Суперфадж Джуди Блум
        Питер и Шейла #3
        Питеру Обыкновенному уже двенадцать. Но жизнь легче не стала. Мало родителям неуёмного Фаджа — они нового младенца завели! Да ещё и переехать решили! От этих новостей Питер чуть было не удрал из дома, но всё-таки остался. И даже постепенно смирился с тем, что Фадж теперь ходит с ним в одну школу и завёл дружка-зануду, и сбежал один в кондитерскую, и заставил знаменитого писателя нарисовать карикатуру на директора… Зато Фадж иногда бывает ну очень смешным. А новый младенец — сестра Тутси — лучше всех на свете говорит «Ню-ню». А ещё красавица Джоанна, одноклассница Питера, явно к нему неравнодушна, так что и новая школа оказалась не так уж плоха.
        «Суперфадж» — третья книга Джуди Блум, вышедшая в «Розовом жирафе», продолжение «Питера Обыкновенного» и «Шейлы Великолепной», но ее можно читать и отдельно. И желательно — всем вместе и вслух. Потому что в «Суперфадже» смешно и точно описывается устройство обычной семьи со всеми ее ссорами, детской ревностью и обидами, но все равно любящей и счастливой.
        И как бы ни надоели Питеру Фадж своими выходками и Тутси своим ревом, он все равно становится настоящим старшим братом, который и подгузник, если надо, поменяет, и со шкафа снимет, и в «горячо-холодно» сыграет, и в кино возьмет.
        Джуди Блум
        Суперфадж
        Посвящается Ларри, без которого не было бы никакого Фаджа, и всем моим читателям, упросившим написать про него ещё одну книжку

        Глава первая
        Сюрприз!
        Жил я себе припеваючи, жил, и вдруг мама с папой обрушили на меня новость. Бум! Вот так вот, запросто.
        - У нас для тебя замечательный сюрприз, Питер, — сказала мама перед обедом. Она резала морковку в салатницу. Я стащил кусочек.
        - Какой? — спрашиваю. Может, думаю, папу сделали директором агентства. Или позвонила моя учительница и сообщила, что несмотря на более чем скромный табель она всё же считает меня самым умным мальчиком в нашем пятом классе.
        - У нас будет ребёнок, — сказала мама.
        - Чего у нас будет? — тут я подавился и как начал кашлять! Пришлось папе по спине меня хлопать. Изо рта выскочила жёваная морковка и шлёпнулась на стол. Мама смахнула её тряпкой в ведро.
        - Ребёнок, — сказал папа.
        - В смысле ты беременна? — спрашиваю маму.
        - В смысле да, — она похлопала себя по животу. — Почти четыре месяца.
        - Четыре! Вы уже четыре месяца знаете, а мне не сказали?
        - Мы хотели удостовериться, — сказал папа.
        - Четыре месяца для этого понадобилось?
        - Сегодня я второй раз ходила к врачу. Ребёнок родится в феврале, — сказала мама и потянулась взъерошить мне волосы. Я поднырнул под её руку, и она промахнулась.
        Папа снял крышку с кастрюли на плите и помешал подливку. Мама снова резала морковку. Можно подумать, мы обсуждали погоду.
        - Как вы могли? — заорал я. — Как вы могли! Вам что, одного мало?
        Они оба замерли и уставились на меня.
        А я всё орал:
        - Второй Фадж! Вот что нужно этой семье, самое оно, ага! — и выскочил из кухни.
        Фадж, мой четырёхлетний братец, был в гостиной. Запихивал в рот крекеры и хохотал как сумасшедший над передачей «Улица Сезам».
        Глядел я на него и представлял, что всё это начнётся по новой. Капризы, рёв, беспорядок и многое, многое другое. Я так разозлился, что со всей дури пнул стену ногой.
        Фадж обернулся.
        - Привет, Пита.
        - За что мне всё это?! — завопил я.
        Он кинул в меня горсть крекеров.
        Я ринулся в свою комнату и с такой силой шваркнул дверью, что со стены свалилась карта и спланировала на кровать. Мой пёс, Черри, загавкал. Я приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы он протиснулся в щель, и снова заперся. Вытащил из шкафа адидасовскую сумку и напихал в неё содержимое двух ящиков комода. «Второй Фадж, — меня просто замкнуло на этой мысли. — Они хотят завести ещё одного Фаджа».
        В дверь постучали.
        - Питер, — позвал папа.
        - Уходи.
        - Я хочу с тобой поговорить, — сказал он.
        - О чём? — А то я не догадываюсь, ага.
        - О ребёнке.
        - Каком ребёнке?
        - Сам знаешь, о каком.
        - Нам больше не нужно никаких детей.
        - Нужно или нет, а ребёнок будет, — сказал папа. — Ты скоро свыкнешься с этой мыслью.
        - Никогда!
        - Поговорим позже. Мой руки. Обед готов.
        - Я не хочу есть.
        Я застегнул молнию на сумке, схватил куртку и отпер дверь. Никого. Вышел в холл и обнаружил родителей на кухне.
        - Я ухожу, — сообщил я. — Не собираюсь дожидаться, пока родится ещё один Фадж. До свидания.
        И не двинулся с места. Стоял и ждал — что они станут делать.
        - Ты куда? — спросила мама. Она вынула из буфета четыре тарелки и вручила папе.
        - К Джимми Фарго, — говорю, хотя до этого момента не задумывался о таких мелочах.
        - У них однокомнатная квартира, — сказала мама. — Вам будет очень тесно.
        - Тогда к бабушке. Она с удовольствием меня приютит.
        - Бабушка на неделю уехала в Бостон, в гости к тёте Линде.
        - А-а.
        - Лучше мой руки и садись обедать, а решишь потом.
        Я не собирался признаваться, что голоден, но есть хотелось. Кастрюли и сковородки источали такие ароматы, что у меня слюнки текли. Так что я скинул адидасовскую сумку и потопал мыть руки.
        Фадж стоял у раковины на табуретке, руки в пенном облаке.
        - Привет, ты, наверное, Берт, — прогундосил он лучшим из своих сезамовских голосов. — Меня зовут Эрни. Рад познакомиться. — И протянул мне мыльную лапу.
        - Закатай рукава, — проворчал я. — Развёл болото.
        - Болото, болото, болото я люблю! — спел Фадж.
        - Мы в курсе, — говорю.
        Я быстро сунул пальцы под кран, потом вытер о джинсы.
        Мы сели за стол, Фадж взгромоздился на стул. Поскольку он отказывался сидеть на детском стульчике, ему приходилось стоять за столом на коленках, чтобы доставать до тарелки.
        - Пита не мыл руки, — сообщил он. — Только помочил.
        - Ах ты… — начал я, но Фадж уже выделывался перед папочкой:
        - Привет, я Берт. А ты, наверное, Эрни.
        - Верно, — сказал папа, подыгрывая ему. — Как дела, Берт?
        - Что ж, я тебе отвечу, — сказал Фадж. — У меня позеленела печень и отваливаются ногти на ногах.
        - Сочувствую, Берт, — сказал папа. — Может, завтрашний день будет поудачней.
        - Да, может быть.
        Я помотал головой и нагрузил на тарелку горку пюре. Залил подливкой.
        - Помните, как мы повели Фаджа в «Гамбургер Хэвен», и он заляпал стены пюре?
        - Я заляпал? — вдруг заинтересовался Фадж.
        - Ага, а ещё вывалил себе на голову плошку зелёного горошка.
        Мама засмеялась.
        - Надо же, я об этом совсем забыла.
        - Жаль, ты не вспомнила раньше, до того, как заводить ещё одного ребёнка, — сказал я.
        - Ребёнка? — переспросил Фадж.
        Мама с папой переглянулись. Всё понятно. Они ещё не сообщили Фаджу радостную весть.
        - Да, — сказала мама, — у нас будет ребёнок.
        - Завтра? — поинтересовался Фадж.
        - Нет, не завтра, — сказала мама.
        - А когда?
        - В феврале, — ответил папа.
        - Январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июнь… — завёл Фадж.
        - Ладно, ладно, — перебил я, — мы все в курсе, какой ты умный.
        - Десять, двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят..
        - Хватит! — взмолился я.
        - А, Б, В, Г, Д, Е, Ё, Ж…
        - Кто-нибудь выключите его!
        Фадж несколько минут помолчал. Потом говорит:
        - А какой он будет, этот новый ребёнок?
        - Надеюсь, не такой, как ты, — сказал я.
        - Почему? Я был хорошим ребёнком, правда, мам?
        - Ты был интересным ребёнком, — поправила его мама.
        - Видишь, я был интересным, — сказал мне Фадж.
        - А Питер был очень милым ребёнком, — сказала мама. — Очень тихим.
        - Вам повезло, что вы меня первым родили, — сказал я маме, — иначе, боюсь, вы бы больше не захотели детей.
        - А я тоже был тихим? — спросил Фадж.
        - Я бы так не сказал, — мягко увильнул папа.
        - Я хочу ребёнка, — заныл Фадж.
        - Будет тебе ребёнок.
        - Сейчас!
        - Сейчас нельзя, — сказал папа.
        - Почему?
        - Потому что он внутри меня, — улыбнулась мама.
        Ну, началось, подумал я. Вот он, тот самый вопрос. Когда я об этом спросил, мне вручили книжку «Откуда берутся дети». Любопытно, что мама с папой скажут Фаджу. Но Фадж его не задал. Он бросил ложку в тарелку и взвыл:
        - Я хочу ребёнка. Хочу ребёнка — прямо сейчас!
        - Придётся тебе подождать до февраля, как и нам всем, — сказал папа.
        - Сейчас, сейчас, сейчас! — вопил Фадж.
        И ещё пять лет такого, подумал я. А то и больше. Кто сказал, что на этом они остановятся?
        - Спасибо, — сказал я, выходя из-за стола. В кухне взял свою сумку, потом встал в дверях и сообщил: — Пойду, пожалуй, — и сделал всем ручкой.
        - Куда Пита идёт? — спросил Фадж.
        - Я сбегаю из дома, — объяснил я. — Но вернусь вас навестить. Как-нибудь.
        - Нет, Пита, не уходи! — Фадж спрыгнул со стула и кинулся ко мне. Обхватил мою ногу и как заревёт: — Пита… Пита… Возьми меня с собой.
        Я попытался стряхнуть его. Не вышло. Ох и цепкий же он. Я посмотрел на папу с мамой. Потом вниз, на Фаджа. Он глядел на меня в точности как Черри, когда клянчит печенье.
        - Если б я мог знать, каким получится этот ребёнок… — проговорил я.
        - А ты рискни, Питер, — сказал папа. — Совсем не обязательно, что он будет похож на Фаджа.
        - Совсем не обязательно, что не будет.
        Фадж тянул меня за ногу.
        - Хочу интересного ребёнка, — сказал он. — Как я.
        Я вздохнул.
        - Не вздумайте подселить его в мою комнату, слышите?
        - Ребёнок будет спать здесь, — сказала мама. — В столовой.
        - А есть мы где будем?
        - Что-нибудь придумаем, — сказала мама. Сумка стекла на пол. Я попытался вывернуться из мёртвой хватки Фаджа.
        - Ладно, пока останусь. Но когда ребёнок родится, если он мне не понравится — уйду.
        - Я тоже, — сообщил Фадж. — У Сэма вон тоже родился новый ребёнок, и он так воняет. Фу, — он зажал нос.
        - Кто хочет десерта? — спросил папа. — Ванильного пудинга.
        - Я, я хочу! — завопил Фадж, выпустил мою ногу и полез на стул.
        - А ты, Питер?
        - Почему бы и нет, — я тоже уселся за стол. Мама взъерошила мне волосы. На сей раз я милостиво позволил.
        Глава вторая
        Агу, агу, агушеньки
        Фадж скрипел мозгами несколько дней, но всё же додумался до того самого вопроса.
        - А как в тебя попал ребёнок, мама?
        Так что мама одолжила у меня книжку «Откуда берутся дети» и прочла её Фаджу.
        Узнав правду, Фадж незамедлительно взялся просвещать всех и каждого, каким именно образом мама с папой сделали ребёнка. Он поведал об этом Генри, нашему лифтёру. Генри с улыбкой сказал:
        - Да, такое не враз переваришь, правда, малыш?
        Он рассказывал кассирше в супермаркете. Её глаза делались всё больше, больше, пока мама не попросила:
        - Хватит, Фадж.
        - Но я ещё до самого интересного не дошёл, — удивился он.
        - Питер, — сказала мама, — что-то тут очень жарко, может, выведешь брата на улицу?
        Он увидел в автобусе беременную и сказал:
        - Я знаю, что у вас растёт внутри и как оно туда попало.
        Женщина пересела на другое место.
        Он поведал всё бабушке. Она сказала маме:
        - Энн, не рановато ли вы на него обрушили такие знания? В наши дни детям рассказывали про аиста.
        - Что такое аист? — спросил Фадж.
        - Большая птица, — быстро ответил я.
        - Как Большая Птица из «Улицы Сезам»?
        - Не совсем.
        - Я люблю птиц, — сказал Фадж. — Хочу стать птичкой, когда вырасту.
        - Птичкой не получится, — объяснила бабушка.
        - Почему?
        - Потому что ты мальчик.
        - Ну и что? — Тут Фадж расхохотался и давай кувыркаться по полу.
        Фадж не переставая говорил на свою любимую тему. Просветил всех в детском саду, и учительница была так впечатлена, что позвонила маме и попросила зайти. У детей, мол, к ней много вопросов. Мама сходила в садик и выступила с успехом. И предложила мне провести подобную беседу и в моём классе.
        - Нет, спасибо, — ужаснулся я.
        Я никому не сказал, что у нас будет ребёнок, одному только Джимми Фарго. Я с ним почти всем делюсь. Ещё Шейла Тубман знала, поскольку жила в нашем доме и видела маму с животом.
        - А она не старовата детей рожать? — спросила меня в тот день Шейла.
        - Ей тридцать четыре.
        Шейла открыла рот.
        - Ого, так она и впрямь очень старая!
        - Не такая старая, как твоя, — говорю.
        Я не представлял, сколько лет миссис Тубман, но Либби, сестре Шейлы, тринадцать, значит, миссис Тубман наверняка старше моей мамы.
        - Но моя-то не беременная, — пожала плечами Шейла.
        - Да, но…
        Я не знал, что ещё сказать. И вообще не понял, к чему она ведёт.
        Поднявшись к себе, я спросил маму:
        - А в тридцать четыре не слишком поздно детей рожать?
        - Да нет, — сказала мама. — А почему ты спрашиваешь?
        - Просто интересно.
        - Бабушка родила тётю Линду в тридцать восемь.
        - А-а…
        Значит, моя мама не самая старая женщина на свете, решившая завести детей. А Шейла, как всегда, несёт чушь.

* * *
        Моя сестра родилась 26 февраля, пока мой класс был на экскурсии в музее «Метрополитен». Позже выяснилось, что это случилось в 14:04, мы как раз были в Египетском зале, изучали мумии.
        Её назвали Тамарой Роксаной, но несколько недель все называли её просто Малюткой. «Малютка плачет». «Малютка проголодалась». «Тсс… Малютка спит».
        Потом мама перестала звать её «Малюткой» и начала сюсюкать и говорить всякие глупости типа «Как поживает моя Тутси-Вутси?» Как будто младенец может взять и ответить. «Не нужно ли моей Тутси-Вутси поменять подгузник?» Да, нужно, почти всегда! «Не хочет ли моя Тутси-Вутси покушать?» Да, хочет, почти всегда!
        Ещё мамина Тутси-Вутси никогда не спала дольше двух часов подряд. Каждую ночь я просыпался от её воплей. Черри, который обычно дрыхнет у меня в ногах, тоже просыпался — и начинал подвывать. Они всегда выли дуэтом.
        К тому времени, когда ей исполнился месяц, все уже называли её Тутси. Я-то сразу понял, что с этим возникнут проблемы, и попытался предупредить родителей.
        - Когда она придёт в школу с таким именем, её станут дразнить. «Тутси-Ролл» — это же шоколадные конфеты такие!
        Мама с папой только посмеивались:
        - Ну и забавный же ты, Питер!
        Ничего забавного в этом не было. Я-то на своей шкуре знал, как это бывает в школе. Но взрослых попробуй убеди. У меня уже есть брат по имени Фадж — «сливочная помадка». А теперь ещё и сестра Тутси. Может, моим родичам просто нужна конфетная фабрика? Выходит, мне хоть с именем повезло.
        Тутси была намного мельче, чем я ожидал, однако оказалась довольно прочной. Это обнаружилось, когда Фадж попытался оторвать ей большой палец на ноге.
        - Я просто хотел посмотреть, что получится, — объяснил он, когда Тутси завопила.
        - Никогда больше так не делай! — рассердилась мама. — А если бы Питер захотел оторвать палец тебе?
        Я рассмеялся, а Фадж сказал:
        - Питер знает, что у меня не отрываются.
        - У Тутси тоже, — сказала мама.
        Однажды возвращаюсь из школы, а Тутси нет в кроватке. Наверное, мама её кормит, решил я и пошёл в мамину спальню поздороваться. Мама лежала, закрыв глаза руками.
        - Привет, — говорю, — а где Тутси?
        - В кроватке, спит, — пробормотала мама.
        - Неа, нет её там, — говорю.
        - Конечно, там. Только что её положила.
        - Мам, я в кроватку заглядывал, пусто.
        Мама убрала руки с лица.
        - Что ты такое говоришь, Питер?
        - Мам, Тутси нет в кроватке. Вот что я говорю.
        Мама подскочила.
        - Где ж она тогда?
        Мы оба помчались в столовую.
        - Нет! — взвыла мама, заглянув в кроватку. — Её похитили!
        - Да кому она нужна! — И я тут же пожалел о своих словах.
        - Звони в полицию, Питер! Нет, погоди, сначала папе… Нет, в полицию. 911.
        - Подожди-ка, мам. А где Фадж?
        - Фадж? Наверное, у себя в комнате. Он слушал запись, когда я уложила Тутси. — Тут до неё дошло. — Ты думаешь…
        Мы бросились в комнату Фаджа. Он сидел на полу, играл с машинками и слушал пластинку «Волшебный дракон Пафф».
        - Где Тутси? — спросила мама.
        - Тутси? — Фадж переспросил точно так же, как и я, когда не хочу отвечать на вопрос.
        - Да, Тутси! — Мама повысила голос.
        - Прячется.
        - Как это?
        - Мы играем, — объяснил Фадж.
        - Кто играет?
        - Мы. Я и Тутси.
        - Тутси не умеет играть. Она ещё слишком маленькая.
        - А я ей помог, — сказал Фадж. — Помог ей спрятаться.
        - Фадж, — сказала мама, и я почувствовал по голосу, что сейчас она ему задаст, — где Тутси?
        - Я не могу сказать. Она рассердится.
        И когда мама готова была взорваться, я вдруг кое-что придумал.
        - Давай сыграем в «горячо-холодно», — предложил я Фаджу. — Иди за мной, и когда я пойду в сторону Тутси, кричи «горячо», а когда не туда, кричи «холодно». Понял?
        - Я люблю играть, — сказал Фадж.
        - Хорошо. Готов?
        - Готов.
        - Вперёд. — Я спустился на первый этаж и двинулся к гостиной.
        - Холодно, холодно, холодно, — пел Фадж.
        Я свернул на кухню.
        - Холодно, холодно, холодно.
        Я вышел в коридор.
        - Горячо. Ой, горячо! — закричал Фадж.
        Я открыл шкаф для верхней одежды.
        - Очень горячо… Осторожно, обожжёшься! — Фадж прыгал и хлопал в ладоши.
        Тутси лежала на дне шкафа и спала. Мама схватила её и давай причитать:
        - Слава Богу, моя Тутси-Вутси жива-здорова! Она положила её обратно в кроватку — и началось.
        - Это очень, очень плохой поступок! — шумела она. — Я на тебя рассердилась, Фадж!
        - Но Тутси нравится играть.
        - Ты что, и раньше её прятал?
        - Да.
        - Никогда больше так не делай, слышишь! Ты понял?
        - Нет.
        - Нельзя её так носить.
        - Она не тяжёлая.
        - Но младенцев носят совсем по-другому.
        - Как мамы-кошки котят? — спросил Фадж.
        - Да, примерно.
        Фадж засмеялся.
        - Но ты-то не носишь Тутси в зубах.
        - В зубах — нет. Но я беру её на руки очень осторожно, чтобы ничего ей не повредить.
        - Ты меня любишь, мама?
        - Да, очень люблю.
        - Тогда отдай кому-нибудь Тутси, — сказал Фадж. — Она мне надоела. Неинтересная.
        - Когда-нибудь с ней станет интересно. Она сможет играть с тобой в прятки. Но придётся подождать. Она ещё не готова.
        - Не хочу я ждать. Я хочу, чтобы ты её отдала. Прямо сейчас!
        - Тутси — наша малютка.
        - Я твоя малютка!
        - Ты мой сын.
        - Нет, я твоя малютка.
        - Ладно, — согласилась мама. — Ты тоже малютка.
        - Тогда возьми меня на ручки, как берёшь Тутси.
        Мама раскрыла объятия, и Фадж запрыгнул ей на руки. Положил голову ей на плечо, сунул пальцы в рот и зачмокал.
        Знаю, глупо, но на какой-то миг я ему позавидовал.
        С этих пор при любой возможности Фадж пытался продать Тутси.
        - Вам нравится наша малютка?
        - О, да… Она прелестна.
        - Можете забрать её за 25 центов.
        Это не срабатывало, тогда он стал предлагать её бесплатно.
        - У нас есть малютка, — говорил он прохожим. — Можете взять её, за так.
        Поскольку и это не срабатывало, он начал предлагать её с доплатой.
        - Я вам дам 25 центов, если заберёте её себе, только чур не возвращать.
        Он и Шейле Тубман попытался её навязать.
        - Мама говорила, что, когда я родилась, Либби тоже хотела от меня избавиться, — сообщила Шейла.
        «Это можно понять», — подумал я.
        - Но у неё прошло, пройдёт и у тебя, — сказала она Фаджу.
        Фадж лягнул Шейлу и убежал. Шейла склонилась над коляской Тутси.
        - Ей повезло, она не похожа на тебя, Питер.
        - Это что ещё значит? — говорю.
        - А ты в зеркало иногда поглядывай. — И наклонилась к Тутси: — Агу, агу, агушеньки!
        - Мы с ней как с обычным человеком разговариваем.
        - Но она не обычный человек, — сказала Шейла. — Она младенец.
        - Короче… Можешь не издавать этих глупых звуков?
        - А ей нравится. Гляди… если ей щекотать подбородок, она улыбается.
        - Тебе только кажется, что улыбается. На самом деле это газы.
        - Ничего подобного. Тутси улыбается — мне, и только мне, правда, масипусечка?
        Ну, да, да, выражение на лице Тутси и впрямь смахивало на улыбку. Но даже безмозглый младенец вряд ли станет улыбаться Шейле Тубман.
        Вечером Фадж влез в кроватку Тутси.
        - Я младенец, — сказал он. — Ге-ге-ге.
        Папа выудил его и поставил на пол.
        - Ты большой мальчик. И спать должен в кровати для больших мальчиков.
        - Нет, я не большой. Я младенец. Уа-уа-уа.
        Ну, думаю, пора провести с парнем беседу.
        - Слушай, Фадж… хочешь, я тебе почитаю? — Да.
        - Ладно. Иди ложись, я сейчас.
        Я почистил зубы, надел пижаму. Когда зашёл к Фаджу, он сидел с любимой книжкой на коленях. «Муравьед по имени Артур».
        - Читай, — сказал он.
        Я сел рядом.
        - Тебе не надоело вести себя как младенец? — спрашиваю.
        - Нет.
        - А я думал, ты хочешь быть похожим на меня.
        - Хочу.
        - Но ты тогда выбери, на кого ты хочешь быть похожим — на меня или на младенца.
        - Почему нельзя сразу?
        - Ну… потому что малыши ничего не умеют. Только едят, да спят, да ревут. Они даже не интересные.
        - А почему же тогда все так любят Тутси?
        - Потому что она новенькая. Скоро она им надоест. Лучше быть старше.
        - Чем лучше?
        - Больше привилегий.
        - Что такое привилегий?
        - Это значит, мы можем делать то, что она не может.
        - Например?
        - Поздно ложиться спать, смотреть телек, и всё такое.
        - Мне нельзя поздно ложиться. Это тебе можно.
        - Потому что я старший брат. Но тебе можно будет ложиться позже, чем Тутси.
        - Когда?
        - Когда ей будет четыре, а тебе восемь. Тогда сможешь ложиться гораздо позже. И в школу пойдёшь, научишься читать и писать, а она — нет. И ещё…
        - Читать, — сказал Фадж, залезая под одеяло.
        - Перестанешь вести себя как маленький? — спросил я.
        - Я подумаю.
        - Ну хоть что-то, — сказал я.
        Фадж заснул раньше, чем я дочитал до конца. Я поправил ему одеяло и выключил свет. Потом долго смотрел на себя в зеркало в ванной. Что там Шейла Тубман болтала? Почему Тутси повезло, что она на меня не похожа? Нормально я выглядел, как всегда. Если не считать ушей. В последнее время они кажутся мне великоватыми. Я прижал их пальцами к голове, «Неплохо, — подумал я. — Можно перед школой приклеивать пластырем. Но слишком уж хлопотно. Если отрастить волосы подлиннее, можно их прятать. Да, так и поступлю. Буду отращивать».
        Я зевнул. Когда зеваешь перед зеркалом, видно гланды.
        И пошёл к себе, и лёг, и заснул. Кому какое дело, что думает Шейла Тубман! Тоже мне важная особа.
        Глава третья
        Ещё одна прелестная новость
        Жизнь у нас дома сильно изменилась. Папа приходил вечером с работы, притаскивал полные сумки продуктов и готовил ужин. Стиральная машина вкалывала круглые сутки. Всякий раз, как Тутси кормили и похлопывали по спинке после еды, она срыгивала. Переодевать её нужно было раз шесть на дню. Фадж снова стал писаться — и в штаны, и в кровать. Мама с папой говорили, что у него просто такая фаза, мол, немного терпения, и это пройдёт. Я предложил снова надевать на него памперсы, но идею не поддержали.
        Однажды мама расплакалась. Прямо у меня на глазах, не скрываясь.
        - В чём дело? — спросил я.
        - Просто ужасно устала. Столько всяких дел! Порой кажется, до конца недели не дотяну.
        - Так и бывает, когда рожаешь ещё одного ребёнка! — говорю.
        От моих слов она ещё пуще разрыдалась. Не люблю, когда мама плачет. Вроде и жалко её, и в то же время начинаю злиться.
        Несколько раз в неделю на помощь приходила бабушка. Ещё мама наняла Либби Тубман после школы сидеть с Фаджем. А я до ужина торчал у Джимми Фарго. Никто из домашних по мне, похоже, не скучал.
        Но к середине мая жизнь наладилась. Тутси стала спать днём по четыре часа, а ночью и того дольше. Мама с папой готовили теперь ужин вместе. Мама уже поговаривала о том, чтобы вернуться в колледж и защитить диссертацию по истории искусств, что меня здорово удивило. Потому что до моего рождения она работала ассистентом стоматолога.
        - Почему вдруг история искусств? — спросил я.
        - Потому что мне это интересно.
        - А как же зубы? Зубы тебя больше не интересуют?
        - Нет, интересуют, конечно, — сказала мама. — Но искусство больше. По-моему, я готова к переменам.
        - А родить Тутси — недостаточные перемены?
        - Это хорошо, но в один прекрасный день она вырастет и пойдёт в школу, а я захочу заниматься любимой работой.
        - Ясно, — сказал я.
        Однако не уверен, что я понял.
        В последний день учёбы нам в школе устроили праздник с кексами и пуншем. Я выпил восемь стаканов. Пунш — мой любимый напиток. Мама говорит, у меня пуншевая зависимость. А я отвечаю:
        - Точно. Если вскрыть меня, обнаружится, что по моим венам течёт нектар из семи натуральных фруктовых вкусов.
        К восьми стаканам прибавьте дорогу домой, ожидание лифта, поиски ключа, открывание двери и пробежку по коридору до туалета. Я очень хотел писать. Нестерпимо.
        А в туалете заседал Фадж, листая «Муравьеда по имени Артур».
        - Скорей! — кричу. — Сейчас не выдержу!
        - Мне спешить вредно, — сказал Фадж.
        Я побежал в мамину спальню, но дверь в её ванную комнату была заперта.
        - Мам! — забарабанил я в дверь.
        - Не слышу тебя! — крикнула она. — Я в душе. Через пять минут выйду. Проверь, пожалуйста, Тутси, ладно?
        Я ринулся обратно, но Фадж и не думал вставать.
        - Давай же, — говорю, — мне срочно. Я выпил восемь стаканов пунша.
        - А я два стакана какао.
        - Может, слезешь на минутку?
        - Это вредно, — сказал он.
        - Ну давай же, Фадж!
        - Я не могу думать, когда ты здесь.
        - О чём тебе надо думать?
        - О том, чтобы писалось!
        Я мог его просто смахнуть с унитаза. Но теперь, когда он перестал мочить штаны, всем полагалось поддерживать его туалетные начинания. Так что я опять рванул по коридору, а сам думаю: да, Тутси в этом смысле хорошо устроилась: писает, когда приспичит и где приспичит.
        Тут я вспомнил, как учитель читал нам книжку про Англию восемнадцатого века. Люди тогда пользовались не унитазами, а ночными горшками. Эх, мне бы такой. Всё, не могу больше терпеть! Скрюченный, я вбежал в гостиную, огляделся. В углу у нас растёт дерево в кадке, вымахало выше меня. Может, туда? Нет, гадость, фу! Но тут уж не до приличий: я потянулся к пряжке ремня…
        И тут Фадж крикнул сверху:
        - Всё, Пита. Я сделал. Спустишь воду.
        Фадж отказывается смывать за собой: боится, что его утянет в канализацию. Но сейчас я и не пытался его переубедить. Я пулей влетел в уборную, и настало мне счастье. Фадж наблюдал за процессом. Это произвело на него сильное впечатление.
        - Никогда не видел столько за раз, — одобрил он.
        - Спасибо, — сказал я.
        Вечером мы все сидели перед телевизором в гостиной, я держал Тутси на коленях. И тут она тихонько вздохнула. Во сне она ужас до чего похожа на спящего Черри. По звукам, которые издаёт мой пёс, понятно, что ему снится. Когда что-то страшное, он поскуливает и вздрагивает. Погладишь его — успокоится.
        Вот и с Тутси так же. Спит она крепко, но постоянно издаёт какие-то звуки, попискивает, кряхтит, постанывает. А то вдруг примется чмокать, будто сосёт из бутылочки, губы бантиком. Наверное, во сне она часто ест. И вот эти тихие вздохи ужасно умиляют. Это значит, что она довольна. Она лежала у меня на руках вся такая тёплая, мягкая, что я и сам весь размяк.
        Когда передача закончилась, папа выключил телевизор, повернулся к нам и сказал:
        - У нас хорошие новости, мальчики.
        - Что, опять? — я опустил глаза на Тутси.
        Родители засмеялись.
        - Нет, на сей раз кое-что другое, — сказал папа.
        - Интересное? — спросил Фадж, разгоняя по полу машинку. — Вруууммм, вруууммм…
        - Очень даже интересное, — ответила мама.
        - Ещё одна сенсация? — проворчал я. — Выкладывайте.
        - Сенсация — это как привилегия? — спросил Фадж.
        - Нет, — говорю. — Помолчи. — И поглядел на папу: — Ну? — Наши с ним представления об интересном могли существенно различаться.
        - Мы переезжаем в Принстон, — сказал папа.
        - Что? — Я чуть не подпрыгнул, но вовремя удержался: лучше не прыгать с младенцем на коленях.
        - А Принстон рядом с парком? — Фадж елозил машинкой по маминой ноге.
        - Нет, тупица, — говорю, — это город в штате Нью-Джерси.
        - А Нью-Джерси рядом с парком?
        - Только не с Центральным парком, — осторожно сказала мама.
        - Тебе там не нужен будет парк, — добавил папа. — Потому что у тебя будет собственный участок возле дома.
        - Что это — участок?
        - Примерно как маленький парк, — объяснила мама.
        - Мой личный парк?
        - Более-менее личный, — сказал папа, чтобы его унять.
        - А как же история искусств? — спросил я маму.
        - А что история искусств?
        - Ты же вроде собиралась её изучать.
        - В Принстонском университете есть факультет истории искусств. Я могу туда ходить.
        - Это всего на год, — сказал мне папа. — Посмотрим, как нам жизнь вдали от большого города.
        - Вдали-вдали-вдали… — пел Фадж. При нём невозможно разговаривать, неужели они не видят.
        - Переезд на следующей неделе, — сказал папа.
        - А как же Мэн? — спрашиваю. Мы всегда летом ездим на две недели в штат Мэн.
        - «Мэн» пишется М-Э-Н, — спел Фадж. — М-Э-Н.
        - Откуда он знает, как пишется «Мэн»? — спросила папу мама.
        - Понятия не имею.
        - Ну так что с Мэном? — напомнил я.
        - Вместо Мэна получается Принстон, — ответил папа.
        - Вместо-вместо-вместо… — забормотал Фадж.
        - Да замолчи ты! — заорал я. И добавил почти так же громко: — Ненавижу Принстон.
        - Ты там никогда не был, — возразила мама.
        - Нет, был. Мы ездили в гости к каким-то твоим дурацким друзьям, и они нас накормили отвратным ужином: креветки, грибы и шпинат — всё вперемешку. А я был голодный, но они мне ничего другого не дали. Даже лишнего куска хлеба. Я помню.
        - A-а, верно, — сказала мама. — Надо же, я и забыла, как мы гостили у Милли с Джорджем.
        - Вечно ты забываешь самое важное!
        - Послушай, Питер, — сказал папа. — Мы надеялись, ты обрадуешься переезду. Мы уже там дом арендовали. Вообще-то это дом тех самых Милли и Джорджа. Они на год уезжают в Европу.
        - Та старая развалюха?
        - Никакая не старая развалюха. Красивый старинный особняк. А нашу квартиру мы сдадим. Так что, пожалуйста, попробуй увидеть в переезде хорошее.
        - Хорошее-хорошее-хорошее… — запел Фадж.
        - Надо было раньше мне сказать. И про Тутси надо было сказать, как только узнали. Никогда мне ничего не говорите. На вот, — я сунул папе свёрток с Тутси. — Сам держи своего дурацкого младенца, у меня своих дел полно.
        Я ринулся прочь из гостиной, по пути от души пнув машинку Фаджа. Пока дошёл до своей комнаты, братец уже ревел.
        «Вот и хорошо», — подумал я.
        Потом заорала Тутси. «Ещё лучше!»
        А следом и Черри подхватил её вой. «Так им и надо!»
        Я хлопнул дверью, и карта снова спланировала на кровать.
        Я, наверное, заснул одетый, потому что проснулся оттого, что мама трясла меня за плечо.
        - Давай-ка, Питер, разденься и лезь под одеяло. Поздно уже.
        - Слишком жарко, чтобы укрываться, — пробормотал я.
        - Ладно. Хочешь спать одетым — спи, но только сегодня. А кеды всё-таки сними.
        - А мне так нравится, — сонно сказал я.
        - Хорошо. Хочешь спать в кедах — спи, но только сегодня…
        - Лучше всегда.
        Это мама проигнорировала.
        - Питер, что касается Принстона…
        Я остановил её жестом.
        - Не хочу об этом говорить.
        - Говорить и не надо. Просто слушай.
        - Я слишком устал.
        - Ладно. Завтра поговорим.
        - Всё равно я ничего не могу изменить. Как и с Тутси. Меня никто не спрашивал.
        - Но теперь ты против неё не возражаешь, правда ведь?
        - Просто привык.
        - И к Принстону привыкнешь. Вот увидишь.
        Тут она принялась расписывать, в какую школу я буду ходить, но я был полусонный и почти не слушал, пока она не произнесла что-то вроде: «…и братишка твой пойдёт в ту же школу».
        Тут я сел на кровати, сна ни в одном глазу.
        - Что ты сказала?
        - О чём?
        - Да вот только что — про Фаджа и школу?
        - A-а… Мы водили его на собеседование. И хотя он по возрасту маловат, нам разрешили записать его в подготовительный класс. Так что у него будет ещё год перед настоящей учёбой, ты же знаешь, он уже умеет считать десятками, и алфавит шпарит наизусть, и знает месяцы и дни недели, и цвета… к тому же слово «Мэн» может произнести по буквам.
        - Да, да, мы все знаем, что он гений. Но ты ещё кое-что сказала… Что он будет ходить в ту же школу, что и я.
        - Верно. Ты пойдёшь в шестой класс, а он в подготовительный. Здорово, правда?
        - Здорово? — Ну всё. Я выпрыгнул из постели и схватил свою адидасовскую сумку. — Ты думаешь, прийти в новый класс — это здорово? Я там никого не знаю. И уж точно я не хочу заявляться в школу с маленьким чудовищем. Ты, что ли, совсем ничего не понимаешь? — Я открыл ящик комода и стал кидать одежду в сумку. — На этот раз я ухожу по-настоящему!
        - Питер, милый… — сказала мама. — Нельзя уходить из дому всякий раз, как услышишь что-то, как тебе кажется, не совсем приятное.
        - Мне не кажется. Я знаю!
        - И всё же побегом проблемы не решают.
        - Ты — нет, а я решаю.
        Я запихнул в сумку бейсбольную перчатку, любимые джинсы, журналы комиксов «Мэд», несколько моих самых маленьких карт местности и пару аудиокассет.
        - Сделать тебе с собой бутерброд с арахисовым маслом? — с улыбкой предложила мама.
        - Нет, это для маленьких! Я на полном серьёзе ухожу!
        Мама перестала улыбаться.
        - Я понимаю, каково тебе. Но мы с папой думали…
        - Вы с папой думаете по-другому, чем я.
        - Теперь вижу.
        - И если бы вам было не совсем на меня наплевать… Если б я вам был хоть чуточку дорог, вы б не стали этого делать. Не стали бы!
        - Питер, ты нам дорог, очень! В частности, поэтому мы и едем в Принстон. А ты нам даже не дал сказать самую важную новость.
        - Ах, так это ещё не всё? Жду с нетерпением.
        - Папа год не будет работать.
        Я перестал паковать вещи.
        - Он ушёл из агентства?
        - Нет.
        - Его уволили?
        - Нет.
        - А что ж тогда?
        - Он берёт годовой отпуск. Погоди, он хотел сам тебе сказать. — Она подошла к двери и крикнула вниз: — Уоррен! Уоррен, можешь на минутку подойти?
        - Я переодеваю Тутси! — крикнул в ответ папа. — Минутку.
        - Я думал, папа в жизни не сменил ни одного подгузника.
        - Так и было, пока Тутси не появилась.
        - А что такого особо привлекательного в её подгузниках?
        - Ничего. Просто папа осознал, что, когда вы были малышами, он многое пропустил, и не хочет снова совершать такую же ошибку.
        - Он так занят Тутси, что на меня у него нет времени!
        - Питер, это нечестно, — с укором сказала мама.
        - Кто бы говорил о том, что честно, что нет.
        В комнату вошёл папа, и пах он детской присыпкой.
        - Я сказала Питеру, что у тебя есть для него сюрприз, — сказала мама.
        - Я беру годовой отпуск. Так я смогу проводить больше времени с семьёй, потому что буду работать дома. Я собираюсь писать книгу.
        - Книгу? — не поверил я.
        - Книгу. Об истории рекламы и её воздействии на американцев.
        - А ничего поинтересней ты не можешь написать? Скажем, книжку про мальчика, который ушёл из дома, потому что родители решили переехать, не спросив его согласия?
        - Хм, неплохой сюжет, — согласился папа. — Может, сам её напишешь?
        - Может, и напишу, — сказал я. — Любопытно, что мы будем есть, если ты бросишь работу.
        - Мы немного накопили… И мне, может быть, выплатят аванс за книгу.
        - Давай попробуем, Питер, — сказала мама.
        - Я подумаю. Но если утром меня не будет, не удивляйтесь.
        Тут из соседней комнаты до нас донеслось бормотание Фаджа: он пел себе перед сном.
        - «Мэн» пишется М-Э-Н. «Фадж» пишется Ф-А-Д-Ы-Ж. «Пита» пишется П-И-Т-А. «Пиво» пишется В-И-С-К-И.
        - Только послушайте, — говорю. — В подготовительном классе этот умник всех заткнёт за пояс.
        Глава четвёртая
        Кое-кто слетает с катушек
        Я рассказал Джимми Фарго о Принстоне.
        - Вы переезжаете? — переспросил он с недоверием.
        - Не совсем. Просто уезжаем на год.
        - Вы переезжаете! — повторил он. — Поверить не могу!
        - Я и сам не могу.
        - Ты не обязан уезжать. Можешь остаться, если в самом деле хочешь.
        - Думаешь, я не хочу остаться? Я никого в Принстоне не знаю. Думаешь, я хочу идти в школу, где у меня ни одного друга?
        - Тогда скажи предкам, что отказываешься ехать. Я бы так и сделал.
        - И где бы я жил?
        - Со мной.
        - А где бы спал?
        - На полу, — сказал Джимми. — Для спины полезно.
        Я прикинул, как буду спать целый год на полу. И как буду жить с Джимми и его отцом. Мистер Фарго когда-то был актёром, но теперь художник. Рисует странные картины с кругами, треугольниками и квадратами. Он настолько отрешён от мира, что еду покупает, только когда Джимми напомнит. Как-то раз заглянул я к ним в холодильник, а там ничего, кроме пустой бутылки из-под вина, половинки яблока и бутерброда с колбасой и луком — такого древнего, что уже позеленел.
        - Если не останешься, я с тобой больше не разговариваю, — сказал Джимми. — Никогда! — Он нагнулся, чтобы завязать шнурок. У Джимми вечно шнурки развязываются. — И скажу Шейле Тубман, что может занять твой камень в парке, — добавил он.
        - Не скажешь!
        - Спорим, скажу?
        - Вот, значит, какой ты друг!
        - Такой же, как ты! — И Джимми зашагал прочь, сунув руки в карманы.
        Я бы ему много чего ещё сказал, но вместо того, чтобы бежать за ним, поплёлся домой.
        - Это ты, Питер? — крикнула мама.
        - Нет!
        Я поднялся к себе и хлопнул дверью. Вчера не стал вешать карту мира — и правильно, чего заморачиваться каждый раз. Взял свой гипнотический хрустальный шар, который Джимми подарил мне на прошлый день рождения. Когда ночью не спится, я беру его за цепочку и смотрю, как он раскачивается. Смотрю, пока глаза сами не закроются.
        Открыл окно, чтобы выкинуть его, представил, как он разлетается на триллион осколков, ударившись об асфальт… А вдруг в Принстоне нападёт на меня бессонница — что тогда делать? Я аккуратно положил шар на место, в коробочку. Как-нибудь по-другому расквитаюсь с Джимми Фарго.
        Через два часа, когда я всё ещё ломал голову, как бы ему отомстить, раздался звонок в дверь. Это был Джимми.
        - Я передумал, — сказал он. — Извини.
        - Да… ну… и ты меня.
        - Я расстроился, вот и всё. Не хочу, чтобы ты уезжал. Но что поделать. Ты не виноват…
        - Вот именно, не виноват.
        - Знаю.
        - Ладно…
        - Папа говорит, до Принстона всего час на поезде, — сказал Джимми.
        - Ну да.
        - Так что я не отдам Шейле твой камень.
        - Спасибо. Он ей всё равно ни к чему.
        - Я и сам не стану на него залезать, пока ты не вернёшься.
        - Ладно. А я тогда не буду пользоваться гипнотическим шаром, пока не вернусь.
        - Договорились, — сказал Джимми.
        И мы пожали друг другу руки.
        Когда я на следующее утро пошёл выгуливать Черри, лифтёр Генри сказал:
        - Я буду скучать по тебе и по всей вашей семье.
        - Спорим, по Фаджу не будете?
        - Отчего же, буду. Хоть он и настоящий чертёнок, — сказал Генри. — Помню, как-то он вошёл и нажал сразу все кнопки. Заблокировал нам лифт на два часа, — Генри рассмеялся. Ну и звук! Будто морской лев лает. Того гляди, ластами захлопает. — И малышки вашей будет не хватать. Теперь не увижу, как она растёт.
        - Увидите, — говорю. — Мы всего на год.
        - Все вы так говорите, — пробормотал Генри себе под нос.
        На улице было серо и сыро. А в Принстоне, интересно, солнце бывает? Во время прогулки Черри всё нюхал, метался, не мог найти подходящее местечко. Я подумал, что в Принстоне он сможет делать свои дела где пожелает. Может, даже выгуливать его не придётся: дверь открыли — и пусть бежит себе во двор. И подбирать за ним не надо.
        С тех пор как в Нью-Йорке приняли закон о выгуле собак — я его называю «антикакашечным», — прогулки с Черри стали уже не такими приятными, как раньше. Узнав, что теперь хозяин обязан подбирать за своей собакой, я сказал маме, что больше не буду гулять с Черри. Мама в ответ:
        - Очень плохо, Питер. Если не ты, то кто же?
        Я надеялся, что мама добровольно выдвинет свою кандидатуру. Надеялся, она скажет: «Я понимаю, как тебе не хочется собирать Черрины какашки…»
        Но вместо этого она сказала:
        - Слушай, Питер, тебе придётся принять трудное решение. Хочешь оставить Черри — будешь за ним убирать. Иначе мы с папой подыщем для него хорошую ферму где-нибудь за городом…
        Я не стал ждать окончания.
        - Черри — на ферму? — заорал я. — Шутишь? Он городская собака! Моя собака!
        - Что ж, тогда… — мама улыбнулась.
        Я понял.
        Мама купила специальный совок с мешочком: собираешь туда всё, потом бросаешь в мусорный бак.
        Поначалу я весь измучился, пока приспособился. Теперь-то я эксперт. Но это всё равно отвратительно. Почти так же отвратительно, как Тутсины подгузники. Научить бы Черри пользоваться туалетом — вот было бы удобно, особенно зимой: а то сейчас заледенеешь весь, пока он надумает. Знаю, Черри не виноват, у собак свои заморочки. И когда он дрыхнет у тебя в ногах или вылизывает лицо, понимаешь: оно того стоит.
        Черри как раз заканчивал, когда откуда ни возьмись выскочила Шейла Тубман.
        - Вы, кажется, переезжаете?
        Я кивнул, сгребая то, что наделал Черри.
        - Хорошо. А то я боялась, это всего лишь слухи. Жду не дождусь, чтоб вы уехали. Не придётся больше терпеть запах этой вонючей собаки.
        - Моя собака не воняет! — крикнул я, завязывая какашечный мешок.
        - А ты его нюхал, Питер?
        - Да, постоянно нюхаю.
        - Наверное, ты не замечаешь, оттого что и сам так же воняешь. — И она двинула прочь.
        - Эй, Шейла! — крикнул я.
        - Да? — она обернулась.
        - А мне плевать!
        - Питер Хэтчер, какой же ты мерзкий!
        - На себя посмотри! — с удовольствием сказал я.
        - Н-да? И что я увижу?
        - Я-то знаю, да тебе не скажу.
        - Ха-ха, очень смешно, — сказала она. — Вы с твоей вонючей псиной та-а-акие смешные!
        - Ату её, Черри! — сказал я. Черри зарычал, потом залаял, и это правда было очень смешно, поскольку он не знал, что такое «ату». Но Шейла-то не знала, что он не знает, и как завопит, и как драпанёт к дому. Увидев, что она побежала, Черри помчался за ней, восторженно лая — он решил, что с ним играют. От неожиданности я упустил поводок, пришлось бежать следом.
        - Черри, Черри, место! — закричал я, потому что он прыгал вокруг Шейлы, пытаясь лизнуть её в лицо.
        Шейла продолжала вопить.
        Наконец из подъезда вышел Генри.
        - Что у вас тут происходит? — спросил он, поймал Черри за поводок и вручил мне. Я похлопал псину по макушке.
        - Это всё Питер Хэтчер! — выдохнула Шейла. — Он сказал собаке ату меня, и она меня ату!
        - Ничего он тебя не ату!
        - Нет, ату!
        - Да ты даже не знаешь, что такое ату, — говорю.
        - Вот ещё, знаю!
        - Н-да? И что же это?
        - Это значит… это как… как микробами заразить, — сказала Шейла. — Тот, кого ату, тоже заражается.
        Я скрючился от хохота.
        - Ты слышишь, Генри? Слышишь, чего она несёт?
        - Слышу, — сказал Генри. — Попрошу тебя не заводить собаку в дом, пока она не угомонится. Пойдём, Шейла. Сначала тебя провожу.
        - Я так рада, что он съезжает, — хлюпнула носом Шейла. — Надеюсь, он не вернётся. Должен быть какой-нибудь закон…
        Я долго ещё смеялся. Кажется, Черри тоже.
        Утром в день переезда мама разбудила меня в шесть. Мне оставалось ещё упаковать коробку с вещами первой необходимости. Но сначала выпить соку. После сна мне всегда хочется пить. По дороге в кухню я заглянул к Тутси. Она гулила, разглядывая карусель, подвешенную над кроваткой. Она вся была обклеена марками. Тутси обклеена, не карусель. Марки были на руках, на ногах, на животе и на лице. Одна красовалась даже на макушке, и на каждой пятке было по марке.
        - Ма-ам! — крикнул я.
        - Что?
        - Тутси!
        - Но я только…
        Я не стал дожидаться, пока она доскажет.
        - Скорей, мам! — крикнул я.
        Мама влетела, на ходу застёгивая юбку.
        - О нет! — она увидела Тутси. Потом рявкнула: — Фадж!
        - Привет, мамочка, — промурлыкал Фадж, вылезая из-под кроватки Тутси. На нём была маскировка: чёрная оправа от очков с приделанным резиновым носом, бородой и усами. Он купил её за наклейки с четырёх пачек хлопьев плюс двадцать пять центов.
        - Это ты сделал с Тутси?
        - Да, мамочка, — он включил свой голос-лучшего-маленького-мальчика-в-мире.
        - Зачем?
        - Меня Тутси попросила. — Он влез на борт кроватки и немножко потряс Тутси. — Правда же, ты меня просила? Хорошая девочка, хорошая малышка.
        - А-а-а, — сказала Тутси и брыкнула ногой.
        - Ты очень плохо поступил, — сообщила мама. — И я на тебя очень рассердилась.
        Фадж поцеловал мамину руку.
        - Я люблю тебя, мамочка.
        - Сегодня тебе это не поможет, — отрезала мама.
        - А я тебя всё равно люблю, — он поцеловал ей вторую руку. — Ты лучшая мама в мире. Разве ты не любишь своего маленького мальчика?
        - Люблю, но всё равно я на тебя сердита. ОЧЕНЬ! — И она шлёпнула Фаджа.
        Он хотел зареветь, но вдруг передумал.
        - Не больно.
        - Хочешь, чтоб стало больно?
        - Нет!
        - Тогда больше никогда такого не делай. Понял меня?
        - Да!
        - Мам, — говорю, — а я думал, ты против физического насилия.
        - Да, против, — сказала мама, — но порой об этом забываю.
        - Слушай, я не возражаю, если хочешь шлёпать Фаджа — шлёпай, пожалуйста. Раз в день хороший шлепок только пойдёт ему на пользу.
        - Нет, нет, нет, — взмолился Фадж, прикрывая мягкое место.
        - Тогда скажи по-честному, зачем ты это сделал? — спросил я его.
        - Хотел обменять её на двухколёсный велик, как у тебя, — признался он.
        - Тутси нельзя ни на что обменять, — сказала мама. — Она человек, а не альбом с марками.
        - А похожа на альбом с марками, — сказал Фадж.
        Мама взяла Тутси на руки.
        - Что, разве не похожа? — спросил Фадж.
        Я видел, что мама еле сдерживает смех.
        - Знаешь что, Фадж, — говорю. — Ты совсем слетел с катушек.
        Тутси засмеялась. Ну или икнула, кто её разберёт.
        Я пошёл за мамой в ванную, она посадила Тутси в раковину.
        - Два года коллекционирования марок коту под хвост, — сказал я.
        - Прощайте, марочки! — крикнул Фадж из-за двери. — Пока-пока.
        - А я больше не буду собирать марки, — сказала мама. — Найду другое увлечение.

* * *
        Час спустя приехал папа, а с ним — грузовик, мы запихнули в него вещи и тронулись в путь.
        Когда проезжали тоннель Линкольна, Фадж запел:
        - «Принстон» пишется М-Э-Н.
        - Ничего подобного, тупица, — сказал я. — Это «Мэн» пишется М-Э-Н.
        - Я знаю. Просто песню сочиняю.
        - А давай ты будешь сочинять её в уме, — предложил папа. — А как доберёмся до Принстона — споёшь. Тогда это будет сюрприз.
        - Сюрпризы я люблю, — сказал Фадж. Он помолчал минутку, потом говорит: — А знаешь что, пап? Я слетел с катушек.
        - Кто тебе такое сказал?
        - Пита. Правда же? — спросил он меня.
        - Да. Сказал. Потому что ты слетел.
        - Я слетел, как твоя карта мира со стены, — сказал Фадж. Потом положил голову маме на плечо, засунул пальцы в рот и зачмокал. Он так и ехал в маске с резиновым носом.
        Глава пятая
        Маленькие вкусней
        Наш дом, вернее дом Милли и Джорджа, очень старый. Ванна там на ножках, а холодная и горячая вода текут не из одного, а из разных кранов, и когда моешь руки, ты или замерзаешь до смерти, или варишься заживо, на выбор. Мама говорит, нужно сначала заткнуть раковину пробкой, потом налить в неё воду: так, мол, холодная и горячая смешиваются. Столько мороки! Но, по крайней мере, тут пользуются не ночными горшками, а нормальными унитазами. И на том спасибо.
        Снаружи дом покрашен жёлтой краской, ставни белые. Окна и двери в виде арок. Папа говорит, в этом его очарование. Я лично думаю иначе, но своё мнение лучше держать при себе. Полы в доме деревянные и скрипят под ногами.
        На первом этаже гостиная с пианино, столовая с таким гигантским столом, что приходится кричать, чтоб тебя услышали, кухня с висящими на стене сковородами и кастрюлями и библиотека, где стены уставлены рядами книг. Есть комната с коричневой кожаной мебелью, комната с зелёной кожаной мебелью, красной и жёлтой. Наверху четыре спальни. И куда ни глянь — камины. В каждой спальне по камину, в столовой, в библиотеке и ещё в гостиной. Только в ванных комнатах нет и в кухне.
        Мама с папой называют дом фантастическим, великолепным, невероятным. Я слышал, как они друзьям по телефону описывали его такими словами. Кошмар, правда?
        Соседние дома от нашего мало отличаются. Старые все. Похожие на этот, с маленьким палисадником перед домом и большим участком позади. На нашем участке — клумба с розами Джорджа и грядки с овощами и лекарственными травами Милли. В первый же день, как мы приехали, папа накупил кипу книжек с названиями «Всё о ваших розах», «Всё о ваших лекарственных растениях», «Натуральные овощи» и мою любимую: «Смерть жукам на вашем участке».
        - В Нью-Йорке мы никаких жуков не замечали, да, папа? — спросил я за обедом.
        - Хватит, Питер, — ответил папа.
        - Хватит, Пита, — повторил Фадж.
        - Прекрати! — сказал я ему.
        - Прекрати! — он мне.
        У Фаджа новая игра — повторять за мной. На этот раз он меня здорово взбесил.
        - Передай, пожалуйста, соль, — сказал я маме.
        - Передай, пожалуйста, соль, — захохотал Фадж.
        Я вскочил, громко отодвинув стул.
        - Я так больше не могу! Сделайте же что-нибудь! — попросил я родителей.
        Но он уже не мог остановиться.
        - Я так больше не могу. Сделайте что-нибудь! — от смеха он аж подавился.
        Папа перевернул его вверх ногами и похлопал по спине.
        - Я хочу, чтобы ты перестал так делать, Фадж, — сказал он. — Ты понял?
        Не знаю, почему родители всегда спрашивают Фаджа, понял ли он. Он прекрасно всё понимает. Тут дело совершенно в другом.
        Фадж кивнул.
        - Потому что если не прекратишь повторять всё за Питером, я тебя не только по спине хлопну. Ты меня понял?
        Я не удержался от ухмылки.

* * *
        У мамы есть такая штуковина, чтобы носить Тутси, называется слинг. Она обматывает себя и младенца, и Тутси уютно, и маме удобно. Иногда и папа им пользуется. Мама говорит, когда я был маленьким, такого ещё не придумали. Да, я много чего упустил.
        Каждый вечер после ужина мы идём гулять в город и заходим в «Баскин Роббинс» за мороженым. Однажды вечером мама спросила, не хочу ли я понести Тутси в слинге.
        - Нет, спасибо, — говорю. — Лучше умереть, чем показаться на людях с младенцем на шее.
        - Ой, Питер, ну и глупый же ты.
        В «Баскин Роббинс» проводили конкурс: придумать название для нового вкуса мороженого. Я предложил такие: «Лимонный маньяк», «Чокнутый шоколад» и «Отчаянная мята».
        Недели две я маялся дома, пока наконец не познакомился с мальчиком моего возраста. Он живёт через дорогу, но когда мы переехали, был в лагере для скаутов. Зовут его Алекс Санто, он тоже пойдёт в шестой класс. Он очень маленький, чёлка падает на глаза, и ходит вечно в футболке с надписью «Принстон, выпуск 1991». К моменту нашего знакомства мне уже так осточертело одиночество, что пусть бы он был хоть о трёх головах, лишь бы моего возраста и хотел дружить.
        Как-то утром приходит Алекс и говорит:
        - Хочешь вместе со мной заняться бизнесом?
        - А что за бизнес? — спрашиваю.
        - Черви.
        - Черви? — не понял я.
        - Да, черви.
        - Черви! — сказал Фадж, спрыгивая с нижней ступеньки. — Черви-черви-черви!
        Алекс глядел на него.
        - Не обращай внимания, — говорю я, — это мой младший братец.
        - Угу. Ну так что скажешь?
        - Хочу, — сказал я, не имея ни малейшего представления, о каком таком червивом бизнесе толкует Алекс. — Когда мне приступать?
        - Да хоть сейчас, — сказал Алекс.
        - Ладно. А делать чего?
        - Сначала мы их копаем. Потом продаём миссис Малдор, она дальше по улице живёт. Платит она пять центов за штуку.
        - А что она сними делает? — спросил я.
        - Она не объяснила. Одни думают, что она ловит рыбу, другие — что использует их на участке. А я лично… — Он замолчал и почесал голову.
        - Ну, говори, говори же!
        - Я думаю, она их употребляет в пищу, — сказал Алекс.
        Я аж задохнулся.
        - Червячный пирог?
        - И червячное жаркое. И червячный сок…
        - И червячный суп! И червячный хлеб!
        - Ой, ага, это круче всего, — сказал Алекс. — Чудный мягкий хлебушек с червячками.
        - Можно сварганить жуть какой вкусный бутерброд с червяками и сыром, — сказал я. Мы уже валялись от хохота.
        - И червячное мороженое, — добавил Фадж, прыгая на нас сверху.
        - Червячное мороженое, — в один голос повторили мы с Алексом.
        Я уже решил, что, если у меня в классе будет Алекс Санто, Принстон может оказаться не таким уж паршивым местом.
        В тот день мы с Алексом пошли копать червей. Верней, поехали к озеру на великах. В Принстоне на велике гоняй — не хочу: повсюду вдоль проезжей части велодорожки. Алекс взял ведро и пару совков, и мы приступили к работе. Червяки отыскивались легко. Спустя час мы катили обратно, ко мне домой.
        - Миссис Малдор любит, чтобы червяки были чистыми, — сказал Алекс, включая воду в нашем садовом шланге.
        - Это говорит о том, что она использует их в готовку, — сказал я.
        Мы оставили ведерко с червями на улице и зашли в дом попить. Выходим, а Фадж стоит рядом с коляской Тутси и покачивает червяком у неё перед лицом.
        - Прекрати! — закричал я.
        - Почему? Ей нравится, — сказал Фадж. — Смотри.
        Мы с Алексом заглянули в коляску. Тутси смеялась всякий раз, как Фадж протягивал ей червя.
        - Ты прав, — сказал я. — Ей нравится. Эй, мам! Погляди-ка!
        - Что там? — крикнула мама. Она пропалывала овощи Милли.
        - Ты должна это видеть! — крикнул я в ответ.
        Она подошла, вытирая руки о джинсы.
        - Смотри, мамочка, — сказал Фадж, вынул спрятанного за спиной червяка и покачал им над коляской Тутси. Тутси улыбнулась и затукала.
        Но мама вскрикнула:
        - Убери эту дрянь! Быстро! Выкинь его!
        - Это же просто червячок, мамочка. Ты что, не любишь червяков?
        - Нет, не люблю. Я не люблю червяков, совсем. И прошу больше мне их не показывать. Ты понял меня?
        Фадж положил червяка на руку, тот пополз вверх.
        - Видишь? Хороший, правда? Я назову его Вилли. Червяк Вилли. Он будет моим домашним любимцем, собственным. Мы будем вместе ложиться спать, и кушать рядышком, и в ванне купаться…
        - Фадж!
        - Да, мамочка?
        - Я тебе сказала — не желаю больше видеть этого червяка. И в дом заносить его запрещаю. И подносить так близко к Тутси — тоже запрещаю. Усвоил?
        - Ты, что ли, правда не любишь червяков? — переспросил Фадж для верности.
        - Да, — сказала мама. — Правда не люблю.
        - Почему?
        - Не люблю, и всё. — С этими словами мама вернулась к грядке. Фадж поплёлся за ней.
        - У вас что, всегда так? — спросил Алекс.
        - Это ты ещё ничего, считай, не видел, — усмехнулся я.
        По пути к дому миссис Малдор я вспомнил, как читал где-то, что черви не погибают, если их разрезать пополам, а живут себе дальше. Но я не был в этом уверен и спросил Алекса, проводил ли он такой эксперимент.
        - Конечно, — сказал Алекс, — много раз.
        - И что?
        - Ничего. Получаешь в результате двух маленьких червяков.
        - Вот именно. А если миссис Малдор платит тебе почервячно пять центов за штуку…
        Медленная улыбка расползлась по лицу Алекса.
        - Дошло, — сказал он. — И как я сам не додумался?
        Я промолчал.
        Мы вывалили червяков на тротуар и разрезали пополам всех, кроме одного. Этот один был довольно длинным, его поделили на три части.
        И теперь вместо шестнадцати у нас оказалось тридцать три червяка.
        Миссис Малдор жила в старом доме, сером, с голубыми ставнями. Алекс позвонил. К двери подошла высокая полная женщина, очки съехали вниз и застряли на середине носа. Она была в кедах, джинсах и рубахе в красно-белую клетку.
        - О, здравствуй, Алекс. Давненько не заглядывал.
        - Здравствуйте, миссис Малдор. У меня теперь есть напарник.
        Она поглядела на меня поверх очков.
        - Я Питер Хэтчер. Мы недавно переехали на вашу улицу. — Она продолжала глядеть молча. — В дом Уэнтманов… Милли и Джорджа Уэнтман… Они друзья моих мамы с папой… Мы сюда всего на год… Посмотрим, как нам понравится вдали от большого города…
        - Ты закончил? — спросила она.
        - Да.
        - Хорошо. Тогда перейдём к делу.
        - Мы сегодня принесли для вас тридцать три штуки, миссис Малдор, — сказал Алекс. — Красавчики.
        - Тридцать три… — Она заглянула в ведёрко. — Что-то они коротковаты.
        - Маленькие вкусней, — сказал я.
        Она кинула на меня странный взгляд. Поэтому я быстро добавил:
        - К концу лета они вырастут.
        - Правда? Я думала, у них сейчас лучшая пора.
        - Ой, нет, — говорю. — К августу они раздадутся и в длину, и в ширину, и к сентябрю будут в самом расцвете сил.
        - Это точно? — спросила она.
        - Ага. — Я надеялся, она не догадается, что я на ходу сочиняю.
        - Надо же, век живи — век учись, — сказала миссис Малдор. Она зашла в комнату и вернулась с бумажником. — Знаете, я ведь могу пойти и купить в магазине целый контейнер охлаждённых червей, но, по-моему, свежие гораздо лучше. — Она открыла кошелёк. — Так… пять центов умножить на тридцать три… Это доллар пятьдесят. — Она протянула Алексу деньги.
        - Простите, миссис Малдор, — сказал Алекс, — но это доллар шестьдесят пять.
        Миссис Малдор засмеялась.
        - Тебя не провести, да, Алекс?
        - Да, миссис Малдор, считать я умею. На следующей неделе принести вам ещё червяков?
        - Конечно. Несите сколько сможете. Червей много не бывает, знаете ли.
        Алекс зыркнул на меня, мы поблагодарили миссис Малдор и удалились. Отойдя подальше, расхохотались. Алекс выдавил:
        - Маленькие вкусней, — и ткнул меня локтем под рёбра.
        - Сегодня кой-кого ждёт червячный суп, — сказал я. И мы снова скрючились от хохота.
        После ужина мама устроила Тутси в слинг, и мы впятером отправились в «Баскин Роббинс». Фадж подошёл к девушке за стойкой и выдал:
        - Червячное мороженое.
        - Что, прошу прощения? — переспросила она.
        - Червячное мороженое, — повторил он.
        - У нас нет…
        - На конкурс «Новый вкус месяца», — объяснил Фадж. — Червячное мороженое.
        - Ты хочешь сказать…
        - Да, именно это он и хочет сказать, — говорю. — «Червячное» пишется Ч-Е-Р-В-Я-Ч-Н-О-Е.
        - Я умею писать, — раздражённо сказала девушка. — Но вряд ли люди захотят такое съесть.
        - Некоторые захотят. Правда, Пита?
        - Точно. Кое-кто в этом городе был бы страшно рад такому мороженому.
        - Знаете, детки, — сказала девушка, — у меня много дел, так что хватит умничать и говорите, что будете есть.
        - Мне сливочное мятное с шоколадной стружкой, — сказал я.
        - А мне рожок с «Фаджем», — сказал Фадж. — Меня так зовут.
        - Тебя зовут Рожок? — спросила девушка.
        - Нет.
        - Тогда, наверное, ты хочешь сказать, что тебя зовут Фадж? Так?
        - Правильно, — сказал Фадж и дотянулся подбородком до стойки.
        - Забавный мальчуган, — пробормотала себе под нос продавщица. — И какой выдумщик.
        Глава шестая
        Фарли Дрэксел и Крысья Морда
        В августе пришла пора вести Черри к врачу для ежегодной проверки и уколов. Родители навели справки у соседей и остановили выбор на «Ковчеге», ветеринарной клинике возле скоростного шоссе. Надо проехать по мосту через озеро, где мы с Алексом копаем червей, одолеть длинный подъём на холм и перекрёсток с круговым движением. По-моему, можно было найти место поближе.
        Черри всегда трясётся, когда его везут делать уколы. Не представляю, как он узнаёт, куда мы едем. Уж как я его нежно уговаривал, объяснял, что больно будет всего секунду, — нет, всё равно он скулил и жался в угол.
        На обратном пути заехали в «Кондитерскую Сэнди». Я не пробовал шоколадных кексов вкуснее, к тому же они без орехов. У мамы аллергия на три вида орехов, но на арахис — нет. Повезло, что она может есть арахисовое масло: не знаю, как она, но я бы без него с голоду умер.
        Началась последняя неделя перед школой, и меня одолела бессонница. В Принстоне слишком тихо, мне недоставало звуков большого города. Я старался не думать о хрустальном шаре. Вместо этого считал овец и проговаривал алфавит в обратном порядке. Но это не срабатывало, и мне ничего не оставалось делать, кроме как обратиться к помощи шара. Пока он качался, я представлял, что в ногах моей кровати стоит гипнотизёр и поёт: «Спи-и-и… спи-и-и…»
        На следующее утро я проснулся, лёжа на хрустальном шаре. Болела спина и мучило чувство вины за то, что не смог без него обойтись. Мы ведь с Джимми Фарго договорились, а я нарушил обещание. Какой же я друг после этого! Я хотел позвонить, сказать, что если он захочет поиграть на моём камне, то я не возражаю. Но Джимми отдыхал в Вермонте с матерью, а тамошнего телефона у меня не было.
        Я не единственный в нашей семье испытывал трудности с засыпанием.
        - Я не могу спать, — сказал Фадж за завтраком.
        - Почему? — спросил папа.
        - Боюсь.
        - Чего?
        - Монстров!
        - Монстров не бывает, — сказал папа.
        - Откуда ты знаешь?
        - Знаю, и всё, — сказал папа, намазывая на тост малиновый джем.
        - Ты в колледже про это узнал? — спросил Фадж.
        Папа отхлебнул кофе. Потом сказал:
        - Я… гхм… узнал про это в старших классах.
        - Брось, пап, — сказал я, смеясь.
        Папа глянул на меня: мол, молчи. Интересно, когда я был маленький, они с мамой тоже говорили мне такую ерунду? И я им верил?
        - Всё равно боюсь, — сказал Фадж. — Хочу спать в комнате Пита.
        - Ни за что! ^:^ — говорю. — Он у меня спать не будет. Он болтает во сне.
        - Тогда буду спать с мамочкой, — заявил Фадж.
        Мама, читавшая утреннюю газету, подняла глаза:
        - Что?
        - С сегодняшнего дня я сплю с тобой, — сказал Фадж.
        - У тебя есть твоя собственная комната, Фадж, — напомнила мама. — И в ней твоя собственная кровать для больших мальчиков.
        - Не хочу свою комнату! — крикнул он. — Я хочу с кем-нибудь жить. Нужно делиться. Ты сама так говоришь.
        Мама вздохнула.
        - Делиться нужно игрушками или печеньем. А тут другое дело.
        - Может, если Черри будет спать с Фаджем… — начал папа.
        Но я не дал ему закончить мысль.
        - Эй! Черри — мой пёс, помнишь?
        - Но разве ты не хочешь им поделиться, Питер? — спросил папа.
        - Только не на ночь. Спит он со мной!
        Фадж заревел.
        - Никто не любит Фаджа. Ага, пусть его монстры съедят, всем плевать.
        - Никто тебя не съест, — сказала мама.
        - Откуда ты знаешь? — спросил Фадж.
        - Оттуда. Знаю, и всё, — отрезала она.
        - Тебя этому в старших классах научили?
        - Вы меня, конечно, извините, — сказал я, вставая, — но с меня хватит.
        Фадж сам нашёл решение проблемы. Каждую ночь после того, как все улягутся, он перетаскивал свой спальный мешок на первый этаж и устраивался под дверью родителей, где и спал до утра.
        И папа с мамой ничего по этому поводу не предпринимали. Просыпались утром, перешагивали через него и шли по своим делам. Говорили друг другу: это у него такая фаза, перерастёт. У Фаджа если не одна фаза, так другая. Я не мог отделаться от мысли, что и Тутси в один прекрасный момент начнёт проходить эти фазы. И конца этому не предвидится.
        В один из последних дней каникул мы с Алексом ехали на велосипедах в магазин за канцтоварами. Я вспомнил Джимми Фарго: мы всегда вместе закупали школьные принадлежности. Я почувствовал, что очень скучаю по Джимми. Что будет со мной в новой школе? А вдруг ребята меня возненавидят? Или я их. Может, мы возненавидим друг друга. Или попадётся мне тупая училка. Тупые училки хуже всего. Уж я-то знаю. Была у меня такая в третьем классе.
        В эту ночь я даже не стал пытаться уснуть без хрустального шара. Но даже с ним просыпался среди ночи, наверное, миллион раз.
        Наутро я спросил маму, как, по её мнению, я буду водить Фаджа в школу и при этом ехать на велике с Алексом. Потому что Алекс говорит, в Принстоне все ездят в школу на великах.
        - Может, поедешь медленно, а он рядом пойдёт? — предложила она.
        - Ну ты что, мам!
        - Может, поводишь его пешком, пока он дорогу не выучит?
        - Да на это весь год уйдёт, — сказал я. — К тому же я хочу ходить в школу с Алексом.
        - Слушай, Питер. Может, поводишь его одну неделю, а дальше посмотрим?
        - Ты, кажется, не совсем поняла, мама. Шестиклассники вообще не водят в школу подготовишек, в принципе.
        - А мне кажется, это ты не совсем понимаешь, как огорчится Фадж, — сказала мама, хлопая дверцей холодильника. — Но если ты к этому так относишься, я сама его буду водить.
        - Хорошая мысль, — сказал я.
        Но Фадж, который нагло подслушивал под дверью, заорал:
        - Нет! Я хочу ходить в школу с Питом. Ты обещала, — сказал он маме. — Обещала!
        Мама одарила меня взглядом из серии «Вот видишь!».
        - Ну ладно, — говорю. — Тогда я поеду, а ты пойдёшь рядом.
        - Я тоже поеду.
        - У тебя нет велика.
        - Зато есть машинка с педалями — «Тодл-байк».
        - На «Тодл-байке» в школу не ездят.
        - Почему?
        - Потому что. А теперь шевелись. Я не хочу опаздывать в первый день.
        Алекс ждал на улице. Мы направились к школе. Фадж бежал рядом с велосипедами, весь запыхался и, хоть мы и крутили педали очень медленно, начал отставать. Мне стало его жалко. Он не виноват, что ещё малявка. Так что я сгрёб его и посадил на раму, хотя родичи миллион раз предупреждали, чтобы я не смел этого делать. Кажется, кто-то из их знакомых свалился с рамы и разбил голову. Но кто им расскажет, родителям-то? Да и школа близко. Кстати, Фаджу очень понравилось ездить на раме. Он махал прохожим и распевал:
        - А я иду в школу!
        Алекс, у которого не было ни сестёр, ни братьев, смеялся.
        Когда мы приехали, я вручил Фаджа и его документы миссис Хилдебранд, учительнице подготовительного класса, после чего поднялся за Алексом в наш шестой, к мистеру Богнеру. Класс пел:
        И чья же это школа?
        Чья же это школа?
        Ну чья же это школа? —
        Такой вопрос простой.
        А это наша школа
        От потолка до пола,
        Мы в ней теперь хозяева:
        Мы перешли в шестой!
        Я сел за парту рядом с Алексом. С другой стороны сидела девочка головы на три выше меня, с тёмными вьющимися волосами.
        Тупым мистер Богнер не был. Это было сразу видно. Я всегда вижу сразу. Сперва он рассказал, как провёл лето. Он работал инструктором в Колорадо — учил студентов лазать по горам. Потом мы рассказывали, чем занимались летом. Хорошо бы мой отчёт звучал более экзотично. Например: «Этим летом я переплыл под парусом Атлантический океан. Со мной был мой пёс Черри и мой друг Джимми Фарго. Конечно, порой приходилось трудновато, но мы справились». Беда только, что Алекс сидел рядом, и он знал правду.
        В классе оказалось трое новеньких. Но я был единственный из Нью-Йорка. Другой мальчик, Харви, приехал из Пенсильвании, а девочка Марта — из Миннесоты.
        Мистер Богнер рассказал нам о нескольких проектах, предстоящих нам в этом году: постройка корабля викингов и изучение нашего родного штата Нью-Джерси. Я хотел сказать, что Нью-Джерси мне не родной штат и родным никогда не станет, но не успел, Марта меня опередила:
        - Простите, мистер Богнер, но мой родной штат — Миннесота. Я что же, буду его изучать вместо Нью-Джерси?
        - Нет, Марта, — сказал мистер Богнер. — Пока здесь живёшь, можешь считать Нью-Джерси своим штатом.
        - Но, мистер Богнер… — начала Марта.
        - Давай поговорим об этом после урока? — сказал мистер Богнер. Причём сказал ни капельки не сердито.
        Позже я выяснил, что девочку, сидевшую рядом — ту высокую, с вьющимися волосами, — зовут Джоанна Макфадден. Я как раз собирался спросить, где она живёт, как вдруг по школьному радио объявили:
        - Доброе утро, мистер Богнер. Будьте добры, пришлите Питера Хэтчера в кабинет мистера Грина.
        - Сейчас, — ответил мистер Богнер.
        - Спасибо! — сказало радио.
        Мистер Грин — это директор школы. Чего он от меня хочет?
        Джоанна Макфадден шепнула:
        - Что ты натворил?
        - Не знаю, — ответил я, чувствуя, как загорелось лицо.
        - Знаешь, где кабинет мистера Грина? — спросил мистер Богнер.
        - Найду, — отвечаю.
        - Да не волнуйся ты так, Питер, — сказал он. — Ты же ещё ничего не успел натворить, ты в школе всего первый день.
        Класс засмеялся, не засмеялась только Джоанна Макфадден. Она мне смущённо улыбнулась!
        «Наверное, это что-нибудь по поводу документов, — думал я по пути к директору. — Наверняка мама опять не заполнила графу, кому звонить в случае необходимости, если не дозвонились до родителей. Она это почти каждый год забывает. А может, директор хочет лично познакомиться с каждым новым учеником. Но в таком случае почему не пригласили и Харви? И Марту из Миннесоты? Потому что он вызывает новеньких в алфавитном порядке, — объяснил я себе, не представляя, какая фамилия у Харви и Марты. — И если он с утра начал с А, то, вероятно, как раз добрался до X. Да, наверняка так и есть».
        - Я Питер Хэтчер, — сказал я секретарше, отыскав кабинет директора.
        - Проходи. Он тебя ждёт.
        - Вы хотели со мной познакомиться? — спросил я мистера Грина. — В смысле… меня видеть?
        - Здравствуй, Питер. — Мистер Грин напоминал моего дядю, но дядя бреется, а мистер Грин носил усы. Теперь, когда папа начал отращивать бороду, я такие вещи подмечаю. — У нас вышло небольшое недоразумение с твоим братом.
        «Ах, вот оно что. Как я не догадался».
        - Мы пытались дозвониться до твоих родителей, но они не отвечают, вот и решили — вдруг ты захочешь нам помочь.
        - Что он натворил на этот раз? — спрашиваю.
        - Всего и не перечислишь. Идём к нему в класс, сам увидишь.
        Подготовишки все были чем-то заняты. Кто играл в кубики, кто рисовал, несколько человек в уголке строили дом. Таким я и помнил свой подготовительный класс. Но что-то нигде не видно Фаджа.
        - Ох, мистер Грин, — прихрамывая, подошла к нам миссис Хилдебранд. — Как хорошо, что вы появились. Я ничего не могу с ним поделать. Он отказывается спускаться.
        Я глянул вверх. Фадж растянулся на шкафу с выдвижными ящиками, всего в паре дюймов от потолка.
        - Привет, Пита, — помахал он мне сверху.
        - Ты что там делаешь?
        - Отдыхаю.
        - Спускайся!
        - Нет. Мне не нравится эта школа. Я ухожу!
        - Ты не можешь уйти, — сказал мистер Грин.
        - Это почему? — спросил Фадж.
        - Потому что ходить в школу — это твоя работа, — сказал мистер Грин. — А иначе кем ты станешь, когда вырастешь?
        - Птичкой, — объяснил Фадж.
        Мистер Грин засмеялся.
        - Какой фантазёр!
        - Я бы это назвала несколько иначе, — сказала миссис Хилдебранд.
        - А почему он вообще туда полез? — спросил я.
        - Ну, — вздохнула миссис Хилдебранд, — это долгая история.
        - Потому что она злая! — крикнул Фадж. — З-Л-А-Я!
        - Мистер Грин, — сказала миссис Хилдебранд, — вы знаете меня много лет, и я вас спрашиваю: хоть раз я обижала ребёнка? Вот так осознанно, намеренно обижала? Тем более в первый школьный день?
        - Она не называла меня Фаджем! — сказал Фадж. — Вот почему мне пришлось её лягнуть!
        - Он вас лягнул? — спросил я миссис Хилдебранд.
        Она приподняла юбку и показала синяк на голени.
        - И надо вам сказать, мне было очень и очень больно. Я чуть сознание не потеряла от боли — прямо на глазах у детей.
        - Тогда он и залез на шкаф? — продолжал я спрашивать.
        - Верно.
        - Потому что она не называла меня Фаджем! — снова сказал Фадж.
        - Это не имя, — сказала миссис Хилдебранд. — И не то чтобы у него имени не было. Есть — Фарли Дрэксел Хэтчер. Я сказала, что буду называть его Фарли… или Дрэксел, если угодно…
        - Но она не называла меня Фаджем!
        Все дети повернулись к нам, и в классе вдруг стало очень тихо.
        - Правильно, — сказала миссис Хилдебранд. — Фадж — хорошее название для конфеты. Но мальчиков так не называют.
        - Я же говорил, что я птичка! — заорал Фадж.
        - Что-то с этим ребёнком не то, — сказала миссис Хилдебранд.
        - Да всё с ним то! — сказал я. — Мама называет его Фаджем. Папа называет его Фаджем. Бабушка называет его Фаджем. Его друзья называют его Фаджем. Мои друзья называют его Фаджем. Я называю его Фаджем. Он называет себя Фаджем…
        - Мы получили развёрнутую картину, спасибо, — остановил меня мистер Грин.
        - Не представляю родителей, которые решили бы назвать дитя Фаджем, — сказала миссис Хилдебранд.
        - Вы просто не знаете моих родителей, — сказал я.
        - Это правда, но…
        - По-моему, мы имеем дело с базовым личностным конфликтом, — сказал мистер Грин. — Так что предлагаю перевести Фаджа в класс мисс Зиф.
        - Прекрасная мысль, — сказала миссис Хилдебранд. — И чем скорее, тем лучше.
        - Теперь можешь спускаться, — сказал я Фаджу. — Ты переходишь в другой класс.
        - А учительница будет называть меня Фаджем?
        - Да, если ты этого хочешь, — заверил его мистер Грин.
        - А она разрешит строить из круглых кубиков?
        Мистер Грин посмотрел на миссис Хилдебранд.
        - Я им не позволяю брать круглые кубики в первый день. Это одно из моих правил.
        - Без круглых ничего хорошего не построишь, — сказал Фадж.
        - Мы спросим мисс Зиф, — пообещал Фаджу мистер Грин. — Но у нас тут есть правила. И тебе придётся им подчиняться.
        - Буду подчиняться, если разрешат строить из круглых кубиков, — сказал Фадж.
        Мистер Грин ослабил воротничок и утёр лоб платком.
        - Давай быстрей, — сказал я Фаджу. — Я важное пропускаю.
        - Что важное?
        - Ничего. Спускайся.
        Фадж начал слезать по ящикам, в середине пути мистер Грин снял его и поставил на пол.
        - До свиданья, Фарли Дрэксел, — сказала миссис Хилдебранд.
        - До свиданья, Крысья Морда, — попрощался с ней Фадж.
        Я ткнул его локтем и прошептал:
        - Учителей не называют Крысьей Мордой.
        - Даже если имя им подходит? — спросил он.
        - Да.
        Мы с мистером Грином отвели Фаджа в соседний класс к мисс Зиф. Она читала детям книгу «Муравьед по имени Артур». Фаджу это явно понравилось.
        - Я знаю эту сказку, — сказал он. — Артур не любит есть рыжих муравьев.
        - Это Фарли Дрэксел, — сказал мистер Грин. — Но все называют его Фаджем.
        Мисс Зиф улыбнулась Фаджу.
        - Ты наверняка такой же сладкий малыш, как твоё имя.
        - Да, — согласился Фадж.
        - Спросите миссис Хилдебранд, — пробормотал я себе под нос.
        Вот так у Фаджа началась учёба в школе.
        Глава седьмая
        Очень культурная птица
        Каждый день Фадж приносил с учёбы новый рисунок. Мама вешала их на стену в кухне. Однажды вечером она сказала:
        - Фаджи, ты очень хорошо учишься в школе. И за это я собираюсь сделать тебе подарок. Чего бы ты хотел?
        - Птичку, — мгновенно сказал Фадж, как будто уже давно обдумывал ответ.
        - Птичку? — переспросила мама.
        - Да. Собственную птицу.
        - Птицу… — почесал бороду папа.
        - Я думала, ты попросишь что-нибудь вроде йо-йо, — сказала мама.
        - Йо-йо у меня и так есть, — ответил Фадж. — А птички нет.
        - Ну а почему бы и не подарить Фаджу птицу, — сказал папа. — Ему будет полезно иметь собственного питомца.
        - Уоррен, — сказала мама, — ты в самом деле думаешь, что Фадж к этому готов?
        - Да, — сказал папа, — в самом деле.
        - Что ж… — сказала мама, и прямо было видно, как она напряжённо размышляет. — Если папа не против, то и я не против.
        - И ей можно будет спать в моей комнате, так? — уточнил Фадж.
        - Да, — сказал папа.
        - На моей кровати?
        - Нет. Птицы спят в клетках, а не на кровати.
        - А я осторожно, — сказал Фадж. — Укрою её одеялом.
        - Птицам нельзя спать на кровати, — сказала мама.
        - Почему?
        - Потому что они любят спать, сидя на жёрдочке.
        - Правда? — не поверил Фадж.
        - Да.
        - Сегодня попробую, — сказал Фадж.
        - Люди спят лёжа, — объяснил папа. — А птицы сидя. Это как раз одно из отличий между человеком и птицей.
        - А ещё одно — это что птицы умеют летать, правильно?
        - Правильно, — сказал папа.
        - Когда-нибудь и я полечу. Как птичка!
        - Я бы на это не рассчитывал, — буркнул я.
        Но он не слушал. Он танцевал вокруг высокого стульчика Тутси:
        - Моя собственная птичка, моя собственная…
        - Да-да, — сказала Тутси, швыряя погремушку на пол. В последнее время это её любимое развлечение. Бросает игрушки, потом орёт, пока кто-то не поднимет. И тут же снова бросает. Классная игра, ага.
        Ещё у неё режутся зубы, поэтому болят дёсны, поэтому она часто кричит. У неё есть такое пластиковое кольцо для жевания, мы его держим в холодильнике. Когда грызёшь, холод успокаивает боль.
        Вообще-то она всё в рот тянет, до чего дотянется, и пальцы ног не исключение. Я всё время говорю маме, что это не очень хорошая идея — позволять Тутси держать ноги во рту. Но мама отвечает, что это у неё просто такая фаза, пройдёт, мол. Она даже достала семейный альбом с фотографиями и показала снимок, где я сам сижу с ногой во рту.
        Я попросил маму выбросить эту фотографию и ещё ту, где я голый держу метлу. Если их увидит кто-нибудь из школы, меня никогда не оставят в покое, задразнят до смерти.
        Фадж спросил маму, можно ли ему взять Тутси на урок «Покажи и расскажи». Он хотел повторить для своего подготовительного класса лекцию о том, как делаются дети. Мама позвонила мисс Зиф, которая решила, что это прекрасная мысль, но прежде она должна спросить директора. Мистер Грин сказал: «Категорически нет», этим всё и кончилось. Фадж огорчился, но мама с папой убедили его, что птица гораздо лучше подойдёт для «Покажи и расскажи».
        В гости на несколько дней приехала бабушка.
        - Мне купят птицу, — доложил ей Фадж.
        - Правда? Какую же? — спросила бабушка.
        - Не знаю. Какую мне купят птицу? — спросил он нас.
        Мы все ответили одновременно.
        - Канарейку, — сказала мама.
        - Попугая, — сказал папа.
        - Майну, — сказал я.
        Фадж хлопал глазами.
        Бабушка сказала:
        - Вижу, вы ещё не решили.
        - Майны зато говорить умеют, — сказал я.
        - Говорящая птичка? — обрадовался Фадж.
        - Да. Майну можно обучить любым словам.
        - Любым? — переспросил Фадж, и сразу стало ясно, что он что-то замышляет.
        - Ну, почти, — ответил я.
        - Говорящая птичка, — по его лицу расплылась улыбка. — У Фаджи будет говорящая птичка.
        - Постойте, — опомнился папа, — мы ещё не решили, какую покупать. Я лично думал о волнистом голубом попугайчике. Попугая можно выдрессировать, чтобы летал кругами по комнате и садился на жёрдочку.
        - А я думала о красивой жёлтой канареечке, — сказала мама. — Канарейки замечательно поют. Всех делают счастливыми.
        - Хорошо, — сказал Фадж. — Маме купим канарейку, а папе попугая, потому что у Фаджи будет майна. Пита говорит, они умеют разговаривать, а Пита всё знает.
        Папа с мамой посмотрели на меня.
        - Откуда мне было знать, что ты хочешь канарейку? — спросил я маму. — А ты попугая? — спросил я папу. — Вы бы хоть намекнули заранее.
        - Фаджу будет очень полезно завести майну с образовательной точки зрения, — заявила бабушка.
        - Если я научу её разговаривать, она научит меня летать, — сказал Фадж и замахал руками-крыльями.
        Тутси икнула и заплакала.
        - Кто хочет домашнего печенья? — спросила бабушка, вытаскивая Тутси из детского кресла и похлопывая по спине.
        Бабушка великий мастер менять тему.
        На следующий день, когда я вернулся из школы, машины не было, и в доме стояла тишина. Поднимаюсь наверх и слышу странные звуки из комнаты Тутси. Дверь была приоткрыта, и я заглянул. Бабушка танцевала босиком с Тутси на руках. И пела:
        Ту-ту, Тутси, прощай!
        Но смотри не рыдай.
        Поезд — чух-чух — везёт меня прочь,
        Тра-ля-ля, ту-ду-ду, лай-лай.
        Поцелуй меня, Тутси, давай…
        - Привет, бабушка, — сказал я, открывая дверь.
        - Ой, Питер! — Она остановилась и покраснела от смущения.
        - Ты что делаешь?
        - Нет, не знал.
        Тутси ухватила бабушку за волосы и с удовольствием потянула.
        - А что это за песню ты пела? — спрашиваю.
        - «Ту-ту, Тутси, прощай!» — сказала бабушка.
        - В смысле, такая песня в самом деле есть? Ты её не придумала?
        - Нет, конечно! Очень популярная песня… была. Когда же это было? Дай подумать… Нет, год не вспомню. Но очень популярная.
        Тутси прыгала на руках бабушки: хотела ещё танцевать. Бабушка отдала её мне.
        - Теперь ты.
        - Я? Хочешь, чтобы я танцевал с ней?
        - А почему бы и нет?
        - Бабушка! Я в шестом классе. Я не стану танцевать с младенцем.
        - Да отчего же?
        - Ну, оттого что…
        - Брось, — сказала бабушка. — Я спою, ты пляши. — И она запела свою песенку:
        Ту-ту, Тутси, прощай!
        Ту-ту, Тутси, рыдай.
        Я кружился с Тутси на руках. Бабушка оказалась права: ей нравилось. Она взвизгивала от удовольствия, смеялась, закидывала голову, и очень скоро я уже тоже смеялся, и мы все трое здорово веселились, пока в дверях не появился Фадж.
        - Что ты делаешь, Пита?
        Я оглянулся: папа с мамой тоже стояли в дверях и смотрели.
        - Ну, я… это… я тут…
        - Танцевал, — сказала бабушка. — Тутси нравится танцевать, и мы устроили ей танцы.
        Она нащупала тапочки под кроваткой Тутси и сунула в них ноги.
        Я посадил Тутси в детское креслице и пригладил волосы, готовясь объяснить, что это всё бабушка придумала, а я тут случайно. Но объяснять ничего не пришлось. Поскольку никто не посчитал странным ни мои танцы, ни бабушкину песню «Ту-ту, Тутси, прощай!».
        - Знаешь что? — сказал Фадж.
        - Что? — спросила бабушка.
        - Я видел её. Видел мою майну!
        - Где? — не понял я.
        - В зоомагазине. Завтра принесём её домой. Ей должны заказать клетку. Она вся чёрная, с жёлтыми ногами и жёлтым носом.
        - С жёлтым клювом, — поправил я.
        - Нос, клюв — какая разница? — сказал Фадж. — Это самец. И он умеет говорить!
        - Что он говорит?
        - «Здравствуйте» по-французски.
        - По-французски? — спросил я.
        - Да, по-французски, — сказала мама. — Он очень культурный.
        - Мы ему уже имя придумали, — сказал Фадж.
        - Как же вы его назвали? — полюбопытствовала бабушка.
        Я думал услышать Пьер или Жак, раз уж он француз.
        - Дядя Перьев, — сказал Фадж.
        - Дядя Перьев? — не поверил я.
        - Да, Дядя Перьев, — повторил Фадж. — Хорошее имя для птицы?
        - Э-э… необычное, — говорю.
        - И интересное, правда? — Фадж был горд.
        - О, да. Интересней не придумаешь.
        - Это привилегия? — спросил Фадж. — Да ведь?
        - Нет, это не привилегия. Ничего общего с привилегией.
        Не надо было употреблять при нём такое сложное слово. Он так и не понял его смысла. И, вероятно, никогда не поймёт.
        - Привилегия, не привилегия… Какая разница! — И Фадж запел:
        Дядя Перьев прилетел,
        Прилетел и в клетку сел.
        Я принёс его домой,
        И теперь он только мой.
        - Давай, бабушка, теперь со мной танцуй, быстро! — И Фадж с бабулей, взявшись за руки, закружились по комнате под свежесочинённую Фаджем песню.
        Музыкальные номера в хоровом исполнении моей семейки — это уже слишком, и я сбежал к Алексу, где царили тишина и покой.
        На следующий день мама, папа и Фадж съездили в зоомагазин и вернулись с Дядей Перьевым. К нему прилагались клетка, покрывало, коробка с кормом и книга «Узнай всё о твоей майне».
        - Бонжур… бонжур… — без конца повторял Дядя Перьев.
        - Это значит «здравствуйте» на французском, — объяснил мне Фадж. Как будто я не знал.
        Папа оттащил клетку в комнату Фаджа, которая на беду находилась рядом с моей, и весь день я только и слышал что «бонжур, бонжур» птичьим голосом. Я постучал в стенку, разделяющую наши комнаты.
        - Ты не можешь обучить его ещё чему-нибудь?
        - Я стараюсь! Я стараюсь! — проорал в ответ Фадж.
        - Я стараюсь. Я стараюсь, — повторил Дядя Перьев.
        «Жуть, — подумал я. — Мы как раз отучили Фаджа от привычки повторять всё, что я сказал, и тут получили птицу, которая делает то же самое. Ну почему я тогда не промолчал за столом? Почему не убедил Фаджа послушать маму и купить канарейку, или папу — и купить попугая?»
        Когда на следующее утро я пошёл проведать Дядю Перьева, он приветствовал меня звонким:
        - Бонжур, тупица.
        - Умный, правда? — гордо сказал Фадж. — Быстро учится.
        - Да… восторг! — говорю.
        Когда я выходил, Дядя Перьев крикнул мне вслед:
        - Пока, тупица… пока…
        - Сам ты… пока.
        - Сам ты… сам ты… — повторил он.
        - Он ест червей, и насекомых, и травку, — объявил Фадж за завтраком. — Так что я пойду за червяками.
        - Ну уж нет! — сказала мама. — Он с удовольствием будет есть корм, который мы купили в зоомагазине.
        - Но, мамочка, ты же Тутси не кормишь одним и тем же, правда?
        - Это другое дело, — сказала мама. — Тутси ребёнок. А Дядя Перьев — птица.
        - Я знаю! — сказал Фадж. — Но для счастья Дяде Перьеву необходимы черви. Ты же хочешь, чтобы он был счастлив, правда?
        - Уверена, он может быть счастливым и без червей! — мама отодвинула от себя тарелку.
        - Давайте поговорим об этом позже, — предложил папа. — Не лучшая тема за столом.
        - Черви, черви, черви, черви, — запел Фадж.
        - Довольно, Фадж! — велел папа, но мама уже убежала в ванную и за стол не вернулась.
        На следующие выходные в гости заехала бабушка и с удивлением обнаружила, что Фадж уже не спит по ночам перед дверью родительской спальни.
        - Приходится спать в своей комнате, — объяснил Фадж. — Я нужен Дяде Перьеву.
        - Я его понимаю, — сказала бабушка, стоя перед клеткой. — А ты чудесная птичка, правда?
        - Чудесная птичка… чудесная птичка… — сказал Дядя Перьев.
        Бабушка засмеялась.
        - Надо же, какой умничка!
        - Умничка… умничка… надо же… умничка… — сказал Дядя Перьев.
        Вечером мама с папой ушли в гости, а бабушка осталась с нами. Мы все сидели перед телевизором, Тутси у бабушки на коленях сосала из бутылочки свой ужин.
        - Ну, как у тебя дела в подготовительном классе? — спросила бабушка Фаджа.
        - У меня хорошая учительница. Она сказала, что я такой же сладкий, как моё имя.
        - Ну, так ведь и есть, правда?
        Я фыркнул.
        - Ты правда считаешь, что я сладкий? — спросил Фадж бабушку.
        - Конечно, — сказала бабушка.
        Я снова фыркнул.
        - Всегда? — уточнил Фадж.
        - Может, не постоянно, но большую часть времени.
        - Тогда почему же ты приезжаешь играть с Тутси, а не со мной?
        - Я к вам всем в гости приезжаю, — сказала бабушка, хлопая Тутси по спине, чтобы она срыгнула.
        - Но держишь на руках всегда только её. И песни дурацкие поёшь для неё.
        - Они не дурацкие, — встрял я. — Они из тех времён, когда бабушка была девочкой.
        - Ты была девочкой? — Фадж пытался усесться к ней на колени.
        - Конечно. — Бабушка переложила Тутси на плечо, чтобы Фадж поместился.
        - Маленькой была? Как я?
        - Да. И в школу, как ты, ходила.
        Фадж отпихивал Тутси, и бабушка отдала её мне.
        - Что ты там делала? — спросил он.
        - Ну… пела песни, рисовала картинки, играла и училась читать.
        - Ты училась читать в подготовительном классе?
        - Может, и в первом. — Бабушка потрепала Фаджа по голове. — Слишком давно это было. Теперь и не вспомнить.
        - Знаешь что, бабушка, — сказал Фадж.
        - Нет, не знаю. Что?
        - У меня сейчас разгар детства. Поэтому мне нужно много внимания.
        - Кто это тебя надоумил? — спросила бабушка.
        - Слышал, как мама по телефону говорит. Тебе важнее со мной играть, чем с Тутси. И уж это ты постарайся запомнить.
        - А как же я? — спросил я. — Кто мне будет уделять внимание?
        - А тебе не нужно, — заявил Фадж. — Ты в шестом классе.
        Тут я почувствовал, что закипаю.
        - Это не значит, что мне не нужно внимания.
        - Внимание нужно всем, — сказала бабушка.
        - Даже тебе? — спросил Фадж.
        - Да, даже мне.
        - А кто тебе уделяет внимание? — спросил он бабушку.
        - Мои родные и друзья.
        - Надо тебе птичку завести, — сказал Фадж. — Птица будет уделять тебе кучу внимания. Птице всё равно, детство у тебя или не детство.
        - Как и собаке, — добавил я. — Тебе нужно собаку завести, вроде Черри.
        Услышав своё имя, Черри поднял голову и гавкнул.
        Тутси открыла глаза и произнесла:
        - Га-га-гу-га.
        - Точно, — сказал я ей. — А теперь спи дальше.
        Бабушка пошла наверх уложить Фаджа, а я понёс Тутси в кроватку.
        - Спокойной ночи, сладких снов, — сказала бабушка Фаджу.
        - Спокойной ночи, сладких снов… сладких снов, спокойной ночи! — крикнул Дядя Перьев.
        Бабушка накинула покрывало на клетку. Это единственный способ его утихомирить. И всё равно он ещё долго выкрикивал: «Спокойной ночи, спокойной ночи», пока я не стукнул по дну клетки.
        Дядя Перьев жил у нас уже две недели, и вот настал день выступления Фаджа «Покажи и расскажи». Мисс Зиф пригласила класс мисс Хилдебранд, а я получил особое разрешение мистера Грина пропустить ради этого половину урока английского.
        Одноклассники Фаджа сидели на полу вокруг Фаджа и клетки Дяди Перьева. Потом пришли ученики миссис Хилдебранд и сели вторым рядом. Когда все устроились, Фадж стянул покрывало с клетки и сказал:
        - Представляю… Дядю Перьева!
        - Ух ты-ы! — выдохнула малышня.
        - Какая у тебя красивая птичка, — сказала миссис Хилдебранд. — Правда, красивая птичка, класс?
        - Да! — как роботы, повторили ученики миссис Хилдебранд.
        - Да — и что дальше? — грозно спросила миссис Хилдебранд.
        - Да, у Фарли красивая птичка, — хором вывел её класс.
        - Он говорит по-французски.
        - В самом деле? — спросила миссис Хилдебранд.
        - Да.
        - Какое совпадение! — сказала миссис Хилдебранд. — Я тоже! — Она подошла к клетке, нагнулась над ней и сказала: — Ты говоришь по-французски? Парлевуфрансэ?
        Дядя Перьев наклонил голову и, глядя прямо ей в глаза, ответил:
        - Бонжур, тупица!
        Глава восьмая
        Витаминизировано!
        - Хочу на Хэллоуин быть привидением, — сказал Фадж. — Страшным-престрашным привидением!
        - Думаю, это можно организовать, — согласилась мама. Она кормила Тутси фиолетовым пюре из баночки. Половину каждой ложки Тутси выплёвывала, и маме приходилось собирать у неё пюре со щёк и начинать по новой. Затолкать в младенца ложку еды требует не меньше трёх попыток.
        - А ты, Питер? — спросила мама. — Кем хочешь быть на Хэллоуин?
        - Шестиклассники не наряжаются в маскарадные костюмы.
        - Правда? Когда я была в шестом…
        - Это было давным-давно, — прервал я маму.
        - Сто лет назад? Или больше? — встрял Фадж.
        - Ну, не настолько давно, — нахмурилась мама.
        - А кем будет Тутси? — спросил Фадж.
        - Младенцем, — говорю.
        - Ха-ха, Пита. Смешной ты.
        Всякий раз, как Фадж смеётся, Тутси тоже смеётся. С полным ртом. Кошмар. Сливовое пюре размазалось по всему лицу, залило слюнявчик, попало на кудряшки и на погремушку, которой она, хохоча, колотила по подносу.
        Черри всегда вертится рядом во время Тутсиной кормёжки. Он полюбил детское питание. Мама говорит, ему это вредно. Мол, он должен жевать твёрдое, чтобы тренировать зубы и челюсти. И раз в неделю я ему даю специальную таблетку от запаха изо рта. Поскольку в последнее время он попахивает. Хорошо, что Шейлы Тубман нет рядом, а то скажет, что собака у меня вонючая, а мне и возразить нечего.
        Фадж говорит, что Черри должен дважды в день полоскать рот синим зубным полосканием «Свежее дыхание», которое по телевизору рекламируют. Фадж большой поклонник рекламы. Всё запоминает и, когда мы идём в супермаркет, шпарит наизусть всю эту муру.
        Папа по утрам торчит в университетской библиотеке, а днём работает дома.
        - Как продвигается книга? — однажды спросил я, вернувшись из школы.
        - Медленно, Питер, — ответил папа. — Очень медленно. Я пока только информацию собираю. Надеюсь к Рождеству закончить подготовку и после праздников начать наконец писать.
        Фадж, стоя в дверях, жевал кусок сыра.
        - А Доктор Сьюз может написать книжку за час, — сказал он.
        - Откуда ты узнал? — спрашиваю.
        - Я не узнал, но наверняка может, спорим? Одна рыбка, две рыбки, красная рыбка, синяя рыбка… Вы любите зелёные яйца с ветчиной? Я люблю, я — Сэм-всё-съем!
        - Ладно, ладно, — говорю, — хватит.
        - Я тут пытаюсь поработать, — сказал папа. — Идите спорить в другую комнату.
        Вечером, когда мы смотрели выпуск шестичасовых новостей, показали любимую рекламу Фаджа.
        - Ой, глядите, — сказал он, — это мои танцующие коты.
        Он бросил Лего и уставился в экран.
        - Любой знает, что на самом деле кошки танцевать не умеют, — сказал я. — Это просто компьютерная графика.
        - Замолчи, Пита. — Фадж повернулся к папе. — Они рекламируют кошачий корм, собачий корм, человечий корм. Почему же нет рекламы для птичьего корма?
        - Хороший вопрос, Фадж, — папа и не подумал отвечать.
        - Майны всех стран, соединяйтесь! — начал я придумывать рекламный лозунг для потребителей птичьего корма.
        - Как это они соединятся из всех стран? — не понял Фадж.
        - Никак, никак.
        - Ты разговариваешь как Дядя Перьев, слова повторяешь дважды, — сказал Фадж.
        - Это инфекция, — буркнул я.
        - Что такое инфекция?
        - Не бери в голову.
        - Надо кормить Дядю Перьева шоколадом «Шоко», — сказал Фадж. — Если первым делом с утра угостишь любимого шоколадкой, весь день пойдёт как по маслу. «Шоко» вилкозаминирован.
        - Нет, нет, — говорю. — Не так. Витаминизирован!
        - Я так и говорю. Вилкозаминирован.
        - Да нет же. В-и-т-а-м-и-н-и-з-и-р-о-в-а-н. Это значит — насыщен витаминами.
        - Прям насыщен? — не поверил Фадж.
        - Да. И вообще, нечего верить всему, что говорят по телеку. Правда, пап?
        - Да, — сказал папа.
        - Вы врёте, когда придумываете рекламу? — спросил Фадж папу.
        - Нет, но порой преувеличиваем.
        - Как это — преувеличиваете?
        - Чуть приукрашиваем, чтобы донести смысл.
        - Как это — приукрашиваете?
        - Иногда папе приходится растягивать границы правды, — встрял я.
        - Спасибо, Питер, — сказал папа. — Отличное объяснение.
        - А почему ты так много знаешь, Пита?
        - Отчасти потому, что учусь в шестом, а отчасти потому, что умён от природы, — ответил я.
        - Почему же тогда у тебя за контрольную по географии тройка с плюсом?
        - Потому что мистер Богнер запутал нас дополнительными вопросами.
        - Что такое дополнительные вопросы?
        - Вопросы, которые учителя задают, чтобы доказать, что ты не так умён, как думаешь, — ответил я. — Когда-нибудь ты с этим сам столкнёшься.
        - Но я как раз именно так умён, как думаю! — сказал Фадж. — Вот так-то!
        Я не был настроен разводить споры на эту тему.
        В пятницу мы с Алексом поехали в центр. Возле кинотеатра остановились поглазеть на афишу «Супермена». Я уже видел «Супермена» в Нью-Йорке, а вот Алекс нет, и мы решили, когда фильм прибудет в город, сходить на него.
        Рядом с кинотеатром располагалась художественная галерея. Одна из картин, выставленных в витрине, показалась мне знакомой. Это был белый холст с двумя чёрными кругами в серёдке и красным квадратом в левом верхнем углу.
        - Я знаю эту картину! — сказал я Алексу.
        - Да чего тут особо знать-то?
        Я щёлкнул пальцами.
        - Точно! Это картина Фрэнка Фарго.
        Алекс пожал плечами.
        - Кто такой этот Фрэнк Фарго?
        - Отец моего друга. Я заходил к ним, когда он её рисовал. Давай заглянем.
        Единственным живым человеком в галерее, кроме нас, была высокая, худая женщина с жирафьей шеей и очень кудрявыми волосами, кудрявей не бывает. Она была очень красивая. Мне нравилась её походка — с высоко поднятой головой и прямой спиной.
        - Здравствуйте, — сказала она. — Чем могу помочь?
        - Мы хотели узнать про картину, выставленную в окне, — сказал я. — Белую, с кругами.
        - Она называется «Гнев Аниты», — сказала женщина. — Её написал Фрэнк Фарго.
        - Я же говорил! Я же говорил! — сказал я Алексу, но тот смотрел на полотно без интереса. — Я его знаю, — объяснил я Жирафьей Шее. — Он отец моего друга.
        - Правда?
        - Да.
        - Сколько она стоит? — спросил Алекс.
        - Две с половиной тысячи долларов, — ответила женщина.
        - Что? — не поверил он. — За это?
        - Да. Он довольно известный художник.
        - Да это же ерунда на постном масле! Я такую за час накалякаю, спорим?
        - Ага, а Доктор Сьюз за час книжку напишет, — пробормотал я.
        - При чём тут Доктор Сьюз? — спросил Алекс.
        - Ни при чём. Забудь.
        - Картина может казаться простой, — сказала женщина, — но уверяю вас, чтобы такое нарисовать, нужен большой талант.
        Вечером я спросил родичей, знают ли они, что Фрэнк Фарго — известный художник.
        - Да, — сказал папа. — А ты не знал?
        - Нет. Мне никто не сказал. Мне вообще никто ничего не говорит!
        - Мы с мамой подумываем купить его картину. В центре города в галерее висит.
        - Белая такая, с чёрными кругами и красным квадратом?
        - Точно, она, — сказал папа. — Понравилась тебе?
        - Не знаю. Дорогущая.
        - Да в том-то и дело, — вздохнул папа.
        - Но раз я теперь снова пойду работать… — мама оторвалась от вышивки.
        - Куда ты пойдёшь? — не поверил я.
        - Работать. Мне предложили пойти на неполный рабочий день к доктору Монро, это здешний дантист.
        - Я думал, тебя уже тошнит от зубов, — говорю. — Думал, ты собираешься изучать историю искусств.
        - История искусств может и подождать. Пока нужно мыслить более практично.
        Я глянул на папу. «Всё из-за книги, — подумал я. — Из-за твоей дурацкой книги».
        - Будь папа директором рекламного агентства, тебе не пришлось бы думать о практичности?
        - Питер! — мама вдруг разозлилась. — Некрасиво так говорить!
        Ну и разозлилась, подумаешь, я тоже разозлился!
        - Всё нормально, Энн, — сказал папа. — По-моему, Питер хочет, чтобы я стал директором агентства. Правильно, Питер?
        - Ну разумеется. Кто ж не хочет, чтобы папа стал директором?
        - Но я не хочу быть директором агентства, — сказал папа. — И ты должен постараться это понять. А вот писать книгу я хочу. Иногда следует поступать менее практично, зато по велению сердца.
        - Я, между прочим, никогда не говорила, что меня тошнит от зубов, — проворчала мама. — Я говорила, что хотела бы подумать о другой профессии. Вот я и думаю. А работать я бы сейчас пошла с удовольствием. И если бы папа не писал книгу, разве я могла бы оставить Тутси? Так что всё одно к одному, видишь?
        - Нет! Не вижу. Всё изменилось.
        - В каком смысле? — спросил папа.
        - Не знаю. Всё! Мама пойдёт снова работать, ты пишешь книгу, Тутси родилась… Фадж пошёл в школу… я в шестом классе… всё стало по-другому!
        - И тебе это не нравится? — спросила мама. — Ты это пытаешься сказать?
        - Не знаю, нравится мне это или нет.
        - К изменениям приходится привыкать, — сказал папа, — но в конечном счёте они всегда к лучшему.
        Но я уже не слушал.
        - Можно я сегодня Джимми позвоню? — спросил я.
        - Конечно, — сказал папа. — Звони!
        Джимми взял трубку.
        - Привет. Как дела? — Он явно что-то жевал.
        - Не знаю, — говорю. — Всё стало другим. Никак не привыкну.
        - Ну а здесь всё по-старому. Только тебя нет. — Наверное, он проглотил то, что жевал, поскольку стало чётче слышно. Он рассказал о школе, о наших друзьях и о том, как Шейла Тубман врёт всем, что страшно по мне скучает. Потом говорит: — Питер, я должен кое в чём признаться.
        - В чём?
        - Я пользовался твоим камнем. Не просто сидел, понимаешь? Именно пользовался.
        - Не страшно. Не бери в голову.
        - Правда?
        - Ага.
        - Ты настоящий друг, знаешь? Прям вот настоящий.
        - Я тоже должен кое в чём признаться, — сказал я. — Я пользовался гипнотическим шаром. Не просто смотрел на него, а пользовался, чтобы уснуть.
        - Понятно, — сказал он.
        - Так что, наверное, мы квиты.
        - Наверное. — Но звучало это так, словно он уже не считает меня лучшим в мире другом.
        - Я сегодня видел картину твоего отца, — сказал я, чтобы сменить тему. — Белую, с чёрными кругами и красным квадратом.
        - Ах, эту. Он это нарисовал перед маминым отъездом в Вермонт. Как-то вечером они поцапались, и она швырнула на холст красной краски. Вот как там появился красный квадрат. И вот почему она называется «Гнев Аниты».
        Я не знал, что сказать, потому что Джимми никогда не говорил о разводе родителей. Поэтому я снова сменил тему.
        - А знаешь, сколько она стоит? Две с половиной тысячи долларов! Можешь поверить, что кто-то отдаст такие деньги за картину?
        - Твои слова показывают, как мало ты разбираешься в искусстве, Питер. — Он, кажется, опять что-то грыз. Сушки, решил я. — Последние три работы моего отца продались больше чем за две тысячи каждая. Так что прежде чем открыть рот, сперва разберись, что к чему! — и шваркнул трубку на рычаг.
        Ну вот, приехали. Только этого мне и не хватало — чтобы мой лучший друг бросал трубку посреди разговора. «Может, он через десять минут перезвонит», — подумал я.
        Но он не перезвонил.

* * *
        Я ждал со звонком до Хэллоуина.
        - Привет, — сказал я. — Извини.
        - За что?
        - Ну, сам знаешь… что высказался насчёт цены за картину твоего папы.
        - Ах, за это.
        - Просто мои предки хотят её купить.
        - Это какую?
        - Ну, сам знаешь. «Гнев Аниты».
        - Ах, эту. Лучше уговори их купить другую. «Гнев Аниты» — плагиат. Даже мой отец это признает.
        - Но ты говорил…
        - Мало ли что я говорил.
        С минуту мы молчали. Наконец я придумал:
        - Что поделываешь на Хэллоуин?
        - Как всегда, ничего. А ты?
        - Веду Фаджа выпрашивать конфеты.
        - Как это тебя уговорили?
        - Я сам вызвался.
        - Сам вызвался? — Кажется, на этот раз он жевал жвачку. — А ты не врал, сказав, что всё изменилось. — Точно, жвачка. Я слышал, как он надул пузырь, потом раздался характерный хлопок.
        Мама с папой удивились, когда я предложил повести Фаджа за конфетами. Но Алекс обещал составить нам компанию, если не придётся стоять рядом с Фаджем, или держать его за руку при переходе улицы, ну или что-нибудь ещё в этом роде. К тому же мы собирались вернуть его домой пораньше, а потом пойти сами. И я понимал, как Фаджу хочется, чтобы мы его повели, а не родители, как остальных малышей.
        Алекс пришёл в половине седьмого. Увидев его, я не поверил глазам! На нём был костюм. Простыня с чёрными кругами и красным квадратом.
        - Я «Гнев Аниты»! — сказал он. — Нравится? — Он покрутился с растопыренными руки.
        - Необычно, — признался я.
        - А ты кто? — спросил он.
        - Я?
        На мне были джинсы и рубашка — одежда, в которой я сегодня ходил в школу.
        - Он шестиклассник, — сказал Фадж. — А Тутси — младенец, а Черри — собака, а мама — мама, а папа — папа, и только я — страшное, страшное привидение. У-у-у! — он забегал по комнате.
        - Хочешь сказать, что ты не наденешь маскарадный костюм? — спросил Алекс. — Даже маску?
        - Конечно, надену, — отвечаю. — Она… э-э… наверху. Подожди, я сейчас.
        Я ринулся наверх. Мама переодевала Тутси.
        - Где маска Фаджа? — спросил я.
        Она смотрела без намёка на понимание.
        - Ну та… ты что, не помнишь? Четыре коробки от хлопьев плюс двадцать пять центов.
        - Ах, эта маска, — сказала мама, посыпая присыпкой Тутсину попу. — Даже не знаю.
        - Ну мам! Она мне срочно нужна. Пожалуйста, постарайся вспомнить.
        - Ты же вроде говорил, что в этом году обойдёшься без маскарада.
        - Передумал. Алекс внизу, ждёт.
        - Дай сообразить. — Мама застегнула на Тутси чистый подгузник. — Она может быть в шкафу, глянь в красной коробке с игрушками Фаджа.
        Я побежал по коридору в комнату Фаджа и распахнул дверцы шкафа. Красная коробка с игрушками, красная коробка… где же она… Есть! Я вкопался по локоть и выудил с самого дна коробку из-под печенья, где лежала чёрная оправа для очков с резиновым носом и приклеенной бородой и усами. Ещё я нашёл старую шляпу, когда-то принадлежавшую дедушке Хэтчеру. Разгладил как смог и надел вместе с маской. Бросил взгляд в зеркало в ванной и побежал вниз.
        - Это моё! — взвыл Фадж, увидев меня.
        - Да я всего на несколько часов одолжу…
        - Нет! Нет! Нет!
        - Нет? — говорю. — Ладно. Тогда не пойдёшь со мной и Алексом. Иди с мамой и папой, как все остальные подготовишки. Пока! — Я сорвал очки с носом, швырнул на пол и сделал вид, что ухожу.
        - Нет! — заорал он. — Вернись, Пита!
        - He-а. Или разреши надеть маску.
        - Ладно, можешь надеть. Но она всё равно останется моей, правда?
        - Да, конечно. Она твоя.
        Я взглянул на Алекса, тот качал головой. Никак не мог привыкнуть к нашей семейке.
        Мы взяли свои наволочки для угощений и коробки для денег в фонд ЮНИСЕФ и пошли. Обошли дома по нашей стороне дороги, перешли на противоположную. Недалеко от дома миссис Малдор Алекс сказал:
        - Может, она угостит нас червяками.
        - Червяками? — спросил Фадж.
        - Да, — сказал Алекс. — Она большой любитель червей.
        - Как и Дядя Перьев, — сказал Фадж.
        - Дядя Перьев — птица, — напомнил я ему.
        - Почему все мне это повторяют? — обиделся Фадж. — Я знаю, что Дядя Перьев птица. — Он помолчал, потом спрашивает: — А что она делает с червяками?
        - Ну, сам понимаешь. Ест, — сказал Алекс.
        - Правда? — Фадж решил уточнить у меня.
        - Это предположение, — ответил я.
        Мы подошли к дому, и Алекс позвонил.
        - Если она даст нам червей, можем скормить их Дяде Перьеву, — шепнул Фадж.
        - Тсс! — зашипел я.
        Миссис Малдор открыла дверь. Она была в тренировочном костюме для бега.
        - Так-так-так, — протянула она, — что это за милое привидение пожаловало?
        - Я не милое. Я страшное! — сказал Фадж. — У-у-у!
        Миссис Малдор всплеснула руками.
        - Батюшки, страх-то какой!
        - Здравствуйте, миссис Малдор, — сказал Алекс.
        - Здравствуй, Алекс. Какой у тебя необычный костюм.
        - Он называется «Гнев Аниты». Идею я подсмотрел на картине в галерее.
        Миссис Малдор отвернулась и крикнула вглубь дома:
        - Беверли! Беверли! Иди сюда, ты должна это видеть.
        И тут же я её узнал. Жирафья Шея. Узнал, даже не глянув на лицо, — по походке и кудряшкам. — Это моя дочь Беверли, — сказала миссис Малдор. — Алекс нарядился картиной. Угадай какой.
        Беверли посмотрела на Алекса.
        - Белый фон, чёрные круги и красный квадрат. Не иначе как «Гнев Аниты».
        - Правильно, — сказал Алекс.
        Я хотел было рассказать Беверли о том вечере, когда разругались родители Джимми, и как миссис Фарго швырнула красную краску на холст мистера Фарго, и мистер Фарго назвал картину «Гнев Аниты», потому что Анитой звали маму Джимми. Так хотелось всё рассказать ей. Но потом я вспомнил, как делился с Джимми вещами, которые не открыл бы больше ни одной живой душе, и понял, что на месте Джимми я бы не хотел, чтобы мой лучший друг трепался всему свету про тайны моей семьи.
        - А вы по правде едите червяков? — ни с того ни с сего спросил Фадж.
        Я ткнул его в спину, но это его не остановило.
        - Пита говорит, вы всё время их едите, а он у нас умён от природы и потому всё знает, кроме ответов на дополнительные вопросы.
        Миссис Малдор с Беверли переглянулись.
        Фадж не отставал:
        - Ну так что?
        - Ты про что? — спросила миссис Малдор.
        - У вас сегодня на ужин червяки?
        Алекс застонал. Ну всё, можно поставить крест на нашем бизнесе.
        Миссис Малдор улыбнулась Фаджу.
        - Да, червяки.
        - Нет ничего лучше червяков домашнего приготовления, — подхватила Беверли. — А рецепт моей мамы — это нечто.
        - Мы едим их вместо цветной капусты, — сказала миссис Малдор. — Надо же откуда-то брать витамины.
        - Значит, ваши червяки витаминизированы? — уточнил Фадж.
        Алекс снова застонал.
        - Мои червяки витаминизированы самой матушкой-природой, — убеждённо сообщила миссис Малдор. — В них полно витаминов. И никаких консервантов, прошу заметить. Всё только натуральное!
        Всё это страшно напоминало рекламу. Я уже представил, как диктор говорит красиво поставленным голосом: «Покупайте натурально витаминизированных червяков миссис Малдор… Добавляйте их в виде порошка в ваши любимые блюда, коктейли, подавайте вместо цветной капусты к праздничному столу…».
        - Не желаешь отведать моего особого печенья с червяками? — спросила Фаджа миссис Малдор.
        - Желаю, — Фадж потопал за ней в дом.
        Мы прошли в кухню. На стойке стояло большое блюдо с печеньем.
        - С пылу с жару, — сказала миссис Малдор.
        - А похоже на шоколадное, — сказал Фадж.
        - Оно и есть шоколадное. Шоколадно-червячное, если быть точной.
        - А где тут червяк? — уточнил Фадж.
        - Да ты червяков не увидишь, — засмеялась миссис Малдор. — Я их смолола и добавляю в муку.
        «Точно как в моей рекламе», — мысленно ахнул я.
        - Ну давай же, — миссис Малдор подтолкнула тарелку с печеньем к Фаджу. — Возьми.
        Фадж выбрал одну штуку и поднёс к губам. Но кусать не торопился, его явно одолевали сомнения.
        Беверли взяла печенье и целиком положила в рот.
        - М-м-м, просто объеденье. — Она взяла ещё одно и быстро съела. И слизнула с ладони крошки.
        Фадж куснул своё печенье. Очень медленно прожевал.
        - Вкусно, — сказал он. — Червяков даже не чувствуется.
        Миссис Малдор предложила нам с Алексом, и мы тоже взяли по штучке.
        Фадж спросил, можно ли ему ещё, а миссис Малдор ответила:
        - Погоди, мы вот как сделаем. — И она завернула несколько штук в бумагу и дала ему с собой.
        Вернувшись домой, Фадж вывалил содержимое своей наволочки на стол, рассортировал по кучкам и принялся вести подсчёт:
        - Одиннадцать «М&М», семь «Хрустящих Нестле»… пять шоколадок «Херши» без орехов… три с орехами… два батончика «Милки вэй»… один батончик с мюсли… четыре яблока… и шесть червячных печений.
        - Что ты сказал? — переспросила мама.
        - Ничего, мам, — сказал я. — Ничего он не сказал. Правда, Фадж?
        - Вот, мам, — сказал он, — попробуй одну штучку. Миссис Малдор только что испекла.
        - Спасибо. — Мама попробовала. — Очень вкусно. Интересно, где она раздобыла рецепт.
        - Это семейный рецепт, древний, — сказал я.
        - Печенье натурально витаминизировано че…
        Я не дал ему договорить.
        - Никаких консервантов. Никаких пищевых добавок. Натуральные ингредиенты. И куча витаминов. Да, Фадж?
        - Да, Пита, — сказал он, улыбаясь. Понял, значит.
        Глава девятая
        Суперфадж
        У Фаджа появился друг. Зовут Дэниел. Толстячок с копной рыжих волос и торчащими хуже, чем у меня, ушами. Впервые я его увидел перед клеткой Дяди Перьева. Он стоял и вещал:
        - Майны родом из Индии и других частей Азии. Майна обыкновенная — отважная, бесстрашная птица размером чуть больше дрозда.
        - Дрозда… дрозда… — повторил Дядя Перьев.
        - Молчи и слушай, — велел ему Фадж. — Разве ты не хочешь узнать о себе?
        Дэниел продолжил:
        - Майна — шумная, общительная птица…
        - Это точно! — согласился я, стоя в дверном проёме, где остановился, чтобы послушать, чем они там занимаются.
        Дэниел обернулся и уставился на меня.
        - Кто ты такой? — спросил он.
        - Питер. Старший брат Фаджа. А ты кто такой?
        - Дэниел Манхейм. Мне шесть. Живу на Вайн-стрит, 432. Имеешь что-нибудь против?
        Последнюю фразу он произнёс голосом крутого парня, и прозвучало это как «В пятак хочешь?».
        - Да не особенно, — ответил я, стараясь не засмеяться.
        Дэниел снова повернулся к Дяде Перьеву.
        - Многие майны хорошо подражают человеческой речи. Они могут разговаривать, петь и свистеть. Майна обыкновенная — вид Acridotheres, сокращенно — A. tristis.
        - Дэниел эксперт по птицам, — объяснил Фадж.
        - Да уж вижу, — сказал я.
        - Хочешь послушать о стервятнике? — спросил Дэниел.
        - Как-нибудь в другой раз, — пообещал я.
        В субботу Дэниел пришёл к нам на второй завтрак.
        - Хочешь бутерброд с арахисовым маслом или с тунцом? — спросила мама.
        - С тунцом, — сказал Дэниел. — Имеете что-нибудь против?
        - Нет. — Мама несколько удивилась внезапному превращению в «крутого парня». — С тунцом так с тунцом.
        - Где телек? — спросил Дэниел. — Я всегда смотрю телевизор во время еды.
        - В гостиной, — подсказал Фадж.
        - У вас в кухне нет телека?
        - Нет, — ответила мама.
        - Мне жаль вас. — Дэниел оттолкнул свой стул. — Тогда я пообедаю в гостиной.
        - Мы не смотрим телевизор во время еды, — сказала мама. — Так что садись, пожалуйста, и подожди, пока будет готов обед.
        Дэниел надулся.
        - Без телека у меня аппетит не разыграется.
        - Не голоден — не ешь, — сказала мама. — Телевизор тут совершенно ни при чём.
        Я подумал про себя, что ему в любом случае не повредит пару раз пропустить второй завтрак.
        - Я смотрю детский канал «Никелодеон» и мультики, — сказал Фадж, хотя его никто не спрашивал. — И всю рекламу. Никогда не пропускаю рекламу. Больше всего люблю. Мой папа раньше сочинял рекламу, но теперь пишет книгу. Однажды я снимался в рекламе. Ехал на машинке «Тодл-байк».
        - Врёшь, — сказал Дэниел.
        - Не вру!
        - Я тебе не верю!
        Мама принесла бутерброды с тунцом и два стакана молока.
        - Я ничего с луком не ем, — сообщил Дэниел. — И фасоль не ем, и горох. А пью только шоколадное молоко, и корочку с хлеба мне срезают.
        - В бутерброде с тунцом нет ни лука, ни фасоли, ни гороха, — сказала мама. По-моему, она уже была готова сказать Дэниелу, куда он может деть свой бутерброд, если не хочет есть. Но не сказала, а вместо этого сходила за какао-порошком. — Клади сколько хочешь, — сказала она, срезая Дэниелу корочку с хлеба. — Вот. Надеюсь, теперь тебя всё устраивает.
        - Мамочка, скажи, что я снимался в рекламе, — попросил Фадж.
        - Да. Фадж снимался в рекламе «Тодл-байк».
        - Видишь, я же говорил.
        - А тебе заплатили? — поинтересовался Дэниел.
        - Не знаю. Мамочка, мне заплатили?
        - Меня там не было, Фадж. Помнишь? Я навещала в Бостоне тётю Линду и её младенца.
        - А, точно, — сказал Фадж. Потом спросил меня: — Мне заплатили, Пита?
        - Тебе разрешили съесть столько шоколадного печенья «Орео», сколько сможешь.
        - Мне дали «Орео», — перевёл Фадж Дэниелу.
        - Ненавижу «Орео», — заявил Дэниел.

* * *
        В тот день, когда Дэниел ел у нас бутерброд с тунцом без лука, фасоли, гороха и корочки, Тутси научилась ползать. Вот она стоит на четвереньках, качается и ни туда ни сюда, и вдруг раз — и поползла. Мама побежала позвать папу, а он бросился наверх за камерой. И до вечера мы снимали домашнее видео. Тутси была звездой.
        Только на Дэниела всё это не произвело впечатления.
        - Все дети ползают, — сказал он.
        Поупражнявшись неделю, Тутси стала настоящим асом — двигалась с такой скоростью, что не догнать. И уже пыталась встать. Теперь нигде нельзя было ничего оставить, всё попадало прямиком ей в рот. Буквально всё, до чего она могла дотянуться: от фломастера до катушки ниток, от деталей конструктора «Лего» до папиной тетради. Однажды она сжевала три страницы его заметок, и папа весь вечер их склеивал.
        Родители убрали мелочи в недосягаемые для младенца места. Тутси была собой довольна. Она сказала:
        - Ога бахфах фам.
        Черри тоже научился ползать на животе, и Тутси, хохоча, играла с ним в догонялки. Черри и Тутси были дружбаны не разлей вода.
        Я постоянно держал дверь в свою комнату закрытой. К чему рисковать. Папа приделал две калитки на лестнице: вверху и внизу.
        Надо было ходить теперь осторожно, чтобы не наступить на Тутси, которая вечно крутилась под ногами.
        - Посадите её в манеж! — завопил как-то Фадж, когда она добралась до его конструктора и всё раскидала.
        - Ей необходима свобода для исследований, — объяснил папа.
        - Ну, тогда пусть не попадается мне на пути, — пригрозил Фадж. — А то придётся показать ей, кто тут старший брат! — И тут он наступил Тутси на руку, а она закричала.

* * *
        В субботу в гости приехал Джимми Фарго.
        - Ух ты, как малышка подросла — просто не верится! — сказал он, увидев, как Тутси шурует на четвереньках по гостиной. — Когда ты уезжал, она была размером с мою кошку, а теперь — только погляди, совсем как… настоящий человек.
        - Путта… Путта… — сказала Тутси и поднялась с пола, подтянувшись за мою ногу.
        - Что она говорит? — спросил Джимми.
        - Ничего, просто детские звуки издаёт, — сказал я.
        Ещё больше впечатления на Джимми произвёл Дядя Перьев.
        - Ух ты, ну и птица!
        - Он говорит по-французски. Скажи «бонжур», — предложил я Джимми.
        - Бонжур, птичка, — сказал Джимми.
        - Бонжур, тупица, — сказала птичка.
        Я засмеялся, Джимми — нет.
        - Эй, курья башка, меня зовут Джимми. Можешь так сказать? Джимми.
        - Так сказать… так сказать…
        - Нет, дурак! Джимми!
        - Джимми дурак… Джимми дурак…
        - Да нет же! Просто Джимми.
        - Просто Джимми… просто Джимми…
        - Я сдаюсь, курья башка!
        - Курья… башка… Джимми курья башка…
        - Заткнись! — заорал Джимми.
        - Заткнись… заткнись…
        - Сдаюсь!
        - Сдаюсь… сдаюсь… сдаюсь…
        Наконец Джимми улыбнулся.
        - Ну и птица!
        Алекс зашёл познакомиться с Джимми.
        - Ты и есть знаменитый Джимми Фарго? — сказал он.
        - Кто сказал, что я знаменитый? — спросил Джимми.
        - Ну… Судя по тому, как Питер о тебе всегда рассказывает…
        - Ага. Судя по тому, как он всё время рассказывает о тебе, ты и есть знаменитый Алекс Санто.
        - Он самый, — сказал Алекс.
        - Тогда я знаменитый Джимми Фарго.
        И пошло, и покатилось. Они выпендривались друг перед другом. А я оказался посередине, между двумя моими лучшими друзьями.
        По-моему, мама поняла, как мне несладко, и предложила:
        - Почему бы вам, мальчики, не сходить в кино?
        - Что показывают? — спросил Джимми.
        - «Супермена», — сказала мама.
        - Я уже видел, — сказал Джимми.
        - Я тоже, но могу и второй раз посмотреть, — сказал я.
        - Я дважды смотрел, — сказал Джимми.
        - А я ни разу, — сказал Алекс.
        - Второй раз интереснее, — сообщил Джимми.
        - А в третий наверняка ещё интересней, спорим? — сказала мама.
        - Ладно, — сказал Джимми. — Я пойду. — И нагнулся завязать шнурки.
        - Прекрасно! — обрадовалась мама. — Тогда вы возьмите с собой Фаджа и Дэниела.
        Мы втроём устроили совещание по-быстрому.
        - Я против Фаджа ничего не имею, если не придётся сидеть рядом с ним, — сказал Джимми.
        - Я тоже, — сказал Алекс. — И рядом с его дружком не сяду. Он зануда.
        - Я тоже, — сказал Джимми.
        Я вернулся к маме.
        - Ладно, мы их берём, но сидеть рядом с ними не будем.
        - Хорошо, — не стала спорить она.
        - Договорились, — кивнул я Алексу и Джимми.
        Мы отправились в город. Продажа билетов на сеанс ещё не началась, и мы показали Джимми картину его отца в витрине галереи.
        - Я на Хэллоуин нарядился «Гневом Аниты», — сказал Алекс. — Потрясающий костюм получился!
        - Да ты скромняга, — хмыкнул Джимми.
        - Просто говорю как есть.
        - Ну он вообще, — шепнул мне Джимми.
        - Обычно он не такой, — шепнул я в ответ. «Не надо было сводить их», — подумалось мне.
        Они друг другу не понравились. А я крайний.
        - Ой, а давайте зайдём и познакомим Джимми с Беверли, — сказал я преувеличенно бодрым голосом.
        Беверли обрадовалась:
        - Да никак это Алекс, и Питер, и Фадж!
        - И Дэниел Манхейм, — сказал Дэниел. — Мне шесть. Вайн-стрит, 432.
        - Рада знакомству, Дэниел, — сказала Беверли.
        - А это Джимми Фарго, — сказал я Беверли. — Понимаете? Фарго.
        - Сын Фрэнка?
        - Точно.
        - Мне очень нравятся картины твоего отца. Такие оригинальные.
        - Он работает над новой, — сказал Джимми. — Называется «Салями на параде».
        - Звучит фантастически!
        - Папа любит салями. Бутерброды с салями и луком — его любимая еда.
        - А я ничего с луком не ем, — сказал Дэниел.
        - Мы знаем, — проворчал я.
        - Салями с луком, — продолжал Джимми. — Папа может только этим и питаться!
        Беверли засмеялась.
        - Наверное, целуется он нечасто.
        - Точно, — сказал Джимми. — Это моя мама любила целоваться. Поэтому и уехала в Вермонт.
        - Что ж, — сказала Беверли, — мечтаю познакомиться с твоим папой.
        - А что, можно будет это устроить. — Меня осенило, что Беверли и мистер Фарго наверняка влюбятся друг в друга.
        Судя по всему, Джимми подумал о том же.
        - Он не каждый день питается салями с луком. По воскресеньям он ест копчёную лососину с яичницей.
        - А я не ем ничего с фасолью и горохом, — сказал Дэниел. — Ненавижу корочку на хлебе, а пью только шоколадное молоко.
        - Ишь, привереда, — Беверли покачала головой.
        - Да, — согласился Дэниел. — Имеете что-нибудь против?
        - Нет, ни в коей мере.
        - Нам пора, — сказал я. — Мы идём на «Супермена».
        - Удачи! — крикнула вслед Беверли.
        Интересно, кто-то кроме нас вообще заходит в эту галерею? Я там ни одной живой души не видел.
        Перед кинотеатром выстроилась очередь.
        Пока мы тащились вдоль неё, чтобы встать в хвосте, я заметил Джоанну Макфадден. С ней были Шерон, которая всегда смотрит или в пол, или в небо, и Элейн, которая обожает бить мальчишек в живот.
        Джоанна меня тоже заметила и помахала рукой:
        - Питер! Давай деньги, я куплю вам билеты. А то вам ещё долго стоять придётся.
        Мама дала мне денег на всех. Я протянул их Джоанне и встал рядом. Тут подул ветер, разметал ей волосы, и они полетели мне в лицо, а я не шевельнулся, хотя в носу ужасно защекотало.
        - Ну, — сказала Элейн, когда билеты были куплены, — ты не собираешься представить нас ему? — Она мотнула головой в сторону Джимми.
        - А, да. Джимми, это Элейн, Шерон и Джоанна.
        Джимми долго смотрел на Шерон. Шерон глядела в небо.
        - Я Дэниел Манхейм, — сказал сами знаете кто. — Мне шесть. Живу на Вайн-стрит, 432.
        - Как мило, — улыбнулась Элейн. — А ты кто? — Это уже Фаджу.
        - Фадж Хэтчер.
        - Твой младший братишка? — спросила Джоанна.
        - Угу.
        - А я и не знала, что у тебя такой чудесный брат, — Джоанна впервые сказала мне столько слов сразу.
        Фадж расплылся в улыбке.
        - Чудесный, да, я такой.
        - А я Дэниел Манхейм. Мне шесть.
        - Мы поняли, — сказала Элейн.
        - Имеете что-нибудь против? — Дэниел выпустил на сцену «крутого парня».
        - Ага, — сказала Элейн и подняла два сжатых кулака к носу Дэниела. — Защищайся!
        Дэниел заревел:
        - Не бей меня… не бей, пожалуйста, мне всего шесть, — и закрыл лицо руками.
        - Не собираюсь я тебя бить, рёва! Я колочу только больших мальчишек. Правда, Алекс? — с этими словами она двинула кулаком ему в живот.
        - Прекрати! — выдохнул Алекс.
        Дэниел стал подпрыгивать и петь:
        - Он сказал плохое слово, он сказал плохое слово…
        - Замолчи, — сказала Дэниелу Элейн. — А то и тебе достанется.
        - Ты говорила, что маленьких не трогаешь, — заканючил Дэниел. — Мне всего шесть, помнишь?
        - Давайте вы уже все помолчите, — предложила Шерон, глядя в землю.
        Мы зашли в кинотеатр и купили попкорн и кока-колу. Потом нашли места малышни, усадили их и ушли в другую часть зрительного зала, где сели вшестером на свободный ряд. Сначала прошёл Алекс, за ним Джимми и я, следом Джоанна, Шерон и Элейн. Интересно, Джоанна специально подгадала так, чтобы сесть рядом? Потому что я специально подгадывал.
        Когда начался фильм, Джоанна предложила мне попкорна, а когда я залез в её коробку, мы коснулись друг друга пальцами. Потом я угостил её своим попкорном, и наши пальцы повторили трюк с прикосновением. Мои, правда, уже были жирными от попкорна, но мне было всё равно. Я больше думал о сидящей рядом Джоанне, чем о фильме, но, может, это оттого, что второй раз смотрел.
        Супермен как раз собрался целовать Лоис Лейн, и тут вдруг мне за шиворот проскользнуло что-то ледяное и мокрое, — от неожиданности я ойкнул, причём довольно громко.
        Фадж висел на спинке моего кресла с пригоршней ледяных кубиков из стакана колы.
        - Привет, Пита.
        - Ах ты… — но пойди поймай его. Он уже нёсся по проходу к своему ряду.
        - Держи, — Джоанна протягивала мне салфетку.
        - Ты не поможешь? Я не дотянусь до спины.
        Джоанна промокнула мне шею и спину. Покончив с этим, положила руку на подлокотник рядом с моей, и в следующий миг мы уже держались за руки! Ладонь у неё была мягкой, но холодной.
        После кино девочки пошли домой в одну сторону, а мы все в другую.
        - Ну и каково это — влюбиться? — спросил меня Алекс.
        - Ты о чём? — спросил я.
        - Ты о чём? — передразнил меня Алекс.
        А Джимми деловито спросил:
        - Когда свадьба?
        - Замолчите вы оба! — сказал я.
        Пока дошли до дому, Джимми с Алексом болтали как закадычные друзья, знакомые лет сто, не меньше, а я оказался в стороне.
        Папа сварил здоровенную кастрюлю спагетти, и Дэниел заглянул в неё и смотрел, пока мама не сообщила ему, сколько именно лука пошло на подливку. Но это не всё. Ещё она приготовила горошек. Забавно. Обычно мы едим спагетти с салатом.
        - Я не ем ничего с луком, — заявил Дэниел. — И горох не ем. А что у вас ещё есть?
        - А ничего, — сказала мама.
        - Тогда я, наверное, пойду ужинать домой.
        Мне показалось или мама улыбнулась?
        После ужина Алекс сгонял домой за спальным мешком, и они с Джимми ночевали у меня в комнате на полу. Интересно, почему я не радовался, что они подружились? Если они друг другу понравились, ещё не значит, что им разонравился я. Однако мне стоило больших трудов себя убедить.
        Всю следующую неделю Фадж ходил и говорил сам с собой:
        - Для большинства людей он был Фаджем Хэтчером, обыкновенным мальчиком. И только его верная майна и его друг Дэниел знали правду. «Быстрее летящей пули, сильнее локомотива…»
        - Ты помнишь, как я родился? — спросил он меня как-то утром.
        - Да.
        - Я взаправду рос внутри мамы?
        - Да.
        - У-у, — разочарованно протянул он.
        - Ты чего?
        - Раз я вырос у мамы в животе, значит, я не могу быть родом с другой планеты.
        - Поверь мне, ты с Земли. Определённо. Спустя несколько дней Дэниел сообщил Фаджу, что его усыновили в младенчестве.
        - Значит, Дэниел может быть с другой планеты! — решил Фадж.
        «Да, — подумал я, — это бы многое объяснило».
        - Может, он даже умеет летать.
        - Не рассчитывай на это, — огорчил его я.
        - Дэниел мой лучший друг, — сказал Фадж. — Если выяснится, что он с другой планеты, он возьмёт меня туда погостить.
        - Шикарно! И не спеши возвращаться.
        - Ты просто завидуешь, потому что у тебя нет летучего друга.
        - У меня даже просто друга-инопланетянина нет, — сказал я.
        - Ну и зря, Пита! — Он вдруг взял с места в галоп, замахал руками и заорал: — Птица-птица-самолёт!..
        Глава десятая
        Санта Кто?
        Папа записался на десять уроков китайской кухни. Купил большой котелок и четыре поваренных книги. Почти каждый вечер он сидел перед камином, с головой уйдя в чтение.
        - Когда допишешь свою книгу, может, откроешь китайский ресторан, — подкинул я ему идею.
        - Я не хочу открывать китайский ресторан, — сказал папа, не отрываясь от книги с названием «От А до Я китайской кухни».
        - Я просто подумал: если отец Джимми Фарго был сначала актёром, потом стал художником, то и ты сможешь: сначала реклама, потом книга и готовка.
        - Нет, — не согласился папа, — готовка будет для меня хобби, а не профессией.
        - Угу. — Я помолчал, потом добавил: — Я хотел бы знать, что происходит у нас в семье, а то иногда вы забываете мне сообщить.
        - А ничего не происходит, — сказал папа. Он пролистал пару страниц и обернулся к маме: — Может, приготовить завтра на ужин тушёного цыплёнка с зелёным луком, грибами, каштанами и имбирём?
        - Звучит заманчиво, — сказала мама.
        - А для меня заманчиво звучит какао и печенье в виде зверюшек, — сообщил Фадж. Он был какой-то подозрительно тихий — растянулся на полу с листом бумаги и толстым зелёным фломастером.
        - Кому ещё какао и печенья? — спросила мама, поднимаясь с кресла и зевая.
        - Мне! — крикнул я.
        - Значит, единодушно, — сказал папа.
        - Что такое единодушно? — спросил Фадж.
        - Это когда все согласны, — объяснил я.
        - Все согласны, — повторил Фадж. — Это хорошо. Я люблю, когда все согласны.
        - А чего это ты там рисуешь? — спрашиваю.
        - Я не рисую. Я пишу.
        - Что ты пишешь?
        - Письмо Санте.
        - А не рановато? — спросил я. — Мы ещё не доели индейку со Дня благодарения.
        - Чем раньше, тем надёжней, — изрёк он.
        - Ты от кого это слышал?
        - От бабушки, — сказал он.
        - Так я и думал.
        - Значит, одноподушно, — сказал Фадж.
        - Слушай, пап, ты поаккуратней употребляй при нём длинные слова. Он опять всё напутал.
        - Напутал… напутал… напутал… — забормотал Фадж.
        - Наверное, нелегко писать письмо, когда не умеешь писать, — хмыкнул я.
        - Я умею.
        - С каких пор?
        - С рождения.
        - Очень смешно.
        - Если ты не видел, как я пишу, это не значит, что я не умею. Правда, пап?
        - Хорошая аргументация, Фадж, — похвалил его папа.
        - Дай-ка мне посмотреть твоё письмо.
        «А вдруг парень и впрямь научился писать? Вдруг он гений, а родичи не хотят, чтобы я об этом узнал, потому что я-то обыкновенный, — подумал я. — Может, они уже поняли, что он проскочит экстерном первый и второй класс. А то и всю начальную школу и на следующий год прямиком пойдёт в седьмой? Со мной на пару? А то, может, он один из тех ребят, которые в двенадцать поступают в колледж? Тогда про него напишут во всех газетах, и люди будут говорить: „Хэтчер? Хм-м-м… Знакомая фамилия. Ты, случайно, не родственник тому малышу-гению, Фаджу Хэтчеру?“ И я буду вынужден признаваться: „Да, это мой младший брат“. А они станут качать головой, приговаривая: „Да-а-а, жаль, тебе не перепало от его гениальности“. И посмеются, и пойдут прочь от меня…»
        Я схватил письмо Фаджа и впился в него взглядом. И с облегчением засмеялся:
        - Да это просто каракули.
        - Ничего не просто! — сказал Фадж.
        - Санта не сможет этого прочесть ни за что.
        - Самое главное прочтёт.
        - Да тут только один огрызок от слова разобрать можно: «вело».
        - Это и есть самое главное, — заявил Фадж, выхватывая у меня бумажку.
        - Давай помогу тебе написать настоящее письмо.
        - Это и есть настоящее.
        - Я помогу тебе написать ещё одно, оба пошлёшь, на случай, если Санте будет трудно понять, чего ты хочешь.
        Я видел, как Фадж обмозговывает моё предложение. Когда он усиленно думает, он скручивает губы трубочкой и становится похожим на макаку.
        - Ладно, — сказал он, протягивая мне зелёный фломастер и чистый лист бумаги. — Я тебе скажу, что писать.
        Он навис надо мной и принялся диктовать.
        - Дорогой Санта… Принеси мне, пожалуйста, двухколёсный велосипед. Красный, как у Питы.
        - Да брось, — сказал я. — Зачем одинаковые? Проси синий или жёлтый.
        - Красный, — повторил он твёрдо, — как у Питы. И без дополнительных колёс. Дополнительные колёса — для детей.
        Он замолчал.
        - Продолжай.
        - Всё. Я закончил. Могу поставить свою подпись.
        Он изобразил ФАДЖ внизу листа большими печатными буквами.
        - А фамилию не напишешь? — спросил я.
        - Нет.
        - А вдруг Санта перепутает?
        - Не перепутает.
        - Откуда ты знаешь?
        - Детей не так уж часто называют Фаджами. Но на всякий случай всё-таки добавлю букву X. Чтоб уж наверняка.
        Мама вернулась с кухни с подносом, и все мы устроились на полу лопать печенье с какао.
        - Завтра отправлю твоё письмо, — сказал папа Фаджу.
        - А ты знаешь Сантин адрес? — спросил Фадж.
        - Да.
        - Ну скажи.
        - Не вспомню навскидку, у меня где-то записан. — И мама с папой обменялись улыбками.
        - Дэниел тоже заказал велосипед, — сообщил Фадж два дня спустя за завтраком. — Будем вместе в школу ездить.
        - Если Санта подарит тебе велик, — напомнил я ему.
        - Конечно, подарит, почему не подарить. Я хороший мальчик. Я же хороший мальчик, правда, мамочка?
        Я не стал дожидаться маминого ответа.
        - В мире полно детей, которые не получают того, что хотят, даже несмотря на то, что заслуживают. В мире полно детей, которые…
        - Почему не получают?
        - Потому что игрушки и велосипеды стоят денег!
        - Но… Санта же не должен платить.
        - Всё это устроено немного по-другому. — Я залпом допил молоко.
        - Как — по-другому?
        - Спроси маму или папу. Они расскажут. — Я побросал учебники в рюкзак и застегнул куртку.
        - Как всё устроено? — спросил Фадж маму.
        - Поживей, Фадж, — мама проигнорировала его вопрос. — А то в школу опоздаешь.
        Вернувшись днём домой, я припёр маму к стенке.
        - Хватит поддерживать его веру в Сайту. А то он считает, что может получить всё что угодно, стоит попросить. Не понимает, что есть люди, которые не в состоянии покупать подарки. Вы должны что-то с этим сделать. Вы же объяснили ему, откуда берутся дети. Как может ребёнок, узнавший, как заводят детей, продолжать верить в Санту?
        - Не вижу связи, — сказала мама. — Соглашусь, что рано или поздно ему придётся узнать, что Санта — сказочный персонаж. — Она вздохнула. — Однако персонаж настолько симпатичный и он ещё так в него верит, что мы с папой решили не разубеждать его. Так что, Питер, прошу тебя, подыграй нам ещё немного.
        - Вы небось и Тутси расскажете про Санту? — сумрачно поинтересовался я.
        - Ну, наверное.
        - Так вот, по-моему, это ошибка!
        Я повернулся и вышел. Не помню, чтобы я верил в Санту. В трёхлетнем возрасте я застукал родичей, раскладывающих подарки под ёлкой. И к пяти точно знал, где искать тщательно спрятанные от меня новогодние свёртки. По моим сведениям, в этом году меня ждали деньги от бабушки и радиобудильник от родителей. Слышал на прошлой неделе, как мама с бабушкой обсуждали это по телефону. А жаль, что никакого сюрприза в рождественское утро не предвидится. Могли бы приложить больше усилий, чтобы сохранить тайну.
        Вечером, после того как Тутси убаюкали, Фадж стал приставать ко всем, чтобы писали письмо Санте.
        - Ранняя пташка червячка клюёт, — сообщил он.
        - Это кто тебя научил? Дядя Перьев? — засмеялся я.
        - Нет, миссис Малдор, — серьёзно ответил Фадж. Он вручил каждому карандаш и лист бумаги. — Осталось всего три недели. Тут он принялся танцевать, распевая:
        По спискам прошёлся он с карандашом —
        Кто вёл себя плохо, а кто хорошо.
        К нам едет Санта Кто!
        - Санта Кто? — спрашиваю.
        - Санта-Клаус! — захохотал Фадж, хлопая в ладоши. — Понял? Это шутка. Я говорю: Санта Кто. Ты спрашиваешь: Санта Кто? И тогда я отвечаю: Санта-Клаус… Понял?
        - Конечно… Понял.
        - Правда хорошая шутка?
        - Да, отличная.
        - Это меня Дэниел научил.
        - Кто бы сомневался.
        Фадж упёр руки в боки и строго сказал:
        - Ну-ка, поживей, пишите Санте письма.
        Спорить было бесполезно, и мы написали.
        Я знал, что последует:
        - А теперь все читайте вслух. Ты первый, Пита.
        Я глянул на маму с папой, они ободряюще кивали. Читая, я впервые за долгое время почувствовал себя сопливым детсадовцем.
        Дорогой Санта,
        Принеси мне один или несколько из перечисленных предметов: радиобудильник, управляемую модель самолёта, ноутбук, mp3-плеер и шесть CD.
        Большое спасибо.
    Искренне твой, Питер В. Хэтчер
        - Откуда Санте знать, какие тебе нужны диски? — спросил Фадж.
        - Он может просто оставить мне подарочный сертификат. И не тратить время на выяснение технических подробностей.
        - A-а. Не знал, что Санта может оставлять подарочные сертификаты.
        - Санта может оставлять всё что угодно, — говорю.
        Фадж удовлетворённо кивнул и сказал:
        - Теперь ты, мамочка.
        Когда мама с папой дочитали списки, Фадж сказал:
        - А как же бабушка?
        - Она наверняка написала, — сказала мама.
        - А Тутси?
        - У Тутси нос не дорос писать Санте, — говорю.
        - Тогда ты за неё напиши, — Фадж подвинул мне ещё листок бумаги.
        - Это обязательно? — почти взмолился я.
        - Это было бы очень хорошо, — сказала мама.
        - Ладно. «Дорогой Санта, принеси мне, пожалуйста, плюшевого мишку, погремушку и… и…»
        - И пачку памперсов, — подсказал Фадж. — И хватит с неё. Она ещё маленькая. Не понимает ничего. — Он помолчал. Потом вдруг подскочил: — А как же Черри?
        - Ой, ну брось. Это уже смешно, — сказал я. — Мне ещё домашку делать.
        Но он уже выдрал лист из альбома.
        «Дорогой Санта, — написал я, — принеси мне, пожалуйста, резиновый мячик, собачье печенье и новый поводок. Искренне твой, Черри Хэтчер».
        Я сложил письмо и отдал Фаджу.
        - За Дядю Перьева писать не буду, не проси.
        Фадж засмеялся:
        - А Дядя Перьев сам может написать.
        На следующий день зашёл Дэниел.
        - Ты уже написал Санте? — спросил я.
        - Я еврей. Я в это всё не верю.
        - Хм. А Фадж говорил, ты на Рождество попросил велосипед.
        - Я отмечаю Хануку. И попросил велосипед.
        - А кого ты просил?
        - Маму и папу, кого ж ещё, по-твоему, мне просить?
        - Я думал, может, у вас есть какая-нибудь Фея Хануки или ещё кто.
        - Ну и дурак, — сказал Дэниел и отправил в рот горсть солёных крендельков.
        - Спасибо, Дэниел. Из твоих уст это звучит как комплимент.
        - На здоровье. Фея Хануки, надо же, — пробормотал он, отвернувшись.

* * *
        В последний день перед каникулами в нашем классе устроили праздничную вечеринку с рождественским печеньем и пуншем. На этот раз я ни стакана не выпил, хоть и умирал от жажды. Лучше не рисковать. Мы все должны были тянуть глупый подарок из подарочного мешка. Мне достались красные пластмассовые губы. Мистер Богнер принёс побег омелы и спросил, что мы знаем об этом растении. Алекс поднял руку и сказал:
        - Кто встанет под омелой, того можно поцеловать.
        - А ещё что? — спросил мистер Богнер.
        Элейн ответила:
        - Если хочешь, чтобы тебя поцеловали, попробуй встать под омелой.
        Все засмеялись.
        - А что-нибудь не связанное с поцелуями?
        Все молчали.
        - Тогда слушайте. Вы должны знать, что омела — растение-паразит, растёт она на деревьях. Птицы склёвывают её блестящие белые ягоды, но для человека эти ягоды ядовиты. Европейцы украшали омелой дома, в частности на Рождество.
        Рассказывая, он подошёл к стене и повесил побег рядом с вешалкой для курток.
        Когда прозвенел звонок, я побежал одеваться и оказался под омелой рядом с Джоанной. Мы поглядели друг на друга, и вдруг она наклонилась и поцеловала меня в лицо, рядом с ухом. И сразу же покраснела так, что я подумал — сейчас заплачет. Но она не заплакала. Тогда я её тоже поцеловал, в то же место, правда, в последний момент она чуть отвернула голову, и я ткнулся ей в волосы. Результат — полный рот волос.
        В день Рождества Фадж разбудил нас раньше шести.
        - Получил! Я получил! Получил! — вопил он. — Большой красный велосипед без дополнительных колёс! Спасибо! Спасибо! Спасибо тебе, Санта! Надеюсь, ты слышишь, хоть ты и далеко!
        Мы все побежали вниз открывать подарки. Черри получил всё по списку, и Тутси тоже, хотя шуршащая подарочная бумага и ленточки произвели на неё больше впечатления, чем остальное. Кроме радиобудильника и чека от бабушки, меня тоже ждал сюрприз — подарочный сертификат на четыре CD-диска!
        К половине восьмого мама уже напекла горку блинов. К десяти папа прикорнул в гостиной на диванчике, а мама заснула прямо на ковре. Вечером Фадж заявился ко мне в комнату. Я сидел в кровати, читал инструкцию к радиобудильнику.
        - Научишь меня ездить на велосипеде? — спросил он.
        - Конечно. Как только снег растает.
        - Дэниел говорит, что будет учиться ездить на газоне.
        - Глупость!
        - На асфальт падать больно, — сказал Фадж.
        - Ну и что, подумаешь, коленку обдерёшь.
        - До крови?
        - Бывает и до крови, — сказал я.
        - Не люблю, когда кровь идёт.
        - Ерунда, подумаешь.
        - А ты обдирал коленки, когда учился кататься?
        - Ну, бывало пару раз, — признался я. — Да не будешь ты часто падать, поверь мне.
        - Я тебе верю. — Он забрался ко мне в кровать и улёгся на подушку. — Санта тебе не всё принёс, что ты просил, да?
        - Я и не ждал, что всё исполнится.
        - Я бы тебе подарил ноутбук, но у меня денег не хватает.
        - Я и не ждал, что мне подарят комп, я просто шутил.
        - Я тоже, — сказал Фадж.
        - Ты о чём?
        - Да я про всю эту чепуху с Сантой…
        Я отложил инструкцию и внимательно посмотрел на брата.
        - В каком смысле — «чепуху с Сантой»?
        - Я знаю, что никакого Санты не существует, — сказал он.
        - С каких пор ты знаешь?
        - Всегда знал.
        - Ты не веришь в Санту? — поразился я.
        Он захохотал.
        - Нет! Ты что!
        - Тогда зачем же…
        - Потому что мама с папой думают, что я верю… Вот я и притворялся.
        - Притворялся? Ты хочешь сказать, все эти письма…
        Он хитро улыбнулся.
        - Правда я великий притворщик?
        - Да, — я покачал головой. — Величайший.
        Глава одиннадцатая
        Катастрофы
        Папа перестал говорить про свою книгу. У меня сложилось впечатление, что продвигается она не слишком успешно. Вместо работы он разглагольствовал о том, как выращивать овощи, или как их готовить по-китайски, или же о хоккейной команде Принстонского университета. Он водил меня на все игры. Когда в гости приехал Джимми Фарго, папа повёл нас обоих.
        - Я за жёсткую игру, — сказал Джимми. — Нравится мне хоккей. Гораздо больше крови, чем в футболе, и дерутся чаще.
        - Смысл хоккея совсем не в этом, — заспорил папа. — Здесь важно мастерство, расчёт, точность.
        - Да, конечно, — сказал Джимми. — Это я всё знаю. Но так клёво смотреть, как кровь отскакивает от льда!
        - Кровь отскакивает? — спросил я.
        - Ага, — со смаком сказал Джимми. — И блевотина. Понимаешь, тут суть в разнице температуры льда и тела…
        - Джимми, я бы тебя попросил! — взмолился позеленевший папа.
        - Но это правда, мистер Хэтчер! И то и другое отскакивает!
        - Может, и отскакивает, — сказал папа. — Но на игру мы ходим не за этим.
        - Я знаю. Но это приятное дополнение.
        Папа помотал головой и принялся вносить имена игроков в листок, вложенный в программку.
        Джимми перегнулся через меня и потянул папу за рукав.
        - Сам-то я не драчун, мистер Хэтчер. Не поймите меня превратно. Наоборот, это способ избавиться от агрессивной энергии.
        - Слушай, Джимми, — сказал я.
        - Да?
        - Замолчи.
        - Ладно. — И Джимми замолчал, и молчал до конца третьего периода, до тех пор, пока четверо игроков не затеяли потасовку. Тогда мой друг встал с места и начал орать: «Убей его! Прикончи!» Пришлось тянуть его за свитер, чтобы усадить.
        Когда мы легли спать — я в кровати, а Джимми на полу в спальном мешке, — он сказал:
        - Я дважды в неделю хожу к школьному психологу. Она говорит, во мне много злости из-за того, что родители разошлись. Учти, Питер: развод — это катастрофа! Следи за предками день и ночь, слушай каждое слово, чтобы они не устроили тебе сюрприз.
        Следующие две недели я пристально следил за родителями, искал признаки намечающегося развода. Но ничего необычного не увидел и не услышал и скоро бросил слежку. К тому же всякий раз, когда мои предки спорят, кончается всё смехом.
        В феврале отмечали первый день рождения Тутси. Она переняла семейную традицию лупить кулаком по деньрожденному торту. Бабушка считает, что в день рожденья дарить подарки нужно всем членам семьи, а не только виновнику торжества, так что мне досталась четырёхцветная шариковая ручка, а Фаджу — новая книжка Брайана Тамкина.
        - Читай! — потребовал Фадж от бабушки.
        Она посадила его на колени и прочла очередную историю про Юраю, это один из персонажей Брайана Тамкина.
        - Мне очень нравились эти книжки, когда я был маленький, — сказал я.
        - Я не маленький, — напомнил мне Фадж. — В следующем году иду в первый класс. А маленькая у нас — та девчонка, у которой день рождения!
        Девчонка, у которой был день рождения, сидела на своём высоком детском стульчике и устраивала кавардак. Бабушка подарила ей детскую чашку-непроливайку, из которой ничего не выливается, даже если её уронить. Тутси крутила и вертела эту чашку и наконец, не выдержав, с воплем перевернула её над головой, окатив себя молоком.
        - Первый Тутсин день рождения может обернуться полной катастрофой, — прокомментировал я.
        - Что такое кастарофа?
        - Это когда что-то идёт не так, — ответил я.
        - Или когда всё идёт не так, — добавила мама.
        Кстати, о катастрофах! Спустя шесть недель Тутси научилась ходить. Поначалу — несколько шажков за раз, от мамы к папе, от меня к Фаджу. Но скоро уже резво косолапила по всему дому, периодически совершая вынужденную аварийную посадку. Если зрителей не случалось, она смеялась, вставала и топала дальше. Если же замечала, что на неё смотрят, поднимала рёв и не умолкала, пока не получит печенье.
        Тутси не единственная терпела аварии. Фадж учился кататься на велике. Основной проблемой было слезать. Вместо того чтобы тормозить, этот балбес всё время соскакивал на полном ходу. Я ошибся, пообещав ему только ободранные коленки. Локти, колени, голова и ладони — это уже ближе к правде. Причём каждый день. Но он не сдавался. Ездить в школу на велосипеде стало его идеей фикс. Наконец мама с папой решили, что он достаточно овладел искусством езды, чтобы отпустить его в школу с Дэниелом, который, как и обещал, учился на лужайке, и наука далась ему без единой царапины. Эх, если бы Фадж вспомнил о тормозах, встретившись со стойкой для велосипедов возле школы! Но он, увы, не вспомнил. Врезался в неё, повалил кучу чужих великов, содрал локти и коленки, да ко всему ещё и джинсы порвал.
        - Не рассказывай маме, а то она больше не разрешит мне ездить в школу, — попросил он.
        - Думаю, мама всё равно заметит, — покачал я головой. — Ты только погляди на себя!
        Я отвёл его в медицинский кабинет. Мисс Элиот промыла царапины перекисью водорода, и Фадж завопил. Я его не виню. Я почти ощущал, как жжётся эта дрянь.
        Однако одним воплем не обошлось. Он поднял такой вой, что его услышал директор, мистер Грин, и прибежал на шум.
        - Что случилось? — спросил он.
        - Содранные локти и коленки, — сказала мисс Элиот.
        - Содранные локти и коленки, — повторил директор. — Когда я был мальчишкой, я постоянно сдирал локти и коленки. Катался на скейте. И так неделя за неделей.
        Фадж хлюпнул носом.
        - Жаль, что у вас не получалось.
        - Кто сказал, что у меня не получалось? — поднял бровь мистер Грин.
        - Вы же сами говорите, что всё время падали.
        - Так это потому, что ездил. Как же не падать. А теперь беги в класс, скоро прибудет важный гость, но это пока секрет.
        - А кто прибудет? — спросил Фадж.
        - Очень известный человек. Он пишет и иллюстрирует детские книги. Его зовут Брайан Тамкин.
        - Сам Брайан Тамкин, живой? — не поверил Фадж.
        - Живой и здоровый, как раз в этот момент он спешит к нам в школу.
        - Живой Брайан Тамкин! — выдохнул Фадж. — А я и не представлял, что он может прийти в гости! А ты представлял, Пита?
        - Как-то не задумывался.
        Мистер Грин, глядя на мисс Элиот, сказал:
        - Большая удача, что он согласился выступить у нас.
        - Боюсь, не знаю, кто он, — призналась мисс Элиот.
        - Значит, вы ещё глупее, чем я думал, — брякнул Фадж. — Сперва льёте перекись на раны и притом не дуете, чтоб не было больно. А теперь оказывается, что вы не знаете, кто такой Брайан Тамкин.
        - Я никогда не дую, — сообщила мисс Элиот. — Когда дуешь, можно инфекцию занести.
        - Мама всегда дует.
        - Н-да… Ну ладно, — сказал мистер Грин. — Расходитесь по классам. А то опоздаем к началу выступления.
        В десять часов мы все собрались в актовом зале. Миссис Морган, библиотекарь, представила Брайана Тамкина: мол, миллионы детей читают и любят его книжки, и нам очень повезло, что он нашёл возможность заехать к нам в школу.
        Брайан Тамкин — высокий, с седыми волосами и седой бородой — вышел на сцену и помахал нам рукой. Потом отвернулся и поманил кого-то, стоящего за кулисами.
        - Я привёл с собой друга, — сказал он. — Выходи, Юрая… Ну давай же, ребята тебя ждут.
        На сцену никто не вышел. Однако Брайан Тамкин вёл себя так, будто Юрая был с ним рядом: «держал» его за руку, то и дело обращался к нему. Я подумал: «Или этот бедолага совершенно чокнутый, или он великий актёр». Наконец он обратил внимание на аудиторию и спросил, видит ли кто-нибудь из нас Юраю. Кто-то из первого ряда крикнул:
        - Я вижу!
        Я даже не стал вглядываться. Я знал, кому принадлежит этот голос.
        - Ну вот, — обратился к остальным Брайан Тамкин, — кое-кто из вас всё же видит Юраю. Поднимайтесь сюда, молодой человек.
        В следующую минуту Фадж вылез на сцену. Я же сполз как можно ниже.
        - Как вас зовут, юноша?
        - Фадж.
        - Необычное имя.
        - Я знаю, — гордо сказал Фадж.
        - Как ты смотришь на то, чтобы мне помочь, Фадж?
        - Это настоящая привилегия, — выдал братец.
        Я поверить не мог. До него всё-таки дошло, как употреблять это слово. Видно было, насколько впечатлён Брайан Тамкин.
        - Для меня это тоже большая привилегия.
        - Единодушно! — снова блеснул Фадж.
        - Ух ты, впечатляющий словарный запас, — сказал Брайан Тамкин.
        - Дома я выучил много слов.
        - Прекрасно!
        - Некоторые из них нельзя произносить в школе. Зато их говорит моя птица. Её зовут Дядя Перьев.
        Я сполз ещё ниже на своём стуле.
        - В каком ты классе, Фадж?
        - В подготовительном.
        - Кто твой учитель?
        - Сначала я поступил в класс Крысьей Морды, но теперь учусь у мисс Зиф. Она гораздо лучше Крысьей Морды.
        Я закрыл лицо руками.
        - Так, ладно, может, вернёмся к нашей задаче?
        - Какой задаче?
        - Я сяду за мольберт, — проговорил Брайан Тамкин, отходя на другой край сцены, — а ты опишешь человека, которого загадал. И я по твоему описанию его нарисую. Справишься?
        - Да, — уверенно сказал Фадж. — Это мужчина.
        - Этой информации для портрета недостаточно, — усмехнулся Брайан Тамкин, беря в руку мелок. — Он высокий?
        - Высокий, и у него толстый живот над ремнём, прямо свешивается вниз, и он почти лысый, только вокруг лысины ещё волос немножко осталось, и он носит очки, и нос у него такой острый-острый, а усы топорщатся.
        Пока Фадж рассказывал, Брайан Тамкин быстро рисовал.
        - …ещё у него передний зуб поломан, а ноги очень длинные, и он вот так ходит.
        Фадж продемонстрировал походку.
        - Как утка? — уточнил Брайан Тамкин.
        - Да.
        И в этот миг я понял, кого описывает Фадж, и мне захотелось исчезнуть из актового зала, испариться без следа. Но тут Фадж окинул взглядом аудиторию и заорал:
        - Где ты, Пита? Я тебя не вижу!
        Я понял, что слинять, не привлекая внимания, не удастся, поэтому сполз почти на пол и затаился.
        - Пита… Ты меня видишь?
        Я застонал. Джоанна, сидевшая рядом, хихикнула.
        - Не могу найти брата, — пожаловался Фадж Брайану Тамкину.
        - Потом найдёшь. А сейчас расскажи, во что этот человек одевается.
        - Ага. На нём синяя рубашка, полосатый галстук, коричневые брюки, коричневые носки, коричневые туфли и коричневые шнурки.
        - Коричневые шнурки… — повторил Брайан Тамкин. — Хорошо. Тогда вот. — Он отряхнул руки от мела и показал зрителям рисунок. — Похоже на твоего знакомого, Фадж?
        - Да, — сказал Фадж.
        - На кого?
        - На мистера Грина.
        Зрители засмеялись.
        Брайан Тамкин улыбнулся.
        - И кто у нас мистер Грин?
        - Директор, — сказал Фадж.
        Зал грохнул.
        - Ох, батюшки, — сказал Брайан Тамкин. — Надо же. — Он прикрыл рот рукой, но всё равно было видно, как он изо всех сил сдерживается, чтобы не расхохотаться.
        Тогда мистер Грин поднялся на сцену и представился Брайану Тамкину. Они обменялись рукопожатием. Мистер Грин сказал:
        - Замечательный портрет. Можно его у вас выпросить? Повешу в кабинете. Поставите автограф?
        - С удовольствием, — сказал Брайан Тамкин. — Очень рад, что вам понравилось. — Он расписался на портрете и вручил листок мистеру Грину.
        Все зааплодировали.
        Потом Фадж спросил:
        - Мистер Грин, это была катастрофа?
        Директор рассмеялся.
        - Не совсем, Фадж, но уверен, в следующий раз ты в этом преуспеешь.
        Я тоже был в этом уверен.
        Глава двенадцатая
        Тутси толкает речь
        Одним прекрасным майским утром меня разбудил Фадж.
        - Скорей, в школу опоздаешь!
        - Отстань, — буркнул я.
        Но он стянул с меня одеяло и принялся трясти.
        - Ты правда опаздываешь.
        Я прищурился на свой радиобудильник. Восемь тридцать. «Почему он не прозвонил?!» — пронеслось в голове. Я выскочил из кровати и помчался в ванную, поплескал на лицо холодной воды, впрыгнул в какую-то одежку и рванул вниз. В кухне было тихо.
        - Где все? — спросил я.
        - Ха-ха, — запел Фадж, прыгая вверх-вниз, как мячик. — Ха-ха-ха. Сегодня суббота! Здорово я тебя обдурил, а?
        - Ах ты… — но я не дотянулся схватить паршивца: он выскочил из дому через дверь чёрного хода.
        Я поплёлся наверх и снова залез в постель. «Убью, — думал я. — Порву на куски…» Я ворочался и ёрзал, но без толку, заснуть не получалось. Проснулась Тутси, забалаболила на своём языке. Я зашёл к ней в комнату. Она сидела в кроватке, по одной выкидывая на пол игрушки. Увидев меня, встала и потянула ко мне руки. Я вынул её из кровати.
        - Фу! Ну и запах. — Я положил её на стол и поменял подгузник. — Ну и ну!
        Самое гадкое в детях — это подгузники. Вытер ей попу, посыпал детским тальком.
        - Фю! Ню-ню, — сказала Тутси.
        - Точно, — говорю.
        Я отнёс её в кухню, усадил на детский стул и насыпал ей в плошку хлопьев.
        Фадж сунул нос в дверь чёрного хода, заметил меня и рванул назад. Но я его настиг, взвалил на плечо и понёс к дому.
        - Я буду кричать! — предупредил он.
        - Только попробуй — и ты покойник.
        - Сделаешь мне больно — расскажу родителям, — сказал он.
        - Ябеда. — Я толкнул ногой дверь кухни.
        Увидев висящего вниз головой Фаджа, Тутси захлопала в ладоши и засмеялась. От этого висения лицо у него сильно покраснело.
        - Поставь меня! Поставь! — заорал он.
        - Разбежался!
        - Это была шутка! Ты что, шуток не понимаешь?
        - За такие шутки…
        Фадж лягался и выл:
        - Опусти-и-и!
        - Скажи «пожалуйста».
        - Пожалуйста.
        - Что — пожалуйста?
        - Опусти меня, пожалуйста!
        - Скажи: я больше никогда не стану будить тебя по субботам.
        - Я никогда больше не стану будить тебя по субботам.
        - И воскресеньям.
        - И воскресеньям, — повторил он.
        - И в праздники.
        - И в праздники.
        - Теперь скажи, как ты раскаиваешься в том, что сделал.
        - Раскаиваюсь.
        - Как раскаиваешься?
        - Очень.
        - Очень-очень? — уточнил я.
        - Да. Очень, очень, очень раскаиваюсь!
        Я поставил его на пол и наблюдал, как меняется цвет его лица — с малинового на обычный.
        - Ха-ха, — вдруг запел он, кривляясь. — А я всё время держал за спиной скрещённые пальцы. Так что всё, что я наобещал, — неправда! Ха-ха-ха! — И он снова выбежал за дверь.
        Я помотал головой.
        - Ню-ню! — сказала Тутси. И швырнула на пол плошку с хлопьями.
        - Чего это ты подскочил в такую рань? — спросила мама спустя час. Она куталась в халат и зевала.
        - Долгая история, — вздохнул я.
        - Что ж, денёк чудесный. Жаль тратить время на сон. — Она налила Тутси молока. — А где Фадж?
        - На улице, с Черри.
        - Он ранняя пташка.
        - Ранняя пташка червячка клюёт.
        Мама кивнула и приготовила себе кофе.
        Я пошёл к Алексу.
        - Давай сегодня сделаем что-нибудь классное, — сказал я.
        - Например?
        - В том-то и беда, — говорю. — Не могу придумать.
        - Можем накопать червяков для миссис Малдор, — предложил Алекс.
        - Нет, для червяков ещё слишком рано. Я ей сказал, что самыми жирными они будут ближе к осени.
        - Ну, тогда… что тогда?
        - Надо подумать, — сказал я.
        Следующий час мы провели перед телевизором, глядя тупые мультфильмы. В середине «Человека-паука» меня осенило.
        - Как насчёт пикника? Отличный день для пикника.
        - А где мы его устроим? — спросил Алекс.
        - Не знаю.
        Алекс вскинул голову.
        - Может, на озере? Будем есть и смотреть, как тренируется университетская команда по гребле.
        - Да, классная идея, — обрадовался я. — А что у тебя есть из еды?
        - Скорее всего, ничего. Мама как раз в субботу ездит за покупками. — Мы пошли в кухню, Алекс открыл холодильник. — Так и есть, — сказал он, захлопывая дверцу. — Пусто.
        - Папа закупается по пятницам, — сказал я. — Пошли поглядим, что есть у нас.
        У нас дома нашлась холодная курица, помидоры, ржаной хлеб, свежие фрукты и замороженный лимонад.
        Я принялся сооружать бутерброды, Алекс наполнил термос лимонадом.
        - Не забудь соль, — сказал он.
        - Точно. И майонез.
        - Майонез нельзя класть в бутерброды, когда идёшь на пикник, — возразил Алекс.
        - Почему это?
        - Всё запачкает. К тому же от него может тошнить.
        - Кто это сказал?
        - Мама однажды отравилась в походе картофельным салатом.
        - Но у нас не будет картофельного салата.
        - Это из-за майонеза в салате, — пояснил Алекс.
        - К тому же мы не в поход идём, а просто к озеру, — сказал я.
        - Не хочу никакого майонеза, — твёрдо сказал Алекс. — Ни капли.
        - Ладно. Хорошо, — сказал я и намазал майонезом свои два куска хлеба.
        - И не забудь соль.
        Я взял солонку с подставки, подержал в руке, а потом сыпанул немного Алексу на волосы, просто из вредности.
        - Очень смешно, — оскалился он, тряся головой.
        Хлопнула входная дверь: вернулся Фадж с Черри. Пёс ринулся к миске с водой и принялся жадно лакать.
        Фадж огляделся.
        - Что это вы делаете?
        - А на что это, по-твоему, похоже? — спросил я.
        - Готовите еду, — сказал Фадж.
        - Угадал. Собираемся на пикник.
        - Мы идём на пикник? — обрадовался Фадж.
        - Не мы. А только я и Алекс.
        - Где вы устраиваете пикник?
        - На озере.
        - Я тоже пойду.
        - He-а, не пойдёшь, — сказал я.
        - Почему это?
        - Тебя не звали, вот почему.
        - Но мне нравятся пикники. И озеро нравится.
        - Да, жизнь — сплошные огорчения.
        - Я же извинился, помнишь? — сказал Фадж.
        - Ага, — говорю. — А ещё сказал, что держал за спиной скрещённые пальцы, значит, все твои обещания — ложь, от первого слова до последнего.
        - Да я пошутил! — крикнул Фадж. — На самом деле я их не скрещивал!
        - Знаешь, что бывает с детьми, которые врут? — спросил я.
        - Нет. А что?
        - Вот как раз и узнаешь.
        Он побежал в комнату, вопя:
        - Мамочка… Мамочка… Можно я поеду к озеру с Питой, пожалуйста!
        - Нет, — отвечала мама.
        - Почему?
        - Потому что это слишком далеко. На дорогах полно машин.
        Фадж топнул ногой и крикнул:
        - Я хочу на озеро! Я тоже хочу на пикник!
        Увидев, как вы выходим из кухни с коробками для ланча, он кинулся ко мне, вцепился в ногу и стал умолять:
        - Возьми меня с собой! Возьми меня с собой! Возьми!
        - Отстань! — я еле стряхнул его. — Позвони Дэниелу. Полови божьих коровок. Не знаю, займись чем-нибудь.
        Фадж закрыл уши руками, открыл рот и закричал.
        - У него горло заболит, и голос сорвёт, — сказал Алекс.
        - Ладно, — говорю, — пошли отсюда.
        Мы сели на велики и выкатили на дорогу. Фадж швырнул нам вслед пару камней, но промахнулся. В двух кварталах от дома мы ещё слышали его вопли.
        Алексу надо было вернуться к половине четвёртого, у него сегодня был урок музыки. К тому времени мы насмотрелись на гребцов и устали от компании мух, слепней и комаров. Мама с папой копались на грядках, когда я подъехал к дому. Тутси спала в детском шезлонге.
        - Пикник удался? — спросила мама.
        - Было здорово. Муравьи слегка достали, но всё равно здорово.
        - Не забудь помыть термос, — напомнил папа.
        - Не забуду. Где Фадж?
        - Не видел его с тех пор, как вы уехали, — сказал папа.
        - Наверное, у Дэниела, — сказала мама. — Он очень разозлился.
        - Я заметил.
        В четыре зазвонил телефон. Это была мама Дэниела. Она попросила меня напомнить её сыну, что пора домой.
        - Он не у нас, — сказал я.
        - Тогда где же он?
        - Не знаю. Подождите… — Я положил трубку на стол, вышел на заднее крыльцо и крикнул маме: — Это миссис Манхейм! Она ищет Дэниела!
        Мама вбежала в дом, вытирая руки о джинсы, и схватила трубку.
        - Миссис Манхейм… мы думали, Фадж у вас… Нет, с половины двенадцатого или около того… Что вы нашли? Нет? Вы же не думаете, что… Да. Конечно, бегу.
        Она повесила трубку.
        - Что случилось? — спросил папа. Он стоял у двери и слышал разговор.
        - Она нашла копилку Дэниела — разбитую. Все деньги исчезли.
        Мама бросилась наверх, в комнату Фаджа. Мы с папой — следом.
        - Бонжур, — сказал Дядя Перьев.
        - Где копилка Фаджа, которую бабушка подарила ему на день рожденья? — спросила мама, не ответив на приветствие Дяди Перьева.
        - Вот она, на полке, — говорю. — Пустая!
        - Бонжур, тупица! — сказал Дядя Перьев.
        - Заткнись! — с досадой сказал я.
        - Сам заткнись… Сам… Сам…
        - Как думаешь, сколько у него там было? — спросила мама.
        - Около двух с половиной долларов, — ответил я. — Он вчера вечером считал.
        - Значит, вместе у них долларов семь.
        - Семь, — повторил Дядя Перьев. — Семь… семь… семь…
        - На семь долларов далеко не убежишь, — хмыкнул я.
        - Питер, прошу тебя! — сказала мама.
        Несколько минут спустя подъехала миссис Манхейм в красной спортивной машине. На ней были обрезанные джинсы, футболка с надписью «Где твои лыжи? Холмы заждались!» и дырявые кеды с торчащими большими пальцами. По спине спускалась длинная коса.
        - Мы думаем, они могли пойти к озеру, — сказал папа.
        - К озеру? — ужаснулась миссис Манхейм. — Бог мой! Дэниел не умеет плавать.
        - Фадж тоже, — сказала мама.
        - Нет, умеет, — возразил я. — По-собачьи.
        - Питер, прошу тебя! — сказал папа.
        - Что просишь? — наконец не выдержал я.
        - Прошу тебя помолчать. Мы думаем.
        - Не будем тратить время, — предложила миссис Манхейм. — Чем скорее начнём поиски, тем скорее найдём их.
        - Уоррен, — сказала мама, — поезжай с миссис Манхейм. Мы с Питером останемся дома: вдруг они позвонят.
        Когда они уехали, мама попросила меня занести Тутси в дом. Она так и спала в своём шезлонге. Я перенёс её в дом. Она открыла глаза, увидела меня, улыбнулась и сказала: «Ню-ню».
        В пять зазвонил телефон.
        «Вот и всё, — пронеслось вихрем у меня в голове. — Это конец, его нашли на обочине. Он лежит, сбитый машиной, велосипед искорёжен… А может, команда гребцов Принстонского университета вытащила его из воды с посиневшим, опухшим лицом. — В горле у меня застрял комок. — Если бы я взял его на пикник, ничего этого не случилось бы. Это я хотел убить его за то, что он поднял меня ни свет ни заря. А теперь слишком поздно».
        - Питер, возьми трубку, — попросила мама.
        - Алло, — с трудом выдавил я. Как я скажу об этом маме…
        - Привет, Пита!
        - Фадж! Где ты?
        - Угадай.
        - На железнодорожном вокзале?
        - Не-а.
        - На автостанции?
        - Не-а.
        - В полиции?
        - Не-а. Сдаёшься?
        - Да. Где ты?
        - В «Кондитерской Сэнди».
        - Что?
        - В «Кондитерской Сэнди».
        - Это возле шоссе?
        - Да.
        - Вы доехали до самого шоссе?
        - Это было нетрудно.
        - Дэниел с тобой?
        - Да.
        Мама выхватила у меня трубку.
        - Фадж, ангел мой! Я так рада, что ты жив-здоров! Мы так волновались! Никуда не уходи. Не двигайся с места. Мы сейчас приедем.
        Мы прыгнули в машину. Я устроил Тутси в детское сиденье, и мы поехали. Нашли папу и миссис Манхейм — они колесили вокруг озера. Мы рассказали новость, и они поехали следом за нами.
        Фадж и Дэниел стояли перед кафетерием. Они казались очень маленькими. Фадж держал пакет с выпечкой, на нём была надпись «Сэнди». Мама остановилась, выпрыгнула из машины и обняла Фаджа.
        - Я так рада тебя видеть!
        Я снова почувствовал комок в горле.
        - Осторожней, мамочка, — сказал Фадж, — кексы раздавишь.
        Дома Фадж уселся на любимый мамин стул и сказал:
        - Мы зашли в кафе рядом с кондитерской и купили один на двоих бутерброд с ветчиной.
        - Ещё съели по три маринованных огурчика, — добавил Дэниел, устраиваясь поудобнее на папином стуле. — И пили крем-соду.
        Мама, папа и миссис Манхейм сидели рядком на диване и смотрели на беглецов.
        - Знаешь, сегодня ты поступил неправильно, — начала мама.
        - Это было крайне неразумно, — сказал папа.
        - Не говоря уж о том, что опасно, — добавила мама.
        - И попросту глупо! — сказал я.
        - Мы, конечно, очень рады вас видеть живыми и здоровыми, — сказала миссис Манхейм, — но всё же очень сердимся.
        - Очень! — с нажимом произнесла мама.
        - И вас придётся наказать, — сказал папа.
        Фадж и Дэниел переглянулись.
        - Какое наказание вы бы сами предложили? — спросил их папа.
        - Уложить нас сегодня спать в восемь вечера, — сказал Фадж.
        - Это не совсем соответствует случаю, — сказала мама.
        - В семь? — зевнув, предложил Дэниел.
        - Уложим, — сказала миссис Манхейм, — потому что вы устали. Но это не годится для наказания.
        - Может, забрать у них велосипеды на месяц? — предложил я, думая, что все сейчас в один голос закричат: «Питер, прошу тебя». Но вдруг стало очень тихо.
        - Нет! — крикнул Фадж.
        - Нечестно! — взвыл Дэниел.
        Мама, папа и миссис Манхейм смотрели друг на друга.
        - По-моему, вполне адекватное наказание, — наконец высказался папа.
        - Я тоже так думаю, — кивнула миссис Манхейм.
        - Согласна, — сказала мама.
        Я не мог поверить. В кои-то веки меня приняли всерьёз.
        - Как же мы будем добираться до школы? — надул губы Фадж.
        - Пешком, — сказала мама. — Так же, как добирались, пока у вас не было велосипедов.
        - Мамочка, — завёл волынку Фадж, — если ты меня любишь…
        - Это именно потому, что я тебя люблю. Именно потому, что мы все вас любим…
        Фадж встал и топнул ногой.
        - Зря я вам кексы купил!
        Папа взял их велосипеды, скрепил цепью с замком и поставил на полку в гараже.
        - Надеюсь, это вас научит, что нельзя убегать всякий раз, когда вам что-то не понравится.
        - Побег ничего не решает, — сказала мама.
        - А нам было весело, — сказал Дэниел. — Вот так-то, ха-ха!
        - И вкусно, — сказал Фадж. — И мы доказали, что мы достаточно взрослые, чтобы ездить на озеро. Вот так-то!
        - Ничего подобного, — усмехнулся папа. — Вы доказали, что не готовы пользоваться такой привилегией, как собственные велосипеды, только и всего.
        Фадж с Дэниелом снова переглянулись. И хором заревели.
        На ужин мы заказали пиццу. Дэниел ненадолго прервал плач, чтобы напомнить маме:
        - Я не ем ничего с горохом и луком.
        - Разве такое забудешь, — сказала мама.
        Когда Дэниел с миссис Манхейм ушли к себе, мама поставила в музыкальный центр новый диск Моцарта, и мы все уселись за круглым столом в гостиной собирать семейный пазл — закат в горах. Пока мы собрали один угол.
        - Пита однажды тоже убегал, — сказал Фадж, покусывая кусок пазла.
        - Я только задумал побег, но не убежал, — уточнил я, отобрал у него кусочек и поставил на подходящее место в картине.
        - И папа убежал, когда не хотел больше работать. — Фадж сгрёб в кучку оранжевые кусочки.
        - Ты о чём это? — насторожился папа.
        - Мы же поэтому переехали в Принстон, разве нет?
        - Конечно, нет, — возмутился папа. — Кто тебе такое сказал?
        - Сам додумался, — гордо сказал Фадж.
        - Так знай: ты ошибся!
        - Тогда зачем мы переехали?
        - Для разнообразия, — объяснил папа. — Перемены ради.
        - Вот поэтому я и хотел на озеро, — сказал Фадж. — Для разнобезобразия.
        - Кстати, раз уж заикнулись о Принстоне и переменах, — вступила в разговор мама, отодвигая тарелку с третьим кексом. — Милли с Джорджем скоро возвращаются, и мы должны решить, что делать дальше.
        - В каком смысле? — не понял я.
        - Ну, искать здесь другой дом или готовиться к возвращению в город.
        - В смысле, у нас есть выбор? — уточнил я. — Я всегда думал, что мы приехали на год. И всё.
        Тутси подошла к столу, схватила несколько кусочков пазла и убежала.
        - Эй, а ну верни, — я ринулся за ней. Догнав, протянул ей резиновую мышь, и Тутси бросила добычу.
        - Я лично не любитель каждый день кататься на поезде в город и обратно, — пробурчал папа, — но если остальные жаждут остаться в Принстоне, я готов.
        - Каждый день кататься в город? — переспросил я.
        - Да. Я возвращаюсь на работу в агентство.
        - Больше писать не будешь?
        - Пока нет. Выяснил, что не слишком у меня это получается. Может, я никогда и не закончу свою книгу.
        Я точно знал, что он не закончит. Но смолчал.
        - Зато в рекламе я дока. И по работе соскучился. — Он взглянул на меня. — Но это не значит, что я хочу стать директором агентства, Питер.
        - Я понял. Понял, — говорю. — А как же ты, мам? Кем ты будешь?
        - Ну… Если папа снова пойдёт работать, я бы с удовольствием доучилась, получила степень по истории искусств. Может, в Нью-Йоркском университете.
        - В смысле, в Нью-Йорке, да? — уточнил я.
        - Да. В Гринвич-Виллидж.
        - Значит, вы оба хотите вернуться?
        Мама взяла папу за руку и сказала:
        - Наверное, да.
        - А ты, Питер? — спросил папа. — Чего бы ты хотел?
        - Не знаю. Я уже как-то привык здесь, но по Нью-Йорку всё равно скучаю.
        - Я не помню Нью-Йорка, — сказал Фадж.
        - Да помнишь ты, — сказал я.
        - Нет. Я смогу там ездить на велике?
        - Кое-где — да, — сказал я. — В Центральном парке, например.
        - Центральный парк я помню.
        - И квартиру нашу ты помнишь, — говорю. — И лифт с Генри, лифтёром…
        - Ой, точно. Генри и лифт помню.
        Мама с папой засмеялись.
        - А ты, Тутси? — сказал Фадж. — Где хочешь жить? В Принстоне или Нью-Йорке?
        - Ню! — сказала Тутси.
        - Вы слышали? — обрадовался Фадж.
        - Ню-ню! — повторила Тутси.
        Мама с папой обменялись недоумевающими взглядами.
        - Это её первое слово, — сказал Фадж. — Она тоже хочет жить в Нью-Йорке!
        - Ню-ню! — подтвердила Тутси.
        Тут я сообразил, что кроме меня никто не слышал, как она целый день говорит «Ню-ню». И что ничего общего с городом Нью-Йорком это слово не имеет.
        - Значит, единодушно! — заключил Фадж.
        - Ого, какое длинное слово! — сказала мама.
        - Я знаю много длинных слов, — похвастался Фадж. — Вы удивитесь, сколько я их знаю.
        - Фадж, — улыбнулась мама, — ты полон сюрпризов.
        «Значит, мы возвращаемся, — подумал я. — Назад, в наш большой город. Назад, в нашу квартиру. Назад — к Джимми Фарго, и Шейле Тубман, и к моему камню в парке. Снова выгуливать Черри с совком для какашек, фу. Но оно того стоит. Да, оно того стоит».
        Я подхватил Тутси на руки и закружил. Я смеялся и не мог остановиться. И Тутси смеялась. Мы возвращаемся домой!