Портфолио в багровых тонах Лариса Павловна Соболева
        Кто творит сюжет жизни? Конечно, судьба - так думает пессимист; конечно, человек - так думают оптимисты и берут в свои руки эту судьбу, затем душат ее и душат… пока она не задохнется. Заблуждения всегда стоят дорого, иногда их стоимость равна жизни. Девочки, модели, красивая жизнь, роскошь… это все своеобразные синонимы, и обозначают они одно и то же, хотя можно набрать еще штук двадцать-тридцать слов, символизирующих, по сути,  - счастье. Просто оно у всех разное.
        Лариса Соболева
        Портфолио в багровых тонах
        Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя

1
        Круглая луна зависла точно над головой. Она беспардонно оккупировала небо, загасив своим сиянием звезды, вероятно, старушка возомнила себя фонарем. Надо сказать, роль эта ей удалась. И не только. Насыщенный яркий свет внес в заурядный ночной пейзаж городского парка фантастическую, пронзительную ноту - манящую, мистическую и загадочную.
        Очарование лунной ночью сменилось разочарованием, когда, пошатавшись по парку, Ника не нашла ничего стоящего. Не повезло. Она зашагала по аллее к ограде, к той части, где наиболее удобно перелезть, ведь входы в парк закрыты…
        Внезапно сзади что-то треснуло! Сухая ветка переломилась, что ли? И кто же это ночью в парке на ветки наступает?
        Ника оглянулась. Глаза заметались из стороны в сторону, а рука скользнула в карман жилета, сжала баллончик. В баллончике состав с перцем, говорят, действует убийственно - глаза попросту вылезут из глазниц и упадут на землю. Лишь бы в суматохе не распылить перцовку себе в лицо.
        Ника никого не заметила. Но треск не померещился! Он слышался явственно и довольно-таки близко. Тем не менее никого… Может, летучая мышь задела сухую ветку? Или еще какая-нибудь живность?
        Нет, никого. И все же это парк. Ночью он состоит из неразборчивых силуэтов даже при свете яркой луны. Кто там притворился частью пейзажа - не разберешь, стало быть, доверять глазам ночью не стоит. Сделав несколько шагов, Ника резко обернулась, приготовив баллончик… А никого! Она зашагала уверенней, но прислушиваясь к пространству за спиной.
        - Ну и светлынь,  - недовольно прошептала Ника и сошла ближе к обочине, где тень была плотной, словно состояла из другого материала.
        Не хотелось ей столкнуться нос к носу с кем бы то ни было - мало ли что стукнет в голову какому-нибудь выродку. По сторонам Ника не забывала смотреть - вдруг в глаза бросится нечто неожиданное и получится кадр, какого человечество не видело? Маленький секрет, а может, не секрет вовсе, потому что мечта Ники знакома миллионам: грезила она о славе. Да-да, о ней - настоящей, мировой, заслуженной, которую дают талант, опыт, знания. Чтобы осуществить мечту, нужно в общем-то немного: удивить мир. Удивить… Чем, черт возьми! Идея-то пришла, пробившись однажды на рассвете сквозь сон, но к ней требуются приложения: удачные обстоятельства, неординарные сюжеты и нечто такое… чтобы дух захватило. Как раз с приложениями в эту лунную ночь не везло, хоть лопни.
        Между тем мир вокруг казался ирреальным и живым. Даже статуя нимфы, которую ваял некий лепщик явно по пьяни, зажила своею одинокой жизнью. Над головой светился ореол, точь-в-точь напоминающий нимб, светилось плечо, часть шеи и груди, складки туники, соскользнувшей на бедра. Застывшие тени вокруг скульптуры усиливали таинственность. В самом деле, нимфу можно принять за живую девицу, у которой хобби - нагишом разгуливать по паркам в ночное время. А днем на этот апофеоз бездарности не захочешь смотреть, ведь сделана девочка топорно, ее и засунули в кусты, чтобы поменьше народу разглядывало. Но каков световой эффект!
        Гоняясь за ним, световым эффектом, а также за сюжетом, Ника пришла в парк под покровом темноты. Кадров сделано немало, но всё пейзажи, пейзажи… Это не то. Пейзажами (включая лунные) страдают все начинающие фотографы, полагая, что именно им открываются тайны мироздания,  - ха-ха! И еще раз: ха! Так где же они - молодые, налитые здоровьем, безбашенные, жаждущие насладиться любовью? А если смертью? На худой конец наркотиками? Это были бы настоящие кадры: правдивые, щемящие, сильные, без сусальной позолоты. Но кругом пусто… пусто и тихо…
        Стоп!.. Ника услышала негромкий стон. Женский. И весьма характерный.
        - Ура, ура…  - азартно зашевелила она губами, осторожно пробираясь сквозь заросли на протяжные тихие стоны и подготавливая фотокамеру. Ника переродилась в хищную дикую кошку, ступающую осторожно и совершенно бесшумно, видящую сквозь густые кусты, слышащую шепот листвы.
        Наконец поляна. Как полагается, с газонной травкой. А луна-предательница подло выдала тайну влюбленных, которые находились в данный момент на краю Вселенной. Ника загорелась желанием задержать их на этом краю навечно - хотят они этого или нет. Разумеется, не хотят, но это их проблемы.
        Снимки могут не получиться из-за коварного освещения, щелчки могут услышать, тогда предсказуем будет финал авантюры. Но это такой драйв - рискнуть, зная, что тебе вырвут руки-ноги! Если поймают, конечно. Пока парочка разберется, откуда щелчки, Ника успеет сделать несметное число кадров, ведь ее камера - техническая роскошь. Она примерилась и…
        Щелк… щелк… щелк…
        Ракурс - блеск! Обе фигуры в идеальном положении к объективу. О, какая у парня спина, отливающая серебристыми бликами! Мышцы играют, фигура извивается, как гибкая змея, волосы, подсвеченные луной, вздрагивают… А какие ноги у девушки… грудь… профиль, тронутый лунным сиянием…
        Щелк… щелк…
        Опля, пауза! Нет-нет, это не передышка, парень повернул голову в сторону Ники… Неужто услышал щелчки? Конечно, он ее не видит. Но обеспокоен. Наверное, обеспокоен. И его подружка приподнялась на локтях. Жаль, выражения лиц «размыты» тенями. Но может, камера «увидит и запомнит»?
        Щелк… щелк… И еще! Еще!
        Ага, парень поднимается. Пора!
        Ника вынырнула из укрытия и ослепила ребят вспышкой раз, другой… Они замерли - растерянные, напуганные, жалкие.
        Еще разок их вспышкой…
        Обнаженная Маха на травке завизжала, будто ее укусила кобра, и… осталась в памяти фотокамеры. Она судорожно шарила вокруг себя руками - одежду искала. Не хотела бы Ника оказаться на ее месте, о нет.
        Парень сообразил, в чем дело, вскочил…
        Надо линять. Нет, драпать во весь дух! Но!
        - Боже, какой ты классный,  - захлебнулась восторгом Ника, нажимая на кнопку камеры.
        А то! Парень просто редкий экземпляр, сложен как бог.
        Щелк! Ой, пора делать ноги и по-быстрому, потому что бог помчался на вспышку.
        - Глеб!  - закричала Маха на поляне.  - Куда ты? Брось… Глеб, вернись!..
        Ника предвидела погоню и сшила специальный мешок из ватина, чтобы не повредить камеру. Теперь, сунув туда фотокамеру, Ника бежала, словно к ее ногам приставили реактивные двигатели, а на спине выросли крылышки. Окрылила девушку удача, между прочим, тетка зловредная, имеющая дрянную привычку подставлять подножки. Но парня окрылила злоба, еще бы! Бежал он быстрей и догонял Нику - художника по призванию, а не какую-то там сексуально озабоченную дуру.
        Вон там уже ограда! Знакомая каждой перекладиной, виньеткой, кружочком. Лишь бы успеть взобраться. Оглянувшись, Ника включила последнюю скорость, на какую была способна, и успешно оторвалась от преследователя. Вскарабкалась она по прутьям ловчее обезьяны, уселась сверху, глубоко вдыхая и не решаясь спрыгнуть. Высоко!
        Из зарослей выскочил разъяренный молодой лев, обтянутый блестящей кожей. Если схватит Нику за ногу… ноги не будет, оторвет к черту. И вообще Нике не жить, если он доберется до нее, а жить-то хочется. Она соскользнула вниз, кое-как страхуя себя руками и обдирая кожу на ладонях. Ника успела отдернуть руки от прутьев и отпрянуть, а парень схватился за железную преграду.
        - Ты! Гадина!  - зарычал он, не разжимая зубов.  - Подлая сволочь…
        Улица освещена, Ника прекрасно разглядела парня и… передумала убегать. У него же мордашка на высший балл! Не запечатлеть эталон мужской красоты во всех форматах, да еще в минуту гнева… Нельзя, нельзя! Это преступление перед человечеством! Оно, человечество рахитичное в своем большинстве или донельзя ожиревшее, должно знать, к какому идеалу стремиться. Глеб - путь к славе, богатству, успеху.
        - Ты необыкновенный…  - Ника защелкала фотокамерой, а он опешил, столкнувшись с беспрецедентной наглостью, и замер, вытаращив безумные глаза.  - Плейбой, клянусь… Прекрасные технические данные… А твоя штука между ног просто супер!..
        Глеб схватился за причинное место, он задыхался от злости, возмущения и бессилия, метал молнии из глаз - к счастью, это не смертельно. Злость увеличивается на порядок, если нет возможности выдать по счетам, а Глеба и Нику разделила высокая стена из толстых прутьев - какие тут счеты? Остались лишь жалкие угрозы:
        - Ты пожалеешь, гадюка!
        - У тебя римский профиль…  - мурлыкала Ника, игнорируя оскорбления (которые, между прочим, заслужила) и продолжая фотографировать жертву своего тщеславия,  - профиль патриция. Впрочем, ты вряд ли знаешь, кто такие патриции. Но у тебя есть другие достоинства: физическое совершенство, красивое лицо, ты великолепен в сексе…
        - Убью!!!
        Решив осуществить угрозы, он стал карабкаться вверх по ограде, да как ловко! А Ника тем временем ловила моменты и запечатлевала его со всех возможных ракурсов, приговаривая:
        - Как ты собрался убивать меня? Надо сперва догнать, а я бегаю быстро. И неужели ты побежишь по улицам э… м… голым? (Он застыл на ограде враскоряку, эдакий человек-паук.) Тебя арестуют.
        Вспомнил, что на нем действительно нет даже фигового листочка, одни носки, которые одеждой при самом большом желании не назовешь. Глеб спустился назад и, рыча, ударил по прутьям кулаками:
        - Тварь конченая!
        - Не злись,  - ласкала его голосом Ника, не забывая запечатлеть, ведь кадров много не бывает, их всегда мало.  - Тебя нужно показывать всем этим тупым дoхликам, сосущим энергетики из банок и окутанным дымком марихуаны.
        - Убью, запомни!..  - цедил он сквозь стиснутые зубы одновременно с ней.  - Обещаю тебе адские муки, я по ним спец…
        - Ты редкий вид и гордись этим…
        - В одних колготках заставлю бегать по городу!..
        - Красавчик, ей-богу. Хотя я не люблю этого пошленького слова…
        - Удавлю! Клянусь! После марафона в колготках, я удавлю тебя! Ими же!
        - Прости, плейбой, мне пора. Вот если бы ты согласился позировать мне… (Он зарычал в ответ.) Не хочешь? Тогда ухожу. Не бойся, твои фотки не попадут в Интернет, я не буду их выставлять нигде, кроме заграницы. А там и не такое видели. Бай-бай, Глеб.
        - Чтоб ты сдохла, змея!
        Ника сделала несколько шагов и вдруг вернулась. Из предосторожности она остановилась в зоне недосягаемости, ибо в данном случае риск может обернуться катафалком в сопровождении духового оркестра. Вон как накрыло его: ноздри раздуваются, губы дрожат, наверняка в воображении он рвет ее на части голыми руками. А вдруг у него руки длинные? Ника отступила еще на шажок.
        И Глеб пристально разглядывал мерзавку, которая беспардонно вторглась в его пространство. Он запоминал ее, несмотря на электрическое освещение и собственное состояние, когда люди и предметы видятся в ином ракурсе, чем есть. Запоминал в основном лицо, так как черные спортивные штаны, жилет и футболка того же цвета замаскировали фигуру, из-за чего она стала похожей на бревно. С уверенностью он только сказал бы, что мерзавка среднего роста и не худышка. Черты лица крупные (на его вкус заурядные), скулы высокие, подбородок овальный, рот большой, зубы раздражающе белоснежные… так бы и врезал по этим зубам кулаком, не посмотрел, что перед ним женщина! Да не достать. Далее: волосы белые, до бровей надвинута кепка, а сзади из дыры в кепке торчит хвост, значит, длина волос ниже лопаток. Короче, блондинка - с ней все ясно! Итак, портрет отправлен в память, Глеб не ошибется, встретив ее даже случайно. А дорожки их обязательно пересекутся, уж он-то постарается, чтобы пересеклись.
        - Любуешься?  - процедил он, сплюнув в сторону и уже не закрывая мужское достоинство, поразившее воображение выдры с фотокамерой.
        - Это естественно,  - замурлыкала Ника.  - Но, Глеб, сквернословы тяжело болеют - доказано наукой. Вибрации матерных слов деструктивно воздействует на молекулу ДНК, так что подумай о себе, настоящем мачо. А твоей девушке искренне завидую. Желаю приятно провести остаток ночи.
        - Я тебя найду… найду… найду…
        Кажется, он возомнил себя Геркулесом и решил вырвать ограду - с такой силой затряс ее. К радости Ники, ограду сделали в эпоху развитого социализма, сделали качественно, следовательно, намертво, вырвешь только при помощи танка… а то и двух. Ника побежала на противоположную сторону проезжей дороги, по которой ни одной машины не проехало за это время.
        - Я найду тебя!  - повторял он, как заклинание.
        А она миролюбиво помахала ему в ответ, подарив улыбку, и нырнула в темноту переулка, врезавшегося перпендикуляром в улицу.

* * *
        - Уродка! Подлая!  - ругался Глеб, возвращаясь.
        В нем клокотало все до последней клетки, да что там - молекулы возмутились, а они такие маленькие, но даже до них дошел отрицательный заряд. Глеб не относится к молодым людям, которые разговаривают матом, а слова употребляют для связки слов в убогих предложениях. Более того, подобных представителей гомо сапиенса он наделял презрительными эпитетами, но вот, пожалуйста! Сам уподобился им, вспомнив все известные обороты.
        Он остановился, припоминая, в какой зоне парка оставил Дину и, что немаловажно, одежду. Топографическим кретинизмом не страдал никогда, но при свете луны и рассыпанных по парку фонарей на столбах с пониженным режимом освещения, к тому же в состоянии крайнего гнева, найти ориентиры затруднительно. Парку больше ста лет, он - часть естественного лесного массива, изменений претерпел мало. Лужайки с газонной травой находятся в центре и огорожены кустами, их несколько. Глеб озадачился: ну и на какой он с Диной?.. Вот досада! Парк знал как свои пять пальцев на каждой руке и даже ноге, но вспомнить, в какое место завела элементарная человеческая потребность, не получалось. Не до того было, когда увлекал сюда подружку.
        Глеб завертелся, определяя, где находится ограда. Припомнил, что во время гонки бежал, не петляя, а прямо. Изредка, конечно, огибал небольшие препятствия, а так - прямо и прямо. Назад шел, не меняя курса. С облегчением вздохнув, он восстановил точный маршрут. На смену гневу пришло новое чувство - жажда мщения. Месть - о! Это блюдо нужно подавать не только холодным, но и нарезанным на куски, чтобы глотать с блаженством, а не давиться.
        - Ди-на!  - закричал Глеб, полагая, что близок к цели.
        Бояться некого - сторож далеко, наверняка спит, а если и прибежит, то что с того? Не убьет же за секс под луной, за это даже в полицию не заберут, ибо свидетелей нет.
        - Дина! Ты где?..  - закричал громче, не дождавшись ответа.
        Ушла, что ли? А его одежда! Не унесла же она шмотки с собой! Поставив руки на бедра, заполняясь негодованием, Глеб взревел:
        - Дина, кончай дурить! Я-то тут при чем?.. Ди-на!..
        Откуда взялась идиотка с фотоаппаратом, чтоб ей!.. Остается обойти все поляны, их немного, штук семь-восемь. Но если только Дина сдуру решила подшутить над ним и утащила одежду…
        - Обеих закопаю!  - процедил он.
        Словно испугавшись угроз, Дина то ли всхлипнула, то ли вздохнула громко. Главное, рядышком. Усовестившись, Глеб пошел на голос. Бедняжка Дина, наверное, пережила в одиночестве конец света, а он хорош: черт знает что думал на ее счет! Глеб вышел на поляну и разглядел белеющее тело. Думал, она уже одета, а ничуть не бывало: подруга ждала его в костюме ню, лежа на травке. Только настроение уже не то, совсем-совсем не то. Мужчина - творение тонкое (изнутри, разумеется), переключается сложно, он же не автомат.
        - Почему молчала?  - поднимая свои вещи, спросил Глеб.  - Эта тварь нервы завязала в узел, еще и ты не отзывалась. Собирайся, провожу тебя.
        Натягивая плавки, затем джинсы, Глеб бубнил с обидой:
        - Змея с объективом сказала, что я не знаю, кто такие патриции. Сама добавила в свой скудный лексикон одно слово и решила, что она толковый словарь. Дура. Где мои кроссовки?..
        Его чуть не накрыло: он в диком раздрае, а Динка валяется на траве, словно под ней матрац в пятизвездочном отеле! На ее счастье, одна кроссовка обнаружилась, на ней лежала рука Дины. Глеб сел рядом, забрал кроссовку…
        Глаза невольно задержались на руке девушки, слетевшей с кроссовки. Чего-то в ней не хватало… живого, что ли, не хватало. Взгляд Глеба скользнул по руке подруги вверх и задержался на лице. А что там, собственно, разглядишь при лунном свете? Лицо как лицо, в покое, глаза закрыты… Не спит же она в самом-то деле! При всем при том Дина не произнесла ни слова - разве это нормально?
        - Дина…  - позвал Глеб.  - Почему ты молчишь?
        И что? Вместо голоса подруги - странный хрип. Прозвучал он всего секунду-другую, потом смолк. А кстати, почему она хрипит?
        Дина лежала на его рубашке как кукла, голая кукла, которую забыли одеть или просто выбросили за ненадобностью. Отчего-то Глебу стало жутковато. Под кожу медленно, от щиколоток к коленям и от поясницы к плечам, заползала тревога. Пока она была безотчетной, больше интуитивной, но требовала оснований, подтверждения чего-то невероятного, что случается редко и только с другими людьми.
        - Динка, что с тобой?..  - Глеб тронул девушку за плечо.
        Она вздохнула и, наконец, произнесла неразборчивую фразу, ему пришлось наклониться.
        - Что ты сказала?
        - Он… еще… здесь… Помоги…
        - Кто?  - спросил Глеб.  - Динка, ты о чем?.. Вставай, хватит изображать умирающего лебедя.
        Он заметил вторую кроссовку, стоявшую с другой стороны Дины, напротив ее локтя. Глеб протянул руку… и не взял кроссовку. Его рука замерла над телом девушки, потому что Глеб рассмотрел на коже Дины разбросанные пятна. Это были черные и мокрые разводы, в них отражались осколки луны. Пальцы Глеба дотронулись до такого «осколка», на ощупь пятно было вязким, плотным, мокрым и холодным…
        - Дина, откуда это?..
        Глеб уже не ждал, что скажет подруга, его глаза сами искали ответ. Скользнув по обнаженному телу, они с недоумением задержались на предмете, торчавшем из живота вертикально. В первый момент Глеб не сообразил, что это за штуковина, рука самостоятельно потянулась к ней, чтобы коснуться и узнать сначала пальцами, на ощупь. Стоило дотронуться - Дина застонала. Это был слабый, отчаянно-молящий и быстро гаснущий стон боли.
        Глеба вдруг как ужалило: нож! Из живота Динки торчит нож! Точнее, рукоятка от ножа. Значит, лезвие там… внутри?!! Нет, нет, нет… Не может быть!!!
        Как странно - глаза внезапно прозрели. Глеб понял, что черная, блестящая и холодная вязкость - кровь. Понял природу тошнотворного запаха, который не мог распознать в силу наивного убеждения, что ничего фатального произойти не может. Но запах крови витал над Диной. Глеб понял, что лоб в лоб столкнулся со смертью. Она третья на этой поляне. Реальная, а не мифическая. Она близко… очень близко… очень…
        - Дина!!!  - отчаянно взвыл Глеб, схватив девушку за округлые плечи.  - Что?.. Кто?.. Дина… скажи хоть… Я сейчас… Телефон! Где телефон?..
        Он рылся в своей сумке - телефона не нашел. Схватил сумочку Дины, белеющую в траве, вытряс из нее все, нащупал смартфон… Стон Дины заставил Глеба кинуться к ней. Для нее сейчас важно не чувствовать себя в одиночестве, а силы тратить на желание жить. Он осторожно приподнял Дину за плечи, уложил голову на колени и набирал номер, бормоча:
        - Терпи, терпи… я сейчас… сейчас вызову… Алло! «Скорая»?.. Срочно! В городской парк! Девушку зарезали… Парк Чкалова! Газонные лужайки в центре… У нее в животе нож!.. Быстрей! Пожалуйста!!! Спасите ее!!!
        Теперь надо ждать. Вот когда дошло, что хуже ожидания не бывает ничего. Уже на первой минуте у Глеба закончился запас терпения, его трясло. Дрожала и Дина, дрожала сильней, чем он. Глеб обнял девушку и склонился к ней, чтобы своим телом и дыханием согреть, кое-как укрыл ее же платьем. Она что-то произнесла, но сейчас это так неважно…
        - Молчи, молчи…  - сказал Глеб.  - Береги силы. Они скоро приедут и… и… все будет о’кей.
        - Он… здесь…  - расслышал наконец Глеб.  - Он убьет нас…
        Он… Он?! А действительно! Кто-то ведь воткнул нож в Дину… Но почему?! За что?! А если «он» не убежал? Глеб здесь один, без оружия, с тяжелораненой на коленях.
        - Больно…  - простонала Дина, подтягивая руку к животу.
        А что мог сделать Глеб? Боль уговорам не поддается, но, может, Дину отвлечет его уверенный тон:
        - Чш…  - Он мягко взял ее руку в свою.  - Нельзя, нельзя его вынимать… будет сильное кровотечение… Потерпи немножко, сейчас ночь, «Скорая» приедет без задержек… пробок-то нет! Нет пробок… Всего минут десять… или семь…
        Смерть задышала в затылок - кажется, есть такое выражение…
        - …или даже меньше. Тут недалеко станция «Скорой помощи», однажды я проходил мимо и видел…
        Глеб реально ощутил безжизненное прикосновение, обдающее холодной пустотой…
        - Главное, не шевелись. Ни за что не шевелись, даже если очень хочется. Знаю, тебе больно…
        Пустота? Если ТАМ ничего нет, то как они с Диной туда уйдут? Что будут чувствовать? Совсем ничего? А что будут видеть? Он понял значение слова «вечность». Это - бесконечная пустота вне времени и пространства.
        - …но раз жива - выживешь, уж я-то знаю, поверь. Надо только потерпеть… немножко потерпеть. Ты сможешь… не сдавайся…
        Еще темнота как часть вечности. И ощущение себя потерянной частицей в беспредельности. И тишина… нереальная, будто слух отключили. Вероятно, подобие этой тишины слышат глухие, и, наверное, нет ни часа, чтобы их не беспокоило беззвучие.
        - Ты же умница. И мы же вместе. А потом… потом…
        Не по себе в этой тиши, ведь беззвучия на природе не бывает, не должно быть! Хоть бы собака тявкнула - все не так жутко. Но пространство парка намагничено тревогой без звуков, тревога сгущалась вокруг пары на лужайке. Глеб вертел головой, присматриваясь к зарослям. Он искал того, кто, возможно, наблюдал в эту минуту за ними или выжидал, когда напасть. Где он? Справа?.. Слева?.. Сзади крадется?.. Где?..
        Теперь только одна мысль врезалась в мозг и сердце: убийца здесь, он близко… очень близко… главное, он невидим…

2
        Утро началось с прыжков по квартире а ля кенгуру. Как так бывает: откроешь один глаз и видишь, что еще целых пять минуточек можешь понежиться в кроватке, а потом глядь - час провалялась?
        Теперь главное успевать делать два дела сразу: зубы чистить и одновременно душ принимать, проглатывать бутерброды с кофе и одеваться, собрать сумку, а вещи имеют привычку разбегаться по квартире. На рисование лица времени никогда не хватает, правда, Ника по сему поводу не парилась, сойдет и так. Далее нужно вызвать такси, проверить краны, закрыть квартиру, ключи(!) обязательно положить в кармашек сумки и отправить сигнал в мозг, где они лежат, чтобы потом не вытряхивать все прямо на пол у двери. Еще дворовому коту дать поесть… Не забыть бы по дороге расчесаться! А потом молиться, чтобы пробок не было.
        Тачка примчалась быстро. Казалось бы, сиди себе, отдыхай, в окошко смотри. Но Ника ничего вокруг не замечала - ни погоды, ни времени года, ни солнца луч, ласкающий лицо. Сегодня фотосессия. Причем съемки не заурядного семейного портрета в искусственном интерьере с учетом дурацких капризов, а серьезных. Эти снимки станут доступны миллионам, по ним будут судить, каков стиль, фантазия, вкус, мастерство фотографа. Благоразумней было бы выспаться перед ответственными съемками, но время… время не любит ждать.
        Наконец, студия - жизнь и смысл Ники. Она поставила сумку на пол, плюхнулась в кресло, ноги водрузила на свободный стул и «взяла паузу». Отключив мысли, Ника оставалась в состоянии паузы минут пять, таким образом неплохо прочищаются мозги, освобождаясь от текущих проблем, настроений, нервозности, аккумулируется энергия. В этом же состоянии Ника расставляла аппаратуру, а студию (оформление) подготовила еще вчера.
        Это ее царство, здесь порядок, уютно, стильно. Поделена студия на две части - черную и белую, по мнению Ники, эти цвета идеальны, они создают пространственную глубину, выделяют либо прячут персонаж. Важно правильно подсветить и выбрать точку, в которой должен оказаться объектив. Мебель на колесиках. Легко передвигается и световая аппаратура, всяческие ширмы и отражатели, корректирующие свет. Две двери, ведущие в крошечные комнатки, замаскированы шторами, которыми студия декорируется при необходимости. В одной комнатке хранится аппаратура, проявляются пленки и печатаются фото дедовским способом. Да, Ника снимает и старыми аппаратами на допотопную пленку, которую с каждым годом все трудней доставать. Пленочные снимки иной раз получаются просто супер, никакой «цифрой» таких не сделаешь.
        Стены перед съемочной площадкой Ника оформила своими работами, ведь клиенты должны знать, кому вверяют себя, и примерно прикинуть, что из этого получится. Она постоянно обновляла экспозицию, на данный момент висела коллекция, на которую возлагались огромные надежды: в скором будущем фото поедут за границу. Ника получила приглашение от своего наставника-итальянца принять участие в биеннале, что равносильно чуду из чудес. Это шанс. И это первая выставка такого уровня, именно там Ника собралась удивить мир… если повезет.
        Началось. Вбежала Наташка, самая молоденькая из моделей с внешностью принцессы и улыбчивыми глазами, еще не научившаяся ненавидеть как соперниц, так и весь мир. Ничего, у нее все впереди.
        - Доброе утро, я не опоздала?
        Хозяйка студии слегка кивнула в знак приветствия, к этому времени Ника пила кофе. Иногда ей заказывают рекламные фото, которые размещают в салонах модной одежды, на улицах города и на сайтах интернет-магазинов. Данную работу Ника считает отличным тренингом, оттачивающим мастерство. К тому же оплачиваются съемки адекватно, поэтому она выворачивается наизнанку, чтобы сделать по-настоящему интересные, содержательные и красивые снимки.
        Появилась Лена - брюнетка с глазами морской лазури и коралловыми губами. Последнее время у этой куколки настроение в упадке, но она хотя бы безропотный исполнитель. Впрочем, в ее безропотности не чувствовалось основного компонента: покорности, не проходило ощущение, что Лена - взрывное устройство с таймером замедленного действия, и стоит нажать не ту кнопочку…
        Прибежал взмыленный стилист Женя, мальчик на вид и виртуоз в своем деле. Одевается он - спокойно может выдавать себя за дизайнера одежды… для инопланетян.
        Еще три тощие куклы пожаловали - Ася, Соня, Тамара, принялись лениво раздеваться. Либо не поели, поэтому у них нет сил, либо не выспались. И то и другое одинаково плохо, потому что эти жерди на съемках вымотают все нервы до последнего нейрона.
        Два грузчика в спецодежде притащили наряды. За ними вошел Эдик - глава всей банды и главный менеджер, представляющий компанию, реализующую модную одежду из Европы в сети магазинов.
        - Всем добрый день!  - бодрым голосом произнес Эд, направляясь к Нике и считая «по головам».  - Раз… три… пять… А где Виктория?
        - Я здесь!  - влетела запыхавшаяся Вика.
        - И я здесь!  - вошла роскошная Анжела. Честно, роскошная. Жалко, нет в городе киностудии, ибо место Анжелы на экране. Ей даже играть ничего не надо, ходи себе туда-сюда и хватит.
        - А парни?  - спросил Эдик.
        - Еще не пришли,  - пискнула Наташка из угла.
        - Поганцы.
        Эд разозлился. Внешне это никак не выражалось, но девушки умели считывать информацию по едва заметным движениям мускулов на лице, по тому, как он вдруг начинает ходить, поворачивается, сжимает или трет друг о друга пальцы. И ничего не поделаешь, парни плевать хотели на карьеру моделей, они делают одолжение, соглашаясь на съемки за небольшую плату. Заметив, что обнаженные девочки (в одних трусиках, но они же без комплексов) подперли спинами стены и не сводили с него глаз, Эд хлопнул в ладоши, призывая к порядку:
        - Леди, в чем дело? Одеваемся, одеваемся…
        Нике нюансы взаимоотношений Эдика с манекенами до лампочки, приведет козу, она будет снимать ее и сделает богиней козлиного царства. Сунув Эдику кружку с кофе (это дань вежливости), Ника взяла один из фотоаппаратов, стоявших на специальной полке, и вышла на середину студии. В мгновение ока родилась другая Ника, та, которую боялись модельки, называя ее за глаза Стервой Стервятниковой.
        - Сегодня снимаем на двух площадках,  - громко, с металлом в голосе сказала она,  - в студии и на крыше этого здания. Съемки на крыше будут вечером во время захода солнца. (По студии прошел гул то ли одобрения, то ли ропота.) Послезавтра съемки за городом. Кто готов?
        - Я,  - робко шагнула Наташка, облаченная в воздушную тунику желто-оранжевого цвета. Ника предпочла бы удавиться, нежели надеть этот пожар.
        - Ко мне,  - приказала она Наташке, обходя полупрозрачную штору на белой половине.  - Босоножки сними.
        - Босиком?  - уточнила Наташка.
        - Я разве на иностранном языке сказала? (Наташка сбросила босоножки, подошла к ней - длинная, как шпала.) Берись за штору… Стань на цыпочки… Почему у тебя глаза перепуганные? Я еще никого не укусила.
        - Не укусила, но отравила,  - полушепотом съязвила Соня, натягивая брюки, изрезанные вышивкой ришелье.  - Потому что ядовитая без укусов.
        Поймав на себе укоризненный взгляд Эдика (значит, он все-таки услышал), Соня опустила глазки и поджала губки. Она испугалась. Его отношение к Стерве Стервятниковой предельно нежное, будто Ника ему родная сестра, он всегда на ее стороне. За съемки девчонкам не платят, деньги от фирм-заказчиц получают школы моделей, но хотя бы достаются фотографии. Где еще сделают портфолио бесплатно? А ведь все мечтают о карьере Золушки, но кастинг пройдут не те, у кого ножка маленькая, а те, кому попадется классный фотограф. Н-да, некстати Сонечка высказалась, хотя и блеснула остроумием, по крайней мере, ей так казалось.
        В студию робко зашла Эва - серая мышка во всех отношениях, но приходит она на съемки просто так, посмотреть, как другие работают. Вошла и стала у стенки.

* * *
        В это же время, шагая по аллее парка, светловолосый юноша с кудрями до плеч старательно изображал, будто его не интересуют люди на лужайке, огороженной живой изгородью. А они интересовали. Валера замедлил шаг, грубо играя роль пофигиста, но он же волновался, не умея профессионально притворяться и собирать сведения, отсеивая их из информативного мусора.
        Собственно, работа на поляне, огороженной кустарником, подошла к концу, полицейские почти не разговаривали. Они устали, так как были вызваны посреди ночи и к утру соображали туго. А обследовали всю площадку, каждую травинку, каждый камешек, куст. Наверное, даже небо над головой было изучено ими по всему периметру, теперь все в ускоренном темпе собирались.
        Кроме двух молодых людей, которые без дела слонялись по поляне. Один высокий, худой и черноволосый, похожий на отрицательного героя блокбастера. Второй ростом невысок, приземист, с крупными чертами простака, блондин, на солнце его волосы отливали соломенным цветом и казались искусственными.
        Валера настроил уши, но слова двумя парнями произносились нечетко, сливались - ничего не понять. Юноша собрался уйти, ощущал-то он себя неуютно, выполняя миссию разведчика, как вдруг к парням подбежала симпатичная шатенка в латексных перчатках. Валера услышал:
        - Отпечатков полно, но одни и те же. Как будто нарочно макали ладони в кровь, а потом дотрагивались до предметов. Конечно, кровь принадлежит девушке, но мы обязаны проверить, вдруг будет неожиданный результат. К вечеру обещаю сказать точно.
        А девушки-то, чью кровь собралась сравнивать шатенка, Валера не увидел, как ни старался вытягивать шею. Значит, девушку увезли.
        - Отпечатки те же, что и на баллончике?  - поинтересовался блондин.
        - Спроси у господ криминалистов,  - бросила она.
        - А результат вскрытия когда будет?  - осведомился высокий.
        - Завтра во второй половине,  - пообещала она, стаскивая перчатки.  - Писанины много. Я побежала. Пока?
        Достав мобильный телефон, она направилась к одной из полицейских машин, стоявших за живой изгородью. А парни неспешно, как и прогуливались до диалога с ней, поплелись к суетившимся коллегам.
        Валера решил: ничего он больше не услышит, а торчать на виду - глупо. Не исключено, что парни на лужайке заметят его любопытство, пристанут с расспросами, а он не готов общаться с полицией. Юноша побежал к выходу из парка, на улице почти сразу остановил маршрутку…

* * *
        Калинин Слава понимал, что друг ждет идеи, как выпутаться, а сказать нечего. Во-первых, страшилка необъяснимая, отсюда малоубедительная: мол, мирно отдыхал с девушкой на травке, а тут больная с фотокамерой выпрыгнула, Глеб побежал за ней, не догнал, вернулся и нашел Дину с ножом в животе.
        Кто ее зарезал? Зачем? Или правильней иначе поставить вопрос: за что убил? Почему оставил Глеба живым? Откуда вообще взялся убийца? Или это роковая случайность, которая на слух звучит как слезливо-сопливая мелодрама, не имеющая ничего общего с реализмом? Тем более не доходило - как это могло случиться с Глебом, человеком-удачей.
        Во-вторых… и в-третьих, и в-четвертых, и в-пятых: если рассказ правда, то Глебу в прямом смысле крышка. И это безусловная реальность, язык не повернется сказать, мол, не паникуй, старина, сейчас не тот век, чтобы бояться бездоказательных обвинений. Тот век, тот. Да и улик слишком много, причем не косвенных, а прямых, значит, даже гений адвокатуры не поможет Глебу. После длинной паузы Слава намекнул на единственный выход в сложившейся ситуации:
        - Тебе нельзя здесь оставаться.
        Глеб лежал на диване, закинув за голову руки. Он не пошевелился, не открыл глаз, хотя Слава ясно дал понять: беги, друг, беги без оглядки. Глеб находился в состоянии полуяви, в каком-то новом коридоре существования - до крайности безысходном, где искать спасительную дверцу бессмысленно.
        - Знаю,  - вяло произнес он.  - Они быстро выяснят, что ушел я с ней, затем мой адрес… И телефон остался где-то там!
        - Тогда какого черта ты тут разлегся?  - бросил ему Слава.
        Им обоим по тридцать три стукнуло этой зимой, оба учились в одном заведении, работают вместе и планы на будущее связывали друг с другом. Однако между ними стоит большущее «но», означающее пропасть,  - так не похожи Глеб и Слава. Людям с киношной внешностью жить проще, следовательно, Глеба судьба любит… то есть любила и, наверное, этой ночью отомстила за любовь.
        Жизнь второго состояла из усилий. Взять тех же девчонок: чтобы добиться симпатии, нужно буквально заставить заглянуть в свою распрекрасную душу и открыть богатый внутренний мир. А на такое скромненькое богатство мало кто клюет, больше плюют в нее - нежную, ранимую, бессмертную. В общем, не притягивается глаз к парням среднего роста, с телосложением Винни-Пуха, носом картошкой, круглолицым и розовощеким, как после морозца зимой. И даже то, что ты хороший человек, не упрощает жизнь, нет. У хороших людей есть принципы, а это в нашей системе взаимоотношений, скорее, недостаток, нежели достоинство. Следовательно, хорошие люди в глазах беспринципных людей выглядят злодеями, ибо портят жизнь ослиной принципиальностью.
        Когда ночной звонок разбудил Славу, он, не задавая вопросов, оделся, сел в машину и поехал. Вот и первый принцип: на помощь другу прийти обязан во всякий час суток. Когда выслушал Глеба… Слава опять не задавал вопросов, а сварил кофе, напоил друга - спать он все равно теперь не будет, выпил сам две чашки и сидел, думая, что предпринять. Но ситуация гробовая.
        - Может, они успели?  - неуверенно предположил он.  - Ты же ушел? «Скорая» без тебя приехала? Вдруг Дина жива и расскажет…
        Глеб порывисто сел, тем самым прервав друга. Он опустил низко голову, словно сил хватало только удержать ее на плечах, а поднять - не осталось. Калинин вернул его в ночной кошмар, когда на Глеба дохнула смерть. Можно посмеяться над сопоставлением: мол, смерть дохнула - просто готовая метафора для бездарного стихоплета. Только вот изморозь прилипла к затылку и до сих пор не оттаяла, состояние подмороженности тормозило работу процессора под черепом.
        - Неужели думаешь, я оставил бы Дину?  - процедил Глеб, взглянув на Славу исподлобья.  - Или другую, пусть малознакомую, но еще живую? Ответь: ты так подумал обо мне?
        - Да совсем не то…  - проговорил было Слава, но Глеб и на этот раз не дал ему закончить, вскочив.
        - Ты именно так подумал, как сказал. То есть я бросил Дину, значит, я скотина, негодяй…
        - Очнись!  - психанул Слава.  - Тебя шиза накрывает.
        - И тебя накрыла бы. Ночью в парке оставить, да? Умирающую? Чтобы ее добил тот… псих? Нет. Я не уходил. Я знал: она умирает. И понимал, чем это грозит мне, если приедут медики с легавыми. Но я ждал. Ждал, когда она умрет. Ничем не мог помочь, ничем! Просто ждал!
        Он сделал паузу. Солнце за окном, поднимаясь над крышами домов, запустило лучи в комнату, стало светло, очень светло. Видимо, солнечный свет раздражал Глеба - он задернул шторы, и монолог продолжился:
        - Признаюсь, было страшно. Если бы тот псих выскочил из засады, я не смог бы защититься. Нечем было. Но он не выскочил. А Дина умерла. На моих коленях! Определить, жив человек или нет, я, извини, в состоянии. Только после этого собрал вещи и ушел.
        Славка дал ему высказаться, не вставляя в паузах ни слова. А ведь Глеб, оправдываясь и упрекая одновременно, был далек от справедливости, уж упреков Слава точно не заслужил. Он мучительно искал способ успокоить нечаянного неудачника, дать ему надежду, чтобы вместе найти единственно правильный выход. И разве Глеб не мог ошибиться в том состоянии?
        - Давай подождем?  - предложил он Глебу.  - Выясним, как там… тогда и будем решать, что делать.
        - Мы и так ждем,  - плюхнулся тот на диван и закурил. Но его мучил собственный поступок, и как мучил!  - Наверное, я все равно не должен был оставлять ее там одну… даже мертвую…
        - Не говори ерунды.
        - Но я ушел. Потому что… мне же никто не поверил бы…
        - И не поверит. Ты правильно сделал, Динке все равно уже, а тебе приклеят ярлык убийцы.
        - Они найдут меня. Очень скоро найдут.
        - Я знаю, где тебя не будут искать.
        Глеб как будто не услышал, а может, не верил, что у Славки вызрел план спасения, он прилег на диван, закинув руки за голову, прикрыл веки. Конечно, он все еще находится там, в парке. Глеб долго оттуда не уйдет, может быть, всю оставшуюся жизнь будет возвращаться туда, а то и жить там, испытывая ужас вновь и вновь.
        - Кто-то подарил человечеству столько технологий…  - забормотал Глеб.  - Всего полвека назад они считались чудесами. Наверное, Бог. Но почему он не научит возвращать время? Представь, сколько людей мечтают вернуть время! На неделю, на день, на час! Чтоб исправить ошибку, начать сначала, кого-то спасти, что-то кардинально изменить…
        - Надеюсь, этого никогда не случится. Подумай, что нас ждет с таким умением. Каждый дебил начнет возвращать время назад, гоняясь за пустяками. Это будет хаос, с которым даже Бог не совладает.
        Внезапно Слава поднялся со стула, глядя на вход. Проследив за его взглядом, Глеб увидел Валерку в дверях и тоже вскочил. У обоих в глазах застыл немой вопрос: «Ну, что там?..»

3
        - Стоп!  - закричала Ника девушке с длинными волосами цвета капучино, в шифоновом платье до пят.  - Остановись, мгновенье, ты НЕ прекрасно. Я сожалею.
        Стоя на коленях перед моделью и бросив взгляд в сторону, она приказала:
        - Лена, посмотри на меня!
        Жгучая брюнетка с короткой стрижкой, подпиравшая плечом стену на черной половине, вяло повернула к ней голову. Ника щелкнула ее, поднялась на ноги и занялась просмотром кадров. Сзади неслышно кто-то подошел, Ника не оглянулась, она знала: это Эд, вместе с ней он просматривает то, что удалось наснимать. «Затылочное опознание» мелькнуло где-то третьим планом, для нее главное результат, а он - не то, к чему Ника стремилась. И она качала головой, отрицая проделанную работу.
        - По-моему, очень неплохо,  - возразил Эдик.
        Когда он заговорил, она повернулась к нему и заглянула в прищуренные глаза. Вовсе не от потоков ветра, создаваемых вентиляторами, жмурился Эд, у него привычка прикрывать глаза до щелочек, за которыми ничего не видно. Возможно, он так прятал себя настоящего, чтобы никто не рассмотрел, каков он есть на самом деле.
        Ничего в нем не нравилось Нике. Ни безупречная белая с кремовым оттенком одежда на субтильной фигуре, зрительно увеличивающая Эдика, ни тонкие губы и ровный нос с узкой переносицей, но выпуклыми крыльями ноздрей, отчего создавалось впечатление, будто он на нюх брал всех, как ищейка. Не нравились волнистые, зачесанные назад волосы, запах дорогого парфюма. Даже то, что он не хам, не невежа, а приличный и хорошо воспитанный молодой мужчина, которому нет тридцати пяти, к тому же не женатый, тоже не нравилось.
        А Эд к ней… типа клеился. Однако, не получая повода к массированной атаке, клеился осторожно, можно сказать, подкрадывался как злоумышленник, это тоже раздражало Нику. Но именно Эдик периодически подбрасывал хорошо оплачиваемую работу, делал ей рекламу (бесплатную), так кто она после этого? Скорей всего, дело в ней, а не в нем, у нее же отвратительный характер. Да, все так и говорят: отвратительный. Те же модели за спиной трещат, будто съемки у Ники - адские пытки, а сама она дожила почти до тридцати, замуж не вышла и не выйдет никогда, мол, не берут ее, потомственную стерву. Потомственная - каково, а? Дескать, по наследству стервозность перешла к Нике. Значит, мама, бабушка, прабабушки были… Эти дуры ничего умнее не могли придумать, лучше бы на себя посмотрели честными глазами.
        - Все не то,  - наконец недовольно вымолвила она.
        Эдик не согласился, а ведь он заказчик:
        - Ну, посмотри, какая воздушность…
        В общем-то кадр превосходный: Ася стоит анфас, волосы и юбка развеваются, как флаг, в одну сторону. Просто мисс Революция! А вот еще: Ася развернута в профиль, руки сзади, грудь (та часть, где должна быть грудь) выдвинута вперед, будто разрывает ленту финиша, поза напоминает взлет птицы.
        - Рожица ни к черту,  - сказала Ника Эдику.  - Посмотри, как напряжена шея. Свободы и грации нет, осмысленности нет. Где ты их берешь, блин?
        Не первый раз идет речь о беспомощности моделей. Но у Ники требования завышены, ей нужна картинка целиком, а ему - одежда в выгодном ракурсе. Собственно, что требовать от девочек, если в городе модельного бизнеса не существует? Его и в стране-то нет по большому счету, потому что нет серьезной индустрии моды.
        - Беру там же: в школах моделей,  - отделался Эд привычной фразой.
        - А когда приведешь хоть одну живую куклу? Живую!
        - Я беру самых-самых. Прости, не понимаю тебя: мы же давно работаем с девочками, ты должна привыкнуть к… их особенностям и подстроиться сама.
        Ника съела замечание, ведь он прав, и с грозным видом двинула к девушке, которая присела на предмет декорации - белый куб.
        - Ася! Почему у тебя лицо дохлой курицы?
        - Что?  - промямлила Ася, щурясь, как Эд, но от потока искусственного ветра, направленного в нее.
        - Смотри…  - Ника сунула ей под нос фотокамеру и, меняя кадры, комментировала: - Красиво, правда? Юбка облепила ноги, волосы в полете… А вот какая красота… Но это моя работа, моя фантазия, взят выигрышный ракурс! И работа вентиляторов. А твоя где? Ты хочешь висеть на баннерах с этой уродливой гримасой? Так тебя не повесят. Тебя заблокируют.
        - Я замерзла,  - с обидой процедила Ася.  - Обязательно ветер делать? В фотошопе куча программ с эффектами. Эдик, пусть она уберет вентиляторы, у меня нос заложило…
        Эдик не успел рта открыть. Ника, если бы ей дали десять секунд и обещание не наказывать тюрьмой за уничтожение Аси, оставила бы от модели одно шифоновое платье, а так - ограничилась воплем потерпевшей:
        - Нет, дорогуша, я лучше заменю тебя. Мне платят за мастерство, а тебе - за части тела. Твой набор преимуществ проигрывает, потому что суповых костей - завались. Что ты, что другая - какая разница? Но ты диктуешь мне, художнику, что я должна делать? То есть подстраиваться под заурядную тупицу, которая не умеет стоять перед камерой? Знаешь, иди! Снимай платье и грейся, сколько влезет.
        - Ладно, я потерплю…
        - Меня тошнит от тебя,  - рявкнула Ника.  - Убирайся! Эдик, давай парней и Анжелику. Остальные готовятся к вечерним съемкам на крыше.

* * *
        По поводу отпечатков, увеличивших шансы стать единственным обвиняемым в убийстве, Глеб даже не сокрушался. Все настолько плохо, что об этом не хотелось говорить. Итак, пришло время удирать. Он отправил Валерку к банкомату снять деньги, достал вместительный рюкзак. Собирая вещи, оба друга забегали по квартире, как тараканы, когда ночью резко включается свет.
        - Часа два в запасе у меня, думаю, есть,  - подсчитал Глеб.
        - Это если нашли твою мобилу,  - уточнил Слава, сворачивая ветровку.  - Но речи о трубке не велось, вдруг ее не нашли?
        - Без мобилы улик полно,  - возразил Глеб.  - И давай исходить из худшего: нашли. Так, зубная паста, щетка… Носки и… и!  - Он раскрыл шкаф, вынул ящик, поставил его на стол и стал забрасывать в рюкзак белье.  - Слышал, что Валерка говорил? Я же макал руки в кровь… Собственно, так и было.
        - Отпечатки нужно с чем-то сравнить…
        - Поймают меня и сравнят,  - заверил Глеб.  - Плюс еще одно обстоятельство не в мою пользу: с Диной мы не звезды считали. И выйдет: сначала я ее изнасиловал, а потом кромсал тесаком.
        - Установить, что секс был по согласию, легко. При насилии на жертве остаются следы борьбы, она же сопротивляется… жертва.
        - Это детали, папочка, наша правоохранительная система в них не вдается. Все не в мою пользу, все! Меня надолго засадят за то, чего я не делал.
        На удивление, Глеб выглядел спокойным и по-деловому собранным. Впрочем, отстрадал он сполна, теперь пора включить программу выживания в нелегких условиях осады. А будет она скоро - осада.
        - Ты уверен, что айфон потерял там?  - спросил Слава.
        - Не уверен. Но когда не везет, то во всех направлениях сразу.
        Глеб машинально присел на стул, машинально вынул из пачки на столе сигарету, прикурил. Опять, показалось Славе, он унесся в ночной парк, где оставил мертвую Дину. В действительности не о ней думал Глеб. Дине ничем не поможешь, это чудовищный факт, не до конца осознанный, но от него никуда не деться - Дины нет. Глеб есть, он жив. Сесть должен убийца, но его, убийцу, не будут искать - вот в чем парадокс! НЕ БУДУТ ИСКАТЬ УБИЙЦУ - это глобальная проблема, зачеркивающая будущую жизнь.
        - А знаешь,  - произнес Глеб, глубоко затягиваясь дымом,  - у меня выхода нет, кроме как самому найти убийцу Дины.
        - Как ты будешь искать, сидя в деревне?
        Глеб потер небритый подбородок, соображая. Ночь была бессонной, голова поначалу не варила, но вот принято решение - и она тут же выдала проект, который он озвучил:
        - Достань пару париков, пару бород и все, что к ним прилагается.
        - Будешь менять внешность,  - скептически хмыкнул Слава.  - Думаю, легавые раздадут ментам твою физию во всех возможных вариантах, собрав ее из фрагментов - усов, бород, бакенбардов…
        - И бакенбарды добудь,  - подхватил Глеб, ткнув его в грудь пальцем.  - Форм усов и бород столько, что каждому менту придется таскать чемодан с распечатками. Меня другое беспокоит: в деревне народ на виду, есть участковый, паспорт затребует и… мне хана. В розыск-то скоро объявят.
        Глеб затянул шнур в рюкзаке и поставил его у дверей. Затем он взял лист из принтера и уселся писать, а Слава рассуждал вслух:
        - Паспорт, паспорт… Да туда пока дойдет сигнал, сто лет пройдет. Поменьше гуляй днем. Кстати, мой старикан уважаемый человек, прятать убийцу не будет. Ну, а если не повезет, права покажешь! Кто там фамилию читает! На карточку смотрят…
        - В моем случае обязательно прочтут,  - заверил Глеб.  - Как в том анекдоте, когда самолет падал в океан, а стюардесса раздавала свистки отпугивать акул. Один пассажир заявил: «Мне обязательно попадется либо свисток бракованный, либо акула глухая». Это про меня.
        - Что ты пишешь?  - осведомился Слава.
        Глеб, складывая лист бумаги вчетверо, поднялся:
        - Уже написал. Держи. Отдашь легавым, когда тебя припрут к стенке, выясняя, где я спрятался. А тебя припрут, у меня открылся дар ясновидения.
        - Прочесть можно?
        - Конечно. Но не сейчас, потом… А вот и Валерка.  - Глеб двинул к вошедшему пареньку, раскричавшись: - Где тебя носило? Ты в Магадан ходил пешком, а потом обратно? Ничего поручить нельзя!
        - Автомат не работал,  - отступал тот, протягивая пачку купюр.  - Я искал другой от твоего банка, ты же сам сказал, чтоб без процентов.
        Глеб вырвал деньги, разделил надвое, часть положил в карман жилета, часть отдал Славе со словами, кивнув в сторону Валеры:
        - Будешь выдавать этой дылде и требовать отчета, куда потратил. Смотри, Слава, не купись на нытье, попрошайничество и прочие уловки, он умеет бить на жалость и совесть. А это тебе.
        Валера покосился на единственную купюру в руке Глеба, не взял ее, для начала поинтересовался:
        - А это на сколько дней?
        - На неделю,  - сказал Глеб, положив купюру на стол.
        - Шутишь, да?  - справедливо возмутился юноша.  - Как жить на эти деньги?
        - У пенсюков проконсультируйся, они на пять тысяч в месяц живут и не умирают. Мне предстоит долго просидеть в подполье, возможно, очень долго, зарабатывать не смогу, следовательно, твои капризы удовлетворять тоже. Учись выживать, а хочешь тратить - заработай. Холодильник забит, макарон полно, консервы есть - не умрешь. Деньги на проезд и бутерброд в колледже получать будешь регулярно. Поехали, Слава.
        - Куда ты?  - бросился за ним в прихожую Валера.
        - Тебе необязательно знать,  - ответил Глеб, надевая кроссовки.  - Славка, за мной! Хочу еще в банк заскочить.
        - Не доверяешь?  - обиделся парнишка.
        Глеб только качнул головой со смешком раздражения. Слава - человек более мягкий, он хлопнул паренька по плечу, ободряюще подмигнул и объяснил то, что Валерка имел право знать:
        - Глеб тебя же обезопасил. Ты не знаешь полицию, они так запутают, что сам не поймешь, как выложил им информацию. А потом будешь мучиться, винить себя. Меньше знаешь - крепче спишь, понял? Не дуйся, я же рядом, умереть с голоду не дам.
        Последнюю фразу он не рискнул сказать громко, прошептал. И рванул за Глебом, который сбегал по лестнице с рюкзаком за плечами. От злости Валера стукнул кулаком о стену да тут же взвыл от боли. Махая рукой, тем самым восстанавливая кровообращение, он вернулся в комнату, а там снова неприятность - купюра на столе. 1000 рэ. На неделю!
        - Совести у тебя нет,  - произнес Валера упрек, но Глебу было все равно, он же его не слышал.  - Привез бы свою Динку сюда - я бы на лестнице подождал! Будто не знаю, чем занимаются наедине с девушкой. И Дина живой осталась бы, и ты сейчас не драпал бы, как последнее трусло. Дурак! А думает, что умный.

* * *
        Центральный вход в офисное здание из зеркального стекла, стальных конструкций и бетона находился в древнем переулке. Здесь ритм жизни всегда занижен даже в часы пик, всегда здесь тихо и сладко щебечут птички, прячась в густых кронах вековых деревьев. Этот дивный зеленый уголок не напоминает о мегаполисе ничем, разве что количеством этажей одной-единственной высотки среди «сталинок». Но стоит пройти пару кварталов в одну или другую сторону, попадешь в водоворот автомобилей и выхлопных газов, проспектов и людских толп, шума и бессмысленной суеты.
        Девушки высыпали из высотки стайкой - прекрасные как звезды, и мужчины, проходившие мимо, замедляли шаг, прекращали важные диалоги. Остановив на юных девах восторженные взгляды, они улыбались, отпускали комплименты, но не пошлости, нет. Внимание сильной половины человечества - своеобразный допинг, повышающий энергетический уровень и самооценку, которая после съемок у Стервы Стервятниковой занижалась до ниже не бывает.
        Девчонки пересмеивались, заметно оживившись, неторопливо вышагивали, будто спешить им некуда. Кстати, и некуда. Август - для студентов это время свободы, а девушки в основном студентки и до вечерних съемок отдохнуть успеют. Они присели на парапет, болтая о всякой чепухе. Впрочем, болтовня не несла даже чепухового смысла, так, о чем вспоминалось, о том и говорилось. На самом деле девочки получали свой допинг, поглядывая на респектабельных владык бизнеса, одновременно подмечая: кто и на кого смотрит, каков успех каждой в отдельности.
        - Девочки, как вам новенький?  - поинтересовалась Соня.
        Она отлична восточным колоритом, а ее тело - объемными формами, не соответствующими эталону модели, но таковы вкусы заказчиков. Если учесть, что среди них в основном мужчины - чему ж тут удивляться? Девчонок одно злило неизменно: мужики-дураки первой всегда выбирали Соню, причем самые лучшие (в смысле - богатые), только потом косились в сторону других девушек.
        - Ты про Деника?  - кинула ей встречный вопрос Тамара.
        Рыжая, как лиса, и такая же хитрая, как эта хищная зверушка, Тамара наверняка имела шапку-невидимку. Серьезно: она неожиданно появлялась и так же неожиданно исчезала, ну, а манера легонько кусать подружек по подиуму сделала ее нежеланной в компаниях.
        - Он та-акой брутальный…  - промурлыкала Соня, посматривая на мужчин, вероятно, прикидывала, кого бы подцепить.
        - И тупой,  - дополнила Виктория.
        Лишь Лену не волновала бизнес-публика, она не подключалась к болтовне, стояла, сложив руки на груди и глядя в сторону, где вообще никого не было. Она и так меланхолического склада, а сегодня мрачная в квадрате. Ни разу не улыбнулась, даже когда ее просили. Удивительно, но Стерва не орала на Лену, как обычно орет на всех подряд, напротив, снимала чаще остальных. Мало того, назначила ей отдельные съемки! Одной! Предложение пробудило черную, как волосы Ленки, зависть! Это значит, Стерва будет делать с ней художественную фотографию для личных целей. Что уж ее устроило в мрачности - неизвестно, но в портфолио Ленки попадут сильные фотки. Справедливости ради надо сказать, что девушка очень и очень индивидуальна. Сочетание коротко стриженных черных волос и «дремлющих» глаз цвета морской волны на европейском лице, оттеняющих смуглую кожу, само по себе притягивало глаз как к чему-то загадочно-неземному, а грусть, исходившая от Лены, усиливала впечатление.
        - Леночка,  - тронула ее за руку Анжела,  - ты чего сегодня такая?
        - Какая?  - перевела на нее тусклый взгляд та.
        - На себя не похожа. Что-нибудь стряслось?
        - Голова болит.
        Видно же: ничего у нее не болит, но раз ей так хочется - кто бы спорил! В это время к ступенькам подъехал катафалк марки BMV, из него выглянула пачка а ля мастифф, которого никогда не морили голодом, и повелительно крикнула:
        - Лена!
        Она вздрогнула, следом замерла, потом медленно повернула голову к катафалку. Радости на ее лице не обозначилось хотя бы для вида - это заметили все девушки. А ведь далеко не за каждой приезжает транспорт из разряда люкс, не у каждой есть мастифф с деньгами в лапах, зато каждая хочет иметь его. Тем временем Лена двинулась к машине с большим нежеланием, словно там ее ожидала мерзкая жаба, впрочем, жаба от мастиффа отличается только размером.
        - Лен, пока!  - крикнула ей Наташка.
        Она не обернулась. Лена забралась в салон, дверца захлопнулась - вот и все прощание. BMV зашевелил колесами и бесшумно заскользил по узкой дороге под красноречивую паузу. Молчание, за которым угадывалась неловкость, как будто девушки проникли в чужую тайну, хотя ничего подобного не произошло, прервала Ася:
        - Воспитанные люди говорят «до свидания», когда уходят.
        - Перестань!  - осадила ее Виктория.  - С ней что-то творится, ты разве не заметила?
        - С нами со всеми периодически что-то творится,  - хмуро парировала Ася, трогая острым носком туфли камешек, случайно попавший на отшлифованные плиты.  - Кого это волнует?
        Ася вторая, кого мало занимало внимание противоположного пола. Ее светло-серые глаза с ярко-черными и выпуклыми зрачками спрятались за длинными ресницами, она поглощена лишь камешком. А ведь сюда съезжаются баловни удачи, даже если они не соизволят познакомиться, смотреть на себя их глазами - не лишне. Но с Асей как раз все ясно, сегодня ей досталось от Стервы Стервятниковой, отсюда настроение резко упало к нулю.
        - Плохо, что не волнует,  - между тем все же возразила Виктория.  - Люди не должны быть черствыми.
        - И жестокими не должны быть,  - подхватила хмуро Ася.  - И подлыми. И злыми. Обманывать не должны, предавать. Но это теоретически, дорогая, а на практике все с точностью до наоборот.
        Правдолюбку и правдорубку Викторию девочки не то чтобы побаивались, но старались не цеплять. По природе своей Вика - рентгеновское устройство, она запросто читала мысли и озвучивала их, довольно точно клеила ярлыки, находила меткие и обидные слова. А чего ждать от девушки, которая учится на философа? Потому с ней и не связывались, во всяком случае, Ася предпочитала держаться подальше от Вики, которая: ты ей слово, она тебе двадцать в ответ, словарный запас-то у нее - всех переговорит. Вот и сейчас прицепилась:
        - А ты, по-моему, неплохо вооружилась практическим опытом.
        - Что имеется в виду?  - взмахнула ресницами Ася, показав глаза, нашпигованные острыми льдинками.
        Викторию Ася почему-то особенно злила, просто так злила, одним своим видом заморской принцессы, делающей одолжение всем, с кем приходится по воле судьбы встречаться. Вместо того чтобы обходить столкновения, как поступают умные люди, Вика сама провоцировала ссоры с ней.
        - Ты на лету схватываешь современные тенденции,  - пояснила она Асе.
        - А я способная. Тебе не нравится моя независимость, верно?
        - Верно. Но потому, что твоя независимость любит наступать на независимость других.
        Нарастающий конфликт мог перерасти в военные действия, к счастью, за Наташкой приехал друг на байке, такой же юный, как она. Он посигналил несколько раз, чем отвлек двух спорщиц.
        - Ой, мой Темка!  - взвизгнула Наташка и побежала к нему.  - Всем пока!
        Она села на байк, надела скафандр космонавта и, махая рукой девушкам у парапета, укатила на двух колесах - не шикарно, зато с милым. Не успел байк скрыться за поворотом, подоспел кавалер Анжелы на иностранном авто, сверкающем на солнце баклажанным цветом.
        - Девочки, поехали? Мы вас довезем,  - предложила Анжела, прошлогодняя мисс города, несмотря на старческий возраст (в прошлом году ей было двадцать четыре).
        - За мной приедут,  - солгала Ася, отказавшись.
        А Вика подхватила сумку на длинном ремешке и, не прощаясь, сбежала по ступенькам к машине. Анжелу от большинства моделей (да и не только от них) отличала доброжелательность ко всем без разбору, она со всеми - как с друзьями, а друзей-то маловато будет в этом серпентарии. Иногда Асе казалось, что Анжела выпала из окна и стукнулась головой об асфальт - до того она нереально позитивная, но за время знакомства убедилась: такая и есть. Все равно Ася недоверчиво относилась к ней, ведь с детства внушалось: кругом враги, будь осторожна, никому не верь, тебя не за что любить и т. д. и т. п.
        Девушки посещают разные школы в свободное от учебы время. Некоторые заведения назвали себя громко - модельными агентствами и оставили в своем «активе» бывших учениц, обещая скоро-скоро протолкнуть их в большой бизнес моды. Девушки не только числятся вечными ученицами, они участвуют в показах, конкурсах красоты, иногда им даже платят за выходы, а мечту лелеют… В сущности, мечта на всех одна: стать топ-моделью за рубежом и грести доллары-евро лопатами, большими лопатами, которыми загребают снег зимой. А провинциальный бизнес, построенный на обмане и отъеме денег у амбициозных девочек и в большей степени у их родителей, не спешит расставаться с клиентурой. Ну, раз в пятилетку одна-две вырываются на настоящий подиум, даже попадают в лидирующую пятерку-десятку. После чего их фотографиями агентства трясут перед носами очередных дурех: мол, вот какие мы крутые, вот кого воспитали, да у нас связи по всему миру. На самом деле, как ни называй баркас, а яхтой он не станет - это дошло до Аси, съевшей собаку на конкурсах.
        Итак, враги разбежались, оставив ее одну, а одной сидеть на парапете не в кайф. Словно путана. Повернув голову, Ася столкнулась взглядом с Эвой, значит, не одна. Ну и дурацкое имя - Эва. Полное имя Эвелина - еще хуже, какая-то назойливая претензия на нечто гламурное, а глянуть - ни кожи, ни рожи. И тоже туда, в модели лезет. Тут Ася вспомнила, что Эва вообще-то никуда не лезет, просто училась когда-то в одной из детских школ моделей, потом несколько лет жила в Москве, вернулась. Она приходит на съемки не сниматься, а просто так, ну, переодеваться помогает, Стерве помогает. Все равно не нравится она Асе. У нее глаза, как у собаки, дескать, приюти меня и накорми, а я тебе верно служить буду. Только Ася сама не прочь, чтоб ее кто-нибудь приютил.
        Должна быть еще Сонька… Ася завертела головой и увидела: игривая кошка строит блудливые глазки сразу двум мэнам возраста ее прадедушки. А где Тамарка?.. Эта по-тихому уползла. Просто дама-невидимка: то нет ее, а то раз - и появляется буквально из воздуха. Тамара сама себе на уме, обскачет всех и от удивления распахнет глаза, дескать, не понимаю, как так получилось. Лгунья и хитрющая зараза.
        Ася забрала с парапета сумочку, буркнув Эве «пока», сошла по ступенькам на тротуар и, очутившись в сквере, который узкой полосой, разделяя дорогу на две части, уходил вдаль, задумалась: куда теперь? Ей везде неуютно… Везде ли? Не совсем так. В следующий миг Ася достала телефон, а через паузу сказала в трубку:
        - Привет, это я. У меня закончились деньги, ты не мог бы немного подкинуть?.. Правда? Спасибо. Я сейчас подъеду.

4
        Глеб стоял у окошка кассира за малорослой круглой теткой, чувствуя, как по спине текут струйки пота от страха, что возьмут его прямо в банке. А тетка попалась претупая, по пять раз переспрашивала кассиршу, тыкая пальцем с ярко-красным маникюром в бумаги. Потом кассирша слишком долго смотрела в его паспорт. Глебу срочно захотелось пить, жажда попросту иссушила, ноги подкашивались…
        - Какую сумму?  - спросила кассирша.
        - Что?  - вскинулся он.
        - Вы не назвали сумму, которую хотите снять. Вам плохо?
        - Нет-нет, мне… нормально. Жарко. В смысле… неважно.
        Черт-те что нес! Глеб через силу улыбнулся, стараясь произвести на кассиршу сносное впечатление, а то вызовет «Скорую», там и полиция принесется паковать. Связи между этими двумя службами никакой, но именно так подумалось.
        - Оставьте минимальную сумму,  - выговорил Глеб сухими губами,  - я не хочу закрывать счет.
        Не хочет закрывать счет - ха! Как будто у него есть перспектива в скором времени снова пополнить счет. В машине он вытер мокрое лицо рукавом рубашки, махнув Славику: газуй, после с тоской смотрел в лобовое стекло.
        Улицы, улицы… Широкие и ровные, кривые и узкие, длинные и тупиковые. Улицы, вылизанные дворниками, ветрами и дождями,  - Глеб любил чистые города, не оскверненные свинством человекообразных. Вне города он не мыслил себя и сегодня, переселяясь в деревню, прощался с городом. Начнется другая жизнь и по другим законам, сколько она продлится - кто ответит? С этого дня Глеб будет пробираться сюда как вор - тайком и маскируясь, опасаясь встретить знакомых, чувствуя опасность ежесекундно и боясь прохожих, остановивших на нем мимолетный взгляд.
        Проезжая пост ГИБДД, Глеб зажмурился - ему казалось, его здесь точно ждут. Но не ждали! Или не заметили. В общем, благополучно выехали за город! Подняв руки с растопыренными пальцами, которые дрожали, Глеб невесело рассмеялся:
        - О-хо-хо… Не помню, чтобы меня так трясло.
        - Всех трясло бы,  - заметил Слава.  - Отвлекись от своих вибрирующих конечностей и подумай, что нам делать.
        - Уже подумал. Тебе - разузнать о Дине. Мы были знакомы месяц, я ее толком не знал. Думаю, убил Динку парень, с которым она встречалась, а потом бросила. Логично?
        - Возможно,  - сухо произнес Слава, слегка пожав плечами.
        - Стоп, стоп. Почему такой тон? Ты не согласен?
        - Да нет…
        - Вдумайся, что ты сказал! «Да нет»! Согласился и отказался в одном предложении.
        - Не цепляйся,  - осадил его Слава.  - Просто не стоит упираться в один вариант.
        - Но он естественный!  - взвился тот.
        - Не ори,  - невозмутимо сказал Слава.  - Лучше поищи еще причины… они называются мотивами.
        Глеб на мгновение замер. Истерия в мужском исполнении, без сомнения - аттракцион незрелищный и не заслуживает ни понимания, ни сочувствия, ни участия. Глеб сказал себе «хватит»! Трудно было это сделать, паника многое перекроила в нем, однако нужно вовремя остановиться, иначе успеха ему не видать. Он сказал теперь без эмоций:
        - Вот и назови еще хотя бы один удобоваримый мотив.
        - Ты,  - дал ответ Слава.
        - Я? То есть?
        - Ты никому не причинял неприятностей? Никто никогда не хотел, например, дать тебе в морду? Припомни, припомни. Ты ж у нас… креативный парень, свободный от всего, от морали и комплексов тоже. Сколько ты мужей орогатил, а? Это же по тебе стрелял мужик из охотничьего ружья? Или кто-то другой спускался по водосточной трубе, завернувшись в полотенце?
        - Да он потом меня благодарил!  - ударил себя в грудь кулаком Глеб.  - За то, что я открыл ему глаза на… Он развелся и уехал к деду за границу.
        - Не все такие благодарные, кое-кто наносит ответный удар шалунишкам вроде тебя. Может, кто-то пас, выпас, успешно подставил тебя и уполз в тень, торжествуя в душе?
        Что ж, Глеб наследил немало по молодости и глупости, и его мозг нервически рылся в закромах памяти: кто, кто, кто?
        - Бывший парень Дины?.. Думаю, она сказала бы тебе перед смертью,  - рассуждал вслух Слава.  - А вдруг все проще? На охоту вышел маньяк, в парке ему попалась девушка, загорающая под луной. Маньяк убивает потому, что его непреодолимо тянет убить. Видишь? Мотивировок много.
        И трех достаточно, чтобы выяснять имя убийцы до скончания века. Глеб приуныл, будущее ему представлялось бесконечной чередой серых будней, ограниченных решеткой и бараком с двухэтажными нарами.
        - Возьми телефон в бардачке,  - прервал его размышления Слава.  - Тебе же нужен мобильник? Это мой запасной. Зарядное устройство там же.
        - Главное, найти гадючку,  - произнес Глеб, осваивая дешевенький мобильник.  - Возможно… хотя надежда слабая… но возможно, она сфотографировала убийцу. Луна светила - будь здоров…
        - Тогда гадючку нужно найти в первую очередь. В первую!
        - В первую? Почему это?  - с недоумением покосился на друга Глеб.
        - Если убийца попал в кадр, как ты предполагаешь, он тоже об этом догадывается. Значит, тоже будет искать ее.
        - Зачем?
        - Чтобы убить.
        - Я помог бы ему прикончить эту гадину! Если бы не она…
        - Теперь эта же гадина может спасти тебя,  - усмирил его благоразумный Слава.  - Но как ее найдешь? Фотики не ставят на учет, как автомобили.
        - Ее фотик стоит как твоя тачка,  - задумчиво пробормотал Глеб.  - Или даже больше.
        Он явно вспоминал что-то, связанное с фотографом, догадался Слава и не мешал ему - наговориться успеют. Калинин переключил внимание на дорогу, которая круто сворачивала и вела через смешанный лес.
        - Слушай, а я знаю, как ее найти,  - встрепенулся Глеб, повернувшись к Славе.  - У моего знакомого такая же фотокамера…
        - Ты успел разглядеть?!
        - Я увидел похожий аппарат. К тому же, как всякий продвинутый мужчина, я периодически изучаю новинки в Интернете. Так вот, если фотик стоит бешеных бабок, это…
        - Профессиональная камера,  - сообразил Слава.
        - Точно!  - прищелкнул пальцами Глеб и ударил себя по колену.  - Эта гадость - профессиональный фотограф!
        - Она тебе так сказала?
        - Именно!  - В возбуждении Глеб заерзал, так как ухватил начало нити и очень надеялся, что приведет она к наглой девице.  - Негодяйка пообещала не выкинуть мои фотки в Интернет, а также, что нигде не будет их выставлять, кроме заграницы, а там и не такое видели. Ее слова я привел дословно. Фото выставляют за границей только профи. Кстати! Она предложила мне… позировать! Все сходится!!! И раз камера крутая, то наверняка есть фотосалон. И не побоялась же тащить в парк ночью крутую камеру!
        - Ты хоть представляешь, сколько точек придется обойти? Этих салонов-студий в городе…
        - Есть другие предложения? (Конечно, не было у Славы предложений.) Вот и начнем с элитных салонов, куда простой человек не сунется, у него не хватит монет оплатить фотку этой камерой. Салонами займусь я…
        - Ты? А как будешь выезжать из деревни?
        - Купи скутер. Дорожных разбойников на скутерах не останавливают бандиты с полосатыми палками.
        - Ты на себя посмотри со стороны и представь на скутере. Эдакая дылда, достающая коленками до подбородка. Тебя остановят, гарантирую.
        - Ладно, подумаю, как быть. А ты займись прошлым Дины.
        - Прошлое подождет. Первостепенная задача - фотограф. Я серьезно, Глеб: если убийца решит, что попал в кадр, к тому же вычислит, где искать фотографа… он уничтожит девчонку. Не опоздать бы.
        - Уф, спасать мне ее что-то не хочется.
        - А придется. Она нужна нам живая. Представь: находят ее труп, просматривают флешки, а на них - ты во всей красе и злобе. В результате несложных умственных комбинаций на тебе…
        - Двойное убийство!  - поник Глеб.
        - Одно утешает: убийце тоже нужно отыскать девчонку среди огромного количества ее коллег, значит, время у нас есть. Но немного.

* * *
        Ника вытянула вверх руки и запрокинула назад голову. Устала. Съемки на крыше заняли два часа, солнце садилось быстро, меняясь ежеминутно, соответственно изменялось и освещение. Но и в сумерках, и в темноте работа продолжалась, это была ее идея - снять девочек с мальчиками на закате и на фоне городских огней. Кадры получились - шик! Особенно парные и на контражуре или высвеченные лучами мощных фонарей, которые Ника выпросила у охраны здания. Впрочем, и одиночки, облитые малиновым закатом…
        - Отлично,  - похвалил Эд, ему Ника показала результат на мониторе в студии.  - Но гарантии не дам, что заведующие бутиков возьмут затемненные фото, на которых одежды не видно или почти не видно.
        - Неважно,  - улыбнулась Ника.  - Эти кадры пригодятся мне.
        - Послушай, Ника… (Вступление сразу не понравилось ей, кажется, Эд что-то замыслил, и предчувствие не обмануло проницательную Нику.) Давай поужинаем наверху?
        Наверху - ресторан «Поднебесье», он на последнем этаже. Панорамные окна, расположенные вкруговую, открывают вид на город, который ночью выглядит космодромом, куда приземляются летающие тарелки. Стало модным предлагать там руку и сердце, Ника в первую очередь вспомнила об этой глупой традиции и чуть не выпалила: «С ума сошел!»
        - Эд, у меня куча работы…
        - А, да, да, да…  - закивал он разочарованно.  - Я забыл, что на первом и втором месте у тебя работа, ей ты посвящаешь себя всю. А на третьем?..
        - Карьера, Эдик,  - вздохнула Ника.
        - М, карьера и работа, конечно, не одно и то же.
        - Не иронизируй. В современном мире женщина должна рассчитывать на себя, я хочу быть умной, поэтому учусь на чужих ошибках. Но не отказываюсь. Давай в другой раз, а?
        - Ну, в другой так в другой. Пока, Ника.
        Обиделся. Ничего, переживет. Ника занялась сортировкой и забыла не только об Эдике, но и о времени, утекающем, как вода сквозь пальцы. Но заскреблась мышка, она и отвлекла Нику, вдруг почувствовавшую, что спина заныла, а шея задеревенела.
        - О-о-ой, засиделась же я…  - протянула Ника, глядя на часы.
        Была уверена: Эд ушел минут десять назад, а прошло, как ни странно, два часа. Начало двенадцатого! Давно пора лежать дома на диване и набираться сил, ведь завтра предстоит трудоемкая работа по обработке кадров. Ника взяла со стола телефон, собираясь вызвать такси… вдруг щелкнула дверная ручка. У нее особый щелчок, будто срывается пружинка, поэтому слышно всякий раз, когда в студию заходят. Почему такой звук - Ника понятия не имела, мастера не вызывала, чтобы наладил, ведь замок закрывался и открывался без проблем. К тому же это удобно, когда слышишь, что кто-то заходит.
        Ника встала из-за стола и заглянула в крохотную прихожую, отгороженную от студии стенками из оргстекла. Сейчас по этим стенам висела одежда на специальных крючках, потому входная дверь не видна с рабочего места. А дверная ручка действительно поворачивалась, но как-то странно, неуверенно…
        - Толик, ты?  - крикнула Ника.  - Что ты там возишься? Заходи…
        Толик - охранник из службы безопасности, Ника его прозвала обходчиком. В свое дежурство Толик регулярно обходит этажи, проверяя… что уж он тут проверял, Ника с трудом представляла. Посетить студию в столь поздний час некому, когда офисы на этажах пустуют.
        А Толик-то не ответил. Странно. Дверная ручка вернулась в исходное положение, дверь так и не открылась. Очень странно.
        - Алло-о!.. То-лик!  - еще раз крикнула Ника, разделяя слова на слоги.  - Это ты?.. (В ответ - гробовая тишина.) Что за ерунда!  - пыхнула Ника, шагнув в прихожую.
        Шагнула и внезапно застыла. Если Толик не ответил, то его там нет - логично? А раз это не он, то… кто? Почему, открывая дверь, кто-то там, в коридоре, не открыл ее? Почему не отозвался?
        Тревожно екнуло сердце, подсказав: за дверью некто с дурными намерениями. Может быть, совсем-совсем с плохими намерениями. У Ники задрожали от страха коленки и почему-то локти. Причем здесь локти, какое им дело до остального тела и головы, которая сообразила: за дверью угроза? Сейчас психов полным-полно, их же не лечат, они гуляют на свободе, а в обесточенных мозгах одни «тараканы» обитают, жаждущие крови. И здание огромно - это то, что нужно садистам. Ты тут кричи, не кричи - никто не услышит. Но телефон-то есть! Ника нажала на «горячую» клавишу, Толик взял трубку сразу, его мобила на дежурствах всегда под рукой, он ответственный:
        - Алло, Ника?
        - Толик…  - Она заговорила шепотом, отойдя от прихожей. Одновременно искала, чем бы защититься.  - Ты далеко?
        - Внизу, а что случилось?
        - Умоляю, поднимись… Срочно! Тут кто-то бродит, пытался ко мне зайти… но почему-то не зашел… Мне не по себе.
        - Иду.
        Штатив! Хорошая штука для самообороны. Ника взяла его и приготовилась встретить злоумышленника, но дверная ручка оставалась в покое. Закрыться бы на ключ, да теперь страшно подойти, вдруг дверь распахнется и там… там что-нибудь стрра-ашное! Дурацкие мысли выедали мозг. Тем не менее Ника разыграла целый спектакль для тех, кто притаился за дверью:
        - Уже подходишь, Толик?! А я думала, ты ко мне сейчас пытался зайти… Не ты? Ну, давай, чай уже готов, я жду… А, уже на этаже?
        Минута прошла, вторая… Черт, это просто мука!
        Еще одна минута прошла, дверь оставалась в покое.
        Шаги! Громкие, тяжелые… Прекратились.
        - Ника, это я,  - раздался долгожданный голос.
        - Толик…  - с облегчением выдохнула Ника, обмякнув.
        Он вошел, второй парень из охраны решил пройтись по коридору и посмотреть, что за поворотами, которых в этой башне, как в лабиринте Минотавра.
        - Ну, что тут?  - спросил Толик, обводя светло-карими глазами наивного добряка студию Ники.
        Славный. Толик действительно добряк, правда, малость занудливый, а занудство - не самая притягательная черта. Ника часто задерживается, в этом бетонно-стеклянном мешке ей бывает неуютно одной, она зовет Толика, и он скрашивает вечера за кружкой чая, чему занудство не помеха.
        - Ты никого не встретил?  - нервно спросила она.
        - Нет.
        - Кажется, я спугнула… не знаю, кого. Кто-то хотел зайти сюда… Вначале послышалось, мышь скребется. Теперь думаю, кто-то вставлял ключ, понял, что дверь открыта, хотел войти… Ты же знаешь, как щелкает ручка. Потом я видела своими глазами, как осторожно поворачивалась дверная ручка, но я окликнула тебя, думая, что это ты…
        - А кому ты давала свой ключ?  - остановил Толик поток слов.
        Ответ был готов, но Ника на миг задумалась, всего на несколько секунд, так как в такие минуты начинаешь сомневаться в себе и вспоминать то, чего не было.
        - Никому!  - с уверенностью заявила.  - Запасной висит у вас… Что этому человеку надо было?
        - Все, что есть ценное… что можно толкануть. А ключей не теряла?
        - Нет. Так это вор?
        - Не исключаю. Но где его теперь искать? Мы же не знаем, как твой вор выглядит…
        - А камеры слежения?  - вспомнила Ника.
        - Они установлены далеко не везде. Здание новое, установка камер дело долгое, дорогое и для арендаторов не первостепенное. Зачем тратиться, если охрана все равно есть? Но я просмотрю записи смежных коридоров, может, найду подозрительных типов. Знаешь, не люблю высотки, особенно офисные, в этом здании легко спрятаться. Ты напугана?
        - Немножко.
        - Вызывай такси и дуй домой, а мы походим по этажам.  - В следующий момент он поднес к губам переговорное устройство и заговорил: - Просмотрите записи камер наблюдения, возможно, в здании есть злоумышленники.
        Тем временем Ника собрала вещи, сложила в баул главную ценность - фотоаппараты и, закрыв двери, пошла к лифту.
        - Ника!  - окликнул ее Толик, она обернулась.  - Разорись и поставь студию на сигнализацию, сигнал будет поступать к нам напрямую. Посчитай выгоду: не придется таскать на себе баулы и риск стать ограбленной сведется к нулю.
        - Спасибо. Обязательно разорюсь.
        Но не сейчас. Сейчас деньги нужны на поездку за бугор. Она поедет туда не с одним чемоданчиком, предстоит везти фотографии уже в оформлении, а это не рамочки для комода. Между прочим, помимо грабителей, есть покруче гниды: конкуренты и конкурентки.

* * *
        Дядя Славки, заметив в друзьях вялость и подавленность, отправил обоих отдыхать, ни о чем не расспрашивая. Глеб заснул, едва коснувшись головой подушки, но в критическом состоянии и в забытьи нечто угнетающее давило на сознание, отсюда сон не был долгим. Не лежалось, Глеб сел. Рядом на диване громко сопел Славка. Нащупав сумку с компьютером, а стояла она у стены, Глеб вышел из комнаты на цыпочках.
        На застекленной веранде Юрий Петрович играл сам с собой в шахматы, тут же на столе работал переносной плоский телевизор, вещая последние новости, без которых старшее поколение отчего-то жить не может. Глядя на рослого, крепкого, бородатого и жизнерадостного старикана (именно так его величали племянник с другом), никогда не скажешь, что ему шесть с половиной десятков. И одиночество для него не есть наказание, а возможность распоряжаться личным временем по своему усмотрению.
        - Чай будешь?  - спросил Юрий Петрович.
        - Ага,  - согласился Глеб, усаживаясь за стол.  - Сколько натикало?
        - Около двенадцати.
        Глеб достал из сумки компьютер, включил его и, постукивая ладонями по столу, ждал, когда загрузится. Юрий Петрович, наблюдая за ним поверх очков, сползших на кончик носа, привел гостя в чувство:
        - Эй, парень, не хочешь чаю налить себе? А заодно и мне, м? Все, что тебе нужно, найдешь на кухне.
        - О… простите!  - подскочил Глеб.
        Поставив на плиту чайник и не зная, чем занять себя, он закурил…
        Окно было распахнуто, его перечеркнула ветка сирени с широкими листьями, они чуть вздрагивали, когда до них робко дотрагивался ночной ветерок. А за веткой зияла черная дыра, в деревне ночь - это ночь без просветов. В глубине черноты чудилось, будто кто-то прятался и следил за Глебом, пробуждая незнакомое чувство опасности и связанный с нею ужас. Ты не знаешь, чего ждать, но ждешь…ждешь и трепещешь… До плеча кто-то дотронулся, Глеб вздрогнул и резко обернулся:
        - А!.. Фу, это ты…
        - Э… э… Пусти!..  - сдавленно произнес Слава.
        Оказалось, Глеб успел схватить друга за горло одной рукой, второй - со стола вилку и замахнуться. Доли секунды на это потребовалось, доли! Опомнившись, он разжал пальцы и вернул вилку на место, промямлив:
        - Прости… мне показалось… Не знаю, что показалось.
        - Ты хоть смотри, кто перед тобой! Чуть не задушил!
        - Сам не знаю, как я… Фу-ты, черт! Извини…
        - Ну и реакция…  - ворчал Слава, поглядывая с опаской на Глеба, заваривающего чай.  - Что тут?.. Чай? Я бы съел чего-нибудь. Посмотрим, что у старикана в холодильнике… Будешь колбаску, сало?
        - Буду.
        - Я выспался, а впереди целая ночь.
        - Хорошо, что выспался, есть идея, как найти фотографичку.  - Глеба просто тянуло как-нибудь уничижительно выкрутить слова, касающиеся девчонки с фотокамерой.
        - Идея? Какая?  - поинтересовался Слава, забросил в рот отрезанный кружок колбасы и принялся кромсать хлеб на толстые куски.
        - Хорошие фотографы имеют сайты,  - начал делиться идеей Глеб,  - а с крутыми камерами тем более. Это способ общения с коллегами по всему миру и привлечения клиентуры. Сейчас сядем за комп и будем записывать адреса фотосалонов города, таким образом ускорим поиски психопатки.
        - Завтра с мобилы можно зайти в Интернет и по ходу…
        - Завтра,  - перебил его Глеб,  - мы не будем тратить время на изучение сайтов, а поедем по адресам самым оптимальным маршрутом. Сегодня их отберем и зарисуем план местности. Некоторые дают план во всех подробностях.
        - Есть же принтер, отпечатаем.
        - Тем более. Отнеси старикану чай, он просил. Жду тебя наверху.
        Пять минут спустя оба уставились в монитор в кабинете Юрия Петровича с фаянсовыми кружками в руках, на столе стояла тарелка с едой. А сайтов…
        - Можно подумать, в городе живут одни фотографы!  - возмущенно произнес Слава.
        - Я специально ее запоминал, думаю, узнаю,  - заявил Глеб.
        - Да? Как? Не все вешают на сайтах свои физиономии. Вот, пожалуйста,  - указал на монитор Слава,  - фотографии владельца студии нет.
        - Рожей, наверное, не вышел. Славка, нам не нужны фотографы мужчины, только женщины.
        - Знаю, знаю…  - щелкая мышью и жуя бутерброд, бросил тот.  - А вот… женщина! И фотка есть. Она ничего… В смысле - ничего хорошего. Печатать?
        - Но это не она.
        - Фотографы должны знать друг друга.
        - Именно!  - воскликнул Глеб, хлопнув его по спине ладонью.  - Мы поговорим с ними, расспросим. Женщины ревностно относятся к конкурентам.
        - Интересно, по каким таким приметам они должны догадаться, что мы ищем вчерашнюю фотографичку? Твои описания слишком общие, под них каждая вторая блондинка подпадает.
        Глеб признал, что целостного портрета не получается, это у него-то! А он видел нахалку, говорил с ней и запомнил ее! Если встретит - узнает, это беспроигрышный вариант, но как других заставить увидеть ее своими глазами?
        - Как же быть?  - расстроился Глеб.
        - Думай! Не найдем ее мы, найдет убийца.
        - Найдет… найдет…  - заворчал Глеб, одновременно заерзав.  - Чего мы тупо уперлись в одну идею? Может, он сбоку стоял и в кадр не попал.
        - Надо исходить из худшего.
        - Но время! Можем угрохать на поиски этой заразы хренову кучу дней.
        - Классная аппаратура панорамой берет местность, так что исходи из худшего. Убийца наверняка стоял в зарослях и выжидал, ты побежал за фотографичкой, а он - к Дине. Пойми, убийца на всякий случай будет искать ее, чтобы уж наверняка себя обезопасить, убрав даже потенциального свидетеля. А у тебя вообще нет выбора! Вместо этого гада искать-то будут тебя, а не его. Девчонку надо найти раньше психа, понял? Нет, как будто это мне одному нужно!
        - Кто и кого убьет?  - неожиданно раздался низкий рокочущий голос Юрия Петровича, застав ребят врасплох. Они так увлеклись, что не заметили, как он вошел, ему удалось услышать добрую половину диалога. Когда племянник невинно захлопал глазами и открыл рот, чтобы солгать, старикан властно поднял руку:
        - Молчать.
        Взяв стул у стены, он подсел к двум заговорщикам, скрещенные руки уложил на выступающий живот, после чего по очереди оглядел жалкие рожицы.
        - Колитесь: кто, кого и почему должен убить? Куда вляпались, мальчики? Только не врать! Я по вашим физиям вижу: что-то случилось. Ну? Слушаю вас…

* * *
        Тремя часами позже этой же ночью Джагупов тупо уставил сонные глаза в айфон, разбудивший его. Номер оказался без имени, в подобных случаях Тофик Джабраилович никогда не отвечает, но ничто так не изменчиво, как застарелые привычки. Спросонок он сам не понял, как произнес осипшим после сна голосом:
        - Да… Я слушаю…
        Ни слова в ответ. Неожиданно раздались короткие гудки, видно, кто-то «залетел» не на тот номер. Джагупов поднял глаза на часы, стоявшие на каминной полке, и вытаращился: три! Раз темно, значит, три ночи. Со сладострастным стоном он зевнул, широко раскрыв рот, после осмотрелся, поглаживая плечи. Заснул он в гостиной на диване, утонув в подушках. Телевизор работал громко - там пели и плясали, от огромного экрана шел яркий свет ядовитых оттенков, раздражая глаза. Джагупов потянулся за пультом на столике у кровати, взял его, внезапно рука скользнула по стеклянной поверхности, а он врезался в столешницу носом.
        - Ой, ё!.. Ё!.. У… Ааа…  - застонал на все лады.
        Неуклюже приподнявшись и не выпуская из руки пульта, он сел, потер ушибленный нос, уменьшил звук. В его возрасте прерванный сон - наказание, но если немного выпить, боль притупится, сон вернется. Джагупов отбросил плед, спустил ноги на пол и ступней зашарил по ковру, отыскивая тапочки. Не нашел. Наклонился вниз… из-за сжатия диафрагмы подкатила противная отрыжка, то ли желудок, то ли печенка житья не давали последнее время. К врачу пора. А еще недавно казалось, здоровья хватит на две жизни, каково же было удивление, когда в пятьдесят организм начал неустанно напоминать: твое время истекает, будь благоразумным. Ну, понятно: не пить, не курить, женщин не любить, не жрать тоннами шашлыки.
        - На хрен такая жизнь?  - высказался Джагупов, поднимаясь с дивана.
        Из открытого окна охлажденная влажность, насыщенная лесным дурманом, заползала в гостиную, приятно касалась кожи и с наслаждением вдыхалась. Однако зябко… Впрочем, здесь и в летнюю жару ночью не жарко, а нынче август перевалил за середину, ночи уж не те, прохладные.
        Шмыгая носом, Джагупов поправил сползшие на бедра цветастые семейные трусы, никто не проверял, но наверняка в этот древний бренд влезет человек пять. Накрыв плечи пледом поверх старой футболки, Джагупов босиком зашлепал к бару, зевая и потирая то затылок, то лысину на макушке. А когда-то вместо лысины росла густая шевелюра… так ведь когда это было!
        Глоток виски - и телу стало хорошо, вот только нос… Тофик утер сопливый нос запястьем (видимо, переохладился, когда спал), а секунды спустя, наливая следующую порцию виски, заметил кровь. Потрогав пальцами под носом и обнаружив уже на них кровь, он поразился: неужели от удара фейсом об тейбл такое возможно? Но если честно, нос у него… сначала появляется нос, потом живот, после сам хозяин всего этого «добра».
        Снова зазвонил айфон и опять номер без имени. Джагупов выпятил губу, все же сказал в трубку:
        - Да, слушаю?..
        Гудки? Наверняка звонил тот же абонент, что и десять минут назад. Вот народ! Ясно же: ошибся номером, так нет - надо проверить. Джагупов решил больше не отвечать, ушел в ванную, промыл распухший нос.
        - М-да, чуть курносым не стал,  - бурчал он, вытираясь и рассматривая себя в зеркале.  - Где молодость, где?..
        Из ванной заглянул на кухню. Набросал на тарелку закусок, из холодильника взял бутылку минеральной воды и вернулся в гостиную, досадуя на разбудивший звонок, ведь теперь фиг заснешь до утра…
        А здесь… ЧЕЛОВЕК!
        Джагупов крепко зажмурился, затем вытаращил глаза… Нет, не померещилось, человек реальный. Джагупов превратился в стоп-кадр, ощутив, как каждая клетка в его теле затрепыхалась, а кишки завернулись в узел от страха!
        Человек не оглянулся, хотя слышал шаги и сопение. Он стоял посреди гостиной спиной к Джагупову, одетый в черно-коричневую одежду. Его голова, затянутая флисовым капюшоном, запрокинулась - он смотрел вверх. Так ведь потолки в доме способны потягаться с потолками в Ватикане - там тебе (у Джагупова) и Рафаэль, и Рубенс, и да Винчи. Один армянин фрески штампует - оригиналы меркнут! Но сейчас хозяин думал не о фресках на своем потолке с вычурной лепниной, а о незваном госте: откуда он взялся?
        - Ты кто?..  - выговорил он с трудом, мучительно соображая, чем грозит столь поздний визит (или ранний).
        Его особняк стоит не на убогих пяти сотках грунта, а на большой площади, рядом участки таких же размеров - только самолетом можно облететь. Это шутка, однако позвать на помощь не получится, не услышат соседи, которых Джагупов, кстати, не знал. Недосуг было познакомиться. И охраны в загородном доме сроду не держал - ну, не дурак, а? Как будто денег у него мало! А-яй, и пистолет в прихожей. Лежит себе в кейсе, а чтоб открыть кейс, надо набрать код…
        В это время гость, натягивая медлительностью нервы, повернулся… Лица Джагупов не увидел, лишь глаза в прорези, как у военных, потому в панике отступал, угадав в фигуре, идущей на него, темный призрак из бездны. Отступал, чувствуя, что призрак посетил его с подлой целью утащить с собой, а жизнь так прекрасна! О, сколько в ней всего, что в молодости только снилось.
        Боль вонзилась так внезапно и была такой острой, что он не смог ни вскрикнуть, ни выдохнуть, ни вздрогнуть. Ничего не понимая, Джагупов просто замер, боясь потревожить адскую боль, которая начиналась в животе и стреляла во все части тела. Но это не приступ - не желудок, не печень, не поджелудочная, а нечто постороннее, беспрепятственно врезавшееся в него, распространяло боль.
        Видимо, нос Джагупова перевесил, и голова наклонилась, подбородок уперся в грудь. В поле зрения попала рука в перчатке, прижатая к его шарообразному животу. Неужели простая рука так сильно, так страшно жалит? Рука подалась назад, а из живота выползло длинное лезвие в кровавых разводах и безжалостно воткнулось снова в человеческую плоть, легко проткнув футболку. После чего лезвие вновь неторопливо вышло и резко воткнулось…
        Джагупов не смог поднять голову и посмотреть в лицо убийце с упреком, возможно, это остановило бы безжалостную руку. Он только наблюдал, как нож входит в его тело и выходит из него, причиняя невыносимую, пронизывающую боль. И понял: это конец. А ничего сделать не мог, ничего! Лишь покорно принимал в себя острую сталь.
        Смерть пришла, когда Джагупов достиг всего, что доступно редким единицам, впереди маячило еще много лет полнокровной и полной соблазнов жизни. Соблазны стоят дорого. Разве не ради них предают, обманывают, идут на преступления, унижаются? Нет? Значит, ради денег? А деньги зачем? Чтобы оплатить соблазны. Джагупов мог бы стать просветителем и читать лекции на тему: соблазн - великий толкач. Он знал, что и чем движет, он прошел через все тернии, отказывал себе во всем в юности, ибо не было денег на хорошую еду, одежду, жилье. Он отказывал себе во многом и в зрелом возрасте ради детей и жены, на которой женили главы тейпа, не спрашивая, хочет ли дочку Бабы-Яги его пятая конечность. И так всегда было: никто не спрашивал, чего он хочет, Джагупову предписывалось удовлетворять хотения других. Да, он остервенело добывал деньги, не брезгуя ничем: обманывал, предавал, унижался, шел на преступления. Потому что знал, ради чего. Ради себя. И вот дети выросли, жену выгнал, заткнув ей рот баблом. Джагупов свободен и богат, наконец, он мог жить…
        Но какое-то ничтожество прокралось в дом и зарезало банальным лезвием. Закололо, как кабана! Обидно, жалко, что все в этом соблазнительном мире для него кончено.
        Из руки выпала бутылка с минеральной водой, покатилась по полу… Тарелка с закусками хлопнулась на пол… Разбился хрустальный стакан…
        Джагупов следил за рукой с ножом до тех пор, пока сознание не удалилось, пока он не перестал видеть и чувствовать. Упал он плашмя и навзничь. Упал, уже не зная того, что падает, а удар об пол располневшего тела сам по себе опасен, к этому времени он ничего не чувствовал.

5
        В дверь с упорной настойчивостью звонили, а утро раннее… Сонная Лена отбросила одеяло, дотянулась до халатика и, сунув в рукава руки, поплелась в прихожую, не завязав поясок на талии. Открыла дверь. Не взглянув на террориста, она оперлась спиной о стену, скрестила на груди руки и отвернула лицо в сторону комнаты.
        - Почему не открывала?  - спросил террорист, войдя в прихожую.
        Не просто спросил, а вложил обиду в вопрос, чтобы, понятное дело, вызвать комплекс вины у Лены. Она запрокинула голову и уставилась в потолок, тем самым давая понять: надоел, устала, катись к чертям собачьим. Вслух трудно сказать это родному отцу, впрочем, Лена не надеялась, что он по мимике поймет ее внутренний монолог, если не понимает сказанных вслух слов. И не понял.
        - Я не расслышал или ты с отцом не хочешь разговаривать?
        Она знала все, что он скажет и какой жест сделает после той или иной фразы, какую гримасу нацепит на свой потрепанный портрет. Сейчас папа скреб грязными ногтями небритую скулу, глядя на дочь с укором и одновременно с достоинством. Уж чего-чего, а достоинства у пьяниц навалом. Ни одна труба не качает столько газа с нефтью, сколько достоинства хранится в заспиртованном теле еще не старого, но слетевшего с катушек мужчины.
        - Не понял, ты родному папе не рада?
        А то по ней не видно! Что плохо: сколько не играй в молчанку, не поможет. У папы, когда он близок к цели, выдержка с терпением - ей бы столько. Но молодость импульсивна, непоследовательна, Лена, твердо решив не вступать в диалог с отцом, сорвалась:
        - Не дам!
        - Что?  - сморщился Евгений Ильич.  - Ты мне? Отцу? Который тебя кормил?! Поил! Растил! Надеялся, дочь будет радостью… А ты с ним так, да?
        Он заводит себя с одинаковой последовательностью: сначала на слезы, потом на «благородный гнев», под финал выдает истерику. Решив ускорить этот процесс, Лена повторила, теперь уже глядя в его бессовестные глаза:
        - Лафа закончилась. У меня нет денег. И теперь долго не будет.
        - Попроси у своего,  - нашелся папа.
        - И не подумаю,  - отрезала Лена.
        - Значит, отцу плохо, а дочь не хочет облегчить участь. Значит, я отрывал от себя, чтоб ей было хорошо, а она куска хлеба теперь не даст…
        Лена оттолкнулась от стены и прошла в кухню, где взяла половину батона, а из холодильника - полпалки копченой колбасы. Вернулась в прихожую, сунула в руки отцу:
        - Вот тебе хлеб, вот колбаса. Теперь уходи.
        Развернув к выходу папу, который не успел опомниться по причине хронического похмельного синдрома, тормозившего все рефлексы в мозгу, она вытолкала его на площадку и захлопнула дверь.
        - Ленка!..  - раздался запоздалый вопль.  - Ленка, открой! Я дом подниму…
        Несколько раз Евгений Ильич ударился боком в дверь - не помогло. Приставив ухо к щели, он послушал пару секунд и заорал громче:
        - Ленка!.. Родная дочь отца выгнала! Воспитал на свою голову! Живешь с богатым мужиком… как последняя… А у него жена, дети… Не стыдно? Кто ты после этого? Ну, подскажи, как тебя называть!
        Лена просто-напросто стекла по стене вниз, как смола по дереву, уселась на пол и, обхватив колени руками, уткнулась в них лбом. Она не плакала, нет-нет, а собиралась с мыслями, с силами. Сегодня столько хлопот… без папаши хватит. Слезы давно закончились, да и какой от них прок? Сухие глаза, холодное сердце, трезвый ум - прекрасный комплект достоинств, дополняющий эффектную внешность. Несмотря на молодость, Лена научилась владеть собой и смотреть на мир глазами взрослой женщины. Если честно, думала, что умеет. Думала до тех пор, пока не случилось…
        - Ленка, сволочь!  - разорялся за дверью папа, человек без порядка в голове и абсолютно без воли, разменявший талант на градусы.  - Мне же надо… для здоровья. Ленка, а если отец умрет? Ты будешь виновата… Мать не жалко? Она ж болеет…
        У мамы с папой болезнь известная, перешедшая в хроническую, а жалость, даже дочерняя (о любви уже речи не могло идти),  - продукт протухающий. И что в данном случае есть жалость, ведь в мире абсолютно все относительно. Пора кончать с вымогательством, Лена громко и отчетливо сказала якобы в телефон:
        - Алло, полиция? Ко мне ломится пьяный мужик, будьте добры, помогите… Адрес? Записывайте: Королева, 35…
        - Неблагодарная!  - обозлился папа, привыкший к регулярным подачкам во времена запоев.  - В полицию… на родного отца?.. Не ожидал! Ну, попомнишь меня! Я тебе устрою, доченька. Чтоб на отца родного натравливать… я тебе поломаю твою кайфовую жизнь.
        - Сейчас приедут, папочка!  - процедила за дверью неблагодарная дочь.  - Будешь ждать, когда тебя запакуют или предпочтешь волю?
        Легавым ехать сюда - минуты три, Евгений Ильич не стал проверять, солгала она или нет, а, прижав колбасу с батоном к отощавшей груди, скатился по лестнице и вылетел из подъезда со скоростью кометы. Очутившись на улице, он отбежал на расстояние и погрозил кулаком балкону квартиры, где жила его дочь.
        Лена как раз поставила турку с кофе на огонь и видела в окно, как у противоположного дома папа тряс кулаком. Он жалок, совершенно чужой, непонятно, что их связывает на этой земле. Разумеется, никуда Лена не звонила, этот прием она использовала впервые, сегодня он сработал, а завтра придется придумать что-то другое. Во времена запоев отец превращается в скотину, вымогает деньги, закатывая скандалы, может валяться в подъезде. Лена отдавала ему иногда последние гроши, лишь бы отстал, ведь перед соседями стыдно. Но сейчас ей самой нужны деньги, это вопрос жизни и смерти в прямом смысле.

* * *
        Глеб сел в машину Юрия Петровича - старикана вряд ли остановят фараоны, а Славка поехал за ними. Лицо Глеба защитили темные очки и бейсболка с большим козырьком, других средств, преобразующих внешность, не нашлось.
        Вчера парни выложили старикану проблему и правильно сделали. Во-первых, рано или поздно он все равно узнал бы, во-вторых, ложь дед чует порами кожи и не прощает лгунов. Что поделать - поколение бескомпромиссных максималистов. К обоюдной радости друзей, Юрий Петрович не заклевал их моралями, напротив, вызвался помочь, согласившись, что обращаться в полицию глупо - повяжут. Являясь пережитком тоталитарных эпох, старикан с пугающим энтузиазмом взялся руководить двумя «отроками», распределив обязанности: Слава с Глебом ищут фотографа, а он отправится по друзьям искать связи в следственных органах. Полиция, полиция… Глеба еще вчера охватило беспокойство, хотя старикану, которого он знал с детства, доверял как себе. По дороге в город он крутился на сиденье, крутился… и не выдержал:
        - Зачем вам полиция? Кинематограф наплодил тупых ментов, на самом деле они соображают неплохо, когда хотят, и быстро вычислят, что вы меня прячете. Мы без них обойдемся…
        - Боишься, нечаянно сдам тебя?  - раскусил его Юрий Петрович.  - Вы думаете, все, кому за шестьдесят, страдают старческим кретинизмом…
        - Вы не так поняли!  - дал задний ход Глеб, но того понесло:
        - Вы, молодежь, нахальные, неумные, невежественные, поэтому попадаете в нелепые ситуации, часто угрожающие вашей жизни. У тебя микросхемы в черепушке не в порядке, иначе ты не занимался бы любовью в парке. Для этого кровать придумали. Неужели в твою ослиную башку не пришло, что в парке ночью полно всякой швали?
        - Юрий Петрович!  - взметнул Глеб вверх руки, ударившись ими о крышу авто.  - Желание уединяться на природе с девушкой и тем более заниматься сексом у меня пропало на веки вечные. Только за высоким забором, в доме с крепкими стенами, с окнами, закрытыми ставнями, и в полной темноте… если не стану импотентом после всего.
        - Молчать,  - ухмыльнулся тот, покручивая руль.  - Лучше слушай умных людей типа меня. Еще повезло, что живым остался, могло быть хуже. Теперь по поводу полиции. У тебя ничего нет - ни подозреваемых, ни мотивов, ни улик, ни версий, чтобы искать убийцу самостоятельно. Поверь, это не так просто, как в ваших заграничных киношках показывают. Полиция на место убийства попала сразу по горячим следам, возможно, они нашли что-то, помимо твоих отпечатков. У них есть пусть плохая, но техника, есть специалисты, опыт. Они практики! Или тебе неинтересно, что думают сыщики, в каком направлении работают?
        Что за вопрос! Жизненно необходимо. Но Глеб молча смотрел в окно, глубоко вдыхая встречный ветер, который неплохо проветривал голову. Не успокоил его Юрий Петрович, старикан это понял и толкнул парня в бок:
        - Не бойся. Мне всего шестьдесят четыре, до маразма еще лет десять. Короче, полицейским ищейкам меня не провести, они не узнают, где ты прячешься. К счастью, мои друзья живы, а у них тоже есть друзья, мы найдем выход на сыщиков и осторожненько выясним, что им известно.
        Глеб ничего не сказал, не верил он в «осторожненько выясним», но в его положении харчами не перебирают. Если бы, открыв глаза, он увидел не сегодняшнее утро, а вечер, когда взял Дину за руку и увел из клуба, его жизнь могла получить продолжение, какое он заложил в долгосрочную программу. Но все изменилось без него. Нелепо: от Глеба ничего не зависело, ничего! Так не бывает, казалось ему раньше, человек сам кует свою судьбу сверху донизу, на практике - не всегда. Ночь убийства Дины стала тяжелым испытанием, которое только начиналось. И где-то у самого сердца завелся червяк сомнения, сигнализируя: та ночь не закончится никогда. Или закончится вместе со смертью. Его, Глеба, смертью. А это совсем не вдохновляющий фактор.

* * *
        - Черт, черт, черт! Боже мой… Боже…
        Нику заклинило на трех словах, которые она произносила механически, держась за голову руками, как в театральной постановке.
        - Не отчаивайся,  - сказала Лидия Даниловна.  - Это не самое страшное, что может произойти в жизни, поверь.
        Она живет в одном доме с Никой, утром подбросила к студии и зашла взглянуть на последние работы, а тут такое! Лидия Даниловна заняла единственный резной стул под старину с высокой спинкой и время от времени поглядывала на часы, ей ведь тоже нужно на работу.
        - Катастрофа!  - добавила Ника новое слово к трем предыдущим.
        - Успокойся. Ты уже ничего не изменишь, смотри с этой точки зрения на происшествие и думай, как все исправить.
        Лидия Даниловна старше на двадцать пять лет и… она настоящая - разве это не исчерпывающая характеристика? Без понтов, добавила бы еще Ника, обожавшая снимать ее не только из-за красоты, встречающейся в этом возрасте крайне редко и которую называют благородной. У Лидии Даниловны глаза, лицо, движения наполнены смыслом, отсюда снимки никогда не бывают бессодержательными. Ника звала ее коротко - Лидан. Разумеется, не подругой была для нее Лидан - слишком разные весовые категории, тем не менее между ними установилась прочная связь, как сейчас говорят, на тонком плане.
        - Столько работы!  - не успокоилась Ника.  - И все к черту, все!
        Она собиралась разреветься, когда в студию вошел Эдик, при нем рыдать - еще чего! Ника позвонила ему, она обязана была сообщить, что вчерашняя работа накрылась медным тазом, нужно переснять девчонок, следовательно, съемки на природе отменяются. Но не думала, что он притащится сам (его только тут не хватало)! Ей и так плохо, но, увидев Эдика собственной персоной, стало хуже. Однако он - источник дохода, причем немаленького, и Ника завязала злость в узел, при этом села на кубик спиной к нему. Ей с ним еще работать и работать, зачем же восстанавливать против себя?
        Эд понял все без слов. Он скользнул взглядом по висевшей одежде - с его стороны было неосмотрительно оставлять в студии дорогой товар, но ведь ничего подобного никогда не случалось. Здание охраняется, не так-то просто вынести отсюда что-либо ночью. Достаточно было беглого взгляда, чтобы определить: одежда цела, обувь… тоже на месте. Эд бесшумно и с облегчением вздохнул, ради этого барахла, за которое ему не расплатиться, он примчался на вопль из телефонной трубки.
        - Полицию вызвала?  - осведомился он. Получив от Ники утвердительный кивок, Эд подошел к столу, где стоял системный блок компьютера, и спросил: - Что унесли?
        - Все цело,  - ответила Ника, не оглянувшись.  - Только… винт…
        Да, вынули винчестер, точнее, выдрали.
        - Странное ограбление,  - сказал он.  - Вещи не тронули, а каждая стоит… Значит, взяли только винт? Почему?
        Очередной раз взглянув на часы, Лидан засобиралась:
        - Мне пора. Ты уж прости, Ника.  - Она дошла до двери, но вдруг вернулась.  - Мне кажется, кому-то понадобилось то, что есть на жестком диске. Подумай, Ника, что это за информация, тогда, возможно, ты вычислишь, кого она интересует. До вечера.
        Сейчас Ника ни о чем не могла думать, кроме как о потерях. С жестким диском у нее украли красивую, облюбованную мечту, с которой ложилась в постель и поднималась утром, с ней жила она дни напролет. Девчонок можно переснять, а серия снимков для выставки - невосполнимая утрата, потому что не подлежит восстановлению. Ценнейшие кадры остались на жестком диске.
        - О, боже, боже, какая я дура,  - ударилась она в запоздалое раскаяние.
        - Почему?  - заинтересовался Эдик, так как в интонации Ники прозвучала уверенность, будто она знает причины налета на студию, речь-то велась об этом.
        - Вчера я работала допоздна,  - неожиданно разговорилась убитая горем хозяйка.  - Щелкнула дверная ручка, ты знаешь, как она щелкает…
        - Знаю. И что?
        - Я думала, это охранник, позвала его по имени, но за дверью был кто-то другой, он убежал… Значит, потом вернулся! Сколько раз мне говорили: не храни информацию на одном компьютере, не храни! Почему я не слушала? Почему я такая тупица?
        - А как дверь открыли?
        - А?..  - растерялась Ника, повернувшись к нему лицом.  - Как?.. Не знаю… Когда мы сегодня приехали, дверь была открытой…
        Эд метнулся к двери, осмотрел замок и немало изумился:
        - Ника, замок цел.
        - Ну да…
        В этот момент в студию вошли мужчины в полицейской форме. Ника бросилась к ним, наивно полагая, что стражи порядка в мгновение ока укажут на вора.

* * *
        Анжела еще раз провела щеточкой по ресницам, последний. Посмотрелась в зеркало, поворачивая голову влево-вправо и проверяя, как выглядят ресницы. Она улыбнулась отражению - улыбка по утрам дает позитивный заряд на весь день, к тому же ей нравилось на себя смотреть, но это, конечно, тайна тайная. А что же тут может не нравиться? Каштановые волосы длинные, пышные, а не три пера в два ряда. Такие же каштановые удлиненные глаза, над которыми раскинулись крылья бровей, изящные скулы, плавно переходящие в подбородок, и чудный рот с натуральными губами, а не силиконовыми протезами. Ну и рост, талия, ноги - как положено для королевы, а улыбка Анжелы - это «луч света в темном царстве». Серьезно, улыбка искренняя, открытая, очаровывающая. Наверное, поэтому к ней льнули люди (не всегда добропорядочные, к сожалению), ведь человек инстинктивно тянется к свету и добру. Но Анжела обычная. Она точно так же, как все, сердится, обижается, плачет, веселится, если есть повод. У нее все, как у людей, включая проблемы.
        Кстати, кстати! Одна из узловых проблем - задержка. При воспоминании об этом тревожно защипало сердце, но Анжела закрыла глаза и несколько раз мысленно повторила: обойдется, пройдет, как насморк.
        Вовремя она прибежала на кухню, иначе гречневая каша подгорела бы, а в ковше, где варились яйца, почти выкипела вода. Однажды забыла про яйца, был такой бэмц… реально бомба взорвалась. Анжела выключила кашу, залила холодной водой яйца и побежала в комнату будить Митю, мужчины удивительный народ, спать будут сутками, если их не будить. Правда, в ее арсенале эскадрона не числится, на кровати лежал всего лишь второй в ее жизни мужчина, но и двух достаточно, чтобы сделать некоторые выводы. Анжела залезла с ногами на диван и громко чмокнула Митю в висок, он не растаял от поцелуя, а натянул на голову простыню.
        - Как!  - воскликнула она.  - Ты отгораживаешься от меня?
        И безжалостно стянула с него простыню, Митя накрыл голову подушкой. Анжела отняла подушку, это тоже не помогло: он повернулся на другой бок.
        - Вставай!  - тормошила его Анжела.  - Знаешь, который час?
        - М?
        - Почти десять!
        - Уй!  - Теперь он хотя бы сел, но при этом глаза его были закрытыми.  - Почему не разбудила?
        - Будила,  - заверила Анжела, переодеваясь.  - Целых два раза будила: когда шла на кухню и перед душем. Если хочешь, спи, а я через двадцать минут выхожу.
        Переодевшись в платье, она повесила халатик в шкаф и убежала на кухню. Митя потянулся с длинным стоном, вероятно, чтобы звук помог собраться с силами и смело ринуться в новый день отвоевывать место под нещадным солнцем бизнеса. Не помогло. Он поплелся в душ, теперь только вода способна взбодрить.
        На кухню Митя пожаловал хмурый, но не от того, что не выспался, а до трех торчал в сетях Рунета. Она поставила перед ним тарелку гречки с молоком, блюдце с двумя яйцами, кофе в большой фаянсовой кружке, а тостер, намазав маслом и кинув сверху куски ветчины, сунула прямо в руку - Мите осталось только съесть.
        - Тебе разве не надо на работу?  - поинтересовалась она, поедая две столовых ложки гречневой каши без масла, молока, сахара и, естественно, без хлеба.
        - Надо. Но я начальство сам у себя, мне можно и задержаться.
        Да, у него собственная фирма. Маленькая. До бизнес-акулы далеко, однако Митя неплохо управляется. Анжела любила бы его, будь он хоть сантехником или… Впрочем, сантехников сейчас полно и с высшим образованием, но они считаются неудачниками, любить их строго запрещается гламурной средой. Нет-нет, Митя как раз удачлив. И умен. Нет ничего хуже глупого мужчины, Анжела таких видела-перевидела и среди столпов бизнеса, глупость не выбирает только бедных, богатые от нее тоже страдают. Митя еще и молод, ему двадцать девять лет, к тому же красив, он самый, самый! Год они… как бы это сказать… в отношениях. То на съемной квартире Анжелы встречаются, то у него на квартире (не съемной). Как раз эти отношения и смущают ее, а также родителей. Целый год вместе, пора бы… да? Но необязательность, судя по всему, устраивает его.
        - Куда собралась?  - поинтересовался Митя.
        - На телевидение,  - ответила она, подкладывая ему еще один бутерброд.  - Сегодня решается моя судьба.
        На его лице с правильными, типично мужскими чертами появилась презрительная гримаса. Анжелу неприятно кольнула реакция Мити, она столько сил приложила, доказывая, что заслуживает места телеведущей, и это без победоносного шествия по постелям. Конечно, не без протекции попала на TV, папин друг хлопотал. Старые ведьмы, присосавшиеся к передачам еще с советских времен, истекали ядом, но оружие Анжелы - искренность, старание, доброжелательность и, разумеется, молодость с красотой. Работа ей нравилась, очень-очень нравилась, да что там, публичность - штука заразная. Не последнюю роль играла материальная независимость, ну, сколько можно просить у родителей или перебиваться случайными заработками? А Митя… Митя поначалу не принял всерьез ее увлечение, теперь, чем чаще появляется Анжела на экране, тем раздражительней становится он.
        - А что ты предлагаешь?  - произнесла она мягким тоном.  - В школе преподавать иностранный язык мне неинтересно, там без меня полно учителей. Переводчиком работать? Подскажи, где. Карьеру модели…
        - Ты же знаешь, я противник модельного бизнеса.
        Вот как: он противник! Да ради бога, Анжела согласна расстаться с подиумом, тем более что никакого дохода этот вид деятельности не принес, кроме жалкого чувства удовлетворения, что ты в центре.
        - Судя по выражению, тебе не нравится и профессия телеведущей,  - сделала вывод Анжела.
        - Мне не нравятся все публичные профессии,  - заявил Митя.  - В самом слове «публичный» заложен порочный смысл. Хм, публичный… это значит тот, кем пользуются все.
        Другая сказала бы: ты не муж, чтобы указывать, чем я должна заниматься, но не Анжела. Он неправильно поймет, как намек, что ей хочется за него замуж. Безусловно, хочется. Еще хочется любви и уважения, наверное, мужчине об этом стоит иногда напоминать, только как-то неловко выпрашивать то, что должно само по себе связывать двух любящих людей. Но именно сегодня, доедая яйцо, Анжела сказала твердо, в то же время неконфликтно:
        - Митя, я буду работать там, где нравится мне, а не тебе, хорошо?
        - Я не хотел тебя обидеть…
        - И ладно. Извини, опаздываю…
        - Я тебя отвезу,  - подхватился он.  - Твое телевидение по пути.
        Отлично, Анжела сэкономит. Она никогда не вытягивала из него деньги, не умела и не собиралась этому учиться. Гордость не позволяла брать и тогда, когда он сам давал - Митя не жмот, просто это неправильно. А девчонки думают… Анжела непроизвольно хохотнула, припомнив реплики по поводу ее отношений с Митей, сложилось мнение, будто она доит его - ужас. Почему-то им не приходит в голову, что их связывает такое архаичное чувство, как любовь, а не рыночные установки «купи-продай». В сущности, все замечательно… только в настроении появилась трещинка. Впрочем, образовалась она давно, а сегодня чуточку расширилась. Все из-за надежды, которая тает, тает… Может, это синдром невротика - видеть действительность исключительно в тусклых тонах?

6
        Районы тех, кому в этой жизни крупно повезло, обычно находятся на отшибе и огорожены, словно независимые анклавы со своим кодексом. Собственно, в каждом городе, городишке и даже поселке есть похожие зоны без доступа. Таун-хауз выбрали те, у кого немножко не хватило денег на гектар земли в придачу к хатке в три этажа. Сюда-то и приехал отец Лены на автобусе, прогулочным шагом прошелся вдоль закрытой территории и озадачился. За коттеджами круглосуточно наблюдает охрана, у которой имелся пост с теплой будкой из кирпича, телефон и шлагбаум, а вокруг коттеджей возвели шиферную двухметровую защиту. Эстетический вкус Евгения Ильича буквально корчился от страданий, когда он изучал гофрированную серость, рассортировавшую людей на белых и дерьмо. Все, что за пределами зоны - дерьмо, разумеется, потому попасть к белым людям непросто. Дыр он не обнаружил, а мимо охраны проскользнуть - дело дохлое. Сторожевым псам надо назвать адрес и фамилию, к кому пожаловал, они звонят жильцам, только потом пропускают, если на то получают разрешение. Долго оставаться здесь незамеченным невозможно, всякий подозрительный
человек привлекает внимание, но Евгений Ильич решил ждать хоть до завтрашнего утра. Он менял точки наблюдения: то у газетного киоска стоял, то ходил вдоль дороги. Несколько часов убил! Наконец с территории таун-хауза выехала машина белого цвета со знакомыми номерами. Евгений Ильич подпустил ее ближе, присматриваясь, кто за рулем… Она! И кинулся наперерез. Получив удар, он упал на капот, царапая полированную поверхность пальцами, дабы удержаться, но это нереально. Он соскользнул на асфальт, когда машина резко затормозила. Из авто выскочила ополоумевшая женщина лет сорока, закудахтала, заметалась:
        - Боже… Вы… Вы бросились под колеса… Я не виновата… Вы живы?!. О, Господи, что мне… Эй!.. Как вы там?..
        Она судорожно жала на кнопки телефона, ее губы дрожали, руки тоже. Евгений Ильич не сильно-то и ушибся, подумаешь, на заднице синяк будет! Кости-то целы. Поднимаясь, он бросил орущей курице:
        - Не кричите, живой я.
        - Слава богу!  - вздохнула женщина и на всякий случай предупредила, чтобы, вымогая деньги, он был скромней: - У меня видеорегистратор…
        - Куда вы звоните?  - осведомился «пострадавший».
        - В «Скорую», конечно… И полицию надо вызвать…
        - Не надо! Я в порядке.
        - Да?  - чуть не плача, произнесла она.  - А потом мне претензии предъявите и заявление накатаете? Нет, уж лучше сразу… с протоколом и полицией…
        - Я не мошенник,  - принялся заверять он, помахал в лобовое стекло.  - Алё, видеорегистратор… Я нарочно кинулся под колеса. Мне нужно было остановить машину.  - Теперь повернулся к курице: - Да, вы мне нужны!
        Опустив руку с трубкой, она смотрела на него испуганными и непонимающими глазами. «Некрасивая»,  - оценил Евгений Ильич, скользнув по изобильному телу беглым взглядом. Как истинный художник, изучающий модель, задержался на лице, хотя портрет - не его стихия. Он быстро определил, что внешнее благополучие не маскирует внутренней разрухи, зря эта дама не пользуется косметикой, бесцветные женщины мужиков не привлекают. Но черты лица все-таки приятные, линии мягкие, может быть, это свойства характера облагородили лицо простушки. Да и полнота всегда «утяжеляет» возраст, значит, она моложе, чем показалось издалека, помимо этого вблизи Ольга слишком простовата и чуть-чуть жалкая. Но он слишком беден, чтобы заходиться в приступе жалости. А столь подробное изучение понадобилось, чтобы прочувствовать ее и определить: пойдет на сделку с ним или…
        Едва Ольга пришла в себя, естественно, захотела выяснить, зачем он бросился под ее колеса.
        - Вам… Вы… А что вам нужно?
        - Вас зовут Ольгой,  - скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он.
        - М… да. Вы меня знаете? Откуда?
        - Хорошие вопросы,  - с утрированной многозначительностью ухмыльнулся Евгений Ильич.  - Поговорим в машине?
        Многозначительность всегда заинтриговывает, она как бы намекает, что информация под грифом секретно. Мало кто отважится не вызнать тайну, ведь уже понятно: речь пойдет о близких людях. Ольга же с опаской разглядывала антипатичного мужчину, не решаясь пригласить в чистенький салон дорогого авто.
        - Что, не нравлюсь?  - провокационно хмыкнул он.
        - Дело не в этом…  - стушевалась Ольга.
        - Мы мешаем транспорту,  - нашел убедительные доводы Евгений Ильич.  - Уединиться здесь негде. Одет я плохо, но не грязный же, под ногтями краска, я художник. А у меня есть для вас очень…  - И понизил голос, слегка наклонившись к ней: - …очень интересная инфа.
        Любопытство взяло верх, как и должно быть:
        - Ладно, садитесь. Только я спешу…
        - Когда я выложу кое-что про вашего мужа, вам не захочется спешить.

* * *
        Зловеще защелкали в прихожей замки…
        Ася напряглась, приподнявшись на локтях, прислушалась… Входная дверь хлопнула… Звякнули ключи… Ася провалялась целый день: то спала, то просто лежала, а тут вскочила, будто ее подбросил батут. Пачку кукурузных палочек забросила под кровать в дальний угол, примчалась на кухню, вытащила из холодильника два пакета, метнулась в свою комнату и туда же их - под кровать. После этого отправилась в прихожую и… не ошиблась! Асе захотелось завыть: «Почему мне так не везет?!» Вместо этого она, по-детски удивившись, словно ей встретился человек в гриме, под которым с трудом угадывались знакомые черты, тихо выговорила:
        - Ты?..
        - Родную мать не узнаешь?  - переобуваясь в домашние тапочки, буркнула Марина.
        - Почему так рано? Ты же собиралась в понедельник вернуться.
        - Думаешь, твою бабушку можно вынести больше трех дней?
        Собственно, как и бабушкину дочку. Ася и получаса не выдерживала Мариночку (так она называла мать), только полная зависимость заставляла мириться с ней и часто-часто прикусывать язык, чтобы не дразнил родительницу. Обе враждебно изучали друг друга, словно искали недостатки, появившиеся за дни разлуки. Марина увидела на дочери трикотажные шортики, ночную маечку на бретелях, спутанные волосы и с ходу - в крик:
        - Ты что, до сих пор в кровати валялась? Скоро вечер, а она только из постели вылезла! Стоит отлучиться, ты превращаешься в сорняк: спишь и спишь. (Еще и ест до отвала, но маме этого знать нельзя, иначе совсем озвереет.) Неси сумки на кухню, я не вьючное животное, натаскалась за сегодня.
        Дочь подчинилась беспрекословно, груз до кухни тащила волоком - откуда силы возьмутся, если мамуля морит голодом? Вот и кончилось счастье. Оно случается редко, дарит неповторимые минуты расслабления, покоя, отдыха и свободы. Называется счастье - одиночество. Люди идиоты, когда страдают: ах, я не могу жить в четырех стенах один (одна), мне бы хоть кто-то дышал под боком. Асе все эти дышащие-говорящие-сопящие-хрюкающие даром не нужны ни перед носом, ни под боком, ни тем более на одних квадратных метрах! Она упивается одиночеством, когда остается одна. Жаль, деться некуда. При этом желательно удержать атмосферу на уровне покоя. Как этого добиться? Например, угодить родительнице, дать понять, что о ней заботится дочь. Ася поставила чайник на плиту, готовила чашки… Но маме угодить - легче утопиться там, где никогда не утонешь, к примеру, в луже глубиной пять сантиметров.
        - Куда чайник ставишь?  - взвилась Марина, появившись на кухне.  - И так жарко.
        Какая жара, откуда! Август подходит к концу, жары как таковой уже не наблюдалось в этом году. Ася так и вовсе половину лета мерзла, ей почему-то постоянно холодно, всем жарко, а она зябнет, девчонки по этому поводу отпускают шуточки, глупые и пошлые, надо сказать. Ася взгромоздилась на стул с ногами, словно птичка на жердочку, взяла яблоко и вздохнула. Теперь нормальной еды не видать, ведь Мариночка приехала. Потерев о майку яблоко ровного желтого цвета, она запустила в него зубы и… получила шлепок по рукам:
        - Помой хотя бы.
        - У бабушки фрукты чистые.
        Бабушку Мариночка не выносит, но это не мешает таскать от нее по две сумки с продуктами, которые она сейчас выкладывала на стол или сразу отправляла в холодильник. Из продовольственного пайка Асе достанутся яблоки и овощи. Зато без химии и низкокалорийная еда! От такой еды Асин желудок будто в стиральной машине прокручивают, но родительница строго следит за содержимым тарелки дочери, ни грамма сверх нормы не подкинет. Напротив, отберет, если заметит, что дочь тайком чревоугодничает, украв лишних три зернышка риса. Ненавидела Ася яблоки и овощи (с химией и без), но когда голод закручивает кишки, съешь даже маму родную, зная, что она жутко невкусная, вдобавок ядовитая, как мухомор.
        - Сядь нормально.  - Началась муштра, Мариночка себя считает в этом деле докой.  - Опусти ноги на пол! Столько лет пытаюсь сделать из тебя леди, а ты остаешься пацанкой из подворотни.
        Это сказала аристократка с крестьянско-лакейской родословной, выросшая в совдеповской коммуналке, которую перестроили из бывшей купеческой конюшни! А народу мамуля заливает, будто княжеского роду. Видела Ася на пожелтевших фотографиях «князей» в потертых шинельках, обмотках на ногах, в одеждах прислуги и платках, а лица… Мариночка фотки никому не показывает, стесняется «князей», да и сама она далеко не красотулька, ведь властное лицо злой колдуньи не может быть даже приятным. Она высохла, словно ее достали из гробницы фараона, куда поместили три тысячи лет назад в качестве антуража к похоронам. Да, мамуля страшненькая. Каким образом Ася получилась эталоном во всех отношениях - вот уж, действительно, загадка природы.
        По профессии Марина хореограф, а истинное ее призвание - мучительница, она мучает дочь, танцорок, соседей, достается всем. Безапелляционное суждение, оскорбительная манера в общении, самомнение - как ее терпят? Правда, не все, отец Аси, к примеру, сбежал. Сцапал, что под руку подвернулось из личных вещей, и… бегом на максимально возможной скорости, без оглядки! Убежал с одним баулом и кейсом. Мариночка достала папу крепко, у Аси язык не повернется его осудить. Он давно женился, наплодил двух детей, дома его облизывают, папа доволен. А мать бесится и бесится, конца ее бешенству не видно. Ася мечтала, чтобы нашла она мужика и не вылезала из спальни, наступило бы время блаженства, потому что мамуля отстала бы от нее. Только это должен быть либо больной на всю голову, либо хронический мазохист, другие не подойдут.
        - Была у него?  - спросила Марина.
        Уф, как Ася содрогнулась. Боялась этого вопроса, но он прозвучал. Он не мог не прозвучать. От ответа не улизнуть, значит, надо сказать:
        - Нет.
        - Что?!!
        Мама умудрилась в одном коротком слове выдать такую полифонию - симфонический оркестр умер бы в полном составе от зависти, услышав. Однако Асе не до смеха, когда она видит белеющие глаза матери, на всякий случай девушка втянула голову в плечи.
        - Как-как ты сказала?.. Нет?.. Ну-ка, повтори… Я ослышалась, да?..
        - Нет,  - негромко повторила дочь.
        Марина задышала, словно вулкан перед извержением, она же психованная. Раньше Ася думала: «Почему она со мной так?..» Но когда осознала себя взрослым человеком, а случилось это где-то в восьмом классе, поняла причину, которую и не выскажешь никому, потому что никто не поверит. А суть обидная, унизительно-оскорбительная: Марина не любит Асю. Да-да, вот такая бредятина: мать не любит свою дочь, кровь и плоть. Может, из-за отца, который бросил ее, или попросту жаба давит из-за внешности и молодости дочери, или она завидует всем удачливым бабам. Но может быть, она в целом ненавидит весь мир, он же не дал ей того, что Мариночка, по ее мнению, заслуживает в этой жизни. А заслуживает, разумеется, как у Пушкина, «быть владычицей морской». Не хило, да? Впрочем, какова бы ни была причина, что Асе от того? И каково понимать, что она - средство достижения целей и удовлетворения маминых амбиций, а не собственных? Теперь в обязанность Аси вменяется достичь всего того, что прошло мимо мамули. Идиотизм!
        - Я с тобой разговариваю?  - грубо толкнула ее в плечо Марина.
        Ася желала мира. Но мир так же призрачен в этом доме, как дурацкие мечты, далекие от реальности. В такие моменты в Асе внезапно срабатывает некий переключатель, и вот уже на стуле сидит не длинноногий воробышек, а дикая кошка, охотница на воробьев. Она подняла налитые ответной нелюбовью глаза на мать и, разделяя слова на слоги, чтобы отпечатались в мозгу безумной женщины и она не переспрашивала, отчетливо-раздельно отчеканила:
        - Я. Не. Бы. Ла. У. Не. Го.
        - Ты соображаешь?..  - задохнулась возмущением Марина.  - Да как ты посмела! Дура! Идиотка! Я столько сил потратила, столько здоровья угробила! Наконец тобой заинтересовался настоящий человек, с его помощью ты можешь выйти на первые позиции! Это колоссальные перспективы…
        - Вот и спи с ним сама!  - вырвалось у Аси. Нечаянно вырвалось.
        Мама дочку по щеке - хрясь! Ася даже не обиделась, тем более к рукоприкладству привыкла. Но! Была и новизна в их отношениях: дочь впервые огорошила мать строптивостью. Обычно Ася хотя бы молчит или просит прощения со слезами в глазах, а тут поднялась и ушла в свою комнату, не забыв запереть дверь изнутри, потому что Мариночка, когда входит в психопатический транс, способна отодрать голову дочери от тела. И то и другое Асе самой пригодится.
        - Ах, не хочешь спать?  - бесилась за дверью Марина.  - Пока мало было желающих с тобой переспать. Что ты о себе возомнила? Ты особенная? Умная? Знаменитая? Или у нас под дверью толпы твоих поклонников ночуют? Нет, ты заурядная. Бездарь! У тебя ни к чему нет способностей! Требовалось-то немного: слушать мать, раз своих мозгов не имеешь. Научись хотя бы мужиков богатых доить, как это делают умные девушки! Тебе и это не по плечу. Сначала добейся успеха, стань независимой, а потом будешь выбирать, с кем спать. И не забывай, тебе уже двадцать лет, двадцать! За два года не сделаешь карьеру - все, на пятки наступят моложе и красивей…

«Несчастная»,  - подумала Ася, упав на кровать плашмя. Вообще-то она тоже не задыхалась от счастья, понятия не имела, что это такое. Потому считала счастьем время, когда рядом никого не бывает. Но это же ненормально!
        - А яблоко!  - вскинулась она.
        Ну, теперь не выйти из комнаты, пока Мариночка не заснет, а произойдет это нескоро. Однако Ася вспомнила, что под кроватью целый мешок продуктов. Достав пакет, она вынула половину палки колбасы, кусок сыра и, откусывая по очереди от каждого куска, улеглась на спину. Хлеба, жаль, нет. Кукурузные палочки подойдут, но мама услышит хруст и тогда выломает дверь, а из дочери сделает отбивную котлету. Ася с наслаждением жевала и под аккомпанемент маминой словесной дроби искала в своей биографии моменты, когда она все-таки была счастлива хоть немножко…

* * *
        Ольга припарковалась в безлюдном переулке, cдвинула на лоб солнцезащитные очки, после чего с интересом покосилась на самоубийцу или кто он там? Этот ненормальный чувствовал себя комфортно: развалился в кресле, выставил локоть в окно, насвистывал и, похоже, забыл, что поговорить - его инициатива.
        - Я слушаю,  - сказала Ольга сухо.
        - А, да!  - выпрямился он, после повернулся к ней всем корпусом.  - У меня достоверная информация, но она…
        Евгений Ильич поднял руку, потер пальцы друг о друга, намекая на вознаграждение и ухмыляясь. Ольга, отставив первое впечатление, а было оно негативным, посмотрела на вымогателя другими глазами - беспристрастными. И что? Видно сразу: пьянь. Но если его помыть, постричь, приодеть и не давать пить с месяц, он предстанет почти красавцем. В сущности, мужчину красит ум, а у него глаза умные, хоть и подлые. Вероятно, что-то не заладилось в его жизни, Оля, сама намаявшись от безденежья в юности, жалела всех сломленных.
        - Я дам денег,  - пообещала, отведя глаза в сторону.  - Если ваша информация того стоит.
        - Стоит, стоит,  - с жаром заверил он.  - Я знаю адрес квартиры, которую снял ваш муж любовнице. Я знаю, как зовут ее, где она работает, учится.
        И заглянул в лицо Ольги, подавшись корпусом вперед… надежда вытянуть из нее хотя бы пару сотен скоропостижно скончалась. Где рыдания, проклятия, угрозы, на которые так падки женщины в миг, когда рушится вся вселенная? Тем более рядом незнакомый человек, которого, она, возможно, больше не увидит, значит, он не врет, ему незачем. Неужели Евгений Ильич обманулся? Похоже, да. Ольга отнеслась к новости индифферентно, а он столько часов прождал эту сытую корову! Но вдруг она:
        - Чем докажете, что говорите правду?
        - Да ничем. Я просто говорю правду. Если пожелаете, то убедитесь в моей честности, когда застукаете мужа у любовницы. (Да она просто сталь! У него остался последний козырь, правда, слабый.)  - Любовница - моя дочь.
        - Что?!  - почему-то ужаснулась Ольга.
        - А то! Дочь моя. Думаете, мне приятно, что ее пользует чужой мужик? Пусть отстанет от моей Ленки! Задурил ей голову, она ж молодая, глупая еще. Но очень красивая, тут я его понимаю… Давайте так: сначала деньги, потом… стулья.
        Он приготовился красноречиво растолковать выгоды владения информацией, а мадам без уговоров раскрыла сумочку и запустила туда пухлую ручку. Увидев купюру, предатель свел глаза в кучу, не веря везению, в атрофированном мозгу пульсировало: пять штук, пять штук! Вот это деньжищи! Цапнув купюру, он крякнул и скороговоркой выложил адрес, имя, по каким дням и в какое время муженек заезжает к Ленке. Теперь Оля пусть переживает на здоровье, а он с легким сердцем открыл дверцу авто и уже ступил ногой на асфальт, но тусклый голос обманутой жены задержал его в машине:
        - Вы очень плохой человек.
        - Чего?  - обернулся он, изобразив угрозу на лице.
        Она не видела его мимических ужимок, следовательно, не испугалась. Ольга смотрела прямо перед собой и говорила будто бы и не ему вовсе:
        - Как можно сдавать родную дочь? И кому? Жене любовника. Люди сейчас способны на любой тяжкий проступок. Ее же могут… изуродовать… даже убить. По вашей вине. Из-за вашей алчности и подлости.
        - Знаешь, не совести меня…
        - Что вы, я не так наивна, чтобы совестить человека, который с совестью давно расстался.
        - М…  - Он все же смутился, во всяком случае, бесстыжие мигалки потупил.  - Зря вы так… хлестко. Да, я никто сейчас, меня смяло колесо истории… а вас то же самое колесо подбросило вверх. Незаслуженно подбросило. Ну кто вы, кто? Торгаши. Барыги. Ничего не создаете, не производите. Раньше были спекулянтами, а сейчас - бизнесмены! Бизнесмены - пф! Но знаете, уважаемая, если вас не станет всех разом, ну, денетесь вы куда-то, к примеру, корабль инопланетный вас заберет, мир не рухнет, не-а. Никто не станет искать: а куда делись жулики? Загоняли нам фуфло под видом брендов, где ж они? Потому что никто не заметит, что вы исчезли. Учителя будут учить, врачи - лечить, а крестьяне - кормить. Вот они незаменимы. Зато понтов ваша порода имеет больше, чем у датской королевы. Но у нас же в России как: от сумы и от тюрьмы… Будьте счастливы.
        Оратор захлопнул дверцу и пошел восвояси, сунув руки в карманы брюк и сжимая в одной из них купюру.

* * *
        Поздно вечером Лидия Даниловна зашла к Нике узнать, что думает полиция по поводу экстравагантного ограбления. У той была готова собственная версия, причем полицию она в свои домыслы не посвятила. Предоставив Лидану ноутбук с фотографиями супермачо из парка, Ника уселась на подоконник, обхватила колени и уставилась в раскрытое окно. В комнату нежно вливался ночной воздух, после суетного дня он был как подарок, живил прохладой.
        Вот на кого хотелось бы быть похожей Нике - на Лидан. Во всем. Во-первых, умение держаться: Лидан не суетлива, движения ее плавные, но точные. Она сдержанна, попусту не болтает, начитанна, умна. Во-вторых, живет по правилам, которые успешно забылись не только поколением next, аксакалами тоже. Ну и последнее - внешность: тонкие черты выточены искусно, фигура почти не претерпела изменений, так что смотреть на Лидан приятно. Все в ней гармония, все диво… Но почему-то люди, близкие к идеалу, не бывают счастливыми. Правда, Лидия Даниловна никогда не жаловалась, только это необязательно, чтобы понять: эта женщина что-то прячет внутри себя. Поэтому ее темно-серые глаза обращены внутрь и всегда грустные.
        - Ну, знаешь…  - после длинной паузы потрясенно выговорила Лидан.  - На его месте я бы тебя убила.
        Как многие молодые люди, не обремененные моральными принципами, Ника полагала, что для натур творческих ограничений не должно существовать, потому фраза «я бы тебя убила» вызвала протестный тон:
        - За что?!
        - Как ты не понимаешь…  - покачала головой Лидан.  - Так нельзя!
        - Почему нельзя?
        - Потому что! Разве это нужно объяснять? Нельзя, и все! По какому праву ты вторглась со своей камерой к этому парню? В такой интимный момент… Ты совсем рехнулась? На юридическом языке это вторжение в частную жизнь!
        - А не надо любовью заниматься на травке!
        - В нормальной стране подобный проступок карается законом. Слышишь - карается! А не наказывается.
        - Я и не рассказала полиции,  - заворчала Ника.  - Подумала, вдруг меня арестуют…
        - Ага, ты все же знаешь, что так поступать нельзя,  - подловила ее Лидан.  - Знала, но снимала парня и его девушку. Ника, я… разочарована. Ты воспитанная, начитанная и глубокая девушка, а повела себя… Не ожидала я.
        Она снова перевела взгляд на снимок обнаженного молодого человека, схватившегося за прутья ограды, признав, что оторваться от изображения трудно. Искаженное яростью лицо (что нисколько его не портило), растрепанные пряди волос, ровные зубы, яростный взгляд - во всем этом такая мощь чувствовалась, что невольно комок подступал к горлу. Прутья ограды только подчеркивали силу и, конечно, красоту. Кадр получился смысловой: будто парня посадили в клетку, откуда он рвется на волю, но не проходило ощущение, что ему никогда не вырваться. Вздувшиеся жилы, рельеф напряженных мускулов, блики на мышцах, капли пота, поймавшие световые отблески… Потрясающе! Нике удалось невозможное: красота и безысходность в одном кадре. Сфотографируй то же самое кто другой - эффект пропал бы, однако Лидия Даниловна удержалась от восхвалений, а то у девушки головка закрутится не в ту сторону. К тому же речь велась не о великолепии кадра, даже не о проступке амбициозного фотографа, распрощавшегося с деликатностью,  - все это явилось отступлением от главной темы. К ней, теме, Лидия Даниловна и вернулась:
        - Он не мог пробраться в студию и забрать диск.
        - Почему? Потому что этот парень понравился вам? А если он негодяй и подонок? С его внешностью разве это редкость?  - забросала Ника вопросами приятельницу, развернувшись к ней лицом и свесив ноги с подоконника.
        Видимо, к собственной версии она успела прикипеть, теперь ей сложно отказаться от вполне убедительного и логического объяснения. Лидия Даниловна подошла к ней, ведь проще заставить человека следовать логике при прямом общении, когда смотришь в глаза.
        - Посчитай,  - предложила она.  - Парень не знал ни твоего имени, ни фамилии, ни адреса студии. Как думаешь, хватит одного дня, чтобы найти тебя в огромном городе?
        - Он мог случайно попасть на меня… скажем, во время съемок у офис-центра,  - нашелся ударный довод у Ники.
        - Прекрасно,  - скептически усмехнулась Лидан.  - Он выследил, куда ты пошла, попробовал проникнуть в студию, но ты еще была там. Тогда он дождался ночи. И ночью… Прости, а как он вошел в студию?
        - Открыл.
        - Замечательно. Чем?
        Как раз на этот вопрос у Ники ответ был, его она и выпалила:
        - Менты сказали, ключом! Или отмычки подобрал. Еще недовольны были, что их вызвали по такому пустяку, мол, эка невидаль - винт выдрали!
        - Полагаешь, этот красавец,  - кивнула в сторону ноутбука Лидия Даниловна,  - носит в кармане отмычки? То есть опять совпадение: он ворюга-домушник, да?
        - А что не так?
        - Да все. Конечно, забрать свои снимки он наверняка хочет. Как и наказать тебя, а наказания ты заслужила - да, да, да. Но за один день… Нет, Ника, за день управиться со всеми задачами невозможно. Что у нас в остатке? Ключ, так?.. Ну и где он взял бы его?
        До Ники, наконец, стало доходить:
        - То есть вломился ко мне в студию и украл винчестер кто-то другой?
        - Конечно! Скажу больше: вор имел доступ к твоим ключам. Например, сделал слепок, отнес его слесарю и тот выточил ключ. Но на это нужно время.
        Ника задумалась, прокручивая в уме, кто из знакомых решился прийти в здание ночью, предварительно подготовившись, и украсть винт? Какая крайность заставила совершить воровство?
        - Но жесткий диск больше никому не нужен!  - сам собой напросился вывод.  - Там ничего секретного, сомнительного или порочного нет. Там даже снимков этого парня… э… Глеба… нет. Я не внесла их в студийный комп. Не успела.
        - В таком случае кто-то хотел сделать тебе неприятность,  - предположила Лидия Даниловна, но неуверенно.
        - Отомстить!  - Ника ударила себя по колену и хохотнула.  - Точно! Это может. Ключи я бросаю на столе, их мог взять кто угодно… Тогда это модельки. Да, да, кто-то из этих безмозглых устриц.
        Ника спрыгнула с подоконника и заходила по комнате. Не привыкла она сдаваться и, полюбив новую версию, выстраивала в уме западню.
        - Они тебя не любят?  - осведомилась следившая за ней Лидия Даниловна.
        - Не любят? Хм! Видите ли, эти глупые курицы думают, что я не знаю, как они обзывают меня за спиной…
        - И как же?
        - Стерва Стервятникова,  - презрительно фыркнула Ника, не придавая значения кличке, а Лидан рассмеялась.  - Не надо смеяться. Все они жалкие и двуличные подхалимки…
        - Так-таки все?
        - Ну, почти. Девяносто девять процентов! За спиной шипят как гадюки, а потом бегают за мной с флешками и клянчат: «Ника, запиши фотки». Я записываю, мне не жалко. Даром! Потому что получаю деньги от фирм, заказавших съемки. Так вот, я выполняю даже дебильные капризы тех, кто пришел ко мне с улицы, я следую принципу: кто платит, тот и музыку заказывает. Но модели - тут все по-другому. Это уже мой имидж, моя репутация. Мои работы развесят по городу и в городах области, в бутиках, они попадут в Интернет. Я не могу позволить тупым дурам диктовать мне, я заставляю их работать, а не кривляться.
        - То есть ты с ними груба и нетерпима?  - поняла по-своему Лидия Даниловна.
        Смущенной Нику ей не приходилось видеть, у этой девушки на редкость волевой характер, она прекрасно владеет собой в любых ситуациях. Но сейчас смутилась, нечаянно открыв свои маленькие слабости, которых полно у всех людей.
        - Груба?  - переспросила Ника, пожав плечами.  - Может быть… совсем чуть-чуть. Черт! Эти паршивки, которых я делаю богинями… Ходячие жерди в платьях, глупо хлопающие ресницами и не понимающие задач, которые перед ними ставятся. Инертные - наверное, от недоедания, «блистают» отсутствием артистизма. Но эти куклы зовутся красивым словом «модели», они на первой ступеньке карьеры, а наглые… Но смех - и ужас одновременно. И дело в том, что карьера у девяносто девяти процентов никогда не начнется. Обыватель, слыша магическое слово «модель», думает: вот кому-то повезло, ходи себе да позируй перед камерами и бабки в чемодан кидай, кидай. Не знаю, как там с хождением обстоит дело, показы в городе явление не частое, но что касается «позировать» - с этим бывают серьезные проблемы. Да! Кто-то из них! Ха, как же я раньше не додумалась! Бездари! Сами себе навредили, потому что я буду снимать их заново, мы уже договорились с Эдом. Неблагодарные свинушки.
        На щеках Ники выступили красные пятна - так она возмутилась, тем временем Лидия Даниловна еще раз просматривала фото красавца. В сущности, украли-то не новую технологию, не научное открытие, не чью-то тайну. Для Ники материалы на диске - надежда и жизнь, а для стражей порядка это всего лишь цифровые фотографии, какие они видят в любом киоске на обложках. За воровство жесткого диска не посадят в тюрьму, украли-то не из разведцентра.
        - А кого ты сама подозреваешь?  - спросила Лидия Даниловна, подумав, что теперь-то вычислить вора будет несложно.
        - Кого?..  - на секунду задумалась Ника.  - Всех, конечно! Ничего, я теперь знаю, кто мне нанес ущерб…
        - Предполагаешь,  - поправила ее Лидан, любуясь молодым человеком на мониторе, и повторила: - Предполагаешь. А если и девочки не виноваты?
        - Больше некому мне пакостить! Некому, клянусь!  - Сказав, Ника погрозила пальцем наверняка вору.  - Трепещи, зараза, я тебя найду!

* * *
        Юрий Петрович вернулся раньше ребят, привычно приготовил ужин, который приехавшие мальчишки проглотили на счет раз-два. Когда на столе задымился в чашках черный чай, заполнив веранду ароматом лимона, старикан, удовлетворенно потирая широкий бок, рассказал, что связи с полицией есть и через день-другой им перепадут сведения. В представлении Глеба это время не так-то просто пережить, ему каждый час казался равным чуть ли не вечности.
        - Долго, долго, долго…  - проговорил он на одной ноте.
        - Мне понятно твое желание ужать время, но эта категория неизменная и самая стабильная…
        Юрий Петрович любил рассуждать под глоток чая и новостную программу, которая подбрасывала актуальные темы. Эту его особенность ребята отлично знали и приготовились вежливо скучать, ловя момент, когда старикан сделает паузу, а они сбегут.
        - Наш ритм - да, меняется,  - говорил Юрий Петрович,  - оттого мы попадаем то в ускоренный темп, то в замедленный, но это обманка. Ты, Глеб, хочешь перескочить через естественный отрезок и сразу в результат попасть, а его может не быть. Скорей всего его нет еще. Времени-то прошло мало, чтобы получить достаточно четкие данные. Ко всем неприятностям наш канал, связанный с полицией, не сделаешь постоянным источником информации.
        - Почему?  - спросил Слава.
        - Потому что заподозрят во мне шпиона. Так что распределяйся, Глебушка, во времени, будто со стороны тебе не светит получить лафы. Что у вас, отроки?
        Похвастать им нечем, кроме того, что Глеб придумал способ безбоязненно передвигаться по городу: он купил велосипед. Не простой, спортивный.
        - Не понял, в чем тут фишка?  - пожал плечами Юрий Петрович.
        - А он приобрел и полную экипировку профессионального велосипедиста,  - сказал Слава.  - Представь: катит спортсмен на велике. На нем форма, шлем, перчатки, очки… Ты остановил бы его, чтобы посмотреть документы?
        - Вряд ли…  - После небольшой паузы Юрий Петрович рассмеялся.  - Неплохо! На носу торчишь, но спрятан, как под шапкой-невидимкой. Молодец.
        Его заразительный смех подхватил и Глеб. Только племянник не разделил их веселости, он припас нерадостные вести и нарочно оставил их напоследок:
        - Я заезжал в нашу клинику, буквально передо мной там побывали копы.
        Сообщение получилось сродни бомбе, вмиг расстроило веселье. Выходит, Глеб точно просчитал: сначала полицейские выясняют имя и фамилию Дины, а с ее телефоном это сделать просто; потом друзья дают показания, как гуляли в клубе, Глеб увел Дину; те же друзья-знакомые рассказывают, где найти подозреваемого. Было бы неплохо так же легко просчитывать и дальнейшие действия полиции, только это полная утопия.
        - Новости не все,  - после паузы произнес Слава. Сам тон ничего хорошего не предварял, значит, новости препаршивые.  - Валерка звонил…
        - Легавые были у нас дома?  - догадался Глеб и окончательно скис.
        - Обыскали квартиру,  - подтвердил Слава.  - Короче, отпечатки твои…
        - Понятно, теперь они получили доказательства, что я… Черт!
        - Пока ты главный подозреваемый,  - остудил его Слава.  - И не более того. Завтра я пойду в клинику, а ты продолжишь поиски девушки-фотографа один. Карина говорила, полиция интересовалась, когда я появлюсь на работе. А мы не предупреждали ее, что прогуляем, она там что-то мямлила.
        - Ууу…  - протянул Глеб, раскачиваясь из стороны в сторону.  - Раз интересовались твоей персоной, значит, побывали и на твоей квартире, а тебя не было дома. Плохо. Думаю, они сообразят, что ты помог мне сбежать.
        - Хватит паниковать,  - ударил о стол ладонью Юрий Петрович.  - Ну, знают про вас, и что? Ты отшельником жил, без друзей и врагов? Сюда они не приедут.
        Глеб его оптимизма не разделил:
        - Все их силы направлены на мою поимку, а не на поиск убийцы. Ловить проще, чем искать, не согласны?
        - Не согласен, но тебе сейчас трудно что-либо объяснить. Давайте лучше продумаем, что нас может выдать.
        - Рано или поздно они догадаются сюда приехать…
        - Если сами не наведем, не приедут,  - не дослушал Юрий Петрович.  - Желательно сейчас все предусмотреть! По возможности, конечно. Телефоны надо заменить.
        - Глеб потерял,  - поставил его в известность Слава,  - я дал ему свой запасной…
        - Дал свой? Надеюсь, Славик, ты не звонил сам себе?
        - То есть?  - напрягся племянник.
        Глеб хлопнул себя по лбу и сполз по стулу, приняв позу полулежа, до него раньше дошло, чем до Славки:
        - Легавые проверят связь, им дадут твои номера, Славка, и распечатку звонков. А мы с тобой созванивались сегодня, получается, ты сам себе звонил.
        - Вот блин!  - ударил ладонью о ладонь Слава.  - И что теперь?
        Хоть и пожилой Юрий Петрович, хоть и зовут его два друга стариканом, снисходительно ухмыляясь, а соображаловка у него работает быстрей. Видимо, потому, что ему не знакомо ощущение загнанного в угол зверька, как Глебу (хотя его пока никто не гонял), и не давила на психику мысль, что отдуваться и отбиваться предстоит одному, как обстояло дело с племянником.
        - Не паникуйте, это первое,  - сказал обнадеживающим тоном Юрий Петрович.  - Слава, договорись с Кариной, ну, мол, твоя трубка была у нее.
        - Сделаю. Она согласится.
        - И даже будет стоять насмерть,  - заверил дядя.  - Ведь если вас посадят…
        - А меня за что?  - вытаращился Слава.
        - За компанию. Как укрывателя преступника. Карине есть за что держаться: если вас не будет, она потеряет работу. Второе. Завтра купим новые телефоны и сим-карты на вымышленные имена, чтобы уж наверняка не дать полиции повода подозревать нас в сговоре.
        - При продаже сим-карты требуют паспорт,  - заметил Глеб пессимистичным тоном.
        - Н-да…  - ухмылялся Юрий Петрович.  - С такими умниками, как вы, я скоро отупею. Спорим, завтра добуду три трубы с симками без проблем и без паспорта? А сейчас - спать, оболтусы!

7
        В полупустом вагоне электрички Марина смотрела в окно с равнодушием человека, которому все в этом мире набило оскомину. В ее руках замерли спицы, вязание сползло с колен, касаясь грязного пола. Она поднялась чуть свет и с тяжелой головой. Не выспалась. Давно поднимается после сна уставшей, измученной и как результат - раздраженной. Рановато ее начала мучить бессонница, признак надвигающейся старости. Другие в сорок три спят как сурки, скачут как лошади на ипподроме, а Марина и в душе, и физически чувствовала себя старухой. К тому же она упрямая старуха, не смирившаяся с разочарованиями, потому нервы ни к черту, что осложняет и без того нерадостную жизнь. Однажды, оглянувшись по сторонам, она заметила, что друзья куда-то подевались, никого нет рядом. А Марина вовсе не отрицательный персонаж из бездарного фильма, но многие считают ее психопаткой, чуть ли не монстром. Просто сломался некий винтик, державший внутреннюю систему, вот и заносит ее почем зря. Умом она понимает свой главный недостаток, но приступы агрессии накатывают все чаще, и чем отчетливей Марина слышит себя, тем неистовей становится,
«стоп» сказать себе почему-то не в состоянии. Ну, пьет таблетки… они мало помогают. Да и что может помочь в таких обстоятельствах? Вложить в дочь всю душу, деньги, ум, время, мечты, отказывать себе во всем, жертвовать собой… и в результате получить аморфное существо, безынициативное, не имеющее цели, ничего не умеющее! Марина скрипнула зубами, бросив шепотом воображаемой дочери:
        - Гадина. Я все для тебя, все! А ты, дрянь, не захотела прийти на готовенькое. Тебя убить мало!
        Она сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони, от боли в глазах потемнело. А может, это нахлынули слезы обиды, которые всегда заслоняют свет? Марина чуть не проехала остановку, но вовремя подскочила, схватила сумку и… едва не упала, запутавшись в вязании на полу. Подхватив работу, она побежала к выходу, теряя по дороге спицы, но уже не возвращаясь за ними, ведь электрички долго не стоят. Нюанс: вяжет она для дочери модную вещицу, чтобы пополнить гардероб этой тупицы, чтобы Ася выглядела на все сто, а взамен что? Одна неблагодарность и свинство.
        Идя через лес, Марина готовилась к роли беззаботной, веселой, сладкой-пресладкой пустышки, у которой мозгов - как у воробья, следовательно, она не понимает, что толкает дочь в постель волосатого хряка (у него спина, руки, грудь волосатые). Марину саму от него воротит, да ведь в этой жизни чем-то приходится жертвовать, правда, на жертвенный алтарь должна лечь Ася. Ко всем неприятностям погода портилась, а Марина не захватила зонт - невезение просто преследует ее с маниакальной настойчивостью даже в мелочах.
        Только подумала о невезении, а оно тут как тут: у ворот заметила две полицейские машины. Понятное дело, эти граждане не в гости нагрянули к хозяину, когда органы приезжают на двух машинах, пахнет преступлениями. Марина невольно замедлила шаг, подумывая развернуться на сто восемьдесят градусов… Поздно. Ее заметил полицейский и двинулся навстречу со строгим лицом исполнителя закона. Ей осталось выставить психологический щит: Марина напустила на себя интеллигентную недоступность, иногда это помогало установить дистанцию, мол, смотри, ничтожество, кто ты и кто я.
        - Вы к Джагупову?  - ледяным тоном спросил полицейский.
        Ни тебе «здрасьте», ни тебе «позвольте представиться»! Марина терпеть не могла фамильярностей, обычно она учит хамов вежливости, но сейчас из осторожности сдержалась, ответив холодно:
        - Разумеется, к нему. А что?
        - Вы ему кто?
        - Знакомая. Это запрещено?
        - Пройдемте в дом.
        Он указал на распахнутую настежь железную дверь в ограде, украшенную кованым растительным орнаментом и напоминающую вход в склеп. Как у человека нервного, душа Марины затрепетала в паническом экстазе, предчувствуя тот самый подлый случай, который ломает тщательно выстроенные планы.
        Следователь Иван Николаевич Гранин приехал минут пять назад и, идя к трупу, задержался в одной из комнат неясного предназначения, расположенной после прихожей. Гранин не стар, но уже и не молод. Сороковой год - это как черта подведения итогов: сзади - ударный труд и сплошные надежды, впереди - ударный труд и никаких надежд. Он не низок и не высок, не красавец и не урод, не худой и не… в общем, обычный. За годы работы следователем Гранин выработал несколько железных правил: много не болтать, не спешить, никому не верить (даже если увидишь нимб над головой) и ничему не удивляться. Это хорошие правила, помогают хотя бы реже бывать в шкуре дурака.
        Не без интереса он рассматривал дворцовый интерьер, стараясь угадать по жилищу, каков хозяин. Аляповатая и избыточная роскошь тоже стиль, выдает, например, такую тривиальную черту, как тщеславие, а уж эта черта обладает широким спектром причин, ведущих к гробовой доске.
        - Кто обнаружил труп?  - спросил он оперативника Кашина.
        - Домработница,  - ответил тот.  - Сюда, пожалуйста…
        Но вошел другой молодой оперативник (собственно, старых оперов не бывает, эта работа любит молодых и быстрых) с Мариной:
        - Иван Николаевич, эта женщина приехала к Джагупову.
        Гранин оглянулся и увидел истощенное создание с искусственной полуулыбкой на тонких губах. У Марины, как у заморенной клячи, запряженной в груженую повозку, на глазах постоянные шоры, но она женщина, и подсознательно ей хотелось нравиться мужчинам (разумеется, начальственным лицам), ну хоть немножко нравиться.
        - Здравствуйте,  - сказала она приветливо и чуть-чуть кокетливо.  - Позвольте спросить: меня задержали?
        - Что вы.  - Гранин отметил про себя: дама взволнована и нервна, одним словом, неспокойна.  - Нам нужны понятые, а вы… Вы, значит… Ваша сумка тяжелая, что там у вас?
        - Фрукты, овощи… Это передала моя мама, она сама выращивает экологически чистые продукты.
        - Вы хорошо знаете Джагупова?
        - Конечно. Мы с Тофиком Джабраиловичем в дружеских отношениях… Нет-нет, только в дружеских. (А Гранин ни намеком не дал понять, что ее отношения с хозяином могут быть иными.) Он великодушный человек, тонко чувствующий… Меценат! Да-да, он бесконечно щедрый, но при этом как ребенок… А что случилось?
        Вопрос она должна была задать в первую очередь, видя большой наплыв правоохранительных органов, вместо этого несла ахинею, зачем-то подхалимничая к Джагупову, который ее не слышал. Даже человеку недалекого ума подобное поведение показалось бы лживым, и Гранин с интересом разглядывал эту некрасивую женщину с короткой стрижкой, жутко портившей ее. Он жестом пригласил ее в следующую комнату, или по старинке - залу, уж больно большая гостиная, похожая на бальный зал.
        Марина вошла первой и, увидев окровавленное тело на полу, застопорилась, перевела растерянный взгляд на Гранина, а он закивал:
        - Как видите, вашему другу не нужны экологически чистые продукты, ему теперь вообще ничего не нужно. Вы присядьте.  - Он помог, взяв Марину под локоть, дойти до дивана, где уже сидела полная тетенька деревенского вида, вытирающая глаза краем фартука.  - А теперь, дамы, давайте познакомимся…

* * *
        Анна зарегистрировалась на рейс и поторопилась к дочери, подпиравшей плечом колонну. Назвала она дочь Эвелиной, полагая, что с таким именем девочка всю жизнь будет блистать, сиять, покорять, а судьба невзлюбила Эву. История не нова, мало того - неинтересна. У молодых мамаш есть одна неискоренимая черта: они с удивительной настырностью наступают на одни и те же грабли.
        Итак, однажды Анна решила, что с помощью Эвы вскарабкается по отвесной скале на вершину под названием «высший свет». Труден путь, но кто сказал, что невозможен? Главное, четко определиться, как осуществить амбициозные планы. А вот как: дочь должна купаться в славе, стать звездой. В детстве Эва имела мордашку прехорошенькую, мама зарядила ее на многолетний марафон, с пеленок таская по конкурсам и подиумам, таким образом сама попала в мир праздничной суеты и влюбилась в него без памяти. В процессе Анна поняла, что две цели лучше, чем одна, так родилась идея сделать из Эвы еще и актрису, да вот беда: в огромном городе нет ни одной киностудии. Несправедливо. Выход Анна нашла, воскликнув, как чеховские три сестры: «В Москву! В Москву!» Деньги взяла у мужа, дочь сунула под мышку и ринулась покорять столицу. Она таскала Эву по кастингам, мастер-классам, фитнес-клубам, оплачивал все это супруг, находившийся в удаленном доступе, пока ему не надоело. Ну, кому понравится отсутствие жены, которая заучила одно слово: дай, дай, дай. Однажды он заявил твердо: или - или! А цель вот, уже близко, осталось
чуть-чуть… Но почему-то именно планам Анны не суждено было сбыться.
        Сейчас она шла к той, в ком обманулась. Кто бы мог подумать, что из прелестной девочки, белокурой и кудрявой, синеокой и белокожей, к шестнадцати годам вырастет усредненный вариант жительницы спального района, невыразительной, словно моль. Ни очарования, ни женственности, ни красоты, а ведь было, было все. Куда это делось? Анна по сравнению с Эвой и есть звезда, а должно быть наоборот. Недолго думая, она взялась за собственную карьеру. А что? Выглядит Анна моложе тридцати восьми лет эдак на десять, энергии хоть отбавляй, она хваткая, умеет себя подать. Благодаря кастингам завела полезные знакомства, устроилась на телевидение, где текучка китов огромна, авось повезет пристроиться. И уже клюнул солидный мэн (женатый, правда, но это детали), а квартира, которую Анна снимает, однокомнатная. Короче, в новом воздушном замке не нашлось даже крошечной ниши для Эвы.
        - Так, осталось сорок минут…  - сказала Анна, укладывая авиабилет в стильную и дорогую сумочку.
        Она старалась не встретиться взглядом с дочерью, потому что… Нет, Анна не хотела думать о причинах, по которым не смотрела на Эву. Да потому, что на ресницах дочери дрожали слезы, потому, что жалко девчонку, но что делать! Современный мир жесток, а Эва - камень на шее, кандалы на ногах, без нее карьера полетит в гору. Кому интересно иметь дело с женщиной, у которой взрослая дочь? Все любят молоденьких.
        - Мама…  - жалобно произнесла Эва, Анна ее перебила:
        - Держи.
        Эва взглянула на сторублевые купюры в руке матери, взяла нещедрые откупные, которые не сделают ее свободней и счастливей. Но даже эта крошечная сумма немного облегчит на какое-то время жизнь Эвы, которая вместо благодарности всхлипнула.
        - Забери меня… пожалуйста…
        - Прошу тебя, не рви мне сердце,  - строго сказала Анна. Ей нытье дочери порядком надоело, Эва упрямо не желала войти в положение матери. А чего стоило сдержаться и не накричать на бестолковщину?  - Мы обо всем переговорили, это временные неудобства, ты должна понять! Слава богу, уже взрослая. Я для кого стараюсь?
        Но Эва, несмотря на юный возраст, уже знала на собственном опыте: нет более постоянной категории, чем временная.
        - Мама, я же им чужая…
        - Какая чужая! Папа тебя любит…
        - Он мне не родной отец,  - возразила дочь.  - И он женился, теперь любит новую жену. Они оба мне никто, я им мешаю.
        Да, Ренат не родной отец Эве, Анна была его третьей женой, сейчас он женат на… черт его знает, какая это по счету жена. Сам по себе он человек вполне сносный, правда, излишне флегматичный, у Анны с ним дружеские отношения, остальное неважно, так что она не покривила душой, сказав:
        - Он воспитывал тебя с детства, удочерил и несет ответственность. Не бойся, никуда не денется, будет кормить-поить-одевать.
        - Мама, а я? Мне очень тяжело у них… Когда тебя не хотят видеть, трудно делать вид, будто этого не замечаешь… За столом… утром, вечером… Мама, мне же иногда нужны деньги, этих надолго не хватит, а я не могу просить… Его жена…
        - И зря. Проси у папы, а не у жены, он даст. Кстати, она такая клуша, без шарма, ты согласна?.. (Не удалось отвлечь дочь, а ведь сплетни здорово поглощают негативную энергию.) Не переживай, денег у него достаточно, к тому же у тебя отдельная комната… Знаешь, Эва, нужно уметь вырывать куски и учиться надо на малом.
        - Ты не понимаешь…
        Слезы слетели с белесых ресниц девочки, скатились горошинами и упали на пол. За ними еще парочка. Внутри Анны что-то дрогнуло, она порывисто обняла дочь, в ответ на ласку та расплакалась горько-горько, не стесняясь слез и своего несчастья - именно несчастной чувствовала себя Эва. Анне пришлось мобилизовать волю, лишь бы не поддаться долбаной жалости, которая в ее случае - роскошь, и улететь без Эвы. Положение-то безвыходное: собственного жилья нет, содержать дочь в Москве - это отказывать себе во всем, что создает имидж удачливой персоны. Имидж стоит дорого, а иначе на Анну никто не обратит внимания, ведь теперь делается ставка на мужиков.
        - Прости, милая, мне пора,  - отстранила она Эву.  - Я прилечу на Новый год, мы с тобой погуляем и… и… Все будет отлично, обещаю. И ты обещай, что будешь умницей.
        Не дождавшись ответа, который, в сущности, не нужен, Анна помчалась на посадку, ощущая всей кожей, затылком, сердцем взгляд брошенной на чужого дядю дочки. Разумеется, решение далось непросто, почти три месяца назад Анна привезла Эву экс-супругу погостить на недельку-другую, а пропала на все лето. Не звонила бывшему, не хотела слушать намеки, мол, Эва скучает, а подтекстом: когда заберешь свою дочь? Эве тоже звонила редко, только чтобы услышать голос и тут же отключиться от связи, даже не интересуясь, как живется ей в роли приживалки. Расстраиваться - какой от этого прок? Анна не приехала бы и сейчас, но здешние зубные техники дешевле столичных, а зубов, требующих ремонта, накопилось достаточно, чтобы взять девиз «наглость - второе счастье», уповая на лучшие времена. Они наступят - лучшие времена. Цель требует некоторых жертв от обеих, к сожалению, карьера Анны зависит от мужчин, приводить их в квартиру, где находится взрослая дочь, как-то неловко и даже глупо. Она ни разу не оглянулась на Эву, сжимающую в кулаке девятьсот рублей. Девятьсот рублей до Нового года… Девочка плакала, опустив низко
голову.

* * *
        Фокус оказался простейшим, как тапка. В магазине сотовой связи Юрий Петрович убедительно врал, будто его трубка выскользнула из руки на мосту и - бульк в реку! Не жалко, она была допотопная, старье старьем, ему бы что-нибудь покруче. В пределах разумного, конечно. Молоденький продавец подобрал подходящую трубку, а объяснял старому пройдохе, как пользоваться новым телефоном, будто тот слабоумный или иностранец. Юрий Петрович подыгрывал ему, слушал, как самого мессию, одобрительно причмокивал, переспрашивал, располагая к себе. И согласился купить.
        - Симка нужна?  - уточнил юноша.
        - Конечно.
        - Ваш паспорт.
        - О-у…  - огорчился Юрий Петрович.  - Паспорт не ношу с собой.
        - Паспортные данные обязательны.
        - Что же делать? Я в деревне живу, нечасто выбираюсь в город…
        Мальчику очень хотелось продать трубку с симкой, он нашел выход:
        - А вы помните данные наизусть?
        - Я похож на маразматика?  - пошутил Юрий Петрович, поигрывая густыми бровями.  - Конечно, помню.
        Он продиктовал несуществующие данные. И кто бы усомнился в правдивости симпатичного, добродушного и безнадежно отставшего от современных технологий дедушки, когда тот диктует свои данные с уверенностью и без запинки? Таким образом Юрий Петрович посетил три салона, успешно разыграл один и тот же спектакль, после чего приехал в кафе, где его ждали великовозрастные мальчики, и кинул на стол три сотовых телефона со словами:
        - Разбирайте, кому что нравится, я возьму по остаточному принципу.
        - Ух, ты…  - Слава первым схватил понравившуюся трубку.  - Дядь Юр, как тебе удалось?
        - Я вызываю доверие. Запомните: связываемся только по этим номерам. Слава, если нужно мне позвонить по отвлеченному вопросу, например, о здоровье моем захочешь справиться, звони с настоящей трубки на мой старый номер. Закажите мне кусок мяса с чаем и катитесь.
        Глеб в униформе велосипедиста убежал первым. Список адресов был таким длинным, что, дай бог, объехать все точки за месяц. Слава немного посидел с дядей, выслушал напутствия, ибо племяннику предстояло встретиться с правоохранительными органами, и тоже отчалил, попросив пожелать ему ни пуха ни пера.

* * *
        - Господи, да не знаю я, не знаю, за что его…
        Марине не хватило воздуха, она в буквальном смысле задохнулась от удушья, отчего крутанулась голова, потемнело в глазах. Гранин поначалу показался невыразительным, сейчас он наводил на нее ужас своим скуластым лицом и впалыми щеками, прямой линией рта, горбатым носом и близко посаженными глазами. И чего он к ней прицепился? Вопрос за вопросом кидал, будто она была здесь в момент убийства. Тут еще тетка в фартуке то сморкалась, то вздыхала, то всхлипывала, видно, хозяина жалела (или постоянный заработок)  - жутко на нервы действовала. И туша на полу с тесаком в брюхе! Марина могла поклясться, что его не упокоенный дух летал по гостиной, строил всем рожи, а ей конкретно крутил дули своими коротенькими пальцами.
        Гранин молчал, наблюдая за женщиной, шаманившей у трупа. После очередного ответа Марины он держал паузу, словно до его мозга сигнал шел, как от хвоста и до тупой башки динозавра,  - долго-долго. Следующий вопрос, к ее радости, он задал деревенщине:
        - Вы здесь живете?
        - В поселке,  - заговорила та бойко.  - Мой дом второй от дороги. Я два раза в неделю убираюсь, пешком прихожу - че тут идти-то. Три года уж тому, как работаю, хозяин платил исправно, не грубиян. Я раненько прибегаю, чтоб пораньше освободиться. У меня и ключи есть, у нас с Тофиком Джабраиловичем на полном доверии было. Ну, вот, пришла, а тут… лежит он, лужа крови… телевизор работает! И торчит… вон это вон…  - Это она про нож, торчащий из живота убитого.
        - Я понял, понял. Что вы можете еще рассказать?
        - Что надо, то и расскажу,  - с готовностью пообещала тетенька.
        - Правда нужна. Секреты, конфликты, недруги Джагупова нужны.
        Женщина задумалась, процесс «думания» она подчеркнула театральными приемами: свела брови к переносице, обхватила подбородок пухлыми пальцами, опустила глаза в пол. Раз так туго вспоминает, то нечего вспомнить, и Гранин потерял к ней интерес, отправился к трупу. Жаль, а ведь домашние работники свидетели ценные, они часто слышат и видят то, что тщательно скрывается от посторонних. Тетка, по всей видимости, исключение из общего правила, тайнами дома не владеет, посему тратить на нее время не стоило.
        - Э…  - протянула к нему руку она.  - Мне сидеть или уйти можно?
        - Сидите,  - бросил Гранин в ее сторону, не исключая, что она еще пригодится.  - Вспоминайте необычности. Может, что-то показалось странным.
        Он остановился у ног Джагупова, который смотрелся среди дворцового шика нелепо, инородным телом, но кровь тут ни при чем. Гранин обвел взглядом гостиную, отмечая достопримечательности, тут их море. Ковер на полу наверняка привезен из арабских стран, мебель дорогущая, телик здоровенный, канделябры, светильники, вазоны. На потолке роспись, как в Сикстинской капелле, по стенам живопись в массивных рамах. Богато. А на полу лежит круглый человек в старой-престарой истонченной футболке и старых-престарых семейных трусах - как это сочетать? Криминалист Фисенко, высокий и плечистый молодой человек лет тридцати пяти, догадался, о чем думает следак, и посчитал своим долгом прокомментировать, обведя пространство рукой:
        - У бедняги денег не хватило на прикид, все потратил на свою халабуду.
        - Мне бы такую халабуду,  - бросил один из группы полицейских.
        Поднялась с колен Ирина, хорошенькое личико барышни из института благородных девиц было озабочено. Неужели успела найти что-то интересное?
        - Убит этим ножом,  - показала она нож в пятнах крови. Пока Гранин рассматривал дворец, орудие убийства перекочевало из тела в полиэтиленовый пакет.  - Ему нанесли шесть ударов в живот. Нож кухонный из дамасской стали, многослойный, японского производства, стоит недешево…
        Гранин слегка выпятил губу, это означало, что он немножко удивлен, совсем чуть-чуть. Но кого не удивила бы подробная характеристика ножа, который впервые попал в руки? Наверное, несложно было прочесть его мысли, потому Ирина объяснила:
        - Точно такой нож, только меньшего размера, я вытащила позавчера рано утром из трупа молодой девушки в центральном парке.
        - С этого момента подробней,  - сказал Гранин, наклонившись к Джагупову и рассматривая жертву чревоугодия.
        - В первом часу ночи,  - затрещала Ирочка,  - с 17 на 18 августа в службу «Скорой помощи» поступил звонок. Мужской голос требовал срочно приехать в городской парк и спасти девушку, которую, по его словам, зарезали. Медики думали, это розыгрыш, тем не менее в парк поехали и на всякий случай вызвали полицию, боясь западни, ведь они безоружны. Спасать никого не пришлось, девушка была мертва.
        - А мужской голос… Кто этот человек?
        - Его не оказалось на месте преступления.
        - Убежал,  - констатировал Фисенко.
        - Все?  - коротко спросил Гранин Ирину.
        - Нет,  - ответила она.  - Оба убийства похожи: ударов ножом нанесено в обоих случаях несколько, все - в область живота, нож оставлен в теле и в первом и во втором случае. Ко всему прочему, ножи как будто из одной подставки, во всяком случае, фирма одна, форма тоже.
        Гранин взял в руки пакет с ножом, с интересом и со всех сторон осмотрел его. Качество, конечно, бросается в глаза в первую очередь, во вторую - длина и острота лезвия, затем ширина - сантиметра три - три с половиной. Должно быть, им несложно проткнуть даже такое толстокожее брюхо. Проткнуть вместе с ветхой футболкой, которая набрякла от крови и плотно облепила живот, глупо возвышающийся над телом. В нескольких местах на футболке проколы, они темнее - кровь запеклась, превратилась в желеобразные сгустки. Да, ширяли в Джагупова ножичком от всей души, а он, судя по всему, даже не сопротивлялся. А почему, собственно, не сопротивлялся?
        - Тут у нас спор возник,  - отвлек его Фисенко,  - впустил убийцу Джагупов или тот сам пробрался. Я считаю, убийцу он не ждал и не впускал. Вон стоит бутылка виски и только одна рюмка. Рядом с трупом мы нашли разбитый стакан, тарелку и закуски. На полу бутылка минералки. Стакан и рюмка в единственном числе.
        - Отпечатки на ноже есть?  - поинтересовался Гранин.
        - Было бы странно, если бы убийца работал без перчаток и оставил свои пальчики,  - ухмыльнулся Фисенко.  - Между прочим! Я просмотрел айфон убитого, так вот: около трех ночи, в ночь убийства, ему два раза звонили.
        - Около трех ночи?  - озадачился Гранин.  - Интересно, кому это понадобилось звонить в такой час?
        - Номера в контактах Джагупова нет.
        - Тем более.
        - Пробьем номер и узнаем, кто звонил. А потом узнаем, почему звонил.
        Гранин подошел ближе к голове трупа, присел. У Джагупова довольно длинные и черные ресницы, они закамуфлировали щели глаз, ведь веки не полностью закрылись. Из-за густых ресниц глаза казались живыми на мертвом лице, словно Джагупов притворился трупом, а сам наблюдает за всеми и делает какие-то свои выводы. И рот открыт. Наверное, он кричал, когда острое и длинное лезвие входило в его тугой бурдюк, кричал от боли. Невольно пришла мысль: кого же ты достал, что тебя так жестоко и наверняка с упоением изрешетили ножом?
        Неспешно Гранин отошел от трупа, поднял руку с пакетом и с минуту смотрел на нож. Информации не так уж много, зато она цельная, легко объединяется. После минутной паузы он обратился к домработнице:
        - Скажите, вам знаком этот нож?
        - На кухне таких полно,  - закивала она.  - В стойке специальной стоят.
        - Да? Проводите меня на кухню, а то боюсь заблудиться.
        Женщина поспешно встала, но ей нужно было пройти мимо трупа, она сначала замедлила шаг, потом засеменила быстро, глядя на бывшего хозяина с жалостью и ужасом одновременно. Уже на кухне перевела дух и указала на длинный стол вдоль стены:
        - Вон вам стойка, а в ней ножики… Ой… нет там ножиков.
        Гранин не торопился войти, сначала он осмотрел кухню, стоя на пороге и не пустив Ирину с Фисенко. Здесь современный и функциональный интерьер, в него органично вписалась бытовая техника. Мебель из практичных материалов, стального цвета, все закрыто, потому в идеальном порядке. И ни намека на далекие эпохи, к которым тяготела душа хозяина, улетевшая уже далеко. Джагупов не заботился о едином духе интерьеров, гостиная выполнена в одном стиле (точнее, стиль смешанный), кухня - в другом, прихожая - из третьей неизвестной оперы. Впрочем, эклектика тоже стиль. И характерна она для людей без устойчивой позиции, без стержня - так подумал Гранин, идя к столу. В подставке не хватало половины ножей…

8
        Это была пятая по счету скупка, где оценивали горстку золотых украшений, пятый раз Лену не устроила цена. В ломбард сдать на хранение с последующим выкупом - нереально, не будет денег выкупить. Есть комиссионки, конечно, там хотя бы семьдесят пять процентов реальной стоимости получишь, но когда это будет? Выход один: продать. Но недаром же! Цепочка, подвеска, крестик, два кольца и три пары скромных сережек - все богатство, а оценки… Лене захотелось прибить пятого грабителя, кривившего влажные губы в момент оценки, дескать, ну и металлолом ты притащила, детка. Разумеется, детка не кинулась избивать дядю с явными нарушениями в работе почек, судя по отечному лицу - сам скоро помрет. Она забрала свое скромное сокровище и вышла.
        На улице Лена вытащила из кармана джинсов сложенный лист, развернула его и просмотрела список адресов. Ближайшая скупка в двух шагах, но времени осталось ровно столько, сколько хватит на то, чтобы доехать до офисного центра - сегодня съемка у Ники. Хотя зачем ей это надо? На подиум она ступила случайно, карьера модели ее никогда не интересовала. Просто однажды в добровольно-принудительном порядке заставили участвовать в конкурсе «Мисс медицина», она выиграла ленту через плечо, набор косметики и букет. Вскоре был фотоконкурс «Лицо года», Лене досталась Ника - все, она была обречена на победу. Честную, между прочим, а на следующих этапах победы так легко не достаются, дальше действуют другие законы. За первое место Лену наградили бесплатным обучением в школе моделей при агентстве (звучит, не правда ли?), где преподаватели поначалу пугали важностью. На какой-то миг голова пошла кругом, устремилась ввысь к яркому солнцу и едва не отделилась от шеи. Однако Лена - девочка осторожная и умеет прощаться с иллюзиями. Она рано усвоила, что пройти квест к заветной золотой цели между мышеловками с бесплатным
сыром никому не удается, за все нужно платить.
        Лена чуть не прозевала троллейбус и вскочила на подножку, когда он уже тронулся, но еще не закрылись дверцы. Ни разу ее не привлекла машина, следующая за ней по пятам. Впрочем, когда машина едет сзади, этого не заметишь, ведь на затылке глаз нет. Но когда выходишь из здания, при этом не видишь, что один и тот же автомобиль белого цвета стоит буквально у тебя на дороге, надо быть или слепой, или находиться вне реальности, как сумасшедшие. Ольге сегодня везло: девушка озабочена и не смотрит по сторонам. Обманутая жена признала, что девочка красивая, ее подлый папа имел право гордиться ею. И яркая, изящная, с гибкими длинными руками. Сейчас мало аристократичных кистей рук, все больше лапы-лапки, но не кисти с длинными тонкими пальцами, а руки человека - книга…
        Вредно задумываться, от этого слишком много понимания приходит, за рулем вредно вдвойне: Ольга едва не вписалась в зад иномарке, к счастью, аварии избежала. Буквально секунду спустя она забыла о недавней опасности, догоняла троллейбус и вспоминала, о чем думала… О руках! У девочки прекрасные руки. Этими ручками она, выражаясь фигурально, душит Ольгу намертво, убивает, топит.
        Оля давно догадывалась, что Боря ходит налево. И направо наверняка сворачивает, а потом еще куда-нибудь. Измена - штука осязаемая, хоть и невидимая. Когда она есть, ее все равно видишь если не глазами, то нутром. Измена везде: в зрачках лживой половины, жестах, словах, интонациях, даже в воздухе она, невидимая и гнусная, присутствует. Скорей всего, процесс этот закономерный, за совместные годы люди надоедают друг другу, наедаются любовью того, кто любит больше. Ольга уговаривала себя, что не стоит делать трагедию из житейских неурядиц, не одна она с рогами на голове была, есть и будет, в этом смысле мир удивительно стабилен. За тридцать шесть лет жизни Оля напиталась мудростью и готова снести все неудобства союза с низкой скотиной ради детей, одна она двоих не потянет. Можно, конечно, напустить и гордый вид, собрать чемоданы, плюнуть в свиное рыло мужа и уйти с детьми… а куда? Ах, да, на квартиру. В идеале должно быть так, но бывает редко.

* * *
        - Калинин Вячеслав?
        Слава оторвался от рентгеновских снимков, которые просматривал, держа на фоне окна, и, взглянув на молодого высокого мужчину, внезапно приуныл: что-то в лошадиной морде подсказало - пришла она по душу и тело Глеба. Наверное, улыбка подпольного садиста. Не получив ответа, тем более приглашения войти, Конь вошел сам в просторный кабинет, обогнул большой железный стол посередине и очутился возле доктора. Пока он приближался, Слава припомнил описание Валерки двух легавых в парке, кажется, этот там был, и он явно отрицательный персонаж.
        - Я веду прием вместе с питомцем,  - строго предупредил Слава. Зачем, если понял, кто пожаловал? А черт его знает!
        - В смысле?  - не сориентировался посетитель.
        - Или вам нужна предварительно устная консультация?
        - А… Я не на прием.
        - По другим вопросам мы принимаем в конце рабочего дня.
        Не без торжества, характерного для молодых людей «при исполнении», Конь раскрыл красненькую книжечку и поднес к глазам Калинина. Как ни готовился Слава к встрече с полицией, а произошла она внезапно и не вовремя, потому настроила доктора Калинина враждебно. Если бы хоть что-нибудь прояснилось в убийстве Дины, чтобы в самодовольную конскую рожу кинуть это «что-нибудь»! Слава выжидающе уставился на Коня, не соизволившего назвать свое имя вслух, а тот, чувствуя себя хозяином положения, сел на стул, закинув ногу на ногу и бросив небрежным тоном:
        - Я ищу Глеба Вараксина.
        - А почему его ищет полиция?  - заинтересовался Слава, пока делая вид, будто не в курсе проблем друга.
        - Чтобы задать ему несколько вопросов.
        - А я не могу ответить на ваши вопросы? Мы с Глебом друзья. Большие.
        - Знаю, знаю,  - многозначительно закивал Конь, давая понять, что он уже все разведал, ну, просто агент 007.  - Что вам известно о Дине Лавровой?
        - У Глеба с Диной роман,  - улыбнулся Слава.  - Скажу по секрету, они собираются пожениться…
        - Да что вы! А родители Дины не посвящены в их планы.
        Ага, с родителями парнокопытный мерин уже познакомился. Между прочим, фамилия у него дурацкая - Дереза, впрочем, подходит его наглой беспородной роже. Массируя переносицу двумя пальцами, Слава соображал, как построить диалог. Ну зачем сказал про женитьбу? Во-первых, это ложь, а во-вторых, глупо разыгрывать дурачка, не знающего об убийстве Дины. И письмо Глеба лежит в кармане… Слава взглянул на Дерезу оценивающе и в следующую секунду решил про себя: «Этому Коню не отдам».
        - Слушайте, что вам нужно?  - спросил он раздраженно.
        - Личное дело Вараксина Глеба.
        - Карина!  - позвал Слава, девушка тут же заглянула в кабинет.  - Не в службу, а в дружбу, принеси наши личные дела.
        Она скрылась, Калинин уставился на Коня с торжеством, которое не смог скрыть ввиду неопытности по этой части. Через полминуты Дереза листал дело Глеба, наконец кинул его на стол с раздражением:
        - В деле нет фото. Почему?
        Ха, почему! Потому что Слава фото отклеил. Но в данный момент неплохо сыграл изумление, взял дело и невинно произнес:
        - Правда, нет. Но была…
        - Не гони пургу,  - сказал Дереза жестким тоном шерифа из вестерна.  - Где Вараксин?
        - Не знаю,  - огрызнулся Калинин.
        - Но ты же его друг.
        - А ты бы сдал друга?  - перешел на «ты» и Слава.
        - Значит, знаешь, где он,  - подловил его коп.
        - Не знаю. Но! Если бы знал, не сказал. Такой ответ тебя устроит?
        Дереза оттопырил нижнюю губу, дескать: неужели? А Слава не старался скрыть улыбку, ловя кайф от сознания, что опустил лошадиную морду ближе к грешной земле.
        - В общем, так…  - водрузил руки на пояс коп. Кажется, он собрался поставить на место доктора.  - Передай Вараксину, что он единственный подозреваемый в убийстве. И ты прекрасно знаешь, о каком убийстве идет речь. Так вот. Передай ему: пусть явится сам. Это в его интересах. Да и в твоих.
        - В моих? Я тоже подозреваемый?
        - В твоих, твоих. Если он не явится с повинной, ты пойдешь как соучастник.
        - Да что ты!  - Славе доставляло удовольствие злить Коня, хотя внутри кошки заскребли.  - А у тебя есть доказательства моего соучастия?
        - Найду. У меня есть микроскоп.
        Слава натянул снисходительную улыбку, мол, тупая шутка. Едва за Конем захлопнулась дверь, улыбка исчезла с лица Калинина, он достал новый телефон и нажал на кнопку. В неподходящий момент заглянула старуха в широкополой шляпе, забывшая, что в ее возрасте копят деньги на похороны, а не тратят на косметику:
        - Доктор, я могу войти?
        - Минуточку!
        Славе пришлось еще и жестом показать, что он сейчас занят, мол, подождите за дверью. С Глебом заговорил шепотом, отойдя к раскрытому окну, ведь шум улицы неплохой глушитель:
        - Только что у меня был коп.
        - Что хотел?
        - Я так и не понял, какого черта он приперся, но одно теперь знаю наверняка: правильно ты сдернул из города.
        - Подозревают меня?
        - Не только. И меня.
        - Да ну!
        - Обещал найти доказательства, что я соучастник. Уверенность его непоколебима, как я понял. Ну, меня он, конечно, пугнул для проформы, рассчитывал, что с перепугу чего-нибудь выболтаю. А с тобой дело обстоит хреново.
        - Что-нибудь новое выяснилось?
        - Нет, он не распространялся. Слушай, я сегодня не приеду, боюсь, Конь… то есть легавый… сядет мне на хвост. Пусть, гад, торчит под моим домом всю ночь. У тебя как?
        - По нулям.
        - Ищи. Она нам нужна, как вода и воздух. Ладно, бывай. Следующий!..  - крикнул Слава громко.
        Вошла та же старушенция. Худая, в шляпе, цветастой юбке до пят, на платформе(!), в браслетах и с клеткой, в общем - цыганка Аза на Багамах. Кого только не приходилось видеть в этом кабинете, иногда ему казалось, городские сумасшедшие нечаянно перепутали клинику.
        - А где доктор Вараксин? Мне нужна операция,  - панически проблеяла старуха.
        Это без сомнения: операция ей необходима, например, в голове переставить что-нибудь местами. Предвидя проблемы, Слава, подперев кулаком щеку, не произнес, а пропел:
        - Доктор Вараксин отбыл в связи с семейными обстоятельствами на неопределенный срок. А вас в случае необходимости прооперирую я. Так что там у вас болит?
        - По всем симптомам это грыжа.
        - Что ж, ставьте на стол вашу грыжу.
        Старушенция водрузила клетку, звякая браслетами, как индийская танцовщица, и предупредила идущего к ней доктора:
        - Доктор, Маркиза кусается. И царапается.
        - Ничего, Маркиза все же не ротвейлер. Доставайте.
        Она открыла дверцу и запустила в клетку руку с маникюром цвета фуксии.
        - Мау… Мау-у…  - заорала басом Маркиза, страдающая ожирением, и заметалась по клетке.

* * *
        - Условия тебе известны?  - щелкая Лену камерой (для затравки), спросила Ника.
        Вообще-то снэпы (snap-shot) так и делаются: мгновенно, без позирования, без боевого раскраса, в первозданном виде, как слепил человека величайший скульптор всех времен и народов - Господь Бог. Эти фото очень важны для девушки, которая хочет ходить по подиумам мира и загребать бабки лопатами. Задача фотографа - показать реальную модель, снимки нельзя ретушировать. В переводе данная съемка называется «выстрел навскидку», что ж, очень похоже. И как раз Ника, не придававшая значения подобным съемкам, умела выжимать из естественной внешности девушек максимум.
        - Все же напомню, чтобы не возникло недоразумений,  - сказала она.  - У нас прямой бартер: я тебя снимаю для себя, но тебе делаю снэпшоты и модел-тестс. При этом ни я не плачу тебе, ни ты - мне. Устраивает?
        - Да,  - ответила Лена.
        - О’кей. Тогда подпишем Model Release.
        - А что это?
        - Бумажка, гарантирующая, что все снимки с твоим участием принадлежат мне, то есть ты не подашь на меня в суд за использование твоего изображения. Признавайся, наносила макияж?
        - Нет.
        А выглядит, словно трудилась перед зеркалом. Нике больше нравится из умытых бесцветных мартышек делать богинь, но раз у Елены бровки-губки настоящие, можно не бояться, что краска где-то размажется. Она щелкнула несколько раз девушку, не заставляя принимать вычурные позы и не загружая задачами, которые должны сделать выразительным лицо. После этого велела Лене раздеться до купальника и идти на светлую сторону студии.
        - Женя!  - позвала Ника.
        Тот расставлял на столе коробочки с баночками, это дело для него первостепенное, потому он лишь промычал в ответ, мол, я здесь и слышу тебя.
        - Женя, что мы будем делать с ее волосами? Вернее, с их отсутствием?
        - Это мои проблемы,  - отозвался он.  - Будь спок. Когда захочешь сменить ей имидж, отдай ее мне на растерзание.
        - Ника…  - робко выговорила Лена, развешивая свою довольно скромную одежду.  - Скажи, это реально - заработать на внешности?
        О, как Нике надоел базар про одно и то же! Вот сказать ей: на внешности заработать можно в элитном борделе при условии, что будет много желающих на суповой набор,  - она еще, чего доброго, кинется искать элитные бордели.
        - Скажем, у нас маловероятно,  - подправляя освещение, принялась просвещать ее Ника.  - Правда, сейчас ваше положение улучшилось, предприниматели стали готовить каталоги для онлайн-магазинов и приглашают девушек на фотосессии. Шмотка выгодно смотрится на живой фигуре, а не на вешалке, нашим коммерсантам поневоле приходится тратиться. Но все равно жить на эти деньги невозможно. Знаешь, Анжела может проконсультировать лучше меня, она прошла все эти пути-дороги до того, как поумнела.
        - А в Москве?
        - В столице, думаю, ты больше потратишь, чем заработаешь. Только за границей модели зарабатывают достойно, но туда прорваться почти нереально. Агенты тебя с кашей съедят, так что живой ты туда вряд ли доберешься. Конечно, есть единицы, которым везет, но это исключение из правила.
        - А у нас… не подскажешь, где можно подработать за деньги? Могу в любое время, исключая дежурства в больнице. Сейчас я работаю преимущественно ночью… не каждую ночь, конечно… Подойдет любая работа, необязательно модели… например, я здорово делаю уколы… в вену тоже… А?
        Ника столько слов от Лены за один раз никогда не слышала. И вопрос необычный, он не мог не удивить, ведь у Лены есть карман, откуда она может черпать нужные суммы. Так говорят. Безусловно, ничего нет вечного, карманы тоже имеют свойство худеть, но слышать от модели, что ей нужно за-ра-бо-тать самой… нонсенс. Модельки и работа - вещи не совместные, они же еле ходят, да и не царское это дело - работать. Ника подумала, что ослышалась, и уточнила:
        - Тебе нужны деньги? Тебе?
        - Да, срочно. Могу ухаживать за лежачим больным.
        У Ники глаза на лоб полезли: Лена согласна выносить горшки?! Что-то в атмосфере поменялось! К этому времени девушка вышла на белую половину в купальнике и туфлях на шпильках - съемки в этом виде тоже для портфолио Лены. И стояла она перед Никой не жалким воробышком, которого надо пожалеть, а решительной, несгибаемой, волевой Артемидой. Впрочем, Ника не захотела бы ее снимать, будь она рохлей наподобие Аси. В том-то и дело, что вдруг (да-да, совершенно неожиданно) замкнутая девчонка преобразилась, заиграла гранями, о которых никто не подозревал. Она стала интересной. Ника поверила, что деньги ей нужны не на лак для ногтей, а жизненно необходимы, и, минуту спустя она разговаривала по телефону, включив громкую связь и не забывая снимать Лену:
        - Лелик, тебе еще нужны модельки?
        - А то!  - фыркнул невидимый Лелик.  - Но у меня же сплошной экстрим, эти дуры шарахаются от меня, как от гоблина. Те, кто соглашается, не подходят. Я не ты - из моли бабочку делать не умею и не хочу.
        - Не прибедняйся, скромняга,  - польстила ему Ника.  - У меня есть одна модель, согласная на экстрим, и, я уверена, она подойдет тебе.
        - Мне нужна не столько красивая, сколько эффектная, самобытная. Не кукольная, никаких Барби. И чтоб не тупая. Блин, меня достали тупые швабры. И секси! Чтоб у мужика вскакивал пятый элемент только от вида картинки.
        - Да, да, именно то, что нужно,  - убеждала Ника, а сама фактически расчленяла Лену, проверяя, насколько она соответствует заданным параметрам.  - Надеюсь, столь высокие требования оплачиваются адекватно?
        - Не обижу. А если у нас будет лад, продвигать ее буду.
        - Тогда зайди на мой сайт и посмотри модель под именем Лена. Чуть не забыла: сейчас она со стрижкой, но это ее нисколько не портит. Я бы сказала, придает самобытности. Я сейчас снимаю ее для биеннале…
        - Ого, раз ты снимаешь… Щас гляну.
        Ника тут же забыла о Лелике, ибо разминка закончилась, она присматривалась к Лене, поправляла освещение. Начало съемок - штука важная, начало должно быть обязательно удачным, это же заряд на весь рабочий период. Тем временем Женя, налив кофе в кружку и отхлебывая из нее горячий напиток, занудливо протянул (это его манера - говорить на одной ноте, растягивая слова):
        - Не знаешь ты, Ленка, кому тебя продает Ника.
        - И кому же?  - насторожилась та.
        - Она тебя толкает в ад, девочка.
        - Что?  - забеспокоилась Лена.  - Это съемки… порно?
        - Порно? Это тьфу, ерунда!  - «успокоил» Женя.  - Хуже порно. Лелик делает фотосессию со змеями. Нет, не удавчика сунет тебе в руки. Представь: тебя разденут, он вывалит на твое тело корзину змей, по тебе поползут разные гадюки. Скользкие, как кисель. А Лелик будет фоткать. Фу, гадость!
        - Хватит пугать,  - бросила ему Ника, направив на девушку объектив.  - Теперь слушай, Лена, и запоминай. Снэпы - это моментальный снимок, без постановок. Делай, что буду говорить. Готова?
        - Да.
        - Снэпы должны показать,  - защелкала аппаратом Ника, бегая вокруг девушки,  - какая ты реальная, а не заштукатуренная… На меня смотри, только на меня. Тупо выполняй мои команды, больше от тебя ничего не требуется. Теперь поворачивайся на месте… вокруг оси, но смотри на меня!.. Ах, да, главное требование: будь естественной, какая ты на самом деле есть,  - это все. Думай о хорошем… например, о своем парне… И ответь, идиотка: на кой черт ты состригла свои роскошные волосы?
        - Так надо было.
        Зазвонила трубка на столе, Ника, уже увлеченная любимым делом, прищелкнула пальцами, беря на себя внимание Жени:
        - Эй, возьми трубу.
        Женя живет без спешки. Даже если начнется землетрясение, он, надо полагать, выживет только благодаря тому, что ни при каких условиях не поддастся панике. Подойдя к столу, он не сразу взял трубку, а посмотрелся в зеркало и поправил торчащий клок волос, затем поднес телефон к уху:
        - Алло?.. Ника занята… Девчонки, это Лелик. Ленка, он спрашивает, ты точно согласна на пати с гадюками?
        - Да,  - ответила Лена.
        - Боже, кругом одни ненормальные,  - закатил к потолку глаза Женя.  - Лелик, она согласна. Кстати, о согласии! Тебе высококлассный стилист не нужен, Лелик? Я заранее согласен. Из Лены обещаю сделать Клеопатру, ты подумай: Клеопатра и гадюки - жесть.
        Хлынул дождь, на что Ника отреагировала бурно:
        - Какой потоп! Лена, хватай туники… красную и белую… Шарфики к ним тоже прихвати и - на крышу, живо! Пока не ослаб поток. Как нам повезло… Женька, ты остаешься за сторожа. Лена, за мной!.. Съемки под ливнем оплачу.

* * *
        Итак, двумя похожими ножами убили двух человек, а всего их шесть. Должно быть шесть, в подставке находилось два. Гранин повернулся к домработнице, застрявшей у входа, и, указывая пальцем на подставку, спросил:
        - Где могут быть еще два ножа отсюда?
        - Так надо поискать…
        - Поищите. Заодно посмотрите, что пропало.  - Он снова перевел взгляд на подставку, а через паузу рассуждал вслух: - Ну, один нож взят из этой подставки, им убит Джагупов. Значит, нож, которым убита девушка в парке, похож…
        - Он из этого набора,  - заверила Ирина.
        - Неужели? Игорь, можно выяснить, отсюда нож или взят в другом месте?
        - Посмотрим,  - неопределенно сказал тот, разглядывая один из ножей.  - Рукоятки не литые, между лезвием и рукояткой есть зазоры, оттуда возьмем скопившуюся грязь и сравним.
        Безусловно, обещать что-либо он не мог, ведь сначала результат нужно получить, а он бывает неожиданным. Зато Ирине в самоуверенности не откажешь:
        - Спорим, оба ножа из этой подставки?
        - Откуда такая уверенность, моя дорогая?  - ехидно замурлыкал Фисенко.  - На том и этих ножах есть особые метки, принадлежащие трупу?
        - А ты сомневаешься, дорогой?  - в тон ему ответила она.  - Считаешь, два ножа одной фирмы взяли разные руки из разных подставок?
        - Я, Ирочка, доверяю только экспертизе. Эта женщина никогда не обманывает.
        - Ха,  - передернула плечиками Ира.  - Я без твоей женщины скажу: убийства в парке и в этом доме совершил один человек. Ножами из этой подставки.
        В довершение пальчиком ткнула в подставку, подчеркнув категоричность заявления. Фисенко часто с ней спорил, случалось, оба полемизировали на повышенных тонах. А Гранин перепалки не любил даже по делу, на правах начальствующего лица он прекращал их, прекратил и на этот раз простым вопросом:
        - То есть у двух преступлений один мотив?
        Так сразу на смелое предположение Гранина не дашь ответа, нужно соединить два убийства и понять, что их объединяет. Ирина задумалась, от напряжения на ее лбу появились две тонкие морщинки между бровями, которые портили хорошенькое личико. Да, хорошенькое, молоденькое и умненькое, Гранину, например, нравилось. И не только ему. Вон Фисенко, опершись о стол локтем, подпер кулаком подбородок и кушал взглядом строгую девушку, нацепив улыбку провокатора. Игорь с виду человек серьезный, а в черных глазах бешеные черти пляшут, что невольно настраивало собеседника против него. Ирина тоже покосилась в его сторону и ему, а не Гранину, который задал вопрос, сказала с нажимом:
        - Оба преступления совершены одним лицом. Значит, мотив общий.
        - Ну, это фантазия, мисс,  - выпрямился Фисенко.  - Молодая девушка, красивая, стройная в городском парке и… упитанный поросенок преклонных лет за городом? Не-а, мотивы разные.
        - Мне все равно, что ты думаешь,  - парировала Ирина излишне пылко, она девушка заводная.  - Я свои дырки в теле посчитаю, отчет вам накатаю и - гудбай, господа. А вы уж сами принимайте очевидное за вероятное. Если вам это поможет. Но все равно вы придете к моему выводу.
        Когда она замолчала, Фисенко проявил благоразумие и не подкинул в огонь спора ехидной фразы. Гранин распорядился:
        - Изымаем подставку с ножами. Зовите понятых.
        Теперь он созрел для беседы с домработницей, пошел искать ее, но столкнулся с женщиной в коридоре. Она тут же отчиталась:
        - Везде посмотрела, нет ножей.
        - Понятно,  - сказал Гранин.  - Скажите, а жена, дети у Джагупова есть?
        - А как же! Только всех их он прогнал.
        - Так-таки всех? Интересно, за что?
        - А какая радость от сварливой и страшненькой бабы? Чем он обязан ей? Ничем. Это она обязана была его холить и не замечать, что он погуливает от нее. Да куда ж тебе - птица! Фырчала тут, пока ему не осточертела.
        Что примечательно, домработница на стороне Джагупова в таком деликатном вопросе, как семейная жизнь, омраченная изменами. Гранину казалось, женщина всегда держит сторону женщины из солидарности, но при этом, как показывает практика, женщины мало сочувствуют друг другу.
        - Не любите вы жену Джагупова,  - констатировал он.
        - Она мне не родня, чтобы любить ее,  - отбрила женщина.
        - А Джагупова вы…
        - Уважала,  - подсказала нужное слово домработница.  - Человек он был нормальный, не корчил из себя князя, платил вовремя. Я уберу - он мне тут же наличность выдаст. Не то что некоторые.
        - Некоторые - это жена Джагупова?
        - Она тоже. А его детки! При папе слаще меда, без него хамло. Вот уж обрадуются смерти отца. Несчастный человек был, царство ему небесное.
        - Вы сказали, Джагупов погуливал… У него были женщины?
        Домработница посмотрела на Гранина, как на последнего идиота, которого пора занести в красную книгу.
        - Мужчины его не интересовали.
        - А какие женщины его интересовали?
        - Да разные. Они ж сами лезли к нему, чего ж отказываться-то?
        - Кого-нибудь из его любовниц вы знаете?
        - Я только убираюсь, мне его девки не нужны. Вы в телефоне посмотрите, там должны быть имена.
        Она неплохо соображала, впрочем, кто сказал, что в деревнях живут безмозглые люди? Это предубеждения городских жителей, и Гранин недооценил ее, а тетка уловила закамуфлированное вежливостью высокомерие, обиделась и выставила щит. Что ж, ему минус.
        - Что-нибудь пропало?  - осведомился он.
        - Кейса нет. Кейс он оставлял либо в прихожей, либо в кабинете. Нигде нет кейса. И портсигар… Портсигар из золота в кабинете лежал… в верхнем ящике стола. Он там леденцы держал, курить бросил, леденцы вместо сигарет… Может, деньги забрали, я не знаю…
        В гостиной от трупа осталось одно мокрое (в прямом смысле) место, очерченное мелом, запачканное невысохшей кровью. Джагупова увезли. Гранин распорядился, чтобы опросили соседей, вдруг кто-нибудь что-нибудь да видел. Выйдя на улицу, он оглянулся. Красивый дом. И за высо-оким забором.
        - М-да, дом для поросеночка должен быть крепостью.
        О, вот и первые капли… Крупные. Тяжелые. Гранин зашагал к машине, рассуждая про себя, что человек не умеет ценить этот мир, который гораздо богаче, чем большой сарай с поддельными фресками. Сзади подошла Ирина, он не оглянулся, а просто почувствовал, как, наверное, медиум, что это она, и спросил:
        - Хочешь мне что-то сказать?
        - Не найдено двух ножей. Их забрал убийца.
        - То есть будут еще два трупа?
        - Вы умеете считать, Иван Николаевич.
        Ну и нахалка! Что она себе позволяет! Гранин обернулся и… передумал отчитывать Иришу, вышедшую за рамки уставных отношений. Он рассмеялся, так как вздернутый нос и дерзкий взгляд показались ему детским выпадом, оттого смешным, особенно если учесть, что Ирочка не цветочки выращивает, а трупы расчленяет. Рассмеялся, открыл дверцу автомобиля и рукой махнул: мол, запрыгивай! Она-то успела очутиться в салоне до того, как разверзлись хляби небесные, а он, пока бежал к месту водителя, изрядно вымок.

9
        - Городские старушки почти все странные,  - успокаивала Карина, у нее, действительно, терапевтический тембр.  - Они здесь какие-то… выдуманные, что ли. Особенно одинокие, эти живут в замкнутом и фантастическом мирке, а когда обзаводятся живностью - людям вокруг хоть караул кричи. Да и питомцам несладко от безграничной любви.
        Цыганка Аза на Багамах здорово подпортила нервную систему, Славе пришлось выстраивать научную базу, доказывая, что Маркиза скоро банально сдохнет от ожирения, если не посадить ее на диету. Но старушенция из его речей вычленила еще пять заболеваний и требовала вылечить кошку.
        - Ммм,  - застонал Калинин,  - я думал, убью бабулю. Карина…
        И пауза… Карина вскинула длинные ресницы, черные без туши и загнутые кверху, под которыми блестели знойные глаза Шахерезады. Она полностью во вкусе Славы - в меру полнотелая, пышногрудая, темноволосая, с восточным колоритом. Карина - не современные девчонки, интерес которых сосредоточен на толщине портмоне избранника, а в мозгах черная дыра, нет-нет, она эрудированная, умеет вести диалог. Калинин давно намеревался приударить за ней (нет-нет, намерения его самые серьезные), однако трусливо пятился назад при первой же смелой попытке, потому что из двух мужчин в этом гуманном ветеринарном заведении она должна предпочесть… не его, конечно.
        - Что?  - спросила Карина, не дождавшись остальной фразы.
        Оба пили чай в ее царстве - в аптеке, где еле-еле поместились шкафчики с лекарствами, узкий столик и совсем лишние два стула, а людям даже постоять негде, если только сразу не сесть на стулья. Карина в трех ипостасях числилась: аптекой заведовала, обязанности медсестры исполняла, ассистировала во время операций. Ах, да! Еще не отказывалась от работы секретарши, не брезговала и шваброй во время очередного запоя уборщицы - все это за одну зарплату.
        Редко случалось, когда пациентов не приводили, сегодня выдался именно такой день, не считая цыганки Азы с Маркизой. После подобных клиентов нужно сразу закрывать клинику и отправляться на релаксацию к психологу. Видно, хозяев зверушек распугал дождь. Первый августовский дождь - предвестник осени, мощный, уже не летний, хотя и не холодный, но нагоняющий тоску, когда хочется чего-то незаурядного и вместе с тем несбыточного.
        - Наверное, никто не придет,  - произнес Слава и посмотрел на часы, будто ему срочно куда-то надо.
        - Спешишь?  - спросила Карина.
        К его досаде, она стала собирать чашки! Карина поняла, что ее общество ему наскучило. На самом деле все не так, Славу устраивали посиделки под ритмичную дробь дождя, чай с шоколадом и отсутствие четвероногих пациентов с их сдвинутыми по фазе хозяевами. Но что же это - сейчас они закроют клинику, разойдутся… И вдруг сам не ожидал от себя:
        - Поехали ко мне? Я скачал всего Хичкока, можно проследить этапы становления мастера…
        - У него страшные фильмы…
        - А я про что! Одному смотреть… э… страшно. Поехали?
        - Ладно, поехали.
        Так просто согласилась? Обрадовавшись, Слава подскочил и умудрился в этой непередаваемой тесноте свалить стул. Ну, а там, где кино, там не лишним будет и вино. По дороге он купил бутылку красного вина, шампанского (женщины любят газировку), всяких закусок с пирожными. Доехали без приключений.
        Приключения начались, когда поднялись на второй этаж и Слава открыл дверь квартиры. Откуда ни возьмись - налетели три парня. Как выяснилось позже, они поджидали Славу, втолкнули его вместе с Кариной в квартиру и…

* * *
        Марина извелась, дожидаясь, когда проклятый ливень истощится и можно будет отправиться на электричку, но дождь только ослабевал, после чего пускался с новой силой. С другой стороны, ее никто не гнал из дома Джагупова. Она прислушивалась к переговорам полиции, кое-что удавалось услышать, но не понимала ровным счетом ничего из обрывков фраз и профессионального сленга. Однако ей не пришлось ехать на электричке, домой ее доставили благодушно настроенные полицейские, изменив представление Марины о полиции.
        В квартиру она вошла уставшая, как заезженная кляча, Ася была дома, из ее комнаты доносилась музыка… не музыка, а вынос мозга: бн-бн-бн-бн… Разговор с дочерью Марина отложила - не имелось на это сил. Нет, сейчас ванная с пушистой пеной, десять минут кайфа, а потом пытка: разговорчики. Когда наступило «потом», Марина приготовила на скорую руку легкий перекус и открыла дверь в комнату Аси:
        - Иди, чаю выпьем.
        Как же ее раздражало вечное лежание дочери на диване, а Асю - что мать никогда не стучится. Обе остались при своих раздражениях, пришли на кухню и приступили к чаепитию. Молча. Ася ненавидела зеленый чай, которым ее пичкала Мариночка всю сознательную жизнь, ненавидела финики (ей полагалось два в качестве сладкого к чаю, но не каждый день), а сегодня… целых три штуки (ого!) положила на тарелку добрая мамочка. И от вчерашней злобы следа не осталось - чего это она подобрела? Ася заподозрила, что Мариночка приготовила экзекуцию, превосходящую по изощренности предыдущие, например, залезть в постель мэра города или даже губернатора. Это в ее духе: чем дальше и выше цель, тем безумнее способы достижения. Угадала Ася, речь пошла о постели!
        - Ты точно не была у Тофика?  - спросила Марина.
        - Что ты хочешь услышать?  - насупилась Ася, гоняя пальцем по тарелке три ненавистных финика.
        - Хочу правду.
        - Но ты будешь опять кричать.
        - Не буду. Потому что его убили.
        Ася уставилась на мать перепуганными глазами, которые как будто спрашивали: тебе-то откуда известно? А Марина не смотрела на дочь, чтобы не видеть полусонный взгляд равнодушия, выводивший ее из состояния умеренности, не видеть в ней надменную покорность и свое бессилие. А еще не хотела она заметить затаенную радость и злорадство, ведь теперь Асе не придется ложиться под Тофика, так вот за эти эмоции дочь может схлопотать тумаков. Работали бы обе в тандеме, слаженно и на одну цель, добились бы колоссальных успехов, а так… Марина одна колотится. Да она сама легла бы под Тофика, разве это сложно - потерпеть пять, ну, от силы десять минут полового контакта? Только его интересовали дуры до двадцати лет, а не умные и опытные женщины, способные разнообразить секс. Впрочем, не имея собственного ума, вряд ли можно увлечься чужим. Марина взяла тонкий кусочек хлеба, намазывая на него слой масла толщиной с папиросную бумагу, сожалела вовсе не о преждевременной смерти Джагупова:
        - Лопнула наша золотая жила до того, как мы начали качать из нее добычу. Я столько сил затратила на это животное, а его зарезали… хм… как свинью на ферме. Нам хронически не везет.
        Ася не стала поправлять, мол, на ферме вообще-то коровы живут.
        - Зарезали?  - переспросила она.
        - Да, кухонным ножом, который оставили в брюхе. Зрелище жуткое: лежит на полу собственного дома гора сала, из брюха торчит рукоятка, по бокам потеки крови… Фу!
        - Ты так говоришь… можно подумать, видела все собственными глазами.
        - А откуда, по-твоему, я вернулась?
        - Ты ездила к Джагупову?!
        - Конечно.
        - Зачем?
        - Должна же я была загладить твою вину! Повезла яблоки-груши…
        - Очень ему надо,  - хмыкнула Ася.
        - Это же из бабушкиного сада! Морковь, свекла… Ну да, да! Наверняка я выглядела бы идиоткой, но упустить его не могла, за Тофика такая война шла… Чего стоит одна мамаша этой вашей… Тамарки. Потрясающая гадюка. Только я найду лазейку к нему, а она уже в нее пролезла! Но я выиграла. Для тебя. А ты…
        Она отчетливо представила борьбу за спонсора, пережила за какой-то миг все унижения разом, а это такой мощный толчок к агрессии, что доченьку, ради которой Марина размазала свое достоинство, захотелось отдубасить чугунной сковородкой. Но она вспомнила: все ее усилия сведены на нет не по вине Аси, просто высшие силы отобрали Тофика, вероятно, у них там тоже дефицит спонсоров. Теперь предстоит все сначала начать, а времени почти нет.
        - Так…  - решительно произнесла Марина, готовясь поделиться с дочерью следующим грандиозным планом, но сначала следовало уточнить важные детали.  - Ответь, Ася, никто не знает, что ты должна была поехать к нему? Ты никому не говорила?
        - Ну, знаешь, этим не хвастают…
        - Я задала простой и прямой вопрос, ответь мне на него так же просто и прямо!  - рявкнула Марина. О, как она не любила эти хождения вокруг да около.  - Тофика убили. Большим кухонным ножом в его же доме. Кстати, нож тоже принадлежал Тофику. Это случилось ночью восемнадцатого… в начале суток… в два-три ночи, как я поняла.
        - Восемнадцатого в начале суток? То есть в час-два ночи?.. А я вечером семна… Меня тоже могли убить, да?  - с трудом выдавила Ася.  - Если бы я была в это время с ним, то и меня… да?
        - Послушай, это серьезно. Кто-нибудь знает, что ты собиралась к нему? Вспоминай! Иначе у нас будут проблемы, которые я не потяну. Материально, разумеется.
        - Какие проблемы?  - не поняла глупая дочь.
        Ну, умом она блистала только до десяти лет, поэтому в звездах ходила с задранным носом, потом начала глупеть, глупеть… Наконец, выросла. Дура дурой. К тому же безынициативная, как ее отец. Впрочем, Асин папуля однажды проявил инициативу: удрал, словно крыса с тонущего корабля, когда требовалось от него не так уж много - быть мужиком. Марина снова поймала себя на том, что заводится, а бывший муж на то и бывший, зачем о нем вспоминать? Только нанесенная обида не забывается, она застряла в сердце, как вбитый гвоздь.
        - Проблема будет одна и крупная,  - сказала Марина, положив на ее тарелку кусочек хлеба, намазанный тонюсеньким слоем масла.  - Не понимаешь? Да на тебя свалят убийство.
        - На меня?! Считаешь, я могла бы убить?
        - Неважно, что я считаю! Кто нас спрашивать будет? Полиции нужен обвиняемый или обвиняемая, а насколько одно связано с другим, мало кого будет интересовать. Доказательную базу выстроят и… Поэтому я спрашиваю: говорила ты кому-нибудь? Это важно, я должна продумать, как действовать.
        - Я не собиралась к нему ехать, поэтому никому не говорила.
        - Вот и хорошо. И то, что не поехала к нему, тоже хорошо.
        Нет, кое-что все же дошло до Аси, правда, с опозданием:
        - Ты отправляла меня к человеку, который настолько плохой, что имел кучу врагов?
        - Он жил без охраны, значит, о врагах не подозревал.
        - Ну, он - ладно, а ты? Тоже не подозревала?
        Марина первый раз за все это время посмотрела дочери в лицо, но как! Она нахмурилась, ее ноздри раздувались, словно нос собрался отделиться от лица и взлететь. Ася с грустью подумала: «Интересно, как выглядела бы Мариночка без носа? Наверное, очень смешно». Тем временем губы матери задвигались в замедленном ритме, старательно артикулируя:
        - Я - тоже! И не смей со мной разговаривать тоном жертвы! Из нас двоих жертва я, потому что делаю из тебя профессионала высшей лиги, кинув тебе под ноги свою жизнь. Но очень трудно работать, не видя, не чувствуя отдачу. Ты замороженная! Очнись. Иначе будешь прозябать, как я… нет, хуже. Ты будешь жить хуже, потому что ничего не умеешь. Разве что в официантки пойдешь или еще куда… где не нужна квалификация.
        Мама намекнула на панель. Если ей позволить развить тему, она дойдет до унизительных оскорблений и воплей пострадавшей от маньяка, который пилит жертву бензопилой.
        - Хорошо,  - сказала Ася и пошла в свою комнату.
        Марина метнулась за ней:
        - Что - хорошо? Как я должна понимать твое «хорошо»?
        Неожиданно для себя самой Ася остановилась у своей комнаты и резко развернулась к матери. Но она не уподобилась Мариночке, орущей по каждому пустяку, а довольно сдержанно, по-взрослому сказала:
        - Ты даже не подумала, что и меня могли ножом… Если бы я поехала к твоему вонючему, жирному, потному Тофику, как ты хотела, меня тоже… И сейчас никаких планов ты не строила бы. Ты живешь с закрытыми глазами, ничего не хочешь замечать. А правда заключается в том, что я выросла и вижу: тебе плевать на меня. Плевать, плевать!
        Не дав Марине опомниться, Ася забежала в комнату, захлопнула дверь, быстро повернула ключ в замочной скважине на два оборота и задвинула задвижку, которую прибил однокурсник. Все, она в безопасности. А то мамочку сейчас приступ психопатии как накроет - мало не покажется даже соседям, они вынуждены будут слушать ор до полуночи. В коридоре стало подозрительно тихо. Ася припала телом к двери, приложила ухо к щели - нет, тишина, как в склепе.
        Не слышала потому, что Марина ушла в другую комнату и тоже закрылась. Но как чесались руки, как чесались… Она их скрестила на груди, сунув кисти под мышки, иначе за себя не ручалась. И ходила, ходила тяжелым шагом от стены к стене. Ее глаза наполнялись горячими слезами, только она не из тех, кто отпускает их на свободу, а губы с горечью проговаривали:
        - Неблагодарная… Неблагодарная…
        В какой-то момент Марина поняла, что сорвется. Она выскочила из квартиры и унеслась от непереносимого желания отдубасить тупую, холодную как лягушка, наглую дочь. Да, она схватила бы первый попавшийся предмет и лупила бы, лупила, лупила… До крови. Пока эта дрянь не взмолилась бы о пощаде. Но дрянь обладает ослиным упрямством, она может замертво упасть, не попросив прощения,  - этого Марина не хотела и поэтому ушла.
        Ася сидела на полу, обхватив колени руками. Хлопнувшая дверь подсказала: Мариночка ушла. Наверное, к подружке побежала жаловаться на непутевую дочь, а той под рюмку все равно кого слушать. Хлопнувшая дверь явилась последней точкой, за которой наступает предел, Ася, запрокинув голову, завыла, будто ей причинили физическую боль. Так воют от горя или когда кончается внутренний запас сил, поддерживающий надежду; и слезы так льются, когда очень, очень-очень плохо.

* * *
        Все произошло мгновенно: налетели, втолкнули, кулаком по лицу заехали, упал. Упал Слава на диван, не почувствовав, что губа и нос разбиты до крови. Карина жалась к нему, она была напугана, что естественно. Когда голова приобрела некоторую ясность, Слава разглядел в своей квартире троих парней: двое стояли по бокам дивана, третий прохаживался, поглядывая на него с неприязнью. Совсем сопляк. Да, лет эдак семнадцать ему. Но думает о себе - он крутой, могучий и выше собственного роста на метр минимум. Хотя парень без этого высокий, стройно-спортивный, с прямыми темными волосами до плеч и детским лицом воспитанника пансиона для благородных мальчиков.
        - Что надо?  - спросил Слава.
        - Вараксин,  - бросил он.  - Мне нужен Вараксин.
        - Он многим нужен. Мне, например…
        - Заткнись, козел!  - рявкнул «благородный мальчик».  - Ты знаешь, где Вараксин. Говори адрес.
        - Да кто ты такой?  - презрительно произнес Слава, одновременно трогая разбитую губу.
        - Брат Дины. Вараксин изнасиловал ее и зарезал,  - сказал парень, преисполненный гневом, что, в сущности, оправдано и внушает уважение, если бы не множество «но».
        - Соболезную. Однако разочарую: Вараксин не насиловал и не убивал. Дина спала с ним с первой встречи…
        К этому Слава не был готов, хотя по морде кулаком уже получил. Говнюк, брат Дины, эдак красиво (на манер монаха из Шаолиня), врезал ему ступней, точнее, подъемом ноги и попал по скуле. Видно, гад, ежедневно тренируется на груше. Калинин упал набок, то есть на Карину, она только ойкнула. Однако не ответить - это как-то не по-мужски, особенно при женщине. Подвигав челюстью и удостоверившись, что та не особо пострадала (силенок мужских паренек еще не набрался), Слава произнес:
        - Не гуманно…
        И, внезапно вскочив на ноги, своим большим кулаком врезал под дых забияке. Братец Дины согнулся пополам, выпучив глаза, открывал и закрывал рот, через несколько секунд упал на пятую точку. В это время его братва опомнилась и кинулась на Славу, но ветеринар имел опыт общения с дикими зверушками, знал, за какие места их хватать, чтобы те не откусили руки. Одного он ухватил за горло, от второго отбивался свободной рукой, по ходу воспитывая:
        - Пацаны, вести себя не умеете. Хамите, бузите. Нужно слышать, что вам горят, а не требовать то, что вам хочется услышать.
        Воспользовалась ситуацией и Карина, кинулась к окну, открыла и закричала:
        - Помогите!..
        Но какая досада: очухался главный герой действа. Он (правда, еще не восстановив дыхания после удара) смог добраться до нее и отшвырнуть от окна. Карина отлетела к столу и упала на столешницу.
        - Берите девку!  - кукарекнул юноша, голос его не слушался.
        И вот тут дело приняло серьезный оборот. Брат Дины выхватил нож, лезвие выскочило из рукоятки, блеснув отшлифованной сталью, острый кончик замер у шеи Славы, которому пришлось отпустить парня. Один уже боролся с Кариной - то ли руки ей заламывал, то ли на столешницу валил зачем-то.
        - Мы трахнем хором твою сучку, а ты будешь смотреть…
        Герой компании, конечно, выразился нецензурно, но сейчас это так креативно - перемежать слова грязной матерщиной, вести себя среди людей, словно гамадрил на рынке, где много жратвы, притом позиционировать себя как эксклюзивную модель человеческой расы.
        - Пацан, кончай истерить,  - произнес Слава, тихонько отступая, но истерик наступал.  - Успокойся, давай поговорим…
        - Кому сказал - трахать!  - кинул второму дружку брат Дины.
        Слегка посиневший от удушья дружок послушно, однако неохотно, перешел к столу, где третий мерзавец все же повалил Карину спиной на столешницу. Не усвоил мальчик урок, хотя Слава его за малым не задушил, начал поднимать юбку Карины. Сказать, что она вырывалась - это ничего не сказать.
        - Слышь, ты, недоносок,  - рассвирепел Слава.  - Я вцеплюсь зубами в твое петушиное горло, если только посмеете… Даже если, гаденыш, пырнешь меня ножом, заберу тебя с собой…
        Неизвестно, чем закончился бы конфликт, во всяком случае, Слава настроился решительно, но вдруг раздался вопль:
        - Стоять! Полиция!
        Два насильника от неожиданности бросили Карину и как-то нелепо присели, не совсем, а чуть-чуть, будто их ударили под коленками. Слава даже не посмотрел, кто там еще ворвался в квартиру. Стоило брату Дины кинуть взгляд в сторону, Калинин вернул долг - врезал защитнику сестры кулаком по красивой рожице от всей души. Кулак Славы раз в пять мощнее удара ступни, полученного от сопляка. В результате тот и нож выпустил, и полет исполнил не хуже артиста балета только спиной назад, и в стену врезался. После этого Слава повернулся к новому лицу и вытаращил глаза. Конь! То есть коп! Стало быть, пас дружка Глеба - легко же его было просчитать. Конь лихорадочно тыкал пистолетом во всех направлениях, будто попал в бандитский притон и не знал, кому первому послать пулю. Между тем пистолет воздействует как укол транквилизатора, сразу стало спокойно Славе и Карине, успевшей подбежать к Калинину, который ее обнял за плечи.
        - Так…  - подняв нож, сказал Дереза.  - Ножичек… Ого, финак! Ношение холодного оружия - раз, вы ворвались в чужую квартиру - это разбойное нападение и два. Прямая угроза жизни - три, и, наконец, попытка группового изнасилования - четыре. Ребятки, ваши несостоявшиеся подвиги, а всего лишь попытки их совершить тянут на длительный отдых в колонии строгого режима. Калинин, вяжи их, а я подстрахую…
        Он протянул Славе наручники, а тот, если честно, толком не знал, что с ними делать, но взял. Дереза догадался:
        - Чего смотришь? На запястья… вон этому…  - указал он пистолетом на брата Дины.  - Они сами наденутся, удобная штука.
        Двум парням пришлось связать руки, наручники были всего одни, а веревка есть в любом доме, кроме тех, где были повешенные. И куда делся кураж у мальчиков, стадное ослепление?
        - Ты как здесь очутился?  - поинтересовался Слава, завязывая на запястьях последнего парня узел.
        - Мимо шел… Слышу - девушка помощи просит, я - в подъезд. Потому что всегда прихожу на помощь, работа у меня такая. А пацаны неопытные, забыли запереть дверь. Ну, говнюки,  - неласково обратился Дереза к гангстерам,  - нашли приключения на свои тощие задницы?
        - Слушай, отпусти их,  - неожиданно заступился за парней Слава.  - Вон тот - брат погибшей Дины, у него немного сдвинулась крыша. Он думает, Вараксин изнасиловал и убил его сестру.
        С усмешкой людоеда Дереза прошелся перед парнями, разглядывая каждого по отдельности. А что там разглядывать! Ребята стояли подавленные, как три петушка, потерявшие все перья в драке. Так всегда бывает: когда провальный вариант даже не обсуждался, приходится смиряться, сталкиваясь с неожиданностями.
        - У него есть чем думать?  - ухмыльнулся Дереза, остановившись напротив брата Дины.  - Как твое имя, юный мститель?
        - Никак,  - огрызнулся тот.
        - Так вот, Никак… Ты, наверное, знаешь: при насилии женщина сопротивляется. Это значит, на ее теле остаются следы - синяки, ссадины, царапины. На теле твоей сестры ничего такого не обнаружено. Усвоил?.. Я спросил: усвоил?
        - Да!  - гаркнул Никак.
        - Не усвоил,  - констатировал коп.  - Калинин, катай заяву с подробным описанием, что здесь происходило.
        - Зачем?  - не понял Слава.
        - За тем, что сейчас я отпущу этих говнюков по твоему ходатайству, но если только эти тупые засранцы еще хоть где-нибудь засветятся, я их закатаю лет на - дцать. А теперь - брысь отсюда!
        Парни без слов вытянули связанные руки вперед, но коп снял только наручники и кивнул головой в сторону выхода. Их не надо было уговаривать, двое так и бросились вон со связанными руками. Когда от налетчиков и духу не осталось, Дереза повернулся к потерпевшим, которые сидели на диване, Карина промокала носовым платком кровь на лице Славы.
        - Итак, Калинин, в благодарность за спасение выкладывай адрес Вараксина.
        Без дополнительных слов Слава поднял руку, а Дереза - брови, но такова была его реакция на кукиш, в просторечье - дулю. Очень выразительная получилась штука из пяти пальцев, этим бы пальчикам да соху, или кайло, или кирку, а они предпочли скальпелем орудовать. Карина прыснула.
        - Ммм…  - протянул Дереза, покривив губы.  - Грубо. Плохо тебя мама с папой воспитывали.
        - Я сирота,  - из вредности солгал Слава.  - Круглый.
        - Ну, ладно, ладно,  - раздраженно произнес Дереза.  - Расскажи тогда вашу версию. Вараксин был в парке с Диной и?.. Что произошло?
        - Откуда я знаю!  - пожал плечами Слава.  - Меня там не было.
        - А вы, девушка…
        Не смог задать свой вопрос коп, так как Калинин вскочил:
        - Валерка! Как я не подумал о нем!
        Он лихорадочно засобирался: из шкафа достал чистую рубашку, стянул с себя запачканную кровью, начал переодеваться.
        - Кто такой… этот Валерка?  - заинтересовался коп.
        - Брат Глеба. Я еще подумал: откуда три гангстера знают мой адрес? Боюсь, побывали у Глеба дома и он… он… Ты со мной, Карина?
        - Конечно,  - вскочила с дивана она.
        - Поедем вместе,  - поставил условие Дереза.
        - Что вы, что вы,  - в клоунской манере расшаркался Слава.  - Мы сами… Вы, пардон, третий лишний.
        - Неблагодарный. Десять минут назад я спас вас обоих.
        - Ты помешал,  - возразил Слава.  - Помешал мне блеснуть перед Кариной силой, мужеством и… неважно. Я бы раскидал хлюпиков и без тебя!
        Взглянув на Коня, желание ерничать у Калинина пропало, ибо грозный страж закона и порядка улыбался во весь свой зубастый рот самой язвительной улыбкой в мире. Слава почувствовал, что выглядит в глазах Карины дураком, а это не то, к чему он стремился.
        - Поехали, а?  - предельно миролюбиво сказал Дереза.  - Моя машина к вашим услугам…
        Валерку нашли дома на полу без сознания, его увезли в больницу с сотрясением и двумя переломами ребер.

10
        Одиннадцать?! Время подвело Нику, время обмануло! Оно же пролетело как реактивный самолет, только бесшумно, в результате ничего не успела. Ника занималась платной работой, которая находится на первом месте приоритетов, так как денежки еще никто не отменял и как следствие - в магазинах не подают милостыню в виде продуктов и одежды. Подтолкнул же черт всего лишь взглянуть на снимки куколки Ленки! Ника увлеклась просмотром и кое-какими пробными правками, позабыв, что деньги - решающий стимул на данном этапе. Но снимки получились…
        - Я гений,  - призналась Ника сама себе.
        М-да, скромность - не лучшая ее чета. Но это чистейшая правда, подтверждение тому - кадры под ливнем. Это просто каскад диалогов между жизнью и смертью в духе экзистенциалистов. Ну вот, пожалуйста… Лицо дивной красоты, по которому стекают струи воды, лицо с глазами морской сирены, смертельно-печальные и в то же время дерзкие, пугающе непримиримые. Или вот. Мокрая ткань облепила изумительный стан от плеч до щиколоток, через ткань просвечивает обнаженное тело, голова запрокинута назад, лица почти не видно, руки слегка разведены в стороны. А вот кадр… Шедевр! Добавили тонкий шарф, замаскировавший дурацкую прическу, и получился роковой образ. И дождь. Он пляшет вокруг женской фигуры, выступающей из туманной завесы, а там, где струи соприкасаются с поверхностью кожи, отскакивают брызги. Пол кипит. Нет, пола вообще не видно, Лена стоит в бурлящем потоке или даже висит в воздухе, едва касаясь ступнями кипящей воды.
        - Бегущая по волнам!
        Впрочем, название не подойдет, оно отдает романтизмом, а на снимке нечто большее, можно сказать, трагичное. Так и проторчала Ника до одиннадцати, занимаясь совсем не тем, чем должна. А когда очнулась, на нее разом навалились: усталость, сонливость, голод, боль в шее и плечах.
        - Лечь бы сейчас…  - размечталась, вытянув вверх руки.
        Но лечь негде. А сил нет. Если бы в студии стоял нормальный диван, Ника провела ночь здесь. Имеющийся диванчик (канапе) не пригоден для сна, на нем и сидеть-то некомфортно, только фотографироваться и можно, изображая высший свет (обычно из-под Жмеринки). Все же Ника рухнула на канапе. Ноги, конечно, остались стоять ступнями на полу (для удобства она сняла обувь), зато тело поместилось полностью. Спина приятно заныла, расслабляясь, и малыш-диван уже не казался изобретением для мучений. Ника прикрыла веки, на глаза положила руку, чтобы даже тусклый свет не мешал уставшим глазам. Замерла. Всего минутку-две полежит (это целых сто двадцать секунд), а после без раздумий встанет и - домой. Итак: раз, два… десять… двадцать… тридцать…
        Кажется, она немного вздремнула. Во всяком случае, отключка произошла, наверняка длилось это состояние недолго, ведь Ника приучила себя к контролю. Еще бы минут десять полежать, но она убрала руку и открыла глаза…
        О, боже, что это?!
        Ника чуть не закричала от ужаса. Она встретилась с темнотой! Темнота была настолько густой и безусловной, что напугала одним своим фактом, противоречившим логике. Как в могиле! Под толстым-толстым слоем земли! Но пока еще хватало воздуха. Ника не поняла, в чем дело, почему так темно, не могла же она внезапно ослепнуть!
        - Что за черт…  - И резко села.
        И поблизости никого нет, в это время этаж пуст, позвать некого. От ощущения абсолютного одиночества ужас усилился. Ника крепко зажмурилась, надеясь, что, открыв глаза, увидит свет, студию и все, что находится в ней.
        Открыла. И не увидела. Ни света, ни студии. Одна темень кругом.
        - Фу-ты!  - с облегчением выдохнула Ника, потому что дошло, правда, с трудом: свет погас.
        Что-то случилось и - погас. Например, отключили электричество, а в студии нет окон, поэтому свет ночных огней не попадает сюда. Вообще-то одно окно имеется, но оно в комнате-складе, куда Ника сваливает «декорации». Все же от сердца отлегло, хотя это жутко - ничего не видеть, кроме мрака. Теперь надо найти телефон и позвонить охранникам, узнать, почему нет света. К тому же телефон хоть какое-то освещение, с его помощью можно найти фонари, которыми Ника дополнительно освещает натурщиков.
        Она встала… Вот странность - страшно сделать шаг, кажется, пола нет, там пропасть. Но пол на месте. Ника двинулась наобум, потому что, как оказалось, не помнила точно, куда нужно идти. Ну, приблизительно вперед и вправо. Выставив руки, Ника продвигалась, «ощупывая» пространство. До чего же это неудобно - не видеть.
        И вдруг! Ее рука коснулась чего-то… Нет!!! Она коснулась КОГО-ТО!!! Кого-то живого. Ника отпрянула, не вскрикнув. Ее охватил настоящий ужас, который знаком всем, кто столкнулся с реальной угрозой жизни. Этот страх сдавливает горло, останавливает в жилах кровь, сигналя: «Здесь чужой и враждебный…»

* * *
        Они давно не ходили в ресторан вдвоем, а тут вдруг Митя предложил поужинать, и Анжела решила: сегодня тот самый день. Пусть не в «Поднебесье», а именно там по негласным правилам принято делать предложение, не столь уж это важно. Она так долго ждала, что теперь все равно, где услышать заветные слова, от которых женщины дуреют. Итак, это случится сегодня! А то она весь день промучилась, не зная, как сообщить новость, что ее ждет. Проще говоря, Анжела жутко боялась отрицательной реакции со стороны Мити.
        Она переступила порог кабачка со светлыми надеждами и счастливыми глазами. Зал небольшой, с уютными круглыми столиками на двоих, полумраком и негромкой музыкой, в общем, уголок для людей цивилизованных.
        Время пошло. Первый бокал Митя предложил выпить за удачный поворот в его делах, Анжела решила, это только начало, надо же ему как-то примериться. Потом он ел и ел с удовольствием, а она ждала. Потом он с не меньшим удовольствием слушал певца, стонущего на крошечной эстраде о дикой страсти под гитару, струны которой он же и терзал. Анжела в это время смотрела на своего Митю, посылая установку: «Ну скажи, что любишь меня. И хочешь, чтобы всю жизнь я будила тебя по утрам…» Потом Митя опять ел, а она опять ждала. Со временем внутренний монолог становился короче, посыл терял силу, Митя не улавливал биотоки. С каждой минутой Анжела грустнела, в конце концов, ей нестерпимо захотелось, как говорится, открыть карты и посмотреть, что будет. Да так погрузилась в поиск подходящих слов и интонаций, что вопрос Мити услышала только со второго раза:
        - Анжела…  - Митя тронул ее за руку, она напряглась, приготовившись к важному в своей жизни событию.  - Ты где?
        - Ой, прости, задумалась… Ты что-то хотел?..
        - Я спросил, как дела на твоем телевидении?
        - А, хорошо. Мне дают вести передачу о бизнесе и рубрику о красоте.
        - М! Сразу пошла в гору? А почему грустишь?
        Ну, вот он, удобный момент. Не хватило духу выдать свою главную проблему сразу, она выпалила ее в самом конце:
        - Устала. Работа интересная, но непривычная, многому придется учиться. Меня это не пугает, наоборот, я люблю узнавать новое… Сначала планировали дать только рубрику о красоте, но директор сказал, что я перед камерой абсолютно свободная и органичная, как будто ничем другим не занималась. И решил дать серьезную программу, ну, я разбавлю для многих скучную тему бизнеса, а рубрика - это так… Митя, поехали домой, мне завтра рано вставать, с утра запись… Я залетела, сегодня была у врача - два месяца.
        Вот теперь можно вдохнуть. Анжела уставилась в тарелку, чтобы не видеть застывшего от неожиданности лица Мити. Нет, не так. Не хотелось ей смотреть в его глаза - недоверчивые, подозрительные, растерянные, совсем не те глаза, к которым она привыкла и которые любила.
        - Не понял, что ты сказала?  - вымолвил он через силу, что очень расстроило Анжелу.
        Принципиально не стала повторять, потому что он все прекрасно услышал и понял. Анжела поднялась:
        - Поехали. Я очень устала.
        Митя не задал ни одного вопроса по пути к машине, не задал и в машине, когда ехали по ночному городу. Проспекты сияли, светились, искрились яркими вспышками огней, даже в этот час улицы были оживленными и праздничными. А у Анжелы душа погрузилась в траур, потому что воображение рисовало… Собственно, какая разница, что она воображала? Реальность значительно хуже фантазий, финал предсказуем, жизнь разбита. Анжела догадалась: сегодня он не останется, но когда автомобиль затормозил у подъезда, она, открыв дверцу, все же спросила:
        - Не зайдешь?
        - Тебе рано вставать, боюсь, помешаю выспаться.
        - И ты ничего не скажешь мне?
        Он, всегда решительный и дерзновенный, принимающий решения быстро и непринужденно, попал в затруднительное положение, будто ему предстояло решить некий вопрос вселенского масштаба. Анжела усмехнулась про себя: что с ним случилось? Тем временем Митя закурил, выпустил струю дыма в окно и каким-то обиженным тоном, словно она уже подала на алименты, сказал:
        - Неожиданно, знаешь ли…
        - Для меня тоже…  - А что ей было говорить?
        - Вообще-то я не планировал… Это надо как-то пережить…
        - Ну что ж, переживай. До свидания.
        А чего ей стоило пережить его ответ! Разочарованная Анжела вышла из машины и гордо зашагала к подъезду, ни разу не оглянувшись. Но она не героиня, способная стойко вынести напасти, в подъезде, не доходя до квартиры, Анжела села на ступеньку и, подавляя рыдания, позвонила маме:
        - Ма… вы не спите?
        - Нет. А что случилось?.. Анжела, что там у тебя? Ты плачешь?
        - Ма, у меня… у меня…
        Мама моментально сообразила, как говорится, что к чему:
        - Поссорилась с Митей?
        - Хуже.
        - Хуже?.. Детка, бери такси и приезжай. Или послать папу?
        - Нет, я сама… на такси…
        Машина примчалась быстро, с этой услугой в городе полный порядок. А куда еще деваться, с кем поделиться проблемой? И кто даст совет, поможет найти выход, да пожалеет, в конце концов, кто? У Анжелы это родители. Между ними не строились отношения по типу «подружки с мамой и папа друг», всегда существовала дистанция. Но она знала: родители платформа, куда можно приземлиться, и опора, за которую можно ухватиться, если тонешь.
        Лето и осень родители проводили в загородном доме, туда и приехала Анжела. Двухуровневый домик в середине участка почти не виден, светилось только два окна внизу, это столовая. К нему вела светящаяся дорожка, бордюром служат крошечные фонарики, которые заряжаются от солнечного света и с сумерками загораются матовым светом. Мама стояла у дороги, ее плечи покрывала вязаная шаль с длинными кистями, это означало, что она вышла давно, наверное, сразу после звонка. Анжела расплатилась, вышла из машины вся понурая, кислая, а мама, увидев ее, с облегчением вздохнула и улыбнулась. В ее представлении, если дочь жива, остальное - мелкие неурядицы. Машина еще не отъехала, слегка забуксовав между матерью и дочерью, но Анжела выкрикнула с отчаянием:
        - Ма, Митя меня бросил!
        - Спокойно! Иди ко мне…
        Дочь подбежала, когда такси отъехало, остановилась напротив, весь вид ее говорил: скажи что-нибудь такое, после чего я не умру. Разумеется, у матери всегда найдутся слова, даже не слова, а тон, способный хотя бы на короткий миг погасить отчаяние:
        - Ничего страшного, с мужчинами это иногда случается. Идем, рыбка, в дом, чашка чая и пирожное - хорошие антидепрессанты. Поверь, моя милая, на свете есть только две страшных вещи: война и смерть.
        - Мама, но я залетела! Уже два месяца!
        - Ух ты! Поздравляю…
        - С чем! Я только что устроилась на телевидение, Митя узнал и сразу дал задний ход, ему, видишь ли, нужно это пережить. Как стихийное бедствие! Бросил меня в такой момент… Ма, что мне делать?
        - Не впадать в отчаяние. Идем, а то сыро.

* * *

«Кто здесь?» - панически пульсировал вопрос в голове Ники. Она прислушивалась к тишине в студии, ума хватило не задать вопрос вслух и тем самым обнаружить себя. Дотронулась она до… это была часть руки… а ткань на ощупь велюр, флис, вельвет - что-то из этой текстуры! Ника отскочила в противоположную сторону и теперь пыталась угадать, почувствовать, на каком она расстоянии от человека в велюровой одежде. И почему он, попав, к примеру, в студию нечаянно, не подал голоса? Хотя бы ойкнул - это естественная реакция, не так ли? Впрочем, Ника сама от страха не проронила ни звука, рот будто пластырем заклеен, но человек… он должен был что-то сказать, он же на чужой территории. Почему молчит?
        Несмотря ни на что, Ника ориентировалась в своей студии прекрасно. Именно тогда, когда перестала об этом думать, она, что называется, с закрытыми глазами успешно обходила препятствия, неслышно ступая босыми ногами и положившись на интуицию. Не было слышно Нику, но и постороннего тоже. А может быть, рука привиделась со сна? Едва эта мысль мелькнула, человек споткнулся о ее туфли рядом с канапе! И снова ни звука.
        Что это значит? Почему он молчит, таится? Что ему нужно? Явно заглянул не чайку испить. Ника вспомнила: ключ, вырванный винчестер - наверное, этого злоумышленнику показалось мало. Но она-то, она! Просто дура! Дверь-то не заперла, когда засела за обработку снимков! Решила, что после ограбления негодяям делать здесь нечего, да и не собиралась Ника задерживаться в студии допоздна. А все совсем наоборот. Нет, она не просто дура, она набитая самоуверенностью дура! Если сейчас загорится свет, Ника останется один на один… неизвестно с кем. На этаже ни одного человека ни в одном кабинете, иначе обитатели данной бетонно-стеклянной вышки уже переговаривались бы в коридоре, выясняя, почему погас свет.
        Надо бы к двери пробраться. Бесшумно, конечно.
        Тут до ушей долетел легкий шумок, как будто одежда резко трется об одежду через короткие паузы. Шумок раздался очень близко. Трудно вообразить, что в этот миг делал неизвестный, Ника лишь сосредоточилась на расстоянии между «гостем» и собой, вычисляя путь к выходу. Да тут идти-то… чай, не площадь надо пересечь. Не удариться бы лбом обо что-нибудь… Ника сделала шаг… два… три…
        И вдруг острая боль! Как будто штук двадцать ос разом ужалили руку чуть пониже плеча. Ника коротко вскрикнула, схватившись за руку, при этом немного отшатнулась, что, видимо, и спасло ее. Теперь осы ужалили скулу ниже глаза, Ника второй раз вскрикнула. Она ничего не понимала, в то же время сообразила сделать несколько шагов от жалящего средства в чьих-то безумных руках…. То есть у кого-то голова безумная.
        И опять незадача! Ника врезалась в стену, произошло это, само собой, не бесшумно. Чувство самосохранения у нее мощное: ударившись, она мигом присела на корточки и услышала шлепанье по полу. Шлепали в ее сторону. Какое счастье, что в студии темнота! Ника на четвереньках, быстро-быстро, проползла вдоль стены, ладони утонули в ворохе ткани - это шторы, которыми она преобразует интерьер для съемок. И это ориентир, как раз рядом стоит канапе, в данных условиях диванчик может стать неплохим щитом. К тому же от штор можно выстроить точное направление к выходу без препятствий.
        Ника замахала рукой по воздуху, пытаясь найти канапе, но… Сзади она слышала шевеление. Ее ищет неизвестный… Враг! Ее ищет враг. И это он чем-то глухо ударяет по стене… Да где же канапе?
        Ладонь коснулась спинки, и Ника чуть не закричала от радости, дело в том, что от счастья горло перехватило, крик не смог прорваться. Сразу появилась уверенность, и она подумала: «Ну, теперь я тебе покажу!..» Рывок - и Ника схватилась за спинку канапе, одним движением развернула диван, очутившись за ним. Теперь она отчетливо услышала быстрые шаги по направлению к ней. Еще чуть-чуть подпустить… Можно!
        Собрав все силы, Ника толкнула диван вперед. Получилось! Он врезался в злоумышленника… Ника больше не прислушивалась к грохоту, сопению, а рванула наискосок - там свободное пространство, всего шагов пять… затем нужно повернуться и - прямо… Жаль, не побежишь, врезаться можно… Ника шарила по воздуху обеими руками… Вот он - выход. Еще несколько шагов… Дверь открыта… Коридор!
        - Куда же мне, куда?..  - задыхаясь от перенапряжения, произнесла Ника шепотом. И вдруг заметила в конце коридора проблеск, там лестница. Не свет, а именно проблеск, довольно тусклый, шел он снизу и как бы двигался… Это фонарик! Там кто-то есть. Ника побежала в конец коридора, закричав севшим от страха голосом:
        - Я здесь!.. Помогите!.. Сюда!..

* * *
        - Не приехал, да. Причина была: на хвосте пассажир сидел, ты понял? Я не хотел рисковать…
        Слушая Глеба по телефону, Слава поднял глаза на вошедшую в комнату Карину, улыбнулся, потому что приятно толкнулось сердце. Он понимал беспокойство друга, оставшегося один на один с собой, старикан не в счет, он сам себе приятный, в компаниях не нуждается. А на звонки Слава не отвечал из-за Коня. Пробыли в больнице несколько часов, стоило кому-нибудь позвонить, ищейка тут как тут, поэтому Калинин отключался, не взглянув на дисплей, когда звонил Глеб. А чего на него смотреть? В контактах всего две записи - старикана и Глеба, обе обозначены цифрами 1 и 2, мелодию поставил разную. А потом… О, потом пресловутая личная жизнь заставила забыть вообще обо всем, а сейчас пришлось оправдываться:
        - Поверь, я не мог говорить… Нет, не по телефону. Выжду день-два и приеду. А ты ищи… Слушай, все нормально. Встретимся завтра часиков в пять в кафе, ну, ты помнишь… Я же должен и работать теперь за нас двоих. Все, пока.
        - Это был Глеб?  - поинтересовалась Карина, ставя на стол поднос с пиалой, пузырьками и ватой. Смочив тампон в пиале, она присела на диван и приложила его к раненой губе Славы.  - Ты сказал ему о брате?
        - Зачем? Чтобы добавить лишних переживаний? К тому же Валерка в норме, не считая сотрясения. Ой!..  - дернулся он от боли.  - Чем это ты меня?..
        - Лежи, лежи. Это раствор перекиси, она не жжет, просто я немного задела рану. Постоянно ношу с собой пузырек на всякий случай. Сейчас прижжем ранку марганцем… Это все, что нашлось в твоей аптечке. Даже аспирина нет.
        - Я не собираюсь болеть еще лет тридцать.
        Конечно, можно потерпеть, тем более почти не больно, губа разболелась после активных поцелуев со всеми вытекающими последствиями.
        - Вот негодяй, рассек губу…  - пожалела Карина Славу.
        - Бил, скотина, по старинке: кастетом.
        - Что теперь им будет?
        - Братцу Дины и компании? Думаю, за групповое нападение… двойное, кстати, дадут… м… много. Но папа Дины позаботится о единственном сыне, в этом смысле Глебу не повезло.
        - Что ты имеешь в виду.
        - Папа постарается купить Фемиду со всеми потрохами. Тебе идет моя футболка. Как платье.
        - Брюнеткам идет красный цвет. Ну вот, сделано. Можешь расслабиться.
        Карина хотела встать, но он поймал ее за руку и потянул на себя. Рассмеявшись, она кинула тампон на стол (не попала, он упал на пол) и улеглась, положив голову на плечо Славы. М-да, история: когда Глебу крупно не повезло (не проходило ощущение, что судьба на нем отыгралась за всех удачливых красавцев), Слава в то же самое время поймал свою птицу счастья. И чувствовал некоторую вину…
        - Мне, честно скажу, Дина не нравилась.
        - Почему?  - заинтересовалась Карина.  - Она очень красивая.
        - Красота еще не повод спать с женщиной. Нам привили плохую привычку - не вмешиваться в чужую жизнь. А если это друг - как быть, промолчать? Я теперь жалею, что не вмешался, надо было выложить Глебу свои впечатления.
        - А что не так в ней было?
        - Высокомерие. Убогость ума. Ну, высокомерие и убогость ума понятия взаимосвязанные, человек умный не будет возносить себя до небес. Но в ней еще и жлобство присутствовало, знаешь, она из этих - весь мир для меня, а вы, случайные попутчики, держитесь подальше, я вами брезгую. Говорить с ней вообще не о чем, она дура в кубе. Однажды попал я в кофейню с ней, мы там Глеба ждали, видела бы ты, как она официанта унижала - на его месте я бы убил ее. Познакомившись с братцем, я понял, что это у них семейное.
        - Значит, плохо воспитывали мальчика с девочкой. Ты сказал, папа может купить Фемиду… Второй смысл твоей фразы - деньги дают ему право быть хозяином положения всегда и во всем? Но это право плодит смертельных врагов, так? А если кто-то отомстил именно ему, убив дочь? Выслеживал ее с целью, например, похищения, наконец, дождался идеального стечения обстоятельств: парк, Глеб убежал за фотографом, Дина осталась одна… Удобный момент переложить свое преступление на партнера девушки. Скажи, ну зачем этим заниматься в парке?
        - Из-за Валерки…
        - В городе полно гостиниц. Не понимаю, зачем в парке…
        Слава думал о мотиве, подсказанном Кариной, она всегда умела ненавязчиво подкинуть то ценную мысль, то идею, способную спасти положение. Конечно! Отцовские грехи!.. Или маньяк? Нет, отцовские грехи как-то ближе уму и сердцу, так как в этом случае убийцу найти легче - так представлялось ему.
        - Слава…
        - М?
        - Скажи, ты порядочный человек?
        - Да. А что?
        - Слава богу. А то мой папа-армянин с братьями - моими любимыми дядями - оторвут тебе все части тела. Догадываешься, за что?
        Он уловил шутливый тон, но в каждой шутке, как известно, есть доля шутки. Однако намек подвинул Калинина на решительные действия, иначе он не решился бы еще долгое время на шаг, ограничивающий свободу.
        - Ого,  - сказал Слава, немного отстранившись от Карины и заглянув ей в лицо.  - Выходит, папа не признает свободных отношений?
        - Нет, не признает.
        - Ну, тогда… А ты? Не боишься совершить ошибку?
        - Не боюсь,  - хихикнула Карина.
        - Ну, тогда из уважения к твоему папе я…
        - …и его братьям - моим любимым дядям,  - дополнила Карина.
        - Да, да. К ним тоже… И что, ты соглашаешься?  - изумился Слава и даже приподнялся на локте.
        - Как же я могу не согласиться? Папа и дяди - это очень серьезно, очень. Меня тоже накажут: закопают в землю по шею и закидают камнями.
        - Круто. Тогда завтра же ты переедешь ко мне, и до официального статуса мы будем вместе держать оборону.
        - Идет.
        Не до конца веря в состоявшееся сватовство, Слава осторожно опустил голову на подушку, глядя на Карину с недоумением. Она повернулась набок, сунула под щеку сложенные ладони и провокационно улыбалась, что его огорчило.
        - Шутишь, да?
        - Нет,  - сказала она.  - А ты рассчитывал, что откажусь? Не повезло тебе.
        Хотя все уже сказано и повода сомневаться нет, Слава несколько секунд взвешивал в уме процент игры и правды в черных глазах Карины. В нашей психике самой природой заложен растянутый период сближения, поэтому сложно поверить, что все может свершиться и без предварительных усилий за один вечер. В конце концов, пришло к Славе понимание, что игры-то, в сущности, нет, просто она (как и он) боится подвоха. Глупость, конечно, тем не менее неуверенность в себе - сильно действующий яд для психики, разумеется. Слава притянул к себе Карину, крепко обнял, а чтобы она избавилась от яда, который сильно портит жизнь, заверил:
        - Я человек серьезный, за свои слова отвечаю. И раз я соблазнил бедную девушку, то женюсь. Таково мое правило.
        - А твое правило на всех девушек распространяется?
        - Нет, что ты. Только на тех, кого люблю.
        - И много таких было?
        - Карина, я еще не был женат.
        Чтобы не начинать заново, Слава поцеловал ее, но раненая губа заныла. Он отстранился, застонав, а Карина рассмеялась. И что смешного в том, что разбитая губа болит? М-да, счастливые люди выглядят глупо: смеются без причины, говорят вздор… Впрочем, Карине пришла одна умная мысль, Слава ее продолжил:
        - А насчет мести отцу Дины, думаю, стоит сказать Коню. Боюсь, он не способен догадаться сам.

11
        - О, мама миа…
        Ника закатила глаза к потолку. Она второй раз (уже следователю) рассказала историю нападения на нее неизвестного урода. Нет, правда, правда: он урод, причем с покалеченной головой. Размахивал острым предметом (предположительно ножом на языке следствия) в темноте, будто встретился с кровным врагом, результат - две раны: на руке и на скуле! Обе раны зашивали медики, теперь на скуле красуется пластырь, а в перспективе останется шрам на всю жизнь. Ника вот уже несколько дней под впечатлением, еле в себя приходит.
        - Я вам двадцать пятый раз говорю,  - процедила она, теряя терпение,  - смертных врагов, которые бредят вендеттой, у меня никогда не было и нет.
        - Ну, во-первых, мне вы это сказали только второй раз,  - уточнил Гранин, беспардонно рассматривая ее.  - А во-вторых, ваш рассказ… как бы это поточнее сказать… хорош для сценария фильма ужасов.
        - О…  - протянула Ника.  - Вы не верите. Может, и раны себе нанесла я?
        - А вот раны как раз говорят, что в вашей истории чего-то не хватает.
        - Не хватает?  - пыхнула Ника.  - То есть я что-то скрываю, да?
        Он молчал. При этом уставился на пострадавшую, как удав перед завтраком на еще живую пищу. Или влюбился, что ли? Ну и Ника больше не скажет ему ни слова. Подумаешь, следак! Не ведает, какой ужас она пережила в момент нападения! Но для этого нужно на своей холеной шкуре все испытать. Впрочем, он не смотрится холеным, похож на вождя ацтеков, не хватает только лошади, перьев на голове и томагавка. Одно угнетало: этот ацтек, если что не так - снимет скальп и глазом не моргнет.
        Тем временем Гранин выдвинул ящик, достал целлофановый пакет, положил на середину стола со словами:
        - Знаком вам этот предмет?
        - Это…  - подалась корпусом вперед Ника.  - Ой, это распылитель… газовый баллончик. У меня был такой.
        - Отлично,  - сказал следователь.  - Значит, был. А куда делся?
        - Не знаю.
        - Мы нашли этот баллончик в парке.
        - Точно! В парке он еще был у меня, потом… через день я его искала и не нашла. Выходит, в парке и потеряла.
        Ника вдруг умолкла, ей показалось подозрительным, что речь зашла о газовом баллончике, на всякий случай она не стала задавать вопросы. А то ведь как бывает: невинный вопросик кинешь, а он потом таким боком выходит, лучше бы язык себе откусила. Гранин продлил ее паузу до бесконечности, отчего в горле Ники пересохло. Создалось впечатление, будто он сознательно дал ей время придумать пару десятков предположений - когда и как средство защиты очутилось в парке, чтобы потом обвинить черт знает в чем. Да, да, Гранин знает, что газовая штуковина принадлежит ей, но откуда? С другой стороны, что в этом особенного - потерянный газовый баллончик? Наконец следователь открыл рот:
        - А что вы делали в парке ночью?
        Но как поинтересовался! С подтекстом. Будто знает о Нике нечто такое, что ей самой неизвестно. Эта дурацкая игра порядком надоела, и Ника выпалила скороговоркой:
        - Я там снимала. Стояла потрясающая лунная ночь, упустить естественное освещение было бы глупо, а у меня скоро биеннале… это выставка работ… очень престижная. В Италии. Мне нужны новые сюжеты, я искала их. Послушайте, может, хватит ходить вокруг да около? Лучше сразу скажите, что вы хотите?
        - Пожалуй,  - согласился Гранин и поднял пакет.  - На этом баллончике ваши отпечатки.
        - Ну и что?..  - Внезапно Ника осеклась, подняла брови и удивленно выговорила: - А откуда вы знаете, что там мои отпечатки, а не… ваши, например?
        - Когда вас обокрали, мы взяли ваши отпечатки, помните? (Ника машинально кивнула, мол, помню.) Их внесли в базу данных, поэтому эксперты получили двойной результат сразу, а тут нападение. Снова на вас.
        - И что? (Если придираться, то напали на Нику один раз, но с ним желательно не спорить, как ей показалось.)
        - Этот баллончик с вашими отпечатками полиция нашла недалеко от трупа девушки.
        - Трупа?..  - вытаращилась она.
        - Да. В парке, на одной из полян. Девушку зарезали. Не странно ли?
        Ника откинулась на спинку стула и улыбнулась, хотя не до улыбок было, а Гранин ждал, что скажет она в свое оправдание. Смешно: Ника должна оправдываться! Она избрала другую тактику - нападение:
        - Перестаньте намекать на… не знаю, на что вы намекаете! На что-то очень неприятное для меня.
        - Хорошо, обойдемся без намеков: как ваш баллончик оказался на месте преступления?
        - Я снимала парня и его девушку,  - вынужденно призналась Ника.  - Они… э… м… любили друг друга….
        - Вы снимали половой акт,  - перевел он с русского на русский.
        - Можно и так сказать. Потом… потом я убежала, и, наверное, газовый баллончик выпал из моего кармана.
        - Быстро же вы убегали, если не заметили потерю. Кстати, а почему убегали? За вами гнались?
        Ника опустила голову и смотрела на мастера ловушек исподлобья, не понимая, чего он прицепился к ней?
        - Парень… его зовут Глеб… услышал щелчки и погнался за мной. Я убежала. Вот и вся моя вина.
        - Значит, его фото у вас есть?  - что-то записывая, видимо, в протокол, произнес Гранин.
        - Конечно. Могу предоставить.
        - Обязательно. Крупный план, если есть. (Ника незаметно, но с большим облегчением вздохнула.)  - Вам знаком господин Джагупов?
        - Джагупов?  - переспросила Ника.
        - Тофик Джабраилович Джагупов.
        - Нет. Первый раз слышу фамилию, тем более имя с отчеством. Знаете, я думала, этот парень выдрал винт из моего компа…
        - Но?  - поднял он на нее бесцветные и в то же время внимательные глаза.  - Вы же не договорили, что поколебало вашу уверенность?
        Ника набрала воздуха в грудь, чтобы вывалить на парня по имени Глеб накопившийся гнев, потому что он украл винт (думая, что крадет свои снимки) и напал на нее. Однако перед глазами возникло лицо Лидии Даниловны с немым укором, она бы так не поступила. Подозрения не имеют ничего общего с фактом, Лидан никогда не указала бы ни на одного человека, не имея стопроцентной уверенности. У нее принципы, а у Ники? Вдруг все не так, как представляется?
        - Приятельница убедила, что найти меня в течение одного дня, выкрасть ключ, сделать слепок и пробраться в студию невозможно.
        - А вы кого подозреваете? Кто украл винт?
        - Не знаю… Думала, модельки… кто-то из них… или мои конкуренты - эти вообще на все способны, я же оттягиваю клиентуру. Понимаю, искать вора не будут, в вашем представлении кража слишком ничтожна. А меня она ударила, на винте были важные для меня работы.
        - Распишитесь и можете идти,  - неожиданно сказал он, протянув лист.
        Ника прочла протокол - написано с ее слов верно, но почему-то не верилось, что это так, потому рука неохотно поставила подпись. Выйдя из здания прокуратуры, она поплелась пешком, разглядывая витрины, хотя мыслями была далека от того, что видела. Съемки у офис-центра опять отменила - слишком мокро. Это те редкие ограничения, с которыми ей приходится мириться: одежда должна остаться чистой, что при наличии луж невозможно. Но все это мура по сравнению с дискомфортом внутри, Ника так и не определилась, что это было: покушение на нее или… нечто другое? К тому же после беседы со следователем осталось ощущение, что сегодня была не последняя встреча с ним.
        Не любя безделье, а прогулки Ника считала тоже бездельем, она взяла такси и поехала в студию, где работы полно. За делом проблемы как-то растушевываются, короче, работа - это антистресс.

* * *
        С большими предосторожностями Юрий Петрович привез племянника с Кариной в деревню. На совещание. Звучит в духе чиновничьего сленга, но ведь старикан когда-то руководил проектным бюро, ему простительно. Созыв означал, что есть новости, которые следовало обсудить. За это время Глеб заметно похудел, вероятно, из-за многочасовых «тренировок» на велосипеде, но это дело пятое. Карину Юрий Петрович сразу же отправил на кухню, иначе зачем здесь нужна женщина? А парням не дал времени на долгие приветствия и дежурные вопросы типа «ты как, а ты?», Глеб лишь успел вытаращить глаза, увидев синяк на лице Славы и рассеченную губу, к этому времени затянувшуюся. Старикан повелительным жестом приказал сесть и начал с весьма пессимистичной ноты:
        - Твое положение, Глеб, хуже, чем мы думали. Пока слушайте,  - упредительно поднял он ладонь, когда оба парня хотели его перебить.  - И слушайте внимательно, потому что есть любопытные новости. Итак. В начале суток восемнадцатого августа зарезали Дину. А следующей ночью был убит в загородном доме некий Джагупов…
        - А какая связь?..  - не выдержал Глеб, но и не договорил, потому что его перебил Юрий Петрович:
        - На мой взгляд, прямая, а как органы думают - не сказали. Я получил только голые факты, версий не знаю. Джагупов был убит таким же ножом, что и Дина. Это кухонный тесак японского производства, и!  - поднял вверх указательный палец старикан: - Оба ножа из одной подставки!
        - Из одной?  - заострил внимание на этом факте Слава.
        - Да,  - закивал Юрий Петрович.
        - То есть…  - разволновался Глеб и даже, подскочив, заходил.  - Убил Дину и этого… Джагупова один человек?
        - Ну, так выходит,  - подтвердил его мысль Юрий Петрович.  - Слушайте дальше! Перед убийством Джагупова, а было это около трех ночи, ему два раза звонили. И звонили с номера… Глеба!
        Глеб остановился, не двигался и не мигал. До него не доходило, как это: убийца звонил с его номера? Надо полагать, переживания затормозили умственные процессы, а Слава сообразил:
        - Убийца нашел твой телефон, Глеб! И забрал его. Выходит, убийца подставлял Глеба, когда звонил этому… Джагупову. Да, дядя Юра?
        - Почему нет?  - согласился старикан.  - Это не все.
        - Что, было еще одно убийство?  - ужаснулся Глеб.
        - Скорее, покушение. Но сначала было странное ограбление, которое никто не понял. К девушке по имени Ника ночью кто-то пробрался в кабинет и выдрал из компьютера винт.  - Видя, что мальчики не понимают, при чем здесь какая-то Ника, Юрий Петрович с улыбкой пояснил: - Девушка и есть фотограф.
        - Yes!.. Вау!..  - воскликнули в унисон Глеб и Слава.
        - Стоп, стоп!  - скривился Юрий Петрович.  - И это не все. Она потеряла газовый баллончик, когда снимала нашего Казанову, а отпечатки-то на нем и в ее кабинете совпали. А тут дня три-четыре назад около двенадцати ночи фотограф задремала на работе. В это время, думая, что этаж пустой, дежурный электрик ковырялся в проводке и отключил свет на этаже. Как я понял, в то же время некто зашел к Нике - и вдруг свет гаснет. В общем, как там развивались события, мне неизвестно, но Нике поранили руку и скулу, думаю, ножом. Следствие в тупике, естественно, требует от девушки объяснений, она ничего не понимает. В нападение на нее мало кто верит, несмотря на ранения.
        - Ну, а мне все ясно,  - сказал Глеб.  - Это убийца Дины.
        - Согласен,  - подхватил Слава.  - Мы раньше этот вариант обговаривали с Глебом: если убийца решит, что попал в кадр, он придет за снимками. Поэтому винт выдрал!
        - Только странно, что он пришел второй раз к фотографичке,  - рассуждал Глеб.  - Если надумал убить ее, почему не сделал этого по дороге домой, в подъезде, парке… да где угодно! Зачем приходить на работу? Это опасно, можно нарваться на свидетелей. Кстати, Юрий Петрович, а где у нее фотосалон?
        - В центре,  - ответил Юрий Петрович.  - В Васильевском переулке. Там стоит стеклянная вышка… наверху ресторан…
        - Ааа…  - обрадованно протянул Глеб.  - Знаю, знаю. М! Снять в этой вышке помещение - дорогое удовольствие, а ей, скромному фотографу, по карману? Видно, неплохо идут дела.
        - Я сам отправлюсь к ней,  - заявил Слава.
        - Это еще почему?  - набычился Глеб.
        - Потому! Когда ты говоришь о ней, у тебя каждое слово пронизано ненавистью. Лучше мне встретиться с ней первым.
        - Да, ненавижу ее,  - сознался Глеб.  - А должно быть по-другому? Она испортила мне жизнь!
        - Испортил тебе жизнь человек, зарезавший Дину,  - возразил Слава.  - Случайно или нет, но он оказался в парке, на твое несчастье. Судя по всему, фотографичка не догадывается, что убийца охотится на нее, а он охотится. Завтра же надо предупредить…
        - Я предпочел бы, чтобы он… Нет, я бы ее сам… сам!
        Глеб сделал несколько хватательных движений пальцами, потряс кулаками в воздухе - вот как он изничтожил бы ненавистную фотографичку! Но это бесполезное выпускание пара, не более.
        - Поэтому встречусь с ней я,  - сказал Слава.
        - Ты же ее не видел,  - запротестовал Глеб.  - Вдруг перепутаешь или неудачно начнешь… а она что-нибудь как выкинет… экстравагантное! Она может, у нее же башня сдвинута. Давай вдвоем, а? Завтра же.
        - Ладно,  - согласился Слава, собственно, тупо стоять на своем не в его характере.  - Дядя Юра, о чем вы думаете?
        - Да пытаюсь представить, каков убийца,  - проговорил Юрий Петрович, не выходя из задумчивости.  - Связь нелепая: девушка в парке - это может быть маньяк, а хозяин особняка за городом - это должен быть заклятый враг или киллер, нанятый врагом. Мотивы двух убийств наверняка разные, насколько я понимаю. Твоя Дина и бизнесмен не знакомы, ее родители лишь слышали о нем. Но два ножа одного производства и из одного дома - Джагупова… м… это сомнительное совпадение.
        - Никакого совпадения нет, это один человек,  - заявил Глеб.
        Только в его заявлении не слышалось твердой уверенности, окрыляющей тех, кто послабей, он сам был слаб. Логика - основа всему на Земле, данный же случай выпадает из общего правила, и личность убийцы не вырисовывается, а ведь невозможно искать того, о ком не имеешь ни малейшего представления.
        Минорную паузу прервала Карина, она пришла на веранду с подносом, а мужчины шумно втянули носами воздух, забыв об убийце. Все трое алчно сглатывали слюну, когда Карина накладывала в тарелки картошку с красивыми кусками мяса, каждому полагалось по отдельной лепешке на тарелке, при этом она оправдывалась:
        - Хлеба не нашла, нажарила лепешек…
        - Забыл!  - всплеснул руками Юрий Петрович.  - Так увлекся шпионской деятельностью, что забыл купить хлеба. Кариночка, ты куда?
        - Я сейчас, салаты принесу.
        - Еще и салаты? Ты нас балуешь, девочка,  - бросил ей в спину он.  - Ну-с, пацаны, гоняетесь за юбками пустышек, а под носом редкое сокровище ходит. Хлеба нет - она лепешки сделала. Заставь сейчас современную девушку стоять у плиты! Эх, если бы я был немного помоложе… лет на двадцать пять…
        - Поосторожнее, дядя, Карина занята,  - предупредил племянник.
        - Еще бы!  - расстроился старикан.  - Только таким дуракам, как вы оба… А!
        В сердцах он махнул рукой и отвернулся, подчеркнув тем самым свое отношение к факту утраты. Слава чему-то рассмеялся, подмигнув Глебу, но тот не видел этого, он сидел хмурый, подперев подбородок кулаком и уставившись в тарелку. Даже когда Карина положила ему несколько ложек разных салатов, он не заметил, не поблагодарил, но на заявление друга поднял голову и захлопал непонимающими глазами:
        - Дядя Юра, Глеб… мы с Кариной женимся.
        - Что?!!  - заерзал Юрий Петрович.  - Вы?.. Кариночка, что ты нашла в этом оболтусе? Но поздравляю! Искренне рад. Ради такого случая… Карина, доставай бокалы, они в шкафу на кухне… самые красивые бери.
        Старикан легко подхватился и помчался в сад, там откопал бутылку из-под шампанского, наполненную вином собственного изготовления.
        - Это вино пятилетней выдержки!  - торжественно сказал Юрий Петрович уже за столом.  - Оно для особых случаев, сейчас именно такой.
        Он осторожно открутил проволоку, которой прикручена пробка, открыл и - половина напитка выпрыгнула из бутылки, что ничуть не огорчило винодела. Старикан разлил по хрустальным бокалам мутноватое шипучее вино, пригубили… Хорошо, что осталось всего полбутылки, вино просто редкая гадость! Не желая обижать гостеприимного хозяина, пожертвовавшего чуть ли не раритетом, молодежь пила и улыбалась ему, причмокивая.

* * *
        Федосов Павел готов в лепешку разбиться ради этой девочки, но как человек понимающий, что сильно отстает от Лены по многим показателям, больше помалкивал при ней. Он побаивался ее. А мог бы за свои бабки требовать всех удовольствий по прейскуранту, раньше так и делал, не считаясь с партнершей, а лишь тупо используя ее месяц-другой, затем прогоняя. Честно говоря, не думал он, что в сорок лет его ударит в сердце нечто, чего не ждал и никогда не переживал.
        Павел приехал в парк «Винтаж» - это развлекательный комплекс с баней и бассейном, рестораном, сквером и мини-гостиницей. Компактно, красиво и, само собой, не для тощего кошелька. У Федосова один недостаток (но большой): он не производит впечатления крутого мэна с «Мерседесом» под задницей и круглым счетом в банке (да не одним). Квадратная физиономия с крошечными глазками, которые нельзя разглядеть под нахмуренными широкими бровями, с узким лбом, символизирующим недостаток ума; его плоскую голову украшают коротко стриженные волосы, потому что длинные превращают Пашу в неандертальца - это портрет. Разумеется, к данному портрету выдано небесами и соответствующее тело, не пробуждающее сексуальных желаний.
        Он переступил границу парка, администраторша тут как тут:
        - У нас вход платный.
        И ее не впечатлил - по лицу видно, но он привык к этому, посему отстранил девицу рукой и зашагал дальше. Она открыла рот, чтобы разораться (некоторые забывают, что взяли на себя бремя обслуживающего персонала, а не охранника секретного объекта), однако водитель Федосова сунул ей в вырез блузки сто баксов.
        - Этого хватит? Мы на минутку.
        Видимо, что-то щелкнуло в мозгу девицы, она сообразила сбавить обороты:
        - Карточки возьмите.
        - Какие карточки? Зачем?
        - На них занесут суммы, которые вы потратите за напитки или…
        - Мы в забегаловках не пьем и не едим,  - опустил водитель заведение ниже ватерлинии и поспешил к хозяину.
        Съемку проводили у бассейна скорей всего из-за обилия экзотических растений, на фоне которых полуобнаженная Лена в парике и тиаре египетской царицы, воротнике из разноцветных бус, закрывающем плечи, смотрелась мифической богиней. Она полулежала на задрапированном тканью возвышении (стол, видимо), ее фотографировали несколько человек. Сначала Павел заметил трех дам, одетых с кричащим шиком, щелкающих камерами, попискивающих и бегающих вокруг натурщицы. Затем увидел фотографа-мужчину в рубашке сизого цвета, и вдруг… О боже! По телу Лены ползали змеи! Вместо браслетов на руках и ногах змеи, они шевелились! Змей подправлял, когда они раскручивались, молодой человек, а Лена бесстрастно выполняла команды главного фотографа. Остатки волос на голове Федосова зашевелились, да и по позвоночнику пробежали мурашки.
        - Ух ты, мать твою…  - произнес ошеломленный водитель.  - Я бы ни за что… Брр!
        Тем временем молодой человек в комбинезоне снял с натурщицы змей, положив их в корзину. Лена легла на живот, а он кинул перед ней гадюку и палкой начал ее дразнить. Гадюка взвилась…
        - Кобра, что ли?  - выговорил водитель.
        Лена приподнялась на руках, получилось, она и кобра смотрят друг на друга. Этого стерпеть Федосов не смог, двинул к фотографам:
        - Эй! Эй! Охренели? Уберите кобру, иначе…
        И осекся от взгляда Лены, повернувшей к нему голову. Этот взгляд красноречиво говорил: лучше умру от укуса кобры, чем с тобой проведу хотя бы час. Павел сел на стул за свободный столик, впрочем, столики здесь были свободны все, зал сняли полностью вместе с бассейном, растениями, освещением и пустыми столами. Фотосессия продолжалась. Минут через десять к его столу подплыла молодка лет тридцати двух-трех, закурила длинную сигарету и присела рядом без приглашения. Взглянув оценивающе на Павла, усмехнулась:
        - Не бойся, кобра… как бы это сказать… она импотент. Ну, без яда. У нее что-то там удалено.
        - Ты фотограф?  - успокоился Павел и решил завязать диалог от скуки.
        - Любитель. Профи здесь только Лелик, а мы развлекаемся.
        - Кто - вы?  - осведомился он.
        - Просто мы. Жены занятых мужей. Это твоя девочка?
        Федосов счел ее любопытство бестактностью, потому не ответил. Его раздражали нагловатые бабы, которым повезло женить на себе мешки с баблом, от успеха у них закружились пустые головки, они наполнились самоуверенностью, что имеют право лезть во все закоулки. Будто он не проигнорировал ее вопрос, а дал положительный ответ, мол, да, девочка принадлежит мне, я законный ее хозяин, она сказала:
        - Красивая. И не дура. Но лучше бы она была дурой.
        - Это ты к чему?
        Она повела ярко накрашенными глазками в его сторону, хитро сощурилась, промурлыкав тоном, который должен был подчеркнуть философский склад ума:
        - Красота и глупость - идеальный вариант для успешного мужчины. А красота и ум вместе - изъян.
        Он не был склонен заниматься расшифровками намеков хорошо подвыпившей бабы. Федосов пристально следил за гадюками, ползающими по Лене, по всей видимости, рептилии напуганы не меньше Павла. Но все закончилось благополучно где-то через час, Лена пришла в джинсах и клетчатой рубашке, но в гриме.
        - Ты не смыла раскрас,  - напомнил Павел.
        - Дома смою,  - коротко сказала Лена.  - Идем?
        Она выглядела утомленной, но что нравилось Федосову - никогда не ныла. И сейчас, когда он сказал (не предложил, а поставил ее перед фактом), что они ужинают в ресторане, Лена только кивнула, дескать, я услышала и покоряюсь. За ужином она ела мало и молчала, собственно, разговорчивостью Лена никогда не отличалась, а ему хотелось… и поговорить тоже.
        - Не страшно было?  - спросил Павел.  - Когда по тебе гадюки ползали?
        - Страшно,  - призналась она.  - Гадюк мало было. Они без яда.
        - Скажи, а зачем тебе это? Ну, съемки и остальное?
        Лена слегка пожала плечами, но имея не очень удобную привычку говорить правду, в данном случае слукавила. Зачем кобры и гадюки?  - Да потому, что столько ей не заработать за год, потому и терпела скользко-шершавых гадов. У Федосова Лена не просила денег из принципа, а он бы дал, но, конечно, потребовал отчета, зачем ей деньги. Сейчас сказать правду нельзя, врать не умела, вот и пожала плечиками, мол, сама не знаю, ну, типа каприз. А Павла напрягало, что она никогда ничего не просила, он считал, Лена не просто игнорирует его, она унижает. Иногда он открыто бесился, однако при всей своей анархической натуре, славившейся несдержанностью, Федосов держал себя в руках.
        - Хочешь, в этом году победишь ты?  - неожиданно предложил он.
        Она ничуть не удивилась предложению, глаза ее не оживились, не загорелись азартным огнем предвкушения победы. Размешивая соломинкой коктейль в стакане, Лена смотрела в сторону, вяло проговорив:
        - Купишь корону из фальшивого золота со стекляшками Сваровски, которые гордо зовут изумрудами и сапфирами? Победа тоже будет фальшивая. Не хочу.
        - А бывает так, чтобы ты хотела хоть что-нибудь?  - процедил Павел, заводясь и краснея от гнева.
        Она подняла на него холодные глаза и сказала всего два слова:
        - Да. Хочу.
        После этих двух коротких слов, ударивших душу, а смысла в них было на целый трактат о любви собаки к палке, которой ее колотят, Павел сразу поднялся. Не желая, чтобы свое «хотение» Лена озвучила вслух, он, кинув деньги на стол, буркнул:
        - Поехали. Уже поздно.
        Собственно, что можно предъявить ей? Ровным счетом ничего, договорились-то на берегу, он принял условия - какие претензии? Полагал, это ненадолго, а вот, поди ж ты, растянулась связь и затянула! Его затянула, не ее. Впрочем, Павла устраивали и однобокие отношения, до недавнего времени они были сносными. Но случился инцидент, после которого он понял: Лена его не простит…

12
        За два дня солнце высушило лужи размером с озера, немногим ранее сушка удавалась светилу всего за пару часов, но в этом году оно рановато остыло. Ника возобновила съемки. Повторяться она не умела, композиции выстраивала заново, да вот беда: не хватало девчонок, на съемки пришли не все, Анжела с Леной нынче при работах. Эдик притащил двух девиц им на замену, но с печатью на лицах: безнадежно глупа! Пришлось довольствоваться тем, что есть, той же Тамарой - богиней, не меньше. Но эту хренову богиню хотелось удавить, в кипяток окунуть, чтоб хоть как-то пробудить. Поставила Ника ее на кубик, под воздушным плащом на ней одни трусики. Сама легла на пол и просила только поворачиваться на месте, глядя в камеру. В ка-ме-ру! Значит, вниз, на Нику. Это элементарно. С задачей справилась бы девочка из детсада, но Тамаре повернуться и одновременно глядеть в заданную точку…
        - Ты сегодня и листика салата не съела?  - съязвила Ника.
        - В каком смысле?  - поправляя плащ на плечах, спросила Тома.
        - В прямом! У тебя что, сил нет переступить с ноги на ногу? Так пойди и кусок мяса, блин, сожри!
        - Я боюсь упасть…
        - Не смеши!  - перебила Ника, зверея.  - Упасть она боится. Откуда? С этого куба?
        - Но я устала…
        - От чего?!
        - Девочки! Девочки!  - захлопал в ладоши Эдик, идя к ним.  - Перерыв! Идите, подышите свежим воздухом, водички попейте… Ну, живенько, живенько!
        - Эдик, веди следующую,  - потребовала Ника.  - Не могу видеть эту инфузорию. Кстати, ты договорился с крутыми дядями насчет их шикарных колес?
        - Естественно. Почти все согласны дать машины для съемок.
        - Тогда готовь парней, слава богу, хоть они пришли, и… Викторию.
        - Опять Викторию,  - вздохнул Эдик.
        - Найди лучше,  - огрызнулась Ника.  - Она хоть не корчит глупых рож, а эти… только со спины можно снимать. Пусть ждут. Надоели. Ой, еще Эве скажи, пусть оденется в джинсу.
        - Эва?  - поморщился Эд.  - Она же просто так здесь… и некрасивая.
        - Эдик, давай на съемках будут мои параметры красоты, а в жизни - пожалуйста, ориентируйся на свой вкус, я не против. Жду внизу.
        По пути к выходу Ника подхватила баулы с атрибутами для съемок и выскочила из студии. Стилист Женя в узких брюках и широченной (будто с чужого плеча) рубашке побежал за ней, схватив свой волшебный чемоданчик.
        Тем временем Эдик краем глаза покосился на Тому. Ну что с ней делать? Воспитывать? Роль доктора Спока не прельщала. Но так уж повелось: он и организатор, и нянька, и медбрат, и жилетка, в которую плачутся… кем только не приходилось быть ему во время съемок! Разве только грудью не кормил. И что Эдик мог предложить глупышке Томочке, избалованной кукле с самомнением мировой звезды? Лишь платок для слез и безжалостную фразу:
        - Соболезную, но ты сама виновата.
        - Да что она себе позволяет!  - произнесла девушка, сдерживая слезы.  - Постоянно придирается ко мне! Все ей не так! Да кто она такая, что отрывается на мне?
        - Она кто?  - призадумался Эдик, а через секунду улыбнулся, казалось, он только что сделал небольшое, но приятное открытие.  - Фотограф. Стажировалась в Италии у креативного фотохудожника. Да, фотографов много… Что уж проще в наше техногенное время - купил камеру, она сделает за тебя все. Но посмотри на этих человечков…
        Эдик в черепашьем темпе двинул к стене с фотографиями. Черно-белую границу Ника оформила своими работами, время от времени она меняла экспозицию. На данный момент висела коллекция, которую она готовила к выставке за границей, получив приглашение от своего наставника-итальянца, что равносильно чуду. Невероятно, но факт: снимки завораживали, заставляли волноваться, навевали ностальгические и философские мысли. А по логике должны отталкивать, вызывать отвращение. Хотя по чьей логике?
        - Посмотри на эту рожицу, выглядывающую из мусорного бака.  - Эдик оглянулся, чтобы увидеть реакцию девушки, а она брезгливо скривила губы, разочаровав его.  - Не нравится… Ну, от тебя другого я не ожидал.
        - То есть?..
        Тамара уловила намек, но не поняла, что конкретно он означал. Наверняка что-то негативное, судя по тону. А Эдик и не подумал разъяснить, на него нашел приступ красноречия по поводу Ники:
        - Работа черно-белая, но такова жизнь у этого ханурика - жизнь без красок. Он живет в мусорном баке, спит там, ест объедки, смотрит на небо из мусорки, на людей и жизнь, которые несутся мимо… Он сам - мусор. Но есть одна особенность, превращающая эту помойку в искусство.
        - Какая?  - недоверчиво спросила Тамара.
        - Подумай. Посмотри на цветные фото, сравни.  - Эдик указал на портрет женщины постбальзаковского возраста, моделью была Лидия Даниловна.  - Какая магия: она и - море желтых цветов. Цветы на переднем плане, сзади, с боков… они заставляют нас увидеть. Увидеть, как прекрасна эта женщина…
        - Она же старая,  - заметила Тамара.
        - Дура,  - чуть слышно выговорил он, буквально выдохнув слово и с сожалением покачав головой. Но продолжил урок: - Она, девочка, прекрасна, как… нечто священное и уходящее. Видишь разбросанные тени от цветов? Они искажают картинку, делают таинственной, поэтому заставляют рассмотреть ее. И что мы видим в первую очередь? Глаза. Ведь на них не падает тень. Глаза и мудрую печаль в них. Знаешь, эта женщина величественна в своей печали.
        Тамара сходила за сумочкой, висевшей на гардеробной стойке, и вернулась. При всем том ни на секунду не выпускала из поля зрения Эдика, в ее тигриных глазках он прочел искреннее любопытство. Ему даже показалось, она осознает, что ничего не понимает и мало чего знает, теперь стремится понять и узнать. А страждущих надлежит просвещать.
        - Но парадокс в чем? Она окутана благополучием, у нее наверняка есть дом, престижная работа, деньги… и нет чего-то значимого, о чем она теперь сожалеет. А этот, из помойки, улыбается во весь рот, показывая нам остатки зубов. Улыбка не постановочная, как, например, тебе ставят руки, ноги, корпус. Тебе говорят, куда смотреть и о чем думать. Понимаешь, он счастлив. Будто у него есть все, о чем может мечтать человек! Он на свалке, но… счастлив.
        - Сомнительное счастье.
        К этому времени слезы на ее щеках и ресницах, накрашенных водостойкой тушью, высохли, Тома подправляла макияж, держа перед собой раскрытую пудреницу. А Эдик рассмеялся в голос. Над собой он смеялся, ибо ошибся. Коротенькая фраза, произнесенная заносчивым тоном и - стало ясно: девочке чужды всяческие там образы, она понятия не имеет, что это и с чем его едят.
        - Так ведь у тебя и сомнительного счастья нет,  - сказал он жестокую правду, вдруг перестав смеяться.  - Одни иллюзии, амбиции, корысть… Собственно, как и у меня.
        Неожиданно он подошел к ней близко, так близко, что она увидела его зрачки, плавающие в оливковой окружности. Они были узкими и тусклыми, в них угадывалось желание чего-то запретного, какое-то тайное знание, о котором имели представление редкие посвященные. Не приставать ли надумал Эдик?
        - Нам с тобой всегда и всего будет мало,  - произнес он отчетливо, но с непонятным ожесточением, повода к которому не было.  - Что ни дай - хоть весь шарик в личное пользование, нам будет мало.
        Эд напугал ее нелогичными переходами и пространственными намеками. Что означали его слова, тон? Почему он так пристально вперил в нее свои оливковые глаза с мутными точками? Что ему нужно? В чем ее подозревал?
        - А у этого, из бака, ничего нет, но он счастлив,  - хохотнул Эд после паузы, отступая от Томы.  - Опять не понимаешь? Объясняю. Снимают сейчас абсолютно все. Но почему-то работы Ники бросаются в глаза и, как заноза, застревают вот тут,  - ткнул он себя пальцем в грудь.  - Принуждают трудиться извилины, думать.
        Он сделал паузу, заметив про себя, что думать - не ее стихия. Ну и незачем расточать красноречие, Эд закончил бессмысленный урок, идя к выходу:
        - Когда захочешь показать себя акулам модельного бизнеса, вытащишь фотографии Ники, потому что на них ты - совершенство. Даже если она тебя засунет в мусорный бак, ты засветишься новыми гранями, которых в тебе близко нет. Вот кто она такая.  - Эд развернулся, замер на широко поставленных ногах, наклонил набок голову и улыбнулся.  - А ты Тома. Просто красивенькая Тома. Улавливаешь разницу? Нет?.. Ну, тогда посиди, прочувствуй ее.
        Тамара кусала губы, уставившись в захлопнувшуюся за ним дверь. Он ее оскорбил. Просто так, ни за что. А себя приплел, чтобы в некоторой степени оскорбления пригладить.

* * *
        В городе Слава остановился в глухом месте за парком, и Карина, чмокнув его в щеку, умчалась на такси в клинику - теперь ей предстояло отдуваться за троих. А он остался ждать велосипедиста, который приехал через полчаса, переоделся в машине в самую распространенную одежду: джинсы, темно-серую рубашку, жилет. Да и внешность Глеба претерпела изменения - Карина вчера укоротила ему волосы, он отрастил щетину, которая визуально изменяет овал лица и неплохо прячет черты, но… Глеб не был уверен, что фотографичка не узнает его и не поднимет вой. Не забыл еще одну распространенную маскировочную деталь - солнцезащитные очки. Идея заменить один маскарадный костюм на другой пришла, когда просчитывали возможные неудачи. Например, в случае провала Ника даст наводку полиции и больше не воспользуешься формой велосипедиста, того хуже - Глеба возьмут на выезде из города. А общие приметы на то и общие, что потом переоделся в спортсмена и ускользнул. Велосипед затолкали в багажное отделение.
        Проблема с парковкой в центре была решена только с третьего круга. Слава искал свободный угол и нашел, поставил машину, теперь ничто не помешает выехать и сразу повернуть на главную дорогу - мало ли какие обстоятельства возникнут, пути отхода умные люди продумывают заранее. Наслушавшись описаний Глеба, Слава представлял Нику чудовищем наподобие косматых монстров, только помоложе. Какового же было его удивление, когда, свернув в переулок и выйдя к офисному центру, Глеб вдруг остановился, поставив руки на бедра, и коварно улыбнулся:
        - Вот она. Фотографирует…
        Калинин проследил за его взглядом и увидел довольно привлекательную девушку, энергично бегающую с фотокамерой вокруг крутого джипа, заехавшего колесами на ступеньки и сверкающего на солнце черной полировкой. Что отметил в Нике с ходу, так это волевое начало, подчиняющее и покоряющее, которое ярче самой живописной, но обделенной содержанием внешности.
        - А она ничего,  - оценил он вслух Нику.
        Оценил положительно, чем вызвал гримасу недовольства у Глеба, после чего тот выдал свои впечатления:
        - Ни одна женщина не вызывала у меня таких экзотических желаний. Я бы оторвал ей руки, потом ноги, которыми она убегала в ту ночь. Потом оторвал бы голову… хотя головы у нее и так нет. А то, что на плечах, это не голова, это пустая кадка с волосами. Терпеть не могу блондинок.
        - Ты подпольный садист.
        - Ага. Вижу ее и чувствую: я садюга.
        - Я пошел к ней?..
        - Не сейчас. Пусть закончит.

* * *
        Она так и не поняла, за что на нее взъелся Эдик, а ведь взъелся! В девятнадцать лет Тамара четко делила людей на категории и прощать умела только тех, кто выше по статусу или же тех, от кого она зависела. От Эдика зависела. Но это пока. Когда-нибудь она гордо пройдет мимо, подарив ему презрительный взгляд и якобы не узнав. Сегодня же Эдику многое прощается, но не забывается. А Ника… Ника прощения не заслужит никогда.
        Переодеваясь в платье, Тамара заодно пробежалась взглядом по уродцам на черно-белых фото. Этой помойкой восторгался эстет Эдик? Что может привлекать вон в той бесформенной бабе? Тома даже ближе подошла.
        Голая баба явно бездомная. С запухшей рожей алкоголички, со спутанными волосами, обвислым животом и висящими остатками грудей сидит на дереве, усеянном огромными восковыми яблоками. Яблоки кажутся нереально крупными и слишком ровными по цвету, а потому искусственными, но их слишком много, столько развесить невозможно, яблоками попросту усыпано раскидистое дерево. Баба держится рукой за верхнюю ветку и, похоже, раскачивается, если судить по приподнятой ноге, передающей движение. В другой ее руке наполовину съеденное большущее яблоко.
        - Это что, намек на Еву? Пф!
        Бомжиха будто бы только-только заметила, что ее фотографируют, отчего ей стало весело, но нисколько не смутило. Яблоки и кожа бомжихи, рано состарившаяся и темная, словно ее нещадно красили некачественной краской, создали резкий контраст, который должен навести на какую-то умную мысль. Но Тамаре ничего приличного в голову не лезло.
        - Убожество,  - сказала она бомжихе, а может быть, самой Нике, запечатлевшей помойку.  - Лично я больше в рот не возьму яблоки после твоей образины. Только Стерве Стервятниковой могла прийти бешеная идея раздеть тебя. У нее не все дома и куча комплексов.
        Тома брезгливо передернула плечами и побежала по длинным коридорным лабиринтам - неожиданно ей захотелось посмотреть, как проходят съемки.
        Она вышла из дверей, и случайно залетевший в переулок ветерок заигрался подолом ее платья, растрепал шелковые волосы. По площадке она вышагивала горделиво, заметив, как привлекает взгляды зевак, застрявших в переулке. Восторженные, алчные, завистливые взгляды. Среди них были не только отжившие век пенсионеры, но и юные парочки, которые не забывали целоваться, и вполне солидные мужчины, и миловидные женщины. Им интересно посмотреть, как проходят съемки манекенщиц. Внимание этих людей Тамара отвлекла на себя и упивалась произведенным на них впечатлением. Как по подиуму шла она (благо, площадка перед входом размером с автостоянку) и щедро дарила благодарные улыбки тем, кто любовался ею. А кто-то недавно говорил: «Ты просто Тома, красивенькая Тома». «Так вот, кретин,  - торжествовала она про себя,  - не красивенькая, а красивая. Кто не понимает разницу, пусть любуется помойкой, но не рассуждает о том, о чем имеет смутное представление».
        Но Ника! Пространство между автомобилями класса премиум, зеваками и офисным зданием принадлежало ей. Она заполонила собой все! А снимала Вику и нового парня на фоне джипа, который встал передними колесами прямо на ступеньки. Тома попала в кадр. Что тут страшного? Но Ника…
        - Тамара!  - заорала она, будто в нее попала отравленная стрела индейца.  - Какого черта ты залезла в кадр? Ушла! Быстро!
        Девушку сдуло в сторону. Попав в компанию скучающих моделей, оседлавших парапет, огораживающий ступеньки с боков, Тома проворчала:
        - По-моему, это чистый выпендреж, а не съемки осенней одежды, причем prкt-a-porter. К крутым тачкам дополнением могут служить меха, смокинги, вечерние платья. Но не джинсы же! Это называется… м…
        - Эклектика?  - подсказала Юля.  - Людям нравится контраст.
        Тамара посмотрела на нее - еще одна жертва модельной приманки. Впрочем, у этой веснушчатой кошки с соломенными волосами мечта вполне осуществима, сегодня только и шушукались, что про Юлю: в этом году первое место будет ее. Да, у Юленьки есть любящий папа, который купит корону и здесь, и на всемирном конкурсе, он даже может надеть ее на себя и убедить мир, что именно он мисс Россия или мисс Вселенная. Поэтому Юля сразу повела себя нагловато, заявилась в студию с опозданием, руку на бедренную кость водрузила и громко объявила, что она пришла на съемки, где ее место? Ника чуть не съела ее глазами, молча указав авторучкой на свободный стул. Юля фыркала, излишне громко вздыхала, всем своим богатым видом показывая, что попала в маргинальную яму. Не знала она, к кому угодила! Стерве Стервятниковой надоело слушать, она скоро поставила на место Юленьку:
        - Не нравится? Дверь - вон!
        Юля открыла было ротик, явно намереваясь выступить под папиным флагом, Тамара переглянулась с Асей, обе застыли в ожидании и мысленно потирали руки - наконец хоть кто-то опустит Стерву, но мечта не сбылась. Новенькая бегло осмотрела девчонок, занятых исключительно переодеванием, и ротик не открыла. Имея в арсенале тяжелую артиллерию - папу, она тривиально сдрейфила!
        - Это несовместимость, а не контраст,  - жестом в сторону съемок указала Ася, в общем-то приняв сторону Тамары.
        Никто не поддержал их, впрочем, Тома сама не знала, какой поддержки от девчонок ждала.
        - У нас есть знакомый,  - через паузу сказала смуглая Наташка. Она еще учится в школе, всерьез ее мало кто воспринимал.  - Он жутко богатый, но ездит на скромной иномарке и одевается в одежду, которую носит большинство.
        - Жадный, что ли?  - хмыкнула Соня, девушка с лицом школьницы и глазами блудницы.
        - Не любит показухи,  - ответила Наташка.  - Говорит, дорогущие машины, побрякушки и дикой стоимости одежда выявляют скудость натуры, когда нет настоящих ценностей. И еще говорит, что для людей, терпящих лишения, роскошь оскорбительна.
        - Ой, ой, ой…  - прогнусавила Тома, выражая презрение к богачу Наташки.  - А ты проверяла, может, у него денег только и хватило что на скромную иномарку?
        У Наташки не нашлось остроумного ответа, к тому же девушку смутило, что Тамара уже исключила ее из круга своего внимания, отвернувшись и переведя взгляд на пятачок, где шли съемки.
        - Эдику нужна яркая реклама,  - подала голос Вика.
        Тамара не удостоила ее взглядом, по одной интонации предположила: она на стороне Ники. А ей хотелось, чтобы все вместе как восстали… Вот, оказывается, чего она хотела: бунта! Бунта против тирана с фотокамерой. И вообще бунта.
        - Проходящий мимо витрины человек,  - продолжила Виктория,  - должен автоматически поворачивать голову на фото, а потом, как зомби, идти в салон хотя бы просто посмотреть на товар. И Эдик получит то, что хочет, Ника сделает.

«Сказать - не значит так думать, на самом деле Нику все одинаково «любят»,  - думала Тамара.  - Они же не за тем здесь торчали с утра, чтобы сидеть в качестве антуража, пополнив толпу зевак».
        - Эва!  - крикнула Ника.
        Но что интересно: она не искала ее глазами, вообще стояла спиной и просто выкрикнула имя. А Эва помчалась к авто, где стояли Эд, Ника, Данила (или Даник), которому за съемки платили. Каждой девушке безумно хотелось очутиться на ее месте, тем более с таким парнем в дуэте. Но не их, а уродину Эву в коротких шортах усадили за руль, дверцу открыли настежь, на подножке уселся он, Даник, темноволосый, скуластый. В расстегнутой рубашке, обтягивающих джинсах и босиком, что придавало ему вид гламурного босяка, выглядел сексуально и брутально. Смотрел он на Эву, слегка запрокинув голову, та же Ася ревностно подумала, и она наверняка не была одинока: «Было бы на что смотреть». Обидно. У Эвы внешность на тройку с большим минусом (для модели, разумеется), Вика тоже особой красотой не блещет, а Ника сует ее во все проекты, кажется, делает это назло остальным девочкам.
        - Виктория!  - позвала Ника, закончив съемку и оглядываясь.
        Ася сморщилась: Стерва никогда не удосужится добавить, мол, твоя очередь работать, подойди, пожалуйста. Нет, зовет как собачку, тем самым показывая пренебрежительное отношение к девушкам. И как это Викуля не растеряла по дороге шпильки, на которых бежала? За какую-то секунду очутилась перед Никой, держа подол длинной юбки в руках и вытянувшись в струнку, дескать, я вся ваша навеки. Женя бросился подправлять Вике прическу, следующий час Ника снимала только ее. Потом сделала с каждой девушкой по нескольку дежурных кадров, разрешив моделям импровизировать, и рявкнула тоном безнаказанной стервы:
        - Всем в студию!
        Ася практически ползла к лифту - настолько устала. Да, устала от ничегонеделания! Это же каторга - ждать непонятно чего. А Ника задержалась, показывая Эду результат, который ей не нравился.
        - Что опять не так?  - насмешливо спросил он.
        Видимо, посчитал ее вечное недовольство кокетством, гласившим: художник не должен быть удовлетворен, иначе обрастет штампами, как затхлым мхом. Но это заблуждение, у Ники имелись основания не прыгать от радости.
        - Смотри,  - увеличив лицо на камере, показала она Соню.  - Видишь эту мордашку? Маленькая, злобненькая, но с претензией на… первенство. И как назло, эта претензия лезет в кадр! Не пойму, почему они у меня получаются глупыми… и… какими-то…
        - Простушками?  - подсказал Эд.
        - Да, да, да! Простушки - ты дал точное определение. Нет в них шарма. И сексуальность слабенькая… я бы сказала, надуманная, точнее, выстроенная как по заказу.
        - Вероятно, девочки такие и есть.
        - Думаешь, на Западе модели умнее и сексуальнее?  - фыркнула Ника.  - Они везде одинаковые, а я… просто я не знаю какого-то секрета.
        - Ты же сама говорила, что камера вскрывает недостатки.
        Махнув рукой, что означало: тебе не понять мои (или мировые) требования, Ника стала укладывать фотоаппаратуру в баулы, Эдик двинул в здание.
        Среди нечаянных зрителей затесались и Слава с Глебом. Оккупировав скамейку, оба терпеливо наблюдали за процессом съемок и выжидали, когда бодяга, схожая с театральным спектаклем, закончится и можно будет подойти к главе всей этой театральщины. Скучая, Калинин периодически звонил Карине, тихо ворковал по полчаса, вызывая насмешки друга. Но что для Славы девчонки в вычурных шмотках? Картинки и только, кстати, не в его вкусе. А Карина… это Карина. Но вот настал час, и он толкнул в бок Глеба:
        - Как думаешь, стоит к ней подойти прямо сейчас или народу много?
        - В студии тоже народу много,  - сказал Глеб.  - Видел, сколько девочек?
        - Эй, губы не раскатывай, а?
        - О чем ты! Не до того мне, морально травмированному.
        - Ага, ага. Пусти козла в огород. Слышал я тональность, когда ты о девочках заговорил. Не сметь, пока не закончится вся эта хрень.
        - Что ты, Славик, я вступил в партию монахов. Э!  - Он выпрямил спину, вытянул шею, глядя на вход в центр.  - А где эта… выдра с фотокамерами?
        - Наверное, ушла в хрустальный дворец бизнеса. Идем? Выясним, где студия, заодно тактику выстроим.
        Глеб согласно кивнул, одновременно поднимаясь со скамьи. Беспрепятственно вошли в здание, спросили, где фотостудия, им показали стрелки на полу с надписями «Фотостудия «Ника». По этим стрелочкам, нарисованным по стенам, на полу и лестнице, они шли вверх и вверх. Достигнув длинного коридора четвертого этажа, парни вынужденно прижались к стене, уступив дорогу выбегающим из кабинетов людям, которые неслись как на пожар.
        - Куда это они?  - пробормотал Слава, растерянно следя за паникой на лицах. Может и правда, пожар тут?
        - Девчонка упала…  - бросил на ходу молодой человек, услышав вопрос Славы.  - Откуда-то сверху. Наверное, выбросилась из окна.
        Наверное? Само слово, сказанное в момент смятения, когда ничего в голову больше не приходит, но интуитивно допускается, как минимум, два варианта. Противоположных, конечно. Переглянувшись, Слава и Глеб двинулись в обратную сторону, подчиняясь правилу: куда все - туда и я. Почему они это сделали, вряд ли объяснили бы, вероятно, обоих спровоцировало банальное любопытство. Лифты были заняты, парни стремительно сбежали вниз, а дорогу во внутренний двор им указали служащие этого здания, бегущие в боковую дверь.
        Перво-наперво увидели спины, спины… Толпа стояла плотной и пассивной стеной. Слава указал рукой, где оказался небольшой зазор, между колонной, поддерживающей козырек, и толпой, оба протиснулись через него в первые ряды.
        Девчонка с бледным лицом, усыпанным точками-веснушками и прижатым боковой частью к асфальту, лежала в нелепой, выкрученной позе, которую нарочно не придумаешь. Причем чуть согнутые ноги будто замерли в широком шаге, а грудь - на земле, ладони с растопыренными пальцами были погружены в густой слой крови. Совершенно неожиданно смотрелся оттопыренный кверху локоть одной руки, словно девушка собралась встать, для чего уперлась ладонью в асфальт. Но еще страшней оказались широко распахнутые глаза, смотревшие на толпу каким-то особым взглядом…
        - Пустите!.. Извините… Дайте пройти!..
        Глеб посмотрел в сторону, откуда раздался голос, это была Ника. Протиснувшись, она застыла на секунду-другую, произнеся:
        - Боже мой…
        А еще через минуту Ника подняла фотокамеру и сделала несколько кадров. Затем подошла ближе и сфотографировала мертвую девушку, обошла и щелкнула ее с другой стороны…
        - Пошли отсюда,  - шепнул Слава.  - Сейчас налетят люди в погонах.
        Они вернулись на аллею, не сговариваясь, присели на скамью, Глеб закурил, заметив:
        - Она, наверное, спит с фотоаппаратом, ест с фотоаппаратом и любовью занимается с фотиком.
        - Слушай, погибшая девчонка из компании Ники.
        - Да?
        - Точно,  - заверил Слава.  - Она позировала, я запомнил дурацкое платье и… дурацкую манеру позировать.
        - Тогда нам не выловить фотографичку в ближайшие несколько часов. Приедут менты, будут всех, кто участвовал в съемках, допрашивать.
        - Ничего, подождем. Или есть другое предложение?
        - Других предложений нет,  - скорбно вздохнул Глеб.

13
        Закончился прямой эфир. В это мало кто верит, но эфир действительно был прямой, четвертый в жизни Анжелы. Волнения не меньше, а свободы, которую рождает творческий кураж, появилось больше, что положительно отразилось на качестве передачи. Первым дал оценку молодой оператор, подмигнув и показав пальцами знак «ОК», вторую похвалу она получила напрямую от режиссера, протрубившего в микрофон:
        - Анжела, неплохо. Неплохо сработала.
        Ее приняли как свою, не все, конечно, что огорчительно. Дамы, которым далеко «за…», при встрече надевали «муаровые» улыбки - как бы за завесой, улыбки почти не видно, тем не менее трактовка однозначная: невзлюбили. Внутри Анжелы холодело все до последней жилки при виде интеллигентных, жутко умных и всезнающих тетенек. Казалось, улыбки сейчас раздвинутся и превратятся в безразмерные пасти, куда спокойно Анжела войдет пешком, затем будет проглочена этими анакондами. Однажды главный оператор, человек пожилой и, безусловно, наделенный бесценным опытом, обнял за плечи новенькую ведущую и доверительно зашептал в ухо:
        - Не дрожи. Они скоро отравятся собственным ядом, пожалей лучше их.
        Хватило одной фразы, чтобы понять: она получила признание. После эфира, услышав похвалы, Анжела приложила холодные ладони к пылающим щекам и рассмеялась. Приятно до чертиков. Передача сложная, ведь в бизнесе она дуб дубом и даже тверже, но готовится к каждому выпуску, как космонавт к полету в космос, материалы дают на дом, предлагаются сформулированные вопросы, а дополнения в формате передачи - ее право.
        Анжела нашла себя, а в наше время большая редкость - дело, которое нравится, а не то, которым вынужден заниматься, зарабатывая на кусок хлеба с маслом. Но щекотливое обстоятельство смешало карты, надежды и планы в один коктейль с привкусом горечи и радости одновременно. Митя не звонил. Ну, тут все ясно: гудбай, и с этим придется смириться. Зато на семейном совете решено (категорически!) ребенка оставить, папа вообще заявил:
        - Ребенок - это навсегда, а мужчины… одного можно заменить другим.
        Собственно, Анжела и сама не хотела избавляться от божьего дара, ведь потом его может не быть, но ее волновала практическая сторона: обманывать шефа подло, а сказать правду - прощай работа, беременная она никому не нужна. Что в такой ситуации делать? По большому счету выбора не имелось, живот скоро не скроешь, Анжела решилась на встречу с директором после эфира. Ждать в приемной не пришлось, референт впустил ее в кабинет, шеф находился один, к счастью, а то ведь не всегда так бывает. Не присев, чтобы времени не было на раздумья вместе с сомнениями, Анжела с трудом выдавила:
        - Я жду ребенка. Недавно узнала… Извините…
        Ну, вот и все. Сразу как-то легче стало. Только посмотреть в глаза шефу не было ни сил, ни желания, потому в ожидании приговора она крутила кольцо на пальце, рассматривая его со всех сторон. Красивое колечко - папа с мамой подарили на день рождения и сережки есть… А шеф сопел. «Злится, наверное»,  - подумала Анжела, жалея бедного шефа, на плечах которого эта громадина - федеральное телевидение, а тут еще она с проблемой: то умираю - хочу быть телеведущей, то извините - я беременная.
        - Сколько месяцев?  - осведомился он.
        - Два с половиной… Я не буду избавляться… извините.
        Чуть не добавила: мама с папой не разрешают - вот было бы смеху! И вдруг шеф огорошил:
        - Продумай одежду свободного кроя, чтобы красиво, элегантно, стильно смотрелась. Мои телебабули не должны догадаться до поры до времени, ты поняла? Твой стиль сейчас - свобода. Когда совсем растолстеешь, ребята будут брать твой крупный план до самых родов. А после родов отдохнешь пару неделек и с малышом, милости просим, на эфир. Кого ждешь?
        - Мне бы хотелось девочку.
        - Будет тебе девочка, раз хочешь.
        - Спасибо,  - растрогалась до слез Анжела.  - Я, правда… все-все сделаю… Спасибо.
        - За что?  - почему-то надулся он.  - У нас появилась ведущая-украшение, к тому же не кривляка и не дура. Твои передачи стали рейтинговыми за какой-то месяц, у нас пока ни один проект не может похвастать и половинным успехом. А рейтинг что? Реклама, милая моя! Которая оценивается в рейтинговых передачах дороже, значит, это денежки. С ребенком ты не уедешь за лучшей долей в столицу, следовательно, несколько лет я могу спать спокойно.
        На губах Анжелы появилась улыбка, в глазах - сияние, легко быть счастливой. Она еще раз поблагодарила шефа, уже у выхода, взявшись за дверную ручку, обернулась и с детским простодушием призналась:
        - Знаете, я еще никогда не была так нужна никому.
        - И родителям?
        - Родители не в счет.
        - А отец ребенка?
        - Бросил,  - на улыбке сказала она, виновато пожав плечами.
        - Ну и дурак,  - буркнул шеф, после махнул рукой, мол, ступай, у меня без тебя забот полно.
        Совсем с другим чувством Анжела бежала по тем же коридорам, по которым десять минут назад шла как Мария Антуанетта на казнь, заведомо расставаясь с полюбившейся работой. Ее догнала координатор, приземистая, напоминающая пенек женщина:
        - Анжелика, в рекламе снимешься? Срочно надо.
        - Снимусь. А что за реклама?
        - Обуви! Ты же у нас красотка, тебе сам бог велел торговать личиком и ножками. Оплата хорошая.
        Она снялась бы и без оплаты. Анжела сейчас готова всем-всем идти навстречу, выполнять просьбы, не считаясь ни с чем, помогать даже телебабулям, которые так бы и съели ее сырой.

* * *
        Кто не терял свой дом, тот не поймет его значение. Это не просто крыша и четыре стены, не адрес на улице. Дом - понятие широкое, вмещающее людей, живущих в нем, их отношения, вещи, доставшиеся по наследству и ставшие реликвиями, много-много всяческих мелочей, вплоть до дурацких ссор, а затем логичных примирений. У Эвы не было дома. Нет, место, где можно переночевать, имелось, но чужое, потому неласковое, холодное. Туда не стремилась Эва, а бродила по городу до вечера, пока не встретила Гришу, бывшего одноклассника. Он поступил в лицей, станет великим математиком или кем-то круче, а ей предстоит год доучиться в школе. Этот год нужно как-то пережить, что в нынешних условиях практически невозможно.
        - Гришка…  - вытаращилась Эва.  - Ты стал еще длиннее.
        - Выше,  - поправил он, подстроился под ее шаг и пошел рядом.  - Почему ты одна? Темно, страшно.
        Честный ответ таков: потому что не хочется идти домой, но Эва этого никогда не скажет ему, старому другу - стыдно. Стыдно, когда тебя держат за приблудившуюся собаку-дворняжку, раздражающую самим наличием в доме, ежедневным мельканием и даже тем, что приблуда ест, спит, дышит, моется в ванной. Отчим занят работой, устает, чтобы замечать такую мелочь - состояние Эвы. Да и вспоминает о ней, лишь когда видит ее, ограничивается дежурными вопросами: как ты? мама звонила? как она? Ответы не слушает, иначе уловил бы в интонациях, как тяжко Эве в его большом доме. Но он хотя бы дружелюбен.
        - Почему не звонила?  - задал следующий вопрос Гриша, не дождавшись ответа от задумчивой подруги на предыдущий.
        Почему, почему! Неловко признаться, что деньги, оставленные матерью, Эва строго экономит, требует в магазине сдачу даже десять копеек, вызывая презрительную гримасу у продавцов.
        - Не хочешь со мной разговаривать?  - высказал он догадку обиженным тоном.
        - Что ты!  - с жаром возразила Эва.  - Просто мне грустно… сегодня. Были съемки у Ники и… одна девушка… она… она…
        Эва сглотнула тяжелый комок, явственно увидев Юлю, летящую с верхней площадки вниз. Летит, летит… Ветер треплет волосы, юбка обвивает ноги, кажется, Юля ничего не весит. В воображении Эвы она летит медленно, словно перышко, подхваченное неугомонным ветром, и никогда не встретится с землей. Картинка с лежащей на асфальте Юлей во дворе огромной высотки возникает отдельно. И кровь вокруг ее головы, в которой слегка утонули ладони и кончики волос, вовсе не ассоциируется со смертью, кровь тоже сама по себе в этой композиции, кровь невесть откуда взялась. Скорей всего, в представлении Эвы кровь - мистический атрибут таинства перехода в иное состояние, но оно не есть смерть, а нечто другое…
        - Что - она?  - спросил Гриша, тронув спутницу за руку.  - Девушка на съемках?
        - Упала с высотки в Васильевском переулке,  - задумчиво произнесла Эва.
        - Фью!.. Разбилась?
        - Конечно.
        - То есть свела счеты с жизнью?
        Эва посмотрела на парня снизу вверх особым взглядом - как издалека смотрят на неясный предмет, а через паузу отвела глаза и пожала плечами. Вопрос застал ее врасплох, она только сейчас подумала, что Юля действительно рассталась с жизнью. Добровольно. Но почему? Эва мало ее знала, всего лишь день…
        - Рассталась?  - произнесла она с сомнением.  - Странно. Расстаются с жизнью глубоко несчастные люди, а Юля не производила впечатления несчастной. Наоборот. Знаешь, Гришка, нас всех допрашивали следователи, выясняли алиби…
        - Алиби? Хм! Значит, подозревают, что ее сбросили.
        Воображение у Эвы поистине безразмерное, она тут же представила ужасающую картину: некто здоровенный хватает Юлю, поднимает над головой. Та визжит, умоляет пощадить ее, а он стоит, глядя в пропасть. Потом переводит руки немного вперед и… Юля летит вниз. Вероятно, все это чушь.
        - Да ну тебя!  - отмахнулась Эва.  - Зачем ее сбрасывать, кому?
        - Конкурентку укокошить в модельном бизнесе - убедительная версия. У вас же все хотят быть первыми и никто - вторыми.
        - Много ты понимаешь! Укокошить! Хм! Это же не комара прихлопнуть, а человека.
        - Так положено: выдвинуть несколько версий, потом их проверять, чтобы исключить ложные, отыскав единственно правильную. Первые две классические: суицид и убийство. Затем ищут мотивы и определяют новые версии.
        - А…  - понимающе протянула Эва.  - Какой ты умный.
        - А то!
        - И хвастливый.
        - Ты глубоко заблуждаешься. Слушай, Эва…  - Гриша остановился, взял ее за остренькие плечи и развернул к себе лицом.  - Посидим в кафе? Недолго, а?
        - Давай. Ой! У меня нет денег.
        - Здрасьте, приехали! Это на Западе женщина платит за себя, а у нас - мужчина, если он мужчина, а не жлоб. Между прочим, я собираюсь тратить заработанные лично мною деньги, а не папины.
        Гриша худой, высокий, с длинными ногами и руками, бесхозно болтающимися вдоль тела. У него большущая голова, стало быть, умная-преумная, кучерявые светлые волосы, голубые глаза навыкате, большущий рот. При всем при том он забавный и очень симпатичный. Еще щедрый. Закатил Гриша настоящий пир: мороженое, кофе-глясе, пицца! Развлекали себя болтовней, но в паузах, которые случаются, когда одна тема закончилась, а другая еще не началась, Эва задумывалась, отключившись от сиюминутного момента, что огорчило парня:
        - Ты все время улетаешь, не интересно со мной?
        - Что ты, Гриша!  - встрепенулась Эва.  - С тобой хорошо, уютно, как в коробочке, и надежно. Просто не могу забыть… она так странно лежала… прижавшись щекой к земле. И смотрела в мою сторону. Прямо на меня. До сих пор жутко… Гришка, ты не знаешь, как называют женщину - жену отчима?
        - Понятия не имею. Тетка, наверное. Просто чужая тетка.
        Жаль, время пронеслось, словно молния, мелькнувшая за кроной дерева, что и не разглядишь ее - так быстра, а все же осветившая на миг пустоту вокруг. Беспросветная пустота вернулась к Эве, когда она пришла домой. Отчим смотрел телек, его двадцатисемилетняя жена сидела с ногами в кресле в махровом халате, мазала руки кремом и даже не повернулась в сторону Эвы.
        - Ты сегодня поздно, детка,  - заметил Илья Романович.
        - Да.  - смутилась Эва.  - Я участвовала в съемках, потом… потом… задержалась.
        - Ужинать будешь?  - послышалось обманчиво-нежное шипение из кресла.
        А ведь верно подсказал Гришка - чужая… тетка, конечно, сильно сказано, жена отчима на одиннадцать лет старше, не столь уж это большая разница. Но чужая - точнее не придумаешь.
        Молодую жену папы-отчима Эва старательно избегала, поэтому уходила, не позавтракав, а вернувшись, отказывалась от ужина. Людмила ничего такого, что могло бы ее уличить в подлости или жестокости, вроде бы не делала, но, ставя перед Эвой тарелку с едой, одним видом отбивала всякое желание проглотить хотя бы кусок. Ей всегда нужна ванная комната (их две), в которой находится Эва. Или ходит по дому, будто одна в нем. Или молчит… Это трудно объяснить, но от нее постоянно исходит поток отторжения, иной раз Эвелину обдает жаром стыда за чужое, по сути, непристойное поведение, хотя что она могла предъявить Людмиле? Что у той портится настроение при появлении Эвы? Что она не находит в себе сил смотреть в лицо приживалке, отводит глаза в сторону, словно боится обратить все живое в камень, как мифическая Медуза Горгона? В этом же духе можно набрать с десяток придирок, вроде бы несерьезных, при всем при том делающих жизнь невыносимой. Если бы можно было влетать в окно и вылетать обратно, Эва не появлялась бы в доме, поэтому она избрала тактику невидимки, стараясь не показываться даже за столом. К сожалению,
без еды жить невозможно. Растягивая деньги, Эва покупала батон и ела его у себя. Сегодня повезло - Гришка накормил. Везет, когда Людмилы не бывает дома, тогда Эва открывает холодильник, берет понемногу (чтобы не было заметно) ото всех продуктов, что там лежат, по сути, ворует.
        - Спасибо, я сыта,  - бросила Эва, поднимаясь по лестнице в свою комнату и сказав на этот раз чистейшую правду.
        Никогда Людмила не спросит: где поела и что конкретно? Ей неинтересно, собственно, это своего рода демонстрация с подтекстом: постарайся не забыть, что ты мне до лампочки на самом дальнем фонаре. Между тем Эва понимала, что жена отчима не обязана любить ее, а вот мама… О, мама участвует в гонках формулы амбиций, она сдвинулась на этой почве, ей все кажется: еще чуть-чуть, и успех гарантирован. А дочь - банальная помеха в однокомнатной съемной квартире, куда мать приводит мужиков, которые и должны поделиться с ней ее величеством удачей. Интересно, она сама знает, чего хочет, понимает, куда карабкается? Эве думается, одурманенная одержимостью, мама уже не различает ни желаний, ни целей, ее несет по инерции куда-то в незримую даль. Где нет и малюсенького местечка для Эвы.

* * *
        Ника чувствовала себя мочалкой, которую долго крутили в руках, выжимая досуха. Голова трещала от происходящего маразма. То ли мир скоропостижно сходит с ума, то ли ее психика находится в опасном пограничном состоянии, когда все видится перевернутой картиной, но что-то точно не так. Из-за этой идиотки, спикировавшей вниз, всю группу мучили до позднего вечера. Допрашивали. Нет, не просто допрашивали, а вызывали комплекс вины: у вас нет алиби; вы хладнокровная натура; не каждая женщина будет снимать свежий труп (как будто протухший труп снимет каждая); вспомните, кто был с вами рядом на момент смерти… А Ника зашла в один из закоулков здания и спокойно выкурила сигаретку, сидя на корточках и глядя через стеклянную стену на туманный от смога город. Одну сигарету выкурила. Это семь минут приблизительно. Ника не курит, балуется иногда. Как назло туда никто не заходил! Собственно, она и выбрала это место потому, что там практически никого не бывает, какой-то дурацкий угол - нефункциональный, бессмысленный. И вдруг: вопль. Ника успела поднять глаза, мимо пролетело платье для съемок.
        Ника рванула вниз. Зачем? На этот вопрос она не смогла ответить. Может быть, не выбери она профессию фотографа, из нее получился бы корреспондент, который спешит на место происшествия в первых рядах, не думая, зачем? Разумеется, был шок, когда увидела на асфальте распростертую Юльку, которая, ну никак не вписывалась в категорию самоубийц, ибо проблем у нее, девушки из высшего общества с куриным интеллектом, априори быть не может. А камера всегда с Никой…
        - Алиби, алиби, алиби!  - тихо негодовала Ника, выходя из офис-центра.  - Вот прицепились! Как будто мы все хором столкнули ее!
        По странной случайности модельки тоже не имели алиби. Одна находилась в туалете, другая из автомата добыла кофе и пила в гордом одиночестве, третья убежала по делам (ее вызвали по телефону) и так далее - у каждой нашлось какое-то важное дело, словно назло! Впрочем, по сравнению со смертью абсолютно все дела, намерения и желания видятся мелкими и жалкими. Модельки выходили после допросов в полуобморочном состоянии, но предъявить кому бы то ни было, видимо, нечего, и полицейские укатили ни с чем. Ника выпроводила девиц, заперла дверь и рухнула на пол. Подложив под голову свернутый плед, пролежала допоздна. И осталась бы до утра - неважно, что пришлось бы спать на полу, в конце концов, не на голом же, он покрыт мягким ковролином. Но вокруг витала смерть, это было нечто живое, только соткано из другого материала. Во всяком случае, стоило Нике закрыть глаза, она могла бы поклясться, что некто появлялся в студии и бесшумно перемещался по воздуху в поисках добычи… Фу-фу, ощущение отвратное. Ника с трудом поднялась, решив переночевать дома, баулы с аппаратурой оставила у Толика - утром заберет.
        Выйдя из офис-центра, она глубоко вдохнула, задержав воздух в груди, вот чего не хватало - воздуха. Душно, хотя очень свежо. И непривычно пусто. Вдаль убегала дорожка из фонарей по обеим сторонам аллеи, тишина стояла вовсе не городская… могильная. Но здесь свободней во всех смыслах, вероятно, эффект расширенного пространства дает иллюзию свободы, а не ловушки, стесненной панельными стенами. Ника пересекла площадку перед офис-центром, сбежала по ступенькам и услышала:
        - Девушка!.. Постойте!..
        Не успела она сообразить, что обращаются именно к ней, как молодой человек, похожий на Винни-Пуха (но очень большой), очутился рядом. Он улыбался. М-да, улыбка завоевала бы первое место на конкурсе дураков. Как назло, не было под рукой фотоаппарата, а еще говорят, будто Ника с ним спит и даже сексом занимается исключительно с фотиком, дескать, это новый вид патологии. Он улыбался и ничего не говорил, наверное, обознался.
        - Вы мне?  - спросила Ника.
        - Да,  - закивал радостно Винни-Пух.  - Вы же Ника? Фотограф?
        - С утра была ею. Хотите записаться на съемку? Давайте завтра…
        - Нет, нет, я по другому делу. Очень важному.
        - Все равно приходите завтра…
        И тут Ника осеклась, вытаращив глаза: из-за фигуры Винни-Пуха появился еще один тип - высокий и брутальный, с трехдневной щетиной на скулах, притягивающий глаз уже тем, что разительно отличался от безликого большинства своей исключительно киношной внешностью. Однако! Что-то в нем знакомое показалось, где-то она видела эту безупречность… Ника молниеносно листала страницы прожитых дней, отыскивая парня в архиве памяти. Узнала! Недаром же говорят: фотографическая память!
        - Мой друг попал в беду,  - тем временем лепетал Винни-Пух.  - И знаете, Ника, вы можете ему помочь…
        - Я?  - Она начала тихонечко отступать назад, ведь там, в здании, Толик, он придет на помощь, если только услышит Нику.
        - Да, вы. Сейчас от вас зависит его… жизнь.
        - Слава, она собирается удрать,  - шепотом предупредил Глеб.
        Ника услышала шепот и поняла по-своему: ее хотят или прибить, или проучить, что одинаково плохо. Пришла мысль не бежать сломя голову, хотя это было бы вполне логичным решением, только у двух негодяев ноги наверняка длиннее. Если судить по росту, эти ноги точно догонят, ведь они не в парке, где можно обмануть маневрами, лавируя среди кустов. Ника достигла первой ступеньки, стала на нее и внезапно, не думая, хватит ли у нее сил, толкнула Славу. Тот пошатнулся, взмахнул руками… и благодаря поддержавшему его Глебу не упал. Всего мгновение. Но этого мгновения хватило Нике, чтобы ринуться в здание. На всякий случай она завопила на манер простой бабы, которой подпалили задницу, противнейшим голосом, сама его не узнала:
        - Спаси-ите-е!.. А!.. Убива-ают!.. А!..
        И что было делать парням после дикарской выходки? Ждать, когда из высотки вывалит куча охранников, помирающих от скуки? Чтоб сначала отдубасили, затем законопатили в кутузку? Ага, щас. Слава с Глебом, не сговариваясь, одновременно дунули на соседнюю улочку со скоростью баллистических ракет, способных снести на своем пути все, что им помешает. Запрыгнули в автомобиль. Глеб не успел дверцу захлопнуть, а Слава, судорожно дергая рычаг коробки передач, отчего машину дергало, как от фибриллятора, выехал с парковки.
        - Я предупреждал: она психованная,  - бросил упрек Глеб.
        - Еще бы не быть ей психованной!  - процедил Калинин, выезжая на главную дорогу.  - После сегодняшнего экстрима?
        - Это ты про нее?  - завелся Глеб.  - Какой экстрим, где? Видел, как она скакала вокруг трупа? Девчонка, бедная, лежит на асфальте вся в крови, а она ее - щелк, щелк! Папарацци хренова!
        - Если бы ты не показал свою образину!  - рявкнул Слава.  - Она была готова к диалогу со мной. Ты все испортил! Зачем подошел? Зачем?!
        - Откуда я знал, что она узнает меня! От нее все что угодно ждать можно, я подстраховал тебя и, как видишь, не напрасно. Ты мог упасть, разбить голову… Куда ты, куда?
        - Пока прямо,  - буркнул Слава.
        - Поворачивай! Нужно выяснить, где эта гадючка живет!
        Вернулись без проблем, ведь в этот час машин на дорогах и в крупных городах мало. На этот раз Слава поставил машину напротив центра в тени.
        - Интересно, там она или уже уехала?  - ворчливо произнес он, устраиваясь в кресле полулежа. Так ведь целый день проторчали в этом переулке, устали.
        - Там, там,  - заверил Глеб, принимая ту же позу.  - Слишком мало времени прошло. Так… Ждем, когда выйдет наша папарацци и осторожненько едем за ней.

* * *
        Никогда Ася не будет любить другого мужчину с такой силой, как сидящего напротив, поэтому никогда не грубит ему, почти не спорит с ним, не возникало и желания поступить наперекор, сделать назло. Смакуя умопомрачительный ужин в ресторане, она улыбалась благодарно, а он… он не сводил с нее восторженных и любящих глаз. Только бы Мариночка не узнала, а то обоим покажет любовь-морковь, после чего надолго отпадет охота встречаться.
        - Заказать еще что-нибудь?  - поинтересовался Филипп Юрьевич.
        - Куда! Я объелась. Но может быть… мороженого? Двойную порцию.
        В таких мелочах, как обед и сладости, он никогда не отказывал ей, зная, что дома девочку морят голодом, пытаясь с идиотским упорством сделать из хорошей и красивой девушки тощий аналог куклы Барби. Вскоре официант поставил на стол две вазочки, Ася одну придвинула и облизнула языком нижнюю губу, по-детски иллюстрируя сладострастие, что вызвало улыбку Филиппа Юрьевича.
        - Вот с чего она решила,  - проговорила она, отправив в рот ложечку с мороженым,  - что мне нужно круглый год сидеть на диете?
        - Кто она?
        - Мариночка.
        - М…  - понимающе промычал он.
        - Один раз я половину торта съела…
        - Ну, да!  - не поверил Филипп Юрьевич.
        - Клянусь. Бисквитный торт был на два кг. С кремом… Думала, утром на весах пять кг будет в плюсе, а ни фига!
        Он рассмеялся в голос, Асе нравилось, когда он так смеется. К пятидесяти годам мужчины приобретают живот, лысину и глубокие морщины, он же успешно избежал этого триединства старости. Филипп Юрьевич строен, волос на голове много, морщин мало, они, кстати, красят его. Ася сделала вывод, что счастливая жизнь - универсальное средство от старения, правда, далеко не всем везет на счастье, эта штука дефицитная.
        - Ну, раз ты наелась и больше ничего не запросишь, выкладывай, зачем позвала,  - сказал Филипп Юрьевич.  - Не забывай, дома мне достанется за позднее возвращение, ведь я не планировал нашу встречу.
        - Я тут думала-думала…  - кушая мороженое, залепетала Ася. Нет, сюсюкать не в ее стиле, и она перешла на серьезный тон, чтобы Филипп Юрьевич не сомневался в твердой позиции.  - Только не смейся, ладно? Короче, я хочу уехать в Москву… то есть это решено. Там попробую связаться с иностранными агентствами и, если получится, устроюсь работать за границу.
        - А если НЕ получится?
        Ася задумалась. Конечно, этот вариант далеко не идеальный, она прорабатывала, посему ответ у нее был готов:
        - Плевать. В конкурсах больше не хочу участвовать, надоело, другое дело - стать профессиональной манекенщицей. Не получится - останусь в Москве, буду… работать.
        - Кем?
        - Да какая разница? Куда возьмут, туда и пойду.
        - А институт?
        Чего не любила Ася, так это вмешательства в ее жизнь. Сейчас начнется: институт, ответственность, надо хорошо подумать, ты еще слишком молода, чтобы пуститься в самостоятельную жизнь… Она чувствовала себя достаточно взрослой, чтобы принимать решения и отвечать за свои поступки, а не выслушивать банальные доводы против намерений. Намерения! Они же ничто, если в карманах ни шиша. Ася надеялась на помощь и могла бы привести миллион аргументов, доказывая необходимость побега, ведь именно побег вызрел в ее головке, для Мариночки отъезд останется в тайне. Ася просто исчезнет, оставив записку: «Уезжаю навсегда. Не ищи». Мало того, она не собиралась сообщать мамуле о себе и в будущем. Только ни один из ее аргументов не отобразит боль и безнадежную тоску по всему тому, что наполняет глаза других людей особенным сиянием, выдающим радость, любовь, счастье. А какая радость у Аси? И она, не мудрствуя лукаво, высказала главную причину своего решения:
        - Мариночка меня не любит.
        - Ты ошибаешься…
        - Не любит, не любит,  - мягко перебила Ася.  - Я прочувствовала это своей шкурой. Когда до меня дошло, было так обидно… и мир стал каким-то убогим, а я в нем - ненужной. Потом только подтвердились мои открытия. Ну и я к ней не питаю… Иногда хочется умереть, лишь бы не видеть ее, не слышать голоса. Мне все в ней не нравится! Как она ест, спит, сидит, смотрит, а уж когда говорит - по ушам режет. Я знаю, что не права, что это моя мать, что она хочет мне добра. Только ее добро какое-то… злое. И жестокое. Знаешь, она старается не касаться меня - я давно заметила, будто боится заразиться страшной болезнью.
        - Ты не преувеличиваешь?
        - Не-а,  - со смешком произнесла Ася, опустив глаза, но две слезы не удержались и упали на стол. Филипп Юрьевич их заметил и накрыл своей большой рукой узкую кисть Аси, ободряюще сжав.  - Я же не дурочка. Ладно, вот тебе доказательство. Недавно она отправляла меня к одному… как бы это сказать… спонсору. Видел бы ты его! Старая обезьяна. Мариночка надеялась, он обеспечит мне победу. Но ради этого я должна была… с ним лечь. Прямо об этом не говорилось, Мариночка только намекала, но намеки были топорные. Как тебе?
        - Она что, совсем рехнулась?
        - Почти. Мариночка уехала к бабушке, думаю, не хотела со мной встречаться после моего свидания, ведь тогда пришлось бы расспрашивать меня, как все прошло. Моя мама - сутенер! Классное название для фильма, верно?
        - Я поговорю с ней, хочешь?
        - Ты что! Она тебя и меня со света сживет. И успокойся, я не поехала к нему. А его убили, представляешь? И меня могли убить вместе с тем уродом, если б я там оказалась. А для нее - сорвался с крючка сундук с бабками! И во всем виновата я, еще руки распускает. Когда Мариночка случайно прикасается ко мне, по моей коже проходит мороз - до того неприятно. Я хочу освободиться от нее, пусть она живет долго и счастливо, сколько хочет и как хочет, но без меня. Ты поможешь? Мне немного нужно денег… на первое время…
        Он пил кофе из крошечной чашечки и не смотрел на нее, ему понадобилась пауза - надо же привыкнуть к дурным новостям, обработать их в уме и принять решение, что непросто сделать. Тут тремя-пятью тысячами не обойдешься, даже на скромное обустройство понадобится немало денег, сейчас он не потянет предлагаемый воз. За довольно короткую паузу Филипп Юрьевич подготовил благовидный отказ, но, взглянув на Асю, неожиданно для себя увидел ее по-новому. Перед ним сидела взрослая девушка, которую он ошибочно принимал за испорченного полуребенка, забавного и взбалмошного, умненького и практичного, наделенного способностями вымогателя, но не наглого. А сейчас Филипп Юрьевич рассмотрел в ней загнанного воробышка, ершистого, вечно голодного и… бездомного. Раньше он хохотал до упаду, слушая рассказы, как Ася поедает втихаря колбасу у себя в комнате и обязательно проветривает, чтобы Мариночка, не дай бог, не унюхала. В сущности, девочка развлекала его, на самом деле житье-бытье с полубезумной матерью далеко не смешная история.
        - Я боюсь ее, очень боюсь,  - призналась Ася, подбросив еще один аргумент в свою пользу.  - Сплю ночью и вдруг просыпаюсь в поту, потому что приснилось, как я сплю, а Мариночка подбирается ко мне, протягивает руки, хочет задушить. Мне кажется, там, где ее не будет, у меня все пойдет иначе. Ну, я хотя бы буду сама принимать решения, искать свое место… и просто жить как все.
        Только сейчас он понял выражение «сердце переполнилось жалостью» или душа переполнилась - без разницы, главное, в результате этого переполнения Филипп Юрьевич решение нашел.
        - Когда хочешь уехать?
        - Да хоть завтра,  - оживилась она, подняв на него замечательные влажные глазки.  - Но у меня нет денег.
        - А повременить можешь?  - Видя, что девочка огорчилась, Филипп Юрьевич взял ее кисть в ладони, продолжив: - Понимаешь, я сначала должен выплатить кредит за машину, последний взнос в октябре. За два месяца подкоплю некоторую сумму, даже за три, а в конце января можешь ехать. Устроит?
        - У меня нет выбора,  - вздохнула Ася, но с кислым-кислым выражением личика.  - Устроит. Спасибо.
        - Отлично. А сейчас извини, убегаю. Тебя подвезти?
        - Я мороженое не доела, не пропадать же добру.
        Филипп Юрьевич поднес к губам кисть девушки и с трогательной нежностью поцеловал пальчики, оставил на столе деньги и ушел. Доедая растаявшее мороженое, Ася насчитала четыре месяца. Ой, как долго! Мариночка всю душу вытрясет вместе с жизнью из ее истощенного недоеданием тела, с каждым днем мамуля становится невыносимей, хватит ли сил прожить эти месяцы?
        - Привет!
        Такой большой город, ресторанчик для тайных встреч выбрали в самом глухом уголке, а от «подружек по модельному бизнесу» - ну, никуда! Соня с Тамарой. Сели. А улыбки… В деревне Асиной бабушки живет один дед, алкоголик, он, когда напьется, говорит: «Что вы смотрите на меня сквозь зубы?» Точно! Обе смотрели на Асю именно так - рты до ушей, зубы блестят, в глазах ехидство.
        - Какого ты мэна отхватила!  - позавидовала Соня. Уж кому-кому, а не ей, меняющей мэнов раз в год, завидовать.  - Он кто?
        - Папа,  - ответила Ася, как ни в чем не бывало.
        - Наконец и у тебя появился папик,  - сказала Тамара. Вторым планом прозвучало: добро пожаловать в наш кружок содержанок.
        - Он симпатичный,  - оценила Соня. У нее есть противная манера не говорить, а мурлыкать.  - Тебе повезло. А чем занимается? Торгаш или неужели что-то выпускает? Какой у него годовой оборот?
        Ася отодвинула пустую мороженицу, сложила руки на столе, с сочувствием посмотрела на одну, затем на вторую и не без ухмылки поставила обеих в известность:
        - Это мой родной папа, а не папик, улавливаете разницу?  - Девочки недоверчиво таращились, пришлось расшифровать на примитивнейшем языке: - Он не любовник. Отец. И любит меня как отец, а не… как папик. Понятно?
        Откуда им знать, как любит родной отец? Их отцы тоже сбежали от мамаш, правда, безвозвратно, в этом смысле Асе повезло больше. А бедняжки наверняка так и не узнают, какие бывают у родного папы большие и мягкие ладони, как он добр и нежен, ласков и строг - ничего этого не узнают. Инициатором встреч стал Филипп Юрьевич, он любит свою старшую дочь не меньше младших, но что из того? О том, чтобы у него жить, не может идти и речи, Мариночка… О, лучше не думать, что мамуля сделала бы, заяви Ася, мол, хочу к папе - обоих укокошит. Встречаются они тайком на протяжении многих лет (с пятого класса), Мариночка ни разу не застукала их, а ей никто не стукнул, ведь бывали случаи, когда они попадались на глаза общим знакомым. Дело в том, что знакомые в душе не переваривают мать Аси, нельзя же любить того, кто всех презирает, из мести злорадно помалкивали. Что касается Аси, она долго страдала, не понимая, почему с папой нельзя видеться открыто, нельзя его обнять, сделать ему подарок, рисуя весь вечер картинку красками. Не понимала, почему он негодяй, подонок, свинья и мерзавец. До сих пор не понимает. И никогда
не поймет.
        - Вы разочарованы?  - ухмыльнулась Ася, косясь на обеих по очереди.
        - Неожиданно, знаешь ли…  - проговорила Тамара.  - Ой, Соня! Ты забыла пригласить Асю.
        - Мне мой папик купил кафе,  - затрещала Соня.  - Жаль, не в центре… но такое миленькое! На днях открываем, будет шикарная презентация, крутые вина, изысканные закуски, богатые мэны… Придешь?
        Про себя Ася подумала, что настанет время и Соня получит кафе в центре, даже ресторан, может, два. Есть такая профессия - доярка, уж своих папиков Соня выдоит до капли. Главное, Мариночка не слышала про кафешку, иначе запилила бы Асю, мол, умные девчонки из внешности выжимают максимум, заодно из покровителей, а ты тупица… и так далее.
        - Приду, приду,  - закивала Ася, да вдруг напомнила: - Девчонки, я все время думаю об этой… Юльке…
        - Ой, перестань,  - отмахнулась Соня.  - Она дура. Наверное, когда бросалась вниз, думала, полетает-полетает и благополучно приземлится. Такие дуры не достойны жалости.
        - Соня, ты слишком уж…  - Тамара не нашла подходящего сравнения. Да где ж его взять, если словарный запас поместится на одной странице тетрадного листа?  - Я слышала, ее могли и столкнуть.
        - От кого слышала?  - скептически фыркнула Соня.
        - Одна из этих говорила… из полицейской группы. Я мимо шла, она увидела меня и перешла на шепот.
        - Да кому нужно сталкивать?  - возразила Соня.  - У нее папа жуткий, всем сделает харакири.
        - Харакири делают не другим, а себе,  - сказал проходивший мимо симпатичный молодой человек, наклонившись к столику девушек.  - Японские самураи.
        Девушки явно не имели понятия, кто такие самураи, выяснять не решились, боясь показаться необразованными. Все три не сводили с парня глаз, ожидая, что он сейчас кого-то из них выберет, и каждая хотела, чтобы ее. Но он подмигнул, выпрямился… три красотки разочарованно глядели ему в спину, обтянутую эластичной рубашкой,  - он никого не выбрал. Соня проследила, за какой столик приземлился парень, через минуту, выключая свой мобильник, подхватилась:
        - Попрошу телефон позвонить. Скажу, батарея разрядилась…
        И… завертела задом по направлению к парню, да быстро-быстро, чтоб никто не опередил. Слово за слово - вскоре она присела за столик, где ей были рады. Не радовалась Тамара, всплеснув руками, искренне возмутилась:
        - Ты посмотри на нее! Сама клеится! Папик у нее для мелких и крупных расходов, а для души с телом - мачо.
        - Завидуешь?  - подметила Ася.
        - А ты нет?  - ощерилась та.  - Всем нам хочется того, другого и третьего, но везет одной из ста тысяч. Блин, где справедливость, а?
        Пошло-поехало, о справедливости заныла Тома, если бы только о всеобщей, а то ведь справедливость должна достаться одной ей. Сытая допьяна Ася, не любившая общество моделей, но и не считавшая себя лучше той же Томы с Соней, в это время думала о Мариночке: ну и устроит она взбучку.

14
        Ночь Ольга провела в автомобиле. А муж, сволочь, остался ночевать в квартире девочки-любовницы. Юной, прекрасной и холодноватой, как первый снег, что так притягивает недоумков, возомнивших, будто они голубая мечта всякой молоденькой хищницы. Провела - не значит спала, какой тут сон - сидя в кресле и с тяжелыми мыслями: останется одна, без средств, что будет с детьми, вдруг Паша отберет их? А спроси ее: зачем следишь за мужем, чего хочешь добиться и, главное, каким способом,  - разве она ответит? Ужас в том, что отчаяние пока еще слишком велико и не позволяло определиться с целью. Ольга с упорством мазохиста преследовала мужа с любовницей, которой, конечно, проигрывала во всем, не зная, зачем это делает. Ну да, не знает - так тоже бывает. Вот и утро настало, Оля смотрела на окна Лены, смотрела на занавески, надуваемые ветром, представляя любовников, объятия, поцелуи…
        На самом деле Лена и Павел пили утренний кофе после заурядной яичницы с беконом, пили в молчании. Так ведь общих тем нет, как их не ищи, а Павел искал, чем бы зацепить ее. Но Ленка каждую свободную минуту книжки читает, он за всю жизнь если и прочел до конца штуки три, то было это в четвертом или пятом классе. Зато умеет зарабатывать и считать бабки. Ну, каждому своя игрушка. И Лена его игрушка, а вот он - не ее. Она сидела напротив с отсутствующим видом и пила кофе, если Павел что-то попросит - подаст, потом снова уйдет в себя, будто его здесь нет.
        - Сыр у нас есть?  - проверил он.
        Услышала. Встала, достала из холодильника сыр, нарезала и поставила на стол, потом села и как отключилась. Он оказался прав, хоть в психологи иди! Иногда эта холодная вежливость выводила его из себя, он мог кинуть в нее тарелку, Лена в ответ - ничего, ноль эмоций, приберет и не упрекнет. Все делается (от уборки до секса) с королевской покорностью, тем самым она - над ним. Павел ее содержит, а она… она - над. В это неуютное утро постепенно заканчивалось терпение, эх, ахнуть бы кулаком по столу, чтобы посуда аж до потолка подскочила, а Лену выгнать… хотя идти ей, в сущности, некуда. Агрессия нахлынула некстати, да и не собирался он ссориться, это обида кровь мутит. Выручил звонок в дверь. Лена подскочила, но Павел успел схватить ее за руку и усадить:
        - Сиди, сам открою.
        С отцом девушки он знаком, случалось, выдавал этому манипулятору несколько бумажек, однако не баловал. Федосов бизнесмен и ошибочно думал: дам один раз бабок, и попрошайка отвянет, ведь закон «купил-продал» правит миром. Евгений Ильич оказался свободен от всех законов и, можно сказать, продавал дочь раз в квартал (рад был бы делать это раз в неделю, да не получалось), впрочем, эта семья все равно стабильно доила его.
        - Что?  - коротко спросил Павел.
        - Хороший халатик.
        Евгений Ильич дотронулся до воротника темно-зеленого бархатного халата, Павел резко сбросил его руку и не пригласил на утренний чай-кофе. Незваный гость прекрасно осведомлен о жлобских манерах зятя, посему не смутился, а решительно потеснил его, заинтриговав загадочной интонацией:
        - Пошли что-то покажу. Идем, идем…
        Когда они вошли в кухню, Лена, увидев родного папу, подскочила:
        - Ты?!
        Папа повелительно махнул рукой, дескать, не мешай, быстро подошел к окну и, придерживая занавеску, подозвал Павла:
        - Иди-ка, посмотри. (Тот, разумеется, подошел.) Не узнаешь машинку? Чуть левее… между джипом и «Ладой»… Взгляни на номера. Узнаешь?
        - Что за номера, чьи?  - протиснулась между ними Лена.
        - Его жена сидит в машине и смотрит на эти окна,  - отчего-то весело доложил папа.  - Я прошел мимо, поздоровался, но она не увидела меня. Все ее внимание сосредоточено на этих окнах.
        Федосов стал похож на быка, которому только что вставили кольцо в нос без анестезии, при этом прибили к земле копыта, чтоб не убежал. Отреагировала бурно Лена, а не Паша, Лена, которую мало кто видел разбушевавшейся, включая родного отца:
        - Ты зачем пришел? Заложить его жену? Ради нескольких сотен, на которые купишь пару бутылок? Так дешево? Ты очень плохой человек, сожалею, что у меня такой отец. А когда-то я знала тебя другим - талантливым, добрым и сильным, с которым ничего не боялась. И никого. Сейчас вижу жалкое ничтожество, и мне страшно. Ты не мой отец, моего подменили инопланетяне.
        В запале Лена ушла в комнату, не прошло и минуты - вернулась, успев переодеться, и ультимативным тоном сказала Павлу:
        - Если дашь ему денег…  - На секунду задумалась, чем бы пригрозить, сообразила так же быстро, как и переоделась: - Я уйду.
        - Куда?  - промямлил Павел, глядя вниз, на высунутый из-за джипа нос знакомого авто. Зависшая пауза заставила его перевести глаза на отца Лены - не к нему же в бывшую мастерскую, где нет даже канализации, уйдет она.
        - На улицу,  - бросила Лена.  - Буду спать на скамейке. В парке.
        С нее станется. Лена ушла, хлопнув дверью, а Павел, придерживая занавеску, выглянул на улицу, полагая, что девушка побежит к Ольге. Надо что-то предпринять, а что? Честно говоря, Паша - смелый мэн с приставкой супер, потому что залепить кулаком в лоб для него не проблема, но сейчас он растерялся.
        - Не подойдет к твоей,  - заверил Евгений Ильич, раскусив незаконного зятя.  - Не бойся.
        - Какой смысл бояться теперь?  - произнес Павел, все еще глядя через окно вниз. Нет, Лена ушла в другую сторону. Ольга не поехала за ней, он успокоился и сел на место.  - Пить, блин, будешь? Коньяк, блин?
        - Можно,  - согласился Евгений Ильич, плюхнувшись на стул дочери и потирая руки.  - Хотя обычно я по вечерам принимаю, чтоб уснуть. Слышь, если жена следит за пассией мужа, она что-то дурное затевает? Я ж предупредить! Но Ленка взбесилась… Не так все вышло.
        - Ну да. Ну да.
        Павел разлил по рюмкам коньяк, выпили, как пьют, когда на душе паршиво, мрачно, в этом случае спиртное не помогает, а лишь усугубляет депрессию. Если честно, оба одинаковы, один не лучше другого. Федосов вдруг осознал это, хотя аналитическим умом никогда не блистал, но и подобных людей изредка все же посещает прозрение, просвещая их. Под воздействием прозрения он и сказал с особой горечью, свойственной людям разочаровавшимся:
        - Не любит она нас.
        - Так вроде не за что,  - не утешил папа Лены.
        Все человеческое не чуждо людям Пашиного склада, только ненадолго: как накрыло, так и схлынет. Внезапно он разозлился, резко придвинул бутылку к Евгению Ильичу, зло рявкнув:
        - Забирай и проваливай.
        И кто же откажется от халявы по высоким ценам? Не Евгений Ильич, нет. Предвидя славный денек, когда отпустит безнадега и в голове закишат творческие идеи, поддерживаемые верной подругой - женой, он спускался по лестнице, насвистывая. Как ни стремилась душа расслабиться в домашней обстановке, а Евгений Ильич не отказал себе в удовольствии подсмотреть из-за угла - состоится встреча с женой или Паша струсит спуститься? Ждал долго, да не суждено было посмотреть «концерт».

* * *
        Работать некогда, это просто катастрофа. В студию притащился тот самый следователь - ацтек, индеец без перьев на голове и без томагавка в руке. У Ники, разумеется, испортилось настроение, интуитивно она угадала: ацтек приехал и без трубки мира, короче, не с добром. Собственно, настроение после вчерашнего полета ненормальной без парашюта и так ни к черту. Ну почему, почему она выбрала день и время после съемок? Неужели обиделась до смерти, что Ника не снимала ее? Снимать было нечего! Одна глупость на кукольной рожице, интеллект на уровне мармазетки, манеры вульгарной подстилки с трассы, абсолютное неумение позировать и завидная уверенность в собственной исключительности. Затем примчался ее богатый папа, тряс кулаками и что-то там грозился, брызжа слюной, как будто все кругом, кроме него, виноваты, что прибабахнутая дочь плохо воспитана. В довершение неприятность: Нику разыскал парень из парка по имени Глеб. А раз разыскал, значит, не оставил мысли о мести. Кстати, кстати! Ведь его подружку убили зверским образом, неужели он?.. Нет, так не бывает: страстно любить, а потом убить…
        - А вы где были?  - спросил Гранин тоном, будто ему не нравились ни фото, ни девушки, ни хозяйка салона, ни то, чем он здесь занимался на протяжении двух часов. Потрясный зануда.
        Ника подняла глаза, он стоял перед ней: руки в карманах, ноги на ширине плеч и чуточку пружинят (видимо, нетерпение проявляет таким образом или раздражение скрывает), голова посажена на шею, словно на кол… ей-богу, вождь ацтеков перед жертвоприношением. А глаза Гранина изучали фотоработы над головой Ники.
        - Послушайте, к чему этот допрос?  - на спокойной ноте спросила она. Спокойствие не позволяет переступить грань противной стороне, даже если эта сторона при исполнении, но чего стоит спокойствие!  - Вчера ваши коллеги мучили нас этим вашим алиби, вызывая поодиночке, сегодня вы мучаете нас уже всех разом. Почему, в чем причина - можете объяснить?
        Действительно, что за игры? Ведь показания даются наедине, чтобы другие свидетели не сориентировались и не подправили свои свидетельства - это известно каждому из кино и книг, если этот каждый читать умеет. Между тем Гранин неторопливо переместил скучающий взгляд сверху вниз и буквально просверлил Нику. У него колючие, безучастные глаза! И добрейшая полуулыбка - сочетание убойное, словно Ника повстречалась с подпольным садистом, как назло, облеченным властью.
        - Я курила,  - выпалила она, забыв, как только что требовала ответа на свои выстраданные вопросы.  - Иногда я курю. Редко. На четвертом этаже есть тупик, там почти всегда безлюдно. Я увидела, как упало тело… женщина. Узнала платье для съемок… побежала вниз.
        - Фотографировать.
        - Просто побежала вниз,  - уточнила Ника, заодно возразив ему. Эти кретины постоянно делают упор на то, что она снимала труп! Ну и что! Пожалуй, следует объяснить и этому: - Моя профессия - фотографировать, камера всегда при мне.
        Ничего не сказав ей, Гранин повернулся к Эдику:
        - А вы, как я понял, организатор съемок.
        - Совершенно верно,  - ответил тот.  - Две девушки не смогли принять участие в съемках, я пригласил новеньких, подающих надежды, одна из них Юля…
        - Надежды на что?  - поинтересовался Гранин, перебив Эда.
        - Девушки мечтают о карьере моделей, проходят обучение в специальных школах. Лучших мы снимаем для рекламы, когда поступает новая сезонная коллекция одежды, фото размещаем на сайтах и в бутиках. Для девушек это ценная практика.
        - А где вы были на момент смерти Юлии?
        - В пробке. Я ехал на работу и застрял в пробке.
        - Посмотрим видеозапись камер видеонаблюдения.
        - Боюсь, они вам ничего не дадут. Я выбирался переулками, камер там нет. А перед проспектом застрял. Потом мне позвонили ваши люди, просили вернуться в центр, пришлось разворачиваться… как акробату.
        Гранин удовлетворенно кивнул, дескать, понял: алиби у вас, к сожалению, тоже нет. Однако шанс молодому человеку он все же предоставил:
        - А видеорегистратор у вас, надеюсь, есть?
        Иван Николаевич по лицу Эда догадался, каков будет ответ, и не ошибся:
        - Нет.
        Да, сегодня главное слово здесь - нет. Он оглядел красоток на стульях. Потрясающе, эти скрученные, изломанные и угловатые позы нормальному человеку невозможно повторить, как будто у девочек нет костей. Подводя итог сегодняшней встрече, Гранин прикинул: у кого из них хватило бы сил и в определенном смысле мужества столкнуть человека с крыши высотки? Да, с крыши, это установленный факт, подкрепленный свидетельскими показаниями. Юля повисла, держась руками за бордюр, огораживающий крышу (во всяком случае, держаться там больше не за что), ее крик услышали служащие одной из аудиторских контор, потом увидели в проеме окна болтающиеся в воздухе ноги, но работал кондиционер, следовательно, окно было закрыто. В подобных ситуациях народ стремится помочь, хотя из этой затеи вряд ли что получилось бы, но порыв, по своей сути, благороден. Короче, аудиторы наперегонки кинулись к окну и в тот момент, когда фрамуга открылась, услышали короткие и, что немаловажно, противоречивые фразы жертвы вперемежку с визгом: «Никому не скажу!.. Дай руку… Дай руку мне!.. Не трогай!.. Помогите!..» После этого раздался протяжный
вопль отчаяния и ужаса, одновременно девушка сорвалась вниз. На крыше еще кто-то был, уверен Гранин. «Никому не скажу» означает, что этот кто-то помог девочке упасть с крыши, а «Не трогай» - вторично помог, например, разжав пальцы Юли, которыми она держалась за край. Но это всего лишь домыслы Гранина, без доказательств.
        Девушки сидели полукругом: юные, стройные, высокие, прекрасные и т. п. и т. п… Но все, как одна, слишком хлипкие для подобных злодейств, дунешь и улетят вслед за несчастной Юлией. Все как одна смотрели на него чудо-глазками, одинаково испуганными, по-детски невинными. Вот Ника - другое дело, девушка крепкая и с волевым характером, взгляд у нее цепкий, одинокий, выстраданный. В ней есть сила и дерзость, стало быть, она при благоприятных условиях способна на многое, включая несоизмеримо дикий проступок. Но где мотив? Гранин скосил глаза в сторону Эдика - парень далеко не Голиаф, а все-таки он парень.
        - Девушки, вы свободны,  - решил больше не мучить худышек Гранин. Когда они живенько подлетели со своих мест, словно стайка птичек, не скрывающих радости, что хитрый и подлый кот прекратил охоту, он якобы вспомнил: - Момент, леди! Кто из вас знал Юлю до съемок? (Молчание.) Я надеюсь получить некоторые сведения о ней. (Молчание.) Никто не знал?
        - Мы вместе ходили в школу моделей,  - робко сказала синеглазая девушка, вторая из двух новеньких, которой повезло больше, чем несчастной погибшей. Покосившись туда-сюда, она по выражению личиков вдруг поняла, что сболтнула лишнее, и дала задний ход: - Только я о ней ничего не знаю… Почти ничего. Мы не дружили - Юля такая высокомерная была… (Опять не то ляпнула!) Вы не думайте, она хорошая девушка… была. (Чемпионка по глупости!)
        Еще раз оглядев представительниц красоты, Гранин махнул рукой, мол, гуляйте. А к Нике повернулся лицом и замер. Поскольку Эд не получил команду удалиться, он придвинул стул ближе к хозяйке фотосалона, закинул ногу на ногу, скрестил руки на груди, что в общем-то походило на вызов. Смельчак. А внутри смельчака, где-то у самого сердца, притаился вполне осязаемый страх, блуждающий в зрачках за диоптриями очков.
        - Скажите, Ника…  - произнес Гранин, переключив внимание на противоположную стену с фотографиями, хотя уже раз пять за сегодня рассматривал их.  - Есть что делить в среде моделей?
        - Я не большой знаток данной среды, не являюсь штатным фотографом агентства, но иногда снимаю девушек. Если вам интересно, скажу свое мнение…
        - Интересно, интересно,  - заверил он.
        - По большому счету делить нечего, уровень не тот. Вся эта мишура с коронами и временной славой в весьма узких кругах застит глаза, ведь модель - звучит красиво и, главное, богато. Им кажется, их ждет мировая известность, кинокамеры, бешеные деньги и что-нибудь еще в духе жанра фэнтези.
        - Простите, как я понимаю, девушки надеются выиграть первое место здесь, а это прямая дорога в Москву. Всероссийский конкурс уже серьезный шанс выйти на мировую арену, не так ли?
        - Не так,  - пренебрежительно фыркнула Ника, поражаясь наивности ацтека.  - Ваш рассказ годится для рекламного ролика, привлекающего… э… догадайтесь сами, кого и куда. Горькая правда состоит в том, что каждая структура в так называемом модельном бизнесе выкачивает деньги из кандидаток на корону. Да будь вы хоть коротышкой и толстушкой, вас все равно будут учить быть моделью, только платите, платите.
        - Но меня, коротышку и толстушку, к конкурсу не допустят, так?  - осведомился Гранин.
        - Кто вам сказал? Подобные казусы случались, тут решает цена вопроса.
        - А без денег невозможно победить?
        - Почему нет? Если компания конкурсанток собирается из равных, в смысле безденежных, то можно рассчитывать на победу. Именно так в прошлом году корона досталась Анжеле, но это редкость.
        По всей видимости, Гранин, впервые столкнувшись с конвейером красоты, чуточку разочарован меркантильностью устроителей, но еще не верил до конца в безнадежность предприятия:
        - Ну хоть какие-то перспективы после таких затрат у девушек есть?
        А Ника вошла в раж, просвещая невежественного следователя:
        - Конечно, есть. В лучшем случае девушка станет игрушкой богача, в худшем - проституткой в прямом смысле, правда, дорогой. Но это, на мой взгляд, в худшем, на самом деле многих устраивает карьера дорогой девки.
        - И никто-никто не попадает в высшую лигу?
        - Исключения. Но не правило. Если в столице нет серьезной индустрии моды, как в Париже или Милане, то в провинции вся эта морока выглядит жалкой. Но им…  - Ника указала большим пальцем в сторону выхода,  - им всем чудится, что они-то как раз и станут исключением. Хотя в душе, думаю, понимают абсурдность надежд.
        - Интересно, очень интересно…  - Гранин, неторопливо меря студию шагами, заложив руки за спину, жутким тоном пофигиста вдруг изрек чудовищную мысль: - Итак, вы хотите сказать, причин убить конкурентку нет?
        Это был эффект разорвавшейся бомбы, поэтому повисла пауза. Вопрос Гранина нужно было осмыслить и примерить на себя, ведь зачем-то следователь оставил только двоих, наконец, дошло до Ники.
        - Убить?!  - вытаращилась она. Да и Эд занервничал, заерзав.  - Вы сказали убить? То есть?..
        - Ну, это одна из версий,  - идя ближе к стене с фотографиями, небрежным тоном произнес Гранин, словно данная версия из области… фэнтези, как выразилась хозяйка салона.  - Полагаете, Юлию не могли убить?
        Внезапно Гранин повернулся лицом к тем, кто, может быть, причастен к преступлению, и успокоил, как ему представлялось, улыбкой, подчеркивающей несерьезность своих слов. Это должно было бы расслабить симпатичную девушку и несимпатичного молодого человека, хотя его внешний вид и манеры отвечают самым строгим требованиям. Так в чем же выражена несимпатичность?
        - Да кому это придет в голову?  - нахмурилась Ника.
        - Ну… тем, кто думает о себе как об исключении.
        - Нет… Девочки пока только на этапе мечтаний, что победят на конкурсах, поедут Москву побеждать, потом за бугор побеждать - это же известный бизнес-план всякой смазливой дуры. Но столкнуть с крыши…
        - Разве я сказал, что ее столкнули?  - подловил Гранин Нику, за которую тут же вступился Эдик:
        - Не вы. Весь этот бетонный мешок болтает на все лады.
        Иван Николаевич понял, что ему не понравилось в молодом человеке: он закомплексован и не желает стать разоблаченным. Однако Гранин не спускал немигающих глаз с девушки. Если все в этом здании болтают о вчерашнем инциденте, то почему она, пардон, обалдела, услышав, что Юлю могли и убить? Ника поняла, о чем он думает, вспылила:
        - Лично я болтовню не слышала. Есть логика, уж вам-то она знакома, не так ли? Или считаете, логика женщинам недоступна? Вы намекнули на убийство. Я снимала Юлю, ранений на ее теле не видела, значит, убить могли, только столкнув вниз. Я не правильно рассуждаю?
        Шевельнув бровями, что означало согласие с ее женской логикой, Гранин похвалил работы и распрощался. Ника с Эдиком некоторое время молчали, не вставая со своих мест и с недоумением глядя на выход. Мысли у обоих были наверняка одинаковы, точнее, одна мысль, которую озвучила Ника:
        - Что он хотел? Зачем оставил нас?
        - Понятия не имею. Он какой-то… скользкий.
        - Коварный,  - поделилась впечатлением Ника.

* * *
        Гранин захлопнул дверцу и, заметив, что Андрей Дереза спит, откинулся на спинку кресла, решив не делать резких движений, чтобы не будить парня. Но тот встрепенулся, потянулся, посетовав сонным голосом:
        - Ну и долго же вы… Как прошло собеседование?
        - Кофе хочешь?
        - А что, есть?  - изумился Дереза, вытянув и без того длинное лицо. Не представлял он Гранина с сумкой, в которую загрузили термос и еду, не той породы следак.
        - Есть, есть,  - закивал Иван Николаевич.  - В любом кафе, которых в этой части города полным-полно. Так как, пить будем?
        - Я только «за».
        Гранин повернул ключ зажигания, мотор приятно заурчал, а машина тронулась с места, постепенно набирая скорость. Чувствуя, как не терпится Дерезе узнать, что же было в фотостудии, Иван Николаевич разочаровал его:
        - План нашей дорогой Ирины ничего не дал.
        - Вы ей льстите, плана не было. Она просто предложила нестандартный ход опроса свидетелей.
        - В том-то и дело, что свидетелей нет. Или почти нет.
        - Знаю, читал протоколы. Странноватое дело, а?  - Дереза как будто страшно радовался убийственным странностям, что и подтвердил через пару секунд с излишней возбудимостью: - Мне то бытовуха достается, то бандитские разборки - надоело, честное слово. А тут интеллект нужен, чтобы шарики под черепушкой катались, ведь три трупа! Свежак! Потому что неординарные три трупа!
        - Ты случаем не каннибал, Андрей?  - покосился на него Гранин, иронично передразнив: - «Свежак! Потому что неординарные три трупа!» Убийство всегда неординарно, это же человеческая жизнь, дружище.
        - Не придирайтесь к словам.  - Нет, Дереза не обиделся, для этого, по меньшей мере, нужно иметь трепетную душу, а она у него прочна, как гранит.  - Хочется поработать по-настоящему.
        - Ну-ну, давай, работай.
        - Я вот о чем. Обнаженная девушка в парке с кухонным тесаком в животе - это что-то новенькое, если не считать бытовых преступлений на почве алкоголя. Любопытно, как попал в парк кухонный нож из загородного дома Джагупова?
        - Тофика самого проткнули несколько раз его же ножом,  - заметил Гранин, но не для того, чтобы напомнить, Андрей без него все прекрасно помнил. Иван Николаевич просто перечислял факты, иногда этот способ помогает соединить их в один узел.
        - Вот именно!  - воскликнул Андрей.  - Итого использовано два ножа. С телефона убитой молодой мужской голос вызвал «Скорую»…
        - Знаю, куда ты клонишь. Давай на берегу договоримся, заранее клейма ставить не будем.
        - Но подозреваемый скрывается…
        - Не будем,  - приказным тоном повторил Гранин.  - Чтобы потом не жалеть.
        - Не понял,  - озадачился Андрей, повернувшись к нему.  - О чем жалеть?
        Иван Николаевич как не услышал. Иногда наваливаются воспоминания, заставляя считать скелетов в шкафу, а это дело безрадостное, мало того, гадостное. Однако один скелет время от времени напоминал Гранину: никогда тебе не отмыться, не замолить мои косточки, которые лежат в земле и лежать там будут до-олго, пока и твои не сгниют.
        - Мы должны быть уверены на сто процентов…  - Гранин сделал паузу и увеличил проценты: - На двести процентов. По-другому нельзя.
        - Я предоставлю вам недостающие сто процентов,  - самонадеянно пообещал Дереза.
        - Отлично. А пока давай учитывать, что звонивший в «Скорую» умолял… я подчеркиваю: умолял(!) срочно приехать в парк, девушка еще была жива… Ирина говорит, ранения не совместимы с жизнью, а Дина жила, но к приезду медиков умерла. Вы обнаружили газовый баллончик с отпечатками Ники Стригуновой.
        - Вот-вот,  - поднял вверх указательный палец Андрей.  - Опять случайное совпадение: в фотостудии побывал вор, не взял ничего ценного…
        - Да не было там ценностей,  - вставил Гранин.  - Ника фотоаппараты таскает каждый день на себе в студию и обратно домой.
        - Было, было!  - возразил он тоном, не терпящим возражений, забыв, что у него роль второго плана.  - В ее салоне… то есть студии… Иван Николаевич, а чем отличается фотостудия от фотосалона?
        - Черт его знает,  - пожал тот плечами.
        - Я полагал, вы все знаете,  - буркнул Дереза.  - Так вот, в студии висела куча дорогущего шмотья.
        - Откуда тебе известно? К Нике выезжала только дежурная группа районного отдела полиции.
        - Отпечатки Стригуновой сразу нашлись в базе данных, ведь ее пальчики тоже откатывали, когда выезжали на кражу в студию. Отпечатки Ники совпали с пальчиками на баллончике. Игорь Фисенко и рассказал, что салон был забит дорогущим тряпьем, а ни одна вещь не пропала. Как думаете, зачем вору понадобился винт?
        - Не могу ответить однозначно. Нику не любят девушки, с которыми она работает, прямо они об этом не говорят, но… Не исключаю, что кто-то из них хотел таким образом досадить ей, ведь вся работа Ники пошла насмарку. Банальная месть.
        - Согласен.
        - Спасибо,  - хохотнул Гранин.
        - И вдруг снова смерть рядом с Никой: юную фотомодель сбросили с крыши. Вот… вот…  - Закатив глаза, Андрей растопыренными пальцами покрутил в воздухе, не находя подходящих слов.  - Что-то здесь притаилось соединяющее… и со зловещим душком. Жалко, что вы не взяли меня с собой, жалко! Ну, расскажите, что они все говорили? Как при этом держались?
        Собственно, Гранин не зря потратил время. Протокольную часть он прочел, как и Андрей, самого-то на месте гибели не было, а «общее собрание» созвал по совету Ирочки, но вопреки следственным правилам, чтобы послушать и посмотреть, сравнить и, может быть, кого-то взять на заметку. Чисто психологический ход, весьма провокационный.
        Во-первых, действительно, совпадения всегда настораживают и практически никогда не бывают игрой случая. Во-вторых, девочку сбросили вниз, проще говоря, убили. Он поднимался на крышу посмотреть место, откуда Юля упала, и, честно говоря, плохо представлял, как она, падая, смогла уцепиться за карниз и повиснуть. При падении тело получает ускорение, а когда резко прекращает ускоряться… О, удар о стену, должно быть, был сильнейшим. И боль немыслимая. Как же слабые руки девушки (даже не руки, а пальцы, которыми она зацепилась за карниз) выдержали собственную массу, увеличенную в разы? Это невозможно. Но случилось. Впрочем, неважно - как удержалась, теперь важно - кто столкнул. В-третьих, Андрюша прав: три убийства соединяются на этой разрозненной компании, но при всем при том нет объединяющего фактора. В-четвертых, ни у кого нет алиби, зато полным-полно невинного наива, прям ангелочки с прозрачными крылышками собрались в студии. Тем не менее на момент убийства ангелочки находились в офисном центре, а Эд недалеко от него, но это он так утверждает.
        - Иван Николаевич…  - протянул Андрей с обидой.  - Вы не взяли меня в студию и не хотите рассказывать, как прошел опрос?
        - Нечего рассказывать. Все были напуганы, нервничали, дергались - обычная реакция людей, которые боятся, что окажутся подозреваемыми.
        - А почему боялись? Невиноватым нечего бояться.
        - Андрей, ты максималист. Народ не верит в нашу порядочность, отсюда боится наc, поэтому! Даю бесплатный совет: не стоит в примитивном страхе, который продиктован повышенным чувством опасности, видеть маньяков и даже рядовых убийц. Но в одном я с тобой согласен: что-то общее между тремя убийствами есть.
        - Ника Стригунова,  - без паузы ответил Дереза.
        - Ника…  - задумчиво повторил Гранин и помчался по бесконечно длинному и ровному проспекту, обгоняя попутный транспорт.  - Дина не училась в школе моделей и не участвовала в конкурсах, ее никогда не фотографировала Стригунова, у которой слава уникального фотографа. А вот Джагупов спонсировал конкурсы…
        - И отдельных девочек,  - вставил Андрей.  - За это мурло - Тофика - девки бьются насмерть. Бились. Как сказал великий классик, это ж надо так сильно любить бабки.
        - Да? И как зовут классика?
        - Народ!  - И Андрей, соорудив на лице хитрющую мину, захохотал.  - Цитата из известного анекдота. Иван Николаевич, у нашего тройного коктейля есть еще один объединяющий фактор: Глеб Вараксин! Местонахождение которого неизвестно, но известен ближайший друг - Калинин. Этот гад молчит. Я склонен допросить его с пристрастием…
        Раздался звонок, извинившись, Андрей поднес к уху мобильник, через несколько секунд на его губах появилась улыбка удовлетворения. Глядя на Гранина с торжеством, он опустил руку с трубкой и едва не пропел:
        - Вот и дополнительные проценты: Вараксин звонил Юле за десять минут до ее гибели. Только что сообщили.
        - Хочешь сказать, Юлию вызвал на крышу Вараксин?
        - Точно!  - прищелкнул пальцами Андрей.
        - Недолго понадобилось шариками катать,  - констатировал Гранин с большим сожалением.  - А Ника Стригунова каким боком?..
        - Возможно, у них сговор… не знаю, версий может быть несколько. Поживем - увидим, верно?
        Ничего не ответил Гранин, не имел он привычки заранее возражать или принимать какой бы то ни было вариант, ведь иной раз конечный результат превосходит все предсказания. Одно его не устраивало в данной тройной истории: все вроде бы на поверхности, а ни черта не понять. Припарковавшись, он, прежде чем выйти из машины, сделал звонок:
        - Алло, Ника? Это Гранин Иван Николаевич. Ника, я совсем забыл, вы обещали мне фото Глеба… из парка.
        - Да… да…  - Она вовсе не обрадовалась звонку, как-то глухо звучал голос.  - Я тоже забыла. Извините.
        - С вами все в порядке?
        - Да. Все нормально. Снимки у меня дома, в ноутбуке, я сделаю… запишу на флешку и завезу.
        - Когда завезете?

15
        - Завтра,  - ответила Ника.  - Утром. Часов… в десять.
        Она положила трубку на стол, не отнимая руки от мобильника, опустила голову. Не нравилось ей все это, ой как не нравилось. Зачем ацтек допрашивал мартышек всем стройным стадом? Неужели подозревает? Что показательно, алиби ни у кого нет! Как это понимать: налицо дурацкий случай, подготовленный инфернальными силами, или кто-то из этих хрупких, нежных, божественных гадюк отличился?
        - Но он же и меня подозревает,  - проговорила Ника, подскочив и заходив по студии от стены к стене, а потом по кругу, по кругу…
        Раньше думала, кинематограф набит идиотскими штампами, когда персонажи в волнении, но без толку ходят из угла в угол. И плевалась. Дескать, кинобездари ничего лучше не смогли придумать. Теперь сама ходит, ходит… Не сидится на месте, вот и ходит. Ноги, блин, ходят.
        - Так, так… Значит, ацтек подозревает и меня… Идиот. Или карьерист. Или то и другое вместе. О, боже!
        Ника бросилась к двери. Забыла, заперлась она или опять за малым не прошляпила собственную жизнь. Заперлась. Она вернулась на середину студии, водрузила руки на пояс и осмотрелась - опять бессмысленные движения. Что тут рассматривать? Ничего нового…
        - К черту ацтека,  - сказала себе Ника.  - Пока к черту. Помимо Гранина, у меня есть вражина, которая делает пакости и напала. Но это не Глеб, нет. И все-таки он нашел меня. И наверняка хочет… как там обещал? Сначала убить, потом заставить бегать в колготках… Не мог он так быстро найти меня, сделать слепок с ключей, это невозможно, значит, не он вражина. Тогда кто? Кто же, кто? А если Глеб убил девушку в парке? Вдруг он садист сексуальной ориентации: сначала любовью занимается, потом партнершу убивает, как самка каракурта? И кто же станет убивать, зная, что его фото во всех ракурсах есть у меня? Разумней денек-другой подождать…
        По идее надо бы рассказать следователю о вчерашней встрече с Глебом, да Нику раздирали противоречия. Гранин несимпатичен. Он не соответствует образу мощного профи, который въедается в дело всеми порами и, не считаясь со временем, докапывается до сути. Напротив, ведет себя он апатично: кинет вопрос, а сам вроде как и не слушает ответ, перепрыгивает с темы на тему - чего от такого ждать? И он подползает к Нике, подползает…
        - Мерзавец. Книжки, что ли, почитал бы… про Шерлока Холмса, что ли… Поучился бы, как надо работать мозгами.
        До вечера мучили Нику противоречия, ни к чему толковому она не пришла, но спохватилась, когда стемнело. Не-ет, теперь до ночи задерживаться здесь она не намерена, пока не прояснится ситуация, похожая на западню, которую кто-то подготовил для Ники. Все: домой, домой. А то в районе, где она живет, ночью на улицах пусто. Еще нарвется на вражину, передумавшую играть в прятки и, возможно, приготовившую новый сценарий, где Нике отводится роль трупа. Оставив у охранников заветный баул, она села в троллейбус и сорок пять минут тряслась по дороге домой, внимательно всматриваясь в заходивших пассажиров. Руку держала в сумке, висевшей на плече. Утром перво-наперво купила электрошок, сейчас сжимала его пальцами, если кто-то только попробует… получит удар тока и будет биться в конвульсиях полчаса.
        А вот и дом, подъезд, лестница… Хорошо-то как - жить без приключений! Открыв дверь, Ника не успела шагнуть в квартиру, как вдруг услышала женский голос снизу:
        - Девушка! Постойте! Не подскажете, как найти…
        По ступенькам быстро поднималась симпатичная брюнетка с формами, которые очень нравятся мужчинам - Ника успела оценить глазом истинного художника. Она потрясала клочком бумажки, вытянув руку вперед и тарахтела:
        - Как здорово, что вы встретились мне, я тут кругами хожу, хожу… Мне дали этот адрес, а на улице темно, я не увидела номера на доме. Не поможете мне? Может, знаете вот… эту женщину?
        Очутившись на площадке, девушка сунула клочок чуть ли не в нос Нике, та взяла и стала читать фамилию, адрес…
        Неожиданно кто-то, огромный и темный, словно медведь гризли, буквально спрыгнул с верхней площадки. Ника не успела головы поднять, как вдруг под натиском двух неизвестных тел очутилась в прихожей, причем оба тела придавили ее к стене. Лапа в тонкой кожаной перчатке зажала ей рот, а вход - единственный путь к свету - сужался и сужался, наконец, входная дверь захлопнулась. Ее захлопнула девушка… обманщица! То есть сообщница двух бандитов, значит, тоже бандитка.
        Наступила темнота. Ника приготовилась… да, наверное, умереть. В связи с последними событиями только мысли о смерти приходят в подобных обстоятельствах и, надо признать, не оставляют никаких надежд.
        Загорелся свет. Ника сощурилась… Сквозь ресницы увидела улыбку бандитки - а ведь она показалась вначале такой приятной. Возле уха раздался остервенелый шепот:
        - Ну! Здравствуй. Милая. Моя.
        С каким людоедским удовольствием произнес бандит каждое слово! Ника перевела глаза с бандитки на него, пришлось сфокусировать глаза и… ужаснуться! К горлу подступил противный комок: теперь точно не жить. Потому что это он, парень из парка.
        - Пожалуйста, не бойся, Ника,  - залепетала бандитка.
        Вторая рожа, очкастая и губастая, чему-то улыбалась. И тут - звонок. Спасительный звонок в дверь, затем голос Лидан:
        - Ника, ты дома? Открой, пожалуйста.
        Глеб сильнее сжал рот Ники, просто вцепился в челюсть, она даже застонала от боли, а он прошипел:
        - Тихо! Еще один звук - и я за себя не ручаюсь.
        - Ника…  - позвала Лидан, нажимая на кнопку звонка.
        Разумеется, она недолго звонила, вскоре послышались шаги, Лидан ушла к себе. Жаль. Жаль, она не догадалась, не почувствовала, в какой опасности соседка. Но этого времени хватило, чтобы Ника собрала волю и начала лихорадочно соображать, что можно предпринять в ее незавидном положении. На лестничной клетке все стихло, Глеб похвалил Нику:
        - Молодец.
        - Видишь,  - заговорил очкарик,  - не зря я получил в челюсть. Опыт! Мальчики подсказали, каким макаром врываться в квартиру.
        Ника ничего не понимала: какие мальчики, в какую квартиру, зачем?
        - Ребята, вы же напугали ее…  - произнесла Карина, только договорить ей не удалось.
        Едва Глеб слегка ослабил руку, Ника… укусила ее. Кожаная тонкая перчатка велосипедиста со свободными пальцами не защитила, ибо взвыл Глеб, будто ему руку отгрызли, и, конечно, отдернул ее, затряс ею. Бросил девушку и Слава. Ника оттолкнула Глеба с ревом разозлившейся волчицы, молниеносно боднула головой Калинина и, почувствовав свободу, кинулась к выходу.
        Но Карина, втянув голову в плечи и зажмурившись, коварно поставила подножку! Ника с грохотом, увлекая зеркало со стены, за которое успела схватиться, вместе с полочками, пузырьками, вазочками, щетками-расческами и прочими женскими штучками, грохнулась на пол. Головой стукнулась о дверь - хорошо, что изнутри она обита дерматином, это смягчило удар. Укушенный Глеб упал на Нику сверху, тем самым не дав подняться, с рычанием оба катались по полу туда-сюда. Слава в себя приходил, ему ведь тоже досталось, а Карина бегала вокруг катающейся пары, не зная, с какого бока к ним подступиться:
        - Глеб, не делай ей больно… Глеб!..
        - Я больно?  - кряхтел тот, пытаясь скрутить руки Нике.  - Ей скажи…
        - Ника, умоляю, остановись,  - залепетала Карина.  - Тебе ничего не сделают. Мы хотим поговорить! Ты слышишь?
        - Надо ждать, когда она выбьется из сил,  - мудро заявил Слава, потирая ушибленную грудь.  - Ну и крепкая у нее голова.
        - Прекратите!..  - просила Карина.  - Пожалуйста…
        - Если я перестану, она перебьет нас,  - прорычал Глеб.
        Силы у Ники закончились скоро. Она перестала сопротивляться, дышала тяжело и шумно, впрочем, как и Глеб, навалившийся сверху. Не рискнул он отпустить ее запястья, которые сжимал руками, еще вцепится в глаза когтями - лечись тогда. Однако пора было начинать мирный диалог, он и спросил:
        - Успокоилась?
        - Урод!  - процедила Ника ему прямо в лицо.
        - В парке ты утверждала обратное.
        - Все, все, все!  - зачастила Карина.  - Не надо ссориться, все хорошо. Ника, успокойся, если бы мы затеяли что-то дурное, давно осуществили, тебе нечего бояться. Поднимайтесь и давайте поговорим. Ника, ты не будешь драться?
        - Нет,  - пообещала она зло.
        - А я чего-то ей не верю,  - произнес Глеб.  - Ладно, так и быть, отпускаю…
        Он ловко вскочил на ноги. Теперь Ника лежала, приподнявшись на локтях, а троица стояла вокруг, уставившись на нее. Карина протянула руку бедняжке:
        - Я помогу…
        - Сама,  - отказалась Ника и, с трудом встав на колени, сначала отдышалась, затем поднялась.
        Странные ребята. Казалось, пришли прибить ее, но вроде как оставили живой. Пока. Стояли они вполне мирно, ну, Глеб потирал укушенную руку, а второй - грудь, но агрессии от них не исходило, Ника сочла возможным теперь поинтересоваться:
        - Что нужно?
        - Мои снимки,  - сказал Глеб.  - Те, что ты делала той ночью.
        - Хм. Я так и знала… И все?
        - Все.
        - Ладно, твоя взяла. Пошли…
        - Куда?
        - В комнату,  - огрызнулась она.  - Твои материалы в ноутбуке.
        Войдя в комнату, Ника, все еще опасаясь своих «гостей» и поглядывая на них с опаской, щелкнула выключателем, потом присела на край стула и включила ноутбук. Глеб подставил к столу стул и кивком головы указал Славе, мол, садись. Молчаливое приглашение тот принял, садясь, представился хозяйке:
        - Слава.
        - Очень неприятно,  - сказала Ника.  - Флешку дайте.
        - Зачем?  - поднял плечи Слава.
        - Хотите, чтобы я отдала ноут? Не надейтесь, за свой комп буду биться насмерть. Флешку! Запишу фотки и - отваливайте.
        - Ну, ты крутая,  - то ли восхищаясь, то ли наоборот, сказал Слава.  - Твой комп нам и даром не нать, чай, свои компы имеем. Показывай фотки.
        Немало удивившись такому повороту событий, Ника немного успокоилась, однако защелкала мышью нервно, истерически. Слава, еще тот психолог, миролюбиво спросил, желая всего лишь расположить девушку:
        - Почему мышкой работаешь? Без нее на ноутбуке…
        - Потому что мне так удобно!  - прорычала в ответ Ника на манер торговки несанкционированными пирожками. Слава чуток отшатнулся от нее, переглянулся с Глебом, тот презрительно опустил уголки губ вниз, в это время Ника сказала:
        - Прошу.
        Стоило Славе перевести глаза на монитор, они у него тут же стали квадратными и раза в три увеличились. Глеб резко развернулся к Карине, выставив указательный палец, свирепо приказал:
        - Не смотреть!  - И перевел палец на диван.  - Иди туда.
        После того как Карина уселась на отведенное ей место, он взял стул, поставил с другой стороны Ники, сел и подался вперед, уставившись в собственное фото, ну очень пикантное, мягко выражаясь.
        - Давай следующую картинку,  - скомандовал он, Ника щелкнула мышью.  - Еще… Так, еще давай… Следующую…
        Заподозрив, что просмотр затеян неспроста, Ника скосила глаза на жертву своего террора - Глеба, не понимая, что он ищет на снимках. Однако парень с каким-то особенным вниманием, можно сказать, одержимостью разглядывал экран, помогая себе… пальцем, которым водил из стороны в сторону, опускаясь ниже и ниже.
        - Что ты ищешь?  - наконец осведомилась Ника.
        - Нашел,  - произнес Глеб сдавленно.  - Нашел.
        - Где? Где?  - приблизил к монитору лицо Слава.

* * *
        - Как тебе?  - настороженно спросила Соня.
        Спросила второй раз. Потому что он молча расхаживал по помещениям кафе-клуба, рассматривая интерьеры, потолки, мебель. Это такая красота, такое великолепие - у Сони душа замирала, когда Дубич трогал пальцами шторы, на которые надо смотреть, а не лапать их. Ему пять десятков, внешне - не самый худший вариант, но и не подарок. Ну хотя бы рослый, а то нет ничего хуже мужчины-крошки в придачу с комплексом Наполеона. Черты лица у него крупные, глаза с поволокой, как у кота, когда он сыт, к счастью, не лысый, а с волнистой седоватой шевелюрой. У Сони аллергия на лысых и жирных, правда, счет в банке - основная эрогенная зона, посему скорость излечения от аллергии находится в прямой зависимости от количества нулей на счетах. Что еще в Дубиче достойно внимания? Собственно, какая разница, если нулей много? К тому же ночью все кошки серые, а когда глаза закроешь, их вообще не видно.
        - Неплохо,  - наконец оценил он.
        - Тебе нравится?  - заулыбалась Соня, радуясь его реакции.
        - Неплохо.
        Другие слова, видимо, ему неизвестны. Соня оставила на своем очаровательном личике белозубую улыбку, искреннюю, как у ребенка, но внутри негодование раздирало все части ее идеального тела. Кафе задумывалось Соней как клуб для молодежи, но не маргинальной части, а той, которая любит шик и умеет вести себя красиво. Поэтому здесь словно в стеклянном замке-модерн: мебель из прозрачного пластика, шторы из ткани, имитирующей сталь, светильники из стеклянных пластинок свисают гроздьями и расположены на разной высоте, посуда причудлива. Соня старалась сделать красоту (это ее выражение), а Дубич заладил: прибыль, прибыль, прибыль… При всем при том позволил заниматься устройством кафе, не скупился, за это она почти любила его.
        - А почему та стена скучная?  - поинтересовался Дубич, кивнув в сторону кирпичной кладки, отшлифованной и покрытой лаком.  - Может, ее как-то украсить… фотографиями?
        - Фотографиями!  - подхватила радостно Соня.  - Разумеется! Моими фотографиями, ведь кафе называется «У Софи». А посередине должна висеть самая большая, где я в короне, м? Как тебе идея?
        - В короне? В какой?
        Рассматривая светильники, Дубич запрокинул голову, держа руки в карманах брюк, и совсем не вдохновился планами Сони насчет украшения стены. А ей хотелось заручиться обещанием на будущее сегодня, сейчас:
        - В какой-какой… Ты же поможешь мне добыть корону на конкурсе?
        Он опустил голову и посмотрел на Соню… неправильно посмотрел, с двусмысленной усмешкой. Слова его вообще врезались ножом в сердце:
        - Милая, кафе - это не пропащая инвестиция. Даже если ты завалишь его своей глупостью, я вытяну дело. А корона… Понимаю твои амбиции, но это деньги в трубу.
        - Ты не понимаешь…  - Соня чувствовала, как этот змей ускользает из ее ручек, занервничала.  - Это имидж! К какой Софи придут быстрее? Просто к Соне или к победительнице конкурса красоты? Которая стала эталоном во всем, ей будут подражать, жаждать увидеть… Да, это чистой воды пиар, но он нужен и в бизнесе. Я предлагаю вложить деньги в меня, и ты увидишь, как оттяну клиентуру у твоих знакомых рестораторов. Победа стоит недорого, потому что конкуренции почти нет.
        Не обозначив своего отношения к идее, Дубич прошелся между столиками и решительно двинул к выходу, бросив на ходу:
        - Я подумаю.
        Она кинулась к окну, как в экзотическом фильме о большой и сильной любви - проводить возлюбленного последним долгим взглядом. Когда, садясь в автомобиль, Дубич обернулся, словно под гипнозом Сони, она чмокнула воздух губами, помахав ему. Уехал.
        - Чтоб ты сдох, жадный козел,  - чуть слышно произнесла Соня.
        Произнесла тяжело, с энергетическим посылом, как сейчас говорят, но еще механически улыбаясь, хотя улыбки Дубич уже не видел. А почему? Потому что он не прост, мог расставить камеры слежения, потом объясняйся с ним. Поэтому и повернулась Соня лицом к залу с улыбкой счастья, демонстрируя невидимой камере (если таковая есть) свою благодарность любимому мужчине. Этот «любимый» кафе оформил на свое имя, а она - соучредитель, в сущности, никто. Только на улице, идя домой, Соня сняла маску безбрежного счастья и позвонила, бормоча вслух:
        - Скотина… Я, значит, все придумала, моталась по базам, собирая интерьер по крохам, а он захапал себе и сделал из меня, блин, работницу-ударницу! Дерьмо поганое! Алло, Гарик?.. Это Соня, сегодня я свободна, встретимся?..
        Стрессы необходимо снимать, она это сделает с Гариком. Если бы не было молодых и красивых парней, как жить? Все так плохо…

* * *
        Переодевшись в спецодежду - брюки и рубашку, Лена мчалась по коридорам к главврачу, как по стадиону спортсмен, здороваясь на бегу и мимоходом отвечая на приветствия. Она специально пришла раньше, чтобы застать его, хотя обычно Кирилл Давыдович торчит здесь сутками.
        Постучавшись и не дождавшись ответа, Лена смело приоткрыла дверь, заглянула в кабинет. Сидя за столом, он писал. У врачей (у главврачей особенно) писанины столько - работать некогда. Какое лечение, когда надо писать и писать!
        - А, Елена Прекрасная,  - подняв голову, улыбнулся он.  - Все в норме.
        Разве короткой фразы достаточно? Лена вошла, плотно закрыла дверь, но к столу не приблизилась на тот случай, что если кто-либо зайдет - она никого не пустит, пока не выяснит детали.
        - Простите, Кирилл Давыдович,  - начала Лена смущенно,  - а «в норме» вы что имеете в виду?
        - Не хуже.
        - Но и не лучше, да?
        Кирилл Давыдович снял очки, положил их на стол и вздохнул, подперев подбородок кулаком. Конечно, эта красивая девочка жаждет услышать прямо противоположные слова, но чем он может помочь?
        - Лена…  - сказал он и завесил паузу, от которой кровь остановилась в жилах.  - Не хуже - уже хорошо. Поверь, Лена, это очень и очень хорошо. Больше ничего не спрашивай, я не раздаю пустых обещаний.
        Главврач, проживший длинную и полезную жизнь, похож на паломника-аскета, путешествующего с посохом и котомкой под палящим солнцем. Его кожа закалилась и приобрела коричневый оттенок, а голубые глаза ясные, как у юноши; он спокоен, будто постоянно пребывает в нирване. Кирилл Давыдович не просто начальствующее лицо, он истинный авторитет, покруче, чем в уголовной среде. Когда все берут за каждый чих, а то и букет заболеваний рисуют в истории болезни ради дополнительных доходов, он лечит и оперирует только потому, что он врач. У него нет шикарного дома, как у молодых эскулапов, ездит он на отечественной машине. Но авторитет не купишь за деньги, подчиненные слушаются его бесплатно, уважают, любят бесплатно, даже боготворят. Кирилл Давыдович волшебник, рядовой волшебник.
        Лена знала: по негласному правилу ей следует тихонько выйти из кабинета, ибо волшебник все сказал. У него так мало времени, его раздирают на части: просят прооперировать, проконсультировать, решить хозяйственные проблемы, помочь с детским садом, усмирить буяна в палате и т. п. Его время нужно беречь, но Лена опустила глаза, не сдвинувшись с места, потому что есть вещи куда важнее, чем проблемы всего человечества.
        - Что еще?  - спросил Кирилл Давыдович.
        - Извините, я отнимаю у вас время, но у меня просьба…
        - Ну? Выкладывай свою просьбу.
        - Пожалуйста, не давайте о нем сведений в нашу службу информации…
        - Мы же дали…
        - Вы поручили мне, а я… я не отнесла. Простите…
        Она замерла, опустив ниже голову. Парадокс: человек, не отличающийся свирепым характером, внушал ей священный трепет. Точнее будет сказать, Лена боялась упасть в его глазах, в данном случае трепет рожден почтением.
        Тем временем Кирилл Давыдович с недоумением и интересом изучал девушку, проработавшую год без нареканий. Сложно учиться и работать, но Лене удается - она удивительно упорная, покладистая, не чурается никакой работы. Помимо всего прочего, она гордость больницы - девочка, «Мисс медицина», правда, в его представлении те, кто моложе сорока, поголовно прекрасны без титулов. И это совершенство не выполнило свои прямые обязанности?
        - Почему?  - задал он логичный вопрос.
        - Так надо,  - еще ниже опустила голову Лена.
        Какой «исчерпывающий» ответ.
        - А как же родственники? Они ищут, волнуются…
        - Я сообщу им!  - нечаянно перебила его Лена, подняв голову.  - Потом. Позже. Поверьте, так будет… правильно.
        - Ты хочешь сказать, безопасно? (Она быстро-быстро закивала.) А подробнее нельзя?
        - Не могу,  - едва слышно вымолвила Лена.  - Простите…
        Как и большинство пожилых людей, Кирилл Давыдович не в восторге от современной молодежи, а Лена ему нравилась. Только вот представить ее, на вид благополучную по всем статьям и эдакую гламурную девицу, самоотверженной спасительницей постороннего человека трудновато.
        Парня с тяжелым пулевым ранением привезли однажды ночью. Начал операцию дежурный хирург, а Кириллу Давыдовичу позвонила операционная медсестра и сообщила, что поступил очень тяжелый случай, в подобных ситуациях он приезжает. Елена Прекрасная взяла над парнем шефство да с таким рвением, будто он ее брат или муж. Впрочем, иные жены за мужьями так не ухаживают. Проницательный Кирилл Давыдович заподозрил, что здесь кроется история в духе Проспера Мериме. С другой стороны, эта девчонка не вплеталась в романтический сюжет, она, имея знойную внешность… несколько холодновата и суховата. Что до ее просьбы - он знает, хорошо знает нынешнее время, оно не радует, к сожалению. Итак, жизни парня угрожает опасность, Кириллу Давыдовичу осталось пойти у нее на поводу:
        - Хорошо, в целях безопасности пациента… Но родственников нужно найти и срочно. Ты же знаешь: успешное лечение зависит от эффективных препаратов, сейчас у нас их нет, ждать он не может, а они дорогие.
        - Да, да, знаю. Я куплю, на первое время хватит.
        - А как быть с полицией?  - озадачил ее Кирилл Давыдович.  - Им сообщили, они ждут, когда он в себя придет. Замять не удастся.
        - Я что-нибудь придумаю,  - ответила Лена уже смелее, так как приобрела в лице главврача пособника.
        Сколько решимости. Сколько детской наивности и веры в себя. Подобным натурам живется несладко, вечно они влипают в неприятности. Но что может быть дороже жизни? Лена пытается сберечь чужую, едва-едва тлеющую в теле жизнь, ему же сам бог велел спасать.
        - Ладно, посмотрим.
        Он надел очки и склонился над тетрадями, это знак, что Кирилл Давыдович обязан продолжить работу. Лена побежала в реанимационную палату, отмахиваясь от всех, кто пытался ее задержать и загрузить мелкими поручениями. Успеет заняться обязанностями, у нее целых пятнадцать минут в запасе. Сейчас ее переполняла благодарность, и Лена, девушка закрытая, скрывающая эмоции, предпочитавшая держаться обособленно, не могла и не старалась сдержать улыбку. В палату она вплыла на цыпочках, хотя молодой человек на кровати не мог ее услышать. Лена склонилась над ним, дотронулась до щеки кончиками пальцев. Если бы он спал, то наверняка проснулся. Но он не спал, а находился между «здесь» и «там».
        - Имей совесть, очнись,  - заговорила Лена шепотом, приблизив лицо к его лицу.  - Ну, пожалуйста, будь человеком… Я знаю, у тебя хватит сил. Пожалуйста… (Нет, не послушался.) Ладно, пойду. Но я вернусь, как только закончу дела.
        Лена проверила работу приборов жизнеобеспечения, ведь случается всякое с электроприборами: то свет вдруг отключится, то еще какая-нибудь гадость случится, тут только успевай следить. Уходя, она все же оглянулась, потому что показалось… Нет, никаких изменений.

* * *
        Обхватив подбородок, Слава всматривался в картинку на мониторе, с трудом различая среди кустов и веток человеческие очертания, сливающиеся с черными пятнами просветов.
        - Ты видишь, ты видишь?!  - возбужденно проговорил Глеб, обращаясь к другу.  - Вот оно, доказательство!
        Слава взял за плечо Нику, отстранил ее немного назад, чтобы она не заслоняла собой Глеба, и возразил ему:
        - Выглядит как обычная игра света, тени и веток, не больше.
        - Сейчас… Где тут фотошоп?..
        Глеб бесцеремонно сбросил руку Ники с мышки, взялся за нее и открыл программу, затем нашел фото, увеличил нужный фрагмент в несколько раз. Весьма размытые очертания из мелких квадратиков еще меньше напоминали человека, который стоит в кустах. Это называется: близок локоть, да не укусишь.
        - Ни черта не разобрать,  - вздохнул Слава.  - Нет человека, нет и доказательств.
        - Подожди!  - нервно прервал его Глеб.  - Должны существовать способы…
        - Эй, господа,  - несмело подала голос Ника, уяснив: если сразу не прибили, то есть надежда остаться в живых.  - Может, кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?
        Никакого внимания со стороны Глеба. Он, подперев ладонью подбородок, смотрел на несбывшуюся надежду из квадратиков, то уменьшая их, то увеличивая при помощи компьютерной мышки, а Слава вдруг вспомнил о девушке.
        - Слушай… Глеб, дай фотку полностью.  - Тот выполнил просьбу, Слава указал пальцем на группу кустарников и деревьев, сказал Нике: - Видишь человека? Он стоит за кустами, как я понимаю. Можешь сделать так, чтобы мы его увидели? То есть качественно изменить изображение? Ну, лицо, фигуру чтобы видно было, можешь? И я тебе все прощу, зуб даю.
        Пожав плечами, мол, при чем тут ты, Ника молча вытащила из-под ладони Глеба мышку, защелкала ею. Выскакивали окошки, что-то менялось. Незаметно подошла Карина, сгоравшая от любопытства не меньше парней и самой хозяйки, оперлась ладонями о плечи Славы, который похлопал ее по руке, не отрываясь от монитора. Наконец… фигура человека стала чуть-чуть четче, но это не тот результат, на который рассчитывали ребята.
        - И все?  - Слава опустил уголки губ вниз, однако надежда никогда не умирает.  - А есть еще фотки? Показывай.
        Посмотрели несколько фото, не столь уж много сделала снимков на поляне Ника, неизвестный человек запечатлен на последних трех. Точнее, призрак человека, его тень, силуэт, нечто ирреальное и фантомное.
        - Пойми,  - уговаривал ее Слава,  - нам нужен этот тип позарез! Его рожа нужна. Вопрос жизни и смерти.
        - Больше ничем не могу помочь,  - оправдывалась она. Впрочем, оправданием тональность назвать вряд ли можно, Ника и в этом случае, скорее, нападала.  - Слишком далеко стоит ваш тип. Во-вторых, одет он в черную или очень темную одежду другого цвета, поэтому сливается. Кстати, зачем он вам?
        - Это убийца Дины,  - сказал Слава.  - Когда Глеб погнался за тобой, он убил ее по неизвестным причинам, но полиция не его ищет, а Глеба. Теперь подумай, детка, как нам получить эту физиономию?
        Ника скосила глаза на одного «террориста», потом на второго, интуиция подсказала, что не намерены они казнить ее, в принципе она - спасение Глеба. На душе сразу спокойно стало, а то мелькала мысль, что если и останется живой, то обязательно инвалидом. Главный виновник (Глеб) оставался безучастным, будто диалог Славы с Никой его не касался. Он был черней тучи, как будто только что у него умерла мама, и напряжен, словно бедняга сам находился перед плахой. Жалко стало его. Если честно, Ника виновата перед ним, поэтому в ее тоне проскользнули нормальные человеческие нотки:
        - Но это все, что я могу сделать.
        - Не верю, не верю!  - замахал руками Слава.  - Современные технологии из космоса могут газету прочесть, а человека вытащить из ночи не могут? Как так! Ну вот же он, стоит, зараза!
        - Не знаю,  - отрицательно замотала головой Ника.  - Возможно, существуют специальные программы для спецслужб…
        - Точно!  - воскликнул Слава, прищелкнув языком.  - Для спецслужб! Где нам достать такую прогу, а?
        - Откуда мне знать! Я шпионами не занимаюсь, для моей работы программ хватает.
        - Пойми, это не только нам надо, тебе тоже. Убийца уже побывал у тебя, думаю, оба раза был он.
        - Что, что, что?  - К Нике вернулось прежнее беспокойство.  - Оба раза? Кто, кто? Убийца… этой девушки? А ты откуда знаешь?
        Слава взглянул на нее и желчно засмеялся:
        - Приснилось мне. Ясновидящий я.
        Но тут Карина позволила себе вклиниться в диалог и пояснить недоверчивой Нике:
        - У нас верный источник информации. А как бы иначе мы тебя нашли? И пожалуйста, не воспринимай нас как врагов, нам нужна твоя помощь. Да и тебе наша не помешает.
        Соображает Ника неплохо, но сейчас она замерла, переваривая сказанное, которое никак, ну, никак не состыковывалось с осознанием. Словно угадав, о чем она думает, Карина продолжила:
        - Первый раз он забрал жесткий диск…
        - Так это был у…  - вскинула на нее глаза, наполненные ужасом, Ника.  - А, да… Теперь понятно! Он думал, что попал в кадр, и решил забрать свои фото. Но я не успела внести эти снимки в студийный комп…
        - И он же пришел еще раз, поранил тебя,  - продолжила пугать ее Карина.  - Думаю, выяснив, что снимков из парка нет на диске, а где они хранятся, он не знал, решил расправиться со свидетельницей, которая могла обнаружить его в любой момент.
        - Боже мой!  - подскочила Ника, приложила ладонь ко лбу, который требовалось охладить, чтобы голова могла все усвоить, и отошла к стене.  - Он хотел меня убить… Нет, это невозможно!
        - Почему?  - усмехнулся Глеб.  - Ты что, особенная?
        - Я не особенная, но убить… человека… Это непросто. Это очень, очень-очень непросто. Я так думаю. Слушайте!.. Недаром этот противный следователь сегодня нас всех мучил, значит, Юлю тоже… сбросил тип из парка?
        Выпалила, абсолютно не думая, мысль сформулировалась сама собой, так и то верно: если убийца украл винт, пытался прикончить Нику, почему же сбросить Юлю должен кто-то другой? Слава с Глебом переглянулись, затем одновременно поднялись со своих мест, новость, как говорится, застала их врасплох, хотя труп девушки видели оба. Но если это так…
        - Есть шанс найти убийцу,  - озвучила Карина общую мысль.
        О надежда! Любимая женщина всякого мыслящего создания. Она - мощный стимул к действию, ибо рисует впереди другую женщину, к которой стремятся все без исключений и не менее любимую всеми,  - победу. Первая легко рождается, вторая зачастую умирает в мучениях, но поначалу она воображается вполне доступной, особенно тем, кто молод. Да, сейчас четверка подумала об одном и том же - о победе, и Карина укрепила в них (в себе тоже) уверенность:
        - Я исхожу из логики. Случайно или нет, но убийца оказался с вами в одном месте и в один час. А вот когда Нику преследовать начал - это уже закономерность. Лично для меня теперь нет загадки, как он отыскал ее раньше Глеба. Убийца находится рядом с Никой.
        - Хочешь сказать, я знакома с ним?  - поежилась Ника.
        - Этого знать не могу. Возможно. Нет, не так… Давай лучше думать, что ты знакома с ним, в этом случае будет легче отсеивать кандидатов, мне думается. И потом, чтобы убить девушку в парке и девушку-модель, нужно иметь обоснованный мотив. Мотив тебя убрать - понятен, ведь когда заступают за черту, делают потом все, чтобы зачистить эту самую черту. А почему он убил девчонок, которые друг друга не знали, у меня даже предположений нет. Вот если бы они обе варились в модельном бизнесе… Нужно выяснить, пересекались ли Дина с Юлей, не исключено, что у них общий недруг. Мне вот так видится наша общая проблема.
        Если Слава смотрел на Карину, напялив улыбку счастливого идиота, то Глеб - с подозрением и недоверием, словно познакомился с ней совсем недавно, поэтому толком не узнал. Недолгая пауза закончилась его же выводом:
        - Славка, я бы на твоем месте не женился на ней.
        - Почему это?  - ершисто спросил тот.
        - Она сильно умная, от нее же ничего не скроешь.
        - Сам женись на дурах,  - парировал Слава, обняв за талию Карину.
        - Так…  - взяла командный тон Ника и вдруг обратилась к невесте Славы: - Тебя как зовут?
        - Карина,  - представилась та.  - А это Слава…
        - Знаешь, Карина, иди на кухню и приготовь чай, он на столе, для бутербродов все найдешь в холодильнике. А я попробую что-нибудь сделать.
        - А мы?  - спросил Слава.
        - Отдыхайте,  - бросила уже через плечо Ника, садясь за компьютер.
        Сначала она написала в соцсети крик о помощи: «Ребята, выручайте. Запорола ночные снимки, а они оч-оч нужны. Не подскажете программку, способную очистить кадр и вытащить из темноты натурщиков? Виден только силуэт. Всем, кто откликнется, заранее благодарна».
        Лелик ведет богемную жизнь, потому Ника, слегка переделав текст сообщения, отправила ему ту же просьбу, ну и еще нескольким фотографам, на помощь которых, если честно, не рассчитывала. О, а вот и «остроумный» ответ: «Обратись в ФСБ».
        - Познакомь,  - отправила свой текст она.
        К этому времени Глеб со Славой расположились полулежа на диване, подложив под спины подушки, казалось, придремывали.
        - Ника,  - впервые за этот сложный вечер обратился к ней Глеб, она развернулась в кресле, удивленно приподняв брови.  - А фото со вспышкой? Ты ведь снимала… нас… с…
        - Да, да!  - Ника повернулась назад к компьютеру.  - Я их забраковала, отправила в корзину, но не удалила. Сейчас… восстановлю…
        - Почему забраковала?  - осведомился Слава.
        - А передний план пересвечен, так бывает при ночной съемке, когда пользуются фотовспышкой. Я же снимала, положившись на авось, иначе твой друг меня убил бы, верно? Ой!..
        - Что?!  - в унисон выпалили Глеб и Слава, одновременно выпрямившись.
        - Вот теперь видно…

16
        Несколько часов следующего дня дались Нике трудно не только потому, что почти всю ночь она провела без сна, но и психологически. Пожалуй, впервые работа не принесла ни удовольствия, ни удовлетворения, впервые Ника пользовалась золотым правилом ремесленника: нет вдохновения - есть опыт и знания. Но съемки подошли к концу, Ника этому была рада, расслабившись, полулежала в кресле, уложив скрещенные ноги на стул и поддерживая подбородок переплетенными пальцами рук.
        Четыре часа, всего-то четыре - и мартышки устали (как шахтеры после забоя), двигались по студии со скоростью пьяных амеб. Ника ждала, когда модельки соберутся (это бесплатный цирк) и уберутся к черту. Плечи опущены, шеи вытянуты вперед, ножки тоненькие, ребрышки торчат, личики тусклые. В такой момент жалость тронет самое черствое сердце, изредка и Ника подвергалась этому гуманному чувству.
        По большому счету их должно быть жаль всякому здравомыслящему человеку и не потому, что они недоедают, как в блокадном Ленинграде в Великую Отечественную. А потому, что окружает этих существ иллюзорный и ненадежный мир, который отнимет время (самое лучшее время) и взамен не даст ничего, кроме разочарований и опустошения. Но каждая живет уверенностью, что именно она поймала судьбу за хвост и ловко рулит ею, направляя по верному пути. О этот заманчивый путь туда, где вместо звезд сияют бриллианты, где плечи обнимают меха, нога жмет на педаль газа шикарного авто, где по лазурным морям плавают яхты, а виллы утопают в роскошной зелени. Где только избранные, успех, слава, почет. И весь этот багаж благ обязан свалиться не за талант, интеллект, умение делать что-то полезное, а за единственное достоинство - красоту. Наивные.
        Вот так иногда рассуждаешь, сострадаешь, а потом вдруг кое-что припоминаешь. Нике доводилось видеть, как беспомощные и жалкие скелетики перерождаются в зубастых акул у ног богатого папика. Как виляют тазобедренными костями, обтянутыми тонкой кожицей, перед дядьками, а те похотливо причмокивают, держась за возрастные животики обеими ручонками. Она была свидетельницей, когда модельные клячи подстраивали друг другу такие козни, что на помощь звали медиков, и не всегда «шалости» злобных куколок заканчивались без последствий. Ну и как их после этого жалеть? Нике безумно захотелось вышвырнуть из студии полуголых девиц. Точнее, голых. На скелетиках стринги, это две ниточки и тряпочка на лобке - жутко неудобна штука.
        - Время - бабки,  - занудливым тоном напомнила Ника. Ей не вняли, пришлось расшифровать: - Быстрее, быстрее… Вы тормозите мою работу.
        Горькие мысли возникли благодаря выводу Карины: убийца рядом с Никой. Может, среди этих?.. Только Глеб уверяет, что Дина говорила: «ОН здесь. ОН убьет нас». Мужчин рядом с Никой не столь уж много, можно сказать, раз-два и обчелся. И ни один не подходит под вывеску «убийца с особой жестокостью».
        Тут еще Эдик зашел, да не один, а с мордастым типом в летнем костюме в стиле «пижама». Скелетики ноль внимания, не додумались хотя бы носовыми платками прикрыться. Как раз пофигизм, демонстрирующий дешевую естественность и свободу от предрассудков, чаще всего бесил Нику. Но не сегодня. На этот раз она про себя хохотала: куклы не распознали в «пижаме» банковский счет с длинным рядом вожделенных ноликов после кругленьких цифр.
        Ника вовсе не ангел, не святая, не сектантка, не фанатичка, борющаяся за нравственность, по которой справили поминки в конце прошлого века, даже в партии зеленых не состоит. Она сама себе партия. И к ней претензий можно предъявить миллион, но! Она не станет стелиться перед мешком банкнот, чтобы ее осыпали щедротами, уж как-нибудь сама себя прокормит, а эти… Эти оближут с головы до пяток и лягут прямо на пол в рядок - выбирай! Согласятся быть девятой наложницей в гареме из второго ряда, в зубах будут приносить ему тапочки, танцевать на потолке танец живота, стоит только шепнуть им: «К нам пришли бабки-баблосики».
        - Чего ты хочешь, Эдик?  - устало проговорила Ника.
        - Не я, а вот этот человек.  - И, наклонившись, Эд тихонько сообщил: - Он бизнесмен, у него дело к тебе.
        Ника надела сногсшибательную улыбку. Итак, бизнесмен, у него к ней дело… например, хочет сфотографироваться с любимой женщиной - мамой. Жены у него точно нет, он какой-то асексуальный. Ему сорок. Или около того. Пегий. Рыхлый. Кожа на щеках подозрительно гладкая, лоснящаяся, будто ее долго мыли и натирали до блеска подсолнечным маслом. Румянец нездоровый, наверное, пил вчера и позавчера, не просыхая. Пил и жрал все самое неполезное. Глаза навыкате, похоже, налицо базедова болезнь. Пожалуй, не внешние приметы в нем доминируют, изнутри «пижамы» шло нечто отталкивающее. «Нет, жены у него нет,  - решила Ника.  - Впрочем, ей-то какая разница?»
        - Георгий-Жора,  - протянул руку «пижама».
        - Ника,  - представилась она, пожав пухлую ладонь.
        - Ты выбрала мой внедорожник для съемок…
        Вот как: сразу на «ты». А чего мелочиться? Все люди братья и сестры, пора вообще отменить расшаркивания, ходить голым, когда захочется, и любовью заниматься, где приспичило. Ника улыбалась. Глупо делать замечание, мол, давайте будем взаимно вежливы и соблюдать дистанцию, он отреагирует в лучшем случае матерщиной.
        - Короче, я хочу,  - продолжил Георгий, потирая большим пальцем крыло мясистого носа,  - чтобы ты поснимала девчонок с машинами в моем салоне и… как-нибудь еще.
        - Что за салон?  - осведомилась она.
        - Я автомобили толкаю.
        О, «пижама» постепенно вызывал симпатии, но исключительно как клиент, делающий дорогой заказ. Ника не имеет права терять серьезных клиентов, особенно теперь, когда столько свалилось неудач на ее светлую голову.
        - Сейчас посмотрю график… и мы… назначим день съемок.
        Достав из ящика стола органайзер с авторучкой, Ника листала страницы с самым озабоченным видом, на какой была способна. Записей много, например: купить кухонные полотенца, шампунь и тапочки (в старых тапках дырки на подошве), оплатить клубный взнос и прочее в том же духе, но есть и запланированные фотосессии. В мечтах Ника видела очередь и запись на два-три месяца вперед, эту запись не она, а менеджер совала бы под нос клиентам… М-да, мечты - красивая штука.
        - Только следующая среда не занята,  - с искренним сожалением вздохнула она.  - Но я могу перенести съемку, например, на субботу, клиенты пойдут мне навстречу. Устроит?
        Никаких съемок на субботу не назначено, но «пижама» должен усвоить: Нику просто рвут на части. Оттягивать съемки не стала, а то вдруг он передумает, и пролетят бабки-баблосы мимо, как мифическая фанера над Парижем.
        - Устроит,  - ответил Георгий, улыбаясь.  - Ты там с фантазией… ага?  - Он покрутил пальцами-сардельками в воздухе, обозначая фантазию, надо полагать, свою.  - Чтоб глаза отбирали плакаты, ага?
        - Ага,  - невесело кивнула Ника.
        Он душка: называет баннеры плакатами. Где еще встретишь неандертальца, утрамбованного деньгами и на русском языке говорящего как иностранец? Что ни говори, а наша страна богата на неординарные личности.
        - Но…  - вспомнила Ника,  - договоритесь с Эдуардом насчет одежды для моделей. Вечерней, prкt-a-porter…
        - «Пре…» - чего-чего?  - не понял он.
        - Этим термином обозначают готовое платье,  - разъяснил Эдуард.  - То есть одежда, которую носит большинство.
        - Но мне чтоб красиво,  - предупредил Георгий, соединив бесцветные брови к переносице. Вероятно, одежда большинства не вписывалась в его представления о красоте.
        Договорились насчет тряпок, марок автомобилей, девочек с мальчиками. Примерную стоимость работы «пижама» знал (Эдик поторопился поставить его в известность о расценках), но Ника накинула сто процентов. А что? Спрос повышает рейтинг, следовательно, и стоимость. Он согласился. И Эдику выгодно сдавать одежду в аренду, он же дает то, что было использовано на показах и съемках. Эту же одежду берут напрокат те, кому нужны престижные костюмы один-два раза в год и нет смысла покупать. Телеведущие так вообще пасутся у Эдика, меняя костюмы каждый день,  - где столько денег взять? Эдик организовал выгодный бизнес, это его фишка. И тут настиг еще один час удачи: при «пижаме» заказали съемки свадьбы - заказ на глазах клиента значительно повышает вес.
        Едва «пижама» ушел, раздались испуганные и панические вскрики, отчего Нику подбросила некая сила. Честно говоря, хозяйка студии просто в ужас пришла: вдруг еще кого-то прикончили прямо в студии, оттого-то и схватилась ладонью за грудь, иначе сердце выпрыгнуло бы, как она из кресла только что. Увидев распростертую на полу бледную немочь с посиневшими губами - Эву, Ника лишь уверилась в своих предположениях. Ну, все: этим выдрам не жить, если напакостили Эве. Ника кинулась к девушке, заорав моделям:
        - Какого черта стоите? «Скорую!»
        Приложив ухо к тощей груди Эвелины, она приподняла руку, приказывая жестом: молчать! Слава богу, сердечко девочки постукивало. Ника бросилась к столу, набрала в рот воды, прыснула в лицо девушке и с радостью заметила, что у той дернулись реснички, Эва задышала чуть глубже.
        - Принесите плед,  - приказала Ника, указав пальцем на дверь склада.
        Переносить Эву на канапе смысла не имело, диванчик слишком короткий, ей будет неудобно, а пол не голый. Ника заботливо накрыла девушку пледом и махнула девчонкам: уходите. А зачем они здесь нужны? «Скорую» вызвала Ася, ну и до свидания, осталось им выполнить еще одну «непосильную» задачу:
        - Предупредите внизу, что я вызвала медиков.
        Нехотя девчонки удалялись, в то же время Ника распахнула дверь, ведущую в комнату-склад, там открыла окно, чтобы свежий воздух заполнил студию. Сегодня прохладно, свежесть моментально влетела вместе с порывом ветра и расползлась по всему помещению, начиная с пола, где лежала девочка. Присев на корточки, Ника принялась обмахивать лицо девушки тонкой книжкой, наконец Эва открыла глаза и недоуменно захлопала ресницами.
        - Лежи, лежи,  - сказала Ника.  - Ты упала в обморок…
        Она хотела приступить к допросу: как случилось такое безобразие, но вошли медики, к счастью, приехавшие довольно быстро, а то иной раз легче второго пришествия дождаться, чем «Скорую». И пока врачи выясняли, каково состояние Эвы, Ника просмотрела наиболее удачные снимки из парка, которые загнала в специальную программу, чтобы получить максимально качественное изображение. Каждый снимок по фрагментам рассматривала, увеличивая… Подошел пожилой доктор:
        - Извините…
        - Да-да?  - подскочила Ника.  - Что с ней?
        - Кто она вам?
        - Никто. Я снимаю девушек для рекламы готовой одежды, Эва одна из них. Так что там с ней?
        - Ну, пока ничего страшного, в госпитализации не вижу смысла, полагаю, это голодный обморок. Сейчас сделают уколы, ее состояние улучшится. Конечно, надо сдать анализы, чтобы исключить серьезные заболевания, лично я без них уверен: налицо запущенная анемия. Как бы то ни было, скажите ей, что диеты приводят к необратимым последствиям, в конечном результате можно потерять жизнь. А родителям посоветуйте на экскурсию в больницу съездить вместе с ней, посмотреть на анорексию, думаю, это ее вылечит.
        Ника поблагодарила доктора, проводила его до лифта, вернулась в ярости. Она заставила подняться бедняжку, отвела в комнату-склад, где стоял маленький холодильник, усадила на стул. Поставив на подоконник термос, Ника открыла дверцу холодильника, процедив сквозь зубы:
        - Здесь колбаса, сыр, хлеб, молоко. А здесь…  - указала пальцем на термос,  - кофе. Попробуй только не сожрать все, я тебя сама с кашей съем… Усекла?
        Эва сидела с опущенной головой, ей было невыносимо стыдно за обморок, разоблачивший ее. Но следующая фраза Ники обнаружила, что она понятия не имеет о причинах:
        - Я тебе покажу - диеты! Чтобы из-за вас меня инфаркт хватил? Дудки. Жрать, я сказала!
        И ушла в студию, захлопнув дверь. Эва протянула дрожащую руку к куску батона, но опустила ее на колено - ощущение, будто рука не удержит даже хлеб. Невольно она покосилась на закрытую дверь, за которой благополучная Ника строит свой фотомир. Пусть думает, будто Эва сидит на жесткой диете, иначе Ника может поехать к отчиму, и тогда… О, тогда будет скандал. Не хотелось ей, чтобы из-за нее в доме ссорились, ведь жизнь превратится в абсолютный ад.
        Аппетита не было, но Эва понимала: поесть нужно, раз представилась такая возможность. Только как жить дальше? Начались занятия в школе, она ходит туда с одной тетрадкой и авторучкой, учебников не купили, вообще-то они есть в библиотеке. Нужны новые туфли, старые разваливаются. Эва не пристает к отчиму с дурацкими проблемами, ведь если она рассорит его с женой, станет хуже, недаром говорят: ночная кукушка… Она не знала, что делать, в данную минуту давилась едой, вытирая горькие слезы, которые, к сожалению, не могли помочь, а катились по щекам самостоятельно.

* * *
        В это же время Ника показывала Славе, Карине и Глебу, что получилось. Все трое ночевали на ее диване, естественно, не раздеваясь, ей же пришлось прилечь на коврике, как кошке. Рано утром Ника умчалась на работу, оставив записку, и вот они в студии.
        - Не вижу сдвига,  - сказал Глеб, Ника старалась в его сторону даже не смотреть, чтобы не злить.
        - А что за полоса на лице?  - осведомился Слава.  - Брак?
        Действительно, фигура предполагаемого убийцы Дины худо-бедно проявилась, но она не стала понятней, не стала четкой, как и подобает качественному снимку. Короче, программа, которую разрешили Нике скачать, не помогла установить личность убийцы. Но брак… это Слава загнул.
        - Нет, это не брак,  - произнесла Ника, увеличив снимок.  - Ну голова закутана… в такой капюшон… по-моему.
        Карина согнулась, поставив локоть на столешницу, подперла кулаком подбородок и, рассматривая картинку на мониторе, предположила:
        - Может, это шапка с прорезями для глаз? Как у военных?
        - Балаклава, что ли?  - угадал Слава.
        - Не знаю, как эта штука называется,  - пожала плечами Карина.
        - А глаза мы никак не можем посмотреть?  - вступил в диалог Глеб.
        - Нет,  - отрицательно покачала головой Ника.  - Исключено. И так сделано максимум. Но можно отдать снимки полиции… э… Гранину. Возможно, они умеют извлекать из фото невидимые фрагменты.
        - А смысл?  - возразил Слава.  - Чувак в балаклаве, его рожи в любом случае не добыть, а по глазам не идентифицируешь человека. Зато Глебу это повредит. Я все его фотки спрятал, чтобы полиции не достались, а тут, посмотри, физиономия на трех снимках запечатлена отлично, несмотря на засветку впереди.
        В сущности, он прав. Настал черед Ники поинтересоваться, каковы успехи троицы, в ответ - красноречивое молчание и унылость на лицах.
        - Понятно,  - вздохнула она.
        - Их не было дома,  - оправдалась Карина.  - Думаю, родители Дины уехали навестить сына, мы можем проследить за ними и узнать, где его прячут.
        - Хорошая идея, только времени съест много,  - проворчала Ника, заинтересованная не меньше Глеба в поимке убийцы.  - Завтра давайте съездим, если не получится поговорить с ними, будем следить, где они прячут сыночка. Ой, Слава, ты не отвезешь одно несчастье домой? Боюсь, сама она не дойдет. Эва!..
        Девушка показалась в дверном проеме вспотевшая, будто отплясала два балетных акта без антракта, Ника лишь покачала головой и молча указала на нее ладонью, мол, вот оно, мое несчастье.
        - Я поеду с ними,  - вызвалась Карина.
        - Что? Вы хотите оставить меня с ним наедине?  - возмутилась Ника, указав пальцем на Глеба.
        - Не бойся,  - поспешила успокоить ее Карина.  - Он с тебя будет пылинки сдувать, ты же хоть и хлипкое, но все же доказательство невиновности.
        Н-да… Неловко сидеть, уставившись в монитор, когда человек, которому подсунула большущую свинью, здесь же и рассматривает твои фотоработы, потому что говорить ему с тобой не о чем. Или не хочет. Скорее, второе. Ника налила кофе из термоса, ведь бледная немочь не могла выпить оба литра, она бы умерла от перевыпивания. Поставить кружку было некуда, студия не столовая, в конце концов, для кофе нашлось место у ног Глеба.
        - Пей кофе,  - сказала Ника и отошла.
        Он поднял кружку и вместо «спасибо» спросил:
        - Без яда?
        Не в правилах Ники сносить шпильки, в другой раз она бы… Но нет, не дождется. Ника подошла к нему, забрала кружку, сделала глоток и вернула. Ну и сама вернулась на место - к компьютеру.
        - Тебе-то родной яд не страшен…
        Ну, это уже переходит все границы! Ника развернулась в кресле и, с трудом сдерживая кипение, отчеканила:
        - Слушай, я виновата, согласна. Извини. Но не моя вина, что твою девушку убили. Как видишь, убийца и меня преследует, так что радуйся: я тоже пострадавшая сторона.
        - Ты пострадавшая?  - В отличие от нее Глеб выглядел невозмутимым памятником самому себе, ни мускул не дрогнул на его лице римского патриция. Он отпил кофе, покривился.  - Растворимый, что ли? Гадость… Так вот, пострадавшая… Ты живешь, я живу, а Динки нет. Звучит по-книжному, но она умирала на моих руках, на моих! Хотя для меня Дина и была одна из… моих девушек, знаешь, что я чувствовал?.. Это если бы тебя окунули в ледяную прорубь, потом в кипяток, а потом опять в прорубь. Страх тоже. Страх, оказывается, категория, которая реально сводит с ума. А потом, что чувствовал, знаешь? Когда Дина перестала дышать?
        - Но я же извинилась…
        - Дина только что дышала и говорила с тобой, но вдруг перестала быть живой. Она стала телом. Неодушевленным предметом. И уже ничто не связывало ее со мной, с миром вокруг, с прошлым и будущим. Смерть поставила жирную точку не только на ней, на мне тоже, я… я ощутил ее прикосновение. Это… это похоже… Пустота прикасается, вот какая она - смерть. Если бы убийца вышел в тот миг, думаю, я убил бы его. Именно голыми руками. Я понял, когда хочется, с маниакальным безумием хочется кромсать, крушить, резать на части такое же живое существо, как я, чтобы он чувствовал мучительную боль, страдал и умирал. Мне стала понятна суть ненависти, откуда она берется. Это когда у тебя все-все идет отлично, все получается, что задумал, жизнь такая разнообразная, красочная… Но тут мне принадлежавшую жизнь разрывает на части сначала девица с фотоаппаратом, потом нож в животе Дины…
        - Послушай, мне очень жаль…
        Он подошел к ней, честно сказать, в жилах Ники замерло движение крови. Что ни говори, она крупно нагадила Глебу, сейчас они одни, наверняка очень велико искушение выдать ей сдачу в двойном размере. Только Глеб подошел, чтобы всего лишь посмотреть в бесстыжие глаза, посмевшие заглянуть в ту часть чужого бытия, которая для них не предназначалась.
        - Терпеть не могу киношные фразочки,  - сказал он, не изменив тона, не повысив голоса.  - «Мне очень жаль…» Что ты понимаешь в жалости? Да и знаешь ли ты, что означает это слово? Ты же по шаблонам живешь: здесь это скажешь, а там - так поступишь. Не скучно?
        Выручил телефонный звонок, в противном случае нужно было что-то ответить не ему даже, а себе. Ника взяла мобильник:
        - Слушаю…
        - Ника, здравствуйте, это Гранин Иван Николаевич.
        - Здравствуйте…
        Взглянув на Глеба, она перевела трубку на громкую связь, иначе было бы нечестно по отношению к нему.
        - Ника, вы обещали привезти мне фото Глеба Вараксина сегодня утром, а уже дело к вечеру идет.
        - Помню. Огорчу вас, Иван Николаевич, я не нашла снимков. Видимо, ошиблась, они на диске, который украли.
        Пауза. Нехороший признак, вероятно, Гранин не поверил ей.
        - Ника…  - произнес он в трубке, точно не поверил.  - Вы разве не знаете, куда перебрасываете материалы после съемок?
        Осталось взять уверенный тон и убедить:
        - Каждый день я снимаю до тысячи кадров. Иногда больше. Я храню их на съемных дисках до тех пор, пока не просмотрю и не отбракую неудавшиеся. Удачные никогда не удаляю, это мое портфолио, следовательно, количество дисков у меня растет. Заниматься снимками из парка было некогда - очень много работы навалилось, уже на следующий день я отсняла огромное количество кадров для сети магазинов. Поэтому не запомнила, где именно кадры с Глебом Вараксиным. Я просмотрела все диски, парковых снимков на них нет, значит, они в компе были, тем более что снимала моделей тем же фотоаппаратом. Ищите вора. Мне тоже винт нужен и не только кадры с Глебом, он - для выставки, но там полно работ, за которые я получу приличные деньги. Вы до сих пор не верите?
        - А я не сказал, что не верю вам.
        - Значит, мне показалось.
        - Хорошо. (Что ж хорошего? Ника, разумеется, не поняла.) Вы еще поищите парковые снимки, вдруг да пропустили.
        - Обязательно поищу.
        Распрощались. Ника положила трубку на стол, задумалась. Она, конечно, не ангел, но врать не приучена, оттого некомфортно себя ощущала.
        - Думаешь, он поверил?  - подал голос Глеб.
        - Это его проблемы.
        - Это могут быть и твои проблемы, если он застукает нас вместе.
        - Ну, денек-другой я могу искать снимки спокойно, а дальше видно будет.

* * *
        - Чему вы улыбаетесь?  - поинтересовался Дереза.
        Гранин потер подбородок, глядя на него снизу вверх,  - он сидел за рабочим столом, а опер стоял,  - после чего уложил локти на стол и с усмешкой произнес:
        - Врет. Любопытно, почему?
        - Не понял… Эта самая врет?  - указал на телефонный аппарат.
        Андрей не шибко башковитый, зато исполнительный, инициативный, что не всегда есть хорошо, зато любит свое дело, а это положительный фактор.
        - Вчера она обещала мне фото Вараксина, сегодня сказала, что скинула кадры на диск, который украден.
        - То есть фотки Вараксина у нее нет?
        - Совершенно верно. Но чувствую, как говорится, всеми фибрами - врет.
        - Вот стрева… Знаете, как ее называют девчонки, которых она фоткает?
        - И как же?
        - Стерва Стервятникова. Круто, да? А если допрос с пристрастием?
        Иван Николаевич лишь взглянул на него, но так выразительно, что настаивать на «пристрастии» желание отпало. Гранин отошел к окну, за которым ветер игрался ветвями деревьев, а небо нависло над городом свинцовое. Он приоткрыл фрамугу, возможно, глоток свежего воздуха помог ему определиться, ведь в помещениях еще по-летнему душно:
        - Сделаем так, Андрей… Ты берешь Нику под наблюдение. Кстати, возьми помощника, вдвоем работать сподручней. И без самодеятельности! Все действия координировать со мной, все! Понял?
        - Так точно,  - неохотно согласился Дереза.  - Что еще?
        - Да, собственно, все. Пока все. По Джагупову работают, по девушкам тоже. Меня волнуют ножи, а именно - когда и где они появятся.
        - Ну…  - протянул Дереза, разведя руками,  - это угадать невозможно.
        - Если понять связь между тремя убийствами, можно просчитать,  - возразил Гранин.  - А ножи появятся, я уверен. Зачем же тогда их забрал убийца?
        - Думаете, забрал он?
        - Уверен. В доме Джагупова есть что украсть, для этого даже не стоит сейф вскрывать, достаточно собрать добычу с полок и столов. Аромалампа из серебра, а инкрустирована - прикинь - драгоценными камнями! Сапфиры, изумруды, рубины! Статуэтка «Золотые рыбки» из золота и серебра. Фисенко, когда все это осматривал, сокрушался, что не он убийца.
        - А я так считаю: преступник не разбирается в настоящих драгоценностях. Кейс Джагупова все же украден.
        - Возможно, в кейсе важные документы.
        - Портсигара нет, хотя Тофик не курил, но портсигар носил. Золотой. С тремя бриллиантами.
        - Вот-вот, кругом столько золотишка…  - закивал Гранин, плюхнувшись на стул. Через паузу, во время которой мысленно вернулся в дом любителя дорогих вещиц и, как выяснилось, подиума, сказал: - А украдены ножи…
        С тем и расстались. И уже на следующее утро Андрей сообщил Гранину по телефону:
        - Иван Николаевич, все в сборе.
        - То есть?
        - Стригунова Ника вышла из пятиэтажки, в которой снимает квартиру, с компанией. А в компании доктор Калинин, медсестра из зооклиники и… парень, по описаниям похожий на Вараксина Глеба. Иван Николаевич, самое время всех задержать.
        - Ни в коем случае.
        - Почему?
        - Где ты находишься?
        - Еду за ними. Машину ведет Калинин.
        - Вот и продолжай вести наблюдение.
        Дереза, человек решительных мер, отключился от связи, досадливо (но не сильно) стукнув кулаком по бардачку.

* * *
        Дверь открыла мать Дины, конечно, на ее лице отпечаталось горе, эта печать вряд ли пройдет скоро, да и пройдет ли - еще вопрос. Карина представилась журналисткой, мол, она ведет независимое расследование, показала удостоверение - карточку с фотографией и данными. Фальшивку мастерили все вместе, Ника, владеющая рисовальными программами профессионально, сделала основную работу, затем заламинировали и - готово.
        - Мы считаем, преступник не должен уйти от наказания,  - убеждала несчастную мать Карина.  - Позвольте нам побеседовать с вами.
        Она была настолько убедительна, что мать Дины впустила девушек в квартиру, не заподозрив обмана. Естественно, гостьи для начала осмотрелись. Квартира сама по себе не абы что, а в элитном доме, просторная и современная, что говорит о благосостоянии, интерьер из серии «мы люди простые, только сильно богатые». В хозяйке Ника сразу пометила редкую модель, ведь страдания так привлекательны, причем настоящие страдания ни с чем не спутаешь, их не сыграешь, в них - крик и боль, отрешенность и… и… в них истина. Язык просто зачесался спросить: «Можно я вас немножко пофотографирую»? Пришлось его прикусывать в буквальном смысле.
        Ну, рассказ о детстве и характере дочери тема неинтересная, однако девушки слушали с неподдельным интересом. Эта же тема и дала повод попросить фотографии Дины. Получив альбомы, Ника принялась искать погибшую Юлю. Она ее даже в сопливом детстве разглядит, даже в пеленках.
        - Дина была очень красивой,  - тем временем вела диалог с несчастной матерью Карина, тоже рассматривая фото (альбомов аж пять штук).  - Ей-богу, модель. В городе столько школ… Ваша дочь училась в школе моделей?
        - Что вы!  - сказала мать.  - В этих школах такие деньги дерут, можно подумать, каждой девушке заранее уготована судьба Софи Лорен.
        - Точно,  - не могла не ухмыльнуться Ника.  - Обычное разводилово, а эти мартышки ведутся как ослицы…  - И спохватилась: - Ой, простите.
        - Судя по интерьеру, вы люди состоятельные,  - заметила Карина.
        - Вы по этому судите?  - обвела рукой хозяйка дома вокруг.  - Это идеи Дины, она рисовала чертежи, а муж воплощал замысел, он мебель делает на заказ. Но все, кто попадает к нам, думают, мы миллионеры, на самом деле - достаток средний. Дина собиралась стать архитектором, строить красивые дома, она была творческой личностью, а гламур не ее стихия.
        Мама Дины поскромничала, да и дочь она излишне идеализировала, например, Карина помнила отзыв Славы. Честно сказать, она удивлялась предпочтениям Глеба, вероятно, секс с разумом не очень дружит. А Нике тем более до лампочки, какая была Дина, чтобы не тратить время зря, она показала матери две фотографии Юли:
        - Вам знакома эта девушка?
        - Нет,  - уверенно сказала та.  - А что?
        - Не торопитесь, внимательно посмотрите.
        - Этой девушки никогда не видела, а я знаю всех знакомых Дины.
        - И Вараксина тоже?  - подловила ее Ника.
        Женщина нахмурилась, видно, ей тяжело, когда звучит это имя. Однако девушки услышали обратное тому, что читалось на лице матери:
        - Я не верю, что Глеб… Да, сейчас люди злы, внешность ничего не значит, да и виделись мы раза три всего… Не знаю, что случилось в парке, только не мог он этого сделать. Или я ничего не понимаю в жизни.
        Девочки мягко свернули беседу, ведь главное они выяснили и, залетев в салон автомобиля, вразнобой затрещали:
        - Девчонки не были знакомы. Никогда.
        - Чему вы радуетесь, дурехи?  - ворчливо произнес Слава, выезжая со двора.  - Что теперь делать бум, м?
        - Вы будете думать,  - сказала Ника,  - вас трое, до чего-нибудь додумаетесь. А я сегодня иду на тусовку.
        - Нашла время,  - фыркнул Слава.  - Хочу напомнить: убийца и к тебе не равно дышит.
        - Я это отлично помню. Но за тусовку срублю кучу бабок.
        На заднем сиденье заерзал Глеб. Ника намеренно не садилась рядом с ним, предпочитая пассажирское место впереди, и на любое его движение (даже вздох) реагировала со смирением мученика. Чего это ей стоило!
        - Н-да-а…  - протянул Глеб и дальше промямлил на одной невыразительной ноте: - Вполне приличная девушка - внешне!  - в своей речи использует бандитский жаргон: «срублю бабок». Куда я попал?
        Не всякое смирение способно вынести издевку, а именно издевка послышалась Нике в его словах. Она обернулась, насколько позволил ремень безопасности, и, выставив указательный палец, процедила сквозь стиснутые зубы:
        - Вот что, пострадавший, или потерпевший - как там тебя? Достал своим ехидством. Можно подумать, ты вырос при дворе английской королевы! Когда ты в парке гнался за мной, я слышала выражения, которым позавидует бомжара на помойке. Или мне показалось?
        - Еще бы,  - хмыкнул Глеб, оставаясь абсолютно невозмутимым, при этом глядя в окно. Особенно противно было Нике, что за солнцезащитными очками истинного выражения лица не распознать, ей осталось только возмущение:
        - Нет, я его приютила, накормила, помогаю выбраться из дерьма…
        - Себе тоже,  - вставил Глеб.
        - …а он меня подковырками долбит, долбит…
        - Девки, не ссорьтесь!  - подарил Нике улыбку Слава.
        - Так скажи ему, чтоб не трогал меня!  - огрызнулась Ника.
        - Не трогай ее,  - бросил Глебу через плечо Слава.  - Ей и так плохо, правда, Ника?
        Метнув в него из глаз молнии (незаслуженные, надо сказать), она тоже уставилась в окно, ибо миролюбию Славы нечего противопоставить.

17
        Ника приехала в кафе первой, ведь ей нужно осмотреться, примериться, «забронировать» точки, с которых удобно вести съемку, и невольно присвистнула.
        - Нравится?  - заискрились глазенки у Сони.
        Оглянувшись, Ника кивнула, дабы не обижать глупышку, затем снова осмотрелась. М-да, интерьерчик продвинутый, ничего не скажешь, но золотое платье в пол на Соне, как и ее прическа в стиле Мэрилин Монро… это игра. Игра во взрослую женщину, звезду (пока без небосвода), светскую львицу (без высшего света), только детское личико нимфетки не вписалось ни в локоны, ни в наряд, ни в интерьер самого кафе. Соня в этом технокосмическом окружении выглядела лишней, старомодно упакованной, хотя ее стиль сейчас называется ретро… все равно мимо. Пока Ника так рассуждала про себя, Соня захлебывалась восторгом:
        - Сегодня будут самые-самые… бизнес-элита. Можно завести полезные знакомства, подобрать… м… партнера… спонсора. Тебе же нужен мужчина… (Ника презрительно фыркнула, и Соня все поняла.) Ну, не нужен и не надо, но полезные знакомства пригодятся! А завтра здесь соберется молодежь, первый коктейль бесплатно! Танцы, диджей… будет по-настоящему весело. Придешь поснимать?
        А вот и стена славы! Ника с интересом изучала красочные фото Сони - в купальнике, на пляже, возле пальмы в сари, много фото в вечерних нарядах и апофеоз посередине - в короне и мехах на плечах, вероятно, мамина норковая шуба выступила в роли мантии. Авторство многих работ принадлежит Нике, но «коронованная» - любительская, тиара бездарно приделана к голове Сонечки в фотошопе.
        - Боюсь, съемки двух вечеров подряд разорят тебя,  - сказала Ника, подойдя ближе к выставке, достойной заголовка «Мания величия».
        - А при чем здесь я!  - по-детски захихикала Соня.  - Платит мой… друг. Для него твой гонорар по стоимости - что коробок спичек.
        - Ты разве побеждала в конкурсе?  - прикинулась «шлангом» Ника.
        - Э… м… да!  - солгала Соня.  - Это был городской конкурс… в соседней области… Город маленький, не хочу его называть, мне немножко неловко, что я опустилась до такой мелочи. Но… красиво, правда?
        Машинально щелкнув лгунью и пропустив вопрос мимо ушей, Ника пошла в конец зала, где принялась готовить место для съемок, вернее, возвышение.
        Интерьер таков, что кругом можно увидеть себя, и Соня с удовольствием ловила свои размноженные отражения в зеркально-металлических осколках и плоскостях. Она очень нравилась самой себе и могла любоваться собой до бесконечности, правда, сегодня не до того. Сегодня Соня вступает на путь бизнес-леди, жизнь резко изменится, деловая среда примет ее и полюбит, она же… лучше всех. Да-да, лучше! И нужно сегодня, сейчас начинать проявлять себя, учиться отдавать приказы. Соня обежала круглый ступенчатый шведский стол, но там стояло невероятное число закусок, она не смогла заметить, чего не хватает, чтобы немножко поругать официантов. Ну, ничего, будет еще повод отчитать официантов. Чувствуя себя хозяйкой этого великолепия, Соня собралась подойти к Нике, непринужденно поинтересоваться, как дела, готова ли она снимать праздник, и просто поболтать по-дружески. Повернувшись к ней, хозяйские замашки несколько притухли, а в мозг поступил сигнал: не надо, дружбы не получится, она же Стерва. Но первые гости отвлекли от фотографа, и нечто воздушное наполнило Соню как свет. Наверное, это нечто называется счастьем, и
она, вооружившись заученными приветственными фразами и отшлифованной улыбкой, поплыла к короткой тетке с черными мешками под глазами и унылому дядьке с букетом роз.

* * *
        Они неплохо прижились в тесноте, полагая, что легавые не станут искать Глеба у Ники. В ветеринарную лечебницу ездила Карина, в конце концов, сделать укол от блох она в состоянии, а при необходимости вызывала Славу. Сегодня в конце рабочего дня Калинин помчался спасать собаку, а Глеб остался один как перст. Нет, с теликом. Впрочем, смотрел он телевизор чисто механически, лежа на диване и пристроив ноги на спинке стула, а сам думал, думал… беспрестанно поглядывая на часы.
        Щелкнул замок, и Глеб подскочил, а через полминуты позавидовал парочке со счастливыми рожицами. Как бы ему хотелось вот также смеяться (наверняка радуясь какой-нибудь чепухе), суетиться, не зная, куда поставить пакеты из супермаркета, и вообще…
        - Че так поздно?  - заворчал он и только.
        - По магазинам ездили,  - ответил Слава, не чувствуя угрызений совести. Да и какие угрызения могут быть, когда время потратили на Валерку, забрали его из больницы и отвезли в деревню к Юрию Петровичу? Но Глебу этого не скажешь, не хватало ему проблем с братом.  - Мы же у Ники все слопали.
        Конечно, он отправился на кухню - Карина-то убежала туда. Его не было пять минут… десять… Измученный одиночеством и заточением, Глеб поплелся к ним, и что же? Парочка целовалась.
        - Может, кто-нибудь приготовит ужин?  - пробубнил он, демонстративно отвернувшись.
        - А мы готовим,  - замигал бесстыжими очами Слава.  - Вон картошка варится. И курица.
        - Сигареты где?
        Калинин достал блок из пакета и кинул на стол, после скрестил на груди руки с улыбкой, мол, мы о тебе помнили, как видишь. Не выходивший из депрессии Глеб нуждался в обществе, потому уселся так, чтобы не мешать тем, кто «активно» готовит ужин, закурил, всем своим видом показывая: никуда не уйду. А Карина приступила готовить салат, именно она, мелко кромсая капусту, настраивала на лад и покой…
        - Извините, что прервал вашу лирику,  - заговорил Глеб, разминая сигарету.  - Но меня терзают страшные сомнения…
        - А без иронии?  - Да, Слава уловил по тону друга (слишком хорошо его знал), что у того есть некоторые соображения.
        Не торопился Глеб, сначала попросил у Карины разрешения закурить, потом открыл окно и, сев на место, начал:
        - Хочу поделиться опасениями. Надеюсь, вы согласны, что к Нике приходил тот, кто убил Дину?
        - Ну да,  - ответил Слава.  - Сначала за своими снимками, поэтому винт выдрал, затем…
        - За Никой,  - перебил Глеб.  - Он появился в студии с намерением убить ее, а не напугать. Вопрос: зачем? А за тем, что на винте не было фоток из парка. Убив Нику, убийца забрал бы все фотокамеры, а имея ключи, пришел бы в эту квартиру, чтобы проверить наверняка - попал он в кадр или нет.
        В недосказанности определенно чего-то не хватало, чтобы поставить точку, Слава спросил:
        - Ну? Дальше?
        - А дальше очень интересный поворот, мне кажется,  - оживился Глеб и даже встал, чтобы быть вровень с другом, смотреть в его глаза.  - Смотри: ночью случился этот ужас с Диной, следующей ночью открыли ключом дверь студии и забрали винт. Не понимаешь?
        - Не-ет,  - качнул отрицательно головой Слава.
        Карина бросила резать капусту и зелень, ахнув:
        - Я, кажется, поняла!
        - Что? Что?  - забеспокоился Слава.
        - Дину убил человек, знакомый с Никой!  - сформулировала Карина.  - Он знал, где она работает, как забраться в ее студию… Да он просто пришел в студию днем, пока Ника работала, взял ключи, сбегал на рынок, а это рядом с бизнес-центром, вернулся и положил ключи на место!
        - Вот!  - прищелкнул пальцами Глеб.  - Правильно! Теперь следите за ходом моих мыслей: убийца не знает, что на фото он не получился, значит…
        - Ника опасна для него, при первом же благоприятном случае…
        Не договорив, Карина прикрыла ладошкой рот и перевела глаза на Славу, который просто обязан что-то предпринять.

* * *
        Первый тост Дубича изобиловал многозначительными и понятными только посвященным намеками, был длинным и скучным, хотя перемежался бессмысленными шутками некоторых гостей, но закончился. Запела певица, одновременно застучали вилки по тарелкам. В зале стоял гул, словно рой пчел прилетел поздравить Сонечку, и, не зная человеческого языка, поздравления исполнялись хором на пчелином.
        Ася не упускала момента и от души наворачивала закуски, одновременно подкладывая в тарелку новые. Рядом очутилась Тамара, протиснувшись к этой части стола, где было много блюд из мяса.
        - Ты сегодня без матери?  - спросила Ася.
        - Ой, это ты?  - Одержимая чревоугодием, Тамара не заметила Асю.  - Я без. Не вижу твоей надзирательницы…
        - Еле отвязалась.
        - Ха-ха-ха… Я тоже - еле. Как тебе удалось?
        - Соврала, что приглашение одно на всех, а находится у Анжелы, к ней же фиг дозвонишься, она теперь телезвезда. Но моя Мариночка звонила ей, хотя я русским языком объяснила, что мам не приглашали!
        - Доставучая, как моя,  - посочувствовала Тамара и указала на горку непонятных штучек.  - А что вон то… в форме батончиков?
        - Это кусочек банана, завернутый в тончайший слой ветчины со всякими добавками. Страшно вкусно и страшно калорийно. Я уже три съела и еще хочу.
        - А как же страшные калории?
        Ася молча взяла за кончик шпажки батончик из ветчины и отправила в рот целиком, медленно вытащив изо рта шпажку, она так же медленно пережевывала, облизывая кончиком языка нижнюю губу. Ну кто тут сдержится? Тамара активно подключилась к поеданию деликатесов, не забывая по сторонам смотреть и попутно вздыхать. Праздник явно не нравился ей, даже для приличия Тома не надела благообразной маски, а когда певица задержалась на последней тягучей ноте, она, массируя пальцем ухо, произнесла набитым ртом:
        - Наконец-то! Я уж думала сбегать в аптеку за затычками.
        Последовал еще один поздравительный тост, потом еще и еще, когда жевать неприлично. Пришлось с умильными лицами слушать всяческую чепуху и «любоваться» счастливицей Соней, которая жеманно пожимала плечами, смеялась…
        - Как дура,  - тихо констатировала Тамара.
        - Ты о ком?  - не поняла Ася.
        - О Соньке, о ком же еще! Ой, Ленка!  - взвизгнула Тома, привлекая внимание девушки.  - Иди сюда, к нам…
        Лена болталась одна между гостями, отчего чувствовала себя не в своей тарелке, потому присоединилась к Асе с Тамарой, правда, без особой охоты. Впрочем, по Лене не поймешь, что и когда ей нравится делать, по мнению девочек, она похожа на замороженную рыбу, к тому же о себе не распространялась, всегда держалась особняком, а это сильно раздражает. Но сегодня Лена предпочла компанию, только разговорчивей не стала, зато Тамара успевала пить-есть еще и трепаться:
        - Да, сегодня не наш день.
        - В смысле?  - спросила Ася абсолютно без интереса.
        - Ну, все внимание Соньке, мужики вьются вокруг нее, нас не замечают.
        - Дань вежливости,  - фыркнула Ася.  - Она же хозяйка всего этого царства.
        - Какое царство…  - разобрало Тамару.  - Если только царство безвкусицы, то да.
        - Том, чего ты прицепилась к Соньке? Здесь красиво, уютно и современно. Ей просто повезло, завтра, может быть, повезет тебе.
        - Ой, ты всегда противоречишь, всегда. А я люблю справедливость. Посмотрите на нее: глазками морг-морг, хихикает не по делу. Ну, скажите, чего она извивается, как гадюка на сковородке? Баблосики в постели папика отработала…
        - А кто у нас папик?  - осведомилась Ася.
        - Дубич. Вон он… седой такой… в сером костюме… стоит рядом с лохматым коротышкой…
        Ася с Леной вытянули шеи, рассматривая мужчину, на которого указала неугомонная Тамара.
        - Вижу, вижу.
        Но, говоря, Ася уже тянулась к новому блюду, мало интересуясь чужими любовниками. Она взяла шарик-загадку, на вид не поняла из чего он, тем не менее смело запустила в него зубки и улыбнулась:
        - Обалденно, девчонки. Это фаршированный шарик… М! Рубленое мясо, сыр, чернослив… в черносливе не пойму что…
        - Ты куда столько ешь!  - ужаснулась Тамара, но фаршированный шарик взяла, рассматривала жареную корочку.
        - В желудок,  - ответила Ася.  - Он у меня вместительный. М! Как вкусно.
        - Соньке кинул кафешку - офигеть,  - продолжила зудеть Тамара.  - Вот скажите, за какие такие заслуги? Ну что она ему такое делает, а?
        - Завидуешь?  - сказал ей в ухо Эд.
        - Ой!  - испуганно взвизгнула она, обернувшись. И рассмеялась: - Как ты меня напугал, Эд!
        - По-моему, он не в восторге от нее сейчас,  - подметил Эд.
        Действительно, Соня хохотала на манер шалавы, запрокинув голову назад, стоя между двумя пожилыми мужчинами, а Дубич, поглядывая на нее, строго хмурился.
        - Неблагодарная,  - констатировала Тамара.  - Сонька говорит, Дубич от нее тащится. Вы видели ту стену?  - Она кивком головы указала себе за спину.  - Когда это Сонька коронованной была? Отвечу: никогда. Но фотка висит, кстати, в центре - это плохой знак.
        - В смысле?  - спросила Ася с тем оттенком равнодушия, который обычно отбивает охоту у собеседника продолжать разговор. Только Тома нюансов не ловит:
        - Это означает, наши шансы равны нулю. (Ни Ася, ни тем более Лена не отреагировали, следовательно, обе не поняли, о каких шансах речь.) Сонька в этом году победит, у нее все схвачено. Короче, первое место на конкурсе купит Дубич, а мы в лучшем случае станем вицами.
        - Ну, дорогая,  - обнял ее за плечи Эд,  - не смотри так пессимистично в будущее.
        - У тебя тоже есть папик,  - заметила Ася.  - Попроси, чтобы сделал тебя мисс.
        - Это все сплетни!  - огрызнулась Тома.  - У нас должны быть равные права, ты не согласна?.. Тебе что, по барабану?
        - Н-да, девочки,  - ухмыльнулся Эд,  - у вас других тем нет. Поговорите о чем-нибудь приятном, а я пошел.
        - Отдыхай, блин,  - индифферентно сказала Ася Тамаре.  - Эд прав, нам положительные эмоции нужны.
        Не расслышала, что ответила Тома, так как снова раздалась музыка и на площадку выскочили двое, как из ларца, запрыгали, исполняя брейк-данс. Подумаешь, невидаль - танцы! Девочки дружно развернулись к столу, отыскивая блюда, которые еще не попробовали, а тут столько всего… жаль, желудок всего один. А Лена вынула звонивший мобильник из кармана жакета - звонил Паша. Она положила трубку назад и со скукой уставилась на танцующих парней.

* * *
        Анжела почувствовала его спиной. Произошло так: будто ток пропустили через позвоночник, ударивший в виски с обеих сторон. В этом неопределенном состоянии она повернула голову и бросила через плечо взгляд на вход - вот теперь удар в сердце получила большим-большим кулаком - не меньше. Вот-те раз: на открытие клуба пришел с большим опозданием Митя, ее Митя… то есть уже не ее. Он галантно придерживал локоть очень симпатичной брюнетки в фисташковом платье, кого-то искал глазами, явно не Анжелу. Она мигом отвернулась, чтобы остаться для него незамеченной, в разношерстной толпе это сделать несложно, теперь нужно ждать, когда Митя отойдет от выхода и… сбежать. Но слезы, подлые предатели, заполнили глаза, готовясь вылиться потоком, и ничем их не затолкнешь назад, можно лишь низко опустить голову. Упавшие со всех сторон волосы позволили смахнуть непрошеных «гостей» и глубоко подышать, чтобы избавиться от новых.
        - Эй, с тобой все нормально?  - поинтересовалась Виктория, тронув ее за плечо.
        - Да,  - вскинулась Анжела.  - Все хорошо… Перец… слишком много перца попалось… чуть не задохнулась.
        - Анжела, Вика!
        Девушки, разумеется, повернулись на зов Ники. Щелк, щелк… Фотограф заметалась вокруг них, но вскоре кислое выражение, когда она просматривала кадры, выдало результат блиц-съемок: не то. Впрочем, у нее часто «не то».
        - Девчонки, пошли?  - предложила Ника.
        - Куда?  - ставя стакан с соком на стол, осведомилась Вика, готовая последовать за мастером кадра хоть в пекло.
        - Какая тебе разница?  - бросила Ника, но, взглянув на девушек, покорно ожидающих приказа, смягчилась.  - За мной идите, в биллиардную. Не понимаю, на кой тут биллиардную устроили? Кто шары катать будет, сопляки?
        - Может, хозяин для себя сделал?  - предположила Виктория.
        - Хозяин?  - не оборачиваясь, переспросила Ника.  - Разве забегаловка не Соне принадлежит?
        - Она уверяет, ей,  - ответила Виктория.  - Но сама подумай: Дубич похож на дурака, способного кинуть кучу денег под ноги любовнице, которую может заменить другой в любой момент?
        - Нет,  - согласилась Ника с ее логикой, открывая дверь.  - Значит, Соня лжет?
        - Я уверена.
        Биллиардная оказалась тесной, чтобы стать всеобщим развлечением, всего с одним столом, в углу приспособили пару кресел и между ними небольшую тумбочку. Безусловно, этот уголок не предназначен для юных клиентов, зачастую неадекватных, стоит им чуток хлебнуть спиртного. Ника положила на биллиардный стол огромное красное яблоко, оно просто вспыхнуло сочной краснотой на зеленом сукне, и принялась режиссировать:
        - Анжела, иди на противоположный край… Так, теперь потянись к яблоку… Нет, ложись на стол грудью и тянись рукой к яблоку… Я разве просила поправить волосы? Пусть лежат, как упали! Оч хорошо. На яблоко смотри… Так. Теперь только глаза отвели в сторону… Нормально. А теперь на меня… на меня смотри. Отлично. Подбородок опусти ниже, к столу… и на меня, на меня… Угу. Теперь то же самое Виктория…
        - Я могу идти?  - спросила Анжела.
        - Конечно… можешь,  - ответила Ника, снимая Вику.
        Анжела вышла из биллиардной в холл и, увидев в нескольких метрах Митю, невольно вздрогнула, задержавшись на пороге. Он стоял с незнакомым, дымившим трубкой мужчиной и активно о чем-то спорил, жестикулируя и находясь в приподнятом духе. Улыбка, в движениях уверенность, самодовольство… У него все классно! Вывод расстроил Анжелу, да, расстроил. По крайней мере, он должен был хотя бы эсэмэску прислать с двумя словами «прости и прощай», но Митя предпочел сбежать, трусливо поджав хвост. Анжела давно научилась отказываться от всего, что не принадлежит ей, как бы ни скребли кошки на душе, посему это был последний этап, когда окончательно отсеклась надежда. Как назло, Митя и незнакомец стояли посреди холла, незамеченной мимо них не проскользнуть, а надо пройти, как проходят мимо человека, который тебе никто, просто знакомый. Вдохнув, Анжела решительно двинула к выходу. Она даже не замедлила шаг, когда он вдруг увидел ее… Ей показалось, что первой мыслью Мити было срочно галопом убежать. Оставаясь внешне в хладнокровном спокойствии, она дружелюбно и вместе с тем, как с чужим, поздоровалась:
        - Добрый вечер.
        Это оказалось проще, чем рисовалось в воображении! Анжела с облегчением выдохнула, выйдя на улицу, подумав, что прошла испытание на пять баллов. Но как же она разочарована… при всем при том можно и папе позвонить.
        - Па, ты еще в городе или на даче?.. Как хорошо. Заедешь за мной?.. Я уже освободилась… Жду.
        - Анжела…
        Зря обрадовалась. Не рассчитывала Анжела, что Митя изъявит желание пообщаться, с одной стороны, неожиданно обрадовалась, с другой - понимала, что радоваться рано, неизвестно же, чего он хочет. Анжела повернулась к Мите, разыгрывать ничего не стала, не желая выглядеть глупой и жалкой. Он подошел ближе и… застопорился. Не Анжела его окликнула, не ей и заговаривать с ним, она ждала, что скажет Митя. И смотрела в упор на него, а он - в сторону. И выдержала, все равно заговорить пришлось ему, не держать же бездарную паузу до бесконечности:
        - Отлично выглядишь.
        - Спасибо.
        - Как ты?
        - Спасибо, хорошо,  - без окраски интонации сказала она.
        - Я не знал, что ты будешь здесь…
        - Извини, так вышло.
        - Я не к тому.
        Анжела решила не поддерживать дурацкий переброс словами, притом вдруг почувствовала себя сильной и над ситуацией. Митя потоптался, сунув руки в карманы брюк, явно начал злиться из-за того, что диалог не заладился (локомотивом диалога должна стать, разумеется, Анжела), видно, поэтому и произнес глупость:
        - Почему не звонила?
        Ну, это уж слишком…
        - Митя, я не понимаю, что ты хочешь?
        В этот момент симпатичная брюнетка, с которой он пришел на открытие клуба, выглянула из-за двери:
        - Митя, я тебя обыскалась! Патрон требует нас в зал.
        - Я сейчас,  - бросил он ей поспешно.
        Брюнетка скрылась, а Митя несколько поник, вероятно, его смутила фраза: «Патрон требует нас в зал», ведь он позиционировал себя независимым и крутым парнем, мол, никто ему не указ. Анжела верила, что он самый, самый… почти бог. Тут и папа подъехал на «Форде», просигналил, Анжеле ничего не оставалось, как поторопить Митю:
        - Слушай, Митя, тебя ждут, меня тоже. Говори быстрей, что ты хочешь?
        Пауза… натянутая, словно артист забыл текст. Анжела, на удивление, ощущала себя мирно, сердце не колотилось в груди, вступив в конфликт с разумом, руки не дрожали, выдавая волнение. Потому что провела окончательную черту между ним и собой. Не просить же его - не бросай меня и будущего малыша, в самом-то деле! Наверняка он чего-то в этом духе ожидал или упреков со слезами, которые дают мужчине повод разрубить узел, успокоившись: она истеричка, я правильно ушел от нее. М-да, не бог Митя. Не дождавшись какого бы то ни было ответа, Анжела развернулась и пошла к автомобилю отца.
        - Подожди, я хотел объяснить…  - крикнул Митя.
        - Не надо ничего объяснять,  - обернулась она, но в ее интонации он так и не услышал озлобленных нот.  - Извини, завтра очень рано вставать, я должна выспаться. До свидания, Митя.
        Она села в авто, выдержав, пожалуй, самый сложный экзамен.

* * *
        Замечательная идея пришла в голову, супер! На зеленом сукне лежит обнаженная девчушка, свернувшись калачиком и закрыв грудь костлявыми ручонками. Смотрит куда-то… никуда, но далеко, в пространство. Эва - талантливая девчонка, стоило объяснить, что взгляд должен быть невидящим, вне конкретики, она все поняла! Удивительно. Натурщица из нее идеальная, кстати, личико у девочки умненькое, с таким приятно работать. И картинка получается супер: пепельные волосы разметались по зеленому сукну, некоторые пряди закрутились в причудливые узоры, а вокруг тела шары, шары, шары… И кий. С кием Ника поработала, то на Эву положит его, то рядом, то он перечеркнет ее тонкую фигурку, то на край стола уложит.
        - Ну, как-то так…  - заканчивая съемку, удовлетворенно произнесла Ника.  - Эва, спасибо, можешь одеться.
        Зазвонил телефон, Ника долго искала в сумке трубку, которая имеет наглость играть с ней в прятки. Ну вот, перестала звонить. М-да, сумка Ники - что-то с чем-то, в ней бомбу можно найти в разобранном виде, по крайней мере, собрать из разрозненных частей.
        - Да где же…  - вытряхивала Ника содержимое на зеленое сукно.
        Эва быстренько оделась и, видя, что Ника занята, не прощаясь, вышла из биллиардной комнаты в холл. По ушам резанула громкая музыка, каким-то образом в биллиардной ее не слышно, наверное, хорошо продумана шумоизоляция. Эва направилась в зал, но оттуда выбежала звезда сегодняшнего праздника - Соня с Тамарой, обе хохотали. Увидев Эву, хозяйка клуба пропустила Тому вперед, та умчалась в комнату для девочек, сама же остановилась и подняла брови, удивленно вымолвив:
        - Ты?!
        - Я,  - улыбнулась в ответ Эва.  - Прекрасный вечер. И ты красивая… очень красивая, правда.
        - Что ты здесь делаешь?  - со смешком спросила Соня.
        - Как - что? Я со всеми… на открытие пришла.
        - Разве я тебя приглашала?  - хохотнула Соня.
        И вот тут дошло до Эвы: ее выгоняют. Да, выгоняют, причем в унизительной форме, изображая детский наив.
        - Господа!  - раздался в зале бравый голос ведущего.  - Иллюзион! Вас приветствует маг и чародей…
        Гул возгласов и аплодисментов заглушил ведущего, когда тот называл фамилии участников представления. Из зала в холл хлынули мелькающие разноцветные огни - синий, зеленый, красный… А Эва, краснея (хотя этого наверняка не было видно, но она-то знала, что краснеет), вымолвила потухшим голосом, опустив глаза:
        - Но… ты нас всех пригласила… Не сказала, что меня не… не… Извини… Мне пора… Я пойду…
        - До свидания.
        Ах, как Соня попрощалась! На улыбке, излучавшей благожелательность, притом получая истинное удовольствие от замешательства и растерянности Эвы, которая сгорала от стыда и обиды. Она шла к выходу, чувствуя на затылке торжествующий взгляд Сони, от этого взгляда спина стала горячей, словно ее подогрели на огне, из глаз выкатились две такие же горячие слезы. Стиснув зубы, Эва взялась за ручку двери и с трудом ее открыла.
        А опьяненная сегодняшним успехом и похвалами в свой адрес Соня засеменила в туалет, придерживая подол золотого платья. Понимала ли она, что нанесла оскорбление Эве? Нет. Ей больше понравилось бы: поставила на место. Не грубо, не нагло, по-царски. Да и не думала Соня о какой-то там дурнушке Эве, с которой стоять-то неловко, ибо одета она как обыкновенная простушка. Она попросту забыла о ней сразу же, едва вспомнив, зачем вышла в холл - в туалет отлучилась от гостей, похвал и представления. Соня забежала в кабинку, в который раз окинула взглядом стены, любуясь даже кафельной плиткой.
        - Тома!..  - позвала.  - То-ом, отзовись!
        Не отзывается, значит, ушла, пока Соня делала пи-пи. Напевая, она вышла из кабинки. Как здесь здорово, роскошно, стильно и все-все новое, пахнет свежестью. Сонечка мыла руки, подняла глаза, чтобы посмотреть на себя - красивую, умную, успешную,  - и вдруг увидела…

* * *
        - Алло, это я,  - сказала в трубку Ника.  - Ты звонила, что случилось?
        - Почему не брала трубку?  - спросила Карина.  - Мы уже не знали, что и думать.
        - У меня сумка большая, мобила выпала из кармашка, в общем, еле нашла. А что вы должны были подумать?
        - Я лучше дам трубку… извини, Глебу.
        Пауза. Какие-то переговоры там у них… Ха, его высочество Глеб не желает говорить с Никой! Слава богу, он не видел гримасы, которую она соорудила, ожидая, когда сей принц хотя бы слово произнесет. Но лучше б молчал, тон - будто под дулом пистолета процедил:
        - Сваливай оттуда. (А коротко - дальше некуда.)
        - Почему?  - Она решила тоже быть лаконичной.
        - Потому что сваливай, если хочешь жить.
        - А еще подробней нельзя?
        Какая-то возня послышалась, наконец снова Карина, которая, судя по всему, отняла трубку:
        - Ника, он прав. Там может быть тип… который Дину… ну, ты поняла. Не хочу по телефону называть вещи своими именами. Ника, Глеб вычислил, что ты знаешь этого типа…
        - Я?!. Я знаю?! Да понятия не имею, кто это!
        - Не перебивай. Хорошо, пусть так: он знает тебя. Понимаешь - он, не просто знает, а вхож к тебе. В студии он стащил ключи и сделал слепок, потом проник туда ночью и вырвал винт. Но там снимков из парка не было. Он знает, что попал в кадр, только не знает, что не вышел на фото. Ему нужны снимки, он боится, что ты увидишь его раньше, чем он тебя достанет. Он уже приходил ночью, чтобы избавиться от тебя, но что-то помешало…
        - Так… мог это сделать в любой другой момент,  - возразила Ника.  - В магазине, вечером, когда захожу в подъезд, когда…
        - Значит, не мог!  - перебила Карина.
        - Почему?
        - Откуда я знаю! Может быть, он думает, что о происшествии в парке ты ничего не знаешь, но как только тебе станет известно, ты поймешь: человек в парке и есть… тот тип. Он боится, что ты донесешь на него. В общем, у него есть шанс избежать наказания. Ника, везение - изменчивая штука, а клуб, где много народа, идеальное место, чтобы тебя… Он знает, что ты будешь на открытии…
        - Ника, он там!  - крикнул в трубку Слава.  - Где-то рядом с тобой.
        - Ты поняла?  - сказала Карина.
        - Поняла.
        - Ника, будь умницей, возьми такси и приезжай домой.
        - Да… конечно… Я сейчас… сейчас приеду.
        Сказать, что она испугалась,  - это ничего не сказать. Ника в биллиардной одна, не перед кем ей выпендриваться и корчить из себя крутую леди, которой все нипочем. Разве Карина не убедительна была? У убийцы есть основание пришить Нику - ему нужны кадры из парка. Попросить он не может, мол, отдай мне картинки с моим изображением в парке, чтобы легавые меня не взяли, я же девочку пришил, не отдашь - пришью тебя. Исключено. У Ники реально поджилки затряслись! Да, народу полно, в зале - праздник, шум. Защититься нечем. Если тот самый тип зайдет сюда, криков великого фотографа ни один человек не услышит, исключая случайность, когда кто-то неожиданно окажется рядом. Но Карина сказала, везение - изменчивая штука, и она права тысячу раз.
        Живо покидав в сумку вещи, то и дело поглядывая на дверь, затем через плечо повесив фотокамеру, Ника подошла к двери и замерла. Противные мысли зашевелились в голове и отравили сознание: а если убийца уже стоит с той стороны? Вот сейчас Ника открывает дверь и нос к носу… Она представила убийцу с бесстрастным лицом и неживым взглядом, со впалыми щеками и тонкими сжатыми губами, который шагнул навстречу, загоняя ее назад в биллиардную.
        Буйную фантазию прервал дикий, нечеловеческий женский вопль, перекрывший звуки музыки, слабо доносившиеся из зала. Вопль заставил Нику непроизвольно вздрогнуть, в то же время вспомнить, что она здесь все же не одна. Может быть, убийца нашел другую жертву, теперь та неистово визжит, призывая на помощь. Но ведь здесь полно людей, они что, действительно, не слышат? Ника рванула на себя ручку двери, выскочила в холл, осмотрелась. Никого. А в холле музыка грохотала, но из туалета неслось:
        - А!.. А!.. А!..
        Значит, там кого-то убивают - да, да, так кричат, когда убивают. В зале не слышат вопли из-за децибел, однако ударные не будут греметь вечно. Забыв, что несколько секунд назад она с содроганием думала о человеке, несущем смерть, что он опасен, Ника ринулась в туалет на помощь несчастной женщине. В конце концов, с двумя бабами справиться значительно сложнее, а там и народ подоспеет. Очутившись в туалетной комнате, Ника выронила сумку, увиденная картина ее потрясла, а рука механически нащупала фотокамеру на боку…

18
        Вибрируя, трубка на полированной столешнице сползала к краю, Иван Николаевич поймал ее в последний момент. Звонок от Андрея Дерезы.
        - Да?  - сказал в трубку Гранин.
        - Иван Николаевич, не теряйте времени, срочно приезжайте в клуб «У Софи», пока районная полиция тут не наследила.
        - Не понял, а что случилось?
        - Убийство, Иван Николаевич. По всем показателям наше, четвертое, здесь все известные нам лица.
        Радовался Андрей как последний идиот. Это нонсенс, от подобных «обожателей своей работы» вреда больше, чем пользы, подумалось Гранину, но вслух он сказал:
        - Заинтриговал. Ладно, еду. Погоди, а где это?
        Как выяснилось, новый клуб находился в нескольких шагах от дома, но Гранин отправился на место происшествия на машине. Событие не располагало к прогулкам по ночному городу, да и четыре колеса быстрее, чем две ноги, даже и тогда, когда вытаскиваешь их из гаража.
        Попав в холл клуба, Гранин окинул взглядом нахмуренные лица нарядно одетых людей и понял: здесь был праздник, но он не удался. Что ж, бывает. У распахнутой настежь двери туалетной комнаты Дереза делал ему знаки, мол, сюда, сюда, а Иван Николаевич без него догадался, куда ему. Идя к туалету, он лишь скосил глаза на Стригунову Нику, подпиравшую плечом стенку, она поймала его взгляд и потупилась.
        - Я все формальности уладил,  - сообщил не без гордости Андрей.  - А они и рады (он имел в виду группу, приехавшую на вызов) перекинуть нам дело, кому охота возиться с убийством?
        Первое, что бросилось в глаза,  - золотое платье, похожее на тонкую фольгу со всеми положенными изломами, но в красных разводах в районе живота. Брызги крови попали на руки, на грудь и шею. Девушка сидела в углу, глупо тараща глаза и приоткрыв рот, словно хотела что-то сказать именно сейчас и именно Гранину. У мертвых, когда их застала смерть внезапно, широко распахнутые глаза выглядят глуповато, ну, если говорить мягче,  - нелепо. Жуткие и негуманные мысли. Однако Гранину так показалось на том самом первом деле в его жизни, о котором он не любил вспоминать (и постоянно вспоминал), с тех пор воды утекло много, а первое впечатление всегда одинаковое, к счастью, оно проходит. Рядом с трупом на корточках сидела Ирина, увидев Гранина, поздоровалась кивком головы и указала пальчиком на рукоятку, торчащую из живота. Ирочку, видимо, тоже вызвал инициативный Андрей. Иван Николаевич повернул голову в противоположную сторону - на полу сидела еще одна девушка в кровавых потеках на руках и с низко опущенной головой.
        - Ты говорил, труп один,  - бросил Гранин Дерезе через плечо.
        - Она жива,  - тихо сказал тот, имея в виду Тамару. Будто в подтверждение его слов, Тома всхлипнула, а головы так и не подняла.  - Но все, что рассказывает, странно, ей-богу.
        - Где можно уединиться?
        - В кабинете заведующего. Кого будем допрашивать?
        - Пока проведем опрос свидетелей по горячим следам,  - поправил его Гранин.  - Сначала хозяина заведения, потом девушку… м… со странностями. Но сначала попроси полицию вызвать медиков, пусть ей валерьянки дадут, укол сделают, что ли. Мне адекват нужен, а не то, что я сейчас вижу на полу.
        Через пять минут в довольно просторном, обставленном в стиле техно кабинете перед ним сидел представительный седовласый мужчина, попросивший разрешения закурить. К этому времени Гранин получил минимальные сведения о хозяине, его отношениях с убитой и т. д. от Андрея, успевшего разузнать много чего интересного.
        - Клуб принадлежит вам,  - скорее утвердительно, нежели задавая вопрос, сказал Гранин.  - А все уверяют, что владелица Софья.
        - М…  - В паузе Дубич соображал, какой ответ в его случае не навредит.  - Сонечке хотелось бы получить кафе, но я не делаю подарков космической стоимости. Я не олигарх, к сожалению, и не альтруист. Выбрасывать миллионы не в моих правилах, они мне достаются нелегко. Но я разрешил управлять кафе… то есть клубом. За суммарное вознаграждение.
        - Что значит суммарное?  - заинтересовался Гранин, заметив краем глаза, как Дереза, писавший протокол, ухмыльнулся.
        - Это значит, за работу здесь и услуги интимного характера,  - прямо ответил Дубич.  - Поверьте, вознаграждение весьма и весьма неплохое, ей хватило бы на сумки-шляпки и булавки.
        - Верю,  - безотносительно сказал Гранин.  - Вы женаты?
        - Разведен. Давно.
        Значит, месть жены отпадает, это лишь подтверждение, Гранин уже знал, где искать убийцу, однако у него еще было много вопросов:
        - А скажите, у вас только деловые были отношения?
        - Нет, конечно. Я по-своему любил Соню, не теряя головы, извините, возраст не тот. Она, разумеется, меня не любила… Пожалуй, у нас были отношения деловые.
        Гранин рассмеялся, он иногда позволял себе расслабиться, полагая, что в такие моменты оппонент охотней идет на контакт, чувствуя в следователе не правовую машину, а человека.
        - Как думаете, кто и за что?  - Это был главный вопрос.
        - Ни одной версии.
        - Это же молодежный клуб, молодежь сейчас безбашенная - наркотики, конфликты, драки, а то и поножовщина. Я к чему: видеонаблюдение ведется?
        - Будет вестись.  - Дубич потупился, понимая, что молодняк без «пастухов» большое упущение.  - Соня торопилась открыть клуб, мечтала посмотреть, как пойдут дела. А монтаж видеоаппаратуры запланировали начать со следующей недели, мне обещали привезти новинки. Вот и ждали… точнее, не стали ждать, открылись.
        - Жаль. Очень жаль. Спасибо, вы можете идти. Андрей, давай эту… из туалета девушку.
        Тамара вошла, словно пьяная, глазами Гранин указал на стул, девушка бухнулась на него, сразу окаменела, опустив плечи и глядя в сторону. Ну и вид! Темно-бордовое платье в пятнах, которые различить трудно, но это пятна крови. На шее, щеках те же пятна, в крови волосы. А руки Тамара успела вымыть, но когда Гранин впервые ее увидел, они были тоже в крови. Он старался не напирать на нее, чтобы не довести до истерики, перво-наперво поинтересовался, избрав тон доброго доктора Айболита:
        - Вам есть восемнадцать лет? (Она утвердительно кивнула, слава богу, слышит. Совершеннолетняя - уже хорошо, а то пришлось бы приглашать маму, а мама притащилась бы с адвокатом.) Как вы себя чувствуете, Тамара?
        - Нормально.
        - А рассказать можете, что произошло в туалете?
        Сначала она завесила паузу, видно, вспоминала события и вспоминала с трудом, затем обреченно кивнула и начала медленно, делая паузы между словами и фразами:
        - Мы с Сонькой шли в туалет. Она зацепилась с одной нашей страхолюдиной… по имени Эва, а я вошла в… в… кабинку. Когда выходила, меня кто-то ударил по голове.
        - Чем ударили?  - уточнил Гранин.
        - Не знаю. Чем-то твердым. Я больше ничего не помню… только резкую боль. А потом… потом… я поняла, что лежу. Только не понимала, где. Открыла глаза… вижу, сижу на полу, а лежу на Соньке. Хотела спросить ее, что это мы тут делаем, но когда я пошевелилась, у меня в голове звон и боль… Я все равно встала на колени… и увидела… Ууу… Ууу…  - завыла Тамара.
        - Хорошо, хорошо,  - наливая воду в стакан из графина, одновременно поднимаясь с места, принялся успокаивать ее Гранин. Протянул стакан Тамаре, она отвернулась, не желая брать, и тихонько подвывала.  - Ладно, идите, девушка, позже поговорим. Вызовите маму.
        - Уже вызвала,  - идя к двери, словно сомнамбула, провыла она.  - Ууу… Ууу…
        Когда за ней захлопнулась дверь, он попросил Андрея:
        - Скажи медикам, чтобы осмотрели ее голову…
        - Я лично осматривал,  - заявил тот не без гордости.
        - Да? А ты медик?
        - Я лучше, Иван Николаевич. Честно. Не верите? А я же один из первых попал на место преступления. Вы меня приставили к Стригуновой и компании, она поехала сюда, я - за ней, как телохранитель. Так вот, на полу были потеки, как будто кто-то поскользнулся и соответственно упал, их зафиксировала Стригунова фотоаппаратом по моей просьбе…
        - Что? Она опять фотографировала?
        - Да. Я забежал, а она уже снимала, что наводит на некоторые мысли, но об этом позже. Я попросил ее сфотографировать и потеки, которые она сообразила обходить во время самостоятельных съемок.
        - Ну-ну? И что?
        - Эта Тамара могла упасть, поскользнувшись. И удариться головой о раковину могла, но… а теперь держитесь: но сознание потерять - это слишком! Вот, собственно, и все.
        Гранин задумался. Многовато на себя берет Андрюша Дереза, однако медицинское заключение восполнит картину полностью. А сейчас увещевать, что без исследований специалистов делать заключения - верх непрофессионализма, бесполезно, пока же Иван Николаевич хотел услышать вывод Андрея:
        - Считаешь, убийство могла совершить Тамара?
        - Не исключаю. Но есть еще Стригунова. Как она уверяет, на место преступления попала первой. Первой! До нее никто туда не входил, иначе поднял бы крик. Кстати, Ника вбежала в туалет на крики Тамары, но за помощью не кинулась, а начала снимать убитую, нормально, да?
        В сущности, поведение для девушки нетипичное, будь она фотограф или даже кинематографист, да хоть кто. Смерть, кровь… Гранин знал мужчин, падавших в обморок от вида крови, а тут девушка - создание слабое и нежное.
        - А мотив?  - спросил Гранин, хотя как раз мотив Ники вырисовывался сам собой. Но иногда вторая голова (особенно с нестандартным мышлением) обнаруживает неординарную причину.
        - Выставка!  - поднял вверх указательный палец Дереза. Собственно, Гранин подумал так же.  - В Италии. Я почитал, это престижная… забыл слово… короче, выставка фоторабот. Знаете, сколько стоят фотки известных фотографов? Я охренел! Десятки тысяч зеленых! За какой-то клочок бумажки с изображением… Мир свихнулся. Стригунова здесь фотозвезда. Но там, на Западе, ей надо чем-то блеснуть особенным, чего ни у кого не может быть. Для этой цели подходят свежие трупы, а с ее умением выжимать из натуры максимум… она в дамках.
        Как ни парадоксальна версия, а она пока единственно удобоваримая, если сложить все известные факты, которые не в пользу Ники Стригуновой. Но Иван Николаевич по натуре человек сомневающийся, ему необходимо еще хоть какое-то подтверждение, совпадающее с его собственными мыслями.
        - Послушай, Андрей, ты серьезно считаешь, что женщина способна совершить столько тяжких преступлений ради фотовыставки?
        - Почему нет? У нас - равноправие, а женщина по жестокости опережает мужчин, это всем известно.  - И сам заржал. Но не смеялся Гранин, глядевший на весельчака в упор, отчего Андрей слегка смутился.  - Позвать Стригунову?
        - Нет, не сегодня.
        - Так по свежим следам!
        - Не сегодня,  - повторил Гранин.  - Зови по очереди моделей, раз сегодня они все здесь.
        - Эдик тоже тут, их менеджер.
        - Он менеджер торговой сети,  - поправил Гранин.  - Зови сначала девушек. Да, постой! А Нике скажи, что она сегодня свободна, пусть едет домой. Но отправь за ней следом напарника, пускай покараулит девочку.

* * *
        Ника плюхнулась на заднее сиденье, разом навалилась усталость размером со скалу, которая давила на плечи и сжимала голову. Карина тронула ее за руку:
        - Ника, что случилось? Я пробовала войти, меня не пустила полиция.
        - Соньку убили.
        - Что?!!  - в унисон вскрикнули Слава с Глебом, одновременно повернувшись к ней.
        - Поехали отсюда,  - вяло выговорила Ника и, откинувшись на спинку сиденья, прикрыла тяжелые веки.
        Она не спала - какой тут сон! При всем при том каши в голове не было, Ника - человек на редкость устойчивый к «переменам погоды», в экстремальных условиях ее организм кооперируется в один сгусток энергии, которая перенаправляется на выживание. Она думала, думала всю дорогу о том, что происходит и почему с ней. Заботливая Карина налила из термоса кофе, легонько толкнув Нику локтем в бок, предложила:
        - Выпей. Усталость снимет.

«Славная,  - подумалось Нике.  - Да, Карина домашняя, теплая, чуткая. У Ники не было подруг (кроме Лидан, да и то она не подруга, а, скорее, старший добрый товарищ с бесценным опытом), сейчас оценила традицию иметь подруг. Это плечо, жилетка и совет, в общем, все то, в чем нуждается каждый человек в разные периоды жизни. Взяв кружку, Ника сделала несколько глотков и снова, глядя в ночной город, который обычно фотографировала, так как он никогда не бывает одинаковым, подумала: «Что все происходящее значит?»
        Дома она кратко рассказала о новом убийстве, показала фотографии на мониторе ноутбука, но не могла ничего объяснить, не найдя ответа на главный свой вопрос. Слава с Глебом почесывали небритые щеки (бритвы остались у старикана в деревне), молча смотрели в монитор, листая кадры, а их оказалось много, очень много. Были снимки и Тамары, потрясающие снимки. Ника поймала моменты, когда в лице девушки сплелись отчаяние и ужас, безумие и внутренняя агрессия. Делиться соображениями первым начал Глеб:
        - Ника, а тебе не кажется, что в парке охотились на тебя?
        - На меня? Нет, не ка…
        Ника осеклась, так как вспомнила треснувшую ветку, свое состояние паники, когда показалось, что за ней кто-то идет. А Глеб продолжил рассуждать:
        - Я сужу по той настойчивости, с которой этот тип тебя преследует. Ну, явно в парке был человек, знающий тебя лично, потому что на следующую ночь…
        - Помню, помню,  - перебила Ника.  - В парке кто-то шел за мной. Я слышала, как треснула ветка будто под ногой. Но никого не увидела.
        - Тогда подумай, кому ты из своих знакомых навредила,  - предложил Слава.  - Подойдут даже мелкие обиды. Бывает, какая-нибудь мелочь становится последней каплей и сносит крышу у человека.
        - В таком случае меня должны давно убить модельные клячи,  - ожила Ника после очередной чашки кофе.  - Если говорить об обидах, они, так или иначе, все обижены на меня. Но кто виноват, что глупость лезет в кадр? Я? Мне приходится изворачиваться, снимая этих пошлых дур, чтобы их дерьмовый внутренний мир не бросался в глаза.
        - Убивает кто-то один,  - заметил Слава.  - Давай, Ника, более конкретно называй имена.
        Она развела руками, отрицательно покачав головой:
        - Не знаю. Правда, не знаю.
        - А ты подумай,  - настаивал Слава.  - Я склонен к мысли, что Глеб стал случайным пострадавшим, дело в тебе, Ника. Так что вспоминай: кто на тебя заимел зуб? Всех вспоминай.
        Дело серьезное. Кого - всех? У Ники есть работа, только работа, ничего, кроме работы… Это, кстати, ненормально. У человека должны быть интересы помимо основного дела, друзья должны быть, а у Ники даже родственников нет. Она открыла окно, взяла пачку сигарет и вынула одну. Перед носом щелкнула зажигалка, Глеб предоставил огонек. Ника прикурила…
        - Я вообще-то не курю…  - проговорила она просто так, занимаясь поставленной задачей.  - Не знаю, конечно…
        - Ну, ну, ну!  - подбодрил Слава.  - Выкладывай, а мы все вместе решим, что правильно. Ну?
        - Думаю, Эд на меня обижен. Да.
        - Эд?  - вскинул брови Глеб.  - Кто такой?
        - Менеджер торговой сети. Довольно успешный. Хорошо зарабатывает. Он заказывает фото одежды для онлайн-магазинов, сейчас это продвинутый способ продавать товар, который к тому же и дешевле там. И он же подбирает девочек с парнями для съемок. Парни редко снимаются, только когда я прошу.
        - Так,  - удовлетворенно крякнул Глеб и закурил.  - И чем ты его обидела? Сняла голым, как меня?
        - Слава,  - вскипела она,  - скажи своему другу…
        - Ребята, не ссорьтесь,  - сказал он.  - Так чем, Ника, ты обидела его? Не смотри на Глеба, мне говори. А ты отойди,  - бросил он Вараксину.
        - Пожалуйста…  - протянул тот, освободив место у подоконника.
        - Он клеится,  - сказала Ника Славе.  - Приглашает поужинать, в кинотеатр… и вообще… клеится, понятно?
        - Очень понятно,  - закивал Слава.  - А ты отказываешься, да?
        - Разумеется.
        - Почему?
        - Не нравится он мне.
        - Чем не нравится?
        Ника даже подрастерялась, настолько дурацкий вопрос задал Слава. Она не любит объяснять примитивные вещи, однако сейчас не тот случай, нужно найти причины в себе, а не отделываться общими фразами. Ника искала их вслух:
        - Он слишком правильный, чистоплюй, щепетилен. Может быть, это не самые плохие качества, я просто придираюсь, но Эдик скользкий тип… Не знаю, как объяснить, мое подсознание отторгает его.
        - А тело тоже?  - проникновенно поинтересовался Глеб, что выглядело иронично и не к месту.
        - Катись к черту!  - огрызнулась Ника.
        - Ти-хо!  - рявкнул Слава по слогам. Карина принесла из кухни поднос и поставила его на стол рядом с ноутбуком. Он взял пирожок, откусил половину, жевал.  - Так. Все сходится. Слушайте меня и воспроизводите в уме картинку. Ночью в парке случайно оказался Эд, например, возвращался из гостей и встретил Нику. Он подвыпил, потому вдруг ощутил острое желание обладать ею прямо на травке, но знал, что она не пойдет на это. Эд решил ударить ее так, чтобы она потеряла сознание. Он крался за Никой, наступил на ветку…
        - Убедительно,  - вставила Карина.  - Только как ты объяснишь, что Эд, находясь в состоянии возбуждения, не изнасиловал Дину?
        - Боялся, что она будет кричать и Глеб вернется,  - нашелся Слава.
        - Хорошо,  - согласилась Карина.  - А откуда у него взялся нож?
        - Кухонный,  - внес уточнение Глеб.
        И что Слава? Ни секунды не задумался, ответив:
        - Попросил у хозяев, опасаясь идти ночью через парк. Ну, как вам?
        - Отлично,  - хмуро сказала Ника.  - Только он не пьет. Ни грамма.
        - На халяву пьют все,  - отмахнулся Калинин.
        - А он не пьет,  - упрямо заявила она.  - И живет, прости, Славик, совсем в другой стороне. Его дом на окраине, если бы Эд задержался в гостях где-то в районе парка, непременно взял такси. Пешком ему дойти - нереально. Тем более выпившему.
        - Да все, все сходится,  - ликовал Слава.  - Мужчина-убийца, знаком с тобой и даже постоянно клеится, а ты его отвергаешь, значит, он зол на тебя. Так… еще две девочки из его и твоей компании, ключи взять мог спокойно и времени на дубликаты у него было достаточно… Он делает так, чтобы ты попала в подозреваемые! Мстит тебе, Ника. И балаклаву захватил с собой - чисто мужской подход к проблеме.
        - Думаешь, не Эд?  - осведомился Глеб, глядя в упор на Нику.
        Она пожала плечами, не зная, что ответить.

* * *
        Лена вышла из кафе, когда было за полночь, она задержалась под навесом над входом, видя невдалеке машину и натягивая жакет. Так надеялась, что Паша уедет, но нет, он терпеливо ждал ее.
        - Как поздно,  - зевнула рядом Ася.
        - Поехали, подвезем тебя?  - предложила Лена.
        Что-то новенькое! Ася вытаращилась и не могла поверить: Лена предложила подвезти. Она же сама себе приятная, ни с кем не дружит, не идет на контакты - дичок. Странно слышать.
        - Давай,  - согласилась Ася. Обе неспешно двинули к машине через небольшую площадь, по которой днем ходит общественный транспорт, а ночью здесь райское затишье.  - Лен, а ты что думаешь? Ну, про все это? Сонька, Юлька…
        - Думаю, в нашем огороде завелась капустянка. Бабушка так называла огородную таракашку, она подтачивала растения под самый корень, оно погибало.
        - А я думаю, бойфренд отомстил Соньке, она же спала с кем попало. Томка говорила, Дубич у нее для денег, а парни - для тела.
        - Бойфренды сейчас не станут мстить за измену, они найдут себе другую девушку.
        - И великую любовь не признаешь?
        - Не-а. Люди прагматичны. Но если следовать твоей логике, то Дубич и должен был убить Соню. Узнал про измены и убил.
        - А Юльку тогда кто? Слышала? Ее сбросили вниз.
        - Поэтому твоя логика неправильная.
        Лена открыла заднюю дверцу для Аси, которая забралась в машину, поздоровавшись с мастифом за рулем - а как же, она вежливая. Тот слегка повернулся посмотреть на девушку, ничего не сказал, не ответил и на «здрасьте» - невежливый.
        - Отвезем ее?  - садясь на первое сиденье, попросила Лена.  - Поздно уже и опасно одной.
        Согласно кивнув, Паша завел мотор. Молча ехали. Машина двигалась плавно, по радио томно пела певица, Асю даже немножко укачало, она не сразу расслышала голос Лены:
        - Ты приехала. Ася…
        - А?  - вскинулась та.  - Ой… спасибо. Пока.
        Теперь домой… Ася поднималась по ступенькам не спеша, не хотелось открывать дверь квартиры, где особая аура, напичканная отрицательной энергией. Утешала себя тем, что Мариночка наверняка видит десятый сон на одну и ту же тему счастья: дочь побеждает на конкурсе «Мисс Мира»; толпы корреспондентов вьются вокруг нее, такая же толпа предлагает подписать контракты. Да, да, тут тебе и журналы, и модные дома, и Голливуд, а Мариночка агент дочери, именно выбирает контракты и торгуется, как на базаре за кусок мяса…
        - Где ты шлялась?
        В квартире, закрывая входную дверь на ключ, Ася содрогнулась от голоса матери, невольно отпрянула и спиной ударилась о стену.
        - Ты не спишь?  - растерялась она, предчувствуя, что сейчас начнется очередная серия из семейного кино про злую мачеху и беззащитную падчерицу.
        - Спрашиваю, где ты шлялась?
        - В клубе, где ж еще. Соньку убили, нас следователь допрашивал.
        Мариночку, разумеется, чужие беды не колышут:
        - Позвонить не могла?
        Случается, Ася использует тактику доктора в психиатрической больнице. Хотя в психушках она никогда не была, но кино видела и взяла на вооружение поведение врача с больными - спокойное, мягкое:
        - Не могла. Я в себя еле пришла и то после разговора со следователем. Было уже поздно звонить тебе, я думала, ты спишь. Есть что-нибудь попить?
        - Компот. Иди на кухню.
        Компот бывает вкуснятиной, когда добавлен сахар, а без - кислятина. Ася опустилась на стул, поставила стакан с ярко-малиновым напитком на стол, собираясь добавить сахарку… Ага, щаз, раскатала губы! Мариночка приплелась:
        - Что ты сказала? Соньку… что?
        Уставшая дочь подняла глаза на мать и вдруг увидела в ней заморенную клячу на последнем издыхании. Она и так худая, а сегодня лицо Мариночки напомнило обглоданный скелет, на который кто-то остроумный натянул кожу, получилось существо из загробного мира - смешное и жалкое одновременно.
        - Соньку зарезали,  - повторила Ася.  - В туалете.
        - Насмерть?
        - А то. Страшное дело.
        - Кто?
        - А я знаю!
        - Ну кто-нибудь на подозрении есть?
        - Все, наверное,  - пожала плечами Ася.  - Все, кто там был.
        - Ну и царство ей небесное, конкуренции меньше. Ложись спать, компот можешь взять с собой, вдруг ночью пить захочется.
        Вот! Позаботилась о доченьке. Она всегда добреет, когда у Аси что-то сдвигается в положительную сторону. На данный момент положительный фактор - ушла с дороги Соня, отрицательный фактор - не удалось добавить в компот сахарку, а сладенького хочется… теперь перехочется. Страшно произнести, но Ася ненавидела мать. Ненавидела с ее проектами, попреками и титаническими усилиями устроить дочери счастливую жизнь. Недосягаемое счастье она тоже ненавидела. В своей комнате, переодевшись в пижаму, Ася подошла к стене, где висел календарь, и посчитала:
        - Сентябрь, октябрь, ноябрь, декабрь… Четыре месяца…  - И, постелив постель, она улеглась на кровать, повторяя мантру: - Целых четыре месяца… Меньше, но все равно четыре, потом сразу будет три… Как долго…

19
        Через день Ника приехала в студию с намерением подумать в тишине, дома этого сделать невозможно. Сегодня нет съемок, разве что кто-то вне плана завернет в фотостудию запечатлеть свой облик на долгие годы, а работы полно - отобрать и обработать снимки, из плана она выбилась. А вчерашний день провели в гаданиях - кто и почему, да как эту гниду найти. Не придумали. Нике понадобилась пауза, чтобы в себя прийти - раз, чтобы проанализировать ситуацию - два, она же не дура, должна понять, как выкрутиться им всем. И вместо работы Ника вставила флешку, перенесла снимки из кафе в компьютер. Подперев щеку ладонью, она просматривала кадры, задерживая взгляд на знакомых и пытаясь угадать - кто? Вот солидный мужчина, может он быть маньяком-убийцей? Запросто. Морда самодовольная, наглая, такие все себе позволяют. А если посмотреть на него с другой стороны? Ну, немножко высокого о себе мнения, это еще не преступление, а так… заурядный богач, глотающий таблетки и мечтающий продлить свою жизнь еще лет на сто. А вот Эдик-Эд… И это его фото… И еще он…
        - Н-да, есть в тебе, Эдик, нечто от маньяка.
        Во всяком случае, Ника поняла, что в нем не нравится ей: неискренность. Он закрыт на все замки и застегнут на все пуговицы, проще - не откровенен. Но разве это повод… Нужны доказательства, а где их добыть - не имела понятия.
        - Ника!
        Она резко крутанулась в кресле и с изумлением увидела следователя Гранина в нескольких шагах от себя. Опять увлеклась и пропустила вошедшего человека, а если бы это был убийца?
        - Вы меня напугали,  - выдавила Ника.  - Я не слышала, как вошли…
        - Вы были слишком увлечены. Можно мне посмотреть то, что вам удалось наснимать в кафе «У Софи»?
        - Да, конечно.
        Ника придвинула стул, тем самым приглашая его к просмотру. Первые минут десять он ничего не говорил, на втором десятке его вопрос не удивил:
        - Как вы попали на место преступления?
        Она подробно рассказала, почему очутилась в биллиардной (от скуки туда отправилась, тусовки Ника не любит), кого фотографировала, показала снимки. По его лицу поняла: ацтек в отпаде и данный факт приятен, хотя Гранин не проявлял свои впечатления бурно. Ну и так далее, до того момента, когда вбежала в туалет. На мониторе один за другим мелькали кадры убитой Сони, Тамары, затем и тех, кто примчался на вопли, когда закончилась музыка… Короче, контакт получился, но в самый мирный момент Ника не ожидала вопроса, ради которого он, наверное, и приехал в студию:
        - А вы не задумывались, почему так много убийств вокруг вас?
        Вон оно что! Да на него табличку надо повесить «Осторожно, подколодный змей». Да с ним расслабляться никак нельзя.
        - Я не подхожу на роль роковой женщины,  - отбрила Ника, взяв резкий тон.  - А то еще чуть-чуть, и вы скажете, что убийца я.
        - Не сердитесь, Ника. Просто у меня ощущение, что вам известно чуточку больше, чем вы говорите.
        - Докажите! Черт, я так и знала, что вы прицепитесь ко мне!
        - Доказать - докажу, только мне бы хотелось без лишних хлопот, затягивающих расследование, услышать все, что известно вам.
        Как быть? Глеба сдать - недостойно, она навредила ему достаточно, чтобы ее четвертовать, и уверена: его вины нет. Вот если бы он сам захотел встретиться с ацтеком… но нет, Ника на его месте ни за какие блага не согласилась бы.
        - Вы задумались?  - перетянул ее внимание на себя Гранин.  - Значит, есть что мне сказать. Я жду, Ника.
        - Какой вы противный!
        О, боже, ацтек умеет смеяться! Смеясь, он достал звонившую трубку и поднес к уху, услышав голос криминалиста, отошел к выходу.
        - Иван Николаевич, на скатерти, конечно, не соус. Это кровь. Ирочка только что звонила, говорит, кровь принадлежит убитой.
        Он закончил исследование кафе часам к четырем утра. На ребре главного стола, точнее, на скатерти, Игорь заметил красные пятна, похожие на кровь. Похожие! Но это же мог быть и соус с красителями ядовитых оттенков. Скатерть изъяли. Игорь занялся исследованием, выяснив, что это кровь, отправил часть скатерти в лабораторию Ирины. Только что получены результаты.
        - Значит…  - хотел пуститься в рассуждения Гранин, Игорь прервал:
        - Убийца после убийства вернулся в зал и продолжил пить, может, даже есть, там же столько всего было… я слюной давился.
        - К счастью, не подавился. Дальше.
        - Убийца потянулся за понравившимся кусочком, одежда соприкоснулась со скатертью на изгибе, так он оставил след и не заметил этого. Но, Иван Николаевич, одежда должна быть темных тонов, в противном случае кровь сразу заметили бы.
        - Отлично, отлично,  - сказал Гранин, Фисенко не разделил его радость:
        - Да не радуйтесь. Как мы узнаем, кто стоял на том краю стола?
        - Есть одна идея… Встретимся позже, я расскажу.  - После переговоров с Фисенко Гранин вызвал Дерезу.  - Андрей, задерживай ребят.
        Вернувшись на свой стул, он попросил показать кадры зала. К счастью, их было много, так много, что рассматривать каждый не хватило бы времени до позднего вечера. Гранин положил флешку на стол:
        - Перебросьте мне все снимки, что были сделаны вами в кафе. Буду премного вам благодарен.
        Надутая Ника, записывая снимки, ни словом не обмолвилась с ним, молча отдала ему флешку, не отреагировала, когда он попрощался. Пусть усвоит, что она предпочитает честные игры, а не ловушки. Потом допоздна сидела в студии. Звонила Лидан, Ника что-то плела про занятость… стыдно, но сейчас ни с кем общаться не хотелось. Наконец, уставшая от бессмысленно проведенного дня и тревоги, поселившейся внутри, она попала домой, открыла своим ключом (второй отдала ребятам), вошла в комнату и чуть не упала замертво. Развалившись на диване, смотрел ее крошечный телевизор полицейский с вытянутым, как у лошади, лицом.
        - Заходи, заходи,  - пригласил ее Дереза.

* * *
        Лена переоделась в форму медсестры, поправляла шапочку перед маленьким зеркалом на стене, как вдруг влетела коллега:
        - Ленка, ты где ходишь? Твой очнулся!
        В мгновение ока Лена очутилась у лифта, а он занят. И грузовой занят. Она кинулась к лестнице - каких-то четыре этажа, восемь лестничных пролетов, это же тьфу. У нее длинные ноги, они переступали сразу через три-четыре ступеньки и принесли в отделение за секунды. Пока шла по коридору, отдышалась, открыла дверь реанимации… а там пустая кровать. Лена заметалась по этажу, заглядывая в палаты. Персонал в курсе, что по непонятным причинам она опекает тяжелораненого, поэтому кто-то, догадавшись, кого девушка ищет, подсказал ей:
        - Его в шестнадцатую перевели, во втором крыле.
        Она сначала чуть-чуть приоткрыла дверь палаты на двоих и заглянула в щель. Он не спал, смотрел в потолок, вторая койка пустовала. Лена тихонько вошла, он перевел на нее взгляд и улыбнулся:
        - А… русалка…
        Наклонившись к нему, она рассматривала лицо, глаза (они были живыми и смешливыми), губы, не веря, что он так легко отделался. Погладив по небритой щеке парня, а брила она его регулярно, Лена спросила:
        - Как себя чувствуешь?
        - Нормально.
        - Что-нибудь хочешь? Поесть хочешь? Ты так похудел…
        - Были бы кости…  - Он быстро устал. Но ничего, это скоро пройдет.  - Апельсин… хочу.
        - Ой!  - шепотом сказала Лена, чтобы не испугать парня.  - Я же принесла и внизу оставила. Сейчас…
        - Нет, не уходи…
        У него получилось взять ее за запястье, хотя рука была еще слабой, но это была мужская рука, можно сказать, волевая.
        - Да я скоро, туда и обратно,  - успокоила его Лена.  - А ты полежи и… подумай, что принести - книжки, ноутбук или что другое.
        Он разжал пальцы, отпуская. Лена добежала до двери и уже открыла ее, как вдруг захлопнула и вернулась, снова склонившись над ним.
        - Послушай… как тебя зовут?
        - Серега. Сергей. А тебя?
        - Лена. Жди и думай, я быстро.
        Она попала в западню благодаря родителям. Не всегда они были запойными пьяницами и попрошайками, зацикленными на своем эгоизме выпивох, Лена помнила другие времена. Давным-давно мама с папой были не номинальными, а любящими, талантливыми, веселыми. Любовь и взаимоуважение - понятия, весьма размытые для многих людей, а для некоторых это идиллический гарнитур из классической литературы, уводящий идиотов от действительности, отчего рождаются большие и маленькие драмы. Но когда эти два понятия есть, все вокруг их видят, чувствуют и, конечно же, завидуют. Жила семья Лены с переменным успехом: то есть деньги, то их нет, то стол ломится от яств, то на завтрак, обед и ужин каша в различных вариантах. Отсутствие денег не мешало делать из каждого нового дня маленький праздник, а трудности - они были временными, быстро проходили, когда удавалось продать работы. Лена думала: «Так будет и у меня».
        Отец художник, кстати, неплохой, писал природу. О, как ждала Лена выездов на натуру! С утра забрасывали в старую пятерку рюкзаки и корзины с едой, термосы с чаем, пледы и большие зонты. Потом ехали за город, или к морю, или в горы. Часто к ним присоединялись друзья, компания становилась большой и шумной, но никогда не была агрессивной. И споры, споры… Лена слушала споры об искусстве и политике, песни под гитару, узнавая что-то новое, и думала: «Так и я буду жить».
        Мама скульптор, ее конек - малые формы. Она лепила из глины забавных человечков с большими головами и ушами, коротенькими ручками-ножками, трогательно грустных и очень добрых. Собственно, это была одна и та же пара человечков - он и она, а также все то, что происходит между людьми: любовь, ревность, обида, счастье. Но главным достоинством мамы была ее красота. Миллион раз Лена видела, как ею любовались совершенно посторонние люди, а отец любил мать, словно благородный рыцарь в романах Вальтера Скотта. Они практически не ссорились, заботились друг о друге. Лена, обожавшая родителей до бесконечности, думала: «Меня будут любить так же».
        Художник живет за счет картин, а работы покупали крайне редко, не всем нужны дивные пейзажи и глиняные фигурки, вызывающие улыбку, даже если в душе застряла грусть. Родители решили подыскать дело пусть с небольшим, но постоянным доходом, а искусство… для искусства отвели свободное время. Так они занялись бизнесом, чтобы деньги, которые еще не проели, сохранить и приумножить. Денег не хватило, родители набрали кредитов, запустили бизнес, ведь на их глазах многие улучшили материальное положение, почему же им не удастся? Они, трудолюбивые и сообразительные, удачливые и далеко не глупые, не сомневались в успехе, взялись за дело с энтузиазмом. Вероятно, у каждого человека есть своя дорога, определяется она не им, а кем-то свыше. Если же он сворачивает с предназначенного только для него пути, то тот, который над ним (возможно, сам ангел-хранитель), бросает его, дескать, трепыхайся сам.
        Мама с папой прогорели вчистую. Родители не просто потеряли бизнес, им пришлось продавать все, что имело мало-мальскую цену, включая квартиру и две мастерские, чтобы вернуть банку заем. Наступили по-настоящему лихие времена, когда в прямом смысле голодали. Лена видела растерянные, потухшие глаза родителей, лихорадочные подсчеты - сколько еще осталось долгов, отчаяние и думала: «Не хочу так! Не хочу… не хочу…»
        Семья перекочевала в полуподвальное помещение, которое отец купил, еще будучи в силе, но не успел отремонтировать. Там не имелось ни канализации, ни водопровода, другие удобства - во дворе. Слава богу, электричество было, имелась газовая плита. Воду носили в ведрах, набирали из колонки, которая стояла на другой стороне улицы. Носили всем семейством, заполняя украденные на стройке баки, цистерны, ведра. Купались в корыте, но еще не унывали.
        Уныние ядовитой гадюкой вползло в их дом, когда близкие друзья, которым мать с отцом помогали, кормили, согревали своим теплом, защищали и полагали, что могут рассчитывать на них… друзья пропали. Нет, они не предавали, не злословили, не строили козни. Они просто отстранились, растворились в пространстве. Им стало некогда, в лучшем случае они бросали дежурную фразу: «Ну как дела?» и никогда не слушали ответов. В худшем пробегали мимо, делая вид, что не узнали. Нельзя сказать, что это исключительный случай, литература кишит подобными эпизодами, когда близкий друг… Лена делала свои выводы: «У меня никогда не будет друзей».
        Уныние отравило их дружный и веселый дом, но мама с папой остались верны себе: они дружно стали попивать. Под бокальчик вина (затем водочки, самогона) вспоминали прошлые успехи, обсуждали дела в стране, строили планы. Да, планы! Только проблема была с осуществлением глобальных конструкций, ибо наутро они забывались. Дозы увеличивались, появились новые друзья - собутыльники. И уже не слушала Лена споров об искусстве и песен под гитару, все меньше ей хотелось идти домой. И тут появился Паша…
        - А вот и я,  - заходя в палату, сказала Лена.
        Апельсины, яблоки, мед, ряженка… Она как чувствовала, что все это понадобится, или очень хотела, чтобы понадобилось, вот и случилось чудо. Лена села на стул и принялась быстро счищать с апельсина оранжевую корку с белоснежной прослойкой, по рукам тек сок, она слизывала его, сосредоточившись на своем занятии и…
        Паша появился случайно. Он купил у отца картину, захотел посмотреть его работы, пришел в подвал и увидел Лену. Нет, сначала ничего не предлагал, просто иногда заходил и покупал картину, деньги, конечно, благополучно испарялись вместе с алкогольными парами. Лена училась в медицинском колледже, страдала от постоянных пьянок и жуткой брезгливости, а уйти было некуда. Однажды собутыльник родителей начал приставать к ней, у него не хватило бы сил справиться - куда там, но Лена вылетела из подвала, как пробка, она была в ярости. Столкнулась с Пашей. Он, естественно, заметил ее состояние и заставил признаться, в чем дело. Приставалу выкинул из подвала, а вот после предложил… жить с ним. Да, так и сказал: жить с ним. Как прагматичный человек Павел обрисовал выгоды, которые она получит: это квартира с ванной и душем, одежда, еда, деньги на мелкие расходы - нормальный бартер. Лена не сразу согласилась, само предложение «жить с ним» покоробило, не могла она перейти и моральный барьер, сначала же должна быть любовь, потом - все остальное. Однако жизнь заставила отодвинуть принципы, но она, что называется, на
берегу определила границы их отношений:
        - Я никогда вас не полюблю, никогда. Если вас это устроит…
        - Устроит,  - сказал Паша.
        Лена ни разу не обманула его за три с половиной года, не требовала нарядов, тем более побрякушек. Она смирилась со своим положением содержанки, пока не встретила Сергея. Правда, виделись они всего два раза. Первый день Сергей ходил за ней по пятам, на второй заговорил, назвав русалкой. Шли они шли, болтая ни о чем и забыв даже познакомиться, пришли в парк, где кроны закрывали звездное небо, а луна улыбалась из-за облаков.
        Но тут, как в страшной сказке, внезапно нагрянул злой персонаж - Паша. Да не один, с двумя орками - то ли кто-то доложил (доброжелатели всегда найдутся), то ли случайно набрел на них, Лена не уточняла. Она даже не представляла, что человек может ревновать с первобытной дикостью, мол, мое, как посмел! Он был пьян, поэтому и выстрелил в Сергея, а два орка затолкали Лену в машину. По дороге Паша вырубился, так появилась возможность отправить сообщения знакомой из «Скорой», Лена умоляла найти в парке парня (назвала ориентиры), который, может быть, еще жив. Дома, когда Паша, развалившись на диване, дрых, пришло сообщение: парня нашли, он жив, но очень плох, на операцию вызван главный. К утру Лена отрезала волосы, от которых был без ума Паша, надеясь, что он выгонит ее за все вместе. А Павел не выгнал, мало того, простил почти измену. Донести на него - не в ее правилах, а пистолет не зарегистрирован, поэтому он не понес наказания. К тому же Лена считала себя в некоторой степени виноватой, ей следовало быть осторожней, например, сначала расстаться с Павлом. В то же время пришло понимание, что просто так
он не отпустит ее, это удручало и заставляло искать выход из создавшегося положения.
        - Открывай рот…  - Лена поднесла к губам Сергея дольку апельсина, он оказался послушным пациентом не в пример другим.  - Молодец. Сейчас пару долек съешь… ну, ладно, три, а через час еще… я оставлю на тарелке.
        - Ты уйдешь?
        - Я же дежурю. Всю ночь. Обещаю: буду заглядывать к тебе часто-часто, но ты не жди, спи. Завтра принесу соковыжималку, живой сок тебе необходим…
        Странное дело, Лена дала бы голову на отсечение, но Сергея знала давным-давно, может быть, не в этой жизни, но в прошлой - точно. Из той жизни перешло в эту волшебное чувство, объединяющее их двоих, и это здорово.

* * *
        Ночь… Хорошее время для работы, удобное, никто ведь не отвлекает, и продуктивное. Фисенко с Граниным проторчали у компьютера много часов, иногда рационально делали перерыв, чтобы потом смотреть в монитор посвежевшим глазом. Следовало определить на снимках место, где было пятно и кто там стоял. Сложность в чем: пятно ведь появилось после убийства Сони, Ника утверждает, что в зал она не заходила, стало быть, не снимала. День и вечер провели в поисках людей, находившихся с той стороны стола, где потом появилось пятно.
        Обычно и на фуршетах люди мало слоняются по залу, несмотря на удобство подобного ужина, когда с тарелкой в руках гуляй - не хочу. Только Ника, к сожалению, не увлекалась общими планами! А стол-то круглый. Игорь, конечно, мог предоставить точные координаты: мол, пятно зафиксировано напротив выхода чуть левее и ближе к стене с фотографиями Сони. И где это - левее? Нет общего плана - нет точного места - нет и тех, кто стоял в районе кровавого пятна. Ориентиром служило все: кусочек стены, часть люстры, блюда на столе. Вне всякого сомнения, это очень ненадежный способ поиска убийцы, да что же делать! Хотя бы круг подозреваемых наметить. Других зацепок вообще не имеется, а неиспользованный нож лежит в кармане монстра, ждет своего часа.
        - Ну что она за человек,  - посетовал Игорь.  - Сделала три общих кадра в начале вечера, остальное… один крупняк.
        - Ника и на свадьбы ходит не толпы снимать, а красоту, как она выразилась. То есть жениха с невестой и тех, кто ей понравится. За это она получает гонорар. Свадебную толпу снимает другой фотограф, подешевле. Здесь тоже своего рода свадьба… Смотри, на этом снимке, как у тебя: зонтик от коктейля зеленого цвета на тарелке, повернут к нам макушкой…
        - Ну-ка, ну-ка…
        Игорь вывел на монитор две фотографии, увеличил на обеих нужные фрагменты и удовлетворенно прищелкнул пальцами:
        - Иван Николаевич! Поистине вы сыщик от бога - заметить такую мелочь. Да, это то место, на моем снимке и пятно заметно на скатерти, и зонтик, только чуток развернут, потому что ракурс другой… Теперь у нас есть точный ориентир. Будем отбирать фото, где стоят гости рядом с зонтиком на тарелке или… кто держит стаканы с зонтиком.
        - Зеленым,  - уточнил Гранин.
        - Да, зеленым…  - На мониторе снова замелькали кадры.  - Есть. Вот и девушка с коктейлем и зелененьким зонтиком…
        - Тамара. Тоже, в общем, потерпевшая, если не разыграла нас.
        - Больно натурально она… э… страдала. Берем на заметку кадры, где Тамара с другими лицами сей драмы.
        Начался поиск, сравнения, изучение деталей. Гранин устал от обилия фотографий, которые рассортировали по папкам, но, казалось, кадры размножались сами по себе, меньше их не стало. Время от времени он названивал в отделение полиции и, решив сделать очередной перерыв, вышел на балкон (работали в его холостяцкой квартире), позвонил:
        - Как там девушки?
        - Да нормально,  - послышался сонный голос из дежурной части на другом конце города.  - Спят.
        - Вы присматривайте за своими шалавами, чтобы не обидели.
        - Пф… дак проверяем. Мирно там.
        - Смотрите, если пожалуются, я вас…
        - Не-не, все пучком будет.
        Гранин вернулся на место, закинул руки за голову - так вроде сидеть удобней. А на мониторе фото мелькают, мелькают… Игорь зевнул. Вероятно, чтобы не тянуло в сон, он и поинтересовался:
        - Девчонки в обезьяннике?
        - Там, там.
        - Жестоко, Иван Николаевич.
        - В воспитательных целях туда их законопатили, посидят, полюбуются на контингент, авось разговорятся.
        - Не гуманные у вас методы.
        - Игорь, есть еще один нож, а это чья-то жизнь. Что может быть гуманнее - спасти человеческую жизнь? Для этой цели все средства хороши, не так ли? Девочки явно что-то знают, но ты смотри, какие партизанки!
        - А парень?
        - Ну, парень большой и сильный, посему сразу в изолятор определен, с ним мы по-взрослому. Вараксина упустил Андрей, это плохо.
        Да, не получилось заарканить сразу всех. Дереза с группой ринулся в дом Ники, задержал Калинина с Кариной, затем ждал в квартире хозяйку. Клялся, что Вараксин должен был находиться вместе с друзьями, так как пришел с ними из супермаркета. Куда делся - неизвестно. Квартиру обыскали - по нулям, испарился.
        - Представь, Ника фото Вараксина не дает,  - пожаловался Гранин Фисенко.
        - Да что вы! Думает, мы другим способом не добудем?
        - Что у них у всех за отношения? Нам бы собрать всю эту странную гоп-компанию…  - Гранин тут же забыл про ребят, потому что Фисенко заиграл бровями, лукаво заулыбался.  - Что? Нашел?
        - Как будто… Смотрите: вот Тамара, она держит стакан с зонтиком, а эта девушка…
        - Ася. А между ними менеджер Эдуард. Стой, стой… А за спиной Аси кто?
        - Есть еще один снимок этой же компашки… Вот он.
        - Это Эва…  - узнал Гранин.  - Дурацкое имя, не находишь? Эва-Эвелина. Зачем так называть ребенка? Странноватая и какая-то… заморенная девочка.
        - Так они ж модели, не жрут ничего. Сначала голод, потом анорексия, потом больница и кладбище - такова стоимость карьеры. И вот, смотрите…
        К утру найдено было несколько ценных снимков. Рядом с Тамарой (или с зонтиком на столе) отметились почти все девушки из съемочной группы: Ася, Эва, Лена, Наташа. И Эд, разумеется. Снимков с Анжелой и Викторией в этом месте не нашлось, но это не значит, что девушки не подходили на тот край стола.
        - Итак,  - сказал Гранин.  - Убийца был в кафе, после убийства зашел в зал и оставил след на скатерти. Значит, брызги крови попали на одежду…
        - Ненавижу маленькие черные платья,  - скривился Игорь.  - А у нас народ предпочитает черноту из-за практичности. Или красно-бордовые. Красный цвет тоже не люблю. За редким исключением, народ в кафе был одет в эти два цвета, точно инкубатор. Но как выделяется Анжела в цветном платье нежных персиковых оттенков, на нее смотреть радостней.
        - Да, с раскраской нам не повезло,  - вздохнул Гранин.  - Итак, Вараксина здесь не было…
        - Он мог спокойно войти в кафе и даже зайти в зал…
        - Не мог. Дереза глаз не спускал с кафе. Вараксин с Калининым и Кариной подъехали после убийства, их сняли на видео. Итог таков: Вараксина можно исключить из подозреваемых. Убийство Сони совершил человек, который убил девушку в парке и Джагупова ножами из одной подставки. Напрашивается, вывод, что и Юлю столкнул с крыши он же.
        - Да, согласен, это одних рук дело.
        - Слушай, Игорь, неужели на ноже и половинки пальчика нет, а?
        - Нет, нет,  - заверил Игорь.  - Тесак изучен лично мною вдоль и поперек, убийца в перчатках работал. Иван Николаевич, надо быть совсем тупым, безнадежным Дауном, чтобы не надеть перчатки, совершая тяжкое преступление.
        Гранин налил в чашку остывшего чая, хлебнул пару глотков. Голова не освежилась, она утомилась и жаждала отключиться на мягкой подушке. Да, пора бы и поспать, а Ивана Николаевича мучил наиважнейший вопрос:
        - Мотив неясен. А мотив есть. Соня, Юля и даже Джагупов как бы из одной серии: девушки - модели, он - меценат и любитель моды. Правда, нет никаких подтверждений, что он спонсировал чего-то там в мире моды. Что еще? Даже Ника с украденным винчестером вписывается в ту же серию. А Дина каким боком сюда влезла? Она выпадает по всем статьям.
        - Иван Николаевич…  - протянул Игорь просительной интонацией, указывая пальцем на часы, Гранин понял, поднялся, выпроваживая его:
        - Все, все! Проваливай. Мы хорошо потрудились.
        Проводив Игоря, он снова вышел на балкон вдохнуть перед коротким сном свежего воздуха. Звезды погасли, небо на глазах бледнело, на его фоне вырисовывались очертания зданий, шпили, антенны. Город еще спал…

20
        Обезьянник - это далеко не отель, речи не могло идти о том, чтобы выспаться. Где? На этих грязных полатях, то бишь скамейках? А народ! Девушки думали, что такое только в кино показывают для юмора или для устрашения. Одна баба неопределенного возраста - синяя слива, но не бомжиха,  - попала за скандал: продавщицу побила. В камере она то бубнила ругательства без остановки, то плакала, жалуясь на что-то (с дикцией у нее проблема, шепелявила). Остальные проститутки как на подбор от семнадцати до сорока, шесть особей, которым ночь в обезьяннике все равно что отгул.
        Ника с Кариной жались друг к другу и придремывали, если же не дремали, перешептывались. Воспитательный маневр Гранина подействовал, девушки решали, рассказывать следователю все, что им известно, или заклеить рты пластырем, выражаясь фигурально.
        - Мы не будем подлыми предателями?  - беспокоилась Ника.
        - Глеба они не взяли,  - уверяла Карина.  - Ты сама просила купить женщине с верхнего этажа… как ее?
        - Лидия Даниловна, Лидан.
        - Просила купить хозяйственные перчатки, бумажные полотенца и крахмал. Мы со Славкой в квартиру зашли, а Глеб - наверх, он вызвался отнести покупки Лидан. А тут этот… с лошадиной мордой, Фернандель чертов, Славка его Конем называет - лошадку обижая. Глеб наверняка слышал, как нас забирали, и притаился наверху. Не сомневайся, Ника. Иначе Конь посадил Глеба к нам в машину, если бы поймал.
        - Ну хорошо…  - постепенно сдавалась Ника.  - Расскажем ацтеку. Только это ради Славки. Хороший он парень, тебе повезло.
        - Ты не знаешь Глеба, он вообще уникум,  - встала на защиту несчастного Карина.  - Добрый, умный, терпеливый и… солнечный. Просто ему немножко не повезло. Знаешь, сколько нужно было терпения и такта, чтобы научить меня всему? Ооо… Я ничего не умела, а работать хотелось, тем более с животными. Глеб со Славкой настоящие, поверь. Ника, а почему ты одна? Симпатичная, талантливая и одна. Почему?
        - Ай,  - отмахнулась та.  - Была история… Брр!
        - Расскажи, расскажи! Время сократим. И тебе легче будет, моя бабушка-армянка говорила, что нужно освобождать себя от плохого воспоминания.
        - Да, в сущности, рассказывать нечего, сплошная банальщина. Мне было семнадцать, а ему тридцать. Любовь-страсть бешеные, у меня крышу снесло. Он готовился к нашей женитьбе, хотел квартиру, машину, чтобы ввести меня в дом, где есть все.
        Ника замолчала, начав хохотать, но тихо-тихо, почти бесшумно. Не ожидая подобного поворота и не зная, чем его объяснить, Карина отстранилась от нее, с беспокойством рассматривая нежданную подругу в полутьме. Но Ника, все еще хохоча, похлопала ее по тыльной стороне ладони, дав знак, что с ней полный порядок. И только устав от смеха, рассказала вторую часть лав стори:
        - Денег ему всегда не хватало чуть-чуть. То инфляция скушала, то появились новые модели мебельных гарнитуров, то захотелось ему дом на лужайке, чтобы нашим детям было где попрыгать. А я ходила с длинной лапшой на ушах счастливая, как дура. Однажды вечером возвращаюсь из колледжа, встречают меня трое, затащили за гаражи…
        - Изнасиловали?!
        - Нет, к счастью. Избили. Так я узнала, что мой ненаглядный женат, у него есть ребенок, жена ждет второго. Это был брат жены и его друзья, ну, точь-в-точь как братец Дины налетел на вас. Удивительно, сценарии не меняются. Да, а я тоже была на третьем месяце, разумеется, после побоев попала в больницу. Мой отец двинул в прокуратуру с заявлением, ведь меня обманул взрослый мужчина, склонил к половой связи, плюс избиение и в результате потеря ребенка, короче, им всем грозили реальные сроки. Потом дело замяли.
        - Они купили суд?
        - Ме-а,  - хохотнула Ника.  - Меня купили. Мне предложили деньги, чтобы мы с отцом забрали заявление. Много предложили. Папа упрямился, а я рассудила, что компенсация мне не помешает. Ну, осталась бы я с гордостью, и что? Достоинство отнять нельзя, его нужно иметь, а деньги - это шанс начать жизнь заново. Я бросила свой колледж, приехала сюда. Училась на дизайнера, увлеклась фотографией. Потом папа умер, я продала дом, поехала в Италию учиться. Моей истории можно присвоить порядковый номер миллион сто тысяча первый, она ничем не отличается от других таких же… Кроме учебы в Италии у известного фотографа. А так - банальщина, потому что люди обожают наступать на грабли.
        Растрогавшись, Карина ее обняла:
        - Бедная. Мне повезло больше: в семье любили, сейчас Славка любит… Я счастливая, даже неудобно.
        - Фу, дурочка! Живи и радуйся.
        На следующий день радость несколько померкла. Девушек привезли на допрос (с ума сойти - как преступниц) в середине дня, усадили возле кабинета на стулья. Их охраняли два неразговорчивых молодчика из полиции. Или стерегли, чтобы не сбежали, но разве отсюда сбежишь? Девушки обреченно ждали своей участи. Не знали они, что у Гранина находился Слава, следователь пытался его разговорить, да куда там!
        - Слушай, что вы за люди?  - в конце концов, возмутился Иван Николаевич.  - Неужели ты хочешь, чтобы твой друг прятался всю жизнь?
        - Он не будет прятаться,  - презрительно фыркнул Слава.  - Найдет убийцу Дины и заживет счастливой жизнью, как прежде. По какому праву меня и мою невесту арестовали?
        - Задержали. За укрывательство подозреваемого.
        - Подозреваемого?! Ха! Совести у вас нет. Велите привезти мои вещи, в портмоне лежит записка, Глеб написал ее. Я специально разворачивал ее по десять раз на дню, чтобы она состарилась, а вы не кричали, будто написана она вчера.
        Усмехнувшись, Гранин начал читать с листа, лежавшего у него на стиле:
        - «Я, Глеб Вараксин, заявляю, что в ночь с 17 на 18 августа была убита моя девушка, с которой мы занимались любовью в парке…» И дальше краткое описание, как это произошло.
        Слава, презрительно опустив уголки губ вниз, смело и надменно бросил следователю:
        - Шмонали мои вещи? Хм!
        - А как же. Послушай, пока вы искали убийцу, он замочил еще трех человек. Из них две юные девушки-красавицы и один мужчина.
        - Что вам надо?  - подался к нему корпусом Слава, при этом говорил с вызовом.  - Что вы хотите от меня? Комплекс вины повесить? Так это вами не найден убийца, а мы - дилетанты, пытаемся защититься от неправомочных обвинений. Или вы добиваетесь своей болтовней, чтобы я назвал место, где Глеб может прятаться? Везите лучше меня в свой изолятор. Живут же там люди, и я как-нибудь…
        - Знаешь, я уважаю твою позицию, правда. Глебу можно позавидовать - у него есть верный друг, но сейчас не он нам нужен, а все, что вам известно. И потом, самое главное: убийца опасен для вас. Это хоть доходит?
        - А почему вы думаете, что мы что-то знаем?  - пыхнул Слава.
        Он, конечно, нервничал. Провести ночь в изоляторе временного содержания, потом проделать путь в ментовозке в прокуратуру и, наконец, испытать на себе, что такое допрос, да еще когда тебе приписывают укрывательство… жуткое положение. Отсюда и ершистость, своего рода защита.
        - Объясняю,  - сказал Гранин.  - Вы странным образом собрались вместе, я имею в виду Нику и вашу дружную компанию ветеринаров. Мне известно, что Ника снимала в парке Вараксина с Диной, значит, не случайно вы встретились, вы что-то явно замышляете. Вячеслав, выкладывай, что знаешь.
        - Я доктор…
        - Ветеринар,  - уточнил Гранин.
        - Неважно. Звери бывают лучше людей. Так вот, я доктор, и принцип у нас один: не навреди. Короче, мне надо подумать.
        Слава решил проконсультироваться у таких же задержанных. Они все законы знают, опыт у них обалденный, подскажут, как действовать,  - мир не без добрых людей. А Гранин, безнадежно махнув рукой, велел увести упрямца, но привести Нику Стригунову.

* * *
        - Анжела!.. Стой!.. Анже-ла!..
        Она обернулась на зов. По длинному коридору к ней летела координатор с перепуганной рожицей, словно за ней гнался тираннозавр и клацал клыками прямо над головой. Женщина она упитанная и большая, к тому же немолодая, стометровка далась ей нелегко, поэтому, затормозив, она сначала отдышалась, обмахиваясь тетрадью, через минуту отбарабанила:
        - Не уходи, ты нужна. Надо взять интервью…о, боже, я когда-нибудь инфаркт заработаю… у двух бизнесменов… или инсульт получу… господ удачи.
        - Ничего не поняла.
        - Катерина заболела, аппендицит. Придется тебе, это всего пятнадцать минут. Дорогая! Спаси. Хочешь, на колени стану? Только учти, после колен я могу и не подняться.
        - Не надо на колени,  - замахала руками Анжела.  - Но я не могу вот так с ходу… я же новичок. Мне дают вопросы, я готовлюсь к передаче пару дней…
        - Придется с листа, девочка моя. Все когда-то начинают, и чем раньше, тем лучше. Ну, пойдем, пойдем, ты же у нас умница… красавица… Не бойся, это запись, ерунда, всего пятнадцать минут. Сразу два бизнесмена, учти! Перспективные, какое-то новое направление…
        - Бизнес?!  - шарахнулась от нее Анжела.  - Опять?
        - Чшш, девочка моя.  - Координатора ничем не прошибешь.  - Может, это твоя судьба, кто-нибудь из них выберет тебя и… фата-свадьба-любовь! Молчи, никакие возражения не принимаются. Шеф говорит, когда ты в кадре, народу все равно, про что там речь идет, он на тебя смотрит. Постарайся, лапуля, без ошибок, времени на перезапись не будет, но лажу вырежем, я гарантирую. Анжела, гример ждет. Чмоки-чмоки!
        И тем же макаром стометровку как дала назад… лошадь обогнала бы.
        Анжеле пришлось изменить маршрут на сто восемьдесят градусов, впрочем, работать она готова без сна и отдыха, но без подготовки… страшновато.
        Гример подправляла макияж, в то же время Анжела умудрялась читать вопросы. Хороша ерунда: пятнадцать минут на одну съемку! Как прямой эфир! Тут выговорить бы специфические обороты. Она повторяла сложные фразы шепотом, старательно артикулируя, чтобы не пропало ни одной буквы, вдруг в комнату вошли двое. Анжела подняла глаза - это был мужчина с трубкой, которого впервые она увидела в кафе несчастной Сонечки, а второй… Бедняжку потянуло закричать: «О, нет! Не хочу-у-у!» Вовремя налетела парикмахер, забегала вокруг, распыляя лак и орудуя расческой, таким образом отвлекла.
        - Это наша ведущая Анжела,  - защебетала координатор приторно-сладким голоском. Анжела, само собой, поздоровалась (с закрытыми глазами - ее как раз заливали лаком для волос, что спасло от дурацкого волнения).  - Вас сейчас попудрят, причешут…
        - Это обязательно - пудриться?  - заворчал Митя.
        - Обязательно,  - категорично заявила координатор и не пожалела красок, чтобы напугать: - Иначе в кадре будете бликовать или, того хуже - станете похожи на покойника, поверьте! Анжела, солнышко, ты готова? Пойдем, запишем вступление.
        После короткой записи нескольких фраз, ознакомляющих телезрителей, о чем пойдет речь в передаче, Анжеле некогда было рефлексировать на Митю, она уткнулась в текст. И даже не обратила внимания, когда расселись герои передачи, суеты без того много - операторы измеряли свет возле тех, кто попадет в кадр, парикмахер подправляла прическу, помощники принесли стаканы с водой, а режиссер давал указания операторам:
        - Ребята, крупный план Анжелы дайте…
        - У нас в гостях,  - начала она, глядя в камеру,  - успешные предприниматели, бизнес которых строится на новых технологиях, Герман Клир и Дмитрий Оверьянов. Сегодня они расскажут о новых технологиях и что в них особенного, но это будет чуть позже, а пока мне хочется спросить Германа Антоновича: «Новшества, это всегда большой риск, верно?»
        - Разумеется,  - довольно живо подхватил Клир, игриво сверкая глазками, ему понравилась Анжела.  - Риск даже не пятьдесят на пятьдесят, а процентов двадцать на восемьдесят.
        - То есть вы можете потерять все, что вложили, и готовы к этому?
        - Никто не хочет терять, но за новыми технологиями будущее, поэтому потери, даже крупные, относительны: сегодня убыток, а через год будет колоссальная прибыль.
        - Важно угадать направление, я правильно понимаю?  - подхватила Анжела.
        - Совершенно верно.
        - Стоп!  - раздался в микрофон голос режиссера.  - Анжела, ты молодчина! (Оператор тоже показал знак ОК, она улыбнулась). Давай в том же духе, будто беседа проходит дома в гостиной, не следуй точно по тексту, его писала Катя, сделай те же вопросы своими. Господа предприниматели, расслабьтесь, держитесь естественней, улыбайтесь, если умеете. (Митя не умеет.) Внимание в студии: начинаем запись…
        Она не предполагала, что любимое дело способно полностью переформатировать состояние, а перед записью думала, упадет в обморок из-за Мити. Как-то так случилось, что он отошел на второй план, на первом появился просто человек, с помощью которого она разъясняет телезрителям, какие сюрпризы готовит им наука в будущем. Впрочем, это уже следствие науки, речь шла о результате, который будет впереди. Анжела задавала Мите вопросы, слушала внимательно, словно он посторонний, реагировала на шутки Клира. После записи вообще забыла о своем Мите, ведь, что ни говори, а волновалась неимоверно, на запись потому и отвели мало времени, что следом должна пойти передача в прямом эфире. Наступила фаза, когда сбрасывается напряжение, словно шар сдулся.
        Ей предложили чай, Анжела не отказалась, заодно выслушала пару советов от пожилого оператора, его знания ценнее золота. И вот, удовлетворенная и счастливая, идя к выходу, она вдруг вспомнила о Мите, увидев его во дворе телестудии. Стоял, заложив руки в карманы брюк, мрачный, словно небо осенью. Анжела замедлила шаг, так как поняла: ждет Митя ее. Даже не задалась вопросом: зачем? Она решила пройти мимо, но он остановил ее:
        - Анжела, подожди.
        О, как вовремя раздался спасительный крик рекламного менеджера:
        - Анжелика!.. Стой!..
        Подбежав, менеджер не извинилась перед Митей, что вторглась в их разговор, а сразу протянула папку Анжеле:
        - Держи, это сценарий, прочти и выучи к вечеру текст. Съемка в шесть.
        - А что рекламируем?  - поинтересовалась она.
        - Пилюли от суставов.
        - Но мои суставы в порядке, это болезнь возрастная…
        - Анжела!  - воскликнула менеджер с театральным отчаянием.  - Аптекарь хочет только тебя, я не виновата. Мы посадим нашу уборщицу бабу Машу в кадр, ты ей распишешь про ее суставы и… В общем, сценарий читай. Я побежала, встречаемся в шесть вечера в аптеке «Кипрея» на главном кольце… Ой, чуть не забыла! Вовчик тебе конфетку передал - ешь, глюкоза полезна для мозга… э… для запоминания сценария. До вечера.
        Появился отличный повод улизнуть от разговора с Митей, который, судя по его выражению, ничего хорошего не сулил. Анжела повернулась к нему и с ходу:
        - Митя, говори быстрее, у меня времени всего четыре часа на текст и дорогу домой и обратно.
        - Могу тебя подвезти…
        - Не надо.

«Не надо» прозвучало категорично, подобная интонация не была знакома Мите, он удивился и обиделся:
        - Ты как будто не хочешь со мной разговаривать.
        - Не хочу,  - призналась Анжела, полагая, что он жаждет поставить точку на их отношениях, а смелости не хватает.  - Просто не о чем. Но я понимаю, что тебя тревожит, а ты не можешь об этом спросить прямо - ребенок, оставлю ли я его. Да, оставлю. Не беспокойся, к тебе нет никаких претензий, на алименты я подавать не буду, могу написать расписку и заверить ее у нотариуса, чтобы ты не чувствовал себя ущемленным. Извини, Митя, я побежала. Удачи тебе.
        Эх, не видела Анжела, какими круглыми стали его глаза, глядевшие ей вслед! Собственно, зачем ей реакция Мити? С ним все ясно. Она чувствовала себя на высоте, впервые оценив такую тонкую штуку, как самоуважение.

* * *
        - Мне очень жаль, Ника,  - мягко начал Гранин, глядя на фотографа с сочувствием.  - Но и вы поймите: только у вас серьезный мотив.
        - Мотив?  - изумилась она.  - Что за мотив, в каком смысле?
        - Ника, я недаром намекал: вокруг вас трупы, вы всегда оказываетесь первой на месте преступления, снимаете… для выставки за рубежом, не так ли? Вам нужны не тривиальные кадры, а такие, чтобы дух захватило, тогда поездка оправдает себя. Почему вы молчите?
        До нее с трудом доходило: ацтек с ума сошел! Он подозревает в этих ужасных убийствах ее! То есть Ника взяла нож и воткнула в человека? Хотелось вскочить и закричать, мол, как вы смеете… Нет, за такие дела сразу бьют по морде, по наглой следовательской морде! Ника от нахлынувших эмоций задохнулась и тут же сдулась, только представив картины: парк, Дина и Глеб, Юлька, упавшая чуть ли не с неба, Соня… Весь ужас в том, что она на его месте думала бы так же! Ника проглотила возмущение, не стала и доказывать по принципу «не виноватая я», а взяла инициативу в свои руки:
        - Вы же так не думаете.
        - А как именно я не думаю?
        Он как будто кокетничает с ней! И улыбочка, и глаз хитрый, Нике нравился ацтек все меньше и меньше. И если Гранин выбрал тон немножко ироничный, то она свирепый:
        - Вы хитрый и коварный, но вас не назовешь дураком, значит, вы не можете подозревать меня в преступлениях, которых я не совершала. Вы чего-то добиваетесь, лучше скажите прямо - чего?
        Если честно, Гранин восхищался этой девушкой. Мужчины в женщине ценят слабость, а он - силу, так вот, Ника - это сила, само собой, не физическая. Когда ей в глаза смотришь, то понимаешь: она не предаст, не солжет, не украдет. И даже злится в ограничительных рамках, а это уровень. Хорошая девушка, которой давно пора иметь статус замужней и воспитывать сопливых, голопузых детишек.
        - Ладно,  - сдался Иван Николаевич.  - Выкладывайте, почему вас искал Глеб? Он же искал и нашел, как я понимаю. Только не заливайте, что Вараксин хотел вас прикончить…
        - Так ведь хотел…
        - И не прикончил,  - улыбался Гранин.  - Мало того, вы разрешили жить коллективу ветеринарной клиники в полном составе в своей малогабаритной однокомнатной квартире. Почему?
        Черт! Договорились с Кариной рассказать… Но у Ники пропало желание помогать этому типу, не вызывающему симпатий с самого начала, как только она его увидела. Он прочел мысли гениального фотографа, хотя Ника позиционирует себя неприступной и крепкой скалой, от которой не отколоть ни кусочка.
        - Вам не хочется посвящать меня в ваши тайны,  - констатировал Гранин.  - Ника, как минимум, могу обещать еще одно убийство.
        - Как так?  - дернулась она.
        - Я спрашивал вас, знаете ли вы Джагупова. Так вот, его зарезали в ту же ночь, что и Дину в парке, только позже. Зарезали его же кухонным ножом. Но и Дину зарезали ножом с его кухни. Убийца забрал еще два ножа, один мы нашили в теле Сони. А вот Юлю кто-то предпочел сбросить с верхнего этажа высотки. Так что остался еще один нож, вы можете помочь нейтрализовать его.
        - Джагупов…  - задумалась Ника, забыв, что минуту назад просто ненавидела ацтека.  - Джагупов…
        - О нем много известно, но о благородной деятельности мецената Джагупов нигде не оставил хвостов. Нигде не значится спонсором, кроме сплетен, поразительная скромность.
        - Джагупов, блин…  - припоминала Ника.  - Я, конечно, слышала эту фамилию, но в связи с чем? Мне неинтересны денежные мешки, которые развлекаются с юными дурами, ползающими по подиуму из последних сил.
        Запищало переговорное устройство на столе, Гранин нажал на кнопку, Ника тоже услышала:
        - Иван Николаевич, тут рвется к вам один… срочно…
        - Передайте, я занят.
        - Он говорит, вы его ждете.
        - И кто он?
        - Как тебя?..  - спросил дежурный явно «рвущегося» на аудиенцию.  - Его зовут Вараксин Глеб Арсеньевич.
        Ника схватилась за голову обеими руками, а выдержанный Гранин, похожий на бесстрастного вождя индейцев, аж подскочил:
        - Проводите! Я… да, жду! Сразу в кабинет введите.
        Минута… другая… А потом, как в спектакле: дверь распахивается, в кабинет врывается ходульный герой, смелый и неправдоподобно положительный, идет прямо к столу следователя, останавливается… Ника втянула голову в плечи, казалось, Глеб вытащит сейчас пулемет из кармана и пройдется очередью по следаку. А он сказал сквозь стиснутые зубы:
        - Ну, вот он я. Отпустите Славу, Карину и Нику, они не виноваты, действовали под моим влиянием…
        - Ой, дура-ак…  - произнесла Ника.
        Глеб резко обернулся, но не удивился, хотя поначалу ее не заметил.
        - А, это ты…  - пробросил он и повернулся к Гранину.  - Арестовывайте меня. А их отпустите. Обещаю сознаться, в чем прикажете.
        - М… да…  - Явление такого рода случилось впервые в жизни Гранина, он несколько опешил.  - Я определю вас к вашему другу… э… Калинину. Там хорошая камера… на солнечной стороне…
        - То есть?  - Глеб гневно свел брови к переносице.  - Вы не отпустите?..
        - Отпустим,  - прервал его Гранин и повторил, а то вдруг этот ненормальный не расслышал: - Отпустим. Но в свое время. Лейтенант, уведите,  - обратился он к полицейскому, который вошел с Глебом.
        Ника не сразу в себя пришла, на нее подействовали тишина и пустота, заполнившие кабинет после того, как ушел Глеб. Вараксин какой-то шумный. Осознав, что произошло, как жираф - с опозданием, она подлетела и упала руками на столешницу, отчего Гранин, перевидевший много всего в этом кабинете, подался корпусом назад. Ника не дала ему опомниться:
        - У меня идея. Обещаю узнать про Джагупова все, что вас интересует. Я сделаю это быстрей, чем ваши люди, к тому же не факт, что им удастся узнать больше меня. Вы же не знаете, к кому и как нужно обратиться? По рукам?
        Взвесив «за» и «против», Гранин кивнул:
        - Допустим.
        - Отлично. Что вас интересует? Конкретно?
        - Сплетни. Самые грязные.
        - Хорошо. Отпустите со мной Карину.
        - Не могу. На вас покушались, значит, вы подвергнете опасности и ее жизнь, а здесь…
        - Здесь очень плохо и не место для людей типа Карины. Не верите, посидите сами пару часиков, вам хватит. Ну, приставьте к нам своих орлов, раз боитесь.  - Видя, что он не склонен выполнить ее просьбу, Ника нашла более убедительные аргументы.  - Послушайте, я не хожу на тусовки, только если у меня запланированы съемки. А просто так прийти - никто не поверит, что я без задней мысли заявилась, народ будет настороже, следовательно, рассчитывать на успех нельзя. Но если я приду снимать Карину, на меня особого внимания не обратят и воспримут мое появление как само собой разумеющееся.
        - Ладно,  - сдался он.  - Но сначала вы рассказываете все.
        Победив его, Ника плюхнулась на стул, подарив этому противному человеку многообещающую улыбку и:
        - Согласна.

* * *
        - Ай, мерзавцы! Ай, негодяи!
        Ах, слова… Порой они несут совсем иной смысл, как в данную минуту из уст Гранина, выражавшего таким образом восторг. Он и Фисенко изучали бесценные снимки, предоставленные Никой. Снимки из парка.
        - Интересно, что чувствует женщина, глядя на такого парня, как Вараксин?  - проговорил Игорь, увеличивая тень на заднем плане.
        - Не знаю, я не был женщиной,  - ответил Гранин.
        - Не получится, Иван Николаевич.  - Игорь развернулся в кресле лицом к Гранину, который стоял за его спиной.  - Снимок темный, подозреваемый далеко. Ребята, конечно, попробуют собрать невидимку, но не гарантирую. Главное - зачем? Лица ведь не увидим, Ника вывела голову максимально, надета балаклава, так что… не имеет смысла напрягать ребят, честное слово.
        Гранин не расстроился, на другой результат он и не рассчитывал, но пользу намеревался получить:
        - В таком случае скажи, чтобы постарались установить рост, если возможно, и… и… все особенности этого человека. Поговори с ФСБ, может, у них есть программы.
        - Вряд ли. Слишком далеко и темно.
        - Ты повторяешься. Но каковы негодяи, а? Вычислили, что убийца из окружения Ники! Во дают. И они правы, черт побери. Я беру эту версию за основу. Но! Из этой версии тоже выпадает Дина, она как кобыле рукав!
        Получив от Ники действительно ценную информацию, он только уверился, что идет правильным путем. На данный момент недостающие звенья подсобрались, хотя этого мало. Однако на хвост Эдику Гранин сразу же посадил оперативника и… и пока все. Пока он любовался отпечатанными снимками со злополучного вечера в кафе.

21
        В первый день девочки никуда не пошли, обе принимали душ несколько раз, пытаясь отмыться от тюремного запаха. На следующий день поехали в студию, собрали «гардероб» из склада Ники - всяческие накидки, туники, перья страуса. Дождавшись вечера, девочки подхватили баулы, вызвали стилиста Женю, такси и помчались к Лелику, потому что у него рай для съемок и, конечно, там тусуются ленивые и богатые сливки города.
        - Всем привет!  - небрежно взмахнув рукой, сказала Ника, идя вдоль лазурного бассейна, где прожигатели жизни любили и выпить (да, прямо в воде), и поплавать, и поснимать друг друга или натурщиков. А еще поговорить обо всех и про все, бла-бла-бла - любимое занятие.
        - О!.. Ника!.. Хай, дорогая!
        Она терпеть не могла фальшивые приветствия и такие же фальшивые отношения. Здешний народец знал ее основную черту - отсутствие интеллигентности, Ника в лоб как выдаст, иной раз просто неудобно становится. Зато сливки твердо усвоили: язык у Ники раздвоенный, как у гадюки, ее желательно не трогать. Поэтому никого не удивило, что она не подошла ради приличия ни к одной группе, а сразу солдафонской походкой притопала к зимнему саду, водрузила свои чувалы на свободный столик и давай их разбирать. К ней подкатил Лелик:
        - Кого я вижу? Голуба моя, осчастливить нас решила?
        - Лелик, я тебе девочку дала?  - начала деловой диалог Ника.
        - Божественная девочка, ее тут фоткали все, я специально этот зал освободил.
        - Я рада,  - отчеканила Ника.  - Ты мой должник, верно? А беру я квадратными метрами, хочу поснимать эту Шахерезаду в твоей большой бане, не заплатив за аренду. О’кей?  - И не дождавшись ответа, кинула стилисту: - Женя, готовь модель.
        - Кто ж против!  - заулыбался Лелик.  - А мне можно пощелкать твою Шахерезаду?
        Ника подошла к нему ближе и доверительным шепотом сообщила:
        - Лелик, тебе все можно, но исключительно в рамках приличия. У девушки папа директор трех рынков, если что, он тебе…
        - Понял, понял! Будем, как в консерватории.
        Начала Ника с ленцой, как бы примериваясь, сама же по сторонам стреляла глазами - кто сюда притащился поскучать, по каким закоулкам прячется и чем может быть полезен. Так сложилось, что именно сюда приходит модельная братия, устраивающая конкурсы, приходит оттянуться, поэтому эта часть комплекса названа загадочным словом «вип». Оказалось, Карина обладает ценным качеством - органичностью, справляясь с задачами как профессиональная актриса. И Ника увлеклась, потеряла контроль, начала выжимать из модели все соки, так что Карине пришлось привести ее в чувство:
        - Ты не забыла, зачем мы пришли?
        - Прости, нечаянно вылетело из головы,  - очнулась Ника.
        - Ты с ума сошла? Ребята в тюрьме, а у тебя голова дырявая?! А ну быстро ищи, с кем пообщаться насчет Джагупова! И отстань от меня со своими съемками.
        Нехотя Ника положила на стол фотокамеру и огляделась. Лелик, как и она, плюет на спонсоров «неземных красот», ему бы свой бизнес продвинуть. Кто же способен нагрузить информацией под завязку? Нужен не просто знаток, а жуткая зараза, которую хлебом не корми - дай только позлословить. Не может быть, чтобы здесь не было подобного рода сплетниц, здешняя среда кишит ими…
        В части зимнего сада под банановыми листьями сидели три стареющие обезьяны, которых пластические хирурги по двадцать раз перекроили и перешили. Сидели они вокруг столика в купальниках и парео, потягивали бурду через соломинки и, конечно, скучали. С их бабками только скучать осталось, ибо все они видели, все пробовали. Ника выхватила из баула простенькую фотокамеру и поспешила к обезьянам. Она подкралась к ним незаметно и сделала несколько кадров, дамы услышали щелчки, перевели сонные глаза на Нику под пальмой и оживились, заерзали тощими задницами:
        - Ника!.. Щелкни меня!.. Нет, меня… Но с условием: чтобы я на фото выглядела моложе лет на пятнадцать… Вы не доверяете нашей Нике?..
        Когда это она стала их Никой? Впрочем, всем известно, что у всех фотокамеры разных марок и стоимости, а у Ники - волшебный объектив, и неважно, сколько он стоит. Ника сунула камеру под нос самой противной из этой тройки, самой нефотогеничной, самой страшненькой по имени Лариса Борисовна и угадала.
        - О-ой…  - протянула Лариса Борисовна, сложив от восторга молитвенно ладони с длинными ногтями.  - Я всегда выхожу ужасно, меня надо снимать с определенных точек… А здесь… Ника, ты гений!
        - Я знаю,  - сказала гений, щелкая ее со всех ракурсов.
        Информация к размышлению: Лариска - редкий типаж бабы, которая никогда не откажется позлословить. Она ни о ком еще не отозвалась хорошо за глаза, само собой, главное, она с удовольствием обсуждает знакомых, отсюда следует, что подброшенная тема будет отшлифована ее языком со всех сторон. К подиуму отношения не имела, зато наверняка в курсе подводных камней. Да, Лариска - полезная социальная сеть. Как ее оторвать от остальных? Запросто.
        - Лариса, пойдемте вон в тот угол,  - указала Ника на часть зимнего сада, заросшего лианами.  - Только оденьтесь, я хочу сделать портрет, если, конечно, вы не возражаете.
        - Нет, нет, нет,  - подскочила Лариса Борисовна.  - Мне подкраситься?
        - Ни в коем случае!  - грозно сказала Ника.
        О да, если она снимает, то подчинения требует беспрекословного, даже такая акула юриспруденции, как Лариса, которой палец в рот не клади,  - руку откусит по локоть, не посмела настоять на своем. Вскоре Ника мучила ее на радость Карине, не забывая подбрасывать провокационные фразы.
        - Слышали? Джагупов умер.
        - Не своей смертью. Его зарезали.
        - Да вы что!  - ахнула Ника.  - Станьте ко мне вполуоборот… Ага, так. И кто же его убил?
        - Неизвестно. Тофик безобидный был.
        - Как это - безобидный? Он же богатый как я не знаю кто.
        - Ему повезло, он умудрился стать собственником сразу нескольких предприятий, впоследствии почти все удачно продал, а те, кто купил, разорились, потому что производить товары стало невыгодно. Тофик был умен и умел делать все вовремя.
        Что-то она расхвалила его не по делу, Ника зашла с другого бока:
        - Вы так хорошо его знали?
        - Хм, еще бы! Одно время у нас были очень теплые отношения.
        Ника прекрасно поняла намек, потому подхватила:
        - Да ну! И вы не попытались кинуть на него лассо?
        - Вывернулся.  - Обе расхохотались.  - Скажу тебе, Тофик был настоящим мужиком. Щедрый. В постели - зверь. С ним было интересно.
        - Я слышала, он девочками с подиума увлекался.
        - Знаешь, не суди его строго.  - Наверное, это первый случай, когда Лариска выступила адвокатом не только в суде.  - Возраст берет свое, а мужчине не хочется верить, что он стареет, хочется драйва, молодости, красоты. К тому же девки-модели сами лезли к нему в постель, потому что знали: Тофик за драйв расплатится сполна, ни один другой мужик не даст столько.
        - Хм… Ой, теперь повернитесь ко мне спиной и смотрите на меня… Нет, плечи прямо держите…
        - У меня же остеохондроз…
        - Да ладно, это все ваши придумки. Отлично… Еще потерпите…  - За съемку Ника сообразила, что нужно сказать.  - Я не заметила, чтобы девчонки толкались вокруг него, а я ведь много снимаю моделей.
        - Ты закулисья не знаешь, на банкеты и тусовки не ходишь. А борьба шла не на жизнь, а на смерть. Последнее время две мамаши оттеснили девочек…
        - Что?!  - наигранно ужаснулась Ника.  - И мамаши лезли к нему в постель?
        - Ха-ха-ха… Ника, не смеши. Мамаши своих дочек толкали туда.
        - Еще лучше! Вы не фантазируете?
        - Жаль, ты не видела, как две мамки устроили соревнование за внимание Тофика. Это было посмешище еще то.
        Вот и подошли к главному. Вероятно, Гранину нужны имена двух женщин, Ника не торопилась их узнать, напротив, она отвлекала Лариску-крыску:
        - Две мамки… Неплохо. Две мамки, две мамки… Подбородок приподнимите чуть выше. Угу. Есть… И еще разок… Что вы сказали про двух мамок?
        - Невнимательная ты. Мы тут наблюдали целые спектакли, кто кого переиграет в любви к Тофику.
        - И кто кого переиграл?
        - Да я фамилий не знаю, только имена дочек - Тамара и Ася. А как они ненавидели друг друга… мы угорали. Битва шла весной, а летом я не встречала ни Тофика, ни двух мамаш.
        - Тамара и Ася… Знаю, знаю… Все, спасибо. Хотите взглянуть?
        Лариска пришла в неописуемый восторг, попросила подправить снимки, чтобы убрать лишнее, а лишнее, по правде говоря, все в ней, разумеется, она готова заплатить за работу. Ника сделала знак Карине, мол, на выход, та переоделась в два счета, девушки схватили баулы и выскочили на улицу. Жаль, время позднее, а то отправились бы к Гранину.
        - Вот так убивают двух зайцев,  - вызвав такси, похвастала Ника.  - И сведения выудила, и заработала. Мамаши хитромудрой Тамарки и амебы Аськи подкладывали дочерей в постель Джагупова.
        - Какой ужас,  - вытаращила и без того большие глаза Карина.  - Но при чем здесь убийства?
        - А почему, собственно, убийцей не могла стать мамаша одной из моделек? Таким образом она убирает реальных конкуренток с дороги дочери, а?
        - Дина говорила…
        - А, да!  - огорчилась Ника.  - «Он убьет нас», помню.
        - И вообще, при чем здесь Дина?
        - Ну, знаешь, я задание выполнила, а разбирается пусть вождь краснокожих. Карина, это наше такси…

* * *
        Митя чувствовал себя гнусно. Да, не ожидал от Анжелы залета, в конце концов, должна была сама позаботиться о себе, с современными средствами это несложно. Значит, решил он, она намеренно залетела, чтобы заарканить его, а дураком выглядеть даже в собственных глазах Митя не желал. Ну, никто не любит обманов, мошенничества, а именно так он подумал об Анжеле: смухлевала. И ушел, чтобы дать понять: играем по моим правилам. Ситуация должна была развиваться по такому сценарию: Анжела понимает, что поступила нечестно, избавляется от ребенка (по его мнению, сейчас это тоже процедура безболезненная и безопасная), затем звонит ему, потому любит его, как и он ее, ну и все заканчивается хэппи-эндом. Детей планируют, они не должны появляться случайно и тем более при помощи хитросплетений - вот что следовало усвоить Анжеле из урока Мити. Варианты допускаются, но финал пойдет только в его трактовке. А она не звонила.
        За это время Митя нашел замену. А что! Парень-то он видный и завидный, попробовал переспать… Извинился и ушел, сгорая со стыда. И кожа у девушки оказалась не такая приятная на ощупь, и грудь маловата, и пахла не теми духами, и с культурой проблема… Потом увидел Анжелу на открытии и вдруг понял, что скучает, зато она, судя по всему, поставила на нем жирный крест. Митя оскорбился, разозлился, возмутился… много страстей бушевало в его душе, страсти подогревались нехваткой Анжелы и в бытовом плане. Ну, привык он, чтобы она его будила, готовила ему завтраки и ужины, гладила рубашки. Хотя это не главное, нет. А на телевидении Митя пришел в отчаяние, потому что увидел, что для Анжелы он стал пустым местом, о чем она ему прямо сказала.
        Но ее место никто не занял. Митя испытывал дискомфорт постоянно, все валилось из рук. Он же не хотел ее терять! И что делать? Все-таки Митя бизнесмен, все-таки считать он умеет не одни деньги и просчитал, что ребенок - это единственное его преимущество, раз Анжела оставляет его, ребенок способен гордячку примирить с ним. Надо только тривиально стать на колени.
        Купил он букет роз, красных, и поехал вечером к Анжеле. Ее не было дома. Митя позвонил координатору телевидения, та сообщила, что Анжела проводит то ли игру, то ли аукцион… Но сюда ли она приедет после работы? Есть еще и загородный дом. Митя попросил координатора выяснить, куда поедет Анжела, объяснил, будто у него есть ее вещь, хочет отдать… нес всякую хрень. Через пятнадцать минут перезвонил. Домой поедет, завтра в утренней передаче, когда народ готовится к работе и проглатывает завтрак, глядя в ящик, она ведет рубрику о красоте. Митя положил букет на пол, сел на ступеньку и ждал.
        Прошло четыре часа. Он спускался к окну, курил, выглядывая, не бежит ли Анжела к подъезду… Примерно в одиннадцать увидел: бежит. Он взлетел на площадку, поднял изрядно подвядший букет, встряхнул его и представил себя со стороны. Вид, наверное, дурацкий. Митя спрятал розы за спину.
        Внизу хлопнула входная дверь. Это Анжела вошла в подъезд. Митя повторил примерный текст, который намеревался сказать…
        Резкий вскрик огласил подъезд. Митя глянул вниз, а там чернильная чернота, кто-то выключил свет.
        - Анжела!  - крикнул он.
        Ему никто не ответил. Нет! Хлопнула дверь подъезда. Он услышал стон, такой… протяжный… так стонут от боли. И стонала Анжела.
        Еще не зная, что случилось, а лишь почуяв порами кожи беду, Митя ринулся вниз, что называется, сломя голову. Анжела сидела на корточках, запрокинув голову назад и упираясь спиной в угол из стен.
        - Анжела!  - кинулся к ней Митя, она лишь тихо застонала.
        Включив в мобильнике функцию «фонарь», он поискал выключатель, где-то ведь включается свет на первом этаже. Нашел! Обернулся. Обе руки Анжела прижимала к животу, но на желтом фоне проступало одно большое пятно…
        Митя все понял. Отбросив в сторону букет, он попытался разжать руки Анжелы, ведь не исключено, что нужно срочно остановить кровь. Правда, плохо представлял - как. Удалось слегка разомкнуть руки, от увиденного Митя сглотнул сухой ком и поднес трубку… Нет. Пока «Скорая» приедет, пока Анжелу погрузят, пока доедет… А если Анжелу не довезут?!
        - Терпи, Анжела, терпи!  - А сам забросил сумочку на плечо, достал ключи от машины, затем осторожно поднял девушку и понес на улицу.  - Сейчас мы поедем… Все будет хорошо… Это бог мною руководил, он заставил меня уйти… а то сидел бы я дома и ждал тебя… а теперь вот, я здесь и… все будет хорошо… Тяжеленькая же ты, Анжелка… А, я забыл, вас же двое… Все будет…
        Он нажал на кнопку сигнализации, которая отозвалась писком, теперь дверца… Теперь осторожно нужно усадить Анжелу… пристегнуть… Она никакая! Он похлопал ее по щекам:
        - Анжела! Скажи что-нибудь! Анжела…
        - Ммм…  - это все, что она могла сказать, но и то!
        Митя быстро обошел нос авто, сел на водительское место, пристегнулся. Что-то он хотел сделать перво-наперво… Позвонить! Срочно! Митя отстегнулся, снял с плеча сумочку Анжелы, снова пристегнулся, нашел смартфон, теперь искал… А каждая минута, секунда приближала Анжелу к смерти. Пошел звонок. Митя включил аварийку и утопил педаль газа, автомобиль сорвался с места, набрав с нуля совершенно дикую скорость.
        - Я слушаю…  - послышалось по громкой связи.
        - Лена!  - закричал Митя, ему казалось, за ревом мотора его плохо слышно.  - Лена, ты где?
        - А вы кто?
        - Митя я, Митя. Анжела ранена. В живот. На нее напали в подъезде, я везу ее в больницу. Ты можешь помочь?
        - Да. Я в травматологии… Митя, вези ее в шестую городскую. А я вызову хирурга, он бог! Митя, чем ее ранили?
        - Не знаю… Выстрела не слышал… может…  - Вспомнил, что Соню убили в туалете ножом.  - Может, ножом?
        - Митя, подвези Анжелу к восточному въезду, к восточному! Это с улицы Спартака, там останавливаются только «Скорые», я буду ждать вас.
        - Спасибо.
        Эх, нет сирены или хотя бы проблескового маячка! Митя мчался на скорости, какую мог позволить в городе, конечно, превышая ее и, если не было на светофоре пешеходов, нагло ехал на красный свет.
        - Терпи,  - уговаривал он… скорей всего Анжелу.  - Терпи и не вздумай умереть. Сейчас будет поворот, держись… Господи, почему ты это допустил?
        Больница. Восточный въезд. Лучи фар ударили по Лене, ждавшей с медиками у входа в приемное отделение, она непроизвольно прикрыла рукой глаза. Митя нажал на тормоз.
        Анжелу переложили на каталку и увезли, а Митя добрался на ватных ногах до машины, плюхнулся на сиденье и закурил. Руки дрожали, колени… Как он ехал? Из больницы выскочила Лена, у него не хватило сил подняться и пойти ей навстречу, подошла она.
        - Анжела в операционной. Митя, она в сознании, уже неплохо.
        - Спасибо. Она беременная.
        - Правда?  - обрадовалась льдинка-Ленка.  - Здорово. Ты не волнуйся, Кирилл Давыдович все видит, он…
        - Знаю, бог,  - вяло произнес Митя.

* * *
        Она спустилась за водой. Вода же основной источник питания, ее не хватило, Эва взяла стакан и спустилась босая, бесшумно. Голоса в кухне заставили ее притаиться и послушать, речь велась о ней, это всегда интересно, что о тебе думают на самом деле. Жена отчима говорила резким тоном, но полушепотом:
        - Я бы могла понять, если б это была твоя родная дочь. Но она никто. Чужая. Почему же тогда живет в нашем доме?
        - Да чем тебе мешает Эва?  - сказал отчим спокойным тоном, видимо, его не занимала проблема жены.
        - Всем!  - нервно выкрикнула она и снова перешла на полушепот: - Это невозможно, когда в доме посторонний человек. Она ходит, как тень, появляется внезапно, иногда мне кажется, она ненавидит нас…
        - Не смеши. За что ей нас ненавидеть?
        - За доброту! Люди часто ненавидят тех, кто сделал им добро. Это человеческий парадокс, может быть, достался нам в наследство с древнейших времен. Добро - это проявление силы, а сильных не любят и пытаются их уничтожить.
        - Ну ты хватила…
        - Илья! Я не могу так. Позвони своей бывшей, убеди ее забрать свою дочь, которая должна жить с ней! С ней, а не с нами, чужими людьми. Почему я должна за ней ухаживать, кормить ее, гладить? Почему наш бюджет должен распределяться и на нее?
        - Как-нибудь год потерпим, а там…
        Правду, оказывается, неприятно знать, правда больно колет в сердце, Эва решила больше не подслушивать. Она вернулась в свою комнату без воды, забралась под одеяло и позвонила матери. Анна взяла трубку:
        - Да?.. Эва, почему молчишь?..
        - Мама… ты не могла бы меня забрать?
        - Эва, не надрывай мне сердце, я и так думаю о тебе каждую минуту.
        - Прошу тебя,  - захлюпала носом несговорчивая дочь,  - пожалуйста, мамочка, забери.
        - Тебя там обижают?
        - Нет, но…  - Разве все по телефону расскажешь?
        - Так в чем дело? Эва, всего год, даже меньше. Уже летом ты приедешь ко мне, будем поступать. Я взяла работу на дом, завтра надо сдать. Пока, милая.
        Эва слушала гудки, которые отдавалась в висках, словно там стучали молоточками. Нет, кому рассказать о своем бедственном положении, кто поверит? И чем поможет? Разве ей можно помочь? И что вообще в таких случаях делать? Впрочем, вряд ли есть подобный случай, думалось Эве, но в одном она была твердо уверена: долго так не выдержит. Что-то должно произойти…

* * *
        Новость, что прошлой ночью совершено нападение на очередную модель, которая на данный момент уже не модель, в прошлом она мисс города, а в настоящем - популярная телеведущая, просто скосила следственный состав. Что думает обыватель? Это маньяк убивает красоту. И на примете маньяк имелся - менеджер Эдуард. Право слово, к девушкам он был ближе пуговицы, знал их слабости, к Нике неровно дышал, та его отвергла и тому подобное. Но все эти выкладки не имели ничего общего с действительностью.
        - В период с половины одиннадцатого до пятнадцати минут двенадцатого Эд ехал по Мартыновскому району,  - доложил оперативник, следивший за Эдом.
        - Значит, Эд тоже исключается,  - подытожил Гранин.  - Наша мисс ранена предположительно ножом, однако нож убийца не оставил в теле.
        - Убийца наносит несколько ударов,  - сказал Дереза.  - Анжеле нанес один, ему помешал Дмитрий Оверьянов.
        - Это уже дело пятое, потому неинтересное,  - отмахнулся Гранин, беря со стола звонившую трубку.  - Да?
        Позвонил Фисенко, он пригласил Гранина к себе, мол, есть очень интересные новости, но очень нужно, как говорится, посмотреть. Тот все бросил и помчался к криминалисту, за ним увязался Дереза, несколько минут спустя все уселись перед большим монитором, на котором застыла картинка с неясными очертаниями. Нет, чуда не случилось, личность «наблюдателя», как прозвали его между собой криминалисты, не установлена, но он стал четче виден. Игорь водил авторучкой по монитору, наглядно показывая, на основании чего сделаны те или иные выводы:
        - Мы побывали на месте преступления, осмотрели пятачок, где находился предполагаемый убийца. Вот отметина на дереве, видите? А вот… я веду и упираюсь в макушку человека. По нашим подсчетам вышло, что его рост равен примерно 175-178 сантиметрам. А теперь - та-да-да-дам!  - главный сюрприз. Видите этот выступ?  - Игорь ткнул авторучкой в грудь «наблюдателя».  - Он довольно четкий.
        - А что это?  - озадачился Дереза.
        - А это, господа хорошие, грудь. Женская грудь.
        - Как!  - воскликнул Гранин.  - Но Дина говорила «он»…
        - Она ошиблась,  - прервал его Игорь.  - Не день все же был. Убийца надел балаклаву, он оказался высоким и, судя по всему, спортивного телосложения. Не думаю, что он предложил для начала познакомиться, скорей всего сразу взялся за дело без переговоров, следовательно, Дина не слышала голоса. Сработал стереотип: убивает незнакомых женщин маньяк, стало быть, мужик. Но выступ на теле и в этом ракурсе ничем иным быть не может. Это грудь. Небольшая, но грудь. Вот вам вторая фотография, где грудь тоже видна.
        - Так, так, так…  - разволновался Гранин.  - Значит, женщина. И эта женщина вхожа к Нике, никто не удивился бы, застав ее в студии… Есть у меня две дамы, способные ради дочек растерзать полмира. Андрей, за мной! В кабинете адреса, поедешь по ним и привезешь мамаш, хочу предварительно с ними поговорить по душам.
        - Уже вечер,  - напомнил Андрей Дереза.
        - Ничего, прогуляются перед сном.
        - Постойте, Иван Николаевич,  - подхватился Игорь и протянул ему пару отпечатанных листов.  - Это сведения о девочках, которые постоянно принимали участие в съемках. Надо?
        - Все надо, все пригодится,  - вырвал листы Гранин и, на ходу изучая их, пошел к выходу.
        Но когда он увидел двух мамаш, понял, что к чему.

* * *
        Ольга каждый вечер, как на работу, отправлялась к дому любовницы Павла. Ехала и репетировала вслух, что да как скажет ей, то это был ультимативный тон, дескать, отдай мужа, не твое, то просительно-жалостливый. И каждый раз она не решалась подойти к девчонке, которую следовало бы выпороть ремнем по заднице, чтобы вдолбить: так поступать нельзя, неприличная девушка заводит свою семью. И вот она снова здесь, выучила расписание Лены наизусть, знала, что сегодня заканчивается дежурство поздно, примерно часов в десять она будет идти от остановки. Лена прошла, а Ольга осталась сидеть в машине, отложив разговор до следующего раза.
        - Я маньячкой стала,  - сердилась она на себя.
        И вдруг из подъезда вылетела… да, любовница мужа. За ней человек в брюках, куртке, он наступал на девушку, а Лена отмахивалась от него сумкой.
        - Он что, нападает?  - недоумевала Ольга.
        В темноте не сразу она заметила, что он размахивал рукой. Зачем размахивал? Но Лена отбивалась сумкой и вдруг закричала:
        - Помогите!..
        - Черт!  - выговорила Ольга, открыв бардачок.
        Травматика - вещь крайне полезная, она способна напугать, а то и нейтрализовать бандита, покушающегося на жизнь. Правда, проблем потом не оберешься, но Ольга решительно вышла из машины и побежала к бандиту, нападавшему на девушку.
        - Стой!  - закричала Оля.  - У меня пистолет, я выстрелю.
        Миг - бандит обернулся на голос.
        Миг - и Ольга попятилась, выставив руку с пистолетом, ее напугала черная маска на лице с прорезями для глаз.
        Миг - и бандит дал деру. Однако… Ольга опустила руку, с облегчением выдохнув.
        - Спасибо,  - сказала Лена.
        - Не за что. Что он хотел? Ограбить?
        - Нет, сказал… Кажется… ранил меня… в руку… Болит.
        - Ну-ка, покажи…
        Повернув Лену к свету, Ольга увидела надрез на ветровке чуть выше локтя, немного крови.
        - Ничего страшного,  - успокоила она девушку.  - Царапина.
        - Вы… я вас узнала…
        - Я жена твоего любовника, девочка.

22
        Чудный день. Солнечный, не жаркий и не холодный. Ася выбрала место в конце вагона, она стояла лицом к окну и смотрела на уходящие вдаль рельсы. В городском ущелье из каменных стен, окон и балконов, за которыми десятки людей проживают свои никчемные жизни, стелилась одна дорога, да и та убегала назад, а трамвай несло вперед. Нечто болезненно знакомое почудилось в этой дорожке из двух полосок, хрупкой на вид и не надежной. Появилось чувство, как будто что-то оставлено там, в точке, откуда начинались рельсы. Это что-то очень дорогое, необходимое, но не вспомнила Ася, как выглядит та оставленная вещь, из-за которой она обязательно расстроится, возможно, будет плакать.
        Слезы… Ася не имела привычки проливать их, наверное, поэтому ее никто никогда не жалел, никто. Она даже плохо представляла, как это - когда жалеют. Но в жалости нуждалась, в участии нуждалась, в теплоте тоже. Эти чуждые понятия в фантазиях Аси рисовались сладкой, умильной картинкой, на которой она - королева, а вокруг штат обожающих ее вассалов. Главное - все ее любят, ей поклоняются и служат с удовольствием. Вассал с опахалом отгоняет мух, вассал с подносом, на котором еда… Кстати, о еде!
        - О чем думаешь?  - выбила Асю из приятных мечтаний новенькая по имени Рита, которая попала в их компанию вместе с погибшей Юлей. Из студии Ники они ехали домой вдвоем, им по пути.
        - Да так…  - пожала плечами Ася. Откровенничать она не умела и не любила, приучена держать свою душу на замке, зная: кругом враги, соперницы и завистники.  - Устала жутко. И есть хочу. Просто умираю, так хочу есть.
        - Могу помочь справиться с голодом, но отбить аппетит удовольствие не из дешевых. У меня есть телефон, женщина привозит листики…
        - Извини, наркотиками не увлекаюсь.
        - Нет, листочки отбивают аппетит и надолго. Это уже готовые пилюли, проглатываешь одну, и будто съела полноценный обед. Безвредный, действенный способ выдержать самую жесткую диету. Бедняки в Индии добавляют листики в еду, чтобы не чувствовать голода.
        - Да? У индийских бедняков хватает денег, чтобы безболезненно голодать? Ты же сказала, таблетки дорогие.
        - Листики растут в Индии, индусы едят их вместе с микробами, а нам предлагаются пилюли уже без микробов, поэтому это дорого. Дать телефон?
        - Не-а.
        Ася не верила в чудодейственные листики, переработанные в пилюли, ненавидела диеты и не понимала, зачем на них сидеть ей, если ее организм прекрасно справляется с котлетами и сдобными булками. Это все миф. Придуманный, бездарный, но, как ни странно, работающий миф - про моделей, которые ничего не едят ради фигуры. Ну, есть идиотки, не едят, ну, и заканчивают они плохо, а ради чего?
        - Ася,  - толкнула ее Рита,  - тебе выходить.
        Выпрыгнула из вагона, и за ней сразу соединились дверцы старого, впитавшего в себя прошедшие десятилетия трамвая. Рита, улыбаясь, помахала ей, Ася ответила взмахом руки и пошла к дому. Шла медленно, опустив глаза вниз, видя серый асфальт в трещинах, а на нем простые слова, которые рисовало ее воображение, достающие до дна души: январь… поезд… Москва…
        Отрыла дверь Ася своим ключом и сразу нутром почуяла, в доме кто-то посторонний, хотя об этом ни намека не было в прихожей. Она двинула к большой комнате, выполняющей функцию гостиной и спальни Мариночки, приоткрыла дверь и одним глазком заглянула… Прямо на нее смотрел следователь, сидевший на диване. Он вдруг улыбнулся:
        - Заходи, Ася.
        Она робко вошла. У стены стояла Мариночка черней тучи, подняла на дочь глаза, обведенные черными кругами, в них было столько отчаяния, что внутри Аси все оборвалось.

* * *
        Чемодан собрала, не взяв ничего, что ей не принадлежало, даже свою одежду, купленную Павлом, оставила. Лена уселась в прихожей на пуфик и ждала его, вызвав срочно по телефону. Уйти тихонько, как воришке - это нечестно, по большому счету не заслужил Паша подобной подлости. Нет, она скажет ему в лицо и будь что будет. В дверном замке повернулся ключ, Лена поднялась, проглотила комок страха, но решимость ее осталась непоколебима.
        Павел вошел и замер, глядя на чемодан у ног Лены. Конечно, он все понял. Собственно, морально Павел был готов к такому повороту, но повороты обычно ждешь в будущем, только не сегодня.
        - Паша, твоя жена спасла мне жизнь, ну, ты знаешь,  - начала Лена прощаться.  - Я не могу больше… жить с тобой.
        - Ольга просила тебя уйти?  - спросил он.
        - Нет. Я сама. Прости, пожалуйста.
        Взяла чемодан, с минуту постояла, не решаясь обойти его. Всего, чего угодно, ждала от Павла Лена - истерики, попреков, угроз, даже рукоприкладства. А он молчал. Набравшись храбрости, она пошла на него, он не сдвинулся с места, Лена обошла, открыла дверь и оглянулась. Внезапно на нее накатила жалость, ведь этот человек на несколько лет избавил ее от бытовых проблем, по-своему любил, но они далеки друг от друга, как две галактики.
        - Паша, спасибо тебе,  - бросила ему в спину Лена и вышла из квартиры.
        Попав на лестницу, она сбежала легко и свободно, оставив прошлое с Павлом, и навсегда закрыла дверь подъезда. Виноватой себя не считала, она давно предупредила его, что никогда… никогда…

* * *
        Яркое солнце поселилось в коридорах, пробравшись сюда через большие окна и обнажив изъяны: ободранный линолеум, ветхие полы, облупившуюся краску, пустые и оттого скучные стены. Впрочем, это больница, здесь не предусмотрены интерьерные украшения, на них и денег-то не дают. Жаль. Даже в больнице человеку нужен уют, комфорт, чтобы не чувствовать себя за чертой, куда его отодвинула болезнь. Накинув халат на плечи, надев синие бахилы, Митя шел по коридорам быстрым шагом, здороваясь с персоналом, с которым успел перезнакомиться.
        В перерыв он приезжал в больницу, потом после работы еще раз. Так каждый день. Субботу и воскресенье проводил исключительно в больнице. Что можно сказать об Анжеле? У нее испортился характер, не очень она приветлива. Митя связывал это и с ранением, и с беременностью, доктор клятвенно заверил, что ребенок не пострадал, родится и вырастет, мол, выбора у него нет. Он зашел в палату, Анжела приподняла веки, увидела его и снова закрыла.
        - Привет,  - сказал он, садясь на единственный стул.  - Привез гранаты, очистить?
        - Не хочу.
        - Но ты же хотела.
        - Перехотела.
        - А, ну тогда городскую прессу почитаем. Ты была звездой телеэкрана, теперь стала звездой желтой прессы.
        - Чего, чего?  - вытаращила Анжела глаза.
        Митя, не реагирующий на капризы, что его самого удивляло, достал газету, развернул и прочел:
        - «Без надежды на взаимность». Это заголовок. «Минусы неразделенной любви» Слушай. «Вы наверняка знакомы с сюжетами, когда некий молодой человек влюбляется в своего кумира и потом преследует его по пятам. Во многих случаях это вымысел, пиар-ход, поднимающий престиж певца, артиста, чтобы заставить поклонников любить его еще больше. Наш случай не вымысел, произошел у нас в городе. Поклонник телеведущей Анжелы Никитиной преследовал ее по пятам, но понимал, что она недосягаемая, как звезда. Молодой человек довел себя до высшей точки отчаяния и однажды ночью напал на объект своей страсти…»
        - Кто написал эту чушь?!  - вырвалось у Анжелы.
        - Твой директор, я думаю. Он очень предприимчивый человек, умеет в свою пользу повернуть ситуацию. Читать дальше?
        - Не надо.
        - Я оставлю, сама прочтешь. Народ желает тебе скорейшего выздоровления и жаждет видеть в передачах после этой статейки.
        Он выкладывал фрукты на тумбочку, апельсин вложил в руку Анжелы. Она рассматривала бугристую поверхность, ворча:
        - Зачем столько приносить? И вообще, ты слишком много времени проводишь здесь, я чувствую себя виноватой.
        - Я любуюсь своим рыцарским поступком в твоем лице, ведь я же тебя спас. Ты помнишь об этом?
        - Как же я забуду, если ты каждый день напоминаешь?
        - Ты должна быть благодарна мне и принять в дар намек… Держи.
        Митя положил коробочку на грудь Анжелы, намек она поняла и не взяла, остудив его:
        - Я понимаю, тебе жаль меня, ты хочешь помочь мне прийти в себя, поправиться. Но не стоит идти на жертвы. Моей жизни ничто не угрожает, ты можешь быть свободен.
        Он обалдел! Он не узнавал Анжелы. После ранения ее как подменили, Митя только и выговорил с обидой:
        - Какая ты злопамятная.
        - Она зануда,  - раздалось у него за спиной.
        Это была Лена. Сунув градусник под мышку больной, она взяла коробочку открыла и ахнула:
        - Какая красота… Анжелка, быстро надевай кольцо! (Пациентка убрала руку под одеяло.) Вот вредина. Да если бы не Митя, ты лежала в подъезде, истекая кровью, пока не умерла. Потом торчал до утра, пока тебя оперировали. Сидел здесь ночами, палату отдельную оплачивает, королеве. Его у нас все обожают! Неблагодарная. Митенька, она согласна, это все вредности, они пройдут. Дай руку!  - рявкнула Лена.  - Иначе останешься без капельниц, уколов и моей заботы.
        В конце концов, Лена насильно вытащила руку Анжелы и надела кольцо. Потом забрала градусник, подмигнула Мите, сказав:
        - Я к Сереже, его скоро выпишут. Мы пригласим вас к нам на ужин, у Сережи маленький домик от бабушки достался, там красота. А ты, Митя, звони, если что. Займемся воспитанием вместе.
        Она убежала, еще раз подмигнув Мите у выхода. Он взял руку Анжелы с кольцом, поднес к губам, улыбаясь.
        - Ты ненадежный,  - сказала она.  - Ты бросил меня в таком положении и ничего не сказал. Ты можешь бросить нас в любую минуту.
        - Не, не, не!  - Митя фактически поклялся.
        Что ж, кольцо многое меняет, прежде всего статус. И когда он наклонился, чтобы поцеловать ее, она не отвернула лицо к стене.

* * *
        - Мы вышли на нее, но мотивировка неясна, многое неясно. Добейтесь признания - почему она совершала преступления.
        Филипп Юрьевич шел за следователем Граниным по коридорам этого ужасного заведения - СИЗО! Не думал он, что однажды придется побывать здесь. А Гранин тем временем вдалбливал ему, словно дятел:
        - Я понимаю, мое предложение вам не по душе, я вас ангажирую в качестве предателя…
        - Это так и есть,  - вставил Филипп Юрьевич.
        - Да бросьте. У нас все доказательства есть - портсигар, кейс Джагупова, часы, улики вещь неоспоримая, в тканях платья сохранились частицы крови Софьи. Отвертеться не получится. Да и сознается она, просто лично мне не хочется, чтобы это было в протокольной форме. Ее будут проверять на вменяемость, нужно понять, что ею двигало, она же молчит.
        Филиппа Юрьевича ввели в помещение, где стоял стол и два стула. Кругом пусто, голо. Вскоре ввели Асю, она осунулась, стала похожа на мокрого аистенка, который вырос, но еще не окреп, чтобы летать. Филипп Юрьевич обнял ее, она тоже, потом они обменялись несколькими фразами, дежурными и нелепыми, потом наступила пауза. Отец и дочь долго молчали, сидя напротив друг друга и глядя в глаза, но им отведено немного времени, поэтому начал Филипп Юрьевич:
        - Ася, почему? (Она опустила ресницы и молчала.) Та девушка в парке… тоже ты, ведь так? (Она кивнула: да, я.) Почему?.. Ася…
        Она не смотрела на него, своего отца, который помогал ей по мере сил. Сейчас ей стыдно, что именно его она обманула, Ася понимала: он имеет право знать, только он.
        - Я…  - заговорила она тихо, не поднимая глаз от столешницы.  - Я… Она заставила меня поехать к нему. (Филипп Юрьевич догадался, о ком она говорит,  - о Марине.) Я не могла не поехать, потому что она… я ее боялась. Не знаю, почему, но… боялась. Я знала, что там будет, а надеялась, что… не будет. Что-нибудь произойдет и… Мне было холодно от одной мысли, что с ним… Я надела свитер с воротником хомут, куртку… ветровку… Приехала на электричке. А он такой… старый… сальный… волосатый… Сначала выпить предложил и сесть на диван. Потом повалил меня и… и… Это было так противно… от него воняло. А у меня до него никого не было… Я ушла в ванную, меня рвало.
        - Бедная девочка.
        Вдруг Ася вскинула на него глаза, и он увидел, что это другая Ася, незнакомая, прожившая, по крайней мере, десять жизней.
        - Так он и туда завалил,  - сказала она уже другим тоном, жестким.  - Я оттолкнула его и убежала. Но перепутала сторону, попала на кухню. Эта свинья думала, я играюсь с ним, бросился догонять. Я выхватила из подставки нож и предупредила: если не даст пройти, я заколю его. Дал. Я собрала вещи, выскочила голой во двор, там оделась и успела на электричку. Нож забрала.
        Отца потряс скупой рассказ дочери, он вообще забыл, где находится, забыл о просьбе Гранина. Филипп Юрьевич и вопросы задавал, чтобы не следователю угодить, а самому понять Асю. Его, человека упорядоченного, жизнерадостного, умеющего ценить жизнь, интересовало, где и когда сломалась дочь.
        - А как очутилась в парке?
        - От вокзала шла пешком, решила сократить дорогу через парк, ведь у меня был нож. И знаешь, я уже ничего не боялась, как будто мне вживили другой моторчик, а он заработал по-другому, ты понимаешь меня?
        - Да, Ася, я понимаю.
        В подтверждение отец взял кисть руки дочери, она была безвольная и холодная, странно, что эта нежная ручка несла смерть. Филипп Юрьевич слегка сжал кисть, давая понять Асе, что он готов принять часть ее боли на себя.
        - В парке встретила Нику. Случайно. И мне… мне вдруг захотелось ее напугать, напасть, причинить боль… Но чтобы она не узнала меня.
        - Ты ее так не любишь?
        - Ненавижу. Я отвернула воротник свитера, надела его на голову, а нижней частью закрыла лицо до глаз, он же большой. И кралась за Никой, кралась… А она вышла на поляну, где парень с девушкой любили друг друга. Папа, я вспомнила старую свинью, мне стало так обидно… За Стервой погнался парень, а девушка… осталась. А мне было обидно. Мне было очень обидно. Ну почему она с таким красивым парнем, а мне достался вонючий и старый урод? Почему я должна делать не то, что хочу, а то что надо… кому-то.
        - Маме?
        - Не называй ее мамой,  - резко бросила Ася, рассердившись.
        - Зачем ты ее убила?
        - Девушку в парке?
        И вдруг его красавица дочь подняла плечи. Она не знала! Филипп Юрьевич отер пот со лба платком и попросил:
        - Дальше? Я хочу знать все.
        - Мне хотелось ее искромсать, но тут зазвонил телефон. Это меня остановило. Я взяла трубку и услышала, как Глеб… так называла его девушка… как он зовет ее. Я убежала. А нож забыла. Но я в таком состоянии была… как будто отомстила.
        - Кому?  - спросил папа.
        - Не знаю.  - Она снова попала в тупик, но ненадолго, в следующую секунду с азартом рассказала: - Я решила вернуться к Джагупову. Приехала туда следующей ночью, было открыто окно, я вошла. Смотрю - кабан валяется на диване, храпит, мне захотелось пошутить, пощекотать его брюхо и посмотреть, что будет. Я тихонько прошла на кухню, взяла нож. Потом в прихожую убежала и стала его будить - звонила с трубки, которую забрала в парке. Ну, а потом… потом… так получилось. Я хотела отомстить, наверное.
        - Ты догадалась, что попала в кадр?
        - Конечно. Я украла винт, знакомый парень смог запустить его, но я не нашла фотографий из парка.
        - Понятно. Это ты напала на Нику однажды ночью в офисном центре?
        - Откуда ты все знаешь?
        - Следователь рассказал.
        - Ммм! Ну да, да. Я хотела ее уничтожить и найти свои фотки из парка, она же могла меня узнать по глазам, у этой гадины память на лица… И я зашла к ней, смотрю - лежит на канапе, спит. Но свет вырубили. Ремонтировали проводку почему-то ночью…
        - Днем электричество необходимо для работы, а ночью никого нет,  - объяснил папа.  - Значит, девушек тоже ты?
        - А почему мне одной досталось? Мариночка, Джагупов? Почему я должна честно биться за победу, а кто-то купит ее? Юля не успела попасть к нам, сразу же презрение выдала, мы для нее - никто. И победа ей уже обеспечена папой. С какой стати? Я позвонила ей с трубки Глеба и сказала, что нас будет снимать Ника на крыше. Вот и все.
        - Остальные при чем?
        - Ненавижу,  - сникла Ася, видимо, она устала.  - Конкурсы, участниц, успех ненавижу. Съемки… ненавижу. Не понимаю, как этот гад догадался? Я же была уверена… была уверена…
        Горе Филиппа Юрьевича было безразмерным. Он любил Асю, любил и сейчас, жалел дочь и казнился виной. К сожалению, он воспринимал рассказы об отношениях Аси с матерью как короткие юморески, не догадываясь о размерах несчастья девочки. Он, отец, не уловил, не услышал в интонациях боли и одиночества, крика о помощи.
        - Ася, я найму адвоката,  - сказал он напоследок.
        - Не надо, папа. Не трать деньги, я все равно… Не стоит.
        - Я найму. Лучшего. Машину продам…
        Потом обратную дорогу утирал слезы, спрашивая себя вслух:
        - Почему?.. Почему?!.
        И не было ему стыдно. Разве что стыд выгрызал душу за то, что не мог ответить на вопрос: «Почему это случилось с его Асей?» Не сказал дочери, что Марину хватил инсульт, разбил паралич. А как он хотел бы высказать накипевшее бывшей жене! Да, все надо делать вовремя.

* * *
        - Ты куда?  - перегородил дорогу Эве Гриша.
        - Извини, я тороплюсь.
        Обычно она радовалась встрече, а тут обошла его и удалялась. Гриша крикнул, надеясь, что соблазнит Эву:
        - Я приглашаю тебя на ужин!
        - Спасибо, но мне некогда.
        Странно. Накрапывал дождь, а Эва без зонта. Факт показался подозрительным. И куда это она торопилась, кто ее ждет?
        Никто не ждал Эву, в том-то и дело. Ощущать себя лишней, не иметь никакого выхода и жить с нарастающим страхом… невыносимо. Чего она боялась? А всего. Абсолютно всего, кроме привидений, домовых и прочих сказочных персонажей. Эва боялась самой жизни, не зная, как к ней приспособиться. Она ничего не умела. Как выживать, что для этого нужно - не знала. Да уже и не хотела. Подойдя к офисному центру, Эва позвонила матери, денег осталось ровно на пару коротких звонков.
        - Что, дорогая?  - услышала она голос мамы.
        - Ты не заберешь меня?
        - Опять? Эва… Это чудовищно - издеваться надо мной. Мне тоже…
        Дочь отключилась от связи, бросила трубку в урну, решительно вошла внутрь. Лифт. Последний этаж. Площадка, где любила снимать натурщиков Ника и где сейчас падали крупные капли дождя на серую поверхность. Отсюда падала Юля. Падала медленно, словно подхваченная залетным ветерком, планируя над землей…
        Эва подошла к краю, глянула вниз. Дух захватило - так далеко земля. Дождик капал все сильней, Эва поежилась, обняла себя за плечи, не решаясь прыгнуть. Что-то удерживало ее. А дождь холодный, осенний, он проникал под кожу, отчего пробегали мурашки. И вдруг он перестал капать. Нет, он лился, но почему-то не попадал на Эву. В чем дело? Она подняла вверх глаза - над ней раскинул купол зонт. Откуда взялся зонт? Эва оглянулась. Гришка стоял сзади, держа над ней зонт, а сам мок под длинными струями.
        - Сейчас поедем к тебе и заберем вещи,  - весомо, как настоящий мужчина, сказал Гриша.  - Я говорил с мамой и папой, они согласны принять тебя.
        Эва разревелась, уткнувшись в надежное плечо юного друга. Так и стояли под зонтом: она плакала, Гриша хмурился, а дождь веселился.

* * *
        Лязгнули замки. Здесь они лязгают громко, вызывая эхо. Асю вывели на прогулку под хмурое осеннее небо, на огороженную капитальными стенами территорию. Отсюда не сбежишь. Вон и сетка над головой, и колючая проволока по краям стен. Собственно, это не волновало Асю, она шагала, шагала и думала…
        Когда же она была по-настоящему счастлива? Ну-ка, ну-ка… Время безбрежного счастья испытала до первого принудительного сидения за партой, то есть до школы. А потом? Годы гонки за оценками, успехами, чтобы лучше одноклассниц быть (так хотела Мариночка), чтобы в институт…
        С пяти лет ее гоняли по конкурсам: мисс малышка, мисс первоклассница, мисс принцесса, мисс маленькая леди, мисс… мисс… мисс… Она больше ничего не слышала - только МИСС. Это слово отпечаталось во лбу, как звезда, в затылке - как пронизывающая боль, в мозгу - как натуральная шиза, доставшаяся по наследству от родной матери. И все время щемило сердце от страха: вдруг не меня выберут… Чем старше она становилась, тем реже ее выбирали первой.
        Идея сделать ее звездой стукнула в голову Марине, ведь ее малышка - прелесть, глаз не оторвать. Это была правда, народ любовался красивой белокурой девочкой и восторгался преимущественно вслух, лаская уже тогда самолюбие Аси. С детства она усвоила: я особенная. Кажется, тогда и была счастлива - от всеобщей любви к ней.
        На конкурсах поначалу Ася побеждала благодаря маме, которая действительно посвящала ей львиную долю времени, отрабатывала с ней все от мимики до жестов. Один раз Ася ездила на международный конкурс за рубеж и привезла победу, поразив жюри находчивостью, свободой, обаянием. Когда очаровашка лет десяти говорит умненькие мысли, взрослых это приводит в восторг и умиляет. К сожалению, корону детям не давали, а слава девочку обласкала по полной взрослой программе: телевидение, радио, встречи, букеты… И звание самой красивой девочки! Это так затягивает, нравится! Это потрясающее, пьянящее чувство - знать, что ты исключительная, что равных тебе нет. Ася и несла в себе всегда и везде: я самая красивая на земном шаре! Да-да, тогда она была счастлива, попав в водоворот настоящей славы, но все же не мировой. Но кто-то внушил ей уверенность, что так будет всегда. Всегда будут цветы, телекамеры, восторги, и она - необыкновенная, самая-пресамая! Разумеется, в таком состоянии любить кого бы то ни было просто нереально. Но и отрезвев, Ася не научилась любить, поэтому не имела ни друзей, ни подруг.
        Первый этап отрезвления наступил, когда после детского триумфа о девочке-королеве сразу же… забыли. Именно сразу! Забыли! Почему? Ася ходила подавленной, а иногда чувствовала себя виноватой, будто, не желая того, обманула окружающих. И ни разу не задумалась: а может, она сама обманулась? Может быть, конкурсы, легкая слава - всего лишь условность, подброшенная судьбой в качестве проверки: мол, посмотрим, чего ты стоишь в условиях славы и без нее?
        Впрочем, поначалу не все было так грустно. В школе до получения аттестата Ася слыла той же мисс № 1, так что остатками славы еще пользовалась в узком кругу, а за стенами школы была никем. В большом мире сценарий писался автономно кем-то другим, усилия переделать его на свой лад кончались глубокими разочарованиями. И чем старше становилась Ася, тем меньше побед выпадало на ее долю. Она не только оставалась без заветного первого места, от нее ускользали менее престижные - вторые и третьи. А Марина упорно подпитывала дочь одержимым оптимизмом, не давая ей закиснуть:
        - Ничего, мы получили урок, это поможет нам избежать ошибок в следующий раз. Тебе надо больше работать, чтобы задавить соперниц. И чтобы никто из жюри не смог забраковать тебя. Так уже было, ты помнишь, как победила на международном конкурсе? Надо стать лучше всех. Повтори: я лучше всех… Ну, повторяй!
        - Я лучше всех…  - повторяла Ася уныло.
        М-да… в наивности мама превзошла собственную дочь. Она отказывалась принимать простейшую, но жестокую в своей бесспорности истину, что красота - категория относительная, не имеющая трафаретов. А значит, первой может стать любая конкурсантка вне зависимости от «хуже-лучше». Однако реальность все равно корректирует взгляды, через пару лет Марина впала в другую крайность:
        - Ну вот, ты выросла. У взрослых другие законы, теперь нам нужны большие деньги. Спонсоры - вот кто нам нужен. С ними ты выйдешь на достойный уровень, а все, что у нас происходит,  - мелкие радости местных позеров и казначеев. Конечно, жертвы неизбежны, но ты знаешь, ради чего…
        - Какие жертвы?  - пугалась Ася, так как жертв к тому времени с ее стороны насчитывалось немало.
        - Узнаешь. Я тебя научу, у нас получится.
        - Чему научишь?  - не догоняла она.
        - Потом, потом.
        Марина, как бобик, правдами и неправдами добывала деньги. Она пахала сама, бегала по богатым людям, выклянчивала у знакомых и случайных любовников, которые после одной-двух подачек бросали ее. Деньги полностью шли на дочь. На себя Марина махнула двумя руками окончательно и бесповоротно, сделав ставку на Асю, и не позволяла ни ей, ни себе отступить от избранного пути ни на полшага. Если бы ради цели нужно было отдать кровь, Марина оставила бы себе и дочери мизерную часть - лишь бы не умереть.
        Еле-еле она засунула Асю в институт, к тому же в частный, стало быть, платный. Почему еле-еле? Потому что Ася готовила себя в топ-модели мирового значения, а не штудировала науки. Глянцевые журналы, плакаты, календари с ее фотографиями и, наконец, кино где-нибудь в Голливуде - так хотела Марина, значит, и Ася. А знания… на подиумах не интеллект царит.
        Но шло время, девочка умнела, надо признать, в этом плане она обскакала мать, так как той не пришло в голову, что время и средства тратятся зря. Всякий намек на противодействие со стороны дочери - и Ася получала то пощечину, то затрещину. Да, мамуля распускала руки, потому что дочь обязана была думать, как мать, и делать то, что та велит. Ася делала, но уже отбывая повинность. Посещала фитнес и бесполезную школу моделей, после которой куда? В магазин продавщицей? Нет, в следующую школу типа учиться, точнее, чтобы оставаться на плаву - на каком, хотелось бы знать.
        Так когда же Ася была счастлива, если не считать сопливого детства? Хм, никогда. Несчастной - миллион раз, а счастливой… никогда. Одно время возненавидела конкурсы, школы, мечтала о тишине, покое, могла часами лежать и смотреть в потолок, ни о чем не думая. И было хорошо. Только мать было не остановить. Ей нужен был реванш, нужно было вернуть затраты, доказать всем и себе в первую очередь: годы и молодость брошены под зыбкий подиум не зря, усилия вознаграждены сполна…
        Попав в камеру, Ася узнала, что ее вызывают на свидание, пришел отец.
        - Не хочу,  - отказалась она.  - Я болею.
        Ася легла на нары и вдруг оттого, что не надо никуда спешить, не надо гнаться за призрачными мечтами, почувствовала, как в ней теплится огонек крошечного счастья.

* * *
        Объявили перерыв. Гранин поднялся со своего места, оглядел зал дворца, где проходил конкурс красоты. Он заметил Анжелу с мужем, отметил, что пара красивая, ребенок, который оттопыривает платье, наверняка тоже будет красивым. Ну, Ника бегала по залу с фотокамерой, мешая любоваться красотой. Слава, Глеб, Карина здесь… И красивая девочка Лена со своим парнем находились в зале, она не принимала участия в конкурсе. И Эва с длинным мальчиком… Будто история продолжается - не приведи бог.
        Гранин направлялся в буфет, за ним вышагивал со скукой на лице Андрей Дереза. Взяли коньячку по сто грамм и минеральной воды, стали у высокого круглого стола возле стеклянной стены, смотрели на ночной город. Он сверкал зимними огнями, отсвечивая искорками на снегу.
        - Видели, Иван Николаевич, все недавние наши клиенты здесь.
        - Видел, видел. И рад, что они живы.
        - Н-да, вовремя мы… Ну, колитесь, Иван Николаевич, как вы догадались, что это именно Ася?
        - А сам - никак?  - усмехнулся Гранин. Столько времени прошло после громкого дела, а он никак не успокоится.
        - Миллион раз думал, не пойму. Вы же сразу поняли, я даже момент помню: когда мы привезли двух мамаш.
        Что тут поделаешь? Не хочет современный человек шевелить извилинами. Он сделал несколько глотков и дал сжатый ответ:
        - У Джагупова я впервые увидел Марину, которая приехала туда с раннего утра электричкой. Ты, кстати, тоже, тебе известно все, что знал я. Потом началась вся эта катавасия со смертями. Помнишь момент, когда Фисенко определил рост убийцы? (Дереза закивал.) В это же время Ника откопала имена двух мамаш, которые подсовывали дочерей под Джагупова и могли его убить из той же мести, что предпочел соперницу. Когда обеих привезли к нам, я все понял. Обе не могли находиться в парке.
        - Почему?
        - А рост у обеих намного ниже 175. Одна толста без меры, вторая скелет скелетом, ну, обе вовсе не похожи на тень в парке. Но Марину я встречал именно у Джагупова, когда обнаружили его труп. Зачем она приехала туда с утра с сумкой продуктов, как будто у него жрать нечего?
        - Приехала загладить какой-то конфликт?
        - Именно. Конфликт, виновницей которого стала дочь. Вот тогда-то я и подумал, что убить Джагупова могла Ася. Мы выписали ордер на обыск и…
        - Нашли улики,  - закончил Дереза.  - Так просто?
        - Не совсем. Я не понимал до конца, почему в парке Ася убила Дину, пока она не призналась отцу. Ой, допиваем и бежим, начинается награждение. Кто победит, как думаешь?
        - Хрен его знает, они все одинаковые.
        Церемония награждения длилась нескончаемо долго, награждали с конца, спонсоры речи толкали длиннее самого действа. Наконец, остались две девушки, ведущий озвучил имя… юной Наташки. Она смеялась, придерживая корону из стразов одной рукой, второй обнимала букет, Наташка была счастлива, безусловно, ей чудилось, что так будет всю оставшуюся жизнь…
        - Неужели это так важно?  - недоумевал Гранин, пожимая плечами.
        В то же время Ника, очутившись на сцене, крикнула:
        - Наталья! Покажи свою улыбку!
        Наташка сама не верила своему счастью, улыбки дарила направо и налево, а Ника спрыгнула в зал и щелкала… общий план. А то вдруг понадобится! Оглянувшись, она заметила Славу, Глеба, Валерку и Карину у выхода, они активно замахали руками, мол, дуй сюда и срочно. Точно, надо спешить забрать куртки из гардероба в первых рядах, народ сейчас как хлынет в подземелье. Решено было вечер закончить в ресторане офисного центра, в «Поднебесье». Где панорамные окна расположены вкруговую и открывают вид на город, который ночью выглядит космодромом, куда приземляются летающие тарелки.