Симптомы любви Ксения Беленкова
        Это история мальчишки, который по уши влюбился в девчонку. Только вот девчонка оказалась далеко не принцессой - она дерется, как заправский хулиган, не лезет за словом в карман, умеет постоять за себя, ненавидит платья и юбки, танцы, а также всякую романтическую чепуху. Чтобы добиться ее внимания, парню пришлось пойти на крайние меры: писать письма, драться со старшеклассником, ходить на костылях. Оказалось, сердце ледяной принцессы не так-то просто растопить…
        Ксения Беленкова
        Симптомы любви
        Посвящается дедушке Адаскину Борису Ильичу
        Первая любовь Live
        Сейчас должна решиться моя судьба. Вы себе не представляете, как это - стоять одиноко среди воющей пурги, замерзая в ожидании счастья. Кто бы мне рассказал еще пару месяцев назад, что я буду рисковать своим здоровьем ради какой-то девчонки, не поверил бы. Да что там, даже рассмеялся. Но как же молод и глуп я был тогда - в свои тринадцать лет. А сейчас мне не страшно подхватить воспаление легких в этот морозный и вьюжистый день, только бы пришла она - моя Инга.
        Снег сыпет в лицо, забивается за воротник. И роза под курткой так и колет своими шипами прямо в грудь. Ветер пытается сорвать шапку, а ноги замерзли, и я уже не чувствую пальцев. Но делать нечего: только вспоминать, как я дошел до жизни такой. Как сумел всего-то за пару месяцев превратиться в неисправимого романтика. Если у вас есть немного свободного времени, слушайте…
        Первый день зимы
        Моя история началась в первый день зимы. Да, я это совершенно точно запомнил. Мама оторвала лист календаря и вздохнула:
        - Эх, почему листы календаря нельзя приклеить назад?
        А папа зашелся смехом, при этом похлопывая себя по задним карманам на джинсах. Папа все время смеется над чем-то ему одному понятным. Это расстраивает маму. Меня же в этот день, казалось, ничего не сможет расстроить. Все шло, как обычно: тарелка хлопьев с молоком, пузатый рюкзак, ботинки у двери, лестница и знакомый мир вокруг моего подъезда. На углу я встретился с Бочкиным, и мы отправились в школу.
        - Вот и зима пришла, - уныло заметил Бочкин.
        Он стащил с носа очки, протер их и напялил обратно, с подозрением вглядываясь в нехитрый пейзаж возле нашего дома. С Бочкиным всегда так: что бы ни произошло, он будто не рад. Зато я рядом с ним всегда чувствовал себя жутким оптимистом.
        - На каток станем ходить, - подбодрил друга.
        - У-г-у, - протянул Бочкин и шлепнул ботинком по луже.
        Зима в этом году явно не поспевала за календарем. Костлявые деревья сбросили листву, газоны побурели. И луж вокруг было не счесть, хоть в плавание пускайся. Прохожие топали в резиновых сапогах, и дождь моросил, точно осень не кончалась. Но все это казалось мне тогда даже забавным. Дождливая зима - разве не смешно, сами посудите?
        В школе все неслось своим чередом. Староста класса Катька Фирсова, изучив свои списки, провозгласила:
        - Адаскин сегодня дежурный. - И зыркнув на меня, как судья на обвиняемого, переспросил: - Бориска, ты меня слышал?
        Как вы поняли, Бориска Адаскин - это я и есть. Собственной персоной. И нечего было Катьке на меня так пялиться. Мало ли, что в прошлый раз я пропустил свое дежурство, с кем не случается?
        - Я счастлив это знать! - ответил с таким видом, будто оказаться дежурным моя мечта с детства.
        Катька скривила подозрительную мину, перекинула толстую косу через плечо, но промолчала, тем более что прозвенел звонок.
        Первым уроком была литература, и в класс уже вплывала наша училка Эра Филимоновна. Все ее тело чуть колыхалось, будто по кабинету гулял ветер. Лишь прическа оставалась недвижимой - залаченная волосок к волоску. Эра Филимоновна была немолода, меланхолична и очень медлительна. Когда она что-то рассказывала, класс буквально засыпал, убаюканный ее тихим, низким голосом. Лишь я один, как ненормальный, то и дело подскакивал над своим стулом. Эра Филимоновна имела одну привычку, которая жутко мешала мне спать на ее уроках. Чуть ли не через каждое предложение она нараспев приговаривала: «А-да-льше». Мне же сквозь дремоту всегда казалось, будто меня вызывают к доске. Как только я слышал тягучее «а-да», то сразу подпрыгивал, думая, что Эра Филимоновна начинает произносить мою фамилию - Адаскин. В этот раз мне, как обычно, не удалось хорошенько выспаться на уроке литературы.
        Крах прежней жизни случился на третьей перемене. Я стоял в коридоре возле кабинета химии. Все вокруг суетились и галдели, как на вокзале. Какой-то хилый ботаник примостил свою тетрадь на подоконнике и корпел над домашним заданием. Тем временем дылда из параллельного класса от скуки все время подкалывала его. А если ботаник не реагировал, отвешивала ему щелбан по затылку. Тогда он потирал ушибленное место, передергивал тощими плечами и снова вонзал нос в свою тетрадь.
        - Отстань уже от него, - сказала вдруг какая-то малявка с худосочным хвостиком на макушке.
        - Ч-о-о? - непонимающе воззрилась на нее дылда.
        А затем для пущей важности отвесила ботанику еще один щелбан. Ботаник икнул, поднял на обидчицу затравленный взор и снова промолчал.
        - Тебе самой от себя не противно? - презрительно кинула малявка.
        И тут дылда решила показать, насколько она от себя без ума. Размахнулась и влепила ботанику такую затрещину, что по коридору пошел гул после удара. Ботаник даже присел от неожиданности и боли. В тот же миг малявка будто бы зарычала и в один прыжок оказалась на загривке у громилы. Началась настоящая драка. Громила отмахивалась и была похожа на мельницу, которая крутит лопастями. Ботаник испугался еще сильнее и стал потихоньку отползать в сторону. Очевидно, он опасался того, что мельница грохнется и погребет его под тяжестью своего веса. Так и случилось. Громила хлопнулась на пол. Малявка тут же оказалась сверху. Она победоносно шипела. Все вокруг замерли, как и я, наблюдая за этой схваткой. В коридоре стало необыкновенно тихо. Но вот уже послышались робкие перешептывания: «Завуч идет!» Раздвигая плотные ряды ротозеев, к месту драки пробиралась наша завуч Алла Олеговна. Всегда строгая, с тонким, как струна, ртом. Картину она застала знатную. На полу корячился ботаник, пытаясь вытащить из-под завала свою длинную ногу. Громила лежала, раскинув лопасти, и шумно дышала. Лицо у нее раскраснелось и
выражало полнейшее смятение с зачатками бессильной злобы. Сверху, как на коне, восседала малявка. Завуч мигом оценила ситуацию.
        - Инга, это опять ты? - с суровой обреченностью произнесла она.
        Малявка удовлетворенно кивнула.
        - Ну что ж, вставай, отведу тебя к директору.
        Малявка послушно отпустила свою добычу. И громила начала ныть высоким голоском:
        - Алла Олеговна, Ингу на поводке и в наморднике надо держать. Она мне колготки прокусила. Новые-е. Дороги-е-е.
        - Разберемся, - устало отмахнулась завуч.
        И тут я не выдержал. Противная громила еще имела наглость жаловаться после всего, что сделала.
        - Подождите, - выкрикнул я отчего-то хриплым голосом. - Малявка не виновата. Она этого защищала.
        И я ткнул пальцем в ботаника, который к тому моменту отполз на достаточное расстояние, чтобы остаться в стороне. Ботаник вздрогнул, напрягся.
        - Малявка? - прицепилась к слову Инга.
        - Это твой друг? - кивнула на ботаника завуч.
        - Исключено, - отрезала малявка.
        - Брат?
        - Он мне определенно не родственник.
        - А кто же тогда?
        - Да просто мальчишка какой-то…
        - Ну все, хватит, - будто расстроилась завуч. - Пошли к директору разбираться.
        Алла Олеговна подтолкнула Ингу вперед. Ребята потихоньку начали расходиться, каждый хотел первым принести новость о происшествии в свой класс. Лишь я будто прирос к месту. Смотрел и смотрел на Ингу. Она уверенно шла по коридору, и все вокруг для меня остановилось. Время замерло, пропуская вперед эту девчонку. Мне вдруг захотелось стать резинкой на ее волосах, которая туго держала торчащий кисточкой хвост. В тот момент я понял, что мой организм стал насквозь романтичным. Про дежурство я, конечно же, забыл. И это было началом всего того, что случилось со мной дальше…
        Признаки романтизации личности
        Могу преподать вам урок: как понять, что вы по уши влюбились. Для начала надо быть очень внимательным к себе по утрам и наотрез запретить думать о предмете воздыханий до завтрака. Это очень опасно, так как может напрочь отбить аппетит. У влюбленного романтика система пищеварения необъяснимым образом перестраивается исключительно на духовную пищу. Хочется петь, в тяжелых случаях - даже танцевать.
        Во-вторых, надо понимать, что влюбленность решительно меняет гардероб романтика, причем на редкость парадоксально. Вы из кожи вон лезете, чтобы выглядеть лучше, чем есть на самом деле, но запросто можете надеть носки из разных пар, свитер наизнанку, а в худшем варианте и вовсе забыть застегнуть портки.
        С волосами тоже начинают твориться какие-то чудеса. Если раньше хватало пяти пальцев, чтобы привести прическу в подобающий вид, то у влюбленного человека может уйти все утро на борьбу с непослушными клоками. Они не поддаются расческам, гелям, лакам. Как ни стараешься, приходится нести в люди лохматую голову.
        На улице с влюбленными тоже не все в порядке. Категорически нет возможности смотреть себе под ноги. Романтика влекут небеса, заоблачные дали: ему грезится птичий полет. Отчего он тут же спотыкается и летит ласточкой, чтобы сесть в ближайшую лужу.
        Дальше - еще хуже. Отправившись, предположим, в школу, романтик запросто может прийти к подъезду своей возлюбленной и проторчать там весь первый урок, бездумно уставившись в окно. Но даже если ему удастся попасть в класс к первому звонку, он обречен оказаться без нужного учебника, тетради или ручки. Что романтик упорно отказывается забывать дома - так это дневник. И замечания с двойками сыплются в него пачками.
        Романтик никогда не смотрит на доску. С мечтательной улыбкой он беспрестанно выводит на полях тетради имя любимой, а иногда покушается на школьное имущество и вышкрябывает заветные буквы прямо на парте перочинным ножиком.
        В общении с друзьями влюбленный выдает себя сразу. Он упорно отказывается следить за сутью разговора. Отвечает невпопад. Иногда вовсе игнорирует обращения, вопросы или просьбы. Лишь в одном случае он проявляет резвую смекалку и категоричность. Если вы спросите романтика: ты что, влюбился? Он тут же, без колебаний, отрежет: нет! А дальше будто бы обидится, замкнется в себе и снова выпадет из общей беседы.
        Над влюбленными можно посмеиваться, можно им сочувствовать или завидовать, но важно понимать одно. Им сейчас до лампочки ваше мнение. Порой влюбленность заходит так далеко, что романтикам становится до лампочки даже собственное мнение. Они забывают обо всем, что интересовало их раньше, и полностью оказываются во власти своей маниакальной привязанности.
        После уроков влюбленный романтик будет стоять у школьных дверей, вперив жадный взор в толпу расходящихся по домам учеников, а потом станет следовать за своей мечтой безмолвной тенью. И даже если девчонка его мечты будет надрываться под тяжестью школьной сумки, романтик не предложит помощь. В такой ситуации язык влюбленного становится намного тяжелее любого рюкзака, и пошевелить им не представляется возможным.
        Оказавшись дома, романтик чаще всего сникает, ест без интереса. Кстати, кормить влюбленного можно чем попало. Он станет лопать один и тот же суп хоть пять дней подряд, хотя раньше требовал разнообразия. Романтик не просит добавки, не пытается отхватить себе лучший кусок, за столом не чавкает и не выпускает ртом воздух, чем сразу вызывает подозрения родственников. В ответ на тревожные вопросы о самочувствии влюбленный отговаривается усталостью. Он спешит уединиться. Если это ему удается, то, забравшись на диван, романтик начинает предаваться мечтам и уже не представляет опасности для домашних до самого ужина. Но если влюбленного побеспокоить в этот момент, прийти к нему с градусником или попытаться напялить шерстяные носки, то беды не миновать. Забыв про усталость, романтик вскакивает с дивана и начинает носиться по комнате: он ругается, порой брызжет слюной и настоятельно рекомендует оставить его в покое. В это время влюбленный может раскраснеться или же, наоборот, будет мертвецки бледен, что окончательно убедит всех в его тяжком диагнозе. Но кризис болезни приходится обычно на призыв вспомнить об
уроках. Романтик тут же затихает на диване в обнимку с градусником, послушно подставляя родственникам свои ступни, чтобы их облачили в шерстяные носки. На ужин влюбленному можно без зазрения совести впихнуть все тот же пятидневный суп - вкуса пищи он все равно не почувствует.
        Перед сном романтики любят подолгу стоять в душе - это немного охлаждает пыл. Шум воды успокаивает расшатанные нервы, заставляет на время забыть обо всем. Когда влюбленный выходит из ванной, все думают, что он протер себя до дыр. На самом деле вероятнее всего, что зубы его так и остались не чищены, зато пар валит из ушей.
        Ночью романтики не спят. Они грезят о счастье, мнут подушку ушами и бьются локтями о стены. Поутру влюбленного очень легко обидеть, рассказав, как его храп гремел по всей квартире. Он сочтет это глупой шуткой и ни за что не поверит, что продрых всю ночь без задних ног.
        Теперь вы примерно можете представить, что начало твориться со мной, как только я встретил Ингу.
        Меня берут на «слабо»
        Сейчас я совершенно отказываюсь понять, как раньше мог не замечать Ингу. Конечно, она девчонка мелкая, но это если смотреть снаружи. Но по сути это сила! Тут не поспоришь. Слухи о ее выходках стали сползаться ко мне со всех сторон. Оказывается, школа давно стояла на ушах из-за этой девчонки, а я и слыхом не слыхивал, будто школа потопталась именно на моих локаторах. Но с полной ответственностью я мог сказать одно: если Инга и была разбойницей, то в ее благородстве сомневаться не приходилось. Она всегда заступалась за слабых, пусть даже обиженные оказывались старше или крупнее ее самой. В то время я понял для себя одну важную вещь. Слабого человека порой довольно сложно отличить от сильного, особенно если выбирать на глаз. Тут не важен ни рост, ни вес, ни возраст. Вспомните хотя бы историю с поверженной громилой. Настоящая сила не выставляет себя напоказ, она может быть совершенно незаметна до того момента, как ею начинают пользоваться. Признаюсь, я до сих пор не до конца разобрался с тем, что же такое настоящая сила. Но Инга это хорошо понимала уже тогда. Возьмем хотя бы нашу вторую встречу. Ну и
опозорился же я!
        Конечно же, Катька Фирсова припомнила мне отлынивание от дежурства. Ей невдомек было предположить, что творят с человеком душевные метания. Не стал бы я романтиком в тот памятный день, так отдежурил бы - какие вопросы. Но разговаривать с Фирсовой о любви - дело бесполезное, у нее вся душа отдана общественной работе. А расписание дежурств она составляет с такой пылкостью, будто пишет письмо Онегину. Вот я и не стал оправдываться, когда Катька всю перемену пилила меня за оплошность, принимал это со скорбным молчанием. В довершение ко всему на меня была повешена генеральная уборка класса. А это не просто помахать веником между парт, тут без ведра и тряпки не обойтись. Хорошо еще, Бочкин обещал поддержать меня и остаться после уроков. Но лучше бы он промолчал, честное слово!
        Я сидел в классе один и ждал Бочкина. Оказывается, у него сегодня было дополнительное занятие по физике. Я приготовил ведро и собирался набрать в него воды, просто хотел провернуть это дело вместе с Бочкиным - так веселее. Время шло, я ждал. На моей парте скопилось уже три имени «Инга», выполненных в разной технике резьбы по дереву, но Бочкин все не шел со своего дополнительного, и моя уборка простаивала. Тут в коридоре раздались шаги и гул голосов. В класс заглянула ушастая голова какого-то одиннадцатиклассника.
        - Ребза, сюда! - крикнула голова. - Тут открыт свободный класс.
        Ко мне ввалилась целая компания.
        - Ты кто такой? - спросила меня одна из девчонок. - Чего ждешь?
        - У меня тут это… генеральная уборка класса, - сказал я, пряча перочинный ножик в карман. - Друга жду.
        - Вот и чудно! - девчонка показала лошадиные зубы. - Мы тут посидим пока, а то охранник нас на улицу выгоняет, но там дождь.
        - А не пойти ли вам домой? - спросил тихонечко.
        - Не, ща все наши соберутся, и мы в киношку рванем. - Ушастая голова засунула в рот конфету и, отправив фантик прямо на пол, добродушно добавила: - Да ты убирайся, чувачок, мы тебе мешать не станем.
        - Тебя как зовут? - приземлилась рядом со мной зубастая.
        - Борис.
        - А он хорошенький, носатенький, - лошадь подмигнула ушастой голове, при этом зачем-то взъерошив мне волосы на затылке. - Бориска-ириска.
        Ушастый посмотрел на меня пристально, но соперника не разглядел. Он плюхнулся на стул, выложил ноги на парту и остался совершенно доволен собой. Остальные ребята расселись прямо на партах, они продолжали какой-то веселый разговор, иногда поглядывая на часы.
        - Вы тут надолго? - поинтересовался я.
        - Я не понял, ты куда-то торопишься? - с подозрением переспросил один из сидящих на партах.
        По его тону я понял, что торопиться мне в ближайшее время некуда. Потихоньку в классе начали собираться и другие ребята. Кто-то возвращался с шестого урока, кто-то с дополнительных занятий, кто-то после кружка. Только Бочкина до сих пор не было, и мое пустое ведро стояло тому железным напоминанием. Зато я успел сдружиться с ушастой головой. Это оказался Гена Зыкин. Благодаря атлетическому телосложению и незаурядным внешним данным в этом году ему доверили нести первоклашку со звоночком на праздничной линейке первого сентября. Это все я узнал, пока точил Гене карандаши для черчения. А потом ради нашей зарождающейся дружбы и вовсе подарил ему свою точилку. Его зубастую подругу, которая была неравнодушна к моему затылку, звали Алина. Именно в тот момент, когда она снова шарила когтистой рукой у меня в волосах, появилась Инга! Она зашла в класс и спокойно сказала:
        - Ну что, все в сборе? Тогда пошли.
        Ребята послушно поспрыгивали с парт, похватали сумки и двинули в сторону двери. Инга тут же пропала из вида, ее заслонили чужие спины и плечи.
        - А где Сопыгин? Сопыгина нет! - сказал кто-то из ребят.
        - Ну, не опаздывать же из-за него в кино, - послышался ответ.
        Класс быстро пустел, будто все только и ждали появления Инги.
        - А ты что сидишь? Пошли с нами! - сказал мой новый ушастый друг.
        - Идем-идем, - поддержала Алина.
        Я начал лепетать что-то про генеральную уборку, про Фирсову и пустое ведро.
        - Да забей ты на это дело! - скалила зубы Алина.
        - Или, Борисок, тебе слабо? - подначивал Гена.
        Я начал оглядываться по сторонам. Не знаю, что надеялся увидеть, быть может, Бочкина - его вид меня обычно подбадривал, но, к несчастью, в этот судьбоносный момент я уперся взором прямо в Ингу.
        - Чо это мне слабо? - промямлил неуверенно. - Пошли.
        Гена радостно похлопал меня по плечу: мол, наш человек, и подтолкнул к двери.
        - Кто это? - Инга смотрела прямо на меня.
        - Мой новый кавалер, - не к месту пошутила Алина. - Хорош?
        - Это дежурный, - осадил подругу Гена. - Генеральную уборку здесь делал.
        Инга глянула по сторонам. Парты стояли криво, на полу валялись какие-то бумажки, фантики и очистки от карандашей, а доска была вся разлинована для игры в крестики-нолики.
        - Да ну эту уборку! Делать мне, что ли, больше нечего? - хорохорился я, пытаясь показаться в лучшем свете. - Сдуру пообещал нашей старосте…
        - А я вижу, на тебя можно положиться, - с усмешкой перебила Инга.
        И больше она на меня уже не смотрела. Пошла себе вперед, догонять остальных ребят, даже не поинтересовавшись моим именем или на худой конец - фамилией. Я же почему-то ни чуточки не чувствовал себя сильным, вот так стоя посреди загаженного класса. Честно говоря, на душе у меня было довольно скверно. В кино идти тоже перехотелось. Тогда я поднял ведро и одиноко, без Бочкина, набрал воды. Оставалось надеяться лишь на то, что Инга меня толком не запомнила и я не врезался ей в память безропотным последователем какого-то ушастого Гены, был бы он хоть трижды носителем первоклашек. Я уныло взялся за тряпку, и только тут появился Бочкин.
        - Ну и грязища, - простонал он.
        А потом забрал у меня тряпку и как-то незаметно вымыл весь пол. А я рассказывал ему про Ингу. Нести бремя своей любви в одиночку больше не было сил.
        - Ну и угораздило же тебя, старик, - трагично изрек Бочкин, стирая с доски последний крестик. - Ладно, мы что-нибудь придумаем. Выставим тебя перед этой Ингой настоящим героем.
        И мы стали придумывать, как и кем меня нужно выставить…
        Как нельзя знакомиться с девчонками
        Для того чтобы познакомиться с девчонкой поближе, есть масса способов. Сейчас я расскажу вам о тех, к которым ни в коем случае нельзя прибегать. Признаюсь, что использовал их все. Но хоть вы не наступайте на эти грабли.
        Казалось бы, что может быть проще - подойти к девочке и непринужденно спросить: «Как тебя зовут?» Но в моем случае такое никуда не годилось. Я прекрасно знал, как зовут Ингу, а начинать отношения со лжи не хотелось. Поэтому я решил представиться сам. На первый взгляд дело проще простого. Но кто же знал, что все так обернется…
        В тот день я пришел к школе намного раньше обычного и стал караулить - когда появится Инга. Мокрый снег летел с неба и таял, не успевая коснуться земли. Повсюду разливались лужи, а воздух был такой влажный, что казалось, запусти в него рыб, и они начнут плавать вокруг тебя, точно в аквариуме. Наверное, я тоже стал похож на мокрую рыбу с выпученными от холода глазами, когда в школьный двор вошла Инга. Я подумал, что в мой аквариум невозможным образом впорхнула бабочка. Яркая и легкая, летящая над лужами. Я раззявил рот, на миг забыв обо всем, а потом метнулся ей наперерез. Остановился, преграждая путь, и начал невнятно мямлить:
        - Меня зовут… меня зовут…
        - Ну иди, раз зовут, - не дослушав, перебила Инга. - Что встал на дороге?
        Она уверенно подвинула меня в сторону и пронеслась мимо. Наверное, никогда в жизни я еще не чувствовал себя так глупо. Все шамкал губами и пучил глаза ей в спину. Тогда я усвоил первое правило для каждого влюбленного романтика - кровь из носа надо заканчивать фразы. И даже если тебя отвергнут, то как человека говорящего, а не как блеющего козла, который, кроме «бе-ме», ничего вымолвить не может. В моей ситуации был лишь один плюс. Я знал имя Инги, иначе бы знакомство выглядело еще печальнее. Продрог бы перед школой лишь для того, чтобы вместо «как тебя зовут?» прокаркать:
        - Как… как… как…
        Страшно представить, куда бы послала меня Инга с таким ассортиментом туалетных наречий.
        Вторая ошибка при знакомстве с девушкой - это брать кого-то в помощники. Как вы понимаете, тут я тоже прокололся. Подговорил одного первоклашку, кажется, того самого, который у Гены на шее на линейке сидел, чтобы тот позвал Ингу в сквер возле школы. Первоклашка, надо отметить, оказался редкостным вымогателем. За услугу в несколько слов попросил мои карманные деньги за всю неделю, после чего я без зазрения совести бросил этого алчного мальца к ногам Инги прямо в раздевалке. На самом деле я хотел лишь подтолкнуть его к цели, но первоклашка не устоял и шлепнулся, уткнувшись Инге носом прямо в сапог. Я выглядывал из-за вешалки и думал лишь об одном - только бы парень не забыл, что должен сказать, только бы не начал запинаться, как я сам. Хорошо, что любовь была ему определенно не по возрасту. Первоклашка быстро подскочил, как мячик, и бойко выкрикнул:
        - В сквере у школы…
        - Скверная школа? - недослышала Инга и засмеялась. - В том, что ты на ногах плохо стоишь, школа виновата?
        Мой подкупленный переговорщик тут же растерялся, замолчал. А Инга добродушно добавила:
        - Конфетку хочешь? Подкрепись, раз ноги не держат.
        Она всучила мальчишке чупа-чупс и тут же выскочила за дверь. Паренек разглядывал конфету и улыбался, показывая рот с дырами от выпавших молочных зубов. Вот противная морда!
        - Возвращай деньги, - атаковал я первоклашку, выбравшись из-за вешалки.
        - Это почему? - попятился он.
        - Ты же не выполнил поручение! - взбесился я. - Не назначил для меня встречу!
        - Нечего было толкаться, - малец отступал все дальше.
        - А ну верни деньги! - взревел я.
        Тут парнишка заорал фальцетом и понесся к выходу.
        - Помогите! - вопил он. - Деньги отбирают!
        Я настиг нахала уже в школьном дворе, схватил за рюкзак и держал, а он все еще перебирал ногами, стараясь убежать куда подальше с моими карманными деньгами, но не тут-то было!
        - Отдавай по-хорошему, - угрожал я, слегка потряхивая мальчишку.
        И тут услышал знакомый голос.
        - Что происходит? - говорила Инга. - Мальчик, тебя обижают?
        Я так и застыл со зверской гримасой, зато первоклашка нашелся быстро. Он скорчил несчастную мину и прогундосил:
        - Деньги отбирают, - и даже всхлипнул. - Мама на завтраки дала…
        Инга посмотрела на меня так, что впору было провалиться сквозь землю. Я почувствовал себя настоящим прохвостом.
        - Погоди! Все совсем не так! - начал оправдываться я. - На самом деле…
        - Давай, расскажи, как все было, - подначивал первоклашка, все еще подвывая.
        Тут он меня поймал. Надо сказать, грех жаловаться, что молодое поколение подкачало. С такими кадрами страна не пропадет. Какой же изворотливый оказался ребенок, просто змееныш. Этот своего не упустит. Зато я пропадал прямо на глазах у Инги. Конечно, у меня не хватило мужества раскрыть свой план свидания вслепую. К встрече в сквере я успел бы подготовиться, вышел бы красиво, позвал куда-нибудь. А сейчас, когда меня подозревали в разбойном нападении на беззащитного ребенка, мечтать о взаимности не приходилось. Надо было побыстрее замять эту ситуацию.
        - Малыш меня не так понял, - сказал я елейным голосом, ослабив хватку. - Я не хотел отобрать у него деньги. Совсем наоборот! Пытался отдать…
        С болью в сердце и улыбкой на лице я вытащил из кармана заначку: то, что отложил на свидание с Ингой.
        - Вот, ты уронил в раздевалке, когда падал, держи, - я протянул мальчишке драгоценную купюру.
        Первоклашка, кажется, не поверил своему счастью. Пару секунд он смотрел на меня, будто над моей макушкой висел нимб, а потом схватился за деньги. Пришлось пожертвовать последним, что оставалось за душой. Теперь я был полностью разорен до следующего понедельника. Инга все еще взирала на меня с подозрением. Для убедительности я дружелюбно похлопал мальца по плечу.
        - Будь осторожен, - я незаметно сжал его руку. - Больше так с деньгами не обращайся, а то будет плохо.
        Кажется, Инга не заметила угрозы в моем предупреждении, а мальчишка поспешил убраться с глаз, пока я не отобрал у него все деньги. Улепетывал он шустро.
        - Спасибо! - крикнул уже от школьных ворот. - Я буду очень осторожен, не беспокойся.
        И пропал из виду, как не бывало. Я обернулся, Инги тоже не оказалось рядом. Лишь мелькнула вдали ее яркая куртка, а потом исчезла за поворотом. С тех пор я поклялся, что буду делать все сам. А еще пообещал себе, ради любви к Инге простить первоклашку. Тем более что организация убийства не входила сейчас в мои планы. Хотя, признаюсь, руки так и чесались подержаться за шею этого мальчишки.
        Еще один враг удачного знакомства с девчонкой - телефон. Не удивляйтесь, именно он! С мобильником случилась вот такая история.
        На следующий день после разорения первоклашкой я нашел в школе зубастую Алину. Но просить ее замолвить обо мне словечко перед Ингой не стал. Уверен, чувство юмора Алины стало бы сокрушительнее всех выходок нахального первоклашки. Зато благосклонностью, которую она проявляла ко мне, следовало воспользоваться. На всякий случай я обезопасил свою макушку, напялив шапку. Уж очень не хотелось опять почувствовать, как длинные ногти скребут по черепу. Я подкараулил Алину возле столовой, уже на выходе, когда она была сытая и довольная.
        - Привет, дело есть, - сказал уверенно, совсем не заикаясь.
        - Ой, какой деловой! - Алина загадочно улыбалась, изображая Джоконду после школьного завтрака. - Что за дело?
        - Любовное, - шепнул я и не покраснел.
        Глаза Алины зажглись алчным светом. Как я и полагал, любовные секреты были для нее дороже, чем все мои карманные деньги для первоклашки-вымогателя. Она отволокла меня в угол и буквально прижала к стене своим костлявым длинным телом.
        - В меня кто-то влюблен? - она обольстительно оскалилась, демонстрируя свою лошадиную челюсть. - Уж не ты ли?
        И вот тут сам Безруков позавидовал бы моему артистическому таланту.
        - Я от тебя без ума, с этим не поспоришь, - глаза у меня были честные-честные, - но против Гены не пойду, так что речь о другом…
        Алина стояла совершенно растроганная, теперь она была готова сделать для меня все.
        - Что тебе нужно?
        - Не мне, а одному моему другу, - завел старую песенку я. - Понимаешь, он тоже влюбился, и ему позарез требуется телефон одной девчонки.
        - Кого же? - заинтересовалась Алина.
        - Понимаешь, у этого парня довольно скверный вкус. Не то что у меня, - продолжал умасливать я. - Он втрескался в Ингу.
        - Бедняга! - искренне выдохнула Алина.
        И тут я был с ней полностью солидарен.
        - Ты права, - закивал я. - Ему остается только посочувствовать. И помочь. Дай телефон Инги, а?
        Я клянусь, что у Алины не было сомнений в моей честности, она воспринимала все за чистую монету. Скажи девчонке, что она тебе нравится, и дальше можешь вешать лапшу на уши, она будет верить каждому твоему слову. Но вот какая штука: если девчонка нравится тебе на самом деле, сказать ей об этом язык не поворачивается.
        Алина с легкостью дала мне телефон Инги.
        - Мои соболезнования твоему другу, - произнесла она и, сдернув шапку с моей несчастной головы, вонзила когти в затылок.
        - Передам, - заверил я и поспешил убраться восвояси.
        Став счастливым обладателем телефона Инги, я сразу начал размышлять, как же с ней разговаривать. Лучшим выходом было записать все необходимое на листке, чтобы вновь не пришлось заикаться и мямлить, и продекламировать текст со своей шпаргалки по мобильнику. Все равно Инга не увидит комизма ситуации. Не поднять меня на смех с подсказкой и телефоном в руках мог только Бочкин, этого ничем не проймешь.
        - Зачем писать новую шпаргалку? - удивился он. - Хочешь, возьми мою старую по русскому языку. Там словарные слова. Думаю, ты выберешь нужные…
        Даю голову на отсечение, Бочкин говорил это с таким серьезным видом, будто вовсе не шутит.
        - Вот, например, «коловорот», - зачитал он из словарика, - емко и убедительно. Инга сразу поймет, что от тебя не отвертишься. Думаю, это то, что надо. Или нет. Лучше «кафе». Да, это определенно подойдет. Сможешь прочитать без ошибок?
        Он сунул мне под нос свою тетрадочку.
        - Ты мне друг или поиздеваться зашел? - не понял я.
        Бочкин пожал плечами и без слов убрал свой словарик в школьный рюкзак.
        - Хочешь, я вместо тебя с ней поговорю? - предложил, подумав, будто извиняясь. - И никаких «коловоротов», клянусь.
        - Нет! Я сделаю это сам.
        У меня было уже достаточно жизненного опыта, чтобы не принять столь заманчивое предложение. Бочкин ляпнет что-нибудь, а мне потом расхлебывай.
        - Только побудь рядом, ладно? - попросил я.
        А затем выдрал из тетради по русскому последний листок с конца и написал на нем: «Привет, Инга. Ты меня не знаешь, но я хочу пригласить тебя в кино». Показал строки Бочкину, тот удовлетворенно закивал. Я глубоко вдохнул, потом медленно выдохнул и достал мобильник. Набрал номер Инги и стал ждать. Гудки шли один за другим, не желая кончаться, я уже хотел отключить вызов, но Бочкин удержал мою руку. И в этот момент из телефона донеслось громкое и резкое:
        - Да. Кто это?
        Я шумно задышал в мобильник. Затем схватился за свою шпаргалку, повертел в руке и начал читать:
        - Ооооо…
        И только потом понял, что смотрю на другую сторону листа: туда, где я расписывал новую ручку, наворачивая круги один за другим.
        - Плохо слышно, - забеспокоилась Инга. - Говорите более внятно.
        И я отчетливо произнес по памяти:
        - Привет, Инга. Ты не знаешь, что такое коловорот?
        - Не звони сюда больше, - сухо сказала она.
        И телефон отрубился. Я со всей силы шлепнул себя ладонью по лбу - и втемяшилось же мне в голову это дурацкое слово! Провалил такой шанс…
        - Никогда не назначай первого свидания по мобильнику, - сказал я Бочкину.
        Он удивленно глянул на меня, давая понять, что в жизни о таком не помышлял.
        Все мои старания оказались никчемными. Как малый ребенок, я пытался сделать первый шаг и все время заваливался. Казалось, нет выхода из моего плачевного положения. И тогда я решил по старинке написать Инге письмо. Только не простое, а электронное. Я хотел выглядеть интеллектуалом или типа того, человеком, увлекающимся литературой, искусством. Ну, всем тем, чем положено увлекаться интересному человеку. Хотя звучит это глупо. И письмо вышло таким же.
        Первое неотправленное письмо
        Здравствуй, Инга. Мы учимся в одной школе, но до сих пор не знакомы. Думаю, пришло время это исправить. Искренне считаю, что твоя красота спасет мой мир, а он сейчас под угрозой, честное слово! Вот несколько штрихов к моему портрету. Имею массу достоинств. Мне нравится читать, особенно книги. Часто засыпаю с томиком Лермонтова. Когда ни возьмусь за него - сразу в сон клонит. Шутка. Я и сам пишу стихи. Говорят, они белые, так как в них нет рифмы. Мне сложно судить о своем творчестве, но стихи определенно не черные. Хотя всегда трудно понять, какого цвета твоя поэзия. Думаю, это решать читателю. Из спорта мне по душе шашки. С ними хотя бы всегда ясно: где черное, а где белое. В ближайшее время рассчитываю поднять свой уровень до шахмат. Я вообще-то ценю культурный отдых. Как-то раз был в театре на спектакле «Синяя птица», Метерлинк глубоко копает! Очень люблю музеи. Пушкинский - мой дом родной. Однажды я заблудился в залах и начал думать, что мне придется жить в итальянском дворике под присмотром гигантского Давида до глубокой старости. Я неплохо танцую, когда никто не видит, и тащусь от старой
доброй классической музыки - люблю «Машину времени» и «Песняров». В политике придерживаюсь параллельных взглядов: считаю, что и левые и правые порой дело говорят. Всегда готов прийти на помощь нуждающимся. Перевожу нищих через дорогу. Подаю бездомным животным милостыню, ношу детям сумки. Подкармливаю старушек. Запросто смеюсь над собой. Умею хорошо готовить бутерброды. Характер легкий, почти невесомый. Но те, кто считает меня бесхарактерным, ошибаются, просто я скромный и не выставляю его напоказ. Верю в дружбу с первого взгляда и верную любовь между мужчиной и женщиной. Не имею вредных привычек, кроме Бочкина. А вообще, я простой парень, который очень хочет, чтобы ты обратила на него внимание.
    Борис Адаскин
        Посудите сами, разве можно было отправлять это письмо Инге? Конечно, нет! Лишь последняя фраза была похожа на правду, все остальное - полнейшая чушь. Я из кожи вон лез, чтобы произвести впечатление. Определенно, мой мозг не справлялся с возложенной на него ответственностью. Я плохо рублю в химии, но если любовь - это химическая реакция в организме, то первым отреагировал именно мозг. Его хватило лишь на то, чтобы признать свое поражение. Письмо пришлось удалить. И я замочил себя в ванне под сокрушительный «Rammstein».
        Меня расписывают под хохлому
        Никогда меня с такой силой не тянуло в школу. Я просыпался раньше будильника с одной лишь мыслью - сегодня увижу Ингу! И готов был прыгать по декабрьским лужам, бить чечетку и раздавать прохожим зонтики, как Джин Келли из маминого любимого фильма «Поющие под дождем». В то утро я тоже был окрылен любовью, еще не подозревая, что готовит мне новый учебный день.
        На первом уроке, в самом его начале, когда класс еще не успел заснуть под литературные напевы Эры Филимоновны, к нам зашла завуч. Мы подскочили с мест, но Алла Олеговна кивнула нам, чтобы мы сели.
        - Мне нужна Катя Фирсова, - почти шепотом, будто из-за этого мы меньше отвлекались от урока, сказала она.
        Катька тут же оказалась возле правой руки завуча.
        - Выбери одного мальчика из класса себе в помощники, - снова шепнула Алла Олеговна. - Ваша помощь нужна мне в зале.
        Фирсова пошла чесать взором по партам. И мальчишки превратились в жирафов - так сильно тянули головы вверх, что их шеи, кажется, становились все длиннее и длиннее. Каждый хотел свалить с урока, хотя лично мне общество усыпляющей Эры Филимоновны было даже приятнее, чем несмолкаемая трескотня Катьки. И тут Фирсова остановила свой тяжелый взгляд прямо на моей переносице.
        - Адаскин, - заявила она.
        Класс стал роптать приглушенным баском:
        - Ну…
        - Почему он…
        - Так нечестно, какая от Бориски польза, он же хилый совсем…
        - Недавно я доверила Адаскину генеральную уборку класса, и он отлично справился, - будто оправдываясь, Катька взглянула на завуча.
        Я хотел уже заикнуться, что в том заслуга Бочкина из параллельного класса, но Алла Олеговна без разговоров указала мне на дверь. Мы вышли из кабинета, и где-то за моей спиной раздалось привычное тягучее: «А-дааа». Я даже не вздрогнул.
        Как оказалось, мне и Фирсовой предстояло расчищать физкультурный зал, который готовили к новогодней дискотеке. Катька должна была осуществлять идейное руководство - что куда тащить и двигать, а я был призван пахать, как вол.
        - Вы тут начинайте, а скоро подойдет Сопыгин с помощниками, у них сейчас контрольная по химии, - сказала Алла Олеговна и добавила без улыбки: - Нахимичат и явятся. Им оставляйте весь тяжелый труд. Тут почти все на выброс.
        Мы вошли в зал, там пахло пылью и гнилым деревом.
        - Нужно создать здесь атмосферу праздника и новогоднего чуда, - сказала Фирсова.
        Ей-богу, мне показалось, что ее рот пополз в романтической улыбке. Я осмотрелся. Действительно, было бы чудом разгрести весь этот хлам к Новому году. У стен навалены маты, старые спортивные снаряды, обмякшие мячи, рваные сетки. Этот зал последние годы служил складом, когда-то здесь проводили занятия спортивные секции, но теперь помещение не использовалось. Это была настоящая помойка, не преувеличиваю! Я прошел в дальний угол и с размаху прыгнул на маты, подняв облако серой пыли.
        - Ты что развалился? - нависла надо мной Фирсова, она уже закатывала рукава.
        - Жду этого… как его… Соплигина. Тут же сплошной тяжелый труд.
        - Сопыгина, - поправила Катька. - А ну вставай. Хватай угол…
        Фирсова буквально выдрала один мат у меня из-под локтя. Пыжась, она потащила его в сторону. Катька всерьез вознамерилась расчистить это помещение, и я понял, мне уже не отвертеться от помощи ей.
        - И куда мы это потащим?
        - К двери! - отдувалась Катька. - А там уже Сопыгин с дружками подхватят.
        - Что бы ему из угла не подхватить? - пыхтел я.
        - Нужно же мне откуда-то начинать мыть зал! - возмутилась Катька и от обиды выпустила свой угол мата.
        Мат обрушился на пол, и на миг нам с Фирсовой показалось, будто зал немедленно отправится в тартарары. А пылищи поднялось столько, что мы начали чихать наперегонки, разбрызгивая слюни.
        Ближайшие полчаса я в поте лица выполнял поручения Фирсовой и мысленно рыдал, вспоминая свой сонный класс. И гад Сопыгин не спешил на подмогу, видимо, весь ушел в химический процесс. Я же чувствовал себя бурлаком на Волге с картины Ильи Репина. И каждый новый мат казался мне баржой, тягать которую - непосильный труд.
        - Что, Бориска, каши мало ел? - насмехалась Фирсова.
        А затем хваталась своими ручищами за борт неподъемной «баржи» и тянула ее с такой легкостью, будто это и не мат вовсе, а так - надувной матрас. Оно и понятно, у Фирсовой каждодневные тренировки: один раз я взялся за ее школьную сумку, честно говоря, хотел спрятать ради шутки. Вы не поверите, я еле поднял этот пудовый чемоданище. Вечно она таскала с собой какие-то доклады, папки, анкеты - целый ворох бумаг. Думаю, если переработать всю эту макулатуру обратно в древесину, целая роща получилась бы…
        - Зато ты, смотрю, много каши лопаешь! Диета не помешала бы, - огрызнулся я. - Ты, Фирсова, на девчонку-то перестала быть похожа. Настоящий мужик.
        На этих словах я почувствовал, что Катька перестала тянуть мат на себя.
        - Сам ты мужик, - сказала она.
        И намеренно направила свой угол в другую сторону. От неожиданности я зашатался, не справился с управлением, и меня понесло куда-то под мат. Тьма медленно накрывала. Я пятился от нее и вдруг оступился, что-то попалось мне под ноги. Спиной я навалился на какое-то большое, непреодолимое препятствие. И тут свет померк. Мрак и мат завладели моим миром. Я упал в бездну. Говорят, в таких случаях перед глазами должна проноситься вся жизнь. Ничего подобного со мной не происходило. Лишь тьма, тяжесть и отсутствие воздуха. Когда я уже начал думать, что смерть - это действительно конец всему, откуда-то из глубины раздался сдавленный бас:
        - Черт возьми!
        Ничего себе Страшный суд - мне даже слова не дали сказать в оправдание, сразу на галеры. Тут же меня подбросило куда-то вверх, и вспышка света заволокла все вокруг. Я зажмурился, готовясь сгореть в аду, так ни разу толком не поцеловавшись с девчонкой. Что-то сильное железной хваткой сковало плечи, меня начало трясти.
        - Ты живой? - орал в уши чей-то знакомый визгливый голос.
        Ну конечно, что за ад без Фирсовой.
        - Адаскин, открой глаза!
        И снова недовольный бас:
        - Если он живой, то это ненадолго. Сейчас я его прикончу, будет мертвый! Святые сосиски! Я из-за него новые штаны порвал!
        - Тебе штаны дороже человеческой жизни? Что ты за человек такой, Сопыгин?
        Тогда я понял, что определенно нахожусь в мире этом, хотя все еще рискую отправиться в иной. Собрав волю в кулак, я открыл глаза. Надо мной висело белое и широкое, как луна, лицо Фирсовой.
        - Порный полядок, - изрек я и попытался встать.
        В тот же миг я увидел Сопыгина. Будто луну затмило собой солнце. Во всяком случае, Сопыгин показался мне настоящим огненным шаром. Он был разъярен, почему-то вбив в свою рыжую башку, будто я нарочно привалил его матом. Школьные брюки Сопыгина дали порядочную трещину по шву в самом неподходящем месте.
        - Прости, случайно вышло, - начал оправдываться я. - И по поводу порток не беспокойся. Фирсова тебе их мигом подштопает!
        Катька побелела еще сильнее, а потом на ее скулах выступили красные пятна. Видимо, она сжала зубы, промолчала, на удивление, не послав меня куда подальше с такими предложениями. Сопыгин неожиданно сменил гнев на милость.
        - Лады, на первый раз прощаю.
        Вы не поверите, но он начал скидывать штаны, от чего теперь уже Фирсова чуть не грохнулась на пол без чувств.
        - Не бойся, у меня там физкультурная форма, - успокоил ее Сопыгин, обнажая спортивные шорты. - Дуй в кабинет труда за иголкой и нитками. Зашьешь штаны, помогу вам с уборкой. Иначе даже не надейтесь.
        Катька не спорила, она метнулась из зала, а я остался один на один с Сопыгиным, чьи голые ноги напоминали музейные колонны.
        - К-как к-контрольная по химии? - заикнулся я, желая завязать непринужденную беседу.
        Сопыгин отмахнулся, давая понять, что все уроки на сегодня в прошлом, и он готов целиком посвятить себя физическим нагрузкам вплоть до последнего звонка. Плюхнувшись на мат, Сопыгин достал из сумки невероятной толщины бутерброд и, распахнув пасть, принялся с аппетитом завтракать. Вскоре вернулась Катька и стала послушно вонзать иглу в штаны, судя по размеру, они были куплены в магазине «Три толстяка».
        - Трудись, - поддерживал ее Сопыгин. - Из тебя выйдет хорошая жена.
        Катька поморщилась.
        - Бьюсь об заклад, ты и готовить умеешь, - продолжал Сопыгин, уминая второй бутерброд. - Маме по выходным помогаешь пирожки печь…
        Фирсова с подозрением глянула на Сопыгина, точно засомневалась, уж не подглядывал ли он за ее личной жизнью.
        - Чем я по выходным занимаюсь и какой буду женой, тебя не касается, - процедила сквозь зубы.
        Я следил за ними с одним желанием: потихоньку смотаться из зала, пока они заняты этой милой беседой. И с каждой фразой тихо делал шаг к двери, чтобы незаметно прошмыгнуть на лестницу.
        - Да ладно тебе, - дружелюбно продолжал Сопыгин. - А то бывают некоторые девчонки, мнят о себе невесть что, а штаны штопать не умеют…
        Взгляд Сопыгина помутнел, он не донес бутерброд до рта, замолчал. И я почему-то тоже застыл на месте, словно мне было дело до того, что думает этот верзила о девчонках.
        - Ингу знаете? - спросил вдруг Сопыгин.
        Я так и врос в пол, навострил уши.
        - Это та недомерная, которую все время к директору таскают за поведение? - оживилась Катька.
        Мне прямо захотелось поскрести иглой ей между лопатками.
        - Точно! - снова сосредоточился Сопыгин, но бутерброд отложил. - Ничего из себя не представляет, а строит королеву. Ей мечтать нужно о таком парне, как я…
        - Что, отшила? - Катька завязывала узелок на нитке.
        - Кого? Меня? - Сопыгин изобразил недоумение. - Да я на такую и смотреть не стану. Ее и не разглядишь без лупы. Это же ходячая инфузория в туфельках!
        - Инфузория туфелька, - зачем-то поправил я.
        Сопыгин уставился в мою сторону и спросил, сощурив глаза:
        - Ты что-то промямлил? Имеешь мнение по теме?
        Я не знаю, что на меня нашло. Мнения об одноклеточных, расхожего с наукой, я не имел, да и обсуждать биологию с Сопыгиным желания не было. Тут у нас не собрание кружка естественных наук, а уборка зала. С чего меня понесло, до сих пор не пойму. И почему не смылся из зала до того момента, как Сопыгин заговорил об Инге. Тогда я полностью потерял ощущение реальности, а вместе с ним - инстинкт самосохранения.
        - Инга нормальная девчонка, - тихо, но уверенно сказал я. - А если у кого-то плохо со зрением, очки надо носить.
        - Не понял, - Сопыгин даже встал от удивления. - Что ты там бормочешь?
        - Со слухом тоже проблемы? - я пытался говорить громче, но почему-то из глотки лез фальцет.
        Сопыгин уже надвигался на меня, колонны ног отмеряли семимильные шаги.
        - Бориска не то имел в виду, - вмешалась вдруг Фирсова. - Уверена, он не хотел тебя задеть, просто не научился нормально выражать свою мысль. Прогульщик, троечник, понимаешь?..
        - Не ври! Что имею в виду, то и выражаю! - взбесился я и решил поддеть Катьку. - А ты сама недавно у Эры Филимоновны тройку за сочинение по Тургеневу схватила. Тоже не умеешь мысли выражать или просто тебе «Первая любовь» незнакома?
        - Все мне знакомо, - вспыхнула Катька, которая не могла позволить себе быть в чем-то несведущей. - Просто у Тургенева выдумка одна, это мне не близко…
        - Сама выдумываешь! Тебе просто любовь не близка.
        Что тогда произошло с Фирсовой, я и теперь не понимаю. Она вдруг кинулась на меня, точно разъяренная медведица, и полоснула лапой по щеке. Я кожей почувствовал, как вздуваются царапины.
        - Эй! Вы чего? Сдурели? - ошалел от происходящего Сопыгин.
        Он совершенно забыл, что еще недавно сам пер на меня, мечтая о расправе. Промолчи я хоть сейчас, отделался бы легкими царапинами от Катькиных когтей. Но нет, что-то перевернулось во мне, будто повернулся ключ, и открылась дверь в комнату, которая была мне совершенно незнакома.
        - А ты! - я задрал голову, чтобы заглянуть в лицо Сопыгину. - Что-то имеешь против Инги?
        Сопыгин снова опешил.
        - Защищать ее вздумал? Смешно. - Он криво усмехнулся. - Инга много о себе понимает. Задается. Сбить бы с нее спесь…
        - А с тебя ничего сбить не надо? - я буквально лез головой в пасть льву.
        - Нарываешься? - Сопыгин приставил к моему носу кулак, он пах колбасой.
        - Просто не гони на Ингу, - продолжал внюхиваться в кулак я. - И замнем.
        Тут Сопыгин искренне расхохотался.
        - Погоди, не дошло, ты мне угрожаешь? Я буду говорить, что захочу про кого захочу, понял? - тут он вдруг распахнул свой кулак и схватился пятерней за воротник моей рубашки, приподнимая его вверх. - И ты повторяй за мной: «Инга инфузория».
        - Отстань! - я начал приподниматься вверх, вслед за воротником. - Отпусти!
        Но Сопыгина будто заело, как старую пластинку, он все талдычил про инфузорию. Я не выдержал, каким-то образом извернулся прямо у него в ручищах и схватился за шорты Сопыгина.
        - Сейчас спущу! - хрипел я.
        Что было потом, я уже не помню. Кулак прошелся мне по скуле, я тоже вовсю размахивал руками и ногами, периодически попадая во что-то мягкое, но упругое, точно мат. Где-то, как сирена, завывала Фирсова. Потом мне послышался голос Аллы Олеговны, но он тонул в шумном дыхании Сопыгина, который выдувал носом какой-то трубный звук. И вот чьи-то ручищи потащили меня в сторону, я все еще брыкался. Сопыгин был теперь на расстоянии, его держали два громилы, меня - еще один парень. Видимо, это подоспели помощники для уборки зала.
        - Не подпускайте их друг к другу! - командовала испуганная Алла Олеговна. - Так держать!
        Она метнулась ко мне.
        - Цел? - ощупала всего.
        Я рычал, как загнанный тигр, рвался в бой.
        - Ррразрррешите, я его прррикончу!
        - К дирректоррру! - рыкнула Алла Олеговна. - Обоих!
        И нас поволокли из зала. Точнее, Сопыгин шел сам, дав понять друзьям, что вменяем. Зато я продолжал извиваться.
        - Учи биологию, Сопыгин! - тянул я кулаки в сторону обидчика. - И слышишь ты, Фирсова! - кричал, выворачиваясь. - А Тургенев-то про себя и своего отца повесть писал! Никакие это не выдумки про первую любовь, дура ты, Катька, и ногти стричь не умеешь!
        Меня волокли под руки, всего избитого, а я дрыгал ногами и почему-то чувствовал себя очень сильным, как никогда раньше. Мощь так и перла, просто пар из ушей. Позади остался все тот же заваленный хламом зал, зато после этой уборки я сам выглядел чудесно, просто сказочно - весь расписанный, точно под хохлому. Хоть новогоднюю дискотеку на мне устраивай…
        Ингу в тот день я так и не увидел.
        Исповедь арестанта
        Провести выходные, будучи запертым в своей комнате, - это наказание придумал сам черт! Уверен, даже Бочкин хоть немного радовался в воскресенье, а уж в субботу, засыпая, он точно был просто счастлив, понимая, что завтра не нужно идти в школу. Наверное, лишь я один был совершенно подавлен с пятницы до понедельника. А все из-за драки с Сопыгиным. После происшествия в физкультурном зале моих родителей вызвали в школу. Такое случилось впервые, клянусь. Я, конечно, не был примерным учеником, как Фирсова, но до такого докатился впервые. Раньше как-то удавалось самому разруливать все школьные проблемы. Признаться, меня и к директору ни разу не водили. Теперь вы понимаете, что творит любовь со средним учеником, так что хулигану о ней и помышлять нельзя, пока не подтянет поведение. Но самое неприятное: мои родители прознали, что в этой потасовке была замешана девчонка. Видать, Фирсова-доносчица рассказала Алле Олеговне, с чего началась драка. Мы-то с Сопыгиным молчали все время у директора, будто языки проглотили. Даже я успел выговориться по дороге, иссяк. А Сопыгин и не думал трепать лишнего. Зато
Фирсова долго о чем-то трещала на ухо завучу, пока директор нас прорабатывал. Уверен, это из-за Катьки меня и настиг домашний арест! Простая драка на почве личной неприязни не так сильно испугала бы родителей. Но если в дело вмешивалась любовь, это казалось им недопустимым. Мама решила, что теперь я начну катиться по наклонной - прогуливать школу, курить, выпивать. А папа вообще невесть что нафантазировал, зачем-то назвал маму бабушкой и попробовал даже веселиться, но быстро был поставлен на место: мама не терпела его шуток. Во всяком случае, до понедельника мне запретили покидать свою комнату: пустили выходные под откос, подозревая, что я потрачу их на тайные свидания. Хотя, с такой физиономией показаться на глаза любимой девушке было бы страшной ошибкой. Фингал под глазом - еще куда ни шло, но царапины от Катькиных когтей смотрелись подозрительно. Такие шрамы мужчину не украшают, а дискредитируют. Родители определенно ничего не понимают в любви, они, наверное, уже забыли, как это бывает. Удивляюсь, как у меня вообще могла появиться младшая сестра. Хотя это ошибка природы, не иначе. Оглядываясь
назад, я понимаю, что почти десять лет был беспечным и наивным малым, а потом появилась Рита. Когда никто уже не ждал, а я и не подозревал вовсе. И вот теперь она ошивалась под дверью, пытаясь что-то подсунуть в щель или завести разговор.
        - Боись, ты там? - спрашивала она, картавя.
        Будто я мог испариться.
        - Мама йугается, - сообщала она. - Цайапины боят?
        - Уйди, я все равно тебя не понимаю и не слушаю, - опрометчиво отвечал я.
        Стоило завести с Ритой беседу, так она прилипала, словно жвачка к волосам - не отдерешь. Сестра что-то лепетала за дверью, не выговаривая половины букв, я отошел к окну. Декабрь по-прежнему никак не походил на зимний месяц. На газонах еще виднелась трава, а в местах, где от домов расходились трубы с горячей водой, зеленели настоящие заросли, отчего земля походила на арбуз с чередою черных и зеленых полос. И на небе, как назло, не было облаков. Солнце светило совсем по-осеннему, окатывая все вокруг рыжими лучами. Во двор уже высыпали ребята, они висели на турниках, облепили лавки, на футбольном поле вовсю шла игра. А мне приходилось втыкать нос в оконное стекло и пялиться на все эти радости жизни. От скуки и обиды мне даже вспомнился Пушкин: «Сижу за решеткой в темнице сырой». Я был узником этих стен, правда, вместо молодых орлов под окном прохаживались голуби неопределенного возраста. Они не клевали кровавую пищу, зато изрядно пачкали машины. Но даже в этот скорбный миг я ничуть не жалел о том, что сцепился с Сопыгиным. Признаться, где-то в глубине души я был даже горд собой. Инга переменила
меня, даже не подозревая об этом. Еще недавно я готов был сам штопать чужие портки, только бы не вызвать гнев такого громилы. А по сути, чего я боялся: нескольких синяков? Был бы рядом Бочкин, так я и не пострадал бы совсем. Выходит, боялся я вовсе не Сопыгина, а самого себя. Представлял, как буду выглядеть в драке, чего не сумею сделать правильно, красиво? И в результате оказывался еще более жалким - настоящим трусом. Страх - подлая штука, он все переворачивает задом наперед. Сколько ни бежишь от того, что тебя пугает, всегда возвращаешься на прежнее место. Прямо как в фильмах ужасов, я не шучу. Зато после схватки с Сопыгиным меня уже сложно было чем-то напугать, и если бы не родители, я чувствовал бы себя вполне сносно.
        Дверь в мою камеру пыток распахнулась. Это мама пришла допрашивать.
        - Сынок, признайся, из-за кого ты подрался? - мягко стелила она. - Ты в кого-то влюбился? Давай, я поговорю с родителями этой девочки.
        Вы себе представляете! О чем она собиралась говорить с предками Инги? Что вообще в головах у этих взрослых? Манная каша?
        - Я ни в кого не влюбился, - в который раз отпирался я, стараясь сделать как можно более честное лицо.
        - Не ври, Катюша по секрету мне сказала…
        - Это все Фирсова! Я так и знал!
        Тут мама испугалась моего гнева, видимо, она ненароком выдала Катьку. Но лучшей защитой, как известно, считается нападение.
        - Я запрещаю тебе встречаться с девочкой, которую не знаю лично. - Мамин взгляд стал холодным, и голубые глаза даже посерели от злости. - Или знакомишь нас, или забудь про эти отношения.
        Нет, ну как вам это? Я и сам-то до сих пор не мог толком познакомиться с Ингой, а уж волочь за собой прицеп с родителями - такое никуда не годилось!
        - Ма, повтори пожалуйста все, что ты сейчас сказала, еще раз. - Я включил камеру на своем мобильном.
        - Это еще зачем? - растерялась мама.
        - Буду просматривать запись, когда стану взрослым, чтобы никогда не ставить своим детям таких ультиматумов.
        Мама даже поперхнулась от негодования. Слова наскакивали одно на другое, понять ничего было невозможно.
        - Что ты ска… Как ты сме… Я те…
        Она выбежала из комнаты, и вот уже в дверях показался папа. Мне сразу стало понятно: пришел «злой полицейский».
        - Довел мать? - спросил он едко. - Хорош, хорош…
        Отец замолчал. Видимо, для того, чтобы я мог как следует прочувствовать ужас своего проступка. Я же оценивал ситуацию. Разве можно было рассчитывать на доверительный разговор в таких обстоятельствах? Родители обижаются, когда дети что-то скрывают от них, не хотят быть честными и открытыми. Да как же это возможно, если твою душу тотчас вывернут наизнанку и прогладят утюгом, точно парадную рубаху. И я решил молчать во что бы то ни стало. А то, чего доброго, действительно станут разыскивать родителей Инги или ее саму вызовут для проработки. После такого мне останется лишь перейти в другую школу, чтобы как-то избежать позора.
        - Не пойму, зачем так усложнять? - размышлял я вслух. - Ты что, сам не дрался в моем возрасте?
        - Бывало, - кивнул отец. - Но матери никогда не грубил.
        - И я не грубил! - возмутился я. - Не пойму, что с ней такое…
        Папа решил сменить тактику, чтобы я немного угомонился. Он прикинулся своим парнем, подмигнул мне, похлопал по плечу.
        - А что, друг, эта девочка, из-за которой ты подрался, того стоила?
        Но я не терял бдительности, стоит хоть взглядом, хоть глупой улыбочкой признать, что в этом замешана девчонка, - пиши пропало. Родители ее из-под земли достанут!
        - Какая еще девчонка? - невинно переспросил я.
        - А знаешь, почему мама сердится? - невпопад ответил вопросом на вопрос папа.
        Я пожал плечами.
        - Думаю, она боится, что теперь ты станешь ее меньше любить, - шепнул папа, точно раскрывая военную тайну. - Теперь ты забудешь о ней.
        - Глупости! - удивился я. - Ты же не стал любить бабушку меньше после того, как встретил маму?
        - Конечно, нет. Но я тебя поймал! - обрадовался отец. - Значит, ты все же кого-то встретил? Колись! Мы же друзья.
        Я опять замкнулся. Папина улыбочка уж очень раздражала. Конечно, он был прав, раньше мы неплохо ладили. Но сейчас, после драки с Сопыгиным и домашнего ареста, я уже не мог доверять ему, как раньше. Он явно шел на поводу у мамы. Разве настоящий друг запрет тебя в комнате из-за какого-то пустячного вызова к директору? Да он гордиться тобой станет! Нет, лепить из родителей друзей - дело неблагодарное. Разве станешь с мамой играть по Сети в «Counter-Strike»? А просить у друга купить тебе новые ботинки - каково? Нет уж, каждому свое. Я смотрел, как папа пыжился, изображая моего друга, чтобы выпытать секрет и тут же рассказать его маме. Мне почему-то захотелось уколоть отца посильнее.
        - Помню, бабушка просила тебя прошлой зимой выбить ковер, - сказал вдруг я. - А мама шепнула, что этому кошмарному пылесборнику место на помойке. И ты ответил бабушке: лучше выбросить этот ковер, чем добровольно подкармливать моль.
        - К чему ты об этом? - нахмурился папа.
        - Бабушка тогда согласилась выбросить ковер на помойку, - продолжал я. - А сама не выкинула. Она сказала мне, что это твой подарок с первой зарплаты. И несмотря на то что некоторым он кажется кошмарным, бабушке этот пылесборник дорог, как память. Тем более что теперь твоим кошельком владеет мама, и ценных подарков ждать не приходится. Я тут подумал, сейчас ты бабушке ковров уже не даришь…
        - При чем здесь ковер, черт возьми?
        Кажется, папа всерьез разозлился. А я с невинным видом продолжил:
        - Да так, ты же говорил, что не стал любить бабушку меньше после того, как встретил маму…
        Папа несколько раз открыл рот, но не издал ни звука. Махнул на меня рукой и вышел из комнаты. Допрос был окончен. Я не раскрыл своей тайны, но почему-то на душе стало еще более тоскливо. Говорят, любовь делает человека лучше, и еще утром я мог поклясться, что так и есть. А теперь засомневался. Впервые в жизни я завидовал Бочкину: его удручала плохая погода. Сейчас я понимал, что переживать из-за погоды могут только те, у кого нет проблем посерьезнее. Я чувствовал себя чужим в собственном доме: никакого взаимопонимания с предками!
        - Рит, ты здесь? - Мне почему-то очень захотелось услышать чей-то голос.
        Но за дверью было тихо. Сестренке включили мультики, и она потеряла ко мне всяческий интерес. В тот день я понял, как легко почувствовать себя одиноким, даже если твой дом полон народу. И главное - если у тебя забирают мобильник и ноутбук, то вполне себе неплохо идут книги. За выходные я прочел полтома Вудхауза, кроме шуток. Эту книгу папа дал мне еще летом, но я был уверен, что читать рассказы про слугу и хозяина - прошлый век, скукотища. Но эти Дживз с Вустером оказались веселыми ребятами, честное слово. Даже тоска немного отступила. И сколько уроков любви!..
        Как я стал инвалидом
        Во всем виноват Бочкин. Это он сказал, что Инга любит инвалидов. И пришло же ему такое в голову…
        Утром в понедельник Бочкин караулил меня на углу, вы не поверите с чем: с костылями!
        - Что с тобой случилось? - подскочил я к другу.
        - Со мной все в порядке, а вот ты, старик, ногу вывихнул, - безапелляционно изрек он.
        - Когда? - удивился я, подпрыгивая на месте от холода.
        - Ясное дело, когда с Сопыгиным дрался, - снисходительно пояснил Бочкин. - Об него и вывихнул.
        - Неужели? Что-то не заметил.
        Бочкин подпихнул мне под мышки костыли. Затем отошел в сторону, глянул на меня оценивающе, удовлетворенно кивнул.
        - Еще повяжем «шапочку», и будешь настоящим раненым бойцом. - Он остался вполне доволен моим обликом. - Перед таким ни одна девчонка не устоит.
        - Думаешь? - я еле держался на ногах с этими неуместными подпорками.
        - Ну! Дело говорю, - Бочкин подтолкнул меня в сторону школы. - Я же обещал выставить тебя перед Ингой настоящим героем. Доведем твой вид до ума в раздевалке. Здесь неудобно «шапочку» наворачивать.
        Бочкин уже шел вперед, а мне хотелось догнать его и накостылять как следует, благо, орудие было под руками. Придумал же такое, костыли где-то добыл.
        - Откуда костыли взял? - я бежал за другом, деревяшки торчали в стороны, как лыжные палки.
        - От отца остались. В смысле, отец ногу в том году ломал, с тех пор у нас дома костыли валяются, - Бочкин посмотрел на меня недовольно. - А ты учись орудовать ими правильно. Зря я, что ли, их с лоджии доставал, чуть сам не убился. Привыкай давай. Помни, что эту неделю ты инвалид. Сердце Инги дрогнет, в том нет никаких сомнений. Потом еще спасибо мне скажешь.
        Я начал прикидывать, вдруг Бочкин прав и его план сработает. Инга всегда обращала внимание на тех, кто оказывался в беде. Попадись я ей на глаза с костылями, будет шанс завести непринужденную беседу. Тогда-то я и решил пожертвовать левой ногой. Выставил ее вбок, неестественно вывернув ступню, и попробовал передвигаться при помощи костылей. Это оказалось очень сложно и неудобно. Но я уже был готов на любые трудности, если дело касалось сближения с Ингой.
        - Бочкин, а что еще за «шапочка», о которой ты говорил? - спросил я, кое-как приковыляв к школе.
        - Повязка на голову, - Бочкин достал из кармана бинт. - Нам на ОБЖ показывали, как ее правильно накладывать. Сделаю все в лучшем виде. Царапины замотаю, а на фингал пусть любуется. Вид у тебя сразу станет благородный и трагический.
        До сих пор удивляюсь, как я позволил Бочкину бинтовать свою ушибленную голову. Он корпел надо мной в дальнем углу раздевалки минут десять.
        - На урок опоздаем, - торопил я. - Что там выходит?
        - Что надо, - сопел Бочкин. - Последние витки.
        Он разодрал конец бинта на две части и завязал над моим ухом коронный узел.
        - Готово!
        Я ощупал голову. Кое-где торчали вихры, а бинт предательски наползал на левый глаз. И тут передо мной мелькнул знакомый первоклашка. Он уставился, разинув рот, а потом начал гоготать во все горло. Кажется, зубов у него стало еще меньше - сплошные черные дыры.
        - Мамочки! - схватился он за живот. - Живая мумия!
        - Бочкин, держи его! - я забыл про костыли и кинулся за стервецом.
        Мальчишка был шустер и удачлив, тут уж ничего не скажешь. Зато мне не везло, хоть рыдай. Как только я вынырнул из-за вешалок и уже почти что ухватился за шиворот первоклашки, услышал оклик Бочкина:
        - Адаскин, стой!
        Но было поздно. Я уже на всех парах летел прямо в объятия своей ненаглядной Инги. Она только что повесила куртку и разговаривала со знакомой мне парочкой: Генкой Зыкиным и Алиной. Вся компания уставилась на меня, будто по школьному коридору и правда расхаживала мумия. Тут я споткнулся о чью-то ногу и начал падать. Рядом оказался Бочкин, он уже подсовывал мне костыли.
        - Вовремя я тебя подрезал, - шепнул на ухо. - Чуть не прокололись.
        Я вспомнил, что теперь инвалид. Оперся на костыли, а Генка уже ощупывал меня, как тюбик зубной пасты, кишки так и норовили выскочить наружу.
        - Что с тобой случилось? - он дернул за узелок над моим ухом. - Выглядишь паршиво.
        - Пришлось немного помять Сопыгина, - стараясь выглядеть безразличным, сказал я.
        - Где-то я этого парня уже видела, - Инга пристально меня разглядывала. - Или нет, показалось…
        - Это Бориска, наш человек! - перебила Алина и буквально вцепилась в меня. - Ты подрался с Сопыгиным? Здорово же он тебя отделал! Что с ногой?
        - Вывих, - вздохнул я.
        - Больно? - Алина сочувствующе уставилась на мою откляченную ступню.
        И только я начал обдумывать красивый заход, чтобы описать свое героическое сражение с нестерпимыми мучениями, как услышал подлый голосок.
        - Ничего у него не болит! - выглядывал из-за Генки вездесущий первоклашка. - Видали, как за мной припустил, только пятки сверкали!
        Как раз в этот миг я поднял полный скорби взор на Ингу и тут же начал краснеть от стыда.
        - Так что у тебя с ногой? Вывих или нет? Колись, Борис. - Инга впервые назвала меня по имени! План Бочкина работал. - И все-таки где-то я тебя уже видела…
        - Да… Нет… В смысле. Вывих. Не видела.
        - Это я вывихов не видела? - Инга ухмыльнулась с видом знатока. - А почему повязка на голове?
        - Ага, вылитый Шариков! - хохотнул Генка.
        И тут прозвенел звонок на урок. Весь разговор насмарку, да еще и Зыкин не к месту встрял со своими шутками. Неужели мой вид был настолько плох? Ребята стали разбегаться по кабинетам, а я приковылял к зеркалу и впервые взглянул на себя после трудов Бочкина. Что же это было за зрелище - я даже прослезился! Булгакову и профессору Преображенскому такое и не снилось. Шариков после операции по сравнению со мной вышел первым красавцем. Моя голова была замотана так криво и неумело, что волосы торчали из-под бинта какими-то рваными клочьями, одно ухо оказалось плотно примотано к черепу, зато другое оттопырилось в сторону и торчало, как антенна «Триколор ТВ». Челюсть была подвязана, будто меня помимо прочего мучил флюс. Я скорбно выпучивал подбитый глаз, так как второй плохо видел из-за нависающего бинта. Еще этот нелепый бантик сбоку - черт-те что. Таким меня впервые Инга назвала по имени, таким она меня и запомнит - стыд и позор!
        - Так, по-твоему, выглядит герой? Это ты называешь «благородный и трагический вид»? - взвыл я. - Признавайся, сколько у тебя по ОБЖ?
        Бочкин отвел взгляд. Тогда я швырнул костыли на пол, напялил пуховик, взял рюкзак и вышел на улицу.
        - Погоди, а уроки? - кричал вслед Бочкин.
        Он явно никогда в жизни не любил, раз мог сейчас думать о занятиях.
        Первый снег
        Я шел из школы, рывками разматывая бинт. Перед глазами стояло собственное комическое отражение в зеркале - невыносимо жалкий облик. Прохожие оборачивались, но мне было наплевать. Пусть хвостом волочится бинт, пусть меня загребут в психушку прямо из сквера, лишь бы забыть о своем позоре. Мороз пробирал до костей - день выдался по-настоящему холодным. Небо буквально напирало: плотное, творожистое. И тут повалил снег. Хлопьями он летел на землю, будто сверху на город хотели вытряхнуть все то, что копилось в закромах до середины декабря. Газоны белели прямо на глазах. Снег не таял, а стелился уверенно, точно понимая, что его пора давно настала. Не видно уже было пожухлой травы, осень скрылась, пропала до следующего года. Зима ворвалась в город, как опоздавший ученик влетает в класс: быстро и незаметно, будто находилась здесь все последнее время.
        - Адаскин! - кто-то окликнул меня сзади резко и громко.
        Я остановился, оглянулся. И увидел Фирсову. Она бежала ко мне, продавливая на свежем снегу тяжелые вмятины своими сапожищами, незастегнутый черный пуховик развевался за спиной, Катька махала руками и была похожа на огромную ворону.
        - Ты чего прогуливаешь? - Фирсова остановилась рядом и буквально дышала мне в нос, выдувая струи белого пара, как паровоз.
        - Тебе какое дело? Больше всех надо? - огрызнулся я.
        - Я видела тебя в раздевалке с костылями, а на урок ты не пришел…
        Еще минуту назад мне опостылел весь мир, а сейчас злость так и забурлила в крови. Фирсова вечно совала нос не в свое дело, общественная работа накладывала неизгладимый отпечаток. Катька жила чужими судьбами, и сейчас она явно взялась за мою. Вот идешь себе, как трагический герой, сквозь метель, но тебе даже пострадать толком не дадут. Нарисуется такая вот общественница и давай в твою жизнь влезать, как в свою старую куртку.
        - Ты достала уже, Фирсова! - взревел я. - Что ты там растрепала завучу про драку, признавайся?
        Катька отступила, побледнела, лишь нос торчал красной редиской.
        - Хватит уже до меня докапываться! - не унимался я. - Это у тебя такое общественное поручение или личная инициатива? Дежурить - я, генеральная уборка - я, зал разгружать - опять я! Отвали, Фирсова! Слышишь?..
        Последние слова я выкрикнул уже Катьке в спину. Она бежала обратно в школу. Самое неприятное было то, что она все время молчала, пока я сыпал ей в лицо всем тем, что накопилось за последние дни. Если бы она начала оправдываться, а еще лучше - ругаться, все встало бы на свои места. Она - приставала и зануда, я - уязвленный страдалец. Но Фирсова молчала, а еще мне показалось, будто ее даже расстроили мои слова. Похоже, она обиделась. Хотя я был уверен, что эта машина по получению грамот не имеет чувств. Катька убегала от меня, и ее тяжелая фигура с прыгающими вверх-вниз плечами выглядела какой-то трогательной, незащищенной. Я впервые подумал о Фирсовой как о живом человеке, а не роботе-медалисте. Наверное, не надо было на нее так орать. Я стал противен себе еще больше, чем раньше. Даже захотелось вернуться в школу, но было поздно. Схватить замечание за опоздание, объясняться с Фирсовой, мириться с Бочкиным, а еще хуже - снова встретить Ингу. Рассказывай потом, почему без костылей шастаю. Швырнув бинт прямо на дорогу, я пошел куда глаза глядят. Снег заметал мой путь, завалил он и мою повязку, как
не бывало всей этой неприятной истории. Забыть, не вспоминать!
        До вечера я шатался по городу. Что-то непонятное творилось во мне. Наверное, в человеке тоже сменяются времена жизни, как времена года в природе. Вокруг все становилось другим, и я сам превращался в кого-то иного, незнакомого. Того, кто может влюбиться без памяти, подраться со старшеклассником, нагрубить родителям, поссориться с другом, обидеть старосту класса… Даже из зеркала на меня взирала совершенно незнакомая физиономия с подбитым глазом. Мне нужно было узнавать себя заново, учиться как-то управлять этой странной личностью. На улице дети лепили первых снеговиков, женщины примерили меха, деревья тоже не выглядели голыми под хлопьями налипшего снега. Мне казалось, что все вокруг счастливы, и лишь я один как черное пятно среди этого белого дня. И куда подевался былой оптимизм и чувство юмора? Был бы девчонкой, заплакал бы, честное слово! Так тошно стало на душе…
        Подходя к дому, я увидел во дворе знакомую фигуру. Это был отец. Только я никак не мог понять, чем же он занят. Папа возился в снегу, ковырялся, согнувшись в три погибели. Я замер на месте, будто застукал отца за каким-то страшным делом. Стал приглядываться. Картина казалась невозможной, но папа подметал снег! И лишь спустя минуту-другую я разглядел под снегом знакомый узор - это был бабушкин старый ковер. Отец проходился по нему веником, счищая серый снег вместе с пылью. А затем перевернул ковер и стал стучать по нему, выбивая всю скопившуюся за долгие годы грязь. Я стоял, как замороженный, и следил за работой отца, пока он не свернул ковер в рулон, не закинул его на плечо и не скрылся в бабушкином подъезде. Я же потихоньку заскочил в наш подъезд, который был как раз по соседству, и побежал прямо по лестнице к себе на этаж. У порога меня встречала Рита.
        - Йаздевайся! - командовала она, копируя мамину грозную интонацию. - И бегом кусять.
        - Это папа? - спросила из кухни мама.
        - Мама, Боись! - кричала в ответ Рита. - Папа еще не пйишел.
        - Борис! Где тебя носило? - ругалась мама. - Не знаешь, где отец? Он хотел сегодня раньше вернуться, но его до сих пор нет.
        - Не знаю, - зачем-то соврал я и пошел мыть руки.
        Теплая вода лилась в ладони, сочилась сквозь онемевшие от холода пальцы, покалывала подушечки. А я думал обо всем, что произошло за день. Мама кипятилась, что ужин стынет. Рита что-то пищала под дверью. Я не ел ничего с самого утра, живот должен был изнывать от боли, но мне почему-то совсем не хотелось садиться за стол. Рассказывать маме, как прошел день. Опять врать. Слушать ругань на папу: он, наверное, беззаботно уплетал сейчас бабушкины пирожки с курагой. Ссориться с Ритой, которая обязательно будет полоскать рукава в моей тарелке, когда захочет что-нибудь взять с дальнего угла стола. Нет, только не сейчас! Я выключил воду, потихоньку открыл дверь, отодвинул Риту в сторону и рванул в свою комнату. Закрылся, включил компьютер, напялил наушники, врубил на полную «Tokio Hotel» и стал писать письмо Инге.
        Второе неотправленное письмо
        Инга, пишет тебе Борис, парень из раздевалки. Только ты не подумай, что я такой всегда. Увидела меня, бегающего между вешалок с костылями под мышками, да еще в бинтовой повязке на голове, и, наверное, решила - вот больной, надо держаться от него подальше! Пусть так, я не обижен, могу тебя понять. Сам удрал бы от себя на край света. Жаль, у света края нет. Если скажу, что весь этот маскарад ради тебя, не поверишь. И на Бочкина вину не стану перекладывать, хотя он хорош, ничего не попишешь. Но я человек ответственный. Бегал по школе в неподобающем виде - что уж тут отрицать. Все это из-за чувств, они затмили мой разум. А вообще-то я неплохо соображаю. В рамках средней успеваемости, но никто не жалуется. И голова у меня вовсе не так ушиблена, как могло показаться. Всего-то один синяк и пара царапин: на интеллекте это не отразится, будь спокойна. С ногой тоже полный порядок, без костылей передвигаюсь еще лучше, чем с ними, уж поверь. Забудь все, что видела в раздевалке, как страшный сон. Начнем знакомство с чистого листа. Как зима укрыла снегом все газоны, где с весны не пройти было, не заляпавшись.
Зато теперь - чистота и красота! Я не хочу сказать, что так же испорчен, как газон собаками, и что под белой пушистой оболочкой скрывается темная сущность. В обычной жизни я не заикаюсь, разговаривая с девчонками, не дерусь со старшеклассниками и за первоклассниками не гоняюсь в образе мумии, как ты могла подумать. На самом деле я хороший человек. Ты это поймешь, когда узнаешь меня поближе…
        И тут я впервые подумал. А что поймет Инга, когда узнает меня поближе? И правда ли я так хорош, как о себе думаю? Что, собственно, во мне хорошего, если приглядеться внимательно? Ну не дрался я раньше - так это от трусости. В том моей заслуги нет, только позор. Один лишь раз выбил зуб соседу по парте, да и то по случайности, просто неудачно пытался снять колпачок с ручки. Что-то заело, и он никак не хотел отдираться, я тужился-тужился. А потом колпачок соскочил, и мой локоть по инерции маханул в сторону. Ну и сосед, можно сказать, под руку подвернулся. Выл он страшно, хотя, если бы не глумился надо мной с открытым от счастья ртом, пока я с ручкой сражался, остался бы цел. А так потерял молочный зуб. Вот и все мои боевые заслуги. От того, что в разговоре с другими девчонками не заикаюсь, тоже мало радости. Вот сегодня обругал Фирсову, как песню спел - зычно, гладко. Но лучше бы я словами подавился, честное слово. А того изворотливого первоклашку стоило хоть раз поймать и научить уму-разуму. Выходило, что он меня постоянно обводил вокруг пальца, издевался надо мной. Чем тут гордиться? Получалось,
во мне нет ничего хорошего. Я лишь пытаюсь обмануть Ингу и самого себя. А Бочкин, тоже друг называется, хотел из меня мнимого больного героя сварганить. Опять все ненастоящее, фальшивка! Теперь я точно понимал: чтобы заслужить внимание Инги, мне действительно нужно отличиться, сделать что-то хорошее, заметное. Вот если бы я помирился с Фирсовой и подготовил физкультурный зал к новогодней дискотеке - это, наверное, было бы неплохо. Я уже представлял, как приглашу Ингу на танец и невзначай кину: «Здорово я зал украсил, правда? Ты бы видела, что тут раньше было. Пришлось постараться». Тогда Инга посмотрит восторженно, а потом закинет руки мне на плечи, и мы поплывем по залу. Я даже стал раскачиваться из стороны в сторону, так замечтался. И лишь потом понял, что кто-то трясет меня за плечи. Затем оборвалась музыка в моей голове - это слетели наушники.
        - …ты у меня попляшешь!
        Услышал я окончание маминой фразы. И мне сразу стало понятно, что речь не о школьной дискотеке. Я вернулся в реальность, а «хороший человек» так и остался в несбыточных мечтах.
        Хорошие люди, или Как мы с Бочкиным прогуляли уроки
        С тех пор как я твердо решил стать хорошим человеком, мне понадобилась моральная поддержка и время для размышлений. И школа совсем не вписывалась в эти планы. Как ни крути, на пороге новой жизни ее требовалось прогулять.
        - Бочкин, мы сегодня не идем в школу! - так я и сказал однажды на углу.
        Хорошо еще, мы с Бочкиным были отходчивыми, тему костылей после того случая даже не трогали. Да и что такое две деревянные палки против крепкой мужской дружбы.
        - Ты чего придумал, старик? - Бочкин без великой охоты воспринял мое предложение. - Холодно как-то гулять. Ты не можешь подождать до весны?
        Ха! До весны целая жизнь пройдет, на которую у меня были великие планы. Вечно Бочкин канючил, как девчонка. То ему холодно, то голодно, то ботинки жмут.
        - Тебе сегодня будет жарко, обещаю! - сказал я, хотя сам еще не очень хорошо понимал, что мы будем делать, но интерес друга уже подогрел. - У тебя, кстати, есть карманные деньги? А то мне родители ничего не дали из-за того вызова к директору.
        Бочкин обреченно кивнул - мол, деньги есть. Этот парень сам не осознавал своего счастья, когда мне приходилось за какие-то копейки изображать из себя примерного сына, Бочкину родители выдавали на неделю целое состояние. И главное, состояние у него было, а мыслей, как его растранжирить, - нет! Бочкин мог просадить все в школьном буфете, отчего толстел от недели к неделе, лопая шоколад, булки и пирожные в промышленных масштабах.
        - И что, много дали? - спросил я.
        - Нормально. Мамаша, как обычно, расщедрилась. Еще отец откупился, чтобы я его не трогал со своими просьбами, у него сейчас плотный график. К тому же у меня с той недели осталось…
        Бочкин рассказывал о своем богатстве, будто это и не деньги были вовсе, а фантики от конфет. Не понимает, насколько круто иметь богатых родителей, которые к тому же работают с утра до вечера. У них и времени нет сына прорабатывать за каждую пару в дневнике. А на вызов к директору, уверен, они бы наплевали. Послали к нему свою уборщицу тетю Любу, она бы директору задала! И уж точно родители не стали бы выпытывать у Бочкина, в какую девчонку он влюблен. Не жизнь, а малина! Как при этом Бочкин умудрялся быть все время подавленным - ума не приложу. Запихнуть бы его на денек ко мне домой, где мамаша с утра до вечера сидит дома перед телевизором, а вокруг нее Ритка скачет сайгаком, сладкое выпрашивает. В сад ей, видите ли, нельзя - болезненный ребенок. А папаша мой чего стоит со своими вечными шуточками, над которыми никто, кроме него, не смеется. Еще бабушка названивает постоянно, ругается с мамой из-за того, что она нас с папой не так воспитывает. Бочкин бы повесился, проведи хоть день с моими родственниками.
        - А зачем тебе деньги? - Бочкин смотрел на меня все с тем же безразличным выражением.
        - Будем делать из меня хорошего человека, - я взглянул на друга. - Хочешь, из тебя тоже сварганим. Оптом обычно дешевле.
        - Шутишь? - без улыбки спросил Бочкин.
        Но я не шутил. В моей голове уже зрел план, как инвертировать количество карманных денег Бочкина в качественное улучшение моей личности. Первым делом мы отправились в парикмахерскую. Вы не поверите, но я впервые оказался там без мамы, которая всегда контролировала, как мне подравнивают виски. Бочкин же стригся раз в полгода, пока не обрастал так, что походил на неандертальца.
        - И долго тебя ждать? - он плюхнулся в кресло.
        - Не надейся, тебя тоже пустим под ножницы. Это не обсуждается!
        Упираться Бочкин не стал, неловко ему было прямо в салоне устраивать разборки.
        - Ладно, все равно пора уже стричься, - вздохнул он.
        - Давно пора, - я затащил его в зал и, пока Бочкин не успел опомниться, заявил: - Нам, пожалуйста, креативные стрижки! Сделаете?
        К нам тут же подскочили две молодые девушки, казалось, они только что закончили школу. Девушки оценивающе воззрились на нас, а потом весело переглянулись, от чего мне сразу стало понятно - креативить эти красотки умеют.
        - Есть пожелания? - спросила длинноволосая блондинка, вставшая за мое кресло.
        - Брейте виски! Остальное на ваш вкус.
        То, что я увидел в зеркале по окончании работы, стоило получасовых мучений в одной позе, когда накидка сдавливает шею и сложно дышать. Не осталось ничего от образа маменькиного сынка. Теперь я был похож на человека! Вероятно, еще не хорошего, но и это уже был прогресс, ничего не скажешь. Волосы по бокам были сострижены очень коротко, зато сверху шла настоящая волна через всю голову. Хоть шторм там устраивай, хоть легкий бриз. Девушка немного подняла волосы вверх, отчего я стал похож на киноактера, только еще не придумал какого. Пожалуй, я затмил бы их всех! И тут я взглянул на Бочкина, его было не узнать. Длинная косая челка, рваные пряди, даже щек стало не видно - так умело начесали волосы. Просто красавчик! И очки благодаря этой стрижке стали выглядеть стильно и дорого, а то раньше и не понять было, что они куплены в дорогом магазине.
        - Бочкин, ты ли это? - скакал я вокруг него. - Кого вы мне подсадили на это кресло?
        Девушки хихикали.
        - А ничего ребята вышли, - переговаривались они. - Теперь от невест отбоя не будет!
        Тут я, конечно, покраснел. Зато Бочкин остался верен себе, расплачиваясь, он выглядел так же уныло, как и по дороге в салон. Этого ничем не проймешь.
        - Ну круто же? - я тряс головой и перекатывал свою волну с одного бока на другой.
        - Нормально, - кивнул Бочкин.
        Это была наивысшая похвала. Мы вышли в люди, не надевая шапок - хотелось проветрить голову. День стоял ясный и морозило умеренно, лишь уши краснели, а так - жить можно.
        - Если вернемся в школу, то успеем на большую перемену, к завтраку, - с надеждой взглянул на меня Бочкин.
        Он не понимал, что сегодня все должно быть иначе - это же новая жизнь, лучшая! Никак нельзя испортить ее школьной котлетой на бледном пюре.
        - Не могу смотреть, как ты лопаешь школьные пончики, с которых масло течет по подбородку. - Я был непреклонен. - Денег много осталось?
        - Нормально, - вздохнул Бочкин, чей кошелек был бездонен и бесполезен во все дни, кроме этого.
        - Тогда мы идем в «Людвиг».
        Это был лучший ресторан в нашем районе. Папа с мамой как-то отмечали там годовщину свадьбы и взяли нас с Риткой. Красотища там была, круче чем в столовой Хогвартса, и вкусно очень.
        - И как ресторан поможет тебе стать лучше? - спросил по дороге Бочкин.
        Вот дурачина, не понимает простых вещей.
        - Снаружи мы уже хороши, с этим не поспоришь. Теперь налопаемся деликатесов, чтобы изнутри себя сделать прекрасными.
        Когда мы вошли в ресторан, Бочкин чуть не драпанул от официанта. Взгляд у того был не лучше, чем у нашей Аллы Олеговны, когда она тобой очень недовольна. Но я удержал Бочкина от бегства. С новыми прическами мы вполне походили на юных «мажоров» - этаких папенькиных сынков, которые всегда завтракают в ресторанах, а не в грязных школьных столовках. Я взял меню с видом знатока и заказал нам с Бочкиным фирменное блюдо - карпа на гриле. Решил, фосфор - это как раз то, что нам сейчас нужно. Думал взять еще свиных ушей, но пожалел Бочкина, он не оценил бы этой гастрономической шутки. Мы сидели в ресторане одни в этот ранний час, пировали, как короли. И вся школьная жизнь, унылая обыденность, осталась где-то в другом мире, сером и скучном. В той жизни хорошего человека можно было и вовсе не заметить, так все однотонно и затерто. Пойди, разберись, кто есть кто, когда все носят одинаковую форму, читают одни учебники и стараются не выделяться, чтобы их не заметили и не вызвали ненароком к доске. В том мире отличники запросто могли оказаться трудолюбивыми дураками, а двоечники способными лодырями. Зато
сейчас голова хорошо проветривалась - слетала ненужная шелуха. Все вокруг было чистым и ясным, как зимний день. Мы вышли на улицу сытые и довольные.
        - Куда теперь? - спросил Бочкин.
        Он понимал, что возвращаться в школу уже поздно, а идти домой - еще рано.
        - Ну что, хлеб был. Дело за зрелищами!
        Бочкин пересчитал свои финансы и вздохнул:
        - На киношку не хватит.
        - Зачем кино? В кино ты и так часто ходишь. А сегодня день - исключение. Вот куда бы ты ни за что не пошел в обычный выходной?
        И тогда мы, не сговариваясь, повернули на набережную. Там, даже зимой, бедные художники устраивали вернисаж. Деятели культуры согревались, кто как мог - задушевной беседой с коллегами или невольными зрителями, вроде нас с Бочкиным, а кто-то потихоньку разливал возле елок. Мы шли узкой дорогой вдоль берега, разглядывали картины, но все больше смотрели на то, как леденеет река и как небо копит облака к следующему снегопаду. И вдруг Бочкин припустил вперед, я даже не понял, как он смог развить такую скорость после съеденного карпа. Но дальше произошла совершенно невероятная штука - Бочкин на бегу скинул школьную сумку, подскочил к какому-то разлапистому дереву и буквально вцепился в нижнюю ветку. Затем начал приподнимать вверх ноги и завис над землей, после чего перевалился, обнял ветку и разлегся на ней, словно панда. Но пролежал так недолго, я даже не успел подойти к дереву, а Бочкин уже карабкался вверх.
        - Эй, ты куда полез? - кричал я. - Сдурел, что ли?
        Но Бочкин будто не слышал, он взгромоздился на одну из ветвей на порядочном расстоянии от земли и замер. Я поднял его школьную сумку и привалил к стволу, туда же отправил и свою. Некоторое время я ждал внизу, но Бочкин не спешил возвращаться на землю.
        - Слезай! - просил, а потом уже требовал я.
        Бочкин молчал, вцепившись в дерево. Делать было нечего. Я полез к нему. Признаться, я давно уже не лазил по деревьям, но навыки не растерял. Довольно быстро оказался рядом с другом. Он смотрел на реку затуманенным взором.
        - Что это значит? - я пытался растормошить Бочкина. - Ты меня пугаешь…
        - Я гулял здесь в детстве, - сказал вдруг Бочкин, будто и не мне вовсе. - Уже и забыл об этом. Родители водили меня сюда.
        - Вот и отлично, только на дерево зачем из-за этого лезть?
        Бочкин впервые посмотрел на меня, но все равно точно не слышал моих слов.
        - Представляешь, родители гуляли со мной, когда я был маленький!
        - Представляю, а что тут такого? - не понял я.
        - Что такого? - Голос Бочкина скрипнул. - Мои предки, наверное, даже не помнят, как меня зовут. Но я уже привык, что они меня не замечают. Думал, так было всегда, а сейчас вспомнил…
        Я испугался за друга, он явно был не в себе, но прерывать его сейчас и силком тащить вниз было нельзя.
        - Мы ходили по этой дороге! - Бочкин указал вниз. - И мама все время держала меня за руку. Один раз я вырвался и начал убегать от нее, а потом залез на это дерево. Мама тогда жутко испугалась, она даже кричала на меня, честное слово. Но я ничего не слушал. Веселился.
        - Ты веселился? - удивился я. - И что потом?
        - Потом папа полез за мной и снял с дерева. Ты веришь, мой папа влез на это дерево и снял меня!
        - Верю-верю, - соглашался я.
        Правда, представить папу Бочкина лазающим по деревьям было сложно. Он всегда казался таким серьезным, озабоченным, деловым. Хотя, скажи мне кто сегодня утром, что я с Бочкиным буду сидеть на ветке дерева - тоже не поверил бы. И тут произошло самое страшное: Бочкин снял очки, чтобы протереть их - его обычная привычка, но я увидел, что глаза его влажные. Честное слово, будто в них стояли слезы. Вот тогда мне стало по-настоящему нехорошо.
        - Эй, друг, давай спускаться, - тихо попросил я. - Ты прости, что привел тебя сюда, я же не знал…
        - Все нормально. - Бочкин опять водрузил на нос очки.
        - Никитос, давай вниз, а? - впервые за долгое время я назвал Бочкина по имени, будто хотел проверить, что сам не забыл его напрочь.
        Тогда он посмотрел на меня как-то странно, а потом шепнул:
        - Не могу. Страшно.
        Я глянул вниз и только теперь понял, что Бочкин просто-напросто боится спускаться, вот и вцепился в ветку. Вверх-то он влетел, не задумываясь, а теперь осмотрелся да испугался. Не знаю, почему, но мне вдруг стало очень смешно. Я стал потихоньку хихикать.
        - Давай позвоним твоему папе, чтобы нас снял? - предложил я.
        Бочкин все еще хмурился, но потом плечи его начали дрожать. Они буквально подпрыгивали, а потом раздался хохот. Бочкин смеялся. Да нет, он просто гоготал! Словно только что научился это делать и ему понравилось. Мы сидели на дереве и покатывались со смеху, смотря друг на друга. Хороши же мы были, ничего не скажешь…
        Субботник
        В школе наш с Бочкиным прогул не остался незамеченным. На следующий же день Алла Олеговна вызвала нас к себе на большой перемене.
        - Только не звоните родителям! - молил я. - Они меня живьем съедят.
        Бочкин молчал, его не пугали наказания.
        - Хорошо, - сказала Алла Олеговна. - Родителей оставим в покое. Зато вам надо будет потрудиться. Зал так и не готов к новогодней дискотеке. В субботу я прошу вас явиться туда и отбывать повинность с утра до самого вечера. Меня не будет, но за вами проследит охранник, он уже предупрежден.
        - Мы станем вдвоем с Бочкиным зал разгребать? - покорно спросил я.
        - Нет, кроме вас, есть еще провинившиеся на этой неделе. Наказание общее для всех.
        Конечно, провести всю субботу в школе - удовольствие ниже среднего. Родителям пришлось сказать, что нам устроили дополнительные занятия для подготовки к полугодовой контрольной. Предки выдали мне бутерброды и отпустили в школу. Мы с Бочкиным шли мимо катка - теперь там был лед. В выходной день ребята будут гонять по нему шайбу, а мы вынуждены трудиться, как проклятые.
        - Интересно, кто еще наказан в эту субботу? - размышлял я вслух.
        Бочкин пожал плечами, всем своим видом демонстрируя, что ему это совершенно безразлично. Я же почуял неладное, лишь только подошел к залу. Какой-то знакомый запах, навевающий неприятные воспоминания, стоял на лестнице. А потом увидел тень - широкую и зловещую. У дверей в зал стоял Сопыгин и вонял каким-то дешевым дезодорантом.
        - Это опять ты? - взревел он, потрясая рыжей гривой. - Святые сосиски!
        - Тише, детки, - к залу подошел охранник с ключами. - Мне велено за вами наблюдать, советую всем вести себя разумно, иначе проведем вместе и следующую субботу.
        Он достал из связки нужный ключ и открыл дверь в зал. Картина перед нами предстала знакомая, тут мало что изменилось, хотя крупный хлам уже вытащили на помойку, работы оставалось достаточно.
        - Так, трое на месте, - пересчитал нас охранник, - еще одного ждем.
        - Одну! - раздалось с лестницы.
        И я вздрогнул - это был голос Инги. Сердце ушло в пятки. Зато Сопыгин шагнул вперед, выгнул грудь и расправил плечи. Лишь Бочкин оставался верен себе и был привычно угрюм.
        - Ну что, все в сборе? - спросил охранник. - Небольшая перекличка…
        Он сверился со своим списком - все наказанные были на месте, - остался доволен и собрался уже спуститься на свой пост, но тут с лестницы раздался непонятный грохот, кто-то топал по ней, поднимаясь все выше и выше, а затем охранник даже покачнулся: сбивая его с ног, в зал ворвалась Фирсова. Лицо ее раскраснелось, она тяжело дышала.
        - Еще одна? - удивился охранник. - Мне про четверых провинившихся говорили.
        - Меня вчера после уроков наказали, - отдувалась Фирсова. - Наверное, Алла Олеговна забыла вам передать.
        - Больше - не меньше, - махнул рукой охранник. - Приступайте. Сейчас десять. Отпущу вас в четыре, если хорошо поработаете.
        Мы оценивающе переглядывались. Компашка подобралась что надо: хулиганка, отличница, спортсмен-тяжеловес и мы с Бочкиным. Конечно, было здорово провести субботу рядом с Ингой, но Сопыгин явно не одобрил бы, начни я проявлять инициативу. Да еще Фирсова под боком - того гляди донесет завучу о каждом моем шаге, а там и до родителей вести долетят быстрее ветра. Между тем Инга смотрела на меня прямо в упор.
        - Погоди, ты тот самый Борис на костылях? Надо же, а без повязки выглядишь нормальным человеком. Как нога?
        Я и не знал, что ответить, совершенно растерялся. И сколько Бочкин ни стучал кулаком мне между лопатками, стоял на месте ровно.
        - У него голос сел! Гулял без шапки, простудился, - сказанул вдруг Бочкин. - Не может говорить, а с ногой теперь все в порядке.
        От неожиданности я даже поперхнулся. И вышло, будто я кашляю, подтверждая легенду Бочкина о моей немоте.
        - Хорошо, - кивнула Инга, - тише едешь, дальше будешь. Нет голоса, и не надо. Давайте распределим обязанности.
        - А я уже все распределила, - встряла Фирсова. - Мы с Бориской трем стены, Инга и Сопыгин - окна, а Бочкин - пол.
        Сопыгин, конечно, с радостью согласился. Инга пожала плечами, Бочкин уже послушно взялся за швабру. А я хотел кричать, сопротивляться, просить замены напарницы, но не мог - по легенде, я был нем как рыба.
        Несколько часов мы исступленно терли зал. Впервые в жизни я почувствовал себя реальной Золушкой - это был какой-то адов труд. А Фирсова рассказывала, будто директор пообещал заказать сюда новые шторы, лампы и динамики, если помещение будет приведено в достойный вид к Новому году.
        - Вот бы еще зеркальный шар! - вздохнула Инга, протирая стекло газетой. - Эх, мечты…
        - А ты вообще на дискотеки-то ходишь? - зыркнула на нее Фирсова, отрывая тряпку от стены. - Тебе надо досуг в зоопарке проводить, у клетки с гиеной. Неужели такую, как ты, интересуют дискотеки?
        Инга слезла с подоконника, подошла к Фирсовой и спросила совершенно спокойным голосом:
        - А что интересует тебя? Вот смотрю и не понимаю, какие интересы могут быть у девчонки, которая так выглядит.
        - Как «так»? - нервно переспросила Катька.
        - А никак, - еще спокойнее ответила Инга. - Сплошная серость.
        - Зато ты вылитый попугай ара! - взвилась Фирсова, размахивая тряпкой, как флагом. - Как тебя родители из дома выпускают, не понимаю! У тебя что, мать слепая, а отец - дальтоник?
        Я только хотел вмешаться в эту милую беседу, но Инга вдруг завизжала и буквально накинулась на Фирсову.
        - Ты об этом пожалеешь! - кричала она.
        Мы тут же бросились разнимать сцепившихся девчонок. Мы с Бочкиным тянули Катьку в одну сторону, а Сопыгин Ингу - в другую. Инга щелкала зубами и, казалось, вот-вот откусит Фирсовой нос, а Катька пыталась ухватить соперницу за ухо, но между пальцами застряло лишь несколько волосков. Потасовка вышла знатная, хоть на видео снимай и на «Ютюб» выкладывай. Все стали красными и хрипели, как раненые звери. За этим нас и застал охранник.
        - А ну разойдись! - гаркнул он.
        С испугу мы все разлетелись в разные стороны и теперь пытались отдышаться. Катька проверяла, на месте ли ее нос. Инга поправляла пощипанную прическу. Охранник понял, что все целы и здоровы, и стал осматривать зал. Поработать, что ни говори, мы к этому времени успели на славу. Почти все окна блестели, на стенах не осталось характерных надписей, пол сиял.
        - Перерыв, - скомандовал охранник. - Можете перекусить, а потом закончите уборку. И если хоть малейший писк услышу, всем головы поотрываю!
        Охранник убрался восвояси. Инга ушла в дальний угол и достала из сумки яблоко, она изображала, что находится здесь одна, а нас и не существует вовсе.
        - Тебе не поздоровится, - шепнул Сопыгин на ухо Катьке и украдкой показал кулак.
        - Да что я такого сказала? - Фирсова была в полнейшем смятении, бьюсь об заклад, только что она дралась впервые в жизни.
        - Ингу бабушка воспитывает. Родителей нет, - еще тише произнес Сопыгин. - Ты что, не знала?
        Фирсова этого не знала, так же как и я. Вот так штука, я влюбился в девчонку, но думал только о себе - как выглядеть, что делать, кем стать, а хоть раз поинтересоваться самой Ингой мне на ум не пришло. Хорош, ничего не скажешь. Пока я обдумывал все это, Катька подошла к Инге, села рядом с нею на мат. Какое-то время она молчала. Инга хрустела яблоком, будто не замечая соседку.
        - А хочешь супа? - спросила вдруг Катька. - Или котлет?
        Она схватила свою тяжеленную сумку и начала вытягивать из ее бездонного чрева какие-то судочки и даже термос. Фирсова сдирала крышки с пластиковых контейнеров, в зале запахло домашними котлетами и гречневой кашей.
        - Мамочка постаралась? - прошамкала Инга. - Она тебя что, на убой кормит?
        Катька пропустила мимо ушей эту остроту и ответила невпопад:
        - Ты прости, я не хотела так… про твоих родителей… я не знала…
        Инга отмахнулась.
        - Ладно, проехали, - смягчилась она. - А что за суп?
        - Грибной! - заулыбалась Катька. - Мы сами летом белые собирали, а потом папа их засушил. И вот - мама суп сварила.
        - Просто идиллия! Святые сосиски! - скривился Сопыгин, доставая из сумки пакет с чипсами и банку колы. - Образцово-показательная семья.
        - Обычная, - пожала плечами Катька. - Вы за грибами что, не ходите?
        Сопыгин засмеялся, только как-то неестественно, будто актер школьного драмкружка.
        - Мой папаша грибы воспринимает только в виде закуски, - ухмылялся он, открывая банку, которая тут же начала шипеть и пузыриться. - А мамаше не нравится, что отец все время закусывает. В лес по грибы ее не загонишь. Хотя, как начнет на отца орать, он только и твердит: «Шла бы ты лесом…»
        Сопыгин уже не смеялся. И все мы смотрели на него без улыбки. А кола все текла из банки карамельным водопадом. Сейчас Сопыгин не казался таким нахальным и самодовольным, как всегда. И лицо у него было, как у человека, которому ботинки ногу натерли, но он старается изо всех сил и делает вид, будто все хорошо.
        - А мои предки вообще не разговаривают друг с другом, - выпалил вдруг Бочкин. - Приходят с работы и каждый за свой ноутбук садится. Тишина… Будто их и нет вовсе…
        Теперь все уставились на Никитоса, а Сопыгин даже похлопал его по плечу, мол, сочувствует. Лучше уж пусть предки ругаются, чем не обращают внимания ни друг на друга, ни на сына. Что это за семья такая, в самом деле?
        - Так что тебе, Фирсова, как ни крути, выдается очередная медаль, - распинался он, вешая Катьке на шею мнимую награду. - За самых замечательных родителей. Вы друг друга достойны.
        - Да что вы все понимаете! - Катька вдруг стала не похожа сама на себя.
        Она отмахнулась, отошла к окну и уставилась на школьный двор, будто там была арена цирка, где давали представление, и стояла так, совершенно недвижимо. Инга подошла к Фирсовой сзади, тронула за плечо. Катька дернула им, потом еще и еще раз. Она плакала.
        - Знаете, что сделали мои родители, когда Эра Филимоновна мне тройку за сочинение по Тургеневу влепила? - спросила она, не оборачиваясь, и сама же ответила чуть погодя: - Ничего они не сделали. Но посмотрели на меня так, что я почувствовала себя полной неудачницей, позором семьи. И отец, и мать были школьными медалистами, потом закончили университеты - оба с красными дипломами. Они такие… такие правильные… и такие… скучные!
        Тут Катька развернулась к нам и начала вглядываться в лица, будто видела их впервые.
        - А знаете, почему я здесь? - спрашивала она.
        Все отводили взгляд, пожимали плечами. На ум ничего путного не приходило, Катьку никогда не наказывали, а шутить сейчас было не время. Тогда Фирсова снова ответила за нас:
        - Вот Адаскин и Бочкин школу прогуляли, Сопыгин в кабинете биологии скелет сломал, Инга подралась в столовой. А я здесь потому, что дома мне скучнее, чем с вами! Меня никто не наказывал, я соврала. Понятно? Для вас суббота в школе - наказание, а для меня - возможность провести выходные с ровесниками. Со мной же никто не дружит…
        Мы стояли ошеломленные. Я так и правда, кажется, онемел. Кто бы мог подумать, что Катька переживает из-за того, что с ней никто общаться не хочет. Казалось, она вполне довольна собой и никто ей не нужен. А теперь Фирсова, не стесняясь, плакала, глядя на нас, и совсем не была похожа на общественницу и задаваку. Первым нашелся Сопыгин.
        - Хорошо, твои родители тоже не сахар, - сказал он, неловко приобнимая Фирсову. - Принимается.
        - Мне вас всех очень жаль! - пробурчала Инга, вздыхая. - Не повезло с родителями, бедняги…
        Но мы поняли, что она нас ни капельки не жалеет. Притихли. А мне так и вовсе приходилось молчать, зато появилось время немного подумать и послушать других. Вечно я трепал языком без толку. Чувствую, вырастет из меня второй папаша, если хоть иногда к другим не стану прислушиваться…
        В четыре часа охранник объявил, что время нашей отработки завершилось. Теперь зал сиял, как новенький, несмотря на то что на него вывалили все старые обиды. Мы простились с ребятами у школы, как добрые друзья. Хотя уверен, что завтра Сопыгин мне руки не подаст, Фирсова опять станет жуткой занудой, а Инга пройдет мимо, будто не замечая. Только Бочкин останется моим верным Санчо Пансой.
        Я вернулся домой. Родители на кухне смотрели какое-то юмористическое шоу. При этом папа по привычке перешучивал юмористов, а мама сердилась, что ей ничего не слышно. На плите, кажется, что-то подгорало. Это был обычный субботний вечер в моей сумасшедшей семейке. В такие моменты мне хотелось сбежать от них куда подальше или закрыться в своей комнате, засунув в уши плеер. Но сейчас я уселся за стол, не испугавшись семейного ужина. Мама с папой, конечно, стали тут же приставать с какими-то расспросами, да еще и Ритка крутилась под ногами. Но впервые мне показалось, что это все не так уж и плохо, я любил этих странных людей, черт возьми!
        Зеркальный шар
        В тот субботник я понял одну важную вещь. Слишком много думать о себе - губительно для любви. На самом деле Инге было все равно, какая у меня стрижка и целы ли мои ноги. Но сделай я хоть что-нибудь для нее - сразу бы отличился. Повезло, что мне не удалось сказать ей толком ни одного слова. Это все равно были бы не те слова. А нужные попробуй, отыщи. Недаром говорят: молчание - золото. Я просто озолотился в субботу. Всего-то за несколько часов перед моими глазами пролетело несколько чужих жизней. И главное, сейчас я точно знал, чего хочет Инга!
        Теперь мне просто необходимо было достать к Новому году зеркальный шар для дискотеки прямо из-под земли. Хотя зачем глубоко копать, когда в наше время всегда под рукой Интернет. Я начал искать объявления о продаже такого шара. Яндекс выкидывал множество предложений: шарики от пяти - до пятидесятисантиметровых. Стоили они порядочно, ничего не скажешь. У родителей такую сумму не выпросишь, даже если заполучить разом все карманные деньги до самого Нового года. Тогда я вспомнил про Бочкина и уже собрался звонить ему, но потом понял - это опять будет не моя заслуга. Вы представляете себе принца, который скачет на чужом белом коне? «Эй, - говорят ему, - покатался и хватит, слезай, отдавай лошаденку». И принцесса видит, что принц этот безлошадный, а кому такие сейчас нужны? Вот тогда-то я и решился на первый в своей жизни поступок. Достал заветную жестяную коробку и взял деньги, которые уже несколько месяцев копил на новый крутой телефон. Родители отказывались его покупать, их и старый устраивал. Но что они понимают в гаджетах, особенно мама? Вот и предложили: если так хочу новый сотовый, самому
откладывать из карманных. Правда, мама еще советовала мне поработать почтальоном или дворником, но папа начал шутить, что в дворники человека с постоянной пропиской теперь не возьмут, там требуется временная регистрация. А значит, о карьере подметальщика я мог забыть раз и навсегда. Как-то смирившись с этой данностью, я стал откладывать деньги. Откладывал, откладывал, еще бабушка мне иногда что-то подкидывала. И накопил… на кнопки от нового телефона. Мой сейф - старая коробка от конфет из подарочного новогоднего набора - был практически пуст, лишь на дне лежало несколько сбереженных купюр. Тот еще из меня был накопитель. Я пересчитал свою заначку, денег как раз хватило бы на зеркальный шар. Не самый большой, конечно, но вполне подходящий для школьной дискотеки. Вот тогда я и позвонил Бочкину. Попросил его оформить доставку из интернет-магазина на свой адрес. У него дома хоть в бильярд зеркальными шарами играй, родители ничего не заметят. Если же я приволоку в квартиру такое богатство - вопросов не оберешься. Да и Ритка, чего доброго, разобьет еще. Чем хорош Бочкин, он никогда не удивляется. Шар так
шар. И никаких лишних вопросов. Таким образом, уже на следующий день мы стали обладателями зеркальной мечты Инги. Дело было за малым - каким-то образом повесить его в зале. И тут я понял, что без помощи нам уже не обойтись.
        В школе я первым делом подошел к Фирсовой, она в таком деле была лучшим советником.
        - Кать, ты на новогоднюю дискотеку пойдешь? - начал я издалека.
        Фирсова прямо вся вытянулась, как струнка, и даже стала выглядеть изящнее.
        - А ты бы этого хотел? Ну… чтобы я пошла?
        - Конечно! - не раздумывая, кивнул я. - Какое собрание учеников может пройти без тебя?
        Катька смущенно заулыбалась, тогда я подошел вплотную к ней и к теме разговора.
        - Слушай, как бы нам в зале зеркальный шар повесить, а? Я тут шар купил, понимаешь?
        Взор Катьки погас, она почему-то перестала улыбаться.
        - Понимаю, - ответила каким-то официальным тоном. - Я поговорю с Аллой Олеговной.
        И больше не говоря ни слова, отвернулась от меня, будто не было между нами никакого разговора. Я не понял, что произошло и стоит ли мне ждать от нее помощи. Черт разберет этих девчонок!
        Уже вечером, когда я всю голову сломал, как быть с этим шаром, Катька сама позвонила мне. Вот на кого в этой жизни можно было положиться, так это на Фирсову, это я твердо уяснил.
        - Неси свой шар в школу завтра к шести вечера, - сухо сказала она. - Я обо всем договорилась.
        Катька отключила мобильник - умница, ничего лишнего. Мне сразу захотелось простить ей все прегрешения. Если взяла дело под свой контроль, все пройдет на отлично!
        Как мы и договорились, я примчался в школу к назначенному часу. Там меня дожидалась Алла Олеговна вместе с каким-то медлительным типом, который оказался электриком.
        - Молодец, Адаскин, - хвалила меня завуч. - Ценю личную инициативу. Передаю тебя в надежные руки. Вешайте шар, а я домой побежала, мне еще учебный план писать.
        Мы с электриком пошли в зал. Я тащил свой арбузный шар и был почти что счастлив. Электрик брел меланхолично и безучастно - это и хорошо, не пришлось завязывать с ним непринужденную и никому не нужную беседу. Мы вошли в физкультурный зал: его было не узнать. Чистенький, свободный, с новыми шторами и люстрами - впору закатывать балы. Посреди всего этого благолепия стояла Фирсова в каком-то светлом костюме, как снежная баба. Она ждала нас, чтобы проконтролировать процесс. Вместе мы выбрали лучшее место для моего шара, электрик приступил к работе. Когда мотор заработал, мне показалось, будто в зал ворвалась метель с улицы - вокруг искрился снег. Это действительно было очень красиво. За окном давно стемнело, школа была тиха и пуста. Лишь снежная вьюга заметала стены физкультурного зала, который превратился этой зимой в настоящий дворцовый зал. Это было чудо, нечего сказать! Мы с Фирсовой стояли рядом, плечо к плечу, восторженные и задумчивые. Я представлял, как, должно быть, удивится Инга, увидев эту красотищу!
        - Здорово, правда? - я толкнул Катьку плечом. - Стоило постараться.
        - Мечты сбываются, - сказала она совсем тихо. - Повезло же ей…
        - Кому? - я сделал вид, что не понял, о ком речь.
        Катька молчала, она сделала вид, что не слышит меня.
        Новогодняя дискотека
        Я никогда не забуду этот день! Пусть буду дряхлым стариком, который не помнит, где оставил свою вставную челюсть, но эта дискотека навек сохранится в памяти.
        Родители только успели смириться с моей новой стрижкой, как пришлось принять то, что и одеваться я буду так, как хочу. Потому кашемировый джемпер, который мама выдала мне, отправился обратно на полку.
        - Боря, это же очень модная кофта! - убеждала мама. - У нее праздничный вид, ты будешь самым красивым мальчиком. Точно говорю!
        - Ага, на бабушкином юбилее, - отшучивался я, напяливая джинсы.
        - Погоди! А как же брюки? Я тебе их специально прогладила!
        - Брюки? Умереть от скуки, - я рифмовал на ходу.
        Когда я вышел в коридор при полном параде, мама выпучилась на меня, как рак. Она оттащила папу от компьютера с криками:
        - Ты посмотри, как выглядит твой сын! Кроссовки и галстук! Уму непостижимо!
        Папа посмотрел на меня внимательно, потом хлопнул по плечу, сунул в руки пуховик и шепнул:
        - Беги, друг!
        Я выскочил за дверь и побежал. Благо обувь была удобная.
        - Стой! А зимние ботинки? - раздавалось из квартиры.
        - До школы два шага, на улице ноль, - блокировал дверь папа.
        А я знай себе улепетывал, мысленно благодаря отца за помощь.
        Бочкин, как всегда, ждал на углу и вид имел безразличный.
        - Зря ты уговорил меня идти, - ныл он по дороге. - Все равно танцевать не стану.
        - Никитос, если ты сейчас же не прекратишь занудствовать, отведу тебя на набережную и заставлю лезть на дерево! - грозил я.
        Бочкин улыбнулся, вспомнив наши посиделки на ветке, и остаток пути вел себя пристойно.
        Когда мы вошли в зал, он был уже полон - собрались почти все старшеклассники. Кто бы мог подумать, что еще несколько недель назад это помещение было завалено ненужным хламом. Потрудились мы на славу, нечего сказать. Динамики просто разрывались, а у входа дремала на стуле Эра Филимоновна, которой поручили надзирать за нами. Я же выискивал среди ребят Ингу и никак не мог найти. Вот вздымалась над головами рыжая макушка Сопыгина. Вот отплясывали Генка с Алиной. Даже Фирсова была здесь в каком-то несуразном платье. Она переминалась с ноги на ногу, полагая, что танцует. Только Ингу я нигде не видел.
        - Бориска! Ну и стрижка! - ко мне подскочила Алина. - Прикольненько!
        Не успел я увернуться, как она уже начала по привычке скоблить мою макушку и гонять волну волос, устраивая на голове бурю. Зато Алина растолкала ребят вокруг меня, и я увидел окно. А у него, положив локти на подоконник, стояла Инга. Клянусь, что в тот же миг, как я заметил ее, свет в зале померк и заиграла медленная песня. Кажется, это была та певица, с мужским именем, которая девчонкам нравится. Я уже не слышал Алину и лишь шел вперед, к своей мечте. Инга была необыкновенна! Распустила свой тугой хвост на макушке, волосы у нее оказались вьющиеся, ей это очень шло. Теперь она выглядела как-то нежно, почти по-женски. К тому же на ней были туфли на каблуках, Инга стала значительно выше. Конечно, увидеть на ней розовое платье в рюшках я и не рассчитывал. Она, как всегда, была в своем репертуаре - одевалась необычно. Поверх обтягивающих джинсов напялила короткую пышную юбку. Клянусь, ей это очень шло! Инга уже заметила меня, она не пыталась сбежать куда подальше, стояла на месте. Даже приветливо улыбнулась.
        - Потанцуем? - еле выговорил я.
        Инга кивнула и запросто положила руки мне на плечи. Мы танцевали - я не мог поверить, что сделал это! По залу понеслись снежинки от моего шара. Они плясали у Инги на носу, на волосах, скользили по шее. И мне казалось, нет девчонки красивее. Запах от нее исходил сумасшедший, какой-то ореховый или мятный - я плохо в этом понимаю, но мне хотелось вдыхать и вдыхать воздух возле ее макушки, которая как раз упиралась мне в нос. И тут я решил рассказать Инге про то, как повесил для нее шар, как хотел исполнить хоть одно ее желание. Но язык ни в какую не желал поворачиваться.
        - Ты представляешь, даже шар повесили, я об этом только мечтала, - заговорила Инга. - Неужели директор расщедрился?
        А я так и не мог слова вымолвить в ответ.
        - У тебя до сих пор с голосом проблемы?
        - Все нормально, - сипло сказал я.
        - Странный ты какой-то, - Инга посмотрела на меня очень внимательно.
        Мне казалось, что она сейчас же считает все мои мысли и желания. Будто у меня на лбу горела надпись: «Я влюблен в тебя по уши!»
        - Нога болит после вывиха? - спросила Инга.
        - Какая нога? А, нога… Нет, не болит. Почему ты спросила?
        - У тебя такой вид, будто тебя что-то мучает.
        «Еще бы! - готов был кричать я. - Уже почти месяц, как я страдаю от любви! Неужели это не очевидно?» Но я опять промолчал. Инга смотрела на меня, ее лицо было совсем близко. Я наклонил голову, вытянул губы и закрыл от страха глаза - первый поцелуй с любимой девушкой - это вам не шутки. Момент был идеальный! Музыка лилась под ноги, руки лежали на узенькой талии Инги, и она глядела на меня так ласково и нежно…
        - Эй, Борис, что с тобой? - Инга слегка тряхнула меня за плечи. - Тебе плохо? Воздуха не хватает? У тебя глаза закатываются и рот открыт… - Она уже отскочила в сторону и кричала: - Народ, расступись! Человеку плохо! Откройте окно! Нужен воздух!
        - Все нормально! - пытался успокоить общественность я.
        Но проснулась даже Эра Филимоновна. Она уже спешила мне на подмогу. Я готов был провалиться сквозь землю или тотчас сигануть в окошко. Как назло, рядом оказалась вездесущая Фирсова. Кажется, она нацелилась сделать мне искусственное дыхание. Тут уж лучше смерть, чем спасение задыхающегося на глазах у Инги. Не раздумывая долго, я заскочил на подоконник, окно уже было распахнуто.
        - Стой! Ты куда-а-а-а! - вопила Фирсова.
        Она вцепилась в мою кроссовку и тянула ее на себя. Я брыкал ногой - зрелище на грани позора. Эра Филимоновна всем своим телом пыталась сдержать прущую на меня толпу ротозеев. Но ее объемов явно не хватало. Я глянул вниз - расстояние порядочное, даже если угожу в сугроб, вывихом может не обойтись. К тому же Фирсова все еще держалась за мою ногу, увлечь ее за собою мне совсем не хотелось. Я начал искать среди столпившихся вокруг ребят лицо друга.
        - Бочкин! - крикнул я.
        Но его было не разглядеть, все напирали друг на друга, сливаясь в безликую толпу. И вдруг над головами метнулось что-то рыжее, знакомое - это была шевелюра Сопыгина.
        - Сопыгин! Помоги! - крикнул я.
        И выбрал верную цель, Сопыгин раздвинул всех в стороны, ученики расступались перед ним, как воды под ногами Христа, вот точно! В каких-то пару шагов он оказался рядом, а ревущая толпа, еле сдерживаемая Эрой Филимоновной, осталась где-то за его широкой спиной.
        - Святые сосиски! - как никогда метко оценил ситуацию Сопыгин. - Все так плохо?
        - Отдери от меня Фирсову, - просил я.
        - Не пойдет, - отказался Сопыгин. - Я тебя, конечно, понимаю, от нее хоть в окошко, - он кивнул на Катьку, - но допустить твою смерть не могу.
        - Я не стану прыгать, - шепнул я. - Прошу, отцепи Фирсову и придержи народ. Мне бы только смотаться отсюда по-быстрому…
        Повторять просьбу мне не пришлось. Сопыгин кивнул, а затем рывком отодрал от меня не успевшую сообразить что к чему Фирсову. Затем он развернулся и буквально бросил ее в толпу. Народ попятился, все на миг забыли обо мне. И тут уж я был не промах. Соскочил с подоконника - и был таков. Улепетывал по лестнице я быстрее гепарда, которому и не снился «Найк». Сопыгин знал свое дело, кажется, за мною не было хвоста. Только на улице я смог отдышаться. Глянул наверх. Окно зала уже закрыли. Кажется, там продолжилось веселье. А я стоял на школьном крыльце и все никак не мог понять, почему самый романтичный момент в моей жизни обернулся таким ужасным кошмаром. Где-то наверху сейчас вовсю обнимались влюбленные парочки под светом моего шара. Только мне не было места среди этого праздника жизни. Таким неудачникам, как я, нужно заморозить сердце, чтобы оно никогда не любило. Я все пытался примерить на себя любовь, как сестра Золушки хрустальную туфельку, отрезая живую пятку. Куда такое годится? Пришлось топать домой. Мне даже Бочкина сейчас не хотелось видеть, чего доброго начнет жалеть, а это хуже некуда.
        - Борис! - окликнули меня сзади.
        Я ушам не поверил. Обернулся. Меня догоняла Инга.
        - С тобой все в порядке? Я между лап Сопыгина прошмыгнула. Не поняла, что с тобой произошло?
        Я смотрел на нее и осознавал: если и сейчас промолчу, ничего не сделаю, то навек останусь в ее памяти парнем, который начал задыхаться во время медляка, а потом пытался выкинуться из окошка. Тогда я обнял Ингу, притянул к себе и поцеловал. Она даже не успела опомниться, как я прилепил свои губы к ее рту и почувствовал частое дыхание.
        - Я просто хотел поцеловать тебя. Вот и все.
        Тут я отпустил ее и побежал домой. Пусть этот день закончится именно так. Пусть на губах останется вкус от поцелуя. Пока Инга не придет в себя и не разделает меня под орех.
        С новым счастьем!
        Хорошо, что дискотека прошла как раз накануне зимних каникул, в школу ходить не надо. А к моменту возвращения, после новогодних праздников все забудут эту позорную историю. Я вот еще что стал понимать. Порой нам кажется: все только и смотрят - как ты одет, что ты сказал, как поступил, прямо так и ждут, что оступишься, и будут всю жизнь тебе это вспоминать. Вот только штука в том, что каждый в основном следит только за собой и думает лишь о себе. Как выглядит, что говорит и делает. И плевать ему, если рядом кто-то чудит, главное - чтобы о нем плохого не подумали. Вот, пожалуй, только Инга была иная. Ей безразлично было, что думают о ней другие. Важно - что она сама о себе понимает. И она чертовски права! В тот день у школы я впервые задумался о том, что должен сделать для себя, а не для вида, и только тогда смог поцеловать Ингу. Вероятно, это было лучшим из того, что я сделал в своей никчемной жизни. И без разницы, что подумает теперь обо мне Инга. Пусть сочтет последним психом, главное - я знал, что поступил правильно. Не мог я иначе, и все!..
        В Новый год мы сидели у бабушки. Она всегда накрывала стол для всей нашей семьи. Это был день перемирия, когда каждый понимал, что у нас нет никого, кроме друг друга, в этом мире, и все почему-то радовались этому. В обычные дни только и слышно: «За что ты мне такой достался?» Праздники, наверное, придумали для того, чтобы народ понимал: как здорово, что тебе вообще кто-то достался. Все садятся за стол и видят: какой же он, оказывается, маленький. Если так - праздник удался!
        Над бабушкиным диваном висел исторический ковер - он выглядел как новенький.
        - Вот и правильно, что вы новый ковер купили! - сказала мама. - Тот никуда не годился.
        А папа с бабушкой хитро переглянулись, но промолчали. И главное, предки подарили мне тот самый телефон, о котором я мечтал.
        - Раз уж дворником тебе не быть, владей смартфоном в утешение! - шутил папа.
        - Ты же все равно сам никогда не накопишь, - улыбалась мама.
        Я не спорил. Не накоплю, конечно. И телефон этот очень хотел. А вот не радовал он, что ты с ним будешь делать? Или потому, что уже был моим, или потому, что мне теперь хотелось совсем другое… Тут я всерьез испугался. Вдруг, если заполучу Ингу: когда она со мной встречаться начнет, - тоже перестану этого хотеть? Возьму ее за руку и буду чувствовать себя так же, как сейчас, с телефоном?.. Хотя нет, этого не может быть! Бред, конечно! И как такое в голову пришло? Сравнивать Ингу с телефоном. Тогда я налег на еду, тем более стол просто ломился.
        Когда били куранты, все молчали - загадывали желания. Ритка даже зажмурилась. Наверное, мечтала о какой-нибудь кукле или о говорящем пони с розовой гривой.
        Обычно я составлял список своих желаний заранее, на каждый удар часов. А сейчас, со всей этой любовью, забыл напрочь. Сколько ни били куранты, отсчитывая секунды уходящего года, я все время думал об одном - чтобы Инга меня полюбила, чтобы Инга меня полюбила, чтобы Инга меня полюбила… И не заметил, как все начали поздравлять друг друга.
        - С Новым годом!
        - С новым счастьем!
        Вот всегда мне было непонятно, как это счастье может быть новым? Год сменял один другой, а счастье, по-хорошему, должно было оставаться тем же, что вчера, что завтра. Но я тоже повторял вместе со всеми эти загадочные слова и, кажется, начинал верить, что новое счастье обязательно должно быть лучше старого. И вдруг мой смартфон зазвонил! Я был уверен, что это Бочкин, кто же еще? Но услышал испуганный голос какой-то девчонки.
        - Бориска, с Новым годом…
        - Спасибо, - я пытался сообразить, кто это.
        Быть может, из-за выпитого бокала шампанского голова хуже работала. Что тут говорить, я был непривычен к спиртному. А в ушах звучало лишь одно имя: «Инга!»
        - С тобой все в порядке? Как себя чувствуешь?
        - Фирсова! - выдохнул я.
        - Извини, - зачем-то стала оправдываться Катька. - Просто я думала, как ты там…
        В памяти тотчас возникла картинка, как Фирсова пытается оторвать мне ногу, чтобы я сверзился из окна зала уже инвалидом. Но если подумать, одна лишь Катька вцепилась в меня тогда. Все остальные только глазели, как ошалелые. И с шаром она мне помогла, пусть он и не пригодился, в том смысле, что не помог моим отношениям с Ингой. Но факт остается фактом - Фирсова оказалась неплохим человеком, хоть и была старостой.
        - Кать, прости меня за все! - просто сказал я. - Ну, если когда грубил и все такое. Я рад, что у меня есть такая подруга, как ты.
        - Ты это серьезно? - недоверчиво переспросила Фирсова.
        - Сто пудов! Спасибо тебе, Кать. И это… С новым счастьем!
        - И ты прости, что лишнего Алле Олеговне наговорила про вашу драку с Сопыгиным. И вообще. Я теперь языком трепать не буду. Если ты со мной дружить станешь, я готова молчать как рыба. А хочешь, из графика дежурств на январь тебя вычеркну? Никто не заметит, честно. За этим только я одна слежу…
        - Катька, притормози! - я даже рассмеялся. - Столько добрых дел сразу, это слишком. Мне хватит и того, что ты о каждом моем прогуле завучу доносить не станешь.
        - Обещаю и даже клянусь! - заверила Фирсова.
        И я понял, что этот новый год уж точно не будет похож на старый.
        После разговора с Фирсовой я сообразил, что в этом году еще не слышал унылого голоса Бочкина. Быть может, по новому телефону он будет звучать иначе? Но все осталось по-прежнему.
        - Бочкин, с Новым годом! - радостно поздравлял я. - Ну что, сидите?
        - Сижу, - прогудел Бочкин.
        - В смысле, с кем сидишь-то?
        - Ни с кем, один. Родители только что на корпоратив смотались, а мне сказали спать ложиться. Но я пока сижу, что-то не хочется спать.
        - Да ты что, Никитос? Как это один? Что значит, смотались? Ты серьезно?
        Я просто захлебывался вопросами. А мои уже наседали со всех сторон.
        - Кто один?
        - Никита один?
        - Зови его к нам…
        - Немедленно!
        Бочкин, видимо, понял, что я разнервничался не на шутку, уже пытался успокоить:
        - Да не волнуйся. Родители со мной Новый год встретили и подарков - целая куча. Они вот только сейчас уехали.
        - Быстро к нам! - скомандовал я. - Без разговоров.
        Это еще хорошо, что Бочкин жил в соседнем подъезде, через пять минут был у нас. Его усадили на Риткино место, сестра уже заснула, и ее перенесли к бабушке на кровать. Никитос, конечно, от всего отказывался.
        - Я сыт, - мямлил он, гуляя голодным взором по салатникам. - Родители суши заказали. Наелся рисовых рулетов.
        Но перед моими предками не устоять. Впихнули в него и оливье, и «шубу», и бабушкины пирожки. А потом завалили вопросами про школу, про оценки, про учителей. Моя ежедневная пытка. Бочкин сначала отвечал нехотя, а потом воодушевился: выложил даже про пару за контрошу по алгебре. Вот убейте меня, он будто даже надеялся, что его станут ругать. И когда бабушка покачала головой:
        - Никита, двойка - это нехорошо! Учись лучше, старайся. А если что, я тебе с математикой помогу, - он прямо весь расцвел, засветился от счастья.
        - Ты не подумай плохого, я лучше калькулятора умножаю! - уверяла бабушка.
        А папа все шутил:
        - Конечно, лучше калькулятора. Это же еще мой школьный «Электроника МК-51», он сломан давно - последние пятнадцать лет одни нули показывает.
        Так мы сидели, смеялись, уплетали салаты, пока животы не начали трещать по швам. За окнами постоянно вспыхивали огни, раздавались взрывы петард, сияли россыпи салютов. Народ веселился, народ гулял.
        - А можно мы с Никитой на каток сходим? - попросил я. - А то еда уже из ушей лезет.
        - Пускай идут, - одобрил папа.
        - Ну как это, поздно уже, - забеспокоилась мама.
        - Можно сказать, еще рано, - улыбался папа. - Хоккейная коробка как раз под окнами, если что, ты позовешь ребят завтракать.
        Я не дожидался окончания этой беседы: схватил коньки, Бочкина и рванул из квартиры. Уж очень не терпелось поглядеть, какой он, этот новый год…
        На катке
        На улице было светлее, чем днем. Город не спал. Улицы пели и плясали. На катке играла музыка. Мы заскочили к Бочкину, взяли его коньки и погнали на лед. Так давно я хотел прокатить с ветерком по нашему катку: на дворе уже стоял январь, а я впервые шнуровал коньки. Посреди ледового поля поставили елку, на ней горели разноцветные лампочки, а вокруг кружили люди. Стайки девчонок, они порхали, как яркие птицы - легкие, живые. За ними вприпрыжку скакали по льду парни. Они шутили, переговаривались с девчонками, кидались в них снежками. Были здесь и парочки. Влюбленные катались, обнимая друг друга. А еще я увидел пару пенсионеров из нашего подъезда. Они ехали, взявшись за руки: такие румяные и беспечные, будто им стукнуло по десять, а не по сто лет. Бочкин катался довольно скверно, вечно у него ступни заворачивались внутрь. Может, был слабый голеностоп или еще что, но выглядел он довольно комично. Вроде едет, но какой-то раскоряченный. Мы сделали пару кругов вокруг елки под нестареющий «Last Christmas» Джоржа Майкла. Ветер морозил нос, и снег летел в лицо.
        - Борис! - окликнул меня кто-то.
        Я обернулся и чуть не грохнулся на ходу. Ноги начали вытворять какие-то невероятные фортели и, казалось, вот-вот завяжутся узлом. Ко мне ехала Инга. Задорная, быстрая - глаз не оторвать! Кудри выбились из-под шерстяной повязки, щеки горят. Я прямо залюбовался, но тут же меня бросило в жар от страха. Что сейчас устроит Инга? Какую смерть придумает мне за тот непрошеный поцелуй? Я все же грохнулся на лед: пал к ногам своей возлюбленной. Инга засмеялась, присела рядом со мной. Протянула руку.
        - Поднимайся, не ударился? - спрашивала она.
        - Все нормально, - кажется, я сломал себе копчик. - Так ты не сердишься?
        - На что?
        - Ну, за то, что поцеловал тебя тогда…
        Инга посмотрела на меня серьезно, а потом кивнула в сторону: мол, поедем, поговорим. Я тут же забыл про ушибленную спину, рванул за ней. Мы отъехали подальше. Теперь разноголосая тусовка осталась вдали, у елки, а мы присели на лавку возле борта катка. Музыка доносилась сюда, но уже не такая громкая: «АББА» поздравляла всех с Новым годом. Инга молчала, видимо, думала, как мягче меня послать. Тогда я начал первым:
        - Ты прости, я не хотел…
        - Не хотел?
        - Точнее хотел, но не так…
        Я понимал, что опять несу несусветную чушь. И тут Инга взяла меня за руку. Я сразу замолчал, и клянусь, от ладони будто бы прошел разряд тока. Я прямо весь задрожал. Это было совсем не то, что держать новый смартфон, - клянусь вам! Инга обхватила мою ладонь своими тонкими, холодными пальчиками и смотрела куда-то вниз, на коньки.
        - Мне Катя Фирсова все рассказала. - Инга подняла голову, и теперь ее глаза были как раз напротив моих.
        - Вот трепло! - процедил сквозь зубы, вырывая руку.
        - Не сердись на нее. Она как лучше хотела. Сам бы ты не решился…
        Вот только что я перестал ненавидеть Фирсову и тут же узнаю о ее новой пакости. На кой черт она лезла в наши с Ингой отношения? Почему решила, что именно ей следует рассказывать о моих чувствах? И что там наплела? Стыд какой.
        - Это ни в какие ворота не лезет! - я вскочил и стал прокатываться мимо хоккейных ворот. - Что она себе позволяет! Может, и на свидания с тобой станет вместо меня ходить?
        Инга захихикала.
        - Смешной ты, - она стала дышать на замерзшие пальцы. - Да сядь уже обратно.
        Я послушно плюхнулся на лавку.
        - Замерзла? - теперь я сам зажал ее пальцы между своими ладонями, стал согревать.
        - А ты хотел бы пригласить меня на свидание? - спросила Инга, позволяя мне греть ее руки.
        - А тебе Фирсова этого не рассказала? - пытался отшутиться я. - Может, по ее словам я уже и жениться готов?
        - Она сказала только то, что это ты зеркальный шар в школу принес.
        - И больше ничего? - насторожился я.
        - А надо было? - Пальцы Инги все еще лежали в моих руках. - Если ты сделал это для меня, спасибо! Только прошу: не надо жалости ко мне, ладно? Я помню, как ты смотрел на меня в ту субботу, когда узнал, что я сирота. Наверное, захотел сделать доброе дело. Я тебе, конечно, благодарна. Шар отпадный! Но ты знай, я в сочувствии не нуждаюсь. Понятно? Так что если все это - шар, танец… поцелуй - из желания осчастливить сиротку, то зря. Я умею радоваться жизни. Не танцую с кислой миной. Из окна прыгать тоже не пытаюсь…
        Инга все говорила, а я слушал и не мог понять - к чему это она. Как могла подумать, будто я из жалости лезу целоваться? Хотелось подобрать нужные слова или, не раздумывая долго, снова поцеловать ее как следует.
        - И на свидания меня зовут регулярно! - продолжала Инга. - Так что приглашай ту, которая на самом деле нравится…
        Я уже почти решился ответить, что именно она мне и нравится, но Инга резко отодвинулась, поднялась и покатила по льду куда-то в центр празднования, где вился шумный хоровод вокруг елки, где Бочкин, сомкнув колени, кривенько обкатывал коньки, выглядывая - куда же я подевался. Какая-то пара мгновений, и фигурка Инги затерялась, будто и не сидела она только что рядом, не грела пальцы между моими ладонями. Я не переставал удивляться тому, что происходит вокруг. Теперь в ловушку угодила сама Инга. Казалось, она мало думает о чужом мнении. Так оно и было. Но в тот момент, когда она все же пыталась понять поведение других - мерила на себя. Она не хотела производить впечатления: быть лучше, чем есть на самом деле. Это верно. И тому стоило поучиться. Но Инга была уверена, что все про всех знает. Видит насквозь. И каждому поступку находила свое объяснение. Впервые я вспомнил слова Сопыгина о том, что она задается. Впервые я понял, что Инга тоже слабая. Если она думала, что кто-то ее жалеет, значит, жалела себя сама. Не иначе.
        - Где пропадал, старик? - настиг меня Бочкин.
        - С Ингой разговаривал.
        Бочкин стал оглядываться, но никого рядом со мной не увидел. Всерьез забеспокоился, что я отморозил мозг.
        - Вообще-то, ты здесь один.
        - Скажи-ка, Бочкин, - спросил я, - ты когда-нибудь целовал девчонку из жалости?
        Никитос махнул на меня рукой. Лицо его выражало отсутствие любых побуждений для поцелуя. Он не понимал своего счастья: как же проста и прозрачна была его жизнь…
        Третье неотправленное письмо
        Каникулы я потратил на то, что пытался составить Инге новое письмо. На этот раз хорошее, правильное, честное. Без напускного бахвальства, без глупых шуточек. И главное, надо было объяснить, что совсем не жалел ее.
        Привет, Инга, мне тебя ни капли не жаль…
        Набивал я, а потом пялился в беспощадный компьютер часами, не в силах придумать и слова, пока Бочкин не вытаскивал меня на улицу. Вернувшись с катка или из киношки, я стирал одинокое предложение и пытался начать заново.
        Инга, я и не думал тебя жалеть, пока ты не сказала, что я тебя жалею…
        И это никуда не годилось. Хотя было чистой правдой. Как раз теперь, когда мне приходилось объяснять Инге, что не испытываю к ней жалости, я начал всерьез беспокоиться за нее. Вероятно, бандитское поведение и неуемная жажда справедливости - все это из-за того, что Инга не верила в лучшее. Считала, что добро может постоять за себя только при помощи кулаков. Жизнь обошлась с нею несправедливо, и теперь Инга вершила свой суд, чувствуя себя в ответе за каждого безвинно угнетенного. Но говорить об этом в любовном письме мог только последний дурак. Тогда от бессилия я утыкался в зомбоящик, где можно было увидеть хоть кого-то глупее самого себя, а вернувшись к компьютеру, вместо своей фразы видел какой-то странный набор букв:
        ЙОПЫР5ДЫН88ПАФ666
        - Ритка! - вопил я. - Кто тебе разрешал трогать мой компьютер?
        - Я писайя йассказ, - пищала Ритка из-под кровати.
        Схватившись за пятку, я вытягивал ее и начинал расправляться. Но мама, как всегда, спасала свою ненаглядную доченьку. Будто та могла умереть от щекотки!
        В очередной раз я стер Риткину лабуду и снова принялся писать свое объяснение в любви.
        Инга, я влюбился в тебя сразу, как только увидел. И уже больше месяца не решаюсь рассказать о своих чувствах. Но это даже хорошо. Теперь я понял, что был никчемным человеком, недостойным тебя. Раньше ты мне и слова не сказала бы, уверен. Не заметила или посмеялась. Да все так и было: сколько раз я пытался познакомиться с тобой, заговорить, но ничего не получалось. Понимаешь, какая штука. Выходит, я и зеркальный шар повесил не для тебя, а для себя. Этот подарок меня самого сделал лучше. А то ни одного достойного поступка в копилке личных достижений не было. И жалость тут ни при чем! Это меня пожалеть можно: только о себе раньше думал, когда вокруг столько интересных людей шастает. Один Бочкин чего стоит! Вроде живет себе тихонько, что-то под нос бормочет, вечно жалуется, а потом вдруг на дерево как взберется - и снимай его оттуда! Я даже своего лучшего друга толком не знал - куда это годится? Или взять Фирсову, вроде выскочка и доносчица, но коснись дела - поможет. А я с ней семь лет проучился и знать не знал, что случись мне из окна прыгать - за мной кинется. И пусть она тебе про шар
растрепала, я на нее все равно уже не сержусь, потому как стал немножко разбираться: что в человеке главное, а что второстепенное. Во мне сейчас главное - это любовь. Она меня прямо наизнанку выворачивает. Даже шутить почти перестал. Тянет на серьезные размышления. И добро хочется творить. Вот прямо этими руками. Не поверишь, я даже посуду за собой стал мыть. А еще иногда - за Риткой. Это моя младшая сестра. Она, конечно, жуткая заноза, но тебе понравится, я уверен. Ей всего четыре года, она называет меня «Боись». Это очень смешно, хотя она не шутит. Так только Ритка и Бочкин умеют - смешить без шуток. Так что с нами со всеми не соскучишься! Я вообще-то болтливый жутко, рот просто не закрывается. Только с тобой у меня никак не получается хоть одну фразу нормально закончить - оттуда и непонимание. Теперь я, кажется, все сказал. Нет, еще самое главное. Про поцелуй и свидание…
        Я только расписался, слова так и выскакивали одно за другим, как в комнату пришла мама. Она начала говорить что-то про уборку, про чтение на каникулах, про остывший ужин. Мама буквально силком оттащила меня от компьютера, и я поплелся лопать опостылевшие объедки. Я жевал гречку, перекидывая в памяти фразы из письма, шлифовал концовку. И все получалось совсем неплохо. Главным было набраться смелости и отправить это послание Инге. С недожеванной котлетой за щекой я уже несся обратно, в свою комнату. Очень хотелось закончить это письмо длиной в месяц. По дороге я клялся маме убрать все, что плохо лежит, и прочитать все, что хорошо написано. Влетел в комнату, закрыл за собой дверь и даже налег на нее спиной, в тот же миг увидел Ритку. Она стояла коленями на моем кресле и стучала пальчиками по клавиатуре. Вид у нее был очень сосредоточенный, будто она писала диссертацию.
        - Рита-а-а! - закричал я.
        В один прыжок оказался рядом. Вперил взор в экран. Мое письмо исчезло практически бесследно! Вот что от него осталось - жалкое зрелище.
        Инга, я влюбился в 555лыдыбр больше месяца был никчемным человеком икайло78 повесил одного достойного 000ап000 Или взять Фирсову. Она меня прямо наизнанку выворачивает упсик4ак этими руками рот просто не закрывается 12тр у меня никак не получается поцелуй рррррви
        Я был раздавлен, уничтожен! Письмо пропало! Не осталось даже сил ругаться на Ритку. Я просто сел на корточки рядом со столом и обхватил голову руками. Столько трудов, и все коту под хвост…
        Пейвая йубовь
        Мне хотелось плакать. Я сидел и раскачивался из стороны в сторону, как неваляшка. Ритка очень испугалась. Она ожидала, что я начну гоняться за ней по квартире, ругаться, щекотать, как обычно, когда она трогала мои вещи. Но в этот раз она натворила дел, сама того не понимая. А у меня не выходило сердиться, отчаяние поглотило без остатка. Только идиот мог оставить важное письмо открытым. Вот я лопухнулся!
        - Боись, - Рита осторожно трогала меня за плечо. - Не деяй так. Мне стйашно.
        Начала гладить меня по голове, будто это я был маленький, а не она. И слезы сами собой брызнули из глаз. Я уткнулся носом Ритке прямо в плечо и ныл, как младенец.
        - Только ты маме не жауйся, что я тебя обидея, - просила Рита, неловко обнимая мою голову.
        - Не буду. Сам виноват…
        - А где тебе бойно?
        Я хлопнул себя по груди.
        - Живот? - забеспокоилась Рита. - Йуки гйязные в йот бйал?
        - Да при чем тут руки? Нет, ты не поймешь, - хлюпал я. - Это первая любовь…
        - Пейвая йубовь? - озадачилась Рита. - Ты же стайик.
        - Я старик? - мне даже плакать перехотелось.
        - Тебя так Никита называет, - утверждала Ритка.
        И точно, Бочкин часто звал меня «старик». Вот сестра отмочила - даже рассердиться на нее толком не получалось.
        - Думаешь, я уже стар для первой любви? - заглянул ей в лицо.
        Рита кивнула.
        - А ты что, уже влюблялась? - спросил ради шутки.
        Она опять кивнула. Ну дела!
        - Давай-ка рассказывай! - я немедленно усадил ее к себе на колено.
        - Это тайна, - шептала Рита. - Его Антон зовут. Он меня в щеку поцейовай…
        Вот это да! Пока я мучаюсь от первой любви, моя младшая сестренка вовсю целуется на детской площадке! И куда смотрит мама?
        - И ты его любишь?
        - Это моя пейвая йюбовь! А я у него втояя. Ему уже вот сколько.
        Ритка показала мне пятерню. Значит, парень был на год ее старше. Во дают - молодое поколение! Я разглядывал сестру, как заморскую зверюшку. Вроде вертится с утра до вечера под ногами, и, кажется, в голове у нее ничего нет, кроме мелких пакостей. А там, оказывается, бурная личная жизнь. В комнату зашла мама. Она была насторожена: почему это мы с сестрой вдвоем, и так тихо.
        - Что тут происходит? - она с удивлением уставилась на нас с Риткой, сидящих в обнимку на полу.
        - Пейвая йубовь, - сообщил я.
        Мама нахмурилась, потом улыбнулась.
        - Смотрите у меня! - пригрозила пальцем, а после будто вспомнила, зачем пришла. - Борис, у тебя скоро день рождения. Ребят уже позвал?
        - Думаю, - пробурчал я.
        - Думай быстрее, времени почти не осталось…
        Мама вышла из комнаты. Я снял с колена Ритку и подтолкнул к двери. В этот раз она не стала спорить, упираться, а спокойно вышла в коридор. Совсем как взрослая. Испорченные остатки письма я тут же стер, чтобы глаза мои их больше не видели. И в тот же миг понял - ничего писать больше не буду. Все это глупости. Надо смотреть правде в лицо. Нет ничего проще и правильнее нормального разговора. Письма для тех, кого разделяют расстояния, а мы с Ингой жили в соседних дворах. Теперь я даже радовался, что Ритка стерла мое послание, и пообещал себе - после каникул обязательно поговорить с Ингой начистоту. А может, позвать ее на день рождения? И тут я понял, что у меня возникла новая проблема…
        Если ты родился 14 лет назад
        Все твои дни рождения, вероятно, были похожи один на другой. Счастливые родственники, торт со свечами, горстка голодных детей, которым сегодня разрешили есть сладости без меры. Квартира вверх дном, топот и хохот. Игры, фанты, гора ненужных подарков.
        Я голову ломал, как быть с отмечанием на этот раз? Звать компанию домой никуда не годилось: как в детстве, напялят колпаки на голову и заставят в свистки-языки дуть. А сказать родителям, что не хочу с ними отмечать, - обидятся. Папа еще переживет, а мама кого-нибудь точно прикончит, я ее знаю. А еще мне очень хотелось провести этот день с Ингой, но ее же нельзя пускать на порог моего дома. Рентгеном просветят, а это вредно без назначения врача. Впервые в жизни я решил, что должен противостоять своим родителям. В конце концов, это был мой день рождения, и я имел право решать, как его справлять. В ту минуту и сделал первый шаг во взрослую жизнь: никогда еще я не шел так долго из своей комнаты на кухню, где сидели папа с мамой. Коридор все тянулся и тянулся, а мне все время хотелось повернуть назад. Но там было глухое детство. Если даже Ритка целуется с мальчишками, то мне стыдно бояться открыто заявлять о своих правах.
        - Мам, пап, у меня к вам разговор, - я был предельно серьезен, заходя в кухню тем вечером.
        - Что, из школы выгнали? - хохотнул папа. - После каникул не ждут? Таких не берут в космонавты?
        - Какие еще космонавты! - осадила его мама. - Боря, ты плохо себя чувствуешь? Ты болен, да?
        Она уже засовывала мне под мышку градусник.
        - Я не хочу звать домой друзей на день рождения, - выпалил я, пихая градусник обратно маме в руки.
        - Ты поссорился с Никитой! Я так и знала! Поэтому такой грустный?
        - Дело в другом, - я собирал мужество по крупицам. - Хочу взрослый день рождения. Без родителей.
        - Ты не хочешь отмечать вместе с нами? - оторопела мама.
        Я готовился к худшему. Страшнее всего была не ругань, а если она тихо заплачет и запрется в ванной комнате. Мама выдерживала паузу, которая и не снились Большому театру. Она вращала глазами, переводя взор с меня на папу и обратно.
        - Ты это слышал? - сказала она наконец, остановив изумленный взгляд на папе.
        Ну ясное дело, что он слышал: глупый вопрос, который лишь оттягивал расправу надо мной.
        - Я уже всю голову сломала, придумывая, что приготовить целой ораве тинейджеров. И куда запрятать золото и Риту? А он, оказывается, не хочет дома справлять!
        Тут мама распахнула руки, а затем обняла меня и даже чмокнула в щеку.
        - Ты раньше не мог сказать? Я бы уже неделю спала нормально!
        - Не понял, ты не сердишься? - Теперь пришла моя очередь таращиться.
        - Да у меня гора с плеч! - Мама выглядела вполне искренней и счастливой. - Давай, те деньги, что мы с папой думали на стол и подарки потратить, тебе отдадим. Сходишь с ребятами в боулинг или в кино.
        Я ушам своим не верил. Даже боялся, что сейчас проснусь и все это окажется обманом.
        - А я давно говорил, что пора Бориску оттаскивать от твоей юбки, - комментировал папа. - А ты все: «Он не готов, испугается».
        Мне уже самому хотелось расцеловать предков. Они у меня были что надо! В тот момент я даже решил, что обязательно познакомлю их с Ингой. Только позже, когда еще немного возмужаю. Пока страшновато…
        Небесные фонарики
        Впервые за долгие годы я был рад вернуться в школу после каникул. И вы, конечно, не ошибетесь, решив, что все это из-за Инги. Теперь она снова была рядом - каждый день! Я просто знал, что она сидит в соседнем кабинете, и на душе становилось спокойно, радостно. Зато Бочкину приходилось несладко. Каждое утро я выходил из дома пораньше, чтобы хоть мельком увидеть, как у Инги краснеют щеки и нос на утреннем морозце, когда она идет к школе по нашему скверу. А после уроков я тоже задерживался, чтобы поглядеть - дошла ли она до дома в целости и сохранности. И Бочкин всюду следовал за мной. Он, конечно, тягостно вздыхал, мучился от холода, но не покидал друга.
        - Слушай, старик, да подойди уже и поговори с ней, - бурчал он, когда становилось совсем невмоготу. - Сколько можно хвостом болтаться?
        - Обязательно! После уроков подойду, - обещал я перед школой. - Непременно, завтра утром! - клялся вечерами.
        Особенно мне нравилось незаметно провожать Ингу после уроков. В сквере на дороге было жутко скользкое место, вечно на нем кто-нибудь наворачивался. Вот я представлял, как Инга начинает падать, и тут подбегаю я - молниеносный и незаменимый. Подхватываю Ингу на руки и несу подальше от Бочкина, чтобы он уже ничего испортить не смог. Но падать продолжали лишь сухонькие старушки или грузные женщины на высоких каблуках. Бочкин только и успевал их ловить, пока я предавался мечтам. И любовался, как Инга отталкивается ногой и летит в своих сапожках на плоской подошве по льду. Школьная сумка с одной стороны парит, мешок со сменкой - с другой, как крылья. Лихо катится, уверенно. Все ей нипочем.
        А еще к нам с Бочкиным часто Фирсова прилипать стала. Как только я сказал, что дружить готов, - ее прямо подменили. Даже общественную работу иногда откладывала, чтобы с нами после уроков шататься. Но раз уж я пообещал себе добрые дела творить, Катьку не прогонял: чувствовал себя в ответе за нее. Человек только людям открылся, нельзя же отталкивать. Хотя, конечно, тяжело с ней было. Как начнет рассуждать о физических процессах, химических реакциях или геометрические фигуры сапожищем по снегу вычерчивать - скука смертная, хуже, чем на уроке Эры Филимоновны. Зато некоторые предметы я хорошенько стал подтягивать. Получалось, что я выполнял домашку на свежем воздухе. А один раз за нами даже Сопыгин увязался. Как ни крути, тот день, когда мы зал вместе убирали, сплотил нашу компашку. Лишь Инга всегда была где-то далеко, вечно окруженная какими-то ребятами. Ее постоянно о чем-то спрашивали, советовались, рассказывали последние школьные новости. Ингу звали на помощь, если требовалось за кого-то заступиться или решить важный спор. Ей доверяли, она всегда говорила честно и откровенно. Никому не пыталась
угодить, никого не желала задобрить. Только теперь я думал об одном - а саму Ингу есть кому защитить? Не от других - тут помощи не требовалось. От самой себя, от придуманного образа гордой атаманши. Ведь никто, кроме меня, не замечал, какая она хрупкая и нежная. Даже Сопыгин по-прежнему считал Ингу выскочкой, хотя всегда становился задумчивым и терял аппетит, если разговор заходил о ней. Не знаю, сколько времени все могло продолжаться таким образом, если бы не произошла одна удивительная история.
        Мой день рождения был обычным будним: никто не раскрасил его красным на календаре, никто не отменил уроков. Учись, набирайся знаний, скучай или дрожи от страха в ожидании вызова к доске. В общем, все радости школьной жизни. Я и подумать не мог, что готовят мне ребята!
        На последнем уроке в класс зашла Алла Олеговна.
        - Адаскин, с вещами на выход! - строго сказала она.
        Я чуть не поседел, будто завуч была панночка, а я Хома Брут из повести Гоголя «Вий». И что такого мог натворить? Вроде не прогуливал в последнее время, даже учиться стал лучше. Но пришлось покидать в рюкзак учебник, тетрадь, ручки и выйти за дверь.
        - Пошли! - скомандовала Алла Олеговна.
        - А что случилось? - спрашивал я. - Требую объяснений!
        - Будут тебе объяснения, - заверила завуч. - Спускайся в раздевалку, одевайся и жди меня у двери в полной готовности через пять минут.
        Пока я напяливал свой пуховик, в голове проносились всевозможные варианты. Меня сейчас отправят чистить снег на пришкольных дорожках? Опять Фирсова проявила ненужную инициативу, сказала, что я дворником мечтал быть? Или таскать что-то заставят: машину с новыми стульями разгружать? Так случилось однажды, мы их по цепочке передавали. Но сейчас не было видно никаких других ребят из цепочки. Один я ошивался в раздевалке - урок-то еще шел. Охранник на меня поглядывал, но молчал, разгадывал кроссворд. Да, хорошенький вырисовывался день рождения - под конвоем завуча.
        Алла Олеговна вышла ко мне вся в мехах и какая-то загадочная. Я даже подумал, что она могла бы быть красивая, если бы не работала завучем.
        - Куда идем? - я придержал ей дверь.
        - На школьную спортивную площадку, - указала Алла Олеговна.
        Странно, удобнее было бы выйти туда с черного хода. Мы зашли за школу. Тут я увидел нашу площадку и прямо одурел от удивления. На ней стояли ребята из нашего класса. А еще Бочкин, Сопыгин, Генка с Алиной и главное - Инга! В руках у них было что-то непонятное. Какие-то разноцветные шары или вазочки, я никак не мог разобрать. И тут вперед вышла Катька Фирсова. Она изобразила руками какой-то непонятный жест, и сразу после этой отмашки ребята грянули неровным хором:
        - С днем рож-де-ни-я!
        Я прямо завалился плечом на Аллу Олеговну от удивления. А она смеялась, будто совсем молодая.
        - Ну как, здорово я придумала? Хороший сюрприз? - к нам подошла Катька, она была жутко гордая. - Алла Олеговна, спасибо, что подыграли!
        - Да ладно, - будто стесняясь, отмахивалась завуч.
        - Ничего себе! - я до сих пор приходил в себя. - А что это такое у всех в руках?
        - Это же небесные фонарики! - Фирсова впихнула мне в руки какой-то бумажный кокон сочно-зеленого цвета. - Сейчас запускать будем.
        - Куда запускать? - не сразу сообразил я.
        - В небо, куда же еще. Ты что, не видел этого раньше?
        Я вспомнил, что слышал о таких фонариках: кажется, их еще называли китайскими. Или видел по зомбоящику в какой-то программе, которую мама обожает смотреть. Но сколько же здесь было таких фонариков - двадцать, тридцать?
        - Катька, это же дорого! - испугался я масштаба.
        - Да нет. Такие маленькие меньше ста рублей стоят. Я за каникулы ребят из нашего класса обзвонила и сказала, что хочу устроить запуск небесных фонариков. Кто хочет, пусть деньги мне сдаст, а я уже куплю на всех, - тараторила Катька. - Представляешь, мне в первый же день после каникул все ребята деньги принесли. Когда я на хрестоматии собирала, только трое сдали. А сейчас все! Я в шоке! Еще я позвала тех, кто с нами на субботнике в зале был. Не чужие же люди. Ты не против?..
        - Катька, ну ты даешь! - я до сих пор не мог прийти в себя, но рад был дико.
        - И я так думаю, - согласилась она.
        - Ребята, давайте встанем в круг, - Алла Олеговна взяла правление в свои руки. - Чтобы я вас всех видела. День морозный, пожара не случится, но осторожность не повредит. Да, как и обещала, этот запуск заменяет классный час на этой неделе!
        Ребята радостно загудели, начали выстраиваться в круг. И тогда я, не раздумывая, поскакал поближе к Инге. У нее в руках был желтый фонарик, и выглядела она немного растерянной.
        - Спасибо, что пришла, - сказал я.
        Инга пожала плечами, мол, ничего такого в этом не видит - нормальное дело.
        - Кажется, мой фонарик какой-то кривой, - с другого бока нарисовался Бочкин и, как всегда, заканючил: - Фирсова его помяла.
        - Поджигаем! - дала команду Алла Олеговна.
        В ее руках теперь тоже был фонарь, синий, как василек. Бочкин протянул мне зажигалку, и я поджег свой фонарик.
        - Не забудь загадать желание, - шепнула мне Инга, поджигая свой желтый. - Запустишь его в небо - непременно сбудется.
        - Загадаю, - заверил я.
        Пока огонек разгорался, я мысленно твердил одно, как и в Новый год под бой курантов: «Чтобы Инга меня полюбила, чтобы Инга меня полюбила…» Воздух внутри бумажного бочонка нагрелся, и мой фонарик попросился в небо. Я разжал пальцы, и мое желание полетело вверх - к январским облакам. Рядом стояла Инга, она тоже что-то шептала своему бумажному волшебнику. А потом и ее фонарь поднялся вверх, потянулся к моему - и так, на пару, они неслись туда, где сбываются мечты…
        - Святые сосиски! - выкрикнул по привычке Сопыгин, он задрал голову вверх и восторженно наблюдал за разноцветными огнями, парящими в зимнем небе.
        Бочкин нетерпеливо прыгал с ноги на ногу.
        - Не взлетит! Не взлетит! - переживал он.
        Его фонарь долго не поджигался, но потом разгорелся и оторвался от рук. Теперь он вилял в воздухе, будто за ним одним гонялся ветер, но потом стал уверенно догонять остальные. И Никита удовлетворенно заулыбался. Фирсова же будто болела за свой фонарь, как за любимого спортсмена, чтобы он летел выше всех, дальше всех. Она даже кулаки сжала и работала локтями, словно хотела помочь ему двигаться быстрее. Все ребята сейчас уставились в небо. А мне хотелось смотреть на Ингу. Как она закусила нижнюю губу, как, волнуясь, теребит пальцами свой шарф. Точно боится, что ее желание не сбудется. Тогда я взял ее руку в свою. Тихо. Без слов. И подумал, что это самый лучший день рождения в моей жизни…
        Небесные фонарики все парили над школой, над улицей, над городом. А ребята потирали затекшие шеи, они расходились - веселые и будто бы чуть подобревшие. Никто не ругался, не толкался: класс как-то сплотился, будто они любили друг друга до чертиков. Школьная площадка пустела. А Инга так и стояла, не отнимая у меня своей руки. Бочкин, Сопыгин, Фирсова - опять мы были вместе.
        - Ребята, а пойдемте в киношку, в боулинг или в «Макдак»? - предложил я самым верным и морозостойким. - Я угощаю!
        И никто не отказался. Будто отмечать дни рождения вместе было для нас обычным делом. Небесные фонарики все еще висели над крышами домов, а мы уже шли по белому скверу. Трепались, смеялись и готовились отметить мой день рождения на все сто!..
        Скользкая дорожка
        Как только мне исполнилось четырнадцать, жизнь пошла взрослая, интересная. Теперь я мог называть себя другом Инги. Да, мы стали неплохо общаться. В день рождения здорово зажгли - во всех смыслах этого слова. Я даже научился довольно сносно изъясняться в ее присутствии, больше не заикался и не валился с ног. Иногда выходило сносно шутить. И так получилось, что мы стали отлично ладить. Провожая Ингу после школы, не прятался, как раньше. Я свободно шел рядом, и мы трепались обо всем на свете. И даже если с нами были другие ребята: Бочкин, Фирсова, Сопыгин, - мы держались чуть в стороне. Как пара. Единственное, я так и не признался Инге в своих чувствах. Хотел, чтобы она немного привыкла ко мне без нелепой «шапочки», костылей, невнятного бормотания и прыжков из окошка. Я ждал, когда прежний образ забудется, и потихоньку набирался храбрости. Но кто же знал, что все выйдет не по-моему, а как-то нелепо, само собой.
        В тот день я специально попросил Бочкина, чтобы он отвлек Сопыгина с Фирсовой. Тогда бы я смог проводить Ингу один и поговорить с глазу на глаз.
        - Не прошло и года, - облегченно вздохнул Бочкин. - Будь спокоен, старик, тебе никто не помешает. Но если ты и в этот раз струсишь - я тебе!..
        И он приставил к моему носу кулак, мягкий и пухлый, как пончик. Но вид у Бочкина при этом был не сахарный. Я понял, что могу получить от друга впервые в жизни. И главное - по заслугам!
        - Пожелай удачи, - лишь сказал я.
        Тогда Никита ударил меня легонько кулаком в плечо. И сразу полегчало: Бочкин всегда будет на моей стороне, что ни случись.
        После уроков я дождался Ингу у школы. Погода выдалась ясная, безветренная. Как там у Пушкина: «Мороз и солнце: день чудесный». Желтогрудые синицы облепили кусты, от чего ветки стали похожи на крупную мимозу. В такие моменты я любил зиму. Несмотря на то что нос слипался при дыхании, а кожа на лице, казалось, покрывалась тонким панцирем. Еще очень мерзли ноги под штанами. Я всегда отказывался поддевать треники под брюки, как советовала мне мама. Девчонкам куда проще - натянули модные гетры или шерстяные лосины. А нам что - штаны с начесом носить? До минус пяти-десяти в школьных брюках еще куда ни шло, но сегодня вдарило минус пятнадцать, если не все двадцать. Хотя как можно думать о таких вещах, если рядом идет любимая девушка? Вот я и позабыл обо всем, как только мы с Ингой вышли в сквер, до последнего подбирал слова, чтобы признаться в любви.
        - Какой-то ты сегодня странный. Молчишь, не шутишь, - начала о чем-то догадываться Инга. - У тебя что-то случилось?
        - Да.
        - Рассказывай!
        Инга приготовилась слушать. Она привыкла, что ей вечно жалуются на школьные проблемы. Наверное, решила, будто хочу посоветоваться с ней по поводу конфликта с кем-то из ребят, потому и попросил прогуляться вдвоем, без лишних свидетелей. В упор не видела, как я сохну от любви. Тогда я вдохнул поглубже и выпалил:
        - Я давно хотел тебе сказать, что… аа-уу-их…
        В этот момент отмерзшие конечности, о которых я успел забыть, сыграли со мной злую шутку. Я начал скользить и заваливаться ровно в том самом месте, где всегда мечтал уберечь от падения Ингу. Вместо признания я выкрикивал какие-то звуки, хватал руками воздух и неминуемо валился на лед. Инга обхватила меня, пытаясь удержать, но было поздно. Я шмякнулся. Да еще как! Подмяв под себя хрупкую и легенькую Ингу, точно каток, укладывающий асфальт: просто-напросто распластал ее по дороге. Я лежал на своей возлюбленной и не мог отдышаться, ноги еще плохо слушались, никак не получалось отползти в сторону. А Инга подо мной была такая близкая и румяная, что я выдохнул ей прямо в лицо:
        - Я люблю тебя! Уже очень давно, больше месяца. Боялся признаться. И хочу защищать тебя от всего плохого. Всегда.
        - Отвали… - шептала Инга.
        - Я отвалю. Но любить тебя не перестану, слышишь! - Во мне откуда-то взялась смелость, будто росла-росла и вот наконец выросла.
        - Отвались, говорю, - процедила Инга с хрипотцой. - Некого сейчас защищать будет. Раздавишь.
        Только тут я сообразил, что в пылу страсти все еще возлежу на своей возлюбленной. Клянусь защищать, а сам того гляди прикончу! Тут же откатился в сторону, плюхнулся в сугроб. Лег на спину, и передо мной распахнулось небо. Рядом Инга пыталась отдышаться и переварить все услышанное. Я ждал, боялся даже пошевелиться. Инга тоже не торопилась вставать. Так мы и валялись на обочине, хорошо еще сквер пустовал.
        - Что ты сказал? - переспросила Инга. - Любишь?
        - Люблю.
        Инга опять замолчала.
        - А чуть не убил, - сказала она, а потом засмеялась.
        Я повернул голову. Инга валялась на снегу и хохотала. Меня тоже разбирал смех, но я чувствовал себя настоящим дураком. В прямом смысле - завалил признание в любви. Вы можете себе такое представить? И небо, огромное, прозрачно-голубое, дрожало надо мной. Видимо, оно тоже сотрясалось от хохота. И синицы на ветках - зимняя мимоза, и хрустящие сугробы. Все вертелось, все смеялось. Голова у меня пошла кругом. Я признался Инге в любви! Я сделал это!
        - Ха-ха-ха!..
        Свидание
        Друзья! Если вы все еще со мной, то я уже могу вас так называть. Мы пережили вместе самые отчаянные моменты моей жизни. Я рассказывал все откровенно, кажется, ничего не скрыл. И вот настает момент истины. Сегодня Инга согласилась пойти со мной на первое свидание. Не прошло и двух месяцев, как я решился пригласить ее. И она согласилась! Все случится сегодня вечером. Осталось как-то пережить утро в школе: тихо, без конфликтов и провинностей, чтобы меня не оставили после уроков, не вызвали родителей к директору или не приключилась еще какая-то подлянка. В общем, от этого школьного дня я ждал лишь одного - пусть все пройдет спокойно, чтобы я мог целым и невредимым явиться на свидание. А то, как оно обычно случается в фильмах, над которыми мама рыдает: свидание назначено, а герой обязательно попадает в какую-то нелепую ситуацию. Все это будто обо мне. Порой сам чувствую себя героем какой-то комической истории. Я даже хотел не пойти в школу, отсидеться дома, но побоялся, что мама решит, будто я болен, и тогда уложит в постель - неделю нос на улицу не высунуть. С Бочкиным мне было бы спокойнее, но он на
целую неделю улетел с родителями на Мальдивы. Я, конечно, был рад за друга - с уроков его отпросили, будет греться на солнышке, пока у нас здесь мороз под двадцать градусов. К тому же знал, как для Никитоса важно провести время с предками. Но мне сейчас его дико не хватало. Пришлось топать в школу одному: наше место на углу никогда не казалось мне таким пустынным и печальным. Но волновался я зря. В школе со мной не приключилось ничего плохого. Пару двоек в дневнике за невнятное бормотание у доски я не считаю. Главное, к концу учебного дня я был здоров и невредим. И вот когда уже навострил лыжи к дому, чтобы по возможности не отравиться за обедом, сзади раздался визгливый окрик. От испуга я врос в землю.
        - Стой! - вопил кто-то фальцетом.
        Ко мне бежал первоклашка-вымогатель. Я не мог понять, что ему еще от меня нужно? За узкими плечиками подпрыгивал огромный квадратный рюкзак: странно, что парень не заваливался на спину, надевая его. Я подумал было драпануть от вездесущего мальчишки, но не заставлять же ребенка играть в догонялки с такой тяжестью за спиной, хоть он того и достоин.
        - Что нужно? - спросил сурово.
        - Тебя Борис зовут? - парень пытался отдышаться.
        - Борис, и что с того?
        Мальчишка удовлетворенно кивнул, а затем начал хихикать: он пытался сдержать смех, но у него не получалось. А потом вдруг пропищал:
        - Борис, прямо как Борис-животное! Жесть!
        Первоклашка жаждал собственной смерти, не иначе. Я, конечно, понимаю, что просмотр фильма «Люди в черном» произвел на него неизгладимое впечатление, но дразнить старшеклассников - это неоправданный риск. Я уже занес ладонь над детским затылком в шерстяной шапочке, но тут парень перестал хохотать и даже присел от страха.
        - Погоди! Не бей! Я же тебе послание должен передать! Я как этот… голубь с письмом, - щебетал он, шаря рукой по карманам.
        - Лети, голубок! - я придал мальчишке ускорения, подтолкнув в спину.
        Выслушивать дальше издевательства этого недомерка желания не было. Ведомый моим напутствием и тяготением рюкзака, первоклашка посеменил куда-то вдаль, не в силах остановиться. Ему еще повезло, что я был сосредоточен на предстоящем свидании с Ингой, а то задал бы ему по заслугам. Пока первоклашка, потерявший ориентир, крутил по школьному двору, я поскорее вышел за ограду. Но тут меня настиг Сопыгин. Час от часу не легче!
        - Погуляем? - предложил он.
        - Прости, дела.
        Растрепать ему о предстоящем свидании с Ингой не хотелось, зачем расстраивать хорошего человека. Еще подумает, что я хвастаюсь.
        - Хорошо, тогда до дома провожу, - не отставал Сопыгин.
        Он начал рассказывать какую-то из последних баек про директора, но я не слушал. Все мысли были об Инге, пока не раздался знакомый крик. Этот голосок я уже прекрасно отличал - первоклашка не унимался.
        - Что за дела? - Сопыгин схватил меня за плечо. - Гляди! Фирсова ребенка бьет!
        Я обернулся и глазам своим не поверил. На школьном дворе Катька трясла моего первоклашку, как погремушку. В его огромном рюкзаке и правда что-то гремело, а сам мальчишка визжал, как заведенный. У Катьки же было такое зверское лицо, будто он конкретно напряг ее. Мальчишка изворачивался, крутился, пытаясь ухватить Катьку за косу.
        - Убивают! - вопил он.
        - Слушай, надо бы их разнять, - сказал Сопыгин.
        - Точно! Скорее спасай Фирсову, - согласился я. - Этот мальчишка еще тот стервец, я его знаю…
        Сопыгин рванул к дерущимся. И очень вовремя. Первоклашка как раз вцепился Фирсовой в косу, и теперь непонятно было, кто из них кого раскручивает. А уж крику стояло!.. Одного я не мог взять в голову - как Фирсова умудрилась вляпаться в эту историю? За такое к директору можно отправиться прямой дорожкой. Что подумают ее родители? Хотя им тоже пора было преподать урок, пусть знают, что их Катька и такое может! Сопыгин уже был на месте. Он буквально подхватил Фирсову на руки и оттащил от первоклашки. Мальчишка тут же бросился наутек, а Катька все еще брыкала ногами и размахивала косой. Я решил, что она в надежных руках, и, пока меня не привлекли, как свидетеля, поспешил подальше от школы. Мимо меня пронесся первоклашка, он поднывал, прихрамывал, но бежал шустро. Из оттопырившихся карманов торчало несколько мятых купюр, а еще какая-то записка, где будто было выведено мое имя. Но думать сейчас об этом не хватало времени. Перед тем как завернуть за угол, я в последний раз глянул на школьный двор. Сопыгин все еще обнимал Фирсову, а она стояла, уткнувшись носом ему в воротник. Эти двое не пропадут -
сообразил я и скрылся за поворотом.
        Дома я был предельно осторожен. За столом в меру воротил нос от щей, на вопросы о школе отвечал односложно. Чтобы мама не заподозрила неладное, старался вести себя естественно, лишнего не болтать, но и не отмалчиваться. Окончательно усыпив бдительность громогласной ссорой с Риткой, я умудрился отпроситься погулять в пургу, когда мама полностью погрузилась в перипетии очередного сериала.
        - Иди уже, - отмахнулась она от меня и прикрикнула на ноющую сестру: - Рита, тише!
        По телевизору показывали, что одна мать проворонила своих детей, и они попали в плохую компанию. Это животрепещущее зрелище никак нельзя было пропустить!
        Из дома я вышел заранее, чтобы уж точно не опоздать. Погодка стояла достойная - небо сшили с землею белыми нитками, - метель мела вовсю. Даже захотелось заскочить обратно в подъезд и отсидеться там до весны. Но я был не хуже вьюги - отмел сомнения прочь и ушел в снегопад. По дороге как раз успел заскочить в цветочный магазин и купить Инге розочку. Такую же хрупкую и колючую, как она сама. Аккуратно засунул цветок под куртку и рысцой понесся на место встречи. Мы договорились, что увидимся возле катка, я пришел заранее. Вокруг было пусто, лед заносило снегом - никто из ребят не решился играть в такую погоду. Я все смотрел и смотрел по сторонам, ожидая, что вот-вот появится Инга. И вдруг увидел что-то яркое в небе. Будто там, за метелью, парили два небесных фонарика: желтый и зеленый. Прижавшись друг к другу, они дрожали на ветру. И только потом я разглядел дерево, в заснеженных ветвях которого они застряли. Высоко - за пазухой у облаков…
        Ну вот, здесь и кончается моя история. Точнее, только начинается. Но об этом я уже не стану трепать языком. И не думайте, это не от того, что он просто-напросто отмерз. За эти месяцы я кое-что понял. Сегодня буду слушать Ингу и думать только о ней, а не о себе. Только бы пришла! Только бы все это не оказалось обманом воображения. Я переступаю с ноги на ногу, проверяю, на месте ли они. Зима свирепствует, вьюжит, будто испытывая меня на стойкость. Но я уже не боюсь трудностей. Лишь вглядываюсь в пургу. И тут вижу сквозь снег знакомую фигурку. Ее несет ко мне ветер. Это она! Инга летит над дорогой, чуть касаясь снега своими сапожками, спешит, улыбается. Помахала мне рукой, и я сразу забыл о морозе - прямо пот прошиб. Вот оно - мое первое свидание, на подлете! Ну все, друзья, будем прощаться, «давай, до свидания», как теперь говорят. Вдохнул, выдохнул - вперед! Пожелайте мне удачи, я иду к ней…