Библиотека / Детская Литература / Гусев Валерий : " Привидения На Цыпочках " - читать онлайн

Сохранить .

        Привидения на цыпочках Валерий Гусев
        Дети Шерлока Холмса
        Валерий Гусев
        Привидения на цыпочках
        Глава I
        ПЕРВЫЙ ЗВОНОК
        Конечно, врать не буду, учиться мне здорово надоедает. Особенно к весне. Но вот почему-то к осени снова тянет в школу.
        - Это понятно - привычная среда обитания, - объяснил папа. - Лягушки тоже возвращаются в свое родное болото.
        А мама задумчиво добавила:
        - Человека всегда тянет туда, где он был счастлив.
        На что Алешка так вытаращил глаза, что мне стало за них страшно, - показалось, они сейчас от изумления так и поскачут синими шариками по всей кухне. Наконец он пришел в себя и уточнил с негодованием:
        - Когда это я там был счастлив?
        - Всякий раз, когда тебя временно исключали за примерное поведение, - напомнил папа.
        - И в прошлом году, - напомнила мама, - когда ты влюбился в Леночку Стрельцову из второго «Б».
        - Это она в меня влюбилась, - насупился Алешка. - Бегала за мной, как стрекоза.
        - Интересно было бы взглянуть, - сказал папа. - Ни разу не видел, как стрекоза бегает.
        - Наверное, как заяц летает, - улыбнулась мама. - Только немного изящнее.
        И почему у мамы с папой всегда такое хорошее настроение накануне первого сентября? Небось, когда у них отпуск кончается, они не летают от радости, как зайцы. И не бегают, как стрекозы. А тут рады до невозможности. Наверное, потому что испытывают некоторое облегчение, когда передают нас (хоть и на время) в другие руки. В добрые руки строгих педагогов. Которые нас не только учат, но и воспитывают. И перевоспитывают.
        Хотя, по правде говоря, я немного все-таки по школе соскучился. И еще, по правде говоря, первое сентября все-таки праздник.
        Вся школа собирается на стадионе, и он становится похож на громадную цветочную клумбу. Мы радостно галдим, родители сияют, учителя кажутся такими родными и близкими! Из динамика над школьным крыльцом все время звучит музыка. Про всякие школьные вальсы и счастливые школьные годы.
        Наш директор, Семен Михалыч, полковник в отставке, бывший бравый командир гвардейского полка, подкручивает свои лихие усы и дает отмашку - динамик замолкает, а полковник начинает говорить приветственную речь.
        Он говорит много торжественных слов и наивно выражает уверенность, что уж в этом-то году мы не обманем ожиданий наших прекрасных педагогов и наших славных родителей, что уж в этом-то году мы будем настойчиво повышать свою личную дисциплину и общую боеспособность нашей школы… Тут он немного сбивается и заменяет «боеспособность» на «процент успеваемости»:
        - Приказываю: повышать процент успеваемости более энергично, чем в прошлом и, уж тем более, чем в позапрошлом году. Вольно!
        После полковника так же радостно и торжественно выступают его «офицеры» - педсовет и начальник штаба… то есть председатель родительского комитета в лице мамаши Прошкина. Так председательницу прозвали в школе уже давно. Она, когда первый раз у нас появилась, так и представилась: «Я мамаша Вити Прошкина». Ну и осталась мамашей.
        С ответным словом басит в микрофон Серега Никишов, наш доверенный представитель в совете школы. Он с озорной улыбкой нахально врет, что все мы полны желания учиться лучше, чем в прошлом году, и, конечно, еще лучше, чем в позапрошлом. А заодно и намного лучше, чем в будущем. Кто понял, тот смеется.
        Потом на плечи Никишову - он у нас самый рослый старшеклассник - сажают самую мелкую первоклашку, с бантом на голове, и она в восторге трезвонит на весь район символическим звонком на деревянной ручке. И она будет так трезвонить, пока у нее не устанет рука и, опустившись, не ахнет Никишова тяжелым медным колоколом по макушке. И вовсе не символически.
        Полковник дает команду: «Разойдись!» - и мы все, разбившись по классам, послушно тянемся в школьные двери. Некоторые родители не могут сдержать слез умиления, а некоторые первоклашки откровенно ревут от страха во все горло и цепляются в отчаянии за родителей, будто понимают, какое суровое десятилетие ждет их впереди, с этого самого первого, счастливого дня. Динамик снова выдает школьные вальсы, где весьма заманчиво звучат слова: «Давно, друзья веселые, простились мы со школою…»
        Мы бурными ручейками разливаемся по своим классам, и долгое время наши учителя не могут начать первый в этом учебном году урок. У всех нас, да и у них тоже, столько накопившихся новостей, столько впечатлений за лето, что настроиться на серьезный лад очень сложно. Да никто особенно и не старается. Первый учебный день - самый легкий и приятный, без оценок и замечаний. И мы еще долго не можем разойтись после уроков. Тусуемся в школе, возле школы, на стадионе.
        Кстати сказать, наш стадион - это наша законная гордость. Его начали в свое время строить наши родители, а мы довели до совершенства своими руками. У нас там и футбольное поле, и две площадки - волейбольная и для баскета, - и всякие турники, брусья и шведские стенки. А года два назад мы, под суровой командой полковника, обсадили все вокруг молоденькими липами, каштанами и березами. И они шумят листвой и радуют глаз свежей зеленью.
        Наш стадион приобрел всемирную… то есть всерайонную известность. Все соревнования между школами проходят на нашем стадионе. Им вообще пользуется для здоровья и бодрости все наше население - от самых маленьких (еще в колясках) до самых стареньких, которые по утрам вовсю трусят от инфаркта по гаревой дорожке, овалом обегающей зеленое футбольное поле. А зимой здесь сама собой прокладывается хорошая лыжня. И вырастает снежная горка.
        У нас даже есть специальная дежурная команда, которая каждый день следит за чистотой и порядком на стадионе…
        Но сразу скажу: в этот раз первого сентября все было не так. Родная школа встретила нас не очень-то приветливо…
        Торжественное построение, посвященное началу учебного года (с цветами и родителями), прошло совсем не празднично. Не на нашем школьном стадионе, под сенью лип и желтеющих берез, а на узком заднем дворе, где была когда-то хоккейная коробка, которую наши местные бомжи разобрали для постройки своих хижин в соседнем парке.
        А наш любимый стадион почему-то оказался огражденным высоким сетчатым забором. А за забором, на футбольном поле, зияли рыжие траншеи, на баскетбольной площадке грудились стопочками бетонные блоки и сваи, яма для прыжков скрылась под штабелем досок. А на сетчатых воротах висела большая фанерная табличка: «Родители! Не позволяйте детям играть на стройплощадке!» И был нарисован кран с грузом, который вот-вот оборвется и тяжело рухнет на землю.
        Вот так! Даже не смешно. Оказывается, наш стадион - это не стадион вовсе, а стройплощадка. На которой детям играть категорически запрещено. Особенно - заниматься спортом.
        Вот тебе и первый звонок!
        Цветы, конечно, были. Были еще и улыбки и смех, но торжественного настроения фактически не было. Была общая толпа, в которой перемешались все классы и все родители. А чуть в сторонке тусовался педсостав с расстроенными и, мне даже показалось, виноватыми лицами.
        Наш полковой директор выглядел так, будто проиграл решающее сражение. Причем проиграл, имея превосходство в живой силе и технике. И как он ни подкручивал свои усы, вернуть им былую лихость ему никак не удавалось.
        Он традиционно поздравил нас, учителей и родителей, хмуро выслушал настороженные аплодисменты и еще более хмуро объяснил:
        - Мы боролись! Мы все лето отстаивали нашу законную территорию. Это стоило нам новых седых волос и бессонных ночей…
        - Можно подумать, - шепнул мне Алешка, - что они по ночам боролись. Со своими седыми волосами.
        - И нам твердо обещали, - продолжил директор, - что уже в этом учебном году эта же строительная фирма возведет в парке все необходимые спортивные площадки.
        - И два бассейна, - шепнул мне Алешка. - Один - с морской водой, а другой - с ключевой. И бомжи там будут свои пиджаки стирать.
        - Оболенский-младший! - громыхнул директор. У него очень хороший слух. Когда не надо. - А у тебя все равно двойка по физкультуре!
        - Теперь две будут, - пробормотал Алешка. И поднял руку, как в классе: - А что они тут будут строить? Может, казино?
        Откуда-то из толпы учителей ринулась Алешке на помощь Любаша, его учителка. Крохотная такая, но решительная. И уже на ходу она звонко за него заступилась:
        - Он шутит, Семен Михалыч! Он в казино не ходит!
        Я вовремя дернул Алешку за руку и сунул ему под нос кулак. Он усмехнулся: мол, ладно уж, промолчу.
        - Отвечаю, - продолжил директор. - Здесь будет построено административное здание совместного предприятия по производству чипсов и чупсов.
        Он, наверное, ждал, что сейчас в ответ на эту новость грянут аплодисменты. От фанатов чипсов и чупсов. Но похлопал только Алешка. С ехидной усмешкой на устах.
        И тут взорвались все наши нарядные родители. Они подняли такой гвалт, что с соседних деревьев сорвались любопытные галки и скрылись в парке. И сразу стало ясно - все они (родители, а не галки) учились в этой школе. И она им дорога не только как память о счастливом детстве, но и как надежда, что и у их детей детство будет складываться не менее счастливо. В том числе - и на стадионе. Спортивное детство.
        - Безобразие!
        - Отобрали у детей стадион!
        - Нашим бедным детям и так выйти некуда, одни ракушки и машины кругом!
        - Семен Михалыч, вы же офицер! Как вы допустили?
        И все в том же духе. И немедленно прошлогодний родительский комитет под руководством мамаши Прошкина решил написать коллективное письмо президенту.
        Директор терпеливо переждал взрыв возмущения и заверил родителей, что борьба еще не окончена, что у педсовета есть боевые резервы и что все они будут пущены в ход. Вплоть до тяжелой артиллерии.
        Отыскав взглядом Никишова, он подманил его кивком и усадил ему на плечо заранее подготовленную первоклашку с громадным белым бантом на макушке. Она брякнула Никишова колокольчиком по голове, и мы нестройными колоннами, а вернее - толпой, потянулись в школу.
        В общем, первый учебный день был сплошным митингом. Митинговали в классах, на переменках, в учительской. Все бушевало, бурлило, возмущалось, грозило и немного успокоилось только к третьему уроку.
        Третьим уроком у нас была литература. Бонифаций сказал, что очень рад нас видеть, что соскучился без наших приколов и что в этом учебном году он будет еще более строг и требователен.
        Бонифация мы любили. Он был добрый и справедливый человек. Очень вежливый, но ехидный. Он мог вместо заслуженной «двойки» обойтись одним подзатыльником. Бонифацием его прозвали очень давно. Может быть, еще наши родители, когда были его непослушными и любимыми учениками. На голове у него была грива волос в мелких кудряшках, как у известного льва из мультфильма, и он носил свитер почти до колен. Ну и любил детей. А также литературу. Не знаю, кого (что) больше.
        - Итак, - сказал он, потирая руки от предстоящего удовольствия, - начало традиционное: все пишем краткое сочинение на тему: «Как я провел лето». Пишем не только коротко, но и ясно. Орфография и пунктуация пусть вас не тревожат, - тут же успокоил нас он. - Мне нужно знать, насколько вы поумнели или поглупели за лето и как в зависимости от этого строить предстоящий учебный процесс и наши отношения. Начали! - хлопок в ладоши. - Тишина в студии!
        За лето, конечно, никто не умнеет. Бонифаций знал это не хуже нас. Он просто хотел отвлечь нас от неприятностей со стадионом. И чтобы мы, вспоминая прошедшее лето, наполнились положительными эмоциями.
        Но ему это не удалось. Почти весь класс единодушно сдул сочинение у Сереги Никишова, нашего местного «авторитета».
        Он написал коротко и ясно: «Минувшее лето тянулось для меня очень долго. Я с нетерпением ждал, когда вернусь в родную школу и рано утром пробегу десяток кругов по стадиону, сто раз подтянусь на турнике, покидаю мяч в корзину и даже попрыгаю в длину и высоту. А потом отдохну под сенью лип, которые я сажал и поливал собственными руками.
        Не вышло! Какое разочарование! И какое коварство! Но ничего - каждый получит свое. Один за всех и все за одного! Граф де ля Фер (кликуха Атос)».
        Андрюха Сельянов и Юрашка Козлов подписались соответственно - Портос и Арамис.
        В этом нет ничего удивительного. Где-то с пятого класса их называют мушкетерами. Из-за крепкой дружбы, а еще из-за того, что они все время с кем-то борются. Причем иногда очень коварными методами. Не только шпагами, но и булавками…
        Из школы мы с Алешкой возвращались вместе.
        - Ну вот, - проворчал он, - началось…
        - Что началось?
        - Учеба всякая. Вернулись лягушки в родное болото. А в болоте - крокодил.
        - Уже схлопотал? - догадался я. - Первая пара в новом учебном году?
        Алешка кивнул.
        - За что?
        - Ни за что. За русский. Любаша сказала, что у меня в прошлом году было плохо с шипящими.
        - И что?
        - Говорит: придумай предложение с шипящими. Я и придумал: «Подушка упала с тахты и разбилась». То есть расшиблась. Хорошее предложение, нет, что ли?
        Хорошее, ничего не скажешь. И подушка хорошая. Главное дело - редкая.
        - Слушай, Дим… - Алешка уже перескочил на то, что в самом деле его волновало. Не о двойках же разговаривать. За три года он набрал их больше, чем старший брат за девять. Как ты думаешь: что такое справедливость? Она вообще есть, или ее люди придумали? Как сказки. Чтобы не очень грустно было жить.
        Не знаю, поумнел ли я за лето (вряд ли), а вот то, что Алешка не поглупел, точно.
        - Я еще об этом не думал, - признался я. - Но заметил, что справедливость гораздо реже бывает, чем несправедливость.
        - Да! - горячо согласился Алешка. - Ну за что она мне двойку поставила? Надо было написать «падушка», что ли? - Но волновала его вовсе не «разбитая падушка». И не первая «двойка». - Знаешь, Дим, я догадался, почему несправедливость случается чаще, чем справедливость. Потому что за справедливость надо бороться! А кому это охота? А несправедливость никакого труда не стоит.
        Я после слов брата даже приотстал от него немного - растерялся. А Лешка шел как ни в чем не бывало - поддавал ногой пустую пивную банку и глубоко размышлял о мировых проблемах добра и зла, справедливости и несправедливости. Худенький такой, хохолок на макушке, ранец с первой двойкой за спиной, беззащитный (на первый взгляд) борец за справедливость.
        Встречная тетенька из соседнего дома с болонкой на руках сердито посмотрела на него и сделала замечание:
        - Не греми своей банкой на весь квартал. Мусю напугаешь.
        Я взглянул на ту Мусю. Похоже, что на руках у хозяйки такую Мусю только танком испугаешь. Да и хозяйка хороша - знает, кому можно без опаски сделать замечание, а кого лучше сторонкой обойти.
        - Банка вовсе не его, - сказал я. - Он у меня ее отобрал. Это наш местный хулиган. Его тут каждая собака знает.
        Что правда, то правда. В нашем микрорайоне все собаки - и домашние, и бродячие - Алешку обожают. Вот за что только? Он особенно их и не подкармливает, хотя всегда в кармане для них какой-нибудь кусочек найдется. И не сюсюкает он с ними, разговаривает по-человечески. Без всяких там команд: «рядом», «сидеть» и прочее. Он просто скажет: «Джек, посиди рядышком, что-то мне грустно». И громадный Джек - гроза всех собак района - сядет рядом, уставится на него преданными глазами и - раз уж Алешке грустно - положит ему на колено либо громадную лапу, либо огромную ушастую башку.
        Трудно объяснить, почему они - все животные, от улитки до ежика - обожают Алешку. Наверное, чувствуют, что он борец за справедливость. А уж кому-кому, а нашим животным такие борцы жизненно необходимы.
        И даже сердитая хозяйка Муси поняла, что если Алешка вдруг улыбнется ее болоночке, та тут же, без раздумий, вырвется из ее рук, соскочит на землю и заковыляет за Алешкой на своих коротеньких лапках хоть на край света.
        Алешка подмигнул Мусе - она было дернулась, - но Лешка остановил ее взглядом и обратился не к ней, а ко мне:
        - Надо, Дим, папу к стадиону привлекать. Он у нас всю жизнь за справедливое возмездие борется в своей милиции. Пусть уж и в нашем районе поборется. А мы ему поможем.
        И он вдруг подобрал банку и отнес ее в мусорный контейнер - борьба за справедливость начинается с мелочей.
        Глава II
        «ЩИТАВОТ НА ВЕРБЛЮДИ»
        - Как прошел день? - спросил папа за ужином. - Есть достижения?
        - Есть, - сказал я, - но не у нас.
        И мы рассказали папе историю со строительством на нашем стадионе.
        Папа нахмурился.
        - Безобразие, - сказал он. - А что вы на меня так смотрите? Я ничем тут помочь не могу. Это не дело милиции.
        - Интересно… - сквозь зубы процедил Алешка. - Какие-то взрослые люди круто обижают целую тыщу маленьких детей, а милиция стоит в сторонке!
        - Да, отец, - напала на него и мама. - Ты бы мог поговорить со своим министром.
        - Он ведь неглупый человек, - поддержал ее Алешка.
        - Кто сказал? - удивился папа.
        - Ты. По телефону. Я сам слышал.
        - Выражайся точнее: подслушал!
        - Пап, какая разница! - сказал я.
        В общем, мы дружно навалились на него, и папа сдался:
        - Обещать могу только одно: доложу министру. Если он даст добро, проведем проверку. И если разрешение на строительство получено незаконно, примем меры.
        - А если законно? - спросил Алешка. - Тогда не примете?
        - Тогда не примем, - кивнул папа и ушел в свой кабинет.
        - Тогда мы сами примем, - пробормотал ему вслед Алешка.
        А мама шутливо подергала его за ухо. А надо бы всерьез.
        Через несколько дней папа сказал за ужином:
        - Я свое обещание выполнил. Стройка ведется на законном основании. В городе не хватает свободных земель для его развития. Когда нашей школе отводили место, ситуация была проще. Сейчас она осложнилась. Каждый метр земли стоит огромных денег…
        - Отец, - прервала его мама, - ты покороче.
        - Их же надо убедить! В районе принято решение строить это здание. И его будут строить. А одновременно в парке для вас и вообще для всех будет создан спортивный комплекс. Это даже лучше, чем среди домов и машин. Там, в самом центре, есть подходящая полянка…
        - Бомжиная, - перебил папу на этот раз Алешка.
        - Почему так? - спросила мама.
        - А там раньше бездомные люди жили со своими собаками. Они там целый город построили.
        - Собаки? - удивилась мама. - Надо же!
        А удивляться тут нечего. В нашем парке, в самой его серединочке, одно время жили бездомные люди. Целая деревня. Они там себе настроили палатки из пленки и что-то вроде хижин из всякого хлама. Обосновались, в общем. А потом к ним потянулись бродячие собаки и очень хорошо там прижились. И охраняли это поселение так, что попробуй сунься. Никто и не совался. Только гуляющие по окраинам парка пенсионеры и молодые мамаши с колясками опасливо посматривали на дымки от костров и тревожно прислушивались к лаю собак.
        Ну, потом их всех оттуда выселили. Сначала приехали собачники и отловили всех собак, а потом милиция забрала всех бомжей и отвезла в приют для бездомных. А их покинутый лагерь так и остался на полянке в центре парка. Полянка до сих пор носит имя Бомжиной.
        - В общем, - подвел итог папа, - нарушений нет и возражений быть не может.
        - Надо же! - ехидно выдал Алешка. - А кто-то говорил, что задача милиции - борьба за справедливость. Дим, ты не помнишь: кто? Не твой папа случайно?
        - И твой тоже, - ехидно усмехнулся и я. - И мамин муж.
        - Нельзя так с отцом разговаривать! - Маме стало жалко своего мужа. Он так устает на работе…
        - Он там за справедливость борется, - проворчал Алешка.
        Позже выяснилось, что мы напрасно нападали на папу. Они со своим министром даже обращались в правительство Москвы. Но там им вежливо намекнули, что каждое ведомство должно заниматься своими делами и не вмешиваться в чужие. Строительство ведется в соответствии с нормами, разрешение на него получено на законных основаниях.
        И оно шло, это строительство. Прямо за окнами нашей школы. Приехали два автокрана, грузовик притащил жилой вагончик, где поселились смуглые узкоглазые строители. Стали вовсю копать ямы для фундамента и завозить стройматериалы.
        И стал сюда часто приезжать застройщик - будущий владелец здания и глава фирмы под смешным названием «Кис-кис». Этот застройщик приезжал на большой черной машине с водителем и охранником. Водитель и охранник стояли за его спиной и внимательно, не поворачивая головы, а только зыркая глазами, осматривали все кругом. Особенно - окна нашей школы, будто оттуда какой-нибудь малолетний злодей мог ахнуть из рогатки. Или из гранатомета.
        А застройщик горячо обсуждал с прорабом разные производственные вопросы. Он все время спорил с ним и часто приговаривал: «А вот у нас, в Англии…»
        Алешка почему-то проявлял к этому господину повышенный интерес. Наверное, потому, что и сам побывал в Англии. Целых два дня. Когда приезжал туда как победитель конкурса «Юный Шерлок Холмс». Так что уж Лешка-то точно знал, «как там у нас, в Англии». И он очень внимательно прислушивался к разговору. А один раз, когда застройщик важно шагал к машине, Лешка даже что-то спросил у него по-английски. Это меня страшно удивило: Алешка довольно свободно владел английским, но в пределах «фейсом об тейбл» и «фул» (дурак, по-нашему). Но мне показалось, что английский застройщик владеет английским языком еще хуже: он совершенно не среагировал на Алешкино обращение. Но, может, тому была и другая причина - шибко он был важный. И прораб уважительно называл его господин Кошкинд. Такая, значит, у него русская фамилия с английским акцентом.
        И вот в один прекрасный день (как раз была первая переменка, и мы всей школой высыпали на школьный двор) подъезжает мистер Кошкинд, а на воротах, рядом с табличкой о детях и родителях (и кранах с грузами) трепещет на утреннем ветерке большой плакат, на котором красным маркером намалевано: «Вы все дураки!»
        Мистер Кошкинд коротко взглянул на лозунг и усмехнулся. Посмотрел на прораба.
        - Неубедительно, - буркнул хмурый прораб и, содрав плакат, развернул перед застройщиком план будущего здания. Они с Кошкиндом уткнулись в него и опять стали спорить о том, как лучше размещать на территории стройматериалы и технику.
        А потом прораб вежливо спросил:
        - Василь Василич, а зачем такую большую этажность запроектировали? Куда излишки денем?
        - Какие излишки? - снисходительно усмехнулся Кошкинд. - Моя фирма под офис займет три этажа. Фитнес для сотрудников и всех желающих организуем. Спортивные залы, бассейн. На крыше соорудим теннисные корты…
        - И казино, - подсказал Алешка. - Вам фитнесы, а нам - фиг!
        - Не баловайся! - одернул его прораб.
        А Василь Василич подытожил:
        - А остальные площади в аренду сдадим. Денежки будут капать.
        И они снова уткнулись в развернутый план.
        Лешка, конечно, не утерпел и тоже сунул в план свой любопытный нос. Здание было какое-то странное. Все какое-то угловатое, неожиданное, да еще на его верхушке торчала круглая башенка с овальными окнами и крышей-пирамидкой.
        - Как пупок на спине, - громко сказал мне Алешка.
        Прораб сердито обернулся:
        - Иди отсюда! Что ты тут столпился?
        Мы хихикнули и пошли в школу - нас позвал звонок, переменка кончилась. Интересно: звонок у нас в школе один, а почему-то звонок с урока и звонок на урок - совершенно разные. Будто их два: вредный и полезный.
        - Твоя работа? - спросил я Алешку про плакат протеста.
        - Вот еще! - искренне возмутился он.
        Я ему поверил, он за лето опять повзрослел. И я сказал:
        - Да, когда милиция бессильна, тогда появляются народные мстители.
        - И вешают плакаты, - презрительно отозвался Алешка. - А толку от них - как от всяких митингов.
        Тем не менее плакаты на воротах стали появляться постоянно. Прораб терпеливо их срывал, а кто-то снова терпеливо их развешивал. Но после того, как появился плакат угрожающего типа: «Ну, вам же хуже будит!», в воротах поставили охранника.
        На первое время это помогло, а потом охранник весь день ходил с приколотой на спине бумажкой: «Ты тоже дурак!» Школьный народ выражал свое возмущение.
        После этого охранников стало двое. Один следил за воротами, другой - за его спиной.
        Дошло даже до того, что к директору заявился хмурый прораб и сердито потребовал принять меры против хулиганов.
        - Вот! - развернул он перед ним на столе мятый плакат, где обещалось: «… хуже будит». - Вот! Примите меры!
        Семен Михайлович меры принял - красным карандашом исправил ошибку.
        - Это все? - Прораб так возмутился, что покраснел как помидор. - Все ваши меры?
        - А что я могу еще сделать? - усмехнулся Семен Михайлович. - Стихийный протест школьных масс. Вы мне покажите этих хулиганов, тогда я их накажу.
        - А я их видел? - И прораб ушел, очень недовольный. Сказал на прощанье: - Не школа, а бандитское гнездо.
        Семен Михайлович опять усмехнулся, ему вслед, однако после уроков собрал все-таки нас в актовом зале. И сказал грозную речь, завершив ее словами:
        - Я, как строевой командир, категорически против партизанских методов борьбы! Какие-то листовки, прокламации! Казаки-разбойники! Робин Гуды! Дубровские! Этими глупостями вы ничего не добьетесь. Здесь нужна разумная стратегия и боевая тактика. Всем понятно?
        При этих его словах Никишов и его два мушкетера значительно переглянулись. Будто наш грозный полковник невольно подсказал им ответ на задачку контрольной.
        В общем, речь директора была строгой, но неубедительной. Наверное, потому, что он и сам был готов к партизанским методам. Потому что нормальная стратегия и бумажная тактика были бессильны против превосходящих сил противника.
        И еще меня смутила пропажа из дома красного маркера.
        После уроков я отловил Алешку возле стройки, взял его за воротник и строго спросил:
        - Все-таки это ты плакаты писал! Включился в борьбу?
        - Ты что, Дим! - очень убедительно воскликнул он. - Я что, дурак? Если хочешь знать, это все детские штучки.
        - А где наш маркер?
        - Откуда я знаю? Кому ты его отдал?
        Вот нахал!
        Конечно, меня «детские штучки» не беспокоили. Меня беспокоило другое: не поведет ли Алешка свою собственную борьбу против строительства - за наш стадион? Он-то наверняка записочками не ограничится. Мне даже немножко жалко стало и краснощекого прораба, и смуглых строителей. Но, конечно, не застройщика «Кис-кис» по фамилии Кошкинд.
        Время шло. Шло строительство. И становилось все более впечатляющим. И тут мы с Алешкой решили сходить в парк, посмотреть, как строится спортивный комплекс. С двумя бассейнами.
        Никакого строительства там, конечно, не было. Им там даже и не пахло. А пахло довольно неприятно. Бомжей и собак давно отсюда убрали, а запах остался. Остались и развалюхи, в которых они жили. Жалкое зрелище. Из старых досок, из рваной пленки, из каких-то обломков и лохмотьев. И здесь жили люди!
        - Вот! - возмутился Алешка. - Вместо всяких фитнесов и фирм построили бы лучше дом для бездомных.
        - Фирма деньги платит, - сказал я. - А бездомным людям платить нечем.
        Побродили мы вокруг полянки, посмотрели. И поняли: никакого спортивного комплекса здесь не будет, все это вранье. А будет обычная свалка. Сюда уже заезжали самосвалы и сбрасывали всякий мусор.
        Наш родительский комитет, к слову сказать, не сидел сложа руки - возмущался и писал грозные письма во все адреса. К нам даже из газеты приезжали. И еще какие-то комиссии. И даже телевидение. Они засняли вырубленные деревья, пеньки от них, записали гневную речь директора и уехали. И на следующий день дали репортаж. Молодой корреспондент, чем-то похожий на Кошкинда, восторженно сообщал, как преображается наша замечательная столица. Как на месте пустырей и «диких» детских площадок возникают прекрасные постройки современной архитектуры. Как на месте сорных древесных пород возникают «рукотворные насаждения» в виде благородных кленов и голубых елей.
        - Конечно, - завершил свой сюжет корреспондент, - некоторые несознательные жители выступают против прогрессивного строительства и пытаются стихийными методами ему помешать, но… - И тут он включил нашего полковника, который на экране взъерошил усы, решительно взмахнул рукой и рявкнул: «Этому не бывать!»
        А ведь на самом деле рявкнул Семен Михалыч совсем в другом смысле.
        И строительство шло себе и шло. Как сказал один из узкоглазых рабочих: «Собака лает, а караван верблюдов идет».
        - Сам ты верблюд! - сказал ему Никишов.
        - А ты собака! - не остался тот в долгу. И пошел в свой вагончик. Наверное, плов готовить.
        - И чего ты, Серега, на него набросился? - спросил вдруг Алешка. - Он ведь не виноват.
        - А мне все равно, кто виноват, - холодно отрезал Никишов. - Я их сюда не звал.
        Сельянов дожевал яблоко (он все время что-нибудь жевал) и сказал:
        - Я - тоже. Я без нашего стадиона толстеть начал.
        Приврал немного: Андрюха толстеть с самого рожденья начал. А на стадионе он обычно сидел на скамеечке, что-нибудь жевал и наблюдал за достижениями наших спортсменов.
        Лешка не стал спорить. Он только усмехнулся. Но с таким превосходством, что мушкетеры растерялись. Только Юраша Козлов спросил:
        - А тебе что, стадион не нужен? Ты за кого? Ты за них или за нас?
        - Я за справедливость, - скромно ответил Алешка и потупил глазки.
        Сегодня первым уроком у нас была литература. Бонифаций про Анну Каренину нам рассказывал. Так трепетно, будто она его родной тетей была. Но я плохо его слушал. Я прислушивался к шуму за окном, на стройке. Там была какая-то суета и ругань. Галдеж стоял сплошной. Непонятный. Во всех классах учителя стали захлопывать окна. А с улицы неслось:
        - Искру проверил?
        - Да есть искра!
        - Топливо подается?
        - Еще как!
        - Так что ж он молчит?
        И все эти фразы сопровождались, как говорит Бонифаций, крутой ненормативной лексикой. Ругательствами, если по-простому.
        Тут чей-то другой голос вмешался, совсем рядом, прямо у меня над головой:
        - Оболенский, а вот вы как оцениваете Стиву Облонского? - Бонифаций, когда на нас сердится, на «вы» нас называет. - Можете не вставать.
        - Облонский? - переспросил я, выигрывая время. - Стива? Аркадич? Это который ее брательник?
        Выиграл! Звонок прозвенел. И мы помчались во двор. Алешка уже был там. Прилип к забору. А за забором строители столпились вокруг автокрана. Капот у него был поднят, и из-под него торчали задние части водителя. Передними он вовсю ковырялся в моторе. А все вокруг давали ему советы. Особенно - прораб. Он опять был весь красный и злой. Оказывается, пришел панелевоз, а автокран никак не заводится, разгружать панели нечем. Водитель панелевоза тоже ругался:
        - Мне тут у вас стоять нечего! Мне за простой не платят! Мне за рейс платят! - И он тоже полез под капот крана.
        Алешка с таким интересом наблюдал и слушал, что я даже его заподозрил.
        - Ты что! - возмутился он. - Наши родители своих детей на стройплощадку не допускают. Это, Дим, какие-то непримиримые мстители.
        Зазвенел звонок, мы вернулись в школу.
        К концу занятий машина так и не завелась. Водитель панелевоза, ругаясь, отцепил прицеп и уехал. А водитель автокрана так и остался торчать под капотом, время от времени забираясь в кабину и пытаясь запустить двигатель.
        - Мне прямо жалко его, - сказал Алешка.
        - А мне нет, - сказал подошедший Никишов. - Плохой водитель. Машину не знает. - И усмехнулся.
        Ближе к вечеру я пошел в школу - на занятия нашего драмкружка. Вернее, нашего школьного театра. Вел эти занятия все тот же фанат Бонифаций. Ему уроков мало. И он ставит на сцене пьесы по школьной программе. Чтобы мы лучше усваивали материал. И глубже проникались великими идеями и тонкими чувствами.
        У дверей школы я встретился с чумазым водителем автокрана и злым прорабом. В руках прораба почему-то была грязная губка.
        Они поднялись на второй этаж и прямиком прошествовали в кабинет директора. Я, конечно, такой случай упустить не мог. И стал подслушивать за дверью. Благо разговор был громкий.
        - Вот! Полюбуйтесь! - слышался голос прораба. - Ваша работа! Ваших партизан!
        Что отвечал директор, я не слышал - он говорил негромко и спокойно. Бывший офицер, выдержанный такой. Водитель тоже помалкивал. Зато прораб разорялся за троих:
        - Автокран простоял весь день! Кто-то засунул в выхлопную трубу эту гадость! Разберитесь и накажите! И чтобы впредь такого не было!
        Голос прораба слышался все ближе - я догадался, что он идет к двери, отбежал и спокойно пошел по коридору.
        Дверь кабинета распахнулась.
        - Или мне в милицию обратиться? - бушевал прораб.
        - Во-первых, - спокойно ответил Семен Михалыч, - я не уверен, что это сделали мои ребята. Во-вторых, у вас есть охрана. Все претензии к ней. А в-третьих, у меня встречная просьба: старайтесь поменьше шуметь на вашей стройке. У нас ведь занятия идут.
        - Ну! Это не в моих силах! - фыркнул прораб. - Как это можно строить тихо?
        - Постарайтесь хотя бы, чтобы ваши орлы громко не ругались.
        Прораб аж расхохотался.
        - Вы взрослый человек! Где это вы видели стройку без крана и без ругани? Это уж, извините, специфика производства. Тут я бессилен.
        - Что ж, у меня тоже специфика, - пожал плечами наш полковник. - Я не следователь. - И он вернулся в кабинет.
        Вот так начались на стройке странные события. Будто новое здание возводили на заколдованном месте. Как-то все у них не ладилось. Можно было даже посочувствовать. Если бы, конечно, не грустная картина разорения нашего родного стадиона.
        Как-то вечером (за ужином, конечно) папа спросил нас:
        - Что у вас там творится?
        - Где?
        - На стройке. Там какое-то вредительство идет.
        - Да не умеют они строить, - отмахнулся Алешка.
        - Ну-ну… - Папа спрятался за газетой и сказал из-за этого укрытия: - В отделение милиции застройщик заявление принес. Просит обеспечить безопасность.
        - Ну и милиция у нас! - возмутилась мама. - За детей они заступиться не могут, а за всяких… настройщиков…
        - Застройщиков, - поправил папа, выныривая из-за газеты. - Вчера кто-то губку в выхлопную трубу засунул, сегодня электричество кто-то вырубил, а завтра они взрывное устройство подложат!
        - Это мысль, - сказал Алешка, не отрываясь от тетради.
        - А что ты там пишешь? - спросила мама. - Покажи! - Она взяла его тетрадь. Наверное, подумала, что Алешка уже рисует схему взрывного устройства.
        - Опять шипящие, - вздохнул Алешка. - Примеры придумываю.
        Мама прочла вслух: «Кишмиш съел осла».
        - Это как? - безмерно удивился папа.
        - «Кишмиш сел на осла», - поправил Алешка. - Я так написал, мама неправильно прочитала.
        - Это кто же тебе посоветовал? Ты знаешь, что такое кишмиш?
        - Знаю. Так одного рабочего на стройке зовут.
        - Кишмиш, Алексей Сергеич, - объяснил папа, - это виноград без косточек. Употребляется в свежем и сушеном виде. А также, время от времени, в виде вина.
        - Надо же! - удивилась мама. - А я думала, это такой изюм. - Она хихикнула: - Который сел на осла.
        - Вообще, - нахмурился папа, - мне не нравится, когда людей другой национальности называют всякими унизительными кличками. Чурек, кишмиш, бульба и прочее. Тебе понравится, если тебя назовут огурцом соленым? Или маму капустой?
        - Без разницы, - отмахнулся Алешка. - Хоть Рязань косопузая.
        - Мне тоже без разницы, - сказал я. - Мне неважно, как человека называют. Главное, чтоб он человеком был.
        - А этот Кишмиш, - сказал Алешка, - узкоглазый такой, узбекский таджик, он хороший человек. Он никогда плохими словами не ругается. Он даже на живом верблюде ездил. Этот Кишмиш…
        - Господи, - вздохнула мама и зажала уши.
        - Ну ты сама придумай что-нибудь на шипящее! - взмолился Алешка. - Думаешь, просто?
        - Запросто! - выпалила мама. - Вот, пожалуйста: «Шковородка шкворчала на печи».
        - Класс! - восхитился Алешка и быстренько записал эту волшебную шкворчащую фразу. - А еще слабо? Пап, твоя очередь.
        - «Счетовод щелкал на счетах».
        - Блеск! А как надо писать: «щитавот» или «щетавот»?
        - В словаре посмотри, - посоветовала мама.
        Алешка послушно снял с полки словарь, пролистал.
        - Тут нет этого слова. Оно, что ли, иностранное?
        - А ты на какую букву это слово ищешь? - спросил папа.
        - Как на какую? На «ща», конечно.
        - Ну-ну… - Папа вздохнул, снова скрылся за газетой и ехидно посоветовал: - Ишчи полутше, щитавот на верблюди.
        Алешка послушно записал и эту фразу.
        Глава III
        НЕПРИМИРИМЫЕ ТЕРРОРИСТЫ
        А в школу на следующий день пришел наш молодой участковый и попросил директора собрать всех нас в актовом зале. На профилактическую беседу.
        За столом на сцене уселся весь педсостав во главе с директором. Сбоку примостился молодой участковый с бледным от волнения лицом. Мы долго ему аплодировали. Директор встал.
        - Тишина в зале! - командирским голосом рявкнул он. - Полное внимание! - Повернулся к участковому: - Приступайте, товарищ лейтенант.
        Товарищ лейтенант, преодолевая волнение, встал, подошел к самому краю сцены. Поздравил нас с началом учебного года и пожелал нам успехов в учебе.
        Мы ему опять долго аплодировали. До очередного «Тишина в зале!».
        А участковому наша реакция понравилась. Это были, наверное, первые аплодисменты в его жизни. Он окончательно справился с волнением и начал толково говорить о безжалостной статистике:
        - Безжалостная статистика свидетельствует о том, что после летних каникул, к великому сожалению, в городе намечается рост дорожно-транспортных происшествий с участием детей и подростков. - Тут он вздохнул и заговорил уже нормальным языком: - За время каникул, которые вы проводили за чертой города, вы расслабились, потеряли бдительность, отвыкли от опасностей дорожного движения. - Затем опять пошла безжалостная статистика, уже в местном масштабе: - Дорожная обстановка в нашем районе очень сложная, движение транспорта крайне интенсивное и насыщенное. Два проспекта, автомагистраль в сторону аэропорта, несколько рынков, на которые все время идут потоки грузового автотранспорта. Что делать?
        - Перекрыть интенсивные и насыщенные потоки автотранспорта! - радостно подсказал Никишов.
        - Закрыть аэропорт! - добавил Сельянов и что-то проглотил.
        - Заминировать рынок! - завопил Юраша Козлов.
        Директор свирепо сверкнул очами. Участковый улыбнулся.
        - Хорошо, - сказал он. - Я напишу рапорт начальству, а вы пока будьте внимательны на улицах города. Будьте дисциплинированны, соблюдайте правила дорожного движения, а также личной безопасности.
        И дальше он очень толково рассказал нам об этих самых мерах.
        - Все ясно?
        Тут Алешка тоже не выдержал, чтобы не схулиганить. И отчеканил:
        - Все ясно: трамвай стоящий обходи только спереди, но не сзади?! - Последнее слово для рифмы он произнес с ударением на «и».
        Директор сверкнул очами. Участковый улыбнулся:
        - А автобус?
        - Стоящий автобус обходи только не спереди, а только сзади?! - не растерялся Алешка.
        И тоже сорвал аплодисменты.
        - Вопросы есть? - спросил товарищ лейтенант.
        Погалдели немножко, похихикали. В общем-то, такие беседы для нас редкостью не были - каждый год в сентябре их проводили милиционеры нашего отделения.
        - А у меня вопрос есть, - неожиданно сказал участковый. - Даже не вопрос, а просьба. В последнее время на соседней с вашей школой стройке происходят странные события. Иначе как вредительством их назвать нельзя. Вы все время рядом, вы все очень глазастые и наблюдательные граждане. Поэтому я вас прошу: если вдруг заметите что-нибудь необычное, заслуживающее внимания милиции, срочно сообщите мне или прямо дежурному по отделению. Договорились?
        - Договорились! - заорали мы всем хором. Нам понравилось, что участковый не стал подозревать нас в этих вредных проделках, а обратился к нам за помощью. Хотя мы и сами ломали головы - кто так настойчиво борется со строительством?
        А директор придвинулся к Бонифацию и что-то проговорил ему в ухо. Похоже: «Это называется - пустить козла в огород».
        Участковый сообщил нам все свои телефоны и попрощался. Директор поблагодарил его и заверил, что он тоже теперь всегда будет обходить стоящий трамвай «только спереди, но не сзади?!»
        - Правда, - добавил он с сожалением, - трамваев у нас в районе нет.
        - Зато будет совместная фирма «Кис-кис» по производству чупов и чипов! - выкрикнул Никишов.
        Директор открыл было рот, но почему-то вдруг наступил на горло собственной песне. И, честное слово, мне показалось, будто в глазах его неумолимо сверкнуло: «Этому не бывать!»
        Да, какие-то странные дела происходят в нашем коллективе. И вокруг него тоже…
        Теперь мы ходили в школу, как в цирк. Ареной была строительная площадка. Там все время что-то случалось. Представление такое. Загадочное и непонятное. Будто какой-то фокусник творил вредные чудеса.
        Сегодня, например, мы вдруг услышали со стороны стройки приглушенные вопли и стуки. Продолжались они до одиннадцати часов. Пока не приехал прораб. Он обычно приезжал к этому времени - получал с утра указания застройщика. А рабочие копошились на стройке с девяти утра.
        Но сегодня они почему-то не копошились на стройке. Вместо этого мы слышали крики и стуки.
        - Можно выйти, Игорь Зиновьевич? - спросил Никишов. Ясно - на разведку.
        - А что? - обиделся Бонифаций. - Тебя не волнует судьба Анны Карениной? Или очень надо?
        - Волнует, но очень надо. - Никишов даже жалостно сморщился, показывая, как ему «очень надо». И выбежал из класса.
        Я сидел у окна. Мне хорошо было видно, как Никишов выскочил на школьное крыльцо и, приложив ко лбу ладонь от солнца, что-то рассматривал на стройке.
        Вернулся он сразу после звонка на перемену. И радостно сообщил:
        - На стройке опять ЧП! Кто-то запер бригаду в вагончике. Они там бушуют, а выйти не могут!
        - Вот радость-то, - ядовито заметил Игорь Зиновьевич. - Только низкие души счастливы чужой бедой.
        - А я не радуюсь. Я удивляюсь. Какой-то Робин Гуд воюет за справедливость.
        - Неуловимый мститель, - покивал Бонифаций.
        - Вы его осуждаете? - притворно ахнул Серега. - Непримиримого?
        - Естественно. Этим бедным людям на стройке надо работать. Зарабатывать на жизнь. У них семьи, которые надо кормить.
        Никишов немного смутился. Но ненадолго. И пробормотал:
        - На чужой беде свое счастье не построишь. Вы сами говорили.
        - Никишов, ты выше меня на целую голову. Но эта голова…
        - Договаривайте, Игорь Зиновьевич, я не обижусь, - вздохнул Никишов. И сделал плаксивое лицо. - Я уже привык.
        В одиннадцать часов приехал прораб и выпустил пленников. И пошел к директору. Он скоро у нас тут ночевать будет. Или учиться. У нас многому можно научиться.
        Директор и на этот раз отбил нападение. И еще более решительно, чем прежде.
        - Первому, которого поймаю, - шумел и грозился прораб, - надеру уши! Второму надаю по…
        Тут он запнулся (все-таки школа), а директор подсказал:
        - По затылку.
        - Пусть будет по затылку, - согласился прораб. - А третьего отведу в милицию.
        - Послушайте, - Семен Михалыч постучал ладонью по столу, - у вас уже три охранника. Какие могут быть претензии? Требуйте с них. Они у вас бездельники. Они только курят и пьют пиво. И непристойно выражаются.
        - Ваши ребята все время вертятся возле стройки.
        - Прогоните.
        - Как же! Их прогонишь. - И он здорово передразнил кого-то из ребят писклявым голосом: - «А нам участковый велел! Мы милиции помогаем!»
        - Участковый действительно обращался к ним, подтверждаю.
        - А я вас предупреждаю! - завопил прораб. - Сегодня мне пригрозили увольнением.
        - Послушайте, - директор опять постучал по столу. - У вас навязчивая идея. Нашим стадионом пользовался весь микрорайон. Вокруг футбольного поля даже несколько стариков по утрам друг за другом бегали. Почему вы привязались к моим мальчишкам?
        - По-вашему, это старички дурацкие записки с ошибками пишут и технику безошибочно из строя выводят, да?
        - Не исключаю, - улыбнулся директор. - Они, вполне возможно, вспомнили свое пионерское детство. Когда их учили не отступать перед трудностями и бороться за справедливость.
        - Справедливость… - Прораб не нашел слов и хлопнул дверью.
        А наш Лешка в последнее время стал задумчив. Размышлял. Хмурился. Что-то бормотал странное. То впопад, то невпопад. Однажды я от него услышал: «Чужими руками змею не убьешь».
        - Какую змею? - спросил я.
        - Пословица такая, - объяснил Алешка. - Мудрая, восточная.
        Но главное - куда-то время от времени он исчезал.
        - Где бегал? - спросила его мама.
        - Ветер догонял, - лаконично ответил Алешка. Тоже, наверное, мудрой пословицей. И «расшифровал» ей же: - Искать правду, что ветер догонять.
        Мама испуганно потрогала его лоб и покачала головой.
        - Мой руки и ложись спать.
        - Конечно, - отвечал Алешка. - Грязные руки пачкают и лицо.
        Опять пословица. И где он их набрался?
        А однажды он вдруг отказался от обеда.
        - Что с тобой? - тревожно спросила мама. - Ты не заболел? Доконают тебя эти шипящие.
        - Я уже обедал. В гостях.
        - В каких гостях? - удивилась мама.
        - У узбекских таджиков.
        Я хмыкнул: «Узбекские таджики!» Хорошо еще, что не индейские чукчи.
        - Они меня своим пловом накормили! - Тут Алешка сильно оживился. - Мам, ты тоже здорово плов делаешь. Но неправильно.
        - Вот еще! - Похоже, мама немного обиделась. - Я его по книге готовлю.
        Тут Алешка заважничал.
        - А ты кладешь в него фрукты и овощи? Барбарис и мушмулу? А чтобы плов был золотистым, в него добавляют шафран. Вот!
        - Где же я тебе мушмулу с шафраном возьму? - расстроилась мама. - А, кстати, что это за звери?
        - Ну… - Тут Алешка немного скис. - Мушмула это, мам, такая штука… Вроде этой… как ее… А шафран - это краска такая, желтая… Поняла?
        Мама кивнула.
        - А олифу не надо добавлять? - спросила она серьезно. - Или гуашь? А давай, Лень, я вам яичницу на масляной краске буду жарить. Для красоты. Она вся разноцветная будет. Радуга на сковородке.
        - Ты у папы спроси, - вывернулся Алешка и тут же выдал: - А плов надо есть руками! Так вкуснее.
        - Кишмиш посоветовал? - рассердилась наконец мама.
        - Он не кишмиш. Его зовут Абдукарим Абдукадырович. Очень хороший человек. У него на родине двое детей. Черноглазые такие. Он мне их фотографии показывал. И он, мам, все время пословицами говорит. И никогда не ругается.
        - Не научился еще, - сказала мама.
        - Я тоже, - сказал Алешка. - И не собираюсь.
        В общем, выяснилось, что Алешка сильно подружился со строителями и частенько навещает их вагончик, где с аппетитом кушает руками восточный плов с шафраном. И слушает восточные пословицы.
        Честно говоря, я до сих пор подозревал, что акции протеста на стройке без Алешки не обходятся. Более того, когда протест принял более решительные формы (в виде губок в выхлопной трубе), Алешка решил разведать - кто этим занимается, чтобы и самому включиться в борьбу. И его дружба с «таджикскими узбеками» - просто расчетливая разведка. Чтобы начался новый этап протеста.
        Но, смотрю, что-то в Алешкином отношении к стройке стало меняться. Хотя частенько я видел его за секретными разговорами с Никишовым.
        Но дальнейшие события стали развиваться совершенно неожиданно…
        Позже я узнал, что разведку Алешка в самом деле проводил. Но совсем другую и совсем с иной целью. Впрочем, все по порядку…
        Является Алешка домой. Вежливый такой и послушный. Сразу видно, клянчить что-то у мамы начнет. Он всегда, когда что-нибудь надо выпросить, подлизывается к ней немного. А маме это нравится.
        Но оказалось все не так опасно.
        - Мам, можно я одного мальчика к нам позову? С приставкой поиграть.
        - Конечно, - сказала мама. И тут же уточнила: - Ни в коем случае: у меня сегодня стирка.
        - Не понял, - признался Алешка.
        - Завтра позови. У меня завтра пироги.
        Вот так мы и живем: сегодня - стирка, завтра - пироги.
        - А что за мальчик? - спросила мама. - Твой друг?
        Алешка как-то странно взглянул на нее. Если бы мама в этот момент была повнимательнее, она бы прочла в его взгляде: «Скорее нет, чем да». Или ей на ум пришла бы восточная поговорка: «Хлопок с огнем не дружат».
        - А кто такой, Лех? - спросил я. - Я его знаю? Из нашей школы?
        Лешка кивнул.
        - Кошкин. Из третьего «А».
        - Лёвик? - безмерно удивился я. - Ничего себе!
        Алешка пожал плечами.
        Этот Лёвик Кошкин - замечательная личность. Его отец работает в правительстве Москвы, важный чиновник. А Лёвик ведет себя так, будто не его отец, а он сам такой чиновник. Он, даже общаясь с учителями, об этом не забывает.
        - Зря вы мне двойку поставили, - нудит Лёвик. - Вот мой папа… - Ну, и так далее.
        Вообще - противный пацан. Хоть и похож на Карлсона. Толстенький, круглощекий лакомка. И очень любит что-нибудь натворить. Только чужими руками. Чтобы попало не ему, а другим. Он заводной такой. Взбулгачит весь класс, дым коромыслом, парты вверх ногами, на доске какую-нибудь пакость напишет. Их учитель прибежит, как на пожар, - в классе все буйствуют. Всех надо наказывать. Только Лёвик один сидит себе смирненько, пухлые ручки перед собой - весь из себя сплошная дисциплина. Только между пухлых щечек узкие хитрые глазки поблескивают.
        Лёвика часто подвозят в школу на большой черной машине. И Лёвик важно выходит из нее и направляется к подъезду, как большой министр. С портфелем. И часто говорит:
        - Надоела нам с папой ваша убогая школа. Меня скоро переведут в частную гимназию. Или в колледж.
        Поскорей бы уж!
        И вот Лешка вдруг задружился с ним. Ох, неспроста!
        Когда на следующий день я пришел из школы, дома славно пахло пирогами. И Лёвик был уже тут.
        Он ходил по нашей квартире, с любопытством все осматривал и с осуждением говорил:
        - А это ваш телевизор? Зачем такой старый? У нас дома три или четыре телека. И домашний кинотеатр. А это ваш холодильник? Зачем такой маленький? У нас дома три холодильника, а нам все равно не хватает…
        «Жрете много?» - прочел я в Алешкиных глазах немой вопрос. Но тут вмешалась мама и усадила нас пить чай с пирогами.
        Лёвик уминал пирожки, как Карлсон плюшки.
        - А у нас дома пирогов не бывает, - бубнил он с набитым ртом. - Мы всякую вкусноту в магазинах берем. В супермаркетах.
        - Тебе не нравятся мои пироги? - огорчилась мама.
        - Нравятся, - признался Лёвик. - Только они у вас очень маленькие. Вот один раз папа принес с работы торт. Знаете, какой? Он еле в дверь пролез!
        - Твой папа? - невинно спросил Алешка.
        - Торт! - гордо ответил Лёвик и впихнул в рот очередной пирожок. - Вы знаете, кто мой папа?
        - Вся Москва знает, - сказал Алешка.
        - А вашего папу? - спросил небрежно Лёвик. - Его знает вся Москва? Он кто?
        - Полковник милиции! - сказала мама с гордостью.
        - А мой папа говорит, что он главнее всех генералов! - Лёвик отдышался и встал. - Ну, я пошел.
        - Что же так скоро? - притворно вздохнула мама.
        - Пирожки кончились, - откровенно признался Лёвик. - Я завтра к вам приду.
        - А мы пироги не каждый день едим, - намекнула мама.
        - А я каждый день ходить к вам не буду.
        Огорчил, подумал я. Сейчас зарыдаем.
        - Мне его жалко, - сказала мама, когда за Лёвиком закрылась дверь.
        - А мне - нет! - жестко сказал Алешка. И добавил по привычке загадочную пословицу: - По сыну судят об отце.
        - Тогда… - Мама вопросительно на него взглянула своими красивыми глазами. - Тогда я тебя, Алексей, не понимаю.
        - Так надо! - скупо обронил Алешка. - А папе хоть пирожки остались?
        Позаботился о нашем бедном полковнике. Которого не знает вся Москва.
        - Конечно! - засмеялась мама. - Мы люди предусмотрительные, хоть у нас всего один телевизор.
        - Да и тот старый, - усмехнулся Алешка.
        А когда за ужином мама положила папе пирожки на тарелку, он шутя возмутился:
        - Что так мало? Кто их все поел?
        - Лёва Кошкин! - объявил Алешка, хотя, по правде говоря, он от Лёвика в поедании пирожков не отставал.
        - Кошкин? - Папа вопросительно поднял бровь. - Знакомая фамилия. - И улыбнулся. - Лев Кошкин - хорошее сочетание.
        - Ну и что? - сказала мама. - У нас вахтер - Карп Собакин. И никто не удивляется.
        - Лев Мышкин еще есть, - добавил я.
        - Это который идиот? - спросил Алешка.
        Слышал бы тебя наш Бонифаций!
        Глава IV
        ТЕМНАЯ НОЧЬ
        С того дня Лёвик Кошкин стал частым гостем в нашем доме. Тем более что мама привезла с работы старый компьютер. Ей его отдали, чтобы так просто не выбрасывать. Но он еще работал. И Алешка им увлекся. Освоил его в один вечер и использовал на всю катушку. Он даже уроки приспособился делать с его помощью.
        Мама говорила:
        - Я к компьютеру и подойти-то боюсь.
        Папа ее утешал:
        - Разные поколения. Мы с тобой таблицу умножения зубрили, нам с тобой бабушки на ночь сказки рассказывали, а они (это про нас) в виртуальном мире не только живут, они им еще и управляют.
        В общем, Алешка управлялся с компьютером еще лучше, чем мама с мясорубкой. А Лёвик, у которого компьютера почему-то пока не было, проходил у нас «стажировку».
        Странная это была дружба. Я видел, что Лешка этого Лёвика терпеть не может, но почему-то терпит. Изо всех сил. Он даже на его нахальные глупости улыбается. Правда, если бы Лёвик был поумнее, он в ответ на эти улыбки быстренько захлопнул бы за собой дверь и никогда бы у нас больше не появлялся.
        Но вот однажды я вообще обалдел. Если бы я не знал нашего Лешку, я бы с ним, наверное, после этого полгода не разговаривал!
        Дело в том, что я кое-что подслушал. Случайно. А может, и нет. Повышенный интерес к странной дружбе моего брата требовал и повышенного внимания к ней.
        Когда приходил Лёвик и они с Алешкой развлекались в нашей комнате, мне приходилось делать уроки в папином кабинете. Не знаю почему, но дверь я плотно не прикрывал, и одно ухо у меня постоянно работало: о чем они там болтают?
        И вот слышу…
        Лёвик хвалится:
        - У моего папы три машины. А у твоего?
        Алешка как-то смирно и грустно отвечает:
        - Ни одной.
        - Вы бедные, что ли? Не умеете, что ли, жить? Папа говорит, что сейчас только дураки не умеют жить. И живут бедно. А умные люди вовсю богатеют.
        - Нет, - вздыхает Алешка, - мы не богатеем. Наш папа не умеет жить. Он только работает и работает. Жуликов ловит.
        Последнюю фразу он произнес со скрытым злорадством. Но Лёвик его не заметил. Он вообще туповат. Он как будто под скорлупкой жил, в раковине. Никто его не интересовал, кроме него самого. Ну и папы, конечно. Который вовсю передавал ему свой житейский опыт.
        - А мой папа, знаешь, сколько зарабатывает! - Тут я ничего не услышал, потому что Лёвик прошептал Алешке в ухо. А потом уже в полный голос похвалился: - К папе все время народ идет с просьбами.
        - И чего они у него просят? - ленивым тоном спросил Алешка. - Денег?
        - Нет. Всяких разрешений. Кому магазин открыть, кому место для строительства выделить.
        - Он у тебя добрый, да? Всем разрешает?
        Тут Лёвик расхохотался от души.
        - А вот и не всем! А только тем, кто коробочку принесет.
        - С конфетами? - так же наивно уточнил Алешка.
        - Ага! - заливался Лёвик. - С конфетами! С зелеными!
        - Никогда зеленых конфет не ел, - признался Алешка. - Даже не видел таких.
        Тут Лёвик аж икать начал от смеха.
        - У вас в семье все такие наивные? - сквозь смех произнес Кошкин. - Зеленые, Леха, это доллары.
        - Твой папа берет взятки? - притворно ужаснулся Лешка.
        - Ты что! - возмутился Лёвик. - Разве это взятки? Это благодарность.
        - За что?
        - За то, что разрешил. А мог и не разрешить. Правильно? У нас денег - девать некуда! Все три холодильника деньгами забиты.
        Невольно прислушиваясь, я уловил в интонациях Лёвика что-то взрослое. Будто он говорил с чужих слов, не своим голосом хвалился папиными достоинствами. Наверняка любит подслушивать, как и все мы. Папа Кошкин делился своими делами с мамой Кошкиной, а Лёвик мотал эту информацию на свой ус. Набирался житейского опыта от умных людей.
        Я думал, что после такого разговора Алешка выставит Лёвика за дверь, да еще на дорожку вместо пирожка подзатыльник даст. Ничего подобного!
        На следующий день он стал прихорашиваться перед зеркалом.
        - Ты куда собрался? - спросила мама. - На свидание?
        - В гости. К Лёвику. Им сегодня большой торт принесут. Надо же им помочь.
        - Не нравится мне эта твоя дружба, - вздохнула мама.
        - Мне тоже, - признался Алешка.
        Но в гости все-таки пошел.
        - Как тортик? - спросила мама, когда он вернулся.
        - Твои пирожки лучше, - тактично ответил Алешка. - Во много раз.
        А когда пришел папа, Лешка весь вечер приставал к нему со всякими дурацкими вопросами. Про взятки, например. И даже спросил:
        - Пап, а ты бы мог взятки брать?
        - Мог бы, - усмехнулся папа. - Только мне их не дают.
        - А жаль, - улыбнулась мама. - Я бы себе хороший крем для рук купила.
        - Пап, а что дороже - совесть или деньги? - не отставал Алешка.
        - Ни фига себе вопросик! - как-то по-мальчишески среагировал папа. И даже присвистнул.
        А мама высказалась еще определеннее:
        - Дурацкий вопрос, Алексей.
        - Понимаешь, - попытался объяснить папа, переглянувшись с мамой, - ты сравниваешь вещи, которые сравнить нельзя. Если у человека есть совесть, то он ее продать не сможет. А если он ее продаст, значит, у него совести и не было. Понял?
        Алешка не ответил. А мама шепнула папе:
        - А ты сам-то понял?
        Папа в ответ усмехнулся. И сказал, опять скрываясь за газетой:
        - Деньгами, наверное, можно измерить все. Все, что сделано человеческими руками, имеет свою стоимость. Кроме чести и совести.
        Алешка вздохнул, и мы пошли к себе. И я услышал, как мама сказала папе грустно и вполголоса:
        - Как быстро они взрослеют.
        Мы уже улеглись. Я погасил свет. Алешка все еще ворочался и сопел. А потом вдруг спросил:
        - Дим, ты бы каких родителей хотел: богатых или наших?
        Я даже не удивился. И даже не ответил. А Лешка сказал:
        - И я тоже.
        И долго молчал. А потом вдруг:
        - Дим, а ты знаешь, они очень похожи.
        - Кто? - Я уже начал задремывать. - Папа с мамой?
        - Кошкин и Кошкинд. Странно, правда?
        Да, что-то затеял пацан…
        А пацан не унимался:
        - Дим, как бы нам с тобой ночью незаметно уйти из дома?
        Вот тут я даже вскочил:
        - Куда? В дальние края?
        - Вот еще! На стройку. Надо кое-что там подглядеть.
        - Кому надо? - разозлился я.
        - Всем. Честным людям.
        Спасибо - объяснил.
        - Знаешь, Лех, ты бы лучше своими шипящими занялся.
        Алешка долго молчал, сопел, а потом спросил:
        - У тебя совесть есть?
        - Даже две, - буркнул я.
        - Сколько стоит? - Алешка встал и прошлепал ко мне босыми ногами. Поскольку я промолчал, он ответил сам: - Дим, нельзя жить просто так. Надо жить с пользой.
        - А польза это борьба?
        Алешка только засопел. Вернулся на свою тахту и отвернулся к стенке.
        Ох, что-то назревает…
        Конечно, я не мог отпустить Алешку одного на стройку, да еще ночью. Но и помешать ему не мог. Если бы я отказался, он все равно нашел бы способ сделать по-своему. И представить себе, что мой маленький брат темной ночью уйдет из родного дома на улицу, где в эту пору, кроме опасностей, ничего другого нет, я не мог. Пришлось уступить. А точнее - подчиниться. Я даже иногда думаю, что не только меня, он даже папу при случае мог бы заставить сделать так, как считает нужным. Убедил бы, и слова нашел бы - про честь, совесть, справедливость. Которые для него, похоже, не просто слова.
        Короче, мы стали соображать, как бы нам незаметно ускользнуть ночью из дома. А это не так-то просто. Папа спит очень чутко - милицейская привычка, а если еще мама проснется и увидит, что ее сыновья куда-то исчезли, то… То лучше потом вообще домой не показываться.
        Лешка сначала сказал:
        - Давай, Дим, в их комнату дверь припрем креслом. Если они даже и проснутся, то из спальни не выйдут.
        - Не получится! Папа дверь выбьет.
        - Тогда давай в нашу комнату дверь гвоздями забьем. Они будут думать, что мы спим, и дверь выбивать не станут. - Тут он хлопнул себя ладошкой по лбу: - Придумал! Давай им в чай валерьянки подложим! Они ка-ак заснут! До самого утра. Здорово?
        - Давай уж лучше их свяжем, - усмехнулся я.
        - Точно! - Алешка захохотал. - И еще можно им потихоньку уши ватой заткнуть. Я ка-ак подкрадусь…
        Тут вошла мама:
        - Вы чего веселитесь? Лучше бы посуду помыли.
        Вот логика! Оказывается, посуду мыть лучше, чем веселиться.
        - Ленька, - сказала мама, - я тебе еще шипящее предложение придумала. «Щи шипели на печи».
        - А мне больше не надо, - огорчил ее Алешка. - Мне теперь надо: «ча» и «ща» пиши через «а».
        - Я подумаю, - пообещала мама и пошла мыть посуду. Это ведь лучше, чем веселиться.
        А мы продолжили разработку плана.
        - Можно по веревке из окна вылезти, - предложил Алешка. - Сначала ты, а потом я.
        Я, к счастью, не успел согласиться - опять вошла мама.
        - Да, я совсем забыла, мы с папой сегодня вечером поедем к бабушке. Вернемся поздно. Чтоб никаких фокусов! В одиннадцать - в постель!
        Мы покивали изо всех сил. Но мама все равно нам не поверила.
        - Буду звонить по телефону! - пригрозила она. - Буду вас проверять!
        Мы опять покивали. Нам не терпелось продолжить разработку плана.
        - Придумал, Дим! - сказал Алешка, когда мама ушла на кухню. - Мы с тобой скажем родителям, что поехали к бабушке. - Тут он запнулся. - Тоже не пойдет. Они ведь сами едут к ней. Приедут, а нас там нет…
        И мы оба расхохотались так, что мама опять прибежала с кухни.
        Да, очень приятно решать вопрос, которого на самом деле нет. Очень кстати родители собрались к бабушке.
        Как только мама с папой захлопнули за собой дверь, Алешка тут же надиктовал на наш автоответчик: «К сожалению, мы не можем сейчас ответить вам, так как крепко спим на своих местах. Под одеялами. Оставьте свое сообщение после сигнала. Благодарим за внимание».
        Хорошо еще, что «под одеялами», а не под тахтой.
        - А когда пойдем? - спросил я Алешку.
        - В полночь. Как часы двенадцать пробьют. Все тайные ночные дела, Дим, происходят в полночь. Привидения всякие. Призраки. Вампиры. Здорово?
        Ага, здоровее не бывает. Стройка, конечно, не заброшенное кладбище и не древний замок, но все-таки бродить по ней в полночь - удовольствие маленькое. Я бы лучше посуду помыл. Два раза. Или под тахтой поспал. А Лешка собирался, будто в детский театр. На веселое представление.
        Мы поужинали, посидели у телевизора. Ждали полночного боя часов.
        Дождались. Правда, боя часов не было. У нас таких часов не водится. Мы не Кошкины. Просто будильник зазвенел.
        - Пора! - сказал Алешка. - Ты, Дим, не бойся. Там ночью полно народу, в вагончике. Если что - они нас в беде не оставят.
        Ага, пословицами поддержат.
        Мы включили автоответчик и вышли на улицу.
        Была ночь. Темная и осенняя. В некоторых окнах еще горел свет. И некоторые фонари тоже светили тусклым желтым светом. Было тихо, только изредка со стороны проспекта доносился шум поздней машины.
        - А в том доме, - сказал Алешка, - на чердаке сова живет.
        - Ну и пусть живет, - пробормотал я.
        - А она ночью гугукает, на охоту вылетает.
        - За детьми охотится?
        - За крысами. Полный чердак уже натаскала. Смотри, Дим, луна!
        И точно - над парком, выбираясь из путаницы ветвей, поднималась желтая луна, похожая на круглый фонарь. У меня было такое впечатление, что я в первый раз увидел в городе луну. Но это понятно: за городом сидишь себе вечером на крылечке и смотришь в небо. И все видно - звезды зажглись, луна выплыла, облачко возле нее застряло. А в городе кто на небо смотрит?
        Мы подошли к школе. Возле сетчатых ворот стояла легковая машина, в ней спали на откинутых передних сиденьях бравые охранники.
        - Смотри не разбуди, - шепнул мне Алешка. - Но, вообще-то, они крепко спят.
        - Откуда ты знаешь? - заинтересовался я.
        - Знаю…
        Ворота, конечно, были заперты.
        - Пошли с той стороны, - шепнул Алешка, - там хорошая дырка есть.
        - Откуда ты знаешь?
        - Знаю.
        Мы пошли вдоль забора. В одном месте Алешка остановился, приподнял нижний край сетки:
        - Ныряй, Дим.
        Я вообще-то толком и не знал, зачем мы сюда приперлись в полночь. Вампиров кормить? Но Алешка уверенно повел меня в глубь стройплощадки, где были сложены большие бетонные кольца. Они лежали на боку. Алешка шмыгнул в одно из колец, уселся там, позвал меня:
        - Садись, Дим, будем ждать.
        А чего ждать? Ждать, когда выспятся охранники и пойдут осматривать территорию? Увидят нас в этой трубе и скажут:
        - Ах, как мы вам рады!
        Но Лешка, видимо, знал, что делал.
        - Я, Дим, - шептал он, - сначала тоже вредил понемножку. А потом, когда с Абдукаримом познакомился, мне их жалко стало. Они ведь не виноваты…
        - А кто виноват?
        - Тот, кто это безобразие разрешил!
        - А кто разрешил-то?
        Алешка помолчал, а потом серьезно и грозно сказал:
        - Скоро узнаешь!
        - И что?
        - Примем меры.
        В темноте я не видел, но догадался, что Алешка небрежно пожал плечами: что, мол, за вопрос - накажем и все!
        - Я думаю, Дим, что папу обманули - разрешение на стройку незаконное. Просто у папы очень много своих дел, и он до конца не успел разобраться. А вот когда мы с тобой разберемся, то… Тихо! Идут!
        В том же месте, где мы подныривали под забор, появились три тени. Одна большая, две поменьше. Самая маленькая тень скользнула к бытовке, ненадолго там задержалась и вернулась к двум другим.
        - Бытовку запер, - шепнул мне Алешка. - На всякий случай.
        - Откуда ты знаешь?
        - Знаю…
        Что-то он уж очень много знает!
        А тени бесшумно двигались по площадке. Как ночные совы в полете. При охоте на крыс. И на детей.
        Они приблизились к автокрану, присели возле него.
        - Пошли! - сказал Алешка. - А то опоздаем.
        Мы тоже бесшумно выбрались из своего убежища и скользнули к машине.
        - Стоять! - шепотом скомандовал Алешка. - Руки за голову! Спецназ!
        Три мушкетера выпрямились. И были уже готовы рвануть врассыпную.
        - Тьфу! - сказал в сердцах Никишов. - Это ты, Алеха? Напугал!
        В руке Никишова было зажато здоровенное шило. И он снова присел у колеса автокрана, собираясь его проткнуть.
        - Отставить! - снова скомандовал Алешка. - А то заору. На весь район.
        - Ты что? - возмутился Никишов. - Димон, уйми своего младшего брата!
        Его уймешь, как же…
        - Серега, - серьезно сказал Алешка. - Рабочие не виноваты. Им самим надо кушать и своих детей кормить.
        Мне стало смешно: третьеклассник убеждает амбала Никишова.
        - А мы виноваты? - вспылил Серега.
        Они переговаривались шипящим шепотом. Это было смешно и драматично. Как на сцене. Под луной.
        - Мы с этим стадионом сколько возились? Я, между прочим, брату об этом рассказал. И он приходил сюда и все обсмотрел.
        Брат у Никишова работает в бригаде геодезистов. Они размечают со всякими теодолитами и нивелирами будущие стройки - как поставить дом, как выровнять площадку для фундамента. И прочие заморочки. В общем, специалисты такие. И со слов старшего брата Никишова стало ясно: здание возводят с нарушением всех строительных норм и правил. Не говоря уже о том, что его ставят на школьном стадионе.
        В бытовке вдруг вспыхнул свет.
        - Сматываемся! - сказал Юраша Козлов.
        - Надо их отпереть, - встрял Алешка.
        - Обойдутся, - махнул рукой Сельянов и поправил на плече сумку.
        - А вот фиг! - буркнул Алешка. И помчался к бытовке.
        - Ну, Димон, - вздохнул Никишов, - я тебе не завидую.
        Напрасно, подумал я. Сердце мое наполнялось гордостью.
        Алешка догнал нас у дырки в заборе. Мы обошли сторонкой машину с охранниками (на ее ветровом стекле уже белела бумажка с лозунгом протеста) и остановились за школой.
        И спор продолжился.
        - Я их сюда не звал! - горячился Никишов. - И я это дело не брошу!
        - Толку-то что? - по-взрослому усмехнулся Алешка. - Собака лает, а караван идет.
        - Научился? - прошипел Никишов. - Какой ты умный! И что ты предлагаешь? Пусть себе строят, да?
        - А чего тут предлагать? - Алешка пожал плечами. Убедительно так: мол, если ты дурак, то я не виноват. - Я найду тех, кто это все подстроил, а папа их посадит. Вот и все.
        Настала тишина. Козлов усмехнулся, Сельянов присвистнул и поправил сумку на плече. У него там, наверное, пищевые запасы хранились.
        - Пошли к нам, - сказал Алешка. - У нас никого дома нет. А я вам кое-что расскажу. Вам понравится.
        И мы все послушно пошли за ним. Как малые детки.
        - Серега, - спросил я, - а что ты дома сказал - куда ночью пошел?
        Серега усмехнулся - подумаешь, проблема.
        - Сказал, что к бабушке поехал, с ночевкой. У нее телефона нет.
        - А я сказал, что к дедушке, - хихикнул Юраша. - У него телефон не работает.
        - А я к тетушке, - Сельянов подбросил на плече сумку. И в ней что-то громыхнуло. Банки с консервами, наверное. - Я ей еще позавчера телефон отключил, сказал, что определитель номера ей поставлю.
        Как все просто!
        - Дим, - сказал Алешка, когда мы пришли домой, - ставь чайник. А это что? - спросил он Сельянова, который все не расставался с сумкой. - Сухой паек?
        - Взрывное устройство, - небрежно ответил Сельянов. - Хотели под бытовкой установить.
        - Покажи! - У Алешки загорелись глаза.
        - Элементарно, - сказал Сельянов и вывалил на стол мятый будильник, старые, давно севшие батарейки, моточек проволоки и футлярчик от губной помады.
        Он соединил все вместе и завел будильник. Тот зловеще затикал.
        - И это тебе тоже не нравится? - сердито спросил Никишов Алешку.
        - Вот это мне очень нравится. Вот это нам очень может пригодиться.
        Я уже давно не удивляюсь, когда Лешка командует у нас в семье. Но тут! И все его слушали и слушались.
        Мама мне как-то сказала: «Ленька, конечно, романтик, но он и практик. Я лучше с ним посоветуюсь, чем с папой или с тобой».
        В общем, выяснилось, что Лешка времени даром не терял, на всякие там партизанские штучки. Он начал разрабатывать проблему не со строителей, а с главных лиц.
        Ребята слушали его, раскрыв рты. Никишов время от времени кивал и потирал от удовольствия руки.
        - Значит, так, - сказал он, когда Алешка закончил свою речь. - Ты, Леха, с Димоном проводишь розыск, мы наказываем наших врагов.
        Тут и я счел своим долгом вставить слово:
        - Папа говорил, что строительная мафия самая жестокая и опасная. Это во всем мире так было. А теперь и у нас тоже.
        - Испугался? - прямо спросил Никишов.
        - Ты что! - тут же возмутился Алешка. - Димка очень смелый. Он только расчетливый и осторожный.
        Я благодарно взглянул на него. Хотя потом, когда события развернулись, мне не раз приходила в голову мысль: а не лучше ли один раз испугаться, чем потом много раз жалеть, что не испугался? Но эту мысль тут же выдувал из головы свежий ветер - Алешкина энергия и уверенность в победе.
        В общем, мы мирно сидели за чаем и разрабатывали боевые действия. Нам с Алешкой, как я уже говорил, досталось самое трудное и опасное - разведка. В тылу врага. Правда, тогда мы еще не догадывались, насколько опасен, коварен и жесток наш враг. Пришлось все испытать на себе.
        И тут вернулись наши родители. Они открыли дверь своими ключами, и мы едва успели сунуть под тахту «взрывное устройство».
        - Ничего себе! - сказала мама, входя в комнату. - Это что за конференция?
        Ребята вежливо встали, но было видно, что они немного растерялись. И я тоже. Но не Алешка.
        - Мы занимаемся, мам. Они надо мной шефство взяли.
        - По шипящим? - с подозрением спросила мама.
        - Нет, по «ча» и «ща», - сказал Алешка. - Примеры сочиняем.
        - Ага, - первым пришел в себя Никишов. - Повторяем пройденное. «Ча-ща» пиши через «я».
        - Чашча, например, - усмехнулась мама. - Отец, ну и что мы с ними будем делать? Не выгонять же их на улицу в два часа ночи.
        - Я бы выгнал, - сказал папа. - И Лешку с Димкой тоже. Родители знают, где вы находитесь? Или они с ума сходят?
        Последовали три бодрых ответа:
        - Я у бабушки.
        - Я у дедушки.
        - Я у тетушки.
        - Понятно, - кивнул папа. - Я от бабушки ушел… Мать, брось им спальные мешки на пол. И чтоб через пять минут настала мертвая тишина. Кто скажет полслова, вторую половину будет договаривать на балконе. Босиком. Холодной сентябрьской ночью.
        Никто с ним спорить не стал. Тишина настала сразу. Только Никишов, сладко зевнув, сказал с пола:
        - Хороший у вас батя. Толковый.
        - Ага, - сказал Алешка сонным уже голосом, - полковник. Он нам еще пригодится.
        А мама тем временем на кухне, наливая папе кофе, спросила его:
        - У нас телефон, что ли, не в порядке? Почему мы им никак не могли дозвониться?
        - Элементарно, Ватсон, - ответил папа. - Они, во-первых, наболтали что-то на автоответчик, а во-вторых, забыли трубку положить.
        - Конспираторы, - хмыкнула мама. И немного задумалась. - А зачем?
        Глава V
        СРАЖЕНИЕ НА УРОКЕ
        - Так и быть, Дим, - сказал мне Алешка по дороге в школу, - я тебе кое-что расскажу из того, что разведал. Только не проболтайся. Особенно папе. - Алешка оглянулся. - Ты думаешь, зачем я Лёвика к нам заманил?
        Я об этом вовсе и не думал. Странная, конечно, дружба, но в жизни и не такое бывает.
        - Я его заманил, Дим, из-за его отца! Это тот самый Кошкин, который давал разрешение на строительство!
        - А как ты догадался?
        - Во-первых, Дим, я газеты читаю.
        - Хм, что-то я не замечал…
        - А, во-вторых, мне кое-что узбекские таджики рассказали. Случайно.
        - Пословицами? - усмехнулся я.
        - Да, пословицами! - разозлился Алешка. - Сначала! «Один добывает, а другой поедает». «Сто горбятся, а один кормится». И еще, самая главная: «Богатство добывается или трудом, или воровством»! И ты сам слышал, что Лёвик говорил. Папа его или здорово трудится, или здорово ворует.
        - А… - сказал я. А что я еще мог сказать?
        - Это еще не все, Дим. - Алешка опять оглянулся. - Я подумал-подумал и догадался. Фирма, которая дом себе строит, называется «Кис-кис». Это раз. Глава фирмы имеет английскую фамилию Кошкинд. Это два. Чиновник в правительстве имеет русскую фамилию Кошкин.
        - Это три? - наивно спросил я.
        - Это четыре! - воскликнул Алешка. - Я думаю, что Кошкин и Кошкинд - родные братья. Я ведь к Лёвику не на тортик ходил, Дим. Я на его папочку посмотреть хотел. И вот что я тебе скажу: они с Кошкиндом очень похожи. Как два одинаковых жулика. Получается такая семейная компания. «Кошкин дом» такой.
        - Ну и что? - Я не видел в его открытии ничего криминального. - Один брат строит, другой ему помогает. Семейная фирма.
        - Если один брат жулик, то и другой тоже. - И не удержался от пословицы: - «Ночь одна, а воров много». Я думаю, Дим, этот Кошкинд никогда не был в Англии. И он все врет, что у него совместная фирма.
        - Да… - задумался я. - Надо папу попросить - пусть проверит по своему Интерполу.
        Алешка фыркнул:
        - Что его по таким пустякам беспокоить? Сами проверим! Тяп-ляп - и готово! Во-первых, он ни фига по-английски не знает.
        - Папа?
        - Кошкинд. И в Англии он никогда не был.
        - Откуда ты взял?
        - Помнишь, я ему вслед сказал английскую фразу?
        - Ну, помню. А что ты ему сказал?
        - Я сказал: «Ты дурак!» А он улыбнулся вежливо, по-европейски, и ответил: «Йес, йес, май бой».
        Да, проверка надежная. Выходит, этот «английский джентльмен», кроме двух-трех простейших слов, ничего больше по-английски не знает.
        - Дим, - сказал Алешка почти шепотом, так как мы шагали уже в толпе ребят, - в переменку приходи на стройку. Я там Кошкинду еще одну проверку устрою. Узнаем, был он в Англии или нет.
        Я с нетерпением ждал большой перемены. Звонок еще не отзвенел, а я уже выбежал на крыльцо. Алешка был уже там.
        Вскоре подъехала большая машина. Прораб выскочил из бытовки и поспешил навстречу застройщику.
        Тот важно кивнул ему и протянул для пожатия два пальца.
        Они перекинулись несколькими словами и начали ходить по площадке. Мы не сводили с них глаз. И вот Кошкинд направился к машине. Алешка сорвался со своего места и с улыбкой бросился ему навстречу.
        - Здравствуйте! - радостно заорал Алешка. - Вы меня не узнаете?
        Кошкинд сделал знак охранникам, которые уже было заступили Алешке путь, и они пропустили его.
        - Как поживаете? - орал Алешка под дурачка. - Вы меня помните? Мы с вами в Лондоне встречались! На улице Рочестер-бридж. Помните, вы мне тогда еще мороженое купили… английское?
        Кошкинд широко улыбнулся и тоже протянул Алешке два пальца.
        - Как же, как же, - добродушно протянул он, - припоминаю. Тогда еще дождик шел. И туман спустился.
        Надо заметить, что дождь и туман в Лондоне - явление постоянное. Каждый дурак об этом знает.
        - У вас зонтик был большой. Мы прямо вдвоем под ним прятались! - восторженно врал Алешка. - А вы когда поедете в Лондон? Мы с папой на Рождество туда собираемся.
        - Очень приятно. Я тоже там буду в это время.
        А прораб стоял рядом и вовсю хлопал глазами, слушая их теплые воспоминания.
        - Вы на самолете полетите? А мы на теплоходе поплывем.
        - Прекрасно. Я вот тоже думаю - не сплавать ли в Лондон на белоснежном лайнере. А то все самолет да самолет… У меня от него уже в ушах гудит.
        - Заходите к нам в гости, - пригласил Алешка. - Мы тут рядом живем. А я к вам в офис приду, ладно?
        Кошкинд уже не знал, как от него отделаться. Поэтому радостно закивал:
        - Конечно, конечно. Посидим за коктейлем, вспомним старую добрую Англию.
        - Я прямо завтра приду, - обрадовал его Алешка. - А вы к нам - послезавтра. Вспомним старую добрую Англию. Посидим за коктейлем.
        Кошкинд кивнул и зашагал к машине.
        - Здорово, Дим? - спросил Алешка, когда машина Кошкинда исчезла за углом школы.
        - Класс!
        - Врет он все, Дим. Нет в Лондоне такой улицы. И никогда не было. Я ее придумал, понял?
        Тут вполне можно Лешке верить, хотя он и был-то в Лондоне всего два дня. Но он знал Лондон наизусть по рассказам Конан Дойла о Шерлоке Холмсе и запросто, без запинки мог назвать, например, такую улицу как Коулд-Харбор-лейн. Так что придумать какой-то там Рочестер-бридж для него не проблема.
        - Он в Англию… - Алешка фыркнул, - он в Англию, Дим, на белоснежном пароходе поплывет… По Москве-реке, что ли? Или по матушке Волге? Он даже хуже меня географию знает. Мне и то известно, что по Волге ни в какой Лондон не приплывешь. Только в Париж.
        Вот это и для меня новость! По Волге - в Париж? Интересно. Хотя, если подумать…
        - Фиг с ним, - сказал Алешка, - пусть плывет. Зато мы с тобой теперь запросто проберемся в его офис. А уж там-то…
        Да, уж там-то… В лучшем случае уши надерут.
        А тут еще нас догнал сердитый прораб. Но сейчас он был не сердитый, а взволнованный. Даже дружески положил руку Алешке на плечо.
        - Слышь, малец, а тебе что, Василий Васильевич знакомый будет?
        - Немножко будет, - небрежно отозвался Алешка, - встречались как-то. За границей.
        - И как он тебе? - осторожно спросил прораб.
        - Он очень умный, - сказал Алешка с уважением, - но только он это скрывает.
        - Вот и я так думаю. Иногда говоришь с ним - дурак дураком в нашем деле. А вот чувствую - ох, и не прост он, мистер Кошкинд. Особенно, когда молчит. Так и кажется - о чем-то думает.
        - Да, - как-то очень серьезно ответил Алешка, - ему есть о чем задуматься.
        На уроке литературы у нас произошел скандал с новой учителкой. И что самое удивительное - по моей вине. Директор потом даже не поверил и так ей и сказал:
        - Да что вы! Не может быть! Он у нас самый миролюбивый ученик.
        А случилось вот что. Бонифаций отправился на какой-то симпозиум по литературе и передал дела новой училке. Ну, она еще не совсем училка, она сама еще учится, в институте, - будущий преподаватель литературы.
        И нам она сначала очень понравилась. Симпатичная такая, веселая, в брючках, с сережками в ушках: как повернет голову - так они и сверкнут блестящими искорками (сережки, а не ушки). И глаза у нее блестящие. То ли веселые, то ли хитрые.
        - Ну что, друзья мои, давайте знакомиться… - И она раскрыла журнал. - Ого! У вас тут только «пятерки» и «двойки». Как это понять?
        Никишов поднялся и объяснил:
        - Бонифаций… то есть Игорь Зиновьевич не признает других отметок. Он говорит, что литературу надо знать только на «отлично». Чуть ниже - это уже «пара». Вам понятно?
        - Мне понятно, - чуть улыбнулась Ирина Серафимовна. - А какая литература вам нравится?
        Никишов (врет и не краснеет). Мне - японская поэзия. Она такая глубокая, мудрая.
        Сельянов. Мне - русская классика.
        Козлов. Мне - французская романтика.
        - А конкретно? - уцепилась за Юрашу Ирина Серафимовна. - Приведи пример.
        - Ну… - Козлов не растерялся. - Таких примеров много. «Красная Шапочка». «Спящая царевна». «Кот в сапогах».
        Тут опять вскочил Никишов:
        - «Репка»! Прекрасная мудрая сказка о преимуществах коллективного труда. Правда, не очень французская.
        Тетя Ира (так мы потом учителку прозвали) презрительно фыркнула:
        - Ты еще про колобок расскажи.
        - А что? Тоже очень мудрая сказка. Вы разве ее не читали?
        - Мне ее бабушка читала. Бред какой-то. Спекли пирожок, а он почему-то и от бабушки ушел, и от дедушки…
        Никишов насупился и сказал назидательно:
        - Это не сказка. Это притча, мудрое наблюдение за вечными законами жизни и природы.
        Тетя Ира расхохоталась. От души. Даже сережки в ушах у нее зазвенели.
        Тут уж Никишов, как говорится, вразнос пошел. Потому что никому не позволял над собой смеяться. И он размеренно и четко выдал:
        - Колобок - это символ солнца. Которое катится по небу. Набежали тучки - одна, другая. А солнышко все равно светит - никто его не съел, ушел колобок и от дедушки, и от бабушки. А вот когда настало время заката - лисичка появилась, - тут уж попал колобок на зубок, как ни вертелся. Вот и зашло солнышко.
        Тетя Ира заметно смутилась. Она, видно, считала себя взрослой и умной. А тут вдруг какой-то балбес-старшеклассник преподал ей урок. И она быстренько, как говорит папа, забросила удочку в другое место.
        - Ты хвалился, что любишь японскую поэзию…
        Ну, думаю, поймала она Никишова. Это тебе не колобок! Но, оказывается, мы плохо знаем даже своих друзей.
        - Люблю! - с вызовом сказал Никишов. А мы все с любопытством ждали его ответа. - Особенно трехстишья.
        По лицу тети Иры я догадался, что ни о каких трехстишьях понятия не имеет.
        - Ну-ну, - продолжила она тем не менее нападать, - может, прочтешь? На память.
        - Запросто. - Никишов сделал грустное и задумчивое лицо и как-то нежно продекламировал:
        Дождливый осенний вечер. К соседу, не ко мне Зонтик прошелестел.
        - Все? - скривилась тетя Ира. - Не густо.
        - Так именно лаконизмом и отличается японская поэзия! - вспылил по-настоящему Никишов. - Несколько фраз - и целая гора мыслей, чувств. Целая жизнь человека.
        Тетя Ира рассмеялась. Смеялась она хорошо - звонко, белозубо и заразительно. Но сейчас почему-то своим смехом нас не заразила. Класс молчал.
        - Где ж тут целая жизнь? Дождик, сосед, зонтик…
        - Да как вы не понимаете? Эти трехстишья заставляют нас думать. Одинокий человек, всеми покинутый. Особенно грустно ему, когда за окном моросит дождь. И никто не зайдет его навестить. А его грусть становится почти болью, когда к его соседу приходит гость, под зонтиком, несмотря на дождь. И вот тут задумываешься: а почему тот человек так одинок? Или люди бессердечны, или он наказан одиночеством за какие-то плохие дела. Или…
        Тут весь класс прервал его аплодисментами. Особенно девочки старались.
        - Я ставлю тебе «пятерку», - вывернулась тетя Ира. И вдруг обратилась ко мне: - А ты что молчишь? Как твоя фамилия?
        Я встал:
        - Оболенский.
        - Какая прекрасная фамилия! А ты какую литературу любишь?
        - Детективную, - брякнул я.
        - Что?! - У тети Иры глаза полезли на лоб и широко распахнулся рот со всеми белыми зубами. - Что ты сказал? Такая благородная фамилия и такой низкий вкус!
        - А что? - обиделся я. - Папа говорит, что хороший детектив - прекрасная гимнастика для ума и сердца.
        - А кто твой папа? Писатель?
        - Полковник милиции.
        Тетя Ира презрительно усмехнулась и покачала головой:
        - Тогда мне все ясно. Запомни, детектив - это низкий и пошлый жанр. Только очень ограниченные люди могут им всерьез увлекаться.
        Тут уж я всерьез обиделся, не меньше Никишова. Главным образом за папу.
        - А папа говорит, что любое хорошее произведение литературы должно быть написано, как детектив.
        - Вот еще! Твой папа знаток литературы?
        - Да! И Бонифаций… то есть Игорь Зиновьевич говорит, что настоящая литература это прежде всего исследование. Времени, характеров, общества. Это борьба добра и зла, торжество справедливости. А один великий писатель сказал: «Хороший детектив поднимает юридическое воспитание до уровня нравственного».
        Тетя Ира украдкой взглянула на часы - скоро ли звонок? Видно, мы ее здорово достали. Мне ее даже немного жалко стало. Но остановиться я уже не мог. И стал приводить примеры «детективов»:
        - «Гамлет». «Анна Каренина». «Преступление и наказание». «Евгений Онегин».
        - Бред какой-то! - тетя Ира прижала ладошки к щекам.
        - Ну, хорошо, - пожалел я ее, - возьмем простой сюжет. Общая квартира. Там живет безобидная и беззащитная гражданка Мухина. А ее сосед Пауков, вредный старикашка, все время ее обижает. И вот, когда она отмечала свой день рождения, он совсем распоясался. И никто из гостей за нее не заступился. Но тут появился участковый Комаров и защитил гражданку Мухину, поставил Паукова на место. Детектив? - спросил я, переводя дыхание.
        - Конечно! Да еще и пошлый!
        - Это «Муха-Цокотуха», - под общий смешок объявил я.
        - А еще «Тараканище»! - выкрикнул Никишов. - Смотрите: мелкий хулиган терроризирует весь район, а участковый Воробьев его склюнул. А еще…
        Но в этот момент прозвенел спасительный для тети Иры звонок.
        И тут же в дверь просунул голову Алешка и стал мне подмигивать.
        - Так! - вспылила тетя Ира. - Это чей ребенок?
        - Мой, - сказал я, снова вставая.
        Класс грохнул хохотом. А Ирочка побежала в учительскую и нажаловалась на нас директору. Нам потом все рассказала его секретарша.
        - Они надо мной издевались, - хлюпала носиком тетя Ира. И ее сережки жалобно звенели. - Особенно Оболенский.
        - Ну что вы, Ирина Серафимовна. Не может быть. Дима у нас самый миролюбивый ученик. - И добавил: - Тюфяк, словом.
        Спасибо, Семен Михалыч.
        - Пошли скорей, - сказал мне Алешка. - У нас разведка сегодня.
        А я и забыл об этом. В самом деле - тюфяк. Да еще и безобидный.
        Дома Алешка шмыгнул в папин кабинет и стал терпеливо листать здоровенную адресную книгу. Там было все о Москве - театры, казино, фирмы и прочая дребедень. Алешка медленно водил пальцем по строчкам и сосредоточенно сопел.
        - Вот! Нашел, Дим! Только ничего здесь не поймешь.
        Я взглянул: не очень чистый Алешкин палец уперся в строку. «С/п «Кис-кис», пр-во и т-ля иск. кор-ми д/людей и дом. жив. Тверская, д/угол.»
        - Шифровка, что ли? - спросил Алешка. - Чтоб никто не догадался, да?
        Я усмехнулся.
        - Ага, Лех, шифровка. Сейчас я ее расшифрую. «Совместное предприятие «Кис-кис», производство и торговля искусственными кормами для людей и домашних животных». Все ясно?
        - А адрес? Где она, эта торговля кормами? Для домашних людей.
        - Тверская улица, угловой дом.
        - Ни фига себе! - присвистнул Алешка. - Там этих углов, Дим!
        - Найдем. На доме наверняка есть вывеска.
        - Поехали?
        И мы поехали. Вышли из метро на «Белорусской» и пошли по Тверской к центру, оглядывая все угловые дома.
        Вообще, надо сказать, удовольствие было не большое.
        - Прямо как у нас, в Англии, - ворчал Алешка. - Все на иностранщине написано.
        Ага, а магазины такие, что к ним и подойти-то стыдно. С нашими капиталами.
        День к тому же выдался жаркий, совсем как летний. Было душно среди сплошных высоких домов и от автомобильной гари.
        Мы дошли почти до Кремля, а толку никакого. Не попалась нам на глаза торговля кормами для домашних людей и животных.
        - Мы не сообразили, Лех, - сказал я. - Нам надо было от метро каждому по своей стороне идти. Пошли теперь назад.
        И мы по другой стороне улицы пошли обратно к метро. К станции «Белорусская».
        И вот тут все получилось. Угловой дом, на нем полно всяких вывесок и табличек. Но «свою» мы сразу увидели. Улыбающаяся кошачья мордочка, коробочка с кошачьим кормом и большие буквы «Кис-кис» (оптовая продажа)». А под ними стрелочка, указывающая куда-то за угол, во двор.
        Во дворе, похожем на колодец, было прохладно и сыро: солнце сюда не заглядывало. Здесь стояли два бесцветных облезлых дерева и с десяток новеньких иномарок всех цветов.
        Мы огляделись и подошли к железной двери, над которой улыбалась знакомая кошачья мордочка. Самое интересное - ручки у двери не было, а вместо нее была белая квадратная кнопка.
        - Жму? - спросил я Алешку.
        - Давай!
        И я нажал кнопку звонка.
        - Что вам угодно? - раздался из динамика скрипучий металлический голос.
        Я еще соображал, что ответить, а Лешка уже небрежно выдал:
        - Нам угодна оптовая покупка людей и животных.
        Что-то где-то пискнуло, звякнуло, звонко щелкнуло - дверь приоткрылась.
        И мы в нее вошли…
        Глава VI
        В ТЫЛУ ВРАГА
        Если снаружи и стена, и дверь в ней выглядели, мягко говоря, не очень привлекательно: дверь ржавая, в потеках старой краски, а стена - облупленная до кирпичей, то вот внутри… Евроофис! Пол, например, такой, что на него и ступить боязно - или испачкаешь, или поцарапаешь. Или поскользнешься и шлепнешься. А потолок - я такого ни разу не видел - вроде бы как из картонок для яиц, только из очень белых и без потеков желтка. А по стенам висят классные картины в рамах. Правда, на них ничего не поймешь - мазня из сплошных пятен, но все равно здорово.
        Прямо напротив входа что-то вроде будочки, за стеклом и за решеткой. А за стеклом и за решеткой - здоровенный мужик в черной форме и с бирочкой на кармашке. С ценником, как сказал мне потом Алешка.
        Если бы я такого охранника встретил вечером на улице, без ложного стыда удрал бы от него подальше. Здоровенный и широкоплечий, как шкаф с книгами, - бульдозером не сдвинешь. Зато лобик у него такой узкий, что прическа прямо от бровей начинается. А под бровями, глубоко-глубоко, внимательные недобрые глаза.
        - Слушаю вас! - громыхнул шкаф из своей будки.
        Я предоставил Алешке вести переговоры. Он не только обаятельный, но и сообразительный. Не то что его старший брат, тюфяк.
        - Нам корм нужен для Прошки.
        Ни о каком Прошке я до того и не слыхал ни разу. Алешка, конечно, тоже.
        - Сколько возьмете?
        - Во! - Алешка широко развел руки.
        - Не пойдет. - Охранник презрительно усмехнулся. - Не туда вы зашли. У нас меньше тонны товар не идет. - И добавил гордо: - Здесь фирма, а не рынок. Кругом!
        Ага, прямо сразу, закружились. Не знает он, с кем связался.
        - Вы не в курсе, - сказал Алешка по-английски вежливо. Не в том смысле, что на английском языке, а в смысле интонации. - Мы вышли напрямую на Василь Василича. Он нам обещал.
        Охранник немного опешил. Видно, ему выходить напрямую на Василь Василича не светило. Однако спорить не стал. Нажал кнопку внутренней связи.
        - Анюта, тут какая-то пацанва до шефа рвется. Посланцы какие-то.
        И сказал нам:
        - Сейчас референт Василь Василича спустится. С ней договаривайтесь.
        Вскоре рядом с комнатушкой охранника отворилась обитая золотистой кожей дверь, и в холле появилась важная дама в строгом костюме и с мобильником на шее.
        - В чем дело? - вежливо и сердито спросила она. - Ты что, Ник, сам не можешь разобраться? Что за экскурсия? Что за детский сад? Вы кто такие?
        - Оболенские, - скромно сказал Алешка. - Нас Василь Василич в гости пригласил. Говорил, я все ваши проблемы решу, приходите. Коктейль будем пить. У вас есть молочный коктейль?
        Дама немного растерялась и поменяла строгий тон на деловой.
        - Вас приглашал Василий Васильевич? - сомнение все-таки еще оставалось в ее голосе. - Не знаю, сможет ли он вас принять. Как о вас доложить?
        - Скажите, что приехал Алекс Оболенский. С которым он в туманном Лондоне плевал с Бриджуотерского моста на проходящие по реке Темзе буксиры.
        - Странная рекомендация, - пробормотала озадаченная дама и взялась за мобильник. - Василий Васильевич, тут какой-то молодой человек на прием просится. Какой человек? С которым вы, извините, с моста плевались. В пароходы…
        - В буксиры, - поправил ее Алешка.
        Он любит точность. И не сомневаюсь, что он сам, будучи в Лондоне, вполне мог с какого-нибудь исторического моста поплевывать на проходящие под ним буксиры.
        - Хорошо, Василий Васильевич, я их провожу. - И обратилась к нам, распахивая золотистую дверь: - Прошу.
        Мы пошли длинным коридором. Тоже красиво отделанным. И тоже с картинами на стенах. Но это были хорошие картины - все сплошь красивые кошачьи мордочки. Рекламная продукция фирмы «Кис-кис».
        Я бывал у папы в его министерстве и однажды даже ждал его в приемной министра. Но приемная директора какой-то кошачьей фирмы меня поразила в самое сердце. Как во дворце у какого-нибудь Людовика номер восемнадцать или даже двадцать. Только, конечно, у Людовика не было всякой такой техники. А тут тебе и компьютеры, и факсы, и ксероксы, и всякие штучки, которые и не поймешь для чего нужны. Словно весь мир существовал только благодаря фирме «Кис-кис» и сюда сходились все коммуникации земного шара. Ну еще бы! Мир не смог бы существовать без кошачьего корма.
        Вот только я никак не определил наше место в этом мире. Чего мы сюда приперлись? И как нас отсюда попрут? Очень вежливо? Или очень невежливо?
        Впрочем, Лешка заварил - Лешка пусть и расхлебывает. Тем более что он чувствует себя здесь как дома. Развалился в кресле, нога на ногу.
        Секретарша, юная модель, чем-то очень похожая на нашу новую учителку, на тетю Иру, любезно попросила подождать и подкатила к нам стеклянный (а может, и хрустальный) столик со всякими напитками и конфетами.
        - Как справляешься, Ленок? - спросила ее дама с мобильником. - Трудно одной?
        - Замучилась, - вздохнула секретарша. - Скорей бы уж Ирка выходила.
        - У нее сессия, что ли?
        - Да нет, у нее сейчас практика. В какой-то школе. Да шеф ей еще какое-то поручение дал. Личное, секретное, ответственное.
        - Сочувствую тебе, - покивала дама и вышла из приемной.
        Алешка тем временем (не теряя времени) надувался минеральной водой. И за каждой щекой - по конфете. И еще, по-моему, горсть конфет он рассовал по карманам. А я - тюфяк тюфяком! - стал открывать бутылку, вода фыркнула из горлышка, залила меня, весь столик и немного ковер.
        - Пустяки, - мило успокоила меня секретарша. И позвонила уборщице.
        Конечно, ей пустяки, а мне сидеть в мокрых штанах? И по улице Тверской вышагивать?
        Но тут на столе у секретарши что-то нежно звякнуло, она щелкнула кнопкой и сказала:
        - Слушаю, Василий Васильевич. Хорошо. - И кивнула нам на дверь. - Проходите, господа.
        «Господа» (один из них в мокрых штанах) прошли в кабинет шефа фирмы «Кис-кис».
        Он встретил нас очень приветливо. Я бы даже сказал - приторно. Как самых выгодных клиентов. Лешка опять было начал вспоминать их встречу в Лондоне, но «Кис-кис» от воспоминаний вежливо, но настойчиво уклонился. И стал нас расспрашивать про наши дела.
        - Плохи наши дела, - вздохнул Алешка, разваливаясь в кресле.
        - «Двоек» много? - сочувственно спросил его Василь Василич и успокоил: - Это пустяки, это легко поправимо. Но учиться, - сказал он назидательно, - учиться надо хорошо. Чтобы достичь жизненных успехов. - И он многозначительно обвел глазами свой шикарный кабинет.
        Вообще-то, с ним можно согласиться. Но когда папа говорит об этом, он почему-то совсем другие доводы приводит.
        - Не в том проблема, - сказал Алешка. - Ваша стройка погубила наш стадион.
        - Как? - подскочил Василь Василич. - Не может быть!
        - Может, - сказал я. - Вы строите свой дом на нашем стадионе.
        - Боже мой! - Он ухватился за щеки, будто у него разом разболелись все вставные зубы. - Но я же не знал! Ай-ай-ай! Как же меня подставили! Бедные дети!
        Ну, бедные дети, положим, его не подставляли…
        И он стал подробно объяснять, как он подал заявку, все другие необходимые документы, заплатил все положенные деньги, и ему - совершенно законно - выделили это место. И вот надо же - оказалось это место школьным стадионом.
        - Но мы все уладим. Мы построим для вас великолепный спортивный комплекс!
        - С бассейнами? - хитровато спросил Алешка.
        - Ну, точно я не знаю, я проект еще не видел. Но, думаю, в него можно будет внести необходимые поправки. Пусть будет и бассейн. Мне не жалко.
        Странно он себя ведет, все время думал я. Мне почему-то казалось, что он… боится. Боится почему-то Алешку. Худенького пацана с наивными голубыми глазами. С конфетой за щекой. И с хохолком на макушке.
        - Да, строительство, конечно, уже не остановить, - вздыхал Василь Василич. - Это огромные убытки, нашей фирме их не перенести - мы разоримся. А вот ваши неуловимые мстители…
        - Непримиримые, - поправил Алешка. Он точность любит.
        - Непримиримые, - снисходительно улыбнулся, соглашаясь, Василь Василич. - Они этого не понимают… Вы им объясните. От моего имени. Я буду вам очень признателен. И, кстати, позвольте вам преподнести маленький сувенир. Мы такие вещи дарим только самым надежным и уважаемым клиентам.
        И он достал из стенного шкафа очаровательную фарфоровую кошечку.
        - Кошечка не простая, - объяснил Василь Василич. - Это копилка.
        - Ничего себе! - возразил Алешка. - Накопил я денежки, а как их достать? Не разбивать же такую прелесть.
        - Умница! - похвалил его Василь Василич. - Ни в коем случае разбивать не надо. Вот здесь, под хвостиком, есть секретная кнопочка. Раз! - и донышко открывается.
        - Здорово, - похвалил его Алешка.
        - Держи, - сказал Василь Василич. - А это - для почина и в знак нашей дружбы. - И он достал из бумажника сто баксов, сложил их и аккуратно просунул в щелочку.
        Мы прямо смутились. И откланялись, поняв, что прием закончен. И мы с Алешкой тоже стали взяточниками.
        В приемной уже ожидала дама с мобильником на шее, и она проводила нас к выходу. Алешка шел, прижимая кошечку к груди, а я с нетерпением ожидал, когда мы окажемся на улице. Не знаю, как объяснить, но, несмотря на ласковый прием, меня все время не оставляло ощущение опасности. Кошечки кошечками, а мы вроде как были в мышеловке. И я дважды с облегчением вздохнул - когда мы прошли мимо охранника и когда за нами с писком закрылась ржавая железная дверь.
        - Лех, - сказал я, когда мы подходили к метро, - а ведь он почему-то тебя боится.
        - Я знаю. И знаю - почему. Он никогда не был в Лондоне. И очень почему-то боится, что об этом узнают. Никакой он не фирмач. Он жулик!
        Дома Алешка поставил кошечку на стол и сказал:
        - Раз! - и донышко открывается…
        Вытащил и спрятал купюру в «Приключения Шерлока Холмса».
        - Это, Дим, наш фонд для борьбы с жуликами. Врага надо бить его же оружием! А кошечку мы маме отдадим. Пускай она туда квитанции из прачечной складывает.
        А в это время происходило в офисе «Кис-кис» следующее. (Мы об этом, конечно, не знали, да если бы и знали, вряд ли что-то смогли бы изменить.)
        - Кто сегодня на вахте? - строго спросил шеф даму-референта.
        - Антонов Николай.
        - Передайте ему, что он уволен. А вы имейте в виду, что ваша очередь наступит, если эта шпана еще раз здесь окажется. Вам ясно? И уточните, кто у них родители. Доложить немедленно!
        - Василь Василич, - жалобно проскулила дама с мобильником, - ну как же я найду их родителей? Я же не сыщик. Наймите частного детектива.
        - Еще чего! Они, знаешь, какие бабки дерут за час работы! Своими дедукциями обойдемся.
        - Но как, Василь Василич? Мы даже не знаем, как их зовут.
        Василь Василич вспылил:
        - Мы знаем их школу! Неужели в какой-то паршивой школе нельзя вычислить пацана вот такого? - Василь Василич показал ладонью полметра от пола. - На затылке - хохол, как у попугая. Да вы его сами видели! Только что! Какие еще нужны приметы?
        - Ну… - вспомнила дама. - Вы еще с ним в Лондоне куда-то плевались.
        - Это не примета! - снова взорвался Кошкинд. - Да и никуда я не плевался в Лондоне. Я там вообще никогда… - Тут он прикусил язык. - Через пять минут доложите свои предложения.
        Через пять минут дама с мобильником вернулась в кабинет с предложениями.
        Кошкинд выслушал, согласился.
        - Да, Василь Василич, нужно для достоверности визитки заказать. Примерно такие. - И дама показала ему эскиз визитной карточки.
        Василь Василич поморщился - он не любил лишние расходы, - но согласился. Только спросил:
        - А какую фамилию сюда вписать?
        - Да какую угодно! - вспылила дама. - Хоть Мартышкина!
        - Так и запишем, - мстительно проговорил Кошкинд.
        На следующий день в кабинете нашего полковника-директора, Семена Михалыча, появилась представительная дама. Правда, не с мобильником на шее, а почему-то в темных очках на носу.
        Она назвалась госпожой Мартышкиной и положила на стол перед директором свою визитную карточку.
        - «Главный режиссер КДФ», - прочел Семен Михалыч. - КДФ… Это кто такой?
        - Киностудия детского фильма, - объяснила дама. - Семен Семеныч…
        - Михайлович, - поправил ее директор.
        - Извините. Михал Семеныч, нам рекомендовали обратиться в вашу школу. Нам нужен на главную роль в новом фильме артистичный мальчик.
        - Они у меня все артисты! - вздохнул Семен Михалыч. - Есть клоуны, есть трагики. Вам какой сорт нужен?
        - Тут особый случай, - вздохнула дама. Так, что даже очки у нее запотели. - Фильм совместный, требования очень высокие. Мальчик нужен вот такой, - она показала ладонью чуть выше пола. - С хохолком на макушке. Живой, непосредственный…
        - Есть такой, - теперь вздохнул и Семен Михалыч. - Очень живой и очень непосредственный. Оболенский-младший. Он играл у нас то ли Динозавра, то ли Суслика.
        - Суслик! - умилилась дама. - Очаровательно! Как бы на него взглянуть? - Она привстала со стула.
        - Чего проще, госпожа Макакина…
        - Мартышкина, - кисло улыбнулась дама. А директор, наверное, подумал: «Какая разница».
        - Пойдемте, я вам покажу наших лучших артистов. Может, вам еще кто-нибудь глянется.
        Они пошли на второй этаж, в рекреацию. Там висел громадный стенд с фотографиями под названием «Наши лучшие актеры». Это были снимки всяких лучших сцен из наших лучших спектаклей. С лучшими актерами.
        Семен Михалыч отыскал портрет Алешки:
        - Вот он! Живой и непосредственный.
        - Подходит! - взвизгнула дама в восторге. - Очаровательный типаж.
        Директор в сомнении поскреб макушку:
        - Не советую.
        - Что так? - насторожилась дама.
        - Шибко умный. Он вас заставит переписать весь сценарий и перенести съемки из Англии во Францию. Или в Мексику.
        - Справимся, - легкомысленно заметила дама. - А как у него с языком?
        - Подвешен так, что хоть завязывай.
        Дама хихикнула.
        - Я не это имела в виду. Поскольку съемки будут в Лондоне, необходимы хотя бы начальные знания английского языка.
        - Если надо, - заверил Семен Михалыч, - он для вас и на китайском заговорит. «Твоя моя мало-мало понимай нету».
        - Подходит! - Дама тряхнула головой, очки съехали на нос. - Только вот… Понимаете… Желательно, конечно… Вы не знаете, он никуда не ездил, например, с родителями за рубеж? Например, в Лондон.
        Семен Михалыч усмехнулся:
        - Был он в Лондоне. Много чего рассказывал. Как он, например…
        - С моста плевался? - с волнением перебила дама.
        - Таких подробностей не рассказывал, - хмыкнул Семен Михалыч, - но я вполне это допускаю.
        - Ну что ж, спасибо вам. Я доложу руководству. И если его… Как вы сказали, Оболенский? Так вот, если этого Оболенского… Как вы сказали, Алексей? Вот, если Алексея Оболенского после проб утвердят, я вам сообщу. - Тут она немного нахмурилась: - Надеюсь, он из приличной семьи? Вы понимаете, Англия, Лондон, мосты…
        - Из очень приличной, - кивнул директор. - Отец - полковник милиции, в Интерполе служит. Мать - обаятельная женщина. У нее ресницы, вы, конечно, извините, длиннее ваших.
        Но даме было не до ресниц нашей мамы. Ей было до службы нашего папы.
        - Полковник… Интерпол… Как, вы сказали, его зовут?
        - Я не говорил. Его зовут Сергей Александрович.
        - Ну что ж, спасибо, Михаил Семенович.
        - Семен Михайлович.
        - Все равно спасибо. Я вам позвоню.
        И она вышла из школы, села в машину, и ее след простыл.
        А Семен Михайлович вернулся в свой кабинет. Немного поскреб макушку в раздумье. Что-то обеспокоило его в этом визите. Но вот что? Дама вроде симпатичная, в очках. Карточку свою визитную оставила. Позвонить обещала… Стоп! Позвонить-то она обещала, а вот телефон у директора не спросила.
        Семен Михалыч взял ее визитку. Мартышкина Клара Петровна. Но почему-то на карточке нет ни одного телефона. И Семен Михалыч решил на всякий случай сообщить об этой Кларе нашему папе. И он уже взялся за телефон, но тут в кабинет опять ворвался расстроенный прораб. Семен Михалыч поморщился и спросил с тоской:
        - Ну, что вы еще там, на вашей стройке, натворили?
        И забыл позвонить папе. И тем самым невольно подверг нас с Алешкой большой опасности…
        А дама вернулась в «Кис-кис», сменила очки на мобильник и решительно прошла в кабинет Кошкинда. Там она положила перед ним заявление об уходе.
        - Это что? - спросил Василь Василич. - Вы не справились с моим поручением?
        - Справилась. И очень хорошо справилась. Потому и отказываюсь с вами работать. Не хочу рисковать своей свободой и добрым именем.
        - А что такое?
        - Детки к нам приходили не простые. Они дети Шерлока Холмса! И были здесь не случайно!
        - Не понял, - признался Василь Василич и насторожился. - Да что произошло-то?
        - Пока еще ничего, но скоро… Их отец в Интерполе служит, полковник милиции! Я думаю, его детки не случайно здесь оказались. Посланцы!
        - Как, вы говорите, его фамилия, полкаша этого?
        - Я не говорила. Оболенский.
        - Как? - Кошкинд даже подпрыгнул в кресле. - Это не тот ли, что с братом беседовал? - Он схватил трубку телефона, набрал номер: - Андрюха! Какой мент с тобой об нашем строительстве беседовал? Оболенский - точно! Ну и как он? Уверен? Ты меня успокоил. Будь здрав!
        Дама (Мартышкина) внимательно прислушивалась к разговору. Кошкинд ей весело подмигнул.
        - Брат сказал, что у этого полкаша руки коротки. Да я и сам везучий. Вот… А за детишками надо присматривать, они нам могут пригодиться.
        - Что вы имеете в виду? - тревожно спросила дама и поправила на груди мобильник.
        Кошкинд не ответил. Только усмехнулся…
        Кошечка маме очень понравилась:
        - Я назову ее Пусси и буду собирать в нее денежки.
        - А где ты будешь их брать? - спросил папа. - У меня нет.
        - Ну вот, - шутливо обиделась мама. - И помечтать не дадите. А ты чего такой хмурый, отец?
        - Да ну их! - сказал папа. - Надоели.
        - Кто? - спросила мама. - Деньги?
        - Да англичане эти. Прислали по линии Интерпола запрос. Просят помочь в расследовании.
        - А что у них там случилось?
        Лешка тут же вмешался:
        - Наверное, ихний Тауэр скрали?
        Тауэр - это такой громадный древний замок. И старинная тюрьма к тому же. Такую штуку «скрасть» - большая проблема. Да и не продать его никому. Только какому-нибудь нашему аллигатору. Это так Алешка с детских лет олигархов называет.
        - «Скрали»… - передразнил папа. - Скрали, да не то. У фирмы «Кэт» похитили документацию на производство кошачьих кормов. Даже не похитили, а хитрее сработали: скопировали на ксероксе.
        - А как же «Кэт» про кражу узнала? - удивился Алешка.
        - А, это интересно. У них, оказывается, на всю секретную документацию имеется специальная форма защиты. Если документ подвергался копированию - на ксероксе, или с помощью фото, или сканированием, то страницы через некоторое время меняют свой цвет. Были белые - стали, скажем, красные.
        - Здорово! - сказал Алешка. - Они от стыда краснеют.
        - Здорово-то здорово, только служащие фирмы не смогли установить, когда произошло копирование. И кто мог его сделать. Но по некоторым сведениям, сработали наши умельцы. И вот теперь мы должны их разыскать. Послезавтра лечу в Лондон, надо кое-что на месте проверить.
        - И я с тобой! - сказал Алешка. - Мне тоже там надо кое-что проверить. Да и соскучился я по Англии. По всяким ледям и джентльменам.
        - Ты посмотри на него! - сказал папа маме. - Все у него просто. Сел и поехал. Дружок, это ведь не к бабушке съездить. Документы нужно оформлять, визу…
        - Ладно, не поеду, - Алешка махнул рукой. - Но поручение тебе дам.
        - Проверить, на месте ли «ихний Тауэр»?
        - Я тебе потом скажу, я еще сам не знаю. - Братец на секунду задумался. И без труда перелетел из Лондона в Москву мысленно. - Пап, а кто у нас в правительстве всякие разрешения на стройки дает?
        - А тебе зачем?
        - А я на него анонимку президенту напишу. Пусть он его посадит.
        Папа засмеялся и махнул рукой:
        - Ладно, пусть посадит. Кошкин его фамилия.
        - Так я и знал! Мне только проверить надо было. А то вдруг Лёвик все мне набрехал…
        - Алексей! - оборвала его мама. - Что за слово?
        - Ну насвистел. Какая разница!
        - Натрепался, - сказал папа и подмигнул Алешке.
        - Сказал неправду, - строго сформулировала мама. - А, кстати, что-то его давно не было.
        - Потому что ты давно пирожки не пекла.
        - А давайте проверим, - предложил я. - Мам, напеки пирожков, а? Или лепешек.
        - Присоединяюсь, - сказал папа. - Но вовсе не для того, чтобы Лёвика подманить. Я присоединяюсь из личных соображений.
        Мама засмеялась и пошла выбирать место для своей копилки по кличке Пусси.
        Глава VII
        «РАСТЯЖКА» В КАЛОШЕ
        На следующем уроке литературы тетя Ира сделала вид, что разделяет наши вкусы и пристрастия. И даже довольно остроумно продолжила сказку о колобке:
        - И говорит Лиса: «Колобок, Колобок, я тебя съем». «Я сам тебя съем», - ответил Колобок. Ам, и проглотил Лису. И получился не простой Колобок, а пирожок с мясом.
        - Как жестоко, - покачал головой Никишов.
        - Да, жестоко, - согласилась тетя Ира, - но такова жизнь. Это тебе не созерцательная японская поэзия. Жизнь - это борьба. В основном, борьба за справедливость. И поэтому у каждого борца должен быть внутри свой стержень.
        - А вы борец? - спросил Никишов. - За справедливость? Или за пирожок с мясом?
        Ну, сейчас тетя Ира к директору побежит…
        Не побежала. Внутренний стержень не позволил. Но почему-то тетя Ира бросила на Никишова после его слов странный взгляд. Обиделась за пирожок с мясом? Не похоже. Скорее, она будто хотела сказать глазами: «Ну что ты ко мне цепляешься? Мы ведь должны быть друзьями. И соратниками в борьбе за справедливость».
        - А ты, Сережа, мне говорили, хороший спортсмен?
        - Хороший, - буркнул Никишов. - Будущий чемпион. Только тренироваться теперь негде. А у нас скоро соревнования с гимназией.
        - Почему негде? - наивно удивилась тетя Ира.
        Своим удивлением она попала в больное место. И ей тут же обрисовали мрачную картину.
        - Какая подлость! - сказала она. - И вы терпите? Да я бы давно взорвала эту стройку к чертовой матери! Ой, извините, не сдержалась.
        Нам это понравилось. Наши учителя, конечно, тоже возмущались. Но никто из них не высказывался так горячо и открыто.
        - Вы знаете, друзья мои, - стала вспоминать тетя Ира, - когда я училась в школе, у нас был очень вредный учитель рисования. Он был пьяница и все время спал на уроках. А чтобы мы ему не мешали, он заставлял нас рисовать его портрет. Пока он спит.
        - Представляю, - усмехнулся Никишов.
        - Вот именно! А он собирал наши рисунки, показывал их завучу и жаловался, что мы рисуем на него злые карикатуры.
        Что-то мне ее история напомнила. Какую-то книгу. «Республику ШКИД», кажется. Или я путаю? Но какое-то неясное еще подозрение запало мне в душу.
        - Вот гад! А вы терпели?
        - Ничего мы не терпели! - Тетя Ира даже раскраснелась от воспоминаний. Глаза ее сверкали, как сережки в ушах. - Я организовала группу протеста. Мы поборолись-поборолись и добились, что его выгнали. А вы, - тут она нахмурилась, - вы, друзья мои, все терпите.
        - И ничего не терпим, - вскочила Ленка Огурцова, симпатичная, но глупая девочка. - У нас тоже есть группа протеста. Непримиримые! И мы тоже боремся!
        - Плохо боретесь! - Тетя Ира хлопнула кулачком по столу. - Вам, наверное, не хватает активности. Настоящая борьба должна быть неустанной. Только тогда она приведет к победе. Вашим непримиримым нужен хороший главарь.
        Тетя Ира сказала это так, будто предлагала себя на роль хорошего главаря. Но она имела в виду совсем другое.
        - Вот, например, Сережа Никишов. Он вполне может возглавить ваше стихийное движение. И поэзию любит, и спортом занимается.
        Тут по классу побежали смешки и шепоток. Начались всякие ужимки и переглядки.
        - Понятно, - усмехнулась тетя Ира и раскрыла журнал.
        И с этого урока у нее установились хорошие отношения с Серегой. Он больше не донимал тетю Иру японской поэзией, а она не пыталась изменить то, что вложил в нас и привил нам Бонифаций.
        - А Ирка - ничего, - сказал мне как-то Никишов. - Боевая.
        Однажды после уроков я увидел, как они шли вместе к метро и что-то горячо обсуждали. Но потом Серега спустился в переход, а тетю Иру подхватил черный «Мерседес». И умчал в неизвестном направлении. Странно, но машина (а таких в городе сейчас полно) показалась мне знакомой. Не цветом, не формой кузова, а чем-то еще, какой-то мелочью, которую я уже видел. И видел совсем недавно.
        Почему-то этот пустяк испортил мне настроение. Бывает, конечно, пытаешься что-то вспомнить - и никак не получается. Злишься на себя, копаешься в памяти. Но здесь нечто другое возникло - какая-то неосознанная тревога. Которая вот-вот перейдет в откровенный страх.
        Почему?
        И вдруг через несколько дней оказалось, что встревожился я не напрасно. Правда, произошедшее никакого отношения к тете Ире и «Мерседесу» не имело. Просто Никишов явился утром в школу с громадным фингалом под левым глазом. Накануне вечером его встретили возле подъезда какие-то парни. Их было двое. В черных куртках и спортивных штанах. Разговор был очень короткий.
        Один сказал, ткнув себя в грудь:
        - Я - Джин, а он - Тоник, - и показал пальцем на второго амбала. - Мы джин с тоником. А ты? Ты Никишов?
        - Никишов.
        - Непримиримый?
        - А вам-то что?
        Сокрушительный удар.
        - Если еще раз покажетесь на стройке, будете всем классом хромать всю оставшуюся жизнь на все ноги.
        Но Никишов не испугался, у него есть стержень. «Мушкетеры» и раньше всегда держались вместе, а теперь и вовсе стали неразлучны. И не расставались с крепкими дубовыми палками, которые сперли из спортивного зала.
        - Интересно, кто же меня выдал? - задумчиво произнес Никишов.
        - Я говорил, что нельзя связываться со строительной мафией. Она самая большая, жестокая и опасная.
        Никишов мотнул головой:
        - Ты, Димон, слишком добродушный. А я - нет. То есть не слишком. И мне теперь нельзя отступать.
        - Да, - согласился с ним Сельянов, - с таким фонарем - только вперед.
        - Ага, - поддержал его Юраша Козлов, - вперед за вторым фонарем.
        - Не в фонаре дело, парни, - сказал Никишов. - Нам надо быть умнее.
        - Мы и так не дураки, - поспешил сообщить Юраша.
        - Но не все, - разозлился Серега. - Слушай, что говорю. Кто-то выдал нас браткам, так? Они меня предупредили. Так? А на стройке, предположим, все равно борьба продолжается. И что тогда мы видим на картинке?
        - Что мы видим? - Юраша в самом деле не из самых умных. До Арамиса ему далеко.
        - А то, что они вроде бы как бы ошиблись. Не на тех вредителей вышли. И будут их искать. А мы, уйдя от подозрений, продолжим свое дело.
        Неплохо придумано. Только после очередной акции на стройке амбалы опять явятся к Никишову. О чем я ему и сказал.
        - Ну и что? Я тогда как заплачу… Как начну давать клятвы, что очень испугался и даже в школу перестал ходить, не то что на стройку…
        - Правильно, - сказал Алешка. - Ты к стройке не подходи. А я там одну штуку им устрою.
        - Заминируешь?
        - Не очень. Ваше взрывное устройство нам еще пригодится. Я им «растяжку» установлю. На меня никто не подумает. Я Кошкинду лучший друг и коллега. Мы с ним вместе с моста плевали. На всяких джентльменов.
        - Они милицию вызовут, саперов, - забеспокоился Юраша.
        - Не вызовут. Они сами разберутся. Я слышал, как прораб нашему директору кричал, что он тоже в прошлом офицер. Сапер. Или минер.
        - Леха, - сказал довольный Никишов, посверкивая своим фонарем, - назначаю тебя своим заместителем. В штабе непримиримых.
        - Щаз-з! Это ты у меня заместитель. Из-за ранения.
        Никишов рассмеялся и не стал спорить, кто из них главнее.
        - Действуй, Леха! А мы тебя подстрахуем. Внимание отвлечем. Я спецгруппу для операции подготовлю.
        Дома Алешка покопался в своих запасах и разыскал гранату-лимонку. Она, конечно, не настоящая, один корпус. Ее Алешке наш дядя Боря подарил. И, кстати, эта граната, самая настоящая на вид, уже не раз выручала нас в борьбе с врагами.
        - Так… - Алешка призадумался на мгновение. - Запал нужен.
        Он пошарил в столе, разыскал металлический стержень от старой авторучки. Вставил «запал» в гранату, намотал немного изоляции.
        Леску для «растяжки» мы выбрали в папиных рыболовных запасах - потолще, позаметнее, зеленую такую. А потом Алешка покопался в чулане, что-то там нашел и положил в пакет. Туда же отправилась и граната. И зачем-то красный маркер. Он опять появился в нашем доме. Так же незаметно, как когда-то исчез.
        - Пошли! - сказал Алешка. - Минируем противника.
        Я позвонил Сереге:
        - Мы готовы. Выводи группу отвлечения.
        - Есть!
        Алешка еще за чем-то заскочил на кухню, и мы помчались к школе.
        Честно говоря, я думал, что группа отвлечения и подстраховки будет довольно многочисленной. Думал, что Никишов позовет знакомых девочек из танцевального ансамбля и они будут водить возле стройки хороводы. Чтобы охранники на них пялились.
        А в группе было всего два человека. Нет, два создания. Одно создание было человеком Никишовым в какой-то дурацкой шляпе (для маскировки, объяснил он потом), а второе создание - симпатичной беленькой козочкой в ошейнике и на поводке.
        Тут я вспомнил. Одна соседка Никишовых, одинокая старушка, держала на своем балконе козу по имени Эльза. Все жильцы в подъезде сначала очень возмущались, а потом привыкли. Тем более что козочка была очень спокойная и чистоплотная.
        А Серега, жалея бабулю, стал козочку выгуливать на травке. Ну а если озорной пацан гуляет с козой, он, конечно, что-нибудь удумает. Никишов стал обучать Эльзу, как собаку. И у него получилось. Видели бы вы, как по команде «Рядом!» она послушно семенит возле его левой ноги, трясет бородкой и постукивает копытцами по асфальту.
        Когда мы подошли к воротам, представление было в разгаре. Козочка сначала попаслась на газоне, сделала свои делишки, а потом по команде своего пастуха стала выделывать все, чему он ее обучил. То сядет, то ляжет, то поднимется на задние ноги, то «подает голос», дребезжащий такой. Жаль вот только, он ее команде «Фас!» не обучил. Хотя, кто знает…
        Охранники у ворот ржали, как два жеребца.
        Мы подошли к ним.
        - Я к Абдукадырычу, - сказал Алешка деловито. - Узбекских фруктов из Таджикии ему принес. Вот! - И он с готовностью распахнул пакет.
        В пакете сверху лежал кочан капусты.
        - Фрукты… - фыркнул охранник, не отводя глаз от Эльзы. - Проходи.
        Алешка вошел в ворота. А между тем все, кто был на стройке, столпились возле забора, привлеченные представлением.
        Алешка для вида заглянул в бытовку, а потом, никем не замеченный, прошмыгнул в глубь стройки. И исчез.
        И вскоре появился, помахивая почти пустым пакетом.
        Никишов взял Эльзу на поводок, и они чинно потопали домой, стуча бутсами и копытцами по асфальту.
        - Хороший шашлык пошел, - сказал им вслед один из охранников. - Обученный.
        Да, жалко, Эльза не знает команды «Фас!».
        - На себя посмотри, свиная отбивная, - сказал ему Алешка.
        Ну, что ж, операция завершена. Ждем ее результатов.
        Первый результат появился довольно скоро. К пятому уроку. В виде разгневанного прораба.
        - Вот! Полюбуйтесь! - И он брякнул на стол директора гранату и почему-то старую калошу. - Хорошо еще, я саперов не вызвал, сам управился. Стыдитесь, полковник!
        - Я не стыжусь, а горжусь, - неожиданно ответил Семен Михайлович. - Если это дело рук моих учеников, то я это дело одобряю.
        - Вот так?
        - Вот так!
        - Я иду в милицию!
        Семен Михалыч пожал плечами.
        - Идите! Только калошу им не показывайте - смеяться будут.
        - Вот как раз калошу-то я и покажу. Пусть они найдут ее владельца. И тогда посмотрим - кто будет стыдиться, а кто гордиться!
        - Все-таки я вам не советую обращаться в милицию. - Семен Михалыч в душе сочувствовал прорабу. - Именно из-за того, что по калоше милиция сразу установит ее владельца.
        - Это вы, что ли? - безмерно удивился прораб. - Ваша калоша?
        - Я сапоги ношу, привычка. А вы бы в калошу-то заглянули. Вот и узнали бы - кто будет стыдиться, а кто гордиться.
        Прораб недоуменно взял калошу и заглянул внутрь. А там красным маркером было четко и ясно написано имя ее владельца: «М-р Кошкинд».
        Прораб чуть не сел мимо стула.
        Вообще-то, его можно понять. Мало ему этой калоши, так он еще при «разминировании» натерпелся. Алешка укрепил гранату с одного края здоровенной бетонной трубы, которая лежала возле котлована. И протянул леску внутри всей трубы к калоше. Бедный прораб на всякий случай прополз по трубе от гранаты к калоше. А это метров двадцать, не меньше.
        - Я, Дим, нарочно папину калошу привязал, - объяснил мне потом Алешка. - Чтобы они сразу поняли, что это шутка. Я же не думал, что он в трубу полезет. Обошел бы ее - и все.
        А то, что он в калоше фамилию Кошкинда написал, - тоже шутка? Или намек?
        В милиции все-таки среагировали. Не столько на калошу, сколько на гранату. На стройку пришел наш участковый - провести дознание.
        Особенно подробно он опросил охрану.
        - Кто из посторонних проникал на территорию?
        - Никто!
        - А если припомнить?
        - Да был один пацан мелкий. Но я его сумку досмотрел - там только капуста была. А гранаты не было.
        Не мог же охранник признаться, что ничего он не досматривал. Глянул одним глазом в пакет - увидел сверху кочан, а что под кочаном - ему досматривать некогда было. Он Эльзины фокусы досматривал.
        Так что дознание реальных результатов не дало.
        Пропажу калоши папа заметил не скоро, только когда собирался зимой на рыбалку. Он эти калоши натягивал на валенки. А вот с капустой мы чуть не прокололись. Из-за своей небрежности.
        Когда мама пришла вечером домой, она споткнулась в прихожей о какой-то пакет на полу.
        - Что это? Капуста! Вот молодцы! Как вы догадались? Я как раз пироги собиралась печь. А одного кочна мне мало. Теперь их у нас два!
        Ну, и конечно, в тот же вечер выяснилось, что кочан-то все-таки один.
        - А где же первый? - недоумевала мама.
        Хорошо, Алешка не растерялся.
        - Ма, а Димка такой голодный из школы пришел, что так прямо на него и набросился. И весь съел! Ты его не ругай. Он так хрустел!
        Я, конечно, обиделся. Что я, козел, что ли, целый кочан капусты слопать? Или коза Эльза? Но пришлось смолчать и выдержать мамин укоризненный взгляд.
        - Ну ладно, - вздохнула она. - Будут не пироги, а пирожки.
        Хорошая у нас мама.
        Третий результат проявился на следующий день. Мы его ждали и сильно опасались. Поэтому ходили за Никишовым, как на веревочке.
        - Никто Серегу не тронет, - заявил Алешка. - Яшу позову - и все.
        И позвал.
        Яша - это громадный беспородный пес. Он ленивый и добродушный. Но никто с ним не связывается, все обходят его стороной. Потому что когда он, например, останавливается «пометить» какую-нибудь машину, то за его тушей машины не видно.
        Так мы и ходили. Впереди Никишов, чуть позади - мушкетеры с палками, а за ними - худенький голубоглазый пацан, рядом с которым шлепает громадными лапами Яша, опустив голову и задрав хвост.
        И вот сидим мы всей компанией на лавочке, возле подъезда Никишова. Ждем, когда он выйдет, чтобы проводить его в магазин. Обстановка спокойная, ничего угрожающего на горизонте. Яша лениво дремлет, положив голову Алешке на плечо. Голова у него большая и тяжелая, как арбуз, но Лешка терпит.
        Наконец дверь распахивается, выходит Никишов. И тут же - откуда она только взялась? - возле него резко тормозит машина. А из машины резво выскакивают Джин с Тоником и прижимают Серегу к стене. Мы уже приготовились броситься ему на помощь, Яша встал во весь рост, встряхнулся и зевнул во всю свою зубастую пасть.
        Но помощь наша не потребовалась. Никишов - он молодец! - не стал ни плакать, ни рыдать. Он разговаривал очень напористо, даже с возмущением: чего, мол, пристали к невиновному человеку?
        - Тебя предупреждали!
        - Предупреждали! Я что, по-вашему, дурак? Или козел? Мне что, одного фингала мало?
        - Тихо, братан, не брыкайся!
        - С вами побрыкаешься!
        - Кто вчера на стройке был?
        - А я знаю? У нас в школе тыща человек. Не считая учителей.
        - А ты, братан, подумай. Может, сообразишь?
        - Сколько? - нахально спросил Серега.
        - Не обидим. Подумай.
        - Я подумаю. На фиг мне за чужие приколы тычки получать.
        - Держи, - Тоник сунул ему в руку визитку. И пошел к машине. Достал на ходу мобильник и сказал: - Шеф, это Тоник. Плохо ваша агентура сработала. Не на того навела. Но мы тут кое-что наладили. Без нее обойдемся.
        Я сидел рядом с Алешкой и всем боком почувствовал, как он, услышав его слова, подскочил.
        - Ты что? - Я даже отодвинулся.
        - Дим, - провожая машину глазами, сказал Алешка, - а я догадался, кто Никишова подставил…
        Когда наша мама печет пироги, их запах покоряет весь наш микрорайон. Открываются в домах окна, люди выходят на балконы, прохожие задирают головы, шевелят носами, чтобы понять - откуда доносится такой аппетитный дух.
        Бывает, даже в школе сидишь на уроке и вдруг улавливаешь в воздухе родные ароматы. Так и тянет домой, неудержимо.
        Наверное, по запаху вышел на нас и Лёвик Кошкин. Заявился и прямо с порога стал хвалиться:
        - А у вас есть дача? И у нас нет. У нас особняк за городом и целый гектар леса! Скоро у нас новоселье. Строители сдали папе дом.
        - Большой? - спросил Алешка.
        - Красивый? - спросила мама.
        - И большой, и красивый! А знаете, сколько папа за него отвалил? Целый миллион!
        - Миллион рублей? - ахнула мама.
        Толстенький Лёвик, принюхиваясь, снисходительно хихикнул:
        - Миллион баксов!
        - Где же он их взял? - спросила мама.
        - Заработал! Папа говорит, что сейчас только дурак миллион заработать не может.
        - Значит, - вздохнула мама, - все мы дураки. Что ж, пойдемте по такому случаю выпьем чайку с пирожками. Лёвик, составишь нам компанию?
        И тут Лёвик впервые показал себя человеком. Он вздохнул и выдохнул:
        - Составлю. Я очень люблю ваши пироги. Ни у кого таких нет.
        - А ты у кого еще пробовал? - спросила мама с ревнивым интересом.
        - Ни у кого. Меня ни к кому не пускают. Папа говорит, что мне нельзя общаться с кем попало.
        - А мы, значит, - спросил Алешка, - не кто попало?
        Ответ был простодушный:
        - А папа не знает, что я к вам хожу. Да еще пироги ваши ем.
        Мама ничего не ответила, но по ее глазам я понял ее мысли: «Несчастный ребенок».
        А несчастный ребенок так навалился на пирожки, что мама подумала: «Сын миллионера, а такой голодный».
        - А где твой папа особняк построил? - вдруг спросил Алешка. - Да ты не торопись отвечать, прожуй сначала.
        - И проглоти, - посоветовал я. - А то подавишься.
        - Место самое лучшее. Около Апрелевки, рядом с правительственной трассой. Там каждый день президент проезжает. И мой папа. - Тут он вдруг рассмеялся: - А знаете, как наш особняк называется? «Кошкин дом»! Папа у нас Кошкин и дом тоже.
        - И кошки у вас есть? - спросила мама.
        - Нет, что вы! Папа их терпеть не может! Зато у нас два крокодила есть. Один - чучело, у папы в кабинете, а другой настоящий. Для него специальный бассейн сделали. И он там сидит и все время кого-нибудь подкарауливает. Чтобы схавать.
        - Какой ужас! - сказала мама.
        - Какая прелесть! - сказал Алешка. - И куда же вы его денете?
        - Никуда. Пусть живет. И хавает.
        - Я имею в виду, когда вас выгонят оттуда.
        - Чего? Это кто же нас выгонит? Пусть только попробует! Наш папа…
        Да, страшнее кошки зверя нет. Только что Алешка болтает? Кто их, и правда, выгонит-то?
        - А я в одной газете читал, - продолжил Алешка, - что там еще одну трассу будут прокладывать.
        Я усмехнулся. Что-то давненько я не видал Алешку с газетой. А тот продолжал заливаться соловьем.
        - Одной трассы мало, машинам тесно. Поэтому, все что там аллигаторы понастроили, все будут сносить. Еще до Нового года.
        Напомню: аллигаторы - это олигархи. Года два назад так Алешка олигархов называл. Ну, папа ему объяснил: кто такой аллигатор и кто такой олигарх. Алешка выслушал объяснения очень внимательно и сделал свой вывод. Дикий, но симпатичный.
        - Это одно и то же, - сказал он.
        Так словечко у нас и прижилось.
        Мама, помнится, тогда еще спросила:
        - Господи, откуда он набрался?
        Папа молча кивнул на телевизор. Источник информации.
        Но Лёвик ничего этого не знал.
        - Ничего там аллигаторы не настроили. Наш, например, в бассейне живет.
        - Мое дело предупредить, - лениво и безразлично заметил Алешка. - Папе своему скажи. Пусть мебель упаковывает. Все свои холодильники. До Нового года успеет.
        Лёвик допил чай и помчался домой. Звонить папе на работу.
        - Ты что? - сердито спросил я Алешку. - Что ты всякой ерундой людей расстраиваешь?
        - Так надо, - усмехнулся он. - Подготовка.
        А вечером позвонил ему Лёвик и радостно сообщил:
        - Ты мне все набрехал! Папа сказал, что без него никакие трассы не строят! Вот!
        Глава VIII
        СТРАШНАЯ МЕСТЬ
        Погода испортилась. Вернее, стала такой, какой ей и положено быть в это время года.
        Желтая и красная листва уже вся лежала на земле, а не трепетала под ветерком на ветках. Почти постоянно по небу бежали серые неопрятные облака и сеяли на землю мелкий дождик.
        По утрам стало все труднее просыпаться, и все неохотнее было идти в школу. Тем более что своим видом она нас не радовала. Под дождем заметнее стали трещины в стенах, облупившаяся краска на дверях и оконных рамах, выбоины и щербинки на школьном крыльце.
        Семен Михалыч постоянно вздыхал и хмурился, размышляя, где добыть денег на ремонт? Внутри он школу, конечно, за лето обновил, даже компьютерный класс оборудовал, а вот на внешний ремонт денег у него не было.
        А тут еще стройка. Которая, несмотря на противодействие, все-таки росла и ширилась. Уже подтянули всякие коммуникации, вывели здание на нулевой уровень. Вот-вот начнут расти этажи. Которые скроют от нас и наш парк, и проспект, и соседние дома. А главное - окончательно убьют надежду на восстановление стадиона.
        Борьба, конечно, продолжалась. Школа писала письма, родительский комитет даже однажды попытался в знак протеста перекрыть проспект, но все бесполезно. Школа получила официальные ответы, а членов родительского комитета водители машин вежливо, но дружно взяли под руки и вывели с проезжей части.
        - Это потому, что мы не дружно выступили, - кипятилась мамаша Прошкина, председатель родительского комитета. - Ряды наши очень жидкие были. Вот если бы на проезжую часть вышла вся школа…
        - Ну уж нет! Вот уж отставить! - вспылил Семен Михайлович, и его усы встали дыбом. - Соберите всех родителей, если уж очень хочется, но детей на дорогу я не выпущу!
        Не знаю, что имел в виду наш директор. Наверное, нашу безопасность. Но я думаю, если бы наши пацаны притопали на проспект, то тревожиться пришлось бы не за них, а за городской транспорт.
        В пятницу Семен Михайлович объявил по школе:
        - В воскресенье весь личный состав выходит на воскресник. В девять ноль-ноль. Можете пригласить и своих родителей.
        Вообще, мы любим всякие субботники и воскресники. Во-первых, это не уроки, а во-вторых, на них всегда весело и дружно.
        А директора, видимо, угнетал сиротливый вид вверенной ему школы, и он хотел хотя бы вокруг нее навести порядок.
        Ничьи родители на воскресник не пришли, у них нашлись свои дела. Зато ребята (старшие) собрались почти все. И все учителя тоже. Даже практикантка тетя Ира.
        Она пришла под легким моросящим дождиком от метро. Бедняжка. Вот только приехала она не на метро. Это мы уже установили.
        Дело в том, что когда мы с Алешкой пошли к школе, он мне сказал:
        - Дим, проведем следственный эксперимент. Давай мимо метро пройдем, ладно? Кое-что увидишь. Тебе будет полезно.
        Мы подошли к станции и спрятались от дождика под козырьком подземного перехода. Народу было не много - воскресное утро, пол-Москвы еще спит.
        - Вон она, - сказал Алешка. - Узнаешь?
        Из черной, блестящей от дождя машины вышла наша Ирочка, распахнула зонтик и зашагала к школе. И хотя машина тотчас же отъехала, я успел заметить, что за рулем сидит наш знакомый Тоник.
        - Узнал? - спросил Алешка.
        - Тетю Иру?
        - Машину. Это «мерс» Кошкинда.
        А ведь правда! «Мерсы», конечно, все на одно лицо, но мне в первый раз показалась знакомой эта машина. Только я никак не мог вспомнить, что в ней такого знакомого? Сейчас увидел и сообразил: с зеркальца на ветровом стекле свисали на шнурочке миниатюрные боксерские перчатки. Наверняка их Тоник повесил, он здорово на бывшего боксера похож: у него нос приплюснутый и уши к голове вплотную прижаты.
        - Ваша Ирочка, - сказал Алешка, - каждый день на этом «мерсе» подъезжает. И уезжает тоже. Вот только почему ее ни разу до самой школы не подвезли? Подумай.
        А что тут думать? Ясно - чтобы никто ее не увидел.
        - Теперь, Дим, ты понял, какое спецзадание шефа «Кис-кис» она выполняет?
        Теперь понял - проводить уроки литературы вместо Бонифация.
        Алешка эту мою мысль прочитал на моем лице и безжалостно расхохотался.
        - Дим! Ты наивный!
        Я понял, что у него чуть не вырвалось другое слово, более определенное.
        - Дим! Вспомни разговор, который мы у Кошкинда в приемной слышали.
        Вот это да! А я думал, что Алешка тогда водой наливался и конфетами объедался. Ничего не видел, ничего не слышал.
        - «У Ирки практика. И еще она спецзадание шефа выполняет», - напомнил Алешка. - Та Ирка и ваша тетя Ира - один и тот же человек, Дим. Кошкинд ее специально подослал, чтобы она разнюхала, кто такие «непримиримые».
        Неслабо! То-то она про всякую борьбу нам твердила. И про стержни. И как она боролась с учителем рисования. Она же просто в доверие к нам входила!
        Вот поганка! Она, говоря юридическим языком, хотела внедриться к нам и выдать нас всех своему шефу. И его амбалам - Джину и Тонику. Она им и на Никишова указала! Догадалась все-таки. А он ей, похоже, доверился.
        Мы побежали к школе. Там уже все собрались. Да и дождик кончился. Наш завхоз раздал грабли и большие мешки для мусора, в основном - для опавшей листвы. В прошлом году осень была сухой, и мы, собрав листву в кучки, поджигали их. Школу окружал горьковатый дым, от чего было здорово и… как-то грустно. А сейчас вся листва лежала тяжелым мокрым ковром. Такую и бензином не подожжешь. Приходилось собирать ее в мешки и забрасывать в кузов грузовика.
        Но все равно было весело и суматошно. Несмотря на то что опять заморосил мелкий дождик, Алешка работал наравне со старшими и все время о чем-то шептался с Никишовым.
        В общем, они дошептались!
        Сначала, правда, Никишов, слушая его, вертел пальцем у виска. Потом призадумался, а после вдруг выронил мешок, расхохотался и в восторге хлопнул Алешку по плечу. Два балбеса - маленький и здоровый. Зато не тюфяки, внутренне признал я. Тем более что они подозвали меня, чтобы дать мне хитрое поручение.
        - Дим, ты только не обижайся… Ты у нас очень дружелюбный и доверчивый. Никто от тебя подвоха не ждет…
        Ага, тюфяк, словом.
        - Иди к тете Ире и скажи ей, что Михалыч просил ее зайти на стройку, найти прораба и попросить у него пучок арматуры, чтобы завязывать мешки с листьями. Понял? Но только всерьез говори с ней.
        Ничего не понял! Арматура - это длинные стальные прутья в палец толщиной. Как ими мешки завязывать? Но расспрашивать я не стал, не хотелось, чтобы к «тюфяку» еще что-нибудь добавилось. Покруче и пообиднее.
        И я пошел. Тетя Ира работала в паре с мамашей Прошкина. Мамаша Прошкина старалась вовсю, а тетя Ира все время смотрелась в зеркальце и подправляла свои черные, загнутые, как у куклы, ресницы.
        - Ирина Серафимовна, - сказал я, - Семен Михалыч просил вас сходить на стройку и попросить у прораба немного арматуры. Для мешков. А то завязок не хватает.
        - Будет сделано! - шутливо ответила тетя Ира и поскакала к воротам. Там она пару раз хлопнула ресницами, и охранники без проблем пропустили ее на стройку. Она побегала по территории, позаглядывала во все уголки, но прораба не нашла. Что он, дурак - в воскресенье работать?
        - Его нет, - сказала она, вернувшись. - Что делать?
        - Что-нибудь придумаем, - буркнул я и пошел будто бы к директору.
        - Порядок? - спросили меня Алешка с Никишовым.
        - Прораба нет, арматуры не дали.
        Они переглянулись. И почему-то очень довольные куда-то смылись. Причем так, что никто, кроме меня, этого не заметил.
        Тут на крыльце появился Семен Михалыч и, объявив конец работам, позвал всех в буфет - на чай и угощение.
        Скажу сразу, что в понедельник, прямо с утра, в школу заявился наш неутомимый прораб и привычно прошел к директору.
        Ничего новенького - очередная жалоба на нас. Якобы кто-то сунул в какой-то рубильник какие-то пластиковые прокладки и обесточил тем самым три бетономешалки.
        - Ну я, я это сделал! - вспылил директор. - Назло! В бессильной ярости! Так и доложи своему Кошкинду!
        А стоял он в тот момент в дверях своего кабинета, и вся школа его слышала. А самое главное - его слышал наш Лешка, и тут же в его глазах засверкали хитренькие искорки. Он подошел к Никишову и что-то ему сказал. Тихонько так, многозначительно. Никишов кивнул в ответ и пошел по коридору.
        Не знаю - зачем, но я двинулся за ним. Никишов попутно заглядывал во все классы и кабинеты - будто кого-то искал. И я догадался - кого. И догадался, где он найдет этого человека. Обогнал Никишова, когда он задержался в кабинете физики, и зашел в кабинет литературы.
        Вообще-то, у него только название такое, а на деле обычный класс, только по стенам висят портреты великих писателей. И что удивительно - все они усатые и бородатые. Будто борода - признак таланта. И был здесь еще стенд с нашими работами. На нем Бонифаций разместил наиболее удачные наши сочинения. Моих сочинений там не было.
        Стенд стоял не вплотную к стене, за ним очень удобно было спрятаться. Что я и сделал. «Тюфяк-тюфяк, а соображаешь», похвалил я сам себя.
        Вскоре послышался знакомый стук каблучков и в кабинет вошла тетя Ира. Она положила на стол журнал, прикрыла форточку. И спросила:
        - Что тебе?
        Я чуть было не ответил: «Не ваше дело!» - но сообразил, что вопрос ее вовсе не ко мне обращен. А к Никишову, вошедшему вслед за тетей Ирой.
        Сейчас я узнаю, что ему Лешка посоветовал.
        - Ирина Серафимовна! - Никишов мастерски изображал волнение. И сомнение. - Я прямо не знаю, как и сказать-то. В общем, вы нам очень понравились. Вы не обижайтесь, что мы такие вредные. Мы - современные. Для нас нет авторитетов. Мы все подвергаем сомнению. Но вот ваши слова о стержне, о справедливости запали нам в душу.
        «Кажется, он сейчас будет ей в любви признаваться», - подумал я. И мне стало неловко. Но у Никишова, оказалось, была другая цель.
        - Приятно слышать, - покивала тетя Ира, - но я не совсем понимаю…
        - Вы можете мне доверять, - сказал Серега. - Я вас просчитал, но не выдал. Вы тоже возмущены поганой стройкой и хотите войти в ряды «непримиримых». Этого требует ваш внутренний стержень.
        - Хм, интересно, продолжай. Только поторопись, скоро звонок.
        - Вы, наверное, подумали, что я член группы протеста, да? Я бы и рад, но мне нельзя. Я уже и так на особом счету у директора. Еще один проступок, и он меня уволит. То есть, я хотел сказать, выгонит из школы. Мне-то наплевать, а вот мой внутренний стержень изо всех сил не хочет огорчать моих родителей. Я не знаю всю группу, она тщательно законспирирована. Прямо какие-то подпольщики со стажем!
        - С каким стажем? - удивилась тетя Ира.
        - С подпольным, - шепнул Никишов, - с дореволюционным. - Тут он понял, что уж слишком заврался, и поспешил добавить: - Но я знаю их руководителей.
        - И кто же они? - с затаенным вздохом спросила тетя Ира.
        - Это… наш директор и наш участковый.
        Немая сцена. Мертвая тишина.
        - Ну, Никишов, ты фантазер!
        - Ничего не фантазер, - горячо зашептал Никишов. - Наш директор не всегда командовал полком, в молодости он был разведчиком. А наш участковый служил у него в полку. Два солдатских сапога - одна пара. Я сам слышал, как директор говорил милиционеру: «Я этого так не оставлю. Слово офицера!» Да и прорабу он сегодня сгоряча признался. А один наш ученик, Дима Оболенский, видел, как однажды темной ночью наш директор перелезал через забор на стройку.
        - Вот, значит, как… - задумчиво проговорила тетя Ира. - Я учту…
        Тут зазвенел звонок, в класс хлынула толпа, и я незаметно с ней смешался. И весь урок думал только о том, что натворили Лешка с Серегой. Здорово они ее подставили. Впрочем, так ей и надо. Шпионов надо разоблачать и наказывать. Одна только мысль немного меня тревожила - а не подставили ли они еще и директора?
        Но, как стало позже известно, все обошлось. Обошлось так, что Ирина Серафимовна пробкой вылетела из фирмы - за утрату доверия.
        Вот как это было.
        Тетя Ира примчалась к Кошкинду и восторженно сообщила:
        - Я все выяснила, Василь Василич! Диверсантами руководит… Кто бы вы думали? Сам директор школы! И сам через забор перелезает. По ночам.
        Кошкинд как-то странно посмотрел на нее и задал странный вопрос:
        - Ирка, а ты училась в этой школе?
        - Нет, с чего вы взяли? - удивилась тетя Ира.
        - Тогда я тебя не пойму.
        - И я вас тоже, - она немного струхнула.
        - Насчет директора - это, конечно, глупость. Или хитрость с твоей стороны. Но тоже глупая. Я с тобой так вежливо разговариваю только потому, что тебя в мою фирму устроил твой папа. Упросил меня в память о прежней дружбе. - И тут он строго и неожиданно спросил: - Зачем ты ходила на стройку? Как раз тогда, когда там был выведен из строя рубильник?
        - Я? По просьбе директора.
        - Он тебя попросил, - зловеще усмехнулся Кошкинд, - испортить рубильник? Он не успел это сделать ночью?
        - Нет, что вы! Он попросил, чтобы я принесла немного арматуры - мешки с листьями завязывать.
        Кошкинд расхохотался во все горло. От его смеха тетя Ира покрылась мурашками.
        - Ты дура! - грубо и прямо сказал он. - Ты даже соврать толком не умеешь. Тебе не место среди нас. Иди на стройку. И завязывай там мешки арматурой!
        Да, стальной арматурой, толщиной в палец, пластиковые мешки с листьями не завязывают…
        Меня немного обижало, что Алешка так сблизился с Никишовым. Все-таки я ему брат, а не Серега. Но я терпел - понимал, что этого требует наше общее дело.
        И оно стало вдруг двигаться вперед с огромным ускорением. Особенно после того, как папа вернулся из Англии.
        Конечно, он привез нам всякие сувениры. Маме - духи, а нам с Алешкой коллекцию крохотных старинных пистолетов.
        Мама понюхала флакончик, улыбнулась и спросила:
        - А крем для рук? Забыл?
        Алешка повертел коробочку с пистолетами, сказал: «Спасибо, папочка» и спросил:
        - А покрупнее пистолетов в Англии не было?
        - На вас не угодишь, - обиделся папа. - У меня там ни минуты не было свободной. Купил, что под руку подвернулось.
        - Чудные духи, - сказала мама.
        - Очаровательные пистолетики, - сказал Алешка.
        - А как ты съездил? - спросила мама. - Разобрался с украденными документами?
        - Ты же знаешь англичан. Пишется Ливерпуль, а произносится Манчестер. Вот так они и вспоминали фамилию подозреваемого. У вас, говорят, в России очень трудные фамилии.
        - У нас и жизнь нелегкая, - вздохнула мама.
        - В общем, вспоминали, вспоминали, а потом доложили - его фамилия… Как ты думаешь?
        - Неужели Оболенский? - испугалась мама.
        - «За-что-то».
        - Что за что?
        - Фамилия такая: «За-что-то».
        - Славно, - сказала мама. - Когда я училась в пищевом институте, у нас был преподаватель Замота. Читал лекции по консервированию продуктов питания. Звали его Серафим Иванович, а мы между собой Симой называли. Подходит?
        - Может быть, - кивнул папа. И добавил: - Фамилия-то редкая.
        - Я вот только, отец, не пойму, - сказала мама, - что ж английские фирмачи такие растетяхи? Как они допустили, что у них прямо под носом кто-то скопировал их секретные технологии?
        - Вот тут и есть самое слабое место, - объяснил папа. - С теми документами они иногда позволяют ознакомиться - только ознакомиться! - крупным специалистам в данной области. В порядке научных консультаций. И в присутствии, естественно, специалистов фирмы.
        - Значит, какой-то ловкач нашелся. И почему они к этому «За-что-те» прицепились?
        - Там был один подозрительный момент…
        Алешка, смотрю, как услышал папины слова, сейчас же ушки навострил. А папа не заметил, увлечен был.
        - Сидели они в кабинете шефа фирмы, обсуждали вопросы сотрудничества. Ну, как обычно, всякие бумаги, блокноты, записи. Этому «За-что-те» дали посмотреть документацию…
        - А у него, - подсказал Алешка, - вместо правого глаза - секретный фотоаппарат. Он все странички и перещелкал.
        - Это как? - удивилась мама.
        - Как, как? Ресницами хлоп-хлоп!
        - Вот-вот, - улыбнулся папа. - Совсем как ты своими.
        Мама не обиделась. Она и сама говорила: «У меня в жизни две гордости - мои дети и мои ресницы».
        - Впрочем, не знаю, - сказал папа серьезно, - как там «хлоп-хлоп», но мелкий инцидент состоялся. Когда совещание закончилось и все участники стали собираться, профессор машинально уложил в свой «дипломат» и несколько секретных страниц. Но тут же спохватился: «Ах, извините, я, кажется, случайно и ваши бумаги чуть не забрал». Достал их и положил на стол.
        Да, странно. Но вполне естественно для рассеянного профессора. И вполне безобидно для бумаг.
        - В общем, впустую съездил, - сказал папа недовольно. - Попросил коллег из Скотленд-Ярда уточнить все-таки, что за профессор принимал участие в этом кормовом симпозиуме. Но, думаю, это мало что даст.
        - Да, - сказала мама, - с учеными всегда столько хлопот.
        - Особенно, если они жулики, - вдруг ляпнул Алешка. И тут же прикусил язык.
        Мы просидели за ужином довольно долго. Папа рассказывал про свою поездку, про туманный Лондон, который он почти и не видел за своими интерполовскими делами, и расспрашивал нас о наших делах.
        В общем, засиделись. И засиделись бы еще дольше, если бы Лешка вдруг не начал клевать носом.
        - Тарелку разобьешь, - сказал папа.
        - Пошли спать, - сказала мама.
        И Алешка (небывалый случай) покорно поплелся в ванную - чистить зубы.
        А когда он пришел в нашу комнату, сна у него не было ни в одном глазу. Наоборот - он был весь в нетерпении. Будто торопился сообщить мне что-то очень важное. И сообщил!
        - Дим, а ты знаешь, какая фамилия у вашей училки?
        - Какой? У нас их много.
        - У тети Иры. Знаешь? Ее фамилия, Дим, «За-что-то». То есть Замота.
        Вот это да! Ирина Серафимовна - Серафим Иванович. Значит, это по его просьбе Кошкинд взял в свою фирму Ирочку, профессорскую дочку.
        - Что ж ты папе не сказал?
        - Ой, Дим, он такой усталый, пока он раскачается… Сами разберемся.
        И в голосе его явно прозвучала нотка угрозы.
        Глава IX
        ЛЮБОЙ ДУРАК ДОГАДАЕТСЯ
        Тетя Ира из школы не ушла. Практику ей все-таки надо было отрабатывать. А то мало того, что из фирмы вылетела, так еще и из института выгонят.
        Конечно, мы с ней поступили сурово. Но с предателями по-другому нельзя. Их обязательно надо наказывать, чтобы другие не очень-то с них пример брали.
        В классе у нас с тетей Ирой установились чисто деловые отношения. Мы послушно выслушивали ее, она спрашивала нас и, надо сказать, не мстила нам плохими оценками. Вообще, тетя Ира чувствовала свою вину. Мне казалось, она ищет способ хоть как-то ее загладить.
        И я не ошибся.
        Однажды мы задержались с Никишовым в классе, он показывал мне распечатку какой-то книги о какой-то восточной борьбе. Ему дали ее на один день.
        - Класс, Дим! - восхищался Никишов. - Вот это приемы! Если я их освою, я всяким там Джинам с Тониками рога точно пообломаю. Горлышки отобью.
        - Серега, - осадил его я, - приемы надо изучать, долго отрабатывать…
        - Да, - вздохнул он с сожалением, - а распечатку мне уже сегодня надо вернуть.
        - Я, кажется, помешала, - в класс скромно вошла тетя Ира, - извините. Ой, а что тут у вас? Какие классные картинки! Вот так приемчики! Сережа, а ты еще и восточными единоборствами увлекаешься?
        - Теоретически, - мрачно ответил Серега.
        - Ну… С таким пособием, - тетя Ира полистала странички, - ты станешь чемпионом. Изучай, тренируйся.
        - У меня внутреннего стержня нет, - буркнул Никишов. - И вообще, пособия должен сегодня вернуть.
        - Серега, - предложил я, - сгоняем в универсам, там ксерокс есть.
        - Там ксерокс есть, - кивнул Никишов. и показал на свой карман. - А там нет денег.
        - Господи! Какие проблемы! - воскликнула тетя Ира. - Едем сейчас ко мне.
        - Чай пить? - Никишов все еще держал дистанцию.
        - У моего папы, он профессор, есть отличная штука. Ему ее подарили на международном форуме пищевиков за его прекрасный доклад. Забирай свои листочки. Поехали. Заодно и чаю попьем.
        - А Оболенскому с вами можно? - спросил я.
        - А что, Оболенский чай не пьет? - засмеялась тетя Ира. - Оболенский пьет только шампанское?
        Как же хорошо, что я с ними поехал! И вовсе не из-за чая. И тем более - не из-за шампанского.
        По дороге - мы ехали на метро - тетя Ира все время весело болтала. Она была рада, что между нами начали устанавливаться доверительные отношения.
        - Я, друзья мои, мечтаю поскорее выйти замуж.
        - За аллигатора? - съязвил Никишов, освоивший Лешкину терминологию.
        - Мне все равно, - чистосердечно призналась тетя Ира. - Мне абсолютно все равно. Лишь бы сменить свою дурацкую фамилию. Замота! Разве я похожа на какую-нибудь замоту, а?
        Никишов искоса взглянул на тетю Иру и согласно кивнул. Пойми его: то ли похожа на какую-то замоту, то ли не очень.
        Тетя Ира жила в высотном доме, в настоящей профессорской квартире. Как иногда в кино показывают. Очень высокие потолки и красивая старая мебель. И ковры, по которым ходишь, будто по опавшим листьям. Даже кажется, что они немного шелестят под ногами - сухо так, уютно. И такое впечатление, что в этом доме не бывает ни проблем, ни чего-то необычного - идет себе жизнь ровно и спокойно, словно мягко постукивают на стене старинные часы.
        И еще на стенах было очень много фотографий профессора Замоты. То он на какой-то кафедре, то на Эйфелевой башне, а на одном снимке он даже в пустыне - кормит там, среди барханов, с ладони настоящего верблюда. Наверное, искусственным кормом. Для верблюдов и других домашних животных.
        Мы с Никишовым еще озирались по всем углам, а тетя Ира уже поставила чайник и сказала:
        - Давай-ка, Сережа, свои бумаги. Сейчас мы их размножим. Без проблем.
        Она достала из стенки обычный «дипломат», раскрыла его и вложила внутрь Сережкины странички. Нажала кнопочку рядом с замком. И сказала:
        - Раз, два, три!
        - Ну и что? - спросил Серега. - И я так могу.
        - А так можешь? - тетя Ира раскрыла дипломат и достала из него уже два экземпляра распечатки.
        - Ни фига себе! - восхитился Серега. - Классная штучка!
        Тетя Ира прямо расцвела.
        - Это еще что! - сказала она. - Ну-ка, давайте сядем рядом. Смотрите вон туда. - Она поставила крышку дипломата торчком, и получилось что-то вроде экрана, на котором засветились три наших головы.
        - Раз, два, три!
        Откуда-то сбоку «дипломата» выполз снимок. С тремя головами.
        Тетя Ира взяла его, посмотрела и сказала:
        - Отлично получилось. Только вы тут какие-то растерянные. А у тебя, Дима, лицо такое, будто ты морское чудовище в ванне увидел.
        А ведь так оно и было. Разгадалась тайна с английскими документами. И как-то мне стало не по себе. Беззаботная тетя Ира, профессор Замота, этот «дипломат»…
        В общем, я сказал, что у меня разболелась голова, и быстренько ушел. Голова у меня в самом деле болела. До самого дома. Она даже не столько болела, сколько в ней все перемешалось. Она бурлила, как суп на плите. И все там вперемешку: картошка, моркошка, луковица, лавровый лист…
        Значит, профессор Замота украл для Кошкинда секретную рецептуру кошачьих кормов. Кошкинд создал свою фирму, наживается на чужих достижениях, а теперь еще строит на нашем стадионе громадное здание. А разрешило ему возводить его наше городское правительство в лице господина Кошкина. Кошкин дом!
        Я приехал домой, никому ничего не сказал, а весь вечер, до прихода папы, провалялся на тахте.
        А вот за ужином…
        Надо сказать, что с папой мы общаемся главным образом за ужином. Приходит он поздно, а уходит рано. Утром мы почти не видимся - так только, сталкиваемся в дверях ванной или туалета. Да и какое общение по утрам? Все торопятся, все уже полны планами на предстоящий день. Папа спешит на работу, мы с Алешкой - в школу, а мама торопится нас накормить и вовремя выставить за дверь. Поэтому общаемся мы с папой главным образом за ужином.
        И вот сидим мы вечером на кухне. Папа опять немного рассказал об английской полиции.
        - Толковые ребята. Знают свое дело.
        - А недостатки у них есть? - спросил Алешка.
        - Пожалуй… Им в работе творчества не хватает. Инициативы. Они все делают очень добросовестно, но только по правилам. И это часто их подводит.
        - Они еще русские фамилии неправильно произносят, да? - вставила мама.
        - Да у них и со своими фамилиями проблемы.
        - Манчестер-Ливерпуль, - кивнул Алешка. Он у нас знаток Англии. Два дня там пробыл. С моста на буксиры плевал. Ну и заодно какой-то необыкновенный драгоценный камень оттуда привез. Впрочем, я об этом уже когда-то рассказывал.
        - Пап, - спросил Алешка, - а в Лондоне взяточники тоже есть?
        - Сколько угодно, - кивнул папа. - Преступники есть везде.
        - А взяточники - преступники? - настойчиво расспрашивал Алешка.
        - И весьма опасные. С ними очень трудно бороться. Взяточник не оставляет следов.
        - Я знаю, - сказал Алешка. - Они по жизни на цыпочках ходят.
        - Да, их надо брать с поличным. Очень сложная операция! Она требует серьезной подготовки.
        Алешка слушал так внимательно, будто сам готовился к такой операции.
        А я слушал папу просто с интересом.
        - Во-первых, - говорил он, - нужно иметь заявление человека, у которого вымогают взятку. Потом нужно «взяточные» деньги подготовить - составить список купюр, переписать все их номера и на каждую купюру нанести специальной невидимой краской слово «взятка». Ну, а дальше все «просто». Человек приходит к взяточнику и, конечно, без всяких свидетелей передает ему деньги. Тот их прячет, тут же, в своем служебном кабинете. Но это бесполезно, сыщики их все равно найдут, к тому же в кабинете уже устанавлены миниатюрные камеры для скрытой съемки. Потом еще проще. - Папа улыбнулся. - Врываются в кабинет орлы-сыщики, предъявляют постановление, делают обыск. Находят деньги. И тут же, в присутствии потерпевшего и понятых деньги подсвечивают специальными лучами - взятка! Да и на руках взяточника остаются следы состава.
        - Испачкал, значит, свои ручки, - с удовлетворением заметил Алешка.
        Папа кивнул:
        - Да и не только ручки. Ну а затем - предъявляется обвинение, щелкают наручники. А в конце концов суд.
        - Да, - вздохнул Алешка, - очень просто…
        Папа опять улыбнулся.
        - А бывает еще проще. В последнее время уважающий себя взяточник ведет учет своим взяткам. У кого взял, за что и сколько.
        - Он что, - Алешка покрутил пальцем возле виска, - совсем того… От жадности.
        - Не в том дело. Это, Леша, подстраховка. Тот, кто дает взятку, он ведь тоже совершает преступление. И тоже может угодить в тюрьму.
        - Не понял, - признался Алешка.
        - Бывает по-всякому. Вот, скажем, дал человек взятку, а потом узнал, что дал напрасно - или взяточник не выполнил своего обещания, или можно было без взятки обойтись, законным путем. «Ну, я тебе покажу! - кричит он обманщику. - Заявлю в милицию! Тебя посадят!» А взяточник ему говорит: «Заявляй. Только вот здесь, - и он похлопает по своей тайной записной книжке, которую прячет в самом надежном сейфе, - все записано. Как ты меня просил помочь, сколько, когда и где передал мне денег. Ты меня спровоцировал на взятку. Давай заявляй! Посидим вместе!»
        Мама, конечно, слушала папу, забыв обо всем. И я тоже. А вот Алешка… Ну, как сказать… Он словно на уроке сидел. На любимом предмете. И вся цель его жизни - запомнить слово в слово, что говорит учитель.
        А «учитель» продолжал:
        - И вот если нам удается обнаружить такой списочек - все, взяточник у нас в руках.
        - Здорово!
        - Здорово, - согласился папа. - Но, правда, сейчас ни один уважающий себя взяточник такие записи в книжках не делает. И в сейфе их не прячет. Он их прячет в своем компьютере и закрывает паролем. Тут уж до них не доберешься.
        - Вот еще! - фыркнул Алешка. - Комп взломать проще, чем сейф вскрыть. Отгадаешь пароль - и все.
        - Ну-ка, - засмеялся папа, - попробуй. Вот у меня в компьютере вся секретная информация под паролем. Догадайся-ка!
        - Запросто, - уверенно заявил Алешка, - с трех раз.
        - Считаю! - торжественно сказал папа. Ему частенько хотелось поставить на место своего младшего сына, маленького нахала. Но удавалось это довольно редко.
        - Шерлок Холмс! - объявил Алешка.
        У папы в кабинете висит портрет Ш. Холмса, который подарили ему англичане, коллеги по Интерполу. Папа вообще Ш. Холмса считает образцом для всех сыщиков. Из-за его эрудиции, дедукции и логического мышления. Но тут:
        - Мимо! - покачал головой папа.
        - Дедукция! - выпалил Алешка.
        - Мимо! - уже торжествуя, ответил папа.
        - Тогда еще проще, - спокойно сказал Алешка. - Цифры можно?
        Папа кивнул. Но уже не очень торжественно, а настороженно. Алешка его реакцию заметил, хитренько усмехнулся и назвал несколько цифр.
        - Попал, - вздохнул папа. - Мать, а ведь угадал!
        Мама загадочно и немного грустно улыбнулась ему в ответ.
        - Это год и день нашей свадьбы, отец. А знаешь, приятно, что наши дети помнят нашу главную дату.
        - Конечно, - сказал Алешка. - Без вашей даты и наших с Димкой никаких дат бы не было.
        Он имел в виду дни нашего рождения.
        - Отец, - посоветовала мама, - а ты Алешку приглашай к себе на работу в таких случаях. Он тебе живо все отгадает. Все пароли раскроет и все секреты назовет.
        - Я подумаю, - сказал папа, - но рисковать бы не стал. Он одну загадку отгадает и тут же две новых подбросит.
        - Я бы и сам к вам не пошел. Мне некогда, - нахально заявил Лешка и так посмотрел на меня задумчивым взглядом, что я понял - теперь и мне будет некогда.
        - Все! - сказала мама. - Моем зубы, чистим руки.
        - А можно наоборот? - спросил Алешка.
        Мы пошли в ванную. Алешка здорово вечером зубы чистит. Я бы у него поучился. Выдавливает пасту на щетку, тут же смывает ее под краном, плещет немного водички в лицо и идет показываться маме.
        - Молодец! Ты у меня такой чистюля! - говорит она. - Спокойной ночи.
        Но в этот раз я Алешке не дал зубы спокойно «почистить». Сейчас наш тюфяк покажет, на что он способен.
        Едва Лешка выдавил пасту и сунул щетку под кран, я небрежно сказал:
        - В гостях сегодня был. Шампанское пил.
        - У Ирки, что ли? - Алешка спокойно завернул тюбик. - У… как ее, у замотанной?
        Моя зубная щетка была уже у меня во рту, и я чуть ее не проглотил.
        Алешка поплескал в лицо водичкой, мазнул по щекам полотенцем.
        - И что она? Небось, папиным шпионским чемоданчиком хвалилась?
        Щетка выпала из моего рта и упала в раковину.
        - Откуда ты знаешь? Как ты догадался?
        - Любой дурак догадается.
        А я, значит, и не любой, и не дурак. И на том спасибо.
        Но Лешка был великодушен.
        - Дим, папа ведь тоже не догадался.
        - Вы скоро? - закричала из кухни мама.
        - Идем! - крикнул Алешка. - Еще два зуба осталось.
        Он завернул кран и сказал:
        - Дим, поедем завтра в одно место, ладно?
        - На разведку? - вздохнул я. - Поедем.
        Глава X
        ЛЯ-ЛЯ - ТОПОЛЯ?
        Денег у нас на дорогу не было. Так, какие-то копейки. Во всех наших карманах.
        - Разменяй баксы, взяточник, - предложил я.
        - Еще чего! Они - наш капитал. На борьбу, - с важным видом отказался Алешка. - Давай лучше в мамину копилку влезем. Взаймы. Мы ей потом вернем, после победы.
        - А где возьмем? Чтобы вернуть.
        - Ну, Дим, мы же на борьбу не все баксы потратим, какая-нибудь сдача останется. Мы ее маме в копилку и сунем. Она будет рада.
        Интересно, на какую сдачу он рассчитывает? Кто нам ее даст? Те самые жулики? Они, конечно, могут сдачи дать. И мало нам не покажется. Никакой копилки не хватит.
        - Пусенька, иди сюда, - позвал Алешка и снял копилку с полки. Нажал кнопочку, вытряхнул на стол деньги.
        Мама уже много накопила: нам хватило на метро и на два билета на электричку. И на один обратный.
        - Обратно, - небрежно заметил Алешка, - меня на «мерсе» отвезут.
        - А куда мы едем-то?
        - В загородный «Кошкин дом». В гости.
        - А нас звали? - усмехнулся я.
        Алешка тем временем уже шарил в холодильнике.
        - Ну и что? - он стал отмахивать ножом куски колбасы от батона. - Мы случайно, Дим. Проходили мимо - батюшки! - оказывается, здесь Кошкины живут! Надо зайти, поприветствовать. А то обидятся. Режь хлеб, Дим.
        По-моему, они обидятся, если мы зайдем, а не пройдем мимо.
        Алешка сделал бутерброды и запихнул их в пакет.
        - Поехали!
        Еще в метро, а потом и в электричке я понял, что Алешке этот путь хорошо знаком. Значит, мой хитрый братец уже побывал в Кошкином доме. Наш пострел везде поспел…
        Вагон был почти пустой. Даже торговцы мелким товаром не бродили по поезду.
        Стучали колеса, что-то неразборчиво хрипел в динамике машинист, мелькали за окном столбы и сиротливые деревья. Я намекнул Алешке, что неплохо бы по бутербродику оприходовать.
        - Разбежался… - отрезал Алешка. Но пояснил: - Бутерброды не для нас.
        - Ты что, со своей колбасой в гости ходишь?
        - Нет, Дим, это ребятам.
        - Каким еще ребятам?
        - Увидишь.
        Увижу… Что я увижу? Кошкин дом, полный каких-то голодных ребят?
        Алешка глянул за окно:
        - Следующая станция наша.
        Мы вышли на платформу. Она была маленькая и пустая, только в дальнем ее конце торчала будочка кассы. А вокруг был лес, мокрый и понурый.
        Поезд свистнул и умчался. А мы остались.
        День выдался без дождя, но пасмурный и ветреный. Облака опустились так низко, что казалось, они вот-вот улягутся отдохнуть на ветки деревьев. Надоел им ветер, который гоняет их без конца по небесам, туда-сюда.
        Мне стало как-то неуютно и захотелось домой.
        - Далеко идти? - спросил я Алешку.
        - Нет, - улыбнулся Алешка. - Километров пятьдесят дремучим лесом. С дикими зверями. Пошли, Дим, рощу перейдем, а там нас ребята встретят.
        Мы пошли узкой тропкой по осеннему лесу. Здесь было очень тихо, только иногда на облетевшей березе суматошно стрекотала сорока и перелетала за нами с дерева на дерево. Будто кого-то предупреждала: они идут!
        Роща кончилась. Мы стояли на краю бывшего поля. Сейчас оно заросло всяким бурьяном, и на нем ничего полезного не колосилось. А в самой его середке застыли ржавые останки брошенного трактора и лениво паслось небольшое стадо пестрых коров.
        А за полем стояли ровными рядами красивые особняки. Они еще не все были достроены, но в некоторых уже сверкали стеклами окна и вились над крышами дымки каминов и печек.
        Мы пошли дальше, коровы подняли свои рогатые головы и замычали нам вслед.
        - Размумукались, - как-то озабоченно проворчал Алешка. - Нам бы ваши проблемы.
        - Или им бы наши, - засмеялся я.
        Мы вошли в какой-то жиденький перелесок. Дремучий лес такой…
        А вот и они - дикие звери! Откуда ни возьмись, нам навстречу, молча и угрожающе, вышла стая бродячих собак. Они были похожи на волков. И ушами, и хвостами, и… зубами. И мне еще больше захотелось домой.
        Собаки, словно по чьей-то команде, приблизились к нам, выстроившись полукругом, остановились. Уставились на нас звериным взглядом. Ясно - выбирают, с кого начать.
        - Здорово, ребята! - крикнул им Алешка. - Не узнали?
        И «ребята» вдруг заулыбались во все свои белые клыки, дружно, как один, замахали хвостами и завиляли попами. И бросились к нам, игриво подскакивая на бегу.
        На меня - ноль внимания. А Лешка будто исчез среди ушей и хвостов. Они окружили его, визжали, взлаивали, подпрыгивали и даже друг на друга покрикивали: «Не лезь, тебя он уже погладил. Моя теперь очередь!»
        Алешка их всех приласкал, каждому из псов сказал доброе слово и разделил между ними бутерброды. Но, честное слово, бутерброды «ребята» схавали так, ну, чтобы Алешку не обидеть. А главное, что им в жизни было надо, - попасть лобешниками под его ласковую руку.
        - Все! - сказал Алешка. - Пошли!
        Собаки послушно разделились на две шеренги и затрусили за нами по обе стороны тропинки.
        Перелесок кончился. Мы остановились перед красивым домом. Он был окружен бетонным забором, в котором еще не было ворот. И вообще, дом еще не совсем был готов принять в свое нутро жильцов. Но он уже жил. На красной крыше вертелся черный флюгер в виде кошки, изогнувшей спину и задравшей хвост; на окнах белели занавески, на скворечнике сидела и каркала взъерошенная ворона. А возле будущих ворот стояла большая черная машина.
        - «Кошкин дом», - сказал Алешка. - А в доме - Кошкин компьютер. А в компьютере всякие цифры - сколько этот Кошкин взяток накопил. Ка-ак мы с тобой в тот компьютер влезем! Ка-ак мы с тобой папе об этом расскажем…
        - Ка-ак нам с тобой папа уши надерет…
        - Тебе, может, и надерет, - пожал Алешка плечами, - а мне спасибо скажет.
        Мы стояли на краю лесочка. Собаки улеглись вокруг нас и слушали, о чем мы говорим, вертели своими лохматыми мордами - от меня к Алешке и обратно. Словно боялись пропустить что-нибудь важное в нашем разговоре.
        Алешка прошел вдоль канавы и надрал охапку пожухлых сорняков.
        - А это зачем?
        - Цветы, Дим, - пояснил он с изумлением на мою тупость. - Нельзя же идти в гости с пустыми руками!
        Да… Если бы в наш дом пришел гость с таким букетом, не долго бы он гостил…
        - Твоя задача, Дим, - проинструктировал меня Алешка, - по сторонам глазами шарить и все запоминать.
        - Зачем?
        - Чтобы ночью, в темноте, об какой-нибудь камин не споткнуться. Там у них каминов - на каждом шагу.
        Вот так, да? Ни за что!
        - Я ночью, - твердо сказал я, - буду дома спать и ни об какие камины спотыкаться не собираюсь.
        - Что ж, спи. - Алешка опять пожал плечами. - Спи, Дим. А я один буду спотыкаться. В чужом доме. Ночью.
        Вот вредина! Знает же, что одного я его не оставлю спотыкаться ночью в чужом доме.
        - Пошли, Дим. А вы оставайтесь здесь, - повернулся он к собакам. - Лежать, но не спать.
        Самый крупный кобель, наверное, вожак банды, приподнял голову с лап и басовито гавкнул: мол, порядок, шеф, не извольте беспокоиться.
        Алешка сунул свой веник под мышку и деловито зашагал к будущим воротам «Кошкиного дома».
        Да, ворот здесь еще не было, но зато по верху мощного бетонного забора уже змеилась колючая проволока. Еще бы вышки с пулеметами поставили!
        Мы вошли на территорию. В глубине ее стоял небольшой рубленый домик, вроде сарая или бани. Из него тут же выскочил мужик в черной форме и заорал издалека:
        - Чего надо? А ну, мимо ходи!
        Алешка помахал ему веником:
        - Свои! Гости из столицы!
        - Киска! - послышался из дома мужской голос. - Посмотри, там кто-то приперся.
        В дверях появилась очень полная женщина, совсем не похожая на киску. Она пригляделась, обернулась и крикнула внутрь дома:
        - Это к Лёвику! Его приятель из школы! И еще один, побольше.
        Алешка протянул ей свой «букет».
        - Это что? - спросила женщина, не похожая на киску. Судя по всему, мама Лёвика.
        - Это, сударыня, цветы, - нахально заявил Алешка.
        - Где взял-то? - прищурилась она. - Дорогие, небось?
        - Не беспокойтесь - нам по карману.
        - Я и вижу. Сейчас Лёвика позову. А с тобой кто?
        - Мой брат. Он будет с Лёвиком арифметикой заниматься.
        Щаз-з! - как говорит Алешка - разбежался! Вот что подумал я.
        Вышел, зевая, Лёвик.
        - Вы чего? - вежливо спросил он нас.
        - По пути зашли, - сказал Алешка. - А вот Димка, - кивок в мою сторону, - не верит, что у тебя три комнаты.
        Лёвик оживился. Стал загибать пальцы:
        - Туалет, спальня, игровая. Пошли, покажу.
        Пошли, посмотрим.
        Лёвик хвастливо водил нас по всему дому, по всем его этажам, как посетителей музея. Дом был пуст, почти без мебели.
        - Мы еще не переехали сюда. Папа заказал мебель в Италии. Вот как ее доставят, как ее расставят, так мы тут и заживем.
        Алешка с таким любопытством осматривал дом, будто сам здесь жить собирался. И все время, к удовольствию Лёвика, задавал ему вопросы.
        - А лестница куда, на чердак? А эта комната кому? А тут дверь зачем?
        На последний вопрос Лёвик важно ответил:
        - Для прислуги. Чтобы через парадный вход не шлялась.
        - У, какой камин громадный! Он настоящий? С дровами?
        - Конечно! У нас все настоящее. И баня тоже - финская. Но там пока охранник живет. Папе нельзя без охраны.
        Я не удержался:
        - Он такой робкий человек?
        - Он такой важный человек. - И с гордостью добавил: - Ему скоро президент орден даст! За успехи столичного строительства. А вашему папе дадут?
        - У него и так полно. За мужество и героизм.
        Тут Лёвик немного призавял. Но быстро снова расцвел.
        - А мне компьютер привезли! Навороченный!
        Алешка среагировал мгновенно - ему ведь именно это и было надо.
        - Вот здорово, - сказал он. - В таком доме должен быть компьютер. Хотя бы один.
        Лёвик снисходительно хмыкнул:
        - Один! Это у вас один, старенький. А у нас три! Новеньких. У меня, у папы в кабинете и у мамы в спальне. Вот! Папа свой компьютер сразу велел сюда доставить, он без него не может.
        Мы еще походили по дому, выслушивая Лёвика. Он так хвалился новым домом, будто сам его построил.
        И все время нам попадались сам Кошкин и его жена Киска. Они, не обращая на нас внимания, тоже бродили по дому и прикидывали, как будут расставлять здесь мебель из «Эталии», как говорила тетя Киска, и оформлять всякий интерьер. Они все горячились и спорили:
        - А вот это историческое фото, - говорила Киска, - мы поместим в главной зале, прямо над камином.
        - Ну что ты, Киска, - снисходительно посмеивался Кошкин, - это не скромно. Люди могут подумать, что я хвастаюсь своими заслугами.
        Историческое фото висело в одиночестве на голой стене. Там был снят сам Кошкин в черном костюме в центре группы своих соратников по борьбе за заслуги.
        Лешка почему-то с особым вниманием изучил фотографию, когда Кошкины перешли в соседнюю комнату. Он вообще все время подмигивал мне и напоминал взглядом: мол, смотри внимательно, Дим, запоминай - пригодится.
        А чего тут особо разглядывать? Дом как дом. Мы такие тыщу раз по телевизору видели. В сериалах про новых русских.
        А вот Лёвик со своим хвастовством меня порядком достал. Чижик какой-то неугомонный. Так все время и чирикал:
        - Это еще что! Вот как мы насовсем сюда переедем - приходите в гости. Такое увидите!
        - Мы с пирожками придем, - обрадовал его Алешка. - Тебе какие больше нравятся? С рисом или с вареньем?
        - С рисом! И с вареньем! И с картошкой тоже! И с капустой особенно.
        С «Мерседесом» у Алешки прокол получился - не удалось прокатиться. Выяснилось, что Лёвика в город не повезут, он останется здесь, с мамой и с охранником. Ему нужен свежий воздух. Лёвику, конечно, а не охраннику. Тот и без свежего воздуха хорош был. Мы его, правда, видели только издалека, на пороге бани, но большая баня рядом с ним казалась просто собачьей будкой.
        В общем, обратно мы поехали на электричке, с одним билетом на двоих.
        Собаки, которые терпеливо дождались нас, проводили до станции и помахали хвостами на прощанье. А вожак даже заскулил от огорчения, когда Алешка появился в окне вагона.
        Дорогой особых приключений не было. Кроме контролеров. Вот такая закономерность: когда едешь с билетами, их никогда нет, а если один билет на двоих (или вообще ни одного), они тут как тут!
        Но Лешка, артист, задал им такой концерт, так натурально расхлюпался, что все пассажиры за него расстроились и стали за него заступаться. В конце концов не только контролеры отступили, но еще у нас в руках оказались два мороженых и одна шоколадка.
        В общем, с контролерами обошлось. Но не обошлось без разговоров. Я, честно говоря, на Лешку разозлился. Дурацкая какая-то поездка. На фиг нам сдался кошкинский дом? И тут Алешка, утерев свои крокодиловы слезы и развернув шоколадку, брякнул такое, что я чуть не дал ему подзатыльник. Да и брякнул-то так спокойно, будто чайную ложечку на пол уронил.
        - Послезавтра, Дим, мы заберемся в «Кошкин дом» и пошарим в кошкинском компьютере.
        Я долго молчал. Мало сказать, что я просто обалдел. Я боялся, что начну заикаться.
        - Ты чего, Дим? - удивился Алешка на мое молчание. - Обиделся, что ли?
        - Ты соображаешь? Ты знаешь, что это такое? Да за такое в тюрьму могут посадить!
        - А нас не поймают, - безмятежно ответил Алешка. - Я все продумал. Слушай, Дим. Мы приедем… Так? Ну там, всякие ля-ля - тополя, так? Ты немного с Лёвиком позанимаешься арифметикой, а потом скажешь: «Ой, я совсем забыл, мне пора!» - и пойдешь к выходу. Я Лёвика отвлеку, а ты спрячешься в камине - скорчишься там на корточках. Ну, а потом и я скажу: «Ой, я совсем забыл, мне пора!» И уйду нормально.
        - Ага, в камине корчиться не будешь… А я?
        - А ты будешь корчиться до глубокой ночи. А потом тихонько, на цыпочках, как привидение, спустишься вниз и отопрешь мне дверь. Ту, помнишь, Лёвик показывал - для прислуги. Ой, Дим, у тебя мороженое растаяло! Ты весь закапался.
        Ага, закапался… Заслушался! У меня возникло дикое желание сунуть мороженое Лешке за шиворот. Пусть охладит немного его фантазии. А он продолжал стрекотать:
        - Я, Дим, тихонечко в Кошкин кабинет пройду и поработаю с компьютером. Всю ночь. Ты меня за дверью будешь охранять, а за забором, на всякий случай, нас будут сторожить мои ребята. Утром, когда папа будет завтракать, мы ему на стол - бряк! - распечатку всех Кошкиных взяток! Здорово я придумал?
        Здорово… За такие придумки - надавать бы ему как следует! По шее и по другим местам.
        - Ну вот что! Никуда мы забираться не будем и шарить тоже, - твердо сказал я.
        - Ага! - Алешка даже подскочил на сиденье. - Ты, значит, не за нас, а за жуликов? Пусть они воруют, пусть берут взятки, отбирают у стариков квартиры, а у детей стадионы, пусть творят что хотят, а наш Димочка - хороший. Он слишком честный, чтобы с жуликами бороться…
        - Не ори на весь вагон, - прервал его я. - Для борьбы с жуликами милиция есть.
        - Ты сам не ори! - братец вдруг успокоился. И спросил очень вежливо: - Ты своего папу уважаешь?
        - Конечно! - не стал я скрывать.
        - Он хороший милиционер?
        - Да.
        - Ты ему веришь?
        - Еще бы!
        - Ну вот.
        - Что - вот?
        - Помнишь, папа говорил, что никогда никакая милиция не справится с преступниками без помощи честных людей?
        Поймал, как говорится. Ну и дальше он стал хитрить, лисенок.
        - Мы ведь, Дим, ничего плохого не будем делать. Только хорошее. Заглянем в компьютер, найдем там что-нибудь и сообщим папе. И тогда милиция сможет все сделать официально. И Кошкин с Кошкиндом получат то, что им положено.
        Говорил он правильно. Только я боялся, что и мы тоже. Получим, что положено. По полной программе. Но Лешку это не пугало.
        - Нет, Лех, - я никак не мог согласиться с его планом, - мне так не нравится. Я не могу забираться в чужой дом… ночью… тайком…
        - И ничего не тайком! Я все уже по-другому придумал.
        И он тут же рассказал мне свой новый план. Я прикинул и согласился. Во-первых, потому что он здорово придумал. А во-вторых, должны же честные люди помогать милиции в борьбе с жуликами. Иначе справедливость никогда не наступит.
        Вечером мы позвонили Никишову и рассказали про Лешкин план. Серега пришел в восторг. И сказал:
        - Витек сейчас дома, только что с работы пришел. Я его уговорю, а потом вам звякну. Ждите!
        Витек - это старший брат Сереги. Он работает, я уже говорил, каким-то геодезистом. Они со своей бригадой всякими приборами размечают места для строительства. Если Витек не откажется помочь, то успех нам обеспечен.
        - Как думаешь, Дим, - спросил Алешка, - согласится Витек?
        - Согласится. Он ведь тоже в нашей школе учился.
        - Пока не выгнали, что ли?
        - Почему - выгнали? Пока не закончил. Он хорошо учился. И еще…
        Но тут позвонил Серега.
        - Порядок! - сообщил он. - Витек всю бригаду туда доставит.
        Глава XI
        ПРИВИДЕНИЯ НА ЦЫПОЧКАХ
        - Жили-были два брата, - начал Алешка сказочку. - Один был умный, а другой… плохо учился. Так плохо, что даже не знал, что Волга впадает в Каспийское море. Он думал, что она впадает в Темзу, на берегу которой стоит туманный город Лондон.
        - А дальше? - с интересом спросила мама.
        Но ей не повезло. Нам позвонил Никишов и сказал:
        - Опергруппа, на выезд. Все готово!
        - Мам! - Алешка схватился за куртку. - Мы на минутку! Вечером вернемся.
        - Ничего себе минутка! - возмутилась мама. - Вы хотя бы в воскресенье могли бы дома посидеть. Пообщаться с родителями. Помочь им по хозяйству. А вы прямо с утра - и на волю. На минутку! Хороша у вас минутка - от завтрака до ужина! Бессердечные.
        - Зато мы тебя любим! - подлизался Алешка.
        - Ну, разве что… - улыбнулась мама.
        - А ты нам дай за это денег. На что-нибудь.
        Мама покачала головой, пытаясь скрыть улыбку и нахмурить брови, но денег нам все-таки дала. На что-нибудь. Например, на метро и на электричку.
        - Ты там, Дим, без моей команды, - инструктировал меня Алешка, когда мы сели в поезд, - ни во что не вмешивайся.
        - А чего будет-то? - все-таки попробовал я разобраться.
        - Будет два дела. В одном флаконе. Одно дело - угостить Кошкина его же конфеткой. Пусть на своей шкурке поймет, что это такое, когда у тебя что-нибудь отбирают. Родное и близкое.
        - А второе дело?
        - Нужно, чтобы Кошкин испугался, растерялся и потерял голову. И срочно помчался в Москву.
        Ничего себе! Дел получалось уже целых пять. В одном флаконе.
        - Выходим, Дим. Сейчас будешь арифметикой заниматься.
        «Хоть какая-то от тебя польза», - наверняка он так про себя подумал.
        Собаки уже ждали нас на платформе. Алешка снова одарил их бутербродами и добрыми словами, и мы всей стаей пошли к «Кошкиному дому». А там Алешка уложил собак напротив будущих ворот, не очень на виду, в ложбиночке.
        - Это наш боевой резерв, - сказал он. - Они нас в обиду не дадут.
        Все предусмотрел, стратег с хохолком на макушке.
        И мы пошли к Кошкиным…
        Вот наша мама, когда кто-нибудь к нам заходит, даже случайно, на минутку, всегда тащит гостей на кухню. И обязательно кормит их или хотя бы угощает. Будто они приехали из голодного далека. А Кошкина-мама такой привычки не имеет. Она даже не спросила, как мы доехали. Сразу провела нас к Лёвику, в его игровую комнату.
        Лёвик начал было хвалиться своим навороченным компьютером, но Лешка его сразу поставил на место. Как Бонифаций на уроке.
        - Приступайте, - сказал он мне и Лёвику, - а я буду за вами наблюдать.
        Наблюдал он, конечно, не за нами, а в окошко. Чтобы не пропустить драматическую сцену.
        Лёвик занимался неохотно. Ему всякие дроби там совершенно пополам были. Правда, когда я задал ему задачку - разделить блюдо пирожков между членами семьи, - он заметно оживился. И даже соображать стал лучше.
        - Детям, - сказал он, - надо дать побольше - это будет знаменатель. А взрослым - что останется. Числитель, значит.
        И тут за окном послышался автомобильный сигнал.
        Я тоже подлетел к окну. А там нарисовалась занимательная картинка. Не доезжая до «Кошкиного дома» метров сто, на обочине остановился пестрый микроавтобус с красными буквами на борту: «Спецтранс».
        Из автобуса высыпали люди в строительных касках и в оранжевых комбинезонах. У каждого на спине яркая надпись: «Мосгеодезпроект». Они, весело и громко переговариваясь, со смешками и прибаутками стали сноровисто выгружать из автобуса всякое оборудование. Командовал ими молодой бригадир по имени Витек.
        - Витек, - спрашивал один рабочий, - теодолит расчехлять? Или обойдемся?
        - Витек, - говорил другой, - а когда ты нам рейку заменишь? Истерлась вся.
        - Витек, - это уже третий, - у нас нивелир здорово брешет.
        Витек коротко отвечал, давал указания - работа кипела. Сразу видно, что делом заняты специалисты. В три минуты у края дороги примостилась тренога-раскоряка с чем-то вроде подзорной трубы на макушке: Двое рабочих расчехляли и устанавливали еще какой-то мудрый прибор, а один, самый молодой парень, уже застыл почти у самых Кошкиных ворот с длинной рейкой - она была вся в цветных полосках и в цифрах. В парне, который держал рейку, я без труда опознал Серегу Никишова.
        Витек сосредоточенно изучал развернутый во всю ширь бумажный план, который весело трепал осенний ветерок.
        - Эй! - из окна третьего этажа по пояс высунулся встревоженный Кошкин. - Эй, вы что там делаете? Кто разрешил?
        Никто из бригады Витька не обратил на него никакого внимания. Работа продолжалась. Весело, напористо, неудержимо. Так весенняя речка в ледоход все на своем пути сметает.
        Окно над нами захлопнулось, по всему дому разнесся звук торопливых шагов по лестнице. Кошкин вылетел за ворота, подбежал к Витьку, замахал руками.
        - Что ты тут себе позволяешь?
        - Не мешайте, гражданин, - Витек спокойно отвел его руки. - Серега! Левее на три градуса. - И приник к окуляру на макушке треноги. А Серега чуть переставил рейку. - Хорош, - Витек сделал пометку в плане. - Да не мешайте же, гражданин!
        - Я тебе не гражданин, - грозно завопил Кошкин. - Я тебе начальник департамента!
        - У меня свое начальство, - спокойно ответил Витек, не отрывая глаз от плана. - В сторонку отойдите. Вы мешаете, гражданин департамент.
        Кошкин в отчаянии вцепился в треногу и чуть ее не завалил.
        - А ну прекратите хулиганство! - очень строго одернул его Витек. - Мы здесь не на танцах.
        - А что вы здесь? Что вы здесь делаете?
        - Как что? Вам разве неизвестно? Прокладываем новую правительственную трассу. Здесь пройдет магистраль. - Витек строго нахмурился. - А по ней, может быть, будет сам президент ездить. А вы руками за приборы хватаетесь.
        - Какая трасса? Что вы мелете? Здесь дачный поселок. Здесь люди живут. Мне завтра мебель привезут!
        - Из Эталии! - крикнула в окно Кошкина-мама.
        - Был поселок, - с ледяным спокойствием ответил Витек, - а будет трасса. По решению правительства.
        - Нет такого решения! Я вот сейчас… я сейчас… Киска, брось мне мобильник.
        Кошкин подбежал к дому, поймал мобильник и стал набирать номер.
        - Иван Кузьмич, Кошкин звонит. Ты в курсе, что через наш поселок трассу прокладывают? Какие шутки! Вот они - тут! Целая бригада. Хамят, не уважают… Вот как? Да и я говорю - ерунда и бред кошачий! Сейчас я их намылю отсюда так, что они у меня колесом пойдут!
        Кошкин пришел в себя. Убрал мобильник в карман и сказал:
        - Чтобы через сорок секунд вами здесь и не пахло! Нет такого решения. Что-то ваше начальство напутало. Или вы сюда спьяну заехали. Брысь отсюда!
        Он, видимо, ожидал, что Витек задрожит осенним листиком, сорвется со своей ветки, и его унесет далеко-далеко злым осенним ветром.
        Но Витек опять наклонился к окуляру и спокойно сказал:
        - Если вы работник департамента, то должны знать, что такого значения объекты проходят по ведомству Министерства обороны. Они засекречены, и никакой Иван Кузьмич не может знать об этом строительстве.
        - А вот я свяжусь с Министерством обороны, - с угрозой произнес Кошкин, - и все окончательно встанет на свои места. А вас уволят.
        Витек только пожал плечами и подмигнул Сереге. И тот подмигнул ему в ответ.
        Кошкин опять схватился за мобильник.
        - Приемная? Кошкин беспокоит. Да, тот самый. Соедините-ка меня с отделом дорожного строительства. Как? По телефону нельзя? Хорошо, я сейчас лично подъеду. - Он убрал мобильник и сказал Витьку: - А ну, давайте-ка, собирайте свое имущество.
        - А нам так и так пора, - усмехнулся Витек. - Рабочий день закончился. Пора пить пиво, настал его час.
        Кошкин пошел в дом, переодеваться, и бросил на ходу в сторону бани:
        - Ник, машину! Скажи Вовке!
        При слове «Ник» что-то екнуло у меня в груди. Но я успокоил сам себя: да мало ли на свете всяких Ников и Николаев…
        В доме, оказывается, был и подземный гараж. Из бани вышел, жуя на ходу, водитель, нырнул в узкую дверь гаражных ворот. Ворота расползлись, выползла из подземелья черная машина.
        Из дома выступил Кошкин. Ну просто настоящий департамент. В красивом плаще, под которым - черный костюм, на голове - красивая шляпа с полями и с крохотным пестрым перышком за ленточкой. В руках - строгий черный «дипломат».
        Прошел к машине, мельком глянул на все еще жующего Вовку, строго спросил:
        - Выпивал?
        - Что вы, Андрей Василич! Только закусывал.
        - Ну-ну, смотри у меня, а то на самосвал пересажу, строительный мусор возить. - Он важно уселся на заднее сиденье и приказал деловито: - В Министерство обороны!
        - Так выходной сегодня, - напомнил водитель.
        - В этом ведомстве выходных не бывает.
        - И я с тобой! - вдруг выскочила на крыльцо «сударыня» - Кошкина-мама. - А то я так волнуюсь!
        Кошкин-папа поморщился, но возражать не стал. И поехал воевать с Министерством обороны.
        Ну-ну, господин департамент, это вам не с беззащитной школой расправляться…
        Едва машина скрылась за поворотом, из дома вылетел сияющий Алешка. Он подскочил к Сереге Никишову, подпрыгнул, сорвал с его головы каску и нахлобучил на себя.
        - Хорош! - похвалил его Витек Никишов. - Иди к нам в бригаду.
        - Не-а! Я в сыщики пойду! Мне нравится жуликов наказывать.
        - Нам тоже, - сказал с улыбкой один парень, который укладывал в машину приборы. - Хороший цирк получился.
        Алешка сдвинул каску на затылок, а то она ему даже нос прикрывала, сунул руку в карман и достал те самые сто баксов.
        - Спасибо за помощь, - сказал он и протянул деньги Витьку.
        Тот нахмурился. А Серега без лишних слов нахлобучил Алешке каску до подбородка.
        - Понял! - сказал Алешка. - Спасибо!
        Бригада быстренько собралась и укатила. А мы пошли в дом заниматься с Лёвиком. И с компьютером.
        - Завидую вам, - сказал Алешка в расчете на Лёвика. - Я всю жизнь мечтал на какой-нибудь загородной даче арифметикой заниматься. Со старшим товарищем.
        - Пожалуйста! - обрадовался Лёвик. - Занимайся с Димкой сколько хочешь.
        - Мне нельзя, - Алешка вздохнул. - Мне надо в город ехать, у меня там мама волнуется. Проводи меня, Дим.
        Я «проводил» его до кабинета Кошкина.
        - Ну, Дим, - шепнул мне Алешка, - надеюсь на тебя. Держи Лёвика, пока я не скажу.
        Я вздохнул и пошел к Лёвику в его игровую комнату. Лёвик гонял компьютер, обернулся:
        - Мама сказала: в девять - в постель.
        - Я так рано не ложусь, - буркнул я.
        - Это мне - в постель. А тебе - на электричку. А твоей арифметикой я заниматься не буду. С меня хватит.
        С меня, пожалуй, тоже.
        - Слушай, у меня классная «стрелялка» есть, - объявил Кошкин-младший. - Сгоняем?
        Это можно, даже нужно. А то у меня все поджилки тряслись.
        И тряслись довольно долго. Лёвик «обстрелял» меня, как новобранца.
        - У тебя опыт маленький, - великодушно сказал он. - Давай еще сгоняем. И у тебя опыта побольше станет.
        Тут пришла их пожилая домработница и принесла Лёвику ужин на подносе. И напомнила:
        - Лёвушка, в девять часов мама велела…
        - Да знаю я! - отмахнулся Лёвик. - Иди к себе. Не мешай.
        Он быстренько умял все, что было на подносе. Потом спохватился:
        - Дим, а ты хочешь поесть? А, все равно там ничего не осталось. И спать уже пора.
        И очень вовремя вошел Алешка, задумчивый такой. И сказал с порога загадочную фразу:
        - «Васька - пятьсот штук». Поехали, Дим.
        Лёвик икнул от неожиданности:
        - А ты, Леха, откуда взялся? Ты же в Москву уехал!
        - Не доехал, - вздохнул Алешка. И объяснил: - Димка мне деньги на билет забыл дать, вот я и вернулся.
        - Подумаешь, деньги, - фыркнул Лёвик, - поехал бы без билета.
        - Я не могу, - вздохнул Алешка. - Мне совесть не позволяет.
        - Ну и дурак! - откровенно высказался Лёвик.
        И Лешка, странное дело, оставил это замечание без внимания. Он только повторил:
        - Поехали, Дим. Мама, наверное, волнуется.
        Я взглянул в окно. За ним уже по-осеннему стемнело. А нам еще идти до станции. Полем, лесом… В темноте. И когда еще электричка будет? Когда мы домой попадем? Мама с ума сойдет.
        Лешка меня понял без слов.
        - Лёвик, где у вас телефон? Можно мы домой разок звякнем?
        - Хоть два разка! Телефон внизу, в холле. И у папы в кабинете. Но он не разрешает к нему в кабинет входить без спроса.
        Мы спустились в холл. Я набрал наш номер. Мама будто сидела у телефона.
        - Где вы шляетесь? Вы же обещали вернуться через минутку, к ужину!
        - Ма, - виновато сказал я, - мы у Лёвика на даче. Немного заигрались. Ты не волнуйся. Можно мы у него переночуем? А то очень поздно ехать.
        - О господи! - вздохнула мама. - А его родители? Они не возражают?
        - Ну что ты! Они нас уговаривают остаться.
        Лёвик слушал разговор с открытым ртом. И порывался что-то сказать.
        - Вы не голодные? Вас покормили?
        - Конечно, - сказал я. - Мы и обедали, и ужинали.
        - И полдничали, - крикнул Лешка в трубку. - И чай пили. Два раза.
        - Ну хорошо. - Мама опять вздохнула. - Оставайтесь, так будет лучше. Только ведите себя хорошо. Не забывайте, вы в гостях. Молодцы, что позвонили.
        Я сказал маме «спокойной ночи» и положил трубку.
        Лёвик шагнул ко мне. Глаза его испуганно бегали.
        - Дим, ты что? Тебе кто разрешил у нас остаться? Мне теперь попадет от мамы. И вам попадет.
        - Успокойся, - сказал я. - Нам-то уж точно не попадет. Мы уходим.
        - Спасибо за гостеприимство, - сказал Алешка. - Особенно за ужин, полдник и чай. И за ночлег.
        Лёвик мотнул головой и потопал наверх. А мы вышли на крыльцо.
        Немного постояли, привыкая к темноте.
        - У тебя получилось? - спросил я Алешку.
        - Порядок, Дим. «Васька - пятьсот штук».
        Устал пацан, перенервничал, подумал я. Какие-то «васьки» и «штуки» ему мерещатся.
        - Ну, двинули?
        - И куда вы собрались? - раздался из темноты грубый голос. И вышел прямо на нас громадный охранник. - Кто такие?
        Я его сразу узнал. Тот самый охранник Николай, который сидел в будочке фирмы «Кис-кис». А сейчас живет почему-то в бане. В «Кошкином доме».
        И он нас узнал.
        - Так! Теперь вы здесь! Мало того, что из-за вас меня с работы выгнали, вы и тут еще вертитесь. - Он наступал на нас, как гора на двух ногах. - А ведь наверняка неспроста! Что вы тут вынюхивали? Я ведь узнал: ваш отец - мент!
        Наступая, он загнал нас опять в холл. При ярком свете дядька был еще страшнее. Даже не боксер, а большая обезьяна.
        Вдруг он выхватил из кобуры пистолет и рявкнул:
        - Руки за голову! Вперед - марш!
        Он загнал нас в угол холла, открыл какую-то дверь и втолкнул внутрь, в какой-то чулан. Там стояли ведра, швабры и щетки.
        - Посидите, подумайте. Приедет шеф - мы с вами разберемся!
        Снаружи повернулся в замке ключ. И погас свет.
        Глава XII
        «КО МНЕ, РЕБЯТА!»
        - Как хорошо, Дим, что мы маме успели позвонить. - Вот что сказал Алешка, когда мы оказались в темноте и взаперти.
        Да, она теперь до утра волноваться не будет. А утром…
        Алешка и тут меня понял без слов:
        - А утром, Дим, мы уже дома будем. - И я услышал, как в темноте громко зазвенело пустое ведро. - Не бойся, Дим, это я на него наступил. Искал, на чем бы посидеть.
        Мы на ощупь перевернули два ведра и сели на них. Я безнадежно корил себя за то, что допустил такую оплошность. Да, мой младший брат и сообразительный, и находчивый, но я же все-таки старший. И я за него отвечаю. А я… Тюфяк!
        Мы сидели в полной темноте. Только под дверью светилась узкая щель.
        - Да-а, - вздохнул Алешка, - дела-а… Ночь одна, а воров много. Это, Дим, пословица. Таджикская.
        Я понял. Сейчас самое время для пословиц.
        - Скучно, - сказал Алешка.
        - Ничего, - пообещал я, - скоро будет весело. - И тут вспомнил о главном: - А что с компьютером, Лех?
        - Полный порядок.
        - Отгадал пароль?
        - Ой, Дим, сколько я с ним мучился! Все перебрал: Лёвик, Киска, «Кошкин дом», Котик, «Кис-кис» и все такое прочее. Даже дату рождения Кошкина набирал - все никак.
        - Постой, - удивился я, - а откуда ты ее знаешь?
        - Ну, Дим, какой же ты невнимательный!
        - Он чего, тебе говорил, что ли? Или ты у Лёвика спрашивал?
        - Да ни у кого я не спрашивал! Фотографию в зале видел? Юбилейную.
        - Ну, видел! И что?
        - Там же, наверху, в уголке, написано число. А еще крупно - «50 славных лет». Ну, набираю я эти славные годы - никак! Потом еще раз отсчитал пятьдесят лет назад, и оказалось, что на десять лет ошибся. Обрадовался, Дим! Давай уже правильные цифры набирать - опять никак.
        - Так что получилось-то? - Я уже терял терпение.
        - Все-таки «Киска» получилась. Знаешь, Дим, компьютер - он очень умный и чуткий. Я когда «Киску» набрал, мне показалось, что он мне одним глазом подмигнул. Ага, думаю, вы на верном пути, Алексей Сергеич! И тут вспомнил, что мама нашу копилку Пусси назвала. Это киска по-английски. Впариваю эту «Пусси». А комп мне - вторым глазом мигает…
        Нет, мы с ним прямо дураки какие-то… Сидим запертые в чулане, неизвестно, что нас ждет, а мы про всяких кисок болтаем!
        - Думаю я, думаю, Дим…
        Я так и представил себе, как он сидит, такой худенький, в чужом кабинете, перед чужим компьютером и думает, думает… И от всех дум хохолок у него на макушке просто дыбом стоит. Я даже не удержался и обнял брата за худенькие плечи.
        - И ведь сообразил я, Дим! Раз «Пусси» английское слово, так и набирать его надо английскими буквами. Бац - и комп открылся. Я давай скорей листать. Там много чего было, папе будет интересно. И я этот список нашел. Там, Дим, все записано: у кого брал, сколько и за что…
        - А «Васька - пятьсот штук», это что?
        - Неужели не догадался? Он, Дим, даже родного брата ободрал. Пятьсот тысяч с него взял.
        Ну и ну!
        - А компьютер у него, Дим, классный! У него даже встроенный принтер есть.
        - И ты…
        - Конечно! Я несколько страничек для папы распечатал. Вот они. - Лешка пошелестел в темноте бумагами. - Тихо! Кошкин приехал.
        Да, нам было слышно, как прошумела во дворе машина, как захлопали дверцы, как в холле раздались голоса - Кошкина и злого охранника Ника. Тот, наверное, начал докладывать шефу еще на улице, поэтому начала разговора мы не услышали. А услышали вот что.
        - Мальчишки, Андрей Василич, сперва в «Кис-кис» заявились. Они мне уже тогда не глянулись. А сегодня я их здесь заловил.
        - Ты молодец, Ник! - похвалил его Кошкин. - Ты заслужил не только прощение, но и поощрение. Слушай сюда: есть сведения, что полкаш Оболенский…
        - Папаша ихний?
        - Ну! Так вот, он, похоже, подбирается к нашим делам. Это очень плохо! А то, что ты их задержал, очень хорошо! Ты их надежно упрятал?
        - В кладовке сидят, под ключом.
        - Молодец! Теперь полкаш у нас в руках.
        - Клево, шеф!
        - Андрюша, я пошла спать! - послышался голос Кошкиной-мамы. И простучали каблучки.
        - Иди, Пусси, иди, - нетерпеливо отозвался Кошкин-отец. - Я скоро приду. Вот что, Ник, ты - всю ночь во дворе. Наблюдай, сторожи. Ребятки, похоже, шустрые.
        - Таких ребяток, - захохотал Ник, - родители очень любят.
        - Верно мыслишь. Поставим полкашу условие: ты от нас отстаешь, а мы возвращаем тебе деток. Не отстанешь - не вернем!
        - Вот фиг! - шепнул мне в ухо Алешка. - Только они нас и видели!
        Больше ничего полезного мы не услышали. Кошкин с охранником еще о чем-то побубнили, потом простучали наверх шаги Кошкина, погасла светлая щель под дверью чулана и хлопнула входная дверь за Ником. Он пошел нести свою нелегкую службу во дворе. Чтобы не удрали от него шустрые ребятки.
        - Поспать бы, - сказал Алешка. - Да боюсь, на первую электричку опоздаем.
        - Нам бы еще выбраться отсюда… - безнадежно буркнул я.
        - Элементарно, Ватсон! - откликнулся Лешка, и я услышал, как он зевнул.
        - Ты что, - удивился я, - знаешь, как нам удрать?
        - Ну! - И опять зевок во все горло.
        - Так чего же мы здесь сидим?
        - Во-первых, надо было подслушать, о чем они тут говорить будут. А во-вторых, чего мы с тобой попремся на станцию ночью? На лавочке там мокнуть? Лучше уж здесь на чужих ведрышках посидеть. Тепло, по крайней мере.
        Вот выдержка у пацана!
        - Дим, будем дремать по очереди. Я первый.
        Мы не проспали. Да и попробуй тут проспи. На чужих жестких ведрах. Но хоть в тепле.
        Приближалось утро. За дверью стояла тишина, а под ней опять забрезжила щелочка.
        - Пора, - шепнул Алешка, и я почувствовал в темноте, как он сладко потянулся. - Ник, наверное, тоже выспался. Дим, ты «мерс» умеешь водить?
        - Не умею.
        - Жаль. А то домчались бы мы с тобой до самого дома. Ну, ладно, поедем опять на электричке.
        Вот вредина, нервы мне мотает!
        - Дим, у тебя какая-нибудь проволочка есть?
        - Откуда?
        - Жаль. А заколка? Или шпилька?
        - Губная помада есть! - разозлился я. - Подойдет? И крем для рук.
        - Нет, - сказал Алешка серьезно. - Проволочка нужна.
        - Постой, - вспомнил я и пошарил в темноте.
        Нащупал швабру. Ничего похожего. Ощупал метлу - пусто. А вот ручка веника была обмотана тонкой проволокой. Я раскрутил ее.
        - Держи, - шепнул Алешке.
        Он поймал в темноте мою руку, взял проволоку.
        - Годится!
        - А дальше что?
        И я услышал, как шелестят листы бумаги.
        - Я, Дим, один листочек подсуну под дверь…
        - Ну?
        - Чтобы он оказался с той стороны.
        - И что?
        Алешка долго молчал, видимо, возмущенный (или огорченный) моей недогадливостью.
        - А то! Сейчас поковыряю проволокой в скважине и вытолкну из нее ключ.
        Класс!
        Все получилось. Братец посопел, попыхтел - и с той стороны двери глухо звякнул ключ, упавший на листок распечатки. Алешка осторожно втянул его внутрь вместе с ключом.
        - Здорово ты придумал! Гениально!
        - Это не я, - честно признался Алешка. - Я про такую штуку еще в детстве в одном детективе прочитал. - И не удержался от мудрой узбекско-таджикской пословицы: - «Что выучишь в детстве, не забудешь до старости».
        Я взял у него ключ, вставил в скважину, тихо повернул. Щелчок, еще один, скрип двери - мы на свободе.
        Но во дворе - злобный Ник. Который заслужил прощение и поощрение тем, что «заловил» двух пацанов. Агентов Интерпола.
        Мы на цыпочках, как привидения, пересекли холл, отперли входную дверь и вышли на крыльцо. Светало. Сделали шаг во двор… и грозный бессонный Ник шагнул на нас из-за угла.
        - Ах вы… - размахнулся он обеими руками.
        И тут Алешка свистнул. Он умеет свистеть. В нашей школе, нет, у нас в микрорайоне, он самый лучший свистун.
        Резкий свист пронзил всю округу. Во двор, грозно рыча, влетела стая собак с горящими глазами, сверкающими клыками и вздыбленной на загривках шерстью.
        Мы спокойно вышли в будущие ворота. А грозный Ник остался сидеть на заборе, морщась от колючей проволоки. И в разодранных до трусов брюках. А вожак «ребят» таскал по двору в зубах выхваченный у Ника пистолет.
        - Покараульте его, ребята, - небрежно бросил Алешка через плечо. И сказал мне: - А жаль, Дим, что ты «Мерседес» не водишь. Так спать хочется…
        Подходя к платформе, мы услышали перестук колес приближающейся первой электрички. И на нее успели. Даже билеты взяли у сонной кассирши. Как честные люди, у которых есть совесть.
        Едва мы уселись, Алешка приткнулся ко мне и уснул. А я охранял его сон до самой столицы.
        Мама открыла нам дверь и сказала:
        - Вы голодные, по глазам вижу. Как погостили? Хорошо себя вели?
        - Ага, - сказал Алешка. - Даже за ужином. Не чавкали, не хлюпали, тарелки на пол не роняли.
        Вот уж точно - не роняли.
        Мама засмеялась и сказала:
        - Мойте руки и садитесь завтракать.
        - А папа?
        - Он еще спит. Ему на сегодня дали отгул, он вчера весь выходной работал.
        Мы завтракали так, что мама даже встревожилась.
        - Ребята, если вы так же кушали у Кошкиных, то они могут очень плохо обо мне подумать.
        - Не беспокойся, - сказал я. - Они никогда и ни о ком не думают.
        - И сейчас им не до раздумий, - добавил Алешка, накладывая себе еще оладий. - Когда же папа встанет? Нам же сейчас в школу идти.
        - До обеда будет спать. Он в четвертом часу утра лег.
        Алешка хихикнул:
        - А мы здорово выспались!
        Ага, сидя на чужих жестких ведрах в темном чулане.
        В школе произошло два события. ЧП в своем роде. Одно событие - в третьем классе, а другое - в девятом. В третьем классе уснул на уроке Оболенский Алексей, в девятом - Оболенский Дмитрий.
        - У вас вчера, наверное, гости были? - спросила Алешку их Любаша, учительница. Спросила с сочувствием. - Иди домой.
        Алешка не отказался и вышел из класса, провожаемый завистливыми взглядами одноклассников.
        - Любовь Сергеевна, - тут же вскочил один ученик, - у нас тоже не так давно гости были. - И следом поднялось еще с десяток рук.
        А мы с Алешкой встретились в коридоре. Меня отправил туда Бонифаций - досыпать. Он уже вернулся со своего симпозиума и наводил в классе дисциплину.
        - Выгнала? - спросил я Алешку.
        - Нет, отпустила. А тебя?
        - Меня Бонифаций попер.
        - Вот и хорошо, пошли домой. Папа уже, наверное, проснулся. И сидит сейчас, бедный, на кухне…
        - Почему бедный?
        - А я, Дим, ему наше донесение на столе оставил.
        Я подумал и сказал:
        - Может, Лех, нам сегодня домой не ходить, а?
        - Еще чего! Я люблю, когда меня хвалят.
        - А я не люблю, когда меня ругают.
        В общем, домой мы тоже пробрались, как привидения - на цыпочках. Открыли дверь своим ключом и замерли в прихожей. Надо сначала изучить обстановку. Чтобы не попасть под горячую руку.
        Мама и папа пили в большой комнате кофе. Папа что-то неторопливо рассказывал, а мама, слушая его, время от времени ахала.
        Мы подкрались к двери и прислушались.
        - Жили-были два брата, - рассказывал папа. Прямо почти Алешкиными словами. - Один, Андрей Василич, был умный, а другой, Вася… плохо учился…
        Алешка дернул меня за руку и подмигнул. Да, я понял: он так плохо учился, что даже не знал, что Волга впадает в Каспийское море. Он думал, что она впадает в Лондон.
        - …Андрей Василич Кошкин, - продолжал папа, - стал делать карьеру по служебной линии и достиг успеха, стал большим начальником…
        Ага, руководителем департамента в правительстве города Москвы.
        - А младший, Вася, попытался стать бизнесменом. Но все у него не ладилось. И наконец ему пришла в голову идея создать свое предприятие по производству кошачьих кормов. Голодных кошек в стране много - бизнес обещал быть очень прибыльным. Но чтобы организовать выпуск таких кормов, нужно иметь технологию их производства. И тут он вспомнил о своем друге, с которым учился в институте. Серафим Иванович Замота за это время стал известным ученым, профессором. Но в наше время профессор зарабатывает очень мало. Серафим Иванович, по студенческому прозвищу - Сима, бедствовал. Он читал студентам лекции в стареньком пиджаке, с обтрепанными рукавами, протертыми на локтях.
        - Он хороший был преподаватель, - вставила мама, - добрый. Он всегда мне хорошие оценки ставил.
        - …Василь Василич обратился к нему. «Слушай, Сима, разработай для моей фирмы кормовую технологию. Я тебе потом, когда дело наладится, хорошо заплачу. И дочку твою возьму к себе секретарем». «Слушай, Вася, - ответил ему Сима, - разработка такой технологии обойдется в очень большую сумму». У Васи денег еще не было, и он решил, что проще всего технологию украсть, назвать кошачий корм другим именем и спокойно торговать им оптом и в розницу на всех необозримых просторах страны. Где очень много голодных домашних животных…
        Мы с Алешкой слушали папин рассказ, затаив дыхание. Очень многое нам уже было известно, но в папином рассказе все детали и факты собрались в кучку, сложились в ясную картину.
        - Украсть чужую технологию очень не просто, она держится в секрете. И Вася опять наехал на Симу. А дело еще в том, что в свое время Сима был вынужден одолжить у Васи приличные деньги и никак ту сумму вернуть не мог.
        - И Сима согласился? - ахнула мама.
        И мы тоже с Алешкой внутренне ахнули. Жалко, конечно, бедного профессора с мировым именем и с дырками на локтях. Да еще и с большими долгами.
        Папа некоторое время молчал, а потом сказал:
        - Согласился. Но вот как он ухитрился снять копии с документов - нам до сих пор не ясно.
        - А нам ясно! - не выдержал Алешка и влетел в комнату. - У него волшебный чемоданчик есть!
        - Что-то в таком роде мы и предполагали, - сказал папа. - Но никаких вещественных доказательств у нас не было.
        - Доказательства, - сказал я, хотя мне и не очень хотелось, - находятся у профессора на квартире. Нам тетя Ира показывала.
        - Что еще за тетя Ира? - нахмурилась мама.
        - Ирина Серафимовна. Она у нас литературу временно преподавала.
        - Обедать будете? - спросила нас мама. И опять нахмурилась: - А почему вы так рано явились? Вас выгнали? Обоих?
        - Мы по папе соскучились, - сказал Алешка.
        Папа внимательно посмотрел на него и сказал маме:
        - Врет. Беззастенчиво и нагло. Где бегали, друзья мои?
        - Нас в плен взяли, - брякнул Алешка. - В «Кошкином доме».
        - Не врет, - сказал папа маме.
        Похоже, что Алешкин «доклад о проделанной работе» он еще не видел.
        - Ну, что ж, - сухо сказал папа. - Приступаю к допросу. Имейте в виду - чистосердечное признание не смягчит вашу участь. Мать, приготовь мой любимый ремень.
        - Я лучше обед приготовлю, - уклонилась мама. - Пойдемте на кухню. Поможете.
        ВСЕ В ОДНОМ ФЛАКОНЕ
        Папа зашел в кабинет, позвонил на работу и тоже пришел на кухню. В руках он держал Алешкины листочки - распечатку Кошкиных взяток.
        - Это что, Алексей? - ледяным тоном спросил он.
        - Это, пап, - невинным голоском сообщил Алешка, - я из компьютера Кошкина списал.
        - Из какого компьютера?
        - Из секретного, домашнего. До которого милиция никак не могла добраться.
        Папа остолбенело стал просматривать листки. Усмехнулся:
        - «Васька - 500 штук». Даже с родного брата деньги слупил.
        Он положил листочки на стол.
        Сейчас ругаться начнет.
        - Там, пап, у него еще много всяких полезных записей. Вы покопайтесь как следует.
        - А ну-ка, пошли в кабинет. Мать, приготовь орудия пыток.
        - Лучше я плов приготовлю, - опять уклонилась мама. - С барбарисом, мушмулой и шафраном. Для вкуса, цвета и запаха. Мы будем есть его руками.
        Но она не сразу занялась пловом. Пока мы покорно шли за папой в кабинет, мама нырнула в шкаф, вытянула из всех папиных брюк ремни и на всякий случай спрятала.
        - Сидеть! - сказал папа, когда за нами закрылась дверь в кабинет, и снял трубку телефона: - Олег! Можно Кошкина задерживать, данные есть. И сразу - обыск на его даче. Возьми специалиста по компьютерам. Да, вскрывай. Пароль? Есть пароль. - Папа повернулся к Алешке.
        Алешка привстал:
        - «Пусси». Только на английском языке.
        - «Пусси», - сказал папа в трубку. - Латинскими буквами. Желаю удачи. Что? Кошкинд? Боюсь, нам нечего предъявить ему кроме дачи взятки должностному лицу. А от остальных обвинений он отвертится. Впрочем, Олег, я сегодня заеду к нему, поговорю по душам.
        Папа положил трубку. Сел за свой стол, сцепил руки.
        - Конечно, ребята, вы ухитрились очень нам помочь. Спасибо. Но я очень вами недоволен. Хорошо, что все обошлось, - ведь компания Кошкиных чрезвычайно опасна. Они ворочают большими деньгами и ради них готовы на все. Вы сильно рисковали. Да и меня могли здорово подставить.
        - Придется нас выпороть, - вздохнул Алешка.
        - Не получится, - вздохнул папа. - Ваша мама наверняка собрала и спрятала все орудия пыток. Ну ладно, взяточника Кошкина мы задержим. Доказательная база есть, и ему теперь не отвертеться. За ним очень много темных дел.
        - А наш стадион? - спросил Алешка.
        - Да, мы собрали весь материал и установили, что и разрешение на строительство принято незаконно. Доказать это было очень сложно, но теперь все получится. И в том огромная ваша заслуга. Строительство, видимо, законсервируют. Ну, а потом решат, что делать дальше. - Он помолчал. - Есть у меня кое-какие соображения. Попробую договориться с Кошкиндом. Кстати, изначально фамилия у него была Кошкин.
        - Я понял, - кивнул Алешка. - Уже давно. И никакая у него не совместная фирма, и в Англии он не был. А фамилию поменял, чтоб никто не догадался, что департамент Кошкин дал разрешение на застройку своему родному брату.
        Папа кивнул.
        - Ладно, сейчас обедаем, а потом я заскочу на работу и съезжу к Кошкинду. Меня, кстати сказать, сейчас больше волнует ваш стадион, чем его судьба.
        Мы вернулись на кухню. По нашим лицам мама догадалась, что все обошлось. Достала из морозилки все папины ремни и вернула их на место.
        Мы пообедали яичницей, потому что плов - дело очень сложное. Алешка говорит, что его надо готовить не меньше шести часов, включая время на поимку в степи подходящего барана.
        После обеда папа отправился на работу, а мы с Алешкой плюхнулись отдыхать. И вдруг Алешкин взгляд упал на мамину копилку. Он вскочил:
        - Дим! Поехали в «Кис-кис»! Надо успеть туда до папы.
        - Что мы там забыли? - сквозь навалившуюся дремоту спросил я.
        - Надо отдать Кошкинду его поганые баксы. Мы ведь с тобой не взяточники.
        Да, если Алешка станет большим начальником, туго его подчиненным придется. Он им никогда после обеда отдохнуть не даст.
        На этот раз мы проникли в «Кис-кис» без особых трудностей. Вместо охранника в стеклянной каморке сидела чья-то бабушка и вязала носок. Вообще, в офисе царила некоторая суета и нервозность. И картин на стенах уже не было. А в холле стояли раскрытые мешки, в которые служащие «Кис-кис» укладывали всякое имущество.
        - Удирают, - усмехнулся Алешка.
        - Вы к кому? - спросила нас бабушка, сдвигая очки на нос.
        - К дяде Васе, - ответил Алешка.
        - Прямо и направо, - сказала бабушка и вернула очки на место.
        В шикарной приемной никого не было. И ничего не было. Ни столика с конфетами и напитками, ни телевизора, ни компьютеров, ни факсов. Даже телефона не было.
        А вот дядя Вася был. В своем кабинете. Когда мы вошли, он сначала испуганно вскинул голову, но тут же в его глазах загорелся хищный огонек.
        - Ага! - Он вскочил, оперся руками о стол. - Попались! Ко мне! - крикнул он.
        Мы с Алешкой недоуменно переглянулись. Но команда относилась не к нам. За спиной дяди Васи распахнулась дверь, и в кабинет ввалились два амбала. Джин с Тоником. Подскочили к Кошкину и повернулись к нам. В руке Тоника матово поблескивал настоящий пистолет.
        Мы оцепенели от страха. Амбалы шагнули вперед. Но смотрели почему-то не на нас, а за наши спины. Мы обернулись.
        В дверях стоял наш папа. Но мы его с трудом узнали - так он был на себя не похож. На такого привычного и домашнего - за кухонным столом, с газетой и чашкой кофе.
        Я не сводил с него глаз. У папы было совершенно незнакомое мне лицо. Сосредоточенное такое, будто он о чем-то глубоко размышлял.
        Тоник сделал еще шаг, поднял пистолет. Папа тоже шагнул ему навстречу. И все произошло в один момент: мелькнула папина нога - пистолет взлетел вверх, ударился в потолок и упал… прямо папе в руку.
        - Лежать! - громыхнул он. Тоже совершенно незнакомым голосом.
        Мы с Лешкой тут же послушно рухнули на пол.
        Папа искоса бросил на нас мгновенный взгляд.
        - Это не вам, - сказал он. Уже знакомым голосом.
        Мы поднялись.
        Папа левой рукой пошарил где-то у себя за спиной, достал наручники и бросил их Тонику.
        - На левую руку! - скомандовал папа. - Себе, не понял? Молодец! Второе кольцо - другану своему на правую. Умница! Разом встали и - лицом к стене.
        Не выпуская пистолета из рук, папа быстренько обыскал амбалов и спросил:
        - Где Кошкинд?
        Оказывается, в суматохе дядя Вася куда-то исчез.
        - Спрятался, - буркнул Тоник. - В комнате отдыха.
        - Оружие у него есть?
        - Нет, - опять буркнул Тоник. А Джин, тот вообще оказался молчаливым. Он только громко все время сопел, будто у него был осенний насморк.
        В кабинет вошли папины сотрудники.
        - Берите их! - кивнул папа на Джина с Тоником. - Оформляйте пока незаконное ношение огнестрельного оружия.
        Джина с Тоником невежливо увели. А папа зашел в комнату отдыха и вывел оттуда испуганного дядю Васю.
        - В шкафу сидел, - усмехнулся папа.
        Дядя Вася упал в кресло.
        - Ну вот что, - сказал ему папа. - На предварительном допросе вы показали, что к похищению документов иностранной фирмы не имеете никакого отношения…
        - Да-да! - оживился дядя Вася. - Я не знал, что они краденые. Это все Сима натворил. Да еще баксы с меня слупил.
        Папа усмехнулся.
        - Над этим вопросом мы еще поработаем. Устроим вам с Замотой очную ставку.
        Дядя Вася заскучал.
        - Далее. - Папа спокойно прохаживался по кабинету. - Вы также не признаете факт дачи вами взятки гражданину Кошкину А.В. для оформления незаконного строительства.
        - Он меня вынудил! Заставил! Такой гад…
        - С гадом вы тоже вскоре встретитесь. Поговорите в нашем присутствии. В наручниках.
        Дядя Вася поник в кресле.
        - Вот что я предлагаю, - продолжил папа. - Вы можете облегчить свою вину…
        - Каким образом? Я на все согласен! - Кошкинд приосанился. - Если только ваше условие не связано с моей честью. С моей репутацией.
        Мы все втроем расхохотались. А дядя Вася опять завял.
        - Условие такое, - жестко сказал папа. - Вы сворачиваете стройку и за свой счет восстанавливаете школьный стадион. Вплоть до посадок и газонов.
        - Вы меня разоряете, - прошептал дядя Вася. - Чтобы восстановить стадион, нужны огромные деньги. Там одних деревьев вырублено триста стволов. Все мои средства уйдут…
        Тут уж Алешка не выдержал, подбежал к нему и выкрикнул ему в лицо:
        - Вы сами себя разорили! - И презрительно добавил странные слова: - Плевец с моста!
        Ну вот и все. Вот и все ясно. Все стало на свои места. На школьном стадионе работает техника. Смуглые узбекские таджики загружают стройматериалы на грузовики, засыпают траншеи, сажают деревья. И за их работой наблюдает прораб. Похоже, что ему тоже прежнее строительство не очень нравилось.
        А по ночам там бродит дядя Вася, пинает ногами куски бетона, спотыкается о разбросанную арматуру и бормочет:
        - Вы меня разорили!
        Разорили… К тому же обязали за свой счет произвести ремонт школьного здания. Наш директор настоял.
        А братец дяди Васи все еще пытается доказать в суде, что он не вымогал взятки, а изо всех сил отбивался от них. Но его доказательства рассыпаются. Что ж, упала подушка с тахты и разбилась. Хорошо еще, пол не проломила.
        Профессор Замота… Наша милиция к нему претензий не имеет - ведь он совершил хищение на территории другой страны. Но папа сказал, что его зарубежные коллеги из фирмы «Кэт», видимо, простят его вину и закроют дело. Ведь у профессора мировое имя и драные локти. И он нашей маме ставил только хорошие оценки.
        С его дочерью, тетей Ирой, мы помирились. Она сказала, что после института будет проситься на работу в нашу школу. Тем более что Никишов, кажется, в нее влюбился.
        Семен Михалыч выразил нам благодарность за победу и устным приказом по школе распустил группу «непримиримых».
        - До поры до времени, - сказал в ответ Никишов. - У нас в запасе классное взрывное устройство имеется.
        Бонифаций погрозил ему пальцем, а директор - кулаком.
        Что еще? Недавно у нас в гостях был Алешкин друг со стройки. Абдука… дыр. Или Абду… карим. Никак не запомню.
        Он приходил к нам на плов, который сделала мама с мушмулой, барбарисом и шафраном. Для запаха, цвета и вкуса.
        Абдука… рим Абдука… дырович показывал фотографии своих черноглазых детей, кушал плов (вовсе не руками, как Алешка врал), нахваливал его и говорил, что даже его любимая мама на его любимой родине не смогла бы приготовить плов лучше.
        Мама краснела от удовольствия. Но время от времени задумывалась. Она никак не могла понять - откуда в ее копилке появились сто баксов?
        Одним словом, все лягушки вернулись в свое болото. До поры, до времени…

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к