнами, он весь горел и бредил.
        Узнав о признаках болезни, бабы Бабарихи едва не поссорились. Одна из них была уверена, что только растирание ноги желчью из белого голубя и может спасти парня, но вторая настаивала на том, что желчь здесь ни при чем, здесь нужно принять настойку из дубовой коры, полыни и дурмана, и все это приправить загадочным Иван -корнем. Но по причине того, что ни той, ни другой бабе не доверили лечить Евгешку, они быстро помирились и успокоились.
        Хоть как обеспокоила ребят неожиданная болезнь товарища, все же решили праздник не откладывать. Почти весь колхоз, даже бабы и седые деды пришли на берег. Даже старый -престарый дед Оверко, о котором никто в деревне не знал, сколько ему лет — или сто, или, может, и все сто двадцать, — даже тот слез с печи и, опираясь на две палки, пришел на праздник.
        Вышка была украшена флагами, стояла стройная и красная, как маков цветок, красная, как пламя, одета в нежный и веселый кумач. Ровно в двенадцать грянул оркестр, и праздник начался. Оркестр был нешуточный. В его составе были огромная медная труба, флейта, бубен и с полдюжины скрипок. В трубу дул во всю силу своих легких толстый зоотехник Иван Иванович, и звуки из трубы он умел извлекать удивительные, просто невероятные — такие басовитые, толстые, короткие. На флейте играл высокий и худой, как сама флейта, птицевод Нил Нилович (тот же, которого за глаза в шутку называли Крокодил Крокодилович). Завхоз Дмитрий Гаврилович бухал в бубен — деловито, по -хозяйски, как и подобает завхозу. Ну, а на скрипках играли: дядя Никон — кузнец, молодые парни Мефодий и Саша, бригадир Терентий Савчук и еще двое парней, а дирижировал оркестром наш хороший знакомый Венедикт Валентинович, колхозный почтальон. Короче говоря, оркестр был замечательный, неповторимый.
        Главным распорядителем был Иосиф Максимович. На вышке уже стояли Олеся, Павлик, Кузька, Пронька и несколько старших ребят -комсомольцев. Иосиф Максимович поднял вверх красный флажок, подавая сигнал. Но вдруг на берегу случилась какая -то возня, смех, крики, веселые шутки. Расталкивая толпу, к Иосифу Максимовичу подбежал Быцык. Он был растрепанный, раскрасневшийся и счастливый.
        - Постойте, постойте! — заорал он. — Не прыгайте! Я это… Я поймал сома! Сома поймал! Не верите? Вот он! Смотрите!
        Радуясь победе, Быцык обеими руками высоко поднял над головой большого черного сома.
        - Спасибо деду Галактиону! На лягушачью ножку поймал! Жареную на бараньем туке! Вот он! Вот!
        Но… усатый великан вдруг сделал резкое движение и…
        - Ой! Держите его! Держите!
        Однако держать было уже поздно. Сом упал на песок, сверкнул хвостом и исчез в своей родной стихии. Оркестр грянул туш, раздались аплодисменты, буйный хохот эхом покатился по воде. Ошарашенный Быцык вытер рукой нос и тихонько скрылся в толпе.
        - За жабры, надо было его за жабры, — прошамкал дед Оверко. — Когда бы за жабры — не убежал бы…
        Друг за другом прыгали с вышки ребята — и «ласточкой», и «стрелой», и вообще, кто как умел. Начали готовиться к заплыву на скорость. Олеся волновалась. Она обеспокоенно поглядывала на Павлика. Павлик — единственный серьезный противник, его не легко победить. Парень заметил на себе ревнивый взгляд пионерки и загадочно улыбнулся. «Чего он улыбается? — подумала Олеся. — Наверное, убежден, что опередит меня».
        Красный флажок мелькнул в воздухе. Олеся, Павлик и Пронька вместе махнули руками, забулькала вода, зрители схватились с мест, подбадривая пловцов возгласами. Как и ожидала Олеся, Пронька вскоре отстал, но Павлик плыл рядом, не сдавая ни одного вершка. Олеся напрягла все силы, но и Павлик наподдал, и пионерка увидела, что он уже на целую голову опередил ее. До нее долетали с берега волнующие крики и аплодисменты:
        - Павлик! Ура, Павлик!
        Олеся заметила, как Павлик оглянулся на нее — это был только миг — и снова показалось пионерке, что парень улыбнулся. До финиша уже недалеко, но Олеся почувствовала, что устала. «Ну, конец, — мелькнула мысль, — он победит». Но почему вдруг стихли крики на берегу? Почему уже не слышно аплодисментов? Что случилось? Удивленно увидела возле себя Павлика. Он сдавал шаг за шагом. Луч надежды придал Олесе новой силы. Она порывисто рванулась вперед. Еще немножко, еще чуть -чуть, и финиш. Павлик безнадежно отстал. Но… почему он улыбается? Еще мгновение и оркестр заиграл туш, аплодисментами приветствовали зрители Олесю.
        - Вот это — да! — радовался Иосиф Максимович. — А что, ребята, видите, какие у нас пионерки! Ну, как вам не стыдно?
        - Павлик, — наклонилась к товарищу Олеся, — почему ты все время улыбался? Не так как всегда, а как -то особенно улыбался, чудно как -то…
        Павлик взял пионерку за руку.
        - Олесь, я отплатил тебе сегодня за… за спасение, — вдруг неясная догадка озадачила Олесю. Она густо покраснела.
        - Ты… отблагодарил? Ты… нарочно отстал?
        - Нарочно, Олеся.
        Огоньки обиды и гнева заискрились в ее зрачках.
        - Как ты посмел сделать такое? Так не делают пионеры! Понимаешь ты это?
        - Олеся… Ты не сердись. Я видел, как ты волновалась. И я вспомнил, как ты спасла меня. Я не мог иначе, Олеся.
        - Это нечестно! Ты меня обидел… Ты даже не понимаешь этого.
        - Молчи, Олеся. Об этом никто не должен знать. Мне не надо было тебе говорить. Вот и все.
        И вдруг Павлик вздрогнул. Олеся видела, как расширились его глаза, открылся рот, он хотел что -то крикнуть и застыл. Случилось что -то необычное. Люди срывались с мест, размахивали руками, возгласы слились в один сплошной рев. Олеся глянула на реку и окаменела. К вышке быстро подъезжал дед Галактион верхом на водоходе Павлика. Дед был в праздничной одежде, на груди у него развивалась красная лента, он изо всех сил крутил педали, водоход, плавно покачиваясь, стремительно приближался. Дед крутанул руль, водоход ловко обошел вышку и пристал к берегу. В одно мгновение толпа окружила деда. Первым возле него оказался Павлик. Он задыхался от волнения, от неожиданного счастья — водоход был здесь, перед глазами, водоход — гордость и радость изобретателя!
        - Дед! Дед Галактион! — бестолково выкрикивал Павлик и обнимал то деда, то водоход, а на глазах у парня блестели счастливые слезы. — Дед, да как же вы? Где вы его нашли?
        - На берегу, сынок. Очень просто. Наверное, вода прибила к берегу…
        И вдруг дед встал смирно, взял под козырек и отрапортовал:
        - Прибыл благополучно в полной исправности на машине, которую и возвращаю в ваше распоряжение. Я шестьдесят лет…
        Но ему не дали закончить:
        - Знаем, знаем, вы шестьдесят лет ездили на волах!
        - А теперь на машине!
        - На водоходе!
        - И покупаете себе велосипед, который на резиновых шинах!
        Дед Галактион комично развел руками:
        - Ну и народ! И рапорт не дали досказать!

* * *
        На следующий день пионервожатый позвонил по телефону в больницу. Видимо, он получил очень невеселые вести, ибо пришел к пионерам печальный -препечальный.
        - Вот что, ребята. С Евгешкой плохо. Очень плохо, ребята. Заражение крови у него. Вот что.
        Через час колхозная телега выехала из села. На шарабане сидели Василий, Олеся, Кузька, Наташа и Павлик. Наталья держала на руках большой ящик из фанеры. Это был наскоро организованный кукольный театр. Пионеры решили посетить больного товарища и развлечь его небольшим спектаклем. Пьеску придумал сам Кузька. Это была очень несложная пьеска. У Матрешки заболел зуб. Она обратилась к бабам Бабарихам, и те начали ее лечить. Они шептали над больной, обмазывали ее щеку глиной, давали дышать дымом от ладана, чтобы выкурить того зловредного червя, который завелся в зубе. Червячка не выкурили, но Матрешка совсем одурела от того лечения. Она схватила дубину и погналась за своими «врачами». Те с перепугу взобрались на высокую иву, где были гнезда грачей. Встревоженные и возмущенные грачи совсем повыдергали бабам волосы, а Матрешка пошла к настоящему врачу, который вырвал ей больной зуб.
        Врача и грачей пришлось спешно делать из материи и шерсти, и тут Наталья обнаружила незаурядное мастерство. Она же переделала двух своих кукол на баб Бабарих. Нечего говорить, что означенным Бабарихам, наверное, не по вкусу придется Кузькина пьеска, и, наверное, они будут добиваться немедленного снятия ее с репертуара. Однако я лично твердо убежден, что Бабарихам в этом не повезет, и Кузька, пожалуй, напишет еще не одну такую пьеску, высмеивая остатки старого, отжившего быта. В вестибюле детей встретил врач.
        - К сожалению, я не могу разрешить это свидание, — коротко сказал он. — Вашему товарищу очень плохо. Через полчаса мы ждем самолет, который заберет Евгения.
        - Куда? Куда? — в один голос тревожно вскрикнули дети.
        - В город. В институт. Мы приняли все меры, однако жизнь мальчика в опасности. Но вы не печальтесь. В специальном институте, в городе, его спасут.
        У ребят опустились руки.
        - А мы… мы ему кукольный театр привезли, — грустно произнесла Наталья.
        И такими одинокими, такими подавленными почувствовали себя они.
        - Бедный Евгешка… Бедный трус, — тихо сказала Олеся.
        - Он теперь не трус, Олеся, — ответил Василий. — Он настоящий пионер…
        - «Настоящий пионер», — повторили Павлик и Кузька. Но столько грусти было в их глазах и такие грустные и тихие были их голоса, что врач немедленно вмешался в разговор:
        - Эге -ге, — громко сказал он, — мы, кажется, совсем приуныли? Носы повесили? Это никуда не годится. Евгению плохо, но это не значит, что положение его безнадежно.
        - А зачем… зачем же тогда вызвали самолет? — сорвалось с губ у Павлика.
        - А потому и вызвали, что парня можно спасти. И спасут. Жив останется ваш товарищ. Ого -го, в институте не таких спасали! Вернется парень здоровехонький…
        От этих слов всем стало веселее. И действительно, зачем же самолет вызывать, если нет надежды на спасение?
        - Ну, что же теперь? Ехать домой? — спросила Наталья.
        - Ехать, друзья. Но сначала мы поедем на аэродром. Понимаете?
        Все поддержали эту мысль пионервожатого. Какой хороший Василий! Ну, конечно же, конечно, на аэродром!

* * *
        Серебряная птица приземлилась и, пробежав немного по ровному полю, остановилась. Пионеры видели, как из кабины самолета вышли двое. Один был в кожаном шлеме пилота, второй — в белом халате санитара. К самолету подъехало авто. Из него вышли двое, тоже в белых халатах. Они широко распахнули дверцы санитарного автомобиля с большим красным крестом. Из автомобиля высунулись носилки. На них лежала, укрытая белой простыней, маленькая фигура.
        - Евгеша… Смотрите, Евгеша… — зашептала Наталья.
        Ребята молчали. Их лица были суровы, детские губы крепко сжаты. Издалека увидели пионеры бледное лицо своего товарища. Двое санитаров бережно несли его на носилках к самолету. Они сдали больного, захлопнулась дверца кабины. Взревел пропеллер. Авто быстро отъехало. Тогда самолет тронулся с места. Мягко покачиваясь из стороны в сторону, он побежал по полю и незаметно оторвался от земли. Сделав круг над аэродромом, самолет начал набирать высоту.
        Мальчики и девочки стояли неподвижно, подняв вверх головы. Самолет медленно исчезал с глаз.
        - Прощай, Евгеша! — неожиданно тихо сказал Павлик.
        Он сказал это так тихо, что только Олеся, стоящая рядом, услышала его слова. Сказал и отвернулся, чтобы спрятать свое лицо. Тогда Олеся высоко подняла руку с белым платком и крикнула:
        - Прощай, Евгеша! Прощай, пионер! Поправляйся и возвращайся!
        Она махала платком, белым платком с синей каемочкой, как будто Евгешка мог увидеть этот прощальный привет. И тогда все пионеры громко закричали, замахали руками вслед далекой серебристой птице, которая понесла их товарища.
        
        notes
        Примечания
        1
        Галаган — головастый петух с голой шеей.
        2
        Мандрика — изделие из творога и теста, имеющее форму лепешки; вид сырника.
        3
        Гуля — шишка.
        4
        Куколь — сорняк семейства гвоздичных с темно -розовыми, изредка белыми цветками и ядовитыми семенами; растет среди хлебных злаков.
        5
        Песня о Ворошилове — музыка Ференца Сабо, слова Татьяны Сикорской, написана в 1934 г. Исполняет Детский хор ГАБТ, акк. фортепиано, дир. М. Г. Шорин. Исполнение 1934 г. http://sovmusic.ru/sam_download.php? fname=s12835

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к