Библиотека / Детская Литература / Бикчентаев Анвер : " Адъютанты Не Умирают " - читать онлайн

Сохранить .

        Адъютанты не умирают Анвер Гадеевич Бикчентаев
        Повесть талантливого башкирского прозаика, переносит читателя на героический остров Куба.
        Анвер Гадеевич Бикчентаев
        Адъютанты не умирают
        Хосе старый да Хосе малый
        В небольшой сентрали — так называют на Кубе сахарный завод с прилежащим к нему рабочим поселком — разные хижины: бедные и богатые.
        В бедных живут женщины без мужей. Еще тяжелее вдовам с детьми. А вот Хосе считает себя богачом: в их хижине живут одни мужчины — он сам и его дед.
        С мужчинами жить куда легче, это известно ему, как никому другому. Когда нет риса, женщины плачут, а дети проливают слезы по любому поводу. Мужчины терпят. Терпят и чертыхаются.
        Кроме того, мужчины умеют думать. Нынче говорить опасно: живо тебя сцапают, — а думать можно. И никто не может догадаться, даже сам сеньор управляющий, о чем ты в этот миг думаешь.
        Хосе тоже размышляет… Он никак не поймет, почему сегодня все люди стали очень внимательны к нему. Каждого, кто проходит мимо, интересует его здоровье и настроение.
        - Как дела, Хосе? — спросил один.
        - Держись, мальчик! — сказал другой.
        - С каждым это случается рано или поздно, — вздохнул третий.
        Только сейчас он сообразил, что люди сочувствуют ему: где-то в городе скончался его отец. Он погиб на улице. Прямо на асфальте. Вместе с товарищами он дрался с полицией, а его убили…
        Эту весть вчера принес товарищ отца. Он подробно рассказал деду, как это было. А дед, вернувшись, домой, рассказал мальчику.
        Дед, однако, удивился тому спокойствию, с которым Хосе выслушал это известие.
        - Почему ты не плачешь? — спросил дед строго.
        - Я ведь его совсем не помню, — ответил мальчик. Он, конечно, говорил неправду. Отец дорог каждому, независимо от того, когда ты его в последний раз видел. Но Хосе обязан был сдержаться. Ведь в их хижине не принято падать духом даже в самые трудные времена… Поэтому он выбежал из хижины, чтобы быть подальше от людей, даже самых близких.
        Он долго стоял один, обняв молодую пальму, свою ровесницу. Стоял и смотрел на далекие горы. Потом, когда закатилось солнце, встречал звезды.
        «Как ни странно, — думал мальчик, — солнце и мухи засыпают одновременно…»
        Хосе вернулся в хижину и удивился: на полу сидели сосед Санчо и сосед Хуан. «Они пришли нам сочувствовать!» — с благодарностью подумал мальчик. Их лиц совсем не видно. Только когда они втягивают в себя дым сигар, большие глаза блестят. Глаза как ночные звезды!
        И вдруг на пороге бесшумно появился еще один Человек. Мальчик сразу догадался, что этот человек и есть товарищ его отца. Хосе хорошо разглядел его. Одежда городская, и без шляпы.
        Маленький Хосе подумал: молодой и седой!
        Старый Хосе Педро Фернандо принял гостя как равного себе. Наверно, потому, что гость седой.
        Ха, молодой, а седой!
        Мужчина вдруг спросил;
        - Можно ли положиться на этого?
        И он острым своим подбородком указал на соседа Хуана.
        - Да, — ответил старик Хосе, — Хуану можно верить, он умеет только слушать.
        - А можно ли положиться вот на этого?
        - Да, Санчо тоже можно верить. Я его знаю сорок лет.
        Только тогда странный человек повернулся в сторону мальчика:
        - И мальчишка тут?
        Маленький Хосе не стал дожидаться, пока за него ответит дед.
        - Мне тоже можно верить, — сказал он. Вслед за этим старик промолвил:
        - Хосе — мой внук. Мы оба хозяева этой хижины. Седой гость заговорил о горах Сьерра-Маэстры.
        Мальчик вздрогнул: за такие разговоры теперь пристреливают без всякого суда. Потом он говорил о барбудос — бородатых партизанах. И через каждые десять слов повторял: «Сахар пахнет кровью».
        Мальчик подумал: «Ха! Он городской, этот человек, и не знает, что сахар не имеет никакого запаха. Кровь тоже».
        Сахар — желтый, сахар — белый! И сладкий! Люди, однако, не ощущают его запаха. А вот мухи чувствуют запах сахара за сотню миль. На уборку тростника они слетаются со всего острова, и тогда над большими ямами висит черная туча.
        Сосед Хуан молчал. Он не словоохотлив. Но сосед Санчо, наверное, что-то держал на уме.
        - На той неделе убили Антонио, — произнес он. Вчера не вернулся Педро, мой брат. Путь в горы закрыт на семь замков. На каждой миле пути можно умереть дважды.
        Никто ему ничего не ответил. Это не новость.
        Утром, еще до восхода солнца, к хижине подъехал этот дьявол — управляющий сентралью сеньор Равело. Он загадочно сказал:
        - В других местах со смутьянами расправа быстрая, я — добрый.
        Хосе незаметно бросил взгляд на деда. Тот сидел с невозмутимым видом, будто этот разговор вовсе его и не касался.
        С тем сеньор и уехал. Сосед Санчо слышал весь этот разговор. Он сказал старику:
        - Наша акула что-то разнюхала. Будь осторожен!
        Старик криво усмехнулся:
        - Не мы, а он, лакей, должен опасаться нашего гнева!
        Маленький Хосе никогда бы не сумел так здорово ответить. Он гордился дедом. Он был заодно с ним!
        «Дед, я тебе построю дом с террасой, вот увидишь!»
        Мальчик Хосе мысленно дарил всем людям (конечно, если они ему нравились) дома с террасами. У него широкая натура и доброе сердце. Ему ничего не жаль!
        Другой бы испугался гнева сеньора управляющего, а старый Хосе Педро Фернандо — нет. Он родился мужественным человеком.
        Ему, наверное, захотелось разбудить сердца всех гуахиро — батраков, не иначе.
        Днем дед и внук были там, где гуахиро орудуют кривыми мачете и высокий лес тростника падает под ножами сильных людей.
        Дед сказал гуахиро, а их было много:
        - Поберегите силы для другого, более важного дела.
        Мальчик не понял, о чем речь, но люди поняли. Сосед Санчо поспешно сказал:
        - Ради всех святых, тише! Тебя могут услышать!
        Мальчику не понравились его слова. Он сказал самому себе: «Ты останешься жить в своей хижине, и никогда я тебе не построю дом с террасой!»
        - Я расскажу вам одну историю, — начал снова дед. — Это истинная правда, и, быть может, кое-кому будет стыдно.
        И все посмотрели на Санчо.
        - Дело было в январе тысяча девятьсот двадцать четвертого года, — продолжал дед. — В то время нам было ничуть не легче, чем сейчас. Однако находились храбрые люди. Однажды мэр маленького города Регла — его теперь проглотила Гавана — мужественный человек Антонио Бош Мартинес показал, на что способен настоящий кубинец. Он сказал нам: «Согласно поступившим телеграфным сообщениям, в России скончался гражданин Николай Ленин, а на субботу двадцать шестого текущего месяца назначены его похороны…»
        Тут сосед Хуан поправил старика:
        - Если не ошибаюсь, Ленина звали иначе…
        - Знаю! — рассердился старый Хосе. — Теперь знаю, а тогда мы не знали. И вот Антонио Мартинес сказал нам:
        «Объявить — и я объявляю! — в учреждениях муниципального управления двадцать шестое января нерабочим днем; предложить — и я предлагаю! — всем жителям округа почтить двухминутным молчанием столь скорбное событие а также призвать — и я призываю! — собрать весь народ в пять часов пополудни: в этот час в России будут хоронить прах Ленина. Собрать народ на холме, известном своей крепостной стеной, где будет произведена посадка оливкового дерева в память этой даты, и события, которое нас опечалило…»
        Мальчику показалось, что среди тростников он заметил шляпу сеньора управляющего, врага, но Хосе не посмел перебивать деда. Старый Хосе Педро Фернандо не любил, когда его перебивают на полуслове.
        Сосед Санчо поспешно спросил:
        - И вам удалось тогда посадить это оливковое дерево?
        - Шел ливень. Это, однако, не помешало двум тысячам мужчин подняться на холм и ровно в пять часов посадить там памятное дерево…
        Тут внезапно появился сеньор управляющий. Он заговорил еще более загадочно:
        - Это ты, старый Хосе, утверждаешь, что сахар пахнет кровью?
        Другой бы растерялся, но Хосе Педро Фернандо был смелый человек. Он спокойно ответил:
        - Ты хочешь знать правду, Равело? Не сахар, а наше время такое, оно пахнет кровью!
        Старик говорил как равный с равным. «Он у меня истинный гуахиро, — прошептал мальчик. — Никогда и ничего не боится».
        А сеньор Равело не нашелся что ответить. Это заметили все.
        Дед и Хосе возвращались в хижину как победители. Они и были победителями, так казалось мальчику. Однако дед вдруг сказал ему:
        - Я один дойду до хижины, а ты, мой Хосе, сбегай и предупреди нашего гостя. Он не должен появляться здесь ни сегодня, ни завтра, пока не остынет гнев сеньора управляющего. Если поторопишься, то ты его встретишь там, где наша маленькая дорога соединяется с большой дорогой, идущей из города Сантьяго-де-Куба. Скажи ему: дед сам сделает все что полагается.
        Дед был прав: этот молодой и седой понял мальчика с полуслова.
        - Я верю твоему деду, — сказал он. — И он знает, что полагается делать. Пожелай мне, Хосе, счастливого пути! Я ухожу в горы. Мне пора отращивать бороду…
        - Пусть сопутствует тебе удача!
        Обратно Хосе шел медленно. И зря! У их хижины собралось много народу, и мальчик, увидя это, побежал.
        - Что случилось?
        Но никто не ответил мальчику. Все молча посторонились, чтобы он мог пройти в хижину. Здесь на полу, растянувшись от стены до стены, лежал храбрый Хосе Педро Фернандо!
        - Дед!..
        Он был еще жив. Он жестом велел своему внуку наклониться.
        - Каждый дед оставляет своему внуку наследство. Какое может, — прошептал он с трудом. — Я тоже оставляю тебе наследство — имя гуахиро Хосе. А это — стоящее имя!
        - Ты не смеешь умирать! — воскликнул мальчик. — Кто же будет жить в доме с террасой?
        Но старик уже не слышал своего внука. На улице кричали мужчины. Громче всех шумел разгневанный сосед Санчо. Горе сделало его неистовым.
        - Женщины! — кричал он. — Выносите свои платки. Нам нужен один, и пусть этот платок будет алым, как восходящее солнце.
        - Подойдет и белый, — сумрачно говорил сосед Хуан. — Мы его окрасим кровью!
        «Если бы ты видел, какой я слабый, ты ни за что не оставил бы мне свое доброе имя», — шептал мальчик. Он плакал. Но так тихо, чтобы его не мог услышать дед.
        Трудно человеку без бороды
        - Будешь сторожить океан, — проговорил командир. — В сумерках тебя сменит Коно.
        Маленький повстанец Хосе не мог оторвать своих глаз от его бороды, жесткой, непокорной, золотистой. Что уж тут скрывать, он немного завидовал своему командиру!
        - Будет исполнено, мой командир!
        - Слушай, Хосе! Даже в отряде ни одна живая душа не должна знать об этом приказе.
        - Понятно, мой командир, — вздохнул Хосе, чуть дотронувшись указательным и средним пальцами до широкополой шляпы, свитой из волокон пальмы ярэй.
        Хосе не стал спрашивать, как он один будет сторожить целый океан. Вспомнил: длинный Гаспар только вчера на митинге говорил, что впереди — солдаты черного предателя Батисты, а позади — океан. Повстанцы между ними… По-видимому, командир отряда чуточку побаивался океана.
        Хосе подумал: придется смотреть в оба.
        Мальчик выпросил у повара пару бананов и горсточку риса. Ни за что ему не выдержать без еды длиннющий день!
        Хосе ничего не стоило улизнуть из оливковой рощи, где расположился маленький отряд повстанцев. До берега рукой подать, по прямой не больше одной мили. Мальчик избегал открытых мест, в кустарнике ускорял шаг. Никто из живых не должен его увидеть.
        Ему впервые в жизни приходилось выбирать наблюдательный пункт. Поэтому не столько боевой опыт, сколько природная сообразительность подсказала ему выбрать не мангровое дерево, корни которого омываются волнами прилива, а большой валун, возвышающийся чуть подальше. Он подумал: если взобраться на валун, то откроется вид на сорок миль вокруг. Наблюдай сколько хочешь!
        Однако Хосе не стал карабкаться на самый верх. Часовой не должен выставлять себя, на это у мальчика хватило сообразительности.
        Ничто не ускользнуло от его взора; Хосе еле удостоил вниманием крикливых чаек, суетившихся над волнами, но к акуле, совсем близко подплывшей к берегу, пригляделся. Что ей, проклятой, тут нужно?
        Успокаивая себя, подумал: птицы совсем не опасны для дела восстания, акула тоже.
        «Зря я выпросил рису, — сказал себе мальчик. — Часовому не положено разжигать костер. Значит, не видать мне вечерней каши. Придется начинать с банана и кончать им же. Один банан — на завтрак, второй — на обед, А рис останется пока про запас».
        За три часа, пока Хосе стоял на своем посту, не произошло ничего особенного. Только одно судно проследовало далеко-далеко от берега. Вскоре и оно, оставив дымный след, ушло за горизонт. Снова Хосе остался один на один с океаном.
        Если говорить откровенно, то маленький повстанец не был доволен той службой, какую он сейчас нес. «Тебе, — говорил он, — не доверяют сторожить океан ночью. Это все потому, что у тебя, Хосе, нет бороды…»
        Ему, конечно, никогда не отрастить такую великолепную рыжую бороду, отливающую золотом, как у командира отряда. Ему бы хоть черную, самую обыкновенную!
        С тех пор как сам Фидель поклялся в горах Сьерра-Маэстры, что бороду сбреет только в освобожденной Гаване, во всех отрядах установилась поголовная мода на бороду. Ее длина точнее всего говорила о стаже повстанца. Борода стала как бы символом верности революции. Бородачи-барбудосы — люди неподкупные.
        Хосе собственными глазами видел, как взрослые бойцы давали клятву. Все — бывшие гуахиро, батраки. Потрясая оружием над головой, они давали слово друг другу и всем остальным отращивать бороды. Как здорово это выглядело! Клялись и обнимались!
        Только один боец не дал клятву — это тот, кто не имел бороды… Хосе ушел плакать под пальму. Дереву всегда можно доверить тайну. Оно не подведет! И тут же Хосе по совету повара долго-долго тер подбородок сухим песком, чтобы быстрее отросла борода. Хоть какая-нибудь!
        …Прошел еще один час, а то и два — за точность Хосе не мог поручиться, ведь у него нет часов.
        Время проходит быстрее, когда человек поет. Это Хосе знает по собственному опыту.
        Он всегда сам сочинял песни. На Кубе много песен, потому что каждый человек сам слагает нужную ему песню.
        Я не боюсь тебя, седой океан!
        Так родилась новая песня. Все его песни о море. И всегда они очень короткие. Короче их, наверное, нет во всем мире.
        Хосе знал: когда у тебя самая короткая песня, то петь ее нужно чаще и повторять много-много раз… Тысячу раз, вот сколько! Тогда она становится длинной-предлинной, как самая настоящая.
        Я не боюсь тебя, седой океан!
        Ведь у меня карабин!
        Так повторял он много-много раз подряд.
        Океан всегда представлялся ему живым существом. Белую, как кокосовое молоко, пену, например, можно уподобить белой бороде океана, потому что океан — старый-престарый.
        Вдруг Хосе захотелось пошутить. Подмигнув одним глазом, мальчик сказал: «Слушай, океан, хочешь, мы тебя тоже зачислим в отряд? Просто так, за здорово живешь! Нам подходят все барбудосы».
        В полумиле от берега вдруг показалась лодка. Ее вынесла на свой гребень большая волна. Откуда взялась эта лодка?
        Хосе спрятался за валуном. Не спуская с лодки настороженных глаз, он подумал: таких остроносых лодок у рыбаков не водится. Белая, легкая… Неужели упала с неба? Или вынырнула со дна морского? Может быть, командир имел в виду эту самую лодку, когда посылал Хосе к океану?
        Мальчик прижал к себе карабин. В его руках оружие не сделало еще ни одного выстрела: не было случая. Неужели придется стрелять сейчас?
        В лодке сидел человек без бороды. Значит, чужой! Как следует поступать часовому в подобных случаях?
        Командир приказал сторожить океан, а вступать в перестрелку не велел. Первый трудный случай в жизни повстанца Хосе. Что же делать?
        - Ты не уйдешь!.. — прошептал мальчик. — Хосе сумеет постоять за революцию.
        Если бы в эту минуту он не услышал за собой чьих-то шагов и не оглянулся, то, вероятнее всего, пустил бы оружие в ход: другого выхода он не видел. Из трудного положения его вывел длинный Гаспар, который показался со стороны оливковой рощи… «Наверное, ему поручено встретить лодку, — заключил постовой. — Пусть он этим и занимается».
        Гаспар всегда выступает на митингах. «На него можно положиться, — подумал Хосе, — такой не подведет!»
        Гаспар и человек без бороды, вышедший из лодки, обменялись рукопожатиями. Они стояли возле мангрового дерева, широко раскинувшего ветви и выставившего напоказ свои корни, — в каких-нибудь ста метрах от часового. И сказали-то они друг другу не больше десяти слов — так показалось Хосе. Потом лодка снова ушла в океан.
        Хосе не на шутку обиделся на командира. Если он не доверяет ему, то зачем же посылает сторожить океан? «Не поверил мне потому, что у меня нет бороды, — насупившись, подумал Хосе. — Вот почему кроме меня он послал еще барбудоса Гаспара, чтобы тот встретил лодку…»
        Теперь нет смысла сидеть за валуном… Хосе вышел на открытое место и уселся на песок. Пусть Гаспар увидит его. Гаспар не может не доложить командиру, что видел на берегу Хосе. И тогда в золотобородом командире заговорит совесть — в этом Хосе был уверен, — и ему станет стыдно за допущенную оплошность. Пусть командир знает, что у маленького человека тоже есть гордость!
        С большим увлечением Хосе начал строить башню. Дело у него не клеилось. Башню нельзя строить из песка. Хосе об этом никогда не задумывался.
        Он строил и тихонько напевал:
        Я не боюсь тебя, седой океан!
        Ведь у меня карабин!
        Башня из песка не поднималась. Неудача огорчала Хосе: он всегда любил добиваться своего.
        Хосе не обернулся даже тогда, когда за спиной услышал тяжелые шаги Гаспара. Он великолепно знал правило храбрых мужчин: при всех обстоятельствах сохранять хладнокровие. Суетится неправый, озирается трусливый. Вот почему Хосе не оглянулся даже в тот миг, когда тень длинного Гаспара упала на песок.
        Но от него не ускользнуло странное движение Гаспара: подойдя к мальчику, Гаспар первым делом наступил своим левым ботинком на его карабин. Зачем бы это? Выдержка покинула мальчика, и он поднял глаза.
        Посмотрел на Гаспара и удивился: еще никогда тот не бывал таким бледным; дышал он порывисто, точно загнанный конь.
        Хосе подумал: «Чего он так испугался? — Но ничем не выдал своего удивления. Повстанцу не подобает быть любопытным. Это удел женщин! — Но зачем человеку с чистой совестью втаптывать чужой карабин в песок? Тут что-то неладно…»
        С этой минуты Хосе повел молчаливый бой. На пустынном берегу можно было надеяться только на самого себя.
        - Почему ты, сорванец, сидишь здесь? — прошипел Гаспар, нарушая затянувшееся молчание.
        Не следует торопиться с ответом.
        - Тут хорошо ловится мелочь, — небрежным тоном сказал мальчик и подумал:
        «Если бы Гаспар не был так напуган, он наверняка стал бы допытываться, где мои рыболовные снасти. Сейчас, пожалуй, ему не до того».
        - Кто-нибудь знает, что ты на берегу?
        Хосе призадумался. Сказать «да» — значит выдать тайну командира, а сказать «нет» — одно это слово может стоить жизни… Гаспар закопает карабин, а тело бросит акулам. И не останется никаких следов от повстанца Хосе!
        - Меня послал повар, — сказал Хосе. — Он ждет меня с рыбой.
        Гаспар криво усмехнулся.
        - Врешь, голопузый!
        - Пойди спроси у повара!.. Если хочешь подвести меня, заодно доложи и командиру. Тебе же известно, командир не слишком жалует тех, кто самовольно оставляет рощу…
        Гаспар, метнув на мальчика быстрый взгляд, стал медленно распечатывать пачку сигарет. Когда он подносил к сигарете спичку, его руки дрожали мелкой дрожью. Теперь Хосе поверил, что его жизнь висит на волоске.
        - Вот что, Хосе, — проговорил Гаспар, — закуривай и ты, так и быть!
        - Я не умею курить, — пожаловался Хосе.
        - Когда-нибудь надо начинать, — посоветовал Гаспар.
        Хосе не стал упрямиться. Это сейчас ни к чему…
        - Теперь я верю, что ты не выдашь меня командиру, — улыбнулся Хосе, закуривая. — Когда двое мужчин прикуривают от одной спички, они ни за что не станут врагами!
        Эти слова принадлежали деду Хосе. Мальчик только повторил их.
        Гаспар как будто не обратил внимания на то, что сказал мальчик.
        - Теперь слушай меня, — заговорил он. — Видишь этот нож? Он скажет последнее слово, если ты проболтаешься!
        Хосе с почтением взглянул на нож.
        - Хороший нож, большой, как настоящий мачете, — похвалил мальчик. — Подарил бы его лучше мне…
        - Я не умею шутить, малыш!
        Хосе позволил себе рассердиться:
        - Я тебе верю, а ты мне нет… Ты, Гаспар, громче всех кричишь на митингах, значит, ты самый верный человек в отряде… Про лодку я уже забыл и думать. Разве я не понимаю, что ты только исполнял приказ командира, встречая ее? При чем же тут Хосе?
        По-видимому, Гаспар чуточку успокоился. Бросив на песок только что начатую пачку сигарет, он проворчал:
        - Получай!
        Хосе, следя глазами за удалявшейся фигурой Гаспара, подумал: «Если оглянется хоть разок, значит, он предатель».
        Гаспар оглянулся.
        В сумерках, как и обещал командир, пришла смена. Смуглый и курчавый Коно был самый низкорослый среди бородатых повстанцев.
        - У тебя сигареты! — обрадовался он, заметив в руках Хосе пачку. — Отдай их мне!
        - Нет, — заупрямился мальчик. — На посту не положено курить. Непременно себя выдашь.
        Коно сделал отчаянную попытку силой овладеть пачкой, но у Хосе быстрые ноги. Отбежав на некоторое расстояние, мальчик громко засмеялся.
        - Неужели во всем отряде не нашлось более видного повстанца? — спросил он. — Тебя же совестно показывать океану!
        Коно только пригрозил ему кулаком.
        Повар, раздобрившись, угостил мальчика кашей, даже не пожалел для него кружку сладкого кофе. К Хосе подсел Гаспар. «Теперь он не оставит меня в покое, ни за что не удастся предупредить командира», — вздохнул мальчик.
        Так и случилось. После ужина Гаспар прилег рядом с Хосе. «Боится, предатель!» — думалось мальчику. Хосе не спал всю ночь, Гаспар тоже. Так они и лежали с открытыми глазами, не доверяя друг другу и боясь короткой южной ночи.
        Утром, как и накануне, командир вызвал Хосе к себе. В самую последнюю минуту Гаспар, повернув мальчика лицом к себе, прошептал:
        - Трижды помни о ноже!
        Хосе понимающе кивнул головой. А войдя в штаб, который размещался в хижине, спокойно произнес:
        - Доброе утро, мой командир!
        - Доброе утро, Хосе! — заговорил командир. — Ночью Коно пришлось туго. Его спасло оружие. И смекалка. На рассвете я сам видел на песке следы ботинок… Что бы это значило? Ты вчера ничего особенного не заметил?
        Хосе с облегчением подумал: «Хорошо, что я не отдал Коно сигарет. Это я спас ему жизнь!»
        - Гаспар — предатель! — сказал Хосе. Теперь мальчик не любовался золотистой бородой командира, а смотрел в его черные как ночь, холодные глаза.
        Командир, изменившись в лице, тихо спросил:
        - Известно ли тебе, мой мальчик, какое тяжкое слово ты только что произнес?
        - Да, мой командир!
        - Рассказывай! Я тебя слушаю.
        Выслушав рассказ Хосе о вчерашнем дне, командир неожиданно спросил:
        - Умеешь ли ты стрелять, мой мальчик?
        - Да, мой командир.
        - Не дрогнет ли твоя рука, если придется целиться в грудь предателя?
        - Нет, мой командир.
        Бородатый человек порывисто поднялся и обнял Хосе.
        - Тебе еще рано стрелять в человека, — сказал он с какой-то суровой лаской. — Приговор исполню я сам. А ты, Хосе, ступай на свой пост. И сторожи океан.
        Хосе шел навстречу океану и с грустью думал: трудно человеку без бороды. Без нее нет настоящего солдатского счастья. Ему ничего от жизни не надо, кроме бороды, которую можно отращивать до самого освобождения Гаваны! Бороду, хоть какую-нибудь!
        Маленький адъютант
        - Дай!
        - Не дам!
        - Ну дай же!
        - Сказано, нет!
        Заядлый курильщик Коно с утра выпрашивает сигареты. Хотя бы одну. Но Хосе, то ли озоруя, то ли рассердившись на него, отказывался уступить сигарету, хотя бы одну.
        А повар Клаудио, которого командир Максимо оставил за старшего, не вмешивался в их спор. «Два повстанца как-нибудь поладят, — думал он. — На то они и товарищи по оружию».
        Часа три назад, когда еще трудно было отличить вершины гор от очертаний туч, двадцать три бородача — барбудоса во главе с командиром Максимо начали свой поход в долину.
        В лагере, почти на самой круче, остались трое: Клаудио (потому что он повар), Коно (потому что накануне был ранен в кисть руки) и маленький Хосе.
        - Три повстанца — большая сила! — сказал командир Максимо, строго-настрого приказав Клаудио, как старшему, всеми силами оборонять повстанческий лагерь, если кто-нибудь в их отсутствие вздумает его атаковать. А это всегда может случиться на войне. — В полдень мы вернемся, — добавил Максимо. — И к этому же времени сюда должен прибыть Фидель…
        - Сам Фидель? — невольно переходя на шепот, спросил Клаудио.
        - Да, сам Фидель… Не уступай высоту никому, даже самому апостолу…
        - Есть не отдавать гору никому, даже самому апостолу!
        Ни малыш Хосе, ни Коно, этот бородатый ребенок, не слышали приказа командира, — вот почему они были так беззаботны и завели спор из-за пустяков.
        Когда со стороны моря подул сильный ветер и солнце разогнало туман, Клаудио немного успокоился. Видимость улучшилась, и намного уменьшилась опасность внезапного налета.
        Повар сидел за безобразно искривленным стволом цейбы, обладающей магической силой — это же известно любой старушке, — внимательно следил за лощиной, откуда можно было ожидать нападения. В то же время он следил за котлом. В нем сегодня варился самый жирный за всю историю отряда суп.
        Клаудио не опасался за тыл: все хребты Сьерра-Маэстры были в руках повстанцев.
        Иногда он еще поглядывал на небо. И вовсе не потому, что ожидал появления апостола, а потому, что очень уж не нравились ему тучи. Если грянет турбанада — страшный ливень с безумными грозами, нечего ждать добра тем, кто живет под открытым небом.
        Клаудио не вмешивался в перебранку, которую затеяли из-за сигареты Коно и Хосе, но внимательно следил за ее ходом. «Черт возьми! — думал он. — Мужчина должен постоять за себя, даже не пуская в ход кривой нож или винтовку… Из Хосе выйдет настоящий мужчина. Он, кроме того, сын отряда…»
        - Дело, как я вижу, кончится тем, что я отберу у тебя всю пачку, — пригрозил Коно.
        На всякий случай чуть отодвинувшись от него, Хосе продолжал его дразнить:
        - Черта с два! У тебя же не действует одна рука! Не так-то легко расстаться со своим имуществом, целой пачкой, в которой не хватало только двух сигарет…
        Эта пачка — единственное его богатство, если, конечно, не считать залатанных штанишек, в которых он прибыл в отряд, и большой шляпы, добытой им в последнем бою. А все остальное: алюминиевая ложка, карабин, две мальчишеские проворные руки и смышленая, полная фантазий голова, — короче говоря, все, что он имел, принадлежало не ему самому, а революции.
        - Ты что-то нынче не экономишь ни на мясе, ни на рисе, — обратился Хосе к повару. — Может быть, ты объяснишь, почему? Если, конечно, это не военная тайна.
        - Никакой тайны тут, малыш, нет, — улыбнулся Клаудио. — Скоро, как мне сказал Максимо, к нам должен приехать Фидель.
        - Сам Фидель?
        - Именно.
        - Сегодня же?
        - Да, после полудня.
        Мальчик завизжал от счастья. Фидель для него, как и для многих других в отряде, был не просто человеком, стоящим над ними, не просто вождем, творящим необыкновенную историю острова, но чем-то большим, чем-то близким, родным. Фидель для Хосе — это и дед, который был убит почти на его глазах, и отец, которого он не помнит, и брат, которого не было…
        Хосе от радости заметался по лагерю. И тут он другими глазами увидел все, что происходило вокруг. Повар Клаудио, оказывается, успел начистить до блеска все свои котлы, а Коно, этот нерасторопный парень, впервые расчесал свою кудрявую бороду.
        Но вместе с радостью пришли и огорчения.
        - Вы сами успели подготовиться к встрече Фиделя, — пожаловался мальчик, — а я ведь совсем не готов. Во-первых, у меня голое пузо. В таком виде хоть не попадайся команданте на глаза. А во-вторых, я не знаю ни одной команды, даже доложить не сумею при встрече.
        Коно громко рассмеялся. Он никогда не умел сочувствовать людям, это известно всему отряду.
        Но Клаудио сказал:
        - Ты, малыш, забыл, что у тебя есть друзья. Стоит тебе сбегать к родничку, ополоснуть лицо, и ты сразу станешь обладателем самой настоящей гимнастерки, такой, как у всех.
        - Вива! — закричал Хосе и стремглав бросился исполнять приказание.
        Через минуту он уже стоял перед Клаудио с влажными волосами, с мокрым и счастливым лицом. Но тот не торопился выдать обещанное.
        - А шею кто будет мыть?
        Хосе безропотно подчинился и этому приказанию.
        - Ты забыл помыть глаза. Фу какие черные! Никогда не моешь их, что ли?
        Мальчик понял шутку.
        - Они у меня с рождения такие, — ответил он весело. — Ни родниковая вода, ни соленые слезы — ничто их не берет. Хочешь — верь, хочешь — нет!
        Трофейная гимнастерка оказалась чуть шире в плечах и чуть длиннее, чем полагалось по росту. Но разве счастье только в отлично подогнанной одежде?
        Хосе обрадовался куда больше, чем принц, которому подарили белого слона. Что и говорить, он впервые в своей жизни имел одежду, да еще какую — самую доподлинную гимнастерку. Он стал теперь похож на всех других повстанцев. А это что-нибудь да стоит!
        - Слушай, Коно, — сказал мальчик. — Если ты меня научишь кое-каким командам, я тебе отдам все сигареты до единой. Мне они все равно ни к чему…
        - Команд так много, а сигарет так мало, — стал торговаться Коно.
        - Я же тебе отдаю все, что имею! — удивился Хосе.
        - Ну ладно, — согласился Коно, как бы уступая. — Пока отдай мне все, что имеешь, а потом, когда добудешь еще, также отдашь их мне. Сам знаешь, мне некуда торопиться, я подожду.
        Коно, закурив, в самом деле успокоился. Всем своим видом он показывал, что ему некуда торопиться…
        - Может, начнем, а?
        Помолчав немного, Коно с усмешкой взглянул на нетерпеливого мальчика.
        - Что ж, начнем, — сказал он снисходительно, докурив одну и зажигая другую сигарету. — Итак, смирно! Унос. Дос. Трес. Каутро!
        Хосе сделал четыре шага. Но в этот самый миг Клаудио скомандовал с неожиданной строгостью:
        - Прекратить! В укрытие! Мне что-то не нравится человек, появившийся на тропинке.
        Они залегли за деревом. У цейбы не только искривленный ствол, но и перепутанные сучья. За ними можно укрыться и целому взводу.
        - Семь дьяволов, это лазутчик Батисты! — сказал Коно, настороженно следя за незнакомцем.
        - А может, он вовсе не лазутчик, а сам Фидель? — подал голос Хосе. Ему так не терпелось встретиться с ним!
        - Подпустим ближе, а там видно будет, — принял решение Клаудио.
        Никто из трех никогда не видел живого Фиделя. Положение, конечно, незавидное. Оставалось одно — незаметно следить за человеком, который уверенно приближался к лагерю.
        - Фидель! — громко прошептал Хосе, различив бороду, и стремглав выбежал из-за укрытия.
        Клаудио не успел его остановить. Хосе бежал навстречу незнакомцу не чувствуя ног. И когда расстояние между ними сократилось до пяти-шести метров, мальчик остановился и срывающимся голосом крикнул:
        - Здравствуйте, Фидель! Я повстанец Хосе!
        Бородач ответил с улыбкой:
        - Я рад познакомиться с тобой, Хосе. Но я не Фидель. Я всего-навсего его брат, Рауль. Ваш лагерь тут, за цейбой?
        - Да!
        Бородач, назвавшийся Раулем, пошел дальше, в лагерь, где его встретил Клаудио. А Хосе остался на тропинке. Он совсем не огорчился: он готов ждать Фиделя, если это нужно, до самой ночи.
        Показался второй бородач.
        - Здравствуй, мой юный друг, — сказал он, потрепав волосы мальчика. — Для всех, кто меня знает, я Антонио Нуньес Хименес. А Фидель следует за мной.
        Наконец третий бородач, высокий, как королевская пальма, остановился возле Хосе.
        - Я приветствую тебя, мой мальчик! — сказал он и слегка похлопал его по плечу. — Значит, ты и есть повстанец Хосе?
        И, неожиданно подняв мальчика на руки, поцеловал его в левую щеку чуть ниже уха.
        Фидель пошел в лагерь, а Хосе все еще стоял на тропинке, боясь шелохнуться от счастья. «Сам Фидель поцеловал меня!»
        В порыве безграничной радости и благодарности он сорвал с дерева листок и бережно налепил его на левую щеку чуть ниже уха.
        Он очнулся, заслышав звук шагов. Хосе живо обернулся и застыл от удивления: к нему приближался безбородый! А юный повстанец знал твердо, что в горах можно довериться только барбудос.
        - Ни с места! — крикнул Хосе, подняв карабин к плечу. — Ну!
        - Здравствуй, мальчик!
        - Я не мальчик, я повстанец! — сказал Хосе.
        - Здравствуй, повстанец! — улыбнулся человек. — Ты пропустишь меня в лагерь?
        - Ты кто будешь?
        - Я тоже повстанец.
        - А почему у тебя нет бороды?
        - Потому что я женщина. Ты этим недоволен?
        И женщина весело рассмеялась. Что и говорить, это не слишком-то понравилось Хосе. Он сердито сказал:
        - Восстание вовсе не женское дело…
        Вскоре появился командир Максимо. Отряд вернулся не с пустыми руками: бойцы сложили в кучу тринадцать новеньких автоматов и два миномета. Фидель внимательно осмотрел трофеи и остался доволен.
        Позже все командиры, включая и Максимо, надолго уединились в хижину. Это был военный совет, как объяснил Клаудио.
        Солнце закатилось. К большому огорчению Клаудио, суп давно перекипел. Только в сумерках приступили к ужину. Жирный суп всем понравился. Какая жалость, Хосе не удалось похлебать из одного котелка с Фиделем. Этому помешала женщина, которая пришла вместе с ними; она без стеснения села рядом с Фиделем и без всякой видимой причины смеялась, мешая ему спокойно есть. «Хоть бы помолчала за едой!» — вздохнул мальчик.
        А то, что Хосе не похлебал из одного котелка с Фиделем, — не беда! Посидеть вместе с ним — это тоже что-нибудь значит!
        После ужина военный совет продолжал свою работу. Хосе не знал, о чем они, командиры, вели разговор в хижине. По правде говоря, это мало его интересовало. Позже, не дождавшись конца военного совета, Хосе прилег рядом с Клаудио. Конечно, вовсе не потому, что ему хотелось спать. Он неотрывно смотрел на единственное окно хижины, там светился огонек. Все барбудос, кроме тех, кто охранял лагерь, заснули мертвым сном. Это правильно: им с утра снова воевать.
        Один Хосе бодрствовал. В конце концов ему повезло: огонек потух, и командиры начали расходиться. Первым вышел Рауль; он был среднего роста, ниже всех, поэтому узнать его нетрудно. «Вот счастливчик! — подумал Хосе с завистью. — Никто бы не отказался назвать себя братом Фиделя».
        Рауль, Антонио, Максимо и женщина устроились на ночлег возле очага, рядом с деревом цейбы, — сейчас, в темноте, оно походило на опрокинувшегося на спину осла.
        Хосе в душе похвалил и своего командира. «Максимо уступил Фиделю свою хижину, — счастливо улыбался он. — Я бы сделал то же самое, доведись мне стать командиром отряда. Больше того, я написал бы на дверях хижины: «Этот дом навсегда принадлежит тебе, Фидель…»
        - Ну, пора! — проговорил мальчик, поднимаясь.
        - Ты куда собрался, Хосе? — сонным голосом спросил Клаудио.
        - К Фиделю…
        - Он, наверное, уже спит.
        - Пусть. Я буду охранять его всю ночь. Он там один, как сирота.
        Хосе не привыкать стоять на часах, ведь ему уже довелось сторожить целый океан. И он отлично знал, что полагается делать человеку, стоящему на посту. Чтобы не заснуть, Хосе делал четыре шага в одну сторону и четыре шага в другую. При этом он негромко подбадривал себя словами команды:
        - Унос. Дос. Трес. Каутро! И снова слышался его голос:
        - Унос. Дос. Трес. Каутро!..
        Ему интересно было следить за звездами: так легче коротать ночь. Они гасли на глазах одна за другой, как факелы на карнавалах. Вот погасла последняя звезда, и из-за соседней горы вынырнуло солнце.
        И тут, на виду у солнца, Хосе пришлось выдержать первое испытание. Он не пропустил командира Рауля к своему брату.
        - К нему никак нельзя, — сказал Хосе. — Он засиделся допоздна, пусть немного поспит.
        - А ты кто такой? — удивился командир Рауль.
        - Я адъютант Фиделя…
        Командир улыбнулся и отступил. Он пошел к родничку, чтобы умыться. «Я правильно сделал, — сказал Хосе в свое оправдание. — В самом деле, пусть поспит».
        Вместе с солнцем поднялся и великан Антонио. Его тоже остановил Хосе.
        - Что же, подождем, — согласился Антонио, закуривая. — Каждому нужен отдых, ты прав, мой юный друг.
        Женщина оказалась куда настойчивее: ведь женщины никогда не принимают доброго совета. Это известно из рассказов взрослых, — сам он не помнит ни матери, ни бабушки. Во всяком случае, ухо с женщинами надо держать востро.
        - Мне необходимо пройти к нему, — заявила женщина.
        - Нет, не пройдешь, — заупрямился Хосе.
        - Хорошо, — сказала она. — Но объясни мне по крайней мере, кто же ты такой?
        Командир Рауль, расчесывая свои волосы, подсказал ей:
        - Он адъютант команданте.
        Рауль и Антонио с улыбкой прислушивались к тому, как Хосе и женщина тихонько бранились между собою.
        - Кто же тебя назначил адъютантом? — спросила женщина.
        - Я сам себя назначил.
        - Ах, вот как, — засмеялась она. — Скажи, пожалуйста, адъютант, что это у тебя за листочек под ухом?
        Хосе густо покраснел. Вот привязалась!
        - В это место меня поцеловал Фидель…
        - Ну? — воскликнула женщина. — Дай-ка я тебя расцелую! Ты этого стоишь.
        Хосе, берясь за карабин, строго сказал:
        - Нам не положено целоваться с женщинами. Не приближайся!
        - Пропусти ее, Хосе! — вмешался Рауль. — Она секретарь Фиделя.
        Хосе заколебался.
        - Кто важнее: секретарь или адъютант? — спросил он.
        - Это в конце концов одно и то же, — улыбнулся Антонио.
        - Ну, проходи.
        Фидель, выйдя из хижины, сначала взглянул на солнце, потом на часы.
        - Что же, бородачи, не разбудили меня? — нахмурился он. — И сами, вижу, проспали.
        - Мы хотели тебя разбудить, но этому помешал твой адъютант Хосе, — сказал Рауль, скрывая улыбку под усами.
        - Мне хотелось, чтобы ты немного отдохнул, — пролепетал Хосе.
        - Спасибо! — Фидель похлопал его по плечу. — Теперь ты свободен! А нам пора уходить.
        Услышав это, Хосе побледнел. С его губ сорвалось что-то похожее на стон. Низко опустив голову, он бросился бежать. Добежав до ручья, сорвал со щеки листочек цейбы и с ожесточением начал мыть лицо.
        - Что с ним? — удивился Фидель.
        - Ты обидел его, — сказала женщина. — Он сполоснул щеку, которую ты поцеловал…
        Фидель порывисто рванулся к мальчику, и все, командиры и бойцы, последовали за ним.
        - Ты хочешь идти с нами, Хосе? — спросил Фидель дрогнувшим голосом.
        Мальчик кивнул головой, все еще не поворачивая к нему своего мокрого лица.
        - Встань и посмотри на нас!
        Хосе нехотя повернулся и поднял глаза.
        - Известно ли тебе, Хосе, что у меня самая трудная должность на всем острове?
        - Да.
        - Думал ли ты о том, что мне каждый день приходится быть под пулями?
        - Да.
        - Ну ладно, собирайся. Пойдешь с нами.
        Хосе растерянно взглянул на взрослых, все еще не веря своему счастью. Но, увидев грустные глаза Клаудио, виновато отвел свои. Он понял, что навсегда прощается с Максимо, Клаудио, Коно и со всеми товарищами, ему стало трудно дышать. Но Хосе переборол себя.
        - Я уже собрался, — сказал он.
        Первым по тропке пошел Фидель, за ним Рауль и Антонио. Женщина шла, тихонько напевая:
        Аделанте, кубанос!..
        Отряд бородачей молчал, с какой-то мужской, только им понятной грустью провожая уходящих на соседнюю гору, а может быть, и намного дальше…
        Тропа мужчин
        Так они и шли гуськом: впереди Фидель, за ним Рауль и великан Антонио. Шествие замыкали женщина и Хосе.
        Что тут скрывать, Хосе вовсе не нравилось плестись позади всех, да еще в обществе женщины, — наверно, только ради приличия она обрядилась в повстанческую форму…
        Его место — место адъютанта — подле команданте Фиделя. И нигде больше!
        Он все надеялся, что команданте непременно вспомнит о нем и при всех укажет, где должен идти Хосе. Если бы мальчик не боялся непродуманным шагом в первый же день огорчить команданте, он давным-давно занял бы в этом строю надлежащее адъютанту место. Успокаивая себя, он думал: «Недолго осталось мне ждать!
        Не вечно же плестись позади всех! Все утрясется! Непременно!»
        Ободренный этой мыслью, он тихонько запел. Возникла новая песня:
        Адъютанты не предают,
        Адъютанты не умирают…
        Услышав его бормотание, женщина замедлила шаг. Мальчик заметил это. Он подозрительно покосился на женщину и перестал мурлыкать. Недоставало еще, чтобы она заговорила с ним! Вот если бы сам Фидель вспомнил о нем или хотя бы его брат командир Рауль подозвал к себе, вот это было бы здорово!
        Так из-за женщины и не суждено было родиться новой песне.
        От нечего делать Хосе стал озираться по сторонам. Ему никогда не приходилось бывать в этих местах. Тропинка, по которой они двигались, была, судя по всему, удивительно сообразительная. Она будто знала все овраги, все пропасти и все самые удобные для восхождения склоны гор. Она не взбиралась на крутизны, не заводила в густые кустарники, где могла оказаться засада, и далеко обходила осыпавшиеся под ногами хрупкие породы известняка…
        Фидель шел крупным мужским шагом, чуть покачиваясь. Хосе никак не мог приноровиться к нему. Порою приходилось бежать, чтобы не отстать от других. Идти было трудно, что и говорить, но Хосе скорее упадет от усталости замертво, чем попросит отдыха.
        Он понимал, что с этого дня он вышел на мужскую тропу. Раз и навсегда.
        Его душа ликовала. Он не прочь был встретиться с кем-нибудь из земляков, хотя бы с молчаливым Хуано или, например, — куда ни шло! — с боязливым соседом Санчо. Надо полагать, ни тот, ни другой ни за что не поверили бы своим глазам, увидев его. Кто бы мог подумать, что Хосе за каких-нибудь три месяца станет адъютантом самого Фиделя! А мальчишки сентрали — ну, те просто лопнули бы от зависти! «А если бы с глазу на глаз встретился на узкой горной тропке с сеньором Равело, управляющим всей сентралью? — подумал мальчик. — С тем самым, кто прикончил деда? Что бы ты сделал с ним? Как бы поступил?» На этот вопрос он не успел себе ответить.
        - Авион! Самолет! — внезапно раздался повелительный голос Фиделя. — Ложись!
        Хосе распластался на земле. Рядом с ним опустилась женщина. Рауль и Антонио тоже беспрекословно растянулись во весь рост. Только Фидель остался на ногах, напряженно вглядываясь в небо.
        «Дело, выходит, не шуточное, — сообразил Хосе. — Зря бы Фидель не стал объявлять тревогу!..»
        Самолет вынырнул из-за соседней вершины. Он стал кружить над горой, назойливый, противный, гундосый.
        - Рыщет, дьявол! — проворчал Антонио. — Притом безнаказанно…
        - Даже один-единственный пулемет сослужил бы нам хорошую службу, — вздохнул Рауль.
        Фидель продолжал глядеть в небо, широко расставив свои ноги, обутые в зашнурованные башмаки. Как хотелось Хосе подойти к нему и встать рядом, так же широко расставив ноги! Мужчине не подобает ложиться перед лицом врага. Мальчик пуще прежнего возгордился своим командиром: такого не согнешь! Фидель не из тех, кто склоняет голову перед противником, пусть этот противник даже сидит на военном истребителе!
        И внезапно где-то совсем недалеко раздался оглушительный взрыв, потом второй. Третья бомба упала почти рядом…
        Хосе впервые испытал, что такое бомбежка. Взрыв оглушил его. Мальчик съежился, уткнулся лицом в жесткую и сухую землю. Еще бы минута — и он, пожалуй, заревел бы во весь голос. Но тут, к счастью, вспомнил, что рядом с ним женщина. Перед ней, конечно, не дело показывать страх. Мужчины не ревут.
        Хосе чуть повернул голову, краешком глаза взглянул на удивительную женщину, которая даже под бомбами крепко держала себя в руках. Она безмятежно лежала на спине, следила за истребителем и улыбалась.
        Команданте лежал впереди, рядом со своим братом, и о чем-то с ним разговаривал.
        Успокоившись, Хосе начал рассуждать так: «Даже лежащий человек не перестает быть храбрецом! В самом деле, что без толку рисковать собою! Ей-ей, неразумно стоять во весь рост, когда в тебя швыряют бомбами…»
        Не успел самолет скрыться за соседней вершиной, как все снова были на ногах. Фидель весело смеялся. А потом, внимательно оглядев всех своих спутников, спросил Хосе:
        - Как дела, адъютант? Жив? Жив! — громко доложил Хосе.
        - А у Челии, конечно, как всегда, полный порядок?
        - Так точно, компаньеро Фидель, — улыбнулась женщина.
        Хосе — смышленый человек. Он сразу догадался, кто важнее для Фиделя: он или Челия. Ведь команданте сначала поговорил с ним, с Хосе, и только потом вспомнил о женщине.
        Вскоре самолет настиг их снова. На этот раз повстанцев надежно укрывала отвесная скала. Снова Фидель, приказав всем ложиться, остался стоять на ногах: кому-то надо было следить за противником…
        - Летчик охотится за нашим штабом, это яснее ясного, — проговорил команданте. — Однако нас не так-то легко обнаружить с воздуха, будьте уверены!
        Вражеский авион беспорядочно сбросил бомбы, а выходя из пике, открыл огонь из хвостовых пулеметов.
        Хосе, как и подобает дисциплинированному солдату, последовал примеру других: лежал на земле. Однако его все время мучила совесть: «Подобает ли адъютанту валяться в надежном укрытии, когда командир рискует своей жизнью? Нет, не дело!» — ответил он сам себе.
        Хосе быстро поднялся и, сделав несколько больших шагов, вплотную подошел к Фиделю. Его место тут, рядом с команданте.
        - Хосе, в укрытие! — вдруг вскрикнула Челия. Мальчик даже не удостоил ее вниманием. Он исполнял свой долг. А когда человек находится на посту, он слушается только голоса своего сердца.
        - Тебя убьют, Хосе!
        Мальчик начинал сердиться на Челию. Фидель, оглянувшись, молча посмотрел на Хосе.
        - Этот мальчик будет твоей верной тенью, Фидель, — сказал Рауль.
        «Это хорошо или плохо — быть тенью?» — подумал Хосе и поочередно посмотрел всем в глаза: и Фиделю, и Раулю, и Антонио, даже женщине, пытаясь уловить тайный смысл того, что было высказано Раулем. Но люди смотрели на него строго и внимательно, будто увидели его впервые.
        Хосе окончательно успокоился. «Раз Фидель не приказал мне снова ложиться, значит, полный порядок!» — обрадовано решил он.
        По-видимому, командир Рауль сказал что-то хорошее. Мальчик был ему благодарен.
        Обида
        - Мы дома! — внезапно воскликнула Челия.
        Хосе, бросив взгляд вперед, недоуменно спросил себя: где же хижина?
        Сколько он ни смотрел, нигде не было никаких следов жилья: ни дыма, взвивающего над очагом, ни собак, неизменных друзей человека, ни засеянного поля. Нигде ничего…
        Нет, Челия не шутила: повстанческий штаб, обосновавшийся в большой пещере, был так удачно замаскирован, что непосвященный человек мог пройти мимо, не обратив внимания на еле заметный вход в просторную катакомбу.
        Здесь Фиделя ждали. Как только он показался, все поднялись ему навстречу. Военные отдали честь, а крестьяне, одетые кто во что горазд, не снимая шляп, дружно приветствовали:
        - Буэнос диас, Фидель! Здравствуй, Фидель!
        Рауль и Антонио, распрощавшись со всеми, пошли дальше — наверно, в свои отряды. У Челии были тоже какие-то обязанности: она сразу села писать. Только у Хосе не оказалось никаких обязанностей: будто все в одно мгновение забыли о его существовании.
        Мальчик растерялся. Он разглядывал военные карты, висевшие повсюду, с любопытством уставился на радиста, принимавшего донесение.
        Подошел крестьянин с одним глазом, видимо самый смелый среди них, громко проговорил:
        - Ты бы, Фидель, помог нам достать трактор. Без него мы как без рук.
        Фидель улыбнулся:
        - Ты со мною разговариваешь так, будто не сеньор Батиста, человек-чудовище, сидит в Гаване, а я. Твоя просьба справедлива, но пока я бессилен. Неужели не видишь сам, что мы все еще не можем отбросить врага, который держит нас в этих горах и не пускает в долину?
        Одноглазый был упрямым человеком.
        - Кто же, кроме тебя, одолеет врага? — спросил он торжественно и сурово. — Скоро сам будешь требовать у нас хлеба, так где же мы его возьмем, если не станем пахать и сеять?
        Хосе думал, что командующий не на шутку рассердился. В самом деле, где же он возьмет в горах трактор? Не сделает же сам! Но Фидель добродушно похлопал крестьянина по плечу.
        - Я обсуждал с товарищами кое-какие вещи, в том числе вопрос о помощи крестьянам Сьерра-Маэстры. Я полон нетерпения, когда думаю о тракторах, о домах, которые надо построить для крестьян; я становлюсь нетерпелив, когда думаю о школьных городках, которые мы хотим построить для детей…
        Хосе сосредоточенно вслушивался в каждое слово командира.
        - Наши рубашки не раз еще пропитаются потом, — продолжал Фидель. — Будем трудиться двадцать четыре часа в сутки, без отдыха, без всяких поблажек…
        И, как бы перебивая себя, он громко подозвал рослого бородача, увешанного гранатами и пистолетами.
        - Аугусто, слушай меня внимательно: Хосе будет жить с нами. Приюти его у себя.
        - Пойдем, компаньеро Хосе, — сказал Аугусто, увлекая за собой мальчика. — Я вожу команданте на машине и большой специалист по этой части, можешь верить моему слову. Вот почему я сплю возле машины. Места тут сколько хочешь. И воздуха достаточно. Не то, что в пещере…
        Парень оказался словоохотливым; не переставая болтать, он достал из багажника открытую консервную банку и протянул Хосе:
        - Компаньеро Хосе, есть хочешь?
        - Не откажусь.
        - Пища не ахти какая, но заморить червячка можно, — болтал Аугусто, заправляя машину горючим.
        Позавтракав, Хосе взялся усердно помогать Аугусто. Не ожидая его приказаний, он протер тряпкой смотровое стекло, а потом — всю машину.
        Вскоре Челия отослала шофера с каким-то поручением. Теперь никто не мешал Хосе следить за тем, что происходит в штабе. По-прежнему приходили и уходили люди. После обеда все больше стало появляться вооруженных людей.
        Какой-то деревенский паренек приволок в штаб целый мешок свежей рыбы. И вот тут-то Фидель вспомнил о своем адъютанте.
        - Вот тебе, Хосе, провиант, сделай так, чтобы все были сыты. Нас одиннадцать человек. Понял?
        - Понял, мой командир.
        В мешке оказалось пятнадцать крупных рыбин. Но как же разделить их на одиннадцать человек? Наконец мудро решил:
        - Всем по рыбке, а все, что останется, команданте. Он самый главный, и пусть ему больше всех достанется. Так-то оно лучше будет!
        Однако Аугусто, подоспевший к дележке, не одобрил арифметику Хосе.
        - У нас, у барбудос, порядок иной, — засмеялся он. — Не делим ничего, а все, что есть, сбрасываем в один котел… Давай чистить рыбу, адъютант!
        Обед получился отличный.
        Наутро Аугусто сообщил, что предстоит наступление.
        - Но об этом будем молчать, компаньеро Хосе, — сказал Аугусто, барабаня пальцем по своим губам и подмигивая.
        Наблюдая суетливую жизнь штаба, мальчик убедился, что действительно надвигаются важные события. Самому ему в этот день пришлось два раза сходить в отряд Антонио, вместе с Аугусто принять от каких-то рабочих партию оружия…
        В ночь перед наступлением команданте был задумчив Он сидел возле костра хмурый и молчаливый. В такое время надо оставить человека наедине с самим собою, не мешать ему. Хосе так и сделал, ничем не напоминал о своем присутствий. А вот женщина поступила иначе: она устроилась рядом с Фиделем и стала напевать веселые мотивчики.
        Разве Фиделю в такую минуту хотелось слушать пачангу? Нет, ему в эту минуту никак не хотелось думать о пляске — в этом Хосе был уверен.
        А на рассвете, когда весь штаб, кроме дежурных и караульных, спал, Фидель ушел на передовые позиции со своим секретарем, Челией. А своего адъютанта, Хосе, не взял.
        Хосе не простил командующему эту обиду…
        Он тогда еще не знал, что Фидель боялся рисковать жизнью своего маленького адъютанта. Он не знал, что женщина может быть настоящим другом и отличным солдатом… В этом возрасте еще многого не знаешь…
        Ночью
        - Ты, Аугусто, должен научить меня водить машину, — попросил Хосе.
        С утра, как только Фидель ушел на передовые позиции и где-то вдали все чаще стали разрываться выпущенные из «базук» ракеты, Аугусто потерял душевный покой. Он метался из стороны в сторону: то забегал в пещеру к радисту за последними известиями с места боев, то возвращался к своему «джипу», который был в полной боевой готовности. Будто Аугусто ежеминутно ждал и никак не мог дождаться приказа, чтобы немедленно мчаться туда, в долину, где сейчас руководил боем Фидель. Аугусто говорил невпопад, ссорился из-за пустяков.
        - Не приставай, компаньеро Хосе, — сумрачно произнес он, чтобы отвязаться от назойливого мальчишки.
        - Аугусто, научи!
        - Заткнись, компаньеро Хосе!
        Но шофер еще не представлял себе, на что способен новый адъютант. Хосе не такой человек, чтобы легко отказаться от задуманного… А в его голове в это утро возник отчаянный план, для исполнения которого нужно было знать, как управлять рулем.
        - Я не прошу о многом, ты только покажи, как заводится твой «джип»…
        - Не испытывай моего терпения, компаньеро Хосе! — вконец рассердился Аугусто. — Нрав мой никудышный. И самое главное — боюсь своей силы. Ничего так не боюсь, как своей силы.
        - И все-таки сделаешь то, о чем я прошу! Мальчик стоял на своем. Он был упрям, как его дед.
        - Компаньеро Хосе, послушай: твои ноги еще не доросли до педали, а в руках твоих нет той силы, которая нужна, чтобы вести машину по этим хребтам да по оврагам.
        - Ты смеешься, компаньеро Аугусто?
        Но шофер снова убежал к радисту.
        - Наши продвинулись на два километра, вива! — громко закричал Аугусто еще издали.
        А через полчаса, узнав о продвижении вражеских танков, сумрачно задымил сигарой, не отвечая ни на какие вопросы. Конечно, лучше с ним не связываться.
        Аугусто сидел хмурый и недоступный, пока его внимание не отвлекли частые артиллерийские залпы; они то приближались, то отдалялись. Наконец Аугусто не выдержал, резко вскочил на ноги.
        - И как это Фидель не взял меня с собою! — вскричал он, всей пятерней вцепившись в свою роскошную бороду. — Будь я с ним, ничего бы не случилось! А без меня — не ручаюсь! И никто не может поручиться!
        Хосе думал так же. С ним, с адъютантом, Фидель тоже мог спокойно пойти на любые испытания.
        Через час от Фиделя пришло новое известие, и Аугусто начал приплясывать, точно во время карнавала:
        - Мы захватили высоту 1316! Понимаешь, компаньеро Хосе, не вернули, а захватили! В этом все дело…
        Воспользовавшись добрым расположением духа Аугусто, Хосе снова начал осаду:
        - Ты, Аугусто, не называй меня больше своим компаньеро!
        - Почему же? — насторожился шофер.
        - Если бы я был настоящим твоим товарищем, разве ты не научил бы меня водить машину? Мало ли что может случиться в бою! Допусти на минуту, что мы оба несемся на «джипе». Вдруг тебя ранили, что же тогда с нами будет? Со мною, с машиной и, главное, с тобой?
        - Не допускаю, чтобы в меня могла попасть пуля.
        - А ты представь себе…
        - Не представляю!
        Немного помолчав, Хосе сказал:
        - Ты, Аугусто, пожалуйста, не думай, что мне хочется, чтобы тебя ранили. Это случается само собой, в самое неподходящее время. Мне об этом наш повар компаньеро Клаудио говорил. Он человек бывалый.
        - Ты, компаньеро Хосе, хочешь накликать беду?
        - Нет, Аугусто. Я только объясняю тебе, как обстоит дело.
        Если бы там, на поле боя, Фидель со своими бородачами не отвоевал еще две высоты, не менее важные, то вряд ли Хосе удалось бы сесть за руль. После такой внушительной победы суровый Аугусто сразу подобрел.
        - Ну ладно, я тебя кое-чему научу, — сказал он, сдаваясь. — Но не думай, что я учу тебя из страха, что меня ранят, а ты будешь спасать меня на моей же собственной машине. Со мною, компаньеро Хосе, ничего подобного не случится.
        Мальчик промолчал. Теперь, когда согласие с таким трудом было получено, он боялся каким-нибудь неуместным словом испортить все дело.
        - Садись рядом, — приказал Аугусто. — Сначала, естественно, включаешь мотор… Кстати, рулевой механизм состоит из двойного ролика и из глобоидального червяка…
        - Ты не забивай мне голову роликами и червяками, покажи только, как трогаться с места, как рулить, нажимать на скорость, и, конечно, тормозить, — взмолился Хосе.
        - Помалкивай, компаньеро Хосе! Всему свой черед… Самое главное для начинающего — это уметь тормозить. На этой машине два тормоза. Рабочий тормоз с гидравлическим приводом от педали — для замедления хода и остановки автомобиля, а ручной рычаг — для удержания автомобиля на месте. Смотри, как это делается…
        Вскоре Хосе уже отвоевал себе руль и под неослабным наблюдением Аугусто включил скорость. Первый раз в жизни! Самостоятельно!
        …Командующий не возвращался в штаб целых три дня: шел решающий бой. И все это время в тылу маленький адъютант усердно учился искусству вождения машины.
        - А ты, оказывается, упорный! — восхищенно восклицал Аугусто, радуясь успехам своего ученика. — Пожалуй, теперь, компаньеро Хосе, тебе можно доверить руль!
        Только этого Хосе и ждал. В ту же ночь он решил осуществить свой дерзкий план.
        Как обычно, ближе к полуночи Аугусто становился на пост по охране штаба: таково было железное расписание в маленьком гарнизоне.
        На этот раз Хосе не проводил своего друга, как делал обычно. Дождавшись, когда он уйдет, Хосе осторожно оглянулся. Тишина. Он опоясал себя патронташем и крадучись стал пробираться из лагеря в сторону противника.
        Путь ему знаком. Вот по этому пологому склону маленький адъютант спускался в отряд Антонио накануне наступления.
        «Самое главное для начинающего, — вспомнил он науку Аугусто, — это уметь тормозить».
        У Хосе был свой план. Он задумал незаметно проползти через ущелье, занимаемое отрядом Антонио, и выйти на большую дорогу, по которой то и дело снуют машины противника. Не может же счастье ему не улыбнуться!
        В Черном ущелье Хосе долго лежал, прислушиваясь. Оба склона его занимали бородачи Антонио. Надо проползти черепахой, только в этом случае можно поручиться, что пройдешь мимо зорких часовых.
        Мальчик так и сделал: полз и полз, не поднимая головы.
        «Кажется, миновал своих, — вздохнул он, оглядываясь. — Ущелье позади.
        Теперь на расстоянии какой-нибудь мили впереди открылась дорога. «Вот когда приведу машину из стана врага, Фидель сделает меня своим незаменимым другом, — размечтался Хосе. — Он поверит, что я храбрый. Смелыми все восхищаются. И им доверяют свою дружбу. Не Челия, а я стану самым верным другом Фиделя!»
        Хосе крался, стараясь остаться незамеченным. Когда тучи закрывали луну, он делал быстрые броски вперед и все время оглядывался на склон далекой горы, где остался Аугусто. Увести вражескую машину — это мало, важно вернуться на ней в штаб. Иначе какой смысл рисковать собою?..
        Внезапно раздался металлический звон: дорога была совсем рядом. Хосе услышал разговор:
        - Хватит, Конрадо, на сегодня. — Нет, не хватит, Роландо.
        Шоферы чинили машину.
        - Остается только заправить машину, и делу конец!
        - Брось, Конрадо, — запротестовал второй. — Успеем заправить утром.
        Хосе лежал и волновался: «Неужели из-за ленивого Роландо машина останется не заправленной?»
        - Ну, залил? — спросил через некоторое время Конрадо, глухо кашляя.
        - Успеется!
        - Вдруг приказ сниматься?
        - Устал…
        - Слышишь, Роландо!
        - Я уже сплю.
        Хосе вспомнил наказы Аугусто: только при нейтральном положении рычага может сработать стартер…
        Прошло, вероятно, не меньше часа с тех пор, как два солдата закончили работу и, видимо, уснули. Безмолвная тишина легла на долину. Теперь можно рискнуть!
        Крадучись, Хосе сделал шаг, другой, третий… Остановился, оглянулся вокруг и снова кошачьим шагом стал пробираться вперед. Вот уж никогда не думал, как трудно идти бесшумным шагом!
        Стой! Остановись, Хосе! Эй ты, компаньеро Хосе, оглянись еще разок! Позади луна, высоченная гора, в утробе которой штаб повстанцев, и лунные тени: от королевской пальмы, от бесконечных камней, больших и малых.
        Мальчик был уже возле машины, а через секунду — за рулем. Только бы сработал стартер!.. В темноте Хосе стал лихорадочно шарить руками… В это мгновение кто-то стиснул его руки.
        - Стой, сеньор, не торопись!
        Хосе оказался между двумя здоровенными солдатами.
        - Кто ты такой?
        Хосе промолчал.
        - Куда решил увести машину?
        Что же можно ответить на этот вопрос?
        - Конрадо, веди его в штаб.
        У Хосе голова шла кругом: как держать себя в плену? Ясно одно: в плену надо молчать.
        Его привели в рощу. Там горел костер. Возле костра мальчик вдруг увидел Антонио, великана, командира отряда.
        - Ба! — сказал Антонио. — Как ты, Хосе, оказался тут?
        Хосе не успел ответить. За него ответил Конрадо:
        - Этот мальчишка пытался выкрасть нашу трофейную машину.
        - Ба! — удивился великан Антонио. — Зачем тебе, Хосе, понадобилась машина?
        Мальчик растерялся пуще прежнего.
        В самом деле, что же получается? Неужели он пытался увести машину у своих же?
        - Я хотел достать трофейную машину для Фиделя, — пролепетал Хосе. — Не понимаю, как же вы оказались на этой дороге? Вы же стояли в Черном ущелье.
        - Ха! — усмехнулся великан Антонио. — Повстанцы ведут подвижный образ жизни. Неужели ты об этом не подумал?
        - Я все время был в тылу. И я не знал, что вы так далеко продвинулись.
        Антонио почесал затылок.
        - Пойдем, пусть сам Фидель рассудит тебя, — решил он, наконец, не зная, как ему поступить с маленьким адъютантом командующего.
        Великан шагал впереди, Хосе за ним. Они услышали голос командующего издали.
        Антонио и Хосе подошли ближе и молча остановились. Когда говорил Фидель, его никто не перебивал, даже Антонио.
        - Демократия без хлеба — не демократия, — говорил Фидель. — Демократия без книг и без учителей — не демократия.
        И только тут, воспользовавшись паузой, Антонио доложил о том, как и для чего Хосе задумал увести машину из-под носа повстанцев.
        - Это так, Хосе, — спросил Фидель.
        - Да, мой командир, — еле слышно ответил мальчик.
        - Все, что сказали про тебя, правда?
        - Да, мой командир.
        Только сейчас Хосе разглядел, что вокруг Фиделя собралось много народу.
        - Никто не имеет права оставить штаб без моего или начальника штаба разрешения, — глухо сказал командующий. — Разве я приказывал тебе достать машину? Подумал ли ты о том, что мог без всякой нужды погибнуть? Или попасть в плен?
        Наступила тишина, все затаили дыхание.
        - Какая судьба постигнет восстание, если каждый будет поступать так, как ему заблагорассудится?
        Молчала ночь. И молчал Хосе.
        - Какое бы наказание ты, Хосе, придумал мне, если бы я совершил этот проступок?
        Не дождавшись ответа, Фидель промолвил:
        - Вижу, что ты еще не готов к тому, чтобы служить в моем штабе… Я понимаю, стать повстанцем нелегко. Вот почему я отсылаю тебя в школу. Там воспитают из тебя настоящего солдата революции.
        И, обращаясь к людям, Фидель заключил:
        - Апостол Хосе Марти учит нас: «Самым счастливым будет тот народ, который лучше всех обучит своих детей, сумеет обогатить их мысль и укажет направление их чувствам».
        Хосе еще не знал, что в его стране апостолами называют поэтов. Конечно, только настоящих поэтов.
        Горная школа
        «Сам Фидель ни за что бы не отослал меня от себя, — думал Хосе, ворочаясь на жесткой постели. — Это она, Челия, подговорила упрятать меня в школу. Все из-за нее… Если бы ее не было в отряде или, допустим, она знала бы свое женское дело и не совалась туда, где воюют, то, само собой разумеется, на передовую вместе с команданте попал бы я, а не она… И вообще мы с Фиделем не расставались бы, как и подобает настоящим друзьям…»
        Он третью ночь живет в интернате, созданном для детей повстанцев.
        Раньше это складское помещение принадлежало янки. В первые дни восстания Фидель устроил в нем госпиталь. Теперь на больничных койках спят маленькие повстанцы.
        Соседом у Хосе по койке — негритенок Минго. Суровый и непоколебимый, он, кажется, совсем не умеет смеяться, честное слово. Никто не видел его улыбки. В самую веселую минуту, когда мальчишки умирают от смеха, Минго позволяет себе произнести одно-единственное слово:
        - Каррамба!
        Весельчак Мигель, лучший вратарь школьной команды, храпит, разинув свой большой рот. Временами он вскрикивает и судорожно тянется руками. «Ха, он и во сне ловит мяч!» — думает Хосе, глядя на него.
        Когда лежишь, подперев голову руками, то хорошо видишь и Луиса; он здорово подражает голосам птиц.
        «Пусть себе спят, — думает Хосе и, встав, осторожно пробирается к выходу. — А я пройдусь… Все равно сон не идет».
        Он долго вслушивается в ночь: не слышно ли выстрела? Ничего не поделаешь, такая привычка вырабатывается у каждого повстанца.
        В соседней хижине живет учитель Армандо. Хосе осторожно заглядывает в его окно: компаньеро Армандо, нацепив на переносицу старые-престарые очки, увлеченно читает и делает какие-то записи. Хосе сгорает от любопытства: какой толк переписывать книгу, если она всегда под рукой?
        Интересная картина висит на стене комнаты. Она раскрашена в густо-синий и ярко-желтый цвета. Точнее говоря, на синем листе, во всю длину его, изображена какая-то желтая рыба. Но у этой рыбы нет ни хвоста, ни головы, ни плавников. Скорее всего не рыба, а кит!
        Хосе, стараясь получше разглядеть кита, почти просунул голову в окно.
        - Опять ты? — не удивляясь, спросил учитель. — Если хочешь, входи, Хосе.
        Мальчик не стал раздумывать.
        - Почему бодрствуешь? — Компаньеро Армандо посмотрел на него. — В твоем возрасте бессонницей не страдают.
        - Хочу обратно к Фиделю, — ответил Хосе. — Невесело мне!
        Учитель никогда никого не бранил; со всеми он разговаривал так, будто перед ним настоящие мужчины.
        - Не всегда человеку удается быть там, где ему хочется, — заговорил компаньеро Армандо. — И не всегда удается заняться тем, к чему душа лежит. Ты, Хосе, не думай, что я очень уж стремился стать учителем. Революция заставила… Ты, как я замечаю, третью ночь дежуришь возле моего окна. А тебе ни разу не пришла в голову мысль, почему я занимаюсь по ночам? Объясню: знаний мне хватает только на один учебный день — вот как мало я знаю! Откуда взять большие знания простому гуахиро?
        Мальчик не знал, поддерживать разговор или молчать. Может быть, лучше уйти и не мешать учителю заниматься?
        - Если ты, Хосе, не возражаешь, то оставайся у меня. Будем заниматься вдвоем. А если захочется спать, устраивайся прямо тут же. Согласен?
        - Согласен, компаньеро Армандо.
        Хосе хотелось расспросить учителя про желтую рыбу на синем листе.
        - Я хотел бы знать, почему тут нарисован кит?
        - Неужели тебе ни разу не приходилось видеть на карте свою Кубу? — удивился учитель. — Поэты, например, сравнивают ее не с китом, а с жемчужным ожерельем на Карибском море.
        Куба, конечно, не кит, что и говорить! Она жемчужное ожерелье. Хосе с этим согласен, хотя ему никогда не пришло бы в голову такое сравнение. Честно говоря, он плохо себе представляет, что такое жемчужное ожерелье, потому что не видел его ни разу.
        Утром учитель занимался с мальчишками, а вечером обучал взрослых гуахиро. Хосе не отходил от него, если не был занят на кухне или в поле: ведь все ученики сами зарабатывали себе на жизнь.
        Однажды пропал Минго. Естественно, всем пришлось его искать: мало ли какое несчастье могло случиться с малышом!
        Искали где только можно: облазили все овраги и ущелья. Хосе с Мигелем вскарабкались даже на самую высокую вершину, обследовали каждую расщелину. Все сбились с ног, но Минго нигде не было.
        Только к исходу второго дня Минго появился. Перед самым отбоем он вошел в столовую и молча уселся на свое обычное место. И всем стало ясно, что он страшно устал и здорово проголодался. Он был таким, как всегда, и чуточку уже не таким… Сейчас на его голове красовался большой старый берет. Наверно, отцовский.
        - Где ты пропадал? — спросил его Мигель. Минго продолжал есть, не отвечая. Он молчал и тогда, когда его начал расспрашивать компаньеро Армандо. Минго, если не хотел говорить, мог молчать хоть целый месяц!
        Дня через три или четыре после этого события Хосе пригласил своего друга на прогулку.
        - Я хочу подняться на Большой камень, — сказал он. — Оттуда хорошо просматривается дорога в штаб Фиделя. По ней я пришел сюда. Хочешь пойти со мною?
        Минго согласился.
        Стоял прекрасный день, ясный и теплый, но не знойный. Мальчишки начали карабкаться на гору.
        - Ты, Минго, деревянный! — вдруг серьезно проговорил Хосе.
        - Почему я деревянный? — насторожился Минго.
        - Потому что только дерево умеет молчать, как ты! Минго понравилось такое сравнение.
        - Каррамба! — вскричал он. — Я деревянный. Я знаю, чуякама — самое твердое дерево в мире.
        Они поднимались все выше и выше, пока не добрались до небольшой площадки, сплошь заросшей кустарниками. Хижины давным-давно скрылись из их глаз.
        - Ты, Минго, каменный, — сказал Хосе, кладя руку на плечо своего спутника.
        - Почему же я каменный?
        - Ты когда-нибудь слышал, чтобы камни говорили?
        - Нет, не слышал. Значит, я каменный! — гордо заявил он.
        На вершине горы они стояли долго.
        Внизу, в долине, лежал зеленый лесок, а по склону поднимались сосны; они добирались почти до самого хребта.
        - Слушай, Минго, — снова заговорил Хосе. — Я так думаю: ты железный!
        - Да, я знаю, что железный! — уже совсем возгордился Минго.
        Но Хосе перебил его, неожиданно заявив:
        - Если хочешь знать, я ведь тоже железный!
        - Каррамба! — простонал Минго. — Я железный, это я понимаю, а вот почему ты железный?
        - Потому, — сказал Хосе очень серьезно, — что я знаю, но молчу о том, куда ты убегал и почему вернулся.
        Минго побледнел и часто-часто замигал глазами.
        - А ну-ка скажи, где я был? А ну!
        - Ты уходил домой, но отец вернул тебя обратно. Что, правда?
        Хосе, разумеется, ничего не знал, но как только увидел на голове Минго старый отцовский берет, то сразу сообразил: друг его побывал дома.
        Минго, потеряв свой боевой задор, сказал:
        - Каррамба! Ты прав.
        И, решившись открыться до конца, добавил:
        - Отец не пустил меня на порог. Не разрешил даже переночевать, хотя было поздно. Он сказал: «Ты, Минго, предал революцию!» Вот что он сказал мне. И это из-за того, что я бросил школу. Он у меня гордый и храбрый! А я не захотел предавать революцию и вернулся.
        Они стояли на самой вершине горы, там, где веют самые чистые ветры.
        - Я так и думал, что ты верный человек, — проговорил Хосе. — И я сделаю тебя своим адъютантом. Ладно? Ты станешь адъютантом адъютанта!
        - Каррамба! — ответил Минго. — Конечно же, я буду твоим адъютантом, потому что ты, как и я, железный. Мы оба железные…
        Адъютанты не умирают
        - «Я студентка первого года обучения, — не торопясь, с расстановкой читает чье-то письмо компаньеро Армандо. — Я очень восхищаюсь Фиделем и революцией. Мне кажется, что, воспользовавшись карандашом Фиделя, я смогу заимствовать ясный ум Фиделя, и это мне поможет успешно сдать экзамены. Фидель, пришли мне, пожалуйста, свой карандаш!»
        «Вон чего захотела! — усмехнулся Хосе. — Как бы не так! Почему какая-то девчонка, а не я, адъютант, выпрашиваю карандаш у Фиделя?»
        Ему стало грустно. Уже более двух месяцев прошло с тех пор, как Хосе стал самым обыкновенным учеником. Но он не переставал думать о своих боевых товарищах. Перед его взором вереницей проходят люди. Вот он видит перед собою растянувшегося от стены до стены деда своего, Хосе Педро Фернандо, вспоминает его слова: «Каждый дед оставляет своему внуку наследство. Кто какое может. Я тоже оставлю тебе наследство — доброе имя гуахиро Хосе. А это — стоящее имя».
        На новом плакате Хосе прочел: «Ребенок, который не учится, не может быть хорошим революционером!» (Фидель Кастро).
        Хосе вслушивается в слова компаньеро Армандо.
        Прочтя письмо школьников Фиделю Кастро, учитель громко произнес:
        - Венсеремос! Мы победим!
        И все ученики дружно воскликнули вслед за ним:
        - Венсеремос!
        Хосе тоже подхватил это слово.
        В эту самую минуту в класс, чуть прихрамывая, вошел посторонний человек. Все мальчишки, словно по команде, уставились на него. Всех поразили лохматые брови этого человека.
        - Дед! — вдруг закричал Мигель и вприпрыжку бросился ему навстречу. — Что с тобою случилось? Тебя поранили, да?
        Дед, погладил внука по голове, глухо заявил:
        - Э, да что там со мною! Беда приключилась с нашим Фиделем. Он вместе со всеми своими людьми попал в окружение…
        Хосе вскочил и прямо с места громко крикнул бровастому гуахиро:
        - Неправда! Никто не может окружить Фиделя! Старый гуахиро ласково произнес:
        - Я тоже так думал… Но то, что я говорю, правда!
        С этой минуты Хосе не знал, куда себя девать: то бежал к учителю, что-то собираясь ему сказать, то, обхватив руками колени, сидел на земле, устремив глаза на далекие вершины. Минго — верный адъютант Хосе — неотлучно был с ним.
        - Так я и знал, — промычал Хосе, яростно потрясая кулаками.
        Минго не стал допытываться, кому грозится Хосе: это не дело — совать свой нос, когда тебя не просят. Минго знал свои обязанности.
        - Надо спасать Фиделя! — твердо заявил Хосе. Видимо, он принял важное решение.
        - Надо спасать, — согласился Минго, набираясь мужества.
        - Слушай, Минго! — взволнованно проговорил Хосе. — Ты готов выступить в поход сегодня же ночью? Говори честно, это очень важно.
        Каррамба! — вскричал Минго. — Куда ты, туда и я. Идем спасать Фиделя!
        - Тише!.. — Хосе скосил глаза в сторону. — Нас могут услышать.
        В глубокой тайне они начали собираться в поход. Самым трудным делом оказалось достать оружие. Оно было только у компаньеро Армандо, и ребятам волей-неволей пришлось ждать часа, когда учитель уйдет в школу обучать взрослых гуахиро.
        - Ты погоди, я один проберусь в дом, — сказал Хосе, когда учитель покинул свою хижину.
        Вскоре он вернулся с карабином в руках.
        - Пойдем, Минго!
        Но Минго отказался последовать за своим другом.
        - Что с тобой? — забеспокоился Хосе. — Или ты передумал идти.
        - Ты, Хосе, должен написать, кто взял карабин. Пусть не думают, что мы выкрали оружие, как воры.
        Минго — упрямый малыш. С ним нельзя не считаться. К тому же он дело говорит.
        Вернувшись в дом учителя, Хосе печатными буквами старательно написал на дверях: «Твой карабин взял Хосе».
        Довольный своим поступком, он поспешно вернулся к Минго.
        - А ну, пошли!
        Минго во все глаза смотрел на Хосе.
        - А ты написал, для чего взял оружие?
        - Нет. Еще что придумаешь!
        - Пусть компаньеро Армандо знает, для чего мы взяли оружие. Мы взяли его ради революции. Пока ты это не напишешь, я не пойду.
        - Ну и придира же ты!
        Хосе исполнил и эту просьбу своего маленького сурового друга.
        Теперь, уже не терзаясь никакими сомнениями, они под покровом ночи направились по узкой каменистой дороге на запад, к штабу повстанцев, который Хосе оставил два месяца назад.
        В полной темноте мальчишки начали спуск в ущелье. Чего тут скрывать, им было страшно. На каждом шагу их подстерегала опасность. И они знали об этом хорошо.
        За ущельем начинался подъем. Мальчики шли молча, как и подобает мужчинам.
        Все время под ногами белела дорожка. И вдруг она пропала. Поплутали, поплутали — и остановились.
        - Вздремнем до утра, а там — дальше! — предложил Хосе, желая подбодрить своего спутника.
        Ночью в горах пробирает дрожь, поэтому они легли рядом.
        Как только ночь отступила, мальчики без труда отыскали, дорогу.
        - Я тебя научу песне, — торопливо говорил Хосе, побаиваясь, что малыш Минго не выдержит испытания. — Хочешь, научу?
        Минго кивнул головой.
        Я не боюсь тебя, седой океан,
        Ведь в руках у меня карабин!
        Песня о седом океане стала их спутницей. С нею стало чуть веселее. И ногам идти легче. Это знает каждый, кто привык шагать с песней.
        Часа через три, когда солнце начало припекать, мальчишки почувствовали жажду. Никогда им не хотелось так пить, как в это утро! А Хосе не пришло в голову запастись водою.
        Хосе испугался за своего адъютанта: если заупрямится, с ним ничего не поделаешь. Он может решительно повернуть обратно. С него и спроса мало: что ни говори — малыш!
        - Я еще не успел сочинить до конца песню про адъютанта, — торопливо заговорил Хосе. — Но думаю, что сочиню ее — песню о том, что адъютанты не предают, о том, что адъютанты не умирают…
        - Каррамба! — воскликнул Минго. — Хорошая песня.
        Прошел еще час, а может, и два. Наступила такая минута, когда Минго израсходовал последний запас своих сил.
        - Скоро дойдем? — спросил он жалобно. — Я устал.
        - Скоро, скоро, — начал успокаивать его Хосе. — Вот как только перевалим через эту самую высокую вершину, сразу увидим штаб повстанцев. Я хорошо помню…
        «Даже в ту ночь, когда меня сопровождал один из барбудос, Антонио, дорога не казалась такой утомительной, — думал Хосе. — Только бы Минго не заупрямился».
        Минго уже с трудом тащился за своим другом. Если бы он не боялся показаться перед ним слабым, то давно бы сдался. Он еле-еле держался на ногах, так он устал!
        Неожиданно где-то сбоку застрекотал автомат. Потом второй, третий… И сразу же ответили оттуда, с вершины. Началась страшная пальба. Мальчишки еще никогда не слышали подобного грохота.
        Пальба прекратилась так же внезапно, как и началась. Мертвая тишина установилась в горах.
        Чуточку переждав, Минго рискнул приподнять голову. Хосе лежал впереди, шагах в пяти-шести. Недолго думая, Минго пополз к нему.
        - Жив, Хосе? — спросил он.
        - Жив. А ты?
        - Я тоже целехонький… Сначала так испугался, и сказать не могу.
        Возбужденный Минго не сразу обратил внимание на то, что Хосе лежит бледный и тяжело переводит дыхание.
        - Ой! — закричал он, увидев кровь, просочившуюся сквозь гимнастерку Хосе. — Тебя поранили?
        - Пустяки, — попытался улыбнуться Хосе. — Слушай, Минго! Ты не бойся, ладно? Если придется меня оставить тут, ты переваливай через гору. Понял? И скажи Фиделю: Хосе чуточку не дошел. Ладно?
        - И он придет за тобою?
        - Обязательно придет.
        Хосе стоило большого труда говорить, Минго это видел.
        - Не забудь сказать Фиделю, что мы шли его спасать!
        - Нет, не забуду.
        - И пусть Челия тоже знает об этом, она неплохая женщина…
        Минго показалось, что Хосе прощается с ним.
        - Ты, Хосе, не прощайся со мною! — вскричал он.
        - Глупый ты! Разве я собираюсь прощаться? Как только будет чуточку легче, я встану. Вот увидишь!
        Грохот выстрелов заставил их замолчать. Стреляли и с вершины и снизу, из долины. Иные пули, устав в дороге, с шипеньем и писком ложились возле мальчишек. Минго отполз назад, в небольшое углубление.
        - Хосе! — закричал он истошным голосом. Ответа не было.
        Забыв об опасности, Минго метнулся к другу.
        Хосе лежал смирно, точно спал глубоким и спокойным сном. Но его глаза были открыты и смотрели прямо на солнце, не мигая.
        - Хосе! — повторил Минго, схватив холодные руки товарища. — Умер! — сказал он, не в силах остановить слезы, и с упреком добавил: — Как же так! Адъютанты же не умирают!
        По-прежнему стреляли со всех сторон. Но теперь Минго было наплевать на пули. Он сидел рядом со своим другом и, глотая слезы, пел:
        Я не боюсь тебя, седой океан,
        Ведь в руках у меня карабин!
        Очнулся он, когда услышал, что к нему с гор спускаются бородачи.
        Впереди крупно шагал великан с расстегнутым воротом и в зашнурованных ботинках. Он беретом вытирал пот, выступивший на лице и на красной от загара шее. Вслед за ним бежала женщина.
        Она заметила лежащего на земле маленького повстанца.
        - Xoce! — вскрикнула она, подбегая.
        Тот, который шел впереди, остановился возле Минго. Увидев распростертого на земле Хосе, он опустился на колени и поцеловал его. Потом, бережно подняв Хосе на вытянутых руках, молча понес его дальше.
        Женщина опомнилась и вытянула руки, будто тоже несла Хосе… И все бородачи, которые шли за ними, поступили точно так же, словно не один, а много Хосе было на земле, и они несли их.
        Минго умел считать только до тридцати. Он насчитал тридцать бойцов, а они всё спускались и спускались с гор. Вот он уже насчитал тридцать раз по тридцать. А им будто и нет конца.
        Вспомнив, что Хосе умер, Минго заревел во весь голос. Тогда один из бородачей бросился к нему, хотел взять его на руки.
        Мальчик заупрямился, не позволил себя поднять. Он крепко уцепился за брюки бородача и пошел рядом, стараясь шагать в ногу с ним.
        Так они и шли: впереди Фидель, неся на руках своего маленького адъютанта, а за ним тысяча сильных и верных бородачей и среди них — Минго.
        Они спускались в долину.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к