Тусовка на острове Скелета Валерий Гусев
        Дети Шерлока Холмса
        Валерий Гусев
        Тусовка на острове Скелета
        Глава I
        ОСТРОВ СКЕЛЕТА
        Тихий океан очень большой. Недаром его еще называют Великим. А наш остров очень маленький. Папа как-то сказал, что если на карте Тихого океана изобразить наш остров точкой, то эта точка будет в тысячу раз больше нашего острова.
        Вокруг острова - безбрежная морская синева. Над островом - бесконечное небо, с которого яростно светит огромное жаркое солнце. Но от жары мы не страдаем - над островом постоянно веют муссоны и пассаты. Они раскачивают лохматые кроны пальм и морщат синюю воду в лагуне.
        В лагуне мелко, не бывает большого волнения и не бывает акул, и мы с Алешкой все время купаемся здесь. А Лешка к тому же еще и охотится на рыб. Как настоящий абориген. Он садится верхом на обрубок пальмового ствола и выгребает на середину лагуны. В одной руке - гребок, что-то вроде короткой лопатки, а в другой - острога, которую ему подарил местный абориген по кличке Тими. Острога - это короткая палка, на конце которой острый зазубренный шип (тоже от какой-то местной рыбы).
        Алешка наловчился. Когда он приходит в нашу хижину с добычей, папа говорит:
        - Ты, Алексей, прямо как в магазин за рыбой ходишь.
        После купания и охоты мы подолгу валяемся в тени самой большой кокосовой пальмы. Хотя местный абориген по кличке Тими предупредил нас, что этого лучше не делать. С верхушки пальмы иногда срывается здоровенный кокосовый орех и летит вниз. Если такой орех, величиной с футбольный мяч, попадет в лоб, мало не покажется - это не лесной орешек. Но нам пока везет - орехи падают рядом, некоторые с треском раскалываются, и мы попиваем в прохладе кисленькое кокосовое молочко.
        Вы нам позавидовали? Не торопитесь. Сначала узнайте, как мы сюда попали и что мы здесь делаем.
        Вообще-то я уже об этом немного рассказывал. Но напомню тем, кто забыл, и расскажу тем, кто об этом не знает…
        Нашего папу (он полковник милиции, сотрудник Интерпола) послали в очень далекую служебную командировку. На Тихий океан. В этом огромном океане он должен был разыскать и задержать одного опасного жулика по фамилии Оленин. Этот Оленин натворил всяких поганых дел и скрылся на одном небольшом острове, где готовился совершить еще одно большое преступление. Как раз в этот район Тихого океана направлялось научно-исследовательское судно «Афалина». И папу взяли на него под видом богатого бизнесмена, для конспирации. Потому что, по оперативным данным, на это же судно устроился и сообщник Оленина. Для еще большей конспирации папа и нас с Алешкой взял в это плавание, как хулиганистых детей олигарха.
        Ну мы с ним и развернулись! Сначала разоблачили сообщника Оленина. Им оказался боцман по фамилии Шмага. Но все его называли Шмыгой, потому что у него был хронический насморк, и он все время хлюпал носом. И еще он притворялся глухим и постоянно носил на пузе слуховой аппарат в виде плеера, а на самом деле это была очень хитрая рация. Он с помощью этой рации подслушивал секретные разговоры капитана с нашим папой и все эти сведения передавал нашим врагам - международным пиратам. И вообще вредил, чем мог, на корабле.
        Ну, мы с Алешкой его разоблачили, а заодно устроили так, что эти пираты на своем корабле застряли посреди океана на здоровенной скале. А мы в конце концов застряли на том самом острове Кокос, где затаился жулик и бандит Оленин.
        Этот Кокос - не простой остров. Существует мнение, что это тот самый Остров сокровищ, о котором рассказал замечательный писатель Стивенсон. И Алешка, конечно же, в поисках пиратских сокровищ обшарил все уголки острова, но вместо клада с пиастрами нашел громадный полуподводный грот, в котором Оленин со своими братками прятал оружие и всякое снаряжение, чтобы захватить нашу «Афалину» и заняться морским разбоем.
        Ну и ничего у них не вышло. Мы с Алешкой их повязали (правда, нам в этом немного помогли папа и его сотрудник Алешин, который под видом матроса тоже плавал с нами на «Афалине») и заперли в «па».
        «Па» - это у туземцев-полинезийцев такая круговая ограда из заостренных пальмовых стволов. А за оградой - большая хижина. Во время войны между племенами в этом самом «па» укрывались старики, женщины и дети, как в крепости. А в мирное время это была резиденция вождя.
        В хижине было две комнаты - передняя и задняя. Передняя - большая, а задняя - маленькая и без окон. Вот в эту заднюю комнату мы и загнали задержанных и подперли дверь боевой дубинкой, которую подарил Алешке местный абориген Тими.
        Через несколько дней «Афалина» со своим экипажем и учеными отправилась по своим научным делам, а мы остались дожидаться интерполовский вертолет, который должен был забрать оружие, спрятанное Олениным на острове, самого Оленина с его сообщниками и нас с папой. Кстати, на «Афалине» отправился на нашу Родину и Алешкин подарок. Когда мы собирались в плавание, Алешкина одноклассница Леночка Стрельцова (его первая любовь, или четвертая, не помню точно) попросила привезти ей в подарок от Тихого океана «большую-пребольшую» ракушку. На одном из островов, куда «Афалина» зашла заправиться пресной водой и свежими фруктами, в музее полинезийского быта Алешка такую раковину приглядел. Она лежала у входа в музей, называлась по-научному «тридакна» и была средних размеров, примерно с легковой автомобиль, и весила сто шестьдесят килограммов. Алешка выменял ее на… свои валенки. Дело в том, что наша мама, когда узнала, что летом в тропиках зима, тайком в Алешкин чемодан засунула на всякий случай его старые валенки. На местных работников музея они произвели потрясающее впечатление. И, наверное, сейчас лежат под
стеклом с надписью: «Зимняя обувь. Дар А. Оболенски».
        Капитан «Афалины», скрипя зубами и скрепя сердце, распорядился с помощью лебедки поднять тридакну на палубу. И пообещал, сквозь зубы и положа руку на сердце, доставить ее по назначению.
        «Афалина» отплыла, а мы остались. А вертолет за нами все никак не прилетал. И положение наше становилось все сложнее. И опаснее. Ведь мы жили среди диких островитян. Правда, это были очень милые и добродушные люди, в основном бронзового цвета с черными курчавыми волосами и с очень белыми зубами. И мужчины, и женщины носили коротенькие юбочки из пальмовых листьев, а на головах и шеях у них всегда красовались венки из белых и красных цветов.
        Они всегда веселы и дружелюбны. Все время бродят по острову шумной ватагой, приплясывая и смеясь. Или собираются под огромным священным баньяном. Это такое дерево с воздушными корнями, которые служат подпорками для кроны. И сидят они под этим баньяном, будто в большом зале с колоннами, решают самые важные свои дела. В основном выборы нового вождя. Это у них любимое занятие. Иногда они по три раза в день меняют своих вождей. Раньше, в старое доброе время, старого вождя тут же, под баньяном, съедали под пение и пляски (у них даже в некоторых хижинах сохранились для этого обычая специальные деревянные вилки), а теперь все стало скучнее - просто отбирают у сверженного вождя его жезл и передают новому. Жезл - это что-то! Такая палка, украшенная резьбой и разноцветными перьями, а на ее верхушке - белоснежный человеческий череп, зловеще скалящий несколько зубов.
        Когда мы прибыли на остров, вождем у них был прохвост Оленин. Они называли его Бескрылый Олень. А когда мы его свергли и арестовали, островитяне тут же избрали вождем нашего папу. И надели ему на шею ожерелье из раковин и акульих зубов. И хотели вручить жезл. Но папа вежливо отказался. Он сказал, что плохо знает обычаи этого великого народа и поэтому может не оправдать его высокого доверия. Тогда вождем стал прежний старший советник Ваувау, потом Тими, потом еще кто-то, а кто сейчас у них вождь, я даже и не знаю. И не удивлюсь, что на следующий срок они выберут вождем нашего Алешку. Уж он-то справится!
        Еще островитяне любят получать и делать подарки. Это всегда для них прекрасный повод поплясать на берегу. Когда Алешка подарил своему другу, местному аборигену Тими, севшую батарейку от фонарика, радостные островитяне праздновали это событие три дня и три ночи.
        Праздники у них вообще главное занятие. По любому поводу. Праздник Полной луны, праздник Молодой луны, праздник Безлунной ночи. Праздник Пойманной акулы, праздник Акулы, сорвавшейся с крючка.
        Даже если кто-нибудь из них неосторожно падал с пальмы и ломал себе ногу, тут же устраивался праздник Больной ноги с песнями и танцами, при свете факелов, чтобы больной поскорее выздоравливал и снова лазил на самые высокие пальмы. С риском свернуть себе уже не ногу, а шею. А праздники у них интересные. Необычные такие. Прошло уже много времени, а я их все еще помню. И во сне вижу.
        …С океана надвигается тропическая ночь. На берегу уже горят огни. Не очень яркие, конечно, электричества на острове нет, но красивые. Факелы такие: палка, на ее конце - половинка кокосового ореха, как чашка. А в ней какое-то масло из семян какого-то дерева, и в нем плавает фитиль из каких-то волокон.
        В общем, светильник. Не очень-то он и светит, зато сильно трещит и разбрасывает во все стороны горячее масло.
        Нас встречают как самых дорогих гостей, и с песнями проводят под баньян, усаживают за стол.
        Стол очень интересный. Две канавки параллельно друг другу. А то, что между канавками, - это и есть стол. Садишься, ноги - в канаву, и скатерть не нужна.
        На столе расставлены приборы - пальмовые листья. Здесь же, в длинный ряд, стоят такие же светильники, только без палок, и так же светят и брызгают горячим маслом.
        Во главе стола - очередной вождь. По обычаю он втыкает в землю рядом с собой свой жезл с черепушкой. И кажется, что там сидят два вождя. Один живой, а другой тот, которого уже давно съели.
        Девушки в венках и в ожерельях разносят угощение: печеные бананы и бананы сырые, бананы большие и бананы пальчиковые, печеную рыбу и сырую рыбу в лимонном соке, акульи плавники и какие-то ракушки, жареную свинину с какими-то приправами - вкуснятина! Только вот зловещий череп во главе стола немного портит аппетит.
        А потом начинаются народные песни под грохот барабанов и сушеных тыкв, наполненных мелкими камешками. А после песен - танцы. Еще веселее и громче. Очень красиво и необычайно. Диковато только. Тропическая ночь. Тропическая луна. Тропическое дерево. Колеблющийся свет факелов. И яростные танцы аборигенов в юбочках из листьев. А среди них и наш Алешка прыгает.
        Он вообще на острове быстро освоился, будто здесь родился. Загорел до черноты, рыбу бьет острогой, на пальмы взбирается и плавает в лагуне не хуже аборигена Тими. И никакие табу не соблюдает.
        Табу - это запрет на что-то. Очень крепкий запрет. Никто его никогда нарушить не посмеет. И эти табу у них такие интересные бывают! Вот, например, аборигену Тими нельзя касаться руками весел. И он, когда выходит в море рыбачить, гребет на своем каноэ ладонями. Аборигену Меани нельзя лежать или сидеть на голом песке. И он повсюду таскает с собой плетеную циновку.
        Ничего, конечно, странного в этом нет. Ведь у нас тоже есть табу. Только никто их не соблюдает. Есть, например, хороший запрет не свинячить на улице. И что? Здорово его соблюдают? А для островитян запрет - суровый закон, и никто никогда его не посмеет нарушить. Ни в одну курчавую голову это не придет.
        Но вполне возможно, что в эти головы придет желание совершить переворот и освободить, и вновь вернуть на трон сверженного нами монарха. Вот тогда нам придется очень несладко. Потому что их человек двести, а нас всего четверо, из них двое - пацаны Димка и Алешка. И хоть у нас есть оружие, никто из нас не станет стрелять в живых людей.
        А вот задержанные, если островитяне их освободят, стрелять в нас станут. Пока они сидят смирно, взаперти, но кто знает, что они там, в темноте задней комнаты, замышляют.
        Вот такой расклад, как говорит папа. Но в этом «раскладе» он пока не знает одной вещи. Важной и загадочной. Дело в том, что наш Алешка, шастая по острову, пробрался на его дальний скалистый берег, куда не ступала нога человека - табу! И он обнаружил, что за узким проливом есть еще один островок, который Алешка назвал (по Стивенсону) островом Скелета. Так вот, на этом островке, оказывается, живет какой-то дикий человек. В смысле - одичавший. Какой-то заброшенный Робинзон. Алешка сразу же вообразил, что этого человека высадили на этот остров в наказание за какой-нибудь проступок. Так часто поступали в давние времена жестокие капитаны парусников и кровожадные пираты.
        Однажды мы даже пересекли пролив, полный громадных акул, на резиновой лодке, которую Алешка, обнаруживший оружейный склад Оленина, предусмотрительно «заныкал про запас».
        Мы подобрались тогда к маленькой хижине и услышали, как дикий человек что-то неразборчиво напевает хриплым голосом.
        - Эту тайну, - сказал потом Алешка, - надо раскрыть.
        - Папе?
        - Сами раскроем. Папе и так забот хватает.
        Да, забот папе хватало. Особенно с задержанными. Их было четверо, наручников на всех не хватало, поэтому приходилось все время за ними приглядывать. Папа и его сотрудник Алешин спали по очереди, не спуская с них глаз. Да и вертолета все не было и не было.
        В общем, в один прекрасный день Алешка заявил мне:
        - Плывем к дикарю, Дим. Знакомиться.
        - А вдруг он нас съест? - серьезно спросил я. - Может, его как раз за людоедство отселили.
        - Не съест - у нас автомат есть.
        Это правда. Алешка, когда ходил на разведку, спер у Оленина два автомата. Один он отдал папе, а другой предусмотрительно «заныкал про запас» под тем же кустом, где пряталась надувная лодка. Правда, этот автомат был без патронов. И я сказал об этом Алешке, на что он беззаботно заявил:
        - А дикарь об этом не знает.
        Все, вопрос решен. Отправляемся. На остров Скелета.
        Мы сказали папе, что идем ловить рыбу, пошли в сторону лагуны, а когда скрылись с его глаз, свернули в тропическую чащу. Здесь хоть и в тени, было очень душно. Сюда не пробивались пассаты, и в воздухе стоял тяжелый насыщенный запах всяких тропических цветов.
        В эту часть острова аборигены никогда не заходили. Во-первых, табу, во-вторых, делать тут им было нечего. Здесь не росли кокосовые и банановые пальмы, не водилась океанская рыба. Тут были густые заросли цветущих кустарников, у которых колючек было больше, чем цветов.
        Вскоре мы выбрались на берег. Пролив был не очень широкий, но с сильным течением. И полный акул. Они так и шныряли в прозрачной воде, охотились. Хорошо, что не за нами. Но, честно говоря, дикий человек внушал мне больше опасений, чем целая стая акул. Кто его знает, до какой степени он дикий? Искусает еще. Автомат без патронов - слабая защита. Особенно от человека, который не знает в силу своей дикости, что это такое.
        Алешку, похоже, подобные мысли не тревожили. Он беззаботно нырнул в кусты, вытащил лодку и автомат. Мы накачали плавсредство, спустили его на воду, и я взялся за весла.
        Пролив мы пересекли быстро, правда, нас сильно снесло течением, и пришлось довольно долго пробираться сначала по берегу, а потом опять густыми колючими зарослями в глубь острова.
        Приближаясь к хижине, мы пошли осторожнее, легко ступая и стараясь, чтобы колючки кустов не цеплялись за нашу одежду.
        Потянуло дымком от костра.
        - Заодно и пообедаем, - шепнул мне Алешка.
        - Как бы нас самих в котел не пустили, - шепнул я.
        - А у нас… - Алешка растерянно взглянул на меня. - Дим, а где автомат?
        Автомат остался в лодке!
        - Пошли назад, - решительно сказал я.
        - Ну да! Так и будем туда-сюда бегать! Тише! Вон он! - Алешка раздвинул ветки.
        Мы осторожно выглянули.
        Перед хижиной горел костер. И сидел возле него обросший волосами человек в лохмотьях. Правда, лохмотьев на нем было очень мало. Только какое-то тряпье на поясе. А все остальное - сплошной загар.
        Он сидел на корточках, что-то бубнил себе под нос и чистил авокадо.
        Не успел я схватить Алешку за руку, как он решительно шагнул из кустов.
        Человек вскочил - плоды покатились с его колен на землю - и уставился на нас, хлопая глазами. Он долго молчал, хмурясь, будто пытался что-то вспомнить. Потом нагнулся и поднял с земли дубинку - обломок весла. И сказал:
        - Гы!
        Алешка смело шагнул ему навстречу и тоже сказал:
        - Гы!
        Человек расплылся в неожиданной улыбке и стал приплясывать на месте. Обеду, что ли, обрадовался? В виде нас…
        Алешка сделал еще один шаг и ткнул себя пальцем в грудь:
        - Лё!
        Человек засмеялся хриплым голосом, ткнул себя пальцем в грудь и радостно сказал:
        - Ва!
        Вот и поговорили.
        Только вот кто из них этот Лё-ва?
        Алешка достал из кармана крекер и протянул этому… Ва.
        Тот осторожно взял его, откусил, нагнулся, подобрал авокадо, обдул его от прилипшего песка и протянул Алешке.
        - У! - сказал Алешка, и дикарь опять заплясал на месте.
        Обменялись, значит, дарами природы.
        Дикарь, все так же улыбаясь, снял с костра мятую закопченную кастрюлю и жестом пригласил нас в хижину.
        Мы вошли. В этой хижине был удивительный порядок. Постель, сплетенная из листьев, самодельный стол, чурбачок вместо стула. Полка, на которой выстроились ровными рядами красивые раковины и ветки кораллов. На стене - лук со стрелами, копье. В дальнем углу - еще один столик, похожий на письменный. На нем лежала стопка бумаги (потом мы узнали, что это высушенные и ровно обрезанные пальмовые листья), стояла чернильница из маленькой тыковки и в ней торчало птичье перо.
        Словом, не просто хижина, а тропический кабинет ученого.
        Дикарь поставил кастрюлю на стол и, протянув Алешке ложку, сказал:
        - О!
        Алешка смело попробовал варево и тоже сказал, прямо с восторгом:
        - О! Дим, попробуй. Классная уха. Из океанических рыб.
        На меня дикарь не обращал никакого внимания. Он, наверное, думал, что Алешка - великий вождь Лё, а я его слуга Ди.
        Но уху я все-таки попробовал, действительно - «О!»
        Дикарь опять начал приплясывать. Он, наверное, сто лет не видел людей и страшно нам обрадовался. Особенно великому вождю, который свободно объяснялся на его дикарском языке.
        Лешка смело (точнее, нахально) обошел хижину, показал на полку и протянул с восхищением:
        - У-у-у!
        - У! У! - закивал дикарь, схватил самую крупную и красивую коралловую ветвь и протянул Алешке.
        А что дальше? Так и будем мычать?
        - Как вас зовут? - спросил я дикаря громко и раздельно.
        Он хмуро взглянул на меня, сосредоточился и буркнул, ткнув себя пальцем в грудь:
        - Ва!
        - Он все понимает, - сказал Алешка. - Он только слова плохо помнит. Его зовут Валя!
        Ва перевел взгляд на Алешку и отрицательно покачал головой, подумал и упрямо повторил:
        - Ва!
        - Васька? - спросил Алешка. - Гы?
        - Нет гы, - уперся дикарь. - Ва! - Подумал еще, прямо было слышно, как у него ржавые мозги заскрипели, и добавил: - Ня!
        Алешка недоуменно взглянул на меня, пожал плечами. Я усмехнулся:
        - Ваня.
        Дикарь от радости подпрыгнул так, что чуть не достал головой до потолка. И зачастил, приплясывая:
        - Ва-ня! Ва-ня!
        Вот и познакомились. И подружились.
        Алешка забрал коралловую ветвь и сказал:
        - Пока. До скорого.
        Дикарь улыбнулся - понял. Зубы у него были белые-белые, будто он их каким-нибудь «Кометом» чистил. И он повторил за Алешкой:
        - По-ка!
        И пошел нас провожать. Не знаю, как он догадался, откуда мы пришли, но провел нас к берегу своей тропкой. Коротким путем.
        - Мо-ре, - сказал он, поведя рукой вдоль берега.
        - А то я не знаю, - сказал Алешка.
        - Лод-ка, - сказал дикарь. Он явно делал успехи. - Лод-ка.
        А вот лодки-то и не было.
        - А где лодка? - спросил меня Алешка.
        - А я знаю? Ты ее привязывал. Вот к этой коряге.
        Алешка виновато поскреб макушку.
        - Дим, я ее здорово привязал. Шлюпочным узлом.
        А я и не сомневался. За время плавания на «Афалине» Алешка здорово наловчился всякие морские узлы вязать. И рифовый, и прямой, и шкотовый, и шлюпочный, и даже какой-то загадочный рыбацкий штык.
        Я подошел к коряге и ахнул. Узел не развязался. Веревка была обрезана. На коряге осталась ее петля - кусочек шлюпочного узла.
        - Ни фига! - удивительно спокойно сказал Алешка. - Акула, что ли, перекусила?
        - Ага, земноводная. Травоядная.
        - Дим! - выдохнул Алешка, дошло до него. - А ведь в лодке автомат лежал!
        Да, теперь ни автомата, ни лодки. И кто это сделал? Зачем?
        - Лод-ка! - вмешался разговорчивый Ва-ня. И опять забарабанил себя в загорелую грудь: - Мой лод-ка твой! При-вет!
        - Дим, переведи, - растерянно попросил Алешка. - Ты что-нибудь понял?
        - Он нам свою лодку предлагает, - «перевел» я. - Он говорит: «Был мой лодка - станет твой лодка». С приветом.
        - Кто с приветом? Лодка?
        Дикарь не дослушал, подпрыгнул на месте, скрылся за береговой скалой и выплыл из-за нее на лодке. Лодка тоже была дикая - вырубленная из ствола дерева. На нее смотреть-то страшно, а уж над акулами на ней плавать - спасибо, привет!
        Ва-ня причалил к берегу и стал что-то горячо объяснять. Попробую повторить:
        - Ва-ня! Гы! У-у-у! Лод-ка! Гы! На-зад! Лё. По-ка! - И вытащил из лодки тонкую лиану, свернутую в моток, стал совать мне ее под нос.
        Тут уж я оказался бессилен в роли переводчика. Но Лешка сообразил, что значат эти «Гы» и «У-у-у».
        - Дим, гы! Привяжем эту лианку за корму, а он потом лодку притянет обратно. Гы?
        - Лё - лодка - Ва-ня! Гы! - засмеялся дикарь.
        Да, не такой уж он и дикарь, этот Ва-ня. Соображает.
        - Поплыли с нами, - предложил ему Алешка.
        Ва-ня аж задрожал - так испугался, замахал в сторону нашего острова, затоптался на месте:
        - Табу! У-у-у! Ням-ням Ва-ня!
        И такой страх был в его глазах, что мы даже поежились. Кто это его там «ням-ням»? Правильно Алешка говорит: тут какая-то мрачная тайна…
        Переправлялись мы по очереди. Лодка была такая хлипкая, что двоих не выдержала бы.
        Когда мы оба оказались на своем берегу, Ва-ня притянул лодку и помахал нам.
        Мы тоже помахали ему и пошли домой. Домой… Хорошо сказано, да не про нас. Наш дом - за многие тысячи миль отсюда…
        Глава II
        «А ГДЕ БОЦМАН?»
        Мы сделали небольшой крюк, чтобы показать, будто идем с лагуны, после неудачной охоты за рыбой. Не успели мы подойти к баньяну, как из-за него вышел Алешин. Он был сердит и встревожен. И с автоматом на плече.
        - Вы где бегали? - спросил он. - Полковник в гневе. Сейчас вам будет!
        - А мы - что? Мы - ничего, - ответил Алешка с обидой в голосе. - Мы рыбу ловили. Чтоб вас накормить. Вы так много жрё… едите.
        Алешин оглядел нас, сердито пыхтя. И сказал:
        - Пошли в «па». Будете до вертолета там сидеть.
        - Еще чего!
        Алешин вздохнул и сказал негромко:
        - Боцман удрал.
        - Подумаешь! - как-то странно фыркнул Алешка, будто это и не новость. - Куда ему бежать-то? К акулам?
        - Вот и я думаю: куда ему бежать? Но ведь нет его нигде. Я весь остров уже обошел.
        - В гроте смотрели? - спросил я.
        - А то! В первую очередь.
        - А в хижинах? - озабоченно спросил Алешка. - Прячется у кого-нибудь в чемодане.
        Алешин покачал головой.
        - Может, он утопился с горя? - предположил Алешка.
        И тут до нас кое-что дошло: так вот куда делась наша лодка с автоматом!
        Алешка нахмурился, соображая.
        - Не понял, - признался он. - А как же он через пролив перебрался? Его бы там живо акулы схавали…
        - В чем дело? - спросил Алешин.
        - Да так… - Алешка пожал плечами. - Мелочи жизни.
        - Вы что, его видели? - насторожился Алешин и поправил на плече автомат.
        - Не то чтобы… - сказал я.
        - Не в этом смысле, - добавил Алешка.
        - Так, - протянул Алешин. - Пошли к товарищу полковнику. Пусть сам с вами разбирается. И что он прикажет с вами сделать, то я и сделаю. Беспощадно. Даже с удовольствием.
        - Как вам не стыдно, - хихикнул Алешка, - маленьким угрожать.
        - Пошли, пошли. Вы - вперед, а я пока подходящих веточек наломаю. С колючками.
        - Товарищ полковник, ваши дети что-то знают, - доложил Алешин.
        - И что вы знаете? - спросил папа.
        - Много чего, - ответил я.
        - Ну, например?
        - Ну… - протянул Алешка. - Например: солнце утром всходит, а вечером заходит.
        - Что еще? - папа был терпелив.
        - Ну… Луна бывает большая и маленькая.
        - Капитан Алешин, - сказал папа, не меняя тона, - отстегните ремень от вашего автомата.
        - Да ладно уж, - поспешил Алешка. - Сразу за автомат. Дим, расскажи им. Мне они все равно не поверят. Да еще ругаться будут.
        - Там, - я куда-то махнул рукой, - на маленьком островке полудикий ученый человек живет. Ваня.
        Я не ожидал такого эффекта. Папа вскочил:
        - Иван?
        - Ваня, - поправил Алешка.
        А папа повернулся к Алешину:
        - Это Чижов! Ты понял, Алешин?
        Тут еще один эффект: Алешин открыл рот и выронил автомат. Себе на ногу. И сказал:
        - Не может быть, Сергей Александрович!
        - У них все может быть, - жестко ответил папа.
        - Два года! - Алешин подобрал автомат. - Два года, Сергей Александрович!
        - Видимо, не теряют надежды. Деньги-то какие!
        Мы внимательно прислушивались, но ничего понять не могли. Этот разговор напомнил нам мутные речи Ва-ни. Алешка даже незаметно коснулся пальцем виска и сказал мне:
        - Гы, Дим?
        - У-у-у, - ответил я.
        Тут папа вспомнил о нас. Встал.
        - Пошли. Нужно доставить его сюда.
        - Он не пойдет, - сказал Алешка.
        - Табу, - добавил я. - Он боится, что его тут съедят.
        - Кто? - удивился папа.
        Я промолчал, а Лешка вполголоса заметил:
        - Какой-нибудь полковник.
        Папа на эти слова не обратил внимания, сказал Алешину:
        - Останешься здесь, гляди в оба.
        - Не беспокойтесь, Сергей Александрович.
        - Надо на лодке плыть, - сказал Алешка.
        «Афалина» оставила нам свою моторную шлюпку. Мы ею не пользовались, чтобы зря не расходовать бензин. Но сейчас не тот случай.
        Папа сунул зачем-то за пояс пистолет, и мы пошли на берег. Шлюпка лежала на песке. Тут же набежали веселые коричневые островитяне и с песнями и прыжками помогли нам столкнуть ее на воду.
        Папа опустил мотор, дернул шнур стартера. Мы вышли подальше в море, чтобы не цеплять днищем рифы, обогнули остров, вошли в пролив. Все это время папа смотрел не в море, а на берег. Наверное, все боцмана искал. Глазами.
        Пристали к берегу Скелета.
        - Ну и где он? - спросил папа.
        - Наверное, в хижине, - Алешка пожал плечами. - Ест. Он все время ест. Проголодался в одиночестве. - И заорал изо всех сил: - Гы!
        Папа даже шарахнулся от него. Однако - сработало. Кусты осторожно раздвинулись - и появился Ва-ня. Но не весь, одна голова. Он долго изучал папу, потом подошел. Папа протянул ему руку. Ва-ня сначала резво отпрыгнул, затем вернулся на место и ответил робким рукопожатием.
        - Чижов? - спросил папа.
        Ва-ня нахмурился. Он будто что-то вспоминал. Потом его лицо осветилось улыбкой:
        - Чи-жов! Гы!
        - У-у-у! - сказал Алешка.
        - Прекрати! - оборвал его папа. - С ним нужно разговаривать нормально. Тогда он быстрее придет в себя. А вообще ему врач нужен. - И папа еще раз спросил: - Чижов?
        Ва-ня закивал.
        - Теплоход «Айвазовский»? Круиз?
        - Вазовски! Гы! Круизм.
        - Пора домой, - сказал папа. - В Россию.
        Ва-ня вдруг заплакал.
        - До-мой! Мос-ква! Квар-ти-ра! Катя! Дом! - Вытер ладонью слезы. - Вазовски?
        - Нет. Самолет.
        - Лай-нер?
        Мы были поражены, как быстро этот одичавший человек, отвыкший от человеческой речи, приходил в себя. Вот тебе и «Гы!».
        Папа сделал понятный жест, приглашая Ваню в лодку. Не тут-то было. Ваня сморщился и опять чуть не заплакал.
        - Табу! Ням-ням!
        - Нет табу, - твердо сказал папа. - Все хорошо. Нет ням-ням.
        Вот это Ваня понял совершенно. А я ничего не понимал. Говорят они с папой вроде почти нормальным языком, а по сути все вроде «Гы» и «У-у-у».
        Я посмотрел на Алешку. Он внимательно слушал весь этот тарабарский разговор, но в его глазах непонимания не было. Ему было все ясно. Я дернул его за рукав. Он отмахнулся от меня, как от мухи.
        - Потом, Дим! Дай послушать!
        - Домой, - повторил папа. - Нет табу.
        - Вещи, - ответил Ваня. - Барахло. Книга.
        - Пошли.
        И мы пошли в его хижину за вещами. Папа, когда мы пришли, с интересом огляделся. Улыбнулся. И сказал:
        - Робинзон.
        Ваня засмеялся и ответил:
        - Хватит! Много люди - хорошо. Один люди - плохо. Домой! - И он стал хлопотливо собирать свои пожитки. - Нет Робинзон!
        Вещей было не так много. Ваня сложил их на полу хижины. Кучка получилась: рукопись из пальмовых листьев, кастрюля, мятая и черная от копоти, чайник без носика, нож без ручки, несколько гнутых ложек, лук со стрелами, копье со страшным наконечником из акульего зуба.
        Папа поднял лук, осмотрел его и сказал:
        - Оставь его здесь. В Москве охота с луком запрещена.
        - Охота - нет! - согласился Ваня. - Музей - да.
        Здорово он стал соображать.
        Алешка вдруг сказал:
        - Лук, посуду и копье надо оставить здесь - вдруг кому-нибудь пригодятся.
        Интересно - кому это?
        Ваня бережно уложил в корзинку рукопись и чернильницу, стал складывать в плетеный мешочек красивые раковины и белые и розовые кораллы.
        Папа вполголоса нам объяснил:
        - Иван Чижов - знаменитый коллекционер. Ученый. Всякие редкости - его страсть.
        - У меня этих ракушек, - сказал Алешка, - два мешка. Могу один ему подарить.
        - Подари лучше оба, - посоветовал папа.
        Мы покинули хижину и уселись в лодку.
        - Табу нет? - спросил Ваня, указав на наш берег. - Ням-ням нет?
        - Давно нет, - сказал Алешка.
        Но копье свое Ваня все-таки прихватил.
        Папа вывел лодку проливом в открытое море и направил ее к селению.
        Для наших островитян возвращение лодки да еще с новым пассажиром - это огромный праздник. Они столпились на берегу - все в венках - и, приплясывая, с нетерпением ждали нашего приближения.
        Ваня заволновался.
        Папа положил ему на плечо руку и сказал, раздельно и весомо:
        - Все хорошо, Иван Васильевич. Это друзья. Бояться не надо.
        Ваня Васильевич покивал головой, но копье все-таки притянул поближе.
        К нам аборигены уже привыкли. А появление полуголого дяди Вани, длинноволосого и длиннобородого, да еще с копьем, привело их в восторг. Они тут же нахлобучили ему на голову венок, подняли на руки и понесли под баньян. И при этом что-то орали, смеялись и хлопали в ладоши.
        - Нового вождя избрали, - хмуро заметил Алешка.
        И он не ошибся. Дядю Ваню усадили в кресло из старой раскладушки, поднесли ему вскрытый кокосовый орех и бухнулись перед ним на четвереньки, задрав попы. Одновременно воздев руки в небо. Как это им удалось - не знаю. Алешка тут же попробовал - не получилось, только ткнулся носом в песок.
        Алешин, стоя в воротах «па», мрачно наблюдал эту сцену.
        - Этого нам только не хватало, - проворчал он. - Сергей Александрович, надо его постричь и побрить. Может, они тогда от него отстанут.
        Папа хмурился - прибавилось забот. Нужно сторожить задержанных, нужно контролировать поведение островитян и нужно остерегаться удравшего боцмана Шмагу. А тут еще и новый полудикий вождь. А нас - нормальных людей - всего четверо. К тому же из этих четверых - двое пацаны. Правда, пацаны те еще…
        Папа попытался унять этот балаган, ему это отчасти удалось, но островитяне остались недовольны. И когда папа уводил дядю Ваню в «па», они все-таки притащили жезл вождя с черепом и почти силой вручили его своему новому кумиру.
        Дядя Ваня повертел палку с черепом в руках, щелкнул его пальцем в лоб и сказал:
        - Экспонат. Пепельница. Гы!
        Хорошо, что кроме нас никто его не понял. Зато островитянам его «гы» страшно понравилось. Они взялись за руки и запрыгали к морю, повторяя это «гы» под каждый прыжок.
        Папа помог дяде Ване привести себя в порядок. Тот сначала побрыкался, но папа сунул ему под нос зеркальце. Дядя Ваня глянул в него и… отпрыгнул в страхе в угол.
        - Это ты, - объяснил папа.
        - Это ты! - не согласился дядя Ваня.
        Тут пришел Алешин, снял с плеча автомат, повесил его на колышек в стене и усадил дикого дядю Ваню на чурбачок. Тот покорно подчинился - он почему-то Алешина побаивался. Алешин живо обкорнал ему буйные кудри и сбрил бороду.
        Тут-то и мы отскочили в угол. Борода - ладно, а вот стрижка…
        - Что ты наделал? - спросил папа.
        - А что? Модельная стрижка, - не смутившись, ответил Алешин. И протянул дяде Ване зеркало. Щас что-то будет!
        А ничего и не было - дяде Ване его новый облик понравился. Он засмеялся, выдернул из жезла перо покрасивее и воткнул его в остатки волос на макушке.
        - Точно, - шепнул мне Алешка. - Экспонат.
        А папа с Алешиным вышли из «па» и о чем-то долго шептались. Вернулись. Приняли решение.
        Папа откинул дубинку, которая подпирала дверь, и сказал:
        - На выход. Живо.
        Из комнаты вышли наши враги - сам Оленин и два его телохранителя - здоровенные парни.
        - Самое простое, - сказал папа, - это быстренько вас расстрелять.
        - Или акулам скормить, - вставил Алешка. И получил от папы подзатыльник.
        - Но я представляю закон, - продолжил папа, - и не могу его нарушать. В то же время - вы мне мешаете. Я принял решение. Сейчас мы переправим вас на остров Скелета. Там есть хижина, где вы будете дожидаться вертолета.
        - Мы лучше с вами, - сказал один амбал. - С вами будем вертолет дожидаться.
        - Вот фиг! - сказал Алешка. - Полковник из-за вас не спит. Ни днем, ни ночью. И кормить вас приходится.
        - А мы не люди? - с обидой сказал другой амбал.
        - Разговорчики! - предупредил Алешин. Он не любил бандитов. - Ваши ручки, фрау-мадамы.
        Алешин двумя парами наручников объединил эту троицу и повел их на берег.
        - Дима, - сказал мне папа. - Следи здесь за порядком.
        - Да, - сказал Алешка, - следи, Дим, а мы…
        - А мы без тебя обойдемся, - осадил его Алешин.
        В общем, они отправили задержанных на остров Скелета, и нам стало немного спокойнее. Только Алешка ворчал:
        - А где-то шляется на моей лодке боцман Шмага с моим автоматом. Вот он к ним приплывет, и как они на нас ночью набросятся!…
        - У них патронов нет, сам сказал, - возразил Алешин. - Ты точно знаешь, что автомат пустой?
        - Точно, точно, я все патроны расстрелял по акулам.
        - Ну! - сказал папа, - вернемся домой, я тебе покажу.
        - Вернемся… - Алешка нахмурился. - Лет через сто. Где твой вертолет?
        А вертолета все не было.
        Глава III

«ГЫ!»
        Папа несколько раз пытался связаться по рации с Интерполом. Но батарейки в его рации безнадежно сели, и Интерпол не отвечал. А у нас кончалось не только терпение, но и продукты. Правда, на острове были всякие фрукты, а в океане была всякая рыба, но нам эта диета уже надоела.
        Алешин ворчал больше всех:
        - Я столько ночей уже не спал, караулил, мне много калорий надо. В виде мяса.
        - А я домой хочу, - поддерживал его Алешка. - Мне ваш океан надоел.
        Неожиданно к ним присоединился Ваня Васильевич. Сначала он сказал: «Гы!», а потом объяснил:
        - Хочу водопровод. Хочу телевизор. Хочу собаку.
        На что папа вполголоса заметил Алешину:
        - Кажется, он приходит в себя. Память возвращается.
        Алешин покачал головой с сочувствием:
        - Досталось мужику.
        А что ему досталось? Папа не торопился раскрывать эту тайну. Но мы все-таки поймали его на берегу, когда он сидел на перевернутой лодке, курил и тоскливо смотрел в небо - ждал вертолет. Алешка сел с ним рядом, вздохнул, положил ему руку на плечо.
        - Ничего, пап, - сказал он, - нам и без телевизора хорошо.
        - Без собаки плохо, - улыбнулся папа. - Не подлизывайся, ничего тебе не расскажу. Потому что сам не все знаю.
        - А ты расскажи, что знаешь.
        У наших ног тихо плескались маленькие волны, набегая на песок и оставляя на нем мелкую белоснежную пену. И так повторялось, наверное, уже миллиард лет. А может, и больше. Кто их считал?
        В небе над океаном курчавились облака, между ними сияло и жарило солнце, а чуть пониже летали чайки и щебетали морские ласточки. Довольно прожорливые существа, кстати.
        Папа отнял от глаз бинокль, положил его рядом, на днище лодки.
        - Да что тут рассказывать? История какая-то непонятная… Иван Васильевич Чижов по профессии - биолог, по призванию - коллекционер. Его знаменитой коллекции положил начало еще прадед Чижова. Этой коллекции завидуют все музеи мира.
        - Чего это они? - спросил Алешка с интересом.
        - А потому, - объяснил папа, - что коллекция у него не простая, а именная.
        - Это как? Имени кого-нибудь?
        - Не совсем… Вот лежит, например, в витрине музея какой-нибудь глиняный черепок, и написано: «Фрагмент горшка IX века».
        - Понял, - сказал поспешно Алешка. - А у Вани написано: «Фрагмент ночного горшка имени Наполеона».
        Папа рассмеялся. Но поправил:
        - «Из этого черепка лакала молоко любимая кошка Льва Толстого». Теперь ясно?
        - Ясно.
        - И вот вся его коллекция такая…
        - Кошачьи черепки? - разочаровался Алешка. - Да их на любой помойке…
        - Не черепки, - прервал его папа. - Я не очень хорошо знаю его коллекцию, но помню, что она содержала, например, саблю Дениса Давыдова, единственный орден русского богатыря Ивана Поддубного, письма Чехова, велосипед Льва Толстого, подковы с копыт коня Дмитрия Пожарского, бальную книжку жены Пушкина…
        - Интересно! - воскликнул Алешка. - Она что, на бал ездила книжки читать?
        Алешка фыркнул, а папа хмыкнул:
        - Темный ты человек, Алексей. Бальная книжка - это записная книжка. Дама на балу записывала туда все приглашения кавалеров на танцы. Кому - кадриль, кому - мазурку, кому - полонез. Это понятно?
        - Понятно. Чтобы не перепутать. А то все королевы… то есть кавалеры на дуэлях передерутся.
        - Примерно так.
        - Пап, - спросил я, - а как же эта книжка сохранилась? За столько лет.
        - Интересный вопрос. Дело в том, что странички в такой книжке были не бумажные, а из тоненьких пластинок слоновой кости.
        - Здорово! - сказал Алешка. - Вот куда все слоны подевались!
        - Записи в книжке делали специальным карандашиком, а после бала их стирали. И книжка была готова к новому балу, к новым записям… Но мы отвлеклись. Коллекция Ивана Чижова была бесценной. И на нее зарились не только музеи, но и другие коллекционеры. Особенно, как мне помнится, старался ее заполучить писатель Красильников. Он, подлец такой, даже сговорился с жуликами, чтобы они ограбили Чижова.
        Теперь понятно, откуда папа знает эту историю.
        - Да, - кивнул он, - нам с Алешиным пришлось заниматься этой кражей.
        - И чего? - спросил Алешка. - Нашли?
        - Нашли. И все украденные вещи удалось вернуть Чижову. Но через некоторое время он исчез.
        - Спрятался? - спросил Алешка.
        - Не знаю… - Папа снова взял бинокль, поднес его к глазам. - Исчез - и все. По некоторым данным, он отправился в путешествие на теплоходе «Айвазовский». И исчез.
        - А я его нашел! - похвалился Алешка. - Теперь он нам все расскажет.
        - Боюсь, что нет. Он провел два года в одиночестве, потерял память, говорит с трудом. Ему потребуется помощь врачей. И тогда, может быть… - Папа опустил бинокль и таким же ровным голосом добавил: - Собирайте вещи: карета подана.
        Мы вскочили. Далеко в море, низко над водой летело какое-то странное сооружение. Когда оно приблизилось, Лешка сказал:
        - Никакой не вертолет. Лодка с крыльями.
        Точно, лодка с крыльями. Корпус как у катера, по бокам крылья, на их концах что-то вроде поплавков. А на корпусе - башенка с винтом, который яростно вращался, блестя сплошным кругом под солнцем.
        - Гидросамолет, - сказал папа.
        Что тут началось! Все население острова высыпало на берег. Вот теперь у них еще один вождь будет. Еще важнее. Бескрылый олень спустился к ним с неба (Оленин прилетел на остров Кокос на вертолете), а новый вождь - сначала с неба, а потом из океана. Интересно, как они его назовут. Крылатая рыба? Или Плавающий орел?
        Гидросамолет плавно коснулся поверхности воды своим брюхом и поплыл к берегу. Вздымая носом волны и баламутя воду потоком воздуха от винта.
        Не приближаясь к острову, гидросамолет сбавил ход, остановился. Его поплавки коснулись воды, и он замер. Похожий на громадную птицу, которая, распластав крылья, улеглась отдыхать от дальнего перелета.
        Из брюха гидросамолета вывалилась оранжевая лодка, будто водяная птица яйцо снесла; в лодку прыгнули люди, завели мотор - помчались к берегу.
        Островитяне на лодках и вплавь бросились в море - встречать дорогих гостей.
        - Как бы они их не напугали, - проворчал Алешка. - А то как развернутся, как улетят!
        Не развернулись и не улетели. Сошли на берег. Один человек - в обычной одежде: белые шорты, кроссовки, пробковый шлем, а двое других - в легком камуфляже и с автоматами. Папа обменялся рукопожатием с пробковым шлемом (тот назвался: мистер Икс), кивнул его бойцам, и они о чем-то заговорили. Мы стояли рядом, но ничего не поняли - разговор шел на английском языке.
        Потом папа объяснил нам, что с вертолетом вышла неувязка. Он мог лететь только на двести миль - сто к нам и сто обратно. А до нас было почти пятьсот. Поэтому пришлось срочно искать другой транспорт, и это «срочно» растянулось почти на две недели.
        - Ждите меня здесь, - сказал нам папа. И они все уселись в шлюпку и отправились на гидросамолет.
        Островитяне взвыли от горя. Они решили, что сейчас эта морская птица взмахнет крыльями и унесет их любимых белых вождей в какую-нибудь туманную даль. Алешка тоже что-то заволновался.
        - Дим, он нас не бросит? Пусть только попробует!
        Папа тем временем вместе с прибывшими скрылся в брюхе гидросамолета. Подошел Алешин.
        - За нами? - спросил он. - Красивая птичка.
        А красивая птичка вдруг громко заговорила папиным голосом. Через мегафон.
        - Боцман Шмага! Предлагаем вам немедленно явиться на борт воздушно-морского судна для отправки на материк. Даю вам тридцать минут. Время пошло.
        Островитяне от этого громового голоса чуть не попадали на песок. А Лешка сказал:
        - Он не явится. Не медленно, не немедленно. Он здесь останется.
        - Откуда ты знаешь? - удивился Алешин.
        - А чего ему на материке делать? В тюрьме сидеть? Уж лучше в океане. Любому дураку ясно.
        - Я вот не дурак… - начал объяснять Алешин.
        - Наверное, - посмотрел на него Лешка.
        Алешин погрозил ему кулаком и продолжил:
        - Я вот не дурак, а понимаю, что все-таки лучше среди людей, даже в тюрьме, чем в одиночестве на острове.
        - А он тут, когда мы все уедем, великим вождем останется. По кличке Красный шмыгающий нос. Его будут кормить и оказывать почести. А когда им надоест…
        - Они его съедят, - закончил фразу Алешин.
        - И все заразятся насморком, - рассмеялся Алешка.
        - Ладно, - вздохнул Алешин, - надо задержанных доставить. Кто со мной?
        Мы забрались в катер и отправились на остров Скелета. Услышав шум мотора, задержанные вышли на берег. Они были хмурые и злые. Им очень не хотелось улетать с острова. Поэтому Алешин был очень внимателен и бдителен. И скомандовал нам:
        - Лешка - за штурвал. Чуть что - дуй отсюда. Дима, возьми наручники - и на берег, окольцуй их.
        Сам Алешин взял всю троицу на прицел:
        - Без шуток, господа. Стреляю без предупреждения.
        Мне никогда не приходилось надевать на людей наручники. Не скажу, что это приятное дело, даже если приходится их надевать на заведомых негодяев.
        Но я это сделал; задержанные, соединенные наручниками, погрузились в катер, и мы благополучно доставили их на наш берег. Где их принял мистер Икс и отправил на гидросамолет.
        Пока его загружали оружием из грота, мы быстренько собрали свои вещи. А было их - по карманам распихать. Алешка, конечно, поскандалил, пытаясь загрузить в шлюпку мешки с раковинами. Не удалось. Тогда он их щедро рассыпал по берегу, а одну раковину - самую большую и красивую - подарил Ване Васильевичу со словами:
        - Это в вашу коллекцию. Вы только напишите на ней: «Раковина имени Алексея Оболенского».
        Здорово! Валенки его имени уже имеются.
        При слове «коллекция» в глазах Чижова что-то засветилось - разумное и вечное. И он сказал:
        - Гы! Да. Раковина. Ковш Петра Великого. - И тут его глаза опять затуманились.
        При чем тут ковш? Мне совершенно не ясно. Алешке-то ясно:
        - Он из этой раковины сделает ковш Петра Великого. Дим, а кто такой Петр Великий? Знаменитый экскаваторщик? С ковшом?
        Пришлось объяснить, что Петр Великий - это российский император в давнее время. Что он воевал со шведами и строил корабли.
        - И ковши делал? - поспешил Алешка. - Для коллекции?
        - Марш в лодку, - сказал папа. - Пора. Мама вас заждалась.
        При этих словах Алешкины глаза стали круглыми. Он решил, что мама заждалась нас в гидросамолете. И ворвался в него, как маленький ураган. Но мама ждала нас не в самолете, а в Москве.
        Мы расселись по креслам, уставились в иллюминаторы. На берегу рыдали островитяне и махали нам букетами цветов. Над головой заревел двигатель. От самолета побежала по воде рябь, и он, медленно развернувшись, набрал скорость как глиссер, оторвался от воды и, сделав круг над островом, взял курс на Тихоокеанскую базу Интерпола.
        В салоне было свободно и уютно. Даже телевизор работал. Офицер в морской форме принес нам всякие напитки и кое-какую одежду для Ва-ни. Он приоделся и с интересом оглядывал себя в зеркале, привыкал, а мы никак не могли оторваться от иллюминаторов.
        Океан сверху тоже был красивый. Цвет воды его все время менялся: то бледно-голубой, то зеленый, а потом стал густо-синим с изумрудными кляксами островов, окаймленных золотым песком.
        На базе мы пересели на вертолет, и он доставил нас еще на какой-то остров, где был настоящий аэропорт. Там мы всей командой разместились в большом воздушном лайнере. Долго летели, несколько раз садились на заправку, спали, ели. А потом папа сказал:
        - Просыпайтесь - Москва!
        Вокруг было черное ночное небо. А внизу - море огней. Вдруг это огненное море накренилось, исчезло, появилось вновь, и в ушах закололо - самолет пошел на посадку в столице нашей Родины.
        Немного ошалевшие, мы вышли в здание аэровокзала, и первым человеком, которого мы встретили в Москве, была наша мама. С букетом цветов.
        Мама нам очень обрадовалась. Она соскучилась. Правда, в первую минуту мама, когда Алешка бросился к ней, шарахнулась в сторону. Потом объяснила:
        - Я боюсь, когда негритята бросаются мне на шею.
        - Они не кусаются, - засмеялся Алешка.
        Нам-то было незаметно, что Алешка за время плавания сильно загорел и стал похож на негритенка с голубыми глазами.
        Тут к нам подошли папа с Ваней.
        - Это Иван Васильевич, - сказал папа.
        - Очень приятно, - сказала мама.
        - Гы? - Ваня указал на ее букет.
        - Какой там «гы»? - Мама махнула рукой. - Сто рублей штучка.
        - У-у! - Ваня покачал головой. А мама с интересом рассматривала его прическу.
        - Как вы отдохнули? - спросила она, когда мы пошли к машине.
        - Так себе, - сказал Алешка. - В дурном обществе пиратов и акул. И еще нас чуть не схавали на празднике Голубой луны. У них там такой обычай - как голубая луна, так надо поужинать белым человеком.
        - Да какой ты белый, - засмеялась мама, ероша ему волосы.
        - Отмоюсь, - отмахнулся Алешка. - Мам, а Ленке Стрельцовой ракушку привезли, не знаешь?
        Вот тут мама нахмурилась.
        - Я со Стрельцовыми поссорилась. Они тебя хулиганом обозвали.
        Я бы тоже его за эту раковину хулиганом обозвал. Надо додуматься - послать в подарок однокласснице раковину величиной с легковую машину.
        - Но ничего, - сказала мама, - я все уладила.
        Папа усадил нас в машину и помахал нам вслед. Сам он повез Ваню Васильевича в клинику; Алешин отправился сопровождать задержанных в следственный изолятор.
        - Как я по дому соскучился, - признался Алешка, когда мы ехали по родной Москве среди желтеющих лип и берез. - Так мне всякие пальмы и ракушки надоели.
        Мне тоже, особенно пираты и бананы.
        - Вот она - наша родная хижина, - радостно возвестил Алешка, когда мы подъехали к дому.
        Он первым ворвался в квартиру и… замер на пороге нашей комнаты.
        - Здорово? - спросила мама. - Видите, как я все уладила?
        Уладила… Посреди комнаты, ближе к окну стояла на полу эта злосчастная тридакна. Под ней явно прогибался пол.
        - Ты рад? - спросила мама. - Я в нее буду складывать белье для прачечной. Здесь много поместится.
        В этой раковине, по-моему, белый медведь поместится.
        К нашему возвращению мама приготовила праздничный ужин.
        - Как я вас сейчас накормлю! - воскликнула она. - Только ничего не трогать до папы. Убери руки, Алексей!
        Папа приехал довольно скоро, он сказал, что с Чижовым будут заниматься специалисты и они вернут ему память.
        - А ты его родным сообщил? - спросила мама, которая уже знала от нас об этой робинзоновской истории.
        Папа покачал головой. И сказал задумчиво:
        - Никто пока не должен знать, что Чижов вернулся в Москву.
        И этими словами он открыл новую страницу в книге наших приключений. А дальше эти страницы стали листаться все быстрее и быстрее. И жизнь наша становилась все опаснее и опаснее…
        В этот вечер мы долго не могли уснуть. В ушах все время стоял шум океанских волн и шелест пальмовых листьев. И звучали песни островитян.
        - Как там наш боцман? - вдруг вздохнул Алешка. - Нашел ли он хижину Вани?
        - Что? - Я даже вскочил.
        Алешка помолчал.
        - Да, Дим, это я ему помог совершить побег.
        - Клево! Ты одичал, да?
        - Ничего я не одичал. Знаешь, Дим, он не такой уж плохой человек. Он просто несчастный. Он хороший моряк, он учил меня на «Афалине» всякие морские узлы вязать. И много про себя рассказывал. Мне его жалко стало. - Алешка опять прерывисто вздохнул. - Понимаешь, Дим, на всех нормальных кораблях над ним всегда посмеивались из-за его насморка. А пираты над ним не смеялись. Они его приютили. Вот он и стал им служить.
        Я решил с Алешкой не спорить. А он еще повертелся под одеялом и сказал:
        - Я с ним много разговаривал. Он исправился, Дим. И он говорил: «Ну что дальше? Привезут меня в Россию, посадят в тюрьму, а там опять надо мной смеяться будут. Уж лучше бы я здесь остался».
        - И ты помог ему бежать?
        - Ага.
        Вот теперь все ясно - и с лодкой, и с вещами Вани, которые Алешка предложил оставить в хижине.
        - Будет он жить на острове, обдумает свое поведение. Может, его островитяне и в вожди выберут.
        Ну да, а если не справится, они его съедят. Деревянными вилками.
        - Ты только папе не говори, Дим, ладно?
        Глава IV
        ЗАГАДКА ОДИНОКОГО РОБИНЗОНА
        До школы еще оставалось время, и мы с Алешкой спокойно привыкали к новой, вернее - к старой жизни. За окнами нашей квартиры не шумел океан - шумели только машины и вопили их сигнализации. И луна в небе была совсем другого цвета. Шелестели листвой березы и клены, а пальмы не бренчали жесткими, как жесть, листьями. Не пахло всякими цветами, а пахло бензиновой гарью и ближайшей помойкой. Мы привыкали…
        Алешка привык быстрее меня. Утром он вытащил из раковины свою одежду, куда покидал ее на ночь, и сказал:
        - Дим, сейчас в больницу поедем.
        - Заболел? - спросил я. - Тропической лихорадкой?
        - Вот еще! Надо Ваню навестить. Проведать. Посмотри ему какие-нибудь гостинцы в холодильнике.
        В холодильнике был початый пакет молока, половинка помидора, полбатона хлеба и полузасохшая котлета. Да еще два яйца. Я выложил все это на стол.
        Алешка осмотрел эти «дары «Стинола», поскреб макушку. Не получается гостинчик.
        - Ладно, Дим, мы ему по дороге газеты купим.
        - А если он их не ест?
        Алешка вытаращил на меня глаза.
        - Дим, ты что? Он их читать будет. И быстрее в себя придет.
        Ага, от наших газет скорее наоборот получится.
        Нас выручила мама. Когда она узнала, куда мы собираемся, она сказала, что больному лучше всего фрукты, и дала нам денег.
        - И обязательно купите ему бананы, - добавила она. - Человек два года ими питался, организм к ним привык. Они ему жизненно необходимы.
        Когда мы с жизненно необходимыми бананами подходили к больнице, Алешка вдруг сказал:
        - Дим, а нас туда не пустят. Это же для всяких ненормальных больница.
        Ну да, а то мы с ним - нормальные.
        Но проблема решилась самым необычным образом. Только мы подошли к воротам, как они распахнулись, и из них выехал какой-то дядька в пижаме и домашних тапочках.
        Выехал… Как бы это поточнее сказать? Он, скорее, выбежал. Он вертел руками воображаемую баранку, громко фырчал, как настоящая машина, с хрустом переключал скорости. Как будто. А поравнявшись с нами, он с таким визгом «затормозил», что мы почти что услышали грохот столкнувшихся машин.
        Дядька сделал вид, что открыл дверцу, и сказал нам:
        - Садитесь, подвезу.
        Алешка, глазом не моргнув, «сел» рядом с ним, а я так растерялся, что пристроился за ними, на «заднем сиденье».
        И куда он нас повезет?
        Повез куда надо. Посигналил, «включил» поворотник и вернулся в ворота. Охранник было заступил ему дорогу, но наш водитель крикнул сердито:
        - Чего под колеса лезешь? Жить надоело? Это со мной. Мои пассажиры!
        И мы «въехали» на территорию больницы. Поехали по центральной асфальтированной дорожке, по бокам которой росли густые кусты. Ехали медленно.
        - Здесь быстрее нельзя, - словоохотливо объяснил нам «водитель». - В кустах гаишники прячутся. Права отберут. Вас куда доставить?
        - К главному корпусу, - сказал Алешка, шустро семеня ногами рядом с ним.
        «Водитель» обернулся ко мне и заботливо сказал:
        - Дверцу прихлопни. А то еще вывалишься - отвечай за тебя.
        Я послушно «хлопнул дверцей». Алешка с усмешкой обернулся:
        - Молодец, Дим. И окошко закрой. А то дует.
        Возле главного корпуса «водитель» плавно притормозил, припарковался, выключил двигатель.
        Мы «вышли из машины».
        - Э! Э! - забеспокоился водитель. - А деньги за проезд?
        Алешка и тут не растерялся - сунул ему в руку обертку от конфеты. Ну, думаю, скандал будет.
        - Маловато, - вздохнул водитель. - Добавить надо бы.
        - Бог подаст, - сказал Алешка.
        - И то. - Он включил зажигание, зафырчал и отъехал.
        Сейчас еще кого-нибудь привезет. Хорошо, хоть берет недорого.
        А Лешка сказал, шагая по ступенькам к дверям:
        - Дим, если сейчас еще и летчик появится, я с ним не полечу.
        Летчик не появился. Появилась в дверях симпатичная медсестра в белом халате. Но мы к ней отнеслись настороженно. Вдруг она тоже не настоящая, в доктора играет - начнет еще уколы делать. Вилкой в попу.
        Но вроде обошлось.
        - Вы к кому, мальчики? - приветливо спросила она.
        - Мы к дяде Ване. К Чижову.
        - Сейчас я его позову, в корпус вам входить не надо.
        Да нам уже и не хочется.
        Сестра исчезла за дверью. Но почему-то не сразу пошла за Чижовым - нам было хорошо видно через большие окна, - а сначала позвонила куда-то по телефону и что-то кому-то сказала. Покивала, слушая, и повесила трубку. Мне почему-то это не понравилось.
        Мы осмотрелись. Местность вокруг вполне приличная. Много зелени, дорожки, скамеечки. По дорожкам не спеша прогуливаются озабоченные люди в пижамах или халатах, о чем-то оживленно разговаривают, не слушая друг друга; сидят на скамейках с газетами и книгами. Многие из них и газеты, и книги держат вверх ногами. А самые умные читали книги с конца, задом наперед.
        Из подъезда вышли двое врачей. Оба - вылитые персонажи. Один, постарше, худой, длинный, с бородкой - Дон Кихот. Другой - молоденький, невысокий колобок с румяными щеками - Санчо Панса.
        Они важно беседовали. А мы прислушались. Потому что беседа шла о нашем диком друге, о том, как его лечить.
        - Вы изумительно не правы, коллега, - говорил Дон Кихот. - Чтобы вернуть нашего пациента в прежний облик, нужны решительные меры. Стресс! Вот что ему нужно. Шокотерапия.
        - А вы, коллега, - возражал ему Санчо, - не правы исключительно. Здесь необходим плавный переход пациента к нормальной жизни. Два года одиночества, постоянный страх, опасение быть съеденным в сыром виде…
        - Вы считаете, коллега, - ядовито усмехнулся Дон Кихот, - что быть съеденным в виде вареном - это не так страшно? Это меньше травмирует психику?
        - Во всяком случае, коллега, я бы предпочел все-таки, чтобы меня съели не живьем, а хотя бы в виде котлеты.
        - А я бы, коллега, предпочел, чтобы меня вообще не ели. Ни в каком виде. Ни в виде котлеты, ни в виде шашлыка.
        - А вас бы, коллега, никто бы и есть не стал. Вы слишком костлявы.
        - А вы, коллега, весьма упитанны. Вас сожрали бы с удовольствием.
        - Уж не вы ли?
        - Сейчас подерутся, - сказал Алешка. - Кусаться начнут.
        Но пока обошлось. Дон Кихот взял Санчо Пансу под руку и сказал:
        - Давайте вернемся к существу нашего спора, коллега.
        - Совершенно с вами согласен. Так вот, я считаю… - Дальше мы уже не услышали, они отошли от нас довольно далеко.
        - Залечат они его, Дим, - сказал Алешка, - своими шоками и терапиями.
        Тут снова вышла медсестра.
        - Мальчики, сейчас он придет. - И покричала с крыльца: - Федотов! Ваша смена закончилась! На заправку!
        Послышался шум «машины», подъехал Федотов. Заглушил двигатель, поставил машину на ручник, запер дверцы и сказал строго:
        - Леночка, передайте моему сменщику, чтобы окурки в пепельнице не оставлял. Весь салон табачищем провонял.
        - Обязательно передам, - пообещала сестра.
        - И пусть зажигание проверит - что-то оно барахлит.
        - Интересно, - шепнул мне Алешка, - где у него зажигание?
        Вопрос остался без ответа - в дверях появился наш дикий дядя Ваня.
        - Гы! - радостно сказал он.
        - У-у! - весело отозвался Алешка.
        - Бип! - выдал водитель Федотов.
        Поговорили…
        В руках у дяди Вани была недоплетенная корзиночка. Рукоделие такое.
        - Это зачем? - спросил Алешка, когда мы отошли от корпуса и сели на скамейку.
        - В это буду класть, - объяснил дядя Ваня. Говорил он уже хорошо, но еще не все слова, которые раньше знал, вспомнил.
        - Что класть? - спросил Алешка. - Деньги?
        - Нет… - Дядя Ваня, морща лоб, стал вспоминать. - В воде. Красивые. Ползают.
        - Русалки?
        - Да! - обрадовался дядя Ваня. - Ракушки!
        - А здесь нет ракушек. - Алешка покачал головой.
        - Есть! Много! И неглубоко! Пошли!
        И он потащил нас вокруг корпуса, к другому подъезду. Возле него стояли машины «Скорой помощи», и было написано над входом: «Приемный покой». Мы вошли в этот «покой». Двери, в одной двери закрытое окошечко, вдоль стен - кушетки. А в дальнем углу светился на тумбочке большой аквариум.
        - Вот! - похвалился дядя Ваня. - Можно ракушки собирать. Можно рыбу ловить. На ужин.
        - Нельзя! - сказал Алешка.
        - Почему?
        - Табу! Экспонаты.
        - О! - с уважением отреагировал на любимое слово дядя Ваня. И с сожалением взглянул на пустую корзинку - что бы тогда в нее положить?
        Алешка кстати вспомнил про бананы и переложил их из пакета в корзинку. Дядя Ваня переложил их из корзинки в урну. И сказал с отвращением:
        - Гадость!
        Еще бы не гадость - два года бананами питаться.
        - А чего вам принести? - спросил Алешка. - Чтобы вы поскорее поправились.
        - Катю, - сказал дядя Ваня.
        Мы переглянулись: неужели он так озверел от одиночества, что стал людоедом?
        - Может, вам лучше… газеты… - предложил я.
        Дядя Ваня взял газеты, просмотрел заголовки и со словами: «Тоже гадость!» опустил их в урну. Потом сел на кушетку и пригорюнился:
        - Катя уже большая.
        - И толстая? - осторожно спросил Алешка.
        Дядя Ваня внимательно посмотрел на него и ответил:
        - Нет. Она как ты. - Алешка немного от него отодвинулся. - В третьем классе. Внучка.
        Ах вот в чем дело! Он по внучке соскучился.
        - А где она живет? - спросил я.
        - Дома, - уверенно ответил дядя Ваня. - На четвертом этаже. В квартире.
        - А на какой улице?
        - На большой.
        - А как она называется? - спросил Алешка. - Гы?
        - У-у! Называется… улица Алоева.
        Что-то я не слыхал, что есть такая улица.
        - Может, Каляева?
        - Алоева, - упрямо повторил дядя Ваня. И твердо добавил: - Улица Алоева, дом сто сорок шесть, шестой этаж, квартира шестнадцать. Катя! Внучка!
        - Ладно, - сказал Алешка. - Привезем мы вам вашу Катю. Пошли, Дим. Выздоравливайте. Только русалок в аквариуме не ловите. Гы?
        - У-у!
        Когда мы вышли из корпуса, Алешка сказал:
        - Дим, надо обязательно эту Катьку найти. Он от радости…
        - С ума сойдет? - догадался я.
        - Наоборот. Опять поумнеет. Это ему стресс с шоком. По-нашему. Терапия по-оболенски. Поехали прямо сейчас, - предложил Алешка. - На эту… улицу Алиева.
        - Алоева, - поправил я. - Надо сначала узнать, где она. У папы в справочнике.
        Мы вышли за ворота. И тут… Тут к нам подкатил черный автомобиль. Из него вышел какой-то дядька, открыл заднюю дверцу и сказал нам:
        - Прошу вас.
        Еще один псих!
        - У нас денег нет, - ответил я. И попытался обойти машину.
        - Мы вас бесплатно отвезем. - Он придержал меня за руку. Мягко, но настойчиво. - Садитесь в машину.
        - Это похищение? - спросил Алешка. - Я щас ка-а-ак заору!
        - Я тебе заору!
        И не успели мы опомниться, как оказались в машине. За рулем сидел человек в форме. Правда, это нас не очень успокоило. Мало ли кто сейчас форму носит.
        Ехали мы недолго и приехали… к отделению милиции.
        - Выходите, - сказал нам человек в штатском. - И не вздумайте удирать, а то наручники надену.
        - Не имеете права, - сказал я. - Мы несовершеннолетние.
        - А я вообще с вами без своего адвоката разговаривать не буду, - заявил Алешка.
        - Сейчас я его вызову, - усмехнулся человек в штатском и, взяв нас за плечи, повел в здание.
        Там он ввел нас в комнату с решетками на окнах. За столом сидел еще один, в штатском. Носатый такой, с быстрыми глазами.
        - Кто вас подослал? - спросил он без всякой подготовки.
        - Куда? - в один голос удивились мы.
        - В больницу.
        - Никто нас не посылал, - сказал я, ничего не понимая.
        - Нас Федотов подвез, - сказал Алешка. - На своей машине.
        - Кто такой Федотов?
        - Дядька один.
        - Понимаю, что не тетка, - ехидно усмехнулся носатый. - Ваш дядька?
        - Еще чего! У нас дядька нормальный. Танкист. Полковник.
        - Марка машины? - Он приготовился записывать.
        - «Форд», - сказал я.
        - «Ауди», - сказал Алешка.
        - Хоть бы сговорились заранее. Номер машины?
        - Он нам не говорил.
        - Приметы машины?
        - Зажигание барахлит, - сказал я.
        - В салоне окурками воняет, - сказал Алешка.
        - Это не примета. У меня в машине тоже окурками воняет.
        - У вас и в кабинете воняет.
        - Так! - Он грозно поднялся во весь рост. Не очень, правда, грозно. Весь его рост еле из-за стола был виден. Наверное, когда он на стуле сидел, у него ноги болтались, не доставая пола. - Так! Родители кто?
        - Пенсионеры, - сказал Алешка.
        - Будущие, - сказал я.
        - Хватит дурака валять! - Он подошел ко мне вплотную. И ткнул пальцем в грудь. Хотел в грудь, но не дотянулся - ткнул в живот: - Фамилия отца?
        - Оболенский.
        - Корнет? Белогвардейский?
        - Полковник милиции, - скромно уточнил я.
        - Ага! Полковник! Что-то у вас все полковники. И отцы, и дядьки. Ну-ка, дай-ка телефончик. Сейчас я этому пенсионеру-полковнику мозги-то вправлю.
        - А он в командировке, - сказал Алешка. - Звоните, если у вас денег хватит. Прямо в Лондон звоните.
        - Шерлоку Холмсу? - Он уже не столько злился, сколько потешался. Такие вруны ему еще не попадались. Ему, наверное, вообще никто не попадался.
        - А вы ему на работу позвоните, - сказал я. - Вам там объяснят. - И я назвал папин служебный телефон.
        - Вот-вот. - Он вернулся к столу и стал тыкать кнопки аппарата. - Мне все там объяснят.
        - Слушаю вас, - послышалось.
        - Кто говорит? - строго спросил носатый.
        - Полковник Сергеев. - Это папин сотрудник.
        - Оперуполномоченный лейтенант Носиков. Тут у нас задержанные. Утверждают, что они дети Шерлока… Тьфу! Дети полковника Оболенского.
        - Как их зовут?
        Носиков прикрыл микрофон ладонью и спросил нас:
        - Как вас зовут?
        - Дмитрий Сергеич, - сказал я.
        - Алексей Сергеич, - сказал Алешка.
        - Сергей Сергеич… Тьфу! Алексей Дмитриевич… Тьфу! Дмитрий Алексеевич.
        - Наши люди, лейтенант. Что они натворили?
        - Проникли на объект, находящийся под наблюдением.
        - Что за объект?
        - Психбольница, товарищ полковник.
        - Так вы оттуда звоните? То-то мне ваш голос каким-то странным показался. Отправьте их домой. На служебном транспорте.
        - Слушаю, товарищ полковник.
        - Вы их не обижали?
        - Что вы, товарищ полковник!
        - Если они на вас пожалуются, то я тоже на вас пожалуюсь. Вашему начальнику. Выполняйте, лейтенант Носиков.
        - Есть!
        Он положил трубку и с укором посмотрел на нас.
        - Что ж вы… как-то уж… Сразу бы сказали…
        - Вот именно, - сказал я и хотел шутя ткнуть его пальцем в живот, а попал ему в лоб. Из-за его роста. Получилось не очень дружески.
        - Куда вас доставить?
        - На улицу Алоева.
        Мы вышли в коридор. Навстречу сразу же попался человек в штатском, который нас задержал и привез. Он кивнул Носикову на нас:
        - Раскололись?
        Носиков молча постучал себя по лбу.
        Он договорился в дежурной части и сам проводил нас к машине.
        - Доставьте по их адресу, сержант. Вежливо и культурно. Наши люди.
        «Наши люди» развалились на заднем сиденье.
        - Хорошо, когда отец большой полковник, - шепнул мне Алешка.
        - Еще лучше, - ответил я, - когда большой крокодил.
        - Куда едем, молодые люди?
        - Улица Алоева, сто сорок шесть.
        - Какая улица? Алоева? Нет такой улицы в Москве.
        - А где есть?
        - Кажется, в Уфе. Но я туда не поеду. Бензину не хватит. Да и времени.
        - Мы тоже туда не поедем.
        - Может, Каляева?
        - Нет. Алоева.
        - Алабяна? Челомея? Адиля Саляма? О! Иловайская! Похоже! Или Оленья?
        Мы разом вздохнули и сказали:
        - Проспект Вернадского.
        И я бы не удивился, если бы водитель и тут возразил:
        - Нет такой улицы в Москве. Может, в Уфе? Или в Самарканде? Но я туда не поеду.
        Глава V
        УЛИЦА АЛОЕВА
        Дома мы достали папин справочник и весь прочитали - от Абельмановской заставы до Яхромского проезда. Нет на свете улицы Алоева. Разве что в Уфе.
        Тут пришла мама, с покупками. Стала их на кухне выгружать. Мы ей помогали. Я уронил пакет с молоком, Алешка - упаковку яиц.
        - В больнице были? Как он там?
        - Нормально. Ракушки в аквариуме собирает. И на Федотове катается.
        - Как здорово, - сказала мама, совсем нас не слушая. Она осторожно доставала из сумки горшочек с каким-то росточком.
        - А еще где были?
        - В милиции.
        - Молодцы! Понравилось? - Она поставила росточек в горшочке на стол, стала любоваться. - Видали, какая прелесть!
        - А это кто? - спросил Алешка. - Будущий кактус?
        - Нет. Это алоэ. Очень красивое и полезное комнатное растение.
        - Как-как? - спросил Алешка.
        - Алоэ. А по-простому - столетник.
        Алешка ткнул меня в бок.
        - Мам, а в Москве есть улица имени Столетника?
        - Столетника? - Мама переставила горшочек на подоконник и стала бережно поливать росточек из маленькой леечки. - Нет. Улицы такой нет. Есть улица Столетова.
        Теперь я ткнул Алешку в бок.
        Мама полюбовалась на полезное комнатное растение и сказала:
        - Мыть руки и обедать. А улица Столетова недалеко от нас. А вам зачем?
        - Катьку надо найти.
        - Сначала - обед, потом - Катька.
        Мы пустили в ванной воду погромче. И обменялись соображениями. Ясно, что в голове у дяди Вани туман. Может быть, еще морской. И он, конечно, мог перепутать столетник с алоэ. Улицу Столетова с улицей Алоева.
        Все стало более-менее ясно.
        Но неясного еще больше. Зачем нам это надо? Чижовым занимаются врачи. Это раз. Почему на нас наехали менты? Это два. Кто их навел? Ну, это - задачка для первого класса. С одним известным. В милицию позвонила медсестра. А кто ее просил? И почему такой вопрос: «Кто вас подослал?»
        Нас никто не подсылал. Мы сами по себе подослались.
        Вот и вернулись к первому вопросу: зачем нам это надо?
        Алешка сделал вид, что намылил руки, и сказал:
        - Дим, этот дядя Ваня Чижиков…
        - Чижов.
        - Ну, Чижов, какая разница! Этот Чижиков в опасности. Вот в чем дело. Ты думаешь, как он на остров попал? Попутным ветром его занесло?
        Ну как попадают на необитаемый остров? Обычным путем, при помощи кораблекрушения.
        - А что же он один там оказался? А остальные где? Дим, его туда силой затащили.
        - Зачем? - Я тоже сделал вид, что намылил руки.
        - Похитили и спрятали.
        - Зачем? - упрямо повторил я.
        - Вот и надо узнать - зачем? Пока его опять не украли на остров.
        Тут мама постучала нам в дверь:
        - Вы там уснули? Или уплыли? Дима, к телефону!
        Звонил папин сотрудник Сергеев. Тот самый, который нас спас от лейтенанта Носикова.
        - Как дела? - спросил он. - Отбыли наказание?
        - А за что? - спросил я. - Что нам, нельзя больного друга навестить?
        - Знаешь что, Дим, ты бы подъехал к нам, по телефону не хотелось бы объяснять. А вам папа разве ничего не говорил?
        - Ну… Он как-то так сказал… Не очень ясно. Нужно, чтобы никто не знал, что Чижов вернулся в Москву.
        - Приезжай, Дим. И Алешку захвати.
        - А когда?
        - Когда? - Он на секунду задумался. - Завтра, в десять. Устроит?
        - Вполне.
        Я рассказал Алешке об этом разговоре.
        - А что я говорил! Надо скорее Катьку искать. Мы от нее что-нибудь узнаем.
        Я думал, он скажет: «Надо скорее к Сергееву ехать!»
        Мы соскочили с автобуса в самом начале улицы Алоева-Столетова. И пошли по ее четной стороне, отсчитывая номера домов.
        - А что мы этой Катьке скажем? - спросил я Алешку. - Нам же нельзя выдавать, что дядя Ваня объявился в Москве. Живой и здоровый.
        - Наврем что-нибудь, - отмахнулся Лешка. - Главное - что она нам скажет.
        Она нам скажет, подумал я, идите-ка домой, мальчики.
        - Вот, - сказал Алешка, - дом сорок четыре. А где сорок шесть?
        Сорок шестого дома не было. Был сорок пятый на той стороне. А дальше начиналась после перекрестка совсем другая улица. И тем более не было на ней дома номер сто сорок шесть.
        - Спряталась Катька, - вздохнул Алешка. - Замаскировалась… - Он на секунду задумался. Он вообще больше, чем на секунду не задумывается. Особенно в трудную минуту. - Дим, наверное, дядя Ваня все перепутал. Дом номер шестнадцать, а квартира сто сорок шесть. Пошли назад.
        Пошли назад. Будет удивительно, если и дом шестнадцать за это время куда-нибудь исчез. Ну что ж, тогда обойдем все шестые этажи в Москве. До пенсии хватит. Мы ведь тоже будущие пенсионеры.
        - Дом номер шестнадцать, - сказал Алешка.
        Дом как дом. Разнокалиберные лоджии, детская площадка, полная собак, вокруг дома - плотное ожерелье легковых машин. Самых разных марок.
        - Вон наш подъезд, - махнул рукой Алешка.
        - Откуда ты знаешь?
        - А там написано.
        - Что написано?
        - «Катька - дура».
        Если она дура - договоримся.
        - Какая там квартира? - спросил Алешка. - Сто сорок шестая? - Алешка потыкал пальцем в кнопки домофона. - Говори, Дим.
        Домофон отозвался. Пожилым женским голосом.
        - Здравствуйте, - сказал я вежливо. - Мне надо с Катериной поговорить.
        - С Васильевной? - отозвалось. - Заходи.
        Мы поднялись на шестой этаж. Дверь нам распахнула старенькая бабушка, оглядела нас, повернулась и, шаркая спадающими тапочками, пошла в глубь квартиры, крикнула:
        - Васильна! К тебе ухажеры пришли.
        Одна из дверей распахнулась, вышла пожилая женщина, вопросительно взглянула на нас:
        - Вы ко мне, ухажеры?
        Мы немного растерялись. Но Алешка среагировал быстро:
        - А у вас другой Катерины нет? Помоложе.
        И поглупей, подумал я, вспомнив дразнилку на дверях подъезда.
        Женщина улыбнулась и позвала:
        - Катюша, это к тебе.
        Еще из одной двери вышло белокурое существо Лешкиных лет. И вежливо спросило:
        - Чего приперлись?
        - Тебе от деда привет, - шепотом сказал Алешка. - Пошли на улицу.
        Белокурое существо оказалось не только белокурым, но и сообразительным. Вопреки надписи на подъезде.
        - Теть Кать, я во двор. Скоро приду.
        Во дворе мы выбрали местечко поукромнее и повторили:
        - Тебе привет от деда.
        - А где он? Где вы его видели?
        - В Тихом океане. На острове. Он там ракушки собирает.
        - Так я и знала! - Катя всплеснула руками. - Он в кораблекрушение попал? Что ж вы его не забрали?
        - Он не захотел, - сказал Алешка. - Говорит: пока все ракушки не соберу, домой не вернусь. - И строго добавил: - Поняла?
        Катя кивнула.
        - А он мне никакое письмо не написал? Я ведь ему писала. А он как уплыл, так всего одно письмо прислал. Про Нептуна. Как они его праздновать собираются.
        Нам стало интересно. Мы ведь тоже в таком празднике участвовали, когда на «Афалине» плавали. Веселый праздник. Карнавал под южным небом посреди южных морей.
        - Покажи письмо, - вдруг сказал Алешка.
        - Зачем? - удивилась Катя. - Чужие письма нехорошо читать.
        - Я все письмо читать не буду, только кусочек. Про Нептуна, он наш знакомый.
        - Ладно, сейчас принесу.
        Катька скоро вернулась, дала Алешке письмо. Он пробежал его глазами, которые вдруг стали круглыми, и спросил:
        - А он на чем поплыл?
        - На теплоходе.
        - Я знаю, что не в корыте. Как он называется: «Вазовски»?
        - «Айвазовский».
        - А где он путевку брал?
        - В турфирме.
        - Как называется?
        - «Полундра». Нет. По-другому. А! «Колумбра»! «Колумб» - вот!
        - Все ясно, - сказал Алешка, складывая письмо и возвращая его Катьке. - Твоего деда похитили.
        Ни фига - заявочка!
        - Ты что! Он сам эту путевку купил! Мы с тетей Катей сами его на самолет сажали! Во дурак-то!
        На «дурака» Алешка не обиделся. Он когда-то прочитал в какой-то книге мудрую фразу: «Нужно очень мало ума, чтобы назвать человека дураком», и с тех пор в ответ на такое слово только хитро улыбается.
        - Сама дура, - вежливо ответил он.
        - А ты… - начала было Катька, но я их развел: если они начнут обзываться по очереди, то мы здесь до утра застрянем.
        - В общем, Кать, - сказал я, - хочешь встретить деда из плавания, никому ничего не говори.
        - И тете Кате?
        - И тете Кате.
        - И бабушке Кате?
        - А это кто?
        - Бабушка.
        - Твоего дедушки?
        Запутались…
        - А чего, - спросил Алешка, - у вас все, что ли, Кати? Все женские поколения?
        - А тебе жалко?
        - Не очень. У нашего соседа, дрессировщика, и жену, и обезьянку одинаково зовут. Неприятности случаются.
        Ничего себе сравнение!
        Когда мы дождались автобуса, я спросил Алешку:
        - Что ты там, в этом письме, такое прочитал?
        Алешка покачал головой.
        - Там странное место есть, Дим. Очень подозрительное. Точно не помню, но примерно так:
        …
        «…Сейчас, внученька, мы находимся возле красивого тропического острова Кокос. И готовимся к празднику Нептуна. Это очень знаменитый и замечательный праздник. Его весело отмечают, когда корабль пересекает экватор. На палубе устраивают карнавал, танцы, песни, всякие развлечения. А тех, кто пересекает экватор в первый раз, посвящают в моряки. И для этого их бросают в бассейн с морской водой. Наш славный капитан пообещал нам, что в эту ночь он устроит для всех пассажиров катание по морю в шлюпках и на спасательных плотах. Будут фейерверки, ракеты, пираты и пр.».
        - Понял, Дим?
        - Понял. Почти как у нас на «Афалине».
        - Ты подумай покрепче! - Алешка стал сердиться на мою недогадливость. А я ничего в этих строчках странного не заметил. Честное слово. - Подумал? Эх ты! Помнишь нашего Нептуна? Вот! А потом мы приплыли к острову Кокос.
        - Приплыли…
        - Через сколько дней?
        - Через три. Ну и что?
        У Алешки хватило терпения:
        - Где мы отмечали Нептуна?
        - На экваторе.
        - А потом три дня плыли до Кокоса. А где «Айвазовский» отмечал Нептуна? У Кокоса. Значит, что?
        Дошло наконец-то. Значит, на «Айвазовском» отмечали Нептуна не на экваторе. А намного севернее.
        - Ну и что?
        - А то! - Тут уж Алешка разозлился. - Их всех обманули.
        - Кого?
        - Пассажиров. Не было там экватора! Праздник там устроили с катанием на лодках, чтобы под шумок всяких петард и пиратов высадить незаметно дядю Ваню на необитаемый остров! Дошло?
        - Дошло. А зачем?
        - Вот это нам и надо узнать.
        И мы вышли из автобуса.
        Плыл себе теплоход «Айвазовский» по Тихому океану. Пассажиры развлекались как могли. Посещали всякие заграничные города, ходили там на экскурсии и покупали сувениры. На палубе вечерами устраивали концерты и танцы. Играли во всякие игры. Купались в бассейне. Сидели в шезлонгах и созерцали океанские просторы. Провожали взглядом парящих в небе альбатросов и скользящих в море акул.
        А потом капитан объявил праздник не в том месте. И один пассажир этой ночью бесследно исчез в просторах океана.
        Чушь какая-то! Если бы этот мирный «ракушечник» дядя Ваня кому-нибудь очень сильно мешал, его бы просто столкнули за борт - и все! А то, подумаешь, какие нежности! Праздник не на месте, прогулки по морю при луне… Чушь!
        А мы почему-то в этой чуши должны разбираться. Подлечат врачи дикого Ваню, и он сам кому надо все расскажет. За что его высадили на остров и почему за два года о нем не вспомнили.
        Все это я сказал Алешке, когда мы делали вид, что моем руки в ванной.
        - Знаешь, Дим, - после некоторого раздумья сказал Алешка, он так задумался, что даже мыло в руки взял, - когда тебя высадят на необитаемый остров, я от радости заберу себе твой магнитофон.
        Он надулся и весь вечер со мной не разговаривал. Даже мама заметила:
        - А ты чего пыхтишь, Ленька? Вы поссорились? Что не поделили? Раковину?
        - Необитаемый остров, - буркнул Алешка.
        Я долго не мог заснуть. Мне все время мешали какие-то мысли и какой-то тихий заунывный звук. Будто шумела где-то вдали прибойная волна.
        Я вертелся с боку на бок, натягивал на ухо одеяло, но избавиться от этого грустного звука не мог.
        Тут я услышал шлепанье босых ног, какой-то шорох, и звук прекратился.
        Я включил свет. На раковине почему-то висело покрывало с тахты.
        - Это я повесил, - проворчал Алешка. - Она шумит, мысли всякие навевает.
        Тут и я сообразил: если небольшую раковину прижать к уху, то слышится далекий шум моря. А такую раковину и к уху прижимать не надо - она и так на всю комнату воет.
        И тут мне представилось море, омывающее своими волнами берег острова, одинокий человек у костра, равнодушные звезды над ним. Не с кем поговорить, никто ему не поможет в трудную минуту, не протянет в опасности руку, не напоит холодной водой, если он заболеет…
        - Ладно, - сказал я. - Чего делать будем?
        - Завтра сходи в эту «Полундру» и поспрашивай там про «Айвазовского». Гы?
        - У-у!
        Глава VI
        ФИРМА «КОЛУМБ»
        Фирму «Колумб» я нашел в справочнике. Она организовывала всякие морские путешествия на своих кораблях для состоятельных господ. Ну и для состоятельных дам, конечно.
        - Оденься поприличнее, - посоветовал мне Алешка. - Как будто ты тоже состоятельный.
        Ничего «состоятельного» в моем личном гардеробе не нашлось, Алешка присмотрел мне красивую папину рубашку, но она оказалась немного великовата. Немного до колен. И застегивалась на непривычную сторону.
        Когда я ее напялил, выяснилось, что Алешка перепутал и вытащил из шкафа вместо папиной рубашки мамино платье.
        - Ладно, - сказал я, - не надо мне ничего состоятельного. У меня другой план - самостоятельный.
        Рассказал.
        - Здорово! Молодец, Дим! Сразу видно, чей ты брат.
        Сомнительная похвала.
        Я сунул в карман блокнот и ручку и отправился добывать сведения о фирме «Колумб» и драматическом рейсе теплохода «Айвазовский».
        Фирма эта недалеко от нас, в Доме туриста. На бойком месте - на пересечении двух проспектов.
        Я долго бродил вокруг здания, пока не нашел узенькую служебную дверь с надписью «Колумб». Под надписью висел листочек с рисунком каравеллы и было залихватски написано: «Плывите куда хотите!» Вроде как бы: «Идите вы на фиг!»
        За дверью - довольно скромное помещение, вроде предбанника. По стенкам - лавочки, как у нас во дворе, а в углу, за столиком, как и везде - охранник с газетой.
        - Тебе чего? - не отрываясь от газеты, хмуро спросил он.
        - Путевку, - хмуро ответил я.
        - Куда? В Малаховку?
        - В Тихий океан. На остров Кокос.
        - Правда, что ль? - Охранник недоверчиво поднял на меня глаза. Я кивнул. Он стукнул кулаком в стену и гаркнул: - Доценко! К тебе клиент!
        Распахнулась дверь, которую я сначала не заметил, и из нее выглянуло молодое существо в морской форме. На голове у существа сидела набекрень морская фуражка с белым верхом, из-под которой бурно вились черные кудри.
        Девушка без особого интереса, даже с явным разочарованием, глянула на меня и тоже спросила:
        - Чего надо? - довольно грубо и небрежно. - Рекламу принес?
        Я принес вам выгодный заказ, хотелось сказать мне, но решил не торопиться и начал издалека:
        - Я из школы…
        - Вижу, что не из Кремля.
        - Мы поплавать хотим…
        - Это не к нам. - Девушка повернулась, намереваясь скрыться в комнате. - Абонементами в бассейн мы не торгуем.
        - Мы на «Айвазовском» хотим поплавать, - поспешил я. - Десять человек.
        Вот это ей уже стало интересно - запахло денежками. Но и сомнения еще оставались. И она их высказала, поправив фуражку:
        - Такой круиз очень дорог. Он доступен не каждому.
        - А нам не надо каждому, - робко пояснил я. - Нам на десять человек всего.
        - Заходите, - перешла она уже на «вы», кивнула внутрь и посторонилась.
        Охранник, я заметил, ей подмигнул: мол, не упусти лоха, Доценко.
        Я вошел в комнату и чуть не ахнул! Интерьер был потрясающий! В морском духе.
        На специальной полке, за стеклом, стояли модели каравеллы Колумба и теплохода «Айвазовский». В углу - настоящий громадный якорь, побольше нашей раковины, до потолка. Его приспособили под вешалку. Дверь изнутри была как бы обшита морским канатом в руку толщиной. Везде картины с морскими пейзажами и морскими сражениями. Наверное, сам Айвазовский их рисовал. Окно в одной из стен было сделано в виде иллюминатора с ярко блестящими медными барашками - завертками. Вместо стульев всюду торчали вверх дном дубовые бочонки, схваченные стальными обручами - вероятно, запас пресной воды на случай аварии водопровода. А еще на одной стене висел настоящий дубовый штурвал, в центре которого находился какой-то портрет. Наверное, Айвазовского. А вокруг этого штурвала были развешаны золотые фигурные рамочки с какими-то текстами в них.
        - Садитесь, - пригласила меня девушка Доценко, указывая на бочонок. Она сняла фуражку и положила ее на стол. - Меня зовут Оксана. А вас? Представьтесь, пожалуйста.
        - Дима. Дмитрий Сергеевич. Оболенский.
        - Корнет? - она улыбнулась.
        - Полковник, - я тоже хихикнул. И сразу стал врать: - Мы выиграли конкурс. На лучшее оформление «Сверчка».
        - Кто его лучше нарисует?
        Мне пришлось вздохнуть:
        - «Сверчок» - это наш районный детский литературный клуб.
        - А… Понятно.
        - У нас школа с эстетическим уклоном.
        - А… Понятно.
        - А наш директор - бывший капитан дальнего плавания.
        - У!
        Сейчас она еще «Гы» скажет.
        - И вот он решил - кто победит в конкурсе, тот отправится в плавание на океанском лайнере.
        - Это здорово. Но это дорого. - Оксана сказала это так печально, будто платить за наше плавание придется ей самой. - У вас что, гимназия какая-нибудь? Престижная?
        - Обычная школа. С эстетическим уклоном.
        - А деньги? Где вы их возьмете?
        - Это ерунда, - успокоил я Оксану. - У нас есть спонсор. Он раньше учился в нашей школе, а теперь он олигарх. И в память о счастливых школьных годах он нам все время что-нибудь подбрасывает.
        - Бабки?
        - И бабки тоже. Бассейн подбросил…
        - Ого!
        - Теннисный корт подбросил…
        - Не слабо!
        - Конюшню с лошадьми.
        - Вау!
        - Тренажеры в спортзал. Компьютерный класс.
        - Класс!
        - Шарики для настольного тенниса…
        В общем, я перечислял все, что хотелось бы иметь в нашей школе и чего у нас не было и никогда не будет. Вплоть до шариков для пинг-понга. Оксана слушала меня со все возрастающим восторгом, и ее глаза уже сами напоминали эти шарики, только другого цвета.
        - Он всем нашим учителкам дарит цветы на Восьмое марта. А всем нашим учителям одноразовые бритвы «Жиллетт» на двадцать третье февраля.
        - А на Новый год?
        - А на Новый год он ничего нам не дарит. Только открытку присылает. С Канарских островов. Он Новый год там встречает. Охотой на канареек.
        - Вот это мужик! Настоящий мен! Он женатый?
        - Очень, - посочувствовал я. - У него две жены. Гюльчатай и Катерина Матвевна.
        - Жаль… - Тут она спохватилась. - Значит, что вы желаете? Десять мест на теплоходе «Айвазовский» в кругосветное плавание, так?
        - Я ничего особенно такого не желаю. Директор меня послал узнать, можно или нет? И сколько стоит?
        - Конечно, можно! Вот смотри. - И она развернула передо мной цветной проспект. - Плывем отсюда. Из Новороссийска… Впрочем, стой, иди сюда. - Она подошла к большой карте на стене. На карту красными стрелочками со всякими символами был нанесен далекий кругосветный путь теплохода «Айвазовский». - Вот, смотри. Отплываем из Новороссийска и плывем все прямо и прямо через все Черное-пречерное море. Входим в Босфор…
        Я слушал Оксану вполуха, зато во все глаза смотрел в ту точку среди Тихого-претихого океана, где был нарисован Нептун в короне набекрень и с трезубцем в руках. И ждал, когда красочный рассказ Оксаны приблизится к этому месту. Наконец-то…
        - А здесь, на самом-пресамом экваторе, состоится волшебный праздник Нептуна…
        А вот остров Кокос, на котором оказался дядя Ваня, находился южнее экватора миль на пятьсот.
        - Скажите, пожалуйста, - перебил я Оксану, - а кораблекрушения у вас бывают? Пассажиров вы теряете?
        - Ты что-о-о! У нас такие пассажиры! Попробуй потеряй! Вот гляди. - Оксана подвела меня к рамочкам. - Это наша гордость. Это списки всех пассажиров, которые уже у нас плавали. Какие имена! - И тут она стала перечислять имена артистов, депутатов, олигархов. И в голосе ее звучала такая гордость, будто она сама их всех родила и воспитала.
        Я, конечно, присмотрелся к списку двухгодичной давности. И прочел его весь - от начала до конца. Фамилии Чижов в списке не было.
        Мне даже немного страшно стало. Значит, все это было продумано заранее и устроено умышленно. Поплыл Чижов за ракушками и даже не знал, что на корабле он не существует.
        - Здорово? - спросила Оксана. - Вас устраивает такое путешествие? Будем оформлять заказ?
        - Я ведь только узнать пришел. Заказ наш директор будет оформлять. При согласовании с олигархом.
        - Ой! Олигарх с вами поплывет?
        - Ну что вы! У него свои корабли есть. «Гюльчатай» и «Катерина».
        - Жаль. Я бы тоже с вами поплыла.
        Уж очень ей хотелось стать третьей женой олигарха. Правда, олигарх об этом не знал. И олигарха этого тоже не было. Зато я узнал, что было: против Чижова устроили заговор. Его жестоко и расчетливо оставили одного на острове. За что? Или зачем?
        На этот вопрос, я думаю, мы сумеем найти ответ. Мы обязаны это сделать. А то Алешка отберет у меня мой магнитофон.
        Я еще чего-то немножко поврал; узнал, что «Айвазовский» вскоре прибывает в Новороссийск, там немного отдохнет, заправится и снова выйдет в кругосветку со счастливыми и состоятельными пассажирами на борту. И может быть, опять кого-нибудь из них потеряет на каком-нибудь маленьком острове.
        Оксана по моей просьбе набросала предварительный счет на такую круглую суммочку, что я чуть не рассмеялся от радости. От радости, что никто никогда, даже мой олигарх, такие деньги платить не будет.
        - У нас прекрасная и надежная фирма, - щебетала она, тыкая пальчиком в кнопочки калькулятора и записывая все возрастающие цифры. - У нас прекрасный и комфортабельный теплоход. А у этого теплохода прекрасный и опытный капитан. Да вот он. - Оксана указала авторучкой на портрет в штурвале. - Настоящий морской волк.
        Я подошел поближе. Всмотрелся в портрет. И согласился с ней отчасти. С поправкой: на вид этот капитан был настоящий морской пират. Ему не хватало только окровавленной абордажной сабли в одной руке, кружки с ромом в другой и пистолетов за поясом.
        Не знаю, почему мне так показалось. Может, потому, что, несмотря на улыбку, взгляд у этого капитана был какой-то холодный, да и сама улыбка больше походила на волчий оскал. Ну да - морской волк.
        Когда я вернулся домой и рассказал Алешке все, что узнал, он сказал:
        - И меня послушай. Опять дядя Сергеев звонил. Ругался, что мы никак к нему не приедем. Передавал приветы от папы. Ну и я с ним немножко поболтал.
        - С папой? - обрадовался я. - Он звонил?
        - Нет, Дим, с Сергеевым. Я так, дружески, с ним поболтал. Кое о чем. Ну, там, о личной жизни нашего одинокого Робинзона по кличке Чижов. Он сначала немного поругался, а потом, когда я сказал, что судьбой этого несчастного очень интересуется наша мама и хочет ему помочь, то сразу согласился. И говорит: «Позови маму к телефону». Я говорю: «Она сейчас не может. Она пошла в магазин покупать Чижову жизненно необходимые бананы. А затем будет их запекать в томатном соусе». Ну, тогда он мне кое-что по-дружески рассказал.
        И Алешка, в свою очередь, поделился со мной добытой в дружеской беседе информацией. А потом сказал:
        - Дим, а теперь ты сейчас вслух повтори все, что мы знаем.
        - Зачем?
        - Чтобы понять - чего мы не знаем.
        Очень ясно все объяснил. Но спорить с ним я не люблю. Я вообще не люблю спорить. Как-то я услышал от взрослого умного человека такую фразу: «Из двух спорящих - один дурак, а другой подлец». Я не хочу быть ни тем, ни другим. А по правде говоря, если бы был выбор, то я предпочел бы быть дураком. Это как-то честнее.
        Вот что мы узнали:
        Дядя Ваня Чижов собирался всю свою прекрасную коллекцию передать в музей. Многие коллекционеры отговаривали его от этого шага. И предлагали ему большие деньги за эту коллекцию. Но он отказался. Один раз ее даже украли, но наш папа и его Алешин быстренько нашли и грабителей, и коллекцию.
        А потом вдруг Чижов пристроил свою рыжую внучку Катьку к своей двоюродной сестре Катерине Васильевне и бабушке Кате (родители Катьки - артисты, они на гастролях в Австралии, уже седьмой год), а сам пристроился на теплоход «Айвазовский» (и где он столько денег взял, ведь в последние годы он работал консультантом в какой-то мелкой фирме «Антиквар» за смешную зарплату?), чтобы пополнить еще одну свою коллекцию - коллекцию океанских раковин. Потому что он был крупным ученым в этой области, по морским моллюскам.
        В Новороссийске Чижов взошел на борт теплохода. И здесь его следы терялись. А обнаружились через два года на острове Скелета. Что с ним случилось, как он прожил эти два года - покрыто мраком. А главное - кто это все устроил? И зачем?
        - Все, - сказал Алешка, когда я проговорил вслух «установочные данные». Это папино профессиональное выражение. Такой милицейский термин. Когда начинают расследовать какое-нибудь загадочное преступление, то все, что о нем известно, собирают в одну кучку. И начинают в ней копаться, чтобы нащупать кончик ниточки, которая ведет к разгадке. Ведет к преступнику. - Дим, я уже обо всем догадался. Но тебе не скажу.
        - Почему? - мне даже обидно стало немного.
        - Потому. Если я прав - тебе будет стыдно. Если я не прав - мне будет стыдно.
        - Ладно, - согласился я. - Будущее покажет, кому стыдно, а кому не очень. Где этот «Антиквар» прячется?
        «Антиквар» - фирма, в которой дядя Ваня работал консультантом, - прятался в центре города, возле памятника Борцам революции. Недалеко от метро. Совсем рядом со зданием Министерства внутренних дел. Где вообще-то работает наш папа, но где вообще-то (и очень кстати) его сейчас нет.
        - Чего будем врать? - спросил Алешка, когда мы остановились перед старинной дверью, на которой было написано «Антикваръ» и прибита медная железяка, изображающая старинный самовар. - Давай скажем, что мы на чердаке такой же самовар нашли.
        Я не согласился - слабая легенда. Я считаю, что врать нужно всегда в одном направлении, по одной линии. Тогда не собьешься.
        - Врать будем опять от имени школы.
        - Точно! - Алешка так оживился, что даже подпрыгнул на месте. - Скажем, что нас на время ремонта переселяют в ихнее здание. И нас прислали осмотреть помещение. И мы с тобой все там облазим и…
        - …И «обнюхаем». Не пойдет! У меня план надежнее. Будешь меня поддерживать.
        - А как?
        - Поддакивать будешь. - И мы вошли внутрь.
        И сначала немного разочаровались. Никакого антиквариата, вроде старинных самоваров, здесь не было. Мне казалось, что мы сейчас попадем в музей, со всех сторон нас окружат рыцарские доспехи, ржавые горшки и битые черепки. Ничего этого не было. Кроме битого черепка в углу, из которого трехцветная кошка лениво лакала молоко.
        - Черепок имени Ивана Грозного, - сказал Алешка. - Любимая кошка дяди Степы.
        Кошка дяди Степы облизнулась, вылизала себе грудку, закапанную молоком, и, задрав хвост, скрылась за дверью.
        - Пошла начальству докладывать, - сказал Алешка.
        И не ошибся. Через полминуты из этой же двери вышел бородатый дядька и молча уставился на нас. Молчание затягивалось.
        - Мы пришли вас выселять, - брякнул Алешка.
        - Он шутит, - поспешил я.
        - Шутить надо вон там, - бородач указал нам на улицу. - Здесь не шутят.
        - Мы больше не будем, - виновато сказал я. - Это случайно получилось - мы очень волнуемся.
        Сейчас он скажет: «Волноваться надо за дверью. Здесь не волнуются».
        Но он промолчал. Молчание опять затягивалось. Становилось, как пишут в романах, неприличным.
        И я опять поспешил:
        - В нашем районе есть свой «Сверчок».
        - У нас тоже полно тараканов, - мрачно отреагировал бородач. - Ну и что?
        - «Сверчок» - это клуб, литературный, - пояснил я. - И у нас там выступают всякие знаменитости…
        - Лев Толстой, - вставил Алешка. - Иван Грозный. Дядя Степа.
        Напрасно я его попросил поддакивать.
        Но бородач оставался невозмутимым.
        - Не так давно у нас был известный ученый Чижов, - продолжал я свое вранье. - Он очень интересно рассказывал нам обо всяких археологических раскопках.
        - Как он мамонта на огороде откопал, - вставил Алешка. - Мерзлого.
        - И где он? - невозмутимо спросил бородач.
        - Мамонт? Мы его… - Сейчас Алешка скажет: «…в зоопарк отвели». Но не успел.
        - Чижов! - уточнил бородач.
        Тут уж и я растерялся.
        - А мы у вас хотели спросить. Он обещал к нам еще раз прийти и рассказать…
        - Как надо ракушки в аквариуме ловить, - вставил Алешка.
        Бородач прошагал к шкафчику, достал из него пакет с молоком и вновь наполнил черепок имени Ивана Грозного. И спросил:
        - Все?
        - Нет не все! - я даже разозлился. - Нам поручили пригласить Чижова на вечер юных археологов.
        - Приглашайте, - бородач пожал плечами и направился к двери, - только сначала найдите его.
        - Сам дурак! - не выдержав, бросил ему вслед Алешка.
        Бородач медленно повернулся, осмотрел Алешку с хохолка на макушке до кроссовок на ногах и сказал:
        - Не исключаю. - Помолчал. - Ждите здесь. - И ушел.
        Мы перевели дух, я отругал Алешку и за его «вставки», и за «дурака».
        - А я виноват? Ты сам велел поддакивать.
        Но тут случилось явление третье - из дверей выплыла седовласая дама с заплаканными глазами. Она кивнула нам и первым делом проверила молоко в черепке. Похоже, эта кошка имени дяди Степы у них занимает пост директора.
        Убедившись, что молока вполне достаточно, дама повернулась к нам заплаканным лицом.
        - Меня зовут, - сказала она, - Надежда Кузьминична. Я секретарь Ивана Васильевича. Бывший секретарь. - Тут она всхлипнула.
        - А вы не плачьте, - сказал Алешка. И проговорился из-за своего доброго сердца. - Он жив и здоров.
        - Относительно, - уточнил я.
        - Относительно жив? - зарыдала дама.
        - Абсолютно жив! - выпалил Алешка. - Но здоров относительно.
        - Вы что, его видели? - Дама Надежда Кузьминична достала из рукава кружевной платок и осушила свои слезы. - Когда? Где?
        - В одном месте, - коротко и точно сказал Алешка. - Но ему нужна помощь.
        - Я готова! - Дама выпрямилась. И в ее глазах уже блестели не слезы, а решимость и отвага.
        - Расскажите нам о нем. Это очень важно.
        - Это такой человек! Это необыкновенный человек! Он наполнен знаниями, как сто томов энциклопедии! А как он прекрасно и убедительно говорит!…
        Особенно у него получается «Гы» и «У-у-у».
        - Минутку, - сказала дама, - зачем слова? Ведь я пишу о нем книгу воспоминаний. В форме личного дневника. Сейчас я ее принесу. - И она скрылась за дверью.
        Вот это удача! Особенно если она даст нам эту книгу на дом.
        Дама быстро вернулась и принесла толстую папку, на которой была наклеена фотография молодого человека в черном костюме и при галстуке. Это, наверное, Иван Васильевич в молодости, еще до одичания.
        - Вы мне нравитесь, - сказала дама, снова заплывая слезами. - Я вам верю. Прочитайте мой скромный труд, недостойный этого великого человека, и вы поймете…
        - Извините, - сказал я, - нам главное понять, как ему помочь.
        - Он в беде? - Дама прижала папку к груди.
        - В небольшой, - сказал Алешка, чтобы удержать ее от слез.
        - Я надеюсь на вас, - сказала дама и протянула мне папку. - Читайте, завидуйте и постарайтесь стать такими же.
        Ну уж нет, дикий Робинзон - не наш идеал.
        Глава VII
        ДНЕВНИК ВЛЮБЛЕННОЙ ДАМЫ
        Конечно, чужие письма и дневники читать не очень здорово. Я бы, например, не хотел, чтобы лет через сто кто-нибудь прочитал мои детские записи: «Сивоня папа сказал мами што Дима палучил двойку по фискултури». Нехорошо (даже через сто лет), когда кто-нибудь с удовольствием узнает про твою двойку по «фискултури».
        Но, во-первых, Надежда Кузьминична сама отдала нам свой дневник. Во-вторых, мы читали его для того, чтобы помочь дяде Ване. А в-третьих, ничего личного в этом дневнике не было.
        Надежда Кузьминична писала о том, какой великий ученый и славный человек этот Иван Васильевич Чижов. И какие хорошие поступки он совершал.
        Правда, на многих страницах Надежда Кузьминична жаловалась, что профессор по характеру нелюдим, он часто любит повторять, что с трудом переносит человеческое общество, что самые счастливые люди - это одиночки. Они не переживают за ближних, не волнуются за их здоровье, не озабочены их делами. И ничто не мешает им трудиться во имя науки. Единственная привязанность Чижова - внучка Катя, такая же одинокая, как и он сам.
        Но все-таки Надежда Кузьминична восхищалась им. Сейчас я уже в точности не помню, чем она там восхищалась, но зато отлично помню, что именно из этого дневника влюбленной дамы мы извлекли много полезного.
        Дядя Ваня был знаменитый человек. Большой ученый. Он сделал очень много всяких научных открытий. Особенно по всяким морским моллюскам. Одну открытую им раковину нового вида даже назвали его именем - «устрица придонная Чижова». Но постепенно Институт океанологии, где он трудился, приходил в упадок, ему не хватало денег на исследования. И вскоре профессор, академик, лауреат Чижов остался без работы. Но у него была еще одна страсть - коллекционирование. Его коллекция была известна во всем мире. Даже существовал специальный каталог, где указывались все его сокровища. Пришлось ему, чтобы было на что жить, кое-что продавать, не самое ценное, другим коллекционерам. И вот тут к нему прицепился один такой господин Сизов, бывший директор института. Он тоже был коллекционер. Но он коллекционировал в основном деньги. Всякие. Наши рубли, английские фунты, американские доллары и немецкие марки. А теперь и европейский евро. И он стал приставать к Чижову с предложением обмена. Я тебе - доллары, ты мне коллекцию. Особенно он интересовался ковшом Петра Великого. Это была такая большая чаша, которую Петр Великий
осушал, по обычаю, на палубе каждого нового корабля. На чаше, на ее донышке, были выдавлены слова: «Бомбардиръ Петръ Алексъев» - так иногда называл себя Петр I. Почему Сизову уж очень нужна была эта чаша - неизвестно. Но он приставал и приставал к Чижову, пока совсем ему не надоел.
        И наконец Чижов сообщил ему, что решил свою коллекцию передать государству, в Исторический музей. Бесплатно. Сизов чуть с ума не сошел. Но отстал. А Чижов сказал, что все-таки главное в его жизни - это безмолвные моллюски в глубинах морей и океанов. И он хочет посвятить им всю свою оставшуюся жизнь. Он поднялся на борт теплохода «Айвазовский» и… бесследно исчез. Во время его отсутствия всю его коллекцию украли, но милиция почему-то к этой краже никакого интереса не проявила.
        Когда теплоход вернулся в Новороссийск, Надежда Кузьминична встречала его с цветами. Счастливые пассажиры, полные всяких впечатлений и радостные оттого, что благополучно вернулись на родную землю, сошли по трапу на берег. Но Чижова среди них не оказалось. Надежда Кузьминична бросилась к капитану теплохода Кольцову. Тот очень удивился ее вопросу и сказал, что на борту «Айвазовского» никакого пассажира по фамилии Чижов не было. И даже показал ей список пассажиров.
        Надежда Кузьминична была безутешна. И озадачена. Она сама провожала дядю Ваню в аэропорту, откуда он вылетал в Новороссийск, сама махала ему мокрым от слез кружевным платочком, когда он проходил таможенный контроль, и даже получила от него два письма - одно с Индийского, а другое с Тихого океана.
        Письма были вложены в дневник. Ничего полезного из них мы не почерпнули. Красоты океана, жалобы на то, что «Айвазовский» редко гостит на берегу, нет возможности собирать раковины.
        Во втором письме Чижов похвалился, что вскоре на борту будут праздновать день Нептуна. И на двух страницах объяснял, что это за праздник. И кстати, упомянул, что праздновать Нептуна намечено где-то возле островов Смол-Айленд, Кингмен и Кокос. Совсем не на экваторе.
        Все постепенно прояснялось. Не ясно было - кто такой Сизов и какое отношение он имеет к этой грустной и загадочной истории.
        - Разберемся, - сказал Алешка. - Тетя Надя нам поможет. Давай только ей радость устроим. Чтобы она поменьше плакала.
        - Какую еще радость? Твою раковину подарим?
        - Еще чего! Мы лучше сделаем. Мы ей письмо напишем, от имени ее любимого Чижика.
        - А это кто - любимый Чижик?
        По тому, как безнадежно вздохнул Алешка, я понял, что ответ на этот вопрос очень близок. Я напрягся и догадался: Чижик - это профессор Чижов.
        И Алешка тут же накатал черновик письма:
        «Дарагая Надинка! Не безпокося за миня. Я выполняю заданию сваей Родены. В тылу Тихава акияна. Скоро вирнус и пацилую тибя. Твой Чижик».
        - Добавь еще «Гы», - посоветовал я. - Достовернее получится.
        - Ты не понял, Дим. - Алешка был терпелив. - Мы этот черновик Чижику подсунем. Чтобы он его переписал.
        - Тогда давай уж и Катьке от него напишем. Жалко девчонку.
        - Щас, сделаю.
        И сделал:
        «Внучинка! Я тибе пишу писмо со дна акияна. Здесь много русалков и ракушков. Ни скучай, скоро увидемса. Твой дарагой дед Ваня».
        Странные получились письма. Вроде как бы из сумасшедшего дома. Но зато - от души.
        И мы поехали со своими черновиками навестить Чижика.
        Проблем с проникновением на территорию лечебницы и в этот раз не возникло. Водитель Федотов будто специально дожидался нас у ворот, пофыркивая вхолостую.
        - За простой, - сказал он, - двойной тариф. Садитесь, будем ехать.
        Мы «подъехали» к главному корпусу, Алешка расплатился шоколадкой «Марс», получил честную сдачу в виде коробка спичек, и мы вошли в вестибюль.
        Та самая медсестра Леночка вертелась возле регистратуры, увидела нас и поспешила навстречу. Вид у нее был немного смущенный.
        - Вас уже выпустили? - спросила она.
        - Нет, - отрезал Алешка. - Мы в розыске. Мы сбежали.
        - Чтобы отомстить предателям, - добавил я.
        - Ну, мальчики, не обижайтесь. Меня попросили… Сейчас я его позову. Он уже молодцом. Таблицу умножения вспомнил. До «восемью восемь шестьдесят восемь».
        - Семьдесят два, - непримиримо поправил Алешка.
        - Я знаю, что семьдесят два. Это я так пошутила. Сейчас он спустится.
        Дядя Ваня в самом деле оказался молодцом. Еще со ступенек лестницы он заорал на все здание:
        - Гы! Леша! Гы! Дима! Привет!
        - Привет. Как жизнь?
        - Жизнь хороша среди людей! - Дошло наконец-то до него, любителя одиночества. - Но люди вокруг странные.
        - Это чем же? - спросил Алешка.
        - Иностранных языков не знают. Я ему нормально говорю: «Гы», а он не верит. Другому, как человеку, сказал: «У-у-у!» Так он испугался, под кровать спрятался.
        Да, дядя Ваня привыкает к нашему дурдому. Это тебе не на острове, с бананами воевать.
        - Вам привет, - сказал я. - И пожелания. От Кати и Нади.
        - Гы! Они где?
        - Катя дома, ждет вас, - сказал я.
        - Надя в офисе, - сказал Алешка, - плачет.
        - Скучает? Так ей и надо!
        Вот еще новость. А он здорово повзрослел.
        - Как же ей не плакать? Предатели всегда раскаиваются.
        Ну, с этим еще можно поспорить. Да не ко времени. Алешка сразу же перешел к делу.
        - Напишите им письма. Они будут рады.
        - Напишите… - Чижов задумался. - Как это?
        Вот это да! Он, наверное, и читать разучился. Хотя в газетах-то разобрался.
        Мы отошли в угол и сели за столик. Алешка достал свои черновики и ручку. Взгляд дяди Вани стал более осмысленным. Он повертел ручку, подумал и сказал:
        - Хорошая штука, полезная. Из нее можно сделать наконечник для стрелы.
        - Лучше не надо, - поспешил я. И показал ему на обороте листка, что сделать лучше, чем наконечник для стрелы.
        - Вспомнил! - Он снова забрал у меня ручку и нарисовал какую-то каракулю. И назвал ее латинским словом. - Очень полезный моллюск. Он производит жемчуг.
        В общем, мы с ним провозились довольно долго. А потом он вдруг сказал:
        - Давайте мне этот наконечник и бумагу. Покатайтесь пока по территории, а я все напишу.
        Мы переглянулись. Алешка кивнул. Однако у нас, чтобы «покататься», не было валюты. Федотов даром катать нас отказался наотрез.
        - У меня весь заработок на бензин уходит. - И он «отъехал» к воротам.
        Мы сидели на скамейке довольно долго. Наконец на крыльце появился дядя Ваня и помахал нам исписанными листками.
        Мы подбежали к нему.
        - Вот, - сказал он, - все написал.
        Мы попрощались с ним, забрали его писанину и пошли домой. Еще в воротах я развернул листки и ахнул: на первом вверху было четко написано «Генеральному прокурору Российской Федерации, г. Москва», а на последнем листке стояла его подпись: «Профессор Чижов, психиатрическая больница номер раз. Гы!»
        Первая мысль у нас была: как здорово! В этом письме дядя Ваня, наверное, рассказал всю свою трагическую историю и назвал тех людей, которые ее устроили. Вторая мысль была: прочитает прокурор подпись и выбросит это письмо в корзину для бумаг. А третья мысль…
        А вот третья мысль не успела сформироваться. К нам «подъехал» Федотов, притормозил, выхватил у меня письмо и врубил четвертую скорость.
        Мы бросились за ним. Но разве машину догонишь! Федотов, завывая и визжа на поворотах, промчался аллейкой, два раза «объехал», истошно сигналя, вокруг корпуса и влетел внутрь. Мы - за ним.
        Не снижая скорости, бренча всеми узлами, он взлетел на второй этаж и помчался по коридору. Больные шарахались от него и прижимались к стенам, опасаясь «попасть под колеса».
        Мы мчались за Федотовым. За нами мчалась медсестра, а за ней охранник. Было весело!
        Вдруг Федотов резко затормозил, «хлопнул дверцей» и влетел в кабинет главного врача.
        Охранник в это время ухватил медсестру за руку. Медсестра поймала Алешку за шиворот, а меня никто не поймал - я вслед за Федотовым вломился в кабинет.
        Главврач стоял за своим письменным столом, раскинув руки. Из-за его спины корчил злорадные рожи Федотов.
        - Мы не позволяем обижать наших пациентов, - сказал мне главврач. - Им и так уже досталось по жизни. Освободите помещение!
        - Он украл наши бумаги!
        - Какие бумаги! - возмутился главврач. - Это не бумаги! Это запчасти к его машине.
        Тут я понял, что с двумя психами мне не справиться. Тем более что вслед за мной ввалились в кабинет Лешка, медсестра и охранник.
        Лешка визжал и брыкался, медсестра хохотала, а охранник злился. Дурдом - в общем и целом.
        - Освободите помещение! - снова потребовал главврач. - Все моментально вон!
        Мы не стали его еще больше расстраивать и вышли в коридор.
        - А вам - еще дальше! - сказал нам охранник. - И чтобы больше ноги вашей здесь не было!
        - Ладно, - буркнул Алешка. - Только пусть нас Федотов отвезет.
        - Я вашего Федотова… в гараж запру! На ручной тормоз поставлю!
        - Так ему и надо, - сказал Алешка. - Давайте мы ему еще и шины проколем.
        - Это как? - озадачился охранник. - Где у него шины-то?
        Вопрос, конечно, интересный.
        - Я знаю, - сказала медсестра. - Я ему сколько раз уколы делала.
        - В шины? - спросил охранник.
        - Ну… почти что.
        Мирно разговаривая, мы шли к выходу. Этот Федотов, видно, всех уже достал. Всех перекатал на своем авто.
        - Он у нас важный документ стащил, - сказал Алешка. - Надо его отобрать.
        - Я отберу, - пообещала сестра. - Когда он спать будет. Он хорошо спит, крепко.
        Конечно, он целый день за рулем, устает здорово.
        Мы оставили медсестре Лене на всякий случай свой телефон и вышли из здания.
        Алешка сказал:
        - Дим, давай где-нибудь спрячемся и подкараулим Федотова. И отнимем у него бумаги.
        Да, у него отнимешь! Он здоровый, как самосвал. И «ездит» быстро, не догонишь.
        Оставалась одна надежда на помощь медсестры. Но эта помощь не понадобилась. Вдруг на втором этаже раскрылась форточка, между прутьев решетки появилась рука с зажатыми в ней страницами. Рука разжалась - и прозвучал голос Федотова:
        - Подавитесь вашими запчастями! Они краденые!
        Бумаги порхнули в воздухе и упали нам под ноги. Мы подобрали листки, я засунул их поглубже в карман - и мы дали деру. Поскорее, пока Федотов не передумал.
        Глава VIII
        КРАДЕНЫЕ ЗАПЧАСТИ
        До метро мы домчались одним духом, опасаясь погони. Но все обошлось. В вагоне мы с нетерпением стали читать обращение дяди Вани к генеральному прокурору. Прочитали сначала бегло, потом внимательно и посмотрели друг на друга с недоумением. И с разочарованием.
        Не знаю - краденые это «запчасти» или нет, но то, что они негодные - не вызывало сомнения.
        Все это обращение к прокурору представляло собой красочное описание праздника Нептуна на борту теплохода «Айвазовский». Видно, этот праздник произвел на дядю Ваню неизгладимое впечатление.
        А на нас эти записки тоже произвели неизгладимое впечатление. «Записки из сумасшедшего дома», - подумал я.
        Алешка, правда, заинтересовался текстом. Прочел в метро, дома прочел еще раз. А на третий раз задумчиво произнес:
        - Тут что-то есть, Дим. Нереально загадочное.
        У Алешки в последнее время появилась привычка вставлять в разговор какую-нибудь прикольную дурацкую фразу из рекламы. Правда, делает он это не всегда уместно, но всегда со свойственной ему иронией. И если раньше он мог сказать: «Это «ж-ж-ж» неспроста», то теперь то и дело ляпает, глядя на экран, например, такое: «Три дурака в одном флаконе». Или: «А теперь еще и в нереальной упаковке».
        Забегая вперед, скажу, что по поводу записок Алешка оказался прав. Как теперь иногда говорят, на триста процентов. Там не то что «что-то было», там было все. Но мы не сразу об этом догадались. А если бы догадались сразу, вся эта история пошла бы совсем другим путем, более спокойным и безопасным. По линии МВД.
        Можете сейчас прочитать послание дяди Вани прокурору. И я буду очень рад, если вы что-нибудь в нем поймете. И раньше нас разгадаете то, что приключилось с автором письма.
        В первых же строчках была ключевая фраза: «Я прошу Вас прочитать это очень внимательно». А дальше было написано вот что (прочитайте это очень внимательно):
        «История парусного мореплавания содержит очень много интересных и загадочных событий, обычаев, преступлений и даже примет. К примеру, нельзя было свистеть на палубе, втыкать нож в мачту, заводить на судне кошку или собаку. Присутствие на корабле женщины тоже грозило неминуемой бедой. Так же как и его переименование. Особого внимания заслуживали корабельные крысы. Если они в порту вдруг дружно покидали корабль, это означало, что он не вернется к родным берегам. И нередко вслед за крысами покидали этот корабль и многие суеверные члены экипажа.
        А в отношении морских традиций наиболее интересно празднование пересечения экватора, праздник Нептуна.
        Кто такой Нептун, Вам, наверное, известно. На всякий случай напомню, что по древнеримской мифологии он считался богом морей и рек. Он мог приводить их в волнение и усмирять своим трезубцем.
        Датировать появление этой славной традиции можно, с большой степенью точности, началом XVI века, когда после знаменитого плавания Колумба, собственно, и появилось понятие экватора. Так, в 1557 году один французский моряк записал в своей записной книжке, что «на экваторе судно посетили черти с намазанными сажей лицами, которые купали новичков, тем самым совершая обряд посвящения в «рыцари моря».
        На русских кораблях с августа 2004 (зачеркнуто) 1804 года вступление в Южное полушарие отмечалось «торжественным подъемом флага, криками «ура» и пушечными салютами. А затем следовало веселое представление, в котором Нептун с бородой из пакли и с трезубцем приветствовал россиян с первым прибытием в «южные Нептуновы области». А после этого - традиционное купание всех, кто не пересекал экватор ранее.
        Особенно почетным считалось пересечение экватора на нулевом меридиане - в точке, которая у моряков называется «центром Земли».
        Присутствуя на борту «Айвазовского», я ощущал к себе пристальное внимание некоторых членов экипажа и даже самого капитана Кольцова. Моя скромная особа была почему-то выделена из числа других пассажиров, более меня этого достойных. И тем не менее меня избрали на почетную роль Нептуна. И объяснили, что я обязан сделать в этой роли. Главное - я должен был появиться со своей свитой из морских глубин, поздравить судно, получить дары и затем раствориться в морских далях.
        Я был тронут. И с нетерпением ожидал этого праздника.
        И вот он настал. Где-то возле острова Кокос (см. внимательно атлас Тихого океана) наш теплоход замедлил движение и замер на лазурной глади. На палубе зазвонил колокол, зазвучал гимн. И на мостике появился наш капитан Кольцов. Настоящий пират. В старинном камзоле, в треуголке, с пистолетами и абордажной саблей за поясом и с мушкетом на плече.
        - Матросы! - воскликнул пиратский капитан. - И пассажиры! Наше славное судно находится на экваторе нашей славной планеты! По старинному обычаю мы должны оказать внимание и почести владыке морскому Нептуну. Чтобы слал он нам всегда попутные ветры. Чтобы загонял в наши сети большую рыбу. Чтобы ярко светили нам путеводные звезды. Чтобы под килем «Айвазовского» не было скал, мелей и коварных рифов. Готовьте дары царю морскому!
        Тут он выхватил из-за пояса пистолет и выстрелил в воздух. И Ваш покорный слуга вместе со своей свитой в виде русалок, морских коньков и морских чертей начал торжественно подниматься из баркаса на палубу «Айвазовского». На мне была золотая корона из фольги, трезубец из швабры и длинная зеленая борода, усеянная морскими звездами и мелкими ракушками. Я был похож на экваториального Деда Мороза.
        Поднявшись на мостик, я торжественно и грозно обратился к капитану:
        - Что за судно твое? Что за люди на нем? Вы откуда взялись, куда курс держите?
        Капитан Кольцов, как и положено, отдал мне почтительный поклон и ответствовал по всем правилам данного обычая. В том числе он сказал, что моряки на его борту - славные и умелые, а гости - люди знаменитые и знатные (см. список пассажиров).
        Я, как и положено, пообещал попутных ветров, счастливого плавания без бурь, семь футов под килем и получил положенные дары в мешочке, украшенном морскими звездами и морским жемчугом.
        Далее началось самое главное - посвящение в рыцари морей тех, кто впервые пересек воображаемую линию на нашей планете, именуемую экватором. Бассейн наполнили забортной водой и стали безжалостно бросать в него как матросов, так и пассажиров, в том числе - знаменитых и знатных. Это было и смешно, и весело. Особенно когда дамы и господа выбирались из бассейна в мокрых вечерних нарядах.
        Затем наш бравый пиратский капитан, как и обещал, приказал спустить на воду шлюпки и спасательные плоты для катания пассажиров по глади Тихого океана под сияющими звездами Южного полушария, под звуки салютов, петард, при свете фальшфейеров и разноцветных ракет.
        Напомню, что при завершении празднования на воде, плот с моей персоной и сопровождающей меня свитой должен был бесследно раствориться в океанской дали.
        Так и произошло. Красиво украшенный плот стал удаляться от теплохода, он погружался в звездную тропическую ночь. Все было сказочно. Я сидел в кресле, а моя укороченная свита из двух матросов усердно работала веслами.
        Вскоре огни теплохода стали казаться далекими звездами, праздничный шум сменился плеском воды под дружными ударами весел, а впереди показался неизвестный мне остров. Он темным силуэтом виднелся на фоне светлеющего неба - приближалось утро. Со стороны острова доносился аромат цветущих тропических растений и фруктов. Один из матросов бросил весло и поднес мне полагающийся кубок вина. Я с удовольствием осушил его и задремал, утомленный, под рассветающим тропическим небом…
        Проснулся я не на палубе теплохода, а среди зарослей на острове. Вокруг не было ни души. Только порхали среди деревьев птицы, похожие на бабочек, и бабочки, похожие на птиц. Рядом со мной лежала помятая корона Нептуна из фольги, торчал воткнутый в землю трезубец, на котором вроде флага развевалась моя нептуновская борода. У ног моих лежал красивый мешочек с дарами благодарных матросов. В нем оказался небольшой запас продуктов, нож и кое-какая посуда, необходимая в быту. Чуть позже в кармане рубашки я обнаружил краткую записку странного содержания. «У тебя будет время подумать. Думай». Подписи не было, но рука, которой была написана записка, мне отчасти знакома. Типично морской почерк…»
        Типично морской почерк - это что? Как это можно понять? Кривые буквы, будто они были написаны в лютый шторм; кривая строка при страшной качке?
        Некоторые фразы в послании были подчеркнуты волнистой чертой. Алешка догадался выписать их на отдельный листок. И вот что получилось:
        …
        «…Я прошу Вас прочитать это очень внимательно… История мореплавания содержит очень много загадочных событий и преступлений… На русских кораблях с августа 2004 (зачеркнуто) 1804 года вступление в Южное полушарие… Я ощущал на себе пристальное внимание… Наш капитан Кольцов… настоящий пират… Бесследно раствориться в океанской дали… Где-то возле острова Кокос (см. внимательно атлас Тихого океана)… Знаменитые и знатные люди (см. список пассажиров)… Я с удовольствием осушил кубок и задремал… Мешочек с дарами благодарных матросов… Рука, которой была написана записка, мне отчасти знакома…»
        Ну и, конечно, таинственная записка: «У тебя будет время подумать. Думай». Что это, какой в ней смысл? Совет, угроза, пожелание, намек?
        Есть над чем задуматься. Но не Алешке.
        - Нереально просто, - заявил он. - Это, Дим, как бы шифровка. Дядя Ваня опасается, что он все еще находится «под пристальным вниманием». И он затуманил свое письмо прокурору. Не зря же он написал в самом начале: «Я прошу Вас прочитать это очень внимательно».
        А ведь Алешка прав. Чижов сообщает о том, что с ним сделали. Он даже приводит замаскированную дату (2004 и 1804). Он называет капитана Кольцова пиратом. Говорит, что заранее было задумано, чтобы бедный Чижов растворился в океанской дали. И намекает, что все это произошло вовсе не на экваторе (см. атлас). Он даже называет возможных свидетелей (см. список), говорит о том, что ему дали снотворное в кубке, что его снабдили для жизни в одиночестве некоторыми необходимыми предметами. И кстати, не из Нептунова ли трезубца он сделал потом себе копье, заменив наконечник акульим зубом. А главное, на что он намекает (записка, написанная знакомой рукой), человека, который все это придумал и устроил, надо искать среди его знакомых.
        Значит, Чижов наделся, что мы сообразим и передадим его письмо по назначению.
        - Ага! - возразил на это Алешка. - Нереально глупо. Письмо, Дим, кем подписано?
        Да, опять Алешка прав. Письмо подписано пациентом психбольницы. Такие письма прокуроры, даже генеральные, отправляют в корзину для бумаг, на выброс.
        - Сами разберемся, - заявил Алешка. - Мне, Дим, кажется, что нужно установить слежку.
        - За кем? За дядей Ваней?
        - За тетей Надей. Не зря, Дим, она все время плачет. И не зря дядя Ваня назвал ее предательницей. Может, это все она задумала!
        - Нереально глупо! Она в него влюбилась. Тридцать лет назад.
        - Ну вот! Она в него влюбилась, а он в нее не влюбился. Она через тридцать лет на него разозлилась и отомстила.
        Что ж, логика в его рассуждениях есть. Правда, какая-то женская. Хотя, не зря говорят, что от любви до ненависти один шаг. Я думаю, что и Ленка Стрельцова возненавидела Алешку за эту раковину. Тут тоже какая-то женская логика. Сама же просила Алешку: «Привези мне красивую раковину. Самую большую». Вот он и привез. И теперь она занимает у нас полкомнаты. Как шкаф. И гудит по ночам. Как паровоз.
        - В общем, Дим, будем следить за ней по очереди. Я - днем, а ты - ночью.
        - Еще чего! Ночью…
        - А ты как думал? Все преступления чаще всего ночью совершают.
        - Интересно, а что мы маме скажем? «Дима пошел прогуляться до рассвета. Не беспокойся»?
        - Да ничего не скажем! Ты потихоньку будешь каждую ночь уходить, я за тобой буду потихонечку запирать дверь. А утром буду потихонечку отпирать.
        Класс!
        - А если мама вдруг зайдет к нам ночью, а меня нет? Она с ума сойдет.
        - От радости, что ль? Не сойдет. Мы на твою тахту будем класть ее шубу. Как будто это ты, укрылся с головой и спишь себе изо всех сил. Нереально крепко.
        У Лешки хороший характер. Он нигде и ни в чем не видит преград. И умеет заставить других эти преграды преодолевать. Я с ним уже не борюсь, а покорно реализую все его фантазии.
        - Давай попробуем, - предложил Алешка. И тут же достал из шкафа мамину шубу.
        Мы свернули ее вдоль, уложили на мою тахту и накрыли «с головой» одеялом. Отошли к двери, взглянули критически.
        - Класс! - сказал Алешка. - Нереально убедительно. Даже не верится, что ты стоишь рядом. Так и кажется, что ты сейчас захрапишь. Здорово похоже, скажи.
        Похоже. Очень здорово. Я так и сказал ему:
        - Ага! Полное впечатление, что под одеялом… лежит мамина шуба.
        - Не ври! - И тут он в азарте оторвался от реальности. - Давай маму спросим. - И он позвал маму, а мне велел залезть под тахту.
        Не знаю, почему, но я его послушался. Это гораздо проще, чем ему возражать.
        Вошла мама и с порога сказала:
        - А зачем вы мою шубу уложили? Что за фокусы? А впрочем, кстати напомнили. Я хотела ее в чистку сдать. Дим, вылезай из-под тахты, я тебя опознала. - И мама вернулась на кухню, даже не спросив, зачем мы ее позвали.
        Алешка не растерялся нисколько. И тут же предложил новое решение:
        - Ладно, Дим, мы тогда папино пальто положим. Он еще не скоро приедет.
        Разрешив таким образом и эту проблему, Лешка отправил меня следить за Надеждой Кузьминичной.
        - Еще не ночь, - попробовал я отбрыкаться.
        - Она уже близко, - был ответ.
        Возле «Антиквара» я приглядел скамеечку и уселся, приготовившись терпеливо ждать. Ждать пришлось недолго. Дверь «Антиквара» стала распахиваться раз за разом и выпускать сотрудников, завершивших свой рабочий день.
        Одни из них садились в свои машины, припаркованные неподалеку, другие шли к метро.
        Последней вышла Надежда Кузьминична, прикладывая платочек к глазам. Но мне показалось, что она не вытирала слезки, а под прикрытием платочка внимательно оглядывала улицу. Будто хотела избежать какой-то неприятной неожиданности.
        Она тоже пошла к метро, по самой бровке тротуара. Я двинулся за ней, прячась за другими прохожими. Надежда Кузьминична шла медленно, осторожно ступая по асфальту на своих высоких каблуках, словно боялась споткнуться. И все время оборачивалась, как будто чувствовала за спиной мою слежку.
        Неожиданно возле нее затормозил черный джип, дверца его распахнулась и из нее высунулась мужская рука. Эта рука ухватила Надежду Кузьминичну за локоть, дернула - и плачущая дама исчезла внутри машины. Джип резво газанул и влился в поток машин. Единственное, что я успел сделать, - это запомнить номер машины…
        - Все, - сказал я Алешке, вернувшись домой. - Слежка закончилась. Ее похитили.
        - Кто? - подскочил Алешка. Он в это время опять изучал послание дяди Вани прокурору.
        - Неустановленное лицо. Я только руку его видел.
        - А машина? Номер запомнил?
        - А то! Нереально твердо.
        Только вот что нам с этим номером делать? Сообщить в милицию? Всерьез это сообщение никто не примет. Мало ли у кого какая манера сажать своих дам в машину.
        - Дим, а у тебя в ГАИ нет знакомых?
        - Откуда?
        - Жаль. А то мы могли бы через них узнать, чья это машина.
        - Участковый! - сказал я.
        - Точно! - обрадовался Алешка. - Звони ему.
        Чтобы было ясно. Наш участковый еще очень молодой. У него еще очень мало опыта. И он частенько заходит к нам, вернее, к папе, посоветоваться о своих делах. Папа всегда помогает ему. Он сам когда-то служил участковым и знает, сколько у него проблем. В общем, мы с участковым дружим. Несмотря на некоторые разногласия. В основном в оценке нашего поведения.
        Дозвонился я не сразу. Номер все время был занят - и это понятно, участковому, у которого тысячи жителей микрорайона, столько звонят по всяким вопросам, что частые гудки - явление не временное, а постоянное.
        Наконец-то!
        - Здравствуйте! - радостно заорал я. - Это Оболенские вас приветствуют.
        - Слушаю вас внимательно, - вежливо отозвался участковый.
        - Мы тут совсем закрутились, - начал я. - Папу провожали в Европу, жуликов ловить.
        - У него получится, - с уважением признал участковый. - Когда я учился в школе милиции, нам читали курс по оперативной работе и очень часто приводили примеры из методов Сергея Александровича.
        Знал бы Сергей Александрович, как его дети пользуются его методами!
        - Мы хотим помочь папе. Сделать ему сюрприз к возвращению.
        Тут, судя по долгому молчанию, наш участковый немного озадачился. Раздумывал, наверное, какой сюрприз лейтенант поможет сделать полковнику Оболенскому. И я стал развивать идею.
        - Вы понимаете, папа перед отъездом жаловался одному сотруднику, что не успевает пробить в ГАИ один номерок одного джипа. «Ну ладно, - сказал он, - это не очень срочно, приеду - займусь». А мы подумали - как ему будет хорошо, когда он вернется из Европы, а на столе у него будут лежать сведения о черном джипе госномер М-123-ЖО, правда?
        - Как ты сказал, Дима? Повтори, я записываю.
        Я поблагодарил участкового и положил трубку. Алешка показал мне большой палец. Мне была приятна его похвала.
        Мама позвала нас ужинать.
        - Я думаю, - сказала она, - что эту раковину нужно отдать в какой-нибудь музей. Она, конечно, очень красивая и даже какая-то задумчивая. Она навевает мысли о далеких странах и океанах. Но она занимает очень много места. Нужно отдать ее в музей.
        - Продать, - сказал Алешка с решительностью владельца этой задумчивой раковины. - Она мне не даром досталась. Я за нее заплатил.
        Напомню, что Алешка «заплатил» за эту прекрасную раковину своими дырявыми валенками. Коммерсант!
        - Алексей, - строго сказала мама. - У тебя много недостатков. Даже слишком много для одного маленького прохвоста. Но у тебя нет и, я надеюсь, не будет самого противного недостатка - жадности.
        Алешка поднял от тарелки свои наивные голубые глаза на маму:
        - А при чем здесь жадность? Музей заплатит мне деньги, а на эти деньги я…
        Он не успел досказать, что он сделает на «эти деньги», - зазвонил телефон. Это вышел на связь наш участковый.
        - Дима, - сказал он серьезным голосом, - ваш папа… я даже не знаю… у него такое профессиональное чутье… Словом… Запиши для папы. Машина с указанным номером принадлежит гражданину Сизову. Этого для папы достаточно. Но на всякий случай даю справку - гражданин Сизов известен как крупный мошенник, организатор многих преступлений, связанных с хищениями антиквариата и нелегальными сделками на этой криминальной почве. Записал?
        Не только записал, но и запомнил. И понял кое-что. А именно: поскорее забыть этот номер, этот джип, этого Сизова. А заодно и Надежду Кузьминичну. Вместе с Чижовым.
        Алешка, конечно, устроит мне скандал, но я буду тверд, исходя прежде всего из соображений его безопасности. Алешка, разумеется, далеко не антиквариат, но… Но такие люди, как Сизов, устраняют со своего пути все препятствия. Даже в виде детей Шерлока Холмса…
        Глава IX
        МРАЧНАЯ ДАЧА
        За всеми этими событиями мы совершенно забыли о том, что обещали папиному сотруднику Сергееву навестить его в Министерстве внутренних дел. Он сам нам об этом напомнил. Довольно строго.
        Делать нечего, поехали мы к нему.
        - Ругаться будет, - предположил Алешка. - И уговаривать. Чтоб мы не лезли в это дело.
        Так и получилось. Сергеев встретил нас в бюро пропусков, завел в какую-то комнатушку и сказал:
        - Все ваши действия в отношении профессора Чижова - немедленно прекратить.
        - Чтоб его опять украли? - возмутился Алешка. - На необитаемый остров?
        - Никто его не украдет. Успокойся - наши работники за ним наблюдают.
        Теперь понятно, почему нас задержали и доставили в отделение.
        - Да, - кивнул Сергеев, - мы распорядились, чтобы проверяли всех, кто проявляет интерес к Чижову.
        - Вы «водителя» Федотова проверьте, - буркнул Алешка.
        - Проверим, - поморщился Сергеев. - Да вы на него не обижайтесь. Больной человек. Он в детстве мечтал шофером стать, очень любил машины. А когда стал взрослым и сильно разбогател, то накупил себе целый автопарк. И на этой почве…
        - От такого счастья, - перебил его Алешка, - сошел с ума.
        - Ну да, - кивнул Сергеев. - Сначала от счастья, а потом от несчастья, когда узнал, что на эти машины он истратил весь свой капитал. Вот родные и близкие его в лечебницу и упекли.
        - Хорошие люди, - ехидно сказал Алешка. И по-доброму добавил: - А Федотов лучше.
        - Я тоже так думаю, - согласился с ним Сергеев.
        «Интересно, - подумал я, - а откуда Сергеев знает про Федотова? Он что, за всеми больными и врачами наблюдение установил?»
        - А что за бумаги он у вас утащил? - И это знает!
        - Да так, - небрежно сказал Алешка. - Запчасти к машине.
        - Ну-ну… Значит, договорились? Чтобы в больнице вас больше не видели. Это категорически.
        - Интересно! - возмутился Алешка. - А кто же ему поможет? Ему же нужно вернуться к нормальной жизни!
        - Это дело врачей, - отрезал Сергеев.
        - Этих врачей самих лечить надо! Коллеги! - Это слово он произнес с непередаваемой интонацией. Прямо нереально ироничной.
        Тут уже Сергеев, как говорится, ахнул из главного калибра:
        - Сегодня вечером у меня будет связь с Лондоном. И я вашему бате про ваши все фокусы расскажу. - Он взял Алешку за ухо и сказал: - Ребята, давайте жить дружно. И заниматься каждый своим делом. Договорились?
        - Не совсем, - сказал упрямец Алешка, выворачиваясь из-под его руки. - У вас тут людей похищают направо и налево, а вы нас за уши дергаете.
        - Кого это у нас похищают?
        - Сначала нас похитили. На служебной машине. А потом тетю Надю джип увез прямо на глазах у всего города. Она так рыдала. Даже руки заламывала.
        - Преувеличиваешь, - успокоил его Сергеев. И больше ничего не стал объяснять. Проводил нас на выход и спросил: - Так что отцу передать?
        - Привет, - сказал Алешка.
        - И наилучшие пожелания, - сказал я.
        На следующее утро мы уже дежурили у «Антиквара». Нас очень беспокоило похищение плачущей дамы. Что-то здесь было не то. Поэтому мы приехали пораньше, чтобы расспросить кого-нибудь из ее сотрудников. Того же молчаливого бородача.
        Но нас ожидал сюрприз. Вернее - два. Первый - вот какой. К девяти часам к «Антиквару» подъехал тот самый опасный джип. И из него вышла живая и невредимая Кузьминична и простучала каблучками к дверям магазина.
        Мы раскрыли рты. Но тут же их захлопнули, потому что случился сюрприз номер два. Нереально криминальный.
        Сильные руки подхватили нас, и мы оказались внутри этого джипа. Который тут же куда-то помчался. Нереально быстро.
        Мы с Алешкой, обалдев, сидели на заднем сиденье. Дверцы были блокированы. На окнах вдруг появились глухие шторки. Можно было бы еще ориентироваться по ветровому стеклу, но и тут - из спинки переднего сиденья выползло матовое стекло и окончательно лишило нас возможности обзора.
        Джип мчался все быстрее и быстрее. Вскоре стало ясно, что он выехал за город. Мы молчали - так это все было неожиданно.
        - Не бойся, Дим, - сказал Алешка. - Раз они нам подсмотреть не дают, значит, мы останемся живы и здоровы.
        Логично. Только вот зачем мы им нужны? И кто они такие? Машина принадлежит Сизову, это так. Он очень большой жулик. И зачем большому жулику связываться с мелкими пацанами?
        - Не бойся, Дим, - опять сказал Алешка. - Скоро все узнаем.
        Мы ехали довольно долго. Потом круто свернули в сторону. Проехали еще минут десять и встали.
        Щелкнули замочки на дверцах. Опустились шторки.
        - Выходи! - раздался голос снаружи.
        Мы вышли. И оказались во дворе большого особняка. Он был весь серый и угловатый. С узкими окнами, с плоской крышей. Будто построен каким-то большим дураком из бетонных кубиков.
        Весь двор был залит асфальтом и окружен бетонным забором, по верху которого змеилась колючая проволока. В дальнем углу двора рвались на цепях громадные черно-белые овчарки.
        - Идите в дом, - сказал человек в черной форме, охранник, наверное. И стал нас подталкивать к крыльцу.
        Внутри дома было так же противно, как и снаружи. Серые стены, какая-то угловатая мебель, сумрачно из-за узких окон, забранных стальными решетками. Пахло сырым бетоном. Вероятно, этот дом недавно построили.
        - Вперед, - подсказал охранник, - по коридору.
        Коридор был длинный, со множеством дверей. Мы прошли его весь и остановились у последней двери. Охранник отпер ее, распахнул.
        - Заходите. Сидеть смирно. Ждать. Не орать. - И запер нас снаружи.
        - Ну мы и попали, - упавшим голосом сказал Алешка. - Тюрьма какая-то. И чего нас сюда привезли?
        - Скоро узнаем, - сказал я.
        - Был бы у нас мобильник, - помечтал Алешка. - Щас звякнули бы дяде Сереже, как он сюда спецназ прислал бы, как они тут все разнесли бы…
        - Куда - сюда? Мы даже не знаем, где находимся.
        В комнате почти не было никакой мебели, только два стула и стол у окна. Алешка взобрался на стол, выглянул в окно. На этом окне решетки не было.
        - Ни фига, Дим, не видно - лишь забор. А за ним - широкое поле. И река какая-то мелкая. Надо удирать.
        - Без тебя знаю. - Не знаю только, как и куда. Этого я, конечно, не сказал вслух.
        - Дим, а машина во дворе осталась. Прямо у ворот, мордой в них уткнулась. Ты бы смог такую машину немножко поводить?
        - Не знаю, не пробовал.
        - А ты попробуй. - Алешка спрыгнул на пол.
        - Прямо сейчас? - усмехнулся я.
        - Немного попозже, - усмехнулся Алешка.
        Машину водить я умею, папа научил. Он всегда нам говорил: «Мужчина должен уметь плавать, стрелять, водить машину, ездить верхом и прыгать на ходу с поезда». Мама, правда, при этом добавляла: «Чистить картошку, стирать белье и пользоваться пылесосом».
        Тут мои приятные воспоминания прервались - в двери скрежетнул ключ, она распахнулась, и вошел в комнату один человек. Элегантный такой, в костюме, в больших очках и с портфелем в руке.
        - Ну, - сказал он, - будем знакомиться?
        - Больно надо, - сказал я поспешно, чтобы Лешка меня не опередил. А то он такое мог сказануть, что мало не покажется. И поправить потом будет трудно.
        - Надо не надо, а придется, - миролюбиво сказал человек и уселся за стол. - Я представляю интересы фирмы «Антиквар». Зовут меня Герман Иванович. Я задам вам только один вопрос, вы дадите на него только один ответ - и мы расстаемся друзьями.
        - А если нет? - спросил я.
        - Тогда мы становимся врагами. И долго не расстанемся. Пока вы не ответите на этот вопрос.
        - Гы! - сказал Алешка и сделал глупое лицо.
        Герман Иванович взглянул на него, усмехнулся:
        - Притвориться дурачком намного сложнее, чем умным. Итак, вопрос: где сейчас находится Иван Васильевич Чижов?
        Мы с Алешкой недоуменно переглянулись. Одновременно пожали плечами.
        - А это кто такой? - спросил я.
        - Ты разве не знаешь? - терпеливо усмехнулся Герман.
        - Это уже второй вопрос, - заметил Алешка.
        - Вернемся к первому: где находится Чижов? Вы не знаете? Я вам не верю. Но вот что я вам скажу. Иван Васильевич Чижов - жулик. Нечестный человек. Он присвоил чужое имущество, спрятал его и спрятался сам.
        - А нам-то что? - спросил я. - Он нам не папа и не дядя. Мы с ним в одном подъезде не живем.
        - И на одном велосипеде не катаемся, - добавил Алешка.
        - У меня есть сведения, что вы с ним общаетесь. - Он положил портфель и стал его расстегивать. - И этим сведениям есть доказательства. Взгляните.
        Герман положил перед нами фотографию, на которой мы были засняты у входа в «Антиквар» рядом с плачущей Надеждой Кузьминичной.
        Мы внимательно рассмотрели фото, Алешка даже на обратную сторону взглянул и, кажется, на зуб уже готов был попробовать.
        - Узнаете?
        - Нет, - сказали мы, - это не Чижов. Здесь какая-то тетка.
        - Плакса какая-то, - добавил Алешка.
        - И вы с ней случайно столкнулись у входа в фирму? - ехидно заметил Герман.
        - Мы с ней не столкнулись, - сказал я, - мы ее утешали. Она плакала.
        - Да, - подхватил Алешка. - Она рубль потеряла. А мы ее утешали.
        - Я вас понял, - кивнул Герман. Он был очень выдержанный человек. - Сейчас и вы кое-что поймете. - И крикнул в коридор: - Арнольд! Отведи их в стоматологию.
        Странное какое-то место. Кликухи какие-то заморские: Герман, Арнольд… Зубной кабинет… Что-то мне это все меньше нравится.
        Пришел Арнольд, в черном комбинезоне.
        - Пошли, - сказал он. - Руки за спину.
        - Посидите там, - напутствовал нас Герман, - созреете. Будете говорить по-другому. И слушать внимательнее.
        Арнольд отвел нас в подвал. Совершенно сырой и жуткий. Пока мы шли по нему, под ногами у нас хлюпало, а на головы нам капало. Даже Арнольду это не нравилось. Особенно когда капало за шиворот. Ну и домик себе Сизов отгрохал.
        Наконец Арнольд остановился возле железной, в ржавчине, двери, отпер ее и распахнул.
        - Занимайте свой апартамент. Скучно не будет.
        В «апартаменте» стояло… настоящее зубоврачебное кресло, только немного поржавевшее, а возле него стеклянный столик на колесиках со всякими страшными клещами, щипцами, шприцами.
        - Нравится? - злорадно произнес Арнольд.
        Алешка расхохотался.
        - Ты чего? - Арнольд даже испугался немного.
        - Моя любимая обстановка, - объяснил Алешка. - С детских лет.
        А я спокойно объяснил Арнольду, что наша бабушка - зубной врач, и она «столько нам зубов без наркоза надергала», что нам такие пытки - одно удовольствие.
        Алешка тут же начал перебирать, звякая, на столике инструменты, поглядывая со значением на Арнольда, а потом сказал, кивнув ему на кресло:
        - Присаживайтесь, пациент, - и звонко лязгнул самыми здоровыми щипцами.
        - Сам ты пациент! - Арнольд отскочил к двери. - А ну не балуй! - И он вышел за дверь. И в двери ржаво проскрипел замок.
        Алешка плюхнулся в кресло и задрал ноги.
        - Надо удирать, Дим. А то они вправду у нас зубы повыдергивают. Ты пока подумай, как будешь управлять джипом. А я пока подумаю, как нам отсюда выбраться.
        Через минуту он встал с кресла, сладко потянулся и сказал:
        - У меня готово, Дим. А у тебя?
        Я почувствовал себя немного Федотовым. И только молча кивнул.
        - Значит, так, Дим. Запоминай. Идем по коридору. Я первый, а ты позади. Как только я их нейтрализую, ты поворачиваешься и бежишь на выход. Заводишь машину и… И мы поедем домой.
        Как, оказывается, все просто…
        - А как ты их нейтрализуешь? Этими клещами?
        Алешка подумал и сказал:
        - Наверное, стулом.
        Фантазер! Но попробовать нужно. Иначе мы без зубов останемся. Будущие пенсионеры.
        Алешка здоровыми клещами забарабанил в дверь. По подвалу из конца в конец пронесся мощный гул.
        - Мы созрели! - заорал Алешка. - Даем показания! Чистосердечные!
        Через некоторое время заскрипел ржавый дверной замок.
        - Кончай дубасить! - сказал Арнольд. - Уши заложило. Пошли.
        Мы опять миновали весь подвал, поднялись на первый этаж и пошли коридором. Впереди шел Арнольд, за ним - Алешка, потом я, а сзади присоединился со своим портфелем Герман, вышедший из какой-то другой двери. Арнольд отпер дверь… Алешка тут же влетел в нее. И в комнате раздался развеселый звон оконного стекла.
        - Удрал! - взвизгнул Герман и, оттолкнув меня, бросился в комнату, сшибшись в дверях с Арнольдом.
        И тут же из комнаты выскользнул Алешка, живо захлопнул дверь и повернул два раза ключ в замке.
        - Гы! - сказал он. - По машинам!
        Мы помчались на выход. В дверь позади нас раздались удары, послышались вопли - густой Арнольда и визгливый - Германа. Яростно залаяли во дворе собаки.
        У входной двери навстречу нам поднялся охранник. Он был немного растерян.
        - Что там? Кто? - заладил он.
        - Собаки вырвались! - крикнул Алешка. - В окно вскочили! Сюда бегут! Прячемся!
        Охранник, видимо, боялся собак. Растерянно оглянулся, а Лешка еще и щелкнул у него под носом большими клещами, которые он зачем-то прихватил с собой.
        Охранник охнул и отступил… прямо в стенной шкаф. Мы выбежали на улицу. Джип словно дожидался нас - стоял носом к воротам, с распахнутыми дверцами и с ключами в замке зажигания.
        Мне приходилось водить папину машину, но это был обыкновенный «Москвич», а здесь… Да и здесь ничего особенного. Мотор завелся сразу, я врубил какую-то скорость и газанул. Скорость, видно, была третья - джип прыгнул вперед, как горный козел, ударил в ворота своим мощным бампером, словно крутыми рогами. Ворота рухнули и распластались. Мы вылетели на шоссе и помчались. Куда глаза глядят.
        - Пристегнись, - сказал я Алешке.
        - Гы! - ответил он. - А здорово мы их нейтрализовали, да?
        Алешка использовал старый трюк, папа нам об этом как-то рассказывал. Он точно так же однажды удрал из одной бандитской компании.
        Алешка, влетев в комнату, запустил в окно стулом. Зазвенели стекла. Герман подумал, конечно, что Алешка выпрыгнул в окно. Вот они с Арнольдом к окну и ринулись. А Лешка в это время притаился за распахнутой дверью.
        - Дим, - сказал он, - а куда мы едем-то?
        Да хоть на край света, только подальше от этих и зубодеров.
        Машина шла хорошо, она меня почему-то слушалась. Алешка, что-то напевая, беззаботно копался в ящичке на панели.
        - Чего ты там ищешь? - не отрывая глаз от дороги, спросил я.
        - Пистолет, Дим.
        - Зачем? Прекрати!
        - Отстреливаться, вот зачем. Нас же догоняют.
        Я глянул в зеркальце и оторопел: нас в самом деле нагоняла шустрая «девятка». Приблизившись, она истошно засигналила, с правой стороны кто-то высунулся до половины в окошко и махал нам, чтобы мы остановились.
        - Щас! - злорадно сказал Алешка. - Только умоюсь.
        Пистолет никак не находился. Попадалась все какая-то ерунда. Пустая фляжка из-под коньяка, жвачка, потрепанная карта области, драные перчатки, связка каких-то ключей, моток изоляции и два пистолетных патрона.
        А «девятка» нас догоняла. И все так же истошно визжала. Прямо села нам на хвост и стала пытаться обойти и подрезать.
        - Тормози, Дим, - вполголоса посоветовал Алешка.
        - Держись покрепче.
        Я выбрал момент, когда «девятка» оказалась прямо за нашей кормой, и резко нажал на тормоз.
        Удар! Скрежет! Звон! И дребезги!
        Наш джип резко скакнул вперед от толчка, а «девятка» заюлила, завертела разбитой мордой и свернула на обочину, а потом застряла в кювете.
        Из нее выскочили «зубодеры», стали размахивать руками и орать. Но мы их криков уже не слышали - они растаяли вдали.
        А мы мчались вперед. Вот только куда? Тоже, наверное, вдаль.
        Глава X
        «РАЗБОГАТЕЛИ!»
        Мы едем… Шуршит под колесами асфальт. Мелькают километровые столбики, всякие указатели. Дорога длинная, стремится вдаль; широкие просторы, над которыми парят вороны и галки. Катаемся, в общем. На клевой тачке, между прочим. Когда еще придется?
        - А куда мы едем? - спохватился Алешка.
        Мы остановились и стали изучать карту. Разобрались: мы ехали в Ленинград. То есть в Петербург.
        - А чего нам там надо? - искренне удивился Алешка. - Разворачивайся.
        Ага, разворачивайся. А там нас ждут злобные зубодеры в разбитой «девятке».
        - Давай еще вперед проедем, - сказал Алешка, - а потом куда-нибудь свернем и объедем это место другой дорогой.
        Мы еще раз просмотрели карту, выбрали подходящий перекресток.
        - Вот, - сказал Алешка, - сворачиваем на Скуратово, едем до Подосинок, а там - опять на шоссе и до дома.
        А Скуратово на карте было почему-то отмечено красной точкой. И возле него какая-то корявая надпись морским почерком. То ли «британка», то ли «братан К.».
        Впрочем, задумываться некогда, надо ехать. Чтобы домой к обеду успеть. А то от мамы попадет.
        Мы благополучно свернули с шоссе и долго ехали проселком. Пересекли по мостикам две речки, а может, это была всего одна, петлистая. Поднимались на взгорки, спускались в низинки. Ехали полем, ехали лесной дорогой, подпрыгивая на корнях деревьев; один раз чуть не засели в луже, но догадались, как включить передний мост, и благополучно выбрались «на оперативный простор».
        В конце этого простора показалось на горушке село Скуратово. Оно было все в садах и деревьях, а посреди него стояла высокая церковь. Уже совсем как новая, только колокольню еще не отремонтировали. Но колокола на ней уже висели. И вокруг них вились белые голуби.
        Мы тихонько ехали по селу, я бы сказал, все тише и тише. Пока совсем не остановились.
        Бензин кончился!
        - Ничего, Дим, - успокоил меня Алешка. - До этих Подосинок под горку доедем. А там и шоссе недалеко.
        Отчасти он прав. Мы застряли в самой середке села, возле церкви, на верхушке горушки. Но под горку нам до заправки все равно не докатить. Да и денег у нас нет.
        Из дома напротив - дом такой кирпично-черепичный - вышел пожилой дядька и, улыбаясь, пошел к нам. Мне он понравился сразу, и я решил рискнуть. Вышел из машины и, тоже улыбаясь, пошел ему навстречу. И спросил очень вежливо:
        - Извините, у вас случайно бензина нет?
        Дядька заулыбался еще шире, даже уши у него подпрыгнули.
        - А вам какой нужен?
        - Все равно, лишь бы ехать.
        И тут случилось странное. Дядька пожал мне руку и сказал:
        - Ну, наконец-то, а я уже беспокоился. Доехали нормально? - тут он увидел помятый бампер. - С приключениями…
        У меня в голове словно молния сверкнула. Я догадался, что мы с этим дядькой обменялись паролем. Я - случайно, а дядька - нет.
        Опять влипли! И главное - удрать не можем. Надо Алешку как-то предупредить.
        - А Витька молодец! - опять засмеялся веселый дядька. - Здорово придумал пацанов послать. Он вас на трассе ждет?
        - Ага, - наудачу сказал я. - На другой машине.
        - Понятно, что на другой. Эта уж теперь больно приметная. А задок-то ты как расшиб.
        Я помялся как бы в нерешительности, потом признался:
        - Менты нагоняли. Так я тормознул порезче. Они и вмазались.
        - Ай, молодец! Ну и ребята у Витьки! - Тут он будто вспомнил о деле. - Так, ну что, будем грузиться?
        Что я мог ответить? Кивнул неопределенно. И попросил:
        - Вы нам водички не принесете? Очень пить хочется.
        Алешка тоже вышел из машины и приближался к нам.
        - Зачем водички? - ответил дядька. - Я вам кваску принесу. - И ушел в дом.
        Я быстро и четко обрисовал Лешке ужасное положение, в котором мы оказались. Его это не смутило.
        - Подумаешь, - сказал он. - Погрузят они нам оружие, наркоту или взрывчатку. А может, миллион баксов. Ну и что? Тебе жалко?
        Действительно - ну и что? И совсем не жалко.
        Дядька вышел из дома со здоровенной кружкой, похожей на ковш Петра Великого. Который мы, кстати, никогда не видели.
        Пока я пил, Алешка поздоровался с ним и спросил:
        - Извините, у вас случайно бензина нет?
        - А вам какой нужен? - расхохотался дядька. А я чуть не поперхнулся. - Ишь ты! Конспиратор! Правильно, Вадик, доверяй да проверяй.
        - Я не Вадик, - возразил Алешка. А я похолодел и чуть кружку не выронил. - Вадиком меня папка зовет. А мамка - Вадимом.
        Дядька аж чуть не лопнул от смеха. Отсмеялся:
        - Ну что? Будем грузиться? Откроем багажник-то? Сильно помялся. Федор! - крикнул он в дом. - Иди, подмогни!
        Из дома вышел здоровенный Федор в майке до пупка и в трусах до колен.
        Я отпер багажник. Федор подцепил железными пальцами края крышки, рванул - багажник испуганно распахнулся. Я заглянул внутрь. Там ничего особенного не было. Только сумка-чемоданчик с инструментами и автомат. Дядька переложил их в сторону:
        - Давай, Федя, загружай.
        - Может, к гаражу подогнать? - пробасил Федя. - Не ровен час, кто углядит.
        - Да нет никого, давай по-быстрому.
        И Федя стал перетаскивать в машину аккуратные ящики и коробки. Их было много. Он забил ими весь багажник, захлопнул его и стал снова таскать ящики, укладывать их в салон.
        - Не взорвемся? - спросил Алешка.
        - Ну, шутник ты, Вадик! - Этому дядьке фигу покажи - и он рассмеется. Веселый очень. Только вот на кого он похож? Где-то я что-то такое недавно видел…
        - У нас в самом деле бензин кончился, - сказал я. - Не рассчитал дядя Витя.
        - А вам какой нужен? - подмигнул дядька.
        - Все равно, лишь бы ехать, - подмигнул Алешка. - Гы!
        И дядька - что удивительно - тоже ответил:
        - Гы! - А потом сказал Феде: - Тащи канистру.
        Федя залил в бак бензин, дядька сказал:
        - Ну, ехайте. Витьку привет. И Надьке тоже.
        - Кому - Надька, - вдруг рассудительно проговорил Алешка, садясь в машину, - а кому - Надежда… Кузьминична.
        Дядька расхохотался. Мы поехали.
        На колокольне кто-то тронул колокол, и над землей поплыл тягучий задумчивый звон.
        - От мамы попадет, - совершенно не к месту сказал Алешка.
        - И от папы, - вздохнул я.
        - Давай хоть посмотрим, чего там, а? Как мы с тобой разбогатели, да?
        - Только не на дороге, - сказал я, сворачивая в кустарник.
        Мы отперли и с трудом раскрыли багажник. Я достал из сумки монтировку. Выбрал ящик попроще.
        - Ща как рванет! - сказал Алешка, когда я подсунул кончик монтировки под крышку ящика. - И от мамы попадет.
        - И от папы, - сказал я и надавил на монтировку.
        Ящик скрипнул - крышка приподнялась. Я отложил монтировку и содрал крышку. Ящик был набит аккуратно уложенными свертками из мягкой бумаги. Разных размеров и форм. Сверху лежало что-то похожее на плоскую шкатулку. Я развернул ее. Ящичек, полированный, со сдвижной крышкой. Ну я ее и сдвинул. И мы чуть не ослепли.
        Ящик был полон старинных золотых монет с орлами, уложенных в гнезда из зеленой материи.
        - Ни фига! - ахнул Алешка. - Давай еще посмотрим. Разворачивай дальше.
        Я развернул дальше. Сверток был какой-то бесформенный. Но в нем оказался необыкновенной красоты серебряный эфес шпаги, усыпанный блестящими камнями.
        - Не слабо! - выдохнул Алешка. - Давай еще!
        Еще оказался какой-то высокий бокал, такой прозрачный, что если бы не легкий рисунок на нем, его бы вообще не было видно.
        - Хрусталь всякая, - небрежно заметил Алешка. - А еще?
        Еще: подсвечник без свечей, икона в золотом окладе, еще икона, чей-то бюстик, записная книжка в сафьяновом переплете и со страничками из слоновой кости…
        - Это не наркотики, - сказал я.
        - Гы! - ответил Алешка.
        - Это не оружие.
        - Это не взрывчатка.
        Это коллекция профессора Чижова…
        Мы стали аккуратно заворачивать предметы старины и укладывать их в ящик. И тут раздался голос, и между нашими головами появилось небритое лицо, от которого несло водкой:
        - Клево отоварились, пацаны. Фифти - вам, фифти - мне. А то ментам заложу.
        Я, честно скажу, испугался. А Лешка, честно скажу, нисколько.
        - Дим, - как-то очень спокойно произнес он. - Нам нужны свидетели?
        - Зачем они нам? - почему-то тоже спокойно ответил я.
        Спокойно потому, что у Алешки в руках был автомат, а небритое, нетрезвое и неустановленное лицо, побелев, пятилось в кусты и приговаривало:
        - Вы что, пацаны? Я так шуткую. Какой я свидетель?… Вы что?… - Затрещали ветки, зашелестела листва - и настала тишина.
        - Надо удирать, - сказал я. - А то он сейчас всю деревню приведет.
        Мы заколотили крышку ящика, захлопнули багажник и вскочили в машину.
        Где-то рядом протрещала автоматная очередь. Мы вылетели задом на дорогу, развернулись и помчались к трассе. А в другую сторону запылил в панике синий трактор.
        И только потом мы сообразили, что никакой очереди не было. Это лихорадочно трещал пусковой двигатель трактора.
        - Куда будем ехать? - по-федотовски спросил я через некоторое время.
        - Как куда? Прямо в больницу, к Чижику. Он как увидит свое добро, так обалдеет от радости.
        - Едем до первого поста ГАИ, - сказал я. - Все равно нам дальше поста не проехать. Машина в угоне, да еще и битая. Прав у меня нет. Позвоним с поста Сергееву, пусть у него голова болит.
        - А когда он про все папе расскажет, - заметил Алешка, - что у нас с тобой болеть будет?
        Не головы, уж точно…
        Мы благополучно выехали на трассу и свернули на Москву. Ну и денек сегодня.
        Но это еще не все. По дороге мы обогнали грузовик, который тащил на буксире побитую нами «девятку». Алешка не удержался, высунулся в окно и скорчил им такую злорадную рожу, что они разом завопили. Да так, что водитель грузовика в испуге резко затормозил, и «девятка» лихо, со звоном достала его своей битой мордой.
        - Ох, если они нас догонят, - я покачал головой, - мало не покажется.
        - Смотря кому, - философски заметил Алешка. - У нас автомат есть.
        …Вот и пост ГАИ. Нас тут как будто ждали. Инспектор вежливо и настойчиво показал нам жезлом прижаться к обочине и остановиться. Медленно подошел к нам.
        - Ну что, молодые люди, покатались? - спросил он. Обошел машину, осмотрел, сказал подошедшему сержанту: - Пробей-ка этот номерок, наверняка машина в угоне.
        - Тут и ДТП налицо, - сказал сержант, уходя в будку.
        - Документы есть? - спросил инспектор и сам ответил: - Конечно, нет. Будем разбираться. Багажничек откройте. И в сторонку отойдите.
        Мы пока помалкивали. Пусть уж он все узнает и увидит. А тогда уж мы ему все расскажем и покажем.
        Я мыкался, открывая багажник, и тут вернулся сержант.
        - В угоне не значится, в ДТП не зафиксирована.
        Я открыл багажник. И первое, что они увидели, был автомат, лежащий поверх ящиков.
        - Опа! - сказал инспектор. - Не слабо. А это что? - Он указал на ящики.
        - Это украденная коллекция, - ответил я, - стоимостью много тысяч баксов.
        - Хороший букет, - растерянно произнес молодой сержант, - для такого возраста. Угон, ДТП, кража, незаконное хранение оружия…
        - Пошли разбираться, - кивнул нам инспектор на будку, - а ты, - это он сержанту сказал, - вызывай наряд.
        Минут через двадцать мы уже пили кофе в дружеской компании.
        - Я вам, конечно, верю, - говорил инспектор, - но мне не верится. Просто сериал какой-то.
        - А я вам, ребята, даже сочувствую, - говорил молодой сержант, поглядывая на клещи, которые Алешка предъявил в качестве вещественного доказательства. - Я даже вами немного горжусь.
        - Погоди гордиться, - придерживал его старший по званию, - вот приедет полковник Сергеев, вот он их опознает, тогда и погордимся. А ты иди пока, посмотри, не пропустить бы этих, с битой «девяткой».
        Не пропустили. Вскоре сержант нам дал сигнал - идут!
        - Вы, ребята, - сказал инспектор, - стойте рядом с джипом и как бы оправдывайтесь. Такие все из себя испуганные и виноватые, поняли? А если битва начнется - сразу пузом на асфальт.
        Он снял со спинки стула автомат и повесил его на плечо. Мы вышли на трассу.
        Грузовик с включенными фарами и аварийными мигалками был уже рядом. Сейчас они увидят свой джип, задержанный работниками ГАИ, и злостных угонщиков в самом жалком виде.
        Так и получилось. Грузовик подрулил к посту, из «девятки» выскочили трое бандюков-зубодеров во главе с Арнольдом и радостно заорали:
        - Вот они! Попались!
        - Ваша машина, граждане? - спросил их инспектор, поправляя на плече автомат.
        - Наша! Наша! Вот эта шпана ее угнала. И побила - видите?
        - Документы на машину, удостоверения, паспорта. - Инспектор посмотрел документы, возвращать их не стал. - Проверьте, все ли цело в машине.
        - Да чего там проверять! Там ничего и не было.
        - Порядок такой. Откройте багажник.
        Вот тут они засмущались:
        - Да ладно, командир. Все путем. Забираем тачку и - разбежались. Держи стольник за оперативность.
        - Откройте багажник, - настоял инспектор.
        Бандюки переглянулись. Один из них зачем-то шагнул к «девятке».
        - Стоять! - крикнул сержант и вскинул автомат.
        - Откройте багажник! Я требую!
        Арнольд, озираясь, подошел к джипу и открыл багажник.
        - Отойдите в сторону! У вас в багажнике находится оружие. Разрешение на него имеется? Предъявите.
        Еще секунда - и они либо бросятся в «девятку», где у них наверняка есть оружие, либо бросятся в кусты. Но не успели. Возле поста лихо затормозила оперативная «Газель», из нее высыпали вооруженные люди в камуфляже, и в одно мгновение все трое лежали на асфальте - руки за голову.
        А к нам неспешно направлялся полковник Сергеев…
        Глава XI
        ТЕТЯ НАДЯ И ДЯДЯ ВИТЯ
        Влетело нам с Алешкой, в общем-то, не очень. Особенно когда Сергеев узнал, что мы не своей волей попали на эту бетонную серую дачу. Мне даже показалось, что он этому обрадовался. Во всяком случае, он так и сказал одному своему сотруднику:
        - Вот и хорошо. Есть что им предъявить. Так, глядишь, и до Витьки Сизаря доберемся.
        - А то! Я этого гада каждую ночь во сне вижу, за решеткой.
        Витька Сизарь, как мы поняли, и есть тот загадочный и неуловимый Сизов. Жулик, проходимец и бандит. И еще мы поняли, что милиция никак не могла с ним справиться, у него были очень сильные и умные адвокаты (Герман с чемоданчиком в том числе), и они всегда доказывали, что он «тут ни при чем, а вас тут не стояло». А теперь есть факт похищения бандитами Сизаря двоих несовершеннолетних - Алексея Сергеевича и Дмитрия Сергеевича. И уж от этого факта они не отвертятся. Их так «раскрутят», что они и обо всех своих других делах и делишках расскажут.
        Однако не очень-то все получилось, как хотелось. Бандиты категорически уперлись. «Мы никого не похищали. Это нас похитили. То есть у нас похитили и разбили машину вот эти малолетние хулиганы!»
        Тогда Сергеев их спросил:
        - А откуда малолетние хулиганы угнали вашу машину?
        - Со стоянки.
        - А где находится эта стоянка?
        - Мы не помним.
        Было ясно - они ни за что не скажут, где находится серая дача, Сизова очень боятся.
        На том дело пока и кончилось. Следователи записали наши показания и отправили зубодеров туда, где им и положено находиться.
        А нас отправили домой. И сказали спасибо за то, что мы обнаружили украденную коллекцию Чижова. Кстати, в тот же день Сергеев послал оперативников в Скуратово, и они привезли смешливого дядьку и его Федора. Но те тоже ничего не знали. Уперлись как два барана. Они даже про нас сказали, что «впервые их видим».
        А когда мы приехали домой, Алешка сказал мне:
        - Мы с тобой найдем эту дачу. Милиция без нас не справится.
        - Найдем… Как мы ее найдем, если никто не знает, где она?
        - Знает, Дим, знает.
        - Кто?
        - Тетя Надя. Которая в слезах. - И Алешка в двух словах пояснил: - Это она нас выдала, Дим. Не зря ее Чижик предательницей назвал.
        Я подумал - и согласился. Похоже на правду. Посадили эту тетю Надю в джип, отвезли на дачу, попугали зубодробительным креслом - и она призналась, что мы к ней приходили с приветом от относительно здорового Чижова.
        - Заодно, Дим, узнаем, чего они от нее хотели? Не зря же они ее украли. Гы?
        На следующее утро мы забрали рукопись книги о великом Чижике и поехали в «Антиквар».
        Надежда Кузьминична очень обрадовалась, что видит нас живыми и здоровыми, и разрыдалась от счастья. Она провела нас в рабочий кабинет профессора, который занимала во время его отсутствия.
        Кабинет был очень скромный, небольшая комнатка. Почти все стены ее были уставлены застекленными стеллажами, на которых расположились в идеальном порядке всевозможные раковины, кораллы, сушеные крабы и омары. А мебели никакой не было, кроме школьного письменного стола и нескольких простых стульев. И на столе этом тоже ничего особенного не было, ни компьютера, ни ноутбука, ни органайзера, только подставочка для перекидного календаря, стопка бумаги, несколько книг и простенькая глиняная кружка, из которой торчали карандаши и авторучки.
        Надежда Кузьминична достала из стола стаканы и стала поить нас молоком из пакета. «Что я, кошка, что ли?» - прочитал я в Алешкиных глазах.
        И я поскорее завел разговор о будущей книге.
        - Нам очень понравилось, - сказал я. - Вы так тепло о нем пишете. А вот Иван Василич почему-то сердится на вас.
        Слезы на ее глазах мгновенно высохли, в них зажглась обида:
        - Да потому что он ничего не знает. Я хотела спасти его бесценную коллекцию… А получилось все наоборот.
        Мы переглянулись.
        - Да, да! Это все так ужасно…
        - Нереально ужасно, - прошептал Алешка. А потом громко сказал: - Вы только не плачьте.
        - Ладно, не буду… Постараюсь, во всяком случае. Ванечка, когда уезжал, очень беспокоился о своей коллекции - как она там будет одна в пустой квартире. И попросил меня пожить у него это время, ему так спокойнее. Я, конечно, согласилась. И переехала в его квартиру. И ждала его возвращения. А через некоторое время мне позвонил Виктор Петрович и сообщил ужасную вещь. Он сказал, что один из московских коллекционеров нанял двух грабителей, чтобы они обокрали Ванечку. Чтобы забрали все ценные вещи. Я так испугалась…
        - Вы только не плачьте, - напомнил Алешка.
        - А ты пей молоко, - напомнила ему Надежда Кузьминична. - Это очень полезно… Я хотела тут же заявить в милицию, но Виктор Петрович меня отговорил. Он предложил свою помощь. «У меня есть надежное место, - сказал он, - давайте на это время перевезем коллекцию туда. А когда опасность минует, мы ее вернем». Я очень обрадовалась и поблагодарила его со слезами на глазах. Я сразу же упаковала коллекцию в ящики и коробки, и в тот же вечер приехали двое молодых людей… Одного из них, кажется, звали очень красиво… Не помню точно, кажется, Арчибальд…
        - Может, Арнольд? - спросил я.
        - Вы правы, Дима, его звали Арнольд. Совершенно верно. Я еще почему так уверена: когда я была маленькой, у моей мамочки был котик. Как раз его звали Арнольдиком…
        - Про котика - потом, - не очень вежливо посоветовал Алешка.
        - Да, конечно… Так вот этот котик… Ах да, про котика - потом. Эти молодые люди вежливо, аккуратно и быстро погрузили все вещи в машину и увезли их. Я так обрадовалась. Мне стало спокойно. Я даже отправила Ванечке телеграмму. Но он как-то странно ответил мне… Точно не помню… Подождите, его телеграмма, кажется, сохранилась. Сейчас…
        Надежда Кузьминична, все-таки хлюпая носом, долго копалась в столе, а потом в шкатулке, перебирая в ней всякие бумажки.
        - Вот она! - поднесла мятый листочек к глазам. - Фу! Даже читать неприлично. Прочтите уж вы, Дима. Только не очень громко.
        Я прочитал: «Наденька зпт не знал зпт что ты такая дура вскл».
        Надежда Кузьминична всхлипнула. И призналась:
        - Да, я тоже не знала, что я такая… неумная. Я сразу же позвонила Виктору Петровичу. Но мне ответили, что он здесь не живет. Я так расстроилась, что побежала в милицию.
        А в милиции состоялся такой нереально дикий разговор:
        - Меня обокрали! Найдите преступников.
        - Успокойтесь, гражданка, расскажите по порядку. Только не плачьте.
        Надежда Кузьминична рассказала все по порядку. Примерно так:
        - Я аккуратно собрала все вещи, упаковала их в бумагу, уложила в коробки и передала их молодым людям. Они их взяли и уехали.
        - Они вам угрожали?
        - Ну что вы! Очень милые молодые люди…
        - Как они попали в вашу квартиру? Взломали дверь?
        - Ну что вы! Я сама их впустила. По договоренности. Их прислал Витя Сизов.
        Милиционеры переглянулись, усмехнулись и отказались принять заявление.
        Алешка не стал больше тянуть и обрадовал Надежду Кузьминичну:
        - Вы только не зарыдайте от радости. Мы нашли коллекцию.
        - Батюшки! - Она всплеснула руками и засияла улыбкой. - Какие вы молодцы! Не зря я вас сразу полюбила. Пейте, пейте молоко! Это очень полезно для молодых организмов. И где же она?
        - В милиции. Мы ее туда сдали.
        - И там все-все цело? Ничего не пропало?
        - Все цело, - успокоил ее Алешка.
        - А ковш?
        - Какой ковш?
        - Как какой? Ковш Петра Великого. Это ведь самый ценный экспонат. И Виктор Петрович все про него расспрашивал…
        - Так он нашелся? - удивился я. - Ваш Виктор Петрович.
        - Нашелся, нашелся, - заулыбалась тетя Надя. - Очень скоро нашелся. И страшно удивился и расстроился, что я отдала коллекцию этим молодым людям. Он сказал, что меня обманули, что это не его люди, что я отдала коллекцию жуликам. «Как же так, - говорила я, - ведь они назвали пароль».
        - А какой был пароль? - спросил Алешка. - Про бензин?
        - Нет, про бензин я бы не запомнила. Пароль был простой: «Здравствуйте, Надежда Кузьминична».
        Таких наивных людей, по-моему, очень мало осталось. И все они, по-моему, находятся в той самой больнице, которую обслуживает водитель Федотов.
        - А Виктор Петрович употребил все силы на розыски коллекции. И все время расспрашивал меня про этот ковш.
        - А еще про что он расспрашивал? - мрачно уточнил Алешка.
        Надежда Кузьминична немного смутилась, стала нервно перебирать авторучки в глиняной кружке, которая стояла перед ней на письменном столе. Потом все-таки прошептала:
        - Еще он про вас расспрашивал… Я немного проговорилась… что вы с Ванечкой знакомы…
        - А где он вас расспрашивал? - спросил я.
        - Ой! - Она опять прижала ладони к щекам. - В таком ужасном месте. Такой, представляете, подвал, а в нем одни клещи для зубов. Поликлиника, наверное. Зубоврачебная. Я так напугалась! Когда я была маленькой, у моей мамочки…
        - Про мамочку - потом, - жестко прервал ее Алешка. - Где эта… поликлиника?
        - Она… Сейчас я вспомню… Мы проехали этот… как его, - она пощелкала пальцами, припоминая, - нет, его мы не проезжали… В общем, там такой небольшой поселок, называется… сейчас… Там очень много домов. А этот дом, где поликлиника, так он, знаете, совсем на отшибе стоит, в сторонке так. Особнячком. На краю леса… Нет, вру. На краю поля. Или оврага. Такой серый-пресерый дом. Угловатый такой.
        Ну, это ясно. Мы в этой поликлинике тоже побывали. Вот только адреса ее не знаем.
        - Когда я была маленькой, - завела опять свою жалобную песню тетя Надя, - мы с мамочкой снимали там дачу. Я помню, там была река, она называлась…
        - Волга? - подсказал Алешка.
        - Нет, что ты, Волга впадает в Каспийское море. А эта река впадает совсем в другое место. И название у нее такое красивое, светлое… Вроде как Звездочка. Нет, не Звездочка. Искорка - вот! Искра.
        - Может, Истра? - подсказал я.
        - Ой! Точно! Молодец! Истра, конечно. А поселок - вспомнила! - Березки. И этот серый дом, где поликлиника, он прямо недалеко от Березок. А стоит дом не на краю оврага, а на берегу речки Истры!
        Ну, вот, кажется, добрались.
        - Какой счастливый у меня день! Я готова рыдать от счастья!
        - Не надо, - поспешил Алешка.
        - А как вы думаете, мальчики, Ванечка меня простит? Я ведь сохранила его коллекцию. - Вот так вот! Она сохранила. - Только не знаю, куда это кубок Петра Великого делся? Надо у Ванечки в квартире поискать.
        - Вместе поищем, - сказал Алешка. - Только сначала серый дом найдем.
        - И Ванечку, ладно?
        - Ванечка уже нашелся. Скоро он поцелует ваши ручки, мадам.
        А когда мы вышли из «Антиквара», Алешка сказал:
        - Дим, мне все ясно, кроме одного. Что такое «зпт» и «вскл»? Не знаешь?
        - Знаю. Так в телеграммах и радиограммах обозначают для экономии слова «запятая» и «восклицательный знак».
        - Понятно. А «тчк» это, значит, «точка». Вот и хорошо. Мы с тобой тоже в этом деле скоро «тчк» поставим. Нет, лучше «вскл». Гы?
        Когда мы пришли домой, мама сказала:
        - Вот я все время думаю - одинокая я женщина или нет? Или просто несчастная?
        - Как это? - удивились мы в один голос.
        - Ну как… Муж уехал, а дети… Детей я целыми днями не вижу. Я думаю, они меня бросили. На произвол судьбы. Никто в магазин не сходит, никто посуду не помоет…
        - Нереально грустно, - сказал Алешка.
        - И несправедливо, - сказал я.
        - Мы учтем, - пообещал Алешка. - Дима сходит в магазин, а потом помоет посуду. А я ему достану пылесос из шкафа.
        - А папа скоро вернется, - сказал я. - В Лондоне сейчас дожди.
        - И туманы, - сказал Алешка. - А мы обедать будем? А то мы какие-то одинокие. Несчастные, наверное. Никто нас не кормит…
        Мама засмеялась и пошла на кухню.
        Лешка тут же достал из папиного стола атлас области и стал в нем шарить.
        - Все правильно, Дим. Вот река Истра, вот поселок Березки. А вот там, повыше и поправее - Скуратово с Подосинками. Едем?
        - Так точно! - сказал я. - А на чем? На Федотове?
        - Можно на электричке. Только от станции надо пешком до Березок идти.
        - А сколько?
        - Щас. Я с масштабом разберусь. Тут сантиметр всего. А где масштаб? Вот, Дим - 1:450 000. Алешка помолчал, а потом присвистнул: - Ни фига! В одном сантиметре 450 тысяч километров?! Это мы за два дня не пройдем столько. Больше, чем до Луны, получается.
        - Я думаю, - усмехнулся я, - мы столько и за два года не одолеем.
        - А что делать? - впервые я увидел Алешку таким растерянным.
        - Арифметику учить! - и я объяснил ему соотношение этих цифр. - В одном сантиметре, Лех, 450 тысяч сантиметров. А не километров. Значит, в километрах сколько?
        - Четыреста пятьдесят километров? Это ерунда.
        Я немного поправил:
        - Четыре с половиной километра. Как от нашего дома до Дома туриста.
        - Не врешь? Нереально близко! Завтра едем. Разберемся там со всякими ковшами и Сизарями!
        За обедом Алешка сказал:
        - Мам, мы завтра в поход пойдем, ладно?
        - По магазинам? - обрадовалась мама. - Тогда и стиральный порошок купите.
        - По просторам Родины, - огорчил ее Алешка. - Нам к учебному году гербарий надо собрать, я вспомнил.
        - В парке соберешь.
        - Нельзя, - возразил Алешка. - Надо дикорастущие листья собрать, а в парке они домашние.
        - Ладно, - вздохнула мама, - пей молоко и доставай пылесос.
        - Я по молоку уже норму выполнил, - Алешка решительно отодвинул чашку. - Две кружки выпил, со слезами.
        - Какими-то ты загадками говоришь, - вздохнула мама. - Я вот когда молоко пью, то не плачу.
        - Это не мои слезы капали, - объяснил Алешка. - Одной нереальной дамы…
        - Так бы и сказал сразу. - Мама сделала вид, что все поняла.
        Следующим утром мы выпросили у мамы денег на дорогу, залили чай в термос и сделали бутерброды с котлетами.
        - Но чтобы, - сказала мама, закрывая за нами дверь, - чтобы вернулись со стиральным порошком.
        - А где мы его возьмем? - фыркнул Алешка. - Там одна природа.
        - В магазине, - ответила мама и захлопнула дверь.
        …Доехали до станции Березки мы вполне благополучно. Пили чай, жевали бутерброды, смотрели в окно сначала на высокие дома, а потом на желтеющую природу.
        От Березок (станции) до Березок (поселка) дорога шла рощей (тоже березовой). Можно было такой гербарий собрать! Нереальный вообще. Но нам было не до гербариев. Мы всю дорогу думали: что мы там будем делать? И как попадем в серый дом? И как оттуда выберемся?
        А вот и он. Мы как раз к нему вышли. Как раз к берегу реки, на котором он стоял одиноко, как угловатый утес среди равнины, за забором с колючей проволокой.
        Мы присели под развесистым дубом, осмотреться. Дом стоял притихший. Затаившийся какой-то. Ворота, которые мы снесли, уже починили, поставили на место. Окна на первом этаже были закрыты ставнями. Даже собаки не лаяли. Будто над домом сгустились тучи перед грозой. А ведь это мы с Алешкой эти тучи нагнали. И молнии зарядили. Вот-вот гром грянет.
        - Давай поближе подберемся, - сказал Алешка. - Может, чего-то подслушаем.
        - Нас увидят, - возразил я. - И собак спустят.
        - Собак я не боюсь. У нас еще котлеты есть.
        Мы сами для них котлеты.
        Тут вдруг со стороны шоссе послышался шум машины, и к дому устремилась зеленая «Нива». Она остановилась у ворот, из нее вышел веселый дядька, а за рулем - нам это было видно - остался здоровяк Федя.
        Дядька подошел к воротам и нажал кнопку звонка. Стал ждать. Федя тоже вышел из машины, потянулся, зевнул, полез в карман за сигаретами. Дядька снова нажал кнопку.
        - Вперед! - скомандовал Алешка.
        Куда вперед-то? А он, оказывается, уже наметил путь. К дому, со стороны поселка, шла ровная прямая траншея. Наверное, к нему подводили водопровод. Или канализацию. Канава тянулась до угла забора. И была довольно глубокой.
        Вот уж не думал сегодня утром, что буду ползти на четвереньках по дну глинистой канавы.
        Остановились мы, когда нам стали слышны голоса. Дальше двигаться было опасно.
        - Может, звонок не работает, - лениво предположил здоровяк Федя. - Постучи.
        Раздались гулкие удары ногой в железо.
        - Сильней бей, - советовал Федор. - Не достучишься, так хоть ворота собьешь.
        Достучался. Видимо, к воротам кто-то подошел, наверное, охранник.
        - Чего дубасишь?
        - Хозяина позови. Скажи, Кольцов приехал. За бабками.
        - Жди.
        Мы лежали на дне траншеи, затаившись, как зайцы, на которых вот-вот набросится стая волков. Было немного страшно, но и страшно интересно. Сейчас будет сцена у фонтана. То есть у ворот.
        Лешка прижал губы к моему уху и едва слышно прошептал:
        - Кольцов, запомни!
        В это время к воротам, видимо, подошел «хозяин».
        - Ты чего? - спросил он. - Какие бабки?
        - Витек! Как договаривались. Ты забыл?
        - Мы не так договаривались. Я тебе сказал: заберу товар - заплачу деньги.
        Тут долго была тишина. Не очень мертвая, а какая-то тревожная.
        - Погоди, Витек. Товар же ты забрал.
        - Что?! Ты что сказал?
        - Как же! Твои пацаны приезжали, на твоем джипе. Вадька твой там был, племяш. Пароль сказали. Ты не крути, Витек! Почти два года я место в гараже твоим барахлом занимал. А теперь что? Кинул ты меня, да?
        - Что?! Что ты сказал? - В голосе этого Витька была такая смесь злобы, отчаяния и удивления, что нам даже захотелось на него посмотреть. На этого Сизаря.
        - Ты, Витек, не шуми. Гони бабки. Как договаривались. Ты у нас в большом долгу.
        - Ты что говоришь? - Витек Сизарь сорвался на визг. - Ты с кем говоришь? Куда ты товар дел? Идиот!
        - Поругайся мне. Сколь хошь ругайся, а деньги гони! Братана моего, Сашку, подставил? Ты его уговорил какого-то хмыря на борт взять, нелегалом. Где этот хмырь? За борт его скинули? А Сашке головой отвечать? Гони бабки! Или я твой сарай из пушки разнесу!
        Вот почему веселый мужик мне показался чем-то знакомым. Братан Сашка - это капитан «Айвазовского» Кольцов! Теперь и надпись на карте возле с. Скуратово понятна. «Морским почерком» написано не «британка», а «братан К.» - братец Кольцова!
        - Так! Стоп! - Голос Сизаря окреп. - Давай-ка разберемся. Уговор был, что ты мой товар держишь у себя, пока я его не заберу. Так?
        - Точно! Я и держал. По чести, по-обещанному.
        - И где он? - Голос Витька стал прямо ледяным. Мне даже холодно стало. А Лешке - хоть бы что, только рот от интереса до ушей разинул. - Где товар?
        - Говорю же: твоим пацанам отдал.
        - Никаких пацанов я к тебе не посылал. И кому ты мой товар сбросил, мне теперь все равно. Но ты, Кольцов, попал на такие бабки! Там миллионы были, идиот!
        - Хитер ты, Витек. Ловко придумал. Я - не я, и кобыла - не моя. Ну, смотри, не пировать тебе на свадьбе. Если тебя бог за твою подлость не накажет, я тебя сам накажу.
        - Все сказал? Теперь слушай сюда. Мне теперь плевать, куда ты мой товар сбросил, кому продал. Переживу. А вот стоимость его оплатишь. Сроку тебе даю - три дня. На четвертый день включаю счетчик. Не расплатишься деньгами, головой ответишь. Охрана! Гони их прочь!
        Послышался топот нескольких ног, ругань, потом вдруг ударил автомат, и над нами пролетела цветная строчка трассирующих пуль.
        - Все понятно? - спросил Витек. - Уматывай, пока цел.
        Глава XII
        КАТЬКА В РАКУШКЕ
        Все понятно. Лежа в канаве, я поежился от страха. Вот если бы и Витек, и веселый мужик Кольцов со своим Федором знали, кто все это натворил! А если бы они знали, что эти, натворившие, прячутся совсем рядом… Нереально страшно!
        Но страшно было не только нам. Не успела отъехать «Нива», как примчалась еще одна машина, иномарка какая-то. Из нее выскочил парень и тоже начал рваться в ворота. Хоть это был и свой человек, Витек и его не пустил в дом.
        - Что надо?
        - Шеф, Арнольда и ребят менты повязали.
        - Знаю. Что еще?
        - Тебе мало? Нас теперь всех заметут.
        - До меня не доберутся, мотай отсюда и замри. Ребятам передай: чтоб в два дня Чижа достали. Хоть из-под земли.
        - Передам. Кажись, они на внучку его вышли. Девка может о нем знать.
        - Двигай. Сделаете - озолочу. Не сделаете - замочу.
        Да, как странно бывает в жизни. Обнаружили мы на острове одинокого человека. Конечно, попал он туда не по своей воле, а волей злых людей, но ведь против одиночества он не очень-то и возражал. Считал, что одиночество помогает ему без помех (в виде заботы о других людях) заниматься своей любимой наукой и наслаждаться своей любимой коллекцией.
        А как получилось в конце концов? В конце концов этот фанат одиночества объединил вокруг себя столько людей - и друзей, и врагов. И нас с Алешкой, и милицию, и прохвостов, бандитов и жуликов. Вот смотрите: Сизов все это преступление задумал, продумал и организовал. А сколько людей он включил в эту авантюру: и своих бандюков, и капитана Кольцова с матросами, и его брата - веселого мужика - с его Федором, и даже милую плаксу Надежду Кузьминичну. Он и нас с Алешкой попытался использовать. И рыжая Катька в эту историю попала. Я уже не говорю про папу и Алешина, про Сергеева и его сотрудников, про лихого «водителя» Федотова. Про неудачного сыщика Носикова, про нашего участкового… Вот тебе и одиночка! Не зря Чижов все-таки потом признался, что человек в одиночестве дичает. Конечно, лучше быть одному, чем в окружении врагов, но лучше всего быть вместе со своими друзьями и близкими.
        Обо всем этом я думал по дороге в Москву. И даже постарался поделиться своими мыслями с Лешкой. Он послушал, подумал и сказал:
        - Это все ерунда, Дим. Наш Чижик… понимаешь, его тетя Надя своими заботами достала. Вот он и замечтал об одиночестве.
        Лешка, конечно, иногда тоже любит пофилософствовать. Если делать больше нечего. А чаще всего он предпочитает действовать. Причем на главном направлении.
        А что сейчас главное? Главное - рыжая Катька в опасности. И мы, долго не думая, поехали к Сергееву. И все ему рассказали.
        Он прямо при нас посоветовался с сотрудниками.
        - Делаем засаду на квартире, - предложил один из них. - Берем этих негодяев - и все.
        - Засада - дело непростое, - сказал другой. - До стрельбы может дойти. А там - ребенок, женщины.
        - Девочку нужно спрятать, - сказал Сергеев. - Но где?
        - В раковине, - подсказал Алешка.
        - В какой еще раковине? - нахмурился Сергеев. - С грязной посудой?
        - В ракушке, - уточнил я. - У нас дома.
        - Это мысль, - согласился Сергеев. - А мама возражать не будет?
        - Она будет рада, - сказал Алешка. - Только вы дайте нам стиральный порошок. Мы про него забыли.
        Когда в нашу квартиру вошли Сергеев со стиральным порошком, Катька с вещами и мы с Алешкой, мама только и спросила:
        - А порошок купили?
        - Мам, - сказал Алешка, - Катька у нас поживет. Не больше года.
        - А Леночка Стрельцова? - удивилась мама. - Она не обидится?
        - Она и так уже обиделась. А за Катькой бандиты охотятся. Но ты не волнуйся. Мы сейчас ее деда привезем. Из психушки. За ним тоже бандиты охотятся.
        - Он буйный? - только и спросила мама. - Кусается?
        - Он русалок в аквариуме ловит, - сказал Алешка. - Ракушками.
        - Ну, тогда ничего, - мама вздохнула. - У нас русалок нет. И аквариума тоже. - Тут она вздохнула еще сильнее: - Но ракушка есть.
        Потом мама и Сергеев пошли на кухню - объясняться, а мы провели Катьку в нашу комнату.
        При виде раковины она обалдела.
        - Какая… - только и сказала она.
        - Нравится? - гордо спросил Алешка.
        - Очень. Нереально прекрасная.
        - Дарю. Будешь в ней спать. - И, подумав, добавил: - Но не больше года.
        - Народу прибавилось, - сказала мама, когда Сергеев уехал за дядей Ваней. - Нужно народ кормить. Кто идет в магазин?
        - Я! - сказала Катька.
        - Вот фиг! - сказал Алешка. - Ты будешь сидеть дома, в раковине, пока мы всех бандитов не переловим.
        - Сто лет, что ли? - надулась Катька. - Или не больше года?
        Мама дала нам деньги, список продуктов и вытолкала за дверь.
        Когда мы вернулись, в нашей квартире уже обнимались Катька с дедом. Катька говорила «Гы», а дед говорил «У-у!» А мама говорила «Ах!» и незаметно утирала слезы умиления. Как тетя Надя.
        - Дед, а это теперь моя раковина! - похвалилась Катька.
        Дед ахнул, почти как наша мама, и восторженно прошептал какое-то длинное латинское название. Из которого мы уловили только знакомое нам слово - «тридакна».
        Чижов, превратившись в профессора, обошел раковину со всех сторон, залез внутрь, пощелкал по ней пальцем, понюхал, лизнул и сказал не очень довольно:
        - Неплохой экземпляр. Но далеко не из редких. Тридакна, если хотите знать, достигает веса четверти тонны и размера до трех метров. Я бы за такую раковину и пары старых перчаток не дал.
        - У! - возмутился Алешка.
        - Ну, извини, - немного смутился Чижов и тут же стал в изысканных выражениях благодарить маму за гостеприимство. Он оказался совсем нормальным. Да он и всегда был такой. Только сначала он ждал встречи с Сизовым и решил прикинуться одичавшим, а потом, в Москве, папа посоветовал ему оставаться таким же, чтобы обезопаситься от бандитов.
        Хорошая компания подобралась. И мы всей этой хорошей компанией пошли готовить ужин. Дед Ваня вовсю помогал маме и давал ей всякие экзотические советы по кулинарии. Он там, на своем острове Скелета, научился готовить всякие чудеса.
        - Вы знаете, - говорил он, - когда-нибудь я научу вас запекать бананы в капустных листьях. Это деликатес. - Тут он немного поморщился, будто его тошнило, и добавил: - Но я их не очень… У меня на бананы аллергия.
        Еще бы! Он, наверное, за два года этих бананов тонн пятьдесят съел. Без всяких капустных листьев.
        Как только мы сели за стол, раздался звонок в дверь.
        - Федотов приехал, - в шутку хихикнул Алешка. - Сейчас катать нас будет.
        Я пошел открыть дверь. И чуть не упал на пороге. За дверью стоял… Федотов.
        Он подмигнул мне и сказал:
        - Рот закрой, а то кишки простудишь.
        Я его намек понял и так захлопнул рот, что даже зубы лязгнули.
        - Я у вас поживу, - сказал Федотов. - Пока машина в ремонте.
        Он снял куртку, а под курткой у него оказался пистолет в плечевой кобуре. И пошел на кухню. Вежливо поздоровался с мамой, а дяде Ване сказал: «Гы, Ванюша».
        - Гы, Коля, - ответил Чижов. - Как зажигание?
        Нереально глупо.
        - Дим, - сказал мне Алешка. - Ты не бойся, этот Федотов, он не совсем псих, он там охранял дядю Ваню. Ему папа поручил.
        - А теперь буду Катьку охранять.
        - Катерину, - с достоинством уточнила рыжая Катька.
        Ну вот, в основном все прояснилось. Все стало на свои места. Правда, беспорядок еще не закончился. Но это уже пустяки. Осталось только разобраться с этим неуловимым ковшом и с неуловимым Сизовым по кличке Сизарь, он же Витек, он же Виктор Петрович, он же шеф. Его личность напрямую связана с ковшом и с «выселением» дяди Вани на необитаемый остров. Ну и с кражей его коллекции.
        …Оставшись без любимой работы, профессор Чижов решил довести до конца свой научный труд по редкой разновидности моллюсков Тихого океана. Родной институт ничем не мог ему помочь. И тогда Сизов, который был с ним притворно дружен и зарился на его коллекцию, предложил свою помощь. «Я могу, - наверное, так он сказал, - устроить вас пассажиром на прекрасный лайнер, который отправляется в кругосветку. Капитан мой друг, он создаст вам необходимые условия, будет делать остановки для ваших исследований. У него на борту и акваланги есть». - «Это очень дорого, - пожаловался Чижов, - у меня нет таких денег». - «Я вам помогу и в этом - куплю у вас часть коллекции, раз уж всю вы не желаете продать».
        Чижов согласился и отправился в кругосветное плавание. Он только не знал, что список пассажиров на «Айвазовском» капитан Кольцов заменил точно таким же, но без фамилии Чижов. У них - у капитана и Сизова - был коварный план высадить Чижова на необитаемом острове, чтобы он там «хорошенько подумал».
        Дело в том, что Сизову зачем-то позарез нужен был ковш Петра Великого - украшение чижовской коллекции. Но Чижов ни за что с ним расставаться не хотел. Сизов стал ему намекать, что ковш могут украсть злые люди. На что Чижов уверенно заявил, что «злые люди» этот ковш никогда не найдут - так он надежно спрятан.
        Что делать? Сизов попробовал сначала запугать профессора и дал команду своим браткам привезти его в свой «зубоврачебный кабинет». Но Чижов, сидя в кресле, преспокойно заявил, что ему бояться нечего - у него давно уже все зубы вставные.
        Вот тогда Сизов и подсказал ему поездку на острова Тихого океана. Он рассудил так, что время, проведенное в одиночестве, в опасностях и лишениях, поможет Чижову «образумиться» и раскрыть тайну ковша, или он настолько одичает, что у него без труда эту тайну удастся выведать. К тому же пока Чижов находится далеко от дома, можно будет без помех похитить всю коллекцию и как следует обыскать его квартиру в поисках тайника, где прячется знаменитый ковш.
        Одному из вождей на соседнем острове Кокос капитан Кольцов, одарив его неисправным фонариком, поручил наложить на остров Скелета табу и оградить тем самым Чижова от всяких посещений, чтобы одиночество его ничем не нарушалось. Тот же вождь убедительно дал понять новому Робинзону, что если он вздумает пересечь пролив и оказаться на «контролируемой» им территории, то в тот же день на острове Кокос состоится грандиозный праздник имени Жареного белого человека. В капустных листьях.
        Но Чижов оказался непрост. И даже смел и мужествен. Он обустроился на островке, обжился, наладил свой быт и спокойно дорабатывал свой научный труд. И входил в роль одичавшего человека, справедливо рассудив - какой с дурака спрос, какой там ковш, если он из всех слов помнит только «Гы» и «У-у»?…
        Вот такая мрачная картина была создана «пером и кистью» жулика Сизова. Но мы с Алешкой разрисовали ее более светлыми красками. Оставались пустяки - выявить кое-какие детали, более выпукло их обозначить и заключить эту картину в достойную рамочку. А какой эта рамочка станет для Сизова и его команды, думаю, вам ясно…
        И вот одна недостающая деталь вдруг появилась сама собой. Нереально вовремя.
        Нам позвонил Сергеев, сказал, что папа завтра вылетает из Лондона; спросил, как мы почивали, не гонял ли Федотов по квартире на своей машине с неисправным зажиганием, а потом сказал:
        - Дима, сбегай в киоск, купи газету. - И он назвал - какую именно. - Прочитайте заметку под заголовком «По традиции Петра».
        Я так и сделал. И заметку прочитал прямо возле киоска. В ней рассказывалось о том, что один очень богатый иностранный миллионер, далекий потомок Петра Великого, всю жизнь собирал его личные вещи. Фанат такой был. А в преклонном возрасте построил в Голландии настоящую копию первого парусного военного судна в России, заложенного Петром Первым. Спуск корабля на воду должен ознаменоваться, по обычаю, заведенному Петром, веселыми торжествами на его палубе. С орудийной пальбой, «питием, флагами и фейерверками». И этот богатый миллионер сказал, что он сам, как строитель этого корабля, выпьет на его палубе вино из ковша своего великого предка.
        А дальше автор заметки, тетка какая-то, рассказала историю этого самого ковша. История довольно занимательная. Нереальная даже. Будто бы Петр I, когда находился в Архангельске, осматривал глиняную посуду, которую привез в своей ладье один горшечник. Оступился царь и побил несколько горшков. И обещал горшечнику восполнить потерю.
        Тут автор статьи напомнила читателям, что Петр I не зря был великим государем. Он знал и умел все: военное дело и мореплавание, строительство домов и укреплений, расчет и постройку кораблей. Он прекрасно владел ружьем и топором, знал, как наводить орудия, и метко бросал гранаты, умело закладывал мины. Он был не только царь, он был солдат, матрос, боцман и офицер, корабельный плотник и токарь, артиллерист и инженер. Ну и горшечник, значит, он был отменный.
        И на следующий день принес на ладью собственноручно вылепленный на собственном гончарном круге глиняный ковш. С надписью по донышку: «Бомбардиръ Петръ Алексъевъ».
        - Батюшка-государь, - упал ему в ноги горшечник, - помилуй, не могу принять такой дар, твоими царскими ручками сделанный. Не гневайся!
        Засмеялся Петр и приказал:
        - Подставляй шапку! - И высыпал в шапку из ковша золотые монеты.
        А после, когда начинал Петр строить Российский флот, на каждом новом корабле он выпивал из этого ковша заморского вина в честь и славу его будущего плавания и побед в морских сражениях.
        Когда я это прочитал, все стало совсем ясно. Я примчался домой, заманил Алешку в папин кабинет и дал ему газету. Алешка пробежал заметку, то улыбаясь, то хмурясь, то хмыкая. Сложил газету и сказал теми же словами, которыми я подумал:
        - Вот и все совсем ясно, Дим. Этот богатый миллионер «заказал» Сизову ковш. Поэтому тот так и старался. Денежек огромных хотел хапнуть. Все ему мало.
        Да, так оно и есть. Ведь об этом кубке знали все коллекционеры.
        - А толку никакого, - сказал Алешка, похлопывая свернутой газетой по ладони. - Сизов отбрешется.
        Ну да, по принципу: «Я - не я и кобыла - не моя». Нереально убедительно.
        - У меня есть идея, - задумчиво произнес Алешка. - Ты не знаешь, папа свой диктофон оставил или в Англию забрал?
        И он тут же залез в папин стол и вытащил диктофон. Он очень мощный, на него можно записывать разговор хоть со ста метров.
        - Позови нашего дикаря. Мы ему задание дадим. Пусть тоже поработает. А то бездельничал все время то на острове с бананами, то в больнице с психами.
        «Наш дикарь» развлекал своими робинзонскими рассказами наших благодарных жильцов. Даже Федотов не фырчал и не сигналил, а слушал, открыв рот. И не боялся кишки простудить. А рыжая Катька сидела в ракушке, затаив дыхание.
        Дядя Ваня понял Алешкину задумку с полуслова.
        - Сыграю, - сказал он. - Я эту роль сумасшедшего почти два года репетировал.
        - А где ваш череп? - спросил Алешка.
        Дядя Ваня немного растерялся, но сообразил и постучал себя по макушке.
        - Я не про этот череп, - объяснил Алешка. - А про тот, который на палке.
        - Ах, жезл! Здесь, я в больнице ничего своего не оставил.
        - И копье?
        - Вот с копьем посложнее. Я с острова только наконечник забрал, без древка.
        - Нереально просто. Древко у нас в кладовке стоит - мамина швабра.
        Мы быстренько стали готовиться к операции под кодовым названием «Допрос под страхом». Показали дяде Ване, как пользоваться диктофоном, засунули его в череп (диктофон, конечно, а не дядю Ваню), насадили на швабру страшенный наконечник. Забрали мамину косметичку. И замотали все эти реквизиты театра ужасов в старое байковое одеяло.
        Алешка уже вел себя как Шерлок Холмс в Скотленд-Ярде. Раскомандовался.
        - Дим, теперь Федотова пригласи.
        Вошел Федотов.
        - Как ваша машина? - спросил Алешка.
        Федотов изобразил звуками бесполезно работающий стартер. Да так здорово, что я чуть не взглянул в окно - кто это так безжалостно его крутит?
        Но Алешку не проведешь. Тоном, не вызывающим возражений, он сказал Федотову, что тот должен отвезти нас в Березки. На операцию.
        - Не могу, - отказался Федотов. - У меня другое задание.
        - Какой же вы после этого водитель, - скептически, но совершенно нелогично заметил Алешка.
        И, как ни странно, это подействовало. Правда, Федотов согласился не сразу, попробовал увильнуть. Сказал, что должен охранять Катьку.
        Но мы ему возразили, что это уже не нужно, на Катькиной квартире задержали двоих парней из банды Сизова. К тому же нам стало известно, что вся его команда начала разбегаться. И в своем «сером» доме он остался чуть ли не один. С собаками.
        - Ладно, съездим, - согласился Федотов. - И мне спокойнее, вы у меня под приглядом будете.
        И мы поехали. Правда, сначала пришлось отбиться от Катьки.
        - Я с вами! - заявила она.
        - Сиди дома, - строго сказал ей Алешка, - а то в раковину запру.
        Машина Федотова стояла у нашего подъезда. Настоящая машина, не сумасшедшая.
        - Зажигание не барахлит, - сказал Федотов, - окурками в салоне не пахнет. Садитесь, будем ехать.
        - Сначала заедем в один адрес, - распорядился Алешка. - Захватим кой-кого.
        «В одном адресе» мы захватили с собой Надежду Кузьминичну.
        Когда она увидела в машине своего ненаглядного Ванечку, то разрыдалась так, словно не встретилась с ним после двух лет разлуки, а расставалась навсегда.
        - Я так виновата перед тобой! - Тетя Надя заламывала руки. - Но я все поправила! Я нашла твою коллекцию! Ты простишь меня?
        Ванечка растерянно улыбался, утешал ее и, кажется, был готов от этих бурных страстей удрать на свой спокойный остров Скелета.
        - Наденька, - сказал он, - люди важнее всякой коллекции.
        - Какие люди? - Наденька промокнула слезки.
        Ванечка помолчал, собираясь с силами, и сказал то, что ей очень хотелось услышать:
        - Катенька и ты.
        Тут Алешка вовремя прервал новый слезный водопад.
        - Будем ехать, - сказал он. - Заводите, Федотов.
        - А куда мы едем? - спросила Наденька Кузьминична, а узнав, страшно обрадовалась: - Какая прелесть! Я снова побываю там, где прошло мое счастливое детство. Моя мамочка…
        - Про мамочку - потом, - остановил ее Алешка. И распределил между нами роли, каждому поставил свою задачу.
        И мы поехали в Березки. На искрящуюся речку. Где прошло счастливое детство Наденьки и ее мамочки вместе с котиком Арнольдиком.
        РАСПЛАТА
        А водителем Федотов в самом деле был классным. Да еще и машина у него оказалась оперативной. Он прилепил на крышу «мигалку», врубил «вопилку», и мы долетели до Березок за полчаса. Остановились под тем же дубом, это входило в наши планы. В планы маскировки.
        Дядя Ваня шустро «приоделся» - разделся до трусов, воткнул в волосы перо, взял в одну руку страшное копье, а в другую страшный череп, заряженный диктофоном. Тетя Надя, скрывая хитрую улыбку, разрисовала ему лицо маминой косметикой. Когда дядя Ваня повернулся к нам лицом, мы чуть не разбежались. По-моему, Наденька отомстила Ванечке за свою неразделенную любовь.
        - Все? - строго спросил Алешка. - Все готовы? Пошли!
        Мы подошли к воротам. Федотов стал слева от них, мы с Алешкой - у него за спиной, а тетя Надя и дядя Ваня - прямо против входа.
        Дядя Ваня застучал в ворота копьем.
        Похоже, что Сизов остался совсем один. Со своими собаками, которые бурно залаяли на стук.
        Сизов подошел к воротам.
        - Кто? - спросил он неуверенным голосом.
        - Это я, Витенька, - ответила тетя Надя, - я тебе гостинчик доставила.
        Сизов распахнул ворота, и в них вылетели громадные собаки, с лаем и рычанием. Ну я уже много раз говорил, что у Алешки с собаками - полное взаимопонимание. Как только они оказались за забором и стали выбирать, кого бы из нас тяпнуть в первую очередь, Алешка негромко скомандовал:
        - Гулять! Живо!
        И злобные псы, обрадованно, вприпрыжку, задрав хвосты, махнули в рощу. Гербарий собирать.
        А напротив Сизова очутился наш дикарь. Сизов в страхе попятился. Дикарь молча стукнул его в лоб черепом на палке (при этом автоматически включился диктофон) и наставил на него свое ужасное копье. Правда, оно было не только ужасное, но и странное. В спешке мы забыли снять со швабры щетку, она так и осталась на другом конце древка. Оно и правильно: «Рожками заколю, хвостиком замету!»
        Сизов отступал к дому, не сводя глаз со страшного гостя. Копье с наконечником из акульего зуба упиралось ему в грудь. Так же пятясь, он взобрался по ступеням и исчез в доме. Следом за ним исчез кровожадный вождь людоедов.
        - Гы! - сказал он грозно. - Ням-ням! - И захлопнул за собой дверь.
        Что там происходило, за этой захлопнутой дверью, мы узнали немного позже, через полчаса. Сидя в машине, когда дикарь Ваня прокручивал запись диалога с жуликом Сизовым.
        Их диалог состоялся прямо в холле.
        - Гы! - злорадно произнес еще раз дикарь Ваня и припер Сизова к стене копьем. - Попался!
        - Ты что, ты что, Ваня? Я - друг. Друга нельзя кушать.
        - Друга вкусно кушать. - Ваня облизнулся, отчего на его языке осталась алая помада с губ. Будто он только что кого-то загрыз. По дороге в Березки. - Гы!
        - Гы, - пролепетал Сизов.
        - Идем на кухню! Костер разведем.
        И тут у Сизова случилась настоящая истерика. Да он давно уже созрел для нее. Коллекция исчезла, ковш не нашелся, часть его банды арестовали, часть разбежалась. Даже собаки его покинули. А тут еще грозным видением возник практически погубленный им человек. Да еще и сумасшедший. С копьем, с черепом. В боевой раскраске. Голодный.
        Сизов сорвался.
        - Гы! - заорал он. - Можешь сожрать меня сырым! Со всеми потрохами! Только ничего от этого не изменится. Коллекция твоя - тю-тю! Ковш затерялся! Ты сам затерялся, два года жил дикарем! И все это сделал я! - Тут он в запале подробно рассказал, как и что он сделал. А потом спокойно сказал: - У меня есть деньги. Я уеду за границу. А ты так и останешься идиотом!
        (Насчет этого Сизов ошибся. Все наоборот оказалось. На суде его признали невменяемым. На все вопросы судьи он отвечал только «Гы!» и глупо смеялся. Вскоре его отправили в ту же лечебницу, где дядя Ваня прятался от него. Только уж Федотов не предлагал ему покататься.)
        Выслушав все это, дядя Ваня вздохнул, повернулся и молча вышел.
        А Сизов запер за ним дверь, а потом и ворота.
        Когда закончилась запись, Федотов связался по рации с Сергеевым и сказал, чтобы в Березки прислали опергруппу:
        - Да, можно его задерживать. Доказательства есть.
        И мы поехали домой. С чувством глубокого удовлетворения. И даже радости. На душе было легко.
        Тетя Надя ворковала с дядей Ваней. Лешка все время подначивал Федотова, напоминая ему, как он похитил у нас «запчасти» к машине. А потом вернул их нам, потому что не смог в них разобраться. Не догадался, что в этих записках Чижов излагает всю историю преступления.
        Федотов на это улыбался, крутил головой, а потом сказал:
        - Не так все просто, Алексей. Это тебе не «Гы!»
        - Ага, - кивнул Алешка. - Это нереально сложное «У-у!»
        Домой мы приехали всей компанией. Ввалились в прихожую. Мама, которая не видела Чижова в гриме, взглянула на него мельком и сказала:
        - Господи! Из цирка, что ли? И чем его кормить? Сырым мясом?
        - Ракушками, - сказал Алешка.
        А потом все начали потихоньку разъезжаться. Федотов уехал на службу, тетя Надя, дядя Ваня, рыжая Катька - по домам, все вместе.
        Катька зашла в комнату попрощаться с раковиной, вздохнула:
        - Она такая уютная. Так душевно поет по ночам…
        В доме стало как-то пусто и немного грустно. Но в тот же вечер приехал папа. И снова стало весело. Особенно когда мы рассказали ему всю эту историю. А папа рассказал нам, почему он немного задержался. Оказывается, они с Алешиным на обратном пути из Лондона залетели в Новороссийск, куда в это время прибыл океанский лайнер «Айвазовский» под командованием капитана Кольцова.
        Его и двух матросов, которые отвозили на плоту Чижова на необитаемый остров, задержали прямо на палубе. Сколько же пакостей натворил этот Сизарь!
        Прошло время. Лешка подарил тридакну Катьке. Папа прислал грузовик с работы, и ракушку увезли на квартиру счастливого дяди Вани.
        Мама после этого растерянно остановилась посреди нашей комнаты и сказала:
        - Как-то пусто стало. Я к ней привыкла.
        - И по ночам никто гудеть не будет, - сказал я.
        - Наш сосед сверху, - успокоил нас Алешка, - трубу купил.
        И в тот же день к нам пришла с родителями Леночка Стрельцова.
        - Извини, Леш, - сказала она. - Мы передумали. Отдавай обратно раковину.
        - Гы! - сказал Алешка. - Мы ее съели.
        - Ну и дурак! - Леночка повернулась и пошла к лифту.
        - Не исключаю, - грустно сказал ей вслед Алешка.
        Ну вот и все. Закончилась эта история. Правда, не совсем.
        Как-то позвонил нам Сергеев и опять послал меня в киоск за газетой.
        В разделе криминальной хроники была помещена странная заметка. Она называлась «Схватка в чистом поле». И в ней говорилось о том, как недалеко от села Скуратово местный механизатор попытался задержать угнанный отмороженными подростками автомобиль. Черный джип, который юные угонщики уже успели основательно помять, был набит спиртными напитками, наркотиками, оружием, взрывчаткой и похищенным ими имуществом на общую сумму свыше пяти миллионов долларов.
        Отважный механизатор вступил в неравную схватку с малолетними угонщиками и грабителями, вооруженными автоматом Калашникова. К сожалению, ему не удалось одолеть преступников, они умчались на угнанной машине в неизвестном направлении, нанеся нашему герою некоторые телесные повреждения.
        Механизатор в настоящее время, к счастью, уже выписался из больницы и снова бороздит поля на своем верном друге марки «Беларусь», который он лично отремонтировал от повреждений, нанесенных выстрелом из гранатомета.
        Заканчивалась статья словами: «Побольше бы таких механизаторов!»
        Алешка хмыкнул и сказал:
        - Дурдом!
        Да, спросите вы, а где же знаменитый ковш, из-за которого вся эта история заварилась? Куда он делся?
        Да никуда он не девался. Когда мы спросили об этом профессора Чижова, он хитро улыбнулся и объяснил:
        - Где лучше всего спрятать какую-нибудь вещь? Из классических детективов мы знаем: на самом видном месте.
        Оказывается, все это бурное время ковш Петра Великого спокойно простоял в «Антикваре», на письменном столе в кабинете профессора. Это та самая глиняная кружка, из которой торчали ручки и карандаши. Ничем не примечательная. Может, только тем, что на дне ее выдавлены старинные буквы: «Бомбардиръ Петръ Алексъевъ».
        Ну что? «Гы»? Или все-таки «У-у»?