Сумка со смертью Александр Тамоников
        Боевые бестселлеры А. Тамоникова
        Уволившись со службы, майор спецназа ГРУ Алексей Воронич возвратился в родное село. Шумно отметил встречу с друзьями, а наутро обнаружил в своей заброшенной бане перепуганную девушку Риту. Выяснилось, что беглянка спасается от преследующих ее бандитов. Работая в борделе, Рита стала участницей инцидента, в результате которого в ее руки попала сумка с большой суммой денег и партией наркотиков. Алексей понимает, что наркодельцы не успокоятся, пока не вернут свое. Бывший спецназовец решает защитить девушку. А это значит, что впереди его ждет жестокая схватка с мафией.
        Александр Тамоников
        Сумка со смертью
        Все изложенное в книге является плодом авторского воображения. Всякие совпадения случайны и непреднамеренны.
    От автора
                
        Глава первая
        Женщина смотрела на него как-то странно. Она занималась этим битых два часа — как только села в поезд на безвестной уральской станции. Вроде хотела что-то сказать, но не решалась. Почему она так смотрела? Рог на лбу не вырос, парашют за спиной не волочился. В принципе, неплохо, когда на тебя смотрят женщины, но это был явно не тот случай. Интим исключался — дама наслаждалась жизнью на пенсии, и, судя по чопорному виду, последний секс у нее совпал с далекими перестроечными годами. Узнала знакомого? Но он ее не знал. От такого взгляда хотелось испариться в верхние слои атмосферы. Ситуация начинала раздражать. Алексей забрался на верхнюю полку, лег на живот и, обняв худую подушку, начал смотреть в окно. Свой серый «металлизированный» кейс, с которым никогда не расставался, пристроил к стене, подпер плечом. Вечерело. Вагон мерно постукивал по стыкам рельсов. Пассажирский поезд Хабаровск — Москва неторопливо покорял просторы европейской части Российской Федерации. Был июнь 2016 года, природа расцветала, наливалась красками. За насыпью теснились леса, мелькали электрические столбы. Иногда посадки
обрывались, в разрывах мелькали поля, крыши деревень. До города Мирославля, куда он направлялся, оставалось пятнадцать часов.
        Алексей покосился вниз. Женщина сидела на нижней полке и продолжала пристально смотреть на него. В ней не было ничего необычного. На вид — среднестатистическая пенсионерка. Не барышня, не крестьянка — самая обычная. Плотная юбка, кофточка, седоватые волосы, стянутые в узел. Рядом лежала сумочка — понятно, не от Гуччи, книга с невнятной обложкой, которую она так и не раскрыла. Пассажирка мазнула по нему взглядом, потом посмотрела в окно, потом опять на него, на кейс, который он постоянно держал под рукой, даже в туалет ходил с ним. Верхнее место напротив пустовало — паренек сошел еще в Тюмени. Алексей перегнулся через край полки, глянул вниз. Под ним сидел мужчина средних лиц с физиономией скорбящего Пьеро и уныло смотрел в окно. Командированый из Омска по фамилии Лопухин. Непьющий, некурящий. Несколько часов назад он предложил разделить по-братски приобретенную в вокзальном буфете курицу гриль, но Алексей вежливо отклонил предложение. Кинув очередной взгляд на женщину, Алексей подумал: «С головой у нее не в порядке. Хотя на вид и не скажешь. Тетка как тетка».
        — Вы скоро во мне дыру протрете,  — обратился он к ней.  — В чем дело? Я похож на вашего любимого усопшего спаниеля?
        Она смутилась, отвернулась к окну.
        Алексей неожиданно для себя представил ее с распущенными волосами, в длинной ночной сорочке — встретишь такую ночью в переходах старого замка, и нервный тик на всю оставшуюся жизнь обеспечен. Пора курить, решил он и спустился вниз, демонстративно игнорируя попутчицу. Потянул за собой кейс и вышел в коридор. С такими попутчиками хоть из тамбура не вылезай. Купе было крайним, сразу за ним — каморка проводника, титан, расписание в рамочке. Он остановился перед ним, еще раз убедился, что поезд прибывает на станцию Мирославль-2 в десять сорок пять утра. Купе проводницы таинственно помалкивало. У титана какой-то заморыш в «больничном» спортивном костюме наливал кипяток в большую фарфоровую чашку и с любопытством покосился на мужика с кейсом. Алексей вышел в тамбур, облегченно вздохнул. Хоть уединиться ненадолго. С момента последнего путешествия по железной дороге отечественные тамбуры чище не стали. Согласно «новейшему» законодательству, курение в поездах запрещалось и приравнивалось к серьезному правонарушению. Но на двери висела консервная баночка — проводница повесила. Смышленая девочка — все равно
ведь будут курить да на пол бросать.
        Он смолил, привалившись к стене и прижимая пяткой кейс. Промелькнул полустанок. На соседнем пути работала техника, тужился кран на платформе, тягая стальные балки. Мелькнула кучка людей в оранжевых жилетах — меняли то ли рельсы, то ли шпалы. Алексей замурлыкал, провожая их глазами: «Эх, родимые ухабы, за окном весь мир в пыли, там оранжевые бабы забивают костыли…» Кончилась сигарета, и он извлек из пачки еще одну — здоровье все равно больше не потребуется… Посмотрел на часы: следующая станция через полтора часа, длинный перегон. Пятнадцать минут остановка. Торговлю на платформе запретили, но бабушки все равно ходят, торгуют пивом из-под полы (можно и покрепче), платят мзду, чтобы не гоняли. На предыдущей станции Алексей приобрел у «коммерсантки» пару бутылок местного пива — такое ощущение, что сама варила из отходов жизнедеятельности…
        Распахнулась дверь — из соседнего вагона в тамбур вошли двое. Вернее, не вошли, а ввалились. «Почтеннейшая» публика: молодые, здоровые, рожи наглые, без тени интеллекта. Из ресторана идут, сообразил Алексей. Водочки попили — запашок соответствующий. Ребятам было море по колено. Хотели дальше пойти, но чем-то привлекла фигура одинокого мужчины, прижавшего ногой кейс, к тому же не понравился брошенный в их сторону взгляд. Один был небритый, с заросшей густой щетиной, второй отращивал куцую козлиную бородку.
        — Ну, и чего скалишься?  — проворчал фальцетом обладатель бородки.  — Не нравимся, что ли? Диман, прикинь,  — обратился он к щетинистому спутнику,  — этот кекс в глаза нам скалится и не очкует. Борзой, что ли?
        Алексей не скалился, просто немного удивился: здравствуйте, девяностые? Он вздохнул: вот какого, спрашивается, черта? Этой публике, как собакам, лучше не смотреть в глаза, чтобы не бесить.
        — Ну-кся, ну-кся…  — пробасил небритый, оттирая товарища плечом.  — Слышь, фраер, а ты, в натуре, чего такой бурый?  — Колючий взгляд смерил курильщика, загадочный кейс под ногой.
        — Парни, можете идти,  — вздохнул Алексей.  — Предлагаю без разборок — вы идете своей дорогой, я курю дальше. Никому не нужны неприятности.  — Уж ему сегодня точно — как «Титанику» айсберг.
        Мужчины, глумливо ухмыляясь, подошли поближе. Они не возражали разнообразить скучное течение «железнодорожной» жизни. У обоих на запястьях поблескивали татуировки — нормальные лагерные татуировки, ничего художественного. Возможно, с зоны ехали. Или не так давно освободились. Водочки тяпнули — теперь душа чего-то запросила. А тут мужик — борзой и с кейсом.
        — Ну ты нарвался, фраер,  — констатировал небритый.  — А если не пойдем, что сделаешь? Начнешь расстреливать заложников?
        И оба загоготали, нависнув над Алексеем. Ни один мускул на его лице не дрогнул. И внутри все стало тихо и спокойно, за исключением досады. Он всегда был спокоен. «Ты своим спокойствием до истерики доведешь»,  — однажды выдала женщина, с которой он жил не очень долго.
        — Закурить дашь?  — поинтересовался бородатый.
        — У самого есть,  — кивнул Алексей на нагрудный карман, откуда выглядывала пачка дешевых сигарет.
        — Не, Диман, он нас точно не уважает,  — посетовал хулиган.  — А там что?  — кивнул он на кейс.  — Засвети-ка, что ты с собой таскаешь? Может, ты террорист, а?
        Алексей представил их реакцию, когда они увидят то, что в кейсе, и невольно засмеялся. Этот смех окончательно довел их! Небритый Диман собрался врезать наглецу под дых. Алексей опередил, предварительно выбросив окурок в пепельницу. Кулак проделал путь, пробил рыхлое пузо. Удар был выверенным, вполсилы, ударь он мощнее — пробил бы насквозь, как пушечное ядро! Небритый не падал — стоял, шатаясь, и жадно глотал овеянный табачным дымом воздух. Истошно взревел его напарник, блеснуло лезвие — он мастерски, практически из рукава, выхватил нож. Не помогло, однако. Алексей ударил локтем — сбоку в челюсть. Глаза хулигана сбились в кучку. Ноги подломились, и он рухнул, сложился как треножник. Первый тоже не мог сопротивляться — руки висели плетьми, вид он имел бледный и несчастный. Алексей подтолкнул его к стене, чтобы оперся.
        — Не того вы прессанули, приятель. Предлагал же разойтись миром. И что теперь с вами делать?  — посетовал он и, рассмеявшись, добавил:  — Хотя знаешь, нет худа без добра. Теперь ты на законных основаниях можешь парковаться под знаком «Места для инвалидов».
        Хулиган задергался, как в трансформаторной будке, разве что искры не сыпались. Ожил, кретин! Алексей упустил момент — тот махнул рукой, царапнул ногтями. Щека загорелась. Алексей отпрянул — ах ты гад! Специально ногти не стриг? Он повторил удар — и снова добился желаемого: небритый икнул, отвалился к стене, но вновь устоял. И хорошо, что устоял! Скрипнула дверь в соседнем вагоне, кто-то вошел в узкую «гармошку». Да не один! На отсутствие чутья Алексей не жаловался. Вот и на этот раз — стукнуло по мозгам, почувствовал, что сейчас произойдет. Схватил за шиворот обладателя козлиной бородки, резко поднял его, мобилизуя все мышцы плеч и предплечий, прислонил к стене рядом с небритым. У того разъезжались ноги, приходилось придерживать. Ничего, несколько секунд протянет. «Козел» загородил товарища, который медленно сползал по стенке, а их двоих загородил Алексей. И очень вовремя — распахнулась дверь, в тамбур вошли сотрудники полиции в форме! Патруль, приписанный к поездной бригаде. Алексей их видел вчера, когда гулял по составу. В четвертом вагоне у них «мент-пункт»  — смеялись, с девчонками заигрывали.
Но сейчас спешили по своим делам. Мельком глянули — трое мужиков, один из них что-то весело говорил (Алексей громко нес какую-то пургу). Могли бы всмотреться (заодно за курение привлечь — хотя не докажешь, уже никто не курил), но не стали. Один покосился, прошел в вагон, следом за ним второй. Когда за ними закрылась дверь, Алексей облегченно вздохнул и отпустил бородатого. Тот, закатывая глаза, сполз на пол, уперся пятками в стену. Его товарищ сделал то же самое. Трясущийся пол вагона не желал их держать. Хулиганы пребывали в беспамятстве, пускали слюни. И что теперь, он в ответе за них?
        Скрипнула дверь за спиной, кто-то ахнул. Алексей вздрогнул. Но женские «ахи» он пока отличал от мужских. Возможно, проводница что-то услышала, и, едва стражи правопорядка протопали мимо купе, решила полюбопытствовать. А ведь хорошенькая, как-то не к месту отметил Алексей. Маленькая, с симпатичными кудряшками, торчащими из-под форменной пилотки. Девушка вышла в тамбур, машинально прикрыла дверь и прижала ладошку ко рту, реально испугавшись. Зеленые глаза стали круглыми и блестели от страха.
        — Боже правый, что вы натворили…  — попятилась она, когда небритый зашевелился и застонал.
        — Простите, девушка,  — вздохнул Алексей,  — они первые начали. Стоял, курил, никого не трогал…
        — Не могу поверить, вы накостыляли таким кабанам…  — Проводница недоверчиво качала головой и с интересом разглядывала Алексея.
        — Это было несложно,  — ответил он.  — Вы их знаете?
        — Знаю… Вернее, не знаю, но видела… вчера, мельком… Они из шестого вагона, в Забайкалье сели, в Москву едут… Моя подруга Галка — она работает в том вагоне — жаловалась на них, мол, прохода не дают, матерятся, пристают к пассажирам, чуть девчонку одну не изнасиловали, приставали к Галке… Водку покупают на станциях, бухают… А полиция не хочет с ними связываться, делают вид, что не замечают их…
        — То есть эти товарищи заслуживают наказания?  — уточнил Алексей.
        — Думаю… да,  — помедлив, кивнула девушка.  — Я вчера так радовалась, что они не в нашем вагоне…
        — Уже в нашем. Может, полицию вызовем, расскажем, как было дело? Они как раз недалеко, можно догнать…  — задумчиво почесал затылок Алексей и вдруг почувствовал, что поезд останавливается. Скрипнули колеса, зажатые тормозными колодками. Он глянул в окно. Не станция — не должно быть никакой остановки. Поезд тормозил посреди леса. За насыпью грудились кустарники, далее возвышался плотный осинник. Состав уже еле волочился — машинист реально его останавливал. Алексей вопросительно глянул на проводницу:
        — Мы встаем?
        — Ну да… Здесь почти всегда встаем…  — поежилась девушка.  — Это на минутку, пропускаем скорый поезд. Они же вечно спешат…
        — Девушка, милая,  — выразительно посмотрел Алексей на проводницу,  — вы хотите и дальше ехать с этими отмороженными? Чтобы они реально навредили кому-нибудь из пассажиров? Вы же видите, это не люди… Живые они, ничего им не будет, получат достойный урок, начнут соображать, как следует себя вести! Не волнуйтесь, они в отрубе, вас не видели. Стойте на своем — вы не в курсе, в тамбуре никого не было… Пожалуйста, думайте поскорее,  — взмолился он.  — Сейчас поедем или кто-нибудь войдет…
        — Вы серьезно?  — догадалась она и глубоко вздохнула, тряхнув кудряшками. Но все-таки решилась — вытащила связку из форменной куртки, отомкнула трехгранным ключом вагонную дверь.
        — А теперь уйдите,  — приказал он.  — Стойте у титана. Если кто-нибудь пойдет — задержите его…
        Алексей вытолкал ее из тамбура. Вагон дернулся — поезд встал. Он схватился за поручень, высунулся из вагона. Дул прохладный ветерок, в лесу наперебой чирикали птицы. Послышался шум на соседней колее — гремел встречный экспресс. Он поднял рифленый щиток, стащил со ступеней небритого субъекта, бросил под колеса. Затем стащил второго, проволок по шпалам, отправил пинком с насыпи. Тот что-то ворчал, давя кустарник, катилась галька. Экспресс умчался, наступила тишина. Как же вовремя он появился! Алексей вытянул шею, прислушался. Все нормально, живые ублюдки, ничего им не сделалось — стонали в кустах, приходя в себя. Вагон дернулся, лязгнула сцепка. Стоянка оказалась недолгой.
        Он опустил щиток и облегченно вздохнул. Вдруг в тамбур высунулась трясущаяся мордашка проводницы. «А она, по ходу, свой парень»,  — мысленно отметил Алексей.
        — Все в порядке?  — спросила она.
        — Все отлично,  — кивнул он.  — Ничего не было. Двое пассажиров отстали от поезда. Догонят… когда-нибудь.
        — Господи, что я себе позволяю…  — неуверенно вошла в тамбур проводница. Какое-то странное выражение на бледной мордашке — убойная смесь переживания, страха, интереса, нежелания, чтобы все это кончалось…  — Что с вами?  — ахнула она и коснулась пальцем его щеки.  — У вас щека порезана, кровь идет… Пойдемте скорее ко мне, это надо вылечить… Идемте же!  — потянула она его за руку.  — Что вы приклеились к этому полу?
        Алексей шагнул в вагон, и проводница, смеясь, затолкнула его к себе. Заперлась, усадила на полку, крытую пушистым покрывалом, сбросила пилотку, форменную куртку и кинулась к шкафчику за аптечкой. Он сидел, как бедный родственник, зажав ногами кейс. Она смочила ватку перекисью и стала обрабатывать царапины, склонившись над ним и высунув язычок от усердия. Кудряшки щекотали нос, девушка посмеивалась.
        — Ладно, хватит,  — волнующим голосом проговорила девушка и просто повалилась на него. Алексей тоже решил, что хватит, оба не железные! Он упал навзничь, распластался на полке. А дальше вожделение заволокло сознание… Секс был бурным, «ложе» гнулось и трещало. Вагон ходил ходуном, перестук колес сливался в ускоренную какофонию — состав разогнался на длинном перегоне. Несколько раз их прерывал стук в дверь, но они не реагировали. В коридоре кто-то возмущался, требовал обещанный чай, кому-то подсунули несвежее белье, у кого-то не закрывалось окно, какую-то даму не устраивал выпивающий сосед. Проводница вздрагивала от смеха, прижимала палец к его губам: тихо, дорогой, тихо. Затем забралась ему под мышку и, удовлетворенно засопев, сказала:
        — Ну, здорово… Мне так хорошо с тобой… Это было что-то…
        В дверь продолжали барабанить. Девушка вздохнула и поднялась:
        — Я отлучусь ненадолго, хорошо? Никому не открывай, не вставай… И не уходи, я тебя очень прошу. Сделаю свою работу и вернусь.
        — Не спеши,  — пробормотал он.  — Делай спокойно свою работу…
        Кажется, была станция, он точно не помнил. В вагон заходили люди, кто-то выходил, тащил тяжелые сумки, ругались взрослые, плакал ребенок. В окно заглядывала привокзальная иллюминация, бубнил в громкоговоритель монотонный женский голос. Наконец вагон дернулся, начал плавно набирать скорость. «Следующая станция через три часа»,  — машинально пришло на ум. В прошлые сутки нечего было делать, и Алексей наизусть выучил расписание. Бубнили пассажиры, кто-то возмущался «отвратительным сервисом». Проводница огрызалась: хотите нормального сервиса — летайте самолетами «Аэрофлота» или чем угодно — хоть дирижаблями и коврами-самолетами…
        Дверь в купе открылась, потом закрылась, повернулась защелка. Раздался облегченный вздох, и девушка юркнула к нему под бочок, обняла и зашептала:
        — Во-первых, меня прижал к теплой стенке пассажир из твоего купе и начал взволнованно повествовать о том, что ты пропал. Ушел покурить и не вернулся. Сумка на месте, а гражданина нет. Либо он злоумышленник, либо пал жертвой преступления. Надо срочно сообщать в полицию, не могла бы я это сделать? Я объяснила человеку, что с тобой все в порядке, ты временно занял место в другом купе и к утру обязательно вернешься. Он был удивлен и, мне кажется, начал что-то подозревать — особенно после того, как я расхохоталась… Во-вторых, имеется информация от правоохранительных органов. Пропали двое пассажиров из шестого вагона, но на них наткнулся путевой рабочий — пострадавшие ничего не помнят, чувствуют себя отвратительно. Напились так, что умудрились выпасть из поезда, отбили себе все бока… Решается вопрос, как ехать дальше и где искать их багаж…
        — Да и шут с ними…  — прошептал Алексей.  — Хотя не думаю, что этот случай заставит их поумнеть… Есть еще и «в-третьих»?
        — Конечно… Как вас зовут, молодой человек?
        — Да, прости, как-то странно получилось… Алексей… Алексей Петрович Воронич… В смысле, Петрович — отчество, а Воронич — фамилия…
        — Юлия Александровна… Кузнецова…  — прыснула она.  — Ты отдохнул, Алексей Петрович? Способен уделить даме пару своих драгоценных минут?
        Второй раунд был такой же бурный, как и первый. Они лежали в прострации, приходили в себя. «Отличная совместимость,  — подумал Алексей.  — Как жаль, что это… не мое».
        — Ты живая?  — спросил он.
        — Не уверена… Ты утром сходишь?
        — Угу…
        — Жалко… А в Москву только к обеду прибудем… У меня еще не было таких, как ты… Ты другой… Ты женат?
        — Нет…
        — Что, серьезно? Ты один?  — Она приподнялась, уставилась в его мерцающие глаза.
        — Это проблема?  — не понял Алексей.  — Одного на ковчег не пустят? Не сложилось с брачной жизнью, такое бывает…
        — И у меня не сложилось…  — вздохнула Юля.  — Замуж выскочила в восемнадцать, есть дочь в Красноярске, есть мама там же, есть развод в паспорте… Училась в Институте инженеров железнодорожного транспорта, пришлось уйти в связи с рождением ребенка… Три года работаю в поездной бригаде, поступила на заочный… Я добью этот проклятый институт, чего бы ни стоило… В жизни все просто, скучно, две недели мотаюсь по стране — осточертели эти рельсы. Неделю — дома, не даю ребенку забыть, что у него есть мама, выслушиваю нарекания матери, которая в мое отсутствие «строгает» ребенка под себя… А ты о себе ничего не скажешь?
        — Нечего сказать,  — буркнул Алексей.  — Жизнь такая же серая, без ярких пятен…
        — Ты постоянно с чемоданчиком. Боишься оставлять его в купе, носишь с собой даже в тамбур, когда куришь… Это дипломатическая почта? Ты наркокурьер?
        — Киллер экстра-класса,  — усмехнулся Алексей.  — Выполняю важное правительственное задание.
        — У правительства есть киллеры?  — удивилась Юля.
        — А у кого их нет?  — Он так зевнул, что зазвенело в ушах.  — Военный я, всего лишь военный, не пугайся,  — погладил прильнувшую в нему головку.  — Вернее, был военный. Теперь в запасе, еду домой, живу в глухой провинции, в Мирославском районе. В кейсе документы, которые жалко потерять, сменная пара белья, чистые носки…
        — Ты такой загадочный молодой человек…  — жарко зашептала Юля.
        Алексей неумолимо погружался в сон, но часть сознания продолжала бодрствовать. Привычка — вторая натура. Не раз спасала жизнь, помогала искать выход из запутанных положений. Недремлющий ангел-хранитель всегда был начеку, отправлял по мере необходимости импульсы в мозг. Но, к сожалению, не помогал своему хозяину в личной жизни и строительстве карьеры… На кейс в ногах никто не покушался. За пределами купе всю ночь что-то происходило. Бубнили пьяные люди, была еще одна длинная остановка. Юля несколько раз выбегала из купе, с кем-то ругалась, выполняла свои обязанности. Возвращалась и снова забиралась к нему под бочок. «Хорошая девушка,  — лениво подумал Алексей, погружаясь в пучины Морфея.  — Устает на работе сильно…»
        Очнулся он в шестом часу утра. Вагон еще спал. Спала проводница, обняв его за плечо. Ночная беготня уморила девушку — она не проснулась, когда он встал с кровати. Алексей посмотрел на нее с каким-то сожалением: обычная история, сначала очаровываем людей, потом разочаровываем,  — тихо оделся, забрал кейс и шмыгнул в коридор. Первым делом направился в туалет, который был рядом. Пристроил чемоданчик на крышку унитаза, сполоснул лицо. С неодобрением уставился на опухшую со сна физиономию. Провел пальцами по щеке — длина щетины соответствовала трехдневному воздержанию от бритвенного станка. Потом пристроил на раковину кейс, открыл. Все лежало на месте — в непрозрачных пакетах. Книжка Сбербанка на полтора миллиона рублей, сто тысяч отечественных «деревянных»  — на первое время, двадцать тысяч долларов США, десять тысяч евро. Вроде много, но это все, что скопил за десять с лишним лет службы. Банковские карты Алексей не любил — относился к ним с недоверием. Предпочитал «естественный» способ хранения — «налом», под рукой. В крайнем случае счет в банке, который в годы кризиса разорится в последнюю очередь —
заодно с контролирующим его государством. Под первым слоем содержимого находился второй. В отделении, застегнутом на молнию,  — два ордена Мужества, медаль «За боевые заслуги», несколько ведомственных медалей, наградной пистолет Макарова и самая важная часть «коллекции»  — снайперская винтовка «Винторез» в разобранном виде. Он провел рукой по упрятанным в пазы элементам изделия, усмехнулся. Он не киллер на службе государства, но вполне мог им стать, поскольку владел этой штукой в совершенстве. Бесшумная снайперская винтовка для подразделений специального назначения. Увесистый приклад из светлого дерева, три магазина на двадцать патронов девятого калибра. Прицельная дальность — четыреста метров по ростовой мишени. Два прицела в комплекте: дневной оптический и ночной электронный. Пришлось попотеть, вывозя из части «Винторез» с боеприпасами. Дело, в принципе, подсудное, хотя заслуженный майор спецназа имел все шансы выкрутиться — ствол списали и якобы утилизировали. Подсуетился начальник службы ракетно-артиллерийского вооружения отдельного батальона бригады ГРУ, к которому несколько месяцев была
прикомандирована группа майора Воронича. Он кое-чем был обязан Алексею. Удивлялся, совершая подлог: на хрена майору на «гражданке» эта штука. Вроде не бандит, не тип с криминальными наклонностями. Продать хочет? Память о службе? Уток стрелять в плавнях? Не ваше дело, товарищ капитан, вы давайте, мухлюйте…
        Он выбрался из туалета в обнимку с кейсом, на цыпочках отправился к себе в купе. Дверь, слава богу, не заперли. Сквозь занавески просачивался мутный утренний свет. Слева на нижней полке храпел командированный Лопухин. Справа, укрывшись простыней, спала пожилая женщина, проевшая дыру в черепе своим взглядом. Он закинул чемодан, полез на полку, стараясь не отдавить постную физиономию Лопухина. Обнял подушку и мгновенно уснул.
        И началось — все как в жизни! События годичной давности вставали перед глазами, обрастая пугающей реальностью. Впрочем, элементы фантастики присутствовали: закат был необычно багряный, не бывает такого. Горы — высокие и страшные, тучи — как бараньи курдюки. Солнце садилось слева в ущелье — на западе небо было чистое. Над головой же теснились тучи, и эта картина — одновременно багровый закат и клубящаяся мгла над ущельем — создавала фантасмагорию, такое увидишь не каждый день. Вроде бы Россия, своя земля, Северный Кавказ, а ощущение, словно угодил на другую планету…
        Группа майора Воронича рассредоточена в засаде на крутом южном склоне, поджидает вражеский караван. Внизу прямой участок от изгиба до изгиба ущелья. Тропа петляет между грудами камней. Кусты, страшноватые уродливые деревья, вцепившиеся корнями в каменистую почву. Голые участки чередуются мешаниной булыжников и горной флоры. У всех коммуникаторы в ушах, бойцов не видно, попрятались, слились с ландшафтом. На востоке, на дальнем склоне,  — пост раннего обнаружения противника. Прапорщик Торгуев. Остальные здесь: слева — пулеметчик Белоусов, снайпер Рыбенко. Справа — сам Воронич, лейтенанты Васильев, Зимин. Внизу, недалеко от тропы, еще двое — прапорщик Кудрин и лейтенант Барков. У одного пулемет, у другого гранатомет РПГ-7. По ущелью дует сильный ветер, предвестник чего-то, еще минуту назад его не было. Гнутся деревья, с кустов сшибает листву. Опускаются черные коршуны, вьются кругами — а этим-то чего надо? Алексей знает, что сейчас произойдет — это не просто сон, а сон, основанный на реальных событиях,  — но не может повлиять на события. Он — заложник сна, простой статист, видел его уже чертову уйму
раз, но всякий раз молит бога, чтобы все пошло по-другому! Ведь в его власти менять ход событий, иначе какой он бог…
        «Рыбенко, ногу задвинь,  — ворчит он в микрофон.  — Чего разлегся, как на лужайке перед Букингемским дворцом?» Ветер не унимается, с крутого северного склона катятся камни, выпадают на тропу, поднимая пыль. Камнепад небольшой, локальный, ограничен квадратными метрами. «Командир, я вижу их!  — взволнованно сообщает Торгуев.  — Идут с востока, выдвигаются из-за изгиба ущелья. Груз на арбах, мулы, лошади — дехкане, мать их… Их много, командир, больше, чем мы думали, в повозках пулеметы, гранатометы, вижу ПЗРК «Стрела»… Вижу четыре арбы, но это не все…»
        «То, что их много,  — это мы как-нибудь перекурим,  — добродушно бурчит в переговорник прапорщик Кудрин.  — Пять минут работы — и станет мало, делов-то…»
        «Пошли мы раз на шухерное дело…»  — поет, акцентируя блатные нотки, лейтенант Белоусов.
        «За бакалейной лавкой выставили стрем…»  — поддерживает его лейтенант Зимин.
        «Я требую внимания и тишины, товарищи офицеры и прапорщики,  — ворчит Воронич,  — в противном случае буду наказывать. Эй, на стреме… тьфу!.. Торгуев, твоя задача блокировать отступление противника, если попытаются рвануть назад. Считай их — количество транспортных средств, штыков, вооружения. Пусть проходят мимо, не высовывайся».
        Банда идет из Грузии, заправляет походом некий Махмуд, давший присягу на верность «Исламскому государству». Тип упертый, несговорчивый, яростный приверженец всемирного халифата. С Махмудом — отъявленные головорезы. Приказа брать живыми не было, эти ребята опасны даже в тюрьме. Банда должна быть полностью уничтожена…
        Торгуев докладывает: в банде не меньше тридцати рыл, шесть повозок, груженных оружием. Боевики идут рядом с арбами, они осмотрительны и насторожены. Махмуд здесь, в районе второй повозки, говорит с кем-то по телефону…
        Вот они возникают в поле зрения, выходят на сцену. Лошади, мулы тащат подводы. Боевики идут по обочинам — увешанные оружием, бородатые, страшные. Какая старая добрая классика… Движутся медленно, поскрипывают ржавые колеса. Закат ненормально ярок, бородатые рожи озарены багрянцем. «Огонь!»  — командует Алексей. Шквал свинца устремляется на дно ущелья! Дважды ухает гранатомет, взрываются ведущая и замыкающая повозки. Узкую ленту долины окутывают клубы дыма. В дыму мечутся боевики, орут страшными голосами, пытаются отстреливаться. Спецназ не высовывается, методично расходует боезапас. Две телеги пытаются развернуться, но замертво валится лошадь, арба перевертывается, перегораживает проезд. Падают боевики, нашпигованные свинцом. Кто-то залегает, выискивает на склоне спецназовцев. Пули стучат по камням — совсем близко. Бойцам приходится менять позиции, перекатываться. Шквал огня спадает. Но тут вступает в работу пулеметчик Белоусов, сменивший магазин. Снова пыль столбом, вопли, стоны раненых. Несколько человек пытаются вырваться из западни, бегут, пригнувшись, но попадают под шквальный огонь и падают
один за другим. Красное облако опускается на ущелье — плотное, насыщенное газовыми разрядами. Алые сполохи пляшут по склону ущелья, раскрашивают кумачом прилипшую к нему растительность и каменные террасы. Оставшиеся боевики укрываются за перевернутыми телегами, за трупами животных. Дергает копытами мускулистый жеребец, умирает мучительно, неохотно, обливает пространство кровавой пеной. Валяются мертвые и раненые боевики. Подрагивает в корчах обгоревшее тело. Из банды уцелели несколько человек, они ожесточенно отстреливаются. Кто-то умудряется выстрелить из гранатомета. От взрыва на склоне закладывает правое ухо. Справа сыплются камни — мелкие, крупные, вырванные с корнем кусты. Катится, болтая конечностями, словно кукла, набитая бисером, лейтенант Васильев. Бронежилет порван в клочья, в животе дыра. Он падает на дно ущелья, разбросав руки, сверху в него вонзается остроконечный булыжник… Алексей с трудом приходит в себя, изображение рябит, звуки рывками — словно пленку видеокассеты старательно пережевывают. В соседнем укрытии скалится лейтенант Зимин — вернее, голова лейтенанта Зимина, с которой
срезана затылочная часть. Сам лейтенант лежит в стороне — граната попала практически в него, верхняя половина туловища обуглена, ноги подрагивают, словно им нужно куда-то бежать…
        Он орет благим матом, но не слышит своего голоса. Состояние мерзкое: не очень жив, но и не очень мертв. В атаку, добить вурдалаков! Он съезжает с горки, катится дальше, в кусты. За ним несутся выжившие: Белоусов, Рыбенко. Стреляют на бегу, бросают гранаты, от взрывов пронзительная боль вспарывает ушные раковины. Выскакивают из укрытий Кудрин, Барков. Оживает РПК на дальнем склоне — Торгуев подтянулся. Алексей вырывается вперед. Навстречу поднимаются двое бородачей с искаженными рожами, но валятся замертво, набитые пулями. Из дыма вылупляется еще один — здоровенный, косматый, с налитыми кровью глазами. Верный воин Аллаха, мать его за ногу! Патроны, видимо, кончились, он выхватывает из-за пояса устрашающих размеров мачете, с рыком бросается вперед. Черный рот разинут, что-то орет. Лезвие рассекает воздух. «Сейчас и ты останешься без головы»,  — мелькает мысль. Алексей выпускает в басмача длинную очередь, но стрелять бесполезно — пули отскакивают от Махмуда, как резиновые! Бандит гогочет, уже подлетает. Нет возможности увернуться, ноги словно ватные, руки не слушаются — он не может поднять автомат.
Да и толку стрелять? Басмач орет, как глашатай на городской площади: «Аллаааа!!!» И Алексей орет. Боевик уже заносит мачете, чтобы рубить его бестолковую голову!..
        Он проснулся в холодном поту от собственного крика. Судорога в теле — чуть не сверзился со своей верхней полки! Засунул кейс под голову, перевел дыхание. Вагон подрагивал, расстояние до столичного региона неуклонно сокращалось. Семь часов утра. Кричал, что ли? Он осторожно глянул вниз. Попутчики неподвижно сидели на полках и молчали. Женщина снова прожигала его взглядом. Косил робким глазом командированный Лопухин.
        — Извините,  — буркнул Алексей,  — со мной бывает.
        Он отвернулся к стене, закрыл глаза. Жизнь пошла как-то набекрень, он уже ничего в ней не понимал. Грузился воспоминаниями каждый день. Часто вспоминал родное село Затешу Мирославского района Ярославской области, какие-то узловые точки биографии. Все, что было между ними, превращалось в сито, куда проваливались воспоминания. Он путался в хронологии, с трудом вспоминались лица, фамилии. Срочная служба, контракт (пожил перед ним полгода на «гражданке»  — не понравилось). Военный институт в славном уральском городе, какие-то дальние сибирские гарнизоны. Служба на Кавказе, два ранения, с промежутком в полгода (оба легкие, но крови выпили немало и до сих пор аукались). Контузия пять месяцев назад, после которой перевели в Хабаровск, а потом и вовсе уволили в связи с сокращением штатов. Сокращение действительно происходило, на заслуги увольняемых особо не смотрели, от контуженных и перенесших ранения предпочитали избавляться в первую очередь. Давали повышенную пенсию, какие-то грамоты, медали — и отправляли в «почетный» запас. В Хабаровске снял квартиру, решил пожить, осмотреться, может, на вахту
куда-нибудь пристроиться, без разницы — нефтяником, моряком. Но не срослось — пик кризиса, работы не было, а если что-то предлагали, то зарплаты смешные. Все чаще вспоминалось родное село Затеша, поднимались из могил родители, смотрели на него с укором. Оба скончались четыре года назад — у отца случился инфаркт, когда возил дрова с лесозаготовок, медики в глухомань прибыли поздно, тело уже остыло. Мама не смогла без отца — жила с ним с восемнадцати лет, он стал неотъемлемой частью ее жизни, и вот лишилась главного стимула к существованию. Пыталась как-то жить, но быстро зачахла, превратилась в привидение, а однажды просто не встала с кровати. Алексей примчался на похороны. Все было достойно — солнечное место на кладбище, щедрые поминки, памятник, ограда. Недельный запой, из которого его вытаскивал сосед Виктор Павлович Маслов, недавно ушедший на пенсию. Заботам Маслова и поручил свои владения, когда засобирался обратно в часть. «Пользуйся, Виктор Павлович, будь как дома, можешь картошку посадить. Не забывай присматривать только»…
        Несколько дней назад Алексей твердо решил начать новую жизнь. Увольнение (как и развод)  — не конец света, после него тоже живут. Он молод, полон сил, имеет свой дом, способен зарабатывать. А главное, куча личного времени на созидание чего-нибудь доброго и вечного…
        Соседи внизу что-то бубнили. Алексей прислушался. Лопухин костерил жену, которую на двадцать пятом году брака потянуло на приключения. Изменяет ему и даже не скрывает. А он всю жизнь в работе, тянет на себе весь воз, покупает продукты, оплачивает счета. А эта тварь живет на всем готовом, спуталась с соседом со второго этажа, бегает к нему. Ну, конечно, он приходит поздно, весь загруженный.
        «А чего ты хотел?  — лениво подумал Алексей, пытаясь уснуть.  — Женщины — тоже люди. Им не только зарплата мужа нужна, но кое-что еще, чем не каждый мужчина может похвастаться».
        Бормотание раздражало. Лопухин бубнил, как шарманка. Хоть бы знаки препинания иногда делал! Сон уже не шел. До прибытия в Мирославль оставалось три часа. Ожидание превращалось в пытку. За стенкой возилась проводница, вздыхала. Их разделяла тонкая перегородка, но не хотелось туда идти, не стоило усугублять. Девушка понравилась, в том и проблема. У каждого своя дорожка, пусть топчут ее, а в чужую колею не лезут… В итоге он не выдержал, спустился. Соседи замолчали. Женщина уставилась на него, Лопухин смущенно отвернулся. Алексей отправился чистить зубы. Потом стоял в коридоре, разглядывая перрон очередной станции. Входили и выходили пассажиры. По коридору двигалась тетка в железнодорожной форме — хмурая, сосредоточенная, видимо, бригадирша. За теткой семенила Юля со скорбной мордашкой. Проходя мимо Алексея, погладила его по спине, потом обернулась и посмотрела с печальной улыбкой. Он тоже улыбнулся и побрел в свое купе, гадая, как бы еще убить время.
        Попутчица пила чай с сушками. Повернула голову, нахмурилась. Лопухина не было — прохлаждался в очереди в туалет. Алексей сел за столик на место Лопухина. Женщина сглотнула, быстро проглотила разжеванную сушку. Настало время откровений.
        — В Москву едете?  — вкрадчиво спросил Алексей.
        — Да, в Москву. Моя фамилия Малиновская, зовут Анна Петровна.
        Алексей напрягся — фамилия показалась знакомой.
        — У меня в Москве дочь Екатерина,  — вещала женщина каким-то механическим голосом.  — Ей тридцать три года, у нее хороший муж, хорошая квартира на Большой Ордынке. Муж неплохо зарабатывает, есть двое детей — девочки четырех и пяти лет. Позвали меня в гости, показать, как они живут… Недавно купили дачу в Подмосковье, съездили отдохнуть в Европу, у Катюши все хорошо…
        — Безумно рад за вас и ваших родственников, Анна Петровна,  — пробормотал Алексей, покосившись на дверь,  — но, может, объясните, при чем тут я? Вы так смотрите на меня, словно я сжег ваш дом. Уверен, мы никогда не встре…
        Он не закончил фразу, сработало что-то в памяти, и щеки загорелись. Вот же, черт возьми!.. Женщина, внимательно наблюдавшая за его реакцией, удовлетворенно кивнула.
        — Да, я изменилась за двенадцать лет. А вы никогда в меня особо не всматривались, Алексей… Катюша тоже изменилась, но в лучшую сторону… Теперь вы вспоминаете ту историю, я не ошиблась? Катюша влюбилась в вас без памяти, она была такой наивной, доверчивой, а вы так импозантно смотрелись в своей курсантской форме. Задурили голову, из-за вас она институт бросила, про все забыла… Вы обещали на ней жениться, подали заявление, уже назначили день бракосочетания. Бедная девочка всю ночь примеряла свадебное платье, плакала от счастья. А на следующий день вы просто не пришли на регистрацию. Через день прислали письмо с невнятными извинениями. Моя девочка чуть не покончила с собой, полгода у нее тянулась жуткая депрессия… А вы пропали, даже и не вспомнили про нее. А ведь мы отговаривали ее от этой связи, убеждали, что ничего доброго не выйдет. И хорошо, что она не вышла за вас. Я бога молю, что сейчас у нее все хорошо… Но я отлично вас запомнила, у меня остались ваши старые фотографии…
        Алексей готов был провалиться сквозь землю. Катюшу Малиновскую он иногда вспоминал. Действительно некрасиво вышло. Но он тоже психанул, была причина. Какой линии защиты будете придерживаться, товарищ майор?
        — Хоть совесть не прокутили, способны еще краснеть,  — мрачно резюмировала Анна Петровна.  — Да, мы жили на Урале, там вы обучались в своем военном вузе. После жизнь разбросала, Катюша собралась с силами, окончила институт, уехала в другой город. Мы с мужем тоже были вынуждены переехать…
        «Почему же вам дочь с зятем билет на самолет не купили, заставляют тащиться в поезде через полстраны?»  — чуть не ляпнул он, но прикусил язык. Ежу понятно, что не все так гладко и безоблачно.
        — Вам ведь не повезло в личной жизни?  — злорадно вымолвила женщина.  — Можете не спорить, по вашим глазам вижу, что вы не преуспели. Это вас бог наказал, Алексей… Вы и сейчас продолжаете беспутный образ жизни. Неизвестно, где провели всю ночь, хотя я догадываюсь где. У вас оцарапано лицо, вчера этого не было…
        — Вы не в курсе обмана вашей дочери?  — попытался он смыть с себя хоть часть грязи.  — Сказала, что залетела… в смысле, беременная, потому и подали заявление. А перед свадьбой я случайно узнал от ее знакомых, что Катюша наврала, не было никакой беременности. Просто обманула, чтобы привязать меня к себе,  — как вам это нравится?
        — Ну и что?  — возмутилась женщина.  — Моя дочь сражалась за свою любовь!
        Он чуть не поперхнулся, стал кашлять. Женская логика зверствует независимо от возраста. К чему слова? Кто не грешил по молодости? Ну да, случались в биографии эпизоды, которыми трудно гордиться.
        Откатилась дверь, ввалился Лопухин, и Алексей безропотно полез наверх, отвернулся к стене. Пусть смотрит, ему плевать. Мать обязана быть на стороне дочери. Он лежал с закрытыми глазами, вспоминал женщин, коим посчастливилось побывать в его постели. Первая — Варвара Кружилина, жили в одном селе, ходили в школу поселка Монино, что в трех верстах от Затеши. Однажды так устали за день — а дело было в десятом классе,  — что прилегли в стожок на поле между Монино и Затешей… Тоже обещал жениться и не сдержал обещания. Последняя — сегодня ночью, хорошенькая, веселая, хотя и немного грустная проводница Юля. А сколько было между ними — стыдно, майор, стыдно…
        Он поворочался, опять спустился вниз и уселся рядом с дверью. В купе вторглась Юленька, забрала пустые стаканы. Украдкой глянула на него, изобразив глазами: на выход, товарищ. Он поднялся под исполненным легкого презрения взглядом Анны Петровны, вынул из пачки сигарету — типа покурить. Уже вышел в коридор, как она бросила в спину:
        — Чемодан свой забыли!
        Алексей вспыхнул, но вернулся, безмолвно забрал кейс. Постучаться в соседнее купе он даже не успел. Отворилась дверь, проводница втащила его внутрь, стала осыпать поцелуями и зашептала:
        — Все, мой милый, ты скоро выйдешь, поедешь в свою деревню, мы больше не встретимся… У меня еще есть дела до прибытия в Мирославль, увидеться не сможем… Жалко, но такова жизнь… Знаешь, я оптимистка, всю жизнь меня обламывают, а я верю во все хорошее… Возьми,  — сунула она ему какой-то рекламный листочек,  — там мой телефон и адрес в Красноярске. Понятно, что не позвонишь, но все равно буду верить и ждать, так легче.
        — Я позвоню, Юля,  — пообещал он.
        — Конечно, позвонишь.  — Девушка старательно прятала навернувшиеся слезы.  — Ты обязательно позвонишь, Алеша. Может, через год, два. Я буду ждать, не забуду тебя…
        Глава вторая
        Алексей вышел на платформу со смешанными чувствами. Хватит, на волю, в пампасы! Он будет жить, и непременно счастливо! Махнула проводница, отвернулась, забирая билеты у лезущих в вагон пассажиров. Из окна в спину смотрела женщина — он даже споткнулся. Смешался с толпой на перроне, зашагал к мосту, переброшенному через пути. И только взобравшись наверх, вдохнув полной грудью, избавился от груза прошлого. Свежий ветер «малой исторической родины» кружил голову. Он шел по мосту и таращился во все стороны. Под ногами бурлила станция Мирославль-2, пыхтели маневровые тепловозы, медленно тянулся товарный состав. На перроне у свежевыкрашенного вокзала, увенчанного остроконечным шпилем, толпились люди, работали киоски. На привокзальной площади, куда он спустился с виадука, суеты прибавилось. Толпились люди на остановке, гудели в заторе легковые машины. Здесь все изменилось. В городе жили те же сто двадцать тысяч населения, но он уже не выглядел захолустным провинциальным городишком. Откуда-то взялся здоровый торговый центр — парковка перед ним была забита машинами. На другом конце площади пропали старые
бараки, выросли массивные «свечки», сверкающие стеклом и бетоном. Улица Подъемная — главная городская магистраль, упирающаяся в площадь, пестрела клумбами и рекламой. Город изменился до неузнаваемости — хотя, возможно, только центр…
        Под мостом его уже встречали. У края тротуара стояла бордовая «четверка» с распахнутыми дверцами. Виктора Павловича Маслова он узнал сразу: худощавый улыбчивый пенсионер среднего роста. Еще не старый, подвижный, в модных джинсах и расстегнутой жилетке — он первым вышел навстречу. Обнялись.
        — Ну наконец-то, соседушка, здравствуй!  — Маслов действительно был рад, улыбался от уха до уха, хлопал по спине.
        — Приветствую, Виктор Павлович!
        Настроение поднималось, а когда из «четверки» выбрался еще один мужчина, резко подскочило вверх. Плотный в кости, кряжистый, с жестким «ежиком» на голове, того же возраста, что и Алексей. Он растопырил объятия, игриво поманил пальчиком.
        — Борька!  — воскликнул Алексей.  — Борька Черкасов! В натуре, как живой, чертяка!
        — Так я и есть живой!  — хохотал старинный школьный друг, тиская Алексея в медвежьих объятиях.  — Явился в родные пенаты, не запылился! Ну, привет, бродяга! Вроде нормально смотришься.  — Он принялся его обхлопывать, вертел, разглядывая со всех сторон.  — Плечи на месте, глаза живые, светишься, как в ультрафиолете…
        — Вы что, мужики, специально за мной приехали?  — спросил Алексей.
        — Специально, специально,  — проворчал Маслов.  — Сам же позвонил, сообщил, когда и на чем. Добро пожаловать в карету, сосед. Давайте, мужики, рассаживайтесь, здесь вроде стоять нельзя…
        — Да не спеши ты, Палыч,  — хохотнул Борька Черкасов,  — дай выпить с человеком — на дорожку, так сказать!
        Такой фокус не вышел бы и у факира. Не успел Алексей глазом моргнуть, как в одной руке Черкасова возникла бутылка водки, в другой — два пластиковых стаканчика.
        — Ну, начинается,  — начал возмущаться пенсионер.  — Борька, ты никак не можешь без этого. Видишь, человек домой рвется…
        — Как старик к золотой рыбке!  — веселился Черкасов.  — Ладно, Палыч, уймись, тиран-ветеран ты наш, мы быстро. Давай в машину, Леха, держи стакан…
        Все трое сели в «Жигули»  — Маслов на водительское место, остальные назад. Напиток не самых изысканных сортов (водяра в Мирославле всегда была суровая) обжег горло. Не успел продохнуть, закусить предложенным огурцом под недовольное брюзжание Маслова, как, откуда ни возьмись, объявился патрульный «УАЗ», встал впритык к переднему бамперу! Распахнулись дверцы, вылезли двое с сержантскими лычками, подошли, поигрывая дубинками. У одного за спиной болтался коротыш-автомат, у другого на ремне красовалась кобура. Глазастые какие, мысленно чертыхнулся Алексей.
        — Употребляем, граждане?  — зловеще прогудел мордастый сержант, склоняясь над раскрытым окошком.  — И стоим в неположенном месте, мешаем прохожим? А ну, выходи из машины!
        — Командир, ты охренел?  — взвился Черкасов.  — Какого надо? Мы к тебе лезли? Стоим, никого не трогаем, сейчас поедем. Водитель же не пьет…
        — Вылазь, кому сказано!  — разозлился второй.  — Ориентировка на вас и вашу машину!
        — Да не свисти, какая ориентировка?  — продолжал возмущаться Борька, но на всякий случай начал выбираться из салона. Провинциальная полиция никогда не отличалась добродушием и светскими манерами.
        Его схватили за шиворот, вывернули руку, швырнули лицом на задний капот, тычком ботинка заставили раздвинуть ноги.
        — Эй, алё, вы что творите, демоны?  — возмущался Черкасов.  — Мы что вам сделали?
        Маслов благоразумно помалкивал. Алексей, нахмурившись, вышел со своей стороны. К нему уже устремлялся от «УАЗа» третий член экипажа — с теми же знаками различия.
        — А ну, стоять, ретивый!  — Воронич выстрелил ему в физиономию красными корочками.
        Сержант насупился, сбавил обороты. Подошел, поколебавшись, осторожно, словно мину, взял удостоверение, вчитался в содержимое.
        И как-то быстро все встало на места. Он подал знак своим — отваливаем! Коллеги неохотно отвязались от Черкасова, ретировались, уселись в «УАЗ». Машина пофыркала мотором и слиняла.
        — Тьфу, кретины…  — чертыхнулся Черкасов, потирая потянутую руку.  — Ориентировка у них, как же… Слушай, а что это было?  — Он хлопнул глазами и пристально уставился на приятеля.
        — Садись, поехали,  — хмыкнул Алексей, забираясь в машину.  — Если хочешь, посмотри «ксиву». Майор ГРУ… Все в прошлом, мужики, просто удостоверение еще не сдал. В Центральное управление надо ехать, порядок такой.
        — Ни хрена себе,  — присвистнул Маслов.  — Да ты, сосед, не просто так. Майор ГРУ — это тебе не хухры-мухры, покруче ФСБ…
        — Поехали, мужики, поехали,  — поторопил Алексей, на них уже поглядывали.  — Заводи коня, Палыч! И тормозни у какого-нибудь приличного супермаркета, сбегаю на десять минут…
        Возбуждение прошло, посмеивались, выбираясь по улице Подъемной из города. Движение было плотное, но Виктор Павлович уверенно лавировал в потоке, обдавая соседей по трафику ядовитым выхлопом. Вдали от центра реклам и вывесок стало меньше, город обретал узнаваемые черты.
        — Сурово тут у вас, мужики,  — заметил Алексей, переводя дыхание после второй дозы. Сделал знак Черкасову: хватит пока, не будем нервировать водителя, тому тоже хочется.
        — Ага, это тебе не в окопах сидеть,  — согласился Борька.  — А ты серьезно в ГРУ служил?
        — Ну, извини,  — развел руками Алексей.  — Куда Родина послала, там и служил. Но все в прошлом, уже не нужен Родине, исполнил свое предназначение.
        — Помню, ты так мечтал стать военным,  — вздохнул Черкасов.  — Вот и стал, на свою голову… Извини, Леха. Ты не обижайся, это одна из насмешек жизни: получаешь то, что хотел, и понимаешь, что хотел не этого…
        — Дурында ты, Борька,  — проворчал Виктор Павлович,  — именно этого он и хотел, да вона как вышло…
        — Страна такая,  — буркнул Черкасов.  — Не мы виноваты — система виновата. Если что и угрожает стране — то ее же собственное государство.
        — А ты все такой же диссидент?  — спросил Алексей.  — Вечно всем недоволен?
        — Он такой,  — усмехнулся Маслов.  — Все не так, страну продали, экологию угробили, весь мир против него ополчился…
        — Да не такой я,  — смутившись, отвернулся к окну Черкасов,  — просто находит иногда. Да и в жизни все наперекосяк…
        На окраине остановились у супермаркета. Алексей отлучился на пятнадцать минут, вернулся, бросил сумку с покупками в багажник. Спутники ковырялись в моторе, который при подаче топлива издавал подозрительные звуки.
        — Моя-то тачка в порядке?  — спросил он.
        — Так у тебя же «Тойота»,  — резонно отозвался Черкасов.  — Что ей сделается на двадцатом году жизни? Бегает, как новенькая. Извиняй, Леха, я иногда ею пользуюсь — на рыбалку там, на пасеку. Ты же не в претензии? Зато масло поменял, антифриз новый залил.
        — Да ради бога,  — фыркнул Алексей,  — катайся, сколько хочешь, только не разбей. Я не понял, мужики, мы сломались?
        — Все нормально, садитесь.  — Маслов с треском захлопнул капот.  — «Косячит» ласточка, но пока бежит. А она постарше, между прочим, твоей «Тойоты» будет.
        Выехали из города по Афанасьевской улице, взяв курс на северо-запад. Эту дорогу в родное село Алексей помнил наизусть. Асфальт стал похуже, дома пониже. Он высунулся в окно, с наслаждением подставляя лицо ветру. Тянулись поля, перелески, редкие сельскохозяйственные угодья. Сколько лет и сколько зим он тут не был? Каждый перелесок, каждый ложок был знаком. Выросли новые автозаправки, какие-то «Охотничьи заимки», «Лесные лавки» со столиками на выносных верандах. А в остальном мало что изменилось. Дубовая аллея, асфальт стал ровнее, потянулись высокие заборы — внутри за деревьями угадывались очертания помпезных особняков. У ворот в парковочных карманах стояли дорогие машины.
        — В столице Рублевка, а у нас — «Сторублевка»,  — пояснил Маслов.  — Местные так столичное шоссе назвали. Тутошняя знать себе коттеджи строит. Все чиновники высокопоставленные… Озера уж больно красивые в этом районе — ты должен помнить. Они вон там, за Куликовым бором. Долина Нищих называется. Ты знаешь, какие деньги крутятся в районе?
        — Снова слуги воруют?  — ухмыльнулся Алексей.  — Их сажают, а они воруют? И куда смотрит надзорное ведомство?
        — Позорное ведомство,  — фыркнул Черкасов.  — Да ну их к черту!  — махнул он рукой.  — У этих ребят все в офшоре и в ажуре. Другой мир, другие деньги. Не будем о них — о чиновниках либо плохо, либо ничего. Рассказывай о себе, Леха.
        Он рассказывал, но недолго — нечего было рассказывать. А то, что представляло интерес, являлось военной тайной, раскрывать которую он не имел права. Жизненный этап закончился решительно и без «хвостов». Со службой покончено, ни семьи, ни постоянной женщины…
        — Лучше вы рассказывайте, мужики. Как живете? Что творится в районе?
        — У нас, как везде,  — пожал плечами Виктор Павлович.  — Работы в районе нет, цены поднимаются с колен. Никаких, как говорится, резонансных коррупционных преступлений — по-тихому люди мышкуют, научились не зарываться и помнить, что ближний тоже чего-то хочет…
        — Да все по-старому, приятель,  — сладко потянулся Черкасов.  — В Мирославле еще чувствуется веяние времени — какая-то коммерция, строительство, «бабки» крутятся. В Монине — мы скоро будем проезжать через него — все как было, кроме пафосного торгового центра, который на хрен никому не нужен. А уж в нашей Затеше — и вовсе тоска тоской. Раньше какие-то гулянки были, собирались люди, время проводили, а сейчас каждый у себя за воротами сидит, живет, как отшельник, в норе…
        Похвастаться им действительно было нечем. Виктор Павлович прозябал на пенсии. До этого трудился на Старицком озере — заведовал лодочной станцией, туристическими маршрутами этого направления, работал со специалистами, изучающими флору и фауну уникального водоема, примыкающего к Затеше. Восемь лет назад он потерял сына — старший лейтенант Вячеслав Маслов командовал взводом разведки на Северном Кавказе. Взвод попал в засаду, Маслов с двумя бойцами прикрывал отход. Попал, контуженный, в плен, принял мученическую смерть. Товарищи за него отомстили, но для убитых горем родителей это было слабым утешением. Зоя Филипповна не снесла удара, скончалась в ту же осень. Виктор Павлович похоронил обоих на деревенском погосте, жил дальше. Перед выходом на пенсию привез в свой дом из Монина новую женщину, но и тут случилась трагедия — уже больная была, тихо угасла, переселилась на то же кладбище и под ту же березу… Но пенсионер не опускал руки, ремонтировал дом, иногда подрабатывал — возил грузы на своей старенькой «жульке». Следил за домом Алексея, косил сорняки, занимался мелким ремонтом ветшающих конструкций…
        У Борьки Черкасова жизнь тоже сложилась неважно. Сначала процветал — хороший дом в Затеше, жена — красавица Верка, машина. Каждый день мотался на работу в Мирославль, где служил в районном управлении МЧС. Руководил аварийно-спасательной группой — выезды на ДТП с тяжкими последствиями, мелкие чрезвычайные ситуации, пожары, потопы, обрушения строительных конструкций. Был высококлассным специалистом, мастером на все руки. Сгубила жизнь единственная пьянка — накануне приезда высокопоставленного чина из столицы. И все стремительно полетело под откос: понижение в должности, увольнение. Выпивший попал в аварию, разбил машину, сам на несколько месяцев загремел в больницу — хорошо, что не в кутузку. Красавица Верка не стала дожидаться, что в дом вернется безбедная жизнь. В один прекрасный день Борьку поджидала записка: уехала к другому, деньги с карточки сняла, извиняться не буду, и вообще катись к черту… Черкасов запил и пил четыре дня и четыре ночи, пока однажды на рассвете не выбросил тлеющий окурок мимо пепельницы. Попутно взорвался газовый баллон, и дом горел красивым синим пламенем. Мигом протрезвев,
он вылетел из окна и кинулся тушить, благо бак с водой и помпа имелись. Сельчане прибежали помогать, худо-бедно, потушили. Приехали коллеги Борьки, покрутили пальцами у виска и отбыли восвояси. Сгоревшую часть дома он отстроил в рекордно сжатые сроки из имеющихся материалов. Возможно, и к лучшему — мысли о конце жизненного пути больше не посещали. Занялся огородом, вырыл бассейн, сам приобрел «товарный вид». Появлялись какие-то женщины, но ничего серьезного. Завел пасеку за пригорком в Звенящей роще — в семистах метрах от Затеши, обзавелся помощником — дедом Поликарпом, которому на пенсии все равно нечего делать. Как-то выкручивался, освоил пасечную науку, начал продавать в район мед крупными партиями…
        — Да все нормально у нас, Леха,  — уверял Борька, вожделенно поглядывая на ополовиненную бутылку водки.  — Живем, приспособились, вся деревня так живет. Многие уехали, конечно, из Затеши, но те, кто остался, выживают.
        — Палыч, а что с озером?  — спросил Алексей.
        Вопрос был не праздный. Старицкое озеро — единственная достопримечательность местности, где располагалась деревушка Затеша. Зато какая достопримечательность! Оно примыкало к деревне с севера, поджатое со всех сторон красивым черничным бором. Фактически не озеро, а целая система озер, соединенных между собой протоками. Водоем имел причудливую, вытянутую на север конфигурацию. Берега — обрывистые, пологие, где-то скалы нависали над водой, где-то настоящие мангровые заросли. Это были водные лабиринты, где сам черт ногу сломит. Даже не всякие старожилы, считавшиеся знатоками Старицкого озера, могли похвастаться, что видели его ВСЁ. Обойти по берегу это чудо природы было невозможно, исследовать все протоки — тоже затруднительно. Про озеро испокон веков слагались страшные легенды: про русалок, каких-то жутких существ, обитающих на дне. Но карпы в озере клевали исправно — в те времена, когда их разводили. Лодочная станция под Затешей была не маленькая. Сюда приезжали туристы из города, устраивались познавательные экскурсии на лодках и катамаранах, работал целый научный штат.
        — Не осталось ничего от былого великолепия,  — сокрушенно вздохнул Маслов.  — Уничтожили все. Землю по берегам продали в частную собственность, коттеджи растут, все заборами окружено. Персонала на станции почти не осталось, научную часть расформировали, экскурсии несколько лет не проводятся. Простые смертные, вроде нас с тобой, только в районе станции и могут подойти к озеру. Скоро воду начнут на квадраты делить и продавать. Богатые на лодках рассекают, уток в камышах стреляют — кто им запретит? Пропадает целая экосистема, и никому нет дела. Там ведь уникальные флора с фауной, тьма неизведанного! Вроде поднимался вопрос об озере на сессии райсовета, но быстро замяли — ведь у многих там особняки… А в дебри Старицкого озера лучше не соваться — туда сейчас люди не ходят. Бывает, экстремалы из города заплывают, но это точно лотерея. Четверо пропали только в этом году — двое выплыли в итоге на бревне, одного с вертолета подобрали — куковал на островке среди болота. А четвертый так и сгинул с концами…
        — Печально,  — вздохнул Алексей.  — А мы все детство бегали купаться на озеро. И в прибрежные дебри ходили, по скалам лазили — увлекательно было, блин…
        — В Монино въезжаем,  — объявил Маслов.
        Алексей опять припал к окну. Все в порядке, в глухой провинции ничего не меняется. Монино считался поселком городского типа. Маленький, сконцентрированный вокруг дороги, в это время года он утопал в зелени. Здесь не менялись даже заборы. Обочины поросли свалками, шастали бродячие собаки. Тянулись гаражи, бетонные остовы каких-то недостроенных зданий. Двухэтажные бараки вдоль дороги оставались в первозданном виде. Покосившиеся крыши, облезлая штукатурка, пожилые унылые тополя, белье, развешанное во дворах. Впрочем, ближе к центру становилось чище, у здания поселкового совета имелась даже клумба. Но потом опять потянулись запущенные дома. Проехали школу, где учился Алексей. Три этажа, облупленная краска, решетчатый забор. Снова гаражи, бетонная ограда автохозяйства. Этот городок спасала только зелень. Что его спасало остальные девять месяцев в году, оставалось только догадываться.
        Маслов свернул на улицу Свердлова, отходящую от Центральной, и вскоре вырулил на северо-западную окраину. Автомобильный трафик здесь отсутствовал как таковой. На северо-западе в трех верстах была единственная деревня на сорок дворов, а за ней цивилизация обрывалась. Раньше этой дорогой пользовались желающие попасть на озеро. В данный момент желающих не наблюдалось. Потянулись поля с перелесками. По курсу возник симпатичный березняк — грунтовая дорога прорезала его насквозь.
        — Вот же память дырявая!  — хлопнул себя по лбу Маслов.  — Мы же за продуктами хотели заехать! Жрать и пить чего будем? Не возвращаться же в Монино…
        — Ну да,  — согласился Черкасов.  — Вертача к неудаче…
        — Да расслабьтесь вы,  — бросил Алексей.  — Я все купил в супермаркете, не пропадем.
        — Это чего ты купил?  — подозрительно покосился на него в зеркало Виктор Павлович.
        — Так это…  — Алексей вспоминал, что пробивала узбечка на кассе.  — Фахитас купил, паэлью, лазанью, текилу, карпаччо, что-то еще…
        — Бли-и-ин…  — опять схватился за голову Маслов.  — Говорю же, жрать нечего, пропадем!
        — Ладно, Палыч, расслабься,  — отмахнулся Борька,  — заедем в наше сельпо к Мане, там все есть — водочка, селедка. Картошку я из дома принесу… Ты в курсе, что Варвара Кружилина вернулась в Затешу?  — повернулся он к Алексею, блеснув неплохими для сельского жителя зубами.
        Воронич вздрогнул. О нет, только не это. Снова бабы…
        — Испугался?  — хохотнул Борька, подмигнув глумливо скалящемуся отражению Маслова.  — Помнишь, вы чуть не поженились после школы?
        — Не помню,  — проворчал Алексей.  — Тебе надо, ты и помни.
        Мужчины развеселились.
        — Да вся деревня знала, что у вас первая любовь, все дела,  — разглагольствовал Черкасов.  — Скромница была, отличница, хорошая девочка, особенно на сеновале… Извини, конечно, Леха, но в стерву выросла. Теперь ее фамилия не Кружилина, а Бранденбург…
        — Брандберг,  — поправил Маслов.
        — Да хоть Брандспойт,  — фыркнул Черкасов.  — Но тоже звучит — Варвара Семеновна Брандберг… м-да.
        — Подождите, мужики,  — нахмурился Алексей. Сюрпризы он не любил, тем более сюрпризы, связанные с женщинами.  — У меня имелась информация, что Варвара в девках сидела недолго, удачно вышла замуж, уехала в город…
        — Ну да, вышла замуж за директора Акуловского спиртзавода, который был старше ее в два раза. Отличный дом в коттеджном поселке под Акулово, личный автопарк, все удовольствия, включая регулярные поездки в столицу. Она даже вуз не окончила — ушла с третьего курса технологического. Думала, что всю жизнь будет как сыр в масле. Поначалу все так и было — обстругала мужика под себя, построила всех его домашних — захватила, короче, власть. Мужик на повышение пошел, директором пивного холдинга назначили. Подумывали о переезде в столичный регион, покупке хорошей усадьбы. Тут мужик возьми и помри. Ну, бывает. Синдром внезапной смерти или как там. Покушал, спать лег — и во сне загнулся. Менты копали, ничего не нашли. Варвара, понятно, не при делах, ей это в последнюю очередь надо. С живым мужем она — королева, без мужа — никто. Так и вышло, налетели хищники-родственники, наняли лучших адвокатов, а Варвара в этом деле ни уха ни рыла. В общем, на бобах осталась.
        — Запретили жить красиво,  — хмыкнул Маслов.  — Какие-то копеечки отхватила, а больше ничего не осталось. Вернулась в деревню, злая на весь мир. Можно понять: поманила красивая жизнь — и фигу показала. С тех пор и живет. Сходилась с парой мужиков, да те не вынесли ее норова, бежали. Ты знаешь ее дом — сразу у оврага. Родители умерли, сама хозяйство поднимала. Ездит на древнем гремучем «Опеле», пристроили ее по знакомству на склад того же Акуловского завода… Жалко, с одной стороны, бабу, неприкаянная она… Но и ведет себя порой, как полная стерва… извини, Алексей. Спрашиваю у нее: ты чего, Варвара, стерва-то такая? А она руки в бока, губы оттопырит: дескать, я не стерва, а женщина с характером. Тьфу!.. Сейчас у нее опять мужик. Задохлик какой-то из Макеевки. Переехал к ней — на «Москвиче» с прицепом. Принца уже не ищет. Строит то, что есть. Ты и не узнаешь ее сейчас.
        — Изменилась сильно?  — спросил Алексей.
        — Девочка с персиками,  — хмыкнул Черкасов.  — Серов отдыхает.
        — В смысле?
        — Да там такие персики…  — Мужчины дружно захохотали. Кто сказал, что мужики не любят сплетничать и перемывать косточки знакомым женщинам?
        По большому счету Алексею было до лампочки. Есть такое понятие: пройденный этап. Люди меняются. А ведь когда-то Варюша была тихой, доброй, покладистой…
        Машина выкатилась из березняка — и дыхание перехватило. Родная деревня раскинулась на просторе между хвойными лесами. Единственная улица со смешным названием Центральная, несколько переулков, ведущих в тупик. Крыши утопали в зелени деревьев. Деревенька была компактная — метров восемьсот в длину, четыреста в ширину. А за деревней, на севере, поблескивала водная гладь — знаменитое Старицкое озеро, окруженное лесами. Фактически ряд озер сложной конфигурации, соединенных узкими протоками. Дальше на север, где уплотнялись леса, озера переходили в болотное царство, пропадали в холмах и непроходимых чащах.
        Деревня (по крайней мере, большая ее часть) выглядела сносно. Крашеные заборы, крыши, устланные черепицей. Странное бывает ощущение, когда приближаешься к родному дому. Волнение, какая-то торжественность, чуток разочарования. Разве об этом он мечтал много лет назад, когда уезжал из родительского дома? Дорога втягивалась в деревню, гавкали собаки, кричали куры. Характерные ароматы проникали в салон. Травы, курятники, навоз — все, чем так богата «классическая» русская деревня…
        Сельпо располагалось на старом месте, еще больше просело в землю. На крыльце прохлаждался синеватый мужчина со смутно знакомым лицом. Поодаль сплетничали две упитанные женщины с авоськами. Их лица тоже были смутно знакомы. Черт подери, да все сельчане, чей возраст превышает его, должны быть смутно знакомы.
        — Платоша на посту,  — усмехнулся Маслов, ставя машину рядом с крыльцом.  — Помнишь такого? Он и в годы твоей молодости тут побирался. Может забор починить за бутылку, замок новый врезать за стакан. Иной валюты для него не существует. Стоит, как собака, смотрит жалобно. Когда-то был хорошим агрономом, но спился, как якут, имущество пропил. Насшибает копеечку за день, потом валяется пьяный на дороге…
        — А говорят, хорошие специалисты на дороге не валяются,  — засмеялся Черкасов, открывая дверь.  — Пошли, мужики. Жрачку берем — и до хаты. На мольбы Платона не реагируем.
        — Да это, не иначе, Алексей, сын Петра Воронича?  — удивилась одна из дам, ведущих «светскую» беседу.  — Смотри-ка, похож. Давно он тут не появлялся…
        — Да не, Даш, не он,  — прищурила зоркий глаз товарка.  — Похож, но не он. Сын Петра Воронича сейчас уж, поди, в генералах ходит, ему не до нашей периферии…
        Алексей улыбнулся, проходя мимо, тактично поздоровался. Дамы как-то подобрались, распрямили плечи. Платон открыл от удивления рот, собрался разразиться приветственной песнью, но не успел. В «торговом зале» никого не было. Продавщица, увитая кудряшками, высунулась из-за кассы, смерила покупателей взглядом.
        — Этого знаю, этого знаю…  — сказала она, тыча пальцем в Маслова и Черкасова.  — А этого…
        — Этого тоже знаешь, Маня,  — улыбнулся Алексей,  — в одном классе десять лет чалились.
        — Батюшки!  — ахнула продавщица — в девичестве Мария Бурденко (судя по кольцу на правой руке, девичество не затянулось).  — Ворона, ты, что ли?
        По меркам российской деревни, она смотрелась нормально. По стандартам же миланской моды — дико и возмутительно. Живого веса Мани хватило бы на три королевы подиума. Ее глаза блестели от любопытства, оба подбородка дрожали.
        — Вообще-то, его Алексей Петрович зовут,  — нахмурился Черкасов.  — Что за панибратство, Маня? Ты, слушай, давай поменьше глазами хлопать, успеете еще наговориться. Надолго к нам Алексей Петрович пожаловали. Возможно, что и навсегда. Сообрази-ка быстренько водочки, рыбки какой-нибудь, хлеб, селедочку, что там еще у тебя в закромах? Некогда нам.
        — Алеша, ты правда надолго? Слушай, здорово!  — Она стала сноровисто загружать прилавок товарами.  — Ну ладно, мы с моим позднее к тебе зайдем, расскажешь… Слушай, а ты прикольно выглядишь!  — лукаво подмигнула Маня.  — Прямо атлет такой, добрый молодец из спортзала… А ты знаешь, что Варвара твоя тоже в Затешу вернулась — давно уже, чай… Ой!..
        Последнее слово в исполнении Мани как-то выбилось из контекста. Женщина напряглась, спряталась за кассу. Загадочно запыхтел прикрывший Алексея Черкасов. Возникло желание втянуть голову в плечи. Странное, вообще-то, желание для вчерашнего майора спецназа. Алексей осторожно покосился через плечо. В магазин вошли двое. Женщина в коротком ситцевом платье и мужчина в длинных брюках — настолько длинных, что приходилось на них наступать. Екнуло в груди. Доброго денечка вам, Варвара Семеновна… Еще молодая, статная, фигуристая, с крутыми бедрами (про персики не обманули), с надменным лицом, обрамленным крашеными локонами. Мужичок интереса не представлял, он семенил на шаг позади и был чем-то вроде домашней собачки.
        — Здравствуй, Маня,  — поздоровалась Варвара.  — Свешай мне как обычно.
        Алексей машинально сгреб продукты в пакет. Сунул продавщице тысячу, забыв про сдачу. За спиной зацокали каблуки, и выбора у него не оставалось. Раз уж не удается провалиться сквозь землю… Он с улыбкой посмотрел в глаза женщины, сделал вид, что крайне удивлен.
        — Приветик, Варюша, ты как? Ну, ладно, извини, увидимся. Ты, наверное, спешишь?  — одарил ее еще одной очаровательной улыбкой и направился к выходу, помахивая пакетом. На пороге не выдержал и обернулся. Варвара смотрела на него, открыв рот.
        — Рад приветствовать вас, уважаемый, на нашей гостеприимной земле…  — бросился ему наперерез заготовивший приветственную песнь Платон.
        Алексей выудил из кармана какую-то купюру, сунул в трясущуюся длань, не глянув на номинал, зашагал к машине. Страждущего Платона словно волной смыло — пока добрый человек не передумал…
        Остаток пути хохотали как сумасшедшие.
        — Ну ладно, ша!  — резко бросил Алексей.  — Развеселились вы что-то, не к добру. Ставь машину к ограде, Палыч, этим лопухам уже хуже не будет. Порядок поможете навести, мужчины?
        — Ага, щас,  — проворчал Маслов, упирая капот в заросший репейником штакетник.  — Может, тебе и мусор вынести, и потолки подмести? Да расслабься ты. Поручил мне следить за домом? Так считай, что с поставленной задачей пенсионер справился. Дом в порядке, веранда ждет, когда на ней накроют стол. В доме электричество имеется, и воды я натаскал. Но вот сортир, извини, сам будешь чистить. И с сорняками сам поборешься — они у тебя везде…
        Алексей ожидал худшего. Сердце защемило, когда он вошел в калитку. Такое ощущение, что из сарая сейчас высунется отец, проворчит: явился, мол, блудный сын. Из дома выглянет мама, улыбнется с укором: ну и где тебя носило, сынок, всю эту вечность? Он неприкаянно болтался по заросшему бурьяном огороду. В море растительности с трудом угадывались грядки. Очищенной оказалась лишь дорожка к гаражу, ключ от которого вместе с ключами от дома ему торжественно вручил Виктор Павлович. Старенький «Спринтер» выглядел прилично, даже дружелюбно, блестели очищенные стекла. Он заглянул в сарай, побродил по дальней оконечности огорода, сунулся в баню на задворках, срубленную отцом, когда Алексей еще пешком под стол ходил. В бане было прибрано, все на местах. Под навесом поленницы валялась горка нарубленных дров — спасибо Виктору Павловичу, не дал хозяйству окончательно захиреть… Он, как зомби, шатался по участку, навестил «падающий» сортир, полазил по груде заплесневелых досок. Потом бродил по дому, где все напоминало о родителях. Дом держался молодцом, бревенчатая конструкция была рассчитана на долгие десятилетия,
даже обстановка сохранилась. Изредка Виктор Павлович вытирал пыль, но сильно не утруждался. У старика, похоже, проснулось чувство юмора. У входа висел новенький, отливающий краской огнетушитель, а на стене в горнице — красочный антиалкогольный плакат времен СССР: «Яд самогона отравляет здоровье трудящихся!»
        На кухне и примыкающей к ней веранде уже кипела жизнь. Нагревалась вода на газовой плите. Виктор Павлович в проржавевшей раковине чистил картошку. Черкасов нашел дырявую скатерть, застелил стол на веранде. Получилось безобразно, но вроде не бабы за нарядностью следить. Мужики хозяйничали — Алексей не возражал.
        — Где тут твое капучино?  — пробормотал Черкасов, высыпая на стол содержимое сумки Алексея. Подхватил у самого пола квадратный штоф текилы, скептически скривился — мол, где мое праздничное сомбреро?  — Это, что ли?  — вытащил упаковку с чем-то мягким и круглым, стал разглядывать на свет.
        — Не капучино, а каприччио, дурында,  — бросил, не оборачиваясь, Маслов.  — Русским языком тебе же сказано…
        — Карпаччо, мужики!  — засмеялся Алексей.  — Сырое мясо, приправленное оливковым маслом! Оно у тебя под левой рукой, Борька. А то, что ты держишь,  — адыгейский сыр, его можно жарить…
        Мужики смеялись, язвили, все валилось из рук, но, худо-бедно, процесс продвигался. Черкасов сетовал, что на данном историческом этапе живет без женщины, а то бы непременно пригнал, чтобы натворила на стол. «Первым делом бабу заводи, Алексей,  — бурчал пенсионер, вскрывая тупым кухонным ножом вакуумные упаковки,  — а потом уж все остальное — кота, собаку, работу… Хреново без женщины, Леха, не жизнь, а каторга, уж поверь моему бесценному опыту…»
        Пили дружно, слаженно, с аппетитом уничтожали деревенскую и импортную снедь. Водка лилась как по маслу, но быстро кончилась, и голодные взоры сконцентрировались на литровой текиле.
        — Господи, какую только гадость потреблять не приходится…  — вздохнул пенсионер, молитвенно посмотрев в потолок.  — Мы словно и не русские люди, а труженики наркокартеля какие-то… Ладно, Леха, ты специалист по этой самогонке — тебе и сдавать.
        Текила тоже прошла на ура. Нормальный напиток — если не знать его цену (и сколько водки можно купить на эти деньги). Утолили первый голод, откинулись, закурили. Каждый смолил свое: Черкасов — отечественный «Максим», Алексей — буржуйский «Кент», Виктор Павлович — старую заслуженную трубку с обглоданным мундштуком. На веранде было хорошо, деревья закрывали половину огорода, создавая тень и комфорт. Пол на веранде почернел от старости, половицы прогибались. Все требовало ремонта — возможно, не срочного, в перспективе.
        — Теперь откровенно, мужики, как жизнь в районе?  — спросил Алексей.  — Бандиты с полицией не лютуют? Жить можно? Чиновники не чудят?
        — Да мы и раньше не лукавили,  — пожал плечами Черкасов.  — Девяностые прошли, все по-другому стало, хотя нашей деревне все едино. Жить не мешают. Власть теперь солидная — настроила особняков и коттеджей, да сидит в них, в ус не дует. Про разборки давно не слышали, все лакомые куски давно поделили. Какие криминальные разборки, если замминистра… не помню какого министерства — на «Сторублевке» себе домину отгрохал, а под Старицким озером — «рыбачий домик» о трех этажах и с благоустроенным пляжем. Ходили слухи, что через Мирославль проложен канал поставок героина в Московскую область, но так ли это — дело темное. Полиция точно не в деле. Возможно, кто-то из чиновников подрабатывает — неизвестно. Полиция в наших пенатах тихая, на главные роли не лезет. Начальника районной ментуры из Москвы назначили — полковник Миров, он уже полтора года тут заправляет. Ходит молва, что мужик нормальный, из честных, строго спрашивает с подчиненных за «косяки». Как прибыл — разогнал половину окружения, остальные теперь пашут не за страх, а за совесть…
        — Нам по барабану, что они мутят,  — отмахнулся Маслов,  — лишь бы людям жить давали. У самих деньжат немерено, а дороги в районе отвратительные. Даже свою «Сторублевку» толком вымостить не могут. Хотя какое дело их джипам до этих ухабов?
        — У нас теперь даже свой участковый имеется,  — похвастался Черкасов,  — старший лейтенант Куприянов. Выпить любит. Но вроде не сволочь. Он на несколько деревень назначен, опорный пункт в Макеевке. Приезжает в Затешу дважды в неделю — у него своя комнатушка в сельсовете. Типа граждан принимает. Приходят добрые люди, лечат мужика от похмелья, тащат соленья, маринады собственного изготовления, высказывают все, что накипело. Он в блокнотик все записывает, увозит с собой, обещает разобраться и принять меры.
        — В этой глуши, наверное, и не случается ничего страшного,  — улыбнулся Алексей.
        — Зря ты так думаешь,  — насупился Маслов.  — На прошлое Рождество деда Гринева арестовали за убийство сына. Люди в шоке были. Ветеран Великой Отечественной, достойный человек, его на 9 Мая даже замглавы администрации поздравлять приезжал. Ты сына его Гришку, наверное, не знал. С зоны откинулся лет шесть назад, сам уже в годах был. Осел в Затеше у отца, бабу привез из Акулова. «Крыша» на Рождество поехала, видно, выпил маловато,  — усмехнулся Виктор Павлович.  — Темная история, носился по дому, мебель громил, бабу свою из окна в сугроб выбросил, на старую мать руку поднял. Дед с берданкой приковылял, когда он душил ее. Плечо прострелил мерзавцу, тот и успокоился. Вроде живы все остались, давай ментов из Монина вызванивать. Но перемкнуло что-то у старика — перезарядил берданку да добил отпрыска — половину черепушки снес ему к чертовой матери! Так бы прокатило — самозащита от взбесившегося зверя, все такое. Но явно, что стрелял с целью убить. Девяносто четыре года старику было — повезли в изолятор, за решетку посадили. Дело завели по сто пятой. Неделю дед Гринев в кутузке продержался да помер. Даже
выяснять не стали отчего — мол, давно пора старику. Старуха его в тот же год откинулась, баба, что с Гришкой жила, слиняла куда-то — ей все равно бы тут жить не дали…
        — А еще с Тамарой Степановной Миньковой история приключилась,  — сказал Черкасов.  — Обычная баба, за сорок. Спокойная всегда была, приветливая. В сельсовете на бумагах сидела. Взяла и пропала. Так бы и искать не стали — баба-то одинокая, но глава сельсовета Кравчук шум поднял. Нашли за Акуловом в лесополосе. Живая, но не в себе. Никого не узнает, ничего не помнит, смотрит на всех со страхом. В больницу отвезли — несколько синяков и травма черепа. Сбил ее кто-то на дороге — видимо, пешком из Монина в Акулово шла. Остановились, сунули в багажник, завезли подальше и выбросили. У женщины память отшибло, «крыша» съехала — в общем, беда, пропала баба. Того, кто сбил ее, понятно, не нашли. Сейчас она в «психушке» в Мирославле, совсем помутилась разумом…
        — Ладно, давайте выпьем,  — встрепенулся Маслов.  — Не будем о плохом, а то соседушка расстроится да обратно в армию смотается.
        Снова ели, пили, хрустели луком и огурчиками. К текиле приспособились — нормальная гадость.
        — Делать-то что собираешься?  — чавкал Черкасов.  — Ты, вообще, определился — навсегда в пенаты или так, погостить? Но учти, продать дом у тебя, скорее всего, не выйдет. Под дачку вряд ли купят, а работы в деревне нет — никто не поедет сюда на «постоянку». Так что быльем все зарастет, если уедешь. Или, вон, Палычу свою халупу завещай, пусть присоседит к своему участку, ограду наконец снесет между вами, картошкой огород засадит.
        — Да не нужен мне этот геморрой,  — фыркал Маслов,  — своего хватает — восемь соток, куда уж больше? Последить за сохранностью — одно, а постоянно тянуть этот воз — чур меня, как говорится.
        — Ей-богу, мужики, не думал об этом,  — божился Алексей.  — Не было планов продавать — другого-то дома у меня нет. Поживу, осмотрюсь, с голода пока не пухну, деньжат на черный день накопил.
        — Давай ко мне на пасеку,  — предложил Черкасов.  — Деда-бездельника уволю к чертовой матери, будешь моим помощником. Компаньоном, так сказать. Расширимся к следующему лету, фирму свою организуем. «Частные пасеки Черкасова»…  — Он задумчиво уставился в облезлый потолок веранды.  — Ну и Воронича, конечно, гы-гы… А что, звучит?
        — Ладно, поживем — увидим. Может, не понравится, переселюсь куда-нибудь в Таиланд, буду на солнышке до пенсии греться, девчонок местных щупать…
        — Ты с ними поосторожнее в Таиланде,  — предупредил Борька.  — Знающие люди по секрету сказывали, что половина девчонок в Таиланде — никакие не девчонки…
        Ржали так, что дрожала и чуть не сыпалась крыша веранды. О плохом уже не говорили — сегодня только о хорошем! Снова пили, ели — еда, в отличие от спиртного, не переводилась. Перешли на анекдоты. Было уютно, весело, алкоголь туманил голову. Старенький дом вздрагивал от хохота. Весьма некстати кончилась текила. Сидели, как сироты, растерянно глядя друг на друга.
        — Айн момент,  — встрепенулся Маслов,  — сбегаю к себе. Посидите минутку, никуда не уходите.
        Ему и за калитку выходить не пришлось — отогнул штакетину, пролез к себе на участок. Тем же образом вернулся, сжимая литровый пивной пластик. В бутылке, судя по мутному содержимому, было не пиво.
        — Стратегический запас,  — с трудом ворочая языком, поведал пенсионер.  — Баба Дуня гонит… Нормальная штука, но сразу предупреждаю — не шедевр. Баба Дуня любит денежки, но ей не хватает усидчивости…
        — Мы поняли, Палыч…  — У Черкасова тоже заплетался язык.  — Не является лекарственным средством, типа… Будем пить очень и очень осторожно… Ты наливай, не тряси своей бутылью…
        Воспоминания о заключительной части пьянки остались отрывочные. Деревенский самогон, рассчитанный на не самую взыскательную публику, крепко шибанул по мозгам. Все было как в тумане. Веселье оборвалось, наступило угнетенное состояние. Самогонку даже не допили. Но закончилось все мирно, без эксцессов и классических выяснений, кто кого уважает. Первым отвалился Виктор Павлович — передал всем пламенный привет и поволокся к калитке, хотя с успехом мог бы пролезть через штакетник. Борька Черкасов проживал через семь дворов, рядом с магазином — то есть страшно далеко. В завершение вечера его сразил дикий голод — смолотил паэлью с лазаньей, остатки картошки. Потом поднялся, забыв поблагодарить, изобразил нетленный «но пасаран» и, шатаясь, побрел к выходу. Покидая участок, повредил калитку и чуть не повалил забор, но это такие мелочи…
        Глава третья
        Утро было сизым, недружелюбным, насыщенным похмельными страданиями. Хотелось выть от отчаяния: кто в него вливал, почему так назюзюкался и как теперь пережить грядущий день? Алексей очнулся на своей кровати (добрался-таки), но почему-то одетый, в одном ботинке. Снять второй, видимо, не хватило сил. Изголовье кровати стояло как-то криво — пытался вытащить на улицу, чтобы ночевать на свежем воздухе? Или под распятие захотелось — с укором смотрящее на него со стены? Мать-земля сегодня не держала. Выбираясь из комнаты, он глянул на себя в мутное зеркало — картина печальная и нравоучительная. Припал к рукомойнику, яростно чистил зубы — не помогло, от энергичных движений только хуже стало. Пришлось присесть в старое родительское кресло, а потом восставать из него, как птица Феникс. Болели все кости, трещала голова. Во рту обосновался на постой эскадрон гусар летучих. Он выбрался страшным привидением на веранду, обозрел мутным взором остатки вчерашней трапезы. Прибрать гадюшник было некому (да и в дальнейшем вряд ли удастся). Возле банки с недоеденными шпротами сидел пушистый черный кот и с наслаждением
пировал — аккуратно вытаскивал из банки рыбу, пристраивал рядом на стол и ел, закрывая от наслаждения глаза. «Эстет»,  — подумал Алексей.
        Разговаривать не было сил — даже с животными. Кот покосился на него и тоже не издал ни звука. Он пошатался по веранде, спустился в сад и побрел к калитке, попутно оценив наделанные Борькой разрушения. Ничего, пройдет похмелье — он горы свернет! Алексей вышел на дорогу, немного продышался. Петухи уже пропели, но народ еще спал. Где-то гавкнула собака и заткнулась. Участок Вороничей располагался на северной околице деревни — через дорогу находилось только одно домовладение. Там никто не жил — от ограды остался лишь продольный брус, крыша просела, окна заколочены досками. За околицей тянулся рослый кустарник. Дорога сворачивала направо и устремлялась к Старицкому озеру. Местность погружалась в низину, ее окутывал туман, которого почти не было в деревне. Насколько он помнил, это была не основная дорога к озеру и лодочной станции. Проехать туда можно было проще — воспользовавшись ответвлением от дороги из Монина. Видимо, там все и ездили. Дорога, на которой он стоял, была исполосована колдобинами, заросла чертополохом. Здесь забуксовал бы даже высокий внедорожник. И это хорошо. Меньше всего хотелось,
чтобы рядом с домом кто-то ездил.
        Алексей вернулся на участок, добрел до бочки с дождевой водой и с наслаждением погрузил в нее голову. Вытащил, снова сунул по самую шею. «Лекарство» подействовало. Эскадрон не уходил, ломота оставалась, но голова уже не трещала, как набитая сушняком буржуйка. Он поковырялся в сарае, отыскал косу. Сделал попытку удалить хотя бы часть травы, расплодившуюся в страшном количестве. Несколько взмахов косой — и бросил ее обратно в сарай. Больше не пить! Он продолжил обход своих владений, навестил гараж, в котором прозябала «Тойота», походил вокруг нее, сунулся зачем-то в капот. Машина выглядела неплохо. Сменить чехлы, небольшой косметический ремонт — и не стыдно въехать даже в центр Мирославля. Но только не сегодня. Затем обогнул пару сараюшек, добрался до бани, сложенной из качественного бруса. Баня стояла как влитая, из щелей между досками торчала пакля. Маслов хвастался, что баня в полном порядке, можно мыться хоть сейчас — если растопить и натаскать воды. Дрова имелись, врытый в землю бак тоже оказался не пустым — пополнялся дождевой водой, стекающей с крыши.
        Надо баню растопить, мелькнула мысль. Забуриться в парную — и все похмелье как рукой снимет.
        Алексей набрал в поленнице охапку дров, прижал их к груди, поднялся на крыльцо, потянулся к дверной ручке… И вдруг заметил краем глаза, как колыхнулась занавеска в крохотном оконце — в аккурат в помывочном (парном) отделении! Проглючить не могло — похмелье, конечно, дикое, но связь с реальностью не утеряна. Он все же офицер спецназа, способен отличить реальное от кажущегося! Алексей сделал вид, что вытирает ноги о занюханный коврик, шоркал подошвами, скрипели половицы. Снова скосил глаза — занавеска больше не шевелилась, но ощущение, что в бане кто-то есть, укреплялось все больше. Виктор Павлович прибыл спозаранку, решил растопить, порадовать хозяина? Не стал бы он топить — пост сдал, как говорится. И не шифровался бы, не прятался за занавесками… Бродяги? Гастарбайтеры, шныряющие по селам в поисках работы? Замка на бане отродясь не было. Он со скрипом отворил дверь, вошел. Высыпал дрова у печки в узком предбаннике и, потянув на себя следующую дверь, вошел в комнату для отдыха. Здесь стояли два старых кресла, колченогий сервант. В помещении — никого, а сквозь сумрак очерчивалась еще одна закрытая
дверь — в помывочное отделение. На стене двойной выключатель. Алексей бросился вперед, ударил по выключателю и распахнул дверь, гаркнув:
        — Не шевелиться! Стоять! Прибью!
        Метнулось что-то невнятное, закутанное в покрывало, он бросился вперед. Столкновение! Незнакомец с испуганным криком отлетел куда-то в сторону, закопался в гуще тазиков, пустых алюминиевых баков, какой-то старой картофельной мешковины. Есть! Запуск прошел успешно! Он поднял руку со сжатым кулаком… и вдруг дошло, что крик был женский. Алексей нерешительно опустил руку и начал всматриваться. Тусклая лампочка не давала полного представления о происходящих событиях. В углу под полкой кто-то копошился, стонал, гремели шайки. Отогнулась дырявая мешковина, блеснули испуганные глаза. Алексей помалкивал. Цыганка, что ли? Шляются тут всякие. Под окном стояла сумка — видимо, принадлежала этой «постоялице». Обычная грязно-лиловая сумка, похожая на хозяйственную — с ручками, на колесиках, с выдвижной рукояткой, позволяющей катить ее за собой. На полке была расстелена старая болоньевая куртка отца — значит, ночью пришла, постелила, чтобы поспать…
        — Послушайте… простите, я не хотела к вам вторгаться… просто шла, заблудилась, очень устала, зашла, чтобы переночевать… Я не воровка, правда…
        Все воровки так говорят. Алексей молчал, выжидал. Вроде не цыганка, но что на уме? А если нож в рукаве припрятан? В доме (а тем более в бане) ничего ценного. За исключением заветного кейса, который он еще до пьянки сунул в подпол, запер крышку люка на ключ, а ключ спрятал под гуляющую половицу в спальне.
        — Послушайте… можно я просто уйду? Я не сделала ничего плохого… Что вы собираетесь делать?
        — Вызывать авиацию,  — усмехнулся он.
        — Я не понимаю… Полицию?
        — Нет, авиацию.
        Из-под полки снова донеслась возня — испуганная женщина забиралась в угол, видимо, решила спрятаться от авиации. Он подошел поближе, нагнулся:
        — Эй, где вы там?
        — На грани вымирания…  — тоскливо прозвучало из угла. Голосок испуганный, но приятный.
        — Вылезай, красавица,  — вздохнул Алексей.  — Давай сама, не заставляй за багром идти.
        — А ты мне ничего не сделаешь?  — Как-то незаметно обе стороны перешли на «ты».  — Сам сказал, что прибьешь, если буду шевелиться…
        — За экстремизм привлеку,  — проворчал он,  — а не вылезешь, точно прибью, надоела уже.
        Похмельное утро стартовало бодро и загадочно. Из-под полки выползла невысокая щуплая женщина, села на лавку и сжалась в комок. Смотрела недоверчиво, исподлобья. Как мило — чертенок из табакерки. В самый неподходящий момент.
        — Ну что, невесело находиться на грани вымирания?  — пошутил Алексей.
        — Да, невесело…  — кивнула она и облизнула пересохшие губы.  — Послушайте, можно я просто уйду? Возьму свою сумку и уйду?
        — Есть куда уйти?  — спросил Алексей.
        Она подумала и мотнула головой:
        — Некуда. Но это же не ваши проблемы, верно?
        Он подошел к окну, развел занавески. Помывочное отделение озарилось зяблым светом. Девушка сидела неподвижно, следила за ним глазами, в которых поблескивал страх. Совсем молодая. Темненькая, короткая стрижка с челкой, маленький прямой нос, заостренные скулы. На ней было синее джинсовое платье, ноги обтягивали черные колготки в сеточку. «Ансамбль» завершали неуместные кеды — явно с мужской ноги, испачканные высохшей грязью. От скрюченной фигурки исходила какая-то вселенская тоска, Алексею даже не по себе стало.
        — Попробую догадаться,  — сказал он.  — Ты, понятно, не учительница?
        — Ты догадлив,  — пробормотала она.  — Хотя в десятом классе возникала мысль поступать в педагогический. Но это же не считается?
        — Тогда вариантов остается немного,  — ухмыльнулся Алексей.  — Профессия древняя, но не журналистика, верно?
        — Послушай… Надо мной и так довольно часто издеваются…
        — Имя есть?
        — Марго… Господи, Маргарита… Можно Рита. В общем, как хочешь… Игнатова моя фамилия.
        — Голодная?
        — Да как тебе сказать… Но сутки точно ничего не ела… Могу купить у тебя немного еды…
        Он разглядывал ее с каким-то растущим интересом. Не вульгарная, не дура, знает, что такое юмор. Состояние ужасное, страх из всех отверстий, но помнит про гордость и достоинство.
        — Ладно,  — вздохнул он.  — Какой резон сидеть в бане, если все равно не моемся? Топай за мной на веранду, покормлю тебя. Не волнуйся,  — уловил он настороженное движение глаз,  — секс в обмен на продовольствие меня сегодня не интересует. Извини и особо в меня не всматривайся, я обычно не такой и похмельем мучаюсь не каждый день…
        Он вышел из бани и направился к дому. По дороге обернулся — Рита волокла за собой сумку, закусив губу. Сумка была не тяжелая, просто неудобная.
        — Извини,  — сказала она слабым голосом.  — А нас там точно никто не увидит? Я бы не хотела, чтобы меня увидели.
        — Ты убила кого-то?
        — Нет… Хотя не знаю…
        Исчерпывающий ответ. Алексей вспомнил про свои необычайные способности привлекать неприятности. Значит, все в порядке? С уходом из армии ничего не меняется?
        — Не волнуйся,  — буркнул он,  — никто тебя не увидит, тут кругом кусты и деревья. Сосед в полицию не побежит, и вообще тут край деревни… Можешь, собственно, отчаливать,  — добавил он, проверяя ее реакцию,  — дело хозяйское, никто не держит. Но если хочешь есть, то подтягивайся.
        Она сидела на веранде — в ароматах вчерашнего изобилия, которое начинало пованивать. На соседнем стуле сидел пушистый черный кот с забавной мордашкой, сладко облизывался и мыл лапкой свой прожорливый рот.
        — У тебя красивый кот,  — погладила его Рита.
        — Он не мой.
        — А чей?
        — Понятия не имею. Вроде тебя — пришел и сидит.
        Она не обиделась, только низко опустила голову. Алексей ушел на кухню, начал вынимать из холодильника остатки былой роскоши, загремел тарелками. Картошки не осталось — вернее, была, но надо готовить. Он украдкой посмотрел через плечо. Девушка сидела неподвижно. Потом опять погладила кота, поднялась и начала сгребать на край стола посуду со вчерашними объедками. Принесла, сгрузила в раковину. Быстро глянула ему в глаза и, взяв тряпку, вытерла стол, стараясь не просыпать мусор на пол.
        — Швабра есть?  — спросила она.  — Ведро, вода?
        — Уймись!  — усмехнулся Алексей.  — Хотя, знаешь, в этом что-то есть. Если не секс, то хотя бы уборка дома в обмен на продовольствие. Шучу, не обращай внимания. Сядь и жди.
        — Давай я картошку сварю?  — предложила Рита.  — Если хочешь, могу пожарить.
        — Так,  — рассердился он.  — Кому сказал сесть? Домохозяюшка, блин! Будешь есть, что дадут.
        Она не обижалась, не делала вид, что уязвлена,  — видно, страх, ее сковавший, был выше этого. Ела то, что он наложил в тарелку, ела жадно, низко склонившись. Возникало подозрение, что голодала она не только сутки. Пока Рита завтракала, Алексей вскипятил чай, принес две кружки.
        — Ты здесь не живешь,  — подняла она голову.  — Дом не жилой, сад запущенный. Здесь никто не жил несколько лет…
        — Вчера приехал,  — объяснил он.  — Дом покойных родителей. Пока не жил — только выпил с друзьями.
        Она втянула голову в плечи, стала озираться: мол, с какими еще друзьями?
        — Ладно, девочка, поела? Молодец. Хочешь рассказать, что с тобой стряслось,  — рассказывай. Не хочешь рассказывать — дуй своей дорогой. Только забралась ты в глухомань. Хочешь выбраться в цивилизацию — обратно в Монино надо. Нет денег на автобус — могу подкинуть.
        Она немного побледнела, опустила голову. Губы ее задрожали, и слезы стали наворачиваться на глаза. Алексей чувствовал себя неловко. В этой девушке что-то было. Потрясенная, убитая, потерявшая надежду, но еще не сломленная.
        — Повествуй,  — вздохнул он,  — и постарайся не врать. Я все равно пойму, где ты врешь.
        Поначалу она стеснялась, краснела, опускала голову. Потом втянулась, оказалась неплохой рассказчицей. Девушка не врала — Алексей бы почувствовал. Проститутка. Обслуживала клиентов…
        — И давно ты этим занимаешься?  — перебил он.
        — Неделю…  — выдохнула она.
        — Так мало?  — удивленно протянул Алексей и посмотрел ей прямо в глаза. Нормальные глаза, не лгущие, очень интересные. Неизвестно, что с эрудицией, но интеллекта хватает — и откуда что берется?
        — Мало…  — прошептала она.  — Но для меня это много, больше не хочу…
        — Так нечего было браться,  — строго сказал он.  — Добровольно ведь пошла, никто не насиловал? Расскажи еще, что жизнь тяжелая заставила. Мать с отцом бухают беспробудно, маленькая сестренка от голода пухнет — в общем, надо много денег. А где их взять? Только телом торгуя, а оно у тебя как на заказ — ладное, худое, как у девочки, мужикам нравится…
        — Дурак ты,  — перебила она и с вызовом, даже со злостью уставилась ему в глаза. Дескать, бей, не первым будешь. Он и не думал.  — Детдомовская я. На улице Апрельской заведение — в Мирославле, там и прожила почти всю свою сознательную жизнь. Предков не помню, не знаю, всю жизнь в детдоме, как на зоне, блин…
        — Ладно, прости,  — проворчал Алексей.  — Больше не буду перебивать. Может, выпить хочешь?  — кивнул он на остатки самогона.  — Для храбрости, так сказать, чтобы мысли не путались…
        — Ты точно недалекий,  — постучала она кулаком по симпатичной головке,  — мыслишь примитивно, живешь в каких-то стереотипах. Думаешь, все бывшие детдомовцы бухают, трахаются на детских площадках, ведут асоциальный образ жизни. Не все, да будет тебе известно!
        — Оно и видно по твоей почтеннейшей из профессий… Ладно, прости. Значит, ты проработала неделю, тебе не понравилось…
        Она могла быть вспыльчивой, но при желании умела сдерживать эмоции. Алексей ловил себя на мысли, что ему нравится слушать Риту. Жизнь ее не баловала, что и понятно. Приходилось стоять за себя — еще и школу заканчивать. В восемнадцать лет выперли Риту из детдома. Дали комнату в отстойном общежитии на окраине Мирославля, устроили уборщицей в супермаркет. Коллеги сплошь приятные лица: таджики и узбеки. Вроде и неплохо для начала, стабильную зарплату дали, какое-никакое, а жилье. Прописалась в общежитии, все нормально — пятнадцать метров жилплощади, общая кухня. У соседей пьяные скандалы, поножовщина. Лезли к ней с «интересными» намеками. Одного сковородкой по башке «отоварила»  — чуть «на перо» за это не насадил. Добрые люди вызвали полицию — забрали «ухажера». Слава богу, не вернулся — в полиции продолжил буянить, на ментов руку поднял. Кто-то из служителей правопорядка и перестарался — от удара порвалось что-то в мужике, помер от внутреннего кровоизлияния. Но жизни в общаге больше не было. Ушла, сняла комнату в частном секторе. Половину зарплаты пришлось за аренду отдавать. Пошла на курсы
официанток, устроилась в кафе. Несколько месяцев нормально проработала, кто-то обратил внимание на приветливую девушку — предложили работу в пафосном ресторане «Бродячая собака». А там непростая публика. Но ничего, держалась. Клиенты обращали внимание, звали за столик, предлагали хорошие деньги за ночь. Рита отклоняла предложения — стараясь не вызвать гнев на свою голову. Однажды появился вальяжный, хорошо одетый господин с широкой плоской физиономией и такой же фамилией — Белецкий. Задумчиво разглядывал официантку, шептался с директором ресторана. Рита чувствовала, что зреют неприятности, стала подумывать об увольнении. Неуютно себя чувствовала, казалось, что удавка вокруг горла сжимается. Так смотрел, гад…
        — Ты и парнем нормальным не обзавелась?  — упрекнул Алексей.
        Парнем обзавелась, но он оказался слабовольным трусом. Менеджером работал в торговой фирме. Нормальный такой, смазливый, немного слащавый, голоса ни разу не повысил. Обращался с ней как с фарфоровой куклой. Девушке нравилось — так еще никто с ней не обращался. Предложил переселиться к нему — она с радостью согласилась. Простилась с хозяйкой съемной хаты, собрала сумки. Парень заехал за ней на своей ободранной иномарке — был какой-то нервный, дерганый. За гаражами встал, сказал: извини, меня убить из-за тебя могут. Подъехали бугаи на джипе, пересадили Риту с вещами к себе, увезли в бордель. Обычный такой бордель на улице Первомайская, 23, и вывеска соответствующая: «Салон красоты «Эвелина». С парадного входа дамы заходят — за реальной красотой прибывшие, а с заднего (и сразу на второй этаж)  — страждущие женского тела мужики. Риту бросили в подвал, изнасиловали всем кагалом, потом возник Белецкий — весь такой надушенный, улыбчивый,  — объявил: теперь работаешь на меня или никто тебя больше не увидит. О бегстве и обращении в полицию даже не думай. Покажешь себя с хорошей стороны — пойдешь в
карьерный рост. Забрали паспорт, вещи, выдали какую-то странную одежду, обозвав ее «униформой». Рита плакала, умоляла отпустить, но тщетно. Неделя прошла в каком-то кошмарном сне. Койка в маленькой комнате, относительно сносная еда — ладно, хоть цепью не приковали. Но из борделя не выпускали. Был какой-то ржущий клиент — командированный из столичного региона. Как снесла этот ужас — не помнит. Потом явился разгневанный Белецкий, надавал по щекам, орал, чтобы была ласковой с клиентами — они ведь тоже люди и платят нехилые «бабки»! Потом ее два раза вывозили «в свет»  — к клиентам на дом. Фамилия сутенера Герасимович, зовут Игорь — рослая такая орясина с цепкими глазками. Сажали в машину «Ниссан» серого цвета, блокировали двери, везли в частный сектор. Герасимович в обращении тоже не церемонился — такая же сволочь. На дому у клиентов также «пасли», не выскочишь. После двух «визитов» Рита окончательно затосковала. Возникла мысль — покончить с собой. Не повезло в жизни — с самого рождения не повезло. Не успела, вчера вечером опять за ней пришли. Отвезли в отель «Прада» на Малой Ярославской улице — самый
роскошный в городе отель. Загнали в номер, оставили один на один с клиентом. Толстый боров с квадратным черепом — близкий знакомый Белецкого, влиятельный тип в каких-то кругах — сначала был ласков, угощал иностранными конфетами. Заявился в номер, как только Рита приняла душ,  — в спортивном пиджаке, который едва сходился на пузе, с сумкой пошловато-лилового цвета. Кому-то звонил из туалета, бурчал, что товар забрал, все на мази. Закончил дела, разделся, полез к девушке, которая опять со страху стучала зубами. Потискал ее, потом извлек из бара бутылку коньяка, вскрыл зубами, вылакал почти половину — и снова полез. Что-то не понравилось в ее поведении, стал хлестать по щекам. Сделал паузу, допил коньяк — и словно «крышу» сорвало у мужика! Набросился, словно зверь, давай рвать. Рита обмерла от страха, лежала, как полено. И ничего у этого гада не получилось — не смог! Рычал, впивался в нее губами, зубами — никакого эффекта! Бешенство обуяло, брызгал слюной, матерился, схватил девушку за горло и принялся на полном серьезе душить! Она извивалась, пыталась вырваться. Реально бы задушил! На счастье, нащупала
пустую коньячную бутылку, треснула подонка по макушке! Он отвалил, схватился за голову, кровь полилась из черепа. Вскричал нечеловеческим голосом — она ударила второй раз, третий, хорошо, что бутылка оказалась из прочного стекла…
        Это «чудо природы» валялось перед ней в чем мама родила, обливалось кровью и блевотиной. Девушку тоже вырвало. Размышляла она недолго, сообразила, что за такие выкрутасы Белецкий ее точно прикончит! Быстро оделась, в чем пришла, за исключением туфель на шпильках — уже догадывалась, что бегать придется долго. Забралась в шкафчик для обуви, откопала какие-то чудовищные мужские кеды, непонятно как там оказавшиеся. Она понятия не имела, как выберется, куда бежать. Страх гнал, но голова работала. Денег не было никаких. Обшарила карманы отрубленного клиента. Банковские карты выбросила, а наличных всего две тысячи рублей. Мало, но чтобы уехать, хватит. Тут уперлась взглядом в сумку клиента. На вес прикинула — не тяжелая. Как-то не задумалась — чего он с сумкой к проститутке приперся? Подхватила ее за ручки и стала «делать ноги». У номера не было никого, сутенеру стало скучно, переместился вниз, к администратору. Рита спустилась с лестницы и пулей пролетела мимо них. Те оторопели: стоять, сука! Только дверь хлопнула. Пока в себя приходили — она уже за угол и ходу. Решила в Тверскую область в Осташков
пробираться — к знакомой. На вокзал прибежала «огородами», а там уже машины хозяина борделя, и бугаи ее высматривают. Попятилась за угол, вышла на соседнюю улицу, поймала частника, на свой страх и риск. Слово «тысяча» мужику понравилось. Но сказал, что едет в Монино. Туда отвезет, дальше не поедет. Но в чем проблема? От Монина до Акулова несколько верст, а в Акулове автостанция — можно с пересадками доехать до Владимира, Нижнего Новгорода, хоть до Твери! Решилась, поехали. Он высадил ее на окраине. Поздний вечер — никого. Мол, топай на север, придешь. И уехал. Рита вышла на дорогу, петляющую по гаражам, пару раз поднимала руку, но никто не останавливался. Потом машины и вовсе перестали ездить. Пошла пешком — была уверена, что за час дойдет. Если не вмешается злой рок. Последний, конечно, вмешался. Развилка — повернула налево, почему-то решив, что там север. Ну, плохо у нее с ориентированием на местности! И потопала по полям да перелескам — с чужой сумкой и единственной тысячей в кармане. Добралась до деревни, и возникла страшная мысль: не туда зашла! Устала сильно, ноги стерла, и собаки страшные —
рыщут серые тени по деревенской улице. Свернула с дороги, пошла по траве краем поля вдоль деревни. Думала, пройдет деревню и снова выйдет на дорогу. Откуда ей знать, что дорога упирается в тупик, а до Твери отсюда ей даже по озеру не доплыть? Дошла до конца деревни, ноги стали заплетаться, ну и потащилась к крайнему домовладению. Свет не горел, и участок казался не жилым. В дом не пошла, остановилась в бане…
        — Дальше понятно,  — кивнул Алексей.  — А знаешь, девочка, у тебя грамотная речь. Не скажешь, что ты из детдома, и вообще…
        — Говорю же, Алексей, ты живешь в плену стереотипов,  — вздохнула Рита.  — Книжки я читаю, что тут непонятного? Последними осилила «Трою» Дэвида Геммела и «Сердца трех» Джека Лондона. Всегда, когда мне плохо, беру книжку и читаю. Любую, даже поваренную. А поскольку мне всегда плохо…
        — Ты смотрела, что там?  — кивнул он на лиловую сумку, валяющуюся на полу веранды.
        — Да, темно было, я на дороге стояла, «молнию» раскрыла, пошарила. Фигня какая-то. Электрическая бритва, тряпки, несколько сложенных рубашек…
        — Почему не выбросила, таскалась с ней?
        — Но это же элементарно,  — неуверенно улыбнулась она.  — С сумкой у меня такой вид, словно я путешествую, куда-то целенаправленно еду. А как буду выглядеть без сумки?
        — Ты говоришь, тебя «пасли» уже на вокзале? Почему? Ты же добежала до него за несколько минут.
        — Откуда мне знать? Герасимович, видимо, связался с «быками» Белецкого, те и кинулись туда, где я могу появиться в первую очередь. Вокзал, автостанция…
        Возможно, возможно… И все равно странно. Ну, сбежала проститутка. Куда она, в сущности, денется? Без денег, без документов? Понятно, что заведение Белецкого застраховано от неприятностей, и вряд ли визит проститутки в полицию тут же прикроет его лавочку. Почему тогда ее сразу кинулись искать?
        — Говоришь, твой последний клиент как-то связан с Белецким?
        — Да, я видела их вместе, общались как близкие знакомые,  — кивнула Рита.  — Может, деловые партнеры, не знаю. Его фамилия Жданов. Когда он ввалился в номер и звонил из туалета, так и сказал: это Жданов, приветствую вас, дорогой. Он еще трезвый был… Да, забыла тебе сказать,  — встрепенулась она,  — когда я убегала, он уже стонал, шевелился, приходил в себя. Но я не стала его в четвертый раз бить бутылкой, хотя, наверное, стоило…
        Алексей в задумчивости уставился на сумку. Не в ней ли все дело? Что она могла понять в темноте, когда шарила дрожащими руками? «И куда ты лезешь?  — включился предохранитель в голове.  — Кто тебе эта проститутка? Чужая личность. Ну да, забавная, расстроена сильно, и что? А ты приехал домой налаживать новую жизнь. Подумай еще раз, нужны тебе неприятности?» Он подошел к сумке и уставился на нее хмурым взглядом. Опустился на корточки, расстегнул «молнию». Действительно всякая фигня. Словно для отвода глаз. Стопка сложенных рубашек в полиэтилене — явно из прачечной забрал (значит, жена белоручка или не женат). Он прощупал рубашки, заглянул в коробку с электробритвой (новая, дорогая модель), перебрал пару полотенец, трусы с носками. Прощупал внутренние стенки на предмет кармашков с «молниями». Кармашки были, но пустые. Он выдвинул ручку — выдвигалась. Упрятал ее обратно, поставил сумку на колеса и обратил внимание на застежку в нижней части. Значит, сумка может раскладываться. Нет, не то. В данном случае «молния» была бы круговая, а она была короткая, на торце сумки. Он расстегнул ее и обнаружил
дополнительное отделение, весьма вместительное. Не тайник, просто конструкция такая, а девушка не заметила. Неприятно стало на душе, желчь поднялась к горлу. Он забрался внутрь и стал вытаскивать пакеты — довольно пухлые, примерно десять на пятнадцать сантиметров, обмотанные оберточной бумагой и перетянутые скотчем. Три пакета. Положил их на стол, посмотрел на девушку. Рита округлила глаза и пожала плечами. Он проверил их на ощупь. В двух что-то мягкое, в третьем — тверже. «Ну, все, попал,  — мелькнула тоскливая мысль.  — Еще не поздно убрать все в сумку и выставить гостью за калитку». Разрезал скотч ножом. Раскрылась обертка. Плотные пачки пятитысячных банкнот, по сто штук в каждой. Уныло перебрал их, пересчитал. Пятнадцать «штук». Вытащил одну купюру из середины, глянул на просвет, потер пальцем, понюхал. Деньги пахнут — вопреки расхожему мнению. Семь с половиной миллионов родных отечественных денег. Неплохой улов. Он вздохнул и печально уставился на девушку. Рита с ужасом таращилась на свалившееся богатство. И, похоже, понимала, что это повод огорчаться, а не радоваться. Деньги на карманные расходы
господина Жданова? В оглушительной тишине (даже птички в саду перестали чирикать) он распечатал второй пакет. Мелкий, светло-серый и очень плотный порошок. Видимо, не стиральный. Он сделал разрез, попробовал с ножа, поморщился. Героин — причем нормального качества, возможно, с небольшими добавками. Мои поздравления, товарищ майор! Пока вы живы, но вопрос скоро решится! Он машинально разрезал третий пакет. Такой же героин. В каждом пакете больше килограмма. Если вдуматься, это же охрененные «бабки»!
        — Что это?  — промямлила Рита.
        — Оно самое,  — буркнул он.  — Поздравляю, Маргарита… как там тебя по отчеству. Ты попала не просто в бордель, а к людям, попутно занимающимся наркоторговлей. Полагаю, Белецкий в курсе делишек своего приятеля Жданова. Возможно, оба в деле. А Белецкий — даже главнее. Теперь понятно, почему такой кипиш — видимо, Жданов получил товар для передачи другому лицу, но решил развлечься, не ожидая, что попадет в такую историю. Если тебя «пасли» на вокзале люди Белецкого, значит, Жданов, придя в себя, успел ему позвонить, и громилы Белецкого оперативно среагировали. С наркоторговцами шутки плохи, девочка. Теперь с тобой не будут церемониться, когда… если поймают. Со мной, кстати, тоже. Свидетели наркоторговцам не нужны. Вполне возможно, банда разветвленная по вертикали и горизонтали, состоит из влиятельных людей, имеет способы добычи информации. Вспомни, кто еще, кроме водителя-частника, знает, что ты выехала из Мирославля в Монино?
        Она задумалась:
        — Никто. Правда никто. Шла одна по дороге, кто-то из водителей видел меня, голосующую. Но голосовала я на дороге в Акулове. Это потом меня леший заставил свернуть… После развилки я вообще никого не видела. Только тебя, уже утром…
        — Никому не звонила?
        — У меня и телефона нет…
        Алексей лихорадочно размышлял.
        — Все равно, Рита, это очень опасно. Ты сперла столько, что с такой потерей они смириться не смогут. Будут искать, пока не найдут. В нашем регионе, в соседнем. Привлекут всех, кто есть, выбросят на твои поиски кучу денег…
        — Может, вернуть?  — сглотнула она.
        — Ага, а заодно покаяться. Мол, примите назад, хочу добросовестно заниматься проституцией. Ты храбрая девушка — раз отоварила по башке такого буйвола. Хватило духу сбежать — давай теперь без ошибок. Вернут тебя — убьют в любом случае.
        — Что же делать? Вот попала…  — поежилась Рита.  — Слушай… может, я сейчас скажу что-то наивное, но ты не смейся, ладно? Как насчет полиции? Ведь именно они и призваны…
        — Идея резонная,  — согласился Алексей.  — Если что-то происходит, нужно обращаться в полицию. Ничего другого у нас, к сожалению, не придумали. Но что-то мне подсказывает, что это не выход. Обратишься в полицию — просто исчезнешь. И вовсе не потому, что там все проданы и куплены, а потому, что работу полиции наркоторговцы тщательно мониторят. С программами защиты свидетелей у нас пока туго. Да и не факт, что у них нет своего человека во властных структурах.
        — Послушай… а ты случайно не мент?
        — Нет, военный. Отставной военный.
        — Слава богу…
        — Ладно.  — Алексей встал из-за стола, резко отодвинув стул.  — Чтобы что-то придумать, нужно для начала отдохнуть. Ты не выспалась на банной полке, и у меня вчера… был трудный день. Деньги и наркотики я пока припрячу, позднее решу, что с ними делать. Сейчас ты поднимаешься в мансарду — лестница там,  — выстрелил он пальцем.  — Закрываешь за собой люк. Увидишь кушетку. Посмотри в шкафу — подбери постельное белье. Хочешь — спи, хочешь — мечтай. Как крикну — спускайся. Увидишь посторонних мужчин — не пугайся, это мои друзья, надежные люди. Хм, что-то мне подсказывает, что скоро начнется паломничество… Давай, вали в мансарду.
        Она не стала возражать, безропотно засеменила наверх. Алексей задумчиво смотрел на тоненькую фигурку. Неплохая девочка, если опустить некоторые нюансы…
        Глава четвертая
        «Паломничество» началось через полчаса. «Нас не ждали, а мы приперлись!» Алексей успел спрятать в подпол «деликатный» груз, облиться в бане холодной водой и даже полежать на кровати. Потом поднялся, пошел на кухню, поставил вариться картошку. Сел за стол на веранде, придвинул к себе бутылку самогона и уставился в далекие миры сквозь мутное содержимое. Маслов и Борька Черкасов подошли одновременно. Было бы странно, если бы не подошли. Смотрелись собутыльники неважно: согнутые, походка неуверенная, похмелье на лицах отливает синим цветом.
        — Надо же, сидит,  — проворчал Черкасов, отодвигая от товарища дрянную самогонку и водружая на стол относительно сносную водку.  — Я поменяю, ничего? Подвиг совершил, понимаешь, с утра пораньше сгонял в сельпо, затарился. Варвара твоя меня подловила…  — Алексей вздрогнул, про этот «очаг напряженности» он уже забыл.  — Подходит такая, вся из себя, на каблуках, размалеванная, без мужика — и давай про тебя выяснять: мол, надолго ли прибыл, не женат ли, каковы планы на ближайшие дни… Расслабься, приятель,  — засмеялся Черкасов.  — Я сказал, что сегодняшний день у тебя точно занят, а дальше неизвестно… Так что рано напрягаться. Варвару испугался?
        — Правильно испугался,  — проворчал Виктор Павлович.  — Варвара баба крутая, может и по шее с размаху… Куда посуду дел, Алексей?  — Он окинул недовольным взглядом девственно чистый стол.  — Вот на хрена ты все унес, если обратно нести?
        — Это не я,  — буркнул Алексей.
        — Ага, дух святой,  — фыркнул сосед.  — Только не говори, что за ночь в твоем доме поселилась баба и стала наводить порядок. В старика Хоттабыча и лампу Аладдина мы не верим… Неплохо, кстати, выглядишь, Алексей,  — с прищуром смерил он его взглядом,  — словно и нет у тебя никакого похмелья.
        — Так я когда встал,  — усмехнулся Алексей.
        — А Палыч у нас в лесу проснулся,  — засмеялся Борька.  — Вроде вышел, домой пошел — а утром в лесу на опушке проснулся…
        — Ну да, причудливо как-то вышло.  — Пенсионер озадаченно почесал седую макушку, к которой прилипли сухие листья и хвойные иглы.  — Хоть тресни, ни хрена не помню. Должен был домой пойти, а потопал в лес, там и уснул на полянке. Искусали, сволочи, всего…  — Он потер покусанные комарами конечности.  — Леший, видать, не туда поволок…
        — Серьезно?  — удивился Алексей.  — А я-то гляжу, чего ты, Палыч, такой весь помятый?
        — Палыч-то тут при чем?  — резонно заметил Черкасов, вынося с кухни стопки.  — Мужик не виноват, у него в природе заложено — пить. Баба Дуня виновата — сивуху гонит. Не болит у нее душа за собственную продукцию. Давайте, мужики,  — набулькал он в стопки из полной бутылки,  — сегодня надо, по-другому не получится…
        Выпили без закуски — надулись, побагровели… и отпустило. Зашевелились, заулыбались. Дружно согласились, что жизнь продолжается и не такая уж она плохая. Черкасов сбегал на кухню, распотрошил холодильник. Хрустели остатками огурцов, редиской, которую притащил Черкасов с собственного огорода.
        — Что-то вроде не так,  — проницательно заметил Маслов, потягивая носом и стреляя по сторонам глазами.  — Не понимаю что, но что-то не так. Вчера по-другому все было.
        — Да, и меня терзают смутные ощущения…  — покарябал кончик носа Черкасов.  — Вчера, когда мы пили, обстановка была немного другая… Не сказать, что все изменилось очень сильно…
        «Женским духом вчера не веяло»,  — подумал Алексей. Наверху что-то упало, покатилось. Товарищи застыли с открытыми ртами, дружно посмотрели на Алексея.
        — Эй, спускайся!  — громко сказал он. Деваться некуда, шила в мешке не утаишь, все равно узнают.
        За столом продолжало царствовать безмолвие. Собутыльники забыли про водку и закуску. Наверху минуту было тихо, потом заскрипела лестница. Девушка вышла на веранду — в своем джинсовом платьишке (уже без колготок), в рваных тапках, которые нашла на втором этаже. Она была испугана, но держалась, нервно теребила пуговицу. Остановилась, переступив порог. Ей было очень неловко.
        Люди за столом пораженно молчали. Виктор Павлович первым вышел из ступора, шевельнулся.
        — Опупеть…  — пробормотал он и машинально перекрестился.  — В натуре, у Лехи в доме поселилась баба… Блин, Алексей, ну ты даешь… Слушай, она не из нашей деревни. Где ты ее взял? Вместе же пили, не до того было…
        — В бане нашел,  — объяснил Алексей.  — Я ее штурмом взял.
        — Чего штурмом?  — икнул Черкасов.
        — Баню штурмом.
        — А-а… Вот черт! Где бы мне взять такую баню… Нормально, Алексей, хотя удивил, конечно. Ты с ней спишь?
        — Нет, я с ней дружу.
        — С женщиной нельзя дружить,  — наставительно заметил Борька.  — Женщины очень недружелюбны.
        — А кто это?  — спросила Рита.
        — А это мои поручители,  — засмеялся Алексей. Сценка действительно вышла занятная, не без юмора.
        — Мы-то местные,  — очнулся Палыч.  — Всю жизнь здесь жили и еще рассчитываем. А вот ты кто такая, дамочка? Чего пристаешь к нашему парню, в бане у него прячешься?
        Возникла интересная пауза: нужно ли говорить, ввязывать товарищей в неприятности? Стоит им увидеть содержимое свертков — и еще одна парочка кандидатов на тот свет, считай, созрела. Хотя они в любом случае уже кандидаты, так как рядом оказались.
        — Неразговорчивая она какая-то,  — обнаружил Маслов и задумчиво подпер подбородок кулаком. Чутье и опыт подсказывали, что это не просто появление в доме представительницы прекрасного пола.  — Давай, Алексей, колись. Гадом буду, тебе есть что сказать. Видел бы ты сейчас свою рожу…
        Алексей удалился в дом, приказав всем оставаться на своих местах. Вернулся через пару минут с пакетом, в который переложил три свертка. Разложил их на столе на всеобщее обозрение, дал краткие устные пояснения. Рассказал про злоключения Риты, окончательно вогнав девушку в краску. Несколько минут все присутствующие подавленно молчали. У Палыча отвисла челюсть. Черкасов недоверчиво придвинул к себе пакет с деньгами, пролистал первую попавшуюся пачку, пошевелил губами — видимо, прикидывая итоговую сумму. Побледнел, еще раз пересчитал.
        — И больше двух кило героина,  — сказал ему Алексей.  — Нормальный, между прочим, героин, без стрихнина и кофеина. Добавка сахара незначительная. Грамм такой гадости в Москве раньше стоил 100 долларов — плюс-минус, сейчас — побольше. Считайте сами. Около 350 тысяч зеленых американских денег. Еще семь с полтиной миллионов «деревянных». Знаете, мужики, убивают и не за такую сумму. Дело даже не в деньгах, которые они теряют. Весь бизнес в опасности.
        — Ты считаешь по минимуму,  — проворчал Черкасов.  — Нормальный «герыч» можно толкнуть и за большую сумму…
        — Может, увезти ее в Ярославль?  — кивнул Виктор Павлович на окаменевшую девушку,  — или в Тверь — куда она там собиралась? А деньги и наркоту подбросить в салон красоты… как там его — «Эвелина»? Я могу увезти барышню, не проблема.
        — Во-первых, противно,  — поморщился Алексей,  — во-вторых, не поможет. Найдут и убьют. Наймут частных сыскарей, вычислят всех знакомых, где она может быть,  — и убьют. Вместе с непричастными, давшими ей приют.
        — Послушайте, не хотелось бы прерывать вашу беседу…  — пробормотала Рита.  — Может, я уйду, а? Сумку с деньгами и наркотой можете оставить себе. Вам таких денег никогда не заработать…
        — Не понадобятся нам эти деньги на том свете,  — вяло улыбнулся Черкасов.
        — Рита, помолчи,  — попросил Алексей,  — а то по шее получишь. Во-первых, мужики, об этой дамочке — никому. Пусть сидит в этом доме. Уяснила, Рита? Сидишь в мансарде и не высовываешься. Продукты и горшок получишь. Из окна не выглядывай — задерни занавески.
        — Ты что-то задумал?  — насторожился Черкасов.  — Хочешь лезть в это дело?
        — Скажу, когда появится план,  — буркнул Алексей.  — Меньше всего мне хочется лезть в это дело, но уже влез. Хотя бы потому, что открыл сумку. Выпустил наружу зло.
        — Тебя никто не просил,  — проворчала Рита.  — Мог бы не подходить к бане. Переночевала бы и ушла.
        — И тебя бы уже убили,  — хмыкнул Воронич.  — Мужики, если хотите помочь, то буду рад. Живите, как обычно, но внимательно наблюдайте за деревней, за чужаками, которые скоро появятся…
        — Думаешь, появятся?  — понизил голос Черкасов.
        — Уверен. Будут обыскивать все окрестные городки и села. Прислушивайтесь к местным сплетникам, сами на глаза не попадайтесь.
        — Вы что, хотите их уничтожить?  — вздрогнула Рита.
        — Пока даже смутного плана нет,  — улыбнулся Алексей.  — Но испытываю стойкую неприязнь к тем, кто держит в рабстве людей и продает наркотики. Ну не нравятся мне эти люди.
        — Ты, Леха, видимо, не понимаешь, против кого собрался,  — осторожно сказал Маслов.  — Мне-то ладно, я уже пожил…
        — Эти люди тоже еще не знают, с кем им придется иметь дело,  — не без апломба заявил Алексей.  — Ничего, встретимся — выясним наши отношения. А теперь внимание, Рита. Действующие лица и исполнители. Все, что ты знаешь о фигурантах. Адреса, приметы, достоверная информация, слухи. Можешь не спешить, обдумай. А мы пока перекусим, чем бог послал, водочки выпьем за успех безнадежного мероприятия…
        Он все запомнил, разложил по полочкам в голове. Улица Первомайская, 23, салон красоты «Эвелина». Добротное кирпичное здание пятидесятых годов постройки. Строение принадлежит банку «Мира-Финанс», которым руководит бывший вице-спикер областного законодательного собрания, а ныне влиятельный бизнесмен Халилов (имя и отчество уважаемого банкира история пока умалчивает). Информация недостоверная, нашептана подругой по несчастью Зинаидой, принимавшей клиентов в смежной комнате. Хотя с чего ей сочинять? Трудится в борделе уже полтора месяца. Она и нашептала про остальных, забежав однажды к плачущей Рите. В Мирославле реально действует организованная преступная группа, которой руководит предположительно Халилов. Возможно, есть фигуры выше, дело темное. Сфера деятельности — наркотрафик в столичный регион, бордели. Причем бордель на Первомайской не единственный. Халилова девушки не видели, что и неудивительно. У банды, разумеется, есть прикрытие, кто его осуществляет — неизвестно. Зиночка нашептала Рите, что на счету мерзавцев не только похищения людей, организация незаконной деятельности, но также несколько
убийств. Убивали конкурентов, людей, мешающих преступному промыслу, несколько месяцев назад ликвидировали оперативника местного уголовного розыска по фамилии Касьянцев, случайно прибравшего одного деятеля, ответственного за переправку героина…
        — Стоп!  — сказал Алексей и вопросительно глянул на Борьку.
        Черкасов вздохнул и утвердительно кивнул. Алексей скрипнул зубами. Серега Касьянцев учился с ними в одном классе. Дружили, вместе влипали в разные истории. После школы пути-дорожки разошлись, но переписывались, поддерживали отношения. Зимой Черкасов написал, что Серега погиб при странных обстоятельствах. Ехал по трассе, сломалась машина. Вышел на дорогу — и тут же был сбит невесть откуда вылетевшим внедорожником. Нашли единственного свидетеля — он и рассказал про внедорожник. Хреновый, честно говоря, свидетель, видел все издали, толком ничего не понял. Преступника, разумеется, не нашли, списали на несчастный случай. У Сереги осталась красавица-жена и малое дите восьми месяцев от роду…
        — Так вот кто расправился с Серегой…  — процедил Черкасов. Собрался что-то выдать заковыристо-матерное, но сдержался ввиду присутствия дамы, только скулы побелели.  — Ну что ж, это несколько меняет дело…
        — Рита, продолжай,  — проворчал Алексей.
        Криминальный бизнес, разумеется, охраняется. Точное количество человек Рита не знает. Внедорожники, мужчины неслабого телосложения. Впрочем, среди них встречаются и парни «с человеческим лицом», чтобы сильно не выделяться,  — у них нормальная речь, нормальная внешность. Порой трудно отличить члена банды от обычного человека. Преступники вросли в общество, нормальное явление. Директор салона красоты (он же хозяин подпольного борделя)  — Белецкий Евгений Романович, лет сорок, хорошо одевается, при необходимости может блеснуть манерами, но по натуре зол, подозрителен и непредсказуем. Плотный, коротко пострижен, широкая щекастая физиономия. Помощник — Герасимович, осуществляет поездки тружениц борделя к клиентам. Рослая дылда, не дурак, к проституткам относится без всякого почтения, может и затрещину влепить, если замешкалась или недостаточно ласково ведет себя с клиентурой. А еще господин Жданов, куда же без него? Мутный коммерсант, имеющий, безусловно, легальное прикрытие. Грузный, потный, похотливый, однако весьма подвижный, если ему это надо. Неуравновешенный тип — странно, что такой якшается с
бандитами, но, видимо, есть причина, приходится терпеть. Часто приходит в салон красоты (с заднего двора), втихомолку общается с Белецким, пользуется девушками. Плюхается в сауне, пристроенной со двора к салону красоты, гоняет шары по бильярдной…
        — Знаешь, Алексей, пусть меня убьют, но обратно в этот ужас я не вернусь,  — нервно улыбнулась Рита.  — Смирилась с тем, что в жизни не повезло. Может, в следующей повезет, я потерплю.
        — Хорошо, дочирикались,  — мрачно кивнул Алексей и показал на мансарду:  — Поднимайся к себе в «голубятню» и терпи. Постарайся без необходимости не спускаться. В сад не выходи. Услышишь голоса посторонних — запрись и трепещи. Мы подумаем, что дальше делать.
        Она ушла — безропотно, не сказав ни слова. Мужчины угрюмо смотрели ей вслед. Заскрипела лестница, хлопнул люк.
        — Мать вашу!..  — Виктор Павлович схватился за бутылку, начал судорожно наполнять стопки.  — Леха, что за бес тебе в ребро вцепился? Ты кто — вершитель судеб?
        — Не говори, Палыч,  — поддакнул Черкасов.  — Его задница — такая затейница. Но девочка — ничего такая,  — подмигнул он Вороничу.  — Признайся, зацепила? А то, что проститутка, тебя не смущает? Хотя извини, Леха, некорректно себя веду — она же не по своей воле… И что ты собираешься делать? В одиночку хлестаться с ветряными мельницами? Мотивация-то есть? Кроме того, что девчонка понравилась?
        — Они Серегу Касьянцева грохнули,  — мрачно заметил Алексей, осушая стопку.
        — Льготники, блин…  — пробурчал Маслов, снова наполняя стопки.  — Вне очереди на тот свет собрались…
        — Можешь с нами не ходить, Палыч,  — пожал плечами Алексей.  — Живи спокойно, никто не знает, что ты сюда приходил. Да и тебе, Борька, можно свинтить по-тихому… Поймите, мужики, я все равно уже влип. Не важно, какая девчонка и что я о ней думаю. В моем подвале два кило героина и хреновая туча денег. А также владею информацией, кому это благолепие принадлежит. Ну не прокатит это безнаказанно, поймите. Обращением в полицию могу навлечь дополнительный риск. Сам не знаю, что делать. Но закрыть глаза и послать все на хрен уже не получится. Доберутся до меня, поймите. Через день, неделю, месяц. Будут искать, весь район наизнанку вывернут. Лучше первым напасть, чем ждать, пока поимеют… Да и хочется поучаствовать в жизни района,  — ехидно ухмыльнулся он,  — давно не участвовал…
        — И как ты видишь себе этот маразм?  — поинтересовался Черкасов.
        — Пока никак. Живем, словно ничего не было. Но с пьянкой лучше завязать. Палыч! Ладно, шут с тобой, давай по последней. Надо выяснить, что за фигура такая — Халилов и с чем его едят. Бывший вице-спикер — это что-то да значит. Завтра-послезавтра сгоняю в Мирославль, все равно в военкомат надо — разобраться с бумагами. Заодно провентилирую обстановку. Давайте, мужики, допиваем, доедаем и по домам. Никому ни звука. Ты, Борька, занимайся своей пасекой, ты, Палыч, живи своей насыщенной жизнью на пенсии. Телефоны держите включенными, и чтобы не дозванивался до вас по полдня. Надеюсь, у всех номера сохранились?
        Он не ошибся ни на йоту! Через два часа позвонил Черкасов, голос его звучал глухо и немного удивленно.
        — Запыхался ты что-то, приятель. Бегаешь от неприятностей? Или физзарядкой со своей квартиранткой занимаешься?
        — Траву кошу.  — Алексей перевел дыхание, отставил косу к стене бани, из трубы которой уже вился сизый дымок. Тяга была неважная, но баня топилась. Колосистого бурьяна на участке заметно убыло.
        — Ну, коси, коси… Тут такая история, Леха… В общем, ты прав оказался. Я в хозмаг отправился — он у нас за сельпо, с обратной стороны, хотел прикупить пару баков для пасеки. Сделал свои дела, тащу свое несчастье на дорогу. Тут вижу, джипарь у магазина стоит. Черный, как сажа, «Хайлендер» называется. Номер триста двадцать, наш регион. За рулем такая ряха — сам себя шире, но из машины не выходит. А у крыльца какой-то тип с бабами якшается. На вид нормальный, ничего бандитского, бабам, по ходу, понравился. Какую-то фотку им показывает. Бабы плечами пожимают. Я уже понял, что к чему, морду ящиком — и туда со своими баками. Тип так посмотрел на меня, но ничего не заподозрил. Фотку в рожу тычет, а на нем твоя Марго. Видимо, с паспорта фотография, увеличенная только. Тип вежливый такой, говорит вкрадчиво: мол, помогите, если можете, полиция бессильна, пропала его родственница. Каждому, у кого есть полезная информация, положено вознаграждение в размере пятидесяти тысяч рублей. И телефон, по которому звонить. Я запомнил.  — Борька продиктовал, Алексей тоже запомнил.  — Нехило, да? Прикинь, да за такие
«бабки» любой сельчанин удавится. Денег ведь нет ни у кого. Если кто-то увидит твою девчонку, сразу побежит звонить…
        — Они уехали?  — напрягшись, спросил Алексей.
        — Я плечами пожал — не знаю, мол, такую, но если что, то сразу. Тип к машине отошел. Потом смотрю — из магазина еще один вылазит, видимо, Маню Бурденко окучивал. В принципе, правильно, в районе магазина и следует добывать информацию. Постояли они возле тачки, покурили, в планшете что-то посмотрели — и поехали к выезду из Затеши. Видать, в другую деревню. Ты прав оказался, Леха, зачищают весь район.
        — Это еще не зачистка,  — проворчал Алексей.  — Хуже, когда полицию подключат втемную и поиски примут профессиональный характер. А менты умеют работать, если захотят. Спасибо, Борька, будь на связи.
        — Пока,  — сказал Борька.  — Да, совсем забыл, тебе привет от Платона. Передавал самые теплые пожелания и долгих лет процветания. То, что ты отвалил ему от щедрот, Платоша еще не пропил — это физически невозможно пропить за сутки, но он будет стараться.
        За несколько часов Воронич очистил огород от разросшейся травы. Баня растопилась, дымоход прочистило. Он навел порядок в помывочном отделении, остался доволен собой. На цыпочках поднялся в мансарду, приподнял крышку люка, брызнув в петли автомобильную смазку, чтобы не скрипели. Рита спала, завернувшись в простыню. Она не разделась, из-под простыни выглядывало синее платьишко. Он усмехнулся: значит, не все еще потеряно, стесняется, боится. Она спала мертвецким сном — намаялась. Он поколебался, но не стал ее будить. От такого стресса человек может сутки проспать — вот пусть и спит. Он аккуратно закрыл люк, пошел заниматься делами. Вымыл пол на кухне и веранде, кое-что прибрал в комнатах. День пролетел, наступил вечер. Посторонние по улице не шастали, никто не подглядывал за ним. Устроить слежку за участком можно было только с улицы. С остальных сторон домовладение закрывали деревья. Впрочем, если задаться целью… Он исследовал ограду, выходящую на дорогу, прибил недостающие штакетины. Починил калитку, приделав дополнительные перекладины. Скептически оценил конструкцию. Надо бы замок приделать, а то
любой желающий может войти.
        Уже темнело, когда он подбросил дров в топку, дождался нужной температуры. Баню принимал в одиночестве, изгоняя остатки похмелья. Подливал воду на камни, сидел на полатях у самого потолка, терпел невыносимый жар. Похлестал себя веником (спасибо Палычу, позаботился), окатился холодной водой. Потом курил на завалинке, наслаждаясь тишиной и наблюдая, как последние остатки серости пожирает ночная темень.
        Рита зашевелилась, когда он поднялся в мансарду и включил маломощную переноску. Сначала испугалась, потом вспомнила, где и с кем находится. Села на кровати, стала растирать заспанные глаза кулачками.
        — Что, уже вставать?
        — Спи, не надо никуда вставать,  — прошептал он, сгружая на стол кучу тряпья и задергивая занавески.  — Утром разберешься с одеждой. Это то, что после родителей осталось. Кое-что мое — у мамы имелась привычка хранить мои школьные тряпки. Свет не включай, окно не открывай. Все, спи дальше…
        — Хорошо, Алеша, спасибо тебе…  — Она снова свалилась и засопела — словно не просыпалась. Он выключил лампочку, спустился вниз, машинально замкнув люк на задвижку. На самого наваливался сон, денек выдался непростой…
        Проснулся Алексей посреди ночи от странного звука — словно кто-то скреб по стеклу. Нервы были натянуты, он все прекрасно помнил — сел на кровати, сжался в пружину. Ночь была в разгаре. Лунный свет загадочно переливался, проникал через куцые занавески, растекался по подоконнику. По стеклу скребли, но не ветка. Ветки находились дальше, и ветра этой ночью не было. Потом звук сменился более настойчивым стуком. Что такое? Сосед Виктор Павлович? Пролез через куцую загородку, чтобы не «светиться» на улице? Но не стал бы он скрести, как какой-то лазутчик, конкретно постучал бы в дверь. А еще телефон есть — светился под рукой, входящих звонков не было…
        Он слез с кровати, подошел к окну. Привычка — держаться с краю. Сколько народа так погибло, беспечно подходя к окну… Стук продолжался. Становился навязчивым, раздражал. Он прижался к стене, отогнул край занавески. За окном царила темень. Но кто-то там был, проступало невнятное пятно. Оно совершало смазанные движения. Кого принесло глухой ночью? Алексей прислушался, различил тихий голос: «Алеша, открой… Это я, Алеша, не бойся…» Действительно, с какой стати он должен бояться? Существует такая категория граждан, которые решительно не признают дверей…
        Он уже все понял. Так некстати, черт возьми!.. Волнение охватило, хотя и не нужны ему эти дополнительные приключения! Он отогнул штору, отомкнул ржавый шпингалет. Окно распахнулось, с улицы проник свежий воздух и темная голова с большими блестящими глазами.
        — Господи, Алеша, помоги скорее забраться… Это я, Варвара Кружилина, не делай вид, что не узнал…
        К нему протянулись руки, он подхватил женщину под мышки, перетащил в дом, опустил ее на пол, попятился. Но не тут-то было, ночная пришелица бросилась в атаку, прижалась к нему грудью, стала осыпать поцелуями.
        — Алешенька, милый, как же я соскучилась за все эти годы… Господи, ты все такой же, от тебя все так же пахнет…
        Он был растерян, сбит с толку, не знал, как себя вести. Не ожидал, Варваре удалось его удивить. А ведь в доме женщина, о существовании которой посторонним лучше не знать! Ее руки жадно ощупывали его тело — увы, он был одет по самому минимуму. Стало трудно дышать, прошиб пот, кровь яростно циркулировала по телу. Она подталкивала его к кровати, давила массой.
        — Варенька, подожди… Варенька, слушай… Варюша… Варя… Варвара, мать твою…  — хотел оттолкнуть ее, чтобы высказать решительное мнение относительно визита, но… не устоял! Ведь не чужая, в конце концов… Похоть захлестнула, упали на койку, урча от сладострастия…
        Потом Варвара повалилась рядом и погладила его по лицу:
        — Не обижайся, Алеша, ты же один, без бабы приехал, вот я и подумала… А почему бы нет, ну, правда? Как увидела тебя, спина окоченела, а в груди так горячо стало, что еле выдержала… Я ведь так часто тебя вспоминала… А последнее время чуть не каждый день, словно чувствовала, что ты приедешь… Подлец ты, Алеша, уехал тогда, бросил меня…
        — Я поступать уехал, Варвара…  — Он неуютно чувствовал себя рядом с этой обнаженной женщиной. Поднялся, отыскал сигареты, закурил.
        — Ага, как о свадьбе заговорила, так сразу уехал…
        — Не сразу, Варвара…  — В душе назревал глухой протест. Вот какого она сюда явилась, разбередила душу? Все прошло как с яблонь дым, не возвращаются к былым возлюбленным!  — Ты же демонстративно со мной разругалась, помнишь? Еще и родичам моим какую-то фигню обо мне наговорила — мол, я наркоман, скрытый пьяница, путаюсь со всеми девками подряд. Мать реально поверила, ей плохо стало. А ты в тот же день на дискотеке с Петькой Шапкиным танцевала, а потом шарахалась с ним всю ночь…
        — Не было у нас с ним ничего, Алеша… Это я перед тобой выделывалась, чтобы разозлить тебя… Петька потом еще месяц за мной увивался, а я ни в какую, гнала его. Но ты уже уехал…
        — Ладно, Варвара, кто старое помянет…
        — А почему ты шепчешь-то, Лешенька?  — Она оторвалась от него, поводила носом.  — Кто-то есть в доме?
        — Да бог с тобой, кто тут может быть? Видишь же, один сплю… У Палыча дом рядом, не хочу, чтобы он услышал. Выйдет на крыльцо покурить, услышит, как мы с тобой переругиваемся, как будто двадцать лет назад не наругались…
        — Да, Алеша, в самом деле, зачем нам ругаться?  — томно вздохнула Варвара. Опять насторожилась:  — Зачем ему ночью курить выходить?
        — Откуда я знаю? Бессонница у человека…
        — Странный ты стал, Алешенька. Словно и не рад меня видеть…
        — Варвара, ты как вообще тут оказалась? У тебя же, типа, муж, я его видел. Достойнейший мужчина, хоть и ниже тебя на голову. Вы же с ним живете? Сбежала ко мне из супружеского ложа?
        — Только не позорь меня, пожалуйста… Всю жизнь мечусь, жила с богачом без всякой любви, помер он, а меня всего состояния лишили, осталась ни с чем… Вернулась, теперь то с одним, то с другим… Аркаша хороший, тихий, не спорит со мной, правда, и нет у него ничего, кроме старой машины, гол как сокол… Не люблю я его, Алеша, раздражает, бесит своим спокойствием, и в постели он не ахти какой боец, но ведь надо с кем-то жить, а то совсем скоро старой стану… Вот и сегодня — уснул он, к стене отвернулся, пушкой не разбудишь… Лежу, в потолок смотрю, не могу…
        — Хочется чего-то, не связанного со словами «дом», «семья» и «совесть»?  — съязвил Алексей.
        — Издевайся, Лешенька, издевайся… А правда, столько всего накопилось… Тихо встала, оделась. Хорошо, что ты замок на калитку не поставил. Я ведь в дверь сначала стучалась, ты не открывал, спал как сурок. Пошла вдоль дома, по храпу тебя нашла. Ты храпишь, как носорог…
        Он в собственном доме чувствовал себя каким-то заложником. Выкурил сигарету, за ней вторую. Примостился на край кровати. Варвара обвилась вокруг него, снова заработала ласковыми пальчиками и грустно проговорила:
        — Не рад ты мне. Совсем забыл и не рад. Признайся, Леша, встретил ту самую?
        — Которую?
        — Ну, ты понял. Единственную.
        — Нет еще.
        — Серьезно?  — Она приподнялась, с интересом посмотрела ему в глаза.  — Ну, тогда ладно, значит, у меня еще есть надежда…
        — Прости, Варвара.  — Было трудно решиться, но он решился.  — Прости, ради бога, но зря ты это затеяла. И себе разбередила душу, и мне. Прошло у нас все, много лет назад прошло, и не может вернуться. Не смогу я себя заставить. И ты это тоже понимаешь, просто порыв у тебя, тоска ваша бабская. Не гробь жизнь себе и своему мужику, хорошо? Возвращайся к нему, дай бог, чтобы он ничего не узнал. Будь ласковой с ним, глядишь, слюбится. Без обид, да, Варюша? И никакая ты больше не Кружилина, ты Брандберг, мне сказали. Клевая, кстати, фамилия…
        Она вздыхала, пускала слезу, долго молчала, гладя ему колени. А он все больше нервничал — Рита наверху, а если проснется, услышит голоса, подозрительный скрип, начнет паниковать, снова что-то уронит? Или в бега сдуру кинется, учиняя немыслимый грохот? Нельзя, чтобы Варвара ее увидела. Как бы ни божилась, все равно насплетничает деревенским кумушкам. Даже сам факт, что в доме у Воронича скрывается посторонний, крайне нежелательно обнародовать.
        Варвара обвилась вокруг него, полежала, повздыхала, потом со вздохом взъерошила ему волосы и поднялась. Он слышал, как она натягивает сарафан.
        — Ну, иногда хоть можно?  — глухо спросила она, наклоняясь над ним.  — На минутку забежать, посмотреть на тебя, поцеловать…
        — Не знаю,  — буркнул он.  — Ладно.
        — Хорошо.  — Она чмокнула его в макушку, испустила вздох, исполненный страданий, и удалилась через дверь.
        — Ага, встретишь с вами, пожалуй, ту самую…  — проворчал Алексей, поднимая голову.
        Брякнула защелка на калитке. Ох, Варвара… Хотя при чем здесь эта женщина? Сам виноват. И рожден был исключительно для того, чтобы трепать всем нервы. Он прислушался. Наверху было тихо. Спите спокойно, дорогие дамы. Он закутался в одеяло, обнял покрепче подушку и уснул…
        Проснулся оттого, что кто-то скреб в стекло! Дежавю, чтоб его! Алексей сел на кровати, всклокоченный, возмущенный, не веря своим ушам. Варвара, достала! Это, по меньшей мере, неостроумно! Он вскинул руку с часами — шесть утра. Сквозь занавески просачивался бледный свет. В окно скребли и постукивали. Он испустил угрожающий рык, вскочил, шагнул к окну, дернул ручку шпингалета и распахнул окно, соорудив при этом максимально суровый, отнюдь не библейский лик. Черт подери, это не Варвара! На него смотрели испуганные глаза экс-путаны Риты! Взъерошенная, в старом, смутно знакомом халате с дурацкими розочками. Мамин халат, сообразил он, сам же ей принес.
        — С добрым утром, страна! Ну и что это значит? Ты почему в окне, дитя мое?
        — Сам же люк запер,  — проворчала Рита, опуская глаза.  — Я дергала, а он закрыт. Вот случись пожар или цунами — и куда бежать? Пришлось спуститься через окно, рискуя жизнью…
        — А в дверь войти не судьба?
        — Ты разве не запер ее на ночь?
        — Запер. Но она открыта.
        — Почему?
        По кочану! Потому что это не дом, а проходной двор! Он икнул — сложно подавить рвущийся из груди хохот. Серьезнее надо быть. Если день начинается со смеха, то добром он точно не кончится.
        — Так, девчонка, не путай меня,  — проворчал Алексей.  — Перефразирую вопрос. Что ты хочешь? Шесть утра.
        — Мне страшно,  — объяснила Рита.  — Проспала черт знает сколько, проснулась, и стало страшно. Не могу, знобило всю, трясло. Пыталась уснуть — никак… Можно с тобой посижу? Или полежу… Ты не обращай внимания, спи, еще рано…
        — Ладно, располагайся,  — проворчал он.  — Возникнет непонятная ситуация — прячься под кровать. Я не имею в виду тех двоих, которых ты уже видела…
        Он забрался в постель, отвернулся к стене. Заскрипела кровать, девушка пристраивалась с другого конца. Потянула на себя одеяло. Ну вот еще. Кто первый лег, того и одеяло. Ладно, пусть тоже пользуется — он не стал наглеть. Она лежала тихо, почти не дышала. Потом свернулась в клубок, засопела у него под мышкой… и прошептала:
        — Ты должен жить, как считаешь нужным. Я посторонний человек, просто холодно и страшно стало под утро, не стерпела, к тебе пришла… Не обижайся. Если не хочешь, я не буду больше приходить…
        — Разберемся…  — повернулся к ней Алексей и слегка приобнял.  — Все, давай еще поспим пару часов. Потом я уеду, а ты остаешься на хозяйстве. Дверь запрешь, задернешь шторы, из дома не выходить — даже на веранду. Если кто-то придет, не вздумай подавать признаки жизни.
        — Ты надолго?  — испугалась Рита.
        — Не знаю. Вечером вернусь. Есть дела в Мирославле…
        Глава пятая
        Виктора Павловича он тоже предупредил — чтобы последил за домом. Лишняя подстраховка не помешает. Дай волю — он бы взводом спецназа окружил свой участок. А со вторым взводом наведался в салон красоты «Эвелина» и по душам побеседовал бы с тамошними заправилами. «Спринтер» бойко перескакивал через ухабы, двигатель работал нормально, кондиционер исправно холодил. Постукивал подшипник сзади, обычный расходник, не проблема. Что сделается этой машине за несколько десятилетий эксплуатации? Легендарное японское качество девяностых — кажется, так именуется данный феномен…
        Дорога до Монина была пустынна, как удаленные районы Сахары. Дорожные службы сюда не наведывались со времен застоя, но дорога была терпимого качества. Высокая насыпь, щебенка со слоями грунта — хорошо хоть в последний раз сделали на совесть. Алексей остановился посреди поля, погрузился в разнотравье за обочиной, несколько минут наслаждался тишиной и покоем. Сочные луговые ароматы, шустрые стрижи в безоблачном небе. Здешнюю экологию испортить не успели. Ни в Монине, ни в Акулове практически не было промышленных предприятий, способных отравить природу. Он последовал дальше, миновал березняк, снова погрузился в луга и через несколько минут въехал в Монино. Городок уже не казался задним местом цивилизации. Бараки и гаражи утопали в зелени. Мелькали рекламные щиты. На углу Котовского и Блюхера работали гастарбайтеры-асфальтоукладчики — заделывали гигантскую яму рядом с тротуаром. Видно, большой чиновник провалился со своей машиной. За зданием райисполкома возводили красивый дом переменной этажности — с башенками и портиками. На юго-восточной окраине городка цвели густые ряды акации. За кустами
спряталась машина ГИБДД. Показалась толстая физиономия с полосатой палкой. Алексей ничего не нарушал. Физиономия проводила его тоскливым взглядом, палка осталась в опущенном положении.
        Качество дороги немного улучшилось. Тянулись живописные перелески, переливались на солнце камышовые озера. Он пролетел «Сторублевку» с ее до абсурда рослыми и толстыми заборами. Снова поля, редкие автозаправки, городские окраины с заброшенными мастерскими и бетонными заборами — извечным спутником российских пейзажей. Мирославль бурлил — как и любой бестолковый российский город. Алексей проехал мимо гудящего рынка, мимо автостанции, с которой выруливал, парализуя движение на узкой улочке, огромный автобус до Владимира. В этом городе он знал каждый проулок. Центральная Подъемная улица, упирающаяся в вокзал, в трех шагах — площадь Восстания. От площади, как в Париже, лучами разбегались улицы. Он доехал до шумного вокзала, свернул в переулок, чтобы сократить расстояние до площади, припарковался у облезлого районного военкомата, стыдливо прикрытого пыльными тополями.
        Свои «постмобилизационные» дела Алексей завершил за сорок минут, успев столкнуться с полным равнодушием и безразличием. Вот если бы он, наоборот, изъявил желание еще раз послужить Родине! В конце концов, ему тоже все становилось до лампочки. «Зайдите через недельку-другую,  — широко зевая, сообщил обладатель майорских погон и спокойной «хлебной» должности.  — Возможно, ваши документы будут готовы». Служебное удостоверение осталось при нем. Он сидел в машине рядом с военкоматом, курил, со злостью таращился на окна важного государственного заведения, заделанные в толстые решетки. Сработал телефон. На связи был Борька Черкасов.
        — Леха, ты в курсе, что в нашей деревне опять чужаки?  — Черкасов знал, что Алексей «на выезде»  — он оповестил на всякий случай и его, и Маслова.  — Снова прибыл джип, а в нем те же ребята. Проехали по деревне, сделав пару остановок, выходили, осматривались, в дома, правда, не заходили. Потом у магазина и у сельсовета клеили большие объявления. Сейчас с народом общаются…
        — Ты где, Борька?  — встрепенулся Алексей.
        — Да тута я…  — проворчал Черкасов.
        — Тута большая. Конкретнее.
        — В огороде я у деда Поликарпа, аккурат напротив магазина, за кустами стою… Я ему грядку вскапываю, а то у него сил нет… Передо мной вся картина. Они меня не видят, не думай. А увидят — так на мне пошлая панамка, прикроюсь. Не хочу второй раз им на глаза попадаться, вчера уже «засветили»… От сельсовета подъехали, плакат на столб приклеили и Клашку Пухову донимают. Ну, ты же помнишь Клашку — болтливая, здоровенная такая, ею только на стройке сваи забивать… Знаешь, Леха, вот смотрю на этих хлопцев и начинаю злиться…
        — Не лезь им на глаза. Конкретнее можешь сказать, что происходит?
        — Трое в джипе, один водитель, он опять не выходит — такой мордой только народ пугать… Двое окучивают наших баб, показывают на плакат, и твоя здесь тоже…
        — Какая еще моя?  — испугался Алексей.
        — Ну, Варька, в смысле… Грустная такая, пришибленная, без мужика. Тип вещает — физиономия такая добрая-добрая, бабы сочувствуют, на плакат посматривают… Ну, все, кажется, собрались уезжать, к машине потопали… Рассаживаются, уезжают… Блин, Леха, я с тобой все свои «бабки» на телефоне проболтаю…
        — Я положу тебе деньги,  — перебил Алексей.  — Точно уезжают?
        — Ну да, на дорогу выехали. Бабы кучкой у столба стоят, пялятся на объяву, как на новые ворота, трындят меж собой… Все, расходятся. Платоша ковыляет, уже пьяный в три погибели… Остановился, смотрит на плакат, как на Джоконду, блин…
        — Посмотри, что на объяве, потом перезвонишь.
        Он сидел в машине, снова нервно курил. Вот и попали вы окончательно, товарищ майор. В доме спрятана личность, которую ищет серьезная криминальная группировка, чьи денежные средства ты так кстати «заморозил». Ты влез, и уже проблематично спрыгнуть с поезда, даже если забыть большие глаза Риты и то, как она к тебе льнула…
        Черкасов перезвонил через восемь минут.
        — Ну, именно то, о чем мы и подумали. Качественно отпечатанный листок, фотография твоей пассии. Управлением внутренних дел Мирославского района разыскивается Игнатова Маргарита, девятнадцать лет. Всем, кому что-либо известно о ее местонахождении… бла-бла, телефоны, вознаграждение…
        — Полиция и вознаграждение?  — недоверчиво пробормотал Алексей.  — Как-то плохо вяжутся эти понятия.
        — Я тебе вот что скажу, подельник, полиция, может быть, и не в теме. Не пугайся раньше времени. Насколько я знаю, в нашей полиции частенько встречаются и порядочные люди. Лично знаю парочку. Думаю, Белецкий подал заявление в полицию через доверенных лиц, которые не вызывают подозрений. Типа исчезла родственница, объявите розыск. Слегка помешана, может нести чушь — о том, что ее держали в борделе, все такое. Так что теперь твою протеже ищут менты, а заодно люди Белецкого, а то и Халилова, способные отслеживать деятельность полиции. Влип, очкарик! И мы с Палычем с тобой заодно.  — Впрочем, в голосе Черкасова не было сожаления или обиды.
        — Влипли всей компанией,  — согласился Алексей.  — Но ничего, мы их всех одной задней левой. Большая просьба, Борька. С Ритой у меня связи нет — прибежала без телефона. Зайди к Палычу — в этом же нет ничего криминального? Там есть дыра между участками. Пролезьте ко мне. Запасной ключ лежит под крыльцом за кирпичами. Только Риту не вспугните, шумните, что это вы. Обрисуйте картину, пусть сидит тише воды, ниже травы. Из дома ни ногой. По дому передвигаться только при задернутых шторах, к окнам не подходить. Будут долбиться в дверь или в калитку — не паниковать.
        — Хорошо, Леха, мы сделаем. За Палыча не волнуйся, он нормальный конспиратор. Поддержим морально, так сказать, твою зазнобу. «Бабки» на баланс не забудь кинуть…
        Алексей размышлял, зажав в кулаке телефон. Не надо паники, Риту ищут, это нормально. Задействуют все возможности. То, что к Затеше приковано повышенное внимание — это неправда. Прочесывают все деревни и городки. В других поселках вешают те же листки, говорят с народом, обещают хорошие деньги за информацию о пропавшей «родственнице». Все нормально, «последний дом с краю» вне подозрений…
        Очень некстати собрался дождь. Хлынул из ниоткуда, разогнав прохожих с улицы. Подошла набухшая влагой туча и решила излиться на город. Потоки воды молотили по асфальту, ползли по лобовому стеклу. Он задумчиво смотрел на это светопреставление.
        Дождь закончился так же внезапно, как начался. Прояснилось. По дороге неслись машины, окатывая прохожих водой из луж. Алексей завел двигатель, влился в поток. На парковке у торгового центра имелись места. Он вышел, посмотрел на небо. Снова подходили тучи — уже не дождевые, но затягивали небо сплошной серостью, без просвета. Государственный номер «Спринтера» был заляпан грязью, но Алексей решил не чистить — на всякий случай. Он пополнил телефонные счета Черкасова и Маслова. От Борьки тут же пришло СМС с глубокой признательностью — мол, крайне благодарны вам, сэр. Виктор Павлович «деликатно» промолчал. Он приобрел обычный кнопочный телефон и сим-карту в салоне сотовой связи — вечером отдаст Рите. Снова сел в машину, поехал дальше. Улица Первомайская петляла по северной части города. Салон красоты «Эвелина» располагался в так называемом «квартале купеческих особняков». Относительно новые здания причудливо перемешивались со старыми, а на фасадах кое-где висели таблички «Охраняется государством». Салон располагался в свежевыкрашенном трехэтажном особняке, в плане представляющем букву «Г». Здание
заслоняли деревья. Открытыми оставались лишь парковка перед крыльцом и парадный вход с вывеской. Входную дверь украшали пилястры, стилизованные под греческие колонны. К двери вела полукруглая лестница. Призывная реклама на входе живописала все виды услуг, предоставляемые заведением: стрижка, маникюр, педикюр, наращивание ногтей, ресниц, волос (лучше бы мозгов), всевозможные скраб — и СПА-процедуры. На парковке стояло несколько машин, но примкнуть к этой компании было бы неразумно. Алексей медленно проехал мимо, развернулся на перекрестке, покатил обратно и встал на противоположной стороне. В заведении и его окрестностях было тихо. Похоже, «Эвелина» не пользовалась у местных модниц повальным спросом. Но в качестве прикрытия — почему бы нет? На крыльцо вышла девушка в «фирменном» переднике, стала неспешно курить — видимо, мастер по укладке и завивке. Подъехал белоснежный легковой седан, вышла упитанная дама, отправилась в салон наводить красоту. Вальяжно поздоровалась с курящей девушкой. Та расплылась в улыбке, стала что-то говорить, чуть не кланяться. Все правильно, клиентами надо дорожить. Мимо
«Спринтера» проехал черный джип «Хайлендер» с номером 320. Алексей насторожился. Машина еле тащилась, свернула в переулок сразу за салоном. Он завел мотор, выждал полминуты, пропустил фургон с молочной продукцией, выехал на дорогу и тоже повернул направо. Как он сразу не догадался? Надо было ехать к заднему крыльцу!
        Аллея между кустами и решетчатой оградой вмещала лишь одну машину. Чертыхнувшись, он въехал под полог зелени, миновал кирпичную бойлерную, будку трансформатора, несколько металлических гаражей — и снова повернул направо. Заехал на пустырь между тополями и мусорными баками, поставил «Спринтер» рядом с фургоном, у которого отсутствовали передний бампер и, судя по жалкому виду, способность передвигаться. Слева стояло двухэтажное здание барачного типа, отправленное на слом. Дом был расселен, наполовину разрушен, кое-где сохранились стены и дыры оконных проемов. Впритык к фасаду стоял неработающий экскаватор. Похоже, в этой стране замораживают не только стройки, но и снос ветхих зданий. Из барака доносился смех, какие-то матерные выкрики — явно не строители. Справа находился забор, а прямо по курсу в идеальном виде предстало заднее крыльцо салона красоты. Задний двор был небольшой, с одной стороны ограничен забором, с другой — кустами черноплодной рябины. Там тоже стояло несколько машин — серый «Порше», такой же серый «Прадо», две невзрачные легковушки. На зрение Алексей не жаловался, запомнил номера.
С другой стороны крыльца красовался черный «Хайлендер». Возле него курили трое и общались с недовольными лицами. «Вернулись из «инспекции» по деревням,  — подумал Алексей.  — Видно, деревня Затеша была конечной точкой сегодняшнего маршрута». Все трое подходили под описание Борьки Черкасова. «Брутальный» водитель с лысым черепом. Остальные — с относительно человечной внешностью, лет по тридцать пять, нормально одетые, в меру коротко пострижены. У одного из них, обладающего короткой окладистой бородкой, на физиономии отпечаталось даже что-то вроде неоконченного высшего образования. Мужчины курили, внутрь не заходили — очевидно, имелось соответствующее предписание. Алексей достал телефон, сделал несколько снимков. Не айфон, конечно, но модель нормальная, камера с приличным разрешением и хорошим зумом. Бородатый повернулся, словно что-то почувствовал, исподлобья посмотрел по сторонам. Алексей машинально сполз с сиденья, хотя вряд ли его могли заметить. День был в разгаре, но низкая облачность создавала иллюзию глубокого вечера. Смешинка вдруг напала.
        — Здесь я, здесь, мужики,  — проворчал он.  — Ваш надежный финансовый партнер…
        Бородатый не заметил ничего подозрительного. Распахнулась задняя дверь, возник еще один тип. Видимо, его и ждали. В клетчатой рубашке и вечно модных парусиновых штанах. Господин смотрелся презентабельно, невзирая на излишек веса. Среднего роста, плечистый, с широкой физиономией, увенчанной густыми темными волосами. Он тоже пострелял глазами и направился к троице у джипа.
        — Добрый день, Евгений Романович Белецкий,  — пробормотал Алексей, снова вскидывая телефон.  — Вот вы какой, карманный монстр, чтоб тебя… Надеюсь, я не ошибся?
        Нет, он не ошибся. Господин вел себя по-хозяйски, надменно. Выслушал доклад и принялся что-то резко выговаривать своим подчиненным. Замечания бородатого настроение не подняли. Он скривился, как будто проглотил что-то кислое, и чуть не взорвался. Потом опомнился, покосился на дверь за спиной, начал говорить тише. Умением читать по губам Алексей не обладал, но все и так было понятно. Искать, пока не найдете! Проявите смекалку, кретины, думайте, где она может быть! За что я вам «бабки» плачу?! Что, прикольно ходить по стриптиз-барам и забивать на работу?!
        Очевидно, и в этой сфере деятельности сохранялся дефицит толковых работников. Алексей усмехнулся — традиционная российская беда, если в этой стране даже одиннадцать нормальных футболистов отыскать невозможно… Подчиненные хмуро покивали и потащились к джипу. «Снова будут район обшаривать,  — подумал Алексей.  — Самые дальние уголки — куда еще не ступала нога цивилизованного человека. Интересно, насколько далеко они уже протянули свои щупальца?» Снова пришлось сползать на пол — джип развернулся на узком пятачке и прогремел мимо него — за стеклом покачивались мрачные лица. Белецкий с презрением глянул им вслед, плюнул и потащился к крыльцу. Вдруг у него сработал сотовый телефон. Говорил недолго и при этом кривился, демонстрируя презрительное отношение к абоненту. В здание он не вошел, остался на крыльце, всем своим видом выказывая нетерпение. Странная мысль появилась: подлететь на «Спринтере», дать по черепу, затолкать в машину и увезти в уединенное место. А там колоть, пытать, месить физиономию в фарш…
        Хорошо, что не воплотил желание в жизнь. Зарычал мотор — с аллеи свернул мощный «Субару» металлического цвета, вкатил на задний двор, заняв место «Хайлендера». С пассажирского сиденья вывалился грузный господин в костюме и, переваливаясь, потащился к крыльцу. Водитель не выходил. Посетитель был зол — в своей злости он мог бы составить конкуренцию Белецкому. Невысокий, рыхлый, с угловатым черепом и близко посаженными глазами. Господин Жданов, предположил Алексей. Типа предприниматель, партнер Белецкого по нелегкому криминальному бизнесу. Партнеры поздоровались за руку, явно испытывая взаимную неприязнь. Беседовали неласково, сквозь зубы. Явно не Евангелие толковали. Жданов брызгал слюной, размахивал руками. Примерно таким его Алексей и представлял — аморфным студнем, нервным, грубым. Белецкий царапал его глазами, крыл рублеными фразами. Переводчик снова не требовался, и так все понятно. Из-за тебя, жаба поганая, фирма понесла убытки больше тридцати «лямов», и неизвестно, чем все закончится! И еще пытаешься оправдываться и качать права? Какого хрена ты поперся с товаром и деньгами к проститутке?
Всегда так делал и никогда ничего не случалось? Кретин, все когда-нибудь случается впервые! А теперь мы не можем найти эту бабу, хотя привлекли ментов, обшарили весь район и парочку соседних! По твоей милости, «партнер»! И что прикажешь с тобой делать? Будешь рассчитываться! Ничего, продашь дом, машины, что там еще у тебя есть? Ладно, мы можем подождать пару дней, не объясняя причин партнерам, а что потом делать? Я вам что, золотая рыбка — всех из дерьма вытаскивать! А если менты уже на «хвосте»? Представь себе, еще остались в стране придурки в погонах, которые не хотят денег!
        Судя по мимике и жестам, речь шла именно об этом. По окончании беседы ее участники явно остались недовольны друг другом. Жданов порывался войти в здание, но Белецкий возражал. В итоге выстрелил кукишем в потную рожу Жданова, плюнул под ноги и скрылся, хлопнув дверью. Жданов повертелся, раздраженно передернул плечами и поволокся к «Субару». Ввалился в салон, и водитель быстро развернулся. «Опасный, однако, партнер,  — подумал Алексей, третий раз сползая с сиденья.  — С таким действительно только неприятности наживать. Неуравновешенный и ненадежный тип. Хотя с деньгами и связями». Он успел сфотографировать и этого почтенного господина. «База данных» росла, но какой от нее толк?
        Наступило затишье. Погода хмурилась. Он продолжал сидеть, не подавая признаков жизни. Открыл окно, чтобы проветрить. Из расселенного дома донесся взрыв хохота. Да что там такое, черт возьми? Бомжи гуляют?
        После паузы интересные вещи продолжались. К зданию подъехал серый неприметный «Ниссан», вышли двое — женщина на каблуках и в короткой юбке и рослый мужчина со скуластой физиономией. Девушка выглядела какой-то уставшей, потрепанной. Рослый тип взял ее за локоть (чтобы не сбежала, как Рита). Девчонке все было безразлично, уморилась, наверное, демонстрировать страсть. Похоже, сутенер по фамилии Герасимович привез путану от клиента. По приметам это был он. Девица тяжело взобралась на крыльцо, он помог ей, отворил дверь, и оба пропали в здании. Из «Ниссана» выбрался еще один тип — неприметный, в сером костюме, принялся кругами виться вокруг крыльца. Алексей давно подметил, что большинство окон с этой стороны задернуты шторами. А остальные, судя по блеску, имели поляризацию.
        И опять наступило затишье. Он грыз сухари, которые догадался приобрести в торговом центре, запивал минералкой. Посматривал на часы. День стремился к вечеру — не за горами семнадцать часов. Люди на «Хайлендере» не возвращались. Неприметный тип давно забрался в машину и, похоже, решил вздремнуть. Медленно волоклись минуты, перемещалась часовая стрелка. Внезапно из выхлопной трубы «Ниссана» вырвался сизый дымок, и Алексей встрепенулся: водитель получил сигнал по сотовому? Так и оказалось — нарисовались двое. Вышла женщина — на вид обыкновенная, в джинсовом костюме, волосы стянуты резинкой. Ей в затылок дышал Герасимович. Она помахивала сумочкой, особых страданий ее лицо не отражало. Что-то бросила Герасимовичу — тот усмехнулся. Дама забралась на заднее сиденье, спутник устроился рядом, и «Ниссан» покатил к выезду со двора.
        Алексей уже устал прятать голову. Какого рожна он тут сидит весь день? Поехать за ними? Передумал. Ну, доведет их до хаты клиента, что дальше? Скорее всего, это увеселительное заведение с приватными кабинками или мотель у дороги. «Ниссан» удалился. Стало тихо. Поневоле приходилось размышлять над природой явления. Основная сфера деятельности банды, разумеется, наркотики. Бордель — побочный бизнес. Не так уж глупо, если вдуматься. Легальный салон красоты прикрывает бордель, а бордель прикрывает наркобизнес. Доказать торговлю героином трудно — особенно если имеются влиятельные покровители, а за организацию проституции много не дадут. Опять же, помогут — можно отделаться условными сроками. Похищения людей и удержание их в сексуальном рабстве нужно доказать. И не все в борделе — рабыни. Последняя девица вела себя естественно, не сказать, что работала по принуждению…
        Он, видимо, подсознательно ожидал появления «крупной рыбы», того, кто руководит всем этим непотребством. Это некто господин Халилов, бывший вице-спикер законодательного собрания, директор банка «Мира-Фиранс», на балансе которого, собственно, и находится здание салона. Но сомнительно, что он вообще здесь появляется. Не станет господин Халилов компрометировать себя таким дешевым образом. Тем более после случая с Ритой. Есть другие способы связи с сообщниками…
        Прибыл «Ниссан»  — без путаны. Герасимович протопал в здание, вскоре вывел оттуда двух девушек (на вид ничем не похожих на представительниц древнейшей профессии), загрузил в машину. Он торопил их. Срочный заказ? Словно пиццу развозит!
        Накрапывал дождик. Часовая стрелка приближалась к цифре шесть. Становилось неуютно. Снова закрадывалась мысль, которую он гнал от себя уже несколько часов: он точно уверен, что его не засекли? Стоит машина у оплота наркоторговцев, в ней мужик. У парней совсем отсутствует наружное наблюдение? Вышел какой-то субъект с выпуклыми глазами ночной совы, сел в легковушку, убыл. А ведь «крупная рыба» может зайти и с парадного крыльца, а он не Фигаро носиться туда-сюда. Прошло еще полчаса. За спиной по улице Танковой иногда проезжали машины. Вряд ли той дорогой пользовались местные дельцы — в хлам разбитая, и объезжать долго.
        Дождался! Распахнулась дверь, и, натягивая пиджак, из заведения вывалился господин Белецкий собственной персоной. Добрее Евгений Романович не стал, но искры из глаз уже не сыпались. Он сунул сигарету в зубы, кому-то позвонил. Разговор был короткий — несколько лаконичных фраз, и телефон отправился в карман. Белецкий добежал до серого «Порше», пискнула сигнализация, он лично взгромоздился за руль. Бывает, не у всех воротил преступного бизнеса имеются личные водители. Машина развернулась задом по лихой дуге, едва не задев фундамент. Он стремительно вырулил со двора, пролетел мимо «Спринтера» и ушел на аллею к Первомайской улице. Решение созрело — Алексей включил двигатель, фары, немного сдал назад и тоже полетел на аллею. «Порше» еще не ушел на Первомайскую — мигал правый поворот, он пропускал какой-то бесконечный длинномер. Алексей сбросил скорость — не хватало еще упереться в него. И поздно понял, что допустил ошибку: фары за спиной могут насторожить Белецкого! Ведь никто не ехал за ним, когда он отлетал от «Эвелины». Откуда взялся этот парень на «хвосте»? А вдруг не заметит, не поймет? Длинномер
проехал, и «Порше» резво выскочил на дорогу. Когда Алексей свернул за ним, тот уже обгонял вяло ползущую фуру, выехав на встречную полосу, с ревом ушел в отрыв. Что такое неагрессивная езда, господин Белецкий, похоже, не знал. Набирая скорость, он проскочил перекресток по главной дороге. Алексею пришлось затормозить — какой-то джигит на раздолбанных «Жигулях» летел, игнорируя правила. Похоже, пьяный. Постов ГИБДД на этих улицах отродясь не бывало. Алексей потерял секунд десять, за это время «Порше» оторвался метров на триста и вдруг свернул куда-то влево. Промышленная улица, сориентировался Алексей, выезд из города через постиндустриальный хаос. Он подкатил к перекрестку, тоже повернул налево. Улица была пуста! Не может быть! Он растерянно вертел головой. Заборы, серые кирпичные строения, отвратительный асфальт. Иллюзия позднего вечера сохранялась, еще и мелкий дождик моросил. Он подался вперед, напряженно всматриваясь перед собой. Передние колеса влетели в выбоины — так он окончательно разобьет свои полумертвые стойки! «Порш» пропал. Возможно, свернул в один из узких проездов, мимо которых он
пронесся. Втиснулся, выключил свет… Но зачем?
        И вдруг дальний свет фар отразился в зеркале, обжег глаза. Алексей вскинул голову. С Первомайской улицы свернула машина и стремительно приближалась! Похоже, джип — высокая колесная база. Он и не думал сворачивать для обгона — настигал по той же полосе. Треснуть хочет в зад!  — ужалила мысль. И вдруг он все понял. Сам дурак, сам во всем виноват! Слишком быстро рванул за Белецким, тот и просек, что на «хвосте» висят, когда пропускал длинномер. Нервы натянуты в свете последних событий, боится всего нежданного и быстрого. И с интуицией все нормально. Понял, что что-то не так, когда «Спринтер» припустил за ним, вызвал по сотовому подмогу. А те находились где-то близко — возможно, куковали у парадного входа…
        Останавливаться было тупо — сомнут, раздавят, сбросят с дороги! Алексей машинально утопил педаль — благо дорога впереди была пуста. «Спринтер» помчался на «овердрайве», с лихвой оправдывая свое название. Преследователи, предвкушающие удар, были жестоко разочарованы — добыча оторвалась. Они матерились — это прекрасно было слышно. Что же вы, твари, орете, как белые медведи в теплую погоду? Машина дребезжала, подпрыгивала на ухабах и выбоинах. Стучали зубы, нога вибрировала на педали подачи газа, ее сводило судорогой. Джип опять набирал скорость, наступал на пятки. У злоумышленников была механическая коробка — явное преимущество в возникшей ситуации. Водитель врубил пятую — и словно взлетел! Торжествующий рев вырвался из глоток…
        И в этот момент Алексей резко ушел в левый поворот! Колеса скребли по щербатому асфальту, задницу уносило вправо, он лихорадочно орудовал баранкой. Можно ликовать, что у машины передний привод! Колеса скребли по бордюру, но он сумел выровнять движение. Снова педаль в пол — и такое ощущение, что машина сейчас развалится от вибрации и нагрузки на диски. Водитель джипа тоже среагировал — этот парень кое-что умел. Угол разворота получился круче, чем у «Спринтера», и машина влетела на бордюр. Трещал металл, сминались двери на правом борту — контакта с кирпичной стеной избежать не удалось. Но это только добавило им ярости — опять нагоняли. Распахивалась глухомань — свалки, кусты, покосившийся бетонный забор. Дорога, петляя змейкой, уносилась из города. Ведь не отвяжутся, скрипнул зубами Алексей. И снова «ход конем»! По какому-то наитию, с трудом догадываясь, что будет дальше, он круто вывернул баранку вправо — и машина покатилась, весело подпрыгивая, с покатой горки, на которой была продавлена колея. Значит, дорога предназначена для транспорта! Плавный поворот налево, он успешно в него вписался. В
низине стоял гаражный кооператив — вот куда его занесло! Три длинных ряда капитальных гаражей тянулись параллельно дороге, оставшейся наверху. Слишком разбитая дорога, да и кто сейчас будет пользоваться гаражами, расположенными на отшибе? Только те, кто мало ездит или машина неисправна, а выбросить жалко… Он не задумывался, рассчитывать на постороннюю помощь все равно не приходилось. «Спринтер» еще не выдохся, катился к гаражам по глиняным колдобинам. Свет в зеркале заднего вида — погоня съезжала за ним. Он уже несся мимо крайнего левого ряда. Люди, где вы, ау?! Никого не было, ворота в отсеки проржавевшие, из кладки вываливались кирпичи. Проезжая часть — отдельная грустная тема. Слева в кустах чернел остов какой-то древней «Волги», выброшенной за ненадобностью. За «Волгой» заросшая бурьяном свалка. Корпус заканчивался, дорога уходила вправо, огибая торец гаража — очевидно, это была единая дорога, петляющая между корпусами. Погоня отстала метров на сто. Алексей притормозил, не доехав до угла, круто баранку вправо — вписался в поворот. Этой дорогой он мог выехать в следующий ряд, параллельный первому,
или в третий за вторым корпусом. Но долго ли он сможет играть так в «кошки-мышки»? Только скрылся за углом — и руль влево, благо различил, что горка там не очень страшная, вполне покатая, а за кустами и свалками можно спрятаться вместе с машиной. И вновь тряслась несчастная «японка», съезжая со склона. Прыгала, как пират на деревянной ноге, трещал бампер. Алексей бился головой о потолок, матерился сквозь зубы. Горка оказалась короткой, резкий вираж за свалку, поросшую кустарником. Заскрипело под колесами что-то ржаво-металлическое. Удар по тормозам — приехали. Распахнул дверцу, чтобы свалить в случае чего. У этих ребят и огнестрельное оружие, должно быть, имеется…
        Джип с ревом проходил поворот. Корму занесло, водитель отчаянно балансировал на склоне — еще немного, и покатился бы на гору металлолома. Опять водитель продемонстрировал мастерство — виртуозно справился с управлением, помчался дальше. Скрипели тормоза, ревел двигатель — он уходил во второй ряд между корпусами. Алексей, не включая фары, лихорадочно разворачивал машину — места хватало, и ухабы на пустыре позволяли маневры. Несколько секунд — и он застыл вместе с машиной за свалкой, лихорадочно обдумывая решение. Двигатель работал негромко — не услышат. Если по газам и баранку вправо, «Спринтер» резво взлетит на горку (хотелось верить), а дальше — дело техники…
        Люди Белецкого въехали в просвет между корпусами и обнаружили, что на всем протяжении проезда никого нет! Мозгов хватило сообразить, что преследуемая машина не воспользовалась этим проездом — не успела бы отмахать его за считаные секунды, и спрятаться негде — все гаражные ворота закрыты. Водитель растерялся, дал по тормозам. «Экипаж машины боевой» тоже обдумывал ситуацию. Потом внедорожник взревел, как голодный троглодит, и кинулся обратно задним ходом. Решили, что Алексей воспользовался третьим проездом. Парни совершали ошибку — логичнее было ехать прямо и перехватить его на выезде. Впрочем, все равно бы никого не перехватили. Они выкатились назад, помчались дальше, свернули вправо. Алексей захлопнул дверцу, уже дергал за рычаг, чтобы рвануться на горку, но опомнился — нельзя! Получается, что они одновременно с разных концов подвалят к въезду в кооператив — еще и столкнутся на углу! Он колебался, рука подрагивала на рычаге. Решения не было. Ехать за ними с выключенными фарами? Но еще не стемнело, парням ничего не мешает оглянуться…
        Снова надрывался мотор — джип возвращался! Значит, не смогли проехать, наткнулись на препятствие или вовсе не было проезда — на то имелась масса причин. Машина развернулась, проехала мимо и встала справа на углу. Загородили проезд? Сомнительно, в том месте на углу обширный пустырь, не загородишь. Хлопали дверцы, «охотники» покидали машину. В принципе, позицию они выбрали правильно — с этой точки просматривался единственный выезд из кооператива. Они ругались как сапожники. Матерщина стояла — хоть топор вешай. Алексей поморщился — этим ребятам не мешало бы походить на курсы вежливости.
        — Сундук, оставайся там!  — прозвучал крик.  — Увидишь, что выезжает,  — ори!
        Двое или трое подходили к горке. Алексей напрягся. Дело к вечеру, над городом висели низкие тучи, но видимость сохранялась — куда бы она, черт возьми, делась?!
        — Серый, я не понял, в натуре, куда он пропал?  — как-то обиженно спросил один из преследователей.  — Мы же за ним перлись, он чё, в параллельный мир провалился?
        — Здесь он, падла…  — прошипел напарник.  — Где-то здесь, надо только поискать, не мог он пропасть…
        — Ты видел его рожу?
        — Как бы я ее увидел? Вроде один мужик за рулем, не поймешь… Тачка — то ли «Спринтер», то ли «Королла»  — старье позорное. Номер не разглядел, грязью замазал, козел…
        — Серый, делать-то что будем? Евгению Романовичу звонить?
        — Я тебе позвоню, тупица… Белецкий нас сразу колесует! Искать его, не мог он далеко уйти…
        — А если машину бросил и сбежал?
        — Все равно не уйдет, по базе данных пробьем… Слышь, Барсук, ну-ка глянь, что за горка, кусты под ней проверь, подозрительные больно. Да ствол приготовь, если шибко резвый окажется… Тихо, Барсук, замри!  — вдруг зашипел Серый.  — Что за звук?
        Что тут непонятного? Двигатель «Спринтера» приглушенно урчал! Рывок на покатую горку, энергичная работа рулем! Не сказать, что машина неслась, но вполне прилично осваивала относительно ровный склон. Алексей включил слепящий дальний свет — и отшатнулся человек, спускающийся навстречу, поскользнулся, бросился прочь на четвереньках. Разразились проклятия. На косогоре в свете фар возник еще один. Знакомая личность — обладатель окладистой бородки. Он растерянно пятился, физиономия побледнела. Рука рвала пистолет из кобуры под мышкой. Неужто настоящий — не газовый, не травматик? Алексей утопил педаль до упора — вывози, кривая! Естественно, эта ослепленная парочка не видела его лица. «Спринтер» ринулся вперед, перевалился через косогор. Бородатый не успел обнажить оружие, жизнь оказалась дороже — оставил свои попытки и бросился в темноту. Хлопнул выстрел за спиной. Под задним капотом что-то хрустнуло, но он уже шел в отрыв — на угол гаража. Джип стоял впритирку к строению — он самый, «Хайлендер»! Что-то отделилось от машины, бросилось наперерез. «Палить будет!»  — подумал Алексей. Вслепую, не видя
водителя, но он же не безрукий, куда-нибудь попадет! Окно было открыто. Алексей сделал вид, что что-то бросает, заорал благим матом, не узнавая своего голоса:
        — Ложись, граната!!!
        Мелькнула в свете фар кувыркающаяся туша. Развели придурка! Вопли из трех глоток слились в один — страшный, какой-то зверский. Снова грохнул выстрел — мимо! «Спринтер» летел на джип. В последний момент Алексей ушел от столкновения, машина отвалила вправо, оказавшись на пустыре. Он не отпускал акселератор, работал только баранкой. Обогнул внедорожник, помчался вдоль длинного гаражного комплекса. Дорога знакомая, и ямы не такие страшные, можно не лавировать. За спиной разразилась бешеная активность. Крики не стихали. Один из клевретов Белецкого прыгнул в машину, разворачивал ее, остальные выбежали на дорогу, принялись палить из пистолетов. Понятно, не из газовых. Не боятся же ни черта! Считают, что все им можно! Алексей пригнулся к рулю, вцепился в него. Пули летели мимо! Молоточки стучали по вискам: быстрее, еще быстрее… Джип разворачивался, криминальные элементы запрыгивали на ходу. Уже не успеют! Алексей вылетел за ворота кооператива (в принципе, условные), притормозил, чтобы влиться в поворот. Снова дорога вверх, выезд на дорогу, где не было ни одной машины. Оглянулся, выехав на асфальт. Джип
еще копался у гаражей, ревел, как обманутый мастодонт. Он снова утопил педаль и помчался на юг, в город. Не поймали покемона, кретины?! За морем кустарника и покатыми холмами уже проступали городские пятиэтажки. Алексей перехватил удобнее руль, вскинул глаза к зеркалу. Отстала погоня…
        Главная ирония текущего вечера заключалась в том, что он не собирался покидать Мирославль. С какой стати надо отсюда уезжать? Окраинными переулками Алексей выбрался в северо-западный пригород Митьково, считавшийся спальным районом. Напряжение отпустило, он неспешно ехал по правой полосе. Проследовал остановку общественного транспорта, заехал на парковочную территорию перед станцией техобслуживания. СТО уже не работала, но ему и не нужно было. Несколько минут он сидел с закрытыми глазами, потом покрутил шеей, закурил. Покинул машину и, включив фонарь в телефоне, стал осматривать повреждения. Тучи над городом рассеялись, и оказалось, что сумерки еще не сгустились. Трещина в переднем бампере — не фатально, если не всматриваться. Сзади повреждения серьезнее. Бампер порван, в нем зияла дыра с кулак Гулливера, и в металле красовалась вмятина. Хорошо, что не в голове. В принципе, тоже терпимо, могло быть хуже. Он докурил, сбегал через дорогу, приобрел в «Подорожнике» пару гигантских беляшей, бутылку газировки. Потом опять сидел в машине, жадно ел, не замечая, что сок стекает на брюки. Снова побежал через
дорогу, взял еще пару. Жор напал — он ел и никак не мог насытиться…
        Вечерняя видимость еще не пропала, когда он въехал на улицу Танкистов и осторожно начал продвигаться к задворкам борделя. Смех разбирал — снова здравствуйте! Он не мог бы внятно объяснить, что его манило. Но ехать домой с пустыми руками тоже не хотелось. Алексей остановился за квартал, совершил пешую прогулку, мимо жилого трехэтажного дома, мимо расселенного барака, от которого остался лишь остов. Из последнего донесся взрыв хохота, потом посыпались возмущенные выкрики. Проскакивали нецензурные слова, перемежаемые «феней». Алексей с любопытством стал прислушиваться. Это же дети!  — осенило его. Собрались и тусуются, отдыхают, так сказать, культурно от родителей и учителей.
        — Светка, блин, чувырла, ты чего мухлюешь?  — возмущенно голосил какой-то отрок.  — Ты чего тут притыки выставляешь? Вышел уже этот туз!
        — Да пошел ты, Козырь!  — возмущалась девчонка.  — Не выходил этот туз! Бомба, скажи! Ты продул, Козырь, не фиг рыпаться! Шелести «бабками», чувачок! Опять предки «бабла» не выдали? Тогда лобешник подставляй!
        Детский сад какой-то, штаны на лямках… Алексей сошел с тротуара, обогнул застывший на приколе экскаватор. Снова оглянулся, прежде чем раствориться в разбитом проеме. Из полумрака вырисовывалась лестница на второй этаж. Он поднимался медленно, хватаясь за огрызки перил. Прогибались половицы. Пронзительно воняла сырая штукатурка. Прошел на цыпочках через один проем, пролез второй.
        Ну, картина акварелью. Утренник в разгаре. Крыша над головой отсутствовала. Строительный хаос вперемешку с мебельными останками. Два уродливых дивана со вспученными спинками, колченогий журнальный столик. Темнота еще не сгустилась, но фонари уже включили. Дворовая шпана резалась в карты. Пацаны лет тринадцати-четырнадцати — лохматые, неприбранные, одетые явно не на выпускной. Кто-то курил. Девчонка с рыжим «сеновалом» на голове и смешливым вздернутым носиком отвешивала «пиявки» за продутую карточную партию худому заморышу с конопатой физиономией. Заморыш пофыркивал, но молчал. Остальные сдавленно ржали. В углу возилась чья-то спина — еще один участник праздника чиркал зажигалкой, пытаясь развести костер.
        — Ну, добрый вечер в нашей бичхате, так, что ли?  — кашлянув, поздоровался Алексей.
        Девчонка перестала лупить своего соперника, хмуро выставилась на пришельца. Спина у костра застыла. Несколько пар детских глаз с настороженностью и неприязнью впились в незнакомца.
        — Чего?  — икнул заморыш Козырь — явно не первый интеллектуал на районе.
        — Приветствую, говорю, честную компанию,  — дружелюбно улыбнулся Алексей.
        Девчонка спрятала колоду, исподлобья посмотрела на него. Пацаны повыбрасывали окурки. Один из них, впрочем, не стал — светловолосый, конопатый, рослый для своего возраста, с фингалом под глазом. Он шумно продолжал курить, выпуская кольцами дым.
        — Тебе чего, мужик?  — поинтересовался этот яркий индивид.  — Мы тебя трогали? Давай, топай мимо.
        — Сей момент,  — ухмыльнулся Алексей.  — Поговорим, народ? Или как там на вашем жаргоне — пошлепаем?
        — Ты чё, из гадиловки?  — сморщился заморыш.
        Алексей засмеялся. Слово новое в копилке знаний, но все понятно.
        — Нет, браток, я не из ментуры. Говорю же, базар есть.
        — Тогда чего тебе надо, в натуре?  — ощерился заморыш.  — Слушай, фраер, валил бы ты отсюда, пока целый, а?
        Он чувствовал спиной поддержку коллектива. Поднял кусок трубы, двинулся вперед, закусив губу. Храбрый какой! Или дурак непуганый? Двое поднялись за его спиной — в том числе здоровяк с веснушками. Свой авторитет надо было поднимать незамедлительно, Алексей и так весь день потерял. Заморыш замахнулся трубой, но Алексей играючи перехватил ее, взял храбреца за волосы, развернул к себе спиной и наподдал коленом по тощей заднице. Представитель подрастающего поколения пролетел полтора метра и вонзился физиономией в спинку дивана. Компания заголосила: детей бить?!
        — Ну, извините, братва,  — виновато развел руками Алексей,  — сами на меня бросаетесь. Вы еще ножички достаньте — вообще все рычаги переломаю. Сидеть!  — рявкнул он, выстреливая пальцем в возмущенного заморыша, которому дважды за пять минут не повезло.  — Я кому сказал сидеть, а то штуцер разнесу! Хлебальник закрыть и не шевелиться!
        Настала гулкая тишина. Отроки размышляли. Пришелец явно был не из полиции.
        — И охота вам сидеть в этой антисанитарии?  — скривился Алексей, поводя носом.
        — А ты чё, Макаренко?  — шмыгнул носом конопатый. Он оказался умнее шелудивого заморыша — буром не лез.
        — Не, не Макаренко,  — покачал головой Алексей,  — совсем другая область. Базарить будем? Кто тут у вас всем заправляет?
        Разогнул спину и повернулся пацан, пытавшийся развести огонь. Обычный на вид пацан, немного мрачноватый, с выпяченной нижней губой. Явно не бродяга, мамка с папкой в наличии, и сам в школу ходит, но как устоять перед «зовом природы»?
        — Эй, мужик, ты чего моих пацанов обижаешь?  — На Алексея смотрели пытливые неглупые глаза.
        — Я недостаточно внятно извинился?  — удивился Алексей.  — Ладно, ребята, предлагаю не тянуть резину.
        — Ну, давай пошлепаем,  — усмехнулся пацан.  — Представитесь, сэр?
        — ГРУ,  — зачем-то брякнул Алексей, раскрывая удостоверение.
        Пацан нахмурился, подался вперед. Присвистнул конопатый и еще кто-то. Видно, образованная была публика, телевизор смотрела, газеты читала.
        — Байду гонит,  — убежденно заявил заморыш.  — В натуре, пацанва, баки он нам тут заколачивает.
        — Выкладывай, чего надо,  — проворчал серьезный пацан.
        — Имя есть?
        — Колян…
        — Алексей. Очень приятно.  — На самом деле было не очень приятное, легкое беспокойство в душе — вроде того, когда куришь под табличкой «Не курить».  — Есть работа, Колян. Дам пятнадцать тысяч рублей в надежные руки.
        Кто-то присвистнул. Остальные посмотрели на него с выражением, и свистун заткнулся.
        — А при чем тут ГРУ?  — прищурился Колян.  — Может, ты реально, мужик, «ерша гонишь»?
        — ГРУ тут действительно ни при чем,  — признался Алексей.  — Я там работал. Но дело в другом. Ты вроде сообразительный парень, Коляша, вижу по глазам. Вон там,  — кивнул он подбородком,  — задний двор салона красоты «Эвелина». Ну, вы знаете, фасадом выходит на Первомайскую улицу. Обычный вроде салон: стрижка, завивка, прочие женские радости…
        — Тетки старые туда ходят,  — фыркнула девчонка Светка.  — Помирать пора, а им красоту подавай.
        — Именно,  — согласился Алексей.  — И «быки» на джипах часто приезжают. Интересно, правда? Салон красоты, и «быки» на джипах — на хрена, спрашивается? Зуб даю, они и вас гоняли, верно?
        — Да падлы они,  — возмутился один из участников прерванной карточной игры.  — С Мозолью мяч пинали, закатился туда, так они его, суки, ножичком порезали, а потом нам пнули обратно, да еще и гоготали — мол, гоняйте, шантрапа детдомовская…
        Алексей продолжал повествование. Чем он рисковал? Свою фамилию в удостоверении он прикрыл пальцем — удивленный пацан и не попросил его убрать. По приметам — пусть ищут хоть до пришествия Антихриста. Он говорил о том, как девушек в борделе загоняют в проституцию, лишают паспортов и прав, дарованных Конституцией РФ. О том, как наркотики в Москву гоняют в промышленных масштабах…
        — Да ну, шняга какая-то,  — скептически почесал вихор заморыш Козырь.  — Наплел ты, мужик, всякой фигни. Хотя мне вообще по барабану,  — равнодушно пожал он плечами.
        — Кидаю на бочку пятнадцать штук,  — объявил Алексей.  — Вот вы сидите, фигней страдаете, хоть делом займетесь, по свежему воздуху побегаете. Смотри сюда, Колян.  — Он вынул телефон, открыл фотогалерею:  — Внимательно смотри. Это хозяин борделя Белецкий. Зовут Евгений Романович. Вот такая гнусная харя. Это Герасимович, имени-отчества не знаю,  — сутенер, баб возит к клиентам — да вы, наверное, видели. Это некто предприниматель Жданов, занимается торговлей тяжелыми наркотиками. Кроме того — охрана, всякий обслуживающий персонал. Банда опасная, пацаны, на рожон не лезть. Они сейчас будут озираться, уже научены.
        — А с чего ты взял, что мы вообще полезем?  — нервно засмеялся конопатый.  — Нам оно надо? А свои пятнадцать штук можешь засу…
        — Пятнистый, заткнись!  — процедил Колян, и дылда смущенно замолчал, начал ковыряться мизинцем в ухе.  — И чего ты хочешь, мужик?
        — Там велосипеды лежат, я видел,  — кивнул в сторону лестницы Алексей,  — то есть банда вы мобильная. Мне надо знать, где живут эти трое, сколько рыл охраняют бордель, охраняются ли дома Белецкого и Жданова. Самое главное — их координаты. Информация должна быть достоверная. Схалтурите — я знаю, где вас искать.
        — Ты чё, нас пугаешь?  — набычился Колян.
        — Знаешь, дружок, достали вы меня,  — вздохнул Алексей.  — Можно подумать, я вам не легкие деньги предлагаю, а на скрипку в музыкальную школу записываю. Беретесь?
        — Тридцать,  — изучив темнеющее небо над головой, проговорил Колян.  — Ты сам посуди, мужик, во-первых, риск, во-вторых, тьма сопутствующих расходов…
        — Пока!  — шутливо откозырял Алексей.  — Честь имею, как говорится. На соседней улице тоже пацаны имеются — надеюсь, не такие жадные.  — Он развернулся и отправился прочь. За спиной что-то происходило. «Детский сад» зароптал, забурлил. Девчонка что-то яростно шипела Коляну.
        — Эй, мужик, ты чё такой турок, шуток не понимаешь?  — проворчал Колян. Алексей неохотно остановился.  — Ну, хоть пятерочку накинь, нас смотри сколько — не могу же пацанов без выручки оставить…
        — Ладно, пятерку накину, больше не просите,  — смилостивился Алексей и вернулся к пацанам.  — Теперь вопрос: как мне перекинуть вам эти фотки? Вы когда-нибудь мобильной связью пользовались?
        — Ты чё, мужик, прикалываешься?  — проворчал Колян, доставая из грязных штанов последнюю модель айфона.  — Ты словно с гор спустился. Давай, включай блютус, щас перегоним.
        Алексей с трудом сдерживал смех. Остальные тоже пошучивали, извлекали свои средства связи, подходили ближе. Быстро перегнали фотографии, Алексей оставил свой номер.
        — Ладно, посмотрим, что можно сделать,  — важно заявил Колян, пряча мобилу.  — Ступай, мужик, с богом, завтра позвоним, если что-то выясним. Но учти, дураков здесь нет. Приедешь лично, заберешься к нам на верхотуру, отдашь «бабосы» и только после получишь информацию. Иначе она не продается. Ну, бывай, у нас и без тебя затык…
        Глава шестая
        Молодец, майор, думал Алексей, выводя машину на дорогу, становишься Шерлоком Холмсом с его личным беспризорным войском. Правда, аппетиты у современных беспризорников уж больно непомерные, гениальному сыщику было проще. Меркантильные времена…
        Небо окончательно потемнело. Вспыхнули звезды, словно маленькие бесполезные лампочки, подтянулась щербатая луна. Он выбирался объездными путями на северо-западную дорогу. Теоретически могла поджидать засада, но он сомневался в способностях банды дублировать функции ГИБДД, поэтому смело вел машину, стараясь не нарушать правил. События непростого дня мелькали перед глазами. Белецкий, обнаружив слежку, явно впал в панику. После неудачи, постигшей его подчиненных, паника усилилась. Следил за ним не какой-то «левый» тип, а тип, обладающий способностями и навыками,  — причина еще большего беспокойства. Вероятно, сломал себе всю голову — есть ли связь между этим типом и бегством с деньгами и наркотой Риты Игнатовой? Что они видели? Серый «Спринтер» девяностых годов, внешность водителя осталась за кадром. Видели его со спины и когда он кинулся в лоб, слепя дальним светом. Номер не прочли. Можно перерыть весь район в поисках серого «Спринтера», даже найти пару десятков (при условии, что есть возможность добраться до базы ГИБДД), и методом исключения выявить подходящих владельцев, вычислить их место
жительства… Алексей не сомневался — именно так Белецкий и сделает. Поплачется боссу Халилову, тот надавит на рычаги… Сколько времени у Алексея? День, два? Ресурсы банды ограничены, не так-то просто познакомиться со всеми владельцами серых «Спринтеров», составить список подозрительных лиц, установить за ними наблюдение. Не факт, что за рулем был владелец, не факт, что машина зарегистрирована в этом районе… Возможно, неделя в запасе. Но расслабляться нельзя. Он должен идти ва-банк. И чем скорее, тем лучше.
        Вот и деревня, дом родной… Недоразумение какое-то. Здесь родился, вырос (здесь катился в санках по горе крутой), но абсолютно не видит себя деревенским жителем. Не получится у него сродниться с селом, он городской парень и вряд ли перестроит себя, даже если прикажет…
        Сбавив скорость, Алексей ехал по деревенской улице. Автомобильный приемник проинформировал о наступлении полуночи. В доме Варвары, сложенном частично из бревен, частично из силикатного кирпича, за занавесками горел свет. Еще одна лампочка освещала крыльцо запертого на ночь магазина, мусорные баки, столб, на котором белел плакат. Он машинально притормозил, подался к обочине. Центральную часть листа формата А4 украшало не очень четкое фото его «квартирантки». Буквы наверху: РАЗЫСКИВАЕТСЯ! Ниже мелкий текст. Он вернулся на проезжую часть и поехал дальше. Добравшись до северной околицы, увидел, как в доме у Виктора Павловича шевельнулась занавеска, а за ней мерцал огонек. Беспокоится старик о судьбе соседа. Убыл утром в город и ни слуху ни духу…
        Несколько минут ушло на борьбу с непослушными створками ворот, затем загнал «потерпевшую» машину в гараж и в дом ввалился полумертвый от усталости, глаза непроизвольно закрывались. Скинул обувь, одежду, машинально отметил, что в доме как-то не по-холостяцки чисто, и повалился на кровать…
        Проснувшись, Алексей хоть и чувствовал себя отдохнувшим, но внутри смутно шевелился беспокойный зверек. Он поднялся и первым делом проверил замок на входной двери — всегда должно быть заперто. Исследовал окно в спальне, открыл его, перелез на улицу. Палисадник был крохотный, выходил на соседа, от улицы его загораживали кусты и молодая липа. До ограды, разделяющей участки, полтора метра. У Виктора Павловича на той стороне произрастала бурная рябина, которую он наловчился превращать в вино. Алексей пристроился на корточки, выбил вместе с гвоздями нижние части двух штакетин, развел их в стороны, чтобы получилась дырка. Маслов простит, даже не заметит. Обернулся — в окне замаячило обеспокоенное личико Риты.
        — Поняла намек?  — сказал он, перелезая обратно в дом.  — В любой непонятной ситуации удираешь к Палычу. Не забудь при этом закрыть окно и свести штакетины.
        — Я поняла,  — кивнула она.
        — А теперь держи телефон.  — Алексей вручил ей мобильный аппарат с симкой.  — Телефон простейший, как российская деревня. Просто средство связи. Только со мной. Номер в адресной книге. Больше никому не звони. Я должен разжевывать, что означает слово НИКОМУ?
        — Уже уходишь?  — забеспокоилась Рита.
        — Пока нет, но могу уйти. Поработаю на участке. А ты сиди в доме. Проведешь инспекцию — составишь список, что нужно купить из продуктов, бытовой химии и так далее. Подумай, что требуется из одежды — только не рассчитывай на вечерние туалеты и всякие коктейльные наряды. Будь проще.
        — Я очень простая,  — улыбнулась Рита.  — Купи мне парочку фуфаек от Картье.
        На веранде за пустым столом сидел черный кот и с неясной надеждой смотрел на Алексея. Он потрепал его за ухом:
        — Ну, конечно, про тебя-то я забыл. Можешь остаться, но при условии — ловить мышей и оповещать об опасности, договорились? Прости, но первое время будешь жить во дворе.
        Он удалился в дом, вернулся с банкой сайры, перевалил содержимое в пластиковую миску. Место для кормления определил под загородкой веранды.
        — Иди, чего смотришь, не обожрешь. Эй, кошак, особое приглашение нужно?
        Кот колебался. Чем-то импонировала ему эта особенность кошачьей натуры. Собаку позовешь — прибежит, будет хвостом вилять, в глаза преданно смотреть. А кот — примет к сведению.
        — Ну как хочешь,  — бросил Алексей, спускаясь в сад. За спиной раздался шум — кот спрыгнул на пол, припустил к миске.
        Он снова боролся с травой, укреплял дровяник. Оформил пару грядок, еще не зная, что посадит и посадит ли вообще. Но все должно быть стройно, красиво и по струночке. Как в армии. Потом гремел в сарае ржавыми тазиками и лейками, чистил, выметал. Все определенное на выброс стаскивал к крыльцу, чтобы потом отвезти на свалку.
        В разгар работы позвонил Черкасов.
        — Ты обнаглел, вообще не звонишь,  — проворчал Борька.  — Вчера не стали тебя тревожить, Палыч сообщил, что ты вроде вернулся. И сегодня не звонишь.
        — Извини,  — откликнулся Алексей,  — в огороде работаю.  — Он лаконично поведал о своих вчерашних похождениях. Пока не страшно — телефон не прослушивается.
        — Ну ты и отжег, Леха…  — присвистнул Черкасов.  — Уверен, что тебя не найдут?
        — В ближайшее время не найдут.
        — А потом придется ставить в калитке крупнокалиберный пулемет,  — вздохнул Борис.  — При тебе твоя протеже?
        — Да…
        — Не мое, конечно, дело, но кто она тебе? Ты тратишь на нее все свое время, скоро будешь тратить все свои деньги… Ладно, прости, я ничего не понимаю в человеческих взаимоотношениях. У меня было проще.
        — Я сам ни черта не понимаю,  — засмеялся Алексей.  — Пока все тихо, Борька, не будем напрягаться. Как замыслю новую глупость, сообщу. Занимайся своими делами. В деревне за истекший период ничего не случилось?
        — Утром бабы толклись у портрета твоей избранницы, строили фантастические гипотезы, кто она такая: любовница крупного чиновника, внебрачная дочь кого-то из местных небожителей?.. Перемыли портрету все косточки, выразили дружное «фи». Твоя Варвара знаешь что сказала? «Худая, страшная, смотреть не на что. Мужики терпеть таких не могут. Удивительно, если кто-то на нее позарился».
        — Но мы же ей не скажем?  — проворчал Алексей.  — Больше ничего? Чужаки не приезжали?
        — Бог миловал. Никаких новостей, не считая того, что Платона в капусте нашли.
        — Неужели? Заново родился?
        — Пьяный в стельку спал в капусте у бабки Пелагеи,  — гоготнул Борька.  — Троюродная сестра спохватилась, что нет нигде, кинулась искать. Хорошо, что быстро нашла. Платону, собственно, без разницы, где спать — в капусте, в конопле. Думаешь, он помнит, как там оказался и почему бабка Пелагея его вилами в задницу тыкала?
        Потом сквозь дыру в ограде пролез Виктор Павлович в драном жилете и почему-то с граблями. Соорудил заговорщицкий жест, посмотрел по сторонам. Пришлось и его просвещать по поводу вчерашних злоключений.
        — Геройствуешь, сосед, по кромке ходишь… Смотри, накликаешь беду.
        — Я знаю, Палыч. Поэтому собираюсь действовать с упреждением. Ты это… «Жигуль» свой дашь, если в город понадобится съездить? Моя «Тойота» уже помечена.
        — Бери,  — пожал плечами Маслов.  — Страховка в бардачке. Штрафы гаишникам сам платишь. Если хочешь, поставлю к твоей ограде, чтобы меньше возиться.
        — Поставь, Палыч, одолжение сделаешь…
        Алексей вскапывал грядки, строгал какие-то доски, намереваясь делать из них бордюры для дорожек. Снова покормил кота, который разлегся на загородке веранды и лениво наблюдал за его работой. Попутно придумал животному имя: Жора (он же Гоша, он же Гога). Выкопал бочку из земли, убедился в ее полной «профнепригодности» и покатил через весь участок в мусорную кучу. Шевельнулась занавеска на угловом окне, зазвонил телефон.
        — Сизиф, я соскучилась,  — вкрадчиво поведал женский голос.
        — Кто это?  — не сразу понял он.
        — Ну я, кто еще…
        — А, понятно…
        — Я тут обед приготовила…
        Он благосклонно отнесся к картошке, запеченной с тушенкой, пообещал Рите, как стемнеет, сводить ее в баню. Меры безопасности были не напрасны. Дважды в течение дня он видел, как мимо ограды проходили люди. Брел незнакомый рыбак в штормовке с охапкой спиннингов — возвращался с озера. Потом прошла пара местных жителей, с любопытством глянула в чужой огород — дескать, человек вернулся на родину, а никуда не выходит, с народом не общается, нехорошо. Он делал вид, что страшно занят, улыбался, приветливо махал рукой. Подошла Варвара — в невзрачном халатике, в платочке, но не стала навязываться и трепать нервы. Стояла несколько минут, опираясь на забор, смотрела на него с неподдельной бабьей грустью. Он притворялся, что не замечает, яростно заколачивал гвозди в крыльцо сарая. А когда глаза на затылке сообщили, что женщина удалилась, немного расслабился, посмотрел через плечо…
        В пять часов раздался телефонный звонок.
        — Это самое, в натуре…  — как-то издалека ломающимся голосом начал абонент. Откашлялся и продолжил детским басом:  — Мужик, ну, мы все сделали, можешь подъезжать…
        — Колян?  — встрепенулся Алексей.  — Быстро вы что-то. Схалтурили, поди?
        — Ничего и не быстро,  — обиделся отрок.  — Полночи работали по твоему запросу, не спали, не ели, в засадах сидели. Шкурой своей, между прочим, рисковали — а все за каких-то двадцать ломаных грошей на все приличное общество… Ты что там про халтуру сказал? Мы не халтурим, запомни, мужик…  — Он вещал с подъемом в голосе, с ярко выраженной эмоциональной окраской.
        — Эх, Колян, тебе бы в театре работать — такой актер пропадает. Хорошо, ждите на старом месте.
        — И это самое, мужик… Приезжаешь с «бабками», иначе «базара» не будет. Учти, мы в кредит не работаем. Если станешь фуфло гнать, мол, денег нет, рассчитаюсь потом…
        — Будет погашение кредиторов, я понял,  — улыбнулся Алексей.
        — Чего-о?  — протянула жертва трудного дворового детства.
        — Ничего, забей. Ждите, через час буду.
        Честная компания была вся в сборе — на старых диванах. Плевать, что ночью лил дождь и диваны раскисли, как земля в болотистой низине. Пацаны помалкивали. «Мисс двора», одетая в неплохую джинсу, развалилась в отдельно стоящем кресле и заразительно зевала. У кресла расползались ножки, но пока не критично. Алексей приветливо улыбнулся. Компания отдыхала от трудов праведных. Карточную колоду заменило баночное пиво — три банки на всю компанию. С денежными средствами у «банды» были проблемы — пиво пили не самых изысканных сортов.
        — Присаживайся,  — снисходительно кивнул на свободный кусок дивана Колян.
        — Постою,  — усмехнулся Алексей. Мысль мелькнула — треснут по башке, деньги заберут и сбегут. С чего он взял, что это глубоко порядочные люди? Сколько ни корми волчат — работать все равно не будут.
        — Ладно, стой, может, у тебя правда ногах,  — ощерился Колян.  — «Бабки» давай!
        Алексей извлек оговоренную сумму в четырех купюрах, протянул ему. У того заблестели глаза, он схватил деньги, быстро пересчитал. Потом задумался, еще раз пересчитал. Гуманитарий, понятно. Заулыбались остальные, расслабились. Заморыш что-то заулюлюкал и заткнулся, когда конопатый треснул его по загривку ладошкой.
        — А теперь слушай, вот тебе конкретный расклад,  — с важным видом начал Колян.  — Да не делай ты такую постную ряху, нормальный расклад. Мы не разводим своих деловых партнеров, понял?  — И вдруг заговорил нормальным голосом, оставив в покое блатные манеры:  — В общем, взялись за работу сразу, как ты ушел, поздно вечером. Разбились на группы, держали связь, велики наготове. Подъехал «Порше», из него вылез мужик, которого ты назвал Белецким, потопал в дом… ну, где салон для баб, только со двора. Матюкался сам с собой, треснул кулаком по «Порше». Лампочка над крыльцом горела, поэтому видели его рожу. С ним прибыл еще «Хайлендер», в нем «быки» сидели, но не выходили, ждали. Белецкий кричал что-то в здании. Потом выскочил этот долговязый… Герасимович, да?  — вытолкал бабу, посадил в «Ниссан», и куда-то поехали. За ними Светка покатила, у нее велик быстроногий, и сама она шустрая…
        — Ага,  — невозмутимо подтвердила Светка. Алексей помалкивал. Последнее дело — перебивать информаторов.
        — Но бог с ней, со Светкой,  — продолжал Колян.  — Минут через десять, как они уехали, в здании шухер начался. Белецкий разорялся — мол, все козлы, никому довериться нельзя! Трое, что в машине у крыльца сидели, побежали в дом, потом гуськом почапали обратно, снова загрузились в тачку. Выбежал Белецкий… В общем, убыли на двух машинах. Мы с Пятнистым за ними вчистили. Они в центр, там светофоры, менты, поэтому сильно не гнали. Мы по тротуару даже не отстали от них ни разу. Ресторан «Перчетти», знаешь такой? На углу Ленина и Сталеваров. Там еще садик перед домом, деревья закрывают. Встали на парковке — рядышком. «Быки» опять в машине остались, Белецкий носился вокруг своей тачки. Потом подъехал «Субару», третьим встал — выпал дядька, которого ты назвал Ждановым, стали «рамсы трясти». Плевались друг в дружку, ругались. Рядом никого не было… Потом «мерин» черный подъехал, четвертым встал — дядька осанистый вылез, в очках, наголо бритый, весь в костюме, белой рубашке — словно из театра… Наехал на них, те сразу замолчали. Он в ресторан потопал, те двое за ним, а следом «быки» потащились…
        «Халилов»,  — подумал Алексей. Все складывалось. Возникла угроза — и змеи зашевелились, зашипели, стали бросаться друг на дружку, выясняя, кто больше виноват.
        — Долго сидели в ресторане?
        — Ну, час сидели,  — пожал плечами Колян.  — Нас туда, понятно, не пустили бы, мы и не рвались. Мы что, ресторанов не видели? Вызвали Махно (лохматый отрок со смышленой мордахой важно кивнул), чтобы трое нас было. Потом они вышли, вроде обо всем договорились, уже не бросались друг на дружку. Сели по своим «лайбам» и разъехались. Мы за ними, ясен пень…
        — Всех довели?  — насторожился Алексей.
        — Всех,  — с гордым видом кивнул Колян.  — По домам разъехались. Запоминай, мужик. Адрес Белецкого: поселок Зеленый Мыс, номер не знаем, но там остроконечная хрень на крыше, а рядом озеро. Не ошибешься. Поселок маленький.
        — И вы его провели в такую даль и не «засветились»?  — недоверчиво сморщился Алексей.
        — Лично вел,  — похвастался Колян.  — Старался, блин. Да ладно, полторы версты от города. Велик нормальный. Ну, отстал, понятно, по габаритам вел. Когда догнал, они еще ворота не закрыли. «Субару» внутрь заехал, заперлись, а «быки» в «Хайлендере» обратно в город подались. В поместье, по ходу, своя охрана есть… Я подождал часок, никто не выезжал. Свет загорелся на втором этаже, потом погас. По времени уже первый час был…
        — Усвоено,  — кивнул Алексей.  — Дальше.
        — Жданов в той же округе обретается,  — продолжал Колян,  — только ближе и на другой стороне дороги. Таунхаус «Люкс-Комплект» называется, во как… Шлагбаум на въезде, но Махно справился. Велик бросил, кустами пролез, догнал. Корпус девять — отдельный дом с забором. Забор внутри забора, нормально, да? Там свет горел, когда он въехал. Два добермана такие, ужас, блин… бросились к нему, стали прыгать вокруг хозяина… Там и остался, заночевал…
        Алексей делал мысленные зарубки. Явно домой прибыл человек. Не к друзьям, не к любовнице или деловым партнерам. Не стали бы чужие доберманы хороводить вокруг него. Не та порода.
        — А вот с бритым очкариком беда,  — вздохнул Колян.  — Это «Сторублевка», блин…
        — Ничего себе!  — присвистнул Алексей.
        — Не успел Пятнистый, не реактивный же… Но точно «Сторублевка», за ее пределы не выезжал… Да ладно, мужик, про этого типа ты же ничего не говорил?
        — Хрен с ним,  — согласился Воронич и повернулся к заскучавшей в кресле девчонке:  — Что там с Герасимовичем?
        — А, тот самый парень, который шлюх повез…  — Девчонка зевнула.  — Так это… повез их на Подъемную, к вокзалу… Гостиница «Юбилейная». Ехал не быстро, правила не нарушал, вот и успела за ними. Там сдал своих дивчин на руки двум хачикам — они с заднего крыльца вышли, я в кустах сидела. Слышала немного: долговязый предупреждал, чтобы девчонок сильно не били, садомазо можно, но без внешних отметин, чтобы утром были здоровые и сами до машины дошли. Они спросили, надолго ли им это счастье. Тот плечами пожал: как боссы, мол, договорились — сейчас он домой, а в семь утра вернется за своими подопечными…
        — Ты до дома его довела?
        — Угу,  — невозмутимо кивнула Светка и вдруг хихикнула:  — Могла не довести, отстала от него на Подъемной, за мной менты кинулись — неслась быстро, решили, что воровка на велике. Пришлось кружок сделать. Выскакиваю обратно на Подъемную — отстали, родимые, но и тот хмырь пропал. Я в шоке — блии-и-н!  — квартал отмахала, смотрю, стоит! Сломался! По телефону кому-то названивает. Аварийка через пять минут подъехала, в капоте копались, завели, «бабки» с него содрали и уехали. Видать, наказали медленно ехать, вот он и тащился — я с ним со скуки померла… Короче, обычная девятиэтажка, Лермонтова, 14, квартира 90. Я послушала у двери — он там с какой-то теткой ругался, женой, наверное. Типа, работаешь непонятно где, приходишь за полночь, откуда я знаю, может, ты спутался с кем-то? Хмырь в ответ орал: тебе моей зарплаты мало?! Потом дверью хлопнул — мусор пошел выносить, я еле успела в коридорчик нырнуть… А потом домой поехала, не буду же ему свечку держать…
        — Спасибо, ребята, реально помогли,  — с чувством поблагодарил Алексей.
        — Да подожди ты,  — поморщился Колян,  — еще не все. Пацаны остались вокруг борделя, доложили, что охрана ночью усилилась. Две тачки темные подъехали — «Хонда» и «Калина», в них морды накачанные. В каждой по три рыла. Одни всю ночь у парадного крыльца стояли, другие… наоборот. Иногда по одному или по двое внутрь заходили, не спали. Словно охраняли там чего-то. То есть охраны, мужик, до фига.
        — Менты не приезжали?
        — Не, ментов не видели… Подъехало что-то вроде «Нивы», два мужика там были в пиджаках, пошептались с теми, что в «Хонде», и отвалили. Но кто они, менты или кто еще, не знаем, врать не будем. Баб никуда не возили.
        — Только хмырь на «Ниссане» после семи утра привез тех телок, что в «Юбилейную» сдал,  — сообщила, зевая, Светка.  — Он в шесть из дома вышел, снова работяги из сервиса приехали, минут тридцать с его тачкой долбились. «Катайся, сказали, братишка, все ништяк. Ремень ГРМ только поменяй на досуге, а то опять встанешь». Ну, он и поперся за шлюхами в «Юбилейную». Мне даже жалко этих бабенок стало,  — сокрушенно вздохнула Светка.  — На ногах кое-как стояли, все такие перекошенные, заездили их хачики. А хмырь хихикал над девками, подтрунивал — мол, на хрена вам зарплата, и так отлично время проводите…
        — Все?  — спросил Алексей.
        — Все,  — кивнул Колян.
        — Ну, бывайте,  — улыбнулся Воронич.  — Благодарю за службу, как говорится.
        — Ты это…  — смущенно проговорил Колян.  — Звони, если че, поможем друг дружке. Может, пивасика хочешь?
        Глава седьмая
        Снова наступал вечер. Он опять находился в Мирославле. «Жигули» четвертой модели, оторванные от щедрот Виктора Павловича, были страшно неудобные, но ехали. Встреча с гаишниками ввиду отсутствия нужного имени в страховке сулила штраф, но пока бог миловал. Штраф — не самое страшное, что может случиться в жизни. Но даже на этой машине крутиться вокруг «Эвелины» было верхом безрассудства. Криминальное сообщество поднято в ружье, кто бы сомневался. Соглядатаи выглядят, как обычные граждане. Возможно, бордель временно приостановит работу, вывезет персонал в безопасное место. Наркотики у них теперь, понятно, днем с огнем не сыщешь. Легальный салон красоты — проверяйте, граждане полиционеры…
        К семи часам вечера он выехал на Восточное шоссе, протащился мимо стационарного поста ГИБДД, боец на котором посчитал ниже своего достоинства его останавливать. Через пять минут свернул с плохой асфальтовой дороги на хорошую грунтовую, съехал за березняком в долину. Разноцветные корпуса таунхаусов прятались за светлыми перелесками. Вилась безымянная речушка. Дорога упиралась в шлагбаум, за которым прогуливался «общественник» в светоотражающем жилете. Он настороженно смотрел на приближающуюся «классику». Алексей подъехал к шлагбауму, нетерпеливо просигналил. Опустив окно, соорудил раздраженное лицо. «Общественник» приблизился. Своих он знал, это явно был чужак. А лазить по кустам в этот вечер у Алексея решительно не было настроя.
        — Открывай!  — показал он свою красную корочку.  — Нужны неприятности? Расследуется дело в отношении крупного хищения на складах Министерства обороны. Открывай, я по делу в четвертый корпус.
        Главное, изобразить нетерпение, раздражение и говорить непонятные, но серьезные слова. И ведь не обманул же — постоянно компетентные органы расследуют крупные хищения на складах МО! Поколебавшись, страж пожал плечами и поднял шлагбаум. Проблем, по сути, никаких. Он же не вооруженного грабителя пропускает! Сзади подъехал мрачновато-помпезный джип и принялся нетерпеливо сигналить. Алексей высунулся в окно, сделал разъяренное лицо: терпи, толстопуз, а то и до тебя доберусь! Опустил рычаг стояночного тормоза, выжал сцепление…
        Через пять минут он стоял на обочине за вполне цивильными мусорными баками. В принципе, ему было плевать, вызывает он подозрение или нет. Поселок находился через дорогу. Слева — длинные корпуса, где-то в один этаж, где-то в два, даже в три. Дома, словно набранные из разных домиков, оригинальный архитектурный проект. Приличные придомовые территории, скверы, детские площадки с какими-то китами и драконами. В отдалении — отдельный проект за высоким забором, трехэтажный кирпичный домище с узкими окнами-амбразурами, вместо крыши — сферический купол. Декоративные выступы, карнизы, портик, пилястры. И даже что-то вроде мифической горгульи в качестве выступа водосточного желоба. Много пафоса, безвкусицы, стремления совместить несовместимое.
        Обычный дом провинциального коммерсанта, подвизавшегося на ниве наркотрафика. Он с тоской смотрел на обнесенный забором дом — «корпус номер девять» на сухом языке ЖКХ. За оградой лаяли собаки. И зачем он сюда приехал? План не вырисовывался. Проникнуть внутрь не удастся. Камеры наружного наблюдения по периметру, внутри — собаки. На дороге показался знакомый «Субару». Промчался мимо контейнеров, выбрасывая щебень из-под колес, подлетел к воротам. Приближение машины засекли заранее, ворота разъехались, машина исчезла в их чреве. Через пару минут отворилась калитка, выбрался плечистый тип с сигаретой, принялся прохаживаться вдоль забора, посматривая на дорогу. Заметил «Жигули» за мусорными контейнерами, как-то подобрался. Насчет бордовых «Жигулей» инструкции не было — походил немного, расслабился. Потом у него на поясе сработала рация. Он выслушал абонента, исчез в калитке. Распахнулись ворота, снова вылетел «Субару» и, промчавшись по дороге, исчез за перелеском. Глупость какая-то. Что здесь можно сделать одному? Находился ли Жданов в машине, неизвестно — все шесть окон покрывала непроницаемая
тонировка.
        Неудачный заход. Ведь догадывался, что так и будет. Нет, надо было убедиться! Он задумчиво смотрел вслед умчавшейся машине. Выждал для приличия пять минут, завелся, хрустнул рычагом трансмиссии. Проклятые буржуины! Сидят за своими заборами! Да постигнет их всеобщая ненависть и презрение трудящихся!
        В поселке Зеленый Мыс, куда он въехал через четверть часа, тоже ничто не настраивало на оптимизм. Пафосные особняки, коттеджи, целые помещичьи усадьбы — и снова неодолимые заборы, злые собаки, видеокамеры, плечистые парни на службе у сильных мира сего. Дом со шпилем был единственный. Он встал почти напротив, обнаружив пустой парковочный карман, и гипнотизировал забор. Ничего не происходило, даже машины не ездили! Охрана отсиживалась на территории. Злость охватывала. Голова начала работать продуктивно. Главарей банды надо чем-то заинтересовать. Если представить, что это рыба, то надо ее для начала подкормить, заманить, а уж потом забрасывать крючок и ждать, пока клюнет. А если представить, что это змея — то отсечь хвост, среднюю часть, потом голову. При этом обязательно придется чем-то пожертвовать…
        На контакт со Ждановым и Белецким идти было глупо. Есть решение проще. Забросить наживку, создать интригу. Пусть не поверят до конца, но все равно напрягутся, начнется зуд…
        Решение созрело. Сформировался план. Он привлечет фигуру поменьше — Герасимовича. Алексей уже знал, чем будет рисковать. Своим здоровьем и собственным домом. Но требовались подготовительные мероприятия, создать сценический образ, вжиться в роль…
        В половине девятого вечера, когда на землю пала мгла, он припарковал машину во дворе пятиэтажки за квартал до салона «Эвелина» и дальше побрел пешком. Салон закончил работу, но в окнах кое-где горел свет. На парковке стояли машины — еще остались в здании живые люди. И ему повезло — из парадного вышли двое: сутенер Герасимович и Белецкий! Последний уже не психовал, видимо, «фирма» сумела перестроить работу в невыгодных для себя условиях, но что-то выговаривал долговязому типу. Они остановились, не дойдя до парковки. Алексей решил рискнуть — перебрался на правую сторону дороги, подошел поближе. Сосед Виктор Павлович был настоящий Плюшкин — набивал в багажник разный хлам, включая старые тряпки для рыбалки. Для создания «сценического образа» много усилий не потребовалось — страшные джинсы восьмидесятых годов советского образца, затертая жилетка из кожзаменителя, какая-то мятая рубашка, источающая убийственный аромат, кепка на глаза. Он три дня не брился — в общем, выглядел «нормально». Образ завершала легкая хромота на правую ногу и привычка пересчитывать мелочь, извлеченную из кармана. На него не
обращали внимания. Евгений Романович что-то с нажимом говорил, а Герасимович слушал с покорным видом. Из-за капота «Порше» выглядывал плечистый малый с нехваткой образования на узком лбу.
        — Ладно, скоро все закончим, станет легче,  — проворчал Белецкий. (Воронич услышал только это.)  — Все, давай, до завтра. Шмель заберет девок из «Гаваны». Но чтобы в семь утра был как штык.
        Герасимович покосился на хромающего по тротуару человека и тут же забыл про него — эка невидаль. Сообщники разошлись. Белецкий зашагал к «Порше»  — на этот раз он воспользовался услугами водителя, Герасимович засеменил к «Ниссану». Машины выехали одновременно, подались в разные стороны. Алексей добрел до переулка и повернул обратно. Гнаться за Герасимовичем не было смысла. Куда бы он ни поехал, а ночевать будет дома, на улице Лермонтова. Главное, не выходить из образа, за ним могут следить…
        Прошло полчаса. Он сидел в «Жигулях», припаркованных у облезлой «брежневской» панельки, и разглядывал окна на шестом этаже, принадлежащие (он выяснил) девяностой квартире. Жилище небольшое, но, похоже, трехкомнатное. Остекление четырех окон, выстроенных в ряд, было одинаковое. Уже темнело, в окнах загорались огни. Недавно он прогулялся вдоль припаркованных у дома машин. «Ниссан» наличествовал. «Не боится же ничего,  — отметил Алексей,  — собственную машину использует в нуждах борделя. Или наоборот — «служебную» использует в личных целях».
        До утра он из машины не выходил — запасся всем необходимым и поедал глазами окна квартиры. Герасимович в домашних бриджах вышел на балкон покурить. Покурил, бросил «бычок» на клумбу, ушел. Потом долговязый силуэт мелькнул в окне слева — на кухне. Еще один, пониже ростом,  — жена? Интересно, дети есть? Хотя совсем не интересно, бедные крошки, будут к папке в тюрягу на свиданки ездить…
        Погас свет на кухне, в гостиной. Вспыхнул в спальне за плотными шторами, но и там погас. Он посмотрел на часы. Полночь. Спят усталые игрушки… Поколебавшись, набрал номер. Рита отозвалась почти сразу. Голос ее подрагивал от волнения.
        — Господи, Алеша, с тобой все в порядке? Ты не звонишь. И я не имею права тебе звонить без острой нужды, иначе ты обещал меня высечь…
        — Правильно обещал,  — ухмыльнулся Алексей.  — И высеку, если отступишь от инструкций. Я делом занимаюсь, Рита. Пытаюсь добраться до банды — попутно принимаю меры, чтобы банда не добралась до меня.
        — Будь осторожен, Леша, я так нервничаю… Весь вечер психую и злюсь. Ворочаюсь на кровати, пытаюсь уснуть в обнимку с телефоном… Моя жизнь — это американские горки. Ты рядом — все хорошо и спокойно. Тебя нет — все не так, страшно, нервы на пределе…
        — Ладно, девочка, все отлично. Я сегодня не приеду. Выслеживаю клиента…
        — Почему? Я жду…  — Она замолчала, потом тихо добавила:  — Ладно, я все понимаю…
        — Приеду утром, с первыми петухами.  — «И новой охапкой неприятностей»,  — подумал он, но не стал это озвучивать.  — Ну в крайнем случае со вторыми петухами. В общем, звоню сказать, чтобы ты не волновалась. Никто не приходил?
        — Нет, Алеша… Хотя прости, приходил кот. Такой большой, черный, пушистый. Орал под дверью, словно я ему что-то должна. Я не удержалась, открыла дверь, быстро его втащила и заперлась. Покормила, погладила. Сейчас он сидит на коврике под дверью, ждет, что я его выпущу…
        — Не вздумай выпускать. Пришел — так пришел. Еще раз покорми и спать с собою положи. Если что, его зовут Гоша.
        — Ой, а я уже Аттилой назвала. Он на дверь бросался, как на Европу…
        — Нет, его зовут Жора. Переименуй. Все, Рита, кончаем болтать, спи спокойно…
        Он тоже этой ночью спал относительно сносно, выставив будильник в телефоне на пять тридцать. Ему не требовалось много комфорта. Опустил сиденье, соорудив ложе, немного поворочался…
        Проснулся от угрожающего рычания. Подскочил — и отшатнулся: в окно заглядывала свирепая собачья морда, скребла когтями по стеклу! Отличный заменитель физзарядки! Сердце застучало, он моментально проснулся. До сигнала будильника оставалось пять минут. Ранний собачник — местный житель, выгуливающий перед работой пса,  — оттащил за ошейник своего стаффорда. При этом подозрительно поглядывал на ночующего в «Жигулях» мужика. Обошлось без выяснений — человек и собака удалились. Алексей перевел дыхание, начал собираться.
        Герасимович вышел из подъезда в шесть часов четырнадцать минут — деловой, целеустремленный. На плече болталась кожаная сумочка. Видать, с бутербродами, жена наделала. Алексей сидел на лавочке рядом с подъездом, пересчитывал мелочь, которой набрался полный карман.
        — Оба-на, доброе утро, ну наконец-то!  — бодро воскликнул он.  — А я уж заждался тебя, братан!
        Герасимович резко повернул голову (тоже нервы ни к черту), смерил ястребиным глазом развалившегося на лавочке мужика. Полубомж какой-то. Неряшливый, мятый, небритый, в засаленной кепке. По губам блуждала глумливая, хотя и настороженная ухмылка. Сутенер расслабился — вроде не полиция. И, нахмурившись, прошел мимо.
        — Эй, братан, я же с тобой разговариваю!  — обиженно воскликнул Алексей.  — Не с урной, блин!
        Герасимович остановился — в колючих глазах поблескивало раздражение — и начал медленно подходить. В воздухе тревожно запахло ударом в зубы.
        — Эй, ты чего, бить собрался?  — максимально дружелюбно улыбнулся Алексей.  — Так смотри, я тебя тоже так отоварю, что мало не покажется!
        — Мужик, тебе чего, денег надо? Ты что за хрен с горы? И чего тут развалился на нашей лавке?  — кусая губы, спросил Герасимович.
        — А что, дети могут увидеть?  — хохотнул Алексей.  — Ну да, братан, денег надо. Сто тысяч, много не попрошу…  — и сделал протестующий жест, обнаружив зависший над головой кулак.  — Да подожди ты, чего в бутылку лезешь! Я же с миром, в натуре… Садись, побазлаем…
        — Говори, чего надо, некогда мне,  — процедил Герасимович. Пытливые глазки сканировали незнакомца, не находя ничего опасного, но что-то было не так. Он поморщился — запашок от незнакомца исходил тот еще.
        — Ну, не хочешь садиться, и ладно…  — миролюбиво забормотал Алексей.  — В общем, такой кунштюк, брателло. Я не знаю, как тебя зовут, да мне без разницы, ты не знаешь, кто я такой, вообще славно…
        — Слушай, ты мне уже порядком надоел,  — покачал головой Герасимович.
        — Да и я от тебя не в восторге,  — признался Алексей.  — Недружественный ты какой-то, приличных людей не уважаешь. Я тут эта…  — Он усердно изображал из себя простоватого недотепу, решившего поиграть в сыщика.  — В общем, в Затеше шабашу, коровник с приятелем строим одному кулаку, там же хату снимаю… Ну, Затеша — ты должен знать, деревня такая, ваши фраера туда приезжали…
        Герасимович нахмурился, немного побледнел. Слово «Затеша» он знал, «зачищали» деревню пацаны.
        — В общем, такое дело… Мы там в магазине водкой затариваемся, видел, как ваши парняги плакатик вешали. Телочка на плакате, ничего такая, правда, худющая… Пропала типа…  — Алексей вновь изобразил глумливую улыбочку.  — Мне плевать, кто такая и чего она вам сделала. Вроде полиция ищет, если верить написанному. Но вешали-то не менты. У меня, братишка, глаз наметанный, сидевших за версту вижу, недаром сам «пятерочку» под Нарымом мотал… но я в завязке, хватит, нагулялся, больше никакого криминала…  — решительно мотнул он головой.
        — Говори, чего хочешь, что знаешь?  — напрягся Герасимович.
        — Да все знаю,  — хохотнул Алексей.  — Ну, может, не все, но, хм… Знаю я, где прячется эта телочка. Истинный крест, знаю…  — Он бегло перекрестился.
        — Где она?  — подался вперед Герасимович.
        — Так я тебе и сказал,  — рассмеялся Алексей,  — держи карман шире! Но точно говорю, это она, сам видел бабу, вот этими глазами. При ней еще сумка — дурацкая такая, то ли рыжая, то ли малиновая…
        — Ты долго будешь ходить вокруг да около?  — взорвался Герасимович.
        — А ну, ша!  — визгливо дернулся Алексей.  — Ты, малый, сам не рыпайся на меня, не на того напал, понял? В общем, такая штука. Вы там пятьдесят «косых» в объяве предлагали, маловато как-то. Вам же нужна эта телка? Короче, подвозите мне в Затешу «сотку»  — я в двадцать третьем доме у бабки комнату снимаю,  — и я вам сдаю бабу. Только не сегодня, сегодня у меня в Мирославле дела, гощу тут у одного кореша, вместе чалились на «киче»… Завтра подкатывайте, или когда вам там удобно, да только буром в хату не лезьте, а то бабулю испугаете. Нежненько так в калитку постучите, ага… Наш товар — ваши деньги, как говорится. И учти, брателло, без обмана, у меня глаз на вас, жуликов, остер. Будете мухлевать, сразу вычислю. Сто «штук»  — и баба ваша. Нормальный расклад?
        Похоже, у Герасимовича дух захватило от обрушившегося на него счастья. Но он старательно не подавал вида, продолжал супить брови. Что-то смущало его, сбивало с толку.
        — А ты как меня нашел, ловкач?  — процедил он сквозь зубы.
        — В смысле?  — удивился Алексей.  — А чего тебя искать? Сам нашелся. А, ты об этом…  — Он сделал вид, что сообразил.  — Да повезло мне просто. И вам, гы-гы, считай, со мной повезло… Я же помню, на какой тачке ваши парняги были в Затеше. И номер запомнил, я же не кретин, у меня память знаешь какая. Бабу-то я сразу вычислил — не местная, ведет себя странно, прячется ото всех, а уж потом ее физию с плаката срисовал ну и прикинул хрен к носу…
        — Что же сразу не позвонил по указанному телефону?  — прищурился Герасимович.  — Пятьдесят тысяч тоже деньги.
        — Так я и поехал к корешу в Мирославль посоветоваться. Тот на Первомайской улице живет — ну, в самом начале… Тут за водкой топаю, гроши пересчитываю — глянь, та самая тачка со двора выезжает! И салон красоты какой-то… Пока глазами лупал, тачка и ушла…
        — Так и зашел бы со двора, предложил свои услуги.
        — Э, нет…  — Алексей скорчил хитрую гримасу.  — Там бы выбили из меня, где баба, а денег бы хрен заплатили. Знаю ваши штучки. Да и мало полтинника-то. Вот и подумал, что надо встретиться с кем-то из вашей кодлы на нейтральной земле. Ты же не шумнешь сейчас своим «быкам»? А и прибегут — меня и след простынет! Вот и шатался вчера вечером, искал, с кем можно погундеть. Тех фраеров на джипе не было, зато ты с каким-то прилизанным «бычеганом» стоял у салона красоты. Оттуда вы вышли, на парковке стояли, трепались. Хотел к вам подойти, да как-то очко заиграло, там еще «бычье» ваше было… За «бычеганом» ехать? Он напыщенный какой-то, с охраной. А ты вроде парень попроще… В общем, побежал к машине, да за тобой. Всю ночь тут торчал под твоей хатой, цени… Да ты вспомни, я же мимо вас вчера прошел…
        — Ты что, на машине?
        — А чего же я, пешком должен ходить?  — удивился Алексей.  — Ты уж совсем меня за бомжа не держи. Нормальная тачка, «жигуль-четверка», вон за углом стоит… У бабки дед скончался пару лет назад, осталось старье, стоит без пользы в гараже… Короче, все, брателло, я все сказал. Гоните «бабки», как говорится. А не пригоните, ментам позвоню, пусть они эту бабу прибирают. Здоровья и хорошего настроения, как говорится.
        Он встал, сунул руки в карманы и, насвистывая, поволокся по отмостке вдоль дома. Свернул за угол. Не удержался от соблазна — обежал вокруг кустарника, высунулся. Герасимович подошел к своей машине, задумчиво теребил открывшуюся дверь. Задумчиво сел, задумчиво завелся. Набирая скорость, «Ниссан» устремился к выезду со двора. Алексей быстрым шагом направился к машине. Ну все, дело сделано, посеял семена надежды и сомнений!
        Глава восьмая
        — Леха, ты ведешь себя, как ребенок!  — возмутился Виктор Павлович, когда Воронич закончил изложение своего видения проблемы.  — Ты кто? Рэмбо? Бэтмен, мать твою за ногу? Еще и адрес свой сообщил, вообще башкой не думаешь! Так они и привалят всей толпой, деревню обложат, и даже хрен ментам позвонишь!
        Остальные подавленно молчали. В комнате было душновато. Закрытые окна, наглухо задернутые шторы. Дверь в спальню была открыта, «пожарный выход» приготовлен, но окно в палисадник пока не открывали. Алексей с насупленным видом вышагивал по комнате. Виктор Павлович и Борька Черкасов сидели за столом. Маслов разорялся, Борька перебирал продукты из городского супермаркета, которые Алексей высыпал из пакета. В углу в старом кресле, поджав под себя ноги, сидела «виновница торжества» с растерянной мордашкой, смотрела в пол. Еще был кот — большой и черный, он лежал, свернувшись в клубок, на подоконнике и молча разглядывал всех участников совещания.
        — Палыч, не горячись, чего ты жужжишь, как слепень?  — пробормотал Черкасов.  — Леха — парень серьезный, с опытом. Если что-то замыслил, то наверняка все обдумал. Что это?  — повертел он упаковку и осторожно постучал ею по столу.
        — Бесплатный сыр,  — буркнул Алексей.
        — Да хрен-то он продумал,  — брюзжал сосед.  — Опять на русский авось надеемся, ждем, что кривая вывезет. Готов поспорить, нет у него никакого плана.
        — Отчего же, есть,  — пожал плечами Алексей.  — Но, честно говоря, сырой, мне он пока не нравится.
        — Вот, я же говорил!  — радостно вскричал Маслов.  — Всех решил погубить! Себя, нас с тобой, Борька, девчонку!
        — Блин, Леха, что за сыр?  — Черкасов снова постучал им по столу.  — Из твоего сыра взрывчатку можно делать.
        — Это швейцарский,  — буркнул Алексей.
        — И что?
        — Ой, да ладно, положи на место…
        — Конечно, поговорить больше не о чем,  — съязвил сосед.  — Леха, ты вообще своей «тыквой» не думаешь. Их больше, у них наверняка стволы, а у нас даже берданки охотничьей нет!
        — Как нет?  — не понял Черкасов, оставляя в покое пищевое изделие твердых сортов.
        — Ну, есть ржавая,  — смутился Виктор Павлович.  — В кладовке лежит, не доставал ее сто лет. Из нее вообще нельзя по людям стрелять…
        — Никто и не собирается стрелять по людям,  — поморщился Алексей,  — Согласен, мужики, решил сыграть ва-банк, авось прокатит. Хочу быстрее закончить это дело и по-человечески жить. Не буду кривить душой — я намеренно подставил себя под огонь, но вы тут ни при чем, включая Жорку.  — Он с усмешкой посмотрел на взгрустнувшего кота.  — Я назвал свой адрес в Затеше, пусть приходят в гости. Разумеется, вызвонят нужного человечка, тот глянет по базе, кто живет по указанному адресу. Не думаю, что это сделают в течение часа, нужно время. Тут нет никакой бабки. Получат информацию о семье Вороничей, из которой в живых остался только сын — офицер, вернувшийся из армии. Может, найдут мою фотографию, сравнят с бродягой, который доставал Герасимовича и якобы снимает комнату у бабки. Найдут пару схожих моментов… Возможно, получат справку от ГАИ о наличии серого «Спринтера». Тогда совсем интересно. Но в связях с полицией не заподозрят — думаю, смогут выяснить, чем сейчас занимается полиция. Да, будут подозревать, настороженно относиться к моей персоне, но в одно они уверуют точно — Я ЗНАЮ, ГДЕ НАХОДИТСЯ РИТА. Это
для них самое главное. А значит, не устоят от соблазна и обязательно навестят Затешу. Но, думаю, не сегодня. Мы, конечно, подстрахуемся, но сегодня нас минет чаша сия. Будут долго колебаться, вытягивать информацию, планировать акцию. Да и кто делает темные дела в светлое время суток? Не забываем также, что фактически им нужна не Рита, а сумка, которую она сперла. Вернее, содержимое сумки.
        — Я тоже им нужна,  — вздохнула Рита.  — Им надо меня убить.
        — Да, разумеется,  — согласился Алексей,  — иначе ты разболтаешь всему миру, что есть салон красоты «Эвелина»… Мой план достаточно прост. Риту увезти в безопасное место. Причем немедленно. Посадить в машину, чем-нибудь укрыть и увезти. Скажем, к деду Поликарпу.
        — Ах, как дед обрадуется!  — всплеснул руками Борька.  — Ну, компаньон же, ептыть… Ладно, поговорю с дедом, он не болтун.
        — Потом они приезжают, я их встречаю. Дальше по обстановке. Начинаем с малой рыбы, движемся к большой…
        — А мы?  — растерялся Борька.
        — Вас не подставляю.
        — Так не пойдет,  — решительно замотал головой Черкасов.  — Не брошу я тебя на съедение. Фигня какая-то…
        — А я что, тоже буду в подвале отсиживаться и слушать, как вы тут воюете?  — возмутился Виктор Павлович.  — Эх, молодежь, доводите старика до греха…
        — Спасибо, мужики,  — улыбнулся Воронич.  — Знал, что не сбежите. Просто поможете, а в бой сам пойду.
        — Подожди,  — задумался Черкасов,  — они приезжают, ты их встречаешь… А если не приезжают? Или приезжают в то время, когда не ждешь? Как собираешься отслеживать их перемещения?
        — С этим справлюсь.  — Алексей извлек телефон, поискал нужный номер, вызвал абонента. Последний отозвался довольно быстро, и голос звучал удивленно.  — Приветствую, Николай!  — Губы непроизвольно расползлись в улыбку.
        — Кто это?.. Мужик, ты, что ли?  — Пацан с улицы Танкистов был безмерно удивлен.  — А ты че это? Работу, что ли, хреново сделали? Учти, мы деньги назад не возвращаем…
        — Расслабься, Колян, все отлично. Помогли, все работает. Как жизнь молодая?
        — Ну, лады тогда…  — облегченно вздохнул Николай.  — Соскучился, мужик? Слушай, у нас тут «рамсы» с фраерами с Затона, влезли в наши дела, Козыря отмутузили… Может, подскочишь, объяснишь этим соплякам, кто на районе «мазу» держит? А мы тебя зауважаем тогда сильно…
        — Рад бы, Колян, да тоже по уши в истории. У вас «рамсы», чреватые подбитым глазом, а у нас — конкретно трупаками…
        Рита, сидящая в кресле, сделала большие глаза. Остальные тоже как-то нервно задвигались.
        — Да ты чё, мужик, уважаю, нелегко там тебе…  — с какой-то толикой зависти протянул отрок.  — Ну, давай, выпутывайся… А че звонишь-то?
        — Еще деньжат срубить хочешь? Работа не напряжная.
        — А кто же не хочет?  — оживился пацан.
        — Тогда слушай и запоминай. Пятерка, больше не дам. Работа — плевая. Сижу в Затеше, не сегодня завтра жду гостей. Гости, сам понимаешь… Когда прибудут — неизвестно. Их тачки вы видели, не думаю, что будут использовать другие. И инструктировать их будут в «Эвелине», оттуда и поедут. Сможешь сообщить, что выехали? Состав группы, марка транспорта, все такое. Желательно прослушать разговоры, что едут именно туда — ну, это по возможности. Чуток сопроводить, не бросаясь в глаза, убедиться, что выехали на шоссе к Монино. Подозреваю, это будет ночью, но не уверен. Справишься, Колян?
        — Ладно, мужик, не парься, все сделаем. Нам бы до вечера разборы закончить… Ладно, пошлю пацанов к борделю. Ты у нас теперь типа постоянный клиент,  — хихикнул пацан.  — Так и быть, предоставим скидку и отсрочку по платежу. Хватит двух суток?
        Алексей выключил телефон и обозрел присутствующих.
        — Эксплуатация детского труда,  — вздохнул Маслов.  — Бедные детишки!
        — Пусть поработают,  — крякнул Черкасов,  — нечего бездельничать все лето. Ментов собираешься привлекать, Леха?
        — Собираюсь,  — кивнул Алексей.  — И не только ментов. Но пока об этом рано… Рита, нужно собираться.  — Он сочувственно взглянул на девушку. Та побледнела.  — Уж извини, но в этом доме, пока все не решится, ты больше не останешься.
        В кабинете директора салона «Эвелина» тоже было душно и темно. Несколько минут назад он задернул шторы — терпеть не мог солнечного света, отвлекающего от работы. Евгений Романович Белецкий сидел за рабочим столом в окружении рекламных образцов духов, шампуней, каких-то хитрых бабских примочек, мазей, кремов. Стопка договоров на столе, органайзер. Все надоело до свинца в висок! Формально он уже четыре недели находился в отпуске, который планировал провести в Европе. И что? Уж отпуск кончился, а отдыха все нет! Каждый день он должен находиться на рабочем месте. Последние события и вовсе измотали до крайности.
        Он открыл глаза, уставился тяжелым взглядом на сидящего напротив Герасимовича. Минуту назад помощник закончил свой рассказ. Теперь директор его обдумывал. Чушь какая-то на палочке!
        — Этот парень «косит» под опустившегося типа, Евгений Романович,  — вкрадчиво добавил помощник.  — Возможно, реально опустившийся, пока не понятно. Небритый, хреново пахнет, ездит на какой-то колымаге… Но если он реально обитает в Затеше, где наши люди вешали листок о пропаже Игнатовой, то и видеть ее он мог только в Затеше… Мутный крендель, непонятно, кто такой, но, похоже, он реально знает, где Игнатова. Дал адрес, но это для встречи с ним. Будет полным идиотом, если Игнатова окажется в том же доме. А полным идиотом он не выглядит.
        — Это точно,  — усмехнулся Белецкий.  — Вычислил «Эвелину», вычислил тебя, выходящего из дома… Считаешь, это подозрительно?
        — Объяснения вроде нормальные, Евгений Романович, но есть какое-то сомнение, не дает покоя…
        — Думаешь, засада?
        — Засаду могут устроить только менты… Я пробил дом в Затеше. Он пустует. Старики, там жившие, умерли, их сын то ли служит в армии офицером, то ли сидит, точная информация о нем отсутствует.
        — Не устарела твоя инфа? Точно служит? Может, вернулся? Хотя какое отношение он может иметь к Игнатовой?
        — Никакого. Трудно предположить, что она в Затеше кого-то знает. Но кто-то ее скрывает, это факт. Грамотно скрывает — давно бы просочилась информация, если бы попалась людям на глаза. Кое-что еще настораживает, Евгений Романович. За семьей числится серый «Спринтер» девяносто шестого года выпуска. Это ни о чем не говорит, таких тачек полно, но все же… Человек на похожей машине следил за вами, обвел вокруг пальца людей Серого…
        — Плевать на это,  — проскрипел Белецкий.  — Пусть это он. Но ты уверен на сто процентов, что он знает, где находится Игнатова?
        — Да, уверен.
        — Бред какой-то… Говоришь, что только менты могут устроить засаду?  — Белецкий задумался, взял телефон. Потом положил его на место, извлек другой из костюма. С этим аппаратом он чувствовал себя увереннее, звонки по нему не отслеживались. Он пробежался пальцами по клавишам, откашлялся:  — Добрый день, Александр Филиппович, это снова Белецкий. Прошу прощения за беспокойство…
        — Ладно, не извиняйся. Чего тебе еще надо? Вроде все уже сказал, что о тебе думаю. Хочешь опровергнуть?  — Голос собеседника звучал ровно, глуховато, в нем прослушивались раздраженные нотки.
        — Можете сейчас говорить, Александр Филиппович?
        — Только быстро.
        — Возникла недвусмысленная ситуация… Возможно, мы вышли на след того, что украли, и самой воровки…
        — Так работайте, Белецкий!  — повысил голос собеседник.  — Не надо меня посвящать, мне это неинтересно. Просто работайте и добейтесь результата. Ты понимаешь, что в случае неудачи полетят все наши головы…
        — Единственный вопрос, Александр Филиппович. Что у полиции по делу Игнатовой? Есть ли результаты по поиску пропавшей?
        — Нет!
        — Александр Филиппович, это не праздный вопрос…
        — Я сказал — нет. У полиции нет НИКАКИХ результатов по поиску пропавшей. Ни одной улики, ни одной зацепки. И никто им не звонил с заявлением о том, что видел Игнатову. Я лично беседовал несколько часов назад с заместителем начальника УВД подполковником Сусловым. Еще вопросы?
        — Я понял, Александр Филиппович, будем работать.
        Абонент разъединился. Белецкий убрал телефон в пиджак. Он немного приободрился.
        — И слушать ни о чем не хочет?  — осторожно спросил Герасимович.  — А ведь Затеша — не абстрактное понятие для Халилова. Он там эллинг себе на Старице возвел, домик рядом отгрохал о трех этажах…
        — Это к делу не относится,  — отрезал Белецкий.  — У ментов ничего нет.
        — Тогда имеем дело с любителем?  — Герасимович почесал макушку.  — Или это реально забулдыга, которому что-то известно про Игнатову?
        Завибрировал телефон во внутреннем кармане. Белецкий выхватил его, сплюнул, прочитав входящий номер.
        — Беляша?  — раздался хриплый голос Валентина Сергеевича Жданова.  — Ты нашел мой товар? Когда ущерб будешь компенсировать?
        — Ты снова за старое, Валентин?  — Белецкий чуть не взорвался, насилу заставил себя усидеть.  — Чего ты душу из меня тянешь? Ты сам во всем виноват!
        — Вот уж хренушки, извини, дружище…  — запыхтел толстяк. Зримо представлялось, как он багровеет и потеет.  — Все произошло с твоей шлюшкой, в номере, снятом твоими людьми… Это она, падла, украла наш товар — твоя, между прочим, работница… А значит, на всем случившемся только твоя ответственность…
        — Как ты мне надоел, Валентин…  — Белецкий уже ненавидел всеми фибрами души эту гадкую жабу!  — Во-первых, все случилось на нейтральной территории. Во-вторых, какого хрена ты, не избавившись от товара, отправился к проститутке? Терпежа не хватило, кобель хренов? В-третьих, ты как себя с ней вел? Тебя нашли пьяного в стельку, ты же лыка не вязал! Признайся, Валюша, ты пытался ее задушить? Может, она правильно сделала, что тебя отхреначила и свалила? Ты мне еще ответишь за причинение морального ущерба заведению… В общем, пошел ты!..  — Он оборвал связь и чуть не грохнул телефоном о стол.
        — Да успокойтесь вы, Евгений Романович,  — посоветовал Герасимович.  — Сам заварил эту кашу, теперь ищет крайних. Что будем делать?
        — Действовать.  — Белецкий вскинул голову и впился глазами в помощника.  — Только без суеты и глупостей. Бери Серого, еще троих — и зачищай Затешу. Да только не днем. Дождешься ночи — и туда.
        — Я понял,  — кивнул помощник,  — сделаем. Деньги брать?
        — Какие еще деньги?  — поморщился Белецкий.
        — Так это…  — Герасимович усмехнулся:  — Тому «кексу» сто тысяч надо.
        — А пива с луком ему не надо?  — разозлился директор.  — Или дерьма на лопате? Сам решай,  — махнул он рукой.  — С деньгами теперь туго. Можешь показать ему, пусть успокоится. Лучше вернуть, перебьется. Только давай без трупов, Витюша,  — и так проблем полон воз, еще со «жмурами» нянькаться…
        — Эй, мужик,  — прорезался в эфире взволнованный голос юного помощника,  — а ты, в натуре, оказался прав. Говорили эти упыри про Затешу… Черный джипарь «Хайлендер»  — встречай его, в натуре, минут через сорок будут!
        — Выехали?  — встрепенулся Алексей, машинально вскидывая руку с часами. Четверть первого ночи — давно пора.
        — Ага, выехали,  — подтвердил Колян.  — Их пятеро. Долговязый… как его? Герасимович, да? И еще четверо — нехилые такие «шкафы». Один спросил: что, опять в Затешу? А долговязый ответил: все серьезно, мол, братва, держать ухо востро, никакой вольницы. Слушай, а ты уверен, что надо их «пасти» до выезда из города?
        — Не надо,  — отказался от идеи Алексей,  — и так ясно, куда они едут. Отдыхайте, Колян, спасибо.
        — Удачи тебе, мужик… Слушай, ты это… на рожон не лезь, что ли?
        Хорошие ребята. Братва дворовая, хулиганы, но все равно хорошие. Может, перебесятся еще, выйдет толк из кого-нибудь…
        Алексей находился один в пустом доме. Риту, накрыв брезентом, отвезли на «Жигулях» к деду Поликарпу (в подробности не посвящали — дед умилился, сюсюкал, «боевую» молодость вспомнил). Борька Черкасов сидел в кустах за южной околицей — имея инструкции предупредить о подходе банды, и никакой самодеятельности. Виктор Павлович с охотничьей берданкой, заряженной дробью, сидел в теплице на своем участке — специальную табуретку принес. По людям не стрелять, предупредил Алексей, в крайнем случае в воздух. В самом крайнем — по конечностям.
        Алексей оставил в комнате свет, убедился, что занавески плотно прилегают к оконным рамам. В спальне закрыл окно, задернул шторы, но свет оставил. Щелкнул выключателем на веранде — и ее озарил мерклый свет тридцативаттной лампочки. Она освещала только веранду, все остальное пространство погружалось в темень. В центре огорода за разобранным парником находилась бочка, полностью вкопанная в землю. Было две, но вторая проржавела, и он ее выкинул. Алексей пристроил в бочке увесистую чурку, чтобы использовать в качестве ступени, рядом на землю положил деревянную крышку, оснащенную рукояткой. Оружия не было, за исключением огрызка увесистой доски, который он пристроил под левую руку. Доставать из тайника «макаров» и «Винторез» было глупо — он не убийца, а припугнуть можно не только огнестрельным оружием. Время тянулось полумертвой гусеницей. Он устал постоянно смотреть на часы. Десять минут прошло, пятнадцать. Плана не было — поскольку неизвестно, как будет действовать противник. Значит, не стоит заморачиваться. Прогулялся по периметру, подошел к калитке, высунулся на улицу. В деревне было тихо, как на
погосте. За день не проехала ни одна машина. Ночное небо затянули облака. Час назад еще где-то гавкали собаки, мычал скот, а теперь кругом царила тишина. Он вернулся на участок, замкнул калитку на задвижку. Юный помощник выходил на связь полчаса назад. Алексей достал телефон, вызвал Черкасова, Маслова. Никто не спал, ждали. Теперь бы в дело не вмешался его величество СЛУЧАЙ…
        — Леха, кажется, едут…  — прошептал в трубку Черкасов.  — Вижу фары… Вот прошли развилку на Старицу, приближаются к деревне. Сейчас проедут…  — Долгая пауза, в трубке было слышно, как работает мощный трехлитровый двигатель.  — Проехали, Леха… Будут у тебя через пару минут…
        — Я понял, Борька. Больше не звони, отключаюсь. Беги сюда, схоронись у калитки, в драку не лезь. Не забывай, что у них огнестрельное оружие.
        Он тут же позвонил соседу. Тот сидел в теплице, наслаждался ароматами помидорной рассады.
        — Палыч, подберись к ограде между нашими участками, залезь в смородину и не отсвечивай. Стреляешь только в том случае, если меня прижмут…
        — Да не маленький, понимаю,  — проворчал пенсионер.
        Алексей отключил у аппарата звук, вибрацию. Заскользил по тропинке за разобранную теплицу, опустился в бочку, оставив снаружи только голову…
        И наступило ожидание. Он вслушивался. Было тихо. По идее, должны уже подъехать, но он не слышал, чтобы работал двигатель. Не слышал голосов. Приходилось признать, что противник не так прост и тоже способен удивлять. Думай, Диоген, думай… За участком Палыча переулок, выходит на западную околицу. Где-то там оставили машину, идут пешком. Одни направились к дому, видя, что в нем горит свет, другие (или другой) могли пробежать по переулку, подойти к участку с тыла — в районе сортира и бани… Не слышно пока. Выжидают, присматриваются, ждут, что в окнах за шторами кто-то шевельнется. Большое упущение, некому там шевельнуться. Плохо продумал диспозицию бывший майор спецназа — глухая ночь, а в окнах свет горит…
        Нет, что-то треснуло за баней. Там шаткий плетень, и кто-то оперся на него, не предвидя последствий. Алексей осторожно высунул голову. От угла бани кто-то отделился, перебежал за разросшуюся облепиху. За ним еще один. Значит, сзади двое. Он снова всматривался в темноту. Видел очертания калитки, слева от нее кусты, за кустами штакетник, справа от тропинки скособоченный фундамент, тропинка поворачивала за угол к крыльцу и освещенной веранде. Вокруг облезлого плафона носились мотыльки и ночные бабочки. Смутно шевельнулось что-то за калиткой, видимо, нащупывали шпингалет. А он проржавел, его расшатывать надо. Рядом с человеком возник еще один, опустился на корточки. Глухой шлепок, еще один — действительно, зачем греметь металлом, если можно выбить штакетины и пролезть в дырку…
        Алексей не дышал, вытянул шею. Странное неудобство в левом бедре. Он пригнул голову, достал телефон, в котором отключил вибрацию и звук. Не подвело необъяснимое чувство: пришло сообщение от Черкасова: «Леха, один оставался у машины, я его вырубил. Двое лезут с улицы, иду за ними». Молодец Черкасов! Но ведь предупреждал — не лезть! Быстро отстучал короткий ответ: «Сиди». Снова начал привставать на подрагивающих ногах. А по дорожке к дому со стороны бани уже крался человек. Мелькнула мысль: а ведь сейчас он четко напротив Палыча. Можно разрядить в башку порцию дроби — и кирдык котенку, гадить не будет…
        В противоположном конце тоже шевельнулись два силуэта. Парочка проникла на участок в районе калитки, гусиным шагом кралась вдоль фундамента. Один свернул к веранде, второй затаился на углу. Почему они так сложно? Сработало чутье, что их пытаются облапошить? Алексей повернул голову направо. Тот, что шел от бани, выдвинулся вперед и сел на корточки. Был еще один — на том же направлении… Так и есть, раздвинулась малина перед баней, выскользнул, пробежал, пригибая голову, по тропинке, присоединился к товарищу. А товарищи на крыльце не бездельничали. Первый разогнул спину, стал бесшумно подниматься на веранду. Взялся за ограждение двумя руками, чтобы прыжком преодолеть последнюю ступень. Что-то треснуло, дикое мяуканье, невнятная тень выскользнула из-под ног, пулей понеслась в западную часть огорода, где росла смородина! Мужчина не удержался, коленом переломил ступень, отвалился, мыча от боли. Неловко поднялся, потирая отбитое колено. Алексей чуть не рассмеялся во весь голос: молодец, котяра, выполнил свою историческую миссию! Временные трудности не поколебали решимости бойцов. Пострадавший сдавленно
ругался, грозил кулаком растаявшему во мраке животному. К нему, разгибая спину, подошел второй, снисходительно похлопал по спине, мол, бывает, не отчаивайся. Они уже не таились, стояли под верандой, разглядывая окно, в котором мерцал свет за занавеской. Второй тихо потешался над товарищем. Последний огрызался. Весельчак был долговязый, рослый — вылитый господин Герасимович. Вторая попытка забраться на веранду. К сожалению, второго кота в хозяйстве не было, а первый сам испугался, так что попытка на этот раз удалась. Злоумышленник на цыпочках подошел к двери, потянул на себя. Дверь была заперта, но гуляла в пазах проема, достаточно рывка, чтобы выломать. На веранду взобрался Герасимович. Две тени стояли, сливались с домом — видимо, гадали, что же странного в окружающем пространстве. Здесь все, черт возьми, странное! Потом блеснул свет — Герасимович вынул телефон. Пауза, недовольное ворчание: «Шалый не отвечает… Уснул он там, что ли?» С Шалым благодаря стараниям Черкасова все было в порядке. У калитки со стороны улицы что-то приподнялось и опустилось. Кому было сказано сидеть!
        Зашевелились двое на дорожке справа от Алексея. Донеслось глухое: «Оставайся здесь, посматривай по сторонам. Тут что-то нечисто», после чего первый заскользил к веранде, а оставшийся наблюдатель — на вид невысокого роста, жилистый — присел на корточки. Теперь на крыльце было трое злоумышленников. Они посовещались — напряженные позы выдавали волнение, им что-то не нравилось. А кто их, собственно, звал? Герасимович посторонился, что-то бросил подчиненному. Тот взялся за дверную ручку, приготовившись дернуть посильнее, расставил ноги. Эх, гранату бы сейчас под порог…
        Идея созрела экспромтом. Алексей вылетел из-за бочки, прихватив огрызок доски. Два бесшумных прыжка вправо — вернее, почти бесшумных: человек, сидящий на дорожке, что-то почувствовал или уловил движение краем глаза. Но поздно, Алексей вылетел, как истребитель из облака, оттягивая доску, словно бейсболист свою биту…
        Два события произошли одновременно, секунда в секунду! Хрустнул замок, вываливаясь из гнезда, резко скрипнула дверь. Доска впечаталась плашмя в загривок боевика! Тот не охнул, не вскрикнул, повалился носом в землю, лишившись чувств. Те трое, разумеется, ничего не услышали. Они по одному просачивались в дом. Алексей оттащил с тропы бесчувственное тело. Не было времени его обыскивать.
        — Палыч, ты здесь?  — прошептал он.
        — Ага, тута я,  — донеслось из-за ограды, разделяющей участки.  — Жестко ты его, Алексей. Не перестарался, нет?
        — Нормально, Палыч. Все продумано и взвешено…
        Алексей на цыпочках побежал по тропинке и скорчился под лестницей на веранду. Проломленная верхняя ступень озарялась светом из дома — входная дверь была раскрыта. Он приготовился взлететь наверх, перебежать веранду, уже подался вперед…
        — Василий, мать твою, кому сказано остаться!  — Что-то вылупилось из проема — кажется, знакомый обладатель «приличного» лица и окладистой бородки. Как славно, что не успел разглядеть его! Тот шагнул навстречу — Алексей бросился через сломанную ступень. Неприятель глухо охнул, он просто не ожидал! Инерция тащила его вперед, Алексей повалился ему под ноги, помогая продолжить движение. Все произошло красиво! Бородач с ужасом почувствовал, как ноги отрываются от пола, мир начинает вращаться. Дыхание перехватило, он даже не успел ничего крикнуть. Для усиления рывка его схватили за шиворот — и бородач, кувыркаясь, вылетел с веранды, пролетел над лестницей и раздавил куст чахнущего крыжовника, от которого все равно не было толку! Он, в принципе, не пострадал, не считая отбитых внутренностей, но это упущение Алексей быстро исправил, набросился на него, ударил кулаком в горло — коротко и ясно. Тут главное не переусердствовать. Бандит подавился слюной и потерял сознание. Алексей снова кинулся в дом и прижался к стене рядом с открытой дверью. Эх, выманить бы их по одному… Из дома доносился шум, треснула
половица. Он прошел короткие сенки и высунул нос. По просторной кухне бродил упитанный бритоголовый субъект. Он угрюмо посмотрел налево, направо, зачем-то толкнул холодильник — и тот протестующе загудел, зашатался на неровном полу. Что-то скрипнуло в дальней комнате — там еще один… Бритый ухмыльнулся, посмотрел на потолок. Потом его взгляд переместился вниз, уперся в крышку подпола, из которой торчало непокорное стальное колечко — вечно приходилось о него спотыкаться! Крышка привлекла внимание. Субъект опустился на корточки. Правильно мыслит товарищ! Он сидел спиной к двери. Алексей на цыпочках перелетел порожек, а в следующий миг уже сидел на полу, расставив ноги, и, прижавшись к спине противника, предплечьем бесцеремонно душил его! Сработал фактор неожиданности — громила тужился, пыхтел, но кислород был надежно перекрыт, его движения слабели, глаза закатывались. В этом деле тоже нельзя перестараться, а то потом не откачаешь. Все происходило медленно, трудно. Алексей молил, чтобы не вышел из комнаты пятый — а то здравствуйте вам, не хотите ли подождать?.. Громила обмяк, повесил буйную головушку.
Алексей быстро окинул взглядом обстановку. Спекся красавчик — валялся с закрытыми глазами, разинув пасть. Пятый (и последний) что-то передвигал в горнице. Скрипнула дверь — вошел в спальню. Алексей подбежал к проему, прижался к стене. Затопали тяжелые ботинки. Разочарованно сопя, господин Герасимович прошел через комнату и вырос во всей красе на кухне. Перешагнул порог… и глаза от изумления полезли на лоб, когда уперлись в тушу сообщника. В руке он держал пистолет — большой, черный, фирмы «Браунинг». Дернулся глаз, когда слева вырос силуэт. Но оружие сместиться не успело — удар ребром ладони по сгибу локтя — и пистолет запрыгал по полу, подался под ножку буфета. Взвизгнув от боли, Герасимович схватился за изувеченную конечность и уставился на Алексея:
        — Это ты, падла… Думаешь, перехитрил? Ну все, конец тебе…
        Дикая боль, порушенное самолюбие, отчаяние, что все пошло прахом,  — он воистину выглядел несчастным человеком. Согнулся в три погибели, сверкал глазами, слюна стекала с губ. Алексей оторвался от стены, подошел, с любопытством заглядывая в глаза.
        — Ну, привет, братан! Приехал, все нормально? Деньги-то привез? Учти, меньше, чем на сто тысяч, я не согласен.  — Он засмеялся. Можно бесконечно и с наслаждением смотреть в глаза обезоруженному врагу.
        — Ты что творишь, сука?  — прохрипел Герасимович. Похоже, он реально сломал руку.
        — ФСБ учения проводит,  — лаконично объяснил Алексей.  — А ты что подумал?
        — Ну, падла, ты допрыгался…  — процедил сквозь зубы Герасимович, с трудом разгибая спину. Взгляд невольно устремился к двери на веранду, что-то заблестело в глазах.
        — Не жди, что помогут,  — улыбаясь, сообщил Алексей,  — Нет никого. Кончилась твоя поддержка. И светит тебе, господин Герасимович, долгий и муторный срок.
        — Паскуда!!!  — взревел сутенер.  — Убью!!!  — и бросился на штурм, растопырив пальцы здоровой руки.
        Хватило хука справа, а потом еще добавил — снизу в подбородок. Глаза у сутенера сбились в кучку, завертелись, как сбежавшие с орбит планеты, ноги подкосились, и он повалился с таким грохотом, словно повалился сервант…
        Для начала неплохо… Алексей прислонился к стене, перевел дыхание. Устал он чего-то. Обленились на «гражданке», товарищ майор, устаете раньше, чем начинаете работать. Он сделал несколько упражнений на вдох-выдох, зашагал к выходу, высунулся на веранду.
        — Эй, народ, все сюда… Палыч, Борька, вы здесь?
        — Ага, в первых рядах зрительного зала…  — кряхтя, возник из-за угла Черкасов. Он, как бурлак на Волге, тащил за ноги еще одно бесчувственное тело. Пострадавший возвращался к жизни, жалобно стонал.  — Что-то мне подсказывает, что нельзя оставлять это у машины, правильно, Леха? Пусть с нами побудет, так спокойнее…
        — Правильно,  — удивился Алексей,  — резонно мыслишь, напарник. Давайте их всех на веранду, мужики.  — Он покосился на подходящего Маслова. Виктор Павлович держал берданку — хорошо хоть стволом вверх.  — Отсюда они никуда не разбегутся, сегодня тепло, мухи не кусают.
        — Ох, поработал ты, Леха, ох, поработал…  — сокрушался Виктор Павлович, заглядывая в дом.  — Наломали дров и костей. И ты, Борька, ничем не лучше…
        — Ну уж нетушки, я категорически отрицаю свою причастность, меня тут не было,  — нервно хихикнул Борис.
        Водителя совместными усилиями заволокли на веранду. Пришлось отодвинуть стол к дальней загородке, чтобы освободить место. Пособник Герасимовича был смертельно бледен, пытался что-то сказать. Пришлось уговорить его обойтись без лишних слов (парой точных ударов), и парня бросили на пол. Потом подняли бородатого — без церемоний, тащили за ноги, голова стучала по ступеням и застревала в разбитых половицах. Передохнули, выкурив по сигарете, потом приволокли из дома еще двоих. Все компанию укладывали в ряд, как мертвецов. Но все были живы. То один, то другой периодически начинал стонать, приходилось «убаюкивать», чтобы не портили такую томную ночь. Вся банда была при оружии. Впрочем, боевой пистолет носил только Герасимович (Алексей извлек его из-под буфета, сунул в дальний карман ветровки), остальные довольствовались травматикой, хотя и достаточно пробивной мощи.
        — Вроде пятеро было…  — выдохнул Черкасов, утирая ладонью пот со лба.
        — Один еще там,  — буркнул Алексей, кивая на тропинку в глубь огорода.  — Вы пока вяжите этих, кладите оружие отдельно, телефоны отдельно, а я последнего доставлю…
        С этим последним бандитом намечались проблемы! Вроде и ударил от души, а очнулся, сволочь! Здоровым оказался, хотя и тщедушным на вид. Он поднялся, тряся головой, а увидев Алексея, задергался, словно припадочный.
        — Стоять!  — ахнул Воронич. Халтурщик, майор! Не провел контроль качества!
        Как из стартового пистолета выстрелили! Бандит сорвался с места, помчался по тропе. Алексей кинулся за ним. Если уйдет — проблемы покатятся снежным комом! Бандит ударился плечом об угол сарая, вскричал от боли, бросился к баньке, намереваясь обогнуть ее и уйти в бурьян. Движения были неуверенные, ноги заплетались. Алексей догнал его в несколько прыжков, провел подсечку, толкнул в плечо. Последнее движение было лишним — дезориентированный бандит ушел в штопор, завертелся и вонзился в хлипкую дверь стоящего сбоку сортира — дверь открывалась внутрь, что было странно, но все вопросы к покойному отцу. Сортир был откровенно аварийным — удивительно, что до сих пор пол не провалился… Но только не сегодня! Бедняга влетел в него, словно выпущенный из пушки, треснулся о стену, отлетел и с грохотом и ревом провалился в выгребную яму! Задрожали, заходили ходуном стенки сортира, но устояли. Из ямы донесся тоскливый вой, что-то там возилось, кряхтело…
        Пока Алексей задумчиво смотрел на «падающий» туалет, подбежали возбужденные товарищи, встали рядом.
        — Что случилось, Леха?
        — Беда, мужики…  — пробормотал Алексей.  — У меня больше нет сортира…
        — Хреново,  — икнул Борька.
        — Да ладно, не расстраивайся,  — похлопал его по плечу Виктор Павлович,  — первое время будешь ко мне ходить…
        — А потом мы новый построим,  — всхлипнул Черкасов, вытирая слезящиеся глаза.  — Не переживай, Леха, лучше старого построим — большой и светлый…
        Окрестности вновь огласились тоскливым воем из выгребной ямы, и Борька, не выдержав, зашелся в смехе. Виктор Павлович посмотрел на него, потом на подрагивающее «заведение», вытер набежавшую слезу и тоже захохотал.
        — Вам смешно,  — пробормотал Алексей, с опаской подходя к распахнутой двери,  — а мне все заново строить — большое и светлое… Эй, приятель!  — позвал он.  — Да, да, ты, в яме! Слушай, ты лучше не шевелись, а то весь этот «скворечник» на голову упадет, будем тогда спасателей вызывать…  — И тоже в изнеможении опустился на колени, стал всхлипывать…
        Впрочем, позднее стало не до смеха. «Утопающему» бросили веревку, он вцепился в нее, вытащили. Виктор Павлович держал его на прицеле берданки, и все трое недоумевали: что делать с этим чудом? Злоумышленник выглядел жалко, трясся, от него исходила пронзительная вонь. Бедолагу заставили опуститься на колени и вытянуть назад сведенные в запястьях руки. Борька крепко связал его, после чего «мумию» протащили по дорожке и бросили так, чтобы можно было видеть ее с крыльца.
        Дико уставшие, сели за стол на веранде и вытянули ноги.
        — С вами, мужики, как на картошке, напахаешься…  — отдувался Маслов.  — Ну, надо же такое учудить… И что теперь делать будем?
        — Выпить надо,  — сообразил Борька и отправился на кухню. Вернулся через минуту, обнимая початую банку огурцов, презентованных Масловым, а в другой руке держа бутылку водки и три стакана.
        Никто не отказался. Разлили, выпили, забыв чокнуться, хрустнули огурчиками.
        — Хорошо сидим,  — проговорил Черкасов.  — Ну, давайте, мужики, хлопнем по второй…
        Выпили, меланхолично уставились на выложенные в ряд четыре тела. Лежали хорошо так, по-армейски, чуть не по ранжиру. Трое были вырублены, еще не очнулись. Толстый бугай с бритым черепом приходил в себя, пыхтел, наливался кровью и пытался приподнять голову.
        — Падлы, вы — покойники…  — насилу выдавил он и разразился такой густой матерщиной, что хоть записывай.
        — Боже, мы все умрем…  — вздрогнул Черкасов.
        — Борька, уйми этого поросенка,  — недовольно бросил Алексей.
        — А что я-то?  — возмутился Борис.
        Действительно, кто тут главный исполнитель приговоров? Алексей неохотно вылез из-за стола, опустился на колени рядом с поверженным и обратился к нему со словами:
        — Так, ша! У тебя есть шанс, худенький ты наш. Замолкаешь — и остаешься в сознании, продолжаешь радоваться прекрасным мгновениям жизни.
        В последующие «прекрасные» мгновения он узнал о себе много нового и настолько разозлился, что снова мощным ударом отправил грубияна в нокаут.
        Вдруг за его спиной раздался женский возглас. Алексей вздрогнул, вскинул голову. Вечеринка, кажется, продолжалась. Под верандой стояла Варвара в коротком сарафане, прижав руки к груди, глаза ее округлились от ужаса. Она хотела что-то сказать, но не могла вымолвить ни слова. Алексей раздраженно цокнул, спрятал за спину кулак, который только что использовал по назначению. Вот что за баба такая? Ясно было сказано: мы с тобой только друзья, Варвара, а к друзьям по ночам не ходят! И все равно как-то неловко. Он поднялся, стал переминаться с ноги на ногу. Товарищи тоже засмущались, забыли поздороваться с односельчанкой.
        — Варвара, ты зачем пришла?  — строго спросил Алексей.
        — Стреляли?  — очнувшись, сострил Черкасов.
        — Да проснись,  — возразил Виктор Павлович,  — никто не стрелял.
        — Так, это самое…  — Варвара сглотнула.  — Гуляла… Вижу, свет горит… А что это вы тут делаете?
        — ФСБ проводит учения,  — буркнул Алексей,  — то есть спецоперацию… То есть… Тьфу! Варвара, иди домой, пока тебя не привлекли,  — рассердился он.  — Живо в постель — и спать! И чтобы никому ни звука, а то затаскают. Поняла?
        — Ага, ага…  — Она кивала, как болванчик, стала пятиться, исчезла за углом. Через пару мгновений хлопнула калитка, было слышно, как она бежит по улице.
        — Ну и дела…  — Виктор Павлович вышел из ступора, почесал переносицу.  — Слышь, Леха, а что это было, а?
        — Варвара, итить ее, Брандберг,  — пояснил Черкасов.
        — Нет, я понял… Ни хрена себе! Ну, ты даешь, Леха, не ожидал… У тебя эти самые… искания, что ли? В трех соснах заблудился?
        — В двух,  — поправил Борька.
        — Так, хватит!  — раздраженно отмахнулся Алексей.  — Нашли тему. О полезных вещах надо думать…
        Тут вдруг зазвонил телефон из кучки конфискованных аппаратов. Он нагнулся — музицировал дорогой смартфон в кожаном чехле, высвечивался только номер. Неясное чувство подсказывало, что телефон принадлежит Герасимовичу, а звонок поступает из города Мирославля. Алексей задумался, покосился на бесчувственного сутенера. Телефон замолчал. Вот и хорошо, никто из присутствующих не собирается пороть горячку.
        Он достал свой телефон, спустился в сад. Замешкался на время, но позвонил. Абонент отозвался на четвертом гудке, у него был заспанный, хриплый и очень раздраженный голос.
        — Доброй ночи, товарищ полковник,  — вкрадчиво поздоровался Алексей.  — Беспокоит некто Воронич, которого вы недавно спровадили в запас. А вы, Олег Юрьевич, когда мы с вами выпивали на посошок, горячо просили не пропадать и обращаться в любой непростой ситуации.
        В трубке воцарилась жгучая пауза. Полковник Бутаков — командир отдельного батальона бригады спецназа ГРУ Генштаба ВС России, с которым у Алексея по ходу службы складывались вполне доверительные отношения, переваривал сказанное.
        — Да, я помню, Воронич… Но это вовсе не значит, что нужно звонить глубокой ночью, поднимая всю семью полковника…
        — Прошу прощения, Олег Юрьевич. Передавайте привет Анжелике Егоровне, она чудесная женщина и прекрасно готовит расстегаи. Может, выслушаете? Не ваша компетенция, признаю, но, может, что подскажете? Передо мной лежат пятеро бесчувственных лбов, имеющих отношение к организации борделя, работорговле, обороту наркотиков и к парочке убийств. Я абсолютно не знаю, что с этой радостью делать.
        — Какое интригующее начало,  — похвалил полковник.  — Хорошо, Алексей, продолжай. Но только постарайся разумно расходовать отпущенное мне Родиной на сон время.
        Алексей все рассказал и замолчал. Вроде говорить больше нечего. Стыдиться нет причин, преступления не совершал — наоборот, человека из рабства вызволил и хочет избавить город от засилья криминальной нечисти.
        — Хочешь сказать, ты весь белый и пушистый?  — проворчал полковник.  — Ладно, Алексей, не обижайся, знаю, что ты парень нормальный, если влез в историю, то только из лучших побуждений. Дай подумать… В вашем областном центре… генерал-майор Сумин, слышал о таком? Самый главный мент в области — во как. Мы с ним когда-то в Завьяловском вместе росли — поселок такой под Владимиром,  — вместе груши соседские околачивали… Впрочем, это не важно. Должен сохраниться его телефон… Да, продиктуй мне еще раз фамилии этих деятелей, на которых ты грешишь, может, фигурируют в других разработках… Готов, записываю. Халилов — бывший вице-спикер Законодательного собрания, директор банка… Белецкий Евгений Романович… Жданов… Все, Воронич, бывай, перепоручу тебя его заботам. Позднее отзвонись, доложишь. Но только не ночью, очень тебя прошу…
        Алексей в напряжении шатался по огороду, держал телефон наготове. Герасимовичу продолжали звонить — и это крайне нервировало. Распсихуется Белецкий, пошлет в Затешу вторую «ударную» армию, и тогда мужикам не устоять…
        Телефон взорвался через четверть часа! Абонент был незнаком, но очень взволнован:
        — Воронич? Алексей? Здравствуйте, мы с вами незнакомы. Я только что разговаривал с начальником УВД по области генерал-майором Суминым. А ему до этого звонило ваше начальство… Меня зовут Миров Владимир Яковлевич, полковник, передо мной список озвученных вами фамилий. Белецкий, Жданов… эти люди мне ни о чем не говорят, но господину Халилову очень хотелось бы задать несколько вопросов… Он проходил свидетелем по нескольким крупным делам коррупционной направленности, а также связанным с хищением государственной собственности. Был свидетель, у которого имелась информация о связях депутата Халилова с тузами организованной преступности. Но свидетель погиб при очень странных обстоятельствах. Формально Халилов чист. У него легальный бизнес, хорошие адвокаты, высокие покровители… Но наше управление, а также управление Федеральной службы безопасности очень пристально к нему присматриваются. Имелась информация, что он выводит деньги за границу и вскоре сам собирается выехать туда же. Но информация подтверждения не получила. Вы уверены, что Халилов замешан в насильственном удержании людей и торговле
наркотиками?
        — Да, Владимир Яковлевич, уверен. У меня деньги и два килограмма героина, конфискованных у наркоторговцев. Надеюсь, меня не привлекут с этим добром?
        — О чем вы говорите!.. Послушайте, нам не на чем зацепить эту банду. Готов поспорить, в салоне «Эвелина» на данный момент все чисто. Преступники не идиоты, знаете ли. Связь борделя с Халиловым проследить не удастся. Да и что нам этот бордель? У этого парня дела покруче, знаете ли… Вот зачем вы вертели эту самодеятельность? Пришли бы к нам в полицию, нормально бы все обсудили… Вы можете выманить в Затешу кого-нибудь из тузов? А мы обложим деревню, подгоним ОМОН. Надо зацепить их хоть на чем-то, усадить за решетку, а уж потом спокойно вытягивать все ниточки…
        — Я постараюсь, Владимир Яковлевич,  — вздохнул Алексей.  — Но, увы, не уверен, что все и дальше пойдет гладко.
        — Вы справитесь, Алексей,  — заверил его полковник.  — Сделайте все возможное. А мы будем рядом, обещаю вам.
        Он поднялся на веранду. Товарищи выжидающе смотрели на него.
        — Как обычно?  — предположил Черкасов.  — Одна новость плохая, другая хорошая?
        — В самую точку,  — кивнул Алексей.
        — Ни с какой не начинай,  — проворчал Виктор Павлович.  — Делай что надо, а мы поможем. Вот только водка кончилась. А магазины далеко.
        — Можно сбегать, Маню разбудить,  — встрепенулся Борис.  — Она по ночам из-под подушки торгует — двойной тариф, зато удобно.
        — Воды принесите,  — буркнул Алексей.
        Виктор Павлович расстарался, принес целое ведро. Его и вылили на физиономию «спящего» Герасимовича. Тот фыркал, стонал, ругался. Алексей взял телефон, отыскал последний входящий звонок, вызвал абонента, подождал, пока прорежется злобный голос, и приложил трубку к уху Герасимовича:
        — Дерзай, сутенер, твой босс на линии. Поговори с ним. Объясни, что к чему…
        — Евгений Романович!  — взорвался Герасимович.  — Эта падла, сука непуганая… Она нас…
        Выслушивать нелестные эпитеты в свой адрес как-то не хотелось. Алексей убрал трубку от уха сутенера, треснул его по носу, чтобы помолчал и, приложив телефон к своему уху, язвительно-блатным тоном произнес:
        — Ну, салют, братан! Как там тебя — Евгений Романович, да?
        — А ты еще кто такой?  — зашипел Белецкий.  — Где мой человек? А ну, дай его сюда!
        — Ага, щас!  — захохотал Алексей.  — Штаны подтяну! Слушай сюда, недоумок, в натуре! Мы же нормально договорились. Привозите сто «тыров», получаете бабу и свое хозяйство, от которого мне один геморрой. Был я добрый? Был. Теперь злой. Нет твоих «бакланов», все вышли. Вот они, валяются. Попали, короче. Думали, на лоха выскочили? Пожалели сто тысяч «деревянных», собирались даром бабу забрать? Так вот тебе мое новое условие, братан. Наркота, что у тебя в сумке, стоит дорого. Но я не рвач. Ставлю реально исполнимые условия. Привезешь пятьсот тысяч «деревянных»  — получишь свой товар, бабу и недоумков в количестве пяти штук вместе с машиной. Но ты приедешь один — лично. Встанешь на дороге у дома. Подойду с товаром — рассчитаемся. И не дурить, понял? Иначе тачку с твоими корешами — в омут, а продать героин я и сам смогу. А с тебя за него стружку сдерут — до самого спинного мозга, точно? В общем, подъезжаешь медленно, с включенными фарами и светом в салоне. Встаешь, ждешь. И без обмана, я знаю, как ты выглядишь, видел уже… Фу-у…  — Он отключил связь, мысленно перекрестился и вскинул голову:  — Борька, дуй
до неприятельской тачки, убери ее куда-нибудь — хоть в лес… Палыч, а у нас, похоже, снова переноска тяжестей намечается. Нужно убрать весь этот лазарет с глаз долой…
        Спохватился — он же Рите не позвонил! Надо позвонить, успокоить! Сидит там с дедом, не подозревает ничего…
        Глава девятая
        Белецкий швырнул трубку. Он задыхался от бешенства. Ночь в разгаре, а вместо того чтобы спать, он искрит и на дерьмо исходит! Нельзя, чтобы эта сучка Игнатова осталась на свободе! Ей нужно заткнуть рот — любым способом! Нельзя, чтобы этот хрен с горы диктовал свои условия и демонстрировал растущие аппетиты! Кто он такой? Мент? Сотрудник Следственного комитета, ФСБ? Вряд ли, не так они работают. Вчерашний наглый зэк, получивший доступ к чужому секрету и возжелавший нагреть на этом руки? Да, большая доля вероятности, что так и есть. Умный? Не без этого. Видимо, не просто знает, где скрывается Игнатова, а сам ее и прибрал, держит в заложниках. Обнаружил героин и деньги в сумке. Мог бы толкнуть наркоту, по крайней мере попробовать, но не делает этого, понимает, что не его профиль, сгорит. И деньги в пакете не трогает. Знает закон: не трогай деньги наркомафии! Требует пятьсот тысяч — и всего лишь «деревянных»? Так это проблема только Белецкого. Любой босс рангом повыше так и скажет ему в лицо: решайте сами свои проблемы, Евгений Романович. Заплатите вы эти пятьсот тысяч — это всего лишь шестидесятая
часть реальной стоимости клятой сумки!
        Он колебался, кусал губы. Отдать то, что требует этот ушлый зэк, не связываться с ним? Но где гарантия, что все получит обратно, включая Игнатову? В этом деле что-то не сходилось. Как зэку удалось справиться с пятью крепкими мужиками? Действует не один? Дело гораздо серьезнее, чем представляется? Почему он преследовал Евгения Романовича на «Спринтере»  — запугать хотел?
        Директор салона «Эвелина» не был человеком гигантского ума, но умел видеть дальше собственного носа и разными органами чувствовать неприятности. Проблемы подступали к горлу. Несколько раз он уже ловил себя на мысли: беги! Снимай «бабки» и беги. Домик в Португалии ты уже купил, фальшивый паспорт имеешь. Заройся на дно, сиди, не отсвечивай. Не такой ты одиозный криминальный босс, чтобы тебя целенаправленно искала вся полиция мира. Пошумят, забудут. Но, с другой стороны, прошляпит эту сумку, его вздернут свои же — завтра или послезавтра! Кретин Жданов во всем виноват, но как вывернул, подлец,  — словно он вообще не при делах!
        Он должен всех перехитрить, выйти сухим из воды. Прежде всего — уделать анонимного ловкача, которого он уже реально начинал бояться… Сколько у него людей? Пятеро выбыли, ничего, найдется замена. С десяток «быков» добудет. Хватит, чтобы обложить деревню и обломать кайф этому уроду!
        Парни подъехали через пятнадцать минут на резервном «Крузере».
        — Моржова ко мне!  — распорядился по телефону Белецкий.
        — Понял, Евгений Романович,  — отозвался старший группы Коротун.  — Сейчас отправлю.
        Подчиненный возник в кабинете через пару минут. Плотный, с такой же широкой, как у Белецкого, физиономией, прическа такая же. Просматривалось определенное сходство.
        — Ну-ка, встань посреди комнаты, Моржов,  — приказал Белецкий.
        Бывший мастер спорта по боксу, изгнанный за пьянку из клуба, облизнул сухие губы, но подчинился. Белецкий смерил его критическим взглядом. Подошел, встал рядом, уставился в большое зеркало на стене. А что, не такая уж завиральная идея.
        — Слушай сюда, Моржов,  — проворчал он,  — есть возможность отличиться и заслужить мое пожизненное расположение. Выполнишь работу — назначу своим заместителем вместо Герасимовича и Коротуна. Немедленно побрейся. Умник, свистнувший наш товар, окопался в Затеше. Требует, чтобы я подъехал один. Поедешь ты! Дом в конце улицы на северной стороне. Остановишься посреди дороги, фары и свет в салоне должны быть включенными. Ты — это я, уяснил? Он видел меня один или два раза — издали. Думаю, прокатит. Отдашь сумку с деньгами, получишь наш товар. Решит поиграть с нами — люди Коротуна будут рядом. Через десять минут выезжаешь на моем «Порше». Парни Коротуна будут следовать за тобой на отдалении, займут позиции в зоне доступности. Когда появится этот крендель, его сразу нейтрализуют. В крайнем случае будешь до последнего моим двойником. Чтобы справился, Морж!  — повысив голос, сказал под конец Белецкий.
        — Я справлюсь, Евгений Романович…  — Подчиненный волновался. Задание ответственное — это не на шухере стоять, страхуя курьеров и сутенеров.
        — Проваливай! И постоянная связь со мной и Коротуном.
        Моржов торопливо удалился. Белецкий схватился за телефон: надо проинструктировать Коротуна. Мужик опытный, когда-то трудился старшим оперуполномоченным, лелеет кровную обиду на бывших сослуживцев, кандидат в мастера спорта по самбо…
        Он сидел в оцепенении, закрыв глаза. Время третий час ночи, но все равно не уснуть. Слишком велика ответственность, слишком важный товар! Нужно вернуть Халилову все в целости, а уж потом подумывать об исчезновении. Исчезнет — если без претензий, то свои искать не будут. Свято место пусто не бывает. На ментов плевать. Не они распоряжаются людскими судьбами в этом мире. Он должен быть там же — в этой гребаной Затеше! Но тайком, не афишируя своего присутствия. В гараже запасной «Лексус» с полным баком, троих ребят для сопровождения он найдет…
        Телефон разразился заливистой трелью.
        — Что там у тебя происходит, Евгений?  — проворчал с хрипом Жданов.  — Я слышал, ты бучу развел сегодня ночью? Мои клевреты уже доложили. Готовишь новое наступление?
        Белецкий чуть не выругался. Пронюхал, паршивец! И сразу заволновался, очко заиграло! Переживает за товар, который не донес до адресата. Может, тоже собрался поучаствовать в операции?
        — Твое какое дело, Валентин? Ты свой товар профукал, вышел из доверия Александра Филипповича. Так не мешай теперь другим возвращать его.
        — Хреново возвращаешь,  — с сарказмом вымолвил толстяк.  — Думаешь, я не знаю, как твой Герасимович подтерся в Затеше? Отправляешь еще одну партию на убой?
        — Послушай, Валентин, чего ты хочешь?  — Белецкий приложил усилие, чтобы не взорваться.  — Я это начал, я и доведу до конца то, что ты запорол. А Александр Филиппович пусть решает, кто из нас больше виноват. Так что отвали, моя черешня…
        — Собрался в Затешу, Евгений? «Лексус»-то под парами уже… Не удивляйся, я здесь, внизу. Потеснятся твои пареньки, нет?
        И этот ублюдок решил поучаствовать! Видно, сильно прихватило, хочет сам контролировать движение товара, не доверяет партнерам…
        — А не пойти ли тебе по конкретному адресу, Валюша?  — оскалился Белецкий.  — Чего ты лезешь в мою машину, своей нет?
        — Так у тебя охрана солидная,  — не стал кривить душой Жданов.  — Да и куда я со своими? Завалимся вместе, как воинская колонна… Терпи, казак, это, между прочим, пожелание лично Александра Филипповича. Он не спит, он тоже в курсе. Не доверяет тебе, хочет, чтобы я проконтролировал процесс. Кстати, знаешь, где он сейчас находится? Выехал полчаса назад в свой домик на Старицком озере — там у него небольшой эллинг и огородик на полгектара. И что-то мне подсказывает, что он хочет повидаться с нами текущей ночью. Так что не оплошай, Евгений. Это я для того сообщаю, чтобы ты в тонусе себя держал, гм. Слушай, давай, тащи свою задницу. Долго ждать?
        Белецкий отключил телефон и швырнул его в дальний угол. Будь ты проклят, жирный проходимец!
        В три часа ночи, когда небо на востоке уже начало светлеть, внедорожник «Порше» въехал в деревню и взял курс на северную околицу. Он встал в том месте, где и требовалось,  — между крайними домами. Моржов, поколебавшись, включил свет в салоне, открыл окно. Он чувствовал себя неважно, тревожно было. Пот катился по широкому свежевыбритому лицу. «Ленд-Крузер» шел за ним, у парней Коротуна был приказ уйти с дороги в районе южной околицы, дальше передвигаться пешком, окружить объект. Взять проходимца, когда он попрется к машине… Но пальцы продолжали нервно стучать по рулю, такое ощущение, что он один в этой чертовой глуши, совсем один!
        Страх усиливался. Моржов с трудом подавлял в себе желание выпасть из машины и забраться в какой-нибудь укромный уголок. Но постепенно начали проступать за деревьями очертания дома. Двускатная крыша, контуры окон. В доме кто-то был! За шторами — бледное мерцание. Оно подрагивало, колыхалось — словно привидение разгуливало со свечой. Вот свет погас в окне справа, но возник в левом окне — человек перешел в другую комнату. Почему он не идет? Боится чего-то? Правильно боится. Люди Коротуна уже окружали дом. В наушнике, вставленном в ухо, образовалось сухое поскрипывание:
        — Морж, у тебя все в порядке?
        — Да…  — выдавил он.  — Фары горят, свет в салоне включен… Почему эта падла не выходит?.. В доме кто-то есть, бродит по комнатам…
        — Мы видим… Мы уже на позициях…
        — Коротун, что делать? А если он не выйдет?
        — Не твоя забота, Морж. Выйди из машины, открой все двери, пусть убедится, что салон пуст. И сразу на место…
        «Подставной» подчинился. Хоть какое-то занятие. Выбрался наружу, открыл все дверцы и снова вскарабкался за руль, чтобы продолжить бессмысленные «посиделки». Машину окружала темнота, подкрадывалась к ней, обволакивала душным одеялом…
        Коротун, залегший под забором, тоже нервничал. Глупцом он не был, мог поставить себя на место противника. Что-то все же не так. Противник далеко не дурак, судя по его предыдущим деяниям. Может, и верит, что Белецкий приедет лично, но то, что без войска,  — это полная чушь. Значит, понимает, что вокруг дома сжимается опасность. Почему тогда расхаживает, кому держит свечку? Демонстративно не выходит. Заманивает в засаду? Не слишком ли он самонадеян? Ворвутся пятеро громил, и будь ты хоть семи пядей во лбу, проломят, на фиг, твое титаническое умище!
        Текли минуты, а объект все не выходил.
        — Коротун, что там у вас?  — захрипел в эфире Белецкий.
        — Непонятно, Евгений Романович. Из дома не выходит, но он там. Моржа открыто игнорирует, падла…
        — Что твои люди?
        — Все здесь, обложили дом.
        — Так штурмуйте, на хрен!..  — зашипел Белецкий.  — Сколько можно тянуть кота за хвост?
        — Вы уверены, Евгений Романович? Думаете, он такой кретин?
        — Хочешь поговорить на эту тему?  — съязвил Белецкий.  — Проведем слушания по данному вопросу? Бери его, Коротун! Какого хрена ждем? Скоро начнет светать!
        Коротун отдавал лаконичные приказы. Двое — вперед, двое в окна, а лично он… будет в резерве. Группа взяла дом в клещи. Кто-то перебирался через проломленный штакетник, двое подкрадывались со стороны бани. Еще один залез в палисадник, сел на корточки под окном. Сигнал к штурму! Все пошли! Поднялись дружно, кинулись с четырех сторон! Коротун подбежал к калитке, вышиб ее ногой…
        Моржов в салоне «Порше» облегченно выдохнул. Но не долго пришлось наслаждаться одиночеством — слева неожиданно нарисовалась чья-то тень.
        — Шеф, свободен?  — деловито осведомился бодрый мужской голос.
        — Чего?  — вздрогнул Морж.
        И тут же получил короткий, но сильный удар в висок. Дернулась голова, искры брызнули из глаз, кожаный салон завертелся перед глазами. Он пытался сопротивляться, схватить нападающего за руку, но последовал второй удар, третий. Порвалась кожа на виске, закапала кровь. Моржов уронил голову на руль, а в следующий момент Борька Черкасов, специализирующийся этой ночью исключительно по водителям, вытащил его из машины, заломил руки за спину и стянул их петлей заранее приготовленного ремня…
        Остальные этого не видели. Разлетелось стекло, сильная рука вывернула с корнем оконную раму. Мощный удар по входной двери свернул щеколду, дверь распахнулась. В темноту избы ворвались двое, освещая путь фонариками, и влетели через короткие сени на кухню.
        — Стоять! Убьем, сука!  — вопили они.
        Первый споткнулся о натянутую над полом леску и заорал, как ненормальный, когда земля ушла из-под ног. Он грянул вниз, но самое удивительное заключалось в том, что не ударился головой об пол. Голова и руки провалились в распахнутое чрево подпола. Ювелирно точно он, конечно, не вписался, но верхняя часть туловища оказалась в западне. Он как-то извернулся, зацепился руками за обвязку створа. Ноги остались снаружи, упирались пятками в пол, а голова оказалась в подвале. Он орал как бешеный, матерился последними словами.
        Второй успел притормозить, вскинул травматический пистолет. Но сбоку на голову обрушился безжалостный удар. Ноги разъехались, как на льду, и «браток» подавился собственным воплем, треснувшись лбом о колени своего товарища. Еще один возник в разбитом окне с задержкой в несколько секунд — все же нужно время, чтобы вскарабкаться на фундамент, перебраться через подоконник. Он спрыгнул на пол. Но Алексей был уже наготове, держа табуретку за ножку. Секунда — и она полетела в очертившийся силуэт. Бросок был что надо! В зоне поражения оказалась голова, верхняя часть туловища. Бедолагу отбросило обратно к окну, он не успел даже толком проораться…
        Работать приходилось оперативно, на несколько фронтов. Трое временно потеряли трудоспособность, имеется минутка… Но нет, он слышал, как и в спальне разбилось окно, значит, и туда лезет демон. Пока не видно. Еще бы! Спрыгнуть на пол несложно, но пробиться к выходу из спальни через связанные тела «первой партии» во главе с Герасимовичем — дело непростое. Их выложили в ряд — от окна к двери, предварительно нокаутировав очнувшихся и заткнув им рты. Кто-то шел по телам, не самые приятные звуки доносились из спальни. Алексей летел к двери. А когда она распахнулась, и в комнату полезло НЕЧТО, обрубил ему руки, схватил за ворот, вывел из равновесия подсечкой — и швырнул затылком о стену! Какая-то чересчур уж «кровопускательная» сцена… «Браток» сползал по стене, хватая воздух, как рыба, выброшенная из реки, а по старым обоям тянулась затейливая кровавая дорожка. Не останавливаться на достигнутом! Алексей носился по комнате, как Фигаро. Подлетел к тому, который завис над подполом, пнул его по заднему месту. Тот взревел от дикой боли, ноги подогнулись — и полетел в глубокий подвал, из которого Алексей
предусмотрительно удалил лестницу. Он не фашист — набросал внизу каких-то мешков, старых матрасов, которые все равно придется выбросить. Переломаются до смерти — ему же отвечать придется за превышение допустимой самообороны. Под ногами корчился еще один — этот «бык» был здоров, весил не меньше центнера. Он извивался, пыхтел, старался ухватить его за ноги. Как выжить, если наступил на медведя? Тот еще не вышел из дезориентации, двойной удар между глаз лишь усилил ее. Алексей перевернул его на спину — словно бегемота ворочал! Подтащил за шиворот к люку — все, второй пошел! Грузная туша провалилась в дыру с тоскливым воем. Внизу стонали, возились люди. Алексей побежал к тому, которого «отоварил» табуреткой. Тот вцепился ему в грудь и сам стал давить к подполу. Откуда силы? Не выйдет! Будьте взаимовежливы, уступайте места инвалидам! Он рывком развернул его, как партнершу в вальсе, и отшвырнул от себя. Тот снова что-то ломал, жалобно повизгивал. Утрамбовывать в подвал пришлось ногами, но Алексей справился. Третий отправился вдогонку за вторым. В подвале становилось тесно, а в комнате, наоборот,
освобождалось жизненное пространство. С последним проблем не было. Лишь возникло легкое беспокойство — не умертвил ли паршивца? Нет, шевелился, стонал. Запутался в своих ногах, как подлодка в рыбацких сетях. Он что-то бормотал, когда Алексей волок его к люку — перлы из великого-могучего, воззвания к милости, угрозы… К черту! Сам себе выбрал такую профессию! Подлечат в тюремном лазарете! Алексей столкнул его в подвал, захлопнул крышку. Из подземелья доносились матерки, крики боли, к которым он сегодня был глух и нем.
        Но беспокойство не отпускало — четверо всего, маловато будет. Кто-то наверняка остался снаружи, и не такой он идиот, чтобы примкнуть к товарищам. Старший, ты где? Алексей на цыпочках перебежал к двери, прислушался. В сенях и на веранде тихо, в доме тоже никого не слышно. Но обостренное чутье подсказывало, что баталия еще не кончилась. Он прильнул к стене, начал ногой открывать дверь. Тишина. Нет, что-то хрустнуло в саду — веточка под ногой переломилась? Он сжался в пружину. Выскакивать безоружным? Незачем — «браунинг» Герасимовича в кармане… Он сунул руку в дальний карман, вытащил пистолет, оттянул затвор. Проскользнул через сени, опустился на корточки, гусиным шагом перебрался на веранду…
        Оглушительным дуплетом порвало ночной воздух! Теперь точно деревня проснется — если уже не проснулась! Он рухнул носом в пол и вдруг сообразил — не по нему стреляют! Раздался истошный вопль, исполненный боли, страдания, но, слава тебе господи, не предсмертный! Так пальнуть может только старая охотничья берданка. Алексей поднялся и бросился с крыльца с криком:
        — Палыч, это я, не стреляй!
        Ну, так и есть, злоумышленник прятался за грядкой метрах в десяти от врытой в землю бочки, а Виктор Павлович влупил по нему дробью со своего участка. Когда Алексей подбежал, злоумышленник верещал от боли, вертелся на животе, как карусель с лошадками! Солидный мужик, лет за сорок. Командир, итить его! Физиономия бледная, боль была адская, мужика выгибало. Он попытался дотянуться до пистолета (явно не травматик), но Алексей ногой отбросил оружие. Что-то многовато опасного железа скопилось этой ночью на огороде… Отогнулись штакетины в загородке, пролез Виктор Павлович с берданкой. Он выглядел каким-то виноватым, явно смущался.
        — Леха, прости, что пришлось пальнуть в этого засранца… Но я же дробью, только в задницу… Ничего ему не будет, оклемается… Но сам посуди, он ждал тебя, позицию обустроил, приготовился стрелять… Думаю, нет уж, пусть меня посадят, но застрелить своего соседа я не дам…
        — Все в порядке, Палыч,  — улыбнулся Алексей и похлопал пенсионера по плечу.  — Никто тебя не посадит, все в пределах допустимой самообороны, не смертельна твоя пукалка…
        Подбежал возбужденный Борька Черкасов.
        — Кто палил, мужики?!  — Сообразил, в чем дело, принялся ржать, избавляясь от напряжения. Потом выдохнул и добавил:  — Все кончилось, Леха? Всех угомонили?
        — Думаю, да,  — кивнул Воронич.  — Четверо в подвале плюс этот,  — кивнул он на «быка», активно разминающего поясницу.
        — Весь экипаж боевого джипа,  — усмехнулся Борька.  — Сам джип на южной околице. Они его в балку завели — типа замаскировали. Еще один возле «Порше» лежит — я упаковал его, далеко не уйдет.
        Алексей позвонил по номеру, оставшемуся в телефоне. Полковник Миров, ну, и где ваш обещанный спецназ, где пресловутая «голливудская кавалерия», которая приходит в самый отчаянный момент? Все самому приходится делать, а родной полиции только сливки снимать!
        Ну, все, округа наполнялась шумом, ревом. Где-то голосила сирена, рычали моторы. Самое время доблестным правоохранительным органам вступать в дело. Облегчение навалилось, он расслабился, доковылял на дрожащих ногах до веранды, сел на ступеньку и проворчал:
        — Мужики, валите по домам! Быстро перелезайте к Палычу! А от него, Борька, огородами — к себе.
        — Да ладно, мы с тобой,  — смутился Маслов.
        — Посидим, посмотрим, что к чему,  — поддержал его Черкасов.  — Вроде не за что нас привлекать — помогли в меру сил родным правоохранительным органам…
        Маленькая деревня уже «стояла на ушах». Надрывались собаки, хлопали окна. Какие-то люди в масках наводнили участок. Разбегались по саду, топали в дом. Трое «виновников праздника» сидели тесной кучкой на веранде, допивали остатки сивушного самогона, а когда влетел мужик весь в черном, в маске и наставил автомат — безропотно подняли руки.
        — Только не мордой в пол, товарищ,  — попросил Алексей.  — Мы и так устали. Зови старшего — это мы вам звонили.
        — Могли бы и тебе налить, старина,  — сокрушенно вздохнул Черкасов.  — Но извини, самим мало.
        Их не били, не заламывали руки. На улице сигналили кареты «Скорой помощи», расталкивали патрульные «УАЗы» и микроавтобус группы особого назначения. За ОМОНом возник возбужденный мужчина в штатском — средних лет, седоватый, вполне благообразный,  — бросился к Алексею, сразу поняв, что он — это он.
        — Миров, полковник Миров… Вы же Воронич? Очень приятно, Алексей, наслышан…  — нервно улыбаясь, протянул он руку.  — Ну, давайте, показывайте свое хозяйство…
        Люди с носилками уносили из сада стонущего «братка», который вертелся на носилках, как придавленная муха. Еще один мужчина в штатском подобрал оружие, сунул в полиэтиленовый пакет. За оградой продолжали тесниться машины, сновали люди. Подходили проснувшиеся сельчане, спрашивали, что за дела. Из дома доносились удивленные возгласы. Омоновцы стаскивали маски, недоверчиво таращились на Алексея — вот так поработал этот парень, отвел душу! Полковник Миров застыл в позе городничего из «Ревизора». Итоги деятельности действительно впечатляли. Из спальни вытаскивали пятерых связанных «братков». Они пришли в себя, огрызались. Им развязали ноги и погнали своим ходом к распахнутым дверям мобильных «обезьянников». Медики недовольно ворчали — половину этого «воинства» в больницу надо везти! В подвале дела обстояли сложнее. У кого-то осталось оружие, но хватило ума не зарабатывать себе на пожизненное. Сопротивления не оказывали — да и куда сопротивляться в их состоянии? Но извлечение из подземелья вылилось в затяжную процедуру. Опустили лестницу, стараясь никого не придавить, спустились четверо. «Братки» кричали
от боли, когда их при помощи веревок и специальной «сбруи» вытаскивали наружу. Всю компанию под конвоем повезли в городскую больницу. Эти парни даже в полубреду смотрели на Воронича с лютой ненавистью, чревато, многообещающе. Мол, не мы, так другие за нас отомстят. «А смогу ли я жить здесь после всего этого?»  — поразила неприятная мысль. Даже полковник Миров как-то смущенно помалкивал, поглядывал на Алексея с затаенным сочувствием. Да пошли они к дьяволу! Не думать же сейчас об этом! Машины одна за другой отъезжали от ограды. Увезли всех задержанных. Алексей с товарищами дал предварительные показания — мужчина в штатском, представившийся опером из районного УГРО, бегло заполнил мятый бланк протокола. Машин и людей в округе становилось все меньше. Небо начинало светлеть, но еще неуверенно. Миров вызвал по рации командира ОМОНа, чьи бойцы не только рыскали по саду, но и прочесывали окрестности деревни. Полковник ругался, у него начало портиться настроение.
        — Одиннадцать человек прибрали,  — объяснил он Алексею,  — но все в основном мелюзга. Вся радость — помощник Белецкого Герасимович да его правая рука по боевой, так сказать, части — Коротун. Бывший капитан милиции. Теперь сядет — хотя бы за незаконный оборот оружия и проникновение в чужое жилище.
        — Из боссов я знаю троих,  — устало пробормотал Алексей,  — Белецкого, Жданова и Халилова. Последний, вероятно, руководит криминальным сообществом.
        — Полностью с вами согласен, Алексей,  — вздохнул Миров.  — И самое противное, что никого из них мы не можем найти. Люди в городе обложили их жилища, я лично добился ордеров на арест — плевать, что их адвокаты поднимут вой. Оснований посадить за решетку предостаточно — по крайней мере Белецкого, чьих людей вы сегодня показательно выпороли. Но их нет, куда-то убыли, в салоне «Эвелина» шаром покати. «Лексус» Белецкого отсутствует. ОМОН уже облазил окрестности Затеши — все чисто, сюда они, похоже, не приезжали.
        — У этой нечисти тонкий нюх на неприятности,  — проговорил Алексей.  — Что-то почувствовали, решили отсидеться — уверен, у них есть безопасные места. Теперь подадутся в бега, ищите их в других регионах или даже за бугром.
        — Вот этого мы и боимся,  — поморщился Миров.  — Вообще-то, странно. Мне кажется, эти люди должны были лично контролировать возвращение своей собственности — я имею в виду деньги и наркотики… Их товар у вас, Алексей?
        — Да, все у Игнатовой…  — помявшись, ответил Воронич.  — Я хранил сумку в подвале, но когда ее эвакуировали к деду Поликарпу, отдал ей. В доме, сами понимаете, оставлять было опасно.
        Ну, наконец-то! Виктор Павлович, Борька Черкасов в сопровождении двух хлопцев из ППС привели взволнованную Риту. Она была бледна, часто дышала. Что-то простонала, бросилась на шею, разразилась истошным бабьим ревом. Алексей гладил ее по голове, по спине, бормотал: «Ну, все, девочка, все, дальше все нормально будет…» Потом забрал у полицейского проклятую сумку на колесиках, вскрыл при всех нижнее отделение на «молнии», убедился, что три свертка на месте. Поколебался, хотел сказать что-то важное, но затопили невнятные предчувствия, какой-то ком поднялся в груди — не решился. Только буркнул:
        — Все на месте, товарищ полковник.
        — Ладно,  — кивнул Миров и посмотрел на сереющее небо. ОМОН уже убрался восвояси — его ждали в Мирославле по другому заданию. Убыли оперативники, медики. Охраны и без них хватало — две машины ППС, пятеро крепких бойцов, вооруженных короткими автоматами, сам полковник.  — Мне очень жаль, Алексей,  — сказал он,  — но процедуру мы обязаны соблюсти. Таков порядок. Ваши друзья могут оставаться в селе, их показания мы снимем позднее. Но вам, а также гражданке Игнатовой придется проехать в управление, там мы примем по описи изъятое, и вам придется дать подробные письменные показания. Сразу отмучаетесь, чтобы потом вас не тревожить. Мои люди доставят вас обратно. Сожалею, что эта ночь станет полностью бессонной.
        Что его терзало? Он вновь открыл рот, собрался что-то сказать — и опять не стал. Рита прижалась к нему, опять смотрела со страхом — мол, когда же все кончится? Полковника Мирова он ни в чем не подозревал (не мог полковник подсунуть подлянку), но беспокойство просто пилило. Он что-то упустил? Нервы не могут расслабиться? Проще надо быть, все кончилось!
        Люди покидали участок. Алексей простился с товарищами. Виктор Павлович, шатаясь от усталости, пошел спать, довольный, что его не привлекли за применение оружия. Черкасов тоже отвалил, шепнув на ухо, что сыт по горло общением с доблестной полицией. За оградой поджидали два последних патрульных «УАЗа». Люди быстро рассаживались. В первой — водитель, сержант патруля с автоматом. На заднем сиденье — Миров, Алексей с Ритой. Риту посадили в центре, и она прижалась к Алексею. Он чувствовал, как стучит ее сердце,  — еще не успокоилась девочка. Миров сунул под ноги конфискованную сумку и позвонил в управление: чтобы никто не спал, через сорок минут они будут! Остальные патрульные рассаживались в замыкающую машину. Тронулись… Что же в этом не так?  — терялся в догадках Алексей.
        Глава десятая
        Машины резво прыгали по ухабам. Осталась позади проснувшаяся деревня (уж сегодня сельчанам будет о чем поговорить). Дорога уходила в поле. Водитель набирал скорость. Вторая машина не отставала. До развилки оставалось метров четыреста, когда включилась рация:
        — Первый, мы колесо пробили!
        Снова разгорелись предчувствия. Водитель затормозил. Все обернулись. Второй машине не повезло. Она застряла поперек дороги, патрульные выбирались наружу, осматривали повреждения.
        — Молчанов, что у вас?  — раздраженно прорычал в рацию Миров.
        — Покрышка всмятку, товарищ полковник, надо запаску ставить…
        — Так ставьте, вашу мать! Или мне за вас ставить?
        Эта задержка была так некстати! Миров в нетерпении подпрыгивал на сиденье, а Алексей оглядывался по сторонам. Застряли посреди поля. Трава по пояс, глубокие борозды, в которые уже полвека ничего не сажали. Патрульные вытащили запаску. Похоже, возникли дополнительные сложности, столпились, чертыхались. Снова заскрипела рация:
        — Товарищ полковник, подшипник крякнул… Можно подшаманить, на это минут пятнадцать уйдет…
        — Делайте!  — рявкнул полковник.  — Сами потом доедете! Сержант, вперед, одни пойдем,  — бросил он водителю.
        — Может, стоит подождать, товарищ полковник?  — неуверенно заметил Алексей, отыскивая подрагивающую руку Риты.  — Под сенью дружеских штыков, как говорится…
        — Надо же, любитель поэзии,  — всплеснул руками Миров.  — Алексей, только вы меня не злите, ладно? Поедем, не маленькие, нечего тут торчать…
        Водитель с места взял в карьер — словно того и ждал. Промелькнула развилка — налево убегала дорога к лодочной станции и коттеджному поселку на Старицком озере…
        Алексей упустил момент, когда все началось! Водитель лаконично выругался, врезал по тормозам. Машина понеслась юзом! Кто же так тормозит?! Заорали все, сидящие в салоне. Из ниоткуда на дорогу взгромоздился здоровый «Лексус», кинулся наперерез! Прогремела автоматная очередь. Проворонили, и эффект неожиданности сработал во всей красе! Патрульную машину развернуло влево, потянуло к обочине. Скорость была впечатляющая! Она нырнула в кювет, но не покатилась с откоса — передние колеса провалились в яму на склоне. Бампер врезался в здоровый придорожный камень! Это был какой-то ад… Никто, понятно, не пристегивался. Удар был мощный — неожиданно мощный! Рвался металл. Полицейского, сидящего на переднем сиденье, бросило вперед — он протаранил лобовое стекло и с брызгами осколков покатился вниз по склону. Водителя удержала рулевая колонка, от удара он сломал несколько ребер, потерял сознание. Распахнулась задняя дверца — мощная сила швырнула Алексея из салона! Он успел сгруппироваться, но не удержался на дороге, покатился по склону. Краем глаза, перед тем как начать свое бесславное падение, увидел, как
распахнулись дверцы «Лексуса», выскочили двое и бросились к «УАЗу». Алексей летел вниз, не в силах остановиться. Он рухнул в глубокую борозду, и боль пронзила жуткая — от макушки до кончиков пальцев на ногах. Дальше все было как в тумане — он не потерял сознание, но какое-то время не мог шевелиться. Наверху происходили душераздирающие события. Визжала женщина, кто-то матерился. Рита кричала: «Не трогайте меня! Оставьте меня в покое, сволочи!» Каким-то недюжинным усилием воли Алексей заставил себя подняться, выполз на коленях из борозды. Как-то отстраненно вспомнил: во внутреннем кармане остался «браунинг», который, по-хорошему, он должен был отдать полиции. Перебьются менты, от них все равно никакого толку, как и от тебя, майор спецназа хренов! Он не успел обнажить оружие — наверху зарычал мотор, «Лексус» помчался к развилке, до которой было рукой подать. Алексей на карачках, закусив губу, выбрался на дорогу. Все плохо, все ужасно плохо! Расслабился, майор? Ведь чувствовал подступающую беду! «УАЗ» зарылся носом в яму, из выхлопной трубы вился сизый дым. Под откосом стонал сержант, безуспешно пытался
ползти. Алексея качало — нет, все в порядке, просто головокружение и болевой шок. Переломов не было — просто тупо повезло! Прихрамывая, он побежал к правому борту. На дороге, лицом в землю, лежал полковник Миров, из затылка сочилась кровь. Рита пропала. Сумка тоже пропала. Миллион чертей! Он опустился на колени, перевернул полковника. Жив! Вроде не смертельное ранение, просто по голове дали.
        — Парень, догони их…  — прохрипел Миров.
        Отличное предложение! А ведь двигатель работал — почему не попробовать? Алексей бросился к водительской двери, вытащил, ухватив под мышки, стонущего сержанта. Ребра точно переломаны, лоб рассечен, и все лицо залилось кровью.
        — Парень, ты как себя чувствуешь?  — пристроив его на обочине, спросил Алексей.
        — Охренительно…  — пробормотал тот.  — Черт, дышать трудно…
        — Ты держись, ладно?!
        — Ладно…
        Самое главное, что все живы! И преступники не стали брать на душу дополнительный грех. Он вскарабкался за руль, включил заднюю передачу. Плавно газ, без рывков, без перегибов… Машина выкатилась на дорогу! Бампер и полкапота всмятку, но остались еще силенки у прославленного советского внедорожника. Не наехать на майора… нет, все нормально. Он развернулся, под капотом что-то захрустело, испуская пронзительный скрежет. Куда они поехали? Уж точно не в деревню. От развилки вправо — к лодочной станции! Как он сразу не догадался? Их еще было видно — где-то далеко, справа. Пыль стояла столбом. Точно едут к озеру! Патрульная машина шла на последнем издыхании — барахлила ходовка, захлебывался двигатель. Развилка. Руль вправо. Пот стекал на глаза. Или… не только пот? Алексей провел рукой по лбу — и она окрасилась кровью. Ничего, все нормально, он в прекрасной физической форме! Навстречу по дороге в Затешу бежали патрульные, махали руками. Услышали пальбу, сорвались с места, отчаявшись отремонтировать машину. Далеко, метров триста, не ждать же их… Он проигнорировал бегущих, погнал к озеру. Схватился за
болтающуюся на панели рацию и прохрипел в трубку:
        — Эй, кто-нибудь слышит меня?
        — Говорите… Кто это?  — прорывался сквозь треск помех голос дежурного.
        Алексей крикнул, что это Воронич, отставной офицер спецназа Воронич! Тот парень, что вызвал полицию в Затешу! Патрульные ранены, полковник Миров тоже ранен, высылайте подмогу и «Скорую помощь» на дорогу в Затешу! Увидите, не ошибетесь! Он же преследует преступников, взявших женщину в заложники. Преступники направляются к лодочной станции…
        Дорога пошла под уклон. Полностью сменился вид в лобовом стекле. Массивы зеленой прибрежной растительности, серая гладь воды, заросли камышей, рогоза. Озеро делилось на рваные сегменты — отдельные водоемы, тянулось на север, переходя в болота и леса. Маленькие речушки, протоки, заросшие камышами. Для большинства населения — загадочная терра инкогнита, в глубинах которой редко ступала нога здравомыслящего человека. Направо вдоль озера убегали крыши особняков, высились рослые заборы. Участков было немного, с десяток, большую часть домов не достроили… Дорога выходила на финишную прямую. Мелькали заборы, кирпичные долгострои с черными провалами окон. Впереди различались приземистые строения станции, правее — эллинг, теремок яхт-клуба. К длинному причалу сходились две дороги — одна от развилки, другая от Затеши…
        Здесь было безлюдно, невзирая на разгар лета. Коммерсанты просчитались, вообразив это озеро рентабельной штукой. Иногда здесь случались коллективные заплывы под парусами, какие-то празднества, состоятельный народ отмечал свадьбы своих чад, юбилеи. Но не сегодня. Над озером висела плотная туманная дымка. Дул ветер, волны лениво накатывались на причал. Но какая-то жизнь тут протекала. У теремка яхт-клуба стояло несколько внедорожников. Их владельцы, видимо, спали. Тянулся длинный причал, переходящий в дощатый пирс на железных сваях. К причалу были пришвартованы несколько лодок, пара катеров, парочка вполне сносных рулевых моторок. В конце причала виднелась машина, возились люди. Сердце забилось. Попались! Алексей еще не знал, что будет делать. Один против толпы, которая определенно вооружена автоматическим оружием. Он тоже вооружен, но ЧЕМ? Ладно, кривая вывезет. Голос разума махнул рукой на своего обладателя. Зачем придумали здравый смысл? «УАЗ» катил, не сбавляя скорости, весело хлопали дверцы. Переключатель на панели — даешь дискотеку! Взвыла сирена, закрутился проблесковый «маячок» на крыше!
Психическая атака — только этим он мог порадовать своих соперников в этой ранний час! Народ забегал, как муравьи в муравейнике. Расползались клочья тумана, прорисовывая детали картины. Несколько человек грузились в белоснежную прогулочную лодку с подвесным мотором. Штука не дешевая, оценил он мимоходом. Остроконечная красавица, остроскулые обводы, кнопочный запуск двигателя, просторная носовая палуба с ограждением, открытый кокпит с рамами для крепления тента от непогоды, два продольных сиденья, на корме поперечный диван, удобное сиденье для рулевого. Это у кого же такая красавица? Явно не у Белецкого и Жданова… Он чуть не задохнулся от возбуждения. Господин Халилов, не вы ли это? Пот щипал глаза. Мгновения для оценки ситуации. Рулевой уже запускал двигатель, и с причала в лодку перелезали какие-то люди. Одеты не по-походному — явно из города. Прогулка не запланированная. Он узнавал знакомые фигуры (пока еще не лица). Грузный Жданов, Белецкий, с широкой, как тыква, физиономией, еще какие-то люди. Извивалось женское тело — с ним не церемонились, швырнули на продольное сиденье. Что-то орал, стоя на
корме, осанистый мужчина в очках, затем прыгнул с кормы в пассажирский отсек — и лодка рванулась от причала! В ней находились человек семь. Она неслась, задрав нос, разрезая волну. Пара мгновений — и судно накрыли хлопья тумана.
        На причале остались двое. Видимо, охрана особняка Халилова. Ну, точно!  — сообразил Алексей.  — У Халилова же собственный особняк на Старицком озере! Какое радостное совпадение, черт возьми! Двое, увидев машину, бросились наперерез, выхватывая на ходу пистолеты. Не стали бы дергаться на ментов! Значит, поняли, что в патрульной машине не мент! Он выжал газ до упора, когда бегущий первым рослый тип начал стрелять. Вот так по-взрослому, не боясь последствий! Разбить стекло уже не могли, до них разбили! Пули снесли зеркало заднего вида. Чуть левее — и прощай, майор! Алексей пригнулся, утопил педаль. Видит бог, он не стал бы это делать, не стреляй тот на поражение. Глаза у рослого типа округлились, пистолет в руке дрогнул. Машина мчалась на таран! Он дернулся влево, и Воронич сдал чуть левее. «УАЗ» ударил по охраннику, как футболист по мячу. Тот покатился по асфальтированной площадке. Пистолет прочертил дугу, плюхнулся в воду между пришвартованными суденышками. Пришлось свернуть, чтобы не наехать на него. Гремели выстрелы — второй сидел на колене и бил прицельно. На таких скоростях он мог попасть
только с упреждением. Пришлось притормозить и вывернуть руль. Обойма опустела, но перезаряжать было некогда. Охранник кувыркнулся через голову, увертываясь от удара раскуроченным бампером. Молодец, от бампера ушел. А вот от распахнутой дверцы уйти не смог! Она зацепила его, сбила с ног. Охранник выронил пистолет, распластался на асфальте. Пока машина разворачивалась, он успел подняться и кинулся, прихрамывая, в ближайший переулок.
        Алексей не стал его преследовать. Остановил машину, заглушил двигатель и спрыгнул на землю. Земля держала плохо, ноги подгибались. Стоило проверить, как будет держать вода! Он бросился к сбитому человеку, перевернул его. Удивительное дело, жив, поганец! Хрипел, выплевывал кровь. В принципе, плевать на самочувствие охранника, скоро будет полиция, вызовут «Скорую». Он стащил с пострадавшего штормовку. Тот стонал, не хотел отдавать. Алексей схватил ее комком, побежал к причалу. Черт возьми, практически все лодки — с рулем и кнопочным управлением, ну, не умеет он такие заводить, перемыкая провода! А драгоценное время уходило! Ничего. Причал заканчивался там, где начинался пирс. Кажется, нашел то, что нужно: какой-то ржавый катер, банальная прогулочная лодочка с веслами. Обычная деревянная килевая лодка не первой свежести. «Да здравствует Советский Союз!» Поперечные деревянные банки, днище сырое, какие-то тухлые мешки, весла в ржавых уключинах… Выбирать не приходилось. Дай бог эту завести. Алексей отвязал канат от примитивного подобия кнехта, прыгнул в лодку с причала и, припав к мотору, дернул за
сырой шнурок. Ноль эмоций. Спокойствие, только спокойствие! Дернул еще раз — мотор чихнул. Дернул в третий, четвертый — затрещала доисторическая штуковина, задымила!
        Словно лошадь пришпорили — посудина помчалась в туман, задрав нос…
        Ближнюю часть феномена под названием Старицкое озеро он знал как свои пять пальцев. Огромная масса воды, окруженная зарослями камыша и тростника. На востоке в него вливались две речушки — Быстрица и Беленькая. Именно на этом центральном плесе любили отдыхать и упражняться в навыках судоходства владельцы яхт, моторных и парусных лодок, здесь устраивались заплывы, соревнования. Здесь извращались любители «квестов»  — хождения по лабиринтам проток и речушек, на которых нередко случались омуты и водовороты. Пять или шесть километров открытого водного пространства, а вот далее начиналось «всякое-разное». Островки, протоки, бесконечные заросли, плавни — в тех местах, где весной разливались речушки, насыщающие озеро водой…
        Ветер прогнал из головы посторонние мысли. Алексей делал то, что требовалось,  — препятствовал бегству банды, спасал девушку… Но какого дьявола он вообще это делал?! С голым пузом на «пулеметы»? Вылетят сейчас из тумана, раздавят, завалят свинцом — и спокойно отправятся дальше… Он вытащил пистолет — увесистый самозарядный «браунинг» классических очертаний — с магазином на тринадцать патронов. Надавил защелку у основания спусковой скобы, проверил обойму — полная. Пристроил его поближе, в боковой карман свежеприобретенной штормовки, вновь схватился за руль, но вдруг опомнился — уже пролетел по туману километра четыре, так и в берег недолго воткнуться! Заглушил мотор, прислушался.
        Над озером висела тонкая вибрирующая тишина. Лодка покачивалась на легкой волне. Туман на середине озера сгущался, его клочья, словно завитки табачного дыма, расползались по воде, облизывали борта старенькой посудины. Неподалеку с глухим всплеском взыграла рыба — крупный экземпляр. Чуткое ухо уловило отдаленный шум мотора. Он приподнялся, навострил уши, закрыл глаза. Туда, на северо-восток! Так он, в принципе, и полагал…
        Снова шальные мысли в голове. Пассажиры не знают, чем закончилась дуэль на причале. Но, зная способности майора спецназа, могут догадываться, что он опять всех обдурил и устремился в погоню. А значит, проявляют осторожность, тоже встают и слушают…
        К сожалению, в этом плане Алексей был бессилен. Он снова с третьей попытки завел мотор (так когда-нибудь не заведет!), вернул сместившийся нос на север и устремился вперед. Опять густел туман, бежали мимо бортов мглистые завихрения. Километра полтора он проделал на максимальной скорости. Мотор выдерживал, исправно вертел проржавевший винт. Вода за кормой вспучивалась, пенилась. Потом сбросил скорость — и правильно сделал: из тумана неожиданно выросли плотные заросли тальника! Стоп машина! Алексей плавно развернул лодку левым бортом к берегу, а когда до него осталось метра три, схватил весло, валяющееся на дне, принялся притормаживать. До дна он не достал — берег в этом месте обрывался в воду. И снова тишина. Он перебрался на центральную банку, вставил весла в уключины. Развесистая ива клонила ветки к воде. Заплыв за нее, Алексей остановил лодку, поднял весла на борт.
        Лодка плавно покачивалась. Туман у берега немного рассасывался. Буйная растительность склонялась к воде. Он слушал. Как-то неспокойно становилось на душе. Тишина висела, как на необитаемом острове. Только рыба иногда играла, да в прибрежных зарослях ворочалась какая-то сонная птица. Он не слышал звука мотора, но далеко уйти они не могли…
        Алексей сидел на банке, набирался терпения. В голове всплывало все, что он знал и видел. Полиция прибудет на озеро не скоро (если вообще прибудет). Единственную машину на ходу он угнал. Патрульные видели «УАЗ» с раскрытыми дверцами, он несся к лодочной станции. Но что в голове у полицейских — мрак таежный. Пока разберутся, пока прибудет подкрепление — пройдет вечность с хвостиком. У них несколько раненых. Будут ли прочесывать озеро? Это бабушка надвое сказала… Задействуют ли вертолеты? Как вообще в этой дыре с вертолетами? На озеро дал драпа весь руководящий состав банды — Халилов, Белецкий и примкнувший к ним «предприниматель» Жданов. Очевидно, на «Лексусе» под охраной трех «быков» прибыли двое последних. Возможно, собственная инициатива или же босс приказал лично проконтролировать. В первые ряды компания не лезла, отсиживалась за деревней, оттого и не попалась на глаза ОМОНу. Позднее они узнали, что все «под колпаком» и за ними в Мирославле пришли! Связь работает, ничего удивительного. Что им оставалось делать? Надеяться на адвокатов? Значит, не надеялись, слишком велики грехи. Халилов
ретировался в особняк на Старице, там они и встретились в критический момент…
        Интересный вопрос: откуда преступники узнали, что в первой машине будет их товар? Впрочем, это вопрос к правоохранительным органам, пусть выясняют. Рита Игнатова оказалась для них полным сюрпризом, а вот про сумку они знали наверняка. Вряд ли Миров (он нормальный мент, насколько Алексей разбирался в ментах)  — это либо сержант-водитель, либо второй, с автоматом. Недаром было гадко на душе — чувствовал что-то. Информатору тоже досталось — не ожидал, что с ним обойдутся так жестко. Если он был, конечно, в первой машине…
        Взгляд наткнулся на груду мешковины в носовой части лодки. Алексей на корточках перебрался туда, зарылся в мокрый хлам. Под мешковиной обнаружилась пустая бутылка из-под водки, деревянная миска и ржавая канистра, в которой что-то булькало. Он отвинтил крышку, понюхал. Небольшой запас бензина — отлично. Зачем нужна в лодке миска, он понял после того, как обнаружил, что уровень воды на дне заметно поднялся. Видимо, в швартовочном положении щель была выше ватерлинии — и при нагрузке, и в движении — поступала вода. В последующие минуты ему было чем заняться. Но на дне все равно хлюпала жижа, которую невозможно было собрать.
        За островами заработал мотор, и Алексей, вздрогнув, бросил миску. Мотор работал ровно, без заеданий. Тоже выжидали? Или условия местности не позволяли воспользоваться двигателем? Такое ощущение, что лодка не шла, а мотор гоняли вхолостую — звук не отдалялся, и источник его находился отнюдь не за горами.
        Ноги в «домашних» кроссовках промокли — он не догадался помимо штормовки стянуть с охранника бутсы. В остальном одет нормально — нательная майка, ветровка, сверху «трофейная» штормовка. Собственные брюки из болоньевой ткани. Из личных вещей имелись только часы и телефон. Он схватился за него с надеждой. Долбаный смартфон — зарядку высосало полностью, ноль процентов! Он постучал им по лодке — бесполезно, только гвозди забивать. В карманах штормовки телефона тоже не было. Носовой платок, который он брезгливо выбросил в воду, несколько подушечек жевательной резинки, практически полная пачка «Кента», зажигалка. Алексей обрадовался — с паршивой овцы хоть шерсти клок! Значит, курит охранник, не такой он здоровяк. Продуктов нет, не беда — жвачка и сигареты могут заменить еду и поднять настроение…
        Двигатель на лодке преступников (вопрос, что это кто-то другой, он даже не рассматривал) продолжал работать. Алексей жадно выкурил сигарету, бросил в рот подушечку «Орбита» и взялся за весла. Лодка шла вдоль берега, касаясь веток растительности. Зеленым кущам не было конца. Многие деревья и кусты сползали в воду и прекрасно себя в ней чувствовали. В ветках запутывались коряги, сгнившие стебли и стволы, ворохи жухлой зелени. В этой мешанине можно было при желании спрятать не только моторную лодку, но и целую флотилию маломерных судов. Он держал наготове пистолет, всматривался в сложные очертания берега. Расступились кусты, прорисовалась протока — узкая двухметровая лента воды, прорезающая заросли.
        Лодка тихо двигалась дальше. Клонился тальник, зависали над водой плакучие ивы, в некоторых местах приходилось буквально разводить руками ветки. Потом растительность пошла на убыль, оборвались деревья и кусты, пошли заросли осоки, камыша, лентовидного рогоза. На островах, заросших ивами и лещиной, уже чирикали птицы…
        Прошло не менее получаса. Своего рода дельта — протока расширилась, впереди опять простиралось озеро, окруженное островами. Меньше первого — примерно километр в диаметре. Туман стал рассеиваться, и никакого белого пятна в окружающем пространстве. В кошки-мышки решили поиграть?
        Лодку вынесло на открытое пространство. Течения здесь не было, и суденышко шло по инерции, замедляя скорость. Алексей осторожно высунулся. Никто не стрелял, не мчался наперерез, размахивая пиратским флагом. Глаза скользили по прибрежным зарослям. На северо-западе он разглядел еще одну протоку, и оттуда ветер донес отдаленный гул!
        Звук обрывался, опять возникал. Что там у них, неисправность? Шум проистекал именно из-за протяженного кустарникового массива на северо-западе. Он взялся за весла, начал грести, держа курс на протоку. В месте ее впадения в озеро на глади воды что-то блеснуло. Алексей насторожился, подплыл ближе. На воде переливалось радужное масляное пятно. Чуть в стороне — еще одно. Он усмехнулся — подводная лодка затонула?
        Дальше становилось сложнее. Он погружался в какое-то дикое растительное царство. Приходилось веслами отталкиваться от уткнувшихся в берег паданцев, отгребать от носа плавающие части деревьев, бескорые скользкие коряги. Место для прохода сужалось, вода в протоке была завалена плавающим гнильем, и от нее исходил пронзительный тухлый запах. Пару раз Алексея захлестывало отчаяние, он прекращал работу, ложился на банку, неподвижно лежал, таращась в небо, потом опять брался за дело. Воля к победе одержала верх — он выбрался из «неправильного» лабиринта в широкую протоку, сделал остановку. Шевельнулась беспокойная мысль: давненько что-то его «приятели» не подавали признаков жизни. Сломался мотор и тоже гребут на веслах? А что с полицией, МЧС, прочими службами (в том числе обладающими приставкой «спец»), в чью обязанность входит отлов подобных банд? Устранились, решив, что майор спецназа и сам справится?
        И снова протока змеилась в северном направлении. Он останавливался у каждой излучины, всматривался сквозь ворохи листвы, осторожно выдвигался за поворот, готовый к стрельбе. Нервы были натянуты, кожа зудела от укусов комаров — эти прожорливые твари прокусывали даже прочные штаны из плащевой ткани! Что-то скабрезно нашептывал дьявол за левым плечом, вздыхал и охал ангел за правым…
        Неожиданно водная гладь расширилась, распахнулось озерцо метров пятисот в поперечнике, лодку вынесло на открытый участок… и сразу загремели выстрелы! Одновременно вступили в игру несколько автоматов — «АКС», какого черта?! Пули завыли над головой, били в воду, вырывая фонтаны. Вопили люди! И ведь удалось им застать врасплох бывалого спецназовца! Алексей бросил весла, повалился в тухлую водицу на дно лодки, перевернулся на бок, выхватывая из бокового кармана пистолет. Взревел мотор, и белоснежная красавица вылетела из камышовых зарослей, рассекая тихую озерную гладь! Дистанция — метров сто пятьдесят. Спокойно, майор, и не такое бывало! Алексей вскинул голову, оценивая ситуацию, быстро убрал, и тут же на этом месте пули отбили щепку! На носовой палубе стояли два здоровяка в развевающихся одеждах и самозабвенно поливали из автоматов. Рулевой очерчивался за стеклом. Других он не увидел — попрятались в кокпите. И заложницу спрятали. А еще Алексей успел заметить, что лодка разворачивается, сейчас пойдет на таран. Невиданное бешенство ударило в голову. Алексей вскочил, широко расставив ноги, и принялся
стрелять с обеих рук. Пару пуль в автоматчиков, потом перенес огонь в хвостовую часть, от которой отпочковывался поблескивающий хромом мотор. Парни присели, потом по очереди стали перебираться в пассажирский отсек. Алексей выбивал пулю за пулей, закусив губу, старательно совмещая мушку с мотором. Показалось, что оттуда потянулся дымок? Нет, не показалось, мотор «закашлял»! С лодки посыпались истошные вопли, и она резко сбросила скорость. Кто-то грозно орал: долбаные трусы, огонь, не останавливаться! Убейте его, наконец! Он уже с трудом удерживал равновесие, лодка раскачивалась под расставленными ногами. Последние патроны в обойме, потом щелчки… Кто-то осмелел, взлетел на полусогнутых, долбанул очередью. Пули пронеслись совсем рядом, Алексей потерял равновесие, и лодка под ногами закачалась, как на штормовой волне. Пистолет полетел в воду — хрен с ним, все равно пустой! Он рухнул в озеро и уже не видел, как красиво, пройдя точку экстремума, перевернулась его лодка! Вода была холодная, какая-то невероятно плотная. В первые мгновения Алексей испытал шок. Потом опомнился — он ведь жив еще! Сориентировался
— до камышей не больше двадцати метров — и яростно начал грести под водой, уходя вглубь. Как можно ближе ко дну, чтобы не разглядели «инородное тело» в озере… Уже дно, проступали очертания покрытых илом коряг — страшные, криворукие, к ним лучше не приближаться… Какой-то «утопленник» схватил его за штормовку, не пускал. Больше выдержки, боец!.. Он успокоился, стал выпутываться, отцепил продырявленную штормовку от изогнутого сучка. И в этот момент трассиры автоматных очередей стали чертить воду в нескольких метрах от него! Там, где бы он сейчас плыл! Неужто боженька зацепил его за эту благословенную корягу?
        Алексей поплыл дальше. Следы от пуль сместились влево. Воздух в легких еще оставался, но критически мало. Пухла голова, радужные круги носились перед глазами, тяжелая одежда не давала развернуться. Движения становились слабее, но склон был уже совсем близко. Он включил «второе дыхание», начал остервенело пробивать дорогу. Хватаясь руками за вмурованные в ил коряги, поднялся к поверхности, запрокинул голову, выставив рот. Начал дышать — жадно, с облегчением…
        Второй раз Алексей вынырнул в зарослях камыша, практически в том месте, где протока вливалась в озеро. Он раздвинул камыши, и сердце бешено застучало. Эти демоны были совсем рядом! Лодка с невнятным серийным номером AS-2313 застыла у входа в протоку. Белецкий, пышущий злобой, и какой-то приземистый лысоватый субъект с пошлыми кудряшками колдовали с мотором, из которого вился голубоватый дымок. Оба вполголоса ругались. Не пропал твой скорбный труд, оценил собственное достижение Алексей. Труд был действительно скорбный. В трех метрах от белой красотки покачивалась на воде перевернутая лодка Воронича. В борту зияли пробоины от пуль. На носовой палубе, прижавшись к поручням, стояли двое, что-то высматривали в стоячей воде. У одного топорщились усики, чем-то смахивающие на усики Гитлера. Второй имел короткую стрижку, квадратную челюсть и физиономию, решительно избавленную от тягот интеллекта. Но мышцами эту парочку спортзал не обделил. Упомянутый второй что-то заметил в воде, выпустил короткую очередь из «АКС». Пули прорисовали дорожку на водной глади.
        — Попал?  — высунулся из лодки субъект с бритым черепом в пижонской замшевой куртке. Очки в круглой оправе поблескивали в лучах пробивающегося через облака солнца.
        — Да хрен его знает,  — пробормотал тот,  — мелькнуло что-то…
        — В башке у тебя мелькнуло, идиот,  — процедил экс-спикер и банкир Халилов.  — Прекращай патроны переводить!
        — Пусть стреляет…  — раздался дрожащий голос предпринимателя Жданова, и над бортом появилась его всклокоченная макушка.  — Может, убьет этого паразита… Достал уже, из-за него все наши беды…
        — Из-за тебя, Валентин, все наши беды,  — огрызнулся Белецкий. Он тоже был одет не по обстановке, как-то диковато смотрелся в светло-сером пиджаке.  — Какого хрена ты поперся к этой шлюхе с товаром?
        — Да заткни ты эту песнь, Евгений!  — взорвался Жданов.  — Следить надо за своими шлюхами!  — и пнул кого-то в лодке:  — Что, паскудина?  — злобно захохотал он.  — На свободу рвешься? Еще погулять?
        — Да заткнитесь вы оба!  — рявкнул Халилов. У него от возмущения даже очки запотели.  — Из-за вас обоих мы в это влипли, разгребайте теперь!
        — Да полно, Александр Филиппович,  — проворчал Белецкий.  — У прокурора еще с ночи был ордер на арест всех нас, значит, менты давно «пасли», просто оснований взять под стражу у них не было. Не сегодня, так завтра или послезавтра… Вы же не пропадете в этом мире?
        — Как и ты, Белецкий.  — Халилов отвернулся с выражением оскорбленной добродетели.  — Ладно, горе-помощники, вашу мать, поздно махать кулаками после драки. Выбираться надо из дерьма. До Озерска доберемся, там нас будут ждать, помогут раствориться. Там от бабы избавимся, товар поделим, и сделайте так, чтобы я вас больше никогда не видел… Лизун, Кувалда, ну что там?
        — Да все нормалек, Александр Филиппович,  — отозвался обладатель усов-щеточек.  — Не всплывал, как говорится, не появлялся. Утонул он, гаденыш, точно утонул.
        — Почему тогда не всплывает?  — Белецкий зачем-то перегнулся в воду, стал всматриваться в нее, как в нечто, наполненное глубоким смыслом.
        — Чего это всплывать должен?  — не понял Жданов.
        — Физику мертвого тела учи, невежда,  — съязвил Белецкий.  — Хотя хрен его знает, упал живой, захлебнулся под водой — стало быть, не всплывет, зацепился там за что-то на дне… Есть желание понырять, братва?
        — Все, прекращай,  — поморщился Халилов.  — Валим отсюда! Если и не помер, без лодки все равно не догонит. Шмаков, ты точно знаешь эти озера? Имеешь представление, куда плыть?
        — Туда,  — разогнувшись, кивнул на север плешивый.  — Еще пара проток, дальше остров… ну, не то чтобы остров — там перешеек на сушу выводит. По болоту быстренько пройдем…
        — Тьфу, не продолжай!  — сплюнул Халилов.  — Проводник, чтоб тебя…
        — А я-то тут при чем?  — обиделся Шмаков.  — Я хоть что-то знаю об этом районе. Мы еще в девяностых от ментов тут с пацанами прятались, когда шухер после «бучи» на Выборной стоял. Повесили на нас тройное убийство каких-то «чуреков», а мы вообще не при делах были. Резиновую лодку с мотором свистнули, плутали тут, с ментами в догонялки играли. Сутки, блин, на этом острове отсиживались, лапу грызли… Вот только хреновые новости, Александр Филиппович.  — Он как-то растерянно развел руками.  — Этот ваш покойник мотор повредил, хрен отремонтируешь без запчастей. На веслах идти придется…
        — Так гребите, кто не дает?  — нетерпеливо прикрикнул Халилов.  — Кувалда, Лизун, особое приглашение ждете? Бросайте свое железо, кого вы там еще «мочить» собрались?
        Лодка раскачивалась — упитанные охранники перебирались в пассажирский отсек. Пнули лежащую женщину, та застонала. Алексей терпел, сжимал зубы. Заработали весла — лодка пустилась в неторопливый путь. По команде Шмакова развернули ее вправо, и вскоре она пропала за кустами тальника.
        Для майора спецназа тоже настало время неважных новостей. Моторной лодки больше нет — вообще никакой нет. Противник медленно, но уходит. Что за остров, упомянутый Шмаковым (вернее, не остров), он был без понятия. Озерск — это городок на севере, уже в соседней области, где есть местный аэропорт, железная дорога и шоссе с выездом на федеральную трассу. Там прикончат Риту, а сами благополучно подадутся в разные стороны. Припрятанных денег хватит, чтобы сменить документы, внешность, место проживания, а со временем вновь заняться преступной деятельностью.
        Майор дико устал, весь в воде, и негде, да и некогда сушиться… Он подтянулся, схватившись за куст, вылез на сушу. Выглянуло солнышко, ослепило глаза, но отчего-то радости от этого не прибавилось. Алексей стянул с себя одежду, выжал ее и развесил на ветках. Водонепроницаемые часы показывали два часа дня — время пролетело незаметно. Он поплыл вразмашку к лодке, схватился за нее, попробовал перевернуть — не поддавалась. Заплыл с кормы — та же история. Снова обогнул посудину, подошел к ней с носа. Неужели не справится? Лодочка ведь маленькая, дохленькая… Затем опять отправился на корму, где и обнаружил, что мотор висит на честном слове, и край кормы, к которому он прикреплен, вот-вот оторвется. Лодка задралась, мотор перетягивал, так что особо тянуться не пришлось. Он снова тужился, пыхтел, оторвал кусок обшивки! Старый мотор камнем пошел на дно. Проще было отогнать лодку к берегу и там перевернуть, но совершенно некуда было пристать! Алексей стал раскачивать лодку — все сильнее, увеличивая угол наклона. Рывок — перевернул! Посудина со скрипом приняла надлежащее положение. Но воды в ней было больше
чем наполовину, забраться невозможно — вся конструкция пойдет ко дну. Делать нечего, пришлось отгонять ее к берегу. Трещали сучья, сыпалась глина. Он упер корму в «условный» берег, и сам почувствовал под ногами твердое дно. Дальше было проще, он вычерпывал горстями воду из лодки, с удовлетворением отмечая, как убывает уровень. Все, хватит. Одно весло обнаружилось в противоположных кустах — зацепилось между ветками у самой воды. Потом нашлась и миска — прекрасно! Прихватил и ее. Второго весла нигде не было, да и леший с ним, справится одним.
        Алексей снял с кустов еще не просохшую одежду, натянул на себя, кривясь от отвращения и холода, и с задержкой в полчаса, но все же выступил в погоню. Силы иссякли быстро, он едва ворочал веслом. Мимо проплывали кусты, деревья, завалы из переломанных веток, стеблей, стволов. В левом борту ниже ватерлинии была серьезная течь. Посудина снова наполнялась водой, и приходилось одновременно грести и отчерпывать. Он едва справлялся и чувствовал себя безмерно уставшим. Глаза щипало от соленого пота, немели суставы, по позвоночнику расползался холод, проникал в организм…
        Такое чувство, что это безумие продолжалось несколько часов. Наконец он пристал к обрыву, увитому корнями, перебрался на сушу, несколько минут лежал, отдавшись полному расслаблению. Потом вычерпал воду и столкнул лодку. Лучше бы не отдыхал! Снова все валилось из рук. Судно теряло управление, тыкалось в кусты, потом попало в водоворот, из которого он выбрался вконец озверевшим и обессиленным… Миска уже не помогала — лодка стремительно тонула, обшивка под ногами практически развалилась, и Алексей почти весь находился в воде. Ну что ж, бывает. Он морально был готов к такому повороту. Метрах в двадцати показался очередной островок, и он поплыл к нему. Перебрался по корням на берег, поскользнулся, едва не размозжив голову, выполз на глиняный бугор…
        И вдруг услышал отдаленные голоса! Вскинул голову, убедился, что звуки имеют реальную природу. Все по-настоящему! Алексей распластался на бугре, всмотрелся в даль. До прихода сумерек оставалось время. Кажется, он понял. Мыс, заросший осинником, до которого по прямой было метров четыреста, и являлся тем самым полуостровом, о котором говорил Шмаков. Видимо, с него имелся проход на сушу. Хотя и сомнительно, что его протоптали люди — озера на севере переходят в болота, местность опасная, непредсказуемая. Вывести к цивилизации может только проводник либо немыслимая удача… Он протер глаза — а ведь что-то белело в районе каменных груд! Лодка! Доплыли-таки на веслах, высадились. Но дальше пока не шли, уморились, видать. За камнями был пересеченный склон, над ним чернел лес. В том лесу и находились люди. Что-то шевельнулось, мелькнула фигура. Показался сизый дымок — костер развели! Алексей облегченно вздохнул. Куда им действительно торопиться? Местность безлюдная, появится вертолет — огонь можно погасить. Возможно, возобладал здравый смысл — не соваться в болото на ночь глядя.
        Решение уже пришло. Осина, плавающая в воде! Не такая уж крупная, чтобы невозможно управлять. Часть ствола на поверхности, фрагмент вывернутой корневой системы, шапка листвы, за которой можно укрыться. А главное, «естественное плавсредство», никто не заподозрит подвох…
        Дерево переплелось с соседним — массивным и неповоротливым. Расцепить ветки труда не составило. Он поднырнул под дерево, просунул голову между ветвями, уперся руками в ствол, и через минуту осина уже дрейфовала, смещаясь «естественным образом» в нужную сторону. Приходилось энергично работать ногами, чтобы держать нужный курс, избегать столкновений и не гнать с большой скоростью, чтобы не вызвать подозрения. Приближались груды камней у подножия полуострова. Голоса становились громче, но слова пока не различались. Мелькнула светло-бежевая куртка Халилова. Трещали ветки — видимо, ломали растопку. Туристы, будь они неладны…
        Люди сидели на косогоре — там уже начинался лес. Лодку вытащили на камни, привязывать не стали. Алексей уже разглядел уютную бухточку, опоясанную разномастными булыжниками. Одно дерево, подобное его «судну», туда уже заплыло. Ничего, будет два…
        И вдруг на берегу разразилась форменная истерика! Орал, срывая голос, бывший депутат Халилов: «Что за хрень?! Вы что мне подсунули?!» Горланили Белецкий и Жданов, их тоже неприятно поразило открытие. Люди сквернословили, кого-то ударили несколько раз. Сердце обливалось кровью — кого еще они могут ударить? Девушка плакала, просила не бить, она ничего не брала… Истерика стояла, как на базаре, где поймали воришку. Добрались, твари, до содержимого сумки, мрачно подумал Алексей, раньше недосуг было. Да им и в голову не могло прийти, что с товаром что-то не так! Прощупали, когда завладели своим хозяйством,  — вроде все нормально, три пакета, на ощупь то, что надо. А теперь минутка появилась, достали, чтобы убедиться… Не было в сумке ни денег, ни наркотиков! Еще накануне вечером, ведомый каким-то необъяснимым чувством, он соорудил три «куклы». Аналогичная бумага, скотч, полиэтилен. Два пакета наполнил содой, в третий натолкал резаные газеты. Решил, если попадет в беду — останется хоть какое-то пространство для маневра и торга. Спрятал реальный товар сначала в подвале, потом перенес в огород, закопал
рядом с баней вместе со своим ценным кейсом. Ментам порывался отдать, но это мерзкое довлеющее чувство, что обязательно что-то случится… Несколько раз хотел сказать об этом Мирову, но решил обождать, объяснить ему ситуацию. Пусть смеется, пусть ругается над его предчувствиями, но они крайне редко подводили Алексея…
        — Падла, куда ты дела наш товар?!  — визжал, как базарная баба, Халилов.  — Ты понимаешь, сучка, что мы сейчас вздернем тебя?!
        Остальные тоже шумели, каркали, как воронье. Дерево заплывало в бухту. Они горланили наверху, за камнями. Терпения уже не хватало. Алексей отпустил дерево, плавно пошел вниз и вынырнул за мощным камнем, нависшим над водой. Выполз на соседнюю плиту, на корточках перебрался дальше, спрятался за камнем, затаился. Осторожно высунулся. Наверх тянулось подобие тропы — по крайней мере, лавируя между камнями и трещинами в глине, здесь можно было подняться к лесу. Истерика вступала в заключительную стадию. Женщину хлестали по щекам, она уже не кричала, только стонала после каждого удара. Потерпи же, девочка, немного осталось… Он, хоть убей, не знал, что делать дальше! Взлететь наверх, разбросать, как Джеки Чан, шестерых вооруженных негодяев? Сил хватит разве что подняться…
        Не растеряли эти твари остатки разума. Улеглась вакханалия, стали соображать, что девчонка не могла до такого додуматься. Это тот «покойник», быстрее бы ему сгнить на дне! Белецкий бормотал, что все это «пустяки, дело житейское», неприятно, конечно, но потеря не фатальная, все равно отчитываться за пропажу уже не надо. Быстрее бы выбраться к цивилизации, разбежаться, а там уж вывезет кривая дорожка… Халилов орал на него, но уже не столь бешено. Наконец воцарилась тишина. Все угрюмо молчали. Кто-то подбрасывал ветки в костер. Надо подождать, пока они окончательно угомонятся, отойдут ко сну. Алексей сам чуть не уснул! Очнулся, когда кто-то спрыгнул с косогора и, огибая камни, стал спускаться к воде. Он застыл в напряжении, затаил дыхание. Возник плечистый охранник в короткой куртке, Лизун, гадкие усики топорщились, он напряженно куда-то всматривался, подавшись вперед, хищно шевелились пальцы на руках. На плече стволом вниз висел «АКС».
        — Мать честная…  — пробормотал Лизун.  — Что за хрень? Это же лодка того урода, которого мы прикончили… Откуда она здесь?
        Сюрприз, товарищ майор! Приплыли обломки лодки, которая развалилась под вами… На воде покачивался фрагмент правого борта, остатки выломанного днища. Эх, лодочка, лодочка…
        Алексей, не долго думая, мощно ударил пяткой по правой голени Лизуна, и тот, переломившись, как поврежденная статуэтка, повалился боком на Алексея, не успев даже вскрикнуть. Алексей быстро выбрался из-под туши, сам вскарабкался на нее и двумя руками крепко сдавил горло противника… Глаза Лизуна выпирались из орбит, вылез шершавый язык, голова вздрагивала, начались конвульсии. Алексей спохватился — не убивай, тогда избежишь неприятностей в дальнейшем! Он ослабил хватку, потом схватил паршивца за шиворот, долбанул лбом о камень. Лизун затих. Алексей прислушался — дышит, гад, но долго придется в чувство приходить, а потом вспоминать, кто он такой и где находится,  — и подхватил автомат. Давно не ощущал рельефы затворной рамы «калашникова»! Повоюем, граждане?
        Но дерзкий план не сработал. Он карабкался по склону, пригнув голову, когда от костра прозвучал недовольный крик:
        — Лизун, ты где?
        — Да здесь я…  — проворчал Алексей.
        Над косогором воздвиглась кудряво-лысая башка Шмакова. И у этого округлились глаза. Он истошно заорал. Оба ударили из автоматов одновременно! И оба успели отпрянуть в безопасное место. Началась безумная свистопляска! Алексей на корточках перебирался за камень, дважды выстрелил короткими очередями поверх косогора — для острастки. Наверху творилось что-то несусветное. Люди галдели, как стая сорок, метались из стороны в сторону. Кто-то, по-видимому, бросился к лесу, упал, стал орать, что сломал ногу! «Назад!  — распалялся Халилов, но вперед войска не лез.  — Назад, трусы, убейте его, он же один!» Похоже, вся банда была вооружена. Кувалда и Шмаков решили рискнуть — вырастали над косогором, поливали огнем и прятались. Алексей тоже стрелял — короткими очередями по два патрона. Перебрался ближе в момент короткой паузы, а когда они опять возникли, ударил плотно, выбивая глину и дерн из косогора. Противник пришел в замешательство, их обуяла паника — ближнему бою боевиков никто не обучал. Они отступали, кричали своим боссам, что Лизун убит, что надо отходить в лес, «на ту сторону». Ругались и сами боссы,
которых оказалось больше, чем защищающих их людей. Алексей карабкался по камням, уходил в сторону. Гранат у бандитов не было, а то давно уже применили бы! И боезапас у них был не вечен. Он сместился в сторону метров на двадцать, выглянул из-за бугра — и обнаружил, что банда уходит. Бросили костер, лодку, какие-то вещи. Семенил Халилов, скрывался за деревьями, в руке у него поблескивал пистолет. Белецкий и прихрамывающий Жданов волокли Риту. У девушки растрепались волосы, она сопротивлялась, шипела на своих мучителей. Дошло, что Алешенька пришел за ней! Последними пятились, держа автоматы наготове, охранники.
        К перешейку пошли, сообразил Алексей. Не бывать этому! Его заметили, открыли огонь. Но он уже катился обратно за бугор. По склону можно было обежать полуостров с южной стороны. Он перепрыгивал через трещины, удерживал равновесие, чтобы не свалиться на камни, огибал лес слева, перелезал через развалы булыжников, моля, чтобы его маневр остался незамеченным. Спешил зайти с фланга. Распластался на утесе — это была высота, господствующая над местностью, приготовился к стрельбе. Теперь он смотрел на них сбоку, открывалось пространство, которое они намеревались преодолеть. Это действительно был не совсем остров. До суши можно было добраться пешком. Какие-то плавни, трава в воде, редкие кустарники. По ним брели, растянувшись в цепочку, люди. Они увязали в жиже, с трудом вытаскивали ноги из воды. Гримасничал Халилов, снова источал проклятия. Упала девушка, чуть не захлебнулась. Белецкий схватил ее за шиворот, рывком поднял, что-то орал в смертельно бледное лицо. Алексей хлестнул очередью. Пули попадали под ногами бредущего Халилова. И снова народ заметался, не понимая, откуда стреляют. Первым его засек
Шмаков, оскалился, принялся долбить. К нему присоединился Кувалда. Пули рыли утес, стряхивали с него камни. Алексей лежал, распластавшись, закрыв голову. А когда поднял ее, обнаружил пренеприятную картину: Белецкий, злорадно скалясь, прятался за пошатывающейся Ритой, приставив пистолет к ее виску. То же самое делал Жданов, только он прятался еще и за Белецкого. Оба гримасничали — ну что, неубиваемый наш, что теперь будешь делать? Аргумент был убедительный. Остановить их на открытом месте не удастся. Но, по крайней мере, гарантия, что в ближайшее время от Риты не избавятся.
        Они опять продолжили движение к низкорослому осиннику. Хлюпала вода под ногами, в отдельных местах доходила до колен. Халилов первым добрался до глиняного склона и вскарабкался на него, не уставая озираться. Остальные пятились тесной кучкой, прикрываясь девушкой, зубоскалили, издевательски махали. Алексей кусал губы от отчаяния. Неправильная тактика. Нужно подобраться к ним тишком, незаметно. Но по этой дороге нельзя. Наверняка останется наблюдатель. Он сполз с утеса, побежал к воде. Ноги подгибались от усталости. Не слишком ли амбициозный проект он затеял? Пуститься вплавь параллельно перешейку, прячась за островками и плавающим гнильем, лелея надежду, что его не заметят. А если и заметят — не попадут на таком расстоянии!
        Люди скрылись в лесу. Алексей пристроил автомат за спиной стволом вверх и поплыл по диагонали. Он берег дыхание, не делал лишних движений. Над водой торчала только часть головы с глазами и ствол автомата. Он делал остановки, хватаясь за паданцы, передохнул на крохотном островке. Напротив перешейка метрах в ста пятидесяти засел автоматчик, гадая, куда он пропал, а Алексей, умело маскируясь, все ближе приближался к берегу. Наблюдатель не станет долго ждать, нервы не железные, рано или поздно побежит за своими…
        Глава одиннадцатая
        Сумерки опускались на озеро, когда он выполз из воды в дебри осота, дополз до ближайшего кустарника и на пару минут превратился в элемент нежилой природы. Но голова работала. Он идет параллельным курсом. Противник — правее. Логично допустить, что, перейдя на сушу, они отправятся прямо (так проще, там тоже народ измотан). Впереди болота, с этим «удовольствием» никак не разминуться. Но если соблюдать осторожность, то ничего не случится. Впрочем, непонятно, как вяжется с этой осторожностью подходящая темнота…
        Алексей приказал себе подняться, идти по диагонали вправо. Оружие действовало — небольшое купание автомату Калашникова не помеха. Пока не стемнело, он старался пройти как можно больше. Лес вставал стеной — низкорослый, со щетинистым подлеском. Землю устилал сплошной ковер бурелома. Деревья теснились, уплотнялись. Он перебирался от ствола к стволу, давя осиновый молодняк, прислушивался. Земля под ногами начинала угрожающе прогибаться. Хлюпала жижа. Местность снова погружалась в низину. В отдельных местах приходилось прикладывать усилия, чтобы вытащить ногу.
        Очередь прогремела, как гром среди ясного неба! Неясная тень метнулась от кустарника к дереву. Прямо по курсу загомонили люди. Но далеко, черт возьми! А стреляли рядом! Падая в дебри пахучего лишайника, Алексей сообразил: наблюдатель, оставшийся на берегу, догонял своих, услышал шум в стороне — майор спецназа как-то не особенно соблюдал режим тишины. Дождался! Дуэль продолжалась недолго. Не было у него времени цапаться со всякими отстающими! Он пошел на риск — выступил из-за дерева, стегнул очередью. Ответ не замедлил, и он покатился в ближайшую яму, испуская мучительный стон: «О, боже!..»  — притворялся раненым и, похоже, убедил. Наблюдатель стал приближаться, хрустели ветки под ногами, чавкала земля. А небо все темнее и темнее…  — как-то отстраненно отметилось в сознании. Когда силуэт четко проявился, Алексей тут же ударил из положения лежа и выпустил все, что оставалось в магазине. Мужчина повалился, изрешеченный свинцом. Эх, ребята, вам бы ума чуток побольше…
        Шмаков еще вздрагивал, кровь шла горлом. Глаза источали потусторонний блеск. Но сообщить Алексею все, что о нем думает, он уже не мог. Алексей не стал дожидаться, пока тот отмучается, побрел дальше, хватаясь за стволы деревьев. Передохнул, обняв корявую осину, поволокся дальше. Впереди еще перекликались люди — откуда им знать, в чью пользу завершилась стычка? Хотя могли бы догадаться. Он вставил в автомат последний магазин, передернул затвор. Шевельнулась мысль: мог бы разжиться боеприпасами, выяснить, как у Шмакова с телефоном. Но возвращаться не хотелось — устал чего-то…
        Местность продолжала понижаться. Под ногами чавкало, вырастали холмики, поросшие мхом. Как это было некстати… Он повесил автомат на плечо, подобрал длинную жердину и каждый шаг теперь делал только после проверки почвы на прочность. Но передвигался довольно быстро. В какой-то момент осознал, что голоса почти рядом! Различались истошные взвизги Жданова. Ну, догонит, и что дальше? Не важно, лишь бы рядом были…
        Начиналось болото, и он несколько раз проваливался. Лишайник, устилавший землю, был обманчив, под ним скрывались топи — пока небольшие и не страшные. Алексей нешуточно беспокоился за Риту, никакой гарантии, что ее безопасно проведут…
        На него набросились, когда он проходил мимо подозрительной поляны, устланной зеленым ковром. В темноте непонятно, могла быть болотная ряска… Набросились слева, из кустарника! Патроны кончились? Вполне возможно. Вынеслась туша, дикий кабан!  — отбросила его на поляну. Ребра затрещали — подловил, демон! Алексей выронил автомат, покатился по зеленому ковру, затормозил на кочке. На него с довольным хрюканьем надвигалась плечистая туша, Кувалда! Да мать твою же! Он откатился влево, затем вправо. Туша с негодующим рыком сменила направление. Пару секунд Кувалда мотал головой, словно бык, у которого перед мордой мельтешила красная тряпка. Этого хватило, чтобы, собравшись с последними силами, оседлать кочку. Алексей бросился из положения «вприсядку»  — прободал головой живот неприятеля! Удар был неплох. Голова пострадала — такое ощущение, что в ней все сбилось в кучку и сплющилось. Алексей повалился на бок. Где же взять сил?..
        Кувалда попятился на пару метров, взревел:
        — Ах ты, сученыш!
        Хотел повторить атаку, и вдруг с ним что-то стряслось. Разверзлись хляби болотные! Зачмокала топь, и Кувалда начал тонуть! Собрался выдрать ногу из трясины, но она уже провалилась до колена. Он стал вытаскивать другую, но это только усугубило ситуацию. С каким-то тупым любопытством он таращился на собственные ноги, уходящие в болото. Когда погрузился по бедра, посмотрел на Алексея и сглотнул:
        — Э, в натуре… я что, тону?
        — Ну, типа того,  — кивнул Алексей и, опустившись на корточки, осторожно пополз на тропу, рядом с которой валялись автомат и жердина.
        — Эй, мужик, постой!..  — Кувалда, провалившийся уже по пояс, начал волноваться.
        — Стою,  — вздохнул Алексей. Он благополучно добрался до места, повесил автомат на спину, вооружился жердиной.
        — Ну, помоги же,  — взмолился Кувалда,  — будь человеком!..
        Скорость погружения стала расти. Он был по грудь в трясине, расставил руки, чтобы увеличить площадь сопротивления, но это не спасло.
        — Пожалуйста…  — прошептал Кувалда, делая жалобные глаза.
        Алексей раздраженно сплюнул. Вот же навязался на его голову… Он подполз ближе и протянул ему конец жердины. Тот схватился за спасительную «соломинку», болотная жижа уже подступала к горлу. Алексей тянул его — сначала неохотно, потом что-то сжалось в груди. Ну не мог он смотреть, как тонет человек! А болото не хотело отпускать громилу. Тот обнимал палку, чуть не зубами в нее вцепился, хрипел. Глаза налились кровью, вздулись вены на лбу… и резко отпустил, не в силах выдерживать это напряжение. В последний раз мелькнули объятые ужасом глаза, он хватанул воздух распахнутым ртом, и болото мгновенно смокнулось над квадратной макушкой…
        Кашляя, держась за сердце, Алексей выполз с опасного участка. Жердина тащилась следом. Он привалился к дереву, тяжело дышал. Силы кончились — теперь уже окончательно. Далеко впереди он различал голоса, но потом и они смолкли. Сознание еле теплилось. Он умудрился как-то подняться, пройти еще немного на заплетающихся ногах, но в конце концов не выдержал, сполз, обвиваясь вокруг дерева, да так и уснул…
        Сон немного восстановил силы. Он очнулся на рассвете и тупо смотрел на изогнутые жутковатые ветки болотного дерева. Время шесть утра, где-то за деревьями уже поднималось солнце. Одежда высохла, стояла колом. Он тоже превращался в заледенелый кол. Першило в горле, голова болела, словно в нее вонзали раскаленные иглы. Спасай же, богатырское здоровье… Укусы комаров уже не чувствовались. Видно, так вчера накусали, что иммунитет приобрел. Лицо распухло — он потрогал его и испугался. На севере снова кто-то кричал! Обалдеть, словно и не было долгой ночи! Видимо, остатки вражеского войска тоже взяли на ночь тайм-аут…
        Алексей снова побрел по болоту, тыкая перед собой жердиной. В какой-то миг отметил, что лезет на покатый склон, а растительность вокруг него обретает нормальный «человеческий» облик. Прощай, болото! Через минут десять он уже двигался по светлому сосняку, напоенному гамом проснувшихся птиц. «Где-то впереди дорога на Озерск,  — кольнула неприятная мысль.  — Уйдут, сволочи, и Риту убьют!» Но он не терял бдительность. Иногда слышал голоса, подмечал следы — здесь прошли люди. Не было времени изучать их характер. Остановился Алексей только в низине. Здесь была примята трава, валялся сдавленный лапник. Десяток окурков, никаких следов трапезы. Так вот где вы, свиньи, ночевали… Он ускорился, приготовил автомат. За деревьями голубел просвет. Они тут, рядом…
        Прогремел пистолетный выстрел. Алексей встал, прижавшись к сосне. Голова закружилась, желчь поднялась к горлу. Что же он почувствовал? Нет, только не это!
        Ужас застилал рассудок. Он помчался, как спринтер, вылетел на опушку. Но лес на этом не закончился. Впереди шириной метров в пятьдесят простирались каменные плиты — какое-то неразумное творение природы, зачем они здесь? За камнями журчал ручей, за ним — открытое пространство, светлый березняк, в котором мелькали какие-то люди…
        За березняком что-то гудело. Там пролегало шоссе на Озерск, и по нему шла тяжелая грузовая машина! Сердце билось, как индейский барабан. Он ринулся вперед, начал перепрыгивать с камня на камень. Только не оступиться… Спрыгнул с последней глыбы, бросился к ручью. И чуть удар не хватил! Качнулся. У журчащего источника лицом в разноцветные камешки лежала женщина! Она скорчилась в позе зародыша, не шевелилась. Как не узнать эту старую мамину кофту, превращенную в лохмотья, отцовские джинсы тех времен, когда еще никаких джинсов в стране не было! Алексей закричал от отчаяния, кинулся к ней. Перевернул. Рита судорожно подрагивала, сглатывала. Дрожали ресницы. Все ее лицо пестрело царапинами и синяками. Красное пятно расплывалось между плечом и тем местом, где находилось сердце. Хоть не в сердце попали, боже… Она открыла глаза. В них теснились боль и туман. Он обнял ее, прижал к себе.
        — Лешенька, это ты…  — прошептала Рита.  — Я знала, что ты рядом, но ты никак не мог нас догнать…
        Алексей порвал на ней одежду, а на себе — майку, попробовал обмотать — получилось на раз.
        — Все в порядке, девочка… вот так держи, не отпускай, надо кровь остановить…  — Он сильно волновался, хрипел.  — Ты как себя чувствуешь?
        — Странный вопрос…  — попыталась улыбнуться Рита.  — Для покойницы — вроде неплохо…
        — Ты не покойница… а очень даже наоборот… Ранение не смертельное… Кто в тебя выстрелил?
        — Белецкий… это он… Смеялся, что рядом дорога, теперь они и без меня справятся…
        — Полежи здесь, не шевелись, эту штуку от раны не отпускай.  — Алексей осторожно пристроил ее голову на камни.  — Не вздумай засыпать, а то не проснешься. Я скоро вернусь, разберусь с бандой, вызову помощь и вернусь…
        — Поспеши, Леша, а то они уйдут… Знаешь… я, кажется, передумала умирать… В другой раз… Не волнуйся, все в порядке со мной, я знаю, для чего жить… Только будь осторожнее. У Белецкого пистолет, у Халилова тоже, но мало патронов… Жданов свой в болоте утопил и сам искупался…
        Он не дослушал. Откуда только силы взялись? Он несся, как горная лань. Перемахнул ручей, бросился по траве к лесу. Влетел в разреженный березняк и помчался по нему двухметровыми прыжками. Впереди опять низина, стена кустарника, за которой проступала лесополоса, отгораживающая трассу. Эти твари еще не добрались до кустов, ковыляли, как инвалиды последней категории! Желчь теснилась в горле, он вскинул автомат, выпустил длинную очередь. Эх, велико расстояние… Преступники разбежались, как муравьи, а он продолжал бежать, стреляя на ходу с такой щедростью, словно нес на себе тактический жилет, набитый боеприпасами. Споткнулся Жданов, рухнул носом в траву, а когда поднялся, снова обо что-то споткнулся и снова упал. Остальные мелькали за деревьями. Белецкий свернул с тропы, спрятался за березой, стал с перепугу палить. Такое ощущение, что палил в Жданова — пули пахали землю вокруг борова, ни одна не попала! Алексей ответил тем же — рассыпал очередь. У обоих кончились патроны, да и черт с ними! Он отбросил автомат. Белецкий пустился наутек, запутался в корнях, покатился, оглашая лес воплями страха. Жданов
норовил подняться, бледный, как могильная крыса, зубы выбивали чечетку. Алексей повалил его обратно прямым ударом в челюсть, а когда тот рухнул, опустился на колени и стал добивать безжалостными ударами по лицу. Примерно на пятом ударе «предприниматель» лишился чувств, а он все продолжал его лупцевать. Затем побежал дальше, догнал Белецкого и пнул ногой прямой в живот. Тот взмахнул руками, повалился навзничь. Эх, многое бы отдал сейчас Алексей за право совершить одно безнаказанное убийство в жизни! Некогда — рухнул на колени, ударил по горлу ребром ладони. Удар проверенный, на час хватит…
        Халилов тоже далеко не ушел. Потерял очки, несколько раз падал. Физиономия черная, грязный, оборванный. Его колотило от страха, он стрелял почти вслепую. Алексей качался маятником, увертываясь от пуль. Пора бы им кончиться… Кончились! Халилов возмущенно вскрикнул и пустился наутек. Он неплохо бегал, пролетел мимо последних деревьев, выбежал на поляну, но Алексей настиг его. Халилов обернулся, оценивая дистанцию, и вдруг, испустив вопль, развернулся в прыжке. Алексей притормозил от неожиданности. Бывший вице-спикер тяжело дышал, шел на него, держа выкидной нож нижним хватом. Решительно шел, сверкая подслеповатыми глазами.
        — Ну, все, хренов выскочка, ты меня достал…  — утробно урчал бывший депутат, будущий «почетный» зэк.  — Теперь ты меня на полном серьезе достал…
        Алексей вздохнул и выстрелил дуплетом из охотничьей берданки! Дробью по заднице! Халилов аж подлетел. Выронил нож, завизжал благим матом, повалился на живот и начал вертеться, как электрическая мельница!
        Раздвинулись кусты, и на поляну вышли Борька Черкасов и сосед Виктор Павлович Маслов. Последний держал на плече берданку (она уже становилась знаменитой), из ствола которой вился сизый дымок. Оба как-то застенчиво улыбались. Одеты были по теме — непромокаемые накидки, болотные сапоги.
        — Я требую адвоката!  — завизжал Халилов.  — Это произвол!
        Виктор Павлович скинул с плеча берданку, двинул стволом по макушке — словно по шарику ударил клюшкой для гольфа. Халилов дернулся и лишился чувств.
        — Ну и правильно,  — устало улыбнулся Алексей.  — Плюс в карму, Палыч.
        — Чего?  — не понял сосед.
        — Да ничего, забей!
        Мужчины обнялись.
        — Вот и опять поучаствовали,  — заулыбался Черкасов.  — Вроде мелочь, а в самый ответственный момент. Хотя ты и сам бы, конечно, справился.
        — Смотрю на вас, мужики,  — признался Алексей,  — и нарадоваться не могу. И чего я в вас такой влюбленный? А главное, снова дробью по заднице. Ты постоянен, Палыч.
        — Он прямо островок стабильности,  — согласился Борька.  — Тут трасса рядом, там машина. Ты пропал вчера утром при странных обстоятельствах, мы с Палычем карту местности изучили вдоль и поперек, решили, что ты где-то здесь объявишься. С вечера, кстати, курсируем, еще не спали толком. Менты тебя тоже ищут, и преступников твоих ищут, ты уж не держи на них зла — у них своеобразные представления о поисково-спасательных операциях. Работают, как могут. На вертолете хотели вас искать, но нашли единственную «вертушку» на весь район, и та сломалась…
        — Мужики, все это здорово, но человек ранен,  — взмолился Алексей.  — Рита здесь, недалеко, минуты четыре ходу. У нее грудь прострелена. Я к ней, попробую перенести поближе… Палыч, дуй за машиной, должен проехать сюда, насколько сможешь, попутно звони — в больницы, в полицию… Борька, тут три «кадра», которых надо сдать ментам. Это первый, дальше еще один, еще дальше третий… Проследи за ними, будь добр. Вроде хорошо их отоварил, но кто их знает. Можно в кучу всю эту братию собрать…
        Алексей побежал по проторенной дорожке, через лес, в котором кто-то стонал (скоро в камере будет стонать), перепрыгнул через ручей. Рита дышала — слава богу! Он лег на камни рядом с ней, обнял, как хрупкую китайскую вазу. Она слабо улыбнулась ему, подняла руку, приложила ладошку к его щеке, что-то прошептала. Он не расслышал — да и какая разница? Ладошка была такой мягкой…
        Эпилог
        Алексей вернулся из больницы около пяти вечера. Рита поправлялась, послезавтра обещали выписать, если ничего не случится. Машину загонять не хотелось, оставил у ограды. Завтра все равно снова ехать. Солнце уже померкло, похолодало, синоптики уверяли, что надвигается холодный атмосферный фронт. Он замкнул недавно отремонтированную калитку, побрел к крыльцу. Никто не встречал радостным лаем, не облизывал руки, волоча за собой конуру. «Собаку надо бы завести,  — подумал Алексей.  — У деда Поликарпа Альба ощенилась, как-нибудь зайду, оценю приплод». Поймал себя на мысли, что идея странная. Собрался до упора посвятить себя деревенской жизни? Он открыл ключом дверь. С кухонного шкафа сорвался черный кот, умчался в спальню. Алексей отыскал на кухне таблетки, выпил. Избавиться от кашля не удавалось, временами (особенно ночью) сотрясали жуткие приступы — последствия одной памятной ночи двухнедельной давности.
        Зазвонил телефон. Алексей поморщился. Снова полковник Миров? Звонил вчера, похвастался, что закончил лечение, предлагал заехать в управление, получить какую-то грамоту от МВД. Не хочет ли Алексей Петрович пойти работать в полицию? Правоохранительным органам очень нужны такие кадры. Алексей обещал подумать. Но сегодня звонил не Миров. Номер был смутно знакомым.
        — Слышь, мужик, ну, салют, в натуре,  — прозвучал грубоватый детский голос.  — Ты как там, процветаешь?
        — А, привет, Колян! Как житуха? Все ништяк?
        — Терпимо,  — деловито отозвался отрок.  — Слушай, ты не забыл должок-то вернуть? А то несерьезно получается, согласись. Мы работали, выполняли твой заказ, даже отсрочку тебе дали, а ты и обрадовался. Нехорошо, мужик.
        — Прости, Колян! Гадом буду, из головы выдуло. Дела, понимаешь, заботы, закрутился. Завтра подскочу, отдам. На крайняк, послезавтра.
        — Ну, смотри,  — шмыгнул носом пацан,  — не подведи. Пользуешься ты, мужик, нашей добротой. Смотри, с нами шутки плохи…
        Он отключил телефон. Действительно неудобно вышло. Серьезные ребята, надо съездить, замять неловкость. Потом бросил взгляд на свою новую «деревенскую» обстановку. Мебель из ИКЕИ (в Ярославле делал заказ), обстановка «под Европу», новая кухонная техника, суперплоский телевизор последней модели. В спальне тоже обстановка кардинально поменялась. Рита послезавтра приедет — интересно, что скажет? Алексей насторожился — звякнула задвижка на калитке, вдоль дома затопали люди. Ну, точно, собаку пора заводить.
        — Хозяин, гостей принимаешь?  — раздался с порога веселый голос, и на кухню завалились Борька Черкасов с соседом Палычем. Оба были как-то нездорово возбуждены, тащили тяжелые пакеты.  — Ага, вот он,  — добродушно бубнил Черкасов.  — Как тут наш сердитый котик?
        Принимать гостей Алексей не собирался — голова побаливала, но, в принципе, был рад видеть эту парочку.
        — Вы чего?  — не понял он.
        — Хотим облегчить твое положение,  — объяснил Борька.
        — А что не так с моим положением?
        — Ладно, Борис, не пугай человека,  — прогудел Маслов, выгружая на стол тяжелый пакет, в котором очерчивались стеклянные банки.  — Лечить тебя пришли, а то уже достал со своим кашлем. Это мед с Борискиной пасеки — свеженький, целебный.
        — И что я с ним делать буду?  — нахмурился Алексей.  — Не самогонка же…
        — Что хочешь,  — засмеялся Борис.  — Можешь перед телевизором поставить заряжаться, но вообще-то его едят. Самогон, конечно, вещь, но и мед, скажу тебе по секрету,  — голова. Пара ложек в день — и кашель через пару недель как рукой снимет.
        — Кстати, насчет самогона.  — Виктор Павлович извлек из другого пакета устрашающую емкость, поднял ее, посмотрел на свет.  — Так и хочется какой-нибудь гадости… Да нет, нормальная вещь. Тетя Дуня образумилась, теперь включает дополнительную перегонку. А что так смотришь?  — нахмурился он.  — Не вздумай говорить, что тебе нельзя, что у тебя голова болит. Партия сказала: надо. Да не волнуйся, мы по чуть-чуть. За скорейшее наступление светлого завтра, так сказать. Доставай посуду, пожрать, если есть что. У нас вот с Борькой сегодня шаром покати…
        — А вот с телевизором точно что-то не так,  — заметил Черкасов, заглядывая в комнату.  — Как-то он расплылся, плоским стал… На хрена он тебе?
        — Не придирайся,  — усмехнулся Алексей.  — Такая же необходимая вещь, как нанотехнологии.
        — И вообще все изменилось…  — скорбно констатировал Черкасов.  — Ну, все понятно с человеком. Ждет кого-то. Купидон не промазал.
        — Ну да, я видел, как он смотрел на нее в больнице,  — улыбнулся Виктор Павлович.  — С помыслом, так сказать, и вожделением. Алексей, не спи, мечи на стол.
        Закуски извлекались быстро, посуда — еще быстрее. Первую выпили, особо не закусывая. В бутыли почти не убыло.
        — Печень, жалко, не купили,  — пробормотал Алексей.
        — Жарить?  — встрепенулся Черкасов.
        — Нет, для пересадки…
        — Да перестань!  — отмахнулся Борька.  — Мы же не алкаши какие-нибудь, мы серьезные и ответственные люди. Варвару сегодня встретил,  — вдруг вспомнил он,  — о тебе спрашивала. Знает уже обо всем, рассказали добрые люди. Варвара в шоке.
        — Да хрен с ней!  — проговорил Маслов, снова наполняя стаканы.  — Лучше уж в шоке от услышанного, чем в страхе от увиденного…
        — Молодец!  — развеселился Борька.  — Хорошо сказал. Все правильно, Палыч, есть мужик — вот и долбайся с ним. А то зачем заводила, если на других тянет? Ну, давай, Леха!  — поднял он стакан.  — Чтобы жил не тужил, и баба в доме была, и все такое. Все нужное уже купил, детскую комнату из родительской спальни сварганишь. Тачку бы тебе еще подходящую подобрать,  — добавил Борька, кинув взгляд на зябнущий у калитки «Спринтер».
        — Работу бы ему подходящую подобрать,  — проворчал Маслов.  — Надеюсь, в ментуру не пойдешь работать?
        — Надеюсь, нет,  — улыбнулся Алексей.
        — Вот и здорово!  — обрадовался Черкасов, хватаясь за бутыль.  — За это и выпьем третью. Может, подумаешь еще над моим предложением податься в пасечники…
        Алексей промолчал. Он бы выпил за что-то другое, но ладно, успеется. Вечеринка только начиналась…