Корень зла среди трав Татьяна Юрьевна Степанова
        В далеком 1951 году профессор ботаники Кантемиров во время экспедиции на Домбай-Ульген был обвинен в жестоких убийствах трех женщин. С помощью влюбленной в него аспирантки Ниночки профессору удалось бежать в Москву, где с него сняли все подозрения…
        Казалось бы, прошло столько лет, та давняя история уже быльем поросла… Ан нет!
        В Подмосковье с разницей в несколько дней обнаружены тела задушенных женщин. Полковник Гущин и помогающие ему в расследовании Клавдий Мамонтов и Макар Псалтырников не сомневаются, что перед ними деяния серийного маньяка. Картина убийств совпадает, как и необычные детали, которые душитель оставляет на телах жертв. И все они указывают на то давнее дело. Наследники профессора Кантемирова не переняли его одержимость ботаникой, но одержимость иного рода, судя по всему, у них в крови…
        Шефу криминальной полиции области полковнику Гущину и его напарникам Клавдию Мамонтову и Макару Псалтырникову предстоит разгадать новую детективно-мистическую головоломку в остросюжетном романе Татьяны Степановой «Корень зла среди трав»…
        Татьяна Степанова - подполковник полиции, бывший сотрудник Пресс-центра ГУВД Московской области и следователь, поэтому ее истории так правдоподобно и детально описывают расследования криминальных загадок.
        Татьяна Юрьевна Степанова
        Корень зла среди трав
        
        Глава 1
        Heracleym. Благие намерения
        Домбай-Ульген. Векового льда печаль. Голубой подлунный дым. Невысокая арча, У дувала горка дынь, Буйный тезка мой борщевик И отара на горе… Эхо повторило крик В тишине. На заре… Чьи следы в густой траве?
        Стихи Гектора Борщова из «Кавказской тетради», не прочтенные Кате
        Июль 1951. Кавказ
        Они стояли в густых труднопроходимых зарослях, отрезанные от всего мира. Над их головами на высоте четырех метров сплетались белые соцветия, схожие видом с опрокинутыми куполами. Толстые зеленые стебли напоминали трубы органа, изумрудные листья поражали изощренной вычурностью и совершенством форм.
        - Гиганты. Каковы, а? - Профессор обернулся к аспирантке. - Великолепные экземпляры. Здесь произрастают лучшие образцы, чем в окрестностях Нальчика.
        - Семейство Зонтичные, подсемейство Сельдерейные, - словно на экзамене выпалила двадцатилетняя аспирантка в соломенной шляпе, мужских рабочих брюках и яловых сапогах, купленных на кисловодском базаре. - Heracleum. Борщевик Сосновского. Названный в честь вашего учителя. Описание не передает всю его красоту.
        - И природную мощь. Какая могучая биомасса! - Пятидесятилетний профессор ботаники и руководитель экспедиции задрал голову, созерцая гигантские растения. - Воплощенная красота, да, вы правы… Она внушала трепет моему учителю. Я начинал у Сосновского студентом в ботанических садах Тифлиса еще в конце двадцатых. Он был одержим прелестью цветов, деревьев, трав… Часами созерцал лепестки магнолий, плывущие по ручью, зелень кипарисов сквозь струи водопада бывших царских садов и разнотравье. Меня же в годы ученичества привлекала не пустота красоты, но польза, которую может принести людям щедрость природы. Перед нами сейчас ее дар, способный накормить столько…
        - Скотов. То есть я хотела сказать - коров, овец, свиней. Многообещающая силосная культура, полезная народному сельскому хозяйству и животноводству. - По тону двадцатилетней аспирантки с трудом угадывался смысл, вложенный во фразу.
        - Естественно, в вашем возрасте красота важнее. Не ехидничайте, - пятидесятилетний профессор усмехнулся, он явно рисовался перед юной помощницей. - Надо позвать рабочих с лопатами. Выкопаем одного из этих титанов. Я хочу изучить подробно и описать сей кавказский мегаэкземпляр от корневой системы до соцветий.
        Он властно взял аспирантку за руку, собираясь вывести ее из зарослей. И увидел на ее кисти багровое пятно от запястья до пальцев.
        - Что у вас? Дерматит?
        - Сама не знаю. Появилось после нашего похода в горы. И здесь тоже, - она показала ладони с пятнами, смахивающими на следы ожога. - Я рвала листья и соцветия для гербария без рукавиц. Ничего не болит.
        - Вернемся в аул - обработаем, - высокий профессор наклонился, заботливо осматривая ее руки.
        - У вас тоже красные пятна. На щеке и на шее.
        - На меня брызнул сок борщевика, когда мы третьего дня шли по склону горы сквозь заросли, - профессор потер небритую щеку. - Чешется сейчас ужасно, я решил, меня кто-то укусил.
        - Нет, не укус и не загар, - аспирантка робко дотронулась пальцами до его щеки. Легкое касание…
        Полуденное солнце пекло, пробиваясь сквозь свод белых соцветий борщевика Сосновского, рисуя причудливые узоры на листьях. На их запачканной землей одежде. На их лицах.
        В тишине гудели пчелы. И вдруг…
        Ааааааааааааа!
        Громкий истошный крик разорвал солнечную тишину. Горное эхо подхватило его, разнесло.
        Они поспешили прочь из зарослей, выбрались на склон, откуда открывался потрясающий вид на окрестности. На фоне голубого неба вдали сияли льды горной вершины. Дикие розы оплетали кусты на окраине кукурузного поля, за которым виднелся аул. Вдоль склона вниз по тропе бежали двое мужчин, они кричали, махали руками. Рабочие ботанической экспедиции, разгружавшие инвентарь и лопаты из вьюков лошадей, что-то оживленно, тревожно обсуждали.
        - В чем дело? - спросила аспирантка. В отличие от профессора ботаники, своего научного руководителя, она не понимала языков Кавказа. А профессор с юности знал наречия здешних мест.
        - Они говорят: нашли еще одно тело в зарослях. Девушка пропавшая - дочка начальника почты. Она мертва. - Профессор громко обратился к бегущим по тропе мужчинам.
        Те остановились. Указывая в сторону зарослей таких же гигантских борщевиков Сосновского на обочине кукурузного поля, хрипло кричали, объясняя.
        - Что там? - Общая тревога захлестнула аспирантку, словно волна.
        - В кустах лужа крови. Девушку убили. Надо немедленно звонить в район!
        Крики не умолкали. Горное эхо дробилось о скалы.
        - Они сильно напуганы. - Профессор ботаники решал, как ему, руководителю экспедиции, поступить в сложившейся ситуации - продолжать работу или возвращаться в аул. - Орут, что зверь завелся в горах. Хищник.
        - Хищник? Но та, другая женщина была убита не животным, - аспирантка тревожно заглядывала в глаза своему учителю. - Ее же нашли у источника, местные жители всегда берут там воду, и дикий зверь просто не мог так ее… Мы же сами видели тело!
        - Они кричат - зверь в человечьем обличье появился здесь, на Домбай-Ульгене, - перевел он ей.
        Над кукурузным полем и зарослями гигантских борщевиков кружили стервятники. Падальщики слетались на пир с Кавказских гор.
        Глава 2
        Петля
        Наши дни. Май. Подмосковье
        Женщина с большой нагруженной сумкой на ремне, надетой через плечо, шла по лесной тропинке. Накрапывал майский дождик. Женщина застегнула до самого горла синюю ветровку, низко натянула на лицо непромокаемый капюшон. Впереди слышался шум федеральной трассы, до нее оставалось совсем немного. Женщина торопилась на рейсовый автобус. Местные жители обычно добирались из поселка до шоссе другим путем, но она всегда срезала здесь полкилометра - сворачивала напрямик на старую заросшую тропу, в густой подлесок, высаженный вдоль шоссе.
        Женщина деловито пощупала сумку - не промокает ли? В сумке газеты, журналы. Рейсовый автобус, что ходит по расписанию, довезет ее до поселка у знаменитого дома-музея. А если опоздаешь на автобус, то шесть километров пешком брести через поля, рощу и садовые товарищества. А куда денешься? Работа есть работа.
        Женщина бодро шагала и считала в уме деньги. Счастье, что за квартиру уплачено. Покупать себе что-то из одежды до осени она теперь, конечно, не сможет. Но она и раньше особо на барахло не тратила. Однако собиралась летом на распродаже с максимальной скидкой приобрести крепкие демисезонные ботинки - на распутицу. Но видно, не судьба. Даже и со скидкой… На еду у нее все же останется после коммунальных выплат и суммы, что она в сложившейся ситуации должна накопить. Но не густо. А поесть… пожрать она любит! Ест вот и не жиреет, потому что нервов столько сейчас приходится тратить. Психика вся у нее издерганная… И работа, в общем-то, хреновая, тяжелая. Нелюбимая работа. Много времени в разъездах, в дороге. И ответственность. С чужими деньгами так всегда.
        Самый больной вопрос с насущными тратами - покупка лекарств. Ей придется выбирать, что взять - в супермаркете куриные окорочка и селедку, обожаемую с детства, или в аптеке таблетки, без которых ей уже не обойтись. Таблетки ей врач прописал. Гречку проклятую она ненавидит, черный хлеб желудок ее не переваривает. Кашу есть? Да давится она этой чертовой пшенной кашей! И так варит только ее одну порой целыми днями последний месяц. А любит она колбасу докторскую, сосиски и…
        Водочки бы купить… Водочки да селедочки… Как мамаша-покойница говорила…
        Нет, она не алкашка. Это он алкаш конченый, отморозок… Но водочку и она употребляет. Когда два часа зимой на морозе в полумертвом Ухватове ждешь деревенский автобус, что вроде как ходит по расписанию, но не приезжает, дьявол, пропускает рейсы, как потом согреться, чтобы не свалиться с простудой?
        Мерзкие бабки и деды из подмосковных деревень, ее подопечные… Как же она их порой ненавидит! Чтоб они все передохли, гнилушки, заедающие чужой век! Но с другой стороны, именно эти окостенелые старухи дают ей возможность заработать на кусок хлеба. Не было бы их, ее бы уволили из отделения. И куда идти работать? Швеей на фабрику? А шить она тоже ненавидит. Не желает. Она вольный человек, а не фабричная моль. Насмотрелась она в детстве, в юности на фабричных.
        Водочки бы купить… Взбодриться прямо сейчас… Нет, нет, бухло не ее тайная страсть. Это все он… Ублюдок, змей поганый…
        Одно только ей душу греет в ее безденежье, расстройстве, гневе и печали. То, что она честная женщина. Несмотря ни на какие обстоятельства - она честная. Она лучше от себя кусок оторвет, чем что-то украдет, прикарманит, присвоит. Так ее мамаша-покойница воспитала. Насчет чужого добра и бабла - ни-ни! Никогда! А водочки можно, даже нужно порой хлебнуть - но только на свои, кровные, заработанные гроши. И селедочкой с лучком закусить. «Для нас, работяг, водка - тот же хлеб, - говаривала в подпитии мать - волочильщица по профессии на фабрике в Иванове. - Но мы, детка, - пролетариат, классовый гегемон! Честные люди».
        Женщина шла по тропе среди зарослей. Дождь лил все сильнее. Капли дробились о белые зонтики высоких растений, выстроившихся как на параде вдоль тропы.
        И внезапно справа из кустов бузины выпорхнула птица. Они в дождь почти никогда не летают, сидят на ветках, нахохлившись. Пережидают ненастье.
        Если только кто-то не вспугнет их…
        С тревожным писком с деревьев сорвались еще две птицы. Женщина замедлила шаг, но не успела даже оглянуться.
        Нападение на нее произошло молниеносно. Горло женщины захлестнула веревка. Ее рванули назад, одновременно подсекая сильным ударом ей ноги и затягивая петлю у нее на шее с жестокой неумолимой страшной силой. Она вскрикнула, вцепилась в веревку, но ее пальцы только скребли по ней, не способные уже ослабить петлю, что душила ее. Женщина хрипела, билась, пытаясь вырваться, из последних сил оглянуться назад, чтобы увидеть того, кто душил ее среди зарослей. Силы ее иссякали. Она уже не могла кричать, звать на помощь…
        И вот она рухнула на землю, сминая кусты, ломая зеленые стебли, увенчанные белыми зонтами соцветий. Скрюченными пальцами она царапала траву, рвала листья, пачкая ладони в густом соке. На ее затылок наступили ногой в тяжелой обуви, безжалостно вдавливая ее лицо все глубже в траву, в раскисшую под дождем грязь, лишая ее последнего вздоха. И жизни.
        Глава 3
        Пятно
        Наши дни. Июль. Подмосковье
        То, что она мертва, Клавдий Мамонтов понял сразу - ее посиневшее от удушья лицо, вытаращенные глаза и прикушенный в агонии язык являли собой ужасающую маску смерти. Ее соседка все еще продолжала испуганно ахать, но ее дрожащий голос звучал все тише, глуше, потому что она тоже увидела все остальные детали.
        Палки для скандинавской ходьбы валялись в траве, далеко отброшенные в сторону.
        Концы веревки… Веревку запачкали землей - но только один ее конец. Второй оставался чистым. Петлю веревки туго затянули на шее женщины.
        - Она задушена, - потрясенно констатировал Макар. - Ее убили.
        Собачки ее соседки - два забавных йоркшира на шлейке, заливавшиеся истерическим лаем, внезапно стихли. А потом оба как по команде завыли и бросились прямо к мертвому телу в траве. Соседка едва удержала их. Они выли и рвались к трупу, словно ими вдруг овладело бешенство. Брат соседки перехватил поводок и рванул собачек назад.
        - Осторожнее! Ты им шеи сломаешь! - крикнула соседка.
        Клавдий Мамонтов от неожиданности и нелепости, жуткого сюрреализма открывшейся их глазам мизансцены оцепенел. Боль в раненой руке стала нестерпимой. Видно, действие лекарства как раз закончилось.
        - Что, черт возьми, здесь произошло? Кто с ней сотворил такое?! - спросил брат соседки, удерживая воющих йоркширов.
        - Звоните немедленно в полицию, - тихо сказал соседке Макар.
        Он был бледным, встревоженным, однако спокойным. Достал навороченный мобильный и быстро сделал несколько снимков трупа.
        Соседка вытащила из кармана летних брюк телефон и позвонила.
        Итак, соседка и ее брат… Всего каких-то полчаса назад, когда Клавдий Мамонтов и Макар приехали в дачный поселок Сарафаново и заблудились в нем, потому что там отсутствовали и номера домов, и названия улиц, а затем внезапно удача вывела их прямо к двум старым дачам на окраине возле заросшего буйным июльским разнотравьем поля, они встретили ее - эту незнакомку. Ее соседку.
        «У Наташиной дачи в Сарафанове синий забор - она мне в телефонном разговоре все описала. И на нем старое граффити - абстракция. Еще Юра рисовал, ее муж, когда у него были силы. Забор приметный, так что найдете ее обиталище», - напутствовала их Вера Павловна - гувернантка и учительница маленьких дочек Макара.
        Кружа по пустынным дачным улицам с высоченными глухими заборами, они в конце концов наткнулись на синюю ограду с полинявшими от дождей разноцветными граффити в виде пятен и линий. Вышли из внедорожника и начали сначала вежливо стучать в калитку. Затем окликать хозяйку. Но так и не дождались от нее ответа.
        На их голоса из дачи напротив, скрывающейся за забором, выкрашенным суриком, вышла полная женщина лет пятидесяти в цветном сарафане с двумя йоркширами на сворке.
        - Добрый день, - вежливо, галантно поздоровался с ней Макар. - Мы к Авессоломовым. Но никто нам не открывает.
        - Вы к Наталье Эдуардовне? Только она не Авессоломова. А Гулькина. Авессоломов - фамилия ее покойного мужа, - ответила женщина с собачками. - Я ее соседка. Наталья Эдуардовна вас ждет? Вы к ней тоже в гости сегодня? И что же, ее дома нет?
        - Нет. Стучим-стучим. - Макар развел руками, улыбаясь соседке. - Мы по делу приехали. И вроде договаривались с ней. Только немного припозднились.
        - Так она, наверное, как обычно, после обеда отправилась прогуляться до речки, - ответила соседка. - Она увлеклась скандинавской ходьбой, палки себе купила. Показывала мне. Она на речку ушла.
        - Не покажете нам, где у вас речка? - спросил Клавдий Мамонтов. - Может, мы ее там найдем? А то ждать у дачи непонятно сколько времени… Мы по делу к вашей соседке издалека приехали.
        - Пойдемте, я вас провожу, я все равно собак выгуливаю. Здесь близко. А на машине, даже на вашем вездеходе, к речке не проедешь, - соседка смерила глазами высокого Клавдия Мамонтова с забинтованной рукой на перевязи и обернулась к приветливо улыбавшемуся ей Макару.
        С ним она без умолку трещала о своих йоркширах, которых он похвалил, пока они, оставив машину, неторопливо брели через поле. Когда они его пересекли, на опушке рощи, обрамлявшей поле, появился мужчина крепкого сложения - в дачных шортах и промокшей от пота футболке. Он был обут в перепачканные землей кроссовки.
        - Славно побегал? - окликнула его соседка. - Знакомьтесь, мой младший брат Денис.
        Брат соседки помахал рукой и направился прямо к ним.
        - Аня, а вы куда? Кто это с тобой? - спросил он, подбегая, вытирая с лица капли пота.
        - Снова гости к Наталье Эдуардовне, - ответила его сестра. - Ты ее не встретил, когда бегал?
        Ее брат отрицательно покачал головой. Фразе «снова гости» Клавдий Мамонтов в тот момент и значения не придал. Кто мог вообще предположить, что обычным июльским вечером в сонном подмосковном дачном поселке Сарафаново они столкнутся с подобным.
        - Если ее нет на речке, она, возможно, дальше ушла со своими палками - к Мелихово. Она иногда и туда забредает, хотя далековато, сама мне хвалилась, - рассказывала Макару соседка. - В музей-усадьбу. Меня как-то раз на прогулку приглашала с собой. Но в тот день такая жара стояла. Да и сегодня прохлады никакой. Душно. Парит.
        Она оживленно обращалась именно к Макару - видно, он, красавец блондин в белой льняной рубашке и брюках дорогой фирмы, действовал на нее возбуждающе. Ее женский энтузиазм не остался незамеченным и ее братом - тот перешел с бега на шаг и держался рядом. То ли ему стало любопытно - что за типы приехали к Гулькиной и чего им надо от нее, то ли не желал оставлять свою доверчивую сестру одну в компании двух незнакомцев.
        Они вчетвером вошли в лес. Среди деревьев буйно разрослись кусты. В траве дачники проложили тропинки, а вокруг раскинулось зеленое царство - дикая малина, крапива, чертополох и здоровенные растения с толстыми стеблями и белыми соцветиями. Из дачного детства Клавдий Мамонтов помнил, что они с мальчишками именовали их «дудниками». А может, у них имелось иное название? Он не вникал.
        Внезапно маленькие собачки на шлейке, словно веселый горох катившиеся впереди них, остановились, замерли и вдруг залились бешеным истошным лаем.
        В смятой траве и кустах что-то белело впереди.
        А потом они увидели тело.
        Женщина лежала на спине, раскинув руки, непристойно раздвинув ноги. В позе трупа было нечто нарочитое, неестественное, искусственное. Что сразу бросалось в глаза.
        На шее женщины туго затянули веревку. Испачканный грязью конец вдавился в траву, в землю. Чистый конец веревки завели за ухо мертвой.
        Одежду - футболку, дачные брюки, нижнее белье разорвали. Так в первый момент показалось Клавдию Мамонтову. Женщине обнажили тело - грудь и живот до самого лобка. Между обвисших грудей с коричневыми сосками красовалось большое пятно неровной странной формы.
        - Что, черт возьми, у нее на груди?! - испуганно спросил Денис.
        - Не подходи к ней! - его сестра вцепилась в его плечо. - Пусть полиция разбирается!!
        Клавдий Мамонтов и Макар переглянулись. Макар тоже указал глазами на пятно. Навел камеру мобильного и снова все сфотографировал.
        Клавдий Мамонтов с расстояния, отделявшего их от трупа, пытался лучше разглядеть пятно, у которого был алый контур. На коже внутри контура засохла какая-то слизь.
        На голом дряблом животе задушенной женщины лежали увядшие пожухшие белые соцветия зонтичной формы. Одно из таких пожухших соцветий воткнули в угол рта покойницы рядом с прикушенным в агонии асфиксии языком.
        Макар потрясенно созерцал мертвое тело. Затем набрал номер в одно касание.
        Клавдий Мамонтов сразу понял, кому он звонит.
        - Федор Матвеевич, здравствуйте, это я… Клавдий? Он ничего, лучше после клиники… Он здесь со мной. Федор Матвеевич, мы сейчас с ним в Сарафанове. Я вам все позже детально расскажу, мы с Клавой по делу приехали… Здесь убийство! И… вообще дело дрянь. Словами долго описывать. Я вам снимки только что послал.
        Макар звонил полковнику Федору Матвеевичу Гущину.
        Пауза. Полковник Гущин, видимо, смотрел фотографии с места преступления.
        Клавдий наклонил голову, чтобы попытаться услышать их беседу. Естественно, громкую связь Макар не мог сейчас включить.
        - Сарафаново - это… Чехов? - уточнил Гущин.
        - Не совсем, но не очень далеко от Мелихова, от усадьбы. Дачное место. Федор Матвеевич, вы приедете? - тревожно спросил Макар.
        - Я приеду. Но мне часа полтора понадобится, чтобы добраться из Москвы, - ответил полковник Гущин. - Местную полицию вызвали?
        - Да, уже.
        - Вы с Клавдием одни там?
        - Нет. Здесь еще двое свидетелей. Мы вместе, вчетвером на тело наткнулись.
        - Значит, ваше положение лучше, чем я думал. Хорошо. Ничего не трогайте. И не суетитесь. Ждите меня. Кто эта женщина? Она вам знакома?
        - Нет. То есть да… Вера Павловна ее отыскала, предложила нанять как педагога. Я вам все расскажу потом подробно, - Макар сбивчиво пояснял. - Мы с ней даже по телефону не разговаривали. Вера Павловна с ней общалась.
        - Значит, труп обнаружен примерно в районе музея-усадьбы? Дорога есть поблизости? Автобусы ходят?
        - Я не в курсе. Мы с трассы свернули по навигатору на дачную дорогу и ехали примерно километра четыре-пять. Вы сами приедете, Федор Матвеевич? - настойчиво повторил Макар.
        - Я уже в машине, - ответил Гущин. - А вы с Клавдием дадите показания местным сотрудникам. Когда они вас отпустят, дуйте в поля, не маячьте на глазах у моих коллег, дождитесь меня. А потом вместе станем думать и решать.
        Глава 4
        Осмотр
        Полковник Федор Матвеевич Гущин приехал в Сарафаново быстро, когда местные полицейские еще опрашивали Клавдия и Макара. Стражи порядка побеседовали с ними и соседями жертвы коротко - видимо, им уже поступили некие указания от Гущина и от собственного начальства. Первым на место убийства прибыл наряд полиции из Мелихова, охранявший чеховскую музей-усадьбу, затем появились эксперты-криминалисты и судмедэксперт. Никого из них Клавдий Мамонтов не знал. Он никогда прежде не посещал здешних мест. Раньше бы он непременно представился и вник в ход местных событий. Но теперь, после ухода из полиции, он не мог предпринять подобных шагов. Оставалось лишь ждать Гущина.
        Полковника Гущина - шефа областного уголовного розыска местные полицейские традиционно побаивались. Однако после перенесенного тяжелого ковида и ранения, после месяцев лечения злые языки за его спиной поговаривали, что «Гущин уже не тот», сильно сдал и вообще его методы работы стали плохо вписываться в текущий мейнстрим. В качестве исполняющего обязанности замначальника главка областной полиции он теперь больше занимался аналитической бумажной работой. Однако не утратил своего прежнего редкого таланта - все дела, самые сложные и запутанные убийства, за которые Гущин брался, он раскрывал и не тратил на поиски преступника месяцы и годы, как другие менее удачливые его коллеги.
        В Сарафанове полковник Гущин приехал на служебной машине с водителем и сразу же ее отпустил. И Клавдий Мамонтов сделал для себя вывод - в Сарафанове все затянется допоздна с осмотром и первичными разыскными действиями, а затем в Москву Гущин уже не вернется.
        Участковый, спешно прибывший из соседней деревни, беседовавший с Клавдием и Макаром и соседями, старательно все записывавший, начал было витиевато докладывать Гущину - «очевидцы нашли совместно вчетвером бездыханное тело»… Гущин поздоровался с ним, кивнул.
        - Эти двое свидетелей пусть пройдут со мной, у меня к ним вопросы. - Он показал жестом Клавдию и Макару - айда, пошли.
        - Как чувствуешь себя? - спросил он Клавдия Мамонтова.
        - Необычно, Федор Матвеевич. В роли гражданского свидетеля, - честно ответил Мамонтов.
        - Я не об том. Как рука?
        - В норме. Я в порядке.
        Прежде вопросы про здоровье они с Макаром заботливо задавали полковнику. Но все поменялось с майских событий в Бронницах, когда Клавдия Мамонтова серьезно ранили при задержании [1 - Подробно эта история рассказана в романе Т. Степановой «Коридор затмений».]. С Гущиным они с Макаром не виделись с конца мая. Клавдий Мамонтов отметил, что Гущин по-прежнему выглядит неважно: изможденный, усталый, не прибавивший ни килограмма - его поношенный костюм болтался на нем как на вешалке. Тяжелая болезнь, что оставила в его жизни столь страшный след, сильно изменила полковника.
        Однако по первому их зову старший товарищ и учитель, которого они уважали и любили, явился несмотря ни на что.
        - Как убитую женщину зовут? - задал новый вопрос Гущин.
        - Наталья Эдуардовна. Вера Павловна думала, что у нее фамилия мужа - Авессоломова, так и нас уверяла. А соседка говорит - нет, она Гулькина. Выходит, наша Вера Павловна ошиблась, - сбивчиво начал пояснять Макар.
        - Ты мне по телефону сказал - Вера Павловна ее знает? - уточнил Гущин. - Убитая ее подруга?
        - Нет. Но они знакомы с юности, потом их пути разошлись. Федор Матвеевич, мы вам все подробно потом насчет них по полочкам разложим! - Макар уже не мог скрыть нетерпения и природного любопытства. - Вы видели на фотках, что с трупом сотворили? С чем же мы здесь столкнулись, а?
        - Погоди, не торопи меня. Не егози, - Гущин нацелил на него палец. - И придержи язык при наших. Вы мне нужны здесь оба. И я конфликтовать с местными коллегами из-за вас не могу. На их плечи основная часть разыскных мероприятий ляжет. Они мне тоже необходимы.
        - Молчу, молчу, - Макар откинул со лба привычным жестом светлую длинную челку. - Но местная полиция, кажется, не представляет себе, что это не совсем обычный криминальный случай.
        Они втроем направились к телу. Клавдий Мамонтов ловил на себе косые взгляды полицейских.
        Возле трупа работали эксперты-криминалисты, судмедэксперт в защитном костюме; они поздоровались с полковником Гущиным. В подмосковной полиции его знали все. В сущности, он давно уже стал легендой.
        Клавдий Мамонтов созерцал искаженное удушьем лицо мертвой женщины. Крохотные мошки вились над увядшим соцветием, засунутым ей в рот. Эксперт осторожно пинцетом извлек соцветие и упаковал в пакет. Руками в перчатках он собрал остальные белые пожухшие зонтики, что обильно усыпали голый живот жертвы.
        Тело мертвой выглядело дряблым, высохшие груди походили на пустые винные мехи. Покойная отличалась небольшим ростом, хрупким телосложением, худобой. На вид ей - за шестьдесят. Седые волосы свои она не красила, выбрав короткую стрижку.
        Рядом с трупом на полиэтиленовом пакете лежала горка предметов - связка ключей, мобильный и пачка сигарет.
        - Личные вещи, - пояснил эксперт. - Достали из карманов ее брюк. Ключи, видимо, от ее дачи. Мобильный включен и в рабочем состоянии. Напавший ничего не взял.
        - Задушил ее веревкой и разорвал на ней одежду. - Макар уже забыл об обещании молчать.
        - Разорвал? - Полковник Гущин наклонился над трупом. - Нет, здесь не разрыв.
        - Одежда на потерпевшей разрезана. Футболка, трусы, летние хлопковые брюки, - эксперт-криминалист показывал жестами. - Лифчика она не носила, вместо него - спортивный синтетический бра. Он тоже разрезан.
        Эксперт отвел в сторону ткань футболки и показал бра.
        - Бюстгальтер так сшит, - Гущин кашлянул, - что, даже разрезанный, грудь не обнажит. До тела надо дотрагиваться, чтобы… оголить все.
        - Есть надежда на следы ДНК преступника, - эксперт кивнул. - То, что убийца манипулировал с трупом уже после смерти жертвы - однозначно. Нет никаких сомнений.
        И он указал на цветы и пятно неровной формы на груди убитой.
        Вблизи Клавдий Мамонтов его теперь хорошо разглядел. Алый контур. Но внутри кожа без повреждений, ссадин, синяков и покраснений. Зато на коже засохла какая-то белесая слизь. Второй эксперт-криминалист соскабливал ее с кожи, брал образцы.
        - Сперма? - прямо спросил полковник Гущин.
        Криминалисты и судмедэксперт переглянулись.
        - Возможно, - подал голос судмедэксперт. - Но без исследований визуально не определить.
        - Если сперма, то у нас в руках ДНК. Как только поймаем подозреваемого… этого шизоида… Дело в шляпе, - бодро констатировал эксперт-криминалист.
        Он был молод и самонадеян. Но работал старательно.
        - Шизоид кровью начертил у нее на груди знак, - снова вмешался неугомонный Макар. - Вот вам и еще его ДНК.
        Все члены оперативной группы воззрились на него - кто такой? Чего он лезет со своими выводами?!
        - Свидетель ошибается, - тихо сказал полковник Гущин. И глянул на Макара. А затем и на коллег.
        И все примолкли. Если шеф уголовного розыска не гонит в шею странного типа - по виду мажора, в белом льняном прикиде, и его верзилу-дружка с рукой на перевязи, значит, имеет какой-то свой расчет. Не спорить же местным деревенским полицейским с замначальника областного главка? Зачем нарываться на неприятности?!
        - Кровь? - обратился Гущин к судмедэксперту. - Или краска? Губная помада?
        - Маркер, скорее всего. Фломастер, возможно. Красный, - ответил судмедэксперт.
        Клавдий Мамонтов вспомнил, как ему показалось в тот миг нечто важное, что поведала им еще дома в Бронницах Вера Павловна.
        - У Гулькиной покойный муж был художник, Федор Матвеевич, - сообщил он.
        - Среди вещей убитой есть красный маркер, фломастер или карандаш? - спросил Гущин.
        - Нет, из карманов мы извлекли только это, - криминалист указал на горку личного имущества - ключи, мобильный, сигареты.
        - Тогда ищите здесь, на месте убийства. Под телом или в траве, в кустах, - распорядился Гущин. - Возможно, он использовал то, что оказалось под рукой.
        Часть полицейских медленно рассредоточилась по кустам. Шелестели, шуршали, осматривали траву, заросли. Обыскивали крапиву, лопухи.
        Макар пристально созерцал пятно на груди жертвы. Он словно прикидывал что-то в уме. Или сравнивал?
        - Какая причина смерти? - задал полковник Гущин самый главный свой вопрос, который намеренно откладывал.
        - Механическая асфиксия, - бодро отрапортовал судмедэксперт. - Вся картина налицо, все признаки. Но у нее еще большая шишка на затылке.
        Гущин надел резиновые перчатки, снова наклонился над трупом, и они с судмедэкспертом осторожно приподняли голову убитой, стараясь не нарушить общую картину. Гущин щупал ее затылок.
        - Да, вы правы.
        - Нападение на нее произошло сзади. Именно здесь. Труп не перемещали после смерти. Однако проводили с ним разные непонятные манипуляции, - докладывал судмедэксперт.
        - Нельзя одновременно совершать два действия - оглушить сзади и душить веревкой, петлей, - спокойно возразил Гущин.
        - Ее ударили по голове, а когда она уже падала, захлестнули горло веревкой.
        - Фантастика, коллега, убийца же не сторукий истукан, - Гущин покачал головой. - Удавку на нее накинули уже в положении лежа. На одном конце веревки - земля, грязь. Вы как подобное объясняете?
        - Я пока затрудняюсь с выводами, - судмедэксперт начал раздражаться.
        И Клавдий Мамонтов понял, что с ним полковник Гущин дальше работать не станет, потому что спец не великого ума.
        - Со вторым концом веревки тоже проводили манипуляции. - Полковник Гущин осторожно рукой в перчатке коснулся уха жертвы, за которую был заведен конец.
        И Клавдий Мамонтов вблизи увидел, что веревка не просто засунута за ухо, но дважды обмотана вокруг ушной раковины.
        Судмедэксперт вознамерился разрезать сбоку на шее убитой веревку.
        - Не трогайте. Пусть останется до исследований в прозекторской, - сухо велел полковник Гущин.
        И Клавдий Мамонтов окончательно убедился - Гущин не доверяет знаниям местного спеца. Он привлечет к судмедэкспертизе более опытного коллегу.
        - Причина ее смерти - механическая асфиксия! - судмедэксперт вспыхнул и повысил голос. - Хорошо, пусть остается все как есть до вскрытия. Кроме шишки на затылке, на теле нет никаких других ран и повреждений.
        - Чем воспользовались, чтобы разрезать ее одежду? - сухо спросил его Гущин.
        - Ножницами.
        - Какими, маникюрными, что ли? - полковник Гущин смерил его взглядом.
        - Обычными ножницами. Давность наступления смерти на момент обнаружения не более трех часов, - судмедэксперт уже покраснел как рак. - Повторяю, ее ударили по затылку и задушили, скончалась она именно от асфиксии.
        - А каким предметом, по-вашему, ее ударили? - снова осведомился Гущин.
        - Скорее всего, ее же палкой для скандинавской ходьбы!
        Взбешенный недоверием судмедэксперт ткнул в сторону палок, уже собранных полицией и сложенных на траве недалеко от трупа.
        - Вступил с ней в борьбу, отнял палки, одной оглушил и одновременно задушил веревкой… А где здесь следы борьбы? - Гущин монотонно допрашивал судмедэксперта. - Где вообще какие-то следы?
        - Кругом трава! - выпалил его оппонент уже злобно. - Вы что, сами не видите? Слепой? Во время манипуляций с трупом убийца рвал траву, разные цветы. Часть бросил на живот жертвы. Один цветок воткнул в рот.
        - Мне нужна профессиональная работа, - очень спокойно парировал полковник Гущин. - Таковой я пока не наблюдаю. Так, ладно, тщательно берите все первичные образцы. Наденьте на ее кисти пакеты. Веревку не трогайте и пакуйте тело. И мне нужен детальный осмотр прилегающей местности. Сделайте видеосъемку.
        - А можно и мне резиновую перчатку, пожалуйста? - тихо-скромно спросил Макар.
        Полковник Гущин достал из кармана пиджака перчатки и протянул ему. Макар надел одну перчатку.
        - Пятно чудн?е. Но посмотрите сами… А что, если так?
        Он шагнул вплотную к мертвой Наталье Эдуардовне, с которой они с Клавдием Мамонтовым так и не успели познакомиться лично. Наклонился и, не касаясь ее груди, опустил руку в перчатке, стараясь совместить с контуром обведенного алым пятна.
        И они сразу поняли, что он один заметил, а они все в горячке даже не обратили внимания.
        Полковник Гущин тоже низко наклонился.
        Рука Макара со сдвинутыми пальцами и отведенным большим пальцам по контурам практически совпадала с пятном неровной формы.
        - Он надавил ей на грудь ладонью и обвел контур красным, - объявил Макар.
        - А затем совершил с трупом действия сексуального характера, - полковник Гущин кивнул на следы слизи внутри пятна. - И одновременно «украсил» труп цветами, что растут здесь в изобилии. Таким образом, он оставил свою метку на убитой и свой знак.
        Глава 5
        Соседи
        Осмотр места убийства продолжался долго, до сумерек. Тело уже увезли в морг, а полицейские все еще обыскивали прилегающую местность в поисках улик и следов. Затем настала очередь осмотра и обыска дачи. Ключи, что обнаружили в кармане убитой, оказались именно от дома. Полицейские открыли входную дверь.
        Клавдия Мамонтова и Макара на территорию участка и в дом не пропустили - ну, конечно же, они и не рассчитывали. Полковник Гущин велел им дожидаться его у внедорожника на дачной улице. Спросил лишь:
        - Вы на определенное время с Гулькиной договаривались сегодня?
        - Нет, Федор Матвеевич, - Клавдий Мамонтов покачал головой. - С ней по телефону говорила Вера Павловна накануне, и Гулькина ей сама предложила - пусть приезжают в любое удобное время, мол, я постоянно сейчас на даче в такую жару. Ну, мы и рванули в Сарафаново.
        - А что же не с утра? - осведомился Гущин.
        - Так вышло. Припозднились. Собирались долго, - Клавдий Мамонтов не вдавался в детали.
        - Потому что я сорвался, напился, - честно признался Макар вместо друга. - Два дня бухал без передышки. Пока Клава меня в чувство утром приводил. Вытрезвлял. Я ж за рулем сейчас. Он с рукой после операции не водит еще машину.
        Гущин глянул на Макара, но читать нотаций не стал. Не время и не место. Да и бесполезно.
        В дом жертвы он зашел после тщательного осмотра дачи снаружи - все в порядке: двери заперты и не взломаны, стекла в окнах не разбиты. Дача выглядела старой, однако со следами вялого ремонта - двухэтажная, с террасой, вросшей в землю. Участок около десяти соток, весь заросший деревьями - липа, березы, яблони, кусты сирени и облепихи. Никаких грядок, никаких парников. Внутри дачи, как отрапортовали Гущину оперативники, «обстановка посторонним вмешательством не нарушалась» - на террасе, в комнатах внизу и спальне наверху царил уютный дачный женский беспорядок. Полковник Гущин вспомнил слова Мамонтова про покойного мужа Гулькиной - художника. Но вроде ничто не свидетельствовало о том, что на даче проживал именно художник - ни мастерской, ни холстов, ни мольбертов, ни красок-кистей, ни картин. При обыске дачи и фломастеров-маркеров не нашли. Зато сразу изъяли дамскую сумку жертвы, а в ней документы - паспорт и кредитки, а также кошелек с наличными деньгами в сумме десяти тысяч и еще одну связку ключей. Дача выглядела вполне обычной и простой - старая мебель, когда-то свезенная из московской квартиры
после ремонта, диваны с подушками и хлопковыми пледами, кухня, перегороженная так, что у печки сумели поставить душевую кабину и раковину с бойлером. В доме имелся биотуалет. В комнате на стеллаже пылились книги. А на террасе на дачном столе помещался открытый ноутбук хозяйки и рядом листы с распечатанным на принтере текстом с закладками.
        Полковник Гущин глянул паспорт убитой - да, верно, Гулькина ее фамилия. Адрес московский - улица Правды. Убийцу не интересовали вещи жертвы, не потребовались ему и ее документы, кредитки. Душителя интересовало лишь ее тело после смерти для манипуляций.
        Соседей Гулькиной Астаховых - брата и сестру - полковник Гущин решил допросить лично, он не отправился к ним домой, оперативник по его приказу вызвал их к калитке. Гущин сделал так специально - чтобы Клавдий и Макар, сидевшие в своем внедорожнике на дачной улице, слышали беседу со свидетелями.
        Соседи выглядели встревоженными до крайности. Брат обнимал сестру за полные плечи. Она прижималась к нему, с почти благоговейным ужасом взирая на дом Гулькиной.
        - Что там у нее? - испуганно спросила она полковника Гущина.
        - Все в порядке. Убийца на дачу не заходил, - Гущин понял, что ему предстоит успокаивать женщину на грани истерики.
        - А к нам он ночью в дом не вломится?
        - Поверьте моему опыту полицейского, убийца сейчас уже очень далеко от Сарафанова. Вы когда видели свою соседку в последний раз?
        - Дня два назад - мы столкнулись на улице, я песиков выгуливала, а она возвращалась с сумками из нашего дачного магазина-палатки. Туда хлеб привозят.
        Клавдий и Макар во внедорожнике, где были распахнуты двери, слышали каждое слово допроса. Клавдий понимал, почему Гущин беседует с соседями на свежем воздухе у открытой калитки. А Макар созерцал брата соседки. Тот появился из леса внезапно, а Гулькина к тому времени была уже мертва. Крепкий мужик сосед - лет за сорок, темноволосый с близко посаженными глазами и греческим носом. Смазливый, женщины подобных типов любят и замечают. Однако…
        - Он же шлялся по лесу, - шепнул Макар Клавдию. - Почему наш Командор сразу не берет у него одежду на исследование? Например, футболку. Там же частицы остались, если это он ее… Ну ты понял, да?
        - А с какой стати? На каком основании? Они соседи. И пока что добросовестные свидетели. Как и мы с тобой, - тоже шепотом ответил Клавдий Мамонтов. - Он был в лесу, а мы здесь. Может, это мы ее прикончили, а к дому ее потом заявились, подозрения от себя отводить?
        Макар недовольно умолк.
        - Значит, сегодня вы Гулькину не видели? - терпеливо уточнил полковник Гущин у соседки.
        - Нет. К ней сегодня днем кто-то приезжал, гости, - ответила Астахова.
        - Кто? - полковник Гущин выказал живейший интерес.
        - Я не знаю, приезжала черная машина большая - аналогичный вездеход, - соседка кивнула на внедорожник Макара. - Кто именно - понятия не имею, просто на машину из окна со второго этажа обратила внимание. Я ее уже здесь раньше видела - недели две назад. За рулем тогда женщина сидела.
        - Женщина? Опишите ее, пожалуйста, - попросил Гущин.
        - Я не разглядела толком. Внедорожник проехал мимо меня, когда я выгуливала своих Тедди и Фредди, я мельком заметила женщину, она остановилась у забора Натальи Эдуардовны. И, кажется, потом въехала в ворота на участок, но я не уверена. Я уже ушла с собачками гулять.
        - Вы постоянно живете на даче? - продолжал спрашивать Гущин.
        - У меня месяц отпуска, так что сижу летом дома, - соседка Астахова вздохнула.
        - А где вы работаете?
        - В Сбербанке, я менеджер.
        - Ваши с Гулькиной дачи расположены на отшибе, отдельно от других участков. Она сама давно здесь жила? - задал новый вопрос полковник Гущин.
        - Насколько я знаю, это дача ее покойного мужа. И они здесь обитали с ним долго, лет двадцать. Мы с братом унаследовали дачу в Сарафанове от нашей тети покойной четыре года назад, - соседка глянула на молчавшего брата. - Наведываемся летом. Я прежде вообще только за границей отдыхала… Ну да что теперь об этом сожалеть… В прошлом году Наталья Эдуардовна на даче не появлялась. У нее муж тяжело болел, потом умер, она сама мне сказала - мол, не до дачи было. А в этом году она приехала в Сарафаново в июне или в мае. Призналась мне - нервы успокаивает, смерть мужа ее сильно подкосила. Чтобы отвлечься, она даже занялась скандинавской ходьбой, много гуляла по окрестностям, добиралась пешком даже в Мелихово в музей и работала потихоньку удаленно.
        - А кто она по профессии? - спросил полковник Гущин.
        - Вроде переводчик. Ей уже давно за шестьдесят, но творческие люди и на пенсии находят себе занятие.
        - А вы? - полковник Гущин повернулся к брату соседки.
        - Я Денис Астахов, - ответил тот весьма сдержанно. - Сестра моя Аня, кажется, рассказала все подробно. Я мало что могу добавить к ее словам.
        - Почему? - полковник Гущин вроде как искренне удивился. - Можете. Вполне. Вы вашу соседку Гулькину когда в последний раз видели?
        - Я даже не знал, что она Гулькина, - Астахов пожал плечами. - Я редко здесь бываю. Некогда мне. Вчера приехал к Ане по ее просьбе - с котлом проблемы, тетка его сто лет не ремонтировала. Но я тоже не спец. Надо рабочих вызывать - я звонил, искал, договаривался. Аня в таких вещах ничего не понимает.
        - И не видели, кто приезжал к соседке на машине сегодня днем?
        - Нет, увы. Занимался переговорами с фирмами насчет котла. Надо чинить. А то без горячей воды здесь в пенатах долго не проживешь.
        - Сейчас жара. Можно летним душем пользоваться, - как бы между прочим предложил полковник Гущин.
        - Ну да, еще из ведра обливаться, - хмыкнул Астахов.
        Он поверх головы Гущина глянул на дом соседки. Перед его глазами стояла картина: он в спальне сестры на втором этаже. Духота и зной разлиты в воздухе. Он абсолютно голый. На его теле капли влаги. Со второго этажа участок соседки как на ладони, он залит палящим солнцем. И соседка шествует по участку, волочит поливочный шланг и шезлонг в тень, под дерево. На ней лишь старый линялый раздельный купальник. Он, Астахов, прекрасно может разглядеть со второго этажа ее дряблое тощее тело - обвисшую грудь, едва прикрытую треугольниками ткани, бедра с уродливым целлюлитом. Вот она поворачивается спиной, наклоняется, кладя шланг в траву, и он созерцает ее старую задницу, тоже едва прикрытую бикини на кокетливых завязках. Он наблюдает за ней сверху, испытывая весьма противоречивые чувства - любопытства и гадливости, похоти и отвращения, возбуждения и стыда… Соседка заводит руку себе за спину и чешет кожу между лопаток - обгорела, что ли, старая колода? На ее голове, на седых некрашеных волосах соломенная шляпа с большими полями, ноги босые, худые, как спички…
        - И во время пробежки вы соседку не встретили? - задал новый вопрос Гущин.
        - Нет. Мы на ее труп наткнулись с сестрой и двумя приезжими парнями. Сестра, как всегда, сунулась не в свое дело - вызвалась их проводить до речки, как она мне сообщила, чтобы они попусту не тратили время в ожидании соседки. Я прогулялся с Аней и с ними.
        - Вторая половина дня для пробежки как-то не того, а? - Гущин пожал плечами. - Бегают утром, по холодку или вечером, после заката.
        - Я вечером собрался уезжать в Москву. У меня дела, - сухо отрезал Астахов. - Сейчас, конечно, не уеду. Не могу пока оставить сестру после таких событий на даче одну.
        - Ваша машина под навесом? - полковник Гущин указал на участок Астаховых, просматривающийся через калитку.
        - Моя, - Астахов кивнул.
        - А кем вы работаете, где?
        - В прошлом я биржевой брокер. Но пришлось уйти, сменить работу.
        - И чем вы занимаетесь в настоящее время?
        - Мелкий бизнес, посредничество. Сейчас трудно что-то планировать. Я в поиске.
        - У вас есть семья? - задал последний вопрос полковник Гущин.
        - Нет, я холост, - ответил Астахов. - Предпочитаю отвечать только за себя. Утром встаешь и не знаешь, что случится завтра. Вон соседка, похоронила мужа и от скорби занялась скандинавской ходьбой, - видно, от смерти решила уйти пешедралом, - Астахов криво усмехнулся. - Ну и где она теперь?
        - Ой, кстати, у Натальи Эдуардовны ведь есть сын! - воскликнула его сестра весьма эмоционально. - Взрослый, семейный. Но я его сто лет не видела. Давно он у нее не появлялся.
        Глава 6
        Кирюша
        Сына Гулькиной полковник Гущин отыскал лично - проверил мобильный телефон покойницы. В мессенджерах она не общалась, ни с кем не чатилась, страниц и аккаунтов в соцсетях не имела, а в ее телефонных контактах значилось совсем немного номеров. Утром в десять ей звонила некая «Искорка». А накануне днем «Верочка». С Искоркой и Верочкой Наталья Гулькина общалась неоднократно. И Гущин понял, что во втором случае речь идет о Вере Павловне - гувернантке и учительнице дочек Макара. Кто скрывался под прозвищем «Искорка», еще предстояло выяснить. В контактах имелись два разных мобильных номера еще одного человека, именовавшегося «Кира» и «Кирюша». Однако никаких звонков на них или обратно Гулькиной полковник Гущин в телефоне так и не нашел. По его приказу оперативники созвонились со столичным участковым, обслуживающим территорию улицы Правды, и тот проверил по домовой книге: кроме Гулькиной в квартире проживали еще двое - Кирилл Гулькин и Юрий Авессоломов. О последнем участковый сказал, что это муж потерпевшей, скончавшийся в декабре от долгой тяжелой болезни в возрасте семидесяти восьми лет.
        Кирилл Гулькин после звонка оперативников примчался в Сарафаново через сорок минут на своей машине. И Клавдию и Макару это показалось необычным сначала - вечерний час пик, из Москвы по пробкам за такой отрезок времени невозможно добраться. А значит…
        - Мама, мамуля…
        Кирилл Гулькин - худой и долговязый тридцатипятилетний парень в летнем деловом костюме, услышав страшные новости, залился слезами, как ребенок. Его реакция оказалась столь бурной, что полковник Гущин несколько даже растерялся.
        - Мамуля моя… а где она?! Дайте мне на нее взглянуть! - рыдал Гулькин.
        На дачу и на участок полковник Гущин его не пропустил, вежливо объясняя, что там пока проводятся поисковые мероприятия, а тело его убитой матери уже увезли в морг. Они беседовали с Гулькиным в его машине при открытых дверях, Клавдий и Макар из внедорожника, припаркованного рядом, снова слышали каждое слово допроса сына жертвы. Свет уличного дачного фонаря падал прямо на машину Гулькина, и Макар внимательно его разглядывал: парень по виду - типичный офисный клерк, немного стиляжный, но сейчас выглядит до крайности встревоженным, нервным. Он так бурно горюет по матери или же… делает все нарочито, напоказ? Наблюдательный Макар не мог определить.
        Полковник Гущин коротко сообщил Кириллу Гулькину, что на его мать напали во время ее прогулки. И, судя по всему, не с целью ограбления. Никаких других подробностей убийства он намеренно не привел.
        - Не ограбление? - Гулькин перестал рыдать. - А что же тогда? За что ее убили?!
        - Мы пока выясняем причины, - ответил Гущин.
        - Но ее уже грабили! - выпалил Кирилл Гулькин.
        - То есть? - Полковник Гущин, а за ним и Клавдий с Макаром, слышавшим истеричное восклицание, моментально насторожились.
        - В ноябре на дачу влезли через окно. Разбили его сначала, а потом открыли шпингалет и забрались в дом. К счастью, мамы тогда не было.
        - Не грабеж, а кража. Ваша мать обращалась в полицию? - спросил полковник Гущин. О краже в Сарафанове никто из местных сотрудников ему даже не заикался!
        - Нет. Может, это и не в ноябре случилось, а гораздо раньше - мама на даче в прошлом году не жила, отчим уже находился при смерти, не до дачи им было. Я сам разбитое окно обнаружил - ехал по пути из области и решил заскочить в Сарафаново, глянуть, как хибара. Цела ли? Я позвонил ей, матери… то есть маме… сообщил, что к ним с отчимом влезли. Но она отмахнулась, не захотела даже писать заявление - это ж надо тащиться в такую даль, а она отчима оставить не могла. И потом, в хибаре ведь нечего брать. Ничего ценного. Я так и не понял, что воры украли - кажется, старый бархатный пиджак отчима и его свитеры. Шкаф открыли, дачная одежда на полу валялась. Мать велела мне заколотить окно фанерой, досками и убираться…
        - Что? - переспросил полковник Гущин.
        Клавдий Мамонтов глянул на Макара - ему, как и полковнику, померещилось (ох, показалось ли?), что Кирюша невольно проговорился. Убираться…
        - Забить фанерой окно, - голос Кирилла Гулькина звучал уже несколько иначе, - и не извещать полицию.
        - Почему? - поинтересовался Гущин.
        - Потому что бесполезно, все равно никто никого искать не станет.
        - Возможно, если бы заявили о проникновении в дом тогда, удалось бы избежать сегодняшней трагедии, - невозмутимо возразил полковник Гущин.
        - Правда? Вы серьезно? - на глаза Кирилла Гулькина снова навернулись слезы.
        - Вы когда видели мать в последний раз? - задал Гущин свой традиционный вопрос.
        - На похоронах отчима в декабре.
        - Так давно не встречались с любимой мамой?
        - Я очень занят. У нас фирма на грани банкротства, арбитражи идут один за другим, налоговая за горло берет - не успеваем отбиваться. И еще у меня личные проблемы - развод с женой, она дочку забрала, не дает мне с ней видеться.
        - Но вы матери даже не звонили, - заметил Гущин.
        - Мобильный ее проверили? Мне нечего добавить. Да, мы давно не общались. Но у нас были обычные стабильные отношения. Такие сейчас у многих в семьях между детьми и родителями, - ответил Кирилл Гулькин.
        - Полное игнорирование друг друга? - полковник Гущин наблюдал за его реакцией.
        Кирилл на секунду умолк. Он вспомнил мать… В махровом халате с сигаретой в их квартире в старом сталинском доме на улице Правды. Отчим тогда в очередной раз угодил в больницу. Ее скрипучий голос, ее назидательная менторская манера, с которой она общалась лишь с ним, сыном, и никогда с другими, потому что с посторонними она всегда старалась выглядеть обаятельной, интеллигентной, ироничной и мудрой, а вот сыном просто порой помыкала. Он вспомнил, как она тогда затянулась сигаретой, выпустила дым кольцами и заявила ему: «Ты не смеешь диктовать нам с Юрой, как нам жить, как провести остаток нашего совместного бытия, что нам отпущен. Ты - невежа и недотепа, ты не достоин ноги целовать Юре, давшему тебе все. Он кормил и содержал тебя много лет. Платил по твоим счетам. Ты упрекаешь меня, что я всегда на его стороне… Что я практически раба его. Да, я выбрала его сторону. Я для того и замуж за него выходила, чтобы стать с ним одним целым. Ты тоже мог быть ему не злым пасынком, но любящим, преданным сыном. И в нашей семье все сложилось бы иначе. Счастливо и спокойно. Но ты лишь гадил, ненавидел и портил
атмосферу, как вонючий скунс! Хорек!»
        Она тогда бросила ему в лицо: Хорек! Словно отвесила оплеуху. И выругалась по-немецки. Она никогда не ругалась на русском, а лишь на французском, немецком и английском. Ее особый неповторимый «шарм», она им кичилась… Мамаша… маман… не любившая его, предавшая его ради ненавистного отчима!
        - У меня давно своя жизнь, - отрезал Кирилл Гулькин. - Мама и отчим существовали автономно. Мы не вмешивались в дела друг друга.
        Он уже не рыдал. Клавдий Мамонтов видел - он внутренне собрался и готов к дальнейшим вопросам.
        - Дача принадлежит вашей матери? - спокойно уточнил полковник Гущин. - Нам сказали, что ею владел ваш отчим.
        - Это его дача, а после его смерти мать ее унаследовала. Но пока документы еще не оформлены.
        - Сказали еще, что отчим был художником. Но мы во время осмотра не нашли ничего, свидетельствовавшего о его профессии. Кроме граффити на заборе снаружи. Может, на дачу влезли воры в поисках его картин, работ?
        Кирилл Гулькин впервые за весь разговор криво усмехнулся.
        - Художник он малоизвестный. Вы слышали про гения Юрия Авессоломова? Нет. Ну и я нет. До болезни он много лет сотрудничал с издательствами как иллюстратор. Затем вообще не работал, болезнь его пожирала изнутри. У него раньше имелась художественная мастерская на складах у Савеловского вокзала, он снимал помещение. Там и творил. Но заболев, он расторг договор аренды, ликвидировал свое ИП, а работы передал безвозмездно в какой-то столичный фонд. Они сначала не особо заинтересовались, даже задаром, но потом прислали «газель», вывезли все подчистую. Он не Бэнкси и не Магритт. Рисовал картинки к книжкам, даже комиксами не брезговал. А в Сарафанове никогда никаких картин его не водилось, и, даже если бы остались, воры на них не позарились бы. Никому не продашь. Никто не купит.
        - Вы где находились сегодня днем? - спросил полковник Гущин. - Быстро вы приехали по нашему звонку.
        - Я проверял наши склады в Березнякове и Соловьеве. До Сарафанова двадцать километров, я гнал на большой скорости, нервничал, психовал, а пробок вечером в сторону Москвы нет, так что выжал все из своей тачки.
        - Склады чего? - уточнил Гущин.
        - Товары для ремонта и лакокрасочные изделия. Мы их продаем клиентам. Я менеджер по логистике.
        - Вы еще нам можете понадобиться в ходе расследования. Вы где сейчас постоянно проживаете? Раз с матерью давно не виделись, значит, не на улице Правды? - Полковник Гущин продолжал монотонный допрос, не выказывая никаких эмоций.
        - Я снимаю квартиру в спальном районе. - Кирилл Гулькин продиктовал адрес. - Раньше я жил у своей жены. Но мы подали на развод, и я съехал от нее. Квартира куплена ею.
        - Хорошо, спасибо. Теперь пройдемте вместе в дом, посмотрите - все ли на месте. Раз уж вы и прежде от воров дачу пытались защитить с помощью фанеры. Соседи нам ничего о проникновении не сказали.
        - В ноябре они съехали. Кстати, мама еще при жизни отчима мне насчет соседки что-то выговаривала раздраженно.
        - Что именно она вам выговаривала? - полковник Гущин удивился.
        - Я уже не помню. Какой-то бред, - Кирилл Гулькин отмахнулся. - Она порой маниакально фантазировала насчет других. Если всему верить, что она иногда плела, - уши завянут.
        Гулькин с полковником Гущиным отправились в дом. Кирилл оглядел комнаты, террасу, они с сотрудниками полиции по скрипучей лестнице поднялись наверх. Гулькин лишь плечами пожал - вроде все цело. Сказал, что не знает, кто вставлял стекло в разбитое окно после приезда матери на дачу.
        Уже стемнело, когда вернулись полицейские, осматривавшие прилегающую местность. Никаких следов и улик они не обнаружили. Не нашли и красного маркера - фломастера в густой траве и в кустах.
        Глава 7
        Воздух свободы
        Накануне
        Клавдий Мамонтов, как и желал, резко изменил свою жизнь - он ушел из полиции. Теперь он работал у Макара частным телохранителем - его и семьи. Но перед тем, как переехать к Макару, он две недели провел в больнице - прежняя операция на плече после тяжелого ранения во время страшных событий в Бронницах оказалась неудачной. И новую операцию Клавдию сделали уже в дорогой частной клинике, найденной Макаром. Тот рвался оплатить лечение друга сам, однако Клавдий Мамонтов настоял: «Давай, братан, пополам. Я не инвалид и не иждивенец, и деньги все же кой-какие у меня есть. На лечение хватит».
        Плечо его заживало медленно, он не мог пока полностью владеть рукой, потому что был поврежден сустав, не водил машину, не занимался привычным спортом и силовыми тренировками, не греб на каноэ. Одеваться и то ему порой помогал Макар.
        С полицейской службой Клавдий Мамонтов расстался тихо. Из-за проблем со здоровьем в результате тяжелого ранения, полученного при задержании, при увольнении ему не чинили препятствий. Но дальнейшая его судьба прежних коллег абсолютно не беспокоила. Мамонтов столкнулся с их полным холодным равнодушием и оказался в одиночестве. Если бы не Макар и его семья, ему бы пришлось совсем туго. Своих пожилых родителей он не хотел тревожить и обременять, а сердечной подруги у него не имелось… То есть он любил одну женщину, но страсть его так и осталась безответной. Макар сам попался некогда в тот же коварный любовный силок. Ну да что о том теперь говорить…
        Клавдий Мамонтов переехал к Макару в его загородный дом на Бельском озере в Бронницах, с которым их обоих связывало столько событий и воспоминаний - и хороших и плохих, и счастливых и трагических. После клиники он просыпался по утрам в своей светлой большой комнате наверху, расположенной рядом с детскими и спальней Макара, под пение лесных птиц. Воздух свободы… Клавдий вдыхал его полной грудью. Он всегда хотел уйти с полицейской службы. Освободиться от нее. Он начинал как бодигард, телохранитель. Смерть работодателя поставила его перед жестоким выбором - профессиональный позор или смена работы. Лишь поэтому он поступил в правоохранительные органы. Надеялся, что со временем привыкнет… Но он, видимо, был не создан, чтобы стать настоящим полицейским. Многое в его характере и натуре откровенно бунтовало. Он в корне отличался от полковника Гущина, которого безмерно уважал. Тот сознательно и охотно выбрал в молодости свой жизненный путь.
        Воздух свободы пьянил Клавдия Мамонтова, как вино. Несмотря на ноющую боль в раненой руке, несмотря на неопределенность будущего. Кто не жаждал свободы всем своим существом, тому никогда не понять чувств и эмоций, испытываемых Мамонтовым, вернувшимся на круги своя - к прежней профессии телохранителя одной семьи, детей и близких своего единственного верного товарища.
        Едва выйдя из больницы, он, несмотря на рану, начал ревностно исполнять свои обязанности - пока как мог. Физические возможности его были еще ограниченны. Но он думал и поступал как профи. Он заказал по интернету охранное оборудование - самое современное, продвнутое. И под его руководством дом Макара в Бронницах, парк поместья и его особняк в Москве, в Спасоналивковском переулке, оснастили камерами видеонаблюдения, датчиками движения, пожарной сигнализацией, автоматическими рольставнями, компьютерной техникой и прочим, прочим, прочим.
        Вливанию Клавдия «в семью» у Макара безмерно радовались все - его маленькие дочки, Августа и Лидочка, младший полуторагодовалый Сашхен, старая строгая гувернантка Вера Павловна и горничная Маша. Для той вообще наступил «праздник весны, любви и надежд» на пятьдесят третьем году жизни.
        Пока Клавдий лежал в клинике и проходил реабилитацию, Макар изо всех сил держался. Не пил.
        С Верой Павловной и Августой он сам объездил десяток врачей - светил нейропсихологии, логопедов-дефектологов, психотерапевтов… В свои шесть лет Августа по-прежнему не разговаривала, врачи не могли поставить ей диагноз, лишь констатировали стойкие нарушения и задержку речевого развития.
        Для Августы поездки стали испытанием. Она замыкалась после визита к врачам и даже не рисовала, как обычно.
        - Макар, нам девочку пока надо оставить в покое, - сделала вывод мудрая Вера Павловна, знавшая Августу лучше всяких врачей. - Раз так вышло с ней, не надо нам добавлять ей сейчас стресса. Да, Августа молчит, не разговаривает. Но она понимает сразу два языка - английский и русский, на котором я и вы общаемся с Лидочкой. Вы представляете, что это значит? Она не просто понимает все сказанное, воспринимает речь и разговоры, но активно общается с Лидочкой - у них своя особая манера - сразу на двух языках. К тому же Августа рисует все лучше, все сложнее. Пока обходится планшетом и восковыми мелками, фломастерами. Но в будущем она заинтересуется и красками. Надо оборудовать ей художественную мастерскую с мольбертом и холстами. Творчество для нее могучая терапия.
        Свои педагогические идеи и выводы Вера Павловна продолжила после выписки Клавдия Мамонтова из больницы. Они сидели вечером при свечах в гостиной у камина. Макар устроился за роялем - он играл Скрябина и прикладывался к стакану со скотчем. Как только Клавдий переехал, Макар потихоньку начал развязывать свой тугой узелок. Пока еще пил умеренно. Но скоро мог сорваться в алкогольный штопор.
        - Чем больше иностранных языков постигнет Лидочка, тем лучше, - заметила Вера Павловна. - Ей четыре, самое время начинать учить ее французскому, немецкому. И латыни, как вас, Макар, некогда учили в престижной английской школе в Суррее. Ваш отец был умным и дальновидным.
        Макар криво, печально усмехнулся, залпом осушил стакан скотча и заиграл «Сарабанду» Генделя, не боясь разбудить детей, которых горничная Маша уже уложила наверху.
        Клавдий Мамонтов созерцал дыру в лофтовой кирпичной стене гостиной, некогда пробитую железным кулаком Циклопа - Ивана Аркадьевича Дроздова, семейного телохранителя и друга отца Макара. Циклопа, сраженного любовью к нимфе, что некогда обитала в доме на озере. Его все они не могли забыть. А он, Клавдий, получается, занял сейчас его место.
        Отец Макара… Его ведь убили здесь… [2 - Подробно эта история рассказана в романе Т. Степановой «Циклоп и нимфа».]
        Макар играл «Сарабанду» Генделя так, словно вколачивал клавиши в рояль. Траурный, похоронный марш. Клавдий Мамонтов, слушая, желал вернуться в прошлое.
        Прошлое, столь несовершенное, суетное, противоречивое, с домашними драмами, страстями, убийствами, отравлениями, предательством, роковой любовью… Оно все равно теперь казалось почти раем, эпохой, канувшей в Лету. Похоронив своих мертвецов тогда, в прошлом, в доме на озере все равно мечтали о будущем, грезили о счастье.
        Что стало с теми грезами? С теми надеждами?
        Надежды теперь воплощали дети. Августа, Лидочка и крохотный Сашхен… Думая о них, слушая Генделя, вспоминая былое, Клавдий Мамонтов четко осознавал, что обретенные свобода и независимость необходимы для защиты их от окружающего хаоса. Ради этого он был готов умереть.
        - Я давно собиралась найти для Лидочки преподавательницу французского языка, - сообщила Вера Павловна. - Подбирала кандидатуру. Сейчас в дом посторонних, чужих людей нельзя пускать. Надо, как во времена Михаила Булгакова, когда он и его знакомые на Пречистенке в профессорские квартиры, превращенные большевиками в коммуналки в двадцатых годах, искали «на подселение» жильцов, которым доверяли, исключительно из своего круга. Ну и мы проявим осторожность. Я подумала о Наташе, вдове Юры Авессоломова. Я ее знаю с детства, мы жили в одном доме, еще родители наши дружили. Она моложе меня. Хотя наши пути давно разошлись, но из виду мы друг друга не теряли. Зимой муж Наташи умер, что стало для нее тяжелейшим ударом. Я ездила на похороны - помните, Макар? Вы мне еще авто с водителем дорогое заказали как барыне. Мы созванивались с ней - она коротает время на даче, извелась вся от горя, места себе не находит.
        - Ваша знакомая преподает французский? - спросил Клавдий Мамонтов. Потому что Макар молчал, наклонился и достал из-под рояля еще одну бутылку скотча, отсалютовал им и плеснул в стакан. Заиграл тихонько снова Скрябина.
        - Она литературный переводчик с большим стажем, - ответила Клавдию Вера Павловна, наблюдая, как Макар, уже не таясь, залпом осушил полный бокал виски. - Переводила с французского, немецкого и английского. Средневековая европейская литература, поэзия - ее конек. Но она много переводила и французские сказки. Она сама кладезь сказок… Столько их знает. Она смогла бы учить Лидочку французскому и немецкому, опираясь на свой английский. На базе сказок и волшебных историй. Как мы сейчас изучаем с Лидочкой историю и культуру Греции и Рима, классику, через античные мифы. Августа будет присутствовать на всех уроках, и ее безмолвный контакт с Лидочкой кроме английского и русского пополнится и другими языками. Необычно, да, но мне кажется, реально.
        - А ваша подруга согласится учить маленьких детей? Приехать сюда, на озеро, жить с нами? - Клавдий Мамонтов смотрел на Макара - встать и отнять у него бутылку? Но унижая его на глазах у гувернантки, можно ли его спасти от запоя?
        - Я с ней беседовала. Она скорбит по мужу и страдает от одиночества. Она в принципе не против. И детей она любит. Она исключительно честный и порядочный человек. Умна и интеллигентна, широко мыслит. Она мне объявила: «Верочка, если бы ты меня позвала к себе, к своим внукам, я бы не задумываясь согласилась. Твоя поддержка и общество неоценимы. Но ты сама наемный учитель, у тебя есть богатый работодатель. Я не знаю его. Смогу ли я существовать с ним под одной крышей, исполняя его богатые капризы». Видите, я ничего от вас не скрываю - она колеблется, потому что не хочет оказаться в зависимом положении прислуги. У нее есть средства на жизнь, немного, но достаточно, и она дорожит свободой. Ей работа, в сущности, нужна, чтобы отвлечься от скорби, чем-то занять свой деятельный ум. Переводами она продолжает зарабатывать, но ее крайне угнетает одиночество. Она хотела бы сначала познакомиться с вами, Макар, чтобы оценить вас как работодателя. И уж потом решить. Необычные требования, да?
        - Почему? Вы тоже не сразу согласились, присматривались ко мне. - Макар встал, захлопнул крышку рояля. - Клава, Вера Павловна, а давайте пригласим вашу Наташу…
        - Она Наталья Эдуардовна. Ей шестьдесят четыре года, - спокойно объявила Вера Павловна.
        - Наталью Эдуардовну в ресторан. В «Турандот» или «Пушкин»?
        - Нет, Макар. Она в ресторан не поедет. Она все еще в трауре. Наташа сейчас живет на даче в Сарафанове. Если хотите, я договорюсь с ней - вы навестите ее. Все и обсудите. Мне пришлось сказать ей правду - что у вас трое детей, вы отец-одиночка, ваша бывшая жена лишена родительских прав и осуждена за убийство. Что вы замечательный молодой человек, ставший мне родным и близким.
        Макар развел руками. Поклонился. Его уже вело от виски.
        Поездку пришлось отложить на три дня. Макар сорвался в запой. И Клавдий Мамонтов, как ни пытался, привести его в норму не мог. Справиться с Макаром кое-как удалось лишь на четвертый день. Вытрезвление затянулось. В результате в Сарафаново они припозднились.
        Макар сам поведал полковнику Гущину обо всем, когда тот, закончив с допросом сына Гулькиной, обратился к ним:
        - Теперь ваша очередь рассказать, как и почему вы очутились в Сарафанове.
        Клавдий Мамонтов по ходу беседы лишь кое-что уточнял, помогая Макару передать все краски и детали. Он размышлял о том, что поиски домашней учительницы иностранных языков столкнули их лоб в лоб со страшными непредвиденными обстоятельствами. Но какова их с Макаром дальнейшая роль в истории с убийством - решать полковнику Гущину.
        Глава 8
        Первая жертва
        Внимательно выслушав Макара, полковник Гущин сразу кому-то позвонил. «До сих пор в морге? И не забрали еще? Родственники?» - новость, казалось, сильно озадачила его. Затем он кому-то написал в чате, получил ответ и снова набрал номер. «Значит, ты сам приедешь? - спросил он тихо. - Спасибо. Мне твоя помощь позарез необходима, твой опыт. Не отправляю тело к тебе в бюро, потому что первая до сих пор еще там… Да, спустя такой срок… Завтра ты во сколько начнешь? Понял. Не опоздаю. И первую затем вместе осмотрим. Местные тебе заключение экспертизы и все данные перешлют к утру».
        Клавдий Мамонтов слушал очень внимательно - судя по разговору, Командор связался со своим давним коллегой и другом, судмедэкспертом и патологоанатомом Сиваковым, тот часто совмещал обязанности в ходе расследования экстраординарных убийств. Гущин дал отбой и сильно закашлялся. Ночь опустилась на Сарафаново, заметно похолодало по сравнению с дневным зноем и духотой. И больные легкие полковника моментально среагировали на перепад. Он заходился в кашле, массировал грудь под пиджаком.
        Макар метнулся к внедорожнику, достал стеганый плед, которым в детском кресле иногда укрывал Лидочку или Сашхена, и набросил на плечи Гущину, закутывая его.
        - Федор Матвеевич! Не спорьте! Вы вспотели, и вас ветром ночным прохватило. И вообще, к черту рубашки с галстуком. Весь ваш дресс-код. Жара сейчас. Носите под пиджаком футболки и меняйте их, как взмокнут.
        - Поучи меня жить. - Полковник Гущин попытался слабо отбиться от доброхота, но кашель его не утихал.
        - Я чай горячий в термосе стану возить всегда, - пообещал Макар. - Сядьте, отдышитесь.
        Гущин в пледе плюхнулся на заднее сиденье внедорожника Макара. Они стояли рядом. Ждали, когда приступ его отпустит.
        - Поняли, какие дела? - прохрипел полковник Гущин.
        - Не первый случай. Есть еще, - коротко резюмировал Клавдий Мамонтов. - Кто, где?
        - Да, Гулькина уже вторая по счету. А первой жертвой удушения стала почтальон. На нее напали тоже днем в лесополосе у шоссе, в районе Трапезниково - Зуйков. Примерно пятнадцать километров от Сарафанова, - полковник Гущин наконец отдышался. - Убийство произошло в двадцатых числах мая, я о нем получил доклад от местных сотрудников. Они им плотно занялись сначала, затем пыл остыл, потому что по горячим следам никого не задержали. Это в городах сейчас все упростилось из-за камер. Попало на камеру или преступника вычислили по записям - и готово. А здесь глубинка, дачи, деревни, села, поля, леса. Камер нет. Большой брат бессилен.
        - Первое убийство аналогично нашему? - уточнил Клавдий Мамонтов.
        - Способ один - удушение веревкой. Хотя в деталях, насколько я помню, есть разница. Надо завтра все подробно изучить. Самое главное - место, район совершения убийств один. А детали… Подобные типы - они же с каждым разом все более изощряются… Возраст жертв - почтальонше пятьдесят шесть, Гулькиной шестьдесят четыре по паспорту. То есть выбираются жертвы - зрелые женщины, не девочки, не молодежь. Фамилия почтальонши Суркова. Она возвращалась к автобусной остановке, как я помню из доклада, шла своей привычной дорогой - срезала путь через поля и рощу. В кустах ее кто-то встретил и убил. Труп пролежал в зарослях до следующего утра. И на него наткнулись туристы-экскурсанты.
        - Экскурсия? - спросил Макар. - Чеховские фанаты?
        - Типа того, в докладе сотрудников значилось, что их всех - пятнадцать человек подробно допросили. Экскурсия была пешеходная по окрестностям усадьбы, историческим памятникам. Туристы сошли с автобуса, двинулись гулять. А в траве труп с петлей на шее, на жаре уже начавший разлагаться… Все моментально получило огласку, туристы с перепугу наделали снимков, разослали по пабликам, пока полиция ехала. Здесь у нас тихо все, даже сарафановских зевак мы не всполошили особо. А в мае с почтальоншей случился хайп. Хотя затем коллеги мои местные снизили градус истерики в интернете - объявили убийство бытовым с целью ограбления. Но они слукавили в интересах дела.
        - Потому что женщину-почтальона убили, как Гулькину, не взяв у нее вещей? - Макар нахмурился.
        - Именно. Однако дело в том, что у первой жертвы не имелось с собой наличных денег. Она возвращалась после смены, понимаете? Пенсии, что она везла старикам из двух поселков, успела раздать. Может, напавший на нее думал иначе? Суркова одевалась в форменную синюю куртку с надписью. То есть ее сразу можно было вычислить как почтальона.
        - А насчет всего остального? Посмертного раздевания, разрезанной одежды? Знака на груди? - поинтересовался Клавдий Мамонтов.
        - Надо изучать подробно материалы осмотра места убийства и трупа. Я помню лишь, что метрах в ста от тела нашли смазанный фрагмент следа обуви примерно 43 - 44-го размера. Но почва после дождя даже на следующий день не просохла. И не смогли прояснить, чей след - убийцы либо кого-то из туристов, топтавшихся вокруг и делавших снимки на телефон.
        - Сиваков сказал вам, что тело первой жертвы еще в морге. С конца мая? Так долго? Почему ее не забрали и не похоронили? - недоумевал Клавдий Мамонтов.
        - Не знаю. Тоже надо выяснять. Факт единственный неоспоримый налицо - у нас уже две задушенных веревкой женщины зрелого и пожилого возраста и расстояние между местами убийств не такое уж большое.
        - Маньяк. Сволочь, - констатировал Макар и сплюнул. - Я как увидел Гулькину полуголую и с цветком во рту, сразу просек. Душит и потом издевается. Как нам Вере Павловне про ее Наташу сообщить, а? Бедная она…
        - Я ей сам скажу, - ответил полковник Гущин. - Макар, ты меня сюда вызвал, значит, потерпишь сегодня вечером у себя дома.
        - Да я сам только хотел вам предложить, чтобы мы двинулись ко мне домой, на озеро, прямо сейчас! - Макар оживился. - Вера Павловна от вас любую новость примет, потому что… Она вас так уважает… и вообще, когда вы приезжаете, для Веры Павловны праздник и… - Макар осекся. Не время сейчас шутить и каламбурить!
        - Она давно знала Наталью Гулькину, общалась с ней. Вдруг подскажет нам важные сведения, детали? Например, что за женщина могла навещать Гулькину сегодня в первой половине дня. Судя по всему, именно она - последняя, кто видел Гулькину живой, - ответил полковник Гущин.
        - Последним был убийца, Федор Матвеевич, - объявил Макар. - И вы подонка из-под земли достанете. А я вам помогу всем, чем могу. Клаву мы на этот раз в расследование втягивать не будем. Ему после операций и клиники необходим полный покой.
        - Что ты за меня решаешь, а? - осведомился Клавдий Мамонтов.
        - Я за тебя отвечаю, - ответил Макар.
        - А я за тебя. Я же теперь твой частный бодигард.
        - Не спорьте. Потому что я сам решу за вас обоих, - вздохнул полковник Гущин. - Сейчас наши здесь все закончат. В присутствии сынка Гулькиной дачу закроют и опечатают. Мы отправимся к тебе в Бронницы, Макар, я побеседую с Верой Павловной. С утра завтра явится Сиваков делать вскрытие в местном морге. Тело первой жертвы, почтальона Сурковой, осмотрим там же. Ну, а потом решим, исходя из полученных свежих сведений, что предпринимать дальше. Пока ведь, кроме трупов и не слишком информативных показаний соседей и отпрыска Гулькиной, у нас ничего особо значимого нет для поиска маньяка.
        Глава 9
        Вера Павловна. Улица Грановского, 4
        Вера Павловна рыдала в объятиях полковника Гущина и никак не могла успокоиться…
        Из Сарафанова в Бронницы, в дом на озере, они втроем добрались в первом часу ночи. Вера Павловна сама открыла им, она не ложилась. Дети уже давно спали, горничная Маша тоже.
        - Макар, Клавдий, наконец-то! Я уж начала волноваться, думала, вы от Наташи еще куда-то отправились. Ну, как все прошло? Вы с ней договорились?.. - Вера Павловна увидела намеренно отставшего полковника Гущина, вспыхнула, обрадовалась: - Федор Матвеевич! Полковник! И вы к нам…
        Гущин сообщил ей. У нее ноги подкосились. Он обнял ее, утешал, шепча:
        - Тихо, тихо… Мы все здесь с вами. И я с вами.
        Вера Павловна плакала так, что у Клавдия Мамонтова разрывалось сердце.
        - Кто ее убил? - глухо спросила Вера Павловна.
        - Я его найду, - ответил полковник Гущин. Обнимая пожилую женщину, он повел ее в гостиную, усадил на диван, сел рядом.
        - Мы найдем его, - пообещал и Клавдий Мамонтов.
        Макар ринулся за успокоительным. Однако оно не потребовалось. Как им всем пришлось убедиться, семидесятилетняя Вера Павловна обладала железным внутренним стержнем.
        - Спрашивайте, - приказала она сурово, хотя и сквозь слезы. - Вы же за этим приехали, Федор. А я ведь предчувствовала, что Наташа долго не проживет без Юры, без мужа. Уйдет к нему, потому что он являлся смыслом ее жизни, она его бесконечно любила. Я опасалась, что она сама, по своей воле последует за ним, поэтому хотела вытащить ее из одиночества, занять хоть каким-то полезным делом. Но я и представить не могла, что Наташа станет жертвой убийцы.
        - К ней кто-то приезжал утром незадолго до убийства, - Гущин наклонился к Вере Павловне, начал очень осторожно вытирать ладонью слезы с ее щек. - Соседка видела внедорожник, и раньше он вроде наведывался, за рулем сидела женщина. Не знаете, кто мог Наталью посещать?
        - Наташа ни с кем не общалась в трауре, кроме меня. Но к ней могла примчаться Искра. Она сама лихо водит машину, никогда не пользовалась услугами шофера, несмотря на весь их с мужем достаток. - Вера Павловна поправила очки, ее пальцы соприкоснулись с рукой Гущина. И она опять вспыхнула, как девочка. А полковник… он слегка смутился. И убрал руку от ее лица.
        Клавдий Мамонтов наблюдал двух немолодых людей. Поймал взгляд Макара - тот словно спрашивал, отвалить нам, братан? Оставить их сейчас наедине? Но рассказ Веры Павловны важен. А ее тайные чувства к пятидесятишестилетнему полковнику Гущину давно ни для кого не секрет.
        Искра… Искорка… Клавдий Мамонтов вспомнил имя в «контактах» мобильного Натальи Гулькиной.
        - А кто эта Искра? - тихонько спросил полковник Гущин. - Имя необычное.
        - Кантемирова, подруга Наташи и моя знакомая с детства. Искра - ее детское прозвище. Ее отец говаривал «искра разума, искра таланта»… Он дал ей при рождении еще более необычное имя - Сатаней. - Вера Павловна выпрямила спину, снова поправила очки. Она пыталась взять себя в руки, снова надевая маску невозмутимой спокойной гувернантки. - Так звали героиню нартского эпоса народов Кавказа. Отец Искры много лет провел на Кавказе, работал там, знал языки горцев, любил их эпос, легенды. Однако, как только Искра пошла в школу, у нее начались проблемы с именем Сатаней. И нартский эпос не помог, и нерушимая дружба народов. В школе учились отпрыски советской элиты и судачили - как академик Кантемиров посмел назвать дочку в честь Сатаны? Кантемировы сначала объясняли, но все впустую. И Сатаней стала Искрой, поменяла имя в быту. Они с Наташей - ровесницы. Я их старше. Мы все соседствовали в одном доме - номер четвертый по бывшей улице Грановского.
        - Вы жили на улице Грановского? Нынешнем Романовом переулке? Почти напротив нашего главка? Я там часто пешком хожу! - Гущин удивился.
        - А я в переулке родилась. Дом наш номер четыре - ныне на его месте бизнес-центр «Романов двор». А во времена нашего детства и юности в доме жили в основном профессора, академики, напротив как раз тогда располагался корпус истфака МГУ. В соседнем доме жила семья Тимирязевых, я даже помню, маленькой, их сына, ученого. Отец Искры - академик Кантемиров. Она появилась на свет, когда ему уже перевалило за пятьдесят. - Вера Павловна глянула на достигшего подобного возраста полковника Гущина. - Крепкий, деятельный, энергичный, красивый… Он влюбился в молодую аспирантку и после нескольких лет отношений бросил ради нее семью, женился на ней. А Наташу совсем маленькой после смерти матери удочерила ее тетка, жена высокопоставленного сотрудника Совмина. Так Наташа попала в наш четвертый дом. Они с Искрой дружили, хотя, как и меня с ними, жизнь тоже разводила их в разные стороны. Искра вышла замуж за весьма богатого человека Керима Касымова. Они прожили вместе почти четверть века. Но, как мне сообщила Наташа, в прошлом году муж после стольких лет брака бросил Искру. Перевел весь свой бизнес и активы в Ташкент,
откуда он родом, и в Эмираты. Купил там недвижимость. Посчитал, что лучше для него, выгоднее и безопаснее - стать релокантом. А в ходе их развода выяснилось, что у него давным-давно имеется вторая семья в Узбекистане и трое взрослых детей. Сын Искры Лева - не родной сын Касымова.
        - Я слышал про Касымова, - заметил полковник Гущин.
        Клавдий Мамонтов снова поймал взгляд Макара - явно и он слышал про узбекского бизнесмена-двоеженца. Но Клавдию показалось, что Макар отреагировал именно на имя Лева при упоминании сына Искры Кантемировой.
        - Если с кем Наташа кроме меня и общалась после смерти мужа, так только с Искрой, - ответила Вера Павловна убежденно. - Они подруги, обе остались в одиночестве.
        - Мы сегодня разговаривали с сыном Натальи Эдуардовны Кириллом, - сказал полковник Гущин. - Выяснилось, что он с матерью не виделся с похорон отчима. И даже ей не звонил. Не интересовался ее жизнью.
        - Старая история. Семейная драма. Точнее, склока. - Вера Павловна тяжко вздохнула. - Я не терплю сплетен, тем более о близких мне людях. Но понимаю, что вам сейчас в поисках убийцы важны любые сведения. Поэтому расскажу, что знаю. Наташа познакомилась с Юрой Авессоломовым более двадцати лет назад, они работали вместе в издательстве. Ах, я же не успела вам сказать, - Вера Павловна повернулась к Макару и Клавдию. - Наташа кроме французских сказок долгие годы работала с поэзией трубадуров. Но главным делом ее жизни являлись переводы средневековых фаблио [3 - Фаблио - один из жанров французской городской литературы XII - начала XIV в. Это небольшие стихотворные новеллы, целью которых было развлекать и поучать слушателей. Поэтому грубоватый юмор соседствует в фаблио с моральным поучением.] о Ренаре, лисе-трикстере.
        - «Роман о Лисе»? Сатира? - спросил Макар.
        - Да, солидное академическое издание. Долговременный проект, начавшийся, а затем сошедший на нет из-за отсутствия финансирования. Юра Авессоломов иллюстрировал фаблио. Когда их роман вспыхнул, они оба уже являлись зрелыми состоявшимися людьми. Наташе перевалило за сорок, а Юра вообще ее старше на пятнадцать лет. Они поженились, и отношения Юры с сыном Наташи не сложились. У Юры кроме дачи в Сарафанове имелась своя двухкомнатная квартира. У Наташи тоже - ее приемная семья после переезда с Романова переулка в ходе долгого дележа приобрела ей небольшую двухкомнатную квартиру на улице Правды. Они с сыном там и прописаны. Сын Кира, как только поступил в институт, начал требовать, чтобы мать отдала ему квартиру, а сама перебралась к мужу. Он желал жить отдельно. Но Наташа с Юрой выбрали другой вариант, они обитали у Наташи, а квартиру Юры сдавали. Деньги тратили на себя, путешествовали, копили впрок, чтобы иметь запас. С работой ведь порой у обоих не ладилось, и возраст преклонный. А потом еще…
        - Что? - спросил полковник Гущин.
        - Бесполезно скрывать. Вы все равно узнаете. Юра зверски пил. - Вера Павловна потупилась. - Он страдал хроническим алкоголизмом, тяжелыми запоями.
        Она не смотрела на Макара. А тот зарделся. Нет, не в его огород намеренно брошен камень - просто се ля ви…
        - В каждом дому - по кому, - констатировал спокойно полковник Гущин.
        - В молодости, в семидесятые годы, когда вы, полковник, еще только в школу ходили, Юра Авессоломов считал себя абсолютным диссидентом, участвовал во всех подпольных выставках, арт-перформансах. Он был хиппи, донжуан, дружил-враждовал с Шемякиным, фрондировал, гулял, имел огромное количество женщин, они просто вешались на него гроздями. Затем времена изменились, молодость закончилась, фронда стала ненужной, а известность и слава на голову Юре как к живописцу не свалились. Выяснилось, что художник он рядовой. Работы его не продавались, мода его обходила стороной. На тусовки его не приглашали. Он пил уже не от фронды и не из протеста, а от неудовлетворенности. Все робкие попытки Наташи вылечить его от запоев он отвергал, утверждая, что Модильяни тоже пил и все его гениальные вещи - плод белой горячки… И Пикассо за воротник закладывал. - Вера Павловна снова вздохнула тяжко. - Правда в том, что все свои иллюстрации к «Роману о Лисе» Юра Авессоломов действительно делал в подпитии. И они, а не его картины-абстракции, поражали талантом. В алкогольном угаре он так же придумал и нарисовал своих мультяшных
персонажей. Он ведь и с аниматорами иногда сотрудничал. Пробовал себя в разных жанрах. Но вся его творческая работа оборвалась, когда пришли болезни. Чтобы иметь возможность лечиться, Наташа и Юра продали его квартиру. А Кира устроил матери и отчиму грандиозный скандал, считая, что они попрали его интересы, хотя Наташина квартира сохранялась за ним. Но у него уже имелась собственная семья. Родители его жены после рождения ребенка купили ей квартиру, но Кире там ничего не досталось. А в последнее время, как мне жаловалась Наташа, жена подала на развод с ним, нашла себе другого. Выперла Киру с жилплощади. И в этом, представляете, в своих собственных семейных проблемах, он, уже здоровый взрослый парень, винил мать и отчима! Скандалил, упрекал - мол, мать всегда выбирала Юру, мужа, в их противостоянии. Тоже правда. Наташа страстно любила своего безалаберного художника, она во всем ему потакала, со всем соглашалась. И она его адски ревновала. Даже к врачам в клинике, где он лежал, совсем больной, при смерти, даже к медсестрам молодым.
        - От Кирилла мы узнали, что осенью на дачу Авессоломова залезли, разбили окно, - полковник Гущин слушал внимательно. - Якобы он сам кражу обнаружил. Наталья Эдуардовна вам ничего не говорила?
        - Жаловалась, - Вера Павловна махнула рукой. - Украли разную ветошь - дачную одежду Юры, свитер, куртку, его сапоги резиновые, ботинки стоптанные и еще продукты - макароны, соль, сахар. Бомжи - им одеться да поесть… Сломали раму, стекло вдребезги, в этом главный ущерб оказался, не в барахле.
        - Ваша подруга не заявила в полицию, а кто ей помог окно починить? - поинтересовался Гущин.
        - А кто станет искать бомжей и где их найдешь? И зачем теперь покойному Юре его резиновые дачные сапоги? - Вера Павловна покачала головой. - Наташа после похорон в трауре находилась, ей не до бесполезных хлопот. Окно, как она мне сказала, ей починил таджик-рабочий, его хозяйка их дачной лавки порекомендовала, как только Наташа перебралась в Сарафаново из московской квартиры.
        Полковник Гущин кивнул. Ясно.
        - Нам необходимо встретиться с Искрой, то есть Сатаней Кантемировой… Или она Касымова? - произнес он медленно. - Я думаю, как лучше поступить. Вера Павловна, в Сарафново мы… то есть я, как сотрудник полиции, при разговоре с сыном, да и с соседями, получил весьма скудную информацию Люди с полицией откровенничать особо не желают. Ваша Искра… она не исключение. Не поможете нам с ней, а?
        - Конечно, помогу. Ради Наташи! Да она тоже все сделает ради Наташи - они же так дружили. - Вера Павловна сняла очки, затем надела их снова.
        - Я ни секунды не сомневаюсь… Однако я бы предпочел следующий план наших совместных действий, - полковник Гущин помолчал. - А что, если вы сами завтра утром позвоните Искре, у вас ведь есть номер ее мобильного?
        - Есть.
        - Вы ей расскажите правду, что хотели пригласить Наталью в качестве учительницы языков в семью Макара. И он приехал в Сарафаново познакомиться с ней и договориться об условиях, но живой ее не застал. Ее убили. Скажите, что вы в глубоком горе - так оно и есть, и он ради вас… нанял частного детектива, чтобы тот разобрался в произошедшем, - полковник Гущин глянул на Клавдия Мамонтова. - И они вдвоем хотели бы побеседовать с Искрой. Пока полиция раскачается, да? И до нее доберется. А частный детектив и ваш работодатель и друг - ведь совсем иное дело. Им можно доверять. Заодно в разговоре поинтересуетесь - не она ли приезжала к Наталье днем?
        Теперь уже Клавдий Мамонтов глянул на Макара - слышал, братан? Как наш Командор решил за нас? Какую роль он нам отводит?
        - Хорошо, я сделаю все, как вы просите, - ответила Вера Павловна. - Но Федор… почему вы сами не хотите пока говорить с ней? Я не понимаю. Вы ведь всегда все сами…
        - Вера Павловна, у нас не одно убийство. А два. Считай, почти серия, - полковник Гущин доверительно наклонился к ней. - У нас не просто рядовой убийца. Но душитель. И, кажется, маньяк… выбирающий определенные жертвы и в одном районе.
        И лишь сейчас он начал рассказывать потрясенной Вере Павловне некоторые детали. А затем показал снимок мертвой Натальи Гулькиной в своем мобильном.
        Вера Павловна придушенно вскрикнула и зажала рот рукой.
        Не слезы были теперь в ее глазах. Но страх. Ужас.
        Глава 10
        Два трупа
        В половине восьмого утра, перед звонком Веры Павловны Искре Кантемировой, полковник Гущин обратился к Клавдию Мамонтову:
        - Не против моей идеи? Поработать в роли частного детектива? Макар - прирожденный актер, он во всем видит элементы игры как на сцене, но ты, Клавдий… Согласен побыть в чужой личине? Лгать приличным людям, выдавая себя за другого?
        - Ради общего дела - да, - ответил Клавдий Мамонтов спокойно. - Я так и знал, что вы все решите сами, Федор Матвеевич. Как быть и что делать.
        - А вас с Макаром даже не спрошу? - полковник Гущин помолчал. - Я все еще никак не могу смириться с твоим уходом из органов. Я как в пустыне сейчас.
        - А вы привыкайте, Федор Матвеевич, - за друга ответил Макар. - Мы все дома в эйфории от поступка Клавы. И, честно говоря, возликуем еще больше, когда вы тоже полиции скажете «ариведерчи!». На заслуженную пенсию, а, Федор Матвеевич? На покой по выслуге лет и по состоянию здоровья. Кто посмеет вас не отпустить? А может, и в частные детективы потом подадитесь?
        - Осторожнее с рукой. - Гущин, не реагируя на подначку, строго велел Макару: - За его здоровье ты мне отвечаешь. Он сам себя не щадит, не бережет. Дерется, сражается, калечит себя. А мне жертвы не нужны. Мне надобен результат и арест душителя.
        Вера Павловна позвонила Искре Кантемировой. Они при беседе не присутствовали, целиком положившись на мудрость старой гувернантки. Приятельницы детства разговаривали долго. Закончив, взволнованная Вера Павловна сообщила: Искра в шоке, плачет, поверить не может в случившееся. Она мне сказала - как же так?! Я же только вчера к Наташе приезжала в Сарафановку!
        - То есть это ее машина была и она сама за рулем, одна, без шофера? - уточнил Гущин. - Видите, Вера Павловна, какую важную деталь вы сразу для нас прояснили. Сколько бы нам времени понадобилось самим, чтобы дознаться. А вы за пару минут управились. Хвалю вас. А в котором часу Кантемирова уехала от Гулькиной?
        - Ой, а я не спросила ее, - порозовевшая от комплимента Вера Павловна растерялась. - Искорка заплакала, и я тоже не удержалась от слез… Но вы сами все узнаете! Я ей внушила, как вы велели - что Макар, мой работодатель, с соседями обнаружили Наташу мертвой на пешеходной тропе и что он ради меня сразу нанял детектива и просит разрешения прибыть с ним на беседу. Искра ответила - конечно, в чем вопрос! Пусть приезжают. Мол, нам самим необходимо разобраться, что произошло с Наташей. Она обещала полную помощь и поддержку. Еще сообщила, что сейчас в депрессии, в свет не выходит, сидит безвылазно дома. Так что пусть «ваши» приезжают, когда им удобно. В любое время.
        - В Баковку? - ненавязчиво поинтересовался Макар. - У Керима Касымова особняк в Баковке. Левик до ковида там устраивал грандиозные вечеринки, когда отчим с матерью круиз совершали, путешествовали по миру.
        Полковник Гущин глянул на Макара.
        - Так и думал, что тебе с Кантемировыми-Касымовыми есть о чем потолковать. И с их Левиком, - заметил он.
        - Искра не в Баковке сейчас живет, - тихо возразила Вера Павловна. - Мне Наташа еще раньше говорила - бизнес и большая часть недвижимости, как выяснилось при разводе, записана на мужа Искры. Та и не вникала за двадцать пять лет брака во все тонкости. Керим поставил ее перед фактом через адвокатов. Он кое-что ей выделил из своих капиталов на безбедную жизнь. Но особняк в Баковке он выставил на продажу. Искра сейчас обосновалась в Воеводине, в доме своего отца-академика, на берегу Оки. Недалеко от Террасного заповедника, очень живописные места, мы девочками у них гостили летом, помню… Сколько же времени прошло с тех пор, вечность… Искра все перестроила, конечно, превратила старую академическую дачу в современное жилье. Она туда вернулась, чтобы пережить стресс от разрыва с мужем.
        Клавдий Мамонтов глянул в мобильный - Воеводино.
        - Дорога на Серпухов. Кстати, от Сарафанова час езды на машине - по трассе на юг, - заметил он. - По меркам Подмосковья - соседи.
        - Отправитесь к Кантемировой сразу после того, как мы понаблюдаем за работой патологоанатома Сивакова в Чеховском морге, - заявил полковник Гущин. - Не бросите ведь меня одного в прозекторской?
        - Федор Матвеевич, вы в курсе - анатомические театры моя страсть, как и сцена, мюзиклы и водевили, - ответил Макар бодро. - Тем более из Чехова до Серпухова легко добираться.
        Итак, план действий на день они наметили. Горничная Маша позвала их в столовую завтракать, они торопились на вскрытие в Чехов, поэтому быстро управились с едой. Для будущей роли частного детектива Клавдий Мамонтов оделся в строгий черный костюм и белую рубашку с галстуком. Галстук ему завязал Макар. А пиджак пришлось накинуть на плечи - из-за руки на перевязи. Они уже собирались уезжать, Макар вышел из гардеробной с увесистой сумкой - баулом в руках, как вдруг…
        Из детской на втором этаже по лестнице бесшумно и легко спустилась старшая дочка Макара, Августа. Босая, в пижаме, с распущенными по плечам темными густыми волосами.
        - Ты почему не спишь, принцесса? - спросил Макар дочку. - Рано еще. Птички спят в саду, и кролики спят в норке.
        Августа серьезно глянула на шутившего отца, на полковника Гущина, но подошла к Клавдию Мамонтову, своему любимцу. В руках она держала планшет. Показала его Клавдию.
        Клавдий Мамонтов внимательно вгляделся в экран планшета. Он уже не раз убеждался, что рисунки маленькой молчаливой Августы несут в себе удивительный скрытый смысл, повествуя о чем-то тайном, с чем лишь предстояло столкнуться - грозном и опасном. Августа будто предупреждала их о чем-то.
        Он увидел на экране абстракцию - так ему показалось в тот момент. Пересечение, изгибы, сплетение неровных линий - все оттенки зелени из компьютерной палитры, от мятного до малахитового, травяного, изумрудного, болотного. Весь экран Августа исчеркала зеленым цветом.
        - Классно, - похвалил Клавдий Мамонтов девочку. - Ты для нас сейчас утром нарисовала?
        Августа молча глядела на него, закусив губу. Затем посмотрела на отца. Макар показал ей большой палец - круто! Гениально! Полковник Гущин вздохнул и погладил Августу по голове.
        - Умница. Очень красивая картина, - похвалил он.
        Августа коснулась экрана, и он погас.
        Когда они добрались из Бронниц до Чехова, патологоанатом Сиваков, прибывший в морг спозаранку, уже находился в процессе вскрытия, как он любил цитировать даосов «в середине потока». Полковник Гущин забрал у его помощника только защитную маску, от костюма отказался, потому что боялся в нем вспотеть и простудиться под кондиционером. Секунду поколебавшись, он зашел внутрь. В прежние времена визиты в морг на вскрытие жертв давались ему с великим трудом, он даже в обморок падал не раз. Сиваков, его старый приятель, специально для него всегда держал в запасе «ватку и нашатырь». Однако после тяжелой болезни и ранения полковник Гущин начал относиться к смерти и всему, что с ней связано, иначе. Клавдий Мамонтов замечал в нем некую необратимую метаморфозу, она касалась и посещений прозекторской. Сам Клавдий испытывал к вскрытиям стойкое отвращение. В местном городском морге не имелось новшеств типа стены из стекла, через которую можно наблюдать сам процесс работы патологоанатома, поэтому, стиснув зубы, Клавдий тоже переступил порог анатомического зала. Что касается Макара, тот попер следом за Гущиным как
танк, излучая деятельное любопытство и почти алчный интерес к происходящему. Помощник Сивакова вручил им защитные маски и мазь для носа от трупной вони.
        Клавдий Мамонтов посмотрел на стол, где лежало тело Натальи Гулькиной, и сразу отвел глаза. Отвернулся. И… наткнулся взглядом на другой стол из жести. А на нем еще один женский труп. Голая толстая темноволосая незнакомка с обвисшим животом, увесистыми грудями и биркой на ноге. Труп привезли в прозекторскую из холодильника хранилища. Клавдий понял, что перед ними почтальон Суркова, до сих пор не преданная земле.
        Полковник Гущин и Макар направились к столу. Клавдий остался у двери. Гущин смотрел не на вскрытый труп, а на столик, где лежали две веревки с бирками. Вещдоки и орудия убийства.
        - Какова причина смерти? - тихо спросил он.
        - Механическая асфиксия, классический случай. - Сиваков глянул на него и затем указал на труп почтальона Сурковой: - Аналогично и у жертвы номер один.
        - А рана на голове у Гулькиной? - уточнил полковник Гущин.
        - Не рана, крупная шишка. Признаков черепно-мозговой травмы практически нет. Ее просто сначала оглушили сзади тяжелым тупым предметом. И она упала.
        Клавдий Мамонтов вспомнил, как Гущин конфликтовал в Сарафанове с местным судмедэкспертом. Выходит, тот оказался прав?
        - Оглушили ее же палкой для скандинавской ходьбы? - продолжал спрашивать полковник Гущин очень настойчиво.
        - Их сюда мне доставили. Какая там палка, - Сиваков хмыкнул. - Палка легкая. А Гулькину чем-то увесистым ударили. Только били плашмя. Удар сразу сбил ее с ног. А затем ей, лежащей на земле, захлестнули горло веревкой. На один конец убийца наступил ногой, за второй тянул. Задушил быстро. Она даже кричать не могла, звать на помощь.
        - Я так и думал, - согласился полковник Гущин. - Поэтому один конец веревки в земле испачкан. А что с первой жертвой? Ее тоже оглушили?
        - Нет. На нее напали сзади, используя веревку как удавку. На ее удушение убийца потратил гораздо больше физических усилий, чем с Гулькиной. Видимо, учел это при планировании следующего эпизода. Они учатся, Федя… совершенствуют свои навыки… Он прихватил с собой дубинку в Сарафаново и душил уже беспомощную оглушенную жертву. Не входя с ней в плотный контакт.
        - По почтальону Сурковой готовы все экспертизы? Полтора месяца ведь уже прошло, - полковник Гущин обошел кругом стол с трупом жертвы номер один.
        - Я ознакомился, сделал тебе копию. Почитаешь потом. Нападение произошло во время дождя. Нет ничего для нас полезного - ни частиц, ни ДНК, все смыто.
        - Но вторую он трогал, прикасался к ней, - заявил полковник Гущин. - Нажал ладонью на грудь и обвел контур красным маркером, пометил ее. Что с экспертизой?
        - Сразу проверили на образцы ДНК, ничего. - Сиваков вздохнул. - В перчатках он ее касался. А ты думал что? Он ее голой ладошкой погладил по груди и нарисовал свою фигню? Нет, Федя, не жди от душителя подарков и ошибок.
        Нарисовал… Клавдий Мамонтов снова вспомнил о покойном муже Гулькиной - художнике Авессоломове. И о ее сыне Кирюше. В их семье рисовали… Линялое граффити на заборе дачи, оставленное Юрием Авессоломовым, словно маркер, знак, чтобы дом легче было найти…
        - А что с субстанцией внутри контура? Готово исследование? - осведомился Гущин.
        - Нет пока еще. Эксперты мне сказали, что какие-то сложности у них, - ответил Сиваков.
        - Троечники анализ спермы разучились тестировать?
        - Я не знаю. Мне утром лишь буркнули по телефону, что назначили еще биохимическую экспертизу в довесок. Тебе потом как большому начальнику все доложат, Федя. А ты со мной выводами поделишься. - Сиваков вооружился страшным на вид хирургическим инструментом и склонился над трупом Гулькиной.
        Знака в форме обведенной ладони на ее груди теперь не было видно из-за зияющего разреза - распила. Макар подошел вплотную к столу. Он наблюдал за работой Сивакова с нескрываемым восхищением.
        Прошел час. Затем еще сорок минут.
        Полковник Гущин держался, наблюдал, но лицо его побледнело.
        Клавдий Мамонтов сконцентрировался на трупе почтальона Сурковой. Ее уже вскрывали, исследовали. Окоченевший в холодильнике морга труп выглядел жутко.
        - Разрезанная одежда второй жертвы в тех двух черных пакетах, - деловито повествовал Сиваков, не прекращая работы. - А в синих пакетах одежда первой жертвы. С ней душитель не манипулировал. Он не разрезал носильных вещей, не раздевал почтальона Суркову. В самом большом пакете ее почтовая сумка. И подробная опись, все протоколы.
        - Несмотря на некоторые несущественные различия, как ты считаешь - у нас единый почерк вырисовывается? - задал полковник Гущин один из самых главных и важных вопросов.
        - Один. Только идет по нарастающей, по восходящей, - тихо ответил Сиваков. - Придумывает сам для себя фишки, новые развлечения. Удушение - имитация полового акта, налицо откровенный сексуальный подтекст. С первой жертвой он самоудовлетворился и не оставил следов. А вот со второй уже не смог удержаться. Перевозбудился от ее конвульсий во время асфиксии, спустил прямо на нее и дал нам улику против себя.
        - То есть у нас уже серия? Он - серийник?
        - Именно. И только начинает входить во вкус. - Сиваков помолчал. - Что день грядущий нам готовит, Федя, в связи с новым маниакальным уродом?
        - Какой он, по-твоему? Какого примерно возраста? - спросил Гущин.
        - Если отталкиваться от жертв… Обе они зрелые. Первой за пятьдесят, второй шестьдесят четыре. Следовательно, душитель явно не юноша зеленый, не тинейджер… Где-то примерно от двадцати восьми до пятидесяти ему, Федя. - Сиваков поправил маску. - Повторяю, у нас классика жанра. Типичный душитель. Использует пока что веревки, но, может, дойдет и до чулок и косынок шелковых… Вполне вероятно он импотент. Задрот с кучей сексуальных фобий и фантазий. Физически он крепкий должен быть, судя по первой жертве. Женщина-почтальон крупная, полная. Напасть на нее сзади и задушить совсем не просто для слабого человека. Вторая жертва, Гулькина, - тощенькая и миниатюрная. С ней у него меньше возни возникло, но он, как я уже и сказал, подстраховался, прихватил с собой что-то вроде дубинки. И усовершенствовал способ удушения - в положении лежа без плотного контакта.
        - А время их смерти? - Полковник Гущин забрал с рабочего стола копии заключений судмедэкспертизы.
        - У почтальона на момент обнаружения - около двадцати часов. Но я опираюсь на мнение местного судмедэксперта и сам это ни подтвердить, ни опровергнуть сейчас, через полтора месяца, не могу. У второй жертвы на момент обнаружения - примерно два часа.
        - Ее нашли на пешеходной тропе около пяти, - полковник Гущин глянул на Макара. Тот кивнул утвердительно. - Значит, где-то между двумя и тремя часами пополудни.
        - На солнцепеке цветы быстро завяли, - объявил Сиваков. - Солнце их высушило.
        - Цветы? - полковник Гущин нахмурился. - А, ты о том, что он ей в рот засунул и на лобок насыпал? По ним что-то конкретное есть?
        - Предварительные выводы. Определили вид растения. Задрот наш сорвал, что рядом с трупом ему попалось. Посмотри сам в заключении. - Сиваков с головой ушел в свою работу, ему было не до цветов.
        Полковник Гущин кивнул Клавдию Мамонтову:
        - Ты без перчаток и ничего не трогал в прозекторской, а у меня перчатки, пардон, в крови, я же тело осматривал… Пролистай заключение и покажи нам.
        Клавдий отыскал среди копий заключение эксперта. Макар тоже заглянул в бумаги.
        - Heracleum sosnovskiy, Федор Матвеевич, - прочел Клавдий Мамонтов. - Царство: растения, отдел Цветковые, класс Двудольные, семейство Зонтичные, Сельдерейные. Пишут - произрастает в Подмосковье, обычен для лесной и лесостепной полосы.
        - Борщевик Сосновского. - Макар, изучавший латынь в английской школе и в Кембридже, перевел название растения. - Паразит. Его все клянут сейчас. И к тому же ядовитый. Но цветет красиво. Белые пышные зонтики.
        Клавдий Мамонтов вспомнил соцветия в кустах и траве рядом с телом Натальи Гулькиной, он еще про себя тогда назвал их «дудником». Однако название растения, которое душитель засунул в рот женщине, осыпав им ее полуголое тело, - борщевик.
        - В заключении написано, что на момент обнаружения тела давность срыва соцветий более семидесяти двух часов. Пожухшие, высохшие, - прочел он дальше в предварительном исследовании.
        - Солнцепек, жара, они просто завяли, - констатировал Сиваков. - В зное все дело. Давность смерти Гулькиной два-три часа, зонтики душитель сорвал после убийства. Использовал как знак и украшение. Коллеги ошиблись насчет семидесяти двух часов.
        Глава 11
        Дела почтовые
        Прозекторскую полковник Гущин, Клавдий Мамонтов и Макар покинули в три часа дня. Они разделились - Клавдий и Макар сразу отправились в Воеводино, на Оку. А полковник Гущин лично решил отработать все, что есть по почтальону Алле Сурковой.
        В кабинете патологоанатома, примыкавшем к прозекторской, они вместе с Сиваковым еще раз тщательно осмотрели одежду почтальона. Форменная синяя почтовая куртка-ветровка, черные брюки, застиранный хлопковый джемпер, нижнее белье, носки и резиновые боты. За полтора месяца, прошедших с момента убийства, одежда в пакете для вещдоков заскорузла, от нее несло плесенью. Мертвая Суркова почти сутки пролежала в кустах под дождем, на мокрой раскисшей земле. Однако одежда действительно оказалась целой, неповрежденной. Душитель с вещами жертвы не манипулировал.
        Полковнику Гущину прислали из Чеховского УВД по электронной почте часть материалов уголовного дела по Сурковой - и они с Сиваковым внимательно рассмотрели фотографии с места убийства - в каком точно положении находился труп почтальона. Первая жертва лежала на боку. Скрюченные пальцы сжаты, полны травы, - видимо, в агонии она царапала землю и рвала растения рядом с собой. Однако никаких цветов на ее лице и форменной куртке полковник Гущин на фотографиях не увидел.
        Затем он осмотрел почтовую сумку, сверился с описью - квитанции о получении пенсий и пособий, пачка газет и два журнала - литературный и исторический, а также несколько рекламных буклетов в конвертах с адресом дома-музея Мелихово.
        Из личных вещей - потрескавшаяся пластиковая косметичка с пудреницей и дешевой помадой, расческа, две коробки лекарств - желудочные, для улучшения работы желчного пузыря и БАД для печени, как определил патологоанатом Сиваков, кошелек - в нем проездной на автобус, служебное удостоверение, карта Сбербанка и наличные в размере тысячи рублей.
        К описи сотрудники местной полиции приложили рапорт - почтовое отделение дважды обращалось с запросом с просьбой вернуть квитанции о получении пенсий и пособий для своей отчетности. А вот личные вещи покойной остались невостребованными.
        Полковник Гущин связался с участковым, обслуживавшим территорию, и вызвал его к себе. Сверился с домашним адресом Сурковой в рапорте оперативников - та проживала в Рабочем поселке, - позвонил начальнику местного отделения полиции, чтобы тот подключил участкового, обслуживающего адрес проживания убитой, труп которой родственники фактически бросили в морге.
        Параллельно он ознакомился с рапортом о проверке мобильного Сурковой. Его нашли в кармане форменной куртки. Убийца телефоном не заинтересовался. В рапорте значилось, что мобильный находился в нерабочем состоянии: из-за дождя под лежавший на боку труп натекла лужа, и карман непромокаемой куртки не спас мобильный от попадания влаги. Но телефон все равно направили на исследование, чтобы попытаться извлечь информацию. Полковник Гущин позвонил чеховскому эксперту - за солидный срок, прошедший с момента убийства, наверняка готовы результаты. Однако эксперт его не особо обнадежил. Мобильный полностью пришел в негодность из-за влаги. Перечень звонков на номер запросили, и он поступил от оператора связи. За истекшие полгода он насчитывал порядка четырехсот пятидесяти входящих номеров. И практически на каждый Суркова отвечала.
        - Мы до сих пор проверяем по списку, - сообщил эксперт. - Она не страшилась мошенников, охотно общалась, перезванивала сама - рекламщикам, любому спаму. Большая часть номеров из категории спама. Есть еще два номера ее почтового отделения, частые регулярные взаимные контакты с коллегами и начальством. Служебные дела почтовые.
        - А ее родственники? - спросил Гущин нетерпеливо.
        - Мы проверили двести пятьдесят номеров, еще двести осталось, уж такой она гиперактивный абонент, - ответил эксперт. - Я связывался с участковым насчет ее близких. Он ответил: есть проблемы. Какие - не уточнил.
        - За полтора месяца не удосужился выяснить и помочь вам? - полковник Гущин раздраженно хмыкнул.
        - Если бы телефон не вырубился от воды, мы бы сами начали с «контактов» и узнали номера людей ее ближайшего круга. - Деликатный эксперт не желал в разговоре с большим главковским начальником подставлять нерадивого коллегу-участкового.
        - Ладно, продолжайте работать по списку, держите меня в курсе, - подытожил полковник Гущин.
        В управлении полиции его уже ждали и тайно готовились - гроза из главка нагрянула! Явился участковый из Трапезникова. Он ждал Гущина возле дежурной части. Полковнику выделили лучший кабинет - явно чтобы задобрить, соломки подстелить. На столе сиротливо лежало тоненькое уголовное дело - не густо материалов собрали по убийству почтальона. Полковник Гущин пролистал его - помимо копий, что присылали ему на электронку, он всегда предпочитал работать с подлинными процессуальными документами. Однако и дело его не особо порадовало.
        - Полтора месяца, воз и ныне там, - объявил он оперативникам и участковому. - А в Сарафанове, не столь уж далеком от вас, еще один случай нападения на женщину. И опять удушение веревкой.
        - Мы нападение на Суркову идентифицировали как убийство с целью ограбления. Она ж почтальон, - за всех ответил трапезниковский участковый - в летах, ровесник Гущина, седой, кряжистый, по виду бывалый и флегматичный.
        - Я в курсе, - Гущин кивнул, - чего вы здесь себе навоображали и наработали за полтора месяца. Но факт в том, что ее задушили, но не ограбили. И кошелек ее цел, и деньги, и карта.
        - Денег в кошелке с гулькин нос, карта Сбербанка без ПИН-кода обычному налетчику не нужна, кибермошенники картами промышляют. - Участковый не боялся грозного полковника Гущина и умел постоять за себя и сплоченный полицейский коллектив местных. - Его, по нашему мнению, интересовали пенсии, наличка. Где-то порядка ста тысяч, а порой и больше налом, купюры, резинкой банковской перетянутые. Я… то есть мы с опергруппой сочли, что нападавший сумку почтовую проверил, но денег в ней не нашел. Дни, когда почтальон на дому своих подопечных посещает, определенные. Но в мае порядок меняется из-за праздников. На Сурковой - форменная одежда, сумка почтовая. Моя… то есть наша основная версия заключалась в том, что ее выслеживали и подстерегли с целью ограбления. Только вышла накладка непредвиденная. Суркова большую часть пенсий и пособий уже успела раздать.
        - Какая еще накладка? - полковник Гущин созерцал участкового сквозь очки.
        - Тонкости почтовиков. Давайте проедем в здешнее отделение, Федор Матвеевич, они вам сами объяснят. Чтобы вы нас бездельниками и дураками не считали, - мятежно возвестил участковый. - Мы сразу с коллегами маршрут ее досконально для себя составили, изучили подробно. У меня карта, план, - он достал планшет и начал неловко тыкать негнущимся пальцем в экран. - Ее обычный многолетний маршрут. Точнее, фрагмент его. Добралась автобусом до Трапезникова, дальше явилась по адресу к двум пенсионеркам в Шлехове, вручила пенсии, забрала квитанции. Затем пешком отправилась в деревню Зуйки, но там сейчас дачи сплошняком. Адрес проживания еще одного клиента - он инвалид. Вручила ему пенсию. Из Зуйков пешком мимо Трапезникова на автобусную остановку к автотрассе, - участковый водил пальцем по карте. - Весь путь пролегает в основном по густонаселенной местности - дачи, проезжая дорога сельская, вдоль нее магазины - «Садовод», «Все для дома», продуктовый, - перечислял он. - А вот здесь она всегда сворачивала в поле и срезала большой участок до автобусной остановки напрямик через луг и рощу. Единственное тихое,
безлюдное место на всем ее маршруте - лесополоса с кустами в трехстах метрах от шоссе. Если ее выслеживали специально, то здесь и подстерегли и напали.
        - А куда она направлялась? Куда хотела ехать на автобусе? - полковник Гущин изучал карту в планшете.
        - В Мелихово, в сам музей. Газеты и журналы она туда всегда отвозила, а также обычно и всю их корреспонденцию - посылки, бандероли. Но в день убийства ни писем, ни бандеролей не было, только печать.
        - А после музея-усадьбы она обычно возвращалась в почтовое отделение? - уточнил полковник Гущин.
        - Нет. Снова садилась на автобус в Нерастанном и добиралась до следующей после дома отдыха Лопасня остановки. Дальше шла пешком по маршруту - ее подопечные жили по шести адресам. После выплат садилась на автобус и возвращалась на почту, а если запаздывала, то к концу рабочего дня сразу домой отправлялась, - показывал на карте участковый. - Однако в тот день, 20 мая, ей до Лопасни уже не имело смысла добираться. Проедемте на почту, они вам свои тонкости объяснят сами. Что да почему пошло не так в тот день.
        - Хорошо, на почту, - скомандовал полковник Гущин.
        Сели в патрульную машину. Через четверть часа оказались на месте.
        - Мы все до сих пор потрясены смертью Аллы, - сообщила полковнику Гущину начальница почтового отделения - пожилая, болезненного вида женщина, кутавшаяся в шерстяную кофту поверх форменной робы, несмотря на жаркий летний день. На почте работал кондиционер. И полковник Гущин сразу сильно закашлялся.
        Начальница почты наблюдала за ним с холодным любопытством.
        - Я сама ковидом тяжко переболела, таких, как вы, по кашлю могу узнать, тоже страдаю, - объявила она. - Мы двух почтальонов в ковид похоронили. А теперь еще Аллу Суркову убили. Мы хотели от почты траурный венок отправить на кладбище, но пока никто нас о месте прощания и погребения не известил.
        - А что она говорила о своих родных? - спросил Гущин.
        - Мать у нее давно умерла. А сын…
        - У нее есть сын? - Полковник Гущин поразился, что никто из местных полицейских ему пока ничего не сообщил и он узнаёт о сыне как бы со стороны - от сотрудницы почты!
        - Непутевый. Алла горя с ним хлебнула, - ответила начальница Сурковой. - Она особо-то не распространялась. Но однажды явилась, а лицо все в синяках - сказала сначала, мол, упала дома, а потом призналась - сынок ее приложил, избил. Ее сын даже не соизволил сообщить нам, где и как с ней проститься. Отдать последний долг.
        - Он ее и не похоронил до сих пор, - вмешался участковый. - И тело матери из морга не забрал, насколько я знаю. Вы нам расскажите, пожалуйста, какие у вас накладки произошли в мае с выдачей пенсий и пособий.
        - Из-за майских праздников, - ответила начальник почтового отделения равнодушно. - Приходится смещать график - звонить нашим клиентам, предупреждать, что почтальон придет в другой, не назначенный официально день. Алла в мае большую часть пенсий и пособий раздала пятого и шестого числа. Обычно она забирает деньги для выплат утром в день раздачи, но в предпраздничные дни это происходит всегда накануне, потому что физически не успеешь, как в обычные будни. У нас же все связано со значительным расстоянием, с переездами на автобусе, с расписанием транспорта, тоже меняющимся в праздничные дни и между майскими выходными. Сельский почтальон вынужден приспосабливаться, чтобы всех охватить. Часть выплат по договоренности с клиентами мы порой переносим. В тот день, двадцатого мая, Алла как раз везла деньги в поселок и деревню, клиентам, которых не посетила в обычные дни выплат. А задержки всегда чреваты неприятностями.
        - Какими неприятностями? - поинтересовался Гущин.
        - Конфликты со стариками возникают. Некоторые неадекватны, никак не могут понять, сколько им ни разъясняй по телефону, почему пенсию доставят позже обычного, в другой день. Откровенно злятся, почтальона встречают неласково, грубят, оскорбляют. Короче - неприятная ситуация порой возникает из-за задержек. Алла на скандалы всегда реагировала очень остро, болезненно. Нам даже порой приходилось вмешиваться.
        - Вы за нее заступались или наоборот?
        - Мы старались найти компромисс. Не хочу говорить о Сурковой плохо, - начальник почты вздохнула. - Но мне поступали на нее жалобы. Она в ответ на грубости с клиентами нашими не церемонилась. За словом в карман не лезла. Огрызалась. Я ей выговаривала - наши подопечные старые люди, есть больные, инвалиды, психически нездоровые. Но она меня не особо слушала. Насчет инвалидов еще промолчит, а по поводу стариков - порой выдавала ужасные вещи.
        - Какие?
        - «Вонючие старики» - вот какие, - ответила начальник почты сухо. - Она старость и пожилых людей ненавидела. Заявила мне как-то - «они из нас кровь и силы сосут, как упыри, век наш молодой заедают. Окостенелые твари ломают наши жизни, наши надежды. Наше будущее гробят». А самой-то уже за полтинник. И сын взрослый. Я потом краем уха слышала сплетни, что у нее отец был лежачий, болел долгое время. Затем и мать слегла, под себя ходила, она за ней ухаживала, надрывалась. Может, поэтому у нее такое злое отношение к старикам?
        - Но она непосредственно работала с пожилым контингентом, - полковник Гущин хмурился. - И одновременно, что же - являлась профнепригодной из-за своей неприязни к пожилым? Вы ее не увольняли, несмотря на скандалы?
        - У нас кадровый голод. А деды и бабки тоже не сахар. В конфликтах с Сурковой и другими нашими почтальонами есть доля их вины. Но мы - почта. Они - наши клиенты. А Суркову если уволишь - кого на ее место найдешь сейчас? После ее смерти мы не знали, кому ее подопечных передать, как наши бреши закрыть, чтобы пенсии всем в срок доставить на ее участке.
        - Какую сумму имела с собой Суркова двадцатого числа для выплат? - уточнил полковник Гущин.
        Начальница почты сверилась с компьютером.
        - Семьдесят тысяч. Наш остаток, с начала мая. Трое клиентов. Она все отдала. Остальным, большинству, она доставила пенсии и пособия пятого и шестого мая. Вы нам квитанции, пожалуйста, верните. У нас строгая отчетность.
        Полковник Гущин пообещал.
        Когда они покинули почту и вернулись в управление полиции, он обратился к трапезниковскому участковому:
        - Она конфликтовала с клиентами. Выяснили личности тех, кого она навестила в тот день?
        - Две старухи, - ответил участковый. - Одной восемьдесят три, у нее перелом шейки бедра. Лежачая. Кстати, с ней Суркова, по показаниям дочери, постоянно скандалила, точнее старуха с ней. Второй бабушке девяносто два. Она близких не узнает. За нее сын пенсию получает, сидит с ней, караулит в почтовый день.
        - Сколько сыну лет?
        - Семьдесят. Сам пенсионер, бывший пожарный. Ему пенсию МЧС на карту перечисляет. Вряд ли кто-то из них, даже затаив злобу на Суркову, побежал за ней следом, чтобы придушить, - участковый криво усмехнулся.
        - А еще один подопечный, которому она принесла пенсию в тот день, - инвалид. Он кто такой? - полковник Гущин задавал все новые и новые вопросы.
        Участковый глянул на него.
        - В связи с сарафановским случаем интересуетесь? Да уж, теперь конечно… Он ненормальный. У него справка из психдиспансера.
        - Его возраст? - спросил Гущин.
        - Сорок три года. Пузырев его фамилия, - ответил участковый. - Живет один. Раньше проживал с матерью, та умерла. Дом у него деревенский, развалюха. Он шизофреник. На него жаловались соседи несколько раз.
        - По какой причине?
        - Разводил огромные костры на участке. Соседи боялись пожара. Я выезжал прошлой осенью на проверку. Толку от него не добился. Такой чудной. Обострение у него тогда случилось.
        - Обострения осенью и весной, в мае, - заметил Гущин. - Проедем по его адресу, я хочу на него сам взглянуть.
        В этот момент в кабинет словно вихрь ворвался второй участковый - тот, кто обслуживал территорию, на которой находился дом Сурковой. В отличие от трапезниковского коллеги, он был молод, лет двадцати четырех, и походил на запыхавшегося румяного тинейджера в полицейской форме. Он начал сбивчиво объяснять: я с суток, у меня выходной, катался на скейтборде с пацанами, мне срочно приказали явиться…
        - Про скейтборд нам не интересно. Все, что известно о сыне Сурковой - выкладывайте, - оборвал его Гущин. - Имя, место службы, род занятий.
        - Илья Сурков. Нигде не работает. Он алкаш. Подозреваю, что и нарик. Но доказательств не имею. Не дилер. С закладками тоже мной не пойман за руку. Пока. Но ведет антисоциальный образ жизни! - выпалил юный участковый. - Я к нему приходил неоднократно. Он каждый раз в дугу. С ним невозможно даже разговаривать по-человечески, потому что пьяный.
        - Он мать не хоронит полтора месяца. Почему?
        - Я его спросил во второе посещение - тогда уже две недели прошло со дня убийства. Он ответил, что у него нет денег на похороны. В третий раз вообще не открыл мне дверь, крикнул, что у него, простите, ни шиша нет и пусть государство мать хоронит. Я приходил снова, но он меня не впустил. Хотя находился дома. Даже через дверь чувствовался запах табака, он курит. Но знаете, сейчас такое время, когда полиции не очень дверь открывают.
        - Тогда сначала едем к сынку-затворнику, - скомандовал Гущин. - Захватите болгарку и кувалду. А потом навестим инвалида.
        В Рабочем поселке, где проживала покойная Алла Суркова, имелась всего одна улица, старые пятиэтажные хрущёвки теснились по обеим ее сторонам. В отличие от ухоженных и цветущих дачных окрестностей Мелихова и Сарафанова, здесь все выглядело беднее - обшарпанные стены зданий, ржавые гаражи, маленькие подслеповатые магазинчики. У Сурковой им никто не открыл. В квартире царила тишина. Местный участковый, нагруженный кувалдой и болгаркой, после звонков, стука и повелительных окриков своим юношеским тенорком изготовился было вскрывать дверь, но полковник Гущин только рукой махнул - отставить. Он понял, что путешествовали они зря - Илью Суркова где-то носило.
        Он не подозревал одного.
        Илья Сурков как раз возвращался домой, когда заметил свернувшую во двор полицейскую машину с мигалкой. Он мгновенно сориентировался - попятился назад и побежал кругом к пятиэтажке, что стояла напротив его жилища. Вошел в крайний подъезд, где замок давно сломали, быстро поднялся наверх, открыл дверь чердака - ее не запирали из-за постоянно залетавших и дохнувших голубей. Из окна чердака он внимательно наблюдал за полицейской машиной, стоявшей у его подъезда.
        Они стали являться к нему слишком часто.
        Труп матери все еще оставался у них. Они добивались ясности насчет похорон. Или им еще от него что-то надо?
        Он наблюдал, как группа ментов - кто в штатском, кто в форме вышла из его подъезда и направилась к полицейской тачке с мигалкой. Приехали по его и мамочкину душу и убрались восвояси…
        Мамочка… где же ты сейчас? Отчего не снишься мне по ночам? Яркое видение из детства внезапно выплыло из его затуманенной алкоголем памяти.
        Мамочка… Алла - молодая, растрепанная, в одной черной нейлоновой комбинации и черных чулках - они еще жили тогда в Иванове. Мать в свой фабричный выходной после «киношки» привела домой мужика. И вдруг бабка - лежачая вот уже третий год - сходила под себя и начала тоже кряхтеть и стонать, требуя, чтобы ей поменяли памперс. А по тесной квартирке расползлась чудовищная вонь. Любовник матери, подхватив одежду, в одних трусах вывалился в коридор, зажимая рот и нос от смрада, открыл дверь квартиры и был таков.
        Мать ринулась в комнату бабки, отшвырнула с пути его, двенадцатилетнего Илью. Схватила лежачую мать-старуху за худые плечи, рванула и заорала: «Нарочно ты, да? Нарочно при нем обгадилась, вонючая дрянь?! Ты вечно мне все назло делаешь, старая …!» Она трясла старуху, как куклу, но та изловчилась и ударила Аллу по лицу, оцарапав ей щеку. Он, Илья, - тогда Илюша Сурков - помнил, как мать схватила бабку за горло и начала душить. И лишь его отчаянный вопль: «Мама! Бабушка!» отрезвил, остановил ее…
        Потом они вместе с матерью поменяли стонущей бабке обгаженный памперс. Затолкали грязное постельное белье в стиральную машину. Мать распахнула в их тесной квартирке все форточки настежь. На столе в комнате осталось угощение несостоявшегося рандеву - бутылки водки, вина, торт, а еще лежала пачка таблеток. «Морду не криви, - бросила ему мать. - Привыкай, сынуля. Я щас в киношке слыхала - не мы такие, жизнь такая. На - хлебни, взбодрись. Авось полегчает». И она плеснула ему водки в стакан. Он - двенадцатилетний пацан - выпил. От усталости и отвращения мать нализалась вдрызг. И он тоже пил водку. А затем украдкой взял со стола таблетки и попробовал сразу пять штук с водкой. Он вырубился прямо в комнате, на разобранном диване. Сон то был или обморок? Но то состояние «отключки» он запомнил. И повзрослев, всегда пытался повторить. Искал любые способы.
        Фиаско в Рабочем поселке заставило полковника Гущина призадуматься - не все вопросы решаются с помощью болгарки и вскрытой двери фигуранта.
        - Где еще Суркова можно застать? Безработный алкаш… Есть места, где они кучкуются - пустыри, гаражи, заброшенные дома? - спросил он юного участкового.
        - Я не знаю, - ответил тот виновато. - По барам он точно не ходит, у нас всего один в окрестностях, в Парк-отеле. И дорогой, его посетители другого уровня. Приличные люди, средний класс.
        - А у нас с тобой чистый люмпен, - ответил полковник Гущин. - А ты, коллега, жизнь люмпенов, маргиналов не знаешь. Неинтересны они тебе. И работяги для тебя чужаки, незнакомцы. Ты на скейтборде с пацанами рассекаешь… И в айтишники мечтаешь из полиции податься, да?
        Участковый молчал. Кажется, мудрый полковник Гущин угадал его заветную мечту.
        - Ладно, навестим инвалида с шизофренией, - скомандовал полковник Гущин. - Что там нас ждет, интересно?
        В Зуйках, куда они добрались уже на закате солнца, их встретило сонное и тихое дачное садовое товарищество, возведенное рядом с хибарами заброшенной деревни-призрака. Чистенькие «скворечники» подмосковных дач в садиках на шести сотках. Гороховое поле, а дальше развалюхи - два деревенских одноэтажных дома в три окна с покосившимися террасками. Двор одного напоминал свалку. Доски, камни, ржавое строительное корыто, старый холодильник, второй такой же, опрокинутый набок, тряпки, битые кирпичи, сломанная оконная рама, колченогие стулья, выброшенные на помойку дачниками, но словно получившие вторую жизнь на импровизированной домашней свалке.
        Через развалившийся гнилой штакетник они сразу увидели мужчину неопределенного возраста в грязном засаленном спортивном костюме. Полковник Гущин глянул на пожилого участкового - тот кивнул. Фигурант Пузырев - кому почтальон Суркова вручила пенсию в тот день, двадцатого мая. Возможно, именно он последним видел ее живой. Участковый окликнул Пузырева, и мужчина повернулся, медленно встал с колченогого стула, на котором восседал подобно сторожу-церберу своей домашней свалки. С колен его что-то упало.
        Он молча ждал, когда они войдут на участок. Полковник Гущин, приблизившись, заметил у его ног венок из полевых цветов. На битом кирпиче и траве валялись еще цветы - белые, кажется клевер и табак, что пахнут на закате приторно, медово, маняще…
        - Вы чем-то заняты? - спросил Пузырева полковник Гущин.
        Инвалид молчал, лицо его выражало тревогу и беспокойство.
        - В мае месяце к вам приходила женщина - почтальон, - напомнил полковник Гущин. - Она вам пенсию принесла. Помните ее?
        - Какая женщина? - Тревога и беспокойство, судя по гримасе, Пузырева уже зашкаливали. - Она не женщина, она притворяется…
        - То есть? Кем притворяется?
        - Они все здесь шпионы! - сдавленным шепотом выдал Пузырев, тревожно озираясь, и начал тыкать пальцем в сторону дач садового товарищества, видных через гороховое поле. - Там… там… там… там… И те тоже, и те… и те… Они все следят за мной! Получают задание, понимаете? Им велят… их заставляют… а многие и за деньги!
        - Шпионят за вами? Кто их заставляет? - Полковник Гущин понял, что и здесь они сегодня толку не добьются. Или он косит под полного дурачка столь искусно?
        - Они! - Пузырев ткнул пальцем в вечернее закатное небо. - Эти им - резкий жест в сторону зуйковских дач, - платят деньги, и они смотрят за мной.
        - Кто они-то? - перебил участковый. - Ты давай конкретно говори!
        - Ангелы, - лицо безумца перекосилось. - Нет, бесы… Нет, те и другие. Сейчас ведь и не поймешь, кто ангел, кто бес… Они все шпионят!
        - Красивые цветы, - похвалил полковник Гущин, переключая внимание больного на то, что его самого крайне заинтересовало и насторожило. - На поле нарвали? Любите флору? Венок сами сплели? А зачем он вам?
        Пузырев наклонился и поднял венок. Гущин созерцал его - небритый, рыхлый, с брюхом, переваливающимся через пояс спортивных брюк, но довольно дюжий мужик. И размер обуви у него примерно сорок третий - сорок четвертый… Тот след, обнаруженный недалеко от трупа почтальона…
        Пузырев водрузил венок себе на голову.
        - У них антенны, - пояснил он с многозначительным видом. - Следят за мной, в голову мне влезают, мысли считывают. А так я под защитой, потому что трава сигналы глушит… Как надену, голова меньше болит, а то пухнет… Спать мне ночью не дает.
        Глава 12
        Искра
        Клавдий Мамонтов и Макар добрались до Воеводина без приключений. Макар, сидевший за рулем, по пути открыл во внедорожнике все окна - ему мерещилось, что они насквозь пропитались жутким запахом прозекторской.
        - Трудно мне представить, Клава, что леди, к которой мы едем, Искра Владимировна Кантемирова при той жизни, что она вела замужем за Керимом Касымовым, тесно общалась со своими подругами детства, даже пусть все они когда-то соседствовали в партийно-советском доме на знаменитой бывшей улице Грановского, - заметил он. - Интеллигентная переводчица средневековых фаблио о лисе Рейнаре, знавшая четыре языка, жена художника-неудачника Наталья Эдуардовна и наша замечательная Вера Павловна, бывший завуч элитной гимназии, подавшаяся на старости лет в гувернантки, не тот круг для господина Касымова, чтобы поощрять свою благоверную к встречам с ними. Хотя он и родился в узбекском кишлаке пятым ребенком в семье и, кажется, начинал карьеру фарцовщика и спекулянта в восьмидесятых, как о нем сплетничают в интернете, позже, набив карман, он тусовался в верхах лишь с нужными ему и очень состоятельными щишками.
        - С Верой Павловной Кантемирова давно не встречалась. Просто откликнулась на ее звонок о смерти Гулькиной, - ответил Клавдий Мамонтов. - Проявила любезность и такт в трагической ситуации. Согласилась с нами встретиться по просьбе старой знакомой.
        - Вынужденно. Так что ты в роли частного детектива… - Макар усмехнулся. - Особо-то не обольщайся. Она даст нам краткую аудиенцию. А насчет ее поездок в Сарафаново и контактов с Гулькиной… Держу пари - она вспомнила о подруге детства, когда сама оказалась в одиночестве, брошенная мужем. Ну и потянуло к вдове художника, поплакаться в жилетку. Пожаловаться по-женски.
        Клавдий Мамонтов молчал. Вдыхал полной грудью свежий летний ветер, все не мог заглушить в себе тошноту после анатомического зала. Они свернули с федеральной трассы и мчались вдоль Оки. Остановились в кафе кемпинга, наскоро пообедали фастфудом, забрали кофе с собой и поехали дальше.
        Дорога вилась вдоль берега Оки. Миновали отель-аквапарк, указатель «Зоопарк» - видимо, частный. За Окой располагался большой лесной массив Данки - более известный как Приокско-Террасный заповедник. А они ехали мимо усадьбы Пущино и Пущинской горы. Дальше располагалось Воеводино - катили мимо песочного пляжа с лодочным причалом, через холмы. Дорога забралась вверх, на крутой берег Оки. Вид открывался великолепный - синева реки и неба, хвойный бор - заповедник на том берегу.
        - Да, умели академики выбирать места для своих дач, - хмыкнул Макар, созерцая зелень, дали, ширь и высь. - Это вам не Баковка… И даже не Жуковка - ну, с точки зрения пейзажа. А дальше по реке Таруса вообще красота. Еще сестры Цветаевы и их отец профессор там обитали до революции. Правда, очень скромно в домике с мезонином. Однако сейчас дворцов и здесь настроили, смотри.
        Прямо на берегу Оки, на значительном удалении друг от друга, стояли три дома, окруженные огромными участками с высокими заборами.
        Макар сверился с адресом в навигаторе и свернул к крайнему - кирпичному двухэтажному коттеджу, крыша его тонула в кронах лип, дубов и берез. Они остановились у ворот и позвонили в домофон. Представились вежливо. Им открыли. Они вошли и очутились в тенистом саду. Истинный Академический сад… Он сохранился. А от старой дачи академика Кантемирова не осталось даже фундамента. Ее сломали и возвели на ее месте добротный солидный новодел с застекленной пластиком террасой, как в столичных ресторанах, панорамными окнами и коваными фонарями у ступеней открытой веранды. Сад выглядел запущенным, все заросло травой, видно садовника-дизайнера сюда не приглашали давно.
        На заасфальтированной площадке у ворот стояли две машины, как отметил Клавдий Мамонтов сразу, явно не хозяйские, - те в гараж всегда ставят. Кто-то еще приехал к хозяйке кроме них. И точно. По садовой дорожке от дома к ним торопился мужчина лет за сорок, среднего роста, спортивный, бритый наголо, в деловом синем костюме.
        С открытой веранды, прячущейся за кустами сирени и шиповника, раздавались женские громкие голоса, взволнованные, несколько экзальтированные.
        - Искра Владимировна, милая вы моя…
        - Кто старое помянет, тому глаз вон. Тамарка, сердце ты золотое… вернулась… Ты меня прости, если я была дрянью…
        - Нет, нет, Искра Владимировна, я тоже перед вами во многом виновата. На пустом месте ведь я претензии свои начала предъявлять. И чего я, дура, выступала? Я же у вас в доме… с вами столько лет… Вы мне как родная.
        - И я по тебе скучала, Тамарик! А то, что раздражалась, кричала, ты прости уж. Ты ведь теперь останешься у меня? Со мной?
        - Да, да, конечно. Только на полдня вернусь в Москву, вещи заберу. Но это потом.
        Клавдий Мамонтов и Макар увидели на веранде обнимавшихся, словно после долгой разлуки, двух женщин. Обе брюнетки - одна невысокая, миниатюрная. Но очень полная, раздобревшая, в дорогой розовой шелковой пижаме от Диор. Вторая выше ростом, стройнее и, кажется, моложе, одетая в джинсы, кроссовки и поло голубого цвета. Она была смуглая, ее черные как смоль крашеные волосы, стриженные под каре, не достигали плеч.
        - Добрый день… или уже вечер, - поздоровался с Макаром и Клавдием Мамонтовым подошедший к ним мужчина в деловом костюме. - Вы, как я понимаю, Псалтырников, а это частный детек… А что у вас с рукой? - он с неподдельным интересом уставился на перевязь Мамонтова.
        - Бандюгу взял один на один по запросу клиента. И ментам передал. Те только чухались. Он профи! Я других не нанимаю. Он лучший в своем жанре. Его зовут Клавдий, древнеримское имя в честь императора. Сечете? - слегка развязно бросил незнакомцу Макар. - Как наткнулся я вчера на старушку убитую, сразу в шоке с ним связался. И мы вместе к вам! Моя гувернантка с вашей хозяйкой Искрой Владимировной спозаранку созванивалась.
        - Искра Владимировна мне не хозяйка, - ответил бритый наголо незнакомец. - Я Артем Щеглов, прежний компаньон мужа Искры Владимировны. Она вас ждет, но, если можно, пять минут погодите, ладно? Они сейчас с Тамарой переговорят, она вернулась.
        - Еще одна подруга детства? - спросил Клавдий Мамонтов тоном частного детектива. - Как и покойная Наталья Гулькина?
        - Искра Владимировна мне уже сообщила печальную новость, - Артем Щеглов покачал головой. Солнечные блики сияли на его лысине. - Горе какое для нее. Нет, Тамара не подруга, она помощница Искры Владимировны. Много лет исполняла при ней массу обязанностей - от пресс-секретаря, компаньонки для путешествий до личного парикмахера и массажистки. Недели три назад они повздорили. Тамара хлопнула дверью и умчалась. А Искра Владимировна… у нее тоже непростой характер… Но сейчас все позади. Тамара вернулась. А то я насчет Искры Владимировны беспокоился сильно. Она фактически одна в доме, при ней лишь горничная-узбечка да муж той - помощник по хозяйству.
        Клавдий Мамонтов увидел, что низенькая полная брюнетка в розовой пижаме смотрит в их сторону. Она кивнула им, сделала жест Артему - пригласи посетителей в дом, - затем еще один вежливый жест - приложила руку к сердцу, указала на Тамару, словно извинялась, затем обняла ту за плечи и повела ее с веранды тоже вглубь дома. Клавдий Мамонтов понял - женщинам после размолвки нужно время, а их с Макаром просят подождать.
        - Лева разве сюда не наезжает к матери? - осведомился Макар. - Ну да он, насколько я помню, и прежде с предками нечасто пересекался.
        - Вы знакомы с сыном Искры Владимировны? - спросил Щеглов.
        - Встречались на тусовках. В Лондоне, в клубах Сохо. И в Кенсингтоне. В Челси. Надо же, в нашей жизни когда-то существовал Лондон и суетная Слоан-стрит, - Макар усмехнулся. - Левик порхал как мотылек. Лондон, Канны, Биарриц, Тоскана. Наслаждался жизнью. Он здесь? Или тоже стал релокантом, как его папа?
        - Лев не родной сын Касымова, - ответил Щеглов. - Он его даже никогда не усыновлял. Как выяснилось, у моего бывшего компаньона много родных детей и еще две жены - в Ташкенте и Дубае. Он предлагал Искре усыновление, но с условием, что мальчик примет ислам. В вопросах религии они в семье не сошлись. Лев никуда не уезжал. Да он и не может сейчас. Вы разве ничего о нем не слышали?
        - Нет, - Макар насторожился. - А что с ним не так?
        - Он пытался покончить с собой, - ответил Щеглов. - В марте.
        - Он? - Макар сразу отбросил развязный тон.
        - Как именно? - спросил Клавдий Мамонтов. Он знал по прежней работе - способ попытки суицида многое может сказать о человеке.
        - Я не знаю подробностей. Я лишь слышал, что он бросился в метро под поезд, - Щеглов тоже помрачнел.
        - Лева? В метро под поезд?! - Макар не верил ушам своим.
        - Да. Сейчас то и дело читаешь в ленте новостей - сбой на красной ветке метро, сбой на зеленой ветке из-за человека на рельсах. К счастью, машинист вовремя затормозил. Парня достали с путей. Физически он не пострадал. Но находился в остром посттравматическом шоке. Его отправили в больницу. Искра Владимировна ничего не знала, ей лишь спустя сутки позвонили. А в больнице Лев повторил попытку суицида. Открыл окно и выпрыгнул с четвертого этажа. И снова ему повезло - отделался переломом двух ребер. Искра Владимировна примчалась, забрала его. Заперла в рехабе на месяц. Он проходил реабилитацию, с ним работали психологи, психотерапевты.
        - Если честно, я потрясен новостью, - признался Макар. - Кто бы мог предположить, что он…
        Артем Щеглов молчал. Затем повел их в дом. Они очутились в большом современном холле с диванами и камином. В жилище Кантемировой ничего не напоминало о семье ученых. Ни библиотеки, ни отцовского кабинета, превращенного в домашний музей… Холлы, гостиная, спальни на втором этаже, гардеробные. Видимо, аура Керима Касымова и на академическое гнездо наложила свой отпечаток - восточные ковры, столики из сандалового дерева, арабские кованые вычурные светильники, дорогая электроника.
        Они сели в холле на диваны.
        - Вы знали Наталью Эдуардовну Гулькину? - спросил Клавдий Мамонтов Щеглова.
        - Слышал о ней от Искры Владимировны. И о ее покойном муже, художнике-семидесятнике. Видел ее однажды - она приезжала к Искре Владимировне.
        - Сюда? На Оку? Со своей дачи? Когда? - продолжал Клавдий Мамонтов.
        - Нет, еще в марте, когда со Львом случилась беда. В Баковку из Москвы. Искра Владимировна готовилась к переезду и продаже их особняка. Ее муж выставил его на торги. Она разбирала вещи в гардеробных. - Щеглов внезапно умолк и не стал продолжать.
        - Вы контактируете с Кантемировой как компаньон ее бывшего мужа, представляете его деловые интересы после развода? Улаживаете проблемы? - прямо спросил Клавдий Мамонтов. А что церемониться? Он же «частный детектив». А те правдорубы.
        - Нет, - Щеглов снова покачал бритой головой. - Я бывший компаньон Керима. Теперь я компаньон Искры Владимировны в том немногом, что Керим оставил ей.
        - А что он ей отдал? - Клавдий Мамонтов обвел глазами гостиную. - Особняк шикарный в Баковке забрал. Этот дом и так ее, принадлежал ее отцу - ученому. Бизнес Касымова теперь в Узбекистане и в Эмиратах.
        - У нас с ней деревообрабатывающий холдинг и участки лесозаготовок. Поставки по демпингу в Китай, - сухо, деловито ответил Артем Щеглов. - Вы решили, что я компаньон Керима Касымова во всех его делах? Нет, моя роль при нем была гораздо скромнее. Холдинг по производству стройматериалов, плит, вырубки. И все. Керим оставил то, что не подлежит релокации. Он человек умный. А холдинг требует вложений и ребридинга. Поэтому он щедро отдал часть его акций Искре Владимировне. Еще он оставил ей турецкий ресторан в центре. Он не популярен и не дает почти никакой прибыли. Ее адвокаты не разобрались в суде с подоплекой - посчитали, что раздел имущества произошел тихо, семейно и выгодно. Спросили бы меня…
        - Кантемирова сама теперь ведет бизнес? - задал новый вопрос Клавдий Мамонтов.
        - Она в производстве ничего не понимает. Керим держал ее всегда подальше от своих дел. Он восточный человек. У них так принято. А она и не вникала и не возражала. Теперь она делегировала полный менеджмент холдинга мне. Но я могу поинтересоваться теперь у вас, господа?
        - Конечно, - ответил Макар, внимательно слушавший их диалог.
        - Какое это имеет отношение к убийству ее старинной подруги - вдовы из Сарафанова? - Артем Щеглов хмыкнул, но затем стал снова серьезен. - Наши дела и партнерский бизнес?
        - Он просто спрашивает. Что, спросить уже нельзя, что ли? - наигранно в тон ему обиделся Макар.
        У Щеглова зазвонил мобильный. Он ответил.
        - Искра Владимировна вас ждет, - объявил он. Они поднялись и пошли следом за ним.
        Кантемирова встретила их в комнате, похожей на уютный викторианский женский салон для чаепитий - именно так, на взгляд Макара, дизайнер декорировал помещение. Обои в стиле Уильяма Морриса, плетеные кресла с ситцевыми подушками, столик, окно в пол, выходящее в сад. Декор разительно отличался от восточного убранства холла. На комоде стояли фотографии в рамках. Именно здесь, в комнате, пытались воссоздать прежний антураж академической старой дачи. Сохранились кое-какие винтажные вещи из прошлого ученой семьи - зеленая сталинская лампа на мраморной подставке и гравюра с видом на старое здание МГУ на Моховой.
        Макар и Клавдий Мамонтов вблизи гораздо лучше разглядели Искру Кантемирову - ровесницу шестидесятичетырехлетней Натальи Гулькиной. Несмотря на явные следы многочисленных пластических операций, ухоженная и холеная Кантемирова смотрелась определенно на свой возраст. Наверное, из-за лишнего веса. Свои крашеные темные волосы она на восточный манер собирала в пышный тугой пучок на затылке. Черноглазая, с родинкой на щеке, полная и одновременно очень изящная с виду. Клавдий Мамонтов поразился изысканной плавности ее движений. А Макар разглядел в ее ушах крупные изумрудные серьги в три карата. Изумруд в оправе из золота - кольцо в пару к серьгам украшало ее левую руку.
        - Искра Владимировна, я оставлю вас, - сказала Тамара.
        - Отдохни. Комната твоя наверху. Ждет тебя, - ответила Кантемирова и обратилась к Макару и Клавдию: - Извините за задержку. Мы с Тамариком расчувствовались… Я никак успокоиться не могу после звонка Веры сегодня утром… Наташа, бедная… Это ведь вы ее нашли? Расскажете мне, как все произошло?
        - Да, я ее нашел вместе с дачными соседями на пешеходной тропе недалеко от дома, - ответил Макар.
        Тамара вышла и прикрыла за собой дверь. Щеглов тоже ушел. Они остались втроем.
        Макар сначала очень коротко, без деталей рассказал, по какой причине отправился к Гулькиной, не застал ее дома и вместе с соседями отправился искать ее на речке, чтобы не ждать попусту. Клавдий Мамонтов наблюдал за Кантемировой - Искра Владимировна слушала с напряженным трагическим любопытством.
        - Во сколько утром вы приезжали к Наталье Эдуардовне? - спросил он, когда Макар завершил свою речь. Он посчитал решение товарища не распространяться о деталях с места убийства вполне разумным в создавшейся ситуации.
        - В одиннадцать по пути в Москву, пробыла у нее где-то час, - ответила Кантемирова.
        - Возник повод навестить подругу? Она звонила вам накануне? - продолжал Клавдий, вспомнив номера и звонки в мобильном Гулькиной.
        - Мы созванивались. Но не договаривались о встрече. Мы порой часами болтали по телефону. А повод какой… черная тоска моя, - Искра Кантемирова глянула на них своим темным взором из-под опухших век (усилия пластического хирурга пошли прахом. Отчего? От слез? От переживаний?). - Встала утром рано, глянула в окно… Сил нет… Солнце проклятое светит, сулит жару… Бродила неприкаянно по дому… куда бы приткнуться, чем бы заняться? Решила поехать в Москву - хоть чем-то отвлечься, может в спа-салон или на массаж. Я не записывалась загодя, лень-тоска, но меня во многих местах знают, я просто приезжаю, и мне дают зеленый свет по старой памяти, обслуживают без записи, - Кантемирова усмехнулась. - А Наташе я хотела ягод завезти по пути. Моя прислуга на местном рынке купила клубники, два холодильника забили. Я коробку отвезла Наташе. Она обрадовалась, бедная… В Сарафаново в лавку, как она жаловалась, привозят в основном молоко, хлеб, сосиски, нарезки и кур. Но никогда овощи и ягоды. Сами они с Юрой не садоводы.
        Клавдий Мамонтов подумал: их с Макаром на дачу не пустили полицейские. Проверили ли они холодильник? Есть там коробка с клубникой? Но это роли не играет, Искра не отрицает, что навещала Гулькину.
        - Она, кстати, мне не сообщила, что ждет вас, Макар, - Кантемирова глянула на них.
        - Я тоже спонтанно к вечеру собрался, - признался тот - сама честность. - Она разрешила навестить ее в любое удобное время.
        - Вы никого посторонних не видели возле дачи, когда приехали? - спросил Клавдий Мамонтов.
        - Нет, остановилась у ворот, Наташа меня встретила, забрала коробку с клубникой. И мы пошли на дачу. Ах нет… кое-что я заметила, - Кантемирова встрепенулась.
        - Что? - Клавдий слушал внимательно.
        - На участке я оглянулась - дачка напротив, их соседи… Видимо, те, кто с вами, Макар, ее нашел. На втором этаже окно было открыто, и за нами подглядывали сверху. У меня дальнозоркость, я зрю, как орел.
        - Кто подглядывал за вами - мужчина или женщина? Они - соседи, брат и сестра, их фамилия Астаховы, - сообщил Клавдий Мамонтов.
        - Штора мешала, мелькал лишь силуэт.
        - Соседи порой проявляют любопытство, - нейтрально заметил Клавдий.
        - Смотря какие соседи, - Искра Кантемирова вздохнула. - У нас в Баковке соседи - волки и шакалы, как в сущем зоопарке… Падальщики сбегаются, слетаются на чужое горе. А насчет тех… Наташа мне еще раньше жаловалась на нее, на ту наглую бабу. На свою соседку. Она ее достала.
        - Жаловалась? Достала? А в чем дело? - Клавдий Мамонтов вновь проявлял серьезный интерес.
        - Наташа бешено ревновала Юру, мужа, к ней. Соседка к нему липла, а он не сопротивлялся. Он всегда давал женщинам авансы. Не мог устоять.
        - Он же старик был. Под восемьдесят.
        - Он всегда слыл ходоком - с молодости до седых волос. Еще до женитьбы на Наташе у него одновременно крутилось десяток романов, уйма женщин. Он же художник, всех приглашал к себе в натурщицы в мастерскую, сыпал комплиментами, восхищался красотой. Очень давно, в семидесятых, он общался с Шемякиным, Высоцкого видел не раз. С армянами компанией порой сиживал в ЦДРИ [4 - Центральный дом работников искусств.]. За актрисами, певичками ухлестывал. Мне мой педагог по хореографии Ляля Федоровна рассказывала, она пела и танцевала в театре «Ромэн». Кстати, она мама нашей Тамары. Ей случалось веселиться в их компании и с Шемякиным любезничать. А затем она вышла замуж за чилийского коммуниста, одного из тех, кого… Ах, была такая присказка тогда: «Поменяли хулигана на Луиса Корвалана». Он отец Тамары. Ну, и на даче в своем Сарафанове Юра-ходок на сторону от Наташи тоже поглядывал. Мужчины полигамны, распутны, и они нам лгут. Кобели неуемные. По себе знаю. - Искра Кантемирова умолкла.
        Клавдий Мамонтов слушал. Во всем сказанном имелся подвох. Несоответствие, причем существенное. Только он сейчас не мог уловить его, распознать. Тщетно силился придумать вопросы для уточнения, однако противоречие ускользало… В вежливую печальную речь Кантемировой внезапно вплелось слово «кобель». Она его смаковала. Но оно не вязалось с обликом дочери академика и приятельницы детства Гулькиной и Веры Павловны.
        - А что вам сама Наталья Эдуардовна говорила? - задал он новый вопрос.
        - Мол, понимает меня, как никто. И сама в депрессии. «Ах, Искорка, надо держаться, перебороть себя…» Рассуждала, как найти смысл жизни, окончательно утерянный. Перестать бояться, когда привычный мир рушится на глазах. В чем найти опору, если кругом тени и прах, как у Горация… Она мне жаловалась на Киру горько.
        - На сына? - уточнил Клавдий.
        - Именно, - Кантемирова вздохнула. - Он ослеп от жадности, по ее словам. Кто бы мог подумать, что в их с Юрой семье вырастет, словно сорняк, прожженный сквалыга и жмот. Завистливый и злой к близким людям. Я не могла ее утешить. Мой сын меня тоже не радует.
        Пауза.
        - Я Леву встречал за границей, - заметил Макар, слушавший их беседу. - Он всегда был светлый… Излучал радость, беззаботность. Сплошной позитив.
        - Он погас, - тихо ответила Искра Кантемирова.
        - Мне ваш компаньон по бизнесу Щеглов сейчас сообщил, - Макар подыскивал слова. - Ужасно. Кто угодно, только не Лева.
        - А что мы, матери, можем сделать? - воскликнула Искра Кантемирова. - Когда мы… я, например, не знаю даже точную причину того, что он дважды пытался сделать с собой. Когда с нами… матерями сыновья не говорят, не общаются месяцами! Подобное творилось между Наташей и Кирой. Он всегда ненавидел Юру, отчима. Но тот умер. А неприязнь Киры не утихает, нет, она после смерти Юры обрушилась на родную мать. Простите, что я выражаюсь столь резко… Но я уверена, что бы Кира сейчас ни говорил полиции и что бы вам, частному детективу, потом ни твердил при встрече, не верьте ему. Втайне он рад Наташиной смерти.
        - Почему?
        - Теперь же ему достанется их имущество - квартирка и дача-развалюха. - Кантемирова покачала головой, изумруды в три карата в ее ушах сверкнули.
        - Лева после рехаба совсем вас не навещает? - тихо спросил Макар.
        - Примчится порой на машине, а иногда на такси… потому что сам не может вести, руки трясутся. - Кантемирова глянула в окно, где полыхал закат. - Валится в спальне в кровать. Спит, спит… Мама, отстань, не до тебя… Мама, отвали… Мама, мне и так тошно… Вот что я от него слышу. Если увидитесь с ним, Макар, повлияйте на него, а? Хотя он никого уже не слушает в своем внутреннем затворничестве. А вы не его близкий друг. У Левы вообще друзей, насколько я знаю, нет.
        - Он всегда в клубах появлялся в компании очень красивых девушек. И на Ибице тоже. Как в цветнике, - заметил Макар.
        - Он их бросал, а девицы затем находили выгодную партию. Или спивались. Дохли от наркоты, - ответила Искра Кантемирова. - Иных уж нет, а те далече.
        - Кирилл, сын Гулькиной, с вашим Левой общался? - продолжал гнуть линию «частного детектива» Клавдий Мамонтов.
        - Кто их знает? Они нам не докладывали, - Искра Кантемирова пожала полными плечами. - Все же на слуху, мы знакомы давно. Но Кира не вел разгульный образ жизни, средств у него не хватало, сам ничего заработать не удосужился. Он женился, хотя неудачно, видно, его жене осточертела его жадность.
        - Значит, вы покинули свою подругу где-то около половины первого? - уточнил Клавдий Мамонтов.
        - Примерно, мы не смотрели на часы. Она вроде не собиралась ни на какую прогулку к реке. Я знаю, что она с палками своими бродила регулярно, она хвалилась - меня скандинавская ходьба от всего отвлекает. Иду и, как автомат, ни о чем не думаю. Голова пустая. Но она не выказывала желания при мне куда-то потом путешествовать. Может, у нее была с кем-то встреча назначена?
        - На пешеходной тропе? - удивился Клавдий Мамонтов. - А с кем?
        - Откуда я знаю? - Кантемирова снова пожала плечами. - Это всего лишь мое предположение. После чая я уехала, она заскучала сразу одна, захандрила снова. Пошла на свой ежедневный моцион развеяться.
        Клавдий прикинул - полковник Гущин не упоминал, что в доме на столе следы чаепития. Значит, Гулькина все убрала, помыла посуду и лишь затем отправилась на прогулку. Согласно данным судмедэкспертизы, нападение на нее произошло в промежутке между двумя и тремя часами.
        - А вы добрались до Москвы и насладились спа? - спросил он.
        - Пилила я по пробкам долго, по жаре, при ледяном кондиционере, устала, но добралась до ЦУМа, и натура моя взяла свое - решила прошвырнуться по бутикам, глянула, что изменилось. Пообедала на террасе ресторана. Вам все подробно рассказывать, Клавдий? - Искра глянула на высокого Мамонтова в черном костюме с рукой на перевязи по-женски оценивающе. - В балийском спа я очутилась в семь. Я просто тянула время, понимаете? Вроде чем-то занята. Какими-то делами… уход за собой. Вернулась домой в Воеводино уже поздно ночью.
        - Здесь у вас намного красивее, чем в Баковке, - утешил ее Макар. - Мы ехали сейчас вдоль Оки, у меня дух захватывало от видов. Ваш отец, академик-филолог, выбрал прекрасное место для дома.
        - Кто вам сказал, что мой папа был филолог? - Искра Кантемирова приподняла тонкие черные брови, подправленные визажистом.
        - Вера Павловна упоминала, что он знал много кавказских языков и вас назвал Сатаней в честь героини нартского эпоса. Я решил, что он лингвист, как и родители Веры Павловны…
        - Дед Верочки, между прочим, был профессор медицинского факультета университета, их семья поселилась в четвертом доме в нашем переулке еще в 1907-м. Их после революции не уплотнили, не подселили к ним «жилтоварищей», потому что дед лечил высокопоставленных большевиков. Он, по сплетням, - прообраз профессора Филиппа Филипповича Преображенского, созданного Булгаковым. Они встречались в двадцатых годах. Дед Верочки читал лекции в университете и параллельно работал в Кремлевской больнице, она располагалась рядом, на нашей улице Грановского.
        - Не читайте до обеда советских газет, - усмехнулся Макар. - Только уж других что-то не остается. Закрыты.
        - Деда Верочки звали Филипп Францевич. А мой папа был не лингвистом-филологом, а биологом. Ботаником. - Искра Кантемирова поднялась с кресла, подошла к комоду и взяла две фотографии в рамках, показала им.
        На одной старик в костюме - выцветшая цветная фотография семидесятых годов. Другая фотография явно из пятидесятых - Кантемиров лет пятидесяти в брезентовой куртке, армейских галифе и сапогах, а рядом с ним совсем молодая стройная девушка - тоже в штормовке и сапогах, шатенка с короткой стрижкой, она держала в одной руке сумку-планшет, а в другой соломенную шляпу.
        - Папа и мама на Домбай-Ульгене в полевой ботанической экспедиции, - пояснила Кантемирова. - Пятьдесят первый год, они тогда еще не состояли в браке. Он профессор ботаники, она его аспирантка и ученица. Они вместе отправились в то лето на Кавказ. Папа работал долгие годы в разных местах - в Грузии, в Тифлисском ботаническом саду, в альпийских горных заповедниках. А мама после биофака поступила в аспирантуру и затем всю жизнь и до и после замужества помогала папе в научной деятельности.
        - Вы не пошли по их стопам? - Клавдий Мамонтов разглядывал вместе с Макаром снимки в рамках.
        - Я поступила на биофак после школы, но меня хватило лишь на два года. Папа к тому времени умер, а без блата при моих способностях я бы ничего в науке не добилась все равно, - Искра Кантемирова усмехнулась. - И потом, я с детства увлекалась хореографией, танцами. В детстве в балетное училище, куда я рвалась, меня не приняли. Но я танцевала в фольклорных ансамблях. Устроилась в знаменитый «Танцы народов мира» - мы в восьмидесятых даже летали в Никарагуа и на Кубу. А затем все рухнуло, и я начала с нуля - организовала свою частную хореографическую школу. Микс бальных и спортивных танцев, национальная хореография, танго, всего понемножку, на любой вкус. Школа мне принесла кое-какие деньги. И там я познакомилась с Керимом.
        - Касымов брал у вас уроки танцев? - не удержался от улыбки Макар.
        - Он привел ко мне в школу на Старом Арбате двух своих телок… юных любовниц. - Искра Кантемирова глянула на Макара, ее глаза сверкнули, изумруды в серьгах тоже. - Вы же слышали о моем бывшем муже, наверняка читали сплетни о нем в интернете. Что только не пишут… но порой не все ложь. Он проявил к моей школе интерес. Захотел вложиться.
        - В бальные и народные танцы?
        - В эскорт, - Кантемирова облизнула полные губы. - Тридцать лет назад деловые люди чем только не промышляли, чтобы раскрутиться быстро и приумножить капитал. Игорный бизнес, казино, эскорт, финансовые пирамиды… Я ему сразу ответила, что со мной и с моими девочками подобный финт не пройдет. Мы даже поругались сначала. Я его выставила вон со всей его охраной. И знаете, он меня зауважал. Начал вдруг красиво ухаживать. И мы поженились. Его не смутило, что я мать-одиночка, что у меня уже Лева на руках был.
        Глава 13
        Тамара
        Беседу пришлось закончить - без стука вошел Артем Щеглов и сообщил, что юристы холдинга уже подъезжают к Воеводину, припозднились из-за пробок в вечерний час пик. Клавдий Мамонтов и Макар поняли, что Кантемировой, как партнеру по бизнесу и акционеру, предстоит еще и деловая встреча. Искра Владимировна извинилась. Она продиктовала Клавдию Мамонтову номер мобильного - «всегда располагайте мной, помогу в расследовании Наташиной смерти всем, чем смогу». И дала номер телефона помощницы Тамары Цармона - «если я на звонки не отвечаю по какой-то причине, Тамара, мой личный секретарь, всегда откликнется».
        Клавдий Мамонтов попросил разрешения переговорить с Тамарой прямо сейчас - она ведь тоже знала Гулькину? Кантемирова кивнула - конечно, конечно.
        Тамару приятели нашли на террасе, она оживленно общалась с Артемом Щегловым. Тот то и дело поглядывал в мобильный.
        - Как профессионал, хотя бы коротко скажите нам - что все же случилось с подругой Искры Владимировны? - обратился он к Мамонтову.
        - Судя по тому, в каком виде ее нашел мой наниматель, - Клавдий глянул на молчавшего Макара, - на нее напал…
        - Сын? - воскликнула Тамара Цармона тревожно. - Их многолетние семейные разборки закончились убийством?
        - Маньяк, психопат, - понижая голос, ответил Клавдий Мамонтов. - В полиции мне по моим каналам сообщили, что в конце мая в том же районе Подмосковья произошел еще один случай нападения на женщину чуть моложе Гулькиной. Их обеих задушили.
        - Невероятно. Живешь себе на свете, занимаешься своими проблемами и вдруг - бац! Маньяк, - Щеглов покачал бритой головой. - Знаете, с родителями Искры Владимировны случилось нечто подобное в начале их знакомства. Мне Керим поведал как-то за бокалом виски. Что-то вроде семейного предания. Он заинтересовался историей и даже справки наводил.
        - Керим Касымов баловался алкоголем? - удивился почти наивно Макар. - А как же его приверженность исламу?
        - Скажем так - есть два разных Керима: один в Дубае, в Ташкенте и в Катаре, со своими женами, наложницами и детьми, и другой в Москве и в Европе, куда ему теперь путь заказан. - Щеглов состроил гримасу: чего придуряешься, а то ты сам не знаешь, только вчера родился, да?
        - А какое семейное предание насчет маньяка? - спросил Клавдий Мамонтов.
        Щеглов глянул на Тамару, словно предлагая ей поучаствовать в беседе.
        - Искре Владимировне мать все откровенно рассказывала, - произнесла она. - Ее тайный роман с Кантемировым - тогда еще женатым человеком, ее научным руководителем, начался в начале пятидесятых с трагического происшествия. На Кавказе на Домбае, где они работали в научной экспедиции, в окрестных селениях убивали женщин. Очень жестоко. И местные жители начали подозревать в убийствах профессора Кантемирова - ни много ни мало. Всегда ведь трудно поверить, что твой сосед и друг - чудовище, легче обвинить приезжего чужака. Они толпой в ауле напали на Кантемирова, избили его и посадили в деревенский зиндан. Может, я неправильно называю узилище… Мне Искра… то есть Искра Владимировна, сама говорила со слов матери - клоповник-сарай. Кантемирова собирались отправить в Черкесск, в тюрьму для допросов. Но сначала ждали местное начальство и МГБ. Мать ее Нина - храбрая женщина, тогда еще совсем молодая аспирантка, решила действовать, чтобы спасти своего профессора. Она ночью взломала дверь клоповника и освободила его. Предлагала немедленно вместе бежать, бросить научные дела и тайком добираться в Москву с Кавказа.
И уже в столице разбираться с чудовищным несправедливым обвинением.
        - Ничего себе! - восхитился Макар. - Ну, ботаники! Они же были ботаники оба, как Кантемирова нам сейчас поведала. И такие отчаянные поступки ее мать ради отца совершала.
        - Из-за любви, как гласит их семейная быль-легенда. - Тамара усмехнулась печально и светло. - Девочке чуть за двадцать, Кантемиров годился ей в отцы. У него имелась семья, жена, дочь… Сводная сестра Искры Светлана. И Сталин тогда еще был жив, репрессии свирепствовали.
        - Они уехали с Домбая в Москву? - уточнил Клавдий Мамонтов.
        - Не успели. В ночь, когда они подались в горы вдвоем, на мать Искры напал тот маньяк. Кантемиров ее спас от смерти. И лично задержал убийцу. Ему помогли пастухи овечьих отар. Маньяк тоже оказался пастухом, местным горцем.
        У Щеглова сработал мобильный - юристы холдинга ждали за воротами особняка. Он поспешил встретить их. Макар и Клавдий Мамонтов видели сквозь окна террасы, как он ведет к дому группу мужчин в деловых костюмах и с портфелями.
        Они втроем остались с Тамарой Цармона.
        - Тамара, что вы можете рассказать нам о Гулькиной? - Клавдий Мамонтов сменил тему на более актуальную.
        - Она подруга Искры Владимировны с детства, этим все сказано, - вежливо ответила Тамара. - Очень достойная женщина. Мать, жена, потом вдова. Я с ней встречалась несколько раз за все долгие годы, что работаю у Искры Владимировны. В прошлом она сама довольно редко с ней общалась. Не подумайте плохо, мол, зазнавалась из-за богатства. Нет. Просто некогда, недосуг - Искра Владимировна много путешествовала раньше, где мы с ней только не побывали… Она брала меня с собой как компаньонку. Они с Гулькиной вели слишком разный образ жизни. Однако на склоне лет беды и несчастья их снова сблизили, как в молодости.
        Клавдий Мамонтов созерцал Тамару - вышколенный личный секретарь богатой дамы, жены воротилы-нувориша. Она же помощница во всех делах и даже исполняет порой роли личного парикмахера и массажистки. Вежлива, аккуратно подбирает выражения, видно, приучена за многие годы не болтать лишнего о семье Керима Касымова. Лет ей на вид пятьдесят. Не злоупотребляет косметикой. Не отличается красотой. Однако и серой мышью ее не назовешь. Голубое поло очень идет к ее темным крашеным волосам, черным глазам и смугловатой коже. Сдержанность и яркость.
        - А вы когда видели Гулькину в последний раз? - задал он новый вопрос. - Искра Владимировна ведь неоднократно посещала ее на даче в Сарафанове? Не только вчера.
        - Наверное, да. Все происходило без меня. Я отсутствовала здесь какое-то время. Последний раз я видела Наталью Эдуардовну в марте. Искра позвала ее к себе в Баковку. В доме уже паковали вещи, вывозили мебель. Искра Владимировна пожелала отдать Гулькиной кое-что из своего обширного гардероба. Вещи дорогие, класса люкс.
        Тамара замолчала. Перед ее глазами всплыла картина. Гардеробная в особняке Касымова в Баковке, похожая на магазин-бутик со стеклянными шкафами, полками, кронштейнами, комодами с выдвижными ящиками и витринами, почти как в ЦУМе. На кожаных креслах, диванах и просто на полу навалены груды одежды, здесь же гора чемоданов, кофров, коробок. После выставления дома на торги Искра вывозила наряды сама, хлопотала, нанимала рабочих. Квартира ее сына на Садовом кольце превратилась в склад. Лева тогда уже находился в рехабе.
        Они втроем стоят в гардеробной. Искра в испанском синем платье-макси в горох. У ее ног на полу две собольих шубы. На шее две длинных нитки крупного жемчуга. В ушах - увесистые, похожие на булыжники сапфировые серьги. Она смотрит в зеркало и примеряет на голову то жемчужную тиару, то кокетливую французскую шляпу-канотье, а потом высокую соболью шапку.
        Наталья Гулькина в черном вдовьем трауре взирает на нее выжидательно и вздыхает. Вся сцена происходит на седьмой день после второй попытки суицида Левы в больнице… Искра вызвала Гулькину к себе в Баковку именно по этой причине. Полчаса она плакала и рыдала о сыне - неудавшемся самоубийце. Сочувствовала Гулькиной в потере мужа. А затем увлекла ее в гардеробную - сортировать шмотье…
        - Наташа, примерь жакет, - она поднимает с пола из груды вещей голубой твидовый жакет и сует его почти насильно в руки Гулькиной.
        - Искорка, нет… спасибо… совсем не мой фасон. - Гулькина слабо отбивается.
        - Настоящая Винтур! - Искра начинает капризно раздражаться. - Ты до сих пор носишь джинсы. У тебя фигура. С жакетом полный улет!
        Хрупкая худая Гулькина утонула бы в жакете раздавшейся вширь Искры. Когда-то та тоже была изящной, гибкой, стройной. Танцовщица Пери, как звал ее Керим Касымов. Но с возрастом она сильно поправилась, обабилась.
        - Тамара, убеди ее, - капризно, по-барски бросает Искра. - Пусть возьмет вещи. И носит, когда кончится траур. Они уникальны. Лорэн всегда Лорэн. И Баленсиага вечен. Они почти новые. Я их, может, три раза всего и надевала.
        - Искорка, мерси, но мне сейчас не до нарядов, - терпеливо отвечает Наталья Гулькина. - Я как-то от всего отрешилась со смертью Юры. Даже волосы не крашу и за собой почти не слежу. Все вдруг потеряло цену, обессмыслилось.
        Тамара не вмешивается. Она молча наблюдает за взбалмошной хозяйкой. Та снимает испанское платье в горох, оставаясь лишь в черном лифчике и утягивающих панталонах. Ее телеса выпирают подобно рыхлому тесту. Искра смотрит в зеркало, берет из шкатулки еще одну нитку увесистых жемчугов и оборачивает вокруг шеи тугой петлей. Затем петлю ослабляет. Касымов надарил ей немало драгоценностей, но самые любимые у нее жемчуга. Выходя в свет и на приемы, вечеринки, она порой надевала их на себя в невероятном количестве.
        - Я примчалась к нему в больницу, Наташа, - говорит она Гулькиной, и слезы наворачиваются на ее глаза. - Я чуть не умерла, когда услышала, что он сотворил с собой. Я его спросила: Лева, почему?! Как ты мог? А он мне: мама, уйди. И отвернулся к стене. Словно я ему противна. А сейчас мозгоправы меня в рехаб к нему не пускают. Я даже не могу побыть с сыном, уже дважды выбравшим смерть вместо жизни.
        Она опускается на груды одежды, собольих шуб и шелкового тряпья и начинает рыдать безутешно и горько, как ребенок, у которого отняли все игрушки. Гулькина в своем траурном наряде садится с ней рядом на пол, обнимает ее за полные голые плечи, окутывает ее, словно черная туча, так что и жемчуга прячутся, меркнут в траурных складках ее шерстяной накидки. На ее лице сложная гримаса - участие, скорбь, жалость и… еще что-то. Затаенное. Похожее на торжество, словно она ликует от того, что мир ее подруги тоже разбился вдребезги.
        - Насколько мы поняли, вы на какое-то время прервали свою работу у Кантемировой, - заметил Клавдий Мамонтов. - Почему?
        - Частный детектив все хочет знать? И про меня тоже? - Тамара Цармона, дочь чилийского коммуниста, усмехнулась. - Порой мнится, что можно попробовать другую жизнь, чем участь вечной домашней прислуги… Нет, нет, я не жалуюсь. Искра Владимировна всегда была ко мне добра, платила мне зарплату. Она много лет назад в память о моей матери - своего педагога - предложила мне работу в трудный момент, когда я очутилась на мели, пахала сутками в офисах, в магазинах, в салонах красоты. Даже торговала цветами. Я занималась в молодости спортом, легкой атлетикой, прыгала в высоту с шестом. Все надежды возлагала именно на спортивную карьеру, но получала лишь травмы и поражения. Сначала из-за соревнований было некогда учиться в институтах, затем уже поздно… У Искры я обрела дом и достаток, посмотрела мир. Мы даже на яхте плавали по Тихому океану… Но после развода и предательства Керима, когда Искра узнала, как он ей изменял все годы брака, она ожесточилась. Ее гнев выливался на сына Леву и на меня тоже порой. И я сказала: стоп, хватит. И ушла. Но привычную устоявшуюся жизнь непросто оборвать. Да и с работой
сейчас… Сунулась в отдел занятости, нужны стали сплошные работяги. Не в кондукторы же мне в моем возрасте податься, правда? Мы с Искрой Владимировной обе остыли, соскучились друг по другу. Полтора месяца хватило мне, чтобы осознать все, переоценить… И я вернулась. Знаете, как в чилийской поговорке - старую собаку бьют, а она сначала огрызнется, а затем опять руку лижет.
        Макар хмыкнул. Клавдий Мамонтов кивнул - он не спорил с женщиной, оказавшейся в середине жизни на перепутье.
        Глава 14
        Илья Сурков
        Из Воеводина в Чехов Клавдий Мамонтов и Макар вернулись в начале девятого вечера. Полковник Гущин встретил их во дворе полицейского управления и сел в их внедорожник. По его мрачному виду друзья поняли, что он потерпел фиаско в своей бурной разыскной деятельности, однако сдаваться не намерен. Выдали ему все, что им удалось узнать в Воеводине. Особо тоже не густо. Макар сообщил: за Искрой Кантемировой у Гулькиной тайком наблюдали соседи, только непонятно кто - брат Денис или сестра Анна Астахова, к которой еще в прошлом, со слов Искры Кантемировой, Гулькина ревновала мужа. Клавдий Мамонтов вновь ощутил то смутное противоречие, что мелькнуло перед ним фантомом еще в Воеводине, когда он слушал Кантемирову. Однако он опять промолчал.
        Полковник Гущин слушал внимательно. Затем объявил:
        - Заночуем здесь, на районе, в Бронницы, в дом на озере, ехать далеко, в Москву - тоже не близко. У нас важное дело предстоит рано утром. А сейчас все дела побоку, ужинаем - и на боковую. Спать!
        Клавдий Мамонтов возразил:
        - Федор Матвеевич, всего половина девятого, за полтора часа доберемся до дома Макара и переночуем там, а утром просто встанем пораньше.
        - Нет, не пойдет, - отрезал полковник Гущин. - Мы в четыре уже должны быть на ногах и на месте.
        - Я для того из полиции ушел, Федор Матвеевич, чтобы мной больше никто не командовал, - тихо внятно возразил ему Клавдий Мамонтов, поправляя руку на перевязи, нывшую ужасно, потому что действие обезболивающих снова закончилось. - Я обещал вам помогать, но не забывайте - я теперь не ваш подчиненный. У меня другая работа, иные обязанности. Я охраняю Макара и его семью - его детей. Без нас семья ночью в доме на озере без защиты. А учитывая все прежние наши обстоятельства, когда именно дети Макара становились целью посягательств, я к своим обязанностям бодигарда отношусь крайне серьезно.
        - Клава, ничего с моими не случится. Весь дом в камерах, сигнализация работает. Маша с Верой Павловной запрутся на все замки. - Макар встал на сторону полковника Гущина. - То, чем мы заняты сейчас, - гораздо важнее. Два убийства! Маньяк орудует! И я Вере Павловне поклялся найти его. Слово мое что-то значит, нет?
        - Вызывай такси, вали в Бронницы. Я за такси заплачу, - полковник Гущин глянул на Клавдия Мамонтова. - Ты прав. Тебе не разорваться. У тебя теперь новая работа. И ты уже не полицейский. Я тебе приказывать не могу. Командовать тобой и принуждать не хочу. Ты свободен как ветер. Ты ж этого добивался? Да? Свободы? Наслаждайся ею.
        - Я за тачку заплачу сам. Я не нищий, - отрезал Клавдий Мамонтов.
        - Тихо, тихо, - Макар, глянув на их потемневшие лица, сразу всполошился. - Вы что оба? Ну, день такой выдался неудачный. Никого мы по горячим следам не поймали. И вообще ничего пока не ясно. Клава, уймись - с моими дома все в ажуре. А я без тебя… то есть мы оба как без рук. Ты же теперь «частный детектив». Федор Матвеевич просто расстроен… он погорячился. И вообще я уже раньше думал о том, где нам приткнуться, если дела на районе задержат допоздна. Я глэмпинг классный нашел в интернете, близко, всего в пяти километрах!
        Полковник Гущин сверлил Клавдия Мамонтова взглядом. Он не желал показать им… молодым, что не знает, что такое «глэмпинг». Охота ли слыть отсталым дураком!
        - От Рабочего поселка, где сын почтальона Сурковой живет, далеко он? - бросил он Макару.
        Тот сверился в интернете и объявил - всего в семи километрах. Не стал бронировать онлайн, просто позвонил в глэмпинг, начал тихо договариваться. Затем тронул внедорожник с места. Клавдий Мамонтов хранил гордое молчание. Полковник Гущин тоже. Миновали городской супермаркет - тот уже закрылся. Макар бодро вещал: отыщем лавку, что торгует продуктами допоздна. В стоимость снятого им гостевого дома в глэмпинге, мол, входит лишь завтрак, а ужинать-то надо! Остановился на шоссе на автозаправке, где работал круглосуточный ларек. Они с полковником Гущиным купили коробочки лапши, пакетики с растворимым кофе, бутылки минералки. Полковник Гущин приобрел еще шоколадные батончики. Больше в ларьке поживиться было нечем.
        Свернули с шоссе по указателю и въехали в лесной массив на территорию глэмпинга. Он оказался комфортабельным и уютным, в скандинавском стиле. Их уже ждали на ресепшен и отдали ключи от гостевого дома. Полковник Гущин дивился, глядя на лес в подсветке, на «скандинавские» дома с открытыми верандами и с навесами-пологами, словно у палаток. Думал - сколько всего понастроили в Подмосковье модного, продвинутого, а он нигде и не бывал.
        В просторном гостевом доме их ждали три кровати - двуспальная и две односпальных, отличная современная душевая, шезлонги на веранде. Макар, памятуя о больных легких полковника Гущина, включил рядом с двуспальной кроватью обогревающую панель на стене. Вскипятил воду в электрическом чайнике, заварил всем лапшу и растворимый кофе. Полковник Гущин сразу отправился в горячий душ. Клавдий Мамонтов расположился в шезлонге на открытой веранде. Он позвонил по видеосвязи Вере Павловне и попросил ее детально показать ему дом - все камеры, как работают, нет ли сбоев, включена ли сигнализация, закрыты ли окна в детских и внизу (он заставил Макара переделать запоры на рамах так, чтобы девочки не могли самостоятельно их открыть). Они с Верой Павловной общались долго, проводили онлайн ночную экскурсию безопасности по дому на озере.
        Макар приятеля не отвлекал от дела. Он проверил в интернете сведения о Кантемировой и Кериме Касымове. О нем писали много гадостей и сплетен в телеграм-каналах и желтой прессе. Искра упоминалась пару раз. Макар поискал данные о ее отце Владимире Кантемирове и нашел лишь общие сведения - годы жизни, когда стал членкором, когда академиком. Еще имелся перечень его научных работ по ботанике, Макар вникать не стал, скользнул взглядом по списку. Сообщения о том, что Лева Кантемиров, пасынок Касымова, дважды пытался покончить с собой, в интернете тоже отсутствовали. Журналисты не успели пронюхать, хотя все случилось уже давно.
        Еще Макар искал информацию о покойном художнике Юрии Авессоломове. Однако тот и правда оказался малоизвестной личностью в арт-кругах. Единственное сообщение в сети, связанное с ним, касалось не его диссидентства давней эпохи конца семидесятых и не классических иллюстраций средневекового «Романа о Лисе» - острой политической сатиры, а авторства мультяшных персонажей Квартета Шалунов - Ушастика, Хвостика, Трехголовика и Долгонога. Макар все свое детство и половину жизни провел в Англии и в школьные годы больше интересовался американскими комиксами из тех, что потом заполонили вселенную Marvel. Про Квартет Шалунов он ничего не знал. Показал находку в интернете Клавдию Мамонтову, когда тот закончил домашнюю видеоконференцию с гувернанткой. Тот лишь пожал широкими плечами - старые мульты. Участники Квартета Шалунов выглядели забавными уродцами. Ушастик - причудливая помесь пасхального кролика с инопланетянином, Хвостик - змееныш кобры, Трехголовик - «дракоша» Змей Горыныч, но маленький еще. Долгоног походил на кулика на голенастых ногах-ходулях. Шалуны некогда подвизались в нескольких мультсериях в
роли сыщиков, строителей, путешественников, капитанов и воздухоплавателей. Современные дети ими уже не интересовались. Они канули в Лету, как и прочие «лошарики» и «сыщики-колобки».
        - Помнишь, что нам говорили? Авессоломов придумал их в алкогольном угаре. Словно Босх, решил порадовать детишек своими «глюками». - Клавдий усмехнулся. - Но Авессоломов не Босх, сам видишь, Макар, он полный лузер.
        Закусив противной резиновой лапшой и запив ее растворимым кофе, они завалились спать. Клавдий Мамонтов наглотался еще и обезболивающего. Лежал на кровати, смотрел через открытый полог дома-глэмпинга на черный лес. Ночные мотыльки кружили над светильником в форме керосиновой лампы.
        Полковник Гущин перед сном долго и надсадно кашлял. Пил микстуру, что постоянно возил с собой. У Клавдия Мамонтова, несмотря на их размолвку, сжималось сердце - болен Командор…
        Однако именно Гущин разбудил их на рассвете и поднял на ноги.
        - А в чем, собственно, заключается ваша идея, Федор Матвеевич? И куда мы едем? - осведомился в машине заспанный Макар, когда они ни свет ни заря покинули территорию глэмпинга.
        - Сурков Илья, сын почтальонши. Мы его не застали вчера. Он полтора месяца не допрошен, - ответил Гущин. - Не просто упущение, а безобразие сплошное! Участковый - рохля, выдернуть его так и не сподобился. Вчера мы его тоже прошляпили. Попробуем сейчас - тепленьким в койке. Может, нам повезет. Ты щегольнешь своим актерством. В стиле Тарантино.
        Макар хмыкнул.
        - Участковый подозревает, что Сурков балуется наркотиками помимо бухла. Молодежь такие штуки сечет, даже если не имеет оперативной хватки, и я рохле-участковому верю. Прикинешься… ну, не мне тебя учить, Макар… Надо, чтобы он тебе дверь открыл спросонья или по пьянке, сдрейфив, не разобравшись. Мы обязаны в квартиру попасть и потрясти его хорошенько. Задача ясна?
        Макар лишь усмехнулся. Откинул со лба светлую челку, упавшую на голубые глаза - в них уже мелькали чертики азарта. Он окрылился сразу! Полковник Гущин полез в карман пиджака и протянул ему шоколадный батончик. А затем дал шоколадку и молчаливому Клавдию Мамонтову - наградил, ободрил, словно малых детей, свою строптивую команду.
        У дома Сурковой в Рабочем поселке, где все жильцы в столь ранний час еще видели седьмые сны, Гущин глянул на окна.
        - Дома, - объявил он уверенно. - Окно открыто от духоты. Когда днем являлись вчера, все задраено было. Пошли. Макар, действуй.
        Макар и Клавдий поднялись на четвертый этаж (в облезлом подъезде из-за сломанного домофона дверь не запиралась). Полковник Гущин лестничные пролеты преодолел с великим усилием, он удерживался от кашля.
        Макар нажал кнопку звонка квартиры почтальона Сурковой. Затем еще раз и еще. Тишина за фанерной дверью. Затем они услышали шаги. Однако никто не спросил «кто там?».
        - Илюха, блин, оборзел, что ли, вконец, - прошипел Макар тихо и зло. - Чего не забираешь? Они счетчик мне включили… - он выдал длинное витиеватое матерное ругательство. - Я вернуть товар уже не могу, ты не забираешь… Думаешь, одному мне кишки выпустят, а ты сухим высочишь, долбоеб!!
        Он выпалил весь этот бред залпом, и Клавдий Мамонтов решил, что, даже если Сурков алкаш и нарик, он все равно не купится на подобную чушь и не откроет дверь, как вдруг…
        Щелкнул замок и…
        - Ромка, сука, ты чего сам приперся, блин?! Чего я не забрал, там же ни…! Никаких сообщений, - испуганный, сиплый со сна голос Суркова раздавался из дверной щели, что медленно ширилась. Речь сбивчивая и запах водки…
        Клавдий Мамонтов, не давая ему опомниться, со всего размаха ударил в дверь ногой. Она едва не слетела с петель, распахнулась. Суркова отбросило к стене, и они вошли в квартиру.
        Илья Сурков ошарашенно пялился на них.
        - Вы кто на… такие?!
        - Полиция Московской области. - Полковник Гущин аккуратно закрыл хлипкую дверь и шагнул прямо к Суркову - тот встретил их в трусах и майке, явно прямо с постели.
        - Ты чего от полиции прячешься? - спросил он.
        - Не скрываюсь я… на работе вкалывал…
        - На какой еще работе? - спросил полковник Гущин. - Кем и где вы трудитесь?
        Клавдий Мамонтов разглядывал сына почтальона Сурковой. Жилистый, тощий, темноволосый, лет тридцати. Лицо серое, заросло щетиной. Под глазами мешки. На щеке - родинка. Нет сомнений, что алкаш, их видно за километр.
        Сурков затравленно смотрел на них, молчал.
        - Почему не забираешь тело матери из морга для похорон? - спросил полковник Гущин, меняя тон.
        Сурков опустил голову.
        - Стыд-то уж совсем пропил? - не унимался полковник Гущин. - Не по-человечески ведь, по-скотски это.
        - Не на что мне ее хоронить. У меня денег нет, - глухо выдавил из себя Сурков. - Она на почте пахала, пусть почта ее хоронит. Или кремируют за счет государства. Урну я возьму потом, так и быть.
        Клавдий Мамонтов окинул взглядом тесную квартиру Сурковых - две смежных комнаты, старая мебель, после смерти хозяйки женского присутствия уже не чувствуется - везде грязь, хаос, окурки, сор на полу, пустые бутылки на подоконнике. Сынок за полтора месяца превратил пусть и бедное, но чистое жилье в настоящий хлев.
        - К вам несколько раз приходили сотрудники полиции, местный участковый, - продолжал Гущин. - Вы уклонялись от встреч, запирались в квартире, отвечали только через дверь.
        - Я бухал. Не помню я ничего. Они спрашивали, я им объяснял.
        - В полиции остались личные вещи вашей матери, ее карта из Сбербанка. Вы их тоже не получили.
        - Приду за вещами в ментовку или в морг, - Илья Сурков вскинул на Гущина мутные глаза, - а они мне мамашин труп всучат - хорони сам свою родительницу. Поэтому не ходил, избегал. А карта ее… Да хрен с ней, я все равно по ней снять бабло не могу. Да и нет там ничего, она деньги не копила, на себя тратила все.
        - В тот день, двадцатого мая, ваша мать ушла на работу утром и вечером не вернулась домой. Вы не заявили в полицию о ее пропаже, - объявил полковник Гущин.
        - Я бухал два дня, - признался Илья Сурков. - И дома отсутствовал. Я бухла купил, жара ведь сейчас, сидел на природе. Очнулся на детской площадке, но это уж на третьи сутки, домой приполз, заснул, а мне менты в дверь стучат. Сказали - мать умерла, убили ее. Ну, я горевал потом. Бухал до беспамятства.
        «Что бы у него ни спрашивали, на все один ответ - «бухал», - подумал Клавдий Мамонтов. - Однако он моментально среагировал, когда Макар отколол свой скетч. Наркоман и алкаш запойный не одно и то же. А Сурков пытается убедить нас, что он именно пропойца…»
        Во всей сцене и беседе опять имелось некое смутное противоречие, однако Клавдий Мамонтов надеялся, что полковник Гущин разберется и сам его устранит во время допроса.
        - В тот день, двадцатого мая, когда вы видели мать в последний раз? - спросил полковник Гущин.
        - Я ее вообще не видел, - забормотал Сурков.
        - Но она же из квартиры на работу уходила. Как же не видели? Или вас опять где-то носило?
        - Я спал. Она рано встала. Она должна была еще деньги забрать для своих старух-пенсионерок. Она ушла, и я даже не слышал сквозь сон. И пожрать мне ничего не приготовила. Холодильник пустой.
        Сурков не скорбел о матери. Он даже винил покойную.
        - Мать ваша работала, а вы нет, - констатировал полковник Гущин. - Она вас содержала? Кормила на свои деньги?
        - Она? - Илья Сурков почесал родинку на щеке. - От нее дождешься, как же. Она сама бухала. Как выходной у нее на почте - непременно налижется. А на меня ей всегда было плевать.
        Полковник Гущин помолчал. Насчет того, что Суркова прикладывалась к бутылке, ему в почтовом отделении никто не сказал. Упоминали лишь о ее конфликтах с подопечными пенсионерами. Выходит, она ввязывалась в скандалы пьяной? Или сынок врет? Наговаривает на мать? А может, они - семья алкоголиков?
        - Если бы ваша мать злоупотребляла спиртным, - назидательно возразил он Суркову, - ее бы не держали в почтальонах - они лица материально ответственные за ценности, бандероли, посылки, за деньги пенсионные и пособия. Она ведь много лет работала на своем почтовом маршруте. И без нареканий особых.
        - Ну да. Горбатилась. Все лучше, чем на фабрике, как раньше, - Сурков послушно кивнул.
        - Двадцатого мая она должна была донести пенсии тем, кому не доставила их в срок из-за майских праздников, так ведь, правильно? - полковник Гущин созерцал Суркова.
        - Я не знаю. Она работала, а на праздники водку сосала. Со мной не поделилась, не налила мне и ста грамм.
        - А зачем тебе стопарь? - не выдержал и вмешался Клавдий Мамонтов. - Ты ж на допинге сидел наверняка все праздники.
        Сурков глянул на него и… резко дернулся, почти отпрянул. По его реакции Мамонтов понял - попал в самую точку.
        - Какой еще допинг? - прошипел Сурков.
        - Тот, что трепыхаться тебя заставил, когда ты про закладку услыхал и про счетчик включенный - от него, приняв за некоего «Ромку», - Клавдий Мамонтов кивнул на Макара. - Кто такой Ромка-то, а?
        - Какой Ромка?! Какая закладка? Вы чего?! Я такими делами не занимаюсь.
        - Не ори. Если у тебя не на что мать хоронить, на какие бабки ты существуешь? - спросил его Клавдий Мамонтов. - Бухаешь круглыми сутками на что?
        - Я работаю, - зло отрезал Сурков.
        - Повторяю свой вопрос, - вмешался полковник Гущин. - Кем и где?
        - Иногда. Как прижмет нужда. Сдельно. На складе ящики разгружал и потом еще ограды красил на майские.
        - Какие ограды?
        - В парке городском, в Чехове. Наняли меня вместе с чучмеками. Я у них даже в бригадирах числился два дня, потому что местный. Но они все разбежались, как аванс получили. Мать истерила, настаивала, чтобы я работу нашел, я подчинился ей. Я ж не виноват, что они все через два дня врассыпную. В Москву на стройки подались.
        - Чтобы явился по вызову следователя, не заставлял себя ждать, - приказал ему полковник Гущин. - И не прячься, все равно ведь найдем.
        - Может, еще посадите за то, что я мать не хороню? - Илья Сурков смотрел на него в упор. - Мама Алла фильм любила один долбаный смотреть по ящику - а там все гундели: не мы такие, жизнь такая. Любимая ее поговорка на все случаи…
        - Он ко всему еще и философ, резонер, - заметил Макар брезгливо, когда они покинули загаженную, прокуренную квартиру Сурковых. - Полная семейная деградация. Тотальный распад.
        Глава 15
        Альфонс
        Полковник Гущин перед тем, как покинуть Рабочий поселок, лично взял у Ильи Суркова номер мобильного и сразу же перезвонил ему, проверил - не липовый ли. Было еще очень рано, и он объявил, что они пока возвращаются в глэмпинг - там ведь завтрак в стоимость номера входит, а на одной резиновой лапше долго не протянешь. В глэмпинге они подзаправились на славу, сидя в шезлонгах на открытой террасе дома. Напились крепкого кофе, созерцая лес и утреннее июльское небо. После замусоренной квартиры Суркова достаточно простая, но комфортабельная атмосфера глэмпинга казалась почти роскошью.
        Полковник Гущин о чем-то сосредоточенно думал, затем достал мобильный и начал, как обычно, рассылать ЦУ, причем строго приказывал местным сотрудникам делать все быстро, не откладывая в долгий ящик. Он раздражался, повышал голос и буквально погонял подчиненных. Клавдия и Макара он попросил проверить по распечатке звонков почтальона Сурковой (ему прислали список по электронке), когда мать и сын связывались по мобильному в последний раз. Оказалось, что Сурковы разговаривали между собой по мобильному только четвертого мая. Причем Алла Суркова сама звонила Илье. И больше они не контактировали.
        - Странно, - хмыкнул Макар. - Ну, пусть он алкаш и нарик, блуждал где-то, дома не ночевал, гулял. Но чтобы за две недели вообще ни словечка друг другу по мобиле… Хотя они жили в одной квартире. Она работала с утра до вечера на почте. Хватало им личного общения, когда они дома пересекались?
        Полковник Гущин выслушал его сентенцию и начал снова кому-то звонить. Он был хмур и малообщителен, несмотря на то, что сыт - завтрак оказался вкусным и обильным. Макар к нему не приставал с вопросами, вел себя тише воды ниже травы. Он видел, что полковник Гущин, хотя и не показывает вида, но страшится момента, когда Клавдий Мамонтов заявит ему - «пока все здесь зависло на паузе, мы с Макаром - домой».
        Однако Клавдий Мамонтов молчал. Он слушал переговоры полковника Гущина с непроницаемым видом.
        В десять Гущин связался с издательством, с которым сотрудничала как переводчик Наталья Гулькина. Его установили полицейские. К известию о смерти пожилой переводчицы в издательстве отнеслись вежливо-равнодушно. И сообщили, что Гулькина работала с ними по договору и переводила не фаблио «Роман о Лисе» (тот проект давно сдан в архив), а французские народные сказки для детей. Последний раз в издательство она приезжала еще весной. А муж ее, художник Юрий Авессоломов, последние три года вообще не работал - не мог, ведь он страдал болезнью Паркинсона, а затем перенес инсульт.
        Клавдий Мамонтов подумал, что о диагнозе художника они впервые слышат не от подруг Гулькиной, не от людей ее круга, а, в сущности, от посторонних. Он вспомнил слова Искры о том, что Гулькина ревновала своего благоверного к соседке. Ревновать того, кто страдает болезнью Паркинсона? Однако противоречие в этой новости, которое он никак не мог уловить, заключалось не в диагнозе… Но в чем?
        Клавдий Мамонтов, включив громкую связь, позвонил Вере Павловне. Осведомился деловито - как дома, все в порядке? Как дети? Что с охранной системой дома - функционирует нормально, зеленые индикаторы на пульте горят? Макар слушал друга и думал - Клава исполняет его обязанности… Он должен о домашних печься, но… Он вздохнул. Честно - ему с Гущиным намного интереснее, чем дома киснуть и ждать, когда его накроет мощной волной запой.
        - Вера Павловна, я вас спросить хочу о важном, - Клавдий Мамонтов слегка запнулся. - Наталья Эдуардовна ведь была эмоциональной женщиной в отношениях с мужем, так?
        - Что вы имеете в виду, Клавдий? - Вера Павловна, скорбь которой немного утихла, а шок прошел, проявляла уже чисто женское любопытство.
        - Она не делилась с вами соображениями, опасениями насчет соседки по даче Анны Астаховой? Нам сказали, что она якобы мужа к ней сильно ревновала.
        - Ничего она мне не говорила про соседку. И не жаловалась на соседей, - голос Веры Павловны звучал озадаченно. - А кто вам озвучил сию новость?
        - Искра Кантемирова, - ответил Клавдий Мамонтов. - Якобы даже соседка или ее брат за ними следили, когда Кантемирова приехала в гости..
        - Понятия не имею, - Вера Павловна удивилась. - Надо же! У нас с Наташей о ее дачных соседях речь вообще не заходила.
        - С виду они приличные люди, вместе с нами ее обнаружили. - Клавдий Мамонтов давал Вере Павловне время вспомнить. - Соседи Астаховы. Анна и Денис. Им обоим уже далеко за сорок.
        - Денис? - переспросила Вера Павловна. - Денни?
        - Наверное, уменьшительное имя… Она упоминала Денни?
        - Так он же был протеже и любовник! - выпалила Вера Павловна.
        Макар весь обратился в слух. Полковник Гущин быстро оборвал телефонные ЦУ, дал отбой, обернулся.
        - Сосед по даче? Любовник Натальи Эдуардовны? - как можно спокойнее уточнил Клавдий Мамонтов, хотя новость его ошеломила.
        - Не Наташи, - Вера Павловна, обычно сдержанная, сильно разволновалась. - Матери Искры Нины Прокофьевны. Денни… любовник, альфонс, разгульный юноша… Сколько лет прошло, а мы все помним ту историю.
        - Вера Павловна, поподробнее, пожалуйста, - вмешался в разговор по громкой связи полковник Гущин, озадаченный и заинтригованный новостями. - Мы все вас внимательно слушаем.
        - Давние дела, сколько воды утекло с тех пор, - услышав Гущина, Вера Павловна словно слегка смутилась, что опускается до пересудов про приятельниц и их близких. - Мы уже тогда все съехали из нашего четвертого дома по улице Грановского. Его сломали, построили бизнес-центр. Мать Искры, как вдова академика, получила очень хорошую квартиру на Ленинском проспекте, Искра с маленьким Левой - двушку поскромнее. Искра вела свою частную школу танцев, она еще не вышла замуж за Керима и особо не роскошествовала. Мы порой встречались, и я кое-что слышала от нее самой тогда и от Наташи. Короче…
        - Нет, как можно детальнее, Вера Павловна, - попросил Клавдий Мамонтов.
        - Мать Искры после смерти мужа о втором браке не задумывалась, много лет жила одна. Не хотела терять статус вдовы академика и льготы. Еще из-за дачи в Воеводине, она же государственной числилась сначала. Кантемиров на старости лет работал в Приоксом заповеднике, изучал флору. Потом, уже после его смерти, они с Искрой приватизировали дачу. Мать преподавала, ездила в Сочи, вела ботанические семинары для сотрудников дендрария. Простите, но ей в то время лет уже стукнуло, сколько мне. Возраст мудрости и силы… А она вдруг выкинула финт… Мы все ахнули.
        - Какой финт, Вера Павловна? - полковнику Гущину не терпелось узнать.
        - Влюбилась на старости лет в мальчишку, который моложе ее на целую вечность. Он работал в дендрарии, помогал ей, вертелся вокруг нее. Она звала его Денни - это я хорошо помню, потому что Искра его кляла - такой-сякой, чертов Денни - альфонс, присосался к маме, как клоп…
        - Студент? Аспирант? - уточнил Клавдий Мамонтов. - Нам сказали, что мать Искры сама в молодости аспиранткой очаровала академика Кантемирова и женила его на себе, уведя из семьи.
        - Какой аспирант! Если бы, - Вера Павловна все больше волновалась. - Садовником он подрабатывал в дендрарии, представляете? Вроде сам из Краснодара. Пристал к Нине Прокофьевне, вскружил ей голову - Сочи, юг, море, а он в свои двадцать плавал, как дельфин, на лодке ее катал. Ей стукнуло почти семьдесят! Правда, она всегда моложаво выглядела, очень следила за собой. Она щеголяла в открытых купальниках на пляже. Простите, но они занимались сексом в отеле! Она не скрывала от Искры, что жаждет физической близости после стольких лет воздержания, вдовства, и что парень ее полностью удовлетворяет, - выпалила Вера Павловна возмущенно. - Она его забрала с собой в Москву, поселила у себя в квартире. И он несколько лет жил за ее счет. На пенсию академической вдовы и подработку ученого содержать юного проходимца трудно, так она ради него начала продавать ювелирные украшения, что ей Кантемиров дарил, и две картины Поленова ушли антикварам. Денни, чертов Денни… Он бы добился у нее главного - и квартира бы от Искры уплыла, мать бы на него составила завещание. Он предлагал ей заключить официальный брак, клялся в
вечной любви. Но Искра вышла замуж за Керима Касымова, а тот, извините, в те годы являлся сущим мафиозо… Сейчас он респектабелен, правоверный мусульманин. Но мы же с Наташей помнили его в начале их с Искрой романа. У него в свите водились такие отморозки… Он свистнул, они нагрянули всей бандой к Денни и велели оставить мать Искры в покое. И сочинского проходимца как ветром сдуло в одночасье. Он испугался последствий.
        - И что случилось дальше? - спросил Клавдий Мамонтов.
        - Благими намерениями вымощена дорога в ад, - Вера Павловна вздохнула. - Искра хотела оградить мать от альфонса и лгуна. Но отняла у нее смысл жизни. С горя, покинутая вертопрахом, Нина Прокофьевна слегла и быстро ушла. Четверть века минуло. И надо же… выплыл Денни… Денис.
        Клавдий Мамонтов поблагодарил ее.
        - Не факт, что Денис Астахов и тот тип - одно и то же лицо, - заметил Макар. - Однако… Ну, ботаники! Дают жару. Какая женщина мать Искры, а? Ради любви девчонкой взломала зиндан на Кавказе, освободила своего ботаника - академика, сбежала с ним в горы, подверглась нападению маньяка, спаслась… И старухой вновь все поставила на карту ради любви. Отпустила тормоза.
        - Проверим все, что возможно, на Астахова Дениса, - объявил полковник Гущин. - Хотя установить события чьей-то жизни четверть века назад сложно. Но выяснить, уроженец каких он мест, - в наших силах. А дальше уже по ситуации.
        Полковнику Гущину перезвонили подчиненные. И он тоже включил громкую связь. Оперативники побывали в городском муниципалитете, навели справки насчет работы Ильи Суркова и его бригадирства. Он не солгал. Действительно он нанялся красить ограды в местном парке. Приняли его на работу седьмого мая, но приступил он к своим обязанностям только после праздников, десятого числа. И продержался недолго - всего неделю. Уже 18 мая он на работу не явился, и на следующий день его уволили.
        Гущину снова позвонили. Он выслушал и лаконично сообщил приятелям - из Сбербанка насчет почтальона Аллы Сурковой. Менеджер банковский его ждет, чтобы озвучить информацию не по телефону. Они покинули глэмпинг, доехали до городского отделения Сбербанка. Женщина-менеджер, с которой связывались оперативники, сообщила им, что карта Сурковой действительна, это ее личный счет, а не служебный, с которого она забирала пенсии и пособия для раздачи.
        - Последний раз клиентка воспользовалась картой пятого мая, - сказала менеджер. - Сняла деньги со своего счета через банкомат с комиссией.
        - Какую сумму? - уточнил полковник Гущин.
        - Сто тридцать тысяч. Все, что имела, - пояснила менеджер. - Остаток на ее карте восемьсот тридцать два рубля. На этот же счет ей поступала зарплата. Весьма скромная.
        Клавдий Мамонтов вспомнил слова Ильи Суркова: на материнской карте нет денег, так как она тратила все на себя. Выходит, он знал, что мать обналичила свои накопления. Поэтому и не озаботился получением ее вещей, в том числе банковской карты.
        Полковник Гущин снова о чем-то напряженно думал. Они покинули Сбербанк.
        - Отправляйтесь домой, - заявил он. - Пока вам в Чехове больше нечего делать. Мне предстоит оперативное совещание с местными, бодяга до вечера.
        - Давайте мы смотаемся в Сарафаново и переговорим с Анной Астаховой насчет ее братца - откуда он родом, не копал ли клумбы в Сочинском дендрарии юнцом? - предложил Макар.
        Перспектива возвращаться в дом на озере и бросать полковника Гущина в ходе расследования одного - пусть и на короткий период - его не устраивала.
        - Нет, пока не стоит вам мелькать у них на виду, - возразил Гущин. - Об Астахове наведем справки окольными путями. Непонятные мне проволочки в проведении экспертизы тормозят все!
        - Какие проволочки, Федор Матвеевич? - спросил Клавдий Мамонтов. После вчерашней размолвки он впервые обратился к Гущину напрямую.
        - Экспертиза выделений в знаке, что душитель намалевал на теле Гулькиной. Я не понимаю, чего эксперты тянут с анализом спермы? Зачем дополнительные исследования понадобились?
        - Как только будет готов анализ, вы возьмете у Дениса Астахова образцы ДНК? - спросил Клавдий. - Он же тогда вышел из леса нам навстречу. Вроде пробежку совершал.
        Гущин колебался. Затем кивнул.
        У него снова сработал мобильный. Он ответил: «Да, я слушаю». И… моментально изменился в лице.
        Клавдий Мамонтов и Макар замерли. По выражению лица своего Командора они поняли, что…
        - Снова? - тихо спросил Клавдий Мамонтов.
        - Да. Еще один труп. Задушенная женщина, - ответил полковник Гущин.
        Глава 16
        Соцветия
        До Чистого Ключа, где обнаружили новую жертву, полковник Гущин, Клавдий Мамонтов и Макар добирались по пробкам полтора часа. В Ключ спешно выехал и судмедэксперт и по совместительству патологоанатом Сиваков. Может, когда-то в здешних местах и бил родник, но сейчас Чистый Ключ, располагавшийся в пятнадцати километрах от аэропорта Домодедово, заполонил хаос стройки.
        Полицейские машины с мигалками стояли возле самого обычного нового кирпичного двухэтажного загородного дома с высоким забором на окраине строительной площадки, превращенной в пустырь. Клавдий Мамонтов огляделся по сторонам - вдали через поле здания двух новых таунхаусов. Три соседних кирпичных коттеджа за заборами пустовали, на ограде висели баннеры «Аренда. Продажа». От магистрального шоссе к домам вела новая бетонка. У дороги копали котлован под высотные жилые корпуса. Чистый Ключ представлял собой совершенно иные декорации, чем тихое дачное Сарафаново или окрестности музея-усадьбы Мелихово, недалеко от которой задушили почтальона Суркову.
        Местная полиция, пока ждала полковника Гущина, успела уже кое-что выяснить.
        - Хозяйка дома Ирина Мухина, пятидесяти лет, одинокая, - сообщил Гущину старший местной опергруппы. - Ее нашла приходящая домработница. Калитка была не заперта. Тело пролежало на участке несколько дней. Чувствуете запах?
        Они ощутили трупный смрад, едва вошли в калитку.
        - Мои внештатные сотрудники со мной, - полковник Гущин кивнул на Мамонтова и Макара.
        В Чистом Ключе, где никогда не сталкивались с чем-то серьезнее краж или драк рабочих-мигрантов на стройках, сельские полицейские не возражали главковскому начальству. Они просто «доложили обстановку» - следы взлома калитки или дома отсутствуют. Видимо, потерпевшая Мухина сама впустила своего убийцу на участок, хотя… Не факт. Убийца мог и через забор перебраться, а внутреннюю задвижку калитки отпер, когда уже покидал место убийства. Одно ясно - на Мухину напали не с целью ограбления.
        Темноволосая женщина лежала навзничь. Клавдий Мамонтов едва глянул на нее и сразу понял - то, что предстало перед ними на тропе в лесу в Сарафанове, случилось и здесь. Однако труп уже начал разлагаться - жара, солнцепек минувших дней сделали свое дело. На горле Ирины Мухиной туго затянули петлю веревки. Труп уложили на спину. Руки раскинули в стороны, ноги раздвинули. Все выглядело вызывающим и нарочитым. Ее одежду - синие шорты и клетчатую рубашку без рукавов - разрезали, обнажив тело. Трусы и бюстгальтер тоже раскромсали, открыв полную грудь. Ни губительные следы разложения, ни трупные пятна не могли скрыть алый контур, намалеванный на животе. Все тот же знак красным маркером в форме обведенной ладони. Внутри контура что-то засохло.
        Кроме алого знака на распухшем теле кое-что еще сразу бросалось в глаза. Пожухшие белые зонтики - цветы, что обильно усыпали ее грудь, живот. Один белый зонтик засунули стеблем в рот. Два положили на глаза. Клавдий Мамонтов вспомнил название растения, которому по заключению экспертов принадлежали соцветия, - борщевик Сосновского.
        Макар пристально смотрел на белые зонтики. Затем отвернулся, отошел - его, видимо, тошнило от невыносимой трупной вони. Он дышал ртом и оглядывал участок.
        А Клавдию Мамонтову бросилась в глаза еще одна деталь - бандаж на коленном суставе на правой ноге Ирины Мухиной. Женщина была травмирована, и в таком состоянии ее способность сопротивляться или убежать от маньяка-душителя почти равнялась нулю.
        - Домработница ее нашла? - уточнил полковник Гущин. - Сегодня днем? Она и вызвала полицию, так? Где она? Я сам с ней сейчас поговорю. - Он глянул на эксперта Сивакова в защитном костюме и перчатках и кивнул: мол, приступай, потом вместе все обсудим детально.
        Домработница - приезжая из Узбекистана ждала в полицейской машине. Она всхлипывала жалобно, тряслась от испуга и плохо говорила по-русски. Полковник Гущин проявил максимум терпения в беседе, но добился немногого - она твердила, что ничего не знает, просто убирала дом раз в неделю и работала у Мухиной недолго - та наняла ее через агентство в июне. Обычно приходила по вторникам, но в этот раз Мухина сама ей велела явиться сегодня гораздо позже, потому что в понедельник ездила к врачу из-за травмы ноги, очень устала и несколько дней хотела отдохнуть, дать больному колену покой. Насчет травмы хозяйки домработница заявила, что та получила ее, когда играла на корте в теннис. Она объяснила, что приехала в Чистый Ключ, как обычно, на рейсовом автобусе без предварительного звонка Мухиной по телефону - они же четко договорились обо всем, и та день уборки не отменяла. Калитка дома оказалась приоткрыта - домработница очень удивилась: прежде такого не случалось. А затем в нос ей ударил ужасный запах, и она увидела тело.
        - И крыса… она бежать, когда я ходить! Она сидеть на грудь Ирэн-опа [5 - Опа - уважительное обращение к женщине (узб.).]!!
        - Давность смерти около пяти суток, - сообщил эксперт Сиваков полковнику Гущину.
        - В понедельник она вроде как ездила к врачу с ногой. - Гущин, несмотря на вонь, наклонился над телом, внимательно осматривая петлю на шее и концы веревки.
        - В понедельник вечером на нее могли напасть или во вторник. Ее никто не хватился несколько дней. Труп оставался во дворе при летней жаре. Она вторая жертва. А Гулькина в Сарафанове - уже третий эпизод. - Сиваков глянул на Гущина. - Мы с тобой фатально ошиблись, Федя.
        - Способ нападения, как с почтальоном Сурковой - набросились сзади и задушили? Или как в Сарафанове? - Полковник Гущин надел перчатки и начал осматривать кисти рук Мухиной.
        - У нее рана на голове. - Сиваков осторожно рукой в перчатке повернул голову Мухиной набок. - Удар сбоку по затылку за ухом. При вскрытии я тебе точно скажу, что стало причиной смерти - черепно-мозговая травма или механическая асфиксия. Сейчас при таком состоянии тела навскидку мне сложно судить. Но одно мне ясно - ударив по голове, ее сбили с ног и в положении лежа душили. Захлестнули веревку на шее, на один конец наступили, за второй тянули, - и он продемонстрировал полковнику Гущину запачканный глиной конец веревки.
        - В Сарафанове он затем все повторил, - полковник Гущин потрогал рукой в перчатке затылок Мухиной. - И тоже манипулировал с ее телом. Уже посмертно.
        Сиваков подозвал эксперта-криминалиста, и тот начал брать образцы с кожи в районе алого знака в форме ладони на животе Мухиной, где что-то засохло.
        - Одежда разрезана, как и у Гулькиной, - констатировал полковник Гущин. - Только все как-то раскромсано, выглядит иначе.
        - Потому что использовались обычные ножницы, - тихо ответил Сиваков. - Гляди, на бюстгальтере их лезвия ткань «зажевали» сначала, не сразу разрезали. Он прилагал усилия, чтобы орудовать ножницами. И поэтому на свой третий выход он прихватил уже садовый секатор. Видишь, он учится, совершенствует навыки, как я и говорил тебе.
        - Федор Матвеевич, а цветы…
        Полковник Гущин и Сиваков, поглощенные своей работой, обернулись. Макар, отошедший было в сторону, теперь стоял у них за спинами. Он указывал на белые зонтики на трупе.
        - Что цветы? - спросил полковник Гущин хмуро.
        - Heracleum. Борщевик Сосновского, - напомнил Макар. - Он на участке нигде не растет.
        И Макар обвел жестом территорию у дома.
        - Вообще нет никаких цветов. Все кругом заасфальтировано, лишь за гаражом несколько деревьев, - сказал Макар.
        Клавдий Мамонтов оторвался от созерцания трупа и тоже осмотрелся. И точно. Дом новый, недавно построенный, участок еще не облагорожен зеленью. У забора в дальнем конце чахлые кусты бузины, а вся площадка перед домом и гаражом-пристройкой покрыта асфальтом. Труп покоится прямо на нем. А значит, надежды на следы ног душителя - призрачны.
        - Я и за забором глянул, - продолжил Макар. - Борщевика нигде нет. И каких-то похожих на него растений тоже. Но смотрите, сколько белых соцветий на ее теле.
        - Что ты хочешь сказать? - полковник Гущин слушал внимательно.
        - А то, что душитель не рвал соцветия здесь. Он их принес с собой. Специально. Причем в достаточно большом количестве.
        Эксперт Сиваков тоже внимал Макару. Как и Гущин, он хмурился.
        Клавдий Мамонтов смотрел на тронутое тленом лицо Ирины Мухиной, Ирэн-опа, как ее назвала приходящая домработница-узбечка. На уложенные в глазницы белые цветы борщевика, на его зонтик, засунутый ей в рот, как и в случае с Натальей Гулькиной.
        - Он их помечает своим знаком - нарисованным контуром ладони - и украшает, - хрипло объявил полковник Гущин. - Получает не только сексуальное, но извращенно эстетическое удовольствие от манипуляций после удушения. Он мастурбирует, глядя на тело. А может, это для него уже повторный акт - сначала он удовлетворяется именно в ходе удушения, когда затягивает веревку на их горле. Классика, потому что…
        Он хотел что-то добавить, но у него зазвонил мобильный. Руки Гущина были в резиновых перчатках, грязных после контакта с трупом. Он кивнул Клавдию Мамонтову, находившемуся рядом - достань телефон из кармана моего пиджака и включи громкую связь. Клавдий сделал, как он просил.
        - Федор Матвеевич, результаты биоэкспертизы по Гулькиной готовы, - звонил эксперт-криминалист.
        - Наконец-то. Почему надолго задержали? Пришлите мне заключение по электронной почте как можно скорее. Что там со спермой и ДНК?
        - Нам потребовалось провести две дополнительных экспертизы, - эксперт-криминалист оправдывался. - Проблема в том, что представленный образец - никакая не сперма.
        - А что же это такое? - спросил полковник Гущин недоуменно и громко.
        Глава 17
        Жемчуга
        За столиком на летней веранде панорамного ресторана на крыше Смоленского пассажа сидел молодой мужчина лет за тридцать - худой, высокий миловидный брюнет в белой футболке, потертых джинсах и кроссовках. Это был Лева Кантемиров. Макар, окажись он здесь, сразу бы узнал его. Познакомившись лично с Искрой Владимировной, Макар бы отметил, что Лева очень сильно похож на мать - темные глаза, тяжелый взгляд из-под опущенных век, родинка на щеке, как и у нее.
        Днем в панорамном ресторане обычно немноголюдно, и Кантемиров ни на кого внимания не обращал. Взгляд его был устремлен в себя. С бокалом крепкого коктейля в руке он встал и подошел к краю летней веранды, огороженной высоким пластиковым щитом. Сквозь мутный пластик открывался вид на Москву - крыши, крыши, здание МИДа, особняки, небоскребы Москва-сити. Приличная высота - шестнадцатый этаж… Не четвертый, как в больнице, когда он распахнул окно и забрался на подоконник…
        Сломанные при падении из окна ребра зажили. Лева Кантемиров вспомнил, как мать примчалась к нему, когда ей сообщили. И, рыдая, укоряя, упрекая его, сама чистила ему, перебинтованному, ногти на руках, выковыривая пилочкой грязь больничного газона, на который он упал, - тогда, в марте, снег под окнами корпуса уже растаял.
        Лева Кантемиров глотнул свой коктейль - приторное пойло - призрак канувших в Лету времен, когда в «лонг-дринки» и в «шоты» добавляли все по рецепту.
        Да какая теперь разница…
        К черту, к черту…
        Толчея и духота в метро, куда он спустился, чтобы… никогда уже не подняться наверх, там и остаться. Огни поезда в туннеле. Визг тормозов… Крики, вопли, гул… То, что случилось с ним в метро, он помнил лишь фрагментарно: искры под колесами поезда, лицо машиниста - белое как мел, когда тот выскочил из кабины. Помнил холод мраморного пола, на котором лежал, когда его вытащили с рельсов, - поезд затормозил в полуметре от него…
        Что есть собственная жизнь? Что есть жизнь чужая? Равноценны ли они в принципе?
        Странный парадокс случился с ним - он уже фактически дважды умер, потому что твердо решил и приготовился уйти насовсем, но физически он до сих пор жив, потому что его спасли. Зачем? Почему? Но если просто ходить, дышать, пить приторную дрянь… он на глазах официанта демонстративно выплеснул остатки коктейля на пол… и официант ему ничего не сказал, понял, промолчал… Если совершать разные другие поступки и при этом чувствовать себя мертвым… Белым Ходоком… Что в таком случае есть бытие? Его ведь сознание определяет, как утверждал какой-то политик-идеолог.
        Мать, когда звонит, постоянно спрашивает: что с тобой? Ты где? А что ей ответить? Мама, я вообще-то пока здесь, но и еще где-то. Я не знаю точно. Я утратил координаты, мой компас сбился. Не лови меня на крючок, не пеленгуй. Ах, мама, лучше снова надень свои жемчуга, как тогда, помнишь?
        Лева Кантемиров закрыл глаза, оперся руками об ограду летней веранды, предусмотрительно огороженной пластиком, чтобы отбить охоту у потенциальных самоубийц прыгать вниз. Яркая незабываемая картина возникла в его памяти. Ему девятнадцать, он под утро вернулся в дом в Баковку - на машине из ночного клуба сразу с двумя телками. Они все нализались и даже не занимались сексом, просто рухнули на кровать во флигеле, выделенном отчимом Керимом Касымовым в доме-дворце повзрослевшему пасынку. Лева пробудился и пошел в туалет, оставив обеих пассий дрыхнуть. Босиком прошлепал по своим личным апартаментам - в одной из комнат флигеля мать хранила обширную библиотеку деда-академика. Лева деда никогда не видел, он родился уже после его смерти. Но со школьных лет вникал в его наследие - листал, рассматривал пыльные папки с гербариями растений. Сотни папок на полках стеллажей. Дед всю жизнь собирал гербарии, засушивал растения, описывал, классифицировал, изучал. Несколько папок валялись на полу - Лева их поднял. Ломкие стебли, сухие белые цветы. От гербариев полувековой давности пахло пылью и тленом, словно из
открытого склепа.
        Он швырнул папки на пол. Через анфиладу комнат прошел вглубь дома. Было уже около полудня, но мать и отчим еще не покинули спальню. Они тоже накануне поздно вернулись с приема. Лева Кантемиров тихо как мышь прошмыгнул на открытую веранду, окружавшую дом, и заглянул в окно спальни матери и отчима на первом этаже. И увидел Керима - абсолютно голого. Тот стоял спиной к окну - невысокий, кряжистый, кривоногий, заросший черными волосами. Он смотрел на мать. С темными распущенными волосами с жемчужной диадемой на голове, с жемчужными бусами и браслетами на руках и щиколотках, обернутая в шелковую простыню, она танцевала, кружилась, плавно поводя руками, покачивая бедрами. Плясала, изгибалась, извивалась, соблазняя мужа подобно одалиске в гареме. Голый отчим хлопал в ладоши и что-то хрипло бубнил, пел. А мать танцевала, кружилась, топча супружескую постель, подушки, матрас, виляя бедрами, искушая, завлекая… Шелковая простыня соскользнула вниз. И Лева Кантемиров увидел мать обнаженной - лишь жемчуга сияли на ней. Сразу три нитки тяжелых длинных жемчужных бус, колыхавшихся в такт ее движений. И жемчужный
восточный пояс. Треугольник из жемчугов кокетливо прикрывал низ живота и лобок. У отчима сработал мобильный - день белый, дела, бизнес. Он сразу взял телефон, подхватил с пола мужской халат и, натягивая его на себя, разговаривая по мобильному, не обращая более внимания на жену, вышел из спальни. Мать, покинутая супругом, стояла на постели. Руки опущены, голова склонена.
        Лева Кантемиров помнил странное чувство, трепет, дрожь, истому, что он ощутил, увидев мать такой… смятой, как цветок в старом гербарии, украшенной белыми жемчугами, брошенной, усталой, опустошенной, абсолютно беззащитной.
        Ее резкий жест, когда она намотала свои жемчужные бусы себе на кулак и резко дернула вверх, так что жемчуга как петля захлестнули ей шею. Она разорвала одно ожерелье - в гневе, что он… отчим бросил, оставил ее, предпочтя треп по мобильному танцу Семи покрывал, ее женской плотской жадности, жажды физической близости, ее страсти, ее обаянию…
        И в этот миг мать увидела его, сына, шпионившего за ней через окно спальни. Их взгляды встретились. Скрестились как клинки.
        Жемчуга сияли, белели нежно, невинно на ее зрелом, пухлом, начинающем жиреть теле. Они напоминали белые цветы старых гербариев, собранных полвека назад.
        Мать медленно наклонилась и подняла шелковую простыню, обернула ее вокруг себя. Ее движения вновь отличались плавностью и грацией. А затем она вильнула тяжелыми бедрами, вскинула руки над головой, тряхнула волосами, украшенными жемчужной диадемой. И продолжила свой танец в тишине спальни.
        А он, ее сын, смотрел.
        У Кантемирова сработал мобильный. Еще не отвечая, он уже знал, что ему звонит она - мать.
        - Привет, мама, - сказал он.
        - Меня вызывают к следователю в Чехов, - голос Искры Кантемировой дрогнул. - Тетю Наташу убили на даче в Сарафаново. Ко мне приезжали по этому поводу двое. Сын покойного Псалтырникова - Макар, ты с ним встречался. Он - нынешний работодатель нашей Веры, что вечно суется в дела, ее не касающиеся. И частный детектив. Он его специально нанял, чтобы разобраться. Лева…
        - Что, мама? - спросил он.
        - Я в шоке и растерянности. Я страшно беспокоюсь…
        - Не надо волноваться. Нет повода, - Лева Кантемиров глядел на Москву с высоты шестнадцатого этажа, из панорамного ресторана. - Я приеду к тебе. А ты успокойся.
        - Тебе давно следовало побывать у меня, сын, - ответила Искра Кантемирова. - Есть немало вещей, что пора нам обсудить.
        - Нет, мама, - ответил он. - Обсуждать мы ничего не станем. Я просто побуду с тобой, пока ты в тревоге. И твой стресс не развеет какой-нибудь очередной светский пустяк или новая сплетня.
        - Ты эгоист, - ответила сыну Искра Кантемирова. - Но никто никогда не будет любить тебя так, как я. Помни. Если ты не явишься в ближайшие дни, я сама навещу тебя.
        Глава 18
        Экспертиза
        - Как показало исследование, изъятый с трупа образец вообще не является продуктом человеческой жизнедеятельности, - объявил полковнику Гущину эксперт-криминалист. - Это сок растения.
        - Сок растения? Какого? - спросил полковник Гущин, глядя на тело Ирины Мухиной с начерченным на груди алым знаком в виде контура ладони.
        - Борщевика, - ответил эксперт. - Причем определенного вида. Нам потребовались дополнительные консультации специалистов и биоэкспертиза. - Изъятый с трупа Гулькиной образец - сок борщевика Сосновского. Семейство зонтичные. Сок данного вида борщевика обладает фототоксичностью, содержит светочувствительные вещества из группы фуранокумаринов. Под действием ультрафиолета, солнечных лучей они активизируются и вызывают сильные ожоги на коже. Однако не в посмертном состоянии.
        - То есть у Гулькиной ожога нет? - уточнил Гущин.
        - Так точно, нет, субстанцию нанесли ей на тело уже после смерти. И еще очень странная деталь. Сам сок Борщевика Сосновского прозрачный. Но в нашем случае образец замутнен. К соку Борщевика Сосновского добавили примерно десять процентов…
        - Чего? Можно извлечь ДНК из этой дряни?
        - Нет, Федор Матвеевич, никакой ДНК, кроме ДНК борщевика. Добавили к ядовитому соку желеобразное моющее средство, нейтральный гель для душа. Я считаю, для того чтобы как можно дольше сохранить субстанцию от высыхания на коже жертвы. Или для хранения - если сок борщевика выжали, извлекли из стеблей растения загодя, перед убийством.
        - А может, для того чтобы нанесенная на кожу дрянь видом походила на сперму? - снова уточнил полковник Гущин.
        - Я не хочу гадать, - уклончиво ответил эксперт-криминалист. - Заключения экспертиз я вам выслал по электронке.
        Дзинь! Мобильный Гущина известил, что документы пришли на его почту.
        - Чудесатые дела, - констатировал Сиваков и обратился к местному эксперту: - Аккуратно берите засохшие образцы из очерченного контура. Коллеги сразу начнут исследовать уже по проторенному пути - видимо, здесь то же самое: сок растения-сорняка, разбавленный гелем для душа или средством для мытья посуды, у них схожие химические формулы, если не добавлено отдушек.
        - Федор Матвеевич, сок борщевика Сосновского оставляет на коже красные пятна, - объявил Макар. - Если на солнце долго ходить, обляпавшись соком, то и пузыри могут появиться. Но изначально на коже возникает красное пятно. И я подумал - знак в виде ладони, может, он имитирует пятно ожога? Поэтому душитель выбирает красный маркер?
        Полковник Гущин выслушал очень внимательно и вернулся к осмотру трупа Ирины Мухиной. Клавдий Мамонтов молча оглядывал участок, все же выискивая взглядом зеленые стебли и белые зонтики, которых, по словам Макара, нет как нет.
        - Ступай вместе с нашими в дом, проверь сам обстановку, - попросил его Гущин. - Действуем как обычно - если что-то заметишь важное, покажи мне сначала по видеозвонку. А то они могут прошляпить.
        Клавдий Мамонтов отправился вместе с оперативниками в дом Мухиной. Внутри все свидетельствовало о переезде - мало мебели, неразобранные коробки, контейнеры с вещами в комнатах внизу. Свободны от хаоса оказались лишь большая кухня и застекленная терраса. На столе у окна стоял раскрытый ноутбук. У него села батарея. Клавдий Мамонтов подумал, что, возможно, Ирина Мухина работала за ноутбуком и в это время кто-то постучался в ее калитку или же… проник тайком на ее участок через забор, спрятался за гаражом, а когда она вышла на улицу, напал на нее. Судя по летней одежде, убили ее не поздней ночью, подняв с постели. Да и электричество в доме не включали - темнеет в июле поздно. Рядом с ноутбуком лежал и мобильный - дорогой марки. Клавдий Мамонтов включил в сеть ноутбук и попросил оперативников найти зарядку от телефона. Сотрудники полиции занялись ноутбуком, а Мамонтов вместе с двумя оперативниками поднялся наверх - в спальню хозяйки, где все, как он убедился, осталось на местах. Кровать покрывали плед и декоративные подушки, ее не разбирали, спать не ложились. В гардеробе с раздвижной дверью царил
порядок. На плечиках висели деловые брючные костюмы, спортивная форма и два дорогих вечерних платья. На комоде среди стильных безделушек лежали украшения Мухиной - два золотых кольца с мелкими бриллиантами, цепочка с кулоном, жемчужное ожерелье и к нему парные браслеты. Ювелирные изделия не взяли. Судя по всему, убийца-душитель, как и в случае с Гулькиной и почтальоном, добром своей жертвы не интересовался.
        Клавдий Мамонтов спустился вниз и перед тем, как оперативники запаковали ноутбук и мобильный, чтобы изъять их, заглянул в подключенный к сети компьютер Мухиной. Нажал поиск, его интересовали данные о последних действиях. Первой возникла, судя по виду, бухгалтерская таблица.
        После осмотра дома полиция открыла гараж, обнаружился в нем корейский кроссовер, не новый, но в хорошем состоянии. В бардачке хранились права на имя Мухиной и документы на авто.
        Клавдий Мамонтов не стал отвлекать Макара, кружившего как коршун вокруг полковника Гущина, Сивакова и экспертов, работавших с трупом. Он вышел за калитку и направился к полицейской машине, где маялась помощница по хозяйству Мухиной - ее, главного свидетеля, пока не отпускали оперативники.
        - Ваша хозяйка Ирэн-опа, - обратился к ней Клавдий Мамонтов, - недавно поселилась в доме, да? Место уединенное, безлюдное. Соседей вокруг нет, все «замки» пусты.
        - Я ничего не знать, - женщина потрясла черноволосой головой. - Я у ней работать с июнь. Приходить через агентство. Она мне платить деньги как все. Такса. Дома много коробок. Бардак. Убирать трудно мне. Но она не говорить, когда переезжать в Ключ.
        - У нее есть родные, дети? Мужа, судя по обстановке, нет, она жила одна, так ведь? Но и лет ей немало уже, она старше вас, - Клавдий Мамонтов печально улыбнулся сорокалетней домработнице. - Кто-то ее навещал? Мужчина? Коллега по работе? Любовник?
        - Она делать свой бизнес сама, какой - я не знать. Крутой для баба, - ответила домработница. - Даже когда я приходить на уборку, она забирать компьютер и сидеть наверх и работать много. Дети у нее нет. Она меня спрашивать про моих - у меня четыре, остаться в кишлак с бабушка и дедушка. Но подарка им не давать. Мужик к ней не приходить домой. При мне. Или раньше - я ее белье постель стирать в машина. Когда мужик в постель, все не так пахнуть. Фу! А у нее нет. Сухой трава.
        - Какой сухой трава? - насторожился Клавдий Мамонтов.
        - Лаванда. Мешочки шелк для белье, - уверенно ответила домработница. - Нет, Ирэн-опа не иметь любовник, чтобы часто спать с мужик. А вообще я ничего не знать, я ведь у нее редко бывать, не каждый день.
        - Но Ирэн-опа не постоянно сидела дома? Она вела активный образ жизни? Водила машину сама. Куда-то ездила? Вы теннис упомянули, она играла на корте и повредила колено.
        - Ракетки в чехол гардероб, - ответила домработница. - Коленка она сломать на теннис, сама мне сказать.
        Клавдий Мамонтов прикинул в уме: Наталья Гулькина - худая, маленькая, хрупкая. Справиться с ней убийце оказалось сравнительно легко. Ирина Мухина моложе Гулькиной, физически она намного крепче, играла в теннис, водила машину, а это физический труд. Но на момент своей гибели она оказалась травмирована и уязвима. Почтальон Суркова из всех жертв наиболее сильная, способная дать отпор. Однако убийца справился и с ней. Причем ее единственную из трех жертв не оглушили сначала, чтобы облегчить задачу удушения. Наверное, нападение далось душителю непросто, и на следующие эпизоды он выбрал иную тактику - удар по голове, сбивающий женщину с ног, и затем веревка вокруг шеи уже лежащей беспомощной жертвы.
        Осмотр тела, обыск дома и участка продолжались долго, до сумерек. Все отработали полицейские по максимуму. К вечеру пришли результаты проверки Ирины Мухиной - где работала, чем занималась. Полковник Гущин слушал доклад подчиненных по телефону, включив для Сивакова, Мамонтова и Макара громкую связь.
        - Она индивидуальный предприниматель, Федор Матвеевич, - докладывал старший опергруппы. - Оформила ИП семь лет назад. Открывала под цветочный бизнес. Имела магазин в Сколкове.
        - Цветочный бизнес? - переспросил полковник Гущин. - Она торговала цветами?
        Клавдий Мамонтов вспомнил: фразу «торговала цветами» он и Макар уже слышали прежде от помощницы Искры Кантемировой - Тамары Цармона. Она упоминала, что в юности занималась тем же. Цветочницы… обе женщины…
        Однако дальнейшая информация от старшего опергруппы касалась совершенно иного.
        - Судя по всему, бизнес схлопнулся, - сообщил он полковнику Гущину. - Три последних года Мухина работала исключительно с маркетплейсами, она арендатор пяти пунктов выдачи, в Сколкове и Новой Москве. Работает с различными площадками, как с крупными игроками, так и с индивидуальными поставщиками товаров, фирмами напрямую. Мы позвонили в два ее пункта, там в каждом по одному оператору на выдаче посылок, работают посменно. Сказали, что хозяйка в пункты сама приезжала очень редко, если только возникали конфликты с маркетплейсами. Она работала всегда по телефону и онлайн из дома, удаленно. Наверное, поэтому сотрудники пунктов даже не хватились ее столько дней. Доход имела приличный. С каждого пункта выдачи за вычетом оплаты аренды и зарплаты персоналу примерно по сто - сто двадцать тысяч в месяц. Все транзакции и оплату счетов она вела через Сбербанк. Никаких подробностей ее личной жизни операторы не знают. Однако мы выяснили - дом в Чистом Ключе она приобрела год назад. Ради покупки загородного дома продала свою московскую однокомнатную квартиру у метро «Красносельская».
        Полковник Гущин выслушал и дал задание проверить информацию о ее игре в теннис - пробить номера мобильных в телефоне, установить клуб, который она посещала, и проверить фитнес-карту. Ее нашли при обыске в комоде. Он также приказал связаться с банком и запросить, как и в случае с почтальоном Сурковой, все счета Мухиной.
        Клавдий Мамонтов и Макар отметили, что за рутинной оперативной суетой полковник Гущин словно позабыл о главном - о поразительных результатах экспертизы и о белых цветах Борщевика Сосновского, не произраставшего ни на участке, ни за забором дома в Чистом Ключе.
        Однако, как им пришлось впоследствии убедиться, полковник Гущин не забывал ничего. Эксперт Сиваков забрал труп Мухиной в морг больницы Чехова, не стал отправлять его в бюро судмедэкспертиз в Домодедово. Дело о трех убийствах с удушением веревкой объединялось в одно производство. Сивакову предстояла еще одна бессонная ночь в прозекторской.
        Полковник Гущин компанию ему не составил, пообещал, что свяжется с ним утром, чтобы узнать результаты вскрытия.
        - Мы сейчас едем к тебе домой, на Бельское озеро, - объявил он Макару.
        - То есть как домой, Федор Матвеевич? - опешил Макар. - Труп в Чехов увозят, убийство в Чистом Ключе, черт-те где… Третья жертва уже! Маньяк по области путешествует! Я думал, мы снова переночуем в глэмпинге, а завтра засучив рукава…
        - Мне надо снова переговорить с Верой Павловной, - ответил полковник Гущин. - Ее детство на улице Грановского и жильцы дома номер четыре. Старики - ученые, академики… Вопросы ботаники. Не телефонный треп, Макар. Все максимально подробно с обилием деталей.
        Клавдий Мамонтов и Макар переглянулись. Макар кивнул - конечно, едем ко мне!
        Глава 19
        Ботаники
        До дома Макара в Бронницах из Чистого Ключа добрались снова в потемках. Макар позвонил Вере Павловне и предупредил ее. В результате Вера Павловна встретила полковника Гущина с плохо скрываемым женским волнением. Макар видел - она счастлива и безмерно рада Гущину, несмотря на всю серьезность ситуации.
        Детей горничная Маша уже уложила. Клавдий Мамонтов поднялся наверх, пока Макар помогал Вере Павловне с ужином в столовой. Он заглянул в обе детских - горничная Маша нянчила Сашхена, он никак не хотел засыпать, капризничал. Дочери вроде спали, но когда Клавдий Мамонтов проверял датчики сигнализации в коридоре и на дверях детских, за его спиной словно призрак возникла Августа в розовой пижаме.
        - Привет, ты чего проснулась? Поздно уже, - шепнул ей Клавдий Мамонтов. И внезапно вспомнил рисунок девочки в планшете - абстракцию в зеленых тонах, что она показывала ему накануне. - Ты что-то еще мне нарисовала?
        Августа по обыкновению молчала, но смотрела на него пристально.
        - На той картине ты траву изобразила, да? Все зеленое… Трава густая, растения разные, стебли переплелись. А что они означают? - спросил Клавдий Мамонтов, невольно ощущая в душе то странное, почти мистическое чувство, с которым уже сталкивался, глядя на удивительные рисунки маленькой Августы.
        Девочка приложила палец к губам - то ли призывая его не озвучивать вслух интерпретацию картины в планшете, то ли касаясь невидимой печати, наложенной немотой на свои уста.
        - Спокойной ночи, принцесса, - Клавдий Мамонтов вздохнул, взял здоровой рукой ее за ладонь и отвел в детскую, где в своей кровати, свернувшись клубочком, крепко спала неугомонная Лидочка.
        Ужинать они сели уже за полночь, полковник Гущин спросил у Веры Павловны то, о чем, собственно, и хотел подробно поговорить:
        - Отец Искры, академик Кантемиров, как она сама нам сообщила, занимался ботаникой. Их семейная дача находится недалеко от местечка Данки на Оке, под Серпуховом, где Приокский террасный заповедник, в котором он вел полевые работы. А вы не знаете, чем он конкретно занимался, на чем специализировался? Мы глянули в интернете - на него информации особо нет. Растение - борщевик Сосновского, сорняк ядовитый… он его, часом, не изучал?
        - Борщевик Сосновского? - Вера Павловна подняла выщипанные в ниточку брови, поправила очки. - Федор! Борщевик являлся делом всей жизни Владимира Владимировича!
        Клавдий Мамонтов и Макар переглянулись - их обоих посетила мысль, что они подходят к чему-то очень важному в расследовании дела о трех убийствах.
        - Вера Павловна, дорогая, - Гущин через стол протянул руку, взял за ладонь пожилую гувернантку и легонько сжал ее, проникновенно заглядывая ей в глаза. - Пожалуйста, как можно подробнее.
        Вера Павловна вспыхнула от его прикосновения, порозовела. Но Гущин руки своей не убирал. Клавдий Мамонтов философски созерцал немолодых людей - конечно, она его сильно старше, однако… мало ли какие сюрпризы готовит нам жизнь, когда и разница в возрасте не помеха? Расследование, на взгляд Мамонтова, открывало им всем в Вере Павловне новые, неожиданные стороны.
        - Кантемиров занимался борщевиком с начала пятидесятых. Сорняк назван в честь его учителя - ученого ботаника Сосновского, Кантемиров в молодости работал с ним в ботаническом саду в Грузии. Академик являлся, как я знаю, горячим сторонником продвижения борщевика Сосновского в роли перспективной сельскохозяйственной культуры. Он считал, что борщевик - чудо-растение, решит вопрос с кормами в животноводстве, если его распространить повсеместно. - Вера Павловна старалась взять себя в руки и говорить спокойно. - Он писал научные труды на тему продвижения борщевика в народное хозяйство, читал лекции ботаникам и агрономам, ездил по стране, внедрял. В экспедиции на Кавказ, откуда он брал образцы и семенной материал, он влюбился в свою аспирантку Нину. Именно борщевик Сосновского их свел вместе. Позже, в шестидесятых он высаживал его под Серпуховом, в окрестностях своей дачи. Вроде именно из-за Кантемирова сорняк распространился столь обильно и нанес колоссальный вред… Но это сейчас так говорят, а шестьдесят лет назад академиком Кантемировым и матерью Искры - его верной помощницей - двигали лишь благие
намерения. Академик мечтал всех осчастливить, накормить голодных. Но к старости оказалось, что его труды пошли прахом. Борщевик начал заполонять собой земли, губя экосистему. Кантемирова стали травить, обвинять в глобальных ошибках и просчетах, от него отвернулись соратники. Он потерпел жестокое крушение своих научных идей и амбиций. И умер всеми забытый. А с борщевиком Сосновского, что оказался еще и ядовит, сейчас не знают, что делать, как бороться.
        Они слушали старую гувернантку очень внимательно.
        - Благие намерения, - повторила Вера Павловна. - Порой лучше для всех, чтобы их не существовало вообще. Появляется вдруг некое создание, обманчивое и коварное с виду, которое начинает душить и уничтожать все, что прежде росло, благоденствовало, развивалось и процветало. И к чему бы ни прикоснулось проклятое богом создание, оно несет лишь разрушение всего самого дорогого, причиняет боль, ожоги, раны, мучения, страдания…
        Они молчали. Полковник Гущин налил в стакан минеральной воды и дал Вере Павловне. Она выпила.
        - Значит, борщевик Сосновского - семейная тема Кантемировых? - тихо после паузы спросил Макар. - Как в музыке, в симфонии - лейтмотив?
        - Верная метафора, - Вера Павловна глянула на него, она немного успокоилась. - А почему вы вдруг заинтересовались отцом Искры и его личной научной катастрофой с борщевиком?
        - Я вам позже все расскажу, - пообещал полковник Гущин. - Когда сам сведу разрозненные концы с концами. Ваша подруга Наталья Гулькина, естественно, тоже знала историю с борщевиком Сосновского? А ее сын?
        - И она, и Кира, и я, и все, кто Искру окружает.
        - И юный сожитель ее матери - Денни? - уточнил Гущин.
        - И он знал, все же долгие годы было на слуху, - Вера Павловна пожала плечами.
        - Как нам сообщили деловой компаньон Кантемировой Щеглов и ее секретарь Тамара, на Кавказе во время научной экспедиции случилась некая кровавая драма с убийствами женщин и маньяком. Якобы Кантемиров даже спас от него свою будущую жену, - осторожно заметил Гущин. - Вы слышали об этом, Вера Павловна?
        - Ну конечно. Героический семейный эпос. Мы все его знали с детства, мать Искры всегда с гордостью рассказывала ту знаменитую историю их экспедиции на Домбай-Ульген в пятьдесят первом году.
        - Компаньон Искры Щеглов упомянул, что ее муж Керим Касымов наводил справки о том давнем деле с убийствами. Что его заставило так поступить?
        - Я не знаю Щеглова, - призналась Вера Павловна. - Насчет Керима, он вообще никому и ничему не доверял. Но там что-то действительно было… неприглядное… Потому что в конце жизни на академика Кантемирова, обвиненного в грубых научных ошибках, писали разные кляузы… доносы… Его старались очернить по-всякому, с целью окончательно отстранить от научной работы и бюджетных фондов. Когда он умер - с горя и от потрясений, - у матери Искры пытались забрать академическую квартиру в нашем доме, переселив их в жилье попроще. И все шло в ход, даже откровенная ложь.
        - Ложь? - тихо спросил полковник Гущин.
        Вера Павловна на секунду умолкла. Перед ее глазами возникла картина. Они с Наташей Гулькиной дома у Искры. У них билеты на премьеру «Женитьбы Фигаро» в Театре сатиры, где тогда блистали молодые Андрей Миронов и Александр Ширвиндт. Искра, как всегда, запаздывает, она все еще вертится перед зеркалом, наряжается. Вера - она на шесть лет ее старше, - учится на последнем курсе филфака МГУ и тайно жгуче завидует яркой внешности подруги. Они с Наташей проходят в гостиную и слышат, как мать Искры - вдова Кантемирова кричит в телефон в кабинете академика гневно, страстно, громко:
        - Вы не смеете пачкать грязной клеветой светлую память о моем муже! Вы не знаете событий на Домбае в пятьдесят первом, а я знаю! Я была с ним! Он меня спас от смерти! Подотрите свой зад доносом, полным лжи и злых инсинуаций, который вам прислали на моего Володю! И если вы еще хоть раз посмеете оскорбить его, клянусь, я вырву ваш поганый язык и швырну его бродячим псам!
        Они с Наташей Гулькиной замирают в растерянности, истерические крики матери Искры режут слух, пугают их. Они никогда прежде не могли даже представить, что она, их соседка по дому, уважаемый ученый, вдова академика, способна изъясняться с помощью подобной лексики.
        Появляется Искра в новом платье в стиле Марины Влади из «цековского спецрасределителя» для советской элиты, что напротив их дома, в Романовом переулке.
        - Маму просто довели, - объявляет шепотом она…
        - Я не распускаю сплетен и не знаю ничего наверняка, - дипломатично ответила Вера Павловна полковнику Гущину.
        - А кто еще может рассказать нам о семье и родителях Искры? - он не настаивал более. - У нее ведь есть старшая сестра, да? По отцу?
        - Светлана… Светка Кантемирова. Она старше Искры на тринадцать лет, ей под восемьдесят. Но она и в молодости походила на сущую ведьму. Она с детства люто ненавидела Искру - уже за то, что она просто родилась на белый свет. А Нину Прокофьевну за то, что та увела академика из семьи, лишила их престижа и статуса. Да, роман матери Искры с Кантемировым начался на Домбай-Ульгене в экспедиции, но прошло долгих семь лет, прежде чем он женился на своей тайной пассии. И, возможно, из-за Светланы, дочери, он давал ей возможность подрасти. А позже всегда заботился о ней. Но ненависти Светки его подарки не уменьшали, наоборот. Конечно, ничего дурного об отце она вам не сообщит. Не опустится до подобного! Но насчет Искры и ее матери… ох, выльются потоки помоев, предупреждаю вас, Федор. Не верьте старой Светке… Она начнет лгать и клеветать из чистой злобы на вторую семью ветреного отца. Сводить с ними старые счеты.
        - Наталья Гулькина в разговоре с вами не упоминала о проблемах сына Искры - Льва Кантемирова? - задал новый вопрос полковник Гущин.
        - Лева - сам ходячий парадокс, всегда им был, - ответила Вера Павловна. - А что?
        - По нашим сведениям, он дважды за одни сутки в марте пытался покончить с собой - бросился под поезд в метро, а затем выпрыгнул из окна больницы. И оба раза остался жив. Повезло парню по-крупному.
        Вера Павловна глянула на Гущина. По ее взволнованному и несчастному виду они все поняли - да, женщины обсуждали трагические события.
        - Наташа мне говорила, я отказывалась верить. Я знала Леву с малых лет. Добрый умный мальчик. Конечно, богатство отчима Керима сильно его изменило. Не в лучшую сторону. Но я его помню в детстве. Он хорошо учился; у Искры, занятой собой и танцевальной школой, на него вечно не хватало времени. Он не переживал. И у него имелось хобби.
        - Какое хобби? - осведомился полковник Гущин.
        - Он собирал гербарии, - ответила Вера Павловна. - Как и его покойный дед, он увлекался ботаникой, хранил все гербарии деда, а их сотни. Папки с сухими растениями… Он ими дорожил. Тогда у детей входили в моду компьютерные игры, но он ими не интересовался, его целиком поглощали старые гербарии деда.
        Макар слушал гувернантку с великим изумлением - чтобы Лева… каким он сам его видел и помнил в ночных клубах Сохо в Лондоне, в Челси, на дискотеках Ибицы, всегда окруженный девицами и прилипалами из тусовки шоу-бизнеса, пацаном корпел над гербариями?! И он тоже, значит… ботаник?
        - А кто отец Льва? - задал новый вопрос полковник Гущин. - И кто отец Кирилла - сына Натальи Гулькиной?
        - Левин отец - партнер Искры по бальным танцам, они вместе выступали на конкурсах по танго, жили недолго в гражданском браке. Затем расстались. Он погиб в автокатастрофе. Искра о нем даже не вспоминает. А у Наташи Кира родился после курортного романа. Случайная связь на море. В Сочи, кажется.
        - В Сочи? Ее кто-то обаял, как когда-то Денни мать Искры? Не в дендрарии часом? - вскользь заметил полковник Гущин.
        - Наташа до свадьбы с Юрой Авессоломовым вела свободный образ жизни. Она многие годы оставалась независимой и самодостаточной женщиной. Забеременела случайно и решила оставить ребенка. Но с Авессоломовым она впоследствии попала в силок, как зяблик, - так трепыхалась, ревновала его, нервничала… Словно жизнь поквиталась с ней за ее прежние романтические похождения. Ох, простите, я снова скатываюсь до банальных бабьих сплетен, - Вера Павловна извиняюще глянула на полковника Гущина, страшась разочаровать его пустой болтовней.
        - Вера Павловна, я вам очень благодарен, вы для нас бесценный кладезь информации по очень… очень… очень серьезному делу, - ответил тот, постепенно понижая свой голос, давая ей возможность осознать. - Вера… я вам должен признаться… у нас уже три жертвы. И те, другие… задушены, как и ваша приятельница.
        Вера Павловна прижала ладонь к губам, словно пытаясь сдержать восклицание, рвущееся с губ. В ее глазах вновь отразились сильнейшая тревога и страх.
        Глава 20
        Среди трав
        - Есть нечто странное, касаемо самих мест убийств, если рассматривать их под углом произрастающей флоры, - заметил Макар, когда Вера Павловна, наглотавшись успокоительного, отправилась к себе. - Я снимки на мобильный сделал в Сарафанове и потом вы, Федор Матвеевич, нам с Клавой фотки показывали с места убийства почтальона Сурковой и прислали их мне на телефон. Я сначала сконцентрировался на засохших соцветиях на теле Гулькиной, когда Клава впервые нам прочел название растения в заключении эксперта - борщевик Сосновского. Но в глэмпинге меня бессонница мучила, и я начал сравнивать фотографии. Хочу вам кое-что показать.
        Из столовой они перешли в гостиную, Макар включил телевизор, огромный, во всю кирпичную стену, синхронизировал с телефоном и вывел на большой экран сразу несколько снимков с мест обоих убийств. Начал укрупнять, выделяя фрагменты.
        Клавдий Мамонтов увидел на экране растение с белыми зонтиками.
        - У борщевика множество подвидов, - продолжал Макар. - Heracleum - целое царство. Подвиды друг на друга похожи, но различить их способен не только ботаник-академик, но и я, дилетант. Что мне бросилось в глаза, когда я рассматривал фотографии…
        Он укрупнил на весь экран один из снимков. Клавдий Мамонтов увидел перед собой посиневшее от удушья лицо почтальона Сурковой, лежавшей на боку, ее темные волосы, выпачканные землей, петлю веревки под ее подбородком, фрагмент капюшона синей форменной куртки почтальона. И толстый изумрудный с пурпурными пятнами стебель - шероховатый, с ворсинками. Макар сдвинул снимок вверх и продемонстрировал растение целиком. Рассеченные причудливой геометрией мясистые листья и крупные белые зонтики.
        - Борщевик Сосновского, - объявил Макар. - Полюбуйтесь на него. Он расположен в метре от трупа Сурковой.
        Затем он укрупнил сразу два снимка. Клавдий Мамонтов узнал место убийства в Сарафанове, которое и хотел бы позабыть, да не мог. Полуобнаженное тело Натальи Гулькиной с разрезанной одеждой и знаком на груди - в виде ладони или пятна? Снимки сделал сам Макар с разных ракурсов, и на них попали фрагменты окружающих декораций - лесная тропа, кусты, деревья и…
        - И здесь ядовитый черт! - воскликнул полковник Гущин, кивая на экран телевизора. - Хочешь сказать, что два убийства наш душитель совершил в местах естественного произрастания борщевика Сосновского? Специально, что ли, такую локацию избирал? Но это сложно… надо караулить жертву, выслеживать, совмещать ее маршрут и места, где растет ядовитый сорняк…
        Клавдий Мамонтов внимательно разглядывал борщевик - зеленые невысокие стебли, крупные листья и белые зонтики соцветий, очень заметные среди травы на обочине пешеходной тропы. Одно соцветие сломала отброшенная палка Гулькиной для скандинавской ходьбы. На фотографии крупным планом Клавдий Мамонтов увидел капли сока, выступающие из надорванного стебля. На стебле сидело насекомое - легкокрылая стрекоза.
        - Вся фишка в том, что перед нами два других вида борщевика, - ответил Макар. - Не борщевик Сосновского, а борщевик обыкновенный. А рядом с телом борщевик Сибирский. А здесь вообще сныть.
        - Сныть? Дудник? - с любопытством спросил Клавдий Мамонтов. - Мы в детстве все белые зонтики на даче называли «дудником»
        - Дудник не борщевик, это совсем другое растение. Царство флоры, Клава, богато и разнообразно.
        - Откуда ты все знаешь? - поинтересовался полковник Гущин.
        - Я в Кембридже слабо, без пафоса, лишь чтобы поддержать светский треп, интересовался ботаникой. Посещал факультатив. Луга и зеленые холмы Средней и Южной Англии… У меня ж был дом с английским парком, сколько там всего росло на воле - ковер из цветов, - Макар усмехнулся. - А потом, когда я женился, моя бывшая… Меланья… она коллекционировала английский фарфор. А чашки и тарелки расписаны травами, цветами… И на старых английских гобеленах и тканях сплошные травы и цветы. Моя бывшая по субботам в Лондоне пропадала на Портобелло, искала у торговцев антиквариатом изюминки, как она выражалась, викторианского дизайна.
        - Для поместья, - Гущин кивнул. - Не жаль тебе было продавать британскую красоту?
        Макар молчал, смотрел в окно на июльскую луну над темным Бельским озером.
        - На месте убийства женщины-почтальона растет борщевик Сосновского. Однако убийца никак им не воспользовался - не сорвал его соцветий для украшения жертвы, - продолжил он тихо. - На месте убийства в Сарафанове борщевика Сосновского нет, есть другие виды. Но душитель их тоже проигнорировал. Он принес с собой фактически гербарий… Засушенные, сорванные ранее белые зонтики именно борщевика Сосновского и усыпал ими тело Гулькиной, даже демонстративно сунул один зонтик ей в рот. И по счету убийство Гулькиной - третье, как мы теперь знаем. Раньше нее задушили веревкой Ирину Мухину в Чистом Ключе. На ее участке все заасфальтировано, вообще ничего не растет. А вот снимки территории возле ее забора.
        Он снова вывел фотографию крупным планом на экран - ограда, открытая калитки, полицейские машины, асфальт, гравий, редкие пучки чахлой травы и пыльные кусты.
        - Бузина, ягодки, - сообщил Макар. - Никаких борщевиков нигде. Но душитель и в Чистый Ключ прихватил с собой засушенный гербарий, чтобы усыпать Мухину белыми цветами борщевика Сосновского, запихать стебель ей в рот и закрыть, словно древними монетами, белыми зонтиками ее мертвые глаза… Пометить, как впоследствии и Гулькину, его ядовитым соком. Погребальный обряд для жертвы? С помазанием - не миррой, а ядом?
        - Что ты хочешь нам сказать, Макар? - спросил задумчиво полковник Гущин.
        - Я пока не знаю, я с вами просто делюсь тем, что насторожило меня, - ответил Макар. - Интерпретировать в данный момент я ничего не в силах. Перед нами некое несоответствие. Загадка. Ясно одно - борщевик Сосновского растет в лесополосе у шоссе, где убили почтальона Суркову. Отчего же наш душитель-ботаник им не воспользовался? Почему не сорвал зонтики? Они же рядом с трупом. Но он ими тело Сурковой не украсил. И вообще он с ней ничего не творил - одежда ее не разрезана, знака-пятна, нарисованного красным маркером, нет. Сока борщевика на ее теле в знаке нет.
        - Его кто-то спугнул, - сказал Клавдий Мамонтов. - Поэтому он не успел сделать то, что совершал позже с другими жертвами. Кто-то еще находился в лесополосе у дороги. Надо искать свидетелей. Возможно, они что-то или кого-то видели.
        Полковник Гущин слушал их обоих. Затем кивнул.
        - А с борщевиками разберемся завтра на месте, - объявил он. - Махнем утром в Сарафаново и в лес возле Трапезниково - Зуйков, из которых Суркова возвращалась к остановке автобуса. Фотографии - дело хорошее, но я хочу на месте все досконально проверить - что растет, а чего нет.
        В шесть утра они уже были на ногах, наскоро позавтракали, Макар взял из холодильника еды - с собой на день, горничная Маша сварила им три литра кофе в два термоса, и они отправились в чеховские пенаты. К восьми добрались до Зуйков, свернули в поля, вышли из машины и двинулись по заросшей травой тропке к лесополосе. Начал накрапывать мелкий дождик, но они не обращали внимания.
        - Картина на месте убийства Сурковой несколько иная, - объявил Макар. - Я все думаю о ней. Да, возможно, душителя тогда кто-то спугнул… Но если нет, если он находился один и располагал временем, почему оставил труп задушенной женщины как есть, без посмертных манипуляций?
        - Временем он как раз не очень располагал, - возразил ему Клавдий Мамонтов. Ему с рукой на перевязи в накинутом на плечи черном пиджаке «детектива» приходилось несладко под дождем - неуютно и мокро. - Дорога проезжая близко, слышишь ее шум? Расписание автобусное. Те, кто сошли на остановке с автобуса, могли воспользоваться тропой, чтобы, как и почтальонша, срезать путь через поля. Так поступили туристы, которые ее обнаружили, помнишь? Подняли переполох в каналах и чатах, накидали фоток трупа в сеть.
        - Да, только это случилось почти сутки спустя, - ответил Макар. - Не торная тропинка, Клава, вьется под нашими ногами. Зато сколько здесь всего цветет и пахнет! Дикорастущая флора Подмосковья - полная палитра.
        - Подумаешь, трава, чертополох, - фыркнул полковник Гущин.
        Но Макар посыпал названиями из рога изобилия, пока они шли к месту убийства: василек луговой, бодяг, семейство Лютиковые, вьюнок, вербейник, василистник… Они остановились в кустах, на них от утреннего ветра колыхались обрывки полицейской ленты. Пятачок примятой травы, сырая грязь. Клавдий Мамонтов вдохнул пропитанный дождем аромат леса, его взгляд скользил по траве, - как и на рисунке маленькой Августы, вокруг бушевала зелень - стебли, листья, соцветия, зеленое, изумрудное, желтое, белое, бледно-розовое… Высокое растение с толстым стеблем, плотными вычурными листьями и белыми массивными зонтиками они увидели сразу.
        - Heracleum sosnovskyi, - объявил Макар на латыни. - Когда полицейские осматривали труп Сурковой, его не затоптали.
        Полковник Гущин созерцал борщевик. Затем он протянул руку словно завороженный и… Клавдию Мамонтову показалось, что он хочет сорвать белый зонтик, по которому, несмотря на дождик, ползали в поисках меда черные муравьи.
        - Осторожнее, сок же ядовитый, - напомнил Макар.
        Полковник Гущин отвел руку и… смял, дернув на себя, белый колокольчик вьюнка, что оплетал толстый стебель борщевика.
        Цветы… у них особая власть над людьми… Царство Флоры диктует свои законы…
        Доехали до Сарафанова. Дождь прекратился, выглянуло солнце. Остановились в лесу, к даче Гулькиной подъезжать не стали. Пошли по пешеходной тропе к реке. На месте убийства вроде уже ничего не напоминало о трагедии. Нет, несколько жухлых белых зонтиков в траве, не собранных экспертами, остались гнить… Но вокруг росли, качались на утреннем ветру другие белые соцветия, стебли, листья - свежие, полные соков и сил. Полные жизни.
        - Видите? Различия есть - наш борщевик крупнее, красивее, те, что здесь переплетаются друг с другом - борщевик Сибирский и обыкновенный, намного мельче, - рассуждал Макар. - А еще здесь растет вероника, почти подорожник, но не совсем, - он указал на фиолетовые цветы-пирамидки. - Дикая гвоздика и душица. А вот, Клава, и твой любимый дудник.
        Клавдий Мамонтов смотрел на маленькие розовые цветы гвоздики дикой и палевые кисточки душицы, он-то всегда считал ее сорной травой, а она прекрасна…
        - Ладно, проверили, убедились, - полковник Гущин вздохнул. - Хотя пока неясно, к чему все это. Однако любопытно.
        Они вернулись к машине, сделали круг, выехали на дорогу - на фоне древесных крон маячили крыши двух дач - Гулькиной и ее соседей Астаховых. Серый шифер, влажный от дождя, пятнал зеленый мох.
        И тут у Гущина ожил мобильный. Звонили оперативники. Он включил громкую связь.
        - Проверили Астахова Дениса, он не уроженец Краснодара, - рапортовали они. - Он родился в Воронеже, а его сестра Анна - в Подмосковье, в Люберцах. Кстати, они не родные брат и сестра, а единокровные по отцу, он ее моложе на три года. Ему сорок семь лет. Мы попытаемся пробить всю его регистрацию за четверть века. Сейчас он проживает в Сколково.
        - В Сколково? Недалеко от Чистого Ключа? - уточнил Гущин.
        Оперативник продиктовал адрес и продолжил:
        - Купил однокомнатную квартиру в новом жилищном комплексе три года назад. У его единокровной сестры тоже однокомнатная квартира рядом с метро «Выхино».
        Глава 21
        Нити и обрывы
        Полковник Гущин распорядился сделать запрос в Сочи - в отдел кадров Дендрария, не трудился ли в парке в качестве рабочего-садовника четверть века назад Денис Астахов, если он и есть предполагаемый Денни из прошлого покойной матери Искры? Хотя в подобную версию он верил все меньше. Тем временем подоспели новости по Ирине Мухиной. Оперативники докладывали Гущину, что по номеру в ее мобильном телефоне установили спортивный клуб, где она играла в теннис, и связались с ним. В клубе подтвердили, что две недели назад Ирина Мухина получила травму колена, когда занималась на открытом корте с инструктором. Менеджер клуба вызвал ей «Скорую», и ее отвезли в частную клинику на обследование. По словам менеджера, Мухина посещала клуб нечасто и всегда одна, играла в паре с инструктором, с другими клиентами не общалась. Фитнес-карта, обнаруженная в ее комоде, принадлежала другому спортивному клубу, расположенному в Сколкове, в бизнес-центре. Из информации на сайте оперативники узнали: клуб располагает крытыми кортами. Они сообщили полковнику Гущину, что проверят и его, однако, судя по данным карты, та давно
просрочена.
        Другая информация по Ирине Мухиной касалась ее бизнеса и финансов. Сотрудники полиции посетили все пункты выдачи, что она арендовала для работы с маркетплейсами, а в ноутбуке обнаружили деловую документацию и договоры. В банке при проверке ее счета полицейские обнаружили ежемесячное движение крупных сумм - Мухина аккуратно платила аренду, зарплату, налоги, перечисляя деньги со счета. Они обратили внимание на одну деталь - в марте Мухина сняла со своего счета наличными три миллиона рублей.
        - Почтальон Суркова тоже сняла деньги со своего счета, - напомнил Гущину Клавдий Мамонтов. - Конечно, ее сто с лишним тысяч не сравнить с тремя миллионами, но факт есть факт - они обе снимали деньги. И мы не знаем, куда они их потратили.
        - Может, Мухиной потребовалось срочно заткнуть дыры в бизнесе, - возразил ему Макар. - Или перед нами какая-то серая схема ее взаимоотношений с маркетплейсами. Мало ли.
        Полковник Гущин связался с оперативником, проверявшим финансы Сурковой. Оказалось, что девяносто пять тысяч она получила на работе четвертого мая вечером для выплат пенсий и пособий, назначенных на пятое и шестое мая. Утром пятого мая она сняла в банке через банкомат уже со своего личного счета сто тридцать тысяч. Пенсии и пособия между майскими праздниками она развезла клиентам, как обычно. Нареканий и жалоб на нее не поступало.
        - По поводу Мухиной, - заметил полковник Гущин. - Чистый Ключ находится рядом с федеральной трассой. Если в дачном Сарафанове и в окрестностях музея-усадьбы, где убили двух остальных жертв, вообще нет камер, то на федеральном шоссе они есть, возможно, просматривается и поворот к стройке и коттеджу, где она проживала. Единственное препятствие - нам неизвестно время убийства Мухиной. Слишком расплывчатое определение - не менее пяти суток. Да и тачка нам неизвестна для поиска. Но это пока у нас не появился конкретный подозреваемый. Так что на перспективу дорожные камеры у Чистого Ключа стоит проверить.
        Клавдий Мамонтов кивнул, однако ему показалось: камеры - суть соломинка, за нее хватаются, если ничего другого не остается для розыска.
        - А я все думаю про ботанику, - подал голос Макар. - Борщевик Сосновского, его цветы и ядовитый сок… Что хочет сказать наш убийца, рисуя двум жертвам алые знаки в виде пятна и пачкая их соком? Ну, предположим, что он и с Сурковой намеревался сделать подобное, но его спугнули. Но в чем смысл его действий?
        - А ты как считаешь? - спросил полковник Гущин.
        - Рассуждая логически, если борщевик Сосновского - сорняк, то не воспринимает ли наш душитель и свои жертвы тоже в роли неких сорняков, которые надо выполоть, уничтожить? Яд сока… символ токсичности… В общем-то снова классика жанра. Душитель берет на себя некую миссию по очищению. Он пропалывает людские сорняки? Может, он еще и женоненавистник?
        Макар не утверждал, он колебался.
        - А зачем тогда он жертвы украшает цветами, раз они в его бредовом сознании сорняки? - возразил другу Клавдий Мамонтов. - Миссия по очищению от скверны у маньяков связана обычно с женщинами легкого поведения, проститутками, развратницами в их восприятии. К сексуальному часто примешивается и религиозный мотив. А кто у нас в роли жертв? Женщины в возрасте от пятидесяти до шестидесяти четырех лет. Почтальон, переводчица и дама-предприниматель. Две из жертв имели взрослых сыновей, одна одинокая. И на развратниц они не тянут.
        - Может, мы что-то о них не знаем, - ответил Макар. - Об их жизни, прошлом. Душитель ведь как-то их выбирает. Из Чеховского района, где прикончил почтальона, поперся в Чистый Ключ… Там разделался с Мухиной и затем снова вернулся на прежнюю территорию для убийства Гулькиной.
        - У нас пока общность лишь по возрасту жертв - зрелые женщины предпенсионного возраста, - констатировал полковник Гущин. - Мы не нащупали никакой связи между ними троими. Они не знали друг друга и не общались. Вроде бы… Если по Гулькиной у нас достаточно информации, то о двух других мы все еще знаем крайне мало.
        - Связь опять же через ботанику, Федор Матвеевич, - объявил Макар. - Через борщевик Сосновского. Жизнь семьи Искры Кантемировой в прошлом вращалась вокруг этого растения, а Наталья Гулькина ее подруга детства. И в прошлом академического семейства происходили некие пока еще неясные для нас события с маньяком и убийствами на Кавказе. В довесок имелся некий Денни - альфонс. Денис из Сочи? А у нас сосед Гулькиной Денис Астахов, о нем нам известно лишь с его собственных слов и… Искра же сообщила нам, что соседи следили за ней тайком, когда она приезжала в гости к Гулькиной.
        - Но она ни разу не видела дачного соседа подруги вблизи, - Клавдий Мамонтов внезапно понял, что его насторожило в словах Искры, когда они беседовали у нее дома. - Помнишь, Макар, она нам заявила, будто Гулькина ревновала своего мужа-художника к соседке?
        - Да. Тоже интересный факт. А что ты так всполошился? - удивился Макар.
        - Я все концы с концами не мог свести, - Клавдий Мамонтов подбирал слова. - Что-то меня смущало, когда я от нее услышал об этом. И Вера Павловна нас заверила, что Гулькина никогда про соседку Анну Астахову не упоминала.
        - Да, - Макар опять кивнул. - А в чем дело-то?
        - Анна Астахова после убийства Гулькиной сказала нам, что дача им досталась в наследство от тетки и они проживают в Сарафанове всего четыре года. Однако весь прошлый год Гулькина с тяжелобольным мужем на даче не появлялись, - Клавдий Мамонтов наконец вспомнил все. - А в издательстве нам сообщили, что Авессоломов вообще три года страдал болезнью Паркинсона и перенес инсульт, он не работал, не рисовал иллюстрации. Как можно больного старика ревновать к пятидесятилетней дачной соседке? Что за абсурд?
        - Хочешь сказать, что Искра Кантемирова нам солгала? - осведомился Макар.
        - Погодите, чего сразу женщину в лгуньи записывать, - осадил их полковник Гущин. - Может, какая-то ошибка? Недопоняли вы ее. Клавдий, сыграй опять роль частного детектива - позвони ей прямо сейчас, мозги запудри и выясни все насчет дачной соседки Гулькиной.
        Клавдий Мамонтов отыскал в мобильном номер, продиктованный ему Искрой Кантемировой, и набрал. Гудки, гудки…
        - Алло, слушаю…
        Да ты что о себе возомнила?! Воровка вонючая! Если не в этот раз украла, то воровала у меня постоянно! Пользовалась тем, что я не слежу! Гадина лживая! Вон!! Убирайся! Пока я ментов не вызвала!!
        Клавдий Мамонтов едва не оглох - в мобильном фоном истерические яростные женские вопли. Он узнал хриплый голос - кричала Искра Кантемирова. А на его звонок ответила ее секретарь Тамара Цармона, ее голос дрожал и срывался.
        - Частный детектив Мамонтов, мы к вам приезжали с моим нанимателем, - представился Клавдий. - Что у вас стряслось?
        - Секунду подождите, пожалуйста, - ответила шепотом Тамара. Быстрые шаги - она, видимо, передвигалась по дому.
        Воровка! Гадина! Я тебе покажу! Пошла вон, б…!! - Кантемирова все продолжала орать.
        Клавдий Мамонтов услышал, как хлопнула дверь. Воцарилась тишина.
        - Она на вас так кричит? - обескураженно спросил он Тамару, вспомнив о ссоре секретарши с хозяйкой, когда Тамара сначала надолго уехала, а затем вернулась, согласно чилийской поговорке, «как собака, лижущая руку, что бьет».
        - Нет… нет… Вы просто позвонили в крайне неудачный момент, - голос Тамары прерывался от волнения. - Она не на меня сорвалась, на нашу горничную Фатиму. Выгоняет ее с мужем из дома. А они всю работу делают. Нанялись с проживанием… Она их вышвыривает вон. Теперь надо искать прислугу, а сейчас с этим так трудно стало. Опять все на мои плечи ляжет, о боже!
        - Да что случилось-то? - настаивал Клавдий Мамонтов.
        - Искра Владимировна вчера ездила к следователю в Чехов по вызову, вернулась раздраженная. Сказала, полиция не умеет себя вести с приличными нормальными людьми, - Тамара волновалась все сильнее. - Ее допрашивали два часа по поводу бедной Натальи Эдуардовны. А в довесок Лева не приехал, хотя обещал ей по телефону. Я не понимаю его порой - да, ему самому сейчас несладко, больно, страшно, но чтобы не поддержать мать в ситуации, когда ее перемалывают полицейские жернова? - Тамара сама чуть повысила голос. - Я целиком на стороне Искры, а не его. Даже в буре бед и несчастий мужчина должен оставаться мужчиной. А Лева… он не приехал, когда его мать отчаянно нуждается в нем. Она разгневалась на сына, а сорвала зло на Фатиму. Потеряла свой жемчужный браслет и обвинила ее в краже - в запальчивости. Несправедливо!
        - Почему несправедливо? - тоном «настоящего детектива» осведомился Клавдий Мамонтов. - Может, горничная и правда воровка? Разве это редкость? А браслет наверняка у Искры Владимировны очень дорогой.
        - Подарок Керима из Куала-Лумпура. Но через два часа Искра сама нашла браслет, он просто упал на пол за туалетный столик. Она не извинилась. А Фатима, горничная, стала ее упрекать - она воспринимает Искру как жену своего соплеменника, Керим же узбек… Восток есть Восток… Она к ней обратилась в оскорбительном тоне, как к брошенной старой жене… Конечно, она тоже должна была думать головой, наша Фатима. С кем она разговаривает, со своей хозяйкой. Ну, а в результате мы остались без прислуги.
        - У меня вопрос серьезный, безотлагательный к Искре Владимировне, - решил, несмотря ни на что, гнуть свою линию Клавдий Мамонтов. Он бросил взгляд на Макара и Гущина, слышавших все - и домашнюю свару и дипломатичные переговоры с секретарем. - Узнайте, Тамара, может, Искра Владимировна все же сменит гнев на милость и побеседует со мной?
        - Хорошо, я спрошу у нее сейчас, - покорно, чуть ли не по слогам ответила Тамара.
        Звук открываемой двери. Секретарша опять путешествовала по дому тихо, как мышь.
        Что?! Какой еще детектив Мамонтов? А, эти… Давай, поговорю, а то ведь не отстанут, прилипли как банные листья к ж…!!! Еще снова заявятся!
        Макар, слышавший скандальную Искру, покачал головой - как обманчиво первое впечатление от людей! Кто бы мог подумать, что приятельница детства и юности Веры Павловны и дочка академика-ботаника может выражаться как площадная торговка. «Она всегда была такой? Или то наследие Керима Касымова, ее благоверного, сначала озолотившего ее, а затем покинувшего?»
        - Здравствуйте, я вас слушаю, - хриплый голос Искры Кантемировой в трубке. Словно два разных человека в одном обличье. И два разных тона: прежде озлобленный, визгливо-истеричный, а сейчас - вежливо-холодный, надменный.
        - Искра Владимировна, простите за беспокойство, - произнес в трубку Клавдий Мамонтов. - У меня срочный вопрос к вам - насчет соседки Натальи Эдуардовны по даче.
        - Какой еще соседки? - Искра Кантемирова с трудом сдерживала раздражение.
        - Соседка Анна, к ней, по вашим словам, Гулькина ревновала мужа. Но они с братом переехали на дачу всего четыре года назад, а муж Гулькиной серьезно болел. Я хочу уточнить…
        - Но это случилось намного раньше! Я, наверное, перепутала все, - резко ответила Искра Кантемирова. - Последние годы и правда Юрику с его букетом недугов было уже не до интрижек на стороне. Но соседка… Наташа мне на нее жаловалась много лет - дача-то ведь Юрику принадлежала, и он соседку знал еще до знакомства с Наташей. И та, бедная, вечно подозревала, что у них существовал когда-то бурный роман и что они все еще интересны друг другу, несмотря на возраст. Но застукать их вместе на даче не могла, хотя из кожи вон лезла. Она сражалась со своими демонами. А потом ту бабу нашли мертвой в доме, представляете? Наташа мне сказала - она упала с лестницы и башку себе пробила. Дача какое-то время пустовала. И Наташа радовалась. Она словно освободилась от морока. Но затем туда кто-то переехал - может, родственники той бабы, я не в курсе. Но я повторяю: за мной кто-то следил со второго этажа соседней дачи, когда я приезжала к бедной моей Наташе.
        Макар быстро написал в своем мобильном слово Денни и показал его Клавдию Мамонтову - мол, спроси ее о любовнике матери! Ну же, давай! Однако полковник Гущин сразу покачал головой - нет. Не сейчас. Иначе мы крупно подставим Веру Павловну. Искра - умная, она сразу поймет, кто информатор у детектива и его нанимателя. И может оборвать связи с Верой Павловной в один момент. Вон как она с горничной расправилась в гневе. А контакты Веры Павловны и Кантемировой - дружеские, доверительные, сейчас необходимы как воздух.
        Клавдий Мамонтов вместо вопроса про Денни попросил номер телефона Артема Щеглова, менеджера и компаньона по бизнесу. Искра Кантемирова приказала Тамаре «сбросить номер на телефон детектива». И они вежливо распрощались.
        - Облом с дачным романом, - констатировал Макар. - Анна Астахова ни при чем, оказывается. Старикан художник крутил амуры… если крутил… с той самой теткой, от которой Астаховы унаследовали дачу. Они единокровные брат и сестра по отцу, значит, тетка по отцовской линии, хотя тоже не факт. Может, дача кому-то одному из них досталась, а другой просто гостит… Например, брат, а дача - сестры… Но смерть прежней хозяйки дачи подозрительная, а? Падение с лестницы. Снова чистая криминальная классика! Может, ее кто-то столкнул? Не Гулькина ли руку приложила к гибели соперницы?
        - Ладно, надо узнать, кто владел дачей до Астаховых и что произошло на самом деле, - заметил полковник Гущин. - Имеет ли тот случай отношение к нашим убийствам… серии убийств. Я вас сейчас попрошу о другом…
        - Да, Федор Матвеевич, мы готовы, - за друга бодро ответил Макар.
        - Я все же обязан провести совещание с коллегами, что сорвалось у меня вчера, - полковник Гущин подбирал слова. - Затем я займусь с ними отработкой схемы возможных маршрутов, транспортных связей между местами совершения убийств. Дело долгое и кропотливое. А вы пока, чтобы не бить баклуши, позвоните Щеглову, добейтесь встречи с ним как можно скорее. Нам надо проверить то давнее, очень давнее дело, связанное с академиком Кантемировым и убийствами на Домбае. Возможно, Щеглов в курсе, что его бывший патрон и компаньон Керим Касымов выяснил через столько лет, наводя справки, и зачем он вообще занялся «преданьями старины глубокой»? Какую цель преследовал? Самого Касымова в Эмиратах нам уже не достать. Но Щеглов… авось что-то вам и поведает. А затем… Макар - это уже к тебе просьба. Неплохо бы разыскать старого знакомого.
        - Леву Кантемирова? - спросил Макар.
        - Ага, - полковник Гущин глянул на него искоса. - Встретиться с ним вам обоим бы не мешало. Глянуть на него - кто и что он сейчас.
        - После попытки двух самоубийств? Федор Матвеевич, для меня новости о нем - шок. Лева и суицид… И к тому же, оказывается, он с детства - увлеченный ботаник, как дед.
        - Ты его, наверное, плохо знал, - ответил полковник Гущин. - Не заморачивался изучением его натуры в ночных клубах Лондона и Канн.
        Клавдий Мамонтов набрал номер Артема Щеглова. Тот на встречу с «детективом» и Макаром согласился быстро, не стал отбояриваться. Назвал адрес.
        - Я в офисе, в Сколкове, - сообщил он лаконично. - Освобожусь примерно через два часа. Хотите - приезжайте, встретимся, в баре посидим.
        Клавдий Мамонтов ответил: отлично! Он показал адрес бизнес-центра в Сколково полковнику Гущину - не тот ли самый, где располагался спортивный клуб, картой и крытыми кортами которого пользовалась Ирина Мухина когда-то. Проверили адрес - оказался не тот.
        - В Сколково немало бизнес-центров понастроили, - разочарованно подытожил Макар. И они, расставшись с Гущиным, отправились в Сколково. Два часа - слегка с запасом, чтобы добраться.
        Глава 22
        Эхо гор
        С Артемом Щегловым Макар и Клавдий Мамонтов встретились в бизнес-центре «Амальтея». Он спустился к ним из офиса, и они втроем по просторному полупустому торговому залу через лаунж-зоны прошли в бар ресторана. Стеклянный купол «Амальтеи» заливали солнечные лучи, по первому этажу на скейтбордах скользили хипстеры в кроссовках и с рюкзаками. Но их было немного.
        - Полумертвый хай-тек, - заметил Макар. - Но все еще стильный. Впечатляет.
        - Да, много перемен, - согласился Артем Щеглов. Он единственный в баре заказал себе алкоголь - негрони, друзья ограничились эспрессо. - Наш холдинг съезжает отсюда, сэкономим на аренде, найдем помещение подешевле, не столь пафосное. Так какие у вас, Макар, и у вашего детектива ко мне вопросы? А то у меня весь день до вечера уже расписан.
        Щеглов расстегнул синий пиджак. Его наголо бритая макушка блестела. Он отпил негрони из высокого бокала.
        - Вы упомянули, что муж Кантемировой интересовался делом почти семидесятилетней давности - убийствами на Домбае во время работы ботанической экспедиции, в которой участвовали ее отец и мать. - Клавдий Мамонтов в роли «частного детектива» перешел сразу к делу. - А что его заставило ворошить прошлое?
        - Касымов мне не докладывал, - Щеглов помолчал. - Керим трезвый о подобных скользких вещах вообще помалкивал. Но на него коньяк и виски действовали плохо, он терял контроль, когда выпивал. А он ужирался порой вусмерть… Я думаю, его развод подстегнул собрать истинную информацию о семье Искры Владимировны, когда он вознамерился ее бросить и уехать из страны.
        - Но вы тогда сами попросили Тамару рассказать нам, в чем суть истории с убийствами на Кавказе. Семейный эпос Кантемировых. Как мать Искры спасла будущего мужа и академика от тюрьмы и клеветы, а он вырвал ее из лап жестокого маньяка, - заметил Макар.
        - До Керима Касымова доходили и другие слухи. - Щеглов опять помолчал. - Он восточный человек, они и верят и одновременно не верят - тещам и некогда любимым женам. Мы однажды сидели с ним в ресторане, в «Самарканде», он был сильно пьян. Его развод набирал обороты, а бизнес трещал по швам. Он рвал связи, обрубал концы здесь. Он уже никого и ничего не жалел. Думал лишь о себе. Пьяный вдрызг, он вывалил кучу разного дерьма.
        - Какого дерьма? - уточнил Клавдий Мамонтов.
        - Объявил, что его женушка Сатаней… вы в курсе настоящего имени Искры Владимировны?
        Клавдий Мамонтов кивнул. Щеглов смерил его взглядом.
        - Сатаней - цветок эдельвейса у горцев… А Керим звал ее порой Сатана, а иногда моя прекрасная пери, а когда злился - шайтан. - Щеглов усмехнулся, отхлебнул из стакана негрони. - Мол, она вознамерилась объявить его в суде при разводе двоеженцем, получив информацию о его второй семье в Эмиратах и третьей в Узбекистане, где он тайно сочетался браком по законам шариата и наплодил детей, объявив их истинными своими наследниками. Она ему пригрозила уголовным делом и прокуратурой. Он вознамерился постоять за себя, поэтому нанял людей на Кавказе, и они землю рыли. Там ведь и полвека, и сто лет - не срок, если речь идет о крови, смерти, убийствах, попрании женской чести, ущербе. На Кавказе длинная память. Керим объявил мне, что у его пасынка Левы, возможно, дурные гены.
        - То есть? - спросил Клавдий Мамонтов.
        - Ну, что в пятьдесят первом году на Домбае все происходило совсем не так, как представлялось в семье Кантемировых. Его люди выяснили: тогда за один месяц зверски были убиты три женщины. Причем все убийства происходили в местах, возле которых работала ботаническая экспедиция Кантемирова. Со всеми жертвами Кантемиров якобы лично общался на глазах свидетелей - рабочих экспедиции. В доме начальника почты - отца третьей жертвы, молодой местной девушки, они даже ночевали. А затем ее, как и двух других, нашли мертвыми.
        - Задушенными? - спросил Клавдий Мамонтов быстро.
        - Я не знаю, Керим не уточнял, вроде кровь фигурировала, кажется, их резали ножом, - Щеглов поморщился. - У всех погибших женщин имелись родственники, они наплодили своих детей - теперь это уже третье-четвертое поколение, но семейные трагедии не забылись. Дело в том, что Кантемирова в убийствах заподозрили и обвинили сами жители, горцы. Они его схватили. Керим Касымов узнал, что якобы даже нож у него нашли, но он оправдывался: мол, обычный нож для среза растений, для сбора гербариев. Но, по слухам, на его теле… его же избили в кровь тогда горцы… жители видели то ли раны, то ли синяки, то ли пятна. Утверждали, что они нанесены ему жертвами, когда они пытались защититься во время нападения. Кантемиров напрочь отвергал подозрения - мол, не раны то были, а дерматический ожог от сока борщевика, ядовитого растения. Его кавказская экспедиция изучала борщевик… Врачей, чтобы понять точно, раны это или ожоги, в горных аулах тогда, в пятьдесят первом, не водилось. Так что наверняка определить не смогли.
        Макар и Клавдий внимательно слушали.
        - Удивительно, сколько подробностей спустя целую вечность, - хмыкнул Макар.
        - На Кавказе, когда дело касается убийств в семье, в роду и кровной мести, память крепкая, - парировал Артем Щеглов. - Но, на мой взгляд, Керим Касымов мог кое-кому на Домбае и заплатить, чтобы все сведения укладывались в одно русло, он нацеливался на негатив в отношении академика Кантемирова, отца жены. Тогда, в пятьдесят первом, на Домбае, в горном ауле, Кантемирова задержали и посадили в сарай под замок до прибытия начальства из МГБ. Только оно могло решить, как поступить с московским профессором - ботаником, заподозренным горцами в серии убийств. Юная аспирантка Нина, будущая мать Искры, освободила Кантемирова из сарая, они вместе сбежали в горы. И там-то произошло самое интересное.
        - Настоящий маньяк напал на мать Искры, - подхватил Клавдий Мамонтов. - Тамара говорила, помните? Кантемиров свою верную Нину спас.
        - Маньяк ли… вот в чем вопрос, - Щеглов усмехнулся. - Пьяный Керим мне в «Самарканде» заявил - вилами писано по воде, как вы, русаки, говорите. Его люди выяснили - на Домбае тогда на горном пастбище ночью на Нину напал пятнадцатилетний подросток.
        - Мальчишка? - Клавдий Мамонтов напрягся.
        - Пастух овечьей отары. Накинулся из кустов, когда она пошла к горному ручью мыться и разделась, повалил ее на землю, вроде хотел изнасиловать. Она закричала, Кантемиров примчался, оторвал от нее парня. Скрутил его. Прибежали пастухи. Ну что… еще одно нападение на женщину - четвертое по счету. Однако ножа у пастушка не нашли. Маньяк оказался школьником? Люди Керима выяснили, что ни пацан, ни его род никогда не признавали остальные убийства. Тем не менее он загремел под суд, получил срок и был отправлен в тюрьму, несмотря на возраст. Сгинул. Домой на Домбай так и не вернулся. Дело не пересматривалось даже в «оттепель», когда много чего решали иначе в отношении сталинских заключенных.
        - Выходит, все же имелись основания, - заметил Макар.
        - По официальной версии - да. С Кантемирова сразу сняли все подозрения. Он сделал карьеру в Академии наук, бросил семью и женился на аспирантке Нине. Однако скверный душок от домбайской истории сопровождал его всю жизнь. Керим Касымов упирал на это особо - нет дыма без огня. Одно дело официальная версия, другое - упорная людская молва. В семидесятых, когда Кантемиров превратился в лузера со своей научной теорией о пользе борщевика, его шпыняли, использовали для дискредитации глухие домбайские слухи. Через много лет слухами воспользовался Керим Касымов. Он мне прямо не говорил, но сдается мне, он пригрозил Искре при разводе и дележе собственности - мол, молчи, женщина, знай свое место. Иначе я опозорю память твоего отца, весь твой род, подключу массмедиа, прессу, подниму историю о старых убийствах… Твой сынок нахлебается говна, и ты тоже.
        - По-вашему, муж Искры Владимировны опустился до такой низости после четверти века счастливого брака? - спросил Макар.
        - Вы не знаете Керима Касымова, - Артем Щеглов криво усмехнулся. - Когда дело касается его личных интересов и бабла, он проявляет беспощадность. А почему их развод закончился тихо? Вроде расстались полюбовно, да? Но из всего огромного имущества, капитала, недвижимости Искре достались наш холдинг «лесопилка» и убыточный ресторан. А все остальное он заграбастал себе, особняк в Баковке сам выставил на торги. Искра не спорила, не возражала, не противодействовала в суде. Отчего она лапки сложила? Она мне тоже ничего не говорила - но я думаю, она испугалась скандала и позора. И может, в глубине души она…
        - Что? - Клавдий Мамонтов глядел на Щеглова.
        - Вдруг она сама подозревает, что с их героическим семейным эпосом что-то не так? Она же лучше всех знала своих отца и мать. Правда, Кантемиров умер, когда она заканчивала школу, но все равно…
        - Она тревожится, что у Левы плохие гены, как вы выразились? - уточнил Клавдий Мамонтов.
        - Лева замечательный парень, - отрезал Щеглов. - Я его близко не знаю, но у меня сложилось о нем хорошее впечатление. Он слабый только. А сейчас из-за окружающего нас хаоса он в диком раздрае. То, что он пытался покончить с собой, лишний раз доказывает, что… ему очень плохо. Но кому сейчас хорошо? - Щеглов смотрел на пустой бар, на залитый солнцем стеклянный купол бизнес-центра «Амальтея».
        Они помолчали.
        - Однако Керим Касымов мог просто насобирать слухи, не гнушаясь клеветой и ложью. - Щеглов уже подводил черту в своем рассказе. - Лично я ему тогда не поверил. Да и сейчас не верю. Слишком много времени прошло, чтобы помнить детали и утверждать наверняка. Я бы на месте Искры Владимировны в суде не сдался. Я бы боролся до конца. Она не стала. Забрала лишь то, что Керим ей швырнул на старость. Ну, а моя задача удержать наш совместный бизнес на плаву. Мы же компаньоны с «прекрасной пери», - Щеглов опустил глаза. Вздохнул. Глянул на часы.
        - Мне бы хотелось переговорить и с Львом Кантемировым, - настойчиво, тоном «настоящего детектива» объявил Клавдий Мамонтов. - Дайте мне, пожалуйста, его контакты.
        Артем Щеглов, заглянув в телефон, продиктовал им номер мобильного Левы.
        - Он не у матери дома сейчас, так ведь? - уточнил Клавдий Мамонтов, памятуя слова Тамары-секретаря. - А где его можно найти?
        - На Садовом кольце он не живет давно. Квартира не его, Искры. Она превратила ее в склад вещей, весь свой гардероб, что не поместился на семейной даче, перевезла из Баковки туда, все двести метров забила барахлом, - ответил устало Шеглов. - Лева кочует по отелям. Может, и согласится с вами, детектив, встретиться. Хотя… часто он просто игнорирует звонки.
        Глава 23
        Большой бульвар
        - Раз мы в Сколкове, давай проверим теннисный клуб, что посещала Ирина Мухина. Он рядом, на Большом бульваре, - заявил Клавдий Мамонтов, когда они покинули бар и бизнес-центр «Амальтея».
        - Входишь в роль, Клава, - хмыкнул Макар. - Жаждешь опередить бывших коллег-ментов? Даешь Большой бульвар!
        Они двинулись к внедорожнику, оставленному на стоянке бизнес-центра.
        Артем Щеглов, распрощавшийся с ними в баре, медлил на площадке возле офисных лифтов. Приехал один лифт, второй, он их пропустил и… повернул опять к бару в лаунж-зоне. Сел в кресло за столиком, заказал уже не негрони - коньяк. Вытер пот с бритой макушки. Снял пиджак, ослабил галстук.
        Перед его глазами мелькали картины из прошлого. Как он, еще молодой предприниматель, нафаршированный, словно рождественская утка, идеями о собственных стартапах, влился в команду Керима Касымова… как давно это было… И увидел впервые на корпоративе Искру. Нет, Сатаней… Цветок Эдельвейса… Прекрасную пери… Она еще не растолстела тогда, не раздалась вширь. На корпоратив она явилась в белом платье с открытой спиной. Она носила его без бюстгальтера. Он, Щеглов, пришел на корпоратив со своей женой, ныне бывшей. Она была моложе Искры на тридцать лет, однако… Он, Щеглов, тогда не мог оторвать взгляд от жены босса. Искра танцевала танго в паре с каким-то юнцом - сынком или племянником приятеля мужа, посещавшим ее школу танцев. Она сделала укладку на темных волосах, открывая лебединую шею. Изгиб ее спины в тот момент, когда она танцевала, представлялся Щеглову верхом соблазна и совершенства.
        Много воды утекло с тех пор. Зимой Искра сказала ему:
        - Тема, голубчик, давай куда-нибудь сходим, а? Своди меня в хорошее радостное место, а то я сойду с ума… Одной тащиться никуда не хочется, а до эскортников я еще не опустилась. Ты, конечно, занят делами, но все же ты, как и я, разведеныш. Скрасим на вечерок одиночество друг для друга, а?
        Он объяснил ей:
        - Я с женой в разводе, но у меня, в отличие от вас, двое несовершеннолетних детей, мне надо их растить, кормить, ставить на ноги, оплачивать их учебу в частной школе, на мне алименты. Мне надо крутиться…
        - Ну, обзови еще меня бездельницей, трутнем, поругай, покритикуй свою партнершу по бизнесу. - Искра взирала на него почти умоляюще. - Только давай куда-нибудь махнем вечерком? Пожалуйста!
        Он повел ее в кинотеатр «Художественный», где на премьеру дрянной киношки собрались остатки столичной тусовки. Выбор светских развлечений свелся до минимума. Искра явилась в кинотеатр в собольей шубе в пол и собольей боярской шапке, кажется тронутой молью… Она выглядела, как городская сумасшедшая, на взгляд Щеглова. Однако он крепко держал ее под руку. На них пялились стервозные девицы, их бойфренды, столичные старухи - жены дипломатов, некогда писавшие для глянца в стиле Винтур, блогеры и блогерши, косноязычные, провинциальные и плохо образованные, красавицы-содержанки, второсортные актеры… Его в кинотеатре, конечно, сразу записали в любовники Искры. А он в кинозале смотрел не на экран, а в свой мобильный, а потом искоса изучал Искру - она давно не посещала кино и воспринимала фильм с чисто детской непосредственностью. Он созерцал ее и думал: старая, никчемная, пошлая баба… Толстая, истеричная, брошенная Керимом, владевшим целым восточным гаремом наложниц… Пустышка она, дрянь… Но он, Щеглов, ничего не мог поделать тогда… да и сейчас, в баре, пьяный от коньяка с видениями, что тревожили его душу -
Сатаней в соблазнительном платье, ее обнаженная спина, ее тяжелые темные густые волосы, перевитые нитями жемчуга, в них ему хотелось зарыться лицом… Ее родинка на смуглой щеке. Он тогда… много, много, много лет назад жаждал поцеловать ее тысячи, миллионы раз…
        Жена, с которой они прожили семь лет, родили детей, бросила его после ночи, когда она ревностно выполняла свой супружеский долг, а он в экстазе, потеряв контроль над собой, назвал ее Сатаней… моя Сатаней… Его скрытое желание вместе с оргазмом вырвались наружу в постели. И жена все поняла и не простила ему.
        Однако с тех пор минуло много лет. И все кардинально изменилось.
        Порой мы оглядываемся назад, заново оцениваем то, что когда-то неистово желали, казавшееся недоступным, запретным, прекрасным, сводящим с ума, и… понижаем ему стоимость, постепенно сводя ее до полного нуля. Потому что на то есть веские причины.
        В теннисном клубе в бизнес-центре на Большом бульваре Макар и Клавдий Мамонтов направились прямо к ресепшен.
        - Я частный детектив, - надменно представился Мамонтов. - Это мой помощник.
        Макар дипломатично промолчал. А две фитнес-девицы на ресепшен моментально вперились в них любопытными взглядами, подобрались - больно уж красивые парни пожаловали в роли частных детективов. Один блондин - картинка, а второй - атлет в стиле «Людей в черном» с рукой на перевязи.
        - Мы ищем пропавшую женщину. Знаете, как в фильме «Исчезнувшая», - Клавдия Мамонтова уже понесло. - Она тут играла в теннис, даже имела вашу клубную карту. Ее фамилия Мухина, Ирина. Проверьте свои списки клиентов, пожалуйста, окажите нам содействие, а?
        Одна из фитнес-девиц сразу полезла в компьютер, вторая уже строила «детективу и помощнику» глазки. Макар улыбнулся ей нежно, и она расцвела «фиалкой на залитом солнцем поле».
        - Мухина… Мухина… есть, Ирина. Я ее помню, кстати, - девица оторвалась от компьютера и повернулась к коллеге по ресепшен. - Оль, да ты тоже видела ее. Та, что требовала всегда крытый корт, где до нее никто не играл, выбирала всегда самые ранние утренние сеансы. А у нас первый слот в семь утра, и она бронировала корт.
        - Почему так рано? - осведомился Клавдий Мамонтов. - Она бизнес-леди, из-за своей занятости, что ли?
        - Из-за страха ковида, - фыркнула девица на ресепшен. - Ее вроде как заклинило на нем, твердила, что хочет играть только на «чистом незаразном корте», проветренном с ночи. Инструктора даже не брала себе, порой просто стучала ракеткой у стенки.
        - То есть играла она одна или с инструктором? - уточнил Мамонтов.
        - Ага, - фитнес-девица стрельнула в его сторону подведенными глазами. - А что у вас с рукой?
        - Маньяка взял он один на один, - брякнул Макар. - Мы и в пропаже Мухиной маньяка подозреваем. Так что, девочки, будьте осторожны, бдительны.
        - Ой, я вспомнила, - встрепенулась вторая фитнес-девица. - С вашей Мухой однажды на корт явился один тип. Единственный раз, когда она приехала играть в паре. С ним.
        - Вы его можете опознать? - деловито спросил Клавдий Мамонтов.
        - Нет, - фитнес-девица покачала головой. - Они в марте корт посещали… Он… Нет, я не помню его. Он не как вы, так себе… обычный мужик.
        - Вы девушка умная, наблюдательная, - заметил проникновенно Макар. - Как на ваш мудрый женский взгляд - бойфренд он ее, любовник?
        Фитнес-девица прикусила пухлую губку, нахмурила лобик. Она размышляла, усилия явно отражались на ее кукольном личике.
        - Нет… да, возможно… я вообще-то не помню, но нет… нет! Пары ведут себя обычно не так.
        Этим чисто женским непоследовательным «нет - да - не помню - нет!» им и пришлось ограничиться.
        Глава 24
        Призрак мажора
        Удивительно, но путь их лежал обратно - в места, где они прежде побывали.
        После теннисного клуба Макар позвонил Леве Кантемирову. Несмотря на предупреждение Щеглова, что Лева игнорирует звонки, тот ответил сразу. Клавдий Мамонтов слушал их беседу. Странно она выглядела со стороны. Обрывки, незаконченные фразы. «Привет, Лева, это Макар». - «А, ты… мать говорила мне». - «Давно не виделись». - «Правда?»
        - Надо встретиться, поговорить. Ты где? - не отставал Макар.
        - Нигде. - Голос Левы Кантемирова звучал отрешенно и спокойно. - Насчет встретиться - валяй.
        Макар спросил его адрес. И Кантемиров ответил: железнодорожная станция «Ока», за Беспальцевом свернешь в лес, по просеке до берега Оки, вигвам мой на берегу. Он не спросил даже Макара - когда тебя ждать, словно его абсолютно ничего не интересовало, или он хитрил?
        Клавдий Мамонтов сверился с навигатором: Серпухов, станция «Ока» и Беспальцево располагались всего в шести километрах от Воеводина, от фамильной кантемировской дачи.
        До «Оки» они добрались уже в сумерках, проехали маленькую подмосковную станцию и железнодорожный мост через Оку. Миновали лес и остановились на берегу у старого кирпичного особняка эпохи девяностых. Его некогда пафосная медная крыша местами позеленела, а часть содранных и украденных местными листов меди заменили на серый шифер. Дом окружал сплошной забор, покосившийся и обветшалый, ворота оказались открытыми. Они зашли на заросший травой и бурьяном участок и… Клавдий Мамонтов увидел сначала черный «крузак» Кантемирова у крыльца, а затем высокие зеленые растения с мясистыми стеблями и белыми соцветиями у дома. Макар их тоже увидел - борщевик Сосновского, именно он произрастал на запущенном участке кирпичного особняка.
        - Привет, Макар. - Лева Кантемиров, босой, в бермудах и замызганном худи с длинными рукавами, вышел из-за угла дома. - На всех парах пилили? Так торопились свидеться со мной? Он, что ли, твой частный детектив? Мать мне сказала… А чего покалеченного-то нанял?
        - Клавдий быстро и хорошо соображает, - в тон ему ответил Макар. - В отличие от нас с тобой, Левик. Он и с травмой десятерых стоит.
        Клавдий Мамонтов не повелся на подначку. Отметил - Кантемиров чрезвычайно похож на мать. Когда-то, возможно, был красавчиком, но сейчас словно облез весь - отощал, морщины появились на узком лице. Глаза его блестят… и зрачки расширены. Клавдий принюхался - нет, травкой от него не разит. Но он на взводе, явно. Может, таблеток наглотался? Типичный мажор, но… нет, сейчас уже призрак с золотого прежнего времени.
        - Мы по поводу Натальи Эдуардовны, - объявил Макар очень серьезно. - Ты ее с детства знал.
        - Ага. Славная тетка была, добрая. Только своим Киркой помыкала. Он мне жаловался. И бабла канючил в долг. Я ему отстегивал безвозмездно, когда имел бабки, - Лева Кантемиров разглядывал их пристально.
        - Я на нее наткнулся в Сарафанове, - сообщил Макар тихо. - До смерти зрелища не забуду.
        - Земля ей пухом, - спокойно ответил Лева Кантемиров.
        - А чего вы в глушь забились? - тоном «настоящего детектива» спросил Клавдий Мамонтов.
        - «В деревню, к тетке»… это самое… дальше-то как? «В глушь, в Саратов!» - резким фальцетом продекламировал Лева Кантемиров и улыбнулся им, демонстрируя белые прекрасные зубы. - Здесь тихо, спокойно. Нирвана. Полный улет. Или отстой? - Он хмыкнул, озирая заросший участок. - Но зато есть баня. И даже веников впрок насушили. Мама мне избушку нашла в сети, я снял на лето. Ах, Ока, моя Ока… - пропел он фальцетом. - Я в детстве на даче в Оке купался тысячи раз. А хозяина избушки арестовали за мошенничество. Семья срочно сдала теремок со всем барахлом, им деньги нужны на адвокатов.
        - Вы тоже словно скрываетесь здесь от кого-то. - Клавдий Мамонтов решил посчитаться с ним за «покалеченного».
        - Наступают моменты, когда лучше забиться в нору, ощутить себя земляным червяком. - Лева Кантемиров смотрел на них: чего приперлись на ночь глядя? - Поближе к почве, к земельке сырой. Мама нашла мне сей теремок, потому что он приземистый, падать невысоко.
        - Лева, я про тебя новости слышал, что ты сделал… Я поверить не могу, - тихо произнес Макар.
        Клавдий Мамонтов почувствовал, как при словах «что ты сделал» Кантемиров напрягся. Выражение лица его изменилось.
        Пауза. Мамонтов и Макар ее выдерживали.
        - А, ты про это. - Лева Кантемиров опустил голову. - Ну, виноват. Простите.
        Они вроде как сейчас имели в виду два его несостоявшихся самоубийства, однако… Некая двусмысленность витала в воздухе. Клавдий Мамонтов ощущал ее все сильнее.
        - Из тебя ж всегда сплошной позитив пер, Лева, - заметил Макар. - Я же помню, каким ты был раньше.
        - Орел степнооой, каааза-а-ак лиии-хооой, - пропел Лева фальцетом, он уже откровенно кривлялся перед ними. - Каааким ты быыыл, тааакииим ты и остааался…
        - Извини, что я вмешиваюсь, если тебе больно, - совсем тихо произнес Макар.
        - Мне уже не больно, братан. Я себе сломал всего два ребра. Они срослись. - Лева Кантемиров погладил бок через замызганное худи. - Зализываю свои раны. Ну, скажи мне, братан, что, все, все, все, мол, будет хорошо.
        - Я тебя понимаю, Лева. Я и сам сейчас не особый оптимист, - ответил Макар. - Но я живу. У меня трое детей.
        - На кой черт ты их народил? - печально усмехнулся Лева Кантемиров. - Хлопочешь о правильном образовании для них, да? Чтобы идеалы просвещения, гуманизма и свободы привить? Нашу тетю Веру нанял в гувернантки деткам. Нашу тетю Нату хотел себе в прислуги. А ты бы их спросил - нравится ли им участь старух-«золушек» в твоем богатом доме? Разве об этом они мечтали на старости лет?
        - Вашу тетю Нату зверски задушили и надругались над ее телом, - оборвал его излияния Клавдий Мамонтов. - Макар полиции не доверяет, нанял меня найти убийцу-маньяка.
        - Ну, так ищи своего маньяка, покалеченный, - повернулся к нему Лева Кантемиров. - Чего ты явился ко мне? Зачем?
        «Сказать ему, что мы его подозреваем в убийствах… Но мы же его пока вроде не подозреваем… Глупая ситуация, прав он…» - Клавдий Мамонтов решил все же промолчать.
        Кантемиров обернулся к Макару, уже игнорируя Мамонтова.
        - Потешу твое любопытство, братан. Что? Где? Когда? Да? «Клуб Знатоков» с хрустальной совой. Интересно ведь тебе - чегой-то я под поезд в вонючей подземке сиганул? Да я просто, как твои англичане-френды говорят: не отличил сокола от цапли, мозг мне закоротило. Я подумал - лучше сейчас. Раз кругом кромешная тьма, словно мне выкололи глаза… И никакого просвета, и он даже не маячит где-то впереди… Так уж лучше я сам… все сделаю, все решу, все закончу. Подведу итог.
        - Потому что ваша семья много потеряла? - спросил Макар.
        - Нет. Потому что я вообще не вижу смысла жить дальше.
        - Это самое… откупори шампанского бутылку, - громким наглым тоном детектива бросил ему Клавдий Мамонтов, пародируя его манеру. - Как черные мысли-то придут… Или ботаникой снова займись, - он кивнул на борщевик в бурьяне. - Какой куст у тебя вымахал среди мусора. Сто гербариев можно засушить. Говорят, ты мелким сушил цветики-семицветики. Белые зонтики и сейчас для тебя что-то значат?
        - Ты, покалеченный, ищейка. Ну, а я ботан, каждый отрывается как умеет. - Лева Кантемиров усмехнулся. - А вообще ты нарываешься на грубость. Если бы не твоя рука на перевязи, я бы…
        - Что? - Клавдий Мамонтов выпрямился. - Я и одной рукой тебя сделаю. Спорим?
        - И вееечный бооой, покооой нам тооолько снииится, - проблеял Лева Кантемиров. - Макар, братан, гони его к черту. Он профнепригоден. Вы ведь явились ко мне что-то выяснить насчет бедной тети Наты. И чего вы узнали? Твой покалеченный на меня лишь рычит, как пес.
        - Расскажи нам сам про тетю Нату, что знаешь, - попросил Макар.
        - А я, ну, ни…! Я вообще котенок с улицы Лизюкова. - Лева Кантемиров захихикал. - Ее Юрик, муженек… он внешне вылитый Никулин пополам с Шуйдиным был с виду и конченый алкаш, но добрый, душевный мужик… Он придумал монстриков - Долгоносика, Песика… нет, виноват, уже забыл… Долгоносика, Трехголовика и еще этого чертика… Хвостика и Ушастика. Квартет Шутников. Между прочим, он их для меня придумал и нарисовал. Для меня - малолетки. На даче нашей дело было зимой под Новый год. Мама еще не выходила замуж за бая Керима, однако встречалась с ним, а тетя Ната с Юриком только поженились, нежничали. Но он все равно пил горькую - от великого счастья любви, наверное. Они приехали к нам есть гуся с яблоками. А я обрезал сразу три пальца листами бумаги, когда разбирал дедовские анналы… Я раскапризничался, мать гербарии у меня отняла, забинтовала пальцы. Я хныкал, а Юрик подсел ко мне, пьяненький, и начал что-то бубнить и рисовать на оборотной стороне листов с гербариями. И нарисовал мультяшек своих. Вот что я помню про тетю Нату и Юрика. Они теперь вместе в райских кущах, только…
        - Что? - бросил Клавдий Мамонтов. - Ее туда к нему кто-то отправил.
        - Видимо, нашелся доброхот. Она по Юрику безмерно горевала. До слез, до истерик, как я по своей исковерканной жизни. - Лева Кантемиров глядел на Мамонтова и Макара. - А насчет кущ - sorry, Makar, sorry! - их нет. Есть вселенная Marvel. И она вокруг нас. Оглянитесь.
        Глава 25
        Транспортная схема и прочие дела
        Полковник Гущин провел в полицейском управлении расширенное оперативное совещание с местными сотрудниками, что отняло немало времени. И занялся более насущными делами. На его взгляд, все продвигалось слишком медленно, приходилось многое буквально разжевывать, объяснять. Чем старше он становился, тем больше его раздражала тупость окружающих людей, их необразованность и серость. Себя он не винил - может, есть и его ошибки и просчеты в том, что контакты с окружающим миром для него затрудняются? Нет, себя он не казнил и не осуждал, просто переживал в душе. И злился. А еще, оставленный Клавдием Мамонтовым и Макаром всего-то на несколько часов в полном одиночестве, он уже скучал по ним, ощущая себя среди коллег-полицейских словно в пустыне. Он жаждал работать со своей командой, с теми, с кем дружил и кому полностью доверял.
        Однако коллеги-полицейские тоже не дремали, потихоньку, со скрипом, но делали свое дело. Например, проверяли контакты из мобильного телефона Ирины Мухиной. Как и у почтальона Сурковой, у нее их тоже было очень много - свыше семисот. Оно и понятно - бизнес маркетплейсов подразумевает обширные связи. Оперативники искали совпадения номеров в контактах всех трех жертв. Полковник Гущин прочел рапорты - совпадения сразу трех номеров выявили в контактах Ирины Мухиной и Натальи Гулькиной, еще двух - у Гулькиной и Сурковой.
        Полковник Гущин немедленно позвонил старшему опергруппы. Ниточка? Неужели она появилась? Связь между жертвами? Кто с ними контактировал? Однако оказалось, что радоваться рано.
        - Мошенники телефонные, - сообщил старший опергруппы. - Из тех, кто представляются «участковыми» и «следователями» и деньги с карт списывают, узнав у простаков пароли. Все номера есть в нашей базе, на них тысячи жалоб поступало. Кстати, Мухина номера заблокировала, но лишь она одна. Две другие жертвы не удосужились. Но ведь насчет краж денег с их счетов жалоб от родственников не поступало.
        Полковник Гущин снова вспомнил - Суркова сняла со своего счета почти все наличные. Куда она их дела? И Мухина несколько месяцев назад тоже снимала деньги, гораздо более крупную сумму… А в контактах у них светятся номера телефонных мошенников… Сын Гулькиной Кирилл о финансах матери вообще не упоминал. Он пока с ними, как наследник, даже не может разобраться. Слишком мало времени прошло со дня смерти матери.
        Пришли рапорты о проверках профилей жертв в соцсетях. Аккаунт имелся лишь у Мухиной. Полицейские его просмотрели - за полтора года она не опубликовала ни единого личного поста. А раньше выкладывала лишь «котиков». Однако на своей бизнес-странице она вела активную переписку с маркетплейсами и со строительными фирмами. Для проверки всего массива деловой коммуникации требовалось время.
        Позвонил участковый из Сарафанова. Полковник Гущин озадачил его сведениями о прежней хозяйке дачи Астаховых, к которой, по утверждениям Искры Кантемировой, Наталья Гулькина якобы ревновала мужа.
        - Якулова Наталья Семеновна, экономист Минпромторга, - доложил сарафановский участковый. - Я на участке работаю всего два года, я ее уже не застал. Но поднял книги учета моего предшественника. Она состояла членом дачного кооператива «Сарафаново» с момента его возникновения в середине восьмидесятых. Умерла в преклонном возрасте, она старше художника Юрия Авессоломова, который тоже являлся членом дачного кооператива. Ни о каком криминале, связанном с ее смертью, речи нет. Я навел подробные справки - четыре года назад и раньше никто из дачников не погибал в Сарафанове, никто и с лестницы дома не падал. Я созвонился с председателем кооператива. Старичок мне сообщил: Якулова скончалась не на даче, а в госпитале для ветеранов. Ей сделали операцию, она поехала в госпиталь на консультацию и вот там упала с лестницы из-за сердечного приступа. Так дачники рассказывали о ней. Насчет сплетен про нее и художника Авессоломова он мне сначала комментировать отказался, затем намекнул - мол, что с молвой людской сделаешь? Из новых владельцев членом кооператива является лишь Анна Астахова, ее брат дачей не владеет,
потому что Якулова - дальняя родственница Анны, а не его, они же единокровные брат и сестра. Именно ей досталась дача, причем не по завещанию, а через суд.
        Полковник Гущин внимательно выслушал - итак, две Натальи в Сарафанове. Смерть Якуловой - несчастный случай, и произошел он не на даче. Вот и слушай сплетни и домыслы свидетелей. Искра Кантемирова не лгала им, нет, просто она слышала звон, но не знала, где он… Надеяться на то, что люди вспомнят все в мельчайших деталях и сообщат чистую правду, - дохлый номер. Полковник Гущин тяжко вздохнул. Однако именно показания свидетелей - наиболее ценная информация. С ней надо лишь уметь работать, просеивать ее и фильтровать.
        В управление полиции прибыл по вызову участковый из Трапезникова, и полковник Гущин вместе с ним и оперативниками, хорошо знающими район, начал составлять детальную транспортную схему. Они отметили на карте точные места убийств всех трех жертв - лесополосу у шоссе между Трапезниковом и Зуйками в окрестностях музея-усадьбы Мелихово, где напали на почтальона Суркову, Чистый Ключ, где на территории собственного участка задушили Ирину Мухину, и Сарафаново, где убили Наталью Гулькину. Полковник Гущин постепенно привыкал к новой последовательности убийств и жертв - первая Суркова, вторая Мухина и лишь третья Гулькина.
        С бывалым и конфликтным участковым они спорили до хрипоты, вместе проверяя на карте все маршруты - автодорогу, просеки, пешеходные тропы, улицы, места, где можно пройти напрямик через поля или лесной массив. Однако это касалось лишь передвижений между Трапезниковом, Зуйками и Сарафановом. А Чистый Ключ находился на значительном удалении - вблизи аэропорта Домодедово. Как выяснилось, никакой городской транспорт из окрестностей мелиховской усадьбы туда не ходил.
        - Машина, тачка, Федор Матвеевич, - констатировал участковый. - Он на своем авто передвигается. Ясно ж как день! На электричке из Москвы можно добраться до Чехова и дальше до поселков автобусом. Из Москвы электричка доставит и в Домодедово, но до Чистого Ключа потом люди следуют по маршруту - либо на такси, либо пешком, автобусов до стройки коттеджей нет. Домодедово и Чехов - разные железные дороги. И разные вокзалы - Павелецкий и Курский.
        - А как добраться, например, из аэропорта Домодедово до Чехова? - поинтересовался Гущин.
        Стали проверять в интернете. Оказалось - лишь автотранспортом, на такси или на автомобиле.
        - На такси душитель вряд ли разъезжает, - хмыкнул участковый. - Свой автомобиль у мерзавца.
        - Или он использует более сложные схемы передвижений, более запутанные, и делает это специально, чтобы сбить со следа, - возразил полковник Гущин. Он потребовал проверить все автобусные маршруты из Чехова, пролегающие вблизи Трапезникова, Шлехова, Мелихова, Зуйков и Сарафанова. Пусть даже автобусы не делают там остановок, минуют поселки. Сидели, проверяли…
        Полковник Гущин дважды цеплялся глазом за остановку «Рабочий поселок». Именно там проживала с сыном почтальон Суркова - самая первая жертва.
        - Через Рабочий поселок проходит несколько транспортных линий, - сообщили ему оперативники. - Автобус номер 820 и номер 5. И есть еще коммерческие маршрутки.
        Проверили все линии, все остановки, составили подробный план и…
        - Восемьсот двадцатый идет из Чехова до Серпухова, - полковник Гущин смотрел на результат. - Остановка «Рабочий поселок». И он еще делает остановку в…
        - Шлехове и Трапезникове, - участковый кивнул. - Однако Суркова им не пользовалась. Она ездила иначе. Потому что, прежде чем раздавать пенсии, она заглядывала на свою почту.
        - Сарафаново он тоже минует, зато останавливается в Мелихове, подъезжает к территории музея-усадьбы. А от Мелихова до Сарафанова можно пешком дойти, Наталья Гулькина со своими скандинавскими палками туда путешествовала, - полковник Гущин записал себе названия в телефон.
        - Федор Матвеевич, из Рабочего поселка есть линия коммерческого автобуса в Сколково, - доложил Гущину один из оперативников, корпевший над планом и постоянно заглядывавший в свой мобильный, где «гуглил» и проверял транспортные связи и узлы.
        - Куда именно в Сколково? - уточнил Гущин.
        - Конечная остановка «Большой бульвар». Оттуда опять же маршрутками можно добраться до Валуева, что на федеральной трассе, новостройки примерно в километре от Чистого Ключа.
        Полковник Гущин глянул на отмеченные линии на схеме.
        - То есть пункт возможного пересечения разрозненных удаленных путей между местами трех убийств - Рабочий поселок? - снова уточнил он.
        Они в сотый раз начали все заново сопоставлять - очень тщательно и скрупулезно. Но вывод оставался прежним - если и есть место пересечения, то именно Рабочий поселок, где жила почтальон.
        У полковника Гущина от обилия сведений уже пухла голова. Но в этот момент в управление привезли еще и запрошенные им записи с камер на федеральной трассе у Чистого Ключа за последнюю неделю.
        - Непосредственно поворот на Чистый Ключ не просматривается, - сразу огорчил Гущина оперативник, подключая флешку к ноутбуку. - Но можно проверить движение по трассе в непосредственной близости от поселка.
        И они включили запись дорожной камеры за понедельник и вторник - в те дни, когда Мухину и могли задушить и оставить во дворе собственного дома.
        Потоки машин по трассе… Сотни, тысячи авто…
        Гущин опять позвонил старшему опергруппы, узнать, что с клиникой, куда обращалась с травмой колена Ирина Мухина. Оказалось, здесь путь проверки легче, чем просмотр записей с камер. Оперативник доложил: телефон и адрес клиники обнаружились в компьютере Ирины Мухиной, она контактировала онлайн с лечащим врачом и записывалась через сайт на прием.
        - Мухина приехала в клинику к девяти утра в понедельник, - докладывал оперативник. - Только не к травматологу с коленом, как раньше, а к эндокринологу, как нам сообщили в клинике. Она еще сдавала весь комплекс анализов. И посещала окулиста. Провела в клинике часов пять. Решила, наверное, что уж раз начала ходить по врачам, надо сделать полное обследование.
        - Где больница расположена? - поинтересовался полковник Гущин.
        - Сколково. Большой бульвар, - ответил оперативник. - У нее в мобильном приложение Яндекс-такси. Но до Сколково к врачу она добиралась на такси частной фирмы «Форпост», что обслуживает аэропорт Домодедово. Их номер у нее в мобильном, и они нам подтвердили - Мухина заказывала машину по телефону, и раньше она пользовалась услугами «Форпоста». А вот как она добиралась с больной ногой обратно из клиники в Чистый Ключ, мы установить не можем. В приложении Яндекс-такси информации нет. Может, она воспользовалась частником. Или ее кто-то подвез домой.
        Уже стемнело, когда полковник Гущин, ожидая возвращения Клавдия Мамонтова и Макара, созвонился с экспертом Сиваковым.
        - Есть новости? - спросил он устало.
        - Причина смерти Мухиной механическая асфиксия, - так же устало ответил Сиваков
        - А травма головы?
        - Нет. К смерти удар не привел, - сказал Сиваков. - Ее задушили, как и остальных. Как Гулькину, ее сначала оглушили ударом по голове и в положении лежа обвили шею веревкой - на один конец наступили, за другой тянули.
        - С Мухиной душитель впервые это проделал, - поправил его Гущин. - Она у нас теперь номер два. Гулькина третья.
        - Да, необходимо помнить новый порядок жертв. Ох, Федя, что-то я теряю прежнюю хватку. В глазах троится. Из прозекторской не вылезаю сутками, - пожаловался эксперт Сиваков.
        - Характер травмы ее колена ты выяснил? - Гущин словно утешал его - ну же, соберись, нам еще многое предстоит.
        - Мениск поврежден, - ответил Сиваков. - Она бы со своим бандажом еще месяца полтора проходила.
        - И сопротивляться душителю ей было сложно?
        - Конечно. Не отобьешься и не убежишь.
        - Однако на нее напали во дворе. Она еле ковыляла на своей ноге, но вышла, чтобы открыть кому-то калитку. Значит, убийца был ей знаком? - осторожно спросил полковник Гущин.
        - Мне все же кажется, что душитель попал на ее участок тайно, перебрался через забор. Мы же с тобой осматривали его в Чистом Ключе. Так себе препятствие. Преодолеть его нетрудно. Он ее просто подкараулил. Дождался, когда она выползла из дома - воздухом подышать, посидеть в холодке на природе, и напал. Те выводы, что мы с тобой, Федя, сделали первично на месте осмотра тела, в общем-то, целиком подтверждаются.
        - А что с цветами и пятном у нее на теле?
        - Прислали результаты экспертизы. Им теперь намного легче определиться. Соцветия борщевика Сосновского, предварительно засушенные, как и на трупе Гулькиной. По поводу его сока в области пятна тоже есть подтверждение - фрагментарно присутствует. Однако за то время, пока труп разлагался, гнилостные процессы внесли изменение в структуру субстанции.
        - Какие именно изменения? - спросил полковник Гущин.
        - Элементов моющего средства не обнаружено, как на трупе Гулькиной вместе с соком борщевика.
        - Только чистый сок? Растительный яд?
        - Сок. Однако средство могло высохнуть без остатка. Оно в отличие от сока не проникает непосредственно в кожные покровы. Или же…
        - Что?
        - Наш душитель снова при манипуляциях с трупом Гулькиной учел предшествующий опыт. Шел по восходящей, совершенствовал навыки. Если, например, он испытал некие трудности с соком борщевика, помечая им в Чистом Ключе Мухину, то в своем следующем эпизоде, в Сарафанове, уже использовал моющее средство для разбавления сока. Либо для удобства хранения, либо…
        - Для чего? - полковник Гущин внезапно понял, что Сиваков, усталый и опустошенный от череды вскрытий, пытается донести до него нечто очень важное и существенное.
        - Разбавил потому, что он сам обжегся ядовитым соком, когда мазал им Мухину. Сок попал на его кожные покровы в тот момент. И… знаешь, следы от яда борщевика Сосновского проявляются ведь не сразу. Они возникают в виде дерматического ожога спустя день-два, в зависимости от контакта поврежденного участка кожи с солнцем. Сейчас лето, солнцепек целый день. Убийца сначала в горячке в Чистом Ключе ничего на себе не заметил. Но на следующий день он убедился, что…
        - Он сам помечен? На убийце остались следы… ожоги сока борщевика Сосновского? - спросил Гущин.
        - Если нам с тобой повезет, они есть на теле потенциального подозреваемого. Врач-дерматолог сразу их определит и вынесет вердикт. Но Федя…
        - Что? - полковник Гущин слышал в тоне своего друга Сивакова лишь печаль и разочарование.
        - Нам ведь редко с тобой везет, - ответил тот. - Лучше не обольщайся.
        Глава 26
        Старшая сестра
        На обратном пути в Чехов Макар был мрачен и задумчив. Встреча с Кантемировым кардинально изменила его настроение, но не принесла ощутимых плодов. Впрочем, они на них и не рассчитывали.
        - Суицидальный псих нас словно в чем-то обвиняет, - сказал Клавдий Мамонтов. - Оглянитесь вокруг!
        Макар молчал, вел внедорожник.
        - Давай поменяемся, - предложил Клавдий Мамонтов. - Ты устал, сколько проехали за день. Отдохни.
        - Как же ты с одной рукой, братан? - Макар, наконец, нарушил молчание.
        - Ничего, справлюсь.
        Макар остановил машину на обочине, и Клавдий Мамонтов сел за руль. Он ловко управлял внедорожником здоровой рукой. Макар с облегчением откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. Белые зонтики соцветий борщевика среди мусора и бурьяна на участке Кантемирова маячили перед его взором.
        - На полях Аида полно их… асфоделей, белых цветов, - произнес он вдруг тихо, словно сочиняя стихи. - Ядовитых, прекрасных, гибельных борщевиков - асфоделей… И тени умерших бродят среди них неприкаянно. Они не совершали преступлений. Они потерпели от чужого зла. Возможно, ими даже двигали благие намерения. Но их все равно не пустили в Элизиум, Клава… Их кинули… оставили гнить на мертвых полях… Ими пожертвовали…
        Макар запнулся. Вглядывался в темноту ночной дороги. Клавдий Мамонтов слушал его - ими пожертвовали… Он запомнил фразу.
        - Но в ботанике асфодель - совсем другой цветок. - Макар закончил явно не так, как хотел. - Тоже белый. Но не похожий на борщевик Сосновского.
        Полковника Гущина они забрали в управлении полиции, где все давно уже отправились по домам, кроме дежурной оперативной группы. Они втроем решили снова переночевать в глэмпинге.
        - Завтра возвращаемся в Москву, - объявил Гущин. - Побеседуем со старшей сестрой Кантемировой - Светланой. Я попросил столичных коллег отправить к ней участкового - сказать, что ее навестят завтра сотрудники полиции. Сейчас ведь звонкам телефонным никто не верит. Он ее предупредил, она дома сидит, мало куда выходит. Мы поедем к ней все вместе. А затем вы вернетесь домой к Макару на озеро и отдохнете. А меня в главке ждет куча бумажных дел.
        В глэмпинге они сняли тот же самый скандинавский дом. Подкрепились запасами, прихваченными Макаром утром - кофе в термосах давно остыл, но в глэмпинге имелся электрический чайник, растворимый кофе и чай в пакетиках. Они ужинали на дощатой веранде. Вокруг фонаря вились ночные мотыльки. Они рассказывали друг другу о своих «деяниях» за день, как герои мифов у костра.
        - У душителя наверняка есть авто, - заметил полковник Гущин. - Но если он очень хитрый и хочет, чтобы его не вычислили по дорожным камерам, он не всегда его использует. Единственное пересечение транспортных маршрутов от трех исходных точек, где находили трупы, Рабочий поселок. Там жила почтальон Суркова. У меня ощущение… что мы в поселке многое не доделали. Хотя и потрясли сынка Илью. Но что-то мы упустили. Причем важное.
        Клавдий Мамонтов и Макар слушали Командора - честно сказать, они понятия не имели, что именно они могли упустить в Рабочем поселке?
        - Насчет старой истории с убийствами на Кавказе и подозрениях, павших на отца Искры… Ну, не знаю, - полковник Гущин снова помолчал. - Фантастикой отдает кавказская легенда. Профессор ботаники - будущий академик… И маньяк? За месяц - три убийства на Домбае? И еще успевал экспедицией своей руководить. И очаровывать аспирантку… Прямо титан Прометей, не человек. И что он делал, вернувшись с Кавказа, освободившись от обвинений? Заседал в академии, разводил свой борщевик Сосновского и собирал гербарии, женился, родил на старости лет дочку? Но маньяки остановиться не могут. Они убивают, убивают, убивают… Пока их кто-то другой не приведет к знаменателю.
        - Федор Матвеевич, разве мало женщин бесследно пропадало в Подмосковье и по стране в пятидесятых и шестидесятых? - возразил Клавдий Мамонтов. - Он же везде ездил, внедрял свой борщевик. Жил на даче под Серпуховом возле заповедника, чем не тайное логово? Нельзя поднять старые архивы?
        - Массив уголовных дел такой давности не хранится. Есть лишь отдельные производства, хотя их немало. Мы потратим целую жизнь на архив МВД, но не достигнем результатов. Какой прогресс для следствия даст факт, что академик мог быть маньяком? То предположение Щеглова, мол, у Льва Кантемирова дурная наследственность?
        Макар, слушая, начал в который уж раз «гуглить» в телефоне насчет Левы Кантемирова и снова ничего не обнаружил. Две попытки самоубийства так и остались тайной для прессы. А вот про его отчима Керима Касымова все еще писали много. В основном злобный негатив. Макар показал полковнику Гущину несколько фотографий - Касымов и Искра на скачках на ипподроме, когда светская столичная тусовка тщетно и смехотворно пыталась подражать Аскоту, надевая шляпы и наряды эпатажного вида. Полковник Гущин разглядывал снимки Искры с любопытством - колоритная женщина. Знойная брюнетка. Не встречался он лично с ней еще, а пора им пересечься…
        Он наклонился над телефоном Макара, где появился крупный план фото Искры Кантемировой.
        - Родинка у нее на щеке, - произнес он вдруг.
        - У Левы точно такая же, как у матери, - сообщил Макар.
        - У Ильи Суркова, сына почтальонши, тоже родинка на щеке, - тихо произнес полковник Гущин. - И вообще он похож на Кантемирову. Вам не кажется?
        Клавдий Мамонтов с трудом вспомнил Суркова - в вонючей загаженной квартире, когда они вломились к нему, снеся дверь. Брюнет с мелкими чертами… да, с родинкой на щеке. Что-то общее у него и правда есть с Левой Кантемировым. Однако Сурков сущий мозгляк…
        - Что вы хотите этим сказать, Федор Матвеевич? - осторожно поинтересовался он, потому что не мог постичь странную логику в словах Гущина. Была ли она вообще?
        - Так, ничего. Просто сходство определенное. Или мимолетное? - полковник Гущин созерцал беспечных мотыльков, танцующих вокруг фонаря во тьме кромешной, готовых окончить свой краткий век с восходом солнца. - Потолкуем завтра со Светланой Кантемировой. Может, еще узнаем что-то интересное. О них. Обо всех.
        - А кто она сама, вам известно? - спросил Макар.
        - Она бывший товаровед и торговка антиквариатом. У нее квартира в Гранатном переулке, вроде в доме, где когда-то жила Галина Брежнева, - ответил полковник Гущин. - Сейчас она уже старуха. Однако проходит по нашей базе данных. Для меня это оказалось полной неожиданностью.
        - Она ранее судима? - изумился Клавдий Мамонтов. - Старшая дочь академика?
        - Нет, она много лет являлась содержанкой Пети Комсомольца-Амурского, вора в законе. Проходит по банку данных как фигурант из приблатненного круга общения. Он всегда возвращался к ней после отсидок, хранил ей верность, снабжал деньгами. Квартира - его подарок в лихие девяностые за позднюю беременность. Но опять же согласно информации из базы данных их единственный общий ребенок родился с отклонениями, больным и быстро умер. А сам Петя Комсомолец тоже откинул коньки - не в тюрьме, на воле. В дорогой частной больнице от цирроза печени.
        Тревожить престарелую даму спозаранку было бессмысленно. Поэтому они решили выспаться в глэмпинге, а то вымотались так, что голова уже плохо соображала. Заказали утром на рецепции плотный завтрак и отправились после него в Москву.
        Полковник Гущин слегка ошибся - бывший дом ЦК КПСС в Гранатном переулке, который он имел в виду, все же даже в лихие девяностые оказался не по зубам вору в законе Комсомольцу-Амурскому. Светлана Владимировна Кантемирова проживала в соседнем доме - возможно, не менее пафосном, чем некогда сломанный ради бизнес-центра элитный дом на улице Грановского, где ее отец свил гнездо с новой семьей.
        Они позвонили в домофон. Им ответил резкий, однако далеко не старческий голос:
        - Кто? Полиция? А по какому делу? Участковый? Являлся, приходил он… Но по какому вы делу ко мне?
        Полковник Гущин лаконично пояснил:
        - Есть вопросы насчет вашей младшей сестры и ее окружения.
        - Заинтересовались, наконец, ими! Давно пора. Открываю. Поднимайтесь, - возвестила в домофон Светлана Кантемирова.
        Клавдию Мамонтову почудилось в ее словах скрытое злорадство. Он вспомнил, что им говорила про старшую сестру Искры мудрая Вера Павловна.
        Квартира на пятом этаже, куда они попали, являлась некогда образцом забытого ныне «цековского шика» - четыре комнаты с холлом и два туалета. Время здесь словно остановилось - некогда дорогая дубовая мебель успела обветшать, виниловые обои отставали от стен, на полу сохранился цветастый бельгийский «ковролин». В гостиной, куда их пригласила Светлана Владимировна Кантемирова, придирчиво изучив удостоверение Гущина их встретила смесь неухоженной старости, пыли, непроветренной затхлости и потуг на роскошь: антиквариат - каминные часы на консоли с ангелочками, аляповатые пейзажи в золоченых рамах, вазоны и чаши, обилие икон и… карты Таро на алой бархатной скатерти круглого обеденного стола.
        Клавдий Мамонтов отметил, что Светлана Кантемирова принарядилась в ожидании полиции - нахлобучила на голову, как шапку, блондинистый парик, нацепила на него кокетливый черный обруч с искусственными цветами, облачилась в платье с ярким принтом. Платье, некогда очень дорогое, оказалось ей чудовищно мало. Как и ее младшая сестра, Светлана была низенькой, тонкокостной женщиной, однако к старости непомерно раздалась вширь, обрюзгла, обзавелась вторым подбородком. Клавдия начало подташнивать от исходившего от нее зловонного старческого запаха, смешанного с крепкими мускусными духами. А еще в гостиной воняло розовым маслом, используемым в качестве ароматизатора.
        Светлана Кантемирова смахнула в сторону на скатерти расклад Таро, повелительно указала им на кресла, а сама плюхнулась на диван. Несмотря на то что она давно перешагнула семидесятилетний рубеж, двигалась она проворно и ловко.
        - Ну, с богом, сразу к делу! - скомандовала она. - Вы, полиция… менты… через столько лет опять ко мне пришли. Раньше все насчет Пети, мужа моего гражданского, меня мурыжили. А сейчас по душу Сатаней… Сатаны нашей явились. Не потому ли, что Наташку в Сарафанове, как мне наши общие знакомые поведали, задушили?
        - Ваши сведения верны, Светлана Владимировна, - ответил ей полковник Гущин, оглядывая иконы на стене и карты Таро. - Гадаете - кто убийца? Вдруг Таро подскажет? А много у вас осведомленных общих знакомых?
        - Все, какие есть, - мои. Вам я их не заложу, не на ту напали. А раз насчет Сатаней пришли, значит, подозреваете именно ее, - констатировала Светлана Кантемирова. - Сестричку мою младшую - Сатану. Она ж с Наташкой якшалась. И на похоронах ее Юрки была, такой букет привезла, говорят, прямо царский - на гроб.
        Клавдий Мамонтов подумал: «бывший товаровед и антиквар руководствуется своей особой логикой. Она считает Искру виновной… Она вслух нарекает именно ее убийцей!»
        - Ваша единокровная сестра могла задушить подругу детства? - полковник Гущин вроде как удивился.
        - Она-то? Сатаней на все способна. - Светлана Кантемирова воздела вверх крючковатый палец. - Ну, от такой мамаши родилась! Та у нас с мамой папу отняла, из семьи увела. Меня детства лишила.
        - Щщщастливого пионерского? - ввернул Макар.
        - Не шутите, мальчик-полицейский, - Светлана Кантемирова живо к нему повернулась и сверкнула темными очами (Макар отметил - глаза у них с Искрой похожи: черные, с густыми бархатными ресницами, несмотря на возраст). - Что вы знаете о том времени? О моих детских слезах, когда любимый папочка, мой идеал, ради молодой амбициозной шлюхи оставлял меня на долгие месяцы. Они вместе уезжали в экспедиции, спали, миловались, в Москве снимали у знакомых квартиры, и он мне даже писем не писал, словно нет меня. А затем вообще бросил нас с мамулей в чертовой коммуналке на Таганке - не делил, благородный, вроде нашу общую жилплощадь. А сам, как стал членкором академии, получил от государства новые хоромы на Грановского. И Нинка-шлюха, его новая жена, не пускала меня туда даже на порог. Я у них была всего несколько раз, когда папа, уже старый, тяжело болел, я навещала его, исполняла свой дочерний христианский долг. Так они… мелкие сволочи… Сатаней с Наташкой, девочки-фифы с улицы Грановского, каждый раз изводили меня своим ядом и презрением: ты простая, обычная, нищая… Ты как все. У меня не было шмоток из
спецмагазина, где их семейки отоваривались - он напротив их дома располагался, в арку они шмыгали, как крысы, за заграничным дефицитным барахлом.
        - В пятьдесят первом году на Домбае во время ботанической экспедиции вашего отца происходили убийства женщин, - полковник Гущин энергично начал поворачивать беседу в нужное им русло, уводя Светлану Кантемирову от ущербных воспоминаний детства. - Профессора Кантемирова в них даже обвинили. И как мы узнали, живучи слухи о тех событиях…
        - Ложь! Поклеп! - Светлана Кантемирова подалась вперед. - Кто вам брякнул? Сатаней? И как Господь Бог только не разразит ее за наветы на отца!
        - Искра Владимировна сообщила лишь, что именно ее отец задержал истинного маньяка и спас ее мать, - ответил полковник Гущин. - Я обращаюсь к вам за помощью: если вы в курсе давней истории с убийствами, проясните нам ситуацию.
        - Было бы кого спасать! - отрезала Светлана Кантемирова. - Вы глухой, полковник Гущин? Вы слышали, что я вам сразу сказала - «родилась от такой матери»? Существовал ли вообще кто-то третий в кавказском деле?
        - То есть как? - опять вроде бы удивился полковник Гущин.
        - Мое мнение - мамаша Сатаны тех черкесок, или кто они там, зарезала в горах, - выпалила Светлана Кантемирова. - Она… Нинка - шлюха. Она уже тогда решила папу на себе женить. Она его всегда бешено ревновала. Убирала, убивала всех женщин, с кем он в горах… Ну, понимаете, - экспедиция… Мужчина на свободе, ведом своими желаниями и инстинктами. Он мог просто захотеть женской близости, интима. А Нинка… она жаждала заполучить его только для себя. Она его караулила. И устраняла соперниц.
        - То есть вы считаете виновной в убийствах женщин мать Искры? - снова вмешался Макар.
        - У меня своя голова на плечах, мальчик. Не пяльтесь на меня как на полоумную. И включите свой котелок, пусть варит. Сатаней наша родилась от Сатаны. Кто бы ей такое имя выбрал - Сатаней? Неужели мой папа - он был тогда партийный и строил научную карьеру - решился? Да его в партком бы затаскали! Нет, Нинка, чертова кукла, кровавая злодейка ее так назвала. Приплела кавказские сказки для вида. Может, имя дочери - благодарность тому, кому кровью на Кавказе, женскими жизнями она заплатила за помощь в привороте моего бедного отца. Она дочь могла отдать, понимаете? Посвятить ее, заплатить ею. Нинка бы и мою мать на тот свет отправила, да страшилась, что именно ее первую сразу и заподозрят! Только поэтому моя мама избежала смерти.
        - Карты Таро порой лгут. Насчет сговора с дьяволом тоже, - ответил Макар. - Вы бы в довесок пасьянс мадам Ленорман раскладывали - для перекрестной проверки мистических версий.
        - Уже после смерти вашего отца Нина Кантемирова в преклонном возрасте имела сожителя - некоего Денни, - полковник Гущин упрямо пробирался сквозь шизофренический морок, начинавший их окутывать в зловещей квартирке. Он гнул свое. - О нем вы что-нибудь знаете?
        - Докопались и до «содержана-бонвивана»? Молодцы. Орден вам светит. - Светлана Кантемирова усмехнулась, окидывая полковника Гущина оценивающим взглядом. - Подвизался не один год у нее молодой …! - Она изрыгнула матерное ругательство. - Подмял ее под себя. Она за него чуть замуж не вышла, старая …! Как только его Сатаней не прикончила? Я думала, она через своего косого Керимчика киллеров наймет для юного обольстителя. Вывезут в лесок, грохнут и закопают. Наверное, он угрозу печенкой почувствовал - слинял. А то ведь жадным оказался паренек до вдовьего добра. До московского жилья.
        - Насчет вывезти в лесок и грохнуть - ваш Петя Комсомолец… как его Даурский… или Амурский был горазд. - Клавдий Мамонтов впервые вмешался в разговор, решил еще подлить масла в огонь, раззадорить старуху язву.
        - Мой гражданский муж сидел в тюрьме, - огрызнулась Светлана Кантемирова. - Да, он не идеален. Но Бог свидетель, он, тюремная кость, не совершал таких подлостей и грехов, как Сатаней, ее чертова мамаша и вся их семейка, как ее толстосум Керим. Признаю, я нахлебалась дерьма и горя с мужем, которого любила… Ко мне иногда ночью вламывались ваши менты - где Комсомолец? Где он скрывается от правосудия? Отвечай нам! Устраивали у меня в квартире обыск, допрашивали всю ночь. Я мечтала о служебной карьере - мне все зарубили из-за него, не включали меня в кандидаты на повышение. Я стала антикваром. Но опять мои профессиональные планы рушились, меня в больших кабинетах попрекали связью с уголовником. Мы с Петей не таились от людей. А Сатаней… О, у нее всегда все было шито-крыто. Внешний глянец, пристойность, образованность, богатство. А внутри полная гниль. То же и с ее сынком.
        - А что с Левой? - быстро спросил Макар.
        - У них с Сатаней есть секрет, - ответила Светлана Кантемирова.
        - Какой секрет? - подхватил полковник Гущин.
        - Большой. Но я вам не скажу. - Светлана Кантемирова глянула на них, поправила свой съехавший набок блондинистый парик и нелепый ободок. - Сатаней меня в порошок сотрет. Вы ж сведения куда-нибудь сольете, она узнает. И меня по судам затаскает. Обвинит в клевете. Это ж уголовная статья. Я вам ничего не скажу. Мне мой покой и здоровье дороже.
        - Ладно, как хотите, храните секреты, - полковник Гущин решил не настаивать пока.
        - Парень испорчен, - заявила Светлана Кантемирова. - Сатаней его испакостила. Погубила. Попомните мои слова - добром у них с сынком не кончится.
        Клавдий Мамонтов видел: товароведа-антиквара так и распирало - старухе хотелось рассказать им, поделиться. Однако что-то ее сдерживало. Может, не только страх уголовной ответственности за клевету, но и опасения: они ее снова подначат, как с ее «мистической версией» событий на Домбае. Полковник Гущин тоже это понял, выдержал приличную паузу, давая ей время побороться с собой, однако Светлана Кантемирова умолкла. Выжидательно поглядывала на них - искоса, подобно старой взъерошенной вороне.
        - Вашу сестру окружают разные люди, - полковник Гущин начал с другого конца. - Ее компаньон по бизнесу Щеглов, например…
        - Деляга прожженный, - выпалила Светлана Кантемирова. - Ничего святого. Одни деньги на уме. Цинизм и коварство. Вот увидите, он у сеструхи бизнес со временем отожмет, себе все заграбастает. С какой стати ему теперь, когда Керим в Дубай улетел и не защитник больше сеструхе, с ней прибылью делиться? Она в делах ничего не смыслит. А Тема лишь Керима страшился. Тема Сатаней непременно кинет. А может, и того хуже. Бог услышал мои молитвы - сколько я просила, чтобы Сатаней и вся ее семейка пострадала, разорилась…
        - Ваша сестра не разорилась, она просто развелась с мужем и поделила имущество, - ввернул Макар.
        - Осталась с голой ж…! - торжествующе выпалила бывший товаровед-антиквар. - Разве сравнимо с ее прошлыми богатствами? Хоромы в Баковке, которыми передо мной, тварь, хвасталась, и те с молотка пустили. Я еще помолюсь - авось совсем у них все гикнется… прахом пойдет!
        - На коленках стоите, поклоны, наверное, перед сном бьете? - опять не удержался Макар.
        - Бог мне против Сатаны помогает, - пылко, истово отрезала Светлана Кантемирова. - Молюсь, прошу и получаю желаемое.
        - У вашей сестры есть секретарша Тамара Цармона, - вспомнил Клавдий Мамонтов. - Что она за человек?
        - С… - снова выпалила Светлана Кантемирова. - Бездарная и тупая. В спорте подвизалась когда-то. Мечтала на Олимпиадах побеждать - с шестом корячилась… Дальше спартакиад и отборочных никуда не двинулась. Меня из-за Пети моего гнобили, кислород мне перекрывали. А ее никто не гнобил, ей все помогали, тянули ее. Но она сама ни черта не смогла добиться. Лучше бы плясала в театре «Ромэн», как ее мать, Ляля-цыганка. Больше было бы проку. Та хоть пожила в свое удовольствие когда-то. Со всеми романы крутила, гуляла, пела, порхала стрекозой. Это еще до рождения Тамарки - собирались компании творческой интеллигенции в Доме актера, на «Пушке», «на уголке» в ресторане «Националь», пили до чертей, а к ночи ехали в ресторан аэропорта Шереметьево, он единственный в Москве круглосуточно наливал. Иностранцы с ними гужевались по ресторанам. Ляля себе и подцепила чилийского коммуняку Адриана Цармона. Его, как Корвалана, на какого-то сиониста тогда поменяли. Слыхала я от людей осведомленных, что он как в СССР, бедолага, приехал, огляделся - сразу запил. До такой степени разочаровался. Здесь ему хуже, чем в Чили при
Пиночете, показалось. С горя женился на Ляле-цыганке. Кстати, познакомил их Наташкин будущий муж Юрка Авессоломов, говорят, свел их в своей художественной мастерской. Как перестройка началась, чилиец быстро за границу смотался - бросил и Ляльку-плясунью и Тамарку-дочку. Мать Тамарки работала с Сатаней, танцам ее учила, затем даже в ее школу хореографии нанялась преподавать. Сатаней через нее и с Юркой Авессоломовым еще прежде Наташки познакомилась. Может, и переспала с ним? Он на всех баб как кобель бросался. Потом Ляля заболела, с головой у нее стало плохо, и Тамарка о ней не заботилась. Бросила мать в больнице психиатрической. С… бессердечная… Прилипла она к Сатаней, когда та за Керима выскочила замуж. Почуяла, выжига, что выгоду получит, если в служанки-компаньонки на все готовое в их богатый дом наймется, раз со спортом и личной жизнью из-за травмы таза у нее полный облом вышел. Всю жизнь она при сеструхе как тень. А та ею помыкала, словно холопкой.
        - Откуда вы все знаете? - осведомился недоверчиво Клавдий Мамонтов. - Столько подробностей… Интимные детали. Вы же с сестрой в течение всей жизни практически не общались, редко встречались. Врете вы нам все, за лохов полных нас держите.
        - Я вру? - вскипела старуха.
        - Ага, - Клавдий Мамонтов равнодушно кивнул. Он все больше и больше подливал масла в огонь, пытаясь разозлить, раскрутить сплетницу. - Пользуетесь тем, что ложь вашу мы никак проверить не можем, она ведь о делах минувших.
        - Да ты, щенок, как смеешь такими оскорблениями бросаться? В обманщицы меня записывать? - Светлана Кантемирова вперилась злобно в Мамонтова. - Не веришь мне?
        - Ага. Не верю, - Клавдий Мамонтов нагло ей ухмылялся. - А щенка вам прощаю, списываю на маразм.
        - Ах ты мент… Мало вас мой Петя покойный давил…
        - Ваш сожитель - вор в законе убивал полицейских? - спросил Клавдий Мамонтов уже иным тоном.
        - Нет, нет, - Светлана Кантемирова поняла: язык завел ее слишком далеко. - К словам-то не цепляйся. С чего это я лгать вам буду? Я всю правду. Как перед богом. Вы же постучались ко мне. Я вам сливаю инфу.
        - Ну да, бачок сливной журчит… Я не верю, что вы все это знаете, считаю, сочиняете сейчас. Плетете паутину наветов, - не отступал Клавдий Мамонтов.
        - Да я за сеструхой и ее жизнью давно слежу! Не упускаю ее из вида. Слышала, что люди говорят про нее. На ус мотала, запоминала. - Светлана Кантемирова сбавила тон, теперь она словно убеждала их. - Сатаней никогда своего окружения не стеснялась, делала что хотела. А прислугу домашнюю вообще в грош не ставила. Многие ее осуждали, многие на нее затаили обиду. И не скрывали… рассказывали увиденное и услышанное. А я всегда хотела быть в курсе, поэтому…
        - Вы прислуге сестры тайком платили, чтобы они сведения вам поставляли? - прямо спросил Макар, внимательно слушавший «подколы» Клавдия.
        - Керим моего Петю не уважал. Он его презирал, называл мордой тюремной, отморозком, - ответила Светлана Кантемирова. - Однажды они даже в открытую схлестнулись. Не «стрелка», конечно, однако… Сведения-то они дорогого порой стоят. Когда жесть полная и лучше соломки подстелить. Да, я порой платила их прислуге в Баковке, признаюсь вам. И мне рассказывали интересные вещи. У меня накопилось много всякого-разного, чтобы с Сатаней посчитаться.
        - А в разговоре с нами Искра Владимировна о вас даже не упомянула, - отрезал Клавдий Мамонтов. - Вы прислугу ее за бабло интервьюировали, а ей плевать - есть вы вообще на свете или нет.
        Старуха метнула в его сторону взгляд-молнию, и они сразу поняли - Мамонтов нащупал самое больное, самое уязвимое ее место. Светлана Кантемирова жаждала значимости, добивалась внимания явившихся к ней полицейских. Но самое главное - она желала быть замеченной своей младшей единокровной сестрой.
        - Наташку в Сарафанове задушили, - произнесла она медленно и весомо. - Вы, полиция, сразу ко мне - тут как тут. И про Сатану… Искорку вопросики стали кидать. Вы ее допросите как следует. Как Петю моего бедного порой на Петровке долбили - без всякой жалости. Как в тюрьме его били… Попытайте и ее. Сразу она расколется. И раскроете вы убийство Наташки. Наградят вас ваши большие начальники.
        - Вы снова пытаетесь донести до нас мысль, что ваша сестра убила подругу детства? - спросил полковник Гущин.
        - Она у меня первая на подозрении, - ответила Светлана Кантемирова. - Наташка вроде как божий одуванчик цвела-пахла, сказки пересказывала, стишки переводила для «Иностранки». А вокруг них с Юркой тоже нечисто было - сплошной криминал.
        - Как понять - сплошной криминал? - насторожился полковник Гущин.
        - То есть не вокруг нее, а вокруг ее алкаша - художника страсти-мордасти клубились. - Светлана Кантемирова поправила свой нахлобученный парик. - Его ведь даже убить пытались.
        - Кто? Когда? - не отступал Гущин.
        - Еще до женитьбы на Наташке, много лет назад. Он вроде как поехал с компанией картины свои писать, снял дом в деревне. Они в бане парились, а на них кто-то напал - баню поджег. Хорошо, Юрка дверь-то выбил, спасся. Заявлять не стал - на тормозах все спустил. Потому что это местные деревенские его прикончить хотели, спалить там, в Щелыкове… Достал он их своим распутством, алкаш. Видно, на девок местных щелыковских покушался, писать их голышом на пленэре приглашал. Деревенские и решили его прикончить.
        Сплетни опять пахли нафталином. Полковник Гущин вздохнул - типа истории о «падении с лестницы дачной соседки-разлучницы».
        - О бане с поджогом откуда знаете? - не выдержал и Клавдий Мамонтов. - Если художник даже в органы о попытке убийства не заявлял.
        - От актеров Малого театра, они в Щелыково летом таскались, отдыхали в Доме творчества, мухоморы собирали, - усмехнулась Светлана Кантемирова. - Пожар-то бани всей деревней тушили, боялись, как бы огонь на другие дома не перекинулся. Вернулись актеришки в Москву и языки распустили. Но Авессоломов Юрка деревенских не заложил. Видно, у самого было рыло в пуху. Может, он на пленэр голышом деревенских несовершеннолеток тогда зазывал? Он не разбирал, когда водкой глаза наливал, кто перед ним - взрослая или девчонка-школьница, лишь бы тело было гладкое, молодое.
        Глава 27
        Полюса
        - Летними вечерами в час особо жаркого заката выползают московские старушки - в шляпках, со следами былой красоты, полинявшие от времени, потерявшиеся в толпе нынешних зевак Патриков, - заметил Макар, когда они покинули Гранатный переулок и его обитательницу, направляясь к припаркованной машине. - Чешет старая сколопендра - бывший товаровед и антикварша, с виду типичная леди Патриарших, а в натуре - голимая ведьма. Как же она Искру ненавидит! Мне аж страшно стало, как послушал ее излияния. Но чего-то она нам недосказала…
        - Кое-что выяснили, в чем-то окончательно запутались. - Полковник Гущин в силу своего возраста смотрел на допрос «сколопендры» более философски. - Ладно, здесь мы прощаемся. Вы езжайте домой в Бронницы, отдыхайте, Клавдий свои обязанности телохранителя продолжит ревностно исполнять. Я дойду пешком до главка, благо здесь рядом, меня ждет море бумаг, чтоб они все сгорели. А завтра по обстановке решим, как и что.
        - Нет, Федор Матвеевич, - возразил решительно Макар. - Сначала мы все вместе пообедаем. А то вы до позднего вечера лишь растворимый кофе будете глушить в одиночестве, над бумагами корпеть. Я вас знаю. И дома у вас холодильник пустой. Так что вкусно, неспешно по-человечески обедаем.
        Макар указал на ресторан с летней верандой на Малой Бронной, маячивший впереди.
        Удивительно, но полковник Гущин возражать не стал. Клавдий Мамонтов снова отметил, как их Командор изменился после перенесенной тяжелой болезни и ранения. Потерянный вес к нему так и не вернулся. Аппетит тоже. Полковник Гущин к еде теперь проявлял полное равнодушие. Его отношение к исполнению служебных полицейских обязанностей - а их на нем как на шефе управления уголовного розыска и замначальнике главка висело немало - тоже кардинально изменилось. Он словно тяготился всем этим. Возьне с документами в главке и общению с коллегами, совещаниям, оперативкам, вызовам подчиненных на ковер и головомойкам предпочитал самостоятельную индивидуальную работу. И ему не хотелось отпускать от себя даже на час их с Макаром. Говоря: уезжайте домой, отдыхайте, он всячески старался скрыть свое расстройство. Старел ли Командор? Становился ли он крайне избирательным в общении и одновременно сентиментальным? Или просто служба в полиции и его достала и он в душе жаждал изменить свою жизнь, подобно Клавдию Мамонтову, но не решался? Хотел ли он тоже свободы и независимости? Клавдий терялся в догадках.
        Они устроились на пустой веранде ресторана обедать, и настроение приунывшего полковника Гущина резко улучшилось. Правда, в меню он едва заглянул - буркнул: мне суп - любой, без разницы. Макар начал горячо уговаривать его заказать кроме супа еще и стейк - «вам мясо надо есть, Федор Матвеевич! Мясо силы прибавляет! Здоровья!»
        Сидели, ели, толковали.
        - Не повезло нам крупно, Федор Матвеевич. Все наши жертвы не светились в соцсетях, не трепались в чатах, - заметил Клавдий Мамонтов. - Насколько проще и быстрее было бы проверить их контакты в сети и сразу очертить круг их общения, а то мы всех допрашиваем, расспрашиваем, а новости наши либо сплошных покойников касаются, либо сомнительных фактов - академика Кантемирова и его жены, убийств в пятьдесят первом году, юного альфонса, жаждавшего жениться четверть века назад на старухе вдове. Призрачного дачного романа столетней давности в Сарафанове соседки Гулькиной и художника Авессоломова, истории с ним же в Щелыкове, когда деревенские якобы подожгли баню. Что правда, что выдумки? Поди разбери. Дело наше о трех удушениях старые сплетни и слухи никак не двигают вперед.
        - Ирина Мухина в интернете активно общалась с деловыми партнерами, - возразил Макар. - Начали ее контакты проверять - конца не видно. Установить типа, что с ней в теннисный клуб приезжал в марте, интернет не поможет. И менеджеры клуба его внешность не смогли толком описать. А вот интересно: обе дочери академика Кантемирова не пошли по стопам папы-ботаника. Не знак ли это того, что их в отце что-то отталкивало, настораживало?
        - Старшую дочь он бросил несовершеннолетней и редко ее видел, младшую тоже покинул школьницей, скончавшись, - заметил полковник Гущин. - Они обе сами пробивали себе дорогу в жизни, возможно, негласно соперничали. Одна нашла спонсора в лице вора в законе, чтобы щедро обеспечивал ее, другая выскочила замуж за бывшего узбекского фарцовщика, превратившегося в персонажа из «Тысячи и одной ночи».
        - Насчет опознания, - Клавдий Мамонтов внезапно вспомнил. - Искра когда-то ведь общалась с Денни, любовником матери. Пусть прошло много лет, но она его, возможно, помнит. Если показать ей фото Астахова Дениса, соседа дачного, а? Вдруг она его опознает как Денни? А то у нас по нему ничего до сих пор нет. Все запросы и проверки буксуют.
        - Я позвоню следователю, его вызовут как свидетеля и допросят под видеорегистратор, - полковник Гущин кивнул. - Покажем потом Искре фрагмент записи. Видео всегда лучше, чем фотография.
        Официант принес горячее. Гущину - стейк по настоянию Макара. И в этот момент у полковника зазвонил мобильный.
        - Поесть не дадут! Сбросьте! Пусть перезвонят, покоя от них нет, - сердито произнес Макар.
        Полковник, естественно, на звонок ответил.
        - Алло, Федор Матвеевич, это лейтенант Фофанов! - раздалось в телефоне, включенном на громкую связь с убавленным звуком.
        - Кто? - спросил Гущин удивленно.
        - Участковый Фофанов из Рабочего поселка, помните? Вы меня еще за скейтборд мой отчитали!
        - Что случилось?
        - Рапортую вам, - надрывался лейтенант. - Мне пришла ориентировка от вас по транспортному маршруту. Автобус пробить! Только я проверкой еще раньше занялся и без ваших на то указаний.
        - Проявили самодеятельность? - Гущин благодушно пошутил. - И что?
        - Мне покоя не дают здешние наркоманы, я практически на их дилера вышел! - разорялся участковый. - Ну не совсем, но близок к удаче. По моей версии, они закладки делают на автобусных остановках по маршруту восемьсот двадцатому, что в Серпухов ходит через нас. В ориентировке тоже восемьсот двадцатый упоминается. Я только что с проверки, с личного рейда! Засек сына потерпевшей, почтальона Сурковой, он с автобуса в поселке сошел. То, что он нарик конченый, у него прямо на роже написано. Но он не дилер, обычный заказчик. А я в дилера мечу, в крупную рыбу. Мне надо его с поличным поймать, когда заклад делает. Автобусные остановки на всем маршруте от Чехова до Серпухова через Рабочий поселок на трассе расположены, некоторые не в черте населенных пунктов, до них еще добираться надо через поля. То есть для закладок локация очень подходящая.
        - Короче, что вы узнали, лейтенант Фофанов? - терпеливо и снисходительно полковник Гущин попытался обуздать болтливость юнца-полицейского, гордого своим первым личным рейдом и самостоятельным розыском.
        - Сын потерпевшей Сурков только что сошел с автобуса восемьсот двадцатого маршрута. Он из Серпухова на нем вернулся. Водитель, правда, колеблется в показаниях - в самом ли Серпухове Сурок сел или же где-то по пути. Если Сурков даже закладку хапнул, я его не хочу задерживать, обыскивать. Мне такой ход ничего для поимки дилера не даст. Только все осложнит. Но я узнал в подтверждение своей версии о локации закладок на остановках - Сурков не первый раз этим маршрутом пользуется. Водитель вспомнил, он видел его раньше. Двадцатого мая днем. В тот день, когда его мать-почтальона убили в Трапезниково. Но убийство вроде позже произошло, под вечер. А Сурков ехал на автобусе днем и сошел в Шлехово, в километре от Зуйков, где восемьсот двадцатый маршрут не проходит. Водитель все четко вспомнил - у него двадцатого мая смена была последней перед отпуском, он ехал быстро, пассажиров в тот день мало вез. Сурков тогда в Рабочем поселке в салон автобуса запрыгнул через среднюю дверь, а не как все через переднюю вошел, и у него с водителем возник конфликт. Поэтому водила его запомнил. Но проезд Сурков оплатил. И
проследовал до Шлехово.
        - Двадцатого мая? - уточнил полковник Гущин.
        - Так точно!
        - А нам сказал, что, когда мать ушла на работу, он спал, - тихо произнес Клавдий Мамонтов. - И он не заявил о пропаже матери вечером, ночью не всполошился. Объявил нам, что пил.
        - Выходит, не весь день, - Макар слушал участкового Фофанова. - Зуйки рядом со Шлеховом, где он вышел, и недалеко от Трапезниково. Его мать в обоих населенных пунктах раздавала пенсии, потом к шоссе возвращалась через лесополосу.
        - А где сейчас Сурков? - спросил полковник Гущин участкового.
        - Я не знаю. Он ушел. Может, домой? Я же говорю - мне его не с руки даже с наркотиком сейчас задерживать, потому что если он не даст показания на дилера, то…
        У полковника Гущина раздался сигнал еще одного входящего звонка.
        - Секунду, лейтенант, подождите. Да, Гущин, слушаю вас.
        - Федор Матвеевич, дежурный по управлению.
        Полковнику звонили из главка.
        - Еще один случай. Женщина задушена.
        - Где?! - Гущин едва не опрокинул тарелку с супом, резко поднимаясь из-за стола.
        - Труп обнаружили на берегу реки, Серпуховской район. Недалеко от железнодорожной станции «Ока». Прямо на берегу у воды. Пустынное место, но тело увидели отдыхающие, проплывавшие мимо на катамаране. Вызвали на место полицию.
        - Установили личность убитой?
        Клавдий Мамонтов увидел, как изменилось лицо Гущина и как Макар напряженно слушал, да и он сам… То, что они гнали от себя в мыслях все эти дни, но что властно и грозно витало в воздухе, лишь карауля свой час… оно случилось?!
        - Кантемирова Сатаней Владимировна, - ответил дежурный по главку. - Серпуховские полицейские знали ее мужа, бизнесмена Касымова, и ее не раз в районе видели - с недавних пор она переехала в дом в Воеводино и в нем постоянно проживала.
        - Я сейчас выезжаю на Оку, - сказал Гущин дежурному. - Полный сбор. По максимуму работаем. Эксперту Сивакову звоните. Пусть берет криминалистов ЭКУ и туда.
        - А что там у вас? - с любопытством прошелестел в мобильный участковый, ждавший на параллельной линии.
        - Фофанов, слушайте меня внимательно и запоминайте. Ваша задача сейчас установить местонахождение Суркова Ильи. Если он дома, наблюдайте за квартирой, если куда двинется, следуйте за ним негласно, - приказал ему Гущин. - Сами ничего не предпринимайте. Через час к вам в Рабочий поселок приедут два моих помощника. Они его возьмут при вашей поддержке. Приказ поняли?
        Фофанов ответил:
        - Ох, да… то есть так точно!
        - Я на Оку, на труп, - полковник Гущин достал из бумажника наличные деньги и оставил на столе, расплатившись за всех за обед, который они не доели. - А вы как можно быстрее отправляйтесь в Рабочий поселок. Ваша цель - сынок почтальонши. Он вернулся из Серпухова. Вы узнаете от него все - что делал там и где был. Вывернете его наизнанку. Он должен вам все выложить. Этот поселок находится на пересечении всех путей по нашим делам. И я не верю в сегодняшнее совпадение…
        Полковник Гущин не договорил.
        Клавдий Мамонтов видел - полковник Гущин буквально смят, раздавлен известием об убийстве Искры Кантемировой.
        Полный провал во всей их работе…
        Катастрофа…
        Они все были глубоко потрясены.
        Глава 28
        Родинка на щеке
        - Что там случилось? Как Искра оказалась на берегу реки?
        Макар, гнавший машину на предельной скорости, спрашивал у пустоты, обрушившейся на них столь внезапно.
        Им пока повезло лишь в одном - дорога из Москвы в сторону области оказалась почти свободной. Они с Мамонтовым добрались до Рабочего поселка за час с четвертью. Полковнику Гущину на станцию «Ока» ехать было намного дальше. Он отправился туда на полицейской машине с опергруппой главка. Клавдий Мамонтов вспомнил, как они миновали железнодорожный мост, станцию и реку Оку, следуя к Леве Кантемирову. Сообщили ему уже об убийстве матери? Где он? И где Илья Сурков?
        - Сурков дома, - деловито сообщил Клавдию Мамонтову и Макару по телефону участковый Фофанов (они уже подъезжали к Рабочему поселку, участковый обещал их встретить). - Я сразу к нему отправился по адресу, как мне полковник Гущин велел. И едва не столкнулся с ним у подъезда, он из «Пятерочки» с сумкой возвращался. Он у себя в квартире. А я дежурю на улице, жду вас.
        Макар сверился с адресом в навигаторе и заехал в соседний двор, где торчали старые серые пятиэтажки. К участковому Фофанову, скрывавшемуся в засаде, они поспешили пешком.
        - А что он натворил-то, я никак не пойму? - спросил юный участковый, с любопытством созерцая Клавдия Мамонтова в белой рубашке с рукой на перевязи, черный пиджак Мамонтов зажал под мышкой, и Макара в футболке и потертых джинсах.
        - Сейчас на месте разберемся, - ответил Клавдий Мамонтов. Вспомнил их первую встречу с Сурковым на рассвете. Глянул на окна квартиры - в кухне и комнате окна по случаю духоты распахнуты.
        Они втроем зашли в грязный подъезд и поднялись на четвертый этаж. Клавдий Мамонтов позвонил в дверь. Долгий звонок.
        Нет ответа.
        - Сурков! Открывай! - громко приказал Клавдий Мамонтов. - А то дверь, как в прошлый раз на …! выбью! Быстро открыл! Кому я сказал!
        - Полиция! Вы лучше сами отоприте нам, Сурков! - озадаченно подхватил участковый Фофанов, понимая, что дело-то архисерьезное - не чета его ловле деревенского наркодилера.
        Щелкнул замок. Сын почтальона открыл им дверь.
        - Че вы ко мне все вяжетесь? Чего опять нужно? - хрипло спросил Сурков.
        В тесной сумрачной прихожей воняло перегаром. Клавдий Мамонтов надвинулся на фигуранта, Макар и участковый зашли в квартиру. Сурков попятился в комнату. Там на столе - вскрытая банка селедки в масле, буханка хлеба, свежий огурец и початая бутылка водки.
        - Зачем в Серпухов сегодня ездил на автобусе? - громко, внятно спросил его Клавдий Мамонтов.
        - В какой еще Серпухов? - Сурков зыркнул на него темными глазами и…
        «Родинка на щеке у него точно как и у нее… Бархатная, крупная, заметная, - пронеслось в голове Мамонтова. - И он правда чем-то напоминает Левку Кантемирова… словно они оба…»
        Но что-то не так было с родинкой-мушкой у Суркова. Мамонтов пригляделся - то ли Сурков сам расчесал щеку, то ли его кто-то оцарапал… Кожу пересекали красные полоски.
        - На автобусе восемьсот двадцатом ты недавно вернулся из Серпухова, - повторил Мамонтов. - Серпуховский район большой. Где именно ты находился?
        - Я насчет работы ездил, узнать хотел, - Сурков отвел глаза.
        - Работы где? На станции «Ока»? Станционным смотрителем? - наседал Клавдий Мамонтов. - На реку таскался?
        - На какую еще реку? - царапина на щеке Суркова и травмированная родинка-мушка побагровели.
        - На берегу Оки сегодня женщину убили, - вмешался Макар. - Задушили, как и твою мать.
        - Какую еще женщину? - Сурков глянул на них.
        - Где именно вы сели на автобус восемьсот двадцатого маршрута из Серпухова? - подал голос участковый Фофанов. - На какой остановке?
        - Не знаю я, там поля везде, дачи. Я шел пешком… я в агрохолдинг хотел наняться рабочим.
        - Не юлите, Сурков, - строго оборвал его юный участковый Фофанов. - И не врите нам - вы за наркотиком на место закладки ездили сегодня. Забрали товар. Сейчас обыщем вас и квартиру - найдем, тогда вы иначе заговорите.
        - Какой еще наркотик? - Илья Сурков сделал шаг назад. И встал так, что стол отгораживал его от них.
        - Ты на восемьсот двадцатом автобусе часто катаешься, - объявил Клавдий Мамонтов. - Если не за порошком, то зачем? И двадцатого мая тоже… когда мать твою убили у дороги… ты ведь сел в автобус здесь, в Рабочем поселке, и сошел в Шлехове.
        - В каком еще Шлехове? - Сурков совсем охрип. - Я туда не ездил. Я весь день тогда сначала спал… дома бухал. Я же вам уже говорил! То есть нет, я потом бухал и на детской площадке. Здесь, у нас в поселке. Не ездил я в Шлехово!
        - Не ври. Тебя водитель автобуса вспомнил, - сказал Макар. - Не виляй, а то хуже будет.
        - Я его сейчас обыщу, - участковый Фофанов, позабыв приказ Гущина самому ничего не предпринимать, решительно сделал шаг к Суркову. - Задержим вас на наркоте с поличным, сразу тогда по-другому…
        - Зачем ты ездил двадцатого мая в Шлехово, что рядом с Зуйками и Трапезниковом, где мать твоя разносила деньги пенсионерам? - оборвал участкового Клавдий Мамонтов, обращаясь к Суркову. - В котором часу ты там был? Когда вернулся? Почему вечером и ночью ты даже не хватился матери?
        - Я туда не ездил, вы что?! Я спал… я ужрался в лом тогда в нашем парке на Профсоюзов! - Сурков нервничал все больше. - Я два дня бухал и ничего не помню!
        - Но сегодня ты пока еще относительно трезвый. В Серпухов мотался, а там женщину, как твою мать, задушили веревкой. Что у тебя со щекой, а? - Клавдий Мамонтов повысил голос. - Женщину зовут Искра Кантемирова. Ты ее знаешь? Ты с ней знаком? У нее, кстати, точно такая же родинка на щеке, как у тебя… Кровь вон засохла, родинку тебе кто-то едва не сорвал. Кто?!
        - Стойте, не дергайтесь. Я вас сейчас обыщу. Не оказывайте сопротивления правоохранительным органам. А лучше сами сдайте наркотик, вам зачтется, - возвестил юный участковый, огибая стол и…
        Все дальнейшее произошло в доли секунды.
        - Отвали от меня, мент, тварь! - Сурков отпрянул от участкового к окну, опрокидывая стол на бок.
        Селедка, тарелки, посуда посыпались на пол. Бутылка водки разбилась. Опрокинутый стол краем ударил участкового Фофанова по ноге, отгородил его и Макара от окна. Сурков сиганул на подоконник, рванул створку, открывая окно пошире и…
        - Не лезьте ко мне, твари! - завопил он заполошно. - Я вам живым не дамся!
        Клавдий Мамонтов ринулся к окну. Сурков хотел выпрыгнуть с четвертого этажа, но, глянув вниз, на секунду замер, не решаясь, потерял равновесие. Одна его нога соскользнула с подоконника. Он осел, одновременно заваливаясь на бок, ударяясь всем своим тощим телом о раму и…
        Вместо прыжка он начал неуклюже сползать, свесившись из окна вниз головой и зацепившись одной ногой за выступ подоконника. От испуга и боли он верещал как заяц. И матерился.
        На шум и крики из окон хрущоб начали выглядывать соседи. Почти все снимали происходящее на мобильные телефоны. В Рабочем поселке местные жаждали хоть каких-то развлечений. Ситуация и правда отдавала сюрреализмом.
        Клавдий Мамонтов схватил здоровой рукой Суркова за ногу.
        Тот извивался, вопил уже благим матом.
        - Говори все! - крикнул ему Мамонтов. - Иначе отпущу тебя. Рухнешь вниз. Хоть и четвертый этаж, но башку расколешь, как орех, об асфальт. Мозги веером! Ну, Сурок, выбирай - жизнь или смерть!
        - Я скажу! Только держи меня! - орал Сурков, дергаясь, колотя руками по воздуху.
        - Правду, ну! - Клавдий Мамонтов потянул его одной рукой на себя, затем намеренно отпустил, пугая…
        Вереща и стоная, Сурков сверзился вниз головой еще больше.
        - Я… Я… Я! Я ее убил!! - заорал он на весь двор. - Признаюсь! Это я ее убил! Только не отпускай меня! С… мент, держи меня крепко! Спаси!
        Макар с грохотом отшвырнул стол к стене и подоспел к окну на помощь Мамонтову. Но тот и один прекрасно справился с ситуацией. Здоровой рукой он рванул Суркова вверх, втащил его через окно обратно в квартиру и швырнул на пол.
        Сурков перевернулся на бок. Он выл, он истерил.
        - Я ее задушил! - выкрикнул он. - Она мне не оставила выбора!!
        На его травмированной щеке выступили пятна крови - алый венчик вокруг черной родинки-мушки.
        Глава 29
        Четвертая жертва
        Женщина лежала на спине на речном песке, на мелководье: ноги раздвинуты, руки широко раскинуты в стороны. Пряди темных растрепанных волос вились по воде подобно змеям. Ее черные льняные брюки, дорогой летний топ, бюстгальтер и трусы разрезали, обнажая полное тело, тяжелые груди и обвисший живот.
        Полковник Гущин смотрел на ту, с которой так и не успел встретиться лично, но о ком в последние дни столько всего слышал - и хорошего и плохого. Правда, Искру Кантемирову сейчас было трудно узнать. Ее багровое лицо с вылезшими из орбит глазами исказило удушье, под подбородком в складках шеи виднелась тугая веревочная петля, затянутая сбоку крепким узлом. Весь труп был усыпан белыми пожухшими цветами борщевика Сосновского.
        - Тот же почерк, - объявил полковнику Гущину эксперт Сиваков. - Сам видишь. Идентично. И пятно намалевано - опять он приложил к ее груди руку в перчатке и обвел красным.
        Между грудей с коричневыми сосками алел знакомый неровный контур, кожа внутри блестела от слизи и влаги. Разрезанная одежда Кантемировой намокла от речной воды. Хотя труп и лежал на мелководье, почти у самой кромки берега, но порой от проплывавших по Оке моторных лодок волнение усиливалось. Полковник Гущин внимательно оглядел незнакомую местность. Труп покоился на небольшом пологом пятачке из песка, намытом водой. Берег нависал здесь над Окой, дальше он становился все круче и выше. Чуть ниже по реке виднелась старая заброшенная пристань - гнилые мостки почти разрушились. Но к ним с берега вилась узкая, заросшая кустами тропа.
        - Неужели ее здесь задушили? Зачем она спустилась к воде? - спросил полковник Гущин Сивакова.
        - Федя, ее задушили в другом месте. - Сиваков пристально оглядывал речной песок. - Мое мнение, труп сюда уже сбросили - оттуда, - он указал на выступ берега над кромкой воды.
        И в этот момент оперативники, осматривающие берег, крикнули им сверху, что обнаружили нечеткий фрагмент следа протектора автомашины.
        - Ты прав, - согласился Гущин. - Задушили где-то еще. А сюда привезли и сбросили. Что-то новое у нас, а? Так он прежде ни с кем не поступал - ни с почтальоном, ни с Мухиной, ни с Гулькиной. Всегда оставлял тела на месте убийств. А здесь переместил.
        - Значит, наш душитель имел на то причины, - ответил эксперт Сиваков, снова наклоняясь над трупом, поворачивая его аккуратно на бок. Он ощупывал затылок и голову Искры Кантемировой.
        - Прежняя схема - оглушил и начал душить? - спросил полковник Гущин, хотя пока он признаков черепно-мозговой травмы у Кантемировой сам не видел.
        - Нет. Голова, по крайней мере визуально, у нее в порядке. Точнее я, естественно, скажу на вскрытии. - Сиваков руками в перчатках продолжал ощупывать затылок Кантемировой. - На лице следов ударов нет, на висках тоже. Ее не оглушали. Ей накинули на шею удавку, причем… Видишь, как именно и где узел затянут?
        - Почти под ее ухом, - полковник Гущин сам рукой в перчатке нащупал тугую петлю в складках шеи. - Сзади напали. Как и на почтальона Суркову.
        - С чего начал в лесополосе, к тому вернулся здесь, - эксперт Сиваков внимательно разглядывал концы веревки. - И душил ее не в положении лежа, и на веревку не наступал ногами. Все сделал так, как в самый первый раз.
        - Она босая, - полковник Гущин разглядывал узкие маленькие ступни Кантемировой с изящным педикюром. - Сейчас лето, могла быть в шлепанцах. Где-то их потеряла. Вряд ли убийца ее намеренно разул, хотя - кто знает?
        - Ее задушили и уже мертвую привезли сюда. И оттуда, сверху, сбросили к воде. Там ямка в мокром песке продольной формы. - Сиваков уверенно указал влево. - До нее речной прибой не достает. Труп, по моему мнению, упал с выступа сначала именно туда. Затем убийца по тропинке, - он повернулся к гнилым мосткам и указал на тропу на склоне (ее тоже осматривали сотрудники местного розыска), - легко спустился и перетащил тело поближе к воде. Чтобы его могли заметить с реки. След волочения смыло, Федя, мы его не видим, но он был здесь. Дальше душитель уже манипулировал с трупом, как и с прочими жертвами.
        - Опять след секатора, а не ножниц, - полковник Гущин осмотрел разрезы на брюках, белье и топе Кантемировой. - Не как с Мухиной, но как было с Гулькиной, когда он счел ножницы неудобными.
        Полковник Гущин окликнул оперативников, осматривавших тропу:
        - Ну что там у вас?
        - Ничего, никаких явных следов, мокрая глина, Федор Матвеевич! След скольжения вроде есть, но смазанный.
        - Глина улик не хранит, - хмыкнул Сиваков. - А здесь следы, какие были, смыло водой. Зачем он ее на мелководье оставил? Чтобы вода следы скрыла. И к тропе обратно он по мелководью брел, а дальше прыгнул на гнилые мостки и поднялся опять по тропе.
        - Место заброшенное, уединенное, - заметил Гущин. - Выезд на берег прямо из леса, с просеки, я заметил, когда мы сюда прибыли. По дикому берегу дачники и деревенские не гуляют, бурелом сплошной, поэтому орудовать с телом ему было здесь очень удобно. Но с воды труп на виду у всех. Его же с катамарана заметили. Так что все же он рисковал… Когда ее убили, а? По твоим расчетам?
        - Давность смерти на момент обнаружения плюс то, что у нас перед глазами… - эксперт Сиваков смотрел на изуродованное удушьем лицо Кантемировой. - Учитывая жару, влажность… примерно пять-шесть часов.
        - То есть между одиннадцатью и двумя часами? - подытожил полковник Гущин.
        - Причина смерти - механическая асфиксия, как и у остальных. И взгляни на ее руки, - тихо произнес Сиваков. - Синяков, ссадин нет, но два ногтя сломаны. Видимо, она все же боролась с убийцей или пыталась ослабить петлю на шее. А теперь обрати внимание на ее уши?
        В ушах мертвой Кантемировой поблескивали на солнце серьги с крупными изумрудами. Оба запястья обвивали браслеты - жемчужный и увесистая золотая цепь.
        - Ювелирки на миллион на ней, если не больше, - согласился Гущин. - Брендовая. И он ничего не взял. Оставил как есть. Украсил, осыпал ее ядовитой дрянью, - он наклонился и дотронулся рукой в перчатке до белого увядшего зонтика на животе Кантемировой, коснулся кожи внутри нарисованного контура. На перчатке осталась слизь, от нее исходил слабый неприятный аромат.
        Сок борщевика Сосновского, растения - проклятия семьи Кантемировых…
        - Однако других ее вещей здесь нет, - заметил Сиваков. - Ни дамской сумки, ни мобильного, я карманы брюк проверил. Нет телефона.
        - Она жила неподалеку, в Воеводине, - ответил полковник Гущин. - У станции «Ока» снимает дом ее сын.
        К Леве Кантемирову по адресу, что узнали Макар с Клавдием Мамонтовым, сразу выехали оперативники. Но обветшалый особняк под медной крышей оказался пуст. Кантемиров отсутствовал. Его номер мобильного, по которому с ним связывался Макар, Гущин еще раньше скопировал себе. Оперативники звонили, но «абонент был недоступен».
        Полковник Гущин выслушал их рапорт молча, подумал секунду и приказал: выдерните в Москве, в Гранатном переулке, единокровную сестру Кантемировой Светлану - кроме сына, скрывающегося от полиции, она единственная ее близкая родственница. Привезите в Чехов, в УВД, пусть старуха ждет меня. Он намеренно выбрал локацию для штаба оперативно-разыскной группы в Чехове, где Мамонтов и Макар разбирались с задержанием Ильи Суркова.
        Эксперт Сиваков остался на берегу продолжать осмотр тела, намереваясь по окончании забрать его в прозекторскую - его личный судебно-медицинский штаб тоже располагался в Чехове, где в морге хранились трупы трех предыдущих жертв.
        А полковник Гущин отправился в Воеводино, в дом Кантемировых, с намерением выяснить все обстоятельства, предшествовавшие убийству Искры, - что с ней случилось? Как она провела свой последний день?
        В доме полицейские проводили обыск. Они прибыли туда задолго до Гущина и занимались своим привычным делом, предварительно поставив в известность об убийстве Кантемировой Тамару Цармона, встретившую их. Кроме Тамары, на бывшей академической даче больше не было никакой прислуги.
        Допрос секретарши и помощницы Кантемировой полковник Гущин взял на себя. Он помнил, что ему рассказывали о Тамаре Клавдий и Макар, принял к сведению и скверную характеристику, данную ей Светланой Кантемировой.
        Женщина находилась в состоянии шока. Она плакала и никак не могла остановиться. Ее лицо распухло от слез, глаза покраснели.
        - Успокойтесь, - попросил ее полковник Гущин. - Соберитесь, сосредоточьтесь. Вы важный свидетель по делу. Мне надо узнать максимально подробно, как обстояли сегодня дела здесь у вас? Почему Кантемирова оказалась на берегу реки?
        - Мне ваши полицейские сразу сказали - ее на Оке задушили. Но я ничего не знаю! Какая река?! При чем тут вообще река? - Тамара Цармона вытерла щеки тыльной стороной ладони. Высморкалась в скомканный бумажный носовой платок. - Словно обухом по голове… Искра Владимировна… Искра… Да что же это? Сначала Наталья Эдуардовна… Теперь она… Мне дома страшно одной! Я здесь ни минуты не останусь!
        - Тихо, тихо. Мы это позже обсудим - ваш отъезд. Хорошо? - полковник Гущин взял ее за руку. - Помогите мне сейчас разобраться.
        - Да, да, конечно, спрашивайте. - Тамара Цармона убрала руку и опять высморкалась в бумажный платок.
        - Пожалуйста, вспомните все в мельчайших деталях - весь сегодняшний день до приезда к вам полиции. Вы с Искрой Владимировной проснулись утром и… что дальше? - Полковник Гущин, спрашивая, наблюдал (они с Тамарой расположились на открытой веранде), как на обширном участке кантемировской дачи сотрудники полиции обследовали каждый уголок - заросли кустов, неухоженные клумбы. Искали борщевик Сосновского.
        Сумерки сгущались, плодя тени в траве у старых лип и берез. Полковник Гущин не видел на участке (по крайней мере с веранды) знакомых высоких растений с белыми зонтиками. Но полицейские продолжали осмотр территории.
        - Искра относительно рано проснулась, даже я еще не вставала, - жалобно ответила Тамара. - Я ее увидела из окна сверху, она бродила в той части участка, где еще ее отец яблоневый сад разбил, - Тамара указала в сторону деревьев. - Она села в саду на диван-качели. Я быстро приготовила завтрак. Подала ей. Она с головой ушла в телефон. Мы позавтракали, кофе напились. Все как обычно.
        - Кантемирова кому-то звонила? - уточнил Гущин.
        - При мне нет. Переписывалась с кем-то. Сразу после завтрака засобиралась.
        - Она переписывалась с сыном, как думаете? - полковник Гущин задал новый вопрос. - Он ведь почти рядом дачу снял, у станции «Ока». Может, она решила его навестить?
        - Я не знаю. Нет… она бы мне сказала, что по пути к Левке махнет. - Тамара покачала головой. - И вообще он ушел в подполье, уединился, даже с матерью почти не общался. Искра Владимировна мне сказала, что едет в Москву - в ЦУМ, что ее скука душит. Мол, она уже обалдела дома торчать. Вот что она мне заявила после завтрака, - выпалила Тамара. - Она и раньше срывалась спонтанно «погулять» - на шопинг, к косметологу, в спа. Она могла отправиться и без записи, потому что ее до сих пор уважают и помнят, как золотого клиента и жену Касымова. Наверное, она утром с менеджером спа или косметологом переписывалась в чате. И они ее пригласили сами, сподвигли на поездку. Короче, она передо мной не отчитывалась. А я не лезла, не хотела ее раздражать. Она стала одеваться - это всегда долгий процесс. Потом села в машину и укатила. Все. Больше я ничего не знаю. - Тамара Цармона поджала губы и уставилась на Гущина.
        А тот вспомнил, как Мамонтов назвал ее вышколенным, прожженным секретарем из богатого дома. Лишнего слова от нее не добьешься.
        - Нет, не все, Тамара Андриановна, - возразил он. - Осознайте всю серьезность ситуации. Кантемирову задушили. Убиты еще несколько женщин. Поэтому подумайте хорошенько. Не стоит сейчас ни о чем умалчивать. Не тот случай. Мне необходимо знать весь ваш сегодняшний расклад. Почему, например, она раздражалась? Ваша хозяйка?
        - Она мне не хозяйка, - отрезала Тамара. - Я у нее работала много лет. Но она мне не хозяйка. Я не ее служанка.
        Тамара Цармона на секунду умолкла. Вспомнила Искру за сборами в гардеробной у зеркала. Как она красила губы помадой, обернулась через плечо и бросила:
        - Хватит тебе дрыхнуть, Тамарка. Займись делом. Дом тиной зарос. Хотя бы ванную мою приведи в порядок. Ты знаешь, я люблю чистоту. И позвони снова в агентство - пусть хоть кого-то временно пришлют! Но только семейную пару, чтобы она дом убирала, а он - в саду и по хозяйству, как мужик, соображал. А то вчера вечером щиток выбило, так ты даже не смогла быстро электрику наладить.
        - Не весь щиток, а пробки, - поправила хозяйку Тамара Цармона. - Вы сами, между прочим, ни бельмеса в электрике. А я пробки включила. Система сработала из-за перегруза сети. Автоматика.
        - Да будет свет! Дом я перестроила, а с электрикой все как при родителях, деревня наша Воеводино, лампочка Ильича. - Искра Кантемирова глядела на Тамару. - Ты мне зубы-то не показывай, не дерзи. Что вернулась ко мне - славно, я рада. Но ты много на себя не бери. И не превращайся в зануду. Лучше собой займись. Глянь, на кого ты похожа! Пижама мятая, карманы оттопырились, камнями, что ли, их набиваешь? Портки пижамные сзади провисли. Морда серая, отечная. Стареешь, милочка… И глупеешь. Не разочаровывай меня окончательно. Не тупи. Не распускайся…
        - Искра Владимировна раздражалась из-за неполадок с электричеством и, как мачеха Золушке в сказке, надавала мне кучу домашних поручений, - тоном опытного истинного секретаря ответила Тамара полковнику Гущину. - Когда распоряжалась, сердилась. Она была порой крайне несдержанна в словах. Но я никогда не придавала этому значения. Такой у нее характер…
        - Какой? - ввернул полковник Гущин, внимательно наблюдая за Тамарой Цармона.
        - Сволочной, - ответила та и вновь поджала губы. - Вы же все хотите знать? Она иногда на людей бросалась без причины. Просто срывала зло. Изживала свой стресс, создавая неприятности другим.
        - То есть, иными словами, сегодня утром у вас с Кантемировой возник конфликт? - уточнил Гущин.
        - Нет, вы что? Никакого конфликта, - Тамара моментально пошла на попятный. - Она мне велела убраться дома, хотя в мои обязанности уборка не входит… я ж не горничная - и приказала позвонить в агентство по подбору персонала. Найти людей, обслугу.
        - Я еще удивился - двухэтажный особняк - и нет помощников по хозяйству, - заметил Гущин. - В доме только она и вы остались.
        - Она сама виновата! - пылко воскликнула Тамара. - Который раз уже она прислугу выгоняет. Те двое - муж с женой из Узбекистана - дольше остальных продержались, сюда из Баковки переехали, согласились за отдельную плату. Но она и к ним прицепилась. Потеряла браслет, а на горничную спустила собак, обвинила ее. Та стала кричать - «я не брала ваш браслет!». Вскоре Искра сама же его нашла. А горничная и ее муж… они не смолчали - мол, извиняйся, раз обвинила напрасно. Плати моральный ущерб. Она их на три буквы послала! Когда в доме жил муж, Касымов, вся наша прислуга узбекская вела себя прилично, он ими как бай настоящий управлял. Но после развода вся их диаспора… и наши узбеки в доме стали воспринимать Искру «брошенкой», - Тамара глянула на полковника Гущина. - Без должного уважения и почтения. На Востоке сто оттенков черного и серо-буро-малинового в этом плане, понимаете?
        - Какой марки у вашей хозяйки машина? - уточнил полковник Гущин. Он понял: Тамара исподволь, очень аккуратно, однако… мстит сейчас бывшей хозяйке, произнося «брошенка» с затаенным презрением, несмотря на свой шок, горе и неподдельные слезы. - И во что она оделась?
        - «Тойота Лендкрузер», черный. Вещи подобрала элегантно, в своей обычной манере - брюки, топ, черная накидка. Все в тон, марка Лора Пиана, стиль «олд мани», - старательно выдала Тамара. - Обувь… я внимания не обратила, кажется, мюли от Прада. И украшения. Сумку взяла от Живанши. Она долго собиралась, красилась перед зеркалом. И уехала. Кто же знал, что… ох, даже если я злилась на нее из-за уборки в доме, я ей сейчас все, все прощаю! - Тамара горестно всхлипнула. - Она столько для меня доброго в жизни сделала. Какая теперь разница - все наши мелкие дрязги… А что теперь со мной будет? Лева меня выставит… Где работу мне искать? Как жить дальше?
        Полковник Гущин, слушая ее причитания, давая ей время успокоиться, позвонил старшему опергруппы - срочно проверить в Воеводине и в ближайших окрестностях, может, кто-то видел черный внедорожник «Лендкрузер»? Машина Кантемировой пропала, как и ее мюли, сумка, телефон и накидка. Их не обнаружилось на берегу Оки.
        - Во сколько она покинула дом? - задал он один из главных вопросов.
        - Я на часы не смотрела. Наверное, где-то в одиннадцать или чуть позже, - ответила Тамара. - Ох, надо же сообщить всем! Щеглову… Леве надо позвонить! Вы его уже поставили в известность?
        - Позвоните ему сейчас сами. Он нам не отвечает, - полковник Гущин смотрел на Тамару. - Игнорирует все наши звонки. Свяжитесь при мне с Кантемировым и включите громкую связь.
        Тамара кивнула и достала из кармана кардигана мобильный, набрала номер в одно касание.
        Гудки…
        - Тамар, привет, - раздался в телефоне мужской голос.
        Полковник Гущин напрягся - Кантемиров ответил секретарше матери - причем моментально.
        - Лева… голубчик… горе у нас…
        - Что случилось?
        - Лева, мама… Искра… она умерла! Полиция в доме! Говорят - убили ее! Задушили! - Тамара снова начала плакать.
        Тишина в мобильном.
        - Лева, Лева! Ты меня слышишь? Ее убили! - надрывалась Тамара.
        - Да. Подожди. В глазах темно, - голос Кантемирова охрип.
        - Приезжай сейчас же домой. Я одна здесь, и полиции полно. Всюду шарят! Я боюсь!
        - Я приеду. Ты не плачь… Я далеко. Но я буду так быстро, как смогу, - ответил Кантемиров.
        Гудки… он отключился.
        - Мне надо сообщить Кериму, - решительно заявила Тамара. - Пусть они развелись, но ведь прожили вместе почти четверть века. Он должен знать. Я ему потом позвоню. Или… вы… полиция мне запретите?
        - Ваше право, вы пока еще работаете на их семью, - ответил полковник Гущин. - А с сестрой Искры Светланой тоже планируете связаться?
        Тамара помолчала.
        - Она обрадуется смерти Искры Владимировны. У них всю жизнь не ладились отношения. Меньше всего мне бы хотелось сейчас с ней общаться. А насчет похорон… пусть Лева сам решает - приглашать нашу душную тетку Свету или нет.
        У полковника Гущина зазвонил мобильный - сразу два входящих. В Чехов из Москвы как раз привезли Светлану Кантемирову (легка на помине оказалась). Оперативник жаловался: «старуха устроила дикий скандал по пути из Москвы».
        На второй линии ждал старший оперативной группы - с новостями иного сорта: черный «Лендкрузер» опознали работники АЗС на шоссе, на выезде из Воеводине. У них работала камера, и машина Кантемировой на нее попала. Оператор и рабочий-заправщик, местные жители, и раньше, по их словам, замечали черный «Лендкрузер» на заправке. Рабочий сообщил - «Лендкрузер» проследовал мимо и свернул на дорогу. Оперативники просмотрели фрагмент записи с камеры - слова сотрудников АЗС подтвердились. Искра Кантемирова направлялась к федеральной трассе. Время на записи было 11.40.
        Однако на дороге она могла свернуть в любую сторону. Где же ее машина?
        К веранде приблизился один из полицейских, осматривавших участок, и показал жестом: нет. Полковник Гущин понял - борщевика Сосновского его подчиненные на участке так и не обнаружили. На даче академика Кантемирова, посвятившего свою жизнь изучению и продвижению этого растения, борщевик - ядовитый, непредсказуемый, чужой и коварный - не рос.
        Глава 30
        Признание
        Клавдий Мамонтов нагнулся, схватил Илью Суркова за шкирку и поставил на ноги.
        - Внятно, членораздельно отвечай - кого, когда и где ты убил? - приказал он. - Макар, снимай его признание на мобильный. Вы, лейтенант, тоже.
        Участковый Фофанов выхватил из кармана телефон. На Суркова он не глядел - он взирал на Мамонтова с рукой на перевязи с восхищением и восторгом.
        Сурков походил на затравленного шакала, попавшего в капкан.
        - Я ее задушил, - глухо произнес он.
        - Кого ее? - повысил голос Клавдий Мамонтов.
        - Мать.
        ПАУЗА.
        Участковый Фофанов едва не уронил свой телефон.
        - Вы убили родную мать?! - ошарашенно спросил он.
        - Да! Да! Да! - заорал Сурков ему в лицо. - Она сама нарвалась! Она мне выбора не оставила! Угрожала отправить меня в тюрягу!
        - За что мать хотела отправить тебя, своего сына, в тюрьму? - Клавдий Мамонтов задавал вопросы, как гвозди вбивал. - Отвечай! Ну!
        - Я… взял те деньги…
        - Какие деньги?
        - Что она после первых майских выходных получила для пенсионеров. Вытащил пачку из ее сумки, когда она вернулась домой, - Сурков опустил голову. - Тайком.
        - Ты украл у матери деньги четвертого мая? Она их из-за праздников забрала накануне выдачи? - уточнил Клавдий Мамонтов.
        - Я не крал. Я взял в долг… Мне пришлось… Я сам залез в долги…
        - На дозу не хватило? - спросил Макар.
        - Пошел ты! Мажор! - с ненавистью выкрикнул Сурков. - Ты нашей сучьей жизни не знаешь, когда жрать дома нечего!
        - Ага. На бухло не хватает, - ответил Макар. - Твоя мать утром пятого мая хватилась денег. Поэтому она поспешила в банк и сняла со своего личного счета все накопления - сто с чем-то тысяч.
        - Ей надо было раздать чертовы пенсии, - Сурков зыркнул на них темными глазами. - Я пятого рано из дома смотался. Но она сразу усекла, что деньги из ее сумки взял я. Она вместо пенсий отдала свои бабки. Вечером орала на меня - «я честная женщина! Мой сын - вор!» Я ей пытался объяснить, что мне надо отдать долги. Если не расплачусь, меня в асфальт закатают… Но она ничего не желала слушать. Кричала. Грозила, что идет в полицию, напишет на меня заявление…
        - Почему она тогда не отправилась в полицию? - спросил Клавдий Мамонтов.
        - Я ее на коленях умолял, - ответил Сурков. - По полу перед ней ползал, унижался, просил не сдавать меня ментам. Она…
        - Мать тебя простила? Материнское сердце - воск?
        - Какой, к черту, воск? Она приказала, чтобы я вернул ей сто тридцать тысяч, - прошипел Сурков. - «Ты вернешь мне все до копейки» - вот ее слова. «Хорошо, я пожалею тебя, урода, не пойду к ментам, спасу тебя от тюряги, но ты мне все возместишь. Бросишь пить, устроишься на работу и с каждой зарплаты станешь отдавать мне две трети денег». Она меня в кабалу к себе вознамерилась взять! Приперла меня угрозами к стенке. Я ей поклялся. Она на следующий день отдала дедам остаток пенсий из своих бабок. А я начал работу искать. И нашел - вышел после праздников ограды красить в парке. Я их красил, красил, гробился дотемна… Но мне в мае даже аванса не заплатили. Ни копейки не дали!
        Клавдий Мамонтов вспомнил: полковник Гущин, проверявший Суркова, говорил им - тот действительно трудоустраивался в парк рабочим, однако история с оградами продлилась недолго.
        - Дальше?
        - Девятнадцатого мая мать откуда-то узнала, что я бросил работу. Шпионила за мной тайно? Я дома не ночевал, а когда вернулся, она устроила скандал. Объявила мне: кражи денег тебе не прощу. Обзывала меня вором и паразитом. Снова угрожала, что завтра же пойдет в ментовку и заложит меня. Родная мать! - выкрикнул Сурков. На его глазах внезапно выступили слезы. - Каково мне было слышать такое? Мама… она меня предала, собиралась ментам заложить!
        - Но вы ее обокрали! - не выдержал юный участковый Фофанов.
        - Да заткнись ты, мент! А ты вообще в курсе - румяный, сытый - нашей жизни здесь, в трущобе?! Я вам душу изливаю. Признаюсь! - Сурков помотал головой. - Она орала матом, угрожала… Я был пьяный… Утром она ушла. Мне ни слова не сказала. Я не знал, как она поступит - отправится ли в полицию после работы - вечером же обещала. Я сидел, пил… Потом я решил поехать за ней следом. Просто поговорить… Умолять ее снова… Сел на автобус восемьсот двадцатый - он первый подошел к остановке. Может, если бы не этот автобус, я бы и не сделал ничего… Вышел в той проклятой деревне. Мать годами ходила к своим старикам в Трапезниково и Зуйки одной и той же дорогой и всегда, если затем ехала с почтой в Мелихово, возвращалась к шоссе, к остановке через поля и рощу, срезала путь. Я ее даже сам несколько раз сопровождал, когда у нее почтовая сумка была очень тяжелая. Поэтому я все знал. Я ее хотел встретить возле шоссе, где никогда никого нет. Просто поговорить в тишине, снова ее просить… Сидел в кустах, ждал… Долго ждал. Очень долго.
        - Лжешь ты, что хотел встретить мать в безлюдной лесополосе только для разговора, - жестко оборвал его Мамонтов. - Ты веревку с собой привез. Припас удавку для мамы. Или скажешь - она случайно у тебя в кармане завалялась, как случайно к остановке автобус нужный прикатил?
        Сурков молчал.
        - Говори правду, - потребовал Клавдий Мамонтов.
        - Да она мне выбора не оставила! Вечером оскорбляла меня - вор, изверг! «Веры тебе нет, опять у меня деньги государственные почтовые украдешь, а у меня больше ни шиша для покрытия недостачи». Орала, мол, меня все равно в тюрягу упекут, а ее навек опозорят, всю нашу фамилию опозорят, а она честная женщина, рабочий класс… А я выродок, и мое место в тюрьме, и она меня туда отправит. Мамаша со своей честностью всю жизнь носилась словно с писаной торбой! Она ее поставила выше меня, своего сына, и я… я ее в душе приговорил за это. Я решил покончить с ней. Убить ее.
        - Как ты ее душил? - спросил Клавдий Мамонтов.
        Сурков умолк. Затем закрыл лицо руками.
        - Я ее дождался в лесу. Она брела по тропе под дождем. Я вытащил веревку… да, я ее прихватил с собой… Мать меня не видела. Она миновала кусты, где я ее ждал, и я набросился на нее сзади, затянул удавку, повалил ее на землю. Она хрипела…
        Сурков снова замолчал. Он весь дрожал.
        - Когда я понял, что она мертва, мне стало страшно. Я убежал оттуда. Я даже не помню, где я шлялся. Я с собой бутылку водки из дома взял для храбрости, куража… Я пил, глушил себя… Потом вернулся домой. Опять пил. На следующий день явились менты и начали стучать мне в дверь… Да я сам в тот миг готов был удавиться! В петлю лезть!
        - Какая на тебе двадцатого мая была обувь? - спросил Клавдий Мамонтов, вспомнив про слова Гущина о смазанном следе, найденном недалеко от тропы.
        - Кроссовки.
        Участковый Фофанов метнулся в захламленную прихожую и вернулся с кроссовками - белыми, старыми, потертыми, грязными.
        - Эти? - спросил он.
        - У меня одни только и есть, - ответил Сурков.
        - А сегодня зачем вы ездили на автобусе в Серпухов? - осведомился участковый. - Закладку опустошили на остановке, я прав?
        Сурков кивнул.
        - Наркотик при вас, в квартире?
        Сурков указал на разбитый цветочный горшок, упавший на пол. Участковый Фофанов нагнулся, пошарил в рассыпавшейся земле среди черепков. И достал маленький пакет с белым порошком, спрятанный в цветочную землю.
        - Закладки на остановках, только они место до конца в тайне держат и часто меняют, - глухо объявил Сурков. - Приедешь, нет ничего, приходит новая эсэмэска - следуй к другой остановке по маршруту восемьсот двадцатого.
        Макар тоже подошел к цветочному горшку: растение в нем комнатное с белыми мелкими цветами. Однако на борщевик Сосновского не похоже. Но Макар все же спросил:
        - Борщевик дома разводишь?
        - А что это такое? - Сурков не глядел на горшок, он пялился на пакетик с порошком в руках участкового. Неожиданно его лицо исказила судорога.
        - А другие твои жертвы? - спросил Клавдий Мамонтов.
        - Какие другие жертвы? - Сурков с трудом оторвался от созерцания пакетика.
        - Задушенные женщины. Примолк? Давай колись дальше, как ты убивал других после того, как разделался с родной матерью.
        - Я никого больше не убивал, - тихо, почти безучастно ответил Сурков. - Я бы и на мать руку не поднял, если бы она мне полицией и тюрьмой всерьез, без понтов не угрожала. Я в тюрьме не выживу, сразу загнусь.
        - Щеку кто тебе сегодня оцарапал? - задал новый вопрос Клавдий Мамонтов. - Родинку кто тебе чуть не сорвал?
        - Я сам расчесал во сне пьяный. Меня какая-то тварь укусила… комар… может, клоп, - голос Суркова звучал все глуше. В глазах его появился лихорадочный блеск. Лицо начало дергаться в нервном тике. Он часто облизывал сухие потрескавшиеся губы.
        Клавдий Мамонтов понял - пакетик с наркотиком в руках участкового пробудил в Суркове его тайную и самую сильную страсть. Матереубийца находился уже на грани ломки. Следовало торопиться.
        - Я тебе не верю, - заявил Мамонтов. - Кроме матери ты убил еще двух женщин. И сегодня в Серпухове задушил четвертую. Ты начал с матери и уже не мог остановиться. Ты издевался над мертвыми телами жертв… Не лги нам.
        - Эй, мент… ты ж не как они, богатые уроды, мажоры, - прошелестел Сурков, игнорируя слова Мамонтова, обращаясь к участковому, не отводя взгляда от пакетика наркотиков в его руках. - Ты такой же обычный пацан, как я. Ты здешний, нет? На районе заправляешь? Что тебе стоит… дай мне… дай мне его…
        - Вы что? Спятили? - опешил юный участковый.
        - Ну, дай, дай, дай мне его!! - заорал истерически Сурков, падая на колени. - Мать просил, умолял, на карачках елозил, теперь тебя, мент, прошу! Сжалься… дай мне его… я не могу, я подыхаю… А я… признаюсь тебе. Лично тебе! Сколько их там еще? Трое? За дозу я их всех на себя возьму!! Мне уже все равно.
        Стоя на коленях, он согнулся и начал лупить кулаком по полу. А затем, как бешеный шакал, укусил себя за кулак.
        Макар понял - если участковый сейчас пообещает Суркову наркотик, тот сдержит слово и признается во всех убийствах. И наступит полная катастрофа. Они уже никогда не добьются правды в деле.
        - Хватит истерить. Вставай, - приказал Клавдий Мамонтов матереубийце.
        У Макара зазвонил телефон. И ему пришлось отключить камеру, записывавшую импровизированный допрос Суркова. Макар решил, что это полковник Гущин, и ответил сразу.
        - Он признался!
        - Кто признался? - голос в мобильном был хриплый. Макару звонил не Гущин, а… Лева Кантемиров.
        - Лева?
        - Я, - ответил Кантемиров. - Где твой детектив крутой?
        - Здесь, со мной, - ответил Макар. Он гадал - известно ли уже Леве о смерти матери или нет? - Мы тем же делом заняты, по которому и к тебе приезжали. А ты сам где?
        - В аду, - ответил Кантемиров. - Можешь мне помочь со своим детективом?
        - Что случилось? - спросил Макар осторожно.
        - Мать убили, - глухо ответил Кантемиров. - Мне Тамара, секретарь, позвонила только что. У нас в доме полиция. Я должен ехать домой.
        - Искру Владимировну? Убили? - Макару сейчас притворство, несмотря на все его актерские данные, давалось с трудом, в горле стоял ком. - Лева… конечно, тебе надо домой как можно скорее. Полиция… они могут все, что угодно, подумать, ты должен…
        - Я боюсь один ехать, - прошептал Кантемиров. - Это Керим, понимаешь? Он сделал!
        - Твой отчим?
        - Не сам, конечно, он кого-то нанял маму убить. Он желал ее смерти. Он и меня погубит, - голос Кантемирова дрожал. - Я совсем один. Мне не к кому обратиться. Только к тебе, Макар. И к твоему детективу. Пожалуйста! Не бросайте меня!
        Макар глянул на Мамонтова. Ситуация менялась столь быстро, прямо на глазах, и Макар сам не мог решить - принимать ли предложение Кантемирова, сулящее одновременно и выгоды и проблемы. Крупные проблемы.
        Однако Клавдий Мамонтов кивнул - «да, ответь ему согласием».
        - Конечно, мы тебе поможем, - заверил Макар. - Ты где сейчас?
        - Я из Сколкова еду, - Кантемиров помолчал. - Я на грани, понимаешь? Я словно ослеп… Я вас дождусь, ладно? Чтобы нам вместе ехать домой, ладно?
        Он повторял «ладно» словно ребенок.
        - Мы в Чехове, в одном поселке, нам, по счастью, не очень далеко до Воеводина. Давай встретимся на трассе у моста через Оку через два часа, - объявил Макар. - У нас важное дело, но мы тут почти закончили.
        - Звоните дежурному по управлению, лейтенант, - Клавдий Мамонтов обратился к участковому Фофанову, когда Макар дал отбой. - Доложите обстановку ему, пусть оперативники забирают Илью Суркова. Он признался в убийстве матери под видеозапись. Вы самостоятельно раскрыли убийство, лейтенант. Огромная ваша заслуга.
        - Но я… я же просто… я вместе с вами… вы все сам, - восторг в глазах участкового уже зашкаливал.
        - Наша роль скромная, - ответил тот. - Мы - внештатные помощники, приданные силы при полковнике Гущине, а вы официальное должностное лицо. Вы раскрыли тяжелейшее серьезное дело - убийство почтальона. Задержали лично убийцу. И сейчас передадите его в руки своих коллег. Позже полковник Гущин решит, что делать с Сурковым дальше. Ну, а нас сейчас ждут другие срочные дела.
        Участковый связался с дежурной частью. Спустя десять минут во дворе дома завыли полицейские сирены - опергруппа прибыла за Сурковым.
        - Не ведитесь на его просьбы о признании в убийствах в обмен на наркотик, - сказал Макар участковому. - Проявите терпение и мудрость.
        Участковый Фофанов закивал: понял, положитесь на меня. Убрал пакетик с порошком в карман и ринулся открывать коллегам дверь.
        Клавдий Мамонтов и Макар покинули Рабочий поселок, как только Илью Суркова вывели из квартиры в наручниках и затолкали в полицейскую машину. До встречи с Кантемировым они не хотели звонить полковнику Гущину. Следовало прояснить ситуацию с другим сыном, мать которого тоже оказалась убита. Макар сбросил Кантемирову точную локацию места у моста через Оку, где они договорились встретиться.
        Они мчались по темному шоссе. Ночь не сулила ни сна, ни покоя, ни тишины.
        Глава 31
        Две ехидны и смена планов
        К железнодорожному мосту через Оку Макар и Клавдий Мамонтов приехали раньше Кантемирова. Они свернули на обочину дороги, ждали. Прошло полчаса. И Мамонтов объявил Макару: наши планы меняются. Признание Ильи Суркова в убийстве матери - слишком важная информация, чтобы медлить с ней дальше. Да и необходимо предупредить Командора об их прибытии на бывшую академическую дачу, где полиция проводит обыск. Клавдий Мамонтов набрал номер Гущина. Макар глянул в зеркало заднего вида - по темному пустому шоссе к ним приближалась машина, моргнула фарами - Кантемиров прибыл.
        А полковнику Гущину тоже пришлось срочно менять свои планы - обыск большого дома затягивался допоздна, и Гущин не мог его просто так бросить. Из Чехова ему трезвонили - что делать со Светланой Кантемировой? Старухе под восемьдесят, не оставлять же ее в полиции на ночь? Повторный допрос ее представлял важность и необходимость для Гущина, вернуться в Чехов он пока не мог, и он велел - везите Кантемирову в Воеводино, в дом единокровной сестры. Она родственница, по крайней мере, проведет ночь не на банкетке в коридоре полицейского управления, а на мягком диване.
        Сестру доставили в тот момент, когда Тамара, включив громкую связь в телефоне, в присутствии Гущина звонила Кериму Касымову - ответил ей его личный помощник. Она сообщила ему о смерти Искры. Они вели тихие вежливые переговоры - Гущин слушал. Восточный уклончивый слог, Тамара Цармона ему научилась…
        Светлана Кантемирова в сопровождении полицейских вошла в дом своей сестры, огляделась по сторонам. Полковник Гущин отметил: она все в том же парике, нахлобученном шапкой. Однако вместо цветастого платья, в котором она их встречала, на ней летние брюки, футболка и легкая куртка. Тамара Цармона, увидев ее на веранде, сразу быстро попрощалась с помощником Касымова.
        - По какому праву вы, полковник, тираните меня, пожилого больного человека? - громко, скрипуче спросила Светлана Кантемирова. - Мало того, что днем покоя меня лишили, приперлись незваные ко мне с вопросами в квартиру, да еще вечером добавили - прислали за мной конвой и как уголовницу приволокли сначала в полицию в какую-то тмутаракань, а теперь сюда! Над Петей, мужем моим, всю жизнь измывались, арестовывали, сажали… Теперь я на очереди?
        - Вашу сестру Искру убили, - ответил ей Гущин. - Извините за неудобство и беспокойство, но мне надо срочно кое-что уточнить у вас.
        - Это вы-то больная! - подала голос Тамара Цармона. - Да вы всех нас переживете.
        - Сказали мне конвоиры про смерть сестры. - Светлана Кантемирова проследовала мимо Гущина к дивану и уселась на него барыней. - Я же вас предупреждала, полковник. Добром все здесь дома у Сатаней не кончится. А ты, Тамарка, закрой пасть, - она глянула на секретаршу. - Ты здесь уже никто. Ну, ты и была всегда никем, а сейчас собирай манатки. Пошла прочь, пока в шею тебя не выгнали.
        - Кто меня выгонит? - повысила голос Тамара.
        - Может, и я, - Светлана Кантемирова победоносно усмехнулась. - Полковник… ну, вы просто настоящий полковник… не верили мне, насмехались. А молитвы-то мои сбываются… «И расточатся врази его» или как там… Жили-были, ели-пили и сгинули… Левка тоже не жилец. Думаете, я ничего о нем не знаю? Два раза руки на себя накладывал мальчик наш яхонтовый. Третья попытка не за горами. Вы, менты, его и доведете. У вас ни совести, ни жалости к людям.
        - О попытках суицидов тоже через проплаченную домашнюю прислугу узнали? - спросил полковник Гущин.
        - Искра Владимировна как чувствовала - продают ее! Горничная Фатима с мужем! - Тамара Цармона всплеснула руками. - Ах, сволочи… Она, наверное, заподозрила их. Дело было не только в браслете, когда она горничной и садовнику на дверь указала. Вы и раньше нашу прислугу пытались перекупить, доносчиков плодили! - бросила она Светлане Кантемировой. - До меня доходило! Мы от стукачей ваших избавлялись.
        - А я от тебя, лизоблюдка, избавлюсь, как дом моим станет, - торжествующе усмехнулась Светлана Кантемирова. - Не дворец в Баковке, конечно, но все недвижимость. Левка-то, повторяю, не жилец. А я наследница, суд мне все присудит, как он гикнется. А ты кости будешь глодать на старости лет. И еще надо проверить, какова твоя роль в том, что стряслось.
        - Какая моя роль? Зачем клевещете на меня при полицейских? - Тамара выпрямилась, смуглое лицо ее вспыхнуло.
        - Керим-узбек в Эмираты утек со всем богатством, но Сатаней он бы не оставил живой. Она ж ему во время развода уголовным делом о многоженстве угрожала. Она для него опасна была. А ты, Тамарка, всегда им обоим служила. А вдруг прежний хозяин тебя здесь смотрящей за нашей Сатаней оставил? А в нужный момент скомандовал тебе из-за бугра «Фас!». Ты с ней и расправилась.
        - Что ты мелешь, старая …! - лицо Тамары покрылось красными пятнами. Она разом отбросила всю свою сдержанность и невозмутимость. - Как язык твой повернулся меня обвинять!
        - Повернулся мой язык. А … я не больше, чем твоя мамаша, спятившая от сифилиса! - зло парировала Светлана Кантемирова. - Думаешь, я и про нее ничего не знаю? Сифилитичка Ляля… плясунья Ляля… Да она первой столичной шлюхой была в свое время, с кем только не спала! Со всеми! И с бомондом, и с диссидентами, и с кагэбэшниками. Папашу твоего чилийского потом подцепила. Вроде муж - иностранец. Но и он от нее сбежал. Сифилисом-то не заразила его, нет? А на твоих вывихнутых мозгах, Тамарка, сифилис ваш семейный точно сказался!
        - Тварь! Змея! Сволочь! - Тамара ринулась к старухе.
        Полковник Гущин не успел ее остановить. Она подскочила к сидевшей на диване Кантемировой, схватила ее сначала за плечи, рванула, а затем вцепилась правой рукой ей в горло, левой же сорвала с головы старухи парик и начала бить ее париком по лицу.
        - Помогите! Она меня убьет! - визжала Светлана Кантемирова.
        - Ты… тварь… смеешь мою мать… оскорблять, оговаривать, позорить!! - кричала Тамара.
        - Прекратите немедленно! Тамара! Отпустите ее! - полковник Гущин бросился их разнимать.
        На крики и вопли из глубины дома подоспели полицейские. Полковник Гущин отодрал Тамару от старухи, словно пластырь. Отпихнул ее на другой диван - напротив.
        Тамара плюхнулась, тяжело дыша. Зрачки ее расширились, темные глаза горели мрачным огнем.
        - Видели, как она со мной? Чуть не задушила, гадина! - надрывалась Светлана Кантемирова, шаря по дивану в поисках парика. Голова ее оказалась почти лысой. - Вы проверьте, проверьте ее! Чего у них с Сатаней было! Сатаней ее выставила, а затем обратно взяла, сжалилась. Может, на погибель свою! Нанял ее Керимка жену бывшую на тот свет отправить! Вы все проверьте, все факты! Если она при полиции на людей как волчица бросается, что же без свидетелей втихаря натворить может?!
        - Лжешь ты, гадина, и всю жизнь лгала обо всех! - Тамара старалась перекричать ее, тоже исходя злобой. - А ты всю жизнь за всеми шпионила, делала это из мести и ненависти к сестре и еще потому, что сожитель твой - авторитет, вор, уголовник тебе приказывал на Керима и его семью компромат собирать! Думаешь, я не в курсе? Столько лет работаю в их доме! Я все про тебя, тварь лживая, знаю! Ты людей оговариваешь. Ты доносы на всех писала и сейчас наверняка стучишь! А насчет матери моей, если еще что-то скажешь - убью!! Клянусь!
        - Тамара! - прервал ее полковник Гущин. - Опомнитесь хоть вы-то!
        - Моя мать была танцовщица и певица. Да, цыганка! - выкрикнула Тамара. - Красавица. Ее многие хотели и добивались. И никогда она сифилисом не болела и не лечилась от него! Психика ее пострадала от инсульта, а не от сифилиса. И я ее определила в больницу, потому что не могла стать сиделкой при ней, я работала с утра до ночи за кусок хлеба. Всю свою жизнь я пахала, трудилась! А ты, сволочь, жила на деньги своего вора-авторитета, содержавшего тебя. Знаешь, как все тебя называли? Бандерша! Мадам бандерша!
        «Ботаники… или «около ботаники»… - пронеслось в голове у полковника Гущина - То ли еще будет…»
        - Прекратить базар! - гаркнул он.
        И они обе поперхнулись истерическими воплями.
        - Я вас, Светлана Владимировна, вызвал сюда не счеты сводить с покойной сестрой и ее окружением, - объявил он, беря себя в руки. - А прояснить то, о чем вы намеренно умолчали при нашей прежней встрече.
        Светлана Кантемирова встряхнула свой парик и водрузила его на почти лысую голову. Она остро глянула на Гущина, затем на красную от злости Тамару Цармона.
        - При ней говорить? - осведомилась она.
        - Не стесняйтесь. Вы обе немало наговорили уже, - ответил Гущин.
        - Ладно. Может, она подтвердит мои слова, - Светлана Кантемирова криво усмехнулась. - Смотри, Тамарка, кумекай - за ложь-то, за укрывательство срок схлопотать можешь, раз дело об убийстве.
        - Вы прозрачно намекали на какие-то обстоятельства между вашей сестрой и ее сыном, - сказал Гущин. - Но дальше намеков не двинулись. Я требую ясности.
        - Испортила она сынка, погубила, - ответила Светлана Кантемирова. - С юности, словно червяк, яблочко подточила. Яблочко и сгнило.
        - Как это понимать?
        - Совратила она его. Слыхали про инцест? - елейным тоном спросила Кантемирова.
        - Вы хотите сказать, что между вашей сестрой и ее взрослым сыном существовала сексуальная связь?
        - А вы девственник? Ишь как сразу встрепенулся, мент! Лысый уж, не мальчик, а таких вещей сразу не сечешь? - тоном истинной Мадам-бандерши, подруги криминального авторитета, снисходительно осведомилась старуха. - Когда такая хрень дома заведется, чтобы сынок с мамашей шуры-муры завел, жди беды. Гром и грянул. Где мальчик-то брильянтовый? Вы все здесь, Тамарка тоже тут, не сбежала, хоть я ее вам как возможную виновницу, убийцу сеструхи представила. А где же наш Левушка?
        - Я ему звонила, он обещал скоро приехать, - быстро ввернула Тамара. Она поджала губы, насторожилась.
        - Явится - спросите насчет их с Сатаней отношений, - гнула свое Кантемирова. - С чего он два раза жизни себя лишить хотел, а? С собой не вышло, так мамашу-любовницу прикончил. А еще Наташку-сказочницу в Сарафанове. Она-то наверняка про их кровосмесительство знала, Сатаней бы не удержалась, все бы ей растрепала. Вот он и убил их обеих.
        - Данные факты вы тоже от проплаченной прислуги узнали? - уточнил полковник Гущин.
        Он подумал - если Кантемирова не лжет, они подходят к чему-то очень важному, возможно, самому главному в деле…
        - Продажные они. За деньги все сольют. А подобной скверны в доме не скроешь, - безмятежно ответила старуха. - Я утром-то промолчала. Говорю же - Сатаней бы мне не простила правды. Ну, а теперь нет ее. А вы разбирайтесь.
        - Вы что скажете, Тамара? - спросил Гущин секретаршу. - Их жизнь долгое время протекала на ваших глазах. Подобное и правда сложно держать в тайне от домашних.
        - Нет… вранье… ну, я не знаю точно. - Тамара колебалась. - Очень давно Лева гулял по молодости лет, а Искра ссорилась с Керимом - он начал ею пренебрегать… Был один случай…
        - Какой случай? - полковник Гущин внимательно наблюдал за ними обеими.
        - Прислуга сплетничала, шепталась - мол, видели, как Лева подглядывал в спальню за матерью и отчимом. Они же супруги, у них имелись свои секс-фишки. Искра, например, любила устраивать в спальне перед Керимом домашний стриптиз, танцевала, раздевалась. Оставалась лишь в украшениях, она жемчуг предпочитала… Танцевала, как Соломея перед царем Иродом, нагишом в жемчужных бусах, браслетах. - Тамара помолчала. - Один раз я только и слышала от горничной об этом. И я ее уволила. А она тебе, - Тамара повернулась к Кантемировой, - сразу все и продала!
        - О чем вам сообщила горничная? - уточнил полковник Гущин.
        - Ну, она видела, как Лева подглядывал за матерью. А Искра… она якобы его засекла, но не прекратила танец. На этом все. Какой инцест? - Тамара пожала плечами. - И потом, Лева месяцами отсутствовал в прежние годы - путешествовал за границей. Искра с Керимом тоже, и я с ними ездила. Не было ничего никогда.
        - Видите, она виляет, словно хвост собачий, однако подтверждает! - ликующе возвестила Светлана Кантемирова. - Много-то раз и не надо. Гниль аморальная в момент распространяется. Я же вам говорила, полковник, Сатаней наша от своей мамаши родилась. А что ее мамаша в молодости творила - один Домбай лишь знает. Ну, фрукт от фрукта… и Лева в них уродился.
        - Яблочко от яблони, борщевик к борщевику, да? - спросил полковник Гущин.
        - Какой борщевик? - озадаченно осведомилась Светлана Кантемирова. - А, тот, что отец мой изучал. А при чем он вообще?
        Их прервал звонок мобильного у полковника Гущина.
        - Федор Матвеевич, Сурков признался. - Гущин услышал голос Клавдия Мамонтова.
        - Подожди секунду.
        Полковник Гущин, у которого голова уже шла кругом, быстро покинул веранду, зашел в холл и плотно прикрыл за собой дверь, оставив двух ехидн наедине.
        - Илья Сурков признался в убийстве матери, - повторил Клавдий Мамонтов тихо. - Но только в одном этом эпизоде. Других жертв он на себя брать категорически отказался.
        - Ясно. Понял. Вы где?
        - Мы на пути в Воеводино. Ждите нас вместе с Левкой.
        - Кантемировым? Он с вами?!
        - Его машина подъезжает, мы через полчаса доберемся до вас. Кантемиров в панике после известия об убийстве матери связался с Макаром. Он обратился к нему за помощью и ко мне - «нанятому частному детективу». Мы пошли ему навстречу.
        - Не отпускайте его от себя. Привезите как можно скорее, - полковник Гущин впервые в жизни ощущал себя заблудившимся, словно в темном дремучем лесу, в событиях, фактах, сплетнях, домыслах, наветах, намеках и подозрениях, плодившихся и умножавшихся со скоростью света.
        Глава 32
        Озарение
        Состояние неуверенности, колебаний и сомнений внезапно сменилось внутренней опустошенностью - полковник Гущин медленно вышел из дома, спустился в сад. В темноте на участке Кантемировых включилась подсветка - фонарики на солнечных батарейках. Полковник Гущин брел к калитке - он хотел лично встретить Леву Кантемирова, Макара и Клавдия Мамонтова. Полицейские могли их остановить, они знали помощников Гущина, Кантемиров бы догадался. Подобное в планы Гущина не входило, лучше, если Кантемиров и дальше станет воспринимать Макара и его «частного детектива» в роли нейтральных фигур, не связанных с полицией.
        Светодиодные фонарики мерцали в густой траве подобно светлякам. Полковник Гущин остановился в проеме калитки, глядя на темную дорогу, на огоньки в траве. Искорки света… Искорки… Искра… мать, сын, соблазн… Эдипов комплекс…
        Все смешалось, все сплелось, как стебли травы…
        Внезапно озарение снизошло на него. Разрозненное вдруг соединилось в единое целое.
        Мать танцевала перед сыном голая… Соблазняла его…
        А на жертвах разрезали одежду… обнажая их тела…
        Жертвы - примерно ее ровесницы…
        Смутный и одновременно явный объект желаний…
        В танце на ней не было ничего, кроме украшений - жемчужных бус…
        Белый жемчуг… Белые цветы борщевика Сосновского…
        Кавказская семейная история с серийными убийствами…
        Тайна тайн… Что случилось на самом деле?
        Он ее слышал с самого детства…
        Инцест…
        Его попытки суицида…
        Чувство вины…
        Эдипов комплекс, сначала вымещаемый на других жертвах…
        А затем и на ней - матери…
        Сок борщевика символизировал сперму на мертвых телах…
        Полковник Гущин внезапно вспотел. Он ощутил близость решения загадки.
        На темной дороге мелькнули фары двух авто. Те, кого он ждал, прибыли.
        Макар и Клавдий Мамонтов вышли из машины, Лева Кантемиров медленно вылез из своего черного внедорожника.
        - Кантемиров, подойдите ко мне, - скомандовал полковник Гущин. - Кто с вами?
        - Мои знакомые. Частный детектив, он мне помогает… пусть он участвует в расследовании… Мама… А где она сейчас? Я могу взглянуть на ее тело? - голос Кантемирова срывался.
        - Потом взглянете. Тело вашей матери сейчас в морге на вскрытии. Подойдите ко мне. Ваши знакомые пусть ждут, - распорядился Гущин.
        Клавдий и Макар остались на месте. Лева Кантемиров приблизился к полковнику Гущину. На него падал свет фонаря, укрепленного на столбе калитки. Вокруг все тонуло во мраке ночи.
        - Где вы находились сегодня днем? - спросил полковник Гущин.
        - Дома… то есть я дачу снимаю здесь неподалеку, - ответил Кантемиров.
        - К вам ездили мои сотрудники, вас на съемной даче не застали.
        - Я долго спал, а после обеда уехал по делам.
        - Куда вы уехали? По каким делам? - Гущин задавал вопросы жестко.
        - В Сколково, жилье смотреть в новостройке, я хочу купить себе небольшую квартиру. Мне риелтор на полпятого встречу назначил. Скажите, кто убил мою мать?!
        - Кто ее убил - вопрос вопросов, - полковник Гущин внимательно изучал Кантемирова. - Обнаружили ее труп недалеко от вашей съемной дачи на берегу Оки. Она отправилась из дома на своей машине в Москву. По пути днем она к вам на дачу не заезжала?
        - Нет, - ответил Кантемиров.
        - Подумайте хорошенько, - полковник Гущин смотрел на него в упор.
        Кантемиров глянул на него и…
        - Вы что, меня подозреваете? - спросил он.
        - Покажите мне свои руки, Кантемиров, - властно приказал полковник Гущин.
        Он вспомнил слова эксперта Сивакова о неудаче, возможно постигшей душителя во время манипуляций с соком борщевика у трупа Ирины Мухиной. Сиваков предположил: ядовитый сок мог попасть на убийцу и оставить на нем следы дерматических ожогов, долго незаживающих.
        Лева Кантемиров протянул вперед руки ладонями вверх, показал.
        - Рукава засучите выше, - потребовал Гущин.
        Кантемиров вздернул рукава хлопкового худи. В свете дачного фонаря Гущин увидел на внутренней стороне его левой руки чуть выше запястья два багровых пятна.
        Он мгновенно цепко схватил Кантемирова за руку, рывком притягивая его к себе, чтобы разглядеть пятна лучше - одно из пятен покрывали мелкие пузырьки. Ожог!
        - Вы что?! Пустите меня! - Кантемиров резко дернулся, пытаясь вырваться от полковника Гущина.
        Все дальнейшее случилось в считаные доли секунды.
        - Где соком вашей семейной дряни обжегся, сынок? - прошипел Гущин, притягивая его к себе, подавляя сопротивление и одновременно пытаясь вывернуть ему запястье в болевом приеме. - Не в Чистом ли Ключе, где Иру Мухину задушил? А потом в Сарафанове Гулькину, рассказывавшую сказки тебе в детстве, подонку?!
        Но он недооценил Кантемирова - внук академика ботаники со всего размаха врезал ему, как в боксе, в челюсть!
        Полковник Гущин не удержался на ногах и осел мешком на землю.
        - Какой еще Чистый Ключ? - истерически крикнул Лева Кантемиров. - Какие убийства? Макар, я ж тебе сказал - он меня погубит… отчим… Ну обвините меня во всем, если вам так удобно! Повесьте на меня все! Объявите меня врагом народа! Расстреляйте, живым в землю заройте!! Да я и сам могу… я вам лишь спасибо скажу, если уничтожите меня! Но я сам все… Я сам с собой закончу!!
        Он метнулся к своей машине, вскочил за руль и с места рванул прочь от фамильной дачи.
        - Левка! Стой! - заорал Макар. - Опомнись! Будет только хуже!
        Гущин пытался встать - его рот был разбит ударом тощего жилистого кантемировского кулака. К ним с участка, из дома, бежали полицейские.
        - Помогите, Федору Матвеевичу! - крикнул Клавдий Мамонтов. - Макар, мы за ним!
        Они с Макаром сели в машину, Макар развернулся на пятачке у забора, и они погнали вслед за внедорожником Кантемирова.
        Лес, лес…
        Красные габаритные огни на удалении…
        Полицейская сирена сзади…
        Полиция подключилась к погоне за подозреваемым.
        Впереди в темноте - просвет на дороге, что вырвалась из леса на берег Оки.
        Красные габаритные огни вильнули в сторону - внедорожник Кантемирова свернул с дачной бетонки на целину и…
        Лева не убавил, увеличил скорость.
        Его внедорожник на всем ходу сверзился в реку с высокого берега.
        - Левка!! - Макар резко затормозил, выкручивая руль, их машина едва не перевернулась на полном ходу.
        Макар выскочил наружу и…
        Прямо с кручи он, не раздумывая, не колеблясь, прыгнул в воду.
        По реке в месте падения кантемировской машины в свете полной луны расходились огромные круги.
        Макар нырнул.
        Клавдий Мамонтов со своей рукой на перевязи подбежал к краю обрыва - довольно высоко для покалеченного, но он не мешкал. Он сиганул не в воду, а вниз по скользкой глине - на спине, боком, на пятой точке, скользя, скользя, крепко удерживая раненую руку здоровой, группируя все свое тренированное тело - чтобы не перевернуться и не полететь кубарем…
        Макар не появлялся на поверхности - видимо, он пытался на глубине вытащить Кантемирова из машины.
        Клавдий Мамонтов, обдирая кожу о сучья, мелкие камни, коряги, спустился. Рухнул на прибрежный песок, но сразу же поднялся на ноги и ринулся в воду. Перевязь свою он потерял при спуске. Держал раненую руку здоровой. Он не мог прийти на помощь Макару и Кантемирову там, на дне, куда погрузился внедорожник.
        Полицейские машины затормозили наверху. Заполошно выла сирена. Полицейские, не желая безрассудно рисковать, искали более подходящее место для спуска, мешкали.
        Клавдию Мамонтову почудилось, что прошло очень много времени… Вечность…
        - Макар! - заорал он.
        Круги по воде…
        Мамонтов глубже зашел в воду, чувствуя, как его охватывает паника - он с раненой рукой не мог ни плыть, ни нырять… Он бы утонул, пошел камнем вниз…
        - Макар!! - крикнул он, ощущая, что сердце его разрывается на части от бессилия помочь другу, от отчаяния и тревоги.
        И Макар словно услышал его зов. Он с шумом вынырнул. Он тянул за собой нахлебавшегося утопленника.
        Клавдий Мамонтов бросился к ним - вода уже доходила ему до груди.
        - Здесь глубоко! Осторожнее! Ямы, Клава! Я сам! - кричал Макар, одной рукой крепко держа Кантемирова за худи, он греб свободной.
        И вот они вместе уже тащили тело Кантемирова на мелководье, потом на топкий глинистый берег.
        Лева Кантемиров был без сознания.
        - Он двери заблокировал, - сказал Макар, его самого трясло. - Я ногой боковое стекло еле выбил. Он хотел утонуть, понимаешь!
        - На живот его переворачиваем, быстро, - скомандовал Клавдий Мамонтов.
        Они перевернули Кантемирова на живот.
        - Он еще не сильно наглотался. Раз двери заблокировал, вода не сразу салон залила, он захлебнулся позже. - Клавдий Мамонтов рухнул на колени, сгреб Кантемирова одной рукой и подсунул колено ему под грудь, приподнимая. Затем надавил ему рукой на спину между лопаток.
        - Делай, как я, - сказал он Макару. - Стучи по спине.
        Сам он засунул пальцы глубоко в рот Кантемирова и нажал ему на корень языка. Изо рта Левы хлынула вода. Макар, помогая приподнять Кантемирова, молотил его по спине. Мамонтов раненой рукой надавил ему сбоку на грудную клетку, продолжая попытки вызвать рвоту.
        Лева захрипел, закашлял. Его бурно вырвало водой и речным илом.
        Он начал дышать!
        Клавдий Мамонтов встряхнул его. Кантемиров кашлял все сильнее, его рвало. Вода уходила из его легких, жизнь возвращалась.
        Когда его перестало тошнить, они бережно повернули его на спину. Он лежал на песке. Вокруг них толпились полицейские, спустившиеся с обрыва. Наверху на берегу кричал тревожно и пламенно полковник Гущин:
        - Ну что там у вас? Хоть фонарь включите! Я ж не вижу ни хрена отсюда в темноте!
        Клавдий Мамонтов понял: Командор очухался от сокрушительного нокаута.
        - Он жив! - крикнул он, успокаивая полковника Гущина.
        Лева Кантемиров застонал и открыл глаза.
        - Трижды спасенный, - шепнул ему Макар, наклоняясь.
        Кантемиров таращился на него. Мутный взор его постепенно обретал осмысленность.
        - Ты меня спас, - прошептал он. - Зачем?
        Макар молчал. Обычная словесная шелуха сейчас не имела значения.
        - Спасибо… все равно спасибо, - прошелестел Кантемиров. - Я скажу тебе… только тебе одному…
        - Что? - Макар наклонился еще ниже, к самому его лицу. Он сейчас услышит еще одно признание - еще одного матереубийцы? Истинного душителя, по следу которого они шли все дни…
        - Я маму не убивал, - прошептал Лева Кантемиров. - Я тетю Нату не убивал. Я никого не убивал. Кроме себя…
        Глава 33
        Милосердие. Но каждый при своем
        Кантемирова забрали с берега оперативники, подняли наверх, усадили в наручниках в полицейскую машину. Макар подошел к полковнику Гущину. Тот глухо кашлял и сплевывал кровь - губы его разбил удар кантемировского кулака.
        - Левку сначала в больницу надо, - тихо сказал Макар Гущину.
        - Да, утопленник все же, - согласился полковник Гущин. - Под конвоем. Я его задерживаю по подозрению в убийствах трех человек. Насчет почтальона Сурковой и признания ее сынка вы мне позже подробно доложите.
        - Не доложим, расскажем по-человечески, - поправил Гущина подошедший к ним Клавдий Мамонтов. С него, как и с Макара, ручьем текла вода.
        - Кантемирова поместим в больницу под охраной, - полковник Гущин вытер кровь с губ. - Его обследует дерматолог, мне нужно точное заключение специалиста о характере пятен на его руках. Когда у меня появятся выводы дерматолога, я вашего Леву сам буду допрашивать.
        - Он мать не убивал, - объявил Макар. - И двух других тоже. Он мне сказал.
        - И ты ему поверил, - полковник Гущин усмехнулся криво, поморщившись от боли.
        - А вас он от отчаяния ударил, Федор Матвеевич. Вы, пожалуйста, простите его, - Макар указал на свой внедорожник. - Возьмите аптечку, надо вам ссадины обработать.
        - Спасибо за заботу. Ты не первый, кто мне указывает на поражение на ринге.
        Полковник Гущин вспомнил, как он на глазах у своих подчиненных еле-еле сам поднялся на ноги после сокрушительного удара «ботаника». И услышал скрипучий злорадный голос. По дорожке от дома к нему шествовала Светлана Кантемирова.
        - Я все с веранды видела, полковник! Как он вас, а? Ну, зверь! Прямо Давид и Голиаф! Сами теперь убедились - яблочко от яблони. Сбежал он! Догонят ваши его, нет? Арестуют? Не упустите его, а то еще дел натворит, изверг! Я свидетель, как он на вас набросился, хоть и зла за ваше скверное со мной, пожилой женщиной, обращение. Но показания в вашу пользу дам. А вы-то, бедный полковник, как мешок с дерь… с навозом на землю свалились. Тренинги с вами на службе не проводят, эти как их - бои без правил? Ай-яй, с одного удара вы - кувырк! Мозги-то Левушка вам последние не отшиб? Но я четкий свидетель, полагайтесь на меня смело! Все наблюдения расскажу вашим компетентным органам.
        Светлана Кантемирова откровенно издевалась над ним. Мстила. На садовой дорожке появилась и Тамара, она обогнула старуху, приблизилась к Гущину и подала ему… чашку чая на блюдце.
        - Попейте, успокойтесь, чай с мятой, - объявила Тамара. - Я тоже все видела. И я свидетель, как он вас избил.
        Гущин там, в саду, умыл вспотевшее окровавленное лицо холодным мятным чаем, вместо того чтобы выпить его.
        - Мы с Клавой проводим Левку до больницы, - объявил Макар. - Мы его не вправе сейчас одного оставлять. Он к нам за помощью обратился. Он нам с Клавой верит.
        - Вы его от смерти спасли, - ответил полковник Гущин. - Не слишком ли ты печешься, Макар, о дружке, ставшем серийным убийцей?
        - Есть такая вещь - высшее милосердие, - отрезал Макар. - Но это долгий разговор, Федор Матвеевич. И про серийного убийцу тоже. Он у нас впереди.
        - Валите с ним в больницу, оттуда домой, вам в сухое надо переодеться, себя в нормальный вид привести, - полковник Гущин оглядел их с ног до головы. - За спасение утопающего - хвалю. Все разборки, дискуссии откладываем до утра.
        Макар отдал ему аптечку, с разрешения Гущина он сел в полицейскую машину рядом с Кантемировым в наручниках. Клавдий Мамонтов - грязный, весь в глине, мокрый, устроился за рулем их внедорожника - снова вести тачку одной рукой.
        В городской больнице после осмотра дежурного врача Кантемирова поместили в реанимацию до утра. Полицейский конвой встал у ее дверей. Из больницы Макар переслал на почту Гущина видео допроса Ильи Суркова со своего мобильного - не все прошло, слишком объемная запись, он прислал отдельные фрагменты, главное.
        Из больницы Макар и Клавдий направились домой, в Бронницы. Полковник Гущин и полиция покинули академическую дачу - в доме осталась лишь Тамара Цармона. Она при Гущине позвонила Артему Щеглову. Тот, поднятый с постели, потрясенный новостями, обещал приехать в Воеводино рано утром. Светлана Кантемирова потребовала от полицейских вызвать ей такси до Москвы и оплатить проезд. Полковник Гущин сам заказал старухе такси и заплатил вперед водителю - везите в Гранатный переулок. Не растрясите дорогой.
        Уже на рассвете он вернулся в Чеховское управление полиции, где в ИВС находился задержанный Илья Сурков. Его уже допросил дежурный следователь. Полковник Гущин внимательно просмотрел присланное Макаром видео и запись видеорегистратора с допроса Суркова. Тот подтвердил свои показания об убийстве матери и украденных почтовых деньгах. Гущин спустился в изолятор временного содержания. Суркова разбудили, вывели из камеры. Полковник Гущин не стал с ним говорить, однако лично осмотрел его поцарапанную щеку. Он помнил о двух сломанных ногтях на руке Искры Кантемировой.
        Несмотря на снизошедшее на него ночью озарение и глубокую убежденность, что именно он, один из всех, близок к разгадке событий, он ощущал, как окружающий хаос вновь властно завладевает им. Сломанные ногти и травмированная родинка на щеке Суркова, признавшегося в убийстве матери, но отрицавшего все остальное, являлись элементами хаоса.
        Еще одним элементом стало неожиданное для Гущина заявление Макара.
        И так до сих пор и не обнаруженная машина Искры Кантемировой.
        Макар и Клавдий Мамонтов добрались до Бронниц на рассвете. Покинув больницу, они в машине скинули мокрую одежду, не желая простудиться. Остались в одних трусах-боксерах. По дороге домой оба сначала хранили молчание. Клавдий Мамонтов вспоминал: Лева Кантемиров в приемном покое, пока ждали врача, тоже был нем как рыба. Сидел на банкетке, бессильно привалившись боком к Макару. Хотя полковник Гущин и позволил им сопровождать Кантемирова в больницу, полицейские бдительно следили, чтобы они не переговаривались с задержанным. Леву колотила дрожь, выглядел он - краше в гроб кладут. Когда в приемном покое его уложили на каталку и повезли в реанимацию (врач решил подстраховаться), Макар все же улучил момент, наклонился над каталкой и что-то шепнул Кантемирову.
        - О чем сказал ему в больнице? - спросил Клавдий Мамонтов, прерывая затянувшееся молчание, когда они уже въезжали в Бронницы и направлялись к Бельскому озеру.
        - Что мы с тобой его вытащим, - Макар прибавил скорости.
        - Сначала надо Командора послушать. Его доводы, - ответил Мамонтов. - Пока мы занимались Сурковым, он нечто на Левку получил - очень серьезное.
        - Он нам завтра, то есть уже сегодня, расскажет. А ты, Клава…
        - Что? - Мамонтов повернулся к сидевшему за рулем Макару.
        - Будь с ним потише, - Макар подбирал слова. - Командор все никак не может смириться, что ты больше не его подчиненный. Вольный как ветер. Ты постоянно ставишь его на место, он психует, расстраивается. Я же помню одно - вы оба спасли моих детей, рисковали жизнью. Вы оба мне дороги. И я как буфер сейчас между вами порой.
        Дверь в доме на озере им открыла заспанная горничная Маша. Воззрилась - в каком они неглиже.
        - Вечеринка у бассейна с купанием, - объявил ей нервно Макар. - Костюмчик Клавдия отправьте в чистку. Остальной наш прикид в стирку.
        Они оба сразу направились мыться. Переоделись. Макар на кухне приготовил в кофемашине крепкий кофе. Достал бутылку коньяка. Клавдий наблюдал за ним - собрался развязать, братан? Сейчас?
        Со второго этажа к ним спускалась разбуженная Вера Павловна в длинном халате.
        - Надо сказать ей про Искру, - тихо произнес Клавдий Мамонтов. - И о Левином задержании за убийство матери.
        Макар сразу убрал бутылку в винную стойку. О Кантемировой он объявил Вере Павловне сам. Она глухо вскрикнула. Макар крепко обнял ее - шептал, как Гущин: «Тихо, тихо, мы с вами…» Ноги старой гувернантки подкосились, она повторяла: «Искра… Наташа… Лева». Макар подхватил старуху под руки, довел до гостиной, усадил на диван, сел рядом, продолжая обнимать, утешать…
        Сердце Клавдия Мамонтова снова болело, рвалось на части. Но он упрямо занялся проверкой домашних охранных систем. Дети Макара спали.
        В гостиной перепуганная горничная Маша поила вместе с Макаром Веру Павловну успокоительным. Клавдий Мамонтов в который уж раз осмотрел датчики в коридоре, зашел в комнату, оборудованную под «центр управления» домашней охраной, проверил ноутбук и мониторы - в порядке ли камеры. А затем он открыл дверь игровой детской. Едва не споткнувшись о разбросанные по полу машинки Сашхена, минуя пластиковые контейнеры с игрушками, приблизился к низенькому столику, за которым Августа обычно рисовала. Рисунков на бумаге он не увидел, на столике лежал только планшет Августы. Клавдий его включил. Он испытывал двоякое чувство - негоже тайком просматривать рисунки старшей дочки Макара. Но с другой стороны - после событий, которые они все вместе пережили в прошлом, он ощущал сильное любопытство к творчеству Августы.
        Он не забыл, как она недавно изобразила «флору», «ботанику», траву - переплетение, изгибы зеленых стеблей… Однако белых цветов-зонтиков она не нарисовала…
        Клавдий Мамонтов глянул в планшет - программа для живописи и дизайна. Он сам ее раньше скачал для Августы. Рисунок возник. Мамонтов в первый миг не понял, что девочка набросала резкими штрихами - куб? Коробка или сундук? Он оглянулся на контейнеры с игрушками.
        Возник новый рисунок и…
        Клавдий Мамонтов замер.
        Девочка изобразила гору с вершиной, обведенной синим. Гора со снегами и льдом. Домбай-Ульген?
        Клавдий Мамонтов провел ладонью по лицу. Не стоит гоняться за фантомами.
        Им все равно никогда уже не узнать наверняка о случившейся в пятьдесят первом во время работы ботанической экспедиции на Кавказе трагедии. Они слышали немало противоречащих друг другу версий. Правда давно похоронена. А факты перепутаны и забыты. Не стоит обольщаться, что «истина где-то рядом», - нет, она очень далеко. До них доносятся отголоски, эхо событий многолетней давности. Но горное эхо - зыбкий фундамент для пирамиды версий. Слишком призрачно, эфемерно оно…
        Если только дурные гены… наследственность…
        Но вдруг истинная причина всех нынешних событий, убийств, драм в чем-то другом, гораздо более материальном и осязаемом, чем изменчивая трагическая семейная легенда? Он выключил планшет. И решил не говорить Макару о новых рисунках его старшей дочки. Их ждала гораздо более важная беседа - с полковником Гущиным.
        Они вернулись в Чехов с Макаром в одиннадцать утра. Макар опять вез с собой два термоса черного кофе и сумку-холодильник с едой, чтобы накормить Гущина завтраком после бессонной ночи.
        Полковника они застали в одиночестве в пустом кабинете. Он сам недавно вернулся из морга, где присутствовал на вскрытии Искры Кантемировой, проводившемся Сиваковым. Он кратко сообщил Мамонтову и Макару результаты: причина смерти, как Сиваков и определил на месте, - механическая асфиксия. По способу нападения на нее удушение схоже с убийством Сурковой, совершенным ее собственным сыном. Белые цветы, как определили эксперты-криминалисты, принадлежат все тому же борщевику Сосновского, и засушены они были предварительно, за несколько дней. Слизь на теле в районе нарисованного пятна тоже является соком борщевика Сосновского.
        - Разбавленный? - уточнил Клавдий Мамонтов.
        - Чистый, - ответил полковник Гущин. - Без посторонних примесей. Я уже звонил в больницу - Кантемиров пока еще в реанимации. В больнице дерматолога штатного нет. Я дал задание найти дерматолога из частной клиники. Мне необходим точный медицинский диагноз его ожогов на руке для окончательного решения по его аресту.
        - Борщевик растет на участке его съемной дачи, - заметил Клавдий Мамонтов. - Кажется, именно борщевик Сосновского, но мы с Макаром не ботаники. Пусть специалисты проверят.
        Полковник Гущин кивнул:
        - Да, ты прав. Это очень важный факт.
        - Федор Матвеевич, Лева мать не убивал. И других тоже, - тихо упрямо заявил Макар. - Мне это ясно, как и то, что первое убийство совершил Илья Сурков. По сути, из корыстных мотивов. Боясь разоблачения в краже денег, он задушил собственную мать. И нам всем пора обсудить, в какой ситуации мы сейчас оказались.
        - В какой еще ситуации мы оказались? - Полковник Гущин открыл термос с кофе, принесенный Макаром. Хрипловатый баритон его звучал мятежно. На разбитых губах запеклась кровь.
        - Вся прежняя картина убийств сломана, - ответил Макар. - Нам надо попытаться нарисовать себе нечто иное.
        Перед глазами Клавдия Мамонтова всплыл экран планшета маленькой Августы - гора с синей снеговой вершиной… «Какой смысл она вкладывала в свой рисунок?»
        - По эпизоду Сурковой - отдельный вопрос, - спокойно парировал Макару полковник Гущин. - В принципе я с тобой согласен - эпизод, как выяснилось, автономный. Хотя у меня остались некоторые вопросы. Насчет всего остального - я не считаю, что мы на руинах. Напротив, теперь можно выстроить здравую логическую цепочку причин и следствий происшедшего.
        И он все так же спокойно, настойчиво начал излагать Макару и Мамонтову главные идеи своего «озарения». Клавдий Мамонтов слушал очень внимательно. Макар тоже слушал и выкладывал на стол контейнеры с едой для Гущина, подлил ему еще горячего кофе из термоса в кружку.
        - Спасибо, - полковник Гущин, вдохновленный речью, на секунду прервался. - Только мне жевать больно.
        Он дотронулся до челюсти и разбитого рта.
        - Омлет мягкий, - сообщил Макар. - Я специально Машу попросил утром легкое, диетическое приготовить для вас, Федор Матвеевич.
        Гущин продолжил излагать свои доводы, однако ковырял пластиковой вилкой в омлете и пил кофе.
        - Даже если старая кошелка, сестра Кантемировой, что-то вам наплела, а Тамара косвенно это подтвердила - я имею в виду танцы Искры голышом в спальне на глазах Левки, - сказал Макар. - Когда это было? Левка в прошлом по полгода вообще ни мать, ни отчима не видел - они в одной стране жили, он в другой, они даже не пересекались. Эдипов комплекс, на который вы, Федор Матвеевич, так упираете, лично мне кажется спорным мотивом.
        - Кантемиров дважды покушался на суицид, - не отступал полковник Гущин. - Это не признак ли попытки, как у многих серийных маньяков, остановить себя? Третья попытка его - тоже акт самоостановки вкупе с побегом от полиции.
        - Две прежние его попытки самоубийства случились в марте, - парировал Макар. - Все жертвы были тогда живы-здоровы.
        - Он останавливал себя у последней черты. Не вышло, его спасли в метро и в больнице. И он отправился убивать, - ответил Гущин.
        - Федор Матвеевич, да поймите вы… он не из-за матери, не из-за инцеста и Эдипова комплекса хотел с собой покончить! - воскликнул Макар. - Я вообще сильно сомневаюсь, что существовал какой-то инцест между ними. Не верю я в подобное! Левка жаждал умереть…
        - Ну почему, объясни мне, - попросил Гущин. - Ты же лучше его знаешь, чем я.
        - Он хотел свести счеты с жизнью от безысходности, - глухо ответил Макар. - Он окончательно сломался, понимаете? Зачем ему совершать серийные убийства, играть с полицией в нового Зодиака, оставлять загадочные послания на трупах, если он вообще не видит смысла в своем дальнейшем существовании? Он трижды пытался перейти Рубикон в вопросе смерти. На берегу, едва начав дышать, он мне сказал: я никого не убивал - только себя.
        - И ты ему поверил.
        - Есть моменты, когда люди не лгут, Федор Матвеевич.
        - Много ты видел в своей Англии, в графстве Суррей и в клубах Сохо, - хмыкнул полковник Гущин. - А я здесь такого навидался.
        Макар молчал. Клавдий Мамонтов не вмешивался - слушал их обоих.
        - У Кантемирова нет никакого алиби на первую половину вчерашнего дня, встречу его с риелтором в Сколкове проверим, - продолжил полковник Гущин. - Сам район вам ничего не говорит, а? Сколково. Ниточки от Мухиной уходят как раз туда. А Наталья Гулькина - вообще старая знакомая Кантемирова. Налицо его связи со всеми тремя жертвами. Он вырос на кавказской истории о серийных убийствах, он увлекался ботаникой в детстве…
        - Да, да, да - он, как и мы, гадал, кто в пятьдесят первом на Кавказе мог оказаться убийцей - дед, бабка или же пастух? Он собирал гербарии, он вырос в семье, где борщевик Сосновского стал наваждением, он знал его свойства. Он пацаном засушивал его белые зонтики… Ваше предположение, Федор Матвеевич, что любовь его матери к жемчугу как-то ассоциировалась у него с белыми цветами борщевика, - тоже против него. Борщевик мы видели на его участке, и руки у него в пятнах! - воскликнул Макар. - Все, все сходится на Левке! Ну полный расклад против него, да?
        - Доказательства и факты, - бесстрастно ответил полковник Гущин - на которые ты из симпатии к приятелю… шапочному в общем-то, но одного с тобой круга золотой молодежи, упорно не желаешь обращать внимание.
        - Я вам уже говорил, Федор Матвеевич, есть такая вещь - высшее милосердие, - Макар сильно волновался. - Проявить сострадание к человеку и попытаться понять, защитить его, когда он на грани полного отчаяния, слабый, разочаровавшийся во всем, истерзанный ужасом, утративший все цели…
        - Ну, я тебя слушаю, защищай его от меня, болвана. - В тоне полковника Гущина сквозила горечь. Он искоса глянул на Клавдия Мамонтова, его взгляд красноречиво говорил: «Ты меня бросил, ушел… А он мне противоречит, выбирает между мной и Кантемировым».
        Макар понял, о чем он думает, и заявил:
        - Я не против вас сейчас выступаю, Федор Матвеевич, я призываю трезво оценить новую ситуацию. Можно прямо сейчас закончить наше дело - отправить Суркова в тюрьму по обвинению в удушении матери и Левку туда же по обвинению в совершении трех других убийств. А можно продолжать работать, искать. Разбираться. Вы утверждаете - против Левки масса фактов и доказательств, все на нем сходится, да? А лично меня это как раз и настораживает. Ну все, все против него! А у нас уже случалось в прошлом, когда нам подсовывали фигуранта, искусно манипулировали нами, подводя к определенному человеку. Не стоит повторять наши общие прежние ошибки!
        - Ну давай, давай, продолжай, только не ори, здесь все же полиция. - Полковник Гущин доел омлет и открыл контейнер с холодными котлетами от горничной Маши.
        - Убийство почтальона Сурковой - в нашем прежнем понятии первой жертвы серийника - теперь совершенно самостоятельный эпизод. - Макар взял себя в руки и заговорил спокойнее. - Она вообще никакая не первая. Суркова - жертва алчности и жестокости собственного сына. Перед нами не четыре, а три убийства, связанных между собой напрямую общими деталями. Первая Ирина Мухина, вторая Гулькина и третья Искра Кантемирова. Насчет почтальонши… может, связь этого отдельного эпизода с остальными все же присутствует, но она не та, что нам представлялась ранее. Связь другая.
        - Какая другая? - спросил полковник Гущин.
        - Я пока не знаю, - признался Макар. - Может, и вообще ничего нет… Вы сфокусировались на царапинах на щеке Суркова и сломанных ногтях Искры, его вчерашней поездке в Серпухов. Но это совпадение, я уверен. А связь, если существует, в чем-то более тонком… Если бы у нас шли чередой отдельные эпизоды типа сурковского, то количество подозреваемых вообще зашкаливало бы. Наш главный обвинитель - Светлана Кантемирова сыпала подозрениями. Вспомните: в смерти Натальи Гулькиной она обвинила сначала собственную сестру Искру! И намекала также на сына Гулькиной Кирилла. Затем, по вашим словам, бросала намеки на Тамару Цармона, ее якобы сговор с Керимом Касымовым - в отношении устранения Искры. Тамара - последняя, кто видел Искру живой перед отъездом той из дома. К тому же между ними раньше произошел крупный конфликт, Тамара покидала дом Кантемировых, затем, правда, вернулась. Однако с какой целью? Как на самом деле она относилась к хозяйке и ее сыну? Сама Искра оказалась последней, кто видел живой Наталью Гулькину, - она посещала ее в Сарафанове на даче за несколько часов до убийства. Левка же нам с Клавой
сказал, что Керим, отчим, его подставил, хочет погубить. А Светлана Кантемирова обвинила Левку в убийстве матери из-за инцеста и в убийстве Гулькиной с целью сокрытия сведений о нем. Запутанный клубок обвинений и наветов, подозрений, предположений, клеветы. Но чертова путаница не учитывает единого способа совершения убийств и знаков, намеренно и ярко оставленных на трупах душителем. Вы, Федор Матвеевич, говорили - чистая классика жанра. Классика серийности, да? А меня теперь и это крайне настораживает.
        - Ты же сам первый твердил о серийнике, - заметил полковник Гущин. - Ты обратил наше внимание на пятно, на контур руки, очерченный маркером, на цветы, на то, где растет борщевик, есть он или нет на местах преступлений.
        - Да, да, какое-то время и я был абсолютно уверен - перед нами классическая серийная схема, - Макар кивнул.
        - А сейчас ты изменил свое мнение?
        - Я вообще стал сомневаться, что перед нами именно серийные убийства, Федор Матвеевич. Перед нами три преступления, связанных общей целью. Только вот какая она на самом-то деле?
        - Ты полностью изменил свое мнение после того, как твой приятель-мажор очутился в нашей орбите? - поинтересовался Гущин.
        - Нет, когда на берегу Левка мне сказал, что никого не убивал. Считайте, я ему искренне поверил, - ответил Макар. - А нас ведь именно к нему настойчиво подталкивали. Вся нарочитая, прямо в глаза бьющая «серийная» классика, весь антураж посланий на телах…
        - Первой убили Ирину Мухину, - заметил полковник Гущин. - Чистая случайность, что ее труп пролежал во дворе дома пять дней. Помощница по хозяйству не явилась вовремя - вот и все. Стечение обстоятельств. А так мы бы его нашли и… мы же тогда вообще ничего не знали ни про семью Кантемировых, ни про борщевик Сосновского, про чертову ботанику.
        - Гулькину задушили спустя несколько дней. И ее смерть все равно бы вывела нас на эти факты. Вы бы моментально объединили убийства в Чистом Ключе и в Сарафанове. Не слишком серьезный довод, Федор Матвеевич.
        - Я весь во внимании к твоим серьезным доводам. - Полковник Гущин, морщась от боли, медленно жевал паровые котлеты, булку он отложил в сторону.
        - Мы должны взглянуть теперь на гибель трех женщин под другим углом, - объявил Макар.
        - Что это не серийные убийства? - Клавдий Мамонтов впервые вмешался в их эмоциональную беседу.
        - Что нас кто-то водит за нос. И вашу полицию, Федор Матвеевич, тоже, - ответил Макар.
        - Ради чего? - спросил Гущин.
        - Не ради удовлетворения обычных маньяческих фишек - тщеславия, жестокости, параноидальных отклонений психики. А ради иной цели - очень важной для истинного душителя. Кто-то пошел на убийство трех человек, пытаясь замаскировать все под действия маньяка. На его роль наш истинный душитель назначил Леву Кантемирова, используя его психологическое состояние, суициды и историю его семьи.
        - И какой же совет ты мне дашь, Макар? - спросил полковник Гущин.
        - Вы вольны поступать как знаете, Федор Матвеевич, вы официально руководите расследованием, - ответил Макар. - Но мы с Клавой… в любом случае не остановимся. Мы продолжим распутывать наше дело - я как обычный дилетант, но жаждущий справедливости. А Клавдий в роли «частного детектива», у него неплохо получается.
        У полковника Гущина зазвонил мобильный. Он по традиции включил громкую связь.
        - Федор Матвеевич, сейчас в реанимации Кантемирова осмотрел привезенный нами дерматолог. У него дерматический ожог, вызванный соком ядовитого растения, - деловито сообщил старший опергруппы. - Дерматолог сказал - повреждения связаны с фототоксичностью, с содержанием в соке светочувствительных веществ. Предположительно ожог вызван контактом с борщевиком Сосновского. По словам врача, подобные кожные травмы очень долго не заживают. У Кантемирова давность примерно неделя, может, чуть меньше.
        - Все слышали? - спросил Гущин, давая отбой. - Макар, по лицу твоему вижу - тебя не впечатлило. Клавдий?
        - Федор Матвеевич, все равно надо продолжать расследование. Не зацикливаться сейчас на Кантемирове, - ответил Клавдий Мамонтов.
        Полковник Гущин оттолкнул от себя пластиковый контейнер с недоеденными котлетами и резко поднялся из-за стола. Друзья видели - он хочет им сказать - громко, во весь голос: как бы вы ни возражали, будет по-моему.
        Однако у него снова зазвонил мобильный!
        - Машину Кантемировой нашли, - прозвучало по громкой связи. - Она в отработанном карьере с водой. Затоплена.
        Глава 34
        Рисунок Августы
        - Заброшенный керамзитовый карьер, - доложил полковнику Гущину старший опергруппы из Серпухова. - Не наше знаменитое Заборье с палеонтологическими отложениями, где много лет назад академик Владимир Кантемиров нашел целый пласт окаменелостей доисторической флоры - совершенно случайно во время прогулки по окрестностям своей дачи. Разные листья, папоротники и хвощи. Мы в школе это на уроках краеведения проходили! А здесь просто обычный промышленный карьер, очень глубокий, как видите. Водолаз наш уже работает.
        Гущин, Клавдий Мамонтов и Макар вместе с сотрудниками серпуховской полиции стояли на верху крутого обрыва с отвесными стенами. У подножия плескалась прозрачная сине-зеленая вода круглого рукотворного карьера. У берега на большой глубине виднелись смутные очертания затопленной черной машины. По песчаной отмели противоположного берега ползли трактор и кран. Водолаз - сотрудник серпуховской полиции, знакомый с дайвингом, - в маске и ластах шумно бултыхался, нырял к затопленной машине.
        - Кто автомобиль обнаружил? - осведомился полковник Гущин.
        - Дети, - ответил оперативник, просветивший их о достопримечательностях родных пенатов и новой неизвестной ранее грани интересов академика Кантемирова. - Сельские с утра пораньше отправились на карьер купаться. Заметили с обрыва. Испугались, думали - кто-то из пьяных туристов на тачке вниз сорвался.
        Водолаз вынырнул, махнул рукой и поплыл брассом к узкой полоске песка у подножия обрыва.
        - Как сие место зовется? - спросил Клавдий Мамонтов опера. Всего полчаса назад они мчались из Чехова на карьер - обратно в Серпуховский район. На шоссе их встретила машина ГИБДД, и они следовали за ней в нужном направлении к карьеру, уже не сверяясь с навигатором, по заросшей травой старой дороге, которой мало кто пользовался.
        - Березняки, - ответил старший группы и окликнул водолаза, выбиравшегося на мелководье под самым обрывом: - Ну что там, Дима? Зацепим тросом?
        - Машина «Тойота Лендкрузер», на бок завалилась в яме! Глубоко очень, бездна! - жизнерадостно возвестил водолаз Дима, окончательно выходя на сушу. Под мышкой у него было что-то зажато. - С противоположного берега ее на тросе выволочь трактором не получится. Она в донных слоях на боку в яме застряла. Внутри тел мертвых нет, пусто. Это я из салона вытащил! - он, словно пиратским флагом, помахал мокрой черной тканью. - Женская накидка! Есть еще женские вещи, надо за ними нырять дополнительно.
        - Отсюда, с кручи машину краном тоже не поднять, никаких тросов не хватит, - уныло констатировал полковник Гущин. - Затопили тачку умело. С концами. Я думаю, потому, что именно на ней тело Кантемировой привезли на берег Оки. Труп ведь тоже сбросили из машины, стоявшей над обрывом, правда, не таким высоким, как здесь. Завели мотор у «Тойоты» и столкнули вниз. Раз труп Искры перевозили на «Тойоте» - убийца за ее рулем сидел. Он не захотел рисковать, чтобы мы нашли его биообразцы. Спихнул тачку в воду.
        Расстроенный неудачей, полковник Гущин окликнул водолаза и попросил его сплавать еще раз к яме, понырять, попытаться достать вещи. Оперативники нашли в багажнике патрульной машины самую обычную хозяйственную сумку и сбросили ее вниз водолазу - собирать найденное, и он вновь отправился на глубину, надев маску.
        Клавдий Мамонтов изучал в телефоне карту местности - Березняки находились в двух километрах от дачи, снятой Левой Кантемировым. Факт есть факт… До академической дачи в Воеводине навигатор показывал шесть километров. Мамонтов спросил у местного оперативника - «а сколько от карьера до локации на берегу Оки, где обнаружили труп?» Опер прикинул и ответил: «Километров шесть, но это если по прямой, по бездорожью и лесом не проехать, обычной дорогой - километров десять». Мамонтов мысленно начертил себе треугольник - получалось, что Искра Кантемирова, отправившись в Москву и миновав автозаправку, действительно свернула на шоссе… в сторону съемной дачи своего сына. Или же… ей кто-то назначил встречу… где-то в пределах треугольника?
        Березняки… Мамонтов точно помнил - он уже слышал раньше название местности. Но когда? В связи с чем? Он внимательно рассматривал карту в мобильном - заброшенный карьер на отшибе… Да они и сами в этом убедились, проехав по старому проселку, где не водилось ни деревень, ни дач, а лишь пустые керамзитовые ямы, отвалы да небольшие карьеры, заполненные водой. Вокруг раскинулись подмосковные леса.
        Макар с любопытством и восторгом озирал окрестности - круча, обрыв, прозрачная вода круглого карьера, высокая насыпь, синее небо, солнце, тени представляли собой фантастические декорации.
        - Федор Матвеевич, давайте я тоже поныряю, - предложил он. - Я и без маски могу.
        - Ну, помоги здешним Ихтиандрам, - согласился полковник Гущин устало. Он как-то весь сник, услышав, что машину Кантемировой невозможно поднять с глубины даже краном. - Только в воду заходи с того берега, там безопасно. С обрыва я тебе нырять запрещаю! Достаточно прошлого раза по спасению утопающего. Я как увидел вчера, откуда вы с Клавдием сиганули, меня чуть инфаркт не хватил, - признался он.
        Макара на патрульной машине повезли по берегу на ту сторону карьера. И вот он уже раздевался догола, не смущаясь полицейских, помахал им рукой, зашел в воду и поплыл к месту, где работал водолаз.
        Клавдий Мамонтов со своей раненой рукой на перевязи нырять за вещами Кантемировой не мог - он не отрывался от карты местности. Березняки… «Я здесь не бывал никогда, но точно про Березняки слышал, причем совсем недавно». Он двигал курсором по карте, то укрупняя картинку, то уменьшая. Вокруг карьера - сплошное зеленое поле. Курсор сместился. На карте появились строения. Клавдий Мамонтов присмотрелся - у шоссе, где их встретила на повороте машина ГИБДД.
        - Что это здесь у вас? Промышленное предприятие? - спросил он одного из полицейских.
        - Склады ТОО «Ириниум», - ответил тот.
        - Лесообрабатывающего холдинга? - быстро уточнил Мамонтов. - Глава компании Щеглов?
        - Нет, склады поставщика товаров сети «Все для ремонта», - ответил оперативник. - В основном лакокрасочные изделия. У них по всему Подмосковью склады, ближайший от Березняков в Соловьеве, но это уже Чеховский район. Подобные хранилища всегда в малонаселенных местах расположены, они потенциально пожароопасны.
        - Слушайте, а мы ведь склад «Ириниума» в Березняках по запросу соседей из Чехова всего несколько дней назад проверяли. Они Соловьево - мы Березняки, - заметил старший опергруппы. - Мы сначала, как запрос пришел, решили - по экономическому блоку что-то, а оказалось, насчет их менеджера по логистике - проверить время его местонахождения на работе. Фамилия его…
        - Кирилл Гулькин, - сказал Клавдий Мамонтов.
        Он вспомнил! Сын Гулькиной, примчавшийся чрезвычайно быстро по звонку полиции вечером в Сарафаново в день убийства матери… Клавдий тогда еще крайне удивился такой скорости. А Гулькин объяснил Гущину, мол, инспектировал склады компании, в которой работал, - в Березняках и Соловьеве.
        - Федор Матвеевич, пока Макар ныряет, я с вашим коллегой прокачусь на склад, - Клавдий Мамонтов заторопился. - Узнаю, когда там еще видели Гулькина? Может, он и сегодня на рабочем месте?
        Полковник Гущин кивнул - услышав неожиданную новость, он насторожился. Спросил оперативника:
        - Результаты прошлой проверки до меня пока не дошли. Почему?
        - Там было все нормально, на складе подтвердили, Гулькин приезжал тогда с утра в Березняки. - Опер-тугодум никак не мог взять в толк, что от него хотят. - И потом его же самого потерпевшим признали по делу об убийстве матери.
        На патрульной машине Клавдий Мамонтов вместе с двумя полицейскими доехал до склада «Ириниума». Забор на территории отсутствовал, на пустыре у леса в километре от шоссе фирма «Ириниум» построила несколько больших ангаров. Жизнь здесь словно замерла - ни машин, ни погрузчиков, ни фур с товаром.
        Лишь у входа в первый ангар их встретил охранник. Они зашли на склад. Он был почти пуст - много свободной площади, голые стеллажи. Однако в центре помещения громоздились контейнеры и картонные коробки с товаром.
        Клавдий Мамонтов смотрел на картонные коробки с лейблами фирм.
        Рисунок Августы - тот, где она штрихами изобразила куб. Он не придал этому рисунку никакого значения, переключился на ее изображение горы со снеговой вершиной…
        Куб… картонная коробка с лаками, красками, растворителями…
        Кирилл Гулькин… Еще один сын убитой матери… как и Кантемиров, как и Сурков.
        - У вас никакой движухи не наблюдается, - обратился Клавдий Мамонтов к охраннику - единственному человеку в пустом здании.
        - Фирма банкротится, - ответил хмуро охранник.
        - Ваш менеджер по логистике Кирилл Гулькин, когда он к вам приезжал на склад?
        - На днях ваши из полиции уже интересовались им. Вчера он приезжал.
        - Во сколько?
        - В девять утра, как раз фура пришла, разгружалась - одна из последних по контрактам аннулированным, - охранник кивнул на картонные коробки в центре ангара. - Все наши поступления за две недели.
        - Сколько он пробыл на складе? - продолжал задавать вопросы Клавдий Мамонтов.
        - Проверил документы, накладные на товар и утек, где-то полчаса всего был.
        - А куда он уехал, не сказал? В Соловьево, там ведь ваш ближайший склад?
        - В Соловьево уже все закрыто, склады схлопнулись, ликвидацию проводят через торговые точки, - равнодушно ответил охранник. - Я не знаю, куда он уехал, он мне не докладывал.
        Глава 35
        Движуха
        Макар вместе с полицейским водолазом достали из затопленной машины Искры Кантемировой ее дамскую сумку с косметичкой и ключами, размокшие документы на машину из бардачка, ее права, шелковую косынку дорогого бренда. Мобильного телефона они не нашли.
        Клавдий Мамонтов, вернувшийся с новостями со склада, отметил, что полковник Гущин, несмотря на фиаско с подъемом «Тойоты», сдаваться и посыпать главу пеплом не собирается. Напротив, он генерирует в полицейском управлении (они все встретились снова в Чехове) ту самую «движуху», о которой сам Мамонтов недавно упоминал. Выслушав его молча, Гущин со своего пути не свернул - распорядился направить на съемную дачу Левы Кантемирова оперативников и эксперта-криминалиста:
        - Обыщите все сверху донизу, упирайте на изъятие биообразцов, - отдавал приказания полковник Гущин. Если Кантемирова по дороге в Москву завернула к сыну и он убил ее, возможно, в доме остались биоулики.
        Полицейские взяли с собой на дачу штатного биолога-ботаника из Приокского террасного заповедника, благо он располагался недалеко, - для прояснения вопроса о растениях на участке.
        Одновременно полковник Гущин послал другую мобильную опергруппу в оба спортивных клуба Ирины Мухиной - попытаться все же установить приметы, а если повезет, и личность неизвестного мужчины, появлявшегося с ней на теннисном корте. С собой оперативники прихватили фото Левы Кантемирова, Дениса Астахова и Кирилла Гулькина. Снимки двух последних получили из фрагментов записи видеорегистратора, работавшего во время допроса следователем СК обоих фигурантов в качестве свидетелей по делу об убийстве Натальи Гулькиной. Фото Левы Кантемирова оперативники сделали вечером в полицейской машине, когда везли его в больницу.
        Новости начали поступать на закате дня - Кантемирова повторно осмотрел в больнице врач и разрешил забрать из стационара. Оперативники привезли его в полицейское управление и поместили по приказу Гущина в отдельную камеру. Гущин приказал проверить там все - вплоть до металлической сетки верхнего светильника, предупредив о маниакальной склонности подозреваемого к совершению суицида. Надо любую случайность исключить.
        - У Кирилла Гулькина с матерью на протяжении долгого времени тянулся конфликт, - заметил Клавдий Мамонтов. - Нам об этом говорили - Вера Павловна и сама Искра.
        - И Левка вскользь упоминал, - согласился Макар. - Гулькин в затруднительном положении сейчас - без жилья, с женой разводится. После смерти матери он получает в наследство квартиру и дачу. Еще один матереубийца, как Сурков? Скрывает убийство матери под личиной «деяний маньяка» и подсовывает нам Левку в качестве виновного?
        - Они общались с детства, наверняка Гулькин знает кантемировскую историю с убийствами, все нюансы, слухи и сплетни, - ответил Клавдий Мамонтов. - Но надо уточнить.
        Он не стал говорить ни Макару, ни полковнику Гущину про свою ассоциацию коробок на складе в Березняках с непонятным пока еще ему до конца рисунком Августы. Он не мог подобрать слова для описания собственных ощущений и не желал вносить в дело еще большую путаницу. Начал листать «контакты» в своем телефоне. Искать концы, связи. А затем занялся написанием мейлов своим бывшим коллегам по частной охране ВИП-персон.
        - Ты про фирму Гулькина «Ириниум» наводишь справки? - поинтересовался Макар.
        - Нет, - ответил Клавдий Мамонтов. - Пытаюсь узнать про дела лесообрабатывающего холдинга Кантемировой и Щеглова. Через бывших коллег мне это сделать проще, чем полиции официальным путем.
        С дачи Кантемирова пришли первые известия - следов борьбы в особняке под медной крышей не обнаружено, улик тоже, из всех помещений в нормальном обжитом виде всего две комнаты и кухня внизу. В остальных нетронутая пыль, собранные в контейнеры вещи прежних хозяев. Зато специалист-ботаник из заповедника с ходу определил тип растений с белыми зонтиками на заросшем участке - именно борщевик Сосновского, никакой иной подвид.
        На взгляд Макара и Клавдия, новость полковника Гущина весьма окрылила.
        Позвонили оперативники, проверявшие спортивные клубы. Из предъявленных фотографий сотрудницы первого фитнес-клуба - те самые, с которыми общались на ресепшен Макар и Клавдий Мамонтов, не опознали никого, однако…
        - Все же одного из фигурантов они разглядывали дольше остальных и с особым вниманием, - сообщили полицейские.
        - Кого именно? - спросил полковник Гущин по громкой связи.
        - Кантемирова и Астахова отмели сразу. А вот фото Кирилла Гулькина рассматривали, сначала даже объявили - вроде с ним приезжала в марте в их спортклуб Ирина Мухина.
        - С ним? Точно? - полковник Гущин повысил голос.
        - Они моментально от своих слов отказались - мол, конкретно ничего утверждать не можем. Слишком давно все случилось. Но у нас еще одна новость. Проверили сейчас и второй спортивный клуб, где Мухина играла в теннис и как раз повредила себе колено. Среди клиентов клуба числится Артем Щеглов. Мы заставили менеджеров поднять списки в компьютерной базе. Клуб в Сколкове, недалеко от бизнес-центра «Амальтея», у холдинга Щеглова в нем офис. Правда, Щеглов посещал клуб редко и не ради тенниса, занимался оздоровительным фитнесом с личным тренером.
        - Мы про Ирину Мухину вообще почти ничего не знаем, - посетовал Макар. - А ведь именно ее убили самой первой, я уже обращал на это ваше внимание, Федор Матвеевич. Причем душитель приложил немало усилий - проник к ней на участок в Чистом Ключе, подстерег ее или же… не подстерег. Она сама его впустила, а значит, хорошо его знала и не боялась. Но кто к ней явился? Мухина для нас до сих пор фигура малоизученная, темная. Она стоит особняком. Между Гулькиной и Кантемировой - прямая связь. Но мы до сих пор не нащупали никаких ниточек, ведущих к ним от Мухиной. Однако убийства начались именно с нее. И на ее трупе нам впервые оставили знаки, привлекая внимание к кантемировскому семейству.
        - Ты же не веришь ни в серийника, ни в саму серию, - заметил половник Гущин.
        - Я не верю в виновность Левки, - ответил Макар. - Серию мы имеем. Но какую? Скрывает ли кто-то от нас в цепи убийств одно-единственное, главное для преступника? Или все намного сложнее? Если с нами играют в прятки, имитируя действия серийника, то кто из жертв именно та, ради которой убийца все и затеял? Кантемирова? Или же Гулькина? Мухина?
        - О кавказской истории с маньяком нам с тобой сообщил именно Щеглов, - заметил Клавдий Мамонтов. - Мы бы сами не доперли - он нас подтолкнул, попросил Тамару рассказать подробности.
        - Да, Клава, но мы тогда выступали не от лица полиции, Щеглов нас воспринимал в роли частных лиц, дилетантов, - ответил Макар.
        - Может, он умнее и догадливее, чем мы думаем, - парировал Мамонтов.
        Он все продолжал свою долгую переписку мейлами и в чате.
        - Кстати, коллеги уже накидали инфы по моей просьбе. Лесообрабатывающий холдинг, оставленный Касымовым бывшей жене, отнюдь не загибается. Помнишь, Макар, Щеглов перед нами, «дилетантами», все прибеднялся? Ан нет - холдинг не убыточен, он на плаву крепко держится и даже приносит немалую прибыль. Щеглов потихоньку разворачивается, он близок к успехам, - Клавдий Мамонтов читал сообщения коллег. - Щеглов забрал все бразды управления компанией. Поставки леса и продукции идут с его легкой руки прямиком в Китай, он налаживает бизнес-связи с Ближним Востоком. И еще написали френды-бодигарды…
        - Что? - Полковник Гущин слушал.
        - Соглашение о дальнейшей деятельности холдинга Щеглов принимал на паритетных началах вместе с Касымовым. Искра Кантемирова была из обсуждений исключена, она деловой партнер и совладелец, но без права голоса и влияния на финансы и кадровую политику. Если бы она захотела продать свою долю, то, согласно внутренним договоренностям, покупателем мог стать лишь Щеглов. Сделано это намеренно, для исключения дробления компании и недопущения к ней посторонних финансовых игроков. Щеглов, как главный акционер, унаследует весь бизнес целиком в случае смерти компаньона. Он получит полный пакет акций и контроль. Леве Кантемирову, наследнику матери, холдинг в этом случае должен выплатить компенсацию - отступные. Пишут мне френды - наверняка крупная сумма. Но фишка в том, что Касымов, выделяя бизнес своей бывшей жене, не желал, чтобы даже часть его прежней собственности очутилась у недотепы-пасынка.
        Макар и полковник Гущин помалкивали, переваривали новости.
        - А в сложившейся ситуации, - продолжал Мамонтов, - Щеглов может вообще ничего Левке не заплатить. Искра мертва. Вы, Федор Матвеевич, арестовали Кантемирова. Если его осудят за убийство трех человек, как вы того жаждете, он схлопочет срок в двадцать лет. Выплаты затянутся. - Мамонтов глянул на мрачного полковника Гущина. - К тому же… я боюсь, Лева Кантемиров в тюрьме вообще не жилец. Он не состарится на нарах, а продолжит то, что делал в метро, в больнице, на Оке на наших глазах. Спустя какое-то время вы, Федор Матвеевич, получите от ФСИН сообщение о его суициде.
        Полковник Гущин с шумом поднялся из-за стола.
        - Кантемирова привезли в ИВС, - объявил он. - Я с ним сам поговорю сейчас. А вы оба продолжайте кипеж, если хотите.
        - А никакого кипежа и нет, никто не пузырится, - спокойно ответил Клавдий Мамонтов, убирая смартфон.
        - Дебаты, дебаты, - вздохнул Макар.
        - Ты на карьере опять себя показал во всей красе. Как трусы скинул, серпуховских аж в жар бросило - шок и трепет, - усмехнулся разбитыми губами полковник Гущин. - Ты, Макар, этакий Лорд Байрон - он все Геллеспонт голышом переплывал, греков пугал античной наготой, отсутствием комплексов. А мои серпуховские коллеги - парни деревенские, незатейливые, в простоте воспитаны.
        - Ну, пусть ваши менты считают меня нудистом. Чем они недовольны-то? - Макар улыбался - Я вчера до нитки промок, в мокрых трусах до Бронниц пилил вместе с Клавой. И сегодня запасного белья с собой не прихватил, не рассчитывал на новое купание. Кстати, телефончик Искры Кантемировой вместе с тачкой с кручи не сбросили в воду. Я нырял, искал его в машине и на дне рядом. Думал - может, хоть плату восстановят ваши спецы, если отыщу. Она ведь с кем-то переписывалась перед отъездом. Тамара об этом упоминала. Звонки вы пробьете и получите ноль. Потому что она в мессенджере общалась - как Клава со своими френдами-бодигардами. Сдается мне, ее кто-то выманил из дома. И подстерег там, где никто не помешал расправиться с ней. Как подстерегли Гулькину на безлюдной тропе в лесу…
        Оставив друзей в кабинете, полковник Гущин в одиночестве спустился в изолятор временного содержания. В соседней с Кантемировым камере блажил, орал на весь ИВС Илья Сурков - у него началась жестокая ломка. Он выл, кричал, молотил кулаком в дверь, умолял, матерился и снова выл и стонал. Полковник Гущин слушал его вопли, и глухие сомнения его постепенно сходили на нет - не стоит искать подвох там, где он не существует. Наркоман Сурков ездил в Серпухов именно за «закладкой», а не для убийства Искры Кантемировой. Лишенный наркотика, он бился в корчах на полу, брызгая слюной и пугая сокамерников. Полковник Гущин подумал - если Илье Суркову сейчас пообещать дозу, он возьмет на себя все.
        Дежурный по ИВС открыл камеру Кантемирова и повел его в комнату для допросов. Гущин подумал: ну, мажор, мы опять встречаемся лицом к лицу. Кантемиров смотрел на его разбитые губы, а полковник Гущин на его фирменные крутые кроссовки, замызганные, грязные и без шнурков, изъятых полицией.
        - Во сколько вы уехали с дачи к риелтору? - спросил полковник Гущин.
        - После четырех примерно, - тихо ответил Кантемиров.
        - Ваша мать приезжала к вам на дачу между одиннадцатью и часом, - заявил полковник Гущин. - Я в этом даже не сомневаюсь. Потому что накануне вечером и утром вы сами ее об этом просили, общаясь в мессенджере.
        - Нет, я с ней разговаривал по телефону, но не вчера. Раньше. И она ко мне днем не приезжала.
        - Что произошло между вами и матерью несколько лет назад? - Полковник Гущин не желал слушать его вранье. Разбитые губы саднили, болели. Он внушал себе - я не вымещаю сейчас на нем зло и досаду за удар, которым он меня опозорил на глазах у всех. Нет, я выше мести, я просто добиваюсь от него правды.
        - Не понял вопроса, - ответил Лева Кантемиров. - О чем вы?
        - Ваша мать вас совратила. Вы вступили с ней в интимную связь, - бросил ему Гущин как перчатку - вызов на новый поединок. Реванш.
        - Вы спятили?! - Кантемиров глянул на него и… залился краской.
        «Видели бы сейчас Макар и Клавдий его рожу», - пронеслось в голове полковника Гущина.
        - Я здоров. А ты спятил, ботаник. Помешался на Эдиповом комплексе вперемешку с борщевиком Сосновского. На его белых цветах съехал с катушек, которыми ты осыпал трупы, потому что твоя мать украшала себя жемчужными бусами, соблазняя тебя, когда плясала голая в жемчугах на твоих глазах! Ты свихнулся на этом и на вашей семейной сказке про Домбай. Возомнил себя черт знаем кем - преемником деда, если именно твой дед-ботаник резал на Кавказе баб, как бешеный волк овец в горной отаре!
        - Мой дед никого не убивал! Он был ученый! Непонятый гений! - заорал Лева Кантемиров. - Кто вам наплел весь этот бред?!
        - Твои дражайшие родственнички и ваши служанки. Ты подглядывал за матерью в спальне, она тебя засекла, но не прогнала, не отхлестала по щекам, наоборот, попыталась тебя соблазнить. Ваша челядь в Баковке все видела, слила твоей тетке. И секретарь матери Тамара нам тоже подтвердила.
        - Тетка Света нас ненавидит. Они в прошлом с мужем-бандитом маму и Керима едва киллерам не заказали. Авторитет на наш семейный бизнес наезжал! А Тамарка… она… ну…! - Лева Кантемиров горько покачал головой. - Она меня презирает. Она мне говорила, мол, родился ты с золотой ложкой во рту. Повезло тебе. Последним лузером меня считает. Не уважает меня! А сама себе на уме. Не верьте им. Мама… она, конечно, с Керимом никогда по-настоящему счастливой не была. Но она не искала кого-то на стороне. - Лева Кантемиров, красный как рак, весь дрожал.
        - Правильно, она совратила тебя, а у тебя крыша поехала. И ты начал убивать женщин Из ненависти, из чувства вины, потому что тебя жрал изнутри Эдипов комлпекс. А потом ты прикончил и свою мать - источник всех твоих терзаний.
        - Нет, нет, да нет же… Я не убивал маму и тетю Нату! А про тот случай, что вам слили…
        - Давай колись! - жестко приказал полковник Гущин и закусил разбитую губу.
        - Мне было всего девятнадцать. Я был глуп. Пьян. Не соображал, что делаю. Мать с Керимом резвились в спальне. Она его соблазняла, не меня. Своего мужа. А он ею пренебрег и… ну, а я просто смотрел. Я не мог вмешаться, защитить ее - это же не семейный скандал, а интим… Я совершил ошибку. Но между нами никогда ничего потом не было. Да Керим если бы узнал… Он бы собственноручно меня задушил!
        - На твоей руке два пятна от сока борщевика Сосновского давностью несколько дней. - Гущин пропустил мимо ушей его возражения и задал новый вопрос. - При каких обстоятельствах ты их получил?
        - Понятия не имею. Heracleum растет в саду дома, который я… то есть мама мне снимает. Наверное, я случайно сломал стебель, испачкался соком, я даже не помню. Увидел, когда в душе мылся. Поэтому надел худи с рукавами, чтобы солнце ожог не усилило.
        Полковник Гущин осмотрел его худи - грязное. Его высушили в больнице. Но не стирали. Изымать одежду на предмет обнаружения ДНК Искры Кантемировой после прыжка в воду - бессмысленно, поэтому Гущин этого делать не стал.
        - Я не убивал мать! - жалобно выкрикнул Лева Кантемиров. - Я не делал того, в чем вы меня обвиняете. И не было ничего у нас с мамой, и быть не могло. Я ее просто любил, но… Я запутался вконец… Сам с собой запутался…
        - Кирилл - сын Натальи Гулькиной знает вашу семейную историю про убийства на Кавказе? - спросил полковник Гущин после долгой паузы.
        - Конечно. Это же семейная страшилка. Кирка в детстве все меня ею донимал: кто у вас монстр - дедушка, бабушка или же… Он рьяно интересовался, а я нет. Потому что мне было до лампочки.
        - Тебе все до лампочки, - буркнул полковник Гущин. - Ты и сам себе до лампочки.
        Он хотел заявить ему, как раньше внушал Клавдию с Макаром - «покушаясь дважды на суицид, ты пытался остановить себя»… Однако не стал этого делать. Вспомнил искаженное мукой и отчаянием лицо Кантемирова, когда его, спасенного в третий раз, подняли на берег оперативники…
        Высшее милосердие… Макар так на него упирал…
        - Что за конфликт произошел у твоей матери с Тамарой Цармона? Когда она уехала от вас? - спросил он.
        - Я особо не вникал. Мама сначала мне сказала - «Тамарка, дура, стала огрызаться». Мама порой ее шпыняла, а Тамара все глотала. Наверное, лопнуло ее терпение. А потом мама расстроилась из-за их ссоры. Я не знаю подробности. Воеводино все же не Баковка. А Тамара к Баковке привыкла, как и мы все. Мама, кажется, ей даже урезала зарплату. Хотя она ее особо никогда не баловала, считала - и так живет на всем готовом и даже в роли компаньонки по миру путешествует. Но это все в нашей прошлой жизни. - Лева Кантемиров глянул на полковника Гущина. - Тамара сама не выдержала разлуки, все-таки привыкла к матери. Она отсутствовала всего три недели.
        - Тамара могла действовать в интересах отчима против матери?
        - Давно… много лет назад Керим пьяный к ней пытался подъехать, - заявил Лева Кантемиров. - Она нажаловалась маме. Мать приняла ее сторону. Керим протрезвел. Одумался. Извинился даже. Это все, что я знаю.
        - Какие у тебя отношения с Артемом Щегловым?
        - Нормальные. Он был компаньоном матери, - Лева пожал плечами. - Его усилиями у нее сохранялись средства на жизнь. Опять же много лет назад я замечал за ним…
        - Что ты замечал?
        - Мама ему тайно нравилась.
        Полковник Гущин весь обратился в слух.
        - Они - любовники? - спросил он, насторожившись.
        - Нет, опять вы все извращаете. Каждое мое слово! - вознегодовал Кантемиров. - Просто он на нее смотрел… так… особо… Ну, пялился как мужик! Я замечал несколько раз. И еще - одна моя бывшая подружка знала его бывшую жену… Вроде та его бросила, приревновав к моей матери. Или это просто сплетня? В любом случае в реальности между мамой и Темой не было ничего личного, только бизнес.
        - Ирина Мухина. Ты ее знаешь, - заявил полковник Гущин.
        - Нет. А кто это? - спросил Лева Кантемиров.
        Гущин смотрел ему в глаза - если мажор сейчас лжет, то… он просто гений лицедейства… А если не обманывает? Если он и правда не знает Ирину Мухину? И какой тогда напрашивается вывод?
        Глава 36
        Финансы
        - Ваш дражайший ботаник, кажется, и правда не в курсе, кто такая Ирина Мухина, - объявил полковник Гущин, вернувшись из ИВС.
        Клавдий Мамонтов и Макар переглянулись - настрой у Командора несколько иной, чем час назад. Отмахался саблей, притих.
        - Лева вам поклялся, что не знает Мухину? - спросил Макар наивно.
        - Иронию в мой адрес отставить, - полковник Гущин плеснул себе остывшего кофе из термоса. - Ну, не знаю… мое субъективное впечатление… но все мираж… А если он талантливый обманщик? Актер?
        - Лева глубоко несчастен. Да, он слаб и взбалмошен, эгоистичен, он может не вызывать сочувствия, но он в отчаянии и на грани… Он - человек. Если получится ему помочь в беде - нам зачтется. А за что я вас очень уважаю, Федор Матвеевич, так за способность критически мыслить и признавать ошибки, - воодушевился Макар. - И за благородство. Многие ваши коллеги к Левке сразу прицепились бы за рукоприкладство - статья-то у него о сопротивлении вам, представителю власти, есть. Факт. Но вы на подобные мелочи… то есть потасовки в ходе задержаний внимание никогда не обращаете. Вы рыцарски выше.
        - Пой, ласточка, пой, хвали меня. - Гущин залпом выпил черный кофе, как коньяк. Но друзья видели: лесть - ключ к его мужественному суровому сердцу. - Пока ваш ботаник все равно будет сидеть. До момента, когда станет необходимо в суд его тащить для ареста и следователя к нему запускать для допроса, еще есть время. Но мало. Потом все с Кантемировым окажется гораздо сложнее.
        - Мы понимаем, Федор Матвеевич, - кивнул Клавдий Мамонтов. Он о чем-то сосредоточенно думал.
        - Итак, если Левку нам намеренно подсовывают в качестве маньяка, - Макар взмахнул рукой, - значит, все три убийства не спонтанны, они хорошо спланированы и продуманы до мельчайших деталей. Борщевик Сосновского как дымовая завеса. Ход конем в сторону семьи Кантемировых очевиден. Однако первой в списке убийцы стояла именно Ирина Мухина. Темная лошадка для нас. Что нам о ней все же известно? Деловая самостоятельная одинокая женщина пятидесяти лет, владелица пунктов выдачи заказов маркетплейсов. В Чистый Ключ переехала недавно, купила коттедж, продав квартиру в Москве. При деньгах. Но, кажется, в полном ауте из-за личной жизни. Трудоголик, пахала как папа Карло, хотя и на удаленке. Но она сама себе хозяйка. Теннисистка. Травмировала коленку, оказалась перед убийцей беспомощной. Связей между ней, Искрой Кантемировой и Натальей Гулькиной до сих пор не обнаружено никаких.
        - Кроме фотографии Кирилла Гулькина, к которой девушки на ресепшен спортклуба присматривались долго, хотя в итоге не опознали его, - заметил полковник Гущин. - А второй фитнес-клуб, где Ирина Мухина травмировала колено, посещает Щеглов.
        - Фирма «Ириниум», - Клавдий Мамонтов продемонстрировал им интернет-страницу в мобильном. - Продает товары для ремонта, краски, лаки, мебель и прочее онлайн. В том числе и на маркетплейсах весьма активно, особенно сейчас, когда их склады ликвидируются. То есть для Кирилла Гулькина пункты выдачи, арендованные Мухиной, могли быть знакомым местом. Он быстро приехал на место убийства матери из-за посещения в тот день складов компании. Но что это было? Работа или прикрытие? То же самое и с его вчерашней поездкой в Березняки, когда убили Искру, а ее машину утопили в карьере. Менеджер-логист неплохо знает местность вокруг склада. Глубокий керамзитный карьер Гулькину наверняка знаком. К тому же Гулькину и мать и Искра доверяли, напасть на них ему не составляло труда. А если он ездил на теннис с Мухиной, она ему тоже верила, впустила его на участок.
        - А какой мотив у Гулькина для ликвидации трех женщин? Сокрытие в цепи якобы серийных преступлений убийство родной матери? - осведомился полковник Гущин.
        - Ну, вы же его бы первого заподозрили, если бы убили одну Гулькину, - парировал Клавдий Мамонтов.
        - Точно. Он был бы первый мой кандидат. Его конфликт с матерью, ее наследство… правда, скромное, не сравнимое с тем, что, например, получил бы Щеглов, приканчивая Искру. Пряча ее гибель в цепи якобы серийных удушений и подставляя нам Кантемирова в качестве виновного, - полковник Гущин размышлял вслух. - Но с Искрой не все так просто. Не одному Щеглову была выгодна ее смерть.
        - Она представляла опасность для бывшего мужа, - подхватил Макар. - Если, предположим, Касымов опосредованно намеревался всю комбинацию кому-то заказать - убить бывшую жену, грозившую заявить на него в прокуратуру за многоженство, и выставить пасынка как виноватого… Секретаршу Тамару он мог деньгами соблазнить на убийство жены? Но мы забыли нашу чудесную всезнайку - старуху Кантемирову! Она тоже наследница, между прочим. Она получит деньги и дом в Воеводине, прочую недвижимость покойной Искры, если с Левкой что-то вдруг стрясется. Например, если он удачно повторит попытку суицида в тюрьме. Она могла решиться сыграть сложную партию и тоже кого-то нанять… Кто она по сути? Вдова бандита, криминального авторитета. Умная и злая как черт. Вполне возможно, у нее сохранились связи с его подельниками. Но все же, все же, все же…
        - Что? - спросил полковник Гущин.
        - Подобные материальные приобретения ничто в сравнении с колоссальной выгодой, получаемой в случае смерти Искры Артемом Щегловым.
        - Макар, у нас пример с Сурковым, - возразил Клавдий Мамонтов. - Когда на убийство матери человек пошел ради каких-то жалких ста тысяч… Убийство из корыстных побуждений. Важен не размер выгоды, а сами намерения и повод. Ты нам сказал - связь убийства почтальона Сурковой с прочими эпизодами, возможно, существует, только она иная, чем нам представлялась вначале. Не прямая - косвенная связь. И я все думаю - что скрыто до сих пор от нас в этом деле?
        - Кому и почему надо было убить Ирину Мухину - самую первую жертву, с которой все и началось, и спрятать ее смерть в цепи якобы серийных преступлений, - быстро ответил Макар. - Не знаем мы, кто она на самом деле и как жила в своем Чистом Ключе.
        - Кроме одной вещи, - Клавдий Мамонтов глянул на Макара, затем на моментально насторожившегося полковника Гущина. - Почтальон Суркова сняла со счета личные деньги, желая покрыть недостачу, когда сынок-мерзавец украл у нее пенсии из сумки. Она дала сынку шанс вернуть все, исправиться. Материнское сердце… Результат ее материнской жалости мы выяснили. Но Мухина тоже в марте сняла со своего счета деньги: гораздо более крупную сумму - три миллиона рублей.
        Полковник Гущин кивнул:
        - Причем она открывала счет несколько лет назад в Москве, в отделении Сбербанка на Красносельской. А заказ суммы наличными оформила в Новой Москве, в другом отделении.
        - Может, она с кем-то встречалась? - спросил Макар. - Передавала нал? Хотя это глупо… Тайные операции не совершаются в банке. Но в отделении банка есть внутренние камеры, можно проверить тот день, когда она приезжала за наличными. И куда она дела такую сумму?
        - У нас есть человек, имеющий к Сбербанку прямое отношение, - сказал Клавдий Мамонтов.
        - Кто? - удивился полковник Гущин.
        - Сестра Дениса Астахова. Анна. Он же…
        Полковник Гущин глядел на Мамонтова. И внезапно ощутил, как его бросило в жар.
        «У меня месяц отпуска, так что сижу летом дома. - А где вы работаете? - В Сбербанке. Я менеджер…»
        Он вспомнил свой допрос Анны Астаховой в Сарафанове! Они подходили к чему-то важному, очень важному… до сих пор остававшемуся в тени…
        - Ее допрашивал следователь, в допросе указано ее точное место работы, - он выхватил из кармана мобильный, начал звонить.
        Подняли протокол допроса, и… оказалось, что место работы менеджера-консультанта Анны Астаховой - отделение Сбербанка в Новой Москве по адресу…
        - Совпадает. - Полковник Гущин выглядел так, словно его снова сразили наповал ударом кулака в челюсть. - Как же я прошляпил раньше-то… Сбербанк… три миллиона…
        Он опять начал лихорадочно названивать, узнавать, раздавать ЦУ. Клавдий Мамонтов и Макар терпеливо ожидали результат.
        - Немедленно проверьте снова полный список контактов Мухиной из ее почты и мобильного - меня интересует фамилия Астахова, имя Анна. - Полковник Гущин все больше волновался. Требовал!
        Ответ пришел быстро. Оперативники докладывали: среди телефонных номеров в мобильном Мухиной числится номер абонента с именем Анета. Они, следуя по внушительному списку, до него еще не добрались, потому что все контакты по номеру датированы январем - мартом. Ближайших ко времени ее смерти дат разговоров нет. Гущин сравнил номер «Анеты», из мобильного Мухиной с номером мобильного, указанного Анной Астаховой в протоколе допроса, - номера не совпали.
        - Другой номер! - Гущин хлопнул ладонью по столу. - Путает следы баба или же… Она та самая Анета или нет?
        - Мы задавались тем же самым вопросом и насчет ее брата, Федор Матвеевич, - заметил Клавдий Мамонтов. - Является ли Денис Астахов юным Денни из бурного прошлого матери Искры Кантемировой? Ответ из Сочинского дендрария так и не пришел из-за отсутствия данных в отделе кадров. Место его рождения не совпало с тем, что нам называли свидетели. Но прежде чем нам всем сейчас возвращаться в Сарафаново и выворачивать наизнанку даму с собачками, необходимо… - Клавдий Мамонтов вспомнил смешных песиков Анны Астаховой на шлейке, как они с Астаховыми шли тенистым дачным лесом в тот день по тропе…
        - Что? - спросил полковник Гущин.
        - Разобраться с регистрацией ее братца. С его прежними адресами московскими, - ответил Клавдий Мамонтов. - Вы дали задание пробить, но ответа пока нет. Если нет по нему ничего, то можно установить, по какому адресу на Ленинском проспекте когда-то проживала вдова академика Кантемирова, лишенная квартиры на улице Грановского. И кто точно был еще зарегистрирован там в качестве ее сожителя.
        Полковник Гущин размышлял секунду. Кивнул.
        И начал опять звонить с новыми ЦУ.
        За окном кабинета стемнело.
        Глава 37
        Ленинский проспект
        Чтобы узнать адрес покойной вдовы академика Кантемирова - Нины Прокофьевны, скончавшейся много лет назад, и самое главное - имя и фамилию зарегистрированного вместе с ней в квартире сожителя (факт регистрации сам по себе являлся спорным - может, любовник Кантемировой обитал у нее на птичьих правах?), полковник Гущин должен был обратиться за помощью на Петровку, 38, чтобы столичные коллеги задействовали свои немалые возможности по московским базам данным. Однако отношения Гущина с Петровкой всегда были крайне сложными и противоречивыми.
        Гущин колебался, кланяться в ноги не желал, начал выяснять - отчего буксует проверка Дениса Астахова, которую ведут его подчиненные?
        - Он дважды терял паспорт, - объяснили свою медлительность Гущину оперативники. - В январе текущего года и еще десять лет назад обращался с заявлениями в полицию об утере паспорта. Сведения о какой-либо регистрации давностью двадцать - двадцать пять лет утрачены, не внесены в базы данных.
        В одиннадцать часов вечера полковник Гущин, поправ собственную гордость, позвонил напрямую замначальника столичного главка и вежливо попросил содействия. Естественно, ни Макар, ни Клавдий Мамонтов при разговоре не присутствовали. Они просто ждали - помогут столичные профи или «кинут» полковника Гущина - разбирайся сам, как умеешь.
        Время тянулось убийственно медленно. Рассвело.
        Они все ждали у моря погоды.
        В семь утра полковник Гущин, усталый, измотанный, осознавший, что его звонок и унижение были, видимо, напрасными, сказал Клавдию Мамонтову и Макару, чтобы они ехали домой, поспали хоть немного. Однако друзья не мыслили оставить его в одиночестве в такой момент.
        В восемь утра полковник Гущин, потерявший надежду, объявил: он возвращается в Москву, в главк, попробует подключить иные каналы, свои личные связи. Они все втроем вышли из полицейского управления. Гущин направился к патрульной машине. Макар и Клавдий Мамонтов поплелись к внедорожнику. Препятствие, возникшее на их пути, казалось пока непреодолимым - самое главное, - от них ничего не зависело.
        И в этот момент полковнику Гущину позвонили с Петровки.
        - Бывший адрес вдовы академика Нины Кантемировой - Ленинский проспект… - сотрудник столичного главка продиктовал адрес. - Дом угловой на площади Гагарина. Кантемировой принадлежала двухкомнатная квартира на шестом этаже. Вместе с ней в течение пяти лет по данному адресу был зарегистрирован Денис…
        - Как его фамилия? - хрипло спросил полковник Гущин.
        - Астахов. Уроженец Воронежа, - столичный коллега назвал год рождения Денни.
        Клавдий Мамонтов, слышавший новость по громкой связи, понял, что они в финале истории.
        Полковник Гущин горячо поблагодарил коллегу за помощь, вытер со лба испарину и убрал мобильный.
        - Наш Денни - Денис Астахов, - объявил он. - Что мы предполагали, то и получили, хоть и запоздало. Сосед Натальи Гулькиной по Сарафанову. Он не просто был вхож в семью Кантемировых, он жил с матерью Искры, пытался на ней жениться, как нам говорили, завладеть квартирой вдовы. Он враждовал с Искрой, и лишь испуг физической расправы заставил его тогда отступить. Но разве подобные вещи прощаются?
        - И уж конечно он знал и про борщевик Сосновского, и про кавказскую историю с убийствами. - Клавдий Мамонтов вспомнил высокого темноволосого мужчину, вышедшего им навстречу из леса в Сарафанове в тот роковой день…
        - Не Искра Кантемирова являлась его главной целью, - Макар выглядел одновременно ошеломленным и сосредоточенным. - Мухина. Он вам, Федор Матвеевич, тогда сказал - я бывший брокер, а сейчас безработный. Он мошенник. Те три миллиона Ирины Мухиной… я думаю, он ее уговорил, обманул. Выманил у нее деньги - может, под предлогом игры на бирже или в качестве инвестиций в липовый проект. Мухина - деловая женщина, так просто она бы с тремя миллионами не рассталась. Астахов… Денни запудрил ей мозги. Опытом он располагает - некогда он охмурил, свел с ума женщину-ученого, вдову Нину Кантемирову. А с Мухиной - классический развод. Он подсунул ей и свою сестрицу - менеджера Сбербанка. Они на пару ее обманывали. Она отдала им три миллиона, а они водили ее за нос. А затем ситуация изменилось - то ли Мухина стала требовать деньги назад, то ли поняла, что ее нагрели мошенники. Нам про их телефонные контакты сказали - Анна Астахова их резко оборвала еще в марте. Анета из списка - это же теперь ясно кто! Астахова, наверное, использовала паленый номер телефона. Но, видимо, и обрыв связей не сработал. Ирина Мухина
требовала у них деньги назад. И Астаховы решили ее устранить. Но брат с сестрой страшились разоблачения, все же они контактировали с Мухиной долгое время, она приезжала к Анне в отделение банка, их могли видеть свидетели. Поэтому Астаховы придумали план, как спрятать убийство - в серии с двумя другими, одновременно давая нам наводку на семью Кантемировых, с которой у Денни личная вражда еще с юности. Выбирая Искру на роль жертвы, он в своей инсценировке серийных убийств мстил ей, а следствию подставил в роли виновного Левку. Ну, а бедняга Гулькина попалась ему на глаза на даче - ему было легко ее подстеречь и убить. Они - брат и сестра Астаховы - сообщники. Все совершили вместе, действуя заодно!
        Полковник Гущин, Клавдий и Макар снова вернулись в управление. Гущин поднял из протокола допроса адрес Дениса Астахова. Он хотел задержать его первым, а затем уж отправиться в Сарафаново - к Анне. Однако все пришлось быстро поменять, когда главковская опергруппа, срочно выехавшая с Никитского переулка по адресу проживания Астахова, сообщила, что его квартира пуста.
        - В Сарафаново, - скомандовал полковник Гущин. - Даже если Денни после убийства Искры решил сменить локацию, залечь на дно, мы его через сестрицу достанем. Надеюсь, она-то в Сарафанове до сих пор обретается. У нее же вроде отпуск.
        И они в сопровождении патрульных машин двинулись в Сарафаново.
        Возвращались туда, где все и началось.
        Однако Клавдий Мамонтов не знал, что их ждет в тихом дачном поселке, ставшем эпицентром бури событий.
        Глава 38
        Сарафаново
        - Я все думаю - могла ли Искра через четверть века опознать в соседе подруги бойфренда матери? - заметил Макар на пути в Сарафаново. - Мужики с возрастом порой сильно меняются. Они-то, Астаховы, за ней следили, она же нам сама про соседей сказала.
        - Я ей в разговоре сразу назвал фамилию соседей. Она на Астаховых никак не отреагировала, - вспомнил Клавдий Мамонтов.
        - Конечно, Кантемирова не стала нам с тобой заявлять - знаете, моя семидесятилетняя мама крутила роман с юным бойфрендом по фамилии Астахов. Кто в таком чужим незнакомым людям, пусть и «частным детективам», с ходу признается? Может, она и фамилию его давно забыла. Вера Павловна наша вспомнила лишь имя Денни - даже не Денис, а просто Денни. А он мог оказаться и Даниилом. И потом, Федор Матвеевич планировал показать Кантемировой фрагменты видеозаписи допроса Астахова для опознания, только не успел.
        - Я обязан был сам допросить Кантемирову, - полковник Гущин слушал их сосредоточенно.
        - Вы послали нас, - ответил Мамонтов. - Мы допустили просчет?
        - Вы сделали по максимуму. И добыли информацию, которую, возможно, в официальном допросе мне Кантемирова никогда бы не озвучила, - полковник Гущин покачал головой. - То, что некоторые вещи запаздывают в нашем деле… ну, никто в этом не виноват. Так складываются обстоятельства, мы пашем всего несколько дней и значительно продвинулись. Сейчас поставим жирную точку.
        Клавдий Мамонтов молчал, не подхватывал с воодушевлением гущинские посылы - они уже въезжали в дачный поселок под звуки полицейских сирен.
        - Есть одна нестыковка, - сообщил Макар задумчиво. - Именно Анна Астахова сказала нам, что к Гулькиной в день убийства приезжала женщина на машине, мол, она и прежде ее видела у соседки. Она нам первой сообщила про Искру. Неужели так в лоб сразу делала нам наводку на Кантемирову и ее семейство?
        - А с чего ты взял, что нестыковка? Наоборот! - удивился полковник Гущин. - Астаховы же видели Искру у Гулькиной. Может, весь их план сложился окончательно, когда они поняли, что Кантемирова знает их соседку.
        - План насчет Натальи Гулькиной? Включить ее в список жертв? - уточнил Макар.
        - Конечно, - ответил полковник Гущин.
        - Слишком уж все как по нотам расписано, а так обычно в жизни не происходит, - Макар сбавил скорость. - Вроде мы по полочкам все с Астаховыми разложили. Но кое-что важное выпадает. И запутывает нашу безупречную логику. Вопрос - тянет ли наша логика на безупречность?
        - Ты сам и разложил. А теперь вроде на попятный? Ничего, сейчас все для себя проясним, - полковник Гущин кивнул на забор астаховской дачи, возле него остановились полицейские машины.
        Клавдий Мамонтов увидел у забора высокие стебли с белыми зонтиками. Борщевик Сосновского рос в сточной канаве.
        - Астахова дома, окно наверху у них открыто, - объявил полковник Гущин, оглядывая дом.
        Полицейские без труда вскрыли хлипкую калитку.
        В доме зашлись лаем маленькие собачки - сторожа.
        - Полиция! Откройте! - патрульные стучали в дверь и…
        Дверь распахнулась. На пороге стоял полуобнаженный мужчина в шортах. Клавдий Мамонтов и Макар узнали Дениса Астахова.
        - Что вам нужно? - Он сделал шаг назад и вроде бы попытался захлопнуть дверь, но полицейские ворвались в дом и заломили ему руки.
        С лестницы, ведущей на второй этаж, горохом сыпались под ноги оперативникам маленькие собачки - лаяли неистово и зло, однако не кусались. Полицейские ринулись наверх.
        - Обыщите все здесь, - приказал полковник Гущин.
        Он шагнул в кухню, где была выгорожена ванная с душевой кабиной, открыл створку. Указал Макару и Клавдию на прозрачный гель для душа на полке.
        - Не это ли средство использовали для разбавления сока борщевика, растущего у них под забором? И ходить далеко не надо, собирать гербарии на просушку.
        Клавдий Мамонтов понял, Командор тоже обратил внимание на борщевик Сосновского у забора Астаховых.
        - Он здесь. А где его сестра? - громко спросил полковник Гущин.
        - Женщина наверху! - сообщили поднявшиеся на второй этаж полицейские.
        - Айда, глянем, - скомандовал Гущин. - Но разговаривать будем сначала с ним. А затем с ней, в зависимости от того, как он себя поведет.
        Дениса Астахова оперативники увели на террасу. Собачек загнали в чулан, заперли там.
        - Это произвол! Как вы смеете к нам врываться? - выходил из себя Астахов. - Совсем за людей нас считать перестали, что ли? Вы, полиция?!
        Гущин, Мамонтов и Макар поднялись по лестнице. Наверху - спальня.
        На постели, закутавшись в простыню, сидела полная темноволосая женщина. Дама с собачками. Анна Астахова. Она смотрела на наводнивших ее спальню полицейских испуганно, с великой тревогой и страхом.
        Вдруг она встрепенулась при виде Макара и Клавдия Мамонтова - на ее лице промелькнуло удивление и… презрение.
        - Вы тоже, оказывается, из них? - спросила она. Ее голос звучал хрипло и низко. В спальне витал запах сигарет с ментолом.
        - У нас частное расследование, - ответил ей Клавдий Мамонтов. - Но с полицией мы пришли к общему выводу.
        - Как вы смеете врываться к нам в дом? - Анна Астахова повысила голос. - Вмешиваться в нашу жизнь?! Мы что - воры, преступники?!
        - Хуже, - заявил полковник Гущин. - Вы хладнокровные, расчетливые убийцы. На вашей совести три жертвы.
        Анна Астахова поднесла руку к горлу.
        - Вы с ума сошли? - сипло спросила она. - Что вы несете? Какие убийства?!
        - Подумайте, пораскиньте мозгами, - ответил ей полковник Гущин. - Посидите здесь, на койке. Все взвесьте. Может, и осознаете - лучше вам самой во всем признаться. Чистосердечно.
        - Да в чем я должна признаться?! - закричала Анна Астахова.
        Но Гущин уже повернул к выходу из спальни.
        Они спустились по лестнице.
        Запертые в чулане псинки жалобно выли, скулили.
        Под сообачий аккомпанемент они и начали допрашивать своего главного подозреваемого, по следу которого шли так долго и упорно.
        Денни…
        Астахов сидел между двух полицейских на дачном диване. На его запястьях уже красовались наручники. Он сцепил пальцы в замок. Взгляд его темных глаз тревожно перебегал с полицейских на полковника Гущина, задержался на Макаре, скользнул по Клавдию Мамонтову и…
        Денни Астахов вновь вперил тяжелый взгляд в полковника Гущина.
        - Вы задержаны мной по подозрению в том, что совместно с вашей сестрой Анной совершили убийство трех человек - Ирины Мухиной, Натальи Гулькиной и Искры Кантемировой - дочери Нины Кантемировой. В ее квартире на Ленинском проспекте вы в молодости проживали в качестве любовника, - объявил Гущин.
        - Ложь! Вы все сумасшедшие, больные! Кого мы с Аней убили?! За что?! Я вообще впервые слышу…
        - Ложь! - жестко отрезал полковник Гущин. - Не впервые. Всех своих жертв вы отлично знали.
        - Я знал нашу дачную соседку! - Астахов сильно волновался, как и его сестра. - На ее труп мы наткнулись вот с ними вместе! - он ткнул скованными руками в сторону Мамонтова и Макара. - И кто они вообще такие? Что они здесь делают сейчас?
        - Мы проводим частное расследование параллельно с полицией, - ответил ему Мамонтов и по взгляду Астахова понял - тот ему не поверил. Он весь на взводе, ждет подвоха.
        - Мухина вам тоже прекрасно известна, - объявил полковник Гущин.
        - Какая еще Мухина?! - Астахов обернулся к нему.
        - Та, кто звала вашу сестру Анетой. И сняла в отделении банка, где служит ваша сестра, три миллиона рублей, которые вы мошенническим образом у нее забрали!
        - А, эта… Ира, Анина приятельница, торговавшая разной ерундой по интернету, - Астахов словно «вспомнил». - Но я даже фамилии ее не слыхал! Она общалась только с Аней. Я с ней никогда не встречался лично.
        - Неужели? А в Чистом Ключе? Когда вы ее задушили веревкой, как потом задушили и Гулькину? - полковник Гущин не отступал.
        - Вы сумасшедший! - выкрикнул Денис Астахов. - В чем вы меня обвиняете? На каких основаниях? Я никого не убивал. Я даже не понимаю, о чем идет речь!
        - Об убийствах из корыстных побуждений, инсценированных под серию деяний психа-маньяка, использовавшего растение борщевик Сосновского, - отрезал полковник Гущин. - Он растет у вашего участка.
        - Какой еще борщевик? Что за чушь?!
        - Проведем экспертизу геля из вашего душа, - многозначительно пообещал полковник Гущин.
        - Да проводите, я не понимаю, о чем речь!
        - Вы все отлично понимаете, вы лицезрели труп Натальи Гулькиной - цветы борщевика на ее теле и лице, пятно, нарисованное на ее груди. Вы сами все это нам оставили, подкинули в качестве улик против другого фигуранта.
        - Какого еще другого фигуранта?! - заорал Денис Астахов. - Вы читали Кафку? У нас сейчас ситуация абсурда. Словно я попал в его роман!
        - Кафка меня не впечатлил, - холодно отрезал полковник Гущин.
        Клавдий Мамонтов внимал их разговору… нет, перепалке. И делал вывод - допрос сразу не задался. То, что выглядело на словах логичным и ясным, на практике оказалось зыбким и неоднозначным.
        - Вы забрали у Ирины Мухиной мошенническим способом три миллиона рублей, присвоили себе, и, чтобы не отдавать деньги, боясь ее заявления в полицию, вы с сестрой решили ее убить, - нарочито спокойно объявил полковник Гущин.
        - Сестру не вмешивайте! Анька ни при чем! - крикнул Астахов.
        - А вы, значит, при том, - отрезал Гущин.
        - Да нет же, нет! Снова абсурд какой-то!
        - Не абсурд - ваш тонкий расчет, Денни. - Полковник Гущин разглядывал оппонента, оценивал противника. - Чтобы отвести от себя с сестрой подозрение в убийстве вашей главной жертвы Ирины Мухиной, вы решили замаскировать ее смерть под деяние маньяка-душителя. На его роль вы выбрали сына небезызвестной вам Искры Кантемировой, за которой вы следили здесь, в Сарафанове во время ее приездов к подруге. Только не говорите мне, что и ее вы знать не знаете. Вы с ее матерью сожительствовали в течение нескольких лет, делили кров, спали в одной постели, пытались даже жениться на пожилой вдове.
        Денис Астахов молчал.
        - Денни, а? Прав я? В яблочко? - полковник Гущин почти дружески ему улыбнулся. - Довожу до вашего сведения: чистосердечное признание облегчает…
        - Да пошли вы с вашим чистосердечным! Вы, полиция, пытаетесь повесить на нас с сестрой серьезнейшие вещи. Уголовные преступления. Убийства! - выкрикнул Астахов. - Мне не в чем признаваться. Я никого не убивал. И сестра моя Аня тоже. И мы будем отстаивать свою невиновность всеми способами! Наймем лучших адвокатов!
        - Про знакомство с Искрой Кантемировой что-то я не услышал ответа, вы сразу в сторону вильнули, - осадил его полковник Гущин.
        - Кантемирову я знал, не отрицаю. Увидел ее здесь, в Сарафанове, у соседки, после стольких лет… Черт ее принес. Они, оказывается, знакомы. - Астахов ударил скованными наручниками руками по коленям. - Но это все. А насчет романа с ее матерью… Мне было двадцать два года. Глупый, самонадеянный провинциальный пацан… Я искал способы устроиться, пробиться, грезил Москвой, столицей. Аня желала нормально учиться, получить образование. Я шел ради нее на все - мы с ней единственные близкие люди в целом мире и с юности помогаем друг другу. Старуха Кантемирова… Она подцепила меня, пацана, рабочего ботанического сада в Сочи. Она мне отдалась прямо у фонтана дендрария ночью… Твердила: «ты, Денни, словно юный Вертумн [6 - Вертумн - древнеиталийский бог природного изобилия.] возник передо мной». Мы сошлись с вдовой по обоюдному согласию, она забрала меня в Москву, поселила у себя. Закабалила меня. Называла светом своих очей, своей последней великой любовью перед грядущей зимой… Да, я жарко долбил старуху в койке, - Астахов покачал головой, словно вспоминая, криво, горько усмехаясь. - Потому что она сама жаждала
секса - нимфоманка. Нажилась с юности со стариком-академиком, чокнутым ученым. Она мне все рассказывала. Муженек, поглощенный наукой, не часто ее в постели ублажал. А затем вообще откинул коньки, оставил ее вдовой. И она никак не могла найти себе нормального мужика. Ее убивало одиночество. Да, признаюсь, я пользовался нашей с ней связью. Я жил в Москве. Я мог оплатить съемную квартиру Ане, когда она училась в институте. Сестра меня старше, но именно я, младший, всегда заботился о ней и опекал ее. Дочка моей старушки Нины Искра… у нее, правда, другое имя - Сатаней, моя вдовушка порой ее так называла, я помню… Она меня люто вознавидела. Вбила себе в голову, что я хочу жениться на Нине и завладеть их академическим добром. Но я и планов таких не строил. Я просто жил в свое удовольствие - в Москве! Я был молод. Я наслаждался. Тусовался по клубам, играл в казино. Старуха Нина устраивала мне дикие сцены ревности - даже угрожала мне, пацану, смертью. Бывало, в кровь лицо мне разобьет, так к телкам приревнует… Представляю, какова она была в молодости. Но потом мне все надоело. Ее тухлая плоть, ее морщины, ее
ненасытность, ее старость и бесстыдство, ее жажда власти надо мной… И я послал ее. Ушел к другой вдовушке, побогаче, помоложе, посговорчивее. Мы расстались с Кантемировой, и минула целая жизнь. Годы! И вдруг я увидел дочку Нины здесь, в Сарафанове. Она изменилась, разжирела, ужасно постарела. Но я ее вспомнил.
        - И выбрали ее из чувства застарелой мести на роль жертвы в своей инсценировке, - подытожил полковник Гущин.
        - Я никого не убивал, - отрезал Денни Астахов. - Попробуйте докажите мне тот бред, что вы несли. Я и на следствии, и в суде буду насмерть стоять. Кричать во весь голос о своей невиновности. Про три миллиона я вообще ничего не знаю. И ни с какой Мухиной я никогда лично не встречался. Спросите Аню - она вам подтвердит, расскажет о своей приятельнице то немногое, что ей известно. А соседку дачную я тоже не убивал. Я вместе с вашими соратниками, частниками, наткнулся на ее труп в нашем лесу. Вы их допросите, что они тогда забыли в Сарафанове, а? Может, это они ее зверски прикончили?! А я ни в чем не виноват! Слышите вы? Мы с Аней невиновны! Произошла чудовищная ошибка. Ваш полицейский преступный произвол!
        Астахова била дрожь.
        На полковника Гущина он взирал с ненавистью. Если бы не наручники и не патрульные, мог бы, наверное, и в горло вцепиться.
        «Бешеный волк… - подумал Клавдий Мамонтов. - Он ко всему еще и психопат… Видно невооруженным глазом. Однако он ни в чем конкретно так и не признался… Кроме того, что в юности вел жизнь альфонса при матери Кантемировой. А нам это уже известно».
        - Хорош истерить, а? - Полковник Гущин несколько сбавил тон, поняв, что прежний напор и натиск в допросе никакого результата не принес. - Найдем красный маркер у вас на даче или у тебя в кармане…
        - Какой еще красный маркер?!
        - Пятно на груди Гулькиной, Мухиной и Кантемировой вы… ты им начертил. Длань свою обвел. Ты или твоя сестренка?
        - Аньку не трогайте! Богом прошу! - лицо Астахова исказилось. - Она самый дорогой мне человек. Сестра моя! Да я ради нее…
        - На себя все возьмешь? Вину? - полковник Гущин словно брал его на слабо. - Сделка со следствием? Сестра вылетает из обоймы. А ты… ну, самопожертвование тоже выход в вашей ситуации.
        Клавдий Мамонтов глянул на Макара. Тот молча слушал допрос, но при последних заявлениях Гущина на его лице промелькнуло… очень сложное выражение. Растерянность? Стыд? Презрение? Да неужели? Макар разочаровывался в приемах Гущина - риторических, к коим тот прибегал в ходе незадавшегося допроса. И в глубине души осуждал Командора?
        Но Гущин и сам понял, что поступает неправильно.
        - Мне лжи от вас не нужно, Астахов, - отрезал он. - Мне потребна правда. Три женщины убиты, задушены. У меня есть основания подозревать вас с сестрой. Но вранье ваше мне по барабану, понял, нет?! - Он внезапно заорал на Астахова так, что в окнах террасы звякнули стекла.
        Воющие в чулане собачки разом притихли.
        Астахов как-то весь сжался в комок, опустил голову.
        «Криком тоже ничего не добьешься, - решил Клавдий Мамонтов. - Интересно, что поведает нам его сестра?»
        Оказывается, в тот момент они с Гущиным думали примерно одинаково.
        - Мы сейчас прервемся с тобой, - полковник Гущин созерцал поникшего Денни Астахова. - Я дал твоей сестре время на размышление. Она надумала, а? Послушаем ее версию событий. А потом устроим вам очную ставку.
        - Ни я, ни моя сестра никого не убивали, - тихо, обреченно произнес Астахов. - Вы можете нас арестовать, бросить в тюрьму. Но вы совершаете ошибку. Нет, преступление против закона, обвиняя невиновных людей.
        Маленькие йоркширы в чулане воспрянули духом - залаяли, оглушив всех.
        Полковник Гущин встал и направился к лестнице. Клавдий Мамонтов и Макар словно тени устремились за ним - к даме с собачками и ее лжи…
        Полицейские обыскивали шкафы на кухне, выбрасывали вещи Астаховых на пол. На скромной сарафановской даче царил полный разгром.
        Глава 39
        Анета
        Анна Астахова еще не переоделась, так и сидела в ночной комбинации, закутавшись в простыню, - полицейские не покидали спальню.
        - Надумали? - осведомился полковник Гущин. - Готов выслушать ваше чистосердечное признание.
        - Кого мы убили? За что?! - В хриплом от ментоловых сигарет голосе Анны Астаховой звучал страх.
        Клавдию Мамонтову показалось, что женщина близка к панике. «Но они ведь с братом планировали защищаться, если им не повезет, - подумал он. - Все отрицать. Разыгрывать непонимание, ужас… Она притворяется?»
        - Вижу, время для размышлений потрачено впустую, - констатировал полковник Гущин, усаживаясь в плетеное дачное кресло напротив кровати. - Ладно. Когда вы виделись с Ириной в последний раз?
        - С какой Ириной? - Темные глаза дамы с собачками расширились, она часто заморгала.
        «Лгунья, - вынес свой вердикт Клавдий Мамонтов. - Актриса из нее фиговая».
        - С Ирой? - Анна Астахова подалась вперед. - А почему вы о ней спрашиваете? Она что… И ее убили?!
        - Вы с братом. В Чистом Ключе. Задушили веревкой. А потом и свою соседку, а затем и…
        - Нет! Нет! - закричала Астахова, обрывая полковника Гущина. - Да вы что?! Это не мы!
        - Когда вы виделись с Ириной Мухиной в последний раз? - жестко повторил свой вопрос Гущин.
        - Мы… о боже… как же так… за что ее убили? Кто? - Анна Астахова взмахнула полными руками. - Мы с ней… мы давно не виделись! С весны!
        - С тех пор как вы забрали у нее обманом три миллиона рублей, снятые ею со счета в вашем банковском отделении - под вашим контролем.
        - Мы с братом у нее ничего не брали. - Анна Астахова все так же с изумлением и страхом пялилась на полковника Гущина. - А деньги… да, она сняла их в нашем отделении. Позвонила мне, попросила: Анета, сделай побыстрее.
        - У нее счет открыт на Красносельской, а сняла наличные она у вас, - сказал Гущин.
        - Потому что она раньше жила на Красносельской, продала квартиру однокомнатную и переехала в Чистый Ключ в коттедж. Ей было удобнее и ближе снять деньги в нашем отделении. У нее в Сколкове и Новой Москве точки арендованы для бизнеса.
        - С какой же целью она забрала наличными столь крупную сумму? - усмехнулся полковник Гущин.
        - Она тогда, помню, мне сказала, что для предоплаты. Вроде хотела приобрести партию товара сама и продать через свои пункты сбыта, минуя маркетплейсы. А ей предложили хорошую сделку с выгодной маржой. А еще ей срочно потребовались деньги для ремонта в коттедже - там отопление сломалось. Ира нашла рабочих. Она даже на время сняла квартиру в Сколкове, потому что коттедж весной не отапливался. А работяги брали наличными, они какие-то приезжие. И еще она их заставляла заложить кирпичами камин и возвести нормальную стену. Она не выносила вида открытого огня. Боялась пожара. Она мне позвонила и попросила помочь, чтобы деньги не за три дня в банке заказывать, а побыстрее - рабочие требовали аванс. И за товар надо было расплачиваться ей. Я пошла Ире навстречу, но я никаких денег у нее не брала и сама ей их не выдавала. Вы спросите у нас в банке, вам подтвердят мои слова, - она наличные получала у нашего кассира Барашковой, а операцией по снятию со счета занимался менеджер.
        - Вы с братом умные люди - вы не стали бы забирать у Мухиной три миллиона прямо в Сбербанке, - отрезал полковник Гущин. - Позже. Без свидетелей. Ваш братец что ей посулил? Дивиденды на бирже? Он же бывший брокер?
        - Нет, нет! Мы ничего у Иры не брали! - Анна Астахова уже выходила из себя. - Да она бы и не отдала ни копейки! Она деньги превыше всего в жизни ставила. За малейшую выгоду готова была удавиться!
        - Веревкой? - спросил полковник Гущин. - А нехило было с вашей стороны привести их, - он кивнул на Макара и Клавдия Мамонтова, стоявших у двери, - на место убийства вашей дачной соседки. Разыграть их там… Какие нервы надо иметь… А? Анета?
        Анна Астахова вновь поднесла руки к горлу, вцепилась побелевшими пальцами в край простыни. Лицо ее исказилось.
        - Ладно. Какие товары Ирина Мухина хотела толкнуть на своих пунктах покупателям в обход маркетплейсов? - задал полковник Гущин новый вопрос.
        - Я не знаю… Кажется, для ремонта. Вроде краску. - Анна Астахова отвечала хрипло. - Мы никого не убивали! Мне дико представить, что полиция явилась к нам с такими нелепыми обвинениями… Зачем, зачем нам надо было убивать Наталью Эдуардовну?! Так страшно? Всем же было ясно, кто видел ее труп, - это маньяк сотворил! Безумный! Псих!
        - Вы с братом добивались подобного эффекта, - полковник Гущин смотрел на нее. - Ну, а с Искрой Кантемировой как дела обстояли?
        - С какой еще Искрой Кантемировой? - испуганно спросила Анна Астахова.
        - И ее не знаете? Но вы же сами нас на нее тонко навели. Женщина на черной машине… Подруга вашей дачной соседки… А на деле-то вышло - та самая Кантемирова, с ее матерью ваш братец в молодости сожительствовал.
        - У Денни всегда было много женщин, - тихо произнесла Анна Астахова. - Но его настоящая семья - я. Фамилия «Кантемирова» мне не знакома.
        - Неужели? И вы не следили за ней тайком из дома во время ее приездов к Гулькиной.
        - Я - нет. Я никогда ни за кем не слежу. Ту женщину я видела мельком.
        - Значит, следил ваш братец. Кстати, он признался.
        - В чем он признался?! - Анна Астахова снова резко подалась вперед.
        Клавдий Мамонтов снова внимательно следил за ее реакцией. Выдала себя сейчас? Или нет?
        - В том, что знал Нину Кантемирову - вдову академика, засорившего поля и веси страны ядовитым борщевиком Сосновского… Она перевезла вашего братца, как багаж из сочинского дендрария, в Москву, на Ленинский проспект. А вы последовали за ним в столицу. Ну, неужели позабыли? Столь короткая память у вас, Анета?
        - Старуху-профессоршу я помню, - ответила Анна Астахова. - Она была странной натурой. Она тогда по-настоящему влюбилась в Денни, а у них ведь разница в возрасте огромная. И я ее в юности презирала, она казалась мне нелепой, чуть ли не сумасшедшей. Хотя с возрастом я изменила отношение к их роману. Но мой брат тоже ведь к ней… очень хорошо относился. Она его околдовала… нет, подчинила себе. Я его еле освободила от нее, вырвала из ее когтей. Но все давно поросло быльем. И я не понимаю, какое отношение это вообще может иметь…
        - Борщевиком поросло, - заметил полковник Гущин. - Ловко вы его использовали. Яркий, приметный, ошеломляющий финт.
        - Какой еще борщевик?! О чем вы? - Анна Астахова, на взгляд Клавдия Мамонтова, снова впала в панику. Или искусно отводила им глаза?
        - Я-то все о том, о самом главном, - полковник Гущин тяжело вздохнул. - Ну, а давно ли вы знали Мухину?
        - Мы познакомились еще до ковида, в одном отеле отдыхали в Мармарисе. Отправились вместе на экскурсию, она машину арендовала. Мы близко не дружили, просто приятельствовали… О боже, неужели она правда мертва? - на темные глаза Астаховой навернулись слезы.
        - Вы с ней резко и внезапно оборвали контакты, - сказал Гущин. - С марта, с момента выдачи трех миллионов рублей никаких телефонных переговоров, никаких посланий. И номер телефонный сменили. С чего бы?
        - Я номер не меняла, я просто купила себе второй мобильный. А с Ирой мы и раньше нечасто встречались. - Анна Астахова вытерла слезы (притворные?). - Она всегда мне звонила только по делу, если в чем-то нуждалась. Она была очень занятой. Заточенной под бизнес, прибыль. В марте тогда просто так получилось. Чисто женское…
        - То есть как понимать - чисто женское?
        - Она неуважительно отозвалась о Денни. Мне стало неприятно. Она назвала его никчемным иждивенцем. Он ведь сейчас без работы, - Анна Астахова глянула на Гущина. - Я напрасно ей пожаловалась на него - она нам не посочувствовала, что мы существуем на одну мою зарплату, нет, наоборот, язвительно уколола - мол, он у тебя никчемный лузер… Мужики сплошь неудачники. У нее в молодости имелся печальный опыт общения с подобным типом - она мне рассказывала, думала, он станет ее содержать, оплачивать ее расходы, а он оказался некредитоспособным и к тому же пьющим. Она обожглась и затаила зло на всех мужчин. Мне не понравилось, как она отозвалась о моем брате. И я не стала ей больше звонить сама. Выдерживала паузу. Поэтому мы с Ирой не общались. Но я ее не убивала! И Денни ее не убивал. Он даже с ней никогда лично не встречался!
        Анна Астахова начала плакать и причитать. Полковник Гущин кивнул патрульным - выйдите, дайте дамочке одеться перед поездкой в ИВС.
        - Вы отправляйтесь пока в Бронницы, - велел он Макару и Клавдию Мамонтову, когда они спустились из спальни Астаховой на первый этаж дома. - Обыск затянется до вечера. Парочку лживых негодяев увезут в управление полиции. Сейчас пошлю сотрудников в отделение банка, где работает Астахова, проверим тот мартовский случай с выдачей наличных. Раз там свидетели есть. Вот поэтому они с братцем и замаскировали убийство Мухиной под серию - потому что в банке в марте наследили. Погибни она одна, сразу бы к ним ниточка из банка потянулась.
        - Федор Матвеевич, раз они, по-вашему, лживые негодяи и место им в следственном изоляторе, - заметил Макар, - то Левку из камеры надо немедленно освободить. Ему похороны матери предстоят.
        - Нет, будет пока сидеть твой Левка, - жестко отрезал полковник Гущин.
        - Но по логике вещей и по справедливости он должен быть освобожден сейчас.
        - Сидеть Будет Столько, Сколько Надо. Пока Я Сам Не Решу, - с упором на каждое слово отчеканил полковник Гущин.
        - Вы печалитесь из-за ухода Клавдия из полиции, - не отступал Макар. - Все причины ищете. Их немало. Одна кроется в кондовом полицейском - «будет сидеть, сколько надо». А если уже не надо? Все равно Левке на нарах париться? Только из-за вашей полицейской прихоти и упертости?
        - Макар, сдай назад, - тихо обратился Клавдий Мамонтов к другу.
        - Валите оба в Бронницы, - холодно приказал полковник Гущин. - Дальше здесь, в Сарафанове, я сам. Один.
        - Вы просто не желаете признать справедливость моих слов. - Макар не сдавался, несмотря на просьбу Клавдия.
        - Поздно вечером загляну к тебе на огонек, на озеро, тогда и подискутируем, - ответил полковник Гущин. - А сейчас марш домой оба. Спать. Глаза как у кроликов красные. И нервы ни к черту.
        Глава 40
        Красный маркер
        Полковник Гущин сдержал обещание - в одиннадцатом часу вечера он приехал в дом на озере на патрульной машине, которую сразу же и отпустил. К этому моменту Макар и Клавдий Мамонтов уже оправились от усталости. Макар забрал маленького Сашхена к себе в комнату, и они оба крепко спали. Клавдий Мамонтов с отдыхом мешкал. Дочки Макара Лидочка и Августа под присмотром Веры Павловны и горничной Маши по случаю жаркой погоды плескались в озере. Клавдий Мамонтов скинул черный костюм, переоделся в майку и бермуды и сидел на мостках у воды возле своего привязанного каноэ - следил, чтобы девочки барахтались лишь на мелководье у самого берега. Со своей раненой рукой на перевязи он все равно бы бухнулся в воду за ними, если бы ощутил хоть малейшую опасность. Горничная Маша, раскрасневшаяся от жаркого солнца, втиснула свои пышные телеса в раздельный алый купальник и поглядывала на Клавдия. Вера Павловна в черном хлопковом сарафане (она облачилась даже на пляж в траур по приятельницам) печально вздыхала, обмахивалась картонным веером, однако с расспросами к Мамонтову не приставала.
        Когда они возвращались к дому по парковой аллее поместья, Клавдий Мамонтов спросил у тихой Августы:
        - Принцесса, не нарисовала ты что-то новое?
        Девочка внимательно посмотрела на него темными глазами. И ничего не ответила. Ее немоту Мамонтов воспринимал спокойно, но в глубине души он ждал ее рисунков.
        Полковник Гущин появился, и в доме все сразу оживилось. Накрыли поздний ужин в столовой. Маша нажарила бифштексов. Полковник Гущин начал с примирительной ноты:
        - Макар, - сказал он. - Насчет Левы… Подумай сам. Ему сейчас лучше быть под присмотром у нас.
        - В камере? Лучше? Чем на свободе? - изумился Макар.
        - Так он сиротой стал, мать погибла. Я его выпущу, а он четвертый раз себя угробить попытается! - воскликнул полковник Гущин. Глянул на молчаливую печальную Веру Павловну, сидевшую за столом напротив. - Псих! Склонный к суициду! Или в метро опять побежит, или в петлю полезет. А так сидит в одиночке, догляд за ним. Шнурки от кроссовок и те забрали. Кормят его - пусть тюремная баланда, все же рацион. А то он тощий как жердь. Вера… дорогая, ну скажите же вы ему! - он с чувством обратился к Вере Павловне - главному арбитру.
        - Федор, вам надо отдохнуть. Вы весь издергались, - ответила ему Вера Павловна.
        - Я вам обещал, что найду урода, но пока ни черта у меня не выходит, - Полковник Гущин протянул через стол руку и взял Веру Павловну за кисть, сжал. - А наши красавцы умники меня упрекают - мол, жестокий я и бессердечный. И вообще полный мент. С тараканами в голове.
        - Они не правы, хотя имеют благие намерения помочь товарищу. - Вера Павловна глянула сквозь очки на Макара и Клавдия. - Я уже говорила - увы, благие намерения порой горьки как полынь… Лучше бы их не существовало. Федор, не переживайте. Все образуется.
        - Уж и не знаю теперь, - честно признался полковник Гущин. - В ИВС полна коробочка набита. А до истины как до звезд.
        Макар налил ему коньяка. Полковник Гущин выпил залпом, в один глоток. Не закусил и начал выкладывать противоречивые новости.
        Во время обыска дачи Астаховых ничего интересного не обнаружили - ни заготовок «гербариев» с борщевиком, ни подозрительных субстанций в емкостях, ни красных фломастеров. При проверке переписки в компьютере Ирины Мухиной за март - апрель оперативники нашли более десятка мейлов, где речь действительно шла о ремонте отопительной системы дома и строительных работах в холле по закладке камина. Из переписки с бригадиром шабашников по фамилии Ситрияну и СМС с его телефона стало ясно, что рабочие и правда требовали с Мухиной деньги наличными в размере миллиона ста тысяч.
        - То есть миллион сто она заплатила за ремонт дома, Анета нам не врет, - расстроенно объявил полковник Гущин. - Но у Мухиной оставалось еще два миллиона. И следов их трат мои коллеги не отыскали среди ее почты и расходных бухгалтерских документов. И за два лимона можно убить - то есть повод у Астаховых остается. Факт.
        - Или же Мухина потратила деньги на закупку товаров, - заметил Макар. - Расплачивалась налом. Не оставляла зацепок для налоговой. Какая-то хитрая серая схема задействована. Кстати, Анета упоминала, что товары - якобы тоже для ремонта. Краски. Контактов с фирмой «Ириниум» в переписке Мухиной, случаем, нет?
        - Нет, проверили. Фирма, где работает Кирилл Гулькин, нигде у нее в компьютере не светится.
        - Если использовалась серая схема - ничего удивительного, - Макар пожал плечами и налил полковнику Гущину еще коньяка.
        - По Гулькину иной финт. - Гущин снова залпом хлопнул коньяк и обвел взглядом своих притихших друзей за накрытым столом. Вера Павловна тоже слушала, хотя и мало что понимала, кроме имен сыновей своих подруг юности. - Мои сотрудники смотались вечером перед закрытием на оба склада «Ириниума» в Соловьево и Березняки. Вновь подтвердили - Гулькин появлялся там в дни убийств матери и Кантемировой. А вот в промежуток в несколько дней, когда могли задушить Мухину, он подмосковные склады не посещал. Ездил вроде по столичным точкам. Но от Москвы до Чистого Ключа ближе, чем из Березняков или Соловьева. И еще… на складских накладных, с которыми он работал в Березняках, есть пометки алым маркером.
        - Гулькин пользуется красным маркером? - переспросил Клавдий Мамонтов.
        - Галочки ставит и подчеркивает. Причем, как заявил охранник склада, у него такого фломастера нет - то есть маркер Гулькин возит с собой, в кармане.
        - Если исходить чисто гипотетически, что Астаховы тоже невиновны… - начал Макар.
        - Подобные совпадения исключены! С ними все сошлось напрямую, - возразил полковник Гущин.
        - Не все с ними сошлось, Федор Матвеевич. И ничего не исключено. Никогда, - Макар не отступал. - С Левкой тоже все было очевидно на первый взгляд, а оказалось…
        - Я своих подозрений с твоего мажора еще не снял.
        - Да поняли мы с Клавой. Только либо он, либо Астаховы, либо… кто-то третий, Федор Матвеевич. Вы сами Гулькина примеряете и других фигурантов тоже. Если Астаховы просто перепелки в силках в цепи поразительных совпадений, я хочу обратить ваше внимание на одну важную вещь. Нам ведь не их подставляли, подсовывали с самого начала. А Леву Кантемирова. А про Астаховых… про Анету и ее брата, про три миллиона рублей, возможно, настоящий преступник даже и не подозревал. Однако он начал свою собственную серию именно с Ирины Мухиной.
        - Мужик, приходивший с ней в теннисный клуб, - заметил Клавдий Мамонтов. - До сих пор непонятно, кто он на самом деле. Вроде на Гулькина похож… и одновременно не похож. Мутно все с ним. А он ведь существует в реальности.
        - Выясним. - Полковника Гущина уже слегка вело от коньяка, однако он сам себе налил третий бокал и хлопнул залпом. - Моя забота - ни на кого не перекладываю. Сделаю.
        - Я не про это сейчас, - сказал Макар. - Я про саму серию убийств. Сначала мы думали - перед нами типичная «серия», работа классического психопата-душителя. Затем, что это инсценировка с целью спрятать одну главную жертву среди других. Но кого? А я теперь склоняюсь к мысли: мы оба раза ошибались.
        - То есть? - полковник Гущин глянул на него удивленно. Клавдий Мамонтов внимательно слушал друга.
        - А что, если все три жертвы крайне важны для нашего убийцы? Ни одна из них не случайна. Вдруг душителю понадобилось по каким-то причинам ликвидировать сразу трех человек? - задал вопрос Макар, вроде бы сам себе.
        - Ты любитель выворачивать все наизнанку, подбрасывать новые загадки. То с борщевиком, затем с инсценировкой серийности. А теперь эту версию ты напрочь отрицаешь? Свою же собственную идею? - осведомился Гущин.
        - Я не отрицаю, Федор Матвеевич, - ответил Макар. - Только инсценировка, возможно, не тривиальная. Когда ни одна из жертв не выбрана случайно, наобум. А с четкой целью и по очень веским мотивам.
        Полковник Гущин покачал головой - ну и ну, что-то новенькое, оригинальное…
        - Вы все устали, - подвела итог Вера Павловна. - Утро вечера мудренее.
        Перед тем как отправиться спать, слегка нетрезвый полковник Гущин поцеловал старой гувернантке руку:
        - Вера, я вам обещаю!
        Клавдий Мамонтов и Макар моментально «свинтили» из столовой, оставив их наедине. Однако Вера Павловна и сама не мешкала - вспыхнув, взволнованно быстро удалилась к себе.
        Утро и точно оказалось «мудренее». Принесло неожиданную весть. Полковник Гущин вышел из душа, вытираясь полотенцем, - в семь утра затрезвонил его мобильный.
        - Федор Матвеевич, нашли мы теннисиста! - бодро отрапортовал старший опергруппы. - Вчера до поздней ночи работали на пунктах выдачи с персоналом. Опрашивали, снимали показания. С Мухиной в ее клуб на теннис приезжал некто Шебаршов Павел.
        - Какой еще Шебаршов? Кто он? - опешил полковник Гущин.
        - Прежний арендатор двух ее пунктов выдачи. Мы его разыскали и опросили ночью по телефону - он все подтвердил. Он продал свой бизнес Ирине Мухиной. Он ее деловой партнер в прошлом. Сказал, что давно ее не видел - с весны. Мухина ему оказала любезность - он искал подходящий клуб для занятий теннисом, она предложила свой и пригласила попробовать корты, поиграть в паре. Но ему там не понравилось - слишком дорого и далеко. Шебаршов нашел другой клуб. Он по возрасту ровесник Мухиной, у него жена, двое взрослых детей.
        - Посторонний человек. Абсолютно, - полковник Гущин дал отбой.
        - И здесь облом, - хмыкнул Клавдий Мамонтов, когда они опять сидели за столом - завтракали.
        - Если исходить из версии о важности всех жертв для убийцы, то… мы просто обязаны узнать о Мухиной как можно больше, - объявил Макар. - Она прожила полвека и удосужилась просуществовать в вакууме. На виду у всех, но крайне обособленно. Замкнуто. Ни семьи, ни родственников, ни любовников, ни друзей. Единственная ниточка к ней - Анета Астахова. Нам надо ее повторно допросить. Нравится не нравится, но мы зависим сейчас от ее показаний. Даже если она виновна, если лгунья, то… Да черт с ней! Может, направляя нас по ложному следу, она проболтается, невольно даст нам зацепки. Давайте еще раз побеседуем с ней - не на предмет их с братом вины в убийствах. А о том, что ей известно об Ирине и ее личной жизни.
        Полковник Гущин выслушал его. Вместо коньяка он с похмелья пил кефир. Горничная Маша подала ему манную кашу. Больше он ничего есть не хотел.
        В Чеховском управлении полиции полковник Гущин позвонил в ИВС и попросил привести Анету Астахову из камеры в кабинет. Она появилась в сопровождении конвойного. Непричесанная, с помятым заплаканным лицом, в спортивном костюме и кожаных шлепанцах, надетых на хлопковые носки. Она тревожно уставилась на них.
        - Где мой брат? - спросила хрипло.
        - В соседней с вами камере, - ответил ей полковник Гущин. - Садитесь.
        - Мы никого не убивали! - страстно воскликнула Астахова.
        - Допустим, я вам верю, - объявил полковник Гущин самым нейтральным тоном. - И верю также в ваше искреннее желание помочь расследованию.
        - Да что угодно, лишь бы вы нас отпустили с братом! - Анета Астахова прижала руки к полной груди. - Где мои Тедди и Фредди? Я за них волнуюсь!
        - Ваших собачек пока пристроили в приют при ветклинике, - сказал Гущин. - С ними все в порядке. Гораздо хуже с вашей приятельницей Ириной - она мертва, убита. Если не вами с братом из корыстных побуждений…
        - Нет, нет, это не мы! Но как же мне вам доказать?! - Астахова была готова снова удариться в истерику.
        Клавдий Мамонтов и Макар за ней наблюдали.
        - Доказательство одно - правда. Что вам вообще известно о Мухиной? О ее жизни? Прошлом? - задал наводящий вопрос полковник Гущин.
        - Собственно, ничего… то есть крайне мало. Мы же нечасто общались. И она не откровенничала. Я вам говорила, мы познакомились с ней на отдыхе в Турции.
        - У нее ни семьи, ни детей, - заметил Гущин. - Одинокая деловая женщина. Отпетая карьеристка?
        - У меня с семьей тоже не сложилось, для меня самое главное - мой брат. И Тедди с Фредди я себе завела, мне достаточно, - ответила Астахова. - Я образу жизни Иры не удивлялась. Она сама о себе заботилась и за себя отвечала. Она мне говорила, мол, ее мужчины давно перестали интересовать. В молодости нагулялась, оторвалась. Ну, ей, видимо, хватило приключений. Она ведь была моделью.
        - Моделью? Как интересно, - полковник Гущин удивленно поднял брови. - По подиуму вышагивала?
        Клавдий Мамонтов вспомнил труп Мухиной на участке ее дома. Вспомнил фотографию из паспорта, обнаруженного в ее комоде, - обычная женщина пятидесяти лет, отнюдь не красотка. Да и рост у нее не для модельного бизнеса.
        - Рассказывала, как в молодости все ее знакомые девчонки в модели подались, не жрали ничего. Лишь кофе и сигареты. Худели. Зарабатывали анорексию. Ну и она попала под общее влияние. - Астахова успокоилась и вроде «вспоминала». Или столь искусно притворялась? - На подиум Ира не выходила, у нее же ноги из ушей не росли, рост подкачал. Да и сложение у нее коренастое. Но она снималась в студиях для портфолио и рассылала их в агентства веером. Мне показывала в Турции снимки в мобильном - у нее альбомы фотографий сохранились. И еще снимки рисунков мне показывала - тоже в мобильном. Хвасталась - гляди, какая я была, почти Линда Евангелиста.
        - Рисунки? - переспросил Макар.
        - Ее рисовали и фотографировали, - Анна Астахова скользнула по нему взглядом.
        - Вы про спонсора ее в прошлый раз упомянули, - заметил Макар.
        - Она мне как-то призналась за бокалом вина: «знаешь, Анета, я в юности мечтала найти себе надежного богатого мужика, чтобы меня полностью содержал, исполнял мои капризы». И сказала - вроде нашла принца. Но он над ней всячески издевался. Она потом еле ноги от него унесла. Какой-то восточный. Совсем отвязный.
        - Касымов Керим? - быстро спросил Макар.
        Анна Астахова снова глянула на него.
        - Она не называла имя… а может, называла? Я забыла. Столько времени прошло. Восточный тип. Кажется, кавказец.
        - Или уроженец Узбекистана? - не отступал Макар.
        Клавдий Мамонтов внимательно слушал. У него вновь появилось ощущение: они подходят - медленно, исподволь к чему-то очень важному в деле, темному, тайному, подспудному…
        - Я не помню. Зачем я стану вам врать? - жалобно воскликнула Анна Астахова. - У нее, как она призналась, был еще один спонсор. Вообще отстой - полный лузер. И к тому же алкаш. Никак со своими детьми не мог разобраться. Она от него тоже сбежала. Мне твердила: «Анета, лучше жить одной, чем с полным говном».
        - Вы еще сообщили, Ирина Мухина приказала рабочим заложить камин в коттедже, - задал еще один вопрос Макар.
        - Потому что она панически боялась открытого огня, - взволнованно подхватила Астахова. - Жаловалась мне - «Анета, даже свечей не держу, боюсь, все вспыхнет!» У нее приступы паники начинались.
        - Странная фобия, - заметил Макар. - Она ее как-то объясняла вам?
        - Сказала, что с ней в молодости произошел ужасный случай.
        - А что конкретно?
        - Кошмар! - Анна Астахова всплеснула руками. - Ой, я вспомнила! Она мне сказала - ее пытались заживо сжечь! Представляете?
        - Кто? - спросил полковник Гущин.
        - Наверное, тот подонок, издевавшийся над ней, - спонсор! Восточный тип! Я вспомнила, что она мне еще про него говорила, - он ее дико ревновал, даже бил. - Анна Астахова наморщила лоб. - В детали она не вдавалась особо. Но, я думаю, его жестокость и отвратила ее от мужиков напрочь! И страх в ее душе поселился перед огнем.
        Полковник Гущин глянул на Макара. Как и Клавдий Мамонтов он тоже почувствовал - нечто постоянно ускользавшее от них все это время внезапно забрезжило во мраке…
        - Анета, ну же, помогите нам, - мягко попросил Макар. - Керим… восточное имя… возможно, Ирина вам его называла?
        Анна Астахова уставилась на него. Закусила пухлую губу… Тень промелькнула на ее лице…
        - Нет, я не помню, чтобы она упоминала имена или фамилии, - ответила Астахова.
        - Вы бывали у нее в Чистом Ключе? - спросил полковник Гущин.
        - Всего один раз. На новоселье. Она меня пригласила одну, без Денни. Давно, - ответила Астахова, - Мы шампанского хлопнули, дом я осмотрела, похвалила - она вещи перевезла из проданной квартиры. Все в коробках они у нее лежали. Одна коробка полная кукол, помню. Она открыла и мне показала.
        - Каких кукол? - спросил полковник Гущин
        - Своих, детских, - Анна Астахова болезненно улыбнулась. - Призналась мне - выбросить их рука не поднимается. И альбомы с портфолио она бережно хранила, тоже показывала мне, и рисунки, где ее изображали. И дневники свои еще школьные. Полная коробка. Ира в жизни сама себя нацеливала на деньги, на заработок капитала. А за прошлое цеплялась от одиночества и пустоты вокруг. Куклы, дневники, фотки - они ее как якорь удерживали на плаву.
        Глава 41
        Коробка
        Полковник Гущин, Клавдий Мамонтов и Макар ехали в Чистый Ключ, пытаясь отыскать ключ к прошлому Ирины Мухиной. Полицейские во время обыска коттеджа упирали в основном на улики, оставленные убийцей. Но их не оказалось. Убийца в дом Мухиной вообще не заходил. А значит, то, что перекочевало при переезде в новый дом из дней минувших, так и осталось на своих местах.
        На первом этаже в пустых комнатах Клавдий Мамонтов увидел коробки. И снова, как и на складе, вспомнил рисунок Августы. Старшая дочка Макара словно предсказывала ход событий.
        Коробки полиция вскрыла во время обыска, но внутри особо не рылась. Макар деловито проверил - нет ли надписей, наклеек, некоторые ведь при переезде подписывают контейнеры. Однако Мухина свой скарб никак не обозначила. И они начали осматривать коробки и контейнеры. Старая одежда, кухонная посуда, сковородки, сотейники… Зимняя обувь - ношеная, спортивные вещи - новые, в пакетах с бирками. Клавдий Мамонтов аккуратно выкладывал одной рукой барахло на подоконник. Макар и полковник Гущин действовали быстрее - выкидывали на пол и сортировали вещи. Клавдий Мамонтов подумал - Мухина не сумела окончательно разобраться со скарбом из-за ремонта в доме, а затем получила травму колена. Она извлекла из контейнеров лишь насущное для жизни и работы.
        Они искали альбомы, фотографии и… дневники? Школьные? Ирочки Мухиной? Но, может, она и потом что-то записывала по укоренившейся привычке? Время ползло вяло. Казалось, оно почти остановилось. Новая коробка - пыль, белые фигурные коньки, пляжные шляпы, соломка их уже расслоилась… Дубленка, какие носили в девяностых…Потертые куртки, дождевики, зонтики. Целый пластиковый контейнер старых брюк и джинсов… Ирина Мухина, казалось, не выбрасывала ничего.
        Клавдий Мамонтов забрал новую коробку. Куклы. Их уложили друг на друга. Куклы с резиновыми головами, с нейлоновыми волосами соломенного и черного цвета, в поблекших платьях, некоторые в национальных костюмах, изображавшие «пятнадцать сестер - пятнадцать республик». Клавдий Мамонтов выкладывал их тоже на широкий подоконник. «Голыши» из целлулоида советских времен, о которых современные дети не имеют и понятия. И вдруг…
        Мятая обложка глянцевого журнала.
        Еще один модный потрепанный журнал и… фотоальбомы. Пачка исписанных тетрадей, перевязанных лентой. Альбом с яркой обложкой, переложенный между страниц листами ватмана.
        Клавдий Мамонтов показал находку полковнику Гущину и Макару. Они забрали все и перекочевали на террасу. Уселись за стол у окна, за которым когда-то работала хозяйка коттеджа.
        Полковник Гущин надел очки и открыл один из фотоальбомов. Снимки, снимки… Портфолио. С фотографий на них смотрела двадцатилетняя Ирина Мухина. Они ее едва узнали - так сильно она изменилась с годами. Юная задорная брюнетка с атласной челочкой и стрижкой каре, явно подражающая незабвенной Лайзе Миннелли. «Ну да, - подумал Клавдий Мамонтов, - тогда все грезили «Кабаре». Ирина Мухина просто использовала расхожий образ, рекламируя себя как модель».
        Портофолио в коробке хранилось немало. Они рассматривали второе, третье. Ирина Мухина в ковбойском наряде в стиле «невесты» - шифоновое платье и высокие сапоги «казаки», она же в купальнике, она же в вечернем платье дешевого вида с бахромой и блестками, в манто в стиле «Великий Гетсби»…
        - Нужны ее личные фото, - сказал полковник Гущин, поправляя свои стильные очки без оправы. - Если она состояла в интимной связи с Керимом Касымовым, пытавшимся ее сжечь, наказать, убить, то…
        Он умолк. Они все думали о муже Искры Кантемировой после неожиданного рассказа Астаховой про приятельницу.
        - В любом случае все произошло давно, еще до женитьбы Касымова на Искре, однако… если Касымов имел отношения с Мухиной, могли остаться какие-то следы - они жили вместе, путешествовали, отдыхали. Он же ее содержал. Давайте искать, - закончил полковник Гущин.
        - Федор Матвеевич, а мы ведь про поджог раньше слышали от Светланы Кантемировой. Как деревенские пытались спалить в бане мужа Гулькиной за приставания к местным девицам, - заметил Клавдий Мамонтов задумчиво.
        Полковник Гущин молча раскрыл новый альбом. Фотографии оказались не для модельных агентств - память о путешествиях. Ирина Мухина на фоне Эйфелевой башни. Париж…
        - Она здесь гораздо старше, - произнес Макар. - Лет сорок уже ей. Другой отрезок ее жизни.
        Они внимательно просмотрели весь альбом. Мухина хранила снимки своих поездок во Францию и Испанию. Но везде ее запечатлели одну - на фоне замков Луары, на побережье Коста-Брава под тентом… Керим Касымов на фотографиях так и не появился.
        В следующем альбоме находились снимки о поездке в Петербург. И они оказались более ранними. Ирина Мухина снималась на фоне Зимнего дворца и набережной Невы. В джинсах, в куртке, со своей атласной челочкой а-ля Миннелли - довольная, счастливая, двадцатилетняя… Макар вытащил из другого альбома листы ватмана. Рисунки. Точнее, наброски - карандашом, углем. Обнаженное женское тело - мягкие округлые линии. Тело без лица… Темный соблазнительный треугольник, стройные раздвинутые ноги, девичий живот как чаша, покатые плечи… Мухина позировала для рисунков голой…
        Несколько фотографий, засунутых между рисунков, упали на пол. Макар нагнулся и поднял их. Они увидели Ирину Мухину рядом с незнакомым мужчиной лет под пятьдесят. Он чем-то неуловимо смахивал на Пикассо - темные круглые глаза, глубокие залысины, взгляд боевой с сумасшедшей искоркой, упрямый подбородок с ямочкой. Костистый, высокий, широкоплечий. Он властно обнимал Ирину Мухину, одетую в рваные джинсовые шорты и майку, притягивая к себе. Он и сам позировал перед камерой в шортах и расстегнутой гавайской рубашке - тоже в стиле Пикассо. Фон снимка расплывался - то ли занавес театральный, то ли штора…
        - Это не Керим Касымов, - объявил Макар.
        Полковник Гущин пристально разглядывал снимок и другие два - они дублировали первый, только ракурс другой. В дни юности Ирины Мухиной еще не существовало смартфонов и «селфи», еще не переводили фотографии в «цифру» и не сохраняли в память компьютеров и на флешки. Все было на бумаге…
        Полковник Гущин переснял фотографии на мобильный. Затем кому-то их отправил, набрал номер в одно касание, включил громкую связь.
        - Вера, это я, простите за беспокойство. Я вам сейчас прислал фото, взгляните, пожалуйста. Вы, случайно, не знаете этого мужчину?
        - Федор, что вы, какое беспокойство. Сейчас я посмотрю. А вы… у вас все хорошо? - ответила Гущину Вера Павловна, взволнованная звонком и одновременно… радостная.
        - У нас все в порядке. Опять нужна ваша помощь, Вера, - баритон полковника Гущина слегка охрип. - Не известен вам человек на снимке?
        - Да это же Юра! - воскликнула Вера Павловна. - Муж Наташи. Юра Авессоломов! А кто рядом за ним? Что за девушка?
        - Вера, спасибо. Это его старая знакомая, - ответил полковник Гущин.
        Он попрощался с Верой Павловной. Обвел взглядом Макара и Клавдия Мамонтова.
        - Так я и решил, когда увидел, - сказал он. - Мухина и муж Гулькиной много лет назад не просто общались. Оцените их позы, выражение лиц. Они были любовниками. Но происходило все до его женитьбы на Гулькиной. Тот спонсор, упомянутый Анетой Астаховой, один из сожителей Мухиной, - Юрий Авессоломов. Помните характеристику? Неудачник, пьющий… От которого Мухина тоже в конце концов ушла.
        - Анета еще сказала с ее слов - не способный разобраться со своими детьми, - вспомнил Клавдий Мамонтов. - Но Авессоломов тогда сына Гулькиной Кирилла еще не знал. Да он и не его сын вовсе. Авессоломов его даже не усыновлял никогда.
        - Вокруг них бурлила целая жизнь, - ответил полковник Гущин. - Это же он ее рисовал голой в стиле ню! В койке! А она рисунки его хранила долгие годы, не выбрасывала. Давайте дальше смотреть! Продолжаем искать!
        Макар забрал пачку тетрадей, перевязанных полинявшей лентой. Исписанные крупным детским почерком с орфографическими ошибками - школьные дневники Ирины Мухиной. Она их тоже берегла. Макар полистал их и… отложил. Нет, не здесь…
        Клавдий Мамонтов придвинул к себе альбом с яркой обложкой, между его листов топорщились засунутые фотографии и тетрадка с пейзажем на обложке. Фотографии высыпались на стол.
        Клавдий Мамонтов открыл альбом. На первой странице надпись - Щелыково.
        Макар, сидевший рядом с ним, внезапно ахнул. Он поднес к глазам один из снимков, затем отвел руку, вглядываясь…
        - Посмотрите, кто изображен!
        Полковник Гущин глянул, резко сдернул очки и… снова водрузил их на нос.
        - Кто здесь вместе с Авессоломовым и Мухиной! - Макар сильно волновался. - Федор Матвеевич, вы узнаете?!
        Глава 42
        Тварь
        Все мои прошлые подозрения и тревоги оказались напрасны. Юрка меня не обманывал. Все совсем не так, как мне представилось сначала. Но какая же наглая тварь…
        Клавдий Мамонтов прочел первую запись в альбоме для рисования. Несколько первых листов в нем выдрали - Ирина Мухина, делавшая записи в альбоме, как в импровизированном дневнике с фото, не хотела оставлять «на память» свои несбывшиеся терзания и тревоги, оказавшиеся… Напрасными?
        Нет.
        На обороте фотографии, поразившей Макара, крупным неровным почерком Мухина вывела: «Тварь!»
        Юрка не … не коварный изменщик. Он папик!!!!! - В следующей записи в альбоме Ирина Мухина поставила пять ликующих восклицательных знаков.
        На обороте другой фотографии, что разглядывал сквозь очки полковник Гущин, Мухина вывела шариковой ручкой: «Папик и Дочурка».
        Годы прошли с тех пор, как были сделаны снимки, но они сразу узнали изображенную на фото. Рядом с Ириной Мухиной и Юрием Авессоломовым камера запечатлела Тамару Цармона.
        - Она его дочь! - воскликнул Макар. - Да как же… Что же это?! Она же наполовину чилийка!
        Двадцатилетняя Тамара, ровесница Ирины - в джинсах, в кожаной косухе нараспашку и майке. Темноволосая, стройная, гибкая, черноглазая - она смотрела в камеру сосредоточенно. Улыбающийся Юрий Авессоломов находился между девушками. Он обнимал их обеих за талии.
        Клавдий Мамонтов перевернул страницу в альбоме для рисования. Дальше записи Ирины шли вкривь и вкось - она писала все более неровным почерком, с ошибками, либо под воздействием алкоголя, либо в сильном душевном волнении.
        Щелыково - скучная дыра. Никаких дискотек.
        Дом творчества забит актерами. Корифеи собирают грибы и сушат на подоконниках номеров. Юрка снял на две недели халупу между усадьбой и Лобановом. Я ждала большего, конечно. Грязь в избе… Дощатый пол. Туалет - очко на улице. Писаю стоя, как коза. Но есть пруд рядом и баня на его берегу. Купили самогона. Гуляем!
        Юрик хочет, чтобы я с Тамаркой подружилась. Она прикандехала на двух электричках с пересадкой со своей спортбазы, со сборов. Они там с голоду подыхают. Жрать, говорит, нечего. Рацион им урезали. Она к Юрке пристала насчет денег. Требует. А его жаба душит…
        Пили вечером втроем самогон. Тамарка про свой спорт рассказывала - как все тяжко сейчас, полный развал. Но она не сдастся, еще и на Олимпиаду поедет. Юрка ее называет «дочурка моя». Оказывается, она узнала, что он ее отец, от матери своей, цыганки… Юрка ее мать рисовал когда-то… А чилиец всегда был ни при чем. Статист домашний. Ну да и нет его, слинял за бугор…
        Юрка ночью мне сказал после горячих трахов - Иришка, Тамаре я обязан помочь. Ей опять на большие сборы ехать. Нельзя рушить ее спортивные достижения. Те наши денюшшшки… что на Анапу я хотел с тобой… я ей их отдам.
        Я сказала - нет! Только посмей! Он мне - да! Я ушла курить, он за мной, я его отхлестала по щекам.
        Она все видела. Ну, тварь…
        Льют дожди, торчим в избе. Юрка рисует какую-то … Кому это нужно? Его картины никто не покупает. Он не Гоген. Я поставила вопрос ребром: если не повезет меня в августе в Анапу, я его брошу. Он струсил. И денег Тамарке не дал.
        Тварь устроила скандал! Клянчит у папика, как попрошайка!
        Правильно он ее бросил. И знать не хотел. Истеричка! Психованная!
        К Юрке актеры приходили. Принесли самогон и соленых груздей. В Щелыкове у деревенских купили. Такой загул…
        Голова моя голова… ужрались…
        В баню! Баню топить!
        А Тварь ничего не получила. Фига ей с маслом, а не нашу с Юркой анапскую заначку. Как же она на него орала, пьяная… Разве спортсмены могут так ужираться влом?
        У меня руки до сих пор трясутся…
        Волосы пропахли дымом, гарью…
        Волосы… Вспыхнули в бане…
        ОНА ХОТЕЛА НАС СЖЕЧЬ!!!
        Клавдий Мамонтов, читавший записи, прервался.
        С фотографий на них смотрели трое - отец, дочь, любовница - ровесница дочери. Ирина Мухина, Тамара Цармона в свои двадцать лет. И художник-неудачник…
        Следующая запись - шариковая ручка аж прорвала бумагу, так сильно на нее нажимали от волнения.
        Она пыталась нас убить!! Сжечь отца и меня. Облила баню керосином из лампы, дверь чурбаком подперла! Мы почувствовали дым. Юрка сразу выбил плечом дверь, чурбак отлетел. Мы выскочили. Баня занялась огнем. Деревенских набежала туча тушить пожар. С Юркой они чуть ли не в драку. Алкаши! - орали нам. - Понаехали!
        Юрка им сказал, что сам виноват в пожаре, уронил лампу керосиновую… Несчастный случай.
        Деревенские ему - какой несчастный случай?! Поджог! Снаружи ведь поджигали, не внутри… А он все свое твердит им - я сам виноват… Он тварь свою выгораживает…
        Не глядит мне в глаза… Отмазывает от уголовки папик дочурку свою - гадину, убийцу…
        Она, мол, тоже выпила, как и мы, самогона… По пьянке она… Не знала, что творила…
        Решила нас сжечь живьем! А он ее жалеет! Сволочь! Предатель! Он меня никогда не любил…
        Баня сгорела дотла. Ментов не вызывали.
        Юрка с ней сам разговаривал… Тварь рыдала, просила у него прощения…
        Он ее простил. Но не я.
        Ей теперь от меня никуда никогда не деться. Она мне заплатит!
        Все, все мне отдаст, тварь. Я уже от нее не отстану. Будет психопатка весь свой век рассчитываться со мной за то, что хотела меня сжечь за компанию со своим долбаным папиком…
        На вокзале, когда Юрка пошел покупать ей обратный билет в Москву, я ей прямо сказала - запомни хорошенько, ты - мой вечный должник. Если не будешь сговорчивой, я всем, всем, всем расскажу, что ты хотела сделать с отцом и со мной в Щелыкове. Пусть менты не вмешались… Но молва… Я на всех углах стану кричать о поджоге и о тебе - убийце. И в какую сборную по легкой атлетике, на какую Олимпиаду тебя, тварь, возьмут с такой репутацией? Она поняла - я не шучу. И не отступлюсь от нее.
        Теперь все хорошо.
        Теперь это уже между нами до самого конца.
        Глава 43
        Узел
        - Мухина ее шантажировала. Возможно, много лет, - объявил Клавдий Мамонтов.
        - Тамара Цармона - дочь Юрия Авессоломова, - полковник Гущин смотрел на фотографию и находил все больше сходства между ними. - Но никто из тех, с кем мы разговаривали, даже не намекал на подобное! Все годы хранилась эта тайна. О ней знали только сам Авессоломов, мать Тамары Ляля Федоровна и… Мухина, любовница художника, едва не сгоревшая с ним в щелыковской бане. После женитьбы Авессоломова на Наталье Гулькиной, он ей ничего не сказал. Проговорись он - выплыла бы история с поджогом и виной дочери. А АвессоломовТамару, видно, жалел.
        - Та кража из дачи в Сарафанове, - Клавдий Мамонтов захлопнул альбом и глянул на друзей, - когда проникли в дом через разбитое окно… якобы бомжи, позарившиеся на макароны и гречку…
        - Гречка для отвода глаз, - ответил Гущин. - Забрали старую одежду Авессоломова - его ношенную много лет обувь, кажется, пиджак, свитер. Для экспертизы ДНК. Тамара тайно проникла на дачу отца, когда он уже был при смерти или сразу после похорон, инсценировав бытовую кражу. Но искала она, что пригодно для забора ДНК и исследований на предмет официальной установки родства, отцовства. Одно дело слова, но после смерти Авессоломова одних утверждений оказалось бы недостаточно. Я думаю, она обращалась куда-то за предварительным подтверждением - сейчас много частных фирм, лабораторий занимаются исследованием родственных ДНК.
        - Но зачем ей… - начал Макар.
        - Подожди. Еще одна важная вещь, - полковник Гущин поднял руку, призывая их к вниманию. - Теперь понятно, для чего затопили машину Искры Кантемировой в глубоком карьере.
        Макар и Клавдий Мамонтов ждали продолжения.
        - Потому что Кантемирову задушили в ее машине, в салоне - отчеканил Гущин. - Она никуда не уезжала. Точнее, не успела покинуть участок. Села за руль. В доме находилось двое - она и Тамара. Прислугу Кантемирова уволила накануне. И я думаю, что та история с украденным и чудесным образом найденным браслетом подстроена Тамарой Цармона именно для того, чтобы убрать из дома свидетелей. Тамара под каким-то предлогом просто подошла к машине, к заднему сиденью, и неожиданно набросилась на ничего не подозревавшую Кантемирову. Захлестнула ей горло веревкой. Искра за рулем оказалась беспомощной, не могла сопротивляться. Все напоминает классические убийства таксистов, когда на них набрасывают удавку сзади, душат и грабят. В салоне остались следы борьбы. Сломанные ногти Кантемировой… И самое главное - следы ее мочи, как почти всегда бывает при удушении… Они на водительском сиденье. На полу. И ДНК их обеих - тоже там. Поэтому Тамара затопила авто в месте, откуда его невозможно достать. За годы она неплохо изучила окрестности Воеводина, про карьеры в семье Кантемировых знали, академик ведь даже на одном карьере
проводил изыскания по палеоботанике.
        - Но машину Кантемировой видели около автозаправки, она направлялась со стороны дачи к шоссе и свернула, - сказал Макар.
        - Только кто ею управлял? - спросил полковник Гущин. - Искра была уже мертва, труп ее валялся на полу в багажнике. Машину вела Тамара. К автозаправке она не приближалась, но даже если бы ее заметили издали за рулем - не критично, они обе темноволосые, немолодые. Помните черную накидку? Водолаз достал ее из карьера? Возможно, Тамара даже накинула вещь Кантемировой на себя в тот момент. Она довезла труп до обрыва, сбросила его, спустилась, перетащила к линии прибоя, чтобы тело заметили с воды, провела манипуляции с трупом, как и с остальными. Оставила нам знаки - цветы, контур пятна алым маркером, сок борщевика… Все финты. Затем снова прошла по воде и мосткам, не оставляя своих следов, и перегнала «Лендкрузер» бывшей хозяйки к карьеру.
        Клавдий и Макар молчали, обдумывая сказанное Командором.
        - Способ удушения, - продолжил полковник Гущин. - Сперва я… мы ведь решили: способ убийства Кантемировой идентичен расправе с почтальоном Сурковой. Нападение с веревкой сзади. Но тот случай обособлен. Дважды Тамара использовала совсем иной прием - сначала оглушала Мухину и Гулькину и затем беспомощных, лежавших на земле, душила, затягивая конец веревки и наступая ногой. Она просто сомневалась, что справится, когда жертва на ногах и может сопротивляться. А вот с сидевшей за рулем Кантемировой, скованной в движениях, она уже этого не боялась.
        - Да, да, все связывается в узел, - Макар кивнул. - Но я не понимаю самого главного… Зачем?! Для чего Тамаре Цармона потребовалось убить Наталью Гулькину? Какую выгоду она получала от смерти жены покойного отца? Квартиру Авессоломова, как мы узнали, супруги давным-давно продали и жили на деньги от сделки. Лечились, наверное, много уже истратили. Картины Авессоломова никогда ничего не стоили, их из жалости забрал столичный фонд, когда художник разорвал контракт на аренду мастерской. Если бы существовало среди картин нечто ценное, давно бы уже разобрались. Квартирой Гулькиной Тамара не могла завладеть никак. Она в любом случае перешла бы родному сыну Натальи - Кириллу. Дача Авессоломова в Сарафанове? Но мы ее видели - старый деревянный домик шесть на девять с небольшим участком, каких полно в садовых товариществах. Неужели из-за дачи она… Нет, не верится мне. Ее многолетняя ненависть к Гулькиной - мотив? Тоже сомнительно. Или что же… Мы вернулись к исходному?
        - К чему? - спросил полковник Гущин.
        - У нас все же маньяк? - спросил Макар. - Перед нами никакая не инсценировка, а классическая серия убийств психопата-душителя. Только в его роли женщина - Тамара Цармона?
        - Нет, - возразил Клавдий Мамонтов. - Маньяки не откладывают расправу над своими врагами-шантажистами на много лет. В отношении Гулькиной у Тамары тоже имеется мотив - мощный, возможно, главный из всех. Однако он от нас все еще скрыт.
        - И она нам, естественно, не скажет о нем, - Макар кивнул. - Кто может помочь, внести ясность? Щеглов? Вряд ли. Кирилл Гулькин? Не знаю… Он с отчимом и матерью конфликтовал годами, не общался. Он для Тамары - прямой конкурент. Федор Матвеевич, а Леву надо выпускать из изолятора.
        - Да, приедем, я его отпущу, - полковник Гущин кивнул.
        - А мы с Клавой с Левкой поговорим. Может, ему что-то известно? Он сын Искры. Он Кантемиров. А Тамара служила в их семье.
        Когда они вернулись в Чеховское управление полиции, полковник Гущин сразу же спустился в ИВС. Клавдий Мамонтов и Макар ждали возле дежурной части.
        Лева Кантемиров вышел на свободу. Вид у него был растерянный, как отметил Клавдий Мамонтов. Шнурки от фирменных кроссовок ему отдали, и он держал их в руках. Они подошли к нему.
        - Отпустили меня. - Он, кажется, и не ждал уже счастливой развязки. - Лысый тип… полковник сказал - катись. Свободен. Зря я ему по роже врезал тогда… Ну, извинюсь… Это вы меня вытащили, да?
        - Почти что, - объявил Клавдий Мамонтов тоном «настоящего частного детектива». - Мы приложили максимум усилий. Но лысый полковник внес весомую лепту в доказательство вашей полной невиновности, Лева. Кстати, Гущин его фамилия, зовут Федор Матвеевич. Запомните, авось еще пригодится.
        - Лева, теперь ты нам помоги, - объявил Макар. - У нас с детективом к тебе разговор есть. Пошли в машину, потолкуем, потом сами тебя отвезем, только…
        Он хотел сказать «домой на вашу дачу пока не получится» и осекся. Они еще не знали, как все сложится. Что ждет их впереди.
        - Лева, а Тамара Цармона… - начал Макар, когда они сели в его внедорожник.
        - Она все еще у нас? - осведомился Лева рассеянно. Как персонаж сериала «Наследники»
        - Торчит на вашей даче. Ее же некому теперь уволить. Пока ты, хозяин дома, у полиции в лапах. Скажи мне, она не вела какие-то дела с семьей Натальи Эдуардовны? Или с ее мужем Авессоломовым при его жизни? Может, по поручению твоей матери? Что-то связанное с деньгами? Или с наследством? Авессоломов ведь тяжело болел.
        - Братан, я не в курсах. - Лева Кантемиров пожал плечами. - Слушайте, а давайте рванем прямо щщщассс в Москву в ресторан? Или в «Заварку»? Я же должен вас как-то отблагодарить! Братаны!
        - Погоди ты с клубом. Ожил. - Макар, несмотря на всю серьезность ситуации, в глубине души обрадовался настроению Кантемирова после тюремных нар - не депрессивное, как в прошлом, а… другое. Словно в заточении он внезапно ощутил прежний вкус к жизни.
        - Лева, пожалуйста, напрягите мозги, соберитесь, - Клавдий Мамонтов моментально повернул беседу в нужное русло. - Тамара в вашей семье почти свой человек. Она исполняла немало обязанностей. Как доверенное лицо вашей матери, как ее личный секретарь.
        - Дела всегда Керим вершил. Мама в бизнесе не участвовала, - ответил Кантемиров. - Она занималась исключительно собой. Вы как считаете, мне купить для нее новый участок на кладбище? Дед с бабкой на Кунцевском похоронены, а оно ведь вроде филиал Новодевичьего? Маму не позволят туда к ним…
        - Мы поможем вам, Лева, с похоронами, со всеми хлопотами, только сейчас, пожалуйста… сделайте усилие… вспоминайте. - Клавдий Мамонтов своим низким баритоном словно гипнотизировал его, медленно, с паузами, произносил слова. - Ну же… все, что связано с Тамарой и тетей Натой… ее мужем Юриком, на ваш взгляд, похожим сразу на Никулина и на Шуйдина… Какие-то спорные вопросы… финансы… поручения… телефонные звонки… просьбы… контакты… деньги.
        - Квартет Шалунов, только о них помню, потому что я их с детства любил, - сказал Лева Кантемиров.
        - Какой еще Квартет Шалунов? - опешил Макар.
        А Клавдий Мамонтов вспомнил мультяшных забавных уродцев, придуманных Юрием Авессоломовым. Ушастик, Трехголовик, Хвостик и Долгоног…
        - Персонажи мультиков, нарисованных Авессоломовым для вас, маленького, на вашей даче? - уточнил он. - А что с ними?
        - Юрик, когда был уже плох после инсульта, обратился к маме насчет сведущего юриста по авторскому праву, - объявил Лева Кантемиров. - У него спор возник с «Союзмультфильмом» или с другой студией, что выпускала сто лет назад серию про Квартет Шалунов. Они что-то у него пытались отжать. Мама ему порекомендовала наших юристов целый выводок. И поручила Тамаре связаться с ними. Она ж секретарь. Я слышал, Тамара обсуждала с мамой. Там до суда дело не дошло, как-то автоматически авторские права подтвердились на Квартет Шалунов у Юрика. А, еще…
        - Что еще? - спросил Макар. - Левка, вспоминай все подробно!
        - То ли эта студия, то ли другая предложила Юрику сразу выкуп авторских прав на мультяшек, вроде по пол-лимона за каждого. Мама ему - мол, не принимай предложение, торгуйся, они больше дадут. Но Юрик тогда не успел ничего - его парализовало. А через две недели в ноябре он умер. Киношников след простыл. Кому сейчас вообще дело до мультов?
        Клавдий и Макар переглянулись. Нет, Лева, ошибаешься, кое-кому есть дело.
        Глава 44
        Бритва
        - Первоочередное право наследования дочери после смерти отца, - объявил полковник Гущин, когда Клавдий Мамонтов и Макар вернулись в управление с результатом беседы. Лева Кантемиров ждал во внедорожнике Макара, он молча дивился суматохе, поднявшейся после его воспоминаний о Квартете Шалунов. - Устраняя Гулькину как наследницу мужа, Тамара Цармона получала возможность завладеть его авторскими правами на то, что он создал. Кирилл Гулькин не смог бы претендовать на авторские права, он ведь не состоял в родстве с Авессоломовым и тот его не усыновлял. А Тамара доказала бы родство через суд, объявив себя его родной дочерью, написав заявление в суд с представлением свидетельств общения с художником, как с родным отцом, рассказов покойной матери о его отцовстве. И уже на этом основании потребоввала бы эксгумацию тела Авессоломова и проведения экспертизы ДНК на предмет установления их кровного родства. Суд в отсутствие других родственников художника, способных возражать против ее иска, в эксгумации бы Тамаре не отказал. Экспертиза их ДНК и стала бы главным доказательством. А вещи отца Тамара украла с дачи
перед планированием убийств - они ей потребовались для анонимной экспертизы ДНК, ибо она сама желала полностью и наверняка убедиться на фактах, что она действительно дочь Авессоломова, прежде чем решаться на радикальные кровавые меры. Доказав через эксгумацию тела Авессоломова и экспертизу ДНК свое кровное родство с ним, она бы уже официально считалась дочерью художника. и любой суд присудил бы именно ей все авторские права на Квартет Шалунов. Однако…
        - Его нарисованные персонажи? - Макар покачал головой. - Но черт возьми… столько жертв, столько усилий, такой адский риск… Она на него шла, и все из-за каких-то мультяшек?!
        - Изначально за Квартет Шалунов, за выкуп прав на каждого нарисованного героя Авессоломову студия предлагала по пятьсот тысяч, а это стартовая цена, - напомнил Клавдий Мамонтов. - Мы обвиняли Астаховых в умысле на убийства из-за трех миллионов, здесь сумма может быть гораздо крупнее. Но лишь одна Тамара в состоянии объяснить нам все - свои мотивы, цели, намерения и желания, поведать об алчности, о жажде наследства творчества своего отца, каким она себе его воображала.
        - Ничего она нам не скажет, - мрачно ответил полковник Гущин. - Макар прав - узел крепко завязался. Однако без ее признания и показаний мы погрязнем в его распутывании на месяцы. Доказательств ее вины при обыске ни в ее московской квартире, ни на даче Кантемировых мы не найдем. Я и не надеюсь. Она давно все уничтожила - и гербарии борщевика, и заготовки его сока, и фломастер свой красный наверняка выбросила в лесу. А не в домашнюю канализацию спустила. На местах убийств ее никто не видел. Она начнет все отрицать. Мы станем наседать. Она упрется. Узел затянется еще туже…
        - Узел можно разрубить, как гордиев, Федор Матвеевич, - объявил Клавдий Мамонтов.
        - Что ты предлагаешь конкретно? - Гущин глянул на него.
        - Спровоцировать ее на новое убийство.
        - Левки? - воскликнул Макар. Он сразу понял, куда клонит Мамонтов.
        - Она нам его подсовывала как виновного с самого начала. Вся затея с борщевиком Сосновского, весь спектакль с «серией» был направлен ею на то, чтобы пожизненно упечь Левку в тюрьму. Она убила Искру, намереваясь окончательно затянуть петлю на его шее. И в какой-то момент ее план сработал. Полиция Левку арестовала. Представьте ее состояние, ее бешенство, страх, когда она вдруг поймет, что ее план рухнул и она в проигрыше? - спросил Клавдий Мамонтов.
        - Потому что полиция внезапно отпустила Левку и сняла с него обвинения? - подхватил Макар.
        - И он на ночь глядя заявится домой на академическую дачу, - продолжал Клавдий Мамонтов. - Прямо к ней в лапы. Что бы я, например, стал делать на ее месте в отчаянной ситуации?
        - И как бы ты поступил? - спросил полковник Гущин. Он слушал обоих друзей, однако пока своих решений не озвучивал.
        - Инсценировал бы новый суицид Левки, - хладнокровно ответил Клавдий Мамонтов. - Как-то постарался бы его угробить в доме сегодня ночью. И выдал все за самоубийство. С признанием. Может быть, записочку подкинул - мол, отпустили, но я виновен, всех я прикончил и жить с таким грузом больше не могу и не хочу. Ухожу, ариведерчи…
        - Ты считаешь, Тамара Цармона на подобное отважится? - спросил полковник Гущин.
        - Да. - Клавдий Мамонтов убежденно кивнул. - Мы были свидетелями того, как она набросилась на Светлану Кантемирову, схватила старуху за горло на глазах полиции за оскорбление покойной матери. Она даже при вас, Федор Матвеевич, не сдержалась. Она в припадке ярости, пусть и пьяная, облила баню в Щелыково керосином, где ее пьяный отец развлекался с любовницей, только потому, что он отказал ей в деньгах - предпочел отдых на море с Мухиной. Она была готова сжечь их обоих живьем! Она безжалостно задушила трех женщин веревкой. Совершила поступки, на которые не каждый мужик решится. Я думаю, она захочет поставить точку в нашей истории самым радикальным способом.
        - Ну, не знаю, - Макар явно сомневался. - Ей, конечно, нужна чистая, незамутненная ситуация для дальнейшего подтверждения родства с Юрием Авессоломовым и оформления наследства его авторских прав. Это невозможно, если уголовное дело об убийствах не закрыто, если существуют подозрения, что истина так и не установлена. Тамара умная женщина. Она оставила след в деле, связываясь по поручению Искры с юристами. Они не станут молчать. Для минимизирования рисков самой оказаться под подозрением ей как воздух необходим окончательный вердикт суда о виновности Кантемирова, либо - согласен, Клава, - нужны его смерть и признание. Вопрос в том, сделает ли она сейчас свой шах и мат, решаясь убить Левку в доме, инсценировав его суицид? Она все же не Дон Корлеоне, не Черная вдова, она обычная женщина…
        - Она не обычная женщина, - тихо произнес полковник Гущин. - Она для меня пока еще полная загадка. Несмотря на все наши узлы.
        - Надо ее спровоцировать, подтолкнуть, - повторил свое предложение Клавдий Мамонтов. - Заставить действовать. Обставить появление Левки дома - столь неожиданное и опасное для нее - так, чтобы она сама сочла: он в ее полной власти, он беспомощен, доверчив, глуп… Мотыльком - помните ночных бабочек вокруг лампы в глэмпинге? - он летит на ее огонь.
        - Кантемиров согласится нам помочь? Дело опасное, - хмыкнул полковник Гущин.
        - Мы его убедим. А вы вежливо попросите. Он у вас в долгу за свой дурацкий бокс, вами благородно оставленный без внимания. Вы его выпустили, разобрались по-человечески, - ответил Макар. - Но нам и с ним стоит оставаться настороже. Неизвестно, как поведет себя человек, совершивший три попытки суицида, когда до него дойдет, кто именно убил его мать.
        - Навязались они все на нашу голову! - с непередаваемой интонацией выдал полковник Гущин. - Ладно. Рубим сплеча гордиев узел. В любом случае мы ничего не теряем - если Тамара Цармона не клюнет на нашу удочку и решит затаиться, мы ее просто задержим и начнем распутывать - медленно и упорно. Зовите вашего мажора. Только бы он сейчас не дал задний ход с перепугу.
        Макар отправился за Кантемировым. Затем они вчетвером заперлись в кабинете розыска.
        Лева Кантемиров, внук академика-ботаника, не струсил. Клавдий Мамонтов внимательно наблюдал за ним, когда он слушал Макара и полковника Гущина. Мамонтов следил за выражением лица Кантемирова - он сначала побагровел, затем побледнел. А потом стал тихим, сосредоточенным, серьезным. Он понял. И он пошел им навстречу.
        - Надо срочно достать у гаишников черный «Лендкрузер» с затемненными стеклами, Левка же свой утопил, нам потребуется схожий, - шепнул Клавдий Мамонтов Гущину, когда они начали готовиться. - Я тайно поеду с ним. Подстрахую его в доме.
        - Клавдий, лучше я, а? Как ты с одной рукой? - встревожился Макар.
        - Без обид. Ты в доме не справишься, братан, в отличие от меня, - почти извиняясь, скромно ответил Клавдий Мамонтов. - Рука мне не помеха. Не сила нужна, а определенные навыки. Например, передвигаться незаметно и бесшумно в помещении, а ты топаешь. Тебя Тамара засечет. Меня - нет.
        - Ладно, делаем, как велит наш ниндзя, - полковник Гущин усмехнулся. - Макар, мы ж не в кустах борщевика спрячемся, не переживай. Мы с тобой, как всегда, на подхвате. В арьергарде по первому зову. Забыл, как в твоем любимом английском стихе? Свистни тебя не…
        - Whistle, and I”ll Come to You, My Lad [7 - «Ты свистни - тебя не заставлю я ждать» (пер. с англ.). Стихотворение Роберта Бернса.]. - Макар свистнул.
        В полночь к воротам академической дачи подъехал черный «Лендкрузер». За рулем сидел Лева Кантемиров. Он посигналил громко и своим пультом открыл автоматические ворота, въехал на участок. В темном доме на втором этаже зажегся свет - Тамара Цармона проснулась, спустилась вниз - свет вспыхнул в холле на просторной веранде и в салоне, где когда-то Клавдий и Макар вели беседу с хозяйкой дома и с Тамарой, которая сейчас, распахнув дверь, встречала Леву Кантемирова.
        - Всем доброй ночи! - громко возвестил Лева, выбираясь из внедорожника. - Привет, Тамара!
        - Тебя отпустили?
        - Ага. Не бойся, не сбежал. Менты даже извинились. Сказали - недоразумение. Я свободен. Чист.
        - Ох, какая хорошая новость! Лева, дорогой… я так и знала… все выяснится! Они всегда сначала хватают, потом разбираются. Ты же ни в чем не виноват!
        Клавдий Мамонтов, лежавший на полу внедорожника, слышал их разговор. В голосе Тамары сквозила неподдельная радость и… облегчение? На долю секунды Мамонтов даже усомнился - правы ли они в отношении нее, несмотря на все, что раскопали в Чистом Ключе, идя по следу? Или же она великая лгунья?!
        - Мне прямо сейчас горячую ванну, - объявил Лева Кантемиров. - Тюрягой от меня воняет.
        - Попахивает. Ничего, отмоемся! Левушка, самое главное, что они тебя отпустили. Я сейчас все приготовлю для тебя. - Тамара шутила, в голосе ее снова звенела радость - медные трубы счастья и ликования.
        Или то лишь казалось Клавдию Мамонтову, уже начинавшему сомневаться в собственных словах - о ней? Женщине-загадке?
        - Только не мамину ванну наверху. Другую. В маминой я… не могу. И найдется у нас дома пожрать? И выпить дай мне, Тамарик! Пожалуйста! Бутылку прямо в ванну мне - ладно? Я весь иссушен.
        Лева Кантемиров со своей ролью справлялся отлично. Тон его - опять как у персонажа сериала «Наследники». Еще в управлении полиции по просьбе Гущина он нарисовал подробный план академической дачи в Воеводине. Клавдий Мамонтов и Макар видели лишь отдельные комнаты, вход, но не весь дом. Гущин, руководивший обыском, в лабиринте помещений тоже путался. На даче имелось четыре ванных - личная Искры, примыкавшая к ее спальне на втором этаже. Там же, на втором - небольшая ванная рядом со спальней Тамары и гостевыми комнатами и совсем маленькая душевая с туалетом для прислуги. И просторная ванная на первом этаже с сауной и парной кабиной.
        - Все приготовлю в момент! - Тамара засуетилась, скрылась в доме.
        Лева помедлил на ступенях перед входом, наклонился. Как они и уговорились, он оставил на крыльце пульт для ворот и свои ключи от входной двери. Зашел в дом, оглянувшись на «Лендкрузер», припаркованный так, чтобы на него не падал свет фонаря. Входную дверь он не захлопнул. Клавдий Мамонтов бесшумно выбрался из внедорожника. Он был босой и в одних брюках, даже рубашку снял. Перевязь тоже. Раненую руку он крепко прижимал к боку. Клавдий проскользнул в дом.
        В это время Макар в дальнем конце обширного участка уже перелез через забор и мчался к даче. Полковник Гущин ждал с другой стороны забора, в зарослях. Они с Макаром всю дорогу следовали за внедорожником Левы и Клавдия, лишь на повороте к даче разделились. Полковник Гущин приказал выключить звук у мобильных телефонов. Своих коллег по управлению он о ночной операции в Воеводине даже не поставил в известность. Не забрал «приданные силы» из патрульных и оперативников. Они, по его мнению, могли лишь создать ненужный шум и все испортить.
        Макар достиг крыльца, забрал ключи и пульт. Тихонько открыл калитку и впустил полковника Гущина на участок. В дом они пока не лезли, предоставив Клавдию Мамонтову действовать самому по обстоятельствам - аккуратно и профессионально.
        На академической даче царил полумрак. В большой ванной первого этажа гудела вода. Левка раздевался. Он вел себя нарочито беспечно, стараясь не заронить семя подозрений в душу той, с кем коротал ночь в пустом доме.
        Клавдий Мамонтов бесшумно прошел по коридору мимо ванной, мимо темного салона, где они когда-то разглядывали с Искрой фотографии. Полоска света пробивалась из-под двери кухни. Мамонтов нажал на ручку и тихо приоткрыл дверь.
        Он видел Тамару - в профиль перед распахнутым холодильником. На полу - лужа молока. Пакет вырвался из ее рук и упал.
        Она стояла, опустив руки, склонив низко голову. Затем резким жестом прижала обе руки со стиснутыми кулаками к груди. Ударила с силой себя в грудь. Лицо ее исказилось.
        Клавдий Мамонтов отпрянул от двери кухни и метнулся на веранду, встал так, чтобы контролировать весь коридор, - Тамара выбежала из кухни и ринулась… Он следил за ней - что у нее руках? Нож? Она кинется убивать Левку в ванной ножом?! Но нет, руки ее пусты. Тамара быстро направилась по коридору к лестнице наверх. Клавдий не стал ее преследовать, следить - на лестнице не скроешься от ее глаз. Он решил подождать.
        Минуты текли медленно. Быстрые шаги вниз на широкой лестнице. Тамара с коробками лекарств, прижатыми к груди, торопилась по коридору назад. Когда она вошла в кухню, Клавдий переместился ближе - в салон. Через распахнутую дверь кухни он видел, как Тамара вывалила коробки на стойку, схватила кофемолку и начала вытаскивать из упаковок разные таблетки, бросая их в ее контейнер. Включила кофемолку.
        Клавдий Мамонтов понял, что она забрала лекарства Искры Кантемировой - возможно, ее снотворное или еще что-то сильнодействующее, и теперь делает «микс», так называемую «радугу». Жужжание кофемолки напоминало полет шмеля.
        Мамонтов отмел прочь все свои непрошеные сомнения. ИГРА НАЧАЛАСЬ. И он приготовился действовать.
        Тамара достала из винного шкафа бутылку коньяка, открыла, свернула из салфетки воронку, сунула в горлышко, высыпала размолотые таблетки, «радугу», в бутылку. Взболтнула коньяк. Затем включила газовую плиту и сожгла «воронку», едва не опаляя себе пальцы. Кофемолку она тщательно вымыла, убрала. Запихнула в карман своей хлопковой пижамы несколько упаковок таблеток. Забрала бутылку и…
        Она секунду помедлила. Провела рукой по вспотевшему лицу. Откинула со лба темную челку.
        По коридору она шествовала медленно и спокойно. В ванной все еще гудела вода. Лева плескался после «тюремных нар». Тамара постучала в дверь.
        - Левушка, с легким паром! - ее голос звучал почти нежно. - Я у двери оставила! И ужин почти готов!
        - Спасибо, Тамара.
        Всплеск, шлепанье по мраморному полу ванной Левиных босых ног. Дверь приоткрылась, он забрал бутылку отравленного коньяка. И бокал, принесенный Тамарой.
        Она снова помедлила секунду в коридоре, затем развернулась и пошла назад - в кухню. Свет ламп на фотоэлементах гас в коридоре по мере ее удаления.
        Когда она скрылась, Клавдий Мамонтов словно тень скользнул в ванную. Лева сидел в мраморном мини-бассейне, утопленном в пол. Бутылка стояла на полу, бокал тоже. Клавдий Мамонтов сделал ему жест - тихо, не паникуй. Я здесь. Вытащил из кармана брюк резиновые перчатки, включил воду в раковине и вылил три четверти коньяка, оставил необходимое количество для будущей экспертизы.
        Лева Кантемиров, не отрываясь, глядел, как он выливает коньяк, затем откинулся на спину в ванне-бассейне и… окунулся с головой. Клавдий Мамонтов втиснулся в щель между мраморной перегородкой, отделявшей унитаз от душевой кабины-парной. Он набрал номер Макара - у того без звука вспыхнул экран. Знак, что все идет по тому плану, который, в общем-то, и предполагал Мамонтов изначально. Через какое-то время Макар и полковник Гущин должны тоже зайти в дом. Но пока ожидание - терпеливое и долгое.
        Прошел час. А может, и больше. Клавдий Мамонтов ждал в своем укрытии. В огромном зеркале, украшавшем стену, он видел мраморный бассейн и распростершегося в нем голого Кантемирова. Из крана в ванну капала вода - кап… кап…
        Шаги в коридоре…
        Щелкнунула дверь, открылась. Клавдий Мамонтов замер.
        Тамара зашла в ванную. Она глянула на Кантемирова, почти утонувшего в воде, глаза его были закрыты. Она изучала его, ждала, затем, видно, убедила себя, что он в полной отключке из-за «радуги». Глянула на опустошенную бутылку на полу. Лицо ее снова исказила гримаса. Однако она быстро собралась. Шагнула к зеркалу над раковиной. Достала из кармана пижамы резиновые перчатки (Клавдий Мамонтов подумал - «мы с вами, Тамарочка, одного поля ягоды»), надела их, извлекла из кармана… тюбик губной помады.
        Клавдий Мамонтов подумал - красная помада Искры Кантемировой из ее спальни. Теперь помада у Тамары вместо алого маркера.
        Тамара мгновение примерялась, а затем вывела резкими жестами помадой на зеркале: УХОЖУ. ПРОСТИТЕ. Я УБИЙЦА. НЕ МОГУ С ЭТИМ ЖИТЬ.
        Она шагнула к ванне. Взяла Левку за руку и всунула ему в пальцы тюбик помады, оставляя на нем его отпечатки. Затем бросила помаду у ванной. Вытащила из кармана пижамы несколько упаковок таблеток, уронила на пол.
        Все дальнейшее произошло в доли секунды. Клавдий Мамонтов, хотя и был готов, все равно оказался почти застигнутым врасплох, потому что…
        Тамара не воспользовалась ножом, пытаясь вскрыть Кантемирову вены на руках, как Мамонтов воображал, нет…
        Она внезапно начала отходить от безжизненного Левы, удаляться, огибая мраморный бассейн. Мамонтову показалось, что она покидает ванную. Но вдруг…
        Тамара резко наклонилась, ухватила Леву за ноги и с силой дернула на себя!
        Он мгновенно ушел глубоко под воду. Захлебнулся, в его горло хлынула вода. Притворяясь одурманенным лекарствами, добросовестно играя роль подсадной утки, он не ждал нападения - подобного по крайней мере. Он даже не успел закричать…
        Он бы утонул мгновенно…
        Клавдий Мамонтов бросился к ним, в прыжке ударил Тамару ногой с разворота в бок. Она отпустила ноги Кантемирова, отлетев в сторону. Мамонтов ринулся на помощь Леве. Тот бил руками по воде, кашлял, однако он вынырнул сам! Тамара корчилась от боли на полу, пыталась подняться, она хрипела от боли.
        Ее и Мамонтова теперь разделяла ванна-бассейн. Лева Кантемиров отпихнул Мамонтова от себя с неожиданной силой и рванулся из воды.
        - С…! Убийца! И меня хотела прикончить!! - заорал он истерически.
        Словно огромный голый кузнечик, он выпрыгнул из бассейна, с грохотом выдвинул ящик комода, стоявшего рядом, - он хорошо знал, что внутри, и…
        Клавдий Мамонтов увидел в его руке старинную опасную бритву - наверное, ею на даче пользовался еще его дед.
        Лева налетел на Тамару, едва поднявшуюся на колени, вцепился ей в волосы, запрокидывая голову, прижимая лезвие бритвы к ее смуглому горлу.
        - Говори, с…, как убивала мою мать! - заорал он на весь дом. - Говори все мне!! Я не они! Ты меня знаешь! Скажи все мне - или зарежу!
        - Левка, брось! Прекрати!! - загремел Клавдий Мамонтов, понимая, что ситуация вот-вот может выйти из-под контроля. Дедовскую опасную бритву в руках ботаника Левы они уж никак не могли себе представить.
        - Он меня убьет! Спасите меня! - пронзительно визжала Тамара Цармона.
        На ее горле выступили капли крови - лезвие поранило кожу!
        - Я все, все скажу!! Только отнимите у него бритву!! Он же из их породы!! - орала Тамара в полном ужасе. - Спасите меня! Я все скажу! Это я, я, я убила Искру и всех остальных!
        Дверь ванной с грохотом распахнулась - ворвались Макар и полковник Гущин, услышав в доме вопли и шум.
        - Дай сюда бритву, - внятно, четко произнес Клавдий Мамонтов, шагнул и протянул руку.
        Кантемиров, продолжая удерживать стоявшую на коленях Тамару за волосы, отдал ему бритву деда-академика.
        Отшвырнул от себя Тамару. Словно раздавленный червяк, она ползала, корчилась у его ног на мокром мраморном полу.
        Глава 45
        Мечта
        Полковник Гущин подошел к Тамаре и сам поднял ее с пола, повел в комнату. Клавдий Мамонтов сдернул с вешалки махровое полотенце и бросил его Леве Кантемирову.
        - Прикройся. Остынь. Успокойся.
        Лева забрал полотенце и обернул вокруг бедер.
        - Если бы не ты, она бы не призналась так быстро, - сказал Клавдий Мамонтов. - Но испытание для тебя жестокое. Ты прости меня. Я тебя подверг опасности. А сейчас мы должны узнать от нее всю правду.
        Кантемиров молча вышел из ванной, на Тамару он не глядел. Поднялся наверх - в спальню матери. Клавдий Мамонтов полотенцем аккуратно стер с опасной бритвы кантемировские отпечатки. Прихватил бритву полотенцем и вернул на место в ящик комода. Там ее обнаружат оперативники, когда полковник Гущин сочтет необходимым вызвать их снова на академическую дачу для повторного обыска.
        - Вы признаете свою вину в убийстве трех человек и покушении на убийство? - услышал Мамонтов вопрос Гущина, когда входил в комнату. Тамара в мокрой пижаме сидела на диване. Макар рядом с ней, страхуя и следя. Полковник Гущин стоял.
        Женщина кивнула. Она выглядела обессиленной, погасшей.
        - Ваша главная цель - завладение авторскими правами на мультипликационных персонажей, созданных вашим отцом? Корыстный мотив?
        Тамара отрешенно кивнула. Подняла голову - в тусклых глазах ее мелькнуло изумление.
        - Узнали про отца и про… них?
        - Квартет Шалунов Юрия Авессоломова, нам известно все, - сказал Макар. - Вы не дочь чилийского коммуниста, оказывается.
        - Чилиец Адриан всегда это знал. Мама вышла за него уже беременной от отца. Кажется, папа чилийца маме просто подсунул. - Тамара говорила тихо. - Как мы жили все годы… Настоящая советская семья - ложь, сплошная ложь даже за обедом друг другу. И - чудовищное притворство, полная показуха для посторонних. Чилиец даже не выучил меня испанскому - зачем? Если я не его кровь? Чилийцу просто некуда было деваться - им с матерью дали квартиру, мол, вот как в Союзе заботятся о беженцах от чилийского режима. И он страшился, что, если бросит мать и разведется, им сразу заинтересуется КГБ как неблагонадежным. Еще интернируют. Однако мой родной папаша все годы моего пионерского детства тоже никак себя не проявлял. Лишь когда я подросла и чилиец бросил нас, уехал, он… мой папочка явился ко мне на стадион, где я тренировалась. Пьяный вдрызг. Мать уже раньше сказала мне, что художник Авессоломов мой настоящий отец, и я приготовилась к встрече. А он комплексовал, юлил. - Тамара неожиданно криво трагически усмехнулась, словно вспоминая прошлое.
        - Ирина Мухина ваша первая жертва, бывшая любовница отца и ваша ровесница. - Полковник Гущин словно изучал Тамару - женщину-загадку. - Она вас шантажировала из-за того, что вы сделали в Щелыкове, да?
        - Как вы узнали? - Тамара уже снова плохо контролировала себя. - О, Муха навозная все же оставила где-то след вонючий… И вы докопались. Надо было спалить ее теремок в Чистом Ключе дотла. Да она тридцать лет шантажировала меня, тянула из меня бабло! Девчонкой-хищницей требовала у меня деньги, половину из того, что я зарабатывала от спортивных состязаний. Я ей платила, а она угрожала разрушить мою спортивную карьеру. Потом я получила травму, ушла из спорта. Но Муха не оставила меня в покое. Из девчонки-хищницы превратилась в бабу-волчицу. И все требовала денег с меня. Думаете, с чего она так поднялась? Бизнес раскрутила, дом купила? С моих кровных! Она всегда являлась неожиданно - могла возникнуть передо мной в магазине или на стоянке у машины караулила: «Привет, Тамарик! Одолжи мне…» и называла сумму. Никогда не звонила мне, не присылала мейлов, не оставляла хвостов. Умная Муха. Я как сомнамбула отдавала ей деньги. Потому что расскажи она про Щелыково, про ту мою страшную ошибку с отцом - пусть намеком, Искра… а скорее, Керим выгнал бы меня с позором. Он и так порой называл меня психопаткой… Волчий
билет я бы получила.
        - Вашей основной целью из-за авторских прав была Гулькина. Ирину Мухину вы сделали первой жертвой в инсценированной «серии», подражая действиям маньяка, потому что желали пресечь ее многолетний шантаж, - объявил Макар. - Вы тогда приехали к ней в Чистый Ключ? Она вам сама открыла калитку?
        - Нет, я ее просто подкараулила на участке. Я следила за ней. За ними всеми. Я за месяц до начала всего специально разругалась с Искрой. Прицепилась к ее оскорблениям, обычно-то я пропускала их мимо ушей. - Тамара глянула на Макара, затем на полковника Гущина и повернулась к Клавдию Мамонтову, прислонившемуся к дверному косяку. Темные глаза ее сверкнули ненавистью. Она помассировала рукой бок. - Я покинула Искру, мне нужна была свобода передвижений. Чтобы руки мои были развязаны. А улизнуть из дома от Искры я же не могла незаметно. С Мухой мне крупно повезло, она повредила коленку. В тот вечер я приехала в Чистый Ключ, машину оставила на пустыре, два километра шла пешком, потому что на трассе везде камеры понатыканы. Перелезла через забор. И выманила ее из дома.
        - Как? - спросил полковник Гущин.
        - Запалила газету под окном, - ответила Тамара Цармона. - Со времен бани в Щелыкове Муха навозная страшилась пожара. Почувствовав дым, она пулей выскочила на улицу в ночь - поглядеть, что горит.
        - Вы ее сначала оглушили по голове. Чем? - спросил полковник Гущин.
        - Я себе припасла великолепную короткую биту. - Тамара глядела на него в упор. - Очень удобно. Можно прятать под бомбером.
        - С Гулькиной проделали то же самое? Сначала оглушили битой, затем задушили? - Полковник Гущин спокойно выдерживал ее огненный взгляд и продолжал спрашивать: - Вы ее подкараулили на тропе?
        - Вышла ей навстречу из леса, когда она кандехала со своими скандинавскими палками. Дура Ната мне страшно удивилась. А я ее шарахнула по башке и задушила. Мы накануне созванивались с Искрой. Я принесла ей свою повинную голову на блюде после размолвки, мол, мечтаю вернуться и продолжать дальше убирать ее говно. А она сказала, что утром навестит Гулькину в Сарафанове по пути в Москву. Считайте, мне снова крупно повезло. Такие совпадения. Я плыла на гребне волны и удачи к своей цели. До Сарафанове я три километра брела пешком через поля. Приехала на автобусе. Машиной своей решила не пользоваться вообще. Меня никто не засек.
        - Веревки вы оставляли на месте убийств. А бита где? - спросил полковник Гущин.
        - Там, - Тамара сделал неопределенный жест рукой и… улыбнулась ему. Почти нежно.
        Клавдий Мамонтов вспомнил, как Гущин сказал, что они не найдут при обыске у нее никаких улик - ни гербариев борщевика, ни его сока, ни фломастера. Ни биты… Она от всего избавилась. Она ведь сразу на кухне вымыла кофемолку, в которой размолола таблетки для «радуги». Не оставила на потом. И сразу сожгла салфетку.
        - В деле фигурирует еще одна жертва. Некая Суркова, сельский почтальон, - напомнил полковник Гущин. - Ее убил совершенно другой человек, не вы, но…
        - Сдается мне, вы имеете отношение и к этому эпизоду, - весьма туманно изрек Макар.
        - Я про нее читала в интернете, - Тамара глянула на него. - Ее нашли в кустах у дороги туристы и сразу выложили все в интернет. Любопытные фотки… Я на них случайно наткнулась, когда… еще только готовилась, обдумывала, взвешивала, прикидывала. Как я буду расправляться с ними… Ножом я бить боялась. Столько крови. И потом они бы страшно орали, а у меня нервы… И вдруг утром открываю в мобильном новости и читаю - задушена в кустах… Фотки, веревка, труп среди трав… У меня как-то все сразу сложилось моментально… Вот как надо! И плюс кавказская история Кантемировых, славный борщевик… Правда, там, на Кавказе, нож фигурировал всегда. Ну, а у меня будет веревка, я их задушу…
        - Почему вы так сильно ненавидели Леву Кантемирова, обрекая его в своей инсценировке на роль маньяка-душителя? На моих глазах вы его пытались отравить, потом утопить в ванне. Что он вам сделал? - спросил доселе молчавший Клавдий Мамонтов.
        - Ничего он мне не делал, - Тамара пожала широкими плечами бывшей атлетки. - Он глядел на меня словно на пустое место. Не презирал, просто порой не замечал. Есть я, нет меня. Но он же отличный кандидат в маньяки, а? Признайте, - Тамара опять усмехнулась криво, саркастически. - Они все меня старались не замечать. Керим… однажды, правда, заметил, полез ко мне, а когда получил по яйцам, начал делать вид, что я - ноль. Да и мой папаша-художник. Он меня тоже игнорировал.
        - Он вас покрывал до самой смерти. Никому не говорил о вашей роли в пожаре в Щелыкове. Даже жене, - ответил Макар.
        - Он мог меня официально признать как дочь. И завещать мне наследство - Квартет Шалунов, оказавшийся золотой жилой. Я про него узнала случайно, со стороны. Меня как током тогда ударило! Отец мог бы сказать и отдать его мне. И ничего бы не случилось! Все остались бы живы… ну, может, кроме навозной Мухи! - выкрикнула Тамара. - А он делал вид всю жизнь после Щелыкова, что я вообще не существую. Я однажды, уже взрослой, попыталась объясниться с ним начистоту. А он мне заявил: после пожара, после попытки его убить я ему глубоко противна… А я тогда просто психанула, потому что напилась! Двадцатилетняя девчонка, я клянчила у него немного денег, мне нужно было купить спортивную одежду для соревнований. Он мне отказал.
        - К нему на дачу за его старой одеждой для экспертизы ДНК вы залезли тайком, - заметил полковник Гущин. - Сделали исследование?
        - Ага, - Тамара опять ему улыбнулась - горько. - Предварительное. Я собиралась его повторить официально. Позже, когда все закончу. Потому что наше родство подтвердилось.
        - Какие бы ни были у вас отношения с Искрой, вы прожили бок о бок с ней много лет под одним кровом, - продолжил полковник Гущин. - Даже если она вами помыкала… все же задушить свою хозяйку только для того, чтобы сильнее укрепить подозрения в отношении ее сына… В общем-то чудовищно.
        - Надо было как-то заканчивать, обезопасив себя. Я сделала правильный выбор с Искрой - вы же арестовали Левку. Я ломаю голову, где прокололась, дав вам возможность усомниться и отпустить его. Мне вы, конечно, не скажете… А с Искрой… знаете, она бы недолго протянула в своем одиночестве и забвении, безысходности. Наглоталась бы таблеток. Она их скупала пачками про запас, столько нагребла… Они похожи с сынком. Оба не приспособлены к новой реальности, постучавшейся в наши двери. Может, я ей даже оказала великую услугу - отправила ее на тот свет раньше. Или считайте - я принесла ее в жертву обстоятельствам. Как вам угодно.
        Полковник Гущин молчал. Клавдию Мамонтову казалось - даже Командор растерян перед лицом ее цинизма и равнодушия. Тамара вперилась в него темным немигающим взглядом. Она вспоминала…
        Искра в спальне у зеркала красит губы помадой - той самой, которой Тамара писала на зеркале. Оборачивается и бросает ей небрежно с раздражением: «Глянь, на кого ты похожа! Пижама мятая, карманы оттопырились, камнями, что ли, их набиваешь?»
        Нет, не камнями.
        Искра затем поняла, что прятала Тамара в кармане. А может, и не успела понять?
        Она уже сидела за рулем, готовилась отправиться в Москву поразвлечься. Тамара принесла ей из дома черную накидку. Распахнула заднюю дверь, сделав вид, что кладет накидку на сиденье, поправляет, а сама сунулась глубже в салон, вплотную к жертве.
        Выхватила из кармана пижамы веревку и набросила ее на шею сидевшей Искры. Та, хрипя, задыхаясь, сломала ногти, царапая руку Тамары сквозь ткань пижамы…
        - Машиной Искры управляли вы сами? - уточнил Клавдий Мамонтов. - По дороге мимо заправки? До обрыва над Окой, где сбросили ее тело?
        - Да.
        - И потом отогнали машину на карьер и утопили?
        - Карьер недалеко от склада товаров для ремонта, - ответила Тамара почти равнодушно. - Когда несколько лет назад на даче кипела стройка и отделывали коттедж заново, Искра меня часто гоняла в Воеводино с поручениями для работяг. Я и на склад заглядывала за товаром. Ездила мимо карьера. Очень удобное место. Высота и адская глубина.
        «Все просто, - подумал Клавдий Мамонтов. - Мы ждали сложностей, строили замысловатые конструкции, а дело в простоте».
        - Как вы возвращались от карьера домой на дачу? Путь неблизкий, - сказал полковник Гущин.
        - Пешком, потом проехала две остановки на автобусе, специально сделала крюк и дальше опять на своих двоих через лес и поля. Очень торопилась. Полиция ведь могла скоро нагрянуть. - Тамара выпрямила спину. - Я много ходила последние полтора месяца. Боялась, что не выдержу - спортивная травма моя со мной всю жизнь. Но сдюжила.
        - Столько усилий, страданий, жертв, столько смертей! - не выдержал Макар. - И все ради чего?! Ответьте! Мой разум отказывается принять. Какие-то авторские права! На персонажей мультфильмов! Но это же… фейк! Мираж! Даже не собственность, не деньги, не недвижимость, ради которых убивают из-за наследства. Ну, получили бы вы их по суду, как дочь Авессоломова. А Квартет Шалунов у вас бы никто не купил. Я хочу понять - как вы сами-то себе все представляли?
        - Ты… умник. Ты как наш Левик. Родился в богатстве. Живешь на всем готовом. Соришь баблом. В гувернантки себе Гулькину решил пригласить, переводчицу с тремя языками. Что ты знаешь о моей жизни? О моих лишениях? О моей мечте?! - Глаза Тамары сверкнули.
        - Какой еще мечте? - Макар повысил голос.
        - Отцу сразу предлагали немалые деньги за авторские права. К счастью, его болезнь все пресекла, а то он бы спустил бездарно и Квартет Шалунов, как все прочее раньше, - ответила Тамара. - Гулькина-дура, скорбя о нем, кажется, даже и не поняла: к ней с Квартетом Шалунов перешел Клондайк.
        - Какой еще Клондайк? Что вы плетете? - не сдавался Макар.
        - Они бы… киношники, издатели комиксов, деляги все равно бы приползли ко мне со своими предложениями, - убежденно, страстно заявила Тамара. - Квартет Шалунов когда-то выдержал семь серий на телевидении. Сейчас оголтело метут по советским сусекам - эксплуатируют старые идеи. Паразитируют на ностальгии. Успех фильма про ушастого киногероя доказал наглядно, какие доходы может принести мультперсонаж. А в Квартете Шалунов их целых четыре. Я могла бы потребовать со студии по два миллиона за каждого плюс еще процент с проката снятого фильма. Моя мечта! Процент с проката. Я бы обеспечила себе безбедную старость. Десятки миллионов на моем счету. А я за свою жизнь у Искры, шантажируемая Мухой навозной, так и не заработала себе на приличный гроб! И ты не смей, умник, говорить мне, что моя мечта - фейк! Ты спрашиваешь, чего я добилась? Всего! Даже сидя в тюрьме по обвинению в убийствах, я остаюсь дочерью Авессоломова, единственной законной наследницей. Квартет Шалунов теперь мой. Родство я докажу. Продам Квартет задорого, найму лучших адвокатов. Отсижу часть срока… и выйду. Юристы вытащат меня, я им заплачу.
Остатка денег хватит мне на все - до конца жизни.
        Клавдий Мамонтов созерцал ее, орущую, брызгающую слюной, фанатично убежденную. Вспоминал, как она душила Светлану Кантемирову на их глазах, как схватила за ноги Левку в ванной. Как ударила себя в грудь кулаками в кухне.
        Полковник Гущин счел ее женщиной-загадкой.
        А на взгляд Мамонтова, тайна Тамары состояла в том, что в душе она не являлась просто корыстным расчетливым убийцей. Нет, она тоже была маньяком. Только особенным. Возможно, наиболее опасным - фанатически рациональным. С мечтой.
        Глава 46
        Вертумн и Помона
        Там шелест тисовых кустов Сны о минувшем дне дарует, И голубь шелковый воркует. Ковер душистый из цветов И снег заоблачных вершин Хранят в ночи следы до срока, Источник горный - вкус Востока Струится в кованый кувшин, Там в тот аул ведет дорога, где…
        Стихи Гектора Борщова из «Кавказской тетради»,
        не прочтенные Кате.
        Тамара напоследок рассказала, как собирала цветы борщевика Сосновского у проезжих дорог, как засушивала впрок их, как извлекала сок из стеблей, а он высыхал слишком быстро, и она додумалась разбавить его гелем для душа. Идея о знаке на груди жертв пришла ей на ум спонтанно - она все искала нечто яркое, броское, страшное, пугающее. Но обо всем этом она вещала равнодушно, без страсти и вызова - совсем не так, как о своей мечте.
        Глубокой ночью, когда на даче начался повторный обыск, Макар и Клавдий Мамонтов забрали Леву Кантемирова и втроем отправились в Бронницы, в дом на озере. Макар внушил Леве - «тебе, братан, лучше пожить какое-то время до и после похорон Искры у меня, избегая мрачного Воеводина и арендованного дома у станции «Ока».
        В пути у Кантемирова «прорвало плотину» - он плакал навзрыд, не вытирал слез с мокрого лица…
        Клавдий Мамонтов и Макар не утешали его, давая ему возможность выплакаться, выстрадать все. Клавдий Мамонтов размышлял о втором рисунке маленькой Августы - где она нарисовала горную вершину в снегу. Кавказ? С Макаром он не делился, потому что и сам ничего не знал - историю ботанической экспедиции 1951 года по-прежнему покрывал мрак тайны. И Мамонтов смирился - им никогда не узнать правды.
        Удивительно, но полковник Гущин думал о том же. Он даже не подозревал о рисунках Августы, Мамонтов и ему не сказал. Просто в профессиональном плане Гущина точило чувство некой незавершенности момента. Когда Тамару увезли в следственный изолятор, а обыск на даче утром закончился, он в одиночестве вернулся в Чеховское управление полиции. Спустился в ИВС и приказал выпустить на свободу Астаховых - брата и сестру.
        Им вернули изъятые при досмотре вещи, полковник Гущин лично извинился за ошибку в их задержании, продиктовал Анете Астаховой номер телефона приюта при ветклинике, где куковали на передержке ее верные Тедди и Фредди. Анета моментально начала звонить в приют, вышла на улицу. А полковник Гущин попросил Дениса Астахова на пару минут задержаться. Они стояли напротив друг друга.
        - Нина Кантемирова, - начал полковник Гущин.
        - Да? - Астахов глянул на него с вызовом.
        - В те годы, когда вы жили с ней, она не рассказывала вам про пятьдесят первый год, про экспедицию на Домбай и о случившемся с ними?
        - Она мне говорила, что они с Кантемировым на Домбае попали в серьезную передрягу, - ответил Астахов.
        - Ничего больше не упоминала?
        - Сказала - ей пришлось принести немалые жертвы.
        - Именно ей? - спросил полковник Гущин. - А не ее будущему мужу Владимиру Кантемирову?
        - Нет, лично ей.
        Астахов замолчал, отвел взор. Полковнику Гущину показалось, что он не желает продолжать. А он вспоминал.
        Они в постели в спальне. Смятые потные простыни, разбросанные подушки. Нина сидит, опершись спиной об изголовье, и курит сигарету. Ее темные крашеные волосы в беспорядке, в прядях седина, старческое тело хрупкое, худое, кожа как пергамент, на шее и лице морщины. Однако она не стесняется старческой наготы. Своего увядания. Она наклоняется и пылко целует его, Денни… «Мой Вертумн, мой юный Вертумн», - шепчет она страстно. И он поневоле захвачен ее порывом, ее откровенными ласками, он сильно возбужден и не замечает уже ее непривлекательности, старости, морщин, пигментных пятен на ее коже. Он хочет ее снова. И снова. Она же начинает выговаривать ему - «Где шлялся третьего дня? С кем гулял?». Он пытается ее обнять, опрокинуть на постель, чувствует ее запах и горечь сигаретного дыма… Она грозит ему - «узнаю о твоих изменах - убью!» Он смеется, она ласкает его волосы и опять шепчет: «Мой Вертумн… не играй с огнем. Я уже не юная Помона. Я никогда ею не была, скорее Прозерпиной…» Он не понимает ее античных метафор, он молод и плохо образован, еще не поднаторел, не обрел столичного лоска, шарма. Он -
провинциал, простой садовник из Сочинского дендрария, а она - вдова академика. Их разделяют годы, целая Вселенная. Но она всего пять минут назад была в его объятиях, и он властен над нею, как и она над ним. Набивая себе цену в ее глазах - с понтом, мол, я в курсах, не полная воронежская деревня, - он спрашивает: «А почему ты Прозерпина?»
        Нина смотрит на него пристально, странно. И отвечает: «Она принцесса мертвых. Как и я…» Он улыбается, воспринимая все подколом, ее шуткой. Но она глядит на него не мигая. И его настораживает, почти пугает ее взгляд. Говорит: «Ты еще и не родился на свет, Вертумн, а я уже была. И совершала поступки. Не как Помона, хотя он так меня часто называл, как Прозерпина…» Он, Денни, спрашивает: «О ком ты? Кто он?»
        Нина отвечает: «Мой муж, которого я страстно любила и не могла делить ни с кем. В пятьдесят первом на Домбае мы впервые оказались с ним вместе в экспедиции. Мне пришлось бороться за него насмерть, принести в горах великие жертвы ради любви. Чтобы он принадлежал мне. Запомни - я не делюсь теми, кого выбираю. А тех, кто посягает на мое… на него, на тебя, Вертумн… я жажду устранить со своего пути. И не сворачиваю в сторону».
        Он, Денни, смотрел на нее, все еще считая, что она шутит… Но отчего у нее такой голос? Она напоминала ему старую хищную птицу. Грифа… Взгляд ее темных глаз, пустой, отрешенный, устремленный в себя…
        Она тоже вспоминала в тот момент.
        Июль 1951. Домбай. Горный аул
        Она подкралась к общественному сараю, где заперли Кантемирова, в полной темноте, глубокой ночью, страшась охранников из числа местных. Однако стражу не выставили на ночь. Кантемирова просто оставили внутри - утром в ауле ждали районное начальство, милицию, прокурора и врача, чтобы осмотреть и исследовать труп еще одной зарезанной жертвы. Общественный сарай располагался на окраине аула, у горной дороги. Его построили для пожарных нужд, однако хранили внутри под крышей урожай - собранные с колхозных бахчей дыни и арбузы, ящики с яблоками и абрикосами. Их забирали грузовики и везли на продажу в Кисловодск, Железноводск, Минеральные Воды, санатории.
        Рядом располагался хлев, в нем блеяли бараны. Их пригнали с пастбища на убой, готовясь зарезать на поминальной тризне после похорон, откладывавшихся из-за задержки районного начальства.
        Нина ринулась к двери сарая:
        - Профессор! Это я! Как вы?
        - Ниночка! - Он был за дверью, она слышала его прерывистое хриплое дыхание. - Ниночка, уходите! Они вас убьют в ярости, если заметят здесь!
        - Я сейчас взломаю дверь!
        - Ниночка, опомнитесь! Они и вас обвинят! Уходите! - Кантемиров задыхался от волнения.
        - Нет. Я вас освобожу! - аспирантка Нина огляделась по сторонам.
        В свете луны на стене сарая она заметила надпись красной краской: «Пожарный инвентарь». На щите на гвоздях - ржавое ведро и саперная лопата. Она сорвала лопату с гвоздя, скинула свою штормовку. Замок на двери сарая оказался тоже ржавым, она надеялась его сбить, однако дверь еще заложили на засов и опутали толстой веревкой.
        Нина обмотала замок штормовкой, чтобы заглушить удары лопаты. И начала долбить ею изо всех сил. Замок поддался, треснул. Она выдернула его и отшвырнула в сторону. Начала распутывать тугой узел веревки. Сломала в спешке два ногтя. Узел оказался крепким. Она наклонилась и, как волчица, вцепилась в узел зубами, тянула, дергала, старалась перегрызть веревку, давилась ее волокнами, отплевывалась. Рванула что есть сил! Долой путы! Отодвинула засов и распахнула дверь сарая. Шагнула внутрь. Споткнулась о гору дынь, едва не упала в темноте, давя сгнившие абрикосы.
        Кантемиров подхватил ее, обнял, стиснул так, что у нее зашлось сердце. Он был жестоко избит. Губы его кровоточили, глаза заплыли синяками. Ему сломали ребра. Когда толпа местных напала на него, обвиняя в убийствах, его повалили на землю и били ногами без всякой пощады. И лишь грохот выстрела - колхозный бригадир пальнул в воздух из охотничьего ружья - удержал толпу от самосуда.
        - Ниночка… Помона, богиня плодов, садов… юная, бесстрашная… вы это ради меня?
        Даже в такой ситуации Кантемиров изъяснялся путано и вычурно, в своей непередаваемой профессорской интеллигентной манере, заставлявшей ее сердце трепетать, потому что он знал такие слова, которые ее ровесники по университету даже в книжках советских не читали…
        Она обвила его шею руками и сама страстно поцеловала в разбитые губы, ощущая вкус его крови.
        - Бежим! - шепнула она, увлекая его за собой из пожарного сарая, топча абрикосы и яблоки. - В горы, к перевалу, минуя дороги. Они нас не догонят! А мы доберемся до первой станции, доедем до Дзауджикау [8 - Дзауджикау - до 1954 г. название Владикавказа.] или даже до Тбилиси, куда удастся купить билет. Опять их запутаем. А затем уже на поезде в Москву. И там вы станете разбираться с гнусной клеветой, с убийствами, в которых вы невиновны! Здесь правды мы никогда не добьемся!
        Она вывела его в темноту, в ночь. Он оперся на ее плечо, его шатало, он скрипел зубами от боли в сломанных ребрах, ковылял, но не сдавался. Они покинули окрестности аула, поднялись по горной тропе. Уже светало. Их могли заметить горцы.
        - Сюда! - Кантемиров указал на заросли гигантского борщевика Сосновского, заполонившего склон горы. - Местные их избегают. Не сунутся в борщевик за нами.
        Они пробирались сквозь заросли. Высоко над их головами качались зонтики его соцветий, осыпая их дождем белых цветов. Небо розовело на востоке. Они вышли на прогалину. Борщевик окружал их со всех сторон. Впереди они видели гору со снеговой вершиной. Их путь лежал туда, к перевалу.
        - Вам надо передохнуть, - Нина с тревогой оглядывала Кантемирова - бледного, терпевшего адскую боль. - Пять минут у нас есть. Посидите.
        Он рухнул на траву. Тяжело дышал. Взял ее за руки, глядел на нее снизу вверх.
        - Ниночка…
        Он страстно целовал ее руки.
        - Ожоги от борщевика все еще у вас не прошли… Ниночка, никогда не забуду, что вы сделали для меня…
        - Я вас люблю! - объявила ему Нина. - Я ради вас готова на все. Я спасу вас, клянусь! А ожоги борщевика, да черт с ними! Вас оправдают в Москве, вы прославитесь, вы засадите борщевиком всю страну, столько полезной биомассы, как вы говорили… Столько еды, травы… Вы всех осчастливите! О вас узнает весь мир!
        Он все целовал ее обожженные борщевиком ладони, пальцы, запястья.
        - Я никого не убивал! Верьте мне! - хрипло произнес он. - Я ни в чем не виновен.
        - Конечно, вы не виновны, - ответила Нина. - Вы ни при чем.
        Он с трудом поднялся на ноги. Они смотрели друг на друга.
        Ожоги на ее ладонях… Она рвала в спешке листья борщевика и его ядовитым соком стирала кровь с лезвия своего ножа для срезки растений в гербарии, с рук, запачканных кровью. Сок борщевика, как кислота, уничтожил все улики. Она готова была им умыться, если бы их кровь вдруг попала ей на лицо, когда она била их ножом - в грудь, в спину, в живот, в пах…
        Среди трав в лужах крови умирали ее жертвы.
        Разбитная продавщица из сельпо на горной дороге, вдова, стосковавшаяся по мужским ласкам, флиртовавшая с Кантемировым за прилавком и заявившаяся к нему в снятую рядом с сельпо халупу с двумя бутылками кизлярки. Сердце аспирантки Нины, подглядывавшей за их застольем через окно, едва не разорвалось от ревности и бешенства.
        Столь же бесстыдная одинокая учетчица из Краснодара, приехавшая на Домбай на лето и пытавшаяся примкнуть к экспедиции, потому что Кантемиров сам ей предложил - «поработайте на благо науки, милочка». А она пожирала его алчным взглядом…
        Нина подкараулила ее у источника, где та мылась после того, как всю ночь отдавалась Кантемирову в кустах самшита, куда они удалились от полевого лагеря.
        И юная девятнадцатилетняя дочка начальника почты из здешнего горного аула. Она слыла скромницей и обладала редкой красотой - высокая, стройная, гибкая, с длинными черными косами. Она взирала на столичного профессора Кантемирова с любопытством, как на чужака из дальних земель, а он, польщенный ее вниманием, откровенно любовался и восхищался ею. Он ведь был раб женских желаний и красоты, несмотря на весь свой ученый энтузиазм и преданность ботанике. И Нина просто не могла позволить дочке начальника почты занять в его сердце место, на которое претендовала она, его верная влюбленная аспирантка.
        - Пора! К полудню доберемся до горного пастбища, пастухи еще не знают о случившемся в ауле, мы им скажем, что на нас напали бандиты, попросим помощи. Может, они нам дадут лошадь, а то пешком вам идти тяжело, - Нина указала на снеговую вершину, на альпийские луга на ее склоне. Подставила Кантемирову плечо и обняла его за торс. А он тяжело оперся на нее.
        Они вновь скрылись в зарослях борщевика Сосновского. Они продолжали свой путь в бегах.
        И путали следы от погони среди трав.
        notes
        Примечания
        1
        Подробно эта история рассказана в романе Т. Степановой «Коридор затмений».
        2
        Подробно эта история рассказана в романе Т. Степановой «Циклоп и нимфа».
        3
        Фаблио - один из жанров французской городской литературы XII - начала XIV в. Это небольшие стихотворные новеллы, целью которых было развлекать и поучать слушателей. Поэтому грубоватый юмор соседствует в фаблио с моральным поучением.
        4
        Центральный дом работников искусств.
        5
        Опа - уважительное обращение к женщине (узб.).
        6
        Вертумн - древнеиталийский бог природного изобилия.
        7
        «Ты свистни - тебя не заставлю я ждать» (пер. с англ.). Стихотворение Роберта Бернса.
        8
        Дзауджикау - до 1954 г. название Владикавказа.