Плащ крысолова (сборник) Марина Семеновна Аромштам
        Вы держите в руках очень необычную книгу - книгу о том, что у крыс и людей издавна были свои непростые, но действительно важные отношения. Порой настолько важные, что крыса могла спасти человеку жизнь или же, наоборот, принести несчастье целому народу. В своей новой книге Марине Аромштам на удивление точно удалось передать атмосферу Палестины времён крестовых походов и Старой Англии - от Великого пожара 1666 года до правления королевы Виктории. Пользуясь богатым историческим материалом, автор создаёт собственный мир, в котором есть место не только факту, но и фантазии. Тот, кто уже знаком с другими книгами Марины Аромштам и её первой исторической повестью «Кот Ланселот и золотой город», непременно полюбит эти новые сказки. А тот, кто ещё не знаком, получит настоящее удовольствие от путешествия в новый загадочный мир, где крысы «в чём-то как люди, а в чём-то - лучше людей», как утверждает один из героев этой книги.
        Марина Аромштам - специалист по детскому чтению, педагог, журналист, автор детских и подростковых книг, получивших множество престижных литературных наград.
        Марина Аромштам
        Плащ крысолова
                
        Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
        
        Вместо предисловия
        Хвост у крысы совсем не голый.
        Он тёплый, мягкий и покрыт волосками…
        Проклятье Ферузы
        Палестина
        Год 1190
        Крысир принадлежал к некогда многочисленной семье чёрных крыс, обитавшей в одном из домов неприступной крепости Акки. Он был ещё совсем маленьким и только недавно стал вылезать из гнезда, когда в их укрытие вдруг забежала чужая крыса. Крысы сгрудились в кучу.
        У каждой крысы две пары ноздрей: кроме обычных, у крыс под носом есть углубления. Волоски этих углублений очень чувствительны к запахам. С их помощью крысы различают своих и чужих. И ноздри сказали крысам: перед ними чужак!
        Одна из тёток Крысира приблизилась к незнакомке, припала к земле, замерла - и прыгнула, цапнув её за плечо. Чужая успела развернуться в сторону нападавшей, но была слишком вялой и не смогла себя защитить. Усталость и страх лишили крысу сноровки. А на неё уже прыгнула новая. Затем ещё одна, и ещё. Чужая пищала и отступала, пока её не зажали в угол. Она попыталась забраться вверх по стене и повисла, не имея сил двинуться дальше и не смея спуститься. Крысы решили её оставить и занялись своими делами. Но когда чужая попробовала слезть, кто-то из родичей Крысира снова её укусил. И она провисела два дня на стене. А потом свалилась на землю и скоро издохла.
        В расправе над чужаком не было ничего удивительного. Крысиные семьи не принимают чужих. Этот закон записан у крыс в крови. Но ведь чужая крыса тоже знала этот закон. Как же она могла появиться в доме Крысира?
        Таких вопросов крысы, конечно, не задавали. Они бы не изменили закону, даже если бы знали: у незнакомой крысы просто не было выбора. Она еле спаслась от преследования и плохо соображала. А преследовали её люди. Люди всегда ненавидели крыс и убивали их при первой возможности. Но эту крысу не просто хотели убить. Её хотели сварить и съесть. Такое теперь то и дело случалось в неприступной крепости Акке.
        Крысир появился на свет в тяжёлые времена. Где объедки, корки, крошки овечьего сыра, которые крысы по ночам с удовольствием подбирали в комнатах после людей? Где мешки муки, хранившиеся в кладовых? Где запасы маслин и вяленой рыбы? Всё куда-то исчезло. Крепость Акка была в осаде. Осаждающие разбили под её стенами лагерь. Над лагерем развивались стяги с крестами. Доспехи всадников тоже украшали кресты. Воины, взявшие Акку в осаду, называли себя крестоносцами.
        Но крысы не видели этого. Они видят лишь то, что у них под носом. Зато у крыс острый слух. Время от времени крысы слышали, как гудела земля: это шли на штурм крестоносцы. Гул не нравился крысам.
        Так продолжалось два года. Крестоносцы упрямо стояли под стенами крепости. Крепость оборонялась, но в ней оставалось всё меньше запасов еды.
        Крысы сделались тощими и почти перестали плодиться. Так что рождение трёх крысят у старой Крытайбы было большим событием. Крытайба жила на свете довольно долго - уже больше трёх лет. Она была хитрой и ловкой и даже в голодное время находила еду. Поэтому у неё и родились крысята. Правда, один из новорождённых так и не подал признаков жизни. И вся забота и нежность Крытайбы досталась Крысиру и его младшей сестре.
        Появившиеся крысята - слепые, глухие и безволосые - были величиной с детский пальчик. Но Крытайба делала всё, что подобает хорошей матери: кормила крысят молоком, грела тёплым своим животом, вылизывала им брюшко и щекотала усами. И крысята росли бодрыми и здоровыми. И, наверное, были счастливы - по-своему, по-крысиному. Однако они очень быстро росли - как полагается крысам. Начиная с трёх месяцев, Крытайба всё реже кормила их молоком. И крысята стали учиться добывать себе пищу. Крытайба успела преподать им несколько важных уроков: как обходить крысоловки, распознавать отраву, как находить места, где могут быть объедки. Но она очень скоро исчезла из жизни крысят.
        Голод сделал крыс чрезмерно отважными. Они всё чаще покидали безопасные щели. Всё чаще оказывались на открытом пространстве - не только ночью, но даже днём, и люди убивали их - для того чтобы съесть.
        Однако Крысир был ещё очень мал и потому не решался на слишком смелые действия. Кроме того, от старой Крытайбы он унаследовал природную осторожность. Недаром она прожила такую долгую жизнь. Крысир лишь изредка высовывал нос из своего укрытия и вылезал наружу лишь под покровом ночи. Но он очень тщательно обследовал дом, знал, как попасть в кладовую, где ещё хранились кое-какие припасы, и сам нашёл проход в комнату, где ему иногда удавалось поживиться мелкими крошками. И главное - он узнал и запомнил Ферузу.
        Тайный крысиный лаз вёл во внутренний дворик дома. Как-то раз Крысир изменил своему обычному правилу и высунул нос наружу до темноты. Виной тому был запах, а крысиный нос чует запахи лучше собачьего. Запах был потрясающий - насыщенный, сладковатый. И он исходил от женщины.
        Женщина устроилась недалеко от стены, поэтому Крысир смог её разглядеть. Это была Феруза. Феруза месила тесто.
        - Я испеку лепёшки, - приговаривала она. - Скоро вернётся мой сын и захочет поесть. Мой отважный сын воюет во славу Аллаха. Днём он дежурит на башне, с которой удобно стрелять по врагам. Враги прозвали эту башню «проклятой». Ха-ха-ха! Они правы! Они никогда не возьмут неприступную крепость Акку.
        Феруза старательно вымешивала тесто. Иногда густые капли падали с её рук на землю и застывали.
        Крысир терпеливо ждал, когда Феруза закончит. Когда же спустилась ночь, разом накрыв всё вокруг, и на небе крысиным хвостом изогнулся тоненький месяц, Крысир выбрался из укрытия и подобрал все комочки ссохшегося теста. Как это было вкусно! Конечно, наесться Крысир не сумел. Но это было хоть что-то. А потом крысёнок отправился дальше по ночным крысиным делам.
        Теперь он ежедневно наведывался сюда.
        Так прошло две недели. Однажды утром, когда жители Акки только завершили намаз, или утреннюю молитву, по городу жгучим ветром пронеслась ужасная весть: чужестранные корабли! Они приплыли на помощь к тем, кто осаждал крепость Акку. Новых крестоносцев в Палестину привёл король Ричард. И будто бы этот Ричард явился с того света, приплыл из какой-то Англии.
        - Ха! - сказала Феруза, замешивая тесто. - Видали мы королей! Он не сможет взять крепость Акку. Её никому не взять. - Она позвала мальчишку. - Эй, послушай, что надо сделать. Я испеку лепёшки, а ты отнесёшь их в башню. Сегодня мой сын не сможет прийти домой отдохнуть.
        Крысир по-прежнему караулил Ферузу. Однако тесто становилось всё более жидким: теперь Феруза замешивала слишком много воды. Капли, падавшие с её рук, не успевая застыть, впитывались в землю. И прежняя радость Крысира съёжилась, как засохшая корка хлеба.
        А на улицах города люди рассказывали друг другу: «Сегодня Ричард так дрался под стенами крепости Акки, что кожа лопнула у него на руках. Но он не выпустил меч. У этого короля в груди бьётся львиное сердце. Правитель Салах ад-Дин счастлив сражаться против такого врага».
        - Пусть, - упрямо шептала Феруза. - Английскому королю не взять нашу славную Акку.
        Но когда солнце дважды сменило тоненький месяц, крысы услышали страшный рёв. Так земля ещё ни разу не сотрясалась. Крестоносцы снова пошли на приступ. Они решили разрушить сторожевую башню. «Кто принесёт мне камень с этой проклятой башни, - воскликнул английский король, - взамен получит слиток золота такой же величины!»
        Через пару дней Феруза опять замесила тесто. Крысир уже не рассчитывал на угощение. Он пришёл по привычке - чтоб насладиться запахом. Но счастье! - ему перепали комочки. Тесто Ферузы, казалось, стало немного гуще.
        - Эй, мальчик, - сказала Феруза. - Отнеси лепёшки туда, где английский король держит пленных. Он сохранил им жизнь и хочет обменять их на христиан. Ты скажешь английской страже: правитель Салах ад-Дин был счастлив сражаться против Ричарда Львиное Сердце. Правитель Салах ад-Дин проявил к врагу уважение. Когда правителю стало известно, что английский король занемог, он прислал ему мёд и фрукты. Но защитники Акки тоже храбро сражались. Пусть поедят немного. А когда ты увидишь лицо моего любимого сына, скажи ему: ждать недолго. Скоро правитель Салах ад-Дин отпустит на волю две тысячи христиан, которых держит в плену. И тогда английский король тоже отпустит пленных. Мой сын вернётся домой. Думаю, он устал. Пора ему отдохнуть. К его возвращению я приготовлю пир.
        И Феруза сдержала слово - приготовила пир. Трудно было понять, где она раздобыла яства - бараньи косточки, сладкий овечий сыр, лоснящиеся маслины. И конечно, лепёшки - свежие, только что испечённые. Ноздри Крысира подрагивали от напряжения, а живот сводило от невозможных мечтаний.
        Но сын Ферузы не пришёл пировать. Пришёл другой человек - незнакомый Крысиру. Он назвался Аммаром.
        - Феруза, - сказал человек. - Правитель Салах ад-Дин был счастлив сражаться с Ричардом Львиное Сердце. Но Салах ад-Дину пришлось уступить ему крепость. И правитель решил, что английский король и так получил слишком много. Салах ад-Дин отказался отпустить христиан, которых держит в плену. Салах ад-Дин сказал, что защитники Акки - раз они сдались Ричарду - теперь отдаются на милость английского короля: правитель не будет платить за них выкуп… Ты можешь заплакать, Феруза. Как плачут на похоронах.
        Но Феруза не стала плакать. Она лишь чуть побледнела:
        - Что сделал английский король?
        Аммар чуть прикрыл глаза и начал читать молитву.
        - Ах так… - сказала Феруза. - Ричард Львиное Сердце умертвил защитников крепости…
        - Да, - ответил Аммар.
        - Всех до единого?
        - Да. Две с половиной тысячи. Им связали руки, а потом закололи ножами. Салах ад-Дин со своими людьми наблюдал за этим с безопасного расстояния.
        Человек ушёл, и Феруза осталась одна:
        - Как хорошо, что я приготовила пир. Будет чем помянуть защитников крепости Акки.
        А потом Феруза сказала:
        - Крыса, я знаю, ты здесь. А ну-ка иди сюда, раздели со мной пищу.
        И она швырнула на землю, прямо к крысиной дыре, кусок овечьего сыра.
        Крысир не поверил обрушившемуся на него счастью. Но вот же он, сыр, и так пахнет!
        - Говорю, выходи, угощайся. Я тебе ничего не сделаю. Поешь во славу Ричарда Львиное Сердце. И завтра опять приходи.
        Крысир ежедневно стал приходить к Ферузе. Она угощала его лакомыми кусочками и тихонько шептала: «Ешь, наедайся, крыса. Придёт время, и ты мне отплатишь за моё угощение». Крысир растолстел и сильно подрос, его шерсть стала гладкой, блестящей. Он настолько привык к Ферузе, что как-то привёл с собой чудом выжившую сестру.
        - Крыса, ты меня поняла. Ты сделала то, что надо, - прошептала Феруза.
        И на следующий день разложила угощение в пустой бочке, опрокинутой на бок.
        - Это бочка с английского корабля. А ну, залезайте. Смотрите, как здесь много еды. Хватит надолго, если не объедаться.
        Крысир нутром чуял западню. Но Феруза смотрела спокойно, говорила ласковым голосом. А из бочки так соблазнительно пахло! Крысир вытянул морду, принюхался и, подавив тревогу, потихоньку забрался в бочку.
        - А ты что медлишь? Иди, - Феруза поманила другую крысу.
        Та залезла следом за братом, и Феруза захлопнула крышку.
        - Эй, мальчик! - сказала Феруза. - Отвези эту бочку Аммару. Английские корабли собираются плыть обратно. Крестоносцы решили пополнить запасы еды. Скажи Аммару, это подарок английскому королю. На память о Палестине.
        И когда корабли отплывали, Феруза впервые за много дней покинула стены крепости Акки.
        Она вышла на берег моря и прошептала вслед исчезающим парусам: «Король со звериным сердцем, думаешь, ты победил? Раз сумел взять крепость Акку? Думаешь, ты вернёшься домой со славой? Кроме славы, великий Ричард, ты везёшь с собой крыс. И они станут проклятьем твоей далёкой страны».
        Так сказала Феруза.
        И паруса кораблей растаяли за горизонтом.
        Крысолов
        Лондон, Королевство Англия
        Год 1666
        Дверь заскрипела, жалуясь на преклонный возраст и невозможную сырость. Эмма выдохнула: наконец-то! Этот мальчишка не даёт ей покоя. И где он только болтается до вечерних колоколов? А она себе жди! Ну она ему и устроит…
        Эмма считала, что нужно быть строгой: она заменила Джеймсу и мать, и отца. Мать Джеймса, её сестра, умерла десять лет назад от родильной горячки. А отец - что о нём говорить? Он сгинул где-то в море. Джеймс его и не знал. Да и Эмма не очень знала. В общем, надо быть строгой - чтобы Джеймс не отбился от рук…
        - Где ты шлялся, негодник? - Эмма чуть повысила голос, не выпуская из рук шитьё. - Я посылала тебя к леди Блэкбери. Ты отнёс ей мою работу?
        - Да отнёс я… - это сейчас не казалось Джеймсу особенно важным.
        - Понравились леди Блэкбери кружева?
        - А я почём знаю? Я всё отдал этой, как её… Ну, злая такая.
        - Кристина Пуфф. Она в услужении у леди Блэкбери. Что сказала Кристина?
        - Что тебе не хватает сноровки и ты слишком долго работаешь. И если так дальше пойдёт, им придётся искать новую кружевницу.
        Эмма слегка покраснела и уколола палец:
        - Я спросила, где ты шлялся. После того как отнёс кружева.
        - Ну, я пошёл к фонтану… И там была безутешная Мэри. Она стонала от горя. И говорила, что видела крысу.
        - Это, конечно, важная новость. Безутешная Мэри стонала! - Эмма фыркнула.
        - Безутешная Мэри стонала, потому что видела крысу.
        - А до этого часа Мэри никогда не видела крыс?
        - Она говорит, эта крыса сидела у всех на виду - не пряталась и не боялась.
        - Крысы такие же наглые, как некоторые мальчишки.
        - И ещё эта крыса чесалась… Безутешная Мэри сказала: не иначе как будет чума.
        - Безутешная Мэри сказала! Да она не в себе.
        - Мэри сказала, что раньше, перед другой чумой, она тоже видела крысу. Сразу нескольких крыс. И те крысы тоже ничего не боялись.
        - Слушай, Джеймс, все знают, что Мэри боится чумы. Все в её доме померли от чумы. Но это было тысячу лет назад.
        Джеймс взглянул недоверчиво.
        - Хорошо, пусть не тысячу, - Эмма решила на этот раз уступить. - Пусть тридцать лет назад. Но это тоже давно. Нас с тобой вообще тогда не было. Мэри боится чумы! Будто ни от чего другого и помереть нельзя…
        Эмма чуть помолчала, опять уколола палец и прикусила губу. Какой же сегодня день неудачный…
        - Но Уилл тоже так говорил.
        - Уилл?
        - Да, Уилл, - в голосе Джеймса появилась настойчивость. - Это нехорошо, когда крысы сильно чешутся. Уилл говорил, что сначала заболевают крысы.
        - Крысы? Заболевают? - Эмма вдруг рассердилась.
        - Так Уилл говорил.
        - Заткнись! Не упоминай при мне этого нечестивца! Знать о нём не хочу! Крысы заболевают… Надо ж такое придумать.
        - Он ничего не придумывал. Он всё понимает про крыс.
        - Я сказала, заткнись. Вот узнает отец Бернард…
        - А чего это он вдруг узнает?..
        Эмма вспыхнула:
        - А с того… Потому что ты глупый болтун.
        - Сама ты глупая! Хорошо, что Уилл сюда не приходит. А то ты небось размечталась: пусть бы он на тебе женился…
        - Ах ты, мелкий гадёныш! - Эмма вскочила. Шитьё упало ей под ноги, она на него наступила, споткнулась и чуть не упала.
        Джеймс уже был за дверью. Но перед тем как удрать, ещё успел выкрикнуть в щёлочку:
        - Никакой он не нечестивец!
        Первый раз Джеймс увидел Уилла на улице Друри-лейн, на окраине города.
        - Крысолов! Крысолов! - кричали мальчишки.
        Джеймс побежал на крики.
        В пёстром плаще, в шляпе с перьями крысолов был точь-в-точь актёр. Джеймс однажды видел актёров. Эмма зачем-то послала его на южный берег Темзы. А там в это время разбили палатку бродячие комедианты. И один актёр был королём - не живым королём, а призраком. Вот в таком же плаще. Но смотреть на крысолова было ещё интереснее. В руке он держал флажок с нарисованной крысой. К поясу у него была привязана дохлая крыса. А ещё он нёс клетку. И там сидела живая крыса.
        Почтенная публика! Явите внимание
        К моим глубоким учёным познаниям!
        Вот мой диплом университетский!
        Поделюсь с вами знаниями по-соседски! —
        громко выкрикивал крысолов и размахивал флажком.
        Вот мой совет:
        Скажи крысам: «Нет!»
        Может, тогда чума
        Минует ваши дома.
        Денежки ваши. Отрава моя.
        Долой крысиного короля!
        Мальчишки бежали за ним с разинутыми ртами. А он шутил, сквернословил, зазывал покупателей.
        Эй, красотка, зови меня в дом!
        Поймаю крысу тебе живьём!
        Любую крысу заговорю.
        Захочешь - шкуру её подарю.
        Джеймс вместе с другими топтался вокруг крысолова. Это было почище театра. Особенно когда крысолов остановился, вытер пот со лба и достал дудочку.
        - А теперь покажем уважаемым гражданам, как Уилл умеет заговаривать крыс. А ну, крыса, застынь столбом!
        Крысолов щёлкнул пальцами перед клеткой и дунул в дудку. Дудка слабенько засипела. Крыса в клетке чуть помедлила, повела усами, поднялась на задние лапки и застыла.
        - А ну, крыса, пляши!
        Дудка крысолова засипела чуть громче и чуть живее. Крыса опустилась на четыре лапы и пару раз подпрыгнула.
        - А теперь покажи-ка, крыса, как ты сообщаешь мне крысиные новости.
        Крысолов открыл дверцу клетки и поцокал. Крыса высунула морду, усы её мелко-мелко задрожали, а потом она в мгновение ока оказалась на плече Уилла. Он чуть склонил голову в сторону крысы:
        - Так-так… Так-так… Собираются, говоришь, прогрызть три мешка с мукой на мельнице Уинстона Френсиса? Так мы не дадим им это сделать. Прямо завтра туда и отправимся. Расстроим коварные планы крысиного короля. А ты, крыса, ступай домой, - крысолов почесал крысу между ушами и легонько цокнул языком. Крыса, цепляясь лапками за рукав Уилла, сползла вниз и забралась в клетку. - Держи нос по ветру. Как унюхаешь крысиные вести, так дай хозяину знать.
        Хозяйка с хозяином! Где ваш дом?
        Мы всех крыс у вас изведём!
        Жаль, что Джеймсу нельзя было больше смотреть на Уилла. Он и так уже задержался. И уши его горели заранее: не иначе как Эмма накажет его за длительную отлучку.
        И Джеймс побежал по делам. Но вечером он отправился к дому самым длинным путем, чтобы пройтись по Друри-лейн: вдруг Уилл ещё там? Однако улица опустела - ничего, кроме вони, которой вечер прибавил силы. Джеймс вздохнул и поплёлся в сторону дома. Уже темнело. Зазвонили вечерние колокола.
        - А вот и добрый гном! Он знает, кто пустит меня на ночлег. Кто не погонит прочь знаменитого крысолова.
        Уилл! Мальчишка почти задохнулся от счастья: надо же, встретить Уилла! Джеймс не признался себе, что вблизи плащ Уилла выглядел не таким уж нарядным. Он обтрепался по краю, справа виднелись крупные латки. Да и сам Уилл теперь мало напоминал короля: под глазами - глубокие тени, говорит с хрипотцой и весь как будто покрыт слоем пыли. Но Джеймс ведь и не мечтал встретиться с королём? Уилл - он же как волшебник: и говорит так складно, и на дудке играет, и крыса его вон как слушается. И этот Уилл - такой необыкновенный - в темноте узнал Джеймса!
        - Ну что, дружок? Покажешь, где можно найти ночлег?
        - О! Покажу. Конечно! - Джеймс даже не сомневался, куда поведёт Уилла - прямо к себе домой, с лотком и крысиной клеткой.
        - Так ты полагаешь, хозяйка пустит меня ночевать?
        - Отчего не пустить? - Джеймс изо всех сил старался, чтобы его слова прозвучали солидно.
        - А как хозяйку зовут?
        - Да Эммой. А как же ещё?
        - Эммой?
        - Ну да. Так её и зовут.
        - И кто ж она, Эмма? Соседка?
        - Не… Никакая она не соседка, - Джеймс даже слегка обиделся. - Эмма - она моя тётка.
        - А сколько лет твоей тетке? Она ж, наверно, в летах?
        Джеймс почувствовал, что Уилл отчего-то занервничал.
        - Ну да, в летах. - Джеймс решил, что надо быть честным. Всё равно правду не скроешь. - Ей годов-то много уже. Ещё чуток - и замуж никто не возьмёт.
        - Да ну? - присвистнул Уилл и невольно замедлил шаг.
        - Да ты не бойся. Она хоть в летах, но добрая, - подбодрил его Джеймс.
        - Добрая?
        Джеймс кивнул.
        - А за уши тебя дерёт?
        - Ну… бывает. Нечасто. Да и не очень сильно. Она не умеет сильно, - Джеймс старался выставить Эмму в самом радужном свете.
        - А чего же она, твоя Эмма, до сих пор в невестах сидит? Гордая, что ли?
        - Ну да… А вообще она не нарочно. У ней приданого нет. Только домик и я.
        - Ты-то? Знатный довесок, - усмехнулся Уилл.
        - Домик, ну, он такой… Крышу надо чинить. - Джеймс сокрушённо вздохнул. - Она заменила мне мать. А ей не очень-то верят. Думают, будто я Эммин. И ей не везёт с женихами. Хотя есть один, Ральф. У него скобяная лавка. Он к нам долго ходил. Говорил, я ему не помеха. Он умеет из обормотов делать послушных работников.
        - Ну и что?
        - Ничего. Эмма сказала, что Ральф старый хрыч. И лучше ей умереть, чем выйти за этого Ральфа. С его гнилыми зубами.
        - Серьёзная твоя Эмма. И жизнь у неё серьёзная… И ты думаешь, Эмма согласится меня пустить?
        - А чего ж не пустить? Я же говорю: она добрая.
        Сначала Джеймс был в этом уверен. Но по мере того как они приближались к дому, он всё сильнее волновался. С Эммы станется! Возьмёт и не пустит Уилла. Вон перед Ральфом захлопнула дверь. Чуть пальцы этому Ральфу не прищемила… А чего он полез обниматься? Со своими гнилыми зубами? Думает, если лавка, так ему всё и можно?
        - Вон тот дом, говоришь? Погоди, - Уилл скинул плащ и набросил на клетку с крысой. - Давай-ка вон там пройдём. Подальше от фонаря.
        Они постучали в дверь.
        - Джеймс, это ты? Что стучать-то? И где тебя только носило?
        Джеймс надавил на дверь и крикнул в тёмную щёлку:
        - Эмма! Тут вот Уилл! Он хочет заночевать.
        Эмма с недовольным видом появилась в дверях. В руках у неё была лампа.
        - Что ещё за Уилл? У меня не таверна.
        - Это, хозяйка, я. - Уилл снял шляпу и слегка поклонился. (Джеймс опять преисполнился гордости: ну прямо как в театре.) - Можешь и не пускать. Ты только лампу поближе к лицу поднеси - чтобы я тебя лучше видел. Полюбуюсь чуток - и пойду себе дальше.
        - Не на что тут любоваться… - Эмма смутилась.
        - Как это не на что? Вот ведь, - Уилл сделал жест рукой в сторону Эммы, - тут красота какая - словами не описать.
        - Пф-ф… - Эмма хотела бы рассердиться. Но не смогла - Уилл улыбнулся. Он и днём улыбался, когда продавал свои яды. Но сейчас у него была совсем другая улыбка. Не насмешливая, не нахальная, а ласковая и мягкая. И Эмма вдруг покраснела. Джеймс не увидел - почувствовал. Он не помнил, когда Эмма вот так краснела… Она оправила свой передник и ворчливо пробормотала:
        - Нечего тут… На пороге… Ну, заходите в дом.
        Уилл ушёл до зари, до утренних колоколов - когда Эмма и Джеймс ещё спали. На столе он оставил монеты. Эмма стала считать.
        - Не скажешь, что он богач. А деньгами сорит только так…
        - Эмма! Он очень хороший. Ты бы знала, что он умеет. Он играет на дудке. И его крыса пляшет. Он совсем как актёр…
        - Крыса? Какая крыса?
        Джеймс осёкся. Уилл вечером спрятал крысу. Прикрыл клетку плащом и оставил у самой двери.
        - А ну-ка, Джеймс, договаривай. Этот Уилл - фигляр? Из уличных проходимцев? - Голос Эммы стал напряжённым. - Джеймс!..
        - Никакой не фигляр. - Сам Джеймс ничего плохого в фиглярах не видел. Но из-за Эммы чувствовал неуверенность. - Он продаёт крысиные яды.
        - Ты привёл домой крысолова? - На мгновение Эмма лишилась речи.
        - Ну, крысолов. А чего такого? Он устал и хотел отдохнуть… И он вон сколько оставил. И смотрел так… Ну, по-доброму. А обниматься не лез, как твой Ральф.
        Эмма вспыхнула:
        - Наглец! Я тебе уши-то оборву!
        - Себе оборви! - Джеймс бросился к выходу. - Зря Уилл тебе улыбался! - крикнул он уже с улицы. - Никакая ты не красивая. Злюка! Старая дева!
        До самого вечера Джеймс бесцельно кружил по улицам. К вечеру похолодало, стал накрапывать дождик. Джеймс устал, проголодался и поплёлся домой. И зачем он обидел Эмму? Но как она не понимает… Она просто не видела, как Уилл управлялся с крысой. Не видела его плащ. Уилл же его свернул. А плащ необыкновенный. Там на подкладке картинки… Наверное, зря Джеймс крикнул про старую деву. Никакая Эмма не старая. Вон даже Уилл сказал… Да Эмма просто не знает, что умеет Уилл. Если его попросить, он выведет у них крыс. Крысы уже достали… Будет ли Эмма сегодня выкручивать Джеймсу уши? А, ну и пусть себе крутит. Что ему, в первый раз?
        Но Эмма не стала наказывать Джеймса. И больше ни разу не вспомнила крысолова. Только была очень грустной.
        - Эмма… Да ладно! Чего ты? Ты никакая не старая. Вон Уилл увидел тебя - и говорит: полюбуюсь, а потом уже дальше пойду…
        - Заткнись, - Эмма встала и вышла из кухни.
        Джеймс решил, что не стоит пока говорить об Уилле.
        Был такой сильный дождь, по крыше так сильно стучало, что Джеймс не сразу расслышал стук в дверь. Эмма отложила шитьё, выпрямилась и замерла. Нет, не послышалось: в дверь стучали.
        - Пойди отвори, - тихо сказала Эмма. Джеймс замешкался, и она повторила почти сердито: - Отвори, я сказала.
        На пороге стоял крысолов, мокрый - хоть выжимай.
        - А, дружок! Привет! Как дела?
        - Уилл! - Джеймс просиял. - Эмма! Это Уилл! - закричал Джеймс в сторону кухни. Появилась бледная Эмма.
        - Вот, решил навестить. - Уилл опять улыбнулся - той самой своей улыбкой. (И щёки Эммы снова порозовели.) - Я тут принёс кое-что…
        Уилл сунул руку за пазуху (фокусник, да и только), вытащил крошечный свёрток и протянул его Эмме.
        - А ну, Эмма, взгляни.
        Эмма сняла тряпицу:
        - Бусы!..
        - Индийские камни.
        - Откуда ты взял? Стащил небось? - Пальцы Эммы подрагивали, ощупывая камни, но она пыталась выглядеть строгой.
        Уилл пропустил обвинение мимо ушей и наблюдал за Эммой с видимым удовольствием:
        - Я выиграл страшную битву и получил награду.
        - Ты правда сражался, Уилл? - У Джеймса загорелись глаза.
        - Правдивее быть не может. - Уилл перестал улыбаться и смотрел на Джеймса серьёзно. - Про хвостатых пиратов слышал? Они захватили голландское судно. И моряки чуть не померли с голоду, когда оказались в море. Я победил пиратов, и капитан расщедрился: «Ну, дружище Уилл, проси у меня, что хочешь!» А я ему говорю: давай мне такое сокровище, которое будет не стыдно подарить настоящей красавице, и чтобы она от этого взяла да и подобрела.
        - Пф-ф, - Эмма опомнилась и презрительно фыркнула.
        Уилл как будто бы этого не заметил:
        - Мы вот тут, на пороге, говорим разговоры. А надо бы путника обогреть-обсушить, поднести ему выпить, а потом уж выслушивать.
        - Выпить нету, - сказала Эмма. - У меня не таверна.
        - Пусть и не будет выпить, - легко согласился Уилл. - Я немного на красоту полюбуюсь - и пойду себе дальше.
        - Ладно, давай, заходи… Камин уже догорает, но обсушиться сможешь.
        Утром Уилл опять ушёл до утренних колоколов - и объявился снова через какое-то время.
        Он приходил, улыбался, приносил для Эммы подарок и просился заночевать. Укладывался в кухне. Но перед тем как заснуть, всегда что-то рассказывал.
        - Уилл, ты когда-нибудь видел крысиного короля?
        - Это тот, который о семи головах? И на каждой голове по короне? Такой крупный, с чёрными лапами? На лапах четыре длиннющих пальца. На каждом пальце по перстню и в правой лапе свисток. Другие крысы ухаживают за ним. Выбирают ему крысиную королеву. За королеву дают вот такое приданое, - Уилл разводил руки в стороны, захватывая много воздуха. - А на крысиной свадьбе крысы выстраиваются в два ряда и состязаются, кто выше прыгнет. А потом все становятся вокруг победителя и щекочут его усами. И отбивают хвостами победный крысиный марш…
        У Джеймса округлялись глаза и щекотало в носу. Но тут Уилл безнадёжно махал рукой:
        - Нет, Джеймс, не видел я крысиного короля. Если он где и живёт, то в королевском дворце. Вот понадоблюсь я в Вестминстере, может быть, там и встречу. Как встречу, тебе расскажу. А пока потерпи.
        Джеймс кивал: он потерпит. Но один вопрос его сильно мучил.
        - Уилл, почему крысоловов не любят?
        - С чего ты взял, что не любят?
        - Ну, не любят, - смущался Джеймс.
        - Ты разве меня не любишь? - Уилл трепал Джеймса по голове.
        - Я-то? Люблю. И Эмма…
        - Ну-ка, ну-ка, скажи! Что Эмма? - Уилл начинал волноваться.
        Но Джеймс полагал, что Эмма, скорее всего, их слышит. И чего это вдруг ему отвечать за неё? Чтоб получить затрещину? Надо ей - пусть придёт и скажет, если хочет что-то сказать. Поэтому он отвечал уклончиво:
        - Ну, мы с Эммой не в счёт. Это я про других.
        - Видишь ли, - тут Уилл становился задумчивым. - Была такая история… в старом городе Гамельне. Есть такой город за морем. Рассказывают, что туда однажды пришёл крысолов и сначала увёл всех крыс и утопил их в море. А потом и детей увёл. И никто больше их не видел. Думаю, этот парень и детей утопил…
        - Утопил?
        - Ну, так говорят. Теперь уже не проверишь. Тому крысолову магистрат обещал заплатить много денег. А когда крысолов дело-то своё сделал, его взяли и обманули. Не выполнили обещаний. Ну, он и отомстил… Из-за этой истории крысоловов не любят…
        - А как он детей увёл?
        - Заиграл на дудке, и дети за ним пошли. Хотя потом говорили, что то был не крысолов, а настоящий дьявол, одетый как крысолов. Будто он специально пришёл проверить людей на жадность.
        - Ты тоже играешь на дудке.
        - Крысолову положено. Крысы слушают дудку.
        - Тебя дьявол учил?
        Уилл весело рассмеялся.
        - Нет, дьявола я не встречал. Ни крысиного короля, ни дьявола. Вот беда!.. А учился я… Ну-ка взгляни, - Уилл раскладывал плащ, чтобы Джеймс увидел подкладку. - Тут написано, как приготовить крысиный яд. Тебе небось буквы видеть не приходилось? Эта буква зовётся… (С третьего раза Джеймс узнавал уже много букв.) Но буквы мало знать, чтобы надписи понимать. Надо специально учиться. Я за этой наукой даже за море ездил. И плащ этот - он особенный. Я в наследство его получил - когда мой учитель умер. Он мне заместо учёной книги. А ещё как улитке панцирь - носить и в жару, и в холод. Этот плащ, если хочешь, даже сны навевает.
        Джеймс разглядывал замусоленную подкладку и согласно кивал. Он, как только увидел Уилла, сразу понял, что плащ непростой.
        - А что, про крыс есть наука?
        - А то! Да ещё какая! Чтобы с крысами дело иметь, надо их как следует знать. Как думаешь, сколько я крыс повидал? Больше, чем звёзд на небе. И знаешь, что я скажу? Это очень умные твари. В чём-то они как люди, а в чём-то - лучше людей.
        - Лучше людей? - Эта мысль Джеймсу не очень понравилась. - А что ж тогда их травить, если они хорошие?
        - Я не сказал «хорошие». Я сказал «лучше людей». Крысы, к примеру, с крысятами очень ласковы: не кусают их, не колотят. Заговоров не плетут. Они, конечно, могут затравить чужака. Но из своей семьи никого никогда не прогонят.
        - Ты так о них говоришь… Будто бы ты их любишь…
        - С чего это мне их любить? Но надо иначе смотреть. Крыса - враг человека. От неё много зла. Чума от неё, к примеру. Но врага надо уважать. Может, ты слышал когда-нибудь про Ричарда Львиное Сердце?
        Нет, Джеймс не слышал про Ричарда.
        - Это один король. Он жил в давние времена. И однажды отправился отвоёвывать Гроб Господень. Далеко-далеко за море. И там его главным врагом был мусульманский король по имени Саладин. И этот король мусульманский знаешь что говорил?
        Джеймс мотал головой и не сводил глаз с Уилла.
        - Саладин говорил, что счастлив драться с достойным врагом. Это для воина честь. Это значит, воин себя уважает.
        Джеймс немного подумал:
        - А крысы - достойный враг?
        - Крысы - умные твари. И потому я тоже себя уважаю. Я так себя уважаю, Джеймс… Эмма-то нас не слышит? - Тут Уилл почему-то забывал осторожность и начинал говорить очень громко. - Как я подумаю, Джеймс… Ох, что приходит мне в голову! В порту очень много крыс. И они всё плодятся, плодятся. С каждым днём их всё больше и больше. А скоро станет так много, что они сумеют захватить целый флот. Ни какой-то один корабль, а целый флот галеонов. Ну, к примеру, голландских, - Уилл прищуривался, словно хотел разглядеть что-то в воздухе. - Да, крысы захватят флот! - говорил он уверенно и так странно качал головой, что Джеймс не совсем понимал, нравится это Уиллу или наоборот. - Если крысы захватят флот, это ж какая беда! Выйдет голландский флот в море, а крысы перепортили все запасы. Морякам тогда трудно придётся. Ты понимаешь, Джеймс? (Джеймс согласно кивал.) Что тогда делать?
        - Они позовут крысолова. Тебя позовут спасать флот! - эта догадка приводила Джеймса в восторг.
        - Вот именно, парень! Вот именно! - Уилл разделял восторг Джеймса. - Ты знаешь, сколько денег я смогу заработать?
        Ещё в большем восторге Уилл и Джеймс пересчитывали воображаемые монеты.
        - И тогда… - Уилл светился подлинным вдохновением.
        - Тогда… - поддерживал его Джеймс.
        - Я бы пришёл и сказал… Я бы сказал: «Слушай, Эмма…»
        Тут мысль Уилла внезапно теряла свою дерзновенность.
        И как Джеймс ни старался:
        - Ты бы сказал: «Слушай, Эмма!»… - Уилл не мог придумать завершение этой истории.
        И Эмма за стенкой что-то роняла на пол.
        - Она нас слышит, - Уилл прикладывал палец к губам.
        Джеймс пожимал плечами: подумаешь!
        - Слушай, Уилл, а скоро тебя позовут голландцы?
        - Ну, быстро, Джеймс, не получится. Тут надо набраться терпения. Крысолову приходится ждать, когда его позовут. Или погонят прочь…
        Эмма опять что-то роняла на пол - на этот раз что-то тяжёлое.
        - Смотрите! Смотрите! А-а-а-а!.. - На улице закричали, завыли на разные голоса.
        - Что это, Джеймс? - Эмма растерялась.
        - Кричат… А чего кричат-то? - Джеймс напряжённо прислушивался. - Надо глянуть. Пойдём?
        Они выскочили на улицу. Люди стояли, окаменев от страха, запрокинув головы к небу. Джеймс тоже взглянул на небо и почувствовал, как леденеет у него в животе. В небе творилось что-то ужасное.
        - Огненные шары!
        - Двухголовый дракон! Смотрите, сейчас он заденет шпиль собора Святого Павла!
        - Никакой не дракон. Это всего лишь комета. Две кометы над Лондоном!
        - Они сейчас упадут! Они разрушат наш город.
        Но кометы вскоре исчезли, прочертив на небе дугу. Даже их след растаял. Всё небо, как прежде, теперь занимали тяжёлые серые тучи.
        - Ну, вот и всё. Улетели. А вы кричали: разрушат…
        - Может, ещё и разрушат.
        - Ах, глаза у вас есть?
        - Кометы… Кометы предвещают беду.
        - Неужто снова война?
        - А бывает, перед чумой.
        - Чума? С чего это вдруг чума?
        - Как с чего? Божья кара.
        - Можно подумать, Бог карает только чумой…
        На следующий день Эмма с Джеймсом оказались в приходе Сент-Джайлс. Там бродил человек с огромным крестом на шее, чёрный плащ на голое тело. Говорили, что он святой. Он ходил по улицам и выкрикивал: «Кайтесь! Грязь! Грязь! Грязь! Всюду грязь человеческая! Отриньте её! Извергните! Или вам не спастись от беды!»
        Вокруг проповедника собирался народ:
        - Святой отец! Что нам делать? Научи нас, святой отец!
        Проповедник обводил толпу мутным взглядом:
        - Очиститесь! Извергните нечистых существ из домов. Гоните их прочь из города!
        - Кто они? Назови! - требовала толпа.
        - Кошки! Исчадия ада! Ведьминские отродья! Дыхание кошки порождает чуму! О! - всем стало понятно, что проповеднику вдруг привиделась мерзкая кошка. Он затрясся, заскрежетал зубами. - Кошки и крысоловы. Фигляры, комедианты… Нечестивцы, они паясничают, искажают лик божий. Гоните их всех взашей. Очистите город от скверны!
        - Комедианты - ладно… А без крысоловов-то как же? Кто тогда будет выводить у нас крыс?
        Все вытянули шеи и повернули головы. Вокруг спросившего тут же образовалось пустое пространство. Это был булочник Томас с улицы Пудинг-лейн. Крысы ему досаждали. Однажды испортили сразу десять мешков с мукой. Он не раз обращался к Уиллу.
        Отец Бернард застыл и прищурил глаза, словно хотел разглядеть что-то в трещине мостовой.
        - Крысолов? Крысоловы продают душу дьяволу! Они заставляют крыс подчиняться себе, знают секреты ядов. Они хитры. Они сами насылают нам крыс! А потом являются, чтобы от них избавлять. Лицемеры! Гоните их прочь! Как если б вы гнали грех в образе человека.
        Эмма испуганно слушала речи отца Бернарда. Когда они подходили к дому, она нервно огляделась по сторонам:
        - Его не могли увидеть… Он всегда приходил в темноте…
        - Из-за этого голого болтуна ты теперь не пустишь Уилла? Он попросится заночевать, а ты возьмёшь и прогонишь? - Джеймс не мог себе это представить.
        - Это святой отец, - с силой сказала Эмма и отвесила Джеймсу затрещину.
        Но ей не пришлось прогонять Уилла: он больше не приходил.
        «Убийца! Чёрный убийца бродит по улицам Лондона!»
        Безутешную Мэри теперь что ни день видели у городского фонтана. Она стонала, заламывала руки, выла и причитала: «О! Этот чёрный убийца повсюду! Имя его - Чума. То он является в образе человека. То превращается в крысу. Бойтесь пить эту воду. В ней тоже таится чума. Бойтесь дышать этим воздухом. Он отравлен чумой!»
        К Безутешной Мэри давным-давно все привыкли, и горожане не обращали внимания на её причитания. Они приходили к фонтану брать воду для своих нужд и грубовато требовали, чтобы Мэри оттуда убралась. Однако Мэри водилась с кладбищенским сторожем. И с некоторых пор она не просто стонала.
        «Сегодня ночью в приходе Сент-Джайлс Чума убила семь человек: пять праведных христиан и двух невинных младенцев. О горе нам! Чёрный убийца бродит по улицам Лондона!»
        «Сегодня утром на кладбище похоронили всё семейство сапожника Джона. Чума поразила тринадцать его детей, его самого и жену».
        «На Друри-лейн больше нет дома, который не навестила Чума».
        Теперь горожане, как только видели Безутешную Мэри, сразу бросались к ней:
        - Что там? Сколько сегодня, Мэри?
        Но скоро Мэри уже не могла отчитываться за чуму. Умерших от чёрной смерти стало так много, что их запретили хоронить в обычном порядке. Мертвецов вывозили ночью на специальных телегах и сбрасывали в общие ямы (они были намного глубже могил).
        Те, кто мог, у кого были силы, какое-нибудь пристанище за пределами Лондона, - все бежали из города. Джеймсу и Эмме бежать было некуда. Куда они могут уйти? Рассказывали, что крестьяне соседних селений ожесточились сердцем. Они гнали лондонцев прочь от своих домов и угрожали расправой. Многие беженцы так и бродили по окрестным полям, там же и умирали - кто от голода, кто от настигшей в дороге чумы…
        Нет, нельзя никуда уходить. Надо ждать и молиться…
        - Джеймс, послушай! Сегодня я видела Ральфа. (Эта новость Джеймса нисколечко не обрадовала.) Нет, ты послушай… Он знает, как спастись от чумы. То есть не сам он знает, а один человек. Один знахарь. У него есть лекарство.
        - А Уилл говорил, от чумы не бывает лекарств. И все знахари - плуты.
        - Джеймс… - В голосе Эммы послышалось предостережение. - Твой Уилл был не меньшим плутом.
        - Не был, не был… Он объяснял…
        - Заткнись. Сиди дома. Не вздумай таскаться по улицам. Я пойду по делам.
        - По делам? По каким?
        Эмма поджала губы, спрятала деньги в корзинку, набросила на плечи потёртую накидку и плотно закрыла дверь.
        Вернулась она через три часа. Торопливо прошла на кухню, осторожно водрузила корзинку на стол - и замерла в нерешительности.
        - Что там? Лекарство? - Джеймса разрывало от любопытства. - Ты ведь за ним ходила?
        - Джеймс, - нервно сказала Эмма. - Это лекарство… Оно очень дорого стоит… Поэтому знахарь предложил мне другое средство… Сказал, оно тоже действует. А стоит гораздо дешевле. Всего пять шиллингов.
        - Сколько? - У Джеймса округлились глаза. До сих пор он считал (не без помощи Эммы), что пять шиллингов - очень серьёзные деньги.
        - Да, пять шиллингов. Зато теперь мы не будем бояться… - Эмма старалась говорить уверенным голосом. Но ей это нелегко давалось: расплатившись со знахарем, она поняла, что на всё про всё у неё осталось два шиллинга до… Трудно сказать, до какого времени. - Знахарь сказал, эту вещь нужно зарыть у порога.
        Поскольку Эмма не двигалась с места, Джеймс решил действовать сам. Он вытащил маленький свёрток и содрал с него ветошь:
        - Это… - Джеймса передёрнуло от отвращения. - Кошачий хвост! Это он спасёт от чумы?
        - Дыхание кошек порождает чуму… - Голос Эммы был еле слышен. - Может, чума отступит, если ей напомнить про кошку?..
        Крысойда чуяла: дело неладно. Многие крысы стали чесаться. Три за короткое время сдохли на чердаке. Их трупики ели черви.
        А Крысойда готовилась произвести потомство. Она понимала: на старом месте оставаться опасно. Куда-то требовалось перебраться - укрыться и от чужих, и от своих. И она решилась покинуть приход на окраине Лондона. Доверившись нюху и внутреннему чутью, с наступлением темноты Крысойда двинулась в путь.
        Она обнюхивала все углы и совала нос в щели, которые могла обнаружить лишь крыса. Чужой запах сразу обращал её в бегство. Пока все укрытия, всё, что могло бы стать надёжной норой для крысят, было занято или не внушало доверия. Так Крысойда пробежала две улицы, пересекла небольшую площадь, задержалась у мусорной кучи недалеко от пекарни, а потом попала во двор соседнего дома. Нет! Это всё не то.
        Темнота потеряла ночную плотность. Приближался рассвет. Крысойда решила двигаться дальше. Для этого надо пересечь пространство двора. Она уже было двинулась напрямую, как вдруг почуяла запах врага. Запах ударил в ноздри, и у Крысойды заколотилось сердце. Кошка! Крысойда едва успела забиться в углубление под забором. Кошка залегла в отдалении, за рассохшейся бочкой, прислонённой к стене. Перед Крысойдой был выбор: либо пытаться удрать, либо сидеть в укрытии: вдруг у кошки лопнет терпение, и она уберётся отсюда? Крысойда проделала слишком длинный путь и порядком устала. К тому же в брюхе её шевелились ещё не родившиеся крысята, и это делало её недостаточно ловкой. Поэтому крыса прижалась к земле и замерла. Её усики сильно дрожали. Убежище было не очень надёжным. И если кошка решится сунуть сюда свою лапу… Конечно, у крысы есть зубы. Однако у кошки когти… Выбора нет. Надо ждать.
        На улице между тем стало совсем светло.
        - Она тут, говорю вам! Эй, Хью! Сколько ставишь? Бьюсь об заклад, мы её найдём.
        - Ты, Джек, трепло. Мы в прошлый раз здесь всех уже переловили.
        - Ну, так сколько ты ставишь? Шиллинг?
        Ральф громко фыркнул.
        - Где же она может быть? Может, вон там, под забором? Ну-ка кинь туда камень.
        Камень ударился прямо над местом, где скрывалась Крысойда. Звук резанул по ушам. Крысойда ещё сильней вжалась в землю. И тут же не увидела, а почуяла тень. Тень метнулась от бочки: кошка не выдержала напряжения.
        - Вот она! Вот! Лови! Окружай её! Бей!
        Кошка метнулась прочь. Но ей преградили дорогу. Она бросилась прямо к забору - туда, где скрывалась крыса. В этот момент её настиг камень. Кошка мяукнула и споткнулась. Тут её и настигли.
        - Ага, вот она, ведьма! Дьявольское отродье! - Тот, которого звали Хью, держал кошку за заднюю ногу. Та дёргалась и мяукала. - Ральф, ты должен мне шиллинг. Ишь ты, решил задушить. Это неинтересно. Давай-ка покажем ей, что такое шабаш. Неси её на улицу. У меня есть кремень.
        Топот ног, крики и мяуканье кошки теперь слышались в отдалении.
        - Поджигай! Поджигай ей хвост. Ну и дубина ты, Джек! Ты что, искру выбить не можешь? Дай мне! Вот так! Гони ведьму!
        Кошка пронзительно взвизгнула. Сердце Крысойды почти перестало биться: страх и боль жертвы, за которой охотится человек, понятен любому животному. Но постепенно крики, мяуканье, визг и топот укатились в сторону площади.
        К Крысойде вернулась способность соображать. И она поняла: ей больше не угрожают ни кошка, ни человек. Путь через двор был свободен. Крысойда осторожно высунула нос из укрытия, принюхалась и бросилась через двор.
        Скоро она нашла то, что нужно, - дырку, ведущую в подпол маленькой бедной лачуги.
        Работы у Эммы не было. В приходе ей поручили на городские деньги покупать еду для бедных из чумных домов. Чумные дома теперь метили и запирали снаружи. Выходить из них было нельзя. Джеймс разносил корзинки по адресам. Каждый раз, вручая Джеймсу корзинку, Эмма тяжко вздыхала:
        - Джеймс, ничего не трогай руками у дома с алым крестом. И не дыши глубоко.
        - Да не бойся ты, Эмма, - отмахивался Джеймс. - Я туда и обратно.
        Иногда сторож говорил: «Всё, брат, ты опоздал. Здесь еда уже не нужна. Последние двое померли». Это было везением - корзинка оказывалась ничьей. Хотя большую часть еды всегда забирал себе сторож, Джеймсу тоже могло кое-что перепасть…
        Однажды Эмма велела Джеймсу слазить на чердак. Она пыталась отвлечься от горьких мыслей. Джеймс, в конце концов, должен ей помогать. А то так и норовит улизнуть из дома. Бродит где-то по улицам. По нынешним временам это вовсе не безопасно.
        Джеймс неохотно забрался по шаткой скрипучей лестнице, повертел головой в поисках нужной вещи и вдруг заметил движение у стены под дерюгой. Он подошёл поближе, откинул ветошь и обнаружил крысу.
        - Вот дрянь… Уилла нет на тебя. При нём-то вы все передохли, - Джеймс поискал глазами, чем бы пристукнуть крысу. - Я те сейчас…
        Та не двинулась с места. Она замерла и следила за Джеймсом - как тот шарит вокруг рукой, вот нащупал ржавый кусок каминных щипцов… Тут крыса приподнялась и села на задние лапы, по-прежнему не сводя с Джеймса бусинок-глаз.
        - Ах, дьявол…
        Под брюхом у крысы копошились крысята - ещё слепые, покрытые чёрными реденькими волосками. На Джеймса вдруг накатило странное чувство. Отвращение - да. Но оно было смешано с жалостью. Он что же, жалеет крысу? Из-за этих её крысят?
        - Тьфу… Чтоб тебя… Думаешь, я тебя не прибью? А потом твои крысёныши притащат нам в дом чуму? Да я…
        Джеймс покрепче сжал тяжёлую палку. Но он почему-то медлил - какое-то наваждение! - и не мог прибить эту крысу.
        - Джеймс! Скорее! Сюда! - Испуганный голос Эммы заставил его опомниться.
        - Ладно, не в этот раз, - пробурчал Джеймс себе под нос. - Но я до тебя доберусь, - он погрозил крысе кулаком. - Не думай, что я тебя пожалел. Что теперь так и будет.
        Чердачная крышка хлопнула. Джеймс полез вниз и почувствовал: снизу повеяло холодом. Видно, открыли дверь.
        - Джеймс! - звала его Эмма придушенным голосом.
        Джеймс выскочил на крыльцо и обмер. На крыльце, тяжело опираясь на Эмму, стоял Уилл. Под глазами круги, на лбу крупные капли пота.
        - Джеймс… Видишь, как оно… - Уилл покачнулся.
        - Джеймс, помоги мне… - Эмма с трудом удерживала Уилла.
        Джеймс подхватил его под другую руку.
        - Вот так, хорошо. Пошли, - Эмма сделала маленький шаг. Уилл опять пошатнулся. - Джеймс, ты держишь? Давай, сюда.
        Дверь заскрипела, пропуская их внутрь. Уилл тяжело на них навалился, Эмма с Джеймсом почти тащили его. В комнате он обмяк, тут же сполз на пол и прислонился к стене.
        - Вы не думайте… Я ненадолго. Я вообще не хотел… То есть я думал… Мне сыр перепал… Головка овечьего сыра. Большая такая, пахнет… Я думал: вот подарок. Принесу вам, порадую. Вы небось позабыли, как пахнет сыр… - Пот лил с Уилла ручьём. - Ну вот, посмотрел на Эмму, и надо бы мне идти. Вот только водички…
        - Джеймс, принеси воды. Что это? - Эмма с испугом смотрела на тёмное пятно, расплывшееся по одежде Уилла.
        Джеймс принёс кружку с водой. Уилл протянул за ней руку, чуть было не опрокинул. Отпил, провёл языком по губам.
        - А… это? Ну да… Промокло, - Уилл нащупал пятно на одежде. - Надо идти… Сейчас… сосчитаю до трёх… До пяти… Джеймс, давай считать на латыни? - Уилл попробовал улыбнуться. Улыбки не получилось. - А ну-ка, тяни меня за руку.
        Уилл попытался подняться, но застонал и снова осел.
        - Уилл… Это кровь?
        - Уинстон, мельник… Он почти промахнулся… - Уилл опять попробовал улыбнуться.
        На улице послышались громкие голоса.
        - Где он? Эй! - В двери соседнего дома стучали. - Тут проходил человек, такой высокий, в плаще? Куда, говоришь, он пошёл? В ту лачугу?
        В дом ввалились констебль, наблюдатель и ещё один человек, вооружённый палкой. Уилл побледнел.
        От наблюдателя требовалось узнавать, кого в приходе поразила чума. Он сообщал об этом властям, и тогда констебль запирал заражённый дом и приставлял к нему сторожа.
        - Ты, - констебль ткнул пальцем в Уилла. - Как твоё имя?
        Уилл медлил с ответом.
        - Ты что, оглох?
        - Уильям Грин.
        - Отметьте: пятый дом на Пудинг-лейн, - приказал констебль наблюдателю. Тот что-то пометил в своих бумагах. Констебль повернулся к Эмме. - Он вам кем приходится? Родич? (У Эммы дрогнули губы, но она ничего не ответила.) - Впрочем, не важно.
        - Приятель… Я…
        - Приятель? - констебль повысил голос.
        - Сэр… Я здесь не живу. Я случайно сюда зашёл. Мне нужно было воды… Давайте выйдем отсюда. Я вам всё объясню.
        - Нам твои объяснения не нужны. Мы тебя здесь нашли. Ясно?
        - Сэр, он ранен, ему нужен доктор, - вмешалась Эмма.
        - Доктор в чумном бараке. Он подойдёт сюда завтра.
        - Мне не нужен доктор из чумного барака. У меня не чума!
        Констебль будто не слышал Уилла:
        - К нам поступили сведения, что ты заходил в чумной дом. Это запрещено. Таких объявляют чумными. Пометьте дом алым крестом, - обернулся констебль к спутникам. - Ты, Хью, останешься сторожить.
        - Но, может быть, он не врёт? - возразил наблюдатель. - Этот Уинстон, он же был не в себе, когда на него указал, - наблюдатель кивнул на Уилла. - Уинстон и сторожа чуть не убил - когда из дома сбежал…
        - Уинстон сказал, что ты крысолов, и он тебя нанимал, - констебль мрачно взглянул на Уилла.
        - Нанимал… Но давно. Тогда дом Уинстона был ещё чистый, - Уилл тяжело дышал.
        - Вот и я о том же. Был чистый. - Констебль смерил Уилла недобрым взглядом. - А потом его вдруг поразила чума…
        - Не только дом Уинстона поразила чума, - тихо сказал Уилл.
        - Его дом поразила чума после того, как он нанял тебя.
        - Это случайность. Случайное совпадение.
        - Совпадение? Неужели? - Констебль всё так же сверлил Уилла глазами. - Лучше молчи, крысолов.
        - Я не болен чумой.
        - Сэр, ему нужен доктор, - опять подала голос Эмма.
        - Всем чумным нужен доктор. Всё. Некогда мне тут с вами… Дом объявлен чумным. Давай сюда ключ, хозяйка!
        Эмма стала судорожно шарить на полке, что-то задела, упала кружка. Наконец ключ нашёлся. Она протянула его констеблю. Констебль зло развернулся и двинулся к выходу.
        - Сэр… - Уилл попробовал приподняться.
        Входная дверь застонала. Было слышно, как снаружи завозили ключом. Ключ заел и не поддавался. За дверью выругались.
        - Нарисуешь крест и заколотишь дверь, - распорядился констебль. - Так будет вернее.
        - Не печальтесь, ребятки, - лицо Уилла было серым, как дым. - Каких-нибудь двадцать дней - и нас опять раскупорят… Эмма, мне бы тряпку какую… А то я промок слегка. Боюсь, плащ испортил.
        Эмма засуетилась.
        - Давай-ка, Джеймс, помоги. Стаскивай с него плащ… Дай-ка я посмотрю… О боже! - Эмма бросилась к сундуку, стала рыться в поисках нужного. - Вот! Надо перетянуть. Этот Уинстон… За что он тебя?
        - Тут такая история… грустная… У Уинстона померли дочь и жена. Могильщики стали выносить из дома тела. Уинстон сказал, что пойдёт за ними на кладбище. А ему сказали, нельзя. Тех, кто умер от чёрной смерти, нельзя провожать. И Уинстону нельзя выходить из дома. Тогда Уинстон схватился за нож, сбил сторожа с ног и бежать. А я как раз шёл по улице. Ну, и узнал он меня. Как закричит: «Крысолов!..» Я его пришиб, но не сильно. И он почти промахнулся… Мне что жалко - головку сыра. Большая такая была. Я думал вам занести… Ну, и думал, взгляну на Эмму, на её красоту… - Уилл поперхнулся, закашлялся, зажал рот рукавом. На рукаве появилось пятно. Уилл увидел. - Однако внутри-то как чешется… Эй, не смотрите так. Что носы повесили? Давай-ка, Джеймс, я тебе что-нибудь расскажу.
        - Уилл, ты ведь правда… - Джеймс осёкся.
        - Что - правда?
        - Ну, ты ведь не виноват?
        - А кто ж его знает, Джеймс? Кто прав, а кто виноват? - Уилл криво усмехнулся. - Чуме на правду плевать. И констеблю вон тоже…
        - Правда это крысы виноваты в чуме?
        - Крысы… Не крысы, а люди. Кто перебил всех кошек?
        - Дыхание кошки - чума, - как эхо, проговорила Эмма.
        - Откуда они это взяли? Вот дурачьё-дурачьё… Ладно, не будем об этом. Давайте-ка лучше про крысиного короля. Знаешь, Джеймс, что тут было недавно? Я поймал одну крысу… А она поднялась на задние лапки. Сразу видно, взмолилась. Мол, отпусти меня. Пожалей моих деток-крысяток.
        У Джеймса отвисла челюсть.
        - А что, когда крыса встаёт, значит, она взмолилась?
        - Конечно, а ты не знал? И что-то во мне шевельнулось. Дай, думаю, отпущу. Пусть пока поживёт. Придёт день, тогда и поймаю. Но, говорю, за это ты мне тоже кое-что сделаешь. Научишь меня крысиному языку.
        - И что, научила?
        - А то! Вот как, например, сказать: «Крыса, иди сюда?» - Уилл поводил языком по пересохшим губам и попытался цокнуть. - Дай-ка ещё водички… Сейчас покажу. Ц-ц-ц! Ц-ц-ц! А ну-ка попробуй, Джеймс.
        - Это ещё зачем? - Эмма слегка нахмурилась.
        - Ну, мало ли что случится. Вдруг Джеймсу надо будет договориться с крысой?
        - Не болтай ерунду, Уилл. Вообще лучше помолчи. А то растеряешь все силы.
        - А вот смотри, Джеймс, вот как ещё можно цокать… - Уилл снова закашлялся.
        Его стало заметно трясти.
        - Говорю, помолчи, - строго сказала Эмма. - Лучше попробуй поспать. Может, силы вернутся. Я тебя сейчас потеплее укрою, - Эмма укрыла Уилла большим куском мешковины. - Так лучше?
        - Прям как в раю. И ангел…
        - Пф-ф… - на мгновение Эмма вновь стала прежней. - Спи себе, не болтай. А ты, Джеймс, давай-ка проваливай.
        - А чего делать-то?
        - Что хочешь. Можешь тоже поспать.
        - Спать? Так ведь утро…
        - Шляться по улицам тебе уже не придётся.
        Джеймс нехотя отошёл.
        Джеймс проснулся внезапно. В него проникла тревога - мучительная, леденящая. Она извивалась внутри холодной змеёй, добралась до сердца, сдавила тугими кольцами. К жизни змею вызвали странные звуки, доносящиеся из кухни. Джеймс прислушался и почти с удивлением понял: Эмма плачет. Джеймс не мог припомнить, чтобы Эмма когда-нибудь плакала.
        Он сполз с тюфяка и пошёл на кухню.
        Уилл сидел, как и утром, прислонившись к стене, но завалился на бок. Рот его был открыт. Эмма сидела рядом. Внутри неё что-то тоненько подвывало, время от времени она силилась сделать вздох - и замирала, словно вот-вот задохнётся.
        На улице в отдалении послышался скрип колёс и крик:
        - Эй там, в чумных домах! Выносите своих мертвецов!
        Эмма застыла, потом вдруг резко вскочила, размазала слёзы рукавом по лицу, бросилась к двери и закрыла её на засов.
        - Джеймс, давай, помоги! Кати сюда эту бочку. Опрокинь её и кати. И давай сюда мешок с углем. Подтаскивай его к двери. Вот так, хорошо. Теперь её просто так не откроют, - на лице у Эммы проступила ожесточённая радость.
        - Выносите своих мертвецов!
        Чумная телега остановилась прямо напротив их дома. Сторож стукнул в окно - как полагалось, когда телега подъезжала к чумному дому:
        - Эй, у вас кто-нибудь умер? Если да, отдавайте покойника.
        Ему не ответили.
        - Эй! Или вы все там померли? - сторож забарабанил сильнее. - Вы ж все здоровые были.
        - Куда отвезут покойника? - наконец подала Эмма голос.
        - А то не знаешь? Куда положено. Где хоронят покойников из чумных. Сбросят в чумную яму.
        - Он умер не от чумы.
        - Ты ещё будешь учить! Чумная яма для крысолова - самое место.
        - В чумную яму - не дам, - спокойно ответила Эмма.
        - Я те покажу! - рассердился сторож. - Ты у меня побузишь! Не даст она крысолова! А то я так не возьму.
        Сторож стал возиться под дверью.
        - Просто так не войдёшь. А будешь ломиться, окачу кипятком, - голос Эммы звучал решительно.
        - Вот дура баба! - выругался сторож. - Эти чумные все такие дурные. Ну и сиди с покойником. Как запахнет, сама отдашь. Ещё будешь умолять, чтобы его забрали. Крысолова жалеет. Ведьма!
        Он что-то крикнул могильщикам. Телега со скрипом тронулась и поехала дальше. Джеймс и Эмма услышали, как сторож опять заколачивает дверь и бормочет угрозы. Чтобы чумные поняли, как они провинились, сторож и ставни забил снаружи.
        Потом всё стихло.
        - Надо поудобней его положить, - Эмма кивнула в сторону Уилла.
        Они с Джеймсом устроили покойника на полу и накрыли его с головой. Эмма больше не плакала: достала работу, проверила, осталось ли в лампе масло, и села на своё обычное место.
        Джеймс опустился недалеко от Уилла, сидел и глядел на Эмму. А потом сказал ни с того ни с сего:
        - Эмма… Ты вовсе не старая. И никакая не ведьма. Ты даже очень красивая!..
        - Джеймс, ты чувствуешь запах? Мы же ещё не топили, - Эмма трясла Джеймса за плечо.
        Его резко выбросило из сна:
        - Дым! Это что? Пожар?
        В подтверждение их догадки ударили в колокола.
        - Надо узнать, где горит, - Эмма бросилась было к окну и вспомнила: заколочено! Она начала барабанить по ставням. - Эй, что там происходит? Где горит?
        Не дождавшись ответа, Эмма бросилась на чердак. Джеймс за ней. Сквозь щели в крыше было видно низкое небо. Оно дрожало и колебалось, то и дело меняя цвет.
        - Джеймс, посмотри в окошко.
        Джеймс просунул голову в крошечное чердачное окошко. Отсюда мало что было видно. Горело с другой стороны. Джеймс высунулся по пояс, попробовал развернуться и чуть не упал.
        - Кажется, это пекарня. А может, и нет. Плохо видно.
        Со стороны пекарни послышались крики.
        - Это же совсем рядом, - ахнула Эмма.
        Они быстро спустились вниз и бросились к двери.
        - Давай, скорее, оттаскивай бочку… Эй, кто-нибудь! Отоприте! - Эмма заколотила в дверь.
        Было слышно, как по улице бегут люди. Кто-то притормозил у их двери. Но его тут же одёрнули:
        - Дом с алым крестом. Чумной. Не задерживайся! Смотри, смотри, и вон там загорелось!
        Через щели в ставнях виднелись красноватые тени. Колокола захлёбывались. Джеймс и Эмма снова поднялись на чердак. На этот раз с чердака было видно, как разрастался пожар.
        - Нам надо выйти отсюда, Джеймс! Нам надо как-то выйти.
        Эмма опять побежала вниз, колотила то в дверь, то в окно. Крики на улице стихли. А запах гари стал ещё ощутимее. Слышался треск огня.
        - Горит уже совсем близко. - Эмма вдруг перестала метаться и посмотрела на Джеймса. - Послушай, Джеймс… Через дверь нам не выбраться. Но ты ведь можешь пролезть в окошко на чердаке? Пролезешь и спустишься вниз.
        - А ты?
        - Я тебе помогу. И плащ Уилла поможет. Он прочный. Он послужит вместо верёвки.
        - Нет, а ты-то как выйдешь?
        - Ты спустишься вниз, а потом снаружи попробуешь открыть дверь. Давай-ка, идём скорее. Уже становится жарко.
        Они снова полезли наверх.
        - Давай, сначала протиснись наружу.
        Джеймс высунулся в окошко - и тут же отпрянул:
        - Соседняя крыша горит.
        - Давай же, Джеймс, не тяни, - Эмма пихнула его.
        Он медленно, обдираясь, стал выбираться наружу.
        - Искры прямо сюда долетают.
        - Не обращай внимания. Вот так. Хорошо. Зацепился? А теперь ухватись за плащ. Я буду тебя опускать. Постараюсь как можно ниже… Ты ведь сумеешь прыгнуть?
        Джеймс кивнул. Эмма стала понемногу выпускать плащ наружу. Джеймс, вцепившись в него руками, перебирал по стене ногами.
        - Всё! - крикнула Эмма. - Ниже не получается.
        Джеймс глянул вниз. До земли было далековато. Жар от пожара делался невыносимым.
        - Прыгай, Джеймс! Отпускаю.
        При падении Джеймс ушибся. Но - удача! - ничего себе не сломал. Плащ упал рядом. Джеймс вскочил, подобрал его, скомкал - и оглянулся вокруг. Он на заднем дворе. Чтобы справиться с дверью, нужно выйти на улицу. Но в узком проходе между домами всё охвачено пламенем… Ветер вскинул в небо новый язык огня.
        - Эмма! Крыша! Она горит!
        - Джеймс, беги! Не смотри сюда. Слышишь меня? Беги! - Эмма скрылась внутри.
        - Эмма-а-а-а!
        Крыша с треском осела.
        От жара, дыма и ужаса Джеймс совсем перестал соображать. В горле саднило, глаза слезились.
        Мимо метнулась тень. Крыса! Она тащила крысёнка. Крысёнок слабо попискивал.
        Горящий дом плюнул искрами. Джеймсу больно ужалило щёку и опалило брови. Он отпрянул, размазал слёзы и побежал за крысой.
        Пожар крушил кости домов и рычал прямо в спину. То там, то здесь раздавались крики - загорались всё новые крыши. Над крышами вились голуби - множество голубей, сошедших с ума от страха. Длинные руки огня опаляли им крылья - и птицы падали замертво.
        Но Джеймс не смотрел наверх. Он думал лишь об одном - не выпустить крысу из виду. Крыса бежала не очень быстро - из-за крысёнка; изредка останавливалась, шевелила усами - и продолжала путь. На перекрёстке их чуть не сбила повозка с пожарными бочками: люди не оставляли попыток утихомирить огонь. Но тот лишь шипел в ответ и вспыхивал с новой силой. Крыса сворачивала то туда, то сюда - и Джеймс сворачивал следом за ней.
        У лавки Ральфа было полно солдат. Констебль стучался в дверь:
        - Именем короля! Выходите! Ваш дом подлежит разрушению!
        Завыла женщина. Ральф упёрся. Его вытолкали на улицу. Солдаты стали заваливать дом - чтобы он не достался огню.
        Крыса помедлила, повернула обратно и вывела Джеймса в другой переулок. Впереди показался мост. Джеймс чуть притормозил: толпы людей бежали к мосту: скорей, скорей, через реку! На другом берегу - спасение!
        Но крыса свернула в сторону. Ноги Джеймса скользили на грязном глинистом склоне. Спускаясь к воде, Джеймс несколько раз упал. Местами ему приходилось двигаться на четвереньках. Он даже выругался: «Поганка! Хочет, чтоб я стал крысой». Крыса нырнула в трещину между камнями.
        И тут Джеймса оглушило: кричали те, кто бежал по мосту. За ними ползла огненная змея, глотая всё на своём пути: лавки, людей, дома. Змея повисла над Темзой, слепя глаза искрящейся чешуёй.
        Лодки, теснившиеся на реке, судорожно пытались уплыть подальше от опасного места. Ещё немного, и вдруг змею разорвало посередине - мост обрушился!
        На берегу было много людей. Они стояли, глядя на объятый пламенем город. Иногда кто-нибудь говорил: «Смотрите, огонь добрался до собора Святого Павла. Вот и шпиль завалился…» Или: «Вон там… ратуша загорелась…»
        Ближе к вечеру ветер стих. Огонь без помощи ветра стал терять свою силу. На небе собрались тучи, хлынул дождь. Джеймс поёжился и накрылся плащом (как это он не бросил его по дороге?) - и постучал ногой по камням, в которых укрылась крыса.
        - Эй, ты здесь? Ц-ц-ц!
        В трещине показались усы и дрожащий нос.
        - Ц-ц-ц, - настойчиво повторил Джеймс.
        Крыса, помедлив, вылезла из укрытия и ухватилась лапками за край плаща. Джеймса слегка передёрнуло, но он опять повторил:
        - Ц-ц-ц! - так, как учил Уилл.
        Крыса стала карабкаться по одежде Джеймса и скоро оказалась у него на плече. Её усы шевелились. Джеймс стоял, замерев, прислушиваясь к ощущениям. А потом шевельнул рукой:
        - Всё. Надоела. Проваливай.
        Крыса быстро спустилась вниз и снова исчезла в трещине.
        - Эй, ты там, - Джеймс тронул камень ногой. - Мы с тобой квиты, ясно?
        Крысиный нос больше не показывался. Джеймс услышал, как тоненько пискнул крысёнок. «Вот ведь, спасла. Одного из пяти…» - некстати подумал он.
        - Нет больше старого Лондона, - сказал человек, стоявший неподалёку.
        - И чумы больше нет, - вдруг откликнулся Джеймс.
        - С чего это ты решил?
        - Последние новости из крысиного королевства.
        Джеймс передёрнул плечами и пошагал вдоль берега. Пёстрый плащ - наследство Уилла - доставал почти до земли. Полы плаща волочились по грязной земле.
        Человек посмотрел вслед Джеймсу и медленно двинулся в сторону пепелища.
        Чёрные крысы Дональда Дэдфилда
        Провинция Сычуань, Китай
        Год 1724
        1
        «Дорогой Джеймс! Пишу тебе, чтобы поведать об обстоятельствах небывалых, которые заставили меня вспомнить твои рассказы. Видит Бог, благодаря тебе я остался жив. А ведь порой над тобой потешался! Мне и впрямь было странно, что ты так серьёзно отнёсся к методу, которым китайцы ведут своё летоисчисление, к тому, что они считают крысу священным животным. Ты говорил, что крыса не случайно назначена этим древним народом открывать новый цикл звериного календаря. И что будто бы в этом есть скрытый смысл. Мне казалось, так мог рассуждать какой-нибудь крысолов давно прошедших времён, в пёстром плаще и с дудкой, мнивший себя причастным к тайному знанию.
        Но в тот злополучный день именно крысы заставили меня думать о возможной опасности. К вечеру я, измотанный дневными делами, уже готовился наконец-то отдаться во власть Морфея, как вдруг моё внимание привлёк необычный шум в углу комнаты. Этот шум был настолько навязчивым, что не давал уснуть. Я поднялся с циновки и засветил лампу.
        Я, конечно, догадывался, что делю свою хижину не только с Сюаньдэ и Мэн Цзян. И кого-то интересуют мои съестные запасы. Иногда по ночам я слышал слабое шебуршение и возню по углам. Но теперь я воочию мог убедиться в своих подозрениях: на полу суетились крысы. Их было пять или шесть. И они отличались от тех, которые до сих пор обитают на лондонских чердаках. Серого цвета и раза в два крупнее. Крысы не обратили на меня никакого внимания. Я же застыл, поражённый их безрассудством: неужто они совсем меня не боятся? Потоптавшись немного в углу, крысы вдруг развернулись и уверенно двинулись к двери. Две из них пробежали, почти коснувшись моей ноги. У дверей они завозились: отверстие, через которое крысы собирались пробраться наружу, было, видимо, маловато. Им потребовалось время, чтобы его расширить. А потом они быстро покинули хижину. Что-то заставило меня двинуться следом за ними. Я выглянул в темноту. Стояла тихая лунная ночь. Слишком тихая. Тишина не была умиротворяющей. Она была напряжённой. Я вглядывался во тьму, словно чего-то ждал. Вдруг я заметил движение: на дорожке, петлявшей между домами, я
разглядел тёмный сгусток. Он двигался. Присмотревшись, я понял, что это крысы. Несколько крыс. Они двигались очень уверенно, не оглядываясь по сторонам, - точно так же, как те, что недавно покинули мою хижину. Через некоторое время я увидел ещё пятно. Пятна сливались и превращались в непрерывный серый ручей.
        Меня охватила тревога. Вот тут я и вспомнил твои рассказы. Я бросился в хижину и разбудил Сюаньдэ. Я сказал ему: нужно бежать - и как можно скорее. Сюаньдэ не стал со мной спорить. Они с Мэн Цзян кое-как увязали вещи, и мы бросились прочь.
        Не мы одни заметили крыс. На дороге с каждой минутой становилось всё больше людей. Мы бежали туда же, куда двигались крысы. Крысиный поток становился всё более плотным. Я боялся, что наступлю на крысу. А Мэн Цзян боялась ещё сильнее.
        - Крысы бегут к реке, - сказал Сюаньдэ. - Надо торопиться. Иначе нам не достанется лодки.
        - Но у тебя своя лодка, - удивился я.
        - Люди больше не будут думать, где чужое, а где своё.
        Мы побежали быстрее. Мэн Цзян упала - наступила на крысу. Крысы, которым тоже теперь было тесно бежать, полезли на Мэн Цзян. Мгновение - и её накрыло шевелящейся массой. Мэн Цзян закричала. Я тоже. Я схватил её за руку и сильно потянул, выдёргивая из-под крыс. Мэн Цзян кричала и скидывала крыс. Видимо, крыса, которой сделали больно, укусила её. Мы опять побежали. Сюаньдэ тащил вещи. Он был тёмным от пота. Я поддерживал Мэн Цзян.
        Наконец мы добрались до берега. Люди спешно влезали в лодки. Сюаньдэ оказался прав: добежавшие первыми не думали о хозяевах. Возле одной из лодок затеяли драку. Однако нам повезло. Мы нашли свою лодку. Это была хорошая, прочная лодка. И довольно вместительная. Какая-то женщина с маленьким сыном металась по берегу. Никто не хотел её брать. Она бросилась к нам, умоляя спасти. Сюаньдэ кивнул, и я помог ей забраться. Кто-то увидел наше добросердечие и тоже бросился к нам. Но Сюаньдэ уже оттолкнул нашу лодку. Он сказал, что больше мы никого не возьмём - лодка уже перегружена. Люди громко кричали. Мэн Цзян зажала уши. Я решил не смотреть в сторону берега.
        Сюаньдэ быстро грёб к середине реки. Плеск воды, раздражаемой вёслами, почти оглушал нас в ночной тишине. А тишина становилась всё более невыносимой. И вот в ночной тишине послышался низкий пугающий звук. Сюаньдэ крепче сжал весла.
        - Драконы вступили в битву, - прошептал он одними губами. - Они сотрясают землю.
        И тут случилось нечто невероятное. Плотный крысиный поток, до этого двигавшийся по берегу, вдруг развернулся, и крысы бросились в воду. Прибрежная полоса в одно мгновение стала серой. Подземный толчок породил высокую волну.
        - Держитесь! - закричал Сюаньдэ, пытаясь развернуть лодку против волны, чтобы нас не перевернуло.
        Я успел заметить, как крыс подбросило на волне, а затем швырнуло вниз. Все мы охнули. Я испытал невольное сострадание. Сколько же их утонуло? Но когда волна схлынула, я с удивлением увидел, что серая масса по-прежнему движется по воде. И её пополняют всё новые крысы, скопившиеся на берегу. Скоро они достигли середины реки. Теперь вёсла нашей лодки погружались в крысиную массу.
        - Не греби, Сюаньдэ, не надо, - попросила его Мэн Цзян. - Пусть их…
        С новым толчком и новой мощной волной тысячи крыс пошли на дно.
        Когда толчки прекратились и волны улеглись, река уже не была сплошь покрыта крысиной массой. Но отдельные крысы, выбиваясь из сил, продолжали упорно грести.
        - Смотрите! Вот там! - показал Сюаньдэ.
        На другом берегу крысы снова сбивались в серую кучу. На мой взгляд, они были еле живыми. Но те, что достигли берега, не прекратили движения. Они двинулись дальше на север…
        Джеймс, меня поразило их внутреннее чутьё, их коллективная воля к жизни. И то, как они готовы пожертвовать своей жизнью во имя выживания вида. И я не могу не думать, что обязан крысам своим спасением. Им и тебе - потому что в нужный момент вспомнил твои рассказы.
        Если бы я пренебрёг тем знаком, который они мне дали… Наше селение, как я узнал позднее, целиком поглотила трещина.
        Я чувствую внутреннюю потребность отблагодарить тебя. Если ты захочешь продолжить свои изыскания в области, которая так тебе интересна, - в области поведения крыс, тебе может пригодиться одна старая вещь. Это, Джеймс, настоящий плащ крысолова.
        Теперь, наверное, настала твоя очередь посмеяться: мой дед по материнской линии был лондонским крысоловом. И его звали Джеймсом, как и тебя.
        Правда, в нашей семье всегда считалось неприличным упоминать об этом. Что поделать - традиция! Перед отъездом в Китай я отдал свои вещи на хранение Рональду - моему двоюродному брату. Плащ где-то среди них.
        Кажется, ты знаком с моим братом? Сейчас у него своё дело в Лондоне. В этом письме ты найдёшь записку, которую я адресую ему.
        Думаю, он без колебаний передаст тебе плащ крысолова.
        Всегда твой,
        Чарльз»
        2
        Лондон, Великобритания
        Год 1726
        Мой двоюродный брат Чарльз одержим жаждою путешествий. У него были деньги, и он мог позволить себе подобные удовольствия. Чарльз утверждал, что они помогают ему в постижении философии. Англию он покинул больше двух лет назад. Через короткое время после отъезда Чарльза скончался его отец - человек достойный во всех отношениях и, в довершение к этому, невероятно удачливый. Среди прочего он оставил после себя аптеку. Чарльз доверил управлять ею мне - как человеку, сведущему в предмете.
        Я испытал приятное удивление: мне всегда было интересно приготовление снадобий, и, оказалось, Чарльз помнил об этом. Теперь я мог с пользой для нас обоих проявить свои знания.
        Но не успел я как следует погрузиться в новое дело, как в аптеку пришёл посетитель - надо заметить, весьма необычного вида.
        Видели б вы его! Я встречал разных франтов, но этот просто потряс меня своим щёгольским нарядом. Его камзол отвечал последней парижской моде. Однако что ещё сильнее поразило меня, так это его парик.
        Признаюсь: поначалу мода на парики не особенно мне понравилась. Я слыхал, что своим появлением она обязана лысине французского короля: тот ещё в молодости обнаружил на своей голове проплешины, и они его раздражали. Кроме того, парикмахеры, делавшие парики, нередко сговаривались со знакомыми палачами, и те поставляли им волосы с голов казнённых преступников. А я всегда отличался буйным воображением… Но в английских салонах - вопреки отношению к Франции как к враждебной державе - французская мода нашла поддержку. И вскоре явиться в общество без парика сделалось непристойным.
        Так вот, парик незнакомца - роскошный, с длинными локонами - произвёл на меня сильное впечатление. Я прикинул, сколько может стоить такой парик, и преисполнился к посетителю уважением.
        - Сэр! Чем могу служить? - спросил я со всем возможным почтением.
        Джентльмен изящным движением поправил перчатки:
        - Мистер Кэджи, не так ли? Мы с вами немного знакомы.
        К своему стыду, я ничем не мог подкрепить это утверждение.
        - Ничего удивительного! - Джентльмен улыбнулся и качнул головой. - Мы с вами пересекались раз или два, не больше. Моё пребывание в Оксфорде не было долговременным. Науки меня никогда не прельщали. Я нашёл себе более подходящее дело… Но вы должны помнить мистера N.
        N был ценителем красоты и собирал картины.
        - Помните, как-то раз N пригласил нас к себе полюбоваться своим новым приобретением? На картине была нарисована дама с забавным зверьком на руках.
        Полотно, как я помнил, принадлежало кисти малоизвестного мастера. Дама была нарисована не слишком выразительно, но одета весьма вызывающе. Однако в голосе N звучал неподдельный восторг: «Джентльмены, не чудо ли? Эта картина очень напоминает „Даму с фуро“[1 - Эту картину Леонардо да Винчи часто называют «Дама с горностаем». Прим. ред.] великого Леонардо».
        Нас смутило такое сравнение. Но N всегда замечательно нас угощал, и мы старались льстить его самолюбию. Поэтому мы стояли, уставившись на полотно, и старательно изображали, что процесс его лицезрения доставляет нам наслаждение.
        Все, кроме Джеймса. Джеймсу в гостях у N нравилось есть и пить. И он старался не упускать представившегося случая. Но картины из коллекции N, как правило, оставляли его равнодушным, и он, в силу своего характера, этого не скрывал. N терпел его из-за меня: мы с Джеймсом очень дружили и всюду ходили вместе. И вот, когда все мы стояли, уставившись на картину…
        - Вы помните, что вы сказали? Вы сказали, что дама выбрала фуро за неимением кошки. Кошка ловит мышей и крыс в десять раз лучше хорьков. Вы, мистер Кэджи, проявили тогда удивительную прозорливость. Я вспомнил об этом в связи с некоторыми обстоятельствами и понял, что вы и есть именно тот человек, который мне очень нужен.
        - Да, мистер?..
        - Дэдфилд. Для вас - Дональд Дэдфилд. Видите ли, я рассчитываю, что вы поможете мне очистить мой дом от крыс, - джентльмен посмотрел свою на манжету и снял с неё невидимую пылинку.
        Я почувствовал себя уязвлённым: за кого он меня принимает? Но Дэдфилд поторопился продолжить:
        - Мистер Кэджи, я понимаю, вы несколько удивлены. Но ведь вы занимаетесь приготовлением ядов?
        - Я занимаюсь приготовлением снадобий.
        - Это я и имел в виду: «Всё есть яд, и ничто не лишено ядовитости; одна лишь доза делает яд незаметным». Кажется, это Гарвей?
        - Гарвей занимался движением кровотоков. А это слова Парацельса. Он создал науку приготовления снадобий - фармакопею, если вам будет угодно. - Роскошный парик незнакомца вынуждал меня думать о нём хорошо, но я опять почувствовал раздражение.
        - О, мистер Кэджи, я допустил ошибку! Простите великодушно, - Дэдфилд заговорил примиряющим тоном. - Но, видите ли, мне и нужно, чтобы вы приготовили яд - раз всё дело лишь в дозе. Яд, убивающий крыс. Я не могу пожаловаться на жизнь. Но крысы мне досаждают. Возможно, я придаю им слишком большое значение. И я не возражаю, чтобы это считалось капризом, - Дэдфилд снова снял с манжеты невидимую пылинку. - К тому же я держу небольшой ломбард необычного свойства: принимаю в залог частную переписку. Бывает, что люди нуждаются. Кому, как не вам, это знать? (Мне снова сделалось неприятно: что он себе позволяет?) И порой судьба заставляет людей доверить свои секреты постороннему человеку. Постороннему, но надёжному. И вот представьте, недавно крыса сорвалась со стены и упала под ноги даме. Представьте, что с нею было, сколько шуму и крику! Естественно, после этого мы уже не могли вести деловой разговор. - Дональд Дэдфилд слегка усмехнулся. - Мистер Кэджи, если вы согласитесь на моё предложение, вам не придётся об этом жалеть. Я человек бережливый. Но для чего мы трудимся в поте лица? Чтобы изредка
потакать своим слабостям. Мне не нравится жить в доме с крысами. И я хорошо заплачу тому, кто избавит меня от крыс. Хорошо заплачу, мистер Кэджи.
        Видимо, на моём лице отразилась борьба. И мистер Дэдфилд опять усмехнулся.
        - Не буду торопить вас с ответом. Но очень надеюсь, что вы захотите принять моё предложение, - он протянул мне бумажку с адресом, поклонился и вышел.
        Я проснулся с отчётливой мыслью: нельзя рисковать репутацией! Приготовишь крысиный яд - и прослывёшь крысоловом. Одно дело, когда ты аптекарь. Другое - когда крысолов. «Крысолов» звучит унизительно. Я всегда опасался, что меня по какой-то причине назовут крысоловом. Как после этого я смогу появиться в обществе? А если я соберусь жениться? Кто из достойных людей отдаст свою дочь замуж за крысолова?
        Потом мои мысли приняли другой оборот: неужели мне сложно сделать то, о чём просит Дэдфилд? А выполни я его просьбу - у меня появятся деньги. И появятся быстро. Аптека Чарльза - дело хорошее. Но когда ещё она начнет приносить доход? А деньги меняют жизнь. Совершенно меняют. Появись они у меня - я бы сразу женился. Купил бы новый парик - такой, как у Дональда Дэдфилда, - и явился к отцу Лютеции. Стал бы он меня спрашивать, как я разбогател? Когда на тебе прекрасный парик, вопросов не задают…
        В таких размышлениях я провёл два дня и три ночи.
        И в конце концов решил отбросить сомнения. Предложение Дэдфилда казалось мне соблазнительным. Либо я покупаю новый парик, либо совсем расстаюсь с волосами.
        Я отправился к Дэдфилду.
        Он жил на окраине города, и дом его был деревянным - большая редкость по нынешним временам. После пожара в Лондоне почти не осталось деревянных домов. Этот в силу «почтенного возраста» поражал своей мрачностью и какой-то замшелостью. Трудно было представить, что здесь обитает владелец роскошного парика.
        Я позвонил в колокольчик:
        - Мне нужен мистер Дэдфилд. Я по поводу крыс.
        Огромный слуга - такой же мрачный, как дом, - смерил меня недоверчивым взглядом и захлопнул дверь у меня перед носом. Опешив, я подумал, что слуга, вероятно, кретин, и уже решил уходить, как вдруг дверь отворилась опять, и всё тот же ужасный слуга поманил меня внутрь. Я вошёл, огляделся (внутри всё казалось ещё более неприятным) и двинулся за слугой по извилистому коридору. К неприятному виду прибавился гадкий запах: пахло гнилью и затхлостью. А мой провожатый в неверном свете казался огромным троллем. Вид его могучей спины и огромных кулаков рождал нелепые мысли. (Я уже говорил о своём буйном воображении…)
        Наконец мы пришли в помещение, которое, судя по обстановке, служило гостиной. Я огляделся: в отличие от коридора, здесь всё поражало роскошью и соответствовало моим представлениям о хозяине.
        - А, мистер Кэджи! - Дэдфилд возник неожиданно.
        Я даже не понял, откуда он появился. Вот причуды старого дома! Дэдфилд опять был очень нарядно одет и, конечно же, в парике - припудренном и завитом.
        - Дьявол, достали, твари! - он схватил крупную щепку, валявшуюся у камина, и запустил её в угол. - Я ж говорю: они всюду!.. Значит, вы, мистер Кэджи, решили принять моё предложение? Однако вы долго думали!
        Меня удивило замечание Дэдфилда. Кажется, он считает, что я перед ним провинился?
        - Я полагаю, дальше всё пойдёт по-другому. Вы подпишете договор.
        - Договор?
        - Ну конечно. Ведь я нанимаю вас. И у меня есть правила, - Дэдфилд сделал знак. Появился тот же самый слуга, который меня привёл. У него в руках были бумаги. - Поставьте здесь свою подпись.
        Я пробежал глазами бумагу:
        - Помилуйте, но тут сказано, что в случае неисполнения…
        - Да, мистер Кэджи? - Дэдфилд весь обратился в вежливое внимание.
        - В случае неисполнения я обязан уплатить вам «означенную сумму». Что это значит?
        - Я, мистер Кэджи, деловой человек. Я дорожу своим временем. А вы тянули с решением целых три дня. Согласитесь, за эти дни я мог бы найти кого-то ещё. Теперь давайте представим, что вы не справитесь с делом, которое вам поручили. И всё это время я буду ждать и страдать. В этом случае кто-то должен - разве вы не согласны? - возместить мне ущерб. Но, мистер Кэджи, вы - человек образованный и, безусловно, сможете приготовить крысиный яд. А с помощью этой бумаги я хочу подтвердить, что заплачу вам, если вы преуспеете. Довольно большие деньги. Взгляните, какая сумма значится в договоре.
        Цифры, которые я увидел, лишили меня осторожности. Я решил подписать договор. Но что-то в манере Дэдфилда меня раздражало. И мне хотелось как-то поднять свой авторитет. Я сделал вид, что внимательно вчитываюсь в договор.
        - У меня нет возражений против этой бумаги. Кроме вот этого пункта, - я ткнул пальцем в бумагу.
        - Я слушаю вас, мистер Кэджи, - слегка нахмурился Дэдфилд.
        - Видите ли, наука требует от нас точности. И я считаю, что слово «крысы» в такой важной бумаге нужно писать по-латыни. Тут должно быть написано: «Означенный мистер Кэджи вступает в соглашение с домовладельцем мистером Дэдфилдом и обязуется вывести в его доме животных, называемых rattus rattus.
        - Rattus rattus? - подчёркнуто вежливо переспросил Дональд Дэдфилд. (Но латынь в его исполнении прозвучала как-то брезгливо.) - Что ж! Я всегда считал образованность величайшим достоинством. Переделайте договор, - резко сказал он слуге. - Напишите название этих тварей так, как надобно мистеру Кэджи. Надеюсь, это его вдохновит. Вам придётся чуть-чуть подождать, - обернулся он снова ко мне. - И не пытайтесь задавать Харону вопросы. У него отрезан язык. В молодости он позволял себе своеволие. Я считаю, что суд обошёлся с ним мягко.
        Я вернулся домой в некотором смятении. А если мне не удастся приготовить действенный яд? Я разбирался в приготовлении снадобий. Но я не знал рецептов крысиного яда.
        Я утешался словами великого Парацельса: в конце концов, я - учёный и могу составить отраву…
        Наконец через трое суток я приготовил яд и испытал его, подсыпав в приманку для мышеловки. Попавшая туда мышь довольно быстро издохла, и я решил, что для крыс отрава тоже сгодится. Я наклеил на склянку с ядом специальный ярлык «ядовито». Внешний вид склянки показался мне очень достойным. Потом я отправился к Дэдфилду и отдал отраву Харону. На этот раз он меня не впустил: взял склянку и скрылся за дверью.
        Я убеждал себя, что дело сделано. Но в глубине души меня терзали сомнения. Какое-то смутное чувство не давало мне успокоиться. И я оказался прав в худших своих ожиданиях.
        Через неделю Дэдфилд прислал человека, который назвался Робертом. В отличие от Харона, его язык был на месте.
        - Мистер Дэдфилд велел сунуть это вам в нос, - Роберт коротко хохотнул и показал мне камзол, который я сразу узнал. На рукаве камзола виднелись грязно-белые пятна. - Мистер Дэдфилд велел передать вам, что крысы кладут на вашу отраву.
        - Что? - не понял я.
        - Везде на приманке с ядом лежат крысиные кучки, - Роберт опять хохотнул. - Этот камзол был на мистере Дэдфилде, когда он открыл вашу склянку. Неудобная склянка, скажу вам. Порошок просыпался и попал ему на рукав. Вы знаете, мистер Кэджи, сколько стоит такой прикид?
        - Что вы хотите сказать?
        - Крысы испортили мистеру Дэдфилду его нарядный камзол. Всё из-за вашего яда. И очень скоро, дражайший, вам придётся платить за камзол. Плюс к тому, что вы заплатите по договору. (Каким насмешливым взглядом смерил меня этот мерзкий плебей!) Скажу вам по правде, мистер, вы далеко не первый, с кем хозяин заключил договор. Наши крысы уже многое повидали! - Настроение Роберта на глазах улучшалось: он похохатывал всё чаще и веселее. - Хозяин крыс ненавидит. Но ему прекрасно известно: их невозможно вывести. Наших крыс - точно нельзя! Так почему бы на этом не заработать? А, мистер Кэджи? Почему не доставить себе маленькое удовольствие?
        Он уже давно покинул аптеку, а я всё слышал, как он похохатывает. Мне даже казалось, я слышу, как они похохатывают на пару с мистером Дэдфилдом.
        Я попался в ловушку.
        Судьба, как видно, решила надо мной посмеяться. Нет, она решила уничтожить меня.
        Как я мог согласиться на предложение Дэдфилда? Как я с первого взгляда не разгадал в нём мошенника? Бог мой! Во всём виноват его шикарный парик и лёгкое облачко пудры, сладковатый запах, которым он был окутан.
        И что теперь может спасти меня? Моё буйное воображение совершенно мне изменило.
        И вот ведь досада: мистер Дэдфилд принял меня за другого. Не я, а Джеймс говорил тогда про картину:
        - Дама с фуро? То есть с хорьком? Фуро - хорёк-альбинос… Это неправильный выбор. Как вы думаете, зачем этой даме хорёк?
        Все стали наперебой предлагать свои версии: белый хорёк означает девичью чистоту; женщины обожают рядиться в меха, а «живую шкурку» носить ещё интереснее; хорёк, спокойно сидящий у женщины на руках, может являться уроком поклоннику этой дамы.
        - Я имею в виду другое. Она выбрала фуро, - Джеймс кивнул на хорька, - за неимением кошки. Кошка ловит мышей и крыс в десять раз лучше хорьков. Но выбери она кошку, её посчитали бы ведьмой.
        Все засмеялись.
        - Ты судишь как крысолов, а не как ценитель искусств, - сказал тогда ему N.
        Как я обрадовался, что это было сказано не про меня! А за Джеймсом с тех пор закрепилось шутливое прозвище «крысолов». К моему удивлению, он на это не обижался…
        В тот день я еле дожил до вечера. Я больше не мог бороться с собой. Я хотел предаться отчаянию, погрузиться в него, как в омут, и больше не всплывать. Я раньше времени запер аптеку и уже поднимался наверх, как зазвонил колокольчик. Звонили очень настойчиво. Гадая, кто проявляет такую невежливую настырность, я вернулся и отпер дверь. На пороге стоял человек в дорожном плаще с капюшоном - по виду странник. Я вгляделся. Однако лицо под надвинутым капюшоном оставалось в тени. И я насторожился: если на человеке нет парика…
        - Чем могу быть полезен? - спросил я как можно суше.
        - Доброго вечера, мистер Кэджи! Я к вам по поручению вашего брата, мистера Лэнгли, - хрипло ответил странник.
        Услышав имя Чарльза, я впустил незнакомца в дом - несмотря на отсутствие парика.
        - Ха! Аптека Лэнгли и К°! Управляющий Рональд Кэджи! Всё, как предупреждали, - голос вошедшего неожиданно изменился. Но следующие слова он опять произнёс хриплым голосом. - Знаете, мистер Кэджи, я давно не был в Лондоне. Тут многое изменилось… Чарльз поручил мне забрать у вас один плащ.
        Меня разобрала досада. Я хотел поскорее отделаться от посетителя и остаться один.
        - Какой такой плащ, милейший? Я ничего не знаю. Я не ношу плащи.
        - Это старый плащ, мистер Кэджи.
        - Тем более - старый плащ. Если такой и был, его давно отдали старьёвщику.
        - Но, мистер Кэджи, это не какой-то обычный плащ. Это плащ крысолова. Его когда-то носил ваш дед.
        На мгновение я онемел. Этому проходимцу известна семейная тайна, которую я так тщательно оберегал! Не случайно он показался мне таким неприятным!
        - Повторяю вам: я ничего не знаю…
        Было ясно как дважды два: подозрительный незнакомец мне не поверил. Тогда я решил прибегнуть к иному методу:
        - Почему вы решили, что я вдруг отдам вам плащ? Просто так, ни за что?
        Я считал, что этот бродяга вряд ли сможет что-то мне предложить. И как это Чарльз мог ему довериться?
        - Рон, ты всегда был скрягой!
        Голос странника снова неузнаваемо изменился. Он снял капюшон - и весело рассмеялся. Я не поверил глазам:
        - Джеймс! Неужели? Откуда? Я тебя не узнал.
        - Я старался, друг Рональд.
        Мы не виделись тысячу лет - с тех пор, как закончили Оксфорд и компания Джеймса послала его в Китай. Как оказалось, там он познакомился с Чарльзом. Небывалое совпадение!
        Я испытал прилив счастья. Я чувствовал: это само провидение! Джеймс по прозвищу Крысолов явился сюда неслучайно. Мой славный, старый друг Джеймс!
        Мы сидели перед камином, потягивали пунш и болтали за милую душу. Слово за словом я рассказал Джеймсу всё, что со мной случилось. И пожаловался на крыс.
        - Рон! Сколько раз я тебе говорил: крысы - это серьёзно! Разве ты меня слушал? А теперь твоя жизнь в их лапах, - Джеймс рассмеялся. - Они умные звери, Рон, и обучают друг друга. Стоит одной опознать отраву, она сразу сообщит остальным: не трогать! Говорить они не умеют. Они оставляют кучки. Это такой хитроумный способ передавать друг другу крысиные вести. А как, ты сказал, зовут твоего «благодетеля»?
        Я назвал имя Дэдфилда. Рон задумался:
        - Дэдфилд? Я видел его один раз, но надолго запомнил. Знаешь, кто этот Дэдфилд? Отъявленный негодяй. Он утверждал, что для вивисекции можно использовать живых крыс. И такой подход несложно обосновать. Мол, крысы - это животные, и у них нет души. Согласно Декарту, они действуют как механизмы. А значит, и их ощущения - ощущения механизмов. Если ломать механизм, он тоже может скрипеть и визжать. Но станем ли мы обращать на это внимание? Он ещё улыбался при этом… Тьфу, гадость, - Джеймс сплюнул. - Послушай, ты говоришь: парик… Как он разбогател? Дэдфилд не отличался каким-то особым талантом. И не припомню, чтобы ему грозило большое наследство.
        Я пожал плечами. Мне не хотелось думать, как Дэдфилд разбогател. И я не видел особой связи между его отношением к крысам и тем, что он негодяй. Но спорить с Джеймсом мне не хотелось.
        - Знаешь, - сказал он вдруг, - я хочу посмотреть на плащ. Прямо сейчас. Пошли.
        Джеймс утверждал, что не сможет заснуть, если я не выполню его просьбу. Я не смог ему отказать. Мы забрались на чердак. Там нас одолела пыль: мы чихали, сморкались и проклинали сундук, который пришлось вскрывать без ключа - естественно, ключ был потерян. Когда мы вдвоём с трудом приподняли огромную крышку, Джеймс нырнул в сундук с головой и принялся копаться в каких-то допотопных вещах. Мне казалось, найти среди них что-то определённое попросту невозможно. Я уже с трудом выносил першение в горле, когда Джеймс вдруг закричал:
        - Есть! - и вынырнул из сундука, прижимая к груди какую-то старую тряпку. - Есть! - повторил он опять, и его лицо, вымазанное в пыли, засияло от радости.
        Мы захлопнули крышку, и я поскорее потянул Джеймса к выходу.
        В каминной Джеймс ещё раз чихнул, а потом осторожно, как величайшую драгоценность, расстелил плащ на столе.
        Он выцвел, и полинял, и кое-где был залатан, и всё-таки упорно сопротивлялся времени. Видно, его в своё время пропитали каким-то составом. На поблёкшей подкладке различались слова и рисунки.
        - Потрясающе, - Джеймс нежно погладил подкладку. - Надо же, сколько им было известно! А вот… - он ткнул пальцем куда-то вниз. - Рон, смотри: это ключ, который тебя спасёт!
        Там, куда показывал Джеймс, были вышиты крысы: одна большая, блёклая, сероватого цвета; другая поменьше, чёрная, и третья, меньше двух первых и в серединке пустая. Огонь в камине ещё не погас. Из-за отсветов пламени крысы казались живыми: того и гляди шевельнутся. Но я не понял, как они могут меня спасти.
        Джеймс между тем сиял:
        - Рон, старина! Послушай! Кажется, мы получили удивительную возможность. Мы не только освободим тебя от неприятностей. Мы утрём Дэдфилду нос. Он у нас будет скрипеть и визжать, как несмазанный механизм! Но для этого, мистер Кэджи, - Джеймс хлопнул меня по плечу, - мне придётся одолжить у тебя парик. До прибытия в Лондон я как-то обходился. Но здесь без парика я чувствую себя так, словно на мне отсутствуют панталоны.
        Я думал, Джеймс займётся приготовлением яда. Отнюдь! Он попросил меня показать, где живет Дональд Дэдфилд.
        - Да, как ты говорил: старый дом, деревянный. Стоит не очень дорого, и до берега недалеко… Деревянные стены, деревянный чердак. Чёрные крысы гнездятся на чердаках. Им удобнее лазить по деревянным стенам. А другие дома - из камня. Не удивительно, что крысы обжились именно здесь.
        Я пытался понять, что Джеймс думает делать.
        Джеймс отшучивался:
        - Как что? Плащ крысолова у меня уже есть. Дело только за дудкой.
        Беспокойство моё нарастало. Мне казалось, что Джеймс ничего не предпринимает. Он усмехался:
        - Спокойствие, Рон! Для крысолова главное - внимательно наблюдать.
        Потом Джеймс куда-то исчез, оставив меня наедине с тревожными мыслями. Срок, который определил мне Дэдфилд, стремительно истекал.
        Джеймс вернулся через четыре дня, ранним дождливым утром.
        - Подкинь-ка поленьев, Рон. Мне кажется, твой парик безнадёжно испорчен.
        Он пристроил мокрый парик недалеко от камина. И он был на что-то зол. Я решил, что лучше повременить с расспросами. Но Джеймс не стал томить меня ожиданием.
        - Знаешь, чем занимается Дэдфилд? С чего он разбогател? - Джеймс со злостью ткнул кочергой в огонь, будто бы только что обнаружил там Дэдфилда. - Он промышляет работорговлей. Хотя чему удивляться? Этот тип утверждал, что крыс можно резать живьём…
        Мне тоже никогда не нравились работорговцы, хотя я не видел связи между ними и крысами. Но сообщение Джеймса удивило меня. Я знал, что работорговля приносит серьёзный доход. Предприимчивый Джон Хокинс, который всё это начал, так нажился, что смог принести огромные деньги королевской казне. И королева Елизавета сделала его рыцарем. Однако «наследники» Хокинса последние сто пятьдесят лет строго следили за тем, чтобы никто не перебежал им дорогу.
        - Поставка рабов в Новый Свет - дело Гвинейской компании. Разве Дэдфилд имеет к ней отношение?
        - Нет. Он не дурак и дорожит своей шкурой. Но торговцы Гвинейской компании вывозят чёрных рабов. Они промышляют в Африке. А Дэдфилд раскинул сети на другом берегу.
        Я ахнул:
        - Ирландцы? Не может быть!
        - В Ирландии голод. Дэдфилд делает вид, что сострадает несчастным. Он даже готов при случае их накормить - если те согласятся превратиться в рабов. Может, в доме Дэдфилда и хранятся любовные письма. Но среди них, я уверен, можно найти бумаги, которые подписали бедолаги-ирландцы.
        - Вот негодяй!
        И у этого человека такой роскошный парик! Теперь я испытывал к Дэдфилду острую неприязнь, смешанную с отвращением. Значит, Дэдфилд - не просто мошенник. И мало ли что придёт ему в голову, если его рассердить? Я внутренне содрогнулся.
        - Ну да ладно, - Джеймс снова пошевелил кочергой в камине. - Тем хуже для него. По отношению к Дэдфилду мы можем не стесняться… Значит, как ты рассказывал, Рон? Что записано у тебя в договоре? Ты обязуешься вывести чёрных крыс? Rattus rattus?
        - Да, так и записано. По-латыни.
        - Что ж, мы поможем Дэдфилду вывести чёрных крыс. Сделаем это быстро и без всякого яда, - он задиристо рассмеялся. - Только для этого мне надо кое-что раздобыть.
        И Джеймс снова исчез. На этот раз я просто не находил себе места. Ночами Дэдфилд являлся мне в виде монстра. Снилось, что он вспарывает мне брюхо…
        - Вот, - сказал Джеймс, вернувшись. - Это то, что нам нужно.
        В руках у него был ящик. Джеймс ткнул пальцем в щель:
        - Посмотри.
        - Что это? - я не мог сдержать удивления. - Крысы? И какие огромные! Откуда ты их притащил?..
        - Ну, не огромные, - Джеймсу моё удивление доставило удовольствие. Но он решил, что справедливость важнее. - Хотя они и немного крупнее чёрных.
        - Ну ты сказал: немного! Да они крупнее в два раза!
        Джеймс тщетно пытался быть скромным:
        - Это серые крысы. Мне пришлось повозиться, чтобы их отыскать.
        - Ты специально искал этих крыс? Да на них смотреть - и то страшно.
        - В этих крысах - твоё спасение. Это не rattus rattus. Это rattus norvegicus.
        - Ну и что? - Я скривился.
        Джеймс рассмеялся.
        - Чарльз написал про сильное землетрясение и про бегство крыс из Китая. В Китае, Рон, обитают серые крысы. Они сильней и выносливей чёрных. Если крысам придётся столкнуться, серые вытеснят чёрных. Помяни моё слово, Рон: серые крысы скоро появятся в Лондоне. Но я решил, что мы можем опередить события. И, что, наверное, можно найти серых крыс на каком-нибудь корабле. Я облазил весь порт и оказался прав. Один голландский корабль долго плавал в тёплых морях…
        Я потерял дар речи.
        - Не веришь? Смотри, - Джеймс опять разложил передо мной старый плащ и ткнул пальцем в вышитых крыс. - Вот большая крыса, а перед ней - поменьше. Знаешь, на что похоже? Будто серая крыса гонит чёрную крысу. Можешь считать это предсказанием странствующих крысоловов. Завтра мы с тобой отправимся к Дэдфилду и выпустим крыс к нему в подпол. Я думаю, серым крысам понравится новая жизнь.
        День прошёл в ожидании. Я то и дело смотрел в окно - не начало ли смеркаться. Я сердился на солнце - что оно застревает над крышами и так медленно опускается. Я так сосредоточенно думал про серых крыс, что в руках у меня лопнули целых три склянки. Наконец появился фонарщик и стал зажигать фонари. Сердце моё забилось, ладони сделались влажными. Джеймс накрыл ящик с крысами тряпкой и дал знак выходить.
        Не помню, чтобы когда-то я ходил по ночному Лондону. Ночью улицы Лондона живут своей тайной жизнью, которую лучше не знать. Ночью по Лондону бродят воры, подонки и духи. А теперь - и мы с Джеймсом, который тащит ящик с серыми крысами. Крысы возились внутри и мелко топотали. Ночь, хранительница секретов, покровительница тайных дел, колдовала над звуками. Мне казалось, что она превращает крысиное топотание в оглушительный топот. Будто по тёмной улице несётся стадо свиней, и эти звуки тревожат всех её обитателей. А вдруг кто-нибудь посмотрит в окно: что это так грохочет? И опознает нас? И скажет: с чего это Рональд-аптекарь бродит здесь по ночам? Куда это он идёт, без парика и в компании неизвестного человека? И что за ящик они с собой тащат? Не иначе они затеяли тёмное дело!
        Но Джеймс, казалось, ничего такого не чувствовал. Он выбирал дорогу подальше от фонарей и сам был похож на тень, которой Ночь оказывала покровительство.
        Я даже не сразу понял, что мы подошли к дому Дэдфилда: мы оказались в узком проходе между двумя домами - совсем не с той стороны, где я обычно входил.
        - Рон, нам не нужен вход. Нам нужна эта отдушина. Здесь крысы проникнут в подпол, - Джеймс говорил одними губами, но мне казалось, что все - пусть даже их не видно - слышат его слова.
        Джеймс приставил ящик к отдушине и стал осторожно выдвигать боковую стенку. Над этой конструкцией ящика он трудился почти два дня. Но «дверь» всё равно заедала. Скрип дерева оглушил меня. Мне казалось: ещё чуть-чуть - и внутри меня что-нибудь разорвётся.
        - Ну, крысиное племя! Давай!
        Крысы внутри притихли. Джеймс легонько щёлкнул по задней крышке ящика:
        - Давай, двигай на новое место, пока я не передумал.
        Послышалось тихое шарканье. Потом опять тишина, потом снова что-то двинулось. Опять тишина, потом что-то царапнуло прямо у самой отдушины - и Джеймс кивнул головой: одна крыса выбралась на свободу. Следом за ней перебралась другая.
        - Ну, вот и закончилось ваше длинное путешествие. Обживайтесь пока. Я не всегда буду добрым…
        Джеймс ещё немного повременил, а потом дал знак уходить.
        Мы было двинулись прочь, как вдруг услышали чьи-то шаги. Кто-то шёл по улице по направлению к дому. Мы с Джеймсом вжались в стену. Всё ближе, ближе шаги… Да, прямо к этому дому. И это, судя по звукам, не один человек. Сколько же там людей? Моё сердце так колотилось, что его удары заглушали чужие шаги. Мне казалось, идущие тоже должны его слышать… Поднимаются на крыльцо… Джеймс прижал палец к губам. Мы услышали, как открывается дверь.
        - А, это ты, Харон? - я узнал голос Роберта и его похохатыванье. - С уловом? То-то. А ты, скотина, решил убежать? Думал, тебя не отыщут?
        Роберт, видимо, что-то сделал - в ответ раздался короткий вскрик.
        - Я те поору! Давай, Харон, заводи. Мы сейчас с ним разберёмся.
        Глухие всхлипы, шаги, звук захлопнувшейся двери.
        Джеймс схватил меня за руку и потянул прочь.
        - Джеймс, ты слышал? Те всхлипы? - Мы были уже далеко, и моё дыхание позволило мне выдавить нечто похожее на слова.
        - Несколько дней назад Дэдфилд готовил к отправке в Новую Англию партию «свежих» рабов. Я караулил здесь ночью и видел, как их выводили. Там ещё был мальчишка. Лет двенадцать-тринадцать. Он очень сильно плакал. Думаю, его продали, не спрашивая согласия. Видно, он пытался бежать.
        Больше до самого дома мы с Джеймсом не говорили.
        Прошло какое-то время. И Джеймс решил, что серые крысы выполнили работу. Теперь, по его представлениям, я мог потребовать вознаграждение.
        Это не я, а Дэдфилд придумал подписывать договор. До сих пор мошенник обводил вокруг пальца тех, кого он якобы нанимал для выведения крыс. Теперь же ему придётся смириться с новыми обстоятельствами: на этот раз обдурили его. А если Дэдфилд не исполнит своих обещаний, я могу обратиться в суд. Представители правосудия - как бы они ни старались - не обнаружат в доме ни одной чёрной крысы. Должны же мы как-то наказать негодяя. Не всё ему жировать!
        И я опять отправился в злополучный дом Дональда Дэдфилда. Джеймс сказал, что будет прогуливаться неподалёку. Если я через час не выйду из дома, он вмешается и позовёт на помощь.
        Тем не менее сердце моё переселилось в горло. А ладони сделались влажными. Вот сейчас дверь откроет ужасный Харон и тут же захлопнет у меня перед носом. Что в этом случае делать? Я пытался придумать какое-нибудь решение, но моё буйное воображение неожиданно мне отказало.
        К моему удивлению, дверь открыл не Харон, а тощий рыжий мальчишка. На щеке у него был шрам. Я почему-то решил, что это - «тот самый», беглый, и испытал прилив жалости. Харон появился мгновением позже, влепил мальчишке затрещину и сделал попытку захлопнуть дверь. Но мысль о мальчишке вдруг придала мне храбрости. Я сделал шаг вперёд, не давая двери закрыться.
        - Мистер Дэдфилд мне должен. Он подписал договор. И я не хочу до поры требовать долг через суд, - сказал я как можно спокойней.
        Не знаю, что именно произвело впечатление на Харона: мой тон, слово «договор» или то, что его мистер Дэдфилд оказался кому-то должен. Но он пропустил меня внутрь.
        - Скажи своему хозяину, что я пришёл за деньгами.
        Харон ушёл, оставив меня у двери. Мальчишка топтался тут же.
        - Ирландец? Как твоё имя?
        В глазах мальчишки мелькнул испуг, он попятился от меня - словно я могу его укусить.
        - Я тебе ничего не сделаю…
        Я не договорил. Возвратился Харон, и я понял: надо идти за ним.
        На этот раз Дэдфилд был в другом парике - не с такими длинными локонами. И камзол на нем был другой. И от его деланого радушия, с которым он обычно обращался ко мне, не осталось следа.
        - Вы… мистер Кэджи… Как вы осмелились здесь появиться? - процедил он сквозь зубы. - Осторожность вам изменила.
        Пламя в камине дёрнулось. На стене шевельнулась тень. Я почувствовал движение у себя за спиной и покрылся мурашками. Но изменения в облике Дональда Дэдфилда помогли мне собраться с духом:
        - На улице перед домом меня ждёт человек. Если я не выйду отсюда через час, он приведёт с собой стражей порядка.
        Губы Дэдфилда искривились:
        - Вы хорошо подготовились, - он поправил перчатку своим обычным движением, и я почувствовал: Харон у меня за спиной сделал шаг назад.
        - Я беру пример с вас, мистер Дэдфилд. Вы не окончили Оксфорд и путаете Парацельса с Гарвеем. Но вашей хватке, остроумию и предприимчивости, с которыми вы ведёте дела, можно лишь позавидовать. Я завидую, мистер Дэдфилд. Немного найдётся людей, которые в силах вам подражать, - я чувствовал, что сумел его уязвить. И это дало мне ощущение превосходства. Я вдруг перестал слышать своё сердце и биение пульса в ушах. Внутри у меня разлилось спокойствие, я почувствовал себя сильным.
        - Что вам надо? - сквозь зубы спросил мистер Дэдфилд.
        - Странно, что вы - и спрашиваете об этом! Разве мы с вами не подписывали договор?
        - Вы подписались вывести крыс…
        - Не просто крыс, мистер Дэдфилд. Мы вместе внесли уточнение: я взял на себя обязательство вывести rattus rattus. И я гарантирую вам, что rattus rattus, а именно чёрные крысы, уже никогда не появятся в вашем доме. Ни-ког-да, мистер Дэдфилд. Я готов подтвердить этот факт в любом суде под присягой.
        - Ты… жалкий крысолов…
        Странно, но это обидное прозвище не смутило меня:
        - Я хочу получить обещанное вознаграждение. Что касается стоимости испорченного камзола… Должен признать, тот, который на вас, выглядит чуть скромнее… Вы можете вычесть его из обещанной суммы. Всё равно, как мне помнится, сумма эта довольно большая.
        Мистер Дэдфилд скрипнул зубами:
        - Я выпишу вам чек.
        - Нет, мистер Дэдфилд. Это меня не устроит. Вы занимаетесь довольно рискованным делом. Вы отправляете свой товар в Новый свет. А вдруг он испортится до конца путешествия? Вдруг корабль утонет? Всякое может случиться. Так что я не хочу рисковать. Хотя и могу допустить, что у вас сейчас нет наличных, - слова лились из меня потоком, я владел ситуацией и упивался собственной храбростью. У меня вдруг возникла неожиданная идея. - Поэтому вместо вознаграждения я готов взять мальчишку.
        - Какого ещё мальчишку?
        - Того, у которого шрам. Насколько я понимаю, вы всё равно собирались его продать. И он случайно у вас задержался. Я обещаю никому не рассказывать, где приобрёл слугу. Но вместе с ним вы должны отдать мне его бумагу. Ту, где стоит его подпись. Где он отдаёт свободу. Вы ведь поняли, мистер Дэдфилд, что я хочу сказать? - я был настолько смел, что позволил себе быть вежливым. Я был вежлив, честное слово!
        И Дэдфилд - представьте - не стал возражать. В своей привычной манере он сделал Харону знак, тот исчез, но довольно быстро возвратился с бумагой. Дэдфилд кивнул в мою сторону, Харон протянул мне бумагу.
        - Убирайтесь.
        - А где мальчишка?
        Дэдфилд снова кивнул на Харона: мол, тот всё устроит.
        - Убирайтесь. Надеюсь, я больше не увижу вашу учёную рожу.
        - Это я вас терплю, мистер Дэдфилд, - как же приятно быть вежливым! - А по поводу будущих встреч - не надо зарекаться. Я беру в аптеку нового человека. Он в ближайшее время займётся приготовлением ядов. Их можно будет использовать для выведения крыс. Серых крыс, мистер Дэдфилд. По-латыни - rattus norvegicus. Вы ведь наверняка захотите от них избавиться.
        - Дэдфилд назвал тебя крысоловом? Ты пожертвовал вознаграждением ради свободы мальчишки? - Джеймс пришёл в полный восторг от моего рассказа.
        В результате мне стало казаться, что жизнь - забавная штука. В конце концов, я могу пока не жениться. Да и мода на парики - она же не будет вечной? А то, что мой дед в прошлом веке зарабатывал хлеб ловлей крыс… Это уже история! Зато он сумел дать сыну образование. А потом и я, его внук, получил учёную степень. Не знай я латыни, как обернулось бы дело?
        - Джеймс, а кем был твой дед? Он имел отношение к медицине?
        - Ну… в конце жизни он стал хирургом. (Мне показалось, что Джеймс смутился.) Ты ж понимаешь, что это значит - хирургия столетней давности?
        Я кивнул:
        - Отсечение повреждённых конечностей.
        - Ну так вот… В этом деле он был очень искусен. А искусность как обретается? Через практику, так? У деда была богатая практика. - Джеймс чуть-чуть помолчал. - До того как назваться хирургом, он долго служил палачом.
        Крысы для королевы
        Соединённое королевство
        Великобритании и Северной Ирландии
        Правление королевы Виктории
        1
        Крысли был последним крысёнком в помёте. Но если бы он отличался от остальных только этим! На шестой день, когда у крысят открылись глаза, выяснилось, что у Крысли они не чёрные, как у других крысят, а красненькие, как мелкая клюква в неурожайный год. И волоски, пробившиеся у него на спинке, не бурые и не серые, а безобразно белёсые. Это неправильный цвет: в своей белой шкурке Крысли окажется слишком заметным и уязвимым. Ему не укрыться даже в ночи, так потворствующей крысам. Но его мать не обращала на это внимания. Она нежно заботилась о всех десяти крысятах: кормила, вылизывала, щекотала усами. Правда, Крысли был меньше других, слабее и пристраивался у её живота лишь после того, как насосутся другие. Чуть позже, в мелких стычках со своими «нормальными» братьями, он всегда отступал. Он не мог напасть первым и почти никогда не кусался. Если же что-то случалось, старался забраться куда-то повыше, замирал там и ждал, когда минует опасность.
        Судьба Крысли, скорее всего, сложилась бы очень печально - словно он от рождения был предназначен стать жертвой. Но в жизни порой случаются удивительные повороты…
        …Эта штука, такая большая, похожая на нору, появилась в амбаре пару недель назад. И сначала её старательно обходили. Мать учила крысят осторожности: будь начеку, если встретишь что-нибудь незнакомое. Но ящик стоял себе и стоял - и ничего не происходило. К нему постепенно привыкли. К тому же там стала появляться еда - мучные черви, овёс, даже корочки сыра. Всё пахло так соблазнительно! Мать, однако, не торопилась. Для начала в ящик заслали разведчика - самого наглого из подросших крысят. Того, который мгновенно реагировал на опасность и мог выскочить из ловушки в считаные секунды. Разведчик сунулся в ящик и вернулся с хорошей вестью: с ним ничего не случилось, и он принёс матери хлебную крошку. А на следующий день там опять появилась еда.
        Крысы совсем осмелели. И в один злополучный день, когда они целым выводком лакомились изумительно пахнущими отбросами, вдруг раздался ужасный звук, и отверстие, через которое они проникали внутрь, оказалось закрытым. Крыса и десять её подросших крысят заметались, стараясь найти хоть какую-то щёлку. Пусть не щёлку, а трещинку. Что-то такое, куда можно вцепиться зубами… Они поднимались на задние лапы, они даже пытались влезть друг на друга - но верх был затянут железной сеткой. Пути к спасению не было.
        Вошли двое людей.
        - И за эту дрянь кто-то будет платить?
        - Говорю ж тебе, будет! В прошлом году тут бродил один парень. Так он на это живёт. Сам ловил по амбарам крыс и крысоловки делал. Видишь, сработали.
        - Что с ними делать-то, с крысами? Разве с них шкурки сдирают? И потом на воротники? «Эй, красотка! Разложи хвосты на груди - и все парни твои!» Воротник из крысиных шкурок… Тьфу, гадость…
        - Не, Джиму нужны живые. Ну-ка, сколько их там?
        - Десять. Или двенадцать. Мельтешат, не пойму.
        - Ну вот, завтра поедешь в город - завернёшь к Джимми Шоу. Спросишь, там все его знают.
        Ящик вынесли из амбара - и Крысли почти оглушило: на него набросились запахи, много новых опасных запахов. И ещё было солнце, безжалостно полоснувшее светом по его красным глазам.
        Ящик с крысами пристроили на телеге и прикрыли рогожей.
        Джимми Шоу, хозяин крысиного «цирка», был недоволен Джеймсом: мол, тот еле шевелится. И ещё хозяину опостылела его кислая рожа. Особенно когда тот убирает арену и обмывает Джеко. Джеко тяпнул его? Так он принял Джеймса за крысу. А, Джеймс? Разве не так? Ты ведь насквозь пропах дохлыми крысами. А бультерьер верит носу. Тут Шоу начинал хохотать. Его огромный кадык так и ходил вверх-вниз, а рот широко открывался - обнажались жёлтые зубы; крупные, лошадиные. И Шоу ещё считает себя красавцем…
        Уж если кто и похож на крысу, так это бультерьер. Тяпнул он Джеймса! Не тяпнул, а прокусил ему ногу чуть ли не до кости. Доктор сказал, неизвестно, как рана себя поведёт. Кровоточила она трое суток. Джеко был после состязаний, морда в крысиной крови. Бог знает, какая грязь могла попасть в рану. Джеймс неделю чувствовал жар. Его до сих пор лихорадит. И какое уж тут проворство, раз он сильно хромает… Если честно, Шоу тоже ему опостылел. Да и эта работа…
        К тому же хозяин нанял ещё одного уборщика. Интересно, сколько Шоу будет ему платить? Но Джеймс-то точно с этого не разжиреет. Хозяин как-нибудь обведёт его вокруг пальца.
        А новенький, Стенли, Джеймсу совсем не понравился. Бойкий - аж до противного. Хоть бы спросил, как и что. Всё-таки новичок. Думает, если крысы, то особых умений не требуется. И всё-то он лезет, всё лезет…
        Джеймс увидел в окошко раздолбанную повозку. Точнее, сперва услышал её жуткий скрип. Правил клячей возница - под стать телеге и лошади. Крысолов, не иначе. Или вроде того.
        Стенли выкатился на улицу, сделал важную морду и упёр руки в боки:
        - Эй, парень! Тебе чего?
        - Мне нужен Джимми Шоу.
        - Это его заведение.
        - Мне бы с Джимми потолковать.
        - Так и я о том: чего надо?
        - Ну… я по крысам. Тридцать штук отловил.
        - Ты привёз крыс?
        - Ну… Джимми-то их покупает?
        - По два пенса за хвост.
        - Два? Говорили, дороже.
        - Два. Не нужны - поезжай!
        Джеймс нахмурился: Шоу давал три пенса за хвост.
        Возница вздохнул:
        - Мне говорили, дороже. А так приманку - и ту не покроешь.
        - Так катись со своими крысами. Тащи их туда, где взял.
        Джеймс подумал: послал бы этот малый с окраины бойкого Стенли к чёрту. Чего ему соглашаться…
        Но тот только закряхтел.
        - Ну… ладно! Пусть по два пенса. Не везти же обратно… Хотя говорили - дороже…
        Стенли сделал знак подождать и просунул голову в дверь:
        - Эй, Джеймс! У тебя деньги есть?
        Джеймс сделал вид, что не слышит.
        - Слушай, Джеймс, дай денег, а? Мне не хватает.
        - С чего это вдруг я дам тебе денег?
        - А с того! Помозгуй: хозяин почём покупает? - лицо Стенли приобрело хитроватое выражение. - И мы ведь не будем везде орать, что купили дешевле.
        Джеймс с отсутствующим видом ковырял замок собачьего поводка. Стенли стал раздражаться:
        - Джеймс, ты чего, разжирел? Мелким доходом брезгуешь? Говорю же, навар поделим.
        - Отвяжись. Ничего я тебе не дам. И этот… Который там. Скажи ему, пусть подождёт. Шоу скоро вернётся.
        Стенли понял, что нахрапом Джеймса не взять. Его голос стал ноющим:
        - Джеймс, тут такое дело… Мать у меня сильно кашляет. И лекарство просила… А Шоу - подумай сам, я же тут только два дня, когда он ещё мне заплатит! И сколько - не говорит. Ты ж его знаешь, Джеймс. А тут он отдаст за крыс… Непременно отдаст. Я ж не ради себя! Я для матери, понимаешь?
        Джеймс поморщился: Стенли врёт не стесняясь. Но Шоу и правда не скоро ему заплатит. Когда Джеймс поступил сюда, он два месяца жил на собачьих объедках.
        - Сколько надо?
        Стенли просветлел: неужели - собачья мать! - ему удалось развести этого идиота? И вместе с ним - самого Джимми Шоу? Он быстро счёл что-то в уме и выдал цифру.
        Джеймс, не глядя на Стенли, сунул руку в карман, вытащил мелочь и отсчитал монеты.
        - Э-э-э… Тут это… меньше, чем надо, - радость Стенли слегка померкла.
        - Ты сказал, тебе не хватает. Два пенса за двадцать хвостов. Здесь половина суммы. И навар пополам.
        Стенли сгрёб деньги в горстку и вернулся к повозке. Возница взглянул с подозрением, взвесил плату в руке:
        - Это что же, за всё?
        Стенли ухмыльнулся. Возница вздохнул: давай, забирай.
        - Э, крыс забирай, а не ящики! Крысоловки не дам. Они мне дорого вышли. Потом выцарапывай у тебя. Знаю я вас, городских… Куда этих крыс посадить? А какое мне дело? Хоть себе на шею сажай. Освобождай крысоловки.
        Стенли открыл дверь ногой и втащил ящик внутрь. Джеймс поморщился:
        - Слушай, Стенли! Если этот, - Джеймс кивнул в сторону двери, - хочет забрать крысоловку, пусть подождёт чуток. Шоу скоро вернётся. Нам и правда сейчас некуда крыс посадить. Все клетки битком набиты.
        Но Стенли хотел поскорее спровадить крысиного продавца. Иначе Шоу узнает, что крысы пошли по два пенса. Поэтому он ответил уклончиво:
        - Я кое-что придумал.
        У Джейма внутри шевельнулось невнятное опасение: что этот Стенли может придумать? Но он уже подустал от «помощника», от его болтовни и нытья, от вранья и наглой ухмылки. Его опять лихорадило, и не хотелось лишний раз шевелиться. Заскрипела повозка облапошенного крысолова - сначала раздался ворчливый скрежет, потом поросячий визг. Следом - слабенькое попискивание, как во время крысиной травли… Попискивание? Джеймс вскочил - рана тут же откликнулась, он чертыхнулся и, хромая, бросился в «залу», где находилась арена.
        - Стенли! Что…
        Стенли, бледный, с трясущимися губами, метался вокруг деревянного короба и бессмысленно тыкал палкой.
        - Ты пустил новых в короб?
        Стенли молча кивнул.
        Ну и урод этот Стенли! В коробе были крысы Чёрного Джека, главного поставщика убойного «материала» для заведения Шоу. Джек отлавливал их в тоннелях лондонской канализации. «Крысы клоаки», как их ещё называли, - самые злые и сильные. Они мгновенно расправляются с чужаками. Другие крысы - подвальные, помоечные или амбарные, деревенские простофили - не могут с ними тягаться. Это было первое правило, которое выучил Джеймс (он тогда был мальчишкой).
        Джеймс схватил сачок с металлической сеткой:
        - Мешок! Лежит рядом с клетками. Всех новых сейчас закусают.
        Стенли бросился за мешком. Джеймс попытался выловить тех, которые, как ему думалось, обречены на гибель. Но дело выглядело безнадёжным. В коробе всё пищало и прыгало, спутывалось в клубки. Арена, которую Джеймс отскабливал накануне, покрылась пятнами крови. А через два часа сюда явятся зрители…
        Вернулся Шоу и завопил:
        - Что за уроды! Проклятье! Как я выпущу пса? Тут уже столько дохлятины!
        Стенли, казалось, готов распластаться в ногах у Шоу:
        - Хозяин, тут это… Одни на других… Привезли новых крыс… Мы с Джеймсом купили… Для вас…
        Надо бы врезать Стенли за это «мы с Джеймсом купили»! А за «для вас» - добавить.
        Шоу смерил Джеймса тяжелым взглядом и процедил сквозь зубы:
        - Если травля сорвётся… Я превращу тебя в мокрое место… И тебя, и его. (Стенли аж заскулил.) К началу травли арена должна быть готова. А за дохлых крыс я с вас вычту.
        Он повернулся и вышел. Джеймс опустил сачок.
        Стенли беззвучно - подрагивающими губами, трясущимися руками, бледно-зелёным лицом - умолял Джеймса: придумай что-нибудь!
        Джеймс молча смотрел на дерущихся крыс. Потом угрюмо сказал:
        - Тащи сюда вёдра с водой.
        Они таскали воду и выливали в короб. Крысы пытались плыть. Их притапливали палками. Джеймсу пришлось влезть внутрь. В воде крысам сложно кусаться…
        Наконец Джеймс решил, что всё кончено - теперь нужно вычерпать воду и убрать крысиные трупы. Стенли наполнил вёдра и потащил их из залы. Джеймс хотел было двинуться следом, но тут кое-что заметил. В углу, забравшись на стену, сидела живая крыса. Она была совершенно мокрой. Её задние лапы и хвост покрывала вода. Но ничего похожего на укусы! Эта крыса каким-то чудом оказалась вне драки. Видно, сразу забралась на стену и так там и просидела. Почему Джеймс её не заметил? Да потому что она почти сливалась с желтоватыми досками короба. У Джеймса забилось сердце: альбинос! Настоящий. Он слышал: бывают белёсые крысы. Джеймс быстро оглянулся (Стенли ещё не вернулся), снял перчатку и протянул её раструбом к крысе:
        - Ц-ц-ц…
        Та сидела, будто окаменела.
        - Ц-ц-ц… Ну давай же!
        Крысиные усики быстро-быстро задвигались: вход в перчатку - это спасение?
        - Эй, - сказал крысе Джеймс. - Может, чем-то она и пахнет. Но это не опасно.
        Шаги, позвякивание ведра - это вернулся Стенли:
        - Эй! Нашёл что-нибудь?
        «Небось тянет шею, как гусь, того и гляди оторвётся. Но ему оттуда не видно».
        Джеймс осторожно придвинул перчатку почти вплотную к крысиной морде и другой рукой коснулся основания хвоста. Крыса вздрогнула и нырнула в «нору». Джеймс сунул перчатку за пазуху и запахнул жакет:
        - Не, ничего… Задумался… - Он схватил пустое ведро и стал вычерпывать воду. Надо скорее с этим покончить…
        И выпустить новых крыс на очищенную арену…
        «Придёт она или нет?»
        Джеймс стоял у входа в заведение Джимми Шоу. В зале не протолкнуться. Сегодня травля обещает быть бесподобной: после долгого перерыва Шоу выпустит Джеко. Тот будет состязаться с терьером по кличке Билли. Зрители шумно делали ставки. Билли совсем молодой, но проворный и жутко злой. В прошлый раз, когда его выпускали, он за пять минут загрыз сотню крыс. Но рекорд бультерьера до сих пор никто не побил: Джеко требуется три секунды, чтобы покончить с крысой. И он просто пьянеет от крови - продолжает рвать крыс и после того, как закончилось время и раздался звук гонга. Даже после того, как в коробе уже не осталось живых. В прошлый раз, когда Джеймс пытался увести пса с арены, тот на него набросился. Больная нога заставила Джеймса поморщиться: кажется, Шоу уже бросил жребий, какая собака будет первой.
        «Если Джеко - она не придёт…»
        Жребий пал на терьера Билли.
        Джеймс глубоко вздохнул: можно ещё чуть-чуть постоять снаружи. Можно ещё подождать…
        «Придёт или не придёт?»
        Да, в зале яблоку негде упасть. Но для неё есть место. Лучшее, близко к проходу. Отсюда всегда всё видно. Арена - как на ладони. На стуле - его перчатка. За это место он платит. Каждый раз, когда думает, что она может прийти…
        По небу, цепляясь за трубы, наваливаясь на крыши, ползло лохматое облако. Сизое по краям, к середине сгустившееся в черноту.
        «Если будет дождь, то придёт…»
        Облако доползло до собора Святого Павла. Острый шпиль проткнул тёмную мякоть. Посыпались крупные капли - как водяные шарики. Но даже пыль не прибило… Считается или нет?
        В зале завыли: видно, вывели Билли.
        Джеймс потянул ручку двери - больше медлить нельзя. Шоу всегда раздражается, если не видит его у арены.
        Значит, не пришла…
        Из-за угла вынырнул кабриолет. Лошадь остановилась прямо напротив входа. Сердце Джеймса дёрнулось и тут же затаилось. Он шагнул к экипажу, как заводная кукла, открыл дверцу и подал руку. В ответ - чуть заметный кивок:
        - Началось?
        - Первым будет Билли.
        - Свободных мест не осталось?
        - Есть одно место. Случайно.
        - Случайно? Всего одно место?
        Она привычно включилась в игру, изобразив удивление. Ради этого - чтобы его вот так полоснули взглядом - Джеймс и ждал её перед входом.
        - Ну и где это место? Покажешь?
        Да, ради взгляда. И ради того, чтобы открыть ей дверь, провести к заветному месту. А потом Джеймс смотрел, как она следит за собакой и крысами: никогда не делая ставок, беззвучно, деревянно-прямая, бледная. Он мог бы вечно смотреть на неё. Но боялся, что сердце не выдержит, неправильно шевельнётся, слишком резко подскочит, прорвёт трахею, вывалится наружу. Или рухнет камнем прямо вглубь живота, в незащищённую мякоть. Поэтому он почти не дышал - только смотрел и смотрел…
        Гонг! Билли сделал свою «работу», и хозяин его увёл. Шоу начал считать дохлых крыс и объявил результат: на этот раз - сто две крысы. Зал ответил восторженным рёвом.
        Джеймс вошёл в короб, чтобы убрать за собакой. Зрителям он безразличен. Но одна пара глаз следит, как он совком подгребает тушки, скидывает в ведро, вытирает тряпкой арену, выпускает туда новых крыс. Да, её глаза видят, как Джеймс становится частью крысиного смертоубийства. Что это для неё?..
        - Эй, Джеймс, ты чего так таращился? Ты её знаешь, что ли? - Стенли ткнул Джеймса в бок, когда тот закончил с уборкой. - Ну ты даёшь… Уважа-а-аю!
        Джеймс не откликнулся. Стенли не отставал:
        - Эта, в шляпке. Конфетка… м-м-м… - он причмокнул, глазки замаслились. - Слушай, она, это самое… - Стенли тут же начал заискивать. - А ты ей меня представь.
        Шоу уже вёл Джеко. Тот поскуливал от возбуждения. Джеймс открыл дверцу короба и наступил Стенли на ногу:
        - А ну сдвинься! Мешаешь!
        Стенли тихонько взвыл:
        - Ты чего, белены объелся? Глаза в канаву упали? Копыто твоё дурацкое…
        Шоу выдержал паузу - зрители шумно приветствовали собаку - и спустил Джеко с поводка. Джеймс кивнул Стенли: очнись! Тот, всё ещё морщась от боли, ударил в гонг: время пошло. Шоу извлёк из кармана большие часы с брелоком. Через его плечо Джеймс видел секундную стрелку: она ползла по кругу, как маленькое копьё: эт-т-ту, эт-т-ту, эт-т-ту… Крысам отпущено жить не больше пяти минут. И целых пять минут Джеймс может смотреть на неё… Эт-т-ту… Эт-т-ту… Эт-т-ту…
        Снова гонг!
        Арена сплошь покрылась дохлыми крысами. Шоу позвал собаку, но Джеко не мог успокоиться. Он глухо, утробно рычал, выглядывая живых. Вон метнулась ещё одна. Джеко бросился на неё и продолжал трепать, даже когда Джеймс ухватил его за ошейник и поволок с арены.
        - Ну-с, мне кажется, дохлых считать бесполезно. Будем считать живых. Было сто десять крыс. А сейчас… Господа! Мне кажется, здесь больше нет ни одной. Ах, что я говорю! Сто десять минус одна. Джеко убил её после удара гонга.
        Зрители завизжали, заревели и застонали.
        Шоу прижал руку к сердцу и послал публике поцелуй - ну прям гладиатор, одолевший дикого льва. А на самом деле его бультерьер задушил сотню крыс.
        Джеймс волок Джеко по коридору. Тот вцепился зубами в крысу и глухо, утробно урчал. Позади оставалась дорожка из бурых капель. Но на боку, ближе к животу, у пса тоже темнело пятно, и лапы испачканы кровью: крысы пытались за себя постоять… Джеймс брезгливо подумал, что надо обработать укусы. Но не сейчас. Чуть позже. Пусть успокоится… А она… Интересно, уже ушла? Дал ей Шоу спокойно уйти? Обычно он преграждал ей путь к двери:
        - О! Кто это здесь? Я слепну! Сияющая! Королева! Сколько лет, сколько зим!
        - Джимми! Ты не умеешь льстить, никогда не умел. Королева в два раза старше.
        - Каюсь, Джудит! Неправ. Ты лучше королевы. Королеву попробуй увидеть! А ты - вот она. - Шоу пытался поймать её руку. - И есть надежда…
        Она его обрывала:
        - Джимми, хватит кривляться.
        - И что же, ни одного ласкового словечка?
        - Джимми, по правде сказать, у меня с утра отвратное настроение. И я искала такое же место - под стать своему настроению. Но с меня уже хватит. Теперь я хочу уйти.
        Шоу не двигался с места.
        - Зачем же так торопиться? Куда королеве спешить? Неужели на поиски денег? Джудит, - Шоу наклонялся вперёд, изображая внимание, - я угадал, тебе опять нужны деньги! Всё твой учёный братец! Он ведь занят наукой… Дорогая, один нежный взгляд - и я готов облегчить твою участь. Мне не очень-то много надо. Зато как же я буду щедр!
        - Побереги себя, Джимми. Знаешь, судьба переменчива. Сегодня богат, завтра беден.
        - Война? Пожар? Наводнение? Восстание мёртвых рабов? - тонкие губы Шоу растянулись в ухмылке. - Джудит, взгляни на меня: мне совершенно не страшно. Вот если кто-то придёт и скажет… - тут глаза Шоу делались круглыми. - Если он скажет: в канализации Лондона передохли все крысы! Вот тогда Шоу содрогнётся. Но крысы Лондона вечны.
        - Скоро парламент примет закон о защите животных.
        - Закон о защите чего? - Шоу начинал хохотать, его кадык дёргался, рот широко раскрывался. - Джудит, я знал, что ты умница. Образованная женщина. Но что ты такая шутница… Разве крысы - животные? Крысы - твари, исчадия ада. А мы здесь караем зло. Мы здесь играем божественную комедию.
        - Может, крысы и зло. Но Джеко, вместе с его хозяином, - это абсолютное зло. И роль ангела, Джимми, тебе совсем не подходит. Джеймс, ты закончил с ареной? Поймай для меня экипаж.
        Она подбирала юбки и, не глядя на Шоу, решительно двигалась прочь. А Шоу цедил сквозь зубы:
        - Но ведь ты ходишь смотреть… Крысиная королева…
        Джеймсу хотелось поскорее вернуться, чтобы по первому знаку поймать для неё экипаж. Но пёс упирался и всё норовил лечь на пол - заняться крысой, которую так и тащил в зубах.
        Джеймс услышал шаги за спиной - сзади по коридору, в сторону комнаты Шоу: «Сюда, сюда, королева. Здесь и поговорим. Зачем нам чужие уши…»
        Джеймс остановился, будто что-то забыл, и потащил бультерьера назад: «Давай, каналья, давай!» Тот огрызнулся, но всё же послушался. И вскоре был награждён за своё послушание. Джеймс оставил его в покое, и пёс наконец улёгся. Джеймс тронул дверь: прикрыта, но не заперта изнутри. Это хорошо. Если спросят, зачем он оказался здесь… А вдруг ей срочно понадобится экипаж? Или ещё что-нибудь? Голоса, хоть и приглушённо, но всё же были слышны.
        - …Королева, с чего ты взяла, что я одолжу тебе денег? Я похож на еврея?
        - Я прошу ненадолго. На три недели… На месяц… Эдвард должен закончить эксперимент. Он подготовит доклад для научного общества, и тогда…
        - И тогда Академия выдаст ему стипендию? Он великий учёный, но у него нет денег на кроликов. - Шоу хмыкнул. - Джудит! Я восхищён! Ты служишь брату старательнее рабыни. Я завидую ему чёрной завистью. Ну почему всё ему? А, Джудит? Разве другие хуже? Взять, к примеру, меня… Ты никогда не принимала меня всерьёз. А я тоже кое-что знаю. Я много знаю про крыс: что они жрут, как дерутся, с какой частотой плодятся. Я бы тоже мог стать бакалавром. Бакалавром крысиных наук! - кажется, Шоу был в восторге от собственной шутки.
        - Ты всё извращаешь, Джимми. Эдвард занят наукой. Его ещё не признали. Но мы вот-вот закончим эксперимент…
        - Ха! Джудит! Вот оно! «Мы»! Эдвард такой стеснительный, Эдвард такой рассеянный. И он никогда не признается, кто его направляет. А, Джудит? Это ты мечтаешь об Академии. И делаешь вид, что радеешь за брата. У тебя были деньги, наследство. Куда ты их дела, Джудит? Потратила всё на учебу в Швейцарии: там, видите ли, женщин берут в университет! Они больные, эти швейцарцы. У них что-то не так в голове. Чудовищная нелепость - позволить учиться женщинам! Особенно медицине. Для чего? Чтобы им потом некуда было деться? Чтобы им не хватало на кроликов? Хотя, знаешь, будь ты уродлива… Тогда уж ладно. Мне всё равно. Но ты ведь красива, Джудит… Ты даже слишком красива для того, чтобы быть образованной… - Шоу опять засмеялся (и Джеймс представил, как ходит его кадык).
        - Ты до сих пор не можешь простить мне Швейцарию?
        - Ты променяла меня на университет!
        - Джимми, ты что-то путаешь. Выбор так не стоял… Я не собиралась замуж.
        - Ах, ты не собиралась?
        - Нет. Я хотела учиться… А потом - работать.
        - Работать? - В голосе Шоу послышалось мстительное раздражение. - Ну, и много ты наработала? Что ж ты теперь пришла ко мне клянчить?
        «Ну ясно же всё, уже ясно. Уходи, уходи! И всё как-нибудь образуется. Я обещаю…» - Джеймсу страстно хотелось, чтобы Джудит услышала его безмолвную речь - услышала через стену.
        Но Джудит зачем-то спросила:
        - Значит, ты не одолжишь мне?
        - Нет. - Шоу выдержал паузу. - Но это не значит, что ты не получишь денег.
        У Джеймса внутри всё сжалось. Шоу продолжил:
        - Я, королева, хочу тебя кое-чему научить. Преподать, так сказать, урок… Ты же любишь уроки? Давай подумаем о твоей красоте. Красота - как богатство, может служить товаром. Её можно продать.
        - Джимми…
        - Иногда дешевле, иногда подороже. А тебе повезло. Покупатель готов хорошо заплатить. Ну, Джудит, сколько ты стоишь? Десять кроликов в месяц? Двух ассистентов в придачу? Прибавим расходы на бумагу и перья. На клетки и на овёс… Это примерно расходы на одну крысиную травлю. А для себя я прошу ерунду - две-три ночи в неделю. В остальном - ты свободна. Хочешь - режь кроликов вместе с братом. Хочешь - пойди гувернанткой. А хочешь - ещё кому-то предложи свою красоту…
        - Как ты смеешь так со мной говорить?
        - У тебя очень гладкая кожа.
        - Ты обезумел! Убери свои руки.
        - Только не надо строить из себя недотрогу. Это семь лет назад я, идиот, тебе верил. Но теперь… Я всё думал: и чего она сюда ходит? Королева - в крысиной дыре. Это ж какая загадка! Ну, и кое-кого напряг. Крысоловы - они есть повсюду. Они и в Швейцарии есть - там, где красоток учат. И вот один малый мне кое-что рассказал. Тебе не хватило денег на твой университет. Ну прямо как сейчас… А ты так хотела учиться! И ты себя продала! У тебя был ребёнок. Да, ребёночек. Незаконный. Такой маленький, беззащитный. Ты жила в гадкой комнате, в полуподвале с крысами. Крысам, как и тебе, нечего было жрать, и они искусали ребёночка. Он ведь умер, не правда ли? Вот почему ты ходишь!
        Джеко трепал дохлятину и утробно урчал.
        - А теперь, - сказал Шоу холодно и насмешливо, - можно вернуться к делу. Ну, королева, сколько ты стоишь?
        Сердце Джеймса как-то неправильно дёрнулось и обратилось в камень. Камень-сердце ещё раз дёрнулся и раздробился на части. Он схватил Джеко за ошейник и толкнул дверь здоровой ногой.
        - Мистер Шоу, ваша собака никак не выплюнет крысу. Мне придётся разжать ей пасть. - Джеймс вытащил нож и наклонился к Джеко.
        - Ты очумел, идиот? Только дотронься до Джеко…
        - Не надо резких движений. А то я сломаю ей зубы… - Он стал разжимать зубы Джеко и между прочим бросил: - А даме надо идти. Я поймал для неё экипаж.
        Пёс зарычал.
        - Не двигайтесь, мистер Шоу: нож очень острый…
        Пёс рычал и не уступал. Но Джеймс разжал ему пасть, выдернул то, что осталось от крысы, и отшвырнул в центр комнаты. Джеко лязгнул зубами, вскочил и рванулся за ускользнувшим куском. Шоу отпрянул. Джудит двинулась прочь, как заводная кукла. У двери она на мгновение задержалась, будто о чём-то вспомнила, но потом быстро вышла.
        Джеко снова вцепился в «добычу» и, рыча, улёгся у самых ног Шоу. Тот сдвинул его сапогом, резко шагнул к Джеймсу и ударил в лицо. Джеймс упал. Шоу пнул его в грудь ногой.
        - Увижу тебя ещё раз - убью, - коротко бросил он.
        2
        На Харт-стрит играли музыку. Скрипка гнусавила, звуки срывались. Но это лишь будоражило кучку зевак, столпившихся возле повозки с откидными бортами. Повозка была разрисована разноцветными крысами - ни дать ни взять подмостки бродячих комедиантов. На повозке, расставив ноги, стоял человек - очень крупный, тяжёлый, в мешковатом камзоле. Скрипача скрутило в неимоверном усилии, и он извлёк из пытаемого инструмента повизгивающую трель. В этот момент человек на повозке широко распахнул свой камзол. Зрители ахнули, отшатнулись и опять подались вперед: под камзолом сновали крысы. Они высовывались из-под жилета, забирались на плечи, усаживались там столбиком, свешивая хвосты, тёрли морды передними лапами. Некоторое время человек стоял неподвижно и наслаждался восторженным отвращением публики. Потом запахнул камзол - мелодия тут же прервалась.
        Человек придвинул к краю платформы огромную клетку с крысами, открыл небольшую дверцу и резким движением сунул в клетку голую руку. Зрители снова ахнули и восторженно застонали: рука вернулась обратно с крысой. Человек высоко поднял крысу: она шевелится, живая!
        Затем он извлёк из кармана маленький белый пакетик:
        - А теперь угостим этим крысу.
        Он умело разжал крысе пасть и ловко всыпал туда порошок. Крыса сильно задёргалась, но очень быстро затихла. Человек взял её за хвост: крыса висела вниз головой без всяких признаков жизни.
        - Кажется, она сдохла?
        Раскачивая дохлую крысу за хвост, человек сделал вид, что сейчас бросит её в толпу. Там нервно заверещали.
        Человек наконец позволил себе улыбнуться. Он отбросил крысу в дальний угол повозки и прогремел:
        - Крысиный яд Джека Чёрного! Великолепный яд! Покупайте! Джек никогда не подводит!
        Опять заиграла скрипка.
        Представление закончено, и публика стала редеть. За пакетами с ядом потянулись две-три руки…
        - Мыстер, губиде грызу, - Джеймс подошёл к повозке и следил, как Джек Чёрный разоблачается: снимает жилет, выуживает крыс, которые там пригрелись, и сажает в специальную клетку.
        Один глаз у Джеймса заплыл. И, видно, Шоу сломал ему нос. Ему было трудно смотреть, трудно передвигаться и трудно говорить.
        - Купить твою крысу? Парень, ты шутник или идиот? Ты знаешь, с кем говоришь?
        Джеймс кивнул:
        - Вы крысолов. Джек Чёрный.
        - Крысолов! Крысоловами Лондон не удивить. Но я за день ловлю больше крыс, чем они все вместе взятые за год. Ты меня понял, парень? А мои яды…
        - Я знаю.
        - Ну и чего ты лезешь? Если охота жрать, ступай в заведение Шоу. Я ему отгружаю по семьсот крыс за раз. Но ему всё мало. И он жалостлив к крысоловам. Оборванцам с окраин даёт по три пенса за хвост.
        - Эда грыса сдоит два шиллинга.
        - Твоя крыса - она золотом, что ли, срёт?
        Джеймс расстегнул жакет: оттуда показался розовый нос, затем - белая голова с красными глазками-бусинками.
        - Альбинос? - Джек подался вперёд и впился в Джеймса глазами. - Где украл?
        - Я не грал, - у Джеймса кружилась голова, и больше всего на свете ему хотелось бы лечь - прямо здесь, у повозки. - Гупиде.
        - Альбинос, значит? Публика клюнет. Одно дело - обычный пасюк. А тут на тебе - белая крыса! Подыхает у всех на глазах. Редкий аттракцион. А тушку продать на шкурку…
        - Вы её не одравиде. Вы даких собираеде.
        - Откуда знаешь?
        Джеймс кивнул на клетку, где сидели «жилетные» крысы:
        - Вон де доже редкой ограсги… Может, у вас есть ещё… Ещё один альбиноз. Если злучить альбинозов… Получидся нежно-белая. И не злая, - он погладил крысу пальцем между розовыми ушами. - Белая грыза… Это как будто переродилось зло… Будто Бог избравил ошибгу…
        Джек Чёрный вгляделся в Джеймса:
        - Парень, я тебя знаю?
        - Я рабодал у Джимми Шоу.
        - А-а… Ну да. А я чую, твоя заплывшая рожа мне что-то напоминает… На вот тебе твои шиллинги.
        Но Джеймс медлил брать деньги. И крысу не отдавал.
        - Ну, что ещё?
        - Я работал на Джимми Шоу… А деберь не рабодаю… Хочу рабодать на вас.
        - А ты мне зачем? У меня вон Уолт есть. Или мне его выгнать? Уолт, - позвал Джек скрипача, - взгляни на этого малого. Видишь, прыткий какой: стащил у хозяина редкую крысу, продал её задорого. А теперь ещё хочет, чтобы я тебя выгнал. Тебя выгнал, а взял его.
        Старый скрипач сокрушённо замотал головой. Джеймс не стал его утешать:
        - Я могу ходить за редгими грызами… Выхаживать альбинозов.
        Джеймс не стал дожидаться, что ответит Джек Чёрный: повернулся к клетке - той самой, откуда во время «спектакля» крысолов вытаскивал жертву, - запустил туда руку и повторил его «фокус». Но что делать дальше, не знал и чуть ослабил хватку. Крыса тут же его укусила. Джеймс бросил крысу в клетку и повторил чуть более глухо:
        - Возьмиде меня - выхаживать альбинозов.
        - Ну ты и прыткий! - Джек Чёрный сплюнул, пошарил в соломе, извлёк оттуда флягу, открыл, понюхал, крякнул: - Отменный ром! Дай руку… - и плеснул Джеймсу в рану. - Будешь должен за ром… Меня, знаешь, так кусали. Я чудом жив остался. Ром помог, не иначе. Ром, парень, - лучшее снадобье… Не, ты послушай, Уолт: зло ему надоело! Альбиносов он будет выхаживать… Тоже мне, чародей…
        Трое суток Джек Чёрный веселился и пил. И ни одна зараза в целом городе Лондоне не могла бы сказать, что он не имеет на это права. Все, кого он встречал, все, кто в эти три дня веселился и пил с ним вместе, - мусорщики, цирюльники, гробовщики, старьёвщики, пекари и мясники, - кричали так, что было слышно даже за стенами Тауэра: Джек Чёрный имеет право!
        А почему? Потому что Джек Чёрный был в Букингемском дворце. Джек Чёрный прошёл через арку парадного входа, и королевская стража пропустила его. Перед ним распахнулась большая дворцовая дверь, и лакеи в белых перчатках вежливо поклонились ему. И его проводили до парадного зала. И туда вышла сама королева Виктория. Она выглядела точно так, как Джек себе представлял: величественно и печально. Она была в трауре по любимому мужу Альберту, почившему год назад. Джек ощутил восторг и почтение и преклонил колено.
        А королева сказала:
        - Так вот он какой, Джек Чёрный, хранитель подземного Лондона! Без Вас, мой друг, наш прекрасный город мог захлебнуться в грязи.
        Королева сказала: Джек Чёрный достоин награды.
        И на следующий день все лондонцы могли прочитать в газетах: в глубоких подземных тоннелях проложены трубы лондонской канализации. Но там же в огромном количестве обитают серые крысы. А серые крысы способны прогрызть что угодно - даже испортить трубы. Страшно представить, что тогда будет с Лондоном.
        Кто мешает жить крысам спокойно? Кто их травит, кто ловит? Крысолов по имени Джек. За его верную службу на благо великого города королева Виктория велела присвоить Джеку звание королевского крысолова. Событие небывалое в истории Старой Англии. Крысолов - и вдруг королевский! Крысолов, заслуживший славу.
        А как ответил Джек Чёрный королеве Виктории? Газеты просто захлёбывались от восторга: крысолов преподнёс ей подарок. Невиданный, невероятный!
        Он подарил ей крысу! Белоснежную крысу, совершенно ручную. Это, сказал Джек Чёрный, перерождённое зло. От её тёмного прошлого крысе остался хвост. А вообще-то эта зверушка скорее как жертвенный агнец.
        Крысу поселили в золочёную клетку для белок. И теперь королева приходит посмотреть на крысу: посидеть перед клеткой, погрустить о почившем муже.
        Вот почему Джек Чёрный три дня веселился и пил. И ни одна зараза не осуждала его.
        Только не надо считать Джека Чёрного неблагодарной свиньёй. Будто бы он забыл про своего помощника. Когда Джек наконец протрезвел, он сказал Джеймсу:
        - А ну-ка, парень! Есть у тебя желание? Какое-нибудь заветное? Сегодня я добрый - прям как рождественский дед. Проси чего хочешь у королевского крысолова!
        И своей толстой ручищей Джек хлопнул помощника по плечу.
        А когда он узнал о заветном желании Джеймса, он чертыхнулся, крякнул и покрутил пальцем у виска:
        - Я всегда думал, Джеймс, что ты слегка идиот. Но что ты такой идиот… А ну посмотри в глаза: ты это давно придумал? Ради этого всё и было?..
        - Здесь живёт мисс Беккет?
        - Что вам угодно?
        - Вам просили доставить подарок, - посыльный поставил перед Джудит какой-то ящик.
        - Я не жду никаких подарков.
        - Сказали, если вы спросите… Это в честь Рождества. И ещё вот эта газета. Сказали, вы всё поймёте, - и посыльный ушёл.
        На первой полосе Джудит увидела заголовок, подчёркнутый красным карандашом: «Английская королева получила небывалый подарок». Она пробежала заметку глазами, потом перечла ещё раз - и чуть более торопливо, чем делала это всегда, стала снимать упаковку с посылки. Под толстым слоем бумаги обнаружилась клетка. Конечно, не золочёная, но вполне добротная клетка для белок.
        - Джудит! Кто там? - В прихожую вышел Эдвард. - А это что? Белые крысы? Ха, забавно!
        Джудит открыла дверцу и протянула руку: крыса немного помедлила, потом высунулась из клетки и наступила передними лапками Джудит на ладонь. Лапки были розовые, с длинными цепкими пальчиками.
        - Белоснежная шёрстка. Ни одного изъяна. Такими в Писании были жертвенные животные.
        - Ты слишком сентиментальна.
        - Королева Виктория тоже получила в подарок крысу.
        - Что ты хочешь сказать? Что ты теперь как королева? - Эдвард засмеялся. - Слушай, а эти крысы… Они ведь часто плодятся?
        Джудит погладила крысу. Та прищурила глазки и распласталась у неё на ладони:
        - Если так же, как их сородичи… Так же, как серые крысы…
        Эдвард вдруг возбудился:
        - Неагрессивны, неприхотливы и довольно часто плодятся… У меня возникла идея. Пусть послужат науке!
        - Что ты придумал? - Голос Джудит чуть дрогнул.
        - Нам нужен подходящий опытный материал. Тогда мы продолжим эксперименты. Кролики слишком дороги, с ними много возни, и они то и дело дохнут. А крысы - самое то. В новом законе об охране животных - ни словечка о крысах. А, Джудит? У нас развязаны руки. - Эдвард просто сиял.
        - Опыты с крысами? С этими? Не знаю. Нет. Не хочу.
        - Джудит? Я что-то не понял: ты - и жалеешь крыс? Думаешь, они белые - и это меняет дело? А ведь ещё их прадед мог быть крысой-убийцей.
        - Эдвард! Заткнись.
        - Да ладно, ладно тебе. Я ж не об этих крысах. На этих можешь глазеть, как королева Виктория. Вот, тут написано: «Приходит посидеть рядом с клеткой, погрустить о почившем муже…» Хотя это, кажется, снова не для тебя. У тебя ведь не было мужа?
        - Эдвард, ты просто скотина.
        - Я же сказал, ты очень сентиментальна. Но с этими крысами можешь играть - если тебе так хочется. А для меня важно что? Чтобы они размножались!
        Крыса, сидевшая на ладони у Джудит, уже совсем осмелела и забралась к ней на плечо. Нос с чуть подрагивающими усами щекотал щёку Джудит.
        Послесловие
        Москва
        Год 2014
        Белых крыс вывели примерно сто пятьдесят лет назад, в эпоху бурного развития биологии и медицины.
        Выяснилось, что крысы обладают схожими с человеком реакциями на химические препараты. И геном белых крыс содержит 46 хромосом - столько же, сколько и геном человека.
        К тому же белые крысы неагрессивны и легко приручаются. Их легко содержать в лабораторных условиях.
        Поэтому крысы (и белые мыши) составляют 90 % лабораторных животных.
        Их облучают, испытывают на них лекарства, вживляют им новые органы. С помощью крыс учёные пытаются одолеть диабет и рак.
        Количество крыс, погибших в опытах ради науки и человеческого здоровья, невозможно сосчитать. И оно не сравнимо с количеством других животных. К примеру, собак.
        И крысам за это теперь ставят памятники. Памятник крысе установлен в Стокгольме. Совсем недавно памятник лабораторной крысе был открыт в новосибирском академгородке.
        Крыс не раз отправляли в космос, и они рожали крысят в условиях невесомости.
        Крыс тренируют искать взрывчатку. И они ошибаются очень редко.
        И, конечно, крысы участвуют в психологических экспериментах.
        Американский психолог Беррес Фредерик Скиннер поощрял своих крыс за нажатие правильной клавиши точно так же, как теперь поощряют игроков в компьютерных играх. Только было это в середине прошлого века.
        А вы говорите - хвост!
        М.А.
        notes
        Примечания
        1
        Эту картину Леонардо да Винчи часто называют «Дама с горностаем». Прим. ред.