Большой оркестр Анвер Гадеевич Бикчентаев
        Книга башкирского писателя рассказывает о ребятах, живущих в большом городском доме.
        Анвер Гадеевич Бикчентаев
        Большой оркестр
        Любите ли вы открывать двери своих квартир? Я, например, люблю.
        Дверь соединяет меня с внешним миром. Открывая её, я встречаю друзей, пришедших меня навестить. Мне нравится перекинуться одним-двумя словами с почтальоном или с соседом. Каждый человек несёт что-то такое, чего я не знаю.
        Однажды, открыв дверь, я увидел Мансура, сына нашего дворника. Быть может, вам приходилось видеть таких мальчиков — серьёзных, упрямых и, конечно, солидных? Мансур успел прожить свой первый десяток лет и научился смотреть на жизнь изучающим взглядом. Глядя на меня, его карие глаза как бы говорили: не всё знаешь, не всё рассказываешь… Вот этот испытующий взгляд я поймал и на этот раз.
        - Я пришёл с вами посоветоваться, — сказал он.
        - Разговор серьёзный? — поинтересовался я.
        - Да.
        - Что ж, проходи, — предложил я ему. — Не будем же мы разговаривать, стоя у порога.
        Он сделал движение, точно собираясь снять полинявшую кепку, но, вероятно, раздумал и прямо прошёл в мой кабинет.
        - Садись!
        К сожалению, стулья были рассчитаны на взрослых, и Мансур, как ни старался, не мог усесться так, чтобы достать пол ногами. Единственно, что оставалось делать в его положении, — это незаметно болтать ими во время разговора.
        - Итак, я тебя слушаю.
        Он вздохнул, как перед тяжёлым делом, затем решительно заявил:
        - Знаете ли вы, что в «Большом оркестре» нет дружбы?
        Я уже знал, что «Большим оркестром» называли себя ребята нашего двора.
        - Между кем и кем нет дружбы? — спросил я.
        - Между мальчиками и девочками.
        - Этого я не знал, — искренне сознался я.
        - А нам хочется дружить по-настоящему, как настоящие люди, понимаете! — продолжал он горячо. — А мы не умеем, честное слово!..
        И вот с тех пор всё чаще и чаще стали звонить в мою дверь. То приходили мальчики, то девочки. Однажды пришла ко мне Люция, девочка с нашего двора.
        - Я всё вру и вру, — грустно говорила она. — Хочу отучиться, но никак не удаётся. Сегодня опять солгала. Научите меня, как отучиться!
        С Фатымой состоялся более крупный разговор.
        - Я мечтаю стать хорошим человеком. Я приучаю себя жить, как пишут в книгах. Как узнать, что ты стала уже хорошим человеком? Мой папа давно хороший, мама тоже… Мой брат Искандер и я стараемся помогать людям и вообще…
        Однако ни разу не постучали в мою дверь ни Ахмадей, ни Яша. Я сам выходил во двор, чтобы завязать с ними отношения. Дождавшись, пока они кончат играть в волейбол или в лапту, я затевал разговор о том, о сём… Вскоре беседа становилась всеобщей. Говорили о Чапаеве и о метеорах, о седом Урале и каналах будущего, вспоминали путешественников и славных борцов за свободу… Разгорались глаза и страсти.
        Но всё же чаще всего со мной разговаривал Мансур. Он мог задать в день триста вопросов, только успевай отвечать! А то, бывало, начнёт рассуждать. Как-то я даже видел, что он сидит один и вслух сам с собой разговаривает. Значит, о чём-то думает, какие-то ответы ищет.
        Эту книгу, признаться, мы написали вдвоём: Мансур рассказывал, а я записывал…
        Новоселье
        Кто бы ни переехал теперь в наш двор, я буду считаться самым старым жильцом. Меня и мою маму вселили еще три недели назад, раньше всех, потому что моя мама будет здесь дворником, а я стану сыном дворника.
        Ещё ни разу я не был сыном дворника и не знаю, как теперь себя вести.
        Так как во всём дворе ещё нет ни одного мальчика или даже девочки, я не знаю, чем заняться. Один в лапту или волейбол не сыграешь… От нечего делать я обхожу двор и примеряюсь ко всему, что попадётся на глаза. Деревянный забор нового сада мне по грудь, цементное крыльцо у каждого подъезда — по плечи. Молодые тополя, что растут в садике, раза в два выше меня. А железная толстая труба, которая высится над котельным отделением, и того выше: надо собрать двадцать, а то и тридцать таких мальчишек, как я, и поставить их друг на друга, чтобы сравняться с ней.
        Комендант нашего дома, высокий и усатый дядя Яфай, сказал моей маме в первый же день нашего приезда:
        - Слушай меня и крепко запомни. Я есть первое лицо над всеми жилыми домами нашего завода. На этом дворе ты после меня — второй человек. Смотри, чтобы у тебя была полная дисциплина, как в смысле чистоты, так и в смысле порядка. Чувствуй себя большой хозяйкой!
        Я быстро прикинул в уме: если моя мама вышла на второе место, то я, во всяком случае, должен занять третье место.
        Я тоже попытался стать хозяином, да из этого первый раз ничего не получилось.
        Это произошло, когда главный инженер, который строил наш дом, водил за собой горсоветскую комиссию. Водил и всё хвалился, как хорошо построен дом. Я тоже увязался за ними. Понятно, без ребят мне скучно, и вот идёшь за кем попало…
        Впереди шёл главный инженер, объясняя, как он строил. За ним — два дяди с портфелями и одна тётя с блокнотом. Она жадно следила за объяснениями нашего инженера и норовила все его слова упрятать в блокнот.
        Я плёлся сзади, стараясь походить на главного инженера: приподнял подбородок, выставил живот, засунул руки в карманы брюк. Выходило так, что один главный инженер идёт впереди, а другой замыкает шествие.
        Когда осмотрели гараж, главный инженер сказал:
        - Вложили всю любовь. Не гараж, а дворец!
        Дяденьки закивали головами, а тётенька стала дотошно расспрашивать:
        - Не назовёте ли имена лучших ваших строителей?..
        Комиссия, видно, осталась довольна, а я не сдержался.
        - Под первым окном трещина, огромадная! — сказал я.
        Все нагнулись и увидели трещину. Моё замечание, наверно, не понравилось главному инженеру.
        - Ты тут, откуда взялся? — закричал он. — Ну-ка, проваливай отсюда! Живо!
        Меня никто не попросил остаться, и я ушёл из гаража. А если бы не прогнали, я, пожалуй, и про водопровод рассказал бы.
        Прошло пять дней, и я забыл про эту обиду. Мне сегодня весело, и я не знаю, куда себя девать. Вдруг слышу голос мамы:
        - Сынок, сбегай-ка за новой метлой, да побыстрее!
        Не дослушав её, мчусь через весь наш двор. Уже пробежал полдороги, да пришлось остановиться.
        - Куда летишь? — кричит мама. — Спотыкнёшься — разобьёшь себе голову! Вот-вот начнут съезжаться люди, до тебя ли мне будет!..
        Могла бы и не напоминать об этом. Мне самому не терпится узнать, какие мальчики и девочки приедут в наш двор.
        Страсть как люблю знакомиться!
        Отдав маме метлу, начинаю соображать: чем бы ещё заняться? Наш двор со всех сторон окружён каменными и деревянными постройками. Через забор, как бывало на старом дворе, не перепрыгнешь. Половину двора занимает молодой сад с спортивной площадкой, клумбами и скамейками. Справа — три новых гаража. В глубине двора стоит длинный сарай, разделённый перегородками по количеству квартир. В нашем доме, кроме магазина, целых восемнадцать квартир.
        Как же это я… Пока никто не мешает, можно прокатиться верхом.
        Быстро оседлав железную лопату, во весь дух несусь вдоль гаражей, мимо сарая. Только пыль стоит! Жаль, правда, что нет кнута. С кнутом я бы еще быстрее скакал…
        На асфальте раздаётся скрежет, из-под лопаты сыплются искры, как из-под всамделишных копыт. На всём скаку подлетев к маме, резко осаживаю «коня».
        - Тпру! — кричу я. — Стой! Не видишь, что на человека наехали! Стой, говорю!
        Мама не всегда одобряет мои увлечения. Недовольно покачав головой, она говорит:
        - Ой, разбаловала я тебя! Нет, чтобы матери помочь.
        - У нас во дворе чисто, как зимой на катке «Динамо».
        Но она у меня не может, чтобы не поворчать.
        - «Чисто»! — сердится она. — Твои глаза затуманены от ожидания дружков, ничего ты не примечаешь…
        Краешком глаза я слежу за мамой: что еще она найдёт? Таки нашла! Около клумбы подняла окурок, за цементным крыльцом — лоскуток бумажки.
        Появление дяди Яфая освобождает меня от томительного ожидания. За эти три дня я успел подружиться с комендантом. Подскочив к нему, вытягиваюсь «смирно» (он это любит!) и торопливо говорю:
        - Здравствуй, дядя Яфай! Новоселье не отменили? Никто до сих пор не едет…
        - Привет, непоседа! — отвечает он. — Новоселье начнётся по расписанию.
        Он меня зовёт непоседой, на что я не обижаюсь. Хотя мог ведь запомнить моё имя.
        - Чем займёмся? — спрашиваю я его. Он чешет бороду и щурит один глаз:
        - Все форточки открыл?
        - Открыл, — отвечаю.
        - На всех дверях ключи висят?
        - На всех.
        - Краны в порядке?
        - Вы что, забыли? — говорю я ему с удивлением. — Вчера вместе проверяли.
        Он перестаёт чесать бороду.
        - Ум за разум зашёл, — говорит он. — Вот что… Проверь все звонки. Нет ли бездействующих. Будет скандал… Эх, жизнь наша комендантская, беспокойная!
        Это по мне! Пустился я прыгать через две ступеньки. Трезвонил сколько вздумается. Даже свою квартиру не забыл проверить.
        - Дядя Яфай, все звонки в исправности!
        - Ишь как быстро! — удивляется он. — А я, пока ты проверял звонки, занялся нашим парком. Двух скамеек не довезли, разбойники. Недосмотрел. На завод, стало быть, надо съездить. Сколько сейчас времени?.. Куда ты опять побежал? На этот раз часы при мне… Так, семь с четвертью. Придётся мне на часок отлучиться. Оставляю тебя заместителем.
        - Согласен, — отвечаю я ему. — Только я не знаю, чем заняться.
        - Новосёлов встречай, непоседа.
        - А как их встречать, дядя Яфай?
        - Наш дом — не вокзал, — говорит он и опять начинает чесать бороду. — Люди не на один день — на всю жизнь переезжают. Стало быть, должны запомнить новоселье. Выходит, необходимо встретить людей добрым словом. Понял?
        - Понял, дядя Яфай.
        Только когда он уехал, я пожалел, что не расспросил его, как это добрым словом встречать.
        Однако горевать я не привык. Надо что-то сообразить: с минуты на минуту должны приехать новые соседи. Что ж, доброе слово так доброе слово!
        К счастью, вспоминаю опять-таки инженера, который выстроил наш дом. Он в тот день говорил членам комиссии:
        «Товарищи, это не так-то легко — дом строить. Во всяком случае, труднее, чем готовый дом принимать».
        Вскинув подбородок, выпятив живот и запрятав руки в карманы, начинаю вспоминать всё, что сказал главный инженер. Пожалуй, его речь как раз сойдёт за доброе слово.
        «Лет двадцать назад на этом месте стояли небольшие магазины и одноэтажные домики, — говорил он. — Потом их разобрали и решили построить большое здание.
        Когда выкопали глубокий котлован, то со всех сторон забила вода. Подпочвенная вода не давала возможности вести строительство…»
        Мне стоит только начать. Продолжаю речь, хотя совсем позабыл, о чём говорил тогда главный инженер.
        - Котлован забросили на несколько лет, — рассказываю уже от себя. — Потом нашёлся строитель, который не испугался подпочвенной воды. «Бетон закроет доступ воде», — сказал он. Но ему не удалось построить красивое здание. Началась война, и он погиб на фронте…
        О чём бы ещё сказать? Я пригладил волосы… А, вспомнил-таки!
        - Наш четырёхэтажный дом с восемью балконами достроили уже после войны. Его строил завод, где делают телефонные аппараты…
        Но договорить мне всё-таки не удаётся.
        - Что ты там затеял? — доносится мамин голос. — Пошёл бы лучше домой, на плиту чайник поставил. Что-то наши жильцы не торопятся на новую квартиру.
        - Мама, разве не видишь — мне не до чаю, — отвечаю я ей. — Я по поручению дяди Яфая доброе слово произношу… Его строил… Вот видишь, мама, ты мне помешала…
        И как раз в эту минуту во двор въехала грузовая машина с зубром на радиаторе. Так началось новоселье.
        Разные инструменты
        Я не знаю, как знакомились вы между собой. А у нас это произошло странно, об этом я тоже хочу рассказать.
        На первой машине-четырёхтонке приехал старый и худой дедушка в широкополой шляпе и в очках. За ним из кабины выпрыгнула девочка, ростом этак с меня. Она сделала вид, что не заметила меня, отвернулась и стала поправлять широкий зелёный бант на голове. Потом как ни в чём не бывало принялась прыгать на одной ноге.
        Ну и пусть, думаю, прыгает. Что с девчонки возьмёшь!
        Пока старик и шофёр перетаскивали комоды и сундуки, она успела посидеть на всех скамейках, только что выкрашенных, заглянуть в большое окно магазина, распахнуть все ворота гаражей. Затем остановилась окало машины, как ей было велено, и давай прыгать через верёвку. Да так ловко!
        Тут, к счастью, я вспомнил, что являюсь сыном дворника. Решил подойти к ней и завязать разговор. Может, она стесняется.
        - Твой папа профессор? — спросил я для начала.
        - Он у меня дедушка и отставной бухгалтер! — поправила она важно.
        Дальше я не знал, как продолжать разговор. Чего-нибудь не так скажешь — засмеётся. Известное дело — девчонка! Может, думаю, ей надо сказать доброе слово? Только я собрался заговорить снова, как к нам отставной бухгалтер подошёл.
        - Всё прыгаешь? — спросил он с усмешкой. — Еще не проголодалась?
        - Прыгаем, дедуся, — ответила она, перебрасывая верёвку из одной руки в другую.
        - Ну и прыгай! — махнул он рукой. — Вторым рейсом захвачу бабушку. Пока тебе, Машенька, придётся посидеть дома. Сама понимаешь, вещи…
        Из этого разговора я заключил, что девочку зовут Маней, что у неё, кроме дедушки, есть и бабушка. А где же её папа и мама?
        На этот вопрос я не сумел получить ответа. Маня скрылась за дверью, а дедушка сел в машину и уехал.
        Дядя Яфай всё не возвращался. Я начал волноваться не на шутку: ни перед кем так и не успел произнести доброго слова.
        Но вот на дворе появились ещё три машины. Всеми ими распоряжалась полная тётя без чулок, которая в одной руке держала зеркало, а в другой — горшок с цветами. Пока она ходила открывать дверь своей квартиры, четверо грузчиков, собравшись вместе, закурили.
        Может, грузчикам-то и следует сказать доброе слово? Однако я раздумал: не они же будут жить в нашем доме. Приедут, разгрузят машины и уедут.
        - Мальчик, ты воспитанный? — вдруг услышал я писклявый голосок.
        Обернулся.
        Передо мной стояла нарядная девчонка с синими глазами и водила носком туфли по асфальту.
        - С чего ты это взяла? Я не воспитанный, я сын дворника, — поправил я её.
        Воспитанный мальчик — это тот, который сто раз в день говорит «прости» или «извиняюсь», пьёт кипячёное молоко и в ванной моется. Что касается меня, то я не хочу быть воспитанным мальчиком. Думаю, лучше в реке плавать, чем в ванной лежать… И вообще не хочу быть воспитанным.
        - Фу-ты! — фыркнула девчонка и повела плечами. — Мама мне все уши прожужжала, чтобы я водилась только с воспитанными детьми. А мне всё равно. Меня зовут Люцией. А тебя как?
        - Меня — Мансуром, — ответил я.
        - Мансурка?
        - Не Мансурка, а Ман-сур. Мансур.
        Перед Люцией тоже не удалось произнести речь: её мама, увидев дочку в моей компании, чуть не упала в обморок.
        - Я же говорила… Не успела приехать, как уже завела знакомство. И с кем, спросите её? С каким-то босяком! Сколько раз говорила тебе…
        Вот ведь женщина! Даже настроение мне испортила. До сих пор меня никто не считал босяком. Какой же я босяк? Спросите хоть кого — все подтвердят, что у меня есть ботинки. Только я не люблю их носить в такую жару.
        Между тем приезжали легковые машины и грузовики. Во дворе стало тесно, как на базаре. Мужчины таскали на себе тяжёлые ящики и мешки. Гардероб поднимали двое, за пианино хватались и по шесть человек. Конечно, больше всех суетились женщины. По тому, как они недовольно ворчали, отдавали распоряжения, кричали на грузчиков или на своих мужей, можно было подумать, что им досталась самая тяжёлая работа.
        Постепенно дом заселялся. Наиболее расторопные женщины были уже в квартире и, высунувшись из окон, вели беседы с соседками. Мне так и не удалось произнести доброго слова. Но самое обидное — не было мальчиков. «Неужели, — думал я, — к нам переедут одни девчонки? Тогда хоть со двора убегай!»
        Я торчал возле каждой машины, стараясь ничего не упустить. Через час я уже знал, какие люди въезжали в наш дом. Были тут коренные уфимцы, семьи, эвакуированные во время войны из Ленинграда, люди, приехавшие из далёких деревень.
        Наконец объявился мальчик. Такого мальчика я еще ни разу не встречал. Волосы рыжие, нос маленький, весь в веснушках — живого места нет, глаза чёрные, руки длинные. Тело мальчика так загорело на солнце, что его можно было без всякой ошибки назвать чернокожим. Забавный такой!
        - Чего уставился? — спросил он хриплым голосом, разглядывая меня с ног до головы.
        - Забавный ты, как я вижу, — ответил я, обрадованный тем, что у меня будет товарищ по игре.
        - Это я, Ахмадей, забавный? А в ухо не хочешь? — неожиданно рассердился он.
        - Нет, не хочу, — заторопился я с ответом. — За что в ухо?
        - Просто так.
        Ещё раз взглянув на его блестящие глаза и длинные руки, я поверил, что он может дать затрещину «просто так». Пожалуй, он был старше меня года на три, поэтому большой охоты связываться с ним у меня не было.
        - Ты тоже новичок? — спросил он и, сжав краешки губ, присвистнул. Что бы он ни делал или ни говорил, всё было здорово и выглядело очень гордо.
        - Я старый, — ответил я ему, всё же давая понять разницу между нами.
        - Старый? — поразился он. — Отчего бы это?
        - Я раньше всех тут живу.
        - Брешешь! — отрезал он. — Я не признаю.
        - Вот ещё!
        - А в ухо не хочешь? Держись, Ахмадей! Правду сказать, не видал я до сих пор человека, который бы сам себя науськивал. Думаю: «Неспроста он это делает, не миновать мне затрещины». И кто знает, чем закончилось бы наше знакомство, если бы не появилась Фатыма. Она шла по двору, что-то напевая.
        - Ты тоже здесь будешь жить? — спросил я Фатыму, не без радости отвернувшись от Ахмадея.
        С Фатымой мы были давно знакомы: ещё до прошлого года вместе жили в заводском бараке, что на окраине города.
        Она покосилась на Ахмадея, но с ним не поздоровалась.
        «Так ему и надо», — подумал я.
        - Папе дали квартиру в новом доме за хорошую работу, — объяснила Фатыма. — Раз моя мама больная, то нам дали квартиру на первом этаже и на солнечной стороне… Я уже знала, что ты здесь. Ой, заболталась!.. Папа, я сейчас! — крикнула она, увидев, что отец открыл борт машины.
        - Можно вам помочь! — рванулся я за ней: хороший предлог улизнуть от кулаков Ахмадея!
        - Не надо, — не поняла она меня. — У нас вещей немного, быстро разгрузимся.
        Осталось покориться судьбе.
        - Ха, ха, ха!.. — раздался над моим ухом басистый смех Ахмадея. — Как отбрила, видал? По-могаль-щик! Эх ты!
        Спорить я не стал. Подумаешь, нашёлся указчик! Он, пожалуй, ещё не знает, что я сын дворника и что я после дяди Яфая и мамы тут третье лицо. Да разве такой поймёт!
        Выручило меня появление коменданта. Я метнулся к нему.
        - Плохо дело, — пожаловался я ему. — Не успел сказать доброе слово. Никто не стал меня слушать.
        - Не огорчайся. — Он погладил меня по голове. — У тебя ещё будет много случаев, чтобы сказать людям доброе слово… Ну как, успел познакомиться со всеми? Вот Володя, сын нашего заводского инженера… Володя, поди сюда.
        Володя хоть и был невысок ростом, но руку пожал так, что из глаз посыпались искры.
        - Ишь ты какой! — поморщился я.
        - Больно? — засмеялся Володя.
        - Нет.
        - Значит, терпеливый, — заметил он. — Я крепко жму. У меня кулаки натренированные.
        «Час от часу не легче, — подумал я. — Такие друзья, что только и думают о своих кулаках. Ну, да этот совсем большой, куда старше даже Ахмадея».
        Я увязался за дядей Яфаем, но, как мы ни старались, познакомиться со всеми не удалось. Много разных семей нашли приют под зелёной крышей нашего дома. На одном дворе можно было услышать и башкирскую, и русскую, и татарскую, и украинскую, и чувашскую речь.
        На волейбольной площадке собралась группа девочек. Мы подошли.
        - Да тут, как я вижу, большой оркестр наберётся! — со смехом проговорил дядя Яфай.
        - Почему большой оркестр? — спросила его Маня, та самая, которая успела на всех скамейках посидеть.
        - Да, почему большой оркестр? — поддержала её Люция.
        Мне тоже стало интересно, отчего это дядя Яфай нас сравнил с большим оркестром. Может, никто из нас не умеет играть даже на самом обыкновенном горне…
        Дядя Яфай прищурил глаза, почесал затылок и объяснил:
        - Ведь в большом оркестре много разных инструментов. А вон вы какие все разные!..
        «Ну что ж, большой оркестр так большой оркестр!» — беспечно подумал я, ещё не представляя себе, как это трудно быть «инструментом», да ещё в «большом оркестре».
        Дядя Яфай ушёл, а ребят во двор ещё больше высыпало. Правда, это уже была мелкота — по четыре да по шесть лет. Вот где начался сабантуй!
        Самый сильный
        «Самое подходящее время, чтобы показать, кто тут третье лицо!» — решил я про себя.
        Пожалуй, стоит начать с девчонок…
        Они успели между собой познакомиться и трещали, точно всю жизнь провели вместе. На меня они не обращали никакого внимания, хоть я и стоял рядом с ними.
        «Ишь как быстро подружились!» — подумал я с завистью.
        Девочки начали играть в волейбол. Вступить в их игру было стыдно, а наблюдать за ними — скучно.
        - Эй, вы там! — крикнул я, подойдя ещё ближе. — Осторожнее с мячом. Деревья поломаете! Не вы их сажали!
        - Откуда ты взялся, чтобы указывать? — насмешливо спросила незнакомая девчонка с длинной косой.
        - Я — сын дворника, — объяснил я ей по возможности суровее. — Деревья — наши друзья.
        - Мансурка, не мешай! — беспечно крикнула Люция. — Поди, к мальчикам. Что привязался!
        - В самом деле, оставь нас, — попросила Фатыма. С ней мне не хотелось вступать в спор, и я пошёл за сарай, откуда слышались мальчишеские голоса. Всё же напоследок я предупредил их:
        - В случае чего, дело будете иметь со мной!
        За сараем шла игра. Никогда не представлял себе, что двое могут поднять такой шум. Ахмадей с Искандером, братом Фатымы, азартно, никого не видя, играли на деньги.
        Искандер, ловко посадив трёхкопеечную монету на ноготь полусогнутого большого пальца, спрашивал:
        - Орёл или решка?
        - Орёл! — кричал Ахмадей.
        Потом они с открытыми ртами следили за кувыркающейся в воздухе монетой. Как только она касалась земли, оба бросались за ней, стараясь один раньше другого схватить её.
        - Решка! — раздавался радостный возглас Искандера.
        - Неправильно метнул! — кричал Ахмадей. — По всему должен был быть орёл!
        Увидев меня, Искандер обрадовался:
        - Вот пусть Мансур судит! Он в орла не играет, а болеть любит.
        - Суди давай! — проворчал Ахмадей. — Провалиться мне, если сейчас не выиграю!
        Искандер опять посадил на ноготь монету:
        - Говори: орёл или решка?
        - Орёл!
        - Смотри!
        Упав на асфальт, монета прикатилась к моим ногам. Я нагнулся и торжествующим голосом возвестил:
        - Решка! Искандер выиграл. Если не верите, смотрите сами!
        - Чему ты радуешься? Смотри у меня! — предупредил Ахмадей.
        - Я за справедливость, мне иначе нельзя, — с достоинством ответил я.
        - Орёл или решка? — заторопился Искандер.
        - Орёл! — упрямо повторил Ахмадей. — Как пить дать.
        Монета, блеснув в воздухе, звонко ударилась о землю.
        - Решка, опять решка! — обрадовался я.
        И в ту же минуту Ахмадей сзади схватил меня за уши.
        - Хочешь, Урал покажу? — спросил он за моей спиной.
        - Покажи, — ответил я, ничего не подозревая. В один миг Ахмадей приподнял меня за уши.
        Я ужасно закричал: уж очень было больно, даже заныло в пятках.
        - Как, увидел Урал?
        - Ну, тебя! — проговорил я, еле удерживаясь, чтобы не расплакаться.
        - Хочешь, повторю? — предложил Ахмадей. Искандер рассердился.
        - Чего обижаешь пацана? — сурово спросил он, загораживая меня.
        - Ах, вы заодно! — вскипел Ахмадей, поворачиваясь к Искандеру.
        Искандер отступил на шаг.
        - Мне нельзя драться, — предупредил он. — Я играю на скрипке, и мне нельзя драться. Понимаешь, пальцы…
        Такой ответ несколько озадачил Ахмадея. Он застыл с занесённым кулаком. Но тут внезапное появление Володи избавило нас от неминуемой беды.
        Он явился не один — с ним был рябой мальчик, чуть поменьше Ахмадея, но побольше меня. В каждой руке Володя держал по паре настоящих боксёрских перчаток, кожаных, блестящих.
        - Знакомьтесь, — сказал он, кивнув в сторону мальчика. — Это мой гость, на новоселье пришёл.
        Ахмадей недовольно опустил кулак.
        - Вот перчатки принёс, — продолжал Володя. — Предлагаю устроить матч на первенство нашего двора.
        - Что ж, можно, — согласился Ахмадей. — Только я и без перчаток могу.
        Володя пропустил мимо ушей это заявление.
        - Пусть начнут легчайшие весовые категории, — предложил он, обращаясь ко мне и к своему гостю. — Выходите вперёд!
        Не успел я, и подумать, как Ахмадей натянул мне перчатки. Вторую пару Володя надел своему гостю. Потом нас отвели в разные стороны. Никогда до этого я даже не видел боксёрских перчаток, только не хотел в этом сознаться.
        - Начинайте!
        Ребятам было смешно, а нам не до смеху.
        Мой противник не то чтобы был сильным, но всё время норовил ударить меня по носу. А моя мама любит меня целовать в нос и, конечно, заметила бы, если что не так. Поэтому я берёг нос как умел. Заметив, что я отступаю, кругом закричали:
        - Куда драпаешь?
        - Держись середины!
        - Подпусти и вдарь!
        Поощряемый мальчишками, я остановился и ударил рябого мальчика. Удар пришёлся ему по груди. Однако я забыл про защиту, и мой противник этим воспользовался: так саданул меня по подбородку, что чуть не свернул голову.
        - Ну вас! — сказал я, снимая перчатки. — Сами деритесь.
        После этого Володя поднял правую руку рябого мальчика и объявил:
        - Чемпион наилегчайшего веса! Веса пуха. Выходит, я занял второе место в числе боксёров веса пуха.
        Между прочим, рябой мальчик побил меня ещё и потому, что перчатки были большие, и они мне мешали, как следует размахнуться.
        После рябой мальчик дрался с Искандером, а тот, в свою очередь, с Ахмадеем, Ахмадей, конечно, победил. Он вывел Искандера из строя по всем правилам.
        - Мне что с перчатками, что без перчаток, — говорил Ахмадей, вытирая пот, выступивший на лбу, и самодовольно ухмыляясь. — Кто ещё? Ну, налетай!
        Вперёд вышел Володя. Завязывая перчатки, он сказал:
        - А ну, попробуем.
        Однако после двух-трёх ударов стало ясно, что Володя настоящий боксёр. Он будто дразнил Ахмадея: ударит и отступит. Ахмадей кидался вперёд, натыкался на перчатку и снова получал удар. Чем больше он получал ударов, тем больше сердился. А Володя не торопился. Со стороны казалось, что он слишком медленно отбивается, но после каждого его удара Ахмадей даже качался. Что и говорить, сила и уменье были за Володей! Последний раз он так ударил Ахмадея, что тот свалился на землю, как мешок с мукой. Мы единогласно утвердили Володю чемпионом «Большого оркестра», чем он остался доволен и объяснил, что Ленинград, откуда он родом, — «самый боксёрский город» мира. Только Ахмадей не разделял нашего восторга.
        - Ничего, ещё посмотрим! — ворчал он, сидя на земле и снимая перчатки. — С ними каждый может… А вот кулаком на кулак!
        По всему было видно, что Ахмадей не считал этот бой последним. А я подумал: «Смелый человек! И гордый!..»
        Потом Ахмадей ушёл, а я последовал за ним. Конечно, благоразумнее было остаться с ребятами и послушать разговор о знаменитых боксёрах, который завёл Володя, но я не удержался. Интересно было, что сделает этот гордый человек дальше?
        Ахмадей шёл отплёвываясь. Увидев на пути порожний ящик, он отбросил его ногой. И тут ему на глаза попались девчонки.
        Ахмадей ворвался на площадку и немедленно отобрал у них волейбольный мяч. Мне кажется, он искал ссоры, чтобы на ком-нибудь сорвать зло. Девчонки, конечно, бросились к нему. Люция схватила его за рукав, вероятно думая, что он сбежит с мячом. Ахмадей оттолкнул её. В самый разгар спора подлетела Фатыма, которая до сих пор стояла в стороне.
        - Верни мяч, живо! — проговорила она, сдвинув брови.
        - А ты кто такая? — повернулся к ней взбешённый Ахмадей. — Мне указывать? Получай! — И он двинул её в плечо. — Я люблю, чтобы меня слушались! — покосившись на застывших девочек, пояснил Ахмадей. — Наперёд говорю: не будете слушаться — будете биты.
        По правде говоря, нельзя было разрешать Ахмадею бить девчонок. По правилам, следовало вмешаться, остановить его. Однако у меня не хватило смелости, да и выглядел он таким важным! Я даже засмотрелся на него.
        Между тем девчонки повели себя совсем по-разному. Люция заплакала громче, чем следовало, по моим расчётам, и побежала домой жаловаться. Фатыма же не пролила ни одной слезинки, хотя все видели, что Ахмадей ударил её изо всей силы. Ахмадей всё ждал, когда заплачет Фатыма, а она взяла и не заплакала. Надевая на голову панаму, она гордо сказала:
        - Не смей драться! Предупреждаю. Если же забудешь предупреждение… — Она не договорила, запнулась и глубоко втянула в себя воздух.
        - Брату пожалуешься? — с усмешкой спросил Ахмадей. — Или, может, Володе?
        - Нет, — покачала она головой.
        - Что ж тогда случится?
        - Сама тебя ударю. Я очень сердитая.
        - Ах так! — присвистнул Ахмадей и сделал шаг вперёд.
        Но Фатыма осталась стоять на прежнем месте, не отступила, только чуть насупилась. А Ахмадей не посмел её ударить: видно, решил не связываться.
        Другие, наверно, удивлялись, почему не испугалась Фатыма. Что касается меня, то я не удивлялся. Расскажу про то, как она доставала игрушки на ёлку, и про то, как ходила за учебниками…
        Про Фатыму
        Случай с ёлкой произошёл в нашем старом доме задолго до того, как Фатыма стала учиться в школе.
        Ей тогда было всего пять лет и два месяца. Хоть она и была маленькая, но уже успела побывать в гостях в детском саду, где плясала вокруг ёлки и получила подарки от Деда Мороза. Ей тоже захотелось иметь у себя дома ёлку и Деда Мороза. Но папа её никак не давал согласия на устройство ёлки.
        - У нас лишних денег нет, — говорил он. — Я не могу позволить себе тратить деньги на роскошь. Я думаю о том, как бы купить вам тёплую обувь.
        - Вы мне купите только ёлочку, а игрушки не надо, — настаивала Фатыма. — Тётя Эмма сама обещала дать мне игрушки. Она уже не играет в ёлку, потому что старая.
        Папа сдался: купил на базаре зелёную ёлочку, а на другой день Фатыма ушла из дому и надолго пропала.
        Она вернулась только к обеду, когда все уже начали за неё беспокоиться, и принесла целую коробку красивых, блестящих игрушек.
        Мама хотела поругать Фатыму за то, что она так долго пропадала. Но папа заступился.
        - Сперва узнаем, почему она задержалась, — заметил он. — Поругать никогда не поздно.
        Однако тут пришла сама тётя Эмма и вот что рассказала:
        - В клинике я принимала больных. Отпустив очередного больного, я попросила дежурную сестру вызвать следующего. И вдруг открылась дверь, и в комнату вошла Фатыма. Я удивилась и спросила её: «Не заболела ли ты?» Она покачала головой. «Нет, — ответила она. — Я пришла за ёлочными игрушками». — «Милая Фатыма, — воскликнула я, — ты же знаешь, что ёлочные игрушки находятся дома! На работу их никто не берёт!» — «Я была у вас дома, — ответила она мне, — но уже не застала вас. Потом я пришла сюда, в больницу. Хотела пройти к вам, но дяди и тёти к вам не пропустили, заставили занять очередь. Я ждала, пока подойдёт моя очередь…» — Тётя Эмма громко смеялась. — Я сама никогда не была такой упорной, — говорила она. — Фатыма оказалась очень настойчивой. Она таки дождалась, пока я закончу приём. А потом мы вместе пошли домой и отобрали для неё самые красивые игрушки.
        Выслушав это, папа заметил:
        - На этот раз Фатыму не будем ругать. Пусть она учится быть настойчивой.
        Другой случай, о котором хочу рассказать, произошёл, когда Фатыме исполнилось семь лет.
        Её папа и мама жили дружно с соседями. Фатыма тоже дружила со всеми и охотно выполняла разные поручения.
        Как-то соседка попросила её сбегать в школу за учебниками для больного сына.
        Фатыма, конечно, согласилась.
        Ей было любопытно посмотреть на школу мальчиков, и она долго с важным видом прохаживалась по коридорам большого здания, без устали поднималась и спускалась по крутым лестницам. Оказалось, что учебники продают на третьем этаже. Фатыма заняла очередь и начала рассматривать портреты худых стариков, прибитые на стене, почти у самого потолка.
        Когда подошла очередь, тётя, которая продавала учебники, не взяла денег у Фатымы.
        - Тебе, девочка, я не продам книги, — заявила она, — потому что здесь школа мальчиков. Учебников мало, всему городу не хватит. У девочек своя школа, и об этом следовало бы знать.
        Фатыма стала объяснять, что учебники ей самой не нужны, а пришла она из-за соседского мальчика.
        - Он много купался на Белой, потом воспалился, — доказывала она.
        Но тётя никак не хотела её понять.
        - Мне некогда с тобой болтать, — сказала она. — Мальчики, уберите её из очереди… Кто следующий?
        Мальчикам, конечно, ничего не стоило вытолкнуть Фатыму из очереди.
        Фатыме захотелось тут же сесть на пол и горько заплакать: разве не обидно, когда с тобой поступают несправедливо! Но она сдержалась и решила обязательно найти хоть одного справедливого человека.
        Фатыма пошла по коридорам, останавливаясь около каждой двери. На третьем этаже, услышав мужские голоса, она осторожно постучала в высокую белую дверь с синими ручками из стекла. Разговор прекратился, и кто-то крикнул:
        - Кто там? Войдите!
        На диване сидели двое мужчин: один с бородой, другой — в военной гимнастёрке, но без погон. Тот, который был с бородой, сказал:
        - Входи, девочка. Зачем пожаловала?
        Фатыма сделала два шага вперёд, глубоко втянула воздух и решительно заявила:
        - Выходит так, что в вашей школе нельзя делать добро?
        Бородатый усмехнулся и более внимательно посмотрел на девочку:
        - Расскажи всё по порядку, чтобы я понял. Не стесняйся, присаживайся на стул. Ну, что случилось с тобой в нашей школе?
        Фатыма удобно уселась и только после этого подробно рассказала про соседку, про больного мальчика, про злую тётю, которая отказалась её выслушать, и про то, как её вытолкнули из очереди. Бородач молчал, а второй, в военной гимнастёрке без погон, всё время повторял одно слово: «Хорошо».
        Фатыма говорила: «Меня попросили купить ему учебники»; дядя хвалил: «Хорошо». Фатыма говорила: «Он много купался, и получилась простуда»; дядя опять вставлял: «Хорошо». Ей даже стало смешно.
        К концу рассказа бородач нахмурился.
        - Нехорошо с тобой поступили, девочка, — сказал он. — Я напишу записку, и тебе отпустят учебники. Без всякой канители!..
        - Учебники получила без канители! — сказала потом Фатыма соседке, вручая ей книги и возвращая сдачу.
        Это она сказала не потому, что хотела соврать, а потому, что ей понравилось новое слово «канитель».
        Соседка подарила Фатыме бумажный рубль на мороженое, но у неё хватило силы воли не взять: мама не разрешала у чужих людей брать деньги. А надо правду сказать, мороженого ей очень хотелось.
        …Я рассказал эти два случая, чтобы объяснить, почему Фатыма не струсила перед Ахмадеем.
        Новый мальчик
        С тех пор как Ахмадей «показал» мне Урал, я старался при нём не особенно подчёркивать, что являюсь сыном дворника, то есть вроде как бы ответственным лицом. И что же, если не лезть на рожон, с ним можно было столковаться. Остальные наши мальчишки были сущая мелюзга, и поневоле большую часть времени мы проводили с Ахмадеем вдвоём.
        Что касается Володи и Искандера, то они с самого начала откололись от нашей компании. Володя всё свободное время занимался в школе юных боксёров, а Искандер пропадал на детской технической станции. Он увлекался рисованием и ещё учился в музыкальной школе.
        До встреч с Ахмадеем мне как-то не приходилось играть в «сражение». Зато теперь война стала нашим основным занятием.
        Полем сражения служила нам ровная площадка за сараем. Там, за холмами из песка, притаились танки и пушки. Крепостными стенами служили доски. По обе стороны «ничьей» земли лежали цепи солдат. Вылепленные из глины, они потом три дня сушились на солнце. Это была очень закалённая армия!
        В снарядах тоже не было недостатка. Их заменяла галька, собранная на берегу Белой. За ней снаряжались специальные экспедиции.
        Основательно подготовившись, мы занимали командные пункты.
        - Товарищ генерал, ты готов? — спрашивал меня Ахмадей.
        - Готов, товарищ генерал! — отвечал я.
        - Генерал, я наступаю, — объявлял Ахмадей и открывал методичный огонь. Потом настильный. Потом кинжальный.
        Обстрел, как правило, продолжался долго. Во всяком случае, дольше, чем бывало уговорено.
        - Генерал Ахмадей, теперь моя очередь, — напоминал я.
        - Генерал Мансур, молчи. У меня ещё не вышли снаряды, — отвечал он.
        - Генерал Ахмадей, мне так неинтересно, — настаивал я. — Мне тоже хочется вести огонь…
        Но Ахмадей не слушал меня:
        - Попал в твой танк, выводи его из строя! Эй, кому говорят! Генерал Мансур, оглох ты, что ли?
        - Генерал Ахмадей, заканчивай артподготовку, — упорствовал я. — Прицел пять. Шрапнелью, огонь!
        Тут же Ахмадей начинал нервничать:
        - Генерал Мансур, прекрати огонь! В ухо заеду!
        Правду сказать, Ахмадей не любил признавать поражения. Если его «войска» терпели поражение, он немедля пускал в ход кулаки против «командующего» вражеской армии, то есть против меня. Зная эту привычку Ахмадея, я не особенно настаивал на своих победах.
        И вот однажды в самый разгар игры к нам подошёл новый мальчик. Чистенький такой, беленький. Будто его только что вымыли в ванне и пустили погулять. И ещё было непонятно, откуда он взялся на нашем дворе.
        Он стоял рядом, засунув свои чистенькие руки в карманы брюк, и молчал. Хотя бы слово сказал или в игру попросился! Уж не говорю, чтобы поздороваться или кивнуть головой. Стоит, надув губы, и молчит. Сразу видно было, что он пренебрегает нами и превосходство своё показывает.
        Ахмадей сделал вид, что не замечает его. Я — тоже.
        - Ориентир пять! — кричал Ахмадей. — Шрапнелью по пехоте! Настильный огонь! Урра! Цель номер семь! Повтори залп!.. Генерал Мансур, твоя армия отступает!
        И в эту минуту, в самый разгар сражения, новый мальчик повёл носом.
        - Что это за игра? — презрительно проговорил он. — И команды неправильные!..
        Ахмадей мигом вскочил на ноги. Я думаю, что он только и ждал этого повода.
        - А в ухо хочешь? — осведомился он. — Ну-ка, поворачивай оглобли, пока цел!
        Новый мальчик даже не вытащил рук из карманов. Он не без интереса рассматривал Ахмадея, будто тот был какое-нибудь незнакомое животное.
        - Следует знать, какие команды были в гражданской войне и в этой, Отечественной, — небрежно заметил он. — Или, например, как командовали во время Бородинского сражения. Вы этого не знаете. Или, может быть, перезабыли? А ваши команды неправильные!
        Конечно, Ахмадей не мог простить такое оскорбление. Он ещё ближе подступил к новичку. Но тот, к моему удивлению, даже не изменил позы. Противники, не произнося ни слова, сошлись так близко, что могли слышать биение сердца друг у друга! Глаза Ахмадея горели недобрым огнём. Кончик носа сделался белой кнопкой, какие бывают у нас в Уфе на дверях аптек. Новый мальчик наконец перестал улыбаться, но из карманов рук всё-таки не вытащил.
        - Ты, наверно, не знаешь, кто я такой?! — прохрипел Ахмадей, наступая на носки противника.
        - К сожалению, не могу этого знать, потому что не имею чести быть с вами знакомым, — с усмешкой ответил новый мальчик, точь-в-точь как пишут в старых книгах.
        До Ахмадея дошла насмешка.
        - А это видел? — спросил он, показывая кулак.
        - Как будто вижу.
        - Ну, и чего ждёшь?
        - Ничего. Только мне некуда торопиться. — Право, пора тебе провалиться ко всем чертям! — А где обитают твои черти?
        - Смотри, вздую!
        - Не думаю, чтобы ты посмел.
        - А если посмею?
        - Сдачу заработаешь.
        - Ах, вот как! Слышали? — спросил Ахмадей, повернувшись ко мне.
        - Как не слыхать! Ещё смеет…
        Я даже подпрыгивал от возбуждения. Теперь они стояли так близко, что могли стукнуться лбами.
        - Тресну!
        - Шутишь!
        - Вот увидишь!
        - Брешешь!
        - Ноги не унесёшь!
        - Дудки!
        - Вот возьму и тресну! — прошипел Ахмадей. — А потом навалюсь всем телом, подомну под себя и начну дубасить. Будешь знать!
        - Оставьте эти угрозы! — ответил новый мальчик, переходя на «вы».
        Я не понимал, почему Ахмадей тянет, не стукнет его как следует.
        - Ты, может быть, думаешь, что мать или папаша защитят тебя? Как бы не так! Поколочу тебя — и сразу на пожарную лестницу. А потом лови меня на крыше…
        - Просто у тебя духа не хватает! — засмеялся новый мальчик. — Слабо ударить!
        - А ну, держись, Ахмадей! — закричал Ахмадей.
        В следующую минуту они вцепились друг в друга и быстро-быстро покатились по земле. Они пыхтели, фыркали, стараясь глубоко вдохнуть воздух. Наконец мой друг Ахмадей оказался сверху. Он сидел на противнике, но никак не мог ударить его как следует: новый мальчик цепко держал обе руки Ахмадея.
        - Ну, получил? — спросил Ахмадей, еле переводя дыхание.
        - Ты сам получил!
        - Я ещё не то могу… Стоит мне только разозлиться!
        - Попробуй!..
        Перемирие кончилось. Они опять покатились по земле. Конечно, в первую очередь пострадало наше поле сражения: холмы сровнялись, солдаты остались под песком, военная техника перемешалась.
        - Раз! — прохрипел Ахмадей, ударив своего врага. — Два, три!
        Теперь он явно одолел противника и мял ему бока.
        - Ты, я вижу, ещё не имеешь представления о джиу-джитсу! — прохрипел новый мальчик, лёжа внизу.
        «Какой живучий!» — подумал я.
        - А на что мне твоя джица…
        - Не джица. А джиу-джитсу. Показать?
        - Ну, покажи.
        - Отпусти одну руку.
        - Ну!
        Ахмадей оплошал. Свободной рукой новый мальчик ударил ею снизу вверх по подбородку. Миг — и Ахмадей оказался внизу. Но не так-то легко было одолеть моего друга. Он отчаянно отбивался и всё норовил скинуть с себя противника. Новый мальчик, как видно, понял, что долго не удержится. Не осложняя дела, он дал тумака, ловко вскочил на ноги и пустился бежать. Ахмадей — за ним. Вскоре оба они скрылись во втором подъезде.
        Пока я добежал до крыльца, Ахмадей уже выскочил обратно, стряхивая с себя пыль.
        - Я его догнал у дверей! — доложил он с жаром. — Он — из восьмой квартиры. Не появись его мать, получил бы сполна!
        Примирение
        За последнее время моя мама стала относиться ко мне с большим уважением. «Ты теперь мужчина!» — чуть не каждый день напоминала мне она. Не скрою: приятно, что мама считает меня взрослым. Кому не хочется быстрее выйти в мужчины!
        По утрам я поднимаюсь вместе с мамой — мужчина не должен отлёживать бока — и выхожу подсобить ей. Она подметает, а я поливаю. Сильная струя из шланга смывает пыль с парадного крыльца, делает нарядным широкий, как улица, тротуар. Иногда мне удаётся направить струю на большие витрины магазина, даже на вывеску, что прибита над дверью. Но это тогда, когда никого поблизости нет.
        - Эй, послушай, дай-ка и я полью! — услышал я как-то за своей спиной.
        Оглянулся, вижу — новый мальчик. Я смерил его взглядом: опять такой же чистенький, аккуратненький. Мне очень захотелось спросить его: «Тебя каждое утро моют в ванне?» — но я не снизошёл до разговора.
        - Дай кишку, я тоже полью, — повторил он свою просьбу.
        - Не дам! — отчеканил я.
        С тех пор как он бежал от Ахмадея, я совсем не боялся его. Кто убегает с поля боя, тот трус, и бояться его нечего.
        - Дай, говорят… Чего ты!
        - Не лезь! Кричать буду! — огрызнулся я.
        - Право, дай!
        - Вот сейчас крикну Ахмадея — будешь знать, как обижать маленьких!
        Он усмехнулся:
        - А что мне твой Ахмадей!
        - И всё же ты тогда дал тягу!
        - Пожалел костюм, и только.
        - Поливать всё равно не дам, — заявил я решительно.
        Он вытащил из кармана какую-то монету и протянул её мне:
        - Ты дай мне подержать кишку, а я тебе монету покажу… золотую, польскую.
        Я заупрямился.
        - Я неподкупный! — ответил я гордо. — Не на такого напал!
        Новый мальчик перестал уговаривать меня, а направился к моей маме.
        - Доброе утро, — проговорил он, слегка дотрагиваясь до кепки. — Весь дом спит, одни вы бодрствуете. Неужели нельзя вставать позже? Разрешите, я помогу вам.
        - Нет, милый мальчик, — отказалась моя мама. — Зачем тебе с метёлкой возиться? Запылишь свой костюм.
        - Мне так хотелось помочь вам, — заискивающим тоном сказал новый мальчик. — Может, разрешите подержать шланг? Я полагаю, это тоже подмога…
        Так, хитростью, он подкупил сердце моей мамы.
        - Сыночек, — крикнула она мне, — дай кишку мальчику! Пусть польёт!
        Конечно, я не мог ослушаться мамы. И до того мне стало обидно, что сказать не могу. Думаю, обязательно следует его проучить. Но как?
        Передал я ему кишку, а сам бросился будить Ахмадея.
        - Слушай, Ахмадей, выть на минутку, — зашептал я, приоткрыв дверь. — Выть, а?..
        - Уйди, я не выспался, — проворчал он, накрываясь одеялом.
        - Дело есть.
        - А ну тебя!..
        - Я думал, поможешь мне… — настаивал я.
        - Уйди, говорят, пока не дал трёпку! Я перешёл к сути дела:
        - Новый мальчик отобрал у меня кишку. Обижает маленького и вообще… Ну ладно, я пошёл. Спи себе!..
        Как я и ожидал, Ахмадей стремглав выбежал на лестничную площадку.
        - Где он? — захрипел Ахмадей. — Обижает, говоришь?
        - Известно где, на улице.
        Я заранее тешил себя мыслью о предстоящем отмщении. Будет знать, как подлизываться к мамам!
        К моему большому удивлению, новый мальчик не сбежал. Он спокойно продолжал поливать тротуар.
        - Ты что обижаешь пацанов? — спросил Ахмадей, налегая на него.
        - Кого же я обидел? — удивился тот, пожимая плечами.
        - А почто кишку отбирал?
        - Я не думал отбирать. Дворничиха сама разрешила. Не веришь — поди спроси у неё.
        Боясь, что у моего защитника остынет пыл, я опять захныкал:
        - Я ему не давал, он перехитрил меня… Ахмадей живо воспользовался моим вмешательством:
        - В ухо захотел?
        Новый мальчик положил кишку на тротуар:
        - Не понимаю, из-за чего ты придрался. На, пожалуйста, бери свою кишку!
        - А ещё он говорил: «Что мне твой Ахмадей», — сказал я, всё ещё надеясь, что друг отомстит за меня.
        Ахмадей молча начал засучивать рукава. Я уже знал: сейчас он сам себе крикнет: «Держись, Ахмадей!» — и бросится на противника.
        Но новый мальчик неожиданно расхохотался.
        - Ты чего ржёшь? — удивился Ахмадей.
        Новый мальчик шагнул к нему, таинственно огляделся вокруг и необыкновенно тихо проговорил:
        - Не нравится мне, как вы тут играете! Однообразие какое-то… всё на кулаках и на кулаках. Хотел предложить более интересное занятие, да, вижу, с вами не сговоришься!
        Ахмадей недоверчиво взглянул на нового мальчика:
        - Чего болтаешь, сам не знаешь!..
        - Сказать?
        - Скажи…
        - Например, можно поискать клад, — предложил новый мальчик. — По глазам вижу, вы и не думали о кладе.
        - Что брешешь! — насупился Ахмадей. Но тот не растерялся:
        - Вижу, мало вы читаете. Я на своем веку про клады во сколько книг перечитал! Слыхали про такую: «Лунная ночь и рыжая борода»? Или, может, читали: «Пришелец стучится на рассвете»? А знаете, как большой Мухар-рям нашёл алмазы?..
        В душе я сознался, что никогда не читал книг о кладоискателях. Ахмадей промолчал. Пожалуй, он тоже впервые узнал о существовании подобных книг.
        Нашей необразованностью немедленно воспользовался новый мальчик.
        - Прямо не знаю, посвящать ли вас в тайну клада… — задумчиво произнёс он.
        Клад заинтересовал меня не на шутку.
        - А где, по-твоему, есть клад? — спросил я.
        - Во дворе.
        - В нашем?
        - В нашем.
        - Шутишь?.. — Ахмадей придвинулся к новому мальчику.
        - Чтоб мне провалиться! Раньше тут купеческие дома стояли. А купцы всегда зарывали золото и алмазы под свои дома или закладывали в фундамент. Я-то знаю…
        - Показать сможешь, где тут были купеческие дома?
        - Почему же нет!
        Он повёл нас в глубь двора: однако, дойдя до сарая, внезапно остановился.
        - Сейчас никак невозможно начинать поиски, — проговорил он, словно обдумывая что-то. — Никак невозможно!..
        - Почему? — прошептал я, предчувствуя какую-то тайну.
        - Обычно для успеха дела ищут при лунном свете.
        - Улизнуть хочешь? — насторожился Ахмадей.
        - Провалиться мне на этом месте!
        Ахмадей, как я заметил, с уважением взглянул на нового мальчика:
        - Богато! Где выучился так выражаться?
        - Из книг вычитал.
        Новый мальчик явно начал завоёвывать симпатию Ахмадея.
        - Про клад тоже?
        - Ага!
        - Придётся, видно, ночью порыться?
        - Да. — Новый мальчик кивнул головой. — Надо ещё план-карту иметь. Без плана никто сокровища не искал…
        - А где же достать этот план?
        - Я сам составлю. По всем правилам. Про это тоже в книге написано. Я уже кое-что набросал.
        - Ладно, составляй и заканчивай, — разрешил Ахмадей. — У тебя, между прочим, есть какое-нибудь имя?
        - Есть.
        - Выкладывай.
        - Яшкой меня зовут. А ещё можно Чёрным плащом… Ахмадей, как мне известно, не имел такого громкого прозвища и, как мне показалось, позавидовал Яшке.
        - Не признаю! — сухо отрезал он. — У нас ты не будешь Чёрным плащом.
        Боясь, что из-за ссоры могут сорваться поиски клада, я быстро переменил разговор:
        - Значит, будем ждать, пока появится луна?
        - Ага, — промычал Яша. — Но это строго между нами. Понятно?
        - Понятно, — сказал Ахмадей. — Но ты не вздумай без нас искать… И ты, Мансур, держи язык за зубами. А то больно любишь якшаться с девчонками!
        Так познакомились мы с Яшкой и договорились в первую лунную ночь, втайне от всех, выйти на поиски сокровищ.
        Луна чуть не подвела
        Тот, кто ни разу не пробовал хранить тайну, не знает, как трудно это делать. Мне здорово хотелось похвалиться перед девчонками и рассказать им о нашем кладе. Иногда меня прямо-таки одолевало безумное желание поделиться тайной с деревьями, ведром, горшком или даже с радиоприёмником.
        Однако приходилось сдерживать себя: ничего не поделаешь, тайна есть тайна.
        А луна, как назло, всё не появлялась и не появлялась. Сколько же можно ходить с невысказанной тайной! Я чувствовал, что она вот-вот вырвется у меня. Понимал: не жить ей у меня в груди. Ах, только бы не проболтаться до первой лунной ночи!
        Но природа была против меня, и наконец мои душевные силы иссякли. Однажды я сказал себе: «Если ещё три ночи не покажется луна, ни за что не сумею сохранить тайну и обо всём расскажу Фатыме. И потом, почему только мы, мальчики, должны искать клад? Разве, например, Фатыма отказалась бы от сокровищ? Думаю, что нет. Кому-кому, а ей деньги нужны! Папа её зарабатывает не очень много, а мама давно болеет».
        Все три дня стояла облачная погода. И вот на четвёртое утро, как и обещал себе, я вышел во двор с определённым решением посвятить Фатыму в нашу тайну. Однако мне не повезло с первого шага: Фатыма сидела дома и долго не выходила во двор. Люция, Маня и картавая Зуляйха — та самая девочка с длинной косой, которая в первый день спросила меня, откуда я взялся, — стояли на ящике и, прижав к стеклу носы, следили за тем, что делает Фатыма. Я подошёл к ним и остановился за их спиной.
        Солнце припекало, хотя уже начался август. Девочкам очень хотелось вызвать Фатыму на улицу. А Фатыма всё не шла и не шла.
        - Она уберёт со стола и выйдет, вот увидите, — сказала Люция.
        Фатыма убрала со стола, потом взялась чистить картошку.
        - А мне захотелось картошки, — проговорила Маня. — Девочки, вы любите жареную картошку?
        Она была самая маленькая среди девочек и любила задавать разные вопросы. Она и у меня часто спрашивала о том, чего сама не знала. Мне всегда было приятно отвечать ей. А при случае я даже играл с ней в девчачьи игры.
        - Фатыма налила ведро воды. Неужели она будет полы мыть? — ахнула Люция. — От этого руки грубеют.
        - Я тоже мою полы, — сказала Зуляйха.
        - А к нам приходит одна тётя. Её вызывают по телефону, — сообщила Люция. — Она и полы моет, и бельё стирает, и ванну топит.
        Тем временем Фатыма вымыла полы.
        - Ну, теперь-то она выйдет к нам! — вздохнула Люция.
        Однако Фатыма умылась, привела себя в порядок и начала готовить обед.
        Девочкам, видно, очень хотелось, чтобы Фатыма вышла во двор. Они манили её пальцами, тихонько стучали по стеклу, чтобы привлечь внимание подруги.
        - Я устала ждать! — рассердилась наконец Люция. — Она нас ни во что не ставит.
        - Ты же знаешь, что у неё больная мама! — вмешалась Маня.
        - Сейчас я постучу в последний раз!
        Люция начала сильно барабанить по стеклу. Фатыма что-то написала на бумаге и показала девочкам через окно.
        Я СКОРО ВЫЙДУ. У МЕНЯ ЕСТЬ К ВАМ РАЗГОВОР, — было написано в записочке.
        Девочки запрыгали от радости, а я отошёл в сторону.
        Мальчику не подобает прыгать как козлёнку. Однако я твёрдо решил дождаться Фатымы и поделиться с ней тайной, а там будь что будет!..
        У кого какие грехи?
        - Девочки, — заговорила Фатыма, выйдя во двор и усаживаясь среди подруг, — знаете, что я вам хочу рассказать?.. Вчера мой папа вернулся с завода очень поздно. «Было собрание. Однако мне и досталось!» — сказал он. «Поругали?» — спросила мама. Мама всегда за него беспокоится. «Да ещё как!» — ответил папа. «Было обидно?» — продолжала выспрашивать мама. «Конечно, — сказал папа. — Очень обидно, когда говорят о твоих недостатках без всякой скидки, да ещё при всём честном народе… Но потом, некоторое время спустя, приходит удивительное, я бы сказал — светлое чувство. Я даже не знаю, как его назвать. Очищение от грехов, что ли!» Так говорил папа…
        - А у меня папа погиб на фронте, — вдруг произнесла и низко опустила голову Маня. — А маму в крепости замучили — она была партизанкой…
        Все девочки растерянно взглянули на Маню. А Фатыма порывисто обняла её.
        - И вот я долго не могла заснуть, — опять заговорила Фатыма. — Всё думала и думала. Мне тоже захотелось испытать такое же чувство, о котором говорил папа. Но я не знаю…
        При девочках я не мог рассказать о кладе и потому ждал, пока Фатыма останется одна. Но мне определённо не везло. Тряхнув головой, она вдруг выпалила:
        - Девочки, давайте очистимся от грехов!
        - Я согласна! — захлопала в ладоши Маня.
        - А будет интересно? — осведомилась Люция. — И потом, я не знаю, как очищаются от грехов.
        - По-моему, — неуверенно проговорила Фатыма, оглядывая подруг, — каждая встанет и по очереди расскажет о своих недостатках и ошибках.
        - О, это неинтересно! — разочарованно протянула Люция.
        - А я согласна! Чур, я первая! — закричала Зуляйха.
        - Пусть начнёт Маня, она сидит с краю, — великодушно разрешила Фатыма. — Мы тебя слушаем.
        - Я не слушаю бабушку, — тихо заговорила Маня. — Я не ем мяса, потому что люблю сладкое.
        - Без мяса никогда большой не вырастешь, мне об этом тётя Эмма говорила, — заметила Фатыма. — С тебя хватит… Теперь Зуляйха, твоя очередь.
        - Мама меня не добудится. И будильника я не слышу, — горько вздохнула Зуляйха. — Такая уж я ленивая…
        - Ты не ленивая, а из деревни, — заключила Фатыма. — В деревне нет будильников, там есть только петухи. Ты привыкла вставать с петухами… Пусть теперь Люция выступает. После неё я сама тоже расскажу обо всех своих ошибках.
        - Мне не о чем говорить, — пожала плечами Люция. — Мясо ем, сплю нормально.
        - Разве не хочешь рассказать про деньги? — спросила Фатыма.
        Люция вспыхнула.
        - А какое тебе дело до этого? У меня много денег, и трачу я их как хочу. Я же не виновата, что вы завидуете мне.
        От обиды Фатыма громко ахнула:
        - Неужели тебе не стыдно? Деньги выпрашивала на учебники, а тратила на мороженое. А маме сказала, что потеряла…
        - Ну и что ж? — ещё больше покраснела Люция. — Ты о себе лучше подумай!
        От удивления Фатыма даже привстала:
        - Как ты не понимаешь! Если ты не раскаешься, то все мы откажемся с тобой водиться.
        Поднялась и Люция:
        - А ты расскажи о себе. Почему ты краснеешь, когда встречаешь Ахмадея? Или даже когда произносят его имя?
        Фатыма в самом деле покраснела. Маня подскочила к Люции:
        - Как тебе не совестно так говорить!..
        Неизвестно отчего — от обиды или от стыда, — Люция закрыла лицо руками и громко зарыдала. В эту минуту открылось окно на втором этаже, и все услышали громкий голос Люцииной мамы:
        - Кто тебя обидел? Иди, иди домой! Сколько раз говорила: не водись с этими девчонками!
        Так и не получилось у них очищения от грехов.
        Признание
        После того как ушла Люция, я тихонько окликнул Фатыму.
        - Мне с тобой надо поговорить, — твёрдо произнёс я, желая наконец доверить ей тайну клада.
        Но она так взглянула на меня, словно впервые увидела.
        - Чего ещё тебе! — рассердилась она. — Неужели и ты не понимаешь?
        С этими словами она убежала домой. Я не знал, что и думать. Почему обиделась Фатыма? Я ведь ничего плохого не хотел…
        «Она меня не поняла, — догадался я и направился к её окнам. — Во что бы то ни стало надо объясниться…» Приставив к стенке порожний ящик из-под яблок (в нашем магазине чем только не торговали!), я глянул в окно. Фатыма сидела ко мне спиной и плакала. Её плечи вздрагивали. Я уже собирался постучать в окно, когда меня окликнула Маня.
        - Тебе её тоже жалко? — спросила она.
        От неожиданности я чуть не свалился с ящика. Немного придя в себя, я ответил:
        - Жалко.
        - А всё же нехорошо подсматривать в чужое окно.
        Я покраснел и начал перед ней оправдываться:
        - Я не думал подсматривать, я только хотел…
        Маня поманила меня пальцем:
        - Пойдём со мной!
        Мы прошли через сад, мимо дровяника, в самый угол двора. Здесь Маня остановилась и доверчиво прошептала:
        - Фатыма плачет не только из-за Люции, а потому, что любит. Но ты об этом никому не рассказывай.
        - Ладно, — согласился я. — А зачем она любит? Теперь Маня поразилась моему вопросу.
        - Каждая девочка любит мальчика, — пояснила она. — Я тоже люблю. Например, я люблю тебя.
        Я покраснел и не знал, что сказать ей: это плохо или хорошо, когда тебя любит девчонка?
        - Ты уже не сможешь отказаться? — спросил я, жалея её.
        - Нет, уж всё решено, — со вздохом сказала она. Я ещё ни разу не любил, поэтому не совсем понимал, что от меня требуется.
        - Как же я тебя буду любить? — спросил я.
        - Любить — значит крепко дружить, — прошептала она. — Мы с тобой станем самыми близкими товарищами. Будем дружить, если будут ссориться другие мальчики и девочки.
        - Пусть будет так, — не особенно уверенно согласился я.
        Маня схватила мою руку.
        - Ты не умеешь объясняться! — запротестовала она. — Ты кричишь, а надо шептаться. Я слышала, как большие девочки об этом говорили. Ты ничего не умеешь!
        Маня была хорошая девочка, и я не возражал против того, чтобы с ней водиться.
        - Ты должен меня защищать, если другие будут обижать, и всё время обо мне думать…
        Я не отказывался от того, чтобы, при случае, защищать её, но всё время думать о ней — не мог. Кроме неё, у меня было о ком думать: о маме и об Ахмадее, с которым всё больше и больше начинал дружить.
        Вспомнив о близких людях, я решил остаться честным человеком и сказать всю правду.
        - Любить я не отказываюсь, — сказал я Мане, — но всё время о тебе думать не смогу. У меня, кроме тебя, есть о ком думать…
        Я уже хотел повернуться и уйти, но Маня остановила меня.
        - Ещё не всё, — проговорила она, будто стесняясь.
        - А что ж ещё?
        - Ты должен доказать, что любишь.
        - Я не умею доказывать, — ответил я.
        - Большим девочкам приносят подарки или гостинцы. Ты тоже можешь принести.
        - У меня нет денег, — пояснил я ей. — На что я куплю подарок?
        - Хотя бы мороженое купил, — предложила Маня. — Или цветов нарвал бы.
        Я обрадовался, что так немного она у меня просит.
        - Как только найдём клад, я тебе мороженого куплю, пять штук эскимо, — пообещал я великодушно.
        Маня захлопала в ладоши:
        - Я согласна! А вы будете искать клад? Вот здорово!
        Я понял, что проболтался. Но отступать было поздно. Я объяснил ей, в чём дело, и попросил разговор сохранить в тайне.
        Так из-за девчонки я впервые в жизни разгласил тайну.
        Спор из-за клада
        Ахмадей всерьёз собирался отколотить Яшу из-за луны, но, к счастью, небо прояснилось.
        - Сегодня ночью непременно пойдём за сокровищами, — предупредил нас Яша. — План готов. Хотите познакомиться с ним сейчас или потом, перед тем как копать землю?
        - Я ждать больше не могу, — нахмурился Ахмадей. — Хватит валять дурака!
        Яша не стал осложнять дела.
        - Я готов, — согласился он. — Но где соберёмся? Надо, чтобы никто нас не видел. Дело секретное, сами понимаете!
        - С краю один дровяник пустует. Оккупируем его, — предложил Ахмадей.
        Сарай был самый обыкновенный: глиняный пол, глухие стены. В углу стоял пустой ящик.
        - Подходяще, — заявил Яша, придирчиво осмотрев стены.
        Я видел нетерпение Ахмадея и то, как он старался взять себя в руки.
        Яша из-за пазухи вытащил тетрадку, бережно раскрыл её и ладонью разгладил страницы.
        Мы с Ахмадеем так и впились глазами в разрисованный лист бумаги. На нём были изображены дерево с толстым стволом, скала, озеро и большой крест. В уголочке, отдельно, была нарисована золотая монета. Над ней витала птица — по всей видимости, орёл.
        - Нарисовал так, что ничего не поймёшь, — проворчал Ахмадей. — Зачем нарисовал дуб? У нас во дворе растут одни липы, а дубов вовсе нет. Потом, эта скала… Где ты её видел? Во сне, что ли?
        Но Яша не растерялся.
        - Ты не понимаешь, — сказал он. — Так должно быть. Во всех планах, по которым ищут клады, всегда рисуют озеро и скалу. А то ещё ущелья и овраги. Я пытался нарисовать овраг, но у меня не получилось. Поэтому я поставил дуб.
        Ахмадей остался доволен объяснением.
        - Продолжай дальше, — разрешил он.
        - Теперь надо заготовить лопаты, лом и топор…
        - А зачем нам топор? — удивился я.
        Товарищи на меня взглянули осуждающе.
        - Сразу видно, что ты никогда не искал сокровища, — снисходительно заметил Яша. — Топор нужен на всякий случай. Может, придётся вырубать просеку или делать мост…
        - Зачем нам мост… если будем искать клад в нашем дворе?
        Наверно, Яша не был готов к подобному вопросу, он замигал глазами. На помощь ему пришёл Ахмадей.
        - Может, звери, какие встретятся. Придётся отбиваться, — сказал он.
        Я ему, конечно, не поверил, но перечить не стал, зная, что к добру это не приведёт.
        - Ладно, я достану лопату, лом и топор. У мамы всё это есть… А куда мы денем сокровища? — спросил я, вспомнив обещание, данное Мане, и желая узнать дальнейшие планы моих товарищей.
        Яша громко рассмеялся:
        - Были бы сокровища! Вот чудак голова! Можно опять запрятать их или отправиться в путешествие…
        Но Ахмадей неожиданно стукнул кулаком по ящику.
        - Не смей закапывать! — крикнул он. — Ты чего один распоряжаешься? Решим вот как: сдадим сокровища в ювелирный магазин, а на вырученные деньги купим путёвку.
        - На курорт собрался, что ли? — спросил Яша, широко раскрыв глаза.
        - Нет, я сам не поеду, — нехотя сказал Ахмадей, с минуту подумав. — У Фатымы, знаешь, мама болеет. У них туго с деньгами. Не могут же они каждый год на курорт её отправлять. Так вот я предлагаю…
        - Не согласен! — сразу закричал Яша. — Я свою долю не отдам!
        - Отдашь!
        - Не отдам!
        - Ах, так! — Ахмадей стал засучивать рукава. — Держись, Ахмадей!
        Яша уступил:
        - Ладно, пусть будет по-твоему. Уступаю свою долю сокровищ…
        - То-то! — сказал Ахмадей. — А теперь говори: во сколько пойдём на поиски? Я готов хоть сейчас.
        - Сейчас нельзя. Сам знаешь, клад всегда ищут при лунном свете… Я предлагаю ровно в полночь, — прошептал Яша.
        - Ровно в полночь, — тоже шёпотом повторил Ахмадей. — Сбор в этом сарае…
        Я никак не могу понять, почему Ахмадей решил купить путёвку для матери Фатымы. Ведь они подрались, были в ссоре, даже не здоровались… Непонятные дела происходят в жизни!
        Рана
        В двенадцать часов, как было условлено, мы втроём, захватив инструменты, направились в угол двора, где когда-то стоял деревянный дом. Но не успели мы уточнить место раскопок, как услышали Манин голос:
        - Вы пришли за кладом, да?
        От удивления мы все разинули рты.
        - Как она разнюхала? — спросил Ахмадей, подозрительно поглядывая на меня.
        Я промолчал, в душе ругая себя на чём свет стоит. Вдобавок Маня была не одна. С нею вместе подошли Фатыма и её брат Искандер. Этого ещё не хватало!
        - Я знаю, вы собрались искать клад, — вежливо заговорил Искандер. — Примите и нас в свою компанию. Я сам не буду копать. Мне надо беречь пальцы. Сами понимаете — скрипка…
        - А я не боюсь испачкать руки, — вмешалась Фатыма.
        - На это не рассчитывай! — отрезал Яша. — Женщины не ищут клады. Если не веришь, почитай книги.
        Но Фатыма была не из тех, кто отступает.
        - Теперь другое время, — заявила она. — У нас равноправие.
        - А ты, Яшка, не задавайся! — неожиданно поддержал её Ахмадей. — Пусть поищет… жалко, что ли!
        Я тоже поддакнул:
        - Всем хватит!
        Яша остался в меньшинстве, и ему пришлось сдаться.
        Мы, мальчишки, за исключением Искандера, по очереди брались за лом и за лопату. Яму вырыли достаточно глубокую, но клада всё не было. Зато битого стекла и кирпича было сколько хочешь.
        - А почему вы решили именно тут искать клад? — вдруг спросила Фатыма. — Может, его вовсе не было?
        Я тоже усомнился. В самом деле, почему мы начали копать в этом углу двора, а не около гаража? Там ведь тоже когда-то стоял старый магазин…
        В эту самую минуту Яша быстро нагнулся над ямой, запустил в неё руку и вытащил оттуда монету. Все были поражены.
        Мне сразу показалось, что где-то я уже видел эту монету. Не её ли показывал мне Яша, когда пытался завладеть шлангом? Я шагнул вперёд.
        - Дай-ка сюда, я взгляну! — потребовал я.
        Яша даже переменился в лице. Кажется, он понял, что я хочу изобличить его в обмане, поэтому громко проговорил:
        - Я дарю эту монету Мансуру! Первую монету из нашего сокровища!..
        - Смотрите, Яшка нашёл монету! — захлопала в ладоши Маня. — Он подарил её Мансуру!
        - Покажь монету! — блестя глазами, потребовал Ахмадей!
        Я показал ему монету. Фатыма тоже повертела её в руках, даже на зуб попробовала.
        - Польская монета, — решила она. — Видишь, написано «польска». И ещё на обороте — «1зл», значит, «злотый». А это…
        Но Ахмадей решительно прервал её.
        - Она совсем, может, и не золотая, — возразил он. — Кроме золота, тоже бывают дорогие металлы.
        - Я не утверждаю, что она золотая! — вскипела Фатыма. — В Польше рубль называется «злотый»…
        Ахмадей начал петушиться:
        - Монета вовсе не рублёвая. Рубль — сам по себе, злотый — сам по себе.
        Поняв, что вот-вот возникнет ссора, я попытался их помирить.
        - О чём вы спорите? — сказал я. — Монета ещё не клад.
        Во мне боролись два чувства: желание открыть обман Яши и радость оттого, что я стал обладателем редкой и единственной монеты.
        - Ты не понимаешь, Мансур, — вмешался Искандер. — Находка монеты говорит о многом. Я слышал, что в подвалах старых домов часто зарывали целые состояния. Кто знает, может быть, тут потайное место всяких драгоценностей?
        После его слов у всех загорелись глаза.
        - Дайте мне лом! — потребовала Фатыма. — Я тоже хочу копать.
        - Не отдам! — заупрямился Ахмадей.
        - Отдай, говорят!
        - Не отдам!
        И тут, прежде чем мы успели вмешаться, Фатыма схватилась за лом. Каждый из них начал тянуть его к себе. А потом не то Ахмадей отпустил лом, не то лом выскользнул из его рук — этого никто не понял. Одним словом, случилось несчастье. Фатыма застонала и присела на землю. Через чулок проступила кровь. Наверно, она сильно поранила себе ногу. Раздумывать было некогда. Маня сбегала домой. Она принесла одеколон и марлю. Промыв рану, мы перевязали ногу. Я боялся, что Фатыма заплачет, но она сдержала себя.
        - Болит? — спросил я её.
        Она кивнула головой.
        - Ахмадей ударил тебя не нарочно, — сказал я.
        Она ничего не ответила.
        - Ты, Фатыма, не думай, что я нарочно или там по злости, — подтвердил Ахмадей.
        Но она опять промолчала.
        - Если узнают дома, мне здорово попадёт, — сдавленным голосом произнёс Ахмадей.
        Мне стало его жалко.
        - Нельзя подводить товарища, — вмешался Яша. — Когда ищут клад, и не то ещё бывает!..
        Я по очереди заглянул всем в глаза; все были расстроены и не знали, что посоветовать. Зная, что у Фатымы отзывчивое сердце, я снова обратился к ней.
        - Ты не выдавай Ахмадея! — попросил я. — Какой интерес подводить товарища? Ну, скажешь маме, что ты сама… Или ребята, незнакомые, на улице… Чего тебе стоит?
        Фатыма завертела головой:
        - Я не могу обманывать.
        К счастью, вмешался её брат.
        - Сестру я знаю. Она никого не выдаст, ручаюсь головой. Только, чур, всем молчать! — сказал он.
        - Один за всех, все за одного! — громко сказал Яша.
        - Правильно! — обрадовался я.
        Поиски сокровищ пришлось отложить до следующего раза: было очень поздно, а ведь надо было ещё незаметно пробраться домой. Кроме того, все расстроились из-за раны Фатымы.
        Как я стал народным заседателем
        Через два дня после этого происшествия я стоял на стуле около комода и рассматривал себя в зеркало. Тут как раз вернулась мама.
        - Ты ли это? — ахнула она. — Вот удивил! Никогда не думала, что ты можешь смотреться в зеркало!
        Я пожал плечами, а она всё не переставала восторгаться:
        - Наконец-то вид у тебя настоящий!.. Оделся по-человечески!..
        Никогда я не замечал за моей мамой такой восторженности. Ну и что из того, что я надел новые ботинки! И волосы причесал… Не понимаю, чему тут умиляться!
        Стараясь быть вежливым, я сказал:
        - Неужели мне нельзя одеться или перед зеркалом расчесать волосы? Сегодня седьмое августа. Скоро в школу, а я ни разу не примерял ботинки и новую рубашку…
        Хотя, если говорить правду, школа тут была ни при чём. Я собирался навестить Фатыму и поэтому оделся по-праздничному.
        У мамы, наверно, тоже заговорила совесть: поняла, что зря привязалась ко мне. Она поцеловала меня в нос и вытолкнула в коридор.
        На дворе я ощутил какое-то изменение. Всё было на месте: и деревья, и палисадник, и турник, и гаражи, и в то же время всё выглядело по-новому. Подумав, я решил, что пришла пора прощания с летом. Под опавшими листьями воровато шуршал ветер. Он щекотал листья, опрокидывал, собирал их и разносил снова. Я взглянул на наши липы. Сбросив листья, они будто похудели. Скоро, скоро пойдут дожди, и стёкла окон будут напоминать косые линии в тетради для письма… Сердце сжалось: прошло лето!
        Не успел я спуститься с крыльца, как услышал гулкий смех дяди Яфая:
        - Куда собрался, непоседа?
        Он по-прежнему называл меня непоседой.
        - Здравствуй, дядя Яфай! — обрадовался я и протянул ему руку. — Вот кстати вы мне повстречались!
        - Рад тебе помочь, — улыбнулся он, пожимая мне руку своей большой и твёрдой лапой.
        Я сразу приступил к делу:
        - Вам на войне приходилось лёживать в госпиталях?
        - Даже не раз… А зачем тебе понадобился госпиталь?
        - Собрался навестить Фатыму, она у нас раненая… Да вы уже слышали. И вот не знаю, как её занять… С чего начинать…
        Дядя Яфай, по обыкновению, прищурил глаза:
        - Решил, значит, навестить? Отлично, непоседа! И думаю, что она очень обрадуется. Больной человек никогда не забывает подобного внимания. Посиди подле неё, расскажи новости, что творится в «Большом оркестре». А ещё в госпитале нам книги читали.
        Распрощавшись с нашим комендантом, я ещё помедлил идти к Фатыме. В нарядной одежде мне хотелось повстречать побольше людей. «Может, — думал я, — подвернётся Маня или Люциина мама, которая приняла меня за босяка».
        Но мне не везло: двор был пуст. Я уже было взялся за ручку двери, чтобы войти в Фатымину квартиру, как услышал знакомый свист. В ту же минуту показался и Ахмадей.
        - Эй, Мансур, дуй сюда!
        Я нарочно пошёл медленно, чтобы продлить удовольствие: Ахмадей ни разу не видел меня таким чистеньким. Пусть знает: если захочу, стану чистеньким не хуже Яши. Только мне не нравится быть воспитанным, охоты особой нет…
        Мой друг выказывал все признаки нетерпения.
        - В зубы — раз! В морду — два! — хмуро бормотал он, косясь на меня.
        - За что? — крикнул я, замедляя шаги.
        - За дело! С кладом надул? Надул!
        - Так ведь это не я, а Яшка, — напомнил я.
        - А кто говорит, что это ты? — пробурчал Ахмадей. — Третий час поджидаю его, да всё не появляется. Держись, Ахмадей!
        Яшку, конечно, следовало проучить: вот уже два дня он не заикался про клад, а если мы заговаривали, начинал смеяться.
        Однако я не особенно одобрял и планы Ахмадея. Ну, подерутся, поссорятся, и сразу станет скучно. Да и вообще, как однажды сказал дядя Яфай, драка — это не метод.
        - Проучить следовало, да иначе, — заметил я Ахмадею, на всякий случай держась от него на расстоянии.
        - Не одобряешь, значит?
        - Не одобряю.
        - Защищаешь?
        - Нет, не защищаю, — сказал я. — Следует так проучить, чтобы весь век помнил.
        Ахмадей, как всегда, когда ему возражали, сердито буркнул:
        - Что предлагаешь?
        - Пока планов никаких нет, но…
        - А нет планов, так молчи!.. В морду — раз, по башке — два!..
        Мой друг заложил руки за спину и начал ходить взад и вперёд.
        Так делал старый генерал в отставке, который жил в нашем дворе на первом этаже. Мы иногда наблюдали за ним в окно и вообще дружили: он был добрый и не раз разговаривал с нами. Ахмадей тоже мечтал стать военным и вот теперь, как видно, репетировал.
        - Может, Яшку судить следует, а? — предложил я наобум.
        - Судить, говоришь? — сразу остановился Ахмадей.
        - Конечно, — заторопился я. — За обман товарищей и враньё…
        Ахмадей задумался.
        - Наверно, подходящей статьи нет.
        - Придумаем, ежели нет. А судить его следует.
        - Впрочем, насчёт статьи выясним. Сбегай к Люции. Не может быть, чтобы в их библиотеке не было судейских книг!
        - Статью найду, — заверил я Ахмадея. — И сам буду прокурором!
        Гляжу, ему не понравилось моё заявление.
        - Нет, не станешь ты прокурором. У настоящего прокурора и голос должен быть авторитетным — допустим, как мой, — и кулаки крепкие…
        Думаю себе: перегнул Ахмадей — зачем прокурору крепкие кулаки? Однако спорить с ним было бесполезно.
        - Что ж, согласен и на судейство, — примирительно проговорил я.
        Ахмадей вскипел:
        - Я сам его буду судить, потому что я зол на него!
        - Я тоже зол! — заупрямился я. — Он у меня кишку отбирал!
        Мой друг насупился:
        - Так и быть, в свидетели тебя выдвигаю. Мало тебе этого? Будешь заседателем. Знаешь, какие права у народного заседателя?
        Ну что ж, думаю, придётся согласиться на заседателя. Без заседателя тоже нельзя заседать!
        Суд идёт!
        Суд — канительное дело. В этом мы убедились с первого же шага… Ещё если бы нам приходилось судиться! А то никакого опыта. С одной этой статьей, сколько было возни.
        Люция вынесла из отцовской библиотеки три сборника законов. Ни в одном из них мы не нашли подходящей статьи про обман товарища… Вот ведь, значит, не предусмотрели!
        Конечно, если бы с нами был сам Яшка, он живо придумал бы что-нибудь. Однако Яшка не показывался. Кроме того, до поры до времени мы должны были скрывать от него свои планы. Оставалось одно: самим придумать наказание.
        - Как ты думаешь, ежели связать его… Но я сразу отверг этот план:
        - Связывают только на кораблях. Я в кино видел…
        - Так что же делать?
        - Оштрафовать его — так откуда он деньги возьмёт? — начал рассуждать я. — Посадить в тюрьму хоть ненадолго? Нет во дворе тюрьмы!.. Все наказания какие-то однообразные! Может, высечь шомполами? Но это только при крепостном праве делали… И вообще, что высечь, что отколотить — никакой разницы!
        Ахмадей вышел из терпения:
        - По-твоему получается, что его нельзя тронуть даже пальцем! Какой же это суд, ежели не наказывать?
        Я и сам понимал правоту Ахмадея. Тёр ладонью лоб, за уши хватался: иногда это помогает, чтобы мысль быстрее работала.
        - Ну, вот что: довольно разговоров! — Ахмадей стукнул кулаком по ящику, на котором сидел. — Запрём его на месяц в сарае!
        Тут во мне заговорило чувство жалости: целый месяц просидеть в сарае!
        - Знаешь, — сказал я неуверенно, — на месяц, по-моему, долго.
        Ахмадей неодобрительно покачал головой:
        - А ещё в прокуроры просился!
        - Так ведь родители будут искать его, — не сдавался я. — Ещё и нам самим попадёт!..
        Ахмадей задумался.
        - Что ж, ничего не остаётся: запрём на один день и строгий выговор объявим.
        Это еще, куда ни шло, и я согласился.
        В тот вечер мне пришлось быть не только народным заседателем, но и милиционером. Около восьми часов вечера, когда малыши убрались по домам, а из окон стал доноситься звон посуды, я арестовал Яшку на площадке четвёртого этажа.
        Яша заинтересовался арестом:
        - Мы ни разу не играли в милиционеров. Кому это пришло в голову? Вот здорово! Только договоримся так: я буду милиционером, а ты задержанным. Мне это больше подходит.
        - Помалкивай! Будешь объясняться с Ахмадеем, — сказал я сурово.
        В сарае, куда я привёл Яшку, было темновато. Ахмадей сидел на ящике, и лицо у него было строгое. Общий вид судьи портили только рыжие волосы, которые уж очень топорщились. Но что поделаешь, коли они такие непокорные!
        - Послушай-ка, Ахмадей, — обратился к нему Яша. — Здорово это ты придумал! Должен сознаться, ни в одном городе мне не приходилось играть в милиционеров.
        Судье, наверно, не понравилось поведение арестованного. Он поднялся на ноги.
        - Шутки в сторону! Хватит, доигрались, — сказал он. — Так и знай: мы решили тебя засудить.
        Яша с удивлением оглянулся на меня.
        - Будем судить строго и за обман товарищей, и вообще, — подтвердил я.
        У Яши постепенно менялось лицо. Вдруг у него раскрылся рот, и он начал хохотать, одной рукой придерживая живот, другой — штаны.
        - Нет такой статьи, чтобы судить меня, — проговорил он, давясь от смеха.
        Меня рассердили его нахальные слова. Что есть мочи я крикнул:
        - Прекратить! Суд идёт!
        Яша сразу осекся и сделался дисциплинированным. Теперь он не хохотал.
        - Ну что вы, ребята! — сказал он, поглядывая то на меня, то на Ахмадея. — Я могу вам придумать другую игру, поинтереснее. Хотите?
        Но Ахмадей уже вошёл в роль:
        - Именем закона, — сурово проговорил он, одним глазом косясь на меня, — мы привлекли к суду Яшку, именующего себя Чёрным плащом, за обман товарищей…
        Ахмадей сделал передышку и опять покосился на меня.
        - И вообще… — подсказал я.
        - И вообще! — живо подхватил Ахмадей.
        - А ещё за подлог, — опять подсказал я. — Он сам подбросил монету в яму, чтобы мы поверили в клад.
        - Неправда! — воскликнул Яша.
        - Нет, правда! — подтвердил я. — Ты показывал эту монету ещё тогда, когда хотел отобрать кишку.
        Яша рванулся к двери, чтобы улизнуть, но я всё время был настороже — живо загородил ему дорогу. Яша ожесточился:
        - Не признаю я ваш суд!
        - Ах, вот как! — закричал Ахмадей. — Мансур, связать его!
        Я вытащил из кармана бечёвку, и Яшка сразу стал уступчивее.
        - Во всех городах, где я жил до сих пор, у меня было много друзей, — проговорил он. — Но таких, как вы, не было. Судить товарища! И за что? За купцов, которые для вас сокровищ не спрятали. Мечтали быстренько разбогатеть, да не вышло!
        После его речи, высказанной вне очереди — раньше прокурора, — мне стало грустно. Действительно, разве можно наказывать Яшку из-за проклятых купцов?
        - А ты помалкивай, пока тебе не дали слова, — попытался утихомирить его Ахмадей, но ничего из этого не вышло.
        - Хотели разбогатеть! — горячо продолжал Яша. — Всё себе да себе! Нет, чтобы про других подумать. Про всех, про город свой подумать!..
        - А что мы можем думать про город? Разве мы горсовет? — спросил я, стараясь отвлечь Ахмадея от суда.
        - Люди уморились от жары, вот что! — Яша повернулся ко мне: — Тридцать градусов! Дышать нечем! Об этом вы не думали?
        - Так что ж из того, что жара, — попробовал возразить я. — При чём тут мы?
        - «При чём»! — развёл руками Яша. — Арыки можно создать, как в Ташкенте. Для начала в центре, а потом повсюду.
        Заметив наш интерес, Яша с жаром продолжал:
        - Никому в голову не пришла мысль про арыки, а нам пришла!
        Я всё ещё держал в руках верёвку, но тут решил незаметно бросить её в угол. Наш суд явно провалился.
        - Про арыки я тоже думал, да только до поры молчал, — высказался наконец Ахмадей. — Теперь, пожалуй, наступило время!
        Так нам пришлось отказаться от суда и переключиться на благоустройство города.
        Арыки на нашей улице
        Весь следующий день мы занимались обсуждением Яшиного проекта. Первый арык решено было пустить по нашей улице. Сначала неясно было с водой: действительно, не отводить же её из реки — тут и с бульдозером на полгода работы хватит! А там жара кончится.
        Однако вопрос решился неожиданно просто.
        - Водопроводные краны!.. На улице!.. — неожиданно выпалил Яша.
        Мы с Ахмадеем даже затанцевали от радости. Ох и голова же у этого Яшки!
        Яша тут же сбегал домой, принёс лист бумаги и принялся вычерчивать план улицы. А Ахмадей ходил, заложив руки за спину, и диктовал ему:
        - Первый водопроводный кран у здания двадцатого магазина. Потом идёт наш. Ещё один кран рядом с ювелирным магазином. Потом — здание почты.
        - А на той стороне? — напомнил я. — Забыл, что ли?
        Всего решили открыть шесть кранов.
        Ключ для открывания этих самых кранов поручили достать мне. И понятно: я сын дворника, не лезть же чужим людям в карман маминого фартука!
        Когда всё было готово и Ахмадей дал команду приступить к операции, произошла заминка.
        Меня давно мучило одно сомнение, и вот в последнюю минуту я решил поделиться им с товарищами:
        - А уши не надерут? Как думаете?..
        Ахмадей и Яша отнеслись к моему предположению серьёзно.
        - Опять придётся ждать ночи! — в сердцах сказал Ахмадей.
        А Яша даже произнёс целую речь.
        - Конечно! — говорил он, горько усмехаясь. — Со взрослыми всегда так! Можно самое распрекрасное дело придумать — и никакого понимания! «Это не детское дело!», «Пожалте на техническую станцию!», «Поговорите с вожатым!» — Яша так размахивал руками, что нам с Ахмадеем пришлось посторониться. — И главное, своей же пользы не понимают! Конечно, арыки — пустяки, так, плюнуть, а насколько лучше жить станет! Вот увидите — наутро раскричатся. А немного подышат прохладным воздухом — сами благодарить нас будут!..
        Но делать пока было нечего, и мы долго сидели за гаражом, ожидая, пока опустеют улицы. Даже ужинать не пошли.
        Уже несколько раз во двор выходили наши мамы — Ахмадея и моя. Яшина мать была артистка и работала вечером.
        - Твой дома? — спрашивала моя мама.
        - Нет. А твой?
        - Тоже нет.
        - Опять куда-то улизнули!
        - Ну что за ребята!
        - Добегаются! — мрачным голосом заявила мама Ахмадея. — Мой совсем от рук отбился… Ахмадей, где ты? Ахмадей!
        Но мы не отвечали.
        - На этот раз я ему не спущу! — пригрозила мама Ахмадея, скрываясь в дверях.
        Вскоре и моя мама ушла домой.
        - Ну что, не пора? — спросил я.
        - Погоди… вон, видишь, пешеходы. Из театра возвращаются, — сказал Яша.
        Волей-неволей пришлось сидеть и ждать. А тут ещё мысли разные лезли в голову. Ахмадей тяжко вздохнул:
        - Опоздали мы на свет родиться! На всё опоздали!.. Всё без нас понаоткрывали. На полюсах побывали, на дно океана опускались. Ничего нам не оставили! Вот такие дела, ребята!.. Остаётся одно: арыки пускать…
        В эту минуту не один Ахмадей испытывал горечь от сознания, что поздно на свет родился. Схватившись обеими руками за непокорные рыжие волосы, Ахмадей воскликнул:
        - Мне на луну охота попасть, никак не ближе! На луне никого ещё не было. Вот возьму и полечу! Только бы мне настоящих друзей!..
        Но вот исчезли последние прохожие, и мы приступили к делу.
        Мне, сыну дворника, не привыкать открывать краны. В течение пяти минут мы пустили воду в трех местах. Чистая и холодная вода понеслась вдаль тротуара.
        А возле ювелирного магазина пришлось повозиться. Ночной сторож подозрительно покосился на нас. Однако всё обошлось благополучно.
        Теперь вода шла из пяти кранов, канава вдаль тротуара наполнилась почти наполовину.
        - Идите на ту сторону! — приказал Ахмадей.
        - Есть!
        Мы говорили отрывисто: торопились, боясь, что нам кто-нибудь помешает.
        - Только бы не перебежала дорогу черная кошка, — проговорил Яша, который знал все приметы и по ним предугадывал все события. — Чёрная кошка — невезенье!
        Не успел он сказать, как со двора аптеки, что стоит на углу, выбежала кошка и шмыгнула на ту сторону.
        - Чёрная! Теперь всё пропало! — произнёс Яша.
        - Она была не совсем чёрная, а серая, вроде нашей. Только у нашей кошки голова белая, — успокоил я его.
        Несмотря ни на что, мы решили продолжать работу.
        - Мансур, за дело! — скомандовал Яша.
        И в эту минуту почти рядом с нами раздался свисток.
        - Я вам, окаянные! — кричал сторож, тяжело топая сапогами.
        Сторож, который стоял у ювелирного магазина, тоже побежал к нам.
        - Врассыпную! — приказал Ахмадей.
        Мы бросились в разные стороны. Я побежал от дома, чтобы скрыть, где мы живём.
        Я знал, что сторож меня не догонит, беспокоил только его свисток. Поэтому я бросился в переулок; слышу — гонится. Хотел спрятаться во дворе — там залаяли собаки. Забор на другой стороне — высокий, не перелезешь!
        Пришлось выбираться на другую улицу. Я бегу — сторож за мной. Заворачиваю за угол — он тоже.
        Оставалось шмыгнуть во двор почты. Вижу — лестница, здание высокое. Думаю, не полезет же сторож за мной на крышу.
        Уже сидя на крыше, я отдышался. Ах, до чего же хотелось скорее дожить до того дня, когда ликвидируют должность ночного сторожа! Когда это произойдёт? Лет через пять или десять? Но я твёрдо уверен в одном: при коммунизме вовсе не будет ночных сторожей.
        А пока их надо было остерегаться нам, мальчишкам, совершающим подвиги. Поэтому я целый час просидел на крыше, не рискуя спуститься.
        Кто предал Фатыму?
        На другое утро мне пришлось снова наряжаться, чтобы навестить Фатыму. Занявшись судом и арыками, я за три дня так и не сумел побывать у неё.
        Про ночные приключения я решил не рассказывать — ещё высмеет.
        Наконец, собравшись с духом, я открыл дверь.
        - Спасибо, что пришёл, — улыбнулась мне Фатыма. За неделю, которую я тут не бывал, в квартире кое-что изменилось. Вижу, новый радиоприёмник купили, на маленьком столике лежала стопка книг. Под столом шуршал ёж: наверно, это отец ей принёс.
        Фатыма всё время следила за моими глазами, потом сказала:
        - Это, чтобы я не скучала.
        Я посмотрел на заголовки книг — все новые! Выключил радиоприёмник, заглянул под стол — ёж уже спрятался за диваном.
        - Возле тебя можно посидеть?
        - Конечно. Возьми вон ту табуретку.
        Я сел у изголовья, поджав ноги и сложив руки на коленях. Сидел и смотрел на неё. Я всегда любил на неё смотреть. У неё был такой красивый прямой нос, хоть куда! Мне бы такой нос!
        - Ты из-за меня нарядился? — спросила Фатыма. Я покраснел и опустил голову.
        - Спасибо! — проговорила она тихо.
        Я с благодарностью поднял на неё глаза.
        - Я хотел тебе принести книгу почитать, как в настоящем госпитале, — сразу, одним духом, сообщил я.
        - Я перечитала массу книг, — сказала она. — Я успеваю почитать и помечтать. Знаешь что, Мансур, как только поднимусь на ноги, мы сходим, поищем дом писателя Аксакова. Ведь он наш земляк… В его книге про нашу Уфу написано…
        Но тут разговор пришлось прервать. С работы вернулся её отец. Он разделся, потом подошёл к дочери:
        - Ну, как ты себя чувствуешь? Доктор был?
        - Был. Сказал, дня через два можно выходить, — сообщила Фатыма.
        Папа её задумался — наверно, что-то вспомнил.
        - Всё это хорошо, — сказал он вдруг. — Плохо одно, что ты нам сказала неправду.
        Фатыма густо покраснела. Я — тоже.
        - Выясняется, что тебя ударил Ахмадей, — добавил её папа. — Зачем ты скрыла это? Нас твой поступок огорчил.
        Фатыма закрыла лицо руками.
        - Меня предали, — прошептала она. — Сами упросили не говорить, а сами…
        Я немедленно улизнул. Уж очень неудобно было сидеть и молчать. И потом, я боялся, что меня спросят про это дело.
        «Кто же мог её предать?» — спрашивал я себя, перебирая а памяти всех кладоискателей.
        Ахмадей ни за что бы не проболтался. У Искандера слова силком не вытянешь. Яшка вряд ли… Оставался один человек — Маня. Она у нас болтушка и не может не вмешаться в разговор. «Если она, надо проучить», — решил я, пообещав себе выяснить эту историю.
        Где этот дом?
        С того дня, как Люция отказалась сознаться в своих ошибках, все девчонки нашего двора перестали с ней водиться. Теперь Люция всё время сидела дома, а если ходила гулять, то только с мамой. Она всячески доказывала девочкам «Большого оркестра», что может преспокойно обойтись и без них.
        В свою очередь, остальные девочки придумывали всякие новые и шумные игры, чтобы показать Люции, как им весело живётся. После ранения Фатымы девочки присмирели. Все они ожидали того дня, когда Фатыма снова появится среди них.
        Поиски дома Акасакова, о чём со мной говорила Фатыма, пожалуй, были задуманы не без задней мысли. Так мне, во всяком случае, показалось. Девочки лишний раз хотели поранить сердце гордой Люции, не иначе.
        Я успел рассказать о затее Фатымы моим друзьям. Как ни странно, Ахмадей сильно заинтересовался:
        - Что ж, и мы сходим с ними. Мне тоже интересно взглянуть на дом Аксакова…
        Яша, наоборот, не поддержал эту идею.
        - В Ялте я видел дом Чехова, а в Киеве памятник Шевченко, — похвалился он. — Куда вашему Аксакову до Чехова или, скажем, до Шевченко!
        Я понимал, что Ахмадей постоит за своего земляка, даже не остановится перед тем, чтобы пустить в ход кулаки. Не желая драки, я вмешался в спор.
        - Писатели все хорошие, — заявил я. — На мой взгляд, плохих не бывает.
        Покосившись на хмурое лицо Ахмадея, Яша согласился:
        - И то, правда!
        В это время раздался какой-то шум. Мы оглянулись. По двору шла Фатыма с подругами. Девочки от радости говорили наперебой, не слушая друг друга. Шумели, как на базаре.
        - Пойдём, — решительно заявил Ахмадей.
        Мы втроём направились навстречу девочкам. Однако чем ближе мы подходили, тем явственнее менялось лицо Фатымы. Наконец улыбка совсем исчезла с её лица.
        - Здравствуй, Фатыма! — необычно вежливо приветствовал её Ахмадей. — Я прослышал, что собираетесь на поиски дома Аксакова. Мы, мальчики, тоже с вами. На окраине злые собаки, и вообще можете положиться на нас…
        Ещё никогда я не слышала такой длинной речи из уст Ахмадея. Зато никогда я не видел и такого сердитого лица, как у Фатымы, когда она выслушивала Ахмадея.
        - А кто тебя просил идти с нами? — вдруг спросила Фатыма. — Только не я. Если и пригласим мальчиков, то не тебя.
        Ахмадей побледнел, что-то хотел сказать, но запнулся.
        - Ты предатель! — крикнула ему Зуляйха.
        - Пойдём, Фатыма, — сказала Маня, подчёркивая своё пренебрежение к нам.
        Мы остались стоять, а они, гордо повернувшись, пошли прочь.
        - Ах, так! — вскипел Ахмадей. — Сейчас я её проучу!
        Он и в самом деле собирался кинуться вслед за девчонками.
        - Стой! — закричал я, повисая на его руках. — Я тебе всё объясню!..
        Мой дерзкий поступок не столько обидел, сколько удивил Ахмадея: ещё никто не осмеливался так обращаться с ним.
        - Фатыму, в самом деле, предали, — торопливо заговорил я. — Ей попало за то, что она скрыла твою вину. А ты ещё собираешься её побить!
        Не знаю, что произошло в душе моего друга, но, минуту подумав, он сказал:
        - Не хочется руки марать. Ну, их!
        - А я пойду с ними! — дерзко заявил я.
        - Не пойдёшь! — нахмурился Ахмадей.
        - Если я не пойду, то они возьмут другого мальчика, того рябого — помнишь, с которым я на бокс дрался? Вот увидишь…
        Насчёт мальчика я, конечно, придумал. Но Ахмадей сразу согласился.
        - А мне что? — оскалился он. — Валяй! Хоть на край земли топай!
        На следующий день, перед походом, Фатыма рассказывала девочкам про Аксакова:
        - В его книге говорится о том, как он любовался разливом Белой, стоя у парадного подъезда. Ещё никто не нашёл его дома, а мы найдём…
        По этой единственной примете, девочки решили найти дом Аксакова.
        - Девочки, а собаки нас не покусают? — спросила Зуляйха.
        - Я пойду с вами! — проговорил я гордо, сознавая, какой благородный шаг совершаю. — У меня есть железная палка для злых собак.
        - А я боюсь мальчишек! — жалобно проговорила Маня.
        - Пусть только попробуют! — сказал я и начал засучивать рукава, совсем как Ахмадей.
        Как я и думал, мои слова совершенно успокоили Маню.
        Наша группа отправилась на окраину города, на крутые склоны гор, где ещё лепились старые низенькие дома.
        Мы долго бродили по узким улочкам и неровным переулкам. Останавливались у многих старых домов. Но ни один из них нам не нравился.
        - Этот недостаточно старый. Аксаков в нём не мог проживать, — браковала дома Фатыма.
        Один старый дом мне понравился, но девочки отвергли и его:
        - Писатель жил в большом доме. У него, конечно, был кабинет…
        А Маня добавила:
        - И ванная комната.
        Её заявление вызвало смех. Кроме нее, все понимали, что в старое время ванных комнат в уфимских домах не было.
        Окончательно устав и не найдя дома Аксакова, мы решили зайти в сад имени Салавата Юлаева, чтобы перекусить. Всем это предложение понравилось.
        Развернув свои узелки, девочки начали кушать. В эту минуту рядом с нами упал большой камень, наверно пущенный кем-то через забор. Я живо вскочил. Второй камень чуть не угодил в меня.
        - Сейчас узнают, как бросаться! — проговорил я, поднимая камень.
        За забором раздался дружный свист. Потом на забор ловко забрались четверо мальчишек, строя нам отчаянные рожи.
        - Их четверо, — сказал я Фатыме. — Пожалуй, лучше бежать.
        Но Фатыма решительно воспротивилась этому.
        - Никуда мы не пойдём, — сказала она. — Ничего они нам не сделают. И потом, я твёрдо решила воспитывать характер.
        Зуляйха не послушала её и бросилась к воротам. Нападающие, вероятно, только этого и ждали. Они живо скатились с забора и подбежали к нам.
        - Ну-ка, освободите сад! — приказал лобастый мальчишка, с глазами чёрными, как пуговицы.
        Он было замахнулся на Фатыму, но та не двинулась с места, только смотрела ему прямо в глаза.
        - Чего уставилась? — удивился лобастый. Фатыма молчала, и мальчик, видимо, смутился.
        - Чудная какая-то! — оглянулся он на товарищей. — Молчит и смотрит…
        - Смотрю, какой ты герой, — сказала Фатыма. — Понравился ты мне.
        Мальчик покраснел и стал корчить рожи, но больше уже не замахивался.
        - Видали мы таких! Шляются тут!..
        - Мы следопыты, — сказала ему Фатыма.
        - «Следопыты»! — продолжал кривляться мальчик. — Не следопыты вы, а девчонки!
        - Нет, следопыты, — возразила Фатыма. — А следопыты не боятся ни волков, ни мальчишек.
        Кто-то из товарищей лобастого засмеялся. Я поглядел в их сторону и узнал рябого мальчика, того самого, который участвовал в нашем матче. Вот ведь какое совпадение, а я как раз наврал Ахмадею, что Фатыма может позвать его. А ещё говорят, что чудес не бывает!
        - Эй, послушай! — крикнул я мальчику, желая возобновить отношения. — Мы уже знакомые! Помнишь, как на вес пуха дрались?!
        Мальчик, видно, узнал меня, но ничуть не обрадовался.
        - А это — сестра Искандера, — напомнил я ему, показывая на Фатыму. — Помнишь Искандера, с которым ты тоже дрался?
        Мальчик посмотрел на Фатыму, подумал и подошёл к лобастому:
        - Послушай, Сагит… Я их знаю. Она знакомая одного парня, боксёра. Брат его мамы — муж моей тёти. Я был у них во дворе…
        Это заступничество очень обрадовало Зуляйху и Маню. Всё это время они стояли в стороне, готовые обратиться в бегство.
        - Мы ищем дом Аксакова и никак не можем найти, — обратилась Зуляйха к лобастому мальчику, понимая, что он тут самый главный.
        - А кто он такой, твой Аксаков? — спросил тот.
        - Писатель. Книги писал. Он жил на этой улице, — объяснила Фатыма.
        Лобастый бросил на неё подозрительный взгляд.
        - Честное слово, с парадного хода его дома была видна Белая, — затараторила Маня. — Если не верите, в книге прочитайте…
        - Тут кругом видна Белая, — хмуро сказал мальчик и повернулся к товарищам: — Пойдём, ребята, нечего с ними попусту время тратить!
        Но Фатыма загородила им дорогу.
        - Нет, мы вас так просто не отпустим, — решительно заявила она. — Если вы храбрые и никого не боитесь, то проводите нас, пока мы ищем дом Аксакова.
        Мальчики отошли в сторону и стали совещаться.
        - Ладно, так и быть, проводим, — пообещал лобастый.
        И всё-таки нам не удалось отыскать дом писателя. Зато мы познакомились с новыми мальчиками и пригласили их в гости в «Большой оркестр». Они обещали. А я подумал, что лобастому понравилась Фатыма: уж очень он сопел, когда смотрел на неё.
        Обратно мы шли пешком и очень устали. Маня натёрла ногу и хныкала.
        - Аксаков, наверно, никогда не плакал, — сказала ей Зуляйха.
        - Он не носил ботинки, которые жали, — попыталась оправдаться Маня. — И не натирал себе пальцы.
        Но Фатыма не простила ей её слабости.
        - Маню больше брать не будем, — сказала она. — Пусть сначала выработает у себя характер…
        Я не стал защищать Маню: ведь это, наверно, она выдала Фатыму.
        День рождения
        Прошло окаю месяца с тех пор, как девочки перестали играть с Люцией, и все как-то привыкли к её отсутствию.
        Между тем Люции исполнилось двенадцать лет. Об этом знали все девочки. А надо сказать, что Фатыма в особую тетрадку записала дни рождения всех подруг. Это делалось для того, чтобы обставить эти дни, как праздники. Все девочки должны были написать поздравительные письма и опустить их в почтовый ящик на дверях квартиры. Всем приятно получить сразу десять или двенадцать писем.
        В день рождения Люция проснулась раньше всех в доме. Набросив халат, она побежала к двери и торопливо стала открывать замок почтового ящика. Но там не оказалось ни одного письма!
        Она ещё не хотела верить, что подруги совсем отвернулись от неё.
        «Пока ещё рано. Верно, все спят. Они не могли забыть, что у меня день рождения», — сказала она себе.
        В девять часов Люция снова заглянула в почтовый ящик. Её сердце сжалось. Впервые в жизни она испытала горечь: писем не было. Она заметалась по комнате. Папа торопился на работу, мама была занята на кухне, и никто не знал, что творится в душе Люции.
        В четвёртый раз, проверив почтовый ящик, она поняла, что подруги не простили её. Волнуясь, Люция подняла телефонную трубку и позвонила Зуляйхе.
        - У меня день рождения, — робко напомнила она. В ответ из трубки донёсся далёкий и будто чужой голос:
        - Я одна ничего не могу поделать. Все девочки решили с тобой не знаться…
        Люция поймала Маню на площадке.
        - Приходите в гости. Сегодня я родилась… — сказала она.
        Маня потупила взор.
        - Я хочу, но не могу, — ответила она, сбегая по лестнице.
        Надо было идти к Фатыме с поклоном. Иного пути нет. Люция раз десять собиралась поговорить с Фатымой, но каждый раз у неё не хватало мужества.
        «Иного пути нет! — решила она теперь. — Надо объясниться!»
        С этой мыслью вышла она во двор. Девочки весело играли в прятки. Люция подошла к Фатыме.
        - Я ошиблась, — сказала она. — Я обманывала маму. И не только тогда, с мороженым, но и до этого. Я поняла, что делала плохо. Даю тебе честное слово, что больше никогда не буду обманывать!
        Фатыма готова была расцеловать подругу — так хорошо стало у неё на сердце. Однако она сдержала себя, потому что уже начинала вырабатывать характер.
        - Это мало, что ты осудила свой поступок, — произнесла она, вспомнив слова одного героя из книжки. — Надо, чтобы все девочки простили тебя…
        Люция подождала, не добавит ли Фатыма что-либо к сказанному или, может, пригласит играть в прятки. Но ни того, ни другого Фатыма не сделала.
        Тогда Люция пошла домой и написала письма остальным девочкам «Большого оркестра», то есть Зуляйхе и Мане.
        «Я поняла, что такое дружба, — писала она. — У меня есть папа и мама. У нас очень просторная квартира. Я имею отдельную комнату и очень много игрушек. Но без настоящих друзей нет настоящей жизни. Я поняла свою ошибку и даю честное слово исправиться. Поверьте мне и в знак доверия приходите ко мне в гости на день рождения. Мой адрес вам знаком: второй этаж, десятая квартира. Жду в пять часов дня».
        Приглашение получили и мальчики.
        Праздник не получился
        Получив письма, девочки собрались вместе и обсудили поступок Люции. Им понравилось её чистосердечное признание, и все решили простить подругу. Со светлым чувством переступили они порог десятой квартиры, на втором этаже.
        Фатыма принесла в подарок книгу «Овод», которую очень любила. Зуляйха не пожалела свою вышивку, которую только что закончила. А Маня принесла вязаные чулки. Их связала её бабушка.
        Из мальчиков никто, кроме меня, не пришёл в гости.
        - Ещё придут, — успокоила Люцию её мама. Именинница показала нам свои подарки: шерстяное голубое платье и туфли. Папа купил ей фотоаппарат. Кроме того, были подарки от знакомых и родственников.
        Люция не скрывала своей радости. Как не радоваться таким богатым подаркам! И ещё она очень гордилась своей комнатой: широкое окно на улицу, все стены в вышивках и картинках. На столике всякие безделушки. Кровать деревянная, красивая.
        - Это под карельскую берёзу, — пояснила Люция. — Папа в Риге купил.
        Потом Люция показала книжный шкаф.
        - Его сделали в Румынии! — похвалилась она.
        - Почему же там мало книг? — спросила Фатыма, приоткрыв дверцу.
        - Там я буду хранить сервиз. Мама обещала купить мне большой сервиз в приданое…
        Услышав ответ Люции, Фатыма усмехнулась. Зуляйха вздохнула, а Маня опять задала вопрос, так как многого ещё не понимала:
        - А что такое приданое?
        - Приданое дают, когда замуж выходят, — обстоятельно объяснила нам Люция.
        - А разве ты выходишь замуж? — не унималась Маня.
        Все рассмеялись.
        Целый час заводили мы патефон и пели песни про школу, про студентов и про то, как «Над рекой стоит город небольшой». А мальчики всё не появлялись, хотя Люция через каждые пять минут подбегала к двери и прислушивалась.
        Как я видел, без мальчиков праздник не клеился. Я это хорошо понимал, хотя девочки и пытались показать, что им одним даже веселее. Я знал, что Ахмадей обиделся на Фатыму, поэтому не пришёл в гости. И Яше, наверно, не разрешил.
        Когда мы садились за стол, то Маня сказала:
        - Сегодня в нашем магазине апельсины продавали.
        В самом деле на столе не было апельсинов. Люциина мама смутилась и строго сказала:
        - Моя милая, в гостях не принято требовать. Кушают, что есть на столе.
        Маню очень обидело это замечание. Маленькая, а всё поняла. Она надулась и вышла из-за стола.
        - Я пойду от вас, — громко сказала она. — Мне плакать хочется.
        Все растерялись. Воспользовавшись этим, Маня осторожно закрыла за собой дверь. Люция вспыхнула и, схватив Мании подарок, стремглав бросилась вдогонку.
        На лестнице она вернула Мане вязаные чулки, сказав:
        - Мне твой подарок не нужен. Как-нибудь обойдусь…
        Однако праздник уже испортился. Все сидели и молчали, опустив глаза на скатерть.
        - Ещё эти противные мальчишки не пришли, подумаешь… — проговорила Люция, обидевшись на моих товарищей.
        - Ты права, — согласилась её мама. — Удивительно невоспитанные ребята!
        - Они уж не такие плохие, как кажется с первого взгляда, — ответила Фатыма, густо покраснев. — Их можно перевоспитать.
        - Неужели? — улыбнулась Люциина мама.
        Мне тоже не понравился этот разговор. О человеке нельзя говорить плохое в его отсутствие.
        Так, наверно, подумали и девочки. Все поспешно начали прощаться, пряча глаза.
        Так не удалось отпраздновать день рождения Люции.
        Матч
        Дня через два девочки во главе с Фатымой заглянули в сарай, где сидели мы.
        Так не бывало ещё ни разу. Мы с любопытством взглянули на девочек.
        - Стало завидно, не выдержали! — усмехнулся Яша. Девочки держались кучкой; видно было, что они неспроста посетили наш укромный уголок.
        Не обращая внимания на насмешку, Фатыма подошла к Ахмадею:
        - Мы пришли вас пригласить играть вместе. Наверно, она хотела сдержать слово — перевоспитать нас, мальчиков, как обещала.
        Ахмадей неожиданно расхохотался.
        - Ха… ха… ха!.. — корчился он. — За нами пришли? Значит, не можете без нас?
        - Ты не смей издеваться! — взвизгнула Маня. — Мы, может быть, пришли предложить дружбу…
        Фатыма сердито оглянулась на неё, будто недовольная словами Мани, потом проговорила:
        - Мы пришли вас пригласить на волейбол.
        Никто не тронулся с места. Ахмадей и Яша сидели рядом, посмеиваясь. Фатыма тряхнула головой и неожиданно громко сказала:
        - Вижу, что трусите! Куда вам с нами тягаться! Мы скоро на первенство города будем играть. Если не хотите, не надо!
        - И потом, у нас уже есть один мальчик! — сказала Маня.
        - Кто же это? Хотел бы на него посмотреть! — презрительно сказал Ахмадей, но я заметил, что новость эта сильно его задела.
        Как вы понимаете, нам очень хотелось узнать, что за мальчика раздобыли себе наши девочки. Посовещавшись, мы решили принять вызов.
        И вот, придя на волейбольную площадку, я увидел… как бы вы думали кого?.. Рябого мальчика!
        «Ай да тихоня! — удивился я. — Прошлый раз и десяти слов не сказал, а тут — здрасьте пожалуйста! — пришёл к нашим девчонкам!»
        - Это Мурат, — сказала Фатыма и посмотрела на Ахмадея.
        Но Ахмадей не стал знакомиться.
        - Тоже мне мальчишка! — проворчал он. — Пусть играет в девчачьей команде.
        Первую игру выиграли мы, вторую — девочки с Муратом. Оставалась третья, решающая. У нас хорошо подавали мяч Искандер и Яша. Ахмадей был знаменитым гасильщиком. Мы старались не ударить лицом в грязь.
        Девочки играли более дружно. Они редко роняли мяч. И это понятно: девочки с малолетства привыкают к мячу. Особенно ловко пасовала тройка: Фатыма, Люция и Мурат. Просто засмотришься!
        И вот счёт стал два — два. Потом три — три. Девочки вырвались вперёд. Счёт стал семь — пять.
        - Поднажмём, ребята! — крикнул Яша. Поднажали. Подняли счёт в нашу пользу: десять — девять.
        Снова их тройка оказалась у сетки. Мяч принимала Люция, подавала его Мурату, тот — Фатыме. И Фатыма сильным и быстрым ударом посылала мяч в правый угол, где стоял Ахмадей.
        Пропустив два мяча, Ахмадей стал волноваться.
        Счёт стал одиннадцать — десять.
        А Фатыма всё била в правый угол, точно дразня незадачливого Ахмадея. Счёт стал тринадцать — десять, а потом и четырнадцать.
        Мы рассердились на Ахмадея.
        - Сматывай удочки! Я здесь встану! — подлетел к нему Яша.
        - Катись отсюда! — обиделся Ахмадей. — Больше я не пропущу ни одного мяча.
        Фатыма рассмеялась.
        - И пятнадцатый я подам тебе, Ахмадей! — сказала она.
        - Попробуй! — огрызнулся Ахмадей.
        Мяч подал Мурат. Его принял я и отдал Яше. Тот перекинул его через сетку. И вот мяч начал выплясывать на руках девочек. Мяч приняла Люция, передала Мурату. Мы не могли оторвать взгляд от мяча. Вдруг Фатыма подпрыгнула и точно послала его в правый угол.
        Ахмадей очень сильно отбил его, и мяч улетел с площадки.
        Игра прекратилась, началась ссора. Мы обвиняли Ахмадея, а он — Фатыму.
        - Она не по правилам играла! — шумел Ахмадей. — Нельзя подавать в одно и то же место.
        Мы расхохотались.
        Ахмадей покраснел как рак. А тут ещё Фатыма крикнула:
        - Я тебе мяч подавала по знакомству!
        Эту обиду никто бы не выдержал. Ахмадей подскочил к ней:
        - Извинись или будешь битой! Неожиданно для всех вмешался Мурат.
        - Ты что! С девчонкой собрался драться? — спросил он.
        Быть бы тут большой драке. Но всё произошло совсем иначе: чуточку побледнев, Фатыма медленно начала засучивать и без того короткие рукава.
        - Подойди поближе ко мне! — тихо сказала она Ахмадею.
        Мы все разинули рты. Этого даже от Фатымы никто не ожидал! Ахмадей уже собрал пальцы в кулак, но именно в эту минуту раздался отчаянный голос Мани:
        - Ахмадей, тебя мама зовёт!..
        Цветы
        Фатыма так и не успела приступить к перевоспитанию мальчиков: подошло первое сентября. Пришлось отложить все дела.
        А первое сентября было особенное. В этом году мальчики и девочки начинали учиться вместе. Сколько было разговоров вокруг этого события!
        Одним нравилось совместное обучение, другим — нет. Так, Люция потихоньку уговаривала девочек нашего двора пойти в школу с жалобой, чтобы отказаться от мальчиков. С ней не соглашалась Фатыма.
        - Я, например, их ничуть не боюсь, — доказывала она.
        Мамы даже возлагали большие надежды на совместное обучение.
        - Мы сами учились вместе с мальчиками и ничуть от этого не пострадали. Наоборот, старались учиться ещё лучше, — доказывала мама Фатымы.
        - Не могу не согласиться с вами, — поддерживала её Яшина мама. — Растут настоящими дикарями! Друг к другу подойти боятся. В прошлом году я выступала на выпускном вечере и вижу: девочки танцуют отдельно, мальчики — отдельно. Кому это нужно?
        Мы тоже обсуждали плюсы и минусы нового учебного года. Минусов было больше.
        - Пропало всё, ребята, — рассуждал Ахмадей. — Чувствую, не миновать мне беды. Хоть зимой, бывало, отдыхаешь от них.
        - Ни за что не соглашусь сидеть на одной парте с девчонкой! — говорил Яша.
        Я не выдержал и вмешался в разговор.
        - Наши девчата тоже не особенно рады, — сказал я, желая обелить их.
        - Как бы не так! — усмехнулся Ахмадей. — Держу пари, что им нравится с нами учиться!
        Не было ещё и семи часов утра, когда все школьники «Большого оркестра» высыпали во двор. Все в обновках, за исключением Ахмадея.
        - Ты чего? — удивился я, взглянув на него.
        - А что?
        - Брюки не того!
        - Чего — не того?
        - Не одет, говорю.
        - А что мне!
        - Разве в школу не пойдёшь?
        - Пойду.
        - Так что ж?
        Ахмадей рассердился:
        - Что пристал как банный лист! Ни за что новые брюки не надену! Чтобы меня барином обозвали?
        В самом деле, в этом старье он не походил на барина.
        Я ничего ему не сказал, но про себя учёл.
        Всех нас записали в одну шкалу. Володю — в седьмой класс «А», Искандера — в шестой «Б». Хуже всего пришлось Ахмадею и Яше: в пятом «А» оказались три наши девчонки: Фатыма, Люция и Зуляйха.
        Я перешёл в третий, а Маня шла в первый класс.
        Первого сентября в городе цветов было, как на Первое мая. Все мамы нашего двора купили большие букеты. Им хотелось, чтобы мы понесли их в школу.
        По этому поводу в сарае состоялся особый разговор. Ахмадей советовал идти без букетов.
        - Пусть девчата носятся с цветами, а нам что! — подтвердил Яша.
        Так и порешили. Даже Искандер поддержал нас, хотя с нами не сговаривался.
        - Как-то неудобно идти с цветами, — сказал он. Фатыма этим ничуть не огорчилась. Она разобрала оба букета и сделала один.
        Перед тем как выйти на улицу, я сбегал за сарай и в своём новом костюме повалялся на травке. Удостоверившись, что брюки испачканы и на них не осталось складок от утюга, я догнал наших мальчишек.
        - Куда бросим букеты? — спросил Яша.
        - В канаву, — посоветовал Ахмадей. — И давайте вместе. Раз, два, три…
        Покончив с этим делом, мы вразвалку зашагали к школе.
        В первый день Маню провожала её бабушка, которая несла портфель с двумя блестящими замками.
        Как я потом узнал, учительница понравилась Мане. Но вот беда: с первого раза трудно высидеть целых три часа за партой. Маня быстро устала. Кроме того, она проголодалась. Свой завтрак она съела ещё во время первой перемены.
        На третьем уроке Маня начала торопливо собирать свои книги. Потом, выйдя из-за парты, направилась к дверям. Все девочки с удивлением смотрели на неё.
        - Ты, Маня, куда собралась? — спросила учительница.
        - Я проголодалась, — объяснила Маня. — В это время дедушка садится кушать. Я тоже схожу поем. Я вернусь, честное слово!
        Весь класс дружно засмеялся. Однако учительница сказала:
        - Нельзя смеяться, когда человек ошибается. Маня ещё не знает, что нельзя уходить с урока. Дети, успокойтесь. Мы скоро закончим уроки и все пойдём домой.
        Так начался для Мани её первый школьный день.
        Добрый поступок
        Изо дня в день я ожидал, когда же Фатыма начнёт нас воспитывать, но так и не дождался. Свои девчонки доставляли ей массу хлопот.
        Начну с субботника.
        Дядя Яфай с моей мамой организовали субботник по уборке двора. На работу вышли многие взрослые. Не отстали и мы. Среди нас не оказалось только Зуляйхи.
        - Я не представляю себе, чтобы девчонка могла быть такой несознательной и отсталой! — заявила Фатыма.
        Маня всегда жалела людей, попавших в беду, поэтому она спросила:
        - А может, Зуляйха вовсе не знала, что субботник? Она была только первоклассницей, поэтому не умела быть принципиальной.
        - Зуляйха смотрела в окно, когда мы работали! — рассердилась Фатыма. — Такая девочка позорит нас перед мальчишками, и вообще… ленивые люди…
        От волнения Фатыма запнулась и не смогла договорить.
        Когда потом Зуляйха вышла во двор, все девочки набросились на неё. Но она расплакалась и рассказала, как было дело:
        - Я хотела выйти на субботник, но меня не пустила мама. «Не смей рвать обувь, сиди дома!» — приказала она. Ведь меня даже в кино не пускают!..
        Тут все вспомнили, что у Зуляйхи не родная мать. Девочки растерялись и пожалели подружку — не стали наказывать.
        Фатыма всё время добивалась, чтобы девочки учились лучше мальчиков, только на пятёрки и четвёрки.
        - Как же мы начнём воспитывать наших мальчишек, если сами не сможем показать пример? — спрашивала она у своих подруг.
        Но случилось так, что Зуляйха опять подвела: она получила двойку по русскому языку. Узнав об этом, Фатыма расстроилась. Собрав к себе на квартиру подруг, она объявила:
        - Пусть ко мне с двойками не ходят! Когда исправят отметку, то пожалуйста.
        Услышав это, её мама напомнила:
        - Зуляйха всего год как живёт в городе. Ей трудно учить русский язык. В её возрасте я сама не знала ни одного русского слова. Как мне кажется, вы ей обязаны помочь лучше учиться, а не отказываться от неё. Если это не так, то ради чего вы дружите?
        Вот так, не особенно гладко, шли дела у наших девочек, а тут ещё произошла некрасивая история с Люцией…
        Когда заболела Мария Ивановна, учительница по литературе, весь класс искренне огорчился.
        - Давайте сходим к Марии Ивановне и узнаем, как она поправляется, — предложила Фатыма.
        Многие девочки пятого класса «А» поддержали её предложение, а Люция расстроилась, что не ей первой пришла эта мысль.
        - Подлизываются! — сказала она про девочек. — Я никогда не была угодницей и не буду.
        Но про себя решила: «Опережу их и так помогу Марии Ивановне, что она во веки веков не забудет!» По пути домой Люция заглянула на службу к папе.
        - У нас заболела Мария Ивановна. Она одна, и к ней надо послать доктора. Самого лучшего, потому что она хорошая учительница и все мы её любим, — сказала она отцу.
        Папа согласился с ней:
        - Это доброе дело. Охотно Исполню твою просьбу. Я сейчас позвоню лучшему доктору. А ты знаешь её адрес?
        - Она живёт на улице Гафури, дом пять.
        Отец позвонил, а потом вызвал тётю с красными губами:
        - Отведите мою дочь в буфет и купите ей шоколадку. А ко мне никого не пускайте. Я очень занят…
        Всё это я знаю потому, что Люция сама рассказала мне. Она была очень довольна и говорила, что, конечно, никому в голову не придёт послать Марии Ивановне профессора.
        …Мария Ивановна жила в маленькой комнате. Поэтому все девочки, которые пришли навещать её, при всём желании не могли вместиться там. Фатыма разделила их на четыре группы, и они входили в комнату по очереди.
        За полчаса девочки прибрали комнату, сбегали за водой, из аптеки принесли лекарство.
        - Спасибо, что навестили, — говорила растроганная Мария Ивановна. — Теперь не задерживайтесь. Завтра рабочий день. Я выйду на работу дней через пять. Готовьтесь по литературе, буду спрашивать строго!..
        На другой день Люция рассказывала в коридоре о том, как Фатыма подлизывается к Марии Ивановне.
        - Она легко хочет заработать пятёрки, — говорила Люция. — Даже полы мыла, обед готовила учительнице. Настоящая подлиза!
        Когда эти разговоры дошли до Фатымы и её подруг, все очень огорчились. Они ходили к Марии Ивановне не из-за отметок. Им даже в голову не пришло подлизываться. Да этого не позволила бы и сама Мария Ивановна. Может быть, не надо было прибирать комнату или носить воду? Может быть, пионерам положено помогать только старикам или инвалидам?
        Больше всех огорчилась сама Фатыма и решила посоветоваться со своей мамой.
        - Ты правильно сделала, дочка, что побывала с подругами у больной учительницы, — сказала её мама. — Ты сделала добро. Хорошо и то, что пошли всем классом.
        - Не всем классом, — поправила Фатыма. — Некоторые не пошли и теперь меня обзывают подлизой.
        - Это неправильно, — решила мама. — Умные люди не оценят дурно ваш поступок.
        Но самое интересное произошло после того, как Мария Ивановна выздоровела. Придя в класс, она сказала:
        - Конечно, спасибо Люции, что она попросила своего папу прислать ко мне профессора. Но ещё больше я признательна тем девочкам, которые навестили меня в тяжёлый час болезни. Всю жизнь будьте чуткими и внимательными к людям! Благородство всегда украшает человека.
        Так всему классу стало известно, что Люция тоже сделала доброе дело, но Фатыма осуждала её.
        Я тоже думаю, что это было не совсем доброе дело: ведь Люция просто хотела, чтобы все видели, какая она добрая.
        Неприятности Ахмадея
        Ахмадей точно в воду глядел: в шкале у него скоро начались неприятности. Только не из-за девочек, как он думал раньше, а совсем из-за другого.
        Конечно, у Ахмадея очень много недостатков. Скажем, его привычка драться. Я её как-то не одобряю. Ведь живут же другие люди без драки. Я часто думал про это и вот до чего додумался: если бы все люди стали драться, как Ахмадей, — вот пошло бы дело!.. Стоит, скажем, милиционер на посту, видит — пешеход не там улицу перешёл. Подбегает он к пешеходу — и раз его в ухо! Тот — милиционеру сдачи, и начнут они тузить друг друга!.. Движение на улице остановилось, машины гудят, проехать не могут. А водителям, конечно, не нравится стоять на месте. И вот вылезают они из машин и тоже давай колотить виновников задержки…
        Или по-другому: вызывает, например, директор нашей школы нашу учительницу Агнию Ивановну. Так, мал, и так, говорит, Агния Ивановна, а почему это у вашего ученика Майсура двойка по арифметике? «А вы кто такой, Николай Филиппович?!» — закричит на него наша учительница — и раз его кулаком!
        Нет, это была бы не жизнь, а ужас какой-то!
        И главное — зачем?.. Взять хотя бы меня — мне даже и не хочется драться! Конечно, я не сильный, и в драке мне самому и досталось бы. Но ведь и Володя — уж на что боксёр, а тоже ни с кем в драку не лезет…
        Нет, я так думаю, что у Ахмадея это просто болезнь. Как-то я даже сказал ему про это. А он и сам, оказывается, уже пришёл к этому выводу. Я ему говорю: «Так ты полечись!» Но он только грустно рукой махнул. Видно, не верит врачам, совсем как Люциина мама…
        Но на этот раз неприятности у Ахмадея вышли вовсе не из-за драки, а так — даже непонятно из-за чего.
        В тот день у них в классе был пионерский сбор по именам существительным. А Ахмадей с Яшкой как раз домой торопились — хотели поспеть с дядей Яфаем иллюминацию вешать. Они возьми и смойся со сбора, а старшая вожатая Нора их поймала. Не разобралась, что и как, и давай кричать на них. «Тебе что, неинтересно присутствовать на сборе?» — спросила она Яшу. Он сказал, что почему же, интересно. «А тебе?» — спросила она Ахмадея. А он ей ответил: «Нет, неинтересно».
        Вот тут-то и начались неприятности. Вызвали Ахмадея на совет отряда и давай прорабатывать! Вожатая всё приставала к нему, чтобы он признался, что ему интересно на сборе. А он — ни в какую. Она даже вспотела, и члены совета отряда его уговаривали, а он молчал как каменный — так и не признался!
        Я, конечно, на этом совете отряда не присутствовал, но под дверью слушал и в щель поглядывал.
        Вышел оттуда Ахмадей весь красный. Домой мы шли молча.
        Вижу, человек совсем расстроен, не приставать же к нему с вопросами. Только показалось мне, будто он шепчет что-то.
        - Ты что-то сказал? — спросил я его.
        - Нет, — говорит.
        - Так ты же чего-то бормотал?
        - А это я с дедушкой советовался.
        - Разве у тебя дедушка есть?
        - Нет.
        - Умер?
        - Умер.
        - Если он умер, то, как же ты с ним советовался? — поразился я.
        - Очень просто. Я спрашивал, а он отвечал. Это меня отец научил. «Я, говорит, в трудных случаях с дедом твоим советуюсь: спрашиваю его и представляю, что бы он мне ответил».
        - А твой дедушка был учителем? — поинтересовался я.
        - Нет, мой дед был железняком.
        - Железняком?
        - Раньше железнодорожников называли «железняками». И дедушка у меня был отчаянный железняк.
        - Дрался?
        - Дрался. Только не на кулаках, а на бомбах. Он сам делал бомбы и бросал в казаков. Это в пятом году было, когда революцию делали.
        - Значит, твой дед был революционером?
        - Да. А потом его повесили в тюрьме.
        - Жалко его! — пожалел я.
        - Жалко, — согласился он. Мы пошли тише.
        - А о чём же ты спрашивал его сейчас?
        - Спросил, правильно ли я сделал.
        - Ну, а он что?
        - По-моему, он ответил, что я вёл себя правильно.
        - Конечно! — горячо поддержал я Ахмадея. — Ты же правду говорил! А моя мама тоже считает, что человек всегда должен говорить правду.
        - «Правду, правду»! — неожиданно рассердился Ахмадей. — А вот Яшке я ещё всыплю! Зачем сказал, что ему интересно на сборе?! До чего же непринципиальный он человек!
        И я так думаю, что Яшка очень непринципиальный человек.
        Только я тоже, наверно, признался бы, что мне интересно, если б старшая вожатая меня так уговаривала.
        До чего доводит фантазия
        Так я узнал, что Ахмадей гордится своим дедом-железнодорожником. Фатыма гордилась бабушкой, которая только на днях приехала погостить к ним. Яша тоже не давал маху — он хвалился своим отцом, которого, между прочим, никто из нас ни разу не видел.
        - После того как отец вернулся с Северного полюса, — говорил Яшка, — его назначили самым главным лётчиком на «Максим Горький». Слыхали про такой гигант самолёт? Вижу, не слыхали… Когда он летал над городом, то громадная тень получалась. «Максим Горький» разбился, и все погибли.
        В другой раз отец Яши уже строил Магнитогорск.
        - Когда он приехал на место строительства, то увидел только степи и горы, больше ничего.
        - А разве твой папа не погиб вместе с самолётом? — удивлялся я.
        Но Яша, даже не моргнув, отвечал:
        - Строил он до того, как летал!
        Позже выяснилось, что Яшин папа командовал кавалерийском корпусом и был парашютистом на фронте. Затем он же строил нефтепровод, который описан в книге «Далеко от Москвы».
        - Может быть, у тебя было много пап? — спрашивал я, недоумевая.
        - Нет, один! — настаивал он. — Папа всегда один бывает, как и мама.
        Ну, я ничего не понимал.
        Вообще в последнее время я стал приглядываться к Яшке — этот наплетёт что угодно!
        Голова его всегда была напичкана всевозможными идеями. Из него так и сыпались фантазия за фантазией.
        Между прочим, я даже подумал: «Может, это у него от какого-нибудь особенного питания? Не может же быть, чтобы нормальный человек всё выдумывал и выдумывал!..»
        «Нет, — сказал я себе, — всякие выдумки да планы не доведут Яшку до добра». Так и случилось.
        Как-то днём, после уроков, я вышел во двор. Стояла осень. Целую неделю лили дожди, а тут вдруг выглянуло солнышко, да такое тёплое, что я даже пальто не надел.
        Во дворе никого из ребят не было. «Куда они подевались? — удивился я. — Может, в наш сарай забились?»
        Пошёл туда и не ошибся: Ахмадея там не оказалось, но Яша был на месте. Собрав малышей, он угощал их папиросами.
        - На всех хватит, — говорил Яша. — Закуривайте. Только затягиваться никто из вас не умеет.
        Он вдыхал дым и красиво выдувал из носа. Малыши пробовали затягиваться, но у них ничего не выходило. Они чихали и кашляли.
        Заметив меня, Яша протянул коробку:
        - Угощайся. Я не жадный.
        - Не хочу, — запротестовал я.
        - Не хочешь — как хочешь, — решил Яша. — А вы бросьте курить! Вредно!
        Малыши быстренько побросали папиросы.
        Но спокойно сидеть на месте Яша не мог. Мозги у него так устроены, что обязательно надо что-нибудь особенное придумать.
        - Не организовать ли нам свой магазин? — спросил он, поглядывая на малышей. — Будем торговать яблоками. На юге все торгуют фруктами.
        - Яблоками? — удивились малыши.
        А Яша уже загорелся идеей:
        - Вы тут посидите, я мигом…
        Утром в наш магазин привезли яблоки. Ящики навалили прямо на дворе. «Неужели он хочет принести один из ящиков?» — подумал я.
        Не прошло и пяти минут, как Яша приволок большой ящик с яблоками. А ещё минут через десять мы сидели вокруг ящика и сортировали яблоки.
        Неожиданно в сарай вбежала Маня и застала нас за этим занятием. Мы смутились, но Яша спокойно предложил:
        - Бери, Маня, угощайся. Ты можешь выбрать себе самые большие яблоки.
        - Спасибо, я очень люблю яблоки, — призналась Маня и, польщённая вниманием, протиснулась между мальчиками.
        - Откуда у вас яблоки? — спросила она у одного из малышей.
        - Из магазина, — объяснил тот.
        - Купили, что ли?
        Малыши вместо ответа молча опустили глаза.
        - Купили, что ли? — переспросила Маня и как ужаленная вскочила на ноги. — Понимаю: вы украли!
        Яшка невозмутимо поднял на неё глаза:
        - С чего это ты взяла? И вообще, зачем шумишь?
        Маня от удивления сделала шаг назад:
        - Я про вас обязательно скажу дедушке и бабушке! И всем во дворе! Отнесите яблоки в магазин, все до единого!
        Маня стояла перед нами такая гордая и злая! Вся кровь бросилась ей в лицо.
        - Считаю до трёх!
        - Ложьте обратно, — сухо скомандовал нам Яша. Малыши неохотно стали отдавать свою долю. Но нескольких яблок недосчитались — видно, успели съесть.
        - Зря ты, Маня, шумишь, — улыбнулся Яша. — Ящик мы отнесём. Взяли его на время, чтобы поиграть, а потом сдадим. Я сам отнесу…
        Но Маня всё равно не выдержала и рассказала об этом случае другим девочкам. А те, конечно, разболтали взрослым.
        Как Маня стала «жабой»
        Маня была непоседа. Она могла целый день бегать по двору. За это моя мама называла её «нашей неутомимой ласточкой».
        Маня была любопытна, она очень многое хотела знать и поэтому болтала без умолку, так что иногда моя мама ласково звала её «милой сорокой».
        Она очень хорошо пела песни. Быстро запоминала любой мотив и через час могла исполнить перед всеми, кто её хотел слушать. За эту любовь к музыке дядя Яфай даже величал Маню «звонким соловьём».
        Однако в одно прекрасное утро Маня стала не соловьем, не ласточкой, даже не сорокой, а… жабой.
        Почтальонша, которая первая увидела на дверях квартиры мелом написанную «жабу», показала её Мане.
        От удивления и обиды Маня не могла произнести ни одного слова.
        - Возьми тряпку да вытри получше! — посоветовала ей почтальонша.
        После этого каждое утро на Маниных дверях стало появляться слово «жаба». Его теперь заметили и дедушка и бабушка, даже соседи.
        - Этим может заниматься только Ахмадей, — сказала Манина бабушка.
        - Не иначе, — согласились соседи.
        Но я знал, чьих рук это дело. Яша носил в кармане мел и, проходя мимо, каждый раз писал на Маниных дверях обидное слово.
        Сперва я смеялся над «жабой», как и другие мальчики. Но, увидев, что Маня потихоньку плачет, стал её жалеть. Зачем её обижать? Что она сделала плохого? Разве она была не права, когда заставила вернуть яблоки?
        Теперь даже в школу Маня ходила с заплаканными глазами. Мне стало за неё обидно. Взрослые тут ничем не могли помочь. Только я один мог спасти Маню…
        После уроков я не пошёл домой — решил дождаться Яшу. У них было пять уроков, а у нас только четыре.
        В этот день как раз выпал снег, было морозно, и я здорово замёрз, пока дождался его.
        Когда Яша вышел, я тут же на улице сказал ему:
        - Я не могу смотреть, как ты обижаешь Маню.
        Яша прищурил глаза.
        - Блинов, что ли, объелся? — спросил он.
        - Тебе серьёзно говорят.
        - Знаешь что, проваливай ты…
        Ни слова не говоря, я бросил на снег сумку.
        - Будем драться, — заявил я. — Я не позволю…
        Яша всё ещё не верил своим глазам:
        - Ты что, очумел?
        - Кидай сумку! — захрипел я.
        Я понимал, что моё положение безнадёжное: он был старше и сильнее. Но я лез напролом. Во мне, знаете, чертёнок сидит. Я сам бы и не догадался об этом, если бы как-то мама не проговорилась.
        - Не стоишь ты моих кулаков, — махнул рукой Яша.
        Не то удивился моей выходке, не то подумал о кулаках Ахмадея — одним словом, не стал меня бить. Однако надписи с этого времени больше не появлялись. При первой же встрече я сказал Мане:
        - Про «жабу» писать тебе больше не будут, хотя стоило тебя проучить за то, что ты предала Фатыму. Да ладно уж!..
        - Я не предавала, я только рассказала дедушке правду! — запротестовала Маня.
        Но я не стал её слушать. Важно отвернувшись, я пошёл домой. Не объяснять же девчонке, что из-за неё чуть не пришлось драться!
        Собрание мам
        Мы, наверно, вывели из терпения наших мам. Уж больно много накопилось у нас грехов. А история с яблоками, видно, совсем доконала их.
        Как-то утром на стене нашего дома, возле самых ворот, появилось объявление. Первым заметил его Ахмадей.
        - Сегодня в семь часов вечера в помещении гаража состоится собрание родителей, проживающих а нашем доме, — доложил он нам и повёл нас смотреть объявление.
        - Кое-что тут не дописано, — сказал Яша. Оглядевшись по сторонам, он достал карандаш и исправил объявление. После слова «Объявление» появилось: «Всем на удивление!» А в конце дописал: «Работает буфет. После собрания — разные игры. Входной билет стоит один рубль».
        Нам понравилась поправка, и мы дружно посмеялись над объявлением. Но потом Ахмадей задумался.
        - Наверно, про нас станут говорить, — сказал он.
        - Обязательно, — согласился Яша.
        - Надо придумать что-нибудь.
        - Н-да…
        - Нас самих, конечно, не пустят!
        - Как пить дать.
        - Что же там будут говорить? Надо узнать!
        Яша посмотрел на меня, затем ударил себя ладонью по лбу и сказал:
        - Есть идея! Спрячем Мансура под столом. Кто его увидит за сукном?
        Ахмадей просиял. Мне тоже понравилось это предложение, а самое главное — доверие ребят.
        - Я маленький, просижу всё собрание, — согласился я.
        Пользуясь тем, что моя мама готовила помещение для собрания и застилала там стол, мне удалось незаметно спрятаться. Лежать на перекладинах стола было не особенно удобно, но, что поделаешь, приходилось терпеть.
        Как назло, мамы собирались очень медленно. Пока дождался начала, все бока отлежал.
        Первыми под сукно просунулись ноги дяди Яфая. Я сразу узнал их по запаху: дядя Яфай мазал сапоги дёгтем.
        Рядом с ним сели Люциина мама и моя мама.
        Моя мама была в стоптанных туфлях. Люциина мама надела резиновые боты.
        Вот за этими ногами я и следил, чтобы они меня, так или иначе, не задели. Если чья-либо нога поднималась, я сразу отодвигался.
        К моему счастью, вскоре раздался бас нашего коменданта.
        - Плохо воспитываем мы своих ребят, — проговорил он. — Об этом сегодня и поговорим. В чём причина того, что наши мальчики приносят много огорчений? Почему они не похожи на тех детей, которых описывают в книгах?..
        А я подумал про себя: «Как будто для того пишут писатели, чтобы я, или Яша, или Ахмадей подражали героям из разных книг! Если так рассуждать, тогда все мы будем на одно лицо — какая скука! Не человек получится, а одно подражание. Нет, книги пишутся не для подражания, а для волнения. Когда читаешь и волнуешься, это, по-моему, хорошая книга. А если читать скучно, то какой ни будь распрекрасный герой — книга плохая!»
        Между тем собрание продолжалось.
        - Казалось бы, откуда явиться таким фактам, как хулиганство и грубость? — говорил наш комендант. — Чего не хватает нашим детям?..
        - Постоянного глаза за ними не хватает! — перебил его отец Ахмадея и даже хлопнул себя по коленке.
        Но вот заговорила своим красивым голосом Яшина мама. Она сидела в стороне, и я, к сожалению, не видел, в каких туфлях она пришла.
        - Какой же может быть глаз, — сказала она, — когда я целый день работаю! С утра на репетицию. В шесть часов приду, поем — и на спектакль, до самой ночи!
        - Но ведь есть же у нас во дворе свободные женщины… — вмешалась мама Фатымы.
        Она всё время молчала, и я жалел об этом: уж кто-кто, а она умеет воспитывать детей — по Фатыме видно.
        - Знаете, — продолжала мама Фатымы, — а что, если нашим более свободным женщинам наблюдать за детьми…
        Признаться, это предложение меня очень расстроило. Ещё бы, как возьмётся нас воспитывать Люциина мама — во двор не захочешь выходить!
        В это время слово опять взял дядя Яфай.
        - По-моему, — сказал он, — мысль эта правильная. Но дело не только в этом. Нужно, чтобы родители больше разговаривали с детьми, больше доверяли им… Разрешите, я расскажу вам один случай из своего детства…
        Тут дядя Яфай, наверно, задумался.
        - В то время мне было не больше шести-семи лет, — начал он. — Одним словом, букашка! И вот как-то вертелся я под ногами у матери, когда она нам, детям, кашу готовила. А ребёнок я был наблюдательный, шустрый. Вижу, в одну из тарелок мама положила больший кусок масла, чем в другие. Я очень этим расстроился, но сделал вид, что ничего не заметил. Попытался улизнуть из кухни, однако мать вернула меня. «Раз ты заметил, что я кого-то балую маслом, надо объяснить тебе причину, — сказала она. — Так я поступаю с тех пор, как заболел твой братишка. Я не могу всех вас досыта накормить маслом. Приходится от вас урезывать, а ему добавлять». И я, хотя был мал, понял свою мать, понял, что она поступает справедливо. Вообще ребёнок ценит доброе слово и правду…
        Дядю Яфая поддержал отец Ахмадея.
        - Конечно, — сказал он, — от матери очень многое зависит…
        Но его перебила Люциина мама:
        - А что отцы? Почему им тоже не заняться детьми?
        - Не мешайте мне высказаться! — обиделся отец Ахмадея. — Про матерей это я так, к слову. А главное, тут Яфай сказал про справедливость. Я тоже так думаю: детей нужно воспитывать строго. Помнится, мне исполнилось всего-навсего пятнадцать лет. Нужда заставила работать на складе, где солили рыбу. Соль разъедала руки, работа была тяжёлая и за неё хозяева складов платили мало. Однажды я матери сказал: «Я сбегу! Больше нет сил работать среди соли!» Мать, ничего не говоря, вынесла из другой комнаты тужурку. «Если хочешь бежать, то я тебе помогу, — сказала она. — Вот твоя одежда, убегай куда хочешь. Значит, ты растёшь трусом!» Давным-давно был этот разговор, а я до сих пор не забыл. Вот так надо разговаривать с детьми…
        «А сам бьёшь Ахмадея!» — подумал я.
        Тут, к моему удивлению, заговорила и моя мама. Обычно она никогда не выступала. Я съёжился, боясь, что она начнёт жаловаться на меня перед всем двором, а мне очень этого не хотелось.
        - Мне чаще других приходится бывать среди детей нашего двора, — заговорила мама. — Я не согласна, что наши мальчики такие уж плохие, как говорит Магира-опай (это так Люциину маму зовут). Конечно, одни похуже, другие получше, но вообще ребята ничего… Про воспитание детей книг я не читала. Ращу сына как могу, по-рабочему. У меня он тоже начал было озорничать. Понятно, я тогда на заводе работала, а он дома оставался один. Вижу, ленится, хочет жить на всём готовом. Думаю, так дело не пойдёт! Кого я выращу? Сроду в нашей семье не было баринов. И всё это от себя, от нашей ласки, значит, идёт. Сын ждёт, пока я вернусь с завода, даже чай себе не вскипятит, пол не выметет, дров не принесёт. А он уже большой был, седьмой год шёл. Однажды вернулась с завода, разделась и легла спать. Мой Мансур удивился. «Разве, мама, не будем обедать?» — спросил он. «Устаю после работы. Нет чтобы тебе самому картошку почистить или там чай вскипятить!» — говорю ему. Боролась так с недельку. Вижу, сынок мой начал исправляться: к моему приходу пол подметён, дрова принесены, посуда чистая…
        Мне под столом так приятно было, что мама меня хвалила. Я лежал и на пальцах считал, какую работу я дома выполняю.
        - Мама, а ты забыла, что я сам себе стираю! — подсказал я, совершенно забыв, что нахожусь под столом с тайным заданием.
        Не успел я договорить, как закричала Люциина мама:
        - Караул! Под столом кто-то есть!
        Все переполошились, засуетились. Даже тогда, когда убедились, что под столом нет людей, что находился там я один-одинёшенек, всё равно никак не могли успокоиться.
        - Вот твой хвалёный сын! — говорила Люциина мама, вытаскивая меня за уши.
        Так из-за своей глупости мне не удалось дослушать собрание. А потом ещё и от ребят попало. Я чуть-чуть не разревелся от обиды.
        Но плакать у нас в семье было запрещено.
        Моя мама
        Да, в нашем доме запрещено плакать.
        Моя семья состоит из двух человек — мамы и меня. Третьим был отец. Он защищал Родину на фронте и похоронен под Ржевом. На его могиле стоит красная звезда, и больше ничего. Весной на небольшом бугорке растут ландыши, а зимой ложится мягкий и пушистый снег.
        Снег ложится высоко, но красную звезду видно всегда. Её никакой снег не закрывает.
        Мама до сих пор считает нашу семью из трёх человек. Ей виднее.
        Я хочу рассказать о своей семье. Значит, о маме.
        Она у меня очень красивая. Так считают не только наши соседи, но и на заводе, где она работала более десяти лет. Я тоже считаю, что нет никого на свете красивее моей мамы.
        Я готов смотреть на неё и слушать её целыми днями. Она рассказывает лучшие сказки, которые когда-либо слушал человек. Она сама придумывает сказки, и они не похожи на те, которые можно услышать от учительницы или Фатымы.
        Для тех, кто не знает маму, быть может, не будут понятны её сказки. А я их люблю.
        О человеке и горе она рассказывает:
        - Гора может быть одинокой. Или дерево. Они не имеют ног, чтобы подойти друг к другу. Человек идёт куда хочет! Он может найти себе товарищей. Значит, человек сильнее дерева и горы. Человек от рождения добрый, — говорит она, — добрый и весёлый. Весёлый человек много думает о жизни. А жизнь любит песни и смех.
        В нашем доме мы любим улыбку. Но весёлость должна вести себя благоразумно — так учит мама. Мама стоит за улыбку. Я — тоже. Она против слёз. Я — тоже.
        Она хочет, чтобы я был хозяином жизни.
        - Мама, а как стать хозяином? — спрашиваю я её, когда мы остаёмся одни и приходит время для сказок.
        - Ты строй и паши для людей, — говорит она мне, — и немного для себя. Другие поступят так же: для людей и немного для себя. И получится, что мы все пашем и строим для всех.
        Особенно часто она говорит о друзьях:
        - Друг должен быть лучше тебя. А товарищ — не хуже тебя. Если не так, то ты помоги ему стать лучше Злой сам приходит. А доброго надо найти. Иногда ищешь его всю жизнь.
        - Мама, — спрашиваю я её, — разве не бывает так, что ищешь, ищешь и не находишь?
        - Не бывает, — отвечает она. — Добрых людей всегда больше, чем злых.
        Она учит меня не делить общее добро и богатство.
        - Солнце нельзя разделить, — говорит она. — Птица — часть синего неба. В нашем доме нет одного хозяина — все мы хозяева. Дари людям всё, что ты можешь: улыбку, труд, воздух и солнце.
        В нашем доме принято жить для людей.
        Тяжёлые времена
        Люциина мама сегодня дежурит по двору.
        - Бегать нельзя! — говорит Магира-опай, следя за мной. — И скользить по льду тоже!
        Я нехотя опускаюсь на скамейку в саду. Но она и этим недовольна.
        - Разве тебе нечего делать? — спрашивает она. — Иди домой, бездельничать нельзя!
        - Я все уроки приготовил, — отвечаю я ей.
        - Так-таки все? Наверно, что-нибудь оставил.
        - Нет, не оставил, — говорю я.
        - Взрослым грубить нельзя, — напоминает Магира-опай.
        И я уже знаю: Магира-опай сегодня же пожалуется маме.
        За нас взялись по-настоящему. Пролетела наша вольная жизнь.
        Мамы приняли самые крутые меры. Теперь они сами следили за выполнением домашних заданий. Выделили двух дежурных: одну по двору, другую по школе. Не успеешь заработать двойку или тройку, как эта весть обгоняет тебя по пути домой. Если раньше за плохую отметку пожурит, бывало, мама, то сейчас каждую отметку обсуждали всем двором.
        Но особенно серьёзный контроль установили за нами, мальчишками.
        Сегодня, например, мне обязательно надо повидать Яшу, но это невозможно. Он сидит взаперти за двойку по английскому: мама его наказала. Раньше, бывало, крикнешь со двора или там свистнешь, и друг выглядывал в окно. А теперь кричать или свистеть нельзя: за этим строго следит Люциина мама.
        Конечно, приходится приспосабливаться.
        Теперь мы носим в кармане по куску разбитого зеркала. Незаметно направишь в окно зайчика — и готово! Условный сигнал принят. Друг выглянет в форточку и при первой возможности обменяется с тобой словечком.
        Вот до какой жизни мы дошли!
        Я дождался-таки, когда дежурная ушла домой, и тут же вызвал Яшу к форточке.
        - Яшка, брось «Трёх мушкетёров»! — попросил я.
        - Не могу, — отказал он. — Ахмадей взял.
        Разговор на этом пришлось прервать, потому что вернулась Люциина мама.
        Ахмадея тоже запрягли. Всё свободное от уроков время его заставляли работать по дому.
        - Труд — самый лучший вид физкультуры, — говорил его папа, кондуктор. — Полы моешь — пояснице и животу тренировка. За стиркой мышцы рук укрепляются. Когда сходишь за хлебом или на базар за мясом, то ноги спортом занимаются. При физической работе голова отдыхает. А для носа форточку можно открыть. Благо, свежего воздуха достаточно!
        Девчонкам, конечно, было легче. У них и отметки лучше. Они умели приласкаться к мамам, поэтому им жилось вольготно. Они стали полными хозяевами «Большого оркестра».
        Хозяевами стали, но веселее им от этого не стало.
        Видели они, какая участь постигла нас, и поэтому мучились. Известное дело, у них доброе сердце.
        - Если тебе некогда, я могу сбегать за булками, — говорила мне Маня.
        Я оказался единственным мальчиком, кому, так или иначе, легче жилось: мама не особенно мучила меня.
        Фатыма, которая раньше намеревалась нас перевоспитать, тоже заметно перестроилась.
        - Задачку я уже решила. Не знаешь, как справился Ахмадей? — спросила она меня.
        - Ахмадей решит! А что ему! — ответил я, хотя вовсе не был убеждён в этом.
        - А ты всё же узнай, — настаивала Фатыма.
        - Ладно, я схожу к нему, — согласился я. — А ты ему записку напиши.
        Немного подумав, она ответила:
        - Записку писать не буду. А решение задачки вот, можешь передать.
        Однако Ахмадей отказался взять решение задачки.
        - Девчонки сами натворили, так пусть теперь не подлизываются! — огрызнулся он.
        Узнав гордый отказ моего друга, Фатыма огорчилась.
        - Глупый он, вот что! — сказала она, разорвав на мелкие куски исписанный цифрами листочек бумажки.
        Вообще-то я не против гордости, она мне даже нравится. Однако недавно я подумал и решил, что вести себя гордо можно в трёх случаях: когда становишься чемпионом, если на полюс слетал или уж разве орден Ленина заработал. А без такого повода, мне думается, гордиться незачем.
        Бывали, конечно, у нас и счастливые дни. Особенно, когда по двору дежурили моя мама, Мании дедушка или бабушка Фатымы.
        Фатыма никогда раньше не жила с бабушкой и поэтому теперь не чаяла в ней души. Нам было даже завидно. Фатыма гордилась своей бабушкой и считала её самой лучшей после няни Пушкина. Оказалось, что бабушка знает множество песен, и ещё она готовила такие вкусные блюда, которые не умела стряпать ни одна мама в нашем дворе.
        Частенько Фатыма говаривала:
        - Я прямо не знаю, как отблагодарить бабушку. Она ради нас так старается!
        И вот однажды Фатыма рассказала нам, что решила в знак уважения научить бабушку говорить по-английски. Сама она на пятёрку изучала иностранный язык, и, наверно, ей ничего не стоило бабушку обучить английскому языку.
        Вскоре выяснилось, что бабушка плохо запоминает незнакомые слова, но от уроков не отказывалась. Когда Фатыма начинала с ней заниматься, бабушка слушала её внимательно, хотя и не откладывала работу на кухне.
        Как-то она сказала внучке:
        - Ты, Фатыма, не требуй с меня так много. Для начала научи, как здороваться по утрам…
        Скоро об этом узнал весь двор, и теперь, когда бабушка выходила на дежурство или просто посидеть на скамье, мы все бросались к ней и кричали ей разные английские слова, какие кто знал.
        Бабушка не подавала виду, что не понимает, и всё повторяла одно и то же:
        - Гуд дей!
        При этом ей было безразлично, когда она нам отвечает: утром ли, вечером ли, днём ли.
        Услышав её ответ, мы все весело смеялись. Смеялась и она сама. Только Фатыма очень огорчалась, что у её ученицы так мало успехов в изучении иностранного языка.
        - А ты брось учить. Она уже старая, — советовали ей Маня и Зуляйха.
        Однако Фатыма всё ещё воспитывала в себе характер и не могла бросить дело, за которое взялась.
        Девочки тоже не зевали
        Так, в радостях, а больше в неприятностях, прошла значительная часть учебного года. Наступила весна: на улице ещё лежал снег, но солнышко уже пригревало ничего себе. В один из таких дней мы с Ахмадеем и Яшей сидели за сараем и подставляли солнцу побледневшие за зиму лица. Это было так приятно, что даже не хотелось разговаривать.
        Скоро к нам подсел Искандер — видно, тоже захотел погреться.
        - Слышали? У нас во дворе решили доску поставить, — сказал он после некоторого молчания.
        - Что это ещё за доска? — сонно спросил Ахмадей.
        - Откуда я знаю! — пожал плечами Искандер.
        Яша и Ахмадей только недоумевающие переглянулись, а я сразу побежал к девочкам — надо было разузнать, что к чему. У них всегда больше новостей.
        Девочки разговаривали совершенно о других вещах.
        - А меня папа повезёт в Ленинград и в Москву! — хвалилась Люция. — Потом мы поедем на юг. Я очень люблю купаться в море. Налетит волна, окатит водой… Брр, как бывает страшно и замечательно!
        Щурясь на весёлое солнце, Зуляйха мечтала:
        - Нынче папа достанет мне путёвку в лагерь нефтяников. В прошлом году они с мамой привезли с юга виноград и груши…
        В разговор вмешалась Маня:
        - А я даже не представляю, чем займусь летом.
        Мне стало обидно, что девочки такие беззаботные.
        - Эх, вы! — сказал я с укором. — Мечтаете тут, а у нас во дворе доску поставят.
        Но девочки встретили меня недружелюбно. Вчера Ахмадей извалял в мокром снегу Зуляйху, и теперь все они очень сердились на нас.
        - Это всё потому, что вы не дружите с мальчиками! — попробовал я уговорить их.
        Однако девочки взглянули на меня с таким удивлением, будто только сейчас увидели.
        - С вами невозможно дружить! — гордо сказала Фатыма.
        - У меня папа ответственный, — заявила Люция. — Он позвонит в милицию, и всех вас заберут!
        Но Фатыма не согласилась с ней:
        - Через милицию нельзя установить дружбу. Так не годится. Раз наши мальчики в нас не нуждаются, мы сумеем обойтись без них. Найдём других, и получше!..
        - Если меня называют жабой, как же я буду дружить с мальчиками? — закричала Маня.
        - А меня в снегу валяют, — поддержала её Зуляйха.
        - Ахмадей каждый раз доводит меня до слёз! — добавила Люция.
        Сознавая их правоту, я молчал. Что я один мог поделать?
        - Давайте сходим в райком. Все вместе соберёмся и пойдём к самому секретарю, — предложила Маня. — Я больше не хочу быть жабой!
        Вдруг Фатыма громко засмеялась. Она всегда так смеялась, когда в голову ей приходила хорошая мысль.
        - Давайте пошлём письмо в Москву! — сказала Фатыма торжественным тоном. — Напишем, что у нас нет дружбы между мальчиками и девочками. Обязательно ответят вот увидите!
        Фатыма никогда не откладывала дела. Девочки тут же нашли карандаш и лист бумаги. Письмо сочиняли долго. Потом, переписав его набело, Фатыма прочитала письмо с начала до конца. После этого Маня опустила его в синий почтовый ящик, который прибит на углу нашей улицы.
        Так письмо ушло в Москву.
        Мы вообще против женщин
        Никогда жизнь в «Большом оркестре» не была такой трудной, как в начале марта. Мамы так круто «завернули гайки», что мы даже перестали понимать, чего они от нас хотят. Моя мама ещё туда-сюда, но моим друзьям, Ахмадею и Яше, жилось нелегко. Зато девчонки веселились как могли. Иногда просто обидно становилось, что ты мальчишка…
        Конечно, это только усиливало разлад между нами. Ахмадей и Яша слышать о них спокойно не могли. И лишь я одни по-прежнему пытался дружить и с теми и с этими.
        Товарищи всячески издевались надо мной.
        «Девчатник!» — презрительно называл меня Яша.
        Мне, конечно, было обидно, и я уже подумывал, не порвать ли и мне с девочками.
        И вот как раз в то время, когда мы так плохо относились ко всем женщинам, подошёл день Восьмого марта.
        - Не будем делать подарки, пусть знают! — заявил Ахмадей.
        - Правильно, — согласился Яша.
        Я не знал, что и говорить. Как же можно не отметить мамин праздник? Увидев, что я сомневаюсь, Ахмадей спросил:
        - Ты против, что ли?
        - Чего молчишь? — поддержал его Яша.
        Мне не хотелось терять дружбу, поэтому я согласился с ним.
        - Ты дай нам слово, — вдруг усомнился Яша.
        - Какое слово?
        - Клятву! — потребовал Ахмадей.
        - Клятву я не знаю, но честное слово дам.
        После этого Яша и Ахмадей ушли, а я всё-таки пошёл к девчонкам. У них было что-то вроде совещания.
        - Девочки, — говорила как раз Фатыма, — у меня есть отличный план. Я предлагаю сделать подарок на Восьмое марта.
        - Ты опоздала, — засмеялась Зуляйха. — Я уже купила маме подарок. Она любит читать книги, и я купила ей толстый роман. В хорошем переплёте. Деньги копила целый месяц, экономила на завтраках.
        - А моя мама сама купила мне подарок! — запрыгала Люция. — Ах, как я довольна!
        Маня схватилась за карман.
        - Ой как я испугалась! — проговорила она. — Думала, что выронила.
        - А что же ты купила бабушке? — заинтересовались девочки.
        - Я купила пудру, — ответила Маня, вытаскивая из кармана коробочку «Ландыша».
        Девочки посмотрели друг на друга и дружно засмеялись.
        - Что же будет делать твоя бабушка с пудрой? — спросила Зуляйха.
        - У меня больше денег не было, — начала оправдываться Маня.
        - Она уже старая и не пудрится! — смеялась Фатыма. — Куда она денет твой подарок?
        - Я об этом и не подумала… — огорчилась Маня.
        Девчонки долго смеялись. А потом снова заговорила Фатыма:
        - Вы все меня не так поняли. Я говорила об общем подарке. В нашем «Большом оркестре» работает женщина…
        Люция захлопала в ладоши.
        - Я сразу сообразила, — сказала она. — Предлагаю собрать деньги и купить ей платье!
        Всем эта мысль понравилась, и все захлопали в ладоши.
        Я уже собрался бежать домой и сообщить маме радостную новость, но остановился, заслышав голос Фатымы.
        - Я возражаю, — заявила Фатыма. — Дворник получает зарплату, и потом, она не нищая, чтобы делать ей подарки. Она может обидеться. Я предлагаю в день праздника освободить её от работы и подежурить за неё. Я сама могу помыть нашу лестницу. А кто и снег почистит или подметёт двор.
        Я не знал, как благодарить Фатыму. В самом деле, моя мама не нищая, чтобы всем двором ей собирать деньги на платье…
        На следующий день, 8 Марта, весь двор трудился за мою маму. А она сама сидела дома и чуть не плакала от радости.
        - Какие чудесные люди растут! — говорила она. — Сердечные люди…
        Я же сидел с ней рядом и виновато моргал глазами. На дворе девочки трудились, выполняя работу моей мамы, а я, её единственный сын, сидел дома.
        «Другой раз не давай честного слова, не обдумав!» — укорял я себя, пряча глаза от мамы.
        Красные мушкетёры
        Прошёл месяц с того первого весеннего дня, когда мы грелись на солнышке, сидя за сараем. Мы уже даже забыли о новости, которую принёс Искандер. Но вот как-то вечером дядя Яфай приволок большую фанерную доску и прибил её на самом видном месте.
        По случаю такого диковинного явления сбежались все, кто был во дворе.
        - О, тут каждого из нас вписали! — удивилась Люция.
        - Масляной краской, — добавил Яша.
        - Тише, ребята! — произнёс дядя Яфай. — Слушайте меня. С этого дня все вы должны писать на этой Доске отчёта свои отметки по учёбе и по дисциплине. Понятно?
        Мы, хотя и не дружно, ответили:
        - Понятно.
        - Ясно.
        Посыпались вопросы:
        - А вписывать, кто будет?
        - А премию дадут?
        Дядя Яфай стоял между нами и улыбался:
        - Это ваших мам спрашивайте. Доску доставить приказано было — доставил. Прибить приказано — прибил.
        С этого дня ещё более усилился контроль над нашей жизнью.
        Теперь чуть не каждый вечер около доски собирались мамы и даже папы.
        - Моя Фатыма принесла восемь пятёрок и две четвёрки! — хвалилась её мать.
        - С начала года у нашей Мани сорок три пятёрки! — сосчитала Манина бабушка. — Это много или мало?..
        Никогда не думал, что каждая наша отметка будет иметь такое важное значение для всего двора.
        Но особенно много крутились у доски девчонки.
        Нам, мальчикам, доска, правду сказать, не понравилась с первого раза. Её мы ощутили как живого врага. Казалось, она всё видит и следит за нами строгими глазами.
        - Таких досок нет ни в одном дворе, — говорил Яша. — Я жил в Одессе и Ташкенте, и то не было…
        Ахмадей даже попытался украдкой стереть все отметки. Об этом он доложил нам за сараем.
        - Совсем не стало жизни, ребята! — вздохнул он.
        - Что правда, то правда, — подтвердил Яша. — Как будто в чужом доме живём.
        Так сидели мы и жалели себя.
        - Если б не вы, ей-богу, убежал бы! — убеждённо сказал Ахмадей. — Да где найдёшь таких друзей! Ведь мы как три мушкетёра…
        - А что, это идея: стать мушкетёрами! — загорелся Яша. — Знаете, как они дружили? Им всё было нипочём. Честное слово!
        - А мушкетёры были белые или красные? — насторожился я.
        - Они были не белые и не красные, — неуверенно сказал Яша. — Они просто друзья.
        - Нет, не просто друзья, они защищали короля! — покачал головой Ахмадей. — Даже так и назывались: королевские мушкетёры.
        - Я не хочу защищать короля! — заупрямился я. Но Яша не растерялся:
        - Давайте станем не просто мушкетёрами, а красными! Согласны? Красными мушкетёрами!
        Я не стал возражать против того, чтобы стать красным мушкетёром:
        - Красным — это можно!
        Мои думы
        Завидую я деревенским ребятам! У них природа рядом, поэтому им лучше, чем нам, городским.
        Известно, и птицы больше любят сельские просторы. У нас в городе, кроме голубей, галок и воробьев, ничего не увидишь. Каждую весну мы стараемся удержать в своём дворе скворцов, но они предпочитают поля и леса нашему шумному городу. А у деревенских ребят и журавли и лебеди селятся, по ночам поют соловьи, над реками да озёрами летают чайки…
        И цветы у сельских ребят лучше… Я, например, очень люблю ландыш и ромашку, а они не растут в городе.
        Об этой своей грусти я не могу никому рассказать. С девчонками говорить о ромашках и соловьях мне неловко, а ребята — засмеют. Поэтому я сижу на крыше сарая и молчу. Куда ещё себя девать в такой приятный тёплый денёк!
        Я слежу за тем, как проплывают белые облака. Как только на небе из-за крыши нашего дома появляется белый пушок, я начинаю считать: раз, два, три, четыре… При счёте «сорок два» облако скрывается за соседним домом.
        Но вскоре мне надоедает следить за небом. Вот ведь не взял с собой кусочек разбитого зеркала, а то можно было пускать зайчика. Но спуститься с крыши — лень.
        Двор пустует. Девочки ушли в театр слушать оперу «Евгений Онегин». Подумаешь, невидаль! Ребята разбрелись кто куда.
        Всегда так: когда я остаюсь один, меня одолевают разные мысли. Начинаю размышлять о том о сём…
        Сейчас мне хочется думать о чём-то радостном. Дома, когда нам бывает трудно, мама любит говорить:
        «Вот доживём до полного коммунизма, тогда все люди будут жить в радости!»
        Мне всегда хочется представить себе коммунизм.
        Что же такое коммунизм? Об этом я не раз спрашивал маму, но она не может просто ответить на мой вопрос.
        На мой взгляд, каждый наш мальчишка по-своему понимает коммунизм. Для Ахмадея, я думаю, он наступит, когда все продукты будут бесплатные. Заходи в любой магазин и бери всё, что захочешь. Известное дело, Ахмадей любит, как следует поесть… Яша, несомненно, представляет себе коммунизм как одни путешествия. В самом деле, он сможет ездить без паспорта куда вздумается, хоть на край земли…
        Интересно, а какие мечты у старого генерала, который живёт в нашем дворе? Наверно, он вздыхает: «Вот бы вернулась моя молодость…» При коммунизме люди, конечно, будут жить очень долго и не стареть…
        А каким представляю себе коммунизм я сам?
        Я начинаю мечтать. Мне кажется, что при коммунизме, во-первых, никто никого не будет бить и обижать, как это происходит в нашем дворе. Во-вторых, думается мне, что в то время никто не будет напиваться, как папа Ахмадея. В-третьих, люди вовсе перестанут друг другу говорить неправду…
        Нить моих мыслей неожиданно обрывается: но если так будет при коммунизме, Ахмадей не попадёт туда из-за того, что дерётся! Впрочем, Ахмадей всегда говорит правду и, конечно, пригодится в коммунизме. Зато папу его как пить дать не пустят! Люция тоже наверняка не пройдёт — вряд ли сумеет отвыкнуть говорить неправду. А Яшу задержат за его выдумки. Значит, Ахмадей должен прийти в коммунизм сиротой, мы оба — без друга, а наш двор — без Люции…
        Тут есть о чём подумать! Очевидно, Фатыма права, и надо срочно заняться перевоспитанием моих знакомых.
        Я продолжаю думать про коммунизм. Тогда, наверно, всё время будет светить солнце, всё время будут петь птицы?..
        Однако на этот раз мне так и не удаётся додумать всё о коммунизме. Со двора доносится шум.
        - Письмо пришло! Письмо пришло! — слышу я Мании голос.
        Быстренько спрыгнув с крыши, я оглядываюсь. Конечно, это девчонки. Они окружили Фатыму. В её руках небольшое письмо, написанное на бланке.
        - «Дорогие друзья! — громко начала читать Фатыма. — Извините, что отвечаем с опозданием. Мы получаем очень много писем каждый день, и ответить на все сразу у нас нет возможности. Вы пишете, что между вами и мальчиками нет дружбы. Дружба — это большая сила. В дружном коллективе легче жить, учиться, работать. Дружба помогает людям многого достигнуть. Можно найти много интересных, увлекательных дел, которые и сдружат вас. Вот сдадите экзамены, и у вас, как и у всех школьников нашей страны, начнутся летние каникулы.
        Проводите экскурсии, устраивайте различные игры на свежем воздухе, поездки за город, организуйте помощь колхозу. А сейчас занимайтесь. Нужно хорошо подготовиться к экзаменам. Помогайте друг другу в учёбе. Нет ничего плохого в том, что мальчик поможет девочке в учёбе, или наоборот. Вспомните молодогвардейцев или Зою и Шуру Космодемьянских. Это были очень хорошие товарищи, настоящие друзья. Вам нужно брать пример с них…»
        Когда Фатыма кончила читать письмо, девочки сразу закричали:
        - Пойдём в поход! Все пойдём в поход!
        А я побежал разыскивать мальчиков. Как всегда, они оказались в сарае.
        - Пусть девчонки одни уходят в поход! — заявил Яша. — Красные мушкетёры в женщинах не нуждаются!
        - Мы не ищем их дружбы и про это в газеты не пишем, — подтвердил Ахмадей.
        - Если даже будут умолять, и то не согласимся дружить!
        Так опять ничего у нас не вышло из дружбы мальчиков и девочек. Даже письмо из Москвы не помогло.
        «Вечер дружбы»
        Приближались экзамены, и почти все мальчики и девочки «Большого оркестра» усиленно готовились к ним: мало спали, мало ели и даже осунулись. К нам с Маней это не относилось: экзамены нам ещё не полагались.
        Однако подготовка к экзаменам не могла поглотить все наши интересы.
        Девочки очень загорелись мечтой о походе. Теперь они только об этом и говорили. Мальчики не вмешивались в эти разговоры. Куда интереснее было поспорить о футбольном матче или о шахматной битве наших гроссмейстеров с заокеанскими мастерами. Мы с удивлением сообщали друг другу, что Смыслов отлично поёт, болели за наших баскетболистов, переживали удачи и неудачи футбольного сезона.
        - Центр нападения в московском «Динамо» не работает левой ногой! — горячился Яша. — А то бы они показали армейцам!
        - Ну тебя! — возражал Ахмадей. — Дело не в левой ноге. Я скажу вот что: скорости нет. Армейцы быстрее бегают.
        К экзаменам каждый готовился по-своему. Одни не поднимали головы от стола, другие больше надеялись на шпаргалки.
        Чего только не происходило в «Большом оркестре» накануне двадцатого мая! Искандер, на всякий случай, записал формулы на ноготь большого пальца. Яша переписал решения самых трудных задач на бумагу и прикрепил её на подошву ботинка. Кто догадается, зачем ученик рассматривает свой каблук!
        Люция записала английские слова на пёстрый носовой платочек.
        - Мы все запаслись ответами, и ты готовься, — посоветовала она Фатыме.
        Но та только пожала плечами:
        - Зачем мне шпаргалки!
        И всё же Фатыма выбрала из букета цветок сирени с пятью лепестками (чтобы сдать на «пять»!) и проглотила его с вечера накануне экзаменов.
        Наконец настал солнечный день, когда на Доске отчёта около каждой фамилии появилось слово «перешёл», написанное рукой дяди Яфая. «Большой оркестр» глубоко вздохнул: окончился ещё один учебный год. И самое главное — никто не оставался на второй год, даже не получил переэкзаменовки. Теперь можно было как следует отдохнуть до первого сентября!
        Мамы воспользовались этим поводом, чтобы снова помучить нас, мальчишек.
        - А почему бы нам не устроить нашим детям общий вечер по случаю окончания учебного года? — носилась из квартиры в квартиру Люциина мама. — Нам самим не оказывали подобного внимания. Пусть дети ощутят нашу заботу. Кстати, мальчики и девочки соберутся вместе… Это им полезно!
        Девочки восторженно приняли идею вечера. Нас она, конечно, не порадовала. Этого ещё только не хватало!
        - Товарищи мушкетёры, давайте откажемся! — предложил Яша.
        - Нельзя, — вздохнул я, — мамы сами придут на вечер и нас обяжут.
        Против этого довода никто не стал спорить.
        - Посидим чуточку, потом сбежим! — посоветовал Яша.
        - Ничего другого не остаётся, — согласился Ахмадей.
        Ох, и досталось же мне в тот вечер! Вместе с девчонками я помогал своей маме. Почти из каждой квартиры выносили столы и стулья. Потом, когда столы накрыли скатертями, получился один длинный стол.
        Люциина мама сама сходила на базар, накупила всякой всячины. Когда всё это расставили на столе, то выглядело как на Первое мая.
        Конфет было — хоть горстями забирай в карманы! Шоколаду — меньше: плитку делили пополам. Но и это немало! Мы ведь не девчонки, на шоколад не падки!
        Четыре мамы пекли для нас пирожки и беляши; то и дело я забегал домой, чтобы посмотреть, как моя мама варит чак-чак. Я уверен, что мало кто знает это башкирское кушанье. Тот, кто отведал его когда-либо, поймёт, почему я с нетерпением ждал чак-чака. А кто никогда не пробовал, пусть приезжает в наш дом. Угостим, не жадные!
        К чаю поставили душистый мёд, который называется липовым. Когда о чём-нибудь хотят сказать плохое, говорят: «липовый». К липовому мёду это не относится!
        Ну, про цветы не буду говорить. Букетов всяких наставили столько, что через стол трудно было разглядеть друг друга.
        Но, как известно, у нас во дворе ничего не проходит гладко. Вот и «Вечер дружбы» начался не так, как планировали его мамы. Они во что бы то ни стало хотели рассадить нас вперемежку с девчонками. Кто с кем больше дрался, того и собирались посадить рядом. Я не знаю, почему так решили. Может быть, чтобы друг к другу привыкали и не дрались потом? До чего же наивно рассуждают иногда мамы!
        Одним словом, мы наотрез отказались — не стали садиться рядом с девчонками.
        - Или отдельно, или вообще не будем праздновать! — категорически заявил Ахмадей.
        Это подействовало.
        - Какие они нелюдимы… — начала было говорить Люциина мама, но на неё шикнули другие мамы, и разговор про нас замяли. На душе стало легче.
        Теперь расскажу всё по порядку, чтобы ничего не упустить.
        Понятное дело, девочки уплетали конфеты и без конца разговаривали да смеялись. Я не знаю, почему так часто смеются девчонки. Что касается нас, то мы сидели рядом, чинно и важно разливали фруктовую воду по чашкам.
        После того как все мы немного поели, мама Фатымы произнесла небольшую речь.
        - Будем верить, — сказала она, — в настоящую дружбу между нашими детьми! Желаем им всем вместе и дружно сходить в летний поход!
        Но у нас был свой тост.
        - За дружбу и так далее! — тихонько сказал Ахмадей.
        - За красных мушкетёров! — добавил Яша. Мы разом выпили фруктовую воду.
        Всё шло тихо и гладко. Скоро мамы ушли, осталась только Манина бабушка.
        Мы тоже собирались смыться, когда внезапно в саду появился Мурат. Он помахал рукой Фатыме, скрылся, а потом появился снова. Я так и ахнул. Рядом с ним шагал лобастый мальчик, тот самый, с которым мы познакомились, когда искали дом Аксакова.
        - Заходите, мальчики, что же вы опоздали? — крикнула им Фатыма.
        Отсюда мы заключили, что она пригласила их на «Вечер дружбы». Это надо было понимать как вызов нашим мальчикам. Имея столько порядочных мальчишек в своём дворе, приглашать чужих, с другого двора! Большего оскорбления для нас нельзя было и придумать.
        Не я один так думал. Ахмадей даже побледнел от обиды.
        Между тем все девочки начали ухаживать за своими гостями. Фатыма поставила перед лобастым тарелку с ягодами. Зуляйха подала ему чай. Маня тоже отломила кусок от своего шоколада и протянула Мурату.
        «Ну, погоди же! — подумал я. — Как защищать — так Мансур! А как шоколады дарить — так другой!»
        Я поднялся и сказал ребятам:
        - Ну их! Уйдём!
        - Сиди! — прошипел Ахмадей, не сводя глаз с лобастого.
        - Мы же решили смыться! — напомнил я.
        - Молчи! Чего тебе! Сам знаю! — рассердился Ахмадей.
        Я не стал настаивать. С тех пор как Маня уступила свой шоколад Мурату, я потерял всякий интерес к нашему вечеру. Даже до чак-чака не дотронулся.
        Когда вечер кончился и все расходились, я подошёл к Ахмадею.
        - Как ты думаешь, — спросил я его, — может быть, надо отколотить их?
        - Не сейчас, — сухо ответил Ахмадей.
        А Яша поднял руку и торжественно произнёс:
        - Мушкетёры не прощают измены! Они мстят!
        Бинокль
        У девочек вовсю развернулась подготовка к походу.
        Фатыма успела уже договориться с туристическим бюро, чтобы во дворе нашего дома провести общее собрание мальчиков и девочек, посвященное походу. Фатыма сама написала объявление на большом листе бумаги.
        «Всем мальчикам и девочкам «Большого оркестра»! — было написано крупными буквами. — Завтра у нас состоится интересный доклад о походе туристов. Наш маршрут будет называться «Сердце Урала». Приглашаются все, кто желает стать туристом».
        В назначенный час во дворе собрались все девочки. Из мальчиков был один я. Конечно, красные мушкетёры не прощают, и после всего того, что было на «Вечере дружбы», мне не следовало ходить на это собрание. Но уж очень хотелось послушать про будущий поход.
        Остальные мальчишки играли за сараем и отказались прийти на собрание. Понятное дело, Ахмадей не захотел плясать под дудку Фатымы.
        Когда явилась очкастая тётя из туристического бюро, Фатыма послала меня за сарай, чтобы я снова пригласил остальных ребят.
        - Иди, не мешай нам, кукла! — обозвал меня обидным словом Яша. — Мы не девчатники…
        Мне очень не хотелось слыть «куклой». От обиды я больше ничего не мог сказать и побежал туда, где проходило собрание.
        - Они не хотят слушать доклад! — громко объявил я.
        - Ну что ж, начнём и без них, — решила Фатыма. Тетя в очках только что начала говорить нам про горы и леса, как из-за крыши сарая прилетело тухлое яйцо, брошенное кем-то из ребят. Оно упало рядом с тётей, чуть не задев её.
        - Невозможные хулиганы! — возмутилась пришлая тётя. — Видали вы это?
        Все девочки заахали. Доклад пришлось прервать, и за сарай побежала Фатыма, чтобы выяснить, кто это сделал. Но там она не застала никого.
        Как только тётя начала рассказывать дальше, откуда-то из-за гаража поднялся свист. Волей-неволей пришлось прервать собрание. Тётя из туристического бюро очень обиделась и заявила нам:
        - Если бы я знала, что у вас живут такие хулиганы, никогда сюда не пришла бы!..
        После её ухода Фатыма гордо сказала опечаленным девочкам:
        - Мальчики могут сорвать доклад, но путешествие — никогда!.. С этого дня мы начнём готовиться в путь-дорогу. Пойдут одни девочки!
        - Почему одни девочки? — в сердцах воскликнул я. — Я тоже пойду с вами. Верно, и твой брат пойдёт…
        Так опять проявилась моя бесхарактерность. Но это оттого, что я добрый. Моя мама не раз говорила мне об этом.
        Фатыме купили лыжный костюм, который мог пригодиться ей в дороге. Зуляйха хвалилась алюминиевой фляжкой, подаренной папой. Искандер приобретал рыболовные снасти. Дядя Яфай даже обещал достать для нас охотничье ружьё и палатки.
        Разумеется, мне было немного стыдно перед старыми друзьями, я даже старался не попадаться им на глаза. Но всё-таки бросить их совсем я не мог.
        Однажды я робко заглянул за сарай. Мушкетёрская компания сидела на ящике и о чём-то разговаривала.
        - Ты тоже в поход собрался, кукла? — усмехнувшись, спросил меня Яша.
        - Я не кукла! — запротестовал я.
        - Ну ладно, пусть не кукла! — смягчился он. — Хочешь пойти с девочками?
        - Там не только девочки, — начал я защищаться. — Брат Фатымы идёт, ещё кое-кто…
        - Тебе бы не следовало. Лучше бы шёл с нами… Верно, Ахмадей?
        Тот важно кивнул головой:
        - Он умеет молчать. Его нельзя скидывать со счетов.
        - А вы куда? Тоже в поход? — стал расспрашивать я.
        - Придёт время — узнаешь!
        Я не настаивал, но в поход продолжал собираться. Мне тоже хотелось взять с собой такое, чего нет ни у кого. Фронтовые товарищи моего папы прислали нам его вещевой мешок. Я твёрдо решил захватить в поход этот вещевой мешок. Потом мне захотелось достать бинокль. Но где его возьмёшь?
        Я попробовал обратиться к нашему генералу в отставке. Попросил его одолжить бинокль, однако он отказал:
        - Это память о фронте. Подарок одной разведчицы. Я боюсь, что вы потеряете… Хочешь, я тебе компас дам?
        От компаса я отказался.
        Я очень люблю сдерживать своё слово: обещал взять в поход бинокль — надо во что бы то ни стало достать.
        Однажды я пошёл в комиссионный магазин, где продавали бинокли.
        - Дайте мне бинокль на время, пока в поход сходим, — умолял я.
        Но мне и там не дали, сказали, что это чужое добро и из магазина без денег ничего не отпускается. Я показал им монету, которую мне подарил Яша. Монету тоже не приняли. Пришлось вернуться с пустыми руками.
        Но я всё-таки не терял надежды достать бинокль.
        Девочки воспитывают терпение
        Наши девчонки практически готовили себя к походу.
        - Поход — не прогулка, — напомнила Фатыма. — Пусть каждый ликвидирует свои недостатки!
        С Фатымой никто не спорил: каждый сам понимал, что поход будет нелёгкий. Если мы выйдем в поход такими, какие мы есть на сегодняшний день, то, конечно, ни одного дня не выдержим. Много неженок у нас развелось!
        Наша Зуляйха начала бороться с болью. Она калёным железом хотела вытравить из своей души слабость. Ради этого она два дня проходила в туфлях, которые жали ей ноги. На всех пальцах у неё появились кровяные мозоли.
        - Не хватит ещё? — спрашивала она у Фатымы.
        - Нет, — сурово отвечала та.
        Сама Фатыма привыкала голодать. Понятное дело, в походе всё может случиться. Продукты могут выйти, в пещере можно потеряться, можно оказаться на острове… Фатыма всего два раза в день ела и два раза пила воду. Она намеревалась сократить норму ещё на один раз, если продержится до конца недели.
        Маня, как известно, во всём старалась подражать Фатыме. И здесь она ничего другого не придумала, как голодать. Она ела утром и вечером, а днем ничего в рот не брала. Бабушка не на шутку испугалась.
        - Не могу понять, что случилось с моей внучкой, — украдкой плакала она среди соседок. — Совсем перестала есть. Чего только я ей не покупаю: и молочное, и птицу, и фрукты… Бывало, очень любила шоколад, теперь даже не дотрагивается.
        - Надо свести её к врачу. А то как бы чего серьёзного с ней не было! — посоветовала Люциина мама.
        Когда Маня узнала, что бабушка хочет повести её в амбулаторию, то не на шутку испугалась. Прибежала ко мне.
        - Фатымы дома нет. Посоветуй, что делать? — спросила она меня.
        Хотел я ей напомнить про шоколад, которым она на вечере угостила Мурата, да не стал. Не такое время, чтобы про свои чувства говорить. И потом, ведь не побежала к Мурату, а пришла ко мне.
        - Ты не бойся! — утешил я её. — В случае чего, я сам с тобой пойду.
        Так и пришлось мне с Маней и с её бабушкой пойти в амбулаторию.
        Если вы никогда не были в Уфе, расскажу вам, куда мы пошли.
        Как только выйдешь из нашего дома, надо завернуть налево, то есть идти по Коммунистической улице. Она у нас центральная. Липами и тополями обсажена. И канавки есть, где мы хотели создать арыки. Дальше идёшь мимо швейной фабрики, мимо типографии и около Ленинского садика сворачиваешь направо.
        В нашем городе давным-давно бывал Ленин, по пути из ссылки заезжал. Наверно, захотел посмотреть на то, как уфимцы живут, и с революционерами поговорить. Одним словом, на том месте, где Ленин любил бывать, памятник поставили и сад развели.
        Пройдя по улице Ленина, надо свернуть налево. Тут в пятом или шестом по счёту домике находится наша детская амбулатория: старый каменный дом с кривыми лестницами.
        - Держись! — предупредил я Маню, как только мы вошли в первый кабинет.
        Перед тем как войти, я внимательно прочитал надпись, сделанную синей краской на белой дощечке: «Терапевт». «Это, наверно, фамилия доктора», — подумал я.
        Высокий и худой дяденька, одетый как повар, опустил очки на самый кончик носа и сердито сказал нам:
        - Заходите по одному!
        Мне пришлось объяснить, что мы пришли все вместе.
        - Кто же из вас больной?
        - Вот она, — сказал я, легонько подталкивая вперёд Маню.
        На белой скатерти лежали чёрный ящик, большие часы и термометр.
        - Подойди ко мне, девочка. Повернись. На что жалуешься?
        Он приставил дудочку к спине Мани и приложил к ней ухо, а потом даже в рот заглянул. Точно, взглянув на язык, можно узнать, что происходит на душе у человека.
        - Ваша девочка совершенно здорова, — проговорил доктор, моя руки под краном. — Заставляйте её чаще бывать на свежем воздухе. Разнообразьте питание…
        - Чего только я не перепробовала! — вздохнула бабушка. — Наверно, всё-таки болезнь её внутренняя, не иначе.
        - Если мне не доверяете, обратитесь ещё к невропатологу! — обиделся доктор. — Могу повторить: девочка совершенно здорова.
        Во втором кабинете сидела симпатичная молодая тётенька.
        - Подойди ко мне, не бойся, — приветливо пригласила она Маню. — Расскажи, на что ты жалуешься?
        - Я совсем не жалуюсь, — пролепетала Маня.
        - Говори громче. Ничего не болит?
        - Нет.
        - Не кушает она у нас, — сокрушённо заговорила бабушка.
        - Почему же ты, моя милая, не кушаешь?
        Я испугался, как бы Маня не поддалась ласковому голосу.
        - Держись! — прошептал я.
        - Мальчик, а ты чего шепчешься?
        - Просто так, — ответил я.
        Потом мы заходили ещё к хирургу. Бабушка сказала, что, может быть, у Мани чего-нибудь сломалось.
        Там тоже никакой болезни не обнаружили.
        Когда вышли из четвёртого кабинета, бабушка вдруг заплакала:
        - Боже мой, куда я теперь пойду?..
        Этого Маня не выдержала. Она заплакала вслед за бабушкой, но ещё громче.
        - Прости меня, бабусенька! — проговорила она сквозь рыдания. — У меня ничего не болит, я только воспитывала терпение… С этого дня буду есть всё, что ты мне дашь. Я стану послушной, как прежде.
        Я с укором покачал головой: разве на девчонку можно положиться? При первом же случае подведёт.
        Как трудно отучиться врать
        Не раз Люция давала себе твёрдое слово, что навсегда и бесповоротно перестанет лгать.
        «Это последний раз, — бывало, говорила она. — Больше никогда не буду, честное слово!»
        Но каждый раз ей что-то мешало сказать правду. Помню, как-то ещё зимой она получила двойку по ботанике и очень огорчилась. Дело было перед концом четверти, и Люция решила об этом обязательно рассказать матери. С этой мыслью она направилась домой.
        Мама была не одна — на диване сидела гостья.
        - Вот она и сама, моя отличница! — обрадовалась мама, подводя свою дочь к незнакомой женщине.
        Мама, конечно, прекрасно знала, что Люция не отличница. Всем, в том числе и гостье, она говорила неправду. Люция покраснела от досады, но всё же не рискнула подвести маму. Так она и не сумела сказать правду о двойке ни в тот день, ни после.
        А ещё до этого Люция на катке потеряла красивые перчатки, недавно купленные в Москве. Она забыла их на скамье, когда одевалась. Но маме наврала, что перчатки украли.
        Вчера я застал Люцию в слезах.
        - Упала, что ли? — посочувствовал я, подойдя к ней. Мне всегда больно за людей, которые плачут. Ведь от счастья никто не плачет. А кому хочется, чтобы люди страдали?
        - Вот искала конфеты… — ещё сильнее заплакала она. — Забралась в буфет и нечаянно уронила чашки… Такие большие… Их маме на свадьбу подарили.
        - Ты же не нарочно, — стал я утешать её. — Маме объяснишь, как только она вернётся. Я уверен, что она тебя простит. Мне тоже приходилось разбивать чашки.
        - Она уже вернулась, и у меня не хватило духу сознаться! — ещё горше заплакала Люция.
        - Почему же не смогла? — заинтересовался я.
        - Потому что… потому что… она заболела, как только пришла домой, голову завязала полотенцем и легла. Как же я ей скажу в такое время?
        Нет, никак не могла Люция отучиться врать! Это было тем более страшно, что все без исключения девочки знали про Люцию, что она вруша, и понемногу переставали ей доверять. Разве такого человека можно взять в поход? По-моему, нет…
        Военный совет мушкетёров
        Как-то Яша остановил меня во дворе и торжественным голосом пригласил на совет мушкетёров.
        Между прочим, став красными мушкетёрами, мы обязаны были носить перья на головном уборе, как это принято у всех мушкетёров. Однако возникли затруднения: ходили мы, как правило, без кепок. Поэтому было принято решение, что красные мушкетёры могут носить перья в карманах брюк.
        Так вот, когда мы пришли в сарай, Ахмадей заставил нас вытащить из карманов петушиные перья. Только после того, как все убедились, что в нашу среду не пробрался чужой человек, он приступил к обсуждению вопроса.
        - Девчонки затеяли поход, — проговорил Ахмадей, исподлобья посматривая на меня. — Надо определить нашу позицию. — Он опять покосился на меня. — Фатыма как будто решила без нас обойтись. Допустим это или нет? Говорите!
        Я благоразумно промолчал о том, что уже дал своё согласие. Ждал, что скажут ребята.
        - Поболтают и бросят, — проговорил Яша. — Без нас они не рискнут пойти в горы. По мне, плюнуть на всё это и забыть. Нам нужен свой поход, отдельный от девочек.
        - Ты не знаешь Фатыму, — вмешался я. — Она обязательно уведёт девочек.
        - Ну и что ж?
        Я решил сыграть на самолюбии моих друзей:
        - Они не особенно, мне думается, нуждаются в нас. Если захотят, то всегда найдут мальчишек из других дворов. Как прошлый раз…
        Когда я напомнил про лобастого, Ахмадей даже зубами заскрипел:
        - Это ещё посмотрим! Я не позволю, чтобы другие влазили в дела нашего «Большого оркестра»!
        Мне только это и нужно было:
        - Может, перехитрим их? Если мы пойдём…
        - В самом деле, если попробовать? — задумчиво произнёс Ахмадей.
        - Вот это здорово! — воскликнул я, обрадовавшись, что в поход пойдём все вместе.
        - Ты не шуми, — остановил мой восторг Ахмадей. — Фатыма может заартачиться.
        - Да нет, не заартачится! — настаивал я. — Ручаюсь, хоть голову на отсечение дам!
        Ахмадей спросил:
        - Яша, а ты как? Не против? Тот пожал плечами и промолчал.
        - Тебя спрашивают! Против нас хочешь пойти, против решения, значит?
        - Ну вас!.. — недовольно буркнул Яша. — Валяйте! Посмотрим, что из этого выйдет. Я воздерживаюсь. По мне, так лучше организовать похищение.
        - Какое ещё похищение? — взъерепенился Ахмадей. — Тут о походе речь идёт… Итак, решение принято единогласно, — заключил он. — Следует сразу назначить и руководящий состав похода. Думаю, что тебя, Яшка, следует поставить начальником штаба. А Мансура — моим адъютантом.
        - Я согласен, — ответил я быстро. — Адъютантом так адъютантом. Главное — вместе…
        - Видишь, Мансур службу знает, — не скрыл своего одобрения Ахмадей, с укором поглядывая на замолчавшего начальника штаба. — Тебе, Яша, предлагаю срочно разработать маршрут похода и достать себе военное снаряжение, как полагается. В следующий раз явиться в полной форме. Понятно?
        Компас генерала
        В тот же день мы переименовали свой дровяник в «штабное помещение». Теперь без штаба не обойдешься! Это стало ясно. И вообще все мы с увлечением подражали военным. Ахмадей напялил на голову старую зелёную фуражку с новенькой красной звездой. Поверх его сатиновой рубашки, через плечо, был перекинут ремешок полевой сумки.
        У меня пока был только поясной ремень, делавший меня похожим на военного. Большего, как мне объяснил Ахмадей, для адъютанта и не нужно.
        Яша до последнего дня не мог ничего раздобыть, хотя и числился начальником штаба.
        - Лучше бы ты меня комиссаром назначил, как Фурманов у Чапая, — не раз просил он.
        И каждый раз Ахмадей отказывал ему в этой просьбе.
        - Нет, мне комиссар не понадобится! — важно заявил он. — Ты как пить дать не удержишься, чтобы не вмешаться в мои распоряжения. А этого я, как знаешь, не терплю.
        Наконец Яша раздобыл себе компас. Однако наша радость была омрачена тем, что он нечестным путём достал себе военное снаряжение. Проще говоря, Яша стащил компас у старого генерала, с которым мы дружили.
        Как тут быть?
        Ахмадей разъярился, когда узнал о проступке начальника штаба.
        - Я не позволю! — кричал он. — Подвёл нас, осрамил честь красных мушкетёров!
        Сперва мне показалось, что Ахмадей возмущается ради военной игры, потому что командир обязан стоять против мародёрства. А он, как вижу, и в самом деле рассердился.
        - Отнеси обратно, извинись перед генералом! Объясни, что ошибка получилась.
        - Что ж, вернуть можно хоть сейчас, — вздохнул Яша. — Но мы останемся без компаса. Без него мы пропадём в горах. Компас нам до зарезу необходим.
        Но Ахмадей всё гнул своё:
        - С кем разговариваешь? Кто я для тебя: командир или кто?
        Я решил, что пора и мне молвить слово:
        - Я не против возвращения компаса, но следует ли торопиться? Успеем вернуть компас, когда возвратимся из похода…
        Вижу, Ахмадей заколебался.
        - Значит, все мы превратимся в воров?
        - Нет, — спокойно ответил я. — Стоит вынести решение, записать его на бумаге. Надо законным путём оформить.
        Ахмадей недоверчиво покосился на меня:
        - Предлагаешь вынести специальный приказ о компасе?
        - Да.
        - Здорово! — согласился он. — Я и сам думал об этом. Ну, доставай бумагу, буду диктовать решение. Поставь номер один. Значит, первая штабная бумага.
        На какое-то время согласие воцарилось в штабе.
        - «Постановление штаба похода, — начал Ахмадей властным голосом. — Имея в виду, что компас нужен для общественного пользования…»
        Тут Ахмадей запнулся и беспомощно взглянул на меня. Пришлось подсказать:
        - Обязательно вписать надо, что мы собираемся его вернуть хозяину после возвращения из похода.
        - Да-да, — быстро подхватил он. — «В связи с тем, что мы собираемся вернуть компас после похода…» Всё, что ли?
        Почёсывая затылок, я предложил:
        - Надо ли насчёт того, что виновный признал свою ошибку?
        - Давай вписывай! Если не признал, то мы его заставим. Учитывая всё это, воровство считать не воровством.
        Яша не скрыл своей радости:
        - Я так и думал. Разве для себя я стал бы таскать чужую вещь?
        Ахмадей свистнул:
        - Ты того… не повторяй, понятно? И помалкивай! Приняв решение, мы перешли к очередным делам.
        - Достань карту — проложим маршрут похода, — приказал мне Ахмадей.
        Яша, вооружившись красным карандашом, лёг пузом на карту Башкирии. Нет, что ни говори, он был настоящим начальником штаба: его хлебом не корми, а дай полежать на карте.
        - Товарищи командиры, — начал он, обращаясь к нам, — маршрут наш пройдёт через город Ишимоой и далее по старой Екатерининской дороге на Белорецк…
        - Погоди чертить, — остановил его Ахмадей. — Раньше следует решить, на чём поедем до Ишимбая: на машине или на поезде?
        - Неважно, — попробовал возразить Яша. — Какое это имеет значение?
        - Имеет! — отрезал Ахмадей. — Ну, так как — по железной дороге или по шоссейке?
        - Да не всё ли равно? Ахмадей вспыхнул:
        - В пререкания вступаешь?
        - А ну тебя! — отмахнулся Яша.
        - Стало быть, слушай меня, — заключил Ахмадей. — Проложи маршрут по железной дороге.
        Яша смирился. Ведь всё-таки Ахмадей был командиром, а он — только начальником штаба!
        Полный разрыв
        Маршрут скоро был готов. Яша обвёл его красным карандашом, соединяя железнодорожные станции, разрезая горы, легко одолевая реки и ущелья.
        - Может быть, вызвать Фатыму в штаб? — спросил я Ахмадея, понимая, что её непременно придётся ознакомить с нашими планами. Известно, адъютант должен быть расторопным.
        - Погоди, — остановил меня Ахмадей. Яша с самого начала был против Фатымы.
        - Девчонка есть девчонка, — криво усмехнулся он. — Что она поймёт?
        - Не показывать ей нельзя, — неуверенно возразил Ахмадей.
        Яша сделал кислое лицо:
        - Выходит, что у нас два командира, а не один?
        В одну секунду вся кровь отхлынула от лица Ахмадея.
        - Откуда ты это взял?
        - Фатыма наплевала на тебя с четвёртого этажа, — хладнокровно заявил Яша. — Она брала у тебя разрешение поход организовывать, что ли?
        Этот довод прямо-таки ошарашил Ахмадея.
        - Мансур! — заорал он не своим голосом. — Вызывай сюда Фатыму! Сейчас мы посмотрим, кто тут главный!
        Я как пробка выскочил из сарая. Фатыма была во дворе, как всегда окружённая девочками.
        - Тебя вызывает Ахмадей! — скороговоркой сообщил я, подлетая к ней.
        Фатыма с удивлением уставилась на меня:
        - Мне и тут хорошо, никуда я не пойду.
        - Он сейчас сердитый, — предупредил я.
        - Я тоже сердитая, — заупрямилась она.
        Но Ахмадей, видно, не усидел в штабе — он сам уже шёл в нашу сторону. За ним плёлся Яша.
        Испуганно взглянув на своего командира, я попытался настроить его на мирный лад:
        - Лучше тебе, Ахмадей, с ней самой договориться.
        Фатыма сидела на скамье среди подруг, не спуская с Ахмадея своих карих глаз. Он остановился перед ней, угрюмо разглядывая лица девочек.
        - Хотел уладить вопрос насчёт похода…
        - Что ж, можно, — разрешила Фатыма. — Говори. Девочки жалуются, что у нас пока нет никаких специалистов. Какой, например, поход без барабанщика?
        - Барабанщик будет, — сказал Ахмадей. — Я уже принял решение…
        - А ещё, — миролюбиво продолжала Фатыма, — нам нужны повара, санитары, фотографы, рыболовы… Кроме того, каждый из участников похода может поставить перед собой ту пли иную цель. Одних могут интересовать леса…
        - Конечно, — подтвердил Ахмадей.
        - Других — цветы…
        - Этим займутся девчата.
        - Кое-кого — лекарственные растения. Незаметно подошедший Яша вставил:
        - Об этом мы тоже подумали.
        - Отлично! — похвалила Фатыма и, обращаясь ко мне, добавила: — Сбегай-ка быстренько за Люцией и моим братом. Скажи, что я вызываю.
        Я уже собрался пуститься бегом, но меня удержал Ахмадей:
        - Он никуда не пойдёт!
        - Почему же не пойдёт? — изумилась Фатыма.
        - Потому что он мой адъютант, а не твой. Без моего разрешения он никуда не пойдёт. И вообще, я положу конец…
        Я увидел, как потемнели глаза Фатымы.
        - Кто его назначил адъютантом?
        - Я!
        - А кто тебя назначил командиром?
        - Кто же может меня назначить? — удивился Ахмадей. — Я сам себя назначил.
        - Как бы не так! — вмешалась Маня, выходя вперёд. — Нашим вожатым будет Фатыма. И больше никто!
        Ахмадей побледнел. Дрожащими руками он провёл по волосам.
        - Не бывать этому! Не позволю!
        - Как это так — не бывать, если она уже утверждена? — удивилась Маня.
        - Мы не признаём Фатыму, — заявил Яша. — Командиром должен быть мальчишка, а не девчонка. Фатыму мы можем утвердить… врачом, не больше.
        Фатыма тряхнула головой.
        - Я утверждённая! — сказала она твёрдо. — Мы сами готовили поход с самого начала…
        Я понял, что Фатыма ни за что не уступит. Да и девочки стояли за неё горой. Спор наш происходил на виду у всего двора. Из окон высунулись наши мамы. Они прислушались к нашему разговору.
        Ахмадей вплотную придвинулся к Фатыме. Они почти касались друг друга носами.
        - Я вижу тебя насквозь! — прошипел Ахмадей. — Ты хочешь быть первой!.. А если так… — он запнулся, — если так…
        - Что «если так»? — язвительно спросила Фатыма.
        - Мы отказываемся от похода! — выпалил Ахмадей. Сразу наступила тишина. А у меня так и упало сердце.
        - Я была дурой, что согласилась взять вас в поход, — неожиданно сказала Фатыма. — Пошли, девочки!
        Она круто повернулась и пошла прочь.
        - Айда, ребята! — махнул рукой Яша.
        Я кинулся между мальчиками и удаляющейся Фатымой:
        - Погодите!
        Но никто не стал меня слушать: девчонки пошли в одну сторону, мальчишки — в другую. Я один остался на месте, не зная, за кем податься.
        Наш соперник
        После полного разрыва, происшедшего между мальчиками и девочками, Фатыма почему-то потеряла интерес к походу.
        А без её участия вся эта затея пустая. Сразу прекратились сборы, разговоры. Был «Большой оркестр», и не стало его. Всем мамам, наверно, надоели наши раздоры. Они тоже потеряли веру в успех похода.
        Результат сказался на той же неделе: Люция уехала на юг, Зуляйху отец временно поселил у тётки, на другом конце города, и к нам во двор она приходила редко. Искандер отправился в лагерь вместе с технической станцией. Фатыма пока оставалась около больной матери. Только Маня никуда не собиралась. Да мы, трое друзей, продолжали болтаться в городе.
        Володя в счёт не шёл. Он был большой, по-прежнему всё свободное время проводил в спортивном обществе, и мы смотрели на него как на взрослого.
        После того как сорвался поход, я перестал быть адъютантом. Я мог в любой день бросить Ахмадея и поехать в пионерский лагерь, как настаивала мама. Однако я принадлежал к числу тех настоящих адъютантов, которые не бросают командира, особенно когда ему бывает трудно.
        На людях я вёл себя по-прежнему, будто и не было никакого разлада в «Большом оркестре». Только когда оставался один, я не мог скрыть печали: оркестр окончательно расстроился.
        Как-то ранним утром, в час, когда спал весь дом, за исключением моей мамы, подметавшей тротуар, я бродил по двору. Перед моими глазами одно за другим всплывали события, которые происходили в «Большом оркестре» со дня новоселья. Вдруг я услышал, как хлопнула дверь, — кто-то бегом спускался по лестнице.
        В следующую минуту я услышал Мании голос:
        - Фатыма, я готова. Жду во дворе.
        Я притаился. Последние дни Фатыма и Маня начали пропадать из дому. Где они бывают, мы не знали. Я решил выпытать это у Мани.
        - Маня, куда так рано собрались? — невинным голосом спросил я, выходя ей навстречу. — Может, в кино?
        - Нет, что ты! Какое же кино в семь часов утра!
        - Понимаю: в парк идёте?
        - Не угадал.
        - В очередь за яблоками?
        - Опять не угадал.
        - Ну скажи, куда?
        - Нет, не скажу. Оставалось последнее средство.
        Сунув руки в карманы брюк, я начал свистеть, будто мне на всё наплевать. Даже сделал несколько шагов в сторону.
        - Ладно, я пошёл. Без вас забот полон рот. Можешь не говорить. Думаешь, меня очень интересует?
        - Мы ходим купаться, — не выдержала Маня. Она огляделась по сторонам. — Один мальчик учит нас плавать. Фатыма и я решили закалять себя. Только это между нами. Фатыма никому не велела говорить.
        Вызов
        Нет, не смог я скрыть от своего друга коварство наших девчонок. И с этого дня Ахмадей тоже начал пропадать на реке.
        Развязки пришлось ждать недолго. Как-то Ахмадей прибежал очень возбуждённый.
        - Я проучу его, вот увидишь! — размахивая кулаками, закричал он.
        Я понял: каша заварилась не на шутку. Пришлось срочно сбегать за Яшей. Предстоял важный разговор.
        - Теперь я всё выяснил, — доложил нам Ахмадей. — Фатыма ходит на реку с этим… как его… Сагитом, ну тем — лобастым… Помните?
        - Ну и пусть ходит, — усмехнулся Яша.
        - Замолчи! — стукнул по ящику Ахмадей. — Я его проучу!
        - Из-за Фатымы палец о палец не ударю.
        - Эх, ты! А ещё говорил: мушкетёры не прощают! — взъерошил волосы Ахмадей.
        - Сказал — нет, значит, нет.
        - Товарища вздумал бросить?
        - Если бы стоящее дело… Руки марать не хочется!
        - А я вызову его на дуэль! — твёрдо сказал Ахмадей.
        Яша даже подскочил от неожиданности. Глаза у него так и засверкали. И рот до того открылся, что я подумал — вдруг он уже совсем не закроется!
        - Вот это здорово! — выпалил он, с восхищением глядя на Ахмадея. — На настоящую дуэль?! На шпагах?!
        Ахмадей немного растерялся:
        - Ну, уж на шпагах или не на шпагах, там разберём.
        - Понимаю: на пистолетах. Как Онегин и Ленский, — решил Яша.
        - А откуда он пистолеты возьмёт? — удивился я. Ахмадей тяжело вздохнул. Действительно, откуда тут возьмёшь пистолеты?
        - Я так думаю, что просто на кулаках придётся, — неуверенно сказал он.
        Но Яша уже не мог остановиться.
        - Нет, — решительно заявил он, — на кулаках не полагается. Мушкетёры дрались на шпагах, значит, и ты должен на шпагах.
        - Вот чудак человек! Разве теперь легко достать шпаги? — попытался я вразумить его.
        Мы все задумались.
        - Если в театре попросить, не дадут, — произнёс Яша, грызя ноготь. — Знаешь? — сказал он через некоторое время и положил руку на плечо Ахмадею. — Деритесь на палках, но называйте их шпагами.
        Ахмадей одобрил эту мысль. Но я не понял Яшиной затеи: предположим, Ахмадей будет называть свою палку шпагой, но захочет ли называть её шпагой Сагит? И вообще, понравится ли ему драться на палках: это больнее, чем на кулаках, и глаз выколоть можно.
        Так или иначе, решение было принято. Теперь предстояло послать вызов. Яша настаивал, чтобы это было сделано по всем правилам. Его равнодушие к этому делу как рукой сняло. Он так и горел: быстро сбегал домой, принёс бумагу, карандаш и тут же на ящике сочинил письмо с вызовом на дуэль.
        «Милостивый гражданин!» — начиналось письмо.
        Яша сказал, что полагается писать «милостивый государь», но у нас в стране государей нет, а все равноправные граждане, и поэтому так будет правильнее.
        - «Милостивый гражданин! — прочитал Яша. — Я, красный мушкетёр, по имени Ахмадей, вызываю вас на дуэль по поводу известной вам женщины..»
        - Девочки, — поправил я его.
        Яша минуту подумал и исправил: «По известному вам поводу».
        - А вдруг ему неизвестно, по какому поводу? — усомнился я.
        Но тут Яша был неумолим.
        - Слова «по известному вам» надо обязательно, — объяснил он. — Так и д’Артаньян писал.
        Это был неопровержимый довод.
        Дальше в письме было написано:
        «Дуэль состоится завтра, 25 июня, в 7 часов 00 минут по местному времени, в лесу на горке, которая за железнодорожной насыпью. От ларька с газированной водой — направо. Моим секундантом будет красный мушкетёр Яша, более известный под именем Чёрного плаща…»
        - А я? — сказал я, не в силах сдержать обиду. — Я тоже хочу стать секундантом. Я тоже оскорблённый… Ведь Фатыма не одна…
        Но тут рот у меня сам собой захлопнулся. Больше я не произнёс ни слова: зачем было разглашать наши с Маней отношения!..
        К счастью, Ахмадей и Яша не обратили внимания на чуть не вырвавшуюся у меня фразу. Зато они сразу согласились взять меня вторым секундантом.
        - Он верный друг! — сказал про меня Ахмадей. И мне было приятно, что он понимает это.
        «Что день грядущий мне готовит?..»
        Наутро, в пятнадцать минут седьмого, я ждал во дворе Ахмадея и Яшу. Однако явился один Ахмадей.
        - Яшку мать не пускает, — сказал он. — У них там какой-то крупный разговор происходит. Придётся идти вдвоём. Будешь единственным секундантом. Конечно, ты ещё маленький, но ничего не поделаешь!..
        - Я тебя не брошу! — ответил я. — Повсюду пойду за тобой!
        Так говорил в одной прочитанной мною книге товарищ товарищу. В эту минуту мне захотелось взглянуть на себя со стороны: я сам себе понравился.
        - Записку Яшка передал ещё вечером, — продолжал Ахмадей, не замечая моего приподнятого настроения. — Ночь на раздумье, а теперь — дуэль. Тебе придётся только наблюдать со стороны, справлюсь один. Коли захочешь, после можешь рассказать ребятам, как я вздул его.
        - Идёт! — согласился я важно. — Пошли, что ли?
        Однако выяснилось, что Ахмадей забыл палку. Пришлось возвращаться за нею домой. Наконец он появился снова. Но тут, как назло, его окликнула мама.
        - Сию же минуту иди домой! — приказала она. — Тебе надо пол вымыть, а то потом тебя с огнём не сыщешь.
        Ахмадей нехотя поплёлся домой. Я — за ним.
        - Всё шляешься! — стала пробирать его мама. — Опять отбился от рук… Одна кручусь и верчусь. Хорошо тому, у кого есть дочка…
        «Как она не понимает! — с укоризной подумал я. — Сын на дуэль собрался, а она придумала полы мыть!»
        - Мама, я сейчас никак не могу дома сидеть, — насупился Ахмадей. — Как вернусь, так полы вымою, честное слово!
        - Я тоже помогу! — не удержался я.
        - Вы говорите так, словно у вас срочное дело, — смягчилась мама.
        - Это правда, — согласился Ахмадей.
        - Если бы вы знали! — вмешался я опять. — Ну, никак нельзя отложить. Речь идет о нашей чести.
        Говоря это, я пятился назад, пока не стукнулся о косяк двери.
        - Перестань болтать! — шепнул мой товарищ. — Проговоришься.
        Уже на лестнице мы услышали голос его мамы, но что она говорила — не поняли.
        Дуэль
        Ахмадей торопился, и мне приходилось почти бежать, чтобы поспевать за ним.
        - Сагит может прийти не один, а с друзьями! — сказал я, стараясь завязать разговор.
        Но Ахмадей не отвечал: знал одно — торопился. Мы уже вышли за черту города. Позади остался вокзал, вагонное депо, Вельская пристань…
        - Почему вы в лесу назначили? Разве нельзя было назначить поближе к дому? — спросил я.
        Мой товарищ даже не оглянулся.
        Мы миновали ларёк с газированной водой. Над железнодорожным полотном высились белые скалы. Тропа была узкая и крутая. Я еле переводил дух. Не скрою, мне стало страшно, и я пытался запомнить обратный путь. Мало ли что могло случиться в лесу…
        Поднявшись на лысую вершину горы, мой друг остановился:
        - Он обязан прийти сюда. Место известное.
        - Пока никого нет, — с облегчением вздохнул я.
        - Что ж из этого?
        - А кто его знает — может, передумал…
        - Нет, не передумает, — убеждённо сказал Ахмадей. С того места, где мы стояли, была видна река Белая; два парохода тянули большой плот. Один пароход выпускал белый дым, другой — чёрный. Три плотовода всей грудью упирались в громадное кормовое весло, борясь с течением.
        На противоположном берегу на пляже купались мальчишки — вот счастливчики! Им нет никакого дела до дуэли…
        - Пока посидим.
        - Сидеть нельзя! — буркнул Ахмадей.
        До сих пор мне пришлось видеть только одну дуэль, и то на сцене, когда стрелялся Ленский. На сцене всё было иначе: шёл снег… пахло клеем… Ахмадей всё перепутал, и у него не так красиво получалось, как у Ленского. Тот пел, перед тем как драться: «Куда, куда вы удалились…» Ахмадей не пел, только стоял скучный такой! Стоило поправить его, да я не решился в такую минуту лезть к нему с советами.
        Единственно, что утешало меня, — это то, что наши противники могут передумать и не прийти. Однако я ошибался. По той тропе, которая вела на лысую вершину, уже взбирались две фигуры. Второму было не меньше чем лет восемнадцать. Неужели и с ним придётся драться?
        - Влипли мы, — прошептал я, опасливо поглядывая на Ахмадея. — Я уже говорил, что надо было назначить поближе к дому.
        Но тот только сердито зарычал.
        - Молчи!
        - Эй, послушай! — толкнул я Ахмадея. — Да ведь с ним Володя… Наш Володя!
        Скоро в этом не осталось сомнений. Рядом с Сагитом шагал наш знаменитый боксёр. Мы не знали, что и думать. Но у меня всё-таки отлегло от сердца.
        Наконец они подошли к нам. Лобастый угрюмо молчал, а Володя широко улыбался.
        - Здравствуйте, «милостивые граждане»! — весело сказал он. — Значит, на дуэлях драться вздумали, население города Уфы уничтожать!
        Мы молчали.
        - Что ж, рыцарские нравы решили восстановить? — продолжал Володя. — Забавно!.. Когда Сагит показал мне ваше письмо, я чуть живот от смеха не надорвал. Мы ведь с Сагитом в одном спортивном обществе занимаемся. Только я — боксом, а он — плаваньем… Так из-за чего же дуэль? Что не поделили?
        Ахмадей, весь красный, исподлобья посмотрел на своего врага, но не сказал ни слова. Володя поглядел на Сагита.
        - Я думаю, что из-за Фатымы, — еле выдавил тот и улыбнулся.
        Я очень удивился: значит, правильно говорил Яша, что надо писать «по известному вам поводу». Ведь понял человек!
        - Ну вот что, Ахмадей. — Володя сделал серьёзное лицо. — Ты это дело брось! Фатыма сказала мне, что хочет заниматься плаваньем. А это уже я направил её к Сагиту… Занимается она в спортивном обществе, и ничего особенного тут нет. Или, может быть, ты весь «Спартак» на дуэль вызовешь?
        Теперь и я чуть не засмеялся: с Ахмадея станет!
        - Так вот, — продолжал между тем Володя, — немедленно помирись с Сагитом. И никаких мне дуэлей! Помиришься — обещаю молчать как могила. А нет — даю слово: всему «Большому оркестру» расскажу про ваших «милостивых граждан». Ох и смеяться будут!..
        Деваться было некуда.
        Ахмадей нехотя протянул руку Сагиту. Тот молча пожал её.
        - Так-то лучше! — похлопал их по плечам Володя. — А то знаешь, Ахмадей, Сагит сам из великих драчунов: всего полгода, как бросил это детское занятие… а теперь марш по домам!
        На обратном пути мы долго молчали. Я даже сожалел, что всё обошлось так мирно. О чём я буду рассказывать во дворе?
        Будто отвечая моим мыслям, Ахмадей заметил.
        - Здорово я его проучил!
        Эта мысль мне понравилась:
        - Да, когда ты съездил ему по морде, он еле устоял на ногах.
        Моё заявление, как видно, пришлось по душе Ахмадею, и он, в свою очередь, добавил:
        - Когда Сагит кинулся на меня, я как развернулся да как дал ему!..
        Одним словом, пока дошли до дому, мы восстановили всю картину дуэли до мельчайших подробностей. Когда мы пересказывали их, нам самим становилось страшно. Даже Яша с уважением взглянул на Ахмадея, слушая наши приключения; однако не сдержался, чтобы не спросить:
        - У тебя ни одного синяка, ни одной царапины? Он ни разу тебя не ударил, что ли?
        Об этом мы совершенно не подумали.
        Про любовь
        Как-то, дня через два после всех событий, у сарая меня остановила Фатыма:
        - Говорят, что вы тут ходили в лесочек?
        - Ага.
        - Поиграть?
        - Нет.
        - На экскурсию?
        - Не…
        - За грибами?
        Я замотал головой.
        - Так что ж у вас там было?
        - Мы организовали дуэль.
        Фатыма громко рассмеялась. Чего-чего, но этого я никак от неё не ожидал. Из-за неё мы вроде как бы своими головами рисковали, а она!..
        - Порядочные девочки не смеются, когда из-за них дерёшься, — недовольно пробормотал я.
        - Из-за меня? — с удивлением спросила Фатыма, перестав смеяться.
        - А то из-за кого же?
        - Не врёшь?
        - Нет. Сагита проучить собирались. Да Володя помешал.
        Глаза у Фатымы странно вспыхнули.
        - Да как вы смели!
        - Мы всё можем, мы — красные мушкетёры, — спокойно пояснил я. — Ты ведь тоже читала роман?..
        Но Фатыма разошлась не на шутку:
        - Я не какая-нибудь из романа, я… Она запнулась.
        - Знаю, — подтвердил я, чтобы ее успокоить. Однако она ещё пуще расстроилась:
        - Ты мне вот что скажи: что вам от меня нужно? Почему вы меня не оставите в покое?!
        Никогда я не видел её такой свирепой. Что я мог ответить ей? Я и сам не понимал, почему Ахмадей не может махнуть на неё рукой.
        - Подумаешь, какие рыцари нашлись! Тебе стыдно? Молчишь?
        - Всё на меня и на меня! — с обидой ответил я. — Поди спроси у Ахмадея! Боишься с ним связываться. Знают — на маленького напирать! А маленький не человек, что ли?
        - Где он, твой Ахмадей? — решительно заявила Фатыма. — Веди к нему!
        Но мне не пришлось вести её: Ахмадей сам шёл к нам. С первого взгляда я понял, как нехорошо у него на душе… Он даже осунулся.
        - Это ты… ты затеял? — накинулась на Ахмадея Фатыма. — Ты придумал дуэль?
        - Я, — нерешительно сознался он. — А тебе какое дело?
        И тут не успел я моргнуть глазом, как Фатыма развернулась и дала Ахмадею звонкую пощёчину.
        «Здорово как! — восхитился я. — Вот это да! Выходит, Фатыма тоже читала про трёх мушкетёров и знает, как вести себя в подобных случаях…»
        Теперь Ахмадей, если он верен себе, должен был догнать её и дать сдачи. Я не помнил ни одного случая, чтобы Ахмадей простил обиду… Однако вместо этого Ахмадей схватился за свои непокорные рыжие волосы и медленно опустился на ящик. Чёрт знает, что происходило с этим человеком!
        Я не мог больше видеть этого! На моих глазах пал авторитет Ахмадея. Понурив голову, я пошёл прочь от сарая и свернул в укромное место, за гаражом. Подальше от людей.
        И тут, за гаражом, неожиданно для себя я застал Зуляйху на месте преступления: на стене мелом она писала моё имя. Потом поставила крест и добавила имя Мани. «Что ещё она вздумала написать?» — ломал я голову, незаметно следя за ней. Но вот Зуляйха провела черту и под ней вывела слово «любовь». Не помню, как я подбежал к ней.
        - Ага, попалась! — закричал я, больно дёрнув ее за косу.
        По моим расчётам, после такой встряски, любая девчонка должна была с рёвом пуститься наутёк. Но на этот раз я ошибся: Зуляйха осталась на месте.
        - Ты чего? — горячился я, размахивая кулаками.
        - Я написала правду! — объяснила Зуляйха. — Потому что ты пишешь Мане письма!
        - Врёшь! — сказал я. — Ты сама придумала!
        - Почитай, если не веришь! — воскликнула она и повела меня в укромное местечко между гаражом и сараями. Там она вынула из стены кирпич и показала мне пачку писем.
        Я стал перебирать их. Все они были написаны от моего имени на имя Мани. Сроду я таких писем не писал.
        «Тут что-то не так, надо разобраться», — решил я и отправился искать Маню. «Только попадись мне!» — грозился я, заглядывая во все закоулки.
        - Откуда эти письма? — крикнул я, наконец поймав Маню на лестнице и не давая ей опомниться.
        Маня покраснела и потупила глаза.
        - Я сама их писала, — еле вымолвила она.
        - Почему ты так сделала?
        - Мне завидно стало, — горько вздохнула Маня. — Большие девочки письма получают, а мне никто не пишет. Вот и решила сама…
        Я растерянно стоял перед ней, не зная, что сказать. Если бы врала или там хитрила… А то, вижу, писала в безвыходном положении…
        - На первый раз прощаю, — сказал я. — Если тебе нужны письма, я не отказываюсь, напишу. Только ты мне скажи, о чём написать. Мне не жалко, — объяснил я, заметив у неё слёзы и растрогавшись. — А сама не смей сочинять! Я не хочу, чтобы надо мной смеялись… и над тобой тоже.
        Клятва в сарае
        Прошло недели две. Был вечер. На дворе шёл дождь с громом и молнией. Я смотрел в окно, следя за тем, как бегут ручьи и лопаются в лужах пузыри. Вдруг я услышал звонок. Неужели вернулась мама?
        Оказалось, что за мной прибежал Яша:
        - Пошли, тебя зовёт Ахмадей.
        - Куда в такой дождь? — запротестовал я.
        - Он ждёт в сарае.
        - Я потом приду.
        - Нет, сейчас.
        Мне стало любопытно, и я пошёл за Яшей.
        Меня удивила торжественность, с которой был связан мой вызов. Намокнув под сильным дождём, мы добежали до сарая. Здесь, кроме Ахмадея, никого не было. Он сидел на ящике, который был приспособлен под жильё для собаки, нашей новой любимицы.
        - Закрыть дверь? — спросил запыхавшийся Яша.
        - На задвижку! — сухо и быстро скомандовал Ахмадей.
        Как он изменился! Это был прежний Ахмадей.
        Когда закрыли дверь, то стало совсем темно. Только глаза собаки двумя маленькими огоньками блестели около земли. Изредка вспышка молнии озаряла лицо Яши.
        - Ты любишь путешествия? — спросил он меня.
        - Очень, — ответил я. — Я тогда даже с девчонками согласился!
        - Это очень хорошо, — из темноты сказал Ахмадей.
        - А вы разве не любите? — поинтересовался я.
        - Мы тоже любим… — живо согласился Яша. Однако его перебил Ахмадей:
        - Ты пока погоди. Буду говорить я.
        - А вы откройте дверь, что же мы в темноте сидим! — попросил я.
        - Ты тоже молчи, — предупредил меня Ахмадей. — Мы тут переговорили доверить тебе тайну. Конечно, прошлый раз я узнал, что ты болтун, но что поделаешь — мал ещё! Так что теперь ты сперва должен дать клятву.
        Я насторожился.
        - Никакой клятвы я не дам, — сказал я.
        Из книг я знал, что клятвы никогда не нарушаются. И потом, тогда, под 8 Марта, я уже дал слово, и вышло нехорошо. Я ведь ещё не знал, какую тайну они хотят мне доверить.
        - Становись на одно колено! — крикнул Ахмадей. Я заупрямился.
        - Пустите меня! Я буду кричать! — сказал я.
        - Тебя никто не услышит, — напомнил Яша.
        И, как бы подтверждая его слова, над головой раздался гром. Будто по крыше сарая прокатили сто барабанов, больших, как в нашем кинотеатре «Родина». Потом два раза блеснула молния. Я испуганно затрясся.
        - Ну, станешь на колено?..
        Я всё ещё стоял растерянный и напуганный.
        - Съезди ему разок! — приказал Ахмадей.
        Я очень не любил, когда меня били. Поэтому я стал на колено.
        Ахмадей поднялся с собачьего ящика, положил на мою голову свою мокрую ладонь.
        - За мной повторяй слово в слово! — сказал он.
        Я кивнул головой, пряча слёзы.
        - Над головой гром и молнии, — сказал Ахмадей.
        Я за ним повторил эти слова.
        - С этой минуты я обладаю тайной путешественников.
        - С этой минуты я обладаю тайной путешественников, — повторил я.
        - Если я когда-либо или кому-либо выдам эту тайну, то стану ослом сизой масти, длинной змеёй и акулой морской. У меня отсохнет язык и повянут уши, как у чёрной вороны. Отшельник хуже пиратов, и я буду верен своему слову.
        Про отшельника и пиратов я не понял, но повторил и это.
        После чего Ахмадей сказал:
        - Теперь слушай нашу тайну. Мы решили податься за границу! Понял?
        - Я не хочу никакой заграницы! — заупрямился я.
        - А клятва? — напомнил Ахмадей грозно.
        - Клятва недействительна! — заявил я сквозь слёзы. — Я не пойду с вами!
        Ахмадей сделал шаг вперёд.
        - Вдарь! — скомандовал он.
        В ту же минуту Яша стукнул меня кулаком по шее. Я чуть не упал.
        - Вдарь ещё раз!
        - Не буду, не бейте!
        - Теперь повтори клятву, что пойдёшь с нами.
        Я снова опустился на калено и повторил всю клятву слово в слово.
        Сборы
        Через три минуты выяснилось, что зря они меня колотили. Ахмадей с Яшей собрались не куда-либо, а в Малайю — это такая страна в Индийском океане. Яша сказал, что там народ борется против иноземных поработителей. Кто же откажется помочь людям в борьбе за свободу!
        Я не стал на них дуться за то, что они сначала не объяснили мне про Малайю, а ставили на колени и били. Могли ведь сделать наоборот.
        - В Малайе найдутся дела для красных мушкетёров, — говорил Ахмадей. — Там настоящие герои жизни отдают! Когда в Испании шли бои, то Интернациональную бригаду создавали? Создавали! Теперь, я думаю, надо малайцам помочь. Я лично не могу мириться, когда людей угнетают!
        Ахмадею никто не возражал.
        Решено было немедленно начать готовиться в дорогу.
        - Яша, читай список, что надо захватить с собой, — предложил Ахмадей.
        Яша вытащил из кармана вчетверо сложенный лист бумаги — наверно, он вырвал этот лист из тетради по чистописанию. На обратной стороне были записаны какие-то правила.
        - «Всем надо запастись перочинными ножами, — начал читать Яша, заглянув в листок. — Оружие, конечно, примитивное, но выручить всё-таки может. Идти придется через джунгли. Там всяких хищников полно. Даже тигры есть! В таких случаях ножи будем вставлять в длинные палки — получатся копья. А трое мужчин, вооружённых копьями, — уже сила! Кроме того, ножи пригодятся и для резания хлеба. Так… значит, с этим ясно. Ещё нужен канат — длиной в десять метров. На пути попадутся скалы или реки. Один топор. Надо купить удочек. Спичечную коробку с мухами и червями… Три вещевых мешка и один котелок. По большой ложке. Сахару и соли…»
        Когда кончили читать достаточно длинный список, Ахмадей спросил:
        - Про словарь не забыл?
        - Нет, — ответил деятельный Яша. — Записал, как называется хлеб, вода и соль на узбекском, китайском и английском языках. По-индийски и по-малайски узнать не удалось. Придётся выяснить по дороге.
        - Так, — проверял Ахмадей список. — Насчёт тигров не забыли. А как про скорпионов?
        - На привалах нам придётся жечь костры, — отчеканил Яша. — Между прочим, для этого надо запастись спичками. Купим коробок сто. Они ведь дешёвые.
        Я подумал: «Зачем нам такая уйма спичек?» — но промолчал. Они старше меня, им виднее. А спички — они лёгкие, плеча не оттянут.
        - Чуть не забыл, — проговорил Ахмадей. — Если натолкнёмся на золотые жилы, нам понадобится ртуть. Надо будет купить штук пять термометров…
        - Можно, — согласился Яша, вписывая в список пять термометров.
        И тут я задал вопрос про подарки.
        - С пустыми руками туда же не придёшь, — напомнил я. — Надо что-то подарить малайцам…
        - Правильно! — обрадовался Ахмадей. — На Востоке любят дарить. Но что мы подарим?
        Вокруг этого разгорелся спор.
        - «Трубку мира», — посоветовал Яша. — По-моему, они любят курить из трубки.
        - А если голубя мира? — спросил Ахмадей. — Знаете, такие из пластмассы продаются?
        - Можно, — поддержал Яша.
        Я тоже решил внести предложение:
        - Давайте возьмём с собой книжку.
        - Наверно, малайцы не умеют читать по-башкирски, — усомнился Яша.
        Так не прошло моё предложение.
        «Мы ещё вернёмся когда-нибудь!»
        Завтра мы будем далеко! Я лежу без сна, ворочаюсь в постели.
        На третьем этаже, выше нас танцуют весёлые люди. Потом они начали петь — хорошо, просто заслушаешься…
        Я вздрогнул, услышав гудок паровоза, внезапно ворвавшийся в открытую форточку. Он мне напомнил наш уговор. Сердце моё сжалось. «Если я уеду, то мама останется совсем сиротой», — ужаснулся я. От этой мысли по щекам поползли слёзы.
        Желая успокоиться, я стал утешать себя. «Она ещё молодая и здоровая, — думал я. — А когда я вернусь из Малайи и подрасту, то обязательно её отыщу и буду кормить только морожеными и пирожными». Мечта отвлекла меня от этих мыслей.
        Снова раздался длинный гудок. Как много поездов, оказывается, проходит мимо нашего города! Об этом я никогда до сих пор не думал. Через час, от силы — два, я уеду на одном из этих поездов…
        В углу скребёт мышь. Откуда в новом доме появилась мышь? Скребёт и на сердце. Утром проснётся мама и начнёт меня повсюду искать. Что она скажет, когда узнает, что сын её бросил? Сердце защемило от боли! Но борец за независимость народов должен быть стойким!
        Раздался условный свист. Я поднялся, взглянул на спящую мать: ничего она не чувствует! Я осторожно вытащил из-под койки вещевой мешок отца. Звякнула кружка. Я испугался, что разбужу маму. От шума проснулась серая кошка с белой головой. Я её очень любил. Нагнулся и поласкал её. Вот ведь не понимает, что человек уходит на борьбу за правое дело!..
        Во дворе меня ждали с нетерпением.
        - Что долго? — спросил Ахмадей.
        - Всё в порядке? — поинтересовался Яша.
        У моих товарищей тоже были вещевые мешки. А у Ахмадея ещё и котелок. Яша то и дело поглядывал на компас. Мы сейчас напоминали туристов. На ногах — ботинки, на голове — фуражки, как положено. Только глаза у Яши и Ахмадея были такие вытаращенные, каких у туристов, наверное, не бывает.
        - Пошли, что ли? — спросил Ахмадей. Яша и тут не сдержался.
        - Одну минутку, — проговорил он. — Надо написать прощальное слово, девчонкам на зависть…
        МЫ ЕЩЕ ВЕРНЕМСЯ КОГДА-НИБУДЬ! — вывел он на стене.
        - Так пойдёт?
        - Ладно! — согласился Ахмадей. — Ну, пошли… Последний раз оглянулся я на свой родной дом.
        Здесь я прожил немного, а каким родным и близким он для меня стал! Мне хотелось крепко-накрепко ухватиться за жестяную водосточную трубу и больше не делать ни шагу.
        - Пошли быстрее! — напомнил Ахмадей. — Опоздаем.
        Он говорил так, точно у нас билеты могли пропасть.
        К моим ногам как будто цепи привязали… Нет, не хотелось мне убегать из дому! Пройдя немного, я остановился.
        - Я не могу убегать из дому! — воскликнул я. — Мне маму жалко и перед ребятами стыдно…
        Оба моих товарища остановились тоже. Яша засмеялся:
        - Ну, хватит! Маленький, что ли?.. Я молча поплёлся за ними.
        На вокзале
        Ночью на вокзале бывает мало народу. Тут каждый на виду.
        Мне казалось, что случайные пассажиры и железнодорожники на нас посматривают с подозрением. А мы ходили с независимым видом, стараясь показать свою самостоятельность.
        В тот самый момент, когда мы пытались проскользнуть на перрон, к нам неожиданно подошёл молодой милиционер в дождевом плаще.
        - Здравствуйте, ребята! — сказал он, подавая нам руку. — Ручаюсь, что собрались в дорогу! Я сам в детстве очень любил разные путешествия.
        - В дорогу, правильно, — неуверенно ответил Ахмадей.
        - Так я и думал. Значит, не ошибся. Хочу дать вам один совет. Как говорится, предупредить вас. Простите, что привязываюсь, но служба у меня такая канительная…
        Мы насторожились.
        - От чего хотели предупредить? — живо спросил Яша.
        - В дороге будьте осторожны: поезда нынче не бегут, а почти летают. Скорость какая! Не удержишься — и баста…
        Мы молчали.
        А Яша ответил за нас всех, чтобы не показаться невежливым.
        - Да, теперь на ступеньках не проедешь…
        Милиционер оказался не таким навязчивым, каких мы привыкли видеть на улицах города. Он нам здорово понравился.
        - Как с питанием? Достаточно ли забрали с собой? Ведь не всегда сойдешь с крыши… — с беспокойством спросил он.
        - Хватит, — подтвердил Яша.
        - На четыре дня взяли?
        - На четыре.
        - Значит, на Кавказ?
        - Куда же еще! — быстро согласился Ахмадей. Яша сердито обернулся в его сторону но ничего сказать не успел: опять заговорил милиционер.
        - Вот что, ребята, — предложил он. — Не стоять же нам тут! Еще народ соберется. У всех на виду стоим. Пойдемте ко мне в комнату. Там можно говорить сколько хочешь. Никто не помешает. Вам же харьковский поезд? Верно?
        Яша оглянулся, точно собираясь бежать:
        - Э, нет! Нам в комнате нечего делать. Нам и тут хорошо.
        Милиционер оказался очень догадливым:
        - Ах, вы боитесь прозевать свой поезд? Вы об этом не беспокойтесь. Без меня тут ни один поезд не отходит. Окна моей комнаты выходят на перрон, и мы обязательно увидим, как подойдет харьковский…
        Нам ничего не оставалось делать, как последовать за симпатичным милиционером. Только при входе Яша мне шепнул:
        - В случае чего — прыгай в окно! Понял?
        Я кивнул головой.
        Сняв свой плащ, милиционер спросил:
        - Вы сегодня не были на стадионе? За кого вы болеете? Я сам стою за «Динамо».
        Это рассердило Яшу:
        - Что же за них болеть? Там одни пожарники и мильтоны.
        Ахмадей с укором взглянул на своего товарища, который сгоряча ляпнул лишнее. Но уже было поздно. Милиционер будто не придал этому никакого значения.
        Он завел разговор об учебе, сказал, что он сам тоже учится, в вечернем университете.
        - У нас тоже строго: по всем правилам.
        Потом поговорили про улицы, кому какая нравится. Когда милиционер узнал, что мы живем в центре города, в новом доме, он улыбнулся:
        - Да, ничего не скажешь, у вас красивый дом! Пять балконов, как мне помнится.
        Тут все мы заспорили.
        - Восемь балконов, — начал настаивать Яша.
        - Нет, шесть! — горячился Ахмадей. А мне помнилось, что десять. Милиционер опять улыбнулся.
        - Да будет вам спорить! — проговорил он. — Нам недолго это выяснить. У меня там, в центре города, один приятель дежурит. Я ему позвоню. Думаю, что он не откажется пересчитать, сколько там, в вашем доме, балконов. А пока вы полистайте журнал «Огонек»…
        Милиционер взял трубку; все мы насторожились, ожидая подвоха.
        - Федя, это ты? — спросил он весело. — Извини, что ночью беспокою. Знаешь, какая беда у меня приключилась… Ты знаешь, недалеко от тебя новый дом стоит… Да-да, под зеленой крышей. Не помнишь, сколько там балконов?.. Да, это надо выяснить срочно, даже немедленно. У меня тут трое ребят из этого дома, в дорогу собрались… Но это неважно куда. Понимаешь — секрет! Они у меня в комнате сидят, пока подойдет харьковский поезд. Взяли они и заспорили между собой. Один из них говорит, что в доме восемь балконов, другой с ним не согласен. Ну, сам понимаешь, нельзя же, чтобы ребята из-за пустяка рассорились. Тем более в далекую дорогу собрались. Будь добр, уточни. Пока!
        Когда милиционер положил трубку, Яша сказал ему:
        - Нам неважно, сколько там у нас балконов. Мы хотим прогуляться по воздуху.
        - Прогуляться можно. Мне самому надоело сидеть в комнате, — согласился милиционер. — Только чуточку подождем — неудобно перед приятелем. Позвонит, а меня нет. Обидится… Пока я вам покажу пейзажи Кавказа. Я тоже там не бывал. Если бы дали отпуск, то непременно с вами подался бы. Какое вам побережье больше нравится: Каспийское или Черноморское?
        Мы неохотно начали перелистывать журнал.
        - Кому что нравится, — говорил тем временем милиционер. — Одни восторгаются морем, другие тянутся на юг из-за фруктов. А мне хоть бы полечиться — ноги простудил. Страдаю ревматизмом. Говорят, около Кутаиси есть небольшой городок. Там родился Маяковский. Вы помните стихи Маяковского?..
        Яша начал нервничать. Он поднял голову к окну. Большой зеленый поезд с цельнометаллическими вагонами медленно отходил с третьего пути.
        - Это харьковский! Ребята, за мной! — отчаянным голосом крикнул Ахмадей.
        - Да, кажется, он, — спокойно ответил милиционер. — Вот прозевал! Первый раз. Увлекся разговорами — бывает с каждым из нас. Ну ладно, не будем горевать. Не беда, что опоздали. Этот поезд уходит каждый день…
        В эту минуту открылась дверь, и в комнату вошли мама Яши, папа и мама Ахмадея и моя мама. Мы все поднялись и растерянно замолчали. Что тут скажешь им?
        Есть о чём подумать
        Я не помню, как мы дошли домой. Я не помню, что говорила мама. Скорее всего, она ничего мне не сказала. Ни единого слова!
        Это было еще хуже. Я чувствовал себя перед ней очень виноватым. Я не знал, как перед ней оправдаться. Мне было очень тяжело.
        Как только мы вошли в квартиру, я полез в вещевой мешок и достал ремень, который товарищи отца по фронту прислали вместе с вещевым мешком. Протянув его маме, я сказал честно:
        - Побей меня, мама!
        Ахмадею отец сказал, что выпорет его. Ему легче.
        Мама покачала головой и быстро отвернулась. Мне показалось, что плечи ее вздрагивают. Я кинулся к ней:
        - Мама!
        Она не ответила.
        - Моя милая мамусенька! — повторил я.
        Она молчала. Я заплакал!
        - Мама!
        И тогда она сказала:
        - Когда ты болел, я целовала твои глаза, чтобы тебе было легче. Ты ведь у меня один! Когда ты ошибался, я поправляла тебя. Но ты оказался бессердечным человеком! Ты оказался нечестным человеком, потому что разве мог честный человек бросить меня!.. Подумай об этом!
        Я подумал об этом, и потом мы проговорили с мамой почти всю ночь. И я уверял ее, что я добрый и что всей своей дальнейшей жизнью докажу ей это.
        Я дал ей самое торжественное, самое твердое слово, что никогда больше не обижу ее. И это слово я обязательно сдержу!..
        Наутро я поздно проснулся, и когда вышел из дому, было уже 12 часов. Во дворе было совсем пусто, и только трое малышей строили из песка крепость.
        Мне было очень грустно, и я не подошел к ним. Но тут один из них сам подошел ко мне. Он сказал:
        - Ахмадея выпорет отец. Наверно, сейчас порет…
        Мне стало еще хуже: мой друг сейчас страдает!
        - А Яшу… — продолжал малыш, — Яшу его мама отправляет к его отцу, в другой город. Насовсем!..
        Насовсем! Я понял, что все кончено. Яша, наш Яша, который все фантазировал, вот этого самого малыша яблоками угощал, покидает нас! А Ахмадей? Разве жизнь теперь будет у него дома?.. Нет, видно, кончился «Большой оркестр»!
        Грустно опустив голову, с тоской на сердце поплелся я в наш сарай. Сколько горестей и радостей знал этот захудалый дровяник!
        Я сел на собачий ящик. Собачонка вылезла из него, легла у моих ног и доверчиво лизнула мою руку.
        - Знаешь, собака, — сказал я ей, — так плохо еще никогда не было!..
        Открылась дверь, и вошел Ахмадей. Он молча сел рядом со мной.
        - Тебя выпороли? — спросил я, жалея его.
        - Нет, почему-то не выпороли, — грустно ответил он. — Даже сказали, чтобы я шел гулять…
        - А Яшку — отправляют к отцу, — сообщил я. — Насовсем!
        - Нет, не отправляют, — сказал Ахмадей и слабо улыбнулся. — Оставили его.
        Я так и подскочил от радости. Но тут в сарай вошел сам Яша.
        - Так тебя не отсылают к отцу?! — закричал я ему.
        - Нет. Раздумали. — Яша пожал плечами и засунул руки в карманы брюк. — Фатыма и другие девчонки пришли к матери, стали ее упрашивать, и вот она согласилась. Они и к Ахмадеевым родителям ходили…
        Я посмотрел на своих друзей. Понимают ли они, что это произошло? Девчонки доказали, что они благородные люди, настоящие друзья. Значит, есть «Большой оркестр»!
        Я распахнул дверь сарая.
        Во дворе, недалеко от нас, стояли наши девочки. Даже Люция, только вчера приехавшая с курорта, была здесь. Как всегда, они окружали Фатыму. Заметив меня, девочки начали о чем-то шептаться.
        - О нас говорят, — недружелюбно произнёс Яша.
        - Если начнут смеяться и вообще, дам взбучку! — грозился Ахмадей.
        - Они идут к нам! — сказал я.
        В самом деле, девчонки направились в нашу сторону. Впереди, гордо задрав голову, шла Фатыма. Мы как зачарованные следили за ними, не произнося ни одного слова.
        Они всё приближались.
        - Сейчас скажет: «Здравствуйте, путешественники!» — прошептал Ахмадей.
        Мы кивнули головами: ясно, насмешек было не избежать!
        Девчонки держались за Фатымой, с любопытством поглядывая на нас.
        - Добрый день, ребята! — поздоровалась Фатыма. Мы ждали подвоха, поэтому молчали.
        - Мы тут с девочками посоветовались и решили поставить спектакль…
        Ахмадей угрюмо посмотрел на Фатыму:
        - Спектакль! — презрительно фыркнул Яша. — Тоже мне артисты!
        Как видно, все начиналось сначала.
        Но это уже было неважно. Я знал, что «Большой оркестр» существует. Значит, еще будет дружба. А может быть, даже она есть?.. Об этом стоило подумать.

* * *
        А теперь опять слово берет автор — правильнее сказать: писатель, который вместе с Мансуром написал эту книжку.
        Мансур сидит сейчас у меня в кабинете. Он с ногами забрался на стул, зачем-то оттирает одну из своих грязных коленок и, конечно, как всегда, рассуждает.
        - А может быть, — бормочет он, — мы никак не можем не ссориться, потому что мы все разные? Ведь про это еще давно, в день новоселья, дядя Яфай сказал… Это хорошо или плохо, что мы разные? Наверно, хорошо. Что, если бы все люди вдруг стали одинаковые?.. Конечно, они не спорили бы и не ссорились. Но так даже неинтересно было бы. И главное: не отличишь одного от другого — разве что по курносому носу или по рыжим волосам… Да, наверно, это хорошо, что мы разные. Только нужно уважать друг друга и, как говорит моя мама, не делить на части общее добро: труд, синее небо и солнышко…
        Я стою у окна и слушаю, как рассуждает Мансур. Но вот он слезает со стула и подходит ко мне. Мы стоим рядом и смотрим на небо, чистое от облаков.
        - А правда, что горизонт нигде не кончается? — спрашивает меня Мансур.