Онсапоенго Юз Алешковский
        Рассказ Юза Алешковского «Онсапоенго» был опубликован в журнале «Костер» № 1 в 1965 году.
        Юз Алешковский
        Онсапоенго
        
        Когда с Крайнего Севера прилетел мой шестилетний двоюродный братишка, я очень обрадовался. Он привез мне для школьного музея огромные оленьи рога, собачью упряжку, вырезанную из клыка моржа, и шкурку с лапы белого медведя со всеми когтями. Я полюбил за это своего братишку. Его звали как-то непонятно, по-северному: Онсапоенго. После уроков и в воскресенье я показывал ему Москву и водил в короткометражку. Мой дядя, отец Онсапоенго, вместе с его мамой три дня ходили по музеям и театрам, потом купили билеты на самолет. Но когда они вечером упаковывали чемоданы, мой братишка наотрез отказался лететь вместе с ними в Ялту. Он твердо сказал:
        - Я тут останусь. С Вовкой. Не хочу на юг. Я боюсь.
        И мой отец и мать и дядя Миша и тетя Леля уговаривали Онсапоенго, потом ругали и искали ремень, но он, сев на пол, продолжал стоять на своем.
        - Не поеду и все. Там жарко.
        Я уныло думал: «Подарки, конечно, хорошие… но как я тут буду возиться с ним? Лучше бы уехал…»
        Мой братишка всхлипывал, шмыгал носом, а все молчали и думали, потом вздохнули, и моя мама сказала:
        - Летите, действительно, одни. Он у вас спокойный ребенок. Не то что наш. Они будут вместе гулять и делать уроки. Обузы в этом никакой нет. Поехали.
        «Фью! — присвистнул я про себя. — Лучше бы не привозил подарков. Я бы сейчас отказался его нянчить… Хорошо хоть спокойный…»
        А он вскочил с пола, поцеловал тетю Лелю и пообещал:
        - Я всех буду слушаться. Все буду есть и читать «Мурзилку».
        Когда все уехали, я постелил постель и мрачно сказал:
        - Ложись. Со мной спать будешь. Валетом. Не вздумай храпеть и брыкаться. Получишь.
        Онсапоенго как по команде разделся, юркнул в кровать и сразу уснул, а я долго не мог уснуть и все думал о подарках, которые расхотелось дарить школьному музею, потому что они самому мне нравились, и про то, что Онсапоенго будет для меня большой обузой.
        Утром, когда я собирался в школу, искал тетрадки и на ходу зашнуровывал ботинок, мой братишка сказал:
        - Я еще ни разу не был в школе. Какая она?
        - Школа как школа. Большой дом, — важно объяснил я, уплетая холодные котлеты: мне было некогда.
        - А дальше?
        - Директор у нас. Завуч. Учителя.
        - Ну?
        - Ну, парты там есть. Сидим мы на них.
        - А дальше?
        - «Дальше», «дальше». На доску смотрим, уроки слушаем. Отметки получаем.
        - Какие? — мой братишка слушал, открыв рот.
        - Всякие… — сказал я, немного подумав.
        - Интересно их получать?
        - Не очень. Отстань.
        - А ты в каком классе?
        - В пятом «б». Не мешай есть! Опоздаю! — закричал я, не выдержав.
        - Почему в «б»?
        - Потому что оденься, — сказал я сквозь зубы, — молоко в холодильнике. Газ не зажигай. Отравишься. Под ванной — только попробуй налить ее! — игрушки. Жди меня. Понял?
        - Ага… Твоя школа близко?
        - Да! Да! Где же шапка?
        Я посмотрел в окно. Наверно, уже зазвенел звонок: два старшеклассника со страшной скоростью, согнувшись, как на катке, мчались к дверям. Я без шапки, расталкивая стулья, тоже побежал в школу. Мой братишка все-таки опять успел спросить:
        - «Завыч» это — имя, отчество?
        Я уже на ходу от злобы и раздражения ответил ему тихим стоном.
        На первом уроке у нас был диктант. На втором и на третьем я не думал о братишке. Но на арифметике, когда меня вызвали решать задачку про наполнение бассейнов водой, я стал вместо цифр задумчиво рисовать на доске закорючки и грызть кусочек мела. Я представил, как мой братишка открыл все краны в ванной и зажег газ…
        Думать о задачке я не мог. Меня посадили на место.
        На переменке только я хотел сбегать домой, чтобы успокоиться, как меня схватила за руку библиотекарша Лика и сказала:
        - Я слежу уже за твоей пятой книгой. Ты загибаешь странички и ломаешь корешки!
        Пока я доказывал Лике, что это «так и было», зазвенел звонок. Я бы, конечно, сбегал домой, но географию у нас временно преподавал новый завуч — Алексей Петрович. Опоздать на его урок я не решился бы ни за что на свете. Несмотря на молодость, как сказала Людка, он был самым строгим из всех учителей, никогда не улыбался и не любил «праздных» вопросов. Его еще не было, а мы уже сидели тихо-тихо и листали учебники.
        Вдруг скрипнула дверь, все встали, придерживая крышки парт; дежурный Петька кашлянул, прочищая горло, и в класс вошел… Онсапоенго!
        - Здравствуйте, ребята. Я хочу учиться, — сказал он, помахав мне рукой. — Мы прилете…
        Я бросился к нему, зажал его рот ладонью и потащил к своей парте. В коридоре уже были слышны шаги Алексея Петровича.
        Я взмолился перед ребятами:
        - Я вас… Я всю жизнь не забуду. Только молчите!
        Все произошло так быстро, что никто даже не успел засмеяться. Я запихнул моего братишку под парту и прошипел:
        - Молчи… Сиди… я тебе… я тебя… в метро покатаю!
        Наш завуч вошел в класс. Он сразу кого-то вызвал. Я сидел ни жив ни мертв и думал: «Может, все сойдет. Лимский же двух ужей держал за пазухой три урока… Лиля и Громова нашли на дороге щенка… Он тоже сидел под партой и ни разу не тявкнул».
        Вдруг Онсапоенго закряхтел и зашевелился у моих ног. Я замер и закрыл глаза. В голове моей сразу стало пусто-пусто. Потом в ней гулко, как в физкультурном зале, загремел голос нашего завуча.
        - Рыжиков! Открой глаза. Что творится под твоей партой? Кто там? Я спрашиваю, кто там?
        - Я! Это я! — завопил мой братишка и стукнул меня по коленке. Я мешал ему выбраться. Он вылез на корточках в проход между партами. Наш завуч отшатнулся от него. Наверно, на корточках он был похож на зверя, потому что пришел в школу в пальто из оленьей шкуры с капюшоном и унтах. Он встал с пола и протянул нашему завучу руку. Наш завуч покраснел и отошел к доске. Тогда мой братишка стал тереть кулаками глаза.
        - Без слез! Без слез! Без слез! — умоляющим голосом сказал наш завуч, чему я очень удивился. — Кто ты?
        - Мы прилетели с Севера, — быстро залепетал мой братишка, — а вы — директор Завыч? Я ни разу не был в школе. Я хочу получить отметку. Можно?
        Несколько человек хихикнули, но наш завуч только слегка наморщил лоб, и в классе стало тихо.
        - Как тебя зовут? Только без слез!
        - Онсапоенго, — гордо сказал мой братишка. Сначала наш завуч задумался, потом взял его за руку.
        - Садись вот сюда. С Башмаковым. Разденься и сиди тихо.
        - Мне не жарко, — обрадовался мой братишка.
        Все зашептали: «Онсапоенго! Онсапоенго!» А я вытер вспотевшее лицо.
        - Продолжим, — сказал наш завуч, — кто из вас может что-нибудь вспомнить о растительности и животном мире Крайнего Севера?
        - Я! — закричал Онсапоенго.
        - Нужно поднимать руку, — сказал наш завуч, снова покрасневший и ставший похожим на студента. — Что же ты знаешь?
        - А вы мне дадите отметку?
        - Там будет видно. Отвечай…
        - Я катался на собаках и хотел поймать песца, а мой папа убил медведя… потом я люблю гладить оленей и кормить мохом… у них рога… я не боюсь пурги… еще я умею читать большие буквы и петь песню… — Онсапоенго и вправду запел, — «пусть всегда-а будет мама, пу-у-усть…» — но наш завуч перебил его:
        - Все… все… пятерка… — и отвернулся к доске. Плечи у него тряслись.
        Я шепнул Петьке:
        - Плачет от песни…
        - Смеется, — сказал Петька. — Я его сразу раскусил: притворяется злым, чтобы мы не разболтались. У меня отец такой же.
        - А отметку? — заныл мой братишка.
        Наш завуч поставил ему на листочке пятерку и сказал:
        - Вот бы некоторым из вас такую жажду знаний, как у этого малыша. Садись на место. Переходим к новому материалу.
        Когда кончился урок, он подошел к моей парте и прогремел:
        - Но завтра! Пора понять, Рыжиков, школа — не детский сад! Прощай, Онсапоенго.
        - Его родители… они же на меня его оставили… — сказал я.
        Завуч вышел. Девчонки сразу окружили моего братишку и защебетали:
        - Онсапоенгушко! Онсик! Тебя оставили одного… Бедненький… Нужно шефство…
        Я растолкал их и рявкнул:
        - Завтракал? Зачем пришел?
        - А это не твоя школа, а средняя, — надулся Онсапоенго. — И я поел мороженое мясо. Оно за окном висело. Настрогал немножко… И газ не зажигал, а ванну тоже вылил.
        Я сразу успокоился. Ребята щупали его оленье пальто, расспрашивали про северное сияние, про лаек, и, в общем, про все то, что вспомнили после урока о Севере. Я гордо посматривал на них и не перебивал Онсапоенго.
        Только мне хотелось побыстрей увести его домой, но тут прибежал восьмиклассник Бочаров и вцепился в оленье пальто.
        - Онсапоенго? Здравствуйте. Бочаров. Я смотритель школьного музея. Пойдем, я тебе все покажу.
        Он потащил его в музей, а я плелся следом, грустно соображая: «Жалко отдавать в музей и рога, и лапу, и упряжку. Отдал же я краба и пуговицу гимназиста конца девятнадцатого века. Не отдам и рога, и лапу, и упряжку…»
        В нашем музее Бочаров водил моего братишку от стенда к стенду, мимо витрин и полок и все объяснял:
        - Уникальный махаон Дины Диковой… Закарпатские носки. Клюв орла… Вовкин краб… Кольчуга… Интересно?
        Мой братишка молча кивал, вытаращив глаза, и облизывал губы. Тогда Бочаров, тоже облизывая губы и поглаживая оленье пальто, сказал, вздохнув:
        - В такой одежде ходят эскимосы… ненцы… и другие народности Севера. Это — экспонат! Малица называется.
        Онсапоенго тут же снял через голову оленье пальто с капюшоном.
        - Все равно оно будет скоро мало… и унты…
        - Нет… нет… что ты… зачем… неудобно… — запритворялся Бочаров.
        - А в чем ты домой пойдешь? — закричал я в отчаяньи?
        Кто-то сказал:
        - Я сбегаю за пальто и за бурками… Я из них вырос… в нафталине они лежат… Мигом!
        Бочаров чуть не заплакал от радости:
        - Мы это повесим на стене и напишем: «Великодушный дар жителя Севера Онсапоенго», а ты каждый день приходи сюда и вот тебе от имени совета музея махаон.
        Мой братишка засунул коробочку с махаоном за пазуху и ойкнул от счастья. Я как-то размяк и, сам не знаю почему, сказал:
        - Я отдам музею рога, лапу медведя и упряжку… только через неделю… нет, через десять дней отдам…
        Когда Шишкин из третьего «а» принес бурки и пальто, я, устав от всех этих дел, одел моего братишку и повел его домой. Сначала за нами бежали первоклашки и кричали:
        - Онсапоенго! Онсапоенго! Ура! Ура!
        Потом они отстали. А от этого Онсапоенго пахло нафталином так, что у меня заслезились глаза и я думал: «Прошел всего один день… а сколько он натворил… Надвигается завтра. Может, привязать к кровати, чтобы не ел мороженое мясо?.. Зачем я согласился!..»
        Я шел медленно, смотря под ноги. Вдруг мой братишка вырвался и закричал:
        - Вовка! Смотри! Онсапоенго!
        Мимо нас проезжал «маз» с белой дюралевой цистерной. На ней большими красными буквами было написано «огнеопасно».
        - Ну и что? — сказал я зло.
        - А ты прочитай наоборот! Как я на Севере.
        Я прочитал наоборот и криво улыбнулся: получилось «Онсапоенго».
        Сжав губы, я с трудом удерживался от смеха. Мне, как нашему завучу, нужно было притворяться злым и строгим, чтобы мой братишка совсем не разболтался. Почему я сразу не прочитал «Онсапоенго» наоборот? Ведь я и сам любил читать наоборот всякие слова на улицах. Я спросил:
        - Как тебя зовут?.. По метрике только!
        - Славик. А что? — как ни в чем не бывало сказал мой двоюродный братишка.