Моя снежная мечта, или Как стать победительницей Роман Волков
        Наташа с детства любила лыжи и снег. Для нее бежать по безлюдному заснеженному лесу всегда было настоящей радостью. Она наслаждалась скоростью и свободой. Поэтому не случайно биатлон стал для девушки самым любимым видом спорта, без которого она не мыслила своей жизни. Но оказалось, что победить на соревнованиях не так-то просто, ведь, помимо воли к победе, упрямства и натренированных мышц, необходимо уметь защищаться от интриг соперниц, противостоять нечестному судейству, а еще… нестись по лыжне вперед, словно на крыльях! Сможет ли девушка из глухой сибирской деревни стать новой звездой биатлона и доказать всему миру, что она достойна золотой олимпийской медали?
        Роман Волков
        Моя снежная мечта, или Как стать победительницей
                
        Часть первая
        Глава первая
        Хотя Егору Ивановичу Тобурокову недавно стукнуло пятьдесят, он все равно выглядел крепким поджарым мужчиной слегка за сорок. Седина лишь слегка тронула его длинные, черные как воронье крыло волосы и редкую якутскую бороду.
        Но сам он себя считал древним стариком, и поведение у него было такое же - медленное, неторопливое. Многое он повидал в жизни. И якутский охотничий промысел, и армию, и тайгу, и стычки с лесниками и браконьерами, и треснувший лед на маленькой речушке, и диких волков, и больницы.
        Дома со своей очень рано постаревшей женой он не жил, а отбывал повинность в заготконторе, куда он приносил шкурки, говорил мало, а вот когда натягивал лыжи, брал собак, поправлял рюкзачок, расчехлял оружие и устремлялся в чащу, на его лице появлялась улыбка.
        Он любил одиночество, снег, обжигающий мороз, свою старенькую винтовку с дедовской трофейной оптикой, двух беспородных псов - Севера и Даньку - и охоту. А вот шум, разговоры, людей, детей он не то чтобы ненавидел. Просто они существовали в абсолютно разных мирах, враждебных друг другу, как, например, рыба и воздух. В зимнем лесу Егор Иванович чувствовал себя именно как рыба в воде. Тут он жил по одиннадцать месяцев в году, выбираясь на несколько дней в свою деревеньку, скупо обнять жену, сдать пушнину, получить деньги, передать их жене, купить патроны, дробь, соль, спички и снова уйти в лес.
        Странное это было время, страну лихорадило и корежило, а Егор Иванович этого не знал: телевизор он не смотрел, радио не слушал, телефона не имел, обходился только звериным чутьем. Вот и в этот раз он забрался так далеко, как давно уже не заходил, ночевал в заброшенных охотничьих сторожках, вышках, землянках, а то и просто на снегу, постелив лапник на лыжи, потом пенополиуретановый коврик, прожженный искрами в тысяче мест, и закутавшись в старенький, но очень теплый спальный мешок. Собак он решил не брать: эта экспедиция была только его, и он наслаждался тем, что их двое - он и мир. Тобуроков шел и шел, уходя от стычек с большим зверем, белкуя и подстреливая соболя, не самого ценного на Алтае. Не для денег. Для охотничьего азарта.
        Он мягко ступал по глубокому снегу в широких охотничьих лыжах и улыбался: так ему было хорошо и уютно в этом огромном заснеженном мире. Только вдруг улыбка стала спадать: из большой полянки, покрытой девственным снегом, уходила вдаль широкая тропинка. А уже за ней виднелись черные крыши избушек.
        - Черт возьми, и здесь эти проклятые люди… - подумал Егор Иванович. Он замер на минуту, слушая, как скрипят на ветру деревья, а где-то вдалеке стрекочет дятел.
        - Ладно, - снова подумал Тобуроков. - Коли вышел на деревню, глупо крюка давать. Может, деревня на меня вышла, а не я на нее.
        Он быстро побежал своими широкими лыжами по неглубокому снегу. В самом деле тут наверняка живут охотники. Можно пополнить запас патронов, залатать сеть для обмета (вчера соболь умудрился сильно ее прогрызть), взять немного соли и сухарей - тогда можно побродить по лесу еще лишний месяц.
        Тобуроков вдруг начал широко раскрывать свои и без того широкие якутские ноздри. Пахло гарью. Причем не свежей, а такой, застоявшейся, прибитой морозом. Охотник ускорил шаг, снимая винтовку с плеча. Не нравилось ему все это.
        - Смертью пахнет, - прошептал он и после небольшой паузы перекрестился. Наконец перед ним предстала деревня, маленькая, домов десять. Такое иногда бывает среди лесов, когда охотники объединяются, привозят семьи и устраивают небольшие поселения, чтобы больше набивать дичи.
        Только это деревня сгорела дотла. Вместо домиков высились в разные стороны обугленные еще дымящиеся головешки, лишь в самом центре торчала черная труба русской печи.
        - Вот те раз… - прошептал Егор Иванович. - Что же это такое… Пожар, что ли, был… Или люди лихие пожгли…
        Он проехался мимо останков домов. Попытался заглянуть под обломки, но решил, что это уже лишнее. Ощущение было нехорошее, тяжелое. Охотник почувствовал, как по лбу, несмотря на холод, поползла струйка пота.
        - Плохое место, плохое, - шептал Егор Иванович. Он круто развернул лыжи и устремился к лесу, как вдруг резко остановился. Ему почудился странный звук, похожий на визг какого-то животного.
        - Собака, что ли, скулит? Или лиса?
        Он снова развернулся и вслушался. Звук повторился, но сейчас стало понятно, что это детский плач. Охотник сорвал рюкзак, бросил на землю и, не выпуская винтовки из руки, подбежал к разрушенным избушкам. Плач раздавался откуда-то из глубины, был он какой-то приглушенный. Протопав по головешкам, Егор Иванович добрался до огромной закопченной печки, резко сорвал заслонку и бросил ее на снег.
        Из черного отверстия на него выглянула, щурясь от сверкающего на солнце снега, девочка лет четырех. Она была вся взъерошенная, черная от сажи, как негритенок, только слезы проделали белые ручейки на щеках.
        - Ты что ж это?.. - забормотал охотник, вытаскивая девочку из печки. Она сразу вцепилась в него и перестала плакать.
        - А где родители твои? Где все?
        - Люди плохие приезжали… На больших машинах… стреляли… не из винтовок, а так тра-та-та… такие штуки горящие бросали… и такие, которые бабахали потом… Пожар был… огонь… - шептала девочка. - Все сгорело… я в печке спряталась… папка тушить побежал… С винтовкой… Мамка тоже… Дядя Саша…
        - Что за чертовщина… - подумал Егор Иванович. Он слышал о том, что браконьеры нападали на охотничьи заимки, убивали всех подряд и забирали охотничьи трофеи, оставляя после себя только пепелище. Но сам впервые увидел такую разоренную деревню, где в живых остался лишь один ребенок.
        - И что же мне с тобой делать? - спросил он девочку.
        - Не бросай меня…
        - Да куда ж тебя бросить…
        Охотник напоил и накормил девочку, закутал ее в спальник и порченые шкурки, посадил в рюкзак и двинулся в лес. Под тяжестью двух тел лыжи начали глубоко проваливаться в снег, скорость хода замедлилась.
        «Ну и куда ее? - думал Егор Иванович, слыша за спиной посапывание девочки. - До дома я ее не доволоку. Да и зачем? Детей не люблю. Заниматься с ней не буду. Старуха моя - тоже. Нет, надо сделать по закону. Сообщу в милицию, пусть разбираются. Я человек маленький».
        Он поменял направление и через полдня добрался до трассы, а еще через полчаса уже мчался по направлению к городу в кабине большегрузной фуры, держа спящую девочку на коленях.
        Девочка проснулась, пыталась заговорить с охотником, но тот упрямо молчал, отворачивая голову в сторону.
        «Время я теряю, - размышлял он. - По-человечески поступил: спас девочку. Теперь пусть государство ей помогает. Может, родственников найдет. Может, еще чего. Я-то ей кто? Никто».
        Когда Тобуроков передал ее усатому капитану милиции, девочка снова заплакала. Она уже привыкла к запаху его куртки, такому же знакомому, как и у отца, который куда-то пропал, но обязательно скоро найдется…
        Глава вторая
        На все попытки выяснить хотя бы ее имя девочка молчала. Ей не нравился этот капитан милиции и его усы, и неуютна была ей вся эта казенная обстановка кабинета, отделения, вообще всего райцентра. Где ее лес, где ее папа, где дядя-охотник, который должен был пойти искать папу, а вместо этого привез сюда…
        Капитану тоже недосуг было долго с ней возиться. Свои проблемы есть, в конце концов. Раскрываемость по району падает, отчетность ни к черту, эта мелочь чумазая статистику тоже не улучшает. А жена потом дома пилит, что надо было за Ваську Петровичева выходить, он уже вон в самом Зеленограде начальник паспортного стола, а она тут с ним так и умрет в тоске в райцентре.
        «Да ну ее правда, - подумал капитан, глядя на упорно молчащую и смотрящую исподлобья девочку, - отвезу ее в больницу, пусть сами в детдом сдают. А, не, паспортисткам сначала, пусть документ выпишут на имя Зоя, Зоя Дубова пусть будет, лесной подарочек, тоже мне».
        Капитан толкнул дверь кабинета паспортного стола:
        - Привет, девочки! Кому подарок?
        - Привет, подарок?! - защебетали «девочки» от сорока до пятидесяти в густом макияже и излишне нарядных платьях. Было очевидно, что, кроме работы, в этом райцентре ходить особо некуда.
        - Да Тобуроков из леса подсуропил. Наткнулся на пепелище. Деревня там, оказывается, была охотничья. Пожгли всю к псам, - капитан прибавил крепкое слово и махнул рукой для большего драматизма, видя, как «девочки» внимательно его слушают. Не то что жена Ленка.
        - Так это кто у тебя там? Собака, что ли? - спросила дама в летах высоким по-детски голосом.
        - Да, Катя, как же! Попер бы Тобуроков собаку от большой любви ко мне и к животным! Девка это!
        Он посадил сверток на стул и скинул с него одеяло и шкурки охотника. Паспортистки увидели очень грустную, настороженную и насупленную девочку лет четырех.
        В возухе повисло дружное «ах». Потом «ох».
        - Короче, девочки, быстро запишите мне ее Зоей Дубовой, и я ее в больницу повез, некогда мне. А уж потом я вас отблагодарю, - и он даже попытался подмигнуть, подкрутив одновременно ус.
        Самая младшая из паспортисток подбежала к девочке, Верочка Лобова, вечная девушка, любительница классической литературы. Она действительно выглядела довольно молодо для своих сорока лет, да и мыслила все еще по-молодому идеалистично. Она попыталась взять девочку за ручку, но та отдернула и зарылась ладошками в свое грязное платье.
        - Зоя? - спросила паспортистка.
        Девочка в ответ только покачала головой.
        - Так она Зоя или нет? - спросила девушка капитана.
        - Да почем я знаю! Сама видишь - звереныш, слова не вытянешь. В больницу ее надо. Может, ее там волки в лесу покусали, может, бешенство у нее, смотри вон дикая! Пусть будет Зоя, как Космодемьянская, раз молчит как партизан.
        - Это же ребенок! - воскликнула Верочка, по-театральному всплескивая руками, - ее надо угостить конфеткой!
        Тут встала Ираида Марковна, женщина солидная и практичная, предпенсионного возраста.
        - Дура! - шикнула она на Верочку. - Ее надо умыть и узнать имя!
        Ираида Марковна нависла над девочкой и принялась командовать:
        - Девочка! Ты хочешь всю жизнь прожить с именем Зоя Дубова? Как тебя зовут? Кто твои родители? Пошли умываться!
        У малышки и мускул не дрогнул, девочка молчала и только глубже отодвигалась к спинке стула.
        - Что я говорил?! - гордо и солидно сказал капитан. В этот момент он чувствовал себя хозяином положения, хоть и за счет несчастного ребенка. Но мысль быстро отправилась далеко в глубины сознания.
        В паспортном столе начался консилиум. Близилось время обеденного перерыва, а в магазин, Ираида Марковна слышала, завезли колбасу. Так что быстро постановили, что раз девочка упрямится, пусть будет Зоей Дубовой. Им своих дел хватает.
        Быстро напечатали справку, шлепнули печать, завернули обратно в шкурки и всучили капитану.
        В районной больнице дежурная сестра приемного отделения тоже несильно обрадовалась. С ее копеечной зарплаты копилась только бесконечная усталость от одинаковых дней, нескончаемой писанины, вечной экономии, ночных дежурств и недосыпа. Пациенты - взрослые или маленькие - давно уже вызывали в ней не больше эмоций, чем болванки на станке у столяра.
        Она приняла и записала как положено девочку. Шкурки, которые Капитан пытался оставить себе, не дала. Положено сдавать всю одежду поступающих в лечебное учреждение на хранение в шкафчик!
        - Всю одежду, - гордо подчеркнула женщина. Она тоже, пожалуй, впервые за годы ощутила себя человеком, пусть даже и за счет стареющего милиционера. Впрочем, эта мысль тоже быстро пропала куда-то в бессознательное.
        Капитан, наконец, ушел, одновременно облегченно вздохнув и с досадой сплюнув на землю.
        Сестра передала девочку в инфекционное отделение на осмотр. Врач завела карточку на имя Зоя Дубова и пошла принимать новую пациентку.
        Врач оказалась молодой женщиной лет тридцати. Она не могла иметь своих детей, поэтому к чужим относилась с особым трепетом и невысказанной нежностью.
        Но такую дикую и закрытую девочку она видела впервые. Во время осмотра та делала все, о чем ее просили, но не отвечала ни на один вопрос.
        Не найдя ничего по своей части, врач записала ее на осмотр к лору - а вдруг девочка глухонемая? И к психиатру, все-таки у ребенка шок, ее же, кажется, нашел в лесу на пепелище местный охотник. Так передала ей дежурная сестра со слов капитана…
        «Что она там делала, на этом пепелище?» - мелькнула мысль, тут же вытесненная насущными проблемами и делами.
        Вымытую и одетую в казенный больничный халатик девочку поселили в отдельном боксе на карантин. Туда же дежурные сестры приносили ей еду из больничной столовой и игрушки, которые нашлись в отделении.
        Ела она только кашу, совсем чуть-чуть, к игрушкам не прикасалась, в разговоры не вступала и все время смотрела в окно. Когда приходило время спать, послушно ложилась и закрывала глаза.
        И только когда во всем отделении гас свет и слышался храп дежурной из сестринской, она начинала тихонько плакать. Маленькие кулачки сжимали казенное колючее одеяло, по похудевшим щечкам текли ручейки слез. Они заливались в уши, за уши, текли по шее, стекая, накапливались в маленьких ключицах. И так напоминали дождь…
        Кончается зима, снег начинает таять. Вот она у папы на плечах, он бежит на лыжах через лес к дому, потому что начался дождь. Он стекает по волосам и наливается в ложбинки под ключицами, а потом выплескивается из них, потому что папа ловко подпрыгивает на кочках. А потом опять накапливается и опять выливается…
        Глава третья
        Серым и неприветливым летним днем Егор Иванович Тобуроков, постаревший и одетый в потертый костюм, вошел в кабинет директора детского дома.
        Он, проводящий все время в лесу и знающий, как подманить любого зверя на его языке, совсем не любил язык людей и сам плохо на нем говорил. Правда, сейчас ему придавала сил и даже некоторого красноречия твердая решимость.
        - Здрасте! - сказал он после паузы и остановился в дверях.
        - Здравствуйте, Егор Иванович, - директор, приятная пухлая женщина в летах, оторвалась от своих бумаг и сняла очки, - почему вдруг к нам?
        - Римма Карловна, помните, пять лет назад к вам сюда привезли девочку?
        - А, это которую вы в лесу нашли на пожаре?
        - Да.
        - И что?
        - Я хочу забрать ее.
        - Куда забрать?
        - Себе забрать.
        - То есть опеку оформить? Вы это имеете в виду?
        - Ну, да. Опеку. Да.
        - Егор Иванович, - Римма Карловна сделала такое приятное лицо, с которым обычно не говорят ничего хорошего, - вы, давайте будем откровенны, человек немолодой уже. Это раз. А девочка очень сложная. У нее большие психологические проблемы. Это два. Адаптивность личности полностью нарушена…
        Егор Иванович перестал слушать, ибо не понимал ни слова, но сразу уловил, что Римма Карловна против.
        Да, о том, что ему могут и отказать, он как-то не подумал. Мирские стратегии не давались старому охотнику. Но у него было чутье, выносливость и упорство. Эти качества компенсировали его неуклюжесть и помогали решать бытовые вопросы.
        - Я хочу с ней поговорить, - тихо, но решительно сказал Егор Иванович.
        - Егор Иванович… - начала Римма Карловна еще более сладким голосом.
        - Я хочу ее увидеть, - так же тихо и решительно сказал Тобуроков.
        - Ну посмотрите со стороны. Вы не справитесь, Егор Иванович, тут нужны психологи, психиатры…
        - Семья ей нужна, а не эти ваши атры-шматры! Залечили девку! Я хочу ее увидеть, - стукнул кулаком по столу Тобуроков.
        - Хорошо, - сказала Римма Карловна, поняв, старик не отстанет, - идемте.
        Темными коридорами, выкрашенными зеленой краской, они вышли во внутренний двор детского дома. Римма Карловна с недовольным лицом отвела Тобурокова в самый дальний угол, где на лавочке, отвернувшись от всех, сидела худенькая девочка лет десяти. Она казалась фигурой из музея восковых фигур, просто сидела и остановившимся взглядом смотрела в сторону кустов, растущих вдоль детдомовского забора.
        - Вот, - произнесла Римма Карловна тоном «хотели - получите». Но Тобуроков не различал подобных нюансов интонации и не обращал на тон внимания.
        - Спасибо, - отчеканил он.
        - Я вернусь через десять минут, если через пять сами не придете, - ехидно улыбнулась Римма Карловна. Женщина не сомневалась, что в итоге она окажется права.
        Когда Римма Карловна скрылась за дверями, Егор Иванович подошел к девочке. И понял, что даже не подумал, что он ей скажет. Так они и замерли оба. Девочка - сидя. Охотник - стоя. Вдруг Тобурокова осенило. Он даже не знал, как зовут девочку. Старик подсел к ней на лавочку и спросил:
        - Помнишь меня?
        Девочка медленно повернула голову в его сторону. Она долго рассматривала охотника. Его длинные, черные с сединой волосы. Крепкую фигуру, потертый серый пиджак, мозолистые руки. Когда девочка увидела эти руки, она неожиданно подняла оживший взгляд и спросила:
        - Вы нашли папу?!
        Тобуроков вздрогнул. Такого поворота он и вовсе не ожидал и, растерявшись, сказал:
        - Да. - К тому же и чутье подсказывало ему, что это единственный способ разговорить маленькую сиротку.
        - Где он? - торопливо спросила девочка.
        - Он… он в лесу, на охоте, - Егор Иванович даже вспотел от напряжения. Выходить из леса, говорить с людьми, да еще и сочинять ребенку сказку на ходу. Он уже перевыполнил свой десятилетний план общения.
        - А когда он вернется? - глаза девочки горели теперь таким живым огнем, что Егор Иванович, вспомнивший, какой она сидела тут еще пять минут назад и в каких непонятных и неприятных терминах описывала ее до этого директор, понял, что не имеет права погасить эту надежду, не может оставить сироту тут, чтобы она снова превратилась в живую тень.
        - Он вернется… осенью. Но мы можем пойти к нему в лес, - чутье вело Егора Ивановича и даже помогало фантазировать. Старый охотник преисполнился уверенности - ребенка вылечит лес, а не эти «атры-шматры».
        - Мы можем отсюда уйти? - спросила девочка.
        - Да, если ты скажешь Римме Карловне, что ты согласна. Она будет тебе говорить разное… спрашивать… ты на все говори только: «Хочу к Егору Ивановичу и Марии Николаевне». Это жену мою так зовут. Тогда она тебя отпустит и мы с тобой пойдем в лес, к твоему папе. Поняла?
        - Да, - неожиданно легко согласилась девочка.
        Тобуроков выдохнул. Он совершенно не представлял, что он делает сейчас и что будет делать дальше, но почему-то почувствовал радость и глубокое удовлетворение. Чутье говорило, что сейчас свершилось что-то большое и важное.
        - Теперь я пойду к Римме Карловне и скажу, что ты согласна. Оформим там что надо, и я за тобой вернусь… Через несколько дней, - добавил он после небольшой паузы.
        - Да, - уже не так живо сказала девочка. Ей казалось, что ожидание папы наконец закончилось и они прямо сейчас выйдут из ворот этого опостылевшего детдома и уже вечером отправятся в родной лес.
        Тобуроков снова вошел в кабинет директора детского дома. Только на этот раз решительно миновав дверной проем и без приглашения сев в кресло напротив стола Риммы Карловны.
        - Девочка согласна, - коротко и сухо сказал он, - скажите, какие вам там нужны бумаги, я соберу.
        Римма Карловна смотрела на Егора Ивановича поверх очков. Смысл сказанных слов, кажется, еще не доходил до нее.
        - Вы говорили с Зоей? - изумленно спросила она.
        - С Зоей? Какой еще Зоей?
        - С девочкой.
        Тобуроков осознал, что уже дважды не спросил имени девочки. Ни когда нашел, ни сейчас.
        - Нам ее привезли с документами на имя Зоя Дубова, - раздраженно добавила Римма Карловна.
        Чутье Тобурокова забило в набат. «Зоя Дубова. Что за черт. Не клеится», - крутилось в его голове.
        - Подождите, - сказал он и вышел из кабинета.
        Девочка сидела там же на лавочке. Она словно выключилась. Опять была похожа на прибор в режиме ожидания.
        Тобуроков подсел к ней.
        - Не отпускают? - подняла на него девочка пустые глаза.
        - Да нет! Как тебя зовут? - спросил Тобуроков.
        - Зоя, - ответила девочка.
        - Нет, это они назвали тебя Зоей. Как твое настоящее имя?
        - Я не помню.
        - Вспоминай! - разгорячился Тобуроков. «А тут тоже бывает азартно, не хуже охоты», - мелькнуло у него в голове.
        Девочка вздрогнула.
        - Я не помню, я была очень маленькая, - сказала она тихо.
        - Вспоминай! - настаивал Тобуроков, - как тебя папа звал? Мы придем к нему, и что, ты скажешь: «Теперь я Зоя, папа»?
        - Я не помню, - тихо повторила девочка и отвернулась к кустам и забору, - я Зоя, - безнадежно и бесцветно произнесла она.
        Тобуроков взял ее за плечи. Оба вздрогнули. Он развернул ее к себе и сказал:
        - Уговор будет такой - ты вспоминаешь, как тебя зовут, я веду тебя к отцу. Завтра я опять приду.
        Взбудораженный, Тобуроков вышел из ворот детского дома. Ничего не понимающая Римма Карловна провожала его взглядом, глядя в окно своего кабинета. Когда она вышла во двор, девочка все так же неподвижно сидела, уставившись в кусты у забора.
        - Разговаривал он с ней. Как же. Молчит как молчала. Из ума старик, видать, выжил, - буркнула директор себе под нос и, немного успокоившись, пошла обратно в здание.
        Девочка сидела неподвижно. Так же неподвижен был и ее взгляд. Но теперь он не был пустым, что-то словно подсвечивало теперь глаза изнутри. И они уже были не серыми, а голубыми.
        Девочка не видела ни кустов, ни забора. Она смотрела в спину идущего впереди нее отца, палкой пробующего прочность почвы под ногами.
        - Осторожно… здесь топь, дай я тебя перенесу, - сказал он своим сильным и приятным голосом.
        - Да папа. А как меня зовут? - спросила она у своих воспоминаний.
        - Не отставай… - сказал отец. И снова имя не всплыло в памяти.
        - Папа, - шептала она, - как меня зовут?
        - Смотри-ка… уже морошка пошла, надо было корзины захватить, - отвечал идущий впереди отец.
        - Папа, как меня зовут? - беззвучно шептала и плакала девочка.
        - Наташа! - вдруг услышала она резкий крик. - Стой, там топь! Стой на месте, Наташа! Ты слышишь меня?! - крикнул отец.
        - Наташа, - выдохнула она, - Наташа. Да, папа.
        - Я - Наташа, - гордо объявила девочка Тобурокову, когда он пришел на следующий день в том же сером пиджаке и сел рядом на ту же лавочку в дальнем углу казенного двора.
        - Жди здесь, - скомандовал Тобуроков и пошел к Римме Карловне.
        Он снова, в который раз за эти дни, открыл дверь кабинета директора детского дома. Римма Карловна снова подняла голову от бумаг и сняла очки.
        - Здравствуйте, - сказала она сладко.
        - Здравствуйте, - сказал Тобуроков.
        Он уже немного освоился среди людей и даже разработал стратегию предстоящей беседы: как будет говорить и на что делать упор.
        - Так вот, я с ней говорил, Наташа согласна, - отчеканил Тобуроков.
        - Наташа?
        - Девочка.
        - Зоя, вы хотели сказать.
        - Я сказал что хотел. Наташа.
        - Егор Иванович, некогда мне шутки шутить, да и вам… не по чину.
        - Не шучу. Говорил с ней. Сказала, что зовут Наташа, - отчеканил Тобуроков.
        - Прямо так и сказала-рассказала, - грустно улыбнулась Римма Карловна. - Вы взрослый солидный человек, все вас знают, Егор Иванович, и вдруг… такой детский сад…
        - Вы мне тут что! - разозлился Тобуроков и растерял весь словарный запас. - Позовите девочку!
        - Это вам не игрушка, это больной ребенок! - ринулась в бой Римма Карловна.
        - Это по-вашему она больная Зоя, а по-моему - здоровая Наташа, и я ее забираю. Она согласна! - уже закричал Тобуроков.
        - Вы с ума сошли! Я санитаров позову!
        - Девочку позовите!
        - Хорошо, я ее сейчас позову, и вы будете извиняться!
        - Нет, вы ее позовете, мы поговорим, а потом вы будете извиняться!
        - Ждите здесь, мы сейчас придем! - скомандовала разгоряченная Римма Карловна и вышла, хлопнув дверью.
        Часть вторая
        Глава четвертая
        Бесконечная, ослепительно-белая просека просматривалась ярким зимним днем насквозь, но даже из-под покрытых белым инеем ресниц было видно, что на снегу нет ни следа.
        - Что такое? - прошептала Наташа.
        «Куда зверье девалось?» - как бы спросила она взглядом, обернувшись к идущему за ней на своих широких лыжах Тобурокову.
        - Иди вперед, - произнес он одними губами.
        Старый охотник знал эти штучки, последний волос из редеющей бороды он отдал бы за то, что зверь совсем рядом, даже если нет следов. Наташа послушно кивнула и тихо пошла вперед на таких же широких, как у Тобурокова, только новых, лыжах.
        Охотились на соболя. Обычно соболей ловят капканами или кулемками - самодельными ловушками-давилками из дерева. Их расставляли на охотничьем путике, по которому проходили раз в неделю, проверяли все ловушки. Если стреляли, то из-под собаки, она облаивала зверька, сидящего на дереве. Ставили ловушку-обмет, если соболь от собаки ушел в россыпь или под дерево, разводили костер. Зверек выбегал от дыма и треска пламени и попадал в сеть.
        Наташа, довольно ловко перекинув с плеча на плечо свою мелкокалиберную винтовку, стала доставать из рюкзака сетку-обмет. Прикопала край глубоко в снег, чтобы соболь не выскочил снизу. «Молодец, не забыла, умница дочка», - довольно думал про себя Тобуроков. Затем разложила сеть у подножия каменной россыпи. Егор Иванович кивнул в сторону камней. Наташа поняла без звука и осторожно пошла выгонять зверька.
        Егор Иванович навел винтовку на сеть. Наташа ловко развела костер и после пошуровала в каменной россыпи лыжной палкой, и из нее действительно выскочил соболь.
        - В сторону! - крикнул Тобуроков Наташе и, когда она спряталась за деревом, с первого раза подстрелил замешкавшегося в сети зверька.
        Наташа вышла из укрытия и подошла к сети. Собрала ее, взяла тушку. «Каждый раз сразу в глаз! Ювелир», - с улыбкой подумала она свою любимую присказку и с гордостью за наставника посмотрела на Тобурокова.
        Тот взял тушку и скомандовал располагаться на ночлег. Наташа пошла к ближайшей ели за лапником.
        Два года прошло с тех пор, как Егор Иванович забрал Наташу из детского дома. И поначалу пожалел, что забрал. Да еще с таким боем, что история год по городку ходила.
        Узнав после серьезного разговора, что к папе в лес они не пойдут, так как папы больше нет, Наташа впала в истерику, буквально завыла, прямо как волчонок. Кричала, катаясь по полу, что ее обманули, что ее заманили, что оставили бы лучше в детдоме, что она не игрушка.
        Мария Николаевна, жена Егора Ивановича, была ужасно напугана. Она не понимала, что Наташа выплескивает сейчас все накопленное за время ожидания отца и скитания по казенным домам горе. Что сейчас она осознает ужасную правду о своем сиротском одиночестве. Что маленькая душа жила только надеждой, что однажды папа придет, папа заберет, папа вернет ей лес и счастье. И всех, кто мог этому помочь, девочка начинала любить так же сильно, как папу.
        Мария Николаевна не понимала этого и не поняла бы никогда. Егор Иванович понимал, но только своим чутьем, у него не нашлось бы слов поговорить об этом с Наташей.
        И Наташа снова замкнулась. Опять выключилась, как сломанный прибор, и даже глаза посерели. Снова ела только кашу, и то по чуть-чуть. Послушно ходила по будням в школу и просто сидела там. Учителей не слушала, учебников не читала, уроков не делала. Марию Николаевну постоянно вызывали в школу, а она и не знала, что может поделать, только тихонько плакала, склонив повязанную ситцевым платком голову.
        В итоге каждый раз они с классной руководительницей сидели молча, а потом расходились со словами: «Что ж тут поделаешь, зверек лесной, сиротка дикая».
        Редкими ночами, которые Егор Иванович проводил дома, Мария Николаевна шептала, думая, что Наташа уже спит в своем закутке за занавеской:
        - Ну верни девочку, умоляю, боюсь я ее, не понимаю ее, не знаю, как с ней…
        Тобуроков, насупившись, слушал жену и молчал. «Может, правда вернуть?» Он и сам думал об этом. Но потом решил: «Не котенок же - взял, вернул. Пойдем до конца теперь, до победного».
        Потом и жене ответил так же:
        - Не котенок это, Марья, взял, вернул…
        Мария Николаевна поплакала снова и смирилась, как смирилась в свое время с тем, что муж ее не любил, и снова предоставила все решать ему самому. Только исправно готовила да убирала и ходила в школу по бессмысленным вызовам классной руководительницы.
        Ранним зимним вечером Мария Николаевна и Наташа сидели у телевизора. Егор Иванович как всегда был на охоте. В его отсутствие жена и удочеренная девочка соблюдали полный суверенитет. Но в этом молчаливом союзе они уже выработали свои привычки и негласные правила.
        По утрам Мария Николаевна будила Наташу, заходя в комнатку и распахивая шторы. Девочка знала, что на столе уже стоит каша, а на спинке стула висит приготовленная для школы одежда. После уроков ее ждал суп, после супа уроки, после уроков вечер у телевизора. Мария Николаевна вязала, Наташа сидела, погруженная в свои мысли. Так проходили их дни, одинаковые, как камешки в холодных сибирских реках.
        Этот вечер начался по такому же привычному сценарию. И закончился бы так же, если бы по телевизору не началась трансляция соревнований по биатлону. В личных гонках выступали наши юниорки. Лыжи отточенными движениями резали ослепительно-белый снег. Винтовки как влитые ложились в руки, невидимые пули выбивали черные круглые мишени. Наташа смотрела на экран точно завороженная. Все это казалось ей виртуозно отработанным танцем. Она представляла себя на месте каждой девушки и отчетливо слышала шуршание снега под лыжами, хлопки винтовки возле уха, ощущала ее вес и даже прищуривала глаз.
        Второй раз в жизни ее обычно серые глаза засветились и стали голубыми. Мария Николаевна, оторвавшись от вязания, заметила это молчаливое воодушевление и наблюдала за девочкой затаив дыхание. Она была женщиной тихой и всегда готовой со всем смириться, как уже смирилась с холодным Наташиным безмолвием, как в свое время смирилась с провинциальным бытом и постоянным отсутствием мужа. Старушка даже находила в этом свой покой и определенность. Поэтому неожиданная Наташина реакция сначала ее напугала. Когда Егор Иванович вернулся на пару дней с охоты, она все-таки рассказала ему о том, что видела.
        - Смотрела не отрываясь, вздрагивала от каждого выстрела.
        - Испугалась, что ли? - уточнил Егор Иванович.
        - Да нет, наоборот! Смотрела, смотрела, вздрагивала, словно сама стреляет. И светилась как будто.
        - Скажешь вечно, Марья! Светилась…
        Мария Николаевна покорно замолчала.
        - Найду ей лыжи завтра, - подытожил Егор Иванович и отвернулся к стенке, - у Петровичевой дочки вроде малышовые остались.
        Глава пятая
        Поздним зимним утром, когда наконец рассвело, старый охотник пошел к соседу в гости. Надел тулуп, валенки, положил в сумку беличью шкурку и вышел из дома. Его ногам было непривычно ступать в валенках по утоптанной дороге. Казалось, что с каждым шагом он стукается ступнями о камни. Ноги за много лет привыкли шагать по нетронутому снегу на широких охотничьих лыжах, подбитых снизу лосиным камусом - шкурой с ног животных, от копыта до колена. Шерсть там жесткая, и по шерсти лыжи катят, против - не отдают, если лезешь на гору.
        Вслед ему смотрели две пары глаз. Марии Николаевны, слегка испуганные, как всегда, и Наташины, блестящие, голубые, цвета яркого чистого зимнего неба. Когда широкая фигура старика скрылась за поворотом улицы, Мария Николаевна занялась домашними делами. А Наташа так и смотрела не отрываясь в одну точку. Она слышала ночной разговор супругов и с нетерпением ждала возвращения Егора Николаевича.
        Охотник вернулся через час. В руках он нес потертые, но крепкие детские беговые лыжи. Наташино сердце забилось часто-часто; вспомнились первые лыжи, которые сам сделал ей отец из своих охотничьих. Не настоящие, конечно, но она, еще трехлетняя, гордо вышагивала в них по двору перед домом. Ходила за отцом, как утенок, пытаясь подражать движениям. А в лунку заледеневшего окна за ними наблюдала мама, смеясь и вытирая руки о накинутое на плечо полотенце.
        Пошуршав в сенях и прошаркав тапками по дому, Егор Иванович отодвинул занавеску и заглянул в Наташину комнатушку. «Глаза-то и впрямь горят», - отметил он про себя.
        - Пойдем-ка, Наталья, в сарай.
        - Зачем? - спросила девочка, старательно делая вид, что ничего еще не знает.
        - Затем, - отрезал охотник и вышел.
        Наташа одевалась в жуткой спешке и волнении, долго не попадая ногами в теплые колготки и пытаясь победить пуговицы кофты негнущимися пальцами. В темных сенях бесконечно искала ногой свои валенки, хотя всегда попадала в них не глядя. Наконец, накинув тулупчик, толкнув всем телом дверь, в сбившейся набок шапке вылетела под ослепительное солнце, перебежала двор и, пытаясь успокоиться, шагнула в полумрак сарая.
        Егор Иванович что-то делал, склонившись над столом, сделанным из деревянных ящиков и досок. Над ним висела на проводе тусклая голая лампочка. Таких столов было еще несколько, на них охотник выделывал шкурки. Вдоль стен стояли сбитые из досок полки, забитые банками с солью и уксусом, пакетами с хозяйственным мылом, тюбиками лыжной мази, тазами и прочим завораживавшим Наташу хозяйственным барахлом. Она снова как будто оказалась дома, почти такой же сарай был у ее отца-охотника. Правда, Наташа не знала, какой чести удостоилась. В этот сарай никому нельзя было заходить без приглашения. Покорная Мария Николаевна не была в нем никогда.
        Подойдя к столу, девочка увидела заветные лыжи. Первые настоящие. Почти как у отца, только маленькие и узенькие. Пусть не широкие охотничьи, подбитые мехом, чтобы не проваливаться в снег, ну и что? Егор Иванович как раз колдовал над ними с самодельной лыжной мазью. До боли знакомая смесь запахов - дегтя, зверя и мыла - стояла в воздухе. Наташа жадно вдыхала ее, как будто пытаясь сохранить в памяти про запас.
        - Поди сюда, Наталья, - сказал старый охотник, не поднимая головы.
        - Лыжи? - от волнения шепотом спросила девочка.
        - Лыжи! Ногу давай. Да не так. Прям в валенке. Крепеж подгоним.
        Наташа послушно пыталась засунуть негнущуюся от волнения ногу в полужесткое брезентовое крепление.
        - Не возись!
        - Прости, дядя Егор.
        - Бог простит. Вторую давай.
        Наташа светилась от счастья. Лыжи казались ей крыльями, на которых она полетит, стоит коснуться снега.
        - Так, снимай! Подгоню до завтра, и начнешь учиться.
        - Я умею.
        - Знаю я, как ты умеешь. Иди теперь.
        Девочка послушно вышла.
        - Хм, и впрямь светится, - еще раз усмехнулся себе под нос Тобуроков.
        Следующим утром Наташа проснулась рано и, когда Егор Иванович еще затемно постучался в ее комнатку, уже сидела одетая на кровати.
        - Завтракать и в лес, - скомандовал старик.
        Мария Николаевна накрыла на стол.
        - А в школу как же, Егор? - начала было она.
        - Лес - ее школа, - ответил охотник.
        Наташа посмотрела на него с восхищением и благодарностью. Егор Иванович заметил это, но вида не подал. Не приучен он был суровой жизнью показывать эмоции.
        Вышли ранним утром. Охотник решил сделать первый тренировочный выход в лес совсем небольшим - пару километров. Он тоже нашел в сарае свои беговые лыжи, чтобы пройтись с девочкой по лыжне, проложенной малышней вдоль проселочной дороги.
        Ожидания Наташи, что лыжи превратятся в крылья, конечно, не оправдались. Она неуклюже ковыляла за Тобуроковым по лыжне, ноги не слушались, заплетались, глаза слезились от колючего снега. Несколько раз она упала, снег набился за воротник и в рукава. Но отцовские охотничьи гены не разрешали жаловаться, и девочка упорно преодолевала шаг за шагом, вставала, расплетая запутавшиеся ноги, опираясь на деревянные палки. Егор Иванович не знал, как надо учить детей ходить на лыжах, но чутье подсказывало ему, что в девочке есть стержень. И сейчас он удовлетворенно отметил про себя ее упорство.
        - Передохнем, Наталья! - скомандовал он и обернулся. Ученица укатилась в овраг, одна лыжа слетела и продолжала ехать куда-то вдаль. Тобуроков почесал затылок под шапкой. С одной стороны, надо спуститься и выручать. С другой стороны, так характер не воспитаешь.
        - Ничего-ничего, - сказал он, закуривая, - лыжи - вещь такая. Поначалу они все падают. Вылезай потихоньку, - и протянул лыжную палку.
        С перекошенным лицом, крепко сжав зубы, Наташа потопала по снегу, проваливаясь по колено, за лыжей. Потом выбралась и снова стала засовывать валенок в крепление.
        - Не, на сегодня хватит, - постановил Тобуроков. - Разворачивай лыжи, едем домой. И вот что: ты смотри, что надо делать, чтоб не падать.
        Он подошел к девочке.
        - Ты болтаешься, как лист на ветру, оттого и падаешь. Центр тяжести опусти, тогда и не упадешь, - он показал: присел, как в танце маленьких утят. - Вот так и ходи поначалу, потом привыкнешь.
        Когда они добрались до дома, Тобуроков сходил к школьному военруку и выменял у него на две полуторалитровых бутылки самогона списанную из школьного тира компрессионную пневматическую винтовку. Он повозился с ней в мастерской, потому что любое оружие привык «доводить». После пары часов ювелирной работы из раздолбанной «воздушки» получилось что-то вроде обреза с укороченным стволом, перехваченного брезентовым ремешком.
        - Как раз под детскую ручку, - радостно покряхтывал он, - мелкашку рано, винтарь и подавно, отдачей ушибется. А это самое то.
        После этого старик сходил на кухню и вытащил из деревянного короба несколько картофелин разного размера и установил во дворе на заборчик, окружавший баню. Наташа уже ждала на исходной позиции, жадно глядя на свою винтовку.
        - Так, - улыбнулся Тобуроков. - Сейчас несколько правил. Это самое, правила красные, потому что написаны они кровью. Винтовку никогда, никогда, никогда не направляй на человека, если только не хочешь его убить. Винтовку никогда не направляй на себя. В винтовке живет смерть, даже если она такая вот - воздушка. Только на землю.
        Он взял винтовку, лихо крутанул ее на пальце и продолжил:
        - Это винтовка пневматическая, она работает так. Вот так взводишь. Тяжеловато, но потом привыкнешь. Рычаг двигает поршень, поршень сжимает воздух. Когда нажимаешь на спусковой крючок - открывается выпускной клапан и толкает пулю.
        Он перевернул оружие и продолжил:
        - Так, идем дальше. Ну тут все просто. Это рукоятка, это спусковой крючок… и, кстати, боже упаси его назвать «курком», курок - это «собачка» такая, я ее на огнестреле покажу. Это - спусковая скоба, она палец защищает, это предохранитель, ну, чтобы случайно не выстрелить. Это ствол, это цевье… Запоминаешь?
        - Да! - ответила Наташа, жадно глядя на винтовку в грубых пальцах Егора Ивановича.
        - Ствол, да… А вот это самое важное: прицел. Он состоит из мушки - вот этой штучки на конце ствола и целика. Устанавливаем мушку прямо по центру целика, плавно нажимаем на спуск…
        Раздался громкий хлопок, и самая маленькая картофелина слетела с заборчика.
        - Да, еще момент. Позиции стрельбы. Их… Ну, они бывают такие: стоя, сидя, с колена и лежа. Начнем с самой легкой: лежа. Остальные - потом разучим, но эта позиция для охотника очень важная, почему? Потому что его не видно.
        Он положил на снег полипропиленовый коврик.
        - Так. Ложись. Ноги надо расставить, да. Локоть упираешь…
        Наташа быстро легла на коврик и жадно приникла к прикладу. Она представляла себя юниором на биатлонной трассе. Наконец-то! Сейчас она выбьет все мишени! Наташа навела ствол на забор, разместила мушку во впадине целика, так, чтобы она оказалась точно по центру картошки.
        - Есть? Поймала в прицел? И первой фалангой пальца медленно давишь на спуск… Вдох, задержи дыхание, чтобы ствол не качался… И медленно дави… Ну!
        Девочка медленно стала давить пальцем на спуск и непроизвольно зажмурилась. Ничего не происходило, крючок не двигался с места. Тобуроков раздосадованно плюнул в снег. Наташа непонимающе хлопала глазами.
        - С предохранителя сними! - сказал Тобуроков. - Я ж сто раз повторил!
        - А… - пальцы Наташи стали шарить по винтовке.
        - Наталья! Где предохранитель? Я тебе сейчас только показал!
        Наташа опустила глаза. Егор Иванович подошел к ней, взял винтовку.
        - Пре-до-хра-ни-тель, - отчеканил он, показывая пальцем на небольшую скобку за спусковым крючком, - так нажимаешь, «щелк» на нее и стреляешь. Понятно?
        - Понятно.
        - Бери и на рубеж.
        Наташа снова прицелилась. Она боялась опять зажмуриться и, изо всех сил таращась на картофелину, стала давить на спуск, но выстрела не было. Корнеплод остался на месте.
        - Жми на спуск! - закричал Тобуроков.
        - Я жму! - обиженно сказала Наташа.
        - Ничего ты не жмешь, сильно жми!
        - Я сильно жму, - повторила девочка тихо и разочарованно.
        - Тьфу ты! - снова плюнул Тобуроков и плюхнулся рядом на снег.
        Положил свой огромный палец на маленький Наташин и плавно нажал. Винтовка хлопнула, Наташа вскрикнула от боли и громкого звука. Еще одна картофелина слетела с заборчика.
        - Теперь сама! - скомандовал старик, поднимаясь.
        Наташа сжала губы и снова прицелилась. Но стрелять уже расхотелось. Дурацкая винтовка не слушалась маленьких замерзших пальцев, а под суровым взглядом Тобурокова руки и вовсе задрожали. Наташа сопела и никак не могла совладать со спусковым крючком.
        Тобуроков понял, что, пожалуй, перегнул палку. Она же ребенок, к тому же худая вон какая. Откуда силам взяться. Он присел рядом с Наташей.
        - Ну-ну, ничего, все когда-то учились. Сначала пальцы натренируешь, потом меткость. Я эспандер тебе принесу, у физрука Женьки возьму, колечко резиновое такое, будешь жать, силу пальцев тренировать…
        Девочка сопела.
        - А ты думала? Быстро только лавина сходит. Вставай, пойдем чай пить.
        Наташа не вставала.
        - Я нажму, - упрямо сказала она.
        - Хватит, пальцы отморозишь.
        - Не отморожу.
        - Не спорь! Главное для охотника - выдержка! Учись держать себя в руках. Учись проигрывать. Учись учиться, в конце концов! - разразился вдруг необычной для себя пламенной речью Тобуроков и сразу замолчал.
        Наташа встала и протянула винтовку охотнику.
        - Э, нет, Наталья. Это теперь твое оружие, и тебе за ним ухаживать. Иди в сарай и положи в оружейный шкаф. Там как раз место для нее имеется. Ключ знаешь где.
        Это было настоящее признание! Наташа вытащила из-за старого зеркала огромный ключ от самодельного, вручную сваренного сейфа, с замиранием сердца вставила его в замочную скважину, с усилием повернула и открыла тяжелую дверцу. Перед ней в глубине стояли винтовки Тобурокова, и сбоку, рядом со стенкой, пустовала одна ложа. Задержав дыхание, девочка осторожно вставила туда свое оружие. Пришлось впору, винтовка словно бы всегда там и лежала.
        Наташа закрыла дверь на ключ и снова положила его под зеркало, не заметив, как с улыбкой смотрел на нее из-за приоткрытой двери Тобуроков.
        Глава шестая
        Второй поход на лыжах дался Наташе легче. Свежий воздух обжигал грудь, мороз пощипывал лицо, но от солнца было жарковато.
        Егор Иванович начал обучение, едва выйдя за калитку и встав на лыжню.
        - Видишь, как я иду? Правая нога - левая рука. Левая рука - правая нога. Отталкивайся палками! Не торопись! - командовал он. - Оп-оп-оп! И не шагай, не шагай, катись! Это же лыжи! Тьфу ты, - ругнулся он, видя, как девочка опять упала. - Вставай! Лыжи не скрещивай! Параллельно их держи! Да на лыжню смотри!
        Наташе вдруг показалось, что это отец учит ее. В памяти всплывали забытые картинки из детства, и глаза застилали слезы. Вот папа слегка приседает, скатываясь с небольшого сугроба с ружьем за спиной. Вот он летит по снежной пустыне, едва касаясь ее слепящей на солнце глади. Вот спускается «лесенкой» с пригорка, а потом «елочкой» поднимается на следующий… Все, что объяснял Егор Иванович, девочке представлялось как кадры кинофильма с отцом в главной роли.
        - Белка! - вырвал Наташу из «кинозала» глухой выкрик старика. Она посмотрела по направлению его взгляда.
        Живой пушистый комочек ловко перепрыгивал по веткам сосны сверху вниз, то и дело замирая, поворачивая голову и пристально глядя на людей бусинками глаз. Тобуроков вынул из кармана несколько кедровых орешков и протянул их девочке. Она подманила белку.
        Зверек прыгнул Наташе на плечо и лапками с острыми коготками - прямо как человек - взял с ее руки орешек.
        - Это приманка! - сказал старик, глядя вслед ускакавшей белке.
        Девочка уже увереннее ехала по лыжне за Егором Ивановичем и думала о том, как хорошо быть беззаботной, не ходить в школу, а прыгать по деревьям в свое удовольствие целыми днями.
        «Левая нога - правая рука», - звучали в ее уме наставления приемного отца.
        На другой день Егор Иванович снова вывел девочку на тренировку. Небо было затянуто облачной ватой, из которой летели хлопья снега. Они прилипали к одежде, лицу и лыжам, отчего передвигаться становилось все труднее. Лыжня была запорошена снегом, и идти стало тяжело.
        - Наталья! - подзадоривал замешкавшуюся девочку Егор Иванович. - А ну-ка, иди тропить лыжню! Шагай во-о-он к той высокой ели. Ноги поднимай, как будто без лыж идешь. Тряхни лыжиной, чтобы с нее снег слетел. Теперь - второй.
        Девочка неумело начала пробивать путь к поставленной цели.
        - Теперь сделай шаг в сторону и пропусти меня, дай лыжню, - распорядился охотник. - Вот как тропить надо: левой - правой, левой - правой… Сейчас будешь учиться делать поворот в глубоком снегу.
        - Как это?
        - А вот как. Лыжные палки складываешь одну с другой и работаешь ими, как веслом. Палки должны быть направлены к склону горы, вниз то есть. Поняла?
        - Так правильно? - поставив палки справа от лыжни и сделав небольшой полукруг, спросила девочка.
        - Правильно.
        - А тормозить как? - почувствовала азарт юная лыжница.
        - На крутом спуске, что ли?.. Берешь сложенные вдвое палки и ставишь их уже не сбоку от себя, чуть сзади. Тормозишь ими вот так. А лыжи наклоняешь на ребро.
        - Палки - сзади, лыжи - на ребро, - повторила движения Наталья. - Дядь Егор, научи меня кататься, как спортсмены. По телевизору видела, они словно летают на лыжах.
        - Хе! Тут не получится, надо на дорогу выйти. Трасса должна быть укатанной, ровной, без пригорков.
        Они выбрались на проселочную дорогу, которую как раз недавно расчистил трактор.
        - Эх, дай бог памяти, - отряхнул лыжи Тобуроков. - Отвык уж от беговых лыж-то… А в армии был чемпионом округа, хорошо бегал-то, да…
        Он хитро улыбнулся, вспоминая свои давнишние победы.
        - Коньковый ход… Тэк… сначала разогнаться надо. Наклоняешься вперед, немного приседаешь. Отталкиваешься сразу двумя палками. Первые несколько шагов лыжи идут параллельно, потом - разводишь их под углом. Правая лыжина двигается вправо. Потом левая - влево. Едешь «елочкой», или «коньком» это еще называют… набираешь скорость, а палками отталкиваешься одновременно, а не по очереди. Ну-ка попробую…
        Старик вдруг быстро и ловко помчался по дороге, раскидывая ноги, потом лихо развернулся и доехал до Наташи, эффектно затормозив перед пригорком, подняв в воздух фонтан снега.
        - Ну до этого тебе далеко… И вообще, коньковый ход - это от лукавого. Пять минут пройдет, дорогу занесет - и привет! Классикой учись ходить! И это… С горки надо научиться съезжать. У нас холмов много, да.
        - А как?
        - На спуске лыжи идут параллельно друг другу, колени согнуты. Корпус наклонен вперед, локти отведены назад, а палки держишь подмышками. Если скорость высокая и надо притормозить, немного сводишь носы лыж друг к другу.
        Охотник присел и развел задние концы лыж так, чтобы они образовали треугольник.
        - Но тут не особо круто, как раз для тебя… Съедь-ка вот с этого пригорка.
        Воодушевленная девочка попыталась выполнить спуск, но сразу же упала. Одна лыжа воткнулась в снег, и Наталья стала смешно барахтаться, пытаясь вытащить ее. Она встала, лыжи покатились как попало, но на этот раз Наташа уже смогла удержать равновесие и торжествующе посмотрела на своего тренера.
        Глава седьмая
        К весне Наташа уже хорошо ходила на лыжах, не по-чемпионски, конечно, но достаточно для того, чтобы совершать большие, в несколько километров, переходы. Техника все равно хромала, но с каждым разом падений было все меньше и меньше.
        И с винтовкой она подружилась, научилась разбирать, собирать и чистить. Никогда больше не забывала снимать с предохранителя и включать его после стрельбы. Ее пальцы побороли тугой спуск, а в банки и картофелины, лежащие на заборе, она била уже навскидку, не целясь, быстро и уверенно поднимая винтовку от бедра. Она даже научилась попадать по движущейся цели. Для этого они с Егором Ивановичем ходили вечерами на лесную опушку. Он подбрасывал картофелины вверх, а Наташа стреляла. И с каждым разом попадала все чаще.
        Тобуроков гордился маленькой ученицей. Но ей об этом не говорил - воспитывал характер. Иногда только позволял себе «молодец, Наталья» и «хорошо». Но девочка чувствовала - это высшие похвалы. И тоже не показывала вида. «Главное для охотника - выдержка», - повторяла она часто про себя слова Тобурокова. Так старик и девочка сближались, становясь друзьями.
        - Не бабское это дело - стрельба, - ворчала Мария Николаевна, выметая вечерами со двора ошметки картофелин. Но в глубине души она понимала, что для девочки так лучше.
        Наташа изменилась за зиму к лучшему, стала живой и веселой. Даже заинтересовалась учебой и начала иногда отвечать у доски на уроках. У нее по-прежнему не было друзей в классе, но, узнав о ее успехах в стрельбе, мальчишки перестали дразнить и зауважали.
        В апреле, когда в лесу полностью сошел снег, Егор Иванович решил, что пора учить девочку охоте. Для начала на белку. Дождавшись, когда Наташа придет из школы и Мария Николаевна накормит ее обедом, старик торжественно объявил о своем решении:
        - Завтра, Наталья, в школу не пойдешь. Пойдем на белку охотиться.
        - С пневматом?! - удивилась девочка.
        - Нет, балда, возьмешь мою «тозовку», ну, мелкашку! С пневматикой муравьев будешь гонять!
        Глаза Наташи загорелись. А мнительная Мария Николаевна покачала головой и тайком перекрестилась. Она никак не могла допустить мысли о том, что девочки могут охотнее ползать с винтовкой по оврагам, чем играть в куклы и учиться варить борщ.
        - Так я же не стреляла еще из мелкокалиберной… - растерялась Наташа.
        - Вот и постреляешь, - сказал Егор Иванович и встал, показывая, что обсуждение закончено.
        - А… а можно я до завтра во дворе потренируюсь? - не унималась Наташа.
        - Еще чего, соседей подстрелить! Все, сказал - завтра. Иди уроки делай.
        Наташа все-таки пошла в сарай, думая, что делает это тайком от старика. Егор Иванович знал, что она туда пойдет, и делал вид, что ничего не замечает. С одной стороны, он до сих пор побаивался Наташу, не понимал до конца, что там еще кроется в этой маленькой упрямой девочке. Но чутье подсказывало, что она уже достаточно самостоятельна, несмотря на возраст. Да и как охотника воспитаешь, если ему воли не давать. «Ладно, авось не отстрелит себе ничего, пока будет тозовку изучать», - решил Егор Иванович и успокоился.
        Наташа тем временем едва дыша открыла шкаф и стала рассматривать винтовки. Настоящие, с затвором и большим дульным отверстием. Ей было сладко и жутко. Она думала, что отец видит ее сейчас сверху и гордится. А она? Стоит перед винтовкой и дрожит, боясь подвести его память. Нет. Нельзя подвести отца, ни за что, ни за что. Она завтра пойдет и попадет в этих белок. Даже если ради этого придется получить синяк под глазом от отдачи.
        Девочка решительно закрыла шкаф и пошла делать уроки. Егор Иванович, наблюдавший за ней из дома, прячась за занавеской, удовлетворенно кивнул. Не подводит нюх старого, бойцовая девка, будет из нее прекрасная охотница.
        На следующий день еще до рассвета они собрались и выдвинулись в лес.
        - Следи, чтоб сапоги не чавкали по лужам, зверье все перебудишь, - шепотом предупреждал Егор Иванович.
        - Темно же, ничего не видно, - удивилась Наташа.
        - Чутье - глаза охотника. И нюх тренируй. Сухая земля иначе пахнет, чем мокрая.
        Наташе было интересно с Егором Ивановичем. Он показывал ей любимый с детства лес в другом измерении.
        - Давай остановимся, дядя Егор, - попросила девочка.
        Она закрыла на минуту глаза и стала слушать лес. Вот хрустнула и упала веточка с елки. Вот сова встрепенулась во сне, где-то в кронах, уловив хруст своим тонким слухом. Вот уже даже слышно, как журчит вдали родник. Наташа даже не верила сама себе, ей казалось, что она придумывает все, что слышит. Не может же человек правда слышать, как кошка.
        Потом она перестала слушать и стала втягивать носом влажный весенний воздух, еще холодный перед рассветом. Он слегка покалывал нос, и она никак не могла отделить запах хвои от запаха прелых прошлогодних листьев, все сливалось в один сплошной аромат под названием «лес».
        - Ну, что, где зверь? - спросил старик.
        - Не могу понять, - уклончиво ответила Наташа, не желая показывать свою неспособность различить запахи.
        - Не дури, Наталья, сразу никто не умеет зверье унюхать. А вот правду сказать можно всегда. Надо признаваться, если не умеешь. Чего тут стыдного, потом научишься, было бы желание.
        - Есть желание, - смущенно прошептала Наташа.
        Так старый охотник учил ее, тренировал выдержку и закалку. Наташа почти всегда сначала закрывалась и сопротивлялась. Но потом понимала, что старик прав, и в глубине души благодарила его за все уроки.
        Когда в лесу рассвело, Наташа и Егор Иванович уже лежали в засаде (Тобуроков называл ее «засидки») за поваленным деревом и ждали, когда белки спустятся за разложенной приманкой. Вскоре появилась одна. Ее шкурка местами еще была по-зимнему серой. Совершая мелкие резкие движения, она спустилась со ствола на влажную апрельскую землю.
        Наташа втянула ноздрями воздух и, кажется, начала понимать, о чем говорил ей Тобуроков. Сейчас, лежа на земле, она ощутила все ее влажные запахи. Прошлогодние листья, мох, гниль опавших сучьев, пролежавших всю зиму под снегом. Потом она закрыла глаза и стала слушать шорох беличьих лапок. Она пыталась увидеть ее внутренним зрением, представляла себе. Вот маленькие коготки скребут по коре дуба, спускаясь вниз, вот затишье - белка делает прыжок. Вот приглушенный шорох - она приземлилась на прелые листья. Вот опять тишина. Наташа очень явственно представила, как маленькие черные глазки-бусины осматриваются в поиске приманки. Вот шорох легких маленьких шажков. Лапки прокладывают себе путь к орешку…
        Наташа очнулась от того, что ее толкал в бок Егор Иванович. Он просто молча смотрел, но в этом взгляде читалось крайнее возмущение. Старик решил, что девочка заснула, лежа в засаде, как это часто бывает с новичками, не привыкшими просыпаться на зорьке.
        Наташа поняла, что замечталась, и подняла винтовку. Снова накатил страх перед настоящим оружием. И ей вдруг стало так обидно за себя. Почему она должна стрелять в эту настоящую белку этими настоящими патронами? Сейчас, через оптический прицел, она видела зверька во всех подробностях. Рыжие и серые волоски шкурки, блестящие глазки, пушистый хвост размером с саму белку. Та обхватила орех своими тоненькими пальчиками. Вертела в лапках, обнюхивала, безуспешно пыталась засунуть за щеку. И, наконец, решила закопать рядом со своим деревом.
        «Ну как в нее стрелять?» - думала Наташа, когда получила новый толчок в бок.
        Егор Иванович всем своим видом спрашивал: «Чего ждем?!» Наташа снова прицелилась. Белка, ни о чем не подозревая, закапывала орех. «Вот я бы так закапывала орешек на черный день, а меня тут - хлоп - и все», - подумала девочка и опустила винтовку, случайно ударив стволом по бревну. От гулкого стука, разорвавшего лесную тишину, испуганная белка метнулась вверх по стволу, распушив хвост, перепрыгнула на другую сосну и скоро потерялась из виду. Тобуроков поднялся с земли, вздохнул и сел на поваленное дерево.
        - Ты бы ей еще имя придумала, Наталья, - пробурчал он.
        - Какое имя? - не поняла девочка.
        - Ну, не знаю, Пушок или там - Рыжик.
        - Ты про белку, дядя Егор?
        - Про стрелку! Не надо из меня дурака-то делать! Видел я, как ты ее рассматривала, в глазки-бусинки ей заглядывала, волосинки на хвосте пересчитывала!
        - Откуда ты знаешь? - тихо спросила Наташа, опустив голову.
        - От верблюда, - старик отвернулся.
        - Я не могу, - зашмыгала носом девочка.
        - Почему? - строго и как бы не понимая спросил Тобуроков.
        - Она же живая! У нее вон дела свои - запасы делает. На завтра. А я ее - хлоп - и никакого завтра! - глаза Наташи заполнились слезами.
        - Эдак, Наталья, мы и до муравьев договоримся. Сейчас он тащит листик в муравейник, и у него на завтра планы, а тут ты со своим сапогом.
        - И муравья жалко! И он живой! - девочка не сдержалась и заплакала навзрыд.
        - Посиди здесь, я до ветру схожу, - Тобуроков помнил по своим молодым годам, что успокаивать женскую истерику - дело неблагодарное, и предпочел ретироваться.
        Наташа же села на поваленный ствол и стала наблюдать за белкой, вернувшейся за своим орехом. Теперь она откопала припас и понесла к себе в дупло. Белка ловко прыгала по стволу большого дуба, потом с ветки на ветку и уже почти добралась до своего дома, как сверху на нее налетела огромная тень. Наташа вскрикнула и вскочила от неожиданности. Тень оказалась большой совой. Ловко перехватив белку поперек туловища, она поднялась вместе с добычей в воздух и отправилась обедать.
        Когда Тобуроков вернулся, Наташа уже не плакала. Она просто сидела и смотрела на дупло в стволе дуба, как когда-то на серый забор в детском доме. Пустым, тусклым, остановившимся взглядом.
        - Пойдем домой, Наталья, - сказал старик ласково.
        После случая с белкой Наташа какое-то время не могла стрелять даже по картофелинам. Под любыми предлогами избегала ходить на охоту с Егором Ивановичем и обходила стороной сарай с оружейным шкафом. Старик тоже загрустил и задумался.
        Глава восьмая
        Как-то в конце мая, под конец учебного года, Наташа вышла из школы. Был яркий теплый день, и ей захотелось пойти домой по длинной дороге через поле и реку. Вдоль берега реки шли холмы. От этого вся прибрежная территория была очень высокой и казалось, что идешь совсем-совсем под облаками. Трава стала уже высокой. Девочка шла по звенящему пчелами и шмелями лугу, вдоль реки, блестевшей внизу ослепительной лентой.
        Впереди виднелись две березы, совершенно одинаковые, росшие как будто от одного корня. Дойдя до неразлучников, Наташа скинула туфли и села на рюкзак с учебниками, прислонившись спиной к стволу. Она смотрела на реку, домики на другом берегу, поля, загибающиеся за горизонт. Рассматривала облака, первые летние цветы, слушала смех, доносившийся с речки, и думала: «Кто-то же просто гуляет тут с родителями в выходной день. Без винтовки. Расстилает покрывало на траве, жарит шашлыки, играет в бадминтон, а потом вечером сворачивает покрывало обратно и просто идет домой. Дома смотрит с родителями телевизор. Мама вяжет, папа что-то пишет за столом или чертит. А этот кто-то играет с кошкой. А в понедельник папа идет на работу, кто-то в школу, а мама убирается дома и кормит кошку. Кто-то же так и живет. Просто и понятно и не должен никому объяснять, почему не хочет стрелять в белок. Почему я не могу? Может, я тоже хочу платья, прически, помаду. А после школы гулять здесь за руку с симпатичным парнем. С Васькой из райцентра…»
        Наташины мечты прервал оглушительный звук выстрела. Звук, знакомый с самого детства. В момент перед глазами пронеслись редкие воспоминания: отец, целящийся из ружья в волков, подошедших как-то зимой слишком близко к их поселку, лес, свобода. И все фантазии улетучились. Маленькая охотница сразу вспомнила, кто она и почему лучше гулять с винтовкой, чем с родителями или парнем. Впрочем, с винтовкой и парнем было бы вообще самое оно.
        Она, как загипнотизированная, поднялась и пошла на звук. Кажется, стреляли на опушке. Охотники? Вряд ли, какой зверь сюда придет, кругом люди. Наташа поймала себя на том, что голова ее заработала четко, по-охотничьи. И улыбнулась. «Мальчишки, наверное, из огнестрельного палят», - гордо подумала она, причисляя себя к знатокам.
        Девочка уже подходила к опушке леса, как увидела того самого Ваську. Сына майора. Жил он с родителями в большом каменном доме в райцентре. У его отца одного из немногих в городе была машина. Большая черная «Волга». Наташа никогда еще не ездила на машине, если не считать раздолбанного милицейского «уазика», на котором ее, найденную в лесу, отвезли в больницу на карантин. Сюда Васька приезжал на лето к бабушке. В этом году в его городской школе учебный год, видимо, закончился раньше, раз он уже здесь. Или родители отпросили. Он же особенный.
        Мальчик казался ей существом из другого мира. Высокий, симпатичный, всегда с друзьями. Полная противоположность ей. Маленькая, худая, замкнутая девочка, у которой нет друзей. Взрослея, Наташа иногда замечала, что ее посещают странные мечты о Ваське. Как он мог бы забрать ее из избушки в город, как она стала бы жить с ним в большом светлом доме. Его отец, боевой майор в красивой форме с медалями, отвез бы ее в магазин на своей «Волге», купил бы красивые платья и сказал: «Зови меня папой». По утрам они бы завтракали на веранде с большими окнами. Легкий утренний ветер колыхал бы легкие шторы, и солнечные зайчики играли бы на Васькиных пшеничных волосах… «Но откуда у меня вообще такие мысли?» - потом думала она.
        В одной маленькой Наташе жили целых две девочки. Одна - неразговорчивая охотница, «лесной волчонок», как прозвали ее в деревне. Вторая - обычная девочка, добрая, ласковая и незамысловатая, которая могла иногда подумать о мальчиках и платьях. Но если первую знали многие, то второй не знал никто, даже сама Наташа смеялась над ней и отмахивалась от этого внутреннего голоса.
        Васька, как всегда, был с друзьями. Он держал обеими руками боевой пистолет в стойке героя американских боевиков, широко расставив ноги и зажмурив глаз. Остальные мальчишки зажали уши. Стрелять толком никто из них не умел, но всем было весело. Наташа снисходительно улыбнулась про себя этой пальбе по пластиковой бутылке, упорно нежелающей падать с пня, и решила сделать вид, что шла мимо. Но парни заметили ее и начали дразнить.
        - Эй! Дикая! Заблудилась? - ржал как конь здоровый и глуповатый Петя.
        - Как она заблудится? Она ж волчонок! Маугли!
        - Волчонок, а ты говорить умеешь? Порычи хоть! Ррррр-р-р! - и снова взрыв хохота.
        Наташа привыкла ко всему этому за годы в школе и уже не ждала другого отношения. Но вдруг Васька вышел вперед, держа в руке пистолет стволом вниз, и жестом попросил друзей умолкнуть.
        - Ната-аш! - крикнул он.
        Наташа очень удивилась, что Васька вообще знает ее имя. Остановилась и уставилась на него. Без эмоций, просто стояла и смотрела. Ее глаза в этот момент стали холодными и серыми. Парень даже поежился.
        - Чего? - спросила наконец Наташа.
        - А это… Научи стрелять как снайпер, - крикнул Васька. - Я видел, как ты шмаляешь навскидку. И влет по картошке, когда дядька Егор подбрасывает.
        - Папу попроси! - крикнула в ответ Наташа и пошла дальше, уверенная, что это просто очередное издевательство.
        Она услышала топот за спиной. Внутренний голос и гордость подсказывали, что оборачиваться нельзя. В итоге Васька обогнал ее и встал спереди, закрыв дорогу.
        - Ну, правда… - начал он, пытаясь отдышаться, - ты же охотник, ты же внучка дядьки Тобурокова, а он лучший…
        - Опекун, - сухо уточнила Наташа, - твой папа тоже стреляет, он же майор.
        - Он занят.
        - Я, может, тоже занята.
        - Ну, тогда извини, - Васька собрался уходить.
        - Стой, ладно, если ты правда хочешь стрелять, жди завтра после уроков у двойной березы. С пистолетом и банками.
        - Замазали! - заулыбался Васька и протянул ей руку.
        «А после школы гулять за руку…» - мелькнул у Наташи в голове внутренний голос второй девочки. В ответ на это она только передернула плечами и ушла, не пожав протянутой руки. Васька пожал плечами, покрутил ей вслед пальцем у виска и пошел обратно к друзьям.
        Вернувшись домой, Наташа сразу пошла в сарай. Достала из сейфа свою винтовку, деловито вынесла во двор ведро картошки и стала тренироваться. Мария Николаевна звала ее обедать, потом ужинать, но Наташа отказывалась и только стреляла, перезаряжала винтовку и снова стреляла. Стрелковая честь и гордость были у нее в крови. Охотничьи гены отца и воспитание Тобурокова делали свое дело.
        - Весь день стреляла, - шепотом рассказывала ночью Мария Николаевна мужу, думая, что Наташа уже спит.
        Егор Иванович только молча улыбнулся в темноте и повернулся на другой бок.
        Утром после завтрака Наташа вместо того, чтобы идти в школу, отправилась в сарай, где Тобуроков возился с принесенными вчера с охоты шкурами. В нос ударил острый звериный запах. Девочка непроизвольно поморщилась.
        - Ты почему не в школе, Наталья? - спросил старик, думая, что она опять хочет упражняться в стрельбе.
        - Я хотела поговорить, дядя Егор.
        - Что ж, поговорим. Пойдем во двор, - сказал Тобуроков, откладывая шкурки. - Полей мне из ковша, - попросил он, намылив руки хозяйственным мылом. - Спасибо. Пойдем сядем.
        Они сели на скамейку у забора. Наташа молча собирала пылинки с платья, не зная, с чего начать. Егор Иванович насторожился, понял, что разговор будет непростой.
        - Что стало с моими родителями, дядя Егор?
        - В смысле?
        - Где они сейчас?
        - На небе.
        - Я не об этом! Их же похоронили где-то?
        - Где-то, конечно, похоронили, - вздохнул старик. - Если осталось чего. Там же… Ну сгорело все.
        - Я хочу туда съездить.
        Тобуроков задумался, выполнима ли Наташина просьба. В райцентре, в милиции-то, наверняка знают, где похоронили.
        - Дядя Егор?
        - Что ж, Наталья. Съездим. Узнаю куда, - ответил он, подумав.
        - Спасибо, дядя Егор.
        И после разговора в школу Наташа не пошла. Поскольку ей предстоял урок стрельбы с Васькой, она хотела поразить парня меткостью и умением обращаться с оружием. К тому же девочка решила, что на этом уроке будет стрелять из своей винтовки. Не идти же с ней в школу. Один день пропустит, никто и не удивится, а то и вообще не заметит. «Иногда даже выгодно быть диким волчонком», - улыбнулась про себя Наташа. Взрослея, она училась находить опору и плюсы в своей необычности.
        Неуверенность и страхи после случая с белкой прошли. Все встало на свои места в ее голове. Пожалуй, эта история даже помогла ей понять, насколько она любит оружие и все, что с ним связано. С приятным волнением, как и раньше, она открыла оружейный шкаф. Достала свою винтовку, разобрала ее на столе в сарае, почистила, смазала, собрала и вышла во двор. Мария Николаевна, заметившая ее в окно кухни, покачала головой и перекрестилась.
        Наташа прикрепила новую мишень на заборчике, подстелила клеенку, легла и с удовольствием выбила сто из ста. На одном дыхании. Настроение было прекрасное. Голова работала четко, как никогда. Повторила упражнение еще раз, уже просто для удовольствия. Потом взяла винтовку и пошла к реке.
        - Не подстрелила бы она кого, - все волновалась Мария Николаевна, подавая Тобурокову обед.
        - Не подстрелит, - довольно отвечал старик, беря ложку.
        - Егор, не может девочка всю жизнь в лесу с ружьем провести, как ты. Ей о семье будущей надо думать, о детях. Готовить учиться, дом держать.
        - Дай хлеба, Марья, - строго сказал Тобуроков, показывая, что не собирается это обсуждать.
        Мария Николаевна покорно замолчала и стала резать хлеб.
        - Поеду в райцентр, - сказал Егор Иванович, закончив с обедом.
        - Зачем? - спросила Мария Николаевна.
        - Надо. До вечера, Марья.
        - До вечера, Егор.
        Наташа снова гуляла вдоль реки. На плече ощущалась приятная тяжесть висящей винтовки. Вспоминая историю с совой и белкой, она рассуждала про себя: «Что поделаешь, естественный отбор. Даже если я не застрелю белку на охоте, ее съест сова. Или застрелит кто-нибудь другой. А охотник - это такая же работа. У каждого своя. Я не буду стрелять в белок просто так. Только для работы». Так она себя немного успокоила и решила попросить Егора Ивановича взять ее в следующий раз с собой в лес.
        Она дошла до двойной березы. Осмотрела место, определила положение солнца и прикинула, где оно будет после обеда. «Значит, лечь надо будет здесь, чтобы не слепило, а картошки поставим вон там», - деловито рассуждала девочка про себя. Разобравшись с планом занятия и почувствовав от этого свое превосходство, Наташа довольная легла в траву и стала просто смотреть в небо сквозь березовые листья. Они трепетали на ветру, за ними плыли облака, по лицу скользил мягкий теплый ветерок, а в траве трещали кузнечики.
        - Тобурокова! Спишь?! - над ней нависало смеющееся Васькино лицо.
        - Нет, да… - спросонья Наташа не могла сообразить, что и где. - Задремала! - строго отрезала она, вспомнив про урок.
        Васька осмотрел место, Наташину винтовку, прислоненную к березе, и спросил:
        - На дуэль пришла?
        - Чего? - Наташа еще не сталкивалась с иронией, а потому не поняла.
        - Винтовку, говорю, захватила? Снайперскую дуэль устроим?
        - Так ты же стрелять не умеешь.
        - Так ты ж меня научишь.
        - Посмотрим, есть ли у тебя способности.
        - Не гони, Тобурокова, учи, - обиделся Васька.
        - Садись, учись. Во-первых, оружие - это друг. Его надо любить, ухаживать за ним и бережно хранить. Во-вторых, ты умеешь разбирать и чистить свой пистолет? - Наташа пересказывала своими словами то, что узнала от Егора Ивановича.
        - Он не мой.
        - А чей?
        - У отца стащил. Из сейфа.
        - Стащил?
        - Он мне не разрешает брать.
        - Почему?
        - Откуда я знаю. Говорит - не положено. Вырасти сначала. У нас все в форме приказа. А приказы не обсуждаются.
        - Ну, майор… - понимающе кивнула Наташа.
        - Да, - вздохнул Васька.
        - Короче, если ты хочешь научиться стрелять, поговори с отцом. А если тебе это просто поржать, то незачем и начинать, - строго продолжила урок Наташа.
        - Тобурокова, какая тебе разница, зачем мне?! - взорвался Васька. - Включила тут училку. Оружие - друг. Поговори с отцом. Мой отец, сам разберусь!
        - Ну так иди и сам разбирайся! - Наташа закинула винтовку на плечо и пошла к реке.
        - Ты реально дикая, Тобурокова! - крикнул ей вслед Васька.
        Наташа, не оборачиваясь и не отвечая, шла к реке. Дойдя до крутого берега, легла, прицелилась и разрядила винтовку в кувшинки на воде.
        - Ну и дикая, - пробурчала она себе под нос, вставая, - на себя посмотри.
        Глава девятая
        Вернувшись домой, Наташа узнала, что Егор Иванович уехал в райцентр. Она вспомнила об утреннем разговоре и стала с нетерпением ждать его возвращения. Сегодня у нее вообще был очень насыщенный событиями и эмоциями день. Не в состоянии чем-то себя занять, Наташа просто нарезала круги по двору и обдумывала все, что успело произойти с утра. Она поняла, что ей нравится лес, охота, стрельба, поняла, что хочет увидеть могилу родителей. Поговорить с ними. Рассказать им о своей жизни и понять, что делать дальше. Она же не может прожить всю жизнь в этом домике с Тобуроковыми. Когда-то придется взрослеть. За свою недолгую жизнь Наташа поняла, что рассчитывать может только на себя. И еще, поссорившись сегодня с Васькой, ей стало ясно, что ее раздражают люди. Что они в большинстве своем сами не знают, чего хотят, не понимают, зачем живут, не думают, что будут делать завтра, и вообще, кажется, ни о чем не думают. И она такой быть не должна. Пусть она другая. дикая, какая угодно - зато настоящая!
        Наконец, за заборчиком показалась голова Тобурокова. Наташа бросилась к калитке, открыла. Егор Иванович молча зашел во двор и пошаркал к умывальнику: он даже в сапогах и ботинках ходил как на лыжах. Девочка молча пошла за ним.
        - Полей мне, Наталья, - сказал Тобуроков, намыливая лицо. - Терпеть не могу этот город - шум, пыль да суета.
        - Узнал, дядя Егор? - не выдержала Наташа.
        Старик строго взглянул на девочку. «Главное для охотника - выдержка», - вспомнила Наташа его слова. Тобуроков не отличался красноречием, но учителем он был от Бога. Да и в Наташе имелся потенциал.
        - Узнал.
        - Поедем?
        - Поедем.
        - Спасибо, дядя Егор.
        Это было безликое и безлюдное место на окраине райцентра, пустырь на отшибе кладбища, километрах в ста от Чаадаевки, где жили Тобуроковы. Поэтому заросшая пустошь с редкими крестами производила впечатление забытого Богом уголка в заброшенной тайге. День был такой же, грустный, потерянный - низкие клочковатые тучи неслись по небу, дождь задувал водяную пыль за воротник, в уши, нос, под манжеты.
        Наташа, ежась, стояла перед ржавой табличкой на покосившейся палке. Имен и фамилий на ней не было. Но девочка знала, что это - братская могила всех жителей их бывшего поселения. В живых тогда осталась только она.
        - Говорил я с милиционерами, - глухо сказал Тобуроков, положив Наташе руку на плечо, - в общем, незаконная у ваших была заимка охотничья. Ну сами отстроились, пять-шесть семей, такое у нас бывает… И наехали бандиты, ваши отстреливаться стали… А у бандитов автоматы, они всех перекрошили, а потом все сожгли. Ничего не осталось, ни документов, ничего. Так что ни фамилии твоей мы не знаем, ни отчества. Потому ты Тобурокова Наталья Егоровна. Так опекунство и оформили. Прости уж.
        Он тихонько отошел, поняв, что девочке хочется побыть одной. Всматриваясь в табличку, Наташа про себя звала родителей: «Мам, пап, вы слышите? Вам, наверное, теперь все видно с неба? Мне иногда кажется, что вы рядом и улыбаетесь. Я очень стараюсь, но не знаю, что делать дальше. Разве можно всю жизнь провести в лесу? Быть охотником, как ты, пап? Я очень хочу продолжить твое дело. И построить свой домик в лесу, как был у нас. Но еще мне нравится биатлон. Лес ведь он всегда есть, я хочу попробовать сначала биатлон».
        Потом внутренний Наташин голос умолк, и она стала ждать ответа от родителей. Девочка смотрела вдаль, на пустырь, на низкие облака и вдруг представила их - молодых, веселых. И мама как будто сказала смеясь: «Конечно, моя девочка, конечно, надо попробовать, если хочется. А наш лес всегда с нами, никуда не денется». И папа, сидящий рядом, кивнул.
        Наташа улыбнулась, положила на землю под табличкой цветы, которые принесла с собой, и пошла к ждавшему ее поодаль Егору Ивановичу. Всю дорогу обратно девочка молчала, но улыбалась. Старик, волновавшийся о том, как пройдет эта поездка, успокоился и задремал в трясущемся на разбитой дороге автобусе.
        Теперь у Наташи появилась цель. Она решила для себя, что хочет стать биатлонисткой. На виду у всей страны, а может и мира, она будет скользить на длинных тонких лыжах по раскатанному снегу, молниеносным четким движением снимать с плеча винтовку и выбивать мишень за мишенью. А потом стоять на пьедестале на высшей ступени с огромным букетом цветов, а Васька будет сидеть дома у телевизора и кусать локти.
        Глава десятая
        После случая у двойной березы Наташа и Васька не разговаривали. Если ей, гуляя, случалось наткнуться на мальчика, она делала вид, что его не видит. А Васька теперь не мешал своим друзьям ее дразнить. Хотя сам молчал.
        К лету Наташа научилась стрелять по белкам из мелкокалиберной винтовки. В первый раз она, конечно, так волновалась, что упустила приклад, поставила себе под глазом синяк отдачей, и Егор Иванович с Марией Николаевной потом неделю дразнили ее пандой. Теперь в их маленькой семье установились теплые отношения, и даже суровый, молчаливый Егор Иванович стал больше общаться с женой.
        Мария Николаевна все никак не могла успокоиться, что девочка растет пацанкой. Редкими вечерами, которые Егор Иванович проводил дома, а не на охоте, она пыталась поделиться с ним переживаниями:
        - Я прошу тебя, Егор. Поговори с Наташей. Она тебя слушает. Скажи ей, что девочка должна учиться не только стрелять, но и борщ варить. И пироги печь. Ты ей скажешь, а я ее буду учить, пока ты на охоте. Плохо разве, если она и то и то будет уметь?
        - Так-то оно так, Марья, - отвечал старик. - Ну а если как у нее способностей к этому нет? Чего тогда время тратить? Не всем хозяйственными быть.
        - Так и проверим, Егор, - не унималась Мария Николаевна.
        - Посмотрим, Марья, попробую спросить, - сказал Егор Иванович, поворачиваясь на другой бок и тем давая понять, что разговор окончен.
        Наташа же, не подозревая о планах приемной матери, с удовольствием проводила все летние дни за стрельбой. Когда Тобуроков не брал ее с собой на охоту, она оттачивала мастерство стрельбы.
        Наташа относилась к своим тренировкам ответственно. С вечера складывала рюкзак с приманками, клеенкой, едой, компасом, ножом, спичками, газетой для растопки, фляжкой с водой, запасными носками и аптечкой. Вставала на рассвете, одевалась, тихо доставала винтовку и шла к лесу через поле, устланное утренним туманом, рассматривая бледнеющие звезды и краснеющее на востоке небо.
        Поднимая глаза в бесконечную синь, она видела улыбающиеся глаза отца. Она знала, что он рядом, все видит и доволен. Так девочке было совсем не страшно и хотелось учиться еще больше и лучше.
        В эти дни ей нравилось завтракать не дома, а в поле, у самой опушки. Она делала маленький привал на границе обычного мира и своего собственного - лесного. Доставала бутерброды, термос с чаем и не спеша ела, предвкушая новое путешествие в волшебную чащу. Потом заходила в лес, как к себе. Здоровалась со старым сухим дубом, расколотым молнией. И шла дальше на северо-восток, по компасу, километров пять, не больше. Глубже Тобуроков не разрешал ей ходить одной, там уже могли быть медведи. По дороге Наташа запоминала деревья, кусты, камни и положение солнца, как учил ее старик, чтобы потом можно было легко найти путь назад.
        Углубившись, она находила укромное место для засады, раскладывала приманку и ложилась, подстелив клеенку на сырую землю. Девочка тренировалась на белках, птиц не трогала, чтобы не стрелять живность зря. Из белок варили сибирский суп, кормили собак, и «выходные» шкурки Тобуроков относил в заготконтору. А вырученные деньги откладывал в отдельную шкатулку. «Наташино приданое» звал он про себя эту коробку. Правда, денег пока выходило немного. Наташа еще не умела бить зверьков в глаз, и шкурка чаще всего получалась с дефектом. Да и в принципе их мех не очень ценился. Но тем не менее это были первые самостоятельные заработки девочки, хоть она еще о них и не подозревала.
        Глава одиннадцатая
        К следующей весне Наташа стала прекрасной охотницей. Теперь она стреляла «по-взрослому», поражая зверьков метким выстрелом в глаз не хуже старика Тобурокова. «Еще бы стрельбу по движущейся цели подтянуть», - размышлял Егор Иванович, наблюдая в походах за талантливой ученицей. Но это был уже перфекционизм, и сам Тобуроков хорошо понимал, что у девочки и так выдающиеся способности, и гордился ею.
        Как и видел, что из маленькой худенькой угловатой девочки Наташи вырастает яркая девушка. Правда, с очень непростым характером. Уже с зимы старик пытался сложить в своей голове все эти факты. Тобуроков был привязан к маленькому волчонку, гордился ее успехами и понимал, что надо дать ребенку будущее. Несмотря на талант к охоте, нельзя позволить ей всю жизнь прожить в лесу. Тут она совсем одичает. Старика в отличие от самой Наташи беспокоило, что у нее нет друзей, что она очень трудно сходится с людьми. Он знал по себе, каково это - жить в одиночестве.
        Но одно дело - он. Он мужик. И он сам сделал этот выбор. А до этого все попробовал. В армии отслужил, женился. Потерся, в общем, среди людей. А у девочки выбора пока нет. Нашли в лесу и растят в лесу. Надо дать ей выбор, а там уж пусть сама решает.
        Прошла весна, наступило лето, за ним осень и снова пришла зима. Уже который год Наташа прилипала к телевизору, не пропуская ни одного соревнования по биатлону. Егору Ивановичу и Марии Николаевне давно стало понятно, что девочка увлечена этим видом спорта не на шутку. Но старик запретил жене обсуждать это с Наташей, пока сама не заговорит. «Решение должно быть окончательным», - строго сказал Тобуроков. Раз характер есть, его надо воспитывать всеми способами, считал охотник. Он терпеть не мог лишней болтовни, особенно бабской. Говорить нужно только по делу. А решения принимать самостоятельно.
        Но Наташа пока молчала. И сама не очень понимала почему. Ей давно и сильно нравился биатлон: он объединял и лыжи, и стрельбу. По отдельности это тоже здорово, но вместе вообще прекрасно. С того самого момента, когда она впервые увидела трансляцию соревнований. И на могиле родителей она точно для себя решила, что обязательно станет спортсменкой и чемпионкой. Но, видимо, врожденное охотничье чутье подсказывало, что еще не настало время открыться.
        Наверное, психологи сказали бы, что она подсознательно боится перемен. После драматической истории с нападением на поселение и вынужденной жизни в детском доме девочка нашла, наконец, в семье Тобуроковых покой и уют, которых была лишена. И теперь добровольно выйти из этого мирка в огромную незнакомую жизнь было слишком большим и страшным шагом для нее. Наташа собиралась с силами.
        Правда, вскоре судьба внесла свои коррективы в принятые решения. На зимние каникулы в деревню приехал Васька. Только теперь уже ни у кого не повернулся бы язык так его назвать, даже у Наташи и даже в мыслях. И без того высокий, парень вытянулся еще больше. Теперь это был молодой спортсмен Василий. Вася. Подтянутый и модный, он гордо и стремительно носился по проселочной дороге на своих дорогих лыжах «Фишерах» эффектным коньковым ходом, которому девочка так и не выучилась.
        Наташа часто видела Васю, идя на охоту или возвращаясь с нее с Тобуроковым. Но поговорить или даже просто поздороваться им пока не довелось. Только на Рождество, когда все жители деревни набились в небольшую церквушку на праздничную службу, а потом пошли вокруг крестным ходом, Наташа и Вася оказались рядом в толпе и поздоровались. Настроение по случаю праздника у обоих было светлое и теплое. Оба в этот момент поняли, что просто стали взрослыми. И мелкие детские обиды давно остались далеко.
        Наутро в деревушке стояла тишина. Все отсыпались после всенощной. Но Наташа проснулась рано. На душе было одновременно светло и тревожно. Волнение не давало ей сидеть на месте, она оделась и вышла на пустую заснеженную улицу, просто так, без школьного портфеля, без лыж или винтовки. Впервые у нее не было понятной цели, и это было странное ощущение, похожее на свободу. Она просто пошла мимо домиков к лесу.
        И тут на опушке она увидела знакомую высокую фигуру. Василий мчался из леса на своих беговых лыжах. Наташа пошла ему навстречу.
        - Лыжню! - крикнул он стандартный клич лыжников при обгоне. Наташа отошла в сторону и сказала, когда они поравнялись:
        - Привет.
        - Привет, - ответил Василий, снизив скорость, - ты чего тут? Стрелять идешь?
        - Нет, просто гуляю, - сказала Наташа, - а ты классно катаешься. Сам научился?
        - Ты что, я же в спортшколу поступил! В Горно-Алтайске! - гордо заявил Василий.
        Он уже совсем не был похож на того обидчивого и неуверенного Ваську, который стащил у отца наградной «Макаров» и не знал, что теперь с ним делать.
        - Ого, - уважительно кивнула Наташа, мучительно пытаясь скрыть зависть, - и как? Нравится? Биатлон?
        - Не, просто лыжи. Лыжные гонки. Стреляю я неважно, да и не люблю. Это вот тебе на биатлон надо. Ты же стрелок от Бога. Только лыжи подтяни.
        Наташа вздохнула.
        - Куда мне до тебя… А в спортшколе как?
        - Ну… я лучший в группе, тренеры хвалят, обещают поставить на областную гонку в феврале. Вот и тренируюсь. Я хочу к двадцати пяти годам выиграть Олимпиаду. Тренер говорит, у меня все шансы!
        Наташа почувствовала, как жгучая зависть разливается у нее внутри. Она завидовала Васиной красивой жизни. Мало того что сын майора, так еще и лучший лыжник в группе с шансами выиграть Олимпиаду! Чем она хуже, в конце концов!
        - Тобурокова, ты тут? - Вася дернул ее за плечо.
        - Да, - очнулась Наташа. В ее взгляде снова блеснула сталь, Вася поежился, как когда-то в детстве, когда стоял перед ней с отцовским пистолетом.
        - Не выспалась, - буркнула Наташа, - ну давай, удачи тебе там с Олимпиадой.
        И она зашагала обратно, опустив голову. Настроения больше не было. Вернувшись домой, Наташа увидела, что Егор Иванович и Мария Николаевна завтракают. Девушка только быстро скинула валенки в сенях и, не снимая тулупа, ворвалась в дом.
        - Я хочу в спортшколу! В город! - неожиданно для себя выпалила девочка.
        Тобуроков отложил ложку и улыбнулся. Он долго ждал этого разговора и был к нему готов.
        - Разденься сперва, Наталья, руки вымой, сядь поешь, а после поговорим.
        Дождавшись, когда Наташа сьест кашу, Тобуроков сказал Марии Николаевне, собирающейся мыть посуду:
        - Погоди, Марья, после погремишь, поговорить нам надо.
        Жена послушно вышла и села в другой комнате за вязание.
        - И что ты будешь в спортшколе делать, Наталья? - поинтересовался у девочки Тобуроков.
        - Тренироваться! Стрелять! На лыжах бегать!
        - А учиться?
        - Учиться, тренироваться, какая разница, как называется, - не поняла Наташа.
        - Нет, Наталья, тебе надо будет и тренироваться, и учиться в школе, а ты и так не особо успеваешь.
        - Дядя Егор, все я успеваю, - насупилась девочка. Она не любила препятствий. Легко пасовала перед ними. Тобуроков знал это слабое место своей подопечной и всячески пытался закалить ее. Для охотника упорство и выносливость очень нужны. А для спортсмена и подавно.
        - Принесешь мне через две недели пятерку по русскому и дюжину товарных белок, тогда и поговорим о спортшколе, - сказал Тобуроков, вставая.
        - Марья, - крикнул он в комнату, - собери мне сумку, в райцентр съезжу. Поесть там чего положи с собой, я дня на четыре.
        Обиженная Наташа ушла в свою комнату. Она посидела у окна, повздыхала, проводила взглядом Егора Ивановича. А потом достала учебники по русскому языку.
        Через две недели Наташа принесла Тобурокову пятерку за диктант и двенадцать беличьих шкурок без единого брака. Зверьки были подстрелены точно в глаз. Шкурки с тушек девочка сняла сама, хотя обычно брезговала возиться в крови и этим занимался Егор Иванович.
        - Сколько отбраковала? - пытаясь быть строгим, спросил старик.
        - Две, - гордо ответила девочка.
        - Что ж, - сказал Тобуроков, садясь на скамью в сарае.
        Он рассказал девочке, что съездил в районную спортшколу. Но там нет тренера по биатлону и в ближайшие годы не будет. Нет места и возможности организовать учебную трассу. Но ему рассказали, что есть в Новосибирске тренер Валерьянов, тренирующий в спортшколе олимпийского резерва на базе обычной школы-интерната. Тренер он немолодой, его ругают за старомодную систему тренировок, но двух чемпионов области он все же вырастил. И если Наташа всерьез решила заниматься биатлоном, надо ехать к нему в город, больше чем за триста километров.
        Девочка разволновалась. С одной стороны, мечта была уже почти в ее руках. Вот он, неизвестный еще Валерьянов, который поможет ей взойти на пьедестал. Но, с другой стороны, переезд в Новосибирск ужасно ее пугал. Это же огромный город. Как она там вообще будет жить? Где? С кем?
        - Если страшно, Наталья, сиди дома, - раззадоривал ее, смеясь. старик Тобуроков.
        - Хочу, поедем, - бледнея, шептала Наташа.
        Вечером она пришла домой к Васе и словно Терминатор проговорила безжизненным голосом фразу, которую репетировала перед зеркалом несколько часов:
        - Вася, а позанимайся, пожалуйста, со мной лыжами. Я тоже хочу в спортшколу поступить.
        Глава двенадцатая
        Эти каникулы стали для Наташи особенно невыносимыми. Она разрывалась между желанием учиться в ДЮСШ[1 - Детско-юношеская спортивная школа.] и нежеланием покинуть тайгу. А прогулки по тайге заставляли все больше погружаться в мысли о предстоящей разлуке со всем, что было для нее родным. А самое главное - со своей дикой свободой.
        Рано утром Наталья, уже крепкая и симпатичная девушка-подросток, вышла из избы. День стоял солнечный. Снег искрился и игриво скрипел под валенками. Заиндевелые березы, застывшие белыми кораллами на фоне небесного аквамарина, высоченные кедры в белых шапках, замерзший пруд - все было живым, печальным и говорило «прощай».
        Девочка остановилась. На душе было напряженно и непонятно. Тишину раннего утра нарушало только редкое чириканье невидимых птиц. Наташа легла на спину и уперлась взглядом в бесконечную голубую высь. Ей вдруг показалось, что такое небо она видит в последний раз в жизни. Бескрайнее, чистое, спокойное, оно казалось хрустальным: тронешь - зазвенит переливчато, тонко и красиво. Как не сломать этот тонкий хрусталь? Как донести его с собой до олимпийского пьедестала?
        - Мама, папа! Помогите мне не бояться будущего! Будьте со мной! И пусть это небо, тайга, моя комнатка и… Тобуроковы… которые столько для меня сделали… всегда живут в моем сердце. - Комок подкатил к горлу, но Наталья быстро поднялась и решительно зашагала к дому.
        - Телячьи нежности! - вспомнила она выражение. - Я стану биатлонистом, папа! Вот увидишь! И ты тоже, дядя Егор! И ты, тетя Маруся! И Васька! Вы все! Весь мир!
        Мария Николаевна и Егор Иванович старательно делали вид, что ничего особенного не происходит. Они стали мягче общаться с Наташей, как с обычной девочкой, а не суровой охотницей, и старались не лезть к ней в душу, понимая, что ей и так тяжело.
        Когда Наталья зашла в кухню, повисло напряженное молчание.
        - Завтрак ставь, - два слова деда свинцовыми пулями упали на стол. За едой охотник все же завел разговор об отъезде.
        - Значит, так, Наталья. Жить будешь в общежитии на территории школы-интерната. В ней же ты получишь аттестат о среднем образовании.
        Мария Николаевна только вздохнула. То детдом, то общага - детство называется.
        - Условия в общежитии хорошие: там есть и комнаты отдыха, и комнаты для выполнения домашнего задания. Кормят почти по-домашнему. Чисто, красиво. Все условия, одним словом. Вот. Ну самое главное, чтобы тебя взял к себе этот тренер, Валерьянов. - Он отхлебнул чаю. - А к нему так просто не попасть. Вроде закрывается набор у него, так что будут… как их… тесты! Но если поступишь к нему в группу, в ДЮСШ, потом тебя могут взять в Школу олимпийского резерва, а захочешь, может, и в институт поступишь… Все будет зависеть от твоего усердия.
        Глаза Наташи светились. Ее воображение уже рисовало картины новой жизни. Но вдруг взгляд погас.
        - Дядь Егор, а как же вы с тетей Марусей? Как я буду там жить без вас?
        - Приезжать будем к тебе, когда сможем. Путь-то неблизкий! А может, и забирать тебя удастся, когда учеба позволит. Рано пока загадывать-то. Все под Богом ходим… Ладно, хорош лясы точить. Каша стынет. Поступи сначала.
        Больше о спортшколе не говорили. Но Тобуроков хотел, чтобы потом, в далеком Новосибирске, Наташе было что вспомнить о приемном отце и о тайге. Поэтому решил сводить ее в поход, который назвал «дембельским аккордом».
        - Пусть девчонка духом лесным напитается, - сказал он жене. - Легче будет с этими тестами. Пойдем на кабана. Нам мясо нужно. И пукалку свою оставь. Бери двустволку.
        Глава тринадцатая
        С появлением первых солнечных лучей Наташа открыла глаза. Погода стояла на удивление радостная и светлая, как и настроение девочки. Посмотрев на готовящего в котелке завтрак Егора Ивановича, она потянулась и вскочила на ноги, сильная и энергичная, готовая снова приступить к выжиданию дикого кабана. До этого она еще ни разу не охотилась на такое крупное и опасное животное, да и из двустволки стреляла всего несколько раз.
        Кабана решили бить, используя стрельбу на засидках. Зверье поджидали в засаде рядом с засохшей речонкой, где кабаны принимали грязевые ванны и ели желуди. На тропинках были видны следы копыт и помета и «порои» - борозды, вырытые копытами и клыками.
        Еще вчера Тобуроков выбрал лучшее место засидки, учитывая свет и направление ветра. Охотник долго поднимал вверх палец, чтобы поймать ветер: кабаны очень осторожны, когда выходят из густых зарослей на открытые места кормежки, они долго нюхают воздух и осматриваются. Поэтому засаду устроили на пригорке, на который можно было перебраться по поваленному дереву через ручей. Звери бы туда не забрались, а их тропинка видна как на ладони.
        Это был особенный день, и Наташа с восторгом чувствовала всю напряженность и какую-то особенность момента, ощущала всю мощь оружия и зверя, который бродил неподалеку, матерого секача весом под триста килограммов. Разговаривали мало, большую часть просто сидели на бревне, закрытом кустами, наслаждаясь тишиной.
        - Слышь, Наталья, - изредка начинал Егор Иванович.
        После этого они одновременно начинали вслушиваться в звуки, доносившиеся сначала издалека, а после нескольких секунд природа вокруг оживала, наполнялась новыми мелодиями и настроением. А охотник скупо и немногословно говорил то, что собирался сказать еще давно, да не было то времени, то желания…
        - Цель - главное в этой жизни, Наталья. Цель. Для чего ты тут. Решай, сама решай. Тут только тебе решать.
        А потом:
        - Человек счастливым должен быть. А счастье - это не только когда тебе хорошо. Это еще и рост. Вот ты это самое и пойми, когда тебе хорошо и куда тебе расти.
        - Ну, поболтали и будет, - заканчивал свою краткую речь старик.
        Но давал он в эти минуты гораздо большее, чем то, что можно было передать словами. За то время, что девушка провела вместе с Егором Ивановичем, она научилась понимать его еще до того, как он открывал рот. Все слова сводились к указаниям и редким похвалам.
        Охота с Тобуроковым отличалась от каждодневных походов в лес. Наташа зачарованно наблюдала за повадками бывалого охотника, за его аккуратными шагами, скупыми и точными движениями. В том, как он боготворил лес, было что-то чарующее, древнее, языческое. Отвыкший от разговоров, этот на вид хмурый пожилой человек полностью преображался, когда начинал обустраивать привал, собирал сушняк и дрова для костра, ставил палатку, шел по следу зверя.
        В этот раз стадо кабанов выслеживать пришлось долго. Более двух дней шли они по следу, пока Тобуроков не сказал:
        - Стоп. Тут их дневка. Стадо вроде небольшое, но секач матерый, вон бивни какие. А схоронимся мы вон там, на пригорочке. Ночью они кормиться пойдут, там мы их и накроем. А пока подкормочку разбросаем, пусть покушают.
        Про охоту старик говорил четко и ясно. Секач - здоровенный кабан, прошибить его толстую шкуру сложно, поэтому бить надо наверняка: в сердце, под левую лопатку, сразу из обоих стволов, дуплетом.
        Наконец солнце село, на небо вышла яркая луна. Охотники погасили костер и замолчали. Наташа начинала дремать, но Тобуроков толкнул ее в плечо.
        - Скоро пойдут, вон вдалеке слышно. Шумят, как паровозы.
        И действительно, где-то через полчаса в глубине леса начали раздаваться потрескивания веток и визг. Время замерло и растянулось. Любое неверное действие, и стадо убежит в другую сторону. Но вот, наконец, ожидание увенчалось успехом. Кабаны появились в зоне выстрела. Вожак, матерый секач с огромными бивнями, долго стоял замерев, прислушиваясь и принюхиваясь, но, не обнаружив ничего подозрительного, с громким хрюканьем побежал на полянку, а за ним ринулись и остальные свиньи. Они сразу начали лакомиться грибами, зерном. У Наташи все перемешалось, мысли, чувства, вспомнилась белка, такая милая и беззащитная, глаза Тобурокова, глаза кабана, горизонтальная ось вдоль огромной мохнатой туши…
        Выстрел. И еще два, один сразу за другим: Егор Иванович выстрелил дуплетом. Вожак рухнул на землю. Стадо с визгом ринулось в чащу.
        - Молодец, метко ты это. - Похвала старика как всегда немногословна. Зато чувствовалась искренность.
        На обратном пути он был молчаливее и угрюмее обычного. По выражению его лица Наташа начала было волноваться, не случилось ли что с ним. Но мысль о прошедшей охоте полностью увлекла ее. Конечно, оставался легкий осадок, она еще не могла справиться с мыслью о том, что она убивает животное, но, вспоминая выражение гордости за ее успехи, с которым на нее смотрел Егор Иванович, Наташа улыбалась и переставала переживать. Когда они подходили к дому, свет уже не горел. Положив ружья и шкуру в сарай, мясо понесли домой и аккуратно положили в холодильник.
        - Отлично у тебя это получается - стрелять. Ложись, завтра вставать рано, - сказал Тобуроков и, не добавив ни слова, ушел в свою комнату.
        Не обратив на это особого внимания, может, из-за усталости, а может, из-за приятной удовлетворенности, Наташа как обычно пожелала старику спокойной ночи и пошла спать. Но, уже находясь в постели, ей снова вспомнилось сегодняшнее утро. Чувство, когда должно что-то произойти. Вспоминая охоту, Наташа провалилась в глубокий сон.
        В этот раз на душе у Егора Ивановича было неспокойно, и он не понимал почему. Вот выросла охотница. Выросла. Секача завалила и глазом не моргнула. Точно в сердце. Отчего же так грустно? Выросла, выросла девочка. И не будет больше ее в жизни стариков. Засыпая с тяжелыми мыслями, Егор Иванович, возможно, первый раз в жизни обдумывал предстоящий разговор.
        Утром Наташа проснулась в приподнятом настроении, у нее перед глазами все еще находился вчерашний прицел, а утренний свежий воздух отдавал запахом пороха. В этот раз будить ее никто не пришел. Выходя к столу, она увидела Тобуроковых, сидящих за столом.
        - Ешь и собирайся, - вставая из-за стола и направляясь к выходу, отчеканил Егор Иванович.
        - Хорошо, - не привыкшая к долгим разговорам, ответила Наташа.
        - Документы бери, смену белья, остальное там купим, - уже в дверях, не поворачиваясь, сказал он.
        «Где - там»? - хотела спросить Наташа, но промолчала.
        - Сейчас в райцентр, оттуда в Горно-Алтайск. Заночуем у Айгуль с Сашей, это сослуживец мой. Сейчас инструктор по стрельбе. В войсковой части… Спецназ тренирует. Из Горно-Алтайска до Бийска, потом в Барнаул, а там и до Новосибирска на автобусе рукой подать.
        Не любил Егор Иваныч поезда, уж больно звук от них сильный, дичь пугают.
        Раньше речи об этом не заходило, но Наташа поняла, что дед уже все решил. Да и она сама - тоже.
        Девушка закусила губу и посмотрела на Марию Николаевну, но вдруг увидела на ее лице то, что до этого никогда раньше не видела или не замечала. Грусть, когда понимаешь, что сильно привязался к человеку и совершенно не хочешь его от себя опускать, боль за ребенка, который вдруг снова окажется совсем один, стыд - а все ли смогла дать, всему научить, и печаль одиночества - вот и снова совсем одна…
        Все эти эмоции разом отразились на лице пожилой женщины, и Наташа, всхлипнув, бросилась ей на грудь. Они прощались, как прощаются самые близкие друг другу люди, которые до этого толком ни о чем не поговорили, но уже поздно высказать все, что ранее умалчивалось, пожаловаться, пообсуждать, рассказать о своих мыслях, чувствах и переживаниях…
        - Тетя Маруся… Тетя Маруся… - только могла вымолвить Наташа.
        - Пора. - Прощание, оставшееся в памяти девочки на всю жизнь, было прервано как обычно резким, без эмоций словом охотника.
        И вот Мария Николаевна уже провожала взглядом убегающую вслед за мужем приемную дочь. Не думала она, что настолько привяжется к этой еще недавно необщительной, обиженной на жизнь, не имеющей цели, маленькой запуганной девочке, и даже не могла представить, что та превратится в прекрасную охотницу, а теперь, может быть, и прекрасную спортсменку…
        Поездка заняла больше времени, чем описывал дядя Егор. Мысли метались, Наташу укачивало, она всего несколько раз в жизни ездила на автобусе, и все переезды изменяли жизнь, не всегда в лучшую сторону. Девушка вспоминала, как она жила в детдоме совершенно одна, никому не нужная, насколько она была беззащитной перед другими детьми, сколько насмешек и шуток в свой адрес она вытерпела, как лес и Тобуроковы стали ей родными, как ей подарили первую винтовку и как она мечтала о прогулке с Васькой…
        Со сложными, спутанными мыслями они прошли через проходную военной части. Часовой посмотрел документы и пропустил их внутрь, показав, где можно найти капитана Исинбаева.
        Вдалеке гремели знакомые звуки выстрелов, которые успокоили Наташу.
        - Надо собраться, - сказала себе она.
        На стрельбище солдаты уже отстрелялись, они построились в шеренгу и покидали полигон, только несколько человек лежали на ковриках и производили выстрелы из винтовок.
        Перед ними ходил невысокий пожилой мужчина в военной форме, с биноклем на шее. Они с Тобуроковым пожали руки и скупо обнялись. Потом мужчина протянул Наташе руку и сказал:
        - Александр Иванович.
        - Здравствуйте. Наташа.
        - Наслышан-наслышан, Иваныч мне писал, наслышан… - привычка повторять все по несколько раз выдавала в нем настоящего тренера. - Значит, любишь на лыжах ходить - это правильно, это хорошо. А стреляешь как?
        - Так это смотря по чему стрелять, - ответила Наташа.
        - Лучше увидеть один раз, - вмешался в разговор Тобуроков.
        - Твоя правда, Иваныч, - сказал Исинбаев. - Ну давай посмотрим. - Он подошел к одному из бойцов и взял у него винтовку: - Прекратить огонь! Допризывник Тобурокова, на огневой рубеж!
        Наташа аж вздрогнула от того, как изменились голос и поведение на первый взгляд показавшегося ей добрым и понимающим капитана. Она легла на полипропиленовый коврик и переглянулась с дедом, наблюдавшим с интересом за тем, как Исинбаев зарядил винтовку, поставил ее на предохранитель и дал в руки девушке.
        - Мишень номер один.
        Мишень была очень далеко, маленькая черная фигурка на палке.
        - Допризывник Тобурокова к стрельбе готова! - сказал Егор Иванович за Наталью чужим, высоким громким голосом.
        Это было совершенно непривычное для нее состояние: она впервые готовилась к выстрелу под давлением десятков глаз. И тут у нее в голове вдруг завертелись картинками последняя охота, кабан, летящие в воздух картофелины, печальные черные глазки белки…
        - Огонь! - гаркнул Исинбаев, уставившись в бинокль.
        Затаив дыхание, Наташа медленно спустила предохранитель и медленно надавила на спусковой крючок.
        Выстрел, второй, третий, для нее уже ничего не существовало вокруг, только она - винтовка - и мишень. Закончив стрельбу, Наташа привычным движением поставила оружие на предохранитель и рассеянно протянула его Исинбаеву.
        - Допризывник Тобурокова стрельбу закончила, - сказал Егор Иванович незнакомым голосом, но уже не противным, а, наоборот, веселым и приятным. Наташа села на коврик по-турецки, а старый охотник потрепал ее по плечу сильной рукой.
        - Посмотрим… - Исинбаев уже подходил с мишенью, точно пробитой в самом центре. - Интересно, практически все в десятке, и это из незнакомой винтовки. Хотя другого от ученицы Иваныча я и не ожидал. Ладно. Напишу я рекомендацию Валерьянову. Не знаю, послушает он бывшего инструктора, но в военном училище он меня очень уважал. - Исинбаев задумался, прищурив свои узкие глазки. - Говорил, я из него человека сделал. Он же хулиган был, Валерьянов-то. Из проблемной семьи, безотцовщина. Дрался, в самоволки бегал… А я вот приохотил его к стрельбе, и вон как вышло. Мастер спорта, Олимпиада… А был маленький, худенький… злой, как волчонок.
        От этих слов у Наташи защемило сердце.
        Глава четырнадцатая
        Тобуроков с Наташей сошли с поезда на главном железнодорожном вокзале Новосибирска. Наташа удивленно оглядывалась по сторонам: здание было огромным и красивым, везде бегали люди, много людей, а самое главное - вокруг настоящий город! Все было непривычным и удивительным. Егор Иванович схватил Наташу за руку и потащил куда-то, но девушка гордо вырвалась и пошла рядом с ним, уже не отвлекаясь на то, чтобы крутиться по сторонам. Успеется.
        Тобуроков никогда не понимал, как можно ориентироваться в сплетении улиц, а Наташа об этом и понятия не имела. Они смотрели на бумажку, которую дал Егору Ивановичу Исинбаев, спрашивали у прохожих. На метро было ехать страшновато, так что они пошли по улице Гоголя, потом по проспекту Дзержинского и, проблуждав битый час, наконец нашли спортшколу. Находилась она, к радости Наташи, на улице Биатлонной.
        Егор Иванович, хмыкнув, подошел прямо к дверям, зашел внутрь. Наташа, не зная, что ей делать, осталась на улице, поставив сумку на лавочку. Но ждать долго не пришлось: Тобуроков выглянул из-за двери и махнул девочке рукой - заходи.
        - Вот кого показать хочу, - указал он на девушку.
        Перед ним у самого входа стояла женщина средних лет и скептически смотрела на Наташу.
        - Ну, я не знаю. Я, конечно, скажу Данишкину…
        - Никаких Данишкиных, - сурово прервал ее охотник, - только к самому. К Валерьянову, который в олимпийский резерв готовит.
        - Но, вы понимаете, процедура поступления к нам совсем другая… Я поговорю с…
        - Так поговори, - отрубил Егор Иванович, - с Валерьяновым.
        Женщина поморщилась и показала на часы:
        - Через сорок минут у него заканчивается занятие. Подождите тут.
        Тобуроков опустился на скамейку, вытянул усталые ноги и закрыл глаза.
        - Будем ждать. - Ждать он умел и научил этому приемную дочь, но для нее сорок минут тянулись невыносимо долго. Она ходила взад-вперед по холлу и разглядывала стенд с фотографиями на стене. Там были юные спортсмены и спортсменки, ученики этой школы. Кто-то бежал гонку, кто-то стоял на пьедестале, кто-то радостно демонстрировал свои медали. Наташа вздохнула. Ей очень хотелось, чтобы ее фотография с золотой медалью тоже висела на этом стенде.
        Наконец, в холле послышались шаги - семенящие, цокающие - женщины, которая так неприветливо их встретила, и размашистые и уверенные - как Наташа сразу поняла - Валерьянова.
        Тренер подошел к ним. Ему было около пятидесяти, худой, поджарый, почти совсем лысый и с рыжеватой щетиной. Он был одет в дорогой спортивный костюм, а на шее болтался электронный секундомер.
        - Это вы меня ждете? - критически оглядел он Тобурокова с Наташей.
        - Ждем, - старик встал с лавочки. Он ответил не на тот вопрос тренера.
        - Так… Пойдемте в мой кабинет. У меня есть минут пятнадцать…
        В кабинете Валерьянов жестом пригласил гостей присесть, а сам остался стоять, опираясь на подоконник.
        - И что вы хотели?
        - Я воспитанницу привез. Хочет биатлону учиться. На лыжах бегать сам учил, стрелять тоже. Она уже и белкам шкурки не портит совсем, - не без гордости отрапортовал Тобуроков.
        - Ну, это, конечно, похвально, - заметил Валерьянов. - Только что ж вы так поздно спохватились?
        - А что, уже поздно? - вдруг со страхом в голосе переспросила Наташа.
        Валерьянов кивнул.
        - Группы уже набраны, мест нет. Конечно, в исключительных случаях бывает… - тренер снова критически взглянул на Наташу.
        Девочка-подросток в потертом великоватом свитере, с полушубком на коленях и нелепой ушанкой в руках рядом со странным дедушкой впечатления на Валерьянова не производила.
        - Так она же все умеет, - вступился Тобуроков.
        - Она умеет кататься на лыжах и стрелять из ружья, - поправил Валерьянов. - И то, я лично этого не видел. А для серьезных занятий спортом этого мало. Она же нигде не тренировалась раньше. Как я ее вот так, с улицы, могу взять, да еще и в середине года? Когда все группы полные? Совсем без опыта…
        - Есть у меня опыт, - пробормотала Наташа.
        - Это не тот опыт, понимаешь? У меня тут спортсмены, которые тренировались годами. Мы делаем из них будущих олимпийцев. Ты представляешь, какой для этого должен быть уровень? Это не с горки съехать и в банку попасть. Или в белку. Это серьезный спорт. Мы занимаемся с уже опытными спортсменами, которые знают, что они могут и что такое биатлон. Изнутри знают. А любителями, уж простите, мы себе не можем позволить заниматься. Мы не районная спортшкола, мы готовим олимпийский резерв.
        Щеки у Наташи горели. Тобуроков из длинной тирады тренера вынес только одно - что Наташе будет сложно.
        - Так что, не возьмете? - прямо переспросил он.
        - Не могу, - покачал головой Валерьянов. - Для любителей у нас места нет.
        Пришло время козыря из рукава. Тобуроков вытащил из-за пазухи бережно сложенное рекомендательное письмо Исинбаева, которое он для сохранности еще и завернул в целлофановый пакет.
        - Хм, Александр Иванович? - пробормотал тренер, читая письмо. - Хм. Хорошо стреляет… Ну ему я верю, да… Он прекрасный стрелок, от Бога. Но… У нас биатлон, у нас лыжи… Давайте вот как поступим. Просьбу Исинбаева я не выполнить не могу, он меня сделал спортсменом, на ноги поставил… Приходите первого сентября, я вас стопроцентно приму. Вот у меня список, я вас туда впишу самой первой.
        Он полез в стол, вытащил потрепанную тетрадку, открыл ее и указал на список фамилий - кандидаты на поступление в группу на следующий учебный год.
        Наташа сидела, опустив голову, и чувствовала, как горят ее щеки. Какой позор! Все надежды рушились. Ее главная мечта - заниматься биатлоном - оказалась уничтоженной. Только потому, что ее не хотели тренировать.
        Тобуроков, видя, что дела плохи, решил попробовать спасти ситуацию.
        - А тех, кто опытный, взяли бы? - спросил он.
        - В зависимости от конкретного случая, - пожал плечами Валерьянов.
        - Так посмотрите, как моя девочка умеет! - предложил старик. - Она всех ваших опытных уделает на раз-два!
        Валерьянов задумался. Эта парочка явно не собиралась уходить с пустыми руками. Тренер махнул рукой.
        - Ладно, идите на стадион. Через час как раз восьмой класс придет - вот и посоревнуетесь. Я, правда, в чудеса не верю, но ради эксперимента можно попробовать. Чтобы Александр Иваныч потом не говорил, что я его забыл. Лыжи внизу возьмете, у бабы Зои. Посмотрим вашего ворошиловского стрелка.
        Тобуроков неуклюже поблагодарил, а Наташа так и не сказала ни слова. Они развернулись и вышли из тренерской.
        «Чего только не увидишь, - усмехнулся про себя Валерьянов. - Надеюсь, это их отпугнет. Ну, или если не уедут, поставлю против этой молчальницы своих чемпионок, и пусть уже отвяжутся, наконец. Да и девчонки разомнутся».
        Наташа же внутренне ликовала. Ей дали шанс! Если она сможет показать себя как можно лучше, то будет учиться здесь! Станет чемпионкой!
        - Спасибо, - коротко поблагодарила она Тобурокова.
        - Уж ты не подведи, - отозвался он.
        Тобуроков видел, насколько важно Наташе исполнить свою мечту, и как мог старался помочь ей.
        Глава пятнадцатая
        Через час Наташа с лыжами стояла у корпуса перед началом биатлонной трассы.
        - А, вот и вы, - немного удивленно встретил их Валерьянов. - Ну, заходите, коли пришли. Раздевалка там, - указал он Наташе. - Сейчас пробежишь кружок вместе с моими ученицами. Без стрельбы, только лыжи, - добавил он.
        Пока Наташа пошла готовиться, Валерьянов подозвал к себе двух лучших учениц.
        - Ну что, орлицы. Тут новобранка пришла, хочет свое умение показать. Говорит, уделает вас как Тузик грелку. Охотница, внучка промысловика, в лесу выросла. А я думаю, надо проверить. А то вы обленились, бока наели. Может, кого-то и отчислить надо. Проверим?
        Воспитанницы Валерьянова кивнули и переглянулись, зло улыбнувшись.
        Наконец, Наташа с лыжами и палками под мышками вышла из раздевалки, и все трое пошли к старту.
        - Что смеешься, Петухова? - крикнул ей вслед тренер. - Зазвездилась? Ну посмотрим, как эта медвежья ученица тебя сделает.
        - Мы и не таких на лыжне ломали, - ответила красивая брюнетка с сильными, яркими чертами лица громко, так чтобы Наташа услышала.
        Девочки болтали между собой, обсуждали погоду, предстоящую гонку, общих знакомых. До неулыбчивой новенькой им вроде бы не было дела - ну, взяли еще одну блатную (кто-то видел, как Тобуроков о чем-то просил их тренера), наверняка ненадолго, не выдержит, тем более что и на лыжах стоит как-то странно, не спортивно. Другое дело - звезда школы, да и всего города - Петухова. Нос задрала, в окружении подружек - как будто не на старте, а на пьедестале. «Ну ничего, вот после гонки посмотрим», - Наташа, державшаяся особняком, ощутила прилив злости к этой веселой, уверенной в себе девушке. В груди Наташи теснилось множество чувств: от зависти к ее модному лыжному костюму до обиды за взгляд тренера Валерьянова, когда он смотрел на нее и на Егора Ивановича.
        Теперь из раздумий девочку вывел уже сухой, словно упавшая в чаще ветка, призыв «На старт!».
        - Внимание… - Валерьянов поднял руку с секундомером.
        Когда прозвучал «марш!», Наташе было уже не до обид - вместе с другими девочками она рванула вперед по искрящемуся на солнце снегу, не думая ни о чем, кроме скорости. Нужно было пробежать круг по трассе, около десяти километров. «Всего-то!» - подумала вначале Наташа, но ее уверенность в силах растаяла стремительно, как только обе соперницы сразу вырвались далеко вперед. Скорость, тем более на большие дистанции, никогда не была ее коньком, и теперь девушка убедилась в том, что напрасно она уделяла так мало внимания лыжам.
        «Лучше бы мне дали, наконец, винтовку, - с отчаянием и злостью подумала Наташа. - Уж тут-то я бы их!..»
        Финиш, как назло, приближался очень медленно. Но Наташа была не из тех, кто пасует перед трудностями и опускает руки. Хотя соперницы уже вырвались далеко вперед, о поражении было говорить еще рано: все-таки десять километров - дистанция серьезная. «Главное, не расслабляться и не сбавлять темп», - решила девушка, справедливо рассудив, что ее соперницы не смогут всю дистанцию бежать так же быстро, как на старте. Техника, конечно, у будущих олимпийских чемпионок, может быть, и не чета Наташиной, но вот спортивная форма у нее точно не хуже, а то и лучше. С самого детства только свежим лесным воздухом дышала, продукты все свои, деревенские, да и «тренировки» Тобуроков ей устраивал серьезные: бывало, полдня без привала проходили на лыжах в поисках дичи.
        С такими мыслями она пробежала примерно километр - точки на горизонте не удалялись, но и больше не становились - держат темп воспитанницы Валерьянова. «Быстрее, быстрее, - мысленно подгоняла себя Наташа, - раз-два, раз-два». Ее щеки горели, изо рта при каждом выдохе вылетало целое облако пара, все ее тело - такое по-детски угловатое и ничем не примечательное в обычной жизни - на лыжне превращалось в идеально отлаженный механизм, каждая часть которого точно знает свое дело. Смотреть на нее было одно удовольствие: легкие, быстрые движения ног, ритмичные взмахи рук, чуть согнутое вперед туловище, а главное - глаза, кажущиеся неправдоподобно большими и яркими на маленьком, совсем детском лице. Тобуроков, бывало, на охоте и про зверя забывал - заглядывался на свою воспитанницу и улыбался себе в бороду.
        Но сейчас Наташиных глаз охотник бы не узнал - какое-то новое, очень взрослое выражение появилось в них и передалось на весь облик лыжницы. И это не укрылось от зоркого глаза опытного тренера, когда Наташа, все еще отстающая от основной группы, промчалась мимо стоявшего с секундомером Валерьянова. «Неплохо-неплохо», - подумал он, переступая с ноги на ногу, а вслух сказал стоявшему рядом Тобурокову:
        - Ну вот, сами видите - не тянет.
        Старик ничего не ответил - только побелели костяшки пальцев, которыми он сжимал возле груди шапку-ушанку. И его злость, словно телепатически, передалась приемной дочери.
        «Ну уж нет, не дождутся, - закусив губу, подумала Наташа, - какой угодно приду - но не последней».
        Она уже почти ничего не видела перед собой, сосредоточив все силы на беге, как вдруг что-то темное закрыло ей солнце. Это была спина бегущей впереди девочки!
        «Получилось, - мысленно кричала на весь стадион Наташа, - у меня получилось!»
        Обогнать соперницу оказалось делом простым - та уже сильно устала, это было заметно по ее тяжелому, неровному дыханию.
        - Лыжню… - прошипела Наташа и, не дожидаясь, пока лыжница отойдет в сторону, ловко обогнула ее по дуге и устремилась вперед. Перспектива «размочить счет» буквально открыла второе дыхание, и уже через пару минут солнце закрыла следующая спина.
        Но обогнать следующую конкурентку с такой же легкостью не получилось: услышав тяжелое дыхание приближающейся соперницы, бегущая впереди Наташи девочка (а бежала она второй) ускорила темп - ведь она была одной из лучших учениц Валерьянова и привыкла делить пьедестал лишь со своей «злейшей подругой», которая в этот раз, удачно стартовав, уверенно удерживала первое место. Но Наташа всего этого не знала - перед ней была лишь лыжня, соперница и перспектива навсегда остаться в деревне, если не получится еще поднажать. А поднажать не получалось: как ни старалась девочка, догнать бегущую впереди спортсменку у нее не получалось.
        Дело решил свисток Валерьянова.
        - Все, финиш! - крикнул он, напоминая разгоряченным борьбой и забывшим считать круги девчонкам. Наташа, пытаясь восстановить дыхание и выглядеть не такой уставшей, как была на самом деле, подкатилась к тренеру. Все ее лицо выражало единственный вопрос: «Ну как?»
        Валерьянов отвечать не спешил.
        - Иди в раздевалку, - строго сказал он, - а потом зайди ко мне в кабинет.
        - Не мучай девку, - сказал вдруг молчавший все это время Тобуроков. - Берешь ее или нет?
        Валерьянов строго и внимательно посмотрел на Наташу.
        - Техники нет. А злости хоть отбавляй. Я такой же был. Но я-то понятно, у меня отец в Афганистане погиб. Я с детства один. Улица, детская комната милиции и так далее… А тебе-то с чего злиться?..
        Наташины глаза наполнились слезами. Ей вдруг подумалось, что стоит ей сказать, что она выросла без отца и без матери, как сердце тренера дрогнет, и он сразу возьмет ее в школу… Но как будто кто-то шепнул: не надо. Как бы то ни было, но выросла она не одна, и пусть приемные, но родители у нее были, и дали они ей много, куда больше, чем иным детям - настоящие папа и мама. Нечестно будет сказать, что она - сирота, при Егоре Ивановиче. Нечестно. И она смолчала, сглатывая давящий шар в горле, а потом повернулась спиной к тренеру, чтобы он не видел ее слез. Сняла лыжи, взяла их в одну руку, а палки в другую, вроде бы незаметно вытерев глаза. Повернулась к Валерьянову.
        - Можно ключ от лыжехранилища?
        Он молча положил ключ ей в руку.
        - Злая ты. Куда злее, чем я. Для спортсмена это хорошо, а вот для человека, а тем более для девочки - плохо. Намаюсь я с тобой, ой намаюсь…
        Глава шестнадцатая
        Наташа все никак не решалась посмотреть Егору Ивановичу в глаза. Уже почти час они сидели в столовой, не притронувшись к еде. Суп остыл и покрылся желтыми кружками жира, похожими на мишени. А Егор Иванович, казалось, ничего не видел. И дело не в орлином зрении, которое, увы, потихоньку портилось. Сердце старика сжималось от одной мысли о расставании с девчонкой. Он привык к ее своенравности, самостоятельности, твердости. Лес да школа - все, что она видела в своей короткой, но такой уже горькой жизни. Как уживется с городскими? Не будет ли чувствовать себя еще более одинокой, чем среди деревьев и белок? Крутой характер у Наташи - для спорта хорошо. А чтобы жить среди людей, обычных, с мамами и папами, выросших в городах, - не очень.
        В столовую шумной гурьбой ворвались вчерашние Наташины соперницы.
        - Да вы только посмотрите, - громко воскликнула одна из них. - Кто это у нас тут нарисовался!
        - Деревня, - подхватила вторая.
        - Они, похоже, ложками пользоваться не умеют! - указывая на полные тарелки, продолжала первая. - Леший с кикиморой!
        Подруги залились звонким смехом. Наташа вспыхнула и вскочила со стула, но Егор Иванович схватил ее за руку и дернул вниз.
        - Сядь, - тихо, но твердо сказал он.
        - Как же так, дядя Егор? Почему…
        - Дуры они. А тебе дурой быть нельзя. Вот и не становись с ними в один ряд. Нам, лесным… с такими всегда тяжело, но… Мы их всегда били и бить будем. Вот они и злятся.
        Юные спортсменки не успокаивались.
        - Видали вы, как она ходит? Косолапит, как медведь! Ну все, смотри, она уже сейчас заплачет! Дедушке пожалуется! Деееедушка!
        Егор Иванович не торопясь встал, кивнул Наташе - мол, собирайся, и обратился к обидчицам:
        - Наша порода не плаксивая. А вот тебе, внучка, на лыжне поплакать придется.
        Не дожидаясь реакции будущих однокашниц Наташи, они вышли из столовой.
        - Я все равно не понимаю почему… Зачем молчать? Я бы победила…
        - Победила бы. Ты и побеждай, дочка, побеждай. Да только не так. Ты их на трассе побеждай. Быстрее будь, точнее будь. А то, что злишься на них, - так это хорошо даже. Это тебе поможет в биатлоне твоем. Больше хотеть будешь их обойти. И победа слаще будет.
        Наташа согласилась со стариком. Прав ведь, и возразить нечему.
        Этот неприятный эпизод в столовой на самом деле очень помог обоим. Сломал стену молчания, которую они так тщательно выстраивали за липким столом. Разрушил нечаянную отчужденность. Наташа внезапно по-детски обняла Егора Ивановича. Прижалась, как в тот день, когда он ее из печи достал. Ей вдруг страшно стало его отпускать.
        «Сдался мне этот биатлон? А вдруг он уйдет из моей жизни, как отец ушел. Вдруг я его больше никогда не увижу? Он уже немолодой. Зачем я их бросаю, больше ведь у меня никого, во всем мире, на всем белом свете!»
        Из Наташиных глаз предательски лились слезы и никак не собирались останавливаться. И вся она тряслась от беззвучных рыданий. Этого она себе прежде не позволяла никогда.
        - Полно, полно! - нетвердым голосом произнес старик. - Будет тебе реветь. Что ты, плакса какая, что ли? Ну, хватит уже. - Егор Иванович сам едва держался. Не хватало еще им реветь в этом коридоре белужьим дуэтом.
        - Ладно, Наталья. Долгие проводы - лишние слезы. И все эти, разговоры там… Бывай, дочка.
        Он развернулся и быстро пошагал к выходу. Дочкой он назвал ее впервые.
        Глава семнадцатая
        То, что произошло дальше, совсем не напоминало торжественные репортажи из Олимпийской деревни. У Наташи в голове была только одна ассоциация: детский дом. Да, чище, да, дружелюбнее… но снова совсем одна, снова насмешки и издевки других девчонок и мальчишек, только уже куда более взрослых, а значит, и шутки становятся более злыми, изощренными и беспощадными. Снова учителям не будет никакого дела до одинокой девчонки, как и никому, никому в этом холодном и сером мире, где есть место только снегу и соснам.
        Воспитательница - улыбчивая полная женщина, представившаяся Зинаидой Степановной, водила девушку по общежитию, показывая, где находится библиотека, столовая, читальный зал, общая душевая, игровая комната, а Наташа не видела ни телевизора, ни настольных игр, а только зеленые стены, истертые полы, веревки, на которых висела одежда, и лица, выглядывающие из открытых дверей, когда они шли по коридору.
        - Девочки тут хорошие, - улыбалась Зинаида Степановна, - вы все обязательно подружитесь. Если тебя Валерьянов решил в середине учебного года взять, значит, ты спортсменка сильная, а таких у нас всегда уважают. У нас, по секрету скажу, лучшая спортивная школа во всей Сибири, а Виктор Степаныч Валерьянов - один из лучших тренеров в России. И биатлет сильнейший! - она показала на большое фото молодого Валерьянова, увешанного медалями и с хищной улыбкой поднимающего над головой кубок.
        - Его и в Москву звали, и в Германию, а он же местный, с Бугров, так тут и остался. Он, представляешь, двух чемпионов России воспитал и одну чемпионку мира!
        Но Наташа ничего не слышала, ее лицо снова каменело, превращаясь в ту самую злую и равнодушную маску, с которой ее взял из детского дома Тобуроков.
        В голове крутились те самые армейские законы, которые позволяли выжить среди бескрайних сибирских лесов, потрескавшихся стен и озлобленных одиноких, никому не нужных детей без прошлого и будущего. Наташа совсем забыла, что это не детский дом, а общежитие лучшей в городе спортивной школы, и что девушки и парни здесь из нормальных семьей, и они в основной массе добрые и честные ребята.
        - Вот тут будет твоя комната, угловая. Ты фамилию на дверь потом приклей, видишь, как другие девочки сделали.
        На двери были три бумажки с фамилиями, написанными красивыми почерками с завитушками: Тамара Юрковская, Маша Верзилина, Рита Барабанова.
        - У них как раз одно место пустое, у двери, туда и поселим. Девочки они с характером, но хорошие.
        Воспитательница открыла дверь и пропустила Наташу вперед. Три девушки уже ждали, сидя на одной кровати с суровыми выражениями лиц: все как на подбор высокие, крепкие, длинноногие.
        - Девочки, добрый день!
        - Здрасте, Зинаида Степановна, - вразнобой ответили они.
        «Порядок держат, значит», - подумала Наташа.
        - Вот, пополнение вам прибыло. Проходи, Наташенька, проходи. Это Тамара, это Маша, это Рита, девочки все хорошие. Ну ладно, знакомьтесь, я вам не мешаю.
        - Зинаида Степановна, а нам же обещали, что подселять никого не будут, - вдруг сказала Рита, самая крепкая из троих, огненно-рыжая девушка в коротких шортах, с красивыми мощными ногами.
        «Наверное, главная тут», - решила Наташа.
        Воспитательница улыбнулась.
        - Не выдумывай, Ритусик, никто вам ничего не обещал. Виктор Степаныч принял Наташу, а койка только у вас свободная.
        - К Петуховой бы поселили, у них угол пустой, - заметила Маша с милым кукольным личиком.
        - Мы уж втроем привыкли, - добавила Тамара, брюнетка с большими глазами, в красных кедах и драных протертых джинсах.
        Зинаида Степановна снова улыбнулась и вышла, закрыв за собой дверь.
        - По знакомству, что ль, взяли? - спросила Барабанова.
        - А с виду не скажешь, что блатная, - ухмыльнулась Юрковская.
        Верзилина, видно, самая добрая из девушек, промолчала, продолжая мило улыбаться.
        Наташа швырнула сумку на пол, забила ее под кровать сильным ударом ноги.
        - Эу, здороваться не учили? Тайга, блин! - крикнула Барабанова, не поднимаясь с места.
        - Ты кто такая вообще, а? - Юрковская зло ухмыльнулась, показывая красивые белые зубки. - Зачем ты на нашу голову свалилась?
        - Девочки, пусть выпишется от нас, - подала голос Верзилина. - Пусть идет к коменданту и скажет, что не хочет у нас жить, пусть к Петуховой переезжает.
        Наташа сняла сапоги, зашвырнула их под кровать, повесила куртку на крючок на стене и легла на покрывало, задрав ноги на щиток.
        - Ты что творишь вообще, - взвизгнула Барабанова и наконец поднялась.
        Конечно, Наташа поступила неправильно даже по детдомовским законам: войдя в чужую комнату, ей надо было поздороваться и представиться. Но ее настроение было злым, и она уже готовилась к драке, чтобы доказать им всем свое место под солнцем. Закрытые глаза, расслабленная поза - ничто не говорило о том, что она может одним прыжком вскочить с кровати, вцепиться Барабановой в ее роскошные рыжие волосы и бить, бить, бить кулаками, локтями, ногами, пока их не растащат те, кому хватит сил и смелости.
        А потом - да, она знала, что будет потом: унизительная отправка домой. Это же не детский дом и не приемник-распределитель, у всех, кто учится в спортивной школе, есть дом. Есть и у нее. И возвращаться в Чаадаевку она не хотела, поэтому просто лежала с закрытыми глазами.
        - Рит, она больная, - послышался голос Юрковской.
        - Точно, - добавила Верзилина. - Ой, повезло нам, девочки!
        - Ладно, пошли в двадцать первую. Чаю попьем, посоветуемся. А эта пусть здесь валяется.
        И все трое вышли, с громким стуком захлопнув за собой дверь. Только тут Наташа открыла глаза и разжала кулаки.
        - И что мне делать? Что делать? - прошептала она, обращаясь неизвестно к кому. - Это только первый день, а я уже не могу. Что будет дальше? Я не смогу стать спортсменом, а тем более чемпионом. Нет у меня для этого сил. Я слабая. Я сама по себе. Я не выживу тут.
        Она встала и медленно вытащила сумку из-под кровати. По щекам потекли слезы, которые держались в глазах так долго. Надо собираться, извиниться перед тренером и уехать домой, ведь у нее есть дом, есть старики Тобуроковы, есть охота, есть лес, тайга, где ей всегда будет хорошо.
        Или не будет. Или все будет зря.
        Наташа… Наташа! Это я, твой папа. Егор. Да, тоже Егор, как дядька Тобуроков. Так что с отчеством у тебя совсем порядок вышел. Ты меня, наверное, совсем не помнишь… Ну да ладно, главное, что мы тебя с мамой помним. Мы Волчихины. Охотничья фамилия, старая. Ну тут уж ничего не поделаешь, побудешь Тобуроковой, все равно потом менять, когда замуж выйдешь. Хе, ну до этого долго еще… Наташ, я тебя люблю очень. И мама тоже. Ты прости, что мы тогда… ну что бросили тебя, так уж вышло. Мне нельзя было по-другому, надо было людей защищать. Спасли тебя зато, ты уж сама реши - зря или нет. Только сама. Тут ты права - такие вещи только самой решать. А вот то, что ты совсем одна, - это ты ошибаешься. Ты не одна. И в этом твоя сила.
        Часть третья
        Глава восемнадцатая
        К пятнадцати годам Наташа вытянулась, стала ладной и гибкой девушкой. Это ее радовало, причем исключительно из практических соображений - тренировки давались легко, длинные дистанции уже не выкручивали легкие наизнанку. Правда, все время приходилось менять лыжи и палки на новые, более длинные, но к этому она быстро привыкла.
        Ей не нравилось отращивать длинные волосы: неудобно, да и не хотелось тратить время на уход за ними, поэтому она стриглась коротко, чуть ниже ушей. Ее можно было скорее принять за симпатичного парня с девчачьей прической, чем за девушку. Но Наташе это нравилось. Опять-таки из практических соображений.
        Остальные девчонки уже вовсю прихорашивались: и в школе, и в общежитии они часами напролет крутились перед зеркалом, заплетали друг другу волосы, примеряли заколки, хвастались шарфиками, сережками и другими побрякушками.
        Наташа же смотрела на все это с неодобрением. На ее взгляд, это было пустой тратой времени и сил, особенно сейчас, когда нужно окончательно определяться, собираешься ли ты становиться профессиональным спортсменом и всю жизнь посвятить спорту или пойдешь по другому пути (которого она сама для себя не видела и видеть не собиралась). Кем ей становиться? Менеджером? Домохозяйкой? Ха!
        Она носила свободную одежду - если бы было можно, то даже в школу ходила бы в спортивных костюмах. Но стало понятно, что за неимением других новостей классные сплетницы обязательно начнут обсуждать ее прическу, коротко подстриженные ногти, исцарапанные руки и потрепанную обувь. Поэтому не стоило привлекать к себе лишнего внимания хищников. Иногда, чтобы выжить в лесу, нужно уметь мимикрировать.
        За все это время Наташа так и не смогла ни с кем подружиться. Одноклассницы были для нее странными девчонками, мечты и заботы которых «лесной волчонок» не мог и не стремился понять. Они отвечали тем же, с легким презрением и удивлением наблюдая за тем, как она держится в стороне, замкнутая и молчаливая. Какое-то время одноклассницы пытались насмехаться над чужачкой, но Наташа просто игнорировала их уколы. Женская половина класса решила между собой, что «эта дикарка» совсем не от мира сего, и на том успокоилась.
        Одноклассники были немного понятнее выросшей под суровым мужским руководством девушке, но так же далеки и неитересны. Наташе было уже шестнадцать, она подросла и окрепла, и ее подтянутой спортивной фигуре могли бы позавидовать многие. Но, довольно привлекательная внешне, девушка отталкивала своим странным нравом. Закрытая, прямолинейная и упорная, Наташа предпочитала или отмалчиваться, или грубить в ответ на шуточки одноклассников, и вскоре они потеряли к ней всякий интерес.
        Впрочем, это не слишком волновало девушку. К одноклассникам Наташа относилась настороженно, детская привязанность к Васе постепенно угасла, и единственной настоящей страстью в ее жизни оставался биатлон.
        В школе Наташа сидела на предпоследней парте - она с удовольствием села бы и на последнюю, да еще и в одиночестве, чтобы никто не трогал, но «камчатка» была давно и прочно оккупирована неразлучной парочкой сплетниц Петуховой с подружкой. Да и учеников в классе было слишком много, чтобы кто-то мог позволить себе роскошь сидеть один. Поэтому Наташа делила парту с Людой Бочаркиной - невероятно ленивой девочкой, которой было лень даже обращать на соседку внимание. Поэтому можно было считать, что сидела она в одиночестве.
        Когда на уроках становилось особенно скучно - а так бывало часто, - Наташа представляла себе соревнования. Она видела трассу, мишени, соперниц - соперниц везде, позади, сбоку и, конечно, впереди. Соперниц, которых нужно было догнать и обогнать - ведь если не придешь к финишу первой, зачем вообще тогда выходить на трассу? В ее ушах свистел ветер, мягко шуршал снег, хлестко, как удар бича, хлопали выстрелы - и голос учителя исчезал в этих звуках.
        Будь ее воля, Наташа бы вообще забросила школу. Уроки угнетали ее своей бессмысленной необходимостью - ну зачем спортсмену, например, химия? Да и вообще, находиться в классе было для нее всегда испытанием. Никуда не деться от косых взглядов, пренебрежительно поджатых губ и фырканья, которые сопровождали Наташу, куда бы она ни пошла.
        Домашнее задание она делала прилежно, но опять-таки только ради того, чтобы сдержать обещание, данное тренеру. А у доски мялась или вообще отмалчивалась - ей просто не хотелось ничего говорить перед классом, стоять под насмешливыми или, наоборот, безразличными взглядами. Учителя скоро это поняли - и прекратили вызывать ее к доске и спрашивать с места. Может быть, если бы девушке встретился хороший, понимающий преподаватель, который бы пообщался с ней после уроков, заинтересовал предметом, все бы было иначе - но, увы, такого не оказалось. Наташу выручала только смекалка, хорошая память, живость ума и интуиция. Если бы на ее месте оказался школьник попроще, он бы быстро скатился на двойки и остался на второй год.
        Но оценки не волновали Наташу. Получала ли она пятерку или тройку - двоек у нее практически не бывало, - она так же спокойно шла в общежитие, внутренне готовясь к тренировкам. Школа для нее оставалась досадным недоразумением, и спортсменка не считала нужным из-за этого переживать. В ее системе ценностей цифры в дневнике не значили ничего - единственными значимыми цифрами были оценки в спорте.
        Она до изнеможения выкладывалась на лыжне и тренажерах: наутро болела спина, руки, ноги - или все тело разом, или даже такие мышцы, о существовании которых она и не подозревала.
        Часто Наташа, если была хорошая погода и хотелось немного размять ноги перед вечерней тренировкой, делала крюк и шла домой через парк. Парк казался ей кусочком леса, путь и не того, родного, по которому она безумно скучала, но все равно чем-то близким и понимающим. Понимающим ее больше, чем все люди вокруг.
        Правда, иногда от парочек, сидящих на лавочках, у нее почему-то екало сердце. Она невольно представляла себя сидящей так же, обнимаемой кем-то, - этот «кто-то» не был определенным, она не видела на его месте никого из знакомых, это был просто «кто-то», кто бы любил ее, оберегал, несмотря на то что она и сама могла постоять за себя. Но такого человека не было. От этого ей становилось почему-то тоскливо - и она вдвойне выкладывалась на тренировках, наматывая круг за кругом, пока не приходила усталость и не вытесняла все мысли.
        Начался новый учебный год, прошла первая четверть. Каникулы, проведенные дома, казались теперь Наташе немыслимо далекими. Родной лес, свобода, да и, в конце концов, Егор Иванович и Мария Николаевна, которых Наташа очень любила, - все это теперь находилось где-то за горизонтом. А вокруг была хмурая осень, скучная школа и чужие люди.
        Наконец начавшаяся зима вдохнула в Наташу радость. Белые снежные поля манили, скрип лыж по укатанной лыжне заставлял чувствовать себя если не совсем свободной, то хотя бы не загнанной в угол. Винтовку повесить за спину, добежать до огневого рубежа - прицелиться - аккуратно закрыть все мишени и бежать дальше…
        Но и здесь дела шли совсем не так гладко, как хотелось бы. Тренер Валерьянов без устали гонял Наташу, но ноги все равно были ее слабым местом.
        - Скорости тебе не хватает, Тобурокова, скорости! - каждый раз ругал он ученицу. - Все у тебя нормально, но каждый раз ты мишень выслеживаешь, как на охоте, крадешься. А тут тебе не охота, тут спорт!
        Наташа молчала и исподлобья смотрела на тренера, а затем с мрачным упорством продолжала нарезать круг за кругом по стадиону. Другие воспитанницы Валерьянова похихикивали, а то и в голос комментировали Наташины успехи, копируя тренерские замечания:
        - Эй, куда так побежала, всех белок распугаешь! Беги быстрее, мишень не догонишь!
        Наташа одаривала соперниц мрачным взглядом и бежала дальше, стараясь сосредоточиться и успокоиться.
        Однажды вечером, после тренировки, Валерьянов вызвал Наташу к себе в кабинет.
        - Садись, Тобурокова, надо поговорить, - сказал он.
        Наташа села, вопросительно глядя на тренера.
        - Тут такое дело. Мне прислали бумагу - через два месяца будет чемпионат по биатлону Сибирского федерального округа, а мне надо поставить в лист как минимум двоих. В общем, будешь ты у нас готовиться. Побежишь за Новосибирск.
        Наташа непонимающе посмотрела на тренера.
        - То есть я… на такие большие соревнования? За город? - переспросила она.
        - Да, да! Ты прекрасно меня слышала. Я знаю, что у тебя еще бег не совсем хорошо поставлен, но ты моя последняя надежда. Конова ногу сломала еще летом, ей не до лыж теперь, а у тебя со стрельбой все славно… Побежишь ты и Аня Петухова. Омичи сильные будут, красноярцы тоже, Кузня сильная… Да… В общем, будем готовиться, - неуклюже окончил он.
        Наташа не знала, что ответить. Окружной чемпионат!.. Она еще не участвовала в соревнованиях крупнее городских, да и те были, по ее мнению, несерьезные… Серьезное испытание, к которому надо подготовиться за такой смешной срок, да еще и постараться не опозориться.
        «Не опозорюсь», - подумала она и улыбнулась холодной улыбкой человека, который мало видел в жизни хорошего. Улыбка эта была знакома Валерьянову, и он облегченно выдохнул.
        Глава девятнадцатая
        Обычно вечером накануне соревнования любой спортсмен нервничает, и никакой опыт не поможет это побороть. Так любой, даже самый опытный, писатель испытывает страх перед чистым листом, даже народный артист переживает перед выходом на сцену. Появляется волнение, какой-то червячок гложет, нашептывает о том, что именно завтра будет допущена та самая роковая ошибка, которая и сломает всю карьеру, а все будут тыкать пальцем и смеяться за спиной. Это чувство мешает уснуть очень долго, иногда до самого утра. Может быть настоящий профессионализм - это когда удается накануне максимально притупить тревогу и заснуть крепким сном.
        У некоторых это чувство остается и утром, превращаясь в страшный мандраж, который может сыграть злую шутку на соревнованиях, у некоторых, наоборот, с восходом солнца дрожь превращается в азарт и желание скорее ринуться в схватку с соперниками.
        Ночь перед первой гонкой показалась Наташе особенно длинной. Заснуть ей удалось не сразу, хотя день был не из легких. «А что, если я приду последней? Что, если упаду и потеряю самые важные секунды? Что, если Петухова, которая постоянно надо мной смеется, и тут окажется впереди меня?» Все эти «если» калейдоскопом крутились, сменяли друг друга в голове, мешая уснуть и разгоняя стук сердца до барабанной дроби. Пришлось ей воспользоваться старым способом, которому научил ее Тобуроков, а его - сослуживцы-разведчики в армии. Способ простой, но требующий сноровки: нужно по очереди концентрироваться на каждой мышце и расслаблять ее, потом переходить к следующей и так далее. Левое плечо, правое плечо, левая кисть, правая кисть … и вот она уже не в комнате, а на солнечной лесной поляне, вокруг знакомый запах леса, щебет птиц, похрустывающий под ногами снег.
        А вот Валерьянов накануне чемпионата заснуть не мог, ворочался с боку на бок, шел на кухню пить чай и снова ложился в кровать. Последний раз он так волновался перед своими первыми соревнованиями Сибирского военного округа в девятнадцать лет, когда в нем, вчерашнем хулигане, заметил талантливого биатлониста армейский инструктор лейтенант Исинбаев.
        - Как все закрутилось-то, - бормотал он, после того как залез в шкаф и вытащил коробку с армейским «дембельским альбомом». Все его сослуживцы с кубками и медалями в руках радостные и счастливые, и лишь у него одного хищная и холодная улыбка. Такая же, как у Наташи.
        Она была его самой необычной и самой любимой воспитанницей. Ее талант сочетался со взрывным характером и полной непредсказуемостью. Кроме того, тренер волновался за до конца непоставленную технику бега на лыжах. Пожалуй, это было действительно ее слабое место, и скорость имелась, и выносливость, а вот техника хромала, когда девушка волновалась, то сразу пропадали все годы изнурительных тренировок и снова появлялся угловатый подросток - приемная дочка промысловика, которая могла пройти полсотни верст на широких охотничьих лыжах. Вроде ничего страшного: есть великолепные спортсмены с корявой техникой, но Валерьянов был уверен, что все его тренерские недоработки обязательно аукнутся на трассе. Хотя она вполне может выкинуть и что-нибудь совершенно невероятное, не связанное ни с бегом, ни со стрельбой.
        За час до начала соревнований Валерьянов подошел к Наташе с кипой документов в руках. Спортсменка в этот момент усердно смазывала лыжи и старалась не смотреть на Петухову, которая делала то же самое, окруженная группой подружек. Подружки были раздосадованы, что на чемпионат поставили не их, и пытались, как могли, испортить сопернице настроение.
        - Наташа, сейчас я получил результаты жеребьевки, старт ровно в семнадцать часов, ты бежишь одиннадцатой, всего четырнадцать участниц. Это в целом хорошо. Конечно, ждать на старте, когда уже основная масса далеко уехала, - не самое приятное… Хотя ты ждать у нас умеешь…
        Он сложил и соединил скрепкой бумажки, трепыхающиеся на ветру, и попытался улыбнуться.
        - …Но поверь моему опыту, в концовке это выйдет только плюсом! Толкаться не придется, да и трассу укатают, тебе легче бежать будет… - Валерьянов не столько хотел огласить девушке результаты жеребьевки, сколько поддержать. У Наташи вид был слегка отстраненный, казалось, она находилась где-то очень далеко.
        Ей вспоминались, как кадры забытой киноленты, самые яркие моменты охоты с Тобуроковым, уроки лыжной гонки с Васькой. Но она старалась забить голову, лишь бы прогнать мысли о своем одиночестве в этом мире, прогнать боль от сознания, что никто из близких, да и вообще никто не будет сегодня за нее болеть.
        Папа! Именно воспоминание о нем бередило сердце Наташи. Папа, который никогда уже не увидит ее соревнования, ее успехи, не сможет поддержать в случае неудач.
        - Наташа, ты как вообще? Не волнуйся так сильно! Успокойся, девочка… - Валерьянов уже научился угадывать настроение Наташи по ее выражению лица и видел, что отстраненность - лишь маска, за которой у девушки бушуют сильные чувства. - Не переживай, твоя задача на этом соревновании - получить опыт и занять не последнее место. А тебе это более чем по силам. А если приложишь усилия, вполне и в пятерке можешь быть. Медали взять тяжело будет. Там ребята таких зверей выставили… Валерий Палыч из Кузни поставил Степанову - ну это однозначно первое место, он ее в сборную готовит. Из Кемерово - Лера Желудкова очень сильная. Техничная спортсменка, упорная… И из Омска будет Оля Умеренкова… В общем, они никого не пропустят вперед и, как всегда, все медали между собой разыграют… Не первый год я их вижу, и всегда они первые… Но и у тебя есть свои козыри! Все-таки в родном городе бежишь, в родных стенах. А остальные тут в гостях и трассу эту так хорошо не знают. - Слова о родных стенах заставили нахлынуть Наташины воспоминания с новой силой.
        - Я не волнуюсь, Виктор Степанович, - ответила холодно и отстраненно Наташа.
        Валерьянов не любил лезть в душу к своим подопечным, не хотелось этого делать и сейчас, но и строгость в данной ситуации явно будет только во вред, тренер это прекрасно понимал.
        Наташа попыталась сосредоточиться на подготовке. Она подобрала смазку под погодные условия и старательно смазывала лыжи. Было тепло, немного ниже нуля, шел мягкий пушистый снег. То, что многие назвали бы зимней сказкой, для лыжников не было таким уж привлекательным. Снег в такую погоду очень рыхлый, лыжи в нем вязнут, а это сильно изматывает. Многие биатлонисты, наоборот, выбрали бы трескучий мороз: при беге он не доставляет дискомфорта, наоборот, меньше чувствуется усталость, да и снег более скользкий.
        К моменту выхода на старт совсем стемнело, стадион освещался желтым светом прожекторов, расставленных вдоль трассы и над трибунами. Очагами яркого белого света были места стрельб, которые освещались мощными галогеновыми прожекторами.
        За десять минут до начала гонки Наташа подкатила к старту. Ижевская винтовка «Биатлон» была уже пристреляна на бумажных мишенях и привычно хлопала по бедру. Другие спортсменки уже были готовы ринуться в бой, кто-то катал лыжи, проверяя, насколько хорошо они смазаны, кто-то общался. Две незнакомые девушки взирали надменно на остальных участниц. Когда мимо них прошла Наташа, они негромко начали ее обсуждать:
        - О, вон пошла! Звезда Новосиба! Медвежонок на лыжах.
        - Да ее волки на лыжи поставили. Смотри, как ноги ходят.
        - Да она не то что в час не уложится! Мы из-за нее после финиша еще час будем результаты ждать!
        Наташа слышала каждое слово, но сделала вид, что не обратила внимания, и вскоре мысли прервал крик судьи: «Пошел!» Это была команда для первой стартующей спортсменки. Девушки стартовали в порядке, определенном жеребьевкой, с интервалом в одну минуту.
        После старта десятой спортсменки Наташа подошла к стартовой черте. Погода была достаточно благоприятная, к вечеру слегка усилился мороз, столбик термометра упал до минус пяти, ветра почти не было. Девушка чувствовала, как снег крупными и мягкими лохмотьями ложится ей на лицо.
        - Не заходить лыжами за стартовую ленточку! - Слова судьи заставили собраться. Наташа встряхнулась, протерла лицо и приготовилась к старту. «Пошел!» - крик судьи, означавший начало отсчета времени, заставил Наташу резко рвануть с места. Она бросилась бежать максимально быстро, нисколько не заботясь о распределении сил.
        Глава двадцатая
        Несмотря на слова тренера, трасса была укатана не очень хорошо, а рыхлый мягкий снег, который повалил стеной, заставлял тратить гораздо больше сил на движения. Уже после первого подъема стала чувствоваться усталость, а ведь это только начало гонки!
        «Надо успокоиться и привести в норму дыхание, - думала спортсменка, - вдох - выдох… Так должен пульс снизиться, вдох - выдох… Впереди будет еще один подъем… потом огневой рубеж, там можно будет слегка отдохнуть, и после него - длинный тягун…»
        За Наташей двенадцатой стартовала Юлия Степанова - невысокая, крепко сбитая блондинка с двумя косичками, победительница прошлогодних соревнований из Новокузнецка, олимпийская надежда страны, Наташа помнила это из листа жеребьевки, но не знала ее в лицо.
        Метров за сто до первого огневого рубежа Наташу на полной скорости обошла Степанова. Значит, уже в самом начале она смогла обойти Наташу на одну минуту!
        - Лыжню! Плетешься как черепаха! - блондинка быстро прошла мимо Наташи, ткнув палками в ее лыжи. Девушка едва не упала, но смогла устоять на ногах, потеряв несколько драгоценных секунд. Это было явное нарушение, но судьи были далеко и не могли увидеть нечестную игру новокузнечанки.
        - Ах ты… - зашипела Наташа, с трудом восстанавливая темп, но обидчица уже скрылась впереди в пелене снегопада. Наконец, девушка приблизилась к первому огневому рубежу. Там она была одна: Степанова уже отстрелялась и уехала. Подъезжая к своему месту, Наташа переложила обе палки в левую руку, правой снимая ремень винтовки с плеча. Остановившись напротив коврика для стрельбы, она положила палки слева от себя и сняла винтовку со спины, попутно открывая защитную крышку ствола и мушки.
        Тут главное - внимательность! По правилам Международного союза биатлонистов в наказание за стрельбу по чужой мишени спортсмену фиксируется промах, как будто он стрелял правильно и просто не попал. Были известны случаи, когда спортсменка вовремя спохватывалась и после выстрелов по чужой мишени поражала свои. А вот наказание за стрельбу из неправильной позиции («стойка» вместо «лежки» или наоборот) куда жестче - дисквалификация. На чужой коврик ложиться тоже не рекомендуется: официальные правила гласят, что запрещено не только стрелять с чужого коврика, но и оступаться и сходить со своего, если винтовка не надета на плечи. Жертвами этого правила становятся даже известные спортсмены. Например, норвежец Халвард Ханевольд выронил патрон и сошел с коврика, чтобы его поднять, за что был дисквалифицирован. Американец Джей Хаккинен в одной из гонок допустил пять промахов и от расстройства забыл на коврике лыжные палки. Вернувшись за ними, он уронил перчатки и тоже вернулся. Судья уже хотел дисквалифицировать рассеянного спортсмена, но Хаккинен сам в порыве ярости снял лыжи и завершил гонку.
        Сжав зубы, Наташа вынула из ложа приклада обойму и вставила в специальное окно винтовки, отщелкнула крышку диоптрического прицела, все это делалось автоматически, быстро, без раздумий. Прикрепила стрелковый ремень на винтовке к петле на руке для устойчивости. Так… Мишени, их надо проверить по номеру, чтобы не попасть в чужие. Цепкий взгляд на ветровые флажки: ветер слабый, значит, корректировать калибраторы прицела на надо.
        Прицелилась. Черный кругляшок мишени не увеличился, когда диоптрический прицел винтовки приблизился к глазу: в нем нет оптики, и он не похож на прицел снайперской винтовки. Наташа увидела два кольца, каждое из которых надо держать в центре другого, сопоставила прицел с «пенькообразной» мушкой (она предпочитала именно такую, к которой привыкла на охоте, - в виде пенька, а не «кольцевую» - в виде кольца). Подвела мушку под нижний край мишени, затаила дыхание и нажала на спусковой крючок. Выстрел - и первая мишень закрылась белым клапаном - попадание, перезарядка и сразу выстрел во вторую мишень - снова точно. Перезарядка - и опять попадание.
        Остались две мишени… Подул ветер, снег завьюжил, и два черных кружочка вдруг страшно напомнили Наташе глазки белки, той самой, которую она так и не смогла подстрелить… Ей показалось, что и сейчас она целится не в мишень, а во что-то живое, смотрящее на нее печально и безропотно…
        - Наташа… Что ты делаешь… Ты же не в меня, а в себя стреляешь, - прошептала мишень…
        - Тьфу, это от недосыпа, - пробормотала биатлонистка и замотала головой, чтобы прогнать наваждение. Выстрел. Пуля прошла мимо, - это был ее первый промах на соревновании и, соответственно, первый штраф - одна минута.
        Наташа глянула поверх прицела на мишени. Конечно, они не были живыми, никаких глазок, обыкновенные металлические черные кружки в пятидесяти метрах от нее.
        - Ну же! Надо успокоиться! Совсем уже! - Она еще раз прильнула щекой к ружью, прицелилась и произвела выстрел. Попадание!
        Наташа вскочила на колени, повесила ружье, взяла палки и, встав, погнала дальше. На стрельбу она потратила почти три минуты - непозволительно много. Девушка собралась с силами и «включила реактивную скорость», побежала быстро, на износ, не думая о том, что потраченные силы могут ей потом пригодиться. Вскоре начался спуск, однако вслед за ним перед следующим огневым рубежом должен быть еще один подъем. Наташа перешла с попеременного четырехшажного хода и стала усиленно толкаться палками на каждый шаг. Это требовало больше сил, но на спуске ей хотелось максимально разогнаться, чтобы наверстать упущенное время. При этом была меньше нагрузка на ноги, что позволит им чуть отдохнуть.
        Ко второму огневому рубежу Наташа приехала минут через десять. Уже горели мышцы, понимающие, что скоро им придется вынести еще одну непосильную нагрузку. За это время ее обогнала еще одна девушка. Стало понятно, что выступление было провальным и тренер наверняка не скажет ничего хорошего, а уж о спортивном, а тем более олимпийском, будущем и вовсе нужно забыть. Но это все будет потом, сейчас нужно стрелять по мишеням.
        На огневом рубеже отстреливались в этот момент две девушки. Наташа посчитала это хорошим признаком: значит, она не так сильно отстает от всех. А Степановой уже не было. Да, прав был тренер: новокузнечанка - настоящая чемпионка и обязательно возьмет золото.
        Вторая стрельба была стоя. Несмотря на то что по сравнению со стрельбой лежа мишени здесь были значительно больше в диаметре, стрелять было гораздо сложнее. Многим спортсменам тяжело дается стрелять стоя, без опоры, но Тобуроков прекрасно натренировал Наташу, заставляя ее часами стоять с тяжелой винтовкой, словно превращаясь в статую.
        Наташа отстреляла прекрасно, закрыв все пять мишеней. В тот момент все мысли потерялись и покрылись снегом, осталась только одна: во что бы то ни стало не уступить Степановой. В тот момент искренне казалось, что соперница стала ее главным врагом, а значит, ее нужно обязательно обойти, сбросить с первого места.
        Наташа закинула ружье за спину, схватила палки и резко рванула вперед, поднимая фонтаны снега по обе стороны лыж. Она неслась, не чувствуя усталости, даже не понимая, когда еще ей приходилось бежать с такой скоростью. Никакие подъемы не могли сломить или хотя бы замедлить ее. Прямо перед третьим огневым рубежом позади остались три девушки, но Степановой там опять не обнаружилось.
        На третьей стрельбе лежа Наташа мастерски, без остановки выбила все пять мишеней. Никакие эмоции, кроме желания догнать Степанову, не помешали произвести пять точных выстрелов. И снова нужно мчаться, мчаться к четвертому огневому рубежу, чтобы выбить снова все пять мишеней.
        Наташа даже не запомнила, как пролетела дистанцию до последних в этом соревновании мишеней. Уже не было никакой усталости, которая была в начале пути. Стрельба стоя на последнем рубеже поначалу прекрасно далась Наташе - четыре закрытых мишени, однако на пятом выстреле рука немного дрогнула, пуля попала в миллиметре от мишени, и та осталась незакрытой. Всего восемнадцать попаданий из двадцати - Наташе еще предстояло узнать, что этот отличный результат на окружных соревнованиях является огромной редкостью, но именно ее соперница из Новокузнецка была единственной, кто в прошлом году был так же точен.
        Шансы догнать Степанову становились совсем призрачными, была надежда только на то, что удастся компенсировать проигрыш «ногами» и меткой стрельбой.
        После последнего огневого рубежа Наташа неслась к финишу. Ноги стали ватными и отказывались слушаться. Казалось, что сейчас она рухнет прямо в сугроб и останется там лежать.
        Вскоре после поворота метрах в трехстах показался финиш. Это придало Наташе немного сил, но фигурка Степановой вдалеке заставила ее словно включить сверхреактивную скорость.
        «Разорваться, разорваться на финише, но догнать!» - мысленно кричала девушка, чувствуя, как что-то тихонько лопается в легких от сумасшедшей скорости и напряжения.
        Степанова почему-то двигалась неуклюже, совсем не так, как в начале гонки. Причина этого сразу бросалась в глаза: левая палка была значительно короче правой и никак не подходила под рост высокой спортсменки. Наташа, стиснув зубы, стала вкладывать крупицы последних сил, чтобы догнать соперницу. Но безуспешно. Она пришла второй.
        Секундомер показал, что Степанова финишировала на пятьдесят с небольшим секунд раньше, при этом ее старт был на одну минуту позже. Таким образом, Наташа проиграла «ногами» Степановой почти две минуты.
        Наташа после финиша свернула в сторону и, не снимая лыж, рухнула в сугроб. Понимание того, что эта сумасшедшая изнурительная гонка наконец-то закончилась, позволило лежать и не шевелиться. Ее трясло, мышцы сводило судорогой, все тело содрогалось: сказалось внешнее спокойствие при нервном перенапряжении, желудок начинал сокращаться, казалось, что ее вот-вот вырвет. К ней подбежал Валерьянов, растолкав оторопевших болельщиков из Новосибирска, положил руки на плечи и шептал:
        - Молодец, молодец, Наташа… Молодец… Молодец, девочка… Умница моя…
        Лишь через пять минут Наташа собралась и встала. К финишу постепенно приближались последние участницы соревнования.
        Валерьянов усадил Наташу на раскладной стульчик, закутал пледом, а сам убежал в судейскую. Девушка сидела с широко раскрытыми глазами и ничего не видела. Организм успокоился и впал в ступор, который приносил долгожданный покой. Наконец тренер прибежал к своей воспитаннице и прошептал, что узнал результаты всех закончивших участниц.
        - У Степановой четыре промаха! Втопила на скорость, а на стрельбе пролетела! - Валерьянов старался говорить это спокойно, но было видно, что он очень возбужден. - Застрелилась на последнем рубеже! Закрыла всего две мишени! А ты обошла ее почти на три секунды!
        Победа.
        Стоп. Стоп! Какая еще победа. Это шутка, может быть? Неудачная шутка? Как она - она! - Наташа, которая совсем недавно узнала, как ее зовут, взяла первое место на чемпионате Сибири? Ха! Нет, Виктор Степаныч пошутил… Нет. Он не мог пошутить. Она шла с нечеловеческой скоростью и била почти без промаха.
        Победа.
        Еще не были известны результаты остальных участниц, но Наташа понимала, что самое главное уже свершилось - она обошла Степанову!
        Вскоре после финиша последней участницы были оглашены результаты. Наталья Тобурокова из Новосибирска заняла первое место, она оказалась шестой по времени прохождения трассы, но имела всего две штрафные минуты за промахи. На втором месте - Юлия Степанова из Новокузнецка, чемпион прошлого года, еще на две секунды от нее отстала Валерия Желудкова из Кемерово, взяв бронзу. Омичка Ольга Умеренкова заняла четвертое место.
        На церемонии награждения Наташа внешне была абсолютно спокойна и не проявляла никаких эмоций: они уже кончились. А серебряная и бронзовая призерши не скрывали слезы. Уже после награждения Валерьянов сообщил, что у Степановой перед четвертым рубежом сломалась палка, а у ее тренера не оказалось подходящей замены. Наташа молча прошла мимо рыдающей противницы, даже не взглянув на нее.
        Глава двадцать первая
        - Ну, Наталья, держи. - Валерьянов протянул Наташе пачку новеньких купюр. - Заслужила! Чемпион! Как говорится, кубок кубком, но на кубок в ресторане не кормят!
        - Это что, деньги? - опешила девушка.
        - Не просто деньги, Тобурокова. Твои собственные, кровью и потом заработанные. И это правильно! В наше время премий юниорам не давали, и зря…
        Наташа молча смотрела на протянутую ладонь тренера.
        - Ну что стоишь, как засватанная, бери скорей!
        - Не могу, - тихо произнесла спортсменка. - Это же спорт. Зачем тут деньги…
        Ноги подкосились от волнения, и Наташа села на стул. Впервые в жизни ей вручали премиальные деньги, которые попросту были ее самым первым собственным капиталом. С самого детства финансовый вопрос всегда разрешался людьми, опекавшими Наташу. Ей и в голову не приходило, что она может иметь свои собственные деньги. И у нее их никогда не было.
        - Ну, купишь себе что-нибудь! - Валерьянов смотрел на нее удивленным взглядом. - Одежку там или в кино вон сходи! В кафе-мороженое.
        - Не могу я, Виктор Степаныч. - Лицо Наташи словно окаменело. Она никак не могла подобрать слова, чтобы объяснить тренеру, что именно значит для нее эта пачка цветных бумажек. Но Валерьянов все понял без слов.
        - Тобурокова! Ты за город бежала?!
        - Бежала.
        - Какое место заняла?
        - Первое, Виктор Степаныч.
        - Ну, так что ж ты нюни распускаешь? Заслужила ведь, Наташа… - Валерьянов по-отечески обнял подопечную за плечи. - Привыкай, ты теперь взрослая девушка.
        И тренер молча вложил деньги в руку Наташи.
        - Спасибо… - только и смогла произнести Наташа, неожиданно для самой себя громко всхлипнув.
        - Ну-ну… Тебе спасибо! И давай, шибко не гуляй там. Завтра утром тренировка.
        Валерьянов был из тех мужчин, которые не выносят женских слез, видимо, потому что рано развелся и после этого с женщинами у него не складывалось. Если женщина начинала плакать, Виктор Степанович терялся и паниковал. Он совершенно не умел утешать, а потому, если кто-то из его подопечных проигрывал гонку, тренер тут же проводил жесткую конструктивную беседу. Иными словами, методу пряника Валерьянов всегда предпочитал метод кнута. И надо сказать, пользу такой метод приносил ощутимую. Во всяком случае, в своем деле тренер толк знал, и результаты его работы только подтверждали это.
        На следующее утро Наташа пришла на тренировку ни свет ни заря, еще до прихода тренера. Наспех надев костюм и лыжи, она принялась нарезать круги по еще темному утреннему стадиону, освещаемому одиноким прожектором. Когда появился Валерьянов, Наташа заканчивала уже четвертый круг.
        «Ну, молодчина!» - про себя восхитился тренер, но вслух закричал:
        - Тобурокова! Ты что, нос расквасить хочешь, в темноте бежишь?!
        Наталья ничего не ответила, продолжая свой путь. Валерьянов пригляделся. Он вдруг заметил, что нос у Наташи уже расквашен и из него неаккуратно выглядывает кусок ваты.
        - Тобурокова! Стоп машина! Откуда боевые шрамы?
        Но Наташа продолжала бежать, словно не слышала. В эту секунду за спиной Валерьянова раздалось гундосое бурчание:
        - Подумаешь, звезда какая. Сама виновата.
        Голос, без сомнения, принадлежал Лене Петуховой, которая считала себя главной соперницей Наташи. Тренер обернулся. У Петуховой, как и у Наташи, из носа выглядывал ватный тампон и вдобавок под обоими глазами отливали ярким фиолетовым оттенком два солидных фонаря, по всей видимости, наспех замазанные тональным кремом.
        - Петухова! Ты как это… Кто это?.. - опешил тренер.
        - Известно кто, - буркнула Лена, кивком указывая в темноту стадиона.
        Валерьянов схватился за голову.
        - Так!! Обе ко мне, в тренерскую, живо!!!
        Злой как черт тренер быстрым шагом направился в свою каморку. Такое в карьере Валерьянова случалось крайне редко, и все случаи он помнил наперечет. Были стычки, даже оскорбления, но чтобы драка! Да еще и с травмами! И кто? Девочки! Нет, определенно это нужно пресечь на корню.
        Валерьянов распахнул дверь и приземлился на стул. Следом не спеша вошла Петухова. Тренер кинул на нее тяжелый взгляд, означавший одно: добра не жди. Наташа вошла спустя несколько секунд.
        - Петухова, вперед.
        Лена, смахнув светлую прядь волос с лица, невозмутимо начала:
        - Ну, значит, приходит она к нам в комнату, а мы… ну общаемся, в общем. И говорит, смотрите, мол, что мне тренер сейчас дал. И бумажки эти чертовы…
        - Не выражайся, - сухо оборвал тренер.
        - Ну да. Ну, и начала она показывать деньги свои. Говорит, не знаю, что с ними делать, ха-ха. Ну, мы и подсказали…
        - И что же вы подсказали?
        - Предложили на всех разделить, потому что выиграла она их нечестно! Мы что, хуже ее?!
        Тренер перевел взгляд на Наташу. Та стояла потупив взгляд. Затем он снова взглянул на Лену и строго сказал:
        - Ты, Петухова, помимо того что наглая, так еще и невоспитанная и глупая!
        - Почему глупая-то? Если бы у Степановой палка не сломалась - не видать бы ей первого места никогда в жизни!
        - Молчать! - крикнул Валерьянов. - Это спорт! И победил тот, у кого ничего не сломалось! Ну а драться кто начал?
        - Она и начала, - ухмыльнулась Лена.
        - Это правда? - Валерьянов посмотрел на Наташу. Взгляд ее был по-прежнему направлен в пол, щеки раскраснелись.
        - Простите, тренер… Но я честно победила…
        - Ну, Тобурокова, никак не ожидал. Ты не у меня прощения просить должна. Ты себя прости сначала, ты победила честно, я тебе это официально заявляю. А драться нельзя. Опять ты за свое принимаешься! Обеих снимаю с воскресной гонки, будете у меня теперь из кожи вон лезть, чтобы обратно в команду попасть.
        Валерьянов лукавил. Такое поведение Наташи для него не было неожиданностью. Умудренный опытом общения с людьми различных характеров, он знал: Тобурокова - бомба замедленного действия. Он прекрасно видел, что у Наташи не клеится дружба ни с кем из его подопечных. И рано или поздно эта бомба должна была рвануть. Волчонок-одиночка, так про себя окрестил Валерьянов свою любимицу.
        Тренерское чутье подсказывало ему, что такой талант не должен пропадать зря, что к Наташе нужен особый подход, и надеялся, что со временем спортивные успехи помогут ей стать лидером команды. Но тернистый путь командира только начинался, и драка с Петуховой была лишь одним из препятствий, которое необходимо с честью преодолеть и Наташе, и ему, ее тренеру.
        - Что-то она затевает, да… - улыбался он, немного радуясь новой загадке, которую ему вскоре предстоит разрешить.
        Глава двадцать вторая
        А девушку после победы на чемпионате словно подменили. Для нее пришло время осознания того, что она должна быть чемпионом - или никем. Наташа решила полностью изменить свою систему тренировок, чтобы ее прошлый рывок превратился в спокойное повышение темпа.
        - Нечестно? - стискивала она зубы. - Нечестно? Ну я вам всем покажу! Всем!
        Всю неделю Наташа тренировалась без устали, словно не выкладывалась она без остатка на чемпионате округа. Вместо школы каждое утро она ехала в лес, где лежал чистый, нетронутый снег. И по этой целине, образовавшейся за ночь, спортсменка снова бежала так, словно это была финальная гонка в ее жизни. По правде говоря, гонкой это можно было назвать с натяжкой, потому что вокруг не было ни одной живой души.
        Вокруг стояла величественная тишина могучего леса, и только где-то высоко, в кронах сосен, иногда постукивал ее старый приятель по тайге - дятел, да иногда перелетала с дерево на дерево белка. Для Наташи это было самое лучшее время. Каждый вечер, засыпая, она хотела только одного: чтобы поскорее наступило утро и можно было снова поехать в лес. На вечерние тренировки Валерьянова, которые назначались через день, Наташа также исправно приходила. Она занималась наравне со всеми, словно не было никакой усталости от утренних занятий, но по-прежнему ни с кем не разговаривала. Наташа приходила последней к самому началу занятия, и точно так же убегала самой первой. Иногда Валерьянов делал ей замечания, и биатлонистка молча их выслушивала. Тренер нарочно не докучал ей общением, он знал, что на этом этапе свою лучшую ученицу нужно оставить в покое.
        В школе тем временем жизнь протекала без Наташи. Каждый раз Нина Георгиевна, ее классная руководительница, кричала на перекличке:
        - Тобурокова! Опять не пришла… - добавляла она вполголоса.
        - Что с бездомной взять, - раздавался едкий голос Лены Петуховой с последней парты.
        - Петухова! Как не стыдно! - ругалась Нина Георгиевна.
        Поначалу учительница думала, что девочка заболела, но шли дни, а Наташа в школу все не приходила. Другие ребята видели ее только на вечерних тренировках, потому что свои утренние лесные гонки Наташа начинала затемно, когда все одноклассники, лежа в кроватях, только-только разлепляли глаза. Партнеры Наташи по команде и ее соседки по общежитию не нарушали неписаный закон молчания и не говорили классной, что девушка в школе отсутствует не по болезни.
        Одним тихим вечером Нина Георгиевна позвонила Валерьянову и сообщила, что ученица Тобурокова вот уже три недели не посещает занятия. После этого разговора тренер забеспокоился не на шутку. Он чувствовал ответственность за Наташу, такую же одинокую, как и он сам в свои шестнадцать. Егор Иванович иногда приезжал к ней, но то были совсем кратковременные встречи, так необходимые талантливой биатлонистке. Тренер понимал, что должен что-то предпринять. Он очень долго думал и, наконец, решился поговорить со своей подопечной.
        В общежитии спортивной школы на каждом из четырех этажей располагалось множество четырехместных комнат, в начале и конце коридора - двухместные, и всего по одной одноместной. Обычно в такие одноместные комнатенки селили преподавателей, не имеющих своего жилья, или выдающихся спортсменов, которым, как объясняли их тренеры, необходим «творческий покой для подготовки к соревнованиям». Теперь Наташа тоже жила в такой комнате, но попала она туда вовсе не из-за своего уникального таланта биатлонистки, а из-за несгибаемого характера, который постоянно вовлекал ее в самые разные истории.
        Когда она вместе с Егором Ивановичем переступила порог общежития, старый охотник сказал:
        - Ну, Наталья, здесь теперь ты будешь жить. Все делать самостоятельно. Ни с кем не ругайся, но и себя в обиду не давай.
        В первые месяцы пребывания в общежитии случай «не дать себя в обиду» представился очень даже подходящий. Одной из соседок Наташи по комнате была Тамара Юрковская, или Томка, как ее называли подружки. Томка была, что называется, пацанкой, с длинными черными волосами, большими глазами и чувственными красными губами. Тамара, как и Наташа, занималась биатлоном, правда, не так успешно. Она была единственной дочерью счастливых родителей, которые потакали своей любимице во всем.
        Примерно через месяц после того, как Валерьянов принял ее в спортшколу, Наташа вошла в комнату после тренировки. Томка лежала на кровати на животе и плевала бумажными шариками через трубочку, сделанную из шариковой ручки, в круглую мишень, нарисованную на противоположной стене. Шарики, ударяясь о стену, падали прямиком на Наташину кровать. Других девочек в комнате не было.
        - Тамара, убери, пожалуйста, - Наташа рукой показала на кровать, на которой уже скопилась кучка бумажек.
        - А, да на пол смахни, и все, - лукаво прищурилась Томка.
        - Ты намусорила, ты и убирай, - нахмурилась Наташа.
        - Я тебе не служанка, - ответила Томка, выстрелив очередным снарядом. Наташа молча собрала бумажки, подошла к соседке и высыпала их ей на голову.
        - Ты что, с ума сошла?! - заорала Томка. Она привыкла хамить другим и не ожидала, что однажды ей могут ответить.
        Тамара вскочила и толкнула соседку. Это было ошибкой. За Наташиными плечами был детский дом, и научилась там она многому.
        Наташа сделала шаг назад, опустив плечи и понурив голову, - старый как мир прием уличных драк, - и когда довольная Томка улыбнулась, решив, что ей так быстро удалось сломать соперницу, набросилась на нее, схватила за голову и стала наносить удары. Томка упала на пол, Наташа оседлала ее сверху и, визжа от ярости, продолжала бить обидчицу. Завязалась самая настоящая драка, итогом которой стало расселение обеих нарушительниц спокойствия в комнаты на разных этажах. Через три месяца Томка покинула СДЮШОР [2 - Спортивная детско-юношеская школа олимпийского резерва.] из-за нового увлечения - ей приспичило променять биатлон на теннис, куда более модный и престижный вид спорта.
        Наташа прожила еще пару месяцев с оставшимися соседками, но непрекращающиеся конфликты привели к долгому разговору Валерьянова, директора школы и коменданта общежития. Тренер вспомнил свои молодые годы и уговорил переселить подающую надежды девушку в одиночную комнату - маленькую камеру с узким окном, где раньше размещалась гладильная. Наташа была в восторге.
        И вот сейчас Виктор Степанович топтался перед комнатой с табличкой «Наталья Тобурокова», пытаясь подобрать правильную педагогическую тактику, чтобы не сорвать свою воспитанницу. Наконец он постучал. Ответа не было.
        Валерьянов медленно выдохнул, как бы с облегчением от того факта, что не придется сейчас заводить тяжелый разговор. Тренер уже было развернулся, чтобы уйти, как за дверью послышалась возня и девичий голос спросил:
        - Кто там?
        - Наташа? Это Виктор Степанович. - Валерьянову снова стало не по себе. Он уже смирился с оправданием «заходил, но никого не застал». - Нам нужно поговорить.
        Дверь отворилась. Наташа стояла в дверном проеме, хмуря брови. После неловкой паузы она спросила:
        - Что-то не так? Я плохо тренируюсь?
        - Нет-нет, ну что ты… - забеспокоился тренер, - ты отлично занимаешься. Можно войти?
        - Вам - можно, - сухо сказала Наташа и жестом пригласила Валерьянова в комнату.
        Виктор Степанович огляделся. Обстановка в крохотной комнате была спартанская, как будто тут жила не молодая девушка, а неопрятный парень без намеков на личную жизнь. Одноместная пружинная кровать с железным каркасом, маленькая тумбочка и небольшой письменный стол со старой настольной лампой, заваленный всяким хламом, высокий платяной шкаф, из которого вывалилась скомканная одежда, и пластиковые лыжи, сохнущие в углу. Тренер подметил, что лыжи не так давно использовались, потому что были еще влажные. Больше в комнате ничего не имелось, за исключением того, что на стенах висели вырезанные из множества спортивных журналов фотографии лыжников и биатлонистов.
        - Наташа, дело в том, что мне звонила Нина Георгиевна, и … - начал тренер.
        - Хотите чаю? - перебила его Наташа.
        - Гмм, нет, спасибо, - на секунду задумался Валерьянов и продолжил: - Так вот, Наташа, дело в том, что…
        - А я бы очень хотела выпить чаю, - снова перебила Наташа, - подождите, я скоро вернусь.
        Она взяла чашку, стоявшую на тумбочке, и, решительно раздвинув занавески, нырнула из комнаты в небольшой предбанник, где располагался столик с электрическим чайником, посудой и нехитрой едой.
        Валерьянов в недоумении остался сидеть на единственном стуле около письменного стола. Он явно не так представлял себе разговор с Наташей. Виктор Степанович чертыхнулся про себя и в который раз пожалел, что девочка все-таки открыла дверь, а не притворилась, что ее нет. Ожидая, тренер принялся рассматривать картинки, висевшие на стенах. Он увидел знаменитых спортсменов, чемпионов мира и Европы, победителей олимпиад, звезд биатлона и лыжных гонок, среди которых был даже он сам в эпоху своих побед.
        Однако среди калейдоскопа журнальных вырезок Валерьянова заинтересовало еще кое-что, висевшее прямо у изголовья кровати. Это был обычный альбомный лист, расчерченный карандашом. Валерьянов пригляделся и прочитал вверху: «График тренировок Тобуроковой Н.». Вниз листа распростерлись числа месяцев, дни недели, рядом с которыми были сделаны записи вроде «Сегодня только 15 км утром и 20 вечером. Надо поднажать» или «С утра сделала 45 км, вечером тренировки нет, иду в тир». Напротив сегодняшнего дня Валерьянов прочел: «Утром - 30 км». Оставалось еще пустое место для сегодняшней вечерней тренировки. Виктору Степановичу стало не по себе. Оказывается, девочка настолько увлечена биатлоном, что, не жалея себя, пашет как вол! Она же себя так покалечить может! А он-то, дурак, ничего не замечал, да еще и от гонки ее отстранил. Да и остальные тоже хороши - ничего не рассказывают, только шушукаются между собой. Ему и раньше случалось наказывать своих ребят, но еще ни разу не было такого случая, чтобы ученики наказывали самих себя! Да, Степаныч, ты явно сдаешь позиции. Ну-ка, не ныть, волю в кулак и возвращай
Тобурокову в команду! И в школу возвращай, дуреху. А то инвалидом станет, на твоей совести будет.
        От тревожных мыслей Валерьянова отвлек хлопок двери. Наташа вернулась с отрешенным лицом и пустой кружкой.
        - Я всем им докажу, что я честно победила. Честно!
        Тренер обернулся к ней:
        - Наташа, не нужно обижаться. Все наши страхи мы сами себе придумываем. Все обиды - тоже. Всю зависть, гнев - все сами. А их на самом деле нет. У тебя энергии и злости спортивной хоть отбавляй, а ты тратишь ее неправильно.
        Он потрепал ее по плечу.
        - На одной злости далеко не уедешь. И помимо лыжни в мире есть много хорошего. - Валерьянов поднялся. - Мы можем справиться с любыми преградами только головой - не ногами. Если что-то тебя беспокоит, подходи смело ко мне, и я обязательно помогу. Думаю, с сегодняшнего дня ты можешь вернуться в команду и участвовать в субботней гонке. Я вижу, что и без моих тренировок ты к этому готова, - он усмехнулся и бросил взгляд на листок над кроватью.
        Наташа тут же подняла голову и посмотрела на тренера.
        - Однако, - поспешно добавил он, - я разрешаю тебе это сделать, если ты будешь исправно посещать занятия в школе. Твои утренние тренировки - это лишний труд, который может тебя загнать в больницу. И еще неизвестно, сможешь ли ты после этого продолжить заниматься биатлоном. А вот знания тебе очень пригодятся. Ты меня поняла?
        Наташа смотрела на тренера, как рядовой на генерала. Она несколько раз быстро кивнула и смогла вымолвить только одно слово:
        - Спасибо.
        Глава двадцать третья
        Жизнь вернулась на круги своя. Наташа взялась за учебу, однако мысли ее по-прежнему были далеки от школьных предметов. Вместо прогулов теперь в классном журнале появлялись двойки и трояки, хотя нередко случались и хорошие отметки. Все так же девушка была равнодушна к алгебре и физике и грезила большими гонками, тренируясь беспощаднее всех и показывая самые яркие результаты в своей команде. Если выдавался свободный день, Наташа обязательно выезжала в лес, не позволяя себе расслабиться. Виктор Степанович обыкновенно ругался:
        - Тобурокова! Ты себя в могилу загонишь! И меня тоже!
        Но тренер говорил так только для виду, в душе он был рад стремлению и самоотдаче своей лучшей биатлонистки.
        В конце апреля сошел последний снег. Погода в большом сибирском городе наконец-то принесла его жителям долгожданное солнце и теплый ветер. Деревья постепенно одевались в нежную зелень, и все чаще раздавалось пение птиц. Все это очень беспокоило Наташу. Она жила биатлоном и боялась, что драгоценное летнее время без тренировок будет потрачено зря. Как-то раз, выходя с одного из последних занятий, девочка подошла к Валерьянову и спросила:
        - Тренер, вы что же, не видите? Снег тает!
        - Конечно, вижу. Разве это плохо? - улыбнулся он в ответ.
        - А что в этом хорошего? Заниматься-то как?
        - Ну, иногда организму необходимо и отдыхать, - заметил Виктор Степанович.
        - Немного отдохнуть, конечно, можно… Но ведь лето такое длинное… - проговорила Наташа и загрустила.
        - Тобурокова, взять себя в руки! - бодро сказал Валерьянов. - Мы что-нибудь придумаем!
        Школьники сидели в залитом весенним солнцем классе и завороженно ждали, когда Нина Георгиевна объявит их фамилии и огласит годовые оценки. Наташа сидела на предпоследней парте рядом с Лизой Камышиной, талантливой фигуристкой, занимавшейся в соседней секции (у лентяйки Бочаркиной испортилось зрение, и ее пересадили на первую парту). В последнее время девочки немного сдружились, и в этом была заслуга, в первую очередь, классной руководительницы: Нина Георгиевна направила отличницу Лизу к Наташе, чтобы помочь той подтянуть хвосты.
        - Ну вот, всего две тройки у тебя! - воскликнула Лиза после объявления всех оценок. - Ты молодчина!
        - Что? Ах да. Это хорошо, - протянула Наташа, тоскливо уставившись в окно на целый ряд огромных зеленых тополей.
        - Ты что, не рада? Между прочим, я тоже старалась, - произнесла Лиза, насупившись.
        - Нет-нет, не обижайся. Спасибо тебе большое! - сказала Наташа и легонько похлопала подругу по спине.
        - Ну, вот и славно, - обрадовалась Лиза, - думаю, стоит отметить успешный год. По мороженому?
        - Да, конечно, - улыбнулась Наташа.
        Девушки держали в руках вафельные стаканчики, сидя на лавочке во дворе дома, стоявшего неподалеку от школы. Лиза вздохнула:
        - Какой же он все-таки красивый…
        - Кто красивый?
        - Да Хованский же. Красивый.
        Уже полгода Лиза была безуспешно влюблена в Юру Хованского, первого красавца во всей спортивной школе. Хованский занимался в хоккейной секции и слыл талантливым вратарем. Он уже один раз вызывался в юниорскую сборную и достиг там небывалых успехов. Лизу, понятное дело, он в упор не замечал.
        - Да ну тебя, уже сто лет только и говоришь: «Хованский, Хованский…» Ну что в нем красивого? Вон, ходит, грудь выпятит, как гусь. Точно! Гусь лапчатый! - засмеялась Наташа.
        - Никакой он не гусь! - сердито заметила Лиза. - Ты его профиль видела? Древнегреческий, между прочим!
        - Древнегреческий гусь! - Наташа залилась смехом. - Ну, серьезно, Лиз, что ты в нем нашла. С тебя вон полкоманды хоккейной глаз не сводит.
        - Эти беззубые, наглые, невоспитанные… - Лиза вдруг замолчала, потому что из подъезда напротив вышел Юра Хованский, таща за собой огромный баул.
        - Привет, Юр! - закричала раскрасневшаяся Лиза.
        Хованский чуть повернул голову в сторону девочек и с видом уставшей кинозвезды произнес:
        - Салют.
        Наташа усмехнулась. Она поняла, почему Лиза все время приводила ее в этот двор. Только раньше она сидела, погруженная в собственные мысли, а теперь, когда стало ясно, что тренировки прекращаются почти на полгода, можно было немного подумать и о чем-нибудь другом. Это Лизе хорошо, и Хованскому тоже, они в ледовом дворце занимаются, там круглый год зима. Только вот Лиза, кажется, тратить каникулы на тренировки не собиралась.
        - А я скоро уеду на целое лето, - грустно произнесла Лиза, будто читая Наташины мысли. - Буду по тебе скучать.
        - Уедешь? Куда это?
        - К бабушке с дедушкой. Они в Краснодаре живут. Буду купаться, загорать… - мечтательно протянула Лиза.
        - А как же твои тренировки? - приподняв брови, удивленно спросила Наташа.
        - И тренироваться буду, - улыбнулась Лиза, - только не на льду. Мне родители подарили ролики. Конечно, тулуп на них сделать не получится, но форму поддерживать буду.
        - Что? - не расслышала Наташа.
        - Ролики. Роликовые коньки. Конечно, тулуп на них сделать не получится, но форму поддерживать буду.
        - Ты умница, Лизка! - Наташино лицо расплылось в улыбке.
        - Спасибо, - Лиза зарделась, - кстати, ты идешь на дискотеку? Там Костик будет.
        - Не знаю еще, - ответила Наташа, - а при чем тут Костик?
        - Да так… - загадочно произнесла Лиза и подмигнула подруге.
        Все объяснилось довольно просто. Костик Комаров был смешным долговязым рыжим парнем, что называется, в каждой бочке затычка. Он все время суетился и оттого нередко попадал в самые нелепые ситуации. Костик мог необычайным образом выронить из рук все, что нес, или уморительно навернуться на ровном месте, повалив за собой всех людей и предметы, которым «посчастливилось» оказаться рядом с ним. Именно поэтому Костику был противопоказан спорт, но зато он всерьез увлекался фотографией и являлся штатным фотографом всех соревнований Новосибирской СДЮШОР. Как и Наташе, Лиза помогала Костику с учебой. Она подружилась с ним, и как-то раз рыжий фотограф сообщил Лизе, что вот уже две недели не может заснуть из-за Наташи. Лиза обещала помочь. Но Наташу не интересовал ни Костик, ни какие-либо другие молодые люди. Ее сердце было отдано одному-единственному мужчине - биатлону.
        Глава двадцать четвертая
        - Улыбочку! - рыжий Костик все же перекричал шум музыки, надавил на кнопку и сам расплылся в улыбке. В кадр попали улыбающаяся Лиза и удивленная Наташа.
        - Что? Зачем ты нас снимаешь? - спросила биатлонистка.
        - Правильно будет - фотографируешь, - учтиво поправил Костик. - Как зачем? Звезды фигурного катания и биатлона на одной фотке! Может, этот кадр в газете напечатают!
        - Ну, вот еще, - сказала Наташа и утащила Лизу в глубь актового зала, оставив растерянного фотографа наедине с собой.
        - Ты бы с ним помягче… - протянула Лиза, когда они отошли достаточно далеко.
        - Чуть не ослепла от этой его вспышки, - парировала Наташа.
        - Ой, подожди! Юра! - мимо как раз проплывал Хованский, и Лиза побежала к нему. - Ну как ты себя чувствуешь?
        - Ничего, - улыбнулся в ответ черноволосый Юра. - А как твои дела, Лиза?
        С момента объявления итоговых оценок до праздничного вечера по случаю окончания учебного года успело пройти две недели, и за это время с Юры Хованского спесь слетела напрочь.
        Хоккейной команде Новосибирской СДЮШОР предстоял финальный матч за первенство школ с ровесниками из Магнитогорска. Хованский, ясное дело, защищал ворота первым номером. Он был настолько уверен в себе, что попросту пренебрег подготовкой к матчу, посчитав кубок уже завоеванным, а игроков соперника - любителями. Это отнюдь не помешало «любителям» уже после первого периода забросить в ворота Юры целых пять шайб, а тренеру в срочном порядке заменить своего звездного вратаря. С огромным трудом новосибирцы вытащили матч, но удача Хованского, похоже, закончилась.
        - Ну, Юрка, удружил, - отчитывал его после матча тренер Старкин.
        - Лопух ты, Хова, - вторил ему капитан команды Женя Васильев.
        Сам Юра чувствовал себя не лучше. Впервые в жизни он получил сильную спортивную оплеуху и теперь пожинал плоды собственной глупости. Он даже стал сутулиться и вообще выглядел бледным и больным.
        После той игры от Хованского, казалось, отвернулись все. Все, кроме Лизы Камышиной. Она вместе с Наташей тоже пришла на игру и больше всех, конечно, болела за Юру и, несмотря на его полное фиаско, еще больше влюбилась в своего ненаглядного. Потому что теперь, наконец-то, он обратил на нее внимание.
        Обо всем этом Наташа с удовольствием вспоминала, радуясь за свою единственную подругу. От воспоминаний ее оторвал голос диджея:
        - А теперь медленный танец!
        Зазвучала музыка. Это была печальная мелодия, навевающая мысли о предстоящем лете, наступлению которого радовались все вокруг, кроме Наташи. Она очень скучала по снегу, по лыжам и винтовке, вспоминала свои лесные гонки с самой собой, сложные тренировки Валерьянова, а теперь предстояло забыть обо всем этом на долгое время. Наташа огляделась. Кругом танцевали парочки, Лиза обнимала за шею Хованского, где-то вдалеке виднелась рыжая шевелюра Костика, танцующего с хохочущей Петуховой.
        Все были кем-то заняты, и только одна Наташа стояла и чувствовала себя чужой в этом душном зале. Она вышла в прохладный холл и в глубине коридора увидела Валерьянова, который стоял рядом с тренерской каморкой. Рядом с ним был хоккейный тренер Старкин. Два профессионала о чем-то жарко спорили.
        - Виктор Степанович! - окликнула его Наташа.
        - А, Тобурокова! Вот, Илья, моя звезда не танцует… - обратился он к Старкину.
        - Виктор Степанович, я спросить хотела, вот Лиза Камышина будет летом тренироваться на роликах! - почти кричала Наташа, чтобы заглушить музыку. - А мы? Неужели у нас ничего нет?
        - Ну, Наталья, хотел я тебе сюрприз сделать, но раз уж ты здесь… Погоди минуту. - С этими словами Валерьянов скрылся в тренерской. Через несколько секунд он появился, держа в руках настоящие роликовые лыжи с двумя полиуретановыми колесиками.
        - Ну что ты стоишь, бери! Твои теперь!
        - Виктор Степаныч, вы самый лучший тренер в мире! - вскрикнула Наташа и, быстро обняв за шею тренера, побежала в комнату общежития. Впереди у нее было чудесное, счастливое лето.
        Глава двадцать пятая
        Начался новый учебный год, пришла холодная осень, и вот наконец землю покрыл снег.
        О том, что в нее кто-то влюблен, Наташа узнала из вторых рук - если так можно назвать перешептывания, перемигивания и взгляды искоса. Сначала она подумала, что это с ней что-то не так, и несколько перемен крутилась в туалете у зеркала, пытаясь разглядеть пятно на юбке, или разошедшийся на рукаве шов, или потеки чернил на лице, или хотя бы жеваную бумагу в волосах. Но нет - с ней все было как обычно. А вот перешептывания и косые взгляды никуда не девались и, казалось, день ото дня их становилось только больше.
        Однажды Наташа все-таки не выдержала - резко шагнула к парте, откуда доносился особенно явственный шепот, и, зависнув над увлеченно беседующей парочкой, грозно спросила:
        - Ну?
        Девчонки вздрогнули от неожиданности, стукнулись лбами и, откашливаясь и давясь словами, прошипели:
        - Че надо-то?
        - Что не так? - угрюмо переспросила Наташа, впрочем, уже понимая, что ответа она не получит.
        Девчонки сделали круглые глаза и непонимающе ахнули:
        - А что такое?
        Наташа развернулась и пошла прочь, сопровождаемая демонстративными ахами вслед:
        - Нет, а что такое, мы не поняли?
        А через несколько дней она обнаружила у себя в парте слегка увядший - видимо, сорванный еще утром - цветочек. То ли фиалка, то ли еще какой-то комнатный - Наташа не очень хорошо разбиралась в этих цветах, не то что в лесных. И две конфеты «Раковая шейка» - помятые, слипшиеся, видимо, до этого носившиеся в чьем-то кармане.
        Наташа, стараясь не подать виду, что что-то произошло, исподлобья быстро оглядела класс. Вроде бы ничего необычного. Все как всегда. Болтушки болтали, тихони молчали, каждый занимался своими делами, и никто не следил на реакцией Наташи, заглянувшей в парту.
        Весь следующий урок она раздумывала, что бы это все могло значить. Жизнь в лесу приучила ее доверять, но проверять. А учеба в школе научила ее проверять дважды, а то и трижды - и все равно на всякий случай не доверять. Конфеты пробовать она не рискнула - с одноклассниц сталось бы вымазать их в соли или еще в чем-то похуже, - а вот цветок забрала. В конце концов, тот ни в чем не провинился.
        Понятно, что это был не Костик: для него Наташа навеки осталась недосягаемой мечтой, которую можно хотя бы иногда фотографировать. Он был бессловесной тенью, которая со временем совсем исчезла из мыслей девушки.
        Вечером, на тренировке, скользя по погрузившемуся в сумерки стадиону, она припоминала события прошедшего дня, пытаясь понять, что это был за странный подарок - или же наоборот, ловушка. Но лыжи шелестели так умиротворяюще, а снег был таким белым, что мысли стали куда-то уходить, исчезать, сменяться другими - и Наташа постепенно забыла об этой загадке.
        Через пару дней она задумчиво посмотрела на уже совершенно скукоженный цветок, который так и лежал на тумбочке у кровати, и выкинула его.
        Хотя свои последствия этот эпизод возымел. Наташа стала внимательно оглядывать свой стул и парту перед тем, как садиться, - мало ли что, вдруг подложат кнопку или вымажут краской, кто знает, что у людей может быть в головах? Шушуканье не прекратилось - правда, стало менее громким и настойчивым, что сначала несколько озадачило Наташу. Но потом она подумала, что, видимо, сплетницы нашли себе новый интерес, и перестала обращать внимание, пока снова не нашла в кармане куртки конфеты.
        На этот раз это были шоколадные, «Мишка в сосновом бору», дорогие и вкусные. Вкусные - как помнила Наташа, потому что и этот подарок она не решилась попробовать. Если бы это случилось в лесу, то все было бы проще, но тут она училась не доверять людям, особенно тем, кто делал неожиданно добрые в ее отношении поступки. Опыт подсказывал ей, что это может оказаться ловушкой.
        Однако произошедшее снова озадачило Наташу. Куртка висела в школьном гардеробе, прямо напротив бабы Симы, школьного вахтера. Может быть, баба Сима видела, кто трогал Наташину одежду? Или хотя бы кто недавно заходил в раздевалку?
        Баба Сима, не поднимая глаз от вязания, буркнула:
        - Ну ходют тут постоянно. За всеми не уследишь.
        Наташа оставила конфеты бабе Симе и пошла в класс.
        Перед дверью она остановилась и задумалась. Несомненно, этому некто будет интересна ее реакция. То есть человек, который сейчас обратит на нее наибольшее внимание, будет тем самым, так? Так. Но, с другой стороны, этот человек мог и не знать, что она уже нашла конфеты - ведь, по идее, это должно было произойти гораздо позже, когда бы уроки закончились и ребята стали бы одеваться в гардеробе.
        Он же не мог рассчитать того, что Наташа перед уходом в школу, буквально на пороге комнаты, вдруг вспомнит о том, что вчера забыла положить в пенал ластик, полуобутая, на одной ноге, проскачет к письменному столу, сунет ластик в карман - и поторопится в школу. И снова забудет про эту злосчастную стирательную резинку - до урока математики - и побежит за ней в гардероб. То есть сейчас этот человек вряд ли будет следить за ней. А вот потом, после уроков… К этому моменту нужно будет продумать, как себя повести.
        Оставшиеся уроки пролетели быстро. Наташа слушала учителей вполуха, делала вид, что записывает, когда все вокруг начинали скрипеть ручками и карандашами, и поглядывала за тем, чтобы синхронно с классом переворачивать страницы учебника. Однако ее мысли были далеко - на первом этаже, в гардеробе.
        Наташа никогда не отличалась умением строить сложные планы. Прежде всего потому, что в лесу это было абсолютно ненужным - а то и опасным. Лес не прощает самомнения и гордыни, не прощает уверенности в том, что ты все просчитал и все знаешь. В лесу нужно жить вместе с лесом, дышать с ним в унисон - и быть готовым, постоянно быть готовым к тому, что все может внезапно измениться. Что дерево, казавшееся до поры до времени крепким, - внезапно с утробным кряхтением обрушится на тропинку впереди тебя. Что кучка сухих листьев под ногой вдруг чвякнет и уйдет в топкое, засасывающее болото. И что вон та тень от куста вдруг щелкнет острыми волчьими зубами - и никакие планы тебе уже не помогут, только быстрые ноги и удача.
        Вот и сейчас Наташа, как ни пыталась, не могла просчитать больше чем на пару шагов вперед. Вот она подходит к куртке, надевает ее на себя. Стоп. Но ведь она может и не засовывать руку в карман? Она ведь может просто надеть куртку и уйти. Тогда планы неизвестного провалятся. Но при этом провалится и ее план, да. Нет, не вариант. Руку засунуть в карман придется.
        Ну а что потом? Ну вот засунет она руку. И? Как она сможет увидеть реакцию всех остальных? Они же будут рассеяны по раздевалке. Кто-то будет перед ней, ну а кто-то сбоку, а то и вообще сзади. А если она начнет крутить головой, как встревоженная сова, то уж точно привлечет к себе всеобщее внимание.
        И вот как быть?
        Наташа глубоко вздохнула и начала грызть карандаш. Только когда язык ощутил холодную кислятину грифеля, она очнулась и отфыркнулась.
        - Эй! - Лиза сильно ткнула соседку локтем в бок. К сожалению, в последнее время их отношения разладились и из подружек они снова превратились в соседок по парте и ничего больше. Лиза проводила все время с Хованским, и все остальное ее не интересовало. Говорить с Наташей ей было уже не о чем. - Ты чего?
        Наташа огляделась по сторонам. Неля Петровна, учительница литературы, самозабвенно читала какой-то отрывок из Гоголя, а весь класс так же самозабвенно делал вид, что внимательно слушает. Наташино фырканье, видимо, чуть было не нарушило эту идиллию.
        - Да так, - шепотом ответила она Лизе.
        - Что - так? Наташ, мне серьезно уже надоело смотреть, как ты с ума сходишь! - прошипела та ей в ответ. - Не умеешь нормально сидеть, пересаживайся в угол. Будешь видеть, как надо себя вести.
        Угол! Вот! Мозг Наташи лихорадочно заработал. Угол! Она сможет увидеть всех - и при этом не выдать свое пристальное внимание.
        - Спасибо! - радостно прошептала она Лизе.
        Та с подозрением посмотрела на нее, отодвинулась и покрутила пальцем у виска.
        В гардероб Наташа вошла одной из последних - ей нужно было, чтобы таинственный незнакомец или незнакомка были уже там. Медленно подошла к своей куртке, аккуратно сняла ее с крючка, демонстративно задумчиво покрутила в руках - словно прикидывая, надевать здесь или чуть позже, у самых дверей. Производя все эти нехитрые манипуляции, она осторожно передвигалась в сторону угла - словно невзначай, как бы давая место остальным, кто уже шел к выходу с одеждой. Еще один урок леса, да - не дай зверю почувствовать, что ты приближаешься к нему, пусть тот ни о чем не подозревает, пусть думает, что хозяин положения.
        Лопатки коснулись холодной стены. Наташа бросила беглый взгляд исподлобья. Так, вроде бы никто не стоит прямо перед ней, никто не загораживает обзор. Какое удобное место для стрельбы.
        Итак.
        Раз. Два. Затаили дыхание. Еще раз проверка местности. Никто не движется на периферии, никто не заслонит прицел в момент выстрела.
        Два с половиной.
        Три.
        Куртка набрасывается на плечи. Рука медленно, словно автоматическим движением скользит в карман. И замирает, будто наткнувшись на что-то.
        И тут же быстрый беглый взгляд, чуть расфокусированный, чтобы из массы одинакового выделить особенное - другой взгляд, направленный прямо на нее.
        Вадик. Вадик Голованов. Мальчик с третьей парты в первом ряду у окна. Тихий, спокойный мальчик, хорошист, неплохо знает математику, но все время ляпает невпопад на литературе. И кто бы мог подумать… М-да.
        Видимо, Вадик понял, что Наташа его раскусила, потому что опустил взгляд и выскользнул из гардероба. Наташа вздохнула - она не любила подобные непонятности, - надела куртку, подхватила тяжелую из-за учебников сумку и отправилась домой.
        Вадик шел за ней до самого общежития - она видела его краем глаза, когда словно невзначай наклонялась поправить шнурки. Да он, судя по всему, и не прятался.
        Подойдя к двери общежития, Наташа помедлила немного, взявшись за ручку. С одной стороны, наверное, нужно было обернуться и спросить, что ему надо, чего он хочет - да вообще что-то спросить. А с другой… с другой стороны, она его не звала за собой, он сам пошел, с чего она должна озадачиваться тем, как вести себя сейчас?
        Поэтому открыла дверь и, не обернувшись, вошла в общагу.
        На следующий день Вадик снова шел за ней. Наташе даже не надо было оборачиваться, чтобы понять это, - чутье охотника не обманывало. И так же, как и вчера, Вадик остановился в десятке метров от общежития. И она так же, как и вчера, не обернулась.
        На третий день все повторилось. Наташа шла, чувствовала за собой Вадика и размышляла, как поступить. Размышления ни к чему не приводили, поэтому она решила действовать.
        Она резко остановилась и быстро развернулась. Вадик, не ожидавший этого, замер в трех метрах от нее.
        - Ну? - мрачно спросила она.
        Он замялся, опустил голову и стал рассматривать носки своих кроссовок.
        - Ну? - повторила Наташа. - Или так дальше и идем?
        Вадик помолчал еще немного, а потом ответил со вздохом:
        - Так и идем.
        Ну, хозяин - барин. Наташа пожала плечами, развернулась и продолжила путь. Вадик отправился вслед за ней.
        На следующий день Вадик нагнал Наташу и пошел рядом. Минут через пять порылся в карманах и протянул ей конфету. А она ее взяла. «Раковые шейки», да. Те самые, что она тогда увидела в парте.
        Так продолжалось пару месяцев. Вадик молча шел рядом, а потом стал так же молча отбирать у нее из рук тяжелую сумку. Наташа возражала недолго. Он был неплохой парень, даже немного милый, и ей не хотелось его обижать. Кажется, он понимал это и смирился со своим положением.
        Надо сказать, что его общество ее иногда тяготило. Наташа не всегда хотела из школы идти сразу в общежитие, она была бы не против посидеть на лавочке или просто пройти другим путем. Однако ей хотелось делать это в одиночестве - а Вадик шел за ней тенью. Прогнать же его у нее не поворачивался язык.
        В конце концов, в классе, видимо, привыкли к этому их странному тандему - а может быть, появилась новая пища для сплетен. Во всяком случае, в перешептываниях на задних партах Наташа больше не слышала своей фамилии, а девчонки прекратили хихикать за ее спиной в гардеробе. Наташа прикинула, что в случае если она прогонит Вадика, может начаться новый виток обсуждений, и махнула рукой на своего незадачливого кавалера.
        Однажды Вадик пригласил Наташу в кино. Она отказалась, сообщив, что у нее вечером тренировка. Он извинился и отошел. Кстати, этим вечером у нее тренировка действительно была.
        Однако в следующий раз она соврала про тренировку. А потом еще и еще.
        Отказать напрямую ей было неудобно, идти же в кино с Вадиком не хотелось. Может быть, дело было в Вадике, может быть в том, что ей в принципе не хотелось идти в кино. Она бы предпочла потратить это время на дополнительную тренировку, все полезнее, чем час сидеть в темном зале. Вскоре, кажется, Вадик все понял и прекратил ее куда-то приглашать.
        Через месяц он проводил ее в очередной раз до общежития и, глядя в землю, тихо сказал, что уезжает. Его отца переводят в Краснодар, и вся семья переезжает туда. Через месяц. Навсегда.
        Наташа ничего не ответила, только сказала:
        - До свидания.
        Когда Вадик уехал, Наташа снова стала объектом пристальных взглядов и пищей для шушуканья и сплетен. Видимо, девчонки ожидали, что она будет переживать, скучать и страдать - однако Наташа не замечала за собой чего-то подобного. Да, первые дни было немного странно - в конце концов, она привыкла к Вадику, точнее, к молчаливой тени рядом с собой. Но потом изменила маршрут пути домой - давно хотела это сделать - и вскоре и забыла о нем.
        Вадик писал ей письма - они приходили на адрес общежития. Сначала она отвечала на них - коротко и скупо, из простой вежливости. Рассказывала, что происходит в школе, какие новости в городе, хотя ее саму все это совершенно не интересовало.
        Видимо, он понял, что у нее не было желания с ним переписываться, потому что письма приходили все реже и реже. А потом и вовсе перестали. Она же заметила это лишь через пару месяцев. Да и то лишь после того, как вахтер общежития, толстый усач Цурен, вечером, когда Наташа возвращалась с тренировки, спросил:
        - Наташ, а что, тебе больше не пишут?
        Она равнодушно пожала плечами:
        - Не знаю.
        И пошла дальше.
        Где-то в глубине души она даже была этому рада. Ничто больше не будет отвлекать ее от спорта. Потому что в спорте был смысл, а в остальном нет.
        Глава двадцать шестая
        В этот день, когда до очередных соревнований было еще далеко, а прошедшие уже перестали тяготить ноющими мышцами, Наташа решила, что пора взять выходной и позволить себе отдохнуть. Виктор Спепаныч даже настаивал, что изнурять себя не стоит и спортсмен обязан проводить как можно больше времени среди людей.
        - Пойми, чудак ты человек! У нас же не монастырь, и я из тебя не монашку делаю. Ты от людей учись энергию брать, она тебе поможет! Лес лесом, природа природой, но есть и другая сила! И с парнями пора уже общаться! Даже у волчицы всегда находится волк, сама знаешь!
        С трудом найдя из одежды что-то неспортивное и, по ее мнению, достойное выхода в свет, Наташа решительно вышла из общежития. В парке было хорошо. День уже заканчивался, и погода располагала к романтично-задумчивому настроению.
        Внезапно Наташа поймала себя на мысли, что вспоминает слова Валерьянова и думает о том, какие мужчины ей бы понравились. Красавчики типа Леонардо Ди Каприо? Или крепыши наподобие… Наподобие кого? Мэтта Дэймона? С этими образами в голове она дошла до летнего кафе. Из колонок звучала легкая музыка, зонтики покачивались в такт теплому ветру, а запах неизменного шашлыка и смех посетителей уверяли, что внутри уютно, и вообще, это именно то место, куда надо зайти. Отбросив робость, Наташа толкнула дверь.
        Кафешка внутри оказалась не очень большая, но какая-то домашняя. Большая часть столиков была занята, и Наташа вышла в открытый зал. В одном углу расположилась шумная компания парней, а посередине, сдвинув столики, играли в нарды, и Наташа решила занять одиночный столик под смешным зонтиком с дельфинами.
        Заказав у официанта два шарика мороженого и лимонад, Наташа вернулась к своему воображаемому мужчине мечты. От размышлений ее оторвал вопрос:
        - Девушка, а вы танцуете?
        Подняв глаза, Наташа увидела одного из парней из шумной компании, которая сидела за соседним столиком. Окинув взглядом его крепкую фигуру и угадав спортсмена, Наташа покачала головой - она почувствовала запах алкоголя. Ничуть не смутившись, парень плюхнулся на соседний стул и стал допытываться, почему мадам не желает танцевать.
        Наташа не знала, как реагировать. С одной стороны, вот он - шанс провести приятно вечер, потанцевать, поговорить, но с другой - это не то, что она себе представляла. Парень тем временем немного успокоился и предложил если не потанцевать, так погулять по парку:
        - С пацанами мне уже надоело, да и танцевать я сам не люблю. Меня, кстати, Миша зовут.
        За разговором мороженое растаяло, а лимонад выдохся. Наташа сдержанно кивнула и, позволив за себя расплатиться, двинулась к выходу.
        Миша действительно оказался спортсменом, легкоатлетом-спринтером. В девять лет мама записала его в кружок, и у него неожиданно хорошо стало получаться прыгать на короткие дистанции. Наташа нехотя рассказала о себе, что занимается биатлоном, про Виктора Степановича, про ролики и даже почему-то про смешного Костика с его фотоаппаратом.
        Миша отчего-то с азартом принял сторону Костика, уверяя, что фотографии важны для спортивной карьеры, и особенно упирал на то, что Наташа очень фотогенична и просто обязана фотографироваться. С этими словами он взял ее за плечи, развернул к себе и, пристально глядя ей в глаза, стал расписывать, какая она красивая. А потом приблизил лицо и попытался ее поцеловать.
        От неожиданности Наташа резко отпрянула от ухажера. Она стояла перед ним, злясь и почему-то чувствуя себя униженной. Миша удивленно смотрел на нее, не понимая, в чем провинился. Девушка чуть было не влепила парню пощечину, но сдержалась и, подхватив свой рюкзачок, быстрым шагом пошла к выходу из парка, оставив недоумевающего спринтера далеко позади.
        Пройдя несколько кварталов, Наташа смогла успокоиться. Она рассуждала про себя, почему же ей так не понравились эти заигрывания. Ведь, наверное, Миша - неплохой парень, тоже спортсмен…
        «Какой-то он наглый, - решила Наташа. - Вот так сразу и лезть целоваться! Так же нельзя… наверное, - засомневалась она. - А как должно быть? Как все эти знакомства и встречи вообще начинаются? Как бы на моем месте поступила обычная девушка? Наверное, не стала бы вырываться. Или стала бы, но не уходила? Или тоже бы ушла? Как это все сложно!» - Наташа вздохнула. Она шла по аллейке парка, был теплый вечер, и почти все лавочки занимали влюбленные парочки.
        «И как у них все так получается? - Наташа задумчиво провожала взглядом очередную пару. - И как бы мне хотелось? Вот если бы ко мне просто на улице подошел какой-нибудь парень. Высокий, спортивного сложения… Но не такой худой, как этот Миша, а покрупнее… И предложил бы познакомиться. Я, наверно, согласилась бы. А что потом? Надо же о чем-то говорить, рассказывать. Общаться. А о чем со мной можно говорить, если я «дикий волчонок»? О биатлоне, что ли? Наверное, от меня любой парень и сам убежит, если я буду говорить о спорте. Или об охоте. А о чем тогда?»
        Мысли Наташи перескочили с проблем общения на внешность.
        «И вообще, почему со мной кто-то захочет знакомиться? Я же не ношу платья, не крашусь, мне плевать, как я выгляжу. Я не хочу выглядеть лучше, чем есть, только чтобы привлечь кого-то. Вот Лиза постоянно волнуется, все ли у нее в порядке с прической, с одеждой. Ей надо понравиться этому надутому гусю (впрочем после своего недавнего поражения он стал похож на ощипанного гусенка) Хованскому. А мне зачем?
        И даже если бы и нравился мне кто-нибудь… Я же должна нравиться такой, какая я есть. А то влюбится, а потом окажется, что я не такая. И разлюбит. Зачем мне это надо?»
        Наташа дошла до свободной скамейки и присела на нее, щурясь от вечернего солнца.
        «И вообще. Мне бы смог понравиться, наверное, только такой же человек, как я. Охотник. Как дедушка и папа. Чтобы был честный и прямой. И понятный. А не как эти всякие в кафе. Чтобы не лез, когда не надо. Чтобы понимал. Все понимал. Чтобы не выспрашивал, как тренер, что со мной не так и что происходит. Тренер… Вот был бы у меня парень - как тренер, который бы меня понимал во всем! Ух, чего бы я тогда могла добиться! - Наташа представила себе широкоплечего, высокого, серьезного и мудрого парня, который был бы ее наставником. Который мог бы без слов определить, о чем Наташа думает, и сразу угадать, как надо себя с ней вести.
        Да, наверно, мне нужен мужчина, который был бы лучше меня. Умнее, сильнее, опытнее и старше. Иначе я бы не смогла его уважать. А без уважения нет серьезности. Я же не уважаю этого Мишу из кафе. Или Хованского какого-нибудь. Или Колю. Они мальчишки. Они не такие уж интересные. Они ничему меня не научат, лучше не сделают. А ведь отношения должны делать обоих лучше. Наверное. Ну, а если иначе, то зачем они вообще нужны?»
        Девушка сидела на лавочке и наблюдала, как мимо проходят парочки, семейства с детьми, старички и старушки. Ей казалось, что все они такие счастливые, понимающие, мудрые.
        «У них есть кто-то еще, кроме себя самих, - думала Наташа. - Им есть с кем поговорить. Конечно, приходится и заботиться, и помогать. Но зато они могут и рассчитывать на помощь и поддержку. А девушки, женщины, да хоть бабки - на защиту. Да, наверное, мне нужен такой парень, который бы меня понимал и мог защитить, если что. Я и сама могу защититься, но не от всего. А так я бы ему помогала, и он мне тоже. И знал, как в лесу жить. И, может, чтобы спортсменом был тоже. Только не как Коля или Хованский, а настоящим.
        Решив для себя, какой же парень ей нужен, Наташа поднялась со скамейки и бодрым шагом направилась в общежитие. Теперь, когда проблема была обдумана и решена, ее мысли снова занял биатлон и летние тренировки, которые она проведет с этим странным лыжеподобным приспособлением.
        Глава двадцать седьмая
        Случай в кафе надолго запомнился Наташе. Она все раздумывала над тем, что же она делала неправильно и как нужно было себя повести. Как-то утром, перед тем как выйти на пробежку, Наташа задержалась перед зеркалом.
        «И на кого я похожа, - вдруг подумала она. - Волосы спутанные, завязаны в какой-то пучок, одежда как с чужого плеча, вид мрачный. Разве так должна выглядеть девушка?»
        На пробежке Наташа продолжала внутренний монолог.
        «Неудивительно, что меня дразнят дикой, я же так и выгляжу. Конечно, парни на меня не обращают внимания, только и лезут, как на медведя с рогатиной. Как я им могу понравиться, если я даже на девушку не похожа. Может, стоит попробовать?.. Деньги у меня есть, да и Егор Иванович высылает… Правду же говорят, что надо тратить на себя!»
        Через несколько дней Наташа написала телеграмму Егору Ивановичу, и он по первой просьбе выслал ей денег. Поразмышляв над тем, куда и сколько нужно потратить, девушка решила - пора меняться.
        Критически оглядев себя в зеркале и покопавшись в своем невеликом гардеробе, Наташа решила начать с парикмахерской.
        - Сделайте меня красивой, - с порога заявила она, впервые в жизни открыв двери салона красоты. Женщина-парикмахер усмехнулась и, усадив Наташу в кресло перед большим зеркалом, начала показывать ей журналы с вариантами стрижек.
        - Можно сделать каскад, челочку уложим вот так, а сзади будет пышненько. Или наоборот - сделаем косой пробор и…
        Наташа не понимала ни слова и кивала наугад - да, давайте сделаем и то и это. Она не имела ни малейшего понятия, как должна выглядеть стрижка, поэтому решила отдать себя в руки профессионалов.
        - Может, завивочку еще сделаем? - предложила дама Наташе.
        - Давайте, - вяло согласилась та.
        В процессе стрижки и завивки Наташа успела несколько раз пожалеть о том, что вообще ввязалась в это дело. Стричься было скучно и долго, а в парикмахерской был включен телевизор, показывавший бесконечный сериал. За полчаса этот сериал успел так надоесть Наташе, что она была готова на все, лишь бы прекратить свои мучения. Кроме того, в небольшом зальчике противно пахло средствами для волос и чем-то еще, специфически парикмахерским и неприятным.
        Наконец, после долгих испытаний скукой, сериалом и запахами Наташа была свободна. На голове громоздились упрямые кудряшки, которых у девушки никогда раньше не было, и она еще не могла понять, нравится ли ей это все или нет. Лицо казалось круглее, а шея тоньше, при этом Наташа стала выглядеть на несколько лет старше. «Наверное, это и хорошо», - решила она и отправилась дальше. Следующим пунктом был магазин одежды.
        Войдя в магазин, Наташа растерялась. Со всех сторон ее окружали бесконечные полки, вешалки, ряды нарядов самых разных расцветок и фасонов. Привыкшая к строгости и лаконичности, а главное, понятности спортивных костюмов, девушка и не думала, что существует так много совершенно разной одежды.
        - Вам чем-то помочь? - к Наташе подошла продавец, дама лет пятидесяти с волосами кричаще-красного цвета.
        - Д-да, наверно, - запнулась девушка. - Вы не поможете мне подобрать что-нибудь…
        - Что именно? Костюм, платье?
        - Давайте… наверное… платье, - неуверенно ответила Наташа, краем глаза заметив, что ею заинтересовалась еще одна женщина, бродившая по магазину со скучающим видом знатока, которому некуда применить свой опыт и знания.
        И точно - она подошла к Наташе и оценивающе ее оглядела.
        - Так. Ну, это все надо менять. Все без исключения! - безапелляционно с ходу заявила она.
        Наташа удивленно посмотрела на нее снизу вверх. Крашенная в блондинку, отчаянно молодящаяся женщина смотрела на нее с заносчивым превосходством. На даме был бархатный костюм ярко-розового цвета с крупным логотипом во всю грудь. Казалось, две латинские переплетенные буквы придают ей уверенности и веса в глазах окружающих. «Наверно, ей все-таки лучше знать», - поморщившись, подумала Наташа. А дама тем временем продолжала:
        - Сейчас мы тебе что-нибудь подыщем, станешь у нас красоткой. Потенциал-то имеется. Так, несите сюда платья, будем искать.
        Девушка-консультант принесла ворох разноцветного тряпья, в котором женщина начала заинтересованно копаться, изредка прикладывая что-то к Наташе и бормоча себе под нос. Девушка стояла столбом, не зная, что делать. Больше всего ей хотелось оказаться дома, а лучше в лесу - чтобы вокруг не было ни единой тетки и никто к ней не лез. Но было уже поздно.
        Женщина, переругиваясь с продавщицей и требуя все новых и новых охапок одежды, отложила в сторону несколько разноцветных платьев.
        - Так. Ну, пока хватит, - оторвалась самозваная стилист от своего занятия. - Иди примеряй, - она указала на горку платьев и на примерочную кабинку.
        В кабинке Наташа застряла надолго. Появилось слишком много вопросов: в некоторые платья было вообще неясно, как влезть. Другие хотя и натягивались, но сидели странно и были категорически неудобными. Наконец, когда через полчаса Наташа влезла в платье-чулок, показавшееся ей удобным, поскольку не требовало никаких лишних манипуляций с застежками, занавеска кабинки распахнулась.
        - Ну, что ты тут закопалась? - бесцеремонно спросила блондинка и критически оглядела Наташу. Та переминалась с ноги на ногу, разглядывая себя в зеркале. Платье ярко-леопардовой расцветки обтягивало фигуру и заканчивалось выше колен, что девушку очень смущало.
        - О! - удовлетворенно воскликнула дамочка. - То что надо! Бери-бери! Еще туфельки сюда - и будешь совсем хороша!
        Наташа с сомнением покосилась на женщину. Но теперь к ней присоединилась и девушка-консультант, поддерживая и убеждая:
        - Замечательно сидит, девушка, берите - не пожалеете. Настоящая Италия! Марина Сергеевна у нас лучшая покупательница, у нее глаз-алмаз!
        - У тебя туфли-то есть подходящие? - спросила блондинка.
        - Нет, - потупилась Наташа.
        - Ну, это мы сейчас тоже найдем! Какой размер? - дама куда-то убежала, а Наташе уже хотелось провалиться сквозь землю.
        Прибежав с несколькими коробками, женщина заставила Наташу перемерить все пары. Золотистого цвета туфли на каблуках, на которых девушка еле держалась, полностью удовлетворили блондинку.
        - Шик! То, что надо! Так и иди вообще, давайте бирки срежем, - обратилась она к продавщице.
        «Так и идти? - засомневалась Наташа. - Я и идти-то не могу на этих каблуках…»
        Но женщины уже упаковали в пакет ее спортивный костюм и кроссовки и протягивали чек. Вздохнув, Наташа расплатилась, поблагодарила и, покачиваясь, вышла из магазина.
        Ступеньки у входа в магазин Наташа преодолела с трудом. Оказывается, ходить на каблуках было еще сложнее, чем ей казалось поначалу: делать большие шаги не получалось, а семенить выходило глупо, напоминало покорную жену самурая из японских фильмов. К тому же ноги так и норовили при каждом удобном случае подвернуться.
        Наташа медленно, стараясь шагать поровнее и поувереннее, двинулась в сторону общежития. Как назло, нужно было идти по оживленному проспекту, полному магазинов и кафе, а значит, и людей.
        «Прямо. Прямо. Еще шажок. Ноги ровно. Поднять голову», - командовала Наташа сама себе.
        - Эй, чучело! Смотри не упади! - вдруг раздался окрик откуда-то сзади. Наташа вздрогнула, нога подвернулась, и она чуть не упала. Послышался грубый мужской хохот.
        Не оборачиваясь и сгорая со стыда, Наташа пошла дальше. Сидящие в уличном кафе мужики засвистели ей вслед:
        - Эй, красотка! Туфельки не жмут?
        - Золушка, подари туфлю!
        - Какой леопард пошел!
        Наташа шла все быстрее и быстрее, а окрики не стихали - уже и встречные прохожие начали тихо посмеиваться. Не выдержав, девушка сняла туфли, отбросила их куда-то в сторону и побежала. Ей хотелось ударить каждого по смеющемуся рту, чтобы они, наконец, замолчали. И еще больше хотелось врезать самой себе.
        - Гляди-ка, леопард вышел на охоту! - грохотало за спиной.
        Наташа вбежала в первую попавшуюся подворотню, огляделась, отдышалась. Дверь ближайшего подъезда была открыта. Девушка скользнула туда и в тишине, под лестницей, быстро стянула с себя платье, швырнув его на подоконник - может, кому понадобится в качестве тряпки, - и натянула привычный спортивный костюм и кроссовки. Взлохматила волосы, завязала их в пучок и выдохнула свободно. Наташа вышла из подъезда, оглядываясь, и дворами побежала в общежитие.
        На вечерней тренировке девушка была еще более молчаливой и сосредоточенной, чем обычно. Словно заводная игрушка, она нарезала круг за кругом. В голове билась ярость и обида на весь мир и саму себя. «Никогда больше. Никогда больше», - твердила себе Наташа.
        Только почувствовав, что уже плохо держится на ногах, биатлонистка, наконец, замедлила темп. В полном изнеможении она закончила тренировку и, плохо себя помня, дошла до своей комнаты. Упав на кровать в одежде, девушка сразу же заснула.
        Глава двадцать восьмая
        Наташа оглядела свою комнатушку. Скоро будет уже два года, как она живет здесь - снова одна, и по-прежнему вся ее жизнь починяется строгому, почти армейскому распорядку. Чего Наташе никогда не приходилось делать - так это приучать себя к дисциплине: жесткая, строгая и требовательная к себе, девушка не позволяла себе расслабиться ни на минуту - как зверек в лесу, за которым постоянно следят, охотник или более крупный хищник.
        И так день за днем, подъем в шесть утра, зарядка, душ, завтрак, занятия в школе, уроки и тренировки. Все было просто и понятно. Остальное в жизни Наташе никак не давалось, причем она даже не позволяла себе задуматься над этим. Ее девичья природа иногда уводила мысли в сторону, но волевым усилием девушка всегда возвращала их в нужное русло.
        Но сейчас наступило странное время - устоявшаяся за годы система дала серьезный сбой. Несколько лет назад Наташа начала учиться всерьез - со свойственным ей педантизмом она заучивала формулы и решала задачи, писала бездарные сочинения с ошибками, над которыми потом очень долго работала, но понимания, зачем все это нужно и почему может стать интересным, к ней так и не пришло. Так и доучилась она до экзаменов - механически, на голой ответственности.
        Не изменилось ничего и в отношениях - Тобурокова так и осталась пугливым, суровым волчонком, не имеющим ни друзей, ни подруг, ни явных врагов. Ее не любили, но ненавидеть не рисковали - слишком серьезно она давала сдачи. Правда, ребята и девушки из класса и команды уже выросли, стали разумнее и на рожон больше не лезли - да и заботили их совершенно другие вещи. К странной девочке просто привыкли, как привыкают к коту с дурным характером - вредный, царапается и кусается, но вроде свой.
        На потертом деревянном столе лежали билеты на поезд. Новосибирск - Москва, три тысячи километров, трое суток в плацкартном вагоне с чужими людьми, курами гриль и вареными яйцами. Наверное, если бы Наташа знала, что это такое, она бы заранее всех возненавидела - но она не знала. На поезде до этого девочка ездила только на небольшие расстояния, в основном - в окрестные областные центры, Барнаул, Красноярск, Горно-Алтайск, один раз катались в Омск. Поездки всегда выбивали Наташу из привычной колеи - за исключением того времени, которое уходило на тренировки и непосредственно состязания, делать было нечего. Чужие города не привлекали дочку охотника, поэтому обычно она закрывалась в казенных комнатушках и все свободное время разбиралась со своими долгами по учебе.
        На сборы у нее был целый день. Но собирать было практически нечего - пара свитеров, любимые джинсы, старые добрые кроссовки. Пара футболок, пара курток. Спортивные костюмы. Платьев у Наташи не водилось, да они ей так и не понадобились с того случая. На тусовки она не ходила, с парнями не гуляла, прихорашиваться не умела.
        Что бы еще забрать с собой? Девушка осмотрелась. Пожелтевший иконостас из героев биатлона она решила оставить в комнате - как-то глупо тащить с собой на другой конец страны несколько истрепанных бумажек, которые она собирала, будучи подростком. Потом это ушло, фанатизма стало меньше, а методичности - больше.
        Учебники? Да, стоит прихватить русский и биологию - помимо общей физподготовки и профильных спортивных достижений для поступления в Институт физкультуры нужно было сдать экзамены и по общеобразовательным дисциплинам. И если биологию Наташа на выпускных сдала хорошо, то вот с русским совсем не ладилось - неразговорчивая девочка с детства никак не могла понять закономерности языка, а уж когда началась другая программа и весь класс начал писать витиеватые сочинения, лодка Наташи села на крепкую мель. На самом деле образы, которые появлялись у нее, замкнутой и нелюдимой лесной дикарки, в голове, были довольно богатыми и многоуровневыми - больше всего на свете она любила гулять среди деревьев, всматриваться, вслушиваться в природу, в мир, в движения и запахи леса. Но вот выразить это словами она не могла - как и Егор Иванович, мир слов в отличие от мира действий она не признавала и считала совершенно чужим.
        Правда, вряд ли это можно было назвать сознательным выбором - Наташа даже не задумывалась над своим восприятием, она уже привыкла к себе такой, именно поэтому просыпающаяся женственность вводила ее в состояние полнейшего ступора - что делать с новыми эмоциями и ощущениями, она не знала ни шесть лет назад, ни теперь.
        Со стороны Наташа сейчас выглядела странно - она просто сидела и по кругу оглядывала комнату. Подтянутая, гибкая, короткостриженая, она была похожа на парня-подростка лет пятнадцати, грудь еле угадывалась под свободной футболкой невнятного цвета. Ее размышления прервал стук в дверь.
        - Наташа! Ну как, готова к подвигам? На тренировку-то в последний раз придешь? - Виктор Степанович бодрился, но по его голосу было легко понять, что за свою лучшую ученицу Валерьянов очень переживает. Он вошел в комнату, легонько прикрыв дверь, присел рядом с Наташей на аккуратно застеленную пружинную кровать.
        - Я не знаю, Виктор Степанович, - девочка посмотрела на тренера уставшими глазами загнанного в угол зверька. - Я уже сомневаюсь, что мне стоит туда ехать. Что я буду делать там? Как? Я не знаю.
        - Ха-ха, и это говорит Наталья Тобурокова, спортивная надежда всей Сибири! - Тренер снова бодро засмеялся, но потом резко посерьезнел. - Я понимаю. Такие шаги даются всегда непросто, а уж тебе, Наталья, и подавно. Но, пойми, нельзя всю жизнь сидеть в одном месте и делать одно и то же. Неправильно это. Я понимаю, что все люди, с которыми ты выросла, именно так и жили - год за годом Егор Иванович чистил свои ружья да ходил на охоту. Но ты же уже знаешь, что у тебя редкий талант. Да и все, что нужно для его применения в жизни, развития, - тоже есть. Ты упрямая, как стадо баранов, - Валерьянов снова глянул на девушку, которая смотрела на него в упор, не мигая. Страшный у Наташи был взгляд в такие моменты, жесткий и одновременно какой-то неживой. Тренер вспомнил такой же свой взгляд на молодых фотографиях, улыбнулся и продолжил:
        - Идти надо, Наташа. Идти до финиша, четко, прямо, смело. Не только в спорте, не только на трассе - в жизни тоже, хотя и сложнее.
        На самом деле Валерьянов и сам не знал, правильно ли он поступает, отправляя семнадцатилетнюю девчонку - да еще какую! - в самое столичное пекло. Большой город, серьезные спортивные соревнования - а ведь там уже начнется настоящая конкуренция, война, по сравнению с новосибирскими «страстями». Он и сам в Москве бывал всего пару раз, на сборах, город сбивал его с толку, кружась калейдоскопом машин, людей, официальных лиц и делегаций.
        А тут Наташа… которая совсем не умеет общаться, договариваться, идти на компромиссы. Опять же, деньги, самостоятельная жизнь. В том, что она поступит, он не сомневался - лучшая биатлонистка в Сибири, уже выигравшая не одно крупное соревнование, - такие спортсмены ценились на вес золота. Но ведь так легко сделать ее игрушкой в руках воротил большого спорта, которые привыкли к манипуляциям человеческими жизнями! Большой спорт - большие деньги, за которыми стоят чьи-то не менее большие интересы.
        Но рассуждать уже поздно - выбор сделан, экзамены сданы, в комнату уже завтра въедет другая девочка - Неля Огурцова из Горно-Алтайска, тоже биатлонистка. Да и самое главное - он сам. Пожилой тренер со своими программами и приемами уже безнадежно устарел, и чемпионку мирового уровня (а у Наташи такой потенциал был) ему бы воспитать не удалось.
        «Отступать некуда, за нами - Москва», - мысленно кивнул себе Степаныч и продолжил успокаивать растерянную Наташу.
        - Так что, Наташа, пакуй вещички - у тебя же завтра поезд, да? - и айда на тренировку. Я смотрю, ты все равно больше ни на что сейчас не годишься, а это точно тебя успокоит. Идет, боец?
        - Хорошо, я приду попозже, - неуверенно улыбнулась девушка. Ей стало так тоскливо - она поняла, что Виктор Степанович, как когда-то Тобуроков, все эти годы заменял ей отца. Пожалуй, кроме этих людей, у нее никого-то никогда и не было - и вот сейчас она уезжает, оставляет их, и сама остается одна, наедине с абсолютно чуждым ей миром людей. В глазах заблестели слезы.
        - Ну ты чего, эй, ну перестань, - Валерьянов уже сам чуть не плакал, но воли себе давать было нельзя - если еще и он раскиснет, девчонка вообще не сможет никуда уехать. - Все будет хорошо. Мы же никуда не пропадаем, мы будем тут - если что-то пойдет не так, ты всегда сможешь вернуться. Ну, пусть не в эту комнату - да и кому она нужна, посмотри, какая обшарпанная, - но мы всегда что-нибудь придумаем. Так что не воспринимай это как билет в один конец - пусть это будет просто эксперимент. Тебе же всего семнадцать! Знаешь, сколько экспериментов таких некоторые люди ставят за свою жизнь? Десятки, сотни! И только так можно чего-то добиться, пойми. Главное - не бойся!
        На этой бодрой ноте Виктор Степанович обнял девочку и отечески потрепал по голове. Наташа утерла слезы рукой и улыбнулась.
        - Ну вот, видишь, - подмигнул ей тренер, - жизнь-то налаживается. Мне сейчас надо идти, но я тебя очень жду на тренировку! Скорректируем план. А пока сходи погуляй, нечего тут киснуть.
        Наташа гуляла по пустынным улицам, и ей совсем не хотелось возвращаться в общежитие - вместо привычной обстановки ее там ждал уже собранный чемодан, и от этого становилось так пусто, что проще было бездумно ходить по летнему Новосибу, в котором вовсю кипела жизнь.
        Но перед мысленным взором Наташи стояла спокойная зима - хлопья снега падают, хрустят сугробы, тает снег под лыжами, шумят еловые верхушки. День за днем она мечтала вернуться к Егору Ивановичу и Марии Николаевне, тренируясь до изнеможения, - даже Новосибирск был ей чужим, просто со временем она к нему привыкла, как привыкают к нелюбимому заводскому городу приехавшие на заработки. Вся она стремилась в лес, туда, где ее никто не будет трогать, и только спортивный азарт, невесть откуда у нее взявшийся, мешал все бросить и поехать обратно.
        - Эй, подруга, есть сигарета? - Густо накрашенная дамочка на высоченных каблуках прервала Наташины размышления.
        - Нет, я не курю…
        - Спортсменка, что ли?
        - Ну типа того.
        - Ха! Ну и я тоже была спортсменка. А сейчас жалею!
        Отреагировать на внезапные откровения Наташа не успела, но мадам навела ее на мысли: а вдруг большой город закрутит ее, не давая опомнится, вдруг она тоже попадет в этот водоворот из парней, клубов и всего того, чем увлекаются ее ровесницы? Но эту мысль она решительно отмела - вряд ли ее интересы так кардинально изменятся. Новосибирск - город тоже немаленький, но это никак на нее не повлияло. В этом плане Наталья была за себя спокойна - сиюминутные удовольствия не могли вскружить ее упрямую голову.
        - Нет. Я же знаю, зачем я еду туда - ведь не за новыми развлечениями и не за деньгами, как другие. Я просто хочу заниматься биатлоном, бежать, попадать точно в цель. И побеждать, - вынесла вердикт чемпион Сибири по биатлону Наталья Тобурокова.
        Сборы прошли быстро, а проводов не было: как будто никто и не заметил, как лучший спортсмен школы покидает город, так и не ставший родным.
        На перроне безжалостно палило солнце. Привыкшие к точности, Валерьянов с Наташей пришли ровно за пятнадцать минут до отправления поезда - ровно столько времени нужно, чтобы без спешки пройти вокзал, найти нужный путь, отдать проводнице билеты и найти свое место в вагоне. Вагон Наташе достался новый, да и место благодарное - нижнее небоковое.
        Только сейчас она с трудом стала обращать внимание на происходящее - никакого подъема, свойственного романтикам большой дороги, Наташа не ощущала. Ей не было страшно, ей было просто не по себе - так себя чувствует белый человек, попавший на арабский базар, когда все вокруг мелькает, шумит, а привычные ориентиры остались там, где-то на другом берегу. Девушка присела на полку, сжимая сумку в руках. Валерьянов опустился на краешек рядом - провожающих уже выгоняли, у них оставалась всего пара минут. Оно и к лучшему - долгих прощаний оба не любили.
        - Береги себя, - начал Валерьянов и замолчал. Он и так за два дня сказал Наталье больше, чем говорил за последнюю пару лет. - И ты пиши, обязательно. Ты поступишь и многого добьешься, я знаю, но будь осторожнее. Я в тебя верю, - с этими словами тренер легонько пожал плечо Наташи, а та в ответ крепко его обняла.
        - Я обязательно буду писать, обещаю!
        - Давай, боец. Не теряйся. И помни - никогда, никогда нельзя сдаваться!
        Обнял Наташу и Виктор Степанович.
        - Ничего не бойся, дочка. Никого и ничего. И пиши.
        - Я обязательно буду писать, обещаю!
        Поезд тронулся, тренер еле успел выбежать из вагона. Перрон стремительно удалялся из вида, стучали колеса, в вагоне суетились пассажиры.
        Новосибирск Наташу больше не ждал. Ее ждала Москва.
        Часть четвертая
        Глава двадцать девятая
        Наташа пришла к экзаменационному залу Российского государственного университета физической культуры, спорта и туризма гораздо раньше назначенного времени. Экзамены начинались лишь в двенадцать часов, однако ей хотелось поскорее разделаться с ними, тем более что встать в пять утра для нее не составляло проблемы.
        По сути, Наташе нужно было сдать только общую физическую подготовку, остальные экзамены были заменены на результаты ЕГЭ. Это и было главной проблемой - результаты ЕГЭ у Наташи по требуемым предметам, мягко говоря, не впечатляли. Чудом они соответствовали минимальным баллам, с которыми абитуриент по крайней мере допускается к экзаменам.
        Единственный экзамен предстояло сдавать в огромном физкультурном зале университета, где нужно было представиться членам комиссии, а далее - выполнить требуемые нормативы. При этом нормативы были отдельно по общей физической подготовке, а также нормативы по выбранному виду спорта, их Наташе предстояло сдать на следующий день на открытом стадионе.
        Когда Наташа пришла к залу, где будет необходимо сдавать первую часть экзамена, там находился еще предыдущий поток. В этом огромном муравейнике, кишащем абитуриентами, Наташа снова почувствовала себя чужой. Незнакомые люди ходили и бегали, толкали, пихали, переживали, кричали, все это напоминало огромный и бесконечно сложный механизм, в котором Наташа чувствовала себя лишней деталью, непонятно зачем попавшей в самый центр устройства, и члены экзаменационной комиссии, как ей казалось, с легкостью и даже нескрываемым удовольствием уберут ее отсюда.
        И даже ведь непонятно, плохо это или хорошо. Где-то в глубине души Наташа была бы рада вернуться в родную деревню, но как можно приехать с поражением? Нет, все-таки надо попытаться, доказать, что она способна. Да и что тут такого сложного? Огромное количество людей каждый год успешно проходит эти дурацкие экзамены. Абсолютно непонятным для спортсменки оставался учет результатов ЕГЭ по русскому языку и биологии. Какое отношение эти предметы имеют к лыжному спорту вообще и к биатлону в частности?
        Наташа, погрузившись в свои мысли, чуть не пропустила начало экзамена. Она отважно зашла в зал с экзаменационной комиссией. Никакого страха не было, казалось, что ей терять? Даже если она не поступит, то вернется в Новосибирск и будет совершенствоваться там, не отвлекаясь на всякие русские языки и прочую бесполезную чушь.
        Стоя перед комиссией, девушка чувствовала, как ей казалось, исходившую от экзаменаторов смесь враждебности и равнодушия. Хотя на самом деле никакой враждебности у них не было, разве что накатывала усталость после работы с первым потоком. В комиссии сидели три человека, пожилой и молодой мужчины и женщина лет пятидесяти в строгом костюме и небольших очках. Она в основном смотрела в бумаги, лишь иногда поглядывая на абитуриента поверх очков, не поднимая головы.
        Женщина не поприветствовала Наташу и лишь сухо спросила:
        - Ваши фамилия, имя, отчество.
        - Тобурокова Наталья Егоровна, - этот ответ заставил женщину отвлечься на поиск документов Наташи в огромной стопке на столе и затянул встречу еще на несколько минут.
        - Так, Тобурокова Наталья Егоровна, вот, нашла! Ну, давайте посмотрим, - женщина открыла папку и начала изучать документы, - издалека вы к нам приехали, Сибирь… Так, вот, - женщина, бегло изучив листок из папки, передала его остальным членам комиссии, - Наталья, а что же вы делали у себя в Новосибирске, почему не учились? С такими оценками я даже не уверена, что стоит пытаться сдавать экзамен. Проходной балл является совокупностью, тут у вас будет мало шансов, будь вы хоть второй Исинбаевой. - Наташа не знала, что ответить, ее захлестнули эмоции, которые уже с трудом можно было сдерживать. Тем не менее она продолжала молчать и уже с вызовом смотрела на женщину, которая до сих пор даже не удосужилась представиться. - Ну что же, Наташа, какой вы выбрали вид спорта?
        - Биатлон.
        - Отлично, наша страна традиционно сильна в этом виде спорта… Хотя на последнем чемпионате мира у нас только одна бронза у женщин, кажется, да и на чемпионате Европы, если я ничего не путаю, золота у нас не было, - этот экскурс в историю еще больше раздражал Наташу, - как вы считаете, вы могли бы со временем побороться за медали на турнирах такого уровня?
        - Да, могла бы.
        - Ну что же, меня зовут Слесаренко Нина Витальевна, заслуженный мастер спорта и заслуженный тренер Российской Федерации, я являюсь главой экзаменационной комиссии, помогают мне преподаватели Игнатьев Сергей Павлович и Колыванов Борис Борисович… Вы готовы выполнить упражнения?
        - Да.
        Нормативы из общей физической подготовки имели мало общего с лыжным спортом и уж тем более с биатлоном. Это были в чистом виде легкоатлетические упражнения, хотя большинство из них Наташе доводилось отрабатывать на тренировках в зале еще у Валерьянова.
        Девушка методично сдавала все нормативы. Ее результаты в большинстве случаев с запасом позволяли получить высший балл.
        Сдав нормативы и расписавшись в ведомости, Наташа отправилась в раздевалку, откуда прямиком постаралась покинуть здание института.
        На следующий день она сдавала нормативы по специальности, необходимо было пройти двух с половиной километровый кросс с лыжными палками, а также показать имитацию техники попеременного двухшажного классического хода при подъеме - стандартные дисциплины, которые можно выполнить в июле при полном отсутствии снега.
        Наташа отлично прошла кросс, показав результат в десять минут и восемнадцать секунд, что соответствовало высшему баллу, а также набрала восемнадцать баллов из двадцати возможных в имитации, два балла были сняты за «чрезмерно высокий пронос маховой ноги». Принимали экзамен уже двое других мужчин, на сей раз старик и совсем молоденький юноша и та же Слесаренко, председатель комиссии.
        После сдачи нормативов члены комиссии что-то долго обсуждали, и Наташа уже хотела уйти, но нужно было подписать еще протокол с результатами прохождения испытаний. К ее удивлению, Слесаренко сообщила, что один из членов комиссии хочет посмотреть, как биатлетка стреляет, добавив, что это не является нормативом и не идет в общий зачет, но может в какой-то степени повлиять на решение экзаменационной комиссии.
        Все накопившиеся за эту неделю эмоции вылились в такой спортивный восторг, что Наташа, попав в родную среду, показала отличные результаты, выбив на биатлонных мишенях с ошеломительной скоростью сначала пять из пяти стоя, а потом показав такой же идеальный результат лежа.
        - Великолепно! - один из членов комиссии, которого Слесаренко представила как Гвоздева Виталия Владимировича, не смог сдержать эмоций. Это был самый молодой из членов комиссии, спортивного вида парень лет двадцати пяти.
        Еще через два дня на стенде с заветным списком зачисленных появилась фамилия Наташи.
        Глава тридцатая
        В суете подготовки к вступительным экзаменам Наташа даже не успела понять, что приехала в столицу. А после удачного поступления она почувствовала себя как морж, вынырнувший из-под воды, или как спринтер, который пробежал дистанцию, наконец видит стадион и зрителей и приводит в порядок сбитое дыхание. И теперь, будучи потомственной охотницей, Наташа начала изучать свою новую среду обитания, свои новые угодья.
        Первое, с чем она столкнулась, - это полное безразличие к ней окружающих. Когда Наташа росла в детском доме, к ней относились как к дикому, но все же ребенку и проявляли хоть номинальное, но участие. Егор Иванович и Марья Николаевна старались окружить ее своей заботой. В Новосибирской ДЮСШОР жили не всегда дружной, но общиной, и хоть над Наташей и посмеивались, но во всяком случае ее замечали. В Москве же она ощутила себя маленьким муравьем из детского урока Егора Ивановича: ты надрываешься, тащишь свой листок - но окружающему тебя городу-гиганту и его обитателям это абсолютно безразлично.
        И вот снова общежитие, подача документов. Толстенький комендант пробурчал стандартные фразы о распорядке дня и о том, какие штрафные санкции ее ожидают, если она правила нарушит, кастелянша взяла залог и выдала пачку застиранного белья. Снова чужой, казенный дом…
        Поднявшись на нужный этаж, Наташа с трудом нашла нужный номер комнаты в мрачном коридоре. Пару секунд она постояла перед дверью. В голове промелькнуло: «А что, на этот раз не получится, как с Томкой?..» - и девушка сухо усмехнулась.
        Когда наконец она зашла в двухместную комнату, то увидела соседку, лежащую на кровати и рассматривающую глянцевый журнал с яркими картинками на обложке.
        Подняв голову на вошедшую, девушка опустила взгляд на сумку в руках Наташи и, кинув оценивающий взгляд, бросила ей: «Хелло». После этого, посчитав церемонию знакомства оконченной, она вернулась к разглядыванию журнала. Наташа начала распаковывать сумку и выкладывать свой небольшой гардероб в стоящий в углу комнаты шкаф. Краем глаза она заметила, что за ее действиями наблюдает новая соседка. Девушка брезгливо морщилась, видя старенький свитер и футболки Наташи. Когда же Наташа поставила полупустую сумку на стол, соседка оторвалась от чтения.
        - Осторожно, не задень мои духи. Они очень дорогие, - капризным тоном сказала она Наташе, показывая на пузырек нелепой формы на краю стола. - Кстати, меня зовут Элен. - Последняя фраза прозвучала так, будто девушка сообщила Наташе, что та говорит как минимум с министром по развитию стран третьего мира.
        «Лена, значит», - про себя отметила Наташа.
        - А я Наташа, - уже вслух сказала она и переставила сумку на стул.
        - О’кей, - сказала Лена-Элен и снова углубилась в журнал.
        Хотя сама Наташа была замкнутой, такая манера общения показалась ей странной. Однако позже, пообщавшись со своими новыми соседями, она поняла, что такое поведение является здесь нормой.
        Еще одной странностью в своих новых соседях, которую заметила Наташа, была их крайняя неохота вспоминать о своей прошлой жизни. Девочки, жившие в общежитии, обсуждали все на свете: погоду, журналы, еду, мальчиков, развлечения, иногда учебу, но тут же замолкали, когда начинался разговор о семье, о том, откуда они приехали и как жили раньше. В случае же, когда к ним приезжали родственники, девочки держали себя с ними напыщенно и высокомерно. Будто родственники были им что-то должны или в чем-то перед ними провинились. Однако это не мешало девочкам охотно принимать гостинцы со своей малой родины.
        Такое лицемерное отношение было для Наташи в новинку. Особенно ее смущало это в новой соседке: Элен сбрасывала звонки от родителей, если кто-то был рядом, при этом раздражалась и выходила перезвонить в коридор. В тишине комнаты Наташа слышала, как Элен отчитывает свою мать за частые звонки, выдумывая, что они отвлекают ее от учебы.
        Начинался учебный год. Удивленно, будто белок с поросячьими хвостиками, Наташа рассматривала девочек-соседок. Она не могла понять, зачем они вяжут на шее огромные банты из шарфов, красят ногти в ядовито-розовый цвет и обвешиваются дешевой бижутерией. Наташе казалось, что то, как чрезмерно девочки себя украшают, и то, как нагло себя ведут с незнакомыми людьми, выдает их провинциальность. А как раз ее девочки и пытаются скрыть. Наташа шла по аллее недалеко от общежития и размышляла: «Москва - очень красивый город. Она мне нравится. Она такая огромная! Чего только метро здесь стоит! Да в нем жить можно! А какие здания, какая сила чувствуется в них! Москва уверена в себе, и я от того, что нахожусь в ней, чувствую себя сильнее. Но почему люди здесь ведут себя так странно? Я не хочу становиться такой, как они. Ни Егор Иванович, ни папа этого не одобрили бы».
        Из раздумий ее вывели голоса:
        - О, сибирячка! Какие модные у тебя кроссовки! А в клубы ты тоже в этом свитере ходишь? - это были подружки Лены-Элен.
        - Глупые вороны… - зло процедила сквозь зубы Наташа и быстро прошла мимо них, слыша, как продолжаются обсуждения ее небогатого гардероба.
        «Чтоб они в болото провалились со своими шутками! И чего прицепились-то? - Наташа все ускоряла шаг. - Думают, мне обидно будет? Я это в Сибе [3 - Новосибирск.] уже проходила. Не дождутся! - мысленно твердила она, пока не понимая, что лукавит. - Сами понаряжались и раскрасились, как индейцы, друг от друга не отличишь. И еще мне рассказывать будут, что надевать надо! Да ничего они не понимают!» - Наташа уже почти бегом направлялась на стадион. На беговой дорожке девушка исступленно наматывала круги, стараясь выкинуть из головы все ненужные мысли. Поздно вечером она нехотя брела к общежитию, стараясь избегать людей.
        Глава тридцать первая
        Москва была огромной, красивой, но все-таки чужой. Знакомилась Наташа со столицей долго и не без интереса.
        Магазины! Тут можно было если не купить, то хотя бы увидеть все. От экзотических фруктов до самых невероятных машин. А зоопарк! Он был огромным, куда больше новосибирского, и производил впечатление маленького волшебного города.
        А метро! После двух линий новосибирской подземки полтора десятка линий Московского метрополитена захватывали дух. Метро напоминало огромный музей. Каждая станция со своим сюжетом, стилем, почерком. Наташа не понимала, почему москвичи не видят всей этой потрясающей красоты. Она хотела объехать все станции и все рассмотреть. Но всегда был шанс заблудиться. Так, однажды девушку занесло в мрачный район Капотни, когда она ехала с Красной площади. Находясь под впечатлением от величественности собора Василия Блаженного и Алмазного фонда, Наташа перешла не на ту линию. Капотня производила впечатление фабрики по производству грязи. Грязь была жирная, смешанная с копотью с нефтеперегонного завода, замешанная на дожде и окурках. Она категорически не хотела отмываться с ботинок и штанин.
        Разобрав вещи и выучив дорогу между общежитием и парой магазинов, Наташа пыталась полюбить столицу. Куча огромных домов, связанных запутанными дорогами, и ничего не найти. Но потом как-то сама собой возникла ассоциация с лесом. И Наташа, гуляя по городу, стала представлять, что она гуляет по огромному, как родная тайга, лесу.
        Это чувство поглотило ее целиком. Она теперь не пугалась этих прогулок, а с нетерпением ждала их. Родная и одновременно незнакомая чаща звала ее. Манила незнакомыми тропками и новыми путями. Башни домов превратились в вековые сосны, кварталы домов обернулись рощами, а на месте ларьков и палаток вырос густой подлесок. Это не машины носились по дорогам, а обитатели городской тайги бежали по своим звериным тропам.
        Чем больше было прогулок, тем дальше уходил страх перед новым городом. Наташа узнавала Москву, и Москва начинала ей нравиться все больше и больше. Это уже был не тот огромный и пугающий город, состоящий их непонятного нагромождения серых домов, а вполне себе родной город-лес. Город-тайга. Город-чаща. Наташа приняла и начала любить его.
        И тренировки! Начиная заниматься, Наташа забывала и про склоки с соседками, и высокомерие московских спортсменок. Отступали и забывались вопросы с проживанием и деньгами. Кроме того, девушку приводило в восторг, как оборудованы тренировочные базы. Разнообразие инвентаря просто поражало, а современные техники тренинга были намного результативнее, чем у Валерьянова.
        За одной тренировкой, когда Наташа была погружена в себя, ее застал Виталий Гвоздев. Молодой преподаватель, совсем недавно пришедший в тренеры из большого спорта. Это был человек, по-настоящему влюбленный в биатлон. Как тренер, он сразу и безошибочно видел потенциал и сильные стороны учеников. Однако такое чутье далось ему не даром.
        Путь его спортивной карьеры был совсем не прост. На городских соревнованиях впервые Виталий выступил еще в двенадцать лет: его отец был судьей международного класса, и с самого раннего возраста мальчик был погружен в биатлон. Хотя, может быть, дело было еще и в чисто мальчишеской любви к оружию или к играм в снегу, когда все вокруг белое, красивое, искристое и пахнет праздником. Как бы там ни было, несмотря на искреннюю любовь и постоянные тренировки, ни в одном соревновании он не побеждал и даже не приходил в тройке лидеров.
        С самого детства раз за разом его места были сразу за призовыми. «Постоянный четвертый» - за много лет он даже перестал реагировать на эту шутку, смеясь над ней вместе со всеми. Однако внутри он не смирился, ему нужна была победа. В год своего двадцатитрехлетия он тренировался как проклятый, готовясь к чемпионату России по летнему биатлону. Изнурительная диета, подъем в четыре утра, непрерывные тренировки, чередование мышечной нагрузки и стрельбы - он довел себя до небывалой физической формы и добился цели. На чемпионате он пришел третьим, обойдя соперников по сумме очков.
        Правда, сам он узнал об этом в больнице. Пройдя финишную черту, Виталий упал и не сумел подняться. Преодолевший себя, впервые взошедший на призовой пьедестал, молодой человек попал в больницу с диагнозом «истощение». Синдром перетренированности, нередкий у профессиональных спортсменов, погасил молодую звезду на самом взлете.
        Основной мерой лечения такой болезни является всего лишь снижение уровня физических нагрузок и увеличение времени отдыха. Совсем не обязательно полностью прерывать тренировки, достаточно снизить интенсивность и продолжительность. Но на носу был престижнейший Кубок мира по биатлону, и Виталий решил во что бы то ни стало победить и там. Он пошел наперекор врачам, тренерам, отцу и, не восстановившись толком, возобновил тренировки. Результат оказался плачевный: он занял четвертое место, но так сорвал себя на соревнованиях, что снова угодил в больницу в Германии, где ему провели несколько операций на сердце. Там же Гвоздев с ужасом услышал вердикт врачей: большой спорт закрыт для него навсегда.
        Проведя несколько месяцев в клинике, Виталий смирился с этой мыслью. Он не должен быть первым, не должен завоевывать золото, не должен ставить рекорды. Можно заниматься любимым делом для себя, получать от этого удовольствие и не противиться своей природе. Да, победа важна, соревноваться еще важнее, но лишь для того, чтоб расти над собой. Никакой спортивной злости в нем уже не было, желания доказать что-то себе или другим тоже. Он и так знал, биатлон - часть его, у него в крови. Он столько лет боролся за призовые места только потому, что считал это частью биатлона. Месяцы реабилитации позволили ему принять новую жизнь и новое решение: стать тренером. Вскоре его талант чувствовать и мотивировать юниоров признали даже старшие опытные коллеги.
        В Наташе Гвоздев увидел именно те качества, которых не хватало ему для побед. Сосредоточенность, здоровое, хоть и скрытое безразличием, честолюбие и постоянная проверка себя: «Смогу ли?» Чутье подсказывало Виталию, именно она станет его победой. Если он сможет направить ее, подсказать и вдохновить, то девчонку точно ждет успех.
        Глава тридцать вторая
        Каждый день, возвращаясь с занятий или тренировок, Наташа старалась как можно быстрее поужинать и лечь спать. Соседки по общежитию, с которыми приходилось делить комнату, невыносимо раздражали девушку. Стараясь казаться самим себе продвинутыми столичными штучками, они не упускали возможности поиздеваться над провинциалкой.
        Наташа предпочитала сразу падать на свою кровать и накрываться с головой одеялом, чтобы никого не слышать и не видеть. При таком подходе смешки быстро затихали, а иногда соседки вообще ограничивались фразой «О, сибирячка пришла».
        Но в этот раз Наташе не удалось спокойно забыться сном. Как только она открыла дверь комнаты, ее встретил нестройный хор приветствий. В комнате были не только ее соседки, но и какие-то парни.
        - О, наша лесная девочка явилась, - прокомментировала Катька, одна из соседок, Наташино появление. - Зацените, парни, - она подошла к Наташе, - натурпродукт, чистая Сибирь!
        Парни грубо заржали. Соседка приобняла Наташу за плечи и развернула лицом к гостям.
        - Ну, хороша же, а! Комсомолка, спортсменка и просто колхозница!
        Наташа грубо отпихнула Катьку в сторону, пробурчав:
        - Дай пройти.
        Катька возмутилась:
        - Нет, вы видели? Видели? Ах ты!.. - она попыталась сзади напрыгнуть на Наташу и схватить ее за волосы, но та успела увернуться.
        Наташу трясло от злости, но она сдерживала себя, чтобы не начинать драку. Другие соседки по комнате, ахая и охая, подбежали к Катьке, которая еле дышала от сбитого дыхания. Приглашенные парни посмеивались - женская драка, что может быть забавнее…
        - Да ты что творишь! Кто ты вообще такая?! - набросились на Наташу девушки. - Ты что себе позволяешь?
        Они окружили Наташу и галдели, пока оскорбленная Катька пыталась прийти в себя.
        - Да как вы все достали, - мрачно процедила сквозь зубы Наташа.
        - Мы? Тебя? Ты тут вообще никто, деревенщина, приехала и думаешь, что самая крутая, да? Такая, свысока смотришь, типа, столицу покоряешь, да? Ты вообще откуда взялась, сирота сибирская?! Мы тут до тебя жили, не тебе нам указывать, что делать!
        Больше всего Наташе хотелось оказаться где-то далеко-далеко, где нет этих кричащих дур, хохочущих парней, где никто ее не будет тыкать пальцем в бока и дергать за волосы. А тем временем, видя полное отсутствие реакции, тыкать и дергать Наташу начинали все активнее и активнее.
        - Да как вы все достали! - уже крикнула Наташа и, сорвавшись, все-таки отпихнула одну из окруживших ее девушек. Вырвавшись из круга, она подбежала к двери и выскочила в коридор.
        Бегом она добралась до лестницы, прыгая через несколько ступенек, подскочила к выходу и выбежала из общежития. Какое-то время она слышала сзади крики и топот, но потом погоне, видимо, надоело это бестолковое преследование.
        - Думают, наверно, что я все равно приду и тогда-то они мне устроят, - догадалась Наташа.
        «Да пошли они все, - злобно думала она. - Пусть себе ждут. Не дождутся. Очень мне сдалась эта Москва, и этот универ, и эта общага, я лучше на вокзал ночевать пойду», - решила она и отправилась к метро.
        Приехав на Ярославский вокзал, девушка нашла укромную скамейку в углу, рядом с какими-то цыганами, и приготовилась провести ночь там. Однако какая-то мысль не давала Наташе покоя.
        «А что я вообще тут делаю? - думала она. - Зачем мне эта Москва? Тут и снега-то настоящего нет, грязь одна. И леса нет. И этот универ с этими дурами. Что я тут забыла? Может, уехать домой?»
        Домой!.. Наташа поняла, что все эти долгие годы учебы, сначала в Новосибирске, потом в Москве, она мечтала только об одном - о тихом деревянном домике в любимом глухом лесу, где жили ее приемные родители - самые близкие люди на свете.
        - Тут в сто раз хуже, чем в Новосибе, - пробормотала она вслух. - Там люди хоть и разные были, но свои, сибиряки. А здесь все чужое. Все! Люди, асфальт, говор…
        Наташа резко встала с места. Деньги у нее были, Егор Иванович передал ей довольно приличную сумму, зная, что жизнь в столице дорогая, но девушка почти ничего не потратила. «Уеду отсюда!» - произнесла она про себя и направилась к окошкам железнодорожных касс, не раздумывая купила билеты в Новосибирск на завтрашний вечер, а потом снова села на лавочку.
        «Надо забрать вещи из общаги и сообщить в деканат, - решила девушка. - Завтра утром схожу на тренировку и все объясню».
        Возвращаться ночевать в общежитие Наташа принципиально не собиралась. Но провести ночь на вокзале оказалось далеко не лучшей идеей. Цыганский табор, разместившийся неподалеку, не затихал всю ночь, деревянные сиденья были жесткими и неудобными, а объявления о поездах - слишком громкими.
        Наташе удалось кое-как подремать несколько часов, свернувшись калачиком, и утром она с первым поездом метро поехала в университет. Там она подкараулила Гвоздева у дверей - хотелось как можно быстрее разделаться с объяснениями.
        - Здравствуйте, Виталий Владимирович. Я хотела с вами поговорить.
        По строгому тону и потрепанному виду студентки тренер понял, что разговор будет серьезный.
        - Доброе утро, Тобурокова. Ну, раз надо, то пойдем.
        Он отвел Наташу в преподавательскую и предложил чаю.
        - Нет, спасибо, - отказалась она и сразу продолжила, - я за документами, ну там подписать что надо… Уезжаю.
        - Надолго? - поинтересовался Гвоздев. - И куда?
        - Насовсем. Домой, - ответила Наташа.
        - Та-ак, - протянул тренер. - Ну, давай, говори все и начистоту.
        Наташа вздохнула. Объяснять что-то тренеру ей совсем не хотелось, но, видимо, было необходимо.
        - Я так не могу, Виталий Владимирович. Я не могу так жить, я хочу домой.
        - Ну, ты чего как маленькая, Наташа? - удивился преподаватель. - Всем нелегко бывает.
        - Да вы не понимаете! - взорвалась Наташа. - Это не тяжело, это невыносимо!
        - Тихо-тихо, - Гвоздев встал из-за стола. - Давай все-таки чаю, а потом ты мне будешь рассказывать с самого начала.
        Наташа внезапно для себя согласилась. Гвоздев, давая девушке время собраться с мыслями и успокоиться, вскипятил чай, бросил пакетик и протянул кружку с эмблемой Олимпиады 1980 года Наташе.
        - А теперь рассказывай, что произошло. И вообще, я ж про тебя ничего не знаю. Так что начинай издалека. Ты же откуда-то из Сибири, да?
        - Да, - кивнула Наташа и сделала глоток горячего чая. Ей вдруг очень захотелось пожаловаться, поделиться обидами и горестями, и она начала сбивчиво рассказывать про свою жизнь в деревеньке Чаадаевке, затерянной среди сибирских лесов, про Егора Ивановича и про тайгу.
        - Как тебя воспитывали, однако, - бормотал Гвоздев.
        - Да нет же. Дядя Егор - он просто не знает, как по-другому. Он охотник, сам в лесу живет, только с Марьей Николаевной. Это его территория. Он лес чувствует, ему одному в лесу лучше всего. Он с людьми не знает как себя вести, а в лесу - знает. В таких условиях немудрено, что он такой. Одиночка, суровый, смелый, сильный, - для Наташи это было похвалой - признать кого-то сильнее себя. Девушка поняла, что очень соскучилась по своему приемному отцу. - И я тоже знала только лес, потому что вокруг ничего другого много лет не было.
        Гвоздев представил себе, как огромный нелюдимый охотник старательно делал из маленькой девочки сурового солдата глухой тайги, и снова покачал головой. Наташе нужно было помочь, вытащить ее из этого глухого леса.
        «Вон чего, она даже его не папой называет, а по имени-отчеству… Домострой. Ужас», - подумал он и сказал вслух:
        - М-да, Наталья. И как же тебя в биатлон занесло?
        Наташа догадалась по выражению лица Гвоздева, что он неодобрительно отнесся к Егору Ивановичу. Ей захотелось еще больше рассказать о жизни в любимом лесу, вылазках на охоту, о том, как Тобуроков показывал ей все, что знал сам, и как ей нравилось у него учиться. Но, глядя в холодные глаза нахмурившегося Гвоздева, девушка поняла, что не может поведать ему настолько личные вещи. Он просто не сможет их понять. И Наташа начала выдумывать.
        - А ко мне тетка из Новосиба как-то приехала, преподаватель спортивной школы. Она сказала Егору Ивановичу, что он из меня дикого волчонка делает, и забрала меня с собой. Я потом жила с ней в Новосибирске, было скучно, не хотела учиться, прогуливала и убегала гулять. И тогда тетка отвела меня в спортивную школу, там как-то получалось учиться биатлону. А там я уже поняла, что больше ничего не умею. И что хочу заниматься только спортом. Тобуроков звал обратно в лес, а мне хотелось попробовать - вдруг я смогу поступить куда-нибудь в институт. Мы с ним поругались, я уехала и сама поступила.
        - Так почему уехать-то хочешь? - Гвоздев решил подойти к самому главному.
        «Вот так характер у этой девчонки, - думал он. - Росла в глуши с каким-то сумасшедшим дедом, который над ней издевался, потом как-то догоняла школьную программу, сюда вырвалась… Вот это нрав, вот так сила характера…» Ему очень хотелось неодобрительно отозваться о Наташином воспитателе, но он сдерживался, понимая, что может этим разрушить все то хрупкое доверие, которое возникло между ними.
        Дальше Наташе уже не нужно было врать, и она с облегчением рассказала обо всех своих ссорах с соседями по общежитию, о недопонимании в группе.
        - Та-ак, - снова протянул Гвоздев. - Ну смотри, Наталья. Уговаривать тебя я не буду, но вот что скажу. Тут у тебя есть спорт. Возможность развиваться, расти, побеждать, в конце концов. С общагой можно все уладить, это не такая уж гигантская проблема. Я тут могу помочь. А что тебя ждет в твоем лесу? Снова лыжи и белки? - он решил уколоть Наташу этим воспоминанием. - И потом, ты же хотела тут себя попробовать. Ты сможешь вот так бесславно вернуться домой? Правда сможешь? И сможешь помириться с отцом? Объяснить ему, почему вернулась?
        Наташа смотрела в пол. Злость на себя - за то, что пришла с этим рассказом и что наврала, на соседок, на тренера росла в ней все больше. Гвоздев заметил, что слишком задел девушку, и поспешил продолжить:
        - Понимаешь, у тебя есть талант. Не способности, а талант. Но его нужно развивать. Ты можешь выигрывать, ты можешь идти вперед. Я очень рад, что ты у меня тренируешься, я хочу помочь тебе стать лучшей. А с этими твоими соседками в общаге я разберусь - обещаю, честно. Если ты решишь остаться, конечно.
        - Правда? - подняла глаза на тренера Наташа.
        Тот кивнул:
        - Разумеется. Это же бытовые, рабочие моменты. Через такое много кто проходит. Вот если бы ты кататься не умела - это была бы проблема. А ссоры - это не проблема, - улыбнулся он. - Придумаю что-нибудь. В общем, решай. Пообещай мне, что завтра утром придешь и скажешь, что решила.
        - Угу, - кивнула Наташа. - Спасибо за чай.
        - Да не за что.
        - Тренировка сегодня будет? - спросила девушка. Гвоздев критически на нее взглянул.
        - Ты же почти не спала и не в форме. Давай ты лучше сегодня отоспишься, а завтра утром придешь - и тогда мы или потренируемся, или попрощаемся.
        Глава тридцать третья
        Гвоздев не стал откладывать дело в долгий ящик. Он поговорил с куратором Наташиной группы, узнал ее историю, наслушался про взрывной характер и про блестяще сданные экзамены. «Талантливая, но сложная», - так отзывались о девушке, поразившей его утром. Заглянул он и в общежитие, к самому надежному источнику сведений о студентах - уборщице. Зоя Никифоровна, матриарх общежития, казалось, была там вечно. Выпустившая не одно поколение студентов, она знала все про каждого и охотно делилась знаниями с очаровательным молодым тренером.
        План возник внезапно. Поговорив с уборщицей, Гвоздев поднялся к коменданту общежития, бывшему борцу Юрию Опалову, одному из немногих счастливцев, кому довелось на Олимпиаде 1980 года нести на вытянутых руках знамя Советского Союза. Среднего роста, коренастый, с намечающимся животиком мужчина встретил Виталия с улыбкой. Он в молодости хорошо знал отца Гвоздева: они вместе учились и сохранили связь, даже когда их раскидало по стране.
        - Аааа, Виталька! Давненько тебя не было! - Голос был под стать внешности - густой и низкий. Этот голос знал каждый студент института, а заодно и рассказы, как пару лет назад пожилой комендант за полторы секунды уложил пьяного стотридцатикилограммового выпускника-боксера, который вздумал приставать к первокурсницам, сломав ему нос, челюсть и четыре ребра, и ничего ему за это не было!
        - Да, Юрий Палыч, весь в делах, бегаю, суечусь.
        - Да ясно-ясно, не оправдывайся. Сейчас же наверняка тоже по делу пришел?
        - По делу, Юрь Палыч. Прошу вас о комнате отдельной.
        - Ты чего, Виталь? Какая комната, у вас же квартира трехкомнатная. С матерью, что ль, поссорился?
        - Юрь Палыч, да вы чего! Я еще не настолько заработался, чтоб в общежитие переезжать. Я для студентки. Проблемная она, не уживается с соседками. Но талантливая! Очень ей нужна отдельная комната, для «творческого покоя в целях подготовки к соревнованиям», ну вы сами все знаете, все формулировки эти официальные.
        - Виталик, ну какая комната! Учебный год начнется через две недели, все распределено.
        - Юрь Палыч, ну вы поймите, я бы просто так просить не стал. Дело крайней степени важности. Чую будущую звезду.
        - Звезду?
        - Звезду, Юрь Палыч. Настоящую. Не такую, как я был.
        Комендант задумался, пошевелил усами, что-то про себя проговаривая. Уход сына из спорта непросто дался отцу Гвоздева, да и всем его друзьям. Так что сейчас Виталий безошибочно уловил, куда стоит надавить, чтоб добиться желаемого.
        - Виталь, ты иди. Я тебя услышал, подумаю, что можно сделать.
        Комнату Наташе дали через два дня. Кроме того, Гвоздев знал, что девушке как бюджетнице положена была стипендия. Так что теперь его предложение заниматься по-серьезному приобретало весомые аргументы.
        Наташа была счастлива, наконец, жить в одиночестве. Ее никто не будил громкой музыкой, никто не мешал спокойно заниматься, не тревожил, не дразнил. Теперь девушка сама могла наладить свой быт так, как ей хотелось. Впрочем, заниматься этим у Наташи не было желания. Аккуратностью она никогда не отличалась, а сейчас на уборку времени совсем не оставалось: сказывались большие расстояния и часы, потраченные на знакомство с городом.
        Постепенно беспорядок поглотил ее комнатку, но девушке достаточно было знать, в каком углу находятся лыжи, а в каком - учебники. Сваленная в горку на столе посуда, тетрадки в самых неожиданных местах, учебники, одежда, бумаги - все это ничуть не заботило Наташу. Она сама могла ориентироваться в своей комнате, а насколько красиво выглядит окружающее пространство, ее не волновало.
        Однажды к Наташе с дежурным визитом зашел Гвоздев. Тренер решил проверить, как живется его подопечной в комнате без соседей. Он постучался, и из-за двери раздалось удивленное:
        - Кто там? - гости к ней не заходили.
        - Привет, Тобурокова! - отозвался Гвоздев. - Впустишь?
        Дверь распахнулась, на пороге стояла Наташа в великоватой тельняшке и спортивных штанах.
        - Здравствуйте, - улыбнулась она. - Заходите, только у меня не убрано.
        Гвоздев вошел, осмотрелся и присвистнул.
        - У тебя тут что-то взорвалось, что ли? Что все накидано?
        Наташа пожала плечами.
        - Мне без разницы, - ответила она. - Главное, я знаю, где у меня лыжи.
        Тренер бросил взгляд в угол у двери - и вправду лыжи, ботинки и снаряжение стояли вместе и относительно аккуратно. Зато на кровати лежала груда одежды, перемешанная с обрывками тетрадок. Наташа перехватила взгляд тренера, сгребла все с кровати и закинула под стол.
        - Садитесь, - кивнула девушка на кровать. - Уж простите, у меня стул сломался немного.
        Она махнула рукой на остатки деревянного стула, у которого отвалилась спинка.
        - Как же ты так живешь?! - поразился тренер. - Тебе совсем неважно, что кругом бардак?
        - Ну, вообще, да, - признала Наташа.
        - Так быть не должно, Наташа, - покачал головой Гвоздев. - У спортсмена все должно быть четко. Как есть распорядок дня - все по плану, так и вокруг должен быть полный порядок. Знаешь, если у человека не убрано в доме, значит, и в голове все вперемешку. А у спортсмена так быть не должно. Лыжи смазаны по погоде, винтовка в порядке, в жизни все по расписанию и в шкафу все по полочкам. Иначе, если ты не знаешь, где у тебя что лежит, то и в жизни не знаешь, что и как должно быть. А ты должна знать.
        Наташа хмуро молчала.
        - Ладно, я разберусь, - наконец ответила она.
        - Вот и правильно. Дисциплина - это не только вовремя на тренировки ходить, но и все остальные свои дела аккуратно вести.
        - Хорошо, - согласилась Наташа.
        «Легко сказать», - подумала девушка, когда Гвоздев ушел. Наташа в замешательстве смотрела на вещи, раскиданные по комнате, и не знала, с чего начать. Она перекинула вещи из-под стола обратно на кровать, взглянула на разломанный стул, пыль под столом и на столе, грязную посуду. Сколько, оказывается, накопилось мусора и проблем…
        Первым делом Наташа решила помыть пол. Но где взять швабру и тряпку? Девушка вспомнила о том, что напротив живет с незапамятных времен легенда общежития, уборщица баба Зоя. Наташа решила зайти к ней и попросить швабру, тряпку и ведро.
        - Здрасьте, баба Зоя! - заглянула Наташа в открытую дверь вахтерши.
        - А, Наташенька, здравствуй-здравствуй! - улыбнулась старушка. - Ты чего такая грустная? Обидел кто?
        - Да нет… Тренер заходил, сказал, что бардак у меня, надо бы убрать. А у меня и швабры-то нет. Может, одолжите на пару часиков?
        - Так а что ж ты бардак-то развела? Девочка же. Должно быть все аккуратно, а то замуж никто не возьмет, - погрозила пальцем уборщица. - Так тебе только швабру надо или еще что? Ну-ка, давай посмотрим, что там у тебя…
        Баба Зоя зашла в комнату к Наташе и критически осмотрела царивший беспорядок.
        - Наташа! Ты же девочка! А раскардаш устроила - десять здоровых мужиков не угонятся! - Оглядев теперь с ног до головы Наташу, женщина добавила: - И сама пацанка! Куда это годится? Ни тебе уюта, ни тебе комфорта, ни тебе красоты!
        Наташа кивнула.
        - Сейчас мы твою берлогу почистим, - засучила рукава уборщица, и девушке стало стыдно.
        - Да ладно, теть Зой, я сама уберусь. В самом деле. Что я, маленькая, что ли… Только тряпку мне дайте… Сейчас, свитер сниму и начну…
        Наташа подцепила тельняшку за подол и неловко стащила его через голову, вывернув наизнанку и оставшись в футболке с изображением винтовки. Скомкав тельняшку как попало, она открыла шкаф. Зоя Никифоровна издала странный звук: не то рыдание, не то выдох, не то стон.
        - Батюшки святы! Это что за Бермудский треугольник! Все комом! Ты, Наташка, кошмар ходячий. Замуж тебя не возьмут!
        - Да что вы заладили, то надо замуж, то не возьмут… Я и сама не пойду, может…
        Внезапно Зоя Никифоровна сделала то, чего Наташа от нее никак не ожидала. Она сунула обе руки в глубь полки и вывалила перемешанную и измятую одежду наружу.
        - Я думала - вы мне помочь хотите! А вы только хуже сделали! - Наташа подняла с пола часть охапки и впихнула обратно. Не тут-то было. Пожилая женщина вновь скинула ком тряпья на пол.
        - Нет. Если вещи складывать на свои места, искать их потом не нужно. Давай разбирай. Штаны в одну стопку, кофты в другую, майки в третью. Гардероб у тебя не шибко роскошный. Как ты еще путаться в нем умудряешься?
        Скорчив гримасу, незадачливая Золушка уселась на пол сортировать одежду, заодно натянув на себя уютную толстовку с капюшоном, выуженную тут же из кучи.
        - Знаешь что, рекордсменка, давай-ка ты их по цветам разбери лучше, стирать будем.
        - Ну что ж вы сразу-то не предупредили, теть Зой, - заныла Наташа.
        - Ты мне не тетьзойкай. Я уж знаешь сколько лет тетя Зоя? Давай не ленись. Потом обувь разбери, зайдешь вечером ко мне - дам тебе обувных коробок. Уберешь те, что сейчас не носишь. Я пока пыль протру.
        Наташе вдруг стало тепло от заботы чужого, по сути, человека, но в то же время грустно.
        - Вы говорите - уют, теть Зой. Комфорт. Откуда ж у меня уют возьмется? Я даже не до конца понимаю, что это такое. Да и комфорт - это что? Роскошь? Даже не представляю. Подушка с одеялом есть - вот и уют. Кресло у меня тоже есть - стало быть, комфорт. А вещи - ну откуда мне знать, как их складывать. У меня отродясь больше пары джинсов и тройки футболок не водилось. Это сейчас у меня маек чуть больше, чем надо. Потому что стирать некогда, - Наташа и не думала никогда об обустройстве собственного жилья, пока не произнесла всего этого вслух. Она в самом деле никогда не жила одна в отдельной комнате, не с занавеской, а с дверью, которую можно закрыть на ключ и никого не пускать. Не говоря ни слова, Зоя Никифоровна подошла к девочке и обняла ее.
        Глава тридцать четвертая
        Мало-помалу Наташа привыкла к столичной жизни. По-прежнему она все свободное время проводила одна, и по-прежнему ей не казалось это странным. Если уж в далеком мирном Новосибирске девочка с трудом заводила друзей, то в огромной Москве с ее миллионами вечно спешащих жителей это и подавно не получалось. Однако все это очень нравилось самой Наташе.
        Чтобы в этом самом городе выжить, одного только боевого сибирского духа было маловато. У Наташи имелись кое-какие сбережения, оставшиеся от предыдущих биатлонных премий, да и Егор Иванович регулярно отсылал деньги (приданое он берег, как и положено, на свадьбу). Но эти суммы не давали самостоятельности, и Наташа приняла решение немного заработать, хотя бы на месяц.
        Неподалеку от университета было небольшое кафе, почему-то гордо именуемое рестораном. Туда часто забегали Наташины одногруппники, да и сама девушка несколько раз пила там кофе. Везде висели объявления о заманчивой работе: график работы составляешь как хочешь, а получаешь за это неплохие деньги. Не откладывая в долгий ящик, Наташа тут же пришла на собеседование. После этого ей выдали рабочую форму, состоящую из узких брюк, рубашки-поло и кепки-козырька. Казалось, финансовая проблема решена. Однако уже в первый рабочий день новенькой сотруднице пришлось очень тяжело.
        - Вы мне что положили? Я просил «Фанту» и чизбургер, а у меня что? - кричал толстый пожилой мужичок, хлопая маленькими поросячьими глазками.
        - А что у вас? - со вздохом спрашивала Наташа.
        - «Кока-кола» и гамбургер! Позовите администратора! - визжал капризный толстяк.
        Администратор, или, как она сама себя называла, менеджер Ирина, женщина тридцати восьми лет, тут же появилась из маленькой комнатенки, что-то спешно дожевывая.
        - Сейчас мы все устроим, - фальшиво улыбаясь, прощебетала Ирина. Она не очень любила свою работу, но на всякий случай улыбалась всем мужчинам подряд. Женщина была одинока и чувствовала, что лучшие годы проходят, а рядом с ней только многочисленные нервные клиенты и телевизор по вечерам.
        Поздно вечером, после того как все сотрудники разошлись по домам, Ирина отчитывала Наташу:
        - Девять неверных транзакций за день! Минус три тысячи в кассе! Две новые жалобы от клиентов!
        Наташа молча слушала.
        - Что ты молчишь! Скажи что-нибудь в свое оправдание!
        - Это мой первый день. Я никогда не работала в таком месте, - сказала Наташа и зачем-то улыбнулась, как сама администратор.
        - И что мы будем делать?! - продолжала орать начальница.
        - Вы - не знаю, - холодно ответила Наташа, - а я иду домой. Вот ваша одежда.
        С этими словами она положила пакет с формой на пол и вышла из ресторана под разъяренные вопли администратора:
        - Стоять!
        Наташа, само собой, не послушалась. Она понимала, что еще один день, проведенный с этими людьми, не принесет ей ничего хорошего.
        В течение двух следующих недель девушка обошла все близлежащие кафе, рестораны и магазины. И раз за разом карьера молодой студентки терпела крах. Независимая и гордая сибирячка никак не могла поладить то с начальством, то с клиентами, а то и просто не везло. Например, в зоомагазине во время Наташиной смены погибли две морские свинки, и руководитель посчитал виноватой именно новенькую работницу. После полдюжины мест девушка задумалась.
        Тогда и было принято взвешенное решение пойти работать в тир или оружейный магазин. По рассказам университетских ребят, больших тиров в Москве было не так уж много. Столичные жители предпочитали стрелять летом в парках из пневматических винтовок, чтобы выигрывать мягкие игрушки. А вот с оружейным магазином повезло: Вова Игнатьев, участник мужской биатлонной команды университета, помог Наташе устроиться в охотничий магазин неподалеку на две недели. Впервые в жизни молодая биатлонистка получала удовольствие от работы: она совсем не тушевалась при виде большого количества бородатых охотников, которые ошеломленно слушали консультации юной студентки. Для них это было сродни чему-то инопланетному: откуда этой молодой девчонке столько известно про оружие?
        Если бы любой камуфляжный покупатель узнал, какое количество мишеней, в том числе живых, в жизни поразила Наташа, то присвистнул бы от изумления. Как бы то ни было, работа наконец-то пошла на лад. В мужском коллективе Наташе было комфортно, а для небольшого охотничьего магазина присутствие красивой девушки, замечательно ориентирующейся в продукции, только играло на руку, создавая положительный имидж.
        Через неделю про красавицу из магазина на углу знали все завсегдатаи. Мужчины толпами приходили только для того, чтобы поболтать о своем любимом увлечении с Наташей, которая любому из них могла дать фору в охотничьем ремесле. В один из таких пасмурных вечеров в магазин вошел высокий, широкоплечий молодой парень со смуглым лицом и прямыми черными волосами. Одет он был в черную кожаную куртку, джинсы и тяжелые, но изящные кожаные ботинки.
        До сих пор Наташа не обращала внимания на всех приходящих мужчин, относясь к ним исключительно как к клиентам. Но красивый хищной красотой парень ее сразу заинтересовал.
        - Девушка, мне бы травматику посмотреть, обрезик, «Хауду», - произнес он и расплылся в обезоруживающей улыбке. Именно в травматическом оружии Наташа, как назло, не разбиралась.
        - А… Обрезик-обрезик… - нескладно замямлила она, не сводя глаз с лица гостя. - Я сейчас посмотрю на складе!
        Она помчалась в подсобное помещение, ощущая, как пылают щеки, и не понимала ничего, кроме того что этот молодой парень почему-то заставил ее сердце учащенно забиться. Там девушка полезла в каталог, нашла нужный пистолет и поняла, что в магазине его не было. Наташа с разочарованием вздохнула и выбежала обратно в зал.
        - Нет у нас «Хауды»… Может, огнестрел посмотрите? ТОЗ-106, «Смерть председателю», тоже обрез…
        - Нет-нет, - улыбнулся парень. - Мне для ношения. А огнестрел без чехла по городу не поносишь.
        - Да, не повезло… - невпопад протянула Наташа.
        - А может, и повезло, - тоже протянул парень, глядя ей в глаза. И вышел. И у девушки заныло сердце. Зачем же он ушел…
        Глава тридцать пятая
        Он просил, чтобы его называли Беркут. Поначалу Наташе было немного непривычно и даже странно - это отдавало старыми книгами про индейцев и никак не вязалось с модным и современным парнем, - но постепенно начало нравиться. Что-то было в этом имени - Беркут, звонком и хлестком, как выстрел из винтовки. Оно поразительно подходило ему - ладно скроенному, спортивному, с пронзительными черными глазами.
        Наташа с Беркутом встретились второй раз как в кино - причем как в кино самого романтического и наивного толка. То ли причиной того была недавно вымытая лестница на выходе из охотничьего магазина, то ли уже стершаяся подошва старых Наташиных ботинок, но нога соскользнула, Наташа потеряла равновесие (позор, куда девалась ее реакция!), и если бы не плечо покупателя, идущего сзади, в которое Наташа автоматически отчаянно вцепилась, то, скорее всего, последствием всего этого были бы серьезные синяки, а то и перелом.
        - Опа! - хозяин плеча подхватил Наташу за талию. Руки у него были на удивление сильные и нежные. - Девушка, осторожнее.
        - Спасибо… - растерянно пробормотала Наташа, рассматривая лестницу.
        - Да не за что, - усмехнулся спаситель.
        Наташа повернулась к нему. Снова он. Высокий, крепкий парень в модном свитере и потрепанных джинсах, чуть морщась, потирал плечо.
        - А ты сильная, - с уважением протянул он. - Думаю, синяки будут.
        - Извините… - Наташа совсем растерялась.
        - Да ладно, - махнул рукой парень. - Тебе надо спортом заниматься, с такой-то хваткой.
        - Да я уже… - тихо сказала Наташа.
        - Вот как? - заинтересовался парень. - И каким же?
        Наташа понимала, что она может запросто прервать этот разговор, выйти из магазина и пойти в общежитие - но при этом она понимала и то, что ей совершенно не хочется этого делать. Ей почему-то был симпатичен этот странный незнакомец.
        - Ага, - кивнула она. - Биатлоном.
        - Ух ты, - оживился парень. - Это же здорово! Слушай… - он оглянулся по сторонам. - Может быть, посидим где-нибудь, ты расскажешь мне о биатлоне? А то соревнования обожаю - а никогда вот так со спортсменкой не разговаривал. У тебя же есть время?
        И Наташа внезапно для себя сказала:
        - Да.
        Через двадцать минут они уже сидели за столиком в маленьком кафе.
        - А ты, наверное, с Севера к нам приехала.
        «Еще молодой, но уже мужчина» - примерно так Наташа определила внешность и самоуверенность своего нового знакомого. Темные короткие волосы, худощавое лицо с ястребиным носом и внимательный цепкий взгляд карих глаз, не упускавший ни одного ее движения. Почему то она была уверена в этом. Одет парень был неброско, но дорого, это было видно даже провинциальной сироте. Кожаный пиджак, водолазка, темные брюки и замшевые ботинки на толстой подошве.
        - Почему с Севера? Снегу, что ли, намело вокруг меня? - нахальностью на нахальность ответила Наташа и смутилась: вышло грубовато. Не знала она, как себя вести, и скрывала смущение за грубостью.
        - Да нет, - парень не обиделся, - на улице и так мерзко и холодно, а ты еще воду со льдом пьешь.
        - Холодное люблю. А что?
        - Да я просто любопытный, с детства грешен этим. Не поверишь - весь зад в следах от приключений из-за этого любопытства.
        Наташа хихикнула, но тут же одернула себя. Наслышана она уже про этих московских Казанов, не на ту напал.
        - Давай так, - парень знаком подозвал официанта, - с меня еще вода со льдом, а с тебя история. Да, и я Беркут.
        Он протянул девушке руку. Никакого заигрывания или слащавой лести, которую Наташа не выносила. Просто и по-мужски протянул руку.
        - Наташа, - ответила она на рукопожатие.
        Они долго болтали. Сначала о биатлоне, потом об оружии - Беркут очень хорошо разбирался и в огнестрельном, правда, больше короткоствольном, и в холодном. От оружия как-то незаметно перешли к охоте - тут Беркут в основном слушал, говорила Наташа, хотя он и вставил пару фраз про то, что очень любит ездить на охоту с дядей… Так незаметно пролетел час, и девушка, спохватившись, стала собираться.
        Беркут довел ее до остановки, поддерживая под руку, - и это ощущалось именно как вежливость и галантность, нежели напоминание о ее конфузе на лестнице. Дождался с Наташей автобуса - и уже в последнюю минуту предложил встретиться завтра, в это же время в этом же кафе. Наташа ответила, что подумает, но уже в автобусе поняла, что думать, в общем-то, уже и не надо.
        Глава тридцать шестая
        На следующий день Наташа пришла в кафе на полчаса раньше назначенного времени. Женская интуиция подсказывала, что стоило бы немного опоздать, однако получилось так, что ноги сами буквально принесли ее к месту встречи. Знакомство с Беркутом стало одним из ярчайших впечатлений в ее жизни, а потому Наташа страшно волновалась. Никогда еще она с такой легкостью не заводила друзей. Да и можно ли было назвать дружбой необычное чувство, которое она теперь испытывала к новому знакомому? Одна его манера говорить будоражила в Наташе скрытые до этого ощущения, которые проявлялись только в моменты радостных минут, таких, например, как победа в гонке.
        - Точность - вежливость королей! - весело воскликнул Беркут, появившись будто из ниоткуда. - Или в данном случае королев!
        Наташа улыбнулась.
        Беркут, казалось, с самого рождения знал, что и когда нужно сказать. В мире можно было пересчитать по пальцам людей, с которыми Наташа говорила с откровенностью. И в число избранных теперь вошел, нет, даже скорее ворвался этот смелый, уверенный в себе молодой человек.
        Два часа пролетели незаметно. На улице давно стемнело, и когда Беркут решительным жестом подозвал официанта и расплатился по счету, Наташа, удивляясь себе, сразу согласилась на его следующее предложение:
        - А теперь поедем в другое хорошее место!
        Честно говоря, эта фраза прозвучала скорее в утвердительной форме, словно Беркут заранее знал, что Наташа согласится. И, взглянув в его решительное лицо, можно было не сомневаться - действительно знал.
        В клубе было многолюдно и шумно. Звучала очень громкая музыка. Наташа, попавшая в такую обстановку впервые, испуганно озиралась. Своим полумраком и цветомузыкой клуб отдаленно напоминал ей школьные дискотеки в актовом зале. Их она никогда не любила, а потому здесь тоже чувствовала себя неуютно. Спасало лишь присутствие красавца Беркута, который, перекрикивая музыку, спросил:
        - Что ты будешь?
        - Кофе! - тоже напрягая голос, по привычке ответила Наташа.
        - Ну, уж нет, - улыбнулся Беркут. - Два безалкогольных мохито! - добавил он бармену.
        Уверенность молодого и дерзкого парня невольно передавалась и самой Наташе. Он с легкостью принимал решения, жонглировал местами и людьми и жил, по всей видимости, на полную катушку! А она? У нее был только биатлон, университет и… Все? Маловато для такого интересного человека, как Беркут. Он определенно знает что-то большее, что-то лучшее о жизни, и непременно научит и ее, девочку из Сибири. Обо всем этом Наташа думала, потягивая первый в своей жизни коктейль, который, к слову, ей очень понравился.
        - Не грусти! - подмигнул Беркут. - Я сейчас приду!
        - Куда ты?
        - Нужно позвонить! Я скоро!
        С этими словами Беркут оставил Наташу одну около барной стойки, и его место сразу же занял сомнительного вида худощавый парень. Некоторое время он просто сидел рядом с Наташей, которая с опаской поглядывала на него боковым зрением. Выждав еще минуту, видимо, окончательно набравшись смелости, парень прохрипел:
        - И откуда такой ангел к нам с небес…
        Договорить ему не дал вовремя вернувшийся Беркут. Он решительно взял Наташу за руку и сказал:
        - Пойдем! Вижу, тебе тут не очень понравилось, но мы все поправим!
        Уходя, Наташа обернулась и увидела жалобное лицо обескураженного парня. Вместе с Беркутом она вышла из клуба и села в такси.
        - А куда мы едем? - с неподдельным интересом спросила девушка.
        - Скоро ты сама увидишь.
        По дороге Наташа задремала. Ей снилось, будто они едут куда-то очень далеко, в какую-то новую, неведомую до того момента жизнь. И что теперь все изменится. Проснулась Наташа от прикосновения сильной, но нежной руки Беркута.
        - Мы приехали? - осоловело спросила Наташа.
        - Да, пора выходить, - улыбнулся в ответ ее спутник.
        Покинув такси, первое, что увидела молодая студентка, - целая стена снега, уходящая вверх. Немного виляя, эта стена поднималась куда-то очень высоко, где наверху росло множество деревьев. Дополняло эту чудесную картину множество уличных фонарей, теплым желтым светом освещавших эту панораму.
        - Это… горнолыжная трасса? - одновременно удивившись и восхитившись, спросила Наташа.
        - Ага! Лучшая в городе, - пояснил Беркут. - Круглосуточно работает.
        Что и говорить, новый друг, а может и больше, чем друг (эта мысль все яснее укоренялась в Наташиной голове), умел удивлять. Еще вчера днем Наташа понятия не имела, что в Москве живут вот такие приятные люди. Такие хорошие ребята, как Беркут.
        Они летели вниз, Наташа чуть впереди, а Беркут, подсказывая и подбадривая девушку, - чуть позади. Горные лыжи, безусловно, напоминали Наташе привычные, беговые, но ощущения от них были совсем другие. Высокая скорость отлично заменяла адреналин, получаемый от состязаний, а вокруг стояла такая красота, что у Наташи мигом захватило дух. Высокие заснеженные сосны и ели, напоминавшие родные сибирские леса, желтый свет фонарей на фоне темного московского неба, белый, укатанный снег на трассе - словом, пейзаж для молодой биатлонистки был самым приятным на свете. И ни один клуб с громкой музыкой не смог бы заменить этих чудесных ощущений. Глядя на Наташин восторг, Беркут понимал, что угадал. Подъезжая к финишу, он, заложив крутой вираж, нарочно легонько подрезал Наташу, и оба, хохоча, повалились в сугроб.
        - Тут очень здорово! - восторженно говорила Наташа, когда они с Беркутом сидели в домике на вершине трассы и потягивали горячий шоколад.
        - Я знал, что тебе понравится, - с улыбкой отвечал Беркут.
        Больше ни на трассе, ни в домике никого не было, что очень импонировало Наташе. Она не любила скопления людей. А с Беркутом было так замечательно проводить время! За приятными разговорами Наташа не заметила, как стрелка часов приблизилась к полуночи.
        - Ой, скоро общежитие закроется! - забеспокоилась девушка.
        - Тогда поехали! - скомандовал Беркут и решительно поднялся.
        Постепенно вечерние прогулки и ночные катания на горных лыжах стали регулярными. Наташа была в восторге от того, что кто-то не просто интересуется ее жизнью, переживаниями, но и понимает ее. Наташе нравилось новое увлечение - горные лыжи. Даже на невысокой трассе в Подмосковье можно было лететь со склона зигзагами, чувствуя скорость, сопротивление ветра, послушный снег под лыжами. Ночью, в свете ярких прожекторов, они с Беркутом были на трассе единственными посетителями. Наташе казалось, что это целый новый мир, который принадлежит только ей, точнее, им двоим.
        Беркут заезжал за Наташей вечером. Сначала они ехали ужинать в какой-нибудь ресторан. Беркут всегда выбирал место сам, и Наташа была за это благодарна - она совсем не разбиралась ни в кухне, ни в модных московских заведениях. Поужинав, они катались по городу, немного бродили в каком-нибудь парке, а затем ехали в Крылатское или на подмосковные трассы кататься на лыжах. К полночи, когда закрывали двери общежития, Беркут отвозил Наташу домой. Девушка всегда настаивала на том, чтобы возвращаться к себе, хотя несколько раз Беркут предлагал поехать к нему. Наташа откровенно побаивалась и предпочитала сбегать в привычные стены. Беркут же больше не настаивал.
        А Наташа не переставала удивляться самой себе. Она и не подозревала, что сможет так легко общаться с совершенно незнакомым ей до этого человеком. Хотя, надо сказать, и Беркут отличался от всех, кого она прежде знала. Он был начитанным, обладал практически энциклопедическими знаниями - и при этом отличался немногословием. Беркут никогда не вываливал эти знания на девушку, а просто делился ими.
        Так же спокойно и скупо он рассказывал о себе - зови меня Беркут, да, старое детское прозвище, так меня зовут только хорошие знакомые, а ты же мой хороший знакомый, правда же? Удача, усердие и помощь дяди, а так я самый обычный, вырос без отца, увы, погиб на войне, полковник Военно-воздушных сил, герой России, разбился… да, я про это читал, да, это мне звонят по работе, я юрист, ну не совсем юрист, скорее решаю проблемы юридического толка, факторинг, коллектинг, стык с аудитом, но это сложно, не хочу объяснять, да, интересная работа, с людьми, да, всякое бывает, приходилось ли преступать закон? Ну… ты же знаешь, что об этом не говорят… если тебе это важно, то нет, если не считать кражу жвачки в магазине, конечно, зарабатываю хорошо, и дядя, если что, всегда может помочь, но разве это так важно, ведь за деньги не купишь многих вещей? Да, есть мечта, открыть бизнес в Германии, уже настоящий - автомобильный завод… но пока там все готовится, и ты все это увидишь, если захочешь… И еще, еще, еще.
        Беркут мог буквально в паре слов сказать самое важное - то, что было нужно сказать именно в этот момент. А еще Наташа замечала, как к нему все прислушиваются. Будь то официант или таксист, продавец или еще кто-то, к кому обращался с каким-то вопросом или делом Беркут, они все слушались его беспрекословно, словно их гипнотизировала какая-то сила, исходящая от него.
        И Наташе казалось, что она тоже попадает под влияние этой силы.
        Глава тридцать седьмая
        Насколько прекрасными были вечера, настолько же тяжелыми для Наташи стали утренние пробуждения. На сон оставались считаные часы, и девушка не успевала как следует отдохнуть. А учитывая то, что катание на горных лыжах тоже отнимало силы, по утрам Наташа была совершенно разбитой и едва выбиралась из постели. На тренировках это, разумеется, сказывалось.
        Гвоздев замечал, что его лучшая ученица сдает позиции. «Нездоровится, может», - подумал тренер сначала. Но когда «нездоровье» продолжилось уже третью неделю, а результаты Наташи все ухудшались и ухудшались, Гвоздев собрался выяснить, в чем дело. Зная сложную натуру Наташи, он решил расспросить о ее жизни вечного наблюдателя студенческой жизни - уборщицу бабу Зою.
        - Вечер добрый, Зоя Никифоровна, - Гвоздев заглянул в открытую дверь.
        - Кто к нам пожаловал, - улыбнулась старушка, - заходи-заходи. Опять кого отселять собираешься?
        - Да нет, - усмехнулся Гвоздев, - но вы почти угадали. Я как раз о Наташе пришел поговорить. Что-то она сдает в последнее время - может, вы знаете, в чем дело? Может, заболела чем?
        - Не чем, а кем, - нахмурилась баба Зоя. - Каждый вечер этот за ней заезжает, привозит обратно за полночь, я уж двери закрываю - она бежит. А вставать-то раненько - вот и сдает, что сил нет. Я уж и ругала ее, говорю, раньше приходи, охрана двери закроет - будешь на улице сидеть. А она только отмахивается.
        - Та-ак, понятно, - задумчиво пробормотал Гвоздев. - И кто это за ней приезжает?
        - Да бандюк какой-то, - прямо ответила баба Зоя. - Машина такая, вся черная, сам как шкаф, уж там не дай бог чего… Ни разу не подошел, не поздоровался, хотя у самых дверей встречает ее.
        - И каждый вечер такое? - Гвоздев нахмурился.
        - Да почти каждый. Вы уж с ней поговорите, а то, боюсь, на беду она с ним связалась, - посетовала уборщица.
        Гвоздев пообещал разобраться, распрощался с бабой Зоей и вышел. Сначала он хотел дождаться вечера, чтобы поговорить и с Наташей, и с ее ухажером, но понял - Наташа никогда ему не простит такого.
        «И что с ней делать? Одни проблемы. Талантливая, черт возьми, но характер невыносимый, а теперь еще и «бандюка» какого-то себе нашла, - невесело думал Гвоздев. - Я ж ей комнату выбил только под то, что она будущая звезда. А результаты-то у звезды все хуже и хуже! Придет кто, спросит, посмотрит - а моя надежда откатала хуже середнячков! И что ты будешь делать… И главное, как ни говори - не поймет же, что нужно и меру знать. И так характер тяжелый, так еще и влюбилась по уши».
        Гвоздев, тяжело вздохнув, назначил самому себе день разговора с Наташей и долго размышлял, как же именно убедить девушку сменить ритм жизни.
        - Наташа, что-то ты мне сегодня не нравишься, - обратился к ученице Гвоздев после тренировки. - Ты какая-то вымотанная, не болеешь ли?
        - Нет, все нормально, - быстро ответила Наташа, собираясь пробежать мимо тренера и так уйти от неприятного разговора.
        - Зайди-ка ко мне, - остановил ее Гвоздев.
        Наташа с явным неудовольствием кивнула.
        - Тобурокова, что происходит? - с порога задал вопрос Виталий.
        - Ничего, - буркнула Наташа.
        - Слушай, ну мы же договорились доверять друг другу, - упрекнул ее тренер. - Я же вижу, что ты каждое утро уставшая, как будто всю ночь не спала. Результаты у тебя падают. Может, ты болеешь и молчишь? Или с учебой проблемы? Я же могу понять и помочь.
        Наташа долго молчала, не глядя на Гвоздева.
        - Наташа. Так тренироваться нельзя, - тренер подошел к девушке и присел на корточки рядом. - Что происходит?
        - Ничего, - повторила Наташа, но уже менее твердо.
        - Наташ. Я все пойму. Только объясни мне, что с тобой такое, честно. Твои спортивные успехи страдают, а я, как твой тренер, просто не могу такого допустить.
        - Все нормально.
        - Слушай, ну не может быть «нормально», если у тебя стабильно падает что скорость, что внимание. И ты не можешь не замечать этого.
        Наташа в ответ молчала и глядела в окно. Гвоздев, вздохнув, вынул козырь из рукава.
        - И в общежитии на тебя жалуются. Говорят, приходишь слишком поздно.
        - Вы все что, за мной следите?! - вспыхнула Наташа.
        - Нет, конечно. Но ты моя подопечная, и я обязан быть в курсе.
        - Ничего вы не обязаны! Все, что вне тренировок, - это моя личная жизнь, и никому не должно быть дела до нее!
        Наташа вскочила с места и вышла из кабинета Гвоздева, хлопнув дверью. Гвоздев в отчаянии треснул кулаком по столу - разговора, как он и боялся, не вышло, да еще и получилось только хуже. Теперь он сам умудрился настроить ученицу против себя.
        Глава тридцать восьмая
        Настроение у Наташи было испорчено. Никуда идти не хотелось, но вчера она обещала Беркуту встретиться, а слово надо держать, даже если на душе кошки скребут.
        К назначенному времени Наташа пришла в ресторан. Беркут ждал ее за столиком. В вазе были розы.
        - Роза - твой цветок. Изящный, но опасный и сильный, - сказал Беркут после того, как взял Наташин плащ и пододвинул ей стул. - Красота и шипы.
        - Спасибо, - рассеянно ответила девушка. Все мысли Наташи были заняты разговором с Гвоздевым, и смысл слов Беркута она даже не поняла. Да и об ужине она вспомнила случайно, только потому что организм настойчиво требовал еды.
        - Что тебе заказать? - спросил Беркут.
        - Еды, - ответила Наташа, глядя в меню, но не читая его.
        Беркут сам сделал заказ, выждал пару минут и только тогда заговорил снова:
        - Как дела в универе?
        - Как и вчера. Пары и тренировки.
        - А препода наседают и требуют невозможного? - спросил он с холодной иронией, но осекся.
        - Да, - ответила девушка. - Как всегда.
        Хоть с Беркутом ей было хорошо, но рассказывать о своих проблемах Наташа и не подумала. Этот вопрос касается только ее, а для остальных - лишняя информация.
        - Наташа, мне кажется, тебя что-то волнует. Нужна помощь?
        - Ты хочешь за меня написать конспект? Нет, спасибо. Я со всем справлюсь.
        Наташа злилась на Гвоздева, но понимала, что он прав. Правда, очень сложно не злиться на человека, если он рассказывает о твоей проблеме, которую упорно стараешься не замечать. Может, тренер прав? Может, она слишком заигралась в любовь, слишком доверилась Беркуту, позабыв про смысл ее жизни - спорт?
        Ужин проходил в напряженной тишине. Беркут начинал беспокоиться, но Наташа обрывала все его попытки завести разговор.
        - Ладно. Ты устала, да и я тоже. Вечер все равно был хороший, даже необычный.
        Когда они вышли на улицу, Беркут сказал:
        - Я отвезу тебя.
        - Мне недалеко, я пройдусь.
        - Завтра позвоню тебе.
        - Хорошо.
        Наташа энергично пошла в сторону общежития. Беркут сел в машину и уже было направился в другую сторону, но потом резко повернул, нарушив правила, и на некотором расстоянии ехал за Наташей, пока она не нырнула в обшарпанную дверь общежития. Тогда он со всей накопленной за вечер злостью нажал на газ, машина взвизгнула и быстро скрылась из виду.
        «Почему она так холодна? - думал Беркут, проезжая по ночному городу. - Ведь еще вчера все было нормально. Знать бы, что именно изменилось за вчерашний вечер…» Спустя минут сорок езды Беркут обнаружил, что опять приехал к Наташиному общежитию. Он разозлился на себя, выругался вслух и уехал. Но знал, что завтра сюда вернется.
        Спал Беркут беспокойно. Ночью он несколько раз просыпался с жаждой действий и не мог дождаться дня. Не надо было долго раздумывать, чтоб понять, что делать. Он проследит за Наташей. Тогда станет ясно, что случилось.
        Следующим утром машина Беркута уже стояла неподалеку от общежития. Парень дожидался, пока «объект» пойдет в институт. И вот Наташа вышла и, как обычно, одна пошла на пары. Беркут немного подождал, а потом направился прямиком к группе девушек у входа.
        - Добрый день! Я из спортивного журнала «Биатлон сегодня». Ищу Наталью Тобурокову.
        Девушки сразу обратили внимание на красивого стильно одетого парня, и в них взыграла зависть.
        - А ее здесь нет. Она отчислена! У нее были плохие результаты! - наперебой затрещали они.
        - Ага, спасибо. Вот мымры! - буркнул он, отойдя на пару метров. Беркут был настроен решительно и потому снова направился в общежитие. В вестибюле был только пожилой охранник. У него Беркут и не надеялся добыть какую-то информацию, но тут он ошибся. Спрятав в карман тысячную купюру, охранник охотно рассказал, в какой комнате найти студентку Тобурокову, и еще несколько минут расписывал, какая Наташа умница, спортсменка и, в его понимании, комсомолка.
        Беркут вычислил, где находится Наташино окно, и, зайдя в жилой дом напротив, устроился на подоконнике с биноклем. А когда в окне наконец зажегся свет - очень захотел пойти к ней, обнять и побыть рядом. Но пока было рано: есть вопросы, на которые предстояло получить ответ.
        Наташа писала реферат, когда к ней в комнату вошел Гвоздев. Беркут напрягся, увидев у нее в комнате молодого парня спортивного телосложения. И еще больше напрягся, когда увидел, что разговаривают они неспокойно. Парень в чем-то упрекал Наташу, и она вела себя очень эмоционально. Потом Наташа села в углу комнаты, скрестив руки на груди. Она явно не хотела больше разговаривать. Но парень все не уходил. Беркут про себя клял его последними словами. Парень подошел к Наташе, положил руку ей на плечо и заговорил. Но Наташа резко отпрянула и дала понять, что разговор окончен.
        Окончены были и сомнения Беркута.
        - Ну, теперь все понятно. На горизонте появился соперник. Надо действовать, пока он у меня ее не отбил. Любит стрелять Наташа? Ладно, есть у меня на этот счет туз в рукаве!
        Глава тридцать девятая
        Перед дебютным выступлением на международных соревнованиях Наташа не особенно волновалась. Несмотря на высокий статус, это были лишь вторые по значимости молодежные гонки. Понимая это, Наташа решила - будь что будет. Она чувствовала в себе силы для победы, плюс напряженные отношения с Гвоздевым подогревали в ней спортивную злость: Наташе хотелось доказать всем, и в первую очередь - своему тренеру, что она может справиться сама. И справилась бы, если бы не американская соперница, уроженка Советского Союза, Галина Томпсон. Уже будучи известной биатлонисткой, она вышла замуж за американца и эмигрировала. Богатый муж усиленно инвестировал в спортивное развитие красавицы Галины, и вскоре она стала именитой чемпионкой.
        На протяжении всей гонки, пока не видели зрители и судьи, Галина всячески мешала Наташе - подставляла палки, сбивала с толку на огневых рубежах и в конце концов отвоевала желанное первое место. Наташа только зло усмехнулась, проходя мимо американки, мол, еще повоюем. Она знала, что эта гонка всего лишь один из многочисленных этапов подготовки к самому значимому турниру в ее карьере - чемпионату России.
        Уж на нем-то никаких поблажек она, Тобурокова, никому не даст. Стать чемпионкой России означало открыть себе дорогу к самым крупным турнирам, попасть в сборную страны, представлять Россию на действительно серьезных соревнованиях. Наташа мечтала о чемпионате мира, но, конечно, самой заветной ее целью была Олимпиада. И не просто очередные Олимпийские игры, а свои, домашние, соревнования в Сочи.
        Тем временем Гвоздев, всерьез обеспокоенный результатами своей лучшей спортсменки, выговаривал:
        - Тобурокова! В чем проблема? Ты хочешь на чемпионат России?
        - Да, - коротко и хмуро отвечала та.
        - Тогда позаботься о том, чтобы выигрывать везде и всюду на пути к своей цели! Работай над техникой! И делай ставку на свой конек - стрельбу, если уж у тебя это лучше идет, чем бег!
        Свидания с Беркутом позволили Наташе наконец-то почувствовать себя женщиной, красивой и нужной. Сухое профессиональное отношение Гвоздева угнетало Наташу, и в ней копились обида и раздражение на тренера. Она не знала, как именно Виталий к ней относится, но он и сам точно этого не знал, хотя действительно волновался за свою воспитанницу и всячески старался помочь, правда лишь отталкивая молодую спортсменку.
        На следующий день после злосчастной гонки с американкой Беркут заехал за Наташей. Поначалу он хотел по привычке отвезти ее в какой-нибудь ресторан, но, заметив, что девушка чем-то обеспокоена, спросил:
        - У тебя все в порядке? Не расстраивайся, я знаю, что та спортсменка поступила подло.
        - Да плевать я на нее хотела! - вдруг выпалила Наташа. - Больше всего я боюсь не попасть на чемпионат России.
        Тогда Беркут сказал, с улыбкой глядя вперед:
        - Кажется, я знаю отличное место, где ты можешь выпустить пар и, может быть, кое-чему научиться.
        Отличным «местом для выпускания пара» оказалось стрельбище, находившееся на территории военной части. Машину Беркут припарковал около высокого серого забора с колючей проволокой. Обменявшись парой фраз с дежурным на проходной, Беркут поманил Наташу, и они вошли на запретную территорию. Внутри все было похоже на маленький город: вокруг были здания разных размеров, росли деревья, в разные стороны расходились чистые ровные дороги.
        Беркут очень хотел сделать все, чтобы Наташа проводила с ним больше времени. Он понимал, что рестораны и клубы - не совсем то, что нужно этой особенной девчонке. Ее манит стрельба и лыжные гонки; она мечтает только о чемпионате России. Конечно, Беркут знал, что не может просто-напросто украсть студентку с тренировок Гвоздева, но забрать максимум ее свободного времени - вполне ему по силам. Для этого нужно было действительно увлечь Наташу чем-то таким, от чего она будет без ума. Им удалось пострелять из самых разных видов оружия. Увидев, что к ним в гости пришла красивая спортсменка, которая не только не боится оружия, а совсем даже наоборот, каждый из солдат старался понравиться Наташе, что очень забавляло девушку.
        Автоматы на Наташу не произвели впечатления - слишком много шума и никакого искусства. А вот со снайперскими винтовками дело обстояло иначе. Затаив дыхание, молодая спортсменка следила за работой снайперов, которые раз за разом с точностью поражали цели столь далекие, что голова кружилась. И когда один из снайперов предложил попробовать пострелять из легендарной винтовки Дегтярева, Наташины руки буквально затряслись от волнения и восторга! Никогда еще ей не доверяли такое внушительное оружие, и первые выстрелы, конечно, были не такими точными, как у армейских профессионалов, но уже всего через полчаса девушка стреляла не хуже многих снайперов, заставив солдат застыть раскрыв рты. То ли всерьез, то ли в шутку один из офицеров даже предложил Наташе вступить в ряды вооруженных сил по контракту.
        А когда стемнело, ей посчастливилось видеть работу настоящего мастера. Он пришел на полигон в черной маске, закрывающей лицо, поздоровался с Беркутом под восхищенный шепот офицеров. Выключили прожекторы, снайпер надел прибор ночного видения и начал с нечеловеческой скоростью поражать движущиеся мишени. На черном фоне, тут и там, можно было увидеть разрезающие темноту светлые линии трассирующих пуль.
        Зрелище было незабываемое, и уже по пути домой Наташа только об этом и говорила. А у Беркута уже был заготовлен новый сюрприз. Улыбнувшись, он спросил:
        - Как тебе тот дядька? Ну последний снайпер?
        - Это… не знаю, это какой-то бог, - ответила Наташа. - А кто это? Неужели ты его знаешь?
        - Это легендарная личность. Великий снайпер по прозвищу Индеец. Никто не знает, как его зовут на самом деле. Он воевал везде, во всех горячих точках. А сейчас - военный пенсионер. Работает у моего дяди.
        - Кем? - только и спросила Наташа.
        - Начальником службы безопасности. И он готов тебя потренировать, если ты хочешь, конечно.
        - Конечно! - прошептала Наташа.
        - Ну что ж, тогда жди моего звонка, - ответил Беркут.
        Индейцу было лет шестьдесят, как и Егору Ивановичу, и в чем-то он был похож на Наташиного приемного отца: такой же молчаливый, уверенный, сильный, знающий и готовый делиться своими знаниями.
        Несмотря на прозвище, он был похож не на индейца (такое прозвище скорее подошло бы Тобурокову), а на князя викингов или шерифа времен Дикого Запада. У него были длинные волосы ослепительно-белого света, такие же усы, спускающиеся ниже подбородка, аккуратная бородка и ледяные выцветшие серые глаза. Говорил он мало, предпочитая объясняться жестами, к которым Наташа быстро привыкла.
        Индеец сам признавался, что после многих контузий и травм в военных конфликтах он жил словно в другом мире, а здесь только отбывал трудовую повинность, и поэтому часто замирал, глядя в одну точку с отрешенной улыбкой, а потом говорил: тут плохо, в этом мире, там - хорошо. После таких путешествий он был более разговорчив.
        - Великими спортсменами стали только те, для кого спорт - это единственный шанс выжить. Для кого это - война, а проигрыш означает смерть.
        Зима, снег - это смерть. Люби их. На лыжне надо умирать и рождаться.
        Когда выходишь на старт, будь готова убить их. Всех. И наслаждайся этим. Это война, и законы у нее простые: убивай или умри. Победи или проиграй.
        Тренировки у Индейца были тяжелыми. Такой усталости Наташа не испытывала уже давно. Он был суров, беспощаден и жесток. Не прощал ошибки и замечал малейшие оплошности. Любую стойку, подход и каждое движение заставлял переделывать сотни раз.
        Он замечал все. Как Наташа дышит, как нажимает на спусковой крючок и как шнурует ботинки. Весь это педантизм убивал энтузиазм молодой спортсменки. В какой-то момент она не выдержала и пожаловалась Беркуту. Парень пообещал поговорить со снайпером. Через пару-тройку занятий инструктор сказал, что со следующей тренировки он начинает ее тренировать по-другому, из чего Наташа сделала вывод, что разговор состоялся.
        Когда Наташа приехала на поляну, Индеец уже был там, что уже отличалось от предыдущих занятий. После стандартной разминки был объявлен небольшой перерыв, и Индеец завел речь о стилях стрельбы и о том, что ключ к победе не в технике прицеливания, момента, когда ты спускаешь курок и правильности дыхания, а в отношении к самому процессу.
        По словам Индейца, Наташа сейчас охотилась на мишень. Выслеживала ее, и это не подводило ее к тому моменту, после которого победа точно у нее в кармане. Индеец объяснял, что надо относиться к мишени как к еще одному шагу к победе, а не как к окончательной точке в поединке, после которой можно расслабиться. Это была стратегия войны и воинов. И такой стиль мышления и действий переместит Наташу в победители на соревнованиях. Если, конечно, она примет этот совет к действию.
        - Стреляй не пулей. А разумом. Оком. Сердцем.
        Девушка была одержимой ученицей. Она схватывала советы Индейца на лету и все чаще видела уголком глаза невыразительную улыбку на лице старого снайпера.
        Глава сороковая
        - Наталья, ау! Не спи, замерзнешь! - Гвоздев окликнул девушку, замедлившую ход на третьем круге пробежки.
        Был конец ноября, Виталий и его подопечные по-детски радовались первому пушистому, яркому снегу. После слякотной осени смотреть на преобразившийся и разом посветлевший город было радостью. Хотя, конечно, куда большую радость вызывала возможность снова встать на обычные лыжи, почувствовать под собой мягкий снег, а не надоевший асфальт.
        Наташа радовалась перед тренировкой, а сейчас, похоже, просто замечталась или засмотрелась на снег. Отличать ее задумчивость от болезненной погруженности в себя Виталий научился уже давно. Хотя по-настоящему предугадать, что вызовет у Натальи волну мучительных переживаний, было невозможно. Новые лыжи, цветом походившие на те самые, десять лет назад, или запах прелых листьев в парке при институте, или хруст снега - что угодно. Можно было только предчувствовать, сопереживать и понимать. И сегодня Виталий слегка опасался. Но все обошлось.
        - Не замерзну! Сибиряки не замерзают, а вот вы - московские неженки - вполне можете. - Наташа рассмеялась и помчалась дальше. Виталий с улыбкой посмотрел ей вслед и усмехнулся своим мыслям.
        Они с Наташей тренировались уже год, и успехи были налицо. Стену ее комнаты в общежития украшали несколько медалей. Бронзовая за третье место в кубке юниоров, еще одна бронзовая за призовое место первенства России и главная - серебряная за второе место в Спартакиаде - гордиться действительно было чем. Попробовали они за этот год и ачери-биатлон в Рыбинске, но в общем зачете Наталья заняла лишь седьмое место. Обогнала многих по времени, но лук явно оказался не ее оружием. Впрочем, Наташа предупреждала тренера, что любит оружие, а лук - так, игрушка, он не поверил. Извинялся потом, хотя и не за что было.
        Сейчас спортсменка и тренер поставили перед собой сложную цель - участие в чемпионате России. Тут требовался особый подход и техника - график тренировок Виталий составил очень плотный и размышлял, как поддерживать в Наташе соревновательный дух. Иногда он играл на соперничестве, иногда брал на слабо или вдохновлял своим примером. Но всего это было мало. Задача тренера не только поставить технику спортсмену, а и наполнить его победным духом.
        Делай то, что не хочешь, чтобы стать тем, кем мечтаешь. Кто это сказал, Виталий не помнил, знал только, что в Наташу фраза попала. Сейчас он хотел рассказать ей, что, возможно, она видит себя совсем не так, как он ее. Его тренерское чутье подсказывало: она может быть не только первой, а лучшей. Но мало сказать, важно быть услышанным, принятым. А этого он не всегда мог добиться.
        Сложнее всего было в моменты, когда Наташа уходила в себя. Внешне отрешенная, он знал, внутри она проживала бури и катаклизмы. Чем зацепить ее в такие мгновения? Чем заинтересовать, вдохновить? Порой Виталий ловил себя на том, что не перестает думать о Наташе и вне работы. Он размышлял о ней, ужиная, ложась спать, планируя тренировки. Она постоянно была у него в мыслях как нерешенная проблема, как загадка, которую нужно во что бы то ни стало разгадать. «Талантливая, но сложная» - этот определение он услышал, когда только узнал о ней, но оно так прочно прилипло, что не выходило из головы до сих пор. Он даже ходил советоваться к университетскому психологу, но та не сильно помогла. «Сложные подростки, попытки привлечь к себе внимание…» - это все было не про Наташу. Здесь нужен был другой подход, и тренер решил, что поможет ему предельная открытость и честность.
        В эту ночь он не мог уснуть. Долго ворочался, выходил на кухню, пил воду. А потом завернулся в одеяло и сел на подоконник. Он смотрел на падающий снег и вспоминал то, что рассказала ему Наташа. И постепенно понимал, что давно уже думает о той не просто как о подопечной, перспективной спортсменке, питомице со сложным характером, а как о девушке. Обычной девушке, которая, да, спортсменка, да, с трудным характером и его подопечная - но прежде всего девушка. И которая, кажется, ему нравится…
        Беркут стал все больше времени уделять своему автомобильному проекту и все меньше Наташе, это привело к ссоре. Потом парень уехал в долгосрочную командировку в Германию, и внимание девушки вдруг переключилось на Гвоздева. Она стала сравнивать двух молодых мужчин, не понимая, что они, такие сильные и яркие, нашли в ней, странной и не понятой даже самой собой.
        Гвоздев был не похож на всех тех, кого Наташа встречала до этого. Он был спокойным, уверенным в себе и надежным, не как крепость - Беркут, а как уютный домик. Виталий никогда не расспрашивал ее о прошлом. Может быть, ему было и в самом деле это неинтересно, а может, он не хотел ее лишний раз травмировать своим неуместным любопытством. От этого Наташа испытывала к нему благодарность и, кажется, даже доверие. В конце концов, у нее никогда не было друзей, и ей оказывалось достаточно даже малого, но искреннего участия, чтобы она начала тянуться к человеку. Пусть даже и немного неуклюже, как умела.
        В тот день шел снег. Падал крупными хлопьями на одежду, долго не таял на лице и руках. Наташа была в зале, усиленно разминалась, когда Виталий подошел к ней и с неожиданной для себя самого робостью спросил:
        - Наташа… Тут недавно фильм новый вышел. Хороший, говорят. Давай сходим посмотрим?
        Наташа смахнула со лба упрямую челку.
        - Нет, извините… времени нет совсем. И кино я как-то не очень. Извините.
        Нельзя сказать, чтобы Виталий не ожидал подобного ответа, - он все-таки знал характер Наташи и предполагал, что так просто не будет. Поэтому пошутил что-то насчет того, что спортсменам нужно быть в курсе культурных новинок, и отошел.
        Второй раз Виталий поймал Наташу через пару дней, вечером, когда та после тренировки выходила из раздевалки.
        - Ну что, проголодалась? - шутливо спросил он.
        - Есть немного, - со смехом ответила Наташа.
        - Пошли, поедим?
        - Куда? - удивилась она. - Столовая же уже закрылась.
        - Ну не только в столовых кормят, - улыбнулся он. - Поужинаем в ресторане.
        Наташа внезапно посерьезнела.
        - Нет, извините.
        - А что на этот раз? Снова времени нет?
        Наташа кивнула.
        - Угу. У нас семинар завтра. А вы же знаете, что тут на стипендию конкурс большой. Чуть где промахнешься - и все, не видать ее.
        Да, Виталий это прекрасно знал. И даже почувствовал угрызения совести, что лезет со своими глупостями в тот момент, когда у девчонки такая горячая пора.
        Он долго готовился к очередной попытке позвать Наташу куда-нибудь. Идею с повторным приглашением в кино или ресторан отмел сразу, туда же отправилось и робкое предположение, что Наташе может понравиться театр, звать на прогулку в парк было как-то… глупо. И тут случай подбросил ему вариант, который у прочих - обычных - девушек гарантированно вызвал бы смех и отказ. Но ведь Наташа была необычной девушкой. И она с радостью согласилась.
        Легкоатлетические соревнования на приз области редко когда собирали полные залы. В основном тут были родственники и друзья спортсменов, журналисты новостей, у которых не было других интересных выездов, да единичные интересующиеся - как Виталий с Наташей.
        Наташа болела, кажется, за весь полупустой зал. Она кусала губы, сжимала кулаки, иногда подскакивала, словно в попытке помочь понравившемуся спортсмену - и надо сказать, что в эти моменты Виталий почему-то чувствовал уколы ревности.
        - А вы видели, вы видели, как он стартовал? - Наташа не могла идти спокойно и подпрыгивала, как маленькая девочка.
        Они возвращались домой. Уже стемнело, и была самая что ни на есть романтическая пора - идеальное время для того, чтобы говорить о чувствах, обмениваться признаниями и болтать всякую любовную чепуху.
        Виталий молча кивал. Ему не совсем хотелось обсуждать спортсменов и их технику, но Наташу, казалось, действительно больше ничего в данный момент не интересовало.
        - Вы видели, как он нагнулся? Как вы считаете, а можно же и мне так попробовать стартовать? Лыжи, конечно, не бег - но мало ли что?
        - Мало ли что, - послушно кивнул Виталий.
        - А вы видели, как он руками работал, когда бежал? Практически так же, как и мы, когда в горку поднимаемся. А вот тот, что третьим пришел, совершенно за дыханием не следил. Да и зачем он так сразу рванул, неужели не понимал, что нужно силы поберечь? Вот и получилось, что всех прицепом потащил, они до последнего круга за ним ехали, а потом из-за спины и выскочили!
        Даже сейчас Виталий не смог не отметить зоркий глаз и наблюдательность Наташи. Та практически с лету ухватила все промахи и особенности легкоатлетов - хотя сама этими видами спорта не занималась.
        - Кстати, как вы считаете, может быть, мне график тренировок поменять перед чемпионатом? - продолжала Наташа. - Или диету пересмотреть? Мне кажется, что что-то новое не помешает.
        - Ну можно… - неопределенно ответил Виталий. Сейчас он был совершенно не настроен обсуждать диеты или расписание тренировок, но никак не мог придумать, каким же образом объяснить это Наташе.
        У дверей общежития они остановились.
        - Ну, мне пора, - неожиданно нерешительно сказала Наташа, не двигаясь, однако, с места.
        - Угу, - кивнул Виталий.
        - Мне пора, - повторила она.
        - Да-да, - тихо ответил он.
        Они стояли так еще минут пять. Фонарь над подъездом освещал пятачок, на котором они находились, и у Виталия вдруг мелькнула мысль, что их прекрасно видно. Стоит кому-то из девчонок выглянуть из окна - и все, сплетен не оберешься, женский коллектив как-никак. Сплетни о нем Виталия не волновали абсолютно, а вот Наташа… Виталий понимал, что именно он на правах старшего и тренера должен сейчас позаботиться о своей подопечной. Ну или о своей девушке.
        Он взял ее за руку. И Наташа не отдернула ее.
        - Наташ, - вдруг внезапно охрипшим голосом сказал Виталий. - Наташ… давай завтра… давай завтра еще погуляем.
        Наташа помолчала.
        - Хорошо, - тихо ответила она.
        Наташа не стала включать свет, когда вернулась домой. Луна достаточно освещала комнату, да и девушке самой хотелось побыть в полумраке.
        Ей было жарко, душно, в ушах пульсировало в такт биению сердца.
        «Неужели я заболела?» - с ужасом подумала Наташа. Нет, нет, нет, только не это, ей нельзя болеть. Она прижала ладонь ко лбу. Тот горел, а рука еле заметно подрагивала. Что же произошло? Это было так странно, непривычно - и от этого пугающе.
        Беркут никогда не говорил - вот так, и глаза его всегда были холодными, даже когда он улыбался. Неужели Гвоздев в нее влюбился?
        Наташа подошла к окну и прижалась горячим лбом к холодному стеклу. И увидела, как в темноте на освещенном пятачке до сих пор стоит знакомая фигура.
        Глава сорок первая
        - Я буду выступать на чемпионате России! - прошептала Наташа, внимательно вглядываясь в свое отражение. Только сейчас, за неделю до самой важной гонки в ее карьере, она, наконец, ощутила всю глубину ответственности и стояла теперь, гордо глядя на себя в зеркало.
        - Я буду… - вновь было начала Наташа, но, поняв, что со стороны это выглядит нелепо, расхохоталась, и, скорчив зеркалу смешную физиономию, отправилась на тренировку.
        Гвоздев забрался на трибуну повыше и с этой высоты пристально наблюдал за подготовкой своих учеников. Как минимум три девочки были на него обижены за то, что на такой важный турнир едет какая-то сибирская выскочка, а не они. Но молодой тренер уже научился сносить бойкоты и обиды подопечных, и сейчас его волновала только одна мысль: лишь бы Наташа не сломалась.
        Он вспоминал себя, двадцатилетнего студента, которого взяли в команду на чемпионат России, чтобы бежать эстафету. Гвоздева, как водится, пригласили четвертым, но стартовать он должен был первым, так как наиболее сильные участники обычно бегут последними, чтобы совершить финальный рывок. Виталий прекрасно готовился к ответственному турниру и представлял себя на пьедестале: уж в рамках эстафеты он вполне мог рассчитывать на медаль. Однако всего за два дня до старта на крутом повороте правая нога Гвоздева соскользнула в сторону, и из-за травмы молодой биатлонист был вынужден пропустить гонку. Тогда сборная команда взяла золото за эстафету. Обида Виталия на злосчастную кочку не знала границ. И вот теперь он внимательно следил за Наташей, за ее техникой и молился, чтобы ничего не случилось.
        - Эй, тренер! - закричала снизу Наташа. - Может быть, перерыв? Мы уже несколько часов без отдыха нарезаем!
        Гвоздев, улыбнувшись, кивнул и стал спускаться по бетонным ступенькам. Он был рад, что Наташа набралась смелости объявить паузу, потому что сам он, кажется, напрочь забыл обо всем, его мысли занимала только девушка. Тренер знал, что это непрофессионально, но поделать ничего не мог. Студентка Тобурокова уже давно превратилась для него в красивую девушку Наташу.
        - Наташенька, вот смотри, в коньковом ходе ты отталкиваешься внутренним ребром лыжи, но центр тяжести тела не совпадает с линией опоры ребра! Тебе нужно скашивать толчковую ногу. А особенность хорошего бега в том, чтобы угол скашивания свести к минимуму. Ты стараешься бежать быстрее, поэтому слишком сгибаешь толчковую ногу, но это не дает скорости, а сил и энергии на подобную технику уходит много. Так ты тратишь почти в полтора раза больше сил. Вот смотри, - Гвоздев наклонился, правую ногу держал прямо, а левую немного согнул в колене и отставил назад, повернув мысок ноги на сорок пять градусов, - обрати внимание, я согнул ногу градусов на пятнадцать, этого более чем достаточно для толчка, дальше все сделают лыжи. А если ты сильнее согнешь ногу, то сильнее оттолкнешься, но не поедешь быстрее! Наоборот, перед следующим толчком сначала приходится гасить оставшуюся избыточную силу от предыдущего толчка и тратить еще больше усилий на новый толчок. Поняла?
        - Да.
        - Попробуй, встань вот так, - Наташа приняла требуемую позу. - Отлично, - Гвоздев выпрямился, - а теперь попробуй немного пройти таким образом. И не пытайся вложить абсолютно все силы в каждый толчок.
        Наташа попробовала пройти коньковым ходом, как говорил тренер.
        - Хорошо, молодец, - Гвоздев отмечал, что Наташа все больше прислушивается к нему в вопросах техники. Это уже давало результаты: она стала передвигаться по трассе гораздо лучше, чем несколько лет назад, когда только поступила в институт. Рост техники был виден даже непрофессионалу, Наташа приближалась по уровню к лучшим мировым спортсменкам, а ее безупречная стрельба давала дополнительные преимущества. Гвоздев просмотрел огромное количество пленок с записями самых престижных соревнований последних лет, где отмечал, что идеальная стрельба хоть и не является редкостью на таком уровне, но все же могло быть преимуществом перед большинством соперниц. Дополнительным фактором успеха служила скорость стрельбы - Наташа выбивала все мишени за очень короткое время, экономя драгоценные секунды. Это давало еще до пятнадцати секунд преимущества.
        - Ну как? - Наташа сделала небольшой вираж вокруг тренера и ждала его оценки.
        - Гораздо лучше! Ты и сама почувствуешь, насколько такая методика эффективнее, особенно после семи-восьми километров. Но поработай еще вот над чем… У тебя много энергии уходит на ненужные движения. Ты даже палки втыкаешь с такой силой, как будто не отталкиваешься, а, наоборот, хочешь остановиться! И слишком далеко проносишь толчковую ногу, это все не дает тебе преимущества в скорости. Так что сейчас пойдем отдохнем полчасика, а потом ты попробуешь проехать еще кружок…
        - Нет, я сейчас поеду, - тренер хотел возразить, но Наташа уже сорвалась с места и унеслась по трассе.
        Два дня пролетели как одна секунда, как выстрел из винтовки, как обжигающий морозом вздох.
        Открытый чемпионат России традиционно проводится в начале весны в административном центре Уватского района Тюменской области, в селе Уват. Несмотря на не самое близкое расположение, соревнование вызывает достаточно большой интерес. Еще бы, ведь Россия является одной из самых успешных стран в биатлоне.
        На чемпионаты России съезжаются не только лучшие биатлонисты и биатлонистки страны, но и самые именитые тренеры со всех стран мира, не считая высокопоставленных персон из различных спортивных федераций, как российских, так и зарубежных.
        В тот год соревнования действительно вызывали огромный интерес. Малое количество золотых медалей у России на Олимпиаде и других престижных соревнованиях сильно огорчало болельщиков. Самое обидное, что даже спортсмены из южных стран, а не только Норвегии и Германии, стали регулярно подниматься на пьедестале выше российских спортсменов. Это был уже сигнал. И сигнал восприняли. И где начинать преобразования, как не на чемпионате России, главном смотре спортсменов перед престижными европейскими и мировыми соревнованиями?
        Биатлонный центр в Увате был построен и запущен в эксплуатацию еще в самом начале нулевых. Уже тогда центр стал одной из лучших площадок, известных далеко за пределами не только региона, но и страны. Его успели модернизировать: были оборудованы помещения для VIP-персон и комнаты для представителей международных делегаций, по последнему слову техники оснащены комментаторские кабины и комнаты для телевизионного оборудования, был отремонтирован и значительно увеличен пресс-центр.
        Изменения коснулись и устройства трассы. На ней появилось лучшее освещение, многочисленные информационные табло, немецкие системы оснежения и снежные пушки, пневматические мишени сменили на электронно-механические, которые практически никогда не давали сбоев. Улучшилась и инфраструктура: увеличили стоянку, для гостей рядом с центром открылись пятизвездочный отель и крупный торговый центр.
        Сам биатлонный центр получил имя известного советского биатлониста Александра Ивановича Тихонова, который в 1960-х и 1970-х годах четырежды поднимался на высшую ступень олимпийского пьедестала и завоевал огромное количество наград на самых престижных соревнованиях.
        Наташе впервые приходилось выступать на этой трассе. Ее старт должен был состояться тридцать первого марта, однако она вместе с Гвоздевым прилетала утром двадцать девятого. По плану сначала полагался небольшой отдых, вечером - знакомство с трассой, на следующий день - щадящая тренировка, как и утром в день соревнований. Каждый день был заранее расписан по минутам, так как организаторам предстояло распределить участников соревнований и каждому дать возможность прокатиться по трассе.
        Субботним утром Уват ослепило яркое зимнее солнце. Всю неделю до этого сыпал крупный липкий снег, но накануне ночью хорошенько подморозило, и теперь на толстом снежном покрывале появилась шершавая ледяная корка. Ездить по такому насту лыжники не любят, но выбирать не приходится: лучше уж он, чем теплая слякоть.
        Наташа, выйдя из общежития, улыбнулась солнышку и совсем не расстроилась из-за снежной наледи.
        «Ну что ж, у меня, кажется, преимущество», - усмехнулась она сама себе. Еще тренер Валерьянов научил Наташу использовать разнообразную погоду с пользой. Молодая биатлонистка привыкла тренироваться при самых разных температурах и состояниях снега и знала, что ледяная корка только поможет ей бежать быстрее.
        На стадион студентов привезли на арендованном автобусе, в котором разместились мужская и женская биатлонные команды. Тренер Гвоздев сидел в самом начале и заметно нервничал. В роли тренера он ехал на чемпионат России впервые.
        По приезде на стадион кто-то подошел сзади к Гвоздеву и сильно хлопнул его по плечу:
        - Гвоздев! Виталька! Ты ли это?
        Виталий обернулся и увидел высокого широкоплечего мужчину, возвышавшегося над ним на целую голову.
        - Денис Иваныч, - улыбнулся Гвоздев, - приветствую!
        Когда-то Денис Иванович Чернов был известным тренером, тоже работавшим в Москве. Он тренировал и самого Гвоздева. Встреча так далеко от Москвы хоть и была приятной неожиданностью, но и совпадением ее назвать было нельзя: на этот чемпионат приехала вся элита лыжного спорта России.
        - Ну что, первый раз в первый класс? - расхохотался Чернов. - Ничего, в четверку точно войдете!
        - До вас далеко, Денис Иваныч, - улыбнулся молодой тренер, - но иногда черепахи перегоняют кроликов.
        - Ладно-ладно, все начинали, - отмахнулся Чернов, - удачи, Виталь.
        - Спасибо.
        Денис Иванович развернулся и бодрым шагом направился ко входу в громадный центральный стадион. Гвоздев тоскливо посмотрел ему вслед, но, взяв себя в руки, подумал: «В конце концов, действительно когда-то же надо начать!»
        За пару часов до соревнования Наташа уже провела пристрелку оружия и корректировала состав смазки для лыж. С нанесением смазки нельзя ошибиться - можно оказаться в кювете. История биатлона знала немало подобных случаев даже на самых престижных соревнованиях.
        Отсутствие ветра давало преимущество в стрельбе. Наташа подумала, что это хороший знак. При прочих равных меткость была ее важным козырем в гонке.
        Жребий определил Наташе стартовать пятой. Это было немаловажным преимуществом. Главное - справиться с волнением. Для Наташи этот старт и вовсе дебют. Девушка старалась не обращать внимания на окружающую обстановку, однако сделать это было отнюдь не просто: огромное количество прессы, VIP-персон и настроение большого события давили и не позволяли сосредоточиться на самой главной задаче - пройти трассу.
        - Готовишься? - Вопрос незаметно подошедшего тренера заставил Наташу вздрогнуть. Гвоздев не хотел испугать воспитанницу, но обстановка и так была нервозная. Над трассой стоял непривычный гул, периодически слышались какие-то объявления по громкой связи, а вокруг суетилось огромное количество самого разного народа. Были слышны многочисленные щелчки вспышек фотоаппаратов, гул голосов нескольких тысяч гостей.
        - Да, кажется, я слегка перестаралась со смазкой, боюсь, как бы мне не улететь теперь на таких лыжах…
        - Нестрашно, надо немного снять тряпочкой, - Гвоздев встал рядом с Наташей на колено, взял кусок ткани из ее набора и, одной рукой обхватив руку Наташи, державшую лыжу, второй стал аккуратно протирать лыжи, - вот так. Ты умничка, у тебя сегодня все получится. Помни, что главное - это почувствовать дух соревнования, получить опыт участия в крупном состязании. И не волнуйся, я буду все время рядом, хорошо?
        За пять минут до старта Наташа подошла к началу трассы и приготовилась броситься в отрыв от стартующих позже соперниц. Старт происходил с разницей в одну минуту, и Наташа мечтала поскорее уехать от остальных девушек. Ей очень не хотелось, чтобы кто-то наезжал ей на лыжи, толкал и всячески мешал бежать, а подобные истории она не раз слышала от других спортсменок.
        Судьи проверили ее ружье и экипировку. Поскольку нареканий у них не возникло, Наташе позволили пройти к старту.
        По стадиону объявили о присутствии на соревнованиях губернатора области, а на табло появился список участниц соревнования. Наташа взглянула на него, в ее голове промелькнула мысль, что, по крайней мере, перед стартом она стоит во главе списка из двадцати трех фамилий. Под ним отображалась информация о температуре воздуха и снега, о влажности и скорости ветра.
        Протяжный сигнал и зеленый свет на индикаторе возвестили о начале гонки. Наташа резко рванула вперед. Ее главной мыслью было как можно дальше оторваться от соперниц, чтобы хотя бы на первом круге пройти трассу в одиночестве, да и в дальнейшем это позволило бы сократить количество встреч на трассе.
        Лыжи легко несли спортсменку по хорошо укатанной трассе. Снег слегка потрескивал под лыжами, а легкий набегающий ветер обдувал лицо.
        Практически на одном дыхании Наташа примчалась к первому огневому рубежу. Положив палки справа от себя и сняв винтовку, девушка легла на позицию и прицелилась. Периферийным зрением она обратила внимание, что к своим мишеням приближаются еще две девушки, следовательно, по времени они ее обходят.
        - Не пулей. Оком. Разумом. Сердцем, - мелькали в голове слова снайпера.
        Первый выстрел, щелчок - и мишень закрылась. Второй, снова щелчок - и снова точно. Еще через пару мгновений все пять мишеней были закрыты, а Наташа быстро надела винтовку, подняла палки и бросилась по трассе дальше.
        Гвоздев внимательно следил за каждым действием своей воспитанницы. После ее первого отстрела все, кто стоял рядом, отмечали не столько точность, сколько скорость, с которой его воспитаннице удалось выбить мишени. На табло фамилия Тобуроковой снова отображалась первой, но уже не волей жребия. Ее отрыв от ближайшей преследовательницы составлял чуть более секунды, но даже это казалось Гвоздеву чем-то невероятным. Хотя он понимал, что гонка только началась, и даже не все участницы еще успели стартовать, но у него уже забрезжила надежда увидеть свою воспитанницу на пьедестале - это был бы великолепный старт его тренерской карьеры.
        Наташа же не видела табло. Она изо всех сил гнала к следующему рубежу, надеясь все-таки оторваться от преследования. Силы еще оставались, но уже стоило подумать о более грамотном их распределении: впереди ее ждало более десяти километров.
        Огневой рубеж был сразу после самого продолжительного подъема на трассе, и на вершине Наташа уже практически выдохлась. Подъехав ко второму рубежу, она обессиленными руками сняла винтовку и из позиции стоя начала отстреливать мишени. Никакая усталость и внешние условия, казалось, не могли помешать ей попасть в эти черные точки. Пять из пяти. Наташа восприняла это как должное.
        Спортсменка даже расстроилась: она отъезжала с огневого рубежа после другой участницы, а еще одна уже надевала ружье и готовилась бежать дальше, значит, ее догоняли. При всем желании Наташа не могла видеть табло и не знала, что продолжала лидировать во многом благодаря точной стрельбе, но преимущество по-прежнему было очень зыбко - сразу четыре участницы отставали не более чем на четыре секунды. Малейшей неточности было достаточно, чтобы упустить лидерство и распрощаться с пьедесталом.
        После второго огневого рубежа был длинный затяжной подъем, который называют тягуном, но вслед за ним - два подъема подряд. На них, как казалось Наташе, она оставила последние силы. Спина одной из участниц с номером восемнадцать все чаще стала скрываться за поворотами. Но ведь нельзя возвращаться в Москву с позором! Это бы только подтвердило мнение остальных девушек, что выбор Гвоздева - ошибка.
        Девушка уже с большим трудом двигалась, сердце бешено колотилось, ноги отказывались слушаться.
        - Наташа, ты отлично идешь! - голос Гвоздева стал неожиданностью для Наташи, она почти не смотрела по сторонам и не видела, что в этом месте трасса пролегает рядом с участком, где расположился ее тренер. - Наташа, четче работай руками, так у тебя меньше будут уставать ноги! И чуть-чуть еще согни руки в локтях! Давай, ты идешь в лидерах!
        Голос тренера придал спортсменке уверенности и сил. Она в лидерах, значит, еще не все потеряно, надо только собраться и достойно пройти последнюю часть гонки.
        Третий огневой рубеж был «лежкой». На нем Наташа провела чуть больше времени, снова выбив все пять мишеней. Вставая, она чувствовала, что еще может бежать в быстром темпе. А впереди всего четыре с небольшим километра - сущие пустяки!
        Сил было достаточно, чтобы пройти на хорошей скорости до четвертого рубежа. И снова пять выбитых мишеней. Обогнавшая Наташу спортсменка еще на втором огневом рубеже к тому моменту уже окончательно скрылась из виду. Оставалась лишь надежда, что со стрельбой у нее было хуже, значительно хуже.
        Последний отрезок трассы оказался с подъемом, сразу за которым следовал финиш, и Наташа не помнила, как она, словно во сне, пробежала эти оставшиеся километры.
        После пересечения финишной черты она катилась по инерции куда-то в край, уставшая настолько, что не было сил даже ни о чем думать. Именно в этот момент к ней подбежал Гвоздев и крепко обнял ее:
        - Наташа, ты умничка! У тебя результат сорок девять тридцать семь! Денис Иванович проболтался, это на полминуты лучше результатов победительницы прошлого года!
        Более получаса пришлось ждать, когда последняя участница пересечет финишную черту, но с каждой минутой становилось яснее - Наташа победила.
        Глава сорок вторая
        - Ты молодец, малыш, - вдруг низким голосом произнес кто-то рядом, - просто молодчина!
        Беркут стоял прямо перед Наташей, заслонив плечом внезапно застывшего Гвоздева. Из-за другого его плеча выглядывал вечно суровый Индеец, чьи глаза были обращены к Наташе и в ту секунду выражали нечто вроде гордости пополам с добродушием. Увидев Беркута, Наташино лицо озарила усталая улыбка.
        - Ты вернулся! Из Германии… - едва произнесла она. - Ты болел за меня…
        - Конечно, мы не могли такое пропустить, - Беркут кивнул в сторону Индейца. - Я всегда верил в тебя, Наташа.
        - Спасибо! - куда бодрее произнесла новоиспеченная чемпионка.
        - Мы будем ждать тебя у выхода со стадиона, - сказал Беркут. - Поторопись, у меня для тебя есть отличный сюрприз!
        Наташа улыбнулась еще шире и кивнула в знак согласия.
        Гвоздев, все это время стоявший за спиной Беркута и слышавший весь этот короткий разговор, попросту потерял дар речи. Он был растерян, обида захлестывала его, но что-то внутри подсказывало, что ссориться с Наташей не стоит.
        Уже после допинг-контроля, торжественной, но довольно краткой церемонии награждения и пресс-конференции по дороге в раздевалку Виталий окончательно убедил себя, что сейчас следует поступить по-мужски, не устраивать истерик по поводу сомнительных поклонников и во что бы то ни стало сохранить голову холодной, несмотря на полыхающее огнем ревности сердце.
        - Ты знаешь, а я ведь хотел сказать тебе спасибо, - улыбнулся Гвоздев, когда они с Наташей вошли в раздевалку.
        - За что?
        - Ну, как же, ты моя первая чемпионка!
        - Разве? - удивилась Наташа. - А как же Сапрыкина, Королькова…
        - Я имею в виду, - он выдержал торжественную паузу, - чемпионка России!
        Только тут Наташа окончательно поняла, что же произошло. Наконец-то она утерла носы всем, кто говорил про нее гадости, кто шептался за спиной и кто потешался над «гадким волчонком». Наконец-то она оправдала надежды всех, кто в нее верил: и Гвоздева, уговорившего ее не бросать Москву, и Валерьянова, вовремя раскрывшего талант юной биатлонистки, и Егора Ивановича, человека, спасшего ее от голодной смерти и подарившего ей свою фамилию, а вместе с ней и новую, безумно интересную жизнь! Но, самое главное, Наташа верила, что теперь она оправдала надежды ее родного отца! В глубине души юная чемпионка надеялась, что папа, самый близкий и одновременно - самый далекий человек на всем белом свете, прямо сейчас смотрит на нее откуда-то сверху и, несомненно, гордится своей дочкой.
        От этих мыслей Наташа расцвела.
        - Я тоже должна поблагодарить вас, тренер, - сказала она, - за вашу заботу, за…
        - Виталий.
        - Что?
        - Давай на «ты».
        Наташа вдруг замолчала. Она посмотрела прямо в глаза Гвоздеву, но сказать ничего не успела, так как в раздевалку ворвались Наташины партнеры по команде:
        - Тобурокова! Ты молодчина!
        - Да, просто супер! Молодец, Наташка!
        - Отличная работа! Умница!
        Все вокруг кричали, галдели и веселились, стискивали в объятиях Наташу, целовали ее в щеки и всячески окружали вниманием. Новая чемпионка, не привыкшая к таким овациям, смущалась и краснела вопреки своему обыкновенному хладнокровию. Гвоздев сидел рядом и понимающе улыбался.
        - Тобурокова! Тебя там спрашивают! - раздался голос биатлониста Вовы Игнатьева.
        - Кто? - спросила Наташа!
        - Не знаю, мужик какой-то. Высокий такой, в кожанке.
        - Ой! - вскрикнула Наташа. - Я совсем забыла! Спасибо вам всем! Мне нужно бежать!
        С этими словами она побежала к выходу.
        - Наташа! Подожди! Там журналисты… - крикнул было ей вслед Гвоздев.
        - Меня ждут! - только услышал он в ответ.
        Выбежав на улицу через черный ход, Наташа сразу же увидела Беркута. Он стоял около черной блестящей иномарки и держал в руках букет из розовых и белых роз. «Их тут штук сто», - восхищенно подумала Наташа.
        - Это тебе! - сказал Беркут. - Ты сегодня лучшая!
        - В России? - прищурилась Наташа.
        - В целом мире, - ответил Беркут, и лицо его расплылось в широкой улыбке. Наташа растаяла.
        - Замечательный сюрприз, - улыбаясь, тихо произнесла она.
        - Это далеко не весь сюрприз, - интригующе произнес Беркут. - Садись-ка!
        Он распахнул дверь машины. Наташа с готовностью влезла в салон и плюхнулась на заднее сиденье дорогущей иномарки. За рулем уже сидел Индеец. Наташа не заметила его с улицы из-за черных тонированных стекол.
        - Поздравляю, стрелок, - сказал пожилой снайпер, сухо, без эмоций глядя на девушку через зеркало заднего вида. Глаза у него были серые и безжизненные.
        Наташа вздрогнула. Увидев ее реакцию, Беркут поспешно сказал:
        - Гонка отменная! Техника у тебя на порядок выше остальных. Клянусь, ты летела как ветер!
        - Я много тренировалась, - невозмутимо ответила Наташа.
        Беркут свирепо зыркнул на Индейца. Тот не отреагировал.
        - А куда мы едем? - немного дружелюбнее спросила Наташа.
        - Скоро ты все увидишь, - ответил Беркут и опять расплылся в широченной улыбке.
        Черная машина остановилась на маленькой улочке, около единственного в Увате торгового центра. Беркут аккуратно открыл дверь и протянул руку Наташе:
        - Первая остановка. Пойдем.
        Первой остановкой оказался небольшой бутик. Спустя всего полчаса в руках у спутника юной чемпионки было с полдюжины бумажных пакетов. Сама Наташа весьма преобразилась: на ней было надето чудесное вечернее платье ярко-красного цвета, изящные светло-бежевые туфельки, в руках - маленький клатч в тон новому наряду. После других остановок у героини дня появилось несколько драгоценных украшений и аксессуаров. Венцом этого небольшого тура стал салон красоты, в котором Наташе сделали замечательную вечернюю прическу и макияж. Выражение лица юной биатлонистки излучало счастье: глаза блестели, а на губах застыла искренняя улыбка. От усталости после такой трудной гонки не осталось и следа. Для Наташи все это было в новинку, она чувствовала себя не просто красивой девушкой, а самой настоящей принцессой из современной сказки. Красавец Беркут, в этот вечер так походивший на принца, раз за разом открывал двери все новых магазинов, а очарованная Наташа глядела на них, словно это было что-то неземное.
        Черный автомобиль остановился около двухэтажного здания, стоявшего прямо на опушке леса, неподалеку от городской черты.
        Здание, казалось, целиком состоит из стекла, и Наташа представила, будто это королевский замок нового века. Разноцветные огни ослепительно сияли на фоне стремительно темневшего сибирского зимнего неба. Беркут галантно распахнул дверь, и Наташа увидела сверкающий зал огромного ресторана, который мог принадлежать только очень богатому человеку. Индеец помог Наташе снять накидку, и втроем они прошли к небольшому столику, стоявшему в уголке. С этого места отлично просматривался весь зал, и юная чемпионка подолгу задерживала взгляд на различных предметах и людях. Особенно ей понравились музыканты на сцене, игравшие что-то очень приятное и нежное. Подошел официант, и Беркут обменялся с ним несколькими фразами, из которых Наташа ничего не поняла:
        - Фуагра свежее?
        - Приготовим прямо сейчас.
        - Хорошо. Паста дель Орьенте, сильвер чизкейк, рояль банана сплит и что там от шефа сегодня?
        - Сегодня «Львиное сердце».
        - Отлично. Ну и запить чего-нибудь.
        - Сию минуту.
        Когда официант ушел, Наташа шепнула Беркуту:
        - Мы что, будем есть настоящее сердце льва? Кошачьих вроде не едят…
        - Да нет, это такое название, - засмеялся Беркут, - тебе понравится, увидишь.
        Вечер и так уже казался Наташе самым ослепительным событием в ее жизни. Однако сюрпризы все не кончались, артисты на сцене были так чудесны, блюда и напитки так восхитительны, а Беркут и Индеец так любезны и галантны, что разум Наташи затуманился, и она впала в сладкую истому.
        А Виталий Гвоздев брел по уватским улицам, ощущая себя самым одиноким человеком в этом крохотном городке. Очень давно, наверное, еще со школьных времен, он не испытывал ничего подобного, а теперь обида и ревность заняли весь его разум. В конце концов, что могла она, высокая, красивая, а теперь еще и знаменитая биатлонистка, найти в нем, «вечном четвертом» неудачнике.
        - Черт возьми, - выругался Гвоздев, - тот парень даже выглядит как актер из рекламы!
        В голове молодого наставника крепко засела неприятная картина: вот красавец оттесняет его, тренера-победителя, и мило беседует с Наташей. Вот он, Гвоздев, стоит у стеклянной двери, с грустью глядя, как этот же красавец в кожаной куртке дарит Наташе огромный букет роз, и как все та же Наташа, причина всех бессонных ночей, лихо садится на заднее сиденье роскошного автомобиля. На такую машину ему, Гвоздеву, придется полжизни копить. Безусловно, Наташа еще так молода и наивна, к тому же - приехала из глубинки, да и все, что она пережила в детстве, без сомнения, наложило свой отпечаток. Так что удивляться тому, как девочка реагирует на соблазны роскошной жизни, не стоит. «Но поблагодарить-то она хотя бы могла! Ведь я не чужой человек! - думал Гвоздев, злясь почему-то больше не на Наташу, а на самого себя. - Дурак ты, Виталя, - помедлив, в отчаянии подумал он. - Такую девушку упустил».
        В эту же секунду на окраине города Наташа, звонко чокнувшись бокалом безалкогольного коктейля с Беркутом, внезапно вспомнила, как некрасиво поступила, сбежав сегодня днем из раздевалки. Как оставила всю свою команду и ни в чем не повинного Виталия на растерзание журналистам. Что он им ответил? Да и ребята… Ведь Виталий всем кричал, что сейчас пойдем отмечать победу! Он и столик, кажется, заказал… Бедный, бедный Гвоздев! Как она могла с ним так поступить? Он разрешил ей называть его по имени… Что это могло значить?
        Выражение лица Наташи в тот момент приняло крайне озабоченный вид, и Беркут не заметить этого никак не мог:
        - Эй, красавица! Ты чего загрустила?
        - Я не загрустила, - не подала виду Наташа, - все хорошо! - добавила она с улыбкой.
        - Тогда пойдем скорее танцевать! - воскликнул Беркут и под одобрительное выражение лица Индейца уволок Наташу на танцпол.
        «Ладно, - подумала она, - завтра извинюсь и со всеми помирюсь!»
        Гвоздев успел забрести довольно далеко - ватные ноги принесли его прямиком к полузамерзшей реке. Он смотрел на темный поток воды, будто шептавший: «Все образуется, Виталий, нужно время».
        «Но кто же все-таки он такой? - возмущенно отвечал воде Гвоздев. - Откуда Наташа его знает?»
        Но в ответ был слышен только шум холодной воды.
        - Так больше нельзя! - строго сказал Гвоздев. От его голоса птицы, сидевшие на деревьях, встрепенулись и разлетелись.
        - Так больше нельзя, - намного тише повторил тренер, - приеду в Москву и попрошу Наташу объясниться.
        Глава сорок третья
        После победы в чемпионате России прошло чуть больше месяца. Наташа встречалась с Беркутом все чаще и чаще.
        Утром Наташа снова не вернулась в общежитие и не пришла на тренировку. Она встречала с Беркутом московский рассвет на крыше строящейся высотки «Москва-Сити». От высоты, красавца Беркута кружилась голова. На утро Наташа забыла о Гвоздеве, о том, что собиралась извиниться перед ребятами, и о тренировке.
        Виталий тоже не спал этой ночью и сейчас встречал рассвет на стадионе, кутаясь в куртку своего спортивного костюма, машинально поглядывая на часы. Механически кивал приходящим на тренировку спортсменам и все ждал, когда вдалеке появится и станет приближаться знакомая высокая фигура. Но Наташа не пришла. После тренировки вконец расстроенный Гвоздев пошел в общежитие с твердым намерением объясниться с девушкой.
        Он долго стоял под дверью ее комнаты и слушал тишину. «Опоздал», - подумал он про себя и ушел, не поднимая головы. Виталий заставил себя попросить бабу Зою позвонить ему, как только Наташа появится. Звонок раздался уже после отбоя.
        Поняв, что не продержится в этом состоянии до утра, Виталий пошел поговорить с Наташей. «Прямо сейчас сразу все ей расскажу, - думал он, чеканя шаг. - Пусть выбирает». Пришел, сделал глубокий вдох и решительно отрывисто постучал в дверь. Наташа еще не успела переодеться после вечеринки с Беркутом. Она стояла в дверях усталая, но счастливая, в вечернем платье. Только успела распустить волосы. Увидев свою лучшую пацанку-биатлонистку в таком романтическом образе, Гвоздев неожиданно для себя сделал совсем не то, что собирался.
        Он решительно шагнул в комнату. Наташа еле успела посторониться. Тренер закрыл за собой дверь и внезапно для обоих заорал:
        - Тобурокова! Ты что себе позволяешь?! Прогул! Нарушение режима! И это перед соревнованиями!
        Наташа хватала ртом воздух, как рыба, ища слова для оправдания.
        - Все, отчисляю! - громогласно подытожил Гвоздев, развернулся и вышел, хлопнув дверью.
        В эту ночь оба снова не спали. Наташа - от обиды, Гвоздев - от досады. Глядя в потолок, девушка думала: «Первый раз в жизни мне было хорошо, легко и весело. Первый раз в жизни кто-то что-то делал для меня просто так. Не надо было проявлять чудеса выдержки, выполнять чьи-то приказы, заставлять себя вставать в пять утра, преодолевать, терпеть, бежать. Так нет же, не успела вернуться - и отчисление. Почему мне все шишки?»
        Гвоздева же раздирали ревность и муки совести. Ему было ужасно стыдно, что он - взрослый мужчина - воспользовался положением, чтобы отомстить бедной девушке из ревности. Она же не виновата, что выбрала не его, сердцу не прикажешь. Но потом он представлял, как рука Беркута ложится на талию Наташи, как они танцуют всю ночь в клубе, и волна злости снова накрывала его с головой. «Отчислю!» - думал он, сжимая кулаки.
        Утром в дверь Наташиной комнаты постучали. Но девушка слишком устала за предыдущие ночи и никого не хотела видеть. «Отчислили же, что вам еще, скоро освобожу», - подумала она и отвернулась к стене. Дверь открылась, и в комнату кто-то вошел. Наташа почувствовала, что это Виталий, хотя он пока и молчал.
        - Наташ, - наконец глухо произнес он, - ты прости меня, я вчера разозлился очень, что ты тренировку пропустила. Никуда я тебя, конечно, не отчислю. Меня бы ректор убил. Кто тогда Олимпиаду будет выигрывать? Одевайся. Жду на стадионе.
        После этого случая продолжилась обычная с виду жизнь. Наташа ходила на тренировки, ничего не пропускала, режим не нарушала, но продолжала встречаться с Беркутом. Гвоздев был подчеркнуто вежлив и делал вид, что ничего не замечает.
        До тех пор, пока однажды в его квартире не раздался звонок:
        - Виталий Владимирович? - у говорящего был низкий и тяжелый голос
        - Да, кто это?
        - Добрый вечер. Министерство спорта России, департамент нормативно-правового обеспечения. Государственный советник Андрей Назимов.
        - Добрый вечер, а по какому поводу? - Гвоздев решил, что Минспорта ищет свидетелей по поводу какого-нибудь допингового скандала.
        - Тобурокова Наталья Егоровна, - Назимов сделал паузу, во время которой в груди Виталия все похолодело, - ваша ученица?
        - Моя, а что?
        - Ничего, устанавливаем факты. Хотел бы пригласить вас на беседу. Завтра в полдень.
        Глава сорок четвертая
        За окном коридора общежития по московскому серому небу плыли лохматые мартовские облака. Двое дворников в оранжевых жилетах медленно и бестолково счищали грязную снежную жижу с тротуаров двора. Бесцельно наблюдающий за ними Гвоздев сидел на широком подоконнике в конце коридора третьего этажа.
        В его мозгу все крутился вчерашний разговор в министерстве. Невозможно было поверить, но его ученица, надежда сборной России по биатлону, встречалась с Георгием Кирсановым, племянником миллионера Кирсанова. Его Наташа, его любовь и его гордость - в ученицах самого Владимира Плитина по прозвищу Индеец, майора военной разведки в отставке, чемпиона мира по пулевой стрельбе, знаменитого стрелка-эксперта, рекордсмена по числу подтвержденных побед среди снайперов мира, рекордсмена по самому дальнему попаданию в движущуюся цель, автора самых известных выстрелов в военной истории.
        Вот откуда у нее появилась такая сумасшедшая техника стрельбы!
        Он сидел, хмуро смотрел невидящим взглядом сквозь грязное стекло окна, ждал Наташу. Еще вчера они договорились, что вечером он заедет за ней в общежитие и они сходят в кино на премьеру нашумевшего голливудского блокбастера. Он не знал, как начать этот трудный разговор с Натальей.
        Хлопнула дверь ее комнаты. Девушка выбежала из своей комнаты и заулыбалась, увидев его, зажглись улыбкой глаза. Ее изумрудные, «таежные», как любил он шутливо их называть. На столе в двухлитровой банке стоял огромный букет роз.
        - Ой, привет, Виталий! Ты чего тут в коридоре уселся? Заходи, чаю выпьем! У меня сегодня маленький праздник. - Она уже подходила, улыбаясь, выговаривала ему, сдувая с правого глаза непослушную челку. Но, не дойдя до него пары шагов, остановилась, споткнулась, увидев бледные, крепко сжатые губы Виталия.
        - Ты можешь так вот улыбаться? Ты… - дальше Гвоздев не смог ничего сказать, только сглотнул откуда-то взявшийся в горле горький шарик.
        Он соскочил с подоконника, решительно взял за руку Наташу.
        - Вернемся в твою комнату. Нам нужно поговорить!
        Опешившая от таких действий Виталия девушка позволила увлечь себя. Но глаза ее тут же утратили блеск, а колени вдруг внезапно ослабли. В комнату она зашла уже каким-то деревянным шагом, глядя в напряженную спину Гвоздева.
        - Наталья, это что - правда?! Твой Беркут - ты знаешь, кто он? И ты с ними?! - он выпалил ей это сразу, как только закрылась за ними дверь. Резко развернувшись к ней, Гвоздев дышал тяжело, губы его дрожали.
        - Он… юрист…
        - Юрист! Юрист! - передразнил тренер, хлопая себя по голове. - Юрист Беркут!
        - Это его детское прозвище… Вообще его Георгий зовут, но он не любит свое имя… Георгий Кирсанов…
        - Ты понимаешь, во что ты ввязалась? Минспорта открывает в отношении тебя дело! И скорее всего его передадут в полицию, потому что оно выходит за рамки спорта! А им, как ты сама понимаешь, раз плюнуть доказать, что свежеиспеченная чемпионка России по биатлону, мастер спорта Наталья Тобурокова добилась победы незаконно!
        Наташа стояла и молчала. Кровь медленно отливала от ее лица, потухшим взглядом она смотрела на Виталия. Вернее, за его плечо, на стену, где в новенькой рамке под стеклом висел ее чемпионский диплом, а рядом вызывающе поблескивала ее последняя награда - золотая медаль чемпиона России. Она пробовала пошевелить враз одеревеневшими губами, а слова никак не находились. Как объяснить тренеру, поймет ли он, что это была ее страшная ошибка? Как сказать, что она запуталась?
        Виталий все так же держал ее за руку, молчал и сверлил взглядом.
        - Наталья, не молчи! Скажи мне, ведь есть какие-то причины, они ведь тоже могут ошибаться! Расскажи мне, что же все-таки случилось?
        Она, наконец, оторвала взгляд от стены, перевела на него. Было тяжело видеть в его еще вчера улыбавшихся и любящих глазах растерянность и горький вопрос.
        - Он… Он меня любит… - хрипло произнесла она. Непокорная челка безвольно теперь свисала, мешала смотреть. Да и не могла она теперь взглянуть в глаза тренеру.
        Гвоздев начал мерить шагами ее небольшую комнату. Он с остервенением тер лоб левой рукой, правая непроизвольно сжалась в кулак.
        - Есть же выход, должен быть! Да, ситуация - хуже не придумать. Но там, к счастью, доказательства шиты белыми нитками… Но все равно…
        Она хмуро молчала. Села на край стула, отодвинув его от обеденного стола.
        - У меня с парнями из Минспорта установились хорошие отношения, они оказались старыми любителями биатлона, отца знают, - продолжал Гвоздев, - и они советуют прийти к ним с тобой!
        - Добровольное признание облегчает работу прокурора, - горько ухмыльнулась Наташа, вспомнив поговорки, которыми бравировали воспитанники сибирского детского дома. - Я пока не понимаю, в чем меня обвиняют… Что Индеец - бывший военный снайпер? Так он работал на государство… Что дядя у Беркута - миллионер? Ну и что?..
        - Что?! - вспылил Гвоздев. - Ты еще шутишь? До тебя не доходит, что ты поставила крест на своей спортивной карьере? Твой Беркут угрожал судье на чемпионате! Я знаю, что победа твоя чистая, только она оказалась грязной!
        - Как… - ошарашенно пробормотала Наташа.
        - А вот так! Если это всплывет - то это дисквалификация! Пожизненная! Это же не детские игры!
        - Но он приехал за меня поболеть… Прилетел из Германии…
        - Наташа, судье угрожали! Какие теперь сборы, какие чемпионаты?!
        - Не ори на меня, Виталий! И так тошно! - она вскочила со стула, не понимая, что еще ему ответить сейчас, хотелось только одного - убежать и спрятаться. - Никакие их дела я не знаю, Беркут ничего об этом не говорил, - сказала она наконец, - да и если бы говорил - продавать его… это подло… а про судью… он же это ради меня сделал… Он… он сделал мне предложение! И он меня защитит, даже если и будет какой-то конфликт с министерством!
        Гвоздев остановился, взглянул на Наташу, которая стояла насупившись и с вызовом глядела на него. И точно волчонок, думал он, волчонок, припертый к стенке, огрызающийся на всех вокруг.
        - Предложение?
        - Да. И я согласилась. И я его люблю! И неважно, кто у него дядя, сам он честный и порядочный человек! Взятка судье? Виталий, мы взрослые люди, и так в самом деле делают, чтобы спортсмен выиграл! Как это было в прошлом году с Машей Волковой! Взятка, а она первое место взяла!
        Гвоздев мрачно играл желваками на лице. Он понял, что совсем не знает эту Наташу. Он знал и гордился успехами биатлонистки Тобуроковой, любил и обожал гордую Наташу с искрящимися «таежными» глазами. Но этого волчонка, отстраненного и холодного, он не знал и даже начинал опасаться.
        - Я тебя не этому учил… - сказал он наконец. Наташа ничего не ответила.
        Виталий медленно подошел к двери, раздраженно спросил:
        - Идешь со мной в министерство?
        Наташа молчала, угрюмо глядя в пол. Гвоздев резко рванул на себя дверь.
        - Да уж, жизнь теперь не будет другой. Я думал, мы сумеем найти решение. Завтра нас ждут в Минспорта, мы пойдем туда вместе, и ты все…
        - Виталий, хватит! - перебила непослушными губами Наташа.
        - То есть спорту, биатлону… спортивной карьере… мечте… мне в конце концов, а я ведь не просто тренер, я еще и человек, мужчина… ты предпочла Беркута. Что ж. Это твой выбор.
        Гвоздев резко вышел за порог комнаты, с раздражением хлопнув дверью. Оцепенев, Наташа еще долго сидела на своей узкой студенческой кровати. Ну а что? Рано или поздно нужно было сделать такой выбор. Все его делают: спорт или счастливая семейная жизнь, а многие и все это совмещают. Конец спортивной карьеры? Ну и бог с ней. Она закончит ее на излете, чемпионкой России. И сразу начнет свою новую жизнь счастливой невесты, а потом, может быть, и мамы.
        Неожиданно на телефоне высветился значок, что получено эсэмэс-сообщение.
        «Наташа, прости. Не будет свадьбы. Ничего не будет. Никогда. Прости, я люблю тебя. Прощай. Беркут».
        Глава сорок пятая
        Беркут очень не любил этот кабинет: если он там оказывался, значит, случилось что-то неприятное и предстоит серьезный разговор.
        - Что-то ты неважно выглядишь, Георгий, - своим вечно сиплым, но сильным и жестким голосом сказал дядя. Известный всему миру Кирсанов редко бывал в России, и когда появлялся на родине, то почти все время проводил в коттеджном поселке в Подмосковье на берегу водохранилища, тщательно охраняемом и засекреченном.
        А Беркут в самом деле сильно сдал за последнее время. Спал он мало, хотелось сделать Наташе сюрприз со свадьбой и путешествием, все это выбивало из привычной колеи. А от разговора с дядей добра не жди: поэтому парень нервно сжимал и разжимал кулаки.
        - Приболел, - ответил он после долгой паузы.
        - В молодости случаются такие болезни, - без улыбки ответил Кирсан. - Важно переболеть и не наделать глупостей, потому что платить за них придется всю жизнь. Как твой отец, к примеру. Я ведь ему говорил, что свадьба была плохой идеей.
        - Тогда бы не было меня, - ответил Беркут.
        - Это да. Ну так разберем твой диагноз. Мне мой человечек из полиции по секрету рассказал, что твоя увлеченность этой биатлонисткой может дорогого стоить. Я не вмешивался, когда ты попросил Володю ее тренировать. В самом деле, грех невелик. Но вот история с запугиванием судьи - это уже перебор. Это нарушение закона, а мы, как тебе известно, такими вещами не занимаемся. И тебе портить жизнь я не дам.
        - Откуда узнали про судью? - спросил Беркут, разинув рот. - Он не мог проговориться… Ах ты черт… Наверное, тот журналистик, что вокруг нас крутился…
        - Их там трое было, - улыбнулся дядя. - Ладно, это дело мне удалось замять. Сам все понимаю. Молодость, любовь… Ты же ее любишь?
        - Да, - прохрипел Беркут, опустив голову.
        - Это хорошо. А семью нашу? Любишь?
        - Тоже…
        - Ну и прекрасно. А семья любит тебя. Твоя мечта сбылась: мы объединяем наши усилия с семьей Деркача, группой уральских и пензенских коллег. Ты стал президентом мюнхенского автоконцерна, можешь уже выезжать в Германию и принимать дела. Потом вместе с женой, а она, кстати, совладелец концерна, вам предстоит решить вопрос по запуску двух цехов на…
        - С кем придется? Я как-то, наверное, неправильно понял… - вскинул голову Беркут. - Ты знаешь про нашу свадьбу?
        - Знаю, конечно. Свадьба у тебя будет с Ангелиной Деркачевой, дочкой Деркача. Это самое важное условие - наши семьи должны породниться. На крови бизнес лучше идет, - и Кирсан улыбнулся кончиками рта, без эмоций.
        - Но…
        - Девушка она красивая, яркая. Умная. Вы хорошей парой будете. Свадьбу сыграем достойную, в Мюнхене.
        Тут Кирсан встал из-за стола и посмотрел на племянника.
        - Что, Георгий? Что-то не слышу благодарностей. Ты разве не этого хотел? Не об этом мечтал? Завод, помощь влиятельных людей, красавица жена? Что у тебя губки задрожали, как у школьницы?
        - Я люблю Наташу. Я не могу…
        Кирсан оскалился страшной улыбкой.
        - И ты, конечно, сейчас скажешь: я отказываюсь, поедешь с ней в эту ее деревню, и вы будете с ней жить долго и счастливо, бить белок и ловить осетра. Да?
        - Да.
        - Очень хорошо. Очень. Я ждал такого ответа - ты ж сын Артура, как иначе то. Но! Есть и несколько «но». А как же я? Я-то не могу в тайгу. А как же все это, - он развел руками, - все, что я наживал, копил? Нам нужен этот концерн. И у тебя нет выбора, Георгий. Ты не сам по себе. Мы за тебя в ответе. Но и ты в ответе за нас. Пиши своей Наташе, что ничего не будет. Давай ей денег дадим, чтобы долго не грустила.
        Глава сорок шестая
        Наташа почувствовала себя маленьким, оцепеневшим от страха зверьком, глупым зайцем-беляком посреди весеннего поля с редкими проплешинами тающего снега. Сверху целится когтями-крючьями беспощадный беркут, а с краю поля уже обкладывают зайца с трещотками и дуделками охотники-загонщики. Только одно спасение у бедолаги - лес за другим краем, он укроет и спасет. А сейчас спасайся сам, прижми уши и надейся на длинные ноги, глупый зайчишка!
        «Обложили, - пульсировала в голове мысль. - Обложили как того зайца. Беги, заяц, беги!»
        Но вот ее взгляд стал осмысленным. Вскочив с кровати, она решительно шагнула к встроенному шкафу. Вещей у Наташи было негусто.
        «Вот и хорошо, ухожу налегке», - с грустной улыбкой подумала она, быстро сняла с полок пару стопок чистого белья, сняла с вешалок и бросила на кровать несколько маек, свитеров и джинсов. Роскошные подарки Беркута решила оставить: в тайге они ни к чему. Последним на кровать лег чемодан с еще не оторванными багажными наклейками после последнего возвращения с чемпионата.
        «Не забыть паспорт», - отрешенно отметила про себя она и улыбнулась, снова вспомнив бандитскую поговорку из детдома: «Закон - тайга, медведь - прокурор». В тайге ее никто не найдет.
        Пачку премиальных денег, полученных за победу в первенстве России и сохраненных про запас, спрятала во внутренний карман спортивной куртки, мобильный телефон положила в карман джинсов.
        Наташа уже решила, что возвращается домой, в деревню к своим старикам, которые ее любят, ждут и обязательно приютят. Она возвращается в родной лес, который ее защитит. Не сложилось со спортом? Не сложилось с любовью? Зато с лесом все сложилось. Еще давно.
        Добираться домой решила самолетом, надеясь купить билет на ближайший рейс сразу в аэропорту.
        Она присела на дорожку. В ее маленькой комнате повисла тишина, с укором глядел распахнутыми дверцами пустой шкаф. Девушка на минуту почувствовала, как тает ее решимость, и сразу встала, упрямо тряхнула челкой и, схватив чемодан, покинула комнату, выбежала на улицу, миновала двор общежития. Выйдя на Сиреневый бульвар, повернула налево и быстрым шагом отправилась к Щелковскому шоссе, до которого было не больше пары сотен метров.
        - В Домодедово, - сказала она первому частнику-таксисту и прыгнула в салон.
        Был конец рабочего дня, и московские водители дружно устремились на выезд из Москвы, заполняя основные магистрали города. Щелковское шоссе мерцало тусклым светом тысяч забрызганных мартовской грязью автомобильных фар, упрямо ползущие из центра грузовики и легковушки распространяли вокруг смрад выхлопов и брань сердитых автомобильных гудков. Монотонный гул двигателя расшатанных «Жигулей» усыплял. Прислонившись боком к своему чемодану, Наташа уже клевала носом, а потому не заметила, как они уже вкатились за шлагбаум на площадь перед терминалом вылета аэропорта.
        Огромное здание домодедовского аэропорта жило своей суетливой жизнью. Наташа влилась в поток спешащих на отлет пассажиров, волокущих с собой сумки и чемоданы. Миновав входной контроль, устремилась к табло прилетов-вылетов, задрав голову, принялась искать рейсы до Новосибирска. Ближайший из них вылетал около полуночи. Покрутила головой, ища авиакассы. Они нашлись рядом, справа от главного входа в аэропорт.
        На ее счастье, были свободные места на нужный ей полуночный рейс.
        - Мне один билет в один конец, - произнесла Наташа и протянула в окошко кассы паспорт.
        - В один? - удивилась женщина за стойкой. - Если вы не знаете, когда будете возвращаться обратно, то у нас есть тариф в оба конца с открытой датой.
        - Только в один конец, обратный путь мне закрыт, - хмуро ответила Наташа.
        Кассир удивленно взглянула на нее, но тут же перевела взгляд на монитор, забегала пальцами по клавиатуре билетного терминала.
        - Вот, пожалуйста, ваш билет, регистрация на рейс уже началась.
        - Спасибо, - сказала Наташа, забрала билет с паспортом и направилась к стойкам регистрации. После того как сдала чемодан в багаж и получила посадочный талон, она прошла в зону вылета и устроилась на пустой скамейке в углу зала ожидания.
        «Вот и все, - подумала она, - осталось несколько шагов, и Москва окажется далеко, за три тысячи километров. Странно, я столько сделала, чтобы стать чемпионкой. Только на этой лыжне я не заметила, как набрала кучу штрафных очков. А жизнь - строгий судья, ее не подкупишь и не запугаешь. И решением этого судьи мой бег теперь направлен по большому штрафному кругу. Вместо блестящего финиша я разворачиваюсь назад и бегу обратно туда, откуда все начиналось».
        Несколько раз ее тяжелые размышления прерывал звонок мобильного телефона, это звонил обеспокоенный Гвоздев.
        - А что сейчас я могу ему ответить, если у самой еще каша в голове? Нет, Виталий, прости, но я не готова принять от тебя помощь. - Наташа смотрела на светящийся экран мобильного, но нажимать кнопку ответа не решалась. - Ты не виноват. Просто так получилось.
        Совсем скоро равнодушный голос под сводами зала объявил посадку на ее рейс. Наташа двинулась в хвост моментально собравшейся очереди нетерпеливых пассажиров. В кармане джинсов снова требовательно завибрировал и зазвонил мобильный телефон. Девушка посмотрела на него, сокрушенно покачала головой.
        «Беркут. Передумал? Или все же решил попрощаться? Это уже не важно».
        Наташа нажала на «отбой» и покрутила мобильник в руке.
        «Зачем он мне там, в тайге? Белкам, что ли, звонить?» - Усмехнувшись пришедшей в голову мысли, она бросила ставший ненужным телефон в урну.
        Пассажиров на рейсе в этот будний день оказалось немного, и Наташа смогла устроиться на заднем свободном ряду сидений. Почти сразу после взлета она уснула, организм требовал передышки от накатившейся волны тревог и переживаний. Через несколько часов сон ее разбудила вежливая стюардесса, развозившая по салону бортовое питание: то ли ужин, то ли завтрак. Наташа отказалась, но сон уже не шел. Тогда, прислонившись лбом к прохладному иллюминатору, девушка стала смотреть на красный мигающий сигнальный огонек на конце крыла, на темные сугробы облаков, бескрайними полями проплывающие под лайнером.
        Посадку в аэропорту Толмачево Новосибирска совершили рано утром, еще не было и семи. Получив свой небольшой багаж, Наташа стороной миновала редкую группу встречающих, ей не хотелось случайно быть узнанной - вдруг найдется какой-нибудь земляк - фанат биатлона? Она надеялась к концу этого дня добраться до своей деревни.
        Часть пятая
        Глава сорок седьмая
        Трясясь в старом «пазике» на разбитой дороге, Наташа полуспала-полуразмышляла. Перед внутренним взором крутились в произвольном порядке события последних недель. Ощущения перекрывали друг друга. Временами казалось, что все произошедшее - ерунда и суета. Что было принято единственно правильное решение: вернуться к началу. В лес. Домой. Москва оказалась огромной и не верила слезам. Люди сложными. Она всего-навсего хотела заниматься биатлоном, хотела тренироваться и завоевывать награды. Просто делать то, что ей нравится, чему она готова отдавать все силы. Почему для этого еще надо участвовать в ссорах с соседками по общежитию? Почему надо притираться характерами с Гвоздевым? Зачем она была нужна Беркуту? Да ну их всех. Надо было жить в лесу, как родители. Нечего было мечтать. Мечты - одно, а жизнь, оказывается, - совсем другое.
        Потом всплывала мысль о победе на чемпионате. О грязной, как оказалось, победе. Хотя она-то ни при чем, для нее она была чистая. Досада за зря потраченное время. Зачем тогда она столько лет тренировалась, зачем тогда было все это? Эти переезды, волнения, медали, награды, надежды. Чтобы теперь все бросить на первой кочке? Прав был всегда дядя Егор. Она легко пасует. Нет, ну а кто не оступается?
        Наташа устало приоткрыла тяжелые веки, чтобы остановить хоровод сонных мыслей. За окном плыли заснеженные поля, вдалеке чернела линия леса. Глаз отдыхал в этой привычной с детства чистоте. Девушка вспомнила, что еще вчера вечером за окном была грязная и серая бесконечная московская пробка на пути в аэропорт. Мысленно сравнила виды и немного успокоилась. Задремала.
        Ей снилось, что она на охоте с Тобуроковым и отцом. Хотя она почти не помнила, как выглядит отец, во сне она точно знала, что этот высокий и широкоплечий мужчина с бородой - отец. Он шел первым, потом она, замыкал их цепь Егор Иванович. Наташе было хорошо и спокойно. Был солнечный день. Яркий свет проникал в самую чащу даже сквозь густые лапы елей.
        Вдруг Наташа увидела белку, ту самую, из детства. Девушка остановилась и стала смотреть на зверька. «Тебя же сова съела», - мелькнуло у Наташи в голове. Тобуроков обогнал ее, бросив на ходу: «Не зевай, Наталья». Она кивнула и продолжала смотреть на белку.
        Ожившая пушистая красавица прыгала под деревом, временами замирая, чтобы понюхать воздух. Потом нашла шишку и стала перебирать ее в лапках. Наташа смотрела, как солнечные блики играют в блестящей шерстке и глазах, и радовалась, что белка оказалась жива. Та распотрошила шишку и, запихав орешки за щеку, поскакала к себе в дупло.
        Наташа помахала ей рукой в заиндевевшей варежке. Обернулась и поняла, что отец и Егор Иванович давно ушли вперед. Девушка заторопилась следом, пыталась набрать скорость. Казалось, что надо приложить еще немного усилий - и она буквально полетит на своих лыжах. Но ноги были ватные. И с каждым шагом все тяжелели. Пошел крупный снег. Огромные хлопья быстро засыпали следы прошедших перед ней отца и старика охотника. Во сне у Наташи снова мелькнула мысль, как может падать этот крупный снег на землю, сквозь лапы елей. Но надо было торопиться. Наташа сделала рывок, вложив в него все свои силы, но поняла, что стоит на месте. Она опустила вниз глаза и не увидела ни лыж, ни своих ног. Они по колено увязли в снегу, как в болоте. Хлопья валили уже так густо, что не было видно ближайших сосен. Наташе захотелось кричать. Но крик не шел, она никак не могла разлепить губы, рот как будто был заклеен. Крик наполнил ее горло, распирал щеки, пытаясь вырваться наружу. Наташе стало очень страшно. Она собрала все силы и рванулась вперед, одновременно крича: «Паааааапааааа!», но упала лицом в снег.
        Девушка проснулась от удара о переднее сидение. Автобус прыгнул на очередной выбоине, чуть не скинув на пол заснувшую Наташу. Сонная путанность мыслей стала проходить. Наташа «пересмотрела» еще свежий в памяти сон. Ощущение на душе было тяжелое. Что говорил ей этот сон? Что-то важное. Но что? Она шла с отцом и Тобуроковым. Был хороший радостный день, и вдруг она засмотрелась на белку. Засмотрелась на белку. Отвлеклась. И потерялась. Отец хочет ей сказать, что она отвлеклась от чего-то хорошего на ерунду? Или… А вдруг дядя Егор заболел? А вдруг он умер?! Он же ушел с отцом во сне. А она осталась одна в пустом заснеженном лесу. Только не это. Она не может остаться сейчас одна. Опять одна. Только не сейчас.
        Оставшиеся несколько часов пути были мучительными. Девушка сидела как на иголках и мысленно подгоняла автобус. Короткий зимний день заканчивался. Сумерки стали молочными от повалившего снега. Началась метель, такая же, как во сне. Автобус сбросил скорость, а Наташу прошиб холодный пот.
        Уже затемно она наконец вышла из автобуса на своей остановке. «Д. Чаадаевка», - сообщал покосившийся указатель. Катить чемодан по заметенной проселочной дороге оказалось невозможно. Наташа стала продвигаться спиной вперед, упираясь скользящими на снегу сапогами в землю и рывками подтягивая к себе обеими руками чемодан. Ноги быстро замерзали. «Это тебе не Москва!» - злорадно воскликнул внутренний голос.
        Со стороны девушка выглядела более чем странно. Заметь ее сейчас кто-нибудь из соседей, не узнал бы. Какая-то городская, вырядилась не по погоде. Прикатила сюда с чемоданом. Будь сейчас день, местные детишки уже выстроились бы на другой стороне дороги и смеялись, показывая пальцем. Сердце кольнуло неприятное ощущение. Дом встречал ее не очень приветливо.
        Выбившись из сил, Наташа села на чемодан и обхватила голову руками. Но долго сидеть и предаваться унынию тоже не вышло, морозный ветер без усилий пробирался под легкую московскую курточку и требовал разработки плана. Суровая таежная зима будила в уставшей девушке генетическую память. Ты - охотница. Где твоя выдержка? Наташа встала и приняла решение - оставить чемодан под ближайшими деревьями, а потом вернуться за ним с санками.
        В темноте, замерзшая, она вбежала в знакомые сени, теперь показавшиеся такими маленькими. Отвыкнув от старого дома, Наташа тут же налетела в темноте на ведра и ужасно перепугала уже ложившуюся спать Марию Николаевну.
        - Кто здесь?! - послышался высокий от испуга голос.
        - Это я, теть Маш!
        - Наташа?!
        Мария Николаевна нащупала выключатель. Перед ней стояла выросшая и повзрослевшая Наташа. Ее Наташа, только очень усталая, грустная, замерзшая и одетая по-городскому. Девушка бросилась к приемной матери. Зарылась холодными щеками в пуховый платок и расплакалась. Мария Николаевна, не привыкшая показывать свои тревоги, молча гладила ее по спине. Потом мягко отстранила ее и, вытирая слезы, сказала:
        - Ну, все хорошо, ты дома, пойдем, я тебя накормлю, переодену. Девочка моя.
        - Где дядя Егор? - взволнованно спросила Наташа.
        - Да в сарае он, со шкурами возится, - ответила Мария Николаевна.
        Наташа ощутила, как одновременно расслабились все ее напряженные мышцы. Она заулыбалась сквозь слезы и снова бросилась обнимать ошарашенную Марию Николаевну. Никогда еще ее девочка-волчонок не проявляла таких эмоций. «Как она изменилась в этой Москве. Нервная какая стала. И худющая опять», - думала, качая головой, старушка.
        Потом Наташа побежала в сарай.
        - Переоденься хоть! Замерзла же! - кричала ей в след Мария Николаевна.
        - Потом, - ответила ей на бегу Наташа.
        Она ворвалась в сарай. Сидевший боком к двери Тобуроков даже не шевельнулся. Конечно, старый охотник слышал, как скрипнула калитка, как раздались торопливые шаги по снегу к дому, слышал шум в сенях и знакомый голос. Но он по многолетней привычке просто ждал. За свою долгую и сложную жизнь он понял, что это самая верная тактика. Просто ждать. Он ждал на охоте, и зверь сам выходил на него. Он ждал в жизни, и все само шло своим чередом. Он уже понял, что в Москве с Наташей что-то произошло, и теперь просто ждал, когда выяснится, что именно.
        - Дядя Егор! - Наташа бросилась к старику, она хотела обнять и его, но Тобуроков не поднялся с места.
        Тогда Наташа просто приобняла его, сидящего, за плечи, а потом опять заволновалась:
        - Ты не заболел, дядя Егор? Почему ты не встаешь?
        Тобуроков молча осматривал Наташу своим долгим внимательным взглядом. Девочка поежилась. Глаз старика как будто бы сканировал ее, суммируя детали. «Изменилась. На нервах вся, очень волнуется. Вырядилась по-городскому, забыла, что в тайге еще мороз. Устала. Напугана. Но не расскажет, что случилось. Будет притворяться», - прочел все Егор Иванович, как в раскрытой книге.
        - Не заболел, Наталья, все в порядке, - наконец заговорил он, - а ты вот странная. Влетела ночью, без предупреждения, как будто волки за тобой бегут. Мать перепугала. Ты что?
        Наташе стало стыдно. Она вдруг поняла, что уже давно не задумывалась о том, что она делает. С момента разговора с Гвоздевым она словно находилась в странном и тяжелом сне. Просто бежала, не помня себя. Не думая ни о том, что переполошит приемных родителей, ни о том, как она им объяснит свое внезапное появление.
        - Надоела мне Москва эта. Не могу я там, - сказала Наташа, потупившись и ожидая выговора. Ведь настоящий спортсмен никогда не сдается и поднимается столько же раз, сколько упал. Но вместо этого она услышала:
        - Ну, раз решила, что не надо, значит, не надо. Пойдем, поешь с дороги, - сказал спокойно Тобуроков, беря девушку за плечи.
        Наташа переоделась в комнате в свою деревенскую одежду. Все было таким родным, но в то же время очень непривычным. Она сейчас понимала, насколько другой была ее жизнь в Москве. И что сама она успела измениться. И было ощущение, что ее душа не здесь. Но и не в московском общежитии. И не с Гвоздевым. И не с Беркутом. А где? Может, она еще летит над облаками среди самолетов? Летит, думая, что дальше делать и куда вернуться - в Москву или в Чаадаевку?
        Погруженная в свои мысли, Наташа вышла к старикам. Егор Иванович ел жареную картошку с олениной, Мария Николаевна поставила перед девушкой такую же тарелку. Простую, белую, всю в серых трещинках со сколом на краю. Наташа никогда раньше не обращала внимания на эти домашние тарелки. Она поела немного картошки и сказала, что хочет спать.
        - Волнуюсь я, Егор, - шептала ночью Мария Николаевна, как обычно думая, что Наташа уже спит.
        - Ну, поволнуйся, Марья, вы, бабы, любите, - сказал Тобуроков, поворачиваясь на другой бок.
        Вообще-то, старик думал, что подобное бегство Наташи от московских проблем произойдет гораздо раньше. И в очередной раз восхитился выдержкой своей воспитанницы. «Но есть, конечно, еще над чем работать. Пусть отдохнет, расслабится, а там посмотрим, выясним - и пусть возвращается. Стержень в девке есть, и, может, и правда выйдет из нее великая спортсменка. А характер жизнь смягчит. Всех пообтесала и ее подправит», - размышлял старик, привыкший всегда иметь план действий.
        Глава сорок восьмая
        Вот уже полчаса Виталий Гвоздев сидел неподвижно на собственной кровати и активно размышлял. Если бы не работавший радиоприемник, можно было бы услышать, как натужно скрипят извилины в его голове. Он никак не мог решить, что делать дальше. Остаться в Москве, тренировать студентов или проявить мужество и во что бы то ни стало помочь Наташе преодолеть все проблемы. Да, Виталий совсем не гордился тем, что ушел, хлопнув дверью, и оставил Наталью одну. Однако продолжать разговор на повышенных тонах с ней тоже было бессмысленно.
        - Сегодня двадцатое марта, в Москву постепенно приходит хорошая погода, и мы радуемся замечательному весеннему солнышку! - бодро объявил радиоприемник.
        - Три дня уже прошло! - воскликнул сам себе Виталий. Ему казалось, что с момента разговора с Наташей прошло часов пять, не больше.
        И все-таки он должен с ней еще раз объясниться. Предложить помощь, в конце концов и у него есть знакомые, друзья, которые не оставят в беде.
        Решительно схватив свою куртку, Виталий направился в общежитие. Миновав удивленную бабу Зою, Гвоздев мигом влетел наверх по лестнице и в нерешительности остановился у дверей Наташиной комнаты. Подумав еще секунды три, Виталий постучал. Ответа не было. Тогда Гвоздев с силой надавил на ручку - заперто.
        - Наташа, открой, пожалуйста! - отчетливо сказал Виталий. Однако, приложив ухо к двери, он понял, что в комнате никого нет: слишком тихо было внутри. Спускаясь по лестнице, Гвоздеву пришла в голову тревожная мысль: все-таки прошло уже три дня, к ней могли и оперативники нагрянуть! Нужно срочно это выяснить.
        Баба Зоя сидела на своем привычном месте и отгадывала кроссворд.
        - Баб Зой, - крикнул Виталий, - к вам тут полиция, случайно, не приходила недавно?
        - Бог с тобой! - испуганно ответила баба Зоя. - Нет, и не надо нам!
        - Хорошо, - облегченно выдохнул Гвоздев, - а Наташа Тобурокова давно проходила?
        - Да вот, дня три назад уж как, - усмехнулась бабушка, - опоздал ты, милок, немного.
        - Что? Как это - «дня три назад»? - опешил Виталий. - А куда же она…
        - Не знаю. Чего не знаю, того не знаю. Может, домой уехала, ключик-то вот, оставила.
        Растерянный тренер вышел на улицу. Что же теперь делать? Где искать Наташу? А если опера ее раньше найдут? В голове мелькнула догадка - если домой, значит, в Новосибирск вернулась! Она ведь оттуда приехала! Окрыленный этой слабой надеждой, Виталий помчался домой. Обзвонив несколько знакомых, удалось выяснить лишь номер Новосибирской СДЮШОР, где когда-то училась Наташа.
        - Валерьянов у аппарата! - прозвучал хриплый мужской голос на том конце провода.
        - Алло! Алло! Виктор Степанович?
        - Кто спрашивает?
        - Мы с вами не знакомы, меня зовут Виталий Гвоздев, я нынешний тренер Натальи Тобуроковой.
        - Серьезно? Наташи? Коллега, поздравляю вас, вся страна гремит о вашей совместной победе!
        - Спасибо, но сейчас не об этом! Есть проблема, - голос Виталия дрожал. Он очень боялся, что связь сорвется.
        - Чем же я могу помочь? - волнение передалось и Валерьянову.
        - Наташа пропала! - закричал в трубку Гвоздев. - Алло! Вы слышите! Наташа пропала! Она, случайно, вам не звонила?
        На том конце провода Виталий услышал тяжелый вздох.
        - Что же вы, молодой человек… - начал было Валерьянов, но, осекшись, спросил спокойным тоном: - Расскажите, что именно случилось?
        И Виталий, запинаясь и опуская криминальные моменты, рассказал о том, как они с Наташей поругались, о том, как он дорожит этой девушкой, о том, что у него есть серьезный соперник, из-за которого у новой чемпионки России могут быть проблемы. В довершение всего Виталий спросил, куда же все-таки могла пойти Наташа.
        Все это время Валерьянов внимательно слушал. Он не понаслышке знал, как Москва меняет людей, и в том, что Наташа сбежала, не видел ничего необычного. Маститый тренер рассказал Гвоздеву о том, как маленькую Наташу вытащил из горелых обломков в лесу охотник Тобуроков, о том, какое трудное время ей довелось пережить в сибирском детдоме, и о том, как сложно ей было осваиваться в его, Валерьянова, школе. В довершение всего Виктор Степанович сообщил Гвоздеву, что Наташа нынче наверняка вернулась к своему приемному отцу, Егору Ивановичу Тобурокову, в деревню Чаадаевку, что в Новосибирской области. Валерьянов пожелал удачи Виталию в поисках и попросил обязательно позвонить ему, когда девушка отыщется.
        Глава сорок девятая
        Спала Наташа плохо. Душа по-прежнему была не на месте. Привыкшая уже к московскому ритму жизни и изнуряющему графику, девушка никак не могла осознать, что больше некуда спешить. Она по привычке вскочила в пять и стала собираться. «А куда?» - спросила у отражения в зеркале, осознав, что натягивает московский спортивный костюм. Наташа зло отбросила его в угол комнаты и опустилась на кровать.
        - Да что со мной?
        Прислушавшись к себе и поняв, что больше не заснет, она оделась и пошла в сарай. Старый добрый оружейный шкаф, казавшийся таким волшебным еще позапрошлым летом, теперь был просто шкафом с ружьями. Она даже подумала, что шкаф с винтовками в московской спортшколе смотрелся куда круче. Наташа открыла дверцы и достала мелкокалиберную винтовку, из которой подстрелила свою первую белку. Руки помнили вес и форму, отполированное временем дерево приклада, холод стали. Она села за стол и стала упрямо разбирать оружие. Процедура не вызывала вообще никаких чувств, но девушка упрямо разобрала, почистила, смазала и собрала обратно. На душе было тихо, холодно и пусто. Ничего не отзывалось внутри.
        Наташа посмотрела в окно. В тусклом свете фонаря крупными хлопьями валил снег. Она вспомнила вчерашний сон и снова заволновалась. Что-то было не так внутри. Но что, она не могла никак понять. Наташа не была склонна к самоанализу, она привыкла не обращать внимания на мешающие мысли и чувства, и раньше у нее всегда это получалось. Пошла на пробежку или на охоту - и все само выветрилось из головы. «Пойду на охоту», - решила девушка.
        С винтовкой на плече она вышла из сарая. В своей комнате нашла походный рюкзак, уложила его и отправилась на кухню за едой. Стоя у открытого холодильника, она прикидывала, на сколько дней ей хватит того, что есть. Хотелось уйти в лес надолго, дней на пять или на неделю. Но продуктов было негусто. Похоже, придется сначала сходить в сельпо. Но открывается-то магазин в десять утра. А сейчас часы показывали половину седьмого. Необходимость чем-то занять себя еще на целых три с половиной часа вызвала в Наташе глухое раздражение.
        «В Москве бы все купила в любое время, не то что в этой глуши», - зло подумала она. И в следующую минуту ей стало стыдно. Надо выбирать: или родина, или магазины. И Наташе снова показалось, что она все сделала правильно.
        Три с половиной часа до открытия магазина она потратила на свое любимое в прошлой жизни занятие - стрельбу по банкам и картошке, только положила их далеко-далеко, так что мишени превратились в едва различимые точки. Усталость и волнение давали себя знать. Она часто промахивалась. От этого раздражалась. В голову все настойчивее лезли тревожные мысли и воспоминания.
        Лежа посреди двора на коврике, она вдруг вспомнила Беркута. Как он красиво ухаживал за ней, дарил цветы, какой праздник устроил в честь победы на чемпионате. «Так и победу он устроил», - возразил было внутренний голос. «Как будто я сама не победила бы!» - подумала в ответ Наташа. Не в этот раз, так в следующий. Упорства ей хватило бы. Первое место на международных соревнованиях было просто вопросом времени. А Беркут хотел как лучше, он любил ее. Хотел подарить сказку. Щеки защипало на морозе. Наташа поняла, что из глаз катятся слезы.
        Выбор продуктов в местном магазине по сравнению с московскими был, конечно, более чем скромный. «Хватит сравнивать, - одернула себя девушка. - Вернулась так вернулась, успокойся». Она купила гречку, тушенку, макароны. С набитой сумкой повернулась к выходу и наткнулась на высокого молодого человека.
        - Тобурокова! - раздалось сверху.
        Подняв глаза, Наташа увидела Васю. Он сильно располнел, стал какой-то помятый, некрасивый.
        - А ты чего тут? Ты ж в Москве.
        - Как видишь, не в Москве, - буркнула Наташа и добавила, вспомнив, что забыла поздороваться: - Привет.
        Но Васю уже давно не сбивала с толку ее резкость.
        - Ну, как там? Круто? - Василий, как на грех, жаждал подробностей.
        - Круто, Вася! - сказала Наташа и, похлопав его по плечу, направилась к выходу.
        Василий в который уже раз проводил ее взглядом и пожал плечами.
        - Пока!
        В ответ Наташа, не оборачиваясь, лишь подняла вверх свободную руку.
        Сначала она хотела сразу пойти в лес, но потом вспомнила о своей старой традиции завтракать на опушке и решила, что выдвинется завтра утром. Остаток дня она слонялась по деревне, по дому, заходила в сарай. Там долго сидела в углу и молча наблюдала, как возится со своей винтовкой старик Тобуроков. Егор Иванович исподволь наблюдал за Наташей. Он прекрасно видел, что ее что-то гнетет, но свято верил, что расспросы придумали глупые бабы, что человек должен сам все рассказать, когда сочтет нужным. И ждал.
        К девяти вечера дом Тобуроковых, как и все дома в деревне, затих и погрузился в сон. Вокруг была темнота и тишина. Ни единого звука. И это оглушало девушку. Она снова вспомнила Москву. Постоянный шум. Машины, смех, песни, лай собак. Там никогда не было полностью темно и тихо. И везде, на каждом квадратном метре были люди. В соседних комнатах, на других этажах. Сбоку, снизу, сверху. Везде. И теперь, лежа в своей комнате, на своей узкой железной кровати с пуховой периной, она думала о том, что на полкилометра вокруг нет никаких людей, кроме ее стариков в соседней комнате. Что ближайший фонарь светит в двух километрах отсюда, возле сельпо. А шуметь по ночам тут некому, кроме мышей в погребе.
        Девушка осторожно поднялась, чтобы не скрипеть пружинами кровати. Подошла к окну. Снаружи все было белым и снова кружились огромные хлопья снега. Беззвучно ударяясь в стекло, они сползали вниз и громоздились на раме. Наташа представила, как они залепляют полностью окно снаружи. И уже чувствовала себя здесь так, словно оказалась внутри сугроба. Звуки и свет были приглушенными, мысли тоже словно лежали в вате - ленивые и тяжелые. Надо было долго копаться в голове, чтобы найти их и додумать. Они постоянно путались, ускользали, перемешивались.
        Наташа очень надеялась на лес. Свой лес. Что он вылечит ее, проветрит голову. Что, уйдя туда, она сможет наконец разложить все в своей голове и понять, что делать дальше. Утром она взяла рюкзак, охотничьи лыжи, надела тулуп, валенки и отправилась в лес. На опушке, как и было запланировано, Наташа встретила рассвет.
        Она пила чай из термоса, ела бутерброды с сыром и смотрела на красно-оранжевое солнце в морозной дымке. Облака вокруг него были розовые и сиреневые. Сиреневые окружали солнце тоненькими черточками, как следы от реактивных самолетов, а розовые походили на сахарную вату. В этом свете запорошенные снегом ели казались огромными космическими куклами в розовых платьях. Впервые за много дней Наташа почувствовала радость и покой. Ей вдруг показалось, что сегодня будет хороший день и она непременно найдет в лесу ответ. Оставалось только продумать маршрут, которым она пойдет. Не стоит заходить слишком глубоко в чащу. Первые два дня она решила двигаться вперед, в глубь тайги. Пока еще можно ходить туда одной, медведи еще в спячке, а про шатунов тут давно не слышали.
        Глава пятидесятая
        Гвоздев задумчиво глядел в иллюминатор, до конца не переварив всю информацию, что буквально пару часов назад, будто окатив ушатом ледяной воды, вывалил на него тренер Валерьянов.
        «Такого даже в кино не увидишь! - думал Виталий, - Вот я дурак! У девочки такая травма детства! А я еще наорал на нее! И дверью хлопнул на прощание! - Виталий зажмурил глаза и протер их пальцами. - Сам виноват - самому и исправлять! Извинюсь и верну ее!» - в конце концов решил он и с облегчением уснул.
        До Чаадаевки не ходили электрички, маршрутки и автобусы, и это стало первым неприятным препятствием для Гвоздева. Мучительно соображая, что делать в такой ситуации, он вышел из маленького кафетерия на автовокзале Горно-Алтайска и огляделся. Незнакомый городок навевал тоскливые мысли. Виталий не думал, что путь будет настолько труден, но в этот момент рядом затормозила старенькая праворульная иномарка.
        - Куда тебе, земляк? - спросил его усатый пожилой мужчина, сидевший за рулем.
        - Деревня Чаадаевка, в тайге. Знаете, где это?
        Тренер уже приготовился к отказу, но, к немалому удивлению, таксист произнес:
        - Поехали, садись, - потом вытащил из бардачка потертую карту и добавил: - Далековато будет. По говору слышу, из Москвы?
        Во время поездки Виталий успел познакомиться с таксистом. Звали его Филипп, он приехал в Горно-Алтайск только вчера и еще не успел освоиться. Однако, увидев продрогшего Виталия, решил, что это долг сибиряка - помочь человеку в беде, куда бы ни пришлось ехать. Гвоздев был безмерно благодарен таксисту и твердо решил по приезде в деревню щедро его отблагодарить. Всю первую половину пути мужчины общались, рассказывая друг другу истории из жизни, но уже через час Виталий крепко уснул и не просыпался до самого конца. Филипп потряс его за плечо:
        - Приехали, брат!
        Гвоздев протер глаза и сквозь мутные холодные окна автомобиля увидел огромные снежные поля. Рядом с машиной одиноко стоял домик с обычной вывеской: «Продукты».
        - А это точно Чаадаевка? - не без тревоги в голосе спросил тренер Филиппа.
        - Да, вон только что знак был, - махнул рукой тот, всем видом показывая, что он не мог проделать такой долгий путь, чтобы обмануть.
        - Ну, спасибо тебе, дружище! - Гвоздев вытащил из кошелька довольно щедрую сумму и долго тряс руку Филиппа.
        - Если нужен буду, запиши мой номер, - улыбнулся водитель, затем, подождав, пока Виталий запишет, громко посигналил на прощание и укатил обратно.
        Гвоздев вошел в небольшое здание деревенского магазина. Внутри теплого помещения была только женщина лет пятидесяти за прилавком, которая внимательно смотрела в экран старенького телевизора. Виталий огляделся: выбор товаров небогатый, но самое необходимое имелось.
        - Добрый день! - громко поздоровался Гвоздев.
        - Здрасьте-здрасьте, - живо отозвалась продавщица, - и откуда вы к нам?
        - Да вот, только из Москвы приехал.
        - Ну, понятно, - усмехнулась женщина, - там, поди, весна в разгаре! А у нас зима, чай, месяц еще будет! Не замерз? - поинтересовалась она, глядя на легкое пальто Виталия.
        - Пока еще не успел, - улыбнулся Гвоздев.
        В этот момент в магазин вошел румяный с мороза Василий.
        - Салют, Валентиниванна! - воскликнул парень и замер, увидев незнакомца, одетого не по-сибирски.
        - Привет, Вась! Нету сигарет, не привозили сегодня, - ответила продавщица.
        Но Вася будто не слышал. Он явно узнал московского гостя.
        - Вы же тренер Наташки Тобуроковой! - крикнул Вася, обращаясь к Гвоздеву. - Так ведь? Я вас видел по телевизору, когда она медаль выиграла! Да? Вы к Наташке? Она тут! Недавно прилетела! А вы ее обратно в Москву заберете? - сыпал Василий.
        Гвоздев просто остолбенел от напора юного местного жителя. Заметив это, Валентина Ивановна решила взять ситуацию в свои руки:
        - Так! Вась, а ну, ш-ш-ш! - произнесла продавщица, заставив Василия замолчать. - Вы действительно Натальин тренер?
        - Верно, - ответил Гвоздев, - она здесь?
        - Здесь-здесь, - успокоила его Валентина. - Два километра пешком до их дома. Вась, проводишь молодого человека?
        Тот с готовностью кивнул.
        В благодарность за помощь Гвоздев накупил сладостей, чтобы не идти к Тобуроковым с пустыми руками, и в компании Василия вышел на мороз. По дороге любопытный парень расспрашивал Виталия о Москве, о жизни в столице, о спорте, о биатлоне, а тренер с удовольствием отвечал. Ему нравились сибиряки - и Валентина, и Вася, и даже Филипп, нравились своей открытостью, честностью и готовностью помочь. «Вот какие люди!» - подумал Виталий.
        - Пришли, - сказал Вася, когда они подошли к одинокой избушке Тобурокова. - Ну, рад был! Всего!
        - Спасибо! - крикнул в ответ Гвоздев. Василий весело махнул рукой, мол, не стоит.
        Лишь в этот момент молодой тренер осознал, что совершенно не подумал о том, что скажет будущим знакомым и самой Наташе. Он увлекся своим путешествием и забыл о конечной цели визита. «Однако, - подумал Виталий, - путь был долгим и отступать глупо». С этими мыслями Гвоздев вошел в сени и постучал.
        - Кто там? - раздался голос Марии Николаевны. И не успел тренер ничего ответить, как дверь приоткрылась, и Виталий увидел Егора Ивановича.
        - Проходите, - хмуро сказал охотник. Он, конечно, видел в окно Васю и незнакомого человека, одетого не по погоде.
        Глава пятьдесят первая
        Накормив и напоив Виталия, Егор Иванович внимательно слушал. Он осуждающе качал головой, когда Гвоздев рассказывал про Беркута и подкуп судей, встревоженно поглядел на жену, когда Виталий поведал про побег, и, наконец, сокрушенно опустил голову, когда узнал о проблемах с полицией.
        - Что помочь хочешь, это хорошо, - задумчиво сказал Егор Иванович, - да только ушла она, сам не знаю, где искать.
        - Ушла? - удивился Гвоздев. - Куда же здесь можно пойти?
        - В лес, конечно, - ответил охотник, глядя в окно, - лес она очень любит.
        - Я пойду за ней, - произнес Виталий и решительно поднялся из-за стола.
        Тобуроков усмехнулся.
        - Герой, герой, спору нет! Только пропадешь ты там, и не спасет никто. Ты, может, и смелый, да леса не знаешь. Сразу видать - городской. К тому же через два часа стемнеет, кого ты там искать будешь?
        - Егор Иванович, - строго сказал Гвоздев, - может, я и городской, но на лыжах стоять умею и стрелять, между прочим, тоже. Костер буду искать и найду Наташу!
        Во взгляде Гвоздева было что-то холодное, решительное, что очень подкупало старого охотника.
        - И еще. Я ее люблю. И найду.
        - Ладно, - наконец произнес Тобуроков. - Зря ехал, что ли? Пойдем, выдам тебе лыжи. Любовь - дело такое. Чудеса творит. Если настоящая.
        Через десять минут Гвоздев уже стоял на лыжах с винтовкой за спиной, будто готовый к соревнованиям. Егор Иванович напутствовал:
        - Это тебе не Москва, тут думать нужно. Идешь по лесу - шуми, чтоб зверя напугать. Песни пой или кричи что-нибудь. Может, и Наташа заодно тебя услышит. Выйдет ли к тебе - вопрос, конечно. Но попытайся. Медведей тут вроде нет. К завтрашнему утру не вернешься - пошлю за помощью. Все ясно? Ну, с Богом! - Он улыбнулся: - Если любишь, то все будет хорошо. А если нет, то и жить незачем. Тайга, она все и проверит. Утром найдем, если чего.
        Звучало это устрашающе, но Гвоздев тоже улыбнулся.
        - Это верно. Отцу только скажите, если чего. Адрес в паспорте, я в сумке оставил.
        - Скажем.
        В это же время далеко в лесу бежала на лыжах Наташа, опасаясь не успеть добраться до своей стоянки до темноты. Тушка зайца-беляка была крепко привязана к поясу - вся сегодняшняя добыча. В лесу было тихо, слышно было лишь, как лыжи шуршат по пушистому снегу, да мелкие зверьки, разбегаясь во все стороны от внезапного вторжения, ломают упавшие ветки. «Лишь бы на медведя не попасть, - с тревогой думала Наташа, - хотя сейчас все спать еще пока должны».
        Простившись с Тобуроковым, Виталий, не мешкая, поехал в лес. Сперва он шел по уже проложенной широкой тропе, но очень скоро понял, что так ему Наташу не найти. Во-первых, тропа, петляя, через некоторое время выходила на соседнюю деревню, а во-вторых, Егор Иванович ясно сказал: Наташа в лесу. А значит, придется ехать в самую чащу. Прокладывая тропу через глубокий снег и ломкие ветви, Гвоздев каждые десять секунд кричал «Ау!» и «Наташа!» и вообще старался больше шуметь, как и велел Тобуроков. Неумолимо темнело небо, и Виталию приходилось напрягать свое зрение, чтобы разглядеть хоть какой-нибудь огонек. Через полчаса стемнело окончательно, но молодой тренер упрямо бежал, теперь уже практически на ощупь. Свет луны озарял лес, отражаясь от снега, но этого, конечно, было недостаточно. Вдалеке послышался волчий вой. «Надо бы сделать факел», - решил Гвоздев и ускорил ход к высоченной голубой ели. В ту же секунду его нога куда-то провалилась, и Виталий на полном ходу споткнулся и понял, что летит прямиком в овраг.
        Очутившись на снегу, молодой тренер первым делом попытался подняться и тут же издал жалобный протяжный стон. Ощупав свою некогда травмированную ногу, Гвоздев с ужасом понял - перелом. «Хорошо, что закрытый», - подумал он. В потемках Виталий разглядел поваленную в овраге сосну и решил ползти, чтобы устроить под ней укрытие, а заодно и зажечь костер. Винтовка, как назло, зарылась в снег. Поняв это, Гвоздев запаниковал. Один, в ночном лесу и без оружия! Ко всему прочему жутко болела нога, и Виталий, не выдержав, закричал:
        - Помогите! Помогите!
        Тут же раздался громкий треск сучьев, и тренер закричал еще сильнее:
        - Слава богу! Я здесь! Здесь! Помогите!
        В ответ Гвоздев услыхал протяжный звериный рык. Это был медведь-шатун, слишком рано вылезший из спячки, злой и голодный. Такой зверь - самое страшное, что может случиться с одиноким безоружным путником в лесу. Падая, Виталий разбил себе нос и губу, медведь, словно учуявший запах крови, теперь брел к своей жертве, тяжело сопя и громко ломая ветки деревьев. «Вот и все», - подумал Гвоздев и, собрав весь остаток сил, истошно завопил:
        - Помогите кто-нибудь!!!
        В ту же секунду раздался громкий выстрел дуплетом, и медведь, не дойдя до путника трех метров, гулко рухнул на дно оврага. Перед тем как упасть в обморок, Гвоздев увидел лицо Наташи, которая, склонившись над ним, шептала:
        - Глупый! Глупый! Ну куда же ты полез!
        - Моя Наташа… - улыбнувшись, прошептал Гвоздев, - я приехал за тобой!
        И тут же рухнул без сил.
        Часть шестая
        Глава пятьдесят вторая
        - Наташенька, пойми, у тебя очень хорошая физическая форма, но тебе еще нужно оттачивать технику бега. - Гвоздев на тренировке старался перекричать завывания ветра. Наташа к тому моменту уже проехала более пяти кругов. Она сама считала себя недостаточно выносливой, вспоминая, как тяжело обычно дается финал соревнований. Гвоздев же прекрасно знал, что физическая подготовка спортсменки близка к идеальной, а выносливости могут позавидовать даже выдающиеся биатлонисты. Главными факторами успеха он считал совершенствование техники, которая до сих пор была немного грубоватой. Лишние движения изматывали ее, не давая проявить свои лучшие качества.
        - Все эти миллиметры сказываются на секундах! Да, в стрельбе ты богиня, но мы все равно должны проводить стрелковые тренировки! Главное - не нарезание кругов, а приведение организма к идеальной форме! Бег, техника, выносливость, спурт[4 - Резкое кратковременное увеличение темпа движения в скоростных видах спорта.], стрельба! Всему надо уделять внимание!
        Жизнь сочинской Олимпийской деревни кипела и бурлила. Условия размещения спортсменов были отличными: удобные номера (каждый участник мог выбрать на свое усмотрение одноместный, двухместный или четырехместный). На кухне круглосуточно трудились повара со всех концов света, обеспечивая олимпийцев, тренеров и административный персонал блюдами на любой вкус. Правда, осложняло работу огромное количество личных пожеланий относительно меню, подаваемых звездными спортсменами и их тренерами.
        Имелись в Олимпийской деревне залы и небольшие кафетерии на всех этажах, где участники Игр могли отдохнуть или пообщаться. Для официальных встреч и обсуждений в любой момент были готовы конференц-залы, оборудованные экранами, проекторами, ноутбуками, графическими и электронными досками и всем необходимым для участников спортивных состязаний.
        В городе царила атмосфера большого праздника. Люди со всего мира приезжали посмотреть на это историческое событие. Такого количества гостей жители курортного города не видели никогда, а на фоне заснеженных улиц это смотрелось еще более удивительно.
        Наташа с тренером расположились в двухместном номере в корпусе, который был полностью занят российской сборной по биатлону. Здание выбрали из-за близости к трассе, на которой биатлонистам предстояло отстаивать честь страны.
        Ложкой дегтя оказалось заявление председателя американской делегации о массовых употреблениях спортсменами сборной России допинга. В качестве примера он назвал сборную по биатлону, объяснив это «единственным шансом некогда грозной биатлонной державы не ударить в грязь лицом перед публикой». Это не было официальным заявлением, а только частью интервью, которое делегат дал крупной американской газете, но позже его растиражировали ведущие издательства разных стран мира, и многие приняли эту провокацию за чистую монету.
        Официальный протест российской делегации, поданный в Международный олимпийский комитет, не погасил скандал, а, наоборот, еще больше раздул. Жалоба вызвала ответный шаг представителей других стран: в письме к председателю МОК они потребовали обязательного прохождения теста на применение запрещенных препаратов не только после соревнования (в соответствии с регламентом допинг-контроль проходят медалисты гонок, а также пять случайно выбранных спортсменов), но и накануне.
        Масла в огонь подлила американская спортсменка Галина Томпсон, уже знакомая Наташе своей грязной игрой. Накануне состязания она заявила, что употребление запрещенных препаратов в России считается нормой не только в период крупных соревнований. Она, знакомая со спортивной кухней России не понаслышке, якобы знала, что взрослых спортсменок заставляли использовать препараты, запрещенные МОК, даже на тренировках. После этого заявления шутка «Сборная России по допингу приняла участие в гонках на Олимпиаде» стала очень популярной в Интернете.
        - Наташ, не обращай внимания не все эти склоки, они специально нас провоцируют, сломать пытаются, - Гвоздев с Наташей сидели в номере после тренировки и экстренного собрания сборной, где старший тренер и член делегации олимпийской сборной рассказали об инциденте и дали совет избегать общения с прессой на эту тему.
        - Да я, Виталь, не обращаю… Я сюда участвовать в гонке приехала! А остальные пусть говорят что хотят!
        - Может, давай завтра добровольно пройдем этот тест на допинг? Пусть радуются.
        - Пусть. Только проходить перед гонкой тест я не буду.
        - Но почему?
        - Я сюда на гонку приехала, а не баночки наполнять.
        - Ну а если заставят пройти? Ведь придется, ты же не будешь отказываться?
        - А зачем мне это?
        - Чтобы тебя к гонке допустили!
        - Нет, все по правилам должно быть! Все с этими правилами согласились, когда заявку на участие подавали! Пусть теперь не пытаются что-то по ходу менять!
        - Ладно, Наташенька, завтра видно будет.
        На следующий день на открытом внеочередном заседании президент Союза биатлонистов России Михаил Прокуров выступил с докладом о борьбе против допинга в биатлоне.
        - Наша организация, являющаяся членом Международного союза биатлонистов, готова взять полную ответственность на себя в случае положительных допинг-проб, взятых после гонки в соответствии с регламентом. Я даже готов в качестве уступки согласиться с тем, чтобы анализы на применение запрещенных препаратов были взяты у всех спортсменов, выступающих под российском флагом, вне зависимости от занятого ими места. Однако взятие проб накануне соревнований является гнусной провокацией и попыткой дискредитировать российскую сборную, чтобы усилить на нее давление. Провокаторы уверены, что это может негативно отразиться на моральном состоянии и в конечном счете на результатах спортсменов нашей сборной. Также хочу отметить, что этот скандал является нарушением регламента всех этических норм и олимпийских принципов, а также может отвлечь спортсменов сборной от планомерной подготовки к соревнованиям, что неприемлемо в принципе.
        - Российские биатлонисты уже неоднократно попадались на использовании допинга на крупных соревнованиях! Почему мы должны верить, что этого не случится на Олимпиаде? - затараторил по-английски высокий делегат в щегольском костюме.
        - Положительные пробы допинг-контроля имели место у спортсменов разных стран. Тут, во-первых, выделять какую-то одну страну неправильно, а во-вторых, голословно обвинять наших спортсменов - нарушение регламента соревнований и клевета в чистом виде. После соревнований предусмотрен обязательный допинг-контроль, и он наверняка поможет выявить нечестных спортсменов!
        - Да, но как мы можем быть уверены, что пробы не будут подменены? Вы же у себя дома! - делегат американской комиссии, нагловатый молодой человек в щегольском костюме картинно рассмеялся. Ему, вероятно, было указано не просто отстаивать свою позицию, а нападать и провоцировать российскую сторону.
        - Я считаю это оскорблением, господин делегат! - Прокуров поднялся во весь свой гигантский рост. - Я официально прошу вас прекратить эту провокацию. Допинг-контроль проводится дважды двумя независимыми комиссиями при участии членов Международного олимпийского комитета. Ваши голословные обвинения бросают тень на МОК и все олимпийские принципы. Я обязательно попрошу Комитет по этике при Международном олимпийском комитете рассмотреть ваши заявления и вынести свой окончательный вердикт. Всем спасибо, - Прокуров после этих слов ушел со сцены.
        В конце концов, Международный олимпийский комитет отказал американской делегации в проведении досрочных допинг-проб и напомнил о необходимости исполнения регламента. Член американской делегации, давший скандальное интервью, был оштрафован комитетом и отстранен от должности до конца соревнований, а Галина Томпсон получила предупреждение о недопустимости бездоказательных обвинений. В случае повторения подобных инцидентов Международный олимпийский комитет оставлял за собой право дисквалифицировать американскую спортсменку. Это была юридическая победа сборной России. Пока только юридическая.
        Глава пятьдесят третья
        Спортивный комплекс «Лаура», которому выпала честь принимать соревнования по лыжному спорту и биатлону, расположился на горном хребте Псехако. «Лаура» лежала среди снежных пиков вблизи усеянной водопадами реки, давшей название спортивному комплексу. Олимпийская деревня располагалась близко к комплексу, и спортсмены ночевали в уютных домиках, а не на базе комплекса накануне гонки, как это часто приходится делать на различных соревнованиях.
        Уже на тренировочной трассе «Лауры» Наташа поняла, что гонка будет нелегким испытанием. Комплекс располагается на огромной высоте - более тысячи четырехсот метров над уровнем моря, а особый зимний субтропический климат делал испытание еще более тяжелым. Учитывал это и Гвоздев. Он предупреждал свою воспитанницу, что в таком климате и на такой высоте гонка потребует гораздо больше сил, чем другие трассы мира.
        Не радовала и погода. Если все дни подготовки стояли теплые, но пасмурные и шел пушистый снег, то в день соревнования выяснило и подморозило. Снег, укутавший трассу, покрылся хрупкой, но скользкой пленкой. Но главной проблемой стал сильный ветер со стороны Черного моря. Это могло добавить неприятных сюрпризов при стрельбе и усложняло прохождение трассы из-за сопротивления сильным потокам воздуха.
        Наташа с Гвоздевым прибыли на стадион ранним утром. Спортсменам позволялось провести небольшую тренировку на специальной тренировочной трассе, а за пару часов до начала соревнования можно было опробовать трассу, на которой и будет в семь часов вечера разыгран комплект олимпийских наград.
        Незадолго до начала прокатки Наташа вышла из подтрибунного помещения и занялась смазкой лыж. Обычно этим занимается специальный человек в сборной, но Наташе хотелось сделать все самой. Ей казалось, что таким образом она устанавливает контакт с лыжами, которые с детства были продолжением ее ног.
        Гвоздев старался быть рядом, при этом ему приходилось выполнять еще одну ее просьбу - отгонять журналистов. Фигура Тобуроковой была одной из самых интересных и одновременно самых незнакомых и загадочных на Олимпиаде, и тренер понимал, что назойливость репортеров ей обеспечена, и это могло только вывести ее из себя. Не привыкла сибирячка к вниманию огромного количества людей и шумихи. А нервы и злость - всегда плохие союзники.
        Гвоздев стоял позади Наташи и следил за ее движениями. К нему подошел старший тренер женской сборной России по биатлону Коноплев:
        - Виталь, смотрел вчера гонку с мужчинами? Опять Кисиловский начудил на трассе, плелся как черепаха… Видел, как его в конце трассы тренер безо всяких лыж догнал? - настроение у Коноплева было веселое, если не сказать легкомысленное, что Гвоздеву казалось неправильным в такой момент.
        - Нет, вчера мы с Наташей отрабатывали на трассе… - Гвоздеву хотелось отвадить заслуженного тренера России, проявлявшего такую беспечность.
        - А зря! Хотя, может, и не зря. Кстати, твоя Тобурокова молодец, сама лыжами занимается. Это правильный подход, всегда нужно это делать самостоятельно. Не понимаю тех, кто спокойно доверяет судьбу «стаффу»[5 - От англ. staff - персонал.]. Вон и Кисиловский вчера взял лыжи у стаффа, даже в десятку не попал. Нужно было в смазку скипидара с перцем добавить и самому кое-где намазать, чтобы быстрее бежал! - Коноплев после своей шутки сам громко рассмеялся и хлопнул по плечу Виталия. - Кстати, как Наташа твоя перенесла вчерашний скандал, нормально?
        - Достойно, она вообще у меня стойкий боец.
        - Ну отлично, отлично. Учти, трасса тяжелая. Хотя чего я тебе рассказываю, ты же вчера уже был здесь. Кстати, я смотрю, эта норвежка отказалась от эстафеты ради индивидуальной гонки, так что не оплошайте на ее фоне. Она, конечно, настоящая чемпионка: страшная, как атомная война, и непобедимая, как Валуев в стране лилипутов. Ладно, Виталь, успеха вам обоим, я пойду гляну, как наши девочки к эстафете готовятся. Думаю, у Васильевой шансы на медаль неплохие, очень перспективная девочка, - после этих слов старший тренер ушел, позволив Гвоздеву спокойно вздохнуть.
        Жребий определил Наташе стартовать тринадцатой из девяносто четырех участниц. Гвоздев порадовался: к концу соревнования с таким количеством участников трасса уже становится, как говорят, «убитой», и чем раньше удастся проехать, тем легче будет даваться финиш. Раньше спортсменке никогда не приходилось участвовать в состязаниях с подобным количеством соперниц, но она успела отметить, что сочинская трасса гораздо шире всех тех, на которых ей доводилось ездить, - можно было надеяться на то, что удастся избежать столпотворения и постоянных наездов на лыжи.
        Когда до начала соревнования оставалось меньше двух часов, Наташа вместе с командой отправилась на старт. Этим воспользовался один из журналистов, представитель российского издания и один из комментаторов соревнований:
        - Наташа, как ваше самочувствие? Привыкли уже к непривычному высокогорному климату?
        - Да, мы с тренером всю неделю отрабатывали нагрузки на высокогорье, - ответила спортсменка. - Не так уж все это и страшно. Да и всей сборной проводили сборы на местной базе, надеюсь, что все получится.
        - Вас называют самой непредсказуемой участницей! А на какое место в этой гонке рассчитываете? - журналист сунул свой диктофон под нос Наташе.
        - Если ты не веришь в свою победу, уступи место на трассе тому, кто верит.
        - Норвежка Тура Бергер назвала эту трассу самой сложной в мире. Вы уже смогли по ней проехаться, согласитесь с ее утверждением?
        - Не думаю… обычная трасса… да, много поворотов, не всегда удается набрать приличную скорость, но ведь все мы поедем по ней, ни у кого дорожки ковровой к финишу не будет.
        - Спасибо, Наташа, и удачи в гонке.
        - Спасибо вам!
        Гвоздев, наблюдавший за блиц-интервью с близкого расстояния, вздохнул спокойно. Он очень боялся провокаций или вопросов, которые могли бы вывести Наташу из себя. На фоне нервной обстановки и допинговых скандалов не выдерживали гораздо более спокойные люди, а уж Наташа могла бы устроить что-то невообразимое, что навеки вошло бы в историю спорта. Это бросило бы тень и на всю сборную России. Оставалось теперь надеяться, что в историю она войдет все же как лучшая биатлонистка планеты.
        Наконец, Наташа подъехала к стартовой площадке. Судьи проверили оборудование, одежду, экипировку и внесли в протокол информацию о допуске к старту.
        Глава пятьдесят четвертая
        После старта двенадцатой участницы Наташа подошла к месту старта. Слева от нее находилось пятистрочное табло, которое издавало звуковые сигналы, информирующие о приближении старта, а специальный миниатюрный шлагбаум, стоящий перед спортсменом, не позволял произвести фальстарт, поскольку открывался одновременно со стартом.
        После стартового сигнала шлагбаум поднялся (открывал его один из судей, то ли голосовой командой, то ли какой-то невидимой кнопкой), и девушка бросилась вперед. Одновременно нужно было создать гандикап с биатлонистками, стартующими позже. Спортсменка знала, что сперва ее ждет крутой подъем, а через триста метров - резкий спуск, сложность которого заключалась в том, что сразу после него был резкий поворот более чем на девяносто градусов. На большой скорости даже опытные спортсмены легко могли вылететь с трассы.
        Домчавшись до спуска, Наташа согнула ноги в коленях и подняла палки параллельно трассе, ей сразу удалось набрать ураганную скорость. Чувствовалось, что трасса обледенела.
        Спортсменка увидела, что в конце спуска на крутом вираже поднималась с колен одна из участниц, выступавшая под украинским флагом, ей явно не хватило опыта катания на этой трассе.
        Наташа прошла поворот переступом, отклоняясь в сторону и стараясь равномерно загрузить лыжи, и постаралась перед поворотом слегка сбросить скорость и перестроиться на противоположный от опасного места край трассы. Потом приняла позу, которая помогла бы ей не вылететь на внешний радиус, что на такой скорости обязательно впечатало бы ее в перегородки трассы. Такое падение могло бы отнять от двадцати секунд и более, да еще можно было получить травму.
        Наташа вошла в поворот на феноменальной скорости и чудом не влетела в отбойник. На такой скорости незаметно пролетела трасса до первого огневого рубежа. Спортсменка резко затормозила перед стрельбищем, быстро положила палки, сняла винтовку и легла на позицию, где уже подняла на голову с глаз очки.
        Гвоздев наблюдал за своей подопечной, отмечая великолепную технику. Уже к моменту подхода к огневому рубежу было видно, что у Наташи есть очень хорошие шансы. Крутые виражи в начале трассы подпортили жизнь и статистику большому числу соперниц, и удачный слалом вывел Тобурокову в лидеры соревнований.
        Тренер наблюдал, как она хладнокровно расстреливает все пять мишеней, вскакивает, закидывает на спину винтовку, берет палки и мчится дальше, на ходу надевая очки. Зрители бурно приветствовали не только каждое из пяти удачных попаданий, но и фантастическую скорость, с которой Наташа поразила все цели. Это дало ей еще несколько секунд преимущества. Казалось, это далось девушке так легко, словно она пять раз попала скомканной бумажкой в мусорную корзину под стулом, но это было не так. Сильные порывы ветра и ослепляющий высокогорный снег сильно мешали, и Наташа начала переживать, что пять попаданий - лишь удача, которая легко может отвернуться от нее в будущем.
        Вскоре после первого огневого рубежа был крутой и достаточно продолжительный подъем. После него Наташа начала чувствовать усталость, хотя это не было заметно со стороны. Сразу после подъема она поравнялась с двумя стартовавшими ранее спортсменками. Соперницы шли в одну линию, но впереди был резкий поворот, за которым трасса сужалась так, что даже вдвоем поместиться было невозможно. Наташа помнила об этом и приложила еще больше сил, отталкиваясь палками при каждом движении толчковой ноги. Это позволило перед самым поворотом обойти других девушек и первой войти в вираж. Периферийным зрением российская спортсменка заметила, что ее рискованный лыжный дрифт на повороте продвинул ее еще немного вперед. Впрочем, и силы постепенно кончались.
        Наташа не сбавляла скорости и буквально летела по изматывающему тягуну, впереди ее ждало большое испытание - длинный подъем, уводивший трассу в лес.
        Гвоздев смотрел на табло, там были невероятные результаты - первое место значилось за Тобуроковой, а отрыв от норвежки составлял фантастические двадцать две секунды. Но тренер понимал, что Наташа израсходовала много сил перед подъемом. Неужели она не рассчитала нагрузку? Неужели она забыла про этот подъем? Ведь они же изучали трассу как в трехмерной модели, так и вживую, проехали по ней не один раз, обсудили всю физику и тактику распределения сил. Если Наташа сейчас потратит остатки энергии на подъеме, в дальнейшем она может легко пропустить вперед огромное количество участниц, повторив провал предыдущей Олимпиады, где в индивидуальной гонке среди женщин ни одна россиянка не попала даже в двадцатку.
        Наташа, стиснув зубы, шла в гору навстречу лесам кавказского высокогорья. Воздух был наполнен запахом хвойных деревьев, а солнце обжигало кожу. Там, за подъемом, будет некрутой, но продолжительный спуск - можно будет сбавить обороты и слегка дать отдых мышцам. Потеря темпа не будет уже такой критичной. А дальше - второй огневой рубеж. Надо только закончить подъем.
        Гвоздев наблюдал за Наташей с небольших пятнадцатидюймовых экранов в тренерской зоне. Казалось, что у нее нет никакой усталости. Сосредоточенное выражение лица и отточенные движения. Будто бы он видел не Наташу, а идеальную трехмерную компьютерную модель, движения которой сняли специальными датчиками с самых выдающихся спортсменов мира, и отсутствие каких-то следов усталости только усиливали впечатление. Гвоздев завороженно следил за каждым взмахом, каждым сгибом, каждым малейшим движением тела своей воспитанницы. Ему казалось, что это невероятно, что это не соревнования, а только запись тренировки, где у спортсменки еще полно сил и она только начала свой бег.
        Подъем длился бесконечно, ноги заныли и с трудом слушались. Наташа зажмурила глаза и вслепую продолжала делать движения, ведущие ее вперед. Прошло всего пятнадцать секунд с начала «восхождения», но казалось, что прошла вечность и еще столько же ждет впереди. Только теперь она точно не выдержит эту вечность. Колени уже начали подгибаться, Наташа чувствовала, что вот-вот просто рухнет посередине трассы. Воздуха стало не хватать. И тут она почувствовала, что лыжи уже не едут вверх, а идут по ровной дороге. Спортсменка открыла глаза - через каких-то сто метро будет плавный и длинный спуск. Она смогла!
        Гвоздев понял, что его подопечная уже еле стоит на ногах. Некрутой, но продолжительный спуск Тобурокова явно решила использовать для того, чтобы дать отдых ногам. Преимущество, полученное в первой половине гонки после бешеного рывка, таяло на глазах. Феноменальный двадцатидвухсекундный отрыв остался в прошлом. Наташа уже уступила первое место норвежской спортсменке и всего на четыре секунды опережала Галину Томпсон. Было видно, что первая пятерка идет очень плотно, и малейшая расслабленность или ошибка скинут Наташу с пьедестала. Оставалось надеяться, что она сможет восстановиться и закончить гонку.
        Наташа, преодолев еще один небольшой, но крутой спуск, неторопливо подъезжала к огневому рубежу. В ней сейчас боролись усталость и желание бежать вперед. Во время спуска удалось восстановиться, но российская спортсменка понимала, что даже короткий всплеск активности может выбить ее из сил. И тогда на восстановление может потребоваться не один час.
        На этот раз Гвоздев был совсем рядом с огневым рубежом и видел Наташу. Внешне она была абсолютно невозмутима. Подъехала к позиции, на ходу переложив палки в правую руку, и положила их перед собой. Самым концом правой лыжи она оперлась на палки, чтобы принять более устойчивую позицию на скользком снежном покрытии, сняла и приготовила винтовку. Потом отточенными движениями прильнула щекой к прикладу и приступила к выбиванию мишеней. Со стороны это выглядело просто фантастически. С невероятной скоростью Наташа давила на спусковой крючок, взводила, снова стреляла и так далее.
        - Отец, спасибо. Егор Иванович, спасибо. Валерьянов, спасибо. Беркут, спасибо. Виталий, спасибо.
        Одна пуля ушла на семь часов, а остальные попали точно в десятку. Если бы стрельба была лежа, то засчитано было бы только четыре показателя, но тренера это не пугало: стоя все стреляют менее точно, и Наташа не была исключением.
        Все пять мишеней были выбиты за какие-то несколько секунд. Гвоздев видел по экранам, что и кучность была отличной. Такой выигрыш по времени был невероятно важен для конечного результата. Здесь у Тобуроковой было явное преимущество перед соперницами не только по точности, но и по скорострельности.
        Отстрелявшись, Наташа двинулась дальше по трассе. Она решила, что постепенно возвращающиеся силы нельзя тратить сразу, необходимо постепенно увеличивать усилия - это не позволит перегореть и одновременно даст возможность набрать приличную скорость. Отъезжая от огневой позиции, она краем глаза увидела лежащую перед мишенями Галину. Американка стартовала гораздо позже Наташи, однако по времени она уже немного вырвалась вперед. Но и сил ей еще нужно будет потратить гораздо больше.
        Наташе удалось отыграть несколько секунд, да и была надежда, что Галина Томпсон не так хорошо отстреляется. Но вот норвежская спортсменка уже успела создать отрыв почти в десять секунд, идеально поразив цели на двух огневых рубежах: она уже не первый год имела репутацию феноменального стрелка.
        Наташа тем временем неспешно преодолела сложный подъем. Ей удалось практически не потратить сил, зато и позиция ее ухудшилась. По времени она уже шла шестой, хотя до второй позиции, которую занимала американка, их отделяли всего девять секунд. А вот первую позицию прочно держала норвежская биатлонистка, имея преимущество в двенадцать секунд. Казалось, у нее нет слабых мест - она быстро бежала, идеально стреляла. Невозможно было представить, где бы она могла позволить обойти себя.
        Наташа преодолевала тягун, постепенно наращивая скорость. Вот уже пару минут как она не уступает Томпсон по времени, имея на один пройденный круг больше. Это придавало оптимизма болельщикам, которые понимали, что шанс зацепиться за серебро есть.
        Дальше снова был чудовищный подъем в лес. На этот раз Наташа выбрала тактику медленного подъема. Необходимо было сохранить силы на последний круг. Если получится преодолеть гору и потом отдохнуть на спуске и во время стрельбы, то можно попытаться рвануть к финишу. Это был риск: если во время рывка силы покинут ее, то вряд ли она сможет остаться даже в десятке, а если сил хватит - то и медаль можно получить. Все или ничего. Но ведь пятое место не отличается от пятидесятого.
        Гвоздев не раз оказывался в похожих ситуациях, когда еще сам был спортсменом. Казалось, он сам чувствовал ту усталость и переживал те эмоции, которые бушевали в Наташе. И скрывал их гораздо хуже своей подопечной.
        Наташа преодолела подъем, сохранив силы, но потеряв во времени: отрыв от Галины увеличился до тридцати шести секунд. Американка показывала хорошую скорость, она в тот момент не только превосходила русскую спортсменку по времени, но и шла в паре десятков метров от Тобуроковой, имея на один круг меньше.
        На длинном и легком спуске отрыв между девушками сократился до минимума, Галина уже наезжала на лыжи Наташе. Тобурокова старалась набрать скорость на спуске перед небольшим тягуном, активно отталкиваясь палками. Переложив усилия на руки, можно сэкономить энергию, плюс ко всему это даст передышку секунд в десять. Сразу после этого участка снова резкий и тяжелый поворот на крутом спуске, где нужно быть предельно осторожной. Результат малейшей ошибки на этом участке трассы Наташа уже видела в начале гонки в исполнении украинской спортсменки.
        Галина готова была на скорости обойти Наташу, но для этого ей понадобилось бы отклониться в сторону. Смена траектории заставила бы проехать ее лишних двадцать метров за счет перестроений и потратить на эти перестроения драгоценные силы. Американка решила совершить обгон на крутом повороте, это позволило бы не только сэкономить силы и обогнать соперницу, но и показать дерзкой русской девчонке класс мирового уровня, поставив ее на место и подавив морально до конца гонки.
        Наташа, на приличной скорости сойдя с первого спуска, неслась по прямому участку трассы. Она периферийным зрением видела, что на хвосте сидит кто-то из соперниц, но, естественно, не тратила времени на разглядывание, кто именно.
        Гвоздев не только следил за Наташей, но и внимательно изучал движение всех соперниц, отображаемых на экране и проезжавших мимо него. Сам тренер стоял как раз перед крутым и злополучным для многих участниц спуском. Он прекрасно видел, что трасса на спуске разбита и вираж на крутом повороте стал намного коварнее, чем был в начале гонки. На трассе уже находились шестьдесят спортсменок - этот поворот был пройден около ста тридцати раз!
        Когда Наташа практически поравнялась с тренером, Гвоздев закричал, стараясь бежать рядом с ней:
        - Наташа, место виража после спуска убито! Постарайся… сбросить скорость и войти в поворот! Не бойся потерять секунды! Там сейчас иначе никак!
        Наташа в ответ лишь слегка качнула головой, давая понять, что услышала слова тренера. Теперь предстояло пройти этот спуск.
        Девушка полетела по трассе вниз, внимательно следя за приближением поворота. Она старалась прижаться к левому борту, поскольку поворот был направо и это позволяло пройти его по более длинной траектории.
        За пару десятков метров российская спортсменка начала тормозить, сбрасывая скорость. Этим тут же воспользовалась американка: Галина дождалась, когда Наташа стала заходить в поворот, смещаясь к центру трассы, а потом обошла ее прямо на повороте. Увы, но на такой скорости Томпсон неверно рассчитала свои силы и не смогла выйти из виража. Чтобы не врезаться в отбойник, она упала на колени. В такой позе ее развернуло почти на сто восемьдесят градусов.
        Гвоздев следил на экране за происходящим. В какой-то момент создалось впечатление, что весь мир замедлился: вот американка перед самым поворотом облетает Наташу справа, вот она падает на колени и летит дальше. В этот момент она вылетела на траекторию движения Тобуроковой. Наташа молниеносно начала еще сильнее клониться вправо, чтобы избежать столкновения. Она сильно оттолкнулась левой палкой и буквально в миллиметрах пронеслась от лица Томпсон. Сразу после виража спортсменка вынуждена была почти остановиться, чтобы не упасть, и потом снова помчалась дальше.
        Из-за падения Галина потеряла более минуты. Она опустилась ниже Наташи и уже проигрывала пару десятков секунд. Наташа шла пятой. А вот оторвавшаяся на одну минуту и восемь секунд норвежская биатлонистка ошиблась на стрельбище. То, что считалось ее главным коньком, подвело. Возможно, ветер сыграл злую шутку, возможно, самоуверенность или спешка, но из позиции лежа спортсменка промазала последний выстрел. Штрафная минута откинула ее на третью строку. Но она не считалась бы фаворитом, если бы не обладала несгибаемым характером. Норвежская спортсменка с утроенной силой помчалась возвращать лидерство.
        Наташа приближалась к свой позиции на огневом рубеже. Подъезжая к месту, она переложила палки в правую руку, развернулась лицом к мишеням, потом, широко расставив ноги, встала на колени, положила палки себе на ноги сзади, сняла винтовку, приготовила ее к стрельбе и легла в позу.
        - Не рукой. Не пулей. Оком. Разумом. Сердцем.
        Пять попаданий.
        Гвоздев внимательно смотрел на мониторы. Наташа всего на десять секунд отставала от идущей третьей норвежки и была в двадцати пяти секундах от лидера гонки - шведской спортсменки. Можно было не сомневаться, что норвежка еще сможет выйти в лидеры, ведь она считалась главной фавориткой. Десять секунд не выглядели слишком большой разницей, но во многом теперь исход гонки зависел от скорости на трассе. У тренера были серьезные опасения.
        Наташа после огневого рубежа почувствовала прилив сил и уверенность. Она шла по тягуну перед тяжелым подъемом. Перед ней бежали три спортсменки. Обойти на узком участке трассы их было сложно, да и скорости все-таки не хватало - соперницы бежали быстро, явно шли первый круг, стартовав минут пять назад.
        Потом был подъем, где у Наташи начали болеть мышцы. И снова спуск, ноги немного отдохнули, но с помощью палок Наташа старалась поддерживать приличную скорость.
        Гвоздев старался разглядеть лицо приближающейся к его позиции подопечной.
        - Наташ, молодец, терпи, ты все хорошо делаешь, можешь зацепиться за медали, помни про крутой поворот, - Гвоздев не пытался дать каких-то советов, он хотел поддержать свою воспитанницу. Это ей сильно помогло: услышав его голос, Наташа смело рванула к крутому спуску.
        Гвоздев с ужасом смотрел, с какой скоростью девушка несется к повороту. Пока на экране мигали оптимистичные цифры, показывающие сближение Тобуроковой с лидерами гонки, тренер старался предупредить ее об опасности. Убитость трассы вместе с невероятно сложным поворотом на такой скорости могли привести к серьезным травмам, не говоря уже о потере времени. В этот миг Гвоздев впервые боялся не за результат, а за Наташу: «Сбрось скорость! Ты может врезаться в отбойник!» - крики тренера тонули в общем реве болельщиков. Но она и сама прекрасно знала, на что идет. Беглый взгляд вперед показал, что трасса перед ней свободна - до поворота никого впереди не видно.
        Перед поворотом девушка лишь слегка притормозила на чудовищной скорости. Гвоздев замер, казалось, что в тот момент он забыл даже о дыхании.
        Российская спортсменка вошла в поворот справа и буквально начала резать лыжами снег, как конькобежец, который разворачивается на сто восемьдесят градусов. Инерция несла Наташу боком к отбойникам. У Гвоздева замерло сердце.
        До отбойника оставались считаные сантиметры, и девушка выставила палку в сторону, оттолкнувшись от металлической конструкции, и под острым углом вошла в поворот. Каким-то чудом спортсменка выстояла, резко выровнялась с помощью палок и на той же огромной скорости помчалась дальше. Гвоздев выдохнул. Обошлось.
        Наташа подъехала к последнему огневому рубежу. Почти бросив палки на землю, она сняла винтовку и приложила приклад к плечу.
        Пять последних мишеней, пять глаз белки.
        Ты никогда не выиграешь. Сдайся.
        - Давай, дочка. - Чей это был голос? Отца? Егора Ивановича? Валерьянова? Или Индейца? - Бей. В десяточку. Раз. Два…
        За каких-то восемь секунд спортсменка выбила пять мишеней, закинула винтовку на спину, схватила палки и помчалась дальше. Казалось, что ни ветер, ни блики солнца никак не могли помешать ей.
        Она мчалась изо всех сил. Обошла одну соперницу, потом другую.
        Гвоздев не мог поверить своим глазам: его подопечная летела по трассе на зависть любой олимпийской чемпионке. Она уже была второй, но продолжала отставать на те же десять секунд от норвежской биатлонистки. Уже это казалось невероятным, Наташа ногами ничуть не проигрывала легенде мирового спорта.
        Дальше был крутой подъем, последний сложный участок на трассе, можно было не жалеть сил. До финиша оставалось метров пятьсот, и это расстояние сокращалось с невероятной быстротой.
        Кто-то из тренеров подставил древко российского флага. Наташа бросила в сторону лыжную палку, схватила флаг и пересекла финишную черту под оглушительный рев болельщиков и вспышки фотокамер.
        «Наташа!» - спортсменка повернулась на голос тренера. Увидела его и обняла, зажмурившись от счастья. В этот момент мир для нее остановился, захотелось провести так целую вечность.
        Девушка обошла норвежскую биатлонистку на восемь секунд с учетом штрафа соперницы за один промах на втором огневом рубеже. Гонка шла еще более часа, но стало понятно: Наталья Тобурокова взяла золото!
        Серебро получила норвежская спортсменка, а бронзовая медаль досталась американке, проявившей невероятный характер. После падения она смогла собраться с силами и вернуться в тройку, и ее отставание от ближайшей соперницы составило тридцать четыре секунды.
        Только во время церемонии награждения Наташа начала осознавать, что же произошло. Она стала первой российской спортсменкой за три Олимпиады, выигравшей золото в биатлоне. Ей на шею повесили золотую медаль, на табло отобразились флаги России, Норвегии и США, и заиграл российский гимн - гимн страны-победительницы.
        В этот момент лицо Наташи видели миллионы людей по всему земному шару. Улыбался скупой улыбкой Егор Иванович, неловко обняв жену. Прыгал по общежитию, поднимая руки вверх в триумфальном жесте, Валерьянов. Плакал навзрыд пьяный Беркут на полу своей роскошной мюнхенской квартиры. Кивал головой с каменным выражением лица Индеец в своей маленькой комнате. Хохотал, обнимая других спортсменов и тренеров, Гвоздев. И Наташа чувствовала их любовь, их жизни в своей, любовь всей своей страны, и ей было светло и хорошо.
        Послесловие
        Привет, Наташ!
        Услышал вот, что «знаменитая биатлонистка вышла замуж за своего тренера» и что «молодая надежда России по биатлону оправдала ожидания, взяв золото Олимпиады». Круто! Ты молодец, всегда была сильной. Захотелось тебя поздравить. Мне важно было знать, что ты счастлива, что у тебя все хорошо. И вот узнал.
        Так вот, Наташа, я поздравляю тебя с обоими великими и радостными событиями в жизни. Я желаю тебе еще большего счастья и успеха. И большой любви. Такой, чтобы каждый вздох имел смысл, потому что рядом любимый человек. Чтобы наконец стало понятно, зачем человеку зрение. Чтобы видеть радость в любимых глазах. Чтобы стало понятно, зачем добиваться успеха. Чтобы посвятить его любимому. Я желаю тебе настоящей любви. Как та, что я познал однажды в прошлом. Я тобой горжусь, малыш. И вспоминаю каждый наш с тобой день.
        Обнимаю.
    Беркут.
        P.S. У меня все хорошо. Я живу в Мюнхене, в домике с садом в центре Богенхаузена. Мы с женой состоим в совете директоров автомобильного концерна. Ждем ребенка. Я это делаю ради семьи. Ну, это все, конечно, не золотая медаль. Но я живу ради тех, кого люблю, и хочу дать им самое лучшее.
        P.P.S. Я знаю, что государство дарит машину в честь получения олимпийского золота, но ты заслуживаешь того, чего не будет у других. Например, этот спортивный Mercedes-Benz SLS McLaren Red Golden Dream ручной сборки. Красного цвета. Самый яркий. Самый быстрый. Самый красивый. Как и ты.
        P.P.P.S. Будь счастлива, как счастлив был я, когда смотрел в твои глаза.
        Прощай.
        И я хочу сделать тебе небольшой подарок, моя маленькая воспитанница. Мой маленький стрелок, который вернул огонек в мою холодную жизнь. Высылаю тебе свою счастливую винтовку, которая не сделала ни одного промаха. Мне она больше не нужна. Живи счастливо.
        Благодарности
        Большое спасибо тем, кто помог мне с этой книгой: Маше Волковой, Саше Адрианову, Жене Рыбкину, Маше Балабановой, Лене Щетининой, Маше Дадашевой, Антону Житареву, Андрею Можайкину, Ксении Бубновой, Лене Срапян, Ивану Цепелеву, сибирячке Даше Акуловой, кмс по биатлону Роману Костылькову, писателю и охотнику Илье Кочергину, модератору форума российского фан-клуба биатлона Оле Сухановой.
        notes
        Примечания
        1
        Детско-юношеская спортивная школа.
        2
        Спортивная детско-юношеская школа олимпийского резерва.
        3
        Новосибирск.
        4
        Резкое кратковременное увеличение темпа движения в скоростных видах спорта.
        5
        От англ. staff - персонал.