Кинжал милосердия Лариса Соболева
        Рассказы #
        Лариса Соболева
        Кинжал милосердия
        Он скульптор, она натурщица. Он стар и безобразен, как безобразно все отжившее, дряхлое, ненужное, хотя таким наверняка видится с ее колокольни, и в этом большая доля правды есть. А она молода и прекрасна, как может быть прекрасна только юность, плюс к тому природа одарила ее божественным лицом и прекрасным телом.
        Он мудр, но мудрость еще не залог счастья, скорее залог печали, а ее невежество не мешает ей быть бездумно счастливой, потому что она - сама весна, стоит у истока жизни. Он же находится в конце зимы, за его зимой не наступит новая весна, а придет пустота.
        Когда она стоит обнаженной на подиуме, когда ее персиковая отшлифованная кожа ловит световые блики, а пепельная прядь, скользнув на выпуклую и упругую грудь, трепещет от ее дыхания, он думает о величайшей несправедливости. Несправедлива и оскорбительна старость, несправедливы несбыточные желания в ветхом теле, несправедлива в своей безнадежности пропасть между ним и юностью.
        За семь месяцев он вылепил лишь одну статуэтку, но разбил, потому что не вдохнул в нее жизнь. Все остальное время она позирует, он смотрит на нее. Случается, поправляет то положение руки, то волосы… Ай, да это же предлог прикоснуться, ощутить вибрацию молодости, почувствовать удар тока, двигающий застоявшуюся кровь по ржавым жилам! Перед ним на мольберте белел чистый лист, на нем - ни черточки. Лист и в дальнейшем будет чистым, до самой смерти…
        - Ты почти не разговариваешь со мной,- потянулась Мила, устав стоять неподвижно.
        Да, она ему тыкает с первого дня знакомства, несмотря на то что он старше на… нет, лучше не вдаваться в подробности. Но он принял ее условия. Вообще-то, с ней не о чем говорить, девчонка ничего не знает и не понимает, на редкость дремучая, а вдобавок невоспитанная. Но, говорят, молодежь сейчас вся такая - не обременяет себя ни знаниями, ни правилами. Собственно, Мила напомнила ему, что утомилась, пора заканчивать сеанс, а так не хотелось остаться без нее.
        - Может, перекусишь?- спросил Владислав Иванович.
        Она молча спрыгнула с подиума, завязав на бедрах вязаную шаль, подошла к столику, подхватила маслину и, сунув ее в рот, со стоном блаженства упала в кресло, уложив босые ноги на подлокотник соседнего. Бесстыдство у нее в крови, и в этом бесстыдстве читаются непосредственность и наивность, первозданная чистота. Да и у кого повернется язык назвать Венеру Милосскую или Данаю бесстыжими, а мастеров, подаривших миру вечную красоту, похотливыми развратниками? Но живая обнаженная натура возмущает и оскорбляет пуритан, он же не пуританин, никогда им не был.
        Владислав Иванович поднес тарелку с бутербродами и держал, пока Мила уминала один бутерброд за другим, небрежно стряхивая крошки, попавшие на грудь. Он готов видеть ее каждый день, а не три раза в неделю. Еще лучше, чтоб Мила всегда была с ним. И когда бы она засыпала, сидел бы рядом и всю ночь любовался ею, охраняя сон.
        - Сколько времени?- спросила Мила.- Мне нужно успеть за квартиру заплатить.
        - Нет и семи, мы закончили раньше обычного. Ах да, деньги…- Владислав Иванович достал из-под салфетки купюры, отсчитал и протянул ей.- Здесь и на квартиру.
        Да, он с щедростью оплачивает и ее квартиру. Как-то так однажды само собой получилось: Мила намекнула на материальные трудности, Владислав Иванович откликнулся, потому что безучастным к ней невозможно оставаться.
        Девушка цапнула купюры и с чувством поблагодарила:
        - Спасибо, ты классный!- На минутку Мила замерла, закатив глаза к потолку.- Хозяйка требует, чтоб я искала новую квартиру, месяц дала.
        - Чем ты ей не угодила? Плохо ведешь себя?
        - Не в том дело. Сын женился, она не хочет жить с невесткой на одной площади. Возвращается к себе. Ну, мне пора.
        Это стало ритуалом: Мила одевается, а Владислав Иванович подает ей вещи. Она медленно натягивает трусики, поправляет их… колготки скользят по гладким ногам… возится с застежкой бюстгальтера… Мила все делает медленно, потому что тщательно.
        - Послезавтра приедешь?- спросил он.
        - Послезавтра Восьмое марта.
        - А…- протянул разочарованно.- Я забыл, у тебя же есть друзья… Где будете отмечать? Ты пойдешь… со своим парнем?
        - Парня у меня нет. Не решили, куда пойдем, но где-нибудь посидим.
        - А я хотел сделать тебе подарок.
        Владислав Иванович это придумал сию минуту, с целью заманить ее и восьмого. В его возрасте на календарь не смотрят, о праздниках не помнят, ведь ни то, ни другое уже не важно.
        - Подарок?- вскинулась Мила.- Я люблю подарки… А какой?
        - Приедешь и увидишь.
        - Я приеду.
        - Такси вызвать?- И такси он оплатил бы, как не раз оплачивал, зато еще минут двадцать посидел бы с Милой.
        - Не надо, я пройдусь, а то кости занемели.
        Она не знает, что немеют не кости, а мышцы. Ненавязчиво Владислав Иванович предложил:
        - Да, кстати, если не найдешь ничего подходящего, поживи у меня, места здесь много.
        - Ты реально?- произнесла она, натягивая свитер, но явно не удивилась.
        - Я серьезно, девочка.
        - А твоя дочь? Она не придушит меня в уголке?
        - Как видишь, дочь редко навещает меня.
        - Я подумаю. Спасибо тебе.
        Мила приложила губы к его мятой щеке и вылетела из мастерской, он слышал ее стремительные шаги по лестнице. Как скоро удалялся стук каблучков, так же быстро пространство вокруг заполнял вакуум, где ничего нет, даже воздуха. Владислав Иванович выключил свет и распахнул окно, захотелось еще раз увидеть Милу и зарядиться энергией ожидания.
        Вот и воздух, пахнущий тающим снегом и намокшими деревьями, но он уже не стимулирует внутреннюю силу, которая весной утраивается, способна горы свернуть на пути к надеждам. Так бывает у молодых, они не видят перемен в природе, а просто чувствуют прилив сил. Старики лишены приливов, но видят и запоминают все мелочи, будто после зимы им это пригодится где-то там, за пределами галактики.
        А вон Мила, летучая, как капель. Пробежала до ворот, не оглянувшись (впрочем, его не рассмотрела бы, темно), по улице пошла быстро, уверенно, легко… Остановилась… Пересекла улицу… С кем это она?..
        В отличие от Владислава Ивановича он полноват, но очень юркий, подвижный для своего «нежного» возраста, по характеру брюзгливый и нервный, а также подозрительный. Он ждал ее, потому что знал, что Мила у «гончара», как презрительно прозвал скульптора Седова в зрелые годы - с тех пор у них подспудная вражда и соперничество. Конечно, соперничество надо понимать не буквально, не на профессиональном поприще они столкнулись. Это битва характеров, принципов, убеждений и… просто антипатия. А знал потому, что сидел на чердаке своего дома, направив бинокль на окна мастерской. Всегда так делал. Мастерская у Седова в мансарде, там он малюет, а ваяет в пристройке. Правда, уже давненько не ваял, видно, силы не те.
        Он позвал Милу, та изменила маршрут, подошла.
        - Ко мне не зайдешь?
        - Хм, ладно, зайду.
        Поднимаясь на открытую террасу, столкнулись с родственницей Ириной Ионовной - как раз вышла из дома, да и стала как вкопанная, колюче уставившись на девушку, заодно загородив мощным станом вход. Не хотела пускать их обоих, это так очевидно.
        - Ты иди, иди, Ира,- заискивающе пролепетал Муравин, пряча глаза.- У меня гости.
        - Вижу,- процедила та, нехотя сделав шаг в сторону.
        От нее исходил поток злобы, а Миле плевать, кому там она не нравится.
        Девушка прошла в дом, сбросила демисезонное пальто, которое поймал Муравин и повесил в шкаф. Дом у него небольшой, но уютный, тоже двухэтажный, как у Седова. Правда, у последнего еще мансарда, да и хоромы побогаче, так он же скульптор, в свое время зарабатывал много, тогда как Муравин делился доходами с государством. Разумеется, не обделяя себя. Маловато прихватил, теперь очень жалел, что совесть слушался. Зато в его доме, как в музее,- повсюду много красивых вещиц, без которых легко обойтись, но они создают неповторимый уют. Для чего нужна сейчас табакерка? Ни для чего. Просто красиво. А три слона из черного дерева с настоящими бивнями из слоновой кости для чего? Для красоты. И вазочки, шкатулки, светильники, картины в золоченых рамах - все для души.
        Мила плюхнулась на диван, включила телевизор, заметив печенье домашнего изготовления, одно выхватила из вазы и отправила в рот. А Муравин заходил по гостиной, негодуя от гнева, однако не перешел на истеричный крик, хотя иногда такое и случается.
        - Ты не собиралась ко мне заходить.
        - Не-а, не собиралась.
        - У него ты провела два часа тридцать пять минут.
        - Ого!- усмехнулась Мила.- Подсчитывал? Ты же знаешь, когда я позирую, в тот вечер к тебе не захожу. Устаю.
        - Твое позирование мне… неприятно.
        - Ну и что?- довольно равнодушно пожала она плечами.- Шипишь, будто я твоя собственность. Это единственный мой заработок. Небольшой.
        - Тебе мало тех денег, которые я даю?
        - Не смеши. Денег он дает!- Мила пыталась расстегнуть «молнию» на сапожке, ее заело.- Видишь? Даже сапоги не могу купить на твои деньги.
        - Почему не разулась в прихожей?
        - Ничего, твоя Ирка вымоет полы. Пусть зарабатывает наследство, о котором мечтает.
        - Скажи, он трогал тебя?- Не все высмотрел в бинокль Муравин, во время перерывов
«гончар» и Мила исчезали из поля зрения.- Что он делал с тобой?
        - Слушай, каждый раз одно и то же, надоела твоя дурацкая ревность. Сейчас вообще уйду.
        - Нет, нет, нет…- замахал он руками, действительно испугавшись. У него длинные кисти рук, наверное, про такие говорят: загребущие.- Я не буду больше, не уходи.
        - Сними сапог, «молнию» заедает.
        Леонид Семенович уселся на диван, девушка положила ногу ему на колени. Он возился с «молнией», а Мила, вздохнув, поделилась:
        - Скоро не буду к тебе приходить, а если и буду, то редко.
        - Почему?- дернулся Муравин.
        - Потому что перееду к Седову. Тетка, хозяйка квартиры, озверела, гонит с жилплощади. Надо же где-то жить, вот он и предложил у него поселиться. Сейчас я не завишу ни от кого, но, когда перееду к нему, будет по-другому, я не смогу к тебе приходить.
        - Как это?- обалдел Муравин.- В качестве кого ты поселишься?
        - Без качества. Просто так.
        - У него есть дочь, зять, внуки… Они тебя выставят…
        - Думаю, из-за меня он с ними рассорится.
        - Ты чудовище,- поглаживая ножку, ласково сказал Муравин.- Хищное, равнодушное, жестокое чудовище.
        - Ну и загнул,- не обиделась Мила.- Столько плохих слов - и все про меня. Кстати, подарок приготовил?
        - Подарок? Какой подарок? Зачем?
        - Значит, не приготовил. А Седов просил приехать восьмого, потому что у него есть подарок для меня.
        - Ах, да-да, я забыл - Восьмое марта… Но подумаю, чем порадовать тебя.- И вдруг Леонид Семенович заговорил с юношеской страстностью: - Не переезжай к нему, очень прошу тебя, не надо!
        - Не переезжать?- лукаво улыбнулась Мила.- А что ты можешь мне предложить взамен?
        - Скажи, что хочешь.
        - Я хочу…- Она задумалась, пробежавшись глазами по гостиной, будто выбирая себе подарок.
        Впрочем, что не умеет делать Мила, так это думать. Ей просто нечем.
        Он молод, как и она, немножко безбашенный, импульсивный, резкое слово для него норма, только не мат, между прочим, умный - жуть. Скоро получит диплом, что потом делать - не знает, да и не задумывается пока. Во всяком случае, так виделось Миле, которая не любит строить планы, гадать, что там будет дальше, соответственно полагает: все нормальные люди живут сегодня. Хотя ей не стоит верить, когда она так говорит, потому что при всем пофигизме она знает, чего хочет. Жить. Просто жить без забот, тревог, суеты и страха. Для этого нужно совсем немного - мани в кармане.
        Когда Паша целует, становится жарко. У него сильные губы, крепкие руки, плотные мускулы. Он главенствует, она же добровольно приняла положение наложницы, не более, ничего не требует, ни на что не претендует. Если Паша говорит, Мила слушает его, открыв рот буквально! Никогда с ним не спорит, потому что он, на ее взгляд, не бывает неправым, другие парни для нее не существуют.
        Казалось бы, что может привлекать умного парня в абсолютной дуре? Красота приедается, если не подпитывается общением, житейской мудростью и еще чем-нибудь особенным (на вкус). Именно эти качества и привлекли Пашу - в Миле он разглядел идеал женщины, считал надежной партнершей, с которой можно строить будущее, а секс он в шутку назвал ее призванием. Мила на самом деле в постели безупречна, а главное - искренна и естественна. Кроме всего прочего, она покладистая и заботливая в быту.
        Паша жил в институтском общежитии и приходил к Миле, задерживаясь до утра, последнее время все чаще ночевал у подружки, остался он и седьмого. Бурные страсти улеглись, и в минуту отдыха Паша начал вслух строить планы на завтрашний день:
        - Мы придумали для девчонок особенный подарок: с утра едем на природу. Тебя берем, разумеется. Холодно, конечно, но костер разожжем, сосисок поджарим, вечером культурная программа…
        - Паш, я завтра могу только до трех,- сказала Мила.
        - То есть?- Паша не ожидал, что она откажется.
        - Мне на работу…
        - Какая работа Восьмого марта?- Он даже приподнялся, подпер голову рукой, явно рассердился.
        - Паш, не кипи. Ты же знаешь, я помогаю по хозяйству одному старику…
        Есть у Милы недостаток (в общепринятом смысле)- она врет. Чуть-чуть. Но это же для блага! В данном случае для блага Паши, а для собственного - так вообще святое дело. Например, с квартиры ее никто не гонит, парень у нее есть и так далее. Просто Мила тоже нарисовала себе цель. Так почему же не попробовать осуществить ее?
        - Ты почти каждый день туда ездишь!- бросил упрек Паша, резко откинул одеяло, сел и закурил.- Что там делать столько времени?
        - Паш, ну, он не может без помощи, к тому же хорошо платит.
        - А почему вечерами работаешь? Это частный сектор, оттуда возвращаться по темноте опасно…
        - Ошибаешься, там горят фонари и вечером светло.
        - Да из темноты выскочит хулиганье, ахнуть не успеешь. Разбойные нападения за последнее время участились. Вон, почитай газеты…
        Мила села на коленки, целуя Пашину спину, замурлыкала:
        - Не люблю читать, особенно газеты. Пашенька, не сердись, я не виновата, старику так удобней. Он очень просил приехать завтра, ему одиноко.
        - Другую работу найди, ближе к дому и без капризного старика.- Паша оттаял, улегся, Мила положила голову ему на плечо, несколько раз провела ладонью по груди. - Знаешь, я думаю, нам пора жить вместе.
        - Правда?- Она очень обрадовалась. Рассмеялась, крепко прижавшись к нему.
        - Я теперь подрабатываю, так что денег нам хватит.
        - Ой, Паша!- испуганно произнесла Мила, приподнялась на руках, заглядывая ему в лицо.- Паша, я… Наверное, мне придется немного пожить у старика…
        - Что-что?!
        - Родственники просят. Он болен, скоро умрет…
        - На фиг тебе чужой старик?- возмутился Паша.- Лет через тридцать состарятся наши родители, с ними насидимся.
        - Паш, может, и не придется сиделкой стать, может, он умрет раньше, но я бы согласилась, оплата большая. Родные старика боятся других женщин нанимать, там же много дорогих вещей, а меня они знают. И потом, Паша, это же временно! А ты… ты будешь жить здесь. А? Па-ша…
        Он ничего не ответил, а молчание - знак согласия.
        Капитан Носов перебирал фотографии, сделанные с места преступления, и курил, хотя в кабинетах давно не курят. Собственно, следствие завершено (всего за неделю!), следователь на коне, убийца задержан, но - удовлетворения нет. Чего-то не хватает в торжестве справедливости. Нельзя сказать, что Носов фанат работы, жить без нее не может, за правду порвет тельняшку на груди. Все это чушь собачья, просто капитан слегка суеверен и не хотел бы, чтоб невиновный осыпал его проклятиями. Вдруг они сбудутся?
        На снимках двадцатилетняя Мила Ревун… Носов дотошный: фамилия ему показалась знакомой, и он долго искал и нашел значение. Первое: бурный порог на реке Исеть в Свердловской области, второе - симпатичная обезьянка, живущая в Центральной и Южной Америке. Впрочем, это неважно.
        Мила получила смертельное ранение в спину, нож вошел по рукоятку, угодил в сердце. Упала девушка на бок с охапкой роз в руках. Романтичная смерть: лицо лежит на подушке из роз, да и сама девушка с открытыми прозрачными глазами похожа на цветок.
        Носов взял вещдок в пакете, повертел, будто видел первый раз. Вообще-то, в руках он держал не нож, а натуральный кинжал класса стилетов, просто в его понимании нож - он и в Африке нож, и на кухне нож. Но криминалист просветил, мол, в Средневековье таким стилетом добивали раненых рыцарей, чтоб те не мучились, потому штуковина получила названия: «кинжал милосердия», «укол милосердия», «удар милосердия». Во как! Милосердное убийство! Можно сказать, благородное!
        Тонкий и недлинный клинок, заточенный с обеих сторон, аккуратная рукоятка, прямой упор (или ограничитель), лезвие на конце заострено. Такое оружие не требует особых физических усилий, входит в тело - как нечего делать. Короче, удобное оружие и для мужчины, и для женщины. Мало того: кинжал не сувенирный, хотя рукоятка украшена серебром. В связи с чем эксперт предположил, что вещица антикварная, значит, чего-то стоит.
        Второе предположение (но только предположение!) эксперта и криминалиста: скорей всего, кинжал метнули с близкого расстояния. Вошел он точно по горизонтали, что является большой редкостью, обычно лезвие входит под каким-нибудь углом. Убийце, опасавшемуся, что его увидят, пришлось драпать, расставшись с вещицей, вот она и осталась в теле девушки.
        Видимо, сомнения Носова вызвал как раз кинжал. А все фигуранты уверяют, будто в глаза не видели «милосердный» клинок, а также их знакомые, друзья, родственники. Лично Носов непременно похвастал бы перед друзьями и показал ножичек, мол, смотрите, у вас такой игрушки нет, а у меня - вот она! И приврал бы, дескать, достался стилет от дедушки, а тому от его дедушки… Народу свойственно фантазировать на тему великих предков.
        Итак, хозяин неизвестен. А кому может принадлежать стилет?
        Парень девчонки нездешний, живет в общежитии, подрабатывает, следовательно, предпочтет купить джинсы, гитару, но не дорогую и бесполезную игрушку. Кстати, денег у него и не хватит на такое приобретение. Разве что попал к нему случайно. Мотив-то у парня все же есть.
        Два старика вполне способны обладать кинжалом, оба далеко не голодранцы. У Седова в доме выдержан современный стиль, однако дорогих безделушек полно. Правда, опять же стильных. Муравин предпочитает старину или сработанные под старину предметы интерьера. Но они же оба старики, одной ногой, пардон, стоят в могиле, а убийство и старость несовместны. Во всяком случае, редчайшее явление.
        Остается Ирина Ионовна… Но она - с ба-альшой натяжкой. Тем не менее женщина достаточно молодая, ей нет и пятидесяти, при потасовке, безусловно, взяла бы верх, так как крупнее Милы, следовательно, сильнее, к тому же по характеру деспотична, груба, нагловата. Где могла взять кинжал? Живет в двухкомнатной квартире без шика, купить ей не по карману, а вот взять тайком вполне способна. Взять там, где имеет доступ к ценным вещам. Значит, у Муравина. А тот уверяет, что из холодного оружия видел только кастет и финку, кинжалы - в кино, впервые слышит такое слово
«стилет». Вероятно, врет. Родственницу покрывает. Между тем, если Ирина отважилась на убийство, она подставила его.
        Трудно представить, что прохожий бандит решился на безмотивное убийство, да еще экзотическим стилетом, к тому же не ограбив жертву. Нет, стилет - адрес убийцы. Кто же он, убийца?
        Третье предположение: подобные кинжалы имеют ножны, а обыски ничего не дали.
        Носов встрепенулся и выпрямился, так как в кабинет завели парня. Минут через пять пришел Седов, еще через пару минут Муравин с родственницей. Расселись. Друг на друга не смотрят, угрюмые. Пора. Главное, чтоб уверенность хлестала через край. И недоговаривать, то есть создавать впечатление, будто Носову известна правда, это вносит смятение в души.
        - Я созвал вас, граждане,- начал Носов, честно сказать, не веря в затею,- чтоб уточнить кое-что. Возникли сомнения, потому что ваши показания разнятся, вы валите друг на друга, а все дорожки ведут к вам четверым. Поэтому хочу услышать еще раз, но подробно и при всех - при всех вам соврать будет сложно,- где вы находились, что делали восьмого марта по минутам, начиная с четырех часов дня. Предупреждаю, малейшая неточность, ложь или небольшое искажение и - предъявлю плутишке обвинение. Начнем с тебя, Павел. Почему ты поехал в тот район?
        - Я ж уже говорил…- вяло промямлил тот.
        - Еще раз давай,- жестко приказал Носов.
        Почему? Хм… Чутье не обманешь, оно подсказывало: Мила хитрит. Паша и раньше замечал, что она слегка мнется, когда речь заходит о ее работе, которую преподносила так, будто трудится не заурядной домработницей, а референтом у крупного промышленника. Последней каплей стало восьмое число. Нет, все празднуют, а она не может оставить дедушку! Да еще переселиться к нему вздумала. И ничего страшного в этом не видит. Паша решил посмотреть, что там за дедушка и чем занимается Мила, не исключено, что тревоги его напрасны.
        Он нарочно затянул время на пикнике, договорившись с ребятами, чтоб те не говорили ей, который час. Телефон Милы выкрал, она подумала, что забыла его дома. В четыре подружка все же настояла вернуться в город. Никто и не возражал, все устали, замерзли, от души повеселились.
        Самое интересное: она не поехала на свою работу в чем была, дома переоделась, тщательно выбирая одежду, подкрасилась. Паша молча наблюдал за ней. Наверное, Мила почуяла негатив с его стороны, потому объяснила, как оправдывалась:
        - Праздник все-таки… Не хочу смотреться чучелом.
        А по логике - какая разница, в чем мести и мыть пол? Если до ее оправдания Паша и раздумывал - следить за ней или не стоит, то после нежелания «смотреться чучелом» решил: надо последить. Хотя бы для того, чтоб раз и навсегда исключить обман с ее стороны.
        В шесть Мила спрыгнула с подножки автобуса, Паша разорился на такси. Как раз стемнело - весна весной, а темнеет рано. Паша шел за ней, стараясь оставаться в темноте, а Мила торопилась, иногда переходила почти на бег. Но дороги здесь типично деревенские, на каблуках тяжело скакать по кочкам.
        Когда-то эти места пустовали, потом советская власть выделила уважаемым людям участки под дачи. Но уважаемые люди не имеют привычки тыкать в землю лопатами и царапать ее граблями, им желательно отдохнуть, поэтому вскоре здесь развернулось строительство пригодных для жилья домов. Позже район стал чертой города, сюда пустили транспорт.
        Мила вошла во двор одного из таких особнячков. Паша отметил про себя, что собака не залаяла, значит, ее нет. Даже если псина хорошо знает человека, все равно пару раз гавкнет, потом увидит и заскулит или просто замолчит. Перемахнуть через забор Паше - раз плюнуть, что он и сделал. В окнах первого и третьего этажей горел свет, парень подбежал к ближайшему окну и увидел внутри Милу - она поднималась по лестнице. Паша огляделся, присмотрел дерево и вскарабкался…
        - Пока достаточно,- прервал Носов и перевел взгляд на скульптора.- Теперь вы.
        - Я?- словно не понял Седов.
        - Мила же к вам пришла, значит, вы и продолжайте.
        - Я… ждал ее…- неохотно начал тот.- Думал, она уже не придет, но не закрывал ни ворота, ни дом. Ждал в мастерской, приготовил ей подарок. Мила любила подарки…
        - Ну, ну,- подстегнул его Носов.
        - Она увидела мой подарок и ушла.
        - Не понял. Увидела, и все?- недоуменно пожал плечами Носов.- А подарок девушке понравился? Что вы ей подарили?
        - Мой подарок был слишком большим…
        - Дед, что ты врешь?- зло бросил Паша.
        - Молодой человек!- вскипел Седов.
        - Спокойно, спокойно, граждане,- повысил голос Носов.- Павел, в чем ложь?
        - Мила не ушла,- процедил Паша, глядя на старика с ненавистью.- Она разделась! Догола! Он еще ее целовал! Меня чуть не стошнило. И подарка никакого дед не дарил.
        - Дарил!- вторично пыхнул Седов.- Просто юноша его не увидел ввиду ограниченности…
        - Поэтому я, ограниченный тупица, должен сесть за тебя?- огрызнулся Павел.
        - Рассказывайте,- приказал Седову Носов.
        Мила вбежала в мансарду:
        - Привет, это я!
        - Как ты долго,- упрекнул Владислав Иванович. Но он был рад ей.
        - Так получилось. Ну, поздравляй…
        Девушка раскинула руки в стороны, тем самым открыв доступ к телу. Таких моментов в жизни скульптора сейчас было мало, и все они врезались в память. Сам Владислав Иванович не смел настаивать на поцелуях, потому что горд и не хотел очутиться в униженном положении, когда его могут высмеять. А также помнил: целовать старость в губы, должно быть, малоприятное занятие. Но когда Мила разрешала, он священнодействовал.
        Владислав Иванович подошел к ней, взял лицо в ладони. Не впился в ее губы - нет, нет. Медленно приближаясь, сначала почувствовал ее запах, затем ощутил дыхание, тепло, потом услышал удары ее сердца… И только в последнюю очередь поцелуй - честный, ибо выстраданный, заслуженный, страстный. Так целовать ее никто не будет, потому что не переполнится упоительным счастьем. Длился он долго, Миле наверняка надоел, она тактично опустила голову, уткнувшись лбом в его плечо.
        - Ты так целуешься, что можно подумать, хочешь меня,- проворковала девушка.
        Конечно, хочет, он же мужчина. Да, наступила старость, но желания-то остались, остался юношеский дух. Если б и она захотела, то, может быть, все получилось бы… а может, и нет. Почему не помечтать? Но она хотела другое.
        - Что ты мне подаришь?
        - Посмотри вокруг.
        Мила повела глазами по мастерской. Ах, вон что. Розы. Море роз. Розы в вазах, в трехлитровых банках, в ведрах. Красные, белые, лиловые, бежевые… Их так много, что Мила сглотнула… примерно подсчитав, сколько потратил денег старый дурак. Хренову кучу! Лучше б колечко купил, пусть маленькое. Или платье, шубу. А на фиг ей розы? Да одна штучка в праздники стоит… Милу стало подташнивать от жадности. Завтра розы завянут, их просто нужно будет выкинуть. Выкинуть кучу денег. М-да, это уже диагноз: маразм.
        - Ты разочарована?- угадал старый дурак.
        - Н-нет… Я… Э… обалдела,- выдавила Мила. А что, отлично нашлась. Хотя комок ужаса из-за бешеной и бессмысленной траты застрял в горле и не давал говорить.- Столько роз я видела только… на рынке… и в цветочном магазине… да и то там меньше. Они же страшно дорогие!
        - Деньги, Мила, не все в этой жизни.
        - Ты так думаешь?
        - Не думаю, а знаю. Я хочу тебя… порисовать.
        Первое ее желание было - послать его прямо и грубо, после чего уйти. Но она сосчитала: если маразматик выкинул целое богатство на ветер, то, может быть, расщедрится покруче? И разделась донага, залезла на подиум, предупредив:
        - Полчаса, ладно? Меня ждут подруги.
        Владислав Иванович сел за мольберт и поднял глаза. Вряд ли всевышний создавал более прекрасное творение, ведь даже у него возможности ограниченные. Длинная шея, гладкая, как мрамор, плавно переходит в плечи. Плечи округлые, грудь пышная, словно ее надули, анатомического каркаса не видно. Корпус резко уходит в талию и нежно переходит в бедра. Бедра сильные, созданы любить…
        - А?- переспросил Владислав Иванович.
        - Полчаса прошло?- повторила Мила.
        - Нет… Еще немного…
        Но ей в тот вечер не хватало выдержки, она рвалась на волю, и скрепя сердце Владислав Иванович отпустил ее.
        - А розы?- напомнил, когда девушка, одевшись, пошла к выходу.
        - Как я их унесу? Пусть уж тут стоят.
        Он все же сунул ей в руки охапку разноцветных роз, обмотав длинные и колючие стебли компрессной бумагой…
        - Я спрыгнул с дерева,- продолжил Паша без указок Носова.- Добежал до забора, но услышал, как открылось окно. Я притаился, присел, а то дед заметил бы меня, как через забор лезу, и шум поднял бы. Там же фонарь горел. Свет у себя дед выключил, а сам стоял в окне. Милка добежала до калитки, вышла на улицу, дед все стоял. Ну, подумал я, потерял Милку. А мне хотелось по горячим следам накостылять ей…
        - Ты и зарезал девочку,- бросила Ирина Ионовна.
        - Или ты,- огрызнулся Павел.- Так вот сижу и вдруг слышу: «Стой, курва!»
        - Кто это был, знаешь?- спросил Носов.
        - Она,- указал Паша на Ирину Ионовну.
        - Как же так, гражданка, вы ведь говорили, что от Муравина сразу домой поехали, а остановка автобуса в противоположной стороне.
        - Вы верите этому негодяю?!- захлебнулась праведным (праведным ли?) гневом женщина.
        - У нее, между прочим, мотив есть,- подлил масла в огонь Паша.- Хотите, расскажу сам? Я все слышал и еще одно открытие сделал: не знал, что Милка на такое способна. Думал, про скульптора базарят, а оказалось - нет!
        - Что вам?- настороженно произнесла Мила за забором.
        - А то не знаешь!- недобро хохотнула Ирина Ионовна. При всем при том обе говорили чуть слышно.- Ты что творишь, дешевка? Где тебя учили потакать похоти старых козлов? Ну, Седов-то понятно, он из ума выжил, а ты… что, от одного старика к другому сейчас побежишь? Не противно? Дешевка! Такая молодая, а уже грязная шлюха!
        - Полегче, тетенька.
        - Заткнись, гадюка, иначе я за себя не ручаюсь. И запомни. Ничего не получишь, это первое. Я ишачу на него, носки его нюхаю, жрать варю, когти стригу, а тут выискалась птица! «Ленчик, отпиши мне все, и я буду любить тебя одного»,- явно передразнила Милу женщина.- Какой он тебе Ленчик, дрянь? Кого любить обещала? Он тебе дедушка Леонид Семенович. Ишь, дом она захотела! Не дороговато ли берешь? Да я ему лично буду проституток привозить, пускай щупает, на большее-то не способен. Зато дешевле обойдется и безопасней. Сначала он завещание на тебя накатает, а потом вскорости нечаянно перекинется? И последнее, но главное: еще раз увижу тебя у Муравина, задавлю. Поняла?
        - Поняла. Теперь отвяжись.
        - Кажется, ты не поняла,- процедила Ирина Ионовна.- Ничего, получишь еще одно внушение, после него к тебе вернется память.
        Сначала раздались чеканные шаги, и в щель забора Паша видел удаляющуюся фигуру Ирины Ионовны. Тем временем Мила не зло, а как-то беспомощно выговорила:
        - Своему Леньке угрожай, дура! Я-то здесь при чем?
        И, отделившись от забора, последовала за Ириной Ионовной. Окно в мансарде Седова захлопнулось, Паша быстро перемахнул через забор и, к счастью (или к несчастью), заметил, в какой дом входила Мила. Пропустить еще одно бесплатное кино? Не-ет. Паша кинулся за подругой, спокойно вошел во двор через калитку и - к окнам…
        - А ты докажи!- рассвирепела Ирина Ионовна, покрывшись белыми и алыми пятнами.- Докажи, что я угрожала! Да мало ли кто угрожает, не все же убивают!
        - Тут доказывать нечего,- пробубнил Паша.- Твой Ленчик собрался отписать Милке имущество с домом, и ты это узнала. Наверное, подслушала их. А наследство, уплывающее из рук, разве не серьезный мотив, а, товарищ капитан?
        - Серьезный,- кивнул Носов.
        Доселе молчавший Муравин, сидевший с отсутствующим видом, словно происходящее его ни в коей мере не касалось, вдруг ожил, оскорбившись:
        - Ты про меня так, Ира? Я старый козел? Я из ума выжил?
        - Помолчи уж!- рявкнула в его сторону Ирина Ионовна и рукой махнула в сердцах.- Я пахала на тебя столько лет, и, между прочим, бесплатно, а ты… Постыдился бы рот раскрывать!
        - Извините,- остудил ее Носов,- но ваш родственник здесь не для того, чтоб сидеть с закрытым ртом. Ну-с, господин Муравин, настала ваша очередь.
        - Моя?- завибрировал Леонид Семенович.- Я давал показания… подписал их… Да, подписал, а вы читайте.
        - Как выяснилось, не все вы показали,- заметил Носов.- Хитрили, мудрили, многое утаили, себя выгораживали, хотя вам не предъявляли обвинения.
        - Но вы же подозреваете!- вскипел Муравин.
        Старик стал красным, вспотел. Видимо, давление подскочило. Носов уже не рад был своей идее общего разговора-допроса. Грохнется тут дед с инсультом - доказывай потом, что это старость козу подстроила. Выручил Паша, сказал зло и жестоко, но ему же терять нечего:
        - Дед, не симулируй приступы, с Милкой ты был здоров и бодр. А то мне придется опять рассказывать. Поверь, выложу все подробности, я же видел…
        - Что ты видел, что ты видел?- запыхтел Муравин.
        - И не только я,- ухмыльнулся Паша.- Вон тот дед,- указал он подбородком на Седова,- тоже примчался посмотреть, чем вы с Милой занимаетесь.
        - Это мое личное дело!- взвизгнул Муравин, размахивая пальцем.- Мое и Милы!
        - Прошу прощения,- вставил Носов,- но уже не ваше личное, так как Мила убита вот этим кинжалом.
        Следователь поднял вещдок и держал минуту-другую, чтоб все его хорошенько рассмотрели, между тем останавливал свой взгляд на каждом участнике беседы. Изредка стоит положиться и на интуицию, но сначала надо изучить подозреваемых на конкретном факте. Как они смотрят, что у них на лицах написано, что делают в это время их руки, как дышат. Все имеет значение! Если фиксируешь мелочи, то интуиция направит на виновного, тогда его можно начать раскручивать по полной программе. Но интуиция крепко спала. А четыре человека заморозились, впившись глазами в стилет, и, казалось, дышать перестали и мигать веками.
        Носов небрежно бросил пакет с кинжалом на стол, сказал, глядя на Муравина:
        - От скульптора Седова Мила пришла к вам. Что было?
        - Ну…- развел пухлыми руками Леонид Семенович да слова позабыл. Наверное, поэтому выпятил нижнюю губу.
        - Без «ну»!- строго произнес Носов.- Почему ваша родственница назвала Милу шлюхой, а вас похотливым…
        - Вам доставляет удовольствие повторять грубости?- взвизгнул Муравин.
        - Что делала Мила?- долбил Носов.- За что ее оскорбила Ирина Ионовна? Какие основания…
        Паша, как человек молодой, оттого нетерпеливый, перебил его:
        - Не видите, он же не хочет рассказывать! Что, дед, стыдно? Когда потихоньку, не стыдно, ведь никто не знает, а при всех мы выставляемся святыми. Как же, как же, вас нужно уважать даже за маленькие слабости, дорогу уступать, место в трамвае… А я не уважаю.
        - Павел!- гаркнул Носов.- Не забывай, кому хамишь.
        - А я не забыл, я теперь помнить буду до конца жизни. Почему я должен с ними считаться? Потому что так положено? Несмотря ни на что? Кто-то из этих благообразных, убеленных сединами дедушек или эта толстая тетка, убил Милку, а сидеть мне, как самому молодому? Они ее развратили, а я - отдувайся?
        - И все же поаккуратней,- скорее попросил, нежели приказал Носов.
        - Ладно, постараюсь,- буркнул Паша, но так и не извинился.- Все, деды, рассказываю, как было дело. Короче, стою у окна, обзор хороший, но хотелось бы и слышать. Думал сразу же тихонько войти в дом и послушать в прихожей, а повезет - так ближе подобраться. Перешел к другому окну, осмотрел. Вижу, одна часть рамы вверху приоткрыта. Окна у него металлопластиковые с тремя режимами, или как там эти штуки называются…
        - Неважно,- взмахнул кистью руки Носов,- дальше.
        - В общем, повезло. Слышу, Милка скандалит… Нет, не то чтобы скандалит, она, вообще-то, не любила ругаться, а выговаривает деду…
        - Что за день!- капризным тоном говорила Мила, поставив кулачки на бедра.- Один роз надарил столько, что унести нельзя, совершенно бесполезных, лучше б деньгами отдал. Второй какую-то цепочку сует почерневшую…
        - Серебряную, Мила, а в кулоне берилл!- возмущенно затарахтел Леонид Семенович.- Вещь драгоценная, досталась моей покойной жене от деда, который в революцию реквизировал ее у буржуев.
        - Хм, я еще и обноски должна носить после покойников.
        - Украшения не бывают обносками, они вечны!- рассердился Леонид Семенович. Но внезапно потух, сел и устало высказал обиду: - Ты неблагодарная. Тебе отдают дорогую вещь, отрывают от души память…
        - Я неблагодарная? Ты спросил, какой хочу подарок, так? Сам спросил, я за язык тебя не тянула. Я сказала. А теперь ты цепочку суешь…
        Слух Паши уловил, как кто-то к нему подкрадывается, и, резко обернувшись, принял оборонительную стойку. А подкрался скульптор, которого, в сущности, бояться глупо. Седов явно не ожидал застать здесь шпиона и опешил. Паша ухмыльнулся, выпрямился и шепотом, ерничая, сказал, указывая обеими руками на окно:
        - Прошу на кино. А, я не представился… Друг Милы. Близкий. Если быть более точным - с которым она спит почти каждую ночь.
        Владиславу Ивановичу стало неловко, что он пришел сюда, и молодому человеку ясно, с какой целью. Теперь уходить - все равно что плюнуть себе же в лицо. Отбросив условности с тонкостями, а вместе с ними неловкость, Седов приблизился к дому и заглянул в окно. Паша согнулся, в таком положении прошел под окном и устроился на противоположной стороне. «Кино» в доме продолжалось…
        Мила замолчала, потому что у Леонида Семеновича вид был до жути несчастный. Он сгорбился, поставив локти на колени, низко опустил голову. Кисти рук свесились беспомощно, и так же беспомощно прозвучали его слова:
        - Ты знаешь, как я люблю тебя… Ты знаешь обо мне то, чего никто не знает… Ты - моя последняя связь с этой жизнью. Я жду, когда придешь, слушаю улицу, и мне хорошо… Но нельзя же пользоваться моими слабостями. Что со мной Ирка сделает, когда узнает? Отравит? Или подушкой ночью задушит?
        До Милы дошло: она малость перегнула палку. Девушка подсела к нему на диван, обняла за плечи, слегка встряхнула:
        - Ну же, Ленчик, перестань. Она и так знает про нас…
        - Я про завещание говорю…
        - Ну и фиг с ним. Ладно, надевай твою цепочку с бериллом.
        Мила подняла волосы и повернулась к нему спиной. Не торопясь, Леонид Семенович надел очки, взял цепочку с кулоном пальцами обеих рук и вдруг застыл неподвижно, глядя на шею, плечи, локотки девушки, на рассыпавшиеся из беспорядочного пучка волосы…
        - Ты скоро?- бросила Мила через плечо.
        Он застегнул застежку на ее шее, сложил кулаки на коленях. Тем временем Мила сбегала к зеркалу в прихожей, вернулась довольная (она же отходчива).
        - Красиво. А тебе нравится?
        - Да, конечно,- кисло ответил Муравин.
        - Ты все еще дуешься? Брось, Ленчик.
        - Скажи, к «гончару» переедешь?
        - Конечно. Он не потребует платы за жилье, и кормежка будет за его счет, это же выгодно…
        - Простым переездом не закончится, ты должна понимать,- начал заводиться Леонид Семенович.- За все надо платить. И он заставит тебя расплачиваться собой. Это причинит мне боль!
        - Не заставит. И не смеши меня, ему не тридцать лет, даже не сорок, чтоб ревновать. Не бойся, я буду прибегать к тебе…
        - Хорошо, я отпишу тебе все. Но!- Муравин поднял указательный палец, мол, сейчас свое условие тебе выставлю.- Но когда почувствую, что умираю.
        Мила улыбнулась, наклонилась к нему, взявшись за свои коленки руками, и очень нежно промурлыкала:
        - Тогда я прогоню твою Ирку и буду ухаживать за тобой, кормить с ложечки, читать, купать.
        Обещания было мало, и у Милы имелся самый верный способ воздействия: она сняла жилет, тонкий свитерок, бюстгальтер, скинула юбку.
        Тут-то Муравин и преобразился - его глаза загорелись, став влажными, губы затряслись. Взяв девушку за талию, он прижался лицом к ее животу, а та в неудобной позе, изворачиваясь, стаскивала с себя колготки…
        Паша опустился на корточки, упершись спиной о стену дома, достал сигарету, мял. Скомкал и отбросил. Ему стоило огромных сил, чтоб сдержаться, а не ворваться в дом и не натворить там бед в запале.
        - Идем отсюда, парень,- шепотом сказал Седов.- Для меня довольно виденного, я хочу уйти, и тебе не надо здесь оставаться.
        Молодой человек резко вскочил на ноги, бросил последний взгляд в окно, а в комнате старый дед выглаживал и целовал тело Милы. Паша прошел мимо окна, уже не таясь, но цедя ругательства сквозь зубы. Его не заметили.
        Плохо различимая фигура метнулась к выходу, хлопнула калитка, заставив Пашу и Седова приостановиться.
        - Это еще кто?- спросил юноша.
        - Ирина, кажется,- скрипучим голосом ответил скульптор.- Значит, и она шпионила.
        - Вы обознались!- взвизгнула Ирина Ионовна.- Товарищ капитан, клянусь, меня там не было! Я с Милкой поговорила и на автобусе уехала. Вы, Владислав Иванович, из-за Леонида Семеновича и ко мне предвзято относитесь…
        - И не жалею,- вставил Седов.- Вы оба достойная парочка.
        - Да как вы смеете…- всхлипнула женщина.- А все потому, что Леня зарубил вашу статую, когда работал вторым секретарем.
        - Считаете, это не повод, чтоб вас не выносить?- изумился старый скульптор.- Я полгода работал, и не только я. Город заказал, а ваш Леня…
        - Да, зарубил,- злорадно произнес Муравин.- Потому что бездарно была выполнена, без фантазии, без полета мысли…
        - Нет, голубчик,- завелся Седов.- Скульптуру я потом продал в Киев, значит, она не бездарна. Просто ваша партийная порода не терпела тех, кто лучше, талантливей, умней, вы их ненавидели, потому что сами тупые и невежественные, «без полета мысли»…
        Носов обхватил голову руками, перебрасывал взгляд с одного спорщика на другого, потерявшись в происходящем идиотизме. Да-да, история из серии: заскок скакнул и споткнулся о другой заскок. Слов не находилось, хотелось схватить стул и, размахивая им, погнать всех к чертовой матери, мягко говоря. А еще лучше нацепить наручники и отправить в камеру, может, там через недельку мозги у них придут в норму. Следователь не выдержал и бабахнул ладонью о стол:
        - Тихо!
        Наступила тишина.
        - Уважаемые заклятые враги, речь не идет о скульптуре, речь идет об убийстве!!! Надеюсь, это всем понятно?- Присутствующие закивали.- Вот и хорошо. Впредь не отвлекайтесь. Итак… Дальше что было?
        Почему-то после его вопроса три человека стали немыми и насмерть перепуганными воробышками. Пришлось Паше продолжить:
        - Мы с дедом разошлись… Нет, я ему посоветовал отписать домину Миле, чтоб она не ушла поить с ложечки и купать умирающего Ленчика, а еще надежней - жениться на ней. И он ответил…
        - Я сам в состоянии повторить свои слова,- перебил Седов.- Я сказал, что больше Мила не войдет в мой дом, не хочу ее видеть. Сказал, что получил удар в самое сердце, потому что боготворил Милу… Впрочем, и богини бывают порочными, пример - Афродита.
        - Ну, да, все так,- подтвердил Паша.- И мы разошлись в разные стороны. Я двинул к остановке, посидел там на скамейке, покурил и передумал уезжать. Дурак был, никогда себе не прощу…
        - Ближе к теме,- одернул парня Носов уставшим голосом.
        - Я вернулся. И ждал, когда она выйдет. Мне столько хотелось ей сказать…- Паша сжал кулаки и потряс ими.- Я просто не мог этого не сделать. Прошло с полчаса, может, больше…
        Мила вышла со двора с букетом роз (все, что ей дали, она несла домой, даже ненужное, на ее взгляд), на середину улицы. Как внезапно выскакивают из-за угла убийцы, так из темноты выскочил Паша и остановился на ее пути, широко поставив ноги. А руки… руки с трудом засунул в карманы джинсов, чтоб они самостоятельно не врезались в рожицу подружки. Свет падал сзади, Мила не узнала его, попятилась, испуганно вымолвив:
        - Ой, кто тут?
        - Я, Паша,- сказал он.
        - Паша?- обрадовалась было девушка, но сразу насторожилась: - Что ты здесь делаешь? Почему ты здесь?
        - Потому что захотел посмотреть на твою «работу». Круто.
        - Паша… ты подглядывал?..
        - Именно. Жалею, что не сделал этого раньше. Я-то думал: ничего, что Мила глупенькая, зато она добрая, не испорченная, будет мне верной спутницей на долгие годы…
        - Паша, так и будет.
        - Не будет! После того, что я увидел - а тебя обслюнявили и облапили с ног до головы два деда!- я на тебя смотреть не хочу.
        У Милы дрогнул голосок:
        - Но я же это для нас, Паша. Мне хорошо платят! Между нами ничего не было, ничего! Они без секса… просто любят меня, мне их жалко. А то, что трогают… так пускай трогают, не убудет же от меня. Ну, что тут страшного?
        Ее позиция не вмещалась в Пашино сознание. Он обхватил голову руками, иначе мозги на хрен вылетят, прошелся туда-сюда и взревел:
        - Слушай, ты действительно не понимаешь? Нет, ты не дура! Ты супернабитая, безнадежная дура! Ты опасна! Потому что нет гарантии, что в твою безмозглую башку не придет еще какая-нибудь подлая идейка! Все, Мила, не понимаешь, что творишь,- твои проблемы. Забудь, как меня зовут.
        Он развернулся и пошел к остановке. Мила бросилась за ним, встревожившись не на шутку.
        - Паша, если тебе не нравится, я не буду ездить к ним. Паш, а ведь один дед обещал мне дом и все, что в доме, отписать… Это же для нас!
        - Ко мне больше близко не подходи. Я все сказал, прощай.
        - Паша, прости, я не знала… думала, ты современный…
        - Ха!- только и выдохнул молодой человек.
        Она схватила его за рукав куртки, Паша резко выдернул руку и в следующий миг влепил ей звонкую пощечину. И пошел дальше. А Мила осталась стоять, прижимая к груди розы и держась за щеку свободной рукой.
        Ну и кто из них? Носов пока не мог ответить с уверенностью.
        Следователь отпустил всех, кроме Паши, и наедине ему сказал:
        - Буду ходатайствовать, чтоб тебя выпустили под подписку о невыезде.
        - Значит, вы верите, что не я убил…
        - Не знаю, кому верить. Тем не менее прямых доказательств нет, только косвенные.
        - С косвенными эти трое, что сейчас ушли, достойны лечь на нары больше, чем я.
        - Иди.
        А ведь и правда нет доказательств. И улик, кроме кинжала, нет. На Милу наткнулись через полчаса подвыпившие люди, возвращавшиеся домой с песнями - праздник же.
        Между прочим, убийство профессиональное.
        Мотивы… Наиболее веский у Ирины. У Паши? Молодые люди сходятся и расходятся, трагедии таковыми не считают и быстро забывают. Короче, мелковато. У двух дедушек? Маразматическая страсть, ревность? А силенок у них хватит на столь мощные чувства и на удар стилетом?
        Где еще покопаться? В прошлом, конечно. Профессионально, одним ударом и наповал, убить сложно. Потому и случается, что, не убив с первой попытки, преступник наносит второй удар и третий, а дальше входит в штопор и наносит бессмысленное количество ударов.
        Завертелась машина, службы копались в прошлом стариков и Ирины Ионовны, а там - сплошной ажур. Оба деда служили в армии когда-то, в те годы с этим было строго, Седов - на флоте, Муравин - в пехоте. Значит, холодное оружие в руках держали хотя бы во время тренировок по рукопашному бою. Ну и что? Ирина Ионовна по образованию кондитер, следовательно, кинжалы видела только в кино. Но у нее самый весомый мотив - как же это сбросить со счетов?
        Не остановившись ни на одной кандидатуре, Носов решил еще раз встретиться с фигурантами - на их территории. Ничего не может быть проще: сел в «девятку» и поехал. В район въехал с той стороны, где первым на пути стоял дом Седова.
        Идя по ухоженному дворику, Носов впервые обратил внимание: весна-то пришла, черт возьми! Солнце слепящее, небо синее, воздух вобрал массу ароматов, которые зима не дарит. А почки на ветках? Их уже распирало, некоторые наклюнулись. Будут еще холода, но несильные и недолгие, а пока…
        - Вы ко мне?- спросил неизвестно откуда взявшийся Седов.
        - К вам,- улыбнулся Носов.- А потом зайду к Леониду Семеновичу.
        - Прошу в дом,- пригласил Седов.- Выпьете что-нибудь?
        - Нет-нет, спасибо,- разглядывая гостиную, отказался Носов,- я за рулем. У вас такой потрясающий дом… просто мечта. А одному на таком пространстве комфортно?
        - У человека должно быть много пространства вокруг, в тесном он хиреет, чахнет. Хотите посмотреть весь дом?
        - Не откажусь. При обыске я по большей части в гостиной торчал. Хотелось бы посмотреть, где творят скульпторы…
        Показ Седов начал с третьего этажа, то есть с мансарды.
        - Это мастерская, но здесь я только делаю эскизы на бумаге… Это просто холл, здесь играют на бильярде, зона отдыха… Прошу вас вниз. Это кабинет…
        Собственно, кабинет больше походил на библиотеку - стены заставлены шкафами с книгами, посередине письменный стол, кресла. Носов обошел помещение по периметру - с детства он питал страсть к чтению, только читать было, в общем-то, некогда.
        - М-м-м…- в знак восхищения качал он головой.- Сколько книг! И старинные есть?
        - С ятями? Конечно. И редкие экземпляры, но мало.
        - А тут что, все по анатомии?!
        - Ну, не все. Половина шкафа по анатомии.
        - А зачем? Вы же не медик…
        - Скульптору анатомия необходима, нужно знать и пропорции, и расположение мышц, и скелет. Художники Ренессанса выкупали трупы у палачей и препарировали их с целью познания устройства человека. Притом рисковали жизнью, ведь их непременно казнили бы за такое. Идемте дальше.
        Седов много рассказывал, собеседником он оказался весьма занимательным. А Носов постоянно извинялся, так как порой скульптор обращался к нему с вопросом и вдруг обнаруживал, что гость не слушал его. Владислав Иванович посматривал на Носова как на больного, вот-вот готов был дать совет, мол, вам срочно надо к врачу. Добрались до мастерской в пристройке, где воображение поражало количество и разнообразие скульптур - от маленьких статуэток до колоссов.
        - Я попал в музей,- развел руками Носов.- Неужели это все ваши работы?
        - Да, все мои.- Заложив руки в карманы брюк, Седов вместе с гостем обходил мастерскую. Как будто давно не видел свои творения, а теперь они вернулись из его прошлого, и создатель по-новому взглянул на них.- Вот копия бюста римского патриция. Я сделал ее, будучи студентом. А это неудачная работа - требовалось показать женщину-трудягу, у меня получился гермафродит. А это я так… для себя высек из цельного куска мрамора…
        Скульптор поискал глазами гостя. Тот снова его не слушал, а стоял в центре мастерской у неоконченной скульптуры обнаженной женщины. Она была вылеплена из глины и еще не высохла, да и недоделок даже несведущий глаз Носова нашел массу. Но скульптура была прекрасна. Женщина, запрокинув руки, поправляла волосы, присев на обрубок колонны. Сидит высоко, ноги ее свешены и скрещены, такое ощущение, будто она только что искупалась и готова… ожить. Главное, скульптура небольшая - сантиметров семьдесят в высоту,- а впечатление производит.
        - Да, это она,- смутился Седов, потупившись.
        - Что?- очнулся Носов.
        - Это Мила. Я вылепил ее на днях. Что с вами? Вы нездоровы?
        - Здоров,- обходя вокруг скульптуры, сказал Носов.- Я очень здоров. А ведь это вы, Владислав Иванович.
        - Что - я?
        - Вы убили Милу. Видите ли, убита девушка профессионально, то есть точно в сердце одним ударом. Анатомия, господин скульптор, вас подвела. Необязательно быть десантником, служить в ОМОНе, пройти разведшколу, достаточно знать, куда бить.
        - Как вы говорите?- Нет, не испугался Седов.- Достаточно знать?
        - Да. Мало кому удается убить одним ударом, хотя в ваших руках было потрясающее оружие - кинжал милосердия. Но я, пока вы мне все тут показывали, вспомнил ваши проколы. Вы получили удар в самое сердце, потому что боготворили Милу,- это ваши слова. И вы вернули ей удар в ее сердце - смертельный, но милосердный, она скончалась мгновенно, даже глаз не закрыла. Вы, а не Павел, указали на Ирину, будто она выходила со двора, внушили это и Павлу, который плохо ее знал…
        - Но там она и была.
        - Не-а! Это была соседка. Она беспрепятственно заходит к Муравину, потому что ее кот повадился ходить к старику, а Муравин терпеть не может кошек и требует, чтоб их забирали с его территории немедленно, чтоб коты не метили двор. Сейчас март, коты в марте любви предаются, их секрет особенно воняет. Такая простая причина, а вам помогла направить нас на Ирину, у которой железный мотив и без ваших стараний. А каков ваш мотив, Владислав Иванович? Вы же действительно ее любили. Муравин-то сгорал от старческой похоти, а вы любили.
        - У вас нет доказательств,- сказал Седов спокойно.
        - Да, вы правы…
        И вдруг Носов легонько толкнул скульптуру, она полетела на каменный пол. Фигурка женщины разбилась не вся, только та ее часть, что высохла, остальная смялась. А вот обрубок колонны разлетелся вдребезги, и среди осколков лежали ножны, которые Седов похоронил в колонне. Носов поднял ножны, усмехнулся:
        - Иногда интуиция выдает точные инструкции. Вы же не будете отрицать, что ножны от стилета? Рисунок тот же, что и на рукоятке. Ответьте, почему вы, большой человек, докатились до убийства?
        Седов сначала опустился на табуретку, после паузы ответил:
        - Потому и убил, что любил. Как в пошлой песенке: «У попа была собака, он ее любил…» Я любил в ней красоту, наивность, открытость, чистоту… Мила, правда, была глупой девушкой, не имела знаний, но… в ней присутствовала сама природа - такая, какой ее создал Бог. А убил я порок. Низменное создание, расчетливое и жадное, беспощадное и хитрое.- Он поднял глаза на Носова.- Ей было всего двадцать лет, а она знала, как использовать окружающих, не затратив себя. Я убил ради ее парня Паши, даже ради Муравина, которого эта маленькая дрянь завязала в узел. Уверяю вас, Мила, получив от него завещание, пришла бы к тому, что Леньке следует укоротить жизнь. Убил ради тех, кто мог встретиться ей в будущем… Но я и пожалел ее. Мила была обречена, ее бы обязательно кто-нибудь все равно уничтожил, только мучительно. Ведь то, что она делала, не прощается. А я убил быстро, как убивали рыцарей в Средневековье.
        - Ради Паши, говорите? Не верю. С вашей помощью Паше светит мно-ого лет колонии. Светило!
        - Да, мне стыдно. Я обдумывал, как вам все рассказать… и не решался.
        - Ладно, Владислав Иванович, всякие там психологические тонкости мне непонятны, я же тупой мент. И вот что предлагаю вам: садитесь и пишите чистосердечное признание, оформим как явку с повинной.
        Седов сел за стол у окна мастерской, взял из стола бумагу (у него здесь много чего имелось) и начал писать. А Носов вышел на воздух. Здесь он был особенный, похожий на деревенский. Только от мыслей, связанных с таким необычным делом, следователь отделаться не мог. Произошедшему есть лишь одно объяснение:
        - М-да, все весеннее обострение…