Герой ее романа Вера и Марина Воробей
        Романы для девочек
        Наши герои закончили девятый класс. Кто-то, как, например, Ира Дмитриева или Максим Елкин, ушел в лицей, кто-то перешел в другую школу. Новый учебный год для бывшего девятого «Б» начался в новом составе: в их теперь уже десятом «Б» появились ученики из бывшего девятого «В». Как будут складываться отношения с новыми одноклассниками? Ведь у «вэшников» есть свой, всеми признанный лидер - Сергей Белов, или просто Белый.
        Вера и Марина Воробей
        Герой ее романа
        1
        - Так, мне бы хотелось знать, что там у вас под партой происходит?
        Вопрос математички Клавдии Петровны Санаевой, которую старшеклассники за глаза называли просто Клавой, вывел Белого из благодушной полудремы. Он лениво проследил за взглядом учительницы и краем глаза уловил, как Волков с Малышевой нервно расцепили под партой руки.
        На губах Сергея появилась небрежная улыбка, сонливость вмиг слетела с него. Нормально ребята устроились! Времени даром не теряют: Ванька-то левша, Анька - правша, сидит как раз справа, так что ничто не мешает им списывать с доски формулы, держась за белы ручки.
        - Да, да! Я к вам, Волков с Малышевой, обращаюсь! - подтвердила Клава.
        В классе оживленно завозились. Белый собрался было перемигнуться с Алиской, обменяться, так сказать, мнениями, но вовремя вспомнил, что ее в классе нет. Она почти неделю в школу не ходит, простудилась слегка, ну и решила «поболеть».
        - А в чем фишка-то? - подал голос Вовка Неделя, приятель Белого, сидевший с ним за одной партой.
        - Неделькин, закрой рот! - тут же потребовала Клава.
        - А я ничего, я молчу, - проворчал тот.
        Но вместо него, действуя из самых лучших побуждений, возник Шустов:
        - Да не берите в голову, Клавдия Петровна. Это у них привычка такая, рефлекс Павлова, типа «возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке». Они же по пещерам лазают со своим экстрим-клубом, им без страховки нельзя.
        - Шустов, и ты туда же! - завелась Клава, согнав с лица Белого улыбку. - Воспользовались моментом, что вас контролировать некому? Нет, что за класс? Стихийное бедствие, а не класс!…
        «Ну, это надолго!» - подумал Сергей.
        Клавдия Петровна Санаева появилась в школе три года назад, и старшеклассники сразу же, особо не напрягая мозги, прозвали математичку Клавой. Прозвище это прижилось, как прижилась и его кличка Белый, потому что у него фамилия такая подходящая - Белов. А могли бы звать Серый, он ведь Сергей.
        Короче, выбор всегда есть, особенно в школе, где практически каждый второй имеет прозвище. Вон его дружок Неделькин Вовка, а кличка у него Неделя. Виталика Комарова все Комаром называют. Опять-таки фамилия свою роль сыграла, хотя Виталик и внешне на комара чем-то смахивает: такой же худой, нос длинный и вечно зудит у Белого над ухом. Понятное дело, в друзья набивается, а своего дружка Вадима по боку. Сергей этого не одобряет. У Вадима Ольховского почему-то прозвища нет. Стоит над этим подумать. А может, и не стоит. Борьке Шустову, к примеру, пробовали кличку Шут приклеить - любит тот побалагурить на уроке, - да номер не прошел. Шустов только на Боряна откликался, а на остальные не реагировал. Правильный пацан. Было между ними одно недоразумение в недавнем прошлом, было, да сплыло. Разобрались что к чему, после того как кулаками помахали.
        А Клаву нужно было Мегерой прозвать - вечно она чем-то недовольна. Вот и сейчас решила свое дурное настроение на Волкове с Малышевой сорвать. Устроила им разбор полета, в сущности, по копеечному поводу. Волков сидит весь красный как рак, услышав про «очумелые ручки». Аня глаза опустила, в парту уставилась, ресницы дрожат, того и гляди разревется от обиды. За что страдают? Ответ прост: за любовь.
        И вдруг в голову пришла мысль: «А ведь на месте этой провинившейся парочки запросто могли мы с Алиской оказаться, если бы не договорились сидеть по-старому: я - с Неделей, она - с Дашкой Свиридовой».
        «Ты будешь меня отвлекать и сам не сможешь нормально учиться», - сказала Алиса нравоучительным тоном накануне первого сентября. Он не стал возражать по двум причинам: во-первых, всем парням вскоре и так станет ясно, что Алиска - его подружка. Весной Сергей об этом мог только мечтать, а сегодня это уже свершившийся факт. И с ним любому придется считаться. Он об этом позаботится.
        А во-вторых, а может, даже и во-первых, Белый клятвенно заверил директора, что исправит хромающее на обе ноги поведение и будет следить за успеваемостью, особенно за химией, одним словом, за ум возьмется. Ему ведь без аттестата никак нельзя. Он в Высшую школу милиции собрался поступать, по стопам геройски погибшего отца. За это обещание Федор Степанович выдал Сергею путевку в десятый «Б». И не ему одному. Вместе с ним из девятого «В» перешло еще восемь человек, остальные отправились в десятый «А». Среди них еще один его друг по прозвищу Скрипач - Левин Илья. Вот такая занятная картинка нарисовалась. Учились ребята вместе столько лет, учились, шишки вместе набивали, характерами притирались, а потом развели их по разным классам и привыкай заново к коллективу, завоевывай авторитет. Сергею это, конечно, все равно, он в любом месте на месте. Как это получается, ему и самому непонятно, но с его мнением всегда считаются.
        Тут Белый досадливо поморщился: нет, ничего не помогает на этот раз! Чем он ни пытается себя отвлечь, а визгливый голос Клавы, будто шрапнель, по нервам бьет.
        - Распустил вас Михал Михалыч своим либерализмом и мягкотелостью! Три недели прошло после каникул, а вы все никак не соберетесь! Забыли, где находитесь? Так я напомню: это школа, между прочим, а не дом свиданий! Вы пришли сюда знания получать, а не за ручки держаться!
        Волков скрипел зубами, скрипел, но последнего наезда не вытерпел, будто какая-то невидимая сила подняла его со стула.
        - Я не понимаю, в чем вы нас с Аней обвиняете, Клавдия Петровна, - произнес он, старательно скрывая раздражение. - Что мы такого ужасного совершили? Подумаешь, за руки взялись. Это ведь учебному процессу не мешало, может, еще и помогало. А насчет дома свиданий… - Его губы тронула усмешка. - Я понятия не имею, что это за дома такие, так что придется вам на слово поверить.
        Клава изумленно округлила глаза, подведенные ярко-синими тенями:
        - Волков, ты соображаешь, что говоришь?
        - А что я говорю? Я всего лишь повторил ваши слова, что школа не дом свиданий.
        Произошло то, что и должно было произойти. Клавин перст негодующе указал на дверь:
        - Вон из класса! Немедленно!
        Коренастый Волков спорить не стал. Под напряженный шумок одноклассников собрал свои вещички, шепнул что-то Ане: мол, держись, альпинистка моя, скалолазка моя, и направился к двери - невозмутимый, уверенный в своей правоте.
        - После шестого урока зайдешь в учительскую! Там и договорим! - выкрикнула ему в спину Клава.
        Казалось, на этом все и закончится. Так нет. Как выяснилось чуть позже, все только начиналось. В кабинете, где было без малого двадцать пять человек, раздался грохот. Аня Малышева подхватила сумку, вскочила и бросилась вслед за Волковым, на бегу размазывая слезы.
        - Малышева, не дури! Сядь на место! - попыталась вразумить ее математичка.
        Аня в ответ резко хлопнула дверью. На парте остались ее учебники и тетради. По рядам прокатилась волна ропота, впервые за последние десять минут.
        - Тихо! А ну прекратить разговоры! - Клава стукнула ладонью по столу. Темные глаза-буравчики вперились в Юльку-старосту: - Туполева, передай Малышевой, что без родителей я ее на свой следующий урок не допущу, и Волкова тоже.
        Решив, что конфликт исчерпан, Клава в режущей слух тишине направилась к доске, взялась за мел:
        - Итак, чтобы доказать тождество…
        - Клавдия Петровна, но ведь так же нельзя! Вы же не правы! - неожиданно услышал Белый и резко, всем корпусом, развернулся назад, чтобы взглянуть на Дашку, Алискину подружку, потому что это был ее голос. - Вы так о любви говорили, будто это что-то неприличное. А ведь любить - это самое естественное в мире состояние, - не унималась девчонка. - Любить себя, любить людей, любить жизнь. Торнтон Уайлдер, американский писатель, сказал, что есть страна живых и есть страна мертвых. И мост между ними - любовь… Единственный способ выжить… - И после короткой паузы Дашка, взглянув прямо в глаза математичке, произнесла звонким голосом: - Я думаю, что вы, Клавдия Петровна, напрасно обидели Аню и Ваню. И мне кажется, что вы должны перед ними извиниться.
        «Вот это номер! Как Дашка нас всех сделала! Умыла по полной программе!» - искренне восхитился Белый, хотя и почувствовал легкую досаду: все, и он в том числе (и неважно из-за чего), проглотили это дерьмо. Все, кроме Дашки!
        Что это с ней приключилось? Молчала, молчала столько лет, и вдруг - нате вам - выдала! Или эта тема ее так взволновала? Сергей прищурился и, пожалуй, впервые за эти три учебные недели присмотрелся к Дашке. Вроде бы все такая же худенькая, как тростиночка, личико по-детски нежное, все та же медово-каштановая коса почти до пояса, гладкие волосы на прямой пробор расчесаны. Сколько он себя помнит, у нее всегда либо коса, либо «хвост».
        И все же что-то в ней изменилось за лето, какая-то она другая стала Дашка. Может, все дело в розовой кофточке? Такие все девчонки носят - на два размера меньше, чем нужно. С некоторых пор Белый стал замечать такие вещи, да и другие парни тоже вдруг прозрели в этом году, на одноклассниц совсем другими глазами смотрят. Короче, проснулся конкретный интерес к противоположному полу.
        «Нет, наверное, все дело в золотистом загаре, - решил Белый. - Она ведь на Волге отдыхала, а там солнце не чета кипрскому, за неделю не смоешь».
        Словно почувствовав его взгляд, Дашка посмотрела на Сергея, их глаза встретились всего лишь на миг, а потом оба почти одновременно взглянули на Клаву.
        - Значит, ты, Свиридова, считаешь, что я незаслуженно оскорбила эту парочку? - спросила Клава. - И должна принести им свои извинения?
        - Да, я так считаю, - не отступала Даша.
        - Тогда, думаю, тебе будет что обсудить с ними за дверью! Есть еще в классе такие, кто считает, как Свиридова? - Клава сурово посмотрела на класс.
        Белый уже давно разобрался, что к чужому мнению математичка относится как полному недоразумению, не выдерживающему никакой критики. Но больше молчать не было сил. Все! Его терпение не беспредельно. И плевать ему на то, что он дал слово Федору Степановичу быть на уроках тише воды ниже травы и что у него в журнале уже стоит двойка по химии и еще одна на подходе.
        Сергей встал:
        - Я так считаю. - И, не дожидаясь учительского распоряжения, он стал запихивать вещи в рюкзак.
        - Правильно, Белов. Прошу на выход вслед за Волковым, Малышевой и Свиридовой.
        - Что и требовалось доказать! - язвительно заметил Белый.
        Ничего не поделаешь, когда он срывался с катушек, его трудно было вразумить.
        Лицо Клавы мгновенно побагровело, почище чем у Волкова несколько минут назад, а глаза превратились в злобные узкие щелки. Она обвела ими класс и, чеканя слова, произнесла:
        - Учтите, десятый «Б», я никого не держу на своих уроках, но, прежде чем кто-то из вас уйдет в знак глупой солидарности или еще по каким-то там соображениям, советую учесть все последствия своего поступка!
        Услышав эту неприкрытую угрозу, Неделя задергался:
        - Белый, чего делать-то? - Он тоже был у завуча на заметке.
        - Сам решай. Тут я тебе не командир, - тихо ответил Сергей.
        Хороший у него друг, одно плохо - соображалка у Недели туго работает. Правда, и расстраиваться из-за этого особого повода не было: природа так справедливо устроена, что, обделив человека в чем-то одном, непременно компенсирует недостаток. Неделя был здоров как бык, косая сажень в плечах - не обхватишь и кулачищи пудовые. Он часто пускал их в ход, но не просто так, а всегда по делу. Сколько они с Белым наездов плечом к плечу выстояли - не сосчитать! Они ведь дворовые парни, не отморозки какие-нибудь, но с уличной жизнью знакомы и знают: если на тебя накатили, то не сопли нужно распускать, не разговоры на пустом месте разводить, а отвечать ударом на удар.
        2
        В коридоре Белый сразу заметил Дашу и направился к ней широким шагом. Она стояла у дальнего окна одна и старательно выводила что-то тоненьким пальцем на пыльном стекле.
        - Вот ты, оказывается, какая! Шумная, да умная! - проговорил Белый, подходя к ней.
        Даша, заслышав его голос, вздрогнула и быстро размазала ладонью буквы на стекле.
        - Чего молчим? - Сергей усмехнулся и незаметно покосился на размытое пятно. - Поздно овечкой прикидываться, когда такое замутила! - продолжил он автоматически, думая о стертых буквах на стекле.
        - Ну, положим, не я замутила. - Даша наконец-то обернулась, вытерла ладонь об ладонь и неожиданно сказала: - А я знала, что ты следом за мной выйдешь.
        - Неужели? - Он прислонился спиной к стене.
        - Да, знала, - без всякого кокетства ответила девушка и посмотрела на него своим строгим, чуть задумчивым взглядом. - Только зря ты это сделал, Сереж. На тебе ведь за всех нас отыграются.
        - А-а, не бери в голову, прорвемся! Не впервой! - Белый сверкнул открытой белозубой улыбкой.
        Он знал ее силу. Она ему от отца досталась вместе с фамилией. А так Сергей больше на мать походил: смуглый, волосы черные как ночь, на воротник небрежно спадают, глаза синие, нос прямой - не большой, не маленький, короче - обычное лицо, нормальное. Вот роста ему явно не хватает. Чуть выше среднего и в плечах не широк. По сравнению с Неделей он пацан. Но это только так кажется: силы ему не занимать, удар резкий и быстрый, реакция отменная, и она иногда выручает лучше, чем мускулы приятеля.
        Словно отзываясь на его мысли, скрипнула дверь, и из кабинета вышел Неделя, а следом за ним… целая толпа: Лиза Кукушкина, Туся Крылова, Васек, точнее сказать, Василиса Остапченко, которую все с ее молчаливого одобрения называли Васьком за мальчишеские замашки, за ней Марина Голубева по прозвищу АББА. Она была без своей сестры-подружки Юльки Туполевой, второй половинки АББА. Оно и понятно: та староста, отличница, ей по штату не положено, не то что Маринке. Шествие замыкал Борька Шустов.
        - Ой, что это? - удивленно прошептала Свиридова.
        - Думаю, наше подкрепление. Нехилое, между прочим, - пошутил Белый, заметив, что одноклассники двинулись к ним, шумно переговариваясь, и уже когда ребята оказались рядом, он на полном серьезе произнес: - Молодца, перцы, своих в обиду не даете.
        - А как же потом на себя в зеркало глядеть? - охотно отозвалась Туся, обожающая свое киношное отражение: недаром она на телевидении снималась в молодежном сериале.
        - Я тоже перед собой отчитываюсь, - поддакнула Маринка. - Родители приучили.
        - А я вот где-то прочитала, что нужно проживать каждый свой день как последний, потому что когда-нибудь он наступит, - подхватила эстафету Лиза Кукушкина, тряхнув рыжими кудряшками. - Но ведь действительно, если вдуматься…
        - Любите вы, девчонки, свою начитанность проявлять, особенно ты, Лизка. Сразу видно, будущая литераторша. Сказала бы просто: совесть заела, - бесцеремонно оборвал ее Борька и без всякого перехода обратился к Дашке: - А где эта парочка «ручных» голубков, из-за которых мы здесь митингуем?
        - Не знаю. Наверное, упорхнули. Я, во всяком случае, их в коридоре не застала, - спокойно и даже как-то меланхолично отозвалась Даша.
        И Белый не удержался от мысли: «Неужели эта девчонка только что поставила по стойке смирно Клаву?» Перед ним была прежняя Даша: тихая, серьезная, строгая. И он вдруг задумался: «А какая из них настоящая? Та или эта? Эта или та? А может, обе?» Выходит, он ее совсем не знает. А что он вообще о ней знает? Знает, что она живет с отцом, без матери, что он у нее бывает в частых разъездах и Дашка в это время одна справляется дома, вот, пожалуй, и все. Он даже не знает, что случилось с ее матерью? Как-то раньше ему не приходило в голову задавать себе подобные вопросы.
        В этот момент дверь кабинета математики в очередной раз со скрипом отворилась, и оттуда вывалился Виталик Комаров.
        - О, классно, что вы еще не ушли! Ну чума, во-о-ще! - Он зашагал к ребятам, подтягивая на ходу свободные джинсы с огромным количеством карманов. На губах Комара играла бесшабашная улыбка рубахи-парня: - Прикинь, Белый, Клава совсем разума лишилась. Я пока вещички на выход собирал, она самостоятельную врубила по новой теме. Задание на доске написала, сказала, что в конце урока тетрадки соберет, а отметки в журнал пойдут.
        Борька присвистнул в ответ на эту новость. Васек выразилась яснее:
        - Еха-моха.
        Неделя поскреб в затылке. Белый равнодушно пожал плечами, как бы говоря: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. А Туся с лихой беспечностью заявила:
        - Ну характеры мы свои проявили, двойки за самостоятельную нам от Клавы обеспечены. Спрашивается, что дальше делать будем?
        - А пошли в кафешку на углу? - предложила Маринка. - Там сейчас народу почти нет.
        - У меня денег шиш с маслом, - вывернул карман потрепанных джинсов Неделя.
        - Ничего, на круг скинемся, - успокоила Лиза.
        - А что? Это мысль, раны по дешевке залижем, а заодно Клаве косточки перемоем, пусть поикает, - беспечно отозвался Борька, взглянув на часы.
        Часы у него были командирские, классные часы, дедовские. Все парни, и Белый среди них, завидовали Борьке, когда он вот так выбрасывал руку вперед и смотрел на круглый, плоский циферблат размером с походный компас. У этих часов, поговаривают, была своя история. Борька вроде как отдал их Алене Серовой, когда та уезжала летом к вновь обретенному отцу погостить. В общем, они стали чем-то вроде залога, чтобы Ленка вернулась в Москву, потому что Борька ее любил и не хотел потерять. Часы он обратно получил, а вот Алена его вместе бабушкой и сестренкой насовсем к отцу на Алтай перебралась. Любовь - любовью, а жизнь - жизнью, она диктует свои законы, и никуда от этого не денешься. Но Борька держится, виду не показывает, как ему тошно.
        - Без двадцати два, - озвучил время Борька и, перевернув черную бейсболку с надписью «Nike» козырьком назад, сказал: - Ну что, двинули, а то через двадцать минут здесь пройти будет негде.
        Все почему-то взглянули на Белого, словно ожидая его одобрения. Все, кроме Даши. Она смотрела под ноги.
        - Нет, ребят, у меня дело одно неотложное. А насчет стратегии и тактики завтра перед уроками покумекаем. Утро вечера мудренее.
        - А-а, ясненько, к Алиске своей болящей побежишь! - Васек подмигнула Белому: - Привет ей от нас передай, пусть лечится как следует.
        - Ага, пусть поправляется. Ты как там, соблюдаешь положенные меры предосторожности? - сострил Шустов.
        - Заканчивай, Борян! - Белый слегка, без замаха, ткнул его в корпус кулаком.
        - Ой! - отреагировал тот, но не замолчал: - Чего заканчивай! Я серьезно. - Тон его говорил об обратном. - Может, у нас в классе вирус бродит. Второй случай как-никак.
        - А кто еще болеет? - наморщила лоб Лиза, вспоминая.
        - Как же, Варька Дробышева в школу уже неделю не ходит, - подсказал Борька.
        - А ведь верно, - подтвердила Туся. - Я ей на днях домашку диктовала по телефону.
        Варя Дробышева была настолько незаметна в классе, что о ней редко вспоминали. Вот и сейчас, едва вспомнив, практически сразу же забыли. Шумно переговариваясь, ребята отправились к выходу.
        - Ну чо, я с ними? - просигналил Неделя.
        Белый едва кивнул:
        - Конечно, - и, взглянув на притихшую Дашку, неохотно предложил: - Не хочешь составить мне компанию?
        Честно говоря, его не радовала перспектива оказаться у Алиски вместе с Дашкой - это перечеркнуло бы все его радужные планы на ближайшие часы, - но не предложить ей этого Белый не мог. Все же они подружки.
        Даша отрицательно покачала головой:
        - Нет, иди один. Передай Алиске, я ей вечером позвоню, часов в девять.
        Все так же не глядя на него, она закинула пестрый рюкзачок на плечо и поспешила за остальными.
        Проводив взглядом ее тонкую фигурку, Белый почувствовал что-то вроде укола совести и покосился на окно, стараясь разглядеть в расплывчатых очертаниях намек на какие-то буквы. Нет, ничего разглядеть невозможно, но что-то внутри подсказывало ему, что там, на стекле, было написано его имя - Сергей. Иначе зачем так поспешно уничтожать следы?
        Белый знал, что нравится Дашке. Очень нравится. Во всяком случае, прошлой весной дело обстояло именно так. Но вроде никто об этом не догадывался, кроме него самого. Похоже, даже Алиска была не в курсе, что однажды Дашка подловила его одного на перемене и позвала в кино. Пролепетала что-то насчет убойного фильма, которым все парни восторгаются, а он ей ответил:
        - Извини, Даш, мне некогда. Сегодня «Спартак» с «Аланией» играет. Принципиальный матч, никак пропустить нельзя.
        И услышал:
        - А можно мне с вами на стадион? Васек ведь пойдет.
        - Ты что! - растерялся Сергей, что редко с ним случалось. - Васек - это Васек, свой парень. А тебе там не место! Там же кругом… ну это… ненормативная лексика…
        О разборках после матчей, когда у самых безбашенных фанатов в ход шли камни, ремни, бутылки и прочий вспомогательный материал, он вообще не заикнулся. Как промолчал и о том, что происходит на трибунах во время самой игры. Это с экранов телевизоров все выглядит чистенько, честь по чести, флажки там: «Оле-оле! Россия, вперед!» А в реальности все намного круче. Потасовки, петарды, перебранка с милицией - обычное дело. Нередко до мордобоя доходит. Сам Белый относил себя к сравнительно миролюбивым болельщикам, но это вовсе не означало, что он не дорожил честью «Спартака». Приходилось и ему «махаться», когда наезжали.
        Короче, Белый никак не мог представить Дашку на стадионе и вообще не мог представить ее рядом с собой. Однако она проявила упорство.
        - А завтра? - спросила Дашка, нещадно теребя косу. - Может, завтра сходим в кино? Завтра ведь нет игры.
        Тут Сергей понял, что нужно действовать напрямую. Ну действительно, зачем обнадеживать девчонку понапрасну?
        - Понимаешь, Даш, - сказал он ей как можно мягче, - ты, конечно, хорошая девчонка, и я к тебе нормально отношусь, но давай сразу пробьем ситуацию - у нас с тобой ничего не получится. Характер у меня шебутной, не всякая с ним справится.
        Это он на Алиску намекал, на бойкую да красивую. Между ними как раз в то время искорки начали проскакивать.
        Дашка не глупая, поняла, о ком идет речь. Ни слова не говоря, она как-то странно улыбнулась, словно не ему, а своим мыслям, и ушла. Ушла как сейчас, не взглянув на него, и на следующий день Белый даже усомнился: а был ли между ними тот разговор или ему это только почудилось? Потому что Дашка вела себя с ним как обычно: разговаривала, давала списывать домашку, по-прежнему неодобрительно поджимала губы, когда он что-нибудь откалывал. И на их с Алиской дружбе это никак не отразилось. Вообще вроде бы ничего не изменилось: Алиска по-прежнему сидела за одной партой с Дашей, гуляла по вечерам с Игорем Самохиным из одиннадцатого «А» и изредка поглядывала на Белого, как бы между прочим напевая при нем:
        Все, что тебя касается,
        Все, что меня касается,
        Все только начинается,
        Начинается…
        Ну и началось этим летом, точнее, с выпускного вечера… Белый ее тогда в первый раз домой проводил. Теперь он у Алиски часто бывает: чай пьет, телик на удобной тахте смотрит, с родителями вежливо здоровается и прощается, когда такой случай выпадает. Они к нему нормально относятся. Отец Алискин его в шутку женихом называет. Сергей не возражает, только про себя посмеивается: «Прямо как у нас в дачном поселке. Взялся за руки - женись!» Может, он когда-нибудь и женится, и возможно, на Алиске, но это все в далеком будущем, куда не заглянешь. Хотя, что скрывать, отношения у них не совсем гладко складываются. Любит Алиска покапризничать, на своем настоять. Дня не может прожить без того, чтобы ею не восхищались. Ну так есть чем восхищаться. Алиска классная девчонка, все при ней, хоть сейчас на конкурс красоты выставляй: льняные волосы ниже плеч, глаза прозрачно-зеленые, с этакой лукавой хитринкой: мол, ты меня не догонишь и от меня не убежишь…
        «О, кстати, пора к ней бежать», - подумал Белый, прикидывая, сколько у него в кармане денег и что он на них сможет купить.
        Жили они с матерью не особо шикарно, но и не бедствовали. Мать работала в магазине, и еще пенсия за отца. В общем, на жизнь хватало. Квартира у них была двухкомнатная в обычной башне, машина хоть и старая, но на ходу. Теперь ее мать водила, а иногда и он за руль садился, хотя до прав было далеко. В обносках Серега не ходил, а из всех шмоток отдавал предпочтение джинсовому костюму, свежей футболке и удобным бутсам. Зимой он носил матерчатую куртку, весной и осенью - ветровку. Кожу Сергей терпеть не мог. Он в ней задыхался и удивлялся, когда парни выкладывали за это стильное неудобство немалые деньги.
        3
        Как ни странно это кому-то покажется, но, возвращаясь домой, Даша Свиридова тоже вспоминала события полугодичной давности. Конечно же она думала о Сережке Белове. Она постоянно о нем думала. Он был особенный, он отличался от всех ребят. Ни один из них не мог с ним сравниться. У него были властные жесты, четкие черты лица, не идеальные, но красивые, уверенная походка. Он всегда был подтянут, ходил с гордо поднятой головой, говорил всегда спокойно, с достоинством. Даже когда он опаздывал на урок или его вызывали в учительскую на разборку, он никогда не оправдывался, не извинялся. Учился Сережка неважно, но не потому, что у него не было способностей, а потому, что ленился лишний раз учебник открыть. Захотел бы, знал ту же самую химию от А до Я. Слов нет, он, конечно, любил похулиганить, но при этом у него было обостренное чувство справедливости. В такого парня трудно было не влюбиться, и Даша сама не заметила, как влюбилась. Но это была тайная любовь. Никто в классе о ней даже не догадывался. Да что там в классе! Алиска и та ничего не подозревала. Как все счастливые люди, она была чуточку эгоистична
и беспечна.
        А Сережка ходил по школе с приятелями, и девчонки для него вроде бы не существовали. Похоже, ему нравился только футбол. Вот его он мог обсуждать с дружками часами, и глаза его синие-пресиние сверкали, как две звезды на темном небосводе. Казалось, Даше радоваться нужно: не она, так ведь и никакая другая его не интересовала. Но нет, не получалось. В каждой улыбнувшейся ему красавице, в каждой пошутившей с ним ровеснице она видела угрозу своему счастью. Сердце ее начинало ныть при мысли: а вдруг он влюбится в одну из них? Что она тогда станет делать? И вообще как тогда дальше жить? Ведь ее любовь к нему не имела границ - как бесконечность. Ей и в голову не приходило подойти к Сергею первой, куда-то его пригласить, в общем, проявить инициативу. Она считала, что девушка должна ждать, когда ее заметят.
        Но однажды у нее с Алиской зашел разговор, который заставил ее действовать. Они сидели у Даши дома, делали вместе уроки, и вдруг Алиска, томно вздохнув, произнесла:
        - Любви хочется…
        - Чего-чего? - переспросила Даша, погруженная в математические дебри.
        - Любви! - внятно повторила Алиска, и пришедшее в эту секунду решение уравнения моментально вылетело у Даши из головы.
        Ничего себе заявочка!
        Уж кому-кому, а подружке грех было на это жаловаться. Мальчишки кружили вокруг нее, как шмели вокруг прелестного благоухающего цветка. С восьмого класса бесконечные романы - длинные и эпизодические. Так Алиска листала страницы скучной и обеспеченной жизни. Один раз Даша пошутила на эту тему: «Ты что, поставила себе программу максимум и уверенно идешь на рекорд?» Алиска шутку не оценила. С тех пор они особо о чувствах не разговаривали. Точнее, Алиска делилась с ней то одной победой, то другой, а Даша внимательно слушала и помалкивала. Ей нечем было похвастаться.
        - Это тебе-то, красавица, не хватает любви? - усмехнулась Даша, впрочем невесело.
        Сергей Белов по-прежнему видел в ней только одноклассницу, у которой можно легко списать домашнюю работу или сдуть самостоятельную по химии. Тут он всегда выбирал ее, вернее, не ее, а ее вариант.
        - Представь себе, не хватает! - Алиска надула пухлые губы, подкрашенные дорогой помадой персикового оттенка, но тут же вышла из образа обиженной: - Вот и ты туда же - «красавица»! Ну, красавица! А толку что? Если бы мне каждый раз по доллару давали, когда это говорили, я бы давно миллионершей стала.
        Дашка, у которой неплохо было с чувством юмора, коротко рассмеялась:
        - Я бы на этом не разбогатела.
        Теперь Алиска прыснула в ладошку: красотой Даша не отличалась. И знала об этом. Единственная гордость - тяжелая коса. Только кто ее сейчас замечает! Это в старину ценили. И вообще с ней неудобно, хлопот много - мыть, расчесывать, причесывать, а отрезать - рука не поднимается. Да и кто его знает, может, только хуже себе сделает?
        Хотя Дашин отец утверждал, что она, как и ее мама, красива опасной красотой: скрытой, той, которую не каждому дано разглядеть. «Именно такие лица с несовершенными формами, - любил повторять он, - художники и вообще одухотворенные личности во все времена считали источником притягательности и вдохновения». Дашка не очень-то в это верила. У любящего отца всегда есть в запасе тысячи способов, чтобы успокоить дочь. Но и по поводу собственной внешности особо не комплексовала. Какая есть, такая есть.
        - Нет, я серьезно, - сказала Алиска, перестав улыбаться. - Всем парням от нас, девчонок, одно только и нужно. - Тут она многозначительно посмотрела на Дашу, чтобы той стало ясно, о чем идет речь. Даша знала, подружка любила целоваться до самозабвения, но руки распускать не позволяла. - А мне хочется большой и чистой любви. Вон как у Малышевой с ее Волковым. Везде вместе, всегда воркуют, как голубки.
        - Ну не везде и не всегда. Иногда и они ссорятся, - возразила Даша.
        - Да брось! Волков готов ботинки Анькины лизать, - вздохнула подружка. - Даже в Прагу ее с собой возил, маме родной представлял. А хочешь скажу тебе одну вещь?
        - Ну скажи, - рассеянно согласилась Даша.
        Она вроде бы сообразила, как доказать тождество.
        - Мне кажется, что Белый в меня влюбился.
        Авторучка выпала из Дашиных рук, покатилась по столу и упала на пол:
        - А почему ты так думаешь?
        - Ну это вообще на подсознательном уровне работает. Сама понимаешь, у меня опыт в этом есть. В общем, похоже, парень повзрослел. Созрел, так сказать, для серьезных отношений. Но главное, мы же спектакль этот затеяли ставить с «бэшками».
        - А он-то здесь при чем? - спросила Даша, мучительно соображая, как же от нее укрылось, что между Белым и подружкой что-то происходит.
        - А при том. Ко мне их Кахобер подошел, попросил, чтобы я с Сергеем поговорила насчет роли герцога. Я заикнуться не успела, а Белый мне: «А ты там будешь играть?» Я отвечаю: «А как же! Перед тобой, солнышко, леди Винтер». А он улыбнулся своей фирменной улыбочкой в тридцать два зуба, ну, ты сама знаешь, как он это делает, и говорит: «Тогда я согласен». Как тебе?
        - Мне? - произнесла Даша онемевшими губами. - Мне ничего, - и схватилась за соломинку, как утопающий: - А как же Игорь? Ты же говорила, что на этот раз все серьезно.
        Алиска в последнее время с Игорем из одиннадцатого «А» встречалась. Стоило ему появиться в прошлом году в школе, как старшеклассницы прозвали его Томом Крузом. Алиска его у Вики Смирновой отбила, первой красавицы школы, и очень этим достижением гордилась.
        - А что Игорь? - помолчав, сказала Алиса. - Я же от него не отказываюсь. Но у нас с ним в последнее время что-то не клеится, - призналась она и принялась за решение уравнения.
        А Даше стало не до синусов и косинусов. Она решала для себя совсем иную задачку. Гораздо сложнее, не с двумя, а с тремя неизвестными.
        В любви, как известно, каждый сам за себя. И потом, у Алиски ведь ничего серьезного с Сережкой не было. Пока. Нужно было срочно что-то делать, как-то менять ситуацию. И она решила: была не была. Спустя два дня, набравшись храбрости, Даша подошла к Сергею, чтобы пригласить его в кино. А вдруг сработает? Вдруг она привлечет его внимание, когда они будут вдвоем. Запинаясь и краснея, она промямлила что-то о том, что фильм всем парням нравится, убойное такое кино, и получила в ответ: «Извини, Даш, но ты мне не нужна». Нет, Сергей, разумеется, так не сказал, все же он неплохо к ней относился, но смысл короткого диалога был именно таков: мне нужна не ты, а Алиска. После этого Даше ничего не оставалось, как уйти. И она ушла. Молча. Без слез. А душа ее при этом кричала на всю Вселенную: «Глупый слепец! Как же ты не видишь - тебе нужна только я! Я одна и никто другой!»
        Шли дни. К концу приближалась последняя четверть. Репетиции, экзамены, все будто с ума посходили. Что же касается Даши, то она, как ни странно, продолжала на что-то надеяться. А потом случилось то, что случилось. Сергей сначала приклеил охранника к стулу, а чуть позже подрался с Борькой Шустовым. Как все утверждали, эти подвиги он совершил из-за Алиски. Она к тому времени уже рассталась с Игорем, или он с ней расстался, ну да это неважно. Главное, что Алиска устремилась на поиски новой большой и чистой любви. После выпускного бала, когда Сережка отправился провожать Алиску, Даша окончательно прозрела и поняла - чуда не произойдет. Сергей для нее навсегда потерян.
        Она уговаривала себя: «Брось! Он не стоит твоих слез. Ничего в нем особенного нет - это все твои выдумки». Но напрасно Даша занималась самовнушением. Сердцу нельзя приказать разлюбить. Впрочем, и полюбить тоже…
        Спустя два дня Даша уехала в Кострому к сестре отца на все лето, а когда вернулась двадцать восьмого августа, то узнала, что Алиска и Сергей теперь вместе. И услышала она об этом не от кого-нибудь, а от самой подруги. На губах Алисы играла гордая улыбка:
        - Можешь поздравить, мы с Белым встречаемся. Ты же знаешь, я влюбчивая, но на этот раз все не так. Он то, что мне нужно.
        И хотя Даша уже не первый раз слышала от Алиски похожую фразу, она сказала:
        - Поздравляю! - и даже нашла в себе силы улыбнуться в ответ.
        С первого сентября, когда они собрались в десятом «Б» классе, все пошло по-другому. Как будто появилась новая точка отсчета. Жизнь Даши стала иной. Не лучше, не хуже - просто иной. И сама она изменилась, пережив первое разочарование в любви. Даже Алиска это заметила:
        - Что-то с тобой не так. Влюбилась, что ли?
        - Влюбилась. Только не спрашивай в кого, у нас с ним все равно ничего не может быть, - ответила Даша.
        Алиска не стала настаивать, видно, решила, что Дашкино увлечение осталось в Костроме. А может, она горела желанием поскорее рассказать Даше о том, как у нее развивается роман с Сережкой, но Даша ее на первом же слове оборвала:
        - Прости, Алис, мне совсем не хочется говорить на любовные темы.
        - Ну как знаешь, - пожала плечами Алиска, недовольно нахмурившись.
        И хотя они по-прежнему назывались подругами и по-прежнему сидели за одной партой, после того разговора словно трещинка пролегла между ними, малозаметная, но все же… Алиска больше не делилась с ней секретами, как там ее роман продвигается, и Даша была этому только рада. Да и видеться они с Алиской стали реже, все больше в школе. А для Сергея она по-прежнему была просто одноклассница, девчонка, каких вокруг много, и только сегодня он, кажется, заметил ее - Дашу Свиридову. Как принято говорить в таких случаях: не было бы счастья, да несчастье помогло. Только это ничего не меняет…
        4
        А в это время Белый стоял перед Алискиной дверью. В одной руке он неловко держал распустившуюся розу на толстом длинном стебле, шипы с которого он предусмотрительно попросил продавщицу срезать, другой нажимал на кнопку звонка. Заслышав легкие Алискины шаги, Белый внезапно прикрыл ладонью глазок. Вдруг захотелось сделать ей сюрприз, а заодно проверить ее бдительность. «В наше время следует соблюдать осторожность. Это во мне будущий милиционер заговорил», - успел подумать Белый, прежде чем услышал:
        - Что за дурацкие шутки! Кто там? - Голос за дверью звучал, как и положено, настороженно и раздраженно.
        - Это я, твой самый большой друг, - улыбаясь, ответил Белый словами из мультика.
        Алиса сразу узнала его и насмешливо отозвалась:
        - Ах, друг! Да еще и самый большой! Ну тогда заходи!
        Щелкнул замок, дверь открылась, и она предстала перед ним во всей красе. Ну, прямо кукла Барби, доведенная до совершенства: макияж, прическа, наряд.
        - Ты куда-то собираешься? - на всякий случай уточнил Белый.
        - Только если ты меня куда-нибудь пригласишь, - с лукавой усмешкой сказала Алиска.
        Белый промолчал: с деньгами был напряг, и Алиса, сообразив, что ответа на этот вопрос не будет, опустив густые накрашенные ресницы, уточнила:
        - Роза мне?
        - А-а-а, да… - Сергей протянул ей цветок.
        Она приняла его как должное, без особого восторга, даже на спасибо не расщедрилась, а затем прислонила бутон к носу и разочарованно произнесла:
        - У-у, совсем не пахнет.
        - Это потому, что у тебя нос заложен, - пошутил Белый.
        - Ничего не заложен! - надула губки Алиса. - Вот возьму и скажу завтра врачихе, чтобы выписала в школу. Надоело дома торчать. Температуры нет, кашля нет. По телику смотреть нечего. А почему ты вчера не пришел? Я ждала.
        У Алиски была такая манера - перескакивать с одного на другое, у нее мысли так работали - хаотично.
        - Извини, не получилось. - Сергей повесил куртку, стал стягивать бутсы. - С машиной провозился, профилактикой занимался.
        - Мог бы позвонить, - сказала Алиска, вертя розу в руке.
        - Да я в начале двенадцатого дома появился, поздновато для звонка, - принялся оправдываться Белый, надевая тапочки. - А сотка на зарядке была.
        - Ясненько. А я, между прочим, тебе звонила. Где-то в районе десяти, после того как с Дашкой поболтала.
        - Да? - Белый изобразил удивление. - Странно, мать, наверное, забыла передать.
        - Просто я ей не нравлюсь, - недовольно проворчала Алиска, раскусив его хитрость. - Уж не знаю, чем я ей не угодила.
        - Ну вот опять, - поморщился Белый, поднимаясь с пуфика.
        - Не опять, а снова. Ладно, не будем о грустном. Кофе хочешь?
        - Пока нет.
        - Тогда пошли в комнату, нужно же твой цветочек пристроить. - Алиска взяла его за руку и потащила за собой.
        Квартира у Алиски была пятикомнатная, огромных размеров. Отец Алиски «сидел на трубе», так говорят о тех, кто имеет хоть какое-то мало-мальское отношение к нефти, и поэтому они смогли без ущерба для семейного бюджета выкупить соседнюю квартиру и при помощи небольшой перепланировки сделать из двух смежных квартир одну, но большую. В Алискиной комнате метров этак в двадцать пять главное место занимали домашний кинотеатр и музыкальный центр. Еще у нее был огромный шкаф во всю стену, где хранились ее модные тряпки, компьютерный стол с суперкомпьютером, разумеется, широкое кресло, диван-кровать и кадка с экзотическим вечно цветущим растением.
        Белый по-свойски расположился в кресле. Пока Алиска занималась с цветком, у него в голове бродили разные мысли. Сначала он подумал о том, что девичья душа - потемки. У Алиски с этим вообще беда. Сегодня одно, завтра другое. Сегодня хочу, завтра - не хочу. И как к этому привыкнуть? Не понятно. К этому в принципе привыкнуть невозможно. Потом он незаметно переключился на проблему с матерью. В общем-то, Алиска была права, оба это знали: Зинаида Юрьевна отнеслась к Алиске настороженно, а однажды в сердцах сказала: «Да я такой самовлюбленной девчонки ни разу в жизни не встречала! Никогда не упустит возможности подчеркнуть, что у нее все самое лучшее». - «Это ты обо мне?» - отделался шуткой Белый. Но в принципе мать понять можно - на единственного сына, можно сказать святыню, посягнули. Алиска ведь была первой девушкой, которую он привел в дом на правах близкой подружки.
        Наконец Алиска поставила вазу на стол, а сама забралась на диван, поджав под себя босые розовые пятки.
        - Ну, теперь рассказывай, какие в школе новости.
        - Есть кое-что неприятное, - сказал Сергей с ленцой в голосе.
        - А что такое? - В глазах Алиски появился охотничий блеск.
        - Да у Клавы крыша совсем покосилась. На Волкова с Малышевой наехала на алгебре. И главное, было бы из-за чего сыр-бор разводить… - Скупо роняя слова, без лишних эмоций, Белый рассказал все, что произошло в школе несколько часов назад.
        Закончив, он взглянул на Алиску и удивился скептическому выражению, застывшему на ее миловидном лице.
        - Зря вы в это дело влезли, Белый. - Она звала его именно так, как и все. Только мать и Дашка всегда звали его по имени. - Они же не наши - эти Волков с Малышевой. Пусть бы «бэшки» за них копья и ломали. Это у них одна парочка из трех осталась.
        - Но мы же теперь тоже вроде как «бэшки».
        Алиска уловила иронию в его тоне.
        - Брось, ты отлично понимаешь, о чем я говорю. Мы же среди них случайные люди. Два года проучимся, и поминай как звали. А Клава стерва еще та, с ней лучше не связываться. - Алиска помолчала, но, видимо, школьные новости не давали ей покоя. - Да, дела! Значит, говоришь, Дашка встала и прямо так вот заявила: «Любовь - это мост между жизнью и смертью?»
        - Примерно так, - отозвался Белый.
        - Вот дуреха! Тоже мне, Дон Кихот в юбке!
        - Она вообще-то сегодня в джинсах и в розовой кофточке была, - вспомнил Серега. Перед глазами на миг предстало строгое, чуть вытянутое лицо Дашки, и вопрос как-то сам сорвался с губ: - Слушай, Алис, а что с Дашкиной матерью случилось?
        Было заметно, что Алиска растерялась:
        - Кажется, при родах умерла. Когда Дашку рожала.
        - Ни фига себе! - Белый опешил и уловил что-то недосказанное, неправильное в этой фразе и понял, что его царапнуло. - А почему «кажется»?
        - Потому что Дашка не любит на эту тему говорить.
        - Даже с тобой? - уточнил он. - Вы же подруги.
        - Ну и что? - возразила Алиска, раздраженно передернув плечами. - Ты считаешь, если подруги, то все можно?
        - Да нет, я так не считаю, - задумчиво отозвался Белый.
        - Вот и я так не считаю. К тому же мы с Дашкой не такие уж близкие подруги. Я, если помнишь, с Зиминой Танькой больше дружила, пока она с родителями в Америку не укатила. Кстати, она скоро возвращается.
        - «И дым Отечества нам сладок и приятен», - процитировал Белый насмешливо.
        - Как же, держи карман шире! У папика контракт заканчивается, а продлить никак не удается. Вот и вся любовь к отечеству. Слушай, может, фильм какой-нибудь посмотрим? - предложила Алиска, как обычно легко сменив тему.
        - Давай.
        У Алиски была огромная фильмотека. Они остановились на «Трое».
        - Иди ко мне, здесь лучше видно, - похлопала Алиска ладошкой по дивану.
        Видно было хорошо отовсюду, поскольку экран был в полстены, но Белый с превеликим удовольствием перебрался к ней. Что ни говори, а тянуло его к Алиске.
        Старый фильм они смотрели урывками, все больше грызли соленые орешки, болтали о том о сем и целовались солеными губами. А когда стало темнеть и Белый собрался уходить домой, Алиска, выйдя его проводить, сказала, помявшись:
        - Знаешь, я, пожалуй, еще «поболею» до конца недели, раз уж мне такая возможность представилась. А ты будешь меня навещать каждый день и все-все-все мне рассказывать.
        - В пятницу я не смогу, Алис. Наши с армейцами играют в Лужниках, - сказал Белый и внутренне напрягся.
        Они постоянно об этом спорили. Алиска считала, что все его свободное время должно принадлежать ей. У него на этот счет было свое собственное мнение. Особенно когда речь заходила о футболе. На этот раз Белого ждал приятный сюрприз. Алиска не стала возражать.
        - Так уж и быть, один вечер погрущу без тебя. Но только один. - С обольстительной улыбкой она потянулась к нему.
        Когда она так улыбалась, Белый готов был простить ей все ее капризы и на многое закрыть глаза.
        На улице Белый втянул в легкие сырой прохладный воздух и полез за сигаретами. Мелькнула мысль, что Алиска решила не ходить в школу, чтобы не нарываться на неприятности. Что ж, ее право. Хотя ей-то ничего не угрожает. Она при этом не присутствовала. Да, не ожидал он от отчаянной вроде бы девчонки такой практичной осторожности. Но он и от Дашки ничего похожего не ожидал. И вроде бы подружки сказали ему примерно одно и то же: «Не нужно было тебе в это дело лезть». Но, как выяснилось, ими двигали совершенно разные мотивы.
        Мысли сразу же повернули в другую сторону, подумалось: «Надо же, Дашка-то мать совсем не знала». Ему в жизни больше повезло. Они с отцом успели и на рыбалку поездить, и на стадион походить, и о многом поговорить. Тут же вспомнились его слова: «Знаешь, сын, я думаю, что любой человек в жизни проходит через определенные этапы. И что бы ты ни делал, у тебя все равно будет первая любовь, потом вторая, так или иначе, но тебя когда-нибудь предадут, все равно наступит момент, и ты совершишь то, чего не должен был совершать. А потом из этих ошибок сформируется личность, и какой она станет, зависит от тебя самого».
        А Алиска провожала Белого взглядом с высоты восьмого этажа и думала, что она правильно поступила, решив выждать и не ходить в школу. Она привыкла доверять своей интуиции, а та настойчиво уверяла, что одним устным внушением этот инцидент не ограничится. Было что-то тревожное в том, что полкласса ушло, а полкласса осталось. В общем, Алиска чувствовала, что неприятности в десятом «Б» только начинаются и будут расти, как снежный ком. Спрашивается: зачем ей эти проблемы, если выпал белый снег?
        5
        Наверное, в этот вечер у многих ребят из десятого «Б» екало сердечко при мысли, а что будет завтра. Как ни крути, а в классе возник конфликт между учениками и учителем. Эта мысль беспокоила и Дашу. Она давно уже приготовила уроки, сделав их с особой тщательностью, чтобы придраться было не к чему. Потом Даша недолго готовила на кухне под зажигающие шлягеры российской попсы, доносившиеся из большой комнаты, еще раз набрала номер Алиски, у той опять было занято, и только после этого пошла к отцу, чувствуя, что без разговора не обойтись.
        - Пап, а пап! - заглянула она в комнату.
        Отец вроде бы смотрел телевизор, рядом на тахте лежал пульт. Телевизор орал, глаза у отца были закрыты. Даша подошла, взяла пульт, хотела выключить телик и тихонько выйти, но отец услышал, как она вошла.
        - Даш, ты чего? - спросил он спросонок.
        - Да ничего, - проворчала Даша, забывая о той нежности, с которой она только что глядела на спящего отца. - Вечно включишь телевизор на всю катушку и спишь под него. И главное, телик орет - ты спишь, а я тихонько подошла - так ты сразу глаза открыл!
        - А-а, понятно, - зевнул отец, поднимаясь.
        Он потянулся - крепкий, высокий, недавно сорок пять лет исполнилось; ни единого седого волоска в темно-каштановой шевелюре, о таких говорят: мужчина в полном расцвете сил.
        - Дочь, а который час? - поинтересовался он.
        - Десять часов.
        - О! Самое время кофейку выпить перед сном. Хочешь, я и тебе сварю? - Он подмигнул дочке, чтобы она не сердилась на него, точнее, на его привычку спать под звук телевизора.
        - Не подмазывайся, - сказала Даша, смеясь. - Я и сама тебе сварю, а вообще-то мне с тобой поговорить нужно.
        - Раз нужно - поговорим, - охотно согласился отец, улыбаясь.
        С отцом они жили дружно. Он растил ее с пеленок. Из роддома один забирал. Даша, конечно, этого не может помнить, но ей рассказывали и отец, и соседи по дому, как он с ней нянькался, из бутылочки кормил, по ночам не спал, когда у нее зубки резались или температура поднималась. Он ее и в первый класс один повел, с огромным букетом цветов, с новым ранцем, в красивом платье. С девчонками и мальчишками все больше были мамы, бабушки, а с ней рядом стоял папа. Он всегда был рядом с ней.
        Маму Даша не знала, совсем. Она умерла при ее родах. Они с отцом часто ездили на Николоархангельское кладбище, где была ее могила, однако, приходя туда, Даша не чувствовала той удушающей боли, что живет в сердцах людей, которые потеряли близкого человека. Она вглядывалась в черты лица миловидной женщины, которая смотрела на нее со снимка на гранитной плите, находила между ней и собой определенное сходство, но слезы на глаза у нее не наворачивались, и особой скорби она не испытывала. А ведь черствой и бездушной себя никогда не считала. Наверное, если бы Даша задумалась об этом более глубоко и заглянула бы внутрь себя, она бы нашла этому душевному дискомфорту логическое объяснение и, возможно, не одно, но она старалась как можно реже думать об этом.
        - Ну, так о чем ты хотела со мной поговорить? - напомнил отец, когда Даша разлила по чашкам кофе, порезала кекс с изюмом.
        - Да, понимаешь, тебя на днях могут в школу вызвать.
        - В связи с чем? - Густая темная бровь удивленно приподнялась вверх.
        Даша рассказала о том, что случилось на алгебре.
        - И главное, пап, я сама от себя такого не ожидала! Вдруг не смогла промолчать. Вскочила, начала что-то доказывать, объяснять, отлично понимая, что Клавдия Петровна никогда не признает свою неправоту. Для нее существует только два мнения - свое и неправильное! - горячилась Даша. - И что удивительно, из-за такой малости целый скандал раздула!
        - А большие скандалы, они как раз из-за ерунды и начинаются, - весомо и мудро сказал отец и добавил: - Только знаешь что, дочка, я в школу прийти вряд ли смогу. Послезавтра утром в Литву уезжаю за спальнями да за всякой плетеной ерундой. Она опять в моду вошла.
        Вот уже полтора года, с тех пор как Даше стукнуло четырнадцать, отец работал водителем в Доме мебели на Кутузовском проспекте. Гонял фуры туда-сюда, привозил мебель, которая пользовалась спросом у москвичей. Зарплата у него была неплохая, только вот Даше часто приходилось оставаться одной. Но она к этому уже привыкла, как привыкла к тому, что у них не совсем обычная семья.
        - А надолго? - только и спросила Даша, подавив вздох.
        - Дней на десять. Буду часто звонить, - предупредил ее наставления отец. - А насчет школьных дел не волнуйся, - похлопал он ее по руке. - Начнут приставать, скажи, что я целиком и полностью на твоей стороне. Все ты правильно сделала - по совести. И остальные, кто ушли, - тоже. В общем, «если я гореть не буду, если ты гореть не будешь…», ну дальше ты и сама знаешь.
        Да, Даша знала стихи турецкого поэта Назыма Хикмета, и звучали эти четыре строчки так:
        Если я гореть не буду,
        Если ты гореть не будешь,
        Кто тогда согреет мир
        И кто тогда рассеет тьму?
        6
        Еще подходя к кабинету математики, Даша услышала звонкий голос Сапуновой Катьки.
        - Нет, ну правда, ребят, вы-то что против ветра плюете? - вопрошала Катька. - Думаете, нам Клавкины закидоны нравятся? Не нравятся, но приходится терпеть!
        - Знаете такую пословицу: «Бог терпел и нам велел»? - подхватил разговор Вадик Ольховский.
        - А еще есть пословица: «Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет!» - Это был голос Туси.
        - Какая ты жестокая!
        - Зато справедливая!
        Даша вошла, поздоровалась, ей ответили, но отвлекаться от спора не стали. Шел разбор полета. Взгляд Даши, повинуясь собственному желанию, отыскал Сергея. Он стоял у стены возле доски, его руки были скрещены на груди, а на лице играла небрежная полуулыбка. Он мельком взглянул на Дашку, кивнул, здороваясь. Сердце, как всегда, пропустило удар, а потом забилось ровно, в обычном ритме. Даша, давно привыкшая к таким перебоям, кивнула Сережке в ответ и пошла на свое место. И тут к ней неожиданно подсела Варя Дробышева.
        - Поправилась? - шепнула ей Дашка.
        - Кажется.
        Варвара была болезненной девочкой.
        - А в тему врубилась?
        - Ага. Волкова с Малышевой уже обсудили. Некоторые считают, что им правильно досталось. Нечего, мол, в любовь на уроке играть. А что они в любви понимают, те, кто так говорят?
        Даша одобрительно взглянула на соседку. И вдруг в глаза бросилось, какая у нее стильная стрижка. Легкие крупные завитки темно-каштанового цвета лежали как будто в беспорядке и в то же время буквально просились на обложку модного журнала.
        - Ты чего? - повернула к ней голову Варька.
        - Да так. Ничего.
        Даша обвела глазами класс. Варя догадалась, что она разыскивает без вины виноватую парочку.
        - Их пока нет, - шепнула Варя. - Мне кажется, что они сегодня вообще в школу не придут. Прогуляют.
        - Очень может быть, - ответила Даша и тут услышала свое имя.
        - Дашка, конечно, молодец, здорово Клаве про любовь все объяснила, - сказала Юля Туполева. - Только что теперь прикажете делать?
        - Ну, ты с больной-то головы на здоровую не вали! - не повышая голоса, перебил старосту Белый.
        Он даже не взглянул на Дашку, но именно в этот момент, впервые за последние несколько месяцев, она ощутила всю полноту счастья, какое только возможно в этой жизни. Как-то по-особенному это прозвучало…
        - Да я не об этом! - горячо возразила Юлька Сережке, и Дашина мысль, так и не понятая, ускользнула от нее. А вслед за ней исчезло и ощущение безграничного счастья. - Вас же всех в «морозильник» начнут вызывать по очереди. А нам что же, молчать прикажете?
        - Вчера же молчали в тряпочку, - сказала Маринка с недоброй ухмылкой.
        - Голубева, ты хоть понты не колоти! - нервно откликнулся Шишкин Петька. - Да, согласен, Клава еще та стерва!
        - Ха, ха! Слова не мальчика, но мужа! Здесь-то ты смелый! - Комар задиристо расправил худые плечи, встав рядом с Маринкой. - Чего ж вчера сдрейфил: кишка тонкая подвела?
        - Не подвела, - мотнул головой Петька. - Это тебе потом ать-два левой, ать-два правой, а мне в институт поступать! Многие об этом в первую очередь подумали. Не я один.
        - Ага! Чтобы мало получать, нужно много учиться, - съязвила Васек.
        Но тут Светка Калинина, словно устав от беспредметного спора, махнула рукой и сказала:
        - Да ладно, чего там. Учиться не учиться, а каждый здесь понимает, что Клаву перевоспитать невозможно…
        - О! Замечательно, что каждый это понимает! - раздался откровенно издевательский голос.
        Все смолкли и посмотрели в сторону двери. В проеме стоял Борька Шустов, в руках у него был журнал, судя по всему, их, родной. А в глазах Борьки горел неукротимый огонь возмездия.
        - Сейчас я вам еще один наглядный примерчик приведу! - Он потряс журналом так, словно собирался вытрясти из него душу вместе с отметками. После чего в два шага преодолел расстояние от двери до учительского стола и, открыв нужную страницу, бросил журнал на стол. - Вот чем вас Клава за вашу лояльность отблагодарила! Любуйтесь! У тебя, староста, трояк!
        - Не может быть! - охнула Юлька.
        Для нее, отличницы, тройка была равносильно смертному приговору.
        Все сгрудились возле стола - всем хотелось увидеть свою отметку. Почти сразу же раздались возгласы:
        - Вот блин!
        - Ребсы! Это ж чистый Гулаг!
        - Не скажи: за что боролись, на то и напоролись!
        - Точно, нужно было всем сваливать вчера!
        Результат был ошеломляющим - из пятнадцати человек, что писали эту работу, всего лишь шестеро получили тройки, остальные - пары! «Протестанты» тоже, за исключением двух болеющих. Отметки, правда, были проставлены карандашом, и каждый отдавал себе отчет, что вряд ли такой результат когда-либо будет обведен ручкой, но важен был сам факт! О том, что вся заваруха началась из-за Волкова с Малышевой, все благополучно забыли. Дело из личного переросло в общественное. Десятому «Б» бросили вызов. Не принять его они не могли.
        - Ну что будем делать? Какие у кого мысли? - разозленная Юлька взяла на себя руководство, впрочем, никто иного и не ожидал от старосты.
        - Сухари сушить! - сострил кто-то из парней. - И… «по тундре, по широкой дороге»…
        Чей-то нервный смех прервал песню. И тут, неожиданно для всех, рот открыл Неделя.
        - А может, это… - посопел он, - к мозгоправу сходить? - Это он так психолога школьного называл, Дмитрия Дмитриевича Романова. - Он это… конкретный мужик. Может, он нам чо дельное присоветует.
        Некоторые задумались, одна только Туся Крылова сразу же скептически поджала губы и заявила:
        - Не знаю, как вы, а я голову на отсечение даю, что Романов нам тут не помощник.
        - Это точно. У него нет никакого влияния на Клаву, - закончила за нее Лиза.
        - Да, пожалуй, - неохотно согласились все.
        - Между прочим, до звонка меньше пяти минут осталось, - напомнил Борька Шустов, взглянув на свои легендарные часы.
        Сначала наступила тишина, а потом предложения посыпались как из дырявого мешка. Слово «бойкот» звучало все чаще и чаще…
        Тут следует сделать небольшое отступление и рассказать о произошедших в этом учебном году глобальных изменениях в школе. И почему, к примеру, Неделя предложил обратиться за советом к психологу Романову, а не к классному руководителю десятого «Б» - Кахоберу Ивановичу, что было бы намного логичнее.
        В начале сентября Кахобер Иванович на целых два месяца отправился в Казанский университет на курсы повышения квалификации. И дело было вовсе не в том, что он нуждался в этих лекциях - Кахобер Иванович был педагогом и историком от бога, - просто наступила его пора обмениваться опытом. В общем, он поехал на людей посмотреть и себя показать, а десятый «Б» на время остался без присмотра.
        Заменять Кахобера Ивановича на уроках истории взялся Федор Степанович, директор. Мужик он был нормальный, ребята с ним ладили. Шел он исключительно по программе, никуда не сворачивал, живописность урока от этого, конечно, проигрывала, зато все знали, чего от него ждать. Он вопрос по учебнику - ему ответ по способностям. Но буквально в конце той недели директор угодил в больницу с гипертоническим кризисом. Распространенное заболевание. На третьем месте после инфарктов и рака, как пояснила Юлька, папа которой, как вы помните, был очень хорошим врачом. Но беда, как известно, не приходит одна. Во главе школы временно встала новый завуч - Дондурей Раиса Андреевна. Прозвища у нее не было: Дондурей - она и в Африке Дондурей.
        Алиска Залетаева как-то по этому поводу бойко пошутила: «Да она же страшна как смертный грех, такую только Дондурей замуж и возьмет».
        Новая завуч действительно хоть и была женщиной статной, представительной, но внешней привлекательностью не отличалась. Она преподавала химию в старших классах, у нее был леденящий душу взгляд, и мало у кого из ребят возникало желание перечить ей. Из-за этого взгляда учительскую, где чаще всего происходили разборки, теперь стали называть морозильником. Что же касается Кошкиной, то бывшая завуч стала директором в новой школе и утащила за собой сразу нескольких преподавателей, среди них оказался Мих-Мих, математик, которого Клава поминала недобрым словом за либерализм с учениками. На его место взяли молоденькую выпускницу пединститута - Ирину Борисовну Колганову. Вот так примерно обстояли дела в школе на сегодняшний день.
        7
        Раиса Андреевна Дондурей краем уха услышала звонок на урок, но не придала ему значения. Она сосредоточилась на материалах, полученных на вчерашнем совещании в ОМЦ - окружном методическом центре. В них затрагивались разносторонние проблемы, широко освещался вопрос Единого экзамена. Особое внимание в розданном документе уделялось развитию инициативы у учеников. Грядущие изменения ни в дисциплине, ни в процессе обучения Раиса Андреевна не приветствовала, особенно когда дело касалось самоуправления. Не зря же есть поговорка на этот счет: молодо-зелено. Но поскольку Раиса Андреевна была
        амбициозна и стремилась оказаться в директор-
        ском кресле (которое она, кстати говоря, в данную минуту занимала по необходимости), то считала нужным промолчать или, на худой конец, отделаться общими фразами, когда в ее присутствии коллегами поднимались эти волнующие темы. И сколько бы ни рассуждал о грядущей реформе в образовании бывший министр господин Швыдкой в своей «Культурной революции» и сколько бы ни печатала гневных и научно обоснованных статей пресса, все равно будет так, как решат там, наверху. Там же, только несколькими уровнями ниже, мог бы решиться и ее вопрос, тем более что Федор Степанович в последние два года часто болеет. А школа, где учится более семисот человек, не может долгое время оставаться без сильной направляющей руки: в любую минуту жди неприятностей.
        И только об этом подумала Раиса Андреевна, как дверь директорского кабинета с силой распахнулась и в него ворвалась, именно ворвалась, Клавдия Петровна с журналом в руках. Весь ее вид выражал бурное негодование, а из глаз чуть ли не искры от злости сыпались.
        - Раиса Андреевна, десятый «Б» сорвал мне урок! - выкрикнула она и упала в кресло напротив директорского стола.
        Это настолько перекликалось с недавними мыслями Раисы Андреевны, что она невольно растерялась и после паузы уточнила:
        - Что, простите?
        - Я говорю, десятый «Б» в полном составе не пришел на мой урок!
        - Ой! - пискнула юная секретарша Ниночка.
        Судя по всему, бывшей ученице этой школы удалось в суматохе незаметно проникнуть в кабинет вслед за математичкой.
        Раиса Андреевна тут же обратилась к ней с убивающей вежливостью.
        - Нина Владимировна, мне кажется, у вас есть чем заняться на своем рабочем месте.
        Хочешь не хочешь, а пришлось Нине Владимировне, недовольно тряхнув кудряшками, отправиться восвояси. Дождавшись, когда неопытная секретарша директора выйдет за дверь, Раиса Андреевна обратилась к Клавдии Петровне:
        - Как это произошло?
        - Понимаете, вчера на алгебре… - Клавдия Петровна повторила уже известную нам историю, естественно представив ее в таком свете, в каком она виделась ей. - Волков с Малышевой под партой черти чем занимались. Примерная Даша Свиридова заговорила о любви, о том, что это естественное состояние человека, потом чуть ли не в ультимативной форме потребовала, чтобы я извинилась перед парочкой, а возмутитель спокойствия Белов вслед за выгнанными с урока увел за собой полкласса.
        - Так я и знала, что без него здесь не обошлось! - не удержалась завуч от комментария; это был единственный случай, когда она позволила себе перебить коллегу. - Голубушка, Клавдия Петровна, как же так, почему вы вчера не пришли ко мне с этим? - спросила Раиса Андреевна после того, как суть конфликта стала более-менее ясна.
        Математичка прерывисто вздохнула, осушая слезы:
        - Когда? Вы же вчера на совещание после двенадцати уехали. Звонить вам домой я посчитала неудобным. А утром я уже немного поостыла и решила, что сама с ними разберусь. Шла в класс с мыслью приструнить их отметками. Самостоятельную они отвратительно написали. Хотела сказать им: «Вот о чем нужно думать, вот на что силы свои бросать в первую очередь».
        - Вы совершенно правы, Клавдия Петровна.
        Поддержав коллегу, Раиса Андреевна благоразумно промолчала о том, что она не имела права устраивать подобную проверку по новой теме. То есть Клавдия Петровна, конечно, могла провести в классе самостоятельную работу, но выставлять ее ужасные результаты в журнал, пусть и карандашом, - это было недопустимое превышение полномочий. Впрочем, Раиса Андреевна, которая питала к Клавдии Петровне дружеские чувства, не могла не согласиться с ней в главном - старшеклассники все еще там, в солнечном лете. И на ее уроках химии по классу ходят записочки, внимание рассеянное, успеваемость и дисциплина хромают, с этим необходимо бороться. И видимо, настало время принимать необходимые жесткие меры. Да что там меры! Нужно бить во все колокола: в школе произошло самое настоящее ЧП - весь класс не пришел на урок математики! Утащили журнал из учительской, оставили его на столе раскрытым - на странице алгебры. Вот, мол, смотрите, идем на «вы»! И плевать этому молодому поколению «Экстази», что на Клавдии Петровне лица нет. С этим, к слову сказать, тоже нужно было что-то делать.
        Раиса Андреевна встала и принялась мерить шагами комнату, потом, приняв вынужденное решение, остановилась возле сморкавшейся Клавдии Петровны. Глаза ее покраснели от слез.
        - Клавдия Петровна, успокойтесь, не нужно так нервничать. Обещаю вам, я этого так не оставлю. Я, конечно, не думаю, что в этом поступке заложен какой-то скрытый глубокий смысл, скорее всего, ребята поддались внезапному порыву. Возможно, и даже скорее всего, класс на эти необдуманные действия спровоцировал кто-то один. (Тут Дондурей сразу подумала о Белове.) Но как бы там ни было, я обязательно с этим разберусь и накажу виновных. А вы сейчас ступайте домой, отдохните…
        - Какое там отдохните! - в отчаянии махнула рукой учительница. - У меня еще уроки в одиннадцатых классах…
        - Ничего страшного! Педагоги тоже люди и имеют право на плохое самочувствие, - с участием перебила Раиса Андреевна. - В общем, не думайте об этом, я все устрою.
        И устроила. Спустя несколько минут к воротам школы подъехало такси. Клавдия Петровна, выпив сорок капель корвалола, отправилась домой. А Раиса Андреевна, приказав Нине Владимировне держать язык за зубами, одернула костюм и поспешила в учительскую.
        Оказавшись на лестничной площадке второго этажа, Раиса Андреевна, повинуясь неясному порыву, свернула к кабинету математики. Решительным шагом она приблизилась к классу, открыла дверь. Внутри, как и предполагалось, было пусто. Никого. Ни единой души. Что ни говори, а чувствовало ее сердце, что именно от этого десятого «Б» жди неприятностей.
        Еще в начале августа, когда был решен вопрос о ее переводе, у нее состоялся разговор с директором. Федор Степанович знакомил нового завуча с трудными учениками, на которых следует обратить особое внимание.
        - А вот это десятый «Б», - сказал он.
        «Класс сложный, - подумала Раиса Андреевна. - Три человека под неусыпным контролем: Шустов, Неделькин, Белов. Особенно Белов. Сколько за ним прегрешений числится! И драки, и мелкие хулиганства, и даже привод в милицию».
        Судя по документу - фанаты «Спартака» выясняли отношения с болельщиками другой команды. Она тогда поинтересовалась:
        - А почему вы Белова не отчислили? У него успеваемость не ахти какая, а о поведении и говорить не приходится.
        - Знаете, Раиса Андреевна, интуиция мне подсказывает, что из парня выйдет толк, - признался Федор Степанович, внимательно посмотрев на завуча, на что та ему иронично ответила:
        - Не знаю, не знаю, Федор Степанович, моя интуиция не настолько доверчива.
        Ну и кто оказался прав? Именно после Белова из класса ушло семь человек. Дурной пример заразителен. И тут в голове у Раисы Андреевны появилась интересная мысль: «А ведь этот инцидент может оказаться мне на руку. Чем не повод, чтобы проявить сильные стороны своего характера - смекалку, выдержку, волю. Глядишь, это заметят в ОМЦ. Новостроек в столице много, и школ в том числе. Не здесь, так где-то еще можно занять директорское место». Мозг ее заработал, как двигатель хорошей машины. Мгновенно выстроился план действий: коротко обсудить ситуацию с коллегами, найти замену Клавдии Петровне на сегодня и только после этого разбираться с десятым «Б».
        8
        Стоило Дондурей перешагнуть порог учительской, как Игорь Вячеславович, физрук, которого девочки в школе прозвали Лапушкой за его внешность и улыбчивость, широко улыбнувшись, произнес:
        - Здрасте, Раиса Андреевна. Кофейку не желаете, чтобы взбодриться?
        Мускулистая рука сжимала дымящуюся кружку. Обстановка в полупустой учительской напоминала домашнюю. На журнальном столике вафельный торт, возле него Нина Викторовна, преподаватель словесности, новенькая молоденькая математичка Ирина Борисовна и психолог Дмитрий Дмитриевич Романов. Последний вечно слонялся без дела и, по мнению Раисы Андреевны, напрасно получал свою зарплату.
        - Нет, благодарю, меня уже только что взбодрили! - ответила Раиса Андреевна, кивнув головой вместо обычного приветствия.
        Ее сухой тон и, видимо, весь вид, несколько взволнованный и в то же время собранный, жесткий, подействовал на собравшихся как ушат холодной воды.
        - Что-то случилось? - осторожно поинтересовалась Нина Викторовна, отставляя чашку.
        - Да уж случилось! Десятый «Б» только что сорвал урок математики.
        - Как? - изумилась молоденькая Ирина Борисовна. - Почему?
        - Надо полагать, объявили бойкот Клавдии Петровне. Она пришла в класс, а там пусто!
        Нервно расхаживая из угла в угол, Раиса Андреевна кратко поведала предысторию, приведшую к этим событиям.
        - А зачем она в бутылку полезла? - в лоб спросил Лапушка.
        - Что за выражения, Игорь Вячеславович! - одернула его Раиса Андреевна. - Клавдия Петровна проявила принципиальность!
        Но Игорь Вячеславович, не отдавая отчета в серьезности положения, со смехом перебил ее:
        - Принципиальность? В чем? Подумаешь, за руки держались. Нужно было тактично сделать им замечание. Мол, не шалите, ребятки. А еще лучше взять и вызвать одного из них к доске. Тут уж им поневоле пришлось бы ручки расцепить. Я прав, Ирочка Борисовна?
        Ирина Борисовна чудесно порозовела, услышав это «Ирочка Борисовна», но сказала довольно уверенно:
        - Да, я считаю, что вы правы. Ну не в том, что ручки расцепить, хотя и это тоже, а в том, что конфликт можно было уладить иначе. Без скандала и чтобы не задевать самолюбие ребят. Они в этом возрасте такие ранимые!
        Раиса Андреевна скептически хмыкнула:
        - Об их самолюбии вы, значит, подумали, а о том, что своим поведением они оскорбили педагога, и отличного педагога… - Тут она чуть не ляпнула: «Не вам чета!» - но вовремя сдержалась и закончила, как того требовали обстоятельства: - Вам, выходит, никакого дела нет!
        - Ну почему же? Есть, - сникла Ирина Борисовна под обжигающим взглядом Раисы Андреевны.
        - Отрадно это слышать, - улыбнулась та и, воспользовавшись благоприятным моментом, обратилась к молодой учительнице с предложением: - Может быть, вы тогда проведете сегодня уроки в одиннадцатых классах вместо заболевшей Клавдии Петровны?
        - Конечно, - еще больше смутилась молоденькая Ирина Борисовна.
        «Одной проблемой меньше», - подумала Раиса Андреевна и услышала взволнованный голос Нины Викторовны:
        - А что с Клавдией Петровной?
        - Ну сами понимаете: разволновалась, давление подскочило. Я отправила ее домой отлежаться, но я не уверена, что все обойдется. Она была очень расстроена. На грани истерики.
        - Да, - вздохнула Нина Викторовна и покачала головой, - давненько у нас не было подобного крупномасштабного чепэ, с прошлой весны, кажется, когда общество женоненавистников раскрыли. И Кахобер Иванович, как назло, на курсах, а Федор Степанович в больнице.
        - Ничего, - уверенно отозвалась Раиса Андреевна. Предполагая, что кто-нибудь непременно об этом упомянет, она заранее подготовилась к ответу: - Я убеждена, что общими усилиями нам удастся разрешить этот конфликт. Зачинщики, конечно, будут строго наказаны, чтобы другим неповадно было.
        - Педсовет придется собрать, - подсказала Нина Викторовна.
        - Несомненно. - Тут Раиса Андреевна вспомнила о психологе и обратилась к нему: - А вы что скажете, Дмитрий Дмитриевич? Что-то мне непонятна ваша молчаливая позиция наблюдателя.
        Романов пожал плечами:
        - Иногда отсутствие реакции - самая хорошая реакция. Ну а если говорить по существу, то… я бы не стал принимать поспешные решения с педсоветом, родительским собранием и прочее. Мне кажется, что вначале нужно выслушать мнение обеих сторон, проанализировать их и только после этого делать какие-то выводы. Особенно в отношении наказания.
        Саркастическая улыбка тронула уголки губ Раисы Андреевны.
        - Спасибо за ценный совет. Именно так я и намерена поступить. Только знаете что, дорогой Дмитрий Дмитриевич, к школьным проблемам нельзя подходить с привычными мерками, это особый мир, - перешла она на задушевный, слегка нравоучительный тон. - Здесь только дай слабину, сразу усядутся на шею.
        - Вы так думаете?
        - Поверьте моему многолетнему опыту, - с горькой убежденностью произнесла Раиса Андреевна.
        - И моему, - поддержала ее Нина Викторовна.
        Ирина Борисовна промолчала и с нарочитой поспешностью принялась готовиться к предстоящему уроку в десятом «А», а вот Лапушка не пожелал прислушаться к мнению маститых коллег.
        - А если ребята спросят меня, как я к этому отношусь, пока вы разбираться и анализировать будете? Что мне, в рот воды набрать? Или, может, как девица на выданье, глаза спрятать?
        - Если вы сами не можете найти достойного и нужного ответа, то посылайте всех интересующихся ко мне! - отрезала Раиса Андреевна. - Надеюсь, я сумею доходчиво объяснить им, что дисциплину в школе никому нарушать не дозволено. Ни ученикам, ни преподавателям.
        Она уже не скрывала, что вялая и в чем-то даже враждебная позиция присутствующих разочаровала ее. Особенно почему-то задело мнение молоденькой математички. Сама воробышек, только что со студенческой скамьи, а туда же - стреляных воробьев учить. Впрочем, если быть до конца откровенной с собой, в данную минуту Раису Андреевну гораздо больше занимал вопрос, кто именно в десятом «Б» подбил всех на бойкот, а не то, как отреагируют остальные ученики на это из ряда вон выходящее событие. В глубине души она была убеждена, что подбил всех на это безобразие Белов. Но одно дело догадываться и совсем другое - располагать неопровержимыми фактами. Тогда бы у нее были развязаны руки. Одним словом, Раисе Андреевне не хватало информации, и она решила навести справки, а заодно, как и предлагал дипломированный специалист-психолог, выслушать другую сторону.
        9
        Минут через пять, после того как раздался звонок на второй урок, в приоткрытую дверь директорского кабинета просунулась светлая головка Юли Туполевой.
        - Можно, Раиса Андреевна? - осторожно спросила она.
        - Ну конечно, я же тебя вызывала. - Раиса Андреевна приветливо улыбнулась.
        Вначале она хотела вызвать в кабинет Волкова и Малышеву, из-за которых, собственно, все и началось. Но тут выяснилось, что они сегодня не пришли в школу. Звонки им домой ничего не дали: к телефону никто не подходил. Раиса Андреевна совсем уже было собралась послать секретаршу за журналом, чтобы позвонить родителям провинившихся учеников на работу, но в последнюю минуту решила не спешить, все равно без Клавдии Петровны разговор с родителями не имел смысла. К тому же перед нынешними событиями вчерашние «любовные» недоразумения заметно поблекли. Подумав немного, Раиса Андреевна пригласила к себе Юлю Туполеву, старосту класса.
        Юля вошла, присела на стул, на самый краешек. Искоса взглянув на нее, Раиса Андреевна убедилась, что девочка чувствует себя неуверенно. Именно этого Дондурей и добивалась. И ничего сверхоригинального в ее задумке не было. Начни она разбираться со всем классом сразу, каждый бы ощущал рядом плечо товарища. Другое дело разговор с глазу на глаз. Он давал неоспоримые преимущества, ведь у каждого ученика есть свои слабые стороны, и грех было не воспользоваться ими в подобной ситуации.
        - Ну как же так можно, Юля! - начала Раиса Андреевна мягким, укоризненным тоном. - Я могла от кого угодно этого ожидать, но только не от тебя. Ты же одна из будущих медалисток. Во всяком случае, мне бы очень хотелось на это надеяться.
        Юля опустила голову, прикусила губу. Это был удар ниже пояса, однако пришлось к нему прибегнуть. Раиса Андреевна поднялась, обошла стол и, встав возле Юли, похлопала ее по руке.
        - Ну, хорошо, не расстраивайся, я могу тебя понять. Ты просто поддалась чужому внушению. С кем не бывает! - И только Раиса Андреевна собралась задать главный вопрос: «Кто?» - как Юля вскинула голову и произнесла:
        - Нет, Раиса Андреевна, меня никто ни в чем не убеждал.
        - Не надо никого выгораживать, - потребовала Раиса Андреевна.
        - Никого я не выгораживаю. Мы все так решили, когда отметки увидели, нет, в общем, я… наверное, решила это еще раньше, когда Клавдия Петровна ни за что выгнала Волкова с Малышевой. Просто у меня смелости не хватило правильно… по совести поступить. - Юлины щеки от волнения покрылись румянцем. - Понимаете, у нас с Клавдией Петровной с самого начала отношения не сложились. Ну бывает же так, не находят учитель и ученики общего языка.
        - Хм-м, - хмыкнула Раиса Андреевна, возвращаясь в кресло.
        Задушевного разговора не получалось. Для нее стала большой неожиданностью та твердость, с которой Юля принялась настаивать на своем. А староста, на помощь которой она рассчитывала в первую очередь, говорила прямо - таки удивительные вещи:
        - Раиса Андреевна, а нельзя сделать так, чтобы математику у нас, как и в десятом «А», Ирина Борисовна вела?
        - Юля, что ты такое говоришь? - возмущенно всплеснула руками Раиса Андреевна.
        - А что? - Юля с надеждой взглянула на нее. - Вот мой папа мне недавно рассказывал, что теперь пациенты в поликлинике могут выбирать себе лечащего врача. А мы чем хуже?
        - Глупости, Юля! Да вы Богу должны молиться, что Клавдия Петровна взяла ваш класс! Такого талантливого преподавателя днем с огнем не сыщешь. Ее любая школа с руками и ногами оторвет!
        Тут Раиса Андреевна вспомнила недобрым словом методичку с ее пунктом о самоуправлении и самостоятельности. Вот к чему эта самодеятельность может привести. К хаосу! После чего она отпустила Юлю и вызвала Комарова. Ей казалось, что стоит немного надавить на этого парня, как он не выдержит и выдаст зачинщика. Было в нем что-то хлипкое: какой-то беспокойно бегающий взгляд, желание угодить сильному. Но и здесь ее постигла неудача. Комаров ежился, потел, бледнел и заикался под ее леденящим взглядом, но твердил свое:
        - Да не знаю я ничего. Чес-слово, Раиса Андреевна. Да кто его знает, кому это в башку упало? Все кричали. Обидно же было - «пары» ни за что схлопотали.
        Отпуская его восвояси, Раиса Андреевна лишний раз убедилась, что совесть - надежный тормоз.
        С Неделей дело обстояло еще хуже. Он таращился на нее, как говорит сейчас продвинутая молодежь, «держал глаза нараспашку», но ни одного путного слова она из него не вытянула: «Му да му, а что, почему - не пойму». Мальчишка медленно соображал, но это вовсе не означало, что он был глуп.
        За ним потянулась вереница ребят: Кукушкина, Крылова, Шустов… Все твердили, что хотят, чтобы у них математику преподавала Ирина Борисовна. Где-то к концу шестого урока, когда была опрошена примерно половина класса, Раиса Андреевна не без черного юмора отметила про себя, что все ребята держатся, как пуговицы в незабвенной интермедии Райкина, - на смерть. То есть на вопрос: «Кто шил костюм, я вас спрашиваю?» - все, как один, в ателье отвечали: «Мы!»
        И как ни хотелось Раисе Андреевне, а пришлось вызвать для беседы Белова, которого она собиралась выслушать после всех. Он появился в кабинете, как всегда подтянутый, аккуратный и невозмутимый. Эта уверенность, не по годам данная мальчишке, всегда раздражала Дондурей.
        - Проходи, садись, - сказала она.
        - Спасибо, я постою, - вежливо ответил Белов.
        В кабинете возникла пауза. Раиса Андреевна смотрела на Белого пристально, словно хотела прочитать его мысли, но взглядом не подавляла. Еще не время.
        А Сергей Белов в это время думал буквально следующее: «Если бы Дондурей упала в колодец - это был бы несчастный случай. Но если бы кто-то вытащил ее оттуда - это было бы преступлением». Он вспомнил бледное лицо Комара и его вопль, когда тот вышел из ее кабинета:
        - Ребята, я в клочьях!
        Туся Крылова была более многословна:
        - Уставилась на меня своими ледяными рыбьими глазами. Зрелище кошмарное! Фильмы ужасов отдыхают!
        За ней Борька Шустов невесело пошутил, что перед Дондурей белые акулы и те бледнеют. А Лиза Кукушкина, член школьной редколлегии, огорченно добавила:
        - А мне знаете что сказала? Сказала: вместо того чтобы демарши устраивать, лучше бы газетой занялись. Три недели прошло, и ни одного выпуска.
        В общем, достала Дондурей всех! Но так ведь знали, на что шли, когда прогуляли урок. Эти сорок минут они провели в сквере за школой. Он удачно располагался - из окон учительской не просматривался. Накрапывал мелкий дождик, ребята шумели, не замечая его. Нужно было решить главный вопрос: что делать дальше? И решили. Настаивать, чтобы Клаву от них убрали. Народ завелся основательно, но Белый-то знал, что среди своих все герои, а вот в кабинете завуча или на педсовете… Короче, он провел небольшую разъяснительную работу: мол, не тот случай, отката быть не должно - и закончил ее вовремя пришедшими на ум словами Клавы:
        - В общем, прежде чем кто-то из вас пойдет на это в знак глупой солидарности или еще по каким-то соображениям, советую учесть все последствия этого поступка!
        И тут Дашка, стоявшая напротив Белого, взглянула на него из-под зонтика и произнесла с задорными нотками в голосе:
        - Как там у мушкетеров говорится? «Один за всех и все за одного!» Так и нам нужно действовать, когда на ковер вызовут.
        Он в тот момент не сдержался, по-свойски ей подмигнул и сказал:
        - Ага! Круговая оборона!
        Вот они ее и держат - эту оборону. Дошла очередь и до Белого. С ним Дондурей, судя по всему, выбрала иную тактику: глазами не ест, держит паузу, стоя у окна, наверное, хочет, чтобы он прочувствовал всю степень своей вины. Пусть. Она молчит, и он будет молчать. Первым вообще невежливо начинать со старшими разговор, а отношения между ним и завучем с самого начала сложились хоть и прохладные, но вежливые.
        - Ну что? Так и будешь молчать, Белов? Тебе нечего мне сказать? - наконец-то поинтересовалась Дондурей, усаживаясь за стол.
        - А что говорить? Все же и так ясно. - Белый скучающе посмотрел на завуча.
        Талдычили они ей, талдычили, что у них взаимная антипатия с Клавой, что в таких условиях не ученье, а мученье, но, видно, так до нее и не дошло.
        - Разве? - Дондурей с досадой поджала губы. - Ну, допустим, вы решили сорвать урок, невзирая ни на что. Но откуда появилась эта дикая мысль заменить педагога? Казалось бы, взрослые люди, должны понимать, что не все желания совпадают с возможностями.
        - А что в этом такого невозможного? - возразил с ходу Белый. - В прошлом году литературу нам сменили. Вела Нина Викторовна, потом Маргарита, а когда она в декрет ушла, нас опять Нине Викторовне подкинули. Да сплошь и рядом это происходит.
        - Только не во вверенной мне школе! - Раиса Андреевна, потеряв терпение, стукнула кулаком по столу.
        - Вам виднее, - равнодушно пожал плечами Сергей и добавил жестко: - Только вы должны знать: мы от своего не отступим.
        - Что ж… - Раиса Андреевна посмотрела на него долгим взглядом. - Наша беседа оказалась весьма продуктивной и… - после секундной паузы последовало: - Полезной. Можешь идти.
        В эту минуту раздался звонок с шестого урока. Белый расслабился: на сегодня неприятности закончены. Ребята только и ждут момента, чтобы разбежаться до завтра. Сейчас и он к Алиске побежит. Она ему уже три раза звонила на сотку, все спрашивала, как они там и кто уже побывал в «морозильнике». Напоминала, чтобы после уроков он был у нее. Но стоило Сергею взяться за ручку двери, как Дондурей бросила ему в спину:
        - Что бы ты ни говорил, Белов, все когда-нибудь сдаются.
        - Только не я!
        Оставив за собой последнее слово, Белый вышел за дверь.
        А Раиса Андреевна сцепила пальцы в замок, оперлась о них подбородком и всерьез призадумалась. После разговора с Беловым, который буквально бросил ей в лицо вызов, она наконец-то призналась себе в том, что упорно не хотела замечать на протяжении этих часов. Возникший в школе конфликт оказался намного глубже и серьезнее, чем она себе его представляла. Самолюбие ее было уязвлено, но тут уже было не до личных амбиций. Один прогул, пусть и всего класса - это, конечно, вопиющее безобразие, которое всколыхнет школу. Ну а если то же самое повторится завтра? Ведь завтра у десятого «Б» сдвоенная математика, да, не дай бог, дойдет до окружного начальства… При этой мысли рука Раисы Андреевны сама потянулась к телефону.
        Вскоре они уже договорились с Клавдией Петровной, что, пока ситуация окончательно не прояснится, та возьмет больничный лист, тем более что у нее и в самом деле подскочило давление. Раиса Андреевна не сомневалась, что Ирина Борисовна пойдет ей навстречу, заменит приболевшего педагога, как это произошло недавно. Оставалось только подкорректировать расписание и решить вопрос с Беловым. От него нужно было избавляться. Здесь как раз больших трудностей не предвиделось. Белов в учебник химии редко заглядывает, видно, считает это ниже своего достоинства. У него уже стоит двойка в журнале, будет и вторая, а если нужно, появится и третья. И главное, Раисе Андреевне не придется грешить против этики. Достаточно почаще вызывать нерадивого ученика к доске. Ну а неудовлетворительная итоговая отметка в дневнике и непересдача ведут к отчислению из школы. К тому же, насколько ей известно, Федор Степанович поставил Белову условие: подтянуть поведение и дисциплину до конца первой четверти.
        10
        - Слышь, Белый, во сколько сегодня встречаемся? - Комар и Неделя вопросительно уставились на друга, но тот, не отрывая глаз, смотрел на дверь директорского кабинета.
        Была пятница. Намечалось дерби - «Спартак» с ЦСКА. И неважно, какие места в таблице рейтингов занимали команды, эти встречи всегда вызывали повышенный интерес и у болельщиков, и у правоохранительных органов. Всем было ясно, что без инцидентов в этот день не обойдется: как-никак, сойдутся самые непримиримые соперники в стране. Спартачи, даже те, которые не принадлежали к фан-клубам и правым, то есть боевому ядру, готовились к матчу основательно. Спиртное для поднятия настроения, знамена, красно-белые майки с ромбами на груди, шарфы, краска на лицах тех же цветов. Ратное снаряжение. Кто фанатеет за футбол, знает: теперь без этого набора никак не обойтись. У Недели с утра в предвкушении игры кулаки чесались. Он ни о чем другом думать не мог, но Сергей, похоже, был вне игры.
        - Белый, ты чо такой? - толкнул Белого Неделя, чувствуя, что его слова до друга не доходят.
        - Какой? - отвлекся Сергей, ощутив чувствительный удар в бок.
        Неделя сдвинул брови - это у него мыслительный процесс пошел, но Комар сообразил быстрее.
        - Озадаченный, - сказал он, найдя нужное слово.
        - Да Дашку Дондурей чего-то долго держит, - признался Белый неохотно.
        Борька Шустов, стоявший неподалеку и слышавший разговор, взглянул на часы:
        - Да не, семь минут всего. Меня дольше мариновала.
        - Зато меня быстро выпроводила, - процедил Белый, а про себя добавил: «А вчера отомстила, красную карточку показала, в смысле, «пару» влепила по химии. Вторую подряд».
        Непорядок, конечно, и у него были кое-какие соображения на этот счет, но сейчас он больше за Дашку переживал: как-никак, а она первая дала отпор Клаве, да еще прилюдно.
        «И чего всех подряд вызывать, можно подумать, что-то новое услышит?» - чертыхался мысленно Сергей, злясь на Дондурей.
        Эти вызовы в директорский кабинет длились третий день. И третий день математику у них вела Ирина Борисовна, вроде как замещала больную Клаву. Но все склонялись к мысли, что завуч вступила в сговор с математичкой, чтобы та, пока идет разборка, в школе не появлялась. Вчера с пристрастием разбирались с Волковым и Малышевой. Повоспитывали, как положено, и отпустили, поскольку от них теперь мало что зависело. Вернувшись из директорского кабинета, влюбленная парочка принялась каяться и извиняться, но их голоса вмиг заглушили. Несерьезно это! Причем здесь они, когда школа кипела и пенилась, а десятый «Б» с подачи Левки Скрипача иначе как «смертниками» не называли. Однако пока о родительском собрании речь не шла. С одной стороны, это всех настораживало, с другой - вселяло надежду, что все еще обойдется. Что ни говори, а «бэшки» от всей этой истории слегка подустали. Что же касается учителей, то они в основном придерживались нейтралитета. Одна только географичка, психолог да Лапушка честно и открыто заявили: ребята, мы на вашей стороне. Ирина Борисовна сказала, что, если ей предложат взять их класс, она с
удовольствием согласится, но на другие вопросы отвечать не будет по моральным соображениям. Собственно, это и был главный ответ, который от нее хотел услышать десятый «Б».
        Но вот отворилась дверь и показалась Дашка. Раскрасневшаяся, на губах улыбка. У Белого внутри отпустило: что ни говори, а в последние дни отношения между ними стали иными, они как-то сблизились, что ли. Да и вообще весь класс стал более сплоченным, более дружным, условное деление на «вэшек» и «бэшек» прекратилось.
        Ребята окружили Дашку:
        - Ну что?
        - Здорово мордовала?
        - Давай рассказывай! - слышалось отовсюду.
        Белый оттер плечом Ольховского:
        - Как ты?
        Даша встретилась с ним глазами и рассеянно улыбнулась:
        - Да все нормально. Сначала, как и всех, пристыдила. Потом сказала, что ее задача разобраться в возникшем конфликте, пока он не просочился за пределы школы, что она надеется, что мы поймем друг друга и найдем компромисс…
        Компромисс - дело хорошее, решили «бэшки», прежде чем разойтись по домам.
        11
        Так получилось, что Даша и Сергей вышли из школы вместе. Они пошли по аллейке того самого скверика, где три дня назад митинговали классом. Как и в тот день, накрапывал дождик. Даша накинула капюшон, вытащила косу поверх куртки, подумала с неприязнью: «Нет, нужно от нее избавляться, надоела». Потом покосилась на Сергея, идущего рядом. Она не стремилась оказаться с ним наедине, но была рада, что так вышло. Ей хотелось поговорить с ним о химии. Всем в классе было ясно, что Дондурей взъелась на Сережку. Вторую двойку влепила. Может, и за дело, но Даша не могла допустить, чтобы он один за всех отдувался. Она собиралась предложить Сергею свою помощь. Одному ему не справиться, он здорово запустил химию, а у нее по этому предмету стабильная четверка. Несколько раз Даша пыталась начать разговор на эту тему, но в последнюю минуту язык становился тяжелым, неповоротливым и вообще отказывался ей повиноваться. Больше всего на свете Даша боялась показаться навязчивой. Ей хватило того, первого раза. Приходили мысли и об Алиске. Вряд ли бы той эти занятия понравились. И все же какая-то неведомая сила толкала Дашу
на этот шаг. Она незаметно вздохнула. Приготовилась сказать: «Сереж, может, вместе к контрольной по химии будем готовиться?» - но вместо этого произнесла:
        - Ты сейчас к Алиске?
        - Не-а. Не угадала. Сегодня большой день. Наши с армейцами в Лужниках бьются! - Голос Сергея звучал приподнято.
        Он пнул ногой камушек, оказалось, это желудь. Даша проследила за тем, как тот беззаботно катится по дорожке, и подумала: «Надо же, опять о футболе заговорили». Только на этот раз она не стала упрашивать, чтобы Сергей взял ее с собой на стадион. Сказала только:
        - Понятно.
        - А ты чем будешь заниматься? - неожиданно поинтересовался Сергей.
        - Отца в поездку буду собирать, - буднично ответила Даша. - Вообще-то он должен был сегодня утром уехать в Ригу за мебелью, но что-то там у них с документами не получилось, на вечер перенесли, - пояснила она.
        - И ты, кажется, этим недовольна.
        - Конечно. Во-первых, дороги в пятницу вечером загружены сильнее, а во-вторых, ночью на трассе небезопасно. Всякое случается.
        - А ты об этом не думай, - посоветовал он, останавливаясь.
        - Стараюсь, - сказала она и тоже остановилась.
        В этом месте аллейка делилась на две. Значит, здесь их пути расходятся: ей налево, к универсаму, ему направо, в сторону метро. Нужно было прощаться. Но они почему-то не спешили разойтись.
        «Не дури, не упускай случай. Когда еще вы вот так наедине окажетесь! - подсказал Даше внутренний голос и принялся жарко убеждать, находя разумные аргументы. - Что плохого, если ты предложишь однокласснику помощь? Ну не получилось у вас взаимного чувства, но вы же можете быть просто друзьями, а друзья должны помогать друг другу. Ну, давай! Давай!»
        - Сереж, я хотела тебе предложить…
        - Даш, я хотел тебя попросить…
        Они заговорили одновременно, удивленно взглянули друг на друга и рассмеялись над забавным совпадением.
        - Говори первая. Что там у тебя за предложение? - сказал Сергей.
        - Нет ты, - испугалась Даша.
        - Уступаю прекрасной даме. - Сергей сопроводил свои слова шутливым полупоклоном, видно вспомнил недавнюю роль герцога Бэкингемского.
        И хорошо, что он в эту минуту опустил глаза и не заметил, как предательски вспыхнули Дашины щеки. Разумеется, он не считал ее прекрасной дамой, но услышать от него эти слова было так приятно, что сердце сладостно замерло, категорически отвергая теорию Даши о дружеских отношениях. Нет, она любила Сережку, и эта любовь, не имеющая границ, как бесконечность, заставила ее произнести:
        - Я хотела помочь тебе с химией. Скоро контрольная, и я подумала, что мы могли бы позаниматься вместе… - Голос Даши с каждым словом становился все тише, она с катастрофической быстротой теряла уверенность. Так неловко Даша не чувствовала себя даже под взглядом Клавы или Дондурей. Эти неприятные воспоминания придали ей силы. Она взглянула на Сергея: - А ты что хотел сказать?
        Сергей улыбнулся:
        - Я как раз собирался попросить тебя, чтобы ты побыла моим репетитором с месячишко. Мне эти «пары» нужно прикрыть до возвращения Федора Степановича.
        - Я тоже так думаю.
        - Значит, договорились? - Улыбка Сергея стала шире.
        - Договорились, только… - Даша опять осеклась.
        - Ну что, договаривай, - подтолкнул Сергей.
        - У меня есть условие.
        - Так и знал, что без этого не обойдется. Все вы, девчонки, одним миром мазаны, чуть что, сразу условия. Да шучу я, шучу. Говори свое условие.
        - Я не хочу, чтобы об этом знали в школе.
        - Заметано, - легко согласился Сергей. - Что-то еще?
        - Да, - сказала Даша с непроницаемым выражением лица. - Мне кажется, что Алиске это не понравится. Придется много заниматься, у тебя химия очень запущена.
        - С Алиской я как-нибудь договорюсь, не волнуйся, - ответил он не раздумывая. - Ты решай, во сколько мне приходить и когда?
        - Ну тогда приходи завтра часа в три, если тебе это, конечно, удобно, - добавила поспешно Даша.
        - Мне очень даже удобно.
        - Да? Ну ладно. Я в крайней башне… - начала она объяснять, но Сергей не дал ей договорить:
        - Да знаю я, где ты живешь. Был же у тебя на дне рождения вместе с классом в прошлом году.
        Даша изумленно взглянула на него, не замечая, что дождь прекратился, тучи разошлись и выглянуло солнце, которое уже практически не грело. Девушка видела только влекущую синеву глаз Сергея.
        - Я думала, ты забыл.
        - Как видишь, помню. - Сережка провел рукой по влажным волосам, убирая отросшую челку назад. - У меня вообще память отменная, начнешь со мной заниматься, сама в этом убедишься.
        Это случайно брошенное напоминание об отменной памяти вернуло Дашу на землю.
        - А в химии память особо не нужна, - сказала она с видимым спокойствием.
        - А что нужно?
        - Понимание.
        - Усек момент. - Сергей достал из внутреннего кармана куртки мобильник и, бросив взгляд на его циферблат, изумленно воскликнул: - Ого! Надо же как время быстро летит. Полчетвертого натикало. А в пять мы с ребятами у метро встречаемся. Ну, я побежал?
        - Беги. Победы вам, - сказала Даша на прощание.
        Сказала от души, хотя игру эту не понимала и не любила.
        12
        Белый очень надеялся, что Дашкино пожелание сбудется и «Спартак» сегодня победит. К сожалению, любимая команда, девятикратный чемпион России, в последнее время достижениями не радовала. Нет в ней прежнего азарта, нет прежней уверенности, что ниже первой строчки для них места не предусмотрены! Да и с техникой беда - пинают мяч как попало. Некоторые даже паса в одно касание толком отдать не могут. Из пяти передач - четыре сопернику. Куда это годится? А ведь нет ничего сложного: отдал - открылся - получил. Но в том-то вся и штука, что настоящий болельщик никогда не изменит своей команде, даже если она из чемпионов во вторую лигу скатится.
        «А может, это и неплохой вариант для «Спартака». Не зря говорят, что порой, чтобы сделать шаг вперед, нужно отойти на два шага назад. Тем более «Спартак» уже создавал такой прецедент, когда, вылетев в низший дивизион, вернулся и поднялся на новую высоту», - размышлял Сергей, надевая на себя красно-белую футболку и набрасывая поверх куртки шарф, на фанатном сленге - розетку.
        Настроение у него было приподнятое. Вечер предстоял жаркий. Белый взял свернутый красно-белый стяг и направился к метро. Ему на глаза то и дело попадались кучки болельщиков, по цветам можно было определить, к какой команде они относятся. Многие в красно-синем, да и в красно-белом тоже, были в заметном подпитии, но до своих Белый добрался без эксцессов, может, потому, что держал ухо востро. У ларька с сигаретами его уже ждали Васек, Неделя, Скрипач, Дима-маленький и Дима-большой, Ван Гог, Лохматый, Болт (с последними тремя они на играх этого сезона скорешились), ну и Комар, конечно. Прилип к ним, как жвачка к подошве. Пару раз на стадионе побывал, пару дымовых шашек запустил и крутым болельщиком заделался. А спроси его, кто такие Егор Титов, Ковтун Юрик, Павленко, Сычев - без понятия, не говоря уже о легионере Кебе Баи.
        - Держи «краба»! - Белый поздоровался за руку с каждым, с кем не виделся сегодня.
        Парни ответили ему крепким рукопожатием, обменялись мнениями:
        - Размажем сегодня «коней»!
        - Не вопрос.
        Потом Белый спросил:
        - Все в порядке?
        - Нормально. - Неделя кивнул на Васька.
        Та озорно улыбнулась. Спортивная куртка на ее груди топорщилась так, чтобы не оставалось сомнения: это девушка, причем с очень развитыми формами. На самом деле под курткой было полным-полно жестяных банок с пивом. Необходимая мера предосторожности: девчонок при входе особо не обыскивали, удавалось кое-что пронести на трибуны.
        Белый сразу от предложенной банки отказался. Он спиртное не жаловал. Ему и так хватало адреналина в крови для куража. Но ребята без пива футбола не мыслили. Опять же жестянки в случае чего можно было в ход пустить, коль уж бутылки запрещены.
        Не обращая внимания на стражей порядка, заполонивших все улицы, команда развернула знамя и двинулась в подземку. Ван Гог, прозванный так за то, что у него не было пол-уха, выдавал кричалки, толпу зажигал, типа: «Кони - параша, победа будет наша!» Остальные с энтузиазмом поддерживали. На всем протяжении пути их красно-белая колонна росла и крепла, превращаясь в грозную силу. Впрочем, такая же сила накатывала с другой стороны. Армейцы тоже любили свою команду и тоже выкрикивали заготовленные речевки, доходчиво объясняя, где в скором времени окажется «Спартак». Стало ясно, что стычек не избежать еще до начала матча.
        Но милиция, честь ей и хвала, сработала четко. От метро до самых Лужников спартаковцы и армейцы шли по разным живым коридорам. Чтобы попасть на трибуны, каждому из двадцати тысяч болельщиков пришлось пройти через три кордона милиции. Один ретивый страж порядка сунулся к Ваську. Неделя ее спиной заслонил:
        - Только тронь, на сортирную бумагу порву!
        Вид у Недели внушительный, милиционер поверил, руки убрал. Сохранив таким образом большую часть горючего, команда Белова наконец заняла места на своих секторах на трибуне В.
        Фэны «коней» сконцентрировались на противоположной трибуне Д.
        - Взорвем армейцев! - сказала Васек, вжикнула молнией и, доставая банки из специально сшитых сеток, тут же поклялась, что бросит курить, если это не так.
        Спустя десять минут судья дал свисток - и понеслось!… К середине первого тайма Сергей понял, что игра у «Спартака» не клеится. Ноги нападающих никак не хотели переключаться в режим третьей скорости, качество передач, как всегда, страдало, с обзором проблема. Короче, вместо здорового азарта, какая-то нервозная суета в центре. На перерыв команды ушли, так и «не размочив» счет. Но буквально не третьей минуте второго периода капитан команды Семака удачно отдал пас Кириченко, и форвард пушечным ударом загнал мяч в ворота. Аккурат в «девятку».
        Рев восторга прокатился по армейским секторам. Со стороны спартачей на беговую дорожку посыпались дымовые шашки. Вслед за ними полетели пластиковые кресла, вырванные с корнем обезумевшими от горя фанатами. Попытка судьи-информатора успокоить болельщиков ни к чему не привела. Вторая половина матча прошла в дыму, криках и мелких потасовках, от дыма порой не было видно штрафной площадки и игроков. Сама игра, которая, кстати говоря, выровнялась, уже мало волновала тех, кто пришел на стадион не «болеть за футбол», а выпустить пар. До конца матча счет так и не изменился. «Спартак» ушел в глухую оборону, вместо того чтобы наступать! Терять-то ведь нечего!
        - Ну, блин, докатились! - прокомментировал Неделя неутешительный итог, бредя меж поломанных кресел.
        Скрипач криво усмехнулся:
        - Как мой папа говорит в таких случаях: «Вот оно мое еврейское счастье!»
        У Сергея с губ слетело:
        - Застрелиться хочется!
        Остальные промолчали. Даже в перебранку не стали с милицией вступать. Так, огрызнулись пару раз. Каждый, наверное, думал: «Столько пота пролито, столько нервов сожжено, и все впустую!»
        Драка произошла уже на выходе. Начали ее, причем весьма неожиданно и без всяких на то оснований, армейцы, напав на малочисленную группу красно-белых, среди которых случайно оказались и Белый с командой. Но тут, к счастью, подоспела основная масса спартачей, и Сергей только удивлялся тому, с каким упорством армейцы лезли и лезли за новыми тумаками. Наверное, таким необычным образом они праздновали свою победу, в то время как фанаты «Спартака» доказывали верность проигравшей команде. В ход пошли палки, ремни, камни, бутылки и, конечно же, кулаки. Рядом с Белым был верный Неделя, чуть сзади Васек.
        Желтая машина с синей полосой
        Увезла фаната - он еще живой! —
        орал Неделя во всю глотку, раздавая оплеухи направо и налево. Ему этот мордобой был по кайфу! Он уже не рассуждал, им двигал инстинкт.
        Белому в этом смысле было тяжелее. Ему приходилось защищать не только себя, но и Васька. Пусть у нее удар точный, все же она девчонка. «Впрочем, такая преданная болельщица многих парней стоит. Вон Комара что-то поблизости не наблюдается», - подумал Белый, порыскал глазами и пропустил такой удар в челюсть, что едва на ногах устоял. Он ответил противнику точным ударом в корпус, тот согнулся от боли, ну так вон их сколько, желающих попробовать его на прочность!
        Приезд «космонавтов», то бишь ОМОНовцев (космонавтами их за броню и крутые закрытые шлемы называли), пришелся как нельзя кстати. ОМОН выстрелами в воздух стал рассеивать толпу. Особо активных хватали и отправляли к автобусам. А кому в ментовку охота? Никому. А у Белого вообще принцип был: не мог он со своими драться - сам опером хотел стать. Пришлось ему с приятелями делать ноги.
        Дома Сергею, конечно, досталось от матери. Она с испугу все ему припомнила: и плохую учебу, и его эту толстокожесть непробиваемую.
        - Весь в отца! Весь! - кричала она, утирая слезы.
        - Не правда, я на тебя похож, - отбивался Белый.
        - А характер его!
        - Мам, а разве это плохо? - спросил он, притягивая ее к своему плечу.
        Она всхлипнула в последний раз, осторожно потрогала припухшую челюсть сына, убедилась, что та не сломана, и после этого отправилась в ванную за свинцовой примочкой. Мать им вообще-то гордилась и никогда не препятствовала его желанию пойти по стопам отца. Вот такая вот она была у него героическая женщина, несмотря на вполне мирную профессию товароведа.
        Спал Сергей отвратительно. К утру его подбородок с правой стороны отек и налился синевой, а на нижней губе запеклась свежая болячка. «И почему всегда губам достается?» - посмеялся над собой Белый.
        13
        - Вы видели? Нет, кто-нибудь из вас сегодня видел Белова? - С этими словами Дондурей вошла в учительскую.
        Ее возмущение было таким бурным и таким неподдельным, что все те, кто еще не успели полюбоваться на ученика десятого «Б», а таких было большинство, разом зашумели:
        - А что такое?
        - Опять отличился?
        - Что натворил?
        - Ну я видел! - перекричал женский гомон Лапушка и успокаивающе выставил вперед руки. - Подумаешь, парень пришел в школу слегка помятый. Наверняка болельщики «Спартака» где-нибудь с армейцами сцепились. Вчера во всех новостях только об этих фанатных беспорядках и говорили.
        - И вы так легко к этому относитесь?
        - А что? Жизнь не переделать. Да не переживайте вы так, Раиса Андреевна, мы еще не самые крутые фэны. Всего лишь на шестом месте. - Лапушка стукнул пару раз мячом об пол и обвел взглядом учителей: - Может быть, кто-нибудь спросит меня, кто на первом?
        - Кто на первом? - спросила его Ирина Борисовна.
        - Представьте себе, Ирочка Борисовна, - воспитанные англичане, - заулыбался Лапушка. - За ними педантичные немцы, горячие турки на пятом месте, и только после них мы, россияне.
        - А вам, Игорь Вячеславович, известно, что на Белова в прошлом учебном году уже приходила бумага из милиции. Его задержали в Раменском после матча и препроводили в отделение, - подала голос биологичка, водрузив очки на нос.
        - Известно. Ну и что? - с невозмутимым упорством повторил двадцатипятилетний физрук. - Я в его возрасте вообще на учете состоял по этому же поводу. И ничего, теперь сам с детьми занимаюсь, и вроде бы никто не жалуется.
        - Теперь понятно, почему вы его так защищаете, - не удержалась от язвительной реплики Нина Викторовна.
        Лапушка поморщился:
        - Да не в этом дело! Белов, безусловно, не пай-мальчик, но если сто бьют одного, пусть даже и за дело, сто первым я не буду никогда!
        Брови Дондурней иронично взлетели кверху. Ее мнение, которое она, как всегда, не спешила высказать вслух, было совершенно противоположным. Увидев сегодня Белова с распухшим багровым подтеком на подбородке, с рассеченной губой, Раиса Андреевна только утвердилась во мнении, что от этого неспокойного ученика нужно избавляться всеми правдами и неправдами. Она взглянула на физрука и миролюбиво отозвалась на его предыдущую реплику насчет каких-то там сто первых:
        - Да вы, оказывается, поэт, Игорь Вячеславович. Кто бы мог подумать?
        - Спасибо на добром слове, Раиса Андреевна, но это не мои стихи, а Евтушенко.
        Раиса Андреевна испытала некую неловкость и даже почувствовала, что слегка покраснела, - это надо же так попасть впросак. А довольный собой Лапушка перебросил мяч с руки на руку, откланялся и, сославшись на подготовку к уроку, вышел. За ним под различными предлогами поспешили выйти из кабинета некоторые преподаватели, среди них Ирина Борисовна и Полина Сергеевна, последняя, по слухам, была очень близка с прежним завучем - Кошкиной. И судя по всему, в ее бытность в школе таких конфликтов между учениками и учителем не возникало.
        «Как-то ведь ей, этой Кошкиной, удавалось сглаживать углы? - подумала Раиса Андреевна и задалась вполне правомерным вопросом: - Почему же на моем пути вдруг возникли такие сложности?»
        В который раз за эти дни Раиса Андреевна подвергла свои действия тщательному анализу, стараясь понять, где она допустила просчет. Она всегда наносила удар, точно выяснив уязвимую точку и сконцентрировав в одном броске максимальные силы. Но у десятого «Б», как выяснилось, не было слабых мест. Три дня она потратила на то, чтобы с помощью угроз, посулов, давления привести ребят в чувство и прекратить это нелепое противостояние, а воз, как говорится, и ныне там. А ведь Клавдии Петровне не век на больничном сидеть! На следующей неделе, а может быть, и раньше, она непременно выйдет на работу. И в это мгновение ей словно кто-то шепнул на ухо: «Если не можешь изменить ситуацию в свою пользу, измени отношение к ней». Несколько секунд спустя блестящее решение (на этот раз действительно гениальное!) было найдено.
        Довольная собой, Раиса Андреевна отправилась в десятый «Б», где первым уроком была ее химия.
        - К доске пойдет Белов, - сообщила она сразу же после переклички.
        - Раиса Андреевна, вы же его в четверг вызывали, - с места заявил Шустов.
        - У меня хорошая память, Шустов, - прервала она его. - Не нужно мне напоминать, кого и когда я вызывала. Я как раз хочу дать Белову шанс, чтобы он исправил двойку по этой теме.
        - Спасибо, - сказал Белов, подходя к учительскому столу.
        - Итак, мы слушаем тебя.
        Раиса Андреевна, улыбаясь, сосредоточила взгляд на Алисе Залетаевой, единственной ученице, оказавшейся незамешанной из-за болезни в этой неприятной истории. Она была уверена, что Белов учебника не открывал. Не до этого ему было. Вон как лицо разукрашено. И Раиса Андреевна уже заранее решила, что сегодня она проявит тактическое великодушие и ограничится точкой в журнале и моральной победой, а вот в четверг на контрольной… Каково же было ее удивление, когда Белов начал уверенно отвечать заданную тему.
        - Строение молекул неорганических веществ выяснить не так трудно. Для этого нужно знать их состав и валентность элементов, из которых они образованы.
        - Уточни, что такое валентность? - тут же среагировала Раиса Андреевна.
        - Валентностью называют число атомов, с которым может соединиться атом того или другого элемента. Рассмотрим это на примерах. - В руке Белого появился мел.
        Он подошел к доске. Раиса Андреевна, наблюдавшая за ним, сидя вполоборота, вдруг заметила, что в классе стоит оглушающая тишина.
        - Возьмем соединения, состав которых хорошо известен: хлористый водород, вода, аммиак болотный, или рудничный газ… - На доске появились формулы этих соединений. - Как видно, общее для их состава - водород, но он входит в них в разных количествах.
        Через минуту Раиса Андреевна была на грани шока. Белов ответил блестяще. Ребята смотрели на нее выжидающе. Она была вынуждена поставить ему четверку в журнал. Мало этого, ей пришлось его похвалить, сказать, что он при желании может удивить учителя своими знаниями и эрудицией.
        14
        Едва прозвенел звонок, ребята набросились на Белого с поздравлениями.
        - Молоток! - расцвел в простодушной улыбке Неделя.
        Борька подошел, чтобы пожать Сергею руку, и тут его прорвало:
        - Ну и рожа у тебя, Шарапов!
        Алиска громко и весело рассмеялась за компанию.
        А в субботу у нее была совсем другая реакция, вспомнил Сергей. Не успела Алиска его увидеть, как с возмущением воскликнула: «Ни фига себе! Ну и куда я теперь с тобой таким красивым пойду? Только в кино на последний сеанс!» А спустя полчаса, когда он собрался уходить, вдруг сменила гнев на милость: «А знаешь, тебе идет эта легкая небритость. И вообще твой крутой видок впечатляет. Так в «Бригаду» и просится».
        Казалось, эти слова сами по себе были лестными, но на Сергея они произвели обратное впечатление. Он почувствовал, как в нем растет непонятное раздражение: то ли на себя, то ли на Алиску, то ли на наш боевой кинематограф, и, когда Алиска прикоснулась губами к его губам, Белый, поморщившись, непроизвольно отстранился. Она, конечно же, решила, что ему больно: «Бедненький! Теперь тебя даже поцеловать нельзя!»
        Дашкина реакция очень отличалась от Алискиной. Ну так они вообще были разные! Она не охала, не возмущалась, не переходила от истерики к бурному ликованию. Вначале она поинтересовалась: «Это на стадионе произошло? На игре?» Он ответил: «После игры». Тогда она сказала: «Не понимаю я футбола. Правильно старик Хоттабыч сделал, выбросив на поле мячи для каждого футболиста, чтобы они не толкались и не бегали за одним, а вволю наигрались каждый со своим». - «Да, с тобой не соскучишься!» - рассмеялся Сергей. А когда Даша дрогнувшим голосом спросила: «Сильно болит?» - он поспешил заверить ее, что ему совершенно не больно и что эти мелочи нисколько не помешают их занятиям.
        И ведь на самом деле не помешали. Это надо же, первая четверка по химии за всю его сознательную жизнь! Впрочем, это не только его заслуга. Взгляд Белого сам собой зацепился за Дашку. Она стояла с Варварой и о чем-то разговаривала, привычно теребя кончик косы. Вообще-то Сережке длинные волосы у девчонок нравились, но, глядя на Дашку, он иногда думал, что эта коса как-нибудь переломит ее хрупкую фигурку пополам. Она почувствовала его взгляд, чуть повернула голову в его сторону. Улыбнулась уголками губ. Он ей заговорщически подмигнул. В последнее время это стало для них чем-то вроде сигнала, настраивающего на одну волну. Сейчас Серега запросто читал ее мысли, а она его. Он думал: «Это твоя победа, учительница!» Она отвечала: «Нет, наша общая!»
        - Белый, ты где? - Алиска помахала ладошкой перед его лицом.
        - Здесь. - Сергей перевел взгляд на Алиску и тут же забыл о Даше.
        До чего же Алиска красивая! Есть в ней что-то магическое, а взгляд вообще колдовской. Поманит своими зелеными прозрачными глазами, прикажет: прыгни в колодец, и ведь не раздумывая прыгнешь!
        - Пойдем пошепчемся, пока перемена не кончилась, - предложила она, поманив этим взглядом.
        - Пошли, - согласился Сергей, подхватил сумку и, взяв Алиску за руку, вышел с ней в коридор.
        Следующим уроком у них была география, кабинет находился на втором этаже, поэтому Белый и Алиска, не сговариваясь, стали спускаться по лестнице. Мимо них в обоих направлениях сновали девчонки и мальчишки, о чем-то говорили, смеялись, спорили. Словом, царила обычная школьная суета.
        - Белый, не мешало бы твою победу над химией отметить. Давай вечером в кафешке посидим?
        То ли глаз Серега Алискиных не видел, то ли что-то еще на него подействовало, но ее магические чары рассеялись.
        - Алис, ты же знаешь, в четверг контрольная, - сказал Белый.
        - Подумаешь! - фыркнула она.
        - Подумаешь, да ничего не скажешь!
        - С какой это радости? Скажу, - моментально отреагировала Алиска. - Ты же двойки прикрыл. У тебя две пары и четверка. Последняя пара и четверка дают тройку. И получается, что у тебя в журнале стоит сначала двойка, потом тройка.
        - Да-а-а, в арифметике тебе нет равных. А если я в четверг опять «пару» схвачу? Что, в принципе, весьма вероятно. Тогда у меня что в журнале будет?
        Алиска обидчиво молчала.
        - Вот именно. - Сергей тяжело вздохнул.
        Ему и самому не хотелось сидеть над учебниками, но иного выхода не было: директора и Дашу, веривших в него больше, чем он сам в себя, подводить не хотелось.
        - Нет, Алис, - твердо стоял на своем Сергей, - сначала мне нужно химию застолбить, так что давай все крупномасштабные развлечения отложим до пятницы.
        - Ну хорошо, - согласилась девушка, не скрывая разочарования.
        Сергей почувствовал за собой вину и собрался было компенсировать резкость тона каким-нибудь комплиментом, потому что Алиска от них таяла, но тут к нему подошел Скрипач и возбужденно затараторил:
        - Белый, говорят, ты сегодня четверку у Дондурей получил? Гигант! Прямо Менделеев, Лебедев и Курчатов вместе взятые!
        Белый заулыбался, хотел сказать, что Курчатов вообще-то физик, и вдруг услышал:
        - Да, Свиридовой от меня персональный привет! Не ожидал от нее такой прыти!
        - Эй, погоди! Ты о чем? - нахмурился Белый.
        - Ну так это ж… это она с тобой занималась. О всяких там химических реакциях рассказывала…
        - Откуда знаешь? - Сергей заскрежетал зубами.
        - Ты чо? - испуганно отшатнулся Скрипач, бросив вороватый взгляд на Алиску. - Школа же большая деревня: на одном конце только аукнется, на другом сразу откликается. - И ушел от греха подальше, понял, что что-то не так.
        А Белый повернулся к болтливой подружке:
        - Твоя работа?
        - Ну и что? Подумаешь - тайны мадридского двора! - Алиска небрежно повела плечом.
        - Но я же тебя просил! Дашка не хотела, чтобы в школе знали.
        - Да мало ли что Дашка не хотела! Я не собиралась ничего такого говорить. Случайно с языка сорвалось. Тебя Скрипач вчера разыскивал днем, позвонил мне, я и брякнула: «Может, он у Дашки химией занимается?»
        Сергею пришло на ум сразу несколько не очень приятных слов, но положение спас звонок. Они вошли в класс и разбрелись по своим партам.
        После уроков, прежде чем пойти провожать Алиску, Сергей улучил минутку и подошел к Даше:
        - Даш, честное слово, информация не от меня пошла. Алиска болтнула Скрипачу, случайно.
        - Да знаю я. Алиска на географии мне все рассказала. Ты на нее не обижайся, ладно? Это я глупость сморозила. Условия какие-то дурацкие приплела. Затмение, наверное, нашло.
        - Значит, не сердишься?
        - Нет.
        - Ну и чудненько. Заниматься будем? - осторожно уточнил Сергей.
        Даша удивленно взглянула на него светло-карими глазами, как будто теперь он глупость сморозил.
        - Конечно. Приходи, как договорились.
        - Белый, мы идем или нет! - позвала его Алиска, и он, наспех распрощавшись с Дашей, побежал за ней.
        15
        Пятница началась с отличной новости: Белый получил за контрольную тройку с плюсом. И это несмотря на то, что он писал ее один за первой партой под неусыпным контролем Дондурей.
        Естественно, Серегу распирало от желания поблагодарить Дашку. Но он не знал, как это сделать. Будь у них просто приятельские отношения, он бы не задумываясь поцеловал ее в щеку, пригласил бы в кафешку, угостил мороженым, но между ними все было непросто. Ох как непросто! Вчера, к примеру, он пришел к ней заниматься, как обычно, ровно в три. Даша встретила его в домашних джинсах и футболке с Микки-Маусом, слегка растрепанная и раскрасневшаяся.
        - Симпатичный парнишка! - Белый указал пальцем на картинку на ее груди.
        - Самой нравится, - сообщила она весело и добавила: - Я обедать собираюсь, будешь со мной?
        Сергей недавно плотно перекусил дома, но в квартире стоял такой обалденный запах свежесваренных щей, что он не смог отказаться, а немного спустя удивленно отметил, что умял тарелку щей и съел биточки с картошкой. Серега давно уже понял, что все, за что бы Дашка ни бралась, она делала очень хорошо. А уж готовила тем более, дом ведь на ней держался. И его она угощала обедом вовсе не потому, что искала путь к его сердцу через желудок, любивший (что скрывать?) вкусно поесть. Напротив, Даша держалась с ним подчеркнуто дружески, словно и не она в прошлом году упрашивала его взять ее с собой на стадион. Это почему-то задевало Сергея больше всего. И он частенько стал ловить себя на мысли, что с Дашкой ему легко общаться, легче, чем с Алиской. С Дашкой он не думал, что должен говорить, а чего не должен. Говорил и говорил, а она его слушала. Иногда спорила с ним, иногда соглашалась, бывало, что хохотала от души. И вообще душевно у них было в доме. Сразу видно, есть в семье взаимопонимание, как и у него с матерью. Только у Дашки вместо матери отец. Хороший мужик Роман Дмитриевич! К футболу, правда,
равнодушен, зато в машинах, как бог, разбирается. Казалось, разбуди среди ночи, назови марку, и он с ходу выдаст все ее характеристики, параметры, ее сильные, а заодно и слабые стороны.
        - Сереж, о чем ты все время думаешь?
        - Я? Да так, ни о чем.
        Алиска взглянула на него исподлобья, словно хотела прочитать его мысли. Он стойко выдержал ее взгляд.
        - Что ж, продолжай в том же духе, - насупилась она и развернулась, чтобы уйти.
        Сергей схватил ее за руку, удержал. Ничего себе прогулка получается! А ведь первый раз за неделю оказались вдвоем.
        - Извини, Алис. Ты что-то говорила?
        - Говорила. - Девушка свободной рукой поправила золотистые волосы.
        Белый ее отпустил, понял, что уходить она не собирается.
        - Завтра у Юрки Метелкина вечеринка намечается. Он звонил, приглашал.
        - А почему он тебе звонил?
        - Ревнуешь? - кокетливо улыбнулась Алиска.
        Настроение у нее, как всегда, то взлетало, то падало.
        - Нет, просто спрашиваю.
        - Считай что поверила. А звонил он мне потому, что Ольгу Степашкину хочет увидеть. Соскучился по ней. А она ведь моя соседка, мы с ней часто общаемся. Особенно эти две недели, пока вы с Дашкой химические вершины штурмуете.
        Юрка Метелкин никогда не был в числе друзей Белого. Он учился среди «бэшек», дружил одно время с Шустовым. В прошлом году в школе произошла мутная история с кражей, поговаривали, что в ней был замешан Юрка. Так это или нет, трудно сказать, но парень после этого сразу из школы ушел. Благополучные родители перевели его в какой-то лицей. И вот теперь он приглашает его с Алиской и Ольгу к себе в гости. Пойти потусоваться было бы можно, если бы не одно обстоятельство.
        - Понимаешь, Алис, я матери обещал в эти выходные на дачу съездить. Я же не знал насчет Юркиных планов, - принялся оправдываться Белый.
        - Теперь знаешь. А планы при желании легко поменять. Разве нельзя перенести эту поездку на следующие выходные?
        - Нельзя. Скоро дорогу к поселку совсем размоет, на нашей тачке не проедешь. А на даче прибраться нужно, ставни заколотить, привезти кое-что оттуда. И потом, я матери обещал. Слушай, а может, ты поедешь с нами? - предложил Сергей.
        Алиска фыркнула:
        - Ну и что я там буду делать, в этом медвежьем углу посреди дождя? Помогать тебе пленку с парников снимать?
        - Да, пожалуй, ты права. Делать тебе там действительно нечего, - заметил Сергей с досадой.
        - И тебе особо нечего! - решительно заявила Алиска. - Мать у тебя отлично машину водит, а ставни любой дядя Федя за бутылку водки заколотит, еще и спасибо скажет!
        - А зачем нужен дядя Федя, когда есть я. Да пойми ты, Алис!…
        - Все я понимаю! Не глупее многих! - перебила запальчиво Алиска. - Выходит, мамочке своей ты сказать «нет» не можешь, а мне можешь! Еще скажи, что мужик слово должен держать!
        - А что, не так?
        - Так. Только ты, между прочим, мне тоже обещал, что мы обязательно куда-нибудь сходим развеяться, как только ты эту проклятую контрольную напишешь. Написал, и что?
        - Брось, Алис! Сходим в воскресенье куда захочешь. Ну, хочешь, на дискотеку пойдем потанцуем? - Губы Сереги скривились.
        Танцы для него - острый нож, но он был готов пойти на эту жертву, лишь бы прекратить начинающуюся ссору. Он был уверен, что Алиска согласится, она обожала эту ночную мишуру, но его надежды не оправдались.
        - Не нужна мне дискотека! Я к Юрке хочу пойти, нормально оттянуться, а не трястись среди пьяных дебилов! - Алиска угрожающе сузила глаза. - Слушай, Белый, ты вообще-то как ко мне относишься?
        - Нормально отношусь, ты же знаешь, - настороженно пробурчал Серега.
        - Это не ответ. Ты меня любишь?
        Опять девяносто пять! Так и знал! Любит Алиска задавать этот вопрос. Белый обычно отшучивался. Один раз вот так же, когда они ссорились, в сердцах сказал:
        - Знаешь, мы как-то с отцом о любви говорили. Я его спросил, что это за чувство такое? А он мне ответил: «Не знаю, сын. Каждый любовь по-своему понимает. Ты сам знаешь, у нас в семье всякое бывает. Мы с матерью и ссоримся, и ругаемся иногда так, что дым из ушей валит. Сколько раз я хотел ее придушить в такие минуты, но развестись - никогда! Мне это даже в голову не приходило. Может, это и есть любовь?»
        - Ну и к чему ты мне это рассказал? - спросила его тогда Алиска.
        - А к тому, - ответил Сергей, - что иногда у меня возникает такое же чувство. Так и хочется протянуть руки, обхватить эту лебединую шейку и…
        Алиска тогда рассмеялась, а потом они принялись целоваться. Но теперь все к шутке не свести. Сергей это чувствовал: и признания в любви на язык не просились, и целоваться что-то не тянуло. Хотелось задать один вопрос, и он его задал:
        - А ты сама-то меня любишь?
        - Я-то тебя люблю! Но только до тех пор, пока ты меня любишь!
        «Вот и разобрались», - подумал Белый и глянул в глаза Алиске. Но сейчас они не излучали магического света, напротив, зрачки потемнели от недовольства, и красота ее как-то сразу поблекла.
        - Проводи меня домой, - потребовала Алиска и, не дожидаясь ответа, пошла по скверу.
        Сергей ее догнал, пошел рядом. Всю дорогу они молчали. Алиска дулась, Сергей не знал, что сказать в свое оправдание. А может, и не считал нужным это делать. Мать у него одна. Химию ему было нужно подтянуть. Короче, делу время - потехе час. И уж кто-кто, а твоя девушка должна это понимать. Возле двери Алиска спросила:
        - Так мы идем завтра к Юрке?
        Сергей отрицательно помотал головой.
        - Что ж, как говорится, мое дело предложить, - сказала Алиска и захлопнула за собой дверь.
        В ее звенящем голосе явно чувствовались слезы, и от этого Сергею стало тошно.
        На дачу он уехал рано утром. Весь день провозился с делами, то одно, то другое. С матерью практически не разговаривал и все время поглядывал на часы. Где-то около трех она не выдержала.
        - Сереж, что случилось?
        - Да ничего, все нормально.
        - Мне-то не ври! Я же вижу. Мучаешься, рвешься куда-то.
        - Никуда я не рвусь.
        - Да? А что ж тогда на часы все время смотришь? Признавайся, с Алиской своей поссорился? Теперь, «любовной жаждою томим», спешишь обратно в Москву, помириться?
        - Примерно так, - пробурчал неохотно Сергей.
        - Ладно, давай так договоримся: ты окна заколоти и можешь бежать на электричку, а я попозже на машине вернусь.
        - Мать, ты чел! - обрадовался Сергей.
        Он не столько стремился попасть на вечеринку к Юрке, сколько чувствовал, что ему обязательно нужно поговорить с Алиской. В последнее время все у них наперекосяк идет. И его вина в этом есть. То футбол у него, то химия, то мысли какие-то ненужные в голову лезут… В общем, Алиску можно понять. Он всю весну ее завоевывал, а теперь вроде как дела у него.
        С этой минуты Белый не бегал, летал. Все в его руках спорилось. Он даже успел помочь матери перетаскать банки с соленьями в багажник, потом наспех помылся, чмокнул мать в щеку и рванул на станцию.
        Дома он был ровно в восемь. Первым делом - звонок домой Алиске.
        - А ее нет, Сережа. Я думала, она с тобой, - ответила мать и, подумав немного, сообщила: - Честно говоря, ума не приложу, где ее искать.
        Сергей знал ответ на этот вопрос. Сорок минут ему хватило на то, чтобы проглотить бутерброд с колбасой, принять душ, побриться, переодеться в чистые джинсы и рубашку и схватить бумажник. Адрес Юрки ему был хорошо известен.
        Юрка открыл не сразу: грохот за дверью стоял невообразимый.
        - О, привет! - Хозяин был навеселе.
        - Привет. - Сергей вошел, захлопнул дверь.
        - Опаздываем!
        - Так получилось. Алиска здесь?
        - Что? - Юрка покрутил пальцем возле уха: мол, говори громче.
        - Алиска здесь? - повысил голос Белый.
        - Да где-то тут, - вытянув шею, Юрка оглядел шумное собрание. - Сам ищи. Видал, сколько набилось народу на халяву. Человек сто, не меньше, - похвастался он.
        Ну, положим, поменьше, но все равно достаточно для веселья. Сергей огляделся. Как будто в сказку попал. Двухэтажная квартира с винтовой лестницей в центре вполне соответствовала образу избалованного мальчика. Потрясающий комфорт, пьянящий запах кожи, музыка, много знакомых лиц из школы, но на первый взгляд из десятого «Б» никого. Белый взял со стола банку пива, глотнул пару раз и отправился на поиски Алиски.
        Среди танцующих ее не было, в гостиной возле экрана тоже. Серега решил подняться наверх. Между первым и вторым этажом большого Юркиного дома он расстался с пустой банкой. В коридоре наверху было менее многолюдно. Сергей толкнул первую дверь. Та не поддалась. Закрыто. Толкнул соседнюю и… из сказки сразу шагнул в жгучий мексиканский сериал. Его Алиска (или теперь уже не его?) целовалась с каким-то незнакомым парнем, да так увлеченно, что никого и ничего вокруг не замечала.
        - Извините, я вам не помешал? - вежливо поинтересовался Белый.
        Странно, но он не чувствовал никакой ревности. Едва ощутимое чувство досады, не более того.
        Алиска встрепенулась, на какой-то миг превратилась в каменную статую, а затем оттолкнула блондина, вскочила с кровати на ноги и, поправляя на себе платье, зачастила скороговоркой:
        - Сереж, я не хотела, так получилось, ну клянусь тебе, я тебя только люблю, а он прицепился…
        Сергей развернулся и пошел к лестнице. На смущенного блондина он даже не взглянул. Много чести.
        - Ты сам виноват!… - кричала Алиска ему в спину. - Если бы ты меня любил, ты бы пришел сюда со мной, и ничего бы этого не было!…
        Но Белый ее не слушал. Теперь ему было все равно, как и что она о нем думает. Она ему больше не нужна! Не нужна! И плевать ему на нее и на ее дружка!
        Выйдя на улицу, Белый закурил. Дым проник в легкие, приятной прохладой окутал мозг, успокоил кровь, стало легче. Он постоял, подумал: куда идти? Желания заливать горе вином не было и в помине. И он отправился домой.
        Где-то в районе одиннадцати раздался телефонный звонок. Мать заглянула к нему в комнату.
        - Иди, твоя подружка звонит.
        Белый лежал на тахте, щелкал телевизионным пультом, гоняя программы.
        - Меня нет, я умер, испарился, исчез, - сказал он медленно, продолжая методично нажимать на кнопку и глядя на экран пустым взглядом.
        - Не помирились, значит, - прокашлявшись, сказала мать, подождала и, не получив никакого ответа, пошла к телефону, разбираться.
        Вскоре она опять заглянула к нему:
        - Сказала, завтра позвонит.
        - Пусть звонит, если больше заняться нечем.
        - Она мне никогда не нравилась, - вздохнув, сообщила мать.
        - Я догадывался, - ответил Сергей, немного помолчав.
        Через неделю вся школа была в курсе, что Белый и Алиска рассорились. И весьма серьезно. Но поскольку и он, и она хранили молчание, всем оставалось только строить предположения, какая же черная кошка пробежала между ними.
        16
        - Все! Хорэ! У меня уже шифер дымится! - Сергей закрыл учебник и мягким, точным движением бросил его на стол.
        Тот приземлился рядом с пособием юного химика.
        - Уговорил. Перерыв. - Даша украдкой взглянула на Сергея и сказала то, о чем не хотелось говорить, но сказать было необходимо: - Только мне кажется, что ты уже вполне можешь заниматься самостоятельно. Без моей помощи.
        - Как бы не так, - мгновенно отреагировал Сергей и, хитро прищурившись, заявил: - Даже не мечтай, от меня так легко не отделаешься.
        Даша задохнулась от нежности к нему. Дурачок! Отделаться! Да она готова на все, что угодно, ради него! Даже оказаться в сумасшедшем доме! Что, в принципе, было не исключено, потому что нервы у нее были ни к черту! И ведь сама на эту пытку напросилась, глупая!
        Днем, во время занятий, когда Сережка сидел рядом с ней, ей хотелось протянуть руку и погладить его припухший подбородок. Но она знала, что никогда не позволит себе этого интимного, откровенного жеста. А ночью было еще хуже. Ночью она почти не спала. Все вздыхала, ворочалась, вспоминала: вот он улыбнулся своей неотразимой улыбкой на миллион долларов, вот посмотрел на нее как-то по-особенному… Вот он задумался, нахмурился и снова ей улыбнулся… Она собирала эти крохи внимания, как собирают драгоценный жемчуг, нанизывая их зернышко за зернышком на ниточку воспоминаний. Были среди них и приятные, и пугающие. Даша помнила, что чуть не упала в обморок в первый день занятий.
        Она ждала прихода Сергея, как ждут любимый праздник. Прибралась в комнатах, купила торт к чаю (возможно, они в перерыве просто посидят на кухне и поболтают) и, конечно же, больше часа провела перед зеркалом. Все прихорашивалась. Сначала накрасилась поярче, нарядилась броско, распустила волосы по плечам, гладко зачесав их под бархатный ободок, взглянула на себя и испугалась - нет, это не она, а какая-то другая девушка. И тут же побежала умываться и снимать с себя короткую юбку. Может, все это и неплохо выглядело на ней, но совсем не отвечало ее стилю. В общем, дверь она пошла открывать ему в обычных домашних джинсах, хлопковой джинсовой рубашке с туго заплетенной косой. И, как уже было раньше сказано, чуть не грохнулась в коридоре в обморок, увидев его разбитое лицо.
        Сердце ее защемило от жалости. Именно в этот момент Даша всей душой остро осознала значение старинной русской поговорки: жалеет - значит любит. Но она каким-то чудом сумела справиться с собой. Скорее всего, интуитивно, где-то на уровне подсознания, вдруг поняла, что он не примет от нее сочувствия. Не в том он настроении, не те у них отношения. Она решила, что шутка здесь будет более уместна. Наплела что-то про Хоттабыча, пришло же такое в голову! Но Сергей оценил это по достоинству. Задрав голову, он рассмеялся громко и искренне, а потом сказал: «Да! С тобой не соскучишься!» С ним тоже.
        Вот уже неделю Белый с Алисой в ссоре. Приходят в школу отдельно, уходят порознь. Не выдержав этой неопределенности, Даша решила поговорить с Алиской по душам. Она даже собиралась, если понадобится, приободрить подругу. Но все ее старания быть великодушной в ущерб себе оказались напрасными. Алиска не приняла ее жертвы, только огрызнулась:
        - Чего вы все лезете? Как поссорились без вашей помощи, так и помиримся!
        Больше Даша к Алиске с разговорами на эту тему не приставала. И без того было ясно, что их дружба висит на волоске. И Сергей здесь, в общем-то, ни при чем.
        Она посмотрела на Сергея и в тысячный раз попыталась понять, переживает ли он из-за ссоры с Алиской, но его лицо было, как всегда, непроницаемым.
        - Что? - спросил Сергей, перехватив ее взгляд.
        - Нет, ничего, - смутилась Даша и, вспомнив, что у них перерыв, когда они обычно пьют кофе, предложила: - Хочешь кофе?
        - Не откажусь.
        Вскоре они пили кофе в ее комнате и разговаривали. Как-то так вышло, что Даша попросила Сергея рассказать ей о футболе. Для нее эта игра была чем-то вроде неизведанной страны. Сергей сначала удивился, а потом увлекся и стал посвящать Дашу в детали фанатского движения.
        - Среди фанатов есть просто легендарные личности, не пропустившие ни одного матча чуть ли не с первого чемпионата СССР. - Глаза Сергея светились неистовым огнем. - Первого спартаковского «футбольного могикана» звали Софрон, он умер года три назад. Теперь на место Софрона пpишли Профессор, Стоп-мозги, Четверг, Полвосьмого, Бабушка, Консерва. Никто уже толком не помнит, за что им дали такие кликухи, но они считаются одними из самых древних, авторитетами фанатского движения, и у каждого есть своя команда.
        - Как у тебя? - спросила Даша, начиная понимать, что для Сергея значит футбол.
        Это не увлечение, не дань моде, это неизмеримо большее, образ жизни, если хотите.
        - Нет, я всего лишь любитель, - усмехнулся он добродушно. - Нас «левыми» называют, а есть еще и «правые». Вот это боевые группировки. Хотя честь «Спартака» нам всем одинаково дорога. - Сережка поставил пустую чашку на поднос. - Слушай, Даш, раз уж у нас такой душевный разговор зашел, может, ты ответишь мне на один вопрос… - Сергей запнулся. - Нет, наверное, не стоит…
        - Ну почему? Спрашивай.
        Даша понятия не имела, о чем Сергей хочет спросить, но ей ужасно не хотелось прерывать эту доверительную беседу. Сейчас она была готова ответить на любой его вопрос. На любой! Вот спроси он ее в эту минуту: «Ты меня все еще любишь?» - и она не задумываясь ответила бы: «Сильнее, чем прежде!» Но Сергей спросил другое:
        - Я вот смотрю, у тебя по химии много материалов. И учишь ты ее прилежно. Это с чем-то связано?
        - Да, - ответила Даша, ничуть не разочарованная этим вопросом. Ей было приятно внимание Сергея. - Хочу стать врачом. Буду в Первый медицинский поступать. С Нового года пойду работать в больницу нянечкой, чтобы практика была. Я уже в том году работала у Юлькиного отца в хирургическом отделении.
        - Ничего себе! - восхищенно присвистнул Серега, взглянул на нее оценивающим взглядом и, широко улыбнувшись, уверенно сказал: - А знаешь, ты сможешь. Значит, через каких-нибудь семь-восемь лет станешь хирургом?
        - Нет. - Даша покачала головой. - Гинекологом. - Она произнесла это легко, без малейшей тени смущения. Слишком серьезно для нее это было, и решение далось совсем непросто. - Буду помогать появляться на свет новой жизни. - Голос ее сорвался на миг. Даша бросила на Сергея быстрый взгляд и тут же отвернулась: - А знаешь, что мое имя означает в святцах?
        - Что?
        - Дарья значит «Богом данная». Это отец меня так назвал.
        - Красиво, - напряженным голосом отозвался Сергей.
        Он понимал, что что-то за этим стоит, но пока не мог понять, что именно. А Даша чувствовала, что ей нужно выговориться, что нет больше сил нести этот непомерный груз. Она резко вскинула голову и заговорила быстро и горячо.
        - Может, и красиво! Только знаешь, как тяжело жить с мыслью, что ты получила жизнь от Бога взамен другой жизни. Он отнял жизнь у моей матери, чтобы я жила. Понимаешь? - Даша уже не говорила, она почти кричала, задыхаясь от боли, эмоций, чувств. Взрыв должен был произойти, и он произошел. - Вот я и решила. Решила, стану врачом! Отличным врачом, самым лучшим, какие только бывают на свете! - У нее перехватило дыхание. - И я все сделаю! Все! Чтобы никто, даже всемогущий Бог, не мог вырвать жизнь из моих рук! - Слезы брызнули из Дашиных глаз.
        Она хотела закрыть лицо руками, спрятаться от себя, от него, но Сергей не дал ей этого сделать. Он обнял ее крепко-крепко, и она почувствовала его горячее дыхание на своей щеке и услышала слова - нежные, успокаивающие, те самые, которые так нужны были ей сейчас.
        - Ну что ты, что ты! Тихо! - Сергей гладил ее по спине и шептал: - Все будет хорошо! Ты станешь врачом, самым лучшим. И все у тебя будет хорошо. Ты мне веришь? - Он обхватил ее лицо ладонями и спросил более требовательно, глядя ей прямо в глаза: - Ты мне веришь?
        Она едва кивнула, отмечая про себя, что Сергей наклоняется к ней все ближе и ближе… «Неужели?…» - успела подумать она, но тут его пылающие губы прикоснулись к ее губам. Ее ресницы безвольно опустились, и она окунулась в бесконечное счастье… Она купалась в нем до тех пор, пока длился поцелуй, а потом наступило отрезвление. Даша широко раскрыла глаза, мысль, промелькнувшая в голове, показалась ей ужасной, кощунственной, но справедливой.
        Она чуть отстранилась от Сергея, оказавшегося рядом с ней на тахте, и он не стал ее удерживать. Сергей, кажется, и сам был сильно удивлен тем, что только что произошло между ними. Даша облизнула губы, хранившие его вкус, и хриплым, чужим голосом спросила:
        - Это ты меня пожалел, да?
        На щеке Сергея задергался мускул:
        - Это я тебя поцеловал.
        Всего лишь на долю секунды она растворилась в синеве его глаз.
        - А как же Алиска? - прошептала Даша.
        Она ждала ответа с таким нетерпением, с каким, наверное, голодный ждет милостыни.
        Сергей выглядел смущенным и растерянным. Это кольнуло в самое сердце.
        - Не знаю, - помолчав, признался он. По его лицу пробежала судорога, губы, недавно такие желанные, открывшие для нее многогранный мир чувств, вдруг скривились: - Я не хочу тебя обманывать, Даш… Понимаешь, у нас с ней… Нет, не то… Она…
        И тут Дашу охватил панический ужас, она испугалась, что услышит сейчас что-то вроде: Алиса для меня как болезнь, как раковая опухоль, от которой нельзя излечиться, можно только умереть вместе с ней. И Даша поспешно перебила его:
        - Знаешь, Сереж, ты сейчас ничего не говори, не нужно. Ты просто уйди, пожалуйста. Мне нужно побыть одной.
        - Да, наверное. Да… так будет лучше, - неуверенно и даже как-то виновато произнес Сергей.
        Он поднялся, пошел к двери, в какой-то миг замедлил шаг, но затем решительно вышел в коридор.
        Даша даже не вышла из комнаты, чтобы проводить его. Этот разговор отнял у нее все силы. Через минуту она услышала, как хлопнула входная дверь, и, не сдерживаясь, зарыдала. Она плакала долго и горько, до тех пор, пока не подумала: «А что это я так убиваюсь? Ведь ничего непоправимого не случилось? Сергей мне ничего такого не сказал, ничем не обидел, напротив, он меня поцеловал…» Она невольно улыбнулась этому чудесному воспоминанию и побежала в ванную умываться. Ей не хотелось, чтобы отец увидел ее заплаканное лицо и стал приставать с расспросами. Она и сама еще толком ничего не понимала. Ее любовь была такой запутанной, такой сложной и непредсказуемой, что трудно было предугадать, что ждет ее завтра.
        17
        На следующее утро (а была это пятница) Даша специально пришла в школу пораньше. Она надеялась застать Сергея одного, подойти к нему, а там как сложится. Но он появился буквально за несколько минут до звонка, следом за ним с улыбкой в класс вошла Алиска. И было непонятно, то ли они пришли вместе, то ли это случайное совпадение. В такие совпадения Даша не очень-то верила. В чем вскоре и убедилась.
        Но не будем нарушать хронологию событий и расскажем обо всем по порядку. Тем более что события в этот день развивались весьма стремительно. Не успела Алиска занять место рядом с Дашей, бросить небрежное «привет», как в кабинет, стуча каблуками, вошла Раиса Андреевна.
        - Минуту внимания, десятый «Б»! Я здесь, чтобы сделать одно очень важное сообщение.
        Все насторожились, ожидая, что Дондурей, перепробовав все меры воздействия, наконец-то решилась осуществить угрозу насчет родительского собрания. Завуч обвела жестким взглядом притихших ребят и сказала, четко выговаривая слова:
        - Сегодня утром у меня был разговор с Клавдией Петровной, и, как я ее ни упрашивала повременить с этим решением до выхода из больницы Федора Степановича, она наотрез отказалась преподавать в вашем классе! С этого дня математику у вас будет вести Ирина Борисовна.
        Гробовая тишина сменилась всеобщим ликованием. Ухода Дондурей никто не заметил. Народ одержал победу, и неважно, под каким соусом она была ему преподнесена.
        - Ребсы! Поляну нужно накрыть! - крикнул Вадик Ольховский, вытанцовывая что-то замысловатое на парте.
        - Точно! Отметить такое событие!
        - Ноу проблем! Завтра в семь у меня! - крикнул Борька Шустов.
        - А предки?
        - В отъезде! Все схвачено!
        Это сообщение вызвало новый взрыв радости. Даша собралась принять участие в поголовном веселье, но тут ноги ей отказали. Она увидела, как Алиска, бросившись меж рядов, повисла на шее у улыбающегося Сергея, радостно повизгивая и болтая ногами в воздухе.
        «Можно подумать, это ее победа! А ведь ее! ЕЕ!» - эта мысль отдалась невыносимой болью в сердце. Последние сомнения исчезли. Сергей и Алиска, если и не помирились, то на пути к этому.
        «Ну почему так? Почему она всегда получает то, что хочет?» - в отчаянии подумала Даша. Это отчаяние придало ей сил, заставило действовать. Даша схватила рюкзак, побежала к выходу и в дверях чуть не сбила с ног англичанку.
        - Даша, ты куда? - захлопала ресницами преподавательница, не ожидавшая от Даши такой прыти.
        - Мне нужно! Простите, Софья Николаевна, я плохо себя чувствую! - выпалила Даша на одном дыхании и бросилась вниз по лестнице.
        На улице она остановилась, огляделась, ей было все равно куда идти, и она пошла туда, куда глядели ее глаза. Вскоре Даша потеряла счет времени. Она бродила по улицам, бессмысленно рассматривала витрины и рекламные щиты. Ничто ее не трогало, окружающий мир был далек от нее.
        «Может, я умерла? - в какое-то мгновение подумалось ей. - Нет, - тут же возразила она себе, - мертвый человек не чувствует боли. А я чувствую. Значит, я жива. И буду жить».
        От этой мысли, что жизнь все равно не кончается, даже если с тобой ничего прекрасного больше никогда не случится, Даше, как ни странно, стало легче. Мир ожил, наполнился голосами и звуками.
        - Эй, Даш! - услышала она и обернулась.
        Ее догоняла Варя Дробышева - на голове белая вязаная шапочка, в руке сумка с учебниками. Даша остановилась, поджидая одноклассницу, а когда та подошла, спросила:
        - Ты какими судьбами здесь оказалась?
        - Да я к сестре в салон заходила постричься.
        - К родной?
        - Нет, к двоюродной. У меня вообще никого нет, я одна у папы с мамой. А чего это ты головой качаешь?
        - Да вот подумала, столько лет в одной школе учимся, а друг о друге ничего толком не знаем.
        - Это ты верно заметила, - задумчиво согласилась Варя и грустно улыбнулась.
        Даша даже больше заметила: Варя проявила удивительную тактичность, не стала расспрашивать Дашу, почему она сбежала с уроков. И затем только она сообразила:
        - Так твоя сестра в парикмахерской работает?
        - Ну да. Вот в этом салоне. - Варя махнула назад рукой. - Наташка меня всегда стрижет. Она на мне руку набивала, еще когда в училище училась. Я тогда какая только не ходила, хоть в цирке выступай. А теперь она лучший мастер модельной стрижки, и я пожинаю плоды ее успеха. Причем бесплатно.
        - Повезло тебе! - с чувством сказала Даша.
        В сознании забрезжила неясная мысль, обретавшая все более четкие очертания по мере того, как Даша все настойчивее теребила промокший насквозь кончик своей косы.
        - Слушай, Варь, а твоя сестра может меня постричь? - вырвалось у нее.
        - Ты что? - Чуть раскосые Варины глаза округлились.
        - Ну не так, как тебя! Как-нибудь по-другому. Мне все равно как! - проговорила скороговоркой Даша.
        Она вдруг ясно поняла, что должна, просто обязана немедленно что-то изменить в себе. И тогда вся ее жизнь тоже изменится. Может быть, и даже скорее всего, Даша погналась за иллюзией, которая, как известно, прямо пропорциональна силе разочарования, но тогда, в ту минуту, ей так не казалось.
        - Да я не об этом! - отмахнулась Варвара и попыталась ее отговорить: - У тебя такая коса! Да все девчонки завидуют твоим роскошным волосам. И ты хочешь с ними расстаться?
        - Хочу! - Даша решительно тряхнула головой и повторила: - Хочу! Прямо сейчас!
        18
        Сергей за всю свою шестнадцатилетнюю жизнь не мог припомнить случая, когда он еще был так зол и раздражен на самого себя.
        Вчера ему хватило одного поцелуя, одного прикосновения к робким губам Даши, чтобы понять, что он никогда не был влюблен в Алиску. Это было влечение, спортивный азарт, желание повзрослеть, это было все, что угодно, но только не любовь! Слов нет, она красивая девчонка. Белый всегда это признавал, но, как выяснилось, красота вовсе не главное. Главное, что чувствуешь ты в тот миг, когда смеются или плачут ее глаза. Теперь Сергей это знал. Он прошел через это, ощутив такую мучительную нежность, когда Дашины глаза наполнились слезами, что ему стало страшно за себя. Спрашивается, где же были его собственные глаза все это время? Почему он так упорно старался не замечать верности, доброты, смелости этой удивительной девчонки? Именно смелости, потому что для искренности нужно много смелости! И он поцеловал ее вовсе не из жалости. Он очень хотел ее поцеловать и поцеловал, хотя и не имел на это права. Пока не имел, ведь последняя точка в отношениях с Алиской была еще не поставлена. Она все это время звонила ему, пыталась заговорить в школе, в общем, хотела помириться, а он уклонялся от встреч с ней. Пришла
пора действовать. Утром он дожидался Алиску у школы, стоя за гаражами. Все время курил и поглядывал на часы. Она появилась, когда до звонка оставалось чуть больше пяти минут. Сергей в два прыжка догнал ее.
        - Алис, нам нужно поговорить.
        - Ну не сейчас же! - испуганно произнесла она, видимо почувствовав решительность в его тоне.
        - Да, сейчас уже не получится, давай после уроков.
        - Договорились.
        И они вошли вместе в раздевалку, а потом в класс. Белый специально не глядел на Дашу, решил: вот разберусь с Алиской, тогда уже ничего не будет нам мешать. Никакие угрызения совести. Так он предполагал, но Дондурей спутала все карты. Нашла время, когда сказать, что Клава от них отказалась. Белый, конечно, этой новости обрадовался и бдительность утратил. Словом, он оглянуться не успел, как Алиска повисла у него на шее. А когда Сергей смог освободиться от ее цепких рук, Дашки в классе уже не было.
        Тут пришла англичанка и навела порядок. Все сорок минут Сергей сидел злой как черт. Англичанка один раз на него взглянула, и этого для нее оказалось достаточно, чтобы больше его не замечать. Шел опрос, но она его не беспокоила. А едва раздался звонок с урока, Белый схватил Алиску за руку и потянул под лестницу на первый этаж. Там все разбирались со своими проблемами.
        - Мы же хотели после уроков поговорить, - капризно причитала Алиска, едва поспевая за ним на каблуках.
        - Обстоятельства изменились, - процедил Серега.
        - Ну хорошо! - Алиска решительно тряхнула волосами. - Только сначала ты должен выслушать меня. Я всю неделю этого добивалась!
        Это было справедливо.
        - Говори, - согласился Сергей.
        - Белый, я, конечно, понимаю, что моему поступку нет оправданий, - сказала Алиска и тут же начала оправдываться, вспоминая все обиды, причиненные им, и то, что шампанское коварный напиток, и то, что она пошла наверх с этим белобрысым из-за того, что была пьяна и расстроена по вине Сергея. И если он ее любит, то обязательно простит, потому что она ничего такого страшного не совершила, подумаешь, всего лишь целовалась…
        Тут Белый ее прервал:
        - А теперь послушай меня. То, что было между нами, то было. Но теперь это прошло, Алис, и даже если бы это можно было вернуть назад, я бы ни за что не согласился. Так что давай разбежимся и не будем портить друг другу жизнь.
        Алиска задумчиво взглянула на него:
        - То есть ты предлагаешь остаться друзьями?
        В ту минуту эта мысль показалась Сергею вполне разумной. Они ведь в одном классе учатся. И Даша…
        - Точно, - подтвердил он, улыбнувшись.
        - Хорошо, я согласна. - Алиса улыбнулась в ответ и, задумавшись на долю секунды, призналась: - Да, так, наверное, будет лучше. Рано или поздно это все равно бы закончилось. Мы с тобой абсолютно разные.
        - Верно. Ну, я пойду?
        - Нет уж. Ты уже уходил, - заявила Алиска тоном, не терпящим возражений, - теперь моя очередь.
        Сергей закурил, проводил бывшую подружку взглядом и подумал с усмешкой: «Ее не изменить. Она всю жизнь будет думать, что мир вращается вокруг нее». Но теперь ему до этого не было никакого дела.
        Белый пришел к Даше в восемь вечера. Он уже был у нее днем, но ему никто не открыл. Это была вторая попытка, понадобится, будет и третья, и десятая. Он нажал на звонок и, затаив дыхание, прислушался. Удары сердца отдавались сейсмическими толчками у него в груди. Он ждал. Но вот послышались шаги, дверь распахнулась, и у Сереги перехватило дыхание, он словно получил мощный удар под дых.
        Эта короткая разлетающаяся стрижка произвела на Белого неизгладимое впечатление. Она была, по всей видимости, последним писком сезона, и он невольно восхитился, когда соблазнительные завитки при легком повороте головы внезапно распушились вокруг Дашкиного личика, поблескивая яркими тонами меди. Вероятно, он бы еще нескоро пришел в себя, любуясь этим очаровательным превращением, но Даша привела его в чувство.
        - Эй! Это я, Даша Свиридова! - сказала она и ткнула в себя пальцем.
        - Честно говоря, я в этом вовсе не уверен, - отозвался Сергей, покачивая головой, а потом улыбнулся: - Черт, а тебе идет!
        - Правда? - обрадовалась Даша, и тут ее улыбка погасла. - Спасибо, конечно, только ты дни перепутал. Мы занимаемся завтра, в пять.
        - Нет. - Сергей переступил порог и захлопнул дверь. - Завтра мы идем к Борьке праздновать нашу общую победу. И если ты меня опять спросишь: «А как же Алиска?» - я отвечу тебе: «Мы с ней сегодня со всем разобрались и решили остаться друзьями».
        - Да? - слишком поспешно отозвалась она, поправляя завиток у виска. - Вообще-то это ваше дело, и тебе не нужно мне ничего…
        - Даш!
        Даша смутилась и начала краснеть. Белому очень хотелось на это посмотреть, уж больно увлекательное это было зрелище, но еще больше ему хотелось Дашу поцеловать. Он притянул ее к себе, наклонил голову, и его губы встретились с ее мягкими податливыми губами.
        Даша не возражала. Да и как она могла возражать, когда только об этом и мечтала.

* * *
        А в это самое время Варя Дробышева размышляла над вопросом: идти ей завтра с классом на празднование или не идти? «Не пойду! - решила она. - Все равно мое присутствие там никто не заметит». Вдруг перед глазами всплыли любимые черты, и сердце сладостно заныло. «Пойду! - решила она. - Он же непременно будет там!»
        Но это, как вы догадываетесь, совсем другая история.