У каждого свой путь Любовь Львовна Рябикина
        #
        Любовь Рябикина
        У каждого свой путь
        Книга первая
        Глава 1
        Спать хотелось просто спасу нет! Каждый шаг давался с трудом и девочка часто запиналась за собственные ноги. Тропинка была чистой. Ствол ружья, достававший до коленей, больно бил при этом по ноге и она просыпалась. Отец недовольно оглядывался на шум. Вполголоса ругал ее за неуклюжесть. Маринка кивала, какое-то время шагала бесшумно, а затем все повторялось. Тяжеленное ружье оттягивало ее худенькое тело назад. Отцовская спина покачивалась впереди при каждом шаге. Она какое-то время всматривалась в нее: вокруг стояла темнота и рассвет еще только чуть засерел на востоке. Вновь засыпала на ходу. Ноги начинали тащить ее в сторону. Натыкалась в темноте на кустарники, вздрагивала от прикосновения холодной росы и снова на мгновение открывала глаза. Мысленно ругала отца за раннюю побудку и тут же его оправдывала: “Проклятого кабана надо убить”.
        Этот кабан начал “доставать” их семью неделю назад. В последнее время поголовье кабанов сильно разрослось и они довольно часто выходили к домам. Особенно старые секачи. Еще только средина августа, а проклятая скотина потравила половину картофельного участка, распаханного возле самого леса. Подрыла рылом кусты и сожрала самые лучшие клубни. Мало того, свинья растоптала и уничтожила полностью молодые побеги с таким трудом добытой черноплодной малины “Чемберлен”. Ушаковы не на шутку разозлились. Накануне дочь упросила отца взять ее с собой на охоту. Иван Николаевич согласился. Ни свет, ни заря потащил ее в лес, игнорируя просьбы жены
“не брать малышку”. Маринке исполнилось семь лет в декабре прошлого года. В этом году она должна была пойти в школу.
        Они шли по следу минут сорок. Рассвело. В конце концов ребенок справился с дремотой. Отстав от отца на десяток метров, оглядывалась с любопытством по сторонам. Кабан выскочил прямо на Маринку неожиданно. Она, словно взрослая, похолодев внутренне, мгновенно поняла - это конец. Округлившимися глазами смотрела на приближающееся черно-коричневое чудовище. Снять ружье не успеет! Секач был старым и огромным. Желтые клыки загибались вверх на добрых двадцать сантиметров. Свирепые глазки уставились на ребенка. Девчонка замерла. Ноги отказали и она не в силах была даже двинуться в сторону. Кабан несся на нее, а она, оцепенев, смотрела.
        Все произошло словно в замедленном кадре: клыки, ноги, длинное рыло… Прозвучал выстрел. Что-то сильно толкнуло Маринку в левый бок и она упала, не понимая, что происходит. Уже лежа на земле, увидела: кабан лежит на боку и все его четыре ноги дергаются, а одного злого красного глаза нет. Второй мутнел на глазах. И тут в боку стало нестерпимо жечь, словно ей напихали под кожу горячих углей. Она закричала на весь лес:
        - Папка, мне так больно!
        Вскочила на ноги, крутясь и не понимая, откуда это жжение. Отец подхватил ее на руки и Маринка впервые в жизни увидела слезы на его глазах. Загорелое лицо, всегда такое строгое и мужественное, жалко сморщилось. Подбородок дрожал. Прижимая ее к себе изо всех сил, он приглушенно вскрикнул:
        - Доченька! Живая! Родная моя, прости меня!
        Она не могла понять, почему он плачет и почему ей так больно при каждом движении. Жалея, обхватила отца за шею. Поцеловала несколько раз в колючую щеку и превозмогая это жжение в боку, спросила:
        - Пап, ты чего? Ты же говорил - мужчины не плачут! Мне почему-то бок больно, ты посмотри…
        Но он, не отвечая, тащил ее на руках к деревне. По дороге скинул и свое ружье и ее тоже. Маринка хотела пойти сама и сказала об этом. Ей было стыдно, что ее, такую большую, несут на руках. Но отец продолжал нести и по щекам его все еще текли слезы. Иван Николаевич внес дочку в дом к теще, которая только встала и собиралась растапливать русскую печь. От порога выдохнул:
        - Мама, я Маринку подстрелил!..
        Еще не старая женщина подняла голову от печи и минуты три смотрела на него, не понимая слов. Затем прислонилась к побеленному теплому боку печки, не обращая внимания на то, что фартук и локоть стали белыми. Прижав руки к груди, она ахнула:
        - Как помогло ее-то?..
        Маринка закрутила головой и попыталась вырваться - жжение в боку пропало, только все равно было больно. Она ничего не понимала и смотрела то на бабушку, то на отца и удивлялась, почему папа не хочет отпустить ее на пол. Бабушка вздохнула и бестолково засуетилась, бегая по кухне, хватая и тут же бросая тарелки и ложки обратно. Потом все же пришла в себя и остановилась:
        - Сильно?
        - Не видел!
        - Клади на кровать!
        Запричитала, заохала вокруг Маринки, осторожно расстегивая куртку:
        - Маленькая ты моя, да как же это так, а?
        Девчонка удивленно спросила, увидев и у нее слезы, ползущие по щекам:
        - Бабуль, ты чего?
        Но она не слышала, продолжала раздевать ее. Повернув голову, спросила отца:
        - Иван, как помогло в нее-то попасть?
        Ушаков выдохнул и упал на стул:
        - Кабан бы ее убил. Выбора не было…
        В бабушке проснулся дух лекарки, какой она была в годы войны:
        - Стаскивай с Маринки свитер, может не сильно задело…
        Отец непривычно бережно снял с Маринки одежду, стараясь не касаться больного бока. Она увидела, что ее красивый голубой свитерок в каких-то пятнах и умоляюще сказала:
        - Баб, ты не ругайся, я свитер чем-то испачкала, но я постираю…
        Бабушка вдруг горько заплакала, уткнувшись лицом в подушку рядом. Сквозь слезы раздалось:
        - Господи! Радуйся, что жива! Нечего о тряпках думать. Ну-ко, дай, посмотрю…
        Оторвалась от подушки. Бросила протянутый внучкой свитер в сторону, даже не поглядев. Наклонилась над ней, горестно вздыхая. Маринка с любопытством тоже взглянула на свой бок и… замерла. Все ее тельце с левой стороны было в крови и она поняла, что это были за пятна на свитере. Только никак не могла понять, откуда они взялись. Немного пошевелила мозгами и вспомнила - выстрел! Отец выстрелил в кабана, чтобы спасти ее и все равно попал крупной дробью в бок дочери. Она посмотрела на плачущего у стола отца, на бабушку, стиравшую слезы со щек и сказала, чтобы утешить:
        - Пап, бабуль, вы чего? Мне почти и не больно.
        Бабушка после этих слов притиснула ее голову к груди и заплакала в голос:
        - Дурочка, отца посадят теперь за тебя!
        Маринка была достаточно умной и сразу спросила:
        - А почему? Ведь он меня спасал.
        - Тебя в больницу надо. Дробь вытаскивать, а что хирургу сказать? Что вы кабана собирались подстрелить? Не сезон!
        Маринка, словно взрослая, минуты три переосмысливала услышанное, а потом выдала в полнейшей тишине:
        - Баба, у тебя есть крючок для вязания? Вытаскай сама. Я потерплю. Дробь не глубоко застряла, чувствую. Ты умеешь, я видела, как ты овце бок прокалывала.
        Взрослые оцепенели и переглянулись. Отец тихо спросил:
        - Доча, ты серьезно?
        - Пап, я все понимаю, хоть ты и считаешь меня маленькой. Я не хочу, чтоб ты в тюрьме сидел. Пусть бабуля вытаскает дробь, ты только меня подержи…
        Водку налили в стакан и туда бабушка опустила два вязальных крючка, тонкий и толстый, чтоб обеззаразить. Маринка вытерпела все пять дробин, лежа на руках у отца и чувствуя, как дрожат его большие руки. Она скрипела зубами, морщилась и тоненько хныкала, когда крючок влезал слишком глубоко. Светлые длинные волосы взмокли от пота. Его соленые капли катились по лицу ребенка вместе со слезами. Бабушка несколько раз отказывалась продолжать. Бросала крючки в ставшую красной водку и стряхивала крупные слезы со щек тыльной стороной ладони:
        - Не могу, Мариночка, не могу! Я же вижу, как тебе больно.
        Она, прерывисто дыша, требовала:
        - Вытаскивай! Я не хочу, чтоб папу в тюрьму посадили.
        Лишь через час все пять дробин вытащили из детского тела. Маринка потеряла сознание после всего. Бабушка и отец перевязали ее и уложили в постель. Она захлопотала по хозяйству, а он сел возле кровати, уткнулся в матрас лицом и в голос зарыдал:
        - Мама, мама, она спасла меня!
        Старая женщина собиралась поить корову. Замерла на секунду с ведрами в руках и обернулась от двери:
        - Вы друг друга спасли. Она тебя, ты ее! Не зря ты внучку, как мальчишку воспитывал! Терпеливая! Слова больше не скажу против твоего воспитания и с Ленкой поговорю…
        Береза под окном покрылась инеем. Огромный снежный сугроб нависал с крыши, загибаясь к окну волнистым краем и закрывая всю верхнюю часть. Огромная тень, перекрывая солнечный свет и мешая солнцу заглядывать в дом, лежала на домотканных дорожках. На улице стояла тишина.
        - Чингачгук!
        Пронзительный голос Кольки прорвался даже сквозь двойные зимние рамы. Казалось, стекло и то затрепетало от этого вопля. Затем раздался разбойничий свист в два пальца. Маринка подбежала к покрытому морозными узорами окну. Залезла на стул и выглянула через крошечную полоску не затянутого льдом сверху внешнего стекла: Колька стоял напротив их дома посреди дороги и бешено махал ей рукой - выходи!
        Чингачгуком ее назвали мальчишки после того, как она этим летом проскакала без седла и уздечки по всей деревне на спине самого свирепого жеребца в колхозе. Даже конюхи подходили к нему с опаской и называли “дьяволом”. Намотав гриву на руку и сжав голыми коленками гладкие бока, девчонка пронеслась по каменке. Гнедок так и не смог ее сбросить. А уж выплясывал, уж старался! Даже укусить пытался, но она быстро прекратила его шалости, треснув кулаком по ноздрям. Ни один деревенский мальчишка не рискнул повторить ее “подвиг”. Зато кличка “Чингачгук” приклеилась к Маринке прочно.
        Гнедок признавал ее, охотно подходил и забирал из рук кусок хлеба или огрызок моркови. Если девочка гуляла на улице, а он в это время тащил телегу или сани, поворачивал и ни кнут, ни вожжи не помогали вознице: жеребец подходил
“здороваться”, как смеялись в деревне. Тыкался мордой в маленькие ладошки и радостно фыркал: у Маринки всегда было припасено для него в кармане какое-нибудь лакомство. Только потом продолжал путь. Возницы все же приноровились и, едва завидев девочку, кричали:
        - Маринка, будь человеком, выйди на дорогу, а то этот дьявол опять к тебе рванет! Потом и не развернусь…
        Маринка выскочила на крыльцо, накинув на плечи старенькое пальтишко:
        - Колька, подожди, я уроки сделаю и выйду! Осталась только математика.
        Мальчишка крикнул от калитки:
        - Чингачгук, мы в хоккей собрались играть! Вратарем встанешь?
        - Встану! Но потом нападающим!
        - Согласны! Только давай быстрей!
        Девчонка за пять минут покончила с уроками. Прыгнула в валенки. Натянула пальтишко и мальчишескую шапку. Торопливо забила просохшие варежки в карманы. Схватив со стола кусок белого хлеба с размазанным по верху вареньем, выскочила за дверь. Сдернула с крючка в сенях старенькие “снегурки” с веревочками и палками для закрепа. Заперла дом на щепку. На ходу жуя, выдернула из-за сугроба у ворот спрятанную клюшку и со всех ног кинулась к реке.
        Клюшку приходилось прятать от матери, которая постоянно грозилась сжечь ее. Маринка фактически без перерывов ходила в синяках, ссадинах и вообще, мать считала, что хоккей не девчоночье дело. А ей так нравилось носиться на коньках и не беда, что частенько во время игры попадало шайбой по коленям. Отец по вечерам усмехался в густые пшеничные усы, когда она хвасталась очередной фиолетовой
“наградой”.
        Игра закончилась дракой. Противники из “чухонки” остались недовольны проигрышем и попытались оспорить счет у “вершков”. Маринка, ревностно следившая за правилами, до хрипоты спорила с ними. Приятели поддерживали подружку. Поняв, что слова бесполезны и чухонские просто издеваются, вцепилась Борьке Балатову в шапку. Натянув ее мальчишке на нос, уронила противника на лед. И понеслось…
        Домой она вернулась в темноте с оторванным у шапки ухом, разорванным по шву рукавом, разбитым носом и с фонарем под глазом. Но не побежденная. Глаза горели зелеными сполохами. Сидевший за столом отец аж крякнул, увидев дочь в таком виде. Положив ложку на стол, спросил:
        - Опять подралась?
        Она честно кивнула. Стащив пальто и развесив мокрую одежду на краю печки, села напротив отца. Взяв вторую ложку, с жадностью принялась за еду. Отец молчал и ждал, когда поест. Маринка покончила с едой быстро. Принялась рассказывать о том, что произошло:
        - Пап, чухонские сами виноваты. Балатов воду мутит! Мы им четыре гола всадили, а они нам один и то с трудом. Потом орать начали, что мы все голы не честно забили и выиграли в таком случае они, а не мы. Мне вообще заявили, что “путаюсь под ногами”! Это я-то? Да лучшего нападающего, по словам Кольки, в деревне нет! Я просто отстаивала правду.
        Он почесал затылок, разглядывая налившийся багрянцем фингал:
        - Правду-то правду… Я тебя понимаю! А что матери скажем? Она через пятнадцать минут прийти должна. Расстроится, что опять ты на хоккей бегала.
        Девчонка рубанула ладонью по воздуху. Иван Николаевич с удивлением узнал собственный жест:
        - Так и скажу! Чего она ругается и не хочет, чтоб я с мальчишками дружила? Мне же не интересно с девчонками! Куколки-сюсюкалки, бантики-фантики, цветочки-веночки - глупости одни! Ты вот говоришь, что человек сам должен выбирать, с кем дружить, а мама мне запрещает с Колькой, Витькой, Толькой и Лешкой дружить. А они настоящие друзья. Мы же всегда вместе! А она запрещает… Это справедливо?
        Иван Николаевич серьезно взглянул на дочь:
        - Говорил! Тебе уже десять лет и пора бы за ум браться. А ты все, как последний шалопай, с синяками ходишь. Твои ровесницы чистенькие по улице идут. С горок на санках, а не на ногах катаются, а у тебя даже зимой пятна на руках. Покажи-ка ладони… - Маринка с готовностью протянула руки, дипломатично опустив их ладонями вниз. Отец скомандовал: - Хитришь! Другой стороной показывай. Так-так… Куда мы сегодня лазили, раз пальцы чернее сажи и уже не отмываются?
        Дочь вздохнула:
        - К механикам ходили. Они у “дэтэшки” мотор перебирают.
        Отец подытожил:
        - Ну, и ты, естественно, помогла?
        Она с готовностью кивнула:
        - Ага! Я подшипники промывала.
        Отец едва сдержался, чтоб не расхохотаться. Напустил на себя строгость и прокашлялся:
        - Вот что, Маринка, иди в спальню. Садись за чтение и не показывайся. Я с матерью сам поговорю. Подготовлю ее к встрече с тобой, а то она в обморок упадет от твоего вида.
        - А что, пап, так страшно выгляжу?
        - На разбойника не тянешь - маловата, а в темноте напугаться можно!
        Дочь потерла подбитый глаз и решила сменить тему:
        - Пап, когда на волка пойдем охотиться?
        - Послезавтра, если метель не разыграется.
        Маринка хотела еще что-то спросить, но в сенях стукнула дверь и она опрометью кинулась в свою спальню. Сцапала по дороге книжку и забравшись с ногами на стул, принялась за чтение. Но хотя она и читала, но не забывала прислушиваться и к тому, что творилось на кухне, то и дело настораживалась, едва только голоса начинали звучать громче.
        Елена Константиновна вошла в кухню. Сняла пальто, повернулась, чтобы повесить его на крючок и сразу заметила, что пальто дочери отсутствует. Заглянула на печь. Коснулась рукой еще не растаявших ледышек и все поняла. Вышла из закутка. Посмотрела на сидевшего за столом мужа и устало спросила:
        - Опять хоккей? Сколько я буду говорить, ей нельзя играть в хоккей! Маринка стала на мальчишку похожа! Дерется, ругается, а теперь еще и хоккей. Иван, что ты делаешь?
        Подошла к самому столу и уставилась на мужа. Иван Николаевич выдержал ее недовольный взгляд и спокойно ответил:
        - Лена, присядь, пожалуйста и успокойся! Маринка подрастает и нельзя запрещать то, что она хочет делать. Она свободная личность и если ей интересно с мальчишками, пусть будут мальчишки! В конце концов, она развивается. Со временем пройдет и сама решит, с кем ей дружить.
        Жена села напротив на стул, положила руки на клеенку и раздраженно сказала:
        - Ты всегда потакаешь ей! Нет бы подумать обо мне! Мне перед соседями стыдно, у нее синяки с лица не сходят. Вот и сегодня, наверняка, все лицо разбито! Потому ты ее и прячешь. Я права?
        Иван Николаевич вздохнул и развел руками:
        - Права! Только в хоккее без синяков не обойтись. Не стоит воспринимать игру так близко к сердцу…
        Она перебила и резко встала:
        - Игру!? Ты называешь игрой то, что она носится с дикими воплями по льду и ей лупят клюшкой по ногам!? Это ты превратил свою дочь в мальчишку! И я вовсе не уверена, что она изменится даже к тринадцати годам. Погляди на ее друзей - даже поздороваться толком не умеют “Здрасьть!”!
        Муж не уступал, твердо сказав:
        - И все же, Лена, тебе придется считаться с мнением дочери. Я бы советовал, во избежание конфликта, уважать ее интересы. Ты можешь потерять доверие Маринки.
        Жена внимательно поглядела на него и направилась к двери в горницу со словами:
        - Ее будущий супруг тебе большое спасибо скажет за бандитку-жену!
        Мать зашла в спальню. Маринка постаралась сделать вид, что полностью увлечена книгой и пониже опустила голову. Елена Константиновна посмотрела на нее и вздохнула:
        - Ну-ка, покажи личико… - Дочь подняла рожицу и Елена Константиновна вздохнула еще тяжелее: - Что ж ты у меня, как мальчишка растешь? Ты посмотри, на кого ты похожа! Самая настоящая бандитка! Как ты завтра в школу пойдешь? Ведь мне уже на собрания ходить стыдно. Мария Васильевна постоянно твердит: “Ваша дочь такая, ваша дочь сякая. Она ведет себя, как мальчик”. Марина, ты же девочка!
        Маринка пожала плечами:
        - Ну и что? В школе все нормально будет. Фингал через недельку пройдет. А учителя уже привыкли. Это только наша классная любит все преувеличивать. Чтобы ты не говорила, я все равно с девчонками дружить не буду! Они дуры, даже в тракторах не разбираются!
        Мать всплеснула руками и возмутилась:
        - А сама себя ты умной считаешь? Волосы всклокочены, нос распух, глаз заплыл, руки черные - самое настоящее пугало. Вот уж не думала, что у меня такая дочь будет!
        Девчонка слезла со стула и обняла мать за талию. Крепко прижалась. Елена Константиновна погладила дочь по голове. Наклонилась и несколько раз поцеловала в макушку:
        - Чудо чумазое ты у меня!
        Дочь чуть отстранилась:
        - Мам, ну что ты в самом деле! На такие пустяки реагируешь! Учусь-то я хорошо! И всегда за правое дело дерусь! Слабых не обижаю.
        - Вот то-то и оно! Ладно, дружи со своими мальчишками, я больше не вмешиваюсь.
        Маринка осторожно спросила, пытливо вглядываясь в лицо Елены Константиновны:
        - И клюшку не сожжешь?
        - Не сожгу.
        Маринка мгновенно отцепилась от матери. Пронеслась мимо нее, как ракета. Раздетая выскочила из дома. Мать направилась следом за ней в кухню. Вернулась дочь с двумя половинками от клюшки. Протянула обе отцу:
        - Пап, починить поможешь? Борька Балатов ее об лед стукнул, чтоб мне отомстить. Знаешь, какую я ему шишку на лоб посадила? Ого-го-го!
        Иван Николаевич внимательно рассмотрел обе половинки. Бросил к шестку, на дрова:
        - Уже не починишь. Только на растопку годится. Придется новую делать. Потерпишь до послезавтра.
        Она хмыкнула:
        - Мы с Колькой завтра сами смастерим. Он сказал, что у дяди Леши фанера толстая есть - из нее выпилим.
        - Боюсь, что Алексей ругаться будет. Он наверняка, на что-то нужное ее припас. Смотри, Маринка, Алексей жаловаться ко мне придет, я с тобой по-другому говорить буду! Может из доски сделаешь? Той, что в сарае лежит?
        - Уж больно тяжелая будет! А Колька говорит, что эта фанера валяется уже года два на чердаке. Он и себе собирается новую клюшку сделать. Ты мне изоленты дашь?
        Он вздохнул:
        - Все равно ведь возьмешь! Забирай! В город поеду еще куплю.
        Матерого волчища отец завалил с одного ствола. Тот спал в яме, оставшейся от корней вывернутой ураганным ветром старой ели. Выскочил, когда люди, шедшие по его следу, были в каких-то двадцати метрах. Маринка, двигавшаяся метрах в двухстах слева, подошла полюбоваться на зверя. С минуту разглядывала застывшую в последнем оскале окровавленную пасть. Погладила рукой густой и довольно жесткий мех на спине, а потом развернулась и отправилась назад. Отец крикнул:
        - Ты куда, Маринка? Поблизости волчица бродила, не нарвись! Я неподалеку свежий след видел.
        - Там заячий след. Только прошел…
        - Да заяц после моего выстрела уже давно скрылся!
        - Посмотрю.
        Ружье она несла на руках, словно ребенка. Внимательно разглядывала кустарник впереди. Черные кончики ушей заметила издали. Вскинуть ружье к плечу и нажать на курок, на это у нее ушло не больше пяти секунд. Косой подскочил вверх на добрый метр и тут же рухнул в снег. Иван Николаевич обернулся на выстрел: дочь уверенно шагала к кустарнику. Вскоре она подошла к нему, таща за уши крупного зайца. Словно оправдываясь, сказала:
        - Конечно, жаль было тратить на зайца пулю, но соблазн слишком велик…
        Отец усмехнулся:
        - Дай посмотрю, куда попала?
        - В лоб, пап. Пуля навылет прошла.
        Мужчина приподнял тушку и с удивлением обнаружил во лбу косого дырку. Только тут понял, почему на шкурке нет крови. Немного удивился меткости Маринки, но решил, что это случайность. Сказал:
        - Мать обрадуется! Завтра с картошкой тушить поставит. Она зайчатину любит…
        - Ушакова!!! Прекрати сейчас же!
        Руки Марии Васильевны старались оторвать Маринкины пальцы от шеи Борьки Балатова. Истошный визг училки резал уши. Девчонка вовсю тузила слегка придушенного Балатова. Ее кулаки мелькали значительно чаще, чем у одноклассника. На потеху всему классу они катались по полу, задевая ногами и головами за парты и стулья. Классной руководительнице никак не удавалось их разнять. Она то отскакивала от дерущихся в сторону, боясь, что они ее сшибут, то вновь приближалась.
        Драка произошла по вине Балатова. Он сидел сзади Маринки. Желая хоть как-то отплатить за постоянные поражения в играх, он не придумал ничего лучше, как воткнуть в конец деревянной линейки иголку. Пригнувшись к парте, принялся тыкать ей в спину. Девчонка вздрогнула от боли между лопатками. Обернулась в первый раз и четко сказала:
        - Получишь!
        Мальчишка ухмыльнулся и ткнул еще раз, уже сильнее. Ушакова спокойно встала прямо во время урока. Мария Васильевна ошеломленно замолчала на полуслове и только смотрела. Марина взяла портфель в руки и грохнула им по голове Борьки со всей силы. Мальчишка с минуту сидел не шевелясь. Он не верил в происходящее. Класс тоже молчал. Учительница остолбенела. Потом Борька подскочил и кинулся на нее:
        - Ах, ты, гадина!
        Но не тут-то было! Ловкая подножка сбила его с ног и тут же девчонка его оседлала. Покатились по коридору между партами, нещадно мутузя друг друга. Уже через минуту у обоих на лицах выступила кровь. Балатов хоть и был крупнее, но напор девчонки был воистину ошеломляющ. Он вскоре заорал:
        - Сдаюсь!
        Ушакова отпустила его наполовину разорванную рубашку. Встала и процедила, сплюнув кровь из разбитых губ на пол:
        - Еще раз ткнешь, попомнишь меня!
        Учительница, даже не разбираясь, схватила Маринку за воротник платья и поволокла к двери. Ушакова рванулась из ее рук, крепко боднув головой в живот и освободилась:
        - Не смейте хватать меня!
        Мария Васильевна посмотрела на ее злое лицо и приказным тоном заявила:
        - Вон из класса! Завтра с родителями придешь!
        Девчонка презрительно посмотрела на нее и вышла из класса со словами:
        - Хотите, чтоб отец пришел, Борькиных тоже вызывайте!
        Умылась в туалете. Переплела растрепанную косичку. Подумала и направилась к директору. Юрий Семенович был немало удивлен, когда в дверь, постучавшись, вошла пятиклассница. На скуле у нее начал проявляться синяк, верхняя губа опухла. Спокойно и обстоятельно она рассказала о случившемся на уроке и добавила:
        - Отец не придет, пока родители Борьки не явятся! Мария Васильевна разбираться не стала, а мой отец один разбираться тоже не обязан.
        Директор едва не улыбнулся, глядя на воинственный вид “амазонки”. Строго сказал:
        - Иди на урок. Скажешь, что была у меня. Пусть Мария Васильевна заглянет ко мне на перемене.
        Мотоцикл гудел совсем рядом, а она никак не могла открыть глаза, не могла пошевелиться. Мышцы онемели. Лежала, раскинув руки по гравию, уткнувшись головой в расколотом шлеме в него. Из-под каски медленно стекала кровь из разбитого виска. Но она слышала все вокруг. Было спокойно и хорошо. Никакой боли после падения не чувствовалось, только хотелось выключить надоевшее урчание мотора, но почему-то не было сил даже повернуться. Она чувствовала, как легкий ветерок с запахом скошенной травы шевельнул челку на лбу. Маринка судорожно вздохнула. Резкая боль пронзила все тело и она погрузилась в темноту.
        Ее обнаружил через десять минут проезжавший шофер на самосвале. Остановился на минуту, бегом спустился с насыпи. Фигурка не шевелилась. Не решившись забрать с собой худенькое не подвижное тело, он на бешеной скорости помчался в город. Сообщил в милицию об аварии и вместе с ними вернулся к лежавшей в кювете фигурке. Инспектор, прибывший на место вместе со “скорой помощью”, быстро установил, что ехавшую на мотоцикле Маринку сбил ЗиЛ-130 с пьяным водителем, которого задержали на въезде в город. На левом крыле машины были обнаружены вмятины и красная краска с переднего щитка мотоцикла.
        Девчонку отправили в больницу в бессознательном состоянии. Ее маленький красный мотоцикл “Минск” переправили в милицейский гараж. По найденной в кармане справке установили, что Марина Ушакова ехала с мотокурсов. Следы на дороге указывали - правил она не нарушала. Ивану Николаевичу через день вернули изрядно помятое транспортное средство. Маринка пролежала в больнице два месяца. У нее были переломы обоих рук, разбита голова с сотрясением мозга, расколота коленная чашечка и вдобавок повреждена грудная клетка. Ровесников в хирургическом отделении не оказалось. Она лежала среди взрослых теток, ежедневно выслушивая их жалобы на мужей, соседей, свекровей и зятьев. Перечисляли обнаруженные болячки, а она, украдкой, строила рожицы и мысленно передразнивала каждую. Уже через три дня после поступления, на нее перестали обращать внимание.
        Молодой хирург, понимая одиночество девчонки, приказал санитаркам перенести ее кровать к окну, не закрывавшемуся ни днем ни ночью из-за летней жары. Девочка слышала гудение мух и комаров за затянутым марлей оконным проемом. Сквозь легкую ткань видела березовые космы, шевелившиеся под легким ветерком и старалась не выглядывать на улицу. Окна больницы выходили на кладбище. Там раз в неделю обязательно кого-то хоронили и траурный марш резал уши, наполняя сердце тоской.
        По вечерам снизу доносился мужской матерок. Это играли в домино и карты “ходячие” больные из мужских отделений. Им разрешали выходить на улицу. В эти часы Маринка с удовольствием смотрела на потолок, где отражались тени берез. Родители забегали в больницу каждый день. Угощали лакомствами, ни слова не говоря об аварии. Приносили книги: пальцы у сломанных рук шевелились и торчали из гипса. Она осторожно переворачивала страницы и читала. Читала запоем. Это оказалось единственным развлечением для девочки.
        Когда она выписалась и вернулась домой, любимого “Минска” в гараже не было. Стуча палкой и прихрамывая, кинулась за разъяснениями к отцу:
        - Пап, где мотоцикл?
        Иван Николаевич оторвался от газеты и спокойно посмотрел ей в лицо:
        - Я его отремонтировал и продал. Мне нужна живая дочь, а не ее не подвижное тело. Ты знаешь, что мы с матерью пережили за два месяца? Мать неделю ревела. Хватит, Марина, мальчишеских выходок! Тебе четырнадцатый год, а ты все с мальчишками дружишь.
        Она упрямо вздернула подбородок, точно так же, как делал он сам:
        - И дальше буду дружить! Даже ты не сможешь этому помешать. Я тебя очень люблю и уважаю, но друзей я буду выбирать всегда только сама.
        Иван Николаевич посмотрел на ее решительное лицо:
        - Дружи, кто тебе мешает? Только от мальчишеских замашек пора бы отвыкать. Девушкой становишься. Знаешь, как тебя соседи зовут - “Д*Артаньян в юбке”.
        Маринка оперлась на костыль, откинула за спину длинную косу и рассмеялась:
        - А что, мне нравится!
        Отец, покачав головой, произнес задумчиво:
        - Зато мне не очень…
        Дочь ухмыльнулась и полным ехидства голосом, произнесла:
        - Ну, конечно, пап! Тебе бы хотелось, чтоб меня “Золушкой” звали или “Куколкой”. Этого не будет! Ты сам научил меня быть мальчишкой и ничего не бояться, а теперь пытаешься сделать такой, как Ольга Чулкова и Светка Курослепова. Визжать от одного вида лягушки или ужа. Жеманничая, поджимать губки и опустив глазки краснеть от ругани. Не получится! Завтра на рыбалку идем?
        - Да ты еле ходишь! Какая рыбалка?
        Она подняла глаза к потолку и кивнула собственным мыслям:
        - Ну, если ты не хочешь, я с мальчишками уйду. Лодку можно взять?
        Отец вздохнул и улыбнулся:
        - Вместе сходим. Вот неугомонная! И в кого ты у меня такая?
        Она звонко расхохоталась:
        - В тебя, пап! Бабушка о твоих проделках мне рассказывала…
        Маринка “кипела” от злости. Бегала, как заведенная, по кухне и размахивала кулаками. Дружки-приятели молча сидели на диване у Ушаковых, не зная, как успокоить подружку. Им и самим не больно-то нравилось то, что классная устроила Маринке. Неожиданно девчонка остановилась, с минуту над чем-то раздумывала, а потом хитро улыбнулась:
        - Машка у меня попляшет! Сегодняшнее унижение я ей не прощу! Ребят, печная сажа у вас есть? Только не сырая.
        Толик кивнул сразу:
        - В ведре на чердаке была. А зачем?
        - Узнаешь! Тащи! А у вас есть?
        Коля задумчиво посмотрел на нее:
        - Тебе много надо?
        - Много. Я же ее прессовать буду.
        - Тогда и мы с Витькой сейчас принесем.
        Братья и Белов умчались домой. Лишь Леха Суханов пожал плечами:
        - Мамка все на огород еще весной высыпала. Я сам видел.
        - Тогда принеси свои мячи: маленький и большой.
        Задавать вопросы в их компании считалось лишним - потом все само собой разъяснялось. Вскоре приятели появились с ведрами и мячами в руках. Все вместе закрылись в гараже и принялись обклеивать мячи намоченными газетами толстым слоем. Маринка утащила их в дом и положила на русскую печь. Взамен притащила толстые шерстяные нитки, отцовский столярный клей и банку с порохом. Обмакивала нитки разной длины в клей, отжимала и обваливала в рассыпанном на газете порохе. Колька по ее просьбе развешивал их сушиться под потолком гаража, прикрепляя щепками, шурупами и гвоздями. Бомбочка из сажи с порохом и самопальный “бикфордов” шнур были готовы на другой день. Маринка знала, сколько секунд длится горение нитки в три метра длиной.
        На третий день она вышла из дома, якобы в школу, на сорок минут раньше. Приятели ждали возле калитки. Девчонка зашла в гараж. Прихватила тряпичную сумку с чем-то круглым. У калитки классной руководительницы Ушакова замаскировала в пожухлой прошлогодней траве свое творение. Вывела шнур и спряталась за толстой березой со спичками наготове. Ее дружки притаились кто где. Мария Васильевна вышла через пять минут. Маринка заметила ее высокую прическу, двигавшуюся за забором и подожгла шнур. Едва учительница открыла калитку и шагнула на улицу, раздался взрыв. Когда сажа перестала летать, перед калиткой стояло чумазое чудовище. Сбоку что-то ярко сверкнуло. Это Колюня, фотограф всех шалостей, не в силах удержаться от рискованного шага, сфотографировал училку.
        Мария Васильевна с минуту стояла у калитки со вздыбленными волосами, чернее негра и только белки глаз, да оскаленные зубы остались белыми. После вспышки учительница развернулась. Быстрее скаковой лошади молча рванула к дому, забыв закрыть калитку. Маринка с приятелями спокойно отправилась в школу. По дороге от всей души хохотали, вспоминая видок учительницы. Классная руководительница появилась в школе через три дня. По слухам, она топила баню и старательно отмывалась от жирной печной сажи. По школе ходили ее фотографии возле калитки. Колька Горев наделал их множество. Даже директор школы получил парочку под дверь. Когда учительница появилась, последовали репрессии.
        Маринку вызвали к директору первой. Она стояла, гордо подняв голову, что еще больше распаляло учителей. Директор грозил сдать ее в милицию за хулиганство. Требовал выдать сообщников, хотя прекрасно их знал. Стуча кулаком по столу, спрашивал, из-за чего она так поступила, но Ушакова молчала, как партизан. Она вообще не произнесла ни слова. Завуч потрясала кулаками и грозилась не допустить до занятий. Дело закончилось тем, что Юрий Семенович сказал:
        - Без родителей в школу завтра можешь не появляться.
        Маринка кивнула и вышла из кабинета. Приятели сидели на скамейке напротив двери. Она чуть заметно покачала головой, предупреждая о молчании. Никто из мальчишек не выдал свою “атаманшу”. Они молчали, как и она. Когда последний из “допрошенных” вышел за дверь, директор искренне расхохотался, к удивлению коллег. Объяснять он ничего не стал.
        Маринка встретила отца у дороги, когда он возвращался с работы и сразу сообщила:
        - Пап, тебя в школу вызывают.
        Иван Николаевич отнесся к ее словам спокойно. Он даже шаги не замедлил. Повернув голову, поинтересовался:
        - Что натворила?
        - Классную подорвала бомбочкой с сажей.
        Отец слегка приподнял бровь и посмотрел на дочь. Она вздохнула, всунув узкую ладошку в его руку и приноравливаясь к широкому шагу:
        - Понимаешь, я не только по учебнику биологию учу, но многое из других книг узнаю. Когда Валентина Петровна учила, она не требовала строго по учебнику рассказывать и сама очень интересно говорила. Машке не нравится. Только и твердит: “Ближе к тексту”. Когда я позавчера отвечала, она мне единицу поставила за то, что не по учебнику. Потом “бездельницей, дурой и хулиганкой” назвала при всех, хотя я даже не спорила. Ее любимчики-подхалимчики хихикать начали на перемене, пришлось уму-разуму поучить. Машка в класс зашла, схватила меня за ухо и в угол толкнула. Чуть ухо не оторвала. Приказала, чтоб всю перемену там стояла. Словно маленькую первоклашку! Вот, сам полюбуйся…
        Оба резко остановились посреди дороги. Маринка откинула в сторону рассыпавшиеся по плечам волосы и Иван Николаевич с ужасом увидел надорванное и распухшее сверху ухо дочери. Он крякнул и зашагал дальше, искоса поглядывая на Маринку:
        - Сходим, дочь! Только матери не говори. Я завтра, как обычно, на работу уйду. А на самом деле тебя на углу улицы подожду.
        Возле кабинета директора, на очень хорошо знакомой деревянной скамейке со спинкой, уже сидели ее приятели с родителями. Иван Николаевич поздоровался со всеми. Взяв дочь за руку, решительно вошел в кабинет. Отмытая классная руководительница ни разу в жизни не слышала о себе столько нелицеприятных слов. Классная сидела багровая от унижения, готовая вот-вот взорваться от злости. Ушаков откинул волосы дочери в сторону и продемонстрировал директору и завучам гноящуюся ранку на ухе. Потребовал у Маринки:
        - Расскажи им дочь, за что ты подорвала эту, так сказать, “учительницу”. А то я смотрю, она из себя невинную жертву строит! Унижать достоинство ученика можно, а достоинство учительницы - нельзя. Это уже не первый случай, когда Мария Васильевна отыгрывается на Маринке. Сколько можно?
        Девочка заговорила. После ее рассказа директор покосился на Марию Васильевну, на завучей и вызвал одноклассников Маринки. Все подтвердилось. Упора на взрыв Юрий Семенович больше делать не стал и в милицию сообщать расхотел, только посетовал:
        - Не стоило так поступать. Пришли бы и мне все рассказали, тихо и спокойно.
        Маринка категорично заявила:
        - Я вышла из того возраста, чтобы к вам бегать по любому поводу. Меня отец ябедничать не учил! Зато всегда требовал, чтоб сама разбиралась с проблемами.
        Иван Николаевич улыбнулся и покачал головой:
        - Да уж, разобралась!..
        Директор не стал вызывать в кабинет ее приятелей с родителями. Все и так было яснее ясного. Вышел и отпустил всех, попросив:
        - Больше так не делайте! Понимаю, что вы друзья, но так тоже не гоже поступать. Мария Васильевна все же взрослый человек…
        Отпустил и Маринкиного отца, пожав руку на прощание. Марию Васильевну попросил задержаться. Проговорили они долго. Классная дама выскочила от директора с горящим от злости лицом. Первого и второго уроков у седьмого класса так и не состоялось. У классной после взрыва появилось прозвище “Рожа в саже”, а у Маринки новая кличка
“Сапёр”. Ни один из учителей больше не рисковал оскорбить или задеть ее. Мария Васильевна тоже притихла и больше не требовала от нее ответов “по учебнику”. Несправедливо поставленную единицу она вынуждена была убрать из журнала и дневника Маринки, по требованию директора, с помощью резинки.
        К шестнадцати годам Марина превратилась в симпатичную девчонку с замашками пацана. Толстенная золотистая коса лежала на спине, оттягивая голову назад. От этого ее лицо всегда было гордо приподнято. Матовая светлая кожа казалась прозрачной. Тонкие темные брови ровными стрелками разлетались к вискам. Зеленые глаза в длинных черных ресницах смотрели лукаво. Она по-прежнему дружила с братьями Горевыми, Лешкой Сухановым и Толиком Беловым. Наступили летние каникулы.
        С недавних пор девушка стала замечать, что Колька Горев часто и подолгу задумчиво глядит на нее. Он наблюдал, как она поворачивает голову, как перелетает от резких движений тяжелая коса. Таясь, смотрел на торчащую вверх грудь с четко проступающими сосками и тоненькую талию, обвитую ремнем от брюк. От этого взгляда она чувствовала в себе что-то необычное и смущалась.
        Он был старшим в их компании и на полтора года старше ее. Николаю уже исполнилось семнадцать. Он превратился в красивого парня, на которого поглядывали многие девчонки из ее класса. Широкие, как у взрослого мужчины, плечи. Темно-серые глаза с густыми ресницами. Яркие, словно у девушки, губы и красивый овал лица. На загорелом подбородке проступал легкий пушок, золотившийся на солнце. Темно-русые волосы слегка вились и роскошный чуб свисал на правую бровь.
        Ушакова не раз замечала завистливые взгляды одноклассниц, когда разговаривала с Колькой на переменах. Сама Маринка относилась к нему по-прежнему и считала просто другом. Могла толкнуть в шутку или дать подзатыльника, он же в последнее время таких вольностей себе уже не позволял. Стал сдержаннее и лишь усмехался на шалости подружки. Однажды Горев подошел к ней, выждав момент, когда друзья убежали:
        - Марин, пошли сегодня в кино?
        Она кивнула:
        - Сейчас ребятам скажем и пошли. А что за фильм?
        Он помялся:
        - “Зорро”. Я бы хотел только с тобой пойти…
        Она изумленно посмотрела на него:
        - А как же парни?
        - Марин, забудь о них хотя бы на сегодня.
        Девушка спросила, заглядывая парню в глаза:
        - Что случилось? Ты хочешь о чем-то поговорить?
        Николай пожал плечами, выдерживая ее взгляд:
        - Ты не замечаешь, что я вырос из детского возраста? Мне на следующий год в армию идти. Ты мне нравишься теперь не как пацан, а как девушка.
        Все же Горев не выдержал до конца ее пытливый взгляд и отвернулся. Маринка тоже отчего-то смутилась. Почесала щеку пальцами, посмотрела на широкие плечи приятеля и до сознания начало что-то доходить. Девчонка покраснела до корней волос и выпалила:
        - Вот этого я от тебя не ожидала!
        Он вскинул голову, словно пружина и с горячностью сказал:
        - А что удивляться? Ты красивая стала! Толик, Витька и даже Леха засматриваться начинают. Детство проходит, Маринка… Пойдешь в кино или нет?
        Она посерьезнела. Потупилась, поковыряла носком кеды траву и кивнула:
        - Ну, пошли, сходим!
        Они шли по деревне рядышком и впервые не всей командой. Парень был одет в светло-голубую рубашку и тщательно отглаженные черные брюки. Девушка надела черную юбку в складку и белую блузку с рукавами-фонариками. Старый приятель показался Маринке незнакомцем. Она впервые не знала, о чем с ним говорить. Искоса поглядывала и молчала. Коля тоже молчал. Лишь возле клуба почти грубо оттолкнул ее руку с деньгами от кассы:
        - Я сам куплю билеты…
        Стараясь скоротать время до фильма, направились на любимое место - в липы. Сели там на скамейку. Солнце уже зашло и жара сменилась приятной прохладой. Николай неожиданно придвинулся к ней вплотную. Обняв за плечи, попытался притянуть к себе. Потянулся губами к ее щеке. Она вырвалась, вскочила и рассерженно сказала:
        - Ты что?
        Он хмуро буркнул, отвернувшись в сторону:
        - Поцеловать тебя хотел. Твои губы каждую ночь снятся…
        Маринка шлепнулась обратно на скамейку и расхохоталась:
        - Что!?!
        Он не обиделся, только тяжело вздохнул:
        - Ребенок ты еще! Ладно, подожду, когда подрастешь. Пошли в зал, что ли…
        Толик, Лешка и Витька тоже появились на фильме. Удивленно посмотрели на последний ряд, где сидели Марина и Николай. Обычно там садились деревенские влюбленные парочки, а теперь сидели их приятели. Собрались подойти, но Витька заметил злой взгляд брата и удержал друзей:
        - Колька на Маринку уже год, как запал. Сейчас разозлится и мне дома накостыляет. Лучше не пойдем, пусть сидят. Ну, их!
        Толик заметно поскучнел после его слов и часто оглядывался назад во время сеанса, стараясь в темноте разглядеть Маринку. Лешка и Витька спокойно уселись на места впереди и не отрывали взгляда от экрана, где герой в черной маске носился со шпагой в руках. Когда свет выключили, рука Николая решительно улеглась на плечи девчонки и с силой притянула к себе. Маринка попыталась стряхнуть ладонь, но парень настойчиво ухватился за плечо и не желал убирать тяжелую руку. Она прошипела:
        - Убери руку!
        Он не подчинился. Вместо ответа попытался снова поцеловать. Схватился рукой за ее шею сзади и едва не заорал на весь зал: Маринка крепко укусила его за подбородок. Рассерженно убрал руку и весь фильм просидел, уставившись в экран. Девчонка была довольна - этот фильм был одним из ее любимых и она вовсе не собиралась отрываться от просмотра на какие-то там глупости. Зато у Горева в голове появилась смутная мысль, как завладеть Маринкой окончательно. После сеанса Николай уговорил девушку прогуляться за околицей. Он даже извинился за происшедшее в зале:
        - Ты извини. Все взрослые так сидят. Я больше не буду приставать, пошли погуляем.
        Маринке гулять не хотелось, но и обижать Кольку не входило в ее планы. Она в глубине души понимала, что уже обидела его и согласилась:
        - Ну, пошли…
        Слово Колька сдержал и за все время совместной гулянки даже за руку не взял. Хотя с трудом сдерживал себя. Маринка вскоре забыла о том, что они гуляют “как взрослые” и принялась уговаривать приятеля отправиться на ночной лов:
        - Рыба гуляет на истоке, аж вода кипит! Пошли? Толика уговорим бредень захватить. Карасей побродим.
        Николай обрадовался. Такая удача ему и не снилась. Он легко согласился:
        - Когда пойдем?
        - Завтра давай?
        Когда подошли к дому Ушаковых, Николай и Марина уже договорились о совместной рыбалке. Решили, кто и что возьмет с собой из дома. Девчонка отправилась домой, а он направился на другой конец деревни. Шел, а на лице бродила не хорошая усмешка.
        Утром сообщили об этом приятелям и родителям. К вечеру отправились на исток. Через реку переправились на лодке. Шли с рюкзаками по лесной тропе и весело переговаривались. Изредка наклонялись за земляникой, алевшей в траве по обочинам. Все выглядело так же, как и раньше, но девчонка чувствовала, что что-то уже не так. Толик лишь делал вид, что ему весело и частенько за время дороги Маринка ловила его грустный взгляд. Она не могла взять в толк причину, тормошила приятеля, не замечая тяжелого взгляда Николая. Только Леха и Витек ничего не замечали. Они были младше всех на год с лишним.
        В восемь вечера были на истоке. С удовольствием сбросили рюкзаки. Разведшись, попрыгали в воду. Маринка не замечала, как Колька с жадностью разглядывает ее стройное загорелое тело с острыми торчащими из-под купальника грудями. Не видела она и того, как Толик подплыл к приятелю и сказал тихо:
        - Отстань от нее. Ты же трех девок в деревне испортил уже. Сам хвастался Борьке Балатову. Он мне говорил. Не тронь Маринку!
        Колька оттолкнул в сторону худощавое тело Белова и ухмыльнулся:
        - Катись отсюда! Она моей будет!
        Так в компании образовался невидимый раскол. Маринка плавала наперегонки с Лешкой и Витькой и ничего не замечала. Выбрались на берег. Девушка накинула на себя рубашку и брюки и принялась распаковывать рюкзак. Николай с готовностью бросился заготовлять дрова к ночи для костра. Как ни в чем ни бывало, распустили с Толиком бредень. Дважды прошлись по затону и выбросили на берег с десяток запутавшихся серебристых карасей. Они были жирными и крупными. Маринка начала их чистить, заранее повесив над костром ведро с водой. Лешка и Витька принялись за картошку, морковь и лук. Никто не видел, как скрывшиеся за кустами Николай и Толик подрались. Крепкий коренастый Горев легко бросил на землю худощавого стройного Белова и наступив на грудь коленом сказал:
        - Вмешаешься, утоплю!
        Толик прохрипел, пытаясь сбросить с себя чужую ногу:
        - Сволочь ты! Ведь она верит тебе, как другу верит! А ты? Я все равно скажу ей, какой ты мерзавец. Даже если ты ее изнасилуешь, я ее женой назову. Я люблю ее!
        Он цинично ответил:
        - Дружба была в детстве, а сейчас она такая же девка, как и все. Посмотрим, будешь ли ты ее любить, когда она моей станет по доброй воле! - С этими словами сгреб бывшего приятеля за грудки и легко поставил на землю перед собой. Притянул к себе за рубаху и тихо сказал с ухмылкой: - Только разинь пасть и дня не проживешь!
        Толик мрачно взглянул на него. Выдернул рывком ворот, с ненавистью глядя на Горева, четко произнес:
        - Разину, когда потребуется! Не сомневайся.
        Развернулся и решительно направился в сторону лагеря. Он собирался рассказать все Маринке прямо сейчас. Колька рванул за ним со всех ног. Уже у лагеря прошипел:
        - Я пошутил. Маринка свой парень. Проверить тебя хотел. Не кипятись, Толян! - Подошел к девушке и забрал из ее рук нож: - Ты лучше места для спанья подготовь!
        Маринка ничуть не удивилась - спальные места всегда подготавливала она. Толик пошел с ней, к ужасу Николая. Белов, срубал лапник походным топориком и молчал. Многолетняя дружба так просто не желала ломаться. Он не знал теперь, стоит верить Кольке или не стоит. Все же решил предупредить, но никак не мог найти нужных слов. Наконец решился:
        - Марина, ты берегись Николая, он другим стал.
        Она улыбнулась беспечно:
        - Знаю. Я ему нравлюсь.
        - А он тебе?
        - Не знаю. Считаю приятелем, как и вас всех.
        Толик не решился передать ей слова Кольки, зная, что она не поверит. Парнишка решил оградить подружку от притязаний Горева сам и не выпускать из поля зрения ничего. На младших приятелей рассчитывать не приходилось. Неизвестно, как поступит Витька, ведь Колька его родной брат. Лешка, конечно, встанет на сторону Маринки, но против коренастых братьев, похожих на молодые дубки, они оба слабоваты. Белов незаметно спрятал в нескольких местах крепкие палки. Одну, короткий обрубок толщиной в руку, принес под видом хвороста и спрятал рядом с кострищем. Он во что бы то ни стало решил отбить Маринку у Кольки, если тот замыслил не доброе.
        Горев весь вечер не отходил от девушки. Старался помочь во всем. Маринка смущалась от такого внимания, но ей было приятно и она, не ожидая ничего дурного, приняла приглашение Кольки “прогуляться ночью”. В ее бесхитростную душу даже подозрения не закралось, что все не так просто. Толик пытался отговорить:
        - Марин, завтра рано вставать. Не стоит уходить далеко.
        Колька рассмеялся весело:
        - Да мы и так рядом будем! Пошли, Марин!
        Белов заметил его ненавидящий взгляд. Понял: надо было раньше рассказать Маринке обо всем, что узнал от Балатова и сделал еще одну попытку удержать девчонку:
        - Марин, рыба играет. Можно и сейчас спиннинг покидать. К тому же возле костра комаров нет, а там закусают.
        Она махнула рукой:
        - Да мы не долго. Побродим немного и все. Колюня что-то рассказать обещал…
        Аргументы у Толика были исчерпаны. Он тоскливо посмотрел в спины удалявшейся в сумерки парочки и не знал, чтобы еще предпринять. Когда поворачивался, в свете костра заметил удивленный взгляд Витьки и понял, что младший Горев ни о чем не догадывается. Это немного успокоило. Один, это один. К тому же характер у Витьки был другим. И все же рассказывать Толик не спешил…
        Николай уводил Марину все дальше от лагеря. Рассказывал о новом фильме, который должны привезти в клуб и о котором он, якобы уже слышал. Плел что-то насчет учебы в городе, после того, как вернется из армии. Спрашивал у нее, куда она думает поступать после школы. Маринка не заметила даже, как они отошли от лагеря на добрых полтора километра, а когда спохватилась:
        - Ой, да мы же далеко ушли! Давай вернемся?
        Сильные руки схватили ее за плечи и бросили на траву. Он тут же навалился сверху. Яркие Колькины губы старались добраться до ее губ, руки шарили по ее телу, а прерывистый голос, задыхаясь, громко шептал:
        - Тебе понравится, вот увидишь…
        Она попыталась оттолкнуть его. Не давала расстегивать пуговицы. Тогда он разорвал рубашку на ее груди и сорвал лифчик. Больно хватался руками за груди и тискал их. Она попыталась закричать. Колькина рука зажала рот, притиснув ее голову к траве. Он слегка приподнялся. Второй рукой несколько раз ударил ее по лицу и в живот. Яростно прошептал:
        - Заткнись, сучка! Я долго терпел твои штучки! Сейчас узнаешь, что такое настоящий мужчина!
        От боли она охнула, но продолжала отчаянно сопротивляться. Кусалась и царапалась, словно дикая кошка. Рука парня расстегнула ее брюки и сдернула их до колен. Он наполовину стащил брюки с себя и теперь яростно пыталась снять трусы с нее. Она уже чувствовала что-то твердое, упиравшееся в пах. Сжала ноги изо всех сил. Но он одним коротким ударом колена разъединил их. Сильно ударил ее в живот, на мгновение лишив способности сопротивляться. Схватился за трусики на бедрах обоими руками и…
        Маринка увидела, как за спиной Кольки возникла худая фигура с палкой в руке. Палка опустилась всего один раз и Горев обмяк. Толик, задыхаясь от усталости, сбросил бывшего приятеля с распластанной подружки и протянул плачущей Маринке руку:
        - Пошли отсюда!
        Она вскочила, держась за его руку и попыталась запахнуть разорванную рубашку на груди и одновременно натянуть спадающие брюки. Ничего не получилось: рубашка превратилась в рубище, а на брюках не было ни одной пуговицы. Белов отвернулся, стащил рубашку с себя, снял ремень с брюк и протянул ей, не оборачиваясь:
        - Одевай!
        Она сквозь слезы спросила:
        - А ты? Комары закусают. Леха и Витька где?
        Сбросила с себя обрывки и натянула рубашку Толика. Вставила ремень в шлевки и застегнулась. Он объяснил:
        - Спят. Я за тобой пошел. Твой и мой рюкзаки на берегу лежат. Я собрал их тихонько и унес. Уходить надо. Этот гад от тебя не отступится. Меня он утопить собрался, если вмешаюсь.
        - Лешка и Витька тоже в курсе?
        - Нет.
        - Как ты узнал?
        - Ты ничего не знаешь. Я и сам не так давно узнал, что Колька уже трех девчонок…
        Парень смущенно замолчал и она попросила:
        - Ты не говори никому, ладно? Он не успел ничего сделать. Ты мне веришь?
        - Верю. Я видел. Бежал изо всех сил, чтоб успеть…
        Они кустами добрались до рюкзаков. Закинули их на плечи и молча пошли по берегу. Через пару километров до Маринки вдруг дошло, что могло с ней произойти. Она заплакала. Сначала шла и ревела, а потом уселась на землю и заревела вслух. Толик потоптался рядом. Потом присел на корточки и тронул за плечо:
        - Марин, ну ты что? Ты же сильная. Испугалась задним числом, да? Я никому не скажу, честное слово.
        Она неожиданно для пацана обхватила его за колени и уткнувшись в них лицом расплакалась еще сильнее. Толик робко погладил ее по рассыпавшимся волосам и тихо сказал:
        - Я тебя люблю!
        Маринка услышала и подняла заплаканное лицо:
        - Меня же руки чужие лапали, как ты можешь меня любить!
        Снова опустила голову. Он легонько приподнял ее лицо за подбородок. Глядя в ее глаза, усмехнулся почти взрослой улыбкой:
        - Ты чистая, запомни. Колькины руки только ему грязи добавили, на тебе следов нет.
        Связав два лежавших на берегу обрубка дерева ремнями и столкнув маленький плот в воду, устроили на нем рюкзаки. Белов разделся. Марина сняла только брюки. Тихо сказала:
        - Придется в твоей рубашке плыть. Что я родителям скажу? И как им на глаза покажусь утром?
        Он предложил:
        - Плыви так, я смотреть не буду. К тому же темно. А то потом в сыром идти холодно. Отсидимся у меня в сарае, его открыть легко, если знать. Когда твои на работу уйдут, домой пойдешь. Я не думаю, что они помнят, в какой ты рубашке ушла. Потом скажешь, что в кусты свалилась и распорола.
        Она с искренней благодарностью сказала:
        - Спасибо, Толик. Отвернись, пожалуйста!
        Подросток послушно отвернулся. Одежду устроили на рюкзаках. Ухватившись за плот с разных сторон, поплыли к другому берегу, толкая его перед собой. Белов выбрался на берег первым. Подтащил плот на мель и перетащил рюкзаки на берег. Отвернулся, давая девушке возможность выбраться из воды. Маринка накинула рубашку на голое тело. Натянула брюки. Хотела сесть на траву, чтобы обуться. Схватилась за бок и охнула:
        - Ой! Толь, у тебя фонарик есть?
        - Есть. Достать?
        - Что-то бок больно. Посмотри…
        Она приподняла рубашку, когда парень включил фонарь. Белов ахнул:
        - Он тебя бил? Четыре синяка здоровенных на боках.
        Она кивнула, разглядывая кровоподтеки:
        - Несколько раз ударил в живот и по лицу. Как лицо выглядит?
        Он перевел луч фонарика на лицо и сказал из темноты:
        - Крепко он тебя. Губы опухшие, фингал под глазом и на скуле синяк со ссадиной.
        Маринка снова разревелась:
        - Вся деревня гудеть будет! Давно у меня синяков не было. И объяснить нечем…
        Белов немного подумал:
        - Знаешь что, у моей сеструхи крем какой-то есть, она им свои прыщи замазывает. Точь в точь под кожу! Я заберу, если хочешь. Пусть Нинка с прыщами походит!
        - Принеси.
        Он немного помолчал, а потом спросил:
        - Марин, а ко мне ты как относишься?
        Она честно ответила:
        - Ты мой друг, Толик. Я вас всех любила, как братишек, а сейчас даже не знаю, как дальше быть. Кольку я теперь боюсь. Насчет Витька и Лехи - трудно сказать. Я тебе очень благодарна за сегодняшнее спасение, но пойми, я ничего и ни к кому не испытываю. Найди другой предмет обожания. Я читала книжки о любви: трепета в душе у меня нет.
        Он внимательно выслушал ответ и вздохнул:
        - Ты меня боишься?
        - Нет. Ты всегда был в нашей компании самым умным.
        Он широко улыбнулся:
        - Кроме тебя! Ты всегда придумывала что-то такое, до чего я никогда бы не додумался. Пошли?
        Они подхватили рюкзаки и направились к деревне. Рассвет только забрезжил на востоке, когда два измученных подростка забрались на сеновал к Беловым. Чтобы родители случайно не обнаружили их, Толик показал укромный закуток в сене. Забрались в нору и заснули. Во сне Маринка перекатилась на сторону парня и прижалась к нему. Белов сразу проснулся. Обнаружив, что подружка спит, долго не решался пошевелиться. А потом осторожно положил руку ей на плечи и заснул.
        Часа через два Марина проснулась, но ничуть не смутилась, обнаружив, что спит в объятиях Толика. Парень тихонько посапывал во сне. Девушка осторожно высвободилась из его рук. Прислушалась к тишине. Затем выбралась из норы в сене вместе с рюкзаком. В доме Беловых стояла тишина. Ушакова старательно отрясла сено с одежды и вычесала его расческой из волос. Села возле воротниц и в щель посмотрела на улицу: на дворе стоял белый день. В огороде пропалывала лук старшая сестра Толика, Нина. За спиной раздалось тихое:
        - Доброе утро. Пока Нинка в огороде, я тебе крем притащу. Сиди здесь. Потом я ее отвлеку, а ты огородами домой беги, чтоб никто не видел. Я через полчасика к тебе приду. - Он пришел уже одетый в рубашку. Принес наполовину использованный тюбик тонального крема и коробку с актерским гримом: - Держи!
        - Как им пользоваться?
        - Разберемся! У тебя будет пять минут, чтобы скрыться незамеченной.
        Дома Беловых и Ушаковых находились через дом друг от друга. Соседки, тетки Анны Пахомовой, в огороде не было. Зато со стороны улицы раздавался ее басовитый голос. Это значило, что Анна опять с кем-то лясы точит и это надолго. Пахомова мало говорить не любила. Толик выбрался на улицу и закричал:
        - Нин, что поесть можно? Я голодный, как собака!
        Сестра ответила:
        - Сам не можешь в печку заглянуть?
        - Не могу, руку растянул. Боюсь, пролью весь суп.
        Нина выругала брата, распрямила затекшую спину и пошла к дому:
        - Пойдем, горе мамино! Что-то вы сегодня рано явились.
        - Это мы с Маринкой явились, а те все еще там сидят. Чего сидеть, все равно поклевки нет. Комары зажрали! Вот мы и удрали.
        - А руку где успел растянуть?
        - В берег влезал, да поскользнулся…
        Едва дверь в дом хлопнула, Марина схватила рюкзак. Приоткрыв створку, прыгнула вниз и бегом рванула через огород Беловых к задней калитке. Благополучно миновала огороды и очутилась в своем дворе. На дверях висел замок. Она достала ключ из поленницы и открыла дом. Вбежав внутрь, бросила рюкзак у порога и направилась к зеркалу: лицо выглядело не лучшим образом, но и не так страшно, как она предполагала. Быстро скинула рубашку Толика. Достала из ящика свежую тенниску, лифчик, чистые брюки и переоделась. Синяки на боках действительно были страшными. Они приобрели зловещий багрово-фиолетовый оттенок. Девушка вздохнула: в субботу придется идти в баню последней, чтоб не заметили. Толик появился, когда она принялась за еду:
        - Как себя чувствуешь?
        - Нормально, только ребра болят. Не знаешь, они еще не явились?
        - В доме Горевых тихо. Может, спят, а может и не пришли. Я не пойду и тебе не советую. К Лешке могу сбегать, если хочешь.
        - Не надо. Я не собираюсь никуда идти. Колька мой враг. Насчет Витька не знаю. Пусть сам решает.
        Она допила молоко. Стерла крошки со стола и ополоснула кружку. Пригласила:
        - Проходи в мою комнату. Я сейчас…
        Парень прошел в знакомую спаленку с уютными светлыми обоями в мелких розочках и сел за стол. Маринка вскоре вбежала в комнату с тюбиком и гримом в руках:
        - Ты видел, как Нина этим красилась? Тогда замазывай!
        Села на стул и подняв лицо кверху, застыла. Толик трудился около часа. Он даже вспотел от старания. Наконец объявил:
        - Готово!
        Она подбежала к зеркалу: на нее смотрело ее прежнее лицо. Только приглядевшись, можно было заметить слегка проступавшую синеву и припухлость под глазом и на скуле. Но Маринка вовсе не собиралась давать себя разглядывать. Она улыбнулась Толику:
        - Тебе бы гримером работать! Здорово получилось!
        Ни отец ни мать вечером ничего не заметили. Да им и не когда было приглядываться: забивали привезенное с поля сено на сарай. Его была огромная телега и им пришлось помахать вилами всласть. Маринка собрала в это время огурцы. Затем полила огород в одиночестве, таская воду из колодца на коромысле. Мать принялась за хозяйство: напоила поросят и овец, подоила корову. Дочь посолила огурцы в банки. Возле дома около девяти вечера раздался знакомый свист. Девушка выглянула из дверей. На верхней жердочке ворот, словно воробей, сидел Леха. В предзакатных лучах солнца его лица не было видно. Она вышла и подошла поближе. Тот спросил ее:
        - Вы чего ночью с Толяном удрали и ни слова не сказали? Колька ночью в шиповник попал, все лицо исцарапал.
        Она поняла, что Колька ничего ни брату, ни Лехе не сказал. Сообразила и другое: лицо Гореву она “разрисовала”. Спокойно ответила:
        - Комары закусали, а вы спокойно спали. Мы не стали будить.
        Он возбужденно заговорил:
        - Я к Горевым только что заходил! Колька с Витькой подрались. Дядька Леша с теткой Машей растаскивали, а сейчас отец сам Кольку свернутыми вожжами бьет. Сильно хлещет! Витька меня из дома выпроводил. У него все лицо разбито, а сам орет: “Ты мне теперь не брат! Сволочь ты, сволочь!”. И чего они так распетушились? На рыбалке все нормально было. Может, ты сходишь?
        Марина пожала плечами и отказалась:
        - К дяде Леше под горячую руку я не хочу попадать. Завтра все узнаем!
        - Тогда пошли за Толюхой и айда купаться.
        Она хотела согласиться, но вспомнила о синяках на боках и отказалась:
        - Купаться что-то не охота. Может, просто посидим у меня? Музыку послушаем. Я тут
“Аббу” достала. Посиди здесь, вдруг Витек придет, а я за Толиком сбегаю.
        По дороге она объяснила Белову создавшуюся ситуацию и о том, что услышал в доме Горевых Леха. Толик вздохнул:
        - Дядька Леша может к твоим родителям прийти. Тогда всем влетит и твои отец с матерью нам доверять перестанут.
        - Тогда надо перехватить отца Витьки и Кольки по дороге.
        - Как ты себе это представляешь?
        - Придется посидеть часок на заборе возле нашего дома. Чем Леху отвлечь?
        - Я знаю… - Белов развернулся и галопом припустил назад. Вернулся он с толстым журналом: - Леха, смотри, что у меня есть! Батька в городе купил. Домой дать не могу, ругаться будет. Давайте посмотрим втроем…
        Они расположились на бревнах, разглядывая альманах об охоте. Алексей Горев появился через двадцать минут. Он был далеко, а Маринка уже определила, что мужик страшно расстроен. Он шел торопливо, слегка припадая на левую ногу и не поднимал головы от земли. Она незаметно толкнула в бок Толика и указала глазами на мужчину. Тот кивнул и тут же обратил внимание приятеля на снимок тульского ружья. Принялись обсуждать достоинства оружия. Девушка встала и пошла навстречу старшему Гореву. Посреди улицы остановила:
        - Дядя Леша, вы к нам? - Он не решился поднять на девчонку глаза, лишь кивнул. Она попросила: - Не ходите. Мои ничего не знают. Не надо позорить меня и Николая. Пусть это останется между мной, вами, Толиком и Николаем с Витьком. Николаю передайте, чтоб и близко ко мне не подходил, а если тронет Толю, будет иметь дело с тремя противниками. Витек пусть приходит, как и прежде.
        Алексей Гаврилович выдохнул облегченно и поднял голову:
        - Марина, я этого кобеля всего вожжами исхлестал. Марья белугой на сеновале ревет, боится твоей матери на улице в лицо посмотреть. Если бы не Витька и не узнали бы! Впервые своего младшего в такой ярости видел. Спасибо, что не рассказала. Твой-то батько точно бы схватился за ружье и убил моего Кольку. Ох, как стыдно! Прости нас, девочка!
        - Ладно, дядя Леша. Вы тетю Машу успокойте и пусть тоже молчит.
        - Спасибо, Марина, что не посадила моего дурака. Тогда я пойду.
        - Идите. Пусть Витек завтра ко мне один придет. Поговорить надо.
        - Ладно. Скажу.
        Алексей Гаврилович развернулся и отправился домой. Марина вернулась к приятелям. Леха даже и не заметил ее отсутствия, настолько Толик заговорил его. Белов посмотрел на девушку и она чуть кивнула.
        Витек пришел в начале десятого утра. Блестящие серые глаза хмуро смотрели из тьмы синяков. Практически все лицо было одним сплошным синяком. На скуле красовалась царапина. Губы распухли. Он остановился у двери, не решаясь пройти дальше, как раньше:
        - Здравствуй, Марин. Батька сказал, что ты поговорить со мной хотела…
        Она удивленно смотрела на приятеля:
        - Проходи, Витек! Как узнал?
        Он сел на диван в кухне, уставившись взглядом в пол:
        - Эта сволочь, мой братец, вчера вечером сказал, что Толяна утопит. Я спросил - за что? Колька объяснил… Ненавижу его! Жалко, что Белов мне ничего не сказал, когда пошел. Я б его не один раз той палкой огрел! Хотя, понять можно, а вдруг мы заодно…
        Он встал, собираясь уйти, но она удержала за руку. Снова заставила сесть и сама присела рядом на край:
        - Вить, ты за действия брата не отвечаешь. Я по-прежнему считаю тебя другом. Лешке ничего не говори. Лучше, чтобы не знал. Все же младше всех. Скажи, что подрались из-за личного и он тебя задел. Николай сейчас где?
        - В сарае отлеживается. Отец ему всю рожу исхлестал. Весь в синяках. Мало еще досталось, я так считаю. Он теперь недели полторы или две на улицу и носа не покажет.
        Прошло два месяца. Лето закончилось. Маринка пошла в десятый класс. Толик все еще вздыхал по ней, а она относилась к нему, как к другу. Витек и Леха за лето вытянулись и раздались в плечах. Они тоже поглядывали на расцветающую подружку, но ни тот, ни другой не рискнули ухаживать в открытую. Иногда, в шутку, носили Маринку до клуба на руках на виду у всей деревни. Девушка смеялась, когда они вырывали ее друг у друга. К их шуткам уже привыкли и никто не обращал внимания на экстравагантные выходки.
        Николай Горев отправился в город в училище, но часто приезжал домой. Он теперь постоянно был хмурым. Витек с братом так и не помирился, называя того в компании не иначе, как “сволочь”.
        Глава 2
        Четверка приятелей после школы частенько отправлялась за поздними грибами в лес. Год оказался урожайным. В тот день Лехе, Витьку и Толику пришлось ехать в город в военкомат и Маринка отправилась в лес одна. Она насобирала уже полкорзины грибов. Собиралась идти домой и остановилась на краю поляны, чтобы поправить платок. Сентябрь и начало октября выдались необычайно теплыми. Ушакова остановилась и огляделась.
        Тихо падали с берез листья, слегка кружились под легким ветерком. Словно золотые кораблики застывали на поседевшей траве. Длинные, чуть покачивающиеся, тонкие ветки плакучих берез неожиданно показались ей похожими на собственную косу, а тоненькая кудрявая березка метрах в десяти, на нее саму. Беспричинная радость охватила сердце. Девушка улыбнулась и закружилась по поляне, поднимая руки к небу. В душе звучала музыка.
        Выстрел раздался совсем рядом. Ей на голову свалилась подстреленная утка. Маринка от неожиданности оступилась и упала, вывихнув ногу. Платок выпал из рук. Попыталась приподняться и снова свалилась. Села на земле, ощупывая через сапог лодыжку. Удивленный мужской голос сказал за спиной:
        - Я подстрелил вас?
        Она повернула голову: в паре метров от нее стоял высокий кареглазый парень в армейской форме и с ружьем в руках. Из-под фуражки выбились непокорные кольца темно-русых волос. На симпатичном смуглом лице застыло выражение растерянности. Маринка поморщилась от боли:
        - Я ногу вывихнула, когда ваша утка мне на голову свалилась. Вот она…
        Парень подошел и присел рядом:
        - Дайте, я посмотрю! Но сначала надо бы вас усадить на более приличное место, чем сырой склон. Извините… - Его руки легко подхватили Маринку с земли и понесли к краю просеки. Светлая коса касалась его ноги. Глаза разглядывали ее лицо с интересом: - Вы из деревни? Почему одна? Не боитесь?
        Она посмотрела незнакомцу в глаза:
        - Чего? Я с отцом эти места вдоль и поперек исходила. Он, как и вы, охотник.
        Он рассмеялся, усаживая ее на упавший ствол:
        - Какой я охотник! Впервые выбрался подаренное ружье опробовать и на вот - утку подстрелил, а заодно красивую девушку встретил. Наверное, действительно, новичкам везет!
        Маринка зарделась. Незнакомец осторожно стянул с нее сапог, а затем и носок. Осмотрел начавшую опухать лодыжку. Покачал головой:
        - Вправить надо. Придется потерпеть. - Внимательно взглянул в лицо: - Держитесь мне за плечо, чтобы не свалиться. Можете вцепиться со всей силы. Я заслужил синяк!
        Девушка даже не ойкнула, когда кость с хрустом встала на место, только побледнела и на лбу выступила испарина. Парень удивленно поглядел на нее. Достал из кармана чистый носовой платок и аккуратно стер капельки:
        - Вы терпеливая! Я сам однажды вывихнул плечо, упав с велосипеда. Орал, как резаный! Родному отцу палец прокусил.
        Ушакова, не смотря на боль, улыбнулась:
        - И сколько же вам было тогда лет?
        Он рассмеялся:
        - Восемь!
        Наклонился и попытался натянуть носок на больную ногу. Марина смутилась и отстранила его руки:
        - Я сама обуюсь. Не беспокойтесь. Спасибо, что вправили. - Он присел рядом на бревно. Наблюдал за ее руками. Она обратила внимание на красивое ружье. Когда обулась, попросила: - Можно ваше ружье посмотреть?
        Он молча протянул оружие. Оно было легким. Приклад удобно упирался в плечо. На свою беду мимо пронеслась еще одна утка. Маринка прицелилась и нажала на курок. Крупный селезень, теряя перья, грохнулся на другой стороне просеки. Незнакомец ошеломленно глядел на нее:
        - Вы хорошо стреляете.
        - Опыт. С семи лет охочусь.
        Попыталась встать, но он остановил:
        - Вам сейчас не стоит на эту ногу наступать.
        - Мне уже пора домой. Забирайте селезня себе.
        Он сходил, принес птицу и заодно ее корзинку с грибами. Внимательно разглядел селезня по дороге. Ранка была лишь одна. Сунул в ягдташ рядом со второй уткой. Ушакова повязала платок на голову. Встала с упавшего дерева и подхватила корзину, собираясь уйти. Отпускать незнакомку не хотелось и парень предложил:
        - Давайте, я донесу вас. Ведь ногу вы повредили из-за меня. - Маринка растерялась и не знала, что сказать. Он принял молчание за согласие. Забросил ружье на плечо и подхватил девушку вместе с корзинкой на руки. Попросил: - Не могли бы вы обхватить меня рукой за шею? Так будет легче и вам и мне.
        Девушка послушно обняла незнакомца и почувствовала, как гулко ударило сердце, едва она увидела эти теплые карие глаза совсем близко. Темные, почти черные густые волосы вились крупными кольцами. И хотя они были аккуратно подстрижены, все равно непокорно топорщились на висках и затылке. Маринке неожиданно захотелось дотронуться до них и она с трудом подавила в себе это желание. Смущенно опустила глаза, словно боясь, что он прочтет ее мысли. Оба молчали. Он нес ее метров двести. Потом усадил на обочине, чтобы передохнуть самому. Опустился рядом:
        - Как вас зовут?
        - Марина. А вас?
        - Александр.
        - Вы к кому-то в гости приехали?
        - Нет. Я военный.
        - Так вы рядом с нашей деревней на точке работаете?
        - Верно.
        - Почему я вас раньше не видела? Большинство офицеров уже примелькались. Иногда в магазин приходят.
        - Я приехал неделю назад. Раньше на севере служил.
        Он встал и хотел снова подхватить ее на руки, но она удержала его руку. Коснулась ладони. Отдернула, словно ожглась и покраснела:
        - Я дойду, вы не беспокойтесь. Только бы палку подходящую найти.
        Он возразил и улыбнулся:
        - Мне не тяжело. Я бы вас и сразу мог донести, но мне поболтать охота. Вы легонькая совсем. Сколько вам лет? О, простите, у девушек этого не спрашивают…
        Маринка ответила:
        - Шестнадцать. В декабре семнадцать исполнится. А вам?
        - Двадцать пять.
        От нее не укрылось, что он произнес цифры со вздохом. Александр подхватил ее на руки и понес. Маринка уже без просьб обвила его шею рукой и искоса разглядывала лицо незнакомца: темные усы подковой свисали на подбородок, как у казака. Черные, блестящие брови, словно два лука уходили к вискам. Александр временами смотрел на нее и чуть грустно улыбался. Его руки были сильными и не дрожали, как у Лешки или Толяна. Он держал ее на руках уверенно. Александр внес Марину в деревню и спросил:
        - Дальше куда прикажете унести?
        Она смущенно рассмеялась:
        - По улице до дома с красной крышей и выставленным в окошко нарисованным на бумажке кукишем.
        Он удивился:
        - Почему кукиш?
        Девчонка смутилась:
        - Я своим приятелям знак оставила, что меня дома нет.
        Александр рассмеялся:
        - Оригинальный знак! И много у вас приятелей?
        - Трое.
        - Наверное, все-таки приятельницы?
        Она покачала головой:
        - У меня никогда не было подруг, только друзья. Девчоночья жизнь скучна. А я и на охоту хожу, и на рыбалку, и мотоцикл с машиной вожу, да мало ли интересного вокруг! - Военный внимательно и серьезно слушал ее, едва не пронес мимо нужного дома. Маринка сама остановила его, рассмеявшись: - Заболтала я вас! Вот это и есть дом моих родителей. Не хотите зайти? Отец рад будет…
        Он заторопился:
        - Спасибо за приглашение. Как-нибудь в другой раз. В часть надо. Держите утку…
        Он хотел положить селезня в корзинку, но она отмахнулась:
        - Забирайте себе, я же сказала. У нас в чулане пять штук висит. Мы с отцом два дня назад настреляли.
        - Тогда спасибо.
        - Это вам спасибо, что не бросили в лесу.
        - До свидания, Марина!
        Она лишь кивнула в ответ. Маринке почему-то вдруг стало жалко, что лесная дорога уже позади и незнакомец уходит, но она не рискнула его задержать. Сидела на скамеечке у стены и смотрела вслед парню. Она все еще чувствовала его руки на спине и под коленями. На душе стало необычайно грустно. Прихрамывая, направилась в дом, но войти не успела. Сзади раздались торопливые шаги и дрожащий голос Толика спросил:
        - Кто это такой и почему он тебя нес?
        - Я ногу в лодыжке вывихнула, а он вправил. Военный с точки.
        - Странно, я его не знаю.
        - Он неделю назад прибыл.
        Маринка говорила с приятелем, а сама не спускала глаз с широкой спины вдалеке. По сердцу Белова словно огонь пронесся: ревность нашла тропинку в сердце. Он подошел ближе и сказал пренебрежительно:
        - Военные не надежные друзья. Нынче здесь, завтра там.
        Ушакова посмотрела на приятеля в удивлении:
        - Что это ты вдруг на военных обрушился? Сам собираешься в бронетанковое поступать и на вот… - Она вгляделась в покрытое красными пятнами лицо Толика и рассмеялась: - Да ведь ты ревнуешь!
        Он раздраженно буркнул, глядя ей в лицо светло-голубыми глазами:
        - Вот еще придумала! Очень мне надо тебя к какому-то вояке ревновать. Он же взрослый уже. Наверняка жена и дети есть. Жаль, что у тебя нога болит, могли бы в кино сходить. Сегодня “Зиту и Гиту” привезли.
        Сам не желая того, Толик ужалил Маринку в сердце. Она вдруг подумала: “А если Александр действительно женат? Хоть кольца и не было, но это ничего не меняет”. На сердце стало тяжело. Стараясь скрыть свое состояние, ответила:
        - Подумаю…
        Индийские фильмы с некоторых пор стали слабостью Марины и она старалась не пропускать ни одного. Красивые, яркие мелодрамы рассказывали о любви, которой она еще не знала. “Зита и Гита” был любимым фильмом. Парень попрощался:
        - Я пошел. Если надумаешь, заходи!
        Девушка проковыляла в дом и усевшись на диване принялась перетягивать больную лодыжку бинтом. Вошедшая мать едва не упала:
        - Снова куда-то влипла? Что на этот раз случилось?
        - Ногу вывихнула в лесу.
        В кино Маринка все-таки пошла. Хотя приятелю ни слова не сказала. Весь вечер она видела перед собой лучистые карие глаза. Сидела за столом над учебниками, но не видела ни задач, ни упражнений. Смотрела в книгу и улыбалась. Мать дважды звала ее ужинать, но она не слышала. Елена Константиновна решила, что дочь решает что-то архисложное и заглянуть не решилась - Маринка ругалась, если мешали. Это ее нервировало и сбивало с мысли. А девушка думала о сильных руках военного и почему-то краснела. Кое-как сделав уроки, она выбралась на кухню. Наскоро перекусила и начала собираться. Отец спросил:
        - Ты куда с больной ногой?
        - В кино. Сегодня “Зита и Гита”. Я потихоньку дойду.
        Иван Николаевич попросил:
        - Только осторожнее будь.
        Маринка вышла на улицу. Постояла на крыльце. Подумала. Вызывать Толика не хотелось. Он снова начал бы говорить о предстоящем поступлении в танковое училище и спрашивать: станет ли она его ждать? Несмотря на то, что они дружили уже много лет, девушка не чувствовала к приятелю ничего, кроме дружбы. Ей не хотелось, чтоб он ее целовал или брал за руку. Когда Толик пытался перейти черту и стать с ней чуточку ближе, она становилась колючей, как еж и сердилась.
        Ушакова медленно поковыляла по темной деревенской улице к клубу. Он находился на другом конце деревни. На повороте в Чухонку кто-то стоял и курил. Ярко-красный огонек медленно перемещался ко рту и вниз. Ни на одном фонаре свет не горел и кто стоит разглядеть не удалось. Но Маринка не испугалась и спокойно костыляла дальше. Поравнялась с курящим. Фигура неожиданно шагнула к ней и она вздрогнула: перед ней стоял Николай Горев. Парень отшвырнул сигарету и хрипло сказал:
        - Не бойся. Ничего не сделаю. Поговорить надо. Я тебя уже месяц здесь караулю.
        Она внутренне испугалась, но ответила твердо:
        - А я и не боюсь!
        Он остановился в двух шагах:
        - Прости меня. Думал, таким образом тебя к себе намертво привязать. Я тебя люблю и готов жениться хоть завтра официально.
        Шагнул к ней, но Маринка, не смотря на больную ногу, отскочила назад:
        - Не приближайся! Заору так, что полдеревни сбежится! И думать забудь, что я за тебя замуж пойду. Синяки от твоих кулаков я полмесяца носила.
        Развернулась, твердо направляясь к клубу. Подойдя к деревенскому центру культуры сообразила, что после фильма идти домой, а приятели навряд ли придут на индийский фильм. Пожалела, что не позвала с собой Толика, поняв, что Николай может подкараулить ее на обратном пути. От этих мыслей на душе стало не хорошо. Даже предвкушение от будущего просмотра радости не доставило. И вдруг она увидела знакомое усатое лицо. Решительно направилась к одиноко стоявшему на высоком крылечке военному и поздоровалась:
        - Здравствуйте, Александр!
        Он обернулся, вгляделся и улыбнулся:
        - Вы уже на ногах? Рад видеть знакомое лицо.
        - Это мой любимый фильм из индийских.
        Он предложил:
        - Не против сесть вместе?
        Она потупилась:
        - Буду рада… - Набралась храбрости и попросила, вглядываясь в темноту со страхом: - Александр, могу я попросить вас кое о чем?..
        - Говорите, Марина.
        - Вы не проводите меня после фильма домой? В деревне у меня есть враг и сегодня он здесь…
        Маринка сама испугалась своей смелости, испуганно оглянулась на темную улицу и быстро взглянула в глаза парня, казавшиеся черными. Александр заметил этот ничем не прикрытый испуг. Понял, что это вовсе не глупая выдумка и кивнул:
        - Провожу. Можете не бояться.
        Голос звучал спокойно и Маринке тоже стало спокойно. Она застенчиво улыбнулась:
        - Вы тоже индийское кино любите?
        Он усмехнулся:
        - Да нет. Просто заняться нечем, а у меня выходной. - Немного помолчал и спросил: - Идем в зал? А то у вас нога болит. Стоять тяжело.
        Девушка кивнула и молча направилась к двери. Он вежливо пропустил ее вперед и аккуратно придержал за локоть, когда она взбиралась по лестнице. Ей было приятно чувствовать его руки. Деревенские девчонки с удивлением смотрели, как они вместе взяли билеты, вошли в полутемное помещение и сели рядышком на последнем ряду. Военный искоса разглядывал ее. Маринка чувствовала взгляд и то краснела, то бледнела от смущения. Он вдруг спросил, слегка наклонившись к ней:
        - Марина, а у вас парень здесь есть?
        - Я же говорила вам, что у меня только приятели…
        - Я не о том. Мальчик, который бы вам нравился? Кто-то в любви объяснялся?
        Она покраснела:
        - Нет. В любви, правда, объяснялись, но это глупо и не правда…
        - Почему вы так решили?
        Неожиданно даже для себя Маринка рассказала о том, что произошло летом и о встрече на улице перед фильмом. Страх перед Колькой вырвался наружу и даже терзавший ее все это время стыд отступил перед этим страхом. Народу на фильм собралось мало. К тому же включенный перед фильмом на всю мощь магнитофон заглушал слова. Александр склонился ухом к ее рту и Маринка вполголоса, захлебываясь ужасом, отрывисто говорила. Сосед ни разу не усмехнулся во время этой сбивчивой речи и это расположило ее полностью довериться незнакомому парню. Девчонку трясло от воспоминаний и тут она увидела входившего Кольку.
        Слова застряли в горле. Она машинально схватилась за рукав куртки соседа и прижалась к нему. Александр проследил за ее взглядом, перехватив тяжелый взгляд коренастого парня в черной расстегнутой куртке. Это ему не понравилось: слова Марины подтверждались, хотя он и так поверил ей. Почувствовал, как затряслись руки девчонки. Осторожно отцепив их от своего рукава, слегка сжал в ладони:
        - Это он? - Маринка кивнула, не в силах говорить. Сосед тихо сказал, склонившись к ее уху: - Не бойся, я же с тобой.
        Уже в темноте протянул руку и мягко обнял за плечи. Маринка не вздрогнула от его рук, слегка придвинулась в кресле и доверчиво прижалась головой к широкому плечу. От его куртки пахло “Шипром” и еще чем-то очень знакомым. Сколько она не пыталась вспомнить этот запах, так и не смогла. Даже то, что они так мало знакомы, но сидят обнявшись, ничуть не смущало. Рядом с этим усатым незнакомцем ей было спокойно и хорошо.
        После фильма выбрались на улицу. Александр перехватил взгляд коренастого и понял, что Маринкины опасения были не напрасны. Взял девушку за руку и медленно повел по деревенской улице. Из-за ее ноги они шли отстав от всех, но Маринку это только радовало. Она несколько раз споткнулась. Александр неожиданно подхватил ее на руки, как днем:
        - Я понесу тебя.
        Она попробовала протестовать:
        - Я и сама дойду! Что вы со мной, как с маленькой!
        Почувствовала даже в темноте, что он смеется. Следом раздалось тихое:
        - А ты большая, да? Не стоит мучить ногу, а то у меня не окажется гида для прогулки по лесу на послезавтра. У меня послеобеденное время свободно. Покажешь лес?
        Маринка ушам своим не верила: взрослый парень предлагал ей встретиться! Она, с трудом сдерживаясь, чтоб не рассмеяться от радости, согласилась:
        - Покажу после школы. Ладно? - Робко обняла его за шею обоими руками. Украдкой коснулась мизинцем волос на затылке. Немного помолчав, спросила: - Саша, вы не боитесь Кольки?
        Он усмехнулся:
        - Мне не положено бояться. Успокойся. Ничего мне этот парень не сделает. Зови меня на “ты”.
        - Хорошо.
        Александр донес ее до дома. Усадил на бревна. Заметив, что она передернула плечами, спросил:
        - Не против немного посидеть или замерзла?
        Марина кивнула:
        - Не против. От страха трясет.
        - Сейчас бояться нечего. Расскажи о себе.
        Маринка в двух словах пересказала коротенькую биографию и рассмеялась тихонько:
        - Ваша очередь!
        Он укоризненно сказал:
        - Я же просил! Твоя очередь, твоя!
        Она послушно повторила. Плечи от ночной прохлады передернуло помимо ее воли. Парень заметил:
        - Ты, я вижу, замерзла, хоть и храбришься. Беги домой, а то еще простынешь. О себе я тебе послезавтра расскажу. Сейчас представлюсь коротко - Александр Степанов, старший лейтенант. Беги!
        Она робко спросила:
        - Мы точно встретимся? Ты не обманешь?
        Он осторожно дотронулся до ее щеки пальцем:
        - Точно! Обещаю! Послезавтра в три часа я подойду к твоему дому.
        Маринка направилась к калитке. Оглянулась на крылечке и вошла в дом. Саша дождался, когда она скроется и быстро пошел по улице дальше. В полукилометре от деревни, в лесу, находилась маленькая воинская часть. Но дошел лишь до околицы. Темная фигура отделилась от последнего дома и направилась к нему:
        - Эй, парень, погоди минутку!
        Саша остановился:
        - В чем дело?
        - Ты чего чужих девок уводишь?
        - Марина сказала, что у нее никого нет, кроме друзей.
        - Отстань от нее. Моя она, понял! И мне принадлежать будет!
        - Как я понимаю, ты Николай? Тогда слушай, Марина никогда твоей не будет. Особенно после того, что ты пытался совершить. Она свободный человек и не желает иметь с тобой ничего общего. Мало того, она просто боится тебя. Так что лучше отстань ты…
        - Ты, похоже, не понял…
        Колька резко выбросил руку вперед, намереваясь выбить незнакомцу зубы и в ту же секунду почувствовал, что летит. Заваливаясь вперед, увидел: парня перед ним уже не нет, а его собственная рука намертво зажата словно тисками, пальцами незнакомца. Офицер не стал подставлять колено, чтоб выбить из противника сознание. Просто протянул Кольку вперед и резко отпустил. Горев грохнулся на землю всем корпусом.
        Для умного парня этого было бы достаточно, но не для Кольки. Он вскочил, окончательно потеряв голову от ярости и снова кинулся на офицера. Саша легко уклонился в сторону и подставил пролетавшему парню ногу. Горев во второй раз оказался на земле. Этого ему тоже показалось мало и он в третий раз пошел в атаку на Степанова. Старший лейтенант беззлобно посоветовал:
        - Шел бы ты домой, парень!
        Колька старался теперь не приближаться и начал кружить вокруг. Затем сделал неожиданный бросок, но… взлетел в воздух и снова очутился на земле. Незнакомец спокойно скрутил ему руки за спиной его же ремнем, поднял на ноги и легонько подтолкнул в спину:
        - Иди домой, парень. Драться с тобой я не собираюсь. Для меня ты маловат по возрасту. В стену дома постучишь лбом, все равно мозгов там пока нет. Повзрослеешь, все сам поймешь. От Марины отстань и больше не пугай. Она хорошая и чистая девчонка.
        Горев пытался растянуть ремень и отомстить за новое унижение, но быстро понял тщетность усилий. Незнакомец ушел. Колька покрутил головой, подумал и направился к дому, проклиная свою дурь и ловкость парня. Ему, действительно, пришлось стучать в стену дома головой. Нога через завалинку не доставала, а бить по завалинке не стоило: внизу доски подгнили и нога могла провалиться сквозь них. Минут через пять на крыльце зажегся свет и голос отца спросил:
        - Кого принесло?
        Колька пошевелил затекшими пальцами и пробурчал:
        - Батя, это я, Колька! Открой.
        - А сам что, не в состоянии?
        - Нет. Руки связаны за спиной.
        Алексей Гаврилович в удивлении открыл нижнюю дверь и впустил сына. Посмотрел на стянутые кисти. Стаскивать ремень не спешил. Заперся на крючки и спросил:
        - За что тебя связали?
        - Развяжи.
        Отец отказался:
        - Пока не скажешь правду, не шевельнусь. Однажды ты уже отличился, я не забыл. Уж не Маринкин ли отец спеленал? Чего мне ждать?
        Колька, усевшись на крыльце, нехотя рассказал о незнакомце и его словах. Отец вздохнул:
        - Парень еще молодец! Я бы тебя отволтузил и бросил на дороге. Не твое собачье дело, с кем Маринке ходить! Ишь, герой… - Отец все-таки освободил ему руки и ушел спать, пробурчав напоследок: - Ум надо копить! Вымахал здоровенный, а ведешь себя, как два по третьему…
        Следующий день тянулся для Маринки невозможно медленно. Она часто смотрела на часы и подсчитывала, сколько еще осталось до назначенного срока. Вечером заглянули приятели. Девушка торопливо накинула куртку на плечи, по вечерам было холодно. Выскочила на улицу. На ходу застегивая пуговицы, подошла к скамейке возле калитки. Остановилась, привалившись плечом к столбику. Витек с ходу сообщил:
        - Кольку вчера вечером кто-то связал. Я подслушал сегодня, как папка мамке рассказывал. Вроде из-за тебя, Маринк!
        Она покраснела и отвернулась:
        - При чем тут я? Я его не связывала.
        Витька не унимался:
        - Что за парень тебя вчера из клуба провожал?
        - Ты откуда знаешь?
        - Да все оттуда…
        - Офицер из части. Я сама попросила. Твой милый братец меня подкараулил, когда я в кино пошла.
        Толик хмуро сказал:
        - Могла бы сказать. Я бы сходил в клуб с тобой. Нет, с больной ногой поперлась!
        Она попыталась оправдаться:
        - Да я и не думала вначале идти, а потом - ну, что дома делать? Тебя звать не стала, ты же не любитель мелодрам. А Саша на крылечке стоял…
        - Значит, ты его уже Сашей зовешь?
        Голос приятеля дрожал от с трудом сдерживаемой ревности. Бледное лицо вновь покрылось пятнами. Маринка спокойно кивнула:
        - Ну и что? Завтра мы с ним вообще в лес пойдем. Он попросил окрестности показать. К тому же у него есть красивое ружье. И я из него уже стреляла.
        Приятели удивились:
        - Когда ты успела?
        - Вчера, когда ногу вывихнула. Селезень мимо пролетал, а я как раз его ружье осматривала. Второй ствол заряжен был. Ну и…
        Маринка развела руками и улыбнулась. Белов поморщился:
        - Ты с ним встречаться собираешься?
        Она покраснела:
        - Если он не против…
        - Значит, этот тип, которого знаешь всего сутки, тебе понравился?
        Девушка вспыхнула:
        - А твое, какое дело?
        Парень понял, что сказал лишнее и попытался замять разговор:
        - Ты на рыбалку завтра вечером не собираешься?
        Она внимательно взглянула приятелю в бледное лицо. Желая позлить за собственное смущение, ответила:
        - Я же сказала, в лес с Сашей иду! Когда вернемся, не знаю. Потом надо уроки учить.
        Толик ничего не сказал и отвернулся. Лешка и Витек переглянулись, потом уставились на Маринку:
        - У нас вроде была компания? Ты променяла нас на приезжего хлыща?
        Девчонка попыталась объяснить:
        - Мальчишки, я вас давно знаю и люблю, как братишек. Вы все знаете обо мне, я о вас. Но мы взрослеем и рано или поздно у вас появятся девчонки. Это буду не я. Кроме дружбы я ничего к вам не испытываю, вы уж простите.
        Она замолчала и уставилась в землю. Они тоже молчали. Временами переглядывались. Затем Толик что-то сказал Лешке и Витьке на уши и те, попрощавшись, ушли. Белов остался с ней наедине:
        - Марина, я ведь тоже повзрослею и офицером все равно стану. Зачем тебе этот тип? Я давно тебя люблю и никогда ничего не требовал, но теперь прямо заявляю - тебя я ему просто так не отдам.
        Она рассмеялась:
        - Дурачок ты, Толик! Еще не известно, как он ко мне относится. Я ведь ребенок для него, а ему уже двадцать пять.
        Он обрадовался:
        - Вот видишь! Он же старый для тебя, а я всего на полгода старше.
        Она снова рассмеялась:
        - Толик, девять лет разницы ерунда. Он мне нравится, вот что главное. Я это тебе, как другу говорю, чтоб ты не надеялся напрасно.
        - Я тебе, значит, не нравлюсь?
        - Нравишься, но не так.
        Белов горячо воскликнул:
        - А как, объясни! Как он тебе нравится?
        Маринка смутилась и торопливо накинула капюшон на голову, чтобы он не видел зардевшиеся щеки. Попинала ногой столбик у калитки:
        - Не могу, это чувствовать надо. И ты когда-нибудь почувствуешь. Не забивай ты себе голову мной!
        - Ты самая красивая девчонка в деревне. Даже мой папка как-то мамке сказал:
“Маринка Ушакова расцветает, словно роза. Мужики взрослые заглядываются на эту пигалицу”. И мамка согласилась: “Есть в кого. За матерью парни табуном ходили”.
        Девушка покраснела, хотя на душе стало отчего-то радостно. Желая узнать мнение друга о себе, сказала почти грубо:
        - Ничего я не расцветаю! Какая была такой и осталась - Д*Артаньяном в юбке!
        Толик задумчиво протянул:
        - Ну не скажи! Волосы длиннющие, как у русалки. Когда распускаешь, волнами лежат до колен. Красиво! Ни одна девка в деревне таких волос не имеет. Глаза зеленые, как у ведьмы и хитрые. Смотреть боязно. Брови, словно углем нарисованы… - Помолчал и тихо добавил: - Губы с ума сводят, даже когда ты молчишь… Сестрица моя только о твоей коже и говорит: “Ах, какая у Маринки кожа чистая да прозрачная! Мне бы такую - всех бы парней с ума свела”.
        Ушакова расхохоталась:
        - Толик, у тебя развилась мания подслушивать! Может, ты в разведку пойдешь, а не в танкисты?
        Он, не заметив иронии в словах, на полном серьезе возразил:
        - Не, я технику люблю! Военрук говорит, что с золотой медалью я без экзаменов поступлю, лишь бы медкомиссию прошел. Вот ее-то как раз и боюсь…
        Парень вздохнул. Маринка удивленно спросила:
        - Чего бояться-то? Ты же не больной.
        - Не больной. Военрук сказал, что строго проверяют. Вдруг чего найдут?
        Девушка постучала по столбу кулаком трижды:
        - Волков бояться - в лес не ходить! Ладно, пойду домой, надо физику перечитать…
        Толик встал. Помялся и попросил:
        - Марин, не встречайся с ним, пожалуйста!
        Она серьезно взглянула и тихо ответила:
        - Я не могу. Он мне нравится, как мужчина.
        И убежала в дом. Белов вздохнул и побрел домой.
        Саша появился возле дома Ушаковых ровно в три. Выглянувшая из окна Маринка стремглав вылетела на крыльцо:
        - Здравствуй, Саша! Я сейчас…
        Тоненькая фигурка, обтянутая шерстяным спортивным костюмом, метнулась к сарайке. Выскочила оттуда уже с корзинкой в руках и в черных резиновых сапожках. Извинилась:
        - Я маленького поросенка поила, вот и задержалась. Извини.
        Он рассмеялся:
        - Ни разу в жизни не видывал маленьких поросят в живую, только на картинках.
        - Хочешь посмотреть? Пошли! - Она схватила его за руку и потянула за собой в дом: - Он маленький, приходится дома в ящике держать. На дворе может простыть.
        Степанов попытался отказаться:
        - Не удобно как-то…
        Она махнула рукой:
        - Глупости! Пошли!
        Маринка даже разрешила ему взять беленькое чудо с закрученным хвостиком на руки. Поросенок пах молоком, несколько раз прихрюкнул в незнакомых руках и уткнувшись пятачком в грудь офицера засопел. Он удивленно спросил:
        - Спит?
        - Ну, конечно! Как маленькое дите! Поест, чуть погуляет и спать! Давай, я его в гнездо положу.
        Их руки соприкоснулись и словно ток пробежал по телу офицера: ему захотелось взять эту девочку на руки, как позавчера. Прижать к себе и не отпускать. Его руки
“вспомнили” тяжесть ее тела и по спине пробежала дрожь. Чтобы справиться с собой, Степанов отвернулся, делая вид, что разглядывает дом:
        - У вас уютно! Я вообще-то впервые попадаю в деревенский дом.
        - А ты откуда?
        - С Каунаса, из Литвы.
        Она удивилась:
        - Ого, почти заграница!
        Он рассмеялся:
        - В некотором роде так. Пошли?
        Маринка кивнула, пытаясь натянуть куртку и одновременно вытащить мешавшую косу. Саша неожиданно взялся за тяжелые волосы и аккуратно выправил косу наружу. Она опустилась ниже пояса и повисла тяжелой золотой плетью. Маринка не обратила внимания на завороженное выражение его лица и поблагодарила:
        - Спасибо. Если под куртку залезет, еле вытащу. Длинная. Надо бы чуть обстричь, а мне жалко. С самого детства ращу. По бабушкиному рецепту в травах мою по субботам…
        Он, все еще чувствуя мягкость и теплоту ее косы, ответил:
        - Не надо обрезать такие красивые волосы. Попробуй свивать в пучок.
        Они шли по деревне рядышком и болтали. Временами резкие порывы ветра швыряли им под ноги метель из листьев. Александр рассказывал о службе на севере. Описывал природу и местные обычаи. Она внимательно слушала, время от времени что-то уточняя. Маринка не заметила, как из дома Беловых вышел Толик и посмотрел им вслед. Затем парень убежал в дом. Когда они скрылись за поворотом, вышел и торопливо направился следом. Выйдя на лесную дорогу, офицер осторожно взял девушку за руку. На ее удивленный взгляд, ответил:
        - Чтоб ты не споткнулась!
        Она хотела возразить. Открыла рот и… опустила голову, залившись румянцем. Его рука была теплой и сильной. Чтобы сбить смущение, принялась объяснять:
        - Справа находятся веретьи. Они друг на друга похожи и там легко заблудиться. Даже мы с отцом однажды заплутали.
        - Что такое эти веретьи?
        - Полосы из леса, разделяющие покосы. В этих полосах полно грибов и есть маленькие озера. Жаль, что ты ружье не взял.
        Саша возразил:
        - Почему же, взял! Оно разбирается и сейчас в рюкзаке лежит.
        - Тогда собирай и пошли. Пока утки не улетели, собьем парочку.
        - Мы с другом еще тех уток не съели.
        - Ничего, засолишь! Или в морозилку забей. Холодильник-то есть?
        - Имеется.
        Она немного помолчала, а потом все же спросила, опустив голову:
        - Ты женат?
        Он рассмеялся:
        - Нет. Надо было сразу сказать, верно?
        Она смутилась окончательно и бросилась бежать через поляну к шумевшему березняку. Щеки горели от стыда, что она все же отважилась на этот, терзавший ее, вопрос. Степанов прекрасно понял ее состояние и торопливо двинулся следом. Маринка стояла, уткнувшись лицом в ствол березы. Не поворачиваясь, спросила:
        - Я не должна была задавать этот вопрос, да? Я очень глупо выгляжу?
        Он смотрел на узкие плечи, обтянутые легкой курткой, на длиннющую косу с застрявшим в волосах желтым листочком и еле-еле сдерживался, чтобы не схватить ее в объятия и не начать целовать. Осторожно положил руку на плечо, а второй погладил по голове, как маленькую:
        - Это я сегодня сглупил. Не стоило приглашать тебя на эту прогулку…
        Она обернулась. Лицо побледнело. Зеленые глаза смотрели в карие не отрываясь. Шепотом спросила:
        - Почему не стоило?
        Он не мог отвести взгляда от ее лица. Решил не кривить душой и сказать все честно:
        - Марина, я намного старше тебя. Я мужчина, а ты еще ребенок. Я не подумал, что скажут в деревне. Нам не стоит встречаться. Иди домой. Я поохочусь и сам дорогу найду.
        Он убрал руку с ее плеча и повернулся спиной. Скинул рюкзак. Присел, чтобы достать разобранный “Ремингтон”. На душе было плохо. Расставаться с девушкой ему вовсе не хотелось. Когда доставал детали, руки впервые тряслись. Мужчина прислушивался, надеясь услышать удаляющиеся шаги. Сзади стояла тишина. Он уже собирался обернуться, когда Маринкина рука робко дотронулась до его плеча:
        - Саша, я вырасту. Не гони меня только по этой причине. Но если скажешь, что я тебе не нравлюсь, я уйду…
        Он резко обернулся не вставая и едва не упал: из зеленых глаз катились крупные слезы. Вскочил на ноги, уронив рюкзак с наполовину собранным ружьем и прижал ее к себе изо всех сил. Ее руки мгновенно обхватили его за пояс. Ни тот, ни другой не произнесли ни слова. Стояли долго, не решаясь разжать объятия. Маринке было так хорошо, что она едва не уснула, прижавшись щекой к его груди. Саша мягко отстранился, погладил ее по щеке ладонью и тихо сказал:
        - Охотиться пойдем?
        Она кивнула и разжала руки на его поясе:
        - Дашь мне выстрелить?
        - Маленькому снайперу? Дам! Дружок по комнате раз двадцать разглядывал селезня и никак не хотел верить, что его убила девушка. Когда-нибудь я познакомлю вас. - Степанов собрал ружье и закинул его на плечо. Взял Маринку за руку: - Веди!
        Она неожиданно рассмеялась. Вырвала руку и наклонилась, разгребая листья:
        - Смотри! Вокруг полно груздей. Не шевелись, а то наступишь. Давай собирать. Разгребай в тех местах, где вздутия… - За полчаса ползания по траве и опавшим листьям они нарезали почти полную корзину лоснящихся белых груздей, с налипшим сверху мусором. Девушка предложила: - Саша, заберешь с собой. Вымочишь и засолишь. Зимой просто потрясающая вещь!
        Он пожал плечами:
        - Я не умею.
        - Научу! - Спрятав корзину в кустарнике, Маринка повела офицера к прятавшемуся в кустах озеру. По дороге пояснила: - Озеро в глухомани лежит и утки любят там бывать. Наверняка и сейчас плавают. Если не уверен, что подстрелишь, давай мне ружье. Их надо сразу бить, пока не улетели.
        - А как доставать с воды? Лодки нет.
        Она усмехнулась:
        - Достанем. Приготовь патроны в запас.
        Вышли на берег, продравшись сквозь колючий куст шиповника. Утки плавали ближе к другому берегу. Степанов прикинул расстояние и протянул ружье Маринке:
        - Я не уверен, что попаду.
        Девчонка прижала приклад к плечу, пару секунд прицеливалась, чуть поводя стволом. Громыхнул выстрел и на воде забилась птица. Сразу же прозвучал второй и не успевшая набрать высоту утка шлепнулась в метре от первой. Ушакова выбросила пустые гильзы одним движением, отработанным движением забила новые патроны. Утки летели над ними. Сквозь кусты выцелила новую жертву и селезень с подбитым крылом шмякнулся метрах в трех. Саша кинулся к нему. Маринка не спеша выбрала еще одну птицу и выстрелила. Четвертый выстрел тоже не пропал впустую.
        Степанов вернулся с живым селезнем в руках. Птица успела исщипать ему все руки за это время. Парень шипел и морщился, получая новый удар. Маринка все поняв, спросила:
        - Не можешь свернуть шею? Отвернись. - Одним коротким движением рук она прекратила мучения птицы и парня. Попросила: - Сходи вон туда… - Указала рукой направление: -
…и найди четвертую утку, а я пока тех из воды достану.
        Офицер направился на другой конец поляны. Девушка торопливо разделась за кустами полностью и вошла в холодную воду. Такие купания были для нее не впервой. Легко рассекая руками темную осеннюю воду с плавающими по поверхности разноцветными листьями, добралась до плававших на поверхности тушек. Сгребла их в одну руку и поплыла назад. Степанов стоял на берегу и с ужасом смотрел на нее:
        - Простынешь!
        Она попросила:
        - Не простыну. Отвернись.
        Парень повернулся спиной и отошел от ее одежды метров на пять. Маринка швырнула уток на листву и принялась торопливо одеваться, стуча зубами от холода. Натянув свитер и брюки и уже согревшись от движения, сказала:
        - Можешь поворачиваться.
        Степанов резко развернулся:
        - Ты с ума сошла! Воспаление легких теперь обеспечено!
        Она рассмеялась:
        - Даже насморка не будет. Мне не привыкать. Однажды в октябре пришлось плавать. Холодина стояла, с краев ледок уже был и ничего. Не переживай ты так!
        - Это мне надо было плыть!
        - Вот ты бы точно простыл! Тебе наш климат в новинку, а я привычная.
        Маринка села на траву и принялась натягивать сапоги. Он скинул куртку и укрыл ее поверх всей одежды. Присел рядом и прижал к себе:
        - Я так испугался, когда увидел, что ты плывешь. Не надо так больше делать, ладно? - Вспомнил об утках. Восхищенно сказал: - Четыре заряда и ни одного впустую! Ты прирожденный снайпер. Даже я, офицер, не смог бы влет подстрелить трех уток. Юрка с ума сойдет, когда расскажу о сегодняшней охоте.
        Согревшись, Марина вернула ему куртку:
        - Спасибо. Пошли к корзине?
        Степанов встал и протянув руку, помог встать. Маринке было приятно прикосновение его руки. Четыре утки в рюкзаке не поместились и мужчина привязал одну к ремню на поясе:
        - До твоего дома донесу…
        Она покачала головой:
        - Мне одну. Остальные твои.
        - Но охотилась ты! Давай поровну: тебе две и мне две.
        Маринка расхохоталась:
        - Да мне надоело их щипать! Только за начало этой осени мы уже насобирали пуху на пару огромных подушек. С отцом с конца августа и весь сентябрь охотились. Дважды гусей приносили. Одну свеженькую утку возьму, но две - не хочу! Давай не будем спорить. Грузди несешь с собой и уток тоже. Я грибов уже натаскала. Два бачка в подполе стоят соленых груздей, большущий мешок сушеных и банок сорок маринованных.
        Перейдя на другую сторону поляны, они наткнулись на целый выводок маленьких подосиновиков. Маринка скинула куртку и принялась резать красные шляпки на нее:
        - Саша, а вот это богатство мы поделим пополам. Вечером пожарим.
        Они принялись ползать по опушке на коленках, то и дело сталкиваясь лбами. Оба тихонько смеялись. Срезав все грибы, Маринка собралась идти к корзине, но он остановил. Бросил рюкзак и ружье на траву. Стащил с себя куртку и не обращая внимания на протесты, натянул на нее:
        - Ты уже купалась сегодня. Лучше поберечься. - Сам застегнул кнопки и закатал рукава. Поднял сброшенный рюкзак с ружьем и взяв ее за руку, скомандовал: - Пошли!
        Часть подосиновиков сложили поверх груздей. Степанов повесил корзину на сгиб руки и на мгновение прижал Маринку к себе. Заглянул в глаза и с затаенным вздохом отпустил. Ему мучительно хотелось поцеловать эти яркие пухлые губы. По дороге девушка рассказала ему, что делать с груздями. Жарить грибы парень умел и сам. Подсказала, как без особых усилий можно ощипать уток. Возле дома Степанов вручил ей утку и растерянно спросил:
        - А корзинка?
        Марина сняла его куртку, раскатала рукава. Махнула рукой:
        - Ерунда! Когда встретимся в следующий раз, вернешь. - Пытливо спросила: - Мы встретимся?
        Он улыбнулся:
        - Конечно. Я приду, хотя и не знаю точно когда.
        Ушакова показала ему рукой на крайнее окно:
        - Это моя комната. Можешь постучать, если зайти в дом не решишься.
        Степанов накинул куртку. Забросил ружье на плечо и подхватив корзину, направился в часть. Ему хотелось оглянуться, но он не рискнул.
        Ни он, ни Маринка даже не догадывались, что в этот самый момент Толик Белов лежал на сеновале и уткнувшись носом в сено, горько плакал. Он следил за ними все это время. Фиксировал в памяти каждый жест и взгляд девушки на парня. Обогнув деревню за огородами, пробрался к себе раньше подружки. Он видел счастливое лицо Маринки, ее сияющие глаза. Видел, как незнакомец обнимал подружку детства за плечи и она не сопротивлялась. Наоборот, положила голову ему на грудь и молчала.
        Толику было плохо. Только одно давало ему слабенькую надежду: парень ни разу не поцеловал девушку. Белов думал над этим и почти злился на офицера: как можно не целовать такие красивые губы, у него что - глаз нет. Ведь это же Маринка, по которой он сохнет! Толик вдруг подумал, что имейся у него такой шанс, он бы не задумываясь, прижался к ее губам.
        Саша зашел на территорию части и направился к приземистому длинному дому, разделенному на четыре половины. Солдат-часовой с восхищением смотрел на утку, висевшую у него на поясе и большую корзину грибов. В двух квартирах жили семейные офицеры: возле дровяников развевалось на ветру постиранное постельное белье. В двух других проживали по двое холостяки.
        Степанов направился к серому обшарпанному крыльцу. Поставил корзину на верхнюю ступеньку, приставив ружье к перилам. Сел на ступеньку, чтобы стащить офицерские сапоги. “Ремингтон” качнулся в сторону и с грохотом упал на доски. Из дома мгновенно выскочил Юрий Лозовой, одетый в спортивный костюм. Ярко-синие глаза быстро взглянули на набитый рюкзак, на огромную корзину грибов. Парень радостно высказался:
        - Отлично! Сейчас грибочков нажарим! Картошки я уже начистил. Не ожидал, что ты столько всего притащишь!
        Саша попросил:
        - Юр, ты лучше уток ощипли, пока я грибы разберу. Я скажу, как это быстро сделать. Я тех двух позавчера еле ощипал, а дело-то не хитрое вовсе. Марина меня научила грузди вымачивать и солить.
        - Ты с ней встречался?
        - Уток всех четырех она сбила.
        - Ну и девчонка! Я здесь уже два месяца, а ее что-то не знаю. Познакомишь? Сколько ей лет?
        - Шестнадцать.
        Друг застыл, а потом накинулся на него, вполголоса выпалив:
        - Ты чего, совсем спятил? Да за связь с малолеткой тебя так шуганут! Хорошо если погоны удержишь!
        Степанов сидевший уже в одном сапоге, прыжком очутился на крылечке и резко прижал соседа к перилам:
        - Замолчи! Нет никакой связи! Просто мне с ней интересно. Она милая девушка, очень чистая и открытая.
        Юрка попытался выскользнуть, но твердая рука сжалась на его кисти:
        - Скажешь о Маринке что-то плохое, берегись! Я предупредил…
        Лозовой посмотрел в решительное лицо Степанова и кивнул:
        - Мог бы и не говорить. Давай уток!
        Саша вновь уселся на крылечке и стащил второй сапог. Усмехнулся:
        - Притащи сначала таз для пера и утюг с удлинителем. Чего зря пух выбрасывать? Марина говорит, что они перья в подушки собирают.
        Юрка в удивлении покачал головой:
        - Однако, она тебя за сегодняшний день поднатаскала! Хозяйственный стал! - Ухмыльнулся во всю свою круглую рожу: - Дружи дальше, глядишь хозяйство свое заведем и питаться хорошо станем! Коровку, курочек, поросят, овечек…
        Степанов понял, что дружок смеется и в шутку бросился на него:
        - Я тебе покажу “коровку, курочек”!
        Веселая возня привлекла внимание командира части, вышедшего из дома покурить. Он подошел к углу и с удовольствием глядел на шуточную потасовку. Приятели катались по траве, как школьники. Петр Леонидович неожиданно сказал за их спинами:
        - Удачно поохотились, Александр Сергеевич! И грибов, смотрю, набрали! - Лозовой и Степанов отскочили друг от друга и вытянулись от командирского голоса, еще не видя самого командира. Тот рассмеялся: - Вольно! Мы не на службе сейчас. В веретьи ходили? Смотрите, не заблудитесь! Мне самому однажды пришлось там сутки плутать.
        - Откуда вы узнали?
        - Только в веретьях можно набрать столько поздних подосиновиков и груздей. Да и утки там водятся. Поздравляю, поздравляю! Теперь я знаю, кого отправить защищать честь части по стрельбе.
        Еще раз поздравив Степанова с добычей, командир ушел. Саша не успел ничего объяснить. Растерянно смотрел на приятеля, а тот еле держался на ногах от хохота. Наконец Юрка выдохнул:
        - Стрелок! Представляю, как ты промажешь! - Просмеявшись, спросил расстроенного соседа: - Что делать будешь? Может к командиру сходить и все сразу объяснить? - И тут же сам себе ответил: - Не годится! Едва Петя узнает о возрасте настоящего стрелка, тебе взыскание объявит.
        Степанов вздохнул:
        - Попрошу Марину потренировать в стрельбе. Больше ничего не остается.
        - Это точно!
        Приятели сели на крылечке и принялись за работу: Юрий протянул из дома удлинитель, включил утюг в сеть. Проглаживая утку горячим утюгом, легко выдирал перо и бросал его в таз. Саша перебирал грибы: грузди складывал в эмалированный бачок, а подосиновики в большую миску.
        Часа через полтора на вкусный грибной запах зашел замполит, живший через стенку. Жена у Варнавина неделю назад отправилась с детьми в гости к матери в Рязанскую область и он вовсю наслаждался свободой. Можно было в свободное время ничего не делать и никто за это не ругал. Одно не нравилось замполиту: он любил вкусно поесть, но готовить не любил. Алексей Михайлович поздоровался и тут же спросил:
        - Грибочки пожарили?
        Степанов пригласил:
        - Садитесь с нами, Алексей Михайлович!
        Замполит не заставил себя упрашивать. Подвинул табурет к столу и вместе со старшими лейтенантами принялся за еду. На половине вдруг подскочил и скрылся из квартиры, ничего не объясняя. Приятели переглянулись. Замполит влетел в комнату, что-то пряча под старым кителем. Водрузил на стол початую бутылку водки. На удивленные взгляды подчиненных сказал:
        - С такой селянкой и без водки? Грешно! Давайте-ка по рюмочке. Я разрешаю. Мы ж не собираемся вусмерть упиться? А селянка бесподобная! Такую даже моя Лидия не умеет стряпать. Кто готовил?
        Юрий указал рукой на Степанова:
        - Вот он. Он же и грибы принес.
        Варнавин покачал головой:
        - Без году неделя здесь и такая удача! Умеешь грибы готовить! - Наевшись и допив остаток водки, замполит ушел, попросив парней: - Вы только Собинову об этих посиделках не говорите. За грибы спасибо еще раз. Ну, я побежал!
        Дверь за замполитом закрылась. Смешливый Лозовой повторил голосом Варнавина:
        - “Умеешь грибы готовить”! Я думаю, что Леша отправит тебя защищать честь части по кулинарии! Повар-стрелок!
        Степанов чуть со стула не упал от его слов. Вытаращил глаза на дружка с искренней обидой. Потом выдохнул:
        - Ну, ты и гад, Юрка! Нет, чтобы посочувствовать, а ты насмехаешься!
        Помыв посуду, Александр начал собираться. Внимательно осмотрел джинсы - нет ли грязи. На всякий случай провел по низу щеткой. Долго рассматривал рубашки в шкафу, пока не остановил свой выбор на светло-голубой. Наверх натянул коричневый свитер и аккуратно расправил на вороте воротничок рубашки. Тщательно расчесался и сбрызнулся одеколоном. Долго крутился перед зеркалом, оглядывая себя со всех сторон. Натянул куртку и еще раз посмотрел на собственное отражение. Лозовой молчал, наблюдая за сборами с дивана. Он даже газету в сторону отложил. Потом спросил:
        - К ней? - Степанов кивнул. Приятель задумчиво продолжил: - А ведь ты втюкался, Сашка! Быстро! Неужели так хороша?
        Приятель обернулся от двери и чуть улыбнулся:
        - Если пойдешь сегодня в клуб в деревню, увидишь меня с ней. Сам поймешь…
        - Ты уверен, что родители отпустят ее гулять с тобой?
        - Я им на глаза не покажусь. Постучу в ее окно и все.
        Лозовой грустно констатировал:
        - Значит, и она тоже…
        Степанов ушел, прихватив пустую корзину. Юрий немного послонялся по комнате, полностью забыв про газету и о том, что завтра у него занятие по политподготовке с солдатами. Минут пять посмотрел телевизор и тоже начал собираться. Ему стало любопытно взглянуть на юное создание, столь быстро взявшее в плен сердце его нового друга.
        Саша, еще подходя к дому, заметил, что в окошке у Марины горит свет. Легко перемахнул через низкий палисадник, минуя скрипевшую калитку. Подкрался к окну, стараясь не вставать на клумбы и трижды стукнул в стекло. Занавеска тотчас отдернулась и в проеме показалось девичье лицо с распущенными волосами. Степанов обмер от ее красоты. Волосы полностью скрывали одежду, рассыпавшись по груди и спине волнами. Он махнул рукой, прося девушку выйти. Из-за стекла раздалось радостное:
        - Я сейчас!
        Она выскочила на улицу в домашних тапочках, накинув на легкий ситцевый халатик отцовскую телогрейку. Волосы взметнулись за спиной в освещенном проеме двери словно прозрачные крылья и снова рассыпались по плечам. Тихо позвала:
        - Саша!
        Он шагнул к крыльцу и коснулся ее длинных волос ладонью, не в силах удержаться. Провел почти по всей длине и растерянно произнес шепотом:
        - Я корзину принес… В кино пойдешь?
        Она почувствовала легкий запах водки и отшатнулась:
        - Ты пьяный?..
        Он смутился и отдернул руку:
        - Да нет. Замполит пришел, когда мы грибы пожарили и принес полбутылки. Я всего рюмку выпил. Честное слово!
        Она успокоилась. Дотронулась до его руки и попросила:
        - Сейчас переоденусь.
        Он легонько сжал ее пальцы в ладони и тут же отпустил:
        - Я подожду.
        Марина выскочила через пять минут. Волосы были уже заплетены в слабую косу. Торопливо простучали каблучки туфель по ступенькам и тихий голос спросил:
        - Саша, ты где? Я со света ничего не вижу…
        Он встал с бревен, подошел к калитке и так же тихо ответил:
        - Здесь.
        Она радостно охнула, когда его рука обняла за плечи и прижала ее к себе. Прижалась и вздохнула, робко обняв рукой за пояс. На сердце появилась беспричинная радость. Ей хотелось смеяться и петь во весь голос о том, как она счастлива в это мгновение. Не спеша, в обнимку, прошлись по деревне. Степанов неожиданно вспомнил о намерениях командира и рассказал девушке о них:
        - Я не могу сказать, что стреляла ты. Если узнают, нам придется расстаться!
        Марина, не скрывая радости, спросила:
        - Ты не хочешь этого?
        - Не хочу. Потренируешь?
        Девичья рука легонько сжалась на его поясе:
        - Покажу. Сам поймешь. Можем завтра начать тренировки, если у тебя заряды есть.
        Он вздохнул:
        - Все дело в том, что стрелять надо из снайперской винтовки и пистолета. А их за территорию части выносить нельзя. Ты в винтовках не разбираешься, я тоже знаю с грехом пополам. Но у тебя природное чутье и меткость, а у меня и этого нет.
        Она подумала:
        - С оружием разобраться не сложно. Мне отец говорил, что в принципе, винтовки и ружья не так уж сильно отличаются. Скажи командиру так: “Хочу потренироваться к соревнованиям, но один”. У вас, на сколько знаю, имеется в лесу тир. Я приду туда. Только надо бы еще кого-то подключить, чтоб охранял, пока я тебя тренирую.
        Он ухватился за идею:
        - Попробовать можно.
        До клуба оставалось метров сто. Саша с сожалением убрал руку с ее плеч. Марина вдруг спросила:
        - Кольку ты вчера за что связал?
        Степанов вздрогнул:
        - Уже знаешь… Он требовал, чтоб я оставил тебя, а потом кинулся драться. Не буду же я драться с малолеткой? Пришлось связать и отпустить. Я его не бил. Ты веришь?
        - Верю и знаю, что это так. Колька дурак. Будь осторожнее.
        Он решительно взял ее за руку. Так они и вошли в зал под взглядами деревенских девчонок и парней. Горева не было. Зато находились ее приятели. Марина направилась к ним, ведя за собой офицера:
        - Привет! Знакомьтесь: Александр Степанов. Старший лейтенант.
        Леха и Витька вразнобой поздоровались, с любопытством разглядывая взрослого мужчину рядом с их юной подружкой. Толик лишь кивнул и отвернулся, с отчаянием взглянув на Маринку. Саша заметил это ничем не прикрытое горе, но сразу успокоил себя: детское чувство быстро проходит. Марина представила ему друзей:
        - Это Толик, Витек и Леха. Друзья и верные помощники во всех проказах.
        Он, как взрослым, протянул им открытую ладонь, чтоб поздороваться. Мальчишки, смущаясь и улыбаясь от этого, пожали его руку. Все, кто находился в клубе, наблюдали. Здороваться так со взрослыми пацанам было в новинку. Витек и Леха старались сжать ладонь офицера покрепче, чтоб казаться взрослее, а Толик лишь чуть коснулся и тут же убрал ладонь. Степанов понял, что с этим светлоглазым парнем у него будут проблемы, как и с тем коренастым. Маринка обернулась к нему:
        - Саш, где хочешь сесть?
        Он посмотрел на последний ряд и чуть улыбнулся:
        - Где скажешь…
        Она взглянула на приятелей, перехватив его взгляд:
        - Ладно, мы пойдем.
        Отошли и сели в полумраке стены. Рука Степанова легонько обняла девушку за плечи. Маринка приняла это как должное. Леха обернулся к Витьку:
        - Нормальный мужик. Не заносчивый. Ты как считаешь, Толян?
        Толик с ненавистью посмотрел на Степанова:
        - Старый он для Маринки!
        Леха тут же возразил:
        - Какой же он старый? Даже седины нет… - Витька посмотрел на Белова, затем наклонился к уху Суханова и что-то шепнул. Тот вытаращил глаза и уставился на Толика квадратными глазами. Не задумываясь, тут же задал вопрос: - Толян, ты действительно Маринку любишь?
        Белов огрызнулся:
        - Твое какое дело? Она себе нового друга нашла и мы ей ни к чему. Предательница!
        Витек встрял:
        - Вот тут ты не прав. Какая же она предательница, если открыто нас познакомила с этим парнем? Она же не виновата, что этот Саша ей нравится. Мне вот тоже Наташка Корепова глянется. Мы уже два вечера гуляли. Тоже предателем назовешь?
        Леха кивнул:
        - Да и я тоже с Ленкой Фединой дружу…
        Толик вскочил и прошипел, глядя на друзей сверху вниз:
        - Катитесь вы оба!..
        Пронесся между рядов и исчез за дверью клуба, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась побелка. Дремавшая у печки билетерша от испуга свалилась со стула и закричала вслед парню:
        - Хулиган! Еще только приди, я родителям пожалуюсь! - Затем обернулась к залу и спросила: - Это чей так пронесся?
        Ей никто не ответил. Кое-кто и хотел бы сказать, но не рискнул, поглядев в сторону насторожившихся Суханова и Горева. Да и Маринка, не смотря на то, что сидела отдельно, внимательно осматривала зал. В проеме дверей показался не высокий крепыш с круглым лицом и ярко-синими глазами. Осмотрев зал, он направился к последнему ряду, с изумлением разглядывая лицо юной девушки рядом с усатым мужчиной. Саша убрал руку с плеч девушки. Улыбнулся и покачал головой:
        - Все же пришел! Знакомьтесь: это Марина, а это мой сосед по комнате, а в будущем надеюсь друг - Юрий Лозовой.
        Крепыш даже и не пытался скрыть свое восхищение:
        - Мадемуазель, теперь я его понимаю. И как я вас раньше не усек? Вы словно принцесса из сказки!
        Маринка смущенно рассмеялась и покраснела. Юрий, спросив разрешения, сел рядом с Александром. Едва свет перед началом фильма выключили, Саша взял руки Маринки в свои ладони и не выпускал весь сеанс. После кино Лозовой попрощался и быстро исчез в темноте. Девушка и парень дошли до конца деревни. Спрятавшись в густой тени раскидистого дуба, стояли и разговаривали обо всем. Мужчина прислонился спиной к корявому стволу и притянув девушку к себе, спросил:
        - Ты знаешь, что Толик любит тебя?
        Она подняла лицо и пожала плечами:
        - Знаю. Мы уже говорили с ним на эту тему. Откуда ты об этом узнал?
        Он смотрел на нее сверху вниз с улыбкой:
        - Заметил его взгляд в клубе.
        Ее глаза блестели совсем близко. Губы приоткрылись в улыбке и белые ровные зубы блеснули при свете луны. Степанов не выдержал и попытался отстраниться. Она удивилась:
        - Ты чего?
        Он откровенно сказал:
        - Я так хочу поцеловать тебя. Наверное, нам надо разбегаться по домам…
        Маринка опустила голову и шепотом спросила:
        - Почему нельзя? - Подняла руку и робко провела ладонью по его щеке. Удивленно рассмеялась: - Кожа мягкая, а я думала, что ты колючий, как еж!
        Он грустно рассмеялся:
        - Ребенок ты еще! Вот почему нельзя!
        Маринка обиделась:
        - Ребенок, ребенок! Сколько можно? Мне шестнадцать. Я даже паспорт имею! - Не понимая, что дразнит, положила ладони ему на грудь и уткнувшись в них, попросила: - Поцелуй меня. Меня еще никто не целовал. Я хочу, чтобы это был ты…
        У Степанова от слов Марины похолодели ноги и руки. По спине пронесся озноб. Он с трудом вздохнул, а потом медленно поднял руку и приподнял девичий подбородок. Наклонился, легонько тронув алые губы. Густые шелковистые усы мягко коснулись ее кожи. Мужчина все крепче прижимал ее к себе и все крепче целовал. Она отвечала, почти задохнувшись в его руках. Тонкие пальцы запутались в густых кудрях на затылке. Его ладони пробегали по ее спине вызывая в душе что-то странное. Хотелось раствориться в нем без остатка…
        Саша понял, что теряет голову. С трудом отстранился и отошел. Вытащил сигареты. С трудом зажег спичку, сломав перед этим штук пять. Его трясло и он не хотел, чтоб она почувствовала, что с ним происходит. Маринка без сил прислонилась к дубу. К его счастью, она и сама минут пять не в силах была произнести ни слова. За это время он взял себя в руки. Девушка тихо сказала:
        - Мне не хочется уходить. Я бы могла простоять под этим дубом целую ночь. Лишь бы ты был рядом.
        Он подумал, что и сам не хотел бы никуда ее отпускать, но вслух произнес:
        - Что скажут твои родители? Не стоит их огорчать. Мы завтра встретимся. Давай, я провожу тебя.
        Обняв за плечи, повел к дому. Маринка прижалась к его груди головой и всю дорогу слушала бешеный стук его сердца. У самой сердце билось точно так же. Саша поцеловал ее возле калитки. Марина чуть помедлила. Уходить не хотелось, а затем медленно направилась к дому. Оглянулась на крылечке. Он дождался, когда за ней закроется дверь и тяжело вздохнув, направился в часть.
        В мужском общежитии университета имени Абд аль-Азиза в Джидде в это самое время не спал молодой араб. Звали его Усама бен Ладен. Сын саудовского миллиардера, к этому времени уже почившему. Он был семнадцатым ребенком в семье. Рос в религиозной атмосфере и сам к двадцати одному году стал ярым поборником ислама. В сезон хаджа в доме его отца останавливалось множество паломников и среди них лидеры мусульманского движения, такие, как Раббани. С шестнадцати лет он писал стихи и с удовольствием декламировал их тем, кто появлялся в поле его зрения, привлекая на свою сторону. Он блестяще знал Коран и все, кто был рядом восхищались его преданностью и любовью к исламу.
        На дворе была глухая ночь, но смутные мысли бродили в голове юноши. В этом году он наконец-то заканчивал университет по специальности строительного менеджера. Будущая специальность была совсем не по душе горячему арабу. Хотя он старательно изучал компьютер и все дисциплины. Его больше привлекала идея создания конфедерации мусульманских государств, так называемый “Исламский интернационал”.
        Очень часто он собирал вокруг себя студентов-сокурсников и декламировал свои опусы, посвященные одному идолу - созданию исламского государства от моря до моря.
        Юрий не спал. Сидел на диване в комнате. Юное девичье личико не выходило у него из головы. Посмотрел на расстроенное лицо приятеля, прислонившегося спиной к косяку и молча глядевшего на него. Все поняв, сказал без улыбки:
        - Влюбился? Не мудрено. Марина пока не осознает своей красоты и не избалована вниманием. Она чиста и бесхитростна. Если она тебя полюбит, трудно вам будет.
        - Почему?
        - Разница в возрасте! Не думаю, что ее родители будут радоваться: их шестнадцатилетняя дочь встречается со взрослым мужиком. Пойми меня правильно и не обижайся. Это деревня, люди здесь старой закалки. Я на твоей стороне. Потребуется помощь, говори!
        Саша повесил куртку. Скинул полуботинки у порога. Сел возле стола на табуретку и посмотрел на Лозового через проем в дощатой крашеной перегородке:
        - Юр, знаешь, вот мы с тобой взрослые мужики. Баб уже и ты и я знавали не раз. Веришь или нет, ни разу даже мысли не возникало жениться. А тут… Будь ей восемнадцать и дня бы не стал ждать - сделал предложение и расписался. От одного ее прикосновения в дрожь кидает. Маринка попросила поцеловать ее и что… Я едва голову не потерял, только чуть дотронувшись до губ! Знаешь, а она малиной и солнцем пахнет. Пропитана этим духом.
        Лозовой присвистнул, удивленно глядя на приятеля:
        - Это уже слишком серьезно! Как говорит мой папаша: тушите свет!
        Маринка, не включая свет в доме, осторожно прокралась в свою спальню. Зажгла бра на стене и посмотрела на себя в зеркало. Улыбнулась собственному отражению, дотронулась кончиком пальца до губ. Провела по подбородку и щекам. Прикрыв глаза, радостно улыбнулась. Розовый язычок лизнул нижнюю губу и скрылся за белыми ровными зубами. Девушка быстро разделась и выключила свет, чтоб не привлекать внимания родителей. Но долго не могла заснуть, все еще чувствуя на плечах и спине сильные руки. Вспоминала прикосновение его губ и усов. С этими мыслями и заснула, продолжая улыбаться во сне.
        В это время Толик Белов стучался к Горевым. Первым выглянул, к его радости, Колька. Толик махнул рукой: выйди! Парень вышел минуты через три, накинув на майку старый отцовский ватник. Снизу торчали длинные “семейные” трусы. На голые ноги были обуты отцовские чесанки с высокими чунями. Вихрастые волосы торчали во все стороны. Колька зевнул во весь рот, почесывая затылок пятерней и спросил:
        - Чего тебе?
        - Отойдем, чтоб Витька не услышал. - Уселись на скамейке перед тесовыми воротами. Полураздетый Горев поежился от прикосновения холодной доски и поплотнее запахнулся в ватник. Белов быстро сказал: - Маринка с этим типом целовалась. Я сам видел.
        Горев поднялся и хмуро сказал:
        - И только-то? Врежь ему палкой, как мне тогда!
        Толик остановил:
        - Подожди, Колян! План есть. Нам сейчас заодно надо действовать, только тогда Маринка наша будет.
        - В каком плане - “наша”?
        - В том самом! Ты изнасилуешь, потом появлюсь я. Утешу и замуж предложу. К тебе я ревновать не буду, если только ты не собираешься на ней жениться. Понял?
        Колька усмехнулся и щелкнул его по лбу:
        - Дурак ты, Толян! Я другой стал за эти три месяца. Маринку я люблю и если бы тогда глупостей не натворил - она бы моей девчонкой могла стать. Пошел я, а то холодно!
        - Значит, будешь спокойно глядеть, как Маринку чужак уводит? - Колька снова сел на скамейку, поняв, что Белов вовсе не шутит и не пытается взять его “на понт”. Быстро оглянулся на темные окна: - Что предлагаешь? Только без вывертов.
        - Избить его, чтоб в больницу попал. Пока его не будет, Маринка снова к нам в компанию придет. Авось, забудет его.
        Горев хмыкнул:
        - Я руки этого парня уже пробовал. Больше не хочу домой связанным являться. Со спины надо напасть и палкой грохнуть, пока не развернулся. Только тогда что-то может получиться. Но бить надо сразу так, чтобы вырубить. Он крепкий тип! Когда собираешься операцию провести?
        - Завтра они наверняка встретятся. Вот завтра и подкараулить за околицей. Встретимся в одиннадцать вечера возле дома Захаровых. Там от елки темень.
        - Годится. Я спать пошел.
        Толян усмехнулся и направился домой. На его душе снова стало спокойно, словно Маринка уже вернулась в компанию. Он, всегда такой щепетильный в вопросах чести, даже не подумал в тот момент, что поступает подло.
        Александр днем попросил у командира разрешения зайти поговорить. Собинов был в хорошем настроении и кивнул:
        - Проходите, товарищ старший лейтенант! Какой у вас ко мне возник вопрос?
        - Товарищ подполковник, вы вчера сказали о соревнованиях. Я принял к сведению, но прошу разрешить проводить тренировки в одиночестве на полигоне в лесу. Не хочу, чтобы смотрели и под руку советы давали. Сами понимаете, это нервирует. Когда результат будет, я вам продемонстрирую. На данный момент я себя хорошим стрелком не считаю.
        Петр Леонидович встал из-за стола:
        - Очень хорошо, что вы так критично относитесь к себе. Ну, что ж, я не возражаю и прекрасно вас понимаю. Распоряжение на выдачу вам снайперской винтовки СВД, табельного пистолета “ТТ” и боеприпасов к ним, я подпишу сегодня. С завтрашнего дня можете начинать тренировки. Естественно, в свободное время. У вас есть два месяца, чтобы хорошо подготовиться.
        Степанов подкинул руку к козырьку:
        - Есть! Разрешите идти?
        - Можете быть свободны.
        Вечером, во время свидания, он рассказал о разговоре Марине:
        - Послезавтра я после обеда свободен. Лозовой нас прикроет. Уже договорился. Начнем тренировки. Я тут описание винтовки стащил и ее технические характеристики. Хочешь посмотреть?
        - Конечно.
        Он вытащил из нагрудного кармана несколько сложенных листков и протянул ей:
        - Никому не показывай, а то меня за подобное “художество” под трибунал отправят.
        Она спрятала листочки во внутренний карман куртки:
        - Никто не увидит, даже родители. Обещаю!
        - Ты знаешь, где полигон находится?
        - Прекрасно знаю. Несколько раз смотрела на стрельбы. Ох и покатывалась! Лучше, чем в цирке!
        Саша удивился:
        - Почему?
        - Командир части распоряжается стрельбами, а сам все пули “за молоком” послал. Я видела, как парень с двумя звездочками вдоль погона проверявший мишень, специально гвоздем дырки ковырял, пока мишень снимал. А потом удивлялся в меткости командира и все говорил: “Надо же вам, Петр Леонидович, так стрелять!”.
        Степанов вытаращил глаза:
        - Это ты сама слышала?
        - Конечно. Я метрах в пятнадцати наверху лежала.
        Офицер расхохотался и прижал ее к себе:
        - Маринка, как же ты меня насмешила! А прапорщик какой из себя был?
        - Коренастенький, с кривыми ногами. Не идет, а катится!
        - Ясно, о ком ты говоришь! А еще что видела?
        - Из солдат только один хорошо стреляет: высокий и худой, как палка. Лицо бледное и сплошь в веснушках. Уши торчат, словно листья мать-и-мачехи. Он мало времени на прицеливание берет. Остальные солдаты его обижают.
        - В каком плане?
        - Толкают, насмехаются. “Лопухом” зовут и все по ушам норовят стукнуть. Будь я на его месте, устроила бы потасовочку! А он терпеливый. Ты можешь его защитить?
        - Почему ты просишь об этом?
        - Когда они его достанут, он их всех просто перестреляет. Они все черные, а он такой светленький один. Они наглые и считают его слабаком, но это не так. Я видела, как временами сверкали его глаза. Я бы поступила именно так.
        Степанов внимательно поглядел на нее и произнес задумчиво:
        - Кажется, ты права. Обещаю разобраться.
        Они дошли до дуба и встали под ним. Она поковыряла каблуком землю, глядя исподлобья на Сашу. Мужчина молча притянул Маринку, провел ладонью по лицу и вздохнул:
        - Марина, как ты ко мне относишься? Я тебя не пугаю?
        Она светло улыбнулась, глядя в его глаза:
        - Ни чуточки. Мне так хорошо с тобой. Я сегодня целый день на уроках на часы смотрела. Думала о тебе…
        - И что ты думала?
        Девушка смущенно рассмеялась, провела ладонью по его плечу. Торопливо спросила:
        - Смеяться не будешь?
        Саша погладил ее по волосам:
        - Не буду.
        - Я всем сердцем хочу, чтоб ты был рядом постоянно. Я так мало тебя знаю, а мне кажется, что мы сто лет знакомы. Что я тебя и раньше знала.
        Он потер висок:
        - Такое же чувство и у меня… Будь тебе восемнадцать - предложил бы замуж, а так - ждать буду, когда повзрослеешь. Только боюсь, что ты потом более молодого найдешь.
        Она с неожиданной силой обняла его за шею и прижалась. Прошептала в ухо:
        - Мне никто не нужен, кроме тебя. Наверное, девчонки так не говорят, но я росла с мальчишками и привыкла резать правду в лицо. Так вот - я тебя люблю! Я никого не хочу видеть, кроме тебя. Я тоскую без тебя. - Испугалась собственной смелости и отпрянула в сторону: - Извини, я тороплю события. Терпения во мне мало, это даже отец говорит…
        Даже в темноте он заметил, как ее лицо побледнело. Знал, что она ждет ответа, но медлил. Слишком уж неожиданным было ее признание. Степанов собрался с мыслями:
        - Марина, я взрослый человек, намного старше тебя, но скажу сейчас честно и откровенно: я влюблен в тебя. Думаю, ты понимаешь, что может произойти между мужчиной и женщиной. Хотя бы догадываешься… - Мужчина чувствовал, что ему не хватает воздуха и передохнул: - Я считаю, что нам надо перестать встречаться по вечерам. Иначе ты однажды возненавидишь меня, как и этого Кольку. Предлагаю встречаться лишь на тренировках.
        Маринка застыла с открытым ртом. Потом до нее начал доходить смысл слов. Она вдруг ударила его обоими кулаками в грудь и бросилась бежать к дому. Саша медленно побрел к части. На душе стало тяжело. Он не видел, как из зарослей на другой стороне дороги выбрались две фигуры с палками и начали подкрадываться к нему. Он настолько углубился в собственные мысли, что не услышал бы ничего, если бы не дикий вскрик:
        - Саша!..
        Обернулся, автоматически вскидывая руки. Удар палки пришелся по кисти, второй удар, которого он не видел, обрушился на затылок. Колени Степанова подогнулись и он начал заваливаться. В затухающем сознании отпечатался дикий крик:
        - Сволочи-и-и!!! - Очнулся через минуту. Над его телом стояла Маринка и размахивая палкой не давала приблизиться к нему двум черным фигурам. Она ругалась: - Подходите ближе, подлецы! Чтоб я вас хоть узнать смогла и рассчитаться завтра. Со спины нападать, предатели! Негодяи!
        Фигуры молча кружили вокруг, явно выжидая подходящего момента. Заметив, что офицер встает, развернулись и скрылись в ночной темноте. Маринка обернулась. Кинулась к Степанову, которого качало. Прижавшись к груди, заплакала навзрыд:
        - Саша, Сашенька, ты живой!.. Ты живой!..
        Она раз за разом повторяла его имя и плакала. Он обнял ее за вздрагивающие плечи и тихо сказал:
        - Пошли, я тебя домой провожу…
        Она твердо возразила:
        - Это я тебя провожу! Пошли!
        Он не стал возражать. В голове было не хорошо, рука обвисла. Осторожно ощупал ее и убедившись, что кости целы, успокоился. Зато затылок был мокрым и липким. Он сообщил ей об этом и сел на траву у обочины. Маринка сразу приложила к ране носовой платок и привязала его собственным шелковым шарфиком с шеи. Помогла подняться на ноги и повела. Степанова шатало, в голове временами темнело и если бы не Маринка, он бы уже не один раз упал. Девчонка не отходила ни на шаг. Подхватив мужчину за пояс, подставляла хрупкое плечо и сбивчивым шепотом просила-требовала:
        - Держись! Держись! Ты только не падай! Наваливайся на меня сильнее. Ты не бойся, я сильная! Знаешь, сколько летом воды с колодца на плечах перетаскала? Тонны! Наваливайся смело!
        Довела до части и растерялась. Впереди стоял часовой. Офицер прошептал:
        - Справа, в кустах вербы, лаз есть. Давай туда, чтоб не видели. Мне тоже светиться не хочется.
        Кое-как они пробрались под кустами и под колючкой. Временами он наваливался на нее так, что Маринка едва не падала. Степанов показал рукой на длинный барак:
        - С другой стороны. Вход справа…
        Девушка ввела его в темное помещение и растерялась. Из темноты раздался голос:
        - Саш, ты?
        Она, часто дыша от усталости, ответила:
        - На Сашу напали. Включите свет. Ему голову пробили.
        Лозовой подскочил с постели. Забыв, что он в трусах, выскочил в прихожую, включил свет и тут же смущенно выключил:
        - Минутку, я оденусь!
        Через несколько секунд свет снова зажегся. Марина довела Степанова до дивана и усадила. Встала рядом, разглядывая намокшие от крови волосы. Он попросил:
        - Юр, давай аспирин, димедрол и цитрамон сразу. Голова раскалывается.
        Марина потребовала:
        - Кипяченая вода есть? Несите. Еще нужна вата и бинт. - Она сама смыла кровь и осторожно разгребя густые кудри нашла крошечную ранку. Видимо на палке был сучок. Растерянно спросила: - Царапина не большая, удивительно, что столько крови вытекло! Перевязать или не надо?
        Степанов отказался и лег на диване вниз лицом:
        - Не стоит! Присыпь стрептоцидом и ладно. Извини меня за те слова. - Когда девушка обработала ранку и прикрыла ее марлевой салфеткой, попросил друга: - Юр, проводи Марину домой. Будь осторожен. Вдруг снова на засаду нарвешься. Пройди через дыру.
        Лозовой кивнул и принялся одеваться в коридорчике. Девушка наклонилась к лежавшему офицеру. Ласково провела пальцами по щеке. Таясь от Лозового, торопливо поцеловала в висок и тихо сказала:
        - Ты не приходи завтра, отлеживайся. Я сама прибегу в темноте.
        - Что скажут люди?
        Маринка твердо ответила:
        - Это их дело.
        Всю дорогу Лозовой и Марина разговаривали. Юрий интересовался деревенской жизнью, сетовал на то, что понравившуюся девчонку и пригласить некуда, кроме крошечного деревенского клуба. Расспрашивал о случившемся. Уже на входе в деревню, спросил:
        - Догадки есть о нападавших?
        - Имеются. Если не ошибаюсь, у кого-то завтра рожа будет с одной стороны синей. Камнем попала, когда этот тип собирался Сашу ударить во второй раз, уже лежачего. Я ему и вторую сторону, для симметрии, разделаю. А второго он мне назовет, если сама не догадаюсь! А догадки имеются…
        - Может, мне с нападавшими поговорить? Все же ты девушка.
        Маринка усмехнулась не весело:
        - С предавшими друзьями я сама буду разбираться…
        Юрий проводил ее до калитки и отправился назад.
        Степанов не спал. Страшно болела голова, в висках стучало. Его несколько раз вырвало. Он прекрасно знал, что с таким ранением надо бы обратиться в санчасть, но тогда всплывет его связь с Мариной. Едва Лозовой пришел, он повернул голову:
        - Проводил?
        - До калитки. Она завтра собирается разборки старым друзьям устроить. Говорит, что у одного синяк на лице. Что произошло?
        Саша, с частыми остановками, рассказал все, что помнил:
        - Каким образом она появилась? Не знаю. Стояла и отмахивалась от них здоровенным сучком. Ох, как мне плохо!
        - Терпи! Тебе бы в несколько раз больше досталось, если б не она.
        - Сам знаю…
        На перемене Ушакова вошла в соседний десятый “Б” класс и посмотрела на Белова, готовившегося к уроку. Ее подозрения подтвердились: лицо Толика было синим и распухшим справа. Длинная царапина шла через всю скулу. Маринка решительно подошла к парте. Парень поднял голову и сразу опустил. Лицо покраснело. Не здороваясь, беспрекословным тоном, девушка потребовала:
        - Отойдем? Или прямо здесь поговорим?
        Он, опустив голову, покорно поплелся за ней. Маринка остановилась в пустом закутке у спортзала. Резко развернулась. Со всей силы залепила парню ладонью по здоровой щеке:
        - Это тебе за предательство! - Тот схватился за лицо, а она размахнулась во второй раз и врезала кулаком снизу вверх в подбородок: - А это за Сашу!
        Ее научил подобному удару собственный отец. Толик отлетел к стенке и влепился затылком в деревянную переборку. Чикнули зубы. Из разбитых губ потекла кровь. Маринка плюнула под ноги бывшего приятеля и четко произнесла:
        - Передай Кольке, я его убью сама, если с Сашей что-то случится! Пристрелю, как бешеного пса! Тебя чтобы я больше не видела!
        Развернулась и ушла. Толян не сделал ни одной попытки к защите, зато понял, что Маринка его не простит. Подлость собственного поступка всплыла во всей “красе”. На сердце стало пусто. Его план потерпел сокрушительное фиаско и вместо желаемого, принес одни несчастья. Парень немного постоял в коридоре, а потом рванул домой, плюнув на портфель и одежду. Показаться на глаза одноклассникам с новыми синяками, он не решился.
        Маринка выскользнула из дома, едва стемнело. Иван Николаевич проглядывал свежую газету, сидя за кухонным столом. Он заметил уход дочери, но ничего не сказал. Мать как раз напоила поросят и возвращалась из хлева. Заметив с рундука промелькнувшую в сенях куртку, спросила вслед:
        - Ты куда?
        - Прогуляюсь перед сном!
        - Ох, догуляешься! Десятый класс все-таки. Экзамены!
        Уже с нижнего крылечка в ответ раздалось:
        - Мама, неужели мне все вечера теперь над учебниками просиживать? Я и так стараюсь! Директор говорит, что во всей школе только я и Белов тянем на “золото”.
        Елена Константиновна махнула рукой:
        - Ладно, прогуляйся. Не долго! Вчера уж больно поздно пришла. Парня, что ли нашла? Хоть бы сказала, кто такой….
        Дочь обернулась, хитро улыбнувшись. Ничего не сказав, выскочила в темноту. Мать вздохнула и направилась в дом. Иван Николаевич сидел за столом, держа газету на коленях. Задумчиво смотрел на дверь. Оба переглянулись. Елена Николаевна со вздохом сообщила:
        - Наша-то егоза парня, похоже, нашла. Интересно, с кем встречается? Рванула, как ветер из дома. Ох, не к добру!
        Муж качнул неопределенно головой:
        - Пора уже отвыкать от мальчишечьей вольницы! Всему свой черед. Пусть гуляет. Она девчонка с мозгами.
        Маринка бегом пронеслась через перелесок. В полнейшей темноте, ориентируясь на фонарь над головой часового, кое-как разыскала лаз в кустах. Отдышалась, пробравшись сквозь колючую проволоку. Стараясь не шуметь, проскакала за спиной бродившего метрах в ста пятидесяти часового. На цыпочках поднялась на крыльцо. Постучавшись и получив разрешение, вошла в квартирку. Лозовой стоял в коридоре и удивленно смотрел на нее. Ушакова поздоровалась и спросила:
        - Юрий, а где Саша?
        Голос Степанова ответил из комнаты:
        - Марина, я здесь. На кровати лежу. Проходи.
        Она сбросила туфли и проскользнула в комнату мимо Лозового, задев его косой по руке. Саша лежал на боку, укрытый одеялом по грудь. Сквозь смуглую кожу пробивалась бледность. Девушка подошла, присела на корточки рядом и тихо спросила, погладив его по виску кончиками пальцев:
        - Как ты?
        Степанов не стал скрывать:
        - Еле отработал. Если бы не Юрий, точно бы попал в историю. Он прикрывал. И за меня и за себя работал. Затылок болит и в голове не хорошо.
        Она взяла его руку в свою:
        - Я с одним из нападавших разобралась. Больше они никогда не нападут на тебя…
        Он протянул руку и дотронулся до ее щеки. Тяжело дыша, спросил:
        - Как ты очутилась там? Ведь ты домой побежала.
        - Не знаю. Мне не понравилось, как мы расстались. Решила тебя догнать. Видела, как напали. Крикнула, да опоздала. По дороге в руки сучок попался и камень подобрала. Еще раз ударить они не успели, камнем засветила. Дальше и сам знаешь…
        Посмотрела на стоявшего в дверях Юрия и смущенно улыбнулась. Лозовой опустил голову, скрывая улыбку. Марина огляделась в комнате с интересом:
        - А у вас уютно!
        Юрий с готовностью объяснил:
        - До нас здесь семья жила. Мебель от них “по наследству” перешла. Печку еще та хозяйка белила. Я не умею.
        Ушакова встала и спросила:
        - Грузди посолили?
        Степанов ответил:
        - Нет. Я не в силах, а Юрка боится пересолить.
        Марина покачала головой:
        - Так-так! Укроп семенами и чеснок есть?
        Юрий развел руками:
        - Через минуту принесу, но кто солить будет?
        Девушка улыбнулась:
        - Я посолю! - Вышла в прихожую. Сняла куртку и повесив ее на крючок, промыла стоявшие в бачке грибы. За двадцать минут справилась с солением. Попросила Лозового: - Когда с пригнетки рассол в грибы начнет впитываться, можно в банки раскладывать, а пока пусть в бачке стоят. Камень нужен для гнета. Только натуральный, а не кирпич.
        - Если банку трехлитровую с водой поставить сверху?
        - Вес маловат. Камень должен быть килограмма на четыре или больше.
        Саша сказал:
        - Юр, каменюга лежит возле солдатской казармы у крылечка. Не меньше пяти кило весит. Неси!
        Лозовой скрылся за дверью, накинув на плечи китель. Марина вошла в комнату, подошла к кровати и присела на край. Дотронулась до щеки Степанова. Поглядела в глаза и твердо сказала:
        - Знаешь, я не могу так, как ты предлагал - видеться лишь на тренировках. Если ты так поступишь, я стану пробираться сюда по ночам. Саша, я плохо разбираюсь в том, о чем ты говорил. Но я не верю, что с тобой мне грозит что-то плохое. Я люблю тебя!
        Наклонилась и поцеловала офицера в губы. Поцелуй был смешной и неумелый, но заставил его затрепетать. Из горла вырвалось:
        - Марина, я и сам не смог бы долго вынести без тебя!
        Она встала на коленки перед кроватью, положила голову на подушку рядом с его. Глядя в карие глаза тихо сказала:
        - Дурачок ты, хоть и взрослый! - Чмокнула в нос и вскочила, заслышав не уверенные шаги в коридорчике. Как ни в чем не бывало вышла в кухню. Спросила вползавшего Лозового: - Принес?
        Тот брякнул на пол камень килограммов в двадцать и пропыхтел:
        - Устраивает?
        Маринка с минуту стояла молча, а потом рассмеялась:
        - Не устраивает! Он все грибы перемнет.
        Степанов из-за ее смеха встал и выглянул на кухню:
        - Юр, с другой стороны крыльца нормальный камень лежит. Зачем ты у солдатской казармы порог вывернул? Они об него подошвы у сапог чистят.
        Девчонка присела от душившего ее хохота. Задыхаясь, спросила:
        - Сколько метров вы его тащили?
        - Сто или сто пятьдесят, не меньше.
        - Несите назад. Я ведь четко сказала: килограмма в четыре или пять.
        Лозовой сверкнул синими глазами и хитро подмигнул Степанову:
        - Так бы и сказали, что вам вдвоем побыть охота!
        Подхватил камень и потащил назад. Маринка резко развернулась и потребовала у Степанова:
        - Немедленно в постель! Еле-еле на ногах держишься и все равно встаешь. - Взяла за руку, подвела к кровати и заставила лечь. Заботливо укрыла одеялом. Вздохнула, словно взрослая: - Горе ты мое, луковое!
        Он внутренне улыбнулся ее типично женскому восклицанию и поймав узенькую ладонь, на мгновение прижал к губам.
        Лишь через неделю они смогли начать тренировки. Каждый вечер, в течение этой недели, Маринка осторожно пробиралась на территорию воинской части. Вбегала в дом, принося с собой в крошечную квартирку оживление. Они все больше узнавали друг друга, каждый вечер открывая новые грани в характерах. С Лозовым девушка перешла на “ты” и Юрий не возражал. Она частенько готовила по вечерам и оба взрослых мужика удивлялись ее умению. Лозовой провожал до дома, так как Саша все еще был не в состоянии, а вернувшись, начинал сетовать на то, что не он первый встретил эту удивительную девушку. Степанов смеялся и в шутку разводил руками:
        - Поздно спохватился!
        Голова у Саши перестала болеть и ранка зажила, лишь на кисти руки все еще виднелся синяк. Девушка убежала на полигон сразу после школы. Лесом дошла до оврага и спустилась по склону вниз. Проползла под колючей проволокой, не обратив никакого внимания на предупреждающие надписи. Саша уже был там. Стоял привалившись к мешкам с песком и осматривался по сторонам. Маринка прыгнула со склона в его объятия. Прижалась на мгновение к щеке губами и отстранилась:
        - Сначала дело!
        Вернула документацию и технические характеристики на оружие. Бегло осмотрела винтовку. Уверенно зарядила и прицелилась. Пуля пробила самый центр мишени. Она протянула СВД мужчине и подсказала:
        - Целься чуть левее кружка и на пару миллиметров выше центра.
        - Почему?
        - Расстояние, как ты сказал двести метров, да ветерок. Я всегда так делаю. Чем больше расстояние, тем больше отклонение. Всегда смотри, с какой стороны дует ветер. Отводи прицел против него на несколько миллиметров. - Степанов послушался: пуля легла рядом с центром. Он зарядил одиночный патрон. Маринка подошла и мягко взялась за его руки на винтовке: - Давай вместе. Смотри на мушку… - Медленно опускала винтовку на уровень его глаз: - Не напрягай палец на курке! Дернешь - верный промах! Плавно надо.
        Она подсунула под его палец свой:
        - Чувствуешь? У меня он расслаблен. А теперь смотри внимательно: я винтовку опускаю точно на уровень мишени и долго не прицеливаюсь: поймал - стреляй! Целиться долго нельзя. Иначе и рука и глаз подвести могут.
        Маринка снова положила свои ладони на его. Ей было страшно неудобно: Степанов был высоким и крепким мужчиной, а она всего лишь подростком. Рук не хватало, она скомандовала:
        - Видишь мишень? Давай! - Грянул выстрел: пуля задела край центра, но Маринка ничуть не огорчилась: - Это я мешала. Попробуй один, но постарайся учесть все, о чем я говорила.
        Саша выстрелил через несколько секунд: центр мишени был пробит. Он обернулся к девушке:
        - Тебе бы в тренеры или учителя. Я все сразу понял.
        - Меня папаня так учил в семь лет. Сделай еще пару выстрелов для запоминания…
        Стрельбу из пистолета изучали уже вдвоем. Он сначала хотел заниматься этим один, но она упросила. Маринка в этом не разбиралась совершенно и ему пришлось стать учителем. И он бы не сказал, что ему было не приятно. Легкие завитки волос на ее шее щекотали ему нос, длинная коса при каждом повороте головы падала ему на руку и он ощущал ее тяжесть. Нежная кожа касалась его щеки и зеленые глаза были так близко. К концу второй обоймы она вполне уверенно попадала с пятнадцати метров если не в центр мишени, то уже где-то рядом. В следующий раз решено было отправиться с винтовкой на охоту и потренироваться в стрельбе по движущимся мишеням. Благо неподалеку от полигона раскинулось еще одно озеро.
        Они провели больше десятка совместных занятий. Александр теперь так же легко и метко стрелял на вскидку из винтовки и ружья, как и она. Маринка изучила пистолет и стреляла ничуть не хуже офицера. Степанов решил продемонстрировать стрельбу командиру. Заранее сообщил об этом Маринке и та, не смотря на холодную погоду и ветер, спряталась на полигоне.
        Собинова меткость старшего лейтенанта вдохновила показать свое умение. Верного прапорщика рядом не оказалось. Командир сам сходил и снял мишень. С удивлением увидел ни разу не задетую бумагу. Стараясь обратить все в шутку, сказал:
        - Видно, пока шел, у пистолета мушка сбилась или я постарел.
        Замполит за спиной незаметно ухмыльнулся. Варнавин давно знал, что командиру подыгрывают, только не спешил открывать глаза на это. Замполита ситуация откровенно забавляла. Степанов промолчал, делая вид, что занят проверкой оружия. Подполковник, решив, что никто не видел казуса, свернул мишень и держал ее в руках. Заговорил о другом:
        - Я очень доволен вами, старший лейтенант. Теперь за будущие соревнования я спокоен. Мне есть кого послать и на кого положиться.
        Саша понял, что другой возможности может не представиться и попросил:
        - Товарищ подполковник, разрешите обратиться? Вопрос такой: один из солдат, рядовой Кашинцев, стреляет весьма не плохо. Я считаю, что двое - это уже команда и шанс выиграть соревнования увеличивается. Разрешите потренировать солдата?
        Собинов думал не больше минуты. Обернулся:
        - Хорошее предложение, товарищ Степанов. Я не против. Распоряжение я дам, зайдите ко мне завтра с утра.
        - Есть, товарищ подполковник!
        Собинов ушел с полигона задумавшись, смяв в руке целехонький лист мишени. Он сообразил, что прапорщик Коломиец его все время обманывал и каким-то образом сам дырявил мишень. За командиром по узкой тропе шагал замполит Варнавин и с ухмылкой смотрел на скомканную бумагу. Степанов вместе с Лозовым остались на стрельбище. Едва командиры скрылись из глаз, со склона скатилась Маринка. Тихонько посмеиваясь, сказала:
        - Ну и глазки были у подполковника! А второй ухмылялся.
        Глава 3
        Родители Маринки целый месяц находились в абсолютном неведении, с кем гуляет их дочь. Отец и мать работали в городе: уезжали рано и приезжали поздно. Все хозяйство днем держалось на дочери. После школы она кормила скотину, оделяла корову сеном, прибиралась в доме и готовила на вечер. Постепенно слухи докатились и до супругов Ушаковых…
        Наступил ноябрь. Вокруг лежал снег. Холода наступили резко. Из легких плащей и курток пришлось в срочном порядке переодеваться в зимние пальто и шубы. Маринка собиралась отправиться на свидание к Саше. Еще накануне они договорились сходить в кино. Вышла на кухню и как обычно сказала:
        - Я гулять. Потом в клуб. Уроки приготовлены.
        Отец, с хмурым видом сидевший за столом, вдруг остановил:
        - Пора завязывать с гулянками. Экзамены нынче.
        Девушка возразила:
        - До экзаменов еще палкой не докинуть! Мы еще даже повторение не начинали.
        Отец, к ее удивлению, упрямо повторил:
        - И все равно пора завязывать! Ты никуда больше не пойдешь!
        Маринка как раз одевала пальто. Остановилась:
        - Почему?
        - Сядь. Я никогда не вмешивался в твою жизнь, но то, что мы с матерью сегодня узнали, заставляет вмешаться.
        Маринка шлепнулась на диван и спросила:
        - И что же вы такое узнали?
        Он встал и со злостью крикнул:
        - С мужиком гуляешь? Ребят-ровесников мало? Офицера нашла? Принесешь в подоле, вся жизнь считай насмарку!
        Дочь вскочила перед ним в ярости:
        - Как ты можешь обо мне так думать? Ты же мне отец и ты всегда мне верил, а сейчас такое говоришь! Я люблю его! Люблю и в восемнадцать замуж за него выйду!
        Мать, стоявшая у печки, крикнула:
        - Это ты любишь, а вот он навряд ли! Кто ты для него - соплюха! Поиграет с тобой и бросит! С дитем на руках оставит. А нам что делать? Люди в автобусе сегодня сказали, как ты себя ведешь, я не знала куда со стыда деваться. В шестнадцать лет к мужику в часть бегать! В деревне ничего не скроешь! Никуда не пойдешь!
        Маринка посмотрела на родителей и твердо сказала:
        - Пойду! К нему пойду! И пусть говорят, что хотят!
        Отец быстро прошел к двери и закрыл выход:
        - Не пойдешь! - Стащил с нее пальто, больно схватил за плечо и толкнул в комнату: - Посидишь, подумаешь, потом сама нам спасибо скажешь.
        Иван Николаевич даже не скрывал того, что он в ярости. Удивленная в душе Маринка впервые видела отца таким. Она почти с ненавистью поглядела на родителей и крикнув:
        - Я все равно уйду к нему! Ночью уйду!
        Ушла в свою комнатку и заперлась там. Упав на кровать, уткнулась в подушку лицом и расплакалась. В доме было жарко и ей пришлось переодеваться. Из кухни доносились возбужденные голоса родителей. Прошло около часа, когда в окно стукнули. Она подбежала к окну. Оборвав занавеску, крикнула:
        - Саша, они меня не выпускают!
        Его лицо показалось в проеме. Парень спокойно сказал:
        - Выйди на кухню!
        Через минуту в дом вошел Степанов. Он был в форме. Поздоровался, но ему не ответили. Ошеломленные родители застыли, увидев, как дочь кинулась к офицеру со слезами:
        - Саша, они запрещают мне встречаться с тобой! Они хотят нас разлучить! Не хотят понимать, что мы любим друг друга!
        Елена Константиновна растерянно выглядывала из-за русской печки, уже в пятый раз протирая чистые руки тряпкой. Иван Николаевич встал и зло проговорил:
        - Если будешь с ним ходить, тряпки рваной не дам в приданое!
        Александр внимательно посмотрел на Ушаковых, приподнял уткнувшееся ему в грудь девичье лицо и спросил Маринку:
        - Ты со мной или остаешься дома?
        Она, не задумываясь, обвила его шею руками и крикнула:
        - С тобой! На край света с тобой пойду!
        Степанов решительно скинул шинель. Завернул девчонку и взяв ее на руки, сказал застывшим родителям:
        - Нам ничего не нужно. Этот халат и тапочки с нижним бельем завтра занесу. Я все куплю ей сам. Я люблю ее!
        Развернулся и ушел с Маринкой на руках. Елена Константиновна минуты три приходила в себя, а потом расплакалась, усевшись на пол перед печкой:
        - Господи, да что это творится? Родная дочь с мужиком ушла! Без свадьбы, без документов, безо всего! Дурак ты старый! - Она накинулась на мужа. - Тряпок ему жалко! Хоть чем не надо, не попрекал бы! Ой, как не хорошо получилось! Может, он действительно, порядочный? А мы-то, мы-то… Господи! Ну, что ты сидишь, как чурка, что делать-то теперь? Ой-й-й! Ой-й-й!
        Женщина кое-как добралась до дивана и теперь рыдала, уткнувшись в диванную подушку, а Иван Николаевич очумело смотрел на входную дверь и надеялся, что весь происшедший кошмар только сон. Он сейчас проснется и Маринка будет дома. А разумом понимал, что усатый красавец Маринку им не вернет и виноваты во всем только они с матерью. Надо было поменьше слушать людей и просто поговорить с дочерью, а не приказывать.
        Застыв, он просидел больше часа. Жена давно перестала рыдать и только всхлипывала изредка, утираясь фартуком, с испугом смотрела на неподвижного мужа. Наконец сознание Ивана Николаевича начало проясняться, смутно мелькнула какая-то мысль и он ухватился за нее, словно за соломинку. Вскочил и схватив жену за плечо, с горячностью воскликнул:
        - Собирайся! В часть пойдем!
        Степанов внес Маринку в дом и осторожно поставил на пол. Лозовой с удивлением смотрел на ее тапочки и халат, на заплаканное лицо и растрепанную косу. На друга, стоявшего перед ним в одном кителе. От спины валил пар. Саша грустно улыбнулся ему и спокойно сказал плачущей девушке:
        - Теперь это твой дом! Юрка, я унес Маринку от родителей. Они запретили ей встречаться со мной, а нам разлучаться нельзя. Мы друг без друга погибнем. Ты же знаешь…
        Лозовой пожал плечами так, словно такое событие случалось каждый день:
        - Унес, так унес! Правильно сделал. Я сейчас с мужиками за стенкой договорюсь и к ним переберусь.
        Юрий ушел. Маринка села на диван и расплакалась:
        - Как же я завтра в школу пойду без учебников и формы?
        Он присел рядом, обнял за плечики. Она снова уткнулась в его грудь, а Саша, поглаживая рукой шелковистую косу, тихо сказал:
        - Завтра не пойдешь. Я отпрошусь у командира, съезжу в город и куплю тебе все, что необходимо. Через недельку зайду к твоим, когда они поуспокоятся и заберу паспорт. Подадим заявление и распишемся официально.
        - Не разрешат без согласия родителей!
        - Как-нибудь уладим этот вопрос. Ты в голову не бери. Мы любим друг друга и должны все преодолеть. - Он переоделся на кухне в спортивный костюм. Желая приободрить и отвлечь, спросил: - Марина, что на ужин готовить будем? Ты теперь хозяйка!
        Эти простые слова заставили девушку стереть слезы и выйти на кухню:
        - Что у вас есть?
        - Загляни в холодильник сама.
        Она вытащила вареную в мундире картошку. Спросила:
        - Луковица найдется? - Степанов заглянул под скамейку и вытащил из пакета крупную луковицу. Марина махнула рукой: - Ты чистишь лук и режешь его мелко, а я пока картошку почищу.
        Оба занялись делом. Вернувшийся Лозовой с изумлением посмотрел на хлопотавшую у плиты девушку. Друг быстро подмигнул и Юрий все понял. Весело сказал:
        - Сейчас мужики мебель передвинут у себя и придут, чтоб мою кровать перенести…
        Она обернулась от плиты:
        - Ужинать приходи! Я и на тебя готовлю.
        Лейтенант и капитан вошли почти вслед за Лозовым. Марина их не знала. Александр официально представил ее:
        - Марина, моя жена. Пока не официальная, но скоро будет и официальной! Это капитан Олег Татарников и лейтенант Павел Малых. Олег - десантник.
        Худощавый русоволосый капитан в тельняшке десантника и со шрамом на щеке, твердо взглянул Степанову в глаза, посмотрел на Марину. Покачал головой, усмехнулся тонкими губами и сказал:
        - Знаешь, Сашка, а я тебе даже в чем-то завидую! Ты способен на поступок! Конечно, тяжело тебе придется, но если помощь нужна, я рядом! - Мужчины пожали друг другу руки. Капитан обернулся к девушке, строго посмотрел в испуганные зеленые глаза и серьезно сказал: - А ты, маленькая жена, береги его. Он ради тебя сегодня погонами рискнул!
        Ушакова вопросительно посмотрела на Степанова. Саша обнял ее за плечи и попытался сгладить суровые слова капитана:
        - Да ну тебя, Олег! Не пугай Марину. Так уж и погонами! Наругают! Стерплю! Главное, что она со мной.
        Розовощекий блондин с лейтенантскими погонами, не успевший переодеться, восхищенно смотрел на девушку, но так ничего и не сказал. Только хлопал выгоревшими ресницами и улыбался. Татарников и Лозовой потащили кровать. Малых прихватил свернутый матрас с одеялом и подушкой. Через пять минут все трое вернулись, чтоб перенести вещи и тумбочку. Возле двери офицеры обернулись с улыбками:
        - Совет да любовь! На свадьбу-то не забудьте пригласить!
        Маринка покраснела. Подойдя к Степанову, спрятала горевшее лицо у него под рукой. Она улыбалась. На душе было тревожно, но она знала, что все перенесет, лишь бы Саша был рядом. Соседи ушли. Мужчина посмотрел на выглядывающее из-под мышки лицо и сказал:
        - Ну, вот, ты уже улыбаешься! Это хорошо! Жить будем, Марина, жить! И ни на кого не станем глядеть! Ты - моя, а я - только твой! Я родителям напишу, что женюсь.
        Она испугалась:
        - А если и они против?
        Он покачал головой:
        - В конце концов нам с ними не жить. Когда-нибудь смирятся!
        Маринка прижалась к его груди головой и закрыла глаза. Мечтательно протянула:
        - Мне так хорошо с тобой! Век бы от твоей груди не отходила. Ой! - Неожиданно подскочила и кинулась к плите: - Господи, чуть-чуть не проворонила! Картошка готова. Иди, поешь!
        - А ты?
        - И я с тобой поем. Надо нам с тобой на озеро сходить в выходной, порыбачить. Да ловушки на сомов поставить, самое время. Только тебе придется бегать по утрам, проверять!
        Он улыбнулся и прижал ее к себе:
        - Сбегаю! - Поцеловал в макушку и удивился: - Ты солнцем и молоком пахнешь!
        Она понюхала его грудь и рассмеялась:
        - А ты сигаретами и луком!
        Оба хохотали, забыв обо всем. Принялись за еду. Они сидели и пили чай, когда раздался стук в дверь. Степанов переглянулся с Мариной и разрешил:
        - Входите! Не заперто!
        В прихожую ввалились командир части, замполит и родители Марины. Дочь вскочила при виде их, подошла к вставшему Саше. Обхватив его за пояс, замерла в ожидании. Собинов разглядывал влюбленную пару около минуты:
        - Такого от вас, товарищ старший лейтенант я не ожидал! Похищение несовершеннолетней…
        Маринка перебила резко:
        - Никакого похищения не было! Я сама ушла от родителей. Сама! И не вернусь, чтобы мне сейчас не говорили. Я люблю Сашу!
        Страх прошел. Маринка отпустила Степанова и встала впереди него, словно стараясь прикрыть собой ото всех нападок. Глядя на командира с вызовом, решительно выдала:
        - Меня не захотели понять. Мне стали категорично диктовать условия и запрещать любить, а вы говорите о каком-то похищении! В деревнях в первую очередь баб судили, так и сейчас меня судите, а не его. Я ушла добровольно! - Обернулась к родителям и с вызовом спросила: - Вы за тряпками пришли? Сейчас отдам! Саша, у тебя найдется старая рубашка?
        Собинов смутился и не знал, что сказать. Елена Константиновна заплакала, не в силах говорить. Иван Николаевич был рад провалиться сквозь землю и теперь переминался с ноги на ногу у двери. Лишь замполит улыбался:
        - Ну и жену ты себе выбрал, Степанов! Да она нас за тебя в пол вобьет, не смотря на то, что маленькая и по росту и по возрасту! Марина, выслушай, не пори горячку! Мы не за тем пришли…
        Саша мягко обнял девушку за плечи ладонями и пригласил:
        - Проходите в комнату, в таком случае…
        Четверо пришедших прошли мимо них. Расселись на диване и в единственном кресле. Марина и Саша расположились на кровати. Варнавин покосился на родителей девушки:
        - Я сейчас не как офицер буду говорить, а как человек. Понимаю вашу обиду, ребята, но и вы поймите. Марине шестнадцать, Александру двадцать пять. Чувствую, что любите друг друга, но придется подождать совершеннолетия невесты. Мы с Петром Леонидовичем с родителями Марины поговорили. Не правы они, что в столь категоричной форме потребовали у дочери прекратить встречи с нашим офицером. Но и ты, Степанов, хорош! Взял, завернул в шинель и унес! Нельзя было поговорить, объяснить? И что нам с Петром Леонидовичем с тобой прикажешь делать? Выгнать из армии, объявить взыскание, понизить в звании?
        Маринка снова перебила:
        - Мои родители вовсе не собирались разговаривать с Сашей! Они не стали бы его слушать в тот момент. Пап, скажи правду! Стали бы или нет?
        Иван Николаевич покачал головой из стороны в сторону:
        - Не стали бы. Наслушались разной чепухи в автобусе вот нервы-то и взыграли. Вы уж, Петр Леонидович, парня не трогайте. Мы с матерью виноваты. Не захотели спокойно с дочерью поговорить. Да я говорил уже… - Посмотрел на дочь: - Марина, мы с матерью прощенья просим у вас обоих. Возвращайся домой. Встречайтесь, когда хотите, слова не скажем. Мы о твоем избраннике много хорошего от командира услышали.
        Маринка посмотрела Саше в глаза и покачала головой:
        - Я не вернусь. Мы решили пожениться побыстрее, чтоб никто не смел ткнуть в нас пальцем. Если хотите, чтоб я забегала домой, дайте мне письменное разрешение на брак.
        Собинов открыл рот и собрался что-то сказать, но замполит чуть дотронулся до руки командира и покачал головой: “не мешай”. Подполковник застыл в ожидании. В комнате повисло молчание. Затем Иван Николаевич кивнул:
        - Мы с матерью дадим разрешение. Ответь нам только на один вопрос: ты собираешься жить здесь до свадьбы?
        Маринка подняла лицо и тихо спросила Сашу:
        - Ты будешь не против?
        Он улыбнулся и чуть сильнее прижал ее к себе:
        - Ты же знаешь, что нет. Решай сама. Я соглашусь с любым решением.
        Она повернулась к родителям:
        - Я остаюсь с ним! И никто, во всей деревне, не заставит меня опустить голову. Посмеют ткнуть - глаза выцарапаю! Пусть опускают головы те, кто наплел вам про меня с три короба. Мне скрывать нечего.
        Елена Константиновна тяжело вздохнула, сразу поняв - дочь не переубедить:
        - Надо перенести одежду и учебники…
        Замполит быстро среагировал и попросил командира:
        - Раз уж родители не против будущей свадьбы, нам тоже возражать нечего. Считаю вопрос исчерпанным. Петр Леонидович, думаю, стоит немного помочь молодежи…
        Собинов не сразу понял:
        - Что вы предлагаете, Алексей Михайлович?
        - Распорядитесь насчет УАЗика. Пусть привезут вещи Марины.
        - Это можно. Иван Николаевич, минут через десять сюда шофер на УАЗике подъедет. Надеюсь, часа вам хватит на перевоз вещей, а то в десять у солдат отбой?
        Ушаков поблагодарил:
        - Спасибо большое за помощь, Петр Леонидович. Времени вполне хватит.
        Командир и замполит попрощались и вышли. На улице подполковник повернулся к Варнавину:
        - Алексей Михайлович, я бы все-таки Степанова наказал. Это надо же, девчонку из деревни утащил!
        Замполит дипломатично высказался:
        - Не стоит внимание на этом заострять, Петр Леонидович. Если история дойдет до начальства, нам так всыплют, на всю оставшуюся жизнь хватит. А то зашлют в какой-нибудь Салех и не выберешься оттуда до пенсии. Поженятся и хорошо, пусть живут! Тогда начальство вмешаться не сможет - родители сами дали согласие на брак дочери и мы не при чем!
        Собинов вздохнул:
        - Вот за что я люблю с вами работать, Алексей Михайлович, так это за то, что вы всегда нужное решение находите. Действительно, нам стоит подольше молчать об этом случае. Как-то не подумал…
        Несколько минут после ухода начальников длилось тягостное молчание. Наконец Елена Константиновна тихо сказала:
        - Александр Сергеевич, вы уж не обижайте Маринку. Она ведь, в сущности, еще ребенок. Когда думаете заявление подавать?
        Он ответил:
        - Завтра Марина в школу не пойдет. Если вы согласны и время у вас найдется - завтра и подадим. Свадьбы нам не надо, так стол для своих и достаточно. Мы даже здесь его можем устроить. Верно, Марин?
        Она подняла лицо и улыбнулась:
        - Верно! Пышная свадьба ни к чему.
        Иван Николаевич и Елена Константиновна замахали руками и горячо возразили:
        - Нет! Так дело не пойдет! Единственная дочь замуж выходит, а свадьбы не будет? Даже и не думайте! По всем правилам сделаем, чтоб перед людьми не стыдно было! Вы, Александр Сергеевич, всех своих родственников оповестите. Пусть приезжают. Надо же нам познакомиться! Во сколько завтра в город поедете? Может с нами на нашем рабочем автобусе? Тогда вместе в ЗАГС зайдем.
        Степанов кивнул:
        - Можно и с вами. Я сейчас к командиру схожу, договорюсь на завтра.
        С улицы донесся гудок. Иван Николаевич встал:
        - Вот и машина подошла. Уговаривать не будем, Маринка, но если решишь до свадьбы с нами жить, тогда поехали.
        Дочь отрицательно покачала головой:
        - Нет, пап! Я все понимаю, но от Саши уже не уйду.
        Отец покачал головой:
        - Тогда мы с матерью сейчас привезем вещи и учебники. Говори, что еще привезти?
        Она пожала плечами:
        - Что привезете, то и ладно.
        Родители уехали. Маринка прижалась щекой к плечу Александра и спросила:
        - Ты не осуждаешь, что я остаюсь жить с тобой до свадьбы?
        Он погладил ее по носу пальцем:
        - Нет. Я же сам унес тебя и знал, что делаю.
        - Саша, как же мы жить будем? Ведь я не работаю, а учусь.
        Он расхохотался:
        - Дурочка! Зато я работаю. Нам хватит, вот увидишь! А ты учись! После школы в какой-нибудь институт с тобой поступим, на заочное отделение. Будь уверена, закончим! И будет у тебя высшее образование, как у меня. Станешь Мариной Ивановной для всех…
        Маринка растерянно улыбнулась:
        - Ой, как смешно! Странно слышать, когда тебя по имени-отчеству называют.
        - Кстати, а ты куда собираешься поступать?
        Маринка подумала:
        - Раньше хотела в лесо-техническую академию в Ленинград, но эта профессия не годится. Ты же не всегда будешь в лесу служить. С недавних пор решила в юридический поступать. Адвокаты в любой части пригодятся.
        Он встревоженно спросил:
        - Тебе это нравится?
        - Помнишь, когда тебя Колька с Толькой избили? Вот тогда и решила.
        - Значит, ты уже тогда хотела выйти за меня замуж?
        Она спрятала лицо на его груди:
        - Хотела…
        Раздался стук в дверь и на пороге показались родители Марины с тюками и узлами в руках. Саша бросился им навстречу:
        - Там еще что-то есть?
        Отец, пыхтя под тяжестью перины, ответил:
        - Полная машина! Впопыхах собирали. Все громоздко и раскидано. Помогай, будущий зятек!
        Саша усмехнулся и вышел на улицу. В несколько минут перетаскали вещи в дом. Командирская машина отправилась в гараж, а родители вошли в квартиру офицера. Иван Николаевич спросил:
        - Сосед-то твой куда подевался? Я слышал, что холостяки здесь по двое живут. Ты уж извини, что на “ты” перешел, зять все-таки!
        - Правильно и делаете! Юрий в соседнюю квартиру перебрался. Он все понял правильно. Марина, поставь чайник, надо твоих родителей хоть чайком напоить.
        Маринка с готовностью кинулась выполнять просьбу. Отец и мать разделись. Иван Николаевич огляделся в комнатке, потрогал стены:
        - Вот что, Александр, весной ремонт с тобой здесь проведем. Домик-то гниловат, я смотрю. Если зимой холодно будет, к нам перебирайтесь. Понимаю, что тебе далеко до работы, но мерзнуть тоже не годится.
        Елена Константиновна ушла на кухню к дочери. Вполголоса сказала:
        - Удивили вы нас! От твоего… - Она с трудом подобрала слово: - …Саши я подобного поступка не ожидала. Если бы знала, что он так к тебе относится, ничего бы этого не было. Ты извини меня, Марина, что наговорила чепухи. Об одном прошу, с дитем погодите. Тебе отучиться надо.
        - Мам, я не дам тебе такого слова. Я на заочное поступать буду. Саша хочет, чтоб я училась, а я от него ребеночка хочу. Совместим. Да и вы, как я думаю, помочь не откажетесь. Смотрю, вон отец вполне мирно разговаривают вместе.
        - Что нам остается? Ты же вся в батьку, упрямая. Придется и с зятем примириться…
        Маринка обняла мать за плечи и как взрослая сказала:
        - Мам, ну чего ты в самом деле? Ведь вы Сашу совсем не знаете. Это вам Толян или его родители наболтали? Скажи честно.
        Елена Константиновна помялась, а затем кивнула:
        - Ефимовна с нами ехала и на весь автобус поздравила со скорым прибавлением…
        Маринка зло усмехнулась:
        - Вы бы хоть разобрались! Да, я ходила сюда, но зачем? Толян с Колькой напали на Сашу, голову ему пробили палками, если бы не я, наверное, убили бы. Он неделю лежал и в милицию сообщать не стал, чтоб деревенских не злобить. Вот так я стала сюда приходить, но между нами до сих пор ничего не было. Ты мне веришь?
        Мать расплакалась:
        - Господи, я завтра этой Ефимовне все волосья на голове выдеру! Толька тоже хорош! Я считала, что он тебя любит, а он пакости распространяет! Дружок детства!
        Девушка погладила ее по плечу:
        - Вы с папой многого не знаете. Судите меня и Сашу с чужих слов, словно каких-то преступников. Когда вы его немного узнаете, сами поймете, что он замечательный человек. На Беловых плюнь, себе дороже выйдет, чтоб из-за таких дураков нервы трепать.
        - Я найду, что ей сказать про сыночка и тоже в полном автобусе!
        Саша вышел на кухню:
        - Вы тут поговорите пока, а я к командиру дойду. Отпрошусь на завтра.
        Накинул куртку на плечи и вышел. Прошел вдоль окон, но едва повернул за угол, наткнулся на замполита. Тот стоял на крылечке в накинутом на плечи бушлате и курил. Окликнул не громко:
        - Степанов, подойди сюда! Разговор есть.
        Саша подошел и остановился рядом. Алексей Михайлович протянул руку и крепко стиснул ладонь старшего лейтенанта:
        - Поздравляю! Чувствуется жилка офицерская. Сильный ты мужик, Александр Сергеевич! Девчонку береги, она у тебя с характером. Командиру не больно доверяй, предупреждаю, как мужик мужика. Я по мере сил прикрою, но и сам ушки на макушке держи. Ты куда направился?
        - К командиру. Отпроситься хочу на завтра. Думаем с Мариной и ее родителями в ЗАГС съездить, да заявление подать.
        - Не ходи. Я сам ему утром доложу. Езжай смело. Заходи, коли что! - Наклонился с крылечка и прошептал: - Я ведь свою Лидию тоже у родителей украл! Она за другого должна была выйти, ими присмотренного.
        Саша едва не сел в сугроб:
        - И вы, Алексей Михайлович!?!
        Замполит усмехнулся:
        - А ты думаешь, почему я тебя так хорошо понимаю? Из-за этого самого. Хотя моя-то постарше была… Считаю так, возраст не помеха для любви. Я свою до сих пор люблю и на сторону не тянет. Желаю и тебе того же. Ладно, иди, а то Маринка заждалась!
        Варнавин усмехнулся еще раз и скрылся за дверью. Степанов удивленно поглядел ему вслед, развернулся и бегом рванул домой.
        Маринка с родителями разбирали привезенные вещи и разговаривали, поджидая Сашу. Елена Константиновна складывала стопки одежды и постельных принадлежностей в полупустом шкафу. Развешивала привезенные вместе с плечиками Маринкины наряды рядом с мужскими рубашками. Иван Николаевич, развесив привезенное пальто и куртки на вешалке, вошел в комнату и сообщил:
        - Надо завтра вечерком, если снега не насыплет, перевезти вам сервант и диван с креслами, что в терраске стоят. Это мы для тебя покупали. Да тахту твою перевезти и поставить вместо этой кровати. Пока дорога чистая, стоит поторопиться… - Вошел Степанов и будущий тесть с ходу предложил: - Вот что, Александр, завтра мы вас с Маринкой вечером к нам ждем. Мебель будем возить.
        Офицер возразил:
        - Да нам не надо ничего!
        Ушаков решительно пресек попытку отказаться:
        - Это уж не тебе решать. Мы с матерью для дочки все купили. В терраске стоит. Раз она тебя выбрала, забирайте. Что толку пылиться! Родителям передай, чтоб на свадьбу приезжали обязательно. Надо нам со сватьями познакомиться.
        Саша обратил внимание на твердый голос Ивана Николаевича и не стал спорить:
        - Возить, так возить! Пошли чай пить. Остальное мы с Мариной и сами разберем. - Выставил на стол конфеты, пряники и печенье. Предложил: - Если вы не ужинали, у нас картошка жареная есть! Будете?
        Елена Константиновна отказалась:
        - Мы поужинали. Спасибо. А вот чайку попьем, да и домой!
        Родители ушли. Александр принялся медленно мыть посуду, не смотря на протесты Маринки:
        - Я сама помою! Не мужское это дело!
        Он отдал губку и недовольно проворчал:
        - Нет на свете мужских и женских дел, есть общие.
        На самом деле мужчина просто растерялся. Пора было укладываться спать, а он не знал, что делать. Вошел в комнату и посмотрел на кровать. Решительно стащил матрас и одну подушку на пол. За спиной раздалось удивленное:
        - Что ты делаешь?
        Он, не оборачиваясь, ответил:
        - Думаю, что тебе не удобно, вот… - Ее руки обвились вокруг его пояса, а лицо прижалось к спине, целуя его тело между лопатками. Он почувствовал сквозь рубашку горячее дыхание и не уверенно предложил: - Марина, может не стоит до свадьбы?..
        Она отпустила его и, подняв с пола подушку, бросила ее на кровать. Обернулась и шагнула к Александру:
        - Какой же ты смешной…
        Глядя ему в глаза, Маринка расплела тугую косу и тряхнула головой. Длинные волнистые пряди рассыпались по плечам, укрыв ее почти до колен. Сходила и выключила на кухне свет. В окно, сквозь неплотно задернутые шторы, пробивался лунный свет. На улице было морозно и тихо. Дрожащие пальчики принялись расстегивать пуговицы на его рубашке. Девушка не глядела ему в лицо, а он не шевелился. Сняла рубашку, слегка скользнув ладонями по широким плечам и разделась сама. Тоненькое тело стояло перед ним, прикрытое лишь облаком волос. Она показалась ему сотканной из лунного света. Волосы поблескивали под луной и сквозь эту полупрозрачную тень светилось тоненькое стройное девичье тело. Степанов судорожно вздохнул и схватил ее в объятия:
        - Марина, Маринка моя! Любимая! Родная моя!
        Подхватил на руки и понес к кровати, покрывая ее лицо и шею поцелуями. Тонкие руки ерошили его волосы. Она что-то шептала бессвязно и тихо, полуприкрыв глаза. Покрывала поцелуями смуглую грудь. Скользила ладонями по его телу, привыкая и окунаясь в тайны простого человеческого счастья, данного для двоих…
        Наутро весь автобус смеялся над Зоей Ефимовной Беловой, а та не знала, куда деться со стыда. Марина и Саша слышали весь разговор. Начала его Елена Константиновна. Она на весь автобус спросила:
        - Ефимовна, с каких это пор твой сын начал по дорогам разбойничать?
        Та удивилась:
        - Да что ты говоришь, соседка? Толинко в детстве реже, чем твоя Маринка дрался.
        - Да то и говорю! С Колькой Горевым на пару на зятя моего будущего напали. Со спины по голове долбанули и если б не Маринка, убили бы. Ты вот вчера на весь автобус заявляла о прибавке в моем семействе. Это не твоя забота! Намеки делала, что Маринка в часть бегает, а ведь не бегала бы, если бы не твой обоссёка. Говоришь, в танковое собирается поступать? Подгузников побольше делай! Танк железный, заржавеет от мочи, которая ему в голову ударила!
        В автобусе поднялся такой хохот, что водитель пару раз обернулся. А Ушакова продолжала:
        - Дочка моя потому и бегала в часть, что беспокоилась, чтоб Тольку в тюрьму не посадили. Сыночек твой «в благодарность» про нее сплетни распространяет, а ты разносишь, как сорока. При всех говорю: Маринка наша замуж выходит. Мы сейчас вместе с ней поехали заявление подавать. Мы с батьком согласились на их женитьбу, чтоб вы все поменьше языками трепали! Живет она у будущего мужа. Все слышали? Чтоб о Маринке нашей и зяте я больше ничего плохого не слышала! Сыночку своему, Ефимовна, передай, встречу на улице, всю рожу распишу подлецу!
        Алексей Горев через весь автобус напряженно спросил:
        - Елена, мой, значит, тоже на офицера напал?
        Женщина обернулась:
        - Спроси Маринку, Леша! Вон она стоит! И Саша рядом. Я только вчера узнала.
        Горев спрашивать не стал. Поглядел на стоящую пару, ничего не видящую и не слышащую, тяжело вздохнул и уставился в окно.
        Больших проблем с заявлением не возникло. Ушаковы написали согласие на брак несовершеннолетней дочери и этим автоматически отмели уговоры “подождать до совершеннолетия”. Затем заявление написали Саша и Марина. Заведующая загсом, осуждающе покачав головой, назначила днем бракосочетания 27 декабря 1979 года. Девушка рассмеялась:
        - Через четыре дня после моего семнадцатилетия!
        Алексей Горев, вместо того, чтобы идти в поликлиннику, как намеревался раньше, отправился в училище. Прихрамывая из-за разыгравшегося в ноге артрита, дошел до ПТУ. Спросил у сторожа, где занимаются на курсах шоферов и направился в указанное здание. Занятия были в разгаре, когда он решительно вошел в класс. Поздоровался со всеми. Нашел сына глазами и подошел к нему. Наотмашь, при всех, ударил по лицу трижды:
        - Это тебе за Маринку, это за офицера, а это от нас с матерью! Подлец! Как мы теперь в глаза людям смотреть будем? Я тебя не этому учил! Полдеревни слышало, что вы с Толькой Беловым учинили! Елена на весь автобус чихвостила Ефимовну, а если б она о лете минувшем узнала, мне можно было под колеса прыгать! Маринка молодец, слово держит!
        Развернулся и пошел к двери. Посмотрел на застывшего возле плакатов преподавателя. Запоздало извинился:
        - Извините! До свидания!
        Щеки у Кольки горели от ударов. Он с ужасом посмотрел на преподавателя, на удивленных однокурсников. Вскочил и выбежал из класса. Догнал отца на улице. Схватил за плечо, останавливая:
        - Папа, прости! Я люблю Маринку, потому и веду себя так!
        Алексей Гаврилович тяжело обернулся:
        - Нет, сынок, подлость не называют любовью. Это обычное стремление присвоить чужое! Когда любишь, ради любимой на расставание пойдешь и просто другом останешься, хотя душа будет плакать. Маринка замуж выходит. Сегодня они с офицером заявление подают. Родители согласие дали. Она к нему перешла жить.
        Колька застонал и схватился за голову:
        - Папка! Это правда?
        - Правда. Но если ты снова дурное задумаешь, домой не приезжай и не показывайся никогда. Нам с матерью трудно будет, но мы вынесем этот крест. Понял, Николай? Маринка любит офицера. Я сам видел, какая она счастливая стояла.
        Колька уткнулся лицом в толстый ствол вековой липы и зарыдал. Алексей Гаврилович с минуту стоял рядом, глядя на широкие вздрагивающие плечи сына, а потом медленно направился в город. Утешить парня ему было нечем. Он понимал, что пустые слова тут не нужны.
        Маринка ходила по улице с гордо поднятой головой и счастливо улыбалась. Учителя в школе перешептывались. Они не знали, как относиться к ученице, которая в открытую живет с мужчиной. Более мудрые учителя относились по-прежнему. Кое-кто поздравил. Хоть и сделали это без свидетелей, но Маринке было приятно, что не все в школе осуждают ее. Все знали, что они с Сашей подали заявление в ЗАГС и скоро свадьба, но вопиющее нарушение общепринятых правил шокировало многих преподавателей. Больше всех усердствовала классная руководительница. Демонстративно вызывала Маринку к доске со словами:
        - Послушаем, что нам мужняя жена скажет…
        Маринка стерпела раз, второй, а на третий заявила при всем классе:
        - Мария Васильевна, да, я мужняя жена. Мы вместе, потому, что любим. Вы усмехаетесь и стараетесь меня задеть, не понимая, что задеваете прежде всего себя. Вам уже сорок три, а замуж вам никто не предлагал. Знаете почему - из-за дурного характера. Вы никому не нужны и одиноки, а я любима и вас просто гложет зависть!
        Мальчишки на задней парте захлопали в ладоши:
        - Молодец, Ушакова, так ей! Сколько можно издеваться? Мы давно внимания не обращаем, в деревне примирились, одна “Рожа в саже” злобствует! Старая дева!
        Учительница вскочила, швырнула на пол указку и выскочила из класса с побледневшим лицом и красными пятнами на щеках. Она рванула прямиком в директорский кабинет и разрыдалась, упав головой на стол:
        - Не могу больше! Не могу выносить эту несносную девчонку! Теперь на ее защиту встает весь класс! Уму непостижимо: мальчики назвали меня “старой девой” вслух! Они поддерживают ее…
        Юрий Семенович налил воды из графина в стакан и протянул Марии Васильевне:
        - Это вы об Ушаковой говорите? Что случилось на этот раз?
        Классная руководительница, сквозь всхлипы и причитания, рассказала правду. Директор сел за стол, постучал ладонью по столу, как делал всегда на уроках, призывая класс к тишине. Учительница притихла, а директор не спешно заговорил:
        - Я давно заметил, что Марина Ушакова действует на вас, как красная тряпка на быка. Долгое время не понимал, в чем тут дело. Учится она хорошо, уверенно идет на золотую медаль, не смотря на перемены в жизни. Девочка умная. Я считаю, в данном случае не правы вы. Не стоило задевать ее чувства, тем более неоднократно. С мальчишками я поговорю, но и вам стоило бы пересмотреть отношение к Ушаковой. Да и на себя обратить внимание…
        Учительница вспыхнула и настороженно подняла голову:
        - Что вы имеете в виду?
        - В последнее время вы умудрились перессориться со всеми учителями в школе. Все вас сторонятся. В учительской при вашем появлении наступает тишина. Вы не замечали? Учителя не хотят обсуждать при вас свои проблемы. Не рассказывают о случаях на уроках, как раньше. Не хочу вас оскорбить, но если так пойдет и дальше, нам придется расстаться. Я не потерплю в педагогическом коллективе разлада. Надеюсь, вы меня поняли?
        Мария Васильевна оскорблено поджала губы:
        - Я этого так не оставлю и пожалуюсь в область! Мой педагогический стаж составляет более восемнадцати лет и такого вопиющего безобразия ни разу не было. Вы взяли под защиту девчонку, поведение которой аморально.
        Юрий Семенович вздохнул:
        - Жалуйтесь хоть министру просвещения! Это ваше право.
        Едва “Рожа в саже” вышла из кабинета, он позвонил в областной отдел просвещения. Там работал его институтский приятель. Рассказал об угрозе мстительной преподавательницы и поставил в известность о происходящем в школе:
        - Ее родители дали согласие на брак. Свадьба скоро. Девочка очень умная и я рад за нее. Ты не мог бы придержать письмо и начать разбираться по факту после Нового Года?
        Начальник отдела просвещения на другом конце провода внимательно выслушал все и решительно сказал:
        - Нет проблем. Засуну я это письмо так, что и в будущем не найдем, если она требовать ответ станет. Совет даю, избавься от этой дамы! Паршивая овца все стадо перессорит.
        - Уже перессорила, да пока не могу выгнать. Класс у нее выпускной. Ребята экзамены сдадут и предложу другое место подыскать.
        - В других школах по-тихому директоров предупреди. Зачем тебе головная боль, да и им тоже? Иначе они тебя потом “благодарностями” замучат!
        Оба расхохотались, попрощались и повесили трубки.
        В свободные дни Саша встречал Маринку из школы. Забирал портфель и нес сам, а она уцепившись варежкой за рукав шинели шагала рядом и рассказывала о школьных новостях. Одноклассники шли сзади, завистливо глядя вслед. По дороге заходили к ее родителям. Вместе кормили скотину и обедали. Корова уже признала Степанова и тянулась к нему, когда он выносил ведро с пойлом. Он не боялся погладить ее между рогами и по шее. Поросята давали себя почесать и хрюкали в ответ на слова, словно понимая то, что он говорит. Даже пугливые овечки уже не шарахались в стороны при его появлении. Тянулись мордочками и осторожно обнюхивали его руки. Городского парня это удивляло и ему все больше и больше нравилось бывать в доме у будущих тестя с тещей.
        Маринка по привычке прибиралась в родительском доме, готовила ужин и вместе с Сашей отправлялась в часть. Ее не задерживали на КПП. Солдаты считали девушку женой старшего лейтенанта и молча козыряли проходившему офицеру. А потом смотрели вслед и вздыхали, пока они не скрывались в доме.
        Вместе готовили ужин, прибирались. Марина садилась за уроки, а Саша сидел напротив и молча смотрел на нее. Временами она вскидывала на него глаза и ласково улыбалась. Иногда отрывалась от учебника, чтобы прикоснуться к нему. С каждым днем Ушакова расцветала все сильнее. Зеленые глаза блестели, угловатость подростка исчезла, движения стали по-кошачьи грациозными и плавными. Степанов сходил с ума от этих перемен. По части он ходил шалый и вечно не выспавшийся. Офицеры частенько подкалывали его насчет семейной жизни, беззлобно посмеивались:
        - Что-то ты в последнее время с лица спал. Видно молодая жена покою не дает по ночам! - Рядом кто-нибудь обязательно добавлял: - И кормит плохо. Надо будет ей выговор с занесением в паспорт оформить…
        Степанов смеялся и отмалчивался.
        Юрий Лозовой каждый вечер забегал к ним. Из раза в раз повторялся один и тот же спектакль, правда в различных вариациях. Маринка оставляла парня ужинать. Доставала из печки очередное кулинарное изобретение и предлагала:
        - Оба за стол! Ложки к бою!
        Лозовой осторожно пробовал и удивлялся:
        - Где ты научилась так готовить? Ведь ты еще маленькая!
        Маринка в шутку обижалась:
        - Я жена, забыл? И вовсе не маленькая - Саше до плеча достаю. А на каблуках весной и вовсе до подбородка достану. Готовить я научилась дома у мамы.
        Мужчины выходили после ужина покурить на крылечко. Смотрели на прикрытые инеем ветки берез, на яркий месяц и звезды. Лозовой вздыхал, глядя на эту красоту вокруг и беззастенчиво говорил другу:
        - Эх, меня бы кто так полюбил! Везет тебе, Степанов! Увести что ли Маринку у тебя? На плечо и к себе! Ей не привыкать быть украденной…
        Саша пожимал плечами и смеялся:
        - Попробуй! Мне будет очень интересно посмотреть, как ты веником по спине получишь и из квартиры вместе с Малых и Татарниковым вылетишь. А затем, все трое, будете на коленках упрашивать меня забрать зеленоглазое чудо!
        Юрий пожимал плечами:
        - Татарников все глаза испортил и нос отморозил, протаивая дырочку во льду. Скоро косым станет. Как вы идете, к окну кидается и все на Маринку смотрит. Малых в деревенский клуб зачастил. Каждый вечер про девчонок деревенских рассказывает. И каждый раз про новую. До знакомства дело не доходит, говорит - “выбираю пока”. Мы с Олегом ржем до полуночи над ним, а он обижается. Ругать нас начинает и знаешь, какой термин паршивец придумал? “Вы уже обомшели оба, а мне жениться в самый раз пора. Найду, как Маринка Степанова и в ЗАГС поволоку без задержки”. Каково? Мы обомшели!
        Александр разводил руками и состроив на лице серьезную мину, говорил:
        - Лейтенант определенно прав! Обомшели! Одному двадцать девять, а ты на год меня старше. Когда жениться думаете?
        - На ком?
        - На кикиморах!
        Лозовой в шутку замахивался на Степанова:
        - Сам принцессу отхватил, а нам кикимор подсовываешь? Друг называется! Я вот Татарникову пожалуюсь, мы тебя вдвоем отлупим.
        - Давай-давай, жалуйся! Я вас обоих в сугроб головой суну.
        Начиналась шуточная потасовка. Оба падали в снег. На шум выбегала Маринка и лейтенант с капитаном. На глазах у солдат офицеры резвились, как дети. Хохотали так, что на шум выходили или замполит или командир:
        - Что тут у вас происходит?
        Маринка выныривала из под чьей-нибудь руки или ноги. Она была самой чуткой и отвечала:
        - Дурачимся, товарищ подполковник!
        Снова скрывалась, стараясь забросать снегом лицо рядом. Старшие офицеры хмыкали и усмехаясь, скрывались за углом. Все сугробы со стороны жилья младших офицеров были перепаханы телами. Не было вокруг ни единого ровного пространства. После подобных баталий Маринкина коса напоминала сосульку, а лица офицеров становились пунцовыми.
        Все вместе отправлялись пить чай к Степановым. Засиживались допоздна или всей капеллой, переодевшись, шагали в клуб. По дороге заходили к Ушаковым. Офицеры стали там частыми гостями. Елена Константиновна всегда была рада их приходу. Приглашала к столу. Иван Николаевич расспрашивал о службе и новостях. Уже после третьей встречи он ко всем обращался по имени и на “ты”.
        Двадцать третьего декабря у Маринки был день рождения. Праздновать решили в части. С утра девушка, как обычно, отправилась в школу. Одноклассники не забыли о дате и как следует оттрепали ее за уши. Возвращаясь обратно, забежала к родителям. Степанов в этот день работал. Напоила скотину на обед, но прибираться и готовить не стала. Прихватила трехлитровую банку молока и побежала домой. Теперь она звала домом их квартирку. Только выбежала за деревню, как дорогу преградил Николай Горев. Он прятался за стволом дуба и видно ждал долго: губы посинели от холода. Марина похолодела: вокруг не было ни души. Она собиралась развернуться и бежать назад, но необычайно тихий голос парня остановил:
        - Подожди, Марин! Я ничего не сделаю. Хочу поздравить с днем рождения. Держи и будь счастлива… - Расстегнул куртку и протянул ей металлическую розу: - Прости меня. И своему скажи, пусть не держит зла.
        Она взяла розу:
        - Спасибо, Николай.
        Горев развернулся. Ссутулив плечи, пошел в деревню, ни разу не обернувшись. Если бы Маринка в этот момент догнала его, то могла бы увидеть крупные слезы, текущие по щекам бывшего приятеля. Но она уже шла в сторону части, сжимая подарок варежкой.
        Искусно сделанную из металла розу они разглядывали вдвоем с Сашей. Степанов был искренне удивлен:
        - Здорово сделано, с любовью! Как живая!
        Марина пожала плечами:
        - Николай с детства ковкой и чеканкой по металлу увлекался. В четырнадцать лет в кузнице при МТС взрослого мужика заменял.
        Часов около пяти вечера пришла Елена Константиновна. Вдвоем с дочерью принялись готовить и накрывать на стол, стоявший посреди комнаты. День рождения Марины решено было праздновать в узком кругу: Саша, родители, Лозовой, Татарников и Малых. Капитан, к удивлению обоих Ушаковых, приволок красивый букет резко пахнущей бардовой герани:
        - Извини, Марин, нигде никаких цветов не нашел в городе. Только в магазине искусственные стоят, но страшные! А тут иду по улице - на подоконнике герань цветет. Еле уговорил старушку срезать.
        Маринка расхохоталась, прижав цветы к груди:
        - Олег, не стоило беспокоиться!
        Татарников вытащил из кармана брюк крошечный флакончик с золотистой крышкой:
        - День рождения надо отмечать, чтоб запомнился. Следовательно, стоит побеспокоиться. Держи! Настоящие французские!
        Маринка вопросительно посмотрела на Сашу. Приподнялась на цыпочки и чмокнула капитана в щеку:
        - Спасибо, Олег!
        Тот расцвел и отчего-то смутился, искоса взглянув на улыбавшегося Степанова. В прихожую влезли Лозовой и Малых. Они приволокли что-то большое, завернутое в бумагу сверху донизу:
        - Поздравляем! Принимай подарок!
        Одним ловким движением содрали упаковку и перед глазами изумленной Марины предстал темно-синий торшер на деревянной ножке с бахромой по краю и крошечной полочкой, укрепленной на высокой ножке. Она ахнула:
        - Ребята, вы с ума сошли? Он же дорогущий!
        Юрий гордо спросил:
        - Тебе нравится?
        - Да. Но…
        - Никаких “но”! Мы тебе от всего сердца эту безделушку дарим!
        Девушка подошла и искренне расцеловала офицеров:
        - Спасибо, ребята!
        Малых после ее поцелуя покраснел, словно девушка и долго сидел с улыбкой на губах. Лозовой с самым серьезным видом подставил для поцелуя и вторую щеку: девушка расхохоталась, наклонилась и чмокнула его еще раз. Юрка гордо посмотрел на капитана и лейтенанта и снисходительно выдал:
        - Вас только один раз поцеловали, а меня дважды! Уметь надо с дамами обращаться!
        Татарников с деланным возмущением взглянул на него и с ухмылкой сказал:
        - Молокосос, а туда же! - Треснул спрятанным за спину Маринкиным валенком по голове: - Это, чтоб не гордился!
        Разошедшихся не на шутку офицеров еле угомонили. Хохот и шум стояли такие, даже на улице слышно было. Около одиннадцати все разошлись. От выпитого бокала шампанского в голове у Маринки слегка кружилось. Она, неестественно смеясь, спросила Сашу:
        - Голова от вина всегда кружится? Мне хочется сейчас обнять тебя и крепко-крепко прижаться, чтоб никто не смог разъединить. Мы единое целое, правда?
        Он посмотрел в блестящие зеленые глаза долгим взглядом, прижал к себе, поцеловав в пушистую челку и только потом сказал:
        - Правда! Я уже не могу представить, как жил без тебя. Завтра родители приедут. Они будут в шоке, что у меня совсем юная жена-школьница…
        - Ты боишься?
        - Нет. Когда ты рядом, я сильнее во много раз, чем был раньше.
        Чтобы встретить родителей жениха, подполковник Собинов отправил за ними служебный УАЗик. Так посоветовал сделать замполит. Сергей Мартынович и Эльза Юозасовна были шокированы, обнаружив рядом с сыном совсем юную девушку. Белокурая женщина, одетая в дорогой “заграничный” костюм, с высокой прической и тонкими чертами лица, спросила с акцентом:
        - Это и есть Марина?
        Александр гордо кивнул:
        - Да. Моя будущая жена! Самое дорогое существо для меня. Мы живем вместе почти полтора месяца и я каждый день благодарю судьбу, что она свела нас.
        - Но она совсем юная! Сколько тебе лет, девушка?
        Марина заметила недовольство в светлых глазах Сашиной матери. Ответила:
        - Семнадцать.
        Сергей Мартынович, Саша был его копией, попытался сгладить обстановку. Прижал будущую невестку к груди, поцеловал и обернувшись, сказал жене:
        - Мы с тобой познакомились тоже где-то около того.
        Она возмутилась:
        - Но поженились, когда мне исполнилось восемнадцать!
        Александр твердо сказал:
        - Мама, прекрати! Я люблю Марину, хочешь ты этого или нет, но послезавтра мы поженимся!
        Ушаковы приготовили вечером стол для сватьев. Сергей Мартынович быстро нашел общий язык с Иваном Николаевичем. После второй рюмки запросто обсуждал с ним предстоящую свадьбу, охоту и рыбалку. Эльза Юозасовна пыталась повлиять на мужа:
        - Сережа, прекрати пить. Надо заняться делом.
        Иван Николаевич спросил:
        - Каким делом? Мы с матерью все приготовили, так что тебе, сваха, делать нечего. Мы со сватом поговорим…
        Елена Константиновна несколько раз подходила к Степановой, стараясь рассказать о дочери, но Эльза не желала слушать. Она раздраженно разглядывала поклеенные обоями стены русской избы и искренне считала эту простую жизнь нищетой. Попыталась подойти к сыну. Отвела в сторону и начала уговаривать отложить свадьбу, на что получила резкий ответ от Саши:
        - И не пытайся даже! Попробуешь что-то выкинуть, я никогда не приеду домой! Отец всю жизнь вокруг тебя танцевал, хочешь, чтобы и я таким стал? Обойдешься! Маринка моя жена, смирись, если не хочешь потерять меня!
        Эльзе Юозасовне ничего не оставалось делать, как подчиниться обстоятельствам. Она села за стол и с горя хлопнула две рюмки водки. После этого ее уже ничто не волновало. Она рассказывала свахе о жизни в Литве. Смеялась вместе с ней над рассказами о деревенской жизни в России и даже рискнула спуститься посреди ночи к корове, чтобы посмотреть на “живность”.
        Глава 4
        В ночь с двадцать шестого на двадцать седьмое декабря, Марина впервые за полтора месяца ночевала у родителей. Практически всю ночь пролежала без сна, глядя в потолок и думая о предстоящем бракосочетании. Часто улыбалась и с трудом сдерживалась, чтобы не расхохотаться посреди ночи от радости.
        Утром началась кутерьма. Все вокруг бегали, что-то искали, что-то приготовляли. Маринка, не видевшая Сашу почти полсуток, беспокойно ерзала на стуле, искоса поглядывая в окно. Троюродная сестра, приглашенная на роль подружки и свидетельницы, старательно расчесывала ей волосы. Свивала пряди в затейливую прическу и не довольно говорила:
        - Прекрати вертеться! Я не могу собрать твои волосы из-за постоянного дерганья. Все будет хорошо!
        В это время в части наряжали машины, украшая их лентами, искусственными цветами, куклой и огромными кольцами с колокольчиками. Старались все офицеры, вплоть до командира. Собинов выделил две машины от части, в том числе и собственную “Волгу”, посадив за руль солдата. При всех зло отматерил жену за попытку оставить машину в гараже. Весьма довольный тем, что Лариса ушла, хлопнули с замполитом “по рюмашке, чтоб не скучно было”. Лидия Варнавина ни слова не сказала. Оторвалась от глажки. Молча поставила перед мужиками тарелку с бутербродами и вновь взялась за утюг.
        Тот, кто попал в наряд в этот день, тоже старались помочь, сбежав с постов. Ни Петр Леонидович, ни Алексей Михайлович на это большого внимания не обратили. Все суетились вокруг машин. Лозовой, как свидетель жениха, распоряжался:
        - Олег, ты почему куклу не закрепил? Свалится!
        Татарников развел руками:
        - Чем крепить и где? Я впервые этим делом занимаюсь!
        - Лентами и покрепче! Пропусти под капотом и за ноги привяжи.
        Жених в это время натягивал парадный китель, оглядывая себя в зеркало. Мать и отец смотрели на него с дивана. Влетевший командир рявкнул, почти напугав семейство:
        - Отставить, старший лейтенант! Вы какие погоны одели? Со вчерашнего дня вы капитан! Малых, где застрял? Неси новый китель! Поздравляю, Александр Сергеевич с присвоением очередного звания!
        Растерявшийся Саша автоматически вытянулся и вскинул руку к фуражке:
        - Служу Советскому Союзу!
        Китель мгновенно заменили. Степанов покосился на новенькие звездочки на плечах и удовлетворенно вздохнул. Наблюдавший от дверей замполит засмеялся:
        - Что, Саша, двойной праздник будем отмечать?
        Жених улыбнулся:
        - Будем!
        Кроме Марины и Саши в тот день сочетались браком еще пять пар. Сойдясь в огромном холле дома культуры, поздравляли друг друга. Самой юной и красивой невестой была Марина. Белоснежное платье, перетянутое по талии широким поясом, роскошными пышными клиньями расходилось до пола. Лишь чуть виднелись туфельки на шпильке с кружевными бантами впереди. Фата с венком из мелких искусственных роз прикрывала лицо. Светлые волосы, собранные в толстый валик, обрамляли голову, словно еще один венок. Несколько легких прядей, тщательно завитых и расчесанных в локоны, свисали от висков и сзади.
        Расписались быстро. По традиции пролезли сквозь кольца, выпили шампанского и покружились в вальсе Мендельсона. Этот вальс Марине и Саше пришлось изучать с Лозовым в течение недели. Юрка танцевал превосходно! Зато теперь они кружились, не сбиваясь с ноги. Фата и платье развевались, а они смотрели друг другу в глаза не отрываясь.
        - Горь-ко! Горь-ко!
        Этот крик раздавался со всех сторон. Свадьбу гуляли в доме Ушаковых. Столы поставили буквой “П”, освободив средину горницы. Стены содрогались от лихого деревенского перепляса. Озорные частушки звучали не переставая. Жених и невеста то и дело краснели от весьма откровенных слов. Все соседи сбежались, чтоб посмотреть на событие. Елена Константиновна и Иван Николаевич по традиции встречали пришедших рюмкой водки и закуской. Посмотреть на свадьбу ученицы пришли учителя из школы. Улыбались, покачивая головами. Глядели на сияющее от радости лицо юной невесты. Выпивали рюмку залпом и желали счастья от всей души. Директора с завучем Эльзе Юозасовне и Елене Константиновне удалось уговорить присесть к столу.
        Молодые сидели в красном углу и влюблено смотрели друг на друга. Они практически ничего не ели целый день, но есть не хотелось совсем. Оба никак не могли поверить, что они теперь законные муж и жена. То и дело смотрели на обручальные кольца на пальцах и улыбались. Многие из гостей уже хорошо поддали. То и дело шум от разговоров перекрывали взрывы хохота. Люди веселились.
        Подполковник Собинов яростно отбивался от слоноподобной жены, пытавшейся отобрать у него третью рюмку. Петр Леонидович отталкивал ее тянущуюся руку и тихонько матерился, чтоб никто не услышал:
        - Свадьба у подчиненного! Впервые за десять лет! И я не могу даже спокойно выпить без твоего шипения! Отстань, змея! Иди домой и проспись сама! Я не пьяный! Хватит портить мне праздники! Ты мне и так всю жизнь исковеркала!
        Располневшая от спокойной жизни Лариса толкала его кулаком в бок и наклонившись к уху, ругалась в ответ:
        - Мне что, тебя потом на руках нести? Нажрешься, как свинья, что я с тобой делать буду? Подчиненные посмотрят! Какой ты командир после этого! Уважать перестанут!
        Он, улучив момент, быстро оттолкнул ее руку и резво опрокинул рюмку. Довольно крякнул. Потянувшись к селедке, закусил и проворчал:
        - Они сами сегодня пьют и радостное событие отмечают. На меня внимания никто не обращает. Сегодня я для них не командир, а такой же мужик, как и они. Посмотри на Варнавина! Лидка ни слова не сказала за все время, не то, что ты! Вся извонялась! Катись отсюда! Надоела ты мне! У всех жены, как жены, одна ты, как незнамо что! Посмотри на невесту, тоненькая, стройная. Лидья у Алексея тоже в норме. А ты? Расползлась, обабилась. Хоть бы дите родила, что ли! Степанов в открытую говорит, что ребенка заведут, а ведь Маринке учиться надо. Нам по сорок лет и детей нет. Все тебе не то: ах, еще на машину не заработали, ах, мне шубу норковую охота, ах, квартиру в большом городе! Пошла ты, корова!
        Подполковник решительно встал, отбросил в сторону вцепившуюся в рукав руку и направился на другой конец стола к Ивану Николаевичу, разговаривавшему “про жизнь” со сватом:
        - Мужики, не помешаю?
        - Садись, Петр Леонидович! Рады будем. Выпьешь?
        - С удовольствием! В хорошей компании грех не выпить! - Пожаловался: - Моя совсем меня загрызла: не пей, не пей!
        Сергей Мартынович посмотрел в сторону подполковничьей жены, шагавшей к двери, словно танк:
        - Чего это она уходить собирается? Не дело со свадьбы не вовремя смываться. Сейчас задержим…
        Собинов с искренним ужасом вцепился в рукав Степанова:
        - Пусть катится! Не останавливай! Ради Бога не надо!
        Сватья переглянулись. Командирская жена умчалась в ночь. Никто этого не заметил, кроме троих мужиков. Петр Леонидович облегченно вздохнул:
        - Фу, ты! Будь она не ладна! Ох, мужики, не поверите. Совсем жизни не стало. Командир я только в части, а так незнамо что! Сорок лет, а я детского голоса в доме не слыхивал, окромя чужих ребятишек. Только и ноет, то ей подай, другое ей охота! А я? Я ребенка хочу на спине потаскать! Не хочет она видите ли пеленки стирать! У Варнавина трое шалопаев бегают, топают, а она только и ворчит: мешают ей телевизор смотреть! У вас вот дети уже взрослые, а я кому нужен? Эх, выпьем что ли, еще по одной!
        Иван Николаевич посочувствовал:
        - Плохо дело, коли такие мысли стали в голове роиться! Тут сам должен решать.
        - Вот я и решаю. Развестись думаю, да взять с дитем. Как свое растить буду. А если еще одного родит, только в ноги поклонюсь. Вот офицеры говорят постоянно:
“Командир, ему легко приказывать, а ты выполняй”. Никто не задумается, а каково этому командиру живется? Смотришь на иного лейтенанта: коляску везет, с женой идет под ручку, воркуют о чем-то, смеются и такая зависть охватывает. Не было у меня такого, не было! И все она, проклятая, жизнь завесила! Конечно, сам хорош, надо было настоять на дите! Не сумел!
        Повернулся в сторону молодых и гаркнул, подняв рюмку вверх:
        - Горько!
        За столами дружно вскочили и подхватили:
        - Горько! Горько!
        Марина и Саша встали. Он, чуть прихватив фату, наклонился и за этой прозрачной шторкой поцеловал невесту. Эльза Юозасовна смотрела на счастливое лицо сына и уже не жалела, что невеста столь юна. Нашла глазами мужа, лихо опрокинувшего рюмку водки, но подходить не стала. Не захотела мешать мужскому разговору. Страсти между тем накалялись. К командиру присоединился подвыпивший Варнавин. Послушал очередную жалобу на жену и выдал совет:
        - Я, Петр, давно смотрю, что у тебя в семье не клеится. Хотел и раньше поговорить, да вроде не удобно. А сейчас молчать уже не могу! Ты не обижайся, что скажу! Работать твоей Ларисе надо, тогда может и за ум возьмется. В сорок лет рожать вроде и поздновато для бабы, но если жирок сбросит - родит. Поставь ей ультиматум - или ребенок или развод! Задумается! Она у тебя привыкла легко жить. Солдаты огород копают, солдаты продукты привозят. Однажды видел, как первогодок у вас полы мыл…
        Командир аж из-за стола взвился:
        - Когда-а? Ты чего выдумываешь, Алексей?!
        Алексей положил ему руку на плечо и заставил сесть:
        - Да нынче летом. Я думал ты знаешь…
        Собинов брякнулся за стол так, что уронил локтем тарелку. Обхватил руками голову и взглянул Варнавину в глаза:
        - Ни хрена я не знаю, Алексей! Веришь? Значит, Лариска уже и полы перестала сама мыть? Ну, стерва, покажу я ей сегодня ультиматум! Меня позорить?..
        Замполит посоветовал:
        - Ты с ней на трезвую голову разбирайся, а то ведь и начальству начнет жаловаться. Она у тебя такая…
        Собинов оперся локтем в стол и положил голову на ладонь:
        - Вот смотрю я на вас с Лидьей, Алексей и завидки берут! Пацаны, как на подбор, глазами в жену, а хватка твоя проглядывает. Вот ты выпиваешь сейчас, твоя и не поглядит, а моя силком рюмки отбирает, да еще и ругает. Хотя сам знаешь, меру я знаю! Вот объясни мне, почему твоя молчит? Утром ни слова не сказала за выпивку и бутерброды поставила.
        - Да потому и молчит - свадьба на то и свадьба, чтоб выпивать, да закусывать. Лида у меня понимает, когда рюмку отобрать, а когда не стоит.
        - Значит, тоже отбирает?
        Варнавин задумался:
        - Вообще-то не было такого еще… Хотя говорить, чтоб поменьше выпивал, говорила. На людях скандала со мной она ни за что не затеет. Позорить ни себя ни меня не станет!
        Ушаков встрял в разговор:
        - Вот и моя такая же! Дома облает всего, а на людях - попробуй меня кто задень, глаза выцарапает. Дочь такая же выросла.
        Варнавин ухмыльнулся:
        - Это верно! Начни мы тогда на Сашку давить, думаю она бы нам высказала…
        Все расхохотались и оглянулись на невесту. В углу что-то происходило, но вот что, понять пока было нельзя. Возле молодых столпились все молодые офицеры и прапорщики. Неожиданно мелькнула белая фата и ноги в туфлях, а затем раздался истошный визг свидетельницы:
        - Невесту крадут!!!
        Олег Татарников, оказывается, уговорил офицеров помочь. Пока те заговаривали
“зубы” Саше, сам подбирался к невесте. Когда Степанов был блокирован соратниками, десантник закинул взвизгнувшую от удивления Маринку на плечо и бегом понес к двери. Жених рванулся за молодой женой, но в плечи вцепились приятели и удерживали какое-то время.
        Зато на Лозового внимания вовремя не обратили. Юрий кинулся в погоню, проскользнув под столом на другую сторону. Он поймал “похитителя” на крыльце. Тот уже торжествовал победу, собираясь умчаться с “добычей” к соседям. Ловкая подножка скинула Олега с крылечка в сугроб, а Маринка непостижимым образом оказалась на руках Юрия. Он бросился с ней в дом. На мосту горела лампочка. Парень неожиданно остановился, посмотрел на смеющееся лицо невесты и замер. Из горла невзначай вырвалось:
        - Почему ты не моя? Всю жизнь бы на руках носил… - Она изумленно смотрела на него. Улыбка медленно угасала на ее губах. Лозовой тут же понял, что выдал себя с головой и попытался обратить все в шутку. Рассмеялся: - Хлебнул лишнего! Маринка, не обращай внимания!
        Влетел в дом. Саша несся ему навстречу уже без кителя. Ворот у белоснежной рубашки был наполовину оторван. За ним с воем бежала целая толпа мужиков. Смеющийся приятель передал ему жену и в шутку показал преследователям кукиш:
        - Съели?
        В дом влез заснеженный Татарников и удивленно спросил:
        - Кто у меня Маринку отобрал? Не успел разглядеть. Я еле из сугроба вылез. За шиворотом снегу полно! Аж протрезвел.
        Он расстегнул пиджак и на пол действительно посыпался снег. Все захохотали еще веселее. Довольный Собинов, забывший про жену, громко ответил:
        - Свидетель постарался. Его тоже надо было удерживать, а вы все скопом на жениха накинулись! Вот дурни! Разве так крадут? Меня спросить надо было!
        Олег показал Лозовому кулак и пригрозил смеясь:
        - Ладно, я тебе это припомню!
        За вечер офицеры сделали еще пару попыток украсть невесту, но жених и свидетель оказались наготове и все нападки гостей оказались впустую. Лозовой и Степанов закрывали Маринку собой и не давали никому приблизиться. Даже вмешательство и хитрость командира не помогли. Маринка счастливо смеялась. Шуток было много и первый день свадьбы закончился далеко за полночь. Собинов попросил Ушаковых разместить его где-нибудь у них:
        - Иван, дайте мне какую-нибудь одежку похуже, я возле печки на полу просплю. Не хочу домой идти! Эта змея мораль начнет читать. Снова до рассвета проворочаюсь.
        Варнавины услышали и пригласили:
        - Петя, пошли к нам. У нас диван свободный!
        Командир согласился и направился ночевать к замполиту. Всю дорогу до части мужики шли обнявшись и пели песни, не обращая никакого внимания на мороз. Когда они уснули, Лидия Варнавина направилась к Ларисе Собиновой. Женщина еще по дороге к дому заметила, что в квартире соседей горит свет. Командирша не спала. Сидела на диване в комнате и мрачно смотрела на входную дверь. Появление соседки здорово озадачило ее. Она вскочила:
        - Мой муж где?
        Жена замполита спокойно сказала:
        - У нас спит. Домой он не хочет идти. Знает, как ты встречаешь, да и я слыхивала не раз твои крики. Я поговорить пришла. Мы с тобой обе бабы. Чего ты Петра позоришь? Свадьба на то и свадьба, чтоб выпить. Там все равны. Ты заставляешь его оставаться командиром даже в праздник. Когда же ему расслабляться? Работать тебе надо, вот что! Работать! Чтобы времени на глупости не оставалось.
        Лариса взвизгнула:
        - Тебе хорошо говорить! Твой Алексей не напивается почти каждый день!
        - В этом опять-таки ты виновата! Если бы ребенок был у вас, Петр бы не пил. Из-за твоих капризов и святой в запой уйдет. Думаешь, я ничего не знаю? Все знаю. Ты иной раз орешь так, что у меня ребятишки пугаются! Родить тебе надо, вот что.
        - А я не хочу, да и возраст уже не тот! Насмотрелась, как ты с пеленками таскалась три года назад. Наслушалась, как ваш Димка дни и ночи орал, мне такое счастье не нужно!
        - Тогда и к тому, что Петр пьет, претензий не предъявляй. Я пошла.
        - Скажи моему, пусть домой идет.
        Лидия обернулась от двери:
        - Даже и будить не буду! Пусть хоть ночь спокойно проспит, без твоих истеричных воплей. Ты не жена, ты хуже Бабы-Яги!
        Лариса застыла с открытым ртом, а дверь уже закрылась. Хотела кинуться следом за соседкой: ворваться к Варнавиным, растолкать мужа и увести его домой. И вдруг мозг пронзила мысль - “Зачем увести?”. Ответ мгновенно мелькнул в голове - чтобы закатить скандал. Собинова впервые задумалась: “Выходит, Лидия права? Я сама заставляю мужа пить. Отравляю жизнь”.
        Открытие было не из приятных. Лариса уткнулась в подлокотник дивана и разревелась. Проревевшись, огляделась в квартире. Впервые тишина и идеальный порядок в обставленной квартире показались ей пугающими. Она подошла к трюмо в простенке и вгляделась в свое отражение. Тяжело вздохнула, стягивая ткань платья на талии, которой не было. Критически оглядела себя в зеркало и шепотом сказала:
        - Петр прав. Обабилась, расползлась… Где та тоненькая девчонка, что выходила замуж за лейтенанта? Действительно, корова…
        Что-то мелькнуло в голове и она ухватилась за эту мысль, как за соломинку. Огляделась еще раз в квартире с таким видом, словно только что попала сюда и метнулась в спальню. Стащила со шкафа запыленный чемодан. Торопливо протерла какой-то попавшейся под руку тряпкой. Распахнула створки гардероба и начала швырять в чемодан вещи. Переоделась в строгий костюм. Нашла в секретере листок бумаги и ручку и принялась писать. Исписав весь листок, одела пальто. Подхватив чемодан, вышла на улицу. Заперла дверь, спрятав ключ под коврик. Шагнула с крыльца. На мгновение оглянулась и решительно направилась к КПП. Времени было пять утра.
        Лариса повернула к шоссе. Нести чемодан самой было не привычно, но она справилась. В половине шестого из ближайшего райцентра отправлялся автобус в областной центр. В десять Собинова была в Костроме. Через полчаса уезжала в Москву. Далее ее путь лежал к родителям в Киев. На душе впервые было спокойно. Она больше ничего не хотела и ни о чем не жалела. Сидела в автобусе, глядела на мелькавшие мимо деревни, заснеженные поля, леса и думала: “Я слишком долго командовала, теперь Петр свободен. Давно надо было уйти. Столько лет мучила и его и себя. Ради чего? Лидия права”.
        Подполковник проснулся около десяти. Повернулся на жестком диване, не сразу поняв, что он находится не дома. Посмотрел в потолок с висевшей трехрожковой простенькой люстрой в виде колокольчиков, потянулся. Алексей и Лидия спали, зато их отпрыски что-то творили в кухне: пахло гарью. Петр вскочил и кинулся туда, испугавшись за пацанов. Но его страхи оказались напрасными. Старший сынишка Варнавиных, четырнадцатилетний Вовка, растапливал маленькую печку. Оглянулся на соседа и вполголоса поздоровался:
        - Доброе утро, дядя Петя! Из-за дыма проснулись? Галанка у нас каждый раз вначале дымит, а потом все хорошо. Мама с папой уже не реагируют. Папа пытался с печкой разобраться, да так и не понял в чем дело.
        Подполковник улыбнулся пацану:
        - Сажей дымоход забило, чистить надо! Вот и вся премудрость. Я домой пошел. Если родители проснутся, скажешь.
        - Дядь Петь, яичницу будете? Илюшка уже приготовил, пока я с печкой возился. Он у нас всегда готовит по утрам.
        Собинову вдруг захотелось яичницы и он подошел к столу:
        - А что, можно! Только лицо ополосну…
        Звякнул в углу умывальником. Маленький Димка принес ему полотенце и пролепетал:
        - Делзы! Мокким не коди!
        Этот лепет умилил подполковника и он подхватил мальчишку на руки. Притиснул к себе сладко пахнущее тельце:
        - Спасибо, Дима!
        Ребенок смущенно отталкивался от широкой мужской груди:
        - Я босой! Пусти!
        Вместе с детьми Петр Леонидович позавтракал. Замполит с женой продолжали спать. Командир поблагодарил мальчишек за еду и направился домой. Замок на двери его озадачил. Он достал ключ и отпер квартиру. Распахнутые дверцы шкафа озадачили еще больше. На столе заметил исписанный листок. Он наклонился и прочел первые строчки вслух:
        - “Петя! Я уезжаю к родителям навсегда…” - Опустился на стул и схватил листок в руки: - “Давно надо было уйти и не мешать тебе жить. Если бы не Лидия, я еще долго бы ничего не понимала. Соседка открыла глаза мне на меня саму. Тяжело сознавать, что сама сгубила собственное счастье. Любовь в тебе угасла давно, я видела, но не понимала, что виновата. Винила тебя в пьянстве и плохом отношении, а сама все делала для того, чтобы испортить их еще больше. Рада, что хоть поздно, но поняла это. Согласие на развод пришлю телеграфом, когда скажешь. Мне ничего не нужно. У родителей в квартире все есть и когда-нибудь останется мне. Надеюсь, ты еще будешь счастлив. Прости меня за все. Лариса”.
        Подполковник минут десять сидел не шевелясь, перечитал письмо еще раз и еще. И вдруг облегченно вздохнул. Достал из холодильника бутылку водки и выпил рюмку:
        - Спасибо, Лариса за свободу, обретенную без скандала!
        Продолжение свадьбы началось около часу дня. Несколько помятые гости собирались за заново накрытым столом в доме Ушаковых. Собинов выглядел несколько странно: он то смеялся и шутил без меры, то неожиданно замыкался и о чем-то настойчиво думал. Варнавин заметил странное состояние соседа. Подошел:
        - Петр, ты что-то странный сегодня. Что случилось?
        - Лариса меня оставила без скандала. Уехала к родителям, пока я у вас спал. Твоя Лидия с ней разговор имела ночью. Видно крепко она моей мозги прочистила!
        Замполит ахнул и сел рядом:
        - Как уехала? Совсем?
        Командир с удовольствием налил две рюмки:
        - Совсем! За свободу!
        Алексей рюмку взял, но пить не спешил. Позвал жену:
        - Лида, подойди! - Женщина приблизилась и муж спросил: - Когда ты успела с его Ларисой поговорить?
        - Вы уснули, а я заметила, что у нее свет и сходила.
        - Лариса-то уехала от него. Бросила.
        Варнавина медленно опустилась на стул:
        - Уехала?.. Петь, прости меня, я не думала и в голове не держала, что…
        Собинов остановил ее:
        - Лидия, я давно думал о разводе, но скандала боялся. Лариса все начальство подняла бы с ног на уши. Сама знаешь, что могло последовать. Уж как тебе удалось ее за живое задеть, не знаю, только извиняться тебе не за что. Я тебе искренне благодарен.
        Она, по-бабьи, пригорюнилась:
        - Как жить-то будешь, Петь? Ведь сопьешься!
        Он твердо ответил:
        - Хорошо буду жить! Пить после свадьбы брошу. Развод начну оформлять.
        Новый год Ушаковы встретили в семье дочери. Гуляли весело вместе с холостыми офицерами. Около часа ночи к ним завалились Варнавины и потащили в клуб при части. Танцы, хохот, веселье продолжалось долго. Все заметили, что Собинова нигде нет. После трех ночи решили наведаться в деревенский клуб. По дороге свернули к командирской квартире, но она оказалась заперта. Все удивились и направились в деревенский клуб. И только там обнаружили командира. Он сидел возле деревенской женщины и разговаривал с ней, держа на руках пацаненка лет пяти. Мальчишка прижался к груди командира светловолосой головенкой и тихонько сидел, держа его за пальцы.
        В четыре утра пьяные деревенские парни спровоцировали драку. Заводилой был Колька Горев. Он затеял ссору с Олегом Татарниковым, пригласившему на танец деревенскую девчонку. Оглянулся на столпившихся приятелей и заорал:
        - Офицерье наших девок уводит! Сначала Маринка. Теперь Катька. Скоро нам вообще не с кем гулять будет! Покажем им, кто в деревне хозяин!
        Метнулся к Татарникову. Капитан успел толкнуть девчонку себе за спину и отбить удар. Сбоку подскочили еще двое деревенских. Олег отскочил к стене, чтоб иметь за спиной хоть какое-то прикрытие. На выручку кинулись Петр Малых и Юрий Лозовой. Степанов посмотрел на испуганную Маринку и подвел ее к стене:
        - Постой здесь. Иначе ребят убьют. Я должен помочь!
        Она, к его удивлению, не стала цеплять за руки и уговаривать “не ходить”. Александр расшвырял столпившихся парней и прорвался к отбивающимся друзьям. На помощь спешили двое прапорщиков, Алексей Варнавин и подполковник Собинов. В руке Горева сверкнул нож. Ближайший к нему лейтенант Малых вскрикнул, схватившись за бок. Драка мгновенно прекратилась. Все отпрянули в стороны. Многие от такого поворота протрезвели и теперь стояли вокруг раненого кружком. Одна из деревенских девчонок дико завизжала в наступившей тишине. Маринка опомнилась первой, пробилась сквозь толпу и подбежала к раненому парню. Посмотрела на текшую между пальцев кровь. Обернувшись к Гореву, крикнула:
        - Убийца-а-а!
        Колька протрезвел от ее крика. Посмотрел на зажатый окровавленный нож, на лежащего на полу молодого светловолосого парня с испариной на лбу. Оглянулся на молчавшую толпу, которая попятилась от него и прошептал побелевшими губами:
        - Я не хотел!
        Саша метнулся за кулисы к телефону. Набрал по очереди номера скорой помощи и милиции. Маринка стащила с шеи шелковый платок и затолкала к ране. Зажала рану кулаком, как подсказывала интуиция. Малых был в сознании и отрывисто спросил:
        - Марин, сильно меня?
        Она поглядела на мгновенно намокшую кровью ткань и кивнула:
        - Тяжело, Паш. Но жить будешь, это я тебе обещаю! - Еще сильнее притиснула руку к ране и рявкнула на толпу: - Бинты есть?
        Кто-то из офицеров протянул снятую хлопковую рубашку:
        - Держи! Больше ничего нет.
        Татарников и Лозовой скрутили попытавшегося сбежать Кольку. Окровавленный нож валялся на полу до приезда милиции. Остальные военные не дали толпе разбежаться, перекрыв единственный выход. Горева отправили в отделение. Молодой лейтенант начал опрос свидетелей. Марина и Саша Степановы отправились в больницу вместе с лейтенантом. Малых всю дорогу разговаривал с ними. Жаловался, что так и не успел познакомиться с курносой девчонкой из деревни, которая ему приглянулась. Спрашивал Маринку:
        - Когда я выпишусь, ты поможешь мне ее найти?
        Степанова держала его руки в своих всю дорогу. Кивнула, пожав холодные пальцы:
        - Обязательно найдем! Я всех девчонок в деревне знаю. Подробно опишешь мне ее, когда поправишься и найдем…
        Когда носилки вытащили из машины, Павел потерял сознание. Маринка, больше не сдерживаясь, горько заплакала, уткнувшись лицом в грудь мужа. Они просидели в больничном коридоре до восьми утра. Из операционной вышел усталый хирург. Стащил маску с лица. Посмотрел на воспаленные от слез и бессонной ночи глаза юной женщины и сообщил:
        - Операция прошла успешно. Он будет жить. Если бы кто-то не догадался зажать рану, истек бы кровью. Серьезно задета печень. Остальные органы не пострадали.
        Маринка подняла голову на мужа и в тишине сказала:
        - Я знаю, кем хочу стать. Обвинителем!
        Врач внимательно посмотрел на нее:
        - Это вы держали рану? - Степанова кивнула. Мужчина протянул ей руку: - Благодаря вам парень выжил. Это получилось у вас интуитивно или осознанно?
        - Интуиция сработала. Скажите, мы не могли бы взглянуть на Павла? Хотя бы через стекло…
        Хирург повернулся:
        - Пошли!
        Малых появился в части через месяц. Похудевший и побледневший после больницы он, не заходя к себе, зашел к Степановым. Маринка только что прибежала со школы и собиралась пообедать. Саша находился на службе. На стук в дверь крикнула:
        - Входите!
        Павел шагнул через порог:
        - Привет, Марин! Сашка на службе?
        Она улыбнулась:
        - На службе. Выписали, Паш? Или только в баню отпустили?
        - Выписали.
        - Проходи. Присаживайся. Как себя чувствуешь?
        - Нормально, как и до ранения. Хочу поблагодарить тебя. Мне хирург на прощание рассказал… Если бы не ты… Спасибо! Я пойду.
        Маринка потупилась:
        - Да ничего я не сделала и благодарить не за что. Садись со мной обедать! У вас все равно ничего не готовлено. Лозовой с Татарниковым частенько притаскивают продукты мне и просят сготовить обед и ужин для них. Так что, раздевайся и садись к столу.
        Лейтенант не стал спорить. Снял куртку и шапку. Спросил:
        - Степанов не приревнует?
        Женщина рассмеялась:
        - Какие ты глупости говоришь! И ты, и Олег, и Юрий для меня друзья. Саша это понимает и глупостью не страдает. Садись! - Налила тарелку щей. Брякнула в них ложку сметаны и подвинула хлеб: - Наваливайсь! Вон ты какой худой стал, да бледный.
        - А ты?
        - И я сяду. Только второе разогревать поставлю…
        Малых не заставил себя упрашивать. В стену раздался стук. Павел удивленно посмотрел на Марину. Она рассмеялась:
        - Собинов стучит. Мебель переставляет. Наверняка, полки навешивает! Третий день за командира Варнавин управляется. Тебе смеяться было нельзя, мы и не рассказывали. Он ведь женщину в деревне приглядел. Вот почему в Новый год в деревенском клубе оказался. Настя Загайнова три года, как овдовела. Муж по пьяни на мотоцикле разбился. У нее мальчишка пять лет, уже “папой” командира зовет. Вся деревня смеялась, как Собинов Настю к себе тащил. Она из своего дома уходить не хочет, а он “в примаки” идти не желает. Шум стоит, аж на улице слышно. Петр Леонидович сгреб ребенка в охапку и к себе понес. Настя пометалась-пометалась посреди дороги и на всю деревню закричала: “Черт с тобой, перехожу!”. С Ларисой он развелся, через недельку с Настей пойдут заявление подавать. Довольный ходит, словно и не он. В мальчишке души не чает. И Настя расцвела.
        Павел даже есть перестал, слушая новости:
        - Вот это да! А тот парень, что меня ткнул ножом, где?
        Маринка вздохнула:
        - Суд уже был. Сейчас в тюрьме. Пять лет дали, как за не предумышленное. Судья учел возраст и то, что впервые попал в милицию. Так мог бы восемь лет получить.
        Малых посмотрел на нее:
        - Он, как я слышал, твоим дружком детства был… Я этого не хотел, ты знаешь.
        Маринка строго взглянула на него:
        - Павел, все правильно! Когда переступают черту, надо сажать. Мы давно уже с Колькой перестали быть друзьями. Он сам во всем виноват.
        Маринка положила лейтенанту второе и принялась за щи. Пообедав, Малых поблагодарил женщину и направился к себе. Бросил сумку с мелочами из больницы на кровать и отправился на доклад к командиру. По дороге встретил Степанова. Сообщил ему, что обедал у них. Саша пожал плечами:
        - Ну и что?
        Лейтенант помялся:
        - Чтоб недоразумений не было!
        Капитан расхохотался и натянул ему шапку на глаза:
        - Дурак ты! Вы для нее дружки-приятели!
        Обошел покрасневшего лейтенанта и направился домой.
        Наступил май. Маринку в последнее время мучила тошнота. Она с трудом скрывала от мужа отвращение к еде. Все боялась, что он отправит ее в больницу. Попадать туда перед выпускными экзаменами не хотелось и она терпела. Корпела над учебниками больше обычного. Даже на весеннюю охоту на уток и гусей не пошла. Отец, Иван Николаевич, притащил им в апреле с десяток ощипанных птиц и похвалил дочь за усердие:
        - Правильно, Маринка! Тяни на золотую медаль! С ней тебе пути открыты. Поступишь учиться на юриста, как пить дать! А охота, она никуда не уйдет. Осенью сходишь.
        Родители копали огород. Саша вскопал участок перед окнами. Маринка посадила овощи, зелень и цветы. Степанов, по вечерам, начал перелопачивать целину в углу. За три дня разбил довольно большую площадку. От тещи приволок пару ведер картошки и засадил:
        - Хватит от родителей таскать. Пора и самим себя обеспечивать, хоть частично.
        Чтоб не мешать жене готовиться к экзаменам, вечерами ходил и помогал тестю с тещей копать усад. Приглядывался к тому, как они ведут хозяйство. Спрашивал обо всем. Иван Николаевич однажды пошутил:
        - Саша, не поросят ли намылился разводить? Все расспрашиваешь, интересуешься.
        Зять пожал плечами и вполне серьезно ответил:
        - Почему бы нет? Место для постройки сарая найдется и на территории части. Хочу командиру идею подкинуть: устроить подсобное хозяйство при части. В солдатской столовой отходы остаются. Да и свое хозяйство не такая уж плохая штука!
        - Маринка с учебой в институте не потянет скотину.
        - Кто говорит, что она станет свиньями заниматься? Я сам хочу.
        Тесть рассмеялся:
        - Хлопотное это дело! Подожди, когда Маринка институт закончит, а то ведь тоже не удержится. Мяса у нас с матерью и на вас и на себя хватит. Видишь, бычок подрастает? К октябрьским праздникам зарежем. Да и поросят нынче трех взяли. Хватит! Не переживай.
        Двадцать девятого июня у десятиклассников был выпускной бал. Маринка пошла в белоснежном платье, какое надевала на второй день свадьбы. Саша, ради такого праздника, по ее просьбе, переоделся в парадный офицерский мундир. Маринке вручили диплом и золотую медаль. Она взошла на сцену и директор пожал ей руку. Юная женщина смотрела в зал, а видела только мужа. Он хлопал ей громче всех и смеялся от радости за жену. Они танцевали все медленные танцы вдвоем. Никто из одноклассников не решился пригласить Марину на танец. Тонкие руки лежали на золотистых погонах. Обручальное кольцо поблескивало на правой руке. Во время одного из танцев она тихо прошептала, привстав на цыпочки:
        - В январе-феврале у нас будет малыш…
        Он остановился во время танца, словно наткнувшись на препятствие. Задохнувшись от радости и не обращая внимания на то, что вокруг полно народа, подхватил ее на руки и закружил по залу с криком:
        - Марина! Марина! Я так счастлив!
        Директор остолбенел. Маринка радостно смеялась на руках у мужа, уткнувшись лицом в его шею. Одноклассники расступались и останавливались, пропуская офицера, а он несся по залу, кружась в вальсе и никого вокруг не замечая. Край Маринкиного платья развевался и видны были красивые ноги в белых туфлях с кружевными бантами. Одноклассницы с завистью смотрели и украдкой вздыхали, поглядывая на своих несовершеннолетних кавалеров. Учителя улыбались, кто-то искренне, кто-то кривясь. Мария Васильевна со словами:
        - Какое бесстыдство!
        Встала и вышла из зала. Услышавший ее слова директор выскочил следом. Учительница остановилась, услышав шаги. Юрий Семенович твердо сказал:
        - Это не бесстыдство! Они любят друг друга и можно только порадоваться за эту пару. Раз уж так все получается, я предлагаю вам покинуть наш коллектив добровольно. Вы умудрились поссорить всех, я больше этого терпеть не намерен! Надеюсь, вы меня поняли, Мария Васильевна?
        Классная проорала на весь коридор:
        - Такого выпускного класса, как нынче у меня еще не бывало! Педагогического коллектива хуже вашего тоже не было!
        Директор взорвался:
        - Это не класс и коллектив плохие, а вы плохой учитель и человек!
        Женщина застыла с открытым ртом, а директор развернулся и вернулся в актовый зал, чтобы посмотреть на выпускников. Юрий Семенович чувствовал себя после этого тихого боя победителем и искренне радовался победе.
        Усама бен Ладен закончил университет и получил диплом. Вернувшись домой он не захотел работать по гражданской специальности и сразу же пошел по военной части. На дворе стоял 1980 год. В Афганистане шла война.
        Молодой араб, отравленный идеями Раббани, направился в Пешавар. В это время он желал вырваться из под опеки мусульманского лидера и проверить собственные силы. В Пакистане его связи, знания компьютера и главное, страстное желание собрать все мусульманские государства “под одну крышу” на основе шариата, могли пригодиться. Вместе с многочисленными братьями, родственниками и соратниками он финансирует снабжение назревавшей войны в Афганистане, используя покровительство саудовских властей и ЦРУ.
        Через короткое время он понимает, что уход от Раббани был преждевременным и возвращается под крылышко Учителя. Это был суровый период поисков своего места в джихаде. В этой борьбе использовалось все: наркотики, деньги, предательство, суры Корана.
        Саша вошел в квартиру необычайно тихий. Повесил китель на плечики. Маринка радостно выбежала из комнаты ему навстречу и осеклась, увидев его странный вид:
        - Что случилось?
        Он подошел и прижал ее к себе, уткнувшись лицом в пахнущие солнцем волосы. Погладил по худеньким плечикам:
        - Ты только отнесись спокойно. Меня отправляют в Афганистан.
        У Маринки потемнело в глазах, но она пересилила себя. Шепотом спросила:
        - Надолго?
        - К Новому году вернусь.
        - Там же война идет…
        - Какая это война? Партизанщина! Вот-вот все закончится. Мне придется сопровождать колонны с грузами из России и для наших и для афганцев. Беспокоиться, в принципе, не о чем. Только то, что полгода друг друга не увидим… К рождению сына я дома буду!
        Она подняла голову и тихо спросила:
        - Когда отправление?
        - Через неделю.
        - Кто еще едет?
        - Юрка Лозовой и я.
        Маринка отстранилась, какое-то время пристально смотрела на него. Сердце мучительно защемило, страшное, не хорошее предчувствие закралось в душу. Она не выдержала и заплакала. Сначала тихонько, а затем в голос, по-бабьи, завыла. Он попытался успокоить, крепко прижал к себе, беспорядочно целовал лицо и волосы:
        - Марина, родная моя, что ты? Пожалей хотя бы ребенка. Успокойся.
        На ее крик в квартиру вбежал без стука Лозовой. Остановился у двери, все поняв:
        - Маринка, ты что? Мы же не на веки уезжаем! Проведем несколько колонн и вернемся. Там сейчас обстановка почти стабилизировалась. Много ли навоюешь со старинными винтовками против автоматов, а у них там, по слухам, до сих пор феодальный строй. Представляешь? Ты чего? Вернемся! Еще и Новый год у вас справлять будем!
        Она потихоньку успокоилась. Кулаком стерла слезы со щек:
        - Садитесь оба за стол. Обедом кормить буду.
        И направилась к плите.
        Неделя пролетела, как один день. Она с ужасом смотрела на настенный календарь, листки с которого облетали, словно листья осенью. По ночам ласкала и целовала мужа так, что он засыпал полностью опустошенный. А она не могла уснуть до утра, разглядывала в темноте лицо мужа и беззвучно плакала. Маринка осунулась и почернела. Мать пробовала с ней поговорить:
        - Так нельзя, дочь! Тебе о дите подумать надо. Вернется к тебе Саша, вот увидишь! В газетах пишут, что обстановка нормальная. Хочешь, принесу статью?
        Однажды Маринка долго молчала, а потом разом выдохнула ей в лицо:
        - Он не вернется, я чувствую!
        Мать отшатнулась от ее потемневших глаз и перекрестилась:
        - Господь с тобой! Что ты говоришь? Вернется! Ты верь, что вернется!
        Обняв руками ее плечи, заплакала вместе с дочерью.
        Наступил день отъезда. С самого утра все валилось из рук. Маринка, если бы не мать, не смогла бы собрать мужу даже еды на дорогу. Из-за слез, беспрерывным потоком струящихся по щекам, она ничего не видела. Ничто не доходило до сознания. Не отходила от мужа ни на секунду. Как хвостик, таскалась повсюду, ни на мгновение не отцепляя рук от его рубашки. Он несколько раз за утро брал жену на руки и садился с ней на диван, пытаясь уговорить взять себя в руки. Она кивала, утыкалась мокрым лицом в его шею и… плачь продолжался. Елена Константиновна попыталась напоить валерьянкой, но ее тут же вырвало.
        Прижавшись к мужу, молодая женщина дошла до командирской машины, на которой должны были ехать офицеры. Лозовой нес оба чемодана. Вцепившись пальцами в китель, Марина никак не могла заставить себя оторваться от мужа. Подняв лицо смотрела, не отрываясь в родные карие глаза. Лицо и нос опухли от слез. Саша едва сдерживался. Он целовал и целовал мокрые щеки жены, дрожащие губы и руки. Ему было все равно, что вокруг стоят и смотрят люди. Китель на его груди промок насквозь, он чувствовал проникшие слезы кожей. Собинов тянул время, чтоб они смогли попрощаться. Потом скомандовал:
        - Пора!
        Иван Николаевич с женой с трудом оторвали руки дочери от Степанова. Он прыгнул в машину и тут почувствовал, что и сам плачет. Отвернулся в сторону от хмурого дружка. Машина тронулась и Маринка рванулась из рук родителей. Кинулась к машине с криком:
        - Сашенька!!!
        Протянула руки к машине и упала на дорогу, сбив в кровь коленки. Она вложила в этот рывок последние капельки оставшихся в ней сил. Уткнулась головой в колени. Золотая коса упала в дорожную пыль. Она кричала и выла, как по покойнику. Собравшиеся деревенские бабы суеверно перекрестились. Иван Николаевич поднял рыдающую Маринку на руки и внес в квартиру Степановых. Родители весь день, по очереди, были с ней. Попытались уговорить дочь пожить у них, пока муж не приедет, но Маринка отказалась наотрез:
        - Это теперь мой дом и ждать его я буду здесь. Если что, я приду.
        Чтоб получить в будущем декретные и поменьше быть дома одной, она поговорила с Собиновым и устроилась работать на три дня в неделю машинисткой в штабе. Около недели изучала пишущую машинку, потом привыкла и печатала довольно бегло.
        Первые два письма Саша написал в дороге. Старательно описывал места, где проезжали. Просил беречь себя и ребенка. Юрка тоже прислал коротенькое письмецо с заверениями, что он “за Сашкой приглядит”. Молодая женщина после этих весточек немного успокоилась. На людях она старалась быть прежней. По ночам плакала в холодной постели от тоски.
        В конце июля съездила в Москву и легко поступила на заочное отделение в юридический институт. Пробыла там четыре дня. Получила учебные пособия и инструкции. Побеседовала с деканом и вернулась в часть. Написала Саше обо всем увиденном и услышанном. Чтоб было не так тоскливо, она каждый вечер принималась за новое письмо мужу. Самыми страшными и тягучими днями для нее были те, когда почта закрывалась на выходные. Маринка места себе не находила в эти дни. Металась из угла в угол. Включала телевизор и слушала новости.
        О войне в Афганистане дикторы говорили мало, но и то, что она слышала, наполняло ее сердце страхом. Когда-то такие любимые индийские фильмы стали казаться глупыми и на приглашения матери “пойти в кино вечерком”, дочь отвечала категорическим отказом. Ее огород на территории части не имел даже намека на сорняки. Она
“забивала” себя работой. Отец, чтобы хоть как-то отвлечь дочь, предложил заняться ремонтом:
        - Мы с Сашей вдвоем хотели. Но раз уж его нет, давай к его приезду квартирку приведем в божеский вид. Когда дите появится, вам не до того будет.
        Маринка с радостью согласилась. Татарников и Малых по вечерам охотно присоединялись к ним:
        - Все равно делать нечего! На будущее опыт пригодится. Иван Николаевич, учи!
        Олег Татарников незаметно ухаживал за ней, особенно когда никто не видел. Старался поддержать, если она пыталась влезть на стремянку, таскал тяжести. Она замечала, но была безучастна и повода не давала. Однажды, когда Малых и Иван Николаевич ушли в деревню за досками, он подошел и не сильно прижал к себе, заглядывая в глаза. Женщина не пошевелилась, только смотрела на него. Его лицо медленно приближалось. Капитан хотел поцеловать ее, но Марина отстранилась:
        - Олег, не надо!
        Он тихо сказал:
        - Прости. Я люблю тебя…
        Разжал сомкнутое кольцо из рук и отошел в сторону. Степанова молчала. Она и потом не раз замечала его влюбленный взгляд, ненавязчивые попытки сделаться чуть ближе, но не реагировала. Капитан украдкой вздыхал, но приставать откровенно не решался. В конце концов Татарников смирился.
        Часто к Маринке наведывался замполит Варнавин. Осторожно допытывался, что пишет Саша, просил передать привет и беречь себя. Каждый день заходила Лидия. Давала советы, как легче перенести токсикоз. Перетащила в квартиру Степановых свою швейную машинку и принялась учить Маринку шить распашонки, ползунки, чепчики и слюнявчики. Женщины быстро подружились, не взирая на огромную разницу в возрасте. К ним часто стала присоединяться Настя Собинова.
        По вечерам иногда они устраивали женские “посиделки”. Пили чай с конфетами и выпечкой, на которую Настя была великая мастерица и болтали обо всем. В эти минуты Маринка оживлялась и на время отрывалась от тягостных мыслей. Однажды новая командирская жена по секрету сообщила, что тоже ждет ребенка. Со смехом сказала:
        - Петя, как узнал, заскакал, забегал, я аж испугалась! А он как заорет: “Я этого момента двадцать лет ждал! Свершилось!”. Еле отговорила, свое - “пойду салют устрою из автомата и всем скажу, как я счастлив”. Ой, бабы, ведь мне почти тридцать уже!
        Лидия махнула рукой:
        - Я в тридцать четыре Димку родила и ничего! И ты родишь. Вечно не проносишь! Вон Марина, в восемнадцать родит первенца. Глядишь, годика через два второй появится. Когда-нибудь молодой бабушкой станет! Это сейчас трудно представить, а ведь будет…
        Все трое расхохотались. Маринка попыталась представить себя бабушкой, гуляющей с внуками, рядом Сашу и не смогла.
        Наступил сентябрь. Письма приходили почти каждый день. Саша писал о погоде, о пейзажах, раскинувшихся вокруг, о смешных историях, случившихся с ним и Юркой в командировках, о новых друзьях. Лозовой тоже писал ей, в самых юмористичных высказываниях описывая заграничные “вояжи”. Лишь о войне они не написали ни строчки. Степанов расписывал разукрашенные афганские автобусы и местные чайные. Странные обычаи и женщин закутанных в паранджу. Писал о жаре и редкой зелени. Об обилии камней и скал.
        Маринка отвечала на каждое письмо. Она нумеровала его письма и складывала в коробку из-под конфет. В дни выходных на почте, забиралась с ногами на диван и перечитывала по много раз старые весточки. Не смотря на округлившийся животик, дважды ходила на охоту с Сашиным “Ремингтоном” и притаскивала за один раз до пяти уток. На третий раз с ней увязался капитан Татарников:
        - Возьми меня с собой! Юрка говорил, что ты здорово стреляешь. Посмотреть хочу. Ты не бойся, я приставать не буду. Слишком люблю, чтобы тебя несчастной сделать…
        Ее стрельба навскидку озадачила капитана. Ему казалось, что она вовсе не прицеливалась, а утки падали одна за другой, тогда как у него оба выпущенных заряда результата не принесли. Олег сплавал за упавшими в озеро тушками и вытащил на берег. Вдвоем они притащили семь уток и две огромных корзины грибов, нарезанных по дороге. Причем все тащил капитан. Маринка несла лишь ружья и тихонько спорила с Татарниковым. Олег решительно отобрал у нее тяжеленную корзину:
        - Ты ребенка ждешь, какие корзины? Что я не дотащу? Иди.
        Пять уток она всучила капитану, несмотря на его протесты:
        - Вы мужчины, а я одна. Мне этого мяса недели на две хватит. Морозилка полностью забита позавчерашними трофеями.
        - Но ведь это ты всех подстрелила! Я оба заряда в небо отправил.
        - А кто за утками в озеро лазил? Забирай и не спорь. Если с грибами проблемы возникнут, приходи, подскажу.
        Малых помог Марине выкопать картошку и убрать оставшиеся на огороде овощи, кроме капусты. Стащил все в подвал, как она говорила. Поздняя капуста все еще стояла на грядке, глядя в небо тугими кочанами и помахивая от ветра темно-зелеными, с сизым налетом, листьями.
        Павел встречался с деревенской девчонкой, той самой курносой пигалицей, которая ему приглянулась в новогоднюю ночь. Маринка помогла лейтенанту отыскать ее сразу, как он вернулся из больницы. Сама сходила в феврале домой к избраннице лейтенанта и поговорила с ней. Вместе вышли на улицу. Степанова познакомила Павла с девушкой. Теперь дело близилось к свадьбе. Малых ничего не скрывал от молодой женщины и словно другу рассказывал обо всем. Каждый день забегал и рассказывал новости.
        Катя Шуранова училась на продавца в городском училище, но вечером обязательно приезжала на ночь домой, чтобы встретиться с лейтенантом. Они подолгу гуляли, вместе появлялись в клубе. Несколько раз Павел заходил к невесте в дом, чтобы познакомиться. Родители не возражали, только вздыхали украдкой: один пример стойкости офицеров был на лицо и они не хотели повторения.
        Парни в деревне прореагировали на то, что еще одна деревенская девчонка гуляет с чужаком, весьма вяло. Хотя в другое время постарались бы отвадить лейтенанта. Екатерина была весьма привлекательна и нравилась многим. После новогодних событий деревенские женихи притихли. Да и больших хулиганов, если уж на то пошло, в деревне не было.
        Осень приближалась к концу. Была она слякотной и мокрой. Мороз то сковывал землю, то начинались дожди. Наконец погода все-таки установилась. Выпал снег и спрятал застывшую от мороза грязь под белоснежный покров. Маринка ходила вся круглая и казалась себе похожей на шар. Ребенок вовсю брыкался. Временами она, в шутку, ловила тыкавшийся в живот локоток или пятку. И сама же смеялась, когда то чудо, что находилось внутри, резво отдергивало конечность. Она жалела лишь об одном, что Саша этого не чувствует, но утешала себя мыслью, что он приедет к Новому году и успеет почувствовать эти толчки.
        Она представляла, как муж прижмется щекой к ее большому животу и на сердце становилось тепло. И тут же пугалась, а вдруг она вот такая, пузатая, перестанет ему нравиться? Сразу начиналась оправдываться:
        - Рожу и живота не будет. Зато у нас будет малыш! - Придумывала имя и каждый раз лучше “Саши” не находила. Вслух рассуждала: - Пусть будет Александр Александрович! Красиво! Сашу уговорю. К тому же и девочка может носить это имя, если дочь рожу…
        Начало декабря выдалось холодным и ветреным. Марина протопила печь и поужинала, удивляясь, что вечером ни Татарников, ни Малых к ней не зашли. Лидия с Настей тоже пропали. Хотела узнать, что за шум стоял у Собиновых днем и почему Настя плакала, но идти не хотелось. Марина решила сходить к командирше на следующий день. Забралась с ногами на диван и вытащив коробку с письмами Саши, принялась их перечитывать. Большинство она знала наизусть, но вновь и вновь смотрела на родной почерк. Прижимала конверты к губам и грустно улыбалась. В дверь постучали. Степанова крикнула:
        - Входите!
        Медленно опустила ноги на пол и торопливо собрала письма в коробку. В дверь вошли Татарников, Малых, Варнавин и Собинов. Молча остановились у двери. Это было что-то новенькое. Сердце упало куда-то вниз и застыло. Она переводила взгляд с лица на лицо, уже догадываясь. Бледнела прямо на глазах. Мужчины опускали глаза. Коробка упала на пол и письма разлетелись по паласу. Замполит тихо сказал:
        - Марина, прежде подумай о ребенке…
        Она шепотом спросила:
        - Саша погиб?
        Собинов хрипло сказал:
        - Вчера.
        Время остановилось. В уши бил стук часов на полке. Комната вдруг завертелась перед глазами со страшной скоростью. Больше Марина ничего не помнила. Она не знала, что перед тем как упасть, по-звериному оскалившись, закричала дико и страшно:
        - Не-е-ет!
        Никто из мужчин не успел подхватить, хотя они готовились к этому. Женщина ударилась головой о спинку стула и рухнула на рассыпавшиеся по полу письма мужа. Варнавин скомандовал:
        - Татарников, на диван ее! Быстро!
        Капитан подхватил женщину на руки и вдруг почувствовал внизу что-то липкое. Выпростал руку из-под широкого подола и вскрикнул:
        - Леша, она рожает! У меня вся рука в крови!
        Замполит подскочил:
        - Малых, беги за моей женой! Бегом!
        Лейтенант с испугу врезался лбом в косяк. Кое-как нашел дверь и вылетел на улицу. Его голова мелькнула мимо окон. Шапку Малых потерял еще в доме. Собинов застыл у двери, словно приклеившись к косяку. Он бледнел на глазах. Татарников не знал, что делать и продолжал стоять с Маринкой на руках. Что-то толкало его в руку. Варнавин рявкнул:
        - Положи ее на диван!
        Прибежала Лидия в одном халате. Взглянула на Марину и крикнула мужу:
        - Леша, командирскую машину давай и быстрее в больницу! Все вон!
        Задернула шторку на дверях в комнату. Степанова родила мальчика через минуту. Лидия Варнавина приняла дите. Завернула в простыню и положила на печку, поближе к теплу. Марина находилась по-прежнему без сознания и истекала кровью. Замполит и командир стояли на улице и матерились на всю часть. Кляли опаздывающего шофера. Белый, как полотно, Татарников стоял в кухне, отвернувшись к окну и что-то шептал посеревшими губами. Малых горько плакал, уткнувшись в стол.
        Мальчик прожил пятнадцать минут, немного попищал и вдруг затих. Лидия кинулась к ребенку. Развернула и заголосила: ребенок посинел и не дышал. Она не знала, что делать. Ругала мужа, погоду, командира и шофера одновременно. Потом села на пол посреди комнаты и разрыдалась.
        Маринку успели спасти благодаря солдату с грузовой машиной. На свой страх и риск сержант Кашинцев завел здоровенный “Урал” в гараже и подогнал его к квартире Степановых. Татарников, забыв про шинель и шапку, завернул Марину в одеяло и вынес на улицу. Варнавин подержал женщину, пока капитан забирался внутрь. Потом передал ему Степанову. Сбегал в дом за мертвым, скрюченным тельцем в простыне:
        - Врачам отдашь. Так положено. Давай, парень, гони! Благодарность и отпуск получишь, если довезешь ее живой!
        Сержанту не надо было повторять. Он нажал на газ и задние колеса пропахали снег до земли. Машина рванулась с места на скорости. Солдаты на КПП из командирских воплей поняли в чем дело и заранее открыли ворота. Через пятнадцать минут они были в городе, хотя обычно на такую дорогу тратилось больше получаса. За военной машиной гналось три милицейских УАЗика с сиренами. Кашинцев не обращал внимания. Татарников подгонял:
        - Давай, давай! Плюй на них! Я потом с милицией сам разберусь! Давай!
        То и дело смотрел на бледное лицо Марины и чуть не плакал. Ее дыхание становилось все реже. “Урал” подлетел к самому крыльцу больницы. Сержант выскочил из кабины и бросился на сторону офицера. Принял Маринку на руки. Не дожидаясь, потащил в помещение больницы с криком:
        - Женщина кровью истекает! Срочно врача!
        Татарников вбежал следом с маленьким свертком. Марину уже укладывали на каталку. Вокруг сбежался весь медперсонал. В двух словах Татарников обрисовал ситуацию и протянул мертвого ребенка:
        - Это ее дите. Жена замполита сказала, что он прожил пятнадцать минут.
        Ребеночка забрали. В приемный покой ворвались шестеро милиционеров с криком:
        - Где тот раздолбай, что чуть нас не посшибал? Если военный, значит все можно? А это мы еще…
        Татарников развернулся и теперь надвигался на них, как туча. Яростно рявкнул:
        - Заткнись! Я тот раздолбай! Если бы я ехал по вашим правилам, я бы жену друга сюда мертвой привез. Ясно? Вон отсюда!
        Милиционеры стушевались и выкатились на улицу. Олег проводил каталку с Мариной остановившимися глазами и тоже вышел. Ноги не держали. Он сел на грязные ступеньки. Трясущимися руками достал пачку сигарет, но никак не мог зажечь спичку. Они ломались и выпадали из рук. Один из ментов, все еще не решивших, что им делать, пару минут наблюдал за ним. Затем чиркнул о коробок и поднес трепещущий огонек к губам военного. В колеблющемся пламени мужики увидели - капитан плакал. Один, с погонами старшины, рискнул спросить:
        - Что случилось, мужик?
        - Муж у нее вчера в Афгане погиб, а теперь ребенка потеряла. Кровью истекает.
        Менты резко засобирались:
        - Извини, капитан, за “раздолбая”! Если бы знали, не погнались бы…
        На крыльцо вышел сержант. Посмотрел на офицера и тронул его за плечо:
        - Товарищ капитан, вы же раздетый! Простынете! Шли бы в приемный покой. Я сейчас машину запру и тоже приду. Идите!
        Олег не пошевелился, но сержант продолжал настойчиво теребить за плечо. Татарников отшвырнул окурок и ссутулив плечи, вошел в помещение. Сержант отогнал “Урал” в сторону, чтоб освободить подъезд. Быстро закрыл машину и зашел в больницу. Олег только тут рассмотрел его: сержант Кашинцев. Нескладная худая фигура села рядом с офицером. Тот спросил:
        - Как же ты рискнул “Урал” угнать из гаража? Ведь под трибунал мог попасть.
        - Капитан Степанов меня фактически спас от черноты. Я в прошлогоднем призыве единственный русский был. Степанов на соревнования взял, потом сержантом помог стать. Как узнал сегодня, что он погиб и жена его умирает, вскипело все внутри. Вот так и угнал!
        - Молодец, сержант! Если выживет, считай, это ты ее спас. Не знаешь, что там с командирской-то машиной приключилось?
        - Чего приключилось? Этот чурка воду вечером слить забыл. Гараж холодный. Много ли надо, чтоб вода застыла? А машина с четырех часов стояла.
        - Собинов знал об этом, когда мы уезжали?
        - Нет еще. Если сейчас сходил в гараж, то уже знает. Там радиатор аж вывернуло.
        Татарников вздохнул:
        - Сходил. Бабы его наверняка довели…
        Они просидели в приемном покое рядышком, плечом к плечу, почти всю ночь. Сержант и капитан. И всю ночь молчали. Трижды за это время звонил Собинов и дважды Варнавин. Дежурная медсестра выбегала из отделения и тихонько просила:
        - Товарищ капитан, вас к телефону требуют. Вы накиньте халат и проходите. Только каблуками сильно не стучите, больные уже спят.
        Он подходил и из раза в раз повторял:
        - Пока ничего не известно. Никто из хирургов не выходил. Есть, ждать!
        Наконец в приемный покой вышли сразу три врача. Устало посмотрели на вскочивших офицера и сержанта, с надеждой глядевших на них. Один, высокий в очках, спросил:
        - Это вы привезли женщину?
        - Да. Как она?
        - Жить будет, но детей никогда не сможет иметь.
        Олег вздохнул:
        - Вы Марине этого не говорите. Ладно? Это ее убьет. Она так мечтала о ребеночке.
        - Хорошо, не скажем.
        - Сколько она пролежит?
        - Дней десять, может больше. Мы начнем пропускать к ней посетителей не раньше, чем через трое суток. Сейчас я хотел бы услышать подробности смерти ребенка. Пройдемте в мой кабинет…
        Татарников рассказал врачу все, что видел сам. Тот покачал головой:
        - В таких случаях надо врача с собой брать сразу. Сколько ей лет?
        - Без двух недель восемнадцать.
        Глава 5
        Марина шагала по комнате уже больше двух часов. Она заперлась впервые за все время, что жила здесь. В дверь несколько раз стучали, но она не открыла, так как попросту не слышала стука. Тишина давила. Зябко обхватила себя руками за плечи с накинутой на них черной шалью. В ушах все еще звучал голос Собинова, заходившего к ней утром в сопровождении замполита и зачитавшего пришедшую неделю назад
“похоронку” и сопроводительную записку:
        - Капитан Степанов погиб на подходе к городу Баглан. Он возглавлял колонну с продуктами питания для афганского народа и наших солдат. Александр Сергеевич Степанов награжден орденом боевого Красного Знамени посмертно. Капитан Юрий Владимирович Лозовой пропал без вести. Его тело не обнаружено…
        Женщина остановилась на мгновение перед фотографией Саши с черной ленточкой на уголке. Снова принялась ходить. Она уже знала, что гроб с телом ее мужа захоронен в Каунасе по настоянию родителей Саши. От этого на сердце было еще больнее и горше. Прошло всего три дня, как ее выписали из больницы. Она не помнила, что приближается Новый год и ей сегодня исполнилось восемнадцать. Родители попытались поздравить с утра, но она строго взглянула на них и сказала:
        - Не надо! У меня больше нет дня рождения. Я умерла с ними: мужем и сыном.
        Елена Константиновна заплакала после ее слов и хотела обнять дочь, но та отстранилась. Ее глаза были сухи. Марина постарела за полмесяца лет на десять. Четкие морщины прослеживались на лбу и залегли в уголках рта. Она вдруг заметила себя в зеркале. Толстенная коса вилась светлой змеей по черному платку, накинутому на плечи. Волосы оставались такими же красивыми, как и при муже.
        Степанова с минуту смотрела на себя. Затем вытащила ножницы из серванта и в три приема обрезала косу до шеи. Посмотрела на непривычное отражение. Швырнула косу и ножницы на тумбочку у трюмо. Еще немного подумала. Накинув платок на голову, вышла на улицу, не обратив никакого внимания на мороз. Дошла до квартиры Варнавиных. Постучавшись, вошла внутрь. Навстречу выбежал маленький Димка. С криком:
        - Тетя Малина плисла!
        Развернулся и бросился в комнату. Вышла Лидия:
        - Проходи, Марина! Посиди с нами.
        - Нет. Мне бы с твоим поговорить…
        Варнавина обернулась в сторону комнаты:
        - Леш, Марина с тобой поговорить пришла.
        Замполит вышел в спортивном синем костюме и тапочках:
        - Присядь, Марина!
        - Нет, Алексей Михайлович, мне бы хотелось поговорить один на один. Вы не могли бы зайти?
        - Когда?
        - Желательно сегодня. И вообще, чем быстрее, тем лучше.
        - Пошли сейчас. - Натягивая бушлат, крикнул жене: - Лид, я у Марины!
        - Ладно.
        Степанова прошла в комнату. Указала замполиту на диван:
        - Разговор будет не из легких. Присаживайтесь…
        Дождалась, когда он устроится на диване. Встала посреди комнаты и попросила:
        - Отправьте меня в Афганистан. Я же прирожденный снайпер, мне Саша говорил. Это я его тренировала для соревнований. Спросите Татарникова, он скажет, как я стреляю. Он видел.
        Варнавин судорожно сглотнул и потер руки, словно они замерзли. Покачал головой:
        - Я не могу, Марина.
        Она, не мигая, смотрела ему в лицо. Твердо произнесла:
        - Можете. У вас связи в Москве и Генштабе. Мне Лида говорила. Отправьте. Я не хочу жить без него. Может хоть польза будет. Иначе однажды вытащите мое тело из петли.
        Слова были сказаны спокойно и обыденно. Уставшие глаза смотрели безо всякого выражения. Замполита мороз по коже пробрал, но он попытался снова отговорить ее:
        - Марина, тебе всего восемнадцать, а девушек в армию берут только в девятнадцать. Подожди годок, а за это время много воды утечет…
        Она не слушала и перебила:
        - Я прибавлю себе год. Все равно я выгляжу старой. Впрочем и чувствую себя тоже старой…
        Варнавин понял тщетность усилий и решился:
        - Надо будет проходить спецподготовку, а потом придется стрелять не по уткам, а по людям. Это страшно!
        - Согласна. Лишь бы не быть здесь.
        - Хорошо. Сейчас мы вместе с тобой съездим и позвоним из города в Москву. До меня дошли сведения, что формируют какое-то особое подразделение для Афганистана. Попробую устроить тебя туда, раз ты так настроена. Жаль, конечно, но я тебя тоже понимаю. Не хочу, чтоб Собинов и остальные узнали обо всем раньше времени. Они меня точно не поблагодарят…
        - А машина?
        - Я замполит, не забывай! Кашинцев на “Урале” увезет и командир не узнает. Только схожу переоденусь, да Лидию предупрежу. Одевайся пока. - Он встал и вдруг заметил лежавшую под зеркалом косу. Резко обернулся: - Маринка, ты что, волосы обстригла?!
        Такую роскошь не пожалела?
        Она безразлично поглядела на волосы:
        - Зачем они мне без него? Лишняя тяжесть.
        После Нового года родители провожали ее в Москву. Рядом столпились офицеры из части и двое друзей детства: Лешка и Витек. Побледневший Татарников не отрываясь смотрел ей в лицо. Его сердце разрывалось от боли. Мать плакала навзрыд, обхватив плечи дочери. Отец курил на автостанции сигарету за сигаретой и молчал. Одна Маринка была спокойна. Вполголоса утешала родителей и, чего давно не случалось, пыталась шутить. Официально она ехала служить связистом в одну из комендатур Москвы. Так она сказала родителям и в части. Правду знали только она и замполит. Варнавин помог ей поступить на службу и дал собственные рекомендации. Вдвоем они подделали подписи врачей на медицинской справке и даже печать. Она должна была пройти спецподготовку в одном из закрытых армейских подразделений, с последующей отправкой в Афганистан. Это был эксперимент.
        Подошел автобус. Марина поцеловала родителей, крепко прижав их на прощание, затем подошла к офицерам. Каждого обняла и поцеловала. Лешку и Витьку погладила по щекам кончиками пальцев и вдруг притиснула каждого так, что у парней захрустели кости. Оба с трудом сдерживали слезы, они все равно предательски поблескивали в уголках глаз. Олег незаметно сунул ей в руку записку. Она зажала ее в кулаке, слегка кивнув капитану.
        Подхватила чемодан с сумкой и вошла в автобус. Через минуту автостанция начала удаляться. С полминуты она еще видела офицеров, прижавшуюся к отцу мать, бегущих вслед старых приятелей. Когда город исчез, осторожно развернула записку Татарникова. В ней было всего несколько слов: “Я всегда буду ждать тебя”. Степанова слабо улыбнулась, свернула бумажку и спрятала в нагрудный карман куртки, рядом с документами.
        В марте 1981 года Усама отправился в Афганистан. Он привез в страну несколько десятков бульдозеров, строительных машин и автомобилей повышенной проходимости. Больше всего моджахедов восхитил сам двадцати двухлетний богач. Он, словно простой рабочий, вместе со всеми строил укрепления, прокладывал тропы и маскировал тайные пещеры в горах. От оружия, которое ему предлагали, он отказался, сказав:
        - Я добуду его в бою сам.
        И добыл в ближайшем сражении. На его деньги были наняты тысячи боевиков в Пакистане, Марокко, Ливии и других странах, где желающих хоть отбавляй.
        Более сорока человек вошли в его покои в Пешаваре и разместились вокруг на коврах и подушках, внимательно глядя на хозяина. Усама бен Ладен лично провожал обученных и экипированных на его деньги моджахедов в Афганистан. Им предстояло сражаться с русскими “кафирами”, вторгшимися в горную страну. Усама произнес короткую напутственную речь. Он говорил тихо, кратко и очень понятно. Даже безграмотные крестьяне поняли каждое слово.
        На другой день с Мариной долго разговаривал высокий крепкий и хмурый полковник. Расспрашивал обо всем: о детстве, о родителях, о коротком замужестве, о планах. Внимательно выслушивал ответы, что-то помечал в блокноте. Маринка говорила обо всем откровенно, ничего не скрывая и офицер мгновенно это почувствовал. Полковник Бредин по долгу службы часто сталкивался с искалеченными судьбами и Маринкина боль ему была понятна. Он понял даже ее стремление воевать в Афганистане и без страха принять смерть.
        Через сутки с ней говорили уже два полковника: Бредин и Горчаков. Рассказали о задуманном эксперименте: использовать подготовленных одиночек для розыска в афганских горах попавших в плен солдат и офицеров. Худощавый высокий Горчаков объяснил:
        - Не скроем, что считаем вас практически смертником. Шансов выбраться из каждой передряги будет немного. Потому и засекретили эксперимент. Стоит просочиться сведениям о подобной операции и… о последствиях можно лишь догадываться. Вам придется постоянно находиться в маске и изображать мужчину. Вы красивы и ухаживания будут неминуемы. Никто не должен видеть вашего лица. Согласны участвовать на таких условиях?
        Марина внимательно взглянула в лица офицеров по очереди и твердо ответила:
        - Да. У меня тоже есть условие: капитан Лозовой пропал 6 декабря прошлого года. Я хочу, чтобы первым мне поручили задание отыскать его. Он был другом моего мужа. Я хочу убедиться…
        Полковники переглянулись. Бредин сказал:
        - Мы не возражаем, хотя по нашим сведениям, капитана угнали в Пакистан. Если вы настаиваете, пусть это станет экзаменом. За это время мы попытаемся выяснить более точно, в каком именно районе он находится. Хотя предупреждаю, шансов выжить вообще нет, если вы проберетесь через границу. Работать будете под эгидой группы “Альфа”, но подчиняетесь только нам двоим. Спецгруппу мы предупредим о вас, они поддержат легенду. Связь через рацию по спецкоду. Командирам всех бригад, соединений и частей будет дан ваш позывной. Стоит его назвать и помощь будет оказана немедленно. В ваши дела им вмешиваться не рекомендуется, но вы можете привлечь их в случае крайней необходимости. Это все на ваше усмотрение. Сдерживать вас мы не будем. Решения зависят только от вас.
        Марину, по результатам собеседования, направили на ускоренные курсы в закрытый гарнизон. Теперь она постоянно ходила в маске с темной сеткой на месте рта и черных, плотно прилегающих очках. Откликалась на мужское имя, которое выбрала сама - “Искандер”. Ее начали учить стрелять из снайперской винтовки, автомата, пистолета. Через пару суток инструктора по стрельбе аттестовали ее, передав начальству, что стреляет она лучше их. Стрелков такого высокого класса, как она, в школе было не так много.
        Степанова перешла на изучение маскировки, рации, карт и ориентирование в горах. Одновременно обучали рукопашному бою и начальным навыкам альпинизма. Один из инструкторов в качестве дополнения научил ее метать ножи. Марина выкладывалась во время занятий до конца, но никогда не жаловалась.
        Прошло всего полтора месяца, а военный самолет уже нес ее в Таджикистан. Перед отлетом Степанова написала десятка полтора писем для родителей. Их должны были отсылать им регулярно, в ответ на приходящие из деревни письма. Теперь ей оставалось в одиночку отработать на местности полученные знания по топографии и закрепить уроки в боях.
        В легком кевларовом бронежилете, маске и очках, она была похожа на не высокого парня. Ее экипировка сильно отличалась от обычной армейской. Каждая мелочь была продумана. В рюкзаке лежала разобранная винтовка новейшей системы, маленький автомат, боеприпасы, сменная одежда, обувь, что-то завернутое в тряпку и сухпаек на пять дней. В общем, ничего лишнего.
        Чтобы не привлекать внимания к себе, как к женщине, в Афганистане и Таджикистане Марине рекомендовано было вообще не снимать маску и очки. Работать под видом парня, а если будет возможность, в парандже. Ее встретил коренастый невысокий таджик, посадил в машину, забросив вещи в багажник и через четыре часа доставил в Пяндж. За все время дороги он не произнес ни слова. Марина тоже молчала, смотрела сквозь очки на мелькавшие мимо скалы с редкой растительностью и думала о Саше. Она не хотела верить, что он погиб. Проскочив городок, на окраине, на узкой пустынной улочке проводник передал ее такому же молчаливому русскому в полевой форме без погон, кивнул и уехал. Мужчина спросил:
        - Искандер?
        Она кивнула, но не произнесла ни слова. Он вздохнул:
        - Пошли. Колонна ждет. Держите, просили передать…
        Она протянула руку в перчатке и забрала широкополую шляпу с полями цвета хаки. Спокойно натянула ее поверх маски. Проводник шагал быстро, но она не жаловалась и шла практически след в след. Метров через триста вышли к стоящей на дороге колонне из БТРов и машин. Впереди шумела река Пяндж. Рядом с первой машиной нервно прохаживался довольно рослый крепыш с погонами капитана.
        Солдаты с удивлением смотрели на странную фигуру в маске, выскользнувшую из-за каменной стены и протянувшую бумагу командиру. Тот прочитал, указав рукой на кабину. Парень одним легким жестом заставил капитана двинуться к водителю и легко заскочил внутрь первого “Урала” рядом с ним. Глаз из-под затемненных очков не было видно. Едва дверца захлопнулась и колонна тронулась в путь, из рюкзака был извлечен небольшой автомат, таких в войсках не было. Капитан и водитель покосились на “игрушку”, но ничего не сказали, так как были предупреждены.
        Не снимая перчаток, незнакомец вставил в автомат рожок, еще пару сунул в карман куртки. Забил несколько гранат в разные карманы. А потом, к удивлению капитана, повесил с обоих боков на ремень по пистолету ТТ в кобурах. И сделал это так профессионально, что офицер понял - он стреляет с обоих рук. Незнакомец достал карту из-за пазухи. Раскрыл ее и тихо спросил:
        - 6 декабря была обстреляна колонна с продовольствием, двигавшаяся на Баглан. Вы шли на другой день. Где это было?
        Протянул карту капитану. Тот минуты две всматривался в тоненькую ленточку дороги, удивляясь подробности рельефа. Затем ткнул пальцем в крошечный поворот:
        - Здесь. Слышали, что многих следом идущая колонна с артиллерией отбить успела. Остовы сгоревших машин до сих пор торчат на краю пропасти.
        - На этом месте я выйду. С той минуты вы должны забыть обо мне. Колонну не останавливать. На повороте она и так замедляет ход. Мне достаточно, чтоб сойти.
        Капитан не посмел возразить. Больше парень не произнес ни слова. Но если бы офицер только слышал, как толчками забилось сердце мнимого парня в этот момент…
        Часов через пять, проскочив через афганский город Кундуз, колонна подползла к указанному месту. Степанова несколько раз видела на дороге наши и афганские посты, ощетинившиеся пулеметами. Солдаты удивленно вглядывались в ее маску, но останавливать не стали из-за капитана рядом. Моторы надрывно ревели из-за разреженного воздуха. Извилистая лента дороги поднималась все выше. Заснеженные вершины, словно молчаливые стражи, пропускали колонну между собой. Пока было тихо.
        В том месте дорога проходила над обрывом и водители на повороте всегда жались к скале. Маринка выпрыгнула на ходу и мгновенно растянулась за камнем, словно растворилась. Колонна прошла мимо через пять минут и скрылась за поворотом. За это время она успела в бинокль осмотреть полуголые скалы, нависавшие над дорогой. Часть снега с них сдул ветер, а то, что оставалось, плотно осело в многочисленных трещинах и расщелинах.
        Едва борт последней машины исчез, девушка встала и сняв очки, принялась внимательно изучать обгоревшие остатки. Заглянула в пропасть, по дну которой протекала какая-то речка, пытаясь сообразить, куда могли утащить пленника или пленников. Она до сих пор не смирилась с мыслью и не верила, что муж погиб.
        Зашла за поворот. Подняв голову, принялась изучать обстановку - подняться наверх по такой круче мог только опытный альпинист. Она вернулась назад. Подошла поближе, разглядывая крутой грязно-серый склон. Вскоре обнаружила то, что искала. Наверх можно было подняться, и довольно легко, по узкой тропе, вьющейся по карнизу. Мимо нее можно было пройти и не заметить, если бы не навоз от осла…
        Женщина начала карабкаться наверх немедленно. Через сорок минут она лежала на скале, открыв рот под маской и осматривала окрестности. Немного отдохнув, пошла в ту сторону. Тропа вилась по горному отрогу, забираясь все выше. Вокруг лежал снег. Дышать становилось все тяжелее и Марине часто приходилось останавливаться из-за недостатка кислорода. Носом уже дважды начинала идти кровь. Она опускала голову к коленям, стараясь отдышаться. Приводила себя в норму и карабкалась дальше.
        Затем начала спускаться. Это было делать гораздо сложнее и не только из-за наступившей темноты. Вниз в горах вообще спускаться труднее. Во мраке она разыскала крошечную пещерку. Забилась туда. Накинула спальный мешок на плечи и продрожала до утра. Маринке было страшно и одиноко. Чужая горная страна пугала, она напоминала ей каменную пустыню. Яркие звезды висели так низко, что, казалось, протяни руку и достанешь. Зато тьма была словно жидкий черный бархат, разлитый вокруг. Перепад в температурах днем и ночью разительно отличался друг от друга. Но ни разу Маринка не пожалела о том, что пошла сюда. Она вдруг отчетливо вспомнила, как заблудилась в лесу в девять лет…
        Ушакова отправилась за грибами уже под вечер. Весь день было некогда: вместе с родителями сушила сено. Затем сгребали его, подтаскивали к вбитым в землю стожарам и метали стога. Хрупкую, но смышленую не по годам девчонку, отец попросил постоять на стогу и она согласилась, хотя более адской работы во время сенокоса не существует. Если, конечно, это не пасмурный день. В тот день стояла нестерпимая жара.
        Ребенок, находившийся еще ближе к солнцу, взмок уже через пять минут. Но Маринка не жаловалась и деловито указывала граблями, куда кинуть очередной навильник сена. Старательно утаптывала, подпрыгивая на каждом месте по несколько раз и снова командовала, изредка оглядывая окрестности. Приятели куда-то исчезли и это ее беспокоило. Будь она свободна, тут же бы кинулась на поиски.
        Мать и отец работали слаженно. Елена Константиновна подгребала сено, а Иван Николаевич собирал вилами, подносил к стогу и забрасывал наверх. За каких-то три часа они втроем сметали два стога. Немного помогла бабушка Дуня, мать Ивана Николаевича, заглянувшая к Ушаковым. Но она пришла, когда второй стог был почти полностью закончен. Маринка убежала купаться, чтобы смыть сенную труху с нестерпимо зудевшего тела. Затем решила сходить в лес. Родители попытались отговорить:
        - Маринка, поздно уже. Иди завтра с утра.
        Дочь сцапала корзинку с моста и на ходу натягивая легкую куртку, выпалила:
        - Да я всего на часок!
        И заблудилась. Часа два она пробегала по лесу, пытаясь выбраться. Даже поплакала немного. Потом взяла себя в руки и спокойно устроилась на ночлег под нависавшими лапами ели. В быстро сгущающихся в лесу сумерках натаскала для подстилки мха и продремала до рассвета, подтянув коленки к груди, чтоб было не так холодно. В четыре утра она разыскала дорогу домой и в пять спала дома в собственной постели. В ту далекую ночь ей тоже было одиноко и страшно…
        Этот отдых, пусть и без сна, придал ей немного силы. Едва забрезжил рассвет, Марина тронулась в путь, часто осматриваясь в бинокль. Двое суток прошли относительно спокойно. Если не считать, что раз двадцать ей приходилось прятаться от идущих навстречу или обгоняющих ее людей. Она то спускалась вниз, то поднималась наверх, обходила селения и отдельные группы глинобитных жилищ. Большинство из них было не отмечено на карте. Даже не заметила, как вторглась на территорию Пакистана. Никто пока не обнаружил ее присутствия и это несколько ободряло.
        Иногда скалы приходилось преодолевать с помощью веревок и альпийского снаряжения. Это было ей внове, но виденные в учебке фильмы о горном альпинизме, в чем-то все же помогали ей. Сухпаек подходил к концу и она думала об этом со страхом.
        Рано утром на третий день Марина наткнулась на спящую в снегу горную куропатку. Птица не успела взлететь и поплатилась жизнью. Женщина сцапала ее и мгновенно свернула шею. Найдя укромное местечко и немного хвороста из пары искореженных сосенок, она развела костерок и принялась обжаривать птицу. Большого опыта в этом деле не было и хвороста не хватило. Степанова вынуждена была съесть половину добычи полусырой. Вторую половину захватила с собой. Тщательно спрятала под камнями кости и перья. Завалила щебнем и камнями место кострища, сверху накидала ледышек и спрессованного снега. Оглядевшись в бинокль, тронулась в путь с новыми силами.
        Неожиданно, ближе к вечеру на четвертый день, она наткнулась на пещеры в скалах. Рядом со входами сгрудились маленькие ослики. Время от времени какой-нибудь из них принимался истошно орать и бандиты хлестали бедное животное прутьями, стараясь заставить замолчать. Бородачи в чалмах и странных развевающихся одеждах: поверх длинных рубах и белых шаровар были надеты обычные пиджаки и армейские куртки, таскали из пещер ящики и коробки. Грузили их на осликов и сразу отводили животных в сторону, выстраивая в караван. Через несколько минут обоз двинулся в сторону Маринки и ей пришлось в срочном порядке искать укрытие.
        Ослики процокали копытцами по камням и льду, гортанный говор стих вдали. Она с трудом выбралась из тупика в камнях, куда забилась и снова принялась изучать пещеры в бинокль. Там оставались люди, но сколько их было, она не знала. В загоне рядом оставалось еще несколько осликов. То и дело из широких пастей появлялись бородачи. Она запоминала их, стараясь подсчитать. Обойти внутренности пещер днем казалось невозможным делом.
        Женщина решила понаблюдать. За полтора часа она не нашла ни одного часового.
“Пещерные люди” никого не боялись, нападение на территории Пакистана их явно не страшило. Из глубины донесся крик боли. Она попыталась на слух определить, откуда. Крик повторился. Он шел из третьей, самой широкой пещеры.
        Степанова хотела сразу броситься на помощь, но вспомнила то, чему ее учили. Отползла в сторону. Спрятала рюкзак и начала спускаться к пещерам сбоку. Автомат передвинула за спину. Ботинки на мягкой и не скользящей подошве ступали по камням бесшумно. Она только боялась, как бы камень не выскочил из-под ступни. Старалась изо всех сил и ей почти удалось спуститься.
        Неожиданно из третьей пещеры выбрался здоровенный тип с повязкой на глазу. Из второй пещеры вышел еще один. Они заговорили между собой. Марина замерла, распластавшись всего в каком-то десятке метров. Но афганцы в ее сторону даже не повернулись. Поговорив, снова разошлись по пещерам. Степанова пожалела, что не знает языка и вновь начала спускаться. Возле входа в первую пещеру лежало множество камней. Укрываясь за ними, она ползком проникла в темноту.
        Медленно встала. Сняла очки и спрятала их в карман на груди. Шла очень долго, касаясь руками левой стороны и тщательно ощупывая ногами пол. Ее предупреждали, что такие пещеры таят в себе множество неприятных сюрпризов: обрывы и трещины в полу. Своды пещеры то расширялись, то становились такими низкими, что она шла, согнувшись почти пополам. Ощупывала камень руками и двигалась все дальше. Вначале она почувствовала даже через маску ветерок, пробежавший по лицу, а затем в глубине забрезжил свет. Она так и ахнула, когда дошла: узкий, еле-еле протиснуться, лаз, выводил прямехонько на другую сторону горного отрога. Чуть заметная тропа уходила вниз. Далеко на юге, километрах в десяти виднелось какое-то селение.
        Марина повернула назад и теперь шагала по правой стороне, стараясь обнаружить отводки, но их не было. Зато у стены, неподалеку от щели, нашла деревянные ящики с оружием и минами, цинки с боеприпасами и еще что-то в картонных коробках. Принялась ощупывать арсенал руками. Нашла пару факелов из горной сосны.
        Неожиданно свет за спиной исчез, кто-то пролезал внутрь пещеры. Маринка резво откатилась к левой стороне и нащупала рукоятку ножа. Мужчина шел и что-то спрашивал время от времени. Возле ящиков включил электрический фонарик. Собирался осветить все вокруг, но не успел - в горло по самую рукоятку вошел нож.
        Марина придержала падавшее тело, на лету забрала фонарик и выключила его. Выдернула нож и обтерев его об одежду убитого, спрятала труп за ящиками. Вновь направилась к лазу. Выбралась наружу и принялась искать. Логично было предположить, что и у остальных пещер может оказаться выход на поверхность. Вскоре она наткнулась на еще один лаз. Полузасыпанная камнями и снегом щель была уже первой и больше напоминала трещину в скале. Марина прошла мимо, но затем вернулась. Ее привлекла темнота внутри и развороченный рядом снег.
        В трещину можно было протиснуться лишь боком. Лезть внутрь пещеры не хотелось. Страшила неизвестность, притаившаяся в темноте, но она все же начала протискиваться. Решив - если погибать, так сразу. Метра через четыре каменные стены раздвинулись. Женщина прижалась к стене и в слабом свете лаза попыталась определить, что там дальше.
        Впереди тоже что-то светилось. Свет колебался и она сообразила, что это костер. Достав из кармана брюк глушитель, осторожно навинтила на ствол автомата. Потом передумала. Приподняв куртку с бронежилетом вытащила брезентовый пенал с метательными ножами. Начала приближаться к костру. Издали заметила: возле него сидело на корточках четверо бородачей. Один из них что-то помешивал в котелке. Одноглазого громилы среди них не было. Пещера оказалась широкой. Возле стен в слабом свете виднелись разложенные спальники. В двух местах вправо уходили отводки. В сторону входа из-за прочных каменных брустверов глядело два крупнокалиберных пулемета. Со стороны узкого лаза ничего не было.
        Марина подумала: “М-да! Сунься с этой стороны и от тела только ошметки останутся. Никакой бронежилет не спасет”. Она стояла и раздумывала, что ей делать. Добежать до костра, чтобы расправиться с афганцами она не успевала. Ее успели бы изрешетить из автоматов. Стрелять из автомата? Даже с глушителем будет слышно. Отсутствие одноглазого беспокоило. Сколько их тут в действительности?
        Неожиданно все четверо встали. Из рюкзаков появились коврики. Оружие сложили у стены. Раскатав коврики на каменном полу, мужчины встали на колени и оглаживая бороды руками, принялись за вечернюю молитву. Это был крошечный шанс. Убивать не хотелось, но выхода не было. Марина сосредоточилась, стараясь унять дрожь в руках. Осторожно вышла из-за поворота и подкралась к бородачам поближе. До крайних мужчин оставалось не более трех метров. Два ножа взвились в воздух и двое упали ничком с ножами в спинах. Двое молившихся оглянулись на шум, чтобы через мгновение рухнуть на коврики, схватившись за горло.
        Убедившись, что все четверо мертвы, собрала ножи и юркнула в ближайший проход. Метров через пять уткнулась в стену. Пришлось вернуться. Мысленно чертыхаясь, она скользнула в проход рядом. Прошла метров сорок, когда проход начал резко расширяться, а она едва не провалилась в яму в каменном полу. Занесенная нога не нашла пола и она успела отшатнуться назад. Встав на коленки, ощупала дыру. Затем, прижавшись к стене спиной, обошла опасное место. Глаза начали привыкать к темноте и она даже различала отдельные камни у стен. Свет, хоть и слабенький, откуда-то все же пробивался. Маринка торопилась и вдруг, выскочив из-за нового поворота, наткнулась на металлическую клетку. Там кто-то был. Прятаться было поздно. Она пошла ва-банк, спросив чуть слышно по-русски:
        - Кто здесь?
        Удивленный голос шепотом ответил:
        - Свои.
        - Сколько в пещере афганцев?
        - Семеро.
        - А вне ее?
        - Не знаю. По-моему все здесь. В соседней правда еще имеются…
        - Уже нет.
        Она скользнула дальше. Молитва закончилась. Бородачи сворачивали коврики. Их было семь. Терять время Маринка не стала. Не сбавляя шага выскочила на открытое пространство, нажав на курок. Длинная очередь перечеркнула семь жизней пополам. Короткой перебежкой добралась до выхода из пещеры. Вокруг никого не было.
        Вернулась в пещеру и только тут, возле входа в отводок, заметила прикованного к скале короткой цепью пленника. С ужасом узнала в нем Лозового. Оборванный и грязный, со свежей запекшейся кровью на лице, он уже не напоминал того бравого офицера, что она знала. Только глаза остались прежними, синими и блестящими. Мужчина смотрел на нее, прижавшись к камню спиной. Она не боялась, что в полумраке приятель узнает ее по глазам и подошла вплотную. Юрий шарахнулся в сторону. Тщательно скрывая дрожь в голосе, она хрипло сказала:
        - Я русский. Ключ у кого?
        - У одноглазого.
        Освободить парня было делом нескольких минут. Лозовой кинулся к автоматам афганцев. Схватил сразу два. Обернулся:
        - Там двое солдат в клетке.
        - Знаю. Сейчас и их вызволим.
        Направилась в отводок. Ощупью нашла замок. Попросив парней отойти в угол, достала пистолет и выстрелила по механизму, не теряя времени на поиски ключа. Одним ударом ноги сшибла запор:
        - Выходите. Подкрепитесь, оденьтесь потеплее во что найдете и пошли отсюда.
        Лозовой сказал обреченно:
        - Куда? Мы в Пакистане. Как ты сюда попал, вот вопрос?
        - Умные люди прислали освободить вас, капитан Лозовой.
        Юрка аж подскочил:
        - Ты меня знаешь?
        - Нет. Видел фото. Заберите всю еду, что найдете. Пулеметы в соседней пещере тоже забирайте. Только по проходу осторожнее - там яма. Прижимайтесь к стене справа. Увязывайте все в коврики. Погрузимся и пойдем. Я сейчас приведу несколько осликов, видел рядом с пещерой в загоне. Вам не дойти, поедете на них.
        - Ты знаешь, куда идти?
        - Если бы не знал, не говорил бы.
        - Как тебя звать?
        - Искандер.
        - Странное имя.
        - Ничуть. По-русски звучит, как Саша.
        Юрий заметно вздрогнул и попытался заглянуть ей в лицо. Марина отвернулась в тень. Вышла из пещеры и вскоре загнала в нее шесть осликов. Не теряя времени, начала грузить на них все, что могло пригодиться в дороге.
        За это время Лозовой и солдаты успели сбросить лохмотья и переодеться в найденную в чужих рюкзаках одежду афганцев. Умылись и привели себя в более-менее приличный вид. Отросшие бороды и лохматые грязные волосы они решили подстричь, когда доберутся до своих. Съели ужин, который духи варили для себя и повеселели. С оружием в руках они чувствовали себя намного увереннее. Юрий вновь обрел способность шутить. Оглядел себя в догорающем свете костра и хмыкнул:
        - Так даже легче будет пройти. Чем не афганцы? Духи за своих в сумерках принять могут. Одни рыжие бороды чего стоят!
        Выйдя из пещеры, Марина надела очки и обернулась. В свете затухающего дня заметила, как исхудал и постарел друг мужа. На заострившемся лице появилась пара шрамов. Сразу спрашивать о Саше она не решилась, чтоб не насторожить. Солдаты остановились на выходе и в свете догорающего дня разглядывали ее необычайное вооружение и бронежилет. Марина вытащила карту и принялась изучать маршрут. Лозовой заглянул через плечо:
        - Хорошая карта. Когда мы в колонне шли, таких еще не выпускали.
        Она кивнула:
        - Не плохая, но не точностей тоже масса. Садитесь на ослика. Не бойтесь, они выносливые. Пора трогаться.
        - Я немного пройдусь. Ноги отвыкли от ходьбы.
        - Сколько вы просидели на цепи?
        - Месяц. Хотели, чтобы я попросил политического убежища в США и рассказал о зверствах русских в Кабуле.
        Марина под маской усмехнулась:
        - Ясно. Старая песня!
        - Почему ты в маске и очках?
        - Меня изуродовало при взрыве.
        - Извини…
        Лозовой все же решил не рисковать и сел верхом на ослика. Ноги мужчины ослабели от постоянной неподвижности, голод и издевательства истощили силы и он понимал, что долго идти не сможет. Солдаты выглядели еще хуже. Подъем сил от радости, что они свободны, быстро иссяк. Трое мужчин, сгорбившись, сидели на осликах. Марина оглядела их и поняла, что ей предстоит очень трудная дорога назад.
        Она еще немного подумала. Прикинула по карте расстояние до ближайшей тропы через Гиндукуш и решительно направилась туда, держа за уздечку первого ослика. Этот путь был гораздо труднее, но зато и вероятности, что они наткнутся на отряд моджахедов было меньше. Шла почти целую ночь. Изредка останавливалась, чтобы посмотреть на мужчин и заставить их пройтись немного пешком. Это она делала с целью, чтоб они не замерзли. Горы становились все выше, а воздух все холоднее. Резкий ледяной ветер играл полами широких одежд, забираясь под надетые сверху армейские куртки. Вокруг лежал снег.
        Под утро Степанова устроила привал в нагромождении камней у крошечного горного ручейка. Вокруг торчало с десяток искривленных и уродливых горных сосенок. Стреножив осликов, чтоб не разбрелись и накинув каждому на спину по коврику, она отпустила их пастись. Животные с жадностью накинулись на зеленые сосновые ветки. Общипывали их, чуть похрустывая тонкими веточками. Вытащила из рюкзака продукты. Каждому мужчине вручила по брикету обезвоженного мясного концентрата от оставшегося сухпайка, приказала:
        - Это можно есть сухим, только обязательно запейте водой. Потом спать и набираться сил. Через три часа мы тронемся дальше. Будем идти целый день, если конечно не появятся непредвиденные ситуации… - Развязала оружие, пока они ели и сложила коврики один на другой. Сверху кинула большую кошму. Раскинула собственный спальник: - Вот вам еще мой спальник, в него влезете вдвоем. Он достаточно просторен, а вы исхудавшие…
        Бен Ладен разбирался не только в строительстве и менеджменте. В последнее время он начал прекрасно разбираться в разных видах современных вооружений. У него оказалась способность к иностранным языкам, глубокие знания политики и экономики различных стран. Особенно его интересует Америка. Разведчиков из ЦРУ молодой богатый “Буратино” тоже заинтересовал. Вскоре араб начал работу на разведуправление США. Через Интернет Усама общается со своими агентами, проживающими практически во всех странах мира, по специальному коду. Он отчетливо понимает, что именно США дадут ему возможность в кратчайшие сроки достигнуть той вершины власти, которой он так жаждет.
        Ему принадлежит множество торговых фирм по всему миру, которые приносят ежегодно баснословные прибыли. Он не гнушается ничем, будь это производство кунжутного масла или продажа наркотиков. Сидя за компьютером отправляет указания, что делать в том или ином случае…
        Днем стало немного теплее и мужчины чуть оживились. К вечеру снова похолодало. К темноте они дошли до границы Пакистана и вторглись на территорию Афганистана, так никого и не встретив. До российско-таджикской границы оставалось около сорока километров. Самых тяжелых и опасных. Надо было перейти через горный перевал, видневшийся вдали. Подняться на заснеженную высоту около семи тысяч метров над уровнем моря, а затем спуститься. Измученные люди почти падали со спин таких же уставших животных.
        Степанова остановила маленький караван и принялась искать место для ночлега. Небольшая площадка с несколькими искривленными сосенками и какой-то прошлогодней клочковатой травой, ее вполне устроила. Обороняться тут не представляло труда. Нависшая скала надежно защищала от нападения сверху и частично от ветра. Она вернулась на тропу и повела группу за собой в сторону. Сама сбросила с животных поклажу. Раскинула спальник и коврики, приказала:
        - Всем поесть и спать!
        Лозовой возразил:
        - А ты? Ты же не отдыхал совсем.
        - Мне не привыкать. Я посторожу. Выполняйте приказ, капитан. Завтра утром в течение двух часов караван вести вам одному. Объясню потом. Спать!
        Солдаты и офицер наскоро перекусили лепешками и вяленым вонючим ослиным мясом. За неимением лучшего даже эта скудная еда показалась царской. Попадали на спальники, мгновенно уснули. Маринка вздохнула и принялась стреноживать осликов, укрывая их от ветра ковриками. Отпустила их попастись. Голодные, уставшие животные с жадностью щипали рыжую траву и зеленые ветки сосны. Потом она напоила их по очереди водой из захваченных бурдюков, налив ее в котелок. Поглаживала бархатные мордочки рукой, стащив наконец перчатку. Ослики, словно в благодарность, старались прихватить ее пальцы губами и облизывали их. Женщина немного посидела в темноте. Все тело болело от усталости. Перед глазами мелькали картины из детства…
        Вот она маленькая идет с отцом на рыбалку, уцепившись ручонкой за его большой палец. На ней светленькое платьице с синими васильками, на подоле и на рукавчиках-фонариках оборка из тонкой тесьмы. На голове белая панамка с полями и торчит коротенький золотистый хвостик с большущим, не очень-то красивым бантом, сделанным руками отца. Во второй руке зажато металлическое синенькое ведерко. У отца две удочки и рюкзак на плече. Они о чем-то разговаривают. Отец часто смеется. Вокруг колосится рожь, а в ней васильки. И вся эта ярко-желтая нива колышется от ветра, словно волны в море. Вдали темнеет гряда леса. Светит солнышко и Маринке жарко…
        Почувствовав, что засыпает, встала и направилась в сторону перевала, не смотря на гудевшие ноги. Поднялась метров на триста, когда расслышала впереди голоса. Она начала подкрадываться ближе и едва не закричала от радости: говорили по-русски.
        - Фарид, тебе девчонка что пишет?
        Голос с акцентом ответил:
        - Ждет. Просит беречь себя. Гульнара красивая! А как танцует! Руки словно крылья у птицы. А у тебя, Вить, есть девушка?
        Послышался вздох:
        - Была. Я в армию, а она за другого замуж вышла.
        - Плохо, когда девушка так поступает. Ты ее любил?
        - Даже и не знаю… Вроде да, а когда письмо получил последнее, даже легче стало. Мне вообще-то ее подружка нравилась, а та с моим другом встречалась.
        Маринка не знала, что предпринять: если она пойдет открыто, солдаты могли открыть огонь на поражение. Обойти не представлялось возможным. Укрытие у них было идеальным и она порадовалась выучке командира. Немного подумала и тихо сказала в тишине:
        - Ребята, не стреляйте! Я русский и давно слушаю ваш разговор…
        Голоса смолкли. Настороженный голос спросил:
        - Ты где?
        - В десяти метрах. - Они молчали. Тогда Марина приказала: - Один идет к командиру и говорит: “Искандер просит помощи”. Запомнил? До тех пор я буду лежать здесь.
        Наверху послышалась возня и чуть слышный шепот. Потом легкие шаги и все стихло. Прошло минут пять. Сверху раздался незнакомый голос:
        - Искандер, вы еще здесь?
        Она отозвалась:
        - Да.
        - Майор Колмаков. Меня предупредили о вашем возможном появлении. Поднимитесь, пожалуйста, я вас не вижу. Что вы хотите?
        Марина встала в полный рост и начала подниматься наверх:
        - Я привел наших ребят, угнанных в Пакистан два с половиной месяца назад. Их трое: офицер и два солдата. Они истощены и обессилели окончательно. Находятся в полукилометре внизу. Заберите их и переправьте на Родину. Лучше идти сейчас, к утру я хотел бы уйти. Мне срочно нужна связь. Еще одно, вы не могли бы поделиться со мной продуктами?
        - Рация в палатке, можете пройти прямо сейчас. Сколько продуктов вам надо?
        - Сухпаек на пять суток и если можно, пару банок консервов. Я провожу ваших солдат к ребятам. Там шесть осликов и груз из пулеметов и боеприпасов. Животных можно обратить в мясо, если хотите.
        Поравнялась с майором. Вместе направились в лагерь десантников. Офицер объяснил:
        - Все, что вы просите, найдем. Консервов пять банок дадим. Подождите минутку… - Зашли в палатку. Майор попытался рассмотреть лицо незнакомца. Увидев маску и надвинутую на глаза широкополую шляпу, оставил попытки. Спросил: - Сколько вы шли из Пакистана?
        - Вышли вчера вечером. Шли почти всю ночь, затем целый день. Переправились через какую-то реку в Пакистане вброд. Выбора не было. Часа два назад остановились на привал. Мои подопечные спят. Они замерзли и ослабели. Не могли бы вы выйти и дать мне возможность связаться с начальством? - Колмаков кивнул и исчез. Степанова уверенно настроилась на нужную волну и дважды повторила: - Искандер вызывает Альфу!
        Минут через пять ей ответил полковник Горчаков:
        - Альфа на связи. Что у вас, Искандер?
        - Пленники из Пакистана доставлены: капитан Лозовой и два солдата. Нахожусь на перевале Гиндукуш, в одном из десантных отрядов. Оставлю их здесь. Направление на Баглан. Свяжусь с вами оттуда.
        Отключив рацию, сбила настройку и вышла из палатки. Майор ждал с семью солдатами. Она уверенно повела их вниз. По дороге расспрашивала майора, как они попали на перевал. Лозовой и солдаты спали. Степанова осторожно разбудила капитана:
        - Юрий, это командир десантников. Они лишь вчера оседлали перевал. На наше счастье. Я оставляю вас здесь, но прежде, чем уйти, хотел бы поговорить с вами. Понимаю, что устали. Надо! Отойдем? - Мужчина шагнул следом за ней. Десантники нагружали ослов. Марина остановилась метрах в сорока ото всех: - Кто еще спасся из той колонны, вы не знаете? Кто был командиром?
        Лозовой опустил голову и тяжело задышал, словно ему не хватало воздуха:
        - Мой друг, капитан Александр Степанов был командиром. Шел на первой машине. Из гранатомета подбили. Не успел даже выскочить, сгорел. Сам видел. Я был в последней. Пытался организовать оборону, а духи нас сверху из пулеметов расстреливали. Солдаты не обстрелянные, мечутся, крик стоит! Попытался их вокруг собрать. А тут ранили. Сознание потерял. Эти солдаты из той колонны. В плен, по-моему, взяли только нас. Других, во всяком случае, я не видел. Вот так…
        Маринка сглотнула подступивший к горлу комок и сдержала слезы. На сердце стало пусто. Спокойно повернулась:
        - Спасибо за рассказ. Я вам небольшой подарок оставил. У вас в сумке с магазинами лежит. Дайте слово, что откроете сумку только в лагере десантников?
        Он кивнул:
        - Хорошо. Даю слово.
        - Тогда прощайте, капитан Лозовой. Берегите себя и больше в плен не попадайте.
        Он протянул руку, но она не подала и извинилась:
        - Руку в перчатке не подают, это похоже на обман, а снять ее я не могу. Простите! Прощайте и помните об обещании…
        - Спасибо вам, Искандер!
        Степанова неопределенно пожала плечами и решительно направилась в лагерь. Попрощалась со спасенными солдатами. Забила принесенные десантниками продукты в рюкзак. Легко забросила его на плечо, кивнула майору и направилась наверх. Прошла мимо раскинувшегося лагеря десантников, перевалила через хребет и исчезла из виду. Маленький караван через несколько минут отправился следом.
        Лозовой посмотрел вверх и никого не увидел. Он не знал, что всего в трехстах метрах с другой стороны горы лежала Маринка. Стащив маску и уткнувшись в обледеневшие камни лицом, она беззвучно рыдала. Ее надежда найти живого Сашу погасла после рассказа Юрия. Спокойствие слишком дорого далось ей при разговоре с Лозовым. Караван через двадцать минут был наверху. Сгоравший от любопытства капитан сунул руку в сумку и наткнулся на что-то мягкое. Отвернувшись от остальных, он вытащил длинную светлую косу и едва не заорал от боли в груди, узнав ее. Прошептал:
        - Маринка! Это была ты…
        Спрятал волосы назад. Шатаясь, вышел из палатки и присев рядом на корточки беззвучно заплакал, уткнувшись лицом в колени. Шагнувший следом майор не рискнул утешать его, решив, что он плачет, радуясь свободе. Развернулся и ушел. Выплакав горе от потери друга, Юрий неожиданно задумался: “Маринка здесь? Как она попала сюда? Не может такого быть! Это мистификация”. Сунул руку в сумку и вновь почувствовал мягкость и теплоту сплетенной косы. Он не однажды незаметно касался ее когда-то и помнил те ощущения. Лозовой был уверен, что это Маринкины волосы и твердо решил:
        - Я узнаю правду! Вернусь в Афган, чтобы найти Искандера!
        Слова вырвались вслух и десантник услышал:
        - Кого найдете?
        - Искандера.
        Про себя подумал: “Раз Марина не хочет, чтоб ее знали, как женщину, то и я не вправе разоблачать”. Майор, подумав, ответил:
        - Не легко тебе будет это сделать, капитан…
        - Почему?
        - Он из спецвойск. Засекреченный. Видел, в маске ходит? Никто лица не знает. К тому же на месте не сидит. Сегодня он на Гиндукуше, а завтра может объявиться где-то в Герате или Кандагаре! Это мы с тобой к части привязаны, а он перемещается постоянно. Все командиры оповещены о нем.
        Лозовой снова задумался: “Как Маринка могла попасть в спецвойска? А ребенок? Где он? Это не она! Просто передала свою косу кому-то, чтобы мне отдали при встрече. С горя обрезала. Точно! Маринка никогда не смогла бы бросить ребенка от Степанова. К тому же голос не ее”.
        Марина выплакала горе от потери мужа вторично. Вновь натянула маску на лицо и начала спускаться вниз. Холодный ветер бил ее в спину, словно торопя идти вперед. По глухому ущелью, поминутно рискуя нарваться на духов или сорваться в пропасть, она направилась к дороге, ведущей в Баглан. К уже знакомому повороту. Ущелье оказалось коротким. Она внимательно оглядела серые склоны вокруг. Разыскала знакомую тропу, петлявшую по отрогу и спустилась к дороге. Обратный путь занял два дня.
        Вокруг было пустынно. Женщина, не заметив движения, спустилась вниз. Подошла к первой обгоревшей машине у самого поворота. Долго глядела на место рядом с водителем и что-то невнятно шептала. Остов еле держался на краю пропасти. Степанова подошла и упершись плечом в ржавый металл, столкнула искореженное железо в пропасть. Посмотрела вслед и с тоской сказала:
        - Прощай, Саша! Я теперь - Искандер!
        Затем еще раз оглядела склоны в бинокль и принялась носить на то место, где стоял остов, камни, которые сумела поднять. Она выкладывала пирамиду метра в полтора высотой. Из светлых камушков, с кулак величиной, выложила на пирамиде православный крест и надпись: “Капитан Степанов”. Трудилась часа два. Перекрестилась, стащив на минуту маску и не оборачиваясь, направилась по дороге в Баглан.
        Через час после ее ухода по дороге шла колонна из Союза. Большинство водителей уже не первый раз ехали по ней. Неизвестно откуда взявшаяся пирамида заставила водителей нажать на клаксоны и оповестить застывшие горы о новой могиле. Офицер, возглавлявший колонну, снял шапку, глядя на надпись. Спросил:
        - Позавчера ехали, вроде не было ничего или было?
        Солдат водитель качнул головой:
        - Не было! Здесь стараются не останавливаться. Опасное место!
        - Значит, кто-то остановился… Тот, кто знал этого капитана Степанова. Прибудем в Баглан, спросим, чьи колонны проходили вчера и сегодня!
        Глава 6
        Марина до Баглана в этот день так и не добралась. Ее отвлек одинокий выстрел, раздавшийся неподалеку. Спрятавшись у подножия скалы, женщина за пару минут собрала снайперскую винтовку. Протерла оптику и вставила обойму. Закинув оружие за спину, подошла к каменной стене. Цепляясь пальцами за крошечные выступы в скале, поднималась наверх, чтобы оглядеть окрестности с высоты.
        Через полчаса она лежала на плоской вершине невысокой серой скалы с искрящейся на солнце слюдой. В бинокль изучала окрестности. Солнце пригревало спину. Ветра почти не было и ей пришлось расстегнуть бушлат, чтоб немного проветрить тело. В каком-то километре внизу раскинулось не большое селение. Десятка два плоских глинобитных крыш, а во дворах по три-четыре дерева с голыми сучьями. Выстрел прозвучал с этой стороны.
        По улице двигалась толпа. У большинства на груди висели автоматы Калашникова. Марина удивилась: “Откуда у них столько нашего оружия?”. Кое у кого за плечами висели старинные ружья и винтовки, примерно конца прошлого века. Степанова повела биноклем вглубь толпы: бородачи с оружием тащили к центру селения парня и девушку. Они явно были афганцами, только на девушке не было паранджи и была она в брючках и рубашке. А еще у обоих были ярко-красные банты на груди. Оба были без верхней теплой одежды.
        Девушку тащил бородатый неопрятный мужчина. Его нижняя рубаха была сплошь в грязных сальных пятнах. Сверху напялен распахнутый солдатский бушлат. Он украдкой, женщина видела это через оптику, хватался девушке за грудь и она отталкивал его руку. Степанова поняла, что это бандиты. Прицелилась в нахального бородача. Дождалась, когда он приблизится еще метров на сто. Поймала в прицел лоб и плавно нажала на спуск. Наглец рухнул. Толпа отшатнулась и начала разбегаться. Парень и девушка, почувствовав свободу, бросились бежать. Степанова сняла еще одного бородача, приподнявшегося для выстрела по беглецам. Молодежь прыгнула за дувал и затаилась там, чтобы перевести дух.
        Парень внимательно смотрел в сторону скалы. Степанова приподнялась и махнула ему рукой. Тот заметил. В окуляр женщина видела, как он что-то сказал своей спутнице. Схватил ее за руку и потащил к скале. Марине пришлось убить еще двух бандитов. Остальные затаились, сообразив, что со снайпером шутки плохи. Оценили и выгодную позицию.
        На пути у бывших пленников находились кустарниковые заросли, подходившие почти к самой вершине скалы. Несмотря на то, что ветки были еще голые, это все равно мешало прицеливаться и создавало какое-никакое, но укрытие. Маринка смотрела, как они поднимаются, одновременно контролируя вооруженную толпу внизу. Ей пришлось стрелять еще дважды и снова точно в цель. Душманам это не понравилось, но расстояние для открытия автоматного огня было слишком велико. Они попытались стрелять по ней из винтовок. Быстро поняли бесполезность попыток. Перебежками старались подобраться поближе. Марина встретила их новыми выстрелами.
        Когда в грязи растянулось еще двое, остальные бородачи задумались. Снайпер подобного класса, да еще и со стороны русских - такое было впервые. Парень и девушка находились уже метрах в ста от вершины. Степанова разглядела, что рука парня висит плетью, по пальцам течет кровь и он с трудом карабкается наверх. Лицо девушки тоже разбито и на белой блузке с красным бантом полно кровавых пятен. Она подпустила их еще на семьдесят метров и по-русски крикнула:
        - Стоять! Кто вы?
        С сильным акцентом парень объяснил:
        - Агитаторы из Кабула, Нафтулла и Хасан. Моджахеды схватили, шофера убили. Нас хотели забить камнями. Не стреляй, сарбаз!
        - Откуда русский знаешь?
        - Мы в Москве в медицинском институте учились три года, пока здесь революция не началась. Родители потребовали вернуться.
        - Хорошо, идите сюда. - Увидев лицо в маске, афганцы отшатнулись, но женщина успокоила: - У меня лицо изуродовано. Это чтоб не пугать!
        На вид обоим было не больше двадцати. Иссиня-черные волосы девушки подстрижены и слегка вились. Тонкое лицо парня гладко выбрито. Марина бросила девушке бинт:
        - Перевяжи напарника, а я этих приятелей погоняю немного. Тропы вокруг знаете?
        Ответила Нафтулла, перетягивая руку Хасана:
        - Нет. Мы городские. Родились в Кабуле.
        Марина вздохнула:
        - Ясно. Тогда придется мне путь выбирать. Нафтулла, ты стрелять умеешь?
        - Плохо. А что?
        - Пока я карту изучаю, надо за типами внизу последить.
        - Только это? Послежу!
        Агитаторша улеглась за камнем. Степанова уселась рядом, привалившись спиной к скале, изучала карту. Подняла голову со вздохом:
        - Ну, вот что, ребята… Надо нам отсюда выбираться, пока они тяжелую артиллерию не притащили, типа гранатомета. Хасан, автомат сможешь использовать при случае?
        - Смогу.
        - Тогда забирай Нафтуллу, спускайтесь со скалы и ползите вдоль гребня вот в том направлении… - Марина махнула рукой вправо и протянула парню автомат: - Вскоре должна быть козья тропа. Поднимайтесь наверх на отрог. Я вас догоню. Давайте. Их там слишком много. Если подтащат пулемет с гранатометом, всем крышка будет. Вперед!
        Парнишка кивнул и схватив за руку девушку потащил за собой. Степанова сменила обойму в винтовке. Внимательно посмотрела вниз. Поняв, что моджахеды атаковать не собираются, передвинула оружие за спину и тоже начала отход. Прежде, чем уйти, оставила маленький презент для преследователей, состоящий из гранаты с наполовину выдернутой чекой. Этому она научилась, случайно подслушав разговор двух инструкторов. Чека была слегка прижата плоским камнем: малейшее движение и она соскочит. А дальше - взрыв! Они ушли на километр от скалы, когда взрыв все же прозвучал. Степанова грустно хмыкнула и подумала, не слишком ли кроваво она начала свой путь поисковика? Обернувшимся афганцам пояснила:
        - Ловушку устроил. Они теперь не сразу за нами кинутся. Тропу станут изучать. Давно вы агитаторами работаете?
        Хасан вздохнул:
        - Да нет. Это первый выезд. Если б не вы, стал бы последним…
        - Что же вы без охраны?
        Нафтулла объяснила:
        - Это селение считалось мирным и лояльным к новому правительству. Никто не знал, что тут полно моджахедов. Куда мы идем?
        - В Баглан.
        - Но это так далеко! Мы находимся где-то в двадцати пяти километрах пути от Баглана. К тому же в горах, а у нас даже одежды теплой нет.
        Марина кивнула и “успокоила”:
        - Все правильно. К тому же придется сделать крюк, чтобы сбить преследователей со следа. Выйдем к дороге вероятно только завтра к утру. Доберемся до ближайшего российского поста. Там я отправлю вас с первой же колонной, идущей в Баглан или Кабул.
        Нафтулла воскликнула:
        - А вы? Разве вы не поедете с нами? Наши родители могли бы вас наградить за наше спасение! Они не бедные люди.
        Степанова усмехнулась:
        - Мне не нужна награда.
        - Вы можете назвать себя?
        - Искандер.
        Нафтулла настаивала:
        - У вас, русских, есть еще и фамилия.
        - Просто Искандер.
        - Мы запомним ваше имя, шурави.
        Но прошли почти сутки, прежде чем они смогли спуститься к дороге. В горах было холодно и Степанова отдала горе-агитаторам запасную одежду из рюкзака. Хасан натянул теплое белье под брюки и рубашку. Нафтулла надела теплый свитер, а сверху на плечи накинула спальный мешок Марины. Ветер пронизывал до костей. Женщина, чтоб они не замерзли, давала отдыхать не более двадцати минут и снова заставляла идти.
        Молодые афганцы измучились, но подчинялись требованиям русского. Они и сами понимали, что если заснут на такой высоте, обязательно замерзнут. А тут еще повалил снег. Даже сквозь маску чувствовались его ледяные иголки, бившие с силой в лицо. Степанова поняла, что надо найти укромное местечко, развести костер и переждать непогоду.
        Укромное местечко в горах найти легче, но вот с топливом всегда проблема. Спрятались между камней от ветра, тесно прижавшись друг к другу. На их счастье снег вскоре прекратился. Они начали спускаться и наткнулись на полузасыпанный снегом труп афганца. Он был убит выстрелом в голову. Грудная клетка оказалась перевязана. Хасан поморщился:
        - Его свои убили. Нести не захотели.
        Марина спросила:
        - Как думаешь, сколько часов он лежит? Спрашиваю, как врача.
        Парень потрогал руку мертвеца. Попытался ее поднять, но ничего не получилось:
        - Больше шести часов. Он окостенел.
        Степанова ни черта не поняла, но кивнула:
        - Думаю так же. Об отдыхе придется забыть, пока не спустимся к дороге. До нее уже немного осталось.
        Спускаться по снегу оказалось труднее, чем подниматься. Афганцы часто падали, да и Марина пару раз здорово приложилась спиной о камни. Приходилось выверять каждый шаг. Чаще шли боком, на особо крутых местах прижимались грудью к камню и осторожно спускались, нащупывая ногами опору и ничего впереди не видя. Днем выглянуло солнце. На душе у всех стало веселей. Издалека донесся рев моторов. Все трое невольно прибавили шаг.
        Благополучно дошли до дороги. Афганцы уселись на придорожных камнях и отказывались идти дальше. Место было открытым и просматривалось со всех сторон. Степановой ничего не оставалось делать, как остаться с ними. Положив автомат на колени, она уселась на камень и сквозь очки уставилась на дорогу, не забывая время от времени поглядывать в сторону гор и оглядывать окрестности в бинокль. Через полчаса к ним начала подползать колонна. Марина встала посреди дороги и подняла вверх одну руку, требуя остановиться. Танк затормозил в метре от нее, когда женщина принялась молиться. С него соскочил высокий стройный капитан с пушечками на петлицах и простым лицом рязанского Ивана. Серые строгие глаза уставились на нее. Заметив пустые погоны, он заорал, перемежая речь матом:
        - В чем дело? Почему задержали колонну? Вы кто такой?
        Она подошла вплотную и тихо сказала:
        - Искандер.
        Офицер мгновенно сменил тон:
        - Прошу прощения, не ожидали вас встретить. Капитан Силаев. Чем можем помочь?
        - Со мной двое афганских агитаторов. В одном из селений их едва камнями не забили. Подбросьте нас до ближайшего расположения советских войск.
        - Пожалуйста. Забирайтесь на броню.
        - Они замерзнут в таком одеянии. У меня в рюкзаке из одежды больше ничего нет.
        - Понял. - Обернулся к солдатам, застывшим на броне и крикнул: - Мужики, поделись одежкой с афганскими товарищами!
        На танках произошло короткое движение, а затем со всех сторон начали протягивать одежду. Через минуту афганцы были закутаны в солдатские бушлаты и сидели на броне. Марина тоже забралась на танк, ловя на себе любопытные взгляды. Маска и плотно прилегавшие по бокам очки озадачили многих, как и автомат новейшей конструкции с укороченным стволом. По дороге узнала, что колонна направляется в Баглан и поехала с ними до расположения бригады. Капитан сидел рядом, время от времени оборачивался, пытаясь разглядеть сквозь темные очки глаза незнакомца. Наконец не выдержал и спросил:
        - Не боялись, когда танк на вас мчался? Могли бы раздавить!
        Она честно ответила:
        - Боялся! Ребята выдохлись окончательно, пришлось выбирать. Да и сам уже не в лучшей форме. Отдых нужен.
        Силаев покачал головой:
        - Отчаянный вы парень! Не хотите отдохнуть у меня? Я в Баглане пробуду неделю, там у меня знакомых полно. Затем в Кабул направимся. Спецназ там окопался. Может, с нами? Своих повидаете!
        Марина вздохнула:
        - В Кабул мне пока рано. Приглашение ваше приму только в том случае, если для меня отдельную палатку поставите и никто заходить внутрь не будет. Мое лицо никто не должен видеть.
        Капитан пожал плечами:
        - Маленьких палаток у нас нет, но отдельный закуток в большой палатке обеспечить можем. Слово даю, никто не зайдет!
        Женщина согласилась:
        - В таком случае, отдохну у вас. Мне нужна связь, когда приедем.
        - Обеспечу. Как вас называть?
        - Искандер.
        - Случайно, не с Костромы? Уж больно говор знаком! “О”, как колесики катаются. У меня года два назад в роте парень был оттуда.
        Степанова не стала отказываться:
        - С Костромской области.
        До самого Баглана они больше не разговаривали. Да и тяжеловато разговаривать под грохот мотора и гусениц, каждую минуту рискуя прокусить язык от тряски. Промчались на танках по окраинным улицам и очутились на другом конце города. Маринку больше всего поразила нищета. Глиняные стены и крыши, серые каменные стены, одно-два дерева во дворе. Оборванные, грязные дети. Женщины, закутанные в черную паранджу. Товар, разложенный прямо на тротуаре: медные тарелки и кувшины с чеканкой, женские украшения из серебра, какие-то амулеты и мешочки с травами, старинные сабли в изукрашенных серебром ножнах и много всякой всячины. И практически на каждом углу чайхана.
        Танки остановились возле блокпоста. Это были просто три стены, сложенные из камней по обеим сторонам дороги и укрепленные дополнительно мешками с песком. Капитан протянул документы подошедшему сержанту. Тот внимательно прочел их, вернул и строго осмотрел сидевших на броне солдат. Маска Марины заинтересовала его, но он ни слова не сказал и поднял шлагбаум. Силаев ушел на доклад к командиру бригады. Рассказал о парне “из спецов”, которого подобрал по дороге и теперь решившему отдохнуть у них. Упомянул об афганских агитаторах. Генерал-майор минуты две думал. Махнул рукой:
        - Вы, капитан, сами с ним разбирайтесь. У меня дел полно! Если ему что-то потребуется, скажите мне. У меня есть предписание оказывать спецам всестороннюю помощь, но в их дела вмешиваться мы не имеем права. Ясно?
        - Так точно! Разрешите идти?
        Генерал-майор, уже склоняясь над картой, нетерпеливо махнул рукой:
        - Можете быть свободны, капитан…
        Четверо солдат из куска брезента соорудили в большой палатке, где остановился капитан Силаев, закуток для Марины, повесив брезент на три деревянных стойки и закрепив снизу колышками. Чтоб свет все же проникал, до верха ткань не доставала. До вторжения капитана там жили только старший лейтенант и прапорщик. Им пришлось потесниться. Женщина в это время прощалась с афганцами. За ними приехали товарищи из местного управления. Нафтулла и Хасан вернули вещи и поблагодарили за спасение:
        - Очень надеемся встретиться с вами еще раз, Искандер! Познакомить с вами родителей. Постарайтесь выжить.
        Степанова вздохнула:
        - У нас русских, говорят - а это уж как Бог на душу положит! Прощайте, ребята! Больше в такие переделки не попадайте.
        Незадачливые агитаторы уехали. Марина собиралась вернуться в палатку и отдохнуть, когда к ней подошли двое сержантов. Один грубо схватил за плечо, слегка толкнув:
        - Рядовой, почему в маске? Немедленно снять!
        - Очки дай примерить!
        Второй протянул руку и… оказался на земле, носом в грязи. Первый лег на него. Два тела образовали крест, а Маринкина нога коленом уперлась между лопаток верхнему. Руки в перчатках фиксировали подбородки сержантов, заломив им обоим головы. Оба поняли, что одно движение и этот странный тип свернет им шеи. Женщина прошипела:
        - Еще раз руку протянете к моей маске или очкам, разговаривать сможете только в госпитале. Я вам, козлам, не подчиненный. А вот вы подчиняться мне будете!
        Убрала ногу и дав пинка нижнему для острастки, рявкнула:
        - Встать! - Сержанты вскочили, испуганно вытаращив глаза. Они уже поняли, что нарвались на неприятности. Этот рядовой явно был не простой пташкой. Последовала новая команда: - Лечь! - Они послушно растянулись в распустившейся от солнца грязи. Снова последовало: - Встать! Лечь!
        От палатки удивленно смотрел капитан Силаев. Из других палаток выглядывали стриженые головы и искренне радовались чужой беде. Эти двое надоели всем. Они придирались к любой мелочи и умели крепко задеть. Когда сержанты окончательно пропитались грязью, покрылись потом и стали красными, как вареные раки, Маринка скомандовала:
        - Марш отсюда, салаги! Командиру доложить, что вас гонял за хамство рядовой спецназа, остановившийся в палатке вместе с капитаном Силаевым. Я проверю.
        Сержанты дружно вскинули грязные руки к вискам:
        - Есть доложить командиру!
        Пристыжено опустив грязные потные лица, растворились среди палаток, стараясь не глядеть в ухмыляющиеся лица сослуживцев. Оба понимали, что теперь им никто не станет подчиняться беспрекословно после этой взбучки у всех на глазах. Марина подошла к капитану. Как ни в чем не бывало, спросила:
        - Место для меня отгорожено?
        - Да. Лихо вы их! Не покажете пару приемчиков? Вдруг пригодится?
        - Давайте в палатке.
        - Там же тесно!
        - Места достаточно. Да и не хочется вас по грязи катать. Вы же не глупый пацан.
        Силаев пропустил в палатку гостя. Вошел следом. Ноги неожиданно оторвались от земли и капитан брякнулся на пол вниз лицом, не успев ничего предпринять. Рука Искандера крепко перехватила его горло, лишая возможности кричать и грозя сломать шею. Два пальца плотно уперлись в скулы. Вдобавок ко всему острый локоть упирался в правое плечо, лишая способности двигаться, а вторая рука парня задрала вверх его руку, грозя вырвать ее из сустава. Плечо было больно. Марина поняла и отпустила, легко перевернув парня на спину. Черные очки приблизились вплотную:
        - У меня были варианты: свернуть вам шею, вырвать кадык, задушить, сломать или вывернуть руку. Прием прост до невозможности. Вставайте! - Протянула руку в перчатке и помогла капитану подняться. Продемонстрировала в замедленном темпе. Потребовала: - Теперь вы!
        - Вы так и останетесь в бронежилете?
        - Вас это смущает?
        Капитан не очень ловко повторил, удивляясь легкому весу Искандера. Тот указал на ошибки и снова превратился в манекен. На третий раз прием получился. Степанова махнула рукой:
        - Вполне хватит одного приема. Главное, во время применить! Сейчас пожевать и спать! Помните, вы дали слово!
        Он все же задал интересующий вопрос:
        - А у вас там, в спецотряде, все такие легонькие?
        - Не все. Разные есть, как и в любых частях. Я легкий, но мне это ничуть не мешает. Дерусь не хуже других. Где здесь полевая кухня?
        - Давайте котелок, я принесу. Вы, по голосу слышу, полностью вымотались, да еще я тут с приемами…
        Марина влезла в полутемный закуток, где стоял ее рюкзак и была установлена походная кровать. Вместо сетки лежала широкая толстая фанера. Возле задней спинки лежали свернутые матрас, тощая подушка, серое одеяло и такое же серое постельное белье. Женщина раскатала матрас и раскинула одеяло сверху, швырнула в изголовье подушку. В палатке было тепло от стоявшей посреди помещения печки, сделанной из небольшой бочки с выведенной в потолок трубой.
        Степанова скинула бронежилет и бушлат. Под нижнюю куртку подсунула захваченные из Москвы подплечики из толстого ватина, чтоб казаться пошире в плечах. Затягивать шнур на талии не стала. Наоборот, распустила его на всю ширину, чтоб тонкая талия не бросалась в глаза. Под брюками у нее было поддето нижнее мужское белье и за низ она не боялась. Но как не старалась, из-под куртки все равно выпирала девичья грудь. Тогда Маринка сверху набросила бронежилет. Застегивать не стала. В палатку вошел Силаев. Протянул котелок, удивленно глядя на бронежилет:
        - Держите! Да снимите вы его! Чего тяжесть таскать? Здесь не стреляют.
        Марина взяла котелок:
        - Привычка, к тому же он не тяжелый. Я считаю его обычным жилетом. Спасибо.
        Зашла в закуток и задернула брезент наглухо. Стащив маску, с аппетитом принялась за еду. Капитан предложил:
        - Искандер, мужики баню истопили. Пойдешь?
        - Не плохо бы, но вы знаете мою проблему - никто не должен знать меня в лицо.
        - Дело поправимое. Вы моетесь, я сторожу.
        - Тогда идет. Кстати, так и не знаю вашего имени…
        - Константин Андреевич. Зовите Костя. Мы ведь с вами наверняка одногодки. Хоть лица и не вижу, а голос молодой. Мне двадцать шесть, а вам?
        Маринка едва не расхохоталась. Чтобы скрыть напавший смешок, закашлялась. Потом ответила:
        - Примерно столько же.
        - Давно в “спецах”?
        - Не очень.
        - Как туда попали? - Маринка промолчала и капитан понял, что спросил не то: - Извините. Просто любопытно. Может, перейдем на “ты”?
        - Согласен.
        - Поедим и пошли в баню. Только ты не долго, ладно? Мужики ругаться начнут.
        - Понял. Мне бы еще шмотки постирать. Когда удобней?
        - Хватай таз после того, как помоешься! Замачивай одежду в горячей воде. Потом зовешь меня и потащили сюда. Прополощешь завтра. Холодную воду достать легко, а горячей точно не будет.
        Баня находилась в такой же палатке, только вмещала в себе две больших печки с котлами и еще три бочки с холодной водой. Посреди помещения стояла деревянная скамейка с несколькими цинковыми тазами, составленными в стопку. В углу стояла еще одна скамейка и вешалка для одежды.
        Силаев встал у входа и закурил. Маринка помедлила, прислушалась и начала раздеваться. Она с удовольствием смывала с себя многодневную грязь. Тщательно промыла волосы. Быстро набрала горячей воды в тазик. Бросила туда полкуска хозяйственного мыла, захваченного с собой. Помешала стоявшей в углу палкой, чтоб немного растворилось. С одной стороны замочила верхнюю одежду, а с другой белье. Ополоснулась. Переоделась в чистое белье и форму. Со вздохом одела чистую запасную маску и обула новые сапоги. Застегнула бушлат, прикрыла глаза очками. Натянула перчатки и позвала:
        - Костя, готово!
        Силаев заглянул и удивленно сказал:
        - Уже все? Мужиков еще никого нет. Потащили!
        Они взялись за ручки. Марина прихватила грязные сапоги второй рукой. Выбрались из бани и быстро добежали до палатки. Таз поставили на чурбан, заменявший стул. Женщина скрылась в своем закутке и вновь плотно прикрыла брезент за собой. С удовольствием стащила с вспотевшего лица маску. Сев на постель, расчесала волосы и принялась ждать, когда они высохнут. Капитан предложил:
        - Искандер, чай пить будешь?
        - Не откажусь.
        - Тогда выходи.
        - Дай мне кружку, пожалуйста.
        Натянула перчатку на правую руку и просунула в щель. Костя вложил в пальцы ручку и посетовал:
        - Что за секретность! Уж со своими и то в маске и в перчатках. У тебя что, на руке наколки?
        - Так надо. Мне здесь воевать долго.
        - Да я понимаю, только все равно не по себе, как вижу эту маску. Слушай, а твои очки по спецзаказу делали? Уж больно они плотно к маске прилегают. И черные! Неужели ты через них видишь?
        - Это тебе они черными кажутся, с моей стороны они дымчатые. Хочешь взглянуть?
        - Любопытно. - Марина протянула очки через щель. Вскоре раздалось:
        - Ух, ты! Да ты все видишь в них! Чуть дымка и все. А с внешней стороны чернота непроглядная.
        - Это пленка такая защитная. Она не бликует.
        - Здорово! Держи! Спасибо. Автомат не покажешь?
        - Без патронов, магазина и кое-каких приспособлений могу показать.
        - Давай!
        Степанова быстро сняла магазин, оптику и подствольник. Проверила патронник и просунула руку с автоматом наружу. Силаев осматривал автомат минут пять. С ясно прозвучавшей в голосе завистью, сказал:
        - Н-да! Хорош! Легкий, удобный и компактный. На сколько бьет, не скажешь?
        - Не скажу. Ты не подсунешь мне под брезент таз с одеждой? В компенсацию кое-что подарю на память. Доволен будешь.
        Костя просунул сначала автомат, а затем и замоченное белье. Марина покопалась в рюкзаке и вытащила стреляющий нож в ножнах, найденный в пещерах Пакистана. Протянула сквозь штору:
        - Держи, только на кнопку не жми, стреляет. С двадцати метров пробивает стальную каску, подходят патроны калибра 7,62. Направляешь рукояткой на противника и нажимаешь. А так обычный нож выживания. Тяжеловат правда. Если спросят, скажешь, что нашел на убитом душмане. Спрячь его для крайнего случая.
        Из-за шторы раздалось:
        - Вот спасибо! Тоже спецоборудование?
        - Да нет. Этот я приволок из одного дальнего похода. Я такими не пользуюсь. А тебе может пригодиться.
        Марина стащила перчатку и принялась за стирку. Из-за брезента раздалось:
        - Искандер, я катыш ко входу подтащил. Неудобно стирать внаклонку. Я отвернулся.
        Марина осторожно отодвинула брезент и втащила стоящий катыш к себе. Поставила на чурбан тазик и продолжила занятие. Вначале простирала нижнее и мужское нательное белье, затем куртку и брюки, носки. Вода стала совсем черной, но она забила в тазик сапоги и тщательно отмыла их внутри и снаружи. Обтерла руки полотенцем, вытащила из рюкзака металлический тюбик, суконку, коробочку с ваксой и щеткой. Выдавив светло-желтую смесь на тряпку, принялась втирать ее в отмытые сапоги. Затем нанесла щеткой толстый слой ваксы и тщательно втерла ее в кожу сапог. Поставила начищенные сапоги сушиться. Натянула на себя бушлат, маску, очки и перчатки. Вышла в общую палатку, затем на улицу и выплеснула грязную воду. Силаев предложил:
        - Пошли к бочке, прополощешь сразу. До завтра в палатке у печки высохнет.
        - Пошли. Только тебе придется на стреме стоять. Ко мне близко не подходить. У меня руки запоминающиеся, потому и в перчатках.
        - Ладно. Я уже привыкать начал к твоим штучкам.
        Маринка справилась с полосканием за двадцать минут. Капитан стоял отвернувшись метрах в пятнадцати от нее. Сложив чистое белье в таз, они отправились с капитаном назад. В палатке Костя быстрехонько натянул веревку:
        - Развешивай шмотки!
        Она попросила:
        - Выйди на пять минут.
        Капитан молча вышел. Она скинула бушлат и перчатки, принялась торопливо развешивать. Взглянув на лифчик и трусики, скомкала их в кулак и бросилась в свой закуток. Приподняв матрас со стороны стенки, осторожно повесила краешками на фанеру и прижала сверху матрасом. Крикнула:
        - Входи!
        Силаев вошел с хозяевами палатки:
        - Искандер, хозяева явились, познакомиться не хочешь?
        Марина набросила бронежилет, натянула перчатки и вышла. Стройный старший лейтенант с темно-карими глазами представился:
        - Фатеев Михаил из Орла.
        Молоденький прапорщик с пушком на подбородке в упор разглядывал ее:
        - Виталий Осколков с Брянщины.
        Марина коротко бросила:
        - Искандер.
        Старший лейтенант хмуро спросил:
        - Это вы двух сержантов уложили в грязь?
        - Так точно. Уложил за хамство. Значит, вы командир и они все-таки доложили, как я приказал?
        Фатеев поджал губы:
        - Доложили! Я, конечно, понимаю, что вы более подкованы в военной науке, чем солдаты-срочники, но сегодняшний случай не делает вам чести.
        Степанова усмехнулась:
        - Это еще почему? Они собирались содрать с меня маску и очки только потому, что на мне пустые погоны. Я должен был спокойно смотреть? А у меня есть предписание - никто не должен видеть моего лица!
        Вмешался Силаев:
        - Плохие у вас подчиненные, товарищ старший лейтенант. Разгильдяи и хамы. Я сам наблюдал за безобразной сценой. Они получили по заслугам!
        Фатеев замялся, не зная, что сказать. Лицо начало покрываться пятнами. Из-за сержантов он попал в глупое положение. В конце концов сказал правду:
        - Они доложили, что это вы привязались, избили и заставили отжиматься в грязи.
        - Что?!? Они у меня двигались под команду “лечь - встать”! Капитан свидетель.
        Силаев кивнул:
        - Точно. Они у вас еще и лжецы!
        Старший лейтенант извинился перед Мариной. Медленно и как-то боком, скользнул к двери, а затем пулей выскочил из палатки. Он даже одеться забыл. Прапорщик поглядел на качнувшийся полог и констатировал:
        - Все. Кранты сержантам! Миша своих любимчиков по стенке размажет за такой позор! Я ему говорил… - Достал из-под своей кровати вещмешок и вытащил фляжку: - Может, дернем за знакомство?
        Степанова отказалась:
        - Я пас! Вы можете выпивать, если хотите.
        - Тогда дождемся лейтенанта…
        Фатеев появился через полчаса с подергивающимся от злости лицом и багровыми пятнами на скулах. Сел за стол и сказал:
        - Мерзавцы! Солдаты такое про них рассказали… Я верил обоим! И о том, как вы их уложили в грязь, сказали. Жаль, что я не присутствовал в этот момент! Устроил бы гаденышам! Еще раз прошу простить…
        Маринка почувствовала, что засыпает и извинилась:
        - Вы, мужики, можете болтать, сколько влезет. Мне это не мешает. Но я пошел спать. С ног валюсь.
        Силаев махнул рукой:
        - Иди, ложись. Никто не заглянет, не беспокойся. Понимаем, что служба такая…
        Степанова забралась в свой закуток. Расправила брезент так, чтобы заглянуть бесшумно было невозможно. Разделась до нательного белья. Достала рюкзак, вытянула из него спальник и раскатала по не больно-то чистому матрасу. В изголовье положила скатанный бушлат и нырнула под одеяло. Спать в постели, пусть и в таких условиях, показалось ей неслыханной роскошью после почти двухнедельных скитаний.
        Уснула она мгновенно. Мужики еще долго сидели и болтали обо всем, и о ней в том числе, но женщина не слышала. Разбудил ее крик муэдзина на башне, призывающий мусульман к утренней молитве. Она сразу посмотрела на брезент у входа и облегченно вздохнула: все осталось по-прежнему, никто не заглянул. Прислушалась. Мужики уже встали и тихонько переговаривались. Она торопливо оделась. Вышла и поздоровалась:
        - Доброе утро.
        - Как спалось?
        - Отлично выспался. Только после многодневного лазания по горам, можно оценить то счастье, когда спокойно спишь в постели под охраной. - Вышла на улицу. Разыскала туалет. Вернулась в палатку и смущенно попросила: - Мужики, мне бы умыться…
        Силаев скомандовал:
        - Выходим! Мы пока покурим. Тебе пару затяжек оставить?
        - Я не курю. Запах табака может выдать противнику.
        Офицеры и прапорщик вышли из палатки. Она уловила их тихий разговор:
        - Странный парень!
        - Разведка, что ты хочешь!
        Фатеев буркнул:
        - Я встречался со спецами, масок на них не было. А он ее не снимает.
        Силаев, помолчав, ответил, словно защищая Марину:
        - Он мне сказал, что ему здесь не один год воевать придется. Потому и не хочет, чтоб видели. Задание у него какое-то суперсекретное, как я понял.
        - Тогда, конечно…
        Марина почистила зубы, умылась и расчесалась не спеша. Аккуратно натянула маску и очки. Застегнула бушлат. Вышла на улицу с котелком:
        - Кто проводит до кухни? Боюсь, еще кто-нибудь намылится маску с меня снять.
        Прапорщик с готовностью отозвался:
        - Я провожу! Только наши котелки захвачу… - По дороге Осколков с любопытством спросил: - Вы много людей убили?
        Степанова вздрогнула, а затем кивнула:
        - Много. Только это были враги, а не люди. Типа бешеного волка.
        Виталий поежился:
        - Мне еще не приходилось в бою бывать. Все здесь и здесь! В первый раз страшно?
        Она честно ответила:
        - Я не хожу, как вы, в атаки. Для меня это скорее охота на зверя. Дай Бог, чтоб тебе подольше не пришлось в бой идти.
        - Что ты чувствовал, когда убил первый раз?
        Маринка попыталась вспомнить свои ощущения, когда приколола боевика в пещере. Ничего конкретного не вспомнилось, кроме азарта и страха. Так и ответила:
        - Надо было убить. Что-то сродни азарту и страху: или ты или тебя.
        Дошли до полевой кухни. Это были четыре больших котла на колесах. Рядом толпились солдаты и офицеры. При появлении странной фигуры в очках и маске, установилась тишина. Как по команде все обернулись и беззастенчиво уставились на незнакомца. Прапорщик решительно протолкался через толпу и протянул хмурому, не выспавшемуся, повару котелки. Тот взглянул на маску Марины, хотел что-то сказать, но Осколков упредил:
        - Это наш человек! Накладывай!
        Степанова видела любопытные взгляды со всех сторон и мысленно усмехалась: “Вы бы вообще попадали, узнав, что я не мужчина”.
        Она завтракала в закутке и переговаривалась с мужиками через стенку. У тех разговор зашел о женщинах. Начал болтовню Осколков:
        - Письмо от родителей получил. Они мне невесту присмотрели. Фотографию прислали. Вроде ничего на вид… - Раздалось шуршание бумаги: - Как на ваш взгляд, товарищ капитан? Стоит с такой переписываться? Родители пишут: тихая, скромная, никуда не ходит, все по дому умеет.
        Силаев буркнул с набитым ртом:
        - В тихом омуте черти водятся! Запомни, Виталик, надо самому решать, а не на родителей надеяться!
        - Вам легко говорить! В деревне девчонок раз-два и обчелся. Я до армии ни одной девчонки не поцеловал. Все заняты были!
        Фатеев расхохотался:
        - Так ты у нас не целованный! Сходи в госпиталь. Там есть медсестра Клава, она никому не отказывает, если бутылку принесешь, да закуски! Ну, еще пару чеков не забудь прихватить…
        Прапорщик вспылил:
        - А мне такие “Клавы” не нужны! Я хочу настоящую девчонку встретить! Чтоб любила меня. Ну и я ее чтоб любил…
        Маринка вмешалась:
        - Правильно, Витя! Не стоит растрачивать чувства впустую, иначе однажды можешь проснуться и понять, что душа опустела.
        Силаев отозвался:
        - Искандер, я с тобой не согласен. Здесь бои идут и вот такие зеленцы гибнут, даже не узнав вкуса женщины. Считаю, что прапорщик должен сходить к этой Клаве, потискать женское тело и перестать быть таким невинным младенцем. Будет, что вспомнить на том свете. Я перед отправлением сюда каждую ночь с разными бабами проводил. Такое вытворяли в постели, до сих пор мурашки по коже от радости! Особенно запомнилась брюнетка Алла. Кожа, как бархат…
        Он на мгновение прервался. Маринка почувствовала, что краснеет, но молчала. Фатеев, ухмылка чувствовалась в голосе, нетерпеливо попросил:
        - Продолжай, Костя!
        - Бедра, просто не описать! Видел когда-нибудь скульптуру Венеры? Вот она и есть. Грудь мягкая…
        Дальше Маринка слушать уже не могла и прервала:
        - Ты женат, капитан?
        Он был сбит этим вопросом с мысли. В секунду став серьезным, быстро ответил:
        - Нет. Баб много и выбрать трудно. Сейчас тем более жениться не буду. Мало ли что на войне может случиться. Зачем кому-то жизнь завешивать.
        Степанова отозвалась:
        - Ты когда-нибудь любил?
        Почувствовала грустную усмешку в ответе:
        - Ты сейчас захохочешь, Искандер! В первый рейс я шел в начале декабря прошлого года. По дороге сюда есть поворот. На подходе к нему услышали - впереди бой гремит! Я приказал водителю надавить на газ. Духов отогнали. Всего две машины сжечь успели. Стоит впереди “Урал” сгоревший, в нем два трупа, а со стороны пассажира целая пачка обгоревших писем на камнях лежит и фотография сверху. Вся вокруг сгорела, от имени на обратной стороне одно “ина”, а лицо осталось. Взгляни! Хороша, дивчина!
        Просунул руку сквозь брезент. Маринка, уже догадываясь обо всем, машинально взяла и увидела собственное лицо. Вспомнила тот день, когда фотографировалась, а капитан грустно сказал у входа:
        - Вот такую я бы смог любить! Любить верно! Даже имени не знаю, все сгорело, то ли Ирина, то ли Марина, а может и Катерина. А вчера колонну вел, там памятник из камней появился. Кто он, этот капитан Степанов? Не жених ли этой красавицы?
        Женщина вернула фото. Сглотнув слезы и стараясь, чтоб голос не дрожал, сказала:
        - Ничего девчонка!
        Он с горячностью воскликнул за брезентом:
        - Много ты понимаешь! Ты сам-то женат?
        - Нет. Но попусту себя не растрачиваю. Считаю: если любить - так любить, а трепаться нечего!
        Он ошеломленно замолчал, а потом выдохнул:
        - Выходит я трепло? Да я тебя за эти слова! Сейчас войду и не посмотрю ни на что. Плевать мне на приказ!
        - Попробуй!
        Силаев не сумел даже открыть полог, как сильный удар ноги сквозь щель опрокинул его на собственную кровать. Пока он приходил в себя, Марина натянула маску, очки, перчатки и бронежилет. Выскочила наружу, слегка приподняв обе руки вверх:
        - Успокойся, капитан!
        Прапорщик и лейтенант вцепились в плечи вскочившего Силаева:
        - Костя, прекрати! Тебе все равно не справиться!
        Марина вздохнула:
        - Я прошу у тебя прощения. Давай останемся каждый при своем мнении.
        Взбешенный офицер орал и рвался из рук мужиков:
        - Я тебе покажу мнение! Обозвал меня треплом, а теперь - мнение видите ли у него! Отпустите меня!
        Степанова попросила:
        - Отпустите его ребята. Я не искалечу, обещаю!
        Едва мужики убрали руки, Костя, как танк, ринулся на “спеца”. Степанова отскочила в сторону. Подставила ногу, слегка толкнув в плечо и направив падающее тело в сторону от жесткой брезентовой стенки. Марине не хотелось, чтоб парень ободрал лицо. Капитан грохнулся на пол, наполовину влетев в ее закуток. Приземлился головой под кровать. Мгновенно рука в перчатке оказалась на подбородке мужчины, колено упиралось в спину, а рука оказалась плотно закрученной назад. Силаев дернулся, пытаясь высвободиться и замер, заметив перед носом висевший лифчик. В голове что-то мелькнуло. Он постучал по полу ладонью:
        - Больно же! Сдаюсь! Твоя взяла.
        Встал и с мрачным лицом вышел из палатки. Фатеев сказал:
        - Костю ты задел за живое. Он тебе этого не простит.
        - Я сказал то, что думал. Мне не нравится, когда к женщине относятся вот так, потребительски. Его мать тоже женщина, мог бы и помягче обращаться. Сколько он беды этим девчонкам принес. Каждая надеялась, что он только ее будет, а он на другой день преспокойно с другой укладывался в постель. Трепло и есть трепло!
        Фатеев задумчиво сказал:
        - Ты случайно, не влюбленный?
        - Да, я люблю! Но давай сменим тему, иначе договоримся до того, что и ты полезешь драться. Я, конечно, человек терпеливый, но могу вспылить.
        - Поздно менять, мне на службу пора. Ладно, до вечера! Капитана не бей, если снова налетать надумает.
        - Не собираюсь!
        Осколков и Фатеев ушли. Маринка постояла в пустой палатке. Собрала просохшую одежду, аккуратно сложила на заправленную постель. Достала от стенки нижнее белье, но не вспомнила, что упавший капитан мог его видеть. Ей это в голову не пришло. Скрутив в маленький комок, спрятала на самый низ рюкзака. Вышла из палатки. Огляделась вокруг.
        Со всех сторон город был окружен горами. Пять танков стояли на окраине расположения бригады. Степанова решила помириться с Силаевым и направилась туда. Но капитана нигде не было. Она не знала, что хитрый Костя следил за палаткой и едва она скрылась из глаз, он влетел внутрь. Промчался в закуток и заглянул под кровать: лифчика не было, но он твердо знал, что зрение его не обманывало. Рыться в чужом рюкзаке он не решился. Выглянув в щель, огляделся. Убедившись, что Искандера нигде нет, вышел и направился к танкам.
        Марина возвращалась оттуда. Столкнулись на полдороге. Она сказала:
        - Знаю, что ты сердишься, но поверь, задеть тебя не хотел. Я привык относиться к женщине с пониманием и уважением, а ты их просто используешь. Давай, действительно, каждый останемся при своем мнении и больше не станем поднимать друг при друге эту тему. Согласен?
        Силаев кивнул, внимательно разглядывая блестевшую под солнцем грязь. Предложил:
        - Танки видел? Хочешь внутри посмотреть?
        Степанова отказалась:
        - Нет. Я схожу в штаб и свяжусь со своими. Не подскажешь, где он располагается?
        - Провожу, иначе запутаешься. - Всю дорогу молчали. Капитан довел ее до штаба. Сказал: - Это здесь.
        И ушел. Марина постучалась и вошла внутрь. Генерал-майор при виде невысокой фигуры в маске встал:
        - Здравствуйте. Генерал-майор Шувалов. Мне вчера доложили. Какие-то проблемы?
        - Искандер. Проблем нет. Надо связаться с начальством. Прикажите радисту выйти.
        - Хорошо-хорошо. Малахов!
        В дверь вбежал чернявый солдат и вытянулся у двери:
        - Рядовой Малахов по вашему приказанию прибыл!
        - Отведи товарища к радистам и передай - пусть выполняют его распоряжения.
        - Есть! - Солдат покосился на маску и шагнул к двери: - Идемте!
        Трое радистов сидели в крытой спецмашине. Малахов передал им приказ генерала и ушел. Женщина четко произнесла:
        - Выйти всем!
        Прапорщик и два сержанта безоговорочно подчинились. Марина прикрыла дверь, присела на стул и надела наушники. Немного покрутила ручки, пощелкала тангентой. Далекий голос ответил:
        - Альфа слушает.
        - Искандер на связи. Нахожусь в Баглане, в расположении бригады под командованием генерал-майора Шувалова. Что с пакистанскими пленниками?
        - Слышу тебя Искандер. Все трое доставлены на Родину. Проходят курс лечения в одном из московских госпиталей. Рекомендуем отдохнуть неделю в расположении бригады. Себя не раскрывать. Вы хорошо поработали. Если честно, не ожидали такого результата. Выношу благодарность. В начале следующей недели с вами свяжутся. Человек перебросит вас на новое место для работы и привезет все необходимое. Вы знаете его по спецшколе. Отдыхайте и набирайтесь сил.
        - Есть, отдыхать! - Марина послушала прерывистый писк, вновь покрутила ручки и крикнула: - Можете заходить!
        Не спеша выбралась из машины и встала на пару минут рядом. Посмотрела через очки на ярко-оранжевое южное солнце, на синее небо, а затем вновь направилась к палатке.
        Далеко в Москве в этот момент между двумя полковниками состоялся странный диалог. Начал его Бредин:
        - Искандер отдыхает в бригаде Шувалова. Никто не догадывается, что он женщина. По-моему, мы неплохо придумали вариант с маской и очками! По каналам удалось узнать, что во время операции в Пакистане женщина уничтожила двенадцать человек.
        Горчаков вздохнул. Потер седые виски:
        - Что ж, эксперимент начался успешно! Будем готовить следующую смертницу?
        - Подождем! Посмотрим, как она справится со вторым заданием, а уж потом доложим начальству.
        - Хорошо.
        Степанова вернулась в палатку. Задернула брезент в закутке. Стащив сапоги и бушлат, легла на кровать. Закрыла глаза…
        Стояла весна. Солнце купалось в многочисленных лужах посреди деревенской улицы. Ярко-синее небо и еще не везде растаявший ноздреватый грязный снег и она. В малиновой плюшевой шубке и такой же шапке шагающая по лужам в резиновых сапожках. Сбоку бежит мама и кричит:
        - Марина, вылазь! Вылазь, тебе говорю!
        Маринка не желала слушаться и все пыталась наступить на отражение солнышка. Оно морщилось под ногой, лужа мутнела от грязи и синее небо с легкими облаками и солнышком исчезали. Она смеялась и перескакивала в новую лужу, пока мать не изловчилась и не поймала ее за воротник…
        Часа через три проснулась, чтобы сходить за обедом. Никого не было. Пообедав, вышла пройтись. Обошла лагерь, разглядывая сквозь очки выставленные посты. Солнце ощутимо пригревало. В бушлате было жарко. Она расстегнула верхних пуговицы, длинная маска надежно закрывала шею. Отметила про себя, что никто не привязывается. Только поглядывают в ее сторону. Похоже, что все слышали о случае с сержантами.
        Добралась до палатки с красным крестом и заглянула внутрь: кровати с ранеными располагались в два ряда и почти вплотную друг к другу. Пройти можно было лишь боком. Высокая дебелая медсестра с крашеными рыжими волосами, сидевшая за крошечным столиком и что-то писавшая, оглянулась. Спросила недовольно:
        - Вы что-то хотели?
        - Да. Мне нужен бинт, перекись водорода, стрептоцид и йод.
        - Если у вас рана, давайте я промою.
        - Нет. Я справлюсь сам.
        - В таком случае я не могу выдать требуемое. Обратитесь к главному врачу. Он в соседней палатке.
        Степанова решительно зашагала в указанное место. Постучавшись, вошла внутрь. За столом сидел усталый полноватый мужчина в белом халате и накинутом на плечи бушлате. Он что-то быстро писал на обычном тетрадном листке. Рядом в железной печке полыхал огонь и в палатке было жарко, а он зябко кутался в ватник. Поднял голову на вошедшего и совсем по-граждански спросил:
        - Чем могу быть полезен?
        Безо всякого удивления смотрел на маску. Марина повторила и добавила:
        - Если откажете, пойду к генералу. Мне обещали оказывать всестороннюю помощь.
        Хирург кивнул:
        - Не надо ни к кому идти. Скажите Клаве, чтоб выдала. Вот, держите!
        Он что-то торопливо написал на клочке и сунул бумажку в руки Марине. Та вернулась в первую палатку. Протянула клочок медсестре. Клава метнулась к застекленному шкафу. Нашла все требуемое и протянула Степановой:
        - Хватит?
        - Вполне. Спасибо.
        Еще раз внимательно взглянула на медсестру и направилась к себе.
        Лекарства и бинты она выпрашивала не просто так. Не смотря на перчатки, во время последнего “приключения”, сбила указательный палец на правой руке о камни и теперь ранка загноилась. Выданных еще в Москве бинтов оставалось не так много и использовать их она не хотела: неизвестно, что ждало ее впереди.
        Зайдя за брезент, она задернула штору и обработала ранку перекисью. Смазав края йодом, присыпала поверху растолченным стрептоцидом и перевязала палец. Вышла в общее помещение и заперлась изнутри на крючок. Стащив маску, вынесла автомат из закутка. Разобрав, тщательно вычистила и смазала каждую деталь. Точно так же поступила с винтовкой и пистолетами. На чистку оружия у нее ушло около часа.
        Не зная, чем еще себя занять и не желая слишком “светиться” на улице, она машинально взяла карандаш, лежавший на столе. Перевернула исчерканный листок и делая мелкие штрихи, принялась что-то рисовать. Это получалось у нее неосознанно. Когда остановилась, вздрогнула - с бумаги на нее смотрело лицо Саши. Она взяла листок в руки и долго, не отрываясь, смотрела на портрет…
        - Ушакова!
        Голос Марии Васильевны резал уши. На задней парте, уткнувшись лицами в руки и притворно всхлипывая, рыдали две “красотки”, якобы обиженные, но то и дело глядевшие сквозь пальцы на реакцию классной руководительницы. Классная стояла рядом с партой Маринки, потрясая в воздухе только сегодня выпущенной, но уже смятой, стенгазетой:
        - Это что такое? Какое ты имеешь право рисовать карикатуры?
        Девочка возразила:
        - Это вовсе не карикатуры! Даже мальчишки узнали в человечках Ольгу Чулкову и Светку Курослепову. Как они коготки на уроках красят, весь класс знает, а Александр Викторович им раз двадцать за это замечание делал. Вот я и нарисовала. Правда, похоже?
        - Какое ты имела право позорить девочек?
        Сашка Назаров не выдержал и крикнул с задней парты:
        - Какое право имели эти девочки подводить класс? Мы, из-за этих дур, были оставлены после уроков на дополнительные занятия. Маринка хорошо их нарисовала, похоже! Молодец, Ушакова! Мальчишки, чего молчите? Что, Ушакова одна за весь класс отдуваться будет?
        Класс загомонил. Мария Васильевна никак не могла успокоить разбушевавшихся пацанов и теперь не рада была, что завела этот разговор при всем классе…
        Дверь толкнули. Она торопливо перевернула листок, забив его под газету, расстеленную на столе вместо скатерти. Кинулась натягивать маску, очки и перчатки, крикнув:
        - Минутку! - Набросив бронежилет, распахнула дверь и извинилась перед вошедшим Силаевым: - Извини, задумался!
        - Ничего. Все нормально, можешь не извиниться. И вообще, днем нас не бывает, отдыхай от своей маски. Запрись и отдыхай.
        Марине за одни сутки до смерти надоело безделье. От нечего делать, утром на следующий день она сообщила Силаеву, что собирается сходить в горы на охоту. Мужик попытался отговорить:
        - Опасно. Снег подтаял на склонах, обвал может случиться. Даже духи сейчас стараются не лазить по горам, а тем более стрелять. Весна начинается.
        Степанова кивнула:
        - Вот и ладно, что они не лазят. А я схожу. Скучно. Скорей бы работать.
        Он вздохнул:
        - Во сколько ждать?
        Женщина взглянула на его часы:
        - Часов в семь встреть у блокпоста.
        - Хорошо.
        В горах начиналась весна. Это было заметно по ноздреватому мокрому снегу в предгорье. Солнце еще только поднималось, а обтаявшие камни уже начали “дымиться”. Парок поднимался вверх, слегка клубясь. Из черных они превращались в серые на глазах. Степанова поднималась в горы. В руках находилась винтовка, за спину был закинут автомат. По карманам рассованы гранаты и автоматные рожки - на всякий случай. На поясе висел нож. Она не надела на себя только бронежилет. Ближе к полудню заметила вдали несколько движущихся по снегу точек. Навела бинокль и обрадовалась: горные бараны двигались медленно.
        Направилась к ним. Взгляд наткнулся на свежий человеческий след. Автоматом в голове сработало: падай. Она грохнулась в снег за секунду до выстрела. Пуля ударилась в камень. Срикошетив, пронеслась над головой и вонзилась в снег, метрах в пяти. “Фу ты, гад, чуть не убил!” - запоздалый испуг пронесся в голове. Теперь требовалось узнать, где находится враг и срочно сменить укрытие. Плоский камень, за которым лежала, был ненадежен. Коленки начали промокать. Степанова осторожно повернула голову и осмотрелась.
        В паре метров от нее впереди лежал здоровенный валун. Она приготовилась и прыжком преодолела эти метры. Падая, услышала новый выстрел. И снова пуля не причинила вреда, пройдя под ней и порвав куртку на животе. На этот раз она сумела определить направление. Решив уточнить, стянула перчатку с руки. Натянула ее на приклад автомата. Продолжая осторожно наблюдать в бинокль за склоном, высунула перчатку за камень и слегка пошевелила, словно бы разгребая снег. Выстрел не замедлил последовать. Марина отдернула автомат и нарочно вскрикнула.
        Афганец попался: он вскочил, намереваясь перебежать поближе, пока раненый русский не смотрит. Марина выстрелила лишь раз и бегущий человек упал. Несколько раз перевернулся на снегу и замер, распластав руки. Она немного помедлила, а затем подошла к стрелку. Он был еще жив и в сознании. Пуля попала в средину груди и кровавое пятно широко расползлось по рубахе. Молодой парень лет двадцати смотрел на нее черными глазами в густых темных ресницах. Легкий темный пушок пробивался на щеках. Его смуглое лицо посерело. Он попытался дотянуться до старинной винтовки, валявшейся в метре от него.
        Марина отшвырнула ее ногой и присела на корточки рядом. Отбросила в сторону его нож. Достав из внутреннего кармана бинт, вздохнула и принялась перевязывать, хотя понимала, что он не жилец. Парень тяжело навалился на нее и что-то шептал. Она вздохнула и женским голосом сказала:
        - Жаль, что я тебя не понимаю…
        Он вздрогнул и снова что-то сказал. Найдя местечко посуше, перетащила умирающего туда. Он смотрел на ее маску. Потом протянул руку и снял очки. Она не противилась. Увидев девичьи глаза, удивленно и резко вздохнул. В груди захрипело, горлом хлынула кровь. Он несколько раз дернулся, захрипел и затих. Рука с очками упала на снег, голова скатилась на бок. Афганец умер. Марина прикрыла ему глаза и забрав очки, снова одела на себя. И только тут заметила во второй его руке зажатый пистолет. Он собирался ее убить…
        Она несколько мгновений смотрела на труп, не зная, что с ним делать. Затем перевела взгляд туда, где заметила горных баранов. Там уже никого не наблюдалось. Степанова подумала и оставила труп лежать там, где был. Подняла чужую винтовку, удивляясь ее тяжести и кинжал. Винтовка была старой, хотя и тщательно вычищенной. Забросила ее на плечо. Красивый серебряный кинжал сунула за пояс и начала подниматься вверх.
        Часов около четырех ей удалось подстрелить куропатку и какую-то большую черно-коричневую птицу, выскочившую из-под ног. Не зная, что это такое, она решила захватить это добычу с собой. По виду она казалась съедобной. За ноги повесила трофеи на поясе и направилась в расположение бригады. Шла другой дорогой, оставляя тело убитого километрах в двух левее. Так ее учили: никогда не возвращаться одной и той же тропой.
        Силаев стоял у блокпоста, поджидая ее. Его высокая крепкая фигура привалилась спиной к мешкам с песком. Увидев птиц на поясе, радостно воскликнул:
        - Вот это ничего себе! Улара подстрелил?
        Она спросила:
        - Это кто?
        Он схватился рукой за черную птицу:
        - Вот это улар. Ты не знал? Горная индюшка! Вкусная! Я только один раз пробовал и то в Таджикистане. Как тебе его подстрелить удалось? Самая осторожная птица. - Вместе направились к палатке. Костя заметил чужую винтовку. Быстро спросил: - Смотрю, охотиться тебе пришлось не только на птицу.
        Марина вздохнула:
        - Стрелок был хорошим, только на простой трюк попался. Видишь? - Она повернулась и показала ему разорванную куртку: - Пуля прорвала, когда падал за камень.
        - Искандер, ты убил его?
        - Он умер у меня на глазах.
        - Что ты почувствовал?
        - Сожаление. Красивый парень. Лет двадцати… Хочешь, винтовку подарю?
        - Ну, нет! Афганцы свои винтовки знают. Можно кровником стать. Я и тебе бы советовал избавиться от нее. Вот кинжал бы взял, такие у многих есть.
        Марина вытащила из-за пояса нож и протянула ему:
        - Забирай!
        - Не жалко? Серебряный все-таки.
        Она вложила оружие ему в ладонь:
        - Забирай! Взамен пожаришь птичек.
        Он хмыкнул и согласился.
        Поваром Силаев оказался никудышным. Если с пером еще как-то справился и ощипал тушки, то дальше дело продвигалось туго. Он едва не сжег их, пытаясь обжечь остатки пера в печи. Вывалял в пепле и углях. С трудом вытащил из огня. Обе птицы стали черными, словно их протащили сквозь выхлопную трубу. Марина минут десять наблюдала за капитаном, а потом забрала тушки и скомандовала:
        - Принеси воды и отмой копоть. Я сам сготовлю.
        Пока капитан ходил за водой с ведром, выпотрошила птиц, заставив Фатеева и Осколкова отвернуться. Отойдя к стене палатки и спрятав руки за спину, смотрела, как Силаев моет птицу. Попросила:
        - Куропатку разруби на четыре части, а улара на восемь. И быстрее, дрова в печке прогорают! - Втроем офицеры справились с задачей. Она скомандовала: - Я тут у вас что-то похожее на противень видел.
        Фатеев нырнул под кровать и вытащил металлический лоток:
        - Этот?
        - Он самый. Плотно укладывай куски на него. Теперь посоли и налей водички, чтоб до половины скрыло. Неплохо бы перца, чеснока или луку добавить, да где это все взять…
        - Перец есть. Тут его на каждом углу продают. И черный есть, и красный, и даже белый. Когда простываем - в водку его намешал, выпил и потеешь всю ночь. Утром от простуды и следа нету.
        - Тогда посыпь черный на каждый кусок понемногу. - Марина украдкой забрала лежавшие на столе перчатки и натянула на руки: - Я поставлю это великолепие в печку.
        Разровняла угли металлическим прутом, служившим кочергой и поставила противень на них. Через полчаса пошел вкусный запах. Офицеры начали облизываться. Силаев улыбнулся ровными крепкими зубами:
        - Под такую закуску и не выпить? Не, мужики, это грех. Искандер, тебя тоже касается! У кого что есть? У меня лично, имеется бутылка водки. Правда, в танке спрятана, но я ее сейчас принесу.
        Марина остановила:
        - Не бегай! У меня чистый спирт во фляжке. Разведем, та же водка будет.
        Фатеев изумленно развел руками:
        - Тащи!
        Она принесла литровую фляжку:
        - Вот. Грамм семьсот могу отдать, а остальное, извините. Мне в горах надо чем-то руки растирать.
        - Ого! От такого количества мы окосеем крепко. Не позвать ли соседей в гости? В котелках ужин не еден, дичь скоро сготовится. Куски большие. Мужикам радость доставим.
        Степанова кивнула:
        - Я согласен.
        Фатеев, как старожил лагеря, был отправлен посланцем к соседям-десантникам. Вскоре прибыло шесть офицеров и прапорщик. Мигом насторожились:
        - Мужики, чем это у вас так вкусно пахнет?
        - Искандер улара с куропаткой подстрелил, вот и решили пирушку организовать. К тому же он отдает нам семьсот грамм чистого медицинского спирта. Сейчас разведу!
        - Щедро! Мы тут тоже кое-что прихватили. Семен, выкладывай!
        Крепыш с широченными плечами и погонами капитана выложил на стол большой шмат сала, буханку хлеба, пару банок тушенки, бутылку водки и… высыпал горку сушеного урюка. Один из офицеров поставил на стол котелок с оставшейся от ужина перловкой. Марина предложила:
        - Поставь ее рядом с нашими котелками на печку, разогреется.
        Чурбанов для стульев не хватило и к столу подтащили кровати Фатеева и Силаева. Десантники попытались сдвинуть с места кровать Осколкова и не смогли. Сколько не тужились, койка даже не шелохнулась. Удивленно посмотрели на хитро глядевшего прапорщика:
        - Ты что ее в пол вмуровал?
        - Да нет, там внизу разбитая пушка лежит. Ребята, что устанавливали палатку, мне кровать к ней приварили. Я долго не знал об этой шутке, пока что-то вниз не упало. Как вы сдвинуть пытался…
        - И что же ты делать будешь, если лагерь свернуть придется?
        - Спиливать, если пилку по металлу найду.
        Майор-десантник предложил:
        - Приходи, у меня есть. Дам попользоваться.
        - Тогда завтра.
        Степанова вытащила из печки лоток:
        - Готово, мужики! Берегись, сейчас посреди стола поставлю.
        Ее встретили восхищенными возгласами:
        - Вот это, мы понимаем, закусь! Ну, спец, с тобой точно не пропадешь!
        Марина отложила себе перловки и кусок улара, собираясь скрыться в закутке. Майор-десантник, назвавшийся Борисом, остановил:
        - Ты куда? Сиди с нами. Стащи ты эту чертову маску, никому мы тебя описывать не будем, слово даем. Верно, мужики?
        - Верно!
        Она решительно отмела их уговоры:
        - У меня приказ!
        Сидевший рядом с майором капитан протянул ей кружку:
        - Тогда выпей с нами и тост скажи. Капрон у губ тебе позволит это сделать!
        Степанова взяла кружку со страхом, но отступать было поздно:
        - Я выпью за вас, мужики! Чтоб вернулись живыми к матерям, женам, детям и любимым.
        Кое-кто опустил голову, а майор глухо спросил:
        - Что же ты за себя пить не хочешь? Или уже мужиком себя перестал считать, попав на войну эту бестолковую?
        - Я не уверен, что вернусь. Вы идете в бой в открытую, всегда на людях, а мои бои тихие, не заметные. Погибнуть я тоже могу не заметно. За вас, мужики! - Выдохнув воздух, лихо залила в себя разведенный спирт. Незаметно вздохнула и сказала: - Извините, ребята, пойду перекушу. Я сегодня только завтракал. Если засну, не заглядывайте. Силаев знает. Я на тебя надеюсь, капитан.
        - Заметано, Искандер! Отдыхай! Ты сегодня хорошо поработал.
        Прапорщик сгреб со стола горсть урюка и ссыпал ей в карман. Сказал остальным:
        - Мужики, отрежьте парню сала с хлебом, что я, зря его с Украины вез? Искандер должен попробовать сало, приготовленное моей жинкой. - Через несколько секунд протянул бутерброд. Хлопнул по плечу: - А вот за птичку спасибо! Люблю куриц!
        Борис захохотал:
        - Это не курица, а индюшка! К тому же дикая!
        - Не все ли равно? Птица и есть птица!
        Марина скрылась в своем уголке. Задернув брезент и сдернув маску, принялась за еду. Чувствуя, как спирт, выпитый на голодный желудок, начинает расслаблять мозг. Она торопливо жевала, надеясь хоть немного ослабить действие алкоголя. Не привыкший к такому издевательству организм в пять минут стал пьяным в дупель. Степанова с трудом соображала, что она делает. Доела кусок индейки и перловку. Немного посидела, а затем попросила у гомонящих офицеров, стараясь, чтоб голос звучал трезво:
        - Мужики, дайте воды!
        Голос Бориса спросил:
        - Может еще спиртика?
        - Мне достаточно.
        Сквозь брезент просунулась рука Силаева. Она узнала ее по татуировке между большим и указательным пальцами, идущую вдоль руки - “Рязань” и тюльпан. Вода была холодной и приятно остужала горло:
        - Спасибо, Костя. Не в службу, а в дружбу, котелок помоешь?
        - О чем разговор? Конечно помою! Давай! Ты спать?
        - Устал! Да еще спирт этот! Давно не пил. Лучше лягу.
        Она разделась и легла. Под шум голосов спокойно заснула. Мужчины сидели долго. Вспоминали о доме, о погибших друзьях и знакомых. Начали расходиться уже за полночь. Десантники ушли, поблагодарив за приглашение и пообещав, что “в долгу не останутся”. Осколков, которому спирта потребовалось совсем немного, чтобы свалиться, мирно спал на кровати. Фатеев и Силаев поставили кровати на место. Заметив, что старший лейтенант едва держится на ногах, более крепкий к выпивке капитан вздохнул и посоветовал:
        - Отдыхай, Миша! Я тут все сам уберу.
        Парень благодарно поглядел, кое-как разделся и упав на кровать, мгновенно вырубился. Константин перемыл опустевшие котелки, сложив в лоток с ароматной подливкой из мясного сока остатки перловки. Начал собирать грязную заляпанную газету с костями и крошками, чтоб выбросить. Из-под нее выскользнул листок бумаги. Плавно опустился на пол. Капитан нагнулся и вздрогнул: на него смотрело красивое лицо незнакомого парня с усами. Он поднял рисунок и поднес поближе к свету. У парня на плечах были нарисованы капитанские звездочки.
        Силаев аж протрезвел. Оглянулся на спавших приятелей, затем на завешенный брезентом угол. Его подозрения начали принимать определенную форму, догадки превращались в факты. Он сходил и выбросил газету в мусорницу возле палатки. Выкурил сигарету, пытаясь привести мысли в порядок. Затем вернулся в палатку. Внимательно посмотрел на спавших приятелей. Убедившись, что они спят, он на цыпочках подкрался к брезенту и, махнув рукой на обещание, сунул голову внутрь каморки.
        Сначала он ничего не видел, но мало помалу глаза привыкали к свету. Костя обмер: на постели спала девушка с обгоревшей фотографии. Правда, косы теперь не было и светлые волосы доставали лишь до плеч. Правая рука откинута в сторону, на безымянном пальце тускло светилось обручальное кольцо. Лицо разрумянилось от сна и выпивки. Ей было не больше девятнадцати. Мужчина с трудом заставил себя уйти. Поправил брезент и подошел к столу. Взял в руки карандашный рисунок. Долго всматривался в лицо незнакомца. Теперь он знал, что это погибший капитан Степанов, а юная женщина за брезентом - его жена.
        Силаев тяжело вздохнул. Свернул рисунок на четыре части и спрятал во внутренний карман куртки. Для себя решил: тайны Искандера он не выдаст и даже ей не скажет, что все знает. Разделся, выключил свет и нырнул под одеяло. Но заснуть долго не мог, постоянно перед глазами стояло девичье лицо с разметавшимися по изголовью волосами. Тоненькая рука с кольцом. Хотел встать и еще раз взглянуть на нее, но заворочался пьяный прапорщик. Осколков встал и направился к ведру с водой. Долго пил, потом снова лег. Капитан не был уверен, что Виталий крепко заснул и воздержался от визита. Заснул лишь под утро.
        Марина проснулась, когда они все еще спали. Осторожно оделась и выбралась из палатки. Дошла до блокпоста и долго стояла, разглядывая горы в дымке. Солдаты искоса смотрели на нее, не решаясь сказать, что тут стоять не положено. Затем вернулась назад. Офицеры встали и бродили по палатке. Когда вошла Марина, они поздоровались и дружно вышли, дав ей возможность спокойно привести себя в порядок. Позавтракав, старший лейтенант и прапорщик ушли на службу. Силаев задержался, подшивая свежий подворотничок. Посмотрел в сторону брезента и спросил:
        - Искандер, ты когда на новое задание уходишь?
        Из закутка донеслось:
        - Скоро. В начале следующей недели за мной приедет человек. Но это между нами.
        - Я когда-нибудь тебя еще увижу?
        - Вряд ли. Мы не останавливаемся подолгу нигде.
        - Написать тебе можно?
        - У нас нет адреса. Если так уж хочешь, можешь оставлять весточки для меня у командиров частей всюду, где побываешь. Может и дойдет твоя записка до меня. Так и пиши “Искандеру”, больше ничего не добавляй.
        - Ты ответишь?
        - Нет. Не имею права. Почему ты хочешь писать мне?
        Она вышла из палатки, поправляя бронежилет. Посмотрела на него сквозь очки. Он отложил в сторону куртку. Посмотрел на свою работу. Вполне довольный сделанным, бросил куртку на кровать. Пожал широкими плечами:
        - Не знаю. Просто к тебе меня что-то притягивает. Мне нравится с тобой говорить. Ощущение, словно со старым другом общаюсь.
        Марина невольно покраснела и порадовалась, что в маске. Сказала, чуть помедлив:
        - Спасибо. Если хочешь, пиши. Я буду спрашивать в частях.
        - Какие планы на сегодня?
        - Собираюсь к десантникам заглянуть. У них там пара таджиков служат, надо взять несколько уроков фарси.
        - Это что, по-ихнему будешь говорить?
        - Говорить навряд ли, но хотя бы частично понимать, о чем говорят.
        - Это сложно, я раза два пробовал - язык сломаешь! Кстати, а зачем тебе десантники? У меня среди танкистов есть таджик. По-русски говорит хорошо. Умный парень. Если хочешь, прикомандирую его к тебе на несколько дней.
        - Предложение, конечно, замечательное! Как же подготовка танков к длительному маршу?
        - Да готовы мы уже, готовы! Что-то начальство мудрит. Мы бы на следующий день тронулись, если бы отпустили. Ребята со скуки бесятся. Я ведь не танкист, а артиллерист, как ты понимаешь. Должен был минометным расчетом командовать, а прикомандировали колонны водить…
        - Тогда принимаю твое предложение!
        - Может, в город сходим? Десантники собираются, ну и мы могли бы прогуляться.
        - Мне же нельзя светиться!
        Силаев сделал вид, что задумался, затем предложил:
        - Давай мы тебя в женщину переоденем? Паранджа у них черная, длинная и глухая. Даже очки одевать не потребуется.
        Марина заколебалась. Соблазн был велик. Она махнула рукой:
        - Не плохо бы! Только где эту чадру с женской одеждой найти?
        - Будет! Это я тебе, как офицер говорю! Главное, твое согласие получить.
        - Согласен, но потом смеяться и подшучивать не советую. Предупреди остальных. Я не посмотрю, что десантники. Когда выходят?
        - В десять собирались. Считай, что договорились. Сейчас у медсестер шмотки бабьи заберу и пойдем.
        Марина вздрогнула:
        - Откуда они у них?
        - В город ходят для безопасности. Местные мужики не пристают и даже внимания не обращают, когда подобный тюфяк по улице шастает.
        - Почему “тюфяк”?
        - Квадратные, как есть! Кстати, тебе бы походку надо сменить к этой одежонке.
        - Это как еще, сменить?
        - Они здесь плавно ходят, мелкими шажочками. Ручонки под паранджу прячут. Вот так… - Капитан попробовал показать. Сложив сильные руки на животе, опустил голову и попытался идти мелкими шажками. Едва не упал запнувшись за собственную ногу и Маринка тихонько рассмеялась. Он чертыхнулся: - Тьфу ты, черт! До чего же трудно по-женски ходить. Давно уже мысль точит - каким образом они с тоненьких каблучков не падают и даже ноги не ломают? Кстати, а вас там не учили искусству перевоплощения? Может, ты уже умеешь, а я тут распинаюсь!
        Женщина махнула рукой:
        - Костя, я понял. Ты сходи за паранджой и одеждой, а я пока потренируюсь.
        Естественно, когда он ушел, тренироваться она не стала. Села за стол и задумалась: не выдаст ли она себя в экзотическом наряде? Потом махнула рукой: выкручусь! Силаев пришел через пятнадцать минут, притащив целый тюк одежды:
        - Выбирай. Девчонки все отдали. Хохотали, как сумасшедшие, когда я сказал, что в их шмотки мужик переоденется.
        Степанова искренне возмутилась:
        - Ну, ты и гад, Костя! Они же теперь при одном моем появлении хихикать будут! Мне что, с девчонками драться?
        Капитан хмыкнул:
        - Хочешь, я вместе с тобой переоденусь в эти тряпки и в таком виде в город пойду?
        Она представила рослого парня в парандже и покачала головой:
        - Я не высок ростом и сойду за женщину, но твой рост всем в глаза бросится. Местные мужики скопом ухаживать кинутся! Такая мадам не часто встречается. Не боишься?
        Костя расхохотался:
        - Тоже верно! Тогда я с тобой за компанию того таджика наряжу. Будешь знать, о чем местные говорят и одновременно начнешь обучение.
        - Вот это уже лучше! Солдат согласится?
        - Когда объясню - согласится!
        Марина ушла переодеваться, а капитан отправился за Фазилем Рахманкуловым. Под широким и прямым платьем женщина оставила куртку и бронежилет. Бушлат одевать не стала. Днем на улице становилось даже жарко, несмотря на резкий ветер. Сапоги тоже оставила свои. На голову напялила длинную черную паранджу с густой сеткой на месте глаз. На руках неизменные перчатки. Посмотрела на себя в зеркальце на стене палатки и осталась вполне довольна. Разглядеть что-либо под плотной тканью было невозможно.
        Попыталась пройтись в длинной путающейся между ног одежде. Платье само заставляло делать маленькие шаги. Она так и сказала об этом вернувшемуся Силаеву. Тот привел с собой невысокого смуглого крепыша с густой иссиня-черной шевелюрой, указал на фигуру в женском наряде:
        - Знакомься Фазиль, это Искандер. Я тебе все объяснил по дороге. Переодевайся.
        Солдат с интересом посмотрел на Марину и безо всякого смущения принялся переодеваться. Пояснил:
        - У меня пять сестер. С младшей мы очень похожи. Я однажды даже на свидание за нее ходил. В женском наряде, естественно.
        Капитан спросил:
        - Кавалер понял, что ты не девушка или нет?
        Фазиль как раз натягивал платье. Остановился и рассмеялся:
        - Он хотел меня поцеловать, тут я и признался! После этого кавалер меня поколотил, а сестренку Гюзель стал избегать. Она сама хотела, чтоб этот парень отстал. - Солдат накинул сверху паранджу и ловко расправил ее по платью. Посмотрел на Степанову и подсказал: - Искандер, у вас паранджа может переехать на сторону, если так начнете головой крутить. Местные женщины ходят потупившись. Глаз от земли не отрывают. А в вас сразу мужчину можно определить.
        Силаев усмехнулся про себя и попросил:
        - Покажи, Фазиль!
        Тот плавно прошелся по комнате, практически не стуча подкованными каблуками. Женщина попыталась повторить и ни чего не получилось! Каблуки стучали, платье путалось, паранджа сползала. Рахманкулов осмотрел ее наряд и сказал:
        - Выберите что-нибудь на пару размеров поменьше, легче будет.
        Марина послушалась, выбрав темно-синее платье и черную паранджу. Ушла переодеваться к себе. Дело действительно сдвинулось с мертвой точки, после того, как Фазиль посоветовал ей шагая, “отталкивать” подол коленями. Степанова сделала под его руководством несколько кругов по палатке. Через несколько минут внутрь зашло семеро разведчиков. Увидев двух “дам” они захохотали. Семен гаркнул сквозь смех:
        - Девочки, вы на танцы?
        Маринка, не обращая внимания, что она в платье, быстро пнула капитана по голени. Тот охнул:
        - Я же пошутил! А ты сразу драться.
        Силаев нахмурился:
        - Мужики, ну я же просил!
        Десантники подняли руки, выпячиваясь из палатки:
        - Все-все! Больше не смеемся. Хотя, если честно, довольно забавно смотреть на Искандера. Даже в женском наряде мужиком остается. Второй кто?
        - Солдат-таджик. Знает фарси.
        - Мы думали, кто-то из медсестер нарядился.
        Силаев возмущенно подумал: “У вас что, глаз нет? Приглядитесь! Это же Искандер похож на женщину! Неужели не видно тонкую талию, когда он делает шаг?”. И сразу же понял, что так даже лучше.
        Торговцы на улице наперебой предлагали товар, поднимали его вверх на вытянутых руках и расхваливали его на все лады. Это Марине сказал Фазиль. В городе ей не понравилось. Низ платья вывозился в грязи и стал тяжелым, платье сразу обвисло. Шнурованные ботинки исчезли под слоем грязи. По улицам текли ручьи. В многочисленных лужах отражалось солнце. Большинство встречных жителей посверкивая темными глазами, боязливо прижимались к дувалам, пропуская группу вооруженных
“шурави”. Кое-кто удивленно рассматривал двух женщин, одетых по-афгански и семенивших среди них.
        Десантники беззлобно ругали грязь и с серьезными минами на лицах подавали “дамам” руки, чтоб перескочить. За Мариной вовсю “ухаживал” Силаев. Из-за проклятого платья, стеснявшего движения, ей приходилось принимать протянутую руку, чтобы перескочить через очередную лужу. Платье в такие моменты плотно облипало ее фигуру и если бы не бронежилет, она давно бы выдала себя десантникам. Косте было приятно держать ее за руки, хотя он постарался не показать этого. Фазиль скакал в окружении прапорщика и капитана Семена. Те при каждом прыжке солдата фыркали и отворачивались. Местные оглядывались на нелепые прыжки. Такое поведение среди местных женщин было не принято.
        В центре города было значительно чище. Бродили сотрудники местного царандоя-милиции, внимательно оглядывая сограждан. Их золотистые погоны и тщательно начищенное оружие сверкали на солнце. По русским только скользнули взглядом. Неожиданно один из милиционеров направился к ним через всю площадь. Майор Борис шагнул навстречу и Степанова заметила, как он с улыбкой протянул усатому афганцу обе руки для пожатия. Усач белозубо улыбался и на лице была написана искренняя радость от встречи. Марину поразила его русская речь:
        - Борис! Рад видеть тебя живым и здоровым. Да хранит Аллах твою жизнь! - Обернулся к остальным: - Салам алейкум, шурави!
        Все поздоровались и столпились вокруг. Степанова заметила, что мужчина был знаком всем десантникам. Майор все еще пожимал обеими руками руки афганца:
        - Салам алейкум, Расул! Тоже рад видеть тебя в добром здравии. Много преступников поймал?
        Афганец рассмеялся:
        - Преступников нет, есть басмачи! Закон Корана запрещает мусульманам красть, хоть и бывают исключения. В чайхану зайдем?
        - Ты же на службе!
        - Договорюсь!
        Расул отошел в сторону и Борис объяснил Марине:
        - Этот парень начальник местного отделения милиции. Месяца три назад они ездили в один из ближних кишлаков по наводке. Главарь моджахедов Хафиз объявился и в открытую расхаживал по улице. Оказалось, заманивали в ловушку. Расул вляпался. Народ горячий, лезут напропалую, безо всякой разведки. Не успел войти в кишлак, со всех сторон их начали расстреливать. Мы мимо проезжали. Помогли выпутаться. Хафиза и одного его подручного шлепнули, а второй басмач с несколькими бандитами ушел. Вот так и познакомились.
        Женщина спросила:
        - Откуда он знает русский?
        - В Москве учился. По образованию преподаватель русского языка. Кстати, в здешнем отделении многие по-русски говорят. Расул преподает наш язык после службы. Не удивляйся, Искандер.
        Афганец вернулся с молоденьким парнем. Представил его:
        - Мохаммад. Брат жены. Мечтает учиться в России. Пока занимается агитацией среди местного населения. С его помощью в народную армию вступило не мало добровольцев.
        В чайхане народу было много, но для русских моментально нашли место. На фигуры в женских одеждах оглядывались - женщины не имели права приходить в чайхану. Но видя вокруг русских, понимали, что и эти двое русские и молчали. Марина с трудом разместилась за низеньким столиком. Платье мешало и она впервые подумала, как она раньше могла носить такую не удобную вещь. Силаев искоса наблюдал за ней. На скатерти появились несколько тарелок с лепешками и местными сластями, пиалы и огромный расписной чайник с чаем. Расул, на правах хозяина, принялся разливать душистый напиток. Фазиль что-то проворчал и женщина переспросила:
        - Ты чего, Фазиль?
        - Чай здесь вкусный подают, а в этой хламиде разве попьешь!
        Расул услышал и наклонился к уху майора:
        - Это мужчины? - Тот кивнул. Афганец чуть не свалился с корточек: - Зачем же они так оделись?
        - Так надо, Расул!
        Милиционер приблизился к Марине и Фазилю. Присел рядом:
        - Я попрошу чайханщика дать вам заварки и сластей с собой. Попьете у себя. Не расстраивайтесь!
        - Спасибо, Расул!
        - Как тебя звать, дуст?
        - Искандер, а это Фазиль.
        Расул быстро заговорил на фарси. Рахманкулов быстро отвечал. Повернулся:
        - Расул думал, что и ты говоришь на фарси. Имя-то у тебя наше. Сказал, что не к лицу мужчине носить женское платье.
        - И что ты сказал?
        - Что выбора нет…
        Афганец вопросов больше не задавал. Пробыв в чайхане около двух часов, они отправились на местный рынок. Долго бродили между рядов. Марина наблюдала. Фазиль время ль времени переводил ей то, о чем говорят продавцы. Выменяли на патроны грецких орехов, риса, кусок баранины. Затем отправились назад. Маринка спросила:
        - Значит, бандиты вооружаются еще и благодаря вам?
        Борис пожал плечами:
        - Зачем же так сразу, Искандер? Вооружаются! Если бы ты знал, что за патроны мы меняем!
        Остальные десантники расхохотались и объяснили:
        - В каждом патроне половина пороха ссыпана нами. Такой боеприпас хорошо если долетит на десятиметровое расстояние, а то бывает и меньше. Что мы, дураки, хорошие патроны продавать? Ведь они потом в нас же лететь будут. Зачем нам это надо? Большинство торговцев этой хитрости еще не знает, да и остальные еще не скумекали, почему “шурави” патроны на еду так свободно меняют и считают нас глупыми. Пусть считают!
        Степанова усмехнулась и успокоилась.
        В крошечной комнатке стоял полумрак, лишь компьютер на низеньком столике светился голубоватым экраном. Усама сидел перед ним, скрестив ноги по-арабски. Быстро набрал нужный код и несколько секунд ждал, когда агент ответит. Наконец на экране появилась строка:
        - Слушаю вас, сагиб…
        Бен Ладен сосредоточился и набрал:
        - Как идут дела с закупками оружия?
        - Через неделю получим все, что заказывали. Нужно перевести деньги на счет хорошо знакомого вам “Банк оф Америкен” в Нью-Йорке. Они запросили два миллиона долларов.
        - Количество?
        - Как договаривались.
        - В таком случае передайте, что я в их услугах не нуждаюсь. Есть фирмы, которые продадут все, что требуется, за половину суммы.
        - Минуточку, я свяжусь…
        Пару минут на экране ничего не появлялось. Затем появилась строка:
        - Они согласны.
        - Завтра перешлю чек.
        Прошло пять дней ее безделья. Чтобы скоротать время и не сойти с ума от скуки, она учила с Фазилем фарси, пушту и даже арабский, который солдат знал в совершенстве. Оказывается, его дед говорил по-арабски и молился на нем. Степанова уже понимала отдельные слова на всех трех языках, делая по ним выводы, о чем идет разговор. Пробовала и говорить: слова звучали резко, отрывисто, словно дрова рубила. Рахманкулов оказался терпеливым учителем и раз за разом повторял для нее слова на фарси, пушту и по-арабски.
        Силаеву за эти ночи так ни разу больше и не удалось подсмотреть, как она спит. Все время что-то или кто-то мешал. Иногда он ворочался по полночи, ожидая удобного случая. Днем он ходил постоянно мрачным и уже готов был сознаться Степановой, что знает ее тайну, когда Марина неожиданно исчезла из лагеря. Вернувшись вечером на шестой день в палатку, они не обнаружили ее вещей. На столе, написанная крупными печатными буквами, лежала записка: “Спасибо за все. Прощайте. Искандер”. Фатеев вздохнул:
        - Ушел разведчик! Видно пора было…
        Осколков покрутил записку в пальцах и бережно положил на стол. Расстроено сказал:
        - Получил новое задание. Жаль, не попрощались! Хороший парень, не заносчивый. Интересно, какой он внешне?
        Силаев промолчал, только вышел из палатки и присев рядом закурил, глубоко затягиваясь. Он смотрел на горы, а сердце мучительно щемило. Женщина ушла, а он так и не узнал ее имени…
        В то утро Марина вышла из палатки и наткнулась на знакомое по школе лицо. Мужчина слегка кивнул головой, указывая в сторону. Через час, с попутной машиной, они оба отправились в Кабул.
        Глава 7
        Юрий Лозовой прибыл в часть, где служил раньше. Прямо с чемоданом зашел в штаб и доложил командиру о прибытии. Собинов поздравил с благополучным возвращением:
        - Юрий Владимирович! Очень рад, что живы и здоровы. Долго говорить не могу. Вчера новобранцы прибыли, хлопот полон рот. Вечером поговорим, капитан! А сейчас можете отдыхать.
        Лозовой хотел зайти в квартиру Степановых, но оттуда вышел незнакомый старший лейтенант. Капитан удивился и направился в квартиру, где жил раньше. Олег Татарников находился дома: неделю назад он оступился на стрельбище. Растянул связки и теперь скакал по квартире на костылях и с перевязанной лодыжкой. То, что рассказал Олег, заставило Юрия уронить голову на скрещенные на столе руки и минут двадцать провести в таком положении. Татарников добавил в конце:
        - Марина служит в Москве, в каком-то подразделении связи. Я писал ей, но она так и не ответила. Уезжала вся больная. Храбрилась изо всех сил. Старалась не показать своей боли. Я до сих пор не могу прийти в себя…
        Молодой капитан с рано поседевшими висками, чтоб не слушать больше ничего и не выдать того, что он узнал раньше, схватился за лицо руками и выбежал из комнаты. Татарников смотрел ему вслед - он уже пережил нечто подобное. Уйдя в покрывающийся зеленью березняк возле радарной установки, Лозовой упал ничком в пробивавшуюся на взгорке траву и горько заплакал. Юрий теперь твердо знал - в Афгане, рядом с ним, была Маринка, а он ее не узнал…
        - Ганченко! Прикрой! Я до пещеры за патронами!
        Игорь крикнул в ответ:
        - Сержант! Нас кто-то сверху прикрывает и плотно! Духи уже засуетились. Беги, пока они в атаку не кинулись!
        Командир отделения сержант Заславский прислушался: сверху кто-то бил короткими злыми очередями. Бородатые на склоне попрятались за камнями. Их начавшийся бросок захлебнулся. Сержант удивился - неизвестный бил со скалы за их спинами, а из роты там никого не могло быть. Очевидным было только одно, парень на их стороне и выбрал выгодную позицию. По звуку Максим никак не мог определить, что у него за оружие. За проведенный здесь год он давно уже на слух определял любое оружие, но тут затруднялся. К тому же смущало расстояние.
        В два длинных броска преодолел расстояние до естественной пещеры, где лежали боеприпасы. Удивился, что по нему не стреляют. Уже вбегая в темноту, оглянулся: духи залегли по всему склону. Часть их била вверх, а остальные продолжали вести огонь по десанту, хотя и не так интенсивно, как несколько минут назад. Да и меткость бандитов значительно снизилась. Неизвестный не давал им стрелять наверняка. Ганченко лупил по моджахедам из автомата длинными очередями, не давая приподняться для атаки. Сержант успел притащить патроны и даже перезарядить пулемет, когда неизвестный стрелок наверху замолчал.
        Душманы кинулись вперед, надеясь успеть захватить позиции шурави раньше, чем стрелок наверху снова откроет огонь. Со стороны русских ударил долго молчавший пулемет. Атака захлебнулась окончательно. Потеряв десятка полтора людей, Гульбеддин-шах приказал отойти на старые позиции. Но только собрался перебежать за камень, как пуля из снайперской винтовки ударила в голову. Главарь взмахнул руками и рухнул на камни, выпустив оружие. Трое приближенных кинулись к нему. Перевернули и унесли в безопасное место. Только там поняли, что командир мертв. Эта весть мгновенно разнеслась среди духов. Часть из них сразу начала отход, остальные, поколебавшись, отправились следом - захват перевала не удался. Они признали неудачу. К Заславскому подбежал капитан Яблоков:
        - Молодец, Максим! Хорошо придумал со скалой! Если бы не ты, плохо бы пришлось! К награде представлю!
        Сержант оглянулся на скалу и покачал головой:
        - Товарищ капитан, это не я!
        Яблоков недоуменно посмотрел на него:
        - Не ты? А кто?
        - Не знаю. К тому же со скалы пули из “Калаша” до позиций душманов не долетели бы, а тут они падали. И звук у автомата какой-то странный. Последний выстрел был из винтовки, а у нас во всей роте винтовок нет…
        Капитан задумался, а затем приказал:
        - Ну, вот что… Заберитесь, проверьте, кто там? Вдруг ранен…
        Пятеро десантников во главе с сержантом, бросились в обход скалы. Они пробыли на этой точке уже месяца четыре и знали все склоны. С другой стороны на этот торчащий вверх пик, хоть и трудно, но можно было взобраться, цепляясь за уступы. Задрали головы: сверху спускался человек с рюкзаком. Парни прижались к скале и едва незнакомец коснулся ногами земли, сержант скомандовал:
        - Оружие на землю!
        В ответ раздалось по-русски:
        - А хаха не хохо? Забери сам! Предупреждаю, кто попытается забрать, дорого заплатит. Веди к командиру!
        Медленно обернулся: лицо было спрятано под маску и очки. Парней такая экипировка здорово удивила. Заславский решил не нарываться и пошел впереди. Незнакомец спокойно шагал следом, остальные десантники за ним, на всякий пожарный держа руки на автоматах. Сержант подошел к капитану и доложил:
        - Товарищ капитан, задержали неизвестного, когда он спускался со скалы. Сопротивления не оказал, хотя оружие сдать отказался, зато потребовал отвести к вам.
        Яблоков посмотрел на маску. Даже сквозь очки он почувствовал острый, внимательный взгляд:
        - Кто вы?
        - Пусть солдаты отойдут в сторону. - Капитан махнул рукой и десантники отошли. Марина тихо сказала: - Имя Искандер вам что-то говорит?
        Он резко вскинул руку к козырьку:
        - Вопросов нет. Огромное спасибо, что поддержали огнем. Вы нас выручили. Чем могу помочь?
        - Мне нужна связь и сутки отдыха. Требуется отдельное помещение. Никто не должен видеть моего лица. Питаться я тоже стану там.
        Яблоков задумался:
        - Связь обеспечить не так уж сложно, а вот насчет помещения… Разве только в складе, но там холодно. Разжечь костер нельзя, вокруг боеприпасы. Пещера и есть пещера…
        - Это не страшно. У меня хороший спальник.
        - Туда перенесут походную кровать и можете вселяться.
        - В первую очередь связь!
        Яблоков указал рукой вправо:
        - Идемте в штаб, рация там. Сами свяжетесь или моему радисту связать?
        - Сам! Проследите, чтобы возле палатки никого не было.
        Направилась к указанной палатке, по дороге разглядывая раскинувшийся лагерь десантников. Они сносили раненых в одно место. Два санинструктора торопливо перевязывали ранения: на такой высоте, да при разреженном воздухе можно было истечь кровью очень быстро. Радист вызывал вертолеты для эвакуации раненых и ей пришлось подождать. Марина не торопила парня и спокойно ждала у палатки. Связаться удалось лишь минут через двадцать. Далекий голос ответил:
        - Искандер, где вы находитесь?
        - Перевал Карамуджон. Собираюсь отдохнуть у десантников до завтрашнего вечера и тронусь дальше. По полученным от пленного духа сведениям полковник Садыгов находится не в Пакистане. Его прячут в одной из горных пещер рядом с границей. Наши парни блокировали семь основных горных троп. Теперь бандиты вынуждены ждать, когда посты снимут. Тащить полковника семьдесят километров в другую сторону они не станут. Это опасно. Собираюсь выяснить местонахождение. Дальше буду действовать по обстоятельствам.
        - Запомните, Садыгов нужен живым! Если потребуется, привлекайте к операции ближайшие части советских войск.
        - Понял, Альфа!
        - Удачи, Искандер!
        Она несколько раз щелкнула тангентой, сбивая настройку и вышла из палатки. Через час, плотно пообедав, заперлась в складе. Сбросив горные ботинки, бронежилет и маску с очками, забралась в спальник и почти сразу уснула. За пять суток она впервые спала спокойно, не боясь обнаружения. Проспав больше двенадцати часов, встала отдохнувшая и полная сил для продолжения задания. Попросив капитана выделить ей сухпаек, воду и боеприпасы, тепло попрощалась с десантниками и отправилась дальше.
        Кишлак был невелик. Всего каких-то десятка полтора каменных домов с плоскими крышами. Она наткнулась на него, пробираясь овечьей тропой. Одежда стала седой от мелчайшей серой пыли. Она проникала всюду: скрипела на зубах и лезла в глаза, несмотря на плотно прилегавшие очки. Из-за нее во рту было не хорошо, а в легких постоянно саднило. Пыль - это настоящий бич Афганистана.
        Вооруженные люди в наполовину армейской одежде выгоняли жителей из домов и сгоняли на центральную площадь. Залегшая на склоне горы Марина видела в бинокль, как они отделили мужчин, что помоложе и погнали с собой. Крестьян набралось с десяток. Они безропотно следовали за похитителями. Она никак не могла определить, кто эти вооруженные люди - афганские солдаты или душманы. И те и другие зачастую вели себя одинаково. Только когда отобранных погнали в горы, сообразила, что перед ней моджахеды.
        Бандитов оказалось более двух десятков. Среди них Степанова заметила мужчину-европейца, одетого, как афганцы. На время налета он стащил с нижней части лица широкий белый платок. Лицо со светлыми усиками и голубыми глазами часто поворачивалось в сторону ее склона. На груди висел полевой бинокль, время от времени он смотрел в него. Вел себя, как командир, то и дело отдавая приказы душманам. Пленников заставили бежать. Женщина, по какой-то странной прихоти или из-за предчувствия, последовала за ними.
        Раз двадцать ей приходилось затаиваться. Европеец явно чувствовал ее присутствие и оставлял позади себя посты. Не привыкшие к дисциплине афганцы, уже через пару минут после его ухода, принимались переговариваться между собой, что и выдавало Марине их присутствие. Они ругали американца, называя его “глупым” и считали его требование “проверить все ли чисто за спиной” трусостью.
        Отряд уходил все дальше в горы. Женщина шла за ним, словно привязанная. Двигались почти сутки. Тропинка по краю ущелья становилась все уже. Вскоре по ней можно было пробраться только боком, плотно прижимаясь к камню спиной. Резкие порывы холодного ветра едва не скинули женщину вниз. Будь Марина одна и не следуй за бандитским отрядом, она бы ни за что не догадалась, что этот путь ведет куда-то, кроме падения в пропасть. Насколько видел глаз, уступ исчезал за поворотом, но это было не так. Тропа метров через сто после поворота резко расширялась, образовывая между абсолютно отвесных скал довольно ровную площадку. Далее следовали два поворота и снова тропа сужалась, поднимаясь в гору.
        Пещера появилась неожиданно. Она торчала в горе, словно раскрытая пасть. Внутри ничего нельзя было разглядеть. Степанова едва успела отскочить за камень, как навстречу вышло двое духов. Они прошли метрах в трех. Возле пещеры никого не было, но изнутри доносились голоса. Марина посмотрела на солнышко. Прикинула, что до темноты остается еще много времени. Поежилась от пронизывающего ветра - несмотря на лето, высоко в горах было холодно. Высоко над ней, на паре торчащих пиков, лежал снег.
        Внимательно огляделась вокруг. Укрытие за камнями было единственным на площадке и если кому-то из духов взбредет в голову пойти в этом направлении, ее немедленно обнаружат. Ситуация складывалась из рук вон плохая: сзади духи, впереди тоже духи. Обнаруживать себя не хотелось, но и надеяться на везение не приходилось. Маринка подползла к повороту. Осторожно выглянула: афганцев не было. Зато из-за следующего поворота доносились приглушенные голоса. Она оглянулась на черную пасть пещеры и скользнула за поворот. Страшно рискуя, короткой перебежкой добралась до следующего и быстро заглянула за скалу: оба духа сидели на корточках, повернувшись к ней спиной и глядя на узкую тропу.
        Степанова оглянулась назад. Выпростала пару метательных ножей из рукавов и, по очереди, метнула в мужчин. Первый рухнул лбом в камень, в спине торчал нож. Второй начал оборачиваться, в этот момент второй нож перерезал ему глотку и улетел в пропасть. Бородач схватился за шею. Сквозь пальцы лилась кровь. Раздался хрип, бульканье. Он рухнул рядом с первым, глядя стекленеющими глазами на приближавшегося противника. Марина убедилась, что оба мертвы. Снова добралась до первого поворота, чтобы убедиться, не грозит ли ей опасность. Быстро вернулась к трупам.
        Стащила с первого духа окровавленную куртку и швырнула ее в пропасть. Затем сняла длинную белую рубаху, черный балахон, похожий на жилет, чалму и длинный шарф с шеи. Сняла широкие верхние брюки. Собрала оружие и спрятала среди камней. Сбросила трупы со скалы. Старательно и тихо присыпала кровь щебенкой, набранной у основания каменной стены. Эту каменную крошку она собирала сняв перчатки. Сняв верхнюю куртку с себя, натянула душманский наряд, сверху набросив армейскую куртку. Прямо на маску натянула чалму, заправив свисавший конец так, что он прикрывал нижнюю часть лица. Так делали многие моджахеды, спасаясь от холода и пыли.
        Решительно направилась к пещере, но у второго поворота все же ненадолго остановилась, чтобы проверить, есть кто возле входа или нет. Прислушалась. Из темного нутра не было слышно ни звука. Степанова решительно вышла из-за скалы и держа автомат за приклад, направилась к пещере. Спокойно проникла внутрь. Ее никто не окликнул. Вообще на протяжении доброй сотни метров не было ни единой живой души.
        Марина приникла к правой стене и ощупью пробиралась все дальше и дальше. Прежде чем поставить ногу, осторожно проверяла носком ботинка, нет ли там каменной крошки или провала. Впереди горел огонь. Колеблющийся свет от него пробивался на стены прохода сразу в нескольких местах. Степанова поняла, в чем дело только приблизившись вплотную: входов в центральную часть пещеры было несколько. Дальше не было ни одного отводка и женщина поняла, что и выходов здесь лишь один. Тот, через который она вошла. В пещере все спали, понадеявшись на охранников у единственной тропы. Из темноты, прижавшись к одному из каменных “столбов”, она изучала обстановку. Затем решила обследовать территорию за столбами и метров через двадцать едва не рухнула в яму. Каменная пыль из-под ее ноги посыпалась вниз. Откуда-то из глубины до слуха женщины донесся тяжелый вздох.
        Молча вытянула из-за пояса веревку, решив проверить подозрения. Обвязала один из каменных столбов, стоявший в глухой тени и сбросила конец веревки в яму. Несколько раз сильно мотнула из стороны в сторону. Слышала шлепки о стену. За веревку кто-то схватился и начал тянуть ее из рук. Тоненький канатик натянулся, по легкому дрожанию она поняла, что человек карабкается наверх. Помогать не стала, следила за обстановкой за спиной: в пещере кто-то проснулся. Слышались шаги. Голова человека показалась из ямы и она, схватив его за шкирку, легким шепотом спросила по-русски:
        - Вы кто?
        В ответ раздалось удивленное:
        - Полковник Садыгов…
        - Вас-то мне и надо! Уходим! Идите посреди коридора, там нет камней…
        Садыгов бросился к чуть мерцавшему выходу, стараясь не шуметь. Марина пошла за ним, но остановилась. Чуть слышные шаги в пещере резко затихли. Степанова насторожилась, так ведет себя человек, если прислушивается. Не долго думая, вытащила из кармана “лимонку” и решительно вошла в внутрь. Присела у стены и опустила голову, исподлобья разглядывая того, кто стоял. Это был тот самый европеец. Он о чем-то спросил по-английски. Она ответила:
        - Нис, нис…
        И замахала рукой, делая вид, что не понимает. Так часто делали афганцы. Он направился к ней и присел на корточки, стараясь разглядеть. В ту же секунду ее рука сцапала мужчину за куртку и притянула к себе. Раздался легкий щелчок и перед носом изумленного белого мужчины показался колпачок гранаты, а с указательного пальца слетела чека. Женщина по-русски прошипела:
        - Тихо! Мне терять нечего. Пошли!
        Все так же держа побледневшего европейца за куртку, потянула за собой. Он шел, не сводя глаз с гранаты. По носу покатились крупные капли пота. Степанова выволокла европейца из пещеры. На выходе тихонько позвала:
        - Садыгов! - Тот сразу вынырнул с левой стороны. Удивленно смотрел на странный наряд и спрятанное под маской лицо. Марина скомандовала: - Полковник, быстро ко второму повороту! Там за камнем спрятано оружие.
        - Там пост!
        - Уже нет. Забирай все и начинай пробираться по карнизу. Уходи. Я тебя догоню.
        Офицер не стал спорить и молча кинулся к повороту. Марина пошла за ним, все так же таща пленника за куртку. Европеец все еще был в ужасе. При свете затухающего дня она увидела, что у него даже глаза побелели от страха. Иностранец на ломаном русском заговорил. Голос заметно дрожал:
        - Ты меня убьешь?
        - Зачем? Ты еще своим афганским друзьям пригодишься!
        Она все так же тащила его за собой, держа перед его носом зажатую в кулаке гранату. Едва скрылись за поворот, коротко врезала в висок мужчины гранатой и сразу же отпустила куртку. Инструктор рухнул. Она вытащила из кармана вторую чеку и вставила ее во взрыватель. Спрятав гранату в карман, деловито связала иностранца, стянув за спиной ноги с руками. Оттащила тело за камень, где пряталась раньше сама. Заткнула рот кляпом из афганского шарфа и направилась к карнизу.
        В одном месте карниз был совсем тонким, а сверху нависал гребень скалы. Она нашла расселину. С трудом забила туда парочку “лимонок”. Убедившись, что они не выскочат от рывка, к чеке каждой привязала веревку и начала пробираться по карнизу дальше. Длина веревки была примерно метров шестьдесят. Женщина прошла этот путь, осторожно разматывая тросик и слегка натягивая его. Укрывшись за поворотом, дернула за конец веревки. Взрыв обрушил метра два от карниза и часть нависавшего камня. Восстановлению дорога не подлежала…
        Степанова удовлетворенно выглянула из-за скалы. Весьма довольная тронулась дальше. На полковника наткнулась метров через тридцать. Тот стоял и внимательно смотрел в ее сторону. Увидев приближение странного парня, тронулся по карнизу дальше, все вопросы отложив на потом. Через полчаса они стояли на нормальной тропе. Присели отдохнуть. Марина достала из рюкзака банку консервов. Легко вспорола крышку штыком и протянула полковнику вместе с ножом. Садыгов наблюдал за ее действиями. Взял предложенное:
        - Кто вы?
        - Человек, которого послали вытащить вас. Вы не так плохо выглядите, как я думал.
        Полковник пожал плечами:
        - Я был нужен живым и здоровым. Собирались перебросить в Пакистан. Думаю, что там со мной перестали бы церемониться. Дорога тяжелая. Нести меня им не хотелось. К тому же американец не разрешал бить меня. Почему вы не взяли его с собой? Фергюссон мог бы многое рассказать о подготовке наемников в Пакистане. Мы часто беседовали.
        - Тащить его с собой слишком опасно, а мне приказано доставить вас живым. Значит, этот тип американец?
        - Ты убил его?
        - Зачем? Выхода из пещеры, кроме этого, не существует. Пусть пока вместе с остальными побудет.
        - Они же там помрут от голода!
        - Не помрут. Афганцы - дети гор. Они свяжут веревки и спустятся на дно ущелья. Конечно, брести по нагромождению камней не легко, но они знали на что шли, прячась в этой пещере. Выбираться с ущелья они будут по меньшей мере неделю.
        - У них есть рация и они наверняка передадут о нашем бегстве ближайшим отрядам.
        Марина задумалась, а затем сказала:
        - Вот это уже хуже, но навряд ли поблизости есть еще один отряд с наемником и рацией. Разве что в Пакистане. Я здесь обитаю уже больше полугода, но впервые сталкиваюсь с отрядом, в котором есть рация.
        Полковник съел ровно половину перловки с мясом и протянул банку ей:
        - Спасибо за угощение!
        - Доедайте, я есть пока не хочу.
        Он догадливо спросил:
        - Или не хотите снять маску?..
        Степанова усмехнулась не весело:
        - И это тоже. У меня приказ - не открывать лица никому.
        - Я могу отвернуться - ешьте!
        Садыгов повернулся к ней спиной. Марина приподняла край маски снизу и быстрехонько покончила с остатками. Вновь натянула маску:
        - Вы отдохнули? Давайте мне один из автоматов и часть боеприпасов…
        Он, протягивая ей только автомат, сказал:
        - Остальное я понесу сам. У вас и так рюкзак за плечами. Меня зовут Юсуф, а вас?
        - Искандер.
        Марина повела Садыгова другим путем. Уже ночью спустились в долину и в темноте прошли большую ее часть. Когда начало светать, Степанова огляделась и уверенно зашагала к купе можжевельника на склоне. Уже оттуда осмотрела долину в бинокль. Не обнаружив поблизости человеческого жилья, нашла укромный уголок среди камней и приказала выдохшемуся полковнику:
        - Юсуф, ложитесь спать. Через три часа я вас разбужу. Вы посторожите, а я посплю.
        Бросила свой спальник. Садыгов не стал возражать. Отказавшись от еды, он забрался внутрь мешка и мгновенно заснул. За время его сна Марина успела умыться, поесть и приготовить еду для полковника. Так же тщательно обследовала в бинокль окрестности. Разбудив мужчину через три часа, улеглась на мешке сверху и уснула, прижав автомат на груди рукой.
        Тронулись в дальнейший путь около полудня. Полковник замотал рот и нос афганским шарфом от пыли. Женщина шла первой, зорко оглядываясь по сторонам. Даже изматывающая жара не действовала на нее, в таком сильном напряжении она находилась. Уже на выходе из долины наткнулись на дорогу. В грязи виднелись старые отпечатки от шин. Марина не выходя на колею наклонилась, внимательно разглядывая их. Неожиданно схватила полковника за руку и бегом потянула за собой. Садыгов, не понимая ничего, бежал. Парень вдруг со всей силы толкнул его и полковник грохнулся за камень, обдирая колени и чувствуя, как обжигает руки раскаленный базальт. Искандер упал рядом, зажимая ему рот рукой в перчатке. Прохрипел в ухо:
        - Тихо! Духи!
        Буквально сразу, к великому удивлению полковника, внизу промчалось человек пятнадцать бородачей в развевающихся одеждах. Они торопились вслед за оборванцем неопределенного вида. Едва они отошли метров на двести, Степанова спросила:
        - Полковник, они идут на то место, где мы отдыхали. Вы бродили, чтоб не заснуть?
        Садыгов честно признался:
        - Бродил. Сходил умываться к ручью.
        - Тогда, это точно по наши души! Уходим и быстро!
        Пригибаясь за камнями помчалась в гору. Он за ней. На ходу спросил:
        - Как ты догадался? Ведь они молча шли и из-за песка топота не было.
        - Ветерок донес запах немытых тел.
        Они поднялись метров на четыреста. Марина осмотрела долину и протянула бинокль полковнику: духи носились по месту их стоянки, пытаясь найти следы. Затем безошибочно повернули к дороге. Женщина сказала:
        - Пока они нас не видят, надо добраться вон до того уступа…
        Указала рукой наверх. Метрах в двухстах от них торчала скала довольно странной формы: один ее угол загибался вверх словно крыша у китайской пагоды, образуя природную крышу. Степанова пояснила:
        - Оттуда обороняться легко, а в случае чего можно даже наверх забраться.
        - Ты откуда знаешь?
        - Приходилось бывать в этих местах. Однажды сутки отряд духов держал, пока наши не подоспели. Правда это весной было, а сейчас там словно на сковородке будем…
        Они успели незамеченными взобраться на скалу и подползли к самому краю, наблюдая сверху за бородачами. Те столпились у дороги и теперь внизу происходило что-то странное. Моджахеды размахивали руками и оружием, трясли бородами, указывая каждый в свою сторону и что-то объясняя. Духи так и не пришли к единому мнению, так как часть направилась по дороге, а другая часть рассыпалась по склону, стараясь отыскать хоть какой-то след. Здоровенный бородатый афганец долго смотрел наверх скалы в бинокль.
        Марина увидела чуть-чуть раньше, как он начал его приподнимать и успела оттащить полковника от края. Сама, через щели в камнях, осторожно наблюдала. Бородач ничего подозрительного не заметил и опустив бинокль, что-то гаркнул. Они двинулись дальше по склону. Женщина из-за дальности расстояния не расслышала, что он говорил. Она дождалась, когда духи скроются из глаз. Затем, вместе с полковником, начала спускаться со скалы. Но едва вступили на землю и вышли на более-менее свободное пространство, раздался крик на афганском. Степановой ничего не оставалось делать, как вновь, схватив полковника за руку рвануть к спасительной скале. Приказав:
        - Взбирайтесь, а затем прикройте меня сверху!
        Толкнула мужчину к уступам, а сама залегла за камнями, прикрывая его действия. Оказалось, что отряд попросту обманул их. Скрывшись из глаз на время, он вскоре вернулся. Выдал его возвращение тот самый оборванец, который привел отряд к месту их недавней стоянки. Главарь со злости пристрелил его и бросил людей в атаку, но Марина легко отбила ее, скосив одной очередью троих. Остальные залегли и лишь изредка постреливали в ее сторону. Впрочем их пули вреда не причинили.
        Минуты через три они начали медленно приближаться. Короткими перебежками двигались от камня к камню. Сверху ударила короткая очередь. Степанова метнулась к уступам и начала быстро карабкаться наверх. Садыгов не давал душманам поднять головы и угробил еще двоих. Марина брякнулась рядом с ним и шепнула:
        - Патроны побереги! Стреляй, только если встанут, я сейчас… - Из рюкзака появилась разобранная винтовка, которая через пару минут возни превратилась в целую. Женщина поставила оптику в пазы и улыбнулась: - Вот теперь поговорим!
        Полковник оглянулся и вздрогнул:
        - Искандер, ты снайпер?
        - Во всяком случае, считаюсь! Я владею винтовкой лучше, чем любым другим оружием. Сейчас сниму главаря и пару его нукеров - остальные уйдут.
        - Почему ты так уверен?
        - Большинство в банде крестьяне. Их силой уводят в отряды, заставляют приносить клятву, а для афганца это много значит. Потеряв главаря, они часто разбегаются.
        Степанова подползла к краю и чуть высунула ствол винтовки. Нашла огромную бородатую фигуру. Душман крутился во все стороны, отдавал какие-то распоряжения, махал руками, то и дело наклонялся из стороны в сторону. Она с трудом поймала его в прицел. Подержала мгновение и мягко нажала на курок. Главарь ничком повалился на камень, за которым сидел, не успев даже руками взмахнуть. Остальные, как по команде, исчезли с поля зрения. Стрелять по нукерам не потребовалось, так как раздался крик:
        - Шурави! Не, не бум! Не бум!
        Следом из-за валуна поднялся худощавый мужчина в халате. Подняв ружье над головой, он начал медленно и не ловко пятиться к дороге. Остальные, увидев, что никто не стреляет по товарищу, сделали тоже самое. Отряд уходил. Только трое нукеров продолжали лежать за камнем, все еще колеблясь и не зная, что делать. Наконец и они не выдержали. Подхватив труп главаря, кинулись вслед за уходившими. Степанова не стала стрелять. Афганцы удалились. Медленно пошли по дороге, затем скрылись за поворотом. Мужчина и женщина слезли со скалы и направились по склону горы наверх, обходя многочисленные встречающиеся валуны и стараясь держаться все время под укрытием.
        За сутки раза четыре натыкались на небольшие отряды духов. Успевали укрыться раньше, чем их обнаруживали. Затаивались, пережидали и шли дальше. На поднимавшихся в гору мотострелков они буквально вылетели из-за поворота. Солдаты мгновенно схватились за автоматы и Степановой ничего не оставалось делать, как столкнуть Садыгова с ног и упав на него, прикрыть полковника собой. Две автоматных очереди просвистели над головой. Она заорала первое, что пришло на ум:
        - Козлы-ы-ы!!!
        Громкий голос, после ее вопля, приказал:
        - Прекратить огонь! - И сразу обратился к ним: - Вы целы? Кто такие?
        Марина скатилась с мужчины и выматерилась:
        - Ё…! Вы что, не можете вначале спросить?
        Вперед вышел коренастый капитан, оправдываясь, сказал:
        - А черт разберет, кто вы! Оба в афганском наряде…
        Садыгов тоже ругался, потирая вновь ободранные колени и локти:
        - Черт бы вас побрал, капитан! Не ожидал, что сбежав из плена могу быть убитым своими. В любом случае надо спрашивать!
        Капитан подошел к ним. Солдаты столпились поодаль, рассматривая маску и очки. Командир вскинул руку к козырьку фуражки:
        - Капитан Гуревич.
        Степанова резко ответила:
        - Искандер. Это полковник Садыгов. Мне срочно нужна связь!
        Ее имя произвело должное впечатление. Офицер извинился и обернулся:
        - Демин, неси рацию!
        К ним приблизился высокий, худой солдат с лычками ефрейтора. Поставил рацию на камень и вопросительно посмотрел на командира. Тот молчал. Женщина молча забрала
“ящик” и приказав:
        - Ждать здесь!
        Направилась в сторону. Полковник и капитан молча смотрели ей в спину. Москва ответила не сразу. Она долго настраивалась и ловила нужную волну. Голос полковника Бредина ворвался в уши:
        - Искандер! Как вы? Мы уже беспокоиться начали.
        - Все нормально. Садыгова оставляю с мотострелками капитана Гуревича. Точное место указать не могу, карта не совершенна, этой тропы тут вообще нет.
        Удивленный голос спросил:
        - Значит, вам удалось?..
        - Захвативший его отряд станет прорываться через ущелье, неподалеку от перевала Карамунжон. У него нет выбора. Если можете, направьте туда отряд. Среди моджахедов угнанные насильно крестьяне. В отряде есть американец-инструктор по фамилии Фергюссон.
        - Это уже интересно! Благодарю за службу. Полковника Садыгова завтра заберут у мотострелков. Добирайтесь до ближайшей части и дайте знать о себе. Отдыхайте. В дальнейшем получите новые инструкции.
        - Служу Советскому Союзу! - Марина отключилась. Покрутила ручки, вернулась к ожидавшему отряду. Посмотрела на Юсуфа и тихо сказала: - Прощайте, полковник. Завтра вас заберут отсюда, а пока идите с отрядом.
        Он удивился:
        - Искандер, уходите? Почему? Разве вы не должны сопровождать меня до конца?
        Марина пожала плечами:
        - Такого задания у меня не было. Я должен был вытащить вас живым и довести до ближайшего нашего отряда. Прощайте!
        Степанова начала спускаться вниз, с трудом минуя солдат на узенькой тропе. Они чуть сторонились, стараясь разглядеть под очками ее глаза. Раскрасневшиеся от тяжелого подъема, разреженного воздуха и груза за спиной, лица солдат отпечатались в ее памяти.
        В Москве в это время шел разговор между двумя полковниками. Бредин повернулся к Горчакову с улыбкой:
        - Представляешь, она вытащила Садыгова целым и невредимым! Ну, что будем делать? Докладываем начальству или молча готовим вторую “смертницу”?
        Горчаков пожал плечами:
        - Конечно, новости впечатляют. Но я бы не стал торопиться. И со второй женщиной тоже не стал бы спешить… - Полковник вздохнул и продолжил: - До меня дошли сведения: инструктора сами жалуются - она пытается их соблазнить! Представляешь, что будет, если мы ее запустим в отряд? Искандер не проявляла интереса к мужчинам и за полгода никто не заподозрил, что она женщина. Эта выдаст себя в первый же рейд, я уверен.
        Бредин потер висок:
        - И ты только сейчас говоришь мне об этом!
        - Сведения дошли до меня вчера. Давид прошла усиленную пятимесячную подготовку, но того результата, что был у Искандера за полтора месяца инструктора так и не добились. По-моему, она просто охотник за приключениями и все ее рассказы сущий бред! Что будем делать с Давидом теперь?
        - Отправить в Афганистан, непосредственно в “Альфу”. Командиру негласно дать указания - отправлять в бой наравне с солдатами, прикрытия не давать. Нам ни к чему болтливая баба. Хорошо то, что она не знает об Искандере. Надеюсь, никто не проболтался, что она не первая?
        - На этот счет можно не беспокоиться. Инструктора с большим опытом и умеют держать язык за зубами.
        - Я собираюсь дать Искандеру отпуск. Все же полгода безвылазно среди мужиков, это срок не малый. Пусть побудет снова женщиной, съездит на родину. А доложить начальству, я считаю, надо! Четверо освобожденных и многие километры пройдены этой женщиной. Ее надо представлять к награде, а как наградишь, если о ней не знают? О второй неудачной попытке говорить не станем. Ну, что, пошли к генерал-лейтенанту…
        - Ох и получим мы сейчас по шапке!..
        Марина ехала домой. Пассажирский поезд мчал ее мимо городов и деревень. Стояла глухая ночь, но она не спала. Вышла из купе в коридор, отодвинул шторку на окне в сторону и смотрела на мелькавшие мимо огоньки. Часто ощупывала лицо, так как без маски чувствовала себя неуютно. Золотистые волосы, тщательно промытые и расчесанные, за восемь месяцев отросли до плеч. Она думала о том, как ее встретят дома. В Москве, кроме двух десятков писем от родителей, ей вручили три письма от Олега Татарникова. Капитан писал о возвращении Юрия Лозового, о его расспросах о ней, Маринке. Спрашивал, почему не пишет. В третьем письме объяснялся в любви и предлагал замуж. Вскользь Олег упомянул, что Лозовой стал каким-то странным и теперь рвется в Афганистан. Письмо пришло за два месяца до ее прилета в Россию.
        Полковник Бредин, накануне отъезда, на собственной машине провез Степанову по магазинам: накупили колбасы, масла, конфет, майонеза и разных гостинцев. В общем всего того, что в маленьких городках давно исчезло с прилавков. За два дня до отъезда генерал-майор Зосимов вызвал ее к себе и вручил орден боевого Красного Знамени. Вечером, вместе с Брединым и Горчаковым, Марина “обмыла” награду в водке. Теперь орден лежал в сейфе начальника, вместе с документами. Подвыпившие полковники с интересом разглядывали ее. Бредин спросил:
        - Если хочешь, можешь дослуживать здесь, в Москве. Все-таки Афганистан не парк Горького. Что решаешь? Ответ сейчас нужен…
        Степанова твердо ответила:
        - Здесь мне делать нечего, а там я пользу принесу. Разрешите вернуться в Афган?
        Офицеры переглянулись. Горчаков вздохнул:
        - Значит, не навоевалась? Один из инструкторов до сих пор о тебе вспоминает. Следом просился, в пару с тобой хотел. Влюбился парень…
        Марина промолчала и разговор сам собой затих.
        Около восьми утра она вылезла на знакомой станции. Поставила тяжеленные сумки на платформу и огляделась. Вокруг обнимались люди, шипение поезда и гул людских голосов слились в странную какофонию. Она не сразу заметила родные лица в привокзальной толпе: мать и отец встречали ее. Бестолково бегали по платформе. Маринка вспомнила, что забыла написать в телеграмме номер вагона. Крикнула:
        - Мама! Папа! Я здесь!
        Они сразу услышали родной голос и кинулись к ней, расталкивая народ. Мать обхватила ее за шею с плачем:
        - Доченька!!! Какая же ты худая стала!
        Отец обнял их обоих и только в эту минуту Марина заметила на его висках седину. В рыжеватых прокуренных усах тоже виднелись седые волоски. Когда первый порыв прошел. Елена Константиновна и Иван Николаевич подхватили Маринкины сумки:
        - На площади машина ждет. Собинов выделил сразу, как только узнал, что ты приезжаешь. Зайти просил, когда отдохнешь.
        В родительском доме почти ничего не изменилось. Разве что мебели прибавилось: они перевезли вещи из их с Сашей квартирки. Степанова прошлась по комнатам, дотрагиваясь пальцами до стульев и шкафов. Все было таким родным и знакомым. Родители следили за ней из-за стекла в дверях. Она долго стояла возле трельяжа, разглядывая себя в зеркало, пока не заметила испуганные глаза матери. Обернулась и слегка улыбнулась:
        - Ты чего, мам?
        - Словно чужая ведешь себя. Свое лицо в зеркале ты девчонкой столько не разглядывала, как сейчас. Мне показалось, что ты забыла его. Марина, ты на улицу в Москве совсем не выходишь?
        - С чего ты взяла? Вон вчера за продуктами моталась…
        - Ты бледная и волосы не выгоревшие, хотя лето прошло.
        Маринка вздрогнула и решила, когда вернется в Москву, поговорить с Брединым, чтоб таких проколов больше не было. Пожала плечами:
        - Вообще-то гулять некогда. Вам писала и то через пень-колоду. Работы много.
        Отец спросил:
        - Ты на радиостанции или просто на телеграфе?
        Дочь спокойно ответила:
        - На радиостанции.
        - Лозовой прибегал. Допытывался, где ты, как? Он тебе не писал? Мы адрес давали.
        - От Юрки писем не было, а вот Олег писал. Отвечать было некогда. Ну, ничего, я с ними встречусь, поговорим!
        Иван Николаевич вздохнул:
        - Не поговоришь. Оба в Афган ушли. Неделю назад проводили.
        Марина села на стул у окна. Глупо спросила:
        - Как, ушли? И меня не дождались?
        - Кто же знал, что ты явишься. Татарников вообще считал, что ты не раньше, чем через год прибудешь.
        Мать осторожно спросила:
        - На сколько отпустили?
        - Две недели пробуду. Поохочусь, на рыбалку схожу, вам помогу.
        На самом деле ее отпустили на три недели. Она хотела слетать в Каунас и побывать на могиле мужа. Родителям сообщать о планах не хотела, чтобы не расстраивать. Отец спросил:
        - В часть пойдешь?
        - Обязательно. - Обернулась и как-то обыденно спросила: - Сына нашего, где похоронили?
        Елена Константиновна побледнела. На лбу выступила испарина. Не желая того, всхлипнула:
        - С прабабкой положили. Вместе на кладбище сходим, если захочешь.
        - Мам, ты извини, я одна схожу. Я помню, где прабабушка похоронена.
        - Смотрю, ты так и не переодела кольцо на левую руку…
        Марина покачала головой:
        - И не переодену. Я всегда его женой буду.
        - Не зарекайся, Марина! Ты молоденькая, встретишь! Вокруг, наверняка, молодых ребят хватает…
        Степанова вспомнила лица мотострелков в горах и кивнула:
        - Хватает! Только я теперь другая…
        Отец прервал тягостный разговор, скомандовав:
        - Ну-ка, хватит о грустном! Гостью надо за стол сажать, а не баснями кормить!
        На столе появилась бутылка красного вина и Марина впервые выпила в присутствии родителей. Заметила их наблюдающие взгляды. Вино подействовало на нее слабо, лишь раскраснелись щеки, а глаза смотрели трезво.
        У четы Собиновых за время ее отсутствия появился прехорошенький мальчишка. Сам Петр Леонидович здорово изменился. Он помолодел внешне, похудел и выглядел очень хорошо. Марина застала его возле дома, качающего коляску и что-то напевающего. Он тихонько поздоровался с женщиной и приложив палец к губам, улыбаясь сказал:
        - Спит, разбойник! Весь в меня, буйный! Настя пеленки стирает, а я вот во время обеда с ним гуляю.
        - Как назвали?
        - Сашкой!
        Степанова побледнела и с трудом проглотила комок в горле. Подполковник сделал вид, что ничего не заметил, наклонился поближе. Огляделся по сторонам украдкой и выдал:
        - Тебя ждали. Будешь крестной матерью у парня!
        Сказано это было так, что женщина поняла - отказаться не удастся. Она кивнула:
        - Хорошо, буду! Надеюсь, за две недели успеем?
        Он приблизил свое лицо к ее:
        - Успеем-то успеем! Только надо все это так провернуть, чтоб никто не знал. Влетит мне за крестины по первое число, сама знаешь! Настя настаивает. Не могу я против желания жены идти. А сам в церковь не пойду! Понимаешь?
        - Понимаю! Крестным кто будет?
        - Не знаю. Не к замполиту же идти, чтоб выбрал!
        Степанова расхохоталась тихонько:
        - Да уж! Он нам такие крестины устроит, что и чертям в аду тошно станет!
        - Вот-вот… И я о том же! Конечно, Алексей понимающий человек, но - все же замполит! Кого предложить можешь?
        - Своего приятеля детства - Витю Горева. Устраивает? - Собинов кивнул и она уверенно пообещала: - Я попрошу маму, чтоб завтра в дальнюю церковь съездила и договорилась со священником на ближайшее время. Мне ведь тоже влететь может за крестины.
        Собинов расспрашивал ее о службе, о жизни в Москве. Маринка повторила ему легенду, подготовленную полковником Брединым, стараясь говорить, словно раздумывая. Получилось правдоподобно. Разговор незаметно переключился на события, произошедшие в части, за время ее отсутствия. Командир вздохнул:
        - Четырех новеньких прислали. Трое в вашей квартире живут. Можешь зайти. Если хочешь, я могу присоединиться.
        Марина кивнула и Собинов убежал в дом. Вскоре вышла Настя. Обняла Марину, разглядывая ее похудевшее и постаревшее лицо:
        - Какая ты худая стала! Так нельзя, Марина. Ты баба, поправляться надо. Вон, взгляни, как я после родов да от спокойной жизни раздобрела! Сходите, я за Сашкой послежу.
        Едва повернули за угол и нос к носу столкнулись с Малых. Павел оторопел, а потом кинулся к ней. Женщина шагнула навстречу не решившемуся обнять парню и сама прижала его к себе. Он спросив, крепко притиснув ее к груди:
        - Марина! Откуда ты взялась? Заходи!
        - Спасибо, Паш! Но я в свою бывшую… - Посмотрела ему на плечи: - Ого! Да тебя смотрю, поздравить можно с очередным званием? Поздравляю, Паш! Женился?
        - Через неделю. Приходи обязательно. Иначе обижусь.
        - Буду…
        Постучавшись, они вошли в дверь, услышав:
        - Входите!
        Степанова огляделась в знакомой прихожей и кухне так, словно впервые видит. Поздоровалась с выглянувшими из комнаты двумя ребятами:
        - Здравствуйте!
        Собинов представил:
        - Бывшая хозяйка этой квартиры. Пусть она немного побудет здесь. Не мешайте. Я пойду, Настя с сыном сидит, а ей некогда…
        Подполковник выскользнул за дверь. Один из ребят пригласил:
        - Проходите…
        Она прошла в комнату и остановилась посредине. Не видя ребят, оглядела знакомые стены. Посмотрела в угол, где раньше стояла тахта, а теперь громоздилась металлическая кровать. Подошла и дотронулась до стены, там виднелись следы от гвоздей. Погладила рукой стоявший посредине старый стол. Встала возле угла, где раньше стоял трельяж. Дотронулась до остриженных волос. Тяжело вздохнула. Развернулась и направилась к двери. На мгновение остановилась и повернувшись, посмотрела на ребят:
        - Спасибо.
        Развернулась и быстро вышла из квартиры. Никто ничего не успел сказать ей в ответ. Ребята переглянулись:
        - Значит, это и есть Марина, о которой Татарников говорил…
        - Красивая! Не зря Олег так страдал…
        Поговорить с Варнавиным в этот день не удалось. В части случилось ЧП и замполит даже на обед не приходил. Собинов, считавшийся «молодым папашей», перевалил все дела на него, но Алексей Михайлович не жаловался. Через Лидию передала, что хотела бы поговорить с ним один на один. Жена замполита попыталась оставить ее пить чай. Степанова отказалась и направилась домой. По дороге передумала. Зашла к Лешке Суханову. Тот как раз сидел и обедал. Подскочил из-за стола:
        - Маринка! Вот это номер! Откуда?
        Он не решился ее обнять. Женщина сделал это сама. Слегка прижала парня к себе, обратив внимание, что за полгода он вытянулся и возмужал. Смеясь, ответила:
        - Сегодня утром приехала. Из части иду. Ты только что из школы?
        - Точно. Учителя совсем оборзели: семь уроков сделали! Обедать со мной будешь?
        Марина отказалась:
        - Да нет, спасибо. Дома так накормили, до сих пор в желудке тяжело. Думаю к Витьку зайти. Не знаешь, дома?
        - Дома. Вместе шли со школы. Погоди минутку и я с тобой соберусь. - Через пять минут два старых приятеля шагали к дому Горевых и разговаривали. Лешку тоже интересовала ее служба в армии: - Трудно, Марин?
        - По всякому бывает. Первые два месяца трудно было, потом втянулась.
        Витька заметил их приближение из окна и выскочил на крыльцо. Этот был более откровенным и сцапав женщину в охапку, прижал к себе:
        - Маринка! Как же я рад видеть тебя! Как ты, где, почему на письма не отвечаешь? - Он засыпал ее вопросами. Схватил за руку и потащил в дом: - Пошли, там расскажешь. Мамка дома, тоже рада будет!
        Степанова остановилась:
        - Погоди! Они на меня не ругаются из-за Николая?
        Он развернулся и возмущенно сказал:
        - Да чего ты ерунду городишь! Колька сам виноват во всем.
        - Где он сейчас?
        - В колонии сидит. В последнем письме пишет, что работает в цехе слесарем. Вытачивают какие-то детали. Пошли!
        Витька схватил ее за руку и решительно потащил за собой. У Горевых в доме тоже ничего не изменилось за это время. Тетя Маруся искренне обрадовалась ее приходу:
        - Марина! Вот уж не думала, что зайдешь. Проходи! Я сейчас чайку поставлю…
        Степанова не стала отказываться. Вместе с Горевыми и Лешкой пила чай. Отвечала на вопросы, расспрашивала о жизни в деревне. Предложила Витьке стать крестным у командирского сына. Витек от такого предложения едва не грохнулся на пол и захохотал. Тетя Маруся укоризненно посмотрела на сына:
        - Это честью надо считать. Значит, не держат офицеры зла на наше семейство…
        Степанова удивилась:
        - За что держать-то, теть Марусь? Николай за содеянное расплатится сполна, а вы при чем? Вам и так горя хватает. Командир вас никогда и не винил. Даже Малых относится спокойно. Ну, так что, Вить, станем крестными у Сашки Собинова?
        Парень мгновенно посерьезнел:
        - Извини, Марин, это они в честь твоего мужа назвали или нет?
        Она кивнула:
        - Да, в честь Саши…
        - Тогда согласен.
        Алексей Михайлович Варнавин примчался в дом Ушаковых поздно вечером. С порога гаркнул:
        - Маринка! Где прячешься? Просила зайти, вот он я!
        Она выскочила из комнатки. Внимательно посмотрела на замполита:
        - Алексей Михайлович, здравствуйте!
        Он пожал узкую ладонь. Заглянул в лицо и посерьезнел:
        - Здравствуй, Марина!
        Елена Константиновна попыталась усадить его ужинать, но Варнавин отказался:
        - Спасибо за приглашение, но я сыт. Нам с Мариной поговорить надо…
        Молодая женщина пригласила:
        - Идемте в мою комнатку!
        От Варнавина она ничего не стала скрывать. Спокойно рассказала о том, как освободила Лозового. Замполит вздохнул:
        - Когда Юрка в часть приехал, он долго меня терзал вопросами, где ты находишься. Он был убежден, что ты в Афгане. Объясни мне, почему он был так уверен в этом?
        - Я подарила ему на память обрезанную косу, когда оставила у десантников.
        Варнавин устало покачал головой:
        - Эх, Маринка, Маринка! Женская твоя душа!.. Уверен, что своими подозрениями Юрий поделился с Татарниковым. Оба начали вдруг писать рапорта с просьбой направить в Афганистан. Я долго сопротивлялся. Тогда они через “мою голову” перескочили и назначения все же добились. Я давно догадывался, что Олег любит тебя, а когда они оба рванули, понял, что и Лозовой не просто приятель. Что будешь делать, если столкнетесь?
        - Я Искандер, а не женщина. За восемь месяцев ни один мужчина не догадался, кто я на самом деле. Столкнемся, значит столкнемся! Только я всеми силами этого избегать буду.
        Рассказала о награждении орденом. Замполит поздравил с высокой наградой. Еще раз пожал руку:
        - Жаль, что нельзя в открытую сказать об этом, но я верю, что однажды придет время и ты пройдешься по улице в кителе, позвякивая медалями и орденами. Я очень верю, Марина, что ты вернешься!
        - Спасибо, Алексей Михайлович! Никому не говорите, что я тут вам рассказала.
        - Об этом могла бы и не предупреждать. - Рассказала о приближающихся крестинах, заранее взяв слово о молчании. Варнавин ухмыльнулся: - Ай да, Петя! Довела его Настя до церкви! Крестите! Сделаю вид, что не догадываюсь, но на крестинах появлюсь обязательно! Выпить охота! Да и любопытно посмотреть, как Собинов выкручиваться будет!
        Маринка укоризненно сказала:
        - Алексей Михайлович! Я по-дружески сообщила, а вы коварные замыслы готовите!
        Замполит расхохотался:
        - А ты знаешь, что у меня все трое окрещены?
        Степанова вытаращила глаза:
        - У вас?!? Вы же сверхпартийный?
        Он расхохотался еще веселее:
        - У меня, Марина, у меня! Партия партией, а я ведь тоже крещеный. Кто знает, что там наверху в действительности? Сам своим детям и крестный и родной папаша, точно так же и Лидия. Все сделали шито-крыто! Возил крестить аж в Сибирь. Только не говори никому, а то попрут меня из замполитов, как пить дать! За несознательность!
        Степанова рассмеялась:
        - Вот это номер! Можете не волноваться, не скажу. На крестины приходите. Мне самой интересно посмотреть, что вам Собинов скажет.
        - Это жук еще тот! Какой-нибудь повод найдет, весьма далекий от истины! Однажды, после твоего отъезда, Петя пропадать после обеда начал. Ни дома нет, ни в штабе. Решил проследить. Он, оказывается, на полигон, как мальчишка бегал и стрелять по новой учился. Я его застукал на месте “преступления”. Пистолет за спину спрятал и знаешь, что сказал: “Представляете, Алексей Михайлович, кто-то на полигон ходит, все мишени продырявлены. Вот пытаюсь поймать злоумышленника. Вскоре у солдат стрельбы, а мишени ни к черту, менять надо”. От самого порохом пахнет за версту! Я едва сдержался, чтоб не расхохотаться.
        - И как он стреляет теперь?
        - Отлично! Сам к мишени бегает, прапорщиков и близко не допускает.
        - Значит, вы знали, что прапорщик дырки ковыряет?
        - Конечно. А ты откуда знаешь?
        - Однажды целые стрельбы наблюдала. Была всего в пятнадцати метрах за вашими спинами. Даже разговоры слышала. Смеялась потом, как сумасшедшая.
        Оба улыбнулись. Варнавин вдруг спросил:
        - Ты не могла бы продемонстрировать свою стрельбу для меня? Лозовой и Татарников в один голос утверждали, что ты лучший стрелок, какого им доводилось видеть.
        - Покажу, если хотите. Можете солдат в окопы посадить, пусть мишени выбрасывают. Это будет еще интереснее, но тогда все догадаются, кто я в действительности. Связист не может так стрелять. - Подумала пару секунд и предложила: - Пошли завтра на охоту со мной? Утки мишень движущаяся, вот и посмотрите.
        Замполит кивнул:
        - Согласен. Во сколько и куда приходить?
        Договорились встретиться в пять утра у дома Ушаковых. Варнавин попрощался с Ушаковыми и отправился домой.
        Вскоре после его ухода Марина вышла из дома и уселась на скамейке возле стены. Смотрела на ярко-красный закат. Легкий теплый ветерок обдувал шею, отталкиваясь от стены. Иван Николаевич вышел следом за дочерью. Опустился на скамейку рядом. Достал пачку папирос. Не спеша, закурил и тихо спросил:
        - Тебе нравится твоя служба?
        - Нравится.
        - Мне кажется, дочь, что ты от нас многое скрываешь. Ты вернулась совершенно другим человеком. У тебя в глазах постоянно стоит стена и невозможно понять, о чем ты думаешь в данный момент. Раньше такого не было. Ты дергаешься на любой резкий звук. И я заметил, в этот момент в твоих глазах мрак стоит. Кто ты, Марина?
        Она улыбнулась:
        - Связист. Привыкла, что рация часто пищит и надо мгновенно ответить, вот и дергаюсь. Этот писк по ушам бьет сильно. Особенно ночью.
        Он вздохнул:
        - Правду все равно не скажешь… Не верю я, что в Москве ты! Письма сумбурные, описываешь Москву, театры, а о себе ни гу-гу. “Все хорошо, все нормально”. Это ты матери можешь заливать, а мне-то не стоит! Где ты служишь?
        - В Москве, пап, честное слово! Часть секретная, пойми ты! Не могу я говорить!
        - Так бы и сказала, что в КГБ!
        - Нельзя мне это говорить. И тебе, пап, не советую никому сообщать.
        - Значит, я прав?
        - Прав. Только маме не говори.
        - Успокоила ты меня. Я ведь грешным делом думал, что ты в Афганистане воюешь… - Маринка промолчала. Иван Николаевич закурил: - Без тебя дома тихо стало. Да, совсем забыл, Толька Белов этим летом на месяц в отпуск приезжал из танкового училища. Все в форме форсил. С Надюшкой Деминой гулял каждый вечер, а сейчас, по слухам, даже и не пишет ей. Ефимовна вся исхвасталась, какой он у нее “отличник по боевой и политической подготовке”. Карточку недавно прислал, так она по всей деревне проскакала. Как был худой и нескладный, так и остался жердью! Как он в танке складывается, вот вопрос?
        Маринка рассмеялась:
        - Пополам, пап! Пополам!
        Отец тоже улыбнулся:
        - Ты в форме фотографию пришли. Интересно посмотреть, какая ты. Я вот нынче весной собирался в Москву съездить, да все не досуг. Пришли, Марин! Матери страсть как охота Ефимовне нос утереть!
        - Да ведь я просто рядовой!
        - Ну и что? Зато ты женщина в форме, это покруче парня будет!
        - Ладно, пап, если разрешат сфотографироваться, то пришлю.
        Подумала, что с начальством придется и эту тему обсуждать.
        Елена Константиновна не встала, когда Марина осторожно выскользнула из дома с Сашиным «Ремингтоном» на плече. Патронташ висел на поясе. Ягдташ Степанова перекинут через плечо. Варнавин как раз подходил к калитке, когда она появилась на крыльце. За спину замполита была закинута обычная снайперская винтовка, правда в чехле, но женщина узнала знакомые очертания. Сев на ступеньку, натянула резиновые сапоги и поздоровалась:
        - Здравствуйте, Алексей Михайлович! Сейчас отправимся!
        Они шли по лесу около часа. Затем Марина резко повернула вправо и начала продираться сквозь кусты. Замполит ежился от часто попадавших за воротник холодных капель росы с кустов. В особенно густых зарослях втягивал голову в плечи. Женщина на такие мелочи и внимания не обращала, хотя шла первой. Ее брюки и куртка потемнели от влаги и тяжело свисали на коленках. По упавшему бревну перебрались на другую сторону заросшего тиной протока. Степанова пояснила:
        - Мы на острове. Утки прячутся ближе к этому берегу. Вы стрелять собираетесь?
        Варнавин кивнул:
        - Собираюсь. Только стрелок из меня плохой.
        - Патроны в обойме или каждый по отдельности заряжать будете?
        - В обойме!
        - Давайте поменяемся? Вам ведь все равно из чего палить, а мне с обоймой легче.
        Замполит не стал спорить. Через полчаса на траве лежало шесть уток, а Марина одевалась за кустами. Алексей Михайлович сидел на траве и внимательно разглядывал каждую птицу, надеясь обнаружить хоть на одной заряд дроби. Все утки оказались убиты винтовочными пулями. Не оборачиваясь, спросил:
        - Тебе убивать уже приходилось?
        Из-за куста раздалось спокойное:
        - Приходилось…
        - Н-да!.. Стреляешь ты, конечно, великолепно. Я даже не задел.
        Она выбралась из-за кустарника, на ходу застегивая куртку:
        - Трех берите вы и три возьму я. Не спорьте, Алексей Михайлович!
        - Я и не собираюсь! Мне Лидия знаешь, что сказала: “Без добычи не приходи. Хоть лягушек, но налови”. Представляешь, Щукаря нашла!
        По дороге назад поискали грибов в перелесках. Их было мало в этом году, но охотникам посчастливилось. Они наломали по доброму десятку подберезовиков и штуки по три подосиновиков. Распихали добычу по карманам и направились к дому. Варнавин усмехнулся:
        - С тобой выгодно на охоту ходить! Стреляешь ты, а с добычей оба идем.
        - А вы не говорите в части, что ни разу не попали!
        Около девяти утра замполит зашел на территорию части. Офицеры, как раз направлялись на службу. На поясе Алексея Михайловича болтались три утки, из карманов выглядывали шляпки грибов. Он был весьма доволен собой и по части мгновенно распространилась слава, какой Варнавин хороший охотник. Одна Лидия знала, кто на самом деле являлся охотником. Муж не стал ей врать, но она мудро помалкивала.
        Младенца крестили в сорока километрах от города в маленькой церквушке, где Собинова никто не знал. Марина и Виктор Горев стояли рядышком. Женщина держала ребенка на руках и представляла, что это ее собственный сын. На душе было светло и радостно. Она осматривалась в церкви, разглядывала иконы и на душе становилось все спокойнее.
        За все время крестин Саша Собинов проснулся лишь дважды: когда его окунули в купель и когда выносили из церкви. В первый раз он закатил крик, а во второй раз кряхтением, хныканьем и звучным чмоканьем потребовал еды. Настя забралась в машину и обнажив грудь, принялась кормить сына. Степанова глядела на нее и чувствовала, как ее собственная грудь тяжелеет. Словно это не Настя должна кормить ребенка, а она сама. Не выдержав, Марина отвернулась и вернулась в церковь. Долго стояла у иконы Георгия Победоносца, а затем поставила свечи за здравие и за упокой.
        Крестины командир справлял дома. Мать Насти, тетя Дуся, пока они были в церкви, приготовила на стол. И теперь празднично одетая, сидела у окна и ждала. Чтоб не заглянул замполит, она заперлась в квартире. Едва машина подкатила к крыльцу, она выскочила из дома и приняла у дочери внучонка. Тихо прошептала:
        - Святое дело сделали! Слава тебе Господи! Я Настёнка, все приготовила, тебе осталось на стол накрыть. Я ведь не так, как городские накрою. Тебе лучше знать, как и что!
        Зять обнял ее за плечи:
        - Мам, как бы накрыла, так и ладно! Пошли-ка в дом, да отметим событие…
        На крыльце возник замполит и с самым непринужденным видом спросил:
        - Куда это вы в такую рань ездили, Петр Леонидович?
        Собинов на долю секунды растерялся от неожиданной встречи. А потом, как ни в чем не бывало, ответил:
        - Да вот в город ездили, обновку для Насти и сына приглядывали. Хотел шубу хорошую купить - нету. На Сашку тоже ничего не подобрали. Зато кольцо Насте дорогое купил, вот полюбуйся!
        Он спокойно вытащил из кармана маленькую бархатную коробочку и открыл ее: внутри лежало золотое кольцо с изумрудом. По ошеломленному виду Насти, Марина поняла, что та о подарке ничего не знает. Собинов преспокойно взял руку жены и надел колечко на палец. Показал замполиту:
        - Красиво, верно? А теперь решили отметить покупку, чтоб долго носилась и не терялась! Присоединяйся, если хочешь!
        Варнавин встретился взглядом с Маринкой и слегка моргнул:
        - С радостью. Только Лидии скажу…
        Едва он скрылся, тетя Дуся перекрестилась:
        - Господи, прости, согрешено! Вот аспид! Откуда только нарисовался? Крестины отпраздновать и то без него нельзя!
        Собинов тихонько сказал теще:
        - Мама, придется потерпеть и о крестинах ни слова! Иначе я могу до офицерской пенсии не доработать!
        - Знаю, Петя! Настёнка предупредила! Лешку я у соседей в деревне оставила, чтоб не проболтался.
        Варнавин прибыл через пару минут, успев за это время переодеться. Спокойно подошел к колыбельке спящего младенца и деланно ахнул:
        - А эт-то что такое, Петр Леонидович?
        Подполковник подскочил к спящему ребенку и похолодел: на шейке сынишки висел медный крестик из церкви. Собинов закрутил головой, пытаясь быстро что-то придумать и тут увидел глаза замполита. Варнавин беззвучно хохотал. Командир развел руками и тоже рассмеялся.
        На свадьбе у Павла и Кати Малых Марина побывала лишь в первый день. Поздравила молодых, просидела еще часа два и незаметно исчезла. Эта свадьба напомнила ее собственную. Степанова долго бродила за околицей. Дошла до дуба и уткнувшись в бугристую кору лицом беззвучно заплакала.
        Две недели пробежали быстро. Она помогла родителям убрать картошку, морковь и свеклу. Охотилась и ходила в лес за грибами каждый день. Приносила по утке или по две. В день отъезда Петр Леонидович снова выделил ей машину. На этот раз проводы обошлись без слез. Родители, похоже, поверили в то, что она работает в Москве и успокоились.
        Поездом Марина вернулась в Москву. Оставив часть вещей в выделенной ей комнатке, на следующий день самолетом, она вылетела в Каунас. Родителям Саши она ни слова не сообщила о своем приезде. За все время со дня отправки сына в Афганистан, они не написали ей ни одной строчки. Не выразили соболезнования по поводу смерти внука и Степанова даже предполагала, что они забыли о ее существовании. Она решила не тревожить их своим появлением и найти могилу мужа самостоятельно. Вот для чего ей понадобилась неделя.
        Заранее, с помощью полковника Бредина, забронировала себе место в гостинице
“Прибалтийская”. Горчаков отвез ее на самолет и уже перед посадкой протянул карту Каунаса, где кружком было отмечено кладбище. Посмотрел женщине в глаза и кивнул:
        - Я разузнал, где похоронили твоего мужа. Там сама разберешься…
        - Спасибо, Леонид Григорьевич.
        Чистенькое ухоженное кладбище вовсе не напоминало российское. Каждая могила находилась на равном расстоянии друг от друга. Никакой крапивы и бурьяна, все ухожено и подстрижено. Кладбищенский сторож на ломаном русском языке объяснил ей, как пройти к могиле мужа. Могила Саши ничем не отличалась от остальных. Такая же западная педантичность. Лишь на памятнике русские буквы и надпись: “Погиб при исполнении интернационального долга в республике Афганистан”. Марина достала из сумочки два пакетика с землей и аккуратно рассыпала ее по всему квадрату. Присела рядом на скамеечку и тихо заговорила, глядя на фотографию:
        - Я привезла тебе землю с того места, где ты погиб. И еще землю оттуда, где мы были счастливы. Прости, что не уберегла нашего сына. Я верю, что сейчас вы вместе. Я люблю вас обоих, но видимо у каждого свой путь…
        Она сидела на скамеечке больше часа, мысленно рассказывая ему о себе. Потом встала и не спеша направилась в город.
        В течение пяти суток она каждый день бывала на могиле мужа. Приносила цветы и плакала. Кладбищенский сторож смотрел на юную женщину в черном и сочувственно вздыхал, еще в первый день заметив на правой руке русской обручальное кольцо. Он видел заплаканные зеленые глаза каждый день и лишь в последний день решился подойти. Старик осторожно тронул за плечо и когда она обернулась, грустно улыбнувшись, сказал со своим чудовищным акцентом:
        - Не надо плакать. Наша жизнь такова, что без смерти не обойтись. Все мы когда-нибудь там будем. Он у вас погиб, но вы обязательно встретитесь на небесах и будете счастливы. Не надо плакать. От ваших слез ему там плохо. Раз вы его помните, он всегда с вами.
        Маринка посмотрела в морщинистое лицо и прошептала, глотая слезы:
        - Я больше не буду плакать. Спасибо вам за сочувствие.
        Старик протянул руку. Помог встать со скамейки. Молча довел до ворот и повторил:
        - Он всегда с вами, пока вы помните!
        Развернулся. Не спеша удалился в сторожку. Марина стерла слезы с лица и вышла с территории кладбища. Вечером она вылетела в Москву, чтобы получить новое задание.
        Глава 8
        Маринкино фарси звучало чудовищно, но вполне понятно. Афганец обмер, когда за спиной раздался хриплый голос:
        - Тронешь его и будешь иметь дело со мной! Быть может я не самый сильный противник для тебя, но самый цепкий, уверен! А я из тебя кровавый кусок мяса сделаю. Убери нож и медленно обернись. Твоя смерть глядит на тебя.
        Бородатый громила в чалме послушался. Медленно опустил занесенный над солдатом нож и еле шевеля головой обернулся: рядом стоял невысокий крепыш в камуфляже со странным маленьким автоматом в руках. Таких Хафиз еще не видывал. Он решил захватить незнакомое оружие и бросился на парня, тот показался ему слабым противником. Удар в лицо прикладом в один миг швырнул его на землю. Второй удар проломил череп. Словно бревно моджахед упал на камни. Кровь впитывалась в намотанную чалму, ставшую от пыли и грязи серо-коричневой, хотя была когда-то белоснежной.
        Смуглый парень с закрытыми глазами продолжал лежать на камне, не подавая признаков жизни. На его плечах были лычки сержанта. Красивое лицо побледнело из-за ранения в левый бок. Куртка пропиталась кровью. Степанова пару секунд изучала лицо. Выдернула из сумки пару ватно-марлевых подушечек и сразу три широких бинта. Задрав одежду вверх, принялась туго перевязывать, чтобы прекратилось кровотечение. Он застонал и открыл мутные глаза. Степанова быстро прикрыла ему рот, чтоб не закричал от испуга. Прошептала:
        - Тише. Я свой. - Он дернулся в сторону, стараясь сбросить ее руку, но Марина не дала. Навалилась сверху всем телом и горячо зашептала: - Не бойся! Все позади. Кричать не надо, иначе басмачи вернутся…
        Он затих, позволив ей делать с его телом, что угодно. Степанова быстро перевязала рану и с трудом оттащила парня за камни от пронизывающего ветра. Она чувствовала, что и у самой сил осталось не много. Шли четвертые сутки, как она ушла из расположения танкового взвода. Парень быстро заговорил на непонятном языке. Слова вроде бы звучали на фарси, но вот диалект… Она спросила:
        - Ты по-русски говори, я не понимаю.
        Он прошептал, задыхаясь на каждом слове:
        - Ты кто?
        Марина не стала говорить правду:
        - Разведчик. Рация во взводе была?
        - Коля в камнях у скалы успел спрятать. Мы не успели вызвать подкрепление…
        - Как тебя зовут?
        - Амир Бесланов. Чеченец. Я буду жить?
        Она посмотрела на рану еще раз и кивнула:
        - Будешь!
        - Как тебя звать и как ты здесь оказался?
        - Искандер. Я спешил к вам на помощь, но не успел…
        - Мусульманин?
        - Нет.
        - Значит вокруг только трупы?
        - Да. Тебя тоже собирались зарезать, я вмешался… - Марина раскинула свой спальный мешок и приказала парню: - Забирайся внутрь, чтоб не замерзнуть, а я пока рацию поищу.
        Сержант подтянул непослушное от холода тело и начал влезать в спальник. Влез до половины и упал без движения. Маринка вскоре вернулась с рацией. Парень был без сознания. Она быстро вышла на связь с “Альфой” и сообщила о вырезанном блокпосте в горах. Сказала, что остается на перевале до утра и будет его удерживать сколько сможет. Просила прислать помощь. Бредин обещал помочь и отключился.
        После того, как они доложили начальству о начатом эксперименте, Бредину и Горчакову приходилось докладывать начальству о каждом выходе Искандера в эфир. Вот и на этот раз Бредин направился в кабинет генерал-майора Зосимова.
        Внутри находился еще один человек в гражданском костюме. Короткая стрижка и осанка выдавала в нем военного, а цепкие не приятные глаза, что он из органов. Он не представился и не подал руки, лишь коротко кивнул. По приказу генерала, полковник начал докладывать обо всем, что узнал от женщины, при кэгэбэшнике. Тот внимательно слушал, но ни разу не спросил ни о чем.
        Зосимов отдал распоряжение:
        - Сделайте все возможное для спасения Искандера. Он нам пригодится.
        Марина постояла над распростертым телом. Она понимала, что если парня не согреть сейчас, он замерзнет из-за потери крови. Разыгравшаяся метель была ей на руку - духи не захотели возвращаться из-за пропавшего товарища и решили, что он просто отстал и догонит их, когда снег перестанет падать.
        Разыскала среди камней укромное местечко, со всех сторон укрытое от ветра и очень удобное для обороны. Из-за камней все склоны прекрасно просматривались. Перетащила неподвижное тело туда. Еще раз взглянула на раненого. Пару раз роскошно выматерилась и принялась забираться внутрь, скинув бронежилет. Автомат, винтовку, пистолеты и пару гранат положила рядом. Она чувствовала худощавое стройное мужское тело. Какое-то время вглядывалась в красивое лицо. Потом принялась яростно растирать правый бок сержанта, его плечи и руки. Прижимала, дышала в лицо, стараясь не задевать рану на левом боку. Амир открыл глаза минут через двадцать. Вздохнул, прислушался к ощущениям и тихо прошептал:
        - Ты женщина?
        Марина вздрогнула и попыталась отстраниться, но в тесном мешке сделать это оказалось невозможно. Она зло прошипела:
        - Меня зовут Искандер!
        Он упрямо повторил:
        - Ты женщина! Я чувствую твою грудь. Покажи мне свое лицо и я обещаю, что никто не узнает твоей тайны.
        Маринка поняла, что ее “приперли” к стенке и сдернула маску:
        - Смотри!
        Сержант минуты три пристально вглядывался в ее лицо темными глазами:
        - Красивая! Мне бы жену такую! Пойдешь?
        - Нет. Я такой же боец, как и ты.
        Хотела одеть маску снова, но он попросил:
        - Подожди, ведь никого нет…
        Его руки неожиданно крепко обняли ее и прижали к себе. Поцеловать себя Марина не дала и отвернулась в сторону. В ней ничего не дрогнуло при этом проявлении ласки, но драться с раненым не хотелось. К тому же его руки так и застыли на одном месте, не стараясь пробраться дальше. Он погладил ее по лицу кончиками пальцев и прошептал:
        - Когда война кончится, я тебя найду, Искандер! И все равно возьму в жены!
        Снова потерял сознание, исчерпав на объятия последние силы. Степанова натянула маску. Прижала к себе Бесланова и согревала до утра собственным телом, пока не прилетел вертолет. Выбралась, когда вертушка начала опускаться, одела бронежилет. Повесила на шею автомат, закинула за плечо винтовку. С платформы спрыгивали солдаты, прилетевшие заменить убитых. Марина коротко рассказала командиру вновь прибывших ребят о том, что видела издали. Трупы погрузили в вертолет, раненого парня разместили на носилках внутри. Степанова запрыгнула на платформу последней. Вертолет летел в Герат. Она решила лететь с ним и отдохнуть в расположении советских войск. Метель не прекращалась. Искать в такую погоду отряд басмачей не имело смысла.
        Прошло еще полтора года. Марина успела за это время вызволить из плена с десяток пленных. Участвовала в боях в составе разных родов войск. Дважды была ранена. Каждый раз добиралась до ближайшего поста советских войск. Прежде чем сдаться на милость медиков, по рации связывалась с начальством и докладывала о ранении. Тут же следовал приказ начальнику госпиталя. Через сутки прибывали двое неразговорчивых мужчин в штатском. Брали с докторов подписку о неразглашении тайны Искандера и забирали молодую женщину с собой. Далее она проходила лечение в московском или подмосковном госпитале, ездила домой на неделю. Отдыхала, выслушивала новости и снова отправлялась в Афганистан.
        В Пакистане в 1983 году был открыт Исламский фонд спасения. Под маркой благотворительной организации - накормить голодного и приютить бездомного - в Афганистан полным ходом шли потоки оружия, денег и наркотиков. Фонд был зарегистрирован на имя Усамы бен Ладена, не смотря на возражения шефов из ЦРУ…
        Страшная жара, пыль и сушь выматывали сильнее, чем многочасовой переход. Воды во фляжке оставалось не более стакана, а до ближайшего источника километров около тридцати. Марина давно стащила маску и шла обвязав нижнюю часть лица двойным слоем марли. Сверху были неизменные очки. Светлые волосы спрятаны под кусок марли и широкополую шляпу цвета хаки. Ее слегка покачивало. Перед глазами колебалось знойное марево, но она упрямо шла вперед. Перчатки она стащила еще раньше: кожа на руках давно огрубела и ничуть не отличалась от мужской, только тоненькие кисти и маленькая ладошка могли выдать в ней женщину. Степанова получила задание разыскать в пустыне Регистан крошечный оазис, где держали нескольких советских военнослужащих.
        Ее предупредили, что в лагере моджахедов находятся шесть европейцев, рядящихся под афганцев. И отряд насчитывает более сотни человек. Отправлять в пустыню отряд, означало отправить его на погибель - укрытий не было никаких, кроме барханов. Для русских такие места были внове, а для афганца они были родиной. Засаду они могли устроить в любом месте. Полковник Бредин, говоря с ней по рации три дня назад, очень просил “подумать, прежде чем соглашаться”. Марина ответила сразу и твердо:
        - Я иду.
        Она ползком взбиралась на барханы и осматривала местность в бинокль. Вскарабкавшись на очередную песчаную волну заметила, как что-то блеснуло с правой стороны. Навела линзы туда: в полукилометре от нее на бархане, повернувшись спиной к ней, лежал человек в широких белых одеждах и смотрел вдаль. Сверкал приклад его винтовки, отделанный серебром. Украшенное оружие сослужило плохую службу. Марина принялась наблюдать за незнакомцем и перевела взгляд в ту же сторону, что и он: по песку медленно брел оборванный человек. Усталость от жары пропала. Она вгляделась - это был русский солдат.
        Афганец явно не собирался его убивать. Зато начал красться следом. Степанова не долго думая направилась за ним короткими перебежками. Расстояние неуклонно сокращалось. Под руку, провалившуюся в песок, неожиданно попался довольно крупный камень. Женщина вытащила его и ухмыльнулась пересохшими губами: вспомнилось детство и как она метала на спор такие булыжники по цели. Несколько раз сжала и разжала кисть, проверяя ее подвижность. Сделала еще один рывок и очутилась всего в десятке метров от объекта. Афганец не оглядывался. На всякий случай она положила перед собой метательный нож. Булыжник взвился в воздух и точнехонько приземлился на затылок мужика. Он тут же распластался на песке, уткнувшись в него носом. На чалме проступила кровь.
        Степанова в два прыжка очутилась рядом и принялась связывать руки человека за спиной припасенным ремешком. Разоружила. Кроме винтовки у него были еще несколько гранат и автомат Калашникова с запасными рожками. Больше всего ее обрадовал кожаный мех, полный воды. Она мгновенно вытащила пробку и напилась. Перевернула и увидела перед собой бородатое лицо. Заткнула рот краем его же чалмы и еле слышно свистнула. Солдат оглянулся. Она махнула рукой, стараясь не подниматься.
        Беглец быстро сообразил, что позвавший его не афганец и направился к Марине. Ей в срочном порядке пришлось прятать руки под перчатки. Он был безоружен, истощен и обожжен солнцем. Старые следы побоев виднелись на лице и сквозь прорехи одежды на теле. Только когда парень приблизился, она поняла что перед ней офицер. Заметив замотанное лицо он хотел что-то спросить, но она молча протянула ему бурдюк с водой и мужчина прильнул к воде. Напившись, собрался присесть в редкой тени саксаула, но она не дала:
        - Там змея лежит. Вообще, держитесь от кустов подальше. Вы бежали из оазиса?
        - Да. Еще вчера вечером.
        - Этого типа знаете?
        Она ткнула пальцем в сторону начавшего приходить в себя афганца. Тот подергивал головой и приоткрыл глаза. Мужчина кивнул:
        - Один из охранников. Я сбежал, когда он стоял.
        - Что было бы, если б он вас схватил?
        - Придумали бы что-то ужасное: распялили на солнце, подвесили вниз головой на жаре, да мало ли у этих дикарей способов…
        - Вы кто?
        - Майор Идрисов. В плену уже полтора месяца. Там осталось еще пятеро ребят. Это они попросили меня бежать. Бьют их, требуют, чтоб в мусульманство перешли и по радио выступили. Было семеро, позавчера одного забили до смерти на наших глазах. А кто вы?
        - Искандер.
        Это имя, как оказалось, ему было хорошо знакомо. Он радостно воскликнул:
        - Искандер! Вас послали нас выручить? - Сразу сник: - В одиночку там делать нечего…
        - А если мы вдвоем будем? Не хотите им отплатить за все и помочь мне?
        - Хотелось бы, но что мы можем?
        - Нарисуйте план оазиса для начала. Начинайте рисовать, а я пока с этим духом поговорю… - Крепко тряханула пленника за плечо и усадила на песке. Предупредила на фарси: - Кричать будешь, убью! - Вытащила ткань изо рта: - Жить хочешь? - Афганец хмуро кивнул. Тогда она продолжила: - Тогда расскажи мне все об отряде, вооружении, командире и американцах. Будешь врать, приколю, как барана.
        Пленник оказался словоохотливым. Марина едва успевала понимать о чем идет речь. Иногда переспрашивала и по смыслу догадывалась о сказанном. Майор давно закончил рисовать и теперь с интересом прислушивался к разговору. Женщина обернулась и заметила его удивленный взгляд:
        - Интересные сведения! Это правда, что бандой командует Хайрулла и у него более сотни бойцов? Имеется огромное количество оружия и взрывчатки? В оазисе создана настоящая крепость?
        - Правда. Еще там шесть белых инструкторов: трое американцев, два немца и англичанин. Он вам это сказал?
        - Значит, не соврал. Это уже хорошо. Теперь посмотрим вашу схему. Кстати, а как мне вас звать?
        - Анатолий Толгатович, можно просто Толя. Вот это северная сторона…
        - Пока я разглядываю, вот держите и перекусите… - Марина всучила ему в руки пачку галет, сухой рисовый концентрат и свою фляжку: - В воде сок растворен. Запивайте. Далеко отсюда до этого оазиса?
        - Километра четыре по прямой. Я заблудился ночью и не туда забрел. Пришлось возвращаться, а сейчас выдохся уже…
        Марина внимательно поглядела на него и бодро спросила, хотя этой бодрости не испытывала:
        - Так что, майор, отобьем наших ребят?
        - У вас есть план?
        - Конечно!
        - Что с этим духом делать будем?
        - С нами пойдет! Он нам пригодится. Отдохните еще немного и тронемся. Ночью мы должны быть у стен “оазиса”. Как вы думаете, успеем?
        Майор задумался, прикинул свои силы. Посмотрел на спускавшееся к горизонту солнце и честно ответил:
        - Со мной вы не успеете…
        Марина поняла, что он прав и предложила:
        - Давайте сделаем так. Я оставлю вас с эти духом, дам оружие и немного еды. Вы будете идти следом за мной. Если услышите звуки боя, затаитесь и не выглядывайте. Запомните, вы не имеете права вновь попасть в плен, иначе я буду обречен. Покажите еще раз в каком помещении расположены пленники и живут европейцы, где лежит боезапас…
        Оставила майору часть своего сухпайка, отлила полфляжки воды из бурдюка, остальное (около двух литров) оставила офицеру. Отдала автомат и винтовку духа, посоветовав:
        - Сдерите с нее все серебро, если сможете или закопайте винтарь в песок. Оно этого дурака выдало сверканием.
        Оставила запасной рожок с патронами, гранату и нож. Махнула рукой и быстро пошла на юго-восток. Идрисов немного отдохнул и направился следом, подталкивая пленного афганца стволом автомата. Винтовку он закопал на склоне, решив не таскать тяжесть. Дух с тоской посмотрел на это место. Оружие для афганца - это святое. Оно передается по наследству от отца к сыну. Идрисов нагрузил на пленника сумку с припасами. Выбравшись на вершину бархана, он не увидел Искандера. Остались только его следы.
        Марина шла быстро, но не забывала смотреть по сторонам. Часто подносила бинокль к глазам. Прежде чем встать на очередном бархане, оглядывала пространство впереди, по сторонам и даже сзади. Только после этого перекатывалась на другую сторону, вставала на ноги и шла дальше. Теперь, когда она знала, где точно находится оазис, ее, казалось, даже жара перестала мучить.
        Солнце почти полностью скрылось за горизонтом. Его край чуть виднелся из-за песка, окрасив все вокруг в красный цвет. От застывших барханов падали огромные черные тени. Жара начала спадать. Выглянув из-за очередного песчаного бугра, Степанова увидела впереди настоящий оазис: зеленые вершины деревьев вздымались к небу. В купе зелени находилось три, поставленных буквой “П”, длинных приземистых строения. Посреди торчало кольцо колодца-кяриза. По оазису спокойно двигались люди. Никакой тревоги из-за сбежавшего пленника в лагере не было. Кое-где, укрываясь за деревьями и глиняными стенами, стояли часовые. Она сразу определила места, где находились пленники и жили американцы.
        До самой темноты наблюдала за лагерем. Ей даже удалось увидеть гладко выбритые лица двух белых мужчин. Пленников на улицу не выводили. Время от времени Марина оборачивалась назад, хотя и знала, что майор ослабел за время плена и навряд ли поспеет за ней. Приходилось рассчитывать только на себя.
        Идрисов в это время находился на половине пути. Он уже раза четыре отдыхал, хотя торопился изо всех сил. Ноги дрожали, в глазах временами вспыхивали красные всполохи и он боялся только одного: упадет и пленник, не смотря на связанные руки, задушит. Тогда Искандеру не удастся напасть неожиданно. Жара спала и стало легче идти. Поняв, что все равно не успеет дойти даже до полуночи, майор решил остановиться на более длительный отдых, чтобы отдохнуть получше и скопить силы на дальнейший путь.
        Ночная тьма была такой, что протяни руку и не увидишь пальцев. В тишине время от времени раздавались шорохи, доносившиеся из пустыни. Там начинали просыпаться ночные обитатели. Временами доносился резкий крик какой-то птицы. Марина сменила марлевую маску на черную. Сняла очки и замазала кожу у глаз специальной пастой. Аккуратно прокралась между двух расставленных постов к стене приземистого строения. Посреди площадки горели три небольших костра. Их отсвет падал на две стены, мимо которых ей следовало пробраться. Времени пережидать не было.
        Степанова решила рискнуть. Собралась перебежать через площадь и вдруг одной рукой наткнулась на лестницу. Моментально взобралась наверх и продолжила движение по плоской крыше. Одному из часовых послышался легкий шорох и он начал взбираться по лестнице. Марина расслышала треск зацепившейся за перекладину одежды и распласталась в крошечной впадине на крыше, выхватив нож из-за пояса. Голова в чалме появилась над крышей, в свете костра ее было прекрасно видно. Афганец вглядывался минуты три, потом, видимо решив, что ему показалось, начал спускаться вниз. Женщина облегченно выдохнула сдерживаемый в груди воздух. Вскочила на ноги и двинулась дальше.
        Здания стояли в полутора метрах друг от друга. Ей не составило большого труда перескочить на угол следующей крыши. Только тут заметила, чего избежала. У среднего здания, возле центрального входа, в глубокой тени стояло двое часовых. Они не шевелились. Именно здесь, по сведениям полученным от Идрисова и пленника, жили американцы. Если бы двигалась по земле, неминуемо наткнулась на них. Вверх они, на ее счастье не смотрели.
        Марина задумалась, улегшись на крыше и поглядывая вниз. Затем переползла на другую сторону крыши и посмотрела вниз. Окно-бойница оказалось под самой крышей и так заманчиво было бы швырнуть внутрь парочку гранат, но она понимала, в этом случае пленников спасти не удастся. Прислушалась - внутри все спали. Около получаса наблюдала за часовыми, засекая время движения. Эта группа моджахедов оказалась более организованной и дисциплинированной: часовые добросовестно бродили, но с каждым разом проходили все меньший участок пути.
        Еще минут через сорок часовые присели у стен, зажав оружие между коленей. Степанова свесилась с крыши возле бойницы: окно было распахнуто настежь, ни один часовой не мог видеть ее. Она заглянула внутрь темного помещения и с удивлением обнаружила там настоящий камин. Угли в нем еще были красными и немного освещали помещение.
        Женщина стащила шнурованные сапоги, спустила ноги и встала на край бойницы. С трудом удерживаясь за крышу пальцами, рискуя каждую секунду сорваться, скользнула ногами вперед, стараясь не задеть створку. Окно оказалось узким и не удобным. Она с трудом села на подоконнике и забрала свое имущество с крыши. С занятыми руками влезать в помещение было страшно неудобно. Каждый миг она боялась, что наступит на что-то внизу и раздастся страшный грохот. Но минута шла за минутой, а вокруг все еще стояла тишина.
        Ноги коснулись какой-то ровной поверхности. Она осторожно ощупала подошвами это
“что-то”. Встала и наконец-то выдернула голову из окна. Быстро оглядела то, что под ногами. Она стояла на столе, а в миллиметре от пальцев ее левой ноги стоял фужер на высокой ножке. Маринка похолодела: слети эта стекляшка вниз и звон мог бы разбудить всех. Она наклонилась, поставила сапоги, взяла фужер в руку и совершенно бесшумно спрыгнула со стола. В комнате никого не было. Зато дверь в соседнее помещение была открыта. Оттуда разливался неяркий свет, доносился храп и сопение.
        Степанова поставила бокал на стол и обулась, усевшись на холодном полу. Снова вытащила из рюкзака и повесила автомат на шею, навинтив на короткий ствол глушитель. Подготовила ножи. Быстро заглянула из-за косяка в соседнюю комнату. Посреди комнаты на столе стояла металлическая плошка с горевшим фитилем, этакий своеобразный ночник. Мимолетного взгляда хватило, чтобы заметить - все шесть иностранцев спали на нарах. В комнате окна не было. Причем спали так спокойно, уверенные в том, что их охраняют, что она просто диву далась.
        Женщина села на пол и задумалась: производить шум раньше времени не хотелось, убивать европейцев она не собиралась. Но шесть обученных инструкторов, это было слишком круто для нее. Необходимо было что-то придумать. Она оглядела комнату, все оружие было сложено здесь. На всякий случай осторожно проникла во второе помещение и осмотрела все там, оружия не было видно. И тут ее глаза разглядели в полумраке рацию.
        Марина прихватила ее с собой. Поставила рацию в угол и начала медленно прикрывать дверь, боясь, что она скрипнет. Но нет, Бог миловал. Щепетильные иностранцы тщательно смазали машинным маслом петли. Приблизившись к тлеющим углям и слегка раздув их, нашла в собственной аптечке то, что искала. Ухмыльнулась. Достала из рюкзака веревку и отрезав от нее шесть полутораметровых кусков, быстро смастерила на концах каждого по две затягивающиеся петли.
        Заткнув нос под маской кусками ваты и надев очки, она вскрыла ампулу с нашатырем. Вылила едкую жидкость на ватный тампон и на цыпочках вошла в комнату к спящим иностранцам. Первый мужчина судорожно вздохнул, задергал руками и задохнулся. Она тут же убрала тампон и одним движением стянула ему кисти рук и ноги вместе. Теперь он сидел, пригнувшись к коленям грудью. Дождалась, когда вздохнет и заткнула рот лежавшей в изголовье чалмой. Точно так же поступила и с остальными. Никто не успел проснуться. Слышалось лишь тяжелое дыхание.
        Марина облегченно вздохнула и посмотрела на плененных инструкторов. Бросила едко пахнущий тампон в угол и накинула на него три одеяла сверху. Затем открыла дверь в другую комнату, чтобы немного проветрить помещение. Из ее глаз текли слезы. Иностранцы тоже ревели и хлюпали носами. Вскоре едкий запах испарился и она вытащила тампоны из носа. Протерла очки и забила их в карман. Вошла в комнату и вновь прикрыла дверь за собой. Вполголоса сказала:
        - Я знаю, что вы по-русски все говорите. Слушайте внимательно, я пришел за пленными и без них не уйду. Если сделаете так, как скажу, останетесь живы, а нет - мне терять нечего, кроме жизни. Но прежде прихвачу вас с собой на тот свет. Ясно? - Трое кивнули. Остальные просто слушали. Марина продолжила: - В таком случае, один из вас должен потребовать привести всех пленников для ночного допроса. Говорить будете на фарси, пушту или по-английски. Обманывать не советую, языки мне знакомы. Кто старший в группе?
        Худой, невысокий мужчина на вторых нарах замычал. Она направилась к нему, достала нож и демонстративно покачала им перед носом пленника. Очень спокойно сообщила:
        - Если закричите, я вас зарежу.
        Выдернула кляп. Тот несколько раз вздохнул и по-русски выдохнул вполголоса:
        - Господи, чем вы нас так?!? В легких тяжело и все горит!
        - Запах едкого натра не знаком американскому инструктору? Да в жизни не поверю! Итак, я вас сейчас развяжу, но посмеете дернуться - пожалеете, что родились на свет! Кстати, назовитесь…
        Американец неохотно проворчал:
        - Джейсон Кларк.
        - Каратист! Обойдешься! - Она мгновенно заткнула рот американца и прошипела: - Попытка обмануть! Кто из вас мистер Мюррей? Хотите еще понюхать нашатыря? Сейчас я ваши документики вытрясу!
        Принялась ощупывать куртки. Вытаскивала документы и преспокойно просматривала их. Тут же складывала в карман. Наконец остановилась возле плотного крепыша:
        - А вот и мистер Джон Мюррей. Согласны вызвать пленных сюда или нет? - Тот кивнул. Марина вытащила кляп: - Вы слышали, что я говорил Кларку? Так вот, одно движение сбежать или выдать меня и вы будете говорить с Господом. Я прекрасно кидаю ножи. Пленники должны быть здесь через пять минут. Все пятеро. Ясно?
        Перерезала веревки и сделала два шага назад. Американец повернулся:
        - Афганцы мне не поверят.
        - Так сделайте так, чтобы поверили! Скажите, что решили сменить тактику и теперь станете мешать русским спокойно спать по ночам.
        - Хорошо.
        Мюррей одел брюки и туфли. Вышел в первую комнату, дверь осталась открытой. Степанова спряталась за ней с парой ножей в руках. Американец громко крикнул:
        - Фархад! - На зов мгновенно явился один из охранников. Джон скрестил руки на груди, словно в раздумье, а затем скомандовал на фарси: - Приведи всех пятерых пленников. Меняем способ убеждения! Русские больше не будут спать по ночам и днем тоже. Так они быстрее станут сговорчивыми.
        Охранник кивнул:
        - Да, сагиб!
        Скрылся за дверью. Мюррей обернулся к Марине:
        - Сейчас ваших друзей приведут, но как вы уйдете отсюда? У Хайруллы много людей и уйти он вам так просто не позволит, даже если вы всех нас убьете.
        - Мистер Мюрей, вы прекрасно сыграли роль и я бы не хотел вас убивать. Если вы сделаете все так, как надо, останетесь живы. Как только ребят приведут, прогоните охранника. Пусть продолжает охранять снаружи. Пленников я обязательно уведу и плевать мне на Хайруллу вместе с его отрядом!
        - Вы гарантируете нам жизнь?
        - Все зависит только от вас.
        - Я понял. - Охранники привели пленников и встали у двери, ожидая дальнейших распоряжений. Мюррей сделал вид, что разглядывает пленников, потом скомандовал охране: - Возвращайтесь на пост.
        Афганцы ничего не заподозрили и спокойно вышли. Степанова тихо скомандовала:
        - Мистер Мюррей, отойдите к стене. Ребята, я русский! Подойдите, я перережу веревки… - Она быстро чиркнула ножом по веревкам первого парня и вручила ему нож: - Перережь у остальных. Мне еще и за этой сворой следить надо. - Когда все пленники освободились и вооружились, Марина попросила: - Парни, четверо последите за этими господами. Один к двери, а я пока по рации наши вертушки вызову. Закройтесь в той комнате, им не стоит слышать того, что я стану говорить.
        Мюррея втолкнули в комнату к остальным и дверь закрылась. Степанова легко настроила рацию на нужную волну:
        - Альфа, Альфа! Искандер вызывает Альфу! Искандер вызывает Альфу!
        Наконец послышался далекий голос:
        - Искандер, слышу тебя! Докладывай…
        - Срочно пришлите вертушки на пеленг моей рации. Я в оазисе! Пятеро пленных со мной, но уйти нет возможности, они истощены. Банда Хайруллы насчитывает более сотни человек. Мною взяты в плен шесть инструкторов из Америки, ФРГ и Англии. Пришлите вертушки на пеленг. Они должны приземлиться после обстрела. Просьба не стрелять по среднему зданию. По среднему зданию не стрелять, мы внутри. Как понял, Альфа?
        - Понял тебя, Искандер, понял! Держись! Вертушки будут к утру!
        - Есть держаться!
        Связь прервалась.
        Полковник Бредин пронесся по коридору в кабинет Зосимова. Адъютант, молодцеватый надменный подполковник, быстро доложил о его прибытии и вышел:
        - Проходите!
        Евгений Владиславович шагнул сквозь двойные дубовые двери. Генерал сидел за столом, вопросительно глядя на него. Полковник сделал пару шагов и остановился, вскинув руку к козырьку:
        - Товарищ генерал-майор, Искандер вышел на связь пару минут назад. Он нашел оазис и освободил пленных. Захватил шесть иностранных инструкторов. Теперь просит прислать вертушки.
        Зосимов вздохнул и встал, в удивлении качая головой:
        - Шустрый этот ваш Искандер! Свяжитесь с ближайшей к нему частью, пусть высылают вертолеты. Дело обещает быть громким, раз в наши руки инструктора иностранные попадут. Теперь америкашкам не отвертеться! Постоянно трубят “подданных США в Афганистане нет”. Действуйте, полковник! У вас с этой минуты не ограниченные полномочия. Все решения принимайте сами и немедленно. Каждый раз обращаться ко мне не обязательно. Лишь бы приказы шли на пользу нашего общего дела…
        В Лэнгли, закрывшись в кабинете, разговаривали два американских полковника. Беседа носила неофициальный характер и они даже позволили себе выпить виски. Два, почти опустошенных, высоких стакана стояли на журнальном столике. Откинувшись в удобных креслах и закурив, оба какое-то время молчали, ожидая, когда алкоголь начнет действовать. Ни тот ни другой никак не решались начать разговор.
        До обоих полковников уже дошли сведения о захвате в афганской пустыне Регистан шести американских инструкторов. Все шестеро прошли обучение в разведывательной школе ЦРУ и считались крупными специалистами по диверсиям. За их безопасность отвечал бен Ладен. И вот, такой облом…
        Уже через полчаса после захвата, американцы узнали об этом от обескураженного Усамы. Он не успел отправить на помощь американцам еще один отряд моджахедов, зато сообщил о нападении на базовый лагерь в “Оазисе”. Именно так на картах был отмечен крошечный зеленый островок посреди пустыни, где американские инструктора наладили обучение диверсантов. Наконец один из полковников по фамилии Уилсон, худой и тощий, словно жердь, прервал затянувшееся молчание:
        - Что будем делать, Гарольд? Если Мюррей расколется, а он это сделает, нахождение в Афганистане американских подданных уже не удастся скрыть.
        Второй полковник, тучный, с круглым лоснящимся от пота лицом и светло-голубыми водянистыми глазами, посасывая сигаретку, спокойно и как-то лениво ответил:
        - Ну, что делать? То, что и всегда: новоявленному шейху морду набить, от инструкторов откреститься! Мы их не посылали. Они отправились туда по собственной воле. Америка тут не при чем. Прежде всего интересы страны.
        - Как быть с теми, кто готовится к отправке туда? Через этого шейха…
        Гарольд усмехнулся толстыми, навыворот, губами:
        - Да пусть летят! Надеюсь, они избегут участи Мюррея и остальных. Меня больше интересует другое: в последнее время шейх Усама бен Ладен становится все более агрессивным по отношению к нам…
        - Со своими обязанностями, во всяком случае, он справлялся до сегодняшнего дня. Агентура, внедренная в новое правительство Афганистана с его помощью, работает успешно и мы получаем достоверные сведения о каждом шаге русских. Что будем дальше делать с шейхом, посмотрим…
        Марина так и оставила рацию включенной, лишь прикрыла ее легкой тканью, найденной в спальне иностранцев. Обернулась к парню, стоявшему у двери:
        - Кто из вас находится в лучшем состоянии, чем остальные?
        - Только я. Лейтенант Иван Рубцов. Десантник. Рязанское десантное закончил год назад. Я моложе остальных и пробыл здесь меньше всех. Силенки еще кое-какие остались. Опыта нахождения в Афгане у меня тоже меньше всех, в первом же рейде попал в плен. Самым опытным у нас майор Идрисов был…
        - Вот что, Ваня, пока темно, надо на крышу выбираться. Утром вертушки прилетят и духи к нам полезут. С крыши оборону держать легче.
        - Как вы нас нашли?
        - Майора Идрисова встретил.
        Лейтенант аж подскочил:
        - Он жив? Как он? Где вы его видели?
        - Вероятно сюда идет. Мне надо его провести в оазис.
        Лейтенант выпалил громким шепотом:
        - Вы с ума сошли! Вокруг одни духи!
        - Отставить, лейтенант! Я же пришел сюда… Надо познакомиться с остальными. Оставайтесь здесь и постарайтесь не стрелять, даже если эти явятся.
        Вошла во вторую комнату:
        - Меня зовут Искандер. Мистера Мюррея лучше связать, хлопот меньше. Держите…
        Бросила им веревку. Седой великан рядом с ней представился:
        - Полковник Жигаев, нахожусь в плену уже четыре месяца. Взяли раненым. Это майоры Торба и Цахидзе, а тот коренастый паренек ефрейтор Горев.
        Солдат обернулся и Маринка едва не вскрикнула: это был ее приятель Витек. Только в его висках уже белела седина. Он исхудал и выглядел лет на десять старше, чем был на самом деле. Сидел мрачно уставившись в стенку и ни на что не реагировал. Она спросила:
        - Остальные давно здесь?
        - Климент Торба три месяца, Георгий Цахидзе без недели три, а Витя два с половиной сидит. Он дружка своего похоронил сутки назад, потому и хмурый. Как выбираться будем? Нам не уйти, напрасно ты пришел, Искандер. Я ведь слышал о тебе не раз.
        - Вот об этом я и хотел бы поговорить. Выйдем, остальным потом скажете…
        Полковник послушался ее совета, так как знал, что сейчас больше информации у этого странного парня в маске, нежели у них. В пять минут женщина объяснила ему свой план. Жигаев вернулся к остальным с загоревшейся в душе надеждой. Марина собрала все со столика у окна, взобралась на него и выглянула наружу. Часовых нигде не было видно. Она вернулась в комнату и прошипела:
        - Иван, оружие подавай…
        Рубцов протягивал ей автоматы и гранаты, а она аккуратно складывала все вооружение на крыше. Выбралась наружу, подтянувшись вылезла на крышу и помахала рукой, приглашая лейтенанта за собой. Немного помогла ему. Прошипела в ухо:
        - Лежи здесь и не высовывайся, я за Идрисовым сгоняю.
        - А если не вернешься?
        - Тогда ждите вертушки. Тебе единственное задание, не подпустить духов к двери. Стены толстенные выдержат. Мужики в маленькой комнате сидеть будут. Но я вернусь, вот увидишь…
        Она не стала рисковать и спрыгнула с крыши с другой стороны. Бросилась в сторону барханов. С востока небо на горизонте уже начало светлеть. На майора Идрисова она наткнулась через пятнадцать минут. Прошла бы мимо, если бы не звук борьбы. Несчастный майор все-таки не выдержал и задремал, пленник кинулся на него, но душить скрученными сзади руками было проблематично и сделать это быстро не получилось. Маринка подоспела вовремя. Обрушила приклад автомата на голову душмана и столкнула обмякшее тело с обессилевшего майора. Анатолий еле отдышался. Держась за горло, прохрипел:
        - Искандер, как же ты вовремя появился! Я задремал, а он накинулся. Еще бы чуть-чуть и все…
        Марина забрала у него оружие и сумку:
        - Идемте и быстро. Ребята ждут нас, небо уже светлеет. Соберите все силы и бежим, отдышитесь там, если доберемся живыми.
        - С этим, что делать?
        Маринка ни слова не ответила. Быстрехонько спеленала афганца по рукам и ногам веревкой и заткнула ему рот концом чалмы. Схватив Идрисова за руку, потащила за собой. Они проскочили между задремавших постов и умудрились по лестнице взобраться на первое здание. Марина легко перескочила расстояние между бараками, но Идрисов не допрыгнул и повис на руках, шаркая ногами по стене. Марина успела схватить его за руки, подбежавший лейтенант помог и они втащили майора наверх за секунду до того, как услышавшие шум охранники выбежали из-за угла. Все трое на крыше затихли.
        Внизу раздавались тревожные голоса. Женщина одним перекатом добралась до своего рюкзака и вытащила винтовку. Лежа на спине, в темноте, она собрала ее за двадцать секунд и навинтила пламегаситель. Вернулась к офицерам и еле слышно шепнула:
        - Оба доберитесь до бугра на крыше и прячьтесь за него. Головами в разные стороны. У вас пять секунд…
        Мужики не стали спорить и пригнувшись, бросились к укрытию. Марина распласталась на крыше. На соседней крыше появился вначале один, а потом еще трое духов. Они шагали по крыше, изредка подходили к краю и смотрели вниз. Раскинувшуюся на соседней крыше фигуру они пока не видели, но женщина чувствовала, это не надолго и они вот вот ее обнаружат. Поймала в прицел первого и нажала на курок. Чуть слышное:
        - Пфф-фф-ф!
        Чпоканье пули о тело до нее донеслось вместе с падением афганца. Загремела о пересохшую глиняную крышу винтовка. Остальные не сразу взяли в толк, что это было. Упало еще двое, последний грохнулся на крышу и открыл огонь из автомата, что-то истошно крича. Итак, они были обнаружены.
        Марина знала, что у них есть пара минут, пока не всполошился весь отряд. Она убила духа на крыше и перескочила на соседнее здание. Кто-то стрелял по ней. Пули с чуть слышным свистом проносились совсем рядом, но пока Бог миловал. Наклонившись над окном-бойницей, швырнула внутрь пару гранат и вернулась на среднее здание. Сзади раздавались стоны и крики. Из дверей повалил дым. С удивлением увидела, как с третьего здания перескочил лейтенант - с той стороны тоже неслись вопли душманов. Рубцов по примеру Искандера “угостил” бывших мучителей гранатами. Внизу их здания послышалась коротенькая очередь. Маринка подползла к краю крыши и свесилась к окну. Не скрываясь, крикнула:
        - Как там у вас?
        - Сторожей убрали, они к нам кинулись.
        - Примите майора Идрисова… - Обернулась и потребовала у Анатолия: - Давай внутрь! Мы тут с лейтенантом разберемся, а ты нам только мешать будешь. Там отдышишься, все равно не помощник. Ваня, помоги ему, я прикрою!
        Майор не стал спорить. С помощью лейтенанта, начал спускаться вниз. Его приняли на руки товарищи и втащили внутрь. Степанова в это время коротенькими очередями не подпускала моджахедов к дверям среднего здания. На ровной площадке укрыться было негде и внизу лежало уже пять трупов. Двое духов надрывно стонали посреди двора. Рубцов упал рядом. Она вдруг заметила ствол гранатомета, схватила рюкзак и гаркнула:
        - Лейтенант, прыгай!
        Упали с более чем трехметровой высоты напротив двери в среднее здание. Краем глаза Марина заметила два трупа у стены. В спину ударила взрывная волна, но все осколки просвистели над головой. Дверь за спинами распахнулась и голос полковника Жигаева проорал:
        - Сюда, быстро!
        На долю секунды моджахеды растерялись и две пригнувшиеся фигуры успели нырнуть в темноту здания. Дверь захлопнулась и по ней ударила запоздалая очередь, разбивая доски в щепу. Маринка покрутила головой, в черепе звенело от близкого взрыва:
        - Мы в ловушке. Если вертушки через полчаса не прилетят, будет братская могила.
        Голос Витьки произнес слева:
        - Не совсем. Здесь есть две бойницы под коврами, я обнаружил. Узкие правда, всего в один кирпич, но отстреливаться очень удобно. Вся площадка, как на ладони.
        Степанова обрадовалась:
        - Вот это дело! Молодец, ефрейтор! Значит, повоюем! Следите за окном.
        Цахидзе неожиданно крикнул от стены:
        - Ползут!
        Женщина метнулась к освобожденной бойнице. Заметила, что европейцы все валяются в углу комнаты без окон. Георгий без слов отскочил в сторону, едва она приблизилась. Короткий автомат выплюнул такую же короткую очередь в три патрона. Из второй бойницы в соседней комнате бил Климент Торба. Рубцов взял под наблюдение окно-бойницу. Горев и Жигаев с автоматами замерли, прижавшись к каменным косякам у двери. Духи отошли. Степанова заметила как несколько бородатых метнулось за здания и крикнула:
        - Иван, быстро забей окно камнями с этих бойниц! Забивай плоскостью, чтоб больших щелей не было, но чтоб снаружи их не видно было.
        Полковник с ефрейтором среагировали и подтащили первый из двух камней. Едва успели соорудить заслон, как снаружи в камень что-то ударилось. Тут же под окном разорвалась граната, а вслед за взрывом раздались вопли и проклятия моджахедов. По стене простучали осколки. Рубцов побелел и судорожно втолкнул в проем вторую плиту. Обернулся:
        - Успели…
        - Забивайте щели кошмами и чем найдете, чтоб камни плотно застряли! Они попытаются их выбить. Держите камни! - Вновь обернулась к своей бойнице. Снаружи наступила тишина. Степанова заговорила на фарси: - Хайрулла! Ты меня слышишь? Ответь, Хайрулла!
        Главарь отозвался минуты через полторы:
        - Слышу, неверный! Что ты хочешь?
        - У нас находятся твои американские инструкторы. Может, поговорим?
        - Они дураки, что попали в плен. Пусть выкручиваются сами!
        - Тебе не кажется, что хозяева будут недовольны, если ты их потеряешь? Тебе перестанут доверять и давать деньги на оружие. Подумай!
        Степанова тянула время, затеяв эти бессмысленные переговоры, но во время разговора, во всяком случае, в атаку не ходят. Это было на руку осажденным. Полковник Жигаев прошептал:
        - Эх, заставить бы его поболтать подольше, глядишь, продержались бы!..
        С афганской стороны довольно долго молчали. Хайрулла сидел на корточках, укрывшись за низеньким каменным дувалом, раздумывая над словами русского. Напоминание о деньгах заставило его задуматься. Этот неверный был прав. Бандит насупил брови и погладил бороду, пытаясь найти решение. В последнее время Хайрулла во всем следовал советам заокеанских стратегов. Множество нападений было проведено блестяще. Главарь радовался богатой добыче, пачкам хрустящих долларов за каждую такую “операцию” и своей неуязвимости. И вот теперь, если эти шесть неверных погибнут, он может лишиться поддержки из-за рубежа. Хайрулла поморщился: в голову ничего путного не приходило. Он крикнул:
        - Неверный, что ты хочешь в обмен на их жизни?
        Степанова подумала:
        - Давай встретимся в центре площадки и поговорим, как мужчины. Не годится кричать через всю площадь, а то я уже голос сорвал. Один на один, без оружия. Если с твоей стороны раздастся хоть один выстрел - пленники будут убиты.
        Хайрулла подумал и согласился:
        - Согласен! - Обернулся к своим людям, снимая с себя пояс с кинжалом и пистолетом, патронташ, винтовку и автомат. Маленький нож он все же спрятал в карман: - Я иду на встречу с русским. Держите его на мушке, но не стрелять. Если сагибов убьют, нам больше денег не дадут. А без денег нам никто не продаст оружия. Мы успеем убить кяфира позже. Он наверняка начнет выторговывать свою жизнь и возможность уйти…
        Марина посмотрела на офицеров:
        - Вот что, мужики, я на встречу с Хайруллой. Вам наблюдать, никакой стрельбы. Как только увидите, что я встал, готовность номер один. Дверь открыть не забудьте. Мне наверняка бежать придется…
        Жигаев предложил:
        - Я все же старше по званию, да и прожил явно побольше вашего…
        - Вы не знаете фарси.
        Офицер вздохнул:
        - Это верно! Иди, Искандер и возвращайся.
        Марина пошла к двери, сложив все свое оружие, кроме метательных ножей в рукавах. Обернулась:
        - Полковник, скоро винты прилетят. Если что, держитесь! Сейчас пусть лучшие стрелки встанут у бойниц, они могут понадобиться, чтоб прикрыть мой отход.
        Твердо шагнула за порог. Дверь за спиной сразу закрылась. Хайрулла шагнул с другой стороны площади. Они встретились на средине. Афганец с полминуты разглядывал маску на лице русского. Затем с достоинством опустился на корточки. Марина опустилась напротив, по-афгански сложив ноги. Обратила внимание на рассвет. Край солнца вот-вот должен был выглянуть из-за покрасневшего горизонта. Начал задувать
“афганец”. Пока он был еще слаб, но через пару часов обещал набрать силу. Она с минуту разглядывала главаря, а затем решила начать переговоры:
        - Хайрулла, у тебя в плену находились наши люди. Если ты дашь нам возможность уйти, я оставлю инструкторов жить. Конечно, до ближайшего населенного пункта, в целях безопасности, они нас проводят, но за полкилометра до нашей базы я их освобожу. Думаю, такой вариант для тебя будет лучше, чем остаться без финансирования. Мне нужны лошади, чтоб увезти ребят, припасы на дорогу, вода и оружие. В твоем сопровождении мы не нуждаемся. Надеюсь, ты понял меня, Хайрулла?
        - Я все понял. Но дело в том, что лошадей в моем отряде осталось всего три. Правда, хорошие кони, сильные, могут даже по два человека нести…
        - Это не разговор! Мне нужны лошади не только для перевозки людей, но и для перевозки припасов…
        Из-за края горизонта появились пара точек. Легкий гул донесся до ушей. Хайрулла резко обернулся, а затем, с перекошенным лицом повернулся к женщине:
        - Ты обманул меня, неверный! Ты вызвал вертолеты! Получай!..
        Степанова легко отскочила от занесенного ножа, кувыркнувшись через голову. Сгребла главаря за руку и швырнула через себя. Широкие одежды взлетели вверх, словно расправляющиеся крылья и Хайрулла больно брякнулся на твердую землю, получив при этом еще и кулаком в бок. Марина, не долго думая, укрылась за его телом от зазвучавших выстрелов. Приставив метательный нож к горлу бандита, гаркнула:
        - Вставай! Ты идешь со мной!
        Прикрываясь Хайруллой словно щитом, она поволокла очумевшего мужика к двери в среднее здание. Афганцы растерялись, никто из них даже представить себе не мог, что их главарь попадет в плен так глупо. Они считали его сильным, а сейчас худощавый невысокий шурави легко справился с ним. Было над чем подумать. Начавшаяся стрельба прекратилась и это дало Марине возможность добежать до двери, которая мгновенно распахнулась и сразу закрылась за ее спиной.
        Еще не опомнившегося Хайруллу связали и швырнули к остальным пленникам. Земля начала содрогаться от разрывов. Это прилетевшие вертолеты громили бандитскую базу. Несколько взрывов раздалось рядом со стенами среднего корпуса. Каменный пол ощутимо задрожал под ногами, с потолка посыпалась легкая пыль.
        Полковник Жигаев скомандовал:
        - Всем сосредоточиться возле стен рядом с дверью! Пленных перетащить тоже туда.
        Страшный взрыв прогремел слева. Земля содрогнулась и часть стены в их строении рухнула, к счастью никого не задев, зато густо обсыпав каменной пылью. Пролом оказался огромным. Степанова потрясла головой, так как оглохла от грохота и гаркнула во весь голос:
        - Все к пролому!
        И откуда только силы взялись? Исхудавшие люди похватали пленников за шкирку и таском подтащили к бреши в несколько секунд. Марина что-то сказала полковнику, а сама вместе с лейтенантом Рубцовым, с автоматами наперевес, выскочили наружу. Сделали они это вовремя: духи молча неслись к среднему зданию, сообразив, что вертолеты стараются не стрелять по нему. Две длинных очереди заставили их заметаться по площади.
        Вертолеты заходили на новый разворот. Укрытия не было. Обоим пришлось вернуться за разбитую стену. Пули выбивали в камнях маленькие воронки. Крошечные осколки камня отскакивали в стороны. Правая щека Ивана кровоточила от такого “попадания”, да и дела Марины были ничуть не лучше. От многочисленных порезов горело все лицо. Спасало то, что она находилась в маске и окружающим не видно ее ранений. Женщина чувствовала, как ткань липнет к ранам. Даже по очкам царапнуло, но к счастью не разбило пластик.
        Со всех сторон звучали крики на фарси. Степанова посмотрела наверх и в два приема выскочила по обрушенной стене на крышу: обзор был превосходный. Рубцов кинулся за ней и получил пулю в плечо. Скатился вниз на руки друзей. Торба не долго думая, содрал чалму с главаря, размотал ее и разорвав ткань пополам, перетянул рану товарища. Гладко выбритая голова Хайруллы светилась в темноте синеватой макушкой.
        Степанова, распластавшись на крыше, не давала духам возможности подобраться к двери. Короткими прицельными очередями отгоняла за пределы площади. Ровная площадка превратилась в полигон после артстрельб. Тут и там зияли воронки. У каменного колодца рухнула одна из стенок, придавив своей массой прятавшегося духа, тот до сих пор дергался, стараясь выдернуть зажатые ноги и кричал не переставая, временами перекрывая шум боя.
        Больше трех десятков трупов валялось повсюду. Несколько тяжело раненых пытались отползти в сторону. От левого здания остались только руины: там находился склад с оружием. Он-то и рванул от прямого попадания, обрушив стену в здании, где прятались обороняющиеся. Правое здание тоже было изрядно изувечено. Множество проломов и частично рухнувшая крыша указывали на то, что в него попало не мало снарядов.
        Прошла еще пара минут. Духи не выдержали атаки с воздуха и начали отходить в пустыню. Выстрелы раздавались все реже и наконец затихли. Марина только тут почувствовала, что ранена. Брюки на правой ноге набухли кровью. Она удивилась, что ничего не почувствовала раньше. Пуля прошла навылет, прошив мякоть ноги чуть выше колена. Женщина достала бинты из кармана и прямо по брюкам перевязала рану. Опираясь на автомат, встала и хромая направилась к пролому, чтобы слезть с крыши. Ее маска и одежда были седыми от пыли. Бывшие пленники выбирались через пролом наружу и оглядывались по сторонам. Связанные европейцы и Хайрулла остались лежать внутри здания.
        Вертолеты заходили на посадку. Из них выскакивали солдаты. Мгновенно рассыпались в разные стороны. К хромавшей по площади Марине направился высокий чернявый майор. Вскинул руку к козырьку полевой кепки:
        - Майор Васильев! Вы Искандер?
        - Так точно. В среднем здании находятся пленные иностранцы и Хайрулла…
        Васильев удивленно вскинул брови:
        - Вы захватили самого Хайруллу?
        Марина устало вздохнула и уселась на рухнувший от стены камень:
        - Так получилось…
        Он забеспокоился, заметив ее раненую ногу:
        - Вы же ранены. Сейчас инструктор…
        Степанова перебила:
        - Не надо инструктора. Я сам перевяжу себя, только когда рядом никого не будет. Пусть ваш санинструктор даст мне свою сумку на пять минут.
        Майор обернулся, разыскивая взглядом нужного солдата. Крикнул:
        - Вязников, ко мне!
        Коренастый крепыш с непокорно торчащим из-под кепки клочком чуба мгновенно подскочил:
        - Звали, товарищ майор?
        - Отдай свою сумку на время… - Санинструктор удивленно снял перекинутую через плечо сумку и протянул Васильеву. Тот вручил ее Марине: - Держите…
        Она, хромая, направилась к среднему зданию. Зашла внутрь и прикрыла дверь в
“спальню” иностранцев. Зажгла стоявшую на столе свечу. Разрезала окровавленные бинты. Стащила брюки до колен. Уселась рядом на табурет. Расстегнув сумку санинструктора, достала все, что ей было нужно: ватно-марлевую подушечку, вату, йод, перекись и стрептоцид. Смыла перекисью кровь, обработала края йодом. Засыпала стрептоцидом и, морщась от боли, перевязалась. Натянув брюки, вышла наружу и вернула сумку санинструктору:
        - Спасибо.
        За это время иностранных инструкторов уже забили в вертолет. Помогли подняться на борт бывшим пленным. Марина влезла последней. Васильев хотел помочь ей, но она отрицательно покачала головой. Закинула рюкзак и автомат в вертушку. Не взирая на больную ногу, подтянулась на руках и влезла на платформу. Майор встал рядом, искоса разглядывая маску и очки. Солдаты обыскивали окрестности и разрушенные здания. Привели с десяток пленных, в том числе и того духа, которого Марина оставила связанным в пустыне. Один из солдат, вытянув руки, притащил какой-то сверток и растерянно спросил:
        - Товарищ майор, душманенок!.. Что делать будем? Мать убитая лежит, камнем голову размозжило. Здесь оставим? Духи вернутся, заберут. Или с собой возьмем?
        Из грязного одеяла раздалось слабое попискивание. Васильев растерялся. Маринка положила автомат на пол вертолета, спустив ноги вниз села и протянула руки:
        - Дай сюда ребенка.
        Солдат с готовностью протянул ей сверток. Степанова осторожно откинула ткань в сторону: на нее смотрело смуглое личико с темными глазами и черными кудрявыми волосенками. Это был мальчик. Ребенку было всего несколько месяцев. Грязные ручонки потянулись к ней. Малыш заплакал. Марина прижала сверток к себе и тихо сказала:
        - Я заберу его с собой. Он дите, а не душманенок и ни в чем не виноват. - Васильев и остальные молча смотрели на нее. Степанова подтянула к себе рюкзак, покопалась в нем и поставила на край высокую металлическую банку: - Майор, вы можете вскипятить на костре воды? У меня есть банка сгущенки. Ребенок голодный.
        Васильев вздохнул и приказал солдату, принесшему малыша:
        - Корза, разведи костер и вскипяти водички…
        Из кабины пилота вдруг раздался голос:
        - Не надо кипятить! У меня есть уже кипяченая, надо подогреть малость. Только соски с бутылкой нету…
        Женщина кивнула:
        - Все будет. - Одной рукой отстегнула фляжку с пояса и протянула присевшему рядом Гореву: - Витя, выплесни эту воду. Фляжку ополосни кипяченой водой, а потом налей внутрь сгущенки и немного воды. Разболтай…
        Все внимательно слушали. Даже иностранные инструкторы в хвосте вертушки замерли: только что яростно убивавший афганских моджахедов парень, косвенно виновный в гибели матери этого малыша, теперь спасал его. Лишь Хайрулла молчал, только внимательно наблюдал за русскими. Марина приподняла край бронежилета и вытащила из кармана металлическую коробку. Неловко обернулась:
        - Полковник, у вас есть дети?
        Жигаев удивленно ответил:
        - Трое. Уже взрослые почти, младшему семнадцать…
        - Тогда достаньте отсюда презерватив. Сотрите смазку ватой и закрутите его в виде соски. В кончике проткните маленькую дырочку чем-то острым. Поняли?
        Никто даже не улыбнулся при этих словах. Мужчина молча принялся за дело. С любопытством открыл крышку: коробочка вмещала в себя множество весьма необходимых для выживания мелочей. Полковник с завистью подумал, что подобную коробочку надо бы и самому заиметь, только вначале научиться всем пользоваться. Ребенок на руках у Марины немного похныкал и заснул. Грязные ручонки вцепились в палец Марины и не отцепились от него даже во сне. Она легонько покачивала ребенка. Солдаты начали забираться в вертушки, готовясь лететь назад. Степанову подняли под локти. Она присела на откинутое сиденье.
        Когда мотор заработал, мальчик проснулся и раскричался. Женщина забрала из рук Жигаева фляжку с разведенным молоком и попыталась всунуть импровизированную соску в рот мальчишке. Тот принялся было отплевываться, но видимо почувствовал вкус сладкого молока и жадно вцепился в соску. Наевшись, он заснул. Марина молча протянула дите полковнику. Тот неловко взял крошечный сверток, а сама направилась в хвост вертолета. Присела на корточки перед Хайруллой:
        - Это твой сын?
        Главарь решил не скрывать правды и покачал головой:
        - Нет. Муж Зубейды погиб два месяца назад. Он был в моем отряде. Она жила в оазисе вместе с нами уже больше года. Так ей было легче прокормиться. Выполняла женскую работу для меня.
        - Как зовут мальчика?
        - Мохаммад.
        - Родственники есть?
        - Есть, но зачем им ребенок? Он не нужен никому. Они сами с трудом перебиваются. Отдайте его в приют при мечети.
        Марина ничего не сказала. Встала и вернулась на место. Забрала мальчика у полковника. Смотрела на смуглое личико и все больше мрачнела.
        С ребенком на руках, с автоматом на шее и винтовкой на плече, в бронежилете и маске, хромающая на правую ногу, Марина вошла в палатку радиста и выгнала его. Положив малыша на стол, настроилась на нужную волну:
        - Искандер вызывает Альфу!
        Писк и треск стояли в эфире минут десять, затем проклюнулся голос полковника Бредина:
        - Искандер, что у вас?
        Она вкратце рассказала о проведенной операции, о полученном ранении. Попросила:
        - Альфа, помогите усыновить найденного ребенка.
        Минуты две в эфире слышались только посторонние звуки. У Бредина пропал голос от удивления. Затем он спросил:
        - Он афганец?
        - Да. Сирота нескольких месяцев от роду. Я увезу его к своим родителям и продолжу работу поисковика.
        - Оставайтесь в отряде майора Васильева. Завтра вас и малыша заберут.
        - Есть оставаться в отряде.
        - Поздравляю с удачно проведенной операцией. Будете представлены к ордену Красной Звезды.
        - Служу Советскому Союзу!
        После разговора со Степановой полковник крепко задумался. Кустистые брови на лице сошлись на переносице. Скулы крепко сжались и старый шрам на подбородке побелел. Он несколько раз энергично провел ладонью по густым седым волосам, пышной шапкой нависавшим над широким лбом. Будучи отцом двух мальчишек, Евгений Владиславович прекрасно понимал, какую ответственность хочет взвалить на себя Маринка. Вся его жизнь, за исключением последних четырех лет, прошла в разъездах. На жену Тамару свалилось воспитание сыновей, ведение хозяйства, обустройство жилья, так как он постоянно пропадал на полигонах, в командировках, в частях. Но ведь это были их совместные дети!
        Он не отказывался даже от самых сложных и опасных заданий, так как считал - “кто, если не я, ведь я офицер”. Только терпение и мудрость жены не дали семье развалиться. Бредин был очень благодарен Тамаре за понимание и поддержку. За двадцать шесть лет совместной жизни его ни разу не посетила мысль “сходить налево”, хотя командировки бывали очень длительными. Обоюдная любовь помогала переносить все. Каждый вечер он спешил домой, к жене и внучонку, родившемуся у старшего сына. С удовольствием таскал Димку по квартире и даже научился менять пеленки.
        В случае с Мариной, больше всего полковника смущал факт, что ребенок афганец. Он знал о бездетности молодой женщины и теперь испугался, что малыш свяжет ей руки и она станет не пригодной для заданий. К словам Степановой насчет продолжения службы, он отнесся скептически и не поверил. Еще пару минут подумав, Бредин вызвал к себе Горчакова.
        Пока ждал, вскипятил чайник и заварил чай. Так он всегда делал, когда вопрос оказывался сложным. Разлил чай по стаканам и сел рядом с низеньким журнальным столиком в кресло. Леонид Григорьевич, едва вошел, понял, что разговор будет серьезный. Устроился в кресле напротив и взял стакан с чаем в руки. Бредин, немного отхлебнув из стакана, рассказал о “причуде” Искандера и спросил:
        - Что делать будем?
        Горчаков покачал головой в раздумье:
        - Сложно сказать… Такого я не ожидал. Хотя ее понять по-человечески можно…
        Евгений Владиславович вздохнул:
        - Если разрешить забрать ребенка, международный скандал выйдет. Законно вывезти - столько волокиты будет и Маринку придется рассекретить. Надо ее отговорить от этого плохо обдуманного шага. Уж если так хочется иметь дите, поможем здесь в детдоме взять.
        Еще немного поперебирав возможные варианты, они остановились на том, чтобы отговорить Степанову от этого, как им казалось, опрометчивого шага.
        Альфа отключилась. Марина сбила настройку, забрала кряхтевшего мальчишку со стола и вышла из палатки под яркое афганское солнышко. Тихо шепнула улыбавшемуся ребенку:
        - Я дам тебе имя Александр.
        По категоричному требованию ей с малышом предоставили отдельную палатку. Перво наперво она попросила повара согреть ведро воды. Забрала с его разрешения цинковый тазик. Разделась в палатке до тенниски и тщательно вымыла ребенка. Он сначала заревел, потом затих и сидел в тазу, уцепившись крошечными пальчиками за края, улыбаясь и весело гукая. Марина расчесала кудрявые волосы и закутала малыша в сооруженную из байкового одеяла пеленку. Чтоб нежное тельце не кололо, прежде завернула его в свою расстриженную рубаху от нижнего белья.
        Стащила тенниску и натянув на голое тело куртку, маску и бронежилет, вышла с ребенком из палатки. Направилась к повару, держа в одной руке пакетик картофельного концентрата. Попросила заварить кипятком и добавить каплю растительного масла, если есть. Парень кивнул, исподтишка разглядывая ребенка на руках странного парня. Степанова издали заметила приятеля детства. Витек смотрел в ее сторону. Она вдруг вспомнила, что они из одной деревни и Витька может выдать ее тайну, увидев у родителей этого малыша. Решительно направилась к нему:
        - Ефрейтор Горев, мне надо поговорить с вами. Зайдите в мою палатку через пять минут. Обернулась к повару, забирая котелок с пюре: - Спасибо. К вечеру оставь кипяточку. Мне его кормить надо…
        Витек удивленно козырнул и отошел в сторону. Повар сказал:
        - Вы говорите, что требуется. Я все сделаю. У меня тут фланель есть, возьмете?
        - Если не жалко.
        Парень скрылся в одной из палаток и вскоре вернулся со свернутой тканью в руках:
        - Держите. Ребята сейчас вам еще принесут тряпок. У нас здесь портной есть, хотите, он пацану одежку сошьет? Коля говорит, что это просто.
        - Неплохо бы хоть пару распашонок иметь со штанишками и чепчик.
        - Тогда я ему скажу, он к вам заглянет и обмеряет клиента.
        Повар засмеялся, потрепал мальчишку за щечку и исчез. Ребенок весело рассмеялся и замахал ручонками. Марина вернулась в свою палатку и принялась кормить Сашку. Тот вначале пытался выплевывать, а потом, войдя во вкус, с аппетитом принялся уминать картошку. Постучавшийся в тент незнакомый парень влез в палатку и улыбнулся:
        - Я портной. Серега сказал, что вы хотели бы приодеть мальчишку. Мне надо взглянуть на него, чтоб в размере не ошибиться…
        Она развернула приемыша на постели:
        - Пусть лучше велико будет, чем мало.
        Парень, за неимением портновской ленты, измерил “клиента” четвертями, отчего малыш весело смеялся и барабулил ногами. Улыбаясь малышу, посетовал:
        - Машинки у меня здесь нет, но часика через три кое-что смогу принести.
        - Вот и ладно!
        Портной ушел. Снова раздался стук в тент. Марина ответила:
        - Войдите.
        Внутрь зашел Витек Горев. Она попросила:
        - Подождите немного, я его докормлю и спать уложу. Присаживайтесь на кровать…
        Ребенок поел и действительно заснул. Марина уложила его на кровать, предварительно расстелив прорезиненную ткань, выпрошенную у санинструктора. Обернулась к Гореву:
        - Вы считаете себя человеком с твердыми нервами?
        Он в удивлении пожал широкими плечами:
        - Не жалуюсь…
        - Тогда не вздумай вскрикнуть…
        И стащила с себя маску. Горев вскочил:
        - Марина…
        Она приблизилась вплотную, положив руки ему на плечи, заставила сесть:
        - Тише, Витек. Для всех я Искандер. И открылась я только потому, что ты меня выдать можешь. Этого маленького афганца я усыновить собираюсь. Жить он будет у моих родителей, а я продолжу путь Искандера.
        - Маринка, сколько ты уже здесь?
        - Третий год.
        - И сколько осталось?
        - Для меня такого понятия не существует. Я поисковик. Родители ничего узнать не должны: ни твои, ни мои. Вообще, никто не должен узнать, что под маской скрывается женщина. Ясно?
        Он покачал головой, не сводя с нее глаз:
        - Да куда уж яснее…
        - Как ты в плен попал? Я не думала встретить тебя. Даже не знала, что ты в Афгане.
        - Служу восемь месяцев. Осенью прошлого года забрали. Попал по глупости. Решил возле горной речушки умыться. Сама знаешь, какая тут пыль въедливая. Отстал от всех и прикладом по голове получил. Вот и вся история. Папка с мамкой наверное с ума сходят…
        - Они знают, что ты здесь?
        - Знают. Майор здешний уже с моим командиром связался. Послезавтра в Союз отправят, лечиться. Потом отпуск обещали дать, домой съезжу.
        - Весьма возможно, что и я могу появиться. Держись и не болтай, даже если напьешься в стельку. О Николае что слышно?
        - В последнем письме было, что вроде бы его досрочно могут освободить. Какая-то амнистия и вел себя хорошо.
        - Вот и ладно… Ты иди, а то заинтересуются, зачем звал. Если спросят, скажешь, попросил с ребенком посидеть, пока раненую ногу перевязывал.
        - Хорошо. Тяжело тебя?
        - Да нет, только болит очень.
        Он направился к двери и вдруг обернулся:
        - Пацана Сашкой назовешь?
        Она уже готовая натянуть маску на лицо, кивнула и улыбнулась:
        - Точно!
        - Спасибо, Марин!
        Маленький афганец оказался спокойным ребенком. Ночью проснулся лишь раз. Марина перепеленала его, сунула фляжку с молоком и он вновь заснул. К вечеру на следующий день прилетел вертолет, привезя груз для отряда майора Васильева: боеприпасы, продукты питания и разные мелочи для хозяйства. Одним из прилетевших был полковник Горчаков. Без стука зашел в палатку, где разместилась женщина. Степанова лишь посмотрела на него, да поздоровалась. Она как раз кормила Сашу и что-то тихонько приговаривала.
        Леонид Григорьевич посмотрел на спокойное лицо подчиненной, на заляпанное кашей личико ребенка, гукавшего и булькающего что-то радостное и тяжело вздохнул. Его прислали отговорить Марину от усыновления, а он уже понял, что она ни за что не откажется и решил не начинать пустой и тяжелый разговор. Подумал еще немного и решил помочь ей вывезти младенца из Афганистана. Оформить документы.
        К сорока девяти годам Горчаков, несмотря на суровую профессию разведчика, умудрился сохранить в себе юношескую романтику. Даже вечно что-то требующая жена не сумела вытравить в нем эту черточку. В свободное время он позволял себе мечтать. Любил побродить осенью по парку, специально поддевая носками туфель шуршащие желтые листья. Леонид Григорьевич никогда не жаловался на семейную жизнь, считая, что сам взвалил на себя этот крест, не разглядев мещанку под хорошеньким личиком с голубыми глазками. Даже друг и начальник Бредин мало что знал о его муках.
        Елизавета Корнеевна Горчакова вся состояла из трех слов - деньги, шмотки, парикмахерская. Она любила “выглядеть” и с нетерпением ждала, когда муж станет генералом. Это звание давало не мало привилегий и она уже мысленно видела себя разъезжающей в “Волге”, а не в “задрипанном” “Москвиче”. Окружила себя “нужными” людьми, которые могли достать “по блату” все, что угодно. Горчаков их терпеть не мог и как только в семье намечалась очередная вечеринка, он ссылался на дела и оставался на работе допоздна.
        Сына и дочь Горчакова воспитала точными своими копиями. Веру и Никиту интересовало только одно - удобно устроиться в жизни. А это значило для них - деньги, деньги и еще раз деньги! Они стремились к этому всеми доступными средствами и путями. В семнадцать лет Никита вовсю “толкал” модные заграничные джинсы, косметику и сервизы “Мадонна”. Вера ни в чем не уступала брату. Обзаведясь кооперативными квартирами, дети приезжали к родителям лишь в день зарплаты, чтобы урвать для себя деньжат еще и от них.
        Леонид Григорьевич с удивлением видел в них жадность и расчетливость. Он понимал, что и сам где-то виноват в том, что упустил момент воспитания. Пытался оправдать себя: “Служба такая, некогда было воспитывать”. И чувствовал, насколько слабо это утешение.
        Юная женщина привлекла его внимание уже после первого выполненного задания. Она была и беззащитной и сильной одновременно. Горчаков сразу подметил, что деньги ее не интересуют. Марина попросила отправлять зарплату родителям, даже не поинтересовавшись, сколько будет получать. В Степановой тоже не угасла романтика. Однажды он увидел, как она стояла у окна в коридоре и с мягкой, какой-то потусторонней улыбкой, смотрела на заходящее за дома солнце.
        Иностранных инструкторов посадили в вертолет под охраной полувзвода десантников. Рядом разместились их бывшие пленники. Марина с Сашкой на руках влезала последней. Горев забрал из ее рук ребенка, дав возможность попрощаться с отрядом. Васильев только тут назвал себя:
        - Меня Игорем зовут. Может, встретимся когда. Вы нас выручили с этим младенцем. Умеете вы с ним обращаться. Даже не орал ни разу. До свидания, Искандер!
        - Прощайте, майор!
        Степанова забралась внутрь и вертушка взмыла вверх. Мальчишка за все время пути даже не пискнул. Жигаев, выбираясь из вертолета в Кабуле, засмеялся:
        - Пацаненок привыкать начал к полетам!
        Горчаков наклонился и тихонько шепнул:
        - Прячься за моей спиной и галопом в УАЗик, пока афганцы не рассмотрели, что у тебя в руках!
        Стиснув зубы от боли в ноге, женщина бежала к машине. Уже оттуда, Степанова помахала рукой освобожденным ею пленникам. Горев запоздало махнул в ответ, но она не видела. Машина мчалась в советское посольство в Кабуле. Посольский врач определил, что младенцу около восьми месяцев и он вполне здоров, хотя в весе отстает от сверстников.
        Поздно вечером Марина держала в руках свидетельство о рождении Степанова Александра Александровича. Днем рождения мальчика значилась дата 27 декабря 1982 года. Степанова мысленно вздрогнула: в этот день три с половиной года назад они с Сашей Степановым стали мужем и женой. Полковник заметил ее исказившееся на мгновение лицо, но не стал спрашивать. На следующий день, вместе с Горчаковым, они вылетели самолетом в Москву. Одетая в голубой брючный костюм, Марина с трудом шла, держа ребенка на руках и стараясь не хромать. Полковник нес две сумки с вещами и стараясь не отходить от нее ни на шаг. Он знал о ранении и понимал, каких усилий требует каждый шаг.
        Документы гласили, что Марина Степанова переводчик с фарси при советском посольстве, а мальчик ее сын. Проблем с афганской таможней не возникло, хотя офицер долго разглядывал смуглое личико ребенка. Маленький афганец, переодетый в ярко-голубой костюмчик и аккуратно подстриженный, сидел у нее на руках и что-то лепетал, теребя новую маму за пуговицы. Она время от времени целовала его в макушку и улыбалась. Это успокоило подозрения афганца и им поставили штамп, разрешающий вылет.
        Глава 9
        Две недели Степанова провела в госпитале. Вместе с малышом лежала в отдельной палате. Сашка что-то лепетал и подолгу разглядывал ее лицо. Привык к Марине, совершенно забыв о настоящей матери. В таком возрасте память слабая. После госпиталя женщине разрешили полгода побыть дома с ребенком. Для родителей составили правдоподобную легенду об отказавшейся от малыша матери. Она накупила приемному сыну костюмчиков, обуви, игрушек. Дала родителям телеграмму, чтобы встретили. Полковник Бредин помог закупить продукты и посадил в вагон.
        На молодую светловолосую маму со смуглым малышом оглядывались: они были абсолютно не похожи. В вагоне Саша долго крутил головенкой во все стороны, разглядывая незнакомое место. Севший напротив Степановой усатый пожилой кавказец улыбнулся:
        - Джигит растет! Ишь, какой смуглый! Отец с Кавказа?
        Марина вспомнила Сашу и машинально ответила. В голосе прозвучала тоска:
        - Его отец погиб…
        Мужчина потупился:
        - Извините. Меня Ираклий зовут. Я с Абхазии. Можно мне его подержать? У меня внук такого же возраста.
        - Если он пойдет…
        Абхазец протянул руки. Мальчик с минуту внимательно разглядывал чужое лицо, а затем потянулся к нему. Ираклий больше часа подкидывал Сашу вверх, тряс за щечки и что-то говорил ему на ухо. Ребенок весело смеялся, а потом протянул руки к Марине и сказал:
        - Мама!
        Она забрала сына и притиснула к себе, целуя в черные волосы. Из глаз катились слезы. Кавказец ничего не мог понять.
        Родители застыли на месте, увидев дочь с ребенком на руках. Ираклий снес ее вещи на платформу, тепло попрощался и поцеловал Сашу в щеку. Ему надо было ехать дальше. Первым подошел отец. Неловко обнял, разглядывая смуглое личико мальчика. Елена Константиновна вздохнула:
        - Давай мне этого карапуза. - Забрала малыша и спросила: - Откуда у тебя дите? Скрыла, что ли? Так вроде приезжала и живота не было.
        Марина улыбнулась и забрала орущего дурным голосом Сашку из рук матери. Он тут же вцепился ей в шею, испуганно поглядывая на Елену Константиновну. Степанова объяснила, поглаживая его по спинке:
        - Не хотела вам говорить в прошлый раз… Боялась - отговаривать начнете. Я усыновила его. Прошу любить и жаловать. Мой сын Александр Александрович Степанов. Ты ведь лучше всех, мам, знаешь, что детей у меня не будет. Я от врачей в Москве узнала…
        Иван Николаевич облегченно вздохнул, подхватил тяжеленную сумку и чемодан. Взглянул на ребенка:
        - Вот-вот дедом назовет, постреленок! Поехали! Мы тут с директором школы договорились насчет машины. Юрий Семенович на площади дожидается.
        Марина хотела отдать матери сынишку, но тот вцепился ей в шею ручонками и отпускаться не желал. Мать рассмеялась, подхватила оставшиеся две сумки и сказала:
        - Смотри-ка, как любит тебя! Поехали домой!
        По дороге дочь рассказала родителям заготовленную полковниками легенду. Сашка за время пути освоился с бабушкой и наконец-то перелез к ней на руки. Долго вглядывался черными глазенками ей в лицо и молчал, а потом снова протянул руки к Марине:
        - Мама!
        Елена Константиновна удивилась:
        - Давно он тебя “мамой” зовет?
        Она спокойно кивнула:
        - Давненько уже.
        - А как же работа? Ведь в прошлый раз говорила, что любишь свою должность.
        - И сейчас люблю. Поговорим чуть позже. Я на этот раз долго пробуду.
        Отец вздохнул:
        - Лешку Суханова в армию нынче весной забрали. Служит на финской границе, а Витька Горев в Афгане пропал. Третий месяц не пишет. Мать вся извелась. Алексей поседел с горя. Колька с тюрьмы пришел, на тракторе в колхозе работает. Нелюдимый стал. Буркнет что-нибудь и опять молчит.
        Прошла неделя, как Марина приехала домой. Сашка привык к бабушке и дедушке. Весело размахивал ручонками, когда они появлялись с работы и звонко кричал:
        - Баба! Деда!
        Да и они к мальчонке привыкли. Считали внуком и обязательно привозили какой-нибудь гостинец: конфетку, маленькую шоколадку или игрушку. В деревне к поступку Марины относились по-разному. Кто-то осуждал:
        - Своих деток нет, так нечего чужих брать! Кто знает, кем его батько был? Вдруг он убийца или вор? У него могут те же наклонности сказаться…
        А кто-то, вздыхая, говорил:
        - Правильно и сделала! Своих ей все равно не родить, так этого воспитает. Зачем дите в приют сдавать? Маринка его вон как любит!
        Степанова успевала все сделать по дому к приходу родителей. Днем пару раз наведывалась с сынишкой в воинскую часть: командир, замполит и двое прапорщиков остались прежними, но больше никого из знакомых не осталось. От Варнавина она узнала, что Малых перевели служить в Горький. Лозовой и Татарников, после Афганистана, служили в Вологодской области. Замполит не рискнул расспрашивать ее о службе в штабе части и пообещал “как-нибудь заглянуть”.
        У Насти Собиновой сыну шел третий год. Обе женщины заплакали и обнялись, вспомнив пережитое. На шум прибежала Лидия Варнавина и слезы полились с новой силой. Подруги обнимались и целовались сквозь слезы. Глядя на них маленький Сашка разревелся, обхватив Марину за шею. Она с трудом успокоила сынишку. Разговаривать со старыми подругами оказалось тяжелее, чем она думала. Приходилось следить за каждым словом. Заученная “легенда” звучала, как ей казалось, фальшиво. Настя и Лидия, к ее удивлению, поверили и только качали головами.
        За три года службы Марина превратилась в красивую стройную женщину. Отросшие волосы свивала в небольшой пучок и закалывала шпильками. Голова по-прежнему была гордо поднята вверх, но на лице явственно проступали морщинки в уголках глаз и у красиво очерченного рта. Молодые мужики в деревне оглядывались вслед и вздыхали, таясь от жен.
        На второй неделе Степанова отправилась под вечер искупаться. Сашка остался с родителями. Он шустро ползал по дому, тащил все, что попадалось по пути в рот и приходилось следить в оба, чтобы не стряслось беды. В последние два дня он цеплялся за мебель и пальцы взрослых, вставал на шатающиеся ножки и смешно топал, улыбаясь во весь рот, в котором торчало несколько белоснежных мелких зубов.
        Марина шагала по тропке через поле с колыхавшейся рожью, срывала по дороге васильки и складывала в букет. Солнце краем коснулось горизонта. Вышла на берег, собираясь спуститься по тропе вниз и замерла… ей навстречу поднимался Николай Горев. Он тоже замер на мгновение, затем поравнялся с ней. Не сводя глаз с красивого лица, тихо сказал:
        - Здравствуй, Марина.
        Она заметила легкую проседь в его волосах, все так же непокорно торчащих надо лбом. Морщины на лбу и у твердо сжатого рта. Он по-прежнему был красив, лишь глаза стали колючими и недоверчивыми. На мгновение они “зажглись” прежними огоньками, но тут же погасли. Она ответила:
        - Здравствуй, Коля.
        - Слышал, что ты приехала. Купаться пошла?
        - Думаю поплавать немного…
        - А сынишка?..
        Степанова легко улыбнулась:
        - С родителями. Саша к ним быстро привык. Как твои дела?
        Он пожал широкими плечами:
        - Нормально. Работаю на тракторе с сенокосилкой. Сейчас оставил его на острове, завтра продолжу косить. Не возражаешь, если с тобой искупаюсь? Или не стоит тебя дискредитировать? Ведь ты, слышал, в Москве, в военной организации служишь, а я бывший зэк…
        Она построжела лицом, но ответила спокойно:
        - Пошли.
        Молча спустились вниз. Марина не знала о чем говорить с бывшим приятелем. А Николай искоса глядел на девичью шею и чувствовал, как в сердце вновь вспыхнула прежняя страсть к ней. Женщина оставалась абсолютно спокойной внешне. Спускалась по тропинке вниз, помахивая рукой с букетом. Горев тяжело шагал сзади и не мигая смотрел ей в спину. Степанова скинула халат и оказалась в закрытом купальнике. Над коленом правой ноги виднелись розовые шрамы впереди и сзади. Парень насторожился:
        - Марин, а это что за шрамы?
        Она небрежно махнула рукой:
        - Да ну их! Нынче запнулась по дороге и на штырь грохнулась. Два милиционера снимали! Ох и орала я!
        Горев пожал плечами, явно не веря ей:
        - Извини, но они больше на пулевые ранения похожи. Я видел в лагере такие у зэков.
        Она вздохнула:
        - Дурак ты, Николай! В Москве не стреляют.
        - Может и дурак, только не верю я, что ты в Москве обитаешь.
        - Переубеждать тебя я не стану, хотя… Где я могла бы усыновить ребенка, кроме Москвы?
        Горев подумал, что вот этот факт он не учел и согласился:
        - Тоже верно…
        Маринка прямо с берега нырнула в темную воду. Проплыла метров десять и вынырнула, отфыркиваясь и тряся головой, чтобы отбросить в сторону мокрые пряди. Николай нырнул следом. Его голова появилась в метре от ее. Вздохнув воздуха, он тихо сказал:
        - Я до сих пор тобой брежу. Выходи за меня замуж. Мальчишку твоего, как родного любить буду. Другой я стал, Маринка. О том, что произошло тогда, я не один раз пожалел. Знаешь, сколько ночей я прокручивал в голове все, что натворил? Знаю - сам во всем виноват. Выходи за меня…
        Она покачала головой, легонько двигая кистями и удерживаясь на плаву:
        - Нет, Коля. Спасибо, конечно, за честь, но нет! Я до сих пор люблю Сашу. Тебя я давно простила, но твоей никогда не стану!
        Скрылась под водой. Вынырнула метров через пять и широкими гребками поплыла к берегу. Он бросился за ней и настиг, когда она начала выбираться на берег. Схватил за руку и тут же почувствовал, что летит. Степанова провела прием полуобернувшись. Правая рука женщины сцапала его за кисть и потянула к себе, левая рука плотно обхватила плечо и дернула, резко наклонившись вперед. Горев тяжело рухнул впереди нее, дрыгнув ногами в воздухе и растянулся на спине, удивленно глядя вверх. Глаза Маринки были на удивление спокойны, хотя немного потемнели:
        - Я другая и лучше бы тебе не нарываться. Широкие плечи и бычья сила тебе на этот раз не помогут.
        Обошла и направилась к лежавшему халату. Оделась и не оглядываясь направилась по тропинке наверх. Горев так и остался лежать там, куда она его бросила. Потом еще раз ополоснулся от налипшей грязи, оделся и мрачно глядя перед собой, направился домой.
        Прошло еще две недели. В деревню на побывку приехал Витек Горев. Тетя Маруся на всю деревню кричала, увидев живого сына, а дядя Леша не скрываясь плакал, прижимая его к себе. Сразу сообщил:
        - Маринка приехала, да не одна. Мальчишку усыновила. Смугленький такой. Хорошенький, словно ангелок!
        Витек сделал вид, что удивлен:
        - Во дает! Надо будет повидаться!
        Мать голосила, не отпуская его от себя ни на шаг:
        - Господи! Дитятко мое, живой! - Прижимала к себе, плача и смеясь: - Нам твой командир письмо прислал, что ты в плену. Как хоть убежать удалось?
        - Парень один, Искандер, вытащил меня и еще пятерых.
        - Что же ты его не привез? Мы бы стол собрали…
        - Секретный он, мам. Не положено.
        Николай стоял в стороне и смотрел на младшего брата, у которого тоже посеребрило виски. Витек неожиданно шагнул к нему и крепко притиснул к себе:
        - Здорово, братуха!
        Прошло три месяца. Наступила осень. Саша научился ходить и теперь лез всюду, пытаясь дотянуться даже до поверхности стола. Марина сидела на полу вместе с ним и собирала из кубиков картинки. Малыш наблюдал, временами одним движением руки раскидывал игру по полу и весело смеялся. На улице шел дождь и выходить из дому не хотелось. Раздался стук в дверь. Она встала и выглянула на кухню. Крикнула, глядя на входную дверь:
        - Открыто!
        Дверь распахнулась: на пороге стоял Юрий Лозовой. Парень был в гражданской серой куртке и джинсах. Он шагнул вперед и успел подхватить на руки падающую женщину. Уложил на диван в кухне. Набрал в ковш воды и побрызгал ей в лицо. Зеленые глаза открылись. Он присел рядом и тихо сказал дрожащим голосом, глядя в лицо Степановой:
        - Здравствуй, Искандер!
        Она села и заплакала, уткнувшись ему в грудь. Сквозь слезы прошептала:
        - Сейчас я Маринка…
        Из комнаты раздался топот, потом пыхтение у порога. Юрий обернулся: из-за двери показалось смуглое личико с кудрявыми черными волосами. Внимательно глядя на него, мальчонка протопал мимо и уткнулся в Маринкины колени:
        - Мама! Саса кам-кам! Дать!
        Степанова подхватила сына, целуя в пухлую щечку. Стерла следы слез тыльной стороной ладони правой руки и посмотрела на остолбеневшего Юрия:
        - Мой приемный сын. Его зовут Саша. Извини, я его сейчас покормлю и спать уложу. Раздевайся, тоже кормить буду. Потом поговорим…
        Лозовой отказался:
        - Сначала с ним разберись, а потом уж со мной. Я еще не совсем проголодался.
        Внимательно наблюдал, как она кормит мальчика, ласково приговаривая и часто утыкаясь лицом в его волосы:
        - За маму ложечку! За папу ложечку! За бабушку и за дедушку! Вот какой Сашенька у меня умный, все съел! Большой вырастешь, сильный. А теперь пошли баиньки ложиться. Пусть тебе самые сладкие сны приснятся…
        Она кивнула Юрию и унесла ребенка в свою старую спальню, где теперь стояла еще и детская кроватка. Уложила малыша, дала ему соску. Укрыла одеяльцем и поцеловав еще раз, вышла. Саша привык засыпать самостоятельно. Степанова вернулась в кухню, оставив дверь в комнату слегка приоткрытой:
        - Извини. Придется говорить потише. Давай пообедаем? Я еще не ела.
        Он согласился, разглядывая красивое лицо:
        - Что же ты тогда не открылась мне? Я чуть с ума не сошел, когда твою косу обнаружил в рюкзаке. Полтора года в поисках провел. Об Искандере все слышали, но где находится, никто не знал. Столько о тебе слышал, волосы дыбом иной раз вставали. Маринка, зачем ты пошла туда?
        Она поставила тарелку с супом перед ним и грустно взглянула в его глаза:
        - Ты и сам знаешь ответ. Никто не должен знать, что я и есть Искандер. Мои родители до сих пор не знают, что я в Афганистане воюю. Ты Олегу сказал?
        - Сказал. Он тебя не выдаст. Мы вместе искали. Однажды чуть-чуть не поймали: ты в Кандагаре была, находилась в одной из частей. Мы приехали и узнали, что ты спишь. Будить не стали, а утром тебя не было. До сих пор жалеем вместе с Олегом, что не разбудили…
        Лозовой с аппетитом принялся за суп. Марина мигом вспомнила выгоревшую палатку в Кандагаре: тогда ее ранило первый раз и она не спала, а была на операционном столе. Вытаскивали пулю. Ночью ее забрали и перевезли в Кабул. Рассказывать об этом она не стала:
        - Было такое. Срочное задание дали. Отдохнуть не удалось.
        Он закончил с первым и подвинул к себе тушеную в русской печи картошку с мясом. Взял пупырчатый соленый огурчик с тарелки. С хрустом откусил почти половину. Зацепил вилкой горку картошки и тоже отправил в рот. Прожевал и пытливо взглянул на нее:
        - Откуда ребенок, Марин? Ведь он не русский…
        Она отставила пустую тарелку после супа и вздохнула:
        - Скажу, но ты молчи об этом. Олегу не говори: Саша афганец-сирота. Я нашла его и забрала с собой. Теперь он мой сын.
        Лозовой обрадовался:
        - Значит, ты больше не полетишь в Афган?
        Степанова покачала головой:
        - Полечу. Сашу оставлю на родителей, уже договорились. Они считают, что службу в Москве бросать нельзя. Пойми: Искандер нужен там. Сколько парней в плену находится, вытаскивать надо. Я спецом стала по этой части.
        Он задумчиво протянул:
        - Марин, а может стоит завязать? Пусть другие покрутятся! Ты и так немало сделала. Подумай о ребенке!
        Она твердо ответила:
        - Юрий, мне поздно поворачивать назад. Война засела во мне. Вот сейчас живу дома, а руки постоянно маску на лице ищут, автомат с магазином, да винтовку. Душа болит: в одиночку просачиваться сквозь афганские кордоны легче, чем отрядом. По ночам во снах выстрелы слышу и сама стреляю. Я спокойнее чувствую себя там, чем здесь. Меня тоска гложет. Я каждые полгода на то место, где Саша погиб, прихожу.
        - Я сразу понял, что пирамида твоих рук дело. Знаешь, как мужики удивлялись! Особенно после того, как духи памятник разрушили, а он через неделю снова стоял.
        Степанова вспомнила и это…
        Она узнала о разрушенном памятнике случайно, находясь в Кабуле на отдыхе. Лежала в палатке, когда за брезентовой стенкой остановились два солдата-шофера. Голос с легкой хрипотцой сказал:
        - Заметил, когда к Баглану поворот проходили, памятник капитану Степанову исчез?
        Второй голос ответил:
        - Заметил. Духи постарались. Неймется им, гадам!
        С попутной колонной, следовавшей в Союз, добралась до знакомого поворота. На ходу спрыгнула с машины…
        Пообедали. Марина помыла посуду, протерла тарелки полотенцем и села на диван. Лозовой внимательно смотрел в ее задумчивое лицо. Тихо сказал:
        - Выходи за меня замуж… Люблю, с того вечера люблю, как тебя в клубе увидел.
        Марина покачала головой:
        - Забудь обо мне. Найди хорошую женщину и живи. Я не смогу видеть каждый день напоминание о Саше. Для меня вы навсегда останетесь неразлучными друзьями. Не надо говорить о чувствах, Юра. - Он заметно поник головой. Оба долго молчали. Марина спросила: - Как ты узнал, что я дома?
        - Варнавин мне написал. Ты же ему сказала, что отдала косу мне. Я даже Олегу не сказал, что к тебе поехал. Конкурента боялся. Он тебя тоже любит. Твою косу, кстати, я с собой по всему Афгану таскал и до сих пор она у меня в чемодане лежит. Татарников что только не делал лишь бы заполучить ее…
        Женщина слегка улыбнулась:
        - Я знаю про влюбленность Олега. Но и ему я сказала бы тоже самое, что и тебе.
        Пока она находилась в отпуске, Бредин стал генерал-майором. Его повысили в звании за успешно проведенную в Регистане операцию и захват американских инструкторов. Горчаков остался его заместителем и был вполне доволен. Елизавета Корнеевна, узнав, что муж не стал генералом из-за того, что не выполнил приказ и помог какой-то девчонке с усыновлением, впала в глубокую депрессию и заболела. Она обзванивала своих друзей и в открытую называла мужа “дураком”, искренне считая его
“загубившим ее молодость и мечты”. Детки полностью поддержали мать.
        Горчакова в последнее время с ненавистью относилась к мужу, хотя он нанял для нее сиделку. В госпиталь ехать жена отказалась наотрез. Каждый вечер попрекала Леонида Григорьевича и обвиняла во всех смертных грехах. Полковник старался как можно позднее приезжать домой и как можно раньше уходить на работу. Собственная квартира превратилась для него в ад.
        Марина вернулась в Афганистан. Пассажирский самолет доставил ее из Ташкента в Кабул. Она спускалась по лестнице вниз. Была одета в гражданский костюм. Рядом грузили самолет. Это был военно-транспортный ИЛ-76. Вместо раненых его забивали коврами и разной дорогостоящей утварью из Афганистана. Рядом стоял известный деятель культуры и руководил погрузкой, то и дело покрикивая на солдат. В дорогом полушубке и шикарных ботинках он не побрезговал наклониться и подобрать с январской грязи упавший кувшин с чеканкой. Выругал солдата за неуклюжесть и сам отнес добро в самолет.
        Степанова отвернулась: ей стало противно. Неподалеку стояли офицеры из советской группировки и молча смотрели на это. Глаза женщины и военных встретились. Мужики, поймав ее презрительный взгляд, отвернулись. К Марине подошел худощавый стройный мужчина в костюме-тройке, работавший в советском посольстве. Покосился на деятеля культуры и тихо сказал:
        - Я вижу, что вам не приятно это видеть. Мне, откровенно говоря, тоже. Но сделать ничего не можем - Москва дала “зеленый свет”. Представляете, сколько наркотика будет ввезено в страну и сколько денег это принесет кому-то? Ведь его не станут досматривать…
        Она ответила, шагая рядом с ним к машине:
        - Да уж наверняка не мало!
        - Слава Богу, не все такие…
        - От этого не легче.
        Мужчина вздохнул, открыл дверцу машины перед женщиной и увез в посольство. Уже оттуда переодевшуюся в камуфляж Марину вывезли в расположение десантной части. Вечером в ее закуток постучались и голос замполита Краснухина произнес:
        - Искандер, сегодня концерт. Пошли, послушаем!
        - Исполнители кто? Не эти ли воры, что самолет грузили? Из нищей страны последнее забирали. Увольте от такой “чести”, Иннокентий Филимонович. Я их слушать не буду.
        Подполковник чуть языком не подавился, услышав подобное:
        - Искандер, этот вопрос не в вашей и даже не в моей компетенции и обсуждать его мы не будем. Хотите идти на концерт - идите, а нет - так нет и нечего тут…
        Маринка резко оборвала его:
        - Вор остается вором, в какую бы шкуру он не рядился! И я не понимаю, почему вы, замполит, молчите?
        Замполит ушел, что-то пробурчав про себя. Степанова уже не прислушивалась. Она чистила автомат при свете коптилки из гильзы от снаряда, готовясь к новому поиску. В палатку снова постучали. Она натянула перчатки и крикнула:
        - Входите!
        В дверь протиснулась невысокая кряжистая фигура с погонами майора. С минуту человек внимательно изучал маску и очки, а затем представился:
        - Майор Шпагин Василий Иванович. Вы Искандер?
        Марина вставила магазин и прислушалась к легкому щелчку. Внимательно взглянула на вошедшего, отметив, что его лицо ей не знакомо:
        - Так точно, Искандер. Что вы хотели?
        Фигура приблизилась к столу и она разглядела круглое добродушное лицо мужчины лет сорока с “пушечками” на петлицах. Он чуть наклонился и вполголоса сказал:
        - Я невольно подслушал ваш разговор с Краснухиным. Остерегайтесь его! Ваши слова, я уверен, он не забудет и постарается отомстить. Погрузка ценностей велась при его непосредственном участии. Вы не осторожны…
        - Не боитесь, что я вас сдам?
        - Нет. Особенно после того, что мне говорил о вас капитан Силаев.
        Степанова вспомнила высокого широкоплечего капитана, серые блестящие глаза и сердце почему-то защемило. Она мысленно удивилась: за последние три года впервые подумала о мужчине. Спросила:
        - Вы давно видели Костю? Как он?
        - Полгода назад. Он искал вас два года. Жениться осенью собирался. На свадьбу вы точно опоздали. Он, кстати, для вас записку оставил. Вот, держите… - Шпагин порылся в левом внутреннем кармане и протянул Марине мятый, покрытый пятнами и разводами, конверт. Извинился: - Извините, столько времени таскаю!
        Она, излишне поспешно, схватила конверт:
        - Ерунда! Спасибо.
        Майор предложил:
        - Вы не хотели бы с нами посидеть вечером? На концерт многие офицеры идти не хотят. Мы не мало слышали о вас и хотели бы отблагодарить. Года полтора назад вы спасли нашего товарища. Может, помните, Алим Тохтамышев?
        Степанова улыбнулась под маской и с ясно прозвучавшей теплотой, сказала:
        - Помню! Как он?
        - Полгода лечился в госпиталях и санаториях. Мы ему писали о вас. Просил передать благодарность за спасение. Сейчас служит в Союзе…
        Женщина довольно хмыкнула…
        Из Союза шла колонна, направляясь в Кабул. Моджахеды подкараулили ее в двадцати километрах от афганской столицы. Капитан Тохтамышев одним из первых бросился в сторону от дороги и залег за камнем, огнем из автомата прикрывая разбегавшихся солдат. Сразу две пули сверху ударили офицера в грудь и плечо, но он продолжал отстреливаться, не давая душманам приблизиться.
        Марина в тот день тоже направлялась в Кабул. Спокойно двигалась по отрогу. Каких-то полчаса назад над горами прошел теплый дружный дождик. Она не пряталась от него, продолжая двигаться вперед. И сейчас мокрая одежда приятно холодила тело. Весна была в самом разгаре. Женщина впервые обратила внимание на цветущие по склонам гор яркие маки, алые и белые тюльпаны. На ковер сочной зеленой травы в предгорье. Она стащила с себя маску и смотрела по сторонам, изредка наклоняясь к понравившемуся цветку. Шла расслабившись, хотя профессионально замечала все вокруг. Была уже неподалеку от дороги, предвкушая скорый отдых: ноги гудели от усталости. Услышала звуки боя метрах в трехстах от себя. Мгновенно натянув маску, поспешила на выстрелы, вытаскивая на ходу из карманов забитые рожки к автомату…
        Третья пуля ударила Алима в уже раненое плечо, четвертая чиркнула по каске, оглушив на несколько минут. Несколько духов подкрались ближе. Когда Тохтамышев пришел в себя, они были рядом. Удар по голове вновь выбил сознание в окровавленном теле. Бандиты сцапали его за руки и хотели тащить к своим. Отбивавшиеся от основной части бандитов солдаты ничего не заметили. Три выстрела из винтовки заставили двух оставшихся в живых моджахедов забыть о “шурави” и бежать без оглядки. На камнях остались лежать три трупа и тяжело раненый капитан. Степанова ползком добралась до него и оттащила в сторону. Пули цокали вокруг о камни, словно кованые копыта, пока она волокла мужика в укрытие.
        Торопливо перевязала, поминутно выглядывая - не ползут ли “гости”. Пару раз пришлось дать короткие очереди по наиболее рьяно ползущим бандитам. Моджахедов удалось отогнать в горы и только тут артиллеристы заметили странную фигуру в маске, невесть откуда взявшуюся среди них. Женщина назвала себя и подвела старшего лейтенанта к неподвижному капитану:
        - Забирайте. Его духи чуть к себе не уволокли…
        Тот посмотрел на трупы и на винтовку в ее руках:
        - Ваша работа?
        Маринка кивнула и направилась к первой машине…
        Женщина немного подумала и кивнула:
        - Хорошо, я приду. Вы не могли бы через часок прислать за мной?
        Шпагин махнул рукой:
        - Нет проблем!
        Сразу вышел. Марина торопливо вскрыла конверт. Руки дрожали, когда она разворачивала сложенный вчетверо измятый листок. Резким, четким почерком было написано:
        - “Здравствуй, Искандер! Я долго искал тебя. Завтра возвращаюсь в Союз. Твои слова насчет попусту растраченных чувств не давали покоя мне все это время. В последнее возвращение нашел девчонку и теперь решил жениться. Ты извини, но я знаю твою тайну. Не удержался и заглянул. Слово даю, что никто не узнает. Жалею, что не сказал тогда, в Баглане. Больше всего хотел узнать твое имя. Фотографию по-прежнему ношу с собой. Будь счастлив и останься целым. Если захочешь написать, адрес даст Вася Шпагин. Надеюсь, что еще встретимся. Костя Силаев”.
        Она дважды перечитала письмо. Старательно скомкала, а затем поднесла бумагу к пламени коптилки… Когда бумага сгорела, Степанова долго сидела, уставившись в одну точку. На душе почему-то стало пусто.
        Ни Шпагин ни она не знали, что Костя Силаев сжег ее фотографию накануне свадьбы. Он долго глядел на девичье лицо, словно пытаясь запомнить, а потом достал спички и чиркнув о коробок, поднес огонек к бумаге. До последнего мгновения глядел на исчезавшее лицо, пока жар не коснулся пальцев. Он выронил обгорелый клочок на стол и потряс обожженной рукой. Молча смотрел, как он догорает. Затем растер пальцами пепел и старательно стер тряпкой грязное пятно.
        В это время замполит Краснухин звонил в Москву начальству, сообщая о “крамольных высказываниях” Искандера. Худощавый, одетый в цивильный костюм, секретчик в очках взял на заметку сообщение и не стараясь скрыть тайну поисковика, сообщил:
        - Под маской скрывается баба! Но рассказывать об этом не стоит.
        Краснухин опешил и не сразу спросил:
        - Ваши дальнейшие указания?
        - Наблюдать! И постарайтесь вести погрузку ценностей по ночам. Не стоит привлекать внимание.
        Артиллеристы собрали небольшой стол, но Марина сразу отказалась от выпивки:
        - Извините, мужики, но мне на днях в рейд и надо быть в форме. Есть я тоже не хочу. Спасибо за приглашение, просто посижу с вами. Хочется побыть в обществе, а то все один и один…
        Разговаривали обо всем. Офицеры вспоминали дом, жен, детей, родителей. Рассказывали о ситуациях в которых доводилось бывать. Маринка молчала и они понимали: Искандеру нельзя вот так, запросто, говорить о своих приключениях. Они не пытались расспрашивать, проявив армейский такт. К тому же каждый из них уже слышал немало о подвигах этого парня. Разошлись далеко за полночь.
        Степанова вернулась в палатку. Зажгла коптилку и вздрогнула: за столом, потирая лысину на яйцеподобной голове, сидел замполит Краснухин. На столе стояла бутылка водки, раскрытые банки тушенки и шпрот. С гаденькой улыбочкой он проблеял:
        - Решил скрасить одиночество молодой женщины! А вы где-то ходите. Я жду уже полтора часа.
        - Что вам надо?
        - Ну я же сказал. Соскучился по женщине…
        Больше он ничего не успел сказать. Жесткая рука через стол ухватила его за воротник и дернула со всей силы. Рожей подполковник врезался в фанеру, а она злобно прошипела:
        - Вон отсюда! Посмеете вернуться, убью! Я вам не чековыжималка из госпиталя!
        Замполит по одному рывку понял, что с бабой ему не сладить и вылетел из палатки. В спину врезалась банка со шпротами, оставив на форме масляное пятно. Следом вылетели бутылка и тушенка. Степанова задернула полог и не видела, как Краснухин торопливо выхватил из грязи бутылку, уже наполовину вытекшую. Воровато огляделся по сторонам и направился к себе, не рискнув еще раз заглянуть к женщине. Всех обиднее было сознавать, что даже рассказать об этом не может, так как сам выглядит глупо. Немного подумав, решил, что однажды отомстит строптивой бабе.
        Серо-черные скалы окружали со всех сторон. В сине-солнечном поднебесье кружил гриф и его тоскливый пронзительный клич бил по ушам. Перед носом торчал клочок жесткой травы, тоненькими стрелками пронзивший каменистую почву. Ветерок редкими порывами охлаждал вспотевшую от напряжения спину. Противостояние длилось более двух часов: Степанова против четырех моджахедов и до темноты еще ох, как далеко! Ей надо было во что бы то ни стало перебраться через перевал, а эти четверо не давали поднять голову. Из своих допотопных винтовок конца прошлого века заставляли лежать на солнце.
        Степанова подавила в себе разгоравшуюся злобу и принялась обдумывать сложившуюся ситуацию. Все четверо засели наверху, метрах в ста от нее, рассредоточившись друг от друга примерно на столько же. Она не могла ни на секунду высунуться. Изредка до нее доносились голоса. Духи решили спуститься в темноте и захватить стрелка в маске живым, не дав ему уйти. Они даже знали ее имя! Единственное, что они не знали, так это то, что она их понимает и переговаривались в полный голос. Такая популярность Маринке не понравилась. Пока женщину спасал только камень впереди, да обрыв на склоне. Пули высекали искры возле ее сапог, как она не подбирала ноги. Ситуация была прямо скажем, швах!
        Марина попыталась воссоздать в голове пейзаж впереди. Гриф, немного покружив над ущельем, скрылся за скалами. Солнце начало клониться к западу, а ситуация ничуть не изменилась. В голове словно искра промелькнула и женщина ухватилась за эту смутную мысль. Машинально вытащила гранату из кармашка на груди. Выдернула чеку и швырнув ее в сторону духов, бросилась к следующему камню, метрах в пятнадцати впереди. Это было опасно: осколки могли задеть. Ошеломленные странным взрывом афганцы немного растерялись и пропустили момент, когда она перебежала за другой камень. Теперь ситуация несколько изменилась: целиться в нее стало сложнее, зато у Марины появилась возможность отстреливаться.
        Через полчаса один из духов был убит. Оставшиеся трое забеспокоились. Стреляли в сторону валуна, стараясь не высовываться, но это не спасло. Второй бородач ткнулся пробитым лбом в каменную крошку. Степанова внимательно вглядывалась в склон, стараясь уловить момент, когда кто-то из оставшихся в живых высунется из укрытия. Но духи словно приклеились к камням. Прождав с полчаса женщина решила добраться до следующего валуна и окончательно завладеть ситуацией. На этот раз она швырнула две гранаты и под завесой сыпавшихся сверху камней и песка умудрилась проскочить к цели. За время пробежки ей сильно настучало по голове и спине. Марина поморщилась от боли, но не более того.
        Душманы открыли запоздалый огонь, но успеха не добились. Теперь они находились от женщины всего в тридцати метрах. Степанова не стала ждать на этот раз. Едва упав за камень размахнулась со всей силы и швырнула в сторону бандитов пару гранат. Бросилась вперед. Осколок собственной гранаты вскользь ударил по бронежилету и задержал ее бег на несколько секунд. Выстрелов не последовало. Когда она добежала, один из духов был убит, а второй умирал. Останавливаться она не стала, так как поняла, что парню не помочь. Продолжила подъем в горы, сожалея о потраченном времени.
        Банда Рахнавара остановилась отдохнуть на перевале перед тем, как начать спуск вниз. Главарь ждал, что с минуты на минуту явятся его люди и приволокут этого негодяя в маске, который уже сутки преследует их. Покосился на пленника, сидевшего возле камня. Русский устал и привалившись спиной к холодной поверхности, дремал. Лицо было в крови, которая шла носом из-за разреженного воздуха. Он часто вытирал ее связанными впереди руками. Если бы не приказ мистера Смита, что пленник нужен живым, Рахнавар давно бы убил офицера. Приказ американца со злыми змеиными глазами он не осмелился нарушить, так как добыть второго “шурави” с таким “хвостом”, как Искандер за спиной, он не надеялся и терпел. Главарь расслышал два взрыва, потом еще два и удивился: у его людей гранат не было. Мгновенно понял, что это означает и скомандовал:
        - Подъем! Спускаемся!
        Русского грубо дернули за веревку, которая была привязана к связанным кистям, заставляя подняться. Он открыл серые глаза и посмотрел вниз, явно услышав взрывы. Один из духов рядом что-то сказал. Из всей его речи он понял лишь одно - их преследовал Искандер. Сердце гулко ударило в грудной клетке, чтобы через мгновение замереть: Рахнавар оставил на гребне двух духов с пулеметом. Силаев оттолкнул плечом стоявшего рядом здоровяка и закричал во весь голос:
        - Искандер! Засада!!! - На него навалились, пытаясь зажать рот, а он бешено отбивался связанными руками и кричал не переставая: - Засада!!!
        Только удар по голове прикладом винтовки заставил его замолчать. Душманы торопливо забросили безвольное тело пленника на ослика и начали спускаться вниз. Главарь ругался и несколько раз ударил плетью по спине русского. По виску Кости текла кровь. Красные капли регулярно падали на камни. Его крик Марина услышала. Пряталась за камнями, осторожно пробираясь наверх. Наткнулась на трещину в скале и начала подниматься по ней, обходя засевшего наверху противника. Упираясь ногами в стену скользила спиной по гладкому, словно отполированному ветрами, базальту. Трещина сужалась наверху. Кое-как женщина выбралась наружу. Подъем занял больше часа.
        Осторожно подняв голову огляделась: двое замерших душманов у пулемета находились метрах в ста от нее. Сейчас она глядела на них сверху. Решила провести ликвидацию без выстрелов. Цепляясь руками за края выдернула тело из трещины и прячась за камнями начала спускаться. Духи не оглядывались, упорно смотрели вниз. Два ножа взвились в воздух и бандиты даже не поняли, что уже мертвы. Марина сделала несколько длинных очередей из пулемета в сторону пустынного склона и невзирая на разреженность воздуха и кровь из носа, начала быстро спускаться вниз.
        Рахнавар прислушался к пулеметным очередям и удовлетворенно хмыкнул, решив, что Искандер наконец-то убит. Мгновенно подумал, сколько же денег отвалит ему мистер Смит за такое хорошее известие. Американец неоднократно говорил о ликвидации человека в маске. К главарю вернулось хорошее настроение. Он даже прочел благодарственную молитву Аллаху. И вдруг подумал, что, если американец не поверит в смерть Искандера? Требовалось притащить труп русского. Рахнавар решил дождаться своих людей и скомандовал:
        - Привал! Дождемся Максуда и Джалата.
        Силаев пришел в себя от резкого удара. Душманы, не особенно церемонясь с пленником, сбросили его с ослика. Он поднял глаза вверх: за это время они успели спуститься почти до половины. Майор понял, какой страх испытывает Рахнавар перед странным парнем в маске, раз с такой скоростью спускался с крутого склона. Это порадовало его и заставило улыбнуться, не смотря на разбитую и теперь болевшую голову. Улыбка сразу пропала от мысли: почему безо времени встали на привал? Ответ просился сам - Искандер убит и главарь ждет, когда принесут его труп. Костя аж застонал от горя. Подполз к камню и привалившись спиной к нему, он опустил голову к коленям, положив на них связанные руки и замер.
        Марина в бинокль видела всю эту сцену. Она находилась от отряда в каких-то трехстах метрах, судорожно стараясь придумать хоть что-нибудь. Требовалось ошеломить бандитов хотя бы на пару минут. Пулемет лежал рядом. Неожиданно взгляд выхватил сверкнувший на солнце кристалл слюды. Степанова усмехнулась и спустилась еще метров на двести. Теперь она могла слышать даже долетавшие до нее слова. Главарь пока не беспокоился, считая, что его люди прибудут еще не скоро, если несут труп Искандера.
        Женщина стащила перчатку с руки и сняла золотое кольцо с пальца. Поглядев на заходящее солнце, поймала полированным металлом лучик и направила его в глаза Силаева. Тоненькая светлая полоска мелькнула по лицу пленника и исчезла. Никто ничего не заметил. Офицер поднял голову и луч снова мигнул. Он засек направление. Там вроде бы никого не было, но сердце радостно забилось. Степанова подкралась еще метров на тридцать и вдруг вскочила на ноги с криком:
        - Падай!
        Силаев растянулся на камнях. Длинная пулеметная очередь заставила духов разбегаться во все стороны, забыв про оружие. Груженые ослики заметались среди кричащих людей, сбивая их с ног. Начался настоящий хаос! Он длился минуты две не больше, но за это время Костя успел откатиться в сторону Марины метров на пятнадцать и скрыться за валуном. Веревка тянулась и он старался собрать ее в ком. Женщина спускалась к нему, удерживая духов на расстоянии. Обойма кончилась и пулемет замолчал, сухо щелкнув напоследок. Упав рядом, одним движением ножа перерезала стянутые кисти офицера и крикнула:
        - Костя, держи мой автомат! Я сейчас…
        Бросила оружие ему в руки. Силаев поймал его на лету и сразу же дал очередь в сторону опомнившихся моджахедов. Те шли в атаку с криком:
        - Ла-илаха-илаллах!
        Она гаркнула:
        - Ложись!
        Достав из сброшенного рюкзака пару последних РГД и одну за другой швырнула в наседавших духов. Это возымело действие. Атака захлебнулась. Стоны и крики неслись со всех сторон. Сцапав офицера за руку она потащила его вверх. Костя бежал, собрав на этот рывок оставшиеся силы. В висках стучало и временами из-за наползавшей на глаза темноты он ничего не видел. Пули цокали по камням, словно невиданный град. Острые осколки камней впивались в кожу сквозь ткань. Один из осколков глубоко впился Марине в икру правой ноги. Дальше она бежала прихрамывая. Оба упали за камень, чтобы отдышаться. Разозленные такой наглостью душманы лезли напролом. Но идти широким фронтом не позволяла узкая тропа. Степанова повернулась к майору и тихо сказала:
        - Здравствуй, Костя! Вот и встретились… - Достала из рюкзака пару противопехотных мин и детонаторы к ним. Подкинула на руке: - Устроим духам сюрприз?
        Он пытался разглядеть ее глаза под очками:
        - Может, лучше мне поставить?
        - У нас нет времени на препирательства! Не подпускай их!
        Марина вставила детонаторы и положила обе мины в полутора метрах друг от друга, каждую подсунув под огромные валуны. В щель точно посредине забила последнюю маленькую лимонку. Смотала веревку, которой раньше были стянуты руки офицера и привязала к чеке у гранаты, слегка вытянув ее из гнезда. Посмотрела на Силаева:
        - Костя, уходить пора! На тропу не лезь!
        Пятясь, двинулись по склону наверх. Время от времени офицер бил коротким очередями по наиболее шустрым душманам, заставляя их залегать. Марина разматывала веревку. Затем привязала к ней альпийский шнур. Прошли метров около ста, когда она крикнула:
        - Ложись!
        Он послушно растянулся за камнем. Бандиты как раз подошли к поставленным минам. Степанова дернула за веревку. Валуны подскочили от взрыва и со страшным грохотом покатились вниз, увлекая за собой все новые и новые камни. Теперь моджахедам было не до преследования беглецов. Камнепад смял и уничтожил их. Марина встала и направилась к тропе, едва грохот начал стихать. Костя шел следом, время от времени оглядываясь назад. Добрались до перевала, когда солнце уже полностью скрылось за горизонтом. Ощутимо повеяло холодом и мужчина зябко поежился. Она заметила и остановилась. Сбросила рюкзак с плеча. Порылась и вытянула мужское теплое белье:
        - Одевай. Оно конечно тесновато будет тебе, но ничего, влезешь! Переодевайся, я послежу. Потом ты посторожишь, а я осколок из ноги вытяну, а то идти мешает.
        - Ты ранен?
        Она махнула рукой:
        - Камень застрял…
        Марина повернулась к нему спиной, поглядывая вниз, где в сгущавшихся сумерках видна была пыль от недавнего камнепада. Никто не шел с той стороны. Силаев переоделся и занял “наблюдательный” пункт. Женщина задрала штанину и поддетые подштанники вверх и осмотрела кровоточащую ранку: камень почти полностью влез в мякоть. Стащила перчатки и попыталась ухватить осколок ногтями, но не получилось. Тогда она попросила:
        - Костя, попробуй выдрать, а то мне не удобно.
        Он повернулся, глядя на стройную женскую ногу в крови. Молча присел рядом. Внимательно разглядел торчащий осколок и поднял голову:
        - Пальцами его не вытащить. Подковырнуть бы чем…
        Она протянула нож и отвернулась в сторону. Силаев вздохнул. Острым кончиком попытался подцепить камень, одновременно прижимая его пальцем к лезвию. С третьей или четвертой попытки это удалось. Осколок оказался длинным, сантиметров около трех. Женщина даже не застонала, пару раз вздрогнула и все. Мужчина промыл и перевязал рану. Аккуратно опустил нижнее белье и брюки. Она не шевелилась. Тихо спросил, глядя на маску:
        - Как тебя звать по-настоящему?
        - Марина. Я вчера здорово удивился, когда узнал, что ты снова в Афгане. Шпагин передал записку. Ты ведь женат. Зачем снова здесь?
        - Четыре месяца ютились в крошечной квартирке вместе с ее родителями. Месяц снимали жилье. Решили, что надо покупать кооперативную квартиру. Где еще можно заработать военному, кроме Афганистана?
        - Она не понимает, что здесь убить могут?
        - Знает. Пока не купим жилье, она не хочет иметь детей, а мне ребенка охота…
        - Значит, вся проблема в достатке? Хорошая отговорка…
        Степанова встала и решительно зашагала вперед. Костя догнал и сказал ей в спину:
        - У тебя ведь тоже нет и ты здесь зарабатываешь на что-то.
        Марина резко развернулась:
        - У меня нет родного, но есть приемный сын. Здесь я не ради заработка, а ради таких вот, как ты, попавших в плен! Так что меня ты со своей фифочкой не сравнивай! Я бы своего мужа на подобные заработки не отправила.
        Возразить было нечего. Силаев констатировал факт, что женщина права. Молча шел следом, глядя ей в спину. Совсем стемнело. Спустившись еще на полкилометра, женщина решительно взяла его за руку и повела за собой в сторону от тропы. Офицер часто запинался, удивляясь тому, что она ни разу не споткнулась в кромешной тьме. Марина завела его в какое-то подобие грота. Видимо когда-то здесь сошла лавина: камни лежали друг на друге, образуя небольшую пещерку. Степанова юркнула внутрь, продолжая тянуть его за собой, прошептав при этом:
        - Пригнись.
        Уже внутри отстегнула от пояса свернутую плащ-накидку и вытянула из рюкзака неизменный спальник. Бросила на каменный пол. Села на спальник и заставила Силаева опуститься рядом, а то он так и стоял согнувшись. На ощупь разыскала концентраты и протянула один брикет мужчине:
        - Давай перекусим. Я сейчас сок разведу во фляжке, запьешь. Мало будет, скажи.
        Он взял брикетик, коснувшись не кожаной перчатки, а живой кожи. Тихо сказал:
        - Спасибо, Марина. Как ты оказалась здесь?
        Она откусила приличный кусок концентрата, прожевала и ответила:
        - Вчера к вечеру узнал, что духи сцапали в плен некоего Костю Силаева, когда он на местный рынок пошел. Послал все к черту и рванул на твои поиски. Даже связаться с начальством не успел.
        - Значит, ты все еще помнишь меня и ушла без разрешения?
        - Ну и что? По горячим следам искать легче, а с начальством я как-нибудь и сам разберусь… - Поев, она прошептала: - Забирайся в спальник и спи, я посторожу.
        Он решительно возразил:
        - Здесь никого нет и навряд ли в такой темноте на нас наткнутся, так что ложись-ка и ты спать. Ложись в спальник сама, а я в плащ-накидку завернусь.
        По его слегка дрожащему голосу она поняла, что Костя замерз, да и самой если честно было не жарко. Приняла решение:
        - Лезь в спальник. Он большой. Если не возражаешь, я втиснусь следом…
        Силаев промолчал. Марина раскинула на камнях плащ-накидку, а на нее кинула спальник. Подтолкнула мужчину, словно торопя. Костя нашел горловину мешка и забрался внутрь. Сердце билось где-то у горла. Женщина стащила бронежилет и осторожно вползла внутрь мешка, лицом к Косте, стараясь поменьше касаться мужского тела. Вытянув руку, подтащила автомат и последнюю целую обойму к голове. Оба какое-то время молчали, переосмысливая ситуацию. Вытянутая вдоль тела рука мужчины начала затекать и он сказал:
        - Я выберусь, ты спи. А то оба только промучимся…
        Она твердо прошептала:
        - Ляг удобнее, можешь ко мне подвинуться, а вылезать не смей, замерзнешь. Ночи в горах холодные.
        Он слегка подвинулся и осторожно положил ей руку на плечо. Пояснил, когда почувствовал, что она вздрогнула:
        - Рука затекла…
        Марина успокоилась, хотя и раньше не могла бы сказать, что его прикосновение ей неприятно. Силаев вдруг подумал: “Если бы знал раньше, что ее встречу снова, не женился бы на Ларисе ни за что”. Его сердце билось толчками. Он с сожалением вспомнил о сожженной фотографии и что в такой темноте не видит ее лица, так как почувствовал прикосновение волос и понял - Марина сняла маску.
        Женщина вскоре заснула. Он понял это по ровному дыханию, придвинулся еще немного. Ее дыхание ударялось в его плечо и пробегало по шее. Костя прижал ее к себе чуть крепче. Она не проснулась, лишь немного повернула голову. Он долго не мог заснуть, но усталость от всего пережитого все же взяла свое и он медленно погрузился в сон.
        Степанова открыла глаза с первыми лучами солнца. Рука майора лежала на ее плече. Усталое разбитое лицо с “расцветшим” на скуле синяком и засохшей кровью на темно-русых волосах было спокойно. На висках разглядела несколько седых волосков. Она вдруг вспомнила, что его крик предупредил ее о засаде на перевале. Марина решила не будить его и продолжала лежать рядом, разглядывая его лицо. С той первой встречи у него появилась глубокая морщина на лбу, шрам на подбородке с левой стороны.
        Костя резко открыл глаза и уставился ей в лицо. Она разглядела на радужке легкие искорки, но взгляда не отвела. Он молча разглядывал ее лицо. Светлые волосы, слежавшиеся под маской, за ночь слегка приподнялись, хотя потемнели от пота и многодневной грязи. Помыть голову в Афганистане большая проблема - воды мало. И все равно она была красива. Легонько погладил по щеке кончиком указательного пальца, но она отвела его руку:
        - Не надо, Костя!
        Начала выбираться из спальника. Он прошептал вслед:
        - Ты по-прежнему красивая. Если б знал, что тебя встречу, не женился бы…
        Она начала застегивать бронежилет, замерла на мгновение и не оборачиваясь произнесла тихо:
        - Поздно об этом…
        Прихрамывая, ушла в сторону тропы и минут десять отсутствовала. Он тоже выбрался из мешка, поеживаясь от утреннего холода. Над горами стоял туман, явление довольно редкое в этих местах. Марина вернулась. Села на спальник, вытянув раненую ногу. Порылась в рюкзаке и протянула ему концентрат:
        - Об умывании придется забыть. Воды мало, да и боеприпасов не ахти. Ешь…
        Расстелила на камне чистую тряпку и принялась чистить автомат, время от времени отгрызая кусок от брикета с кашей. Фляжкой с растворенным соком пользовались по очереди. Он внимательно глядел на ее руки, теперь загрубевшие от оружия. Пальцы ловко и уверенно разобрали автомат, протерли и смазали каждую деталь, вновь тщательно протерли. Женщина покончила с чисткой минут за десять. Не таясь, забила последний рожок в карман куртки. Прицепила ножи для метания в петельки у рукавов и на груди. Всего их было шесть. Проверила пистолеты. Оба ТТ с тремя обоймами протянула Силаеву:
        - Держи! - Вытащила из рюкзака снайперскую винтовку и собрала за пару минут. Грустно улыбнулась: - Этой машинкой я лучше всего умею пользоваться… - Одну полную обойму к винтовке забила в карман: - Ну, вот и готовы выступать. Дай Бог, чтобы снова в бой вступать не пришлось! Пошли?
        Опираясь на винтовку, встала и чуть прихрамывая, направилась к тропе. Майор шагнул следом.
        Лишь к полудню они достигли подножия хребта. Оба одновременно заметили густую клубящуюся пыль впереди. Степанова резко упала за камень и навела бинокль в ту сторону. Долго вглядывалась в пылевую завесу. Затем протянула оптику офицеру:
        - Взгляни! По-моему, это по мою душу…
        По дороге катили две БМП и БТР. На броне застыли солдаты с автоматами, внимательно разглядывающие склоны гор. Степанова вздохнула и принялась натягивать маску и очки. Тихо сказала:
        - Не забудь, меня зовут Искандер и я мужчина. Не выдавай…
        Он кивнул, с грустью разглядывая маску, скрывшую от его глаз красивое лицо. Оба начали спускаться к дороге…
        Женщина угадала: солдаты были посланы найти Искандера, оставившего расположение бригады накануне вечером. Утром в штабе заработала рация. Генерал-майор Бредин потребовал секретного поисковика на связь. На счастье или на беду Марины с Москвой разговаривал замполит. Краснухин в самых черных тонах расписал поведение Искандера:
        - Ваш разведчик самовольно отправился на поиск какого-то майора, которого духи вчера уволокли в горы. Я пытался воспрепятствовать, но он послал меня подальше и ушел. Задержать его я не рискнул, помня приказ: не мешать парню. Он не управляем!
        Бредин мгновенно все понял и решил прикрыть женщину:
        - Он не самовольно ушел, это наш приказ - “вытаскивать парней из плена по горячим следам”. Для него есть еще одно срочное задание. Я не думал, что он уже ушел. Найти немедленно! Надеюсь, вы снабдили его боеприпасами? - Краснухин несколько растерялся и замялся. Даже сквозь трещавший эфир генерал-майор почувствовал это и рявкнул: - Снабдили или нет?
        Замполиту ничего не оставалось делать, как признаться:
        - Я думал он действует самовольно и с минимумом боезапаса никуда не денется…
        Сквозь треск и щелканье раздалось яростное:
        - Вы идиот, подполковник! Вы не имели права отказать Искандеру! Я сегодня же доложу о вас руководству. Немедленно отправьте на поиск группу. Они должны найти парня к вечеру. В семнадцать ноль-ноль я свяжусь с вами!
        В наушниках запищало. Краснухин, тяжело дыша, содрал их с головы. Изо рта вырвалось шипение со свистом:
        - Сука! Будь моя воля…
        Подполковник вдруг сообразил, что находится в палатке не один и покосился на солдата. Тот удивленно смотрел на него. Иннокентий Филимонович выскочил из палатки и остановился, не зная, что предпринять. В голове промелькнуло: “Из-за какой-то сучки из разведки меня, словно мальчишку, наругали. Как бы ей отомстить? Надо связаться с Рудиным и посоветоваться. Вдвоем мы ее свернем в бараний рог! Был бы выход на духов, сдал бы суку”.
        Краснухин резко развернулся и снова зашел в палатку. Зло приказал радисту:
        - Немедленно свяжи меня с КГБ!
        Тихо ненавидевший замполита радист долго крутил ручки и щелкал тангентой, а потом устало доложил, ходившему из угла в угол подполковнику:
        - Товарищ подполковник, связь не работает! Видно снова что-то с аккумулятором…
        Краснухин яростно посмотрел на парня:
        - Так восстанови! Когда связь наладишь, скажешь!
        И выскочил из штаба. Радист вслед ему ядовито улыбнулся и показал в спину кукиш. Несколько раз в течение дня Краснухин прибегал к радисту, тот вовсю копался в рации и только разводил руками:
        - Не могу понять, что с рацией случилось?
        Он даже понятия не имел, что сыграл на руку генерал-майора Бредина.
        Разозленный Бредин отключился, снял наушники и повернулся к рядом сидевшему Горчакову:
        - Представляешь, Леня, этот дурак Краснухин отказал Искандеру в снабжении боеприпасами! Женщина ушла в поиск практически безоружной.
        Полковник удивился:
        - Но мы не давали ей задания! Приказано было отдыхать.
        - В том-то все и дело… Она ушла разыскивать какого-то майора по горячим следам. Что будем делать?
        Оба на пару минут застыли, раздумывая. Горчаков поднял голову и зло сказал:
        - На эту гниду, Краснухина, стоило бы рапорт написать его начальству. Не первый раз, сука, Искандера подставляет. Похоже, что он зуб на парня заимел. За три дня второй раз. Но и с политотделом связываться что-то не хочется. Давай сделаем так: если парень вернется живым, представим к награде за спасение офицера, если не вернется - пишем докладную на Краснухина, где обвиняем его в гибели лучшего поисковика. Покажем документы на женщину, где описаны все проведенные ею операции. Пусть с ним свои разбираются.
        Бредин отрицательно покачал головой и побарабанил костяшками пальцев по столу:
        - Знаешь, я в любом случае напишу рапорт на это дерьмо. Наш приказ никто не отменял и какой-то там подполковник не имел никакого права вмешиваться! Мне плевать, политотдел это или не политотдел, но подлец должен получить по заслугам. Помнишь, месяца четыре назад, с помощью этого самого Краснухина женщине не дали кровью заработанный орден? Он, видите ли, видел, что она якшается с афганцами и слишком много времени проводит в местном царандое. Косвенно приплел, что после этих ее посещений, якобы два отряда попали в засаду. Фактически, он обвинил Искандера в предательстве. Я так и не смог доказать, что Искандер просто совершенствуется в языке. На этот раз я терпеть не собираюсь…
        - Тогда пошли вместе в политотдел…
        Оба старших офицера встали и решительно вышли из комнаты.
        В то время, как Краснухин бегал по территории расположения полка, Бредин и Горчаков находились в политотделе. Оба писали рапорта с требованием наказать подполковника Краснухина за нарушение приказа и попытку сорвать назначенную операцию. Теперь несогласованный поиск выкраденного духами майора выглядел, как их приказ. Оба прекрасно знали, что подполковник понятия не имеет о том, исходил приказ от них или нет. Он лишь предполагает, что парень ушел самовольно.
        Указали в бумаге - “Искандер не имеет права рассказывать о дальнейших действиях и обсуждать с другими наши распоряжения”. А чтоб досадить замполиту посильнее, встретились с генерал-лейтенантом Коричевым, в самых ярких тонах расписали подвиги Искандера и подлость подполковника Краснухина. Бредин развел руками:
        - Олег Фомич, поймите нас правильно, одиночке легче проникать даже на территорию баз, нежели группе. Искандер подготовлен и он не раз доказывал, что является лучшим. Он находится в Афганистане четвертый год. Вспомните хотя бы полковника Садыгова, начальника политотдела десантного полка. Искандер выдернул его из ямы! Подполковник Краснухин вчера, не задумываясь, отправил парня фактически на смерть. Он не подчинился приказу Генштаба - “помогать и оказывать Искандеру всяческое содействие”! И это не первый случай, когда Краснухин откровенно подставляет парня.
        Коричев помрачнел и нажал на кнопку звонка. На зов в кабинет явился адъютант. Генерал-лейтенант четко произнес:
        - Позвони радистам и попроси наладить связь с расположившимися в Кабуле десантниками. Пусть разыщут подполковника Краснухина. Я сейчас спущусь к ним… - Когда подполковник ушел, встал и широким жестом пригласил с собой: - Прошу! Поговорим с Краснухиным немедленно. Что-то он действительно слишком много начал позволять себе…
        БТР остановился в метре от застывших на обочине фигур. Старший лейтенант прокричал сквозь рев моторов:
        - Вы Искандер? - Марина кивнула и он по-мальчишески широко улыбнулся: - Нас послали разыскать вас! С начальством Москва утром связывалась, вас требовали. Поехали! - Когда оба “путешественника” забрались на броню, крикнул: - Это тот самый офицер, из-за которого вы с замполитом разругались? Краснухин от вашего начальника крепко получил!
        Силаев вздрогнул: политотдел - это было уже серьезно. Подумал: “Неужели Марина рискнула собой ради меня? Невероятно! Ведь мы мало знакомы”. Но на сердце стало горячо. Он осторожно повернулся и посмотрел на черную маску, застывшую рядом. За все время пути женщина не произнесла ни одного слова.
        Подполковник Краснухин в это время получал взбучку сразу от двух генералов. Радист за стенкой палатки радостно ухмылялся и потирал руки. Он все прекрасно слышал. Голос замполита заметно дрожал и сейчас еще больше походил на блеяние барана. Генерал-лейтенант Коричев яростно орал ему в уши:
        - Если вы еще раз вмешаетесь в дела разведки, а тем паче станете мешать в поиске пленных, понижение в звании станет самым мягким наказанием. Полковник Рудин принес рапорт с просьбой присвоить вам звание полковника, так вот - полковником в ближайшие пять лет вы не станете! Вы должны быть примером для всех, а вы порочите звание политработника. Сейчас с вами будет разговаривать генерал-майор Бредин из разведуправления…
        Евгений Владиславович с невозмутимым лицом надел наушники:
        - Если Искандер погибнет по вашей вине, я сделаю все, чтобы вас посадили и лишили всех званий и привилегий. Если парень вернется живым, вам будет объявлен выговор с занесением, ну и сами понимаете вытекающие последствия. Советую сделать выводы на будущее. И еще одно, косвенное обвинение Искандера в предательстве вам даром не пройдет…
        Нажал на кнопку, отключая связь. Вышли от радистов. Коричев обернулся и заинтересованно спросил:
        - Что значила ваша последняя фраза, Евгений Владиславович?
        - Искандер говорит на фарси, пушту и по-арабски. Часто бывает в местных царандоях. Беседует с работниками народной милиции, совершенствует языки. Должен же он понимать о чем говорят? Три месяца назад парень вывел из-под обстрела колонну и спас ее командира, убив наводчика-душмана у безоткатного орудия. Замполит косвенно обвинил его в предательстве: якобы Искандер выдает направления маршрутов местным милиционерам и якобы две колонны попали в засаду. Искандер заслуженной награды не получил, доплаты тоже. Позднее я проверил информацию, которую дал Краснухин - никто там в засаду не попадал. В первом случае колонна заблудилась и въехала в занятый моджахедами кишлак. Был бой, но это не было засадой. Во втором, вообще ерунда получается: местный царандой возвращался в Кабул, наши не разобрались и начали стрелять. Слава Богу быстро разобрались! У меня сложилось впечатление, что подполковник имеет зуб на Искандера.
        Олег Фомич кивнул:
        - После вашего рассказа и у меня имеется такая мысль. Я разберусь, обещаю! С Краснухиным все это время вплотную контактировал полковник Рудин…
        Горчаков вздрогнул и что-то вполголоса сказал Бредину. Тот изумленно поглядел на заместителя и обернулся к Коричеву:
        - Товарищ генерал-лейтенант, думаю не стоит скрывать от вас правду. Если вы не возражаете, пройдемте в ваш кабинет…
        КГБэшник удивленно развел руками:
        - Пожалуйста…
        Едва вошли в кабинет, Бредин сказал:
        - Искандер - женщина и очень красивая. За все годы никто не догадался об этом. Полковник Рудин единственный из вашего аппарата знал. Наверняка, он сообщил Краснухину о тайне Искандера и что-то произошло…
        Коричев опустился на стул:
        - Женщина… Это многое объясняет. Я выясню. Что же, спасибо за информацию, надеюсь и в дальнейшем работать в тесном сотрудничестве.
        Радист услышал легкий щелчок и скрылся в соседней палатке, чтобы не попасть под горячую руку замполита. Краснухин вылетел из палатки и рявкнул:
        - Шишкин!
        Солдат, словно в удивлении, выглянул из соседней палатки:
        - Товарищ подполковник, звали?
        Тот сразу успокоился, решив, что боец ничего не слышал. Почти спокойно приказал:
        - Свяжи меня с группой отправившейся на поиск Искандера.
        Замполит заметно нервничал, пока солдат искал нужную волну. Наконец в эфире раздалось:
        - Посох, это Странник. Слышу тебя!
        Краснухин буквально вырвал из рук солдата наушники. Напялил и быстро спросил:
        - Искандера нашли?
        - Искандер и спасенный им офицер с нами. Мы возвращаемся.
        Подполковник обессилено упал на ящик, служивший стулом и облегченно вздохнул, стаскивая тугие наушники с лысины.
        Глава 10
        Без пятнадцати минут пять Марина связалась с Брединым, попросив Силаева не подходить к палатке и никого не подпускать. Майор кивнул и встал на страже. Женщина коротко рассказала о проделанной без их санкции операции. Генерал-майор ни словом не обмолвился о своевольном поведении, корректно поблагодарил за службу и попросил:
        - Завтра в Кабул прибывает колонна из автомашин. Ведет ее майор Жигулев. Он наш человек, хотя вашей тайны не знает. С ним мы отправляем вам оружие, аппаратуру и боеприпасы. Думаю, разберетесь с новинками сами. Спрашивайте Жигулева, он объяснит, если что-то будет неясно. Он передаст дальнейшие инструкции. Даем неделю на отдых. Покрутитесь на центральном рынке Кабула и попробуйте побывать в лавке Максуда. Вы узнаете его по косящему левому глазу. Он непосредственно связан с одним из руководителей контрреволюционной организации Гульбеддином. Остальное прочтете в инструкции.
        - Вас понял, Альфа!
        Бредин все же не удержался:
        - Впредь своевольничать не советую, хотя не могу сказать, что я вами недоволен. За успешно проведенную операцию по освобождению майора Силаева выношу благодарность, а вот за то, что рисковали без согласования с нами, объявляю выговор.
        Маринка откровенно хихикнула:
        - Спасибо.
        В наушниках раздалось грозное:
        - Я тебе покажу “спасибо”, когда появишься! Семь шкур сдеру! - Генерал не долго выдержал грозный тон и тоже усмехнулся. Тепло сказал в конце: - Береги себя!
        Трехлетний Сашка в деревне играл в футбол с дедом. Пинал по мячу, промахивался, падал и звонко смеялся. День клонился к вечеру. Иван Николаевич предложил:
        - Саш, пошли сено сгребем? А то бабушка придет, ох и влетит нам! Потом корову с овцами встретим, скоро пригонят с поля. Вечерком купаться сходим.
        Смуглая рожица белозубо улыбнулась. Мальчик кивнул:
        - Пошли. Мне грабли тоже бери.
        Дед сгребал сено в валок, а Сашка следом собирал отдельные оставшиеся сенинки маленькими граблями, которые тот специально сделал для внучонка. Вскоре это занятие наскучило ребенку и он принялся весело кувыркаться в душистом сене. Иссиня-черные кудрявые волосы были сплошь утыканы соломинками и трухой. Иван Николаевич погрозил пальцем шалуну:
        - Сашка, мы же потом весь вечер из твоей шевелюры дрян вычесывать будем! Накажу, разбойника!
        Мальчишка хитро улыбнулся и вообще скрылся под сеном:
        - Ку-ку!
        Дед подкрался и схватил его на руки вместе с сеном. Веселый визг, смех и крик слышало полдеревни.
        Жигулев оказался круглолицым блондином с белесыми, поросячьими, ресницами и светло-голубыми глазами. Весь его добродушный, простецкий, вид как-то не вязался с разведкой. Форма ему не шла. Майор почесал щеку, глядя на фигуру в маске и протянул руку:
        - Жигулев Геннадий Михайлович. Можно просто Гена.
        - Искандер. Я вчера говорил с Брединым…
        Он торопливо протянул ей большую сумку:
        - Все здесь! Вы где остановились?
        Она подхватила сумку, сразу обратив внимание, что она очень тяжелая и махнула рукой в сторону палаток:
        - Я живу отдельно. Пройдемте…
        Новое задание оказалось значительно сложнее предыдущих. Требовалось отыскать не человека, а тайные, скрытые в камне, склады с оружием. В инструкции говорилось:
“По сведениям, дошедшим до нашей разведки, Гульбеддин готовит крупную диверсию в Кабуле. От вас требуется упредить его и найти склады со взрывчаткой раньше, чем его переправят в столицу Афганистана. Единственная ниточка, ведущая к складам - косой Максуд. Он хорошо знает все тайные тропы вокруг. До нас дошли сведения, что именно он провел караван из Пакистана. Требуется проследить за Максудом”. Марина задумалась, совершенно забыв о Жигулеве. Мужчина напомнил о себе легким покашливанием. Женщина очнулась:
        - Извините. Что-то еще?
        - Да. В сумке портативная рация. Она настроена на определенную волну. Если вам удастся обнаружить склады, включаете ее и оставляете поблизости. Сами уходите как можно быстрее. Самолеты нанесут бомбовый удар. Привез американский прибор ночного видения. Пользуйтесь им поаккуратнее, постарайтесь не разбить. Учтите от яркой вспышки он выходит из строя и становится бесполезен.
        - Как мне разыскать Максуда?
        - Я привез женское платье, обувь и пачку афгани. Завтра вы идете на рынок, но не отсюда. Вас вывезут машиной до определенного места. Я буду уже на центральном рынке. В пуговке на мешочке с деньгами вмонтирована фотокамера. Попытайтесь сфотографировать торговца. Смотрите внимательно: возле его лавки я вытащу носовой платок и оботру шею. Только шею! Купите у него что-нибудь, обязательно торгуйтесь. Пройдитесь по рынку, купите продуктов и возвращайтесь на то же место, где высадили. Машина будет ждать.
        Утром Марина долго чертыхалась, напяливая во второй раз в жизни афганское платье. Повесила на шею мешочек с частью денег. Кое-как напялила на ноги показавшиеся страшно неудобными афганские женские туфли без каблуков. Соком зеленого грецкого ореха подтемнила кожу на руках и накинула глухую паранджу.
        Возле палатки раздался легкий гудок. Она выглянула в щель. Прихватила большой платок для покупок и быстро юркнула в уже распахнутую дверцу БМП. Броня рванула из лагеря. Внутри сидело пятеро солдат и молоденький лейтенант, с любопытством глядевшие на пригнувшуюся у стенки фигуру. Никто не задал ей ни единого вопроса. Высадили на глухой улочке неподалеку от центра. Лейтенант указал направление и сказал:
        - Мы вас здесь ждать будем.
        Маринка посеменила к центру, путаясь ногами в подоле. Потом вспомнила уроки Фазиля Рахманкулова и дело наладилось. Она вышла на рынок. Со всех сторон звучали крики, шум и ругань. Торговцы расхваливали свой товар, хватали за рукава. Переругивались между собой. На Маринку никто не обращал внимания. Она была одной из многих женщин, пришедших на рынок, чтобы купить пропитание для семьи. Как все шла, приглядываясь к товарам, но на самом деле она искала глазами майора Жигулева.
        Обошла весь рынок. Купила помидор, риса и приличный кусок жирной баранины. Слегка поторговалась для приличия. Зато с торговцем специями торговалась до хрипоты и по его реакции поняла, что тот принимает ее за настоящую афганку. Купила у него немного барбариса, шафрана и перца. Отошла в сторону и только тут заметила Жигулева с четырьмя солдатами. Тот крутил головой во все стороны, стараясь обнаружить ее и в упор не желал признавать в женщине рядом уже знакомого Искандера. Степановой пришлось пройти мимо. Она нарочно наступила офицеру на ногу и шепнула:
        - Черт вас возьми, Гена, я уже час здесь торчу!
        Тот вздрогнул от неожиданности и отшатнулся в сторону, а она принялась кланяться, прижимая руки с узелком к груди, якобы извиняясь. Майор небрежно махнул рукой и повернулся к ней спиной. Двинулся вдоль ряда. Афганцы старались не становиться на дороге советского офицера и прижимались к прилавкам и стенам. Степанова тронулась за ним. По дороге купила пару луковиц и большую головку чеснока, несколько пучков зелени, стараясь не упустить офицера из виду. Он остановился возле лавки с дешевой утварью: от медных кувшинов до ковриков для моленья. Вытащил из кармана носовой платок и старательно протер шею. Снова спрятал платок в карман и тронулся дальше вдоль ряда.
        Минут через двадцать Маринка зашла в лавку и приобрела небольшой кувшин для масла. Торговалась и кричала не хуже настоящей афганки, внимательно разглядывая сквозь густую чадру крючконосое худое лицо с косым глазом, тонкими губами в ниточку и впалыми щеками. Трижды нажала на ободок агатовой пуговки, фотографируя Максуда с разных сторон. Оглядела и запомнила расположение лавки. Отметила в памяти второй выход в глубине. Наконец торговец сдался и продал кувшин по той цене, какую давала женщина.
        Проводил ее до выхода из лавки и долго наблюдал, как она торговалась из-за масла. Степанова купила полкувшинчика масла и направилась к глухой улочке. По дороге приобрела для солдат кулек орехов и изюм. БМП ждал ее, прижавшись боком к каменному высоченному дувалу. Женщина огляделась. Не заметив никаких признаков жизни, быстро нырнула в темное жаркое нутро. Протянула кулек солдатам и мужским голосом сказала:
        - Это вам, мужики!
        Те аж поперхнулись от неожиданности, а лейтенант откровенно улыбнулся:
        - Ну, вы актер! Я был уверен, что шла настоящая афганка. Спасибо за гостинец.
        БМП рванул в расположение бригады. Вплотную подъехал к палатке. Марина выскользнула незамеченной. Жигулев уже сидел внутри. Вытаращив глаза смотрел на закутанную фигуру:
        - Я бы вас в жизни не узнал! Как вы умудрились грудь создать?
        Она усмехнулась про себя. Стащила мешочек с миниатюрным фотоаппаратом. Протянув ему, небрежно сказала:
        - Женский лифчик набить тряпками, вот тебе и грудь! Что, похоже?
        - Не то слово! Если бы ты на ногу не наступил, так бы и не нашел. Чего накупил?
        - Думаю плов сварганить. Надо с поваром договориться насчет посуды и дров.…
        - Ты умеешь? Если пригласишь на плов, я мигом договорюсь!
        - Дело не хитрое. Приходи. Здесь еще один офицер будет, майор Силаев. Он завтра в полк возвращается.
        - Тот офицер, ради которого ты рванул в горы без приказа?
        - Точно. Это тебе Бредин сказал?
        - Горчаков.
        Жигулев ушел на кухню, а Марина принялась торопливо переодеваться. Едва успела натянуть обмундирование и маску, как в полог стукнули. Она разрешила:
        - Войдите!
        Одним коротким движением надела очки и обернулась: у входа стоял Костя. Задернув полог вошел внутрь и огляделся. Обратил внимание на сброшенный женский костюм на столе, на горку продуктов:
        - Снова перевоплощался в женщину?
        - Задание такое.
        - Риск большой?
        Она пожала плечами:
        - Обычный. Приходи сегодня вечером на плов. С майором Жигулевым познакомлю. Прислан ко мне начальником, но не знает, кто я на самом деле. Так что держи ухо востро.
        - Вечером приду, а сейчас хотел бы с тобой поговорить один на один.
        Степанова вздохнула:
        - Хорошо. Иди к реке, я минут через пять буду…
        Силаев сидел на широком плоском камне, устроившись в тени под развесистой ивой и смотрел на мутную бурную воду Кабула. Река, по сравнению с весной, сильно обмелела, но не потеряла от этого свой буйный нрав: неслась с шумом. На его коленях лежал автомат и снятая полевая фуражка. Русые волосы трепало ветерком, тянувшим с реки. Широкие плечи слегка сгорбились, лопатки выпирали сквозь ткань, сильно натянув полевую куртку на спине. Марина с минуту смотрела на мужчину. На душе было тяжело. Присела рядом:
        - Что ты хотел?
        Он не повернул голову. Глухо сказал:
        - Если я разведусь, ты выйдешь за меня замуж?
        Она вздрогнула и решительно отказалась:
        - Нет. Не хочу сделать несчастной другую женщину, да и тебя тоже. Я не могу иметь детей. Тебе хочется свое дитя потискать. Не продолжай, Костя. Разговор ни к чему не приведет. Забудь, что я есть.
        Он сжал пальцы в кулаки и отрывисто спросил:
        - Марина, почему ты бросилась спасать меня?
        - Я поисковик…
        - Лжешь! Сними очки и посмотри мне в глаза!
        Она судорожно вздохнула и медленно стащила очки. Костя заглянул ей в глаза и увидел боль. Хотел что-то сказать, но она опередила:
        - Я скажу правду, раз ты так хочешь: думала о тебе, хотя и редко. Вчера прозвучала знакомая фамилия… Я видела много ребят после плена. Их участи тебе не желаю.
        Марина снова натянула очки. Он вполголоса спросил:
        - Мы ночью сможем попрощаться? Мне не хотелось бы делать это сейчас, а утром будет некогда.
        Сердце в груди обмерло, а потом забилось рывками. Она поняла, что кроется за его словами и еще понимала, что выбор он предоставляет ей. Вполне спокойно произнесла:
        - Хорошо.
        Молча просидели у воды еще с полчаса, разглядывая серую пену, прибившуюся к берегу и белые буруны у торчащих из воды камней. Несколько зеленых стрелок какой-то водяной травы в крошечном затончике справа и огромную стрекозу, сидевшую на прибрежном камне. Из-за шума воды практически ничего не было слышно и временами оба оглядывались в сторону палаток. Марина встала:
        - Пойду, замочу рис. Да посмотрю, что притащил из посуды Жигулев. Если хочешь, поможешь готовить.
        Он усмехнулся:
        - Лук чистить заставишь?
        Она развела руками:
        - Обязательно!
        Плов получился отменный. Рассыпчатый золотистый рис пропитался маслом. Сверху лежали тонко порезанные кольца сладкого красного лука. Рядом стояла большая тарелка с порезанными на четвертушки помидорами, чищенные грездки чеснока и тщательно промытая зелень. Силаев вспомнил, как приглашали на дичь соседей-десантников. Видимо Марина тоже подумала об этом, так как сказала:
        - Костя, в той палатке, где ты ночуешь, офицеров много?
        - Четверо.
        - Тащи их сюда. Нам весь плов все равно не съесть.
        Майор не заставил себя упрашивать и вернулся с мужиками. Марина за это время отгородила себе уголок, чтобы поесть спокойно. Повесила женское платье под потолок, прикрепив его парой булавок к тенту. Таким образом один угол был полностью скрыт от посторонних глаз. Ушла на кухню с котелками, чтоб принести ужин на всех. Силаев вошел и сразу понял, зачем повешено платье. Остальные удивленно смотрели на темно-синюю хламиду. Костя пояснил:
        - Искандеру нельзя открывать своего лица никому. Это он для себя отгородил. В Баглане мы неделю жили в одной палатке. Там и подружились. У него был угол отгорожен.
        Жигулев небрежно спросил:
        - Значит, он пошел в горы, уже зная, кто попал в плен?
        - Выходит, что так!
        Вернулась Марина. Поставила котелки на стол. Оглянулась на гостей:
        - Давайте знакомиться: Искандер!
        Седой представительный подполковник крепко стиснул ее протянутую руку:
        - Много слышал о вас. Евгений Александрович Толубеев.
        Два одинаковых с лица чернявых майора, улыбнулись:
        - Мы братья-близнецы, Григоре и Димитру Каларош. Из Молдавии. Можешь Димой и Гришей звать. Слыхали от Кости, как вы на банду Рахнавара камнепад обрушили. Лихо!
        Она переводила взгляд с лица на лицо. Улыбнулась:
        - И кто есть кто?
        Братья переглянулись:
        - Не все ли равно? Мы одинаковые!
        Все расхохотались. Невысокий и круглый, как колобок, капитан представился:
        - Коля Черепичка. Украина.
        Веселые братья не замедлили с комментарием:
        - Хотя ему больше подошла бы мягкая фамилия “Галушка”, а не жесткая “Черепичка”. Уж больно круглый!
        Капитан шутливо надулся и выдохнул:
        - Уж лучше “Черепичка”, нежели “Калоша”!
        Молдаване гаркнули:
        - Мы Калароши, а не калоши!
        Снова расхохотались. Марина пригласила:
        - Давай к столу! Плов стынет. Мы втроем его готовили.
        Жигулев замахал руками:
        - Мы с Костей вообще не при чем! Только распоряжения Искандера выполняли, так что плов - его заслуга!
        Молдаване переглянулись. На столе, как по мановению волшебной палочки появились две бутылки водки. Степанова посмотрела на “тару”. Сходила задернула полог и застегнула его изнутри. Тихо сказала:
        - Как бы замполита черт не нанес!
        Толубеев успокоил:
        - Не нанесет! Ему не до нас - из туалета не вылезает. Вчера, радист сообщил по секрету, ему здорово всыпали из-за вас. Он до такой степени перетрухнул, не к столу сказано, у него понос начался! Командир может зайти, но он нормальный мужик, хоть и генерал.
        Степанова от водки отказалась:
        - Вы, мужики, пейте. Мне скоро на задание, нельзя!
        Никто не настаивал, хотя вздохнули и искренне посочувствовали парню:
        - Во, работенка! Даже выпить нормально нельзя. Ладно, Искандер, ты не расстраивайся, может, в другой раз удастся хлопнуть рюмашку!
        Марина положила плов на кусок картона от коробки, забрала несколько четвертушек помидор, зелени и скрылась за импровизированной ширмой. Стащив маску, с аппетитом принялась за еду. Плов получился отменным. Барбарис слегка похрустывал на зубах и придавал легкую кислинку. От этого плов был еще вкуснее. Мнение мужиков не отличалось от ее собственного:
        - Ну, Искандер, не знай мы, что ты мужик, точно бы решили - баба готовила. Умеешь стряпать. Тебе и жены не надо, сам себя накормишь.
        Силаев мечтательно причмокнул:
        - Он нас в Баглане дикими уларом и куропаткой накормил. С тех пор ни разу больше не удалось попробовать такой вкуснятины. С таким, как он, не пропадешь и в пустыне!
        Уже изрядно нагрузившийся Черепичка, облизывая ложку, сыто икнул:
        - Вкусно! Давненько ничего подобного не едал… Тебе Костя, вообще повезло иметь такого друга. Ты хоть знаешь, что замполит не дал Искандеру боеприпасов и он ушел выручать тебя с тем, что осталось от его предыдущего похода?
        Маринка не успела остановить говорившего и замерла в углу. За столом наступило молчание. Костя тихо спросил:
        - Искандер, это правда?
        Она молчала. Толубеев подтвердил вполголоса, перегнувшись через стол к майору:
        - Правда, Костя, правда! Радист из роты Черепички и врать не станет. Если бы мы знали, поделились бы обязательно, но парень ни слова никому не сказал. Ушел и все! Краснухин пеной брызгал от злости, когда узнал…
        Братья Калароши с нескрываемой злостью прошипели:
        - Эту суку продажную давно пора к стенке ставить! В его сейфе стоит квадратный ящичек, очень тяжелый. Знаешь, Искандер, что там? Золотые коронки от зубов, кольца, серьги, цепочки. Золото и серебро вперемешку! Год назад здесь, на окраине Кабула, бои шли. Мы сами видели, как этот волк ходил и обыскивал трупы и не только духов…
        Подполковник и капитан кивнули, подтверждая, заметив оторопелые взгляды Силаева и Жигулева. Черепичка добавил:
        - Еще он наркотики в Союз переправляет и шмотки импортные, которые здесь на базаре покупает. Прячет в пустых гробах.
        Марина за стенкой застыла от ужаса. Толубеев решил сменить скользкую тему:
        - Давайте лучше поговорим о бабах!
        Костя мигом оживился. Оглянулся на завешенный угол и предупредил:
        - Только плохого не говорите. Я однажды высказался, до сих пор помню, как летал по палатке от ног Искандера. Он не терпит, когда плохо о женщине говорят!
        Марина проворчала:
        - Всего-то один удар был, а во второй раз ты сам запнулся.
        Остальные рассмеялись:
        - Так у вас дружба с драки началась? Здорово!
        Силаев махнул рукой:
        - Давайте закроем эту тему от греха подальше! Искандер опять озвереет!
        Степанова возмущенно высказалась:
        - Разве не ты кинулся на меня первым? По-моему, это ты озверел, а не я. Почему-то решил, что я обозвал тебя треплом и бросился. Разве не так было дело?
        Остальные с улыбками прислушивались к перепалке. Один из братьев рассмеялся:
        - Точно, сейчас договорятся и снова в рукопашной сойдутся! Мужики, кончай горячиться. Черепичка, сгоняй за гитарой!
        Капитан с готовностью вскочил и как колобок выкатился из палатки, даже не открыв вход полностью. Проскользнул сквозь щель и был таков. Через пару минут появился и протащил следом за собой гитару. Братья играли и пели по очереди. Звучали песни на молдавском и русском, народные наигрыши и старинные романсы. Марина слушала и страшно жалела, что сама не может спеть вместе с ними. Когда мужики попросили, отшутилась:
        - Мне медведь в детстве на ухо наступил. Огромный медведь был! Все мотивы на один лад пою! Лучше не стоит экспериментов. Учитель музыки со слезами просил меня молчать на уроках пения.
        Офицеры посмеялись. Четверо “хозяев” переглянулись:
        - Споем нашу?
        Один из близнецов пробежался пальцами по струнам и все четверо дружно запели:
        Часто снится мне мой дом родной,
        Лес о чем-то о своем мечтает
        Серая кукушка за реко-о-ой
        Сколько жить осталось мне считает…
        Закончив песню, братья шутливо раскланялись:
        - Эту песню мы всегда напоследок исполняем. Пора спать отправляться. Спасибо за угощение. Вот уж не думали, что в гости попадем сегодня.
        Четверо офицеров ушли. Костя и Гена помогли Марине убраться в палатке и тоже отправились спать. Силаев, перед тем как уйти, внимательно посмотрел в очки. Она чуть заметно кивнула и почувствовала, что лицо под маской горит от прихлынувшей крови.
        Костя с полчаса ворочался на кровати. Затем встал и принялся одеваться. Не спавший Толубеев шепотом спросил:
        - Ты куда?
        - Посижу чуток на улице. Что-то не спится…
        - Такое бывает. Особенно после плена. Постарайся с часовыми не столкнуться, а то первогодки стрельбу могут открыть.
        Силаев, прячась в тени, прокрался к палатке Марины. Света в ней не было и он начал колебаться - стоит ли идти? Но перед глазами всплыло спящее лицо и он скользнул внутрь. Женщина сидела за столом. Встала, как только он появился. Водка придала храбрости. Костя шагнул к ней и притиснул к себе. Что-то бессвязно шептал, неистово целуя вскинутое вверх лицо, шею и волосы. Она лишь вначале дернулась, пытаясь высвободиться, но он не отпустил, все крепче целуя губы Марины. Голова закружилась от его ласк и она больше не сделала ни одной попытки к сопротивлению. Большие сильные руки расстегивали на ней одежду, сбрасывая ее на пол. Она в ответ расстегивала и стягивала с него форму. Почувствовала, что вся дрожит и прошептала ему в ухо:
        - Подожди…
        Он не сразу отпустил и только тут понял, что рубашки и майки на нем уже нет. Когда он их снял и сам ли снимал, Костя не помнил. Марина подошла к кровати и стащила матрас на пол, рядом раскинула спальник. Обернулась, тяжело дыша:
        - Иди сюда…
        Красивое стройное тело буквально светилось во тьме прозрачной кожей. Он шагнул вперед и подхватил ее на руки. Долго целовал на весу, а потом осторожно опустил на матрас… Он выскользнул от нее часа через три, еще раз предложив:
        - Я разведусь. Выйдешь за меня?
        И снова услышал твердое:
        - Нет. Того, что произошло между нами сегодня, не должно было случиться, но я просто слабая женщина. Уходи и прощай! Будь счастлив с женой.
        Но когда он ушел, она заплакала, уткнувшись в бушлат. На душе было тяжело от сознания того, что она сама только что отказалась от счастья. Выплакавшись, решения не изменила, подумав: “Так лучше. Страсть пройдет, мучить его я не имею права”. Утром она попрощалась с майором Жигулевым и попросила:
        - Расскажите обязательно о чемоданчике и наркотиках замполита Краснухина генерал-майору Бредину. Думаю, он знает, что делать…
        Силаева Марина видела лишь издали, осторожно выглядывая в щель. Он стоял, нервно курил и глядел на ее палатку. Пару раз начинал движение в эту сторону, но тут же поворачивал обратно. Наконец отбросил недокуренную сигарету, решительно направляясь к ожидавшему БТРу.
        Бен Ладен повел самую настоящую наркотическую атаку на Афганистан и СССР. В Пакистане вызревали огромные поля конопли и опийного мака. Это давало огромные прибыли. Большинство моджахедов уже не в силах были обойтись без наркотиков. Число распространителей опия, марихуаны и героина росло с каждым днем. Они бродили по рынкам, разыскивая новых покупателей. Все больше становилось среди них русских солдат и даже офицеров. Наркотики помогали забыть о войне, крови, содеянных преступлениях и ужасах войны. Усама беззастенчиво пользовался этим и наживал на людских страданих новые капиталы, которые тут же шли в дело. Шейх покупал новые поля для выращивания наркотиков, оружие, “Стингеры” и танки…
        Чтобы безопасно следить за лавкой Максуда, Степанова нашла “наблюдательный” пункт. Это была крыша местного царандоя. Афганский капитан, начальник этого заведения глубоко симпатизировал русским и договориться с ним оказалось легко. Он не задавал лишних вопросов. Молча подвел к лестнице и на ломаном русском попытался объясниться с парнем в маске. Тот, к его удивлению, заговорил на чистом фарси:
        - Не стоит мучиться, капитан Гулям. Я говорю на фарси и пушту. О моем пребывании в отделении никто не должен даже догадываться. Спокойно запирайте и отпирайте здание, я найду, как мне уйти. Приходить я буду значительно раньше.
        Отделение народной милиции выходило дверями прямо на базарную площадь. С плоской крыши с небольшими бортиками заведение бандитского караванбаши было, как на ладони. Поздно ночью Марина просверлила буравом в бортике десятисантиметровый паз для наблюдения, чтоб не выглядывать через него. Надо сказать, что сделать бойницу оказалось не так-то просто: глина затвердела до состояния камня и сверлилась с трудом. Настроила прибор, как было сказано в инструкции и посмотрела на лавку Максуда. В зеленоватом свете, в кромешной темноте восточной ночи, оба входа были прекрасно видны.
        Вокруг стояла тишина, где-то далеко шумела вода. Изредка проходил объединенный патруль из бойцов народной армии и народной милиции. Гулкие шаги разносились далеко. Пару раз раздались короткие автоматные очереди и одиночные выстрелы: в город снова пытался проникнуть кто-то из бандитов, да нарвался на патруль. Степанова вздохнула. Старательно собрала каменную крошку и перевесилась с крыши, маскируя прорезь. Часа два старательно трудилась, придавая бойнице видимость глубокой царапины от осколка. Таких отметин на всех ближайших зданиях было полно и местное население к ним уже привыкло.
        Рано утром, до наступления основной жары, Максуд открыл лавку и сам уселся на входе, зазывая покупателей. По его поведению становилось ясно: он никуда сегодня не собирается. Марина растянулась на крыше и спокойно заснула. После прохладной ночи тепло солнечных лучей казалось поистине райским даром.
        Проспав часа четыре и проснувшись от усиленного мегафоном крика муэдзина на ближайшем минарете, женщина навела бинокль на объект. Лавка была открыта, но хозяина на улице не было. Степанова не насторожилась - вероятно зашел покупатель, но продолжила наблюдение. Человек неожиданно вышел с черного хода. Это было уже интересно и она уставилась на худую высокую фигуру. Мужчина оглянулся, его глаза цепко пробежались по сторонам и женщина едва не вскрикнула: перед ней был Хайрулла. Тот самый, банду которого при ее помощи разгромили в оазисе.
        Вот когда Маринка пожалела, что рядом никого нет и подключить к слежке за главарем некого. Проводила Хайруллу взглядом, пока он не скрылся за ближайшим дувалом и снова уставилась на лавку. Максуд уже занял низенький стульчик у входа. Его лицо было чем-то озабочено, но он продолжал зазывать покупателей.
        Каким-то шестым чувством Степанова поняла - он пойдет к складу сегодня ночью. Спрыгнула с крыши на пустынный дворик позади отделения милиции. Преспокойно влезла через окно в кабинет Гуляма. Капитана в кабинете не было. На стене висели портреты Наджибуллы и Ленина. Она дождалась начальника сидя в его кресле. Красивый плотный Гулям схватился за пистолет от неожиданности, но видимо сразу вспомнил, кто находится перед ним и извинился:
        - Извините. Ваше появление весьма неожиданно.
        - Гулям, мне надо незаметно попасть в расположение бригады, а затем вернуться обратно. Это срочно.
        Капитан кивнул:
        - Моя машина стоит у входа, она с тентом. Я подгоню ее еще ближе к двери.
        - Отлично.
        Начальник царандоя с машиной остался возле блокпоста, а Маринка со всех ног кинулась к радисту. Выгнала его из палатки и настроила рацию:
        - Искандер вызывает Альфу!
        Связь удалось установить быстро. Голос полковника Горчакова ворвался в уши: ощущение было такое, что он находится где-то за стенкой:
        - Слушаю вас, Искандер!
        - Уверен, Максуд уйдет сегодня ночью. Видел, как из его лавки выходил знакомый вам и мне Хайрулла. Хотелось бы узнать, почему этот бандит разгуливает на свободе? Я предполагаю, что теракт будет произведен первого сентября. В Кабуле школьники тоже отправятся в этот день на занятия. Наверняка бандиты устроят диверсию в школе!
        - Не лишено логики, Искандер! Образование для оппозиции - нож острый! Мы передадим ваши соображения афганскому руководству. Жигулев передал вам инструкции?
        - Так точно.
        - Тогда действуйте согласно им. Если что-то пойдет не так, уходите и не рискуйте. Это я вам, не как командир, а как человек советую.
        - Спасибо, Леонид Григорьевич!
        Она отключилась. Немного посидела перед рацией раздумывая над словами начальника. Покрутила ручки настройки и с тяжелым вздохом вышла из палатки. Поблагодарила радиотелеграфиста. Зашла в палатку и надела новинку: жилет с заранее укомплектованными в кармашки боеприпасами. Забрала с собой приготовленный, туго набитый, рюкзак. Осмотрела внутренности палатки - не забыла ли чего и вышла. Прошла мимо блокпоста.
        Ее никто не задерживал. Все солдаты были предупреждены - “к мужчине в маске не подходить, он имеет право входить и выходить в любое время беспрепятственно”! Сержант посмотрел и отвернулся - черт его знает, что ждать от этого секретчика. Степанова нырнула в машину. Гулям, не оборачиваясь, молча развернулся и помчался в город. Надо сказать, водил он машину лихо, почти не сбавляя скорости на поворотах. Совершенно не обращал внимания на узкие улочки, где каждую секунду мог врезаться в каменную стену дувала.
        Вплотную подогнал машину к двери отделения милиции и Марина, никем не замеченная, нырнула в темноту здания. Оставив рюкзак в кабинете капитана, выбралась на крышу, чтобы в первую очередь посмотреть на лавку торговца. Максуд сидел и дремал у входа. Крючконосое лицо склонилось на грудь, сползшие с колен руки почти касались каменного порога. Рядом валялась перевернутая пиала, видимо он пил чай, когда сон сморил его. Покупателей на рынке стало значительно меньше, чем рано утром. Многие торговцы закрыли лавки из-за полуденной жары и теперь спали в глубине помещений. Степанова спустилась в кабинет к капитану. На этот раз Гулям даже не вздрогнул, когда голова в маске показалась в окошке-бойнице. Женщина проскользнула внутрь и встала:
        - Гулям, у меня есть к вам просьба, только не спрашивайте, зачем все это…
        Афганец кивнул:
        - У нас есть пословица: не тревожь тревоги, пока она не тревожит тебя. Я не стану спрашивать. Говори, Искандер…
        - Ты не мог бы поставить кого-то последить за лавкой Максуда? Так, чтобы он не заметил. Я посплю. Сегодня, чувствую, у меня будет тяжелая ночь и хотелось бы отдохнуть.
        - Нет проблем, дуст! Я сам послежу. Во сколько разбудить?
        - В семь вечера, если Максуд не решит удрать раньше. В этом случае будишь немедленно.
        Гулям кивнул. Подошел к шкафу в углу и вытащил матрас. Пояснил:
        - Мне часто приходится ночевать в кабинете. Спи. - Вышел в соседнюю комнату и приказал двум сидевшим заместителям: - Меня нет, кто бы ни пришел. Разбирайтесь с делами самостоятельно.
        Заперся изнутри и выбрался на крышу, пока Марина укладывалась спать…

…В это самое время ее приемный сынишка, одетый в дождевик с капюшоном и резиновые сапожки топал по лесу за дедом с маленькой корзинкой в ручонках. С кустов капало после недавнего дождя, погода стояла пасмурная с самого утра. Иван Николаевич уже почти полностью заполнил грибами корзинку. Искоса приглядывал за внучонком, который в свою корзину собрал все поганки, что он оставил за спиной. Две ярких шляпки от мухомора довершали сбор. Довольный Сашка радостно крутил головой, не смотря на то, что его коленки вымокли от травы.
        Наконец Ушаков не выдержал:
        - Сашка, ты что это за грибы собрал? Ну-ка, погляди, что у меня и что у тебя! Твоими грибами полдеревни можно отравить. Выбрасывай и пошли хорошие грибы собирать!
        Мальчишка насупился и надул губы:
        - Зато они красивые! Особенно вот эти…
        Он ткнул пальчиком в ярко-красные мухоморы. Дед согласился:
        - Красивые! Только не съедобные. Давай-ка мы, действительно, выбросим твои грибы, да наберем хороших? То-то в деревне скажут: Сашка Степанов грибов на селянку набрал, даром что маленький!
        Ребенок сдвинув смоляные бровки перевернул корзинку, постучал по днищу, вытряхивая остатки и сунул ладошку в руку Ивана Николаевича:
        - Пошли собирать хорошие грибы! - И тут же спросил: - Мама скоро приедет?
        Мужчина вздохнул:
        - Не знаю, Саш! Она работает. Деньги вот снова прислала на твое содержание, да и на наше тоже. Похоже твоя мама Марина не плохо зарабатывает. В последнем письме вообще просит, чтоб мы с бабушкой не работали.
        - Это как?
        Иван Николаевич посмотрел на внука сверху вниз:
        - Дома с тобой сидели, вот как!
        Мальчик мечтательно улыбнулся:
        - Вот здорово! Тогда мы с тобой каждый день на рыбалку ходить будем! А то с бабушкой скучно: она только за ягодами ходит и мне каждый раз кружку велит собрать… - Саша вздохнул и опустил головенку. Потом поднял черные блестящие глаза и пытливо заглянул в лицо взрослого: - Деда, а почему мне в садике мальчишки сказали, что я брошенный и мама меня из жалости взяла?
        У Ушакова сердце остановилось. Он не ожидал подобного вопроса столь быстро. Даже губы побледнели, когда мужчина спросил:
        - Это кто тебе такое сказал?..
        - Гошка Ватенев. А ему папка. Он меня “цыганенком” обзывает. Это правда, что меня бросили?
        Мужчина присел перед ним на корточки и глядя в глаза ребенка спросил:
        - Саша, ты большой и я скажу тебе правду. Мама Марина взяла тебя малюткой, но разве она тебя не любит? Разве мы с бабушкой тебя не любим? Ты для нас роднее родного.
        Он, словно взрослый, насупил бровки. Подумал немного и сказал:
        - Любите. И мама любит. Она меня от себя не отпускает, когда приезжает и столько гостинцев привозит! Гошка дурак и его папка тоже!
        - Вот видишь! На слова Гошки ты внимания не обращай. Он тебе просто завидует.
        На лице малыша снова расцвела улыбка. Держась за руку деда, он зашагал по тропинке, подпинывая сапожками встречавшиеся на пути поганки. Иван Николаевич посмотрел на торчащий из-под дождевика вихор и решил разобраться вечерком с Серегой Ватеневым…
        Гулям разбудил Марину без пяти семь вечера. За стеной все еще слышался шум базара. Капитан рассказал:
        - К Максуду через запасной выход приходил высокий худой мужчина. Торговец запер лавку на пятнадцать минут, но когда незнакомец ушел, он снова открыл и был чем-то сильно озабочен, так как даже забыл зазывать покупателей. До сих пор сидит и молчит.
        Она тихо сказала:
        - Гулям, я скоро уйду и могу не вернуться. Мне сказали, что вам можно верить. Так вот, перед открытием учебного года в школах, проверьте здания на наличие взрывчатки с утра 1 сентября. Больше я вам ничего не могу сказать…
        Афганец внимательно взглянул ей в очки:
        - Я понял. Спасибо, рафик Искандер!
        Она пролежала на крыше до одиннадцати вечера. Вокруг стояла кромешная мгла. Даже звезды и луна в небе не смогли осветить эту черноту и казались наклеенными на черный бархат. Лишь в прибор ночного видения можно было разглядеть, что творится на противоположном конце торговой площади, возле лавки косого Максуда.
        Степанова видела, как внутрь скользнула фигура Хайруллы. Минут через десять он появился вместе с хозяином лавки. Торговец старательно запер на замки оба входа. Было похоже, что он собирается вернуться. Пока он возился с замками, Марина успела соскользнуть с крыши во двор и через специально не запертую Гулямом калитку выбраться на улицу. Перевесив рюкзак на грудь, прижимаясь спиной к дувалам, она кралась за темными фигурами, выдерживая расстояние в сто метров. Из-под ноги женщины выскочил камень, Хайрулла оглянулся и замер, вглядываясь в темноту: но откуда-то сбоку раздался отвратительный кошачий вопль. Главарь успокоился и двинулся дальше, что-то невнятно проворчав про себя.
        Парочка шла какими-то закоулками, стараясь избегать открытых мест и широких улиц. Это было на руку Марине. Она, не отставая, кралась за ними, нацепив на глаза прибор ночного видения. Она видела каждое движение мужчин впереди. Разглядела даже, что у обоих под широкими и длинными жилетами спрятаны автоматы и кинжалы.
        Выбрались из города. Местность была пустынной и ровной как стол на протяжение пары километров. Бандиты понимали, что их могут засечь с любого из постов, расставленных вокруг города. Маринка ломала голову, как они пойдут дальше и вдруг оба исчезли с ее глаз. Она, пригнувшись, кинулась к тому месту и чуть не расхохоталась: вдоль дороги, всего в паре метров от нее, тянулась сухая канава в метр глубиной. Душманы ползли по ней.
        Прикинув глубину канавы и свой рост, решила, что просто пригнется и пройдет по канаве на полусогнутых ногах. Конечно, это неудобно, но ползти по щебенке, тоже не казалось удовольствием. Она мигом представила, как впиваются в коленки острые каменные обломки. К тому же духи довольно сильно шумели. От патруля их спасало лишь то обстоятельство, что он стоял далеко. Степановой шум был ни к чему, ведь она-то находилась близко.
        Через полкилометра ноги начало сводить в икрах и она растянулась на дне канавы, чтобы передохнуть. Духи отдыхали метрах в двухстах от нее за поворотом. Вскоре они свернули в сторону. От города заметить две идущие в темноте фигуры было проблематично. Марина вновь натянула прибор на глаза, чтобы не потерять бандитов из вида. Мужчины шли не оглядываясь, видимо полностью уверенные в том, что их никто не мог видеть. Затем резко повернули к горам. Степанова заметила, что впереди теперь шел Максуд и решила приблизиться еще метров на двадцать. Конечно, это было опасно, но зато больше вероятности, что их не упустит.
        Времени было около трех часов, когда они вдруг резко повернули к неприступным скалам. Марина удивилась: эти места ей были знакомы, там вообще троп не было. Надо было стать горным орлом, чтобы влезть наверх по абсолютно отвесным стенам. Бандиты, однако, продолжали двигаться вперед, обходя многочисленные камни и временами даже перелезая через них. Степанова чертыхалась про себя и тащилась за ними. Единственное, что ее утешало, так это то, что если эти придурки повернут назад, ей есть где укрыться.
        Камни закончились, впереди была сплошная стена. Максуд подошел к валуну справа от входа. Наклонился: стена бесшумно поехала в сторону, открывая широкий проход. Марина обомлела от подобного фокуса. Внутри было темно. Оба мужчины зашли внутрь и отверстие закрылось. Перед изумленной Степановой вновь была гладкая серая стена. Она бросилась к тому месту, где наклонялся Максуд, но ничего не обнаружила, как не вглядывалась: обычная россыпь камней. Сразу дотронуться до них она не рискнула. Подождала пятнадцать минут и начала толкать все рассыпанные камни. Нажала на острый обломок и стена ушла в сторону. Она, без раздумий, кинулась в проход.
        Стена закрылась а спиной. С помощью прибора ночного видения разглядывала камни у входа, надеясь обнаружить тот, который открывает глыбу. Перетрясла все, но проход не открылся. Подняла голову и обнаружила обычную черную кнопку с белым крестиком на стене. Нажала. Стена поползла в сторону. Степанова выругала себя за глупость и направилась вперед, разглядывая проход. Ловушек она не боялась, тот кто скрывался здесь навряд ли ставил ловушки на самого себя, так как обнаружить такое убежище было практически невозможно. Теперь становилось понятно, как большинству бандитов удается исчезнуть буквально из-под носа советских солдат.
        Неожиданно она уперлась глазами в некое подобие лифта: самой коробки не было, только два толстых троса и лебедка. Вверх хода не было, только вниз. Лестницы она не обнаружила. Включать лифт, значит, привлекать внимание. Степанова раздумывала недолго: дотянулась рукой до троса и прыгнула вперед. Обхватив толстый гладкий трос ногами заскользила вниз, оглядывая проплывающие мимо стены.
        Лифт стоял метрах в тридцати ниже. Она мягко ткнулась в него ногами, успев сгруппироваться. Вокруг не было ни души. Довольно широкий коридор уводил куда-то вправо. Больше отводков не было. Женщина, цепляясь пальцами за сетчатую стену кабинки лифта, слезла с крыши и еще раз огляделась. В глубине виднелся слабый свет и она сняла прибор, отключив его. Не заметив ничего подозрительного, направилась по коридору. За поворотом ее поджидал сюрприз: около десятка дверей, а под каменными сводами электрическая лампочка. Она начала прислушиваться возле каждой: тишина. Двинулась дальше по коридору и уперлась в лестницу, пробитую в камне. Из глубины слышался монотонный гул.
        Марина оглянулась на двери и бросилась бежать по лестнице вниз, решив узнать об этом схроне все и попытаться уничтожить его самостоятельно. Она поняла, что толстенные стены даже авиационная бомба бессильна пробить и самолеты вызывать бесполезно. Можно насторожить духов. Ступеньки тянулись метров десять и плавно переходили в узкий коридор. Две маломощных лампочки еле-еле освещали его. По обоим сторонам было по двери и обе приоткрыты. Степанова осторожно заглянула в первую и ничего не увидела из-за темноты. Включила прибор ночного видения и надела его. Вначале не поверила тому, что увидела. Замерла и вздрогнула - это была обородованная всем необходимым комната пыток. В ней стоял кисловатый запах крови. На стенах висели крючья и всевозможные петли. На столе лежали разложенные инструменты: щипцы, иглы, тиски и прочее. Рядом стояло кресло с кожаными ремнями и широкий стол с такими же петлями для рук и ног.
        Ей стало тяжело дышать от увиденного. Выдернула голову в коридор. Стащила прибор и привалившись к стене попыталась взять себя в руки. Немного успокоилась. Превозмогая страх вновь надела прибор и сунула голову во вторую комнату - это явно был кабинет для допросов. Стоял тяжелый стол с креслом и обычный стул, вмурованный в камень, с привязанными к спинке проводами. Марина вздохнула и стащила прибор. Двинулась дальше по коридору, удивляясь неприятному запаху, который становился все более резким. Пахло так, словно она находилась на свалке, а не в горах.
        Проход вскоре повернул. Прежде чем выскочить из-за угла, она осторожно выглянула: пещера была перегорожена решеткой из толстых прутьев от пола до потолка, а за ней вповалку спали люди. Их было много. Именно отсюда шел мерзкий запах. Отсюда неслось и гудение: в небольшой нише стоял генератор. Охраны не было. Небольшая дверь в решетке заперта на два замка. Степанова приблизилась и принялась разглядывать пленников. На большинстве сохранились кое-какие лохмотья. Но несколько человек на теле имели лишь доисторические набедренные повязки. Сквозь прорехи и дыры торчали костлявые тела. Эта картина почему-то напомнила ей фильм об Освенциме: такие же живые скелеты.
        Она заметила среди них несколько белых. Можно было лишь предполагать, что это русские парни. Всем им по виду было за пятьдесят. Один спал рядом с решеткой. Он выглядел изможденным. На обнаженной широкой груди виднелись многочисленные шрамы. Скулы обтянуты кожей, а глаза глубоко ввалились. Марина протянула руки и схватила его, зажав рот пленника ладонью. Несчастный забился под рукой, пытаясь оттолкнуть ее ладонь, но она шепнула:
        - Тише. Я не причиню зла.
        Повторила эту же фразу на фарси и пушту. Он видимо понял и замер. Отвел ее руку в сторону. Повернулся, но даже не вздрогнул при виде маски. Страха в нем давно уже не было. Хрипло спросил по-русски:
        - Ты кто?
        - Искандер. Потом поговорим. Надо выбираться из склепа. Вы в состоянии ходить?
        - Большинство, но есть трое, у которых отрублены ступни ног.
        - Вынести сможете?
        - Утащим, лишь бы освободиться. Только выбраться не удастся. Я не один раз ковырял эти замки. Бесполезно…
        В его голосе прозвучала обреченность. Марина пожала плечами:
        - Это мы еще посмотрим. Отодвинься от решетки подальше… - Женщина сбросила рюкзак. Порылась и вытащила стеклянный флакон, аккуратно упакованный в резиновый мешок и вату. Обернулась к парню: - Буди остальных, только тихо. К двери не подходите.
        - Что это?
        - Соляная кислота.
        - Ты, случаем, не костромяк? У нас в роте трое, как ты говорили…
        Марина прервала его:
        - Не костромяк, а костромич! Оттуда я, оттуда! Поспеши. Некогда базары разводить!
        Он принялся поднимать товарищей по несчастью. По чуть слышным словам женщина поняла, что он говорит на фарси, русском и еще каком-то непонятном: слова вырывались отрывисто и коротко, словно собачий лай. Залила кислоту в оба замка. Металл дымился, жгучие капли падали на каменный пол, выжигая даже на камне пятна. В пузырьке осталось еще полфлакона жидкости, когда она заткнула стеклянную пробку. Вновь завернула кислоту, но в рюкзак прятать не стала - положила в карман.
        Минуты через две легонько тронула дверь и та легко распахнулась. За это время Степанова отметила на карте пройденный маршрут и снова забила ее в карман на груди. Пленники уже встали и молча смотрели на странную черную фигуру с другой стороны решетки. Она встала в дверях и вначале заговорила по-русски:
        - Мне нужно четверо помощников. Из тех, что покрепче. Остальным не привлекая внимания шумом подниматься в верхний коридор и двигаться к лифту. Кто знает, где находится склад со взрывчаткой? - Повторила на фарси, пушту и попросила уже знакомого пленника: - Ты еще на каком-то языке говорил, переведи…
        - Китайский. Среди нас китайский инженер находится…
        Прочирикал для китайца. К Марине шагнуло шесть оборванных мужчин во главе с уже знакомым:
        - Мы с вами, только говорите, что делать. Склад на первом этаже, вторая дверь слева со стороны лифта. В остальных разместился отряд Хайруллы, трое американцев и еще какой-то отряд. Они вчера появились.
        Она скомандовала:
        - Тронулись! Еще раз предупреждаю - тишина!
        Оборванные люди стащили с ног даже то подобие обуви, что на них было. Шли по коридору и лестнице босиком. Разделившись по четыре человека, несли троих искалеченных следом за Степановой. Она слышала тяжелое дыхание за спиной и только крепче сжимала автомат. В этот момент с ней не стоило связываться никому из врагов. Марина сама представляла собой бушующий вулкан и жаждала схватки. Оба пистолета она отдала будущим помощникам.
        Им удалось проникнуть на первый этаж и добраться до лифта. Все сгрудились в коридоре. Кто покрепче начали карабкаться по тросу наверх, обмотав руки лохмотьями. От солдата, который назвался Иваном Калининым, Марина узнала, что их пятьдесят три человека. С тремя парнями подкралась к складу с оружием. По стеклянной пробке залила кислоту в замочную скважину. Дождалась, когда железо сгорит и толкнула дверь. Выдолбленная в базальте комната была буквально под завязку забита ящиками с оружием, боеприпасами и коробками с толом. Сколько она не искала, взрывателей для толовых шашек не было. Зато здесь имелось несколько ящиков с динамитными трубками. В них торчали запальные шнуры! Это было все же лучше, чем ничего.
        Оставив на карауле двух парней со своим автоматом, Степанова с Калининым закрылась в складе. Она ножом подковыривала доски у ящиков. Вытащила пару пулеметов. Зарядила первый обоймой и протянула его Ивану:
        - Силы хватит дотащить до лифта?
        Он кивнул:
        - Хватит! Давай еще пару обойм…
        Она с сомнением поглядела на скелетообразного парня, но требуемое протянула. Он вышел за дверь. Степанова позвала к себе одного из караульных:
        - Унеси к лифту ящик с динамитом. Скажи Ивану, когда всех переправит наверх, пусть втащит этот ящик внутрь лифта.
        - Зачем вам это старье?
        - Выполняй приказ.
        Парень кивнул и сгорбившись под пятикилограммовой тяжестью унес коробку. Марина в это время вытащила несколько ящиков с оружием к повороту и соорудила некое подобие бруствера. Установила сверху второй пулемет и положила рядом несколько обойм. Приволокла ящик с автоматами и два с патронами. Повернулась к Калинину:
        - Включай лифт и выводи людей. На стене есть черная кнопка с белым крестом - она открывает выход. Меня не жди. Крикни, когда всех переправишь наверх. Мы духов задержим. Держи…
        Протянула ему прибор ночного видения, показала, как его включить. Он бросился было к лифту, но вернулся:
        - Как ты вошел сюда? Мало ли что…
        - Справа от входа валун, а около него каменная россыпь. Самый острый камень и есть вторая кнопка.
        Лифт загудел и коридор сразу же ярко осветился. Через минуту из комнаты слева выскочил первый душман. Удивленно посмотрел в сторону лифта. Заметив баррикаду из ящиков с торчащим стволом пулемета, замер на мгновение. Один из парней не выдержал и выстрелил из автомата короткой очередью. Дух упал и началось…
        Это был настоящий бой в тесном пространстве. Пули отскакивали от стен и со злым жужжанием начинали носиться по коридору. Первая лампочка была разбита почти сразу. Оставалось еще четыре. Одного из парней убило срикошетившей пулей. Она попала прямо в висок. Его товарищ крикнул:
        - Отмучился Влад! Не хочу я его здесь оставлять, да видно придется…
        Маринка рявкнула:
        - Забирай труп и отходи! Я справлюсь сам. Они у меня, как на ладони! - Парень заколебался, она повторила между двумя очередями: - Уходи! Все равно твой автомат погоды не сделает!
        Парень сдался и волоком потащил тело товарища за поворот. Потеряв десятка полтора убитыми, духи затаились в комнатах, поняв, что попали в ловушку. За толстыми стенами пули их не доставали и они решили дождаться, когда стрелок уйдет. Затем кинуться в погоню и уничтожить. Минут через пятнадцать сзади Марины раздался крик:
        - Все наверху! Пора уходить!
        Маринка вскочила с пулеметом в руках и дала длинную очередь по дверям. Побежала к лифту. Калинин ждал ее там. Едва женщина вскочила внутрь кабинки, он нажал кнопку. Степанова дала по ней очередь из поднимающегося кверху лифта. Во все стороны полетели крошки пластика. Лифт скрылся в темноте, продолжая ползти наверх, когда к шахте подбежали душманы. Степанова уже натянула на себя прибор ночного видения и сквозь решетку дала по ним очередь, не давая стрелять вверх. Бандиты отпрянули от шахты и попрятались кто где от рикошетивших пуль. Оба выскочили из лифта. Женщина выдернула ящик с динамитом. Скомандовала:
        - Забери мой рюкзак и открывай выход! Я сейчас…
        Иван бросился к стене, таща ее рюкзак за лямку. Она отправила лифт вниз. Стащила прибор. Зажгла спичку и поняла, что запальный шнур на динамитных трубках слишком короток. Марина решила рискнуть. Прислушалась к движению лифта. Подтащив ящик с динамитом к краю, зажгла пару шнуров и спихнула его вниз. Бросилась прочь. Взрывная огненная волна ударила в спину со страшной силой. Швырнула на каменный пол, выбивая сознание. Прибор ночного видения, который держала в руках, разбился и осколки разлетелись во все стороны. Одежда на спине дымилась и тлела. Вход в скалу открылся. Иван был на улице.
        Оглянулся на неподвижную фигуру, валивший из лифтовой шахты дым и кинулся назад, выбросив наружу рюкзак. Успел проскочить в щель закрывающихся каменных ворот. Ощупью нашел парня. Сам себе удивляясь - откуда только силы взялись - забросил тело на плечо и нашарил кнопку на стене. Скала отъехала в сторону. Он кинулся на свежий воздух, чувствуя, что задыхается. Двое товарищей поспешили ему на помощь и вдруг замерли, глядя на обгоревшие длинные волосы, торчащие из-под сгоревшей сзади маски. Осторожно уложили незнакомца на каменной площадке: перед ними была женщина. Несмотря на разбитое, окровавленное лицо, она была красива. Калинин дотронулся до ее шеи и сообщил:
        - Жив! - Сразу поправился: - Жива! Вот это номер! Баба!
        Принялся осматривать. Спину от ожогов спас бронежилет, но руки и ноги почернели и покрылись волдырями. Волосы сгорели лишь частично, спасла маска и воротник куртки. Даже шея не пострадала. Маринка очнулась на мгновение. Посмотрела на них и поманила обгоревшей черной рукой к себе. Иван наклонился и еле расслышал:
        - Рацию не включай. Самолеты бомбить прилетят. Лицо мне закрой, нельзя, чтобы видели. Запомни, я - Искандер. На карте маршрут отмечен…
        Хотела достать карту из нагрудного кармана и потеряла сознание… Китаец опомнился первым, хоть и не понял ничего из разговора. Он схватил ее рюкзак. Нашел аптечку и принялся быстро перевязывать руки и ноги женщины. Что-то быстро пролепетал для Ивана. Тот расстегнул бронежилет на женщине, удивляясь его легкости и осторожно снял с нее. Теперь стала заметна высокая грудь. Поднял остатки маски и положил на лицо, прикрывая его.
        Инженер заглянул в рюкзак еще раз и вытянул спальный мешок. Быстро прощебетал несколько слов, раскидывая спальник рядом с неподвижным телом. У мешка оказалось четыре петли по бокам и его можно было использовать, как носилки. Китаец взял женщину за сапоги, Иван ухватился за плечи. Переложили на носилки. Солдат вытащил из ее кармана карту. Внимательно просмотрел проложенный карандашом маршрут. Подхватил оставшийся единственным на всех автомат. Повесил оружие на шею и обернулся:
        - Кто со мной ее понесет?
        Китаец ухватился за петлю раньше всех. Напротив встал худой одноглазый афганец с обрубками пальцев на руках и еще один солдат. Убитого Влада завалили камнями у стены, пообещав вернуться за ним. Странный караван тронулся в путь…
        Их заметили издали с советского блокпоста. До города оставалось километра полтора. Подняли тревогу и выслали навстречу пару БТРов и около полуроты солдат. То, что открылось солдатам, потрясло их до глубины души. По песку и камням, шатаясь, брели изможденные донельзя люди. Из разбитых ног сочилась кровь, но они несли на спальном мешке человека с золотыми волосами, лицо которого было покрыто обрывками маски. Караван остановился и люди попадали, кто где стоял. Калинин добрел до остановившегося БТРа. Нашел глазами офицера. Хрипло сказал:
        - Это Искандер. Он сказал, что его лицо никто не должен видеть…
        С брони спрыгнул подполковник Толубеев. Расширенными глазами смотрел на полуголые изувеченные тела. Успел подхватить начавшего падать солдата:
        - Кто вы?
        - Пленники из пещер. Он вытащил нас…
        - Он что-то успел сказать?
        - Только одно: “Рацию не включай. Самолеты бомбить прилетят”. В рюкзаке действительно рация, хотя и странная по виду.
        Подполковник усадил солдата у брони и крикнул радисту:
        - Немедленно свяжись с нашими, пусть пару машин высылают! И в госпитале пусть подготовятся. Им всем прямая дорога на больничную койку!
        Солдаты без разрешения командира спрыгивали с боевых машин. Протягивали этим живым скелетам фляжки и сухари, с ужасом замечая следы пыток. Кое-кто из первогодков откровенно плакал, не стыдясь товарищей. Машины прибыли через десять минут. Солдаты подсаживали бывших пленников на машины, устраивали их у бортов. Последней погрузили Марину. Золотые длинные волосы и высокая грудь четко указывала на принадлежность знаменитого “Искандера” к женскому племени. Подполковник наклонился и хотел снять остаток маски. Сидевший рядом Калинин перехватил его руку:
        - Не трожь! Он просил меня скрыть лицо и я выполню…
        Толубеев вздохнул:
        - Теперь это уже не важно. В госпитале все стащат. Ей дышать тяжело.
        Иван отпустил руку. Евгений Александрович ухватил остатки ткани и снял. Солдаты с любопытством вытянули шеи: не каждый день узнаешь, что под маской и мужским именем скрывалась женщина. Красивое лицо с закрытыми глазами поразило многих, намертво отпечатавшись в памяти. Даже немолодой подполковник вздохнул:
        - Вот и открылась тайна Искандера…
        Глава 11
        Марина открыла глаза и увидела белый потолок. С него свисал стеклянный плафон в виде шара. Сверху на нем виднелся слой пыли. Она попыталась повернуть голову и не смогла. Силы не хватило. Сосредоточилась и аж застонала от тщетности усилий. Над ней сразу же склонилось красивое мужское лицо с серыми глазами. Виски были серебряными от седины. Мужчина улыбнулся и сказал:
        - С возвращением, Марина. Долгонько мне ждать пришлось, когда ты очнешься…
        Произнесенное имя ничего ей не говорило, мужчину она тоже не знала. Попыталась вспомнить хоть что-нибудь и не смогла: в голове было пусто. Она не знала кто она и откуда, как ее зовут и где находится. Испугалась и спросила:
        - Кто я?
        Он побледнел и поднес руки к подбородку:
        - Марина!!! Ты что?
        Она увидела, что под накинутым на его широкие плечи халатом находится военный китель. Снова спросила:
        - Кто вы?
        В его глазах сверкнула боль. Он выскочил из палаты, торопливо сказав:
        - Я сейчас вернусь!
        Теперь она знала, что ее зовут Марина, но это была вся известная информация. Она снова попыталась пошевелиться. На этот раз тело слушалось ее. Женщина попробовала сесть и ей это удалось. Огляделась. Безошибочно определила, что она в больнице. В памяти вдруг всплыло: она однажды лежала в больнице и в одной комнате их было шесть человек. Эта палата совсем не походила на ту из этого обрывка памяти. Здесь она была одна…
        Степанова попыталась сосредоточиться, но голова заболела. Она ощупала ее руками. Пальцы уткнулись в бинты. Руки тоже были перевязаны. Только пальцы остались свободными. Женщина вдруг почувствовала, что из одежды на ней ничего нет. Посмотрела на обнаженную высокую грудь со съежившимися от прохлады сосками. Стыдливо схватила простынь и подтянула к горлу. Заметила на стене в углу зеркало и умывальник. Захотелось пить.
        Она слезла с высокой кровати-каталки, обратив внимание на забинтованные ноги и руки. Завернулась в простыню, замотав ее вокруг тела наподобие туники и шатаясь направилась к зеркалу. Смотрела на собственное отражение и не узнавала. Голова оказалась забинтована. Лицо с зелеными глазами и темными дугами бровей ей ни о чем не говорило. Марина долго смотрела на себя. Ощупала лицо, пытаясь хоть что-то вспомнить. В голове не было ни единой мысли…
        Наклонилась к крану и напилась воды. Затем ополоснула лицо. Смотрела в зеркало, как светлые струйки катятся по щекам, а видела перед собой деревянную раму не большого окна, покрашенную белой краской. Белую строченную занавеску и струи дождя, катящиеся по стеклу. Она ясно расслышала чей-то смутно знакомый женский голос:
        - Маринка, хватит в окно смотреть, иди уроки учить…
        В голове закружилось. Держась за стену, она доковыляла до широкого окна и выглянула: внизу раскинулся небольшой парк. Трава оставалась зеленой, но на ней уже лежали золотые медальки опавших листьев с берез и лип. На скамейке сидели два парня. У одного рядом лежали костыли, а у второго торчала перевязанная культя. Она вгляделась: в парке таких ребят было много. Марина подумала: “Откуда они прибыли? Разве где-то война?”. Схватилась за виски, сдавливая вдруг заболевшую голову…
        На плечо легла рука. Что-то внутри сработало и дало команду “Чужой!”. Последовал резкий разворот. Чужая рука четко зафиксировалась в ее ладони. Человек с испуганным криком полетел на пол, а она мгновенно отскочила в сторону и приготовилась к отпору. Только после приема взглянула на того, кто ее напугал. Это был тот самый военный, что называл ее Мариной. Халат упал и она видела перед собой полковничьи погоны. Откуда она это знает, Степанова не могла бы сказать, но автоматически вытянулась.
        У распахнутой двери, привалившись спиной к косяку, застыл еще один смуглый мужчина в белом халате, очках в черной толстой оправе и стетоскопом на груди. Он был полноват. Из-под белоснежной высокой шапки торчали черные космы вьющихся волос. Халат, застегнутый не до самого верха, открывал взору военную рубашку и галстук. Маринка подумала: “Почему вокруг одни военные? Я что, тоже военная?”. Брошенный ею на пол офицер начал вставать, охая и поглаживая ушибленные локти. Нашел на полу выпавшие из кармана очки, осмотрел и снова положил в нагрудный карман рубашки. Он смеялся:
        - Она помнит!
        Доктор наблюдал за Мариной сквозь толстые линзы. Обернулся и охладил его радость словами:
        - Это не память, а инстинкт! Руки и ноги у нее живут своей жизнью. Взгляните в лицо - это автомат! Она сейчас и сама не знает, как это у нее получилось. Робот, если хотите.
        Горчаков перестал смеяться. Внимательно взглянул на женщину и спросил:
        - Как-то исправить можно?
        - Медицина мало занималась такой проблемой, как потеря памяти. Случается такое нечасто и обычно память восстанавливается сама…
        Маринка не слышала их. Она снова отошла к окну. По аллее шла женщина с ребенком. У малыша были темные волосы. В голове словно что-то взорвалось. Перед глазами, будто кадры из хроники, пронеслась пара видений: смуглый кудрявый мальчик, завернутый в расстриженную рубаху от нижнего мужского белья. Он же сидит в цинковом тазу с водой, шлепает ладошками и смеется. Она обернулась и громко спросила:
        - У меня есть сын?
        Доктор замер и пулей кинулся к окну. Увидел женщину с ребенком. Обернулся. Быстро спросил Марину:
        - Почему ты так думаешь?
        - Черные волосы, смуглое лицо, блестящие глаза. Я вижу это тут…
        Она ткнула пальцем себе в забинтованный лоб. Доктор схватил офицера за руку и поволок за собой из палаты. Закрыв дверь сказал:
        - Леонид Григорьевич, это выход! Вы поняли? Надо привезти ее родных. Срочно! Уверен - память вернется, когда она их увидит.
        - Если показать фотографии?
        - Может не сработать и наделаем только хуже. Она сейчас в таком состоянии, что может решить - мы ее принуждаем верить. Откровенно говоря, после того, как я видел ваше падение, мне боязно находиться рядом с этой женщиной. Это мина замедленного действия! Кто знает, что сработает у нее внутри через час или через два?
        - Но ее родители до сих пор не в курсе, где она работает!
        Врач вздохнул:
        - Придется сообщить. Иногда память не восстанавливается годами. А у нее явно имеется шанс! Так не лишайте женщину памяти…
        Дверь распахнулась. Маринка стояла на пороге, завернутая в простыню. Глядя на мужчин злыми глазами, громко спросила:
        - Где мой сын? Куда вы его дели? Я хочу его видеть! Вы не имеете права лишать меня моего ребенка…
        Горчаков взялся руками за ее плечи и почти силой заставил вернуться в палату, так как из других палат начали выглядывать больные:
        - Тише, Марина! Твой сын жив и здоров. Ты заболела. Он в очень хорошем месте живет. Ты помнишь своих родителей?
        Она удивленно заморгала:
        - У меня есть родители? Как их зовут?
        - Есть. Ты скоро с ними увидишься и вспомнишь все. Сейчас тебе неплохо бы отдохнуть. Ты мне веришь?
        Женщина пристально смотрела ему в глаза минуты три. Горчаков видел, что она напряженно думает. У Степановой этот сероглазый полковник вызывал в душе тепло, словно он сделал для нее когда-то что-то очень хорошее. Она улыбнулась и кивнула:
        - Верю! Хотя не знаю почему. Как вас зовут, товарищ полковник?
        Горчаков обернулся к доктору:
        - Она звания помнит! - Снова поглядел на женщину: - Я Леонид Григорьевич Горчаков. Отдыхай. Завтра я тебя снова навещу. Какие фрукты любишь?
        Перед глазами Марины промелькнула картинка: старая развесистая яблоня с обомшевшим стволом, рядом мужчина с пшеничными усами и маленькая девочка с золотистыми хвостиками и неровно завязанными в них бантами. Мужчина берет девочку на руки и поднимает высоко-высоко. Она тянется к большому красному яблоку, выглядывающему из темной листвы… Видение исчезло. Она задумчиво сказала:
        - Яблоки, краснобокие яблоки… Кто эта девочка и мужчина?
        Она внимательно разглядела лицо Горчакова, потом доктора и отрицательно покачала головой, словно отвечая собственным мыслям. Медленно направилась к кровати-каталке. Не снимая простыни и не обращая внимания на мужчин, забралась и легла, укрывшись одеялом с головой. Мужчины какое-то время смотрели на кровать, а затем вышли в коридор. Горчаков попросил:
        - Вы ее оденьте. Если она в таком виде в коридор выйдет, мужики взбесятся. Я и сам не железный…
        Доктор вздохнул:
        - Просто в таком виде перевязки делать легче было. Мы не думали, что она сегодня очнется. Две недели трупом лежала. Вы же видели!
        - Почему она ничего не чувствует?
        - Мы ее обезболивающими колем, чтобы болевой шок не приключился. Кожа на локтях до кости обгорела. Скоро перестанем. Пройдемте в кабинет. Вы должны это знать…
        Кабинет оказался маленьким и тесным, зато с огромным окном. Врач уселся за стол и стащил очки. Близоруко прищурился на устроившегося на кожаном диване Горчакова:
        - Десять дней назад к госпиталю подъехала машина китайского посла. Начальнику госпиталя пришлось принять высокого гостя. После визита он вручил мне три флакончика аэрозоля от ожогов, производства Китая и сказал, что это оставил китаец для Искандера. Она спасла в Афганистане жизнь какому-то китайскому инженеру. Он рассказал своему послу о страшных ожогах. Тот нашел лекарство и привез в госпиталь в благодарность. Я решил попробовать. Раны перестали гноиться через сутки. На большей части конечностей ожоги начали заживать. Остались только самые глубокие. Бинты не снимаем, кожа еще слишком тонкая и может потрескаться от сухого воздуха.
        Горчаков кивнул:
        - Мы знаем о китайце. Он готов был увезти Марину в Китай и устроить на собственные деньги в очень дорогую клинику в Пекине. Парень пробыл в пещере год и месяц. В двадцать три года выглядит на пятьдесят с лишним… - Полковник помолчал. Улыбнулся и добавил: - Все же сумел отблагодарить!
        В деревню въехали две черных “Волги” с московскими номерами. Медленно пробирались по раскисшей дороге, переваливаясь на многочисленных колдобинах. Выглядывающее из-за туч солнце отражалось в ветровых стеклах. Довольно холодный ветер срывал желтые листья с берез, посаженных по всей деревенской улице и гнал их по дороге. Время от времени листочки касались капота и стекол, какое-то время трепетали на гладкой поверхности, затем срывались и улетали. Деревенская баба, одетая в ватник, несла на коромысле воду в ведрах с колодца. Машины остановились рядом. Стекло на дверце поползло вниз и солдат-шофер спросил:
        - Здравствуйте! Не подскажете, Ушаковы где живут?
        Женщина наклонилась, с любопытством заглянула внутрь. Трое военных поздоровались с ней. Один, она заметила, был генералом. Она удивленно поклонилась, переложила коромысло на другое плечо и торопливо объяснила, обернувшись к солдату:
        - Доброго здоровьица! Чуть дальше проедьте. Крашеный голубым дом с петухом на трубе и узорчатыми наличниками по правой стороне. Не ошибетесь, он один у нас такой нарядный. Хозяин-то с золотыми руками мужик…
        Ответил ей сам генерал:
        - Спасибо за помощь. Трогай, Олег!
        Родители Марины находились дома. Сашка носился по кухне с пластмассовой саблей в руке, играя “в Чапаева”. Бабушкин фартук в цветочках играл роль бурки на его плечах. Дед “служил” у него “конем”. Елена Константиновна пекла оладьи на плите. Время от времени оборачивалась и со смехом наблюдала за мужем и внуком. Никто не слышал, как подъехали машины. Стук в дверь заставил Ивана Николаевича встать на ноги и сбросить с лица пояс от халата жены, служивший уздечкой внучонку. Он поглядел на дверь и пригласил:
        - Входите!
        На пороге возникла высокая крепкая фигура с генеральскими погонами. Затем еще два полковника. Ноги Елены Константиновны подкосились. Забыв об оладьях, она вцепилась руками в стол так, что пальцы посинели, побледнела с лица и крикнула:
        - Маринка! Что с ней?
        Бредин торопливо успокоил:
        - Жива!
        Иван Николаевич тоже спал с лица, но молчал. Сашка переводил испуганные глаза с бабушки на дедушку и обратно. Со сковородки валил дым, заполняя кухню. Что-то в его маленьком мозгу сработало. Он вдруг выскочил вперед, словно пытаясь закрыть своим крошечным тельцем тех, кого любил и крикнул:
        - Зачем напугал? Где моя мама? Ты плохой дядя! Я тебя не люблю!
        Обхватил колени деда, искоса глядя на военных. Тот взял его на руки, погладил по кудрявым волосенкам и извинился:
        - Извините. Он еще малой! Проходите в комнату… - Распахнул дверь в зал и обернулся к жене: - Лена, у тебя оладьи сгорели.
        Она резво обернулась к конфоркам и выключила плиту. Генерал шагнул в комнату, снял фуражку и с любопытством огляделся. Больше всего его привлекли школьные фотографии Марины: девочка с огромным бантом и серьезными глазами, а затем девушка с толстенной косой свисавшей на грудь, чуть улыбнувшаяся фотографу. Юная невеста рядом с красивым усатым капитаном. Бредин остановился напротив, разглядывая.
        Полковники вошли следом. Расселись возле круглого стола, поставленного посредине комнаты. Елена Константиновна медленно опустилась на стул с высокой спинкой и молча смотрела на военных. Сашка притих на руках у деда, прижимаясь головенкой к его груди и не сводя черных глаз с офицеров. Полковник Горчаков с любопытством смотрел на мальчишку: когда-то он видел его совсем маленьким. Достал из кармана заранее купленную шоколадку и поманил к себе:
        - Иди сюда, Саша! Не бойся! Я тебе гостинца купил.
        Ребенок посмотрел на деда и выпалил:
        - А я и не боюсь! Если ты меня тронешь, деда тебе все кости переломает! Сереге Ватеневу он уже зубы вышиб за болтовню!
        Военные расхохотались. Иван Николаевич смутился, а Сашка деловито слез с его коленей и направился к полковнику. Поднял смуглое личико вверх и протянул руки:
        - Давай шоколадку, раз купил! - Забрав гостинец и сказав: - Спасибо.
        Он направился в спальню. Вскоре оттуда раздался грохот раскидываемых игрушек и шуршание фольги. Генерал вздохнул:
        - Елена Константиновна и Иван Николаевич, не скрою, разговор будет тяжелым для вас, но попрошу отнестись спокойно. Еще раз повторяю - ваша дочь жива и почти здорова. Я прибыл рассказать вам правду о Марине. Зовут меня Евгений Владиславович Бредин. Это полковники Горчаков Леонид Григорьевич и Шергун Олег Маркович.
        Елена Константиновна немного успокоилась, узнав, что дочь жива и предложила:
        - Вы ведь с дороги… Давайте-ка, я вначале накормлю вас обедом, а то разговор, чую, долгим будет. Потом поговорим. У меня щи и картошка в русской печке горячие. Такого вы не едали в вашей Москве!
        Генерал кивнул. Пригладил ладонью и без того аккуратную прическу:
        - Согласны! Несколько проголодались в дороге. Только вот какое дело… У нас там два водителя в машинах. Не найдется ли и для них пропитания?
        Женщина подскочила:
        - Так что же вы их в дом не пригласили? Я сейчас! Всех накормим…
        Набросив шерстяной платок на плечи, выскочила из дома. Вскоре привела солдат и усадила их обедать за стол в кухне. Сашка сразу выбрался к молодым парням и потребовал:
        - Баба, я тоже обедать буду! Здесь, с солдатами! Я сам солдат!
        Елена Константиновна притащила из чулана соленых огурцов, груздей и сала. Порезала хлеб. Накрыла вначале стол для водителей. Затем, вместе с мужем, принялась накрывать на стол в горнице. Иван Николаевич, к удивлению солдат, поставил огромный медный самовар на пол, надел сверху рожок трубы. Вставил ее во вьюшку у русской печки и раскочегарил угли внизу старым сапогом. Самовар запыхтел, зафыркал. Офицеры предложили хозяйке помощь, но она отказалась:
        - Ой, да что вы! Мы с Ваней справимся! Сидите!
        Иван Николаевич предложил:
        - Товарищ генерал, может…
        И выразительно показал на горло. Бредин отказался:
        - Пока не стоит. Попозже… - Помешал густые зеленые щи с мясом и прикусив хлеба принялся за еду. Хлебнув пару ложек, восхищенно сказал: - Н-да! Действительно, ни разу таких щей не едал! Вкус изумительный! Вот, товарищи офицеры, что значит русская печь…
        После обеда пили чай из ведерного самовара. Женщина поставила на стол огромную тарелку с оладьями, печенье, разное варенье в поллитровых банках и извинилась:
        - Не знаю, во что выложить. Вазочек-то всего две. Вы уж извините, у нас все по-простому, по-деревенски.
        Бредин замахал руками:
        - Это даже лучше, что по-простому!
        Из кухни донесся звонкий голос Сашки:
        - Олег, ты не переживай, бабушка тебе лицо замоет!
        Следом раздался хохот солдат. Офицеры переглянулись. Горчаков удивленно сказал:
        - Что там происходит?
        Иван Николаевич улыбнулся:
        - Сашка учит их варенье с блюдца есть. Он его слизывает. Не любит ложкой брать и все тут! Видимо и солдат соблазнил своим примером, а теперь, когда они перемазались, утешает…
        Леонид Григорьевич улыбнулся:
        - Ох и мальчишка! Далеко пойдет! Надо же - солдат уговорил!
        Напившись чаю, генерал отставил в сторону чашку и принялся рассказывать родителям о подвигах дочери. Многое он смягчил, кое о чем вообще сообщать не стал, но и того, что сказал, оказалось достаточно, чтобы мать заплакала, а отец помрачнел. Генерал говорил долго, время от времени в рассказ вмешивались полковники. В конце сознался:
        - При выполнении последнего задания Марина потеряла память. Сохранились какие-то обрывки, но она не может связать их воедино. Она не помнит нас, не помнит вас, но помнит сына. Хотя не знает его имени. Она описывает Сашу. Я приехал, чтобы попросить вас поехать с нами в госпиталь. Может быть, увидев вас, память к ней вернется. Ребенка надо брать обязательно. Она твердит о нем постоянно, обвиняет нас, что мы его прячем и требует вернуть ей сына. Боюсь, что больше тянуть мы не можем! Она напоминает заряженный автомат и никто не может сказать, в кого он выстрелит. С ее способностями можно натворить много бед. Подумайте!
        Иван Николаевич без раздумий спросил:
        - Когда ехать?
        - Да хоть сейчас! С нами. Одна машина почти свободна.
        Ушаков повернулся к жене:
        - Лена, я не знаю, как ты, но я побежал к матери. Договорюсь, чтобы присмотрела за домом и скотиной. Я поеду.
        Она кивнула:
        - Оба поедем! Мы нужны Маринке, как никогда. Забеги и к моей маме, а я пока вещи соберу. Только им не рассказывай об Афгане. Скажи, что дочь тяжело заболела и все, но ты пока ничего не знаешь.
        Когда Иван Николаевич ушел, Горчаков спросил:
        - У Марины были приятели - Юрий Лозовой и Олег Татарников. Где они сейчас, вы не знаете?
        Елена Константиновна задумалась:
        - Мы-то нет, а вот командир с замполитом в местной части наверняка в курсе.
        - Тогда вы собирайтесь, а мы в часть съездим. Как туда добраться?
        Женщина подумала, а потом позвала:
        - Саша! Иди-ка сюда!
        Оживленный разговор в кухне смолк. Раздался грохот отодвигаемого стула, а затем топот ног. В дверях показалась перемазанная вареньем рожица:
        - Чего бабуль?
        - Покажи дорогу дядям к тете Лиде и тете Насте. Ладно? Они тебя на машине прокатят, а потом снова привезут.
        Мальчишка радостно захлопал липкими руками, отчего шлепки были необыкновенно звонкими:
        - Ура! Я кататься поеду!
        Бросился было к синенькой курточке-ветровке, но бабушка остановила:
        - Стой, разбойник! Руки с лицом кто умывать будет? - Взяла за руку и повела к умывальнику в углу кухни. Старательно промыла липкие щеки и пальцы, протерла полотенцем: - Вот теперь можешь одеваться!
        Сашка вертелся на коленях у генерала и без умолку трещал:
        - Здесь мы с дедом Гришку нашли. Он в сарае живет и даже не клюется. Я его по перьям глажу и до клюва дотрагиваюсь. Он только смотрит.
        Горчаков с заднего сиденья спросил:
        - Кто это такой, Гришка?
        - Ворон. Огромный! У него одно крыло было сломано. Деда сказал, что он о провода ударился. Сейчас ручной стал, а вначале дедуле досталось от него! Бабе на плечо садится и платок с нее стаскивает. Она ругается, а он каркает в ответ. Дразнится. Мы смеемся. - Неожиданно для военных ткнул пальцем в сторону кустов и закричал: - Белка! Мама любит белок и никогда по ним не стреляет! - По кустам действительно стремглав неслась белка. Мальчонка повернулся к солдату-шоферу и деловито приказал: - Скоро поворот будет. Ты поворачивай туда смело, Олег! В аккурат в ворота въедешь!
        Солдат еле сдержался, чтоб не расхохотаться и хмыкнул. Офицеры улыбнулись. Бредин спросил мальчика:
        - А кто это “тетя Лида и тетя Настя”?
        - Жены дяди Леши и дяди Пети. С ними мама дружит.
        Горчаков усмехнулся:
        - Исчерпывающий ответ!
        Солдат повернул, как приказал “проводник” и действительно, едва не въехал в ворота. Резко ударил по тормозам, отчего офицеров тряхнуло. Машина уперлась бампером в решетку. Генерал успел прижать к себе ребенка и не дал ему удариться в стекло, хотя сам пребольно стукнулся локтем о дверцу. Часовой, увидев выбиравшегося из “Волги” генерала с ребенком на руках, остолбенел. Его напарник оказался более сообразительным и со всех ног рванул в штаб. Через пару минут оттуда выскочил полковник Собинов в одном кителе и бегом припустил к воротам. Вытянулся в калитке:
        - Товарищ генерал-майор, полковник Собинов, командир этой части. Меня никто не предупредил о вашем приезде.
        Бредин поставил Сашу на землю и вскинул руку к козырьку:
        - Генерал-майор Бредин. Вольно, полковник. Пройдемте в ваш штаб.
        Командир части пропустил генерала вперед и обернулся к Сашке:
        - Ты что здесь делаешь, постреленок? Мама приехала?
        Мальчик улыбнулся во весь рот:
        - Я на машине катаюсь, дядя Петя!
        Полковник Горчаков взял ребенка за руку и пояснил:
        - Он нам дорогу сюда показал. Марина Ивановна в Москве.
        В кабинете генерал, даже не присев на диван, сразу перешел к делу:
        - Я не инспектор, можете не волноваться. Мне нужны адреса двух ваших бывших офицеров. Я мог бы выяснить по своим каналам, но думаю, это займет больше времени.
        Собинов успокоился после его слов:
        - О ком вы говорите?
        - Юрий Лозовой и Олег Татарников.
        - Тогда лучше бы вам встретиться с замполитом Варнавиным Алексеем Михайловичем. Он приболел. У него, я знаю точно, есть их адреса. Я вас провожу, тут рядом.
        Генерал улыбнулся и посмотрел на ребенка:
        - Да у нас есть провожатый. Вы не беспокойтесь. Занимайтесь делами. Саша, проводишь нас к “дяде Леше”?
        Мальчишка важно кивнул и направился к двери, на ходу попрощавшись:
        - До свиданья, дядя Петя!
        Бредин за руку попрощался с полковником и вышел следом за ребенком. Горчаков и Шергун замешкались в дверях и Собинов подловил момент, чтобы спросить:
        - Вы из-за Марины приехали? Она что-то натворила?
        Ответил Шергун:
        - Нет. Все нормально. Марина Ивановна прекрасно справляется со службой. Мы ею очень довольны.
        Варнавин лежал на диване вниз лицом с банками на спине. Лидия ругала старшего сына Вовку за разбросанные по столу учебники. Младший Димка сидел в углу и складывал из кубиков пирамиду. Средний собирался идти гулять, когда в дверь постучали. Лидия усмехнулась:
        - Входи, Петя!
        Но вместо Собинова на пороге возникла фигура в генеральских погонах. Полковников Бредин оставил в машине вместе с Сашей. Варнавин хотел встать. Евгений Владиславович, заметив прикрытые детским одеяльцем банки на спине замполита, торопливо остановил:
        - Лежите-лежите, Алексей Михайлович! Я к вам, так сказать, неофициально прибыл, так что церемониться не будем…
        Подошел к лежавшему мужчине и протянул руку. Варнавин неловко пожал ее и посетовал:
        - Что-то простыл я нынче! Вы уж извините, товарищ генерал-майор…
        Генерал представился:
        - Бредин Евгений Владиславович. Перейду сразу к делу: мне нужны адреса Юрия Лозового и Олега Татарникова. Командир части сказал, что они у вас имеются.
        Замполит позвал:
        - Лида, найди мою записную книжку, там адреса мужиков записаны. Спиши на бумажку.
        Посмотрел на генерала:
        - Что-то случилось?
        Генерал покосился на мальчишек, подвинул табуретку и сел рядышком с больным. Наклонился к самому уху:
        - Марина Степанова во время выполнения задания память потеряла. Ударило ее сильно о камни. Думаем, возможно увидев знакомые лица, она что-то вспомнит. Никто больше знать не должен. Я сказал вам потому, что вы нам ее рекомендовали. Ваша фамилия мне знакома. Марина Ивановна оказалась для нас настоящим открытием. Если бы не этот случай…
        Варнавин простонал:
        - Господи…
        - Тише, полковник, тише…
        Лидия внесла бумажку с адресами и предложила:
        - Товарищ генерал, может, чайку?
        Бредин улыбнулся:
        - Спасибо, нет! Нас в доме Ушаковых так накормили и напоили, до завтра ничего в горло не полезет.
        Женщина обрадовалась:
        - Марина приехала?
        Он отрицательно покачал головой:
        - Не приехала. Осталась в Москве. Вы позднее все узнаете.
        За руку попрощался с Варнавиным:
        - До свидания! Выздоравливайте!
        Попрощался отдельно с Лидией и мальчишками. Вышел на улицу. Из машины доносился хохот Горчакова и восклицания Шергуна. Полковник старательно от чего-то отказывался. Звонкий голос Сашки настаивал. Генерал удивленно заглянул через стекло на полковников, посмотрел на листок с адресом и сел в машину. Солдат-шофер посмотрел на начальника, но тот молчал. Между сиденьями пассажира и шофера лежала черная трубка телефона. Бредин поднял ее, продиктовал адрес ответившему дежурному и приказал:
        - Отправить запрос. Пусть командиры частей откомандируют этих офицеров в Москву немедленно. Сроки пребывания не ограничены. Забронируйте два двухместных номера в нашей гостинице. В одном поставьте дополнительную кровать и предупредите дежурных - будет ребенок. Создайте условия.
        Мужской голос бесстрастно ответил:
        - Есть!
        Генерал положил трубку и обернулся к замолчавшим на время его беседы полковникам и ребенку. Улыбнулся:
        - О чем это вы так громко разговаривали?
        Горчаков и Шергун, как показалось генералу, смущенно переглянулись. Сашка внимательно посмотрел на обоих и со свойственной только детству прямотой ответил:
        - Дядя Олег не женат и детей нет, а у нас в деревне есть тетя Зоя. Мама говорит, что она очень хорошая, только несчастная. Вот я и сказал, чтоб он на ней женился, а они смеяться начали…
        Генерал с трудом сдержал улыбку под его пристальным взглядом. Обернулся к Шергуну, глядя на него блестевшими от усмешки глазами:
        - А что, Олег Маркович, парень дело говорит! Может, взглянем на невесту?
        Полковник хмыкнул:
        - Как-нибудь в другой раз, Евгений Владиславович!
        Генерал еще раз посмотрел на “свата” и отвернулся. Улыбаясь смотрел вперед, невольно прислушиваясь к разговору за спиной. Мальчишка рассказывал о том, как они с дедом наткнулись на огромного ужа:
        - Деда не испугался, поймал его и уж его не укусил. Я тоже дотронулся один раз - холодный и скользкий. Страшно было! Мама не боится совсем: за пазуху их кладет и они спят там. Однажды забыла выбросить и принесла домой, бабушка на печку залезла от страха, когда он на пол выпал. Вообще бабуля храбрая, но змей боится.
        Марина лежала на кровати и смотрела в потолок, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. Перед глазами маячила какая-то рыжая пустыня, колонна на дороге, клубившаяся густая пыль, из-за которой последние машины были не видны и взрывы. Она отчетливо слышала в голове грохот и крики. К остановившейся колонне бежали люди в широких одеждах и стреляли, стреляли. Черное, словно прокопченное над костром лицо, распяленный в крике рот:
        - Алла-а-а!
        И расползающееся кровавое пятно на белой рубахе… Подумала: “Неужели я была там? Как страшно”. Оглядела белые стены, села и нажала на кнопку вызова. Явилась пожилая медсестра:
        - Что вы хотели?
        - Принесите мне газеты, пожалуйста.
        - Доктор не велел. Давайте я вам книжку принесу?
        Степанова твердо произнесла:
        - Нет. Газеты! Иначе я отсюда выйду и сама их возьму!
        Медсестра помчалась к доктору словно молоденькая. Влетела в кабинет без стука, испуганно затараторила:
        - Осип Аврамович, Осип Аврамович, Степанова требует газеты! Грозится выйти из палаты, если не дадим и забрать силой.
        Врач оторвался от медицинской карты, которую заполнял. Подумал и кивнул:
        - Дайте ей газеты. Всю подшивку “Красной звезды”. Посмотрим, что будет…
        В доме Ушаковых, пока военные отсутствовали, происходило настоящее столпотворение. Елена Константиновна собирала вещи на себя, мужа и внука, одновременно наказывая прибежавшим собственной матери и свекрови, что делать в доме. Объясняла, где и что лежит. Те пытались расспрашивать ее о Марине, но женщина развела руками:
        - Мамы, мы и сами еще толком ничего не знаем! Приедем и расскажем.
        Уже не молодым женщинам пришлось смириться с этим ответом, хотя ни та, ни другая не поверили объяснениям Елены. Пока она паковала чемодан и сумку, они приготовили еды “на дорогу”. Здоровенную сумку набили разными деревенскими деликатесами: от сала до банки груздей. Иван Николаевич вспомнил и притащил копченую утку:
        - Марина любит!
        Упаковали и ее. К калитке подъехали две черных “Волги” и все моментально высыпали на крыльцо. Елена Константиновна увела в дом Сашу, чтобы переодеть перед дорогой. Возле машин начали скапливаться деревенские жители. Разглядывали погоны офицеров и перешептывались. Обе бабушки подошли к выбравшемуся из машины генералу и пытались
“выудить” у него правду о внучке, но Бредин, заметив упреждающий жест Ивана Николаевича, произнес:
        - Марина заболела и попросила привезти родителей. Вот и все. Ничего особо страшного я в этом не нахожу… - Сам почувствовал фальшь, прозвучавшую в словах. Чертыхнулся про себя и добавил: - Я же не доктор!
        На крыльцо вышла Елена Константиновна, держа внука за руку. Саша был переодет в чистенький костюмчик и искренне радовался длительной поездке. Он украдкой показал язык своему давнему недругу Гошке Ватеневу. Тот нахмурился и переступил с ноги на ногу. С завистью посмотрел на блестящие машины и отвернулся. Елена Константиновна и Иван Николаевич расцеловались с матерями. Солдаты, по приказу генерала, загрузили вещи в багажники машин. Обе прабабки накинулись на правнука, целуя смуглые щечки и приговаривая:
        - Маму привози домой!
        Иван Николаевич, по приглашению Бредина, сел вместе с генералом и полковником Шергуном в первую машину. Елена Константиновна с внуком и полковником Горчаковым во вторую. Леонид Григорьевич придержал дверцу, усаживая женщину и мальчика на заднее сиденье. Искренне посетовал:
        - Эх, Саша, так и не видел я твоего Гришки!
        Мальчишка вырвался из рук бабушки и крикнул:
        - Гриша!!!
        Из сарая на зов вылетела здоровенная черная птица. Покружилась немного над машинами и уселась на землю рядом с мальчиком. Поглядывая на незнакомцев то одним глазом, то другим, в два прыжка оказалась рядом с малышом. Ворон вытянул шею и хрипло каркнул. Сашка рассмеялся, погладил его по перьям на голове и пригласил Горчакова:
        - Дядя Леня, вы не бойтесь, Гришка смирный! Хотите погладить? Я его подержу…
        Схватил птицу на руки, прижав спиной к груди. Ворон возмущенно каркнул. Завертел головой и задергал большими когтистыми лапами, но не сделал ни одной попытки клюнуть мальчишку. Рука полковника с опаской приблизилась и дотронулась до гладкого пера. Ворон смотрел на него черным глазом, в котором отражались блестящие погоны и от этого внимательного, почти человеческого взгляда, полковнику стало почему-то не по себе… Саша посадил Гришку на землю и попросил прабабушек:
        - Баб Кать, баб Дунь, вы его кормите. Он все ест. Просто выносите на сарай миску и все. Он там живет, не гоняйте. Мне без Гришки скучно будет…
        Машины отъехали. Черная птица взвилась в небо. Тень от ее крыльев несколько раз пробегала по ветровым стеклам и солдаты наклонялись к передней панели, чтобы посмотреть на ворона. Даже генерал не удержался и опустив стекло выглянул наружу. Гришка проводил машины до выезда на основную трассу. Несколько раз каркнув, вернулся в деревню.
        Марина листала газеты. Читала то, что наиболее сильно бросалось в глаза. Повторяла про себя названия:
        - Кандагар, Баглан, Гиндукуш, Кабул…
        Они ей ни о чем не говорили, но она чувствовала нутром, что ее судьба как-то связана с этими словами. Она читала о войне в Афганистане, но это проходило мимо сознания. Так она могла бы читать и о Гражданской и о Великой Отечественной войнах. Ее душа молчала. Степанова отложила подшивку на тумбочку. Подошла к окну, зябко кутаясь в серый больничный халат: отопление в больнице еще не включили, а на улице резко похолодало. На аллее никого не было. Холодный ветер гнал по асфальту грязно-желтые листья. Ярко горели гроздья единственной среди лип и берез рябины. В голове снова произошла вспышка…
        Длинная полоса желтых берез, жесткая стернь убранной ржи, высокий берег и красная рябина. Точно так же летящие листья. Она ощутила во рту горечь рябиновых ягод и поморщилась…
        Вся деревня стояла “на ушах”: за Ушаковыми приехал из Москвы генерал и забрал их с собой. Витек Горев узнал об этом вечером, когда вернулся с поля, где сеял озимые. Сказал ему об этом старший брат. Витек вздрогнул, схватился за голову руками. На лице отразилась такая боль! Он со стоном выскочил на улицу. Родители были заняты хозяйством и ничего не заметили, но Николая поведение брата заинтересовало. Он прекрасно знал, что Витек не испытывает к Марине той страсти, что он. Накинув ватник на плечи, вышел следом. Нашел братишку в гараже. Тот горько плакал, уткнувшись в сиденье мотоцикла. Николай потряс Витька за плечо:
        - Ты чего, Витюха?
        Брат повернул к нему заплаканное лицо:
        - Дай слово, что никому ничего не расскажешь!
        Николай удивленно сказал:
        - Даю…
        - Ранена Маринка, тяжело ранена, раз генерал приехал! Ведь это она меня из плена выдернула и жизнь спасла. Маринка воюет в Афгане почти пять лет. Поисковик по кличке “Искандер”. Наших вытаскивает из плена и пацаненок этот - афганец. И мне бы она не открылась, если бы не ребенок. Подобрала она его в развалинах той крепости, где нас держали. Видел я его. Ясно?
        Николай охнул. Присел на корточки, привалившись спиной к заднему колесу мотоцикла. Выдохнул с укором:
        - Что же ты молчал столько времени? Мне-то мог бы сказать…
        - Слово я ей дал. Не забудь, ты мне тоже слово дал!
        Старший прошептал:
        - Не забуду…
        Майоры Лозовой и Татарников стояли перед командиром части. Полковник с минуту разглядывал обоих, а потом сообщил:
        - Я ничего не понимаю, но мне предписано направить вас в командировку в Москву безо всяких объяснений. Сроки пребывания не оговариваются. Вызывают в разведуправление к генерал-майору Бредину. Вас встретят на вокзале. Я уже распорядился подготовить на обоих командировочные документы. Деньги получите в финчасти.
        Оба переглянулись. Лозовой задал вопрос:
        - Товарищ полковник, когда выезжать?
        - Сегодня. Вас подбросят до станции. Я освобождаю вас от службы. Можете быть свободны. Собирайтесь спокойно.
        Офицеры, переговариваясь, отправились в строевую часть, а затем в бухгалтерию:
        - Олег, ты что-нибудь понимаешь? Я никакого генерал-майора Бредина не знаю.
        - Тоже. Зачем мы понадобились? Может из-за того, что ты в плену был? Но тогда одного бы вызвали…
        Лозовой разозлился:
        - Ладно тебе! В Москве все скажут… Я вот думаю, как Ленке сказать? Мы с ней в эти выходные собирались в Вологду съездить, посмотреть город…
        Саша часа три сидел и глядел на мелькавшие мимо деревни и лес. Устал и растянулся на заднем сиденье, положив голову на колени бабушки. Ровное гудение мотора навевало на ребенка дрему. Он быстро заснул. Горчаков оглянулся:
        - Спит, атаман?
        Женщина улыбнулась и погладила по кудряшкам рукой:
        - Леонид Григорьевич, я еще дома заметила, что Саша вам знаком. Чей он сын?
        Полковник покосился на солдата и попросил:
        - Коля, то, о чем я скажу, ты не должен говорить ни единой живой душе. Понял?
        Шофер кивнул:
        - Можете не беспокоиться, товарищ полковник. Я прекрасно помню, где работаю.
        Горчаков повернулся к женщине и тихо сообщил:
        - По национальности он афганец. Родители оба погибли. Марина забрала его у солдат-десантников, а те нашли в развалинах разбомбленного дома. Меня тогда отправили уговорить ее оставить сироту на родине, но я не выполнил приказ. Сделал с точностью наоборот: помог усыновить и вывезти в Союз. Из-за этого не стал генералом, но ничуть не жалею. И вы, и Марина любите Сашу, в приюте он бы этой любви никогда не узнал. Я сегодня смотрел на его счастливую рожицу и сам был счастлив…
        - Как его зовут по-настоящему? Или этого вы не знаете?
        - Не знаю. День рождения определили приблизительно врачи из советского посольства в Кабуле. Когда у него настоящий день рождения, тоже не известно. Теперь вы знаете о мальчике все. Жалеете, что он не русский?
        Елена Константиновна покачала головой и светло улыбнулась:
        - Нет. Я за это время прикипела к нему душой. Он на бумаге сын дочери, но на самом деле он мой сын. Понимаете? Я чувствую, когда он собирается повернуться во сне. Я знаю каждую родинку на его тельце. Я довольно спокойно отнеслась к вашему приезду и сведениям о дочери, хотя в другое время наверняка заплакала бы и закричала. Материнское сердце вещун. Все эти годы я чуяла - что-то не так, но даже в самом страшном сне мне не могло присниться то, чем занимается моя дочь. Знаете, это великое счастье, если в семье двое или трое детей. Раньше не понимала. Если один из детей далеко, второй остается опорой. Для меня опорой стал вот этот человечек. Мы с мужем уже не мыслим себя без Сашки! Он наш! Он стал родным…
        - В деревне как к нему относятся?
        - Сейчас привыкли и внимания не обращают, а первое время каждый норовил заглянуть в его глазенки и спросить: он случайно не цыган? Вот в садике ему тяжело: дети жестоки. Мы забрали и теперь сидим с ним дома. Ваня учит его драться, чтобы мог постоять за себя. Я не возражаю. Он и Маринку когда-то, как мальчика воспитывал. Сильная выросла…
        Ребенок спал, чуть посапывая. Взрослые тоже прекратили разговор…
        Майор Силаев лежал в палатке на постели, пытаясь заснуть. Но сон не шел. Он лежал и курил одну сигарету за другой. Думал о Марине, вспоминал жену и чертыхался про себя. Товарищи давно спали, а он продолжал ворочаться. Душа словно разделилась на две половинки: одна кричала - возвращайся к Ларисе, она ждет, а другая плакала - что же ты наделал, парень, ведь ты любишь Марину. Он ворочался до полуночи. Усталость все же взяла свое и Костя заснул. Но и во сне видел перед собой золотистые волосы и зеленые глаза…
        Машина прибыли в Москву поздно ночью. Номер для семьи Ушаковых был подготовлен. Генерал посетовал:
        - Жалко, столовая уже закрыта и пообедать негде. Хотите, я вас в ресторан свожу?
        Муж и жена отказались:
        - Да что вы, Евгений Владиславович, мы же с собой всего набрали! Голодными не останемся. Можем и вас накормить…
        Он отказался. Солдат понес наверх вещи Ушаковых. Генерал провел их на третий этаж, пожелал:
        - Спокойной ночи! Завтра в десять утра я к вам заеду.
        Потрепал по голове Сашку и ушел вместе с шофером. Иван Николаевич отпер гостиничный номер. Пропустил жену с внуком, зашел сам с чемоданом и сумкой с продуктами. Вторую сумку с одеждой для внука несла жена. Огляделись вокруг и принялись обустраиваться. Елена Константиновна сразу разложила по полкам пустого шкафа привезенную с собой одежду. Муж и внук в это время распаковывали сумку с продуктами. Выкладывая на стол все, что надо было съесть в первую очередь. Затем отправились умываться. Больше всего ребенка поразила ванная. Вместо простого умывания Саша долго плескался под присмотром деда. Выгнала его оттуда бабушка. Она заглянула, удивленная долгим отсутствием “мужиков” и укоризненно сказала:
        - Я вас жду ужинать, а они вон что - плавают! А ну-ка, марш из ванной!
        Несмотря на сопротивление внука, обтерла смуглое тельце полотенцем и вытащив из ванной, понесла в комнату.
        Генерал, как и обещал, заехал утром. Ушаковы уже ждали его в холле. Черная “Волга” сразу отъехала от гостиницы. По дороге сообщил, что полковник Горчаков уехал встречать на вокзал майоров Татарникова и Лозового. Сашка сидел на руках у бабушки и крутил головой во все стороны и говорил не умолкая ни на секунду. Высокие дома восхитили его. Он хотел что-то сказать, открыл рот, да так и замер. Бредин обернулся:
        - Что это ты замолчал? - Мальчишка ткнул пальцем в сторону тротуара. Генерал проследил за его взглядом и увидел высокого чернокожего парня: - Вот тебя что заинтересовало! Он с Африки приехал, потому и черный.
        Ребенок разглядывал негра все время, что машина стояла перед светофором. И даже когда тронулись, он встал на коленки на заднем сиденье и продолжал смотреть. К удивлению генерала, несколько раз перекрестил стекло. Затем выдал:
        - Баба Катя говорит, что черными только черти бывают. Он черт, да?
        Солдат за рулем фыркнул, а генерал откровенно рассмеялся:
        - Не знаю! Надо будет поинтересоваться их происхождением…
        Марина стояла у окна, скрестив забинтованные руки на груди. Серый, больничный халат почти до пола длиной, прикрывал повязки на ногах и натягивался на ее плечах при каждом движении. Она пыталась хоть что-то вспомнить, но сегодня в голове никаких видений не появлялось. Зато в виски словно гвозди забивали и страшно болел затылок. В дверь постучали и женщина обернулась. Устало промолвила:
        - Входите…
        Сашка с другой стороны двери услышав голос матери, опередил взрослых и распахнув дверь, кинулся с криком в палату:
        - Мама-а-а!
        Никто не успел опомниться, а он уже висел на шее наклонившейся удивленной Маринки. Степанова невольно прижала к себе мальчика, разглядывая его и не узнавая. Сашка целовал ее щеки и кричал не переставая:
        - Мамуля! Я так соскучился. Почему ты так долго не приезжала?
        В голове словно вспышка пронеслась: маленький мальчик в валенках и шубке, подпоясанный солдатским ремнем, бегущий ей навстречу между огромными снежными сугробами по сторонам тропы. Вот он падает, стоя на четвереньках поднимает облепленное снегом смуглое лицо и смеется… Степанова немного отстранила ребенка от себя, разглядывая личико и вдруг притиснула к себе:
        - Саша! Сыночек мой! Сашенька!
        Она плакала и целовала его рожицу. Не обращала никакого внимания на стоявших у дверей людей. Потом подняла голову. Родителей она не узнала, поздоровалась словно с чужими. Зато Бредина, который пару раз заезжал к ней, узнала и поблагодарила:
        - Спасибо, что привезли сына, товарищ генерал! Я вспомнила его. Эти люди приглядывали за Сашей?
        Она подошла к родителям, продолжая держать Сашу на руках. В ее глазах ничего не отразилось. Внимательно наблюдавший врач вздохнул. Она посмотрела на мать и отца, вновь поцеловала сына и поблагодарила:
        - Спасибо вам большое. Теперь я сама справлюсь. Мне уже лучше.
        Елена Константиновна все это время с ужасом смотрела в ее пустые глаза. После слов дочери прижала руки к груди и заплакала:
        - Марина, я твоя мать! Ты не узнаешь меня и отца? Господи, да как же это?..
        Степанова удивленно посмотрела на нее, затем на генерала и спросила:
        - Евгений Владиславович, это правда?
        Бредин тяжело вздохнул и кивнул:
        - Правда, Марина. Я надеялся, что увидев свою семью, ты все вспомнишь…
        Женщина отрицательно покачала головой:
        - Я ничего не помню. Хотя… - Она подошла вплотную к Ивану Николаевичу и принялась разглядывать его. Отец не отводил глаз от дочери, но не произнес ни слова. Марина сказала: - Маленькая девочка с белыми бантами. Старая яблоня и румяное яблоко в гуще листвы. Рядом вы, только моложе. Я помню это, но кто вы, я не помню…
        Иван Николаевич неожиданно взял ее за руку и что-то вложил в ладонь. Степанова разжала пальцы: на ладони лежала старая гильза от ружья, а на ней нацарапано детской рукой - “зайцу будет крышка, в лес пошла Маришка”. Маринка с минуту разглядывала эту надпись. Продолжая держать сына на руках, отошла к окну, зажав гильзу в руке. Долго стояла отвернувшись от всех. Потом повернулась и сказала:
        - Что-то смутно вспоминаю. Оскаленная волчья пасть на снегу, а дальше ничего не получается… - Посмотрела на доктора: - Почему я не могу вспомнить? Ведь Сашу я вспомнила. Это пройдет?
        Осип Аврамович потер по привычке руки:
        - Надеюсь, что да. Самое главное, не отталкивайте родителей от себя, хоть вы и не помните их. Возможно то, что они начнут вам рассказывать всколыхнет память.
        Сашка на ее руках все это время сидел молча. Разглядывал напряженное лицо матери, а потом обнял ее за шею и сказал:
        - Мам, даже если ты никого не помнишь, я тебя все равно люблю. И бабушку с дедушкой тоже люблю.
        Молодая женщина заплакала, прижав к себе тельце сына еще крепче. В дверь заглянула медсестра и врач вышел из палаты. Снаружи вскоре раздались оживленные голоса. Затем мужской голос гаркнул:
        - А я вам говорю, что пройду к ней!..
        Дверь распахнулась и в палату ворвался Олег Татарников. На его плечах висели медсестра и врач. Китель сполз почти до половины, открывая взору полосатую тельняшку. Не обратив никакого внимания на генерала, он стряхнул медиков у двери и кинулся к ней:
        - Маринка! Любимая! Да что этот чертов врач тут глупости городит, будто ты память потеряла? У тебя же только руки забинтованы… - Схватил Степанову в объятия и закружил вокруг кровати вместе с Сашкой: - Наконец-то я тебя вижу! Этот так называемый друг даже не сообщил тогда, что к тебе ездил! Вот сволочь! Я только что узнал! В отместку лифты угнал, они пешком поднимаются…
        Женщина растерянно рассмеялась, глядя на оживленное лицо сверху вниз и спросила:
        - Ты кто?
        От такого вопроса Татарников резко остановился. Поставил ее на пол и заглядывая в глаза, ошеломленно спросил:
        - Ты меня не узнаешь?!? Записку помнишь “Я всегда буду ждать тебя”? Это же я писал!
        Перед глазами нестерпимо сверкнуло. Череп словно острой иглой пронзило. Вздыбился пол, чернея на глазах. Она начала заваливаться, роняя ребенка. Майор успел подхватить обоих. На помощь подоспели генерал и Иван Николаевич. Генерал забрал перепуганного Сашку и отдал его плачущей Елене Николаевне. Татарников, с помощью Ушакова, подхватил Марину на руки и осторожно уложил на кровать. Женщина словно бы спала. Лицо побледнело так, что видна была синенькая жилка на правом виске. Олег встал рядом, держа Степанову за руку. Врач начал торопливо выталкивать всех из палаты. Собирался нажать на кнопку вызова медсестер, но женщина открыла глаза, повернула голову и четко сказала:
        - Олег! Записка вшита в мой брючный ремень…
        Она смотрела осмысленно и явно знала, с кем говорит. Он бросился к ней:
        - Маринка! Я же говорил, что ты в порядке! И все временно, а полковник не верил!
        Она заметила родителей, застывших у двери и прошептала:
        - Мама, папа, Сашенька… Как вы здесь оказались?
        Елена Константиновна и Иван Николаевич подошли к кровати. В дверь заглянули запоздавшие Юрий Лозовой и полковник Горчаков:
        - Что тут происходит? Мы крики с лестницы услышали. Майор Татарников угнал оба лифта наверх, вот и поднимались пешком, чтоб не ждать.
        Марина с помощью врача и медсестры села на кровати. Потерла виски:
        - Голова болит…
        Доктор с надеждой спросил:
        - Вы вспомнили?
        Она кивнула. Доктор задал вопрос, указав на Лозового:
        - Кто это? Его имя здесь никто не называл.
        - Друг моего мужа, Юрий Лозовой.
        Врач поглядел на Горчакова и тот кивнул, подтверждая слова женщины. Врач и медсестра вышли из палаты, решив дать военным поговорить с пациенткой. К тому же их ждали другие больные. Марина смотрела на генерала:
        - Значит, вы все рассказали моим…
        Бредин вздохнул:
        - Выхода не было, Марина. Ты вот-вот могла в госпитале боевые действия начать по поискам сына. С твоими способностями это могло привести к жертвам.
        Степанова повернулась к родителям и виновато потупилась:
        - Мам, пап, простите меня! Не хотела я вам говорить…
        Елена Константиновна молчала, прижав к себе внука и глядя дочери в лицо. Иван Николаевич спросил:
        - Надеюсь, теперь ты навоевалась?
        Дочь склонила голову, раздумывая над вопросом. Отрицательно покачала головой:
        - Нет. Слишком много наших ребят все еще у них… Я нужна в Афганистане. Я поисковик и меня тренировали для этого.
        В палате установилась мертвая тишина. Люди стояли не шелохнувшись. Отец тихо спросил:
        - Если убьют? Как же сын?
        - Вы молодые у меня. Сашку воспитаете. Он вам меня заменит.
        Слова прозвучали спокойно и обыденно. Словно речь шла не о игре со смертью, а о прогулке по парку. Маленький Сашка переводил взгляд с лица на лицо. Он не понимал о чем говорят взрослые, но чувствовал их тревогу. Беспокойство коснулось и его маленького сердечка, но он не заплакал, продолжая молча смотреть на мать и остальных. Татарников подошел вплотную и встряхнул Марину за плечи:
        - Ты уже немало сделала! Почему ты рвешься на эту ненужную тебе войну?
        Степанова поглядела майору в глаза и сняла его руки со своих плеч. Вздохнула:
        - У каждого свой путь. Я эту войну пройду до конца. Я хочу доказать себе, что Саша погиб не зря. В последний год я в этом разуверилась… - Маринка опустила голову на мгновение. Резко подняла лицо и с вызовом сказала генералу: - Да, Евгений Владиславович, в последнее время мне все больше кажется, что война затеяна зря и Афган не нужен! Но я останусь, хотя бы ради того, чтоб кому-то помочь! Чтобы чьи-то родители обняли свое дитя.
        Бредин вздохнул и положив ей руку на плечо, оглянулся на полковника:
        - Быть может, Марина, ты и права. При нас ты можешь так говорить, но при других я бы тебе советовал воздерживаться от подобных высказываний.
        Она положила маленькую ладошку на его руку и слегка пожала:
        - Я знаю… - Улыбнулась и протянула руки к Саше: - Иди ко мне, мой хороший! Мама тебя любит!
        Мальчик дернулся к ней из рук бабушки и обвил ручонками за шею:
        - Мамочка! Дядя Женя нас на своей машине привез. Так здорово! Дядя Леня мне машинку подарил. Я спасибо сказал! Дядя Олег почему-то не захотел жениться на тете Зое…
        Все расхохотались от последней фразы. Маринка удивленно смотрела на смеющееся лицо генерала:
        - В чем дело, Евгений Владиславович?
        Бредин рассмеялся еще веселее. Ответил Горчаков:
        - Саша попытку сделал женить “вечного холостяка” Шергуна у вас в деревне на одной твоей знакомой…
        Степанова улыбнулась и поцеловала сынишку в черные кудри.
        В этот день долго разговаривать им не разрешил врач. Выпроводил всех посетителей из палаты. Провел тщательный осмотр и обследование пациентки. Засуетившиеся медсестры тут же взяли многочисленные анализы и сделали снимок мозга.
        Вечером, “подкупив” дежурную медсестру коробкой конфет, к Марине проник Олег Татарников. Женщина сидела на стуле у окна в темной палате. Свет включать ей не хотелось. Смотрела на струи дождя, катившиеся по стеклу и подсвеченные светом фонаря снизу. Она не слышала, как открылась дверь, полностью углубившись в собственные мысли. Олег замер у двери, глядя на узкие плечи и отросшие ниже лопаток светлые волосы. Степанова сидела в профиль к нему. На лице, даже в темноте это было видно, застыла печаль. Он тихо позвал:
        - Марина…
        Женщина вздрогнула и резко обернулась. Сразу же встала: в сумраке она не видела, кто ее позвал. Но голос напомнил ей Силаева. Вырвалось невольно:
        - Костя?.. - Татарников вздрогнул от неожиданности и включил свет. Она немного смутилась: - Это ты, Олег… Извини, не узнала.
        Он ревниво спросил и сам испугался своего вопроса:
        - Кто такой этот “Костя”?
        Марина отвернулась к окну, чтобы не выдать той бури чувств, что испытала только что, просто произнеся имя майора. Подавив вздох, ответила:
        - Познакомились в Афгане…
        Татарников шестым чувством понял, что продолжать допрос не стоит и замолчал. Подошел к ней. Попытался обнять за плечи, но она легко выскользнула из его рук. Отошла к тумбочке и остановилась там, привалившись к ней и глядя в пол. Он остался стоять у окна, не сводя с нее глаз:
        - Марина, я хотел сказать, что по-прежнему люблю тебя. Ничего не изменилось. Это Лозовой тебя предал и женился, а я до сих пор один. Юрка плел что-то, якобы ты не выйдешь за нас замуж, чтоб не напоминать себе о муже. Но ведь я не Саша. Выходи за меня замуж. Можешь продолжать воевать, если хочешь, только я должен знать, что ты моя и вернешься ко мне после задания.
        Женщина вздохнула. Подняла голову и со вздохом сказала:
        - Юрий сказал тебе правду и он молодец, что женился. Он не предавал меня, Лозовой все понял правильно. А вот ты… Ты, действительно, не Саша и никогда не сможешь заменить мужа. Ты не хочешь ничего понимать. Я не выйду за тебя, Олег. Прости.
        Он шагнул к ней. Схватил за плечи. Севшим от волнения голосом, прохрипел:
        - Маринка, я люблю тебя!!! Ты одна нужна мне!
        Она спокойно глядела ему в глаза, не сделав ни одной попытки вырваться:
        - Но я нет. Ты мой друг и все.
        Олег потерял голову и попытался поцеловать ее. Его сильные руки крепко притиснули женщину к груди. Степанова провела прием автоматически, хотя не дала мужчине сильно удариться о пол, слегка придержав. Он, как бывший десантник, отметил этот автоматизм уже в полете, не в силах ничего изменить и застопорить падение. Глядя ему в лицо, Марина тихо сказала:
        - Не надо так делать, Олег! Я другая…
        Он вскочил, с отчаянием взглянул на нее еще раз и выскочил из палаты. Схватив шинель с кушетки в коридоре, он бегом пронесся по лестнице и выскочил на улицу. Пока шел к выходу с территории больницы, застегнулся.
        Добравшись до гостиницы, собрал чемодан и уехал на вокзал. Он ни слова не сказал спокойно спавшему в комнате гостиницы Лозовому. Ближайшим поездом вернулся в часть, забыв отметить в документе день убытия из Москвы.
        Уже на следующий день он написал рапорт с просьбой направить его в Афганистан в десантный полк. Это были его родные войска. Из-за травмы, случившейся несколько лет назад во время прыжка, его перевели служить в войска связи и вот теперь он требовал восстановления. Несколько раз получил отказ, но продолжал настаивать. Через месяц, связавшись со своим бывшим командиром Меркуловым, он улетел в Ташкент, попрощавшись с Лозовым и попросив Юрия ничего не сообщать об этом Маринке…
        Книга вторая
        Глава 1
        Через неделю Марину выписали из госпиталя. Бинты с рук и ног сняли. Об ожогах напоминала только розовая кожа, да рубцы. Память полностью вернулась к ней. Генерал дал отпуск на месяц. Степанова вместе с родителями и сыном уехала в деревню.
        За пару дней до этого Иван Николаевич обратился к полковнику Горчакову с интересной просьбой. По разрешению генерал-майора Бредина, Марина впервые надела на себя форму со всеми наградами за Афганистан и сфотографировалась с родителями и сыном. На ее плечах красовались лычки сержанта. Но ехать в форме домой женщина отказалась наотрез, хотя родители уговаривали, да и начальство не сильно возражало.
        Вместе с полковником Иван Николаевич еще раз попытался отговорить дочь от возвращения в Афганистан и найти работу “поспокойнее”. Горчакову молодая женщина нравилась и он присоединился к уговорам. Елизавета Корнеевна умерла и он был свободен, хотя не решался сказать о чувствах, считая себя старым. Он прекрасно понимал, что если со Степановой что-то случится, ему будет больно и до конца жизни он не сможет простить себе, что отправил женщину в пекло. Марина отказалась наотрез, а когда через день родители вновь начали настаивать, вспылила:
        - Не прекратите давить на меня, сегодня рапорт напишу об отправке!
        Отец и мать испугались и смирились с ее решением.
        Первым к Ушаковым забежал Витек Горев. Женщина узнала его по размашистым шагам на крыльце. Походка ничуть не изменилась. Парень ворвался в кухню вихрем. Схватил стоявшую у дивана Маринку в охапку и притиснул к себе. Прошептал на ухо:
        - Живая… Я так рад!
        Она усмехнулась и чмокнула приятеля в щеку:
        - Можешь говорить вслух. Они знают.
        - Я теперь могу сказать своим правду?
        - Если хочешь…
        Вечером в дом к Ушаковым вошли родители Витьки. Оба были принаряжены и это бросилось Маринкиным родителям в глаза - праздника в деревне в тот день не было. Семейство как раз ужинало. Иван Николаевич пригласил:
        - Как раз вовремя! Давайте к столу!
        Алексей Гаврилович отказался:
        - Спасибо. Только что из-за стола. Ешьте спокойно. Подождем!
        Чинно уселись на диване. Маринка за пару минут справилась с едой и встала из-за стола. Настороженно спросила:
        - Чего такое случилось, дядя Леша?
        - К нам пошли. Вся наша родовая в доме собралась. Стол собрали. Услышать хотим, как ты Витьку из плена вытащила.
        Родители за столом застыли. Елена Николаевна медленно положила ложку:
        - Как это, “Витьку вытащила”?.. Откуда?
        - Сын только сегодня рассказал, что под маской “Искандера” Маринка ваша скрывалась. И если б не она, не увидели бы мы сына никогда…
        Мария Александровна Горева подхватила:
        - Пойдем, пойдем, Марина! Отказываться не по-соседски. Все пошли. Мы же теперь вроде родственников стали. Иван, Лена, собирайтесь! Сашеньку наряжайте…
        Даже ссылки на усталость после дороги не помогли. Горевы настаивали и пришлось уступить. Иван Николаевич, втайне ото всех, прихватил с собой сделанную в Москве фотографию. Его, как отца, распирала гордость за дочь, хоть он и переживал за нее.
        В доме Горевых собрались все их родственники. Огромный стол был полностью заставлен закусками. Никто ни к чему не притрагивался, все ждали Ушаковых. Николай внимательно посмотрел на Степанову, но женщина ничуть не обеспокоилась. После всего, что с ней было, она уже ничего не боялась. Маринку протащили в “красный” угол и усадили под иконами, попросив рассказать подробности. В доме наступила тишина.
        Степановой пришлось вспомнить ту далекую операцию. Кое о чем умолчав и многое смягчив, рассказала об освобождении попавших в плен советских военнослужащих. Перед глазами проносились картины того далекого боя. Тетя Маруся тихо плакала во время ее рассказа, то и дело стирая слезы со щек фартуком. Часто прижималась к сидевшему рядом сумрачному Витьке и гладила его по плечу. Алексей Гаврилович украдкой вздыхал и подозрительно отворачивался. Марина закончила рассказ и замолчала. За столом ощутимо висела тишина. И никто не решался ее нарушить…
        Инициативу перехватил Иван Николаевич, решив немного встряхнуть соседей. Он оглядел всех. Понял, что время настало. Вытащил из кармана фото и с гордостью произнес:
        - Вот, смотрите, сельчане, какие Маринка наша награды имеет… Одни боевые! Куда там Тольке Белову с его танком…
        Степанова укоризненно взглянула на отца, но тот не видел. Фотография пошла по кругу. Люди ахали и охали, глядя на форму, ордена и медали на груди. К ней неожиданно подошел Николай Горев. Тихо сказал:
        - Марин, выйдем? Поговорить надо. Ты не бойся, я приставать с глупостями не стану…
        Она кивнула и начала выбираться из-за стола. Народ, занятый фотографией, их ухода не заметил. Накинула на плечи куртку: на улице дул холодный пронизывающий ветер. Он вышел в одной рубашке. Остановились на крыльце. Николай закурил, присев на ступеньку возле ее ног. Марина прислонилась спиной к дощатой стенке терраски. Опустив вихрастую голову, парень вздохнул:
        - За братуху спасибо, а меня прости и зла не держи. Больше, клянусь, не повторится! Ты теперь для меня, как сестренка стала. Мать полдня сегодня ревела да молилась. Посоветоваться хочу, да вот не знаю, как начать…
        Женщина усмехнулась. Посмотрела на его склоненную голову в которой проглядывала ранняя седина:
        - Ох, Колюня, вроде взрослый мужик, а все колеблешься! Говори, как есть, пойму! Я же теперь тоже не сопливая девчонка.
        - Уехать я хочу из деревни. Пробовал завербоваться на север, не получилось. Как только узнали, что сидел, так и от ворот поворот получил. Может, ты поможешь? Поговори там со своими начальниками. Я и в Афган пойду, как ты, искать наших. Только бы не здесь!
        Марина вся подобралась:
        - Что случилось?
        - Не знаю, как объяснить… Вроде бы не тычут в спину пальцами, а чую, вся деревня настороженно относится. Между собой “тюремщиком” кличут. Пробовал к бабенке одной пристать, жениться, а она как черт от ладана шарахнулась. А ведь я мужик, годы-то идут!
        Степанова кивнула и, как когда-то, шлепнула его по запястью:
        - Попробую помочь. Обещаю! Как только вернусь в Москву, так и поговорю с генералом…
        На крыльцо выскочил Витька:
        - А вот вы где! Все хватились, куда Маринка исчезла? - Настороженно покосился на брата: - Что тут у вас?
        Николай буркнул:
        - Ничего. Просто говорили…
        Длинные смуглые пальцы над клавиатурой слегка помедлили, а затем, короткой очередью, на экране появилось:
        - Открыть центры вербовки наемников по всему миру! Русские должны убраться из Афганистана!
        Усама бен Ладен отправил сообщение всем своим агентам. Настроение араба было здорово подпорчено сообщением об уничтожении секретной базы в горах Афганистана. Какой-то русский “Искандер” за один день принес ему огромные убытки. Снова требовалось что-то придумывать и сооружать.
        Бой клокотал яростно. Духи били реактивными снарядами, из минометов и безоткатных орудий. Напролом не лезли, действовали осмотрительно. Сказывалась выучка пакистанских инструкторов. Прячась за скалами, скрытно подбирались все ближе, обкладывая засевшую на перевале группу со всех сторон.
        Силаев сумел создать линию обороны и теперь напряженно следил за боем. Командир полуроты десантников, молодой подтянутый старший лейтенант, был ранен на первых минутах боя и сейчас лежал без сознания в укрытии за камнями. В самом начале нападения духов майор приказал радисту вызывать для подкрепления вертолеты и теперь с надеждой поглядывал на небо, затянутое тучами. Вертолеты пообещали прислать еще час назад, но их все не было и не было, а потерь в роте становилось все больше. В душманских рядах находился опытный снайпер. Бил прицельно, с короткого расстояния, а два снайпера-десантника все никак не могли его прихлопнуть. Он вдруг вспомнил Марину и улара на ее поясе. Вздохнул, отгоняя эту мысль в сторону и оглядел занятые позиции еще раз.
        С левой стороны бой велся не так интенсивно, как в других местах. Офицер понял, что это затишье перед бурей. С ужасом увидел, как бандиты, приободряя себя криками, поднялись в атаку и бросились именно туда. Все это время молчавший пулемет гвардии сержанта Кулиева заговорил. Рядом застывшие за камнями солдаты поддержали сержанта плотным огнем. Духи поняли, что прорваться в этом месте не удастся и отступили. Бросая убитых и раненых, скрылись в укрытиях. Майор крикнул:
        - Минометы, к бою!
        Минометчики давно ждали этого приказа. Силаев долго выжидал удобного момента для решительного удара и притуплял бдительность бандитов молчанием минометной батареи. Теперь этот миг наступил. Со свистом и шипением вверх взмыло сразу пять мин. Две безоткатки были накрыты ими с первого удара. Расчет минометной батареи давно уже вычислил их местонахождение и только ждал сигнала. Огонь духов резко ослаб. В бинокль Костя видел, как они забегали, а затем начали подтягиваться все в одно место, явно готовясь к решающей атаке. Крикнул:
        - Приготовиться!
        Душманские минометы замолчали и бородатые с дикими криками бросились вперед по центру, надеясь смять немногочисленный пост. Встречный бешеный огонь изо всех видов оружия ничуть не убавил им прыти. Многие из них шли в атаку обкуренными и им в эти минуты был не ведом страх. В двух местах бандитам удалось добежать до десантников. Началась рукопашная. Рубились ножами и саперными лопатками, били прикладами и рукоятками пистолетов, в ход шли даже камни. Крики и стоны, визг и звон, редкие выстрелы и глухие удары - все смешалось в жуткую какофонию.
        Душманы не выдержали рукопашной и откатились. В центре им тоже не удалось прорваться к позициям из-за шквального огня двух пулеметов. Это Кулиев постарался и увидев, что центр вот-вот сомнут, перебежал туда, присоединившись к рядовому Садченко, залегшему у второго пулемета. Уже в конце боя в горло сержанта попала пуля. Кровь била фонтаном между пальцев, текла по подбородку, впитываясь в куртку и тельняшку. Садченко пытался забинтовать рану друга, но ничего не помогло. Прошла всего минута. Кулиев дернулся в последний раз и затих, приникнув щекой к пулемету.
        За время этой атаки из миномета удалось накрыть последнюю безоткатку. Силаев торопливо пробежал по позициям. Он остался вообще единственным командиром и для минометчиков и для десантников. Два сержанта, командиры взводов, выбыли из боя: один был убит, а второй сейчас лежал без сознания вместе с другими парнями. Чем-то острым у него было рассечено плечо и почти отрублена кисть руки. Костя обходил позиции, с болью смотрел на раненых и убитых солдат, часто глядя на серое небо. Он тоже выглядел не лучшим образом.
        Около десятка духов пытались прорваться к его минометам и пришлось драться. Куртка была грязна и изорвана, из дыр виднелась нижняя голубая рубаха. Губы опухли и кровоточили, глаз заплыл, приклад автомата был в крови и саднили костяшки пальцев. Десантники торопливо перевязывали товарищей и оттаскивали их в укрытие за камнями. Майор упал за бруствер, так как душманы снова открыли огонь. Один из парней уже лежавших там, со вздохом сказал товарищу:
        - Жаль, Искандер погиб! Будь он здесь духи откатились бы давно. Перебил бы из винтовочки всю обслугу и все. Лучшего снайпера, говорят, не было.
        Майор резко обернулся и схватил парня за плечо. Встряхнул и воскликнул:
        - Что ты сказал?! Когда погиб?
        Десантник вздохнул:
        - Вообще-то Искандер женщиной оказался. В пещерах погибла месяца полтора назад. Говорят, много народу спасла, а сама подорвалась. Вы разве не слыхали, товарищ майор?
        Он встал не обращая внимания на выстрелы и шатаясь отошел от парня. С трудом пересилил себя, заставив думать о настоящем. Душманы внизу готовились к очередной к атаке. Ярость и боль в сердце все же прорвались наружу. Силаев рявкнул:
        - А ну-ка, парни, попробуйте накрыть их из минометов, пока не опомнились! Скучковались, суки, словно змеи в клубок!
        Артиллеристы старательно рассчитали цель. Пять мин ударили точно в центр начавших группироваться бандитов и произвели колоссальное опустошение в их рядах. Столб камней и пыли взмыл вверх на добрых двадцать метров. Уцелевшие духи начали с криками разбегаться во все стороны. По позициям десантников ударил душманский миномет.
        Костя как раз собирался прикурить. Трясущимися руками поднес спичку к сигарете. Взрыв раздался совсем близко. Взрывной волной офицера приподняло над землей и швырнуло спиной на камни. От крупного осколка в сердце спасла поднятая ко рту со спичкой рука. Он впился в предплечье, на уровне сердца, разрывая сухожилия и ломая кость, почти перебив руку. Еще несколько осколков вонзилось в грудь и живот. Один оставил глубокую борозду на виске, когда мужчина уже падал. Затылком ударился в острый обломок, получив еще одно ранение. Едва пыль улеглась к лежавшему без движения офицеру кинулось несколько солдат. Быстро перевязали и унесли в укрытие.
        Подоспевшие вертолеты рассеяли остатки бандформирования. Один с трудом приземлился на вершине. Летчик совершил невозможное, приткнувшись шасси на небольшой выступ у самого края пропасти. За пару минут в него погрузили всех раненых, в том числе и майора Силаева. Убитые остались на вершине. Опытный вертолетчик совершил практически невозможное. Площадка была маловата. Хоть и маленький разбег у вертолета, но он нужен. Вертолет не мог идти вверх. Пилот бросил его вниз, в пропасть и только за счет падения снова набрал скорость и подъемную силу. Остальные два вертолета не рискнули последовать примеру командира и лишь прикрывали его маневры.
        Несколько раненых, бывших в сознании, испытали настоящий шок, когда вертолет рухнул вниз и радостно вскрикнули, когда машина начала подниматься вверх и в иллюминаторах вновь показалось небо, а не серо-черные склоны ущелья.
        Силаев провел в госпиталях два месяца. Ранение оказалось тяжелейшим. Были пробиты легкие, задета печень, изрешечены руки, обожгло лицо, серьезная травма черепа. Сначала две недели в бессознательном состоянии провалялся в Кабуле. Затем самолетом переправили в Ташкент. Он так и не пришел в себя за все это время.
        Жена приехала в Ташкентский госпиталь на третий день. Ей сообщили о ранении мужа врачи, отправив телеграмму и уже не надеясь на благополучный исход. Главврач специально отправил за ней в аэропорт “Тузель” служебную “Волгу”. Провел в палату, заранее предупредив сестер, чтобы приготовили сердечные капли. Но ничего не последовало. Она не пролила ни единой слезинки. Полковника медицинской службы удивило, с каким спокойствием молодая женщина отнеслась к виду раненого мужа. Он отнес такое поведение к шоковому состоянию. Оставил Силаеву одну, шепнув сестрам:
        - Заглядывайте почаще! По-моему, у нее потрясение…
        Опытный врач впервые ошибся: посидев пятнадцать минут возле мужа, внимательно разглядев его бледное перевязанное лицо, забинтованные руки и грудь, Лариса встала и спокойно ушла. Изумленные медсестры галопом кинулись к доктору. Тот пожал плечами, не зная, что сказать: такое в его практике было впервые. Обычно, даже бывшие жены, прибыв в госпиталь, заходились в плаче, обнаружив когда-то любимых мужчин в беспомощном состоянии. На его глазах не один раз было и так, что давно разведенные супруги вновь сходились. Несчастье сближало их крепче, чем было в мирной жизни. Этот случай не входил ни в какие рамки. После ухода медсестер военврач задумался…
        Костя очнулся и увидел Ларису рядом. Она, чуть покусывая губы, сидела на стуле у кровати и смотрела на него. На красивом лице следов от слез не было, как у большинства тех, кто приезжал к раненым. Он уже был однажды в госпитале и знал об этом. Женщина слегка улыбнулась. Дотронулась до щеки мужа ладонью:
        - Наконец-то ты в себя пришел! Я уже три дня здесь. Послезавтра улечу назад, в Рязань. Работа ждет. Деньги я получила. Уже квартирку нам присмотрела. Выздоровеешь, вместе посмотрим. Но на обстановку денег не хватит.
        Жена говорила так, словно он не был совсем недавно в шаге от смерти, а простыл во время прогулки. В душе что-то оборвалось. Он смотрел на холеное красивое лицо Ларисы, на крашеные белые волосы, собранные в затейливую прическу и хотел только одного, чтобы она ушла. Прошептал:
        - Ты давно сидишь? Если устала, можешь идти.
        Она кивнула:
        - Сейчас пойду. Хотела сегодня в музей Востока заглянуть, раз уж в Ташкент попала. Вчера по базару прошлась. Фрукты дешевле, чем у нас.
        Встала. Наклонилась и осторожно поцеловала его в щеку. Кокетливо улыбнулась и слегка помахала пальчиками:
        - Я пошла!
        Она не спросила, как он себя чувствует, не поинтересовалась - хочет он чего или нет. Костя не хотел просить, надеясь, что она заметит. Но Лариса встала и ушла, словно была посторонней. Он поморщился. Когда дверь за женой закрылась, он с трудом дотянулся до кнопки на стене перебинтованной рукой. Когда вошла медсестра, попросил:
        - Пить!
        Чужая женщина бережно приподняла его голову и прислонила стакан с холодным чаем к пересохшим губам мужчины. После он долго лежал и смотрел в потолок, вспоминая слова десантника на перевале о смерти Искандера. Вновь и вновь вспоминал глаза и губы Марины. По щекам катились слезы, но он не замечал, а сказать было некому, так как Силаев находился в палате один.
        Через трое суток его перевели в общую палату. Лариса этого уже не видела. Она вернулась в Рязань, хотя главврач госпиталя просил остаться. Накануне у них состоялся неприятный разговор. Полковник встретил ее в коридоре, когда она шла к мужу. Попросил женщину зайти после посещения. Зашел в пару палат, чтобы осмотреть прооперированных накануне раненых. Едва успел вернуться в кабинет, как раздался стук в дверь. Лариса заглянула в комнату и со спокойной улыбкой спросила:
        - Разрешите?
        Полковник указал жестом на диван, удивляясь быстрому визиту:
        - Присаживайтесь. Я бы хотел поговорить, Лариса Анатольевна о вашем муже. Ранение было очень тяжелым и выжил он только благодаря тому, что с перевала вывезли вовремя. Ему нужен уход и внимание.
        Она удивилась:
        - Разве в госпитале не хватает нянечек или медсестер?
        Он внимательно посмотрел на холеное лицо:
        - Я не об этом. Ему нужен родной человек рядом. Я слышал, что вы собираетесь сегодня вечером лететь домой. Хочу просить вас остаться. Раненому гораздо легче, когда о нем заботится родной человек.
        Лариса удивилась еще больше:
        - Зачем? Ведь Костя очнулся и согласен, чтоб я вернулась и продолжила работу…
        Хирург понял, что разговор бесполезен и отвернулся к окну:
        - В таком случае можете ехать. Я больше ничего не скажу, хотя по-человечески не понимаю вас. Ваш муж лежит после тяжелого ранения, а вы не хотите быть рядом. Многие женщины проводят рядом с мужьями по полгода и не жалуются.
        Женщина фыркнула вставая:
        - Значит им делать нечего! Я пошла. Мне еще надо купить перекусить на дорогу. До свидания!
        Спокойно развернулась и ушла. Полковник брезгливо поморщился, глядя вслед. Потер левую сторону груди ладонью и нажал на кнопку. Прибежала дежурная медсестра:
        - Что случилось, Виктор Михайлович? Эта дамочка выскочила от вас такая злая, даже не попрощалась…
        - Накаплите мне корвалольчика, Аннушка!
        Опустился в кресло без сил, а женщина кинулась к стеклянному шкафу в углу. Торопливо звякала склянками. В воздухе резко запахло сердечным лекарством. Медсестра подошла и сама поднесла мерный стаканчик к губам хирурга. Тихо спросила:
        - Это из-за нее?
        Он грустно кивнул и промолвил:
        - Иногда офицерам попадаются в жены стервы. Относитесь к майору Силаеву помягче, но делайте это так, чтоб он не заметил.
        Женщина догадливо усмехнулась:
        - Дамочка уезжает? Скатертью дорога. Все равно пользы никакой. Хоть бы сок купила мужику. Идет, сумочкой помахивает! Пять минут посидит и бежать! Давить таких надо!
        В это время в Москве генерал Бредин разговаривал в кабинете с полковником Горчаковым. В углу равномерно стучали огромные напольные часы с гирями. На одном углу огромного дубового стола находился телефонный аппарат и бронзовый письменный прибор с воткнутой в гнездо ручкой с золотистым кончиком. На другом краю стоял серебряный поднос. На нем тарелка с пряниками в розовой глазури, большой пузатый чайник с заваркой и стаканы. Оба офицера не спеша пили чай с лимоном из стаканов в серебряных подстаканниках. Бредин немного отпил дымящегося паром напитка и вздохнул:
        - Леонид, что делать будем? Вероятно уже по всему Афганистану разнеслось, что Искандер женщина. Ухаживания неминуемы, хоть прячь ее лицо под маску, хоть не прячь.
        Полковник развел руками:
        - А мы и не станем прятать! Она не так беспомощна, как в тот день, когда появилась у нас. Марина может постоять за себя. Ухажерам туго придется.
        Генерал задумчиво посмотрел на него:
        - Ты думаешь, что стоит вновь вернуть ее в Афган?
        Горчаков пожал плечами:
        - Между нами говоря, мне этого не хочется, но она сама туда рвется. За почти пять лет работы на ее счету успешных операций было больше, чем у бригад посланных для этой же цели. Я тут выяснял - на большинстве точек считают, что Искандер погибла.
        - Она и раньше пропадала. Вспомни, как полгода провела с ребенком у родителей.
        - Так-то оно так… Да не совсем. Я сам попросил распустить этот слух в Афганистане. Появилась даже пара свидетелей, “видевших” Искандера мертвой. Это два афганских крестьянина, бывших в той пещере. Уж их-то никто не заподозрит в обмане.
        - Каким образом удалась такая мистификация?
        Горчаков улыбнулся:
        - В кабульском госпитале, по моей просьбе, Марине вкололи сильный наркотик. Дыхание почти пропало, кожа стала холодной и посинела. По всем параметрам выглядела мертвой. Затем, якобы по ошибке, направили в палату “на обследование” двух безграмотных крестьян. Мне потом врачи сказали - они целовали ее руку, молились и плакали. Их с трудом выпроводили. Слух мгновенно разнесся по госпиталю, а затем и по окрестностям.
        - Я что-то не совсем понимаю вас, Леонид Григорьевич. Каким образом это может помочь нам и Марине?
        - Теперь можно смело засылать ее под любым другим именем. Искандер погиб, да здравствует мистер “Х”!
        Родителям так и не удалось переубедить Марину не уезжать в Афганистан. Пробыв в деревне три недели, она улетела в Каунас. От родителей свои намерения на этот раз скрывать не стала.
        Могила Саши по-прежнему выглядела ухоженной. Чувствовалось, что за ней следили. И снова Степанова не решилась зайти к родителям мужа. Старого сторожа не было. На его месте работал мужчина средних лет. Покосился на красивую женщину и украдкой проследил за ней до могилы. Марина заметила, но ни слова не сказала.
        Положила на могилу красивый букет из алых роз. Долго сидела рядом, несмотря на холодную погоду, что-то шепча сухими губами. Слез на этот раз не было. Она лишь горько вздыхала, продолжая рассказывать о том, что пережила за эти годы. Попросила прощения за измену и вышла с кладбища. Сторож стоял у ворот и смотрел ей вслед.
        Вечером Марина улетела самолетом в Москву.
        На следующее утро она вошла в кабинет полковника Горчакова. Подробно рассказала ему о Николае Гореве. Мужчина присел на диван рядом и внимательно слушал, глядя на нее через очки. Временами ему хотелось прижать Марину к себе и он еле сдерживался. Если бы в эти минуты она посмотрела на его руки, лежащие на коленях, то заметила бы, как подрагивают длинные пальцы. Женщина не скрыла ничего и попросила:
        - Не могли бы вы помочь ему? Он изменился. Готов идти воевать в Афганистан, только бы дома не оставаться. Деревня - это не город. Там все друг друга знают и если один раз оступился, тебе это долго не простят.
        Леонид Григорьевич опустил глаза и уставился на раскинутый по паркету ковер. Задумчиво ответил:
        - Помочь, думаю, мы сможем. Но он понимает, на что соглашается?
        - Понимает. У него пример перед глазами… - Марина улыбнулась, - Искандер спас его брата!
        Полковник встал и подошел к столу, принялся перекладывать и без того ровную стопку бумаг. Он старался скрыть от нее собственные чувства. Не поворачиваясь ответил:
        - Хорошо, Марина. Я сделаю все, что могу, для твоего приятеля.
        Монитор в аскетически обставленной крошечной квартирке на окраине Джидды светился ровным голубоватым светом. Бен Ладен общался с заокеанскими “друзьями”, которых позаглазами называл не иначе, как “лукавые гяуры”. Америка поставляла оружие для многочисленных лагерей на территории Пакистана. Ссориться с ней он пока не собирался. ЦРУ тайно финансировало строительство военного лагеря “Аль-Бадар”, где тренировали начинающих головорезов для отправки в Афганистан. Американская пресса выставляла убийц и грабителей борцами за свободу.
        Усама по-прежнему мечтал о создании конфедерации мусульманских государств, но все чаще стал нарушать заповеди Шариата и все больше скатываться в воинствующий ваххабизм. В эту ночь решался вопрос о переправке десятка американских инструкторов для обучения будущих диверсантов. С ними вместе должен был прибыть груз, преимущественно из ракет “Стингер”.
        Бен Ладен теперь часто появлялся на территории Афганистана и неоднократно принимал участие в боях в неверными. За спинами рядовых моджахедов он не отсиживался. Быстро приобрел среди них популярность своим бесстрашием и храбростью.
        Через две недели в районный военкомат пришел официальный запрос из Москвы на Горева Николая Алексеевича. К удивлению военкома, его вызывали в одну из столичных военных комендатур к генерал-майору Бредину Евгению Владиславовичу.
        В два дня Николай рассчитался в колхозе и отправился в Москву. Родители догадались, кто помог их сыну уйти в армию, но не знали радоваться им или горевать. Тетя Маруся немного поплакала. Алексей Гаврилович строго сказал ей:
        - Маринка пять лет воюет и наш сумеет. Все равно в деревне ему жизни не будет. Может после все наладится. - На прощание наказал сыну: - Ты, Николай, береги себя, но честь свою не теряй. Я много чего тебе прощал, а позора для семьи никогда не прощу!
        Обнимая отца, парень твердо ответил:
        - Учту, батя!
        Уже через сутки он приступил к тренировкам в том же подразделении, где когда-то обучалась и Маринка.
        Костя Силаев приехал в Рязань в конце ноября. Из родных у него здесь были только жена да тетка. Родители умерли, когда он учился в артиллерийском училище. Тетка жила в маленьком домике его родителей на окраине города. У нее плохо ходили ноги и на вокзал она не приехала. Костя решил навестить ее как-нибудь вечером.
        Вокруг лежал снег, укрывший грязь улиц белым саваном. Именно так показалось офицеру. Временами крупные мокрые хлопья начинали густо валить с серого неба. И от этого серого цвета на душе становилось еще тоскливее. В голове крутилось и крутилось: Марина погибла. Ничто не радовало. Даже возвращение в родной город казалось делом десятым.
        Он вышел из вагона. Лариса кинулась навстречу. Она была все такой же красивой. Многие мужчины, проходившие мимо, оглядывались, что бы посмотреть на нее. Обвила крепкую шею мужа руками, несколько раз торопливо поцеловала в губы, прижалась к его груди головой и счастливо прошептала:
        - Поправился после ранения, Слава Богу!
        Слова звучали искренне и на сердце немножко потеплело. Он прижал ее к себе и не обращая ни на кого внимания, крепко поцеловал в податливые губы. Рядом стояли ее родители. По очереди обняли зятя, разглядывая его похудевшее и постаревшее лицо. Теща немного всплакнула, увидев рваный розовый шрам. Тесть подхватил чемодан, заметив все еще забинтованную руку. Лариса по дороге объяснила:
        - Я ведь писала тебе, что перебралась к родителям еще в августе. Зачем зря деньги тратить? И мне охотно, да и им тоже.
        Все вместе отправились в квартиру Грибовых. Лариса всю дорогу говорила без умолку о подружках, о платьях, которые она себе купила, о новом костюме для него и ни разу не спросила его о здоровье. Тесть и теща накрыли стол. Жена не отходила от Кости ни на шаг. Постоянно дотрагивалась до него, словно пытаясь убедиться, что он реальный. Заглядывала в серые глаза. Предложила:
        - К вечеру сходим на квартиру взглянуть. Четыре комнаты, со всеми удобствами. Санузел раздельный. Никаких мучений. И кухня большая.
        Он спросил:
        - Зачем такая большая квартира? Можно взять поменьше, тогда и на мебель денег хватит.
        Она приподняла вверх подкрашенные брови и строго сказала:
        - Костя, надо думать о будущем. Появятся дети, им тоже надо где-то развиваться. Большую квартиру можно в любой момент разменять.
        Он вздохнул:
        - Съезжу в Афган еще на полгода и мебель будет…
        Майор надеялся, что жена станет уговаривать «никуда не ездить», но она кивнула с улыбкой:
        - Приедешь, а я уже все обставлю! Представляешь, ты вернешься в новую квартиру! Нашу, собственную!
        Лариса даже не вспомнила, что в Афганистане идет война и он совсем недавно был на волосок от смерти. Косте стало горько, но он сдержал обиду, подумав: “Вместе с женой мне довелось быть не так уж много. Она не привыкла ко мне. Может дело в этом? И потом все наладится”. Утешение было слабым и он чувствовал это, но цеплялся за него. Теперь, когда Марины не стало, ему нужен был хоть кто-то родной рядом. Костя устал быть один…
        В складской палатке, где сплошными рядами стояли цинковые гробы с готовыми к отправке в Союз телами, находились двое: прапорщик-похоронщик и капитан интендантской службы. Стояла глухая ночь. В заметно дрожавших руках прапорщика Змеюкина находился включенный газовый автоген. Он быстро провел горелкой по периметру снятого на пол цинкового ящика и капитан Щипачев приподнял крышку. В гробу лежали камни и песок. Тела не было, хотя к крышке был подклеен листок с надписью “Кислов Андрей Валентинович. Кемерово”.
        Офицер подтащил к вскрытому гробу большой тюк. Часть камней из гроба вытащили. Из мешка начали извлекаться большие плоские пакеты с белым порошком. Эти пакеты укладывали ровными рядами в гроб. Капитан, прежде чем уложить последний пакет, поцеловал его и повернулся к прапорщику:
        - Дело сделано! Запаивай. Через месяц получим кругленькую сумму и можно возвращаться домой. Эх, “Волгу” себе куплю и кооперативную квартиру! Большую, чтоб развернуться где было!
        Низенький коренастый прапор удивленно спросил:
        - Разве больше отправлять не станем? Гера просил еще парочку партий…
        Капитан с черными злыми глазами и тонкими, в ниточку, губами, прошипел в ответ:
        - Хотелось бы. Оружие для обмена имеется. Только в последнее время подполковник Рябинин стал на меня коситься. Пару дней назад в упор спросил, почему я так часто на базар на грузовой машине стал ездить? И что я таскаю в сумках…
        Прапорщик зло сказал:
        - Из-за этого идиота пятьдесят тысяч зеленых терять? Ну нет! Я не согласен. Ты для продажи здесь героин оставил? Мужики уже спрашивали. Здорово они в это дело влезли. Обходиться уже не могут.
        Капитан в упор взглянул на него:
        - Оставил один пакет. Ты поосторожнее с распространением. Рябинин узнает, крышка будет нашей коммерции. Да еще и под трибунал обоих сдаст. Его расширенные зрачки солдат начали интересовать. Не дай Бог отправит на обследование в санчасть! Я сегодня видел, как он на Иванова смотрел, тот как раз дозу принял…
        - Подполковник ко мне заходил. Расспрашивал о службе, а сам все на сумку вот эту косился. Ему что-то известно и пора бы с ним разобраться…
        - Что ты предлагаешь?
        - Попросить Умара избавить нас от начальства. Афганцу выгодно сотрудничество с нами и думаю, что он не откажет. Наверняка у него есть выход на духов. Подумаешь, с десяток автоматов сверху прибавим!
        Главарь банды Касем уже много дней наблюдал за этим мостом, соединявшим Советский Союз с Кабулом. Сплошным потоком двигались по автомагистрали колонны с грузами. Ее необходимо было перерезать, ведь рядом с раскинувшимся возле моста русским постом, мимо старой крепости, когда-то служившей убежищем для монахов-буддистов, шла караванная тропа в Пакистан. Она была позарез нужна, чтобы без проблем переправлять взрывчатку и оружие из соседней страны.
        Ножом в горле у моджахедов застрял советский пост на мосту. Они пробовали стрелять по нему из минометов, но ничего не получилось: на камнях остались лишь царапины от осколков. Крепкая кладка легко выдержала удары. Главарь понял, что надо много взрывчатки, чтобы подорвать каменный мост.
        Крепость уже несколько лет была обителью душманов. Советские много раз пытались штурмовать ее. Врывались в пустые помещения, осматривали их и ругаясь, уходили. Главари попросту уводили людей из крепости на время, а затем вновь возвращались под укрытие окаменевших глиняных стен. Отсюда в сторону поста часто летели пули из старинных “буров”, современных автоматов и гранатометов.
        Сегодня днем Касем, переодевшись в старый халат, прошел по мосту под видом дехканина с вязанкой хвороста на плече. С любопытством заглянул в лицо советскому командиру. Отметил про себя открытый взгляд и широкую, светлую улыбку. Главарь мгновенно понял, что такой взгляд бывает лишь у волевых людей, но тут же хмыкнул: разве этот мальчишка сможет противостоять ему, мудрому Касему, которого в Пакистане обучали специалисты по диверсиям из-за океана? Задержал взгляд на советском командире чуть дольше, а когда тот вскинул светлую бровь в удивлении, с заискивающей улыбкой опустил глаза и несколько раз поклонился.
        Главарь не знал только одного - за ним в это время тоже внимательно наблюдали из небольшой палатки, рядом с блокпостом. Наблюдала женщина с зелеными глазами. Ее лицо снизу до самых глаз было замотано длинным полупрозрачным батистовым шарфом. Сквозь такую ткань легко дышать и она прекрасно задерживала серую, словно цемент, пыль, частично прикрывая красивое лицо от нескромных взоров. Сверху была натянула обычная шляпа-афганка с полями, укрывавшая лицо от жгучих лучей солнца. Марина безвылазно обитала в этой палатке уже вторую неделю. Выбиралась “прогуляться” лишь поздней ночью. Даже подчиненные старшего лейтенанта Каленина не все видели ее.
        Задание генерала Бредина было предельно ясным - не допустить подрыва моста, которому в последнее время слишком пристальное внимание начали уделять душманы. Это задание отличалось ото всех ранее получаемых. Требовалась предельная внимательность. Надо было вычислить среди бредущих по мосту мирных крестьян тех, кто замышляет недоброе.
        Духи уже дважды пытались подорвать мост. Первый раз банда обстреляла идущую по мосту колонну. Они надеялись посеять панику и неразбериху. Подбитая машина с боеприпасами перегородила мост посредине. Образовалась пробка. Бандиты Касема попытались подорвать застрявшую машину новым выстрелом из миномета, но не получилось.
        Командир блокпоста, этот молоденький старший лейтенант, прыгнул в горящую машину и вывел ее с моста. Укрыл за поворотом и сам успел вернуться. Автомобиль взорвался через несколько секунд. Пробка была ликвидирована в считанные минуты. Колонна ушла без человеческих потерь. Касем, увидев это в бинокль, со злости зашипел по-змеиному и едва не пристрелил минометчика.
        Во второй раз духи обстреляли из гранатометов идущую к мосту колонну. Расчет делали на то, что горящие машины постараются вырваться из ловушки, въедут на мост и там взорвутся. И снова потерпели неудачу. В колонне ехали десантники. Сам Касем едва ушел от погони. Командир десанта, худощавый высокий майор со шрамом на щеке и ежиком русых волос накрепко запомнился главарю…
        Он в считанные минуты организовал линию обороны. Около десятка людей Касема пали мертвыми в первые же минуты. Среди десантников не было даже раненых. Эти светлокожие рослые парни оказались крепким орешком. Они преследовали банду с таким упорством, что если бы не наступившая ночь, точно перебили бы весь отряд.
        На этот раз Касем решил действовать хитрее. Он шел с вязанкой, внимательно оглядывая окрестности. Вокруг поста раскинулись многочисленные кишлаки, к самому блокпосту подступали крестьянские поля. Целыми днями крестьяне работали на них, ходили по мосту, появлялись на разных тропах, ведущих к реке. Русские не мешали им работать. Это можно было использовать в своих целях.
        На другой день со взгорка к мосту спустились два ослика, груженые вязанками с хворостом. С ними находился погонщик, уже не молодой афганец с цепкими черными глазами, глядевшими из-под низко опущенных бровей. Длинная борода свисала на черную суконную безрукавку. Марина через оптику заметила, как мужчина быстро осмотрел советских солдат и погнал ослов на мост. На средине неожиданно остановил и поправил поклажу, хотя все висело ровно. Женщина насторожилась. Но ничего не произошло: ослики двинулись дальше. Перешли мост и свернули на тропу, ведущую к ближайшему кишлаку.
        Всю неделю, по приказу Касема, пост возле моста не обстреливали. Хотя до этого не было ни одного дня и ни одной ночи, чтобы советских солдат не обстреляли. Солдаты искренне удивились, когда первая ночь прошла спокойно и без единого выстрела. Минули пятые сутки, но вокруг по-прежнему стояла тишина. На следующий день был джума - пятница, выходной по местным обычаям. Душманы его тоже свято чтили и обычно в этот день нападений не устраивали. Так было и на этот раз. Из кишлаков тянуло дымком, духом печеных лепешек и пачи - специального супа.
        Каленин сидел в палатке за столом и со вздохом говорил расположившейся напротив входа Марине:
        - Стали жить подозрительно тихо. Ох, не к добру!
        Она мысленно согласилась с ним, но ничего не сказала, продолжая внимательно разглядывать в бинокль бредущих крестьян. Со взгорка вновь спускались два осла с хворостом и тот самый крестьянин с цепкими глазами. Она подумал: “Быть может он простой собиратель хвороста, а я подозреваю невесть что. Нервы видно шалить начали”. И все же присмотрелась к дехканину. Что-то было в нем не то. Он поднял руки, поправляя поклажу и она вздрогнула: это были не заскорузлые руки крестьянина со въевшейся в кожу грязью. Даже ногти были чистыми. Степанова насторожилась, но ничего не стала говорить старшему лейтенанту.
        Обычно, после затишья в джуму, духи активизировали действия на следующий день. Но и в субботу ничего не произошло. Касем старался притупить бдительность советских тишиной и покоем. Хотел, чтобы они расслабились. Вместо этого, сам того не подозревая, посеял у шурави подозрения.
        Подполковник Рябинин возвращался из штаба, когда по руке что-то сильно ударило. Первая мысль была - кто-то швырнул камнем. Он охнул, затряс кистью. Автоматически посмотрел под ноги и увидел сплющившуюся о камень пулю. Это она ударила его. Не раздумывая, упал в пыль. Вторая пуля просвистела над головой. Подполковник откатился за камень. Один из солдат, шедших вместе с ним, крикнул:
        - Товарищ подполковник, этот гад в зеленке у дороги сидит! Разрешите?..
        Рябинин махнул рукой:
        - Давай!
        Два автомата заговорили разом. От кустарника вниз посыпались веточки и листочки, скошенные пулями. Раздался короткий вскрик. Из-за куста выскочил афганец в длинной белой рубахе. Оружия в его руках не было. Прижимая правую раненую руку к себе, он попытался добежать до ближнего дувала. Солдаты кинулись наперерез. Через пару минут они приволокли стрелявшего духа. Блестящие темные глаза со злым сожалением смотрели на полковника. Афганец что-то прошипел на пушту. Подполковник и без переводчика понял, что дух сожалеет о промахе. Тяжело вздохнул и махнул ушибленной рукой:
        - В штаб его!
        В течение всей этой недели повторялась одна и та же картина: погонщик останавливал ослов на средине моста, поправлял поклажу и шел дальше. На восьмой день животные сами остановились на мосту. Отставший метров на десять погонщик подбежал к ним, виновато улыбаясь советским солдатам: дескать, замешкался, но ослов одобрительно похлопал и погладил по холкам.
        Марина это видела и запомнила. Она аж вздрогнула, увидев происходящее на средине моста. Опыт подсказал, что все эти походы с хворостом и остановки были неспроста. Духи к чему-то готовились. Они не даром убаюкивали тишиной советский пост. Вечером поделилась переживаниями со старшим лейтенантом:
        - Володя, духи что-то затевают. Заметил, сегодня ослы на средине сами остановились? Неспроста этот тип каждый день по мосту шастает. И руки у него не крестьянские, под ногтями грязи нет. Что-то будет. Следи внимательнее, особенно ночью. Ребят предупреди.
        Каленин согласился:
        - Я и сам так думаю. И руки его я заметил. Задержать бы этого мужика, да проверить его вязанку. Узнать, кто он. Только, думаю, там ничего нет и родственников у него тут окажется целая куча. А на нас сразу же косо смотреть будут: русские мирных крестьян за душманов приняли. Нельзя нам всех подозревать.
        На посту не предполагали, что этих двух ослов уже приучили к звукам автоматных очередей. Каждый день, высоко в горах, их пускали по тропе и начинали палить со всех сторон из автоматов. Теперь животные не реагировали на выстрелы. Бен Ладен иногда задумчиво наблюдал за этими “учениями”.
        Дорога мешала его планам. Русские сумели завоевать доверие в кишлаках и теперь старейшины кое-где поднимали народ для обороны и не пускали к себе моджахедов. Шурави делились с населением нищей страны мукой и продовольствием. Дехкане начали ценить это. Мост следовало уничтожить, а затем наказать тех, кто предал Аллаха. Усама мечтал сам ворваться в кишлаки во главе отряда и вершить суд, но коммерческие дела требовали его присутствия в Пакистане. Он с сожалением отправился в Пешавар, приказав Касему уничтожить ненавистный мост. Оставил для его людей большую партию героина “для наибольшей храбрости”.
        Закатное солнце опалило багрянцем скалистую кромку дальней горной гряды. В ущелье, разинутой пастью подступавшем справа к мосту, рассеянно блуждали холодные сумерки. Марине показалось, что воздух насыщен угрозой. Легкие пряди тумана, повисшие над рекой, были похожи на не развеявшийся пороховой дым.
        Быстро наступила глухая, черная ночь. В этой кромешной тьме брели два тяжело нагруженных осла. Дорога была им хорошо знакома. Копытца звонко цокали по камням. Касем, лично, нагрузил животных ящиками со взрывчаткой. Вставил антенны, похлопал по холкам и отправил в путь. Сам начал следить за ними в прибор ночного видения.
        В черном небе с шипением лопнула и повисла ракета. Это старший лейтенант Каленин поднял пост по тревоге. В бледном свете стали видны два бредущих ослика. Офицер несколько растерялся при виде животных: уже не один раз было, что к посту случайно забродили отвязавшиеся ишаки. Может и на этот раз тоже самое? Стрелять он не решался - заокеанские газеты на следующий день могли раструбить, что советские убивают последних ишаков у дехкан. Старший лейтенант раздумывал, что делать. К нему подбежала Степанова. Повязки из батиста на ней не было. Она даже шляпу забыла одеть и светлые волосы ярко выделялись в ночи. В руке зажата винтовка. Прошипела:
        - Володя, они груженые! Если отвязались, клади на спинах не было бы!
        Старший лейтенант крикнул:
        - А ну-ка еще одну ракету и чуть ниже!
        Новые ракеты осветили дорогу. Животные все ближе подходили к мосту. Из тюков на спинах ишаков торчали какие-то хлысты. Афганцы обычно пользовались ремешками или маленькими хворостинками, погоняя животных. Маринка вгляделась через оптику и крикнула:
        - Это антенны от радиомин! Ослы гружены взрывчаткой!
        Каленин бросился к блокпосту. Сразу несколько очередей разорвали тишину. Солдаты пытались отогнать животных, но те шли словно глухие. Офицер скомандовал:
        - Огонь по животным!
        Прицельные очереди “остановили” ишаков. Ослы упали в ста метрах от моста. И тут же со взгорка, из подступавшей к посту “зеленки”, разом ударили крупнокалиберные пулеметы, автоматы и винтовки. Солдаты на блокпосту залегли и открыли ответный огонь. Марина была среди них. Под огнем духи подобрались к трупам животных и попытались утащить взрывчатку. В свете трассеров и лопающихся вверху ракет, женщина заметила их передвижение. Прицелилась из винтовки в бугрившуюся взрывчатку и нажала на курок. Сильный взрыв засыпал душманов осколками камней и заставил отступить. Возле моста образовалась здоровенная яма.
        Каленин облегченно вздохнул. Тыльной стороной ладони растер по всему лицу пороховую гарь, даже не подозревая об этом. Достал сигареты и спички. Присел за каменной стенкой. Обернулся к женщине, присевшей у каменного бруствера. Зажег спичку:
        - На этот раз мы их просчитали…
        Марина взглянула ему в лицо. В колеблющемся свете заметила грязное лицо и тихонько рассмеялась:
        - Володя, а ты на черта похож!
        Касем отшвырнул в сторону прибор ночного видения и яростно выругался: этот русский мальчишка сорвал тщательно спланированную им операцию. Что сказать сахибу Усаме? И тут же задумался: “Кто был рядом с этим мальчишкой со светлыми волосами? Похож на женщину”. За все время наблюдения за блокпостом, он ни разу не встречал женщин среди них. Но длинные волосы… Главарь снова поднял прибор и всмотрелся в ночь. На блокпосту стояла тишина и никого не было, но он знал, что шурави не спят.
        Касем представил, как он через пару дней станет оправдываться за неудавшуюся операцию перед мистером Льюисом и Усамой. От этого на душе стало тяжело и тревожно. Главарь прекрасно знал, что американец может доставить ему немало неприятных минут и даже лишить обещанного гонорара. А бен Ладен вообще может убить. Требовалось что-то предпринять, чтобы реабилитировать себя.
        Бандит немного подумал, а затем решил под утро напасть на пост и вырезать его. Попытаться найти этого светловолосого шурави. А еще притащить “в подарок” хозяевам русского офицера и попробовать все же подорвать проклятый мост остатками взрывчатки. Он очень надеялся, что русские, испортив ему операцию, успокоились и не так тщательно следят за дорогой.
        Касем обошел своих людей и каждому дал по маленькому пакетику с белым порошком. Кое-кто тут же рванул в скалы, чтоб развести костерок и растворив героин, впрыснуть его в вену. Практически все мужчины в его отряде, включая его самого, были законченными наркоманами.
        Степанова улеглась было спать, но что-то мешало спокойно заснуть. Казалось бы атака уже отбита, но тревога не хотела оставить ее в покое. Старший лейтенант давно спал напротив, а она все ворочалась. Затем встала. Этому чувству она доверяла. Не спеша натянула маску и перчатки. Прихватила автомат с запасным магазином, пару гранат и выбралась на воздух. Бесшумно подошла к блокпосту. Сержант Ивановский резко обернулся, почувствовав ее присутствие. Маринка успела сцапать занесенную для удара руку и отшвырнула парня в сторону. Прошипела:
        - Не стоит, сержант! Враг бьет сразу, а не дожидается, когда ты обернешься. Учти на будущее!
        Остальные удивленно смотрели на черную фигуру. Все знали, что это женщина, но ее бесшумное появление озадачило многих. Парень кивнул:
        - Уж больно вы тихо подкрались. Я не слышал. Не спится?
        Вместо ответа она попросила:
        - Подвинься…
        Приникла к узкой щели между камней. Минут пять разглядывала пространство перед мостом. Затем еле слышно сказала:
        - Я прогуляюсь немножко на ту сторону. Следи внимательно, что-то мне не нравится сегодняшняя ночь…
        Скользнула из укрытия и мигом скрылась из глаз. Ивановский покачал головой и вздохнул:
        - Странная женщина. Такое чувство, словно она в темноте видит.
        - Разведчица, что ты хочешь!
        Марина находилась уже на другой стороне моста. Река шумела ночью не так сильно. Она расслышала, как впереди скатился камень. Мигом насторожилась и замерла. В голове мелькнуло: решили отомстить! Женщина залегла за низким каменным парапетом, собираясь застать банду врасплох. В голову пришла интересная мысль. Она быстро выдернула из кармана альпийский шнур. Привязала к нему увесистый кусок камня и положила на парапет, сверху пристроила несколько камней поменьше. Перекатилась на левую сторону и поступила точно так же. Шнур сильно не натягивала. Сама метнулась к блокпосту. Ивановский на этот раз даже не вздрогнул от ее появления. Марина прошипела:
        - По-моему идут! Сейчас будет представление! Приготовь ракету.
        Он догадливо спросил:
        - Вы устроили ловушку?
        На той стороне моста, словно в ответ на его вопрос, раздался грохот. Сам Касем запнулся за веревку и стащил камни. Уже падая на землю, вскрикнул в испуге, думая, что это гранаты. Его “войско” мигом попадало на землю, брякнув оружием дополнительно и открыв беспорядочный огонь в сторону блокпоста. Одурманенные наркотиком, они испытывали сейчас не просто страх, а настоящий ужас. Пули никому из солдат вреда не причинили, зато разбудили тех солдат, кто спал. Теперь ни о каком тайном нападении и речи быть не могло.
        Ивановский пустил в небо ракету. Каждый камень на мосту стал отчетливо виден. Душманы оказались как на ладони! Укрыться им было негде. Пулемет шурави заговорил. Несколько духов бросились вперед, не соображая из-за того же наркотика, что делают. Но остальные приникли к камню и не шевелились. В небо взвилась вторая ракета, первая начала меркнуть. Затем взвились еще одна и еще. Ночь превратилась в день. На пост прибежал проснувшийся Каленин:
        - Что тут у вас?
        Марина пояснила, не отрывая взгляда от залегших бандитов:
        - Банда напасть решила, да вот время не удачно выбрала… - Громко заговорила на фарси: - Через пару минут откроем прицельный огонь. Сдавайтесь!
        Касем вскочил на ноги. Одним прыжком преодолел расстояние до парапета, перескочил его и скрылся в темноте. Высота там была всего метра три. Никто ничего не успел предпринять. Брошенные на произвол судьбы бандиты, на какое-то время растерялись от подобного предательства. Затем начали кричать вслед главарю свои проклятья:
        - Пусть Аллах накажет тебя, Касем! Не стреляйте, мы сдаемся!
        Двадцать три человека бросили оружие и сдались советскому посту. Ивановский полюбопытствовал:
        - Скажите, а что там так грохнуло?
        Марина тихонько рассмеялась:
        - Утром увидишь!
        Стрелявший душман “не раскололся”. Он упорно твердил, что хотел убить подполковника, чтобы его приняли в моджахеды. Капитан и прапорщик, узнав, что нанятый киллер пойман, за время допроса пережили самые не приятные минуты в жизни. Достаточно было одного слова, чтобы уличить обоих в контрабанде и распространении наркотиков. Оба уже знали, что груз в Москве получен. Героин из гроба извлечен, а цинковый ящик отправлен по назначению.
        Крупный торговец наркотиками кавказской наружности по имени Герман, требовал прислать еще пару партий. За риск он предложил семьдесят пять тысяч. Поняв, что опасность миновала, негодяи в погонах решили рискнуть еще разок…
        Сашка вместе с дедом пилил старое бревно двуручной пилой. В доме была бензопила, но из-за трех старых бревен доставать ее с чердака Ивану Николаевичу не хотелось. Внук с готовностью вызвался помочь. Он часто менял устававшие ручонки, но не хныкал и не жаловался, продолжая упорно дергать ручку. Распилили первое бревно, начали второе. Наконец дед спросил:
        - Может отдохнешь?
        Черные большие глаза взглянули на него, а потом мальчишка решительно потряс копной черных волос:
        - Не хочу! Давай сделаем и в лес сходим. Я мамино ружье возьму…
        Дед возразил:
        - Ээ-э, нет, милок! Так дело не пойдет! Тебе всего четыре года, а ты уже за ружье? Маловат еще…
        Внук упрямо сказал:
        - Мама тоже в этом возрасте с ружьем играла, мне бабушка говорила! Ей, девчонке, значит, можно, а мне, мужику, нельзя? Я обижусь на тебя…
        Иван Николаевич посмотрел на “мужика” и еле сдержался, чтоб не расхохотаться: Сашка стоял до плеч засыпанный опилками. Они были даже на лице и в волосах, тогда как у взрослого мусор лежал лишь на колене. Кивнул:
        - Хорошо. Возьмешь “Ремингтон”. Только заряжать я его не стану!
        Глава 2
        Прошло еще полгода. Бои сменялись затишьем. Степанова уводила смешанный отряд десантников и саперов все дальше в горы. Начинались шестые сутки их “путешествия” по перевалу. Солнце еще только взошло, а уже стало жарко от его близости. Оно казалось совсем белым по цвету, а не красным, как обычно. В поднебесье парил гриф и время от времени тень от его крыльев падала на блестящие от пота усталые лица парней. Женщина приостановилась на мгновение. Повязку она давно скинула и только широкополая шляпа прикрывала лицо.
        Стерла струившийся пот рукавом и посмотрела вверх: “Стервятник. И так рано? Что бы это значило? К худу или к добру? Мне бы сейчас туда, да с высоты оглядеться”. Сняла фляжку с пояса, но сделала лишь глоток. Парни последовали ее примеру. Пить много не стоило - потом идти тяжелее, да и воду следовало экономить. В горах ее найти трудно.
        Шли почти не делая привалов, останавливались на минутку и снова - вперед. След в след за женщиной шагали молодые парни. Неделю назад именно с этого перевала был сбит ракетой советский военно-транспортный самолет, а затем подверглись обстрелу два вертолета, высланные на поиски. Задание из Москвы было категоричным: срочно найти в горах тайник с ракетами. Это было равносильно разыскать иголку в стоге сена.
        Начальство решило использовать практические познания Степановой по розыску в горах. На этот раз Марине приказали взять с собой смешанный взвод разведчиков. Она попыталась возразить, но голос Горчакова твердо произнес:
        - Подчиняйтесь приказу! Наверняка, тайник охраняется. Его надо уничтожить!
        Накануне группа наткнулась на небольшой отряд “борцов за ислам”. Не смотря на жару и усталость десантники среагировали на встречу быстрее, чем духи. Залегли за камнями и открыли огонь. После короткого боя бандиты исчезли, забрав с собой убитых и раненых. В группе поиска никто не пострадал.
        Прошло уже пять суток, а найти проклятый тайник не удавалось. Ночью вода во фляжках замерзала, а днем парни мучились от жары. Перепады температур были чудовищны. Марина страдала меньше. За шесть лет она привыкла к климату Афгана, пройдя его вдоль и поперек. Каждый район был знаком.
        Двое суток назад, ночью, неожиданно повалил снег. Парни кинулись его собирать во все емкости, которые были. Забивали, уминали как можно плотнее, пока не растаял. Тут же кипятили на крошечном костерке, разливали по фляжкам живительную влагу. Вдоволь напились и впервые за это время, сумели поесть похлебки. Прежде чем снег исчез под палящими лучами, успели еще раз набить им котелки. Зато на исходе был сухпаек. Люди двигались из последних сил.
        В полдень они наткнулись еще на одну пещеру. К этому дню было обыскано более десяти подобных природных схронов. Марина молча указала командиру десантников на темный зев, прикрытый от глаз валуном. Охватив полукругом вход солдаты начали медленно приближаться к нему. Каждый держал палец на спусковом курке “Калаша”, готовый в любой момент упасть за камень. Внимательно смотрели под ноги, чтобы не дай Бог, какой-нибудь камушек не сорвался, да не загремел на всю округу.
        Вокруг стояла тишина и ничто не указывало на человеческое присутствие. И все же, что-то было не так. Безотчетная тревога закралась в сердце женщины. Возле самой пещеры вперемешку с камнями, лежали разбитые ящики из-под боеприпасов. Маринка пригляделась к этому нагромождению чуть внимательнее. Не обнаружив вокруг никого и поняв, что грот пуст, ребята спокойно приближались к завалу. Твердой поступью к камням направлялся сержант Лепик. Степанова звучно щелкнула пальцами и парень оглянулся, чтобы услышать:
        - Не ходи. Мина…
        Сержант замер на месте, вглядываясь в камни. Он не сразу заметил тоненький проводок, убегавший под завал. По спине пронесся озноб, а по лицу заструился холодный пот. Парень присел рядом, разглядывая осыпь. Осторожно начал откладывать камни в сторону, освобождая провод. Два сапера, находившиеся в отряде, вскоре сменили его. Под камнями, у самого входа в пещеру, прятался тайник с тем, что они искали: продолговатые ящики с ПЗРК и ракетами к ним. Лепик обернулся к женщине, улыбнулся потрескавшимися губами:
        - Ну, вот и все!
        Она покачала головой:
        - Еще не все. Теперь надо все это “богатство” подорвать, да домой возвращаться. А до дома далеко…
        Сержант устало кивнул и сказал рядом стоявшему рядовому:
        - Сенченко, доставай рацию. Передай на базу - задание выполнено. Мы возвращаемся.
        Главарь вооруженных формирований оппозиции провинции Герат Туран Исмаил вел переговоры с командирами племенных формирований Фазиль Ахмадом Саиди и Даудом Зиярджем. Беседа происходила на одной из секретных баз Исламского общества Афганистана (ИОА). Сюда полевых командиров доставили с повязками на глазах. Исмаил не больно-то доверял союзникам, прекрасно зная о заключенных ими договорах с кабульскими властями.
        Туран Исмаил вышел к ним в белом халате и длинной шерстяной безрукавке поверх него. На голове красовалась белоснежная чалма, ее конец свешивался лидеру оппозиции на правое плечо. Не взглянув на командиров, он прошел к раскинутому по низенькой кушетке прекрасному ковру со множеством подушек и уселся на него. Только затем поздоровался и указал обоим бородачам на места рядом с собой. Хлопнул в ладоши.
        Из-за занавески в углу мгновенно появилась закутанная во все черное женщина с серебряным подносом в руках. Из узких прорезей на посетителей взглянули большие темные глаза и тут же, потупившись, вновь уставились в ковер на полу пещеры. На подносе стояли огромный чайник, свежие, еще слегка дымящиеся, лепешки на большой тарелке и горка пиал. Женщина поставила поднос на низенький столик и придвинула его поближе к мужчинам. Поклонилась и исчезла в углу. Все трое не спеша пили чай, изредка переговаривались. Дауд Зиярдж поинтересовался:
        - Амир-сахиб, как ваше здоровье?
        - Хвала Аллаху. У меня есть к вам серьезный разговор. Мы уже говорили с вами на эту тему. Теперь надо все решить окончательно.
        Саиди мгновенно насторожился и отозвался:
        - Слушаем вас, Амир-сахиб.
        - Я хочу поставить перед вами, с благословения Аллаха, важную задачу. Если выполните, у нас появится возможность совершать великие дела. Крах русских и коммунистической власти в Афганистане близок. Надо постараться приблизить этот крах еще больше…
        Зиярдж заворочался на подушках и спросил:
        - Что вы хотите, Амир-сахиб?
        - С верой в Аллаха, нужно провести караван с оружием и спрятать его на окраине Герата. Надо кое-что передать нашим братьям по вере, работающим в городе. Неверные считают себя в безопасности, надо показать им, кто хозяин Афганистана. Мы с вами говорили по радио об этом и теперь я повторяю: нужно провести караван в указанный район, даже если придется пожертвовать сотней мусульман. Поднять мусульман на борьбу против кяфиров, дав им в руки оружие. Неверные стали преградой на нашем с вами пути праведников.
        Оба полевых командира горячо воскликнули:
        - Мы готовы каждую минуту, Амир-сахиб. Когда нужно провести его?
        - Караван уже ждет. В нем оружие, взрывчатка и боеприпасы. Наши американские братья не скупятся. Думаю, надо это сделать через неделю.
        Фазиль Ахмад Саиди нахмурился:
        - Мои люди просили спросить об оплате. У всех имеются в кишлаках семьи. Без денег никто из них не пойдет за мной…
        Туран Исмаил внутренне “закипел”, но сумел сдержать себя: ссориться с племенными командирами не входило в его планы, пока дело не сделано. Он слегка улыбнулся и вновь хлопнул ладонями. Снова вышла женщина с подносом. На этот раз на нем лежало несколько толстых пачек афгани. Лидер оппозиции разделил их поровну и протянул командирам:
        - Платите своим людям. Когда проведут караван - получат значительно больше. Все надо сделать тихо. И помните, одна осветительная ракета может решить все…
        Саиди и Зиярдж встали, чтобы с поклоном принять из рук Турана деньги. Сразу же начали прощаться:
        - Да продлит Аллах ваши годы, Амир-сахиб!
        Племенные командиры удалились. Едва они скрылись, лицо Туран Исмаила перекосило от злости. Он со всей силы грохнул кулаком по столику. Тарелка с разломанными лепешками упала на пол. Исламист прошипел:
        - Деньги! Всем им нужны деньги! А сами никак не хотят полностью перейти на мою сторону. Удерживают равновесие! Придем к власти, за все спрошу!
        Марина находилась в гарнизоне Герата пятые сутки. О присутствии женщины на территории знали всего пять человек. Целыми днями она спала в выделенной крошечной комнате-кладовке, где были сложены канцелярские принадлежности и носа не высовывала на улицу: Бредин приказал не светиться, хотя о будущем задании не сказал ни слова. Лишь попросил “изучить город”. Командиру гарнизона было рекомендовано “не мешать разведчику”.
        Грузноватый полковник Щербина сам приносил ей котелки с едой по вечерам. Пытался завязать разговор, но получил два-три односложных ответа, разозлился и ушел. В первые два дня видевшие женщину офицеры попытались “приударить” за Степановой, но успеха не добились. Она даже внимания не обратила на все их грубоватые попытки ухаживания.
        Теперь график у Марины кардинально переменился: днем она спала, а ночью незаметно
“путешествовала” по Герату. Словно черная тень носилась по городу, минуя афганские и советские патрули так, что солдаты даже не догадывались о ее присутствии. Она иной раз слышала их разговоры между собой. За эти ночи узнала город вдоль и поперек, составив для себя точную карту.
        Степанова попутно узнала, каким образом в Союз переправляются наркотики. Уже на вторую ночь она наткнулась на две крадущиеся фигуры. Хотела последовать за ними, но услышала чуть слышные шаги сзади и едва успела спрятаться. За прапорщиком и капитаном осторожно шел подполковник Рябинин. Она узнала его по рослой атлетической фигуре и привычке держать голову чуть набок. В день приезда именно он встретил ее у вертолета.
        Марина решила проследить за всей троицей. Уже через пару минут до нее дошло, что подполковник следит за парой впереди. Змеюкин и Щипачев нырнули в дальнюю палатку, стоящую на отшибе. Женщина уже знала, что там, кроме гробов с телами погибших, ничего нет. Рябинин стоял возле угла минуты три. Потом подскочил к пологу. Замер на пару секунд у входа и осторожно заглянул в щель. Видимо то, что он увидел, сильно разозлило мужчину. Степанова увидела, как он весь подобрался, уже готовый ворваться внутрь. Одним бесшумным прыжком очутилась рядом и зажала рот офицера ладонью, прошипев в спину:
        - Тихо!
        Он дернулся, собираясь драться, но она отпустила его и отскочила, прижимая палец к губам. Подполковник обернулся, удивленно глядя на помешавшую ему фигуру. Он мгновенно вспомнил женщину. Марина поманила его к себе. Отвела в сторону и спросила:
        - Что там происходит?
        Он зло ответил:
        - Они гроб вскрыли и наркоту перекладывают. Брать их надо! С поличными брать!
        Женщина усмехнулась. Заставила его наклониться и прошипела в ухо:
        - Рано! Надо прежде их связь в Москве нащупать. Помогите мне завтра связаться с моим начальником. Только так, чтоб об этом никто не узнал. А сейчас давайте-ка последим за голубчиками. Вы гроб сможете найти?
        - Найду. Вы за ними следили?
        - Не совсем. Они случайность в работе, как и вы.
        Оба дождались, когда прапорщик и капитан уйдут. Затем нырнули в палатку с гробами. Найти оказалось совсем просто: после сварки один из уголков красновато светился. Держа в зубах фонарик, Степанова переписала данные с листочка на крышке и номер на цинке. Обернулась к подполковнику:
        - О том, что видели, забудьте и делайте вид, что не в курсе. Остальное не ваша забота. Кстати, а почему вы следили за ними?
        - У меня есть подозрения, что они связаны с духами. Слишком часто заходят в одну из лавок на базаре, где по сведениям торгует связной моджахедов. К тому же со складов начало пропадать трофейное оружие. У некоторых солдат глаза подозрительно блестят, а сами бледные, словно больные. Эти двое выходят из лавки с набитыми сумками, а проверить их я не могу.
        - Ясно. У меня к вам просьба, не говорите никому, что видели меня ночью.
        Рябинин кивнул:
        - Договорились. Связь я вам обеспечу. Если хотите, могу рацию в штаб принести.
        Марина согласилась. Попрощалась с подполковником и направилась в город.
        Щербина три ночи не догадывался, что ее в гарнизоне нет, только удивлялся:
“Сколько можно спать? Днем спит, ночью спит”. Но на четвертую ему потребовалась бумага. В столе она закончилась, а надо было срочно написать докладную. Полковник решительно направился к кладовке. Постучался, но ответа не получил. Постучался чуть громче и снова из-за двери не раздалось ни единого звука. Тогда он толкнул дверь. Нашарил выключатель на стенке и удивленно привалился к стене… в комнате никого не было. На аккуратно заправленной кровати лежал батистовый шарф и широкополая шляпа-афганка. Рядом стоял рюкзак. Возле него шнурованные армейские ботинки, тщательно начищенные. На сооруженной из ящика тумбочке лежал на боку пустой котелок.
        Иван Андреевич удивился: все это время он сидел напротив распахнутой двери и мог бы поклясться, что по коридору никто не проходил, а в кладовке окон не было. Он внимательно осмотрел стены, хотя знал свое хозяйство - дыр и тайных выходов в штабном здании не предусмотрено. Забрал пачку бумаги со стойки у стены и вышел на улицу. Вокруг штаба, как и обычно, ходили двое часовых. Полковник спросил:
        - Выходил кто?
        - Никак нет, никого не было.
        Командир решил дождаться женщину и выяснить, каким образом она уходит. До полуночи он еще как-то крепился: бумажной работы скопилось много. Но около двух ночи усталость взяла свое. Щербина все ниже склонялся головой к столу, а затем, уронив поседевшую шевелюру на папку с бумагами, заснул.
        Марина вернулась на рассвете, когда небо начало сереть на востоке. Легко проскользнула между часовых, когда они поравнялись на другом конце здания и слегка приподняв дверь, чтоб не скрипнула, проникла в штаб. В кабинете командира горел свет. Она осторожно выглянула из-за косяка: полковник спал, уткнувшись в бумаги носом. Степанова мгновенно поняла, что он караулил ее и усмехнулась. Решив подразнить проспавшего ее приход мужика, стащила кроссовки. На цыпочках подкралась к столу. На чистом листке карандашом нарисовала кукиш и положила на самом виду. Выключив свет в командирском “кабинете”, отправилась спать к себе. Полковник не проснулся.
        Утром Иван Андреевич был несколько смущен и задет “посланием”. Он решительно направился к кладовке, решив разобраться с самоуверенной “девчонкой”. Не постучавшись, вошел внутрь и зажег свет: измученная лазанием по руинам Марина крепко спала. Она знала, что находится под охраной и не беспокоилась. К тому же была уверена, что к ней никто не зайдет, так уверял полковник.
        Щербина увидел усталое, почти черное от загара худое лицо, полуприкрытое золотистыми волосами. Женщина спала на боку, подложив под щеку мозолистую ладонь. На импровизированной тумбочке теперь лежали несколько бумажек, а на них что-то начерчено. Он взял в руки листочки и вздрогнул: это была подробнейшая карта Герата со странными точками в некоторых местах. Теперь полковник понял, куда уходит женщина по ночам. На цыпочках выбрался из кладовки, выключив свет и тихонько прикрыв дверь. На беду эти его “маневры” заметил замполит, выглянувший из двери. Завистливо улыбнулся:
        - Никак, Иван Андреевич, вам все-таки повезло и неприступная крепость сдалась! Я всегда говорил, что к любой бабе можно подобрать ключик. А вы ловкач! Надо же так запудрить мозги! Я и вправду думал, что баба вас совсем не интересует, как говорили тогда…
        Полковник оглянулся на дверь, отрицательно покачав головой. Стараясь не топать, подошел к замполиту, взял его за предплечье и увлек за собой. По дороге шепотом сказал:
        - Крепость осталась крепостью, Валентин Валентинович!
        Попов явно не верил:
        - А что же вы у нее делали в таком случае?
        - Пытался объяснения получить по некоторым вопросам, да она снова спит. Решил не будить…
        Оба вошли в кабинет Щербины. Он прикрыл дверь. Замполит в раздражении развел руками:
        - Ну, это вы бросьте, Иван Андреевич! Она здесь уже круглые сутки спит. Сколько можно? Почему бы и не поднять, раз вопросы появились?
        - В том-то и дело, что по ночам ее здесь не бывает. Она только недавно пришла…
        Командир рассказал Попову об открытии. Показал нарисованный женщиной кукиш:
        - Вот из-за этого рисунка я бросился за разъяснениями! Почувствовал себя оскорбленным, а ведь она просто посмеялась над моей мальчишеской выходкой…
        Замполит с минуту разглядывал грамотно выполненный рисунок. Каждая складочка на пальце была выписана с поразительной точностью. Валентин Валентинович сжал фигу из пальцев и сличил с рисунком. Задумчиво произнес:
        - Странно. Она разведку в одиночку проводит, да еще и по ночам… Нас никто не привлекает к этому делу и если бы не вы, никто бы и не догадался, что ее по ночам не бывает. Чую, скоро какая-то архисложная операция намечается! Об этой бабе слухи ходят, если появилась - жди неприятностей! Духи где-то что-то наметили. Просто так ее не присылают.
        Щербина посмотрел на дверь и тяжело вздохнул.
        В Москве ждали “груз-200”. Ждали не только наркодельцы, но и разведотдел. Генерал-майор Бредин привлек к участию в операции Горчакова, Шергуна и полковника из МВД, которому доверял. Было еще с десяток рядовых милиционеров, которым даже не объяснили, зачем вызвали. Они просто находились с начальством на складе. В самолете, переодетый в форму пилота, сидел майор спецназа. За время перелета он втолкнул в картонную бирку на нужном гробе крошечный “маячок” и проверил его действие.
        На Чкаловском аэродроме стояли несколько машин, чтобы отвезти прибывшие останки на московские вокзалы. Там их грузили в вагоны и отправляли по адресам. Гроб с телом Пахотина Евгения Петровича должен был отправиться с Ярославского вокзала в Новосибирск. Бредин заранее выяснил фамилии и имена командира машины, солдата-водителя и четырех рядовых. Генерал проверил, кто забирал цинковые гробы в прошлый раз. Фамилии оказались другими. Выходило, что наркотики извлекут на вокзале.
        Пять милиционеров с полковниками Горчаковым и Шергуном уехали на вокзал. Через одного из машинистов узнали, где стоит состав, которым отправят на родину печальный груз. Несколько раз их останавливала железнодорожная милиция, но
“корочки” Горчакова заставляли отходить в сторону и не мешать. Разведчики ничего не объясняли, хотя менты пытались расспрашивать. Договорившись с железнодорожниками полковники быстрехонько переоделись в их робы и вышли на пути.
        Едва военная машина отошла от вагона и скрылась за поворотом, к вагону подошли четверо чернявых мужчин в “джинсе” с большой сумкой и полная женщина с пломбиром в руке. Горчаков услышал ее голос:
        - Гробы в этом вагоне. Лезьте, только быстро. Поезд через час отойдет.
        Южане нырнули в вагон, а она осталась стоять рядом с приоткрытой створкой. Полковники выждали пять минут и дали команду:
        - Начинаем операцию!
        В вагоне работала ручная сварка. Нападения никто не ждал. Женщину-диспетчера скрутили так, что она не успела пискнуть. “Сварщиков” взяли на месте преступления: они только начали извлекать наркотики. Сопротивление попытались оказать лишь двое, но Шергун и Горчаков легко уложили обоих “отдохнуть”. Милиция не успела вмешаться. Оба офицера раньше служили в десантных войсках и старая выправка не подвела.
        Через час задержанные давали показания в разведуправлении. А еще через час в Афганистане арестовали капитана Щипачева и прапорщика Змеюкина. Руководил арестом подполковник Рябинин. Один из каналов поступления героина в Россию был перекрыт.

“Клиенты” в Московском Университете и нескольких институтах не дождались в этот день “поставщиков”. Потерянно бродили по коридорам и переглядывались, изредка перебрасываясь парой слов. Мышцы начинало сводить судорогой, кости болели, лица побледнели, а парней с Кавказа все не было и не было. К вечеру больше трех десятков студентов попали в московские больницы. Врачи быстро поставили диагноз: наркотическая ломка.
        Часов около трех пополудни в кабинет полковника Щербины просунул голову командир взвода связи, старший лейтенант Горелый. Поморгал голубыми глазами и доложил:
        - Товарищ командир, Москва вышла на связь, но запрос странный - какого-то Ясона требуют. Я пытался объяснить, что у нас таких позывных нет. Теперь они вас требуют…
        Щербина подскочил и молча бросился к кладовке, на ходу приказав старлею:
        - Возвращайтесь и передайте, через пару минут Ясон подойдет!
        Забарабанил в дверь. Изнутри раздалось сонное:
        - Войдите!
        Полковник заглянул внутрь:
        - Вас требует Москва!
        Марина за минуту успела полностью одеться. Закутала нижнюю часть лица батистовым шарфом. Отросшие волосы смотала и спрятала под шляпу. На глаза одела очки и вышла из кладовки. Полковник сам провел ее к радистам. Горелый аж глаза вытаращил на подобное “явление Христа народу”. Он мгновенно понял, что перед ним женщина, но не знал, откуда она взялась. Командир коротко приказал:
        - Выйти всем!
        И вышел следом за связистами, оставив женщину одну…
        В 22.00, через сутки после разговора с Москвой, Марина ждала караван из логова исламистов. Ей поступил приказ, с помощью десантной роты перерезать один из каналов поступления фальшивых долларов в Афганистан. Слева и справа от нее замерли десантники. Слышались вздохи и зевки, люди боролись со сном изо всех сил. По данным разведки, караван должен был появиться этой ночью на дороге в ущелье, подходившее к Герату вплотную. Ночь выдалась густой, словно чернила, безлунной и местность слабо просматривалась: помогало ориентироваться только то, что разведчики уже были в этом месте два месяца назад. Они точно так же под звездами караулили караван. Тогда видимость была получше. Марина побывала здесь днем. Осмотрела местность не только в бинокль, но и прошлась по ней.
        Капитан Жуков, командир роты, обошел солдат и в установленный на каждом автомате и пулемете прибор НСПУ осмотрел сектор обстрела и панораму местности каждого из подчиненных. Некоторым поменял позиции. На автомате разведчицы прибора не было, он заметил это. Капитан остановился рядом с ней, затем растянулся на земле:
        - Почему вы без прибора? А если стрелять придется? Хотите дам свой?
        Черная маска повернулась к нему. Сквозь прорези тускло блеснули глаза:
        - Мне он не нужен. Я и так прекрасно все вижу. Привыкла.
        - Судя по ответу, давно воюете здесь… - Марина не ответила. Он пожал плечами и снова спросил: - Есть хотите? - Степанова кивком отказалась. Мужчина встал: - А я что-то проголодался…
        Сел возле радиста Бабенко и рядового Гайдарова, выполнявшего у него обязанности переводчика и одновременно посыльного. Женщина услышала его громкий шепот:
        - Гайдаров, накорми чем-нибудь. Голодный, аж в животе урчит…
        Раздался шорох расстегиваемого вещмешка, а затем, через несколько секунд, скрежет. Солдат вскрывал банку консервов штык-ножом. До Марины донесся запах тушенки. Она представила, как холодная мясная каша вязнет во рту капитана и передернула плечами: слишком часто приходилось питаться подобной дрянью, чтобы теперь соблазниться ею. Жуков вернулся. Ни слова не говоря прилег рядом, глядя на звезды. Степанова увидела, как его глаза начали медленно прикрываться, но тормошить не стала, подумав: “Пусть поспит, я и сама могу последить за всем”.
        Где-то трещала цикада. Затем резко вскрикнула какая-то ночная птица. Что-то прошуршало совсем рядом и женщина боязливо поджала ноги. В Афганистане полно змей. Прошло около трех часов. Вдалеке послышался неясный шум. Она сразу определила рев моторов. Потрясла офицера за плечо:
        - Товарищ капитан, едут!
        Он подскочил и прошипел:
        - Я кажется заснул! Что ж вы меня не разбудили?
        - Зачем? Чтобы вдвоем в черноту до одурения глядеть? Поспали и хорошо…
        Жуков легонько дотронулся до ее руки и слегка пожал в благодарность. Схватился за прибор…
        В долине, там где горы плавно перетекали в пустыню, двигались желтые огни машин. Фары то пропадали, когда машины ныряли в складки местности, то ярко вспыхивали вновь, взбираясь на очередной холм. Капитан вскочил и скомандовал:
        - Приготовиться!
        Сон с десантников мгновенно слетел. Теперь на земле лежали предельно собранные люди, готовые к любым неожиданностям. Они тревожно вглядывались в ночь и терпеливо ждали. Караван находился в добрых семи километрах. Гул моторов звучал монотонно. Душманы вели машины потихоньку, стараясь не газовать даже на подъемах. Степанова слышала, как Жуков давал указания замкомвзвода Ковалеву, чтобы он внес некоторые коррективы в план боя. Затем офицер снова опустился рядом с Мариной и впился глазами в НСПУ.
        Она давно уже безо всякого прибора разглядела, что машин всего шесть. Но впереди двигалось что-то странное, с одной фарой и она никак не могла разобрать, что это такое. Женщина решила, что это мотоцикл. Капитан повернулся к ней, отрываясь от прибора:
        - Вы не разобрали, что за хренотень впереди тащится?
        - По-моему, мотоцикл…
        Он вздохнул и скомандовал своим:
        - Пропустить дозор. Откроем огонь по первой машине.
        Зачем-то посмотрел на часы, низко склонившись над рукой. Марина мельком тоже взглянула на светящийся циферблат и отметила в памяти время: два ночи. Рука уверенно легла на автомат, слегка сжав цевье. Пальцем нащупала спусковой крючок и автоматически сняла с предохранителя. Жуков обернулся на чуть слышный щелчок:
        - Я должен первым открыть огонь, раньше стрелять никто не должен.
        Степанова предупредила:
        - Постарайтесь машины не жечь. Бейте по колесам.
        Он кивнул и передал новый приказ по цепочке. Прошло около пяти минут. Только когда
“мотоциклист” подъехал ближе, капитан и женщина поняли, что это никакой не мотоцикл, а автомобиль. Он оказался “одноглазым” и шел, освещая путь одной фарой. Размышлять, что делать с ним теперь, не было времени. Отпускать тоже не хотелось. Наскоро прицелившись, Маринка собралась стрелять, но капитан опередил, дав очередь из автомата по лобовому стеклу. В небо тут же взвились осветительные ракеты и стало светло, как днем.

“Одноглазым” автомобилем оказался японский “Семург”, похожий внешне на нашу
“Волгу”, только с кузовом. На этот раз кузов был крытым. Машина еще катилась по дороге, но уже не управляемая, не подчиненная воле шофера, медленно заворачивая вправо. В свете фар мелькали камни и клочки кустарников, разбитая лента дороги.
“Семург” мягко врезался в огромный валун и остановился. Мотор продолжал работать, а свет от единственной фары веером взмывал вверх, отражаясь от поверхности камня.
        Душманы дремали в кузове. Дальняя дорога, тишина и теплая ночь расслабили их. Очереди со склонов и, горевшие точно гигантские светильники, ракеты застали врасплох. Началась паника. Растерянные бандиты прыгали через борта, пытаясь спрятаться, но укрыться было негде - со всех сторон в них летели пули и каждая неровность была освещена. В небе повисла еще парочка осветительных ракет.
        Марина поймала в прицел бандита, который прихрамывая, пытался выйти из-под обстрела. Он бежал к “Семургу”, надеясь за его кузовом найти укрытие. В руках душмана она заметила гранатомет и это обстоятельство заставило ее дать очередь, хотя стрелять по людям сегодня Степанова не собиралась. Женщина видела, как бородач упал, затем попытался подняться, опираясь на ствол гранатомета. Очередь кого-то из десантников пригвоздила его к земле. Афганец ткнулся лицом в землю и затих.
        Из центра цепи десантников застрочил очередями АГС-17. Гранаты, звучно хлопая, начали рваться среди разбегавшихся духов. Кое-кто из них пытался отстреливаться и даже организовать подобие обороны, но все это было бесполезно. Бандиты не видели солдат в кромешной темноте, а сами были перед ними, как на ладони. Бой вскоре стал затихать. Слева послышался громкий голос Жукова:
        - Прекратить огонь! Дать залп из осветительных!..
        Ночь еще раз отступила в сторону перед человеческим изобретением. Марина окинула взглядом дорогу. В долине осталось пять машин, вокруг которых в разных позах лежали убитые и раненые душманы. До ее ушей доносились их голоса, стоны и крики. Шестая машина удалялась от засады на большой скорости и была уже на недосягаемом для обычного оружия расстоянии. Женщина выхватила заранее собранную снайперскую винтовку из-за спины. Сверху был закреплен ночной прицел. На прицеливание ушло не более трех секунд. Плавно нажала на курок. Яркая вспышка разорвала ночь, за ней следом донесся звук взрыва. Во все стороны полетели красные горящие клочья. Степанова поморщилась и выругалась:
        - А, черт! Кто же знал, что именно в ней взрывчатка была!
        Голос Жукова сказал над ухом:
        - Лихо! Вот это выстрел, я понимаю! Растояньице-то больше семисот, да в темноте… Хромов, связь!..
        Капитан доложил полковнику Щербине результаты боя и отошел, уступив связь Марине. Она немедленно связалась с Москвой:
        - Ясон вызывает Альфу!
        Пока она докладывала Горчакову о приключившейся неудаче, Жуков собрал сержантов и поставил задачи:
        - Вести наблюдение, пускать ракеты. Оружие и трофеи соберете утром.
        Степанова тронула его за рукав:
        - Капитан, у меня особый приказ. Мне надо осмотреть груз до ваших ребят.
        - Мне с вами можно? Отделение ребят прихвачу для охраны…
        Женщина пожала плечами:
        - Если хотите… Кстати, как вас звать?
        - Вадим Сергеевич. Можете звать просто Вадим. А вас?
        - Ясон.
        Он хмыкнул, обернулся к сержанту рядом:
        - Ковалев, останетесь за меня. Распорядись, чтобы каждый взял на мушку духов, что лежат возле первой машины. По мере продвижения и вы автоматы передвигайте. Понял?
        - Понял, товарищ капитан.
        - Сенькин, Гайдаров, Курбаналиев, Густеров, Сарж, Вилимавичюс со мной. Пойдем вслепую, без света. Задача: охранять и наблюдать. При любом подозрении на опасность открывать огонь.
        Десантники, судя по переглядыванию, все это знали и без командира.
        По не большому и не глубокому оврагу вышли к дороге. “Семург” стоял метрах в десяти впереди. Его черный силуэт выделялся на дороге благодаря горящей фаре. Здесь группа остановилась. Замерли, прислушиваясь к звукам. Стояла тишина, лишь стонали где-то неподалеку раненые душманы.
        - Береженого Бог бережет! - неожиданно сказал капитан. Маринка не успела опомниться, а Вадим, от бедра, дал длинную очередь по силуэту автомобиля. Слышно было, как пули с треском входили в деревянные борта.
        Степанова заметила, как в кузове вспыхнуло яркое пламя и выругалась:
        - Черт бы вас побрал, капитан! - Перезарядила автомат и бросилась к автомобилю: - Вперед! Тушить надо!
        Трое мужчин кинулись за ней. Капитан, подбежав к бамперу, приказал:
        - Плащ-палатки живо! Тушите пламя!
        Кузов горел и от огня вокруг стало светлее. Ракеты давно погасли и это пламя оказалось единственным светильником в ночи, если не считать одинокой фары. Солдаты старались сбить огонь с горевших внутри ящиков. Маринка зашагала в сторону дверцы пассажира. Ей требовалось обыскать сидевший рядом с шофером труп и забрать документы, если таковые окажутся. В эту секунду она увидела уставившиеся на нее два блестящих глаза и чуть колеблющийся ствол автомата. Душман глядел на нее из-за переднего колеса не моргая. Словно голую, женщину обдало пронизывающим холодом. По спине пронесся колючей волной озноб. Злоба, ненависть, страх и ликующее торжество - все перемешалось в этих черных блестящих глазах. Она ясно прочитала в них: «Вот сейчас я дам очередь…».
        Маринка не в силах была отвести взгляда от этих глаз. Успела подумать: “Это конец”. Душман надавил на курок. Она совершенно отчетливо увидела это, словно стояла за спиной залегшего духа. Ей даже показалось, что ствол автомата задергался, но оружие не выстрелило. Сколько это продолжалось в действительности, она не могла объяснить себе даже потом.
        Автомат духа молчал, как он не силился и не давил на курок, очередь не прозвучала. Степанова каким-то шестым чувством поняла, что она жива. Оцепенение прошло. Одним коротким движением выхватила из-под руки свой маленький автомат и нажала на спусковой крючок. Помимо всей ее воли палец словно прирос к нему. Она не могла оторвать руку, хотя понимала, что это глупо - выпустить целый рожок в одного. Автомат дрожал в руках, пока не иссякли патроны. Рука упала сама. Она наконец-то смогла перевести дух…
        Из-за кузова выглянул капитан Жуков:
        - Что случилось, Ясон?
        Маринка с трудом отвернулась от убитого душмана. Застывшими глазами взглянула на Вадима и выдохнула хрипло:
        - Шок. Я потом…
        Решительно развернулась и направилась к “Семургу”. Забралась внутрь, попросив солдат не мешать ей. Десантники выбрались наружу и встали кольцом вокруг автомобиля. Достав из кармана зажигалку, женщина энергично крутанула колесико. Вспыхнуло крошечное колеблющееся пламя: в дымящемся кузове вплотную друг к другу стояли ящики и обгоревший мотоцикл. Трассер, которым капитан обстрелял машину, угодил в бензобак. Взрыва по какой-то странной случайности не произошло. Зато горящий бензин протек на коробки и они вспыхнули. Сейчас из обгоревших коробок выглядывали обгоревшие углы документов и деньги. Их было целых три коробки: национальной валюты афгани и новеньких долларов. Марина попросила присвистнувшего за ее спиной Жукова:
        - Капитан, поставьте возле машины пост, пока я осматриваю другие автомобили.
        Вадим обернулся:
        - Гайдаров, Сарж, встаньте тут и никого не подпускайте! Глядеть в оба!
        Два десантника молчаливыми тенями встали возле автомобиля.
        В остальных машинах находилось автоматы, гранатометы, минометы, боеприпасы к ним, около полусотни зенитно-ракетных комплексов производства Пакистана и Америки. В пятой машине она обнаружила то, за чем ее посылали: это были печатные станки, в том числе по выпуску фальшивых денег. В отдельной пенопластовой коробке, завернутые в мягкую фланель, лежали клише. Она облегченно вздохнула и стащила маску. Обтерла тыльной стороной ладони вспотевший лоб. С улыбкой обернулась к рядом стоящему офицеру:
        - Нашла! - Он обмер, увидев в колеблющемся свете зажигалки совсем еще молодое лицо. Маринка заметила его растерянность, протянула руку и шепнула: - Ну, что, капитан, будем знакомы лично, так сказать! Да не смотрите вы так удивленно на меня! Пусть солдаты перегрузят коробки из “Семурга” в этот автомобиль. Я намерена доставить груз в гарнизон прямо сейчас, пока ваши люди не узнали о содержимом.
        Он по-прежнему смотрел не отрываясь, а затем выдохнул:
        - Искандер!
        Она вздрогнула, улыбка на лице застыла:
        - Откуда вы знаете мою первую кличку?
        - Костя Силаев несколько лет назад показал мне вашу фотографию. Мы оба с Рязани, жили по соседству. Дружили, хотя он старше. В прошлом году мы встретились и он назвал вашу кличку. Он думал, что вы убиты. Страшно переживал. Рассказал мне все…
        Марина, почувствовала, как ослабели ноги. В голове промелькнуло родное лицо с серыми глазами. Стараясь справиться с нахлынувшими чувствами, она села на станок и затушила огонек зажигалки. Украдкой вздохнув, спросила:
        - Как он?
        - Лариска ему сына родила, чтоб удержать возле себя. До этого он дважды подавал на развод, но так и не развелся. А теперь и подавно никуда не денется. Ребенка он не бросит. Я как-то раз был у них. Теперь жениться боюсь. Попадется такая, как его Лариса… Стерва!
        Степанова больше ни о чем не спросила. На душе стало тяжело от последних слов капитана: брак Силаева, по его словам, был не удачен. Легко перемахнув через борт, бесшумно опустилась на землю. Натянула маску и обернулась к спрыгнувшему следом Жукову:
        - Не говорите ему, что я жива. Может, теперь с рождением сына у него все в жизни наладится. Я не хочу быть яблоком раздора. Дайте слово, что не скажете?
        Вадим вздохнул:
        - Он любит вас, но я не скажу… Возможно, что вы правы…
        Перед тем, как уехать, Марина подошла к «Семургу». Ухватившись за плечо, вытащила из-под машины того душмана, в автомате которого таилась ее смерть. В колеблющемся пламени зажигалки, наклонилась чтоб разглядеть его. Душман был молод и бородат. Поверх широкой рубахи опоясан египетским подсумком. Степанова перерезала ремень и расстегнула застежку. Внутри, вплотную друг к другу, лежали заряженные магазины к автомату и гранаты. На поясном широком ремне висела кобура.
        Подсумок был перечеркнут ровной строчкой очереди. Ее пули прошли через ткань в грудь душмана и пронзили обе руки. Белая рубаха пропиталась кровью. Степанова взяла лежавший рядом с колесом автомат. Осмотрела оружие со всех сторон при свете единственной фары, пытаясь ответить на собственный вопрос: «Почему автомат не выстрелил?». Внешне оружие выглядело нормально и Марина не сразу заметила маленькую дырочку на крышке ствольной коробки. Палец задел неровность. Она насторожилась и вгляделась. Отверстие было от пули из автомата. Может попал капитан, когда стрелял по автомобилю, а может кто-то из ребят при первом обстреле.
“Неисправность спасла мне жизнь”, - поняла женщина. И вновь увидела направленный в лицо ствол автомата. Ее запоздало затрясло в ознобе, хотя ночь была теплой и даже душной. Она передернула плечами и покрепче сжав автомат, направилась к машине. На пути встал капитан:
        - Ясон, дать вам в охрану парочку ребят?
        - Не надо, Вадим. Я справлюсь. Завтра утром приходите в штаб, я бы хотела расспросить вас о Косте, раз уж вы знаете о нас… Спросите Ясона у Щербины или самостоятельно доберитесь до кладовки, там мое логово. Не говорите никому, кто я, ладно?
        За успешное выполнение задания Марине предоставили внеочередной отпуск на две недели. Всех больше радовался приезду матери Саша. Он повис на ее шее и не желал отпускаться ни на минуту. Шел от остановки, держась за руку. Рассказывал о том, как собирали с дедом грибы и нарвались на большую змею. Как ходили на охоту. Когда первые охи-вздохи от приезда немного улеглись, она узнала от родителей, что Николай Горев пропал без вести в Афганистане. Это был удар! Она удивилась, что начальники ничего не сказали ей об этом.
        Как же она боялась встретиться с его родителями! Но увидеться было необходимо. Переломила себя и пошла. Витьки дома не было. Тетя Маруся лишь поздоровалась, сразу отвернулась к печке, больше не повернувшись. Алексей Гаврилович укоризненно посмотрел на жену и твердо сказал:
        - Что Николай пропал без вести, твоей вины нет. Ты в голову не бери. Значит не достаточно ловок был. И в том, что помогла ему, судимому, в армию попасть, не вини себя. Он сам знал, на что шел. Горько другое, вдруг лежит его тело где-то и похоронить некому.
        Марина вздохнула:
        - Дядя Леша, я сделаю все, чтобы разузнать о Николае побольше. Попробую найти следы. Чаще всего без вести пропавшие в плену находятся. Вы погодите его оплакивать.
        - Ты, Марина, не рискуй сильно. Не расстраивайся. Тебе надо собранной быть.
        Степанова вышла от них с тяжелым чувством вины.
        Иван Николаевич и Елена Константиновна вечером снова пытались уговорить ее отказаться от службы. Подумать о них и подрастающем сыне. Маринка тяжело посмотрела на родителей и ни слова не сказав, ушла на реку. Долго плавала и ныряла, а потом сидела, глядя на левый, плоский берег. Отец и мать, после ее ухода поняли, что в следующий раз дочь уедет из дома, если они начнут уговоры.
        Отряд собрался на обширном выжженном плато. Командиры оглядывали местность сверху в бинокли, пытаясь заранее предугадать, где могут укрыться духи и откуда ждать основной удар. Впереди раскинулась обширная, полная жизни, долина одного из притоков Гильменда. Здесь была зелень и вода. Вода в Афгане святое. По сведениям, полученным от полковника Горчакова, где-то здесь находился в плену Николай Горев. Марина мрачно глядела вниз со склона. По обе стороны речной долины у подножия мрачных гор находились неприметно разбросанные кишлаки. Круглые крыши виднелись из-за общей стены, окружавшей каждое селение.
        На краю плато, у самого подножия, смутно вырисовывались очертания крепости. В наступающих сумерках она успела рассмотреть ее стены. Подобные сооружения из глины часто попадались ей даже в самых глухих и диких местах. Почти все они в начале афганской кампании оказались заброшенными. А теперь, в большинстве своем, стали надежным пристанищем для душманов. Эта не была исключением. Здесь сосредоточилось сразу несколько крупных бандформирований.
        Она подумала: “Как было бы просто сейчас просочиться в одиночку за эти окаменевшие стены, провести разведку и попытаться вытащить Кольку”. Но в крепости давно уже знали о подобравшейся колонне советских солдат и наверняка удвоили караулы. Она чуть не выла от злости - операция по очистке от душманов этого района совпала с ее прибытием. В Москве то ли не знали о назначенной операции, то ли просто забыли ей сказать об этом. А когда женщина связалась с Альфой, сам Бредин сказал:
        - Мы не можем отменять операцию из-за одного пленного. Идите с мотострелками, может, найдете своего приятеля. Если хотите, конечно. А можете переждать бой в гарнизоне Кандагара и потом осмотреть местность…
        Генерал говорил о Николае каким-то странным голосом и у Маринки закралось подозрение, что он уже что-то знает о Гореве, но скрывает от нее. Первое, что пришло ей на ум - Колька убит. Бредин знает об этом, но не хочет ее расстраивать перед штурмом.
        Штурм крепости был назначен на следующее утро. Разговор с генералом заставил Степанову задуматься. Сидеть впустую еще неделю или две не хотелось. Немного подумав, разыскала в суматохе командира мотострелков и доложила:
        - Я Ясон.
        Полковник опухшими от бессонных ночей глазами взглянул в замотанное батистом лицо и не сразу сообразил, кто она. Спросил:
        - Что вы хотите?
        - Завтра идти с вашими пацанами на штурм.
        Он махнул рукой и отвернулся:
        - Дело ваше…
        Уже в темноте она нашла себе место для спанья. Это были густые кусты на склоне. Раскинула спальник и улеглась на него. Ночь стояла теплая и звездная. Марине неожиданно вспомнился Силаев и та, теперь такая далекая, ночь. Она вспоминала его руки и губы, серые строгие глаза. Из глубины души поднималась настоящая буря. Так захотелось вновь почувствовать его на плечах. Степанова заставила себя успокоиться. Посмотрела на звезды и неожиданно принялась молиться. Слова шли из самой ее души: “Господи, если ты есть, помоги ему! Пусть он забудет меня и будет счастлив. Чтоб жена любила его. Помоги ему, Господи!”. С этими мыслями она и заснула.
        В эту ночь Усама бен Ладен по Интернету отправлял своим агентам, проживающим в разных странах, новый приказ:
        - Истинные мусульмане должны устраиваться на работу в крупные компании и фирмы тех стран, где они проживают. Агенты и эмиссары должны помогать им продвигаться на руководящие должности.
        Бен Ладен все основательнее готовился к джихаду, войне против неверных. Одновременно, в качестве полевого командира, принял участие в нескольких крупных военных сражениях и в сотнях мелких стычек с народной армией Афганистана и с советскими войсками. Яростно сражался за Джелалабад. Вокруг него начало концентрироваться все больше арабов, умеющих профессионально сражаться и фанатично преданных исламу.
        Мотострелки поднялись в четыре часа утра. Рассвет еще только занимался, в горах было прохладно. Марина зябко передернула плечами, выбираясь из спальника. Сразу же натянула на себя бушлат. Пока никто не видит, привела себя в порядок и даже успела умыться. Натянув маску подошла к солдатам. Кое-кто вздрогнул при ее появлении, но большинство уже с вечера знало, что среди них будет разведчик и не обратили особого внимания.
        Многие из солдат как спали, так и вылезли из бронетранспортеров в бушлатах. Старший лейтенант Кошка собрал роту перед готовой отправиться в путь колонной машин. Марина заметила, что лицо его выглядело сдержанно-сосредоточенным и усталым. Похоже, что он почти не отдыхал ночью. Мотострелкам предстояло захватить крепость к восьми утра, а потом, вместе с афганскими подразделениями, провести зачистку садов от душманов. В пойменной долине, такой мирной на вид, располагались целые скопления банд. Кошка с минуту разглядывал роту. Тихо сказал напоследок, но услышали все:
        - Главная задача, чтобы все вы живыми вернулись из боя. Напрасно не рисковать. Лучше выпустить десяток духов из кольца, чем лишиться хоть одного из вас…
        Степанова полностью согласилась в душе с его словами. Через минуту артдивизион начал огневую подготовку. Реактивные снаряды проносились над головами с воем и временами залпы заглушали голос старшего лейтенанта, который продолжал говорить. После нескольких залпов в крепостной стене образовалась брешь. Через нее мотострелки должны были проникнуть в крепость. Батареи продолжали вести огонь. Оглушительный грохот отчетливо доходил до застывшей колонны. Эхо несло его над окрестностями, многократно повторяя и усиливая. Над крепостью вздымались черные клубы дыма и пыли. Временами вверх вздымались языки пламени. Артподготовка закончилась и с воздуха начали атаку вертолеты. Реактивные снаряды, с характерным шуршанием, вызывали новые вспышки в крепости. Они, казалось, должны были окончательно уничтожить все живое, что могло оставаться…
        Марина внимательно глядела на крепость в бинокль. Несмотря на разрывы и пыль, она не заметила шевеления. Раздалась команда:
        - По машинам! Вперед!
        Женщина прыгнула в темное гудящее нутро БТРа и мотострелки двинулись на штурм. Бронетранспортер подъехал под стену вплотную. Механик-водитель оказался умницей и прижался к бреши. Один за другим солдаты выбирались из люков и прыгали в дымящуюся брешь. Степанова тоже кинулась туда…
        Пустота и ни единого трупа, ни единого стона. Ей сразу стало ясно: душманы оставили крепость или ночью или до того, как начался обстрел. Она бросилась по лестнице в подвальные помещения: в трех каменных мешках лежали трупы. Женщина внимательно осмотрела всех: это были афганцы. В большинстве своем афганские военнослужащие, но нашлись и крестьяне. Ни одного белого мужчины среди них не оказалось. Несчастных расстреляли из пулеметов совсем недавно, тела еще были теплыми.
        За пять минут она обошла все помещения наверху - никого. Все подобные крепости строились фактически одинаково и расположение комнат ничуть не менялось. Выскочив из крепости уже с другой стороны, она оглядела панораму боя. Советские войска медленно входили в долину. За каждый метр приходилось сражаться. Отовсюду гремели выстрелы и взрывы. Где-то у реки гремел ожесточенный бой. Поправив автомат, кинулась следом за мотострелками в долину.
        Между заболоченным лугом возле самого берега и обрывистыми склонами плато раскинулся сад, в котором росли невысокие деревья с непривычно красными плодами. Это был гранат. Зрелые круглые плоды показались Маринке елочными игрушками. Множество их валялось под ногами, их сорвало очередями и взрывами. Теплый ветер ласково шевелил листочки деревьев.
        Вскоре она догнала ребят. Солдаты растянулись цепью с дистанцией в 3-5 метров и двигались вперед. Она влилась в эту шеренгу. Они немножко потеснились, покосившись на ее маску. Каждую секунду можно было ждать появления врага. Большинство парней оказались первогодками и Маринка представляла, как им страшно сейчас. Ей и самой, несмотря на долгое пребывание здесь, было не по себе. И вообще, она впервые шла в атаку! Но она уже видела кровь и смерть. Могла постоять за себя и знала привычки духов. Пули не раз свистели над ее головой и этим женщину было не напугать.
        Для этих ребят все было впервые. Первый бой, первые выстрелы, первая атака… Она заметила кучку из четверых автоматчиков и искоса взглянула в лица: на них застыла целая гамма чувств - страх, возбуждение, тревога и ожидание опасности. Они показались ей похожими на потерпевших кораблекрушение и попавших на необитаемый остров. Этакие Робинзоны Крузо с автоматами.
        Впереди и сбоку слышались частые выстрелы. Степанова быстро поняла, что в саду обстановка намного серьезнее, чем кажется. Внезапно справа из-за густого кустарника возникла, словно призрак, фигура в белой чалме и характерных для афганцев широких светлых шароварах. На темную рубашку, подпоясанную кушаком, была наброшена суконная безрукавка. Первогодки замерли от неожиданности, превратившись в статуи. Будь душман поопытнее, он бы легко перестрелял всех. Но видно афганец или был таким же необстреляным, как и солдаты или просто растерялся. Марина вскинула автомат и нажала на спусковой крючок. Руки сделали это сами, помимо ее воли. Это была привычка реагировать мгновенно. Душман поднял свое оружие, английскую винтовку старого образца, одновременно с ней.
        Их разделяло не более семи метров, выстрелы раздались одновременно. Одинокая пуля пропела возле виска Степановой, а бандит, согнувшись пополам, упал от ее очереди на траву и корчился там несколько секунд. Винтовка с грохотом ударилась в камень. Солдаты подошли к ней поближе и теперь старались не отходить, сразу почуяв в Марине бывалого вояку. Она вздохнула, а в голове пронеслось: “Ну, вот, еще и за пацанов отвечай…”.
        Возглавив группу, она продолжила медленно продвигаться вперед. Теперь ей приходилось отвечать не только за себя. Пацаны таращили глаза, ничего практически не видя, тогда как для нее каждый раздавшийся неподалеку выстрел и разрыв гранаты, значили многое. Степанова понимала: их научили стрелять, но не дали навыков выживания. Фактически, эти мальчики были “пушечным мясом”. Через несколько шагов между деревьями, но уже в другом месте возникла фигура второго душмана.
        Один из солдат на этот раз не растерялся и дал очередь из ручного пулемета, дух ответил. Оба промахнулись, хотя расстояние было не велико. Остальные солдаты и Марина в этот момент попрятались за деревьями и в траве. Все происходило быстро, буквально в доли секунды. Инстинктивно солдат стрелял не с пояса, а с плеча, не столько прицеливаясь, сколько прикрываясь оружием. Дух попросту удрал от неопытного стрелка, скрывшись за деревьями. Марина встала и одобрительно кивнула виновато глядевшему на нее парню:
        - Не теряйся! И не стесняйся, что промазал. Главное, отогнал и остался цел…
        Они прошли по саду около ста метров и начали огибать заросли кустарника, примыкавшие к каменистому склону плато. Со всех сторон гремел бой, а здесь было подозрительно тихо. Марине это не понравилось, хотя парни заметно приободрились. Она остановила солдат и шепотом приказала двоим:
        - Обойдите этот куст с той стороны, чтобы нам не ударили в спину.
        И сама с трудом услышала себя в грохоте разрыва совсем рядом. Парни побледнели, но отказаться не посмели и торопливо исчезли за кустарником. За Мариной неотступно следовали еще двое солдат-мотострелков. Оба до этого ни разу не выстрелили. Бледные перепуганные лица покрылись бисеринками пота. У одного сквозь бледную кожу ярко проступили веснушки. Они казались нарисованными яркой рыже-коричневой краской.
        Подойдя к зарослям, обнаружили за ним узкий, искусно вырытый арык. По каменистому руслу протекала довольно прозрачная вода. Сразу заметить его было невозможно, стенами служили густой ряд кустарника и склон горы. Этот странный зеленый коридор словно манил: пройди по мне! Канава скрывалась впереди, за выступом. Арык огибал гору. Маринка прыгнула в воду, она оказалась холодной. Ноги скрылись почти до колена. Со всех сторон трещали выстрелы и она не боялась теперь, что ее услышат. Крикнула солдатам:
        - Прикройте мне спину. Идите метрах в трех сзади и почаще оглядывайтесь!
        Брести по колено в воде было довольно трудно, к тому же у арыка имелось течение. Она обогнула выступ и едва не нарвалась на засаду. В небольшой темной пещере, откуда выбегал ручей, находилась группа бандитов. Из пещеры в сторону Марины был направлен крупнокалиберный пулемет. Женщина нырнула за кустарник, успев оценить обстановку. Солдаты мигом остановились и замерли. Степанова осторожно отвела пальцем листву.
        Залегший за пулеметом душман отвернулся к своим и что-то говорил. Не теряя времени и понимая, что это единственный шанс напасть внезапно, женщина выскочила из воды и дала длинную очередь. Духи от вида неизвестно откуда взявшейся фигуры в маске застыли. С такого короткого расстояния Марина промазать не могла - жуткие предсмертные крики были доказательством. Один из солдат, продолжавших тенями следовать за Степановой, оставался стоять по колено в воде. Его бледное лицо в бисере холодного пота находилось совсем близко от женщины. Марина видела застывшие глаза. Он яростно добивал тех, кто оставался живым в пещере. Она расслышала, как он бормотал сквозь стиснутые зубы:
        - Сволочи, сволочи!
        Несколько мгновений Степанова не могла отвести от него глаз, настолько поразил ее вид солдата, который только что трясся от испуга. Заметив, что парень в маске глядит на него, мотострелок отступил в проем и скрылся в лощине сада, словно испугавшись, что незнакомец разозлится. Второй бросился за приятелем по инерции. Маринка посмотрела им вслед, а затем бросилась к пещере, решив осмотреть ее на наличие духов. Вбежала и вздрогнула: на нее в душманской одежде несся Николай Горев. Заметив фигуру в советской военной форме он начал поднимать автомат. Женщина радостно крикнула:
        - Колька, наконец-то! А я тебя по всему Афганистану искала…
        Он опустил автомат и остановился услышав знакомый голос. Степанова стащила маску, глядя на старого приятеля, но он не кинулся к ней с протянутыми руками. Да и выглядел далеко не изможденным. Она замерла, поравнявшись. Парень глухо сказал, пряча взгляд:
        - Нечего меня искать! Я не собираюсь возвращаться в Союз и принял ислам. Разве тебе твои начальнички ничего не сказали? Передай родителям вот это письмо…
        Он всунул ей в ладонь свернутый листок, оттолкнул Маринку в сторону и скрылся за кустами. Растерянная женщина даже не успела ничего предпринять. Она минуты две собиралась с мыслями, стоя посреди пещеры с раскинутыми для объятия руками. Руки упали словно плети, когда до сознания дошел смысл слов Горева. Выскочила было следом и едва не получила очередь в грудь. Человек двадцать духов неслись к пещере со всех ног. Белые одежды развевались от быстрого бега. Они стреляли на ходу.
        Степанова успела упасть за каменный бруствер возле молчавшего душманского пулемета. Оттолкнула труп дохлого духа в сторону. Дала яростную длинную очередь по атакующим ее бандитам. Порадовалась выгодной позиции. Духи, поняв, что пещера занята, бросились назад. Марина огляделась. Рядом с ее локтем валялся шприц с небольшим количеством крови внутри и крошечный пустой пакетик с белым налетом на стенках. Чуть поодаль валялся еще один и еще.
        Она сообразила - подобное укрытие может оказаться для нее ловушкой, если духи подтащат гранатомет. В срочном порядке, прихватив пулемет и пару обойм, выбралась наружу. Коротким броском добралась до кустарника. Метров двести неслась стрелой под его прикрытием, стараясь не высовываться из-за зеленой стены. Укрылась на пригорке за редким кустом. Отсюда был прекрасный обзор. Виден темнел ощеренный рот пещеры. Почти в том самом месте, где она находилась пару минут назад, один за другим прогремели два взрыва. У женщины по спине пробежали мурашки.
        Она порадовалась, что ушла. И тут же подумала о парнях, которых отправила в другую сторону. Они исчезли. Сколько она не осматривалась, мотострелков нигде не было видно. Вообще вокруг не оказалось никого. С новой силой заговорили в саду автоматы и пулеметы. Всего метрах в трехстах шел бой, который с каждой минутой становился все более жарким, а рядом с ней стояла тишина. Сверху ей было видно очень многое. В саду все смешалось в невообразимый хаос и не понять, где находятся душманы, а где наши. Между деревьев мелькали белые чалмы и солдатские афганки вперемешку. Это было уже слишком!
        Марина заметила хорошее укрытие и скатился вниз за глиняную кладку возле арыка. Под кустарником натолкнулась на труп душмана в чалме и цветном халате, с окровавленным лицом и оскаленными зубами. В метре валялся еще один, уткнувшийся в кустарник лицом. Степанова поглядела вперед. В ручье, вниз лицом, лежал наш солдат. Степанова бросилась к нему и повернула за плечо. Это был один из тех, что шел вместе с ней. Обе его ноги были изрешечены осколками, кровавое пятно расползалось по плечу на куртке. Он был жив. Открыл глаза и тихо прошептал:
        - Пить, пить…
        Хотя был мокрым более чем до половины. Степанова оттащила его за кладку. Прислонив спиной к ней, выдернула из кармана припасенные бинты и принялась перевязывать. Голос парня звучал глухо и странно, точно в бреду, хотя он был в сознании. Она поняла, что это шок. Ее поразили открытые неподвижные глаза парня.
        - Потерпи, сынок!
        Выдернула из аптечки шприц с противостолбнячной сывороткой и прямо через брюки всадила ему в бедро. Он даже не почувствовал укола. По-прежнему смотрел ей в лицо. Отбросив ненужный тюбик, напоила из фляжки. Солдат немного пришел в себя. По-видимому узнав Марину, прошептал:
        - Вы меня не бросайте! Пожалуйста!
        Она вздохнула:
        - Я своих не бросаю…
        Хотя от всего происходящего стало жутко. Она огляделась по сторонам и обнаружила не замеченного ранее второго автоматчика. Он лежал без признаков жизни, раскинув руки по траве, словно бы спал. Все тело было изрешечено осколками. На одежде не было ни одного клочка, который не пропитался бы кровью. Неподалеку валялись четыре душмана. Одного взгляда на них хватило Марине, чтобы понять - все мертвы. У одного не было половины задранного кверху лица, у второго в груди зияла дыра, третьего явно положили автоматной очередью, а у четвертого не оказалось ног. Маринке подобного еще не доводилось видеть за все время странствий, хотя в боях она бывала неоднократно. Женщина повернулась к раненому, решая, что делать с ним.
        Бой гремел со всех сторон, лишь у них стояло затишье. Степанова всем сердцем почувствовала, что это ненадолго. Подхватив парня подмышками, она потащила его наверх. Отступив к зарослям кустарника метров на триста и напряженно оглядывая сад сверху, услышала голоса, переговаривавшиеся наверху по-русски. Крикнула:
        - Мужики, здесь раненый! Мне нужна помощь!
        Чей-то голос ответил:
        - Поднимайся сюда, здесь все наши!
        Степанова разозлилась. Выматерившись, она рявкнула:
        - Сюда, я сказал! Парня выносить надо, пока духи не наткнулись, мать вашу за ногу!
        Сверху послышались невнятные голоса. В ожидании подмоги, Марина, на всякий случай, поискала глазами более удобную позицию, чем та, где находились они с солдатом. Прозрачный кустарник не подходил для укрытия. Парень смотрел на ее маску с благодарностью. Он даже не стонал, хотя на кончике носа висела крупная капля то ли слез, то ли пота.
        Никакого шевеления наверху не происходило и Маринке показалось, что о ней забыли. Женщину охватило нехорошее предчувствие. Она приподнялась из-за куста, чтобы осмотреться и… нос к носу столкнулась с бандитами. Три фигуры в чалмах и с пистолетами в руках пробирались по другой стороне кустарника, ежесекундно останавливаясь и прислушиваясь к шуму боя. Не подозревая присутствия еще кого-либо, они явно намеревались незаметно ускользнуть из сада, ставшего для них ловушкой. Неожиданное появление лица в маске, да еще и в шаге от себя, оказало на них ошеломляющее действие: вскинув пистолеты, они беспорядочно выстрелили. В Маринку они промахнулись с метрового расстояния. Она даже испугаться не успела. Женщина подняла пулемет. Однако, когда нажала на курок, выстрелов не последовало. Обойма была пуста…
        Духи тоже не стреляли, видимо патронов у них больше не осталось. Степанова увидела три страшно перепуганных лица, сквозь смуглую кожу проглядывала синева. Бороды заметно тряслись. Темные глаза, не мигая, следили за стволом ее пулемета. Не придумав ничего лучше она взяла и вновь присела за кустами, чтобы вставить новую обойму. Душманы, пораженные странными и безмолвными маневрами, тоже присели с другой стороны и не теряя времени, бросились бежать на четвереньках вниз. Это было что-то!
        Широченные шаровары цеплялись за кусты и они вскрикивали почти каждую секунду, думая, что их хватают чьи-то руки. В ладони впивались сучья и камни, но мужчины продолжали бежать на четвереньках. Двое молоденьких солдат-автоматчиков в это время короткими перебежками поднимались наверх. Они растерянно прижались к кустарникам, пропуская их мимо себя и не решаясь выстрелить по странным фигурам. Проводили взглядами, пока духи не скрылись за кустами. Переглянулись и пошли дальше, часто оглядываясь.
        Когда Степанова зарядила новую обойму, с другой стороны куста уже никого не было, лишь валялись три пистолета. Она разозлилась на тех, кто засел наверху и до сих пор не пришел к ней на помощь:
        - Эй, черт бы вас побрал! Будет кто-нибудь здесь или нет?
        - Сейчас! Сейчас, идем! - ответили с горы.
        Вскоре действительно послышалось шуршание травы и чьи-то шаги. К ней подобрались двое рядовых и ефрейтор. Снизу поднялись еще два растерянных солдатика. Обрадовано сказали:
        - А мы вас ищем! Мимо нас каких-то три чокнутых афганца проскакали на коленках. Совсем ошалевших…
        Она узнала обоих. Те, что спустились сверху, увидев маску, вздрогнули. Бледные лица выражали такую растерянность, что Маринка усмехнулась:
        - Где командир?
        Пряча глаза в сторону, ей ответил рыжий ефрейтор:
        - Не знаем. Наверху нас восемь человек собралось. Сейчас они подойдут.
        - Почему не спустились раньше? - спросила Степанова. Рыжий виновато пожал плечами и ничего не ответил.
        Сверху спустилось пятеро молоденьких солдат. Попадали на камни, испуганно озираясь вокруг. Один был с санитарной сумкой на боку - санинструктор. Этот парень уселся на острый камень, не обратив внимания на шилообразную вершинку. Дрожащими пальцами достал папиросу и долго курил, не в силах подойти к раненому. По серому лицу было видно, что он сейчас никого не видит и не слышит. Марина хлопнула его по плечу:
        - Не трясись, я его уже перевязал. Ты в первый раз попал в бой? - Он кивнул и едва не расплакался. Женщина с силой потрясла его за плечо, стараясь привести в себя: - Где санчасть располагается, помнишь?
        Санинструктор с трудом взял себя в руки. Взглянул ей в лицо уже более осмысленно и указал ладонью влево:
        - Где-то там были…
        Степанова скомандовала:
        - Раненого на плащ-палатку и пошли!
        Солдаты безоговорочно подчинились. Санчасть действительно оказалась там, куда указывал этот нелепый перепуганный парень. Увидев, что несут раненого, подбежало двое санитаров и забрали его. Марина собралась вернуться в сад и скомандовала:
        - Отделение, за мной!
        И вдруг услышала, что кто-то выкрикивает ее позывной во весь голос:
        - Ясон! Ясон!..
        Запыхавшийся, весь в пыли, десантник разыскивал ее. Степанова подошла:
        - Я Ясон. Чего тебе?
        - Наш командир умирает и зовет тебя. Пошли быстрее!
        В груди у Марины что-то защемило. Она бежала за десантником к стоявшему у санбата БТРу. Мотострелки растерянно смотрели ей вслед. Только сейчас до них дошло, кто находился с ними рядом. О Ясоне слышали все. Солдаты покрутили головами, не зная, что предпринять, а затем отправились искать своих. Десантник и женщина вскочили на броню и машина рванула с места. Механик-водитель не сбавлял скорости. Трясло так, что казалось сердце выскочит. Обогнули излучину реки и выехали на самый край плато. Остановились как раз напротив второй пещеры, скрытой густой растительностью на склоне горы.
        Здесь попало в засаду немало советских солдат. Тут и там на траве виднелась кровь. Сейчас вокруг лежало множество мертвых тел. Раненых уже унесли. Возле кустарника столпились десантники. Провожатый кинулся туда. Маринка следом. Протолкалась сквозь толпу и… упала на колени, сдирая маску. Десантники застыли от вида женского лица. Такого оборота никто не мог предположить.
        На плащ-палатке лежал Олег Татарников. Прямо поверх куртки его перебинтовали, но и бинты и куртка на груди уже сплошь пропиталась кровью. При каждом вздохе и выдохе она пузырилась на ранах и на губах. Он был в сознании. Увидев Марину, прошептал:
        - Ну вот и все, Искандер, теперь и умирать могу…
        Она, не отрывая глаз от бледного лица друга, заплакала, торопливо шепча:
        - Ты будешь жить, вот увидишь! Врачи спасут!.. - Обернулась к парням заплаканным лицом: - Что же вы его в санчасть не несете?..
        Хотела приказать, но Олег собрал оставшиеся силы, схватил рукой за кисть и заставил повернуться к нему. Прохрипел:
        - Мне никто не поможет, ты же знаешь и сама. Я всю жизнь любил только тебя. И с самого начала знал, что ты здесь. Поцелуй меня, Марина…
        Она задыхалась от слез, но наклонилась и прижалась к окровавленным губам. Они были холодными, но чуть шевельнулись в ответ. Его рука легла на затылок и вдруг упала…
        Женщина удивленно посмотрела на Татарникова. До сознания медленно дошла страшная правда. Прижав к себе тело мужчины она дико закричала:
        - Не-е-ет!!! Олег, не-е-ет!
        Степанова рыдала никого и ничего вокруг не замечая. Только сейчас она вдруг обратила внимание, что волосы у Олега мягкие, несмотря на то, что торчат вверх и на плечах у него погоны подполковника, а на груди колодки от орденов и медалей. Ее куртка на груди пропиталась его кровью, но она ничего не чувствовала, продолжая сжимать его в объятиях. Целовала его мертвое лицо, смывая с него кровь слезами.
        Десантники молча застыли вокруг. Они ждали, когда женщина выплачется, чтобы унести командира к выстраивавшимся в колонну БТРам. Марина плакала долго, пока слез казалось совсем не осталось. Тяжело вздохнула и подняла голову. Опухшими глазами обвела застывших вокруг парней, так и не положив на землю холодеющее тело:
        - Как это случилось?
        Высокий красивый парень с погонами сержанта ответил тихо:
        - Все уже закончилось, когда Олег Анатольевич решил еще раз в пещеру заглянуть. Один из раненых духов очнулся в этот момент. Захохотал почему-то и из пулемета… Да вон он валяется…
        - Давно Олег воюет в Афганистане?
        - Два года практически без перерывов.
        Степанова медленно опустила мертвое тело на плащ-палатку. Долго вглядывалась в лицо офицера. Оно было светло и спокойно, на губах застыла улыбка. С трудом встала на ноги и перехватив автомат за приклад, медленно подошла к душману. Узнала и подняв лицо к небу, прошептала:
        - Касем! Сволочь! Его-то за что? Ведь я тебя прищучила… Я, а не он!
        Ближайшие десантники услышали. Не видя ничего из-за слез она шагала в сторону долины и сада. Сержант догнал ее, протянул забытую маску. Степанова не сразу поняла, что он тычет ей в руки. Подняла лицо, смотрела ему в глаза и не видела. Машинально забрала маску. Отправилась дальше. Она и сама не знала, куда направляется, ей просто никого не хотелось видеть…
        Сержант задумчиво посмотрел вслед, а потом направил за ней трех солдат. Приказав:
        - Присмотрите за ней. А то она сейчас в таком состоянии, что ничего не видит и не понимает…
        Парни шли поодаль, внимательно осматривая местность. Женщина, качаясь во все стороны, словно пьяная, брела впереди, опустив автомат к земле. Дошла до сада и вдруг упала среди деревьев. Десантники вначале думали, что по ней выстрелили, настолько резко она повалилась. Озираясь по сторонам, пригнулись и кинулись к ней. Метрах в трех остановились и повернули назад: она снова рыдала в голос, уткнувшись лицом в густую траву…
        Вечером войска расположились лагерем на обширной горной равнине, где кроме верблюжьей колючки ничего не росло. Сад остался сбоку. Вертолеты доставили горячее питание и почту. Степанова находилась в расположении десантников. Ребята попытались заставить ее поесть, но ничего не добились. Женщина прислонилась к колесу БТРа, опустила голову так, что свисавшие волосы прикрыли лицо и застыв в таком положении, просидела весь вечер и всю ночь. Куртка впереди превратилась в колчугу из-за высохшей крови, но она не замечала.
        Гибель Татарникова больно ударила по сердцу. Марина мысленно выругала себя, что за два года даже не поинтересовалась, где находятся они оба: Юрий и Олег. Наплевав на запреты начальников, на другой день она написала письмо Юрию. Рассказала о гибели Олега и попросила ответить. Отдала конверт сержанту и попросила:
        - Напиши адрес, пожалуйста. У меня руки трясутся…
        Только через сутки она вспомнила о письме Николая Горева и короткой встрече в пещере. Решительно развернула помятый листок и прочла:
        - “Дорогие мои папа и мама! Если можете, простите, что долго не сообщал о себе. В Союз возвращаться я не собираюсь. Мне там делать нечего. Вместе с моими братьями-мусульманами я воюю и буду воевать дальше за свободу Афганистана против неверных. Я понял, что заблуждался отправляясь сюда. Думал, что несу мир, а сам помогал неверным убивать праведников. Теперь мой бог - Аллах, я принял ислам всем сердцем. Забудьте обо мне, теперь мое имя Ахмад”.
        Степанова хотела смять этот клочок, но потом подумала о родителях Горева и не стала. Аккуратно свернув, спрятала во внутренний карман куртки, решив передать, когда вернется. Теперь стало ясно - Бредин и Горчаков щадили ее и не сообщили о предательстве Кольки, хотя знали об этом.
        Глава 3
        Усама управлял многочисленными фирмами и филиалами через Интернет. Он занимался нефтяными и химическими проектами, телекоммуникациями и спутниковой связью, строительной компанией “Аль-Хиджра” и инвестиционным концерном “Таба”. Его империя росла с каждым днем. Через подставных лиц он приобретал все новые и новые фирмы в разных странах мира. Большая часть денег по-прежнему шла на войну в Афганистане против Советского Союза.
        Марина появилась в родном районе в начале октября, не предупредив родителей о своем приезде. День стоял солнечный и яркий. Шелестели под ветерком золотыми листьями березы, багровел среди них единственный клен. На асфальте разлилась большая лужа. На воде, словно крошечные кораблики, покачивались опавшие листочки. Прихрамывая, женщина выбралась из вагона, подхватила чемодан с сумкой и направилась к автостанции, перешагивая через рельсы. Вещи были тяжелыми, но она не жаловалась - впервой что ли. Если бы не болевшая нога, все было бы нормально. За неделю до отлета из Афганистана, женщина неудачно спрыгнула с БТРа, подвернула стопу и теперь хромала.
        Народу внутри станции оказалось полно. Билетов в кассе не было. Слышалось переругивание в очереди и визгливый голос невидимой кассирши. Степанова не переживала - все шофера знакомы с детства. На этот раз за рулем автобуса сидел ее
“недруг” по детским проказам - Борька Балатов. Мужик усмехнулся яркими полными губами, увидев прихрамывающую Марину. Распахнул дверцу и слегка наклонился:
        - На побывку? Забирайся ко мне в кабину и садись на крышку мотора. Там сейчас толкотня будет, а ты, я смотрю, снова подбита!
        Легко спрыгнул на землю. Подхватил чемодан, сумку и играючи забросил внутрь. С легким смешком, неожиданно подхватил женщину на руки и усадил на свое сиденье:
        - Сиди пока тут, я все равно документы оформлять пошел…
        В салоне было пусто, хотя народ уже толпился возле дверей ПАЗика, завистливо глядя на сидевшую Степанову. Она дотронулась до коричневого дерматина, прикрывавшего крышку мотора: он был теплым, но она быстро сообразила, что крышка сильно нагреется. У самого стекла лежало одеяло. Дотянулась до него и аккуратно расстелив на краю, перебралась на крышку. Та чуть прогнулась под ее легким телом и все. Вернулся вместе с кондуктором Борис, на ходу беззлобно матеря бабу. Молча заскочил в кабину и пожаловался:
        - Ишь, взъелась! Чужих сажаю! А того не понимает, что ты подружкой детства являешься! Сиди и внимания не обращай, если эта курица скрипеть начнет… - Тут же обернулся на забиравшуюся с тюком бабку: - Бабуля, тюк давай сюда! Я на мотор положу, а то ты всю дорогу перекрыла!.. - Когда автобус тронулся, спросил, покосившись на ногу женщины: - Снова ранили?
        - Да нет, подвернула.
        - Врешь ведь! Правды от тебя не добьешься. Опять уедешь или насовсем?
        - Опять…
        - Значит, продолжается бойня? Когда хоть конец-то будет? Не слышала?
        Степанова пожала плечами:
        - Да вроде поговаривают, что выводить войска скоро будут. Там все как-то наперекосяк идет - никакой линии фронта не существует. Командиры племенных формирований сегодня на нашей стороне могут воевать, а завтра уже на стороне моджахедов. Афганские подразделения вообще часто переходят на сторону бандитов. Не знаешь кому верить!
        - Н-да! Мне повезло, что туда не попал…
        Балатов, не смотря на истошные вопли кондукторши, въехал прямо в деревню. Остановка находилась довольно далеко. Марина пробовала протестовать, но он усмехнулся:
        - Не шуми, сержант! Машина довезет! А время я нагоню в пути.
        Остановился на прогоне, чтоб развернуться. Подхватив под мышки, высадил женщину. Чуть задержал в руках и поставил на землю. Достал чемодан с сумкой. Запрыгнул внутрь:
        - Счастливо! Вечером загляну…
        Подмигнул карим глазом и уехал. Марине оставалось пройти мимо трех домов, чтобы попасть к родителям. Ее издали заметил гулявший во дворе сынишка. Выскочил из калитки и на всю улицу закричал:
        - Мама!!!
        Он несся к ней навстречу. Черные глаза блестели, словно агаты. Кудрявые волосы, которые Елена Константиновна старалась подстригать как можно реже, развевались костром. Зубы блестели жемчугом. Маринка бросила вещи и кинулась ему навстречу, слегка припадая на правую ногу.
        На половине дороги встретились. Она подхватила его на руки, целуя эту смуглую пропахшую потом и молоком рожицу:
        - Сашенька!
        Следом за внуком бежали полуодетые родители. Чувствовалось, что услышав вопль внучонка, схватили и надели то, что подвернулось под руки. Мать бежала в домашних шлепанцах, а отец в коротких валенках. Оба повисли на дочери:
        - Что же ты не предупредила?!
        Обхватив с обоих сторон за плечи, повернули к дому, но она остановилась:
        - Пап, мам, у меня тут дело есть… Вы не обижайтесь, мне сначала с ним надо разобраться, а уж потом я и домой приду.
        - Ты куда?
        - К Горевым.
        - О Николае что-то разузнала?
        Марина ничего не сказала. Повернулась и пошла назад с сыном на руках. Саша обнимал ее, уткнувшись лицом в шею матери. Заметил выглянувшего в окошко Гошку Ватенева и украдкой, таясь от матери, показал недругу язык. Тот скрылся за занавеской. Отец подхватил чемодан, посмотрел еще раз в спину дочери и направился домой. Он заметил, что она прихрамывает и вздохнул. Мать несколько секунд смотрела на ровные плечи Маринки, а затем направилась следом за ним с сумкой.
        Степанова подошла к калитке Горевых. Прикрикнула на яростно бросившегося пса:
        - Барс! Место!
        Собака узнала и завиляла хвостом. Женщина поставила Сашу на ступеньку, взяла за руку и поднялась на знакомое высокое крыльцо, держась за резные перила. Зашла в полутемные сени. Постучала в дверь и услышав голос Алексея Гавриловича, вошла в дом:
        - Здравствуйте, дядя Леша.
        Он встал со стула, уронив на пол валенок, который подшивал:
        - Марина! Господи! Здравствуй! О Николае что-то узнала?
        Он с надеждой смотрел ей в лицо. Марина тихо спросила:
        - В доме никого нет?
        - Маруся к соседке убежала на беседки. Проходя! Витя работает, а я вот…
        Горев указал рукой на валенок и дратву с шилом. Марина прошла в кухню, но не присела на предложенную табуретку. Достала из внутреннего кармана ветровки помятый листок. Молча протянула ему. Саша стоял рядом, держась за руку матери и лишь переводил взгляд с лица на лицо. Мужчина торопливо схватил бумагу, поправил очки и подбежал к окну, на ходу разворачивая. Долго читал, не веря в написанное. Раз за разом перечитывал послание и с каждым разом все больше бледнел. Натруженные руки упали по сторонам тела, как плети, пальцы продолжали удерживать листок. Медленно повернулся и глухо сказал:
        - Лучше бы Кольку убили… Ты его видела?
        Степанова не стала врать:
        - Да. Столкнулись нос к носу в пещере…
        Алексей Гаврилович не сводил глаз с ее побледневшего лица:
        - И что?.. Он стрелял в тебя?..
        Марина покачала головой и твердо произнесла:
        - Не успел, я по имени назвала. Обрадовалась. Выглядит хорошо, поправился внешне. Одет, как душман. Записку сунул в руки, просил вам передать. Сшиб меня с ног и убежал. В том бою, когда мы встретились, Олег Татарников погиб. Помните, офицера из части?
        - Это он его?..
        - Нет, но и его вина есть… Косвенная…
        Алексей Гаврилович без сил свалился на стул и схватившись за голову, заплакал:
        - Лучше бы убили, подлеца, чем такой позор принимать! Предатель… В нашем роду не было такого выродка! Марина, доченька, да как мне теперь в глаза-то людям смотреть?
        Саша отпустил руку матери и решительно направился к мужчине. Обнял за шею, поцеловал в колючую щеку и сказал:
        - Не плачь, дядя Леша! Я тебе свою новую машинку подарю.
        Горев притиснул ребенка к себе и зарыдал в голос, уткнувшись в детское плечико:
        - Родненький ты мой… Да как нам жить-то теперь с таким пятном?
        Степанова тихо сказала:
        - Об этом никто не узнает. Пропал и пропал. Тете Марусе можете тоже не говорить, пусть лучше меня винит…
        Мужчина изумленно посмотрел на нее сквозь слезы. Встал, поставив ребенка на пол, стер слезы ладонью и твердо сказал:
        - Ну, нет! Этому не бывать! И жене скажу, и младшему сыну скажу! Тебя винить? Да Боже нас упаси! Ты Кольке добро сделала, а он…
        Алексей Гаврилович снова заплакал, отвернувшись в сторону. Женщина попросила:
        - Не говорите людям в деревне, пусть все думают, что Николай пропал. Вам здесь жить. Мы пошли, меня родители ждут, я ведь дома не была…
        Повернулась к двери и услышала:
        - Спасибо, Марина. В который раз выручаешь…
        Своим родителям она не сказала правды о Николае:
        - Я не нашла его следов. Может, в Пакистан угнали? Если это так, то не скоро сведения появятся. Ведь он рядовой, а не офицер. Так и дяде Леше сказала…
        Большие глаза сына вопросительно уставились на нее, но ребенок ничего не сказал. Своим детским умом Саша понял, что говорить то, что он слышал, не следует и решил не выдавать тайны.
        Вечером Марина решила покататься на лодке. Вечер был теплым и тихим, несмотря на начало октября. Саша увязался с ней и она не возражала, так как соскучилась по сыну. Всю дорогу он рассказывал ей о своих приключениях, о походах с дедом в лес и на рыбалку. Спрашивал о войне и она кое-что рассказывала о собственных
“приключениях”. И вдруг Саша спросил:
        - Мама, почему у меня папы нет?
        Перед глазами женщины промелькнули лица Саши и Кости. Она побледнела, слишком рано сын начал задавать такие вопросы. Осторожно спросила:
        - А что тебе бабушка с дедушкой говорят?
        - Что папа погиб в Афганистане.
        Степанова тяжело вздохнула:
        - Твой папа действительно погиб. Тебе хочется иметь папу?
        Саша задумался и какое-то время шел, внимательно глядя под ноги. Этих минут Марине хватило, чтобы прийти в себя. Подобного вопроса она не ожидала и несколько растерялась. Он поднял лицо и задумчиво сказал:
        - Да не очень! Просто я никогда его не видел, а хотел бы увидеть.
        Маринка решилась:
        - Дедушка с бабушкой не показывали фотографии, где мы с папой жених и невеста?
        Он удивленно покрутил головой из стороны в сторону:
        - Нет…
        Вернувшись, она достала альбом со своими свадебными фотографиями, спрятанный глубоко под одеждой в комоде. Посадила сына на колени и открыла первую страницу. Долго глядела на лицо мужа, мысленно спрашивая, а имеет ли она право поступать так, как собирается. Саша сидел тихо, когда она прошептала:
        - Вот твой отец…
        - Как его звали?
        - Как и тебя…
        Когда ребенок заснул, мать с укоризной сказала ей:
        - Зачем ты солгала ему?
        - Он хотел знать отца, теперь у него есть память о нем. Пусть мой муж станет ему отцом. Не разубеждай его, мама…
        Уже поздно ночью, когда Марина спала, уткнувшись лицом в кудряшки сына, в окно осторожно постучали. Она спала чутко и мгновенно открыла глаза. Укутала Сашу одеялом и подошла к стеклу. Ночь была, хоть глаз выколи. Пригляделась: за окном стоял Витек Горев. Махнул рукой:
        - Выйди!
        Женщина поняла, что разговор будет не из легких и оделась потеплее. Стараясь не шуметь вышла в горницу. Проснувшийся отец спросил шепотом:
        - Ты куда, Марин?
        - Витек Горев прибежал, поговорить хочет…
        - Другого времени он не нашел! Ночь на дворе.
        - Да, ладно, пап, я не долго…
        Приятель стоял, прислонясь спиной к бревенчатой стене дома и нервно курил. В ночи ярко выделялся огонек его сигареты. Вокруг стояла мертвая тишина. Сквозь плывущие тяжелые тучи временами выглядывали редкие звезды. Ни ветерка, ни шороха, лишь с другой стороны деревни донеслось гавканье собаки. Да где-то истошным голосом проорала кошка.
        Марина молча подошла и обняла приятеля, чмокнула в щеку:
        - Привет, Витек!
        Он аж вздрогнул от ее прикосновения. Запоздало попытался обнять и ответить, но сразу понял эту запоздалость. Опустил руки:
        - Здравствуй, Марин. Извини, что поздно. Днем стыдно было идти. Отец показал мне записку Кольки. И мамке тоже. У той с сердцем плохо стало. Ты ведь знаешь, как она в Бога верит! А тут Колька от него отрекся и Аллах какой-то объявился! Мамка чуть с ума не сошла! Я пошел, а она и сейчас не спит. Вздыхает, ворочается. Да и батька лишь притворяется спящим…
        - Я не хотела, Вить. Но я должна была сказать правду хотя бы твоему отцу. Я просила его не говорить больше никому…
        - Знаю. Ты не права. Мы тоже должны знать, что он сволочь. Он предал все - меня, родителей, тебя, Родину, веру. Он стреляет по своим! Он забыл, что я мог бы не вернуться и служит тем, кто меня убить пытался. Маринка, может хоть ты мне ответишь, почему? Ты ведь видела больше, чем я…
        Она вздохнула:
        - Вить, ты ведь и сам знаешь ответ - кто-то спасает шкуру, кто-то ради денег. А Колька, я не знаю… Твоим родителям я не сказала, но тебе скажу - он успешно выполнил два задания, а потом сам, добровольно, перешел к моджахедам. Мало того, он сдал того парня, которого должен был спасти…
        Горев закурил следующую сигарету и глухо попросил:
        - Маринка, он мой брат по крови, но теперь он мой враг. Я прошу тебя, если встретишь - убей. Я бы и сам пошел… - Он как-то странно усмехнулся, а потом решительно добавил, - Да моя девчонка ребенка ждет! Мне жениться надо, чтоб таким же подлецом, как братец, не стать.
        Оторвал плечи от стены и ссутулясь направился к калитке. Женщина посмотрела ему вслед и вернулась в дом.
        Горев дал согласие на обучение в Пакистане и спокойно спал в теплой постели в крошечной комнатке на окраине Пешавара. На низеньком столике лежал пистолет, стояла свеча в керамическом подсвечнике и валялась перевернутая стальная ложка. Рядом находились несколько пакетиков наркотика и штук пять шприцов.
        Николай уже не мог обходиться без них больше суток. Американские инструктора знали его слабость, но не препятствовали, считая, что так им будет легче управлять. Регулярно снабжали героином и кокаином. Русский, не смотря на дурь, твердо контролировал себя. У него была цепкая память и изворотливый ум. Он спокойно стрелял в боях по бывшим “землякам” и не однажды наблюдал, как духи пытают русских солдат. Ему было все равно.
        Но еще раз столкнуться с Николаем Горевым в Афганистане Степановой не пришлось. Маринка считала это счастьем. Она с ужасом ловила себя на мысли, что навряд ли сможет выстрелить в бывшего дружка, ставшего предателем. Представляла высокий лоб Кольки, широкую грудь и чувствовала, как начинали дрожать пальцы.
        Перед новым отлетом в Афганистан у нее состоялся тяжелый разговор с полковником Горчаковым. Она вошла в его кабинет и застыла у двери, чувствуя, как перехватило горло. Кое-как сглотнув комок, хрипло заговорила:
        - Леонид Григорьевич, я рекомендовала вам Горева, мне и ошибку исправлять. У вас нет сведений, где он может находиться?
        Мужчина посмотрел на нее сквозь очки, отметив смертельную бледность. Он знал, что она выполнит задание, хотя ей будет страшно убивать хорошо знакомого человека. Ведь совсем иное дело, если стреляешь по чужим. Горчакову стало ее жаль. Он вышел из-за стола и положил женщине руку на плечо, слегка пожал и отпустил. Отошел в сторону:
        - Ты в этом не виновата. Это мы, опытные разведчики, не разглядели в нем червоточины. Я запрещаю тебе заниматься розысками Горева! Если потребуется, мы для этой цели отправим другого человека.
        Марина помолчала, а потом задумчиво спросила:
        - Почему он предал? У вас есть версии?
        - Деньги, Марина, деньги. По нашим сведениям, Горевым сильно заинтересовались западные спецслужбы. Хочу предупредить - он сдал тебя и сейчас, по оперативным данным, несколько отрядов моджахедов активно разыскивают “Ясона”. Они знают тебя в лицо. Может не стоит возвращаться?
        Степанова задумалась и отказалась:
        - Я вернусь. Афганцы говорят: предупрежденный, что вооруженный! Давайте задание, я уже соскучилась без работы…
        Полковник тяжело вздохнул и с затаенной болью, искоса, посмотрел в лицо женщины. Она ничего не замечала, погруженная в собственные мысли.
        Ноябрь и декабрь выдались снежными и слякотными. В иную зиму столько снега не выпадало во всем Афганистане, сколько выпало за два месяца в округе Хост. Мокрые крупные хлопья, словно клочья ваты, летели с неба не переставая. Ледяной ветер пронизывал до костей. Советское командование назначило операцию по захвату перевалочной базы мятежников, расположенной неподалеку от пакистанской границы. Находилась она в горах. Лезть в такую слякоть на вершины было смертоубийством, но приказ, поступивший сверху, обсуждению не подлежал. В Москве не желали знать, что творилось с погодой в Афгане. Комдив попытался объяснить создавшуюся ситуацию, его не стали слушать. Чем руководствовалось командование в Верхах, одному Богу известно.
        Колонна выбралась из Хоста около полудня. Комдив смотрел на небо сквозь лобовое стекло автомобиля, которое ежесекундно залепляло снегом и громогласно матерился, не обращая внимания на солдата-водителя. Советским войскам было предписано действовать в тесном сотрудничестве с афганскими подразделениями. От этого на душе генерала Заречного «кошки скребли». У афганцев была своеобразная специфика ведения боев и не раз получалось так, что они попросту бежали с места боя. В колонне шли несколько танков, с десяток БТРов, столько же автомобилей, реактивные установки и полтора десятка артиллерийских орудий. Это была не езда, а черепашьи бега! Колеса пробуксовывали в снежном месиве. Часов через шесть подошли к ущелью.
        Едва колонна подобралась ко входу, ее обстреляли из минометов, гранатометов и пулеметов с автоматами. Огонь был плотным, хотя особого ущерба не принес. Стрелки явно побоялись спуститься чуть ниже. Комдив тут же остановил колонну и приказал развернуть артиллерию. Выдвинул танки для стрельбы прямой наводкой. Бронированные чудовища медленно поползли наверх под прикрытием бивших орудий. Последовательно, одну за другой, удалось блокировать господствующие высоты и захватить их.
        Оставалась еще одна высота, на которой мятежники оборудовали позиции для крупнокалиберного пулемета и миномета. Заречный приказал захватить высоту. Моджахеды оборонялись от танков и мотострелков с отчаянием обреченных. Генерал был несколько удивлен таким упорством. Особенно выделялась стойкость минометного расчета душманов. Даже когда в строю оказался лишь один из бандитов, он не прекратил огонь, пока не использовал все боеприпасы. Пулемет замолчал только после прямого попадания снаряда по амбразуре.
        Высота была взята. От тяжело раненого духа солдаты узнали, что с ними вели бой группы самообороны нескольких кишлаков, расположенных поблизости. Всему виной оказались афганские правительственные войска. Год назад восставшие кишлаки были варварски и безжалостно разграблены ими. Едва афганские сарбазы узнали, кто им противостоял, прошлогодняя история повторилась. Советские офицеры попытались помешать, говорили с афганскими военными о недопустимости подобных действий, но их никто не захотел слушать.

“Отважные” афганские солдаты выламывали из строений деревянные детали, грузили их на машины и вывозили. Жители со всем своим небогатым скарбом успели скрыться в горах вместе с живностью. Офицеры, командовавшие ими, не предприняли никаких попыток прекратить мародерство. Напротив, некоторые из них приняли участие в грабеже. Правительственные войска Афганистана временами мало чем отличались от моджахедов. Генерал Заречный предпринял попытку связаться с афганским командованием и услышал:
        - Не мешайте! Это же кишлаки повстанцев!
        Разграбив все, что еще оставалось в кишлаках, афганские сарбазы успокоились. Дивизия двинулась дальше и к вечеру подошла к подножию перевала. Здесь развернули основной лагерь и выставили на перевале блоки охранения.
        Первые сутки на высоте два с половиной километра оказались самыми тяжелыми для советских солдат. Во-первых, им надо было приспособиться к высокогорью с его разреженным воздухом, во-вторых погода стала просто адской - валил мокрый снег с дождем и сильным ветром, в третьих - сказывались нехватка воды и продовольствия. Ко всему прочему пакистанская граница была всего в 300 метрах. Афганские солдаты, к удивлению русских, держались стойко - горы их родина и к такой погоде им было не привыкать.
        На следующий день стало немного легче в физическом плане, но теперь на всех угнетающе действовала неясность обстановки. Дивизия застряла на перевале и дальше не шла. Мокрые, озябшие солдаты и офицеры сходили с ума от бездействия. Командование дивизии тоже не знало, что делать: никаких команд сверху не поступало.
        Через сутки на “пятачок” чуть ниже перевала опустились вертолеты: боевой МИ-24 и МИ-8. На Ми-8 прибыл генерал-майор Шишигин. Это был один из замов военного советника по боевым действиям. Был он по отзывам многих, недалеким человеком, матершинником и невеждой, в чем вскоре убедились все. Его настроение зависело от создававшейся ситуации. В это утро настроение у генерала было бодрое и он, несмотря на возраст (перевалило за шестьдесят), лихим галопом несся от вертолетной площадки. За ним в том же галопе, не отставая ни на шаг, следовала группа сопровождающих.
        Появившись на командном пункте он перво-наперво обругал всех присутствующих, обвинив в неудачах и устроив дополнительный разнос за пассивность. Только потом внес коррективы в план боевых действий. Эти коррективы ввергли всех старших офицеров в состояние глубокой задумчивости. Такое мог придумать только авантюрист.
        Генерал, к их ужасу, сообщил, что решено высадить афганский тактический воздушный десант. Каждый из присутствующих офицеров был прекрасно осведомлен об уровне подготовки афганской армии и особенностях боевых действий в горах. Идея в корне была нелепой, но генерал не захотел никого слушать. Наорал и укатил в Хост. Уже оттуда Шишигин пытался руководить боевыми действиями. Наказанием за генеральские амбиции явилась застрявшая на перевале на три недели дивизия.
        Афганский воздушный десант унесло ветром на территорию Пакистана, где он был почти весь перебит. Прибавилась еще одна проблема: афганские войска, уяснившие из учебных фильмов, что выйдя с территории городка, они должны стрелять, не преминули исполнить все в точности. Они умудрились в первом же бою расстрелять весь боезапас не только у артиллерийских орудий, но и у стрелкового оружия. В результате все соединения вынуждены были приостановить военные действия и в течении двух недель подвозить боеприпасы.
        Все это время советские войска в одиночку удерживали перевал и спуск в Хостинскую долину. Все было бы ничего, если бы не одно обстоятельство: в одну из ночей блокпост с пограничниками, удерживающий господствующую высоту, был тихо окружен мятежниками и взят в плен всем составом. Уставшие, измученные солдаты, находившиеся без смены пять суток, попросту заснули. Двадцать шесть советских солдат во главе с лейтенантом моджахеды увели в Пакистан.
        Марина в это время “отдыхала” в Файзабаде. На самом деле работала переводчиком во время допроса захваченных в плен моджахедов. Об этом попросил командир десантно-штурмового батальона. Генерал-майор Бредин немедленно связался с ней и рассказал о случившемся. Через час, вертолетом, ее доставили почти к самой вершине перевала. Наскоро переговорив с комдивом Заречным, она отправилась на поиски пограничников…
        В укрытиях за камнями было даже тепло, но стоило выбраться на открытое пространство и жестокий ветер пробирал до костей. В пятнистом маскировочном костюме Марина пробиралась все выше в горы. Одежда сверху намокла и если бы не поддетый снизу непромокаемый комбинезон, она бы давно замерзла. Женщина шла в Пакистан. Ни с того, ни с сего вдруг вспомнилось первое задание, как она вытаскивала Юрия Лозового. Усмехнулась в душе: “Да, с того дня многое изменилось”. И это было действительно так…
        Если вначале воевали с каким-то удивлением, то теперь уже дрались, дрались яростно. Хотя многим, и не только в верхах, стала очевидна бесполезность ввода советских войск в горную страну. Президент Афгана Наджибулла только и надеялся на подачки, с каждым разом стараясь выторговать как можно больше продовольствия, боеприпасов, военной техники и прочих благ. Афганистан фактически стал иждивенцем на шее Советского Союза.
        Степанова влезла на очередной уступ и остановилась, чтобы передохнуть. Для этого требовалось время - воздух в горах разрежен и уже через километр легкие словно наливались свинцовой тяжестью. Возле каменной стенки лежало что-то бесформенное и присыпанное снегом. Она осторожно подкралась и вздрогнула, увидев скрюченные пальцы. Толкнула ногой и отскочила в сторону - мало ли что. Тело не пошевелилось и она поняла, что перед ней труп. Уже спокойно (за годы войны привыкла!) приблизилась. Ножнами стряхнула снег и отшатнулась…
        Это был наш солдат. Совершенно голый. И весьма вероятно один из тех, кого она шла освободить. Его долго пытали перед смертью, все тело оказалось изрезано - сняты были целые куски кожи. Имелись следы ожогов. Руки сломаны. Парню выкололи глаза и отрубили несколько пальцев. Убили ножом, вонзив его в сердце. Рот убитого был оскален в последнем вскрике. Такого Марина еще ни разу в жизни не встречала. Она видела шрамы от пыток, но не такое. В голове помутилось и женщина схватилась рукой за камень. Немного постояла, приходя в себя. Затем вытащила из рюкзака плащ-палатку и аккуратно прикрыла солдата. Сразу начала карабкаться дальше.
        Она спешила. Остальные парни были в опасности. Их могли замучить, как и этого несчастного. Она давно находилась на территории Пакистана. Сориентировалась по карте и компасу. Огляделась в бинокль и ничего не обнаружила, кроме сплошной снежной пелены. Горы мрачно громоздились вокруг, выглядывая из-под снега темными отвесными стенами.
        Степанова задумалась. Прикрывшись спальным мешком, достала карту. Пару минут разглядывала, а затем решительно повернула вправо. Минут через сорок наткнулась на козью тропу. Прекрасно зная, что оставляет следы, двинулась по ней. Снег валил не переставая и через десять минут укрыл отпечатки маленьких ботинок. Где-то в полдень открылась панорама маленького городишки. Она с полчаса изучала пустынные улочки. По чистой случайности заметила выставленного у крайнего здания часового. Мгновенно насторожилась: часовой на пакистанской территории мог быть только там, где кого-то держали насильно. Марина начала спускаться с горы, одновременно стараясь оставаться невидимой.
        Часовой спокойно бродил у калитки, когда за спиной возникла черно-белая тень. В спину вонзился нож. Рука в перчатке зажала рот, упредив вырвавшийся предсмертный вскрик. Женщина аккуратно прислонила убитого спиной к дувалу, поджала ему ноги. Положила на колени автомат. Со стороны труп смотрелся словно бы присевшим отдохнуть.
        Сразу идти через калитку она не решилась. Подпрыгнула и ухватившись за край каменного забора, подтянулась на руках, заглядывая во внутренний дворик. Силы хватило всего на несколько секунд, но и этого времени было достаточно, чтобы заметить второго часового, бродившего возле глинобитного сарая. Больше никого во дворе не было.
        Женщина задумалась, присев у дувала. Подкрасться ко второму охраннику не было возможности. Неминуемо вызвала бы тревогу. Неожиданно в голове мелькнула странная мысль. С минуту Степанова сосредоточенно думала, а затем направилась к убитому часовому. Сделав голос нежным и достаточно громким, чтобы второй услышал, она заговорила. Временами коротко бросая фразы мужским голосом. За долгие годы нахождения в стране, она слышала голоса афганских мужчин не раз и попыталась сымитировать. Трюк удался. Из-за калитки раздался голос:
        - Хамид, с кем ты говоришь?
        Марина ответила мужским голосом, отвернувшись в сторону:
        - Сумасшедшая какая-то. Красивая…
        Заинтригованный бандит выглянул и сразу рухнул с ножом в груди. Женщина метнула его с метрового расстояния. Моджахед не успел даже вскрикнуть. Степанова затащила оба трупа во двор и спрятала между строениями. Торопливо закидала кровь мокрым снегом. Бросилась к сараю. Штык-ножом выворотила крюк с замком и распахнула дверь. На полусгнившей соломе, вместе с овцами лежало почти три десятка измученных солдат. Они спали. Животные заблеяли, но никто не проснулся. Марина осторожно потрясла за плечо крайнего. Зажала рот, когда он собрался закричать:
        - Тише, я свой… Разбуди остальных, возвращаемся домой! - Парень перестал дергаться и кивнул. Она опустила руку: - Сколько их всего?
        - Четырнадцать. В доме расположились. В соседнем доме еще человек двадцать отдыхают.
        - Здесь их уже двенадцать. Со мной пойдете?
        - Куда угодно, только бы не оставаться здесь! Правда, бушлаты они забрали, замерзнем. Они вчера Мишку Опарина замучили. Он попытался автомат схватить…
        - Ладно, пацан, буди товарищей!
        Всего их оказалось двадцать четыре солдата и лейтенант. Вскоре все были на ногах. Один из солдат вздохнул:
        - Перекусить бы. В желудке урчит по-черному. Двое суток ни крошки не съели. Эти… - он кивнул на выход, - вообще ничего не дают!
        Степанова сбросила рюкзак и покопавшись в нем вытащила с десяток концентратов:
        - Держите! У меня больше ничего нет. В доме, надеюсь, найдем что-нибудь.
        Ребята разделили брикеты между собой. Один протянул кусочек Марине, но она отказалась. С едой покончили за минуту. По очереди сделали по глотку из ее фляжки. Она видела, как они приободрились. Сержанту и лейтенанту, показавшимся ей наиболее крепкими, вручила по пистолету. Еще двоим отдала автомат и гранаты. Шести парням раздала по метательному ножу, оставив себе штык. Предупредила:
        - Стрелять в крайнем случае. Не стоит внимание привлекать. Попробуем вырезать…
        Среди получивших оружие солдат оказался первогодок. Побледнев, как мел, он, не веря, оглядел товарищей и заикаясь спросил:
        - К-к-как, вырезать?..
        Один из оставшихся безоружными старослужащих, ответил шепотом, забирая нож:
        - Молча! Так, как они резали Мишку! Понял, салага? Давай сюда ножик. Мы и сами справимся.
        Первогодок кивнул и не пытался сопротивляться. Проникнуть в помещение оказалось не сложно. Сложнее было другое: хозяева не спали. Появление фигуры в маске в дверях на долю секунды ошеломило их. Маринка воспользовалась и прошипела на фарси:
        - Тихо! Тогда останетесь целы. Где бандиты?
        Хозяин, уже не молодой пакистанец с сединой в усах, успел зажать рот готовой взвизгнуть жене и молча указал на проход в другую половину помещения. Мужа и жену быстро связали, заткнули рты и оставили под охраной того самого испуганного первогодка. Темные фигуры метнулись за стенку. Раздались несколько хрипов, короткий вскрик и все стихло. Вытирая ножи, пограничники вернулась обратно, принеся теплые бушлаты и целую груду оружия:
        - Ну вот и все…
        Лейтенант спросил, указав головой на хозяев:
        - С этими что будем делать?
        Степанова твердо ответила:
        - Я обещал им жизнь. Так и будет. Полежат связанными до утра, а там соседи развяжут. Не замерзнут.
        Перевела сказанное на арабский для пакистанцев. Хозяин кивнул. Прихватив еды на дорогу и оставив за нее все деньги найденные у духов, они отправились в путь. Метель оказалась как нельзя кстати. Она через пять минут после ухода, укрыла следы беглецов. Лейтенант, пока позволяла тропа, шел рядом с Мариной, искоса пытаясь разглядеть очертания лица. Затем спросил:
        - Ты Ясон?
        Она обернулась и кивнула, решив - скрывать не имеет смысла. Парень вздохнул с облегчением:
        - Значит, дойдем!
        Дивизия между тем продолжала бездействовать на перевале. Пользуясь этим душманы хорошо пристрелялись к позициям и на малейшее шевеление отвечали огнем из винтовок и автоматов. Выстрелы большого ущерба не причиняли, зато держали всех в напряжении постоянно. Афганские снайперы тоже пускали пули во все, что двигалось. Все машины и даже танки имели их отметины. Напряжение возрастало с каждым часом. Заречный не выдержал зрелища человеческих мучений и отдал приказ миновать перевал. Кое-как войска перебрались через горную седловину и начали спускаться по серпантину.
        Освобожденные солдаты догнали колонну на половине пути. Забрались в первую же машину, которую удалось приостановить. Замедлять движение колонны было нельзя. Сидевший в кабине офицер, знавший от других офицеров, что под маской скрывается женщина, предложил Марине место в кабине. Солдаты забирались в кузов, к сидевшим там пехотинцам на ходу. Парни помогали влезать, хотя пришлось сильно потесниться.
        Генерала-авантюриста Шишигина сменил другой командующий. Вместе с ним прибыли еще два полка. За пару дней новый главнокомандующий все в корне переменил. С утра началась огневая подготовка. Артиллерия и авиация наносили удары по базе моджахедов в течение трех дней практически без перерывов. С перевалочной базы выстрелы раздавались лишь два первых дня, затем сопротивление полностью прекратилось. К удивлению советских солдат, едва бомбежка закончилась, вперед вновь хлынули афганские правительственные войска и немало не смущаясь занялись грабежом.
        Когда Марина спустилась к базе, ее поразила капитальность обустройства перевалочного пункта. В скале было выдолблено все: склады, канцелярия, мастерские, столовая, душевые и даже мечеть. На отшибе пристроено караульное помещение. Склады оказались практически пустыми. По-видимому, ценное имущество моджахеды успели вывезти в Пакистан. Но и то, что осталось, впечатляло: несколько ракетных комплексов “Блоупайп”, около сотни реактивных снарядов, огромное количество противотанковых и противопехотных мин производства Италии. Неподалеку от базы стояли два целехоньких танка Т-55. Их тоже бросили.
        На следующий день склады были взорваны советскими саперами. Все мало-мальски ценное забрали с собой афганские сарбазы. Советские войска спустились в Хостинскую долину.
        Глава 4
        Первым, на кого наткнулась Марина, спустившись с гор, был полковник Горчаков. Он стоял у въезда на территорию гарнизона. Уже по его лицу женщина поняла - случилось что-то очень серьезное. Леонид Григорьевич молча, не здороваясь, схватил ее за руку и потащил за собой. Степанова еле переставляла ноги от усталости. Он обернулся, почувствовав заметное сопротивление:
        - Быстрее, Марина! Нас вертушка ждет!
        Она созналась:
        - Я не могу быстрее, вымоталась…
        Полковник изумленно взглянул на нее:
        - Ты же пленных освободила трое суток назад и могла бы отоспаться!
        Она устало зевнула и спросила:
        - А снайпера кто бы стал гонять? Замполит Жданович попросил помочь. Я два дня охотилась, а ночью тоже не уснешь! Знают, что баба, старшие офицеры откровенно липнут…
        Горчаков почувствовал, как в груди закипает бешенство. Очень тихо спросил:
        - Кто?
        Она откровенно сказала, не догадываясь о чувствах начальника:
        - Сам Заречный покоя не давал…
        Он резко остановился. Каким-то напряженным голосом выдохнул:
        - И что ты?..
        Марина не заметила этого напряжения из-за усталости:
        - Ночевать пришлось между камней. Какой это сон? Продрогла. Сейчас ломает. Похоже простыла…
        Споткнулась, едва не упав. Горчаков облегченно вздохнул и неожиданно подхватил ее на руки, крепко прижав к себе:
        - Спи. Я тебя донесу. Поговорим через пару часов.
        Руки полковника оказались сильными. Уставшей Маринке не захотелось возражать. Она привалилась щекой к его плечу, не чувствуя колючих звездочек, впившихся в кожу и погрузилась в сон. Горчаков внес ее в ожидавший вертолет под удивленным взглядом летчиков, но не положил и не разбудил. Сел и усадил женщину к себе на колени, обнимая за талию и плечи. Лбом она упиралась в его шею, теплое дыхание билось в открытый ворот бушлата. Ее автомат больно впился в бок, но Горчаков не стал его поправлять, боясь разбудить Марину. Ему было так хорошо сейчас. Он чувствовал тепло ее кожи сквозь маску и от радости часто дышал. Вертушка взмыла и понеслась в Кабул.
        Руки затекли, ноги тоже, но полковник был счастлив. Степанова спала на его руках, чуть посапывая. Он чуть наклонил голову, вглядываясь в ее лицо. Сквозь прорези в маске были видны круги под глазами и бледная, потрескавшаяся кожа губ. Когда вертолет стал снижаться, Леонид Григорьевич наклонился и осторожно коснулся губами ее губ. Марина сквозь сон почувствовала что-то необычное и заставила себя проснуться. Подняла голову. Удивленно уставилась в лицо полковника:
        - Леонид Григорьевич, что же вы меня на руках держите? Могли бы куда-то в углу усадить или положить…
        И замолчала замирая, увидев совсем рядом такие же серые глаза, как у Кости. Раньше она почему-то не замечала этого сходства из-за очков, которых сейчас на полковнике не было. Они смотрели друг другу в глаза, не отрываясь, не в силах отвести взгляда. Она вдруг увидела в его глазах любовь. Открытие ошеломило женщину. Вертушка вздрогнула в последний раз, окончательно зацепившись шасси за бетон и гул винтов начал затихать. Маринка вскочила с колен полковника, как ошпаренная, чувствуя, как горит под маской лицо. Он не успел задержать, лишь вскочил на ноги, глядя вслед.
        Не дожидаясь штурмана, Степанова открыла дверцу и сбросила короткую лесенку. Сбежала вниз в два прыжка и остановилась под пронизывающим ветром, вспомнив, что не знает, зачем ее сюда привезли. Она даже не знала, что это за город. Горчаков выбрался следом. Пару секунд смотрел на нее, озирающуюся в ночи, из освещенного проема вертолета. Он твердо знал, что женщина догадалась о его чувствах. Спустился и сказал:
        - Пошли…
        Оба молчали, шагая к расположившемуся неподалеку гарнизону. Полковник чувствовал себя весьма глупо и даже о предстоящем задании забыл на время. Он вдруг понял, что больше не в силах сдерживать себя. Марина тоже растерялась - этот мужчина задел ее душу, может и не так сильно, как Костя Силаев, но задел этим сходством в глазах. Горчаков пропустил ее в штабное здание, распахнув дверь. Провел по пустынному коридору и подведя к серой двери, сообщил:
        - Извини, но нам придется провести эту ночь в одной комнате… Утром я сообщу тебе все. Еду должны были принести. Наверняка уже остыла. Жаль!
        Она кивнула и прошла в длинную пустую комнату. Сердце билось, как сумасшедшее. Оба молчали, стоя по разные стороны от двери и не решались посмотреть друг на друга. По стенам, напротив друг друга, стояли две кровати. Их разделял стол и железная печка с выведенной в крышу трубой. В ней тлели угли и в комнате было очень тепло. Маринка мысленно пожалела, что между койками нет капитальной стены. Полковник неуверенно предложил:
        - Помыться с дороги не хочешь? Сегодня здесь банный день был. Я просил оставить воды для тебя…
        Она вздохнула. Усталость усталостью, но помыться - святое дело:
        - Не плохо бы. Заросла грязью за десять дней. Каждый раз боюсь - вшей бы не поймать! Иначе брюшной тиф обеспечен…
        - Тогда идем, я провожу. - Заметил, как она быстро вскинула лицо и подозрительно взглянула, стаскивая маску. Попытался успокоить: - Посторожу снаружи…
        Баня уже остыла, но все равно можно было помыться. Степанова прежде перестирала одежду и прополоскала ее. Затем быстро вымылась, пожалев мерзнущего снаружи полковника, хотя ей очень хотелось посидеть в тепле и понежиться. Выбралась из бани с мокрым бельем в руках:
        - Еще и постирать успела! Спасибо, Леонид Григорьевич!
        Горчаков передернул плечами от холода и ничего не ответил.
        Вернулись в комнату при штабе. Оба быстро поели. Марина попросила:
        - Леонид Григорьевич, не могли бы вы отвернуться, пока я разденусь? Не хочется в брюках спать…
        Он выполнил просьбу и минуты две сидел, вперившись взглядом в стену. За спиной раздавалось шуршание и чуть слышное звяканье ремня. Затем послышался облегченный вздох и голос:
        - Можете поворачиваться.
        Горчаков обернулся: Степанова лежала на кровати, положив руки поверх одеяла. На ней осталось нательное мужское белье. Голубые рукава рубахи ярко выделялись на фоне темно-синего одеяла. Взгляд женщины был странным и показался мрачным. Она словно изучала его. Полковник поспешил выключить свет, так как почувствовал, еще минута и он подойдет к ней. Переломил себя. Быстро разделся и нырнул под одеяло. Поворочался, устраиваясь поудобнее и затих. Прошло минут пять. Оба не спали, хотя старались не шевелиться. Леонид Григорьевич все еще чувствовал женское тело на руках, а в памяти Марины вновь и вновь всплывали такие родные глаза совсем близко. Она не выдержала:
        - Леонид Григорьевич, вы спите?
        Он хрипло ответил:
        - Нет пока. Ты что-то хочешь спросить?
        Вместо ответа раздалось шуршание, шлепанье босых ног, а затем по его лицу робко пробежали жесткие ладони, скользнули на плечи и замерли, словно испугавшись своей смелости. Он с замирающим сердцем приподнял одеяло, подвинувшись к стене и она прильнула к нему. Замерла на какое-то время, словно привыкая. Он хрипло заговорил:
        - Марина…
        Но ее губы не дали продолжить. Сильные руки обвились вокруг шеи Горчакова, грозя задушить, пальцы ерошили волосы на затылке. Вся ее дикая тоска вырвалась наружу в этот шквал страсти. Полковник был ошеломлен таким стремительным натиском и не двигался. Она чуть приподнялась и стащила тельник с себя. Решительно взялась за его тельняшку и легко сдернула ее. Секунду смотрела в темноте на худощавое крепкое тело. Маленькие ладони с силой гладили его обнаженную грудь. Она прижалась к нему всем телом. Ее грудь касалась его. Горчаков обмер. Он судорожно вздохнул между поцелуями, легко повернулся и навалился сверху, не отпуская ее губ ни на секунду…
        Примерно через час она отстранилась и начала вставать. Он попытался удержать и вновь притянул к себе. Ее тело сопротивлялось:
        - Не надо, Леонид Григорьевич. Я просто забылась, простите…
        Он сел на постели и силой удержал. Маринка почему-то не рискнула дать отпор. Горчаков прижал ее к себе и тихо сказал:
        - Я вдовец. Жену похоронил три года назад. Дети взрослые, своими семьями живут. Конечно, намного старше тебя и все же - выходи за меня замуж, Марина. Я лет пять с тебя глаз не свожу. У меня квартира в Москве, автомобиль. Хватит воевать с собственным сердцем. Решайся…
        Степанова замерла: такого поворота она не ожидала. Полковник снова принялся целовать и ласкать ее, медленно потянул за собой на постель. У Маринки закружилась голова и она сдалась окончательно, шепнув ему в ухо:
        - Да…
        Степанова проснулась от взгляда. Сквозь сон прислушалась к ощущениям и вспомнила бурную ночь. Открыла глаза и в полумраке увидела: Горчаков, опираясь на локоть и прижавшись спиной к стене, смотрел на нее и улыбался:
        - Доброе утро, Марина!
        Она смущенно натянула одеяло на обнаженную грудь и попыталась отвернуться, но он не дал, удержав лицо рукой. Сразу став серьезным, наклонился и спросил:
        - Ты помнишь, что дала мне обещание выйти замуж? Я не неволю тебя…
        Маринку словно огнем опалило: любимые серые глаза смотрели на нее в ожидании. Она подняла руки и прижала его голову к груди. Погладила по седым волосам, прошептав:
        - Леонид Григорьевич, я не изменяю слову…
        Он укоризненно сказал:
        - Так что ж ты тогда меня по имени-отчеству зовешь?
        Она слабо рассмеялась:
        - Не привыкла наверное… - Вспомнила, как он встречал ее накануне в Хосте: - Что за задание у меня на этот раз?
        Полковник махнул рукой, поцеловал ее в волосы и ответил:
        - Плюнь. Нет больше никакого задания, кроме выйти за меня замуж!
        Марина настаивала:
        - Зачем же вы тогда меня в Хосте встречали? Что за задание?
        Он вздохнул и сел на постели. Откинулся спиной на стенку и прислонился затылком к доскам. Посмотрел на нее уже серьезными глазами:
        - Сутки назад рядом с границей Пакистана был подбит наш самолет. В нем летели два военных советника и два генерала. По нашим сведениям они успели выпрыгнуть с парашютами из горящего самолета. Один из пилотов погиб, второй спасся. Ветром их унесло на территорию Пакистана. В общем, все пять находятся в районе Бадабера, южнее Пешавара на 24 километра. Тюрьма тщательно охраняется. На территории имеется склад оружия. Да ты и сама знаешь. По непроверенным сведениям там томятся в застенках еще человек тридцать наших… - Помолчав, тихо добавил: - Тебе не обязательно идти туда. Я свяжусь сейчас с Брединым и все объясню тем, что ты моя невеста. Он поймет.
        Марина села рядом. Взялась за его плечи. Посмотрела в глаза и вдруг прижала его голову к груди обоими руками:
        - Я пойду туда! Это станет моим последним заданием на земле Афганистана. Обещаю - я вернусь к тебе.
        Он отстранился и посмотрел ей в лицо:
        - Я иду с тобой!
        Она усмехнулась и пошутила, дотянувшись рукой до валявшегося у кровати бюстгальтера:
        - Тогда берем с собой отряд спецназа!
        Полковник неожиданно согласился:
        - Именно так и будет. На этот раз тебе предписано взять с собой взвод “Альфы”. Тропы в Пакистан ты знаешь лучше чем они, а вот сражаться они умеют все-таки чуточку лучше, чем ты.
        Она попросила:
        - Ты не ходи, Леня. Это ведь мое задание…
        Он возразил:
        - Бредин прислал меня возглавить группу поиска, ты идешь проводником.
        Марина села на постели и отвернувшись вполоборота застегнула лифчик. Обернулась и настороженно посмотрела ему в глаза:
        - Какие еще сюрпризы меня ожидают?
        Он вздохнул:
        - Твой приятель где-то там, поблизости, находится.
        - Колька? Умеете вы удивить… Еще что?
        - Больше ничего… - Попытался снова привлечь к себе, почувствовав отчуждение: - Марина…
        Она обернулась резко. Зеленые глаза смотрели холодно:
        - Вы прибыли проконтролировать меня, Леонид Григорьевич?
        - Опять ты меня по имени-отчеству…
        Его руки неожиданно и очень сильно обхватили за плечи и снова повалили на постель. Губы прижались к ее губам. Полковник целовал все крепче и крепче. Притиснул ее руки к бокам, лишая возможности сопротивляться серьезно. Маринка вначале попыталась вырваться, но потом не выдержала и ответила на его поцелуи. Он рассмеялся и отстранился:
        - Ну, наконец-то! Не могу твои ледяные глаза видеть! Давай договоримся: Афганистан ты знаешь лучше меня и я не вмешиваюсь, но ты обязательно должна объяснить мне свои действия. Договорились?
        Степанова улыбнулась и кивнула:
        - Когда выходим?
        - Сегодня в десять. Парни, вероятно, уже ждут. Вертолетом подбросят почти до Кахи. Чтобы не привлекать внимания высадимся где-то в предгорьях. А дальше сама решай, каким путем поведешь.
        Оба быстро принялись одеваться. Горчаков достал из-под кровати рюкзак и облачался в обычную полевую форму без знаков отличия. Марина старалась не смотреть на полковника, но поневоле отмечала худощавое крепкое тело. Заметила на спине, чуть ниже левой лопатки длинный старый шрам. Замерла и шагнула к нему. Спросила:
        - Откуда у тебя это?
        Подошла и провела кончиками пальцев по рубцу. Ее руки легли на широкие плечи и осторожно заскользили вниз, чуть касаясь кожи. Марина наклонилась. Дотронулась губами до шрама. Чуть отстранилась. Провела рукой по всей длине рубца, словно пытаясь разгладить. Он замер с зажатой в поднятых вверх руках тельняшкой. По спине пронесся озноб. Слегка повернул голову, но не обернулся:
        - Когда в десанте служил, пришлось на полгода во Вьетнам слетать. Там и получил осколок…
        Женщина отошла от него, продолжая глядеть на шрам. Горчаков быстро натянул тельняшку, заправил в брюки и обернулся, нерешительно улыбаясь:
        - Хочу спросить, да не решаюсь… Боюсь по щеке схлопотать.
        Она насторожилась:
        - Спрашивай. Слово даю, не ударю.
        - Почему ты согласилась выйти замуж так быстро? Ты любишь меня?
        Перед глазами мелькнуло лицо Силаева, его серые глаза. Душа заболела от воспоминания. А рядом точно такие же серые глаза смотрели на нее и ждали ответа. Костя был потерян, Марина понимала это. Внимательно посмотрела полковнику в глаза:
        - Леня, мне с тобой спокойно. Ты знаешь, кто я. Знаешь мою бездетность. Мне не надо тебе ничего объяснять. Ты знаешь моего сына. Я устала от одиночества. А насчет любви… Не знаю. Если передумаешь, я не в обиде.
        Горчаков заметил, как в глазах женщины мелькнула тень какого-то воспоминания. Он отнес ее к погибшему мужу Марины и не обеспокоился. Притянул к себе, погладил по плечам. Положив подбородок ей на макушку, тихо сказал:
        - Я люблю тебя и сделаю все, что бы ты была счастлива. Выполним это задание и я тебя больше никуда не отпущу!
        На улице было холодно и сыро. “Афганец” дул не переставая. Это были даже не порывы, а сплошной несущийся поток сырого воздуха. Марина натянула маску и старательно заправила ее за воротник. Сверху, безо всякого смущения, натянула кепку с козырьком. Застегнула крючки куртки у воротника и сразу стало теплее. Дотянулась до воротника бушлата у Горчакова и тоже сцепила крючочки. Приподняла воротник повыше, чтоб в шею полковника не задувало. Он не возражал, лишь улыбнулся и сказал, шлепнув ее пальцем по торчащему из-под маски носу:
        - Ты, прямо как любящая жена. За мной так никогда не ухаживали…
        Ребята из спецподразделения “Альфа” ждали их на взлетной площадке. Они уже побросали рюкзаки в темное нутро вертолета. Когда появились Марина и Горчаков, мужики стояли и курили на краю взлетной площадки, метрах в ста пятидесяти от вертушки. Их было тринадцать. Поприветствовали обоих, с любопытством поглядев на невысокую фигуру в маске. Старший доложил:
        - Майор Андриевич. Вы полковник Горчаков? Это и есть проводник? Что-то хлипкий больно…
        Полковник кивнул и добавил:
        - А вы не смотрите на комплекцию. Главное, что знающий…
        Вертолетчики высадили их по просьбе Марины на небольшом “пятачке” на половине горы. Это была площадка среди камней метров пятьдесят диаметром и довольно приличным уклоном. И все же пилот рискнул посадить машину. Все время полета Степанова сидела рядом со штурманом, указывая на карте нужное место. Найти подобный пятачок в горах сложно. Зрительная память Марины не подвела, хотя штурман до самого места не верил, что тут есть что-то подходящее для высадки.
        Чтобы расслышать друг друга им приходилось орать во все горло. Оба спорили. В салоне вертолета никто ничего практически не слышал. Только что-то невнятное и все. Степанова яростно тыкала пальцем в карту, время от времени заглядывая в кабину летчика. На втором развороте она заметила площадку и хрипло крикнула:
        - Да вот же она, площадка! Ослепли вы, что ли?
        Вертолет с группой сел, второй кружился над ним, прикрывая с воздуха место посадки. Выгрузились за пару минут. Отбежали в сторону и вертушка взмыла вверх. Женщина достала карту. Присела за камнем от ветра и склонилась над ней. Горчаков и старший спецназа подошли и присели рядом. Она указала им маршрут по карте. Спецназовец уверенно возразил:
        - Там, где вы предлагаете идти, троп нет! Однажды мне пришлось побывать в этих местах.
        Марина спокойно взглянула в его возмущенное лицо и ответила:
        - Есть тропа, только даже местные не все знают. Я на нее наткнулась случайно, когда удирать из Пакистана пришлось…
        Женский голос ошеломил майора до такой степени, что он застыл с открытым ртом:
        - Ты женщина?..
        Степанова ухмыльнулась:
        - Ага… Как вас звать, майор Андриевич?
        - Вацлав.
        - Вы поляк?
        Ответ оказался исчерпывающим. Спецназовец ответил автоматически. Настолько сильно было удивление от “открытия”:
        - Обрусевший. Родители здесь родились, а деды и бабки с Польши, из-под Гданьска. А вас как называть?
        Маринка растерялась. Она никак не могла решить - назваться Ясоном или своим настоящим именем. Горчаков понял ее колебания и уверенно ответил:
        - Ее зовут Марина. Она моя жена.
        После такого ответа вопросы были исчерпаны. Степанова закинула рюкзак на плечи, поправила автомат на груди, проверила боекомплект в жилете. На этот раз к обычному грузу у каждого добавилось альпийское снаряжение: тонкие и прочные канаты, крючья, карабины и альпенштоки. Попрыгала, чтоб ничего не звякало. Спецназовцы наблюдали - все это было им знакомо и выполняли они подобные процедуры автоматически. Женщина ничуть не отличалась от них повадками. Полковник Горчаков повторил: звякнул котелок и ударились друг о друга перекатившиеся гранаты. Степанова подошла и принялась поправлять на нем аммуницию. Кое-что вообще попросила перекласть. Он смущенно улыбнулся:
        - Растерял за годы кабинетной работы все навыки…
        Пока начальник выполнял просьбу, Марина осматривала застывшие горы. Темные вершины с полосами белого снега. Прямо перед ней громоздился коричнево-рыжий пик. Снег на склоне лежал пластами и только в низинах или между камней, в общем там, где его не смог выдуть ветер. Низкие тяжелые облака цеплялись за вершины, а кое-где полностью закрывали их. К вечеру мог начаться снегопад. Она поняла, что через горы надо успеть перевалить и спуститься вниз до наступления вечера. Майор посмотрел на Горчакова, на женщину, вздохнул и переглянулся с мужиками. На все сборы ушло около пяти минут. Женщина уверенно зашагала вверх по склону.
        Назвать тропой нагромождение камней можно было лишь условно и трудности с подъемом возникли с первых шагов. Поднимались при помощи альпенштоков и крючьев. Пару раз Марина, в особо крутых местах, карабкалась наверх одна. Остальные отдыхали на узеньких карнизах, прислонясь рюкзаками к камню и широко открывая рот, чтобы отдышаться. С удивлением смотрели вверх. Она вбивала крючья в чуть заметные расщелины, цеплялась карабином и шла дальше, пока не добиралась до следующего карниза.
        Сбрасывала канат и спецназовцы взбирались по нему. Женщина в это время отдыхала. Всех тяжелее приходилось полковнику. Уже через пару часов он почувствовал, что выдохся. Наверх его уже дважды поднимали просто зацепив карабином за ремень. Спецназовцы, несмотря на возражения, распределили между собой его поклажу, оставив Горчакову лишь автомат и альпеншток.
        К концу третьего часа Степанова решила сделать небольшой привал. До вершины оставалось метров триста. Она находилась словно в дымке. Укрывшись за камнями, женщина присела рядом с полковником. Горчаков был бледен и с трудом дышал, держась рукой за левую сторону груди. Марина украдкой от остальных достала из аптечки в рюкзаке валидол. Андриевич заметил, но не подал вида, хотя увиденное заставило его нахмуриться. Степанова заставила полковника привалиться спиной к себе, сунула таблетку в рот. Засунула руку под его бронежилет и принялась через куртку медленно растирать ему грудь. Прошептала в ухо:
        - Сейчас легче станет. У тебя больное сердце, не стоило идти. Почему скрыл?
        Он, задыхаясь, прошептал:
        - Ты могла отказаться стать мне женой. Я не думал, что так быстро выдам себя…
        Она прижала к плечу его голову и сквозь маску поцеловала в висок:
        - Дурачок! Придется идти, здесь я тебя не могу оставить - замерзнешь. А пока давай поменяемся бронежилетами…
        Горчаков попытался возразить, хотя и понимал, что она права:
        - У меня он тяжелый. Я дойду…
        Она уже не слушала. Стащила бронежилет с себя и с него. Заодно забрала его жилет с боеприпасами, хотя он пытался не отдать. Поменялась, натянув на него свою легкую
“кирасу”, подогнала застежки и украдкой вздохнула под тяжестью его девятикилограммового:
        - Иди следом за мной. В случае чего останавливай. Держи…
        Сунула ему в ладонь тюбик с валидолом. Подошел майор:
        - Марина, а вниз тоже такая дорога?
        Спецназовцы смотрели на женщину, не скрывая, что прислушиваются. Она устало кивнула:
        - Почти. Но на той стороне должны остаться мои крючья. Это даст нам четыре сэкономленных часа и возможность подобраться к тюрьме не замеченными. Здесь, на протяжение пары километров в обе стороны, никто не ходит. Особенно сейчас, зимой.
        - Далеко эта тюрьма отсюда?
        Марина достала карту и показала крошечную точку на карте:
        - Это здесь. Километров тридцать от нас. Послезавтра к вечеру мы должны быть там.
        - Если и дальше такой путь, то навряд ли успеем. К тому же, не в обиду будет сказано полковнику, с ним мы и через три дня не дойдем.
        Она уверенно возразила:
        - Дойдем. Когда спустимся в долину, вы поймете о чем я говорю. Леониду Григорьевичу станет значительно легче внизу. К восемнадцати ноль-ноль, мы должны спуститься с гор. Ночью будет метель.
        - Попробуем. Вы сами-то, смотрю, привычная к горам. Приметы знаете.
        Полковник усмехнулся, решив открыть карты:
        - Слышал об Искандере и Ясоне? Она перед тобой. Одна в двух лицах.
        Майор аж по лбу себя треснул ладонью. Широко улыбнулся:
        - Мог бы догадаться!.. - Встал и объявил спецназовцам: - Мужики, с нами Ясон! Так что разговорчики о пустом блуждании в горах прекращаем. Марина, давайте мне жилет полковника. Я все же мужик…
        Женщина благодарно улыбнулась. Встала и помогла подняться Горчакову:
        - Давай мне автомат. Оставь лишь альпеншток. Следующий привал через два часа.
        На этот раз полковник не сдался:
        - Автомат я понесу сам! Не хватало еще меня совсем без оружия оставить. Ты скоро у меня и пистолет заберешь, я чувствую…
        Отряд снова двинулся штурмовать гору. До вершины добрались быстро. В большинстве просто обходили здоровенные каменные глыбы. Совершать подъем с помощью каната пришлось лишь в одном месте. Расщелина была не широкой, но абсолютно гладкой. Ветер и песок так отполировали поверхность, что она поблескивала. Эта зеркальная ниша уходила вверх на добрый десяток метров.
        Андриевич забирался следом за Мариной и обратил на внимание на эту особенность. Степанова с трудом находила трещинки для вбивания очередного крюка. Ей подолгу приходилось висеть на одном месте и разглядывать каменную поверхность до слез в глазах. Но все же она влезла. Майор, взобравшись наверх следом, рухнул рядом. Все равно надо было дождаться, пока взберутся остальные. Задыхаясь от нехватки кислорода, выдохнул:
        - Как же вы здесь спускались, раз крючья с другой стороны остались?
        Степанова сидела привалившись спиной к камню и вытянув ноги. Повернула голову и хрипло ответила:
        - Упиралась ногами и руками в стены. Хорошо, что они тут рядом. Вот так и сползла по этому “комоду”.
        Он подполз к краю, прикинул расстояние между стен и высоту расщелины:
        - Упасть могли, если бы конечности не выдержали.
        Она кивнула:
        - Могла бы. Со страху и не такое сделаешь! Меня тогда отряд человек в сорок моджахедов преследовал, да еще пакистанские пограничники приклеились. Живой пытались сцапать. Вместо спасения пленного, самой пришлось ноги уносить…
        - Когда это вы так в переделку попали?
        - Годика два назад. Одного парня пыталась вытащить из этой же тюрьмы. Подобралась вплотную, но не получилось.
        Майор ухмыльнулся:
        - Парень-то, случайно, не летчиком был?
        Степанова подтвердила кивком. Он улыбнулся еще шире:
        - А потом все иностранные газеты трубили, что советские бандиты пробрались на территорию Пакистана целым полком и пытались штурмовать крепость. Доблестные пакистанские пограничники отбили нападение, при этом потери составляли девять человек убитыми и более трех десятков ранеными. Русские унесли убитых и раненых с собой. Я справки наводил - никакого полка на территорию Пакистана не вводилось. Это о тебе писали?
        Маринка рассмеялась:
        - Обо мне! Я сама удивлялась - когда успела размножиться до состояния полка? А убитых у них вообще-то было двадцать семь человек и ранено около сотни. Это мне потом Леонид Григорьевич сказал. Я ж на них все боеприпасы потратила! Когда первого русского солдатика увидела, магазин пустым был. Из оружия лишь штык-нож остался…
        Андриевич чуток помолчал, внимательно поглядел ей в глаза и спросил:
        - Почему вы мужа называете так официально?
        Марина не стала объяснять, что они еще не женаты и ответила:
        - Он мой начальник. Привыкла.
        Майор возмутился:
        - Как же он вас отпускает? Ведь знает, что убить могут. Я бы свою ни за что не отпустил!
        - Он меня понимает. Я не могу сидеть на месте. Начинаю сходить с ума от покоя. Вы ведь тоже такой… - Из расщелины показалась голова Горчакова. Марина бросилась на помощь. Ухватилась за плечи и вытянула наверх. Обняв за пояс, подвела к скале: - Отдохни!
        - Идти надо. Из-за меня опоздаем.
        Майор оглянулся на своих ребят, застывших у камней. Хмыкнул:
        - Еще трое моих парней не поднялись, так что дышите пока…
        Степанова вновь прижала мужчину спиной к себе. Шепотом спросила:
        - Тебе плохо?
        Он выдохнул:
        - Нормально. Я дойду, ты не переживай.
        Маринке стало очень жаль Горчакова. Она стащила перчатку и ласково провела ладонью по его мокрому от пота виску:
        - Потерпи. Сейчас вниз начнем спускаться и тебе с каждой пройденной сотней метров легче будет. Назад я поведу отряд более легким путем.
        Леонид Григорьевич вздрогнул и попытался отстраниться:
        - Если это из-за меня, то не стоит.
        Она торопливо успокоила, удерживая его рядом:
        - Ты же знаешь, я никогда не хожу одними и теми же тропами. Ты тут не при чем.
        Последние разведчики поднялись на скалу. Женщина дала им передохнуть пять минут. Отправились дальше. Минут через двадцать все находились на вершине и укрывшись за камнями, смотрели на раскинувшуюся внизу заснеженную долину. Не заметив никакого движения, начали спуск.
        Вниз спускаться было значительно легче. Марина вела их той тропой, которой когда-то забиралась на эти кручи. Цепляла канат за старые крючья, тщательно проверяя их. Группа скользила следом. Горчаков приободрился. Во время получасового привала успели немного перекусить сухпайком. Для полковника Марина подогрела банку тушенки на костерке меж камней из двух найденных отсыревших прутиков, клочка ваты и ссыпанного из одной пули пороха. Леонид Григорьевич хотел что-то сказать, но она перебила:
        - Тебе лучше не возражать…
        Мужики наблюдали. Она устроила этот походный костерок с большим знанием дела. За три минуты, что горел огонь, застывшее стеариновое говяжье сало растопилось и Горчаков с удовольствием принялся за еду. Маринка о себе не позаботилась и спокойно уплетала цепляющуюся за зубы тушенку наравне со всеми. Ей было не привыкать.
        В семнадцать двадцать они спустились к подошве. Метель только начиналась. Крупные сырые хлопья били в лицо, залепляя глаза. Ветер мешал идти и люди боролись с ним, наваливаясь грудью. В десяти метрах ничего нельзя было разглядеть. Женщина повернула направо. Полковник еле шел, опираясь на альпеншток при каждом шаге. Ноги дрожали от усталости. Он вдруг почувствовал свой возраст и понял, что для подобных операций уже не годится. Сердце кололо. Таясь ото всех, достал третью таблетку валидола и сунул под язык.
        Степанова неожиданно повернула в сторону горы и метров через триста подвела отряд к затерявшейся среди голых кустарников пещере. Ее черный рот показался уставшим людям подарком судьбы. К этому времени все они вымокли спереди. Женщина пояснила:
        - У пещеры выхода нет и она не глубокая, но по крайней мере хоть защищает от ветра и снега. Топлива достаточно, сейчас наберем. Тут полно кустарника. Дорог поблизости нет, селений тоже, вода далеко. Придется растопить снег. Я в этой пещере сутки провела.
        Включив фонарик, вошла внутрь, на ходу стаскивая сырую тяжелую маску. Спецназовцы с интересом глядели на ее лицо, на рассыпавшиеся по плечам волосы. Она забила их рукой под кепку, кое-как спутав в узел. Двое, по приказу Андриевича, остались у входа. Пещера оказалась просторной и тянулась вглубь метров на десять, заворачивая влево. В ней было сухо, ветер сюда не доставал из-за уступа. Сбросив рюкзаки у стены, разведчики отправились за хворостом для костра. Горчаков направился вместе со всеми. Ему казалось неудобным признаваться в слабости, хотя он и догадывался, что его состояние уже ни для кого не является секретом. Марина остановила:
        - Останься. Посиди немного. Нам не привыкать, а тебе и пройденного пути хватит. Лучше включай фонарик, когда услышишь, что мы идем. Отдыхай, мужики не обидятся…
        Он благодарно взглянул ей в лицо. Устало присев на свой рюкзак, опустил голову на грудь и застыл. Каждая клеточка, казалось, молила об отдыхе. В легких аж саднило от напряжения и разреженности воздуха. Сердце билось с перебоями, ощутимо толкаясь в грудную клетку. Он ясно чувствовал его. Глаза постепенно привыкали у мраку пещеры и вскоре Леонид Григорьевич различал сваленные темные валуны из рюкзаков и полумрак на входе.
        Каждый спецназовец насобирал и приволок по огромной охапке хвороста. Он был отсыревшим и намокшим, но это никого не смущало. Были бы дрова, а уж разжечь костер для этих профессионалов не было проблемой. За валежником ходили трижды, чтобы обеспечить себя дровами на всю ночь. Костер развели возле левой стены, использовав ее как естественное укрытие. Построили стенку из камней, чтобы отсвет нельзя было заметить снаружи. Теперь этот отсвет был на потолке, но заметен очень слабо, так как потолок пещеры был значительно выше входа.
        Натаяли снега. В котелках сварили горячую похлебку из концентрата и с удовольствием поели горячего. Степанова готовила на себя и Горчакова. Полковник уже не возражал. Все, кроме двух часовых, расселись у костра, с удовольствием подставляя лица теплу огня. От сырой одежды шел пар. Многие скинули куртки и развесили их на укрепленных палках вокруг, чтобы просохли.
        Во время ужина мужики украдкой поглядывали на красивое лицо женщины. Ели молча, от усталости было не до разговоров. После еды майор распределил график дежурства на ночь среди своих подчиненных. Ни Марину, ни Горчакова к этому он привлекать не стал, а на их возражения ответил:
        - Вам, Марина, еще завтра и послезавтра предстоит за отряд отвечать и вести его до места, а с вами и так все ясно, вы уж не обижайтесь, Леонид Григорьевич…
        Присев рядом, попросил Степанову показать дальнейший маршрут на карте и честно признался:
        - Я не знаю, что он собой представляет. На территории Пакистана мой отряд впервые находится. Во всем полагаюсь на вас.
        Сразу после ужина, женщина раскинула оба спальника, свой и полковника, рядом. Причем его спальник положила ближе к костру:
        - Забирайся и спи. Я скоро приду. Немного разведаю дорогу.
        Что-то шепнула на ухо майору и выскользнула из пещеры, прихватив свой рюкзак и вновь натянув маску. Ее совету Горчаков не последовал. Стащив бронежилет уселся на него возле костра и принялся ждать. Майор тоже не спал, хотя и лежал поблизости. В неярком свете пламени, полковник часто замечал блики на его зрачках. Оба молчали. Остальные ребята заснули. В пещере пахло подсыхающей одеждой. Снаружи доносился вой шквального ветра и шорох снега о скалу. Степанова появилась часа через полтора. Устало опустилась возле костра на корточки, стянула маску и сообщила:
        - Отставить караулы, майор. Пусть ребята спят и набираются сил. Я подходы к пещере заминировала и три ловушки дополнительно поставила. Никто не пройдет. Сообщите мужикам, от пещеры отходить не больше чем на пять метров. Подъем завтра в семь…
        Андриевич по очереди оповестил уже спавших парней. Снял пост на входе и улегся спать. Марина сбросила сырую куртку и верхние брюки, повесив их на приклад автомата, закрепленный в стоячем положении между камней. Подошла к лежавшему Горчакову и до половины забралась в спальник. Слегка подвинулась к мужчине. Шепотом спросила:
        - Как ты?
        - Нормально. Сейчас все прошло. Ты не беспокойся.
        Марина взяла его руку в свою и погладила пальцы:
        - Ты уже отвык спать в таких условиях и все же постарайся заснуть. Тебе это надо…
        Ночь прошла спокойно. Никто не пытался войти в пещеру. Леонид Григорьевич спокойно спал, когда Марина проснулась. У входа в пещеру стояла темнота. Костер полностью потух, лишь кое-где сквозь золу проглядывали красные точки углей. Никто еще не встал. Осторожно выскользнув из спальника, она подбросила на угли веток и отправилась снимать поставленные ловушки. Майор тоже проснулся, но ни о чем не спросил, лишь посмотрел вслед. Женщина вернулась через полчаса. Наклонилась к нему и доложила:
        - Ловушки и мины сняты. Метель прекратилась и ветер стих.
        Собрав котелки, вышла наружу. Плотно набив их снегом, вернулась. Раздув угли, разожгла костерок и натаяла воды, сливая чистую влагу в отдельный котелок и выплескива грязные остатки на каменистый пол пещеры. Сварила похлебку на всех в нескольких котелках и чай. Когда все было почти готово, попросила Андриевича:
        - Вацлав, будите своих. Завтрак готов. - Тронула за плечо спавшего полковника: - Леня, пора вставать.
        Горчаков открыл глаза и быстро выбрался из спальника. Увидев готовый завтрак, покачал головой:
        - Все на ногах, один я все еще сплю!
        Майор возразил:
        - Как бы не так! Все только встают. Одна Марина на ногах больше часа. Она и готовила. Дала всем лишний часок поспать. Даже я поддался общей неге и отлеживался.
        Леонид Григорьевич умылся снегом перед пещерой. Оглядел заснеженное пространство. Красота застывших в полумраке наступающего утра заснеженных скал и деревьев поразила его. Вернулся в пещеру и не сдерживая восхищения, сказал Марине:
        - Красиво-то как!
        Она согласилась:
        - Красиво, только дома красивее. Здесь камни мертвые под снегом, а у нас березы в инее ветками колышут. На еловых лапах шапки снежные лежат. Снег под ногами хрустит, а здесь он мокро хлюпает, словно по болоту идешь. Летом жара, зимой слякоть. - Протянула ему котелок: - Подкрепись. Навряд ли удастся теперь до самого возврата горячего попробовать. Следующую ночь бивак придется разбивать в кустах у реки. Скрыть костер на открытом пространстве будет нелегко…
        Начали собираться. Укладывали рюкзаки. Горчаков снова хотел нести свой рюкзак сам, но спецназовцы махнули рукой:
        - Да донесем мы! Что вы переживаете. За ночь отдохнули. Идите налегке. С грузом вы быстрее выдохнетесь. Нам же хуже будет.
        Полковник смирился, оставшись лишь с автоматом и альпенштоком.
        Это был и не лес и не сад. Хотя деревья оказались плодовыми. На некоторых еще сохранились какие-то мелкие сморщенные и почерневшие плоды. Местами деревья стояли вплотную друг к другу, создавая непроходимые заросли, а временами расстояние между ними превышало пять и более метров. Очень часто встречались большие купы какого-то колючего кустарника, красноватыми ветками похожего на российский шиповник. Его приходилось обходить. Вокруг стояла тишина, даже легкий ветерок не тревожил это белое безмолвие. Застывшие вокруг горы казались стенами огромной чашки, а их крошечный отряд находился на дне. Старались идти друг за другом, чтобы оставлять как можно меньше следов.
        Часов около десяти выглянуло солнце. Оно было настолько ярким, что пришлось срочно надевать солнцезащитные очки. Снежные грани нестерпимо сверкали, вызывая слезы на глазах. Снег начал быстро таять. Прямо на глазах появлялись многочисленные проталины. Каждый сделанный след мгновенно наполнялся водой. Это был плюс и одновременно минус. Пропадали оставленные следы, но дорогу развезло и ноги разъезжались по красноватой глине. Не спасали даже шипованные подошвы. Несколько мужиков уже упало, переляпались в грязи и теперь шли, чуть слышно матеря местную погоду. Остальные использовали альпенштоки как дополнительную опору.
        По этому странному лесу они шли больше шести часов, делая пятиминутные передышки через каждые полтора часа. Горчаков чувствовал себя сносно и шагал, не замедляя движение группы. Даже высокогорье сказывалось в долине меньше. В полдень остановились для более длительного отдыха. Достали сухие концентраты, чтобы перекусить. Прихватив двоих парней с собой, Марина отправилась разведать дальнейшую дорогу. Решающим аргументом того, что пойдет именно она, явился тот факт, что женщина знала фарси, пушту и арабский в совершенстве. Спецназовцу пришлось согласиться. Рюкзак оставила в отряде, повесив на дерево. Перед уходом подробно рассказала Андриевичу маршрут и сказала тихо:
        - У Леонида Григорьевича сердце больное, вы его не бросайте…
        Но все обошлось. Через час разведчики вернулись без женщины:
        - Товарищ майор, Ясон наблюдать остался. Просил передать: сготовьте обед на кострах, есть возможность. Из-за солнца костер не виден. Двигаться вперед пока не стоит. Впереди автомагистраль на Пешавар и по ней сейчас сплошным потоком идут машины. Она считает, что поток уменьшится лишь через пару часов и тогда можно будет перемахнуть на другую сторону. Часа через полтора будет ждать нас у дороги. Надо захватить ее рюкзак. Поблизости никого не наблюдали.
        Вацлав вздохнул:
        - Мужики, обед готовьте, раз уж возможность появилась.
        Все время до выхода Леонид Григорьевич держал в ярких углях в котелке суп для Марины. Отряд приготовился идти дальше. Полковник собирался снять рюкзак Марины с сучка. Руку перехватил майор:
        - Я донесу. Вы суп не расплещите по дороге.
        И не дожидаясь возражений, закинул на свободное плечо тяжеленный рюкзак. Отряд тронулся в путь, но не прошел и ста метров, как майор, идущий впереди, поднял руку, останавливая парней. Марина, прячась за деревьями, короткими зигзагообразными перебежками неслась к ним, хотя сзади никого не было. На ходу забрала рюкзак у майора:
        - Назад! На этом пути нас уже ждут. Операцию придется провести сегодня ночью…
        Отряд резко развернулся и бросился за женщиной. Она вела его новым маршрутом, забирая круто вправо. Степанова по дороге объяснила Андриевичу и догнавшему Горчакову:
        - Когда разведчики ушли, я решила еще немного подобраться к дороге, чтобы заглянуть, что там, за поворотом. Заинтересовало меня то, что каждая машина за скалой останавливалась и моторы гудели на одном месте почти по минуте. Там спряталась минометная батарея, около роты пакистанских военных и добрая сотня афганских бандитов. Мне удалось подслушать разговор. Мы в ловушке. Они знают, где мы должны пройти и куда направляемся. Известна даже численность группы. Путь, по которому мы сюда забрались, уже отрезан - с той стороны горы нас ждут два отряда афганских моджахедов. Те, что спрятались у дороги предполагают, мы решимся перейти через нее лишь в темноте. Они спокойны. Этим надо воспользоваться…
        Майор вздохнул:
        - Что вы предлагаете? У вас явно есть какой-то план, вы слишком уверенно ведете нас в сторону.
        Марина остановилась и вытащила карту. Офицеры наклонились над ней. Отряд столпился рядом, поглядывая на карту издали. Женщина ткнула пальцем в кишлак, расположенный километрах в двух выше места засады:
        - Мы пройдем здесь! Военных там нет! Здесь есть одна тонкость - скала высотой двадцать метров и почти без уступов. Обойти ее нельзя. Но с этой стороны нас никто не ждет. Я уверена, что смогу забраться и скину канат.
        Андриевич выдохнул:
        - Вы с ума сошли! Да они через пару минут будут знать о нас от жителей деревни.
        Женщина хитро усмехнулась:
        - Не будут. С семнадцати до восемнадцати ноль-ноль люди отправляются на вечернюю молитву. Еще светло, но селения словно вымирают. Вот этим мы и воспользуемся…
        Марина взглянула на часы на руке Горчакова. Повернула лицо в сторону Андриевича:
        - У нас есть три часа. Я иду вперед, вы, не спеша, двигаетесь за мной. Оставляю вам рюкзак. Взамен соберите все крючья и карабины, что остались.
        Вацлав предложил:
        - Возьмите двух моих ребят, они приглядят за местностью!
        Она согласилась. Сбросила рюкзак, собираясь тронуться в путь. Майор подхватил ее вещи первым. Леонид Григорьевич протянул забытый котелок, наконец-то вспомнив о нем:
        - Поешь хотя бы! Остыло уже…
        Она залпом выпила теплый бульон и пальцами отправила в рот крупу:
        - Извини, тороплюсь. Спасибо, Леня!
        Полковник посмотрел ей в глаза и тихо сказал:
        - Береги себя.
        Не обращая ни на кого внимания поцеловал Марину в губы и слегка толкнул вперед. Женщина и двое разведчиков в пять минут скрылись из глаз. Почти всю дорогу им пришлось бежать. Полтора километра преодолели за двадцать минут, благо местность оказалась сравнительно плоской, хотя все же сказывалось высокогорье. В легких покалывало и к концу пути дышать стало больно. Степанова остановилась перед черно-серой стеной, слегка нависавшей над долиной. Спецназовцы аж присвистнули:
        - Как же тут забираться? Ни одной трещинки, сплошной монолит. Другого места подняться нет?
        Огляделись: вокруг громоздились утесы значительно выше того, что находился перед ними. Базальт сверкал под ярким солнцем, а здесь стояла густая тень. Женщина успокоила:
        - Заберемся! Зато здесь до аула всего полкилометра осталось. Удастся пройти через него без шума - завтра к утру возле тюрьмы будем. Подойдите оба сюда…
        Степанова попросила ребят пригнуться и без стеснения забралась к тому, что повыше, на спину. Встала в полный рост с молотком в руках. С минуту разглядывала скалу, а затем вогнала в чуть заметную трещинку на уровне лица первый крюк. Зацепила канат с карабином и перебралась со спины парня на крюк. Повисла на широком поясе. Оглядела скалу чуть выше. Сбросила перчатки вниз. Уцепившись рукой за чуть заметный выступ, нашла еще одну трещинку и вбила второй крюк, вытянувшись вверх насколько только могла.
        Пройдя по скале метров пять, остановилась передохнуть. Из-под ногтей сочилась кровь. Ободранные о камни пальцы саднили и болели. К тому же от холода их начало сводить. Забив руки под мышки, она немного согрела ладони и принялась карабкаться дальше. Пройдя еще три метра заметила подходивший отряд во главе с майором. И тут увидела в метре от себя уступ шириной сантиметров десять, он плавно уходил по скале вверх, постепенно расширяясь. Марина вбила еще один крюк и встала на уступ ногой. Теперь дело пошло быстрее. Через полчаса она лежала на вершине, оглядывая в бинокль лежащий впереди кишлак. По тросику в это время начали подниматься разведчики.
        Времени было уже пять минут шестого, когда последний парень оказался на вершине утеса. Марина втянула тросик наверх, смотала и забила в рюкзак. Кишлак словно вымер. Группа бегом бросилась бежать по пустынной грязной улице. Из-за сплошных глиняных дувалов раздался лай собак. Через двадцать минут они проскочили селение и оказались на другой стороне автотрассы, которая пересекала маленький населенный пункт. Дорога тоже была в это время пустынна. Пробежав еще метров четыреста, Марина остановила отряд:
        - Привал! Надо отдохнуть…
        Едва прозвучали эти слова, Горчаков упал там, где стоял. Один из разведчиков успел поймать и не дал полковнику удариться о камень. Осторожно положил на валун. Отряд остановился чуть поодаль, наблюдая за происходящим. Степанова кинулась к Леониду Григорьевичу: он еле дышал. Носом шла кровь. Воздух вырывался изо рта с хрипом. Лицо побледнело, а под глазами проступили синие круги.
        Женщина опустилась на колени. Расстегнула застежки на бронежилете мужчины и стащила его. Водой намочила кусок бинта и стерла кровь. Прислонила фляжку к посеревшим губам. Он сделал пару мелких глотков и она тут же убрала воду. Нашла в его карманах тюбик с таблетками и протолкнула в рот сразу две. Села рядом, приподняв его тело и положила голову к себе на колени. Обернулась к майору:
        - У вас случайно валерьянки жидкой нет или корвалола?
        Андриевич покачал головой:
        - У меня ребята здоровые вроде. Сейчас спрошу…
        К его удивлению, один из парней протянул пузырек с валокордином:
        - Я им кровь пару раз останавливал. Хорошо помогает.
        Полковник пришел в себя. Прошептал с досадой:
        - Задерживаю всех. Я сейчас встану…
        Степанова попросила:
        - Таблетки выплюни. И не спеши, мы все равно отдохнуть остановились. У ребят валокордин есть. Я накапаю…
        Забрала пузырек, в колпачок от фляжки накапала лекарство и долила воды. Прислонила к губам Горчакова, продолжая прижимать его к себе. Андриевич старался ничего не упустить из виду. Он понимал, дальше идти полковник сможет лишь через полчаса и не раньше. Но время не терпело остановки. Он что-то быстро сказал парням. Те тут же расстелили на камнях плащ-палатку, а по ней раскинули спальник. Не обращая внимания на сопротивление полковника, перенесли его на импровизированные носилки, подняли и понесли.
        Марина тоже перемолвилась парой слов с командиром спецназа и теперь шла впереди, показывая путь. Время от времени останавливалась, пропускала вперед ребят, а сама какое-то время шла рядом с носилками, держа полковника за руку. Прошло полтора часа. Горчаков несколько раз порывался встать с носилок, но Маринка его останавливала:
        - Лежи, пока нести можно! Через горы самому карабкаться придется, хоть они с этой стороны и не высоки…
        Становилось все темнее и темнее. Звезд не было видно из-за туч. Подул ветер. Несколько парней споткнулись, подопнув ногами камни. Те, с грохотом, прокатились впереди. Вацлав обернулся и шикнул на ребят. Кто-то из них буркнул из темноты:
        - Так не видно же ни черта, товарищ майор!
        Женщина услышала и предложила:
        - Стоит часок переждать. Скоро луна выйдет. Видите, над горами светлая полоса? Ждать не долго. А пока перекусим и отдохнем.
        Андриевич согласился и скомандовал:
        - Привал!
        Степанова направилась к полковнику. Присела рядом на край спальника. Погладила по щекам. Он виновато прошептал:
        - Я стал обузой для всех.
        Марина еле слышно спросила, наклонившись к его уху:
        - Бредин знает, что ты сердечник?
        - Нет. Плохо с сердцем у меня стало после ранения, осколок задел сердце и что-то там порвал. Бредин не отпустил бы меня к тебе, если бы знал об этом. А я очень хотел видеть тебя чуть дольше, чем обычно. И вот чем это обернулось…
        - Значит, сделанное тобой предложение было не запланировано?
        Горчаков сел, обнял ее за плечи и уткнувшись в волосы, покачал головой:
        - Я вообще не ожидал, что ты обратишь на меня внимание.
        У Маринки отлегло от сердца. Она чуть коснулась губами его щеки, таясь от всех:
        - Ты держись, ладно? Сейчас отдохнем и тебе придется идти самому. Как только почувствуешь - говори сразу. У меня есть валокордин, он действует быстрее.
        Он предложил, немного помолчав, чувствуя ее теплое дыхание на виске:
        - Может, мне остаться здесь? Всем станет легче…
        Она перебила и прижала его к себе обоими руками:
        - Кроме меня! Часа через два-три засевшие в засаде сообразят, что мы каким-то образом ускользнули и сделают все, чтобы нас найти. За это время мы выйдем к тюрьме. Там нас не ждут. Они надеются, что перехватят отряд раньше.
        Он собрался встать и напрягся:
        - Тогда надо идти!
        Марина не разжала сомкнутых рук и вздохнула:
        - Надо! В темноте можно ноги переломать. Ждать будем. Пакистанцы тоже по темну не станут преследовать. Они дождутся утра. А нас утром на территории Пакистана не должно быть!
        Он похолодев внутренне, спросил:
        - Что ты придумала?
        - На территории тюрьмы есть несколько бронемашин. Понял?
        - Ты рискнешь…
        Она кивнула:
        - Знаешь, почему я до сих пор жива? В то время, как мои противники просчитывали возможные варианты, я шла напролом, по-наглому! Это срабатывало не раз. На этот раз собираюсь действовать так же, если ты все не испортишь…
        - Я не стану вмешиваться.
        - А майор?
        Полковник на долю секунды задумался:
        - И ему прикажу подчиняться! Позови Андриевича…
        Вацлав подошел, едва она махнула рукой:
        - Слушаю, товарищ полковник!
        - Если со мной что случится… - Он вздохнул и чуть крепче прижал к себе Марину, - … одчиняться ей. В данный момент она лучше нас с вами, майор, владеет ситуацией. Вы поняли?
        - Так точно.
        Спецназовец ушел. Марина достала из рюкзака брикеты с сублимированным мясом. Один протянула Горчакову:
        - Поешь. - Высыпала во фляжку пакетик сухого сока. Поболтала и протянула ему: - Это лимон. Кислый, но хорошо взбадривает. Тебе бы горячего надо, но к сожалению костер развести нельзя. Запивай каждый раз, как глотаешь…
        Луна взошла минут через сорок. Она проглядывала сквозь толщу облаков мутным размытым светом. Стали видны контуры горы, валунов и деревьев. Хоть и не очень отчетливо, но теперь можно было трогаться в путь, не налетая на препятствия. Отряд приготовился к маршу. Горчаков решительно встал и наотрез отказался от переноса:
        - Я чувствую себя значительно лучше и пойду сам.
        Эти горы были плоскими. Их можно было бы назвать холмами, если бы не каменные глыбы. “Пальцы” вздымались в небо причудливыми вершинами на десять, пятнадцать и более метров. Выветренные камни покрылись многочисленными трещинами и время от времени довольно крупные обломки при сильных ветрах падали на землю. Мимо этих горных развалин женщина вела отряд. Группа торопилась дойти до места к утру. В два ночи Марина остановила мужиков и устроила привал. Подошедшим Андриевичу и Горчакову сказала:
        - Тюрьма в часе ходьбы…
        Усадила полковника на сброшенный спальник. Напоила валокордином и чуть поглаживала ладонью по левой стороне его груди. Воспоминания о Силаеве отошли на второй план. Теперь она беспокоилась о полковнике Горчакове, как о законном муже. Не обращая ни на кого внимания, прижимала к себе, целовала седые виски и пересохшие губы. Заскорузлыми, жесткими пальцами гладила по лицу и уговаривала:
        - Держись! Молю тебя, держись! Мы будем жить…
        Полковник судорожно вздыхал при каждом слове и чувствовал, как от них становится легче. Отдыхали примерно полчаса. Когда двинулись дальше, его сердце спокойно билось в груди. Горчаков шел в цепочке никого не задерживая…
        Со склона холма Марина осмотрела раскинувшуюся внизу тюрьму. Сплошная каменная стена метра в четыре высотой была опутана сверху колючей проволокой. Внутри находилось три капитальных, каменных строения и несколько хлипких навесов. У ворот находились две вышки. На одной ясно был виден ствол крупнокалиберного пулемета. Но людей наверху не наблюдалось.
        Майор и полковник, лежавшие по обе стороны от нее, тоже смотрели вниз, но для них это было в первый раз виденное здание. А она однажды побывала внутри крепости…
        Горчаков спросил:
        - У тебя есть план? Заборчик-то, будь здоров!
        Она злобно усмехнулась, глядя на казематы:
        - Есть! Я мечтаю отплатить за то бегство! Сегодня будут бегать они… Слушайте!..
        Степанова начала чуть слышным шепотом излагать свой план по захвату тюрьмы. Вначале офицеры просто слушали, но по мере получения информации, все больше
“загорались” идей. Через три минуты оба согласились с предложенным планом. Другой за такое короткое время, что осталось до рассвета, придумать было просто невозможно…
        Времени было пять утра, когда в металлические ворота тюрьмы постучались четверо в афганской одежде и накинутых на рубахи бушлатах. Двое из них держали еще одного человека, ноги которого волочились по земле. Выглянувший в окошечко охранник оглядел их и не обеспокоился, так ходили многие моджахеды с афганской стороны. Спокойно спросил:
        - Вы что, не знаете, что это тюрьма Бадабера? Зачем стучите?
        Мужской голос ответил с искренней радостью на фарси:
        - Вот вас то нам и надо! А то думали, что заблудились. Открывай! Мы схватили саму Ясон! Только из ваших камер она не сможет ускользнуть! Машина сломалась тут, за поворотом!
        Лесть была ничем не прикрыта. Гордый охранник, услышав знакомое имя, распахнул калитку в воротах, даже не спросив про документы. Его напарник подошел поближе, чтобы посмотреть на неуловимую Ясон, которая однажды крепко испортила им нервы. Во двор шагнули четверо в афганской одежде, таща на руках пятую фигуру. Едва шагнули за ворота, как оба охранника, ни разу не вскрикнув, замертво упали на каменистую почву. В открытую калитку проникали все новые и новые молчаливые фигуры.
        Из-за глубокой тени от ворот, остальные охранники не видели, что происходит. Только слышали голоса. Это Маринка, старательно копируя мужские голоса, болтала, словно попугай. За минуту двое из вошедших переоделись в верхнюю одежду охраны, забрали ключи и потащили мнимого пленника к тюрьме. Охранники с других постов лениво проследили, как ноги “пленника” тащились по камню. Никто ничего не заподозрил.
        Охрана у входа непосредственно в тюрьму, стоявшая с внутренней стороны и получившая приказ уничтожить пленных, если будет попытка освобождения, заранее открыла вход, решив, раз на воротах пустили - значит свой. Спецназовцы проникли внутрь тюрьмы и мгновенно вырубили охранников. Связали и уложили у стены, заткнув рты.

“Пленный” вскочил на ноги, облегченно вздохнув. Им был сам майор Андриевич. Спецназовец устремился вниз по лестнице. Марина кинулась за ним, с невыразимой радостью сбрасывая на ходу один бронежилет, она играла роль охранника. Чтобы укрупнить ее фигуру, разведчики надели сверху два бронежилета. Они были вынуждены поступить таким образом, больше никто не говорил на фарси и пушту. Через десять минут у входных дверей столпилась молчащая толпа освобожденных людей. Среди них было не мало афганцев. В их числе были и те, кто требовался. Ждали сигнала и он последовал…
        В дверь постучали: два длинных и один короткий. Степанова распахнула калитку. Напротив стоял Горчаков. Прижал ее к себе на мгновение:
        - Все получилось, как ты говорила. Охрана ничуть не насторожилась, когда мы в этих рясах к ним направились. Видно решили, что мы поговорить идем. Машины захвачены.
        - Рацию не нашли? Есть? Тогда вызывай вертолеты на границу с Пакистаном. Они прикроют нас. Скажи, на машинах уходим. Пусть на блокпостах огня не открывают. Такого позора пакистанские власти не вынесут и боюсь, начнут преследовать, плевав на границы.
        Разместились по двум, похожим на российские “Уралы” грузовикам. Бензобаки были залиты “под завязку”. Это постарались разведчики, отправившиеся с Горчаковым. Спецназ заранее заминировал территорию тюрьмы и оставшиеся машины. Стоило рвануть одной - взорвется и все остальное. Осторожно выехали за ворота. Тревоги не последовало. Из казармы никто не выскочил. Сидевшие за рулем майор Андриевич и Марина утопили педаль газа в пол. Пронеслись через весь городок по направлению к границе. Степанова шла первой, указывая дорогу. Через пару километров повернула лицо к сидевшему рядом Горчакову:
        - Леня, скоро граница, разбей стекло за моей спиной и перебирайся в кузов. Погранцы стрелять будут…
        - А ты?
        Она жестко ответила:
        - Забудь на минуту обо мне, подумай о тех, кто в кузове! Пусть ложатся на пол и ты тоже! Я прорвусь, обещаю! Но мне надо, чтобы ты жил!
        Горчаков подчинился. Разбив толстое стекло прикладом автомата, он кое-как протиснулся сквозь два проема в кузов и передал слова Ясона. Люди начали размещаться на дне кузова. Не последовало ни одного слова против. Ложились практически друг на друга.
        Показалась граница. Машины не сбавляли скорости. Удивленные слишком ранним рейсом заспанные пограничники не успели ничего сообразить, как две машины, сшибая шлагбаум пронеслись мимо. Вслед прозвучала запоздавшая очередь, впрочем никому не причинившая вреда. Пакистанцы кинулись звонить своему командованию, не совсем еще поняв произошедшее. Минут через пять все было выяснено. По тревоге подняты вертолеты, но…
        Пакистанские летчики наотрез отказались пересекать границу с Афганистаном, мотивируя тем, что их могут сбить расположенные неподалеку советские войска ПВО. К тому же кое-кто из тех, что поумнее, на радарах разглядели советские вертолеты у самой границы.
        Николай Горев, поднятый по тревоге, по отдельным словам понял, что Маринка побывала на территории Пакистана и теперь “уносит ноги” вместе со спасенными узниками тюрьмы Бадабера. Не смотря на то, что сейчас воевал на стороне моджахедов, он мысленно пожелал ей удачи, так как и сам не больно то горел желанием убить вездесущего Искандера.
        Марина остановила машину лишь проскочив без проверки два советских блокпоста. Солдаты не стреляли, лишь провожали их взглядами. Почувствовав, что засыпает, нажала на тормоз, съезжая к обочине. Напряжение последних часов окончательно вымотало женщину. В голове плыл туман. Она отключилась от реальности в считанные секунды.
        Безрезультатно прождав в кузове пару минут, полковник рискнул заглянуть в кабину. Степанова лежала, уткнувшись лицом в скрещенные на руле руки. Перепугавшись, что Марина убита, Горчаков выскочил из кузова и бегом кинулся к кабине. Только открыв дверцу он понял, что женщина спит мертвым сном. Остановившийся позади майор Андриевич с трудом выбрался из кабины. Руки и ноги спецназовца тряслись. Стирая рукавом обильно струившийся пот, он прошептал, глядя на небо:
        - Господи, авантюра удалась! Эта баба оказалась права! Нас не ждали на границе так быстро.
        Минут через двадцать Марина очнулась. Небо на востоке уже посветлело, да и вокруг стояли сумерки. Ночная тьма пропала. Она подняла голову и устало посмотрела на сидевшего в кабине Горчакова:
        - Выбрались, Ленечка! Едем в Кабул? Теперь лишь бы свои не подстрелили. Что майор? .
        Полковник улыбнулся:
        - Чуть с ума не сошел! Раз двадцать тебя порывался вытащить из кабины и расцеловать, да я не позволил на правах мужа… Он впервые в такую авантюру влип! Так и сказал!
        Степанова усмехнулась:
        - Может и точно, авантюра, да только целые все… Он в кабине сидит?
        - Должен. Во всяком случае пару минут назад там был.
        Ее машина тронулась с места. Ошеломленный неожиданным движением переднего автомобиля майор, тронулся на несколько секунд позднее…
        Машины въехали в Кабул около восьми утра. Бывшие пленники в кузове спали, прижавшись друг к другу. Уставшие, с шумом в голове, полусонные спецназовцы изо всех сил боролись со сном и старались держать ситуацию под контролем. Машины остановились у первого блокпоста на въезде в город. Пакистанские номера мигом всполошили охрану. Настороженные лица солдат и пальцы на спусковых крючках автоматов вовсе не выглядели гостеприимными.
        Полковник Горчаков применил свою власть, предъявил удостоверение разведуправления и потребовал старшего. Один из ребят бросился к приземистому строению неподалеку. После “обмена любезностями” с солдатом, которые слышал весь спецназ, рысью прибежал не выспавшийся капитан:
        - В чем дело? Что происходит?
        Горчаков выдохнул:
        - Пленники с Пакистана доставлены…
        И рухнул на землю. Перепуганная Маринка одним прыжком очутилась рядом. Ухнулась на колени, невзирая на грязь. Повернула лицом к себе:
        - Леня!..
        Его лицо было в грязи, но он открыл сумрачные глаза. Поглядел ей в испуганные зрачки и улыбнулся:
        - Стар я становлюсь для таких приключений…
        Она широко улыбнулась и села в грязь рядом, вытянув ноги. Солдаты на посту застыли, не понимая, что происходит: эти двое вели себя, как сумасшедшие. Поглядывали на капитана, а тот молчал, растерявшись от всего. Женщина приподняла голову полковника. Устроила ее на своих коленях, прижала к животу и расхохоталась к ужасу капитана. Степанова хохотала, глядя в серое небо с плывущими облаками и никак не могла остановиться. По щекам текли слезы, а она смеялась. Смеялся усевшийся рядом с ней полковник Горчаков. Смеялся майор Андриевич, прислонившийся плечом к машине. Смеялись вылезавшие из кузова спецназовцы и даже пленные…
        Маринка неожиданно прервала смех. Повернулась. Поглядела на Горчакова, потянулась к нему. Обхватила руками за шею и прижалась к губам полковника, не обращая внимания на прилипшую к ним грязь. Все замерли и смотрели на этот поцелуй, но ее не волновали взгляды. Больше минуты она не отрывалась от губ Горчакова. Отстранилась. Огляделась по сторонам и облегченно выговорила по складам:
        - Вот-и-все…
        Глава 5
        Обнявшись, вошли в ту самую комнатку, где провели бурную ночь. По дороге узнали у дежурного насчет бани. Отрицательный ответ заставил вздохнуть обоих. Зато в комнате на стуле стояло ведро воды. Оба умылись, переоделись и привели себя в порядок. Сходили к полевой кухне за завтраком. Быстро поели, пока пшенка не остыла и прилегли на часок отдохнуть, прижавшись друг к другу на узкой солдатской койке. Маринке было так спокойно и хорошо рядом с этим уже не молодым мужчиной.
        Горчаков, в десять утра, по радиосвязи доложил об успешно проведенной операции и ни словом не обмолвился Бредину о предстоящей свадьбе. Он и Марине ничего не сообщил. Просто взял за руку и пригласил прокатиться вместе с ним в советское посольство в Кабуле. Женщина не стала отказываться, все равно дел никаких не было. Полковник вошел в кабинет посла один и переговорил с ним. Степанова даже не предполагала, зачем он пошел к Костюкову. Она в это время сидела в кресле в приемной, разглядывая ковер на полу, изящную статуэтку и огромный кувшин с чеканкой. Горчаков выглянул из-за двери, улыбнулся и пригласил:
        - Заходи!
        Не было ни белой фаты, ни подвенечного платья, ни свидетелей. Их просто расписали в две минуты, вручили свидетельство, поздравили и отпустили на все четыре стороны. Каждый остался при своей фамилии. Степанова вышла из кабинета все еще не веря в произошедшее. Бракосочетание оказалось настолько стремительным, что она долго не могла прийти в себя. Женщина поглядывала на Горчакова, а тот улыбался:
        - Это, чтоб ты не передумала. Прилетим в Москву, кольца куплю и свадьбу сыграем. Может, не такую шумную, как у молодежи, но “горько” нам тоже кричать будут!
        Леонид Григорьевич, не смотря на все протесты, нес молодую жену от блокпоста до штаба на руках:
        - Сейчас я чувствую себя лет на двадцать моложе! Бредин мне скажет: “Старого черта на молоденьких потянуло. Ну-ну…”. Мне не верится, что ты теперь моя жена! Я кричать от радости хочу! Чтобы все вокруг знали, как я счастлив! У меня самая красивая жена!
        Он говорил громко, не стараясь снижать голос при встречах. Солдаты и офицеры оглядывались и улыбались. Кое-кто сообразив, в чем дело, поздравляли. Степанова расхохоталась:
        - Леня, а ты возьми меня с собой, когда к Евгению Владиславовичу направишься. Я не думаю, что он при мне рискнет тебя так назвать. Ты же не старый. Что это за возраст пятьдесят четыре года? Мы будем долго жить…
        Вечером улетал самолет в Ташкент. В Афганистане у Марины дел больше не было и они решили вернуться в Россию. Степановой очень хотелось в последний раз побывать на месте гибели первого мужа, но она понимала, что это опасно. Одну ее Леонид Григорьевич не отпустит, а рисковать его жизнью ей не хотелось. Она лишь тихо вздохнула, представив памятник из камней и ни слова не сказала мужу о своем желании.
        Сразу после приезда из посольства, взявшись за руки и под охраной двух спецназовцев, они прошлись по кабульскому базару, накупив всякой всячины: подносов, кувшинов, тарелок и кинжалов с чеканкой, амулетов на шею и даже местную женскую одежду. Марина прощалась с Кабулом, с Афганистаном и с войной, решив начать новую жизнь. Жизнь связанную с полковником Горчаковым…
        Москва встретила морозом и сугробами. Генерал-лейтенант Бредин был шокирован известием, что они теперь муж и жена. Искренне поздравил с удачной операцией и женитьбой. Они в ответ поздравили с очередным званием. Генерал подбросил молодых до квартиры Горчакова и оставил одних, пообещав заехать утром. Полковник перенес ее через порог на руках. Поставил на пол в коридоре и тихо сказал:
        - Вот мое логово…
        Квартира была современно обставлена, но в ней не чувствовалось женской руки. Это было похоже на скульптуру: красиво, но из камня и холодно на ощупь. Марина сразу же кинулась в кухню и удивленно сказала:
        - Леня, а холодильник полон… Кто-то был здесь.
        Он вздохнул:
        - Наверное дочь забегала. Иногда в Вере проклевывается что-то человеческое…
        По очереди помылись в ванной. Причем Марина предложила полковнику помыться первым, а сама, помыв руки, принялась готовить. Есть хотелось до умопомрачения. Пока муж мылся, она практически все приготовила. Ему осталось только присмотреть, пока все
“дойдет” до готовности. Степанова забралась в ванну и только тут сообразила, что переодеться ей не во что. Выключив воду и прикрывшись полотенцем, крикнула:
        - Леня! Подойди, пожалуйста… - Он просунул голову внутрь душевой и она попросила: - Мне переодеться не во что. У тебя рубашки старой не найдется?
        Он, немного подумав, предложил:
        - Если хочешь, я могу тебе дать халат моей жены. Правда, он будет тебе велик. Она была полной женщиной. А еще лучше пеньюар. Тот будет как раз, он безразмерный…
        Марина поняла, что ему не хочется ее обидеть и предложил он вещи жены лишь потому, чтобы ей было удобнее и согласилась:
        - Давай пеньюар!
        Роскошный голубой комплект, весь расшитый кружевами, прекрасно смотрелся на фигурке Марины. Атласный пояс подчеркивал тонкую талию. В глазах Горчакова зажегся огонек, но он тут же опустил глаза. Пока Марины не было, на столе появилась бутылка шампанского и два высоких бокала. Она рассмеялась, а он распечатал игристое вино. Пробка улетела в потолок. Он протянул бокал ей, поцеловал в щеку и слегка коснулся своим фужером ее. Раздался мелодичный звон. Оба отпили понемногу и принялись за еду.
        Перемыв тарелки, женщина обернулась. Муж сидел на табуретке в углу и смотрел на нее. В сумрачных глазах стояла тень. Он резко встал и шагнув к ней, подхватил на руки. Несколько мгновений постоял, словно привыкая к ее весу и сказал, слегка улыбаясь:
        - А ведь брачной ночи у нас так и не было…
        Решительно шагнул в коридор, направляясь к спальне. Маринка уткнулась покрасневшим лицом в его шею.
        Родители искренне обрадовались замужеству дочери, ведь теперь она не поедет воевать. Прислали поздравительную телеграмму, но сами не приехали. В письме просили оставить Сашеньку у них и забрать, когда он пойдет в школу. Марина понимала, что они привязались к ребенку. Посоветовалась с супругом и согласилась. Она была счастлива с Горчаковым. Мысли о Силаеве практически не появлялись, а если и возникали то, как что-то очень далекое и несбывшееся. Полковник любил ее всей душой и она старалась ответить ему тем же. С его детьми отношения не сложились.
        Началось все с того, что Вера, увидев Марину в пеньюаре матери, закатила скандал и прекратила приходить к отцу. Никита вообще заглянул лишь раз, чтобы посмотреть на
“мачеху” и быстро ушел, бросив на ходу:
        - Охотница за чужим наследством!
        Ни один из них не попытался поближе узнать молодую женщину, поговорить с ней. Все происходило в отсутствие полковника. Маринка плакала, но мужу ни словом не обмолвилась о том, как относятся к ней его дети. Решила поберечь Горчакова. Счастье оказалось коротким. Через полгода, проснувшись июньским утром, она обнаружила Леонида Григорьевича заснувшим навечно. Проплакав больше часа над мужем, нашла в себе силы и вызвала “скорую помощь”.
        - Сердце не выдержало, - сказал приехавший врач.
        Так Степанова стала вдовой во второй раз. С похорон ее увел генерал-лейтенант Бредин. Ни дочь, ни сын Горчакова даже не подошли к убитой горем женщине. С поминок генерал увез ее в опустевшую квартиру и долго уговаривал взять себя в руки. Марина согласно кивала, но слезы продолжали катиться по щекам. Она торопливо вытирала их, стараясь подавить рыдания. Затем не выдержала и уткнувшись в грудь генерала, заплакала навзрыд. Он замолчал и лишь гладил по плечам ладонью.
        После сорокового дня Вера и Никита начали давить на молодую женщину, необоснованно попрекая ее в желании захватить московскую квартиру. В течение недели они угрожали и всячески унижали ее. Марина пыталась поговорить, но они не захотели слушать, крикнув:
        - Убирайся! Эта квартира наша! Здесь жила наша мать!
        Она, уставшая от горя и скандалов, не стала спорить и оспаривать наследование в суде. Выписалась из квартиры, собрала свои вещи. В отдельный чемодан сложила все портреты мужа и уехала в деревню.
        Уже в доме родителей Марина почувствовала что-то неладное с собой. Ее подташнивало, аппетит полностью пропал, кожа временами становилась изжелта-голубоватой. Помучившись неделю и смутно понимая, что это может быть, она все же не верила в симптомы, помня приговор докторов. В один из дней съездила на обследование в поликлинику. Вернулась ошалевшая от радости и с порога выпалила матери:
        - У меня будет ребенок от Лени. Я на четвертом месяце! Врачи ошиблись!
        Елена Константиновна разбила тарелку от неожиданности, а затем попыталась уговорить дочь сделать аборт. Степанова искренне удивилась словам матери. Как это - избавиться от дитя, которое подарил любимый человек? Твердо сказала в ответ, прерывая уговоры:
        - Это мой ребенок! Мой и больше ничей! Вы воспитываете Сашу с пеленок, а я буду воспитывать его! Хочу узнать что это такое - счастье материнства по-настоящему! Как ты можешь так говорить, мама? Я уже потеряла одного ребенка и второго собственными руками губить не собираюсь! Прекрати эти бесполезные уговоры! Иначе я уеду и рожу его где-нибудь в другом месте…
        Мать сдалась. 26 декабря 1988 года Марина родила девочку с серыми глазами, очень похожую на Горчакова. Обессилев от схваток, лежала и смотрела на крошечное чудо, которое ей показывала акушерка. Маринка улыбалась кричащему красному комочку, чувствуя, как по щекам бегут слезы. Ей так хотелось, чтобы Горчаков увидел это чудо. Она назвала ее Юлия Леонидовна Горчакова.
        Написала огромное письмо в Москву. Сообщила генералу Бредину о заблуждениях врачей и рождении ребенка, попросила не забывать ее и если потребуется, обращаться. Евгений Владиславович в ответ прислал теплое письмо, где поздравил с дочкой, посетовал, что Горчаков не видит этого и пообещал вскоре приехать. Но это вскоре растянулось надолго…
        Усама бен Ладен шел в атаку впереди своих головорезов и наравне со всеми кричал:
        - Алла-а-а-а!
        Поблизости разорвалась граната и что-то ударило миллиардера в лицо. Он почти перестал видеть. Усама поднял смуглую руку и попытался стереть пелену с глаз, ладонь окрасилась кровью. Несколько секунд араб качался на ногах, а потом упал. Его верные подручные подхватили тело предводителя и потащили назад. Вот так он лишился глаза и вскоре вернулся в родной город, чтоб зализать раны.
        Но и там продолжал через компьютер заказывать оружие для моджахедов, оплачивал многомиллионные счета и стягивал вокруг себя таких же оголтелых воинствующих исламистов, каким являлся сам. Он все делал для того, чтобы русские убрались из Афганистана. Теперь он стал фанатиком джихада, не мыслящим своей жизни вне постоянной борьбы.
        Через месяц после родов Степанова узнала, что в лесничество срочно требуется лесник. Ей хотелось побыть одной, прийти в себя после Афганистана и смерти мужа. В деревне же каждый встречный интересовался ее прошлым, не понимая, что ранит. Когда она отказывалась говорить, люди искренне удивлялись и упрекали ее в гордости. Марина в тот же день, как узнала о должности, отправилась в город. Из-за грудного младенца ей хотели отказать, но женщина настояла на встрече с главным лесничим, объяснила все и тот согласился, подписав заявление. Получила необходимые инструкции и отправилась вместе с крохой работать на дальний кордон. В помощь дали пару лошадей, а к ним телегу и сани.
        Родители были в шоке от ее действий. Пробовали уговорить отказаться от “глупой затеи”, дочь вновь проявила мужскую твердость. Собрав вещи для себя и ребенка на первое время, погрузила их в сани. Пристроив закутанную Юльку на груди в огромную шаль на цыганский манер, она отправилась на дальний кордон и приступила к обязанностям лесника.
        Кордон считался сложным. На берегу трех озер росли строевые сосны, на которые точили зуб многие из тех, кто собирался строиться или делать прирубы к домам. Лесничество разрешения на вырубку не давало. Пока лесника не было, многие пилили деревья по-тихому. Когда Степанова приступила к обязанностям, более сотни деревьев на берегу озера Глубокое уже были вырублены. Высокие пеньки истекали смолой. На грязном перепаханном снегу и сером мхе, вывороченном колесами и гусеницами тракторов на поверхность, лежали свежие янтарные опилки. Горы сучьев, покрытых ярко-зеленой хвоей валялись повсюду.
        Женщина увидела все по дороге на кордон. Широкая, разбитая колея вовсе не напоминала лесную дорогу и вела мимо рощи. Марина остановила лошадь. Слезла с саней и прошла к месту порубки. Тяжело вздохнула, глядя на варварское истребление сосняка. Окинула взглядом оставшиеся шумевшие сосны, стоявшую за ними сплошную стену елей и заснеженную гладь озера, вековые дубы на берегу, заиндевевшие свисающие ветки березы. Еще раз вздохнула. Вернулась к лошади и сев на сани, отправилась к дому на кордоне, до которого оставалось не больше километра.
        Весь оставшийся день и вечер она топила печи, чтобы вернуть тепло в полностью остывший без людей дом. Разговаривала с гукавшей на кровати дочерью, расставляла и раскладывала по полкам старомодного дощатого шкафа привезенные вещи. Обметала стены веником из лапника и приводила избу в более-менее годное место для житья.
        Уже на следующий день женщина поймала двух порубщиков. Они были из соседней деревни. Степанова не стала обращаться в лесничество и устраивать мужикам “суд”. Она заставила их заплатить штраф. С обоих взяла расписку, что весной они обязуются выкорчевать пеньки и посадить на место срубленных сосен сотню молодых саженцев. Мужикам ничего не оставалось делать, как согласиться. Они начали корчевать пни уже в феврале. Возились по вечерам больше двух недель. В конце апреля посадили сосны, которые Марина привезла из лесопитомника при лесничестве. Деревенские, услышав уже через день о “воспитательных мерах” перестали появляться в роще, стараясь добыть строевой лес в других местах и очень надеясь, что лесничиха не успеет всюду.
        Но не тут-то было! Она успевала. Еще с десяток мужиков попали к ней “на весенние работы”. Никакие уговоры и угрозы не помогали. Степанова была непреклонна. Мужики корчевали пни, чертыхаясь и ругая лесничиху на чем свет стоит. Она усмехалась, слыша их ворчание и говорила:
        - Сумели уничтожить, сумейте восстановить!
        Начиная с четвертого февраля 1989 года Марина каждый день приезжала с дочкой в деревню, чтобы почитать газеты и посмотреть телевизор. Советские войска выводили из Афганистана. Показывали неоднократно мост через приграничную реку Пяндж, уже покинутые советские военные городки на афганской территории.
        Степанова была молчалива и тиха. Каждый раз, как диктор называл тот или иной населенный пункт в Афгане перед ее глазами мелькали картины, чаще всего связанные с этим местом. За семь лет службы Афган перестал быть для нее чужим. Иван Николаевич в эти минуты наблюдал за ее лицом и с точностью определял, где она побывала. Украдкой записывал названия. После ее отъезда смотрел на карту и ставил новые точки. В конце месяца на каждом отмеченном в ней населенном пункте горной страны была точка. А сколько еще оставалось мест, где побывала дочь - их на карте просто не было.
        Саудовские власти с трудом терпели неугомонного Усаму. Больше всего лояльно относившегося к Америке шейха Эр-Рияда досаждали публичные выступления бен Ладена, в которых он говорил о нарастающей угрозе всему мусульманскому миру со стороны таких стран, как Америка и Ирак. В конце концов шейх не выдержал и отправил национальных гвардейцев арестовать Усаму.
        Тот бежал в Афганистан, из которого были выведены советские войска. Но и там не смог ужиться. Теперь моджахеды начали драться за власть друг с другом. Бен Ладен пытался примирить враждующих лидеров, чтоб не ослаблять исламское единство, но успеха не добился. Зато пакистанские спецслужбы начали предпринимать попытки устранить диссидента…
        Слухи дошли до лесничества и в марте на кордон нагрянул главный лесничий. Дорогу развезло, рыхлый снег “держал” только по утрам и поздно вечером. Ковалев пешком добрался до кордона. Сосульки висели по всему периметру крыши, роняя прозрачные капли в выбитые на земле лунки. Звонкое шлепанье слышалось издалека. Яркое солнце слепило глаза, отражаясь в ледяной корке, образовавшейся на снегу. Оплавленные грани снежинок нестерпимо сверкали и резали глаза, мешая смотреть. Узкая тропка вела к крыльцу.
        Женщина встретила главного лесничего в доме. Она как раз кормила дочь грудью. Сразу отвернулась, поздоровалась со спины. Мужчина разделся и сел спиной к печке, разглядывая грубо обтесанные потемневшие бревна стен. На них висело с десяток портретов худощавого мужчины с седыми висками. На трех фотографиях он был в форме полковника. На остальных в гражданском костюме. Пара фотографий была со свадьбы. Рядом с ним в белом платье стояла смеющаяся Марина.
        Ковалев огляделся. В полупустом, практически лишенном мебели, доме царил порядок. Степанова уложила дочь спать в старинную липовую колыбель, найденную ею на чердаке. Предложила гостю позавтракать. От еды Ковалев отказался, но попить чайку согласился с радостью. Женщина тут же поставила угольный самовар кипятиться, а сама накрыла на стол. Поставила варенье и сушки в тарелке. Села напротив начальника, спокойно и обстоятельно поведала ему о происшествиях и спросила:
        - Заплатят они штраф, а лес-то не вернешь! Деревья вырубленные сами не вырастут. Не лучше ли вместе со штрафом обязать порубщиков посадить на место срубленных сосен, новые деревья? Пользы больше. Я не смогу одна все восстановить, а деревенские и не подумают помочь. Для них ведь как - лес ничейный и сам вырастет! Сейчас от покушений на рощу многие отказались и не суются, так как знают, что будет, если я поймаю. Я отметила предназначенные к вырубке места и показывала их тем, кто приходил. Их не устраивает - “надо бы поближе к дому делянки давать”. А ближе вырубать нельзя и так лес все дальше и дальше от деревни становится. Все кустарником зарастает. Вот почему я так поступаю…
        Лесничий согласился с доводами. Спросил:
        - Марина Ивановна, не тяжело вам с дочкой-то? Ведь крошечная, а вы ее с собой по всему лесу таскаете. Не боитесь, что в спину выстрелят?
        - Не боюсь! Юлька у меня крепкая. Большую часть времени спит. А угрозы, ну что греха таить… - Марина вздохнула, - Были угрозы и неоднократно! Один даже кинулся, да забыл видно, кто я. Пришлось напомнить. Сейчас притихли. По большому счету, в деревне нет таких, кто бы на убийство пошел.
        Лесничий усмехнулся:
        - Вообще-то я вами доволен! Крепко взялись за дело. Ну, что же продолжайте ваши
“воспитательные меры”. Я и другим лесникам передам ваш опыт.
        Степанова подбросила начальство на санях в деревню. Ковалев попытался отказаться:
        - Да я и сам дойду!
        Она усмехнулась:
        - У меня картошка закончилась, а Юлька страсть как пюре любит. Да и в магазин надо. Не думаю, что сегодня кто полезет, снег слабый. Так что поехали!
        В тот же день сынишка изъявил горячее желание уехать с матерью на кордон. Пока она ездила в магазин за продуктами, он спорил с бабушкой. Елена Константиновна пыталась уговорить внука остаться, но мальчишка твердо заявил:
        - Я к маме хочу! Сама же говорила - вот весна наступит и поедешь.
        Иван Николаевич был настроен более оптимистично:
        - Лена, пусть едет. Через неделю он в лесу соскучится и сам запросится назад. Это же кордон! Стоит ли запрещать? К тому же Марина мать и он, по сути, должен жить с ней.
        Жена, скрепя сердце, согласилась. Когда Степанова вернулась домой, одежка Сашки была уже собрана, вместе с кучей игрушек, а сын закричал, прижимаясь к ней:
        - Мама, можно я с тобой? Бабуля не против.
        Марина улыбнулась Саше:
        - Конечно! Я и сама хотела предложить, да думала ты в лес не поедешь.
        Погрузила сумки на сани, сверху положили с отцом несколько мешков картошки. Закутав дочь и сына в одеяло, устроила их между мешками и направилась на кордон, идя рядом с санями с вожжами в руках. Временами глубоко проваливалась в снег, но садиться на груженые сани все равно не стала, жалея лошадь. Так и шла до самого домика. Дети на санях тихонько возились. Временами Юлька начинала смеяться. У матери сложилось впечатление, что брат с сестрой понимают друг друга, не смотря на большую разницу в возрасте. Девочке было лишь три месяца, хотя выглядела она на все пять, а мальчику пошел седьмой год.
        Иван Николаевич ошибся. Сашка не только не желал возвращаться, он вообще не вспоминал о деревне. Бабушка приходила на кордон, уговаривала его вернуться, но он не желал слушать:
        - Как ты не поймешь, бабуля, мне же здесь интересно! Здесь мама!
        В апреле он уже вовсю самостоятельно возился с Юлькой, отпуская мать копать огород. После старого лесника тот еще не успел покрыться дерном и копать было легко. Степанова самостоятельно вспахала на лошади и засадила картофельник. Полностью засадила огород. Дочка пробовала ползать и с удовольствием трясла игрушки, все пробуя на зуб. Шестилетний брат внимательно следил, чтобы в ее цепкие ручонки не попалось что-то мелкое.
        Еще зимой привела купленную в колхозе корову. Весной завела пару поросят и около полусотни куриц и уток. Благо водоплавающей птице было где развернуться: дом находился на берегу озера. Привезла от родителей двух овечек с ягнятами и барана. Двор и сарай при доме были огромными и места хватало всей живности.
        В мае у Марины начались проблемы с браконьерами. Утки и гуси образовывали пары, откладывали яйца, насиживали их. Люди продолжали отстрел, хотя охотничий сезон уже закрылся. Не один раз в течение мая и всего лета лесничихе пришлось выступать против браконьеров и порубщиков. Каждый раз Марина выходила победителем. Безжалостно штрафовала и конфисковывала ружья. Никакие уговоры “пойти на мировую” и предложенные взятки не помогали. Драться с ней никто не рисковал.
        Прошло лето, за ним наступила осень. Саша отправился в деревню к радости Елены Константиновны, хоть ему и не хотелось. Он пошел в школу в первый класс. Среди сверстников выделялся высоким ростом, кудрявыми черными волосами и смуглой кожей. Уже через пару месяцев стал лучшим учеником в классе. Осенние каникулы провел у матери на кордоне. Юлька пошла в девять месяцев и брату заботы хватало. Приходилось следить в оба, чтобы она не успела что-то стянуть со стола и опрокинуть на себя.
        Происшествия на кордоне случались все реже и реже. Люди в окрестных деревнях наконец-то поняли, что с лесничихой лучше поступать по закону. Ее нельзя купить и уговорить. Выправляли документы для заготовки дров и для осенней охоты. Платили деньги в конторе. С оплаченными разрешениями приходили к ней на кордон и она выделяла участки.
        Перед Новым Годом Марина неожиданно получила поздравительную открытку от Юрия Лозового. Телеграммой пригласила его с семьей в гости. Ответ с согласием пришел через сутки. Тридцать первого декабря Степанова встала рано. Накормила скотину. Протопила русскую печь, поставив чугуны с пойлом для скотины и чугунки со щами и картошкой для себя. Сразу же протопила маленькую печь. Закрыла заслонку пораньше, чтобы тепла хватило на целый день и в подвале ничего не померзло из овощей. Запрягла лошадь, накинув ей на спину войлочную попону. Забросала сани сеном и кинула пару овчинных тулупов и ватное одеяло сверху. Одела дочь, закутала ее в санях в одеяло и поехала встречать гостей.
        На улице было еще темно. Предрассветная синева окутывала лес. Заиндевевшие ветви свисали вниз сказочной бахромой. Месяц еще не успел исчезнуть и несколькими яркими звездами подмигивал женщине с высоты. Щеки уже через сотню метров начало покалывать: мороз был не слабым. Снег хрустел под ногами и копытами. Морда лошади вскоре заиндевела. Юлька заснула через пять минут после выезда из дома.
        Она оставила дочь и лошадь в деревне. Каурого распрягла и завела в сарай, не снимая попоны, чтобы уставшая коняжка не простыла. Через час Иван Николаевич напоил лошадь теплым пойлом. Степанова спокойно добралась до города на автобусе. Зашла в автостанцию и принялась ждать нужного автобуса. Он вскоре появился на станции.
        Через заснеженное окно “Икаруса” Марина заметила старого друга. Юрий поздоровел и поправился. Он был одет в темно-синюю куртку с капюшоном, джинсы и шапку из норки. Его жена оказалась худенькой блондиночкой в сером пальто с большим песцовым воротником и такую же шапку, из-под которой выглядывали коротко остриженные волосы и огромные светло-карие глаза, выглядевшие удивленными. Из автобуса Юрка выбрался с девочкой на одной руке и сумкой в другой. Он тут же бросил поклажу. То, что на руках у него ребенок, ничуть не помешало ему обхватить Маринку за плечи и крепко прижать к себе:
        - Здравствуй, Искандер! - Обернулся к остановившейся рядом жене, державшей за руку старшую дочь: - Вот она, моя спасительница! Знакомьтесь! А это Лена, жена. Наша гвардия Маринка и Сашка.
        Марина разрыдалась, глядя на его детей. Лозовой, смущенно поглядывая на жену, неловко принялся утешать:
        - Марин, ты чего? В Афгане не ревела, а тут на тебе! Я Лене рассказывал, какая ты сильная, а ты…
        Жена оттолкнула его в сторону и обняла Марину. Посмотрела с укоризной на мужа:
        - Дурак ты! Женщина и на слабость право имеет.
        Через пятнадцать минут сели в автобус и отправились в деревню. Степанова рассказала по дороге новости:
        - Собиновы сейчас на Урале служат. Петру Леонидовичу два года осталось. Варнавин сейчас в Москве, где-то в Генштабе обитает. Тут письмо прислал, пишет, что тоже еще пару лет и на пенсию уйдет. Жалуется на здоровье. Где Павел Малых, не знаю. Надо бы у Шурановых поинтересоваться…
        Вышли на остановке и всей компанией направились к Ушаковым. Елена Константиновна и Иван Николаевич уже накрыли для гостей стол. Чета Лозовых ничего не знала о том, что у Марины появилась дочь. Она ни единым словом не обмолвилась об этом по дороге, решив удивить Лозового. Юрий считал, что она просто уволилась из армии, даже о ее коротком замужестве он не знал. Когда они с женой раздевались, из комнаты, держась за руку Саши, вышла розовощекая толстушка с сумрачными серыми глазами и потребовала у Марины:
        - Мама, Юля домой коцет!
        Он был сражен наповал. Присел, разглядывая чудо в серой юбочке и спросил:
        - Эт-т-то еще что за явление?!.
        Девочка строго уставилась на него и вполне внятно ответила:
        - Я Юля Горцякова, а не ивление.
        Обошла, направляясь к матери и не отпуская руку братишки, пока не подошла вплотную. Марина подхватила ее на руки и пояснила:
        - Врачи ошиблись. Я была замужем полгода, но мой муж умер от сердечного приступа. Ты его знал, Юра. Это полковник Горчаков. Я была его законной женой. Мы расписались в советском посольстве в Кабуле после последнего моего задания. Юля родилась, когда Лени уже не было. Если бы родился мальчик, назвала бы Юркой…
        Лозовой потрясенно молчал. Потом сказал тихо:
        - И мне ни слова… Эх, Маринка! Все в себе носишь! Нельзя так! Друзья на то и даны, чтоб поддерживать. Спасибо, что хоть об Олеге рассказала…
        Повернулся в сторону мальчика и, как взрослому, протянул руку:
        - Ну, здравствуй, Александр Александрович! Тебя я совсем маленьким видел, а теперь ты вон уже какой большой стал. Слышал, что ты маме хорошо помогаешь. Молодец! Так держать!
        Ушаковы, по настоянию Марины, тоже отправились встречать Новый Год к ней на кордон. Набили сани сумками с продуктами, усадили детей, Елену Константиновну и Лену Лозовую. Лошадью уверенно правил Саша Степанов. Юрий, Иван Николаевич и Марина шли следом за санями, переговариваясь вполголоса. Дорога была ровная, мороз к вечеру немного спал и идти было даже приятно. Лозовой тихо спросил:
        - Сашка у тебя знает, что он тебе не родной?
        - Знает. Отец в три года рассказал ему и как ни странно, ребенок понял. Он любит нас, мы его. Считает родным отцом Сашу, я показала ему фотографии. Конечно, врать не стоило, но и рассказывать настоящую правду я не собираюсь. Слишком горько все это и слишком страшно.
        Лозовой замолчал. Затянувшееся молчание прервала Лена. Она обернулась с саней:
        - Марина, а тебе не страшно в лесу одной? Я бы со страху умерла!
        Сашка услышал и расхохотался так, что с нависавших еловых лап снег посыпался, а лошадь вздрогнула:
        - Маме страшно?!? Ой, как смешно! Моя мама любого здешнего мужика на лопатки с одного раза уложит! Ха-ха-ха….
        Мальчишка хохотал, подняв смуглое лицо с ярким румянцем вверх. Сестренка вторила ему, хотя и не понимала, почему брат смеется.
        Появившись на кордоне, Иван Николаевич и Юрий установили посреди комнаты елку. Две Елены с детьми принялись наряжать ее привезенными игрушками. Затем все три женщины принялись готовить, а мужчины в это время занимались с детьми.
        Новый Год встречали весело при свечах и лампе “Летучая мышь”. Стол накрыли в углу, чтобы не мешать детям водить хороводы у елки. Марина повесила на стенах два закрытых фонаря, чтоб ребятишкам было светлее. Проводили старый год и встретили новый за разговорами. Телевизора не было, так как электричество на кордон не проводили, но о нем и не вспомнили. Разговаривали о настоящем, вспоминали прошлое. Два тоста выпили за присутствующих. Третий тост Марина выпила молча. Просто встала и ни слова не сказав, выпила. Юрий посуровел лицом, Иван Николаевич тоже. Оба мужчины встали и присоединились. Это был тост за тех, кого нет…
        Лозовые пробыли у нее в гостях три дня. Накатались на лыжах, накувыркались в снегу. Маринка и Сашка Лозовые не хотели уезжать домой, настолько им понравилось в лесу. Они прощались с Юлей и Сашей со слезами. Юрий заранее принялся уговаривать Марину приехать к ним в гости на следующий Новый год. Она обещала подумать.
        Марине было не привыкать сталкиваться с трудностями. Но то, с чем она столкнулась в январе, было для нее громом среди ясного неба. В лесу развелось слишком много волков. Почти каждое утро она находила их следы возле самого крыльца. Коровы от страха резко сбавили надои. Из деревни привела двух собак. Но уже на следующую ночь проснулась от их истошного визга и лая. Схватив “Ремингтон” со стены, Степанова выскочила на крыльцо. Фосфоресцирующие глаза светились отовсюду. От одной собаки остались лишь клочья да пятна крови на снегу, вторая бросилась к ее ногам с жалобным визгом.
        Марина вскинула оружие и выстрелила дважды. Глаза исчезли. До нее донесся шорох лап по снегу. Вернулась в дом, оставив пса в сенях. Юлька сидела на постели удивленная, но ничуть не испуганная. Увидев мать, снова легла и заснула, как ни в чем не бывало.
        Утром женщина обнаружила двух убитых матерых волков всего в восьми метрах от крыльца. Запрягла лошадь и направилась с дочерью в деревню. Ружье на этот раз она захватила с собой, вместе с набитым патронташем. Волчьи трупы бросила на сани. Лошадь было всхрапнула, учуяв врага, но Марина быстро успокоила ее. Иван Николаевич вышел посмотреть на матерых и присвистнул:
        - Здоровые! И как ты их в темноте разглядела?
        - По зрачкам, пап. Я Юльку у вас оставлю.
        Он пожал плечами, хотя понимал, что это значит. Дочь собиралась устроить волкам бойню. Степанова связалась с лесничеством и долго говорила с Ковалевым. Тот уже знал о нападениях волков:
        - У всех лесников такая же картина. Волки расплодились. Будем делать облавы по очереди в каждом лесничестве.
        И пообещал устроить облаву на серых разбойников на кордоне в феврале. Степанова не согласилась и спросила разрешения вести отстрел самой. Зная о боевом прошлом лесничихи Ковалев согласился:
        - За каждого убитого матерого волка в области установлена премия в семьдесят рублей, за волчицу сто. Если сумеешь уговорить кого-то из мужиков принять участие в охоте, пусть идут. Лицензия на волка не нужна.
        Степанова прошлась по домам всех охотников деревни, у кого еще оставались не конфискованные ею ружья. Рассказывала о расплодившихся волках, говорила о премии и предлагала устроить облаву. Все согласились. Подработать никто не отказался. Узнав, что два волчьих трупа лежат во дворе Ушаковых, многие пришли посмотреть. Качали головами и отходили. Посовещавшись, решили провести облаву через пару дней. Иван Николаевич тоже решил принять участие в охоте. Дочь не возражала.
        Два дня до облавы Степанова выслеживала волчью стаю и все же нашла их логово. Перед облавой в домике на кордоне ночевали десять мужиков. Вечером они составили план действий. У каждого был свой участок. Заходить в него другим не стоило, чтоб не нарваться на пулю. Собак решили не брать, они могли помешать стрельбе.
        К дневному волчьему лежбищу приблизились, когда уже совсем рассвело. Волки выбрали местом обитания непролазный бурелом. День был пасмурным, хотя снега не было. Дул северо-западный ветер, обычно приносивший к вечеру метель. То и дело с еловых лап обрушивались вниз тяжелые глыбы снега. Посвистывал поползень, перелетая от дерева к дереву, да где-то неподалеку тенькала синица-лазоревка. Мороза почти не чувствовалось. По мнению Марины: не более пяти градусов по Цельсию.
        С трех подветренных сторон растянули на воткнутых в снег колышках длинную веревку с красными обрывками тряпок. Примерно метрах в четырехстах от лежбища. Шесть охотников остались там. По двое с каждой стороны. Степанова расставила четырех оставшихся охотников в редкую цепочку со свободной стороны. Сама шла в центре. Люди начали приближаться к бурелому, старательно шумели и громко говорили.
        Первый матерый выскочил, когда они находились метрах в пятидесяти. Оскалив пасть, волк смотрел на людей, слегка присев на задние лапы с поджатым хвостом. Кто-то из мужиков поторопился выстрелить и промахнулся. Волк тут же прыгнул вперед. Иван Николаевич “достал” его в прыжке. Зверь растянулся на снегу, дергая лапами в последней конвульсии. Под его головой на белом фоне начало расплываться красное пятно.
        Следом из завала появлялись все новые и новые хищники. Четверо матерых застыли на снегу от первого залпа. Остальные начали поворачивать обратно. Обегали бурелом, устремляясь к веревкам. Там их ждали новые выстрелы. Люди поравнялись с лежбищем и шли дальше. Волки заметались в окружении. Их серые тела мелькали между деревьев и кустарников, словно молнии. Женщина заметила с самого начала - стая огромна. В ней было около тридцати волков, хотя обычно бывает не больше дюжины.
        Марина попыталась взять на прицел вожака, выскочившего метрах в тридцати от нее. Тот широкими прыжками несся к флажкам. За ним следовали две волчицы и пара крупных самцов. Первым выстрелом ей не удалось даже задеть волка, зато заряд попал в бедро бежавшей следом волчицы. Она с визгом кувыркнулась через голову и несколько раз сгоряча укусила сама себя за бок. Этот визг сбил бег вожака. Волк оглянулся. Пуля Степановой попала ему в хребет, перебив его. Матерый растянулся на снегу.
        Бежавшие следом два волка продолжали нестись вперед. Пули Алексея Гавриловича Горева, спрятавшегося на их пути, уложили в снег обоих. Степанова торопливо перезаряжала ружье, когда заметила, как на Толика Улегина, стоящего в паре метров от нее, несется волк. Мужик пытался всунуть патрон в ствол и никак не мог попасть, так как глядел на приближавшегося зверя. Стрелять было нельзя, а зверюга явно решил задрать человека. Схватив ружье за ствол женщина прыгнула вперед, размахнулась и саданула прыгнувшего волка по голове прикладом. Он лег в тридцати сантиметрах от жертвы, готовый вонзить клыки в горло. Маринка прыгнула на зверя и просунула ствол оглушенному хищнику в пасть. Рявкнула:
        - Толька, связывай ему передние лапы! Живьем возьмем!
        Мужик не растерялся. Сдернул ремень с брюк и в момент смотал передние и задние лапы вместе. Волк еще даже по-хорошему не очнулся, когда в пасть ему просунули крепкий сучок вместо ружья и стянули челюсти вторым ремнем, сдернутым с Маринки. Пока они возились, связывая хищника, остальные охотники продолжали истреблять стаю. Выстрелы гремели со всех сторон.
        Когда Степанова вновь взглянула на “поле боя”, там уже лежало больше десятка волков. Часть старых зверей перемахнула через флажки и ушла, но несколько молодых хищников продолжали метаться по кругу. Охотники стреляли в них издали, стараясь не задеть друг друга и не приближаться. Несколько зверей были уже ранены и в любой момент могли кинуться на кого-то из них. Женщина направилась в ту сторону. Заметив отца, шагнула к нему:
        - Папа, заряжай, я буду стрелять. Пора заканчивать это кровавое дело.
        Прицелилась и выстрелила. Волк кувыркнулся в снегу. Затем убила второго. Мужики теперь просто глядели. Забрала у отца его “Тулку” и еще два серых тела распластались по снегу. Осталось еще три хищника. Сергей Ватенев протянул ей свое ружье:
        - Давай, Маринка! Бей их!
        Через пять минут на снегу лежали лишь трупы да тяжело раненые звери. Мужчины быстро добили их и начали стаскивать туши в одно место. Тут и там на снегу алели пятна и полосы крови. Легкий парок поднимался над ранами убитых волков.
        Женщина еще раньше подошла к вожаку стаи. Тот был жив, но парализован. Желтые глаза смотрели на нее с ненавистью. Из раскрытой пасти с черными деснами валил пар. Ярко-красный язык вывалился на снег. Огромные желтые клыки обнажились. Волк был красив. Загривок и широкая грудь были седыми, по спине шла более темная полоса, живот был почти белым. Иван Николаевич подошел к дочери и тоже посмотрел на зверя:
        - Красив! Твоя работа?
        - Моя… - отвернулась и попросила, - Добей его, пап. Я почему-то не могу…
        Всего удалось уничтожить девятнадцать волков. Из них волчиц было всего семь. Двадцатый зверь лежал связанным. Маринка не дала убить его и теперь раздумывала, что с ним делать. Решила подарить матерого главному лесничему, хотя что-то внутри сопротивлялось. Вспомнила о металлической клетке в сарае. С премиальными деньгами, чтобы не было обид, она предложила поступить так:
        - Получим и поделим поровну.
        Серега Ватенев пожал плечами:
        - Вроде бы и не справедливо получается… Марин, ты же одна в конце семь штук хлопнула, а мы лишь смотрели.
        Она пожала плечами:
        - Ну и что? Без вас мне облаву было бы не провести. Так что все честно.
        Волчьи трупы везли, уложив их на охотничьи лыжи по два-три. Пленного волка везли, бросив сверху трупов. Степанова заметила в волчьих глазах тоску. Наклонилась и погладила по лобастой голове. Зверь зарычал. Его глаза засверкали и это понравилось женщине. Этот зверь, даже связанным, не собирался сдаваться. Маринка заметила, что он молодой и седой грудью похож на убитого вожака. Иван Николаевич во время отдыха подошел и спросил:
        - Что ты собираешься с ним делать?
        - Сначала хотела подарить лесничему, а теперь попытаюсь приручить.
        Отец покачал головой:
        - Будь он щенком, возможно бы и получилось, но он взрослый! Не трать время понапрасну.
        Степанова еще раз погладила рычащего зверя, глядя в желтые глаза и ответила:
        - И все же я попробую завоевать его расположение.
        Мужики вытащили клетку во двор и поставили под навесом. Затем, по просьбе лесничихи, внесли волка внутрь и положили рядом с дверцей. Маринка спокойно вошла и распутала ему лапы, прекрасно зная, что они затекли и зверь не сможет на них вскочить еще минут десять. Затем выбралась из клетки. Коротким движением расстегнула ремень, удерживающий челюсти. Едва успела отдернуть руки, как зубы клацнули. Палка упала на пол. Женщина заперла дверцу на замок и отошла в сторону. Волк слегка пошевелил лапами, но они плохо слушались. Он продолжал лежать, клацая челюстями, словно отплевываясь от палки.
        Все вошли в дом. Марина собрала на стол и охотники с удовольствием выпили за удачную охоту. С полчаса посидев, они засобирались. Покидали волчьи тела на сани и Степанова сама увезла их в деревню. В двенадцать дня позвонила Ковалеву и рассказало об удаче. Попросила прислать машину, чтобы забрать убитых волков. Дождалась начальника. Сдала трофеи поштучно и получила на руки бумажку на премию в одну тысячу семьсот восемьдесят рублей. Мужики от радости аж заплясали. У каждого мигом появились какие-то планы. Толик Улегин запоздало поблагодарил:
        - Спасибо, Марина, что того серого прикладом огрела и не дала ему меня слопать.
        За премией Ковалев попросил приехать через неделю. На прощание сказал:
        - В двух местах облаву проводили, а убили меньше вашего. Лесники обзавидуются. Не хотите на следующую облаву у Меркурьева под Алтаевку поехать? Я бы вас взял.
        Степанова решительно отказалась. Лесничий уехал. Вскоре и Марина, забрав Юльку у родителей и поцеловав сынишку-первоклассника, отправилась на кордон.
        Волк лежал в углу клетки положив длинную морду на лапы. На людей он не взглянул. Свежее мясо, которое женщина бросила в клетку перед отъездом, осталось не тронуто. Девочка мигом заметила нового “жильца” и рванула к клетке. Мать крикнула ей в спину:
        - Юлька, смотри за прутья не хватайся, это волк, а не собака.
        Девочка остановилась в паре метров и спросила, глядя на зверя:
        - Ты и правда волк? Ты меня не съешь?
        Волк не шелохнулся. Марина завела лошадь во двор и поставила в стойло. Старательно обтерла чистой фланелью и укрыла попоной спину, от которой валил пар. Засыпала в кормушку полведра овса, а ясли набила сеном. Вышла на улицу. Дочь продолжала разглядывать волка. Повернулась к матери и жалобно сказала:
        - Ему плохо и скучно в клетке. Ты должна была поймать ему друга.
        Степанова улыбнулась:
        - Вот он к нам с тобой привыкнет и перестанет скучать! Дай мне слово, что к клетке ты без меня не подойдешь?
        Юлька насупилась и вздохнула, взглянув на нее точно так же, как делал Горчаков, чуть исподлобья:
        - Хорошо, мама.
        Теперь Марина была спокойна. Не смотря на то, что была еще совсем маленькой, дочь держала слово всегда.
        Ночью ее разбудил вой волка. Ночь была лунной и ясной. Она выглянула в окно. В паре метров от клетки сидела волчица и выла. Пленник метался по клетке, изредка горестно подвывая подруге. Женщина накинула на плечи полушубок и вышла на улицу. Волчица метнулась к кустам и исчезла. Волк снова улегся в самом темном углу клетки на пол и вытянул морду вдоль лап. Марина подошла и взглянула на него. При ярком свете луны ей показалось, что у волка из глаз текут слезы, но она не была уверена, что это не тень от прутьев.
        На следующую ночь все повторилось. Весь снег у клетки был истоптан лапами и разрыт. Волчица пыталась подрыть снег, но наткнулась на пол. Днем волк по-прежнему отказывался есть. Мясо осталось не тронутым. Женщина поняла, что если так пойдет и дальше, он просто подохнет или замерзнет. Волчица весь день кружилась поблизости. Средь бела дня она подавала голос, извещая своего друга о себе. Марина несколько раз видела ее издали, когда ходила за водой и по дрова. Степанова не выдержала ее горестного воя. На всякий случай прихватив ружье, подошла к клетке и распахнула дверцу. Посмотрела в глаза поднявшего голову волка и сказала:
        - Уходи! Она ждет тебя.
        Поднялась на крыльцо и оттуда продолжила наблюдение. Волк встал и медленно вышел из клетки. Не спеша огляделся по сторонам и лениво потрусил к выскочившей из кустов подруге. Волчица ждала, но не приближалась. Едва волк приблизился, она игриво толкнула его плечом и запрыгала вокруг, стараясь лизнуть в нос. Марина впервые видела такое проявление чувств у дикого зверя. Волчица напоминала верную жену, встречающую мужа из тюрьмы. Матерый оглянулся на женщину и все так же не спеша потрусил в лес.
        Степанова облегченно вздохнула и вернулась в дом с таким чувством, как будто стряхнула груз с души. За все время службы лесником она ни разу не встречала больше волка с седым загривком и галстуком.
        Глава 6
        В одиночку, за полтора года Марина сумела обустроить заброшенный дом. Покрасила стены, полы и переборки в доме, наличники и крыльцо на улице. Привезла кое-какую мебель от родителей. Заставила начальство из лесхоза привезти и установить ей электрогенератор с электропроводкой. Теперь у нее был свет, как и в деревне. Купила телевизор и часто смотрела по вечерам разные передачи.
        На вторую весну купила в колхозе вторую корову и еще пару поросят. К осени у нее уже было крепкое хозяйство. Посадив двухгодовалую Юльку впереди себя на лошадь и чуть прижимая ее одной рукой, она объезжала вверенную территорию верхом. Девчонка росла на удивление спокойной и выносливой. Сопела крошечным носиком, глядя на мать серыми глазками и тут же улыбалась, едва она смотрела на нее. Юлька ничего не боялась. Елена Константиновна не один раз просила дочь оставить девочку в деревне, но Марина не соглашалась. Да и дочь не желала оставаться без мамы.
        Когда Юле исполнилось два года, мать впервые въехала в деревню верхом на лошади усадив кроху впереди себя. Девчушка крепко вцепилась пальчиками в гриву и улыбалась во всю рожицу. Светлые волосы, ни разу не стриженые, развевались во все стороны из-под вязаной шапки, под которой не было обязательного для деревенских детишек платка. Воротник зимнего пальто подвязан легким шарфиком, тогда как дети в деревне были укутаны до глаз. И на ней не было четырех-пяти натянутых одни на другие штанишек. Ноги свободно торчали из валенок в одних рейтузах. Серые глаза блестели. Щеки раскраснелись. На взгляд всех жителей деревни одета она была слишком легко для ребенка. Мать попыталась поговорить с дочерью, но услышала:
        - Юлька у меня босиком по снегу в год шагала и ни насморка, ни чиха, а теперь вы все советуете мне ее кутать. Глупости! Я в Афгане на высоте в пять километров так промерзала иной раз, пальцы казалось звякали и тоже, ничего. Закалка нужна, а не кутанье…
        Саша учился во втором классе. На родительских собраниях его постоянно ставили в пример по учебе и ругали за постоянную готовность подраться и выдумки. Директор школы Юрий Семенович при встречах с Мариной говорил:
        - Саша ведет себя точь в точь, как ты в свое время. Он никогда не дает себя унижать и не обращает внимания на возраст противника. От твоего второклассника временами ревут пятиклассники. И справедливость в нем твоя заложена: слабого защитит всегда. О сестренке часто рассказывает. Однажды, грешным делом, сам подслушал…
        В конце мая, едва их распустили на каникулы, Саша начал проситься в лес “к маме и сестренке”. Елена Константиновна была решительно против, она не хотела расставаться с внучонком ни на секунду. К тому же ей казалось, что дочь плохо влияет на мальчика. Проведя прошлое лето в лесу с матерью, он, по мнению бабушки, стал слишком самостоятельным. Когда он схватил, после приезда с кордона, в руки походный топорик, чтобы наколоть смолья для растопки, она закричала на всю деревню:
        - Положи немедленно, обрубишься!
        На что внук расхохотался и ловко нащипал лучины. Иван Николаевич, одобрявший дочь, решительно возразил:
        - Юльке уже третий год, Саше восьмой. Школу он закончил, почему бы ему теперь лето не побыть с матерью? Вполне справедливо и я понимаю, что ему охота в лес. Он набирается там житейской мудрости, а ты трясешься над ним, стараясь все сделать за него. Не нужно приучать мальчишку к безделью. Маринка правильно делает, приучая его к труду. На учебный год он снова к нам вернется. Да и ты, если соскучишься, сходишь на кордон. Тут не так далеко. Марина каждую неделю в деревне бывает и с ней можешь собраться на ночку.
        Елена Константиновна заплакала и согласилась. Дочь приехала через сутки. Поздравила сына с окончанием учебы и спросила:
        - На кордон поедешь или здесь, с приятелями, лето проведешь?
        Мальчишка решительно ответил:
        - На кордон! Чего я здесь не видел?
        Иван Николаевич добавил:
        - Он вещички свои еще сутки назад упаковал!
        Бен Ладен бежал из Афганистана в Судан. Джихад велся без него, но он внимательно следил за происходящим, общаясь по Интернету. Занялся строительством и не забывал о старых друзьях. Именно Усама оплатил переезд в Судан 480 афганских моджахедов, когда их начали преследовать и дал им работу. В 1992 году в Хартуме, столице Судана, появляется на свет главное детище бен Ладена - Аль-Каида. Международная исламская террористическая организация, костяк которой составляли ветераны афганской войны.
        Саудовские власти оперативно лишают Усаму гражданства и замораживают его счета в банках. Но широко раскинутая сеть родственных, дружеских и идейных контактов в исламском мире по-прежнему позволяла бен Ладену организовывать и щедро оплачивать террористические акции. В его руках находится контрольный пакет акций крупного исламского банка “Аль-Шамаль”. В его руках издательства, приборостроительные компании, фабрики по производству керамики, торговые и строительные фирмы по всему миру.
        Бен Ладен пытается добыть компоненты для производства ядерной бомбы. На его химических предприятиях разрабатываются средства массового поражения.
        Марина с удовольствием занималась с обоими детьми все лето. Ей было тяжело, но она не жаловалась. Сын стал ее помощником и женщина всегда могла рассчитывать на него. Он мог посидеть с сестренкой, напоить поросят, натаскать дров для русской печки и полить огород. Саша не отказывался ни от какой работы. Он даже пропалывал грядки. Юлька, глядя на братишку, тоже тянулась пальчиками к соринкам. Он терпеливо показывал ей, что надо срывать, а что нельзя. Чаще всего поручал девочке пропалывать борозды и лук. Тут уж сестренка ничего лишнего не выдирала.
        За время учебного года, как заметила Марина, он еще больше подрос. Круглое детское личико становилось овальным. Черные миндалевидные глаза с длинными ресницами смотрели в мир со странной задумчивостью. Он обожал сестренку и с удовольствием возился с ней. Маринку это здорово удивляло. Ни один из деревенских ребятишек не относился с таким трепетом к младшим братишкам и сестренкам. Вместе с детьми, усадив обоих на лошадь и ведя животное в поводу, она обходила территорию.
        По вечерам они втроем ходили купаться на озеро. Вот где было раздолье для смеха. Юлька визжала от радости, когда брат подхватывал ее в воде на руки. Несмотря на то, что ей всего два с половиной года, девочка уже прекрасно плавала, благодаря Саше. Тот научил ее за неделю. В пасмурные дни по вечерам рыбачили сразу на два десятка удочек, донку и спиннинг. Прямо на берегу варили уху, хотя до дома было чуть больше сотни метров и с удовольствием ели, отбиваясь от комаров.
        Летом случилось происшествие после которого заходить на территорию участка лесника Степановой не решались без нужной бумажки даже самые отчаянные головы. А дело было так…
        Стоял август. Днем стояла жара, но к вечеру становилось уже заметно прохладнее, чем летом. В лесу пошли грибы, ягоды и работы для лесника прибавилось. Степанова проводила обычный обмер деревьев, отмечала те, что предназначались для вырубки. Ставила ограждения возле строящихся муравейников. Попутно осматривала территорию - нет ли не затушенных костров и браконьеров.
        Дети, как обычно, были с ней. Временами тряслись на спине лошади, но когда надоедало, собирали грибы и ягоды. На крупе лошади по обе стороны боков висели две корзины. Чтоб они не царапали шкуру коня, женщина обшила их с одной стороны кусками старенького детского одеяла. Каждый вечер Марина топила печь и ставила сушить грибы на противнях. Вот и в тот день обе корзины до половины были наполнены лесными дарами. Поверху лежали пучки лекарственных трав - это собирала сама Марина. Дети ехали на лошади. Саша, обняв Юльку, что-то шептал ей на ухо и оба весело смеялись. Марина шла не спеша, бесшумно ставя ноги в кроссовках на траву и хвою, лишь детский смех нарушал лесную тишь. Временами она смотрела на них и улыбаясь спрашивала:
        - Что это ты такое ей говоришь, что эта егоза прямо заливается смехом?
        - Сказку рассказываю, которую в школе читал, а она смеется, потому что маленькая…
        Степанова прервала речь ребенка поднятой рукой, заметив на темно-зеленом листочке копытня следы крови. Саше этот жест был знаком и он прикрыл рот сестренки ладошкой. Юля тоже замерла. Женщина присела и дотронулась до листка кончиком пальца. Поднесла к глазам. Кровь была свежей и липла к пальцам. Она посмотрела чуть дальше, а затем обратила внимание на отпечатки копыт на хвое. Чуть дальше на папоротнике алых капелек было больше. А метрах в пяти трава была примята и крови было уже много.
        Марина огляделась. Вокруг стоял ельник вперемежку с березами. Место для засады просто идеальное. Снизу тянулась к свету молодая поросль рябин и осинок. У темно-коричневых еловых стволов, среди желтой опавшей хвои ярко зеленели пятна кислицы. Там, где росли березы, трава покрывала все ровным слоем. Женщина поняла, что ее насторожило - здесь не пели птицы. Она вспомнила, что каких-то сто метров назад, слышала теньканье и посвист, щебетание и рулады. Здесь стояла тишина. А еще вдруг поняла, что означал звук, показавшийся ей ударом весла по воде - это был выстрел. Она мысленно выругала себя за расслабленность. Обернулась и подошла к сыну:
        - Сашенька, вы с Юлей постойте здесь вместе с лошадью, я скоро. Только не выезжай на поляну, ладно? Если меня долго не будет, едь в деревню. Скажешь дедушке, что в лесу у Тенистого озера браконьеры. Ты меня понял, сынок?
        Мальчик настороженно посмотрел на нее, но ни о чем не стал спрашивать:
        - Хорошо, мама. Я за Юлей пригляжу, она не упадет.
        Марина скинула с плеча казенную “тулку”, забыв о “ремингтоне” на плече сына. Осторожно озираясь двинулась по следам. Сезон охоты еще не был открыт и кровь насторожила. По отпечаткам копыт Степанова определила, что подстрелили лося. В том месте, где он упал, вся хвоя была пропитана кровью. Виднелись следы от обуви. Особенно четко отпечатались следы армейского ботинка с подковкой.
        Впереди находилось небольшое озеро и поляна. Оттуда слышались оживленные голоса и тянуло дымком, играл приемник. Она сообразила, что браконьеры на машине. Степанова решительно зашагала в ту сторону, стволом оружия отодвигая кустарник на пути. Выглянула из-за зарослей, привычно оценивая обстановку. Автоматически сконцентрировалась на сложившейся ситуации. Поймала себя на мысли: “В Афгане точно так же приходилось…”.
        Четверо мужиков на маленькой полянке свежевали лося. Шкура была наполовину снята. Рядом стоял УАЗик с городскими номерами и распахнутыми дверцами. Именно оттуда неслась развеселая музыка, пугая лесных обитателей. Три ружья приставлены к березе неподалеку от ее укрытия. Марина забросила тулку на плечо и прокралась в ту сторону. Мужики были настолько увлечены делом, что не слышали ни треснувшей ветки, ни шороха листьев, хотя она не особо скрывалась. Женщина выскочила на поляну настолько неожиданно, что они и предпринять-то ничего не успели. Замерли с ножами в руках, испуганно глядя на нее. А она уже отрезала им путь к оружию. Свое ружье снимать не стала. Тихо потребовала:
        - Я лесничий Марина Степанова и нахожусь при исполнении. Требую предъявить лицензию на отстрел лося.
        Один из мужиков отошел от первого испуга. Вновь наклонился над тушей и нагло заявил:
        - Я начальник городской милиции Рогаткин и тебе не подчиняюсь.
        Степанова твердо сказала:
        - Обязаны подчиниться. Я еще раз повторяю - я нахожусь при исполнении. Вы лучше всех знаете, что это такое. Предъявите лицензию!
        Рогаткин оторвался от шкуры и снова поднял голову. Лицо исказилось от злости:
        - Мне не нужна лицензия! Ты что, не поняла, кто я? Катись отсюда и сделай вид, что ничего не заметила, проблем меньше. А иначе ты у меня хлебнешь горя!
        Женщина не обратила никакого внимания на угрозы:
        - Мне это не важно. Раз нет лицензии, составим протокол на незаконный отстрел животных. Ваши документы…
        Двое начали приближаться к ней с ножами в окровавленных руках. На откормленных рожах появились кривые улыбки:
        - Мотай отсюда, лесничиха, пока мы и тебя, как этого лося. А то можем и кое-что другое, здесь никто тебя не найдет…
        Марина сняла ружье и забросила его в кусты. Сбросила пятнистую куртку, оставшись в легкой тенниске. Отстегнула планшет с бланками протоколов. Спокойно вышла вперед, на простор и остановилась:
        - Лучше бы вам мужики со мной по-хорошему…
        Мужики переглянулись, нехорошо взглянув на высокую грудь и тонкую талию, бросили ножи. Двое других распрямили спины и просто смотрели. Среди них был и Рогаткин. Он не остановил подчиненных. Договорить фразу до конца женщина не успела. Один из мужиков, жирный с упрятанными в щеки глазками, кинулся на нее. Степанова встретила его ударом ноги в живот, а затем ее кулак впился в толстый подбородок. Удар был силен и опрокинул напавшего на спину. Второй ринувшийся в драку и намеревающийся схватить со спины, получил локтем в грудь и одновременно кулаком в нос. Отскочил, схватившись за лицо обоими руками. По подбородку текла кровь:
        - Ну, сука, мы тебя сейчас…
        Рогаткин бросился к березе, пока Марина оборачивалась и схватился за ружье. Со стороны машины, перекрывая музыку, раздался звонкий детский голос:
        - Брось! Мама без ружья дерется, но я с ружьем и убью, как только ты его поднимешь. Понял, дядька?
        Начальник милиции застыл в полусогнутом положении и медленно повернул голову. Остальные трое браконьеров застыли и медленно обернулись. На противоположном конце поляны стояла лошадь, а на ней сидели двое детей. Девочка с сумрачными серыми глазами держалась за гриву, а мальчик целился в них из ружья. Держал он его по всем правилам.
        Рогаткин разжал пальцы и “тулка” упала на траву. По серьезному виду мальчишки он понял, что ребенок и не думает шутить и едва он начнет поднимать ружье, последует выстрел. Это его не устраивало. Марина вздохнула и поправила рассыпавшиеся волосы. Посмотрела на серьезное лицо сына и попросила:
        - Саша, подержи их на мушке, пока я документы и оружие соберу. - Посмотрела на замерших мужиков: - Дергаться не советую. Мой сын стреляет не хуже, чем я. И ружье заряжено крупной дробью…
        Саша внимательно следил за задержанными, пока мать собирала документы. Рогаткин следил за Сашей и отметил, что оружие не трясется в его ручонках. Он не рискнул напасть на женщину, хотя подобная мысль у него возникла сразу. Подельники время от времени кидали вопросительные взгляды, но сигнала от начальника милиции не поступило. Они молча наблюдали, как Степанова собрала ружья, забрала документы из курток, переписывала номера удостоверений. Спокойно положила их в карман, так и не найдя охотничьих удостоверений. Присела, положив планшет на колени и составила протокол. Протянула бумагу для подписи всем троим. Мужики, морщась, подписали. Копию положила на сиденье автомобиля. Одела куртку и закинула чужие ружья на плечо. Пояснила:
        - Документы вам вернут завтра в городском лесничестве, оружие и мясо лося я конфискую. Встретимся в суде. Саша, подъедь сюда…
        Мальчик, продолжая держать взрослых на прицеле, сказал сестренке:
        - Юля, правь к маме!
        Босые ножки ударили кобылу по лопаткам, ручонки уверенно дернули за гриву, поворачивая лошадь в нужную сторону. Дети проехали совсем рядом, но ни один из мужиков не рискнул кинуться на них. Два черных ствола оказались сильным сдерживающим аргументом. Да и слишком сурово смотрел на них смуглый мальчик с черными кудрявыми волосами. Марина забрала ружье у сына:
        - Спасибо, Саша. Спину прикрыл, но рисковать все же не стоило.
        Рогаткин уже не “качал права” и не угрожал. Оставшиеся трое хмуро поглядывали на лесничиху и ее детей. Начальник милиции неожиданно сказал:
        - Может договоримся? Мы тебе заплатим за лося и до суда дело не доходит.
        Степанова внимательно посмотрела на браконьеров и отрицательно покачала головой:
        - Если вы слышали обо мне, то должны знать - я не покупаюсь. Вы могли бы осенью купить лицензию на отстрел, прийти ко мне и все было бы законно. А сейчас, извините. Закон есть закон! - Спокойно соорудила волокуши из срубленных браконьерами березок и приказала: - Теперь прошу погрузить убитого лося сюда…
        Слегка повела ружьем в сторону. С большой неохотой мужики подняли полуободранную тушу и положили на ветви. Марина неожиданно заметила вымя и светлые капли. Подняла голову, все поняв:
        - За кормящую лосиху вам светит срок. Я сама мать и постараюсь засадить всех. Обещаю! Штрафом вы теперь не отделаетесь. Вы лосенка сиротой оставили и на голодную смерть обрекли… - Степанова разозлилась по-настоящему. Обвела мужиков яростным взглядом: - Вон из леса, нелюдь!
        Браконьеры торопливо похватали куртки, развешанные на кустах и забрались в машину. Рогаткин обернулся, уже поставив ногу внутрь, чтобы сказать:
        - Это тебе даром не пройдет!
        И услышал в ответ:
        - Катись!
        Машина отъехала. Женщина затушила горевший костер. Взяла лошадь за повод и повела за собой. Волокуша приминала и ломала кусты. Голова убитого лося смотрела в небо мертвым сизым глазом…
        На обратном пути Степанова внимательно разглядывала следы. Вновь нашла место, где браконьеры убили матку. Прошла дальше и наконец обнаружила небольшие следы копыт, уводившие в кусты. Женщина остановила лошадь. Протянула повод сыну:
        - Саша, тут лосенок неподалеку. Надо его с собой забирать, а то или волки задерут или от голода помрет. Постойте тут.
        Оставив оружие на волокуше, направилась по следу. Лосенок лежал, спрятавшись в густом малиннике. Он вскочил на тонкие ножки и попытался удрать, но запутался. Марина легко поймала малыша. Лосенок явно был у лосихи запоздавшим и наверняка погиб бы зимой. Женщина прижала животину к себе, погладила по спинке и шее. Малыш дрожал от испуга. Набросив на шею собственный платок повела за собой. Он попробовал сопротивляться, но когда понял, что не помогает, смирился и шел сзади. Временами жалобно кричал и взбрыкивал задними ножками, призывая мать на помощь. Женщина поглаживала его в эти минуты по шее и бархатной горбоносой мордочке, прижимала бочком к себе. Не выходя из-за кустарника, попросила сына:
        - Саша, я его нашла. Ты едь на кордон, а я следом пойду с ним. Не стоит ему мать мертвую показывать…
        Добралась до дома и завела лесного ребенка в сарай. Связалась по рации с лесничеством. Доложила о случившемся ЧП. Попросила прислать машину, чтобы отправить тушу лося и документы преступников, вместе с протоколом и оружием. В такую сухую погоду добраться до кордона было легко.
        Подогрела коровьего молока, приладила на бутылку соску для выпаивания телят и отправилась вместе с детьми в сарай, чтобы покормить лосенка. Вошла, пригляделась к темноте, да так и ахнула. Малыш, упав на передние ножки, вовсю сосал вымя у коровы. А добрейшая Милька обнюхивала его, но не отгоняла. Ее собственный теленок гулял неподалеку. Вторая корова, Зорька, косилась на странного теленка и угрожающе выставляла рога.
        Через неделю Степановой пришла повестка в суд. Марина обрадовалась, надеясь на справедливость. Обдумала, что будет говорить. Одела строгий черный костюм. Оставила детей у родителей и отправилась в город к назначенному времени.
        Справедливый суд над браконьерами, на который она рассчитывала, вдруг обернулся судом над ней самой. Женщина была в шоке. Ей вменили в вину угрозу оружием. Теперь ей грозил новый суд и служебное расследование. Рогаткин и все трое подельников сообщили, что якобы лесничиха стреляла в них и угрожала убить. Никакие доводы, что она вообще отбросила оружие, хотя их было четверо, не помогли. Ей не верили. Лесничий Ковалев не сделал ни единой попытки защитить подчиненную. Он говорил только о промахах женщины, не упомянув об успехах. Лесничий скрыл от суда, что браконьеры убили кормящую лосиху.
        Марина пыталась доказать, что начальник милиции хватался за оружие и только вмешательство сына не дало Рогаткину выстрелить. Ее не слушали. Судья не задал ни одного вопроса по существу дела. Все было направлено против Степановой. Браконьеров оправдали, приговорив лишь к уплате штрафа. С довольными ухмылками все четверо покинули скамью подсудимых. Начальник милиции подошел поближе и вполголоса сказал с ухмылкой:
        - Теперь ты у меня попляшешь! Я тебе того унижения никогда не прощу.
        Выйдя из зала суда, Маринка задумалась. На справедливый суд нечего было и рассчитывать. Она поняла это. Прикрытие у начальника милиции видимо было серьезным и он дал понять, что не боится ничего. Лесничий Ковалев не подошел к женщине после суда, чтобы объясниться. Это тоже о многом говорило - кто-то другой метил на место лесника на кордоне. И то понятно, все же теперь было сделано! Кордон считался лучшим участком.
        Шансов выиграть в одиночку не было. Начальник милиции, следователи, лесничий и судья, раздавят ее. Степанова поняла, что пришла пора действовать через друзей. То, что должно было последовать в дальнейшем, ее вовсе не устраивало. Она подумала и отправилась на телеграф. Позвонила на московский телефон генерала Бредина. Рассказала о случившемся подробно и спросила:
        - Что мне делать? К мэру идти бесполезно, они все повязаны. Но и оставить кордон за здорово живешь я не могу. Ведь браконьеры по-наглому начнут охоту. Перестрелять их, как в Афгане, тоже не могу. Конечно отдубасить до полусмерти могу, но тогда уж точно попаду в тюрьму.
        Марине впервые пришлось прибегнуть к помощи московских друзей и она несколько смущалась этим обстоятельством. Но выхода не было. Генерал на другом конце провода помолчал, а затем сказал:
        - Завтра встречай в доме родителей гостей: один следователь, а второй главный охотовед страны. Думаю, я сумею с ним договориться. В крайнем случае, кого-то из своих пришлет. Ну, а третьим, я сам буду! Охота на тебя посмотреть, да на детей взглянуть. Соскучился я по твоей непредсказуемости!
        Генерал прибыл с уполномоченными на собственной служебной “Волге” около обеда. Юлька с самого утра сидела у окна и смотрела на улицу, чтоб не пропустить. Встретить московских гостей вышли всей семьей. Сашка, узнавший генерала, безо всякого смущения протянул ему руку и отрапортовал:
        - Здравствуйте, товарищ генерал-лейтенант! Давненько вы к нам не заглядывали.
        Бредин усмехнулся и пожав маленькую ладонь, ответил:
        - Здравствуй, Саша! Да вот все дела, все некогда. А ты сильно вырос! В следующий раз приеду, а ты уже выше меня станешь.
        Забрал у солдата-шофера большой пакет и отдал мальчику:
        - Это вам с сестренкой гостинцы от меня и дяди Олега Шергуна. Помнишь такого? Он до сих пор твое сватовство вспоминает!
        Саша смутился и рассмеялся. Поблагодарил, забрав пакет. Бредин поздоровался за руку с Иваном Николаевичем. Обнялся с Мариной. Представил прибывших с ним мужчин. Юлька, посмотрев на брата, заглянула в пакет. Радостно захлопала в ладоши, заметив конфеты и апельсины, до которых была большой охотницей. Дети отправились
“потрошить” гостинцы в спальню. Елена Константиновна накрыла стол в горнице и накормила всех деревенской стряпней. На этот раз не обошлось без бутылки. Иван Николаевич принес было и вторую, но мужчины отказались: прежде дело! Ушаковы убрали со стола и принялись разбираться с хозяйством.
        Бредин вышел на кухню, чтобы не мешать разговору следователя и охотоведа с Мариной. Сел на диван, собираясь проглядеть местную газету, лежавшую на тумбочке. Саша и Юля, рассмотрев гостинцы и наевшись сладостей, вышли в кухню. Блестящие генеральские погоны привлекли внимание девочки. Она протянула руки вверх и потребовала:
        - Я к тебе на ручки хочу!
        Бредин рассмеялся. Подхватил и посадил девочку на колени. Но Юлю подобная
“несправедливость” не устраивала. Она попыталась встать. Братишка сразу понял, к чему она рвется и объяснил:
        - Дядя Женя, она сейчас у вас погон оторвет. Все блестящее любит. У мамы на нарядной кофте пуговицы были переливающиеся, все отгрызла! Потом играла ими. Мама Юльку сорокой называет!
        Генерал рассмеялся и погрозил хулиганке пальцем:
        - Э-э-э, нет, дорогая! Так дело не пойдет! Какой же я генерал, если сам стану нарушать форму одежды? Давай договоримся - в следующий раз я привезу тебе запасные погоны. Поняла?
        Юлька, на секунду насупившая темные брови, подняла рожицу и кивнула:
        - Ага!
        Больше к погонам она не лезла, только разглядывала вышитые звезды. Зато, к удивлению Евгения Владиславовича, прижалась к его груди золотистой головой и вскоре заснула. Бредин долго разглядывал ее личико, находя все больше сходства с покойным заместителем. Саша сидел рядом, поглядывая на сестренку и генерала. Из горницы выглянула Марина, которая рассказала следователю и приехавшему по специальному распоряжению охотоведу все, что произошло на кордоне. Попросила сына:
        - Саша, расскажи дядям, что ты видел в тот день, когда мы лосиху убитую везли.
        Мальчик галопом умчался в горницу. Степанова рассмеялась, увидев спящую дочку:
        - В это время она почти всегда засыпает. Вы бы ее положили! Руки-то наверное устали? Я смотрю, что-то вас давно не видно. Как из горницы вышли в кухню, так и пропали.
        Осторожно забрала девочку, отнесла в спальню и вернулась, сев рядом с Брединым. Генерал вздохнул:
        - Копия Горчакова! Я тут с его детьми на днях разговаривал. Не думал и не гадал, что у Лени дети могут стать такими стяжателями! Знаешь, Марин, я все же жалею, что ты так просто сдалась тогда. Конечно, квартиру для тебя я и сейчас могу выбить, но этим соплякам стоило бы утереть нос! Я рассказал им про сестренку. И что ты думаешь? Они мне про тебя такое плести начали, что я не выдержал и высказал им все, что думаю о них. Ни Верка, ни Никита, даже представления не имели, что ты воевала. Видела бы ты их глаза! Я хлопнул дверью и ушел!
        Марина грустно улыбнулась:
        - Бог им судья! Я не жалею, что вернулась. Если бы не этот случай, все было бы нормально.
        Из горницы доносился звонкий голос Саши. Он рассказал то, что видел. Следователь изредка уточнял детали. Шуршала бумага. Видимо, мальчик рисовал план. В конце рассказа гордо добавил:
        - Я маму всегда защищать буду!
        В дом вернулись управившиеся с делами супруги Ушаковы. Заглянули в горницу. Московские гости и мальчик вышли из горницы в кухню. Для следователя картина вырисовалась достаточно ясная, но он попросил:
        - Марина Ивановна, не могли бы вы провести нас к месту происшествия?
        - Могу конечно, только погода испортилась! Машина туда не пройдет. Если хотите, переодену вас в отцовские сапоги, дождевики и пойдем. Дождь не холодный, не растаем!
        Оба мужчины согласились. Бредин, едва услышав, что они идут в лес, изъявил желание прогуляться с ними. Ему хотелось посмотреть на место, где живет его бывшая подчиненная. Попросил стоявшего рядом Ушакова:
        - Иван Николаевич, не найдется ли у вас что-нибудь из передевки для меня?
        Тот рассмеялся и ответил:
        - У нас не найдется, к соседям сходим! Только оставались бы, Евгений Владиславович! Дождь на улице, в лесу сыро, намокните.
        Генерал отмахнулся:
        - Ничего! С этой кабинетной работой вообще на улице перестал бывать, хоть воздухом подышу. Когда еще придется? А что намокну, это ерунда. Высохну! Марина правильно сказал - не растаем! Если соседи спросят, зачем приехали, просто отдохнуть. Не хотелось бы, чтоб в вашем городке узнали о приезде следователей раньше времени.
        - Само собой…
        Отец Марины добежал до соседей, попросив дождевики и резиновые сапоги. Елена Константиновна в это время таскала в дом старую одежду, переодевая приезжих. Вскоре следователь стоял в старом сером пиджаке и заправленных в высокие резиновые сапоги рабочих брюках хозяина, натянув сверху старую “афганку” Марины. Охотоведу налезла одежда соседа, он был крупным мужчиной. Генералу подобрали старую спецовку. Он оглядел себя и хохотнул:
        - Давненько я так не одевался! В лесу-то в последний раз был лет семь назад.
        Мужчины накинули дождевики. Бредин прихватил с собой корзинку:
        - Уж так хочется свежих грибов самому нарезать! Вы даже представить не можете, Иван Николаевич, как я соскучился по лесу!
        Минут через пятнадцать четыре человека скрылись в лесу. Дети остались с бабушкой и дедушкой. Мелкий дождь сеял не переставая. С кустов и деревьев капало. Уже через пять минут коленки “путешественников” промокли насквозь и ткань теперь липла к коже. Марина повела маленький отряд напрямик к кордону:
        - Если тропой идти, пару километров лишних накрутишь. А так, мы прямиком к моему дому подойдем. Яшку увидите, лосенка-сироту. Его моя корова за своего приняла…
        Охотовед спросил, обтирая лицо от воды ладонью:
        - Вырастет, что делать будете?
        Марина наполовину обернулась, продолжая идти вперед:
        - Держать не буду. Он и сейчас у меня без загородки гуляет. От Мильки далеко не отходит, поблизости пасется. За мать ее считает.
        Мужчина отметил огороженные муравейники и отметки на некоторых деревьях, нанесенные красной и белой краской. Спрашивать не стал и так поняв, что на кордоне полный порядок. Генерал оглядывался вокруг, вдыхал легкий воздух всей грудью и приговаривал:
        - Красота-то какая! А дышится!.. Вот уволюсь на пенсию, домик надо будет где-то в этих местах прикупить. Поможешь, Марин, бывшему начальнику?
        Она отозвалась со смехом:
        - А как же! Можете со мной на кордоне поселиться! Там рядом дом пустует и платить ничего не надо, лишь бы вы в браконьера не переквалифицировались!
        Бредин рассмеялся:
        - Об этом можно не беспокоиться. Лосей твоих пасти стану, все дело для старика!
        До Маринкиной обители добрались за час. Она показала им свое хозяйство, напоила молоком с погреба. Угостила копченой речной рыбой и салом. Вышли на крыльцо. Степанова позвала:
        - Яшка, Яшка!..
        Из-за угла, высоко взбрыкивая задними ногами, выскочил лосенок. Его шкурка потемнела от воды. Следом появилась большая пятнистая корова. Убедившись, что опасность приемышу не грозит, принялась щипать траву. Женщина сошла с крылечка, попросив мужчин:
        - Вы пока не спускайтесь, не пугайте его…
        Теленок ткнулся горбоносой мордочкой в ее руки и недовольно фыркнул, ничего не обнаружив. Марина рассмеялась:
        - Лакомка! Любит черный хлеб с солью, да чтоб соли побольше было! На, держи…
        Вытащила из кармана спрятанный кусок. Яшка потянулся и захватил его губами, жевал, аж прикрывая глаза от удовольствия. Женщина гладила его по спине. Мужчины спустились с крыльца и тоже дотронулись до лосенка. Тот понюхал их руки. Охотовед сказал:
        - Ему не больше двух месяцев от роду. На следующий год это будет крупный лось.
        Яшка, не обнаружив больше лакомства, удрал к приемной матери. Все посмотрели вслед: лосенок с разбега грохнулся на колени и принялся тыкаться мордой в вымя коровы. Та оглянулась недовольно, но увидев приемыша, лизнула его в бок. Охотовед усмехнулся:
        - Ему тут не плохо живется! Каким образом вам удалось корову к нему приучить?
        - Да не приучала вовсе, сами общий язык нашли. Милька, видно, решила - где один теленок наедается, там и второй прокормится. Приняла, как своего и вылизывает наравне с теленком.
        Она довела их до места трагедии, затем до поляны. Наглядно показала, где кто находился. Полусмытые следы от шин еще можно было разглядеть, как и отпечатки копыт лошади. Черный след от кострища выделялся среди зелени грязным пятном. Даже место стычки Марины с мужиками еще можно было разглядеть. Сапоги оставили глубокие отпечатки, кое-где сорвали траву, выворотив ее с места. А еще был отпечаток от приклада Марининого ружья в кустах, куда она швырнула его перед схваткой. Это подтверждало ее слова, что драться она начала без оружия. В суде браконьеры дружно твердили обратное. Следователь и охотовед не нашли следов от пуль или пороха, хотя начальник милиции нагло заявлял о “применении оружия”. А они должны были остаться, так как деревья в этом месте стояли часто.
        На обратном пути, вновь зашли к Марине в дом. Она продемонстрировала им
“Ремингтон” сына и свою “тулку”. Следователь внимательно осмотрел оба ружья, поднес к носу стволы и категорично заявил:
        - Из них очень давно не стреляли! Все ясно. Теперь можем ехать в город!
        Мужчины дождались, когда она управится со скотиной и направились обратно в деревню вместе с лесничихой.
        Появление в районе московского следователя, охотоведа и генерала, их требование о пересмотре дела, крепко обескуражило районное начальство. Все засуетились и принялись названивать в область, пытаясь избежать наказания. Ковалев попытался поговорить со Степановой, но она отказалась:
        - Не о чем нам разговаривать! Я слышала, как вы втаптывали в грязь мое честное имя. Попробуйте теперь повторить свой трюк…
        Лесничий опустил голову. Рогаткин чувствовал себя весьма неуютно под взглядом московского следователя, когда тот выкладывал факты в его же кабинете. Трое его подельников больше не смеялись. Судья тоже понял, что для него наступают “черные” дни. По городу мгновенно разнеслась весть о смене начальства. Костромские покровители не решились вмешаться…
        Генерал решительно заехал в «белый дом». Остановив вскочившую секретаршу взмахом руки, он шагнул в кабинет. За широким дубовым столом сидел уже не молодой мужчина с красноватым лицом. Увидев генеральские погоны, он мигом понял, кто стоит перед ним. Мэру уже доложили о появлении «москвичей». Поздоровавшись, быстро спросил:
        - Чем могу служить, товарищ генерал-лейтенант?
        Бредин, без приглашения, опустился на стул напротив. С минуту глядел на мужика и молчал. Потом тихо спросил:
        - Как вы, мэр, могли допустить, что судят честного человека? Возможно, единственного на весь район. Вы что не видите и не замечаете ничего? А может вам все равно?
        Мэр вздохнул и потер руки:
        - Разве в Москве не тоже самое происходит? Каждый метит на чье-то место. У Степановой есть такой защитник, как вы, а ведь у большинства их нет. Каждый вынужден бороться за себя. Сегодня вы взяли верх и я даже рад, что так случилось, но ведь могло бы случиться и по-другому…
        Генерал понял бесполезность разговора. Он молча встал. Еще раз взглянул в лицо мэра и вышел не попрощавшись…
        Ночевали московские гости в доме Ушаковых. Бредин собирался уехать на другой день в Москву. Ему не хотелось, но дела не ждали. Вечером у них состоялся с Мариной серьезный разговор. Генерал, несмотря на усталость, предложил ей прогуляться. Женщина согласилась. Дети уже спали.
        Дождь прекратился еще днем. На небе высыпали звезды. Вокруг стояла тишина. На улице стояла душная теплота. Мужчина и женщина ушли на берег реки. Всю дорогу генерал оглядывался по сторонам. Старался делать это незаметно, но она видела и поняла, что Бредину будет неприятно, если их услышит еще кто-то. Встали на косогоре. Марина посмотрела вниз, на лодки и предложила:
        - Может покатаемся, товарищ генерал? Только чур, гребу я!
        Он обрадовался. Не стал протестовать и откровенно сказал:
        - Да я и грести-то путем не умею. Слава Богу, хоть плавать научился!
        Женщина рассмеялась. Спустились вниз. Причем оба едва не грохнулись, поскользнувшись на раскисшей земле. Степанова столкнула лодку на воду. Бросила на корму захваченную куртку:
        - Садитесь, товарищ генерал, на нее, а то испачкаетесь. - Вставила весла в уключины и сильными гребками погнала посудину на средину реки. Остановилась, сбросив якорь из пары тракторных траков: - Теперь можно говорить спокойно, никто не услышит.
        - Значит, заметила, как я вертелся?
        - А то как же. Выучка, никуда не денешься!
        Бредин вздохнул. Опустил локти на колени и наклонился к ней:
        - Сведения из Пакистана поступили. Приятель твой бывший, неподалеку от Пешавара боевиков обучает. В общем передает им все знания, которые у нас получил и в пакистанской разведшколе. Правая рука Ахмад Шаха Масуда. Тот, по сведениям, доверяет ему больше, чем своим родственникам. Сам Масуд находится пока в добрых взаимоотношениях с Усамой бен Ладеном, саудовским миллионером, который ему деньги дает на покупку оружия. Слышала о таком? Вот-вот… В Афганистане был задержан один из тех, кого Горев учил минировать и убивать, так и узнали. Афганские товарищи подсуетились и нам сообщить успели…
        Степанова аж зубами заскрипела:
        - Товарищ генерал, может мне еще одну вылазку в Пакистан сделать и шлепнуть Кольку?
        - И как ты себе это представляешь? Мы войска вывели, там каждый прилетевший из России берется на заметку. О тебе каждая собака в Афгане наслышана. Ты не знаешь, но мне-то известно, что случилось после твоего последнего задания. Пакистанцы в упор заявляли в прессе, по радио и телевидению, что группа под командованием женщины с кличкой Ясон проникла на их территорию. Что был бой и доблестным пакистанским пограничникам удалось отбить нападение. Каково? Вы с пленными скрылись, а у них сотни убитых и раненых откуда-то появились. Листовки на афганской территории раскидали, где твой фоторобот нарисован. Один из наших разведчиков переслал пару штук. Сдал тебя приятель детства, сдал с потрохами! Ты извини за подробность, даже родинка на правой лопатке описана! Есть такая у тебя? Нельзя тебе в Афган, понимаешь, нельзя! И я тебе никогда такого разрешения не дам! Не стоит твоя жизнь жизни предателя!
        Он характерно хмыкнул и замолчал. Марина знала эту особенность генерала. Тот всегда так делал, если разговор еще не закончен, а только начинается. Насторожилась:
        - Есть у меня такая родинка… Что вы хотите, товарищ генерал? Говорите откровенно, я эту вашу манеру хмыкать за годы службы изучила…
        Он усмехнулся невесело:
        - Наблюдательная!.. Дело вот в чем. Только сугубо между нами! Афганистан закончился, так теперь у нас на юге неспокойно жить стало. Пока все молчат и никому невдомек, что Северный Кавказ похлеще будет. Афган прогулкой покажется…
        Степанова искренне удивилась:
        - Что такое? Почему вы так говорите? Это же советская республика!
        - Только творится в ней уже сейчас такое, что и в страшном сне не приснится! У нас как всегда, пока гром не грянет - не перекрестимся! А ведь уже сейчас стоило бы внимание обратить: похищения людей, рабство, выживание русских со своей территории, безнаказанные убийства и грабежи русскоязычного населения и даже набеги на казачьи станицы в Краснодарском крае. Вот о чем я говорю, Марина!
        - Разве рабство в наше время возможно?
        - К сожалению… Война будет. Я на тебя могу рассчитывать? Разведчики потребуются с опытом, способные в горах приспособиться. Стреляющие отлично. Фарси и пушту знающие.
        - Зачем языки-то? Ведь у чеченцев свой язык…
        Он вздохнул:
        - Свой-то свой… Только уже сейчас там имеются и афганцы, и пакистанцы, и арабы. Есть и те, которых Горев обучал. Нелегально правда, но имеются! Разведка докладывает, что заинтересован в продолжении войны, уже на нашей территории, некий Усама бен Ладен. Лагеря какие-то создаются по подготовке подрывников и диверсантов. Я отправлял небольшую группу, безрезультатно. Тебя бы отправить, да сейчас с этим судом надо разобраться, да и дочка у тебя еще маленькая. Справимся…
        Степанова немного помолчала, обдумывая то, что услышала:
        - На ваш взгляд, скоро война будет?
        Бредин в упор взглянул ей в глаза:
        - Хорошо, если пять лет в покое проживем. Сведения поступают неутешительные.
        Она вздохнула:
        - Когда скажете, тогда и поеду. Хотя, куда мне до молодых, старею…
        Генерал наклонился и хлопнул ее по колену:
        - Такая “старушка”, как ты, молодому фору даст! Судя хотя бы по тому, что ты без оружия против четверых мужиков выступила. Так что не прибедняйся! Я тебе словарь чеченский привез, посмотри, может выучишь. У тебя восточные языки хорошо идут. Я считаю, мы договорились?
        - Договорились, Евгений Владиславович.
        Ушаковы тоже не спали. Елена Константиновна долго ворочалась, а затем спросила мужа, лежавшего рядом:
        - Тебе не кажется, что генерал неспроста приехал? Уже больше двух часов где-то с Маринкой бродят. Чует мое сердце, опять что-то затевается. Чего молчишь? Спишь, что ли?
        Иван Николаевич повернулся к жене:
        - Да и у меня, если честно, на сердце кошки скребут. Может быть сейчас Маринку Юлька дома удержит, но вот позднее…
        Утром генерал уехал, но следователь и охотовед остались. Через неделю состоялся новый суд. Судья был новый, его вызвали из области. Действия лесника Степановой Марины Ивановны признаны правомочными и обоснованными. Следом за оправдательным приговором, начался суд по факту лжесвидетельства, утаивания фактов и давления на потерпевшую сторону. Начальник милиции, судья и главный лесничий в районе были в срочном порядке заменены новыми людьми. Никто из области не вмешался.
        Лжесвидетельство бывшего начальника милиции обернулось для него боком: вместо года условно, получил три с отбыванием в колонии. Остальные трое, сознавшись в сговоре и раскаявшись, получили условные годовые сроки. Все четверо должны были заплатить крупный денежный штраф за убийство лосихи до открытия осеннего сезона. Штраф тоже был пересмотрен. Рогаткин через пару дней умудрился сбежать из-под стражи. Это случилось в день отъезда московских друзей Степановой. Женщина подозревала, что ему помогли.
        Марина вздохнула после суда с облегчением и долго благодарила московских гостей. На следующий день проводила мужчин на автовокзал. Дождалась, когда автобус отъедет и только после того, как он скрылся из виду, отправилась в деревню.
        Ехать на ночь глядя с детьми на кордон она не захотела: Мильку “выдоили” лосенок и теленок, вторая корова Зорька давала мало молока и за нее она не беспокоилась. У поросят в загоне было вполне достаточно еды. Куры и утки тоже найдут, что поклевать. За хозяйство она не переживала - брать нечего. Все тоже самое, что и у всех деревенских.
        На следующий день с самого утра шел проливной дождь. Накрывшись клеенкой, Степанова с детьми отправилась на кордон. Бабушка с дедушкой уговаривали внуков остаться, но дети не захотели. Саша сидел сзади, ухватившись матери за пояс, Юлька впереди. Марина не гнала коня, спокойным шагом двигалась по лесной тропе, отводя нависавшие впереди ветки в сторону. При этом, каждый раз, на землю обрушивался целый водопад. Клеенка шуршала, скользя по веткам и из-за этого посторонние звуки не были слышны. Юлька весело смеялась и тоже тянулась ручонками к кустарнику. Саше за спиной стало скучно. Из-под клеенки ему ничего не было видно и он попросил:
        - Мама, я тоже вперед хочу!
        Марина немного подвинулась в седле. Неловко повернулась, наклонилась, чтобы удобнее было перетаскивать сына… Что-то грохнуло сбоку и она почувствовала, как обожгло висок. По щеке сразу потекла теплая струйка. Автоматически пригнулась и ссадила в секунду обоих детей на землю, швырнув им клеенку:
        - Саша, стойте здесь! Я сейчас!
        Дети явно ничего не поняли и удивленными глазенками смотрели вслед матери. Степанова еще раньше определила направление. Пригнувшись к гриве вплотную неслась в ту сторону, совершенно забыв, что оружия у нее нет. Ветки хлестали по ногам и лицу, за несколько секунд она вымокла полностью. Впереди мелькнула мужская фигура в дождевике. Бандит обернулся, вскинув оружие к плечу, последовала яркая вспышка. Вторая пуля ударила по правой руке и женщина выпустила повод. Лошадь дернулась в сторону, но она вцепилась левой рукой в уздечку, намотав ее на руку и не дала понести, затянув удила. Кобыла всхрапнула, привстала на дыбки и понеслась по следу убегавшего мужика. Туда, куда направляла ее рука всадницы. Степанова с ходу двинула убегавшему ногой в спину. Незнакомец упал, ткнувшись носом в землю и выронив обрез.
        Она прыгнула мужику на спину, словно кошка. Лошадь остановилась метров через сто. Женщина в доли секунды скрутила руки еще не пришедшего в себя мужика, связав их собственным намокшим платком. Разорвать мокрую тряпку практически гиблое дело. И только потом перевернула: перед ней лежал бывший начальник милиции. Она ничуть не удивилась и спросила:
        - Что, товарищ Рогаткин, после убийства лосихи на человека потянуло? Вставай…
        Сгребла за плечо раненой рукой, даже не чувствуя боли и заставила встать на ноги. Поймала испуганную лошадь и похлопывая ее по шее, успокоила. Подняла обрез, из которого он стрелял в нее. Аккуратно завернула в обрывок клеенки и положила в седельную сумку. Подталкивая мужика в спину кулаком, повела к тропе. Водой с кустарника смыла кровь с лица, чтобы не пугать детей. Ранка уже не кровоточила, лишь саднила от воды. Осмотрела разодранную руку. Рукав пропитался кровью. Стащила широкий солдатский ремень и перемотала рану им - лишь бы дети не видели. За все это время напавший не сказал ни слова.
        Степанова подошла к детям, успокоила ревущую Юльку. Усадила их на лошадь, развернула ее и подталкивая бывшего мента, направилась обратно в деревню. На этот раз она вела кобылу в поводу. Прошли метров триста, когда мужик обернулся и взмолился:
        - Давай договоримся, я заплачу сколько ты хочешь и клянусь, что больше нападений не будет. Отсижу эти три года, только отпусти!
        Степанова жестко посмотрела ему в глаза:
        - Я бы простила тебя, если б ехала одна, но ты стрелял, когда я с детьми была. Не пожалел их, ведь мог бы задеть. Все понял? А теперь заткнись!
        Марина постучала в стену родительского дома и попросила выглянувшего отца выйти. Иван Николаевич встал на крыльце и удивленно уставился на связанного Рогаткина. Саша и Юля сидели на лошади, закутанные в клеенку, но дочь промокла полностью. С нее капало. Причем с кисти правой руки капли были розовые. Он обратил внимание на бледное лицо и насторожился. Дочь устало попросила:
        - Папа, уведи детей в дом и выйди снова…
        Когда он вышел во второй раз, она сообщила:
        - Попридержи этого деятеля, пока я милицию вызову.
        - Что случилось?
        - Он меня убить пытался. С обоих стволов вот из этой штучки… - Марина вытянула из седельной сумки обмотанный клеенкой обрез, - …саданул. Висок опалило, да руку немного ободрало. Я пойду…
        Бывший начальник снова попробовал уговорить:
        - Давай договоримся…
        Женщина перебила:
        - Не о чем нам договариваться, Виталий Сергеевич. Я вам все объяснила раньше…
        Развернулась и решительно вышла из калитки. У соседей через дорогу имелся телефон. Степанова набрала номер милиции и попросила прислать наряд для задержанного преступника. Объяснять по телефону ничего не стала, хотя дежурный пытался выяснять. Потребовала:
        - Присылайте наряд! - Положила трубку и вернулась к крыльцу: - Иди, пап, домой. Пусть мама мне бинт вынесет да таблетку, до сих пор локоть кровоточит из-за сырости и в голове что-то не хорошо…
        Иван Николаевич вынес бинт, йод и таблетку сам:
        - Мать с детьми занята. Переодевает. Давай перевяжу!
        Марина скинула куртку, оставшись в неизменной тенниске и наконец-то взглянула на ранение поближе: пуля глубоко пропахала руку от холки и до локтя. Женщина, чуть поморщившись, залила йодом края и принялась ловко бинтовать здоровой рукой покалеченную. Отец наблюдал, понимая, что дочь уже привыкла отвечать за себя сама. Затем повернулся к задержанному:
        - Случись что с Маринкой, я бы тебя сам убил…
        Тяжело посмотрел в глаза и ушел в дом, поняв, что еще один миг и он врежет связанному по роже. Минуты через две вышла Елена Константиновна:
        - Марина, сходи поешь немного, я пока посторожу.
        Дочь отказалась:
        - Мам, я не хочу!
        Минут через двадцать подъехал милицейский УАЗик. Резко затормозил и круто развернулся у калитки. Из него выбрались новый начальник милиции, следователь и два милиционера. Прикрываясь красными кожаными папками от дождя, подошли и встали на крылечке. Оторопело уставились на бывшего начальника, сидевшего связанным у стены. Марина, не обратив никакого внимания на их реакцию, обстоятельно рассказала произошедшее по дороге. Отдала обрез:
        - Отпечатки, если дождем не смыло, наверняка найдутся. Я за приклад двумя пальцами бралась. Место, где он стрелял, покажу. Пули в деревьях застряли, но найти я смогу. Направление помню.
        Шок у милиционеров прошел. Рядовые безо всякого стеснения сгребли Виталия Сергеевича за локти и поволокли к машине. Следователь обратил внимание на перевязанную руку женщины:
        - Может, вам в больницу обратиться?
        Степанова отмахнулась:
        - Не стоит. Царапина.
        Вмешался отец:
        - Да уж, царапина! Пропахало почти до кости… Съездила бы к врачу, мало ли что.
        Следователь принялся настаивать:
        - Обследование медицинское надо обязательно пройти! Мы вас назад привезем.
        Маринка, сдаваясь, махнула рукой:
        - Ладно, поехали!..
        После осмотра и обработки ран хирургом, ее отвезли в отделение милиции. Следователь попросил подробно описать на бумаге, что произошло в лесу. Составил протокол и попросил Марину:
        - Вы не могли бы завтра показать нам это место?
        Женщина согласилась. Договорились встретиться на кордоне в полдень. Степанову, как и обещали, доставили обратно в деревню. Уговорив детей остаться у дедушки с бабушкой, она отправилась на кордон. Иван Николаевич хотел ехать с ней, но она отказалась:
        - Зачем, пап? Навряд ли сегодня еще что случится. Оставайся дома.
        Уже в сумерках добралась до дома. Раненая рука ныла и каждое движение причиняло боль. Степанова сцепила зубы, сползая с лошади. Включила генератор. Зажгла свет в доме и пошла управляться со скотиной.
        Лосенок Яшка лежал возле бока коровы Мильки, с другого бока пристроился теленок. Оба поросенка спали во дворе, но тут же проснулись и хрюкнули, словно спросили: явилась? Гвалт и гогот поднялся в сарае с ее появлением. Накормив скотину, легла спать. Глаза слипались. Это была реакция на пережитое днем. Степанова испугалась не за себя, а за детей.
        Глава 7
        Сыну Кости Силаева исполнилось четыре года. Майор учился в академии в Москве. На время учебы семью обеспечили просторной комнатой в квартирном общежитии. Рядом проживали еще две семьи. В рязанскую квартиру, перед отъездом, Лариса пустила квартирантов. Костя предпочел не вмешиваться, иначе они снова могли бы поссориться. Ссоры и так происходили практически каждый день. Но втайне считал, что “драть” со старшего лейтенанта сотню в месяц, все же не очень хорошо. Он пробовал поговорить об этом с Ларисой накануне отъезда:
        - Давай снизим цену за квартиру до шестидесяти рублей. Ведь им тоже жить надо.
        И услышал в ответ:
        - Квартира у нас своя, с мебелью и со всеми удобствами. Я вообще считаю, что мы ее дешево сдаем. Ты не понимаешь, каких усилий мне стоило купить обстановку и аксессуары! Еще бы, ты ведь в этом участия не принимал! Тебе легко распоряжаться! Если бы нашла кого-то, кто больше даст, я бы других жильцов пустила. Жаль времени нет…
        Лариса принялась обкладывать ватой дорогой итальянский чайный сервиз, готовя его к отправке. Муж тяжело посмотрел в спину жене и отвернулся. С тех самых пор, как Костя вернулся из Афганистана окончательно, покоя у него не было. Ларисе постоянно чего-то не хватало. Когда Силаев решил окончательно развестись в 86-ом, она вдруг заявила, что беременна. У майора аж в груди в тот момент екнуло от радости. Он мгновенно забыл о своем решении, надеясь, что с рождением ребенка все образуется. Но не тут-то было…
        Едва появился Лешка ему стало в два раза сложнее. Жена не хотела стирать пеленки и каждый раз, возвращаясь домой, он принимался за стирку. Стирал не только пеленки, но и ее одежду. Она не желала прибираться в комнате, ссылаясь на нехватку времени. А он знал, что жена целые дни проводит у телевизора. Ребенок рос, как трава у дороги. Все зависело от настроения матери. То Лариса ласкала его целыми сутками, то принималась орать, что он ей жизнь завесил. Соседки по общежитию частенько кормили малыша. Вечером, когда замотанный Костя появлялся в квартире, старались успокоить:
        - Константин Андреевич, мы Лешу накормили, вы не беспокойтесь.
        В душе краснея, он благодарил женщин и шел ругаться с женой. Так повторялось из раза в раз. Только сын удерживал его рядом с этой женщиной. Единственное, что хорошо умела делать Лариса - это наряжаться. На всех вечерах, которые проводились в академии, не было ни одной женщины, которая смогла бы перещеголять ее по нарядам. Но Силаеву никто не завидовал, все уже знали, что представляет собой его жена. Многие откровенно сочувствовали:
        - Костя, ты же мировой мужик, как ты мог жениться на такой самолюбке?
        Он пожимал плечами и вздыхал. Несколько раз пытался забрать сына и уйти, но Лариса в эти минуты с усмешкой заявляла ему:
        - До четырнадцати лет, если мать не пьет, ребенок находится с матерью. Понял?
        Силаев терпел ради сына. Лешка стал его отрадой. Сынишка бросался по вечерам к нему в ноги, обнимал за колени и мужчине становилось на все плевать. Любовь сына была наградой за это терпение. Лариса все дальше и дальше отдалялась от него, хотя разводиться не желала. Однажды она заявила:
        - Я хочу продать квартиру в Рязани и купить здесь, в Москве двухкомнатную. Уже подыскала удачный вариант: двухкомнатная коммуналка с высокими потолками. Комнаты огромные и светлые.
        Костя с трудом сдерживался. На скулах проступили белые пятна:
        - А меня ты спросила? Рязань мой родной город и я уезжать оттуда не собираюсь.
        Жена насмешливо ответила, скривив красивое лицо:
        - Это твои проблемы! У тебя, кстати, имеется родительский домик. Если тебя ностальгия замучит, можешь и у тетки пожить. Я никогда на эту развалюху не претендовала…
        Он не выдержал и рявкнул:
        - Квартира куплена на мои деньги! И заработал я ее кровью, поняла? Я не желаю продавать, учти это…
        Лариса улыбнулась, подтачивая пилкой ногти и искоса глядя на него:
        - В таком случае я подаю на развод, размениваем рязанскую квартиру и ты никогда не увидишь Лешки!
        Это был удар ниже пояса. Майор сжал кулаки и начал наступать на нее:
        - Сука! Какая же ты сука!
        Она встала, уперла руки в крепкие бока и издеваясь, сказала:
        - Давай-давай, ударь! Я тебя тут же засажу и тогда-то уж точно, что хочу то и стану делать с квартирой… - Силаев отступил, а она злобно рассмеялась: - Мотай к своей Марине, которую ты каждую ночь зовешь!
        Мужчина вздрогнул, резко побледнел и глухо ответил, глядя в ненавистное лицо:
        - Марина в Афгане погибла. Она была не чета тебе. Ты ее обломленного ногтя не стоишь…
        Развернулся и вышел из комнаты. Заперся в ванной, уткнулся лицом в полотенце и зарыдал. Рыдания глухо прорывались сквозь махровую ткань. Зеленоглазая женщина стояла перед глазами, как живая…
        Лариса продала рязанскую квартиру, перевезла двумя контейнерами вещи и мебель. Силаев отказался заниматься этим и она ездила в Рязань одна. Маленький Лешка находился под присмотром соседей. Майор чувствовал себя без Ларисы легко и свободно. Лешка вообще не вспоминал о матери. Но она явилась и семейство переехало в новую жилплощадь. Костя сразу занял одну из комнат и спал там с сыном. Жена спала в другой комнате. Чтобы хоть как-то отплатить жене за безделье, он наотрез отказался делать ремонт:
        - Тебе надо, ты и вкалывай! Не жилось в общежитии по-хорошему, займись ремонтом. А мне забот хватает и без этого!
        Он давно знал, что у Ларисы имеется сберкнижка с довольно крупной суммой, о которой она молчала даже в тот момент, когда он уезжал в Афганистан во второй раз. И в то время им вполне хватило бы на мебель. Мужчина ждал - станет она использовать собственные деньги на ремонт или нет.
        Теперь он действовал по другому. Ни на что не обращая внимания приходил из академии. Готовил для сына и для себя, спокойно ели. Стирал детское и свое белье. Усаживались перед телевизором. Лешка приваливался к отцовскому боку и вскоре засыпал. Грязная кипа женского белья в ванной комнате росла с каждым днем. Наступил день, когда Ларисе нечего стало надеть. Чистого ничего не осталось. Ей поневоле пришлось стирать.
        Жена выдержала полтора года. Однажды, появившись после учебы в квартире, Силаев обнаружил там двух не русских мужчин в измазанных краской и цементом спецовках. Они, стоя на высоченных козлах, старательно соскабливали старую краску с потолка.
        Три недели длился ремонт. Лариса командовала мастерами, как хороший прораб. Придирчиво проверяла работу и давала новые указания или заставляла переделывать. С мужем она демонстративно не разговаривала. Какое-то время им пришлось провести в одной комнате и в одной постели. Костя в первую же ночь сделал попытку обнять Ларису. Все же он остался мужчиной, но она оттолкнула его руки:
        - Отвяжись! Ты мне противен.
        Он лег на спину и закинул руку за голову. Шепотом спросил:
        - Тогда давай разойдемся. Отдай мне Лешку, сама забирай квартиру и все…
        В ответ услышал:
        - Еще чего! Где я смогу найти мужика, который бы в наше время приносил больше трех сотен в месяц?
        До Кости наконец-то “дошло”. Он горько усмехнулся:
        - В таком случае, терпи!
        Отвернулся к краю, но не заснул. Предательские слезы текли по щекам. Ему было горько и обидно за ошибку.
        Едва квартиру отремонтировали, он снова перебрался с сыном в отдельную комнату, несмотря на протесты Ларисы:
        - Это гостиная!
        Он выбросил за дверь салфеточки и скатерть:
        - Мне плевать! Мы с Лешкой будем здесь жить.
        Получив зарплату, вручил ей семьдесят рублей. Лариса поджала накрашенные губки:
        - А остальные?
        Муж твердо ответил:
        - Нам с Лешкой тоже надо одеваться и жить. У тебя на сберкнижке еще много осталось. Проживешь.
        Лариса попыталась воздействовать на мужа через начальников академии. Записалась на прием и попыталась прикинуться обиженной. Генерал-полковник уже был наслышан о ней и не обратил никакого внимания, сказав в ответ:
        - Он пьет или вас бьет? Сыну помогает? Так чего вы хотите?
        Лариса вернулась разъяренная. Вечером сама предложила:
        - Забирай сына и можешь ехать в общагу, я согласна на твои условия.
        Силаев усмехнулся:
        - Ну нет, милая! Деньги в эту квартиру вложены лишь мои. Размениваем и тогда будь свободна! Нам с Лешкой надо где-то жить.
        Лариса закатила было истерику. Костя, подхватив сынишку, ушел в свою комнату и заперся. Женщине поневоле пришлось налаживать отношения с мужем. На другой день вечером он нашел на плите сготовленный ужин, а на балконе висели постиранные вещи. Недели две Лариса не разговаривала, только делала все по дому. Однажды не выдержала и подошла к нему:
        - Костя, давай попробуем начать все сначала? Мы оба не правы, я поняла…
        Он вздохнул и “через не могу” ответил со вздохом:
        - Я не против…
        Поглядев на жену, мгновенно понял, что смирение Ларисы временное и однажды она ему отомстит…
        Саша Степанов учился в третьем классе. Не было в классе мальчишки смышленее его и проказливее. Учителя по множеству раз вспомнили его мать, теперь Марина казалась им ангелом по сравнению с сыном. На каникулы он неизменно рвался на кордон, где чувствовал себя хозяином. Тосковал по сестренке так, что иной раз Иван Николаевич не выдерживал и вместе с внуком, нацепив лыжи, отправлялся на выходной к дочери.
        Супруги Лозовые приехали к Марине в гости на Новый год. Она долго уговаривала их в письмах, объясняя почему не сможет приехать сама. В конце концов Юрий сдался и прислал телеграмму. Снова отправились на кордон всей капеллой.
        На кордоне с майором случился казус. Всему виной был лось. Марина еще по дороге рассказала о питомце. Офицер удивленно спросил:
        - Так он что, у тебя на дворе живет?
        Женщина рассмеялась:
        - Увидишь…
        В последствии Юрий не раз пожалел, что “увидел”. Он вышел покурить и не торопясь обходил дом, когда нос к носу на повороте столкнулся со здоровенным сохатым. Офицер очутился на крыше дровяника раньше, чем что-либо начал соображать. Реакция самосохранения сработала гораздо быстрее, чем включились мозги. Лозовой сидел на самой средине заснеженной крыши. В сапоги забился снег, медленно таял от тепла ног, а человек все никак не мог взять в толк, каким образом очутился на крыше без лестницы.
        Офицер встал, что бы посмотреть на “противника”. Снизу на него смотрел огромный лось, яростно, как ему показалось, оттопырив нижнюю губу. Он пытался достать копытом до края крыши и сарай ощутимо трясся от каждого удара. Снег обрушивался вниз целыми глыбами. Майор представил, как рухнет крыша и он очутится во власти чудовища. Не выдержал и заорал:
        - Марина!!!
        Женщина выскочила из дома, накинув сверху полушубок. Увидев “веселую картинку” рассмеялась и крикнула:
        - Яшка, ты что озорничаешь? Гостей разве так встречают? Что ж ты его на крышу загнал? Не стыдно?..
        Громадина, опустив морду к земле и виновато покачивая ею, направилась к женщине. Степанова рассмеялась, обнимая животину и целуя где-то у глаз:
        - Слезай! Он смирный вообще-то. Пошутить решил. Тут из района осенью главный лесничий приезжал, полтора часа на коньке у бани просидел, пока я не пришла…
        Лозовой расхохотался. С трудом слез с дровяника. Вытряхнул снег из сапогов и старательно отряхнулся. Подошел к женщине, опасливо обходя зверя. Лось задумчиво посмотрел на него и потянулся мордой к рукам. Мужик шарахнулся в сторону и снова влез в сугроб. Марина усмехнулась:
        - Яшка, хлеб у меня есть. На, держи!
        Кусочек мгновенно исчез в толстых губах. Сохатый аж причмокивал от удовольствия. Затем попытался влезть в карман Марины языком. Она рассмеялась и оттолкнула питомца. И тут же горбоносая вислоухая морда принялась обнюхивать Лозового снизу доверху, пофыркивая от табака. Юрий превратился в “стойкого оловянного солдатика”. Марина пояснила:
        - Запоминает! Погладь его, не бойся, он любит. Сирота! Ему бы в лосином стаде верховодить, а он с людьми обитает. Все никак не может к стаду прибиться…
        Марина ласково почесала между лопушастых ушей. Погладила по морде. Несколько раз поцеловала лося возле коричнево-лиловых глаз и слегка подтолкнула в сторону:
        - Иди отдыхай! Я вам отавы спустила с сарая. Мяконькая…
        Яшка, словно бы все поняв, направился к сараю, толкнул мордой створку и пролез внутрь. Створка снова закрылась. Лозовой посмотрел вслед огромному зверю:
        - Ну и громадина!
        - Он еще маленький! Всего-то месяцев семь…
        Юрий нервно хохотнул:
        - Хорош малютка! У меня ноги сработали раньше головы! Он бы меня убил!
        Степанова отрицательно покачала головой:
        - Ничего подобного! Яшка любит напускать на себя грозный вид, но в конечном итоге ты бы оказался в сугробе и все. Я уже наблюдала, что он творит с незнакомыми. Тут перед Новым годом один умный деревенский мужичок за елочкой пришел. Яша к нему с распростертыми копытами, а мужик топор бросил и от него бежать - в сугроб да по самые уши. Мне за лопатой пришлось идти, чтобы его валенки выкопать! Ну и картина была! Яшка стоит над ним, головой крутит и мычит от радости: человека встретил! Он людей любит. А мужик орет дурным голосом и все глубже в снег зарывается. Еле я мужика успокоила…
        Лозовой хохотал так, что из дома на крыльцо высыпали все, кто там оставался. Маленькая Маринка спросила:
        - Пап, ты чего?
        - У тети Марины ласковый теленочек есть в два метра ростом и твой папа только что сидел вон на том сарайчике…
        Юра указал рукой на дровяник. Дочь спросила:
        - А где он, теленочек?
        Степанова улыбнулась:
        - В сарае стоит, сено жует вместе с коровами и бычком. Завтра днем посмотрите.
        Лето пролетело незаметно, все в делах и заботах. Дети находились с матерью каждый день. Происшествий никаких не случилось. Во всех окрестных деревнях знали, что с лесничихой не договориться и с черными намерениями на ее территорию не заходили. Вокруг хватало лесников, кто соглашался на уступки.
        В июле 1992 года “взорвалась” Абхазия. Чуть раньше пролилась первая кровь в столкновении армян и азербайджанцев в Карабахе. Практически абхазский конфликт вскоре перешел в начало первой чеченской войны.
        В 1992 году Марина повела сына в четвертый класс. Ради того, чтобы проводить Сашу в школу в этот день, она приехала в деревню рано утром вместе с дочкой. Переоделась в строгий черный костюм в доме родителей. Нарядила Юлю в бардовое бархатное платье с кружевами, белые колготки и черные лакированные туфельки. Помогла одеться сыну в купленный летом костюм. Поправила воротник рубашки, со вздохом отметив, что сын уже достает ей макушкой до плеча. Расчесала черные волосы, несколько раз поцеловав сына в макушку. Он поднял голову:
        - Ты чего, мам?
        Она крепко прижала мальчика к себе:
        - Большой стал. Еще чуть-чуть и девчонки начнут атаковать.
        Саша рассмеялся и обнял ее за шею. Поцеловал в щеку:
        - Лучше моей сестренки никого нет! Можешь не беспокоиться!
        Тогда она не придала значения этим словам. Собрала роскошную косу в корону на затылке. Нарезала цветов в палисаднике. Капли росы сверкали под солнцем в углублениях лепестков. Легкий ветерок шевелил отдельные волоски на шее женщины, приятно обдувая. Пришлось срезать несколько георгин и для дочки. Четырехлетняя Юлия шла к школе, держась за руку матери и в голос ревела:
        - Я тоже хочу портфель и в школу хочу! И цветы хочу!
        Саша шел с ранцем за спиной и букетом в одной руке, второй держал сестренку за руку и уговаривал:
        - Года через два и ты пойдешь в школу. Представляешь, мы вместе будем ходить! Я никому не дам обижать тебя, ведь я старший брат. А сейчас не реви! Вот подумай сама головой - парта высокая, тебя из-за нее и не увидит никто. Подрастешь, совсем другое дело!
        Юля успокоилась и тут же начала “переговоры”:
        - На выходные на кордон придешь?
        - Конечно!
        - Тогда будем в школу играть, ладно? И ты меня буквам научишь.
        - Согласен.
        Девочка успокоилась. Братишка собственным платком, опережая мать, стер слезинки с ее щек и погладил по голове. Прижал к себе и поцеловал в макушку на ходу. Словно взрослый сказал:
        - Маленькая ты моя!
        Марина удивилась и задумчиво посмотрела на приемного сына.
        За два месяца Саша научил сестренку всему, что знал сам из школьной программы. Юлька упорно училась. Когда брата не было, она сама старательно читала по слогам и настойчиво заставляла мать показывать то, что незнакомо. К пяти годам она читала, писала и считала лучше многих второклассников. Братишка возился с ней каждое воскресенье. Марина удивлялась такой привязанности. Ссорились дети редко и быстрехонько мирились. Обычно Юлька подходила к брату, обнимала за шею и целовала в щеку. Мальчишка прижимал ее к себе и как взрослый говорил:
        - Нельзя нам с тобой ссориться. Мы же родные.
        Прошло еще два года. Они протекли тихо и незаметно. Степанова ревностно исполняла обязанности лесника, постепенно расчищая лесные завалы. Ее участок становился с каждым годом все более ухоженным. На территории появилось большое лосиное стадо. Яшка давно ушел со двора, но время от времени наведывался на кордон, чтобы
“выразить признательность”. Это надо было видеть: огромный лось с великолепными рогами клал морду на плечо хрупкой женщине и вздыхал, прихватывая ее косу губами.
        Юлия пошла в первый класс, но уже через месяц, по просьбе учителей и выдержав годовой экзамен по программе, перешла сначала во второй класс, а еще через месяц в третий. Саша хорошо обучил сестренку. Шестилетняя девочка училась в третьем классе, спокойно обходя в знаниях новых одноклассников.
        Никто не рисковал тронуть Юлю Горчакову даже пальцем, зная горячий нрав ее брата. Александр раздался в плечах и превратился в красивого высокого мальчика с кудрявыми волосами и бархатными черными глазами, на которого заглядывались даже старшеклассницы. Но кроме сестренки для него других девчонок пока не существовало. Саша во всем поддерживал и помогал Юльке. Девочке, выросшей в лесу, было в диковинку скопление ровесников. Жизнь в деревне ей не нравилась и если бы не брат, она бы сбежала на кордон.
        Теперь Марина находилась в лесу в одиночестве. Она вдруг почувствовала, как давит тишина в уши. Старалась поменьше бывать дома, проводя в объездах все время. Старую кобылу оставляла в деревне для детей. На выходной дети спешили к ней и мать была счастлива. Саша в субботу седлал лошадь, сажал сестренку. Забирался сам в седло и отправлялся на кордон, не обращая никакого внимания на погоду. Елена Константиновна пробовала сопротивляться и услышала от внука:
        - Бабуля, это наша мама. Мы хотим быть с ней. В бане мы помоемся и на кордоне. Мама топила, мы знаем. Она не любит грязь. Мы с Юлькой соскучились. Если ты не станешь отпускать нас к маме, мы станем приезжать в школу с кордона, даже если для этого нам придется вставать в пять утра.
        Генерал Бредин приехал неожиданно и без предупреждения. Провел его на кордон Иван Николаевич. Ушаков хмуро смотрел на гостя и практически не разговаривал. Он понял с первой минуты, что гость приехал не просто так и после его приезда дочь уедет воевать. Стояла глубокая осень. Деревья уже облетели. Холодный сырой ветер пронизывал до костей. Женщина, едва увидев начальника, мгновенно поняла: пора! Отметила про себя, что Евгений Владиславович сильно постарел. Их глаза встретились. Генерал шагнул вперед и притиснул Марину к себе:
        - Здравствуй, Ясон!
        Названная кличка подтвердила ее подозрения: война началась и она нужна там, в горах. Отец вернулся в деревню, генерал остался ночевать в домике лесника. Всю ночь они проговорили, сидя за столом напротив друг друга. К утру Степанова приняла решение. Не заходя в дом к родителям, на генеральской машине съездила и написала заявление об увольнении с должности лесника. Для лесничества это был удар. Лесничий попытался уговорить женщину остаться, но возникшая в дверях фигура с генеральскими погонами, спросившая:
        - Марин, ты долго?
        Расставила все по местам. Лесничий подписал заявление. Теперь Марине предстоял разговор с родителями…
        Едва Степанова заикнулась, что вновь возвращается на военную службу, Елена Константиновна закатила скандал:
        - У тебя двое детей, подумай о них!
        - Я о них и думаю! Посмотрите, в магазинах есть все, а зарплаты низенькие или вообще не платят. В этом году я с трудом сумела припасти все к школе. Ситуация не стабилизируется, а ухудшается. Я возвращаюсь на военную службу, тем более, что нужна там!
        Иван Николаевич тихо спросил и покосился на генерала:
        - На этот раз, где война начинается, что ты потребовалась?
        Дочь молчала и тогда он обернулся к генералу. В глазах засверкала с великим трудом сдерживаемая ярость:
        - Может вы мне, в таком случае, скажете, Евгений Владиславович, куда собираетесь Маринку нашу заслать?
        Генерал посмотрел Ушакову в глаза:
        - Пока я не могу вам сказать, куда именно. Но это территория Российской Федерации. Вас устраивает такой ответ?
        Иван Николаевич не выдержал и заорал:
        - Нет, не устраивает! Она будет стрелять по своим, вот что означают ваши слова для меня! Хватит ей Афганистана по гроб жизни!
        Марина спокойно вмешалась:
        - Папа, по-моему ты решил все снова решать за меня? Не выйдет! Я нужна и я пойду. Если вы за детьми не хотите приглядеть, я найду в Москве место, где смогу их оставить на время, но диктовать условия я вам не позволю. Меня не для того учили и тренировали в свое время, чтобы я на лесном кордоне от трудностей спасалась. Решайте, я уезжаю сегодня!
        Бредин обратил внимание, что Марина говорит с родителями без крика. Его поразили крепкие нервы женщины. Спокойный голос дочери подействовал на родителей. Елена Константиновна высморкалась в фартук, стерла слезы и ответила:
        - Раз тебе это надо - иди! За детьми мы присмотрим…
        Марина больше часа разговаривала с сыном и дочерью, запершись от всех в спальне. Время от времени раздавался чей-нибудь возглас, а потом вновь наступала тишина. Когда они вышли, дети были серьезны и спокойны. Они не плакали во время сборов. Не плакали и в момент, когда мать садилась в машину. Расцеловались с ней и оба попросили:
        - Ты возвращайся к нам побыстрее. Мы тебя любим!
        Когда машина скрылась за поворотом, Юлька уткнулась рослому брату в грудь и разревелась. Саша неуклюже подхватил ее на руки и унес в дом, уговаривая на ухо:
        - Но мы же обещали не реветь, Юль!
        Глава 8
        Больше недели Степанова изучала Чеченскую Республику по картам и проходила переподготовку. Внимательно читала газеты и поступавшие со всех военных ведомств сводки. Об этом побеспокоился генерал-лейтенант Бредин. Беседовала с теми, кто бывал там. Совершенствовала язык, разговаривая с разведчиками, кто знал чеченский. Расспрашивала об обычаях и нравах горцев. Читала историю Чечни. И чем больше узнавала, тем больше подтверждались слова генерала о том, что “Афганская война покажется прогулкой”. Предстояло воевать не с горсткой бандитов, как пытались вдолбить народу некоторые журналисты, а с регулярной и хорошо обученной армией Джохара Дудаева.
        Русскоязычное население в Чечне подвергалось жестокому террору. Людей грабили, убивали, насиловали. Принуждали бросать квартиры и дома. Все высокие посты заняли чеченцы. Они не стеснялись грабить даже своих соотечественников. На стенах все чаще появлялись надписи: “Не покупайте квартиры у Маши и Саши, все равно они будут наши”. Правооохранительные органы Чечни бездействовали.
        Война фактически уже началась, только о ней большая часть населения России еще не догадывалась. Обстановка в Чечне накалялась с каждым днем. Экстремисты пытались захватить склады с оружием во Владикавказе, брали в заложники российских офицеров, уводя их в неизвестном направлении.
        Марина узнала, что пока она находится в Москве, военные пытаются навести в Чечне конституционный порядок. В некоторых газетах журналисты назвали эти действия войной, обвиняли военных в нападении на “мирных чеченцев”. Она читала старые документы от 91-го года, когда Джохар Дудаев пришел к власти в республике, о царившем там хаосе и произволе. О выводе Российской армии с территории Чечни, когда по неизвестной причине было оставлено огромное количество боевой техники, целые склады боеприпасов и оружия. Фактически Россия сама вложила в руки чеченских бандитов оружие.
        Дудаев сразу же начал исподволь готовиться к войне, создавал собственные вооруженные силы. Он собирался вывести Ичкерию из состава Российской Федерации. Теперь у него было две бригады, семь отдельных полков и три отдельных батальона. Приблизительно шесть тысяч человек. Это была армия, к тому же хорошо вооруженная и укомплектованная танками, БТРами и даже средствами ПВО. Степанова вздохнула и подумала: “А что же здесь, в Москве, не видели что ли, к чему готовятся чеченцы? Вот так всегда - после драки кулаками машем”.
        Бредин долго молчал, разглядывая застывшую в ожидании подчиненную, сидевшую на стуле напротив. Генерал понимал, что задание архисложное и опасное. Потребуется вся изворотливость и хитрость, чтобы выбраться живой. Двое парней не вернулось из Грозного и где они, что с ними случилось, можно лишь догадываться. На дворе стоял
1994 год.
        Лицо Степановой было спокойным. Зеленые глаза следили за ходившим из угла в угол начальником с недоумением. Бредин, казалось, никогда не волновался, а тут волнение было налицо. А генерал раздумывал - имеет ли он право рисковать этой женщиной? Наконец Евгений Владиславович принял решение. Он резко остановился и сел рядом с ней. Это тоже было что-то новенькое. Обычно генерал отдавал распоряжения, сидя за столом.
        Мужчина вытянул руки по столу. Взглянул в лицо женщины и вздохнул:
        - Как ты уже поняла, задание сверх опасное. Не стану скрывать - двое не вернулось. Требуется разведать обстановку в Грозном и прилегающих районах, таких как Черноречье, Комсомольское, Ханкала, Катаяма, Старая Сунжа. И на все про все дается даже по моим рассуждениям слишком маленький срок - неделя. Это не мое распоряжение, так решили свыше. Я пробовал увеличить срок разведки, меня не стали слушать. Приказали - выполняй! Если откажешься, а я бы хотел, чтоб ты отказалась, я доложу наверх о пропавших парнях и пусть решают уже в верхах, что делать дальше. Рисковать тобой мне не хотелось, но у меня потребовали поставить тебя в известность. Кое-кто в верхах не забыл о тебе.
        Марина подумала всего несколько секунд и кивнула:
        - Я понимаю, что вы беспокоитесь за меня и благодарна за это, но я согласна. Только покажите мне фотографии пропавших - вдруг удастся след найти…
        Она пристально взглянула в нахмурившееся лицо генерала. Заметила задумчивость в его глазах:
        - Это не все? Вы хотите отправить меня с группой, судя по вашему лицу. Категорически против!
        - Да, девочка, с тех пор, как мы встретились первый раз, ты стала наблюдательна и изучила меня… Не стану отказываться - группа уже готова.
        - Тогда пусть эти парни будут у меня на последний рывок. Согласны? А иначе мне не имеет смысла лезть в Грозный.
        - Как я понимаю, ты что-то уже придумала…
        Степанова кивнула и попросила:
        - Мне нужна черная краска для волос, которая бы смывалась. Черные линзы для глаз и надо побывать в каком-нибудь салоне, чтоб подзагореть поосновательнее. Потребуется настоящий арабский паспорт, фотография какого-нибудь араба, слегка похожего на меня, но весьма далекого от этих мест. Арабская женская одежда и традиционные украшения. Настоящие!
        Бредин аж сглотнул, поняв, зачем ей все перечисленное:
        - Ты пойдешь в открытую?
        - А что мне помешает? Парни потребуются на всякий случай, для подстраховки. Они должны незаметно просочиться в район Катаяма и укрыться неподалеку. В этом районе я появлюсь в последнюю очередь. Самое главное, чтобы они меня не пристрелили по ошибке.
        - Мы им тебя представим заранее и ошибка будет исключена.
        Она отказалась:
        - Нет. Всякое может быть. Лучше, чтоб они вообще не знали, кто отправлен в разведку, даже то, что я женщина, нельзя говорить. Парень и парень. Должна быть фраза и лучше, если она прозвучит на арабском. Я предлагаю: “Дорогой брат, где же мне тебя искать теперь?”. Это не удивит тех, кто может находиться рядом. Я буду часто повторять ее. Когда они услышат, дадут знать. Если замечу разведчика, начну хромать. В этом случае пусть организуют мое “похищение”.
        Через два дня из Москвы в Грозный прибыла гражданка Объединенных Арабских Эмиратов Фатима Киямуддин эль Харуди. Была она закутана в черную чадру. Черное шерстяное платье, расшитое золотым шнуром и кистями спускалось почти до загнутых кверху носков у коротких сапожек. Теплое стеганое пальто было распахнуто спереди, открывая взору тяжеленное серебряное ожерелье, закрывавшее половину груди, словно кольчуга. Длинные рукава прикрывали кисти рук. Черные, тщательно подведенные, глаза смотрели на мир скорбно и устало сквозь узкую прорезь. Сетка, прикрывающая их, на этот раз была откинута на голову и сейчас чуть трепетала от резкого ветра.
        Она прошла в здание аэропорта под удивленными взглядами всех, кто находился в тот момент на территории. Не так уж много народу стремилось побывать в Чечне, стоящей на грани войны, а уж тем более иностранцев. В руках у арабки находилась черная большая сумка. Пальцы сплошь унизаны серебряными перстнями с лазуритом и без камней. На кисти левой руки были обмотаны агатовые четки. Она быстро взглянула на чеченца, проверявшего паспорта и опустила глаза вниз. Не глядя, протянула паспорт. Пограничник удивленно глядел на арабскую вязь с одной стороны паспорта и английские буквы с другой. Взглянул на странную фигуру перед ним. Марина сложила ладони и слегка поклонилась, мелодично пробормотав приветствие по-арабски. Мужчина ничего не понял и гаркнул в сторону по-чеченски:
        - Кто-нибудь по-арабски понимает? Тут арабка прилетела из Москвы!
        Марина обрадовалась - она понимала настоящего чеченца. Подошел здоровенный бородач в пятнистой форме с погонами полковника. Заговорил на ломаном арабском:
        - Зачем прилетели в Грозный, ханум?
        Степанова сделала вид, что обрадовалась. Еще раз сложила руки и поклонилась. Не поднимая глаз, объяснила:
        - Господин, мой брат, вопреки воле родителей, улетел к вам полгода назад и пропал. От него нет вестей уже четыре месяца. Вот последнее письмо, которое мы получили…
        Марина протянула обычный российский конверт, аккуратно обрезанный по верху. Чеченец вытащил бумагу, повертел в руках и вернул:
        - Что там написано, ханум?
        Смутившись, объяснил:
        - Говорить по-вашему умею, а вот читать не научился…
        Женщина благоговейно прижала письмо ко лбу, расправила и собралась читать, но чеченец, заметив скопившихся людей, попросил:
        - Своими словами, пожалуйста, ханум!
        Степанова робко и быстро взглянула на него и снова опустила глаза к полу:
        - Рафат пишет, что здесь холодно и он находится в Чечне, но не имеет права назвать точное место. Сказал только, что это пригород Грозного. Наш отец слег от горя. В семье больше нет сыновей и он отправил меня, свою старшую дочь, на поиски Рафата. Я с трудом приехала сюда. Из Москвы меня вообще почему-то не хотели пустить в Грозный. Я с трудом умолила какого-то русского начальника поставить мне печать на выезд. Вот фотография моего брата, господин…
        Чеченцу явно понравилось, как она его называет. Маринка вытащила снимок красивого араба с роскошными черными усами и белозубой улыбкой. С надеждой спросила:
        - Может, вы его знаете, господин? Рафат Киямуддин эль Харуди…
        Мужчина развел руками:
        - К сожалению, ханум, не встречал. Вы собираетесь его искать?
        - Если вы господин, разрешите…
        Марина еще раз поклонилась. Здоровяк попросил:
        - Не могли бы вы показать содержимое вашей сумки?
        Женщина, не поднимая глаз, поставила сумку на длинный стол и расстегнула замки, распахнув стенки. Полковник небрежно приподнял несколько тряпок сверху, сунул руку до дна и провел там: внутри находилась лишь женская одежда и все необходимое в дороге. Посмотрел на опущенные глаза и попросил:
        - Не могли бы вы приподнять чадру, чтобы сличить ваше лицо с фотографией?
        Маринка тут же прикрыла глаза рукавом:
        - Господин, здесь слишком много мужчин. Вы образованный человек и наверняка знаете наши законы - лицо женщины может видеть лишь ее отец и законный муж. Меня воспитывали в старых законах. Я могу показать лицо только вам, но не здесь…
        Полковник кивнул пограничнику:
        - Пропусти!
        Степанова застегнула сумку и засеменила вслед за полковником. Чеченцы удивленно смотрели ей вслед. Здоровяк провел женщину в маленькую комнатку. Выгнал за дверь сидевших там мужчин. Марина, словно бы в смущении, осторожно приподняла чадру и во второй раз, робко, взглянула в лицо полковника черными блестящими глазами. Быстро накинула чадру обратно. Он, не скрывая восхищения, спросил:
        - Вы замужем, ханум?
        Марина поправила чадру на голове и с надеждой в голосе сказала:
        - Отец собирается сыграть свадьбу, как только я найду Рафата. Мой жених сын шейха Дамира.
        Полковник подумал: имя шейха показалось ему смутно знакомым. Если женщина говорит правду, ссориться с арабами не стоило. В последнее время суданский миллионер бен Ладен дважды присылал крупные партии оружия, обученных в Пакистане инструкторов и деньги. Он отогнал появившиеся не хорошие мысли о женщине прочь и предложил:
        - Ханум, вы слишком красивы и я не хочу, чтобы вас обидели. Я дам вам в провожатые двух своих людей. Один из них, хоть и плохо, но говорит по-арабски. Можете искать своего брата в пригородах Грозного. Я дам вам специальное разрешение - ищите. Очень надеюсь, что вы его разыщете.
        Степанова рассыпалась в изъявлениях благодарности:
        - Да хранит вас Аллах всемилостивый и милосердный. Да умножит он ваши годы за доброту вашу, господин.
        Марина несколько раз поклонилась, сложив ладони. Он сам сходил и поставил на таможне штамп в паспорт и вернул его женщине. Крикнул:
        - Дзакоев, Уманов, зайдите!
        Появились два худощавых мужика в камуфляже, заросшие бородами по самые глаза. Полковник заговорил по-чеченски:
        - От этой женщины ни на шаг не отходить. Никаких приставаний, ясно? Она невеста сына шейха Дамира. Что-то я о нем слышал… А нам только и не хватало сейчас, чтоб арабы обиделись! По ее словам, прилетела искать брата, но на всякий случай проследите. Пусть ходит, смотрит и спрашивает. Уманов, ты немного говоришь на арабском, будешь переводчиком. Вот бумаги на свободный проезд по пригороду. Можете взять мою машину. Все равно в ближайшие четыре дня я тут проторчу. Русские что-то затевают…
        Мужчины кивнули, покосившись на замотанную в тряпки фигуру с узкой прорезью на месте глаз. Женщина, прежде чем уйти, еще раз поклонилась и поблагодарила полковника:
        - Как ваше имя, господин? Чтобы я могла в молитвах поминать его…
        Полковник сначала не хотел отвечать и молчал. Затем подумал, что женщина может назвать его имя шейху и в будущем это может пригодиться. Сообщил:
        - Аслан Хачилаев.
        Маринка, исковеркав фамилию, произнесла:
        - Аслан Кяциляевь… Я запомню, хотя фамилия очень сложно звучит.
        Полковник усмехнулся и пробормотал по-чеченски:
        - Да уж не сложнее вашего…
        Поиски по просьбе мнимой Фатимы начали с района Октябрьское. Степанову с сопровождающими пропускали всюду, только интересовались у чеченцев, кто она и откуда. То, что перед ними иностранка, бросалось в глаза сразу. Марина старательно кланялась всем, протягивала фотографию и старательно объясняла, что она хочет. В большинстве случаев ее не понимали. Уманов переводил с грехом пополам, но в конце концов привык и уже сам говорил за женщину. С каждым отрицательным результатом она становилась все печальнее и время от времени смахивала слезы с глаз. Оба чеченца увидев такое, связались с полковником Хачилаевым:
        - Мы только Октябрьское проехали, а она уже плачет. Похоже настоящая сестра этого Рафата Харуди.
        Аслан вздохнул и разрешил:
        - Провезите ее по всем районам. Может, кто слышал об этом парне? Спрашивайте сами. Я навел справки: шейх Дамир помогает настоящим мусульманам в борьбе против неверных. У него действительно есть не женатый сын. Если с женщиной что случится, я с вас с живых кожу сдеру! Спроси ее, может она хочет где-то отдохнуть, а мы в это время сами ее брата разыщем?
        Уманов ответил:
        - Да я уже спрашивал. Плачет и говорит, что сама хочет его найти и обнять первой! Иначе, что же она за сестра, если отдыхать будет, а кто-то за нее станет брата искать.
        - Ох уж эти обычаи! Ладно, везите куда захочет! Но чтобы ни-ни! С уважением относиться!
        Трое суток Марина старательно “искала” брата, попутно отмечая в памяти замаскированные огневые точки - чеченцы готовились к войне основательно. В самом Грозном и вокруг него находилось множество вооруженных людей. Причем вооруженных основательно, буквально “до зубов”: у них были и минометы, и БТРы, и танки и даже артиллерия с ПВО. Много раз она слышала разговоры чеченцев о том, что Грозный они не сдадут ни при каких обстоятельствах и будут стоять насмерть.
        Дзакоев и Уманов относились к ней с почтением и выказывали всяческое уважение: отгоняли любопытных, приносили горячую пищу и тут же выходили из комнаты, давая ей возможность поесть спокойно. Словно два верных пса, по очереди дежурили у дверей, когда она спала. Уманов временами пытался расспрашивать о ее семье, но так как знал он арабский плохо, дело не заладилось. Марина делала вид, что не понимает его, а он по-настоящему не понимал ее. И часто ругал сам себя:
        - Ведь говорили мне - учи арабский, пригодится! Нет, не послушал, а теперь и поговорил бы, да не могу!
        В Старой Сунже она увидела одного из разведчиков Бредина. Парень, вместе с несколькими другими русскими, таскал камни для бруствера у пулеметного гнезда. На его лице виднелись синяки и кровоподтеки, да и охранники, наблюдавшие за пленниками, при любом промахе били прикладами и кулаками. Такое произошло при Маринке. Она вскрикнула от ужаса и закрылась рукавами. Уманов аж подскочил! Арабка могла пожаловаться, что ее специально напугали. Дзакоев без разговоров подлетел к охране и одним ударом сбил “обидчика” с ног. Рявкнув при этом:
        - Ты что, ослеп? Не видишь, что здесь женщина, да еще арабка? Да она шейху своему пожалуется, что напугали, от нас пыль останется!
        Оба бросились успокаивать трясущуюся словно в лихорадке, мнимую Фатиму:
        - Ханум, мы не хотели вас напугать! Это кяфира ударили, стоит ли переживать?
        Степанова дрожащим от деланного испуга голосом сказала:
        - У моего отца есть рабы неверные, но он их не бьет, если они трудятся. Когда раб здоров, он принесет больше пользы. С этим даже шейх Дамир не спорит и мой будущий муж относится к рабам не так уж плохо. Он наказывает их, но за провинности. Чем провинился этот несчастный?
        Уманов не все понял из ее пространной речи, но упоминание шейха Дамира заставило его похолодеть. Он яростно обернулся к охраннику, стиравшему кровь с разбитых губ:
        - Полковник Хачилаев сам с тебя кожу снимет, если эта баба пожалуется шейху! Пока она тут бродит, никого из русских и пальцем не трогать, пусть работают и все…
        Перед посещением района Катаяма, Степанова демонстративно долго молилась перед портретом мнимого брата. Собрала вещи и вновь села в “Жигули” Хачилаева. Вздохнув, произнесла:
        - Если и сегодня не найду нашего дорогого Рафата, вернусь домой. Видно, никогда у меня не будет семьи…
        Уманов часть слов понял, о другой части догадался по интонации и сочувственно спросил:
        - Почему вы так говорите, уважаемая ханум?
        - Пока брат не найден, у нас в семье траур, а какая может быть свадьба при этом?
        Охранник обернулся к напарнику:
        - Этот Рафат тоже хорош! Из-за него сестра замуж выйти не может. Трудно написать, что ли?
        Дзакоев посмотрел на слезинки текущие из опущенных к земле глаз арабки и пропадающие под чадрой. Ответил тихо:
        - Если сегодня и в Катаяме никаких следов не отыщем, надо будет по радио со всеми лагерями связаться. Может он и не пишет из-за того, что на учебу попал! А бабе надо помочь. Смотри, как уливается слезами. Только бы полковник разрешил…
        Они побывали во всех подразделениях, расположенных в районе Катаямы. Платье снизу намокло и потяжелело. К тому же сеял мелкий противный дождь. Чеченцы еще сутки назад раздобыли для нее ярко-зеленый зонт. Но он больше помогал от холодного ветра, нежели от дождя. Не смотря на застегнутое и перетянутое по талии поясом теплое пальто, на улице было холодно. Марина повязала сверху на чадру теплый платок с кисточками по углам. Шла и часто повторяла, прижимая к груди уже изрядно помятую карточку:
        - Дорогой брат, где же мне тебя искать теперь?
        Слезы лились из ее глаз не переставая. Она незаметно оглядывалась по сторонам в наиболее пустынных местах, но никакого движения нигде не было. Чадра потемнела от влаги еще больше. Кто-то из чеченцев в последнем встреченном отряде, подумав, посоветовал Дзакоеву:
        - Возле завода на окраине вчера расположился небольшой отряд из какого-то лагеря. Кто-то говорил, что там есть несколько арабов. Сходите туда, тут недалеко.
        - Мы на машине…
        Парень покачал головой:
        - Не проедете, там одни ямы. Завод года три, как не работает. Никто вашу машину не украдет, я позабочусь, а вы идите, вдруг повезет…
        Бывший завод представлял собой руины с крышей. Все, что можно украсть, было украдено. Стекол и рам в окнах не было, когда-то широченный двор, в который въезжали машины, зарос кустарником и крапивой. Стены кое-где рухнули, образуя сплошные завалы из обломков позеленевшего от дождей серого кирпича. В таких местах даже к окнам подобраться было проблемой. Сорванные с крыши разбитые листы шифера часто хрустели под ногами. Во многих местах приходилось обходить глубокие ямы, залитые до краев водой.
        Маринка шла и вздыхала, поминутно повторяя условную фразу. Неожиданно за поникшей крапивой возле угла корпуса мелькнуло раскрашенное полосами лицо, быстро взглянуло на идущих и сразу же исчезло. Степанова поняла, что нашла спрятавшихся разведчиков. Быстро огляделась по сторонам. Убедившись в безлюдности, тихонько вскрикнула, сделав вид, что оступилась. Оба чеченца кинулись к ней на помощь. Женщина охала и стонала, опираясь руками в кольцах на их руки и подскакивая на одной ноге:
        - О, Аллах всемилостивый и милосердный, как же мне больно! Неужели я что-то сломала? За что ты меня наказываешь?
        Из-за ее стонов, шлепков по грязи и не прекращающегося ни на секунду плача, шагов подкравшихся разведчиков ни один из чеченцев не услышал. Два резких удара по затылку и оба бородача рухнули, как подкошенные. Степанова сама едва не упала из-за того, что они в тот момент держались за ее руки.
        Разведчики быстрехонько связали их и оттащили в укрытие. Затем старательно истоптали вместе с Мариной раскисшую почву, имитируя сопротивление женщины. Оторвали несколько кисточек с платья и платка, вырвали клочок ткани. Маринка сама сбросила надоевшую чадру и втопнула ее в грязь. Уронила одно из колец и попросила:
        - Теперь кому-то из вас придется нести меня на руках, чтобы следов от моих туфель не осталось.
        Один из разведчиков, худощавый жилистый парень с нахальными синими глазами, ухмыльнулся. Подошел и легко забросил ее на плечо одной рукой. Его ладонь очутилась на ее бедре. С тихим смехом он сказал:
        - Так кавказских пленниц легче носить!
        Степанова, которая вначале ошалела от подобного обращения, со всей силы стукнула ему по спине:
        - А иначе ты не умеешь женщин носить?
        Он тут же снял ее с плеча и подхватил под колени и спину. Рука Марины улеглась ему на шею. Разведчик с ухмылкой смотрел ей в лицо и вдруг перестал улыбаться. Внимательно вгляделся в глаза и удивленно спросил:
        - Почему у тебя глаза разные? Один зеленый, второй черный.
        Она ахнула и дотронулась пальцами до век:
        - Линза выпала! Сейчас и вторую выброшу. Из-за них слезами уливалась пять суток, даже выдавливать слезы не пришлось! Оказывается, у меня на них аллергия!
        Они в открытую пронесли ее метров сто, словно в спешке, затем второй разведчик принялся маскировать следы. Первый продолжал нести Марину на руках. Он практически не сводил глаз с ее лица. Скуластое раскрашенное полосами лицо с мелкими точечками веснушек на тех местах, где не было грима, было весьма симпатичным. Он явно знал, что может нравиться и продолжал сверлить лицо женщины пристальным взглядом. Его руки прижимали ее все крепче. Степанова начала нервничать от этого откровенного взгляда. Чтобы как-то разрядить молчание, спросила:
        - Далеко отряд и сколько вас всего?
        Он хрипло ответил:
        - Рядом уже. Нас шесть человек. Прибыли сутки назад. Не думали, что вы так быстро появитесь. Генерал даже не предупредил, что разведчик женщина. Знаете, какой шок мы испытали, услышав заветную фразу от арабки, семенящей с чеченцами? Сейчас у командира такой же шок наступит.
        Она рассмеялась тихонько:
        - Что, очень похоже на иностранку?
        - Не то слово!
        Они спустились в подвал через пролом и тут же наткнулись на выставленного охранника. Синеглазый парень с неохотой отпустил женщину на землю. Оба тихонько перекинулись с часовым парой слов. Коренастый молчун, маскировавший следы, включил фонарик и повел по подвалу. Немного попетляв по подземному лабиринту, нашли убежище российского спецназа.
        В закутке горела свеча. Завернувшись в плащ-накидки у стены спали двое мужчин. Когда вошла Марина, у командира действительно наступил шок. Спавшие проснулись и недоуменно уставились на темную фигуру в платье. А парень, несший ее, доложил коренастому невысокому капитану:
        - Товарищ капитан, разведчик найден!
        Степанова шагнула к столу:
        - Сержант Марина Степанова. Задание выполнено. Пригород Грозного представляет собой сплошную линию обороны. Докладываю - один из пропавших разведчиков находится в районе Старая Сунжа на строительстве пулеметного гнезда вместе с четырьмя русскими парнями. Я знаю, где их содержат.
        Офицер удивленно оглядел ее с ног до головы и ответил:
        - Капитан Байбаков Артемий Кузьмич.
        - Генерал не передавал рюкзак для меня?
        Синеглазый выдернул рюкзак из темного угла:
        - Вот он! Я нес. Меня, кстати, Иваном зовут. Иван Мешков.
        Женщина посмотрела на него и кивнула. Попросила:
        - Попрошу всех отвернуться. Надоела мне эта хламида хуже горькой редьки! Как тамошние женщины такое издевательство выдерживают? Через чадру дышать тяжело.
        Мужики вышли за угол помещения и она за пару минут переоделась в камуфляж. Забила снятые тряпки в мешок. Наклонилась, чтобы завязать шнурки на высоких ботинках:
        - Ребята, можете заходить!
        Мешков откровенно разглядывал стройную фигуру. В глазах парня светилось восхищение. Она уже перестала обращать внимание на его настойчивый взгляд. Спокойно свила волосы на затылке и закрепила их резинкой. Натянула сверху маску:
        - Собираемся и уходим. Уходим быстро! Максимум через час поднимется тревога. Присыпка от собак имеется?
        Капитан вздохнул:
        - Все есть. Куда идти, вот вопрос? Я планировал добраться до Моздока, но теперь не знаю… Это похищение арабки мне все планы сбило! Я же на мужика рассчитывал. По следу все чеченцы бросятся, кто есть в Катаяме. Что предлагаете вы?
        - Идти надо в Старую Сунжу.
        Он уставился на нее, как на сумасшедшую:
        - Вы что, спятили? Да нас там в момент схватят!
        Марина засмеялась и покачала пальцем из стороны в сторону:
        - И не подумано! Вы же арабку похитили? Похитили! У вас резона нет в Чечне оставаться. Вам надо выбираться. Они тоже решат, что вы на Моздок по прямой рванете. Поняли, капитан или продолжить?
        Байбаков задумался. Потом махнул рукой:
        - Была не была! Пошли в Старую Сунжу…
        Чеченцы опомнились через полтора часа. Приглядывавший за автомобилем боевик сообразил, что ушедших уже давно нет. Поделился своими опасениями с командиром. Тот сразу же выслал четверых бородачей проверить, все ли в порядке. Минут через двадцать они принесли двух, так и не пришедших в себя, товарищей. Приволокли испачканную чадру, колечко с лазуритом и кисточки от одежды арабки:
        - Женщину похитили, но кто - неизвестно! Следы обрываются через сотню метров. Вот все, что мы нашли. Она дралась, как истинная мусульманка! Все истоптано, грязь буквально перепахана ногами. Видно рот сразу зажали, так как криков в отряде Махмуда не слышали. Они не дошли всего метров четыреста.
        Бесчувственных чеченцев привели в сознание, но они ничего не смогли рассказать. Не обращая внимания на разбитые и страшно болевшие головы, Уманов и Дзакоев связались с полковником Хачилаевым и доложили о случившемся. Тот заорал в трубку:
        - Я вас для чего с ней отправлял? Найти!
        Потребовал командира отряда. Быстро переговорил. Группа из полутора десятков вооруженных мужчин бросилась на поиски минут через десять. Прочесали окрестности, пока не наткнулись на клочок ткани, видимо зацепившийся за кусты. Один заорал радостно:
        - Бабу в сторону канала потащили!
        На берегу в одном месте обнаружили нечеткий отпечаток каблучка и обрывок веревки. Посовещавшись, чеченцы начали переправляться на другой берег, невзирая на холодную воду. Трое отправились назад, чтобы доложить Хачилаеву о направлении поиска. Он обещал выслать группу со стороны селения Толстой-Юрт на перехват.
        На другом берегу из-за каменистой местности обнаружить следы не удалось, но чеченцы теперь были уверены, что рано или поздно следы найдутся. Их не остановили даже приближающиеся сумерки. Они добрались до ближайшего села и заночевали там, чтобы утром начать поиски. Боевики были уверены, что машины у похитителей нет и утром они все равно догонят их.
        В это время к группе, прятавшейся в глухом кустарнике на берегу Сунжи, присоединился парень, который увел бородачей по ложному маршруту. Он устало упал на землю и выдохнул:
        - Готово! Идут, как приклеенные. Сейчас на тот берег канала переплывают… - Разведчик зябко поежился и ухмыльнулся: - Да будет им купание на пользу!
        Все заулыбались, хотя пока ждали тоже изрядно промерзли. Капитан повернулся к Марине:
        - Дальше что?
        - Ночью мужиков из плена освободим и в сторону станции Червленной-узловой уходить будем. Все смотрите сюда…
        Марина выдернула блокнот и карандаш из кармана. Мужики сгрудились вокруг. Женщина принялась чертить схему:
        - Вот сарай, в котором содержат пленников. Это в полукилометре отсюда. С этой стороны и с этой что-то типа казарм. Вот здесь, здесь и здесь часовые. Вот в этих местах пулеметные гнезда. Возле сарая с этой стороны начинается колючий кустарник. Он в дополнение сплошь опутан колючей проволокой и тут никого нет. Порезать ее труда не составит. Сколько часовых по ночам выставляют, не знаю. Придется наблюдать. Убивать нельзя, все же Чечня входит в Российскую Федерацию и официально войну не объявляли, а вот оглушить и связать можно. Только надо дождаться смены караула и как только новенькие встанут, сразу с ними разобраться. Это даст нам преимущество во времени. Не плохо бы потом машину угнать. К утру могли бы быть в Червленной, а там по обстоятельствам…
        Байбаков не скрываясь, тяжело вздохнул:
        - Вы всегда “по обстоятельствам” действуете? А если по-тихому не удастся?..
        Степанова спокойно ответила:
        - По обстоятельствам действовать легче. Все намного проще и виднее на местах. Если не удастся по-тихому, вы и сами знаете - придется бой принять! Опять-таки, не привыкать, хотя и не хотелось бы…
        Мужик покачал головой:
        - Странно, что вы до сих пор живы…
        Она развела руками:
        - Наглость - второе счастье, особенно по отношению к врагу!
        В темноте группа подкралась к сараю. Проволоку порезали, вместе с кустами, в трех местах и проникли на территорию охраняемого лагеря. Мрак стоял такой, что протянутую руку было не видно. Со стороны поселка доносился редкий лай собак и еще какой-то смутный шум. Вела Марина.
        Ждать пришлось больше двух часов, из чего разведка заключила, что караул несут по три часа, если не больше. Это их устраивало, как нельзя лучше. Слева от женщины лежал сержант Мешков, справа капитан Байбаков. Часов около десяти часовых сменили. Новые стражники тут же собрались вместе и начали тихонько обсуждать случившееся похищение. Степанова от некоторых их предположений хохотала про себя. Лежавший рядом Мешков, чувствуя плечом дрожь женщины, подумал, что она замерзла, придвинулся и осторожно обнял за плечи. Капитан повернул голову, но ничего не понял. Марина замерла и скинула руку. Прошептала, наклонившись к уху парня:
        - Ты чего?
        - Ты замерзла…
        Она наклонилась еще ближе, касаясь мочки губами и прошептала:
        - Вовсе нет! Боевики версии моего похищения обсуждают. Умора! В меня, по их предположениям, влюбился какой-то их командир из Толстой-Юрта и похитил, чтоб жениться. Потом болтают, что это казаки в отместку за Шелковскую уволокли и теперь они выкуп потребуют. Самое смешное, что на российских военных никто не думает. Один было заикнулся, а второй ему резонно так высказал: “Русские, если бы хотели, могли бы ее и в Москве схватить. И мы бы не узнали”. Каково?
        Он удивленно прошептал:
        - Ты понимаешь о чем они говорят?
        - Практически дословно.
        Оба замолчали, вглядываясь в темноту. Новые часовые присели у ворот, привалившись спиной к стене и не собирались бродить по периметру. Это было плохо. Женщина ухмыльнулась и потянула за плечо Ивана:
        - Ванечка, пошли со мной! Оглоушишь мальчика. - Повернулась к офицеру: - Товарищ капитан, будьте наготове! Сейчас я их заставлю обход сделать.
        Байбаков не успел сказать ни слова. Женщина бесшумно метнулась из кустов в сторону сарая. Разведчик кинулся за ней. По дороге она прихватила две палки. Обошли здание и подкрались с другой стороны. Спрятались в тени соседней казармы. Марина прошипела:
        - Замри!
        Иван затих в тени здания. Степанова подскочила к сараю, подняла палку и осторожно провела концом по краю шифера. Он зашуршал. Тут же отскочила в тень. Говор у ворот мгновенно стих. Из-за угла показалась человеческая фигура. Прошла метров пять вдоль стены. Боевик вполголоса спросил по-чеченски:
        - Кто здесь?
        Сзади никто не выглядывал. Маринка жалобно мяукнула. Получилось весьма натурально. Оба услышали, как сторож облегченно вздохнул и повернулся, намереваясь вернуться к воротам. Разведчик одним прыжком оказался у него за спиной. Бородач с всхлипом втянул в себя воздух и начал оседать на землю. Сильные руки Мешкова не дали ему упасть. Подхватив обмякшее тело под мышки, разведчик привалил его к стене и быстро заткнув рот, крепко связал по рукам и ногам.
        Степанова метнулась на другую сторону сарая, где оставила разведчиков и столкнулась с капитаном. Тот хотел ее ударить прикладом, приняв в темноте за боевика, но она была готова к подобному “теплому приему” и отскочила, прошептав:
        - Свои! Нормально?
        Он облегченно вздохнул и опустил автомат:
        - Все тип-топ. А у вас?
        - Тоже лежит. Порядок! Давай будить мужиков, а эти пусть отдыхают возле ворот. Усадить их надо так, словно разговаривают. Чтоб подольше никто не хватился.
        Разведчики так и сделали. В пять минут покончили со всем. Бывшие пленники натянули на себя снятые с охраны куртки. Троим, которым одежды не хватило, пришлось довольствоваться теми вещами, что нашлись в рюкзаках у разведчиков. Вещи женщины не подошли по размеру. Забрав оружие и боеприпасы, по кустам выбрались к поселку. Капитан первым заметил грузовик возле ворот одного из домов, метрах в трехстах от окраины села:
        - Угоним? - Сам кинулся к бензобаку и обрадовано прошипел: - Полнехонек! Давай, мужики!
        За минуту вскрыли кабину и сняли автомобиль с тормозов. На руках укатили его метров на двести от дома. Иван напрямую соединил провода зажигания и завел колымагу. Остальные в несколько секунд забрались в кузов. Рядом с шофером сел капитан. Машина потихоньку тронулась по дороге.
        Спокойно проехали по мосту через Сунжу, затем по дамбе через Алханчуртовский канал. Уже за полночь пронеслись мимо села Горячеисточненское. Незаметно проехали еще несколько километров и вдруг встали. Возле моста через Терек находился пост ГАИ. Рядом стояли две милицейские машины с включенными фарами. Внутри вагончика горел свет. На обочине стояли темные фигуры. Двое курили и огоньки сигарет ярко выделялись в темноте ночи. Шумевший Терек заглушал все звуки и милиция не слышала шум мотора.
        Зато разведчики еще издали заметили патруль и остановились. Их машина шла с выключенными фарами и заметить ее на посту не могли. Иван выключил мотор. Вместе с капитаном заглянули в кузов, где прижавшись друг к другу лежали на досках разведчики, бывшие пленники и Марина. Байбаков парой слов сообщил о препятствии и выругался:
        - До Червленной рукой подать, а эти суки притаились на мосту! Стоит показаться, сдадут и не поморщатся. У кого какие мысли? Может в лобовую пойти и пусть гоняются?
        Степанова отказалась:
        - Генерала подвести можем. Сейчас у чеченцев только предположения о том, кто проник на территорию Чеченской республики, так не надо давать им фактов.
        - И что предлагаете? До следующего моста ехать? По дороге влево - сел полно и никто не даст гарантии, что и там пост не выставлен.
        - А мы туда и не пойдем. Мы здесь пройдем, по мосту.
        - Ментов глушить будем?
        - Нет. Они от моста метрах в двухстах стоят. Обойдем по насыпи, а затем, прижимаясь к парапету, перейдем на другую сторону. Река шумит, все звуки глушит. Только придется поспешить - им могут позвонить и сообщить об освобождении пленников.
        - Дай Бог, чтоб и на этот раз все удалось. Пошли!
        Машину отогнали к проселочной дороге и уведя за поворот, оставили там. Наткнуться на нее могли лишь утром, а за это время группа надеялась исчезнуть с территории Чечни. Метров четыреста шли по дороге. Когда до поста оставалось не более сотни метров, Степанова спустилась с насыпи метров на пять вниз. Кое-где она просто катилась по камням вдоль дорожного полотна. Остальные последовали ее примеру.
        Милиция стояла наверху, даже не подозревая о том, что делается за их спинами. У начала парапета женщина выбралась на мост и низко пригибаясь побежала на другую сторону. Группа двигалась за ней. Мост был длинным и на его переход ушло минут десять времени. К тому же бежать на полусогнутых ногах оказалось очень не легким делом. На другой стороне находился еще один пост. Свет в вагончике горел и в окно были видны четверо милиционеров, азартно режущиеся в карты. По-видимому слух о побеге еще не дошел сюда. Разведчики даже спускаться с дороги не стали. Черными тенями прошли дальше.
        Через час подошли к Червленной. Несмотря на глухую ночь, станция была ярко освещена. Сновали люди в оранжевых жилетах. То и дело слышались свистки тепловозов. По полученным от генерала сведениям, на станции должны были стоять российские войска. Бредин при прощании советовал обратиться к ним, но Степановой не хотелось подводить ребят. Она прекрасно знала, едва они появятся в открытую на станции, чеченские боевики тоже явятся сюда. Скрытно подойти было мудрено. Их могли заметить обходчики чеченцы. Она поделилась своими соображениями с капитаном и тот согласился с доводами. Оставив Марину за старшего, Байбаков с одним из своих людей отправился на разведку. Минут через двадцать вернулся и сообщил:
        - Удалось разговор подслушать. Через час отправляется товарный поезд со щебнем на Моздок. Конечно, в открытом вагоне холодно, но выбора похоже, нет.
        Степанова спросила:
        - Где он стоит?
        - В километре от нас. Пошли?
        Группа не решилась идти между поездами. Сошла на обочину и пошла по заросшим травой рельсам на самом краю. Временами приходилось падать на землю из-за маневрировавших по путям тепловозов. Их яркие огни могли высветить группу в момент. Минут через пятнадцать добрались до гудевшего состава. Прячась и пригибаясь прошли вдоль него.
        Капитан оказался прав: открытые металлические коробки вагонов были гружены щебнем. Но холод - это еще было полбеды. Плохо было то, что их могли заметить с любого моста, проходящего над железной дорогой. Степанова посмотрела под вагоны и под одним заметила довольно большой ящик:
        - Здесь, что находится, кто-нибудь знает?
        Знатоков не оказалось. Иван, по приказу капитана, вскрыл коробку: в ящике лежал свернутый брезентовый тент и какие-то железки. Он был не таким большим, но вдвоем вполне можно поместиться. У следующего вагона обнаружили еще одно сооружение и еще. Группа ожила. Разделились по два человека: одну часть тента раскатали по металлическому полу ящиков, а второй накрылись. Так было теплее ехать. Железки сдвинули в сторону.
        Мешков устроился вместе с женщиной. Остальные над ним лишь посмеялись и не стали оспаривать “теплое место”. Даже капитан не стал спорить. Отвел бойца в сторону и что-то прошептал ему на ухо. Парень пожал плечами и смущенно улыбнулся, вполголоса ответив. Ответ сильно удивил офицера, так как Байбаков с минуту разглядывал сержанта. Тот выдержал взгляд. Аккуратно прикрылись дверцами, замки продолжали висеть, имитируя, что ящики заперты.
        Марина успела договориться с капитаном, что Байбаков утром выйдет на связь с Москвой из идущего поезда. Сообщит о результате и попросит указаний о дальнейших действиях группы. Все остаются в ящиках до тех пор, пока капитан не стукнет в каждый ящик трижды. Никто не мог предположить, что прикажет начальство, а светиться с оружием на улицах Моздока не хотелось. Едва успели расположиться, поезд тронулся. Под стук колес беглецы перекусили сухпайком и заснули. Лишь Марина и Иван заснули не сразу. Парень попросил рассказать о себе, но женщина отказалась. Все же в ящике, даже под брезентом было холодно. Мешков тихо спросил:
        - Может придвинемся друг к другу ближе? Все-таки теплее будет.
        Степанова усмехнулась:
        - Хорошо. Но руки лучше не распускай. Мне плевать, что ты разведчик, переломаю.
        Парень осторожно придвинулся и обнял за плечи. Маринка не возражала, так как рука замерла и практически не шевелилась. Оба вскоре заснули, во сне прижавшись друг к другу еще плотнее. Просыпались, когда состав останавливался на очередной станции. Прислушивались к внешнему шуму, но едва поезд трогался, снова засыпали. Байбаков через три часа связался с Москвой. Быстро доложил об успехе операции, со вздохом сообщил:
        - Возвращаться приходится в ящиках для инструментов. Что делать в Моздоке? Выбраться и людей напугать или будут иные распоряжения? Предупреждаю, мы в данный момент больше похожи на бандитов. Грязные и оборванные, зато с оружием.
        Генерал задумался на минуту, а затем приказал:
        - Оставайтесь в ящиках. Вас разыщут и переправят дальше.
        В Моздоке ждать пришлось долго. Поезд стоял больше часа. Группа нервничала, но сигнала все не было и не было, приходилось ждать. Наконец кто-то подергал замок на ящике, где сидели Марина и Иван. Она подтянула автомат, но тут же раздалось три удара и крышка распахнулась. В ящик заглядывали трое в гражданской форме, а между вагонами стоял большой крытый автомобиль. Один из мужчин, коренастый высокий здоровяк с короткой стрижкой-бобриком, посмотрел на чумазые от грязи и копоти лица. Сказал:
        - Быстро в машину!
        Двенадцать человек с трудом вытянули затекшие тела из ящиков. Забрались в кузов и машина медленно выбралась с территории железной дороги, переваливаясь через рельсы. Людей в кузове страшно трясло и они с трудом удерживались за борта. Один из гражданских, севших вместе с ними, пояснил:
        - Вы извините, мужики, что ждать долго пришлось. Пока эти чертовы железнодорожники дали разрешение на проезд нашего авто, время ушло. Через пару часов транспортник на Москву летит. С ним приказано и вас отправить. Пока помоетесь, да пообедаете у нас. Баня готова, вас мы прямо туда доставим. Если хотите, даже форму можем предоставить взамен вашей.
        Все согласились. Байбаков покосился на Марину и чуть смущенно пробормотал:
        - С нами женщина…
        Здоровяк попытался сам найти среди грязных мужских лиц женское и не смог. Пожал плечами, собираясь выругать капитана за глупую шутку. Марина поняла и помогла ему: стащила кепку. Черные длинные волосы рассыпались по плечам. Незнакомец вытаращил глаза и рассмеялся:
        - Прошу простить! Не узнал, а звонивший ни словом о вас не обмолвился. Вас я доставлю в наше офицерское общежитие. Помоетесь в душе. И вот еще что, мужики, спрячьте оружие в рюкзаки. Здесь оно вам не понадобится. Только внимание лишнее привлечет.
        Все последовали совету. Разведчиков подвезли к бане, расположенной на территории военного городка. Автомобиль подъехал вплотную к двери и разведчики прыгали с борта и тут же скрывались в помещении. Степанову подвезли к офицерскому общежитию. Переодетый в гражданское мужчина представился по дороге:
        - Подполковник Марков Анатолий Павлович, временно исполняющий обязанности командира здешней мотострелковой части. Пришлось в срочном порядке переодеваться в гражданские костюмы, чтобы не мелькать лишний раз на станции.
        - Сержант Степанова Марина Ивановна. Можно просто Марина.
        Он с интересом заглянул ей в лицо:
        - Как же вы попали в разведку? Да еще и со взводом мужиков.
        Женщина поглядела на синее небо, на солнышко, выглянувшее из-за хмурых туч:
        - Это долгая история. Вы извините, я не могу об этом говорить…
        - Понимаю…
        Подполковник завел ее в одну из комнат общежития, расположенную на первом этаже. За столом сидел и что-то писал молоденький лейтенант. Он поднял голову при звуке открывшейся двери и сразу вскочил. Круглое мальчишеское лицо с торчащим надо лбом русым вихром, застыло в удивлении. Марков попросил:
        - Федин, женщина в вашем душе помоется. Потом проводишь ее в штаб.
        Лейтенант вытянулся:
        - Есть, товарищ подполковник!
        Степанова вошла в душ. С удовольствием стащила грязную одежду и залезла под горячие струи. Черные потоки потекли с головы. Она тщательно промыла волосы найденным на полке шампунем. Свернула грязное белье в тугой сверток и забила на дно рюкзака. Когда она вышла из душевой, лейтенант аж вздрогнул, взглянув на светлые расчесанные пряди:
        - Вы же с черными волосами в душ заходили, а сейчас… - Он смутился и почесал висок: - Блондинка…
        Марина рассмеялась:
        - Это мой настоящий цвет! А то была обычная гуашь.
        Свила мокрые волосы в пучок перед зеркалом в прихожей, прикрывая розовый шрам на виске и заколола тремя шпильками. Натянула кепку. Забросила рюкзак на плечо:
        - Проводишь к штабу?
        Он с готовностью вскочил, натянул бушлат уже на ходу:
        - Тут недалеко! Плохо, что вы с сырыми волосами, простынете.
        - Вот этого я меньше всего боюсь. Столько мокнуть пришлось, что уже никакая простуда не страшна.
        Лейтенант Федин довел ее до штаба. Постучался в светло-серую дверь с надписью
“Заместитель командира части подполковник Марков Анатолий Павлович”. Доложил о женщине и ушел. Подполковник Марков был ошарашен светлыми волосами не меньше подчиненного:
        - Марина Ивановна, когда вы покраситься успели?
        Она рассмеялась:
        - Напротив, Анатолий Павлович, смыть успела то, что не мое!
        Он пристально вглядывался в ее лицо и молчал. Разведчики, прибывшие в штаб чуть позже, были шокированы. Иван покачал головой в восхищении:
        - Вот сейчас арабку вы не напоминаете вовсе. Только кожа уж больно смуглая…
        Она вздохнула:
        - Это не смыть - загар!
        Байбаков спросил:
        - Сколько же вы под солнцем находились. Целое лето?
        - Около четырех часов и то под искусственным солнцем. В солярии. Надо было соответствовать имиджу.
        Подполковник практически ничего не понял, но расспрашивать не решился. Провел в столовую, где прибывших накормили до отвала обедом. Четверо бывших пленников попросили у Маркова:
        - Товарищ подполковник, нам ехать некуда и возвращаться не к кому. Документов никаких не сохранилось. Эти нелюди все забрали. Не могли бы вы принять нас на службу или пристроить на работу где-то здесь?
        Офицер подумал и спросил:
        - В армии в каких войсках служили?
        Двое оказались десантниками, один служил механиком-водителем в танковых войсках, а четвертый оказался строителем. Подполковник кивнул:
        - Вот и ладно. Запрос в Генштаб по вам я сделаю и документы выправим. Работа найдется по вашим профилям.
        Восемь человек улетали в Москву. Марков поехал провожать. Автобус по его требованию, подкатил к самому трапу. Попрощался с разведчиками за руку, а Марине сказал:
        - Может, доведется свидеться. Не забывайте, Марина Ивановна Моздок. Я вашего превращения из жгучей брюнетки в блондинку никогда не забуду. - Наклонился к уху и прошептал: - Ясон, я вас узнал. Вспомните капитана, командовавшего мотострелками и выматерившего вас, не признав женщины перед собой. Вы охотились на афганского снайпера рядом с нами. Это было под Хостом. Я налетел на вас, когда вы спали в кустарнике. Сегодня я во второй раз не узнал в вас женщины.
        Степанова чуть улыбнулась, приподнялась на цыпочки и поцеловала подполковника в щеку, шепнув в ответ:
        - Лучше, чтобы мою старую кличку вы забыли, а другие ее не услышали.
        ИЛ-76 взмыл в воздух. Марков смотрел ему вслед, стоя возле автобуса на краю взлетной полосы. Пару раз махнул фуражкой и натянув ее на голову, забрался в салон. Разве мог он предположить, что встреча с Мариной произойдет намного раньше, чем он надеется.
        Через пару часов транспортник приземлился на Чкаловском аэродроме. Маленький автобус ожидал возле здания аэропорта. Едва крылатая машина остановилась, автобус помчался к спускаемому трапу. Внутри сидел, укрывшись от холодного ветра и дождя, генерал Бредин. Он решил встретить их сам и по дороге узнать самое основное. Группа забралась внутрь, здороваясь с генералом и рассаживаясь на сиденьях. Сразу тронулись. Евгений Владиславович потребовал у Байбакова:
        - Рассказывайте!
        Тот пожал широкими плечами и оглянулся на женщину:
        - А что рассказывать? То, как я планировал операцию, пришлось отменять. Все не так пошло. Вы бы хоть предупредили, что разведчик, которого нам предстоит прикрывать, женщина! Чем руководствовалась вот эта милая дама, создавая свой авантюрный план, одному Богу известно. Однако, помня ваш наказ: “Верьте разведчику, как себе”, вмешиваться и спорить не стал. Оказалось, верил не напрасно. Выбрались и никого не потеряли. Как видите, даже с прибытком вернулись…
        Он указал рукой на спасенного разведчика:
        - Еще четверых оставили в Моздоке у подполковника Маркова. Жители Грозного. Семьи уничтожены. То, что они рассказывают, ужасно! Это настоящий геноцид русских. Милиция бездействует. Русскоязычное население безнаказанно убивают и никто даже следствия не ведет. Словно собаку или кошку убили! Квартиры тут же занимают чеченцы. Что же это творится?
        Бредин покачал головой:
        - Вы и сами понимаете, что происходит, капитан, только боитесь даже себе в этом признаться. Это война…
        Повернулся головой к бывшему пленному:
        - Игорь, тебе известна судьба Коршунова?
        - Его расстреляли, так как нашли оружие. Долго били и я ничего не мог сделать. Все спрашивали, кто его послал и откуда пистолет. Мне удалось сойти за приехавшего в гости к родственникам. Легенда сработала, хотя и не полностью. Избили и отправили строить дот для крупнокалиберного пулемета. Ребята выручили. Как только дот был бы закончен, нас бы тоже расстреляли. Охрана в открытую говорила.
        Генерал внимательно взглянул на Марину:
        - С тобой мы чуть позже побеседуем…
        Они разговаривали до поздней ночи. Женщина на плане Грозного и пригородов указала точки дотов, дзотов и укрытий, которые видела и запомнила. Отдельно отметила расположения наибольших скоплений дудаевцев. Сведения оказались не утешительными. Предстояло сражаться не с отдельными разрозненными бандами, а с хорошо обученной армией. Из-за позднего времени Бредин не поехал домой и предложил женщине заночевать в его кабинете. Марина согласилась и через пару минут заснула, растянувшись на мягком диване. Генерал вышел в приемную. Улегся на кожаном диване, набросив на плечи старую шинель.
        Глава 9
        Бредин уже на следующий день подготовил доклад по добытым подчиненными сведениям и отправился с ним в Министерство обороны. В нем он решительно был против назначенного на начало декабря штурма Грозного. Требовал перенести наступление на более поздний срок. Приводил неоспоримые факты неподготовленности армии к боевым действиям. Говорил долго и емко, но в ответ услышал от самодовольного, уже назначенного командующим объединенными группировками генерала армии Осипова:
        - Вы разведчик? Вот и занимайтесь разведкой. Штурмовать Грозный не вам…
        Евгений Владиславович вышел из кабинета шатаясь. Он не ожидал, что встретит такую глухую стену непонимания. В Генштабе даже не вспомнили, что за их глупость придется расплачиваться солдатской кровью.
        Через сутки федеральные войска начали медленно окружать Грозный. Генералы, командовавшие группировками, выслали собственную разведку, хотя приблизительно знали сложившуюся ситуацию. Добытые сведения не способствовали поднятию боевого духа. Двое генералов решительно отказались от командования войсками. Даже угроза трибунала не заставила их переменить решение. Генерал Спиридонов четко заявил Осипову при личной встрече:
        - Я не отправлю солдат в мясорубку, даже если вы меня приговорите к расстрелу! Я не хочу быть повинным в смерти восемнадцати и девятнадцатилетних пацанов. Делайте со мной, что хотите, но это смертоубийство - пытаться малыми силами взять укрепленный незнакомый город! Надо подождать и тщательно подготовиться к штурму.
        Осипов назвал его паникером и потребовал подать в отставку. Спиридонов решительно кивнул и прямо в кабинете главнокомандующего написал рапорт с просьбой, освободить его от занимаемой должности по состоянию здоровья. Генерал армии тут же подписал его, поставив размашистую подпись в углу.
        Дудаевцы продолжали строить и укреплять оборонительные рубежи. Вокруг президентского дворца создавались сплошные узлы сопротивления. Каждое каменное строение превращалось в дот или дзот. Каждая улица представляла собой готовый оборонительный рубеж. Подготавливались позиции, откуда можно было бить прямой наводкой по танкам и бронетанковой технике.
        До федеральных войск дошли сведения, что химический и нефтеперерабатывающий заводы заминированы. Боевики ничуть не скрывали своих намерений подорвать заводы, едва русские подойдут к ним. В любой момент могла возникнуть сплошная стена огня и ядовитого дыма, от которого могли пострадать не только атакующие солдаты, но и мирное население Чеченской столицы. Дудаеву было все равно.
        Прошло две недели. Все это время командование федеральных сил пыталось найти Дудаева и договориться с ним о выводе боевиков из Грозного. Аслан Масхадов был парламентером с чеченской стороны. Встречи с ним происходили у генералов неоднократно, однако ответа от Дудаева вообще не получили. Даже Масхадов удивлялся молчанию президента и в открытую заявил:
        - По-моему ни Дудаеву, ни Ельцину мир в Чечне не нужен.
        Из чего российскому командованию стало ясно: десять тысяч хорошо вооруженных боевиков засевших в Грозном, готовы стоять насмерть лишь бы не пустить русских в свою столицу. Осипов понял свои заблуждения, прибыв на чеченскую землю. Российские войска встречали не цветами, как он рисовал в мечтах, а пулями. Удуговская пропаганда сделала свое черное дело: русских боялись, еще не видя. Но исправить хоть что-либо было уже нельзя…
        Совещание было в самом разгаре. Генералы и полковники сидели за огромным столом в палатке, откинувшись на спинки походных стульев, отстегнув галстуки и расстегнув верхние пуговицы у рубашек. Всем давно стало жарко в холодной палатке. Эмоциональное напряжение достигло апогея. Телефоны буквально раскалились от поступавших звонков. Трубка прямого московского телефона постоянно находилась в руках у Осипова. Все уже неоднократно высказали свои мнения, которые сводились к одному: к штурму города не готовы и надо подождать.
        Сам Осипов несколько раз пытался доказать ошибочность решения и свои собственные заблуждения, но крупный чин из Министерства не желал ничего понимать, требуя начать штурм Грозного в конце декабря. В конце разговора выдал:
        - Раньше вы были не против штурма, а теперь идете на попятную. Струсили, генерал? У министра обороны в конце декабря день рождения. Сделайте ему подарок: штурмуйте город и захватите его!..
        Никакие ссылки на не равное соотношение атакующих к обороняющимся, проверенное неоднократно историческим опытом, не помогли. Осипов, с покрасневшим от гнева лицом, швырнул пиликающую трубку на рычаги и упал в кресло. Минуты три длилось молчание, затем генерал армии глухо произнес:
        - Они требуют начать штурм в конце декабря! Солдатской кровью собираются сделать подарок министру ко дню рождения. Даже слушать не хотят об отсрочке. Придется начинать…
        От обреченности в голосе Осипова всем стало не по себе. Большинство понимало: против Москвы не попрешь. В Генштабе решения принимали легко и непринужденно. Там даже в сложившуюся на местах обстановку старались не вникать глубоко, зато приказы слали регулярно. Задавали несущественные вопросы, требовали выполнения поставленных задач, повторяли избитые фразы о сохранении личного состава, награждениях и отмахивались от нужд действующей армии, как от назойливых мух.
        А этих проблем было не мало: начиная от продуктов питания для армии и кончая боеприпасами. Даже с водой образовались большие проблемы. У горцев к воде отношение особое. Вода - это жизнь. Особенно в горах, где ее не так много. Дудаевцы пренебрегли вековыми законами. Некоторые источники были отравлены. Воду для нужд армии доставляли вертолетами и машинами издалека. Для того, чтобы умыться, солдаты таяли снег на кострах. На этом же талом снегу, когда подвоз задерживался, готовили пищу.
        Генералы с потемневшими лицами выходили из палатки командующего и курили рядом с урной. Неожиданно одному из них стало плохо. Полноватый генерал-майор начал сползать по брезентовой стенке. Фуражка с высокой тульей упала в грязь. Стоявший рядом адъютант в чине подполковника успел подхватить шефа под мышки и втащил назад в палатку. С разрешения генерала армии, Коновалова уложили на походную кровать главнокомандующего. Через пару минут примчался военврач в распахнутом халате. Прослушал, померил давление, всадил штук пять уколов и констатировал:
        - Инфаркт! Больше отдыхать надо. В таком возрасте стрессы противопоказаны.
        Сгрудившиеся у входа генералы нахмурились, они слышали каждое слово медика. Кое-кто вполголоса выматерился. На Коновалова, назначенного десять минут назад командиром группировки по направлению “Запад”, теперь можно было не рассчитывать. Хотя именно на него, боевого генерал-майора, прошедшего Афган, приходилась наибольшая надежда. Срочно требовалось подыскать замену. Осипов аж зубами заскрипел, не зная, кому предложить должность выбывшего. Подходящих кандидатур не было, а до штурма оставалось чуть больше недели.
        Генералу армии ничего не оставалось делать, как отправить в подразделения группировки директиву о создании штурмовых отрядов. Он переназначил командующих группировками. После инфаркта Коновалова, группировкой “Запад” было поручено командовать генерал-майору Семененко. Тот согласился после долгих уговоров.
“Востоком” руководил генерал-лейтенант Шкурин, “Севером” - генерал-майор Ставский, а “Северо-востоком” - генерал-майор Гершунов.
        Упор, за отсутствием перевеса численности, решили сделать на фактор внезапности. Штурмовые отряды должны были войти в город и вместе со спецподразделениями захватить президентский дворец, здание правительства Чечни, телерадиоцентр, железнодорожный вокзал, некоторые другие важные объекты. Блокировать центральную часть города и район Катаяма. 31 декабря 1994 года начался штурм Грозного. Пять тысяч федералов против десяти тысяч дудаевцев…
        В эфире царила полная неразбериха. Осипов до хрипоты орал в микрофон указания, но его практически никто не слышал. Устаревшие радиостанции работали плохо, то и дело садились батареи. Шипение, хрипение, треск и свист, доносилось из модуля. Радиосвязь оказалась почти полностью парализованной. Иногда прорывался чей-то голос и генерал буквально “хватался” за него, как за спасительную соломинку. Пытался докричаться и узнать, с кем говорит, но не успевал. Измотанные связисты слушали его мат, но не в силах были хоть что-то изменить.
        Между подразделениями связи вообще не существовало. Работали по-старинке: командиры отправляли бойцов с донесениями к соседям. Солдаты бежали по указанным направлениям, стараясь не попасть под свистевшие отовсюду пули. Прячась за развалинами и уцелевшими стенами, короткими перебежками уходили все дальше и дальше. Очень часто они не добирались к месту назначения: кто-то попадал в плен, кого-то убивали, а некоторые просто заблудились в незнакомом городе.
        Механики-водители танков в большинстве своем оказались неопытными. Даже завести танк оказалось проблемой. Старая техника не желала подчиняться. Некоторые танки двигались рывками, словно скачущие огромные лягушки. И понять водителей тоже было можно. Лейтенант Квасцов, командир танка, когда его выматерили за задержку, в сердцах крикнул в эфир и эта его фраза задела за живое многих офицеров, кто услышал:
        - Хорошо знает танк тот, кто на нем учился! А мне что делать? У нас в училище всего два практических занятия было! Солярки нет, на чем ездить? Все мои знания на бумаге!
        После обстрела российской артиллерией позиций боевиков, в городе образовались труднопроходимые завалы. Здания рушились, перекрывая улицы. Город исчез в пыли и дыму. Со всех сторон горело, грохотало и скрежетало. У большинства комбатов не было карт города, а если и были, то конца восьмидесятых, безнадежно устаревшие, где отсутствовали многие улицы и даже целые микрорайоны.
        Офицеры разглядывали карты, стараясь сориентироваться и тихо матрились, не находя на бумаге того места, где в данный момент находились их батальоны. Они не могли даже определить, в какую сторону вести людей, чтобы выбраться к своим. Российские войска, фактически, попали в каменную ловушку. Не зная города, они блуждали в каменных лабиринтах и сражались в таких условиях, каких не выдержала бы ни одна армия мира. Чаще всего приходилось драться на все четыре стороны.
        Узкие улочки боевики использовали как капканы на бронетехнику. Они действовали по классической схеме, какой пользовались душманы в Афганистане: едва колонна, растянувшаяся вдоль улицы, полностью вползала в этот “мешок”, подбивалась первая и последняя машины. Развернуться или обойти подбитую технику не представлялось возможности. Сидевшие на бронемашинах солдаты соскакивали и пытались организовать линию обороны. Черный дым заполнял улицы. Треск металла, рвущиеся внутри БТРов и танков снаряды, снопы искр, перекрывались бешеной стрельбой со всех сторон. Это боевики уничтожали тех, кто был внутри колонны. Кто не мог вырваться из “котла”…
        По широким городским проспектам танки и БМП все же сумели прорваться в центр города, но оказались в одиночестве. Они крутились по широким площадям, отчаянно отстреливаясь. Без пехоты, без десанта на броне, в большинстве своем техника была подбита из противотанковых гранатометов. Люди сгорали заживо в бронированных коробках, не успев выскочить. Лишь единицы техники сумели вырваться обратно с городских площадей. Уцелевшая бронетехника была сплошь испещрена царапинами и вмятинами от пуль и осколков. Это была катастрофа.
        В город сумели прорваться лишь две группировки из четырех - “Север” и
“Северо-восток”. Оставшиеся две были блокированы боевиками в пригороде. Ураганный огонь дудаевцев изо всех видов оружия заставил федеральные войска отступить.
        В это время, зажатые со всех сторон превосходящими силами противника, возле железнодорожного вокзала стояли насмерть два подразделения - 131 майкопская бригада и 81-й мотострелковый полк. Ошибка одного из командиров и плохое ориентирование в городе, стоила жизни многих солдат и офицеров. Дудаев бросил на них свои отборные батальоны - “мусульманский” и “абхазский”. Бой не смолкал ни на минуту больше суток. Бушлаты пропитались запахом пороха и дыма, почернели от гари лица парней. Живые лежали рядом с мертвыми. Мотострелки дрались отчаянно, свято надеясь на помощь, а ее все не было.
        Осипов связался с Москвой, как только узнал о бедственном положении армии, но в Генштабе праздновали Новый Год. Кто-то все же взял трещавшую без умолку трубку. С кислой миной на лице выслушал крик души обезумевшего от потерь генерала и спокойно повесил трубку. Утром 1 января пришел запоздавший приказ свыше - прорваться к блокированным подразделениям. Сделать это не удалось никому. Дудаевцы отбивали атаки с фанатичным упорством. Они не подпускали близко федеральные войска. Издали обстреливали их из минометов, гранатометов и орудий, создавая сплошную стену из взрывов.

2 января утром, мотострелки решились на прорыв. Последний из оставшихся в живых командиров, слышал звуки боя и прекрасно понял, что к ним пытаются прорваться. Полковник Зосимов собрал вокруг себя всех живых. Когда неподалеку снова зазвучали взрывы и выстрелы, а боевики вынуждены были драться на два фронта, он кинул остатки бригад на прорыв. При поддержке двух танков, им с величайшим трудом и ценой огромных потерь, удалось вырваться из западни. Они уносили раненых, отбиваясь от бандитов Дудаева. Стало ясно, что “за сутки и с одним десантным полком”, как выразился крупный чин из Москвы, Грозный не взять. Операция затягивалась, оборачиваясь новыми потерями.
        Марина встречала Новый год в Грозном в разбитом пятиэтажном доме со снайперской винтовкой в руках. Она сама попросила Бредина об этом. Попросила в тот же день, как он рассказал ей об ответе из Генштаба. Генерал пробовал отговорить, просил подумать о детях, но женщина была непреклонна:
        - Отправьте. Ведь я знаю город чуточку лучше, чем некоторые офицеры.
        Сержант Степанова была прикомандирована к спецназу в качестве снайпера и прибыла в пригород Грозного, когда штурм уже начался. Командир отряда, плотный не молодой полковник с седыми усами, устало выругался в сторону, когда она доложила о себе:
        - Они что, совсем там охерели? Баб начали присылать! Валандайся тут, словно у меня других забот нет!
        Марину такие слова задели. Она вплотную приблизилась к мужику и прошипела:
        - Это моя вторая война и я не позволю какому-то полковнику так с собой обращаться. Я снайпер и мне ваши люди до лампочки, просто я хочу, чтоб они меня сами не подстрелили. Понял, полковник?
        Тот замолчал в изумлении и долго вглядывался в злое лицо:
        - Вот это речь! Чувствую, за себя постоять сумеешь! Что ж, располагайся в моей палатке, а могу и у медиков пристроить. С мужиками скоро познакомлю.
        Степанова решительно скинула рюкзак:
        - Мне и тут нормально! Все равно меня здесь не будет к вечеру.
        Он удивленно посмотрел на нее:
        - Я вам приказа не отдавал и пока отдавать не собираюсь.
        Маринка насмешливо посмотрела на него:
        - Прочтите бумаги еще раз! Там ясно говорится: я прикомандирована, но я сама по себе. И решать, когда уходить, буду тоже сама.
        Он выматерился еще разок, уже не скрываясь и схватился вновь за бумаги. Прочитал раз, второй. До сознания начал доходить смысл приказа. Поднял голову:
        - Однажды мне приходилось видеть такой же приказ в Афгане и тоже на женщину, но она погибла. Вы из той же категории?
        - Так точно.
        Марина склонилась над рюкзаком и вытянула из него небольшой чемоданчик из фанеры. Открыла. Там, в слое пенопласта, лежала разобранная снайперская винтовка и все, что к ней требовалось. Не обращая на полковника большого внимания, женщина легко собрала ее за минуту. Поставила ночной прицел. Прицелилась в лампочку. Подняла голову:
        - Вы лучше скажите, где наиболее сильно досаждают боевики?
        Ответ был более чем прозрачен:
        - Всюду. Особенно артиллеристы чеченские достали, засевшие у железки. Техники много пожгли. Там два батальона гибнут. От моих ребят половина осталась…
        Полковник сурово склонил голову и мигом постарел еще лет на десять. Плечи обвисли. Степанова принялась распихивать по кармашкам жилета гранаты, обоймы и рожки с патронами. В карманы куртки забила два пистолета. Старательно зацепила в петельках метательные ножи. Он искоса наблюдал, но не говорил ни слова. Женщина попрыгала, проверяя укладку, сказала:
        - Ладно, я прогуляюсь. Шмотки и рюкзак здесь оставлю. Часа через три вернусь.
        - Карту дать?
        - Не надо. Я здесь была месяц назад и где находится железнодорожная станция, знаю…
        Забросила автомат на плечо, натянула маску и выскользнула из палатки. Полковник снова прочел ее документы. Задумчиво сказал про себя:
        - Кого-то она мне напоминает, но кого…
        Сколько не рылся в памяти, так и не вспомнил. К тому же в палатку начали входить один за другим его ребята. Они принесли шесть раненых и двух убитых. Молча опустили мертвые тела на пол и сняли маски. Полковник заскрипел зубами и пригнулся над столом, простонав:
        - Сыночки! Да что же это?! Ведь республика мирной считалась…
        Усама связался по Интернету с одним из подразделений “Аль-Каиды” по спецкоду. Его ждали. На экране через несколько секунд появилась строчка:
        - Мухаммад Атеф слушает вас, сахиб…
        - Неверные напали на Ичкерию. Требуется помочь нашим братьям по вере изгнать кяфиров. Начинайте набирать истинных мусульман под зеленое знамя Аллаха.
        - Более сотни добровольцев уже ожидают отправки. Они хорошо обучены и вооружены благодаря вам, сахиб.
        Бен Ладен закрыл чат и тут же связался с банком “Аль-Шамаль”. За пару минут перевел деньги на счет Исламского института культуры в Милане. Этот центр занимался сбором пожертвований под видом благотворительной организации. Деньги шли для “Аль-Каиды”. Институт закупал оружие и продовольствие для террористов со всего мира. На этот раз крупная партия оружия и продовольствия была закуплена Усамой для Чечни через подставных лиц.
        Степановой пришлось сменить за шесть часов около десятка укрытий. Подвалы, чердаки, брошенные квартиры и даже крыша магазина. Едва она делала выстрел по артиллеристам и убивала кого-то, как по ее укрытию начинали бить минометы или пушки. Успела хлопнуть пять наводчиков, каждый раз со всех ног спасаясь от снарядов. Кубарем скатывалась по ступенькам вниз и срочно искала новое укрытие. Не смотря на то, что стояла глухая ночь, она была освещена пожарами и яркими полосами трассеров.
        Марина искала очередное пристанище, когда рядом прогремел взрыв и крупный осколок впился в винтовку, повредив затвор. Женщина от сильного удара упала на колени. Пригнувшись пониже, осмотрела оружие. Стрелять стало невозможно, но Марина не бросила винтовку, надеясь, что ее можно исправить. Забросила на плечо. Пользовалась автоматом, а на близких расстояниях пистолетами. Собственные боеприпасы давно закончились. Она забирала их у убитых боевиков, на которых то и дело напарывалась.
        Бородачи принимали ее за своего. Передвигалась она по контролируемой ими территории. Как и они, женщина была в камуфляже. При свете горящих зданий, это было прекрасно видно. И только увидев маску соображали, что перед ними российский спецназовец. Как правило, запоздало принимались стрелять, но женщина как сквозь землю проваливалась. Они вставали, чтобы идти проверить, попали или нет. Из ниоткуда прилетала граната или длинная очередь перечеркивала фигуры пополам. Степанова собирала оружие и шла дальше.
        До железнодорожного вокзала добралась лишь в полночь. Камуфляж висел клочьями, разодранный об арматуру. Кое-где сквозь прорехи виднелось смуглое тело, но холода она не чувствовала. Это “постарались” осколки. Маску вскоре пришлось выбросить, так как она превратилась в рубище. Из-за копоти, покрывшей лицо, шапочка в общем-то и не требовалась. Мелких кровоточащих царапин на лице образовалось множество, но в пылу боя Марина их не замечала.
        Короткими перебежками продвигалась в подсвеченной очередями темноте от дома к дому. Улица была узенькой, на ней стояли сгоревшие БТРы и танки. Вокруг лежало множество трупов. Пахло горелым мясом, жженым железом и порохом. В снятый со снайперской винтовки прицел, Степанова осмотрела улицу. Одна из лежавших фигур метрах в ста, как ей показалось, шевельнулась. Она присмотрелась внимательнее, человек точно шевелился и даже пытался приподняться. Она уже готова была подойти ближе, когда из ближайшего дома к человеку метнулись две тени. Грубо схватили под руки и поволокли в пролом.
        Стрелять Марина не стала, так как не видела, кто это может быть. Зато бросилась следом, чтобы проверить. Мягкие резиновые подошвы на ботинках позволяли ей двигаться практически бесшумно. Прежде чем поставить ногу, женщина проверяла носком ботинка нет ли там качающихся обломков. Старалась двигаться по крупным глыбам. Проникла в здание минуты через три после исчезновения таинственных фигур. На полу подъезда валялось целое крошево из обломков кирпичей. Двери были выбиты вместе с косяками и теперь лежали внутри подъезда. Вокруг стоял мрак. Откуда-то сверху слышались приглушенные голоса. Говорили по-русски, хоть и с сильным акцентом. Степанова подняла лицо вверх и прислушалась, разобрала отдельные слова:
        - Завтра, подполковник, ты будешь висеть на окне. Пусть русские знают, что с ними будет.
        Все было ясно. Марина начала медленно красться наверх по лестнице. Ни у одного проема на лестничной площадке не было дверей. Они валялись в коридорах. Разговор шел с третьего этажа. Женщина начала красться еще осторожнее. На мгновение остановившись, вытащила ножи из петелек в рукавах. Подумав, достала пистолет и стараясь не щелкнуть, взвела курок. Положила подготовленное оружие в карман и вновь начала подъем.
        Выглянув из-за косяка, быстро оценила обстановку: голоса слышались отсюда. Теперь доносились еще и глухие стоны. Она вошла в коридор. По звуку определила место, подкралась и неожиданно появилась в комнате. Чеченцы перетягивали руки пленника колючей проволокой, при этом забив ему рот какой-то тряпкой. Они даже опомниться не успели, как два ножа впились каждому в грудь. Третий бандит, лежавший за пулеметом, обернулся и получил пулю в лоб. Выстрел остался незамеченным из-за близко зазвучавших очередей. Пленник так и остался лежать на полу.
        Степанова выдернула кляп из его рта. Начала разматывать руки, стараясь это делать аккуратно. В полумраке разглядела лицо и громко хмыкнула:
        - Подполковник Марков!
        Он прошептал:
        - Откуда вы знаете меня?
        - Вот и в третий раз вы меня не узнали, Анатолий Павлович.
        Марина распутала проволоку и перевязала кровоточащие кисти. Он сел на грязном, заваленном осколками стекла полу, пригляделся:
        - Ясон?!? Ты откуда здесь? Ох, простите, вы откуда?
        - Давай на “ты”, так проще. Двенадцать часов, как воюю. Вас куда ранило?
        Офицер поморщился. Помолчал, видимо прислушиваясь к ощущениям и ответил:
        - Меня оглушило и контузило, ран вроде бы нет. В голове нехорошо и все кружится.
        Марина попросила:
        - Сейчас я боевиков немного “причешу”, а вы пока начинайте спускаться. Держитесь за стенку, чтоб не упасть и идите.
        Степанова забрала пулемет с подоконника и перетащила его к другому окну, выходившему на площадь. Там суетились боевики. В свете горевшего рядом здания, в профиль были отчетливо видны бородатые лица. Они подтаскивали снаряды к орудиям. Женщина прицелилась и дала длинную очередь на половину обоймы. Раздался грохот. Видимо одна из пуль попала в снаряд, вверх подскочила пушка и упала на бок. Обслуга полегла вся сразу.
        Бородачи заметались, а она косила их минуты три без перерыва, пока ударившая в фасад здания мина не подсказала: меняй позицию. Подхватив пулемет на плечо, захватила дополнительно две обоймы и гранатомет, почти скатилась с лестницы на первый этаж. В конце ее наткнулась на лежавшего без движения подполковника. Тащить через завалы тяжелое мужское тело она не могла физически, но и бросить Маркова тоже по-человечески не имела права. В любой момент на него могли наткнуться боевики. Отбить его во второй раз могло и не получиться.
        Марина выглянула на улицу, стараясь держаться тени. Боевики подбирались к дому и у нее было не более минуты, чтобы скрыться. Степанова положила пулемет. Подхватила тело подполковника под мышки и утащила под лестницу. Забрав пулемет с гранатометом едва успела спрятаться, как в пролом влезли сразу семеро бородачей. Словно волки кинулись наверх по лестнице, переговариваясь по-чеченски:
        - Если этот шакал, что по нам стрелял, еще там и жив, мы из него ремней нарежем!
        - Голову отрубим и выставим в окне!
        Маринке не понравилась ни одна из казней, что ей готовили боевики. Она осторожно выглянула. Приставила гранатомет на плечо. Прицелилась между пролетами, по мелькнувшим теням поняла, где находятся боевики и нажала на спуск. Мгновенно нырнула под лестницу. Сверху сильно грохнуло. Послышались стоны, посыпались камни и пыль. Подполковник в это время пришел в себя и застонал. Маринка наклонилась к нему:
        - Уходить надо, Анатолий Павлович! Они сейчас по этому зданию из тяжелой артиллерии бить начнут.
        Помогла мужику подняться и подхватив за пояс, почти бегом потащила к пролому сквозь пылевую завесу. Правой рукой удерживала автомат, пулемет пришлось бросить - тяжеловат. Офицер запинался за камни и чувствовалось, что бежал из последних сил. Успели проскочить мимо стоящего рядом дома, когда сзади оглушительно грохнуло. То здание, где они укрывались, перестало существовать. Каменная пыль взмыла к небесам. В свете пламени это выглядело жутковато.
        Марков вновь упал. Женщина посмотрела на часы: половина четвертого ночи. Запоздало поздравила себя, яростно пробормотав:
        - С Новым Годом, Марина Ивановна!
        Она укрыла беспомощного подполковника в развалинах. Связала бинтами руки и заткнула рот, чтобы стонами не выдал себя. Сориентировавшись, бросилась в сторону, где находился лагерь федеральных войск. Пронеслась между патрулями и палатками, словно демон. Большинство часовых не видели ее, а те, кто успел заметить мелькнувшую тень, решили, что показалось. Полковник Огарев не спал. Он вздрогнул и не сразу узнал в грязном оборванном человеке совсем недавно уходившую от него чистенькую женщину. Опомнился:
        - Господи! Это вы? Я уже думал, что вы погибли. Сейчас еду принесут, я распоряжусь…
        Она без смущения прервала старшего по званию:
        - Не надо ничего! Там в развалинах контуженный подполковник Марков лежит. Он без сознания. В любую минуту боевики могут наткнуться. Мне не дотащить. Пару ребят дайте. Я их проведу и прикрою в случае чего. Утром его точно обнаружат.
        Он возмутился:
        - А вас кто прикрывать будет?
        Она отмахнулась:
        - Я сама прикрою себя. Не привыкать!
        Он, не веря собственной догадке, выдохнул:
        - Искандер…
        Маринка машинально ответила:
        - В Афгане была. Только Искандер погиб, а я осталась.
        - Но это же ты, Искандер?
        Степанова кивнула, с жадностью приникнув к его фляжке с водой. Свою, пробитую пулями, пришлось выбросить по дороге. Полковник покопался в кармане. Достал удостоверение, а из него обтрепанную бумажку:
        - Это вам просили передать лет восемь назад. Я сохранил, хотя сведения наверняка устарели. Офицер какой-то приходил, уже не помню ни звания ни фамилии…
        Она вздрогнула и оторвалась от фляжки. Завернув пробку, вернула ее полковнику. Забрала записку словно во сне, погладила ее пальцами и прикрыла глаза:
        - Костя…
        Перед глазами мелькнула река Кабул, узкий листок, торчащий из воды. Огромная стрекоза с прозрачными крыльями. Валун и они с Костей, сидящие рядом… Она застонала от этого воспоминания. Огарев сразу спросил:
        - Вы ранены?
        Она открыла глаза и взглянула на него потемневшими глазами:
        - Нет. Это память… - Не читая, положила записку в кармашек рюкзака: - Давайте парней.
        Полковник вышел. Через пару минут вернулся в сопровождении троих крепышей в камуфляже. Один посмотрел на грязное лицо, изодранную одежду незнакомца и покачал головой:
        - Да ты, парень, в хорошей переделке побывал! Где твой подполковник находится?
        - Проспект Победы. Так вывеска гласит…
        Он вздрогнул:
        - Ё…! Отсюда до него километра три будет! Там же внутренняя линия обороны боевиков. Какого черта ты там делал?
        Полковник оборвал своего бойца:
        - Ты потише, женщина все таки!
        Маринка не удержалась и ядовито сказала:
        - Боишься, не ходи. Похрабрее найду!
        Тот прихлопнул рот ладошкой:
        - Ты баба? - Всмотрелся в грязное лицо со сверкающими глазами и удивленно обернулся к приятелям: - Точно, баба… Ну, пошли. Раз ты прошла и мы просочимся.
        Один из трех спецов долго вглядывался Степановой в лицо и вдруг кинулся к ней:
        - Марина! Я - Мешков Иван. Помните, месяц назад…
        Она узнала парня по синим глазам, хлопнула по плечу и устало улыбнулась:
        - Помню. Ты извини, воспоминания придется немного отложить. Пока темно, пройдем. Геннадий Валерьевич, не могли бы вы патронами и гранатами поделиться? У меня осталось чуть-чуть в рожке, а гранат вообще нет…
        Полковник молча протянул ей свои запасные рожки и все гранаты, какие имел. Внимательно смотрел, как она рассовывала их по кармашкам.
        Четыре фигуры скользили между домами. Степанова шла первой. Она торопилась и не обращала никакого внимания на яркие всполохи очередей. Время от времени, когда навстречу из завалов выскакивали человеческие фигуры, давала очередь и очень надеялась при этом, что бьет не по своим. Чтобы очистить совесть подкрадывалась к трупам и убеждалась, что это боевики. Мужчины шли рядом, держа круговую оборону.
        Уже через пару улиц, один рожок в автомате Степановой опустел. На ходу перезарядила оружие. Сухо щелкнул магазин и сразу, справа, в их сторону раздалась очередь из пулемета. Прошла над головами. Видимо, засевший пулеметчик стрелял на звук, не видя тех, кто шел. Степанова пригнулась и шепнула парням:
        - Почти дошли. Идите по прямой и ищите во вторых развалинах отсюда по левой стороне. Подполковника я сама спеленала бинтами. Распакуйте и уносите…
        Мешков спросил:
        - А ты?
        - Да вот с этим неугомонным разберусь и догоню. Он мне надоел, когда я в отряд шла, а уж больше терпеть не собираюсь! Утром, кто-то из наших под его пулемет попадет. Обойдется Аллах! Вперед, парни, а то рассвет близко…
        - Может, одному из нас с тобой?
        Она настолько виртуозно выматерилась, что разведчики онемели от удивления. Женщина прошипела:
        - Катитесь! Пока я не разозлилась и на вас…
        Три фигуры метнулись дальше, а четвертая начала подкрадываться к правому пятиэтажному дому. Пулемет бил, как она заметила со второго этажа, но она знала, что их может быть в здании несколько - на каждом этаже. Остальные затаились в ожидании своего часа. Такое уже было в ее практике ночью. До стены добралась без происшествий. Первые три дня развалины никто не минировал. Проникнуть в дверь не удалось. Она была приперта изнутри. Марина прошлась вдоль стены, прижимаясь спиной к шершавой, испещренной выбоинами, штукатурке и обнаружила оконный пролет. Подпрыгнув, заглянула внутрь - никого. Подтянувшись на руках, забралась на подоконник и очутилась в комнате на первом этаже. Изодранная занавеска слегка шевелилась.
        Даже в полутьме было видно, что тут жили люди: диван у стены засыпанный осколками кирпича, ковер одним краем свисал со стены вниз, почти касаясь спинки. Посреди комнаты стоял круглый стол. Засыпанная осколками камня, побелкой и пылью скатерть свисала почти до пола. В центре стояла целехонькая хрустальная ваза для цветов. Это так поразило Марину, что она замерла и с минуту оторопело глядела именно на эту вазу и соображала, а зачем нужен сей предмет на войне?
        Стряхнув оцепенение, бросилась к двери, держа автомат наизготовку. Дверь оказалась заперта. Она хотела ее выбить, когда поблизости раздастся очередь и тут заметила ключ. Он спокойно висел на стене рядом с дверью. Степанова автоматически взяла его, вставила в замок и крутанула. Дверь бесшумно открылась. Женщина выскочила на лестничную площадку. Потрогала ручки соседних дверей. Квартиры были заперты. Она расслышала легкое звяканье замочных язычков.
        Итак, с этой стороны опасность ей не угрожала. Марина легко взбежала по лестнице наверх. Определила направление, откуда бил пулемет и легонько толкнула дверь слева. Она бесшумно распахнулась. Держа автомат наизготовку и решив, что скрываться уже не стоит, Степанова ворвалась в квартиру. Пронеслась к комнате, откуда до нее донеслось легкое позвякивание и без задержек дала короткую очередь. Четверо чеченцев у пулемета, даже не успели обернуться. Точно так же она поступила с засадами на четвертом этаже и на крыше. Пулеметчики, из-за постоянно звучавших очередей, не разобрались, откуда они звучали на этот раз и поплатились.
        Спускаясь вниз, едва не прихлопнула по ошибке посланных вместе с ней разведчиков. Парней спасла чистая случайность - Маринка оступилась и очередь пронеслась над головами спецназа. Один вскрикнул:
        - Свои!
        Степанова встала разозленная:
        - По кой черт вы здесь находитесь? Я вас просила лезть сюда? А если бы не оступилась? Вы хоть понимаете своими безмозглыми башками, что бы мне пришлось пережить?
        Разведчики сглотнули:
        - Подполковника мы нашли. Живой, хоть в сознание никак не приходит. Крепко видать долбануло! Сержант Мешков отправил нас к вам на помощь.
        - Я вашему сержанту башку скручу! Раз пришли, забирайте пулеметы с обоймами, пригодятся. Я этот дом очистила. Духи хватятся утром. Пошли!
        Она всучила парням три пулемета и штук двенадцать обойм. Те аж крякнули под тяжестью. Через окно выбрались наружу и броском очутились на другой стороне. Там ждал сержант с подполковником. Марков лежал у стены, в сознание он так и не пришел. Степанова взгромоздила на себя пулемет и штук шесть обойм, отобрав их у одного из парней. Прошипела сержанту:
        - С тобой, Ваня, я утречком разберусь! - Повернулась к спецназовцам, застывшим рядом. - Двое несите подполковника, а ты иди впереди, если дорогу помнишь. Я замыкающий…
        Парень кивнул и пошел вперед. Сержант и рядовой понесли подполковника. Марина, озираясь во все стороны и крутя стволом пулемета, медленно двигалась следом.
        Рассвет начал заниматься, когда они добрались до расположения лагеря. Отправив Маркова в госпиталь и продиктовав усталому, красноглазому от бессонницы, солдату данные на подполковника, Степанова ввалилась в палатку полковника Огарева. Ни слова не говоря, под его взглядом, раскатала спальник и мгновенно заснула. Ей не хотелось ни есть ни пить, только спать. Вошедшие следом разведчики доложили начальнику обо всем сами. Сдали захваченные пулеметы.
        Саша проснулся и сразу же вспомнил, что сегодня за день. Оделся, прислушиваясь - в доме стояла тишина. Лишь постукивали часы на серванте в горнице. Достал с печки валенки и сунул ноги в них. Выглянул в затянутое льдом окно, сквозь которое в дом заглядывало солнышко и закричал на всю избу:
        - Люди! С Новым Годом!
        Мороз разрисовал стекла узорами из инея. Сквозь них дороги не было видно. К тому же огромные сугробы закрыли весь обзор. Прекрасные жарптичьи перья виднелись на стекле, выведенные твердой рукой невидимого художника. Юлька заворочалась в кровати. Потянулась, не открывая глаз и недовольно пробурчала:
        - Чего так рано будишь?
        Брат бросился к ней. Присел на край кровати, потряс за плечо и радостно выпалил:
        - Юлька, сегодня же Новый Год! Мама, наверное, тоже с офицерами встретили за столом…
        Сестренка мгновенно проснулась. Обхватила братишку за шею и крикнула:
        - Бабуля, дедуля! С Новым Годом!
        От ее вопля Елена Константиновна открыла глаза и зевнула:
        - Что-то я сегодня проспала. Что значить поздно легли! Скотина, верно, заждалась уже. Вань, поможешь? Побыстрее управимся.
        Иван Николаевич ответил, потягиваясь в постели:
        - С Новым Годом, родная! Конечно, помогу! Интересно, где Маринка встретила…
        Ушаков посмотрел на часы. Времени было одиннадцать пятнадцать утра.
        В это время Марина в Чечне тоже проснулась. В палатке было холодно и с потолка на брезенте свисала крупная изморозь. Женщина взглянула на потолок палатки: прогибы были темными, в то время как торчащие вверх части оставались светло-зелеными. Она не помнила, как забралась внутрь мешка. В палатке никого не было. На столе лежала карта, ее край свисал вниз и Степанова увидела название населенного пункта сквозь полумрак: Махачкала.
        Она выбралась из спальника с трудом. Все тело болело. Мелкие царапины лопались от движения и начинали саднить. Разбитые о камни пальцы сгибались с трудом. Женщина оглядела себя снизу до верху и поразилась оборванному, нищенскому виду. Так не мог выглядеть российский военнослужащий! Ее передернуло от холода, который начал пробираться к телу сквозь дыры.
        Не умываясь, схватилась за нитку с иголкой. Осмотрела куртку и поняла, что ее легче выбросить, чем зашить. Прорехи и разрывы, вырванные клочки уже не подлежали реставрации. Она подумала: “Если так изодралась за один день, то что же будет через неделю?”. Достала новую куртку из рюкзака. Посмотрела и забила обратно: сегодня и так прохожу! Кое-как на скорую руку, через край, залатала самые большие разрывы, но верхние брюки пришлось менять. Она искренне порадовалась, что ночью мужики не могли разглядеть ее вид снизу. Такое рванье было бы стыдно одеть даже на пугало.
        Осмотрела и почистила оружие: гранаты, которые дал полковник Огарев остались целы, но вот с патронами была проблема - остался целый рожок и еще чуть-чуть. Ополоснулась, если можно так выразиться, снегом возле палатки. Протерла лицо так, что оно начало гореть. Кое-как почистила зубы, выплюнув зубную пасту вместе с не растаявшим снегом. Только закончив с приведением себя в порядок, почувствовала, что голодна. Схватив котелок кинулась разыскивать полевую кухню. Встреченный солдат указал направление. Хмурый повар брякнул в котелок один черпак и спросил:
        - Еще положить? Все равно есть некому…
        Жидкие щи с перловкой были обжигающе горячими. Марина вернулась в палатку. Свернула карту и принялась за еду. Сразу же обожгла губы и нёбо. Оно стало скользким и неприятным. Щи показались безвкусными, как листочки клевера. Хлеб оказался клейким и невкусным, внутри он был непропеченным, но она съела и даже сходила за вторым. Повар вновь предложил добавки. Пшенная каша, слипшаяся в ком, с редкими комочками тушенки и огромным количеством комбижира, вызвала тошноту.
        Степанова выкинула остатки на улицу. Тщательно протерла снегом котелок. Напилась воды из оставленной полковником фляжки. Прошлась по ближайшим палаткам, спрашивая о командире спецназа. Огарева нигде не оказалось, тогда она нашла палатку медсанбата. Тут ей даже спрашивать не пришлось: кислый запах крови доносился издалека. Женщина остановила первого попавшегося ей на пути мужчину в белом, покрытом кровавыми пятнами халате:
        - Извините, вы не подскажете, где лежит подполковник Марков?
        Врач похлопал красными от бессонной ночи глазами. С усилием потер виски. Кое-как сосредоточился и назвался:
        - Хирург Богданов. Подполковника ищите среди раненых во второй или третьей палатке. Положили там, где место нашлось…
        Степанова пошла разыскивать нужную палатку. Минут через двадцать блуждания, поймала за руку зареванную молоденькую медсестру:
        - Где третья палатка?
        Та ткнула рукой в палатку рядом, вырвалась и убежала всхлипывая в соседнюю. Женщина вошла в третью палатку. На входе, за крошечным столиком, дежурил солдат в белом халате. Из-за следующих дверей доносилось тяжелое дыхание и стон раненых. Санинструктор устало спросил:
        - Вы к кому?
        - Подполковник Марков здесь лежит?
        - Сейчас посмотрю…
        Солдат уткнулся глазами в толстую общую тетрадь, ведя пальцем по строкам. Нашел нужную фамилию и спросил:
        - Имя-отчество у него какое?
        - Анатолий Павлович.
        - Тогда точно он. Вон там! - Парень приоткрыл дверь и указал рукой в угол огромной палатки: - Лежит на матрасе. Кроватей не хватает.
        Степанова шла и со всех сторон видела лихорадочно блестевшие глаза, слышала тяжелые протяжные стоны. В палатке было тепло из-за поставленной посредине самодельной печки из бочки и трубой из свернутого металлического листа. Между рядами ходили две медсестры, то и дело наклоняясь к раненым.
        Подполковник находился в сознании. Голова была перебинтована. Лицо стало изжелта-синим, страшно осунулось, нос заострился. До самой груди его тело было укрыто темно-синим одеялом с черными полосами. Офицер улыбнулся, увидев, кто подходит к нему. Прошептал, когда она присела рядом:
        - Ясон, я так рад тебя видеть. Спасибо, что не бросила и вынесла.
        Марина взяла его руку в свою и покачала головой:
        - Это не я. Пришлось за разведчиками смотаться, а вас связанным в развалинах оставила. Они и вынесли. Спецназ полковника Огарева, вот кого благодарите…
        Он тяжело дыша, выдохнул:
        - Потом разберемся. Ты куда сейчас?
        Марина кивнула:
        - Пока идет война, мне работы хватит. Будь она неладна… Вас кормили? А то я сейчас к полевой кухне моментом смотаюсь!
        - Пыталась сестричка накормить, не лезет ничего в горло. Тошнит и плохо мне. Стыдно ныть, но лучше бы убили, чем терпеть такое.
        Женщина наклонилась к его уху:
        - Подполковник, считайте, что я этого не слышала, а вы не говорили. Терпите и подавайте пример остальным. В двух шагах от вас лежит парнишка-солдатик без рук, думаете ему легче?
        Марков взял себя в руки и твердо взглянул Степановой в глаза:
        - Я буду держаться!
        Глаза закатились и офицер в очередной раз потерял сознание. Усилие не прошло даром. Марина крикнула:
        - Сестра!
        Подбежала пожилая женщина. Склонилась над Марковым. Степанова спросила:
        - Что с ним?
        - Внутренняя травма черепа. Опухоль давит на мозг. Доктора ждут самолет, чтобы отправить в Москву. Завтра должен прилететь. Не знаю, дотянет ли…
        Маринка твердо ответила:
        - Он дотянет! Когда очнется снова, вы ему передайте - Ясон приказал жить!
        Женщина удивленно посмотрела на нее и кивнула. Степанова встала и вышла из палатки под взглядами тех раненых, кто был в сознании. Ее старую кличку слышали в Афгане многие, но лишь двое во всей палатке поняли, кто прошел мимо них. Но они молчали.
        Полковник Огарев находился в палатке и что-то помечал на карте, когда внутрь влезла Марина. Он оторвался на минуту и встретил ее словами:
        - Притащил вам с полсотни рожков к автомату, новую винтовку. Правда похуже вашей и старого образца. Ваша, оружейник сказал, восстановлению не подлежит. Гранат притащил почти сотню. Сколько хотите, столько и забирайте. Что еще нужно?
        Женщина задумалась. Пожала плечами:
        - В принципе ничего, кроме новой маски и фляжки. Маску мне всю изодрало, а фляжку пробило в нескольких местах. Да, кстати, полковник, с Новым Годом…
        Огарев не понимающе посмотрел на нее:
        - Какой Новый Год?.. А… Точно! С Новым Годом, Искандер! Вы прочли послание старого друга?
        Только в этот момент Степанова вспомнила о записке. Подняла рюкзак и достала бумажку. Аккуратно расправила пальцами сгибы и пригнувшись поближе к свече на столе, прочла:
        - “Искандер! Все говорят, что ты погиб, а я не верю. Не могу представить твои глаза закрытыми и твои руки холодными. Любимая! Если ты жива, ответь. Я женился, но этот брак мое самое большое горе. Все мои мысли с тобой. Вернусь с Афгана и разведусь к черту. Уж лучше одному и с мыслями о тебе, чем с этой самовлюбленной дурой. Люблю. Твой Костя.”.
        Письмо было написано до того, как она встретил капитана Жукова. Марина застыла за столом, глядя на знакомый почерк и не видя, как полковник внимательно смотрит на ее трясущиеся руки. Она встала. С трудом сглотнула комок, застрявший в горле. Молча подхватив набитый боеприпасами рюкзак, винтовку и автомат, вышла из палатки. Огарев выскочил следом:
        - Марина, вы вернетесь?
        Она обернулась, не понимая. А потом ответила, улыбнувшись:
        - Обязательно! Вы печку сделайте, помните, как в Афгане делали? Холодно…
        Ахмад Шах Масуд сидел, откинувшись на подушки и о чем-то напряженно думал. Лицо одного из лидеров движения “Талибан” было необычайно сосредоточенным. Он несколько раз проводил ладонями по густой черной бороде, что выдавало высшую степень задумчивости. Наконец Масуд принял решение и позвонил в золотой колокольчик. Из-за скрытой под тяжелой бархатной портьерой двери, появился смуглый бородатый слуга в традиционном афганском одеянии:
        - Звали, Ахмад-сахиб?
        - Позови ко мне Ахмада. Немедленно.
        Через несколько минут русский стоял перед ним. В этом не было ничего удивительного. Комната верного слуги располагалась рядом с комнатой господина. Масуд повел рукой вправо, приглашая сесть рядом с собой. Николай Горев ничуть не смутился, такая честь была оказана ему не впервой, сел рядом и с ожиданием посмотрел на хозяина. Но тот явно не спешил говорить о том, зачем позвал в столь неурочный час. Было два часа ночи.
        Ахмад Шах снова позвонил в колокольчик и потребовал:
        - Принеси нам кофе…
        Из этого Горев мгновенно заключил - разговор будет тяжелым и долгим. Когда кофе вместе со сладостями принесли, лидер оппозиции сам разлил его по чашкам и пригласил:
        - Угощайтесь, Ахмад. Разговор у нас будет длинным, как наши молитвы.
        Немного отпил из чашки и пристально поглядел верному псу в глаза:
        - Мы с тобой знаем друг друга не первый год. Я знаю твою верность и преданность. За это и ценю. Ты русский, хорошо знаешь арабский и русский языки, знаешь пушту и фарси. Я очень доволен тобой. Хочу предложить тебе вернуться в Россию…
        Он заметил, как Горев передернулся и удивленно уставился ему в лицо, поправился:
        - Не совсем в Россию… Я немного не так выразился. В Чечню. Русские ввели войска и штурмуют Грозный. Истинные мусульмане противостоят им, как могут, но я не уверен, что они смогут долго держать оборону. Россия ни за что не упустит из рук такой сладкий кусок, как нефтепровод. Скоро придется переходить на партизанские методы борьбы с российским режимом. В Ичкерии требуются специалисты твоего уровня для обучения правоверных методам борьбы. Ты прекрасно подходишь на эту роль. К тому же нам требуется в республике свой наблюдатель, который бы понимал о чем говорят русские. Подумай, Ахмад.
        Горев погладил русую бороду на афганский манер обоими руками и спросил:
        - Когда нужен ответ и какова оплата? Аллах для меня превыше всего, но и деньги не помешают, Ахмад-сахиб.
        - Ответ нужен чем быстрее, тем лучше. Оплата весьма высока. В какой валюте ты хотел бы ее получать?
        Николай ухмыльнулся:
        - В долларах разумеется!
        - Тогда оплата такова: за каждого обученного мусульманина пять тысяч, плюс ежедневная доза чистейшего героина. Желающих много, не сомневайся! Уже сейчас по нашим сведениям в лагерях по подготовке подрывников не хватает мест для всех. Строятся дополнительные центры. Что скажешь, Ахмад?
        Горев подумал еще минуту и кивнул:
        - Согласен!
        Масуд вкрадчиво спросил:
        - К родителям не хотел бы съездить?
        Колька представил гневное лицо отца и решительно отказался:
        - Нет!
        Марина в тот день в палатку Огарева так и не вернулась. Не появилась она и на следующий день. Не пришла и вечером. Полковник, не смотря на огромную занятость, все же не забыл о ней. То и дело поглядывал на часы и косился на дверь каждый раз, как она открывалась. Время перевалило далеко за полночь. Откуда-то издалека доносились звуки не прекращавшегося боя. Кто-то отбивался от бандитов в той стороне.
        Огарев знал, что сегодня из западни у железнодорожного вокзала все-таки удалось прорываться хоть и изрядно потрепанному, полку мотострелков. Уже вечером он ходил в их расположение и от нескольких парней сумел узнать, что кто-то весьма умело поддерживал их отход с высотки. Вокруг все дома были в руках боевиков, кроме этого, самого высокого здания. С него неизвестный стрелок расстреливал боевиков. Они даже слышали винтовочные выстрелы. Один из мотострелков вздохнул и вытер грязное лицо:
        - Когда мы оторвались от преследователей, по этому дому боевики из орудий бить стали. Тот кто в доме был, навряд ли выжил…
        Огарев не поверил, что Маринка погибла, но сразу кинуться на выручку не смог. Дел было невпроворот. К тому же командиров полков срочно вызвали на совещание. Он лишь уточнил у мотострелков место, где вел бой невидимый стрелок. Разобравшись к часу ночи с делами, Геннадий Валерьевич в два часа ночи сам, с отделением спецназа вышел в город.
        Полковник спецназа не спал третью ночь, но возбуждение от происходящего было настолько велико, что он и думать забыл о сне. В город постарались пробраться тихо, чтоб боевики не знали. Крались, прижимаясь к стенам и кучам кирпича. Звуки боя, который так и не прекратился, становились все отчетливее. Кто-то яростно отстреливался в паре кварталов от них. Спецназовца словно в грудь толкнули. Сердце заболело и он резко повернул в ту сторону, всем нутром чуя: это она дерется. Очереди звучали с одного места, никуда не перемещаясь. Из этого офицер заключил: видимо тяжело ранена. Обернулся к мужикам и прошипел:
        - Быстрее, мужики! Она ведь одна дерется. Мы должны успеть. Слышите, очереди все короче. Видно патроны кончаются. Быстрее!
        Те даже спрашивать не стали, о ком он говорит. Уже не стараясь таиться, кинулись вперед. Обломки с грохотом отлетали от сапог, но по ним никто не стрелял. Видимо чехи думали, что так открыто могут бежать лишь свои. Проскочили по какому-то двору, полностью заваленному разбитым кирпичом. Скосили очередями двух выскочивших навстречу боевиков. Очереди раздавались совсем рядом, из огромной груды развалин впереди. Спецназовцы остановились, чтобы оглядеться. Вокруг валялось множество трупов. Кто-то впереди еще был жив и надрывно стонал. Боевики снова пустили в небо осветительную ракету.
        Огарев вдруг увидел стрелка в крошечной нише. Это точно была Маринка: без маски и шапки, с перевязанной кое-как головой, с торчащими во все стороны длинными волосами, с бинтами на руках. Она чуть приподнялась и неловко пристраивала автомат под подбородком. Полковник бросился вперед, не обращая внимания на то, что находится как на ладони. Он успел и в прыжке вышиб автомат ногой. Коротенькая очередь ушла в небо. Упал рядом с женщиной и попытался ее схватить. Она начала отчаянно сопротивляться и сумела уронить его на камни спиной. На секунду резко отстранилась. В руке сверкнул нож и мужчина едва успел схватить ее за кисть, иначе она воткнула бы клинок себе в грудь. Крикнул:
        - Искандер! Свои!
        Она замерла. Нож выпал. С минуту разглядывала лицо полковника, не веря тому, что жива, а затем крепко обхватила его за шею, прижавшись грудью и уткнувшись лицом в плечо. Все ее тело тряслось от рыданий. Геннадий Валерьевич чувствовал, что с места она не сдвинулась ни на миллиметр. Ее словно что-то держало. Вначале подумал, что она парализована. Спецназовцы попадали рядом и встретили идущих в атаку чеченцев плотной завесой огня. Полковник прижал к себе ревущую в три ручья женщину и погладил по спине:
        - Ну, все-все! Хватит слез! Давай уходить теперь. Мы тебя вынесем…
        Голос прошептал ему в ухо:
        - Мне ноги плитой защемило. Уходите! Оставьте мне патронов и уходите. Они меня живой хотят взять, но не получат. В автомате три патрона оставалось, не больше.
        Он спокойно сказал:
        - Значит, мы вовремя явились. Сейчас отгоним духов и попробуем тебя извлечь из этой консервной банки…
        Огарев выбрался из-под нее. Отполз в сторону и внимательно осмотрел бетонную плиту со всех сторон. Вместе с частью ребят, начал сбрасывать с нее многочисленные обломки. Когда силы не хватало, просто сталкивали их, наваливаясь плечами. Остальные отбивались от чеченцев. Степанова вполголоса сказала:
        - Легче стало.
        Чехи откатились, чтобы перегруппироваться для новой атаки. Они быстро поняли, что к женщине подошло подкрепление, но оно немногочисленное. Полковник решил воспользоваться перерывом:
        - А ну-ка, мужики, навались! Надо же нам Искандера из западни вытащить!
        Почти всему отряду эта кличка была знакома, но время было не то, чтобы расспрашивать. Хотя у всех появились вопросы. Самый худощавый ящерицей подполз к Марине и ухватился за подмышки. Остальные, во главе с полковником схватились за плиту и напрягая все силы, слегка приподняли. Парень выдернул женщину одним коротким рывком. Она глухо охнула и обмякла в его руках. Голова завалилась вверх. Огарев крикнул бойцу:
        - Мешков, на плечо ее и уходи. Мы прикроем!
        Отряд уходил в темноту яростно огрызаясь очередями на пытавшихся окружить их дудаевцев. На этот раз узкие улицы мешали чеченцам развернуться. Длинные волосы Степановой свисали до колен спецназовца, руки безжизненно болтались из стороны в сторону. Темнота надежно укрыла отряд. Проскочив несколько улиц и поняв, что оторвались, полковник сделал передышку. Задыхаясь, спросил:
        - Что с ней?
        Мешков, несший Марину, ответил:
        - Жива, но без сознания. Обе ноги сломаны. Геннадий Валерьевич, это действительно Искандер? Ведь она погибла в Афгане. Все слышали об этом. Я ее как Марину знаю с ноября прошлого года. Помните, вы нас в Катаяму отправляли? Она под арабку была загримирована. По-арабски говорит, как на родном языке. Марина и есть Искандер, это точно?
        Огарев вздохнул и дотронулся до шеи женщины. Нашел еле бьющийся пульс. Ответил Ивану:
        - Не погибла, как видишь. Под другой кличкой работала. Видно так надо было. Передохнули? Тогда пошли дальше.
        Мужики унесли Степанову прямо в медсанбат. Уложили на металлический стол, только при электрическом свете разглядев набухшие кровью бинты на руках и голове. Полковник потребовал у военврача:
        - Надо сделать все, чтобы она жила. Ясно, доктор?
        Усталый хирург беззлобно выругался, оглянувшись на двух солдат-санинструкторов, разрезавших на женщине обмундирование:
        - Я вам не господь-Бог, полковник! У нее вон кости переломанные торчат, а в раны всякая х… могла забиться. Вы меня поняли? Дай Бог, чтобы заражения крови не случилось! Слово даю, сделаю все. Проблема в другом, ни одной раненой женщины в санбате нет. Эта откуда взялась? Чеченка?
        Мешков начал грозно надвигаться на хирурга:
        - Я тебе покажу, “чеченка”, эскулап долбаный! Глаза застило что ли? Не видишь, русская она!
        Огареву пришлось прикрикнуть на парня:
        - Отставить, Мешков!
        Тот, еще раз яростно посмотрев на хирурга, отступил назад. Смотрел, как стаскивают изрезанную форму с женского тела и скрипел зубами. Полковник вздохнул и пояснил:
        - Снайпер с нашей стороны. Позавчера к нам прикомандирована прямым приказом из Москвы. Прикрывала отход мотострелков от железки.
        Врач махнул рукой, подходя к полураздетой женщине:
        - Вот так бы и сказали… Марш отсюда!
        Спецназовцы вышли из палатки. Огарев вздохнул:
        - Вот теперь легче стало! Надо хоть пару часиков отдохнуть перед рассветом. Пошли, мужики…
        Глава 10
        Лешке Силаеву исполнилось девять лет. Он боготворил отца и тихо презирал мать. Ребенок видел все, что происходит в семье, а Лариса и не пыталась скрывать. Каждый вечер мальчик стоял у окна и ждал, когда высокая крупная фигура отца появится из-за угла. Вместе они решали уроки, вместе собирали модели кораблей, самолетов и пушек. Подолгу засиживались за шахматами или шашками. Иногда смотрели телевизор, сидя в одном кресле. Чаще всего это были новости. О Чечне говорили часто, в бравурном тоне, за которым ясно слышалась растерянность. После них отец становился мрачным. В эти минуты Лешка прижимался к нему сильнее и спрашивал:
        - Пап, а в Афганистане так же воевали или нет?
        Подполковник вздыхал:
        - Там, Леша, несколько иначе было. Афган - чужая страна, а Чечня - это Россия. Сейчас получается, что свои против своих встали.
        - Нам учительница в школе сказала, что когда свои против своих, то это гражданская война. Когда ты воевал, тебе страшно было?
        Силаев грустно улыбнулся и потрепал сына по русым волосам:
        - Не страшно на войне только дуракам. Бывало и страшно. Особенно в первые минуты боя. Потом о страхе забываешь, так как времени нет бояться. Отбиваться надо! Вот так, сынок…
        Лешка осторожно коснулся шрама на его виске. Заглянул в глаза:
        - Когда тебя ранило, ты чувствовал?
        Подполковник вспомнил тот бой на перевале и отрицательно покачал головой:
        - Не чувствовал. Я же сознание тогда сразу потерял. Это потом, когда в госпитале очнулся, больно было.
        Мальчик обнял его руками и тихо сказал:
        - Ты не ходи больше на войну…
        Какое-то время молча слушали то, что говорил по телевизору диктор. Силаев скосив глаза вниз, смотрел на голову сына, прижавшуюся к его груди. Лешка все больше стал походить внешностью на него. У него были такие же серые сумрачные глаза. Лешка точно так же наклонял голову, когда разговаривал с приятелями и даже верхние зубы у него имели такую же рединку, как у Кости. Подполковник Силаев, чтобы остаться в Москве рядом с сыном, преподавал в той же академии, которую закончил. Лариса в конце его учебы решительно отказалась куда-либо ехать:
        - Здесь есть жилье и это Москва. Я отсюда никуда не поеду. Ты можешь ехать, но Лешка останется со мной.
        Силаев, хоть это было не приятно, записался к начальнику академии на прием. Просить он не любил, но ради сына смирил гордость. Объяснил ситуацию, ничего не скрывая:
        - Товарищ генерал-майор, вы уже наслышаны о том, что представляет собой моя жена. Без меня сын будет предоставлен сам себе, ей он не нужен. Но и мне она его не отдаст. То, что она якобы исправилась, только видимость. Мы постоянно находимся в конфронтации. Помогите!
        Генерал пошел навстречу и предложил стать преподавателем. Три года Костя преподавал в академии и тихо тосковал о нормальной службе. Там было тяжелее, зато не было такого однообразия, как здесь. Его деятельной натуре претила рутина, но сделать ничего не мог. Лариса, словно черная глыба, постоянно нависала над душой. С тихой тоской Силаев вспоминал Марину и Афганистан, сердцем понимая, что именно те суровые дни оказались самыми счастливыми в его безрадостной жизни.
        По выходным, чтобы поменьше видеть жену, Костя с сыном ездили на рыбалку, бродили по музеям или отправлялись в лес. Все зависело от времени года и погоды. Лешка жадно расспрашивал его об Афганистане. Подполковник рассказывал то, что мог, старательно смягчая краски и избегая слишком жестоких сцен. Жена, едва сын укладывался спать, ворчала каждый вечер:
        - У всех моих знакомых мужики на двух работах вкалывают, деньги зарабатывают, а ты с Лешкой по выставкам шляешься. В доме денег нет, тебе хоть бы что!
        Так повторялось из раза в раз. Однажды подполковник не выдержал:
        - Я не виноват, что зарплату задерживают! Сейчас всем трудно. Хватит ныть, Лариса! Ты можешь думать не только о деньгах? Сыну надо развиваться в культурном плане!
        Лариса скрестила руки на груди, презрительно посмотрела на него. Тряхнула копной белокурых волос:
        - В этом случае он может телевизор посмотреть! Нечего на музеи деньги тратить, раз на хлеб их нет! - В этот момент по телевизору показывали Чечню. Российских офицеров и солдат на окраине Грозного и под Шали. Лариса мгновенно вспомнила, сколько денег муж привез с афганской войны и крикнула: - Вот хотя бы туда слетал, чтоб заработать на жизнь, раз здесь не можешь! Уж если не мне, то хотя бы своему любимому сыночку! Он в школу черт-те в чем ходит и на что покупать я не знаю. На родительские собрания стыдно ходить. Он растет! Каждый месяц брюки становятся все короче. Такая же дылда, как и ты будет. А уж как будем в следующем году в школу собирать, не представляю…
        Костя задумался и ничего не ответил. Он вдруг вспомнил, как Лешка говорил ему о желании иметь какую-то там игровую приставку к телевизору и джинсы “как у пацанов”. Сын никогда ничего не просил, но Силаев вдруг понял, как хочется мальчишке иметь хотя бы часть того, что есть у других. Жена, стоя у дивана, что-то бурчала, но он не слушал. Решение пришло. Мужчина безо всякого выражения посмотрел на жену и тихо сказал:
        - Я уеду воевать, но Лешка будет жить у моей тетки в Рязани. Там и в школу пойдет. Тете Наде поможет, да и она за ним лучше присмотрит, чем ты. Хоть голодным сидеть не будет. Это мое условие!
        Лариса, открыв рот от неожиданности, молчала. Она даже на его последние слова внимания не обратила. Пришла в себя и кивнула:
        - Хорошо, я не против, но надо еще и Лешку спросить, хочет ли он ехать к тетке в медвежий угол?
        Косте очень хотелось сказать ей, что она и сама выросла вот в таком “медвежьем углу”, но не стал. Так как знал, ссоры тогда уж точно не избежать. Лариса считала себя чуть ли не коренной москвичкой и каждое напоминание о Рязани принимала, как оскорбление. Подполковник позвал Лешку в кухню и спросил. Мальчишка обрадовался:
        - К тете Наде? С радостью поеду! Она такая замечательная!.. - Оборвал радость и внимательно посмотрел на отца: - А ты куда, пап?
        Силаев сжал заболевшую душу в кулак и весело усмехнулся:
        - В командировку отправляют на Дальний Восток на пару лет! Денег привезу и тебе приставку купим с джинсами.
        Лешка вздохнул:
        - Да не нужны мне ни джинсы ни приставка по большому-то счету, лишь бы ты не уезжал. Я скучать буду. Но если уж так надо, да не на войну, тогда едь… Только ты побыстрей приезжай. Обещаешь?
        Он подхватил сына на руки и усадил рядом с собой. Обхватив за плечи притиснул к себе, слегка дотронулся кончиком указательного пальца до его носа. Лешка смотрел на него во все глаза. Костя подмигнул и еще раз улыбнулся:
        - Как только, так сразу! Ты же меня знаешь. Я тоже скучать буду.
        Уже на следующий день он написал рапорт на имя начальника академии с просьбой отправить в Чечню по контракту. Генерал попытался отговорить, но Костя стоял на своем. Через месяц просьбу удовлетворили и подполковник Силаев отправился в Грозный.
        Степанову через сутки отправили в Моздок. Загипсованная, перетянутая бинтами и укрытая по грудь байковым одеялом, она напоминала египетскую мумию. Руки не шевелились, голова еле ворочалась, ноги в металлических шинах страшно болели. Носилки с ранеными вносили в вертолет и вплотную ставили друг к другу. Марина пыталась протестовать и требовала, чтобы ее не отправляли никуда, ругалась и кричала. Над разбушевавшейся женщиной склонилось лицо хирурга:
        - С ног до головы в бинтах, еле шевелитесь и так ругаетесь! Вы хоть понимаете, что переломанные кости срастутся не раньше, чем через пару месяцев? Мы не можем так долго держать вас здесь. В Моздоке спокойнее, да и питание получше нашего. Прекратите буянить, Марина Ивановна, а иначе я вам снотворное вколю!
        Ей пришлось смириться. Она лежала на носилках и смотрела в потолок вертолета. С трудом повернув голову, посмотрела на соседей слева и справа. Вздохнула, вспомнив о потерянной записке от Кости Силаева. Ей вдруг захотелось прочесть ее еще раз.
        В Моздокском госпитале вновь возникли проблемы с размещением. Все ранее лечившиеся женщины были размещены по городским больницам. Степанова оказалась единственной раненой женщиной. Везти ее в обычную гражданскую больницу было нельзя. Никто пока не знал, что в федеральных войсках воюют женщины. Неминуемо начались бы расспросы. Вездесущие журналисты мигом ухватились бы за “сенсацию”. Сообщать об этом раньше времени не стоило. Марину положили на кровать-каталку и поставили посреди коридора. Главврач долго пытался сообразить, куда же поместить пациентку. Стоял рядом и раздумывал. Потом приказал:
        - В ординаторской отделите угол ширмами и поставьте там каталку. Положим женщину туда.
        Вот так Степанова очутилась в отдельном помещении, если можно было так выразиться. В ординаторской постоянно толпился народ. Стоял шум и гам. Многие заглядывали за ширму, здоровались с ней. Марине не было покоя ни днем ни ночью. Заглянувший через несколько дней главврач мигом понял все по ее покрасневшим воспаленным глазам, хотя она и не жаловалась. Мужчина покачал головой:
        - Да, милая, я сделал глупость, поселив вас здесь. Ну, что ж, придется исправлять!
        Женщину, по распоряжению начальника, перевезли в его собственный кабинет. Вновь отгородили угол ширмами. Здесь народу было поменьше, да и по ночам никто не мешал. Степанова целые сутки после “переезда” отсыпалась. Главврач приказал не мешать. Женщина пошла на поправку. Через три недели сняли бинты с головы и рук. Марина попросила у медсестры зеркало. Посмотрела на длинный шрам на правом виске и попробовала прикрыть его волосами. Получилось. Она грустно улыбнулась:
        - Придется прическу менять…
        Медсестра с нескрываемой завистью посмотрела на ее лицо и успокоила:
        - Вам любая прическа к лицу. Хуже с руками: придется вам носить кофточки с длинными рукавами даже летом или искать хорошего пластического хирурга, который бы убрал шрамы.
        Марина посмотрела ни синюшно-розовые рубцы на руках и усмехнулась:
        - Ерунда! Мне же не замуж выходить…
        Женщина покачала головой:
        - Я бы не спешила с такими выводами. Вы еще молоды.
        Еще через месяц Степановой разрешили встать на ноги. Гипс сняли. Над коленями багровели рваные шрамы. С двух сторон ее подхватили медсестры. Женщина осторожно коснулась ступнями линолеума и попробовала встать. Большой боли не было, но ее шатнуло. Мышцы отвыкли от напряжения. Медики не дали упасть. Главврач протянул костыли:
        - Давайте-ка учиться ходить по новой, вот с этими предметами…
        Подсунул ей под мышки оба костыля. Марина мгновенно навалилась на них и попыталась передвинуть ноги по очереди. У нее получилось. Женщина широко улыбнулась и сделал еще пару шагов. Затем еще и еще. Хирург внимательно наблюдал за ее лицом. Потом сказал:
        - На сегодня хватит! Завтра можете пройти еще чуть больше и так с каждым днем. Придется тренироваться. Пока в моем кабинете, а затем и в коридоре. Он у нас длинный!
        Через пару недель Степанова решительно отбросила костыли, хотя хирург возражал и говорил:
        - Рано пока! Кости еще слабые.
        Женщина твердо ответила:
        - Но мне же не больно совсем!
        Она “меряла” коридор шагами по три-четыре часа. Прошло всего два дня. Марина стала проситься на выписку, но тут главврач был непреклонен:
        - Нет, нет и еще раз нет! У вас травма черепа была и именно сейчас могут проявиться скрытые симптомы.
        Тогда Степанова, чтобы занять себя, начала помогать медсестрам и нянечкам. Кормила раненых, разносила лекарства, перестилала постели и даже мыла полы. Хирург, когда в первый раз застал ее за мытьем полов в палате, остолбенел, а затем в шутку сказал:
        - Заплатить много не могу, бюджет не позволяет! Так что не старайся…
        Марина подняла потное лицо. Встала, откинула тыльной стороной волосы со лба в сторону и отшутилась:
        - А я-то губы раскатала! А тут, оказывается, придется пояс подтянуть…
        Те из раненых, кто слышал, начали слабо улыбаться. Немудреная шутка на какое-то время отвлекла многих от тягостных мыслей.
        Марина, по просьбе старшей сестры, расстригала марлю и складывала ее квадратиками, подготавливая тампоны для перевязок, когда подошел главврач. Он впервые держал себя официально:
        - Марина, загляните в мой кабинет, там вас ждут. - Хирург был серьезен, как никогда. Наклонился к ее уху и спросил: - Что же вы ни слова не сказали, что из разведки?
        Она вздохнула, покачала укоризненно головой и спросила в ответ:
        - Что бы это изменило? Раны бы все равно не затянулись раньше…
        - Но мы над вами шутили, посмеивались, а вы ни слова. Полы мыли, словно санитарка. Не удобно получилось…
        - Сергей Михайлович, шутки продлевают жизнь. Все хорошо. Кто там приехал?
        - Какой-то генерал-полковник Бредин…
        Маринка вскочила, словно подброшенная пружиной. От ее спокойствия не осталось и следа. Обежала врача и со всех ног рванула к кабинету. Доктор, да и некоторые раненые, находившиеся в коридоре, удивленно смотрели вслед. Почти два месяца они считали, что женщину трудно чем-либо взволновать, но тут волнение было налицо. Степанова влетела в комнату. По-военному вытянулась у двери в своем сером больничном халате:
        - Товарищ генерал-полковник, сержант Степанова явилась по вашему приказанию! - Сразу же радостно сказала, обратив внимание на погоны. - Вас можно поздравить с очередным званием, Евгений Владиславович?
        Генерал встал и протянул к ней руки:
        - Нужно!
        Маринка откровенно кинулась ему на шею со словами:
        - Вытащите меня отсюда! Этот чертов главврач никак не желает выписывать! Я же здорова! Слышали, как неслась по коридору? Разве больные так бегают?
        Он подвел ее к дивану и усадил, сам устроился рядом. Внимательно посмотрел в лицо, отметив новые шрамы на виске и руках:
        - Вот об этом я и приехал с тобой поговорить! Дома у твоих все нормально. Саша твой мне письмо прислал, где все подробно описал. Юлька тоже свои соображения присоединила. Я, знаешь ли, был страшно удивлен, когда твоя дочка мне написала, что учится в третьем классе. В семь лет, а уже третьеклассница! Ты бы хоть заикнулась о своем вундеркинде. Денежное довольствие, как просила, им переслал, о ранении ни слова не написал. Хотя сам, откровенно говоря, испугался. Особенно после сообщения полковника Огарева. Сразу приехать не мог, слишком много всего навалилось…
        Он замолчал, разглядывая Марину. Генерал словно прикидывал, стоит ей говорить или не стоит то, что уже известно ему. Она чуть прищурила глаза. Изучающе взглянула на мужчину:
        - Я потребовалась?
        Евгений Владиславович замялся и она удивилась - такого за Брединым не наблюдалось. Смутно почувствовала что-то не хорошее и твердо попросила:
        - Говорите, как есть, не подбирая слов.
        Генерал быстро сказал:
        - Николай Горев в Чечне объявился!
        Она обессилено отвалилась на спинку дивана:
        - Как? Он же в Афгане остался…
        - Да вот так… Отправил его Масуд в Чечню боевиков дудаевских натаскивать. В каком-то лагере под Шали обитает. Там горный массив есть. Запутанное место! Так вот там и прячется. Месяц, как появились сведения о некоем русском инструкторе с афганским именем Ахмад, фанатично преданному Аллаху, а еще больше доллару и героину. Я уже раз сто пожалел, что не отправил тебя в Афгане разобраться с бывшим приятелем. Бороду он сбрил и частенько ходит в разведку сам. По полученным сведениям представляется в звании майора или капитана. Обстановка в Чечне запутанная и он этим пользуется. По-русски говорит хорошо, русский все-таки. На постах пропускают…
        Она глухо спросила, уставившись на больничные шлепанцы:
        - Хотите, чтобы я его нашла и уничтожила?
        Бредин кивнул:
        - Понимаю, что задание очень сложное, но ты знаешь Горева в лицо лучше всех. Как бы он не маскировался, узнаешь. Но дело не только в уничтожении инструктора… - Генерал помолчал немного и продолжил - Мы более заинтересованы в уничтожении лагеря обучаемых боевиков. Сам Горев дело десятое. Таких лагерей, по нашим данным, в Чечне более полусотни, но этот самый опасный - в нем готовят из русских предателей амиров, смертников-камикадзе. Накачивают наркотиками и отправляют. Их не много, но вполне достаточно, чтобы натворить дел. Поняла, чем это грозит?
        Марина решительно ответила:
        - Согласна, но с условием - иду одна! Хотя бы приблизительный район поиска обозначен?
        - Я собирался послать с тобой группу и мне совсем не нравится, что ты снова настаиваешь на одиночном поиске. Пойми, это Чечня, а не Афганистан. Здесь тейповая система! Стоит попасться на глаза и весь тейп уже знает. Соглашайся на группу прикрытия.
        - Евгений Владиславович, пока я здесь лежала, наслушалась о тейпах. И все же настаиваю на своем решении!
        Генерал тяжело вздохнул, вытер пот со лба:
        - Выслушай меня, прежде, чем настаивать…
        Они говорили долго. Бредин рассказал ей о сложившейся к 1 марта ситуации на Северном Кавказе…
        После взятия Грозного федеральными войсками боевики и не подумали сложить оружие. Напротив, они создали узлы обороны на Аргунском, Шалинском и Гудермесском направлениях. Шалинскую группировку возглавил Аслан Масхадов, профессиональный военный, артиллерист. Пока российские войска наводили относительный порядок в Грозном, на этих направлениях велись интенсивные инженерные работы по созданию новых рубежей обороны. На созданных базах имелись склады с оружием, боеприпасами, медикаментами и продовольствием. Дудаевцы готовились к борьбе основательно.
        Множество крупных рек, господствующие высоты, заранее занятые боевиками, многочисленные каналы - это не позволяло федеральным войскам подобраться к противнику скрытно и внезапно ударить. Москва требовала взять захваченные боевиками населенные пункты и выбить их в предгорье. На срочно собранном совещании был разработан план по освобождению Аргуна, Гудермеса, Шали, Герменчука и селения Новые Атаги.
        Операцию решили проводить «ступенями». Вначале решили создать ударные группировки, затем блокировать населенные пункты и не дать боевикам с других направлений прорваться к ним. Ну, а уж потом начать разоружать бандитов. Но вначале по опорным пунктам и базам дудаевских бандитов ударила артиллерия, с воздуха наносили бомбово-штурмовые удары самолеты и вертолеты.
        Боевики упорно сопротивлялись. Каждое капитальное каменное строение в селах было превращено ими в опорные пункты. В общем, действовали так же, как и в Грозном. Генштаб требовал при освобождении населенных пунктов стараться не допустить разрушений жилых домов, школ и других объектов. Артиллерия по этой причине вела огонь только по выявленным целям на подступах. В самих пунктах действовали штурмовые отряды, внутренние войска и спецназ…
        Генерал-полковник, немного помолчав, добавил:
        - Вот из-за чего я хочу, чтоб ты шла в группе. Боевики мечутся повсюду: кто-то новое укрытие ищет, а кто-то пытается прорваться к осажденным пунктам. Вот такие дела, Марина… Да, вот еще что! Тут есть у нас один деятель, полковник связи. Представляешь, что придумал? Кодировку команд, сигналов, особые позывные и даже ввел четкие правила радиообмена. Сейчас войска не так “слепы и глухи”, как в Грозном. Возьми мужиков из отряда Огарева. Они сами с тобой идти рвутся. Радист среди них опытный есть, уже знакомый с новой системой сигналов.
        Степанова прикинула свои шансы выбраться в одиночку и честно сказала:
        - При таком раскладе сил придется взять группу. Только пусть они ко мне тоже прислушиваются. Ваша взяла, товарищ генерал-полковник!
        - Ну вот и ладненько! Прислушиваться будут! Весь спецназ знает об Искандере!
        Он собрался уходить, но Марина решительно вцепилась в рукав:
        - Э-э-э, нет, товарищ генерал! Сначала прикажите этому эскулапу меня выписать! А то он снова начнет мне лекцию читать про травмы черепа. Я наслушалась этой чепухи всласть! И еще, я узнавала, форма здесь только большого размера, а у меня и запасная и основная в клочья изодраны да врачами расстрижена. Сапог нет. Где автомат, рюкзак и винтовка, никто не в курсе. Я же сознание тогда потеряла и ничего не помню.
        Евгений Владиславович откровенно рассмеялся:
        - Степанова, вооружение твое у полковника Огарева в целости и сохранности. Сам видел висевший на шесте рюкзак. Притащили они его вместе с тобой. Форму я тебе привез с Московского склада и сапоги тоже. Насчет врача… Позови его сюда, а сама постой за дверью. Тебе слушать не обязательно!
        Маринка деланно обиделась и чуть скривилась:
        - Как это - не обязательно? Речь обо мне пойдет…
        Генерал хмыкнул и улыбнулся:
        - Это мне стоит понимать так - “я, товарищ генерал, все равно подслушаю”. Точно или я не прав?
        Женщина кивнула и рассмеялась:
        - Точно! Пойду позову Сергея Михайловича…
        На половине разговора с хирургом, генерал на цыпочках, очень быстро, подошел к двери и распахнул ее. Степанова не успела подняться от замочной скважины, застыв с открытым ртом и теперь снизу вверх смотрела на генерала, склонив голову на плечо. Главврач откровенно вытаращил глаза, а Бредин, шутливо схватив “шпиона” за ухо, втащил женщину в комнату:
        - Ну, раз уж ты все слышишь, сиди здесь! - Повернулся к изумленному доктору и улыбнулся: - Да не удивляйтесь вы нашим шуточным отношениям! Я с самого начала знал, что она под дверью. Не сможет разведчик устоять, если речь о нем идет. Обязательно подслушает. Мы с Мариной знакомы больше десяти лет. Она и в афганскую кампанию под моим руководством воевала.
        Главврач спросил, глядя в лицо Степановой:
        - Значит, она Ясон?
        Генерал сразу посерьезнел. Переглянулся с Мариной:
        - Откуда вы знаете?
        - Один из раненых по секрету сказал, да я не поверил. Я в ташкентском госпитале работал и раненых с Афгана не один десяток прооперировал. Значит, парень прав оказался…
        Бредин строго спросил:
        - Этот парень еще здесь?
        - Пролежит не один месяц. Вертолетчик. Обгорел сильно. Марина неоднократно его кормила, он ее узнал. Кстати, майор взял с меня слово молчать. И сказал я вам это только потому, что вы непосредственный начальник. Так что вашу подчиненную еще помнят.
        Генерал попросил:
        - Не могли бы вы проводить меня к этому раненому?
        - Пожалуйста. Только вот халат оденьте, а то ваши звезды у раненых шок могут вызвать. Кое-кто вскочить попытается…
        Евгений Владиславович натянул принесенный медсестрой халат. В сопровождении Марины и хирурга, направился в палату. Крупный мужчина лежал весь перебинтованный до самых глаз. Только глаза да рот были не забинтованы и темными щелями выделялись на белых бинтах. Главврач повернулся:
        - Вот он. Майор Кугель.
        Марина долго копалась в памяти, фамилия была совершенно не знакомой. Раненый смотрел на нее сквозь прорези. Потом прошептал:
        - Да не вспоминайте, не узнаете. Вы спали, когда полковник внес вас в наш вертолет. Я помог ему подняться с вами на руках и видел в прорези маски губы и закрытые глаза. Мы летели в Кабул. Я командиром МИ-24 был в Афгане. И сразу вас узнал, когда вы первый раз наклонились. Где ваш муж?
        Марина побледнела и еле вздохнула:
        - Он умер от сердечного приступа…
        Отвернулась, чтобы смахнуть слезы. Воспоминание о полковнике Горчакове было болезненным. Майор прошептал:
        - Простите…
        Женщина обернулась, вымученно улыбнувшись. Осторожно погладила его по забинтованному лбу. Бредин наклонился и попросил:
        - Вы больше никому не говорите о Марине. Теперь ей здесь воевать. Поправляйтесь, майор и возвращайтесь в строй.
        Он моргнул глазами на проступавшие из-под халата звезды на погонах:
        - Есть возвращаться в строй, товарищ генерал-полковник!
        Выписка на Марину была готова через пару минут. Доктор и генерал вышли из кабинета и она быстро переоделась в пятнистую полевушку. Натянула сверху бушлат и шапку из овчины. Вышла в коридор:
        - В форме, но без автомата, раздетой себя чувствую.
        Генерал задумчиво глядел на нее. Медленно произнес:
        - Война в тебя въелась, Марина! Пора бы тебе завязывать с боевыми действиями… Ты же красивая женщина… Мать двоих детей…
        Она попрощалась с военврачом и только тут сквозь ткань халата разглядела три звездочки. Смущенно ахнула:
        - Что же вы меня сразу не оборвали, когда я “права начинала качать”? Звание у вас позволяло.
        Сергей Михайлович отрицательно покачал головой и улыбнулся:
        - Не позволяло! Звание женщины выше любого мужского ранга. Постарайтесь больше в такие переделки не попадать. Останьтесь живы, Марина!
        Хирург обнял ее и чуть хлопнул по спине. Степанова повернулась к медсестрам, обнялась с ними:
        - Спасибо вам всем за заботу и милосердие. До свидания!
        Вместе с генералом вышла из госпиталя на крыльцо и едва не упала от свежего воздуха. Остановилась на крыльце, вцепившись руками в перила. Нестерпимо пахло весной. Снег вокруг стал рыхлым и ноздреватым. Пахло березами и нагретой землей. Степанова посмотрела на стену здания и улыбнулась глядевшему на нее Бредину:
        - Весна, Евгений Владиславович! Смотрите, возле стены уже земля проглянула. Вот-вот и подснежники зацветут. Снегу совсем мало осталось… - Спустилась со ступенек и уже серьезно спросила: - Куда едем, товарищ генерал?
        - На аэродром. А там, если попутный вертолет будет, в Грозный полетим. Оттуда БТРом или БМП, а может и танком, до расположения спецназа. Там тебя Огарев ждет не дождется! Да сержант Иван Мешков страдает. Вздыхает, мается… Очаровала, разбойница!
        Маринка покраснела:
        - Да ну вас, товарищ генерал! Я его, если честно и не помню вовсе! - И вдруг спохватилась, - Евгений Владиславович, но раз вы такие вещи знаете, значит, вы уже там побывали.
        - Конечно. Я полторы недели по здешним местам путешествую. Полковник мне все рассказал о твоих вывертах!
        Марина пытливо спросила, не глядя мужчине в глаза:
        - Он рассказал, что я хотела сделать?
        Он обернулся, уже садясь в машину. Застыл на мгновение с поднятой ногой:
        - Это застрелиться, что ли? Конечно сказал… - Забрался на переднее сиденье и захлопнул дверцу. Машина тронулась. Он повернулся к сидевшей сзади женщине: - Я понимаю, но все же ты мне больше нравишься живая. Иван Мешков тебя до самого медсанбата на плече тащил и сменить никому не дал. Совсем забыл, тебе привет от подполковника Маркова! Летели вы сюда на одном вертолете. Он, когда выписался, узнал, что ты в Моздоке.
        - Где он?
        - Недели три, как из госпиталя вернулся. Командует мотострелками и весьма успешно. Сегодня вечером зайдет. Я сказал, что тебя привезу. Его палатки всего-то в километре от спецназа.
        По дороге Бредин расспрашивал ее о том, что произошло в тот день, когда она чуть не погибла. Марина объяснила коротко:
        - Мотострелки отошли. По дому боевики начал из орудий и минометов шмалить. Ох и озлились чеченцы на меня! Бросилась вниз, прихватив все оружие. Только в двери выскочила, метров десять отбежать успела, здание за спиной рухнуло. Меня несколько раз долбануло то ли камнями, то ли осколками, а ноги козырьком от подъезда придавило. Отключилась. Сколько валялась не знаю, часы разбило. Только вокруг, когда очнулась, темнота стояла. Слышу поблизости чеченцы разговаривают: собираются в развалинах, где я лежу, засаду устроить. Попробовала отползти. Дернула ноги. Боль такая пронзила, вскрикнула. Слава Богу, сознание не потеряла. Они насторожились и ко мне. Я автомат нащупала. Кое-как развернулась и по ним саданула. В двух метрах были! Один ушел. Он то и сообщил остальным, что баба стреляет. Больше часа они пытались меня подловить, со спины подкрадывались. Предлагали сдаться, даже обещали к своим вынести. Прицельно не стреляли, видно хотели живой захватить. Оружие мое и боеприпасы рядом валялись, не засыпало. Вот так и вертелась во все стороны, словно лиса в капкане, пока Огарев не подоспел…
        Генерал вздохнул и не сказал больше ни слова до самого аэродрома. Уткнулся взглядом в дорогу и молчал. Женщина, видя его угрюмое настроение, не решилась нарушить молчание. Вошли в здание аэропорта. Едва появились в дверях, как комендант вскрикнул:
        - Товарищ генерал-полковник, вертолет вот-вот взлетит. На Грозный-Северный идет! Вы на машине? - Бредин кивнул. Офицер вскочил из-за стола: - Тогда быстро поехали ко взлетной площадке! Может и успеем. Радист, свяжись с бортом 233 и передай - задержать взлет на пару минут! Пассажиры прибыли… - Последние слова комендант кричал на бегу. Втиснулись в машину. Майор командовал: - Прямо давай! Вон до того холма, а теперь за него и резко влево. Вот он вертолет…
        Боевой МИ-24 гудел моторами. Лопасти вращались, но люк зиял черной пастью. Лесенки не было. Марину это ничуть не смутило - ей уже не привыкать было запрыгивать на платформы. Едва генерал и сержант подбежали, придерживая шапки на головах от сильного ветра, нагоняемого лопастями, к ним потянулось сразу несколько рук и легко втащили обоих внутрь. Дверь сразу же захлопнулась. Вертолет загудел, развернулся на бетонке и взлетел. Глаза начали привыкать к полумраку вертолетного нутра. Мужской голос, смутно знакомый, сбоку от Марины произнес:
        - Садитесь, девушка. И вы, товарищ генерал-полковник присаживайтесь! - Она медленно обернулась, чтобы узнать, кто говорит. Два радостных голоса дружно вскрикнули: - Искандер! Живой! Ох, ты черт, живая?! А мы-то похоронили тебя!
        В полутьме вертолета сильные мужские руки крепко схватили Маринку за талию с двух сторон, подняли кверху и притиснули к себе. Все пассажиры обернулись. Женщина удивленно поглядела вниз на чернявые одинаковые лица и рассмеялась:
        - Григоре, Димитру! Вы-то как здесь оказались? Почему не в родной Молдове? Уже подполковники! Здорово! Поздравляю!
        Они хохотали, продолжая прижимать ее к себе:
        - Мы в России обосновались сразу после Афгана, на близняшках женились. И теперь не знаем со своими ли женами спим. Может они меняются?
        В вертолете поднялся хохот. Генерал удивленно смотрел на мужиков, на радостное лицо Марины. Братья наконец поставили ее на чуть дрожащий пол. Она сразу обернулась к Бредину:
        - Евгений Владиславович, разрешите представить братьев Каларошей, Григоре и Димитру. Но где который, не знаю. Познакомились в Кабуле. Хотя тогда они еще не знали, что я женщина. Откуда узнали, Калоши?
        Близнецы расхохотались:
        - Помнишь еще, как нас Черепичка называл! Это хорошо. Узнали от Кости Силаева. Он нам письмо прислал, а в нем - душманская листовка, где твой портрет был. Духи за твою голову пятьсот тысяч афгани предлагали.
        По лицу Марины словно тень пробежала и это не укрылось от генерала. Красивое лицо на долю секунды исказилось от муки. Она вновь стала веселой, но это веселье, как он чуял, было теперь наигранным. Бредин решил узнать, кто такой Костя Силаев. Фамилия показалась странно знакомой. Но он так и не смог представить ее обладателя.
        Братья сели по обе стороны от Марины, беззастенчиво оттеснив генерала в сторону. Принялись расспрашивать Степанову, почему все считали ее погибшей. Мужчины вокруг, не скрываясь, прислушивались к разговору. Женщина чуточку смущенно улыбнулась и ответила, обведя взглядом лица вокруг:
        - Я не могу говорить об этом, ребята. Вы уж простите. И еще, забудьте, что меня видели. Всех прошу! Нет больше Искандера, есть просто Марина.
        Который-то из братьев вздохнул:
        - Костя переживал страшно. Он нас спрашивал, не слышали ли мы, где это случилось и как. А нас как раз перебросили под Герат, так ничего и не узнали. Снова воюешь? Никак не угомонишься…
        Ответил генерал:
        - У нее своя война, раз сталкивались - знаете.
        Все замолчали, разглядывая молодую женщину. Обратили внимание на новенькую, еще не обмятую форму и бледное лицо. Розовый шрам на виске, выглядывающий из-под светлых волос. Большая часть летевших десантников прошла Афган и что означал такой вид, поняли многие. Близнецы наклонились и косясь на генерала, спросили:
        - Ты из госпиталя?
        Бредин услышал и усмехнулся:
        - Во, десантура! Все видят. Из госпиталя она, из госпиталя! А теперь забудьте.
        К апрелю бандформирования Дудаева были вытеснены из центральной части к предгорьям Главного Кавказского хребта. Теперь их базы находились в Шатойском, Веденском и Ножай-Юртовском районах. Боевики выставили минно-взрывные заграждения на подходах. Они серьезно готовились к войне в горах и надеялись, что уж здесь-то одержат победу. Горы все же были их родной стихией. Какое-то время они считали, что русские будут действовать в горах лишь с помощью артиллерии и авиации. Федералы тоже готовились к войне в горах.
        Прежде чем лезть в горы, требовалось время, чтобы отремонтировать технику, доставить продовольствие, боеприпасы и все необходимое. За три месяца непрерывных боев устали люди. Заменить было некем. Требовался отдых. Снова начались переговоры с чеченцами. Выдвигались мирные условия на время переговоров. Но их выполняли лишь российские войска. Боевики вовсе не собирались соблюдать мораторий. Гибли солдаты и офицеры. Дудаевцы убивали даже лояльно настроенных к русским чеченцев.
        Дудаев в открытую призывал всячески вредить русским, не оказывать помощи. Грозил вырезать всех тех, кто станет сотрудничать с федеральными войсками. В конце апреля старейшины аула Очкой-Мартан, родового гнезда Дудаевых, в открытую заявили боевикам:
        - Хотите воевать - уходите из села! Мы вас больше сюда не пустим. Хватит разрушений и крови. Здесь женщины и дети, вы не имеете права рисковать нашими жизнями. А нам война не нужна.
        Прежде чем уйти, боевики насильно мобилизовали в свои ряды 13-14-летних подростков и увели с собой. Эмиссары Дудаева вовсю вербовали добровольцев в странах Прибалтики, Северной Осетии, Дагестане, Украине, других республиках и даже в России. Наемники получали до тысячи долларов в сутки плюс премиальные за головы российских солдат и офицеров. Оплату совершал ряд мусульманских фундаменталистских организаций. В том числе афганский “Талибан” и “Аль-Каида” Усамы бен Ладена.
        Сашка несся по улице, не обращая внимания на лужи. Он перескакивал через них, даже не замечая. Черные кудрявые волосы топорщились факелом, отливая под солнцем синевой. Смуглое лицо расплылось в радостной белозубой улыбке. Черные глаза сверкали, словно агаты. Распахнутая ветровка сзади забрызгалась грязью, но ему было не до того. В руке он сжимал письмо и радостно вопил на всю улицу:
        - Юлька, бабуля, дедуля, от мамы письмо пришло! Там фотография! Я чувствую! Ура-а-а!
        Из окон домов выглядывали соседи. Сестренка выскочила со двора и бросилась ему навстречу. Светлая коса била по спине, серые глазенки блестели. В руке болталась большая пластмассовая кукла в розовом платьице. Девочка забыла оставить ее на скамейке, где играла. Она запрыгала вокруг, пытаясь дотянуться до руки высокого братишки:
        - Дай и мне потрогать мамино письмо! Дай!
        Он сунул конверт ей в руку. Подхватил на руки и закружил вокруг себя. Прежде чем отпустить, несколько раз поцеловал в порозовевшие щеки:
        - Юлечка, пошли быстрей читать!
        Взявшись за руки, побежали к крыльцу. Кукла так и болталась из стороны в сторону в руке маленькой хозяйки. Елена Константиновна выскочила из дома в переднике и накинутой на плечи кофточке. Прикрикнула на внука:
        - Что же ты так кричишь? Потише нельзя? Аж напугал, негодник! Давай быстрей письмо, читать будем. Вон и дед с огорода идет. Прямо на крыльце прочтем, чтоб вам не раздеваться по десять раз…
        Нетерпеливо вскрыла конверт и выдернула письмо. Из него точно показалась фотография: Марина стояла у вертолета с двумя чернявыми подполковниками. Лица мужчин были похожи друг на друга. Они смеялись, а Степанова задумчиво смотрела в объектив. На обратной стороне по уголку вилась надпись: “Моим любимым детям от мамы. Рядом со мной Григоре и Димитру Калароши”.
        Сашка долго смотрел на лицо матери, а потом гордо сказал:
        - Наша мама самая красивая даже на войне! Смотри, Юль, как эти дядьки на нее смотрят…
        Марина рассказывала о буднях в Чечне, расписывала раскисшие дороги по которым колесному транспорту не пробраться и ни словом не упомянула о ранении. Стараясь успокоить, сообщила: “В ближайшее время заданий для меня не предвидится, так как армия наступает. Но есть дела в штабе армии. Весной приехать не смогу. Вы не волнуйтесь. Все нормально”.
        Иван Николаевич вздохнул:
        - Значит в мае не приедет…
        Саша с Юлей, дослушав письмо до конца, сели на верхней ступеньке рядышком, разглядывая фото матери в летней полевой форме. Бушлат она держала в руках. Когда дедушка и бабушка скрылись в доме, Юлька спросила:
        - Саш, как ты думаешь, она к нам вернется? Ее не убьют?
        Мальчишка обнял сестру за плечи и прижал к себе:
        - Конечно вернется! Она же нас любит!
        Сестренка грустно спросила:
        - Тогда почему она уехала? Я по ней соскучилась.
        Он терпеливо объяснил:
        - Юль, помнишь, как она говорила: “Это мой долг спасать и помогать”. А у нас с тобой долг - ждать ее и хорошо учиться. Выполним?
        Девочка вздохнула, прижалась к нему и стерла слезинку со щеки:
        - Выполним…
        Едва прилетели в Грозный, братья попросили разрешения у генерал-полковника Бредина сфотографироваться со старой знакомой. Генерал подумал и разрешил:
        - Давайте, только чур, я ничего не знаю!
        Сразу же отошел в сторону и заговорил с каким-то офицером. Калароши поймали пробегавшего мимо солдата-десантника и протянув ему фотоаппарат, попросили:
        - Щелкни нас с боевой подругой.
        Марина скинула бушлат. Встали втроем на фоне боевого вертолета так, чтобы номера машины не было видно и парень пару раз сфотографировал их. Десантники тепло попрощались с женщиной, несмело поцеловали в щеки с разных сторон. Их товарищи с завистью смотрели на братьев и терпеливо ждали. Построившись, отправились разыскивать часть, к которой их прикомандировали. Марина с Брединым поймали попутный БТР и направились в расположение отряда спецназа под командованием полковника Огарева.
        Минут через пять блуждания между палатками, подошли к нужной. Собирались войти внутрь, когда за спиной раздалось:
        - Здравия желаю, товарищ генерал-полковник! С приездом. Разрешите поговорить с товарищем сержантом?
        Генерал обернулся и протянул руку:
        - А, Иван! Здравствуй! Поговори, если она не против.
        С лукавой усмешкой посмотрел на Марину и вошел в палатку, оставив двух сержантов
“разговаривать”. С минуту Мешков молчал, лишь неловко топтался рядом. Был он высок, плечист и тонок в талии. Даже камуфляж не скрывал его атлетической фигуры. Марина дала ему на вид лет тридцать. Синие глаза в пушистых, девичьих, ресницах, несколько раз быстро взглянули на нее и вновь уставились на руку, мнущую фуражку. Вторая рука почему-то была спрятана за спину. Потом он все же переборол себя и спросил:
        - Здравствуйте, Марина! Может, вы есть хотите? Я ужин сейчас принесу… - Понял, что говорит не то и скороговоркой протараторил: - Марина, я знаю, что вы практически не помните меня. Мужчин вокруг слишком много и для вас мы, скорее всего, все на одно лицо стали. Когда мы с вами сталкивались, почти каждый раз темно было. Я бы хотел пригласить вас прогуляться сегодня вечером, а пока вот, держите…
        Он протянул ей маленький букет подснежников. Женщина удивленно взяла букетик, прижала к лицу и сквозь цветы серьезно посмотрела парню в лицо:
        - Спасибо, Ваня! Только не стоило из-за цветов собой рисковать. К тому же я не тот человек, что тебе нужен. Во-первых, у меня двое детей. Во-вторых, я старше тебя, а в третьих - мое сердце не свободно…
        Парень опустил голову на мгновение, затем поднял и посмотрел на нее печальными глазами:
        - Первые две причины я бы мог преодолеть, но вот последняя мне, чувствую, не по силам. Извините…
        Развернулся и ушел. Марине после этого разговора стало не по себе. Беспричинная радость от возвращения угасла и она вошла в палатку задумавшись так, что забыла поздороваться. Молча подошла к стулу, села на него и тяжело вздохнула, никого не заметив. Мужчины молчали. Пару раз переглянулись. Бредин строго сказал:
        - А где ваше “здрасьте”, мадам?
        Степанова подскочила и испуганно повернулась на голос. Заметив четверых старших офицеров, запоздало вскинула руку к фуражке:
        - Здравия желаю, товарищи офицеры! Прошу простить, задумалась.
        Слова вылетели из нее, как пробка из бутылки с шампанским. Офицеры расхохотались, а Бредин хмыкнул:
        - Чувствуется, крепко поговорили два сержанта, раз один в такой задумчивости приплелся…
        За столом сидели, кроме генерала, полковник Огарев, подполковник Марков и еще кто-то, демонстративно сидевший спиной. Марина смотрела именно на эту плотную фигуру. В ней было что-то очень знакомое. Даже то, как человек сидел, она уже видела однажды. Пепельно-русый стриженый затылок застыл в напряжении. Чувствовалось, что человеку безумно хочется повернуться. Степанова вопросительно взглянула на генерала, но тот лишь недоуменно пожал плечами, посмотрев в спину офицера и развел руками. Он и сам ничего не понимал. Человек медленно повернулся и у Маринки из горла вырвался дикий визг:
        - Вацлав!!!
        Она кинулась вставшему поляку на шею и тот расхохотался, прижимая женское тело к себе и кружась с ней по палатке:
        - Узнала, авантюристка! Вот уж не думал, что ты мое имя вспомнишь! А я тебя по голосу узнал, когда ты снаружи находилась и решил сюрприз устроить.
        Генерал буркнул:
        - Что-то много у тебя встреч на сегодня…
        Маринка отпустила наконец-то шею мужчины, схватила за руку и подтащила к генералу:
        - Евгений Владиславович, а вот с этим хмурым майором… - Она взглянула на погоны и поправилась, - Ой, простите, полковником, я в последний свой рейд в Афгане ходила! Вместе с Леней…
        Последние слова она произнесла совсем тихо. Воспоминание о муже вновь отозвалось болью в сердце, она и сама не ожидала. Снова вспомнился вертолет и его сумрачные глаза. Андриевич заметил резкую перемену в настроении женщины и спросил:
        - Леонид Григорьевич как себя чувствует?
        Марина опустила голову и почти шепотом ответила:
        - Леня умер…
        Полковник нахмурился. Положил огромную ладонь на хрупкое плечо, слегка сжал и потряс:
        - Извини! Я не знал…
        Она тряхнула головой, словно отметая воспоминания. Оглядела всех:
        - Мужики! Чего сидим? Надо бы дернуть за встречу! У меня тут спирт есть. Немного, граммов триста всего, хирург в госпитале презентовал…
        Бредин удивленно спросил:
        - Когда это он успел? Ведь постоянно на глазах находился.
        Степанова обернулась и пожала плечами:
        - Да когда вы, товарищ генерал-полковник, со старшей медсестрой шуры-муры крутили! Не успели от жены сбежать, как тут же во все тяжкие пустились!
        Офицеры дружно расхохотались. Генерал вытаращил глаза и искренне возмутился:
        - Не было такого!
        Маринка покачала головой, словно в негодовании от короткой памяти у генерала. Достала бутылочку со спиртом из кармана брюк и вздохнула:
        - Ай-ай-ай! Как не хорошо обманывать! Бедная женщина наверное уже планы строит на совместную жизнь, а он уже забыл! Вот они, мужчины! А перед дверью в палату, кто стоял любезничал? Не вы ли, господин генерал? Ах, какие улыбки дарили, какие взгляды…
        Маринка закатила глаза, якобы представляя себе картины генеральских похождений. Бредин мгновенно понял, что женщина пытается немного отвлечь мужиков от войны и сделал вид, что вспомнил. Почесал затылок:
        - А-а-а! Это… Так ведь мы просто разговаривали. Никаких “шур-мур”, как ты говоришь, не было!
        Маринка не унималась. Она отложила нож, которым нарезала хлеб, в сторону. Наклонилась через стол поближе и спросила, лукаво глядя в серо-голубые глаза генерала:
        - А кто ей на ушко что-то шептал? Я вышла из палаты, аж отскочили оба друг от друга! Ваша дама краснее вареного рака была! Пока вы ее успокаивали, мне полковник медслужбы бутылочку в карман бушлата сунул. Чтоб вы не видели, а я ее потом незаметненько в брюки переложила. Медсестры закуски насовали в карманы бушлата.
        Мужики захохотали сильнее прежнего. Бредин и сам смеялся, отмахиваясь руками от ее слов:
        - Да ведь это она со мной заговорила, а не я! Не мог же я опозорить звание русского офицера и сбежать от женщины!
        Степанова, почесывая щеку, вполголоса произнесла, глядя в потолок палатки:
        - Ну-у-у… Если слона можно женщиной назвать, тогда ладно…
        Хохот грянул с новой силой. Генерал подмигнул ей: так держать! Женщина начала выгружать из карманов бушлата и куртки на стол какие-то пакетики, жестянки консервов без бумажек, сверточки, а напоследок шмякнула на стол шмат сала. Поглядела на застывшие лица мужчин и спросила:
        - Чего смотрим? Мне что и банки самой вспарывать?
        Марков быстрее всех достал штык-нож:
        - Было бы чего вскрывать! Сейчас, все будет сделано!
        Огарев быстрехонько развел в котелке спирт. Из сала и хлеба Марина наделала бутербродов. Расставили рыбные консервы в масле и томате. Соленые огурцы оставили в пакете, разрезав каждый на четыре части. На металлической печке Степанова подогрела тушенку и перемешала ее с принесенным ужином, добавив обжаренный на сале в другом котелке репчатый лук. Пару луковиц порезали на кольца и уложили на бумажку. Женщина поставила котелок на стол и присела рядом с генералом. Бредин поднялся, держа кружку на весу:
        - Мужик на войне - куда ни шло. Все же сильный пол, так сказать. Но когда на войне женщина не уступает мужикам - вот это уже заставляет задуматься. Я хотел бы выпить за Марину Степанову, нашего Искандера, Ясона в Афгане и “просто Марину” здесь, в Чечне. Тринадцать лет назад, принимая в кабинете растерянную, отчаявшуюся юную женщину, я и представить себе не мог, что именно она станет моим козырным тузом тогда, когда крыть уже нечем. За тебя, Марина!
        Мужики встали и выпили за нее стоя. Степанова водку лишь пригубила. Немного поела и встала:
        - Спасибо за добрые слова, Евгений Владиславович! Спасибо всем! Со своей стороны хотела бы выпить за настоящих мужчин, что окружали меня в Афгане и здесь. За тех, на чье сильное плечо всегда можно было опереться. За вас, дорогие мои мужики!
        Сделала глоток и вновь поставила кружку. Разговор за столом ожил, но не надолго. Полковник Огарев молча встал, обвел собравшихся тяжелым взглядом. Все встали и выпили не произнеся ни слова. Марина выпила его до дна, вместе со всеми, с тихой грустью вспомнив полковника Горчакова и капитана Степанова.
        Уже на следующий день братья Калароши нашли ее и притащили Марине две фотографии:
        - Держи! Здесь умельцы фотографы имеются. Отсылай домой.
        Степанова отдала фотографию и письмо генералу перед тем, как отправиться с группой в рейд. Бредин забрал его с собой и отправил из Москвы.
        Генерал-полковник, отправляя Марину в поиск с группой спецназа, сильно рисковал. Представители федеральных сил пытались договориться с представителями Дудаева о мирном разрешении конфликта и на какое-то время боевые операции были в который раз приостановлены. И снова российские войска строго соблюдали правила, а чеченские бандиты их нарушали. Повторилось тоже самое, что и месяц назад. Все то, чего удалось добиться российским войскам за это время исчезало на глазах, словно снег весной из-за глупости политиков, вновь затеявших переговоры.
        Генерал армии Осипов готовился к боевым действиям в горах. Он прекрасно понимал, что переговоры закончатся “ничем”. Был составлен план и началось создание трех горных группировок. Он готовился к штурму «по-тихому», чтоб Москва не знала. О деталях знали лишь четверо…
        Группа пробиралась по ночам, стараясь днем отсыпаться. Выставляли часового в каком-нибудь глухом урочище и отдыхали. Идти по ночам было труднее, зато безопаснее. Большая часть боевиков отсыпалась ночью. На третьи сутки блуждания по горам, двое высланных вперед разведчиков едва не налетели на часовых. Если бы не выглянувшая в этот момент луна точно бы обнаружили себя. Успели упасть. Хотя окрик все же прозвучал:
        - Стой! Кто идет!
        Сказывалась российская военная выправка, да и слова были произнесены на чистом русском языке. Разведчики начали осторожно отползать назад. Часовые какое-то время прислушивались. Спецназовцам были хорошо видны напряженные фигуры и повернутые в их сторону автоматы. На всякий случай оба достали ножи. Затем один часовой направился в ту сторону, где прозвучал подозрительный шорох, а второй залег. Боевик ничего не обнаружил, хотя осматривал кусты с фонариком. Он вернулся к приятелю. О чем-то перекинулись парой слов и разошлись. Чувствовалась дисциплина.
        Когда все стихло, спецназ отправился дальше, обходя патруль левее. Но не успели обрадоваться, что проскользнули, как наткнулись на колючую проволоку. Наверное в этот момент и командир отряда, капитан Фуфарев и Марина подумали одно и то же:
“Неужели нашли?”. Потому что оба посмотрели друг на друга. Требовалось проверить. Капитан хотел отправиться на разведку сам, но Степанова еле слышно попросила:
        - Разрешите мне проверить. Все же я по-чеченски понимаю… - Фуфарев начал настаивать, что идет с ней, но тут Марина решительно отказалась, напомнив: - Нельзя оставлять отряд без командира. Вы что, совсем забыли?
        Капитану ничего не оставалось делать, как согласиться. Она заметила, что сделал он это весьма неохотно. К тому же явно нервничал. Женщина отнесла это к беспокойству за нее и хлопнула мужика по спине:
        - Да не дергайтесь вы так! Первый раз мне, что ли, в разведку идти? Все будет нормально!
        Он поглядел за колючую проволоку и разрешил:
        - Давай! - Мешков рванулся к командиру, но тот покачал головой: - Останешься здесь. Она одна идет.
        Двое ребят приподняли проволоку, чтобы можно было пролезть. Степанова перекатилась на другую сторону ограды и исчезла в темноте. Группа растянулась вдоль ограждения, маскируясь неровностями почвы и прошлогодними клочками травы. Потянулись минуты ожидания. Фуфарев часто смотрел на светящийся циферблат часов, прикрывая его рукавом. Поглядывал на парней застывших рядом, на рацию и все больше нервничал. Минул час, затем второй. За проволокой стояла тишина. Совсем рядом бродили часовые. Капитан завозился, шурша травой. Разведчики по обе стороны от него повернули головы. Он прошептал:
        - Что-то в живот сильно впилось…
        Затих. Прошел еще час. Фуфарев уже хотел отправить на поиски Искандера двоих ребят, когда с другой стороны мелькнула тень. Женщина упала возле проволоки. Мужики приподняли ограждение и Марина очутилась рядом с капитаном. Задыхаясь, прошипела:
        - Нашли!.. Здесь они. Народу много. Я на территории включенный радиомаяк оставила. Отойдем и вызовем вертушки…
        Фуфареву не понравилась “самодеятельность”, хотя его ребята выразили искреннее одобрение. Офицер приказал отходить. Она снова заметила его нервозность. Капитан попытался встать замыкающим, но женщина не отходила ни на шаг. Он пополз вперед. Степанова посмотрела ему в спину - ее терзало нехорошее предчувствие. Метров через четыреста Фуфарев остановил группу. Подошел к женщине и сухо сказал вполголоса:
        - Вам такого задания не давали! Мы должны были лишь найти, вернуться на территорию базы и доложить. Вы не имеете права ставить группу под удар…
        Она приникла к его уху, стараясь, чтобы ребята не слышали, прошипела:
        - Пошел ты на три русских позолоченных! Понял или разъяснить куда? Здесь около тысячи боевиков: обученных, полуобученных, начинающих! Завтра добрая сотня из них может разбрестись по всей Чечне и таких дел наворотить, чертям в аду тошно станет! Это у тебя задание разведать, а у меня - уничтожить! И я как раз вывожу не только нашу группу, но и кое-кого из тех ребятишек, что в Чечне сейчас воюют. Давай рацию сюда…
        Капитан с нескрываемой злостью сунул ей рацию и предупредил:
        - Как вы разговариваете с офицером, сержант? Вернемся, я доложу о вашем поведении полковнику Огареву.
        Женщина, уже приседая перед радиостанцией, махнула рукой:
        - Дело ваше. Жалуйтесь хоть господу Богу…
        Разведчики удивленно следили за их перебранкой. Особенно их поразило поведение Фуфарева. Сеанс связи занял не более тридцати секунд. Марина четко произнесла в эфир несколько раз:
        - Волга, я Терек! Волга, я Терек! Я на месте, жду гостинцы. - Отключилась и вскочила на ноги: - Уходим, мужики! Сейчас по нашему следу целая свора кинется, если услышали. А они не могли не слышать…
        Это был не просто отход. Они едва успели добежать до половины холма, когда на них накинулось около трехсот хорошо обученных и вооруженных дудаевцев. Боевики остервенело лезли со всех сторон с дикими воплями. Они старались напугать разведчиков, заставить их метаться по склону. Но не получилось…
        Группа отбивалась из последних сил. Марине некогда было следить за ходом боя, она прикрывала свой кусочек участка, потихоньку пятясь к вершине. Патронов оставалось мало, гранаты израсходовали раньше. Семеро парней были ранены в первые минуты боя. Двоих несли к вершине холма на руках. Маринке “достался” осколок в руку, но она никому ничего не сказав, молча перемотала рану и продолжала отстреливаться, перебегая от куста к кусту, от дерева к дереву. Не смотря на отчаянную попытку Мешкова заставить ее уйти, осталась и прикрывала отход раненых.
        Вертолеты подоспели, когда они готовились к последнему бою. Все были изранены. Времени не хватало даже на то, чтобы перевязать себя. Одежда и лица покрылись кровью. Гул винтов заставил поднять головы не только солдат, но и боевиков. Шквал огня и серия взрывов в рядах бандитов, заставили разведчиков приникнуть к земле, чтоб не погибнуть от разлетавшихся осколков. Видимо, летчики заметили осажденную группу и решили помочь выпутаться. Два вертолета утюжили ряды чехов очередями из пулеметов, заставляя бандитов бежать вниз. Не многие сумели уйти целыми и невредимыми.
        Маленький отряд остался на холме. Разведчики перевязывали себя и друг друга последними бинтами и обрывками тельников. Осматривали оружие, меняли у автоматов опустевшие магазины. Вскоре вертолеты, посланные для уничтожения лагеря, вернулись. Один сел рядом с группой и забрал спецназ с собой в Грозный. От довольного штурмана узнали об уничтожении учебного лагеря:
        - Хорошо поработали, мужики! Если бы не ваш радиомаяк, навряд ли бы нашли. Искусно замаскировались, сволочи! Сетка не отличима от кустарников и старой травы. Столько раз здесь пролетали и даже подумать не могли, что здесь гадючник прячется…
        Степанова случайно заметила, как при этих словах нахмурилось лицо Фуфарева. Сразу обратила внимание, что капитан выглядит лучше остальных. У него было несколько легких ранений в конечности. Даже и не ранения, а так, царапины, но он старательно прижимал к себе перебинтованную руку. Этот капитан определенно не нравился Маринке. Он с первых минут вызвал у нее стойкую антипатию. Такого за всю долгую военную практику, с ней еще не бывало, если не считать того политработника в Афганистане.
        Бросалось в глаза, что в отряде Фуфарева не любят. У него даже клички не было, что в отрядах спецназа вообще нонсенс. Обычно командиров называют “Отцами”, “Батями”,
“Дедами” и так далее. Капитана называли по фамилии или по званию. Разведчики не подшучивали над ним, как в других отрядах и вообще старались поменьше обращаться к командиру. Капитан, судя по его виду, и сам не горел желанием “пообщаться” с подчиненными.
        Мужики устало переговаривались между собой, обсуждая прошедший бой. Вовлекли в разговор женщину, вспоминая некоторые ключевые моменты. Все радовались, что никто в отряде не погиб. Переживали за тяжелораненых, лежавших на полу. Фуфарева, казалось, все это не касается. Он сидел, уставившись перед собой и ни на что не реагировал.
        Глава 11
        Степанова наотрез отказалась лечь в госпиталь. Хирург, разругавшись с ней в пух и прах, с трудом выдернул застрявший между костей осколок. Еще раз попробовал убедить отправляться в госпиталь, а когда не получилось, нажаловался на нее полковнику спецназа. Но и тот ничего не смог сделать со своевольной бабой. Решил попробовать воздействовать через непосредственного начальника. Огарев связался с Москвой и доложил о ранении подчиненной генералу. Передал слова хирурга. Тот вызвал Степанову на “разговор”. Маринка после этого целую неделю ходила по территории бригады с перемотанной рукой, злая, как мегера. Но через неделю, каждый день, начала связываться по рации с Москвой и требовать от начальника новое задание. Бредин уперся:
        - Ты ранена. Отдыхай. Вот рана подживет и будет новое задание. Обещаю, будет!
        Маринка едва не ревела в наушники:
        - Евгений Владиславович, стыдно мне с таким пустяком в тылу ошиваться! Скучно! Огарев специально вас настращал, чтоб меня подольше не выпускать. Это ему хирург наплел, что рана тяжелая и долго не заживет, а тут всего лишь царапина. Они специально пытаются держать меня в лагере подольше.
        Голос генерала каждый раз строго приказывал:
        - Сержант Степанова, отставить разговорчики! Отдыхать!
        И отключался. Женщина ходила на перевязки в медсанбат и умоляла врача сказать полковнику, что она уже здорова, но хирург был неумолим. Смотрел на нее и ругался:
        - Я каждый день слышу от вас одно и тоже. Сколько можно? У меня нет в госпитале ни одного такого настырного раненого, как вы. Нет, нет и нет! Не дам я такого заключения…
        Разбинтовывал рану и тыкал пальцем в кровоточащий, плохо заживающий шрам. Медсестра принималась за обработку раны, а он, уже сидя за столом, продолжал лекцию:
        - Смотрите сами, кровоточит, гноится! Питаться надо нормально, витамины нужны, покой нужен, а вы непоседливы, как таракан и все стонете. Вот что, милочка, если через недельку с вашим ранением будет такая же картина, я вас отправлю в Моздок, невзирая на ваши стоны. А будете спорить - свяжусь с генералом и нажалуюсь еще раз на недисциплинированную подчиненную. Сам опишу ему состояние вашей раны. Ясно?
        Степанова, морщась от боли, проворчала:
        - Да куда уж яснее…
        За стойкой бара, на высоких стульях, сидели две красивые белокурые девушки в коротких платьях, обтягивающих фигуры. Перед каждой стоял высокий стакан с коктейлем, пластиковой “соломинкой” и ломтиком лимона на краю. Обе молчали и хмуро переглядывались. Лениво потягивали коктейль и время от времени поглядывали на входную дверь. Они явно нервничали.
        Бармен протирал стаканы и бросал красноречивые взгляды на девиц: бар открылся совсем недавно и народу в помещении больше не было. Обычно начинали заходить после пяти вечера, а сейчас стоял полдень.
        Дубовая резная дверь резко распахнулась. Бармен оглянулся. На пороге появились два черноволосых красивых парня с острыми, темными глазами. Все выдавало в них уроженцев Кавказа. Быстро окинули взглядом помещение и решительно направились к девицам за стойкой. У одного, с шапкой черных кудрявых волос, на губах играла странная улыбка. С сильным акцентом сказал:
        - Ирма, Вия, как я рад вас видеть!
        Он обнял обоих девушек за талии и по-свойски чмокнул каждую в щеки. Они ответили вяло. Отставили в сторону опустевшие стаканы. Слезли со стульев и направились за угловой столик. Бармен посмотрел им вслед. Второй парень, широкоплечий и слегка прихрамывающий, подошел к стойке и заказал четыре коктейля “Бриз”. Беря по два стакана, перенес выпивку на столик и сел рядом со светлоглазой блондинкой. Попытался обнять за плечи, но Ирма сбросила его руку и зло сказала:
        - Принесли?
        Кудрявый улыбнулся, обнажив ровный ряд крепких слегка желтоватых зубов:
        - Принесли. Очень хочется уколоться? Над моим предложением вы подумали?
        Девушка рядом с ним ответила:
        - Подумали. Давай!
        Два крошечных пакетика незаметно перекочевали из смуглой руки в изящную беленькую ручку. Девушки встали, подхватив сумки и направились к дамской комнате. Кавказцы с ухмылками смотрели им вслед. Широкоплечий хмыкнул:
        - Готовы, сучки! Ваха, стоит ли связываться с наркоманками?
        Кудрявый неопределенно пожал плечами:
        - Выполнят два-три задания, а там посмотрим. Убрать всегда успеем. А эти все же чемпионки по биатлону. Стреляют лучше чем мы с тобой.
        Блондинки вернулись в другом настроении. Лица чуть холодно улыбались. Теперь уже они повисли на парнях, заглядывая в глаза. Кудрявый, которого назвали Вахой, спросил:
        - Полегчало?
        Девицы кивнули. Вия тихо спросила:
        - Условия?
        - В Чечне каждый день будете получать героин бесплатно. Ежедневная оплата тысяча долларов плюс премиальные за каждого убитого.
        Обе переглянулись и тут же кивнули:
        - Согласны!
        - Тогда подпишем бумаги…
        На столе появились четыре листка, которые извлек из кармана Ваха. Девушки без раздумий поставили подписи и листки исчезли. Бармен заметил, но не подал вида, что его это заинтересовало…
        Через сутки полковник Огарев, внимательно наблюдавший за тоскливым лицом женщины, смотревшей вслед уходящим утром в рейд десантникам, подошел к ней сам:
        - Марина, я понимаю, что вы должны отдыхать и вам не начальник, но есть дело. Людей у меня не хватает на все…
        Степанова заинтересованно обернулась, перестав созерцать спины уходивших мужиков. Унылое выражение исчезло, уступив место любопытству. Не спрашивая, дала согласие:
        - Геннадий Валерьевич, я согласна. Что за задание?
        Он снял фуражку и пригладил ладонью ершик седых волос. Не одевая головной убор и крутя его в руках, объяснил:
        - В Грозном появилось несколько летучих групп, человека по три-четыре. Действуют по одной схеме: появляется автомобиль, из него по российским войскам делается три-четыре выстрела из гранатомета, миномета, крупнокалиберного пулемета, а то и ракетной установки и машина уносится прочь. Бандиты внимания не обращают, что стреляют в жилом квартале, а нам руки приказ связывает, ответить как положено нельзя. Не могли бы вы заняться этими группами? Пару ребят дам в помощь.
        Женщина кивнула:
        - Чур, эскулапу ни слова! С утра я на перевязки хожу, днем и ночью болтаюсь по городу с вашими парнями. Если бы не эта рана, я бы одна ушла на поиск. Но с одной рукой сражаться тяжеловато.
        - Не скажу. Только и вы меня не выдавайте генералу, а то он с меня шкуру спустит. Я не имею права вас привлекать без его ведома, но у вас опыт, как и у моих мужиков. Что толку, даже если договорюсь с десантниками и отправлю пару взводов? Наблюдательность нужна! Вот и прошу помочь.
        - Договорились. Давайте ребят, пишите разрешение, выписывайте пропуска. Снабдите нас паролями. Через полчаса уходим. Насиделась я здесь!
        Полковник вытаращил глаза и резким движением натянул фуражку:
        - Прямо сейчас?!? Кого хотите взять?
        Степанова опустила голову и задумалась:
        - Коренастый такой парень с узкими темными глазами, кличка “Леон”. Этого я в деле видела. А второй… Даже не знаю, кого…
        - Может, Мешков?
        Марина подняла голову:
        - Вы же знаете, он влюблен в меня. Зачем мучить парня? Давайте кого-то другого.
        Огарев покачал головой:
        - Иван действительно влюблен в вас, еще с того рейда осенью страдает. Весь отряд знает. Но у него опыт и для него прежде всего дело. К тому же сутки отдыхал и наверняка находится в палатке. А Леон, это не кличка. Имя у парня Леонтий Швец. Он с Алтая. Охотником был. Где-то в лагере должен быть. Так что, согласны на Мешкова?
        Степановой ничего не осталось делать, как согласиться:
        - Давайте…
        Тащиться по развалинам, да еще стараясь не попасть на глаза чеченского снайпера, удовольствие не из веселых. Синяки, шишки, ссадины, порванная одежда - это только самая малая и самая безобидная часть “удовольствий”. Многочисленные руины, развалины и завалы давали кое-какое преимущество, за ними можно было укрыться, но вместе с тем, это замедляло движение. К тому же каждую минуту можно переломать конечности или взлететь на воздух. Большинство завалов оказалось заминировано.
        Передвигались медленно. День был солнечным, но резкий ветер заставил потуже натянуть фуражки на головы. Солнечные лучи отражались в битом стекле и солнечные зайчики временами “прыгали” по стенам. Времени было около десяти утра. Марина порадовалась тому, что взяли с собой саперный щуп. В первых же развалинах в наушниках запищало. Швец присел, вглядываясь в битый кирпич. Через минуту указал пальцем в противопехотную мину. В метре от нее стояла еще одна, а дальше поставлена растяжка из двух гранат Ф-1.
        Откуда-то сбоку грохнул выстрел, но не по ним. Степанова резко остановилась и повернула голову в ту сторону, по звуку определив снайперскую винтовку. Не оборачиваясь, вполголоса сказала:
        - Мужики, снайпер по нашим лупит. Следовало бы ему “амба” сделать. Согласны?
        Мешков охотно кивнул, Леон только чуть моргнул черными глазами, он был не против прихлопнуть “кукушку”. Женщина повернула на звук. В последнее время чеченские снайперы совсем обнаглели. Чтобы вспышка от выстрела не привлекала внимания, они стреляли из глубины зданий. Выследить их в этом случае было крайне сложно. Маленькая группа поравнялась с полуразрушенным домом, когда сверху ударил выстрел и снова не по ним. Степанова оглядела серое здание с черными разводами дыма на стенах и обернулась:
        - Тут притаился. Надо постараться взять живым. Здесь несколько подъездов, что делать будем?
        Швец предложил:
        - Двоим встать с этой и той стороны дома, а одному подняться наверх и исполнить роль гончей.
        Степанова достала из рюкзака винтовку. Повернулась спиной к ребятам. Быстро собрала ее, хотя и морщилась от боли при каждом движении. Рука плохо командовала, но она постаралась не показать этого парням. Обернулась и вставила обойму:
        - Мужики, вы встаете внизу, пойду я. Все же стреляю, как и снайперы. Напрасно не рискуйте. Услышите выстрелы, не подниматься. Подождите минут пять. Ясно?
        Оба кивнули, хотя Мешков попытался возразить и открыл было рот, но женщина уже скользнула в разбитый подъезд. Разведчики разошлись в разные стороны, обходя каменные россыпи.
        Марина поднималась с этажа на этаж, внимательно оглядываясь по сторонам и заглядывая в каждое помещение. Большинство комнат выгорели изнутри. Черные закопченные стены с обгоревшей мебелью нагоняли тоску. Кое-где свисали клочья обоев, а сами плиты были сплошь изрешечены осколками и пулями. Переломанная, изуродованная мебель валялась повсюду. Грязные, пыльные детские игрушки, учебники и тетрадки, битая посуда, комки одежды, перевернутые шкафы - все указывало, что это был жилой дом. Сейчас сквозь пустые глазницы окон сюда заглядывал лишь ветер.
        Между третьим и четвертым этажами, Степанова обнаружила растяжку на уровне голени. Тоненькая проволочка, проходившая в паре сантиметров над ступенькой, была практически незаметна. Женщина перешагнула ее, не теряя времени на разминирование, только поставила углем крест на стене и камне перед проволочкой на ступеньке. Для этого ей пришлось осторожно разгрести мусор в стороны. Наверх поднималась, внимательно разглядывая все, что находится под ногами и на уровне глаз. В первом подъезде никого не оказалось. По крыше Степанова перебралась во второй и начала спускаться сверху.
        Где-то с уровня четвертого этажа до нее донесся треск стекла под ботинком. Звук настолько привычный в последнее время, что Марина замерла на мгновение. Быстро добралась до перил на лестничной клетке и осторожно выглянула. По лестнице кто-то быстро спускался вниз. Мелькнула кисть руки и армейский камуфляж. Она опустила винтовку вниз и принялась ждать. Едва кисть появилась в прицеле во второй раз, нажала на курок. Послышался пронзительный вскрик и топот ног. Человек убегал, уже не скрываясь. Она заметила в пролете первого этажа мелькнувшие светлые волосы и поняла, что снайпером является женщина.
        Степанова кинулась следом. На втором этаже наткнулась на капли крови и потерянную фуражку. Прихватила головной убор с собой. Обрадовалась: теперь не уйдет! Из простреленной ладони кровь на ходу не остановить. Выскочила из подъезда следом и наткнулась на Леона. Он ошалело смотрел на исчезающую в развалинах фигуру:
        - Баба!
        Маринка толкнула его в сторону и пронеслась мимо со словами:
        - Баба, баба… Зови Ивана и за мной! По каплям крови идите. Пока она не успела перевязать себя, надо гнать эту суку!
        Бросилась дальше. Швец, вместе с Иваном, через минуту присоединились к ней. Оба парня неслись, как два хороших спринтера. Капли крови привели к жилому подвалу. Рядом сушилось постиранная и развешенная женская одежда. Платья, юбки и нижнее белье трепетали под ветром. Маринка попросила:
        - Иван, побудь снаружи, мало ли что. Мы с Леоном зайдем в гости, он все же ее видел. Никого не выпускай. Швец, ищи женщину с перевязанной левой кистью, если лицо не четко помнишь. Я ей ладонь проштамповала.
        Взяв автоматы наизготовку и прижимаясь к стенам подвала, начали спускаться вниз. Вокруг стояла темнота и ступеньки приходилось нащупывать ногой, чтобы не скатиться. Мешков вошел следом. Спрятался в тени подвальной стены, спустившись на пять ступенек вниз, чтобы не привлекать внимания и не схлопотать пулю. Отсюда ему был виден двор, да и к темноте внизу вскоре присмотрелся. Его никто не мог увидеть, войдя с залитой солнцем улицы.
        Степанова скользнула в подвал первой. Дверь открылась бесшумно и ее появление не сразу заметили. Две женщины, при скудном свете керосиновой лампы и пары свечек, быстро перевязывали руку белокурой девушки. Она успела переодеться в гражданскую одежду. Из-под длинной юбки выглядывали носки армейских ботинок. Свитер топорщился из-за не снятой армейской куртки. Леон тронул Марину за руку и кивнул, прошептав одними губами:
        - Она…
        Сержант сделала ему знак: держи всех под прицелом. Уже не скрываясь, держа автомат наизготовку и готовая в любой момент отпрыгнуть в сторону, вошла в помещение. Глядя на раненую, остановилась всего в нескольких шагах от стола, на ходу сказав:
        - Вот и встретились, коллега! Не двигаться, вы все под прицелом. Приготовить документы! Я сержант Марина Степанова, федеральные войска. У меня есть все основания подозревать, что здесь укрываются бандитские снайперы.
        Всего в помещении находилось восемь женщин. От ее голоса все застыли на местах, лишь головы дружно повернулись к двери. Степанова быстро огляделась по сторонам, выбирая “мертвую” зону для себя и ни на секунду не выпуская из поля зрения замершие фигуры. Среди чеченок обнаружила еще двух белокурых девиц. Ткнула в их стороны рукой и четко произнесла:
        - Вы готовите документы в первую очередь.
        Одна попыталась объяснить:
        - Мы жительницы Грозного и документы сгорели.
        Марина обратила внимание на акцент и с усмешкой сказала:
        - Тогда откуда у вас прибалтийский акцент? Все, включая чеченок, пройдете с нами и вот эта, подстреленная мной, тоже. Ее я видела в работе. Один из наших видел в лицо.
        Раненая продолжала сидеть за столом, чуть опустив голову и исподлобья разглядывая Степанову. Резко подняла голову и зло произнесла:
        - Не докажешь!
        Марина усмехнулась почти дружески:
        - Докажу! Найду винтовку, где твои пальчики и докажу. Поверь, искать я умею.
        Обернулась к чеченкам, глядевшим волчицами, обратив внимание, что все они молоды. Злые взгляды ее не напугали. Перевела взгляд на прибалток. Одна из чеченок, оказавшихся вне поля ее зрения, попыталась приблизиться к постели. Окрик Леона остановил:
        - Стоять! Открываю огонь на поражение!
        До этого женщины не видели спутника Марины и надеялись, что она одна. Замерли на месте. Дружно обернулись, но в темноте не смогли разобрать, сколько там скрывается русских солдат. Степанова подошла к кровати и сбросила матрас: на досках лежал автомат. Обернулась к двери:
        - Спасибо, мужики! Вам, дамочки, по одной, с интервалом в метр, к двери марш! Встать у стены и не шевелиться! Мужики, попридержите шустрых, пока я шмон навожу!
        Арестованные неохотно подчинились и выстроились у глухой стены возле входа, тревожно наблюдая за происходящим. Марина решительно перевернула все матрасы. Нашла около полутора десятков паспортов. Все забрала с собой. Заглянув под кровати, вытащила ящик из-под ракетной установки. В нем оказалось с десяток комплектов армейской формы небольшого размера и двадцать одноразовых шприцев сверху. Форма была явно надеванной, виднелись аккуратно заштопанные разрывы и даже заплатки. Марина быстро прохлопала карманы. Выкинула на стол пачки долларов и маленькие прозрачные пакетики с белым порошком. Обернулась:
        - Вот и плата за убитых. Интересно, кто вам платит? Может, прямо сейчас скажете? В штабе вас все равно расколют. Один этот автомат доказывает, кто вы на самом деле.
        Арестованные опустили яростно сверкавшие глаза к полу. Степанова обернулась к двери:
        - Мужики, поздравляю с удачно проведенной операцией! В Грозном с едой плохо, а у них и тушенка, и масло, и сухое молоко с яичным порошком, даже печенье имеется. Уж не с дудаевских ли продовольственных складов все это богатство? Давайте взглянем на этикеточку вот этого продукта… - Марина подняла за краешек обертки упаковку галет со стола и прочла: - Сделано в Израиле, 1994 год. Да, такого у российской армии точно нет. Следовательно - я права! - Снаружи донесся шум. Степанова крикнула: - Иван, что там у тебя?
        - Да трое в армейской форме вошли. Я дождался, когда пониже спустятся и сцапал. Сейчас на двух стою, а третью автоматом держу. Боюсь, долго не выдержу!
        Женщина дала совет:
        - Ты им сухожилия у ног подрежь, как они нашим делают. Смирными станут.
        Мешков мгновенно понял замысел и легко согласился:
        - Хорошо, сейчас, только до ножа дотянусь, а то они дергаются…
        Тут же раздался испуганный женский вопль:
        - Не надо, мы больше не будем!
        Парень довольно произнес:
        - Вот так-то бы давно! Руки сюда…
        Через минуту Иван втолкнул в двери троих женщин со связанными руками, а сам вернулся на пост. Марина рявкнула на восемь пленниц:
        - Повернуться спиной! И не шевелиться! - В пять минут обыскала и спеленала руки всем. У трех чеченок нашла в кармане ножи. Закончив, устало попросила Швеца: - Леон, ты охотник, простучи стены, у них наверняка рация есть. Надо же им с нанимателями связываться! Хорошо бы с нашими связаться, чтоб не тащиться назад пять километров. Кого-то из вас отправлять, риск большой! Это окраина. Только вначале перевяжи меня…
        Разведчик быстро спросил:
        - Тебя ранили?
        - Рана вскрылась! Когда бежала, ударилась о перила. Теперь весь рукав в крови.
        Стащила осторожно куртку и бросила ее на ящик, служивший стулом. Присела на второй ящик рядом, пристроив автомат на коленях и не сводя глаз с застывших у стены женщин. Положила окровавленную руку на стол. Леон сбросил старый бинт. Осмотрел рану и поморщился:
        - Весь гной вылетел от удара, дыра торчит, аж кость видна. Тебе к хирургу надо!
        Марина махнула здоровой рукой, заметив, что за ней внимательно наблюдают все пленницы. Швец залил перекисью рану, засыпал растолченным стрептоцидом и профессионально перебинтовал. Степанова с его помощью, натянула куртку. Парень деловито огляделся в помещении. Уверенно подошел к стене, перегораживающей подвал и начал осматривать. Марина сделала вид, что обессилела и прикрыла глаза. Из-под ресниц наблюдала за пленницами. Отметила, как они насторожились. Двое поглядели вверх. Попросила разведчика:
        - Леон, вон тот выступ в правом углу проверь! Только осторожно, как бы рация не упала.
        Степанова оказалась права, за тонкой переборкой с наклеенными обломками кирпича находилась рация. Швец встал на стул, чтобы дотянуться до “объекта”. Едва разведчик начал ощупывать стенку, она подалась под рукой. Гнездо для рации было сделано столь искусно, что если бы не эти взгляды, никто и никогда не смог бы обнаружить искомое. Леон достал рацию и поставил на стол. Собирался настроиться на волну российских войск, но Марина остановила:
        - Стоп! Посмотри шкалу, на какую она настроена и запиши данные на бумажку.
        Произнося эти слова она не сводила глаз с пленниц. Побледнели все. Разведчик записал данные с рации и настроился на волну федеральных войск:
        - Аргун, я Терек! Аргун, я Терек! Срочно пришлите взвод разведки в район нефтеперерабатывающего завода, второй квадрат.
        Швец дважды повторил сообщение, дождался ответа и отключился. Списанные со шкалы данные показались Степановой знакомыми. Она несколько раз провернула их в памяти, но так ничего и не вспомнила. Решила показать бумажку Огареву, когда вернется.
        Разведка прибыла под командованием капитана Фуфарева. Тот быстро оглядел связанных женщин и заявил, поглядев на троих разведчиков:
        - Вы что, сами не могли их отконвоировать? Обязательно нас гонять?
        Мешков тихо ответил:
        - У нас задание другое. Этих мы попутно взяли - все, как на подбор, чеченские снайперы. Троих я лично сцапал, когда они с заданий возвращались. Вон те, что в форме…
        Капитан ядовито спросил, с ненавистью глядя на Марину:
        - Что-то я винтовок не вижу…
        Женщина откровенно плюнула в его сторону:
        - Будет вам винтовка, будет! - Обернулась и сказала: - Иван, пошли со мной! - Фуфареву заявила: - Жди здесь, буквоед! Уйдешь, Огареву доложу, что ты трус и докажу, будь спок! Я еще не забыла лагерь под Шали.
        Она сказала о лагере просто так, “брала на пушку”, но оказалось, что попала в точку. Капитан побледнел, а Марина удивилась и попыталась вспомнить хоть что-то о поведении капитана во время того памятного боя.
        Через полчаса блуждания по квартирам во втором подъезде, они все же сумели обнаружить винтовку, которую снайперша засунула в разбитый диван. Обнаружил ее Мешков. Парень обратил внимание на чистую, хоть и подранную ткань: в углу скопилось множество мусора, а само сиденье было лишь пыльным. Он заглянул в диванный ящик и радостно сказал вполголоса:
        - Нашел!
        Степанова аккуратно обернула оружие тщательно вытрясенной клеенкой, содранной с кухонного стола. Отправились назад. Как ни странно, Фуфарев ждал и встретил их словами:
        - Нашли?
        Степанова кивнула:
        - Конечно! Иван обнаружил. Тут отпечатки есть вон той дамочки, с перевязанной рукой. С вами я Леона отправлю, только ему кое-какие указания дам, где нас искать. Вы уж извините… - Она обернулась в сторону капитана. - Но я бы не хотела, чтоб вы знали о нашем задании. Так командир приказал.
        Маринка врала, но с целью и оба парня поняли - что-то не так. Швец уверенно подошел к ней. Женщина наклонилась к его уху и шепнула:
        - Леон, внимательно следи за капитаном. Он мне страшно не нравится и предчувствие какое-то не хорошее. Девиц сдай лично Огареву. Винтовку снайперши я тебе отдаю, до приклада и курка постарайся не дотрагиваться и другим не давать. Автомат на твою ответственность. Списанные с рации данные отдай полковнику. Я дубль оставила, а этот возьми ты. Оставайся в отряде. Когда потребуешься, мы тебя по рации вызовем.
        Разведчик кивнул:
        - Я понял. Мне капитан давно не нравится. Скользкий.
        У Степановой шепотом вырвалось самопроизвольно:
        - Ты спину ему не подставляй.
        Он склонился к ее уху после этих слов и шепнул:
        - Пока вас не было, капитан разговаривал с двумя чеченками. Но о чем, не слышал. Он тут же замолкал.
        - Тем более, береги себя. Укажи их мне тихонько. Скажем так, пройди мимо и замри возле каждой на пару секунд. Среди его группы знакомые тебе есть?
        - Практически все, мы же один отряд. Нормальные ребята, кое-кто весьма плохо относится к капитану. Его в отряде не любят. Заносчивый слишком!
        - Держись рядом с ними. Если доверяешь, попроси помочь. Арестованные должны быть доставлены полным составом. Никто не должен исчезнуть.
        - Сделаем. Я пошел.
        Степанова притворилась, что поправляет повязку на руке, но на самом деле внимательно следила за Швецом. Разведчик прошел мимо чеченок, дважды словно бы запнувшись за неровности пола. Женщина запомнила обоих снайперш и моргнула глазами быстро взглянувшему в ее сторону разведчику. Сержант дождалась, когда отряд с арестованными снайперами тронулся в путь. На душе было не спокойно, но идти вместе с отрядом она все же посчитала излишним. Мгновенно скрылись с Мешковым за ближайшим домом. Прошли всего пару кварталов, когда Иван тронул ее за плечо:
        - Марина, тревожно мне что-то. Может, проводим Леона? Негласно, так сказать…
        Степанова, которой и самой было не по себе, легко согласилась:
        - Давай!
        Быстро развернулись и бросились за отрядом. Марина шла первой. Сориентировалась и повела разведчика напрямую через завалы. В наушниках из-за саперного щупа постоянно пищало: железа кругом быль навалом и она выключила прибор. Неслась, прислушиваясь к интуиции. Знала, что это глупо, но шла. Себе она доверяла больше, чем приборам, а сейчас ее подгоняла тревога. Вывернули из-за угла…
        Как в замедленном сне, Степанова увидела поднимавшуюся руку чеченки с ножом. Леона, спокойно шагавшего впереди. Его широкую спину, обтянутую курткой и капитана Фуфарева, спокойно идущего следом за чеченкой, видевшего все и не реагировавшего. Женщина дико вскрикнула:
        - Леон!!!
        Парень оглянулся и успел поднять руку. Нож вонзился не в сердце, а в плечо. Две женщины быстро рванулись в сторону, стремясь скрыться в развалинах, мимо которых шли. Капитан тоже метнулся к завалу, следом за беглянками. Взвод оглянулся и сержант гаркнула:
        - Держите капитана! Уйдет! Он предатель!
        Кинулась наперерез снайпершам. К ней они сейчас находились намного ближе, чем к разведчикам. На ходу выдернула пистолет из кобуры и выстрелила, целясь по ногам убегавших чеченок. Расстояние не превышало пятнадцати метров. Обе споткнулись на бегу и рухнули. Фуфарева успели схватить его же бойцы, когда он попытался вскинуть автомат. Положили мордой в камень, быстрехонько обезоружили и стянули руки за спиной. Капитан кричал:
        - Я их пытался задержать! Что вы меня вяжете? Надо их догнать!
        Марина издали крикнула:
        - Он видел, как чеченка собиралась убить Леона и не мешал! Мы с Иваном видели!
        Многих предательство офицера привело в шоковое состояние. Степанова подбежала к Швецу, которого уже перевязывали разведчики:
        - Жив?
        Леонтий ответил сам:
        - Живой я, товарищ сержант. Если бы не вы…
        Степанова направилась к раненым чеченкам, которых приволокли парни. По дороге подняла перерезанные веревки и прихватила с собой. Остальные снайперши стояли под стволами автоматов и не дергались, понимая бесполезность попыток. Только насупились и заметно помрачнели. Она перемигнулась с несколькими парнями, чуть скосив глаза на пленниц. Те вначале замерли, не понимая, а затем моргнули в ответ, сообразив, что надо подыграть. Женщина решительно наклонилась к одной из стонавших бандиток:
        - Что вам говорил капитан в подвале? Давно вы его знаете? Выкладывай. - Чеченка попыталась плюнуть ей в лицо, но Марина ловко увернулась и повернулась к парням: - Мужики, я отойду. Если хотите, можете развлечься. Я ничего не видела. Потом бросьте в подвал обоих и швырните гранату для компании. Никто ничего не докажет! Если остальные возникать начнут, делайте, что сочтете нужным.
        Направилась к развалинам. Ребята понятливо ухмыльнулись и направились к раненым чеченкам, расстегивая ремни на брюках. Те, кто был не в курсе, изумленно смотрели на товарищей. В отряде такого еще не случалось. Обе чеченки переглянулись. С ужасом взглянули на четырнадцать здоровых мужиков, на спину уходившей русской и дружно закричали:
        - Не уходи! Мы все скажем! Капитан работает на Мурзу с девяносто третьего года. Его родной брат находился в учебном лагере под Шали. Он снабжает нас паролями, патронами и временем передвижения наиболее ценных объектов. В подвале приказал нам убрать этого русского, легко ранить самого и бежать к Мурзе с сообщением, что весь отряд снайперов в руках федералов.
        - Кто такой Мурза?
        Обе на мгновение замолчали, переглянулись. Взглянули на ухмылявшихся мужиков. Опустили головы. Одна сказала:
        - Мурза - это Ваха Мурзаев, командир передвижных групп, которые вы называете летучими.
        - Капитан это знает?
        Чеченки поняли, что их не тронут, если расскажут все и протараторили:
        - Прекрасно! Он не раз продавал Мурзе “улитки” к гранатометам и мины, в том числе две ракетные установки. Он же передавал нам по рации новые приказы. Вы же списали данные со шкалы, проверьте!
        - Что еще можете рассказать, чтобы спасти себе жизнь?
        - Мы все действительно снайперы. Фуфарев много раз бывал у нас в подвале. Встречался с этими… - Чеченка кивнула головой в сторону прибалток. - Трахался с ними. Водку хлестал. Вместе наркотиками кололись. Рассказывал, кто и куда из начальства пойдет в ближайшее время. Сегодня Ниеле уничтожила какого-то генерала…
        Один из разведчиков покачал головой:
        - Только ранила и то легко. Генерал командует и остается в строю. А вот его адъютант в тяжелом состоянии. Эта Ниеле немного ошиблась!
        Степанова мрачно посмотрела на чеченок:
        - Если скажете, где нам найти Мурзу, оставим вас в живых. Доведем до штаба и никто не тронет, пусть дальше суд разбирается.
        Смуглая снайперша вздохнула:
        - Ищите Ваху в районе Катаяма. Где точно, мы не знаем. Он не сидит на одном месте, но капитан знает. Он сам не раз говорил, что встречается с Мурзой, когда захочет.
        Все это время Фуфарев ругался и требовал отпустить его. При последних словах чеченки он понял - все кончено. Опустил голову и замолчал. Разведчики с минуту разглядывали бывшего командира, все еще не в силах поверить в предательство. Один плюнул мерзавцу в лицо и тихо сказал:
        - Вот так и молчи, сука! А то до штаба не дойдешь…
        Марина обернулась к парням:
        - Все слышали, что говорили эти две снайперши? Теперь идите и расскажите все полковнику Огареву. Из слова в слово! Эту падлу, капитана, не упустите! Доведите его живым. Так надо, парни! И еще одно… Ребята, мне нужен один из вас для поиска Мурзы. Леон выбыл из строя. Дело опасное, сразу говорю…
        К ней шагнули все разведчики. Степанова улыбнулась и взяла с собой не высокого крепыша с серыми серьезными глазами. Парень, довольный оказанным доверием, кивнул и назвал себя:
        - Володя Бутримов.
        Пленных снайперш заставили нести раненых подруг на плащ-палатках, которые им отдали разведчики. Двое ребят поддерживали раненого Швеца. Остальные глаз не сводили с пленных женщин и капитана. Марина с двумя парнями посмотрели им вслед и скрылись в развалинах.
        Степанова даже не догадывалась, что в этот момент была в какой-то сотне метров от подполковника Силаева. Он был назначен командиром четырех 152-х миллиметровых самоходных установок “Акация”. Каждый день сам работал корректировщиком. Для этой цели Костя выбирал самое высокое здание поблизости от САУ. Вместе со связистом забирался на крышу с биноклем и картой города и корректировал огонь.
        Силаев прекрасно знал, что за корректировщиками яростно охотятся чеченские снайперы и для боевиков, подобные ему командиры, кость в горле. И все равно шел каждый раз сам, не позволяя себе рисковать ребятами. Вот и в этот раз он шел с радистом для корректировки. Задержись Марина на пару минут на перекрестке, они бы встретились.
        Женщина повернула в сторону Катаямы. Пару кварталов шла, не замедляя шага. И вдруг резко остановилась, словно налетев на препятствие. Повернула к темневшему провалу подъезда. Укрывшись от снайперов за бетонной стенкой, присела на корточки и задумалась. Лицо оставалось напряженным в течение нескольких минут. Парни в недоумении переглянулись. Мешков спросил:
        - Марина, что случилось?
        Она, словно очнувшись, поманила их к себе. Ребята опустились справа и слева от женщины. Степанова прошептала:
        - Вранье, что Мурза в Катаяме! Он их обманывает! - Отбросила ногой мусор на лестничной клетке в сторону и куском камня принялась чертить на пыльной плитке какую-то схему. Начертив, пояснила: - Смотрите сюда… Это корпуса завода. Они разрушены. Там сплошные завалы. Машине не пройти. Вот выезд на проспект, но здесь тоже завал. И здесь, и здесь. Выезда нет! Теперь подумайте, где всех легче укрыться бандитам с машинами?
        Она подняла голову и посмотрела в удивленные лица ребят. Убедившись, что они уже догадались, кивнула:
        - Точно! В микрорайонах! Там просто затеряться и машин там не один десяток стоит. Теперь думаем дальше… Нападения чаще происходят в северо-западной, южной и юго-восточной частях города. Там их и искать будем. У вас какие соображения?
        Бутримов о чем-то сосредоточенно думал. Неожиданно сказал:
        - Капитан трижды за последние две недели побывал в микрорайоне Минутка. Якобы с целью проверок. Дважды останавливался на одном месте. Документы у задержанных он всегда сам проверял, мог и записку сунуть, когда бумаги возвращал…
        Степанова посмотрела парню в лицо:
        - Место помнишь?
        - Найду. Там дом заметный.
        Троица начала медленно продвигаться в город. Старались не показываться никому на глаза. Когда оставаться не видимыми стало невозможно из-за многочисленных прохожих, повязали на рукава красные повязки. Под видом патруля, открыто вошли в жилой микрорайон “Минутка”. Он был не столь разрушен, как окраины и центр. Даже деревья во дворах практически не пострадали. Снарядами были снесены верхушки. Упавшие сучки уже убрали. На стенах домов виднелись следы от осколков и пуль, но их было не так уж и много. Возле каждого дома осталась площадка, на данный момент тщательно расчищенная от завалов, где стояли автомобили.
        Держа автоматы под рукой, разведчики тронулись вдоль домов, внимательно оглядывая дома и закоулки. Стараясь все время держать ситуацию под контролем. “Схватить” пулю здесь было значительно легче, чем в бою. От пули в упор не спасет никакой бронежилет. Секторы наблюдения негласно разделили между собой: Марина шла в центре, держа под контролем центральную часть и зону в пределах видимости слева и справа. Бутримов шагал в паре метров справа и держал правую сторону и часть территории сзади. Мешков соответственно - левую сторону и часть сзади. Солнце, пробивавшееся сквозь кроны деревьев, слепило глаза и мешало смотреть, падая на лица пятнами света и тени.
        Пожилая чеченка, закутанная до самых глаз в белый платок, покосилась на них и быстро прошла мимо. Несколько бегавших между деревьями детей остановились и долго, с любопытством, смотрели вслед. Особенно их заинтересовала женщина. Чеченец средних лет заранее вытащил паспорт, но патруль его не остановил. Народ косился, но в принципе, отнесся довольно спокойно. Чеченцы уже привыкли к появлениям российских патрулей. Только одно показалось странным - русских оказалось всего трое и поблизости никого не наблюдалось. Обычно патрулей шло несколько и они старались не терять друг друга из виду.
        Осторожные жители мигом попрятались по квартирам. Из-за косяков внимательно следили за троицей. Лишь дети оставались на улице. Они прекрасно знали, что русские стрелять по ним ни за что не станут. Лже-патруль, стараясь не выказывать интереса к стоящим на площадках автомобилям, медленно прошелся практически по всему микрорайону. Отметили в памяти три выезда из него. Остановились у развалин при выезде на проспект. Женщина повернулась к ребятам. Встали кружком. Она пытливо спросила:
        - Кто что заметил?
        Мешков вполголоса произнес, глядя по сторонам и стараясь поймать взглядом любое движение впереди:
        - Большая часть машин давно стоит, на крышах грязь с зимы осталась. Я насчитал десяток, которые ездили недавно. Причем три стоят напротив дома с номером двадцать один.
        Марина кивнула:
        - Так… Володя, а ты что заметил?
        Бутримов сверкнул серыми глазами и уставился на развалины:
        - Тоже, что Иван и кроме того: боковое стекло иномарки у задней дверцы с правой стороны пробито двумя пулями. Если бы это были старые пробоины, края давно покрылись бы грязью и не сверкали под солнцем свежими сколами. Заднее крыло пробито в нескольких местах. Сегодня утром дождь прошел. Сейчас асфальт уже высох, а под этой машиной он сырой. Утром она выезжала. Надо бы навести справочку, было нападение где или нет?
        Степанова улыбнулась и хлопнула парня по руке:
        - Отлично! Есть и еще одно, чего вы не заметили: из дома двадцать один со второго этажа третьего подъезда, по-моему из кухни, на долю секунды показался ствол автомата, им отодвинули занавеску в сторону. Мы были на мушке.
        Мешков передернул плечами и на мгновение оторвался от наблюдения:
        - И ты так спокойно об этом говоришь? А если бы этот тип стрелять начал? Почему нам не сказала?
        - Потому и не сказала, что видела - стрелять не будут. Просто насторожились. Скажи я вам в тот момент, вы бы оба, дружно, уставились на окно. Автоматически уставились и все… Пиши пропало!
        Бутримов спросил:
        - Это вы в Афгане так натренировались?
        Она вздохнула:
        - Не только. После войны я несколько лет лесником работала. Ну, что, пошли свяжемся с нашими? Выясним обстановку на сегодняшнее утро.
        Вышли на проспект и почти сразу наткнулись на пятерых мужиков из московского ОМОНа. Быстро обменялись “верительными грамотами”. От ментов узнали о произошедшем утром нападении на солдат, разбиравших завалы:
        - Подлетела машина. Из нее шарахнули по ребятам из пары гранатометов и обстреляли из крупнокалиберного пулемета. Семеро погибших и более двух десятков ранено. Развернулись и спокойно скрылись где-то в этом районе. Нагло действуют, сволочи! Никак не можем прищучить.
        Степанова спросила:
        - По машине стреляли?
        - Из автоматов, но похоже, что не попали.
        - Цвет у машины какой, не знаете?
        - Серый. Иномарка. Но какая, никто не разглядел. Кто говорит “Форд”, кто “Ауди”, а двое вообще утверждают, что “Тойота”… - Омоновец внимательно поглядел на спезназовцев. - Вы что-то знаете? Может, поделитесь?
        Женщина пожала плечами и не стала говорить правду. Вздохнула, изобразив на лице сожаление:
        - У нас задание - разыскать летучий отряд. Собираем сведения, только и всего.
        - Тогда удачи вам! У нас, кстати, аналогичное задание. Если что услышите, сообщите. Совместными усилиями с бандитами быстрее покончим.
        - Будем иметь в виду!
        Едва отошли, Мешков спросил:
        - Почему ты им не сообщила о машине?
        Степанова не успела и рот раскрыть, как Бутримов опередил:
        - Ваня, пораскинь мозгами! Менты привыкли напролом переть. Они же скопом к этой машине рванут. Начнут осматривать, а по ним из квартиры могут из автомата пальнуть. В этом случае на нашей совести трупы. В лучшем случае, для ментов разумеется, Мурзаев просто смоется в другое место, оставив их живыми. Найдет другую машину и ищи-свищи. А нам это надо? В квартиру их без боя тоже не пустят. Там люди вокруг. Западные журналюги нас обвинят в “расстреле мирного населения”. Связаться с ОМОНом мы всегда успеем.
        - И что будем делать? Ждать, когда они на дело поедут?
        Марина усмехнулась:
        - Именно ждать! Возвращаемся к Огареву. Смыться они не смоются - патрулей в округе полно в связи с их сегодняшней вылазкой. Навряд ли станут рисковать. Наведаемся сюда ночью. Пока можем отдохнуть. Поработали на сегодня, я считаю, весьма плодотворно!
        Но отдохнуть не удалось. Едва появились на территории, как всех троих вызвали к полковнику Огареву. Часа полтора Марина и Иван занимались писаниной, излагая на бумаге то, как удалось обнаружить подразделение вражеских снайперш. Бутримов этой участи избежал, так как на первом этапе не участвовал. Он собирался отправиться к себе в палатку, но Огарев попросил принести обед для всех и всучил три котелка. Счастливое лицо Володи несколько потускнело: в это время возле полевой кухни толпилось слишком много народу и он знал, что проскочить “без очереди” не удастся. Вздохнув и оглянувшись на друзей, он отправился на кухню.
        Пока Бутримов ходил, Мешков и Степанова закончили писать. Полковник прочитал их рапорта. Положил оба листка на стол и прихлопнул ладонью. Поглядел на обоих:
        - Капитан Фуфарев во всем сознался. От задания вас, Марина Ивановна, я освобождаю. Этим займутся мои парни. Не стоит рисковать Вы и так хорошо потрудились.
        Степанова возмутилась и аж вытянулась за столом:
        - Как это - “освобождаете”? Почему? Что я сделала не так?
        Огарев повертел в руках карандаш. Взглянул ей прямо в глаза:
        - Все вы сделали правильно, только вашей жизнью я рисковать не вправе. Фуфарев сдал вас Мурзе. Сказал, кем вы были в Афгане. Подробно описал. Теперь вами заинтересовался какой-то Ахмад. В Грозный вчера прибыли разведчики, что бы схватить вас. Капитан должен был заманить вас в ловушку через недельку. Приказываю, с территории бригады ни на шаг без охраны!
        Глаза женщины, с каждым его словом, становились все злее. Полковник замолчал, заметив ее странное состояние. Маринка неожиданно вскочила. Обежала вокруг стола, размахивая кулаками и разевая рот. Из горла не вырвалось даже шипения. Она остановилась, треснула кулаком по столу и взревела, потеряв голову от ярости:
        - Что?!? Колька жив и меня схватить собирается? Никто не заставит меня сидеть в лагере! Тем более какой-то предатель! Никто, слышите, полковник? Я наоборот отправлюсь в город, чтобы встретиться с этой гадиной! Давно пора разобраться.! Сучара, козел…
        Ругательства сыпались, как из рога изобилия. Она лупила по столу кулаком так, что котелки с едой подскакивали. Продолжавшие сидеть за столом Огарев, Мешков и Бутримов смотрели на нее с удивлением. Полковник жестом приказал ребятам уйти. Марина даже не заметила, так как теперь бегала по палатке и громогласно материлась, размахивая руками. Лицо побагровело, на скулах проступили белые пятна. Красивое лицо исказилось и стало страшным. Ровные дуги бровей “сломались” посредине и встали углами, между ними пролегла глубокая складка. Отстранение от задания оказалось последней каплей. Терпение женщины не выдержало. Огарев встал на ее пути, раскинув руки. Она остановилась на секунду и он успел взять ее за плечи, слегка встряхнул:
        - Успокойся! Весь лагерь слышит, как ты орешь! - Она посмотрела на него злющими глазами, но все же замолчала. Мужчина заставил сесть на стул. Придвинул табурет для себя и сел напротив: - Марина, не стоит зря рисковать! Мешков и Бутримов последят за машиной и сами. Утром ОМОН подключим и все будет нормально.
        Она подняла голову и полковник поразился произошедшей в ее лице перемене. Глаза смотрели мрачно. Упрямо сжатые губы приоткрылись, чтобы выплюнуть:
        - Не будет нормально, раз Ахмад объявился! Это мой поединок и прятаться я не собираюсь.
        - Ты его знаешь?
        Женщина подавила вздох:
        - А как же! Это же его птенчиков бомбили под Шали. Преподаватель и начальник учебного центра диверсантов. Он когда-то моим другом был… - Огарев впервые в жизни испытал настоящий шок. Он еле вздохнул и не сразу нашелся, что сказать. Степанова немного пришла в себя и уже спокойно попросила: - Разрешите мне поговорить с Фуфаревым один на один?
        Офицер указал рукой влево:
        - Пожалуйста, он в соседней палатке сидит. Описывает на бумаге собственное предательство. Он мне никогда не нравился, но я и помыслить не мог, что капитан скатится до такого. Ты что-то задумала?
        Женщина посмотрела на него задумчиво и словно в размышлении сказала:
        - Вначале поговорю, а потом решу…
        Встала, подхватила автомат и направилась в соседнюю палатку. О чем она говорила с арестованным, никто не слышал. Разговор длился больше часа. Огарев несколько раз подходил к палатке, спрашивал часовых о женщине, но заходить не стал.
        Марина вернулась около пяти вечера. Вошла в палатку полковника и хмуро взглянула на мужчину. Села к столу. Долго молчала, что-то чертя карандашом на бумаге. Геннадий Валерьевич ждал. Наконец Степанова заговорила:
        - Это точно он. Ахмад приказал меня живой схватить, “чтоб даже волос не упал”. Фуфарев группу не видел и еще не связывался. Он должен был сегодня под видом патруля, пройти по микрорайону Минутка и передать записку, где я нахожусь. В ответ ему передадут коды и позывные радиостанции, чтобы в любой момент, когда я стану уходить на задание, предупредить Ахмада. Фуфарев согласен помочь: сходить на встречу и получить коды, если вы напишете рапорт в трибунал, что он сдался добровольно и покушения на Леона не было.
        Огарев внимательно посмотрел женщине в лицо:
        - На сколько назначена встреча?
        - На шесть. Дело за вами.
        - Я напишу рапорт и поговорю с Леоном. Он поймет. Пошли!
        Через полчаса капитан и четверо солдат-спецназовцев входили в микрорайон Минутка. Ребята не спускали глаз с офицера, хотя со стороны это было не заметно. Ровно в шесть Фуфарев остановил проходившего мимо высокого худощавого чеченца со шрамом на щеке и в черной ветровке с надписью на груди “Адидас”. Задержанный ничуть не обеспокоился и спокойно протянул целую пачку бумаг. Капитан принялся листать документы и незаметно положил в паспорт записку. Из военного билета чеченца забрал крошечную бумажку. Козырнул и отпустил:
        - Все в порядке. Можете проходить.
        К чеченцу мигом приклеился “хвост” - похожий на чеченца спецназовец, переодетый в гражданскую одежду. Он, якобы, привлек внимание патруля. Это было сделано с целью отвести подозрения в дальнейшем. Фуфарев был предупрежден и потребовал документы. Парень быстро протянул подложный паспорт. Капитан как-то странно дернулся, когда открыл его. Тщательно проверил, пролистав до конца. Козырнул и тоже отпустил. Не поворачиваясь, сказал Мешкову:
        - Что же вы шпиона женским паспортом одарили?
        Тот ответил, с трудом сдерживая улыбку:
        - Других не оказалось!
        Бывший офицер подошел к сержанту и незаметно отдал записку. Патруль двинулся по микрорайону дальше. Еще немного побродили. Для видимости проверили около десятка мужчин и вышли с территории, никого не задержав. Сержант обратил внимание, что автомобиль продолжал стоять напротив подъезда. Незаметно поглядел на окна второго этажа. Теперь он и сам заметил мелькнувшее за занавеской бородатое лицо.
        Дошли до расположения бригады. С капитана тут же стащили пришитые наспех погоны и отправили под конвоем в разбитый модуль, приспособленный под камеру. Фуфарев не сопротивлялся. Устало зашел внутрь и сел на сооруженную из широкой доски скамейку. Сейчас на ней лежал матрас и одеяло. Мужчина устало поглядел на закрывшуюся дверь и задумался…
        Иван зашел в палатку полковника. Доложил о прибытии группы и протянул записку. Огарев отпустил парня. Быстро пробежал глазами написанное и отдал бумажку сидевшей у стола женщине. Вышел на улицу и что-то быстро сказал солдату, стоявшему у входа. Тот сорвался с места и скрылся за углом. Полковник вернулся к себе. Степанова прочла коды, сразу узнав почерк Горева. В конце была приписка: “Если удастся поймать объект невредимым, твоя доля составит двадцать пять тысяч долларов”.
        В палатку протиснулся капитан-связист. Вытянулся у входа:
        - Разрешите, товарищ полковник? Капитан Юшкин по вашему приказанию прибыл!
        Марина ничуть не удивилась. Пока группа “путешествовала” по городу, они с полковником все обговорили. Огарев пожал руку капитана и пригласил:
        - Присаживайтесь! У нас к вам разговор есть, но дело очень секретное. Никто не должен знать никаких деталей, кроме вас. Конечно, есть вероятность, что все может пойти не так, как мы планируем, но хотелось бы, чтоб вы пока разобрались с этой дребеденью.
        Юшкин сел за стол и кивнул:
        - Все понял! Секретное, значит останется секретным…
        Глава 12
        Николай Горев чудом ушел из-под лавины огня, обрушившегося с вертолетов на его учебный лагерь под Шали. С десятком охранников, под взрывами, между бушующего пламени, он успел добежать до края лагеря. Влез по склону повыше, чтобы избежать даже случайного попадания. По дороге потерял двоих из охраны. Отсиделся в зарослях кустарника, пока авиация российских войск не улетела. Ахмад не стал дожидаться, когда российский десант пойдет на прочесывание местности и бросился искать новое укрытие.
        Через сутки набрел на отряд полевого командира Тайфура Амриева. Отряд двигался в сторону поселка Сержень-Юрт. От такой “встречи” и те и другие залегли и попрятались между елей. Горев успел крикнуть по-чеченски:
        - Велик Аллах и благословенны деяния его!
        Амриев спросил, не вставая:
        - Кто вы?
        Ахмад назвал себя и объяснил сложившуюся ситуацию. После этого два командира встали и обнялись по чеченскому обычаю, слегка похлопывая друг друга по плечам. Дальше Николай отправился вместе с Тайфуром. Расспрашивал полевого командира об обстановке вокруг. Амриев выругался в сердцах:
        - Какая обстановка? Русские по пятам шагают. Если бы не старания Масхадова, его связи с Кремлем, давно бы пришлось сложить оружие. Русские политики собственной армии палки в колеса вставляют. Вот это и спасает! Был тут один бешеный генерал, такой котел нам устроил, не думал, что живым останусь. С неба бьют, с земли бьют! Хвала Аллаху, Аслан подсуетился, убрали!
        К вечеру расположились на ночлег в незаметной лощине. По космической связи, имевшейся у Тайфура, Горев доложил лидеру “Талибана” о бомбардировке лагеря и своем местонахождении. Масуд быстро сориентировался и приказал:
        - Уходи в Грозный! Там с тобой свяжутся. Ты русский, подозрений меньше. Создавай учебный центр там.
        Люди Амриева помогли Николаю пробраться в столицу Чечни незамеченным. Привели к нужным людям, познакомили. По цепочке передали о прибытии эмиссара из Афганистана. На окраине Грозного, в подвале одного из домов, незаметно начали готовить место для учебного центра.
        Вскоре после прибытия, с Ахмадом вышел на связь русский капитан. Он пришел ночью один. Был совершенно спокоен. Горев обрадовался встрече с таким же как он, предателем. Угостил горячими лепешками и шашлыком, достал бутылку водки. Капитан оказался весьма полезным человеком. Он сообщил пароли и отзывы федеральных войск на ближайшие сутки, систему передвижения патрулей. Указал на карте, где и какие войска дислоцируются. Дал адрес “летучего” отряда Мурзаева и сообщил о желании Мурзы связаться с заграницей. На вопросы о том, каким образом был обнаружен учебный лагерь под Шали, он неожиданно назвал имя “Марина”. Фамилию женщины Фуфарев не знал. У Горева екнуло сердце и он быстро спросил:
        - В Афганистане эта женщина воевала?
        Капитан ответил:
        - Да. Под кличками Искандер и Ясон, по моим сведениям.
        Перед глазами Николая мелькнули зеленые насмешливые глаза, золотистая коса и яркие алые губы. Закончив разговор с агентом, он отпустил его. Долго сидел, вперившись взглядом в одну точку и тяжело дыша. Он даже помыслить не мог, что Марина снова воюет. Лицо Горева было мрачно. Допил бутылку, но не опьянел. Мысли о женщине не отпускали.
        Достал из металлической коробочки маленький пакетик, ссыпал порошок в стальную столовую ложку и подогрел на огне свечи. Набрал в шприц прозрачную жидкость. Перетянул вену резиновым жгутом. Вколол наркотик и минут пять сидел, привалившись к стене, пока дурь не начала действовать. Долго раздумывал. Страх перед Масудом и желание обладать Степановой боролись в нем. Победила женщина. Утром Ахмад приказал своим людям:
        - В отряде спецназа находится женщина. Вы должны схватить ее, но так, чтоб даже волос не упал с ее головы! Она нужна мне живой и здоровой.
        Под воздействием наркотического опьянения Горев был уверен, что схватив Марину, сможет сделать ее женой в обмен на жизнь. К тому же иметь такого противника на своей стороне большой плюс! Даже Масуд будет им доволен. Он помнил ее афганские операции. Дожив до тридцати трех лет Николай так и не женился, хотя практически каждую ночь проводил в окружении любовниц. От трех из них имел сыновей, но с детьми практически не общался. Они его не интересовали.
        Ахмад Шах Масуд заботился о своем любимце. Несколько раз предлагал в жены дочерей самых влиятельных людей Афганистана. Горев отказывался, вуалируя отказы тем, что до сих пор не считает себя полностью правоверным мусульманином. Говорил о своих неизжитых страстях к салу и водке. Масуд вздыхал и соглашался. На самом деле, до сих пор Николай представлял женой лишь Марину.
        Ахмад сидел в подвале полуразрушенного дома. Здесь он преподавал минно-подрывное дело великовозрастным “ученикам” и жил в комнатке в углу, отгородившись от класса стенкой из ковра и толстой фанеры. Вход в подвал был тщательно замаскирован. Со стороны казалось, что здесь вообще нет никакого помещения. Но внутри все было приспособлено для обучения: столы, стулья, грифельная доска, наглядные пособия, расставленные на длинных столах по периметру комнаты. Плакаты, развешенные по стенам.
        Жилье Горева имело кое-какие удобства: диваны, стулья, ковры. На столике перед диваном стояли тарелки с разнообразной едой: от лепешек и жареной баранины до исконно восточных сластей. Связной протянул развалившемуся на подушках Ахмаду записку от русского капитана. Горев схватил ее, вскочил и отошел в сторону. При свете лампы принялся разбирать каракули военного. Прочитал вслух:
        - “Женщина ранена, в ближайшую неделю навряд ли куда пойдет. От хирурга удалось узнать, что ранение хоть и не тяжелое, но рана глубокая. Осколок мины прошел между лучевыми костями на левой руке. Именно Искандер обнаружила лагерь под Шали. Из поля зрения она не уйдет. Когда соберется в поиск - сообщу. Женщины-снайперы тоже ее работа. Помочь в их освобождении не смогу. За них взялись органы госбезопасности. Что с моим братом? Через неделю выйду на связь. Фархад”.
        Горев вздохнул. Душа заболела. Кожа рук четко почувствовала прикосновение золотистой косы. Он со стоном прикрыл глаза и упал лицом в подушки…
        Российские войска выдвинулись в предгорья Большого Кавказа в мае. Генштаб все же дал разрешение на продолжение операции по освобождению республики от бандитов. Время было потеряно, фактически пришлось начинать заново. В большинстве своем чеченцы считали, что российские войска в горы не сунутся и будут рассчитывать лишь на артиллерию и авиацию. Но…
        Русские решительно пошли в горы! Операция была разработана заранее. В конце мая развернулись жестокие бои в Веденском и Шатойском районах. Массированными ударами с воздуха и артиллерийскими ударами с земли подверглась территория цементного завода, прикрывавшего вход в Аргунское ущелье. Командование российской армии неоднократно предлагало бандитам оставить завод целым, так как он потребуется в будущем. Чеченцы не захотели пойти на уступки. В течение нескольких дней бомбежки не прекращались, завод был разрушен до основания и захвачен, хотя русские не сделали ни единой атаки. Чеченцы бежали. Бомбовые удары дали возможность свести потери в живой силе к минимуму.
        К началу июня федеральные войска подошли к горловинам Веденского и Аргунского ущелий. Бандиты оказывали ожесточенное сопротивление. По их позициям продолжала бить авиация и артиллерия. Сохранялись солдатские жизни. Упорные бои шли под Бамутом, Сержень-Юртом, Ножай-Юртом и Агишты. Артиллерия вела обстрел противника под Ведено, Шатоем, Бачи-Юртом и Мехкетами.
        Вперед были отправлены штурмовые группы для захвата господствующих высот. Они состояли в основном из десантников. Дудаевцы прочно закрепились под аулом Ярышмарды. Их приходилось буквально “выковыривать” из дотов и дзотов. Все делалось для того, чтобы бандиты не догадались, куда будет нацелен основной удар.
        В это время по каменистому руслу реки в район аула Элистанжи вышел 245-й полк. Высадили воздушный тактический десант. 3 июня старая столица Чечни - Ведено, была захвачена федеральными войсками. Боевики, не ожидавшие подобного маневра, ожидавшие удара по Шатою и стягивающие силы в том направлении, позорно бежали с поля боя, бросая позиции и оружие. Весть о захвате Ведено мгновенно разнеслась по всей Ичкерии. Теперь на очереди стоял Шатой.
        Тылы дудаевцев оказались оголенными. Возле аула Агишты крупной группировке, спешившей в Шатой, пришлось вести бой с морскими пехотинцами. Федеральные войска разрознили бандформирования и начали уничтожать их по очереди. Практически все тяжелое вооружение дудаевцев к этому времени было уничтожено.
        Без промедления российские войска двинулись на Шатой, вдоль реки Аргун. Слева громоздились отвесные скалы, а справа резко вниз уходил десятиметровый обрыв. Практически это была ловушка. Движение дальше неминуемо привело бы к гибели. Достаточно было подорвать первую и последнюю машины в этом узком мешке и все было бы кончено. Колонна остановилась. К тому же саперы обнаружили на дороге множество неприятных сюрпризов, типа радиоуправляемых мин и фугасов.
        Требовалось обойти Шатой и ударить с тыла, но без артиллерии делать там было нечего. Инженерная служба 166-й бригады в течение нескольких суток пробила дорогу на месте горной тропки, вьющейся по хребту с незапамятных времен. Тяжелая техника прошла по ней. На третьи сутки войска вышли к аулу Большие Варанды.
        Все это время небольшой рейдовый отряд отвлекал на себя силы противника на главной дороге по берегу Аргуна. Они яростно пытались пробиться по главной дороге. В группе были саперы, артиллеристы, мотопехота и десантники. Боевики “клюнули” на приманку и начали стягивать силы к дороге. Почти весь штурмовой отряд погиб, но это дало возможность основным силам выйти к Шатою и высадить десант. К середине июня Шатой был взят.
        Неподконтрольными оставались лишь непосредственно горы. Но взятие высокогорных районов оставалось вопросом времени. Этот вопрос был бы решен успешно и быстро, если бы вновь, в который раз, не вмешались политики. Кому-то было очень не выгодно окончание войны. Да и то понятно - война приносила огромные доходы и кто-то сильно нагревал на этом руки, подсчитывая барыши на крови.
        Наступление федеральных войск снова остановили переговорами. Москву не устраивало, чтобы бандитов окончательно раздавили, а Президент не вмешался. Ему, по-всей видимости, было все равно, что льется кровь.
        Вновь назначенному начальнику объединенной группировки генералу Лаевскому ночью положили на стол перехваченный разговор Масхадова с одним из полевых командиров. Прочитав, генерал ахнул и вначале не поверил. Полевой командир едва не плакал и истерично кричал в эфир:
        - Мы больше не можем сдерживать русских! Выручайте!
        Аслан спокойно ответил:
        - Продержитесь до утра. Объявят мораторий. Мы уже договорились с нашими московскими друзьями!
        Утром пришла радиограмма из Москвы от Верховного Главнокомандующего с категоричным требованием - остановить военные действия. Лаевский долго говорил с Москвой, доказывая ошибочность такого решения. Пытался связаться с Президентом, но ему объяснили бесполезность. Генерал долго сидел с пиликающей телефонной трубкой в руке и не знал, что ему делать. В горах дралась насмерть целая бригада. Остановить бой - значило погубить людей и все то, что с таким трудом было отвоевано. Большинство боевых генералов сжимало кулаки: такая близкая победа вновь была украдена из рук армии политиками из Москвы. Но были и такие, кто опустил руки…
        Лаевский снова схватился за телефон. Дозвонился до премьер-министра и получил от ворот поворот. Премьер твердо ответил:
        - Прекратить боевые действия!
        В сердцах боевой генерал крикнул:
        - Кто наш главный противник? Бандиты в горах или предатели в сановной Москве? Что ж вы творите?! У меня люди гибнут!
        Министр швырнул трубку, не желая слушать. Тогда командующий взял ответственность на себя и приказал продолжать наступление. Кинул полк десантников на помощь бригаде. Он беспокоился за жизнь подчиненных больше, чем за собственную карьеру. Десант обрушился на головы боевиков, как снежная лавина, когда они уже начали успокаиваться. Среди чеченских лидеров началась настоящая паника. Они в открытую жаловались по космической связи своим московским благодетелям на отчаянного генерала. В эфире в открытую зазвучали подстрекательские тирады:
        - Дождались Бонапарта? Он скоро Кремль бомбить начнет!
        - Генерал неуправляем! Он проигнорировал приказ самого Верховного!
        Лаевский вынужден был смириться, но отвоеванные у политиков часы решили исход дела в пользу федеральных войск.
        Своенравного генерала вскоре назначили министром внутренних дел, лишь бы удалить от Чечни подальше.
        Марина даже и не подумала отсиживаться в бригаде. В ту же ночь она вместе со взводом спецназа отправилась в микрорайон Минутка. Как и мужчины, надела на лицо маску и бронежилет, который страшно не любила. Пришлось смириться, так как без него Огарев не выпускал ее на задание. В небе, сквозь длинные прозрачные полосы перистых облаков, перемаргивались звезды и плыла далекая точка спутника. Издалека доносился вой собаки. На северо-западе прозвучала короткая автоматная очередь. Старшим шел майор Андрей Ракса. Степанова по дороге подошла к нему и тихонько предложила:
        - Товарищ майор, есть предложение…
        Мужчина повернул голову:
        - Выкладывайте, сержант.
        - Давайте тихонько возьмем бандитов на выезде из микрорайона? Там, где с обоих сторон развалины? Спрятаться есть где. Из двадцать первого дома именно этот поворот не виден. Так что мы даже и не насторожим никого. Еще два выезда перегородить надо. Саперные знаки “Мины” выставить или еще что-то придумать. Я им колесо прострелю, когда они въедут в развалины. Засяду на крыше вон того дома и подожду утра. Обзор оттуда прекрасный. Когда машину захватим, можно подкрасться по стенам домов к двадцать первому и ворваться в квартиру. Без выстрелов провернем операцию.
        Ракса задумался, затем согласился:
        - А что, вполне толково! Берите с собой Бутримова и на крышу! Мы сейчас выезды оформим и в засаду сядем. Расстояние не великовато? Может поближе крышу подыскать?
        Женщина отказалась:
        - Тогда выстрел в машине услышат. Они же не дураки и наверняка отличат выстрел от снайперки с глушаком от чего-то другого. А так, будет похоже, что проехали по осколку. Вы не волнуйтесь, я их достану!
        Времени было около восьми утра, когда машина отъехала от подъезда. Солнце начинало пригревать все сильнее. На крыше это было наиболее ощутимо. Бутримов, следивший за иномаркой, сразу сообщил Марине об этом. Она стряхнула с себя дремоту, энергично потянувшись всем телом. Придвинула винтовку и нашла в оптику развалины. Прицелилась в крошечный камень на дороге и застыла в ожидании. Машины не было минут пять. Шофер хотел проехать через другой выезд, но перед аркой появился ров, наподобие тех, что роют для прокладывания кабеля и висела табличка. Он развернулся и поехал к развалинам.
        Задержание спецназовцы провели по всем жанрам боевика. Задняя правая шина неожиданно хлопнула и машина начала отчетливо заваливаться вправо. Шофер остановил ее точно посреди развалин. Вышел, чтобы посмотреть. Увидев спущенное колесо, выругался по-русски и что-то быстро сказал по-чеченски своим пассажирам. Все вышли из машины. Фигуры в пятнистой форме и масках, появились из развалин бесшумно, словно призраки. В солнечном свете это выглядело фантастически.
        Бандиты даже опомниться не успели, как уже оказались намертво притиснутыми к машине, а крепкие руки быстро обыскивали их. В салоне автомобиля обнаружили целый арсенал: два гранатомета, миномет, крупнокалиберный пулемет и боеприпасы ко всему этому вооружению. Мурзы среди задержанных не оказалось.
        Натянув маски, Степанова и Бутримов спустились с крыши, напугав своим бесшумным появлением старуху-чеченку в подъезде, вышедшую покурить. Она выронила сигарету и четко произнесла:
        - О, Аллах милосердный…
        Они проскочили мимо нее. Незаметно присоединились к отряду. Отогнав машину в сторону, чтоб не мешала и оставив чехов с найденным оружием под охраной шести спецов, остальные начали красться вдоль стен к двадцать первому дому. Было еще достаточно рано и народу вокруг бродило не так много. Спецназ беспрепятственно проник в подъезд. Далее Марина попросила разрешить ей немного поэкспериментировать. На ухо объяснила суть и Ракса разрешил. От Огарева она уже знала, что чеченец со шрамом зашел в эту квартиру. В машине его не было, следовательно, он находился внутри.
        Степанова стащила маску и распустила роскошные волосы по плечам. Накинула на плечи женскую кофту, сушившуюся во дворе и сдернутую ею с веревки. Застегнула пуговицы, прикрывая камуфляж. Парни наблюдали за превращениями. Мужчины затаились по обе стороны двери. Марина спокойно постучала в дверь. Автомат держала за спиной левой рукой, держа палец на курке. Наконец изнутри донеслись осторожные шаги. Женщина послала молитву Богу, чтоб это был не Мурза. Голос по-чеченски спросил:
        - Кто там?
        Степанова преспокойно ответила на русском, придав голосу легкий акцент:
        - Ахмад передает вам привет. Я новенькая из Прибалтики.
        За дверью какое-то время стояла тишина. Затем два мужских голоса быстро заговорили между собой. Они спорили. Марина покачала кистью правой руки, останавливая ребят, уже готовых ломануться в двери. Дверь начала приоткрываться. Степанова склонила голову набок и чуть смущенно улыбнулась выглянувшему чеченцу. Тот, увидев красивое женское лицо, обернулся и быстро сказал:
        - Девка! Одна.
        Откуда-то из комнаты последовало облегченное:
        - Пусть проходит.
        Боевик распахнул дверь. В ту же секунду женщина шагнула к нему, жесткая маленькая ладонь зажала рот, лишая возможности кричать. Ее автомат плашмя лег на горло и притиснул бандита к стене. Чья-то мужская рука легко выдернула автомат из его рук. В дверь бесшумно входили спецназовцы. Марина тут же отдала пленника ребятам. Спокойно шагнула в комнату и светло улыбнулась. Никто из шести бандитов, находившихся в квартире, не успел сделать ни единого выстрела. Группа Мурзы перестала существовать.
        Майор Ракса сидел за столом в комнате, разглядывая бандитов и ожидая вызванные по рации машины с подкреплением. Арестованные мрачно наблюдали, как Марина свивала волосы на затылке, а потом забивала их под фуражку, повернувшись к ним спиной и глядя в окно сквозь штору. Синей кофты на камуфляже уже не было. Мурза узнал ее по описанию. До него дошло, что Фуфарев “сгорел”.
        Хозяин и хозяйка квартиры сидели вместе с бандитами. Были они уже не молоды. Мужчина опустил плечи и только вздыхал. Женщина плакала, смотрела, как вскрывают паркетный пол и упрекала мужа в том, что пошел на поводу у бандитов. Ругала за опрометчивость и за то, что разрешил племяннику устроить в квартире притон. Говорила она по-чеченски, явно думая, что ее не понимают. Проклинала войну, бандитов, оружие и плакала, уткнувшись в кончики головного платка. Степанова прислушивалась.
        Двое парней держали банду под прицелом автоматов, остальные проводили тщательный обыск в квартире. Найденные арсеналы впечатляли. Гора оружия в коридоре медленно росла. Имелась даже импортная радиостанция с запасными батареями. Андрей Ракса подошел к Марине и попросил:
        - Выйдем… - Оба направились на кухню. Офицер сказал: - Я заметил, что вы понимаете по-чеченски и специально не стал вас дергать, когда женщина говорила. Она сообщила что-то интересное?
        - Хозяйка ругала мужа. Среди задержанных находится их племянник, который и втянул дядю в неприятности. Попросите ребят проверить задние стенки кухонных столов. Но то, что найдете, задержанным пока не показывайте. Мурза хоть и получил мое описание, зато не знает, что я чеченским владею.
        - Хочу попросить - не могли бы вы одеть маску и посидеть в комнате? В дальнейшем идти поблизости от них и сесть в кузов вместе с арестованными, чтоб послушать? У меня таких спецов по языкам нет.
        Степанова улыбнулась:
        - Об этом могли бы и не предупреждать. Что-то еще?
        Он покачал головой и вернулся в комнату. Марина натянула маску и вошла следом. Но ничего интересного больше не услышала. Боевики молчали, глядя в пол, а женщина просто плакала.
        Две крытые машины прибыли через час. В одну забросили найденный арсенал и разместилась часть уставших спецназовцев. Во вторую загрузили арестованных. Степанова входила в число конвойных. Она села у заднего борта, спиной привалившись к брезенту. Мурза сидел через человека от нее. По дороге услышала фразу, которая ее страшно заинтересовала, но она даже вида не показала, что поняла о чем идет речь. Мурзаев, тихо сказал сидевшему “Шраму”:
        - Русские не оставили засады. Ахмад придет и все поймет.
        Покосился на Маринку, сидевшую у борта. По ее ничуть не насторожившемуся виду решил, что русская ничего не поняла и продолжил:
        - Сейчас будет поворот. Машины тормозить начнут. Я столкну эту бабу на пол, Шараф собьет тех двух, а ты беги. Тут развалин полно, мы не дадим им стрелять. Предупреди Ахмада, женщина, которую он ищет, сегодня действовала вместе со спецназом. Фархад сгорел, верить ему не стоит.
        Степанова не могла допустить побега и заговорила по-чеченски:
        - Попробуйте дернуться, всех уложу на месте!
        Чеченцы вытаращили глаза от неожиданности, а Мурза побледнел. Марина быстро сказала солдатам по-русски, пока чеченцы не опомнились:
        - Мужики, тут побег готовиться. На повороте всем внимание!
        Спецназ перехватил автоматы покрепче и теперь не спускал глаз с арестованных. Побег не удался. Главарь летучего отряда закрыл глаза, признавая свое полное поражение.
        По прибытию в лагерь, Степанова узнала, что капитан Фуфарев ночью повесился в модуле на распоротом рукаве от тельняшки. Женщина вздохнула:
        - Может так даже и легче. Мертвые сраму не имут… - Помолчала. Попросила у Огарева: - Разрешите мне поговорить с чеченцем со шрамом, пока его никто не “колол”. И естественно, без свидетелей.
        Полковник обратил внимание на странное выражение ее лица, но не стал спрашивать, в чем дело, решив - скажет и сама, когда сочтет нужным. Вскоре мужчину привели в палатку. Огарев ушел по своим делам. Марина отпустила конвойных:
        - Я сама справлюсь и приведу пленного после разговора. Можете быть свободны. - Обернулась, внимательно разглядывая лицо арестованного. Перед глазами мелькнуло это же лицо, но без шрама и лет на десять моложе. Тихо сказала: - Здравствуй, Амир! Присаживайся…
        Он вздрогнул. Резко сел на стул и поднял лицо:
        - Откуда знаешь мое настоящее имя?
        Она села напротив, стащила маску и грустно улыбнулась:
        - Понимаю, что постарела и ты не узнаешь… Афганистан помнишь? Перевал и двое в одном спальном мешке. Тебе это ничего не говорит? Ты обещал найти меня и взять в жены. Не думала, что мы с тобой вот так встретимся. Ты тоже постарел, но я сразу узнала. При всех не хотелось говорить.
        Он замер, не отрывая взгляда от ее лица. По его глазам она поняла, что узнал. Чеченец опустил голову, обхватил виски ладонями, закачался из стороны в сторону и застонал:
        - М-м-м-м… Искандер! Как я мог тебя не узнать?! - Резко поднял лицо вверх и спросил: - Что ты хочешь? Ты спасла мне жизнь тогда и вправе требовать…
        Она перебила:
        - Не вправе! Я знаю ваши законы. Вы презираете тех, кто требует платы за спасение и мне платы не надо. В Афгане мы все были равны и никто не смотрел, какой ты национальности. Сейчас мы с тобой по разные стороны. Выслушай меня, а потом сам решай, как тебе поступить. Я не обижусь, что бы ты не решил.
        Степанова рассказала, кем является на самом деле “Ахмад”. Не скрыла, что тот был ее другом когда-то и именно по ее рекомендации прошел обучение в спецшколе. Рассказала о предательстве Горева в Афгане и нынешней его роли в Чеченской республике. Добавила:
        - Амир, где ты видел мирную республику, в которой бы безнаказанно убивали и грабили? Где сбиваются в банды, чтобы легче терроризировать иноверцев? Я же не спрашивала тебя на перевале, какой ты веры. Это не повод для резни. Места всем хватит. Я пришла в Чечню драться с бандитами, а не чеченцами и совсем не ожидала встретить среди них тебя. Ты же афганец! Ни чеченцам, ни русским война по большому счету не нужна. Но она нужна нашим политикам, что твоим, что моим - все упирается в огромные деньги, которые крутятся в этой войне. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю.
        Он глядел в стол и не поднимал головы. Глухо спросил:
        - Что ты хочешь, Искандер?
        Она остановилась напротив:
        - Помоги прихлопнуть этого бешеного волка. Ведь он в Афгане и тебя предал. Предал всех, кто воевал честно. Почему ты помогаешь предателю? Я не прошу сдать всех, кого знаешь - отдай мне только Ахмада! Ты же знаешь, где он! Тот план, который я придумала, требует времени, а за это время Николай натворит дел в Чечне…
        Бесланов молчал. Она не торопила, понимая, что для такого важного решения нужно время. Поставила погнутый алюминиевый чайник на железную печку, подкинула дров. Насыпала в котелок заварку. Чай настоялся и она разлила его по кружкам. Поставила одну перед мужчиной. Достала сахар в целлофановом пакетике и остатки галет. Амир молча пил обжигающий губы напиток и смотрел на нее через стол. Смотрел внимательно, словно пытаясь заглянуть ей в душу. Тихо заговорил:
        - Ахмад должен появиться в квартире через пару дней между девятью и десятью вечера. Где он сейчас, я не знаю. Я связываюсь с ним еще через пару человек. Передача идет по цепочке. Если бы сегодня побег удался, мне пришлось бы дежурить поблизости. Каким образом он появится, не знаю. В детали нас не посвящали. Знаю только, что он будет в форме русского подполковника. Сколько с ним придет народу, неизвестно.
        - Ты знаешь его в лицо?
        - Нет. Он должен сказать: “Здесь живет механик? У нас что-то с машиной”. Ответ:
“Механик убит, но здесь его брат. Он разбирается в технике. Может и договоритесь”. Это все, что мне известно…
        Марина отхлебнула глоток из кружки и спросила:
        - Амир, почему ты не выдвигаешь условий?
        Он устало ответил:
        - Мне теперь все равно, что со мной будет… Я уже столько всего натворил!
        - Тогда, если не возражаешь, я выдвину условие за тебя: свобода и никаких преследований. Суда не будет!
        Он попросил:
        - Возьми меня в засаду. Если я открою дверь, вопросов не возникнет. Я не предам тебя.
        - Не боишься? В этом случае они сразу поймут, что ты их сдал.
        Бесланов пожал плечами:
        - Когда-нибудь все равно придется расплачиваться.
        Они договорились, что говорить Мурзаеву, если спросит. Оставив Амира в палатке, Марина нашла Огарева и передала разговор со старым знакомым. Полковник зашел в палатку, внимательно поглядел на чеченца и дал согласие на его участие в организации засады. Чтобы не вызывать ненужных подозрений, Степанова попросила начальство вызвать на допрос нескольких бандитов. С ними говорил сам полковник, Марина лишь присутствовала, что бы иногда перевести сказанное по-чеченски. Мурзаев рассказал обо всем, кроме связи с Ахмадом. Огарев несколько раз спрашивал его:
        - Кто такой Ахмад? Наш человек слышал, как вы произнесли его имя. Где нам его искать?
        Главарь упорно отрицал знакомство с человеком, носящим это имя:
        - Ваш человек ослышался - я сказал Ахмет. Это один из группы, он ушел от нас, но снабжает отряд питанием. В его квартире можно отсидеться.
        Остальные трое твердили тоже самое. Полковник оставил бандитов в покое. Вызвал майора Раксу и втроем начали разрабатывать план операции.
        В квартиру, служившую Мурзе убежищем, проникли в ночь с четверга на пятницу. Свет не зажигали. Бесланов старался держаться рядом с Мариной. Женщина понимала, что Амиру не уютно в компании русских и старалась отвлечь его разговором. Они вместе сели в широкое кресло. Она расспрашивала его о чеченских обычаях и традициях, стараясь не касаться военной темы. Оба говорили по-чеченски. Иногда он поправлял ее произношение.
        Время перевалило за два ночи. За день Степанова устала, под его тихий голос она незаметно уснула. Бесланов рассказывал старинную чеченскую легенду и заметил, что она спит лишь тогда, когда ее голова коснулась его плеча. Бесланов замолчал и скосил глаза на женщину. Заметил, что спецназовцы внимательно смотрят на него: автомат женщины был совсем рядом и его было легко вырвать из ее рук. Амир усмехнулся. Осторожно подвинулся в кресле, чтоб Марине было удобно, положил руку на плечи женщины и откинувшись головой на спинку кресла, задремал. Ее голова во время сна медленно сползла ему на грудь. Рука самопроизвольно легла на пояс, обнимая мужчину. Он проснулся, почувствовав ее движение.
        За эти два дня Марина часто вызывала его якобы для допроса, а сами сидели чаще всего вдвоем в палатке полковника и болтали: вспоминали Афган, обсуждали войну в Чечне. Оба при этом старались не горячиться. Амир не стал скрывать свое прошлое:
        - Я воюю на стороне Джохара уже два года. Дудаев говорил об отделении от России, об отдельном государстве. Его слова казались мне правильными… Я ушел к Дудаеву после того, как мои жена и сын погибли от случайного попадания снаряда, выпущенного русскими. Родители бежали из Чечни еще в 94-ом и где они сейчас точно находятся, я не знаю…
        Амир поймал себя на мысли, что говорит о смерти родных без ненависти и какое-то время молчал в удивлении. Марина предложила:
        - Хочешь, я помогу тебе найти их?
        Он внимательно поглядел ей в глаза и кивнул:
        - Хочу, если тебе не трудно. Знаешь, встретив тебя, я вдруг задумался, а кто действительно виноват, что моя семья погибла? Раньше я как-то не задумывался, да и некогда было. Я просто воевал…
        Она слегка улыбнулась:
        - Что-то изменилось?
        Он тяжело вздохнул:
        - Все командиры, с которыми приходилось сталкиваться, Дудаев и Удугов твердили, что в войне виноваты только русские. Несколько лет вбивали чеченцам в сердца и головы ненависть к России. Особенно тем, кто потерял родных. Расписывали, как мы будем жить, когда победим. Призывали жить по Корану, заставляя убивать и грабить подобных себе.
        - Неужели раньше ты этого не замечал?
        Он пожал плечами:
        - Когда овца одна, она может думать, но если эта овца в стаде, она подчиняется вожаку. Вот то же и со мной. Я верил в свободу Ичкерии. Видел, что большинство русских, проживавших в Грозном, вообще потеряли всех. Их убили такие же чеченцы, как я сам, еще до начала войны. А ведь эти русские не испытывали ненависти к нам. Они жили среди нас очень долго и вдруг стали врагами только потому, что они другой веры…
        Голова Марины сползла еще немного и он подставил руку, глядя на нее. Почувствовал мягкие волосы и теплую кожу щеки. Наклонил лицо и понюхал волосы. Бесланов не заметил, что полковник Огарев наблюдает за ним с легкой полуулыбкой. Майор Ракса ревниво поглядывал из угла комнаты. Амир заснул, поддерживая ладонью ее лицо на груди. Утром Степанова принялась готовить завтрак на всех. Чеченец выбрал момент, когда она осталась в кухне одна и спросил:
        - Ты замужем?
        Она обернулась от плиты:
        - Была.
        Амир помялся немного и снова задал вопрос:
        - Когда эта операция закончится, я могу остаться рядом с тобой? - Он заметил изумление на ее лице и торопливо поправился. - Работать там же, где и ты. Все равно мне некуда деться и некуда возвращаться.
        Марина поняла теневую сторону вопроса, но решила, что развивать эту тему не стоит и ответила:
        - Там, где я, навряд ли, а вот с полковником Огаревым могу поговорить. Устраивает? Я к ним прикомандирована.
        - Согласен. Только, уверен, он не согласится бывшего боевика к себе взять.
        Оба замолчали. В дверь заглянула голова полковника:
        - Амир, я тут подумал: после этого задания ты свободен, как ветер. Но я боюсь, что долго ты не протянешь. Твои бывшие друзья попытаются достать. Что, если тебе к нам на службу поступить? Я рекомендации дам. Могу даже к себе взять, если захочешь. Марина говорила, что ты афганец. У меня почти все парни Афган прошли. Лишним не будешь.
        Бесланов ошеломленно взглянул на женщину, потом на русского полковника, за спиной которого стояло двое ребят и кивнул:
        - Я бы хотел к вам, в спецназ.
        - Вот и договорились! - Огарев протянул ему руку и крепко стиснул протянутую в ответ ладонь чеченца. Обернулся к парням: - А вы говорили, не согласится!
        День прошел спокойно. Никто не стучал в дверь и не заходил. Разведчики наблюдали за происходящим на улице сквозь прозрачные шторы, стараясь не подходить слишком близко. За окном мальчишки гоняли мяч и яростно кричали друг на друга, отстаивая каждый свою точку зрения. Молодая чеченка развешивала белье, старательно закрепляя его прищепками, чтоб не унесло. Ветер трепал платок на ее голове и обвивал платье вокруг стройной фигуры. Один из разведчиков вздохнул, глядя на нее:
        - Хороша! Мне бы жену такую найти. Люблю черненьких и смуглых.
        Удивленный Амир, сидевший до этого на диване, подошел и выглянул в окно. Увидел девушку и спросил:
        - И на чеченке бы женился?
        Парень посмотрел на него, как на дурака и ответил:
        - При чем тут “чеченка”? Какая разница? Главное, чтобы нравилась! Вот эту я бы взял в жены. Смотри, как белье ловко развешивает. А лицо? С него картины писать или в кино снимать. Чувствуется хозяйка… Наверное, замужем…
        Бесланов пригляделся к девушке, растягивающей на веревке пододеяльник и уверенно сказал:
        - Мужа у нее нет.
        Русский повернулся к нему:
        - Ты откуда знаешь?
        - Платок девичий, с кружевом. А самое главное, колец нет ни на одной руке.
        Спецназовец с надеждой спросил:
        - Как зовут, не знаешь?
        Амир рассмеялся и отошел к дивану:
        - Ну, ты даешь! Откуда же мне знать?
        Парень через пару минут сел рядом с ним и грустно сказал:
        - В соседний подъезд зашла.
        В восемь вечера шесть парней осторожно выглянули из квартиры. В подъезде стояла тишина, лишь из-за дверей некоторых квартир доносились обрывки разговоров. Не много послушав, они затаились на лестничной клетке третьего этажа и под лестницей на первом. Во всем подъезде горело лишь две лампочки и те светились еле-еле. Чтобы не насторожить Ахмада, Огарев приказал зажечь в квартире свет, едва начало смеркаться. Амир попросил не задергивать шторы, вспомнив, что они всегда были раздернутыми.
        Возле окон часто мелькала его голова и пышноволосая голова Андрея Раксы, которому
“приделали” бороду из найденной на антресолях пакли. Бесланов сказал, что его профиль больше всего напоминает Мурзу. Разведчики беззвучно укатывались над майором, который бродил возле окон, придерживая “бороду” рукой, чтоб не отпала и делая вид, что поглаживает ее. За отсутствием нужного клея, паклю пришлось
“клеить” найденным медом. Его оставалось совсем чуть-чуть на дне банки, но для
“бороды” хватило.
        В двадцать один пятнадцать раздался стук в дверь. Лампочку в коротком коридорчике заранее немного выкрутили из гнезда, чтоб она не горела. Слева от входной двери находилась кухня. Один из разведчиков бесшумно проскочил туда и замер у стены. Марина спряталась в спальне. Остальные четверо затаились в комнате. Амир подошел к двери, но не стал открывать, спросил по- чеченски:
        - Кто там?
        Снаружи ответили по-русски:
        - Здесь живет механик? У нас что-то с машиной…
        Голос был Маринке не знаком и она пожала плечами в ответ на вопросительный взгляд полковника. Тот стоял у косяка и видел ее лицо. Бесланов, открывая дверь, ответил:
        - Механик убит, но здесь его брат. Он разбирается в технике. Может и договоритесь.
        Внутрь шагнуло четверо, на лестничной площадке, настороженно озираясь, стояло еще трое. Следом за четверкой вошел широкоплечий коренастый подполковник. Спросил:
        - Чего в коридоре свет не горит?
        Амир ответил:
        - Лампочка перегорела, когда свет дали, а новую негде взять.
        Четверка оттеснила чеченца к стене и быстро прошла в комнату. Подполковник остался возле открытой двери, держа руку в кармане. Из комнаты послышался шум. В ту же минуту раздался хриплый вопль одного из его охранников:
        - Уходи, Ахмад! Засада!
        Маринка, поняв что терять больше нечего, выскочила в коридор из спальни и крикнула, поднимая автомат:
        - Горев!
        Подполковник, уже убегая, оглянулся. Она увидела изумленные глаза и окровавленный нож в его руке. По стенке, держась за живот обоими руками, медленно сползал Амир. Парень из кухни выскочил в коридор, на секунды закрыв ей обзор. Из-за него она не выстрелила. Когда спецназовец скрылся в комнате, в пролете дверей никого уже не было. На лестничной площадке прогремело несколько очередей. Мимо распахнутых дверей пронеслись трое спецназовцев, прятавшихся наверху. Прозвучали пистолетные выстрелы, топот ног, хлопнувшая внизу дверь. До слуха донесся приглушенный короткий стон из подъезда.
        Никто из соседей на лестничную клетку не вышел. Чеченцы просто боялись. В комнате слышались звуки борьбы, гремела перевернутая мебель. Слышался мат и проклятья. Она поняла, что там справятся и без нее. Кинулась к чеченцу. Он удивленно смотрел на нее, прислонившись спиной к стене и поджав ноги к подбородку:
        - Почти не больно…
        Куртка и рубашка потемнели от крови. В крови был верх брюк. Степанова с трудом оторвала его руки от живота. Задрала рубашку и куртку. Из колотой раны обильно вытекала кровь. Маринка выдернула из кармана сразу несколько бинтов и ватно-марлевых повязок. Разодрала в момент вощеную бумагу на всех и начала как можно туже перебинтовывать Амира. Его голова легла на ее плечо. Он опирался на нее. Быстрое частое дыхание билось в шею. Ее руки каждый раз невольно обнимали его. Он, улыбаясь, прошептал:
        - Я с радостью умру в твоих объятиях…
        Она яростно сверкнула глазами:
        - Зато мне такого счастья не надо! Я хочу, чтобы ты жил! Помолчи, Амир! Тебе нельзя говорить. Кровь от этого еще сильнее идет.
        В коридор вышел Огарев. На скуле темнел след от удара, с губы стекала тоненькая струйка крови, шапки не было. Тельняшка разодрана и виднелась покрытая седым курчавым волосом грудь. Из комнаты слышалось тяжелое дыхание и ругань арестованных:
        - Мы вас, сук, все равно мочить будем!
        Полковник наклонился над чеченцем. Спросил Марину:
        - Тяжело?
        Она, наматывая очередной бинт, ответила:
        - Надо срочно машину вызывать! Он кровью истекает.
        - Ребята уже связались!
        Полковник выскочил на лестничную площадку. До женщины донесся его горестный вскрик:
        - Сергей!!! Алик!!! Ребята!!!
        Она на долю секунды обернулась. Мгновенно поняв, что два спецназовца убиты. Содрала с себя бронежилет. Из кармана куртки достала еще несколько последних, запасных, бинтов и снова принялась перетягивать живот Бесланова. Огарев внес в коридор раненого разведчика и крикнул:
        - Мужики, Сорока ранен! Перевяжите! И поторопите машину, быстрее!
        Сам снова вышел в подъезд. В коридор выскочил Ракса. Он тоже был не в лучшем виде: нос распух, под глазом фингал, рука наскоро замотана бинтом, разрезанный рукав болтается. Бросился к лежавшему без сознания спецназовцу. Бронежилет от очереди в упор не спас. Сквозь дырки в кевларе и пластинах уже просочилась кровь. Майор стащил с него бронежилет, куртку и тельняшку. Грудная клетка была перечеркнута очередью. От плечь и до живота все было в крови.
        Закончив к этому моменту с Амиром, Степанова бросилась перевязывать спецназовца уже теми бинтами, что достал офицер. Ракса придерживал разведчика, помогая ей. Перевязка длилась всего пару минут. Женщина провела ее весьма ловко и быстро. Полковник по очереди внес убитых ребят и положил в кухне рядышком. С трудом сглатывая комок, застрявший в горле, хрипло спросил Марину:
        - Сорока жить будет, как думаешь?
        Она быстро подняла лицо и сразу же опустила:
        - Если машина поторопится. Шесть пуль попало…
        - Мать вашу!.. - Полковник схватился за голову и вошел в комнату. Раздался его крик: - Сволочи! Таких ребят убили! Мы Афган с ними прошли!.. Санько, поторопи!!! Дай, я сам… - Раздался громоподобный рев Огарева: - Вы что там копаетесь?! У нас парни кровью истекают! Быстрее мать вас яти!.. А мне плевать, что завалы не разобраны. Не будет машины через пять минут, всю вашу медчасть собственноручно разнесу! Да что вы мне трибуналом грозите! На х… трибунал, ты машину давай!
        Внизу хлопнула дверь подъезда. Степанова автоматически приготовила оружие. В дверях показались трое разведчиков, бросавшихся в погоню за Горевым. Они приволокли одного бандита. Устало выдохнули:
        - Ушел, зараза! Матерый! Одним из своих, как щитом прикрывался, когда мы сверху бежали. На Алика с Серегой вот этого гада столкнул. В темноте скрылся с одним. Еще один у крыльца валяется. Его Алик срезал. Где он?
        Майор выдохнул со слезами:
        - Убит Алик, и Серега тоже. Сорока в тяжелом и Амира ножом…
        - А те, что вошли?
        - Взяли. Один к окну кинулся, да Кожемякин его прикладом угостил. Молдагулова и меня ножом немного достали. Обученные. Огареву и то досталось.
        Марина обратила внимание, что повязка на руке майора пропиталась кровью. Предложила:
        - Давайте я вас тоже перевяжу.
        Ракса плакал, не стыдясь слез, глядя на подошвы ботинок, торчащие из кухни. Маринка перевязывала его и тоже ревела. Слезы капали на бинты. Перевязав майора, она проверила Сороку и снова обернулась к Бесланову. Лицо Амира осунулось и побледнело. Густая щетина на подбородке зловеще почернела и, казалось, стала длиннее. Но он все еще был в сознании. Темные глаза блестели не здоровым светом. Она села рядом, прижавшись спиной к стене и слегка потянула его к себе. Бесланов навалился на нее. Голова бессильно легла ей на плечо. Степанова осторожно прижала его к себе, погладила по потному лбу:
        - Ты молчи. Только ничего не говори. Помнишь, в Афгане, ты тоже был в живот ранен и ничего, выкарабкался. И сейчас прорвемся. Вот увидишь! Ты только держись, Амир! Я очень прошу тебя, держись. Слышишь, вот и машина пришла. Сейчас в госпиталь поедем. Все будет хорошо, вот увидишь! Ты держись, цепляйся зубами за жизнь. Ты ведь еще и не жил по-человечески!
        Он быстро и часто дышал. По вискам катился пот и она стирала его рукавом куртки. Он слегка повернул голову. Черные глаза смотрели на нее не отрываясь. Посеревшие губы раскрылись. Она наклонилась ухом к ним и расслышала:
        - Не уходи от меня…
        Она взяла его окровавленную руку в свою. Слегка пожала:
        - Не уйду. Не бойся.
        Боевики Ахмада тоже выглядели не очень. Марина обратила внимание, когда их протащили мимо. Разозленные упорным сопротивлением спецназовцы не жалели ударов. Раненых осторожно перенесли на носилки и вынесли из квартиры. Погрузили в кузов автомобиля. Убитых положили рядом. Сорока был жив. Степанова сидела рядом с носилками, где лежал Бесланов и держала его за руку. Амир перенес дорогу в сознании, но когда стали выгружать, чтобы нести в госпиталь, вырубился. Раненых немедленно унесли в операционную.
        Через полчаса из палатки вышел один из хирургов, чтобы сообщить столпившимся мужикам:
        - Раненый в грудь парень скончался на операционном столе. Ничего не смогли сделать. Извините, ребята! Его ранения вообще были несопоставимы с жизнью. Мы удивляемся, как он столько сумел продержаться…
        Степанова спросила:
        - А второй как?
        - Пока жив. Уверенности нет. Ранение очень тяжелое. Крови много потерял и сейчас теряет. Хорошо, что группа распространенная и запас плазмы у нас большой.
        Хирург вернулся в операционную. Спецназовцы начали расходиться. Огарев подошел к оставшейся возле палатки женщине и присел на обрубок бревна рядом. Она обратила внимание, что он ссутулился и постарел. На лице проглядывали морщины. Глаза ввалились и смотрели с горечью. За эти несколько часов виски полковника полностью побелели. Гибель двух парней, практически на глазах, не прошла бесследно. Геннадий Валерьевич вполголоса сказал:
        - Марина, ты хорошо знаешь своего приятеля Ахмада?
        Слово “приятель” разозлило и она с яростью посмотрела Огареву в глаза:
        - Предатель - не мой приятель! Ясно, полковник? Я уничтожу его. Клянусь!
        Он положил ей руку на плечо, чуть шевельнув пальцами:
        - Это стало не только твоей заботой. Это дело чести моего отряда. Мы отплатим Ахмаду за смерть парней! Что ты можешь сказать о нем? Сама, лично? Забудь о Генштабе!
        Степанова успокоилась и сосредоточилась. Начала припоминать:
        - Силен физически. В четырнадцать лет в кузне при МТС взрослого кузнеца заменял. Мозги имеются, но полностью не использует. Нагл и самоуверен, по крайней мере был в свое время. Тренирован в той же школе, что и я. Напорист. Во что бы то ни стало старается взять то, что не его, если понравилось. С родителями не общается, так как боится отца до сих пор. Мы с одной деревни… - Она помолчала немного и добавила: - Сейчас он попытается взять меня! Так как с детства влюблен и все еще не забыл. Я видела по его взгляду…
        Огарев вытаращил глаз:
        - И ты так спокойно об этом говоришь?
        Она мрачно взглянула ему в лицо:
        - Ага! Я буду приманкой, а вы капканом. Ясно?
        - Не совсем…
        - Завтра поговорим. Мне тоже есть над чем подумать.
        Огарев встал, понимая, что женщина больше ничего не скажет. Он шел, словно неся на плечах ношу: ровная спина согнулась, голова опустилась на грудь. Полковник еле переставлял ноги. Впереди ждала тяжелейшая работа: он должен был отправить
“похоронки”…
        Операция прошла успешно. Амир выжил. Уже на следующий день Марина навестила его. Отправлять Бесланова в Моздок или Махачкалу врачи опасались. Шевелить чеченца было нельзя. Полковник Огарев внес его в списки личного состава и когда хирург спросил, кем является его больной, решительно ткнул в этот список. Вопросов у медицины больше не возникло. Национальность отошла в тень.
        За эти сутки Степанова узнала, что охрана Кольки Горева целиком состояла из уголовников, выпущенных из центральной тюрьмы Грозного. Этим отморозкам нечего было терять. Они откровенно рассказывали на допросах о пытках и казнях военнослужащих, попавших в плен и в которых принимали участие сами. Блондин с наглыми светлыми глазами разоткровенничался во время допроса, стремясь “показать себя”:
        - Перед Новым годом двери камеры распахнулись. Трое бородатых предложили свободу, если мы станем воевать против российских войск. Несколько мужиков отказалось. Их расстреляли. У нас срока большие, торчать в этих стенах надоело. Решили лучше на свободе сдохнуть, чем в тюрьме гнить. Два месяца назад нас собрали и, не спрашивая, отправили в какой-то лагерь в Пакистане. Жизнь была, просто сказка! Бабы каждый день. Жратва царская, наркота, да еще и бабки платили! Обучали правда. Каждый день по шесть часов. Как проклятые тренировались в стрельбе и драках. Многие отсеялись, а нас к Ахмаду направили. Сказали, что он наш хозяин. Он нас травкой снабжал…
        Марина спросила, опережая военного следователя:
        - Где логово Ахмада?
        Разговорившийся уголовник хмыкнул:
        - Не дергайся, дамочка! Ушел Ахмад. Он, как волк, засады чует. Вот и в этот раз нас вперед отправил, хотя всегда впереди идет. Есть у него зазноба. Где-то здесь, в армии служит. Уж как он ее ищет! Слышал краем уха, вроде нашел. Кто, не знаю. Зуб даю! Мне уже все равно, я свое отгулял и не жалею. Таких приключений никто из вас и во сне не видел!
        Уголовник вздохнул и почесал грудь руками в наручниках. Желая вогнать женщину в ужас, широко улыбнувшись, сообщил:
        - Чеченцы бабу русскую поймали, такое с ней вытворяли! Она сама молить о смерти стала! Так они что сделали: две березы пригнули и ее за ноги привязали, а потом отпустили кроны. На две части разорвало! А мне в руки лейтенант-сапер попался. Раненый! Я ему в рану шомпол загнал и к стене пришпилил, как кузнечика. Как же мне было хорошо! Он кричит, а я наслаждаюсь с девкой, прямо на его глазах. Знаешь, дамочка, страдания других возбуждают! Рана-то в живот была!
        У Марины начались рвотные спазмы и она бросилась вон из палатки. Уголовник захохотал ей вслед и вдруг заткнулся, странно чавкнув. Она обернулась. Следователь потирал ободранные о зубы костяшки пальцев. Его лицо было бледно. Пленный валялся на полу, сплевывая кровь вперемежку с зубами…
        Изжелта-серое лицо Амира, с небритой недельной щетиной на подбородке, четко выделялось на белой подушке. Вокруг лежало еще восемь раненых. Они удивленно смотрели на женщину. Бесланов был в сознании и даже попробовал улыбнуться. Марина, в надетом поверх камуфляжа халате, присела на край кровати и взяла его руку в свою:
        - Привет, Амир! Я тут с хирургом беседовала - жить будешь!
        Он прошептал:
        - Тот парень, как он?
        Степанова решила сказать правду. Опустила голову:
        - Ты не расстраивайся, поздно уже горевать. Сорока умер на операционном столе… - Подняла лицо и комкая боль в комок, весело сказала: - Я тебя побрить собираюсь. Брадобрей, конечно, из меня хреновый, но врач попросил. Ты не против? Обещаю быть очень осторожной и аккуратной.
        Он моргнул глазами, давая согласие. Степанова достала из-под халата отечественный крем для бритья, помазок и бритвенный станок. Не совсем ловко одела на стерженек свежее лезвие. Сходила за теплой водой к медсестре и положила на щетину смоченный горячей водой большой носовой платок. Минуты через три сняла и нанесла крем для бритья на подбородок и усы. Смущенно улыбаясь, осторожно провела бритвой по его щеке. Поболтала станком в миске с водой. Он прошептал:
        - Где ты этому научилась?
        - Да у меня отец так брился, я помню! - Через полчаса она все же закончила с бритьем. Протерла лицо Бесланова чистым полотенцем. С довольным видом посмотрела на работу и сказала: - Все! И ни одного пореза!
        За спиной раздался голос хирурга:
        - За это время я мог бы весь госпиталь побрить!
        Женщина вздрогнула и резко обернулась. Улыбнулась:
        - У меня есть оправдание - в первый раз этим занимаюсь!
        Врач подошел ближе. Наклонился над Беслановым. Проверил пульс:
        - Ну-с, как мы себя чувствуем? Без этой дрянной щетины выглядите значительно свежее и лучше… Пульс в норме… Зрачки не расширены… - Повернулся к Марине и попросил: - Вы не могли бы выйти в коридор минут на пять? Я хочу осмотреть места ранений. - Женщина пожала плечами и направилась к дверям. Хирург вышел минуты через две. Еще минуту разглядывал ее лицо, а затем тихо сказал: - Ранение крайне тяжелое. Ближайшая неделя будет решающей. То, как он себя чувствует сейчас, дело десятое. Если переживет неделю, будет жить. Расстраивать нельзя. Постарайтесь бывать у него чаще. Вы благотворно воздействуете на него, я заметил. Он оживился.
        - Разве Амира не отправят в Моздок?
        - Его нельзя шевелить. Пить ему нельзя. Если попросит, смочите губы ваткой. Вы торопитесь?
        - Да нет… Я свободна на ближайшие три-четыре дня.
        - Посидите с ним, если ваш приятель вам дорог. Сейчас ему поставят капельницы в обе руки. Последите, чтобы он не дергал ими. Когда станете уходить, скажите медсестрам.
        Женщина кивнула и вернулась в палату. Улыбнулась в ответ на вопросительный взгляд Бесланова:
        - Доктор наставления по уходу за тобой давал, вот и задержалась. Тебе капельницы поставят, а я рядом буду сидеть. Постарайся заснуть. Чем больше раненые спят, тем быстрее выздоравливают. Ясно, сержант Бесланов?
        Он слабо улыбнулся:
        - Ты еще помнишь мое звание в Афгане?
        - А то как же! Я всех своих спасенных помню…
        Две появившиеся в палатке медсестры прервали разговор. Они внесли штативы с закрепленными сверху большими пузырьками. Попросили Марину передвинуть стул ближе к голове раненого. За пару минут поставили капельницы и ушли, попросив женщину следить за состоянием больного. Она заметила, что вены на сгибах рук уже продырявлены неоднократно и спросила:
        - Тебе уже ставили капельницы?
        Амир прошептал:
        - Перед твоим приходом убрали. Всю ночь капельницы были и когда очнулся, рядом капельница стояла. Даже в ноги делали. Одной ногой я в могиле стоял.
        Она, чтобы скрыть пронзившую сердце боль, взяла с тумбочки салфетку и промокнула пот с его лба. Протерла лицо, пригладила волосы. Оглянувшись на раненых и на дверь, расстегнула сверху халат и вытащила из внутреннего кармана куртки фотографию двух обнявшихся детей. Показала мужчине, держа снимок перед его лицом сантиметрах в тридцати:
        - Это мои дети, Амир. Александр и Юлия.
        Собралась убрать, но он остановил:
        - Подожди. Дай посмотреть. Держи чуть повыше… - С минуту разглядывал. Затем сказал: - Мальчик не твой, а в дочке что-то есть от тебя.
        Степанова аж головой закрутила:
        - Сын действительно приемный. Ты наблюдательный! А теперь спи. После поговорим. Ты уже устал. Я буду здесь, не беспокойся.
        Целую неделю она практически не отходила от постели Бесланова. Днем и ночью сидела рядом. Впервые не требовала у Бредина и Огарева отправить ее на задание. Собственное ранение в руку, в связи с наступившим покоем, наконец-то начало зарастать.
        Однажды генерал сам позвонил Огареву, удивленный странным молчанием обычно неугомонной подчиненной. Полковник подробно рассказал обо всем. В том числе и о решении использовать знания Степановой для ликвидации банды. О нехватке людей в батальоне и о встрече Марины со старым знакомым. О перевербовке Бесланова и его ранении. Не скрыл факт бегства Ахмада и потерю троих ребят. Бредин долго молчал, а затем ответил:
        - Передайте сержанту, что в ближайшее время от меня заданий пока не будет и она поступает в ваше распоряжение. - Немного помолчав, добавил: - У Маринки характер наглый, напористый, как у десантника, вы уж приглядывайте за ней. В случае чего, если чувствуете, что не справиться, мне звоните. Я найду на нее управу!
        Огарев коротко ответил:
        - Есть!
        Полковник откровенно радовался тому обстоятельству, что женщина пропадает в госпитале и пока ничем не интересуется. За это время ребята из батальона кое-что сумели разузнать о местонахождении Ахмада.
        Горев, сбежав из Грозного с последним охранником, вернулся в подвал на окраине города. Испугавшись, что теперь его обложат, как зверя, связался с Масудом. Сообщил, что возникли большие проблемы с российским спецназом и они идут по его следам. Спросил:
        - Что делать, Ахмад-сахиб? В квартире Мурзы была засада. Мои охранники успели предупредить, но теперь по моим следам идет спецназ. Из охранников остался живым только один. Остальные или в плену, или убиты. Учебный центр, еще не начав работать, уже под угрозой. Я не знаю, что делать. Ситуация очень запутана. На федералов натыкаешься даже там, где их не должно быть по докладам разведки.
        Ахмад Шах долго молчал, а затем сказал:
        - Уходи! Для тебя найдется дело и в другом месте.
        Уже на следующий день, к вечеру, Горев отправился в лагерь по подготовке боевиков, расположенный под Бамутом. Кроме охранника, у него был проводник и еще пара мрачных чеченцев. Они практически ничего не говорили, зато выполняли его приказания.
        Через неделю Николай приступил к обучению диверсантов. Группа состояла из ста человек. Занятия велись десять часов в сутки с перерывом на молитвы. Закончив
“уроки”, Горев торопливо скрывался в палатке. Мрачно смотрел перед собой, а видел женщину в форме: из-под фуражки выбились золотистые волосы, зеленые глаза горят гневом. Это видение вовсе не прибавляло ему хорошего настроения. Он видел ненависть в ее глазах
        Подполковник Силаев командовал артиллерией. Минометы били по позициям боевиков, закрепившихся под Бамутом, практически без перерыва. Костя едва успевал уточнять координаты для ведения огня, закрепившись с полуротой мотострелков на ближайшей господствующей высоте. Одновременно приходилось отбивать атаки боевиков. Те видимо сообразили, что отсюда идет корректировка огня и лезли напролом, стремясь смять отряд.
        На помощь, как никогда кстати, подошла небольшая группа десантников и чехи отступили, потеряв в первой же рукопашной почти половину отряда. Силаев подошел, чтобы поблагодарить лейтенанта, командовавшего ими:
        - Спасибо, мужики! Выручили! Думали все, смерть пришла!
        В ответ услышал:
        - Да ерунда! Мы теперь дальше пошли. Чехи вот-вот рванут в бега…
        Голубые береты исчезли из глаз в мгновение ока, скрывшись за соседним холмом. Подполковник посетовал, что забыл спросить фамилию командира. Отложил в уголок памяти смуглое худощавое лицо молодого лейтенанта и решил, что найдет его, когда возьмут Бамут. Но разве мог он предугадать, что начатый штурм закончится отходом российских войск на старые позиции. И начатое наступление ничего не принесет российским войскам, кроме новых жертв.
        Амира Бесланова через полторы недели отправили в Моздок, когда опасность для жизни миновала. Марина проводила его до вертолета. Шла рядом с носилками и держала за руку, уговаривая:
        - Амир, ты там не скучай. Выздоравливай и возвращайся. Будет возможность, я прилечу в госпиталь. Не спеши, лечись по-хорошему.
        Пока шла погрузка других раненых, она сидела на корточках рядом с ним. Погрузка заканчивалась и она наклонилась, чтобы поцеловать в щеку. Он неожиданно ухватил ее рукой за шею и поцеловал в губы. Степанова не рискнула оттолкнуть мужчину, но и не ответила. Хирург предупредил, что швы совсем слабые и любое напряжение может спровоцировать разрыв. Бесланов отпустил женщину и тихо сказал:
        - Потом поговорим, когда вернусь…
        Она несколько смущенно ответила:
        - Обязательно…
        Погладила его по исхудавшей щеке и выскочила из вертолета. Стояла на взлетной полосе, глядя, как винты рассекают воздух. Проводила взглядом гудящую “стрекозу” и направилась к стоящим в ряд БТРам: всегда находился хоть один, да идущий в их сторону. Так было и на этот раз. Десантники охотно взяли ее с собой.
        Едва появилась в лагере, как Огарев вызвал ее к себе. Сообщил о приказе генерала, настороженно вглядываясь в лицо. Он ожидал требования нового задания и оно последовало, но не совсем так, как он ожидал. Вместо стука по столу, она попросила рассказать, что известно о Гореве. Новостей было мало и женщина задумчиво сказала:
        - Нельзя давать Кольке успокоиться. Разрешите, я с ним по рации поговорю? Выбью его из состояния покоя. Коды-то у нас имеются!
        Полковник встревоженно сказал:
        - Марина, он же людей бросит, чтоб тебя схватить. За лагерем нашим станут следить в два раза тщательнее, чем сейчас. И он тебя выследит!
        - Месяца полтора я с группой буду ходить на задания. Он может и попытается напасть, но лишь со своими людьми. Масуд не простит, если он, чтобы схватить женщину, людей из лагеря положит. Колька это понимает. Потом, якобы успокоившись, пойду в рейд одна… - Полковник нахмурился, а она рассмеялась: - Геннадий Валерьевич, к этому времени мы будем знать о волке все. Вы же разведчик! Не думайте только о моей безопасности…
        Огарев не выдержал и тоже рассмеялся:
        - Умеешь ты, Степанова, успокоить! Разговор разрешаю. Я могу рядом посидеть?
        Она махнула рукой, приглашая с собой и направляясь к выходу. Оба зашагали к модулю радистов.
        Капитан Юшкин выпроводил подчиненных из машины. Достал из офицерского удостоверения спрятанную бумажку с кодами. Настроился на нужную волну и протянул Марине наушники. Женщина произнесла в эфир:
        - Искандер вызывает Ахмада! Искандер вызывает Ахмада! Если не трус - ответь!
        Повторила пару раз и принялась ждать. В наушниках стоял треск, изредка пробивались обрывки голосов. Наконец к ней пробился голос Кольки:
        - Ахмад слушает Искандера. Зачем звала?
        - Чтобы сообщить - твой брат воюет в Чечне в рядах федеральных войск. Он пока еще не знает, что ты здесь и не дай Бог вам встретиться! Думай! Твой отец просил меня шлепнуть тебя, чтобы позор не коснулся семьи. В деревне пока не знают и считают тебя пропавшим без вести. Ты понял? Еще одно, у Витюхи двое детей подрастают, два пацаненка. Ты никогда не увидишь племянников, а они никогда не назовут тебя дядей!
        Она расслышала, как он сглотнул, а затем хрипло спросил:
        - На каком направлении брат воюет?
        - Что бежать решил или брата убить? Может своих шавок-уголовников отправишь? Тебе не привыкать. Или сам пойдешь? Ты тяжело ранил моего друга и по твоей милости погибло трое наших. Ты мой кровник, где Витек воюет я тебе не скажу. Мечись теперь, как волк в капкане. Ты можешь стать не только предателем, но и братоубийцей! Новым Каином!
        Она отключилась, не дожидаясь вопроса. Повернулась к полковнику:
        - Все! Он наш! Сейчас он ногти себе вместе с пальцами съест!
        Огарев мрачно посмотрел на нее:
        - Зачем ты его провоцировала? Ведь сама говорила “месяц-полтора”! Он теперь ни перед чем не остановится, лишь бы тебя заполучить! Если бы я знал, что ты Ахмада дразнить начнешь, я бы не дал разрешения на связь.
        Степанова широко улыбнулась:
        - Вот потому и не говорила правды! Вы же сами сообщили, что вам генерал приказал. Теперь поздно кулаками махать. Давайте операцию планировать по уничтожению банды Ахмада!
        Он судорожно вздохнул несколько раз и спросил:
        - Его брат действительно в Чечне воюет?
        Она покачала головой:
        - Я его на понт взяла! Витек спокойно трудится на земле. Он фермерское хозяйство еще в позапрошлом году создал. Хватка крестьянская и с земли он не уйдет. А что двое пацанов растут - это правда. Надо же мне было Кольку из колеи выбить? Теперь он метаться начнет. Младшего братишку, несмотря на все разногласия, он любил. А сейчас он, прежде чем выстрелить, будет смотреть, в кого стреляет!
        Горев вылетел из-под навеса радистов в самом дурном расположении духа. К нему подошел кто-то из вновь набранных с вопросом, но он даже не слышал и проскакал мимо. В голове вновь и вновь звучало: “Твой брат в Чечне воюет. Ты можешь стать новым Каином”. Мелькнуло запоздало: “А если обман?”. И тут же вспомнил: “Маринка никогда не обманывала”. Колька забился в собственную палатку, наглухо задернул полог, чтоб не беспокоили и уселся на походную постель. Еще раз прокрутил разговор в памяти. Односельчанка вовсе не скрывала намерений шлепнуть его, Ахмада и уже одно это обстоятельство заставляло думать, что сказанное правда.
        Николай почувствовал, что спокойствие покинуло душу. Все это время он убеждал себя в том, что родные его не волнуют. Что русские корни оборваны навсегда и он теперь правоверный мусульманин. Напоминание о брате, отце и ни разу не виденных племянниках доказало обратное. Сердце сжалось. Он вслух прошептал:
        - Где искать Витюху?
        И тут же увидел ответ: Маринка знает. Надо искать прежде всего ее. Горев понял и то, что схватить женщину будет не так-то просто. Она знает, что он начнет ее ловить и наверняка что-то придумает. Вспомнил Афганистан и все, что слышал об Искандере. С искренним удивлением и сожалением признал, что противник ему попался крепкий, хоть и женщина. Николай не знал, с чего начинать и задумался.
        Глава 13
        Степанова уговорила полковника Огарева отправить ее под Бамут с направлявшимися туда разведчиками под командованием полковника Андриевича. Наступление российских войск к этому времени было вновь приостановлено. И чеченцы и федералы начали перегруппировываться. Бандиты укрепляли позиции, хотя они и так считались неприступными.
        Вацлав получил от спецназовца строгие указания - следить за Степановой и никуда не отпускать ее одну. Поляк тяжело вздохнул, хотя ничего не сказал в ответ. Он-то лучше всех знал - легче командовать полком мужиков, чем справиться с этой женщиной. Чтоб хоть как-то контролировать передвижения Степановой, он негласно прикомандировал следить за ней пять мужиков. Выбрал тех, кто знал Ясона по Афгану. В ответ на удивленные взгляды пояснил:
        - За ней агент Масуда охотится, Ахмад. Слышали о таком? Он ее выкрасть собирается. У обоих зубы имеются друг на друга. Марина постарается оторваться от вас, чтобы самостоятельно разобраться. Авантюристка еще та! Так что постарайтесь из виду ее не терять ни на минуту. Даже по ночам от ее палатки ни на шаг! Следите, только чтобы она не заметила.
        Разведчики пожали плечами и вышли от командира в глубокой задумчивости. Легко сказать - следить, а попробуй уследи за шариком ртути?
        Первые четыре дня Марина старательно засвечивалась всюду, где только можно: участвовала в проверках на дорогах, дежурила на блокпостах, заходила на открывшийся стихийный рынок между поселком и расположением федеральных войск. Боевые действия ничуть не мешали торговать, людям надо было жить. Степанова подолгу беседовала с местными жителями. Постоянно оглядывалась и что-то помечала в блокноте. Ни разу не надела маски, хотя Андриевич настаивал. И вдруг залегла на дно: перестала выходить из палатки даже днем. Еду просила приносить разведчиков, а по ночам исчезала. Мужики, чертыхаясь, пробовали следить за ней, но несмотря на огромный опыт быстро теряли из вида. Она растворялась в темноте, оставляя их “с носом”.
        Андриевич связался в первую же ночь с Огаревым и доложил о неудаче со слежкой. Полковник на следующий день прислал взвод своих людей с приказом: заменить разведчиков и взять охрану Степановой на себя. Попросил Вацлава ни слова не говорить об этом Марине. Спецназовцы специально прибыли под вечер и незаметно расселились по палаткам. Ночью с ними случилась та же история, что и с разведкой. Докладывать Огареву не стали, так как поняли бесполезность этого.
        Женщина отсиживалась в палатке в течение двух недель. Пару раз связывалась с генерал-полковником Брединым. Упросила переслать ей досье на Горева. Внимательнейшим образом перечитала данные несколько раз, в том числе и полугодовой давности. Спохватилась, что дала Николаю зацепку против себя. Снова позвонила генералу и попросила прикрыть людьми Амира Бесланова, находящегося в Моздокском госпитале. Выругав себя за глупость, пояснила, что невольно подставила чеченца. Бредин пообещал помочь.
        Успокоившись на счет Амира, целую неделю “бузотерила” на рынке. Устраивала скандалы с местными женщинами-торговками, всячески привлекая внимание. ОМОН, дежуривший на рынке, пытался пару раз вмешаться и успокоить скандалистку, но Марина умудрялась скрываться с места происшествия до того, как менты подойдут поближе. Спецназовцы с ума сходили от ее кульбитов. И вдруг она пропала с глаз местного населения. Не появлялась две недели. Большинство местных жителей считало, что “бешеная” - так они называли странную русскую, куда-то уехала, а она по ночам путешествовала в горах. Луна по ночам была огромной и светлой. Ночная прохлада кзалась приятной после дневной жары. Марина упорно искала лагерь, где прячется Колька.
        Горев узнал о появлении женщины под Бамутом через месяц. Мгновенно понял, что Степанова пришла за ним. Стояла страшная иссушающая жара. Трава высохла на корню, так как с конца июня не выпало ни единого дождика. Он как раз объяснял “ученикам”, как поставить фугас на дороге. На обычной школьной доске рисовал мелом типы ловушек, когда подошел запыленный парень. Не глядя на новичков, что-то прошептал на ухо “преподавателя”. Ахмад вздрогнул. Сказав:
        - Я буду через минуту!
        Приказав будущим диверсантам потренироваться на “учебных пособиях”, состоящих их разряженных мин и фугасов, отошел в сторону вместе с боевиком. Тот тихо сказал:
        - Женщина находится под Бамутом в лагере федералов. Прикреплена к разведчикам. Наши люди видели ее. Она, не скрываясь, ходит по рынку. Многим в открытую задает вопросы о тебе. За ней следует взвод спецназа, хотя, по-моему, она о них и не догадывается. Они от нее сами прячутся.
        Горев обрадовался:
        - Отлично! Продолжайте следить.
        Собирался вернуться к “ученикам”, когда боевик сказал:
        - Есть новости о парне…
        Николай обернулся:
        - Через час я закончу, жди в моей палатке.
        Амира Бесланова схватили, когда он гулял в парке при госпитале. Прошло уже две недели, как ему разрешили вставать. Он не знал, что к нему негласно прикреплены два охранника. Под видом раненых, парни сидели на соседней скамейке. Они не насторожились, когда к чеченцу подошел русский парень в белом халате:
        - Вы Бесланов? Главврач просит вас зайти.
        Амир не насторожился, хотя видел этого парня впервые. Лже-санинструктор протянул ему согнутую руку, предложив опираться на нее. Медленно пошли к главной аллее, ведущей к центральному корпусу. Охранники искоса наблюдали. Их не удивила стоящая посреди аллеи “скорая” помощь. Едва поравнялись, руки парня крепко обхватили Амира за шею. На рот и нос легла марлевая повязка, пропитанная эфиром. Из машины выскочили еще двое.
        Охранники вскочили со скамейки, на ходу выдирая пистолеты из карманов. Бандиты быстро забили бесчувственное тело Бесланова внутрь и запрыгнули сами в машину. Им вслед захлопали выстрелы. Но “скорая”, набирая скорость рванула к закрытым воротам. Охрана на воротах едва успела отскочить в сторону. Автомобиль сшиб металлическую преграду, оставив на дороге стекла от разбитых подфарников и беспрепятственно выехал с территории.
        Оба охранника кинулись к главному врачу, чтобы позвонить в Москву. Бредин долго ругался, а затем приказал им отправляться под Бамут и сделать все возможное, чтобы Маринка о похищении Бесланова ничего не узнала. Генерал сам связался с Андриевичем и передал новости. Попросил выслать группу для розыска учебного лагеря диверсантов.
        Стояла средина июля. Марина вновь начала появляться на местном рынке. На второй день она появилась там, надеясь закатить скандальчик с торговками и напомнить поселку о себе. Она уже подбиралась к лотку самой голосистой торговки и та с ужасом смотрела на нее. Но в это время, сквозь толпу, к Марине протиснулся маленький мальчик. Взял за руку и сунул в руки какой-то пакет. Прежде, чем она успела его разглядеть, сорванец исчез в базарной толпе. Спецназовцы ничего не заметили, так как находились от нее метрах в пятидесяти, а вокруг сновали чеченцы.
        Степанова быстро сунула пакет в карман и направилась в лагерь, для вида купив себе кило помидор и разругавшись в пух и прах сразу с четырьмя торговцами. Поводы были самые пустячные: один обрызгивал овощи водой и попал ей на тельняшку, второй, случайно, уронил ей под ноги ящик, а двум оставшимся досталось за то, что встряли. Она давно обнаружила слежку за собой и даже узнала кое-кого из спецназа, но не спешила связываться по рации с Огаревым и сообщать об открытии. Делала вид, что полностью поглощена собственными мыслями. Скрывшись от глаз в палатке, торопливо вытащила конверт и вскрыла его. На стол упали несколько фотографий и записка.
        Она подняла один из снимков и едва не застонала: на нее смотрел Амир. Он был привязан к стулу и по пояс раздет. На теле виднелись следы ожогов, лицо разбито. На следующем снимке он был одет. Она узнала почерк Кольки в записке: “Хочешь спасти друга, приходи одна. Можешь повоевать, если хочешь, я не возражаю. Жду тебя вот в этом месте. Уверен, что найдешь, если захочешь. Жду три дня, потом ты найдешь куски от дружка на базаре в Бамуте”. К записке был приложен кусок карты, с отмеченным кружком местом.
        Ярость на мгновение помутила разум, но она взяла себя в руки. Чтобы успокоиться, принялась тщательно чистить оружие. Отводя любые подозрения, отправилась к кухне за обедом. Сжав себя в кулак, рассказала повару новый анекдот, услышанный на рынке. Вместе с ним посмеялась, выслушала в ответ еще парочку “соленых” анекдотов. Не спеша вернулась к себе, отметив чуть шевельнувшийся брезент у соседних палаток.
        Похвалила себя за предусмотрительность: все это время она старательно и незаметно пополняла арсенал. Боеприпасы она добывала, где только возможно. За пару минут покончила с обедом и принялась плотно набивать жилет боеприпасами. Рюкзак и бронежилет с собой она решила не брать. Зато затарила магазинами к автомату, обоймами к пистолетам и винтовке вместительный “лифчик”. Рассовала многочисленные ножи по петелькам в куртке и брюках. Прикрепила штык-нож и две кобуры на ремень.
        Спрятала вооружение в рюкзак, а рюкзак забила под койку. Подошла к Андриевичу и попросила выделить пару разведчиков для проведения проверки. Полковник поморщился, но решил, что так легче следить за женщиной и в патруле она не станет “чудить”, дал в помощь двоих мужиков. Он знал, чего она добивается и не спешил запрещать
“чудачества”. Марина вновь направилась на рынок. Она сделала это с единственной целью, чтобы скоротать время и не броситься на выручку Бесланову среди белого дня. Степанова прекрасно понимала, что Колька именно этого от нее ждет. Все его разговоры, что он не против небольшой войнушки, не более чем блеф. Он пытается выдернуть ее днем, чтобы легче было обнаружить и схватить. Надеется, что она рванет сломя голову вытаскивать Амира. Женщина мысленно послала его на три русских буквы и добавила: “Не дождешься, сука, чтоб я так просто сдалась. Это ты беспокоишься за брата, а у меня мозгов хватит, чтоб тебя переиграть”.
        Степанова поняла после похищения Амира, что намечаемый ею план рухнул. Николаю теперь не надо караулить ее и требуется срочно придумывать что-то новое. Придумывать “на ходу”. Люди генерала не справились с задачей. Обращаться за помощью к Огареву или Андриевичу, это терять время, а его и так оставалось мало. Полковники обязательно отправили бы с ней добрую роту спецов и тогда Бесланову точно будет “крышка”. Как бы осторожно не крались разведчики, их все равно обнаружат. Большому отряду трудновато оставаться не замеченным. Люди Горева наверняка следят за лагерем. Она вспомнила Афганистан и то, как в одиночку пробиралась на территории охраняемых баз. Решила и здесь руководствоваться накопленным боевым опытом.
        Женщина с трудом дождалась наступления сумерек. Демонстративно сходила за ужином в ботинках с не завязанными шнурками. Обычно такая обувь означала только одно - человек никуда не собирается. Шла, лениво поглядывая по сторонам и отшучиваясь от многочисленных подколов со стороны мужчин. Спецы “попались” и ослабили бдительность. Марина подрезала палатку снизу и натянула на себя жилеты один на другой. Повесив автомат с биноклем на шею и перекинув винтовку через плечо, проскочила наружу, оставив на постели свернутый бушлат. Ей удалось проскользнуть между часовыми и благополучно скрыться в ночи. Нахождение часовых она прекрасно изучила за прежние ночные походы.
        К утру она была рядом с отмеченным на обрывке местом. Несколько раз обходила расставленные боевиками посты. Но лишь к полудню нашла то, что искала. Это был лагерь, где обучали боевиков. Он располагался на дне глубокого оврага. Скрытно подобраться ближе не удалось. Прямо на нее неожиданно вылетели три бородача. Увидев маску и злые глаза, кинулись бежать, вместо того, чтобы стрелять. Она успела убить одного, но двое переполошили всех дикими криками:
        - Спецназ!!! Гоблины!!!
        Залегли метрах в тридцати и открыли бешеный огонь в ее сторону. Отходить женщине было некуда: она находилась в глубоком тылу боевиков. Пришлось срочно подыскивать укрытие. Марина выбрала узкую каменную гряду, острым углом уходившую в овраг. Слева, справа и сзади находился крутой каменистый обрыв метров в восемь. Чтобы забраться по нему, надо было стать скалолазом. Она специально залегла в этом месте, чтобы защитить спину. Легла на краю, укрывшись за замшевшими валунами. Мягкий зеленый мох покрыл камни доверху. Лишь верхушки остались серыми и казались плешинами.
        Обороняться на обрыве было легко, но уйти практически невозможно. Да она и не собиралась уходить. Решив заранее, или спасет Амира или прыгнет вниз головой, но не сдастся. Она хотела сказать Кольке, где в действительности находится его брат в обмен на жизнь Бесланова и беспрепятственный уход из оврага. За спиной шумела огромная ель с наполовину засохшими ветками. От края до края не более пяти метров. Каменистая гряда была похожа на язык. Лагерь находился в каких-то двухстах метрах внизу. Она видела палатки, над которыми колыхалась натянутая маскировочная сетка. Выбегавших боевиков, спешивших к утесу. Женщина стащила маску и надвинула кепку на глаза, чтоб солнце не слепило.
        Бой шел минут десять. За это время Марина успела подстрелить немало бандитов. Осколками камня ей посекло лицо, но серьезных ранений пока не было. Затем резко наступила передышка. Степанова использовала ее, чтобы сменить опустевший магазин и обоймы. Аккуратно разложила у подножия камня гранаты и еще несколько магазинов. Сбросила верхний, опустевший, жилет. Усиленный рупором, в тишине, прерываемой стонами и проклятьями раненых чеченцев, прозвучал голос Горева:
        - Марина, я знал, что ты явишься. Только не думал, что днем рискнешь. Спускайся, иначе твой приятель концы отдаст. Мои люди с ним немного поэкспериментировали. Можешь взглянуть в оптику, мы пока атаковать не станем…
        Из-под навеса двое бородачей вытащили человека без рубашки. Ступни, торчащие из-под широких и длинных больничных штанов, как-то странно вывернулись. Она сразу обратила на это внимание. Человека быстро привязали за руки между двух елей. Он не стоял, он висел на руках. Еще до того, как навела бинокль, Степанова поняла, что это Амир. Его черноволосая голова бессильно свисала на грудь. Она вздрогнула, поведя оптикой чуть ниже: кожа на груди мужчины висела клочьями, а кое-где ее вообще не было. Бесланова окатили водой и он пришел в себя, дико закричав. Этот крик заставил ее вздрогнуть. Колька снова заговорил в “матюгальник”:
        - Впечатляет? Так что, сдаваться будем? Иначе с него на твоих глазах снимут кожу. Считаю до трех. Раз…
        К Амиру кинулись двое бородачей и сразу рухнули от выстрелов из снайперской винтовки. Степанова, пока Ахмад говорил, заметила одну особенность: место для
“демонстрации” выбрано неудачно. Подойти к пленнику незамеченным было невозможно, а убивать его Гореву не выгодно. Она решила не подпускать к пленнику бандитов и надеялась, что Колька все поймет, но он продолжил счет:
        - Два…
        У ног Бесланова рухнул еще один бандит. Четвертый кинулся назад, в укрытие. Чехи быстрее командира сообразили, во что вляпались. Степанова тщательно прицелилась и перебила сначала одну веревку на руках друга. Амир ударился о дерево грудью, продолжая висеть на руке. Он не встал на ноги, хотя дико закричал от боли. Она удивилась, но все же перебила и другую веревку, надеясь, что мужчина кинется к лесу. Амир продолжал лежать и беспомощно, словно тряпичная кукла на руке кукловода, дергался на траве. Перевернулся на спину и посмотрел в ее сторону. Он словно ловил взгляд женщины.
        Сквозь прицел Степанова увидела измученные запавшие глаза. Он поднял руку и она увидела, что на ней нет нескольких пальцев, а на оставшихся содраны ногти. Затем начал медленно опускать ее к своим ногам, словно заставляя наблюдать за движением. Она следила, не моргая. Какой-то шалый боевик кинулся к Бесланову и она машинально, как-то играючи, сняла его. Бандит согнулся пополам и ткнулся головой в траву. Больше героев не оказалось. Снова начала следить за его рукой.
        Изуродованная рука приподняла брючины и женщина увидела торчащие кости - уже мертвые, посиневшие, ступни держались на кусках кожи. Кровь медленно вытекала из ран, хотя бандиты и перетянули ноги сверху ремнями. Она все видела. Теперь она поняла, почему Амир так бледен. Бесланов вдруг собрал оставшиеся силы и крикнул ей:
        - Марина! Убей меня! Прошу тебя, убей! Я люблю тебя, но не в силах терпеть эту боль! Убей! Я все равно умираю!
        Она вздрогнула. Пару секунд глядела ему в глаза. Видела, как он смотрел в ее сторону и губы продолжали шептать. Она поняла этот беззвучный стон: “Убей меня”. А еще поняла, что не имеет права игнорировать его мольбу. Дыхание исчезло на какое-то время, а затем она медленно прицелилась в грудь Бесланова и нажала на курок. Амир дернулся, черные глаза закрылись. Изуродованные руки упали вдоль тела. Степанова смотрела в бинокль не отрываясь, как его лицо медленно разгладилось и стало спокойным.
        В бандитском лагере наступила мертвая тишина. Даже раненые перестали стонать. Никто не ожидал подобной развязки. Убить друга - для этого требовалось немалое мужество. Степанова обезумела от того, что сделала. Она вскочила на утесе, не обращая внимания, что ее могут сейчас убить и дико закричала, подняв руку с винтовкой вверх:
        - Сволочи!!! Ненавижу! Ненавижу!!! Будь ты проклят, Николай! И дети твои и внуки, все отродья пусть будут прокляты до двенадцатого колена! Предатель! Я все равно доберусь до тебя. Ты не жилец! Иди сюда, если не трус, чего прячешься за уголовников? Кишка тонка с бабой драться! С раненым гораздо легче справиться!
        Она судорожно искала в прицел и никак не могла найти Горева. Женщина догадывалась, что он прячется где-то в палатках. Зарядила в подствольник гранату и выстрелила по лагерю. Вверх взлетела палатка, за ней еще одна и еще. Она методично стреляла именно по палаткам, надеясь, что уничтожит палача. Ахмад не стал ждать, когда граната влетит к нему, разрезал тент и кинулся бежать к деревьям. Окольным путем вернулся к “ученикам”. Он понял, что Марина теперь не сдастся, а звуки боя наверняка привлекут русских. Горев подумал и кинул на штурм утеса всех бандитов:
        - Притащите мне ее живой! Раньте! Из гранатометов не стрелять! И быстрее, пока русские вертолеты не прилетели.
        Чехи штурмовали утес уже больше часа, а сдвигов не намечалось. Женщина прицельными очередями выкашивала их ряды, как косой. Узкое место не позволяло обойти ее со спины и заставить драться на два фронта. Гора убитых и раненых росла. Когда бандиты залегали, женщина начинала шпарить по ним из снайперской винтовки. Ни один выстрел не был сделан зря. Степанова озверела.
        Она не видела, что по крутому обрыву медленно карабкаются трое чеченцев. Это были настоящие горцы. Они карабкались по отвесной стене без страховки, рискуя каждую минуту упасть. Основной отряд отвлекал внимание женщины на себя, то и дело бросаясь в атаки. Марина ни о чем не могла думать, кроме того, что своими руками убила друга. Не оборачивалась назад, уверенная, что обрыв надежное прикрытие.
        Когда на плечи навалились двое бородачей, она вскочила и со звериной яростью отшвырнула в сторону обоих, но выронила при этом автомат. Начала разворачиваться, чтобы схватить пистолеты, лежавшие возле камня. В затылке возникла острая боль, в глазах вспыхнул красный свет, затем павлиньи перья и все почернело. Удар по затылку бросил ее тело на замшелый валун и вышиб сознание. Это третий, подкравшийся со спины бандит, огрел ее булыжником. Колька, внимательно следивший в бинокль за событиями на обрыве, бросился бежать наверх со всей доступной скоростью вместе с охраной. Он прекрасно знал, что могут сделать разъяренные чеченцы с женщиной. Сейчас они полностью забыли о его приказе. Потери в отряде оказались слишком велики.
        Когда он влетел на утес, тельняшки на Маринке уже не было. Голая грудь смотрела острыми сосками в небо. Она лежала на замшевшем камне, так и не придя в сознание. Двое боевиков торопливо сдирали с нее брюки. Ахмад выстрелил в воздух из пистолета, чтобы охладить горячие головы. Все резко замерли и оглянулись. Он рявкнул:
        - Я приказал доставить ее ко мне живой! Искандер нам еще пригодится!
        Он прошел с охраной мимо расступившихся боевиков, словно по коридору. Надернул до бедер стащенные брюки, застегнул пуговицу на поясе. Застегивать ремень не стал. Стащил с себя куртку и прикрыл Степанову. Затем связал ей руки и легко подхватив на руки, понес вниз. Бовики с нескрываемой злобой смотрели ему вслед и обязательно кинулись бы, если б не охрана. Новые русские уголовники, присланные Масудом для охраны любимца пару дней назад, пятились, держа под прицелами автоматов возбужденную толпу.
        Палатка Ахмада, находившаяся дальше остальных, была цела. Туда он и внес пленницу. Уложил на свою кровать. Зажег походный фонарь и осмотрел голову. Крови нигде не было, только здоровенная шишка прощупывалась на затылке. Пучок волос смягчил удар. Горев достал аптечку из рюкзака. Вытащил флакончик с нашатырем и поднес к носу женщины. Она вздохнула, закрутила головой и очнулась. Колька убрал пузырек. Присел рядом на край кровати. Степанова начала соображать и теперь зло смотрела на него, хотя не произнесла ни слова. Зато натянула веревки на руках так, что кисти стали багрово-синими.
        Ахмад разглядывал ее лицо минуты две: Марина была все так же красива. Легкие морщинки ничуть не портили лица. Изнутри поднялся жар. Он почувствовал, как вспыхнули щеки. Дыхание стало прерывистым. Николай попробовал провести пальцем по ее скуле. Зубы мгновенно вцепились в палец и цапнули так, что мужик охнул. Вскочил и затряс рукой, разбрызгивая кровь. Она, словно подброшенная пружиной, села на постели, а затем вскочила на ноги, не обратив никакого внимания, что куртка упала и сверху на ней ничего нет.
        Ботинок впился Кольке в живот. Следующий удар пришелся мужику в висок. Горев не ожидал такой прыти и не успел среагировать. Он рухнул на пол, на короткое время потеряв сознание. Пальцы связанных рук выдернули нож из ножен на его поясе. Степанова села на кровати, зажала тесак коленями и торопливо принялась перерезать веревку.
        Колька заворочался на полу и она вскочила, чтобы пнуть его еще разок. Не успела придержать нож и тот упал. Марина не стала терять времени. Горев начал подниматься на четвереньки. Отвела ногу назад, чтобы ударить посильнее. Он вцепился рукой за вторую ступню и дернул. Женщина молча упала на спину, а он навалился сверху. Потерял голову от страсти, забыв обо всем. Тискал груди и яростно пытался добраться до губ. Степанова согнула ногу в колене и со всей силы заехала ему между ног. Он взвыл и скатился с нее. В дверь заглянула голова охранника, но он выматерил парня сквозь стоны и тот скрылся, решив не вмешиваться без приказа.
        Марина дотянулась до ножа, прижала его коленом и перерезала веревку одним коротким рывком. При этом сильно порезала ладонь, но даже внимания не обратила. Схватив куртку Горева, напялила на себя, не застегивая. Наклонилась за ножом. Собиралась обернуться, чтоб разобраться с врагом, но он вновь налетел на нее. Уронил лицом на кровать, заламывая руки назад и скрипя зубами от боли в промежности. Прошипел в ухо:
        - Успокойся! Не трону! Поговорить надо!
        Легко сдернул с нее не застегнутый ремень и связал руки за спиной. Собственным ремнем спутал ноги. Горев устал от борьбы. Забрал лежавший на постели штык-нож и не глядя, засунул его в ножны. Не смотря на ее дерганье и попытки пнуть его связанными ногами, перевязал порезанную ладонь, из которой продолжала течь кровь. Усадил на постели. Придвинув ящик, сел напротив. Стер пот со лба, мрачно глядя на нее и повторил:
        - Поговорить надо…
        Она злобно прошипела:
        - Как с Амиром? Давай! Только х… я тебе чего скажу! Ты палач и предатель! Я мертвая буду мстить тебе из могилы. Ты проклят собственным отцом!
        Он горько усмехнулся и вздохнул:
        - Вот об этом я и хочу поговорить. Скажи, где Витюха воюет? Слово даю, отпущу.
        - Навоз осла дороже твоего слова стоит. Я не скажу ничего!
        Маринка плюнула ему в лицо и отвернулась. Николай достал платок из кармана брюк. Тщательно протер физиономию и посмотрел на вход палатки. Он прекрасно знал, что может позвать телохранителей и сделать с Маринкой все, что угодно. Уже готов был позвать, но каким-то шестым чувством понял - она умрет, но не расколется. Ахмад сообразил, что допустил ошибку, отдав приказ пытать Бесланова и надеясь, что увидев раны, она быстро сдастся. Николай решил идти другим путем, надеясь хоть немного смягчить ее сердце. Спросил:
        - С дружком попрощаться хочешь?
        Она внимательно посмотрела на него. Губы чуть скривились в усмешке. Горев понял, что Марина раскусила его игру и решения не изменит. Сквозь пепельно-серые губы протиснулось:
        - Хочу.
        Он не решился отступить. Молча расстегнул ремни на ее руках и ногах. Знал, что сопротивления она не окажет, чуял это. Бросил свою тенниску:
        - Оденься и пошли. Пытаться бежать не советую.
        Но не отвернулся. Степанова безо всякого смущения скинула его куртку и натянула тенниску на обнаженное тело, не сводя глаз с его лица. Она переодевалась как-то демонстративно. Николай обратил внимание на шрамы. Бывшая приятельница отбросила волосы назад. Приподняла брючину на ноге и выдернула бечевку, вдетую в край. Легко разорвала ее, хотя бечевка выглядела новой. Собрала волосы в хвост и завязала этой бечевкой. Накинула на тенниску куртку и первой, молча, вышла из палатки.
        Горев шагнул за ней. Рядом с палаткой столпились почти все боевики, кто остался в живых. Они прислушивались к тому, что происходило внутри и недоумевали: из палатки не доносилось ни звука. Степанова даже внимания не обратила, а чехи опешили от ее появления. Женщина уверенно направилась туда, где лежало тело Бесланова. Бандиты двигались следом, разглядывая знаменитого Искандера. Они уже успокоились. Николай шагал сзади, на метр отдалившись от нее и готовый в любой момент схватить.
        Странной была эта процессия. Маринка шла впереди, как командир, следом Ахмад с охранниками и толпа вооруженных боевиков. Амир лежал в той же позе. Его никто не трогал все это время. Марина опустилась на колени перед похолодевшим трупом. Приподняла тяжелое тело и прижав к себе, застыла, уткнувшись лицом в его волосы. Толпа бородачей окружила ее со всех сторон. Нет, она не плакала, как надеялся Колька. Она гладила волосы, лицо и тело Амира, что-то шепча про себя. Целовала холодный лоб и щеки. И вдруг - чеченцы обмерли! - она начала читать молитвы на чеченском. Молитвы, какие читают над умершими в аулах. Говорила отрывисто, временами замолкая, так как горло перехватывало. Произнеся последнее слово, положила тело на землю и потребовала у ближайшего к ней бандита:
        - Лопатку принеси!
        Он не рискнул возразить. Даже не посмотрев на командира, кинулся к палаткам и принес ей маленькую саперную лопатку. Женщина отмерила шагами место для могилы на склоне оврага и принялась копать. Горев хотел помочь. Принес еще одну лопатку и подошел, но она злобно распрямилась и напряглась:
        - Ты не имеешь права касаться этой земли! Амир будет лежать здесь! Рука палача не осквернит его могилы. Он был моим другом! Прошел Афган, а ты, предатель собственного народа, проклятый родным отцом, убил его моими руками. Но кровь на тебе, а не на мне! Уйди с глаз, если не хочешь, чтоб твоя голова слетела, как кочан с плеч. Я с такой лопаткой в рукопашную ходила. И палачей своих забери. Слово даю, что не уйду! Ты меня знаешь…
        Она смотрела с такой ненавистью, что Николай попятился. Боевики переглядывались. Горев развернулся и приказал:
        - Уходим.
        Сам, не оборачиваясь, направился к палатке. Чехи, часто оглядываясь на занятую работой женщину, отправились следом. До многих дошло, что Ахмад и Искандер давно знакомы. Издали, они в течение часа наблюдали, как она копала каменистый склон, часто выбрасывая камни. Когда из могилы торчала лишь голова, Марина выбралась наружу. Руки были стерты в кровь. Рана на ладони ныла, повязка покрылась грязью, но она думала об этом, как о досадном недоразумении.
        Нарвала огромную охапку травы на склоне и сбросила ее вниз. Ни один из чеченцев не двинулся с места, когда она бродила, довольно далеко удаляясь от них. Большинство знало, что Искандер слову не изменит и удерживали остальных. Взявшись за плечи покойного, подтащила к яме. Спрыгнула вниз и стащила тело в могилу. Аккуратно уложила, поправила полуотрубленные ступни. Поцеловала в лоб еще раз. Сняв с себя куртку, накрыла обнаженную грудь и лицо. С трудом выбралась на поверхность. Сил оставалось все меньше и меньше. Принесла еще травы и рассыпала по телу сверху. Принялась забрасывать землей. По поверхности выложила холмик из камней, выкопанных раньше. Нашла плоский сухой камень. С трудом дотащила до могилы и поставила в изголовье, как памятник. На камни лег букет цветов. Немного постояла, шепча мусульманские молитвы.
        Степанова устало направилась в лагерь. Проходя мимо боевиков, сидевших кружком у костра, небрежно швырнула лопатку. Она вонзилась точно в центр костра. Головешки брызнули во все стороны. Сноп искр взвился вверх. Мужики отскочили и ошеломленно обернулись. Степанова вошла в палатку Горева. Спокойно села на ящик и тяжело уставилась на мужчину. Минуты через три он не выдержал и глухо сказал под ее сверлящим взглядом:
        - Скажи, где Витюха и уходи. Ты же понимаешь, что брата я не трону.
        Она мрачно глядела на него:
        - Да пошел ты со своими обещаниями! Я не позволю исковеркать Витьку жизнь и сберегу его от тебя…
        Он попытался припугнуть:
        - Ты знаешь, что я с тобой могу сделать? Сама о смерти молить будешь!
        Она улыбнулась бескровными губами:
        - Мне плевать, что со мной будет. Я друга убила из-за тебя. Понял, сволочь? Друга!
        Демонстративно встала и легла на его постель, отвернувшись лицом к стенке палатки. Горев смотрел на крутое бедро, на плечо, обтянутое тенниской, на волосы, свисавшие вниз с подушки и не знал, что ему делать. Сейчас он мог сделать с этой женщиной все, о чем мечтал, а ему не хотелось. Она ненавидела его и это останавливало. Он вспомнил, как Марина гладила и целовала лицо мертвеца и почти желал быть на его месте. Николай вышел из палатки. Степанова все слышала. Она догадалась, о чем он думал. Твердо знала, что этот раунд выиграла она в одиночестве, а не он с отрядом. Продолжала лежать отвернувшись и ждала, когда он явится. Обыскивать палатку не стала, так как знала, что это бесполезно: Колька наверняка все опасное вынес. Она в первую минуту заметила, что на нем даже ножен нет.
        До мозга вдруг дошло: почему не прилетели вертолеты? И вспомнила, что слышала шум винтов, когда копала могилу, но не обратила внимания. Догадалась: сетка, маскировочная сетка! Она надежно укрыла бандитов от мести. Ее быстро восстановили боевики после обрушившихся гранат. Вот что сберегло учебный лагерь боевиков от массированного обстрела с вертолетов. Начала припоминать расположение палаток. Разведчик победил в ней женщину. Она не собиралась задерживаться здесь, хотя все же понимала, что Горев навряд ли выпустит ее просто так.
        Чтобы хоть что-то иметь в руках для обороны, прислушалась и бесшумно встала. Быстро огляделась в полупустой палатке. Вокруг валялись только тряпки и вдруг… Она аж задохнулась! Палатка была без пола и стояла на траве. В углу из земли торчал увесистый камень. Степанова быстрехонько выкорчевала его и спрятала под подушку. Дернину на этом месте слегка растянула и прикрыла пустоту. Обнаружить, что здесь что-то лежало, было на первый взгляд невозможно.
        Снова улеглась на постель в той же позе и сделала вид, что заснула. Горев явился через час. Она слышала, как он наклонялся над ней и прислушивался. Постаралась, чтоб дыхание было ровным и редким. Ахмад поверил и не стал ее будить. Снова вышел, но через минуту вошел. Марина поняла, что он ее проверяет. Убедившись, что женщина продолжает дышать ровно и спокойно, осторожно накинул на ее плечи куртку. Подкрадывались сумерки, начало заметно холодать. Тяжело вздохнул и ушел.
        В течение трех часов он раза четыре проверял ее и каждый раз находил в той же позе. Будить, чтобы связать, не решался. Ее неподвижность пугала его. Горев пришел в темноте. Марина прислушалась: в лагере все стихло. Слышались стоны раненых и потрескивание сучьев на костре. Не было слышно разговоров, неизбежных в подобных местах. Чехи, в большинстве, разошлись по палаткам, обдумывая дневной бой. Оставшиеся у костров молчали. Узнав, кого поймали, они вовсе не чувствовали себя героями. Скорее боялись, что в кровниках у них может оказаться отряд спецназа. Это было чересчур круто! Кое-кто осуждал Ахмада за безрассудность и гибель друзей. И никто не мог решить, что делать дальше.
        Николай снова наклонился над ней. Его дыхание коснулось щеки. Рука женщины с зажатым камнем, молнией взлетела вверх и опустилась на висок. Горев, не издав даже стона, рухнул на нее. Женщина в доли секунды выбралась из-под тяжелого тела и спеленала Николая по рукам его же ремнем. Ноги стянула выдернутым из своих брюк. Заткнула рот заранее оторванными от тенниски рукавами. Обыскала. Из оружия не нашла при нем ничего. Судя по всему Ахмад действительно боялся, что она его прикончит и избавился от ножа и пистолета заранее. Степанова разочарованно вздохнула. Горев дышал, но ей противна была сама мысль о том, чтобы опустить камень ему на голову еще раз. Это было для нее тоже самое, что напасть из-за угла. Она не чувствовала себя в силе сделать это. В бою, другой разговор.
        Чтобы он не выплюнул кляп, перетянула рот наподобие узды вторым, вырванным из низа брюк, шнурком. Приподняв край палатки с противоположной от входа стороны, выглянула в щель: никого. Охрана Горева расположилась возле входа. Марина выбралась наружу и огляделась. Возле чуть тлевшего костра сидело человек пять чехов. Они молча смотрели на огонь. Лица были мрачны.
        Женщина добралась до следующей палатки и попыталась приподнять край. Ей удалось, но она мгновенно опустила брезент на место: палатка была жилой и она увидела перед собой смутно белевшее лицо. Чеченец спал, иначе он обязательно поднял бы тревогу. Марина в два прыжка очутилась у следующей палатки. Брезент не приподнимался и она вынуждена была заглянуть туда через вход. В ней находились боеприпасы. Женщина мрачно усмехнулась и забралась внутрь. Пробыла там недолго, но за это время сумела вооружиться и заминировать содержимое. Выскользнула наружу. Теперь ее интересовала рация.
        Минут через пятнадцать блуждания между палатками и каждую секунду рискуя быть обнаруженной, все же разыскала палатку радистов. Там сидели два чеченца и что-то бубнили в эфир. Она не стала прислушиваться. Просто ворвалась внутрь и вырубила обоих прикладом по голове. Они, от неожиданности, даже встать не успели. Степанова связали бородачей друг с другом их же ремнями. Заткнула рты фуражками. Тщательно прикрыла полог и принялась настраиваться на волну федеральных войск:
        - Бамут, Бамут, я Искандер! Нахожусь в учебном лагере боевиков. Вызываю огонь на себя. Оставляю рацию включенной. Повторяю…
        К ней прорвался далекий голос Андриевича:
        - Искандер! Шансы на спасение есть?
        Она твердо и спокойно ответила:
        - Нет. Я окружена. Вызываю огонь на себя! Пеленг по рации. Они сейчас бросятся на меня. Прощайте!
        Степанова знала, боевики еще не скоро сообразят, что рации захвачены и она успеет уйти, но ей не хотелось жить. После убийства Бесланова жизнь потеряла всякий смысл. В голове колокольчиком звенело: ты убила своего! Вызывая огонь на себя, она надеялась прихватить с собой не один десяток бандитов и погибнуть, чтоб дети не видели позора матери. Чтобы в них не тыкали пальцем: дети убийцы!
        С неба через десять минут обрушился шквал огня. То била артиллерия подполковника Силаева. Костю разбудили посреди ночи и попросили накрыть обнаруженный лагерь боевиков залпами. Сообщили, что один из разведчиков вызывает огонь на себя по пеленгу, так как попал в ловушку, но не назвали имени. Силаев засек координаты работающей радиостанции и учебный лагерь в мгновение ока был смешан с землей.
        Многие из боевиков не успели даже проснуться, а уже беседовали с Аллахом. Палатка с радиостанцией взлетела на воздух вскоре после открытия огня. Маринка ждала этого. Спокойно сидела перед рацией и смотрела перед собой остановившимися глазами. Ее, вместе с палаткой имевшей пол, приподняло над землей и со всей силы стукнуло о шест затылком. Степанова почувствовала только удар. Перед глазами вспыхнуло багровое пламя. Ее запутало в изодранный осколками брезент и отбросило в сторону метров на тридцать. По счастью, упала она головой в кусты, а не на камень, торчащий в десятке сантиметров. По веткам сползла вниз и остановилась. Канонада продолжалась еще минут пять, а затем стихла.
        Андриевич тоже засек координаты. Посреди ночи, на трех БТРах, он рванул из-под Бамута с добровольцами из спецназа и разведки в разгромленный лагерь боевиков. Вацлав страстно надеялся на чудо. Каждую минуту БТРы могли нарваться на фугас или мину, оставленную на дороге боевиками, но он не мог поступить иначе. Механики-водители старались не думать о смерти и жали на всю “железку”.
        В поиск рвался весь отряд. Андриевич взял только тех, кто был знаком со Степановой лично. Полковник знал, что не имеет права рисковать собой и завтра должен будет ответить за свой поступок, но сознательно пошел на нарушение. Спецназовцы Огарева торопили механиков-водителей, поминутно заглядывая в люки:
        - Быстрее, мужики! Может, Искандер кровью истекает? Быстрее!
        Водители выжимали из старых машин все, что могли и страшно жалели, что управляют не ракетами.
        Николая Горева спас от смерти телохранитель. Он при первом залпе влетел в палатку и обнаружив начальство в столь беспомощном состоянии, перерезал ремни. Оба успели скрыться в лесу за минуту до того, как все взлетело на воздух. Ахмад с горечью констатировал, что и второй его лагерь на чеченской земле перестал существовать из-за Маринки.
        Николай догадался, кто вызвал огонь на его учебный центр. Только Маринка могла плюнуть на опасность и остаться в лагере. Метров через триста, со склона горы он глядел на объятый огнем бивак и думал о том, что его злой гений наконец-то погибла. Вздохнул, вспомнив золотые волосы и яростные глаза. Окинул беглым взглядом огненный шквал и направился в горы. Он понимал, что Степанова его обыграла. Из двухсот боевиков спастись успели чуть больше двух десятков. Они бежали в разные стороны, побросав оружие. Практически все, не по одному разу, вспомнили проклятие женщины, звучавшее со скалы. Она прокляла их и отряд перестал существовать.
        Андриевич издали заметил бушевавший огонь. Пламя неслось по сухой траве вверх по склонам, оставляя за собой черную дымящуюся землю. БТРы понеслись напрямик, сквозь огонь. Шорох и треск неслись со всех сторон. Трещала еловая хвоя, отбрасывая снопы искр в ночь. Из-за дыма было трудно дышать. Большинство мужчин намочили маски водой. Спецназовцы по дороге сыпались с брони, как горох, разбегаясь в стороны и старательно осматривая каждый труп. Повсюду в земле зияли воронки. От горевших вокруг деревьев было светло, как днем. Черные тени человеческих фигур метались в красноватом свете пожара.
        Мешков первым добрался до центра лагеря. Что-то звало его именно сюда. В горевших кустах валялся ком дымящегося брезента и торчали ботинки маленького размера. Парень, кашляя от дыма и прикрывая лицо от огня одной рукой, кинулся в полыхавший куст. Обжигая руки о начавший заниматься брезент, схватил замотанное тело и выскочил обратно. Судорожно принялся разматывать: Марина могла задохнуться. На ладонях вздувались и лопались пузыри. Прорезиненная ткань прилипала к коже, а он лишь шипел и морщился, а размотав, заорал так, что все сбежались:
        - Нашел!!!
        Кто-то сбросил с себя куртку и расстелил ее на земле. На Марине не было ни царапинки, если не считать легких порезов на лице и перемотанной грязным бинтом руки. Но она лежала, как мертвая. Дыхание обнаружили только при помощи зеркальца, случайно оказавшегося у одного из разведчиков. Иван, продолжая стоять на коленях, потряс ее:
        - Марина! Маринка! Да что же это, Господи?! Почему она так лежит?
        Обвел безумными глазами столпившихся мужиков. Голова женщины моталась в его руках из стороны в сторону вместе с безвольными руками. Волосы рассыпались. Иван только тут заметил на ней чужую тенниску и то, что она без лифчика. Грудь колыхалась под трикотажем. Осторожно уложил на куртку снова и обернулся к молчавшим друзьям:
        - Мужики, неужели ее…
        Он заорал так яростно, что находившийся уже в добром километре Горев услышал и на минуту остановился, оглянувшись. Полковник подошел и заставил сержанта замолчать:
        - Даже если и так! Она все равно не сдалась, раз уж сумела вызвать огонь на себя. Только сдается мне, ничего с ней не случилось. Гляди, на ней ни синяка, ни царапинки. А Искандер не из тех, кто легко сдается. Синяков должна быть масса. Ладно, мужики, собирай трофеи, если что осталось и уходим. Ее на плащ-палатку и в БТР.
        Мешков остановил троих шагнувших спецов:
        - Я сам!
        Поднял женщину на руки, не обратив внимания на лопавшуюся сожженную кожу на ладонях и понес к броне. Друзья держали его всю дорогу, а он прижимал к себе женщину, дороже которой для него не было. В открытую целовал ее лицо, волосы и плакал. Горько плакал до самого санбата. Спецы отворачивались, делая вид, что ничего не слышат.
        Разбуженный полковником хирург долго осматривал женщину за шторкой. Они, в щель двери, наблюдали за его тенью на тряпичной ширме. Вернулся, покручивая очки в руках. Задумчиво взглянул в лица столпившихся у палатки разведчиков и сказал:
        - Повреждений я не обнаружил, за исключением шишки на затылке. Женщина абсолютно здорова. Это кома! Мы не знаем, чем ее лечить.
        Мешков спросил:
        - Она долго так лежать будет?
        Врач развел руками:
        - Есть случаи, когда лежат по несколько лет.
        - Отчего это случается?
        - Факторов множество: травмы черепа, автокатастрофа, тяжелое ранение, стресс, потеря дорогого человека. Все не перечислишь.
        - Она что-нибудь чувствует сейчас?
        - По некоторым данным такие больные все слышат и чувствуют, а по другим - полумертвы. Они словно бы находятся на грани жизни и смерти. Кто-то возвращается с той стороны, а кто-то тихо умирает со временем. Я бы сказал поточнее, если бы знал обстоятельства, при которых она впала в это состояние. Кто и что видел?
        Андриевич глухо сказал:
        - Никто и ничего не видел! Пленных нет и спросить не с кого. Она огонь артиллерии на себя вызвала.
        - Тогда мог быть удар! Где вы ее обнаружили?
        Мешков ответил с надеждой:
        - В горящих кустах, завернутой в дымящийся брезент. Камень рядом был, но она его не задела.
        Врач покачал головой:
        - Тогда я ничего не понимаю. Кусты и брезент наверняка смягчили удар. Гематом на теле я не обнаружил.
        Один из спецназовцев вспомнил:
        - Я на склоне на могилу наткнулся. Свежая. Может, завтра посмотрим?
        Вацлав кивнул:
        - А что, можно и посмотреть. Вдруг ответ найдем или зацепку. - Повернулся к врачу, - Доктор, вы могли бы ее недельку здесь подержать?
        Врач кивнул:
        - Почему нет? Физрастворы, поддерживающие жизнь, есть. Мне и самому интересно понаблюдать. Первый раз с таким случаем сталкиваюсь.
        Мешков попросил:
        - Можно мне на нее еще раз посмотреть?
        - Пожалуйста.
        Парень прошел за ширму. Марина лежала на кушетке по пояс укрытая одеялом. Золотистые спутанные волосы рассыпались по изголовью. Руки лежали вдоль тела. Закрытые глаза ввалились, скулы обострились, а кожа посерела. Она напоминала мертвую. Он взял ее руку в свою и слегка пожал, не обратив внимания на боль. Ладонь была холодна и безжизненна. Иван наклонился к ее уху и прошептал:
        - Если ты меня слышишь, возвращайся. Я могу примириться с тем, что ты не моя, но не с тем, что ты мертва. Возвращайся. Я люблю тебя.
        Он положил руку на место. Наклонился и осторожно поцеловал ледяные губы. Погладил по волосам. Ссутулившись вышел из-за ширмы, комкая фуражку в кулаке. Сквозь лопнувшую кожу проступила кровь. Пряча глаза, торопливо выскочил на улицу. Поднял глаза к небу, глядя на яркие звезды. Из сердца вырвалось:
        - Если ты там есть, что же ты ее не спас? Она нам всем нужна.
        Ладонь полковника опустилась на плечо сержанта:
        - Иван, доктор тебя на перевязку приглашает. Он заметил, что руки у тебя обожжены. Иди! Вот увидишь, Марина выкарабкается. Ее не так-то просто убить…
        На следующее утро Андриевич связался с Огаревым и рассказал обо всем, что произошло за прошедшие сутки. Помолчав, сообщил:
        - Марина впала в кому…
        Спецназовец откровенно выматерился. Приказал ждать, отключился от Бамута и связался с Москвой. Доложив генералу обо всем, услышал:
        - Завтра встречайте транспортный самолет. Сам прибуду.
        Раскопанная могила и обнаруженный в ней изуродованный труп Амира не только не прибавили ясности, но и наоборот, запутали всех еще больше. Особенно разведчиков заинтересовало пулевое ранение на трупе. Они дружно определили, что это работа снайпера. Кто стрелял, кто похоронил чеченца, каким образом и что произошло потом? На эти вопросы могла ответить только Степанова. Ни у кого даже мысли не возникло, что чеченца могла убить сама Марина.
        Бесланова вновь похоронили и заложили могилу камнями, как была. Один из спецназовцев головешкой вывел на сером, торчащем вверх, камне: “Амир Бесланов. Прошел Афган. Замучен бандитами. Июль 1995”.
        Бредин, вместе с Огаревым, долго стоял возле Марины. Мужчины смотрели на мертвенно-бледную кожу лица, залегшие тени под глазами, покрытые серым налетом губы. Генерал-полковник повернулся к полковнику и глухо спросил:
        - Что же мне ее детям написать? Саша письмо прислал, что ответить, я теперь не знаю. Очнется она или нет? Когда?
        Геннадий Валерьевич удивленно спросил:
        - Вы знали о детях и отправили ее сюда. Почему?
        Генерал вздохнул:
        - Степанова вросла в войну. Она сама попросила. Если через неделю не очнется, я ее с собой в Москву заберу…
        Глава 14
        Марина очнулась на пятую ночь. Прислушалась, не понимая, где находится. Вокруг стоял полумрак. Откуда-то издалека доносился приглушенный стон. И где-то била канонада. Она отчетливо слышала буханье гаубиц и уханье минометов, дудуканье крупнокалиберных пулеметов и кваканье гранатометов. Пахло лекарствами, из этого она заключила, что снова находится в госпитале. В темноте разглядела возле кровати два штатива с пузырьками. Приподняв голову, посмотрела себе на руки: иголки торчали из вен.
        Прислушалась к ощущениям и удивилась: ничего не болело, однако она находилась в госпитале. Стараясь не сгибать правую руку, дотянулась ею до левой и спокойно выдернула иглу. Потом поступила точно так же с правой рукой. Согнула руки в локтях, чтобы остановить кровь и какое-то время лежала не шевелясь. Степанова вспоминала, как попала в госпиталь. Она помнила яркую вспышку и все. На этом память обрывалась. Села на постели и огляделась. Это была обычная палатка, только меньшего размера, разделенная тентом на две половины. Она находилась в ней одна, но из-за перегородки слышалось сонное дыхание. Рядом с ее кроватью стояла тумбочка. На ней стакан и графин. Марина почувствовала, что страшно хочет пить. Во рту даже язык стал шершавым и цеплялся за нёбо.
        Чувствуя слабость во всем теле, она не спеша свесила босые ноги вниз. Дотянулась до графина и с трудом подняла его. Удивилась, что за несколько часов так ослабла. Они считала, что пролежала всего два-три часа. Рука тряслась и стеклянная пробка позвякивала. Женщина придержала ее второй рукой. Поставила графин на колени. Немного отдохнула и выдернула пробку, уронив ее на одеяло. Посмотрела на стакан и мысленно махнула рукой: никто не видит. Подняла графин обоими руками и приникла к горлышку.
        Напившись, Степанова почувствовала прилив сил. Сползла с постели и встала на пол. Ноги дрожали и она схватилась за кровать. Одной рукой провела по телу, проверяя, что на ней надето: это была больничная мужская рубашка, доходившая почти до колен. Пошарив ногой рядом с кроватью, тапочек не обнаружила. Ничуть не расстроившись, медленно зашагала к выходу. Спавшая за столиком медсестра на другой половине палатки не слышала, как она прошла мимо.
        Степанова выбралась из палатки и огляделась. Она быстро поняла, где находится и уверенно направилась в сторону палаток, где разместились разведчики Андриевича. Застывший на углу часовой молча следил, как фигура в белом, с блестевшими под луной длинными грязными волосами, чуть шурша рассыпанным гравием прошла мимо него. Молодой парень в первое мгновение принял ее за привидение и едва не заорал от ужаса. Он не рискнул ее остановить, а Марина его даже и не заметила.
        Босые ноги то и дело наступали на острые камушки и она отдергивала ступню, но продолжала идти вперед. Второй часовой издали заметил покачивающуюся фигуру и спрятался в тени палатки, чтобы узнать, кто это. Женщина прошла мимо него. Он видел ее худое лицо с лихорадочно блестевшими глазами, смотревшими из черных провалов глазниц и тоже не рискнул окликнуть, хотя сразу узнал. Решил проследить. Марина вошла в темную палатку Андриевича. Дождалась, когда глаза привыкнут к темноте. Подошла к кровати и положила руку спавшему полковнику на плечо. Тихо сказала:
        - Вацлав…
        Он резко сел, обернулся и вздрогнул: перед ним покачивалось белое пятно. Быстро вскочил на ноги и чуть повернул лампочку над столом. Обернулся. В палатке стояла Маринка и смотрела на него уставшими глазами. Сквозь длинный разрез рубахи видна была полная грудь. Босые ноги покрылись пылью. На локтевых сгибах запеклась кровь. Он ахнул:
        - Марина! Очнулась все-таки…
        Женщина села возле стола, уронив на него руки. На несколько минут закрыла глаза. Она чувствовала себя усталой. Андриевич еще раз, украдкой, взглянул на женскую грудь в пройме рубахи и сдержал рвавшийся из груди вздох сожаления. Взял свою куртку и надел на нее, застегнув верхнюю пуговицу. Она заметила, что в палатке спят еще два человека. Посмотрела на них. Полковник перехватил ее взгляд. Подошел и тронул мужчин за плечи:
        - Проснитесь…
        Одеяла мгновенно отлетели в стороны и перед Маринкой, в одном нижнем белье, возникли генерал-полковник Бредин и полковник Огарев. Сон с обоих слетел, едва они увидели, кто сидит за столом. Генерал бросился к ней, схватил за плечи и крепко прижал к себе:
        - Маринка! Я уж не думал, что ты очнешься. Врачи говорят, что в этом состоянии можно годами лежать.
        Она не понимая, глядела на него:
        - Что со мной произошло?
        Он крикнул, не сдерживаясь:
        - В коме ты была, в коме! Пять суток, словно труп лежала. Холодная, почти без дыхания, ни на что не реагирующая…
        Она догадалась:
        - Так вот почему я так есть хочу и слабость чувствую.
        Все трое кинулись к рюкзакам и вдруг одновременно обернулись:
        - А врач тебе разрешил есть? - Сразу догадались по торчащим босым ногам, - Ты ушла и они не знают. Вацлав, дуй за хирургом! Ты знаешь, где они расположились. Пусть сюда идет!
        Марина устало остановила кинувшегося к двери разведчика:
        - Стой. Сначала выслушайте, а потом решайте, что со мной делать и стоит ли помогать убийце…
        Мужчины разместились вокруг стола, обратив внимание на ее мрачное лицо и вспомнив, что она ни разу не улыбнулась за все это время. Степанова заговорила, едва установилась тишина. Голос звучал глухо и монотонно. Временами им приходилось напрягать слух, чтобы разобрать слова. По коже пробрал мороз, когда она тем же бесцветным голосом сообщила, как убила Амира. Закончив рассказ, добавила:
        - Если останусь на свободе, я все равно доберусь до Ахмада и не уйду с этой войны, пока не буду убеждена в том, что он сдох.
        Андриевич вздохнул и сказал:
        - Он погиб при обстреле.
        Марина покачала головой и уверенно произнесла:
        - Он жив, я чую!
        Произнеся последнее слово, она упала головой на стол и не шевелилась. Волосы полностью прикрыли лицо. Мужчины вскочили. Андриевич схватил за плечо и дернул:
        - Марина!
        Она начала падать со стула и полковник едва успел подхватить. Уложил на свою кровать. Прикрыл одеялом. Огарев, натянув брюки и сапоги, бросился вон из палатки и минуты через четыре прибежал с хирургом. Заспанный врач осмотрел женщину и констатировал:
        - Она спит. Эти пять суток она не спала, хотя было похоже, а теперь разрядка наступила. Может проспать сутки.
        Бредин спросил:
        - Когда проснется, ей поесть можно?
        Хирург, уже собравшийся уходить, обернулся от выхода:
        - Только жидкую пищу и понемногу. Через каждые два часа в течение трех суток. Если хотите, можете унести ее в госпиталь.
        Андриевич отказался:
        - Пусть спит здесь. Отсюда она никуда не убредет, не то что из вашего госпиталя. Я найду себе место.
        Офицеры, после ухода врача, расселись у стола. Уставившись в столешницу, они не решались поглядеть друг на друга. Огарев наконец выдохнул:
        - Считаю, что она не виновата. Удивляюсь только, что у нее мужества хватило на это убийство из милосердия. Товарищ генерал-полковник, Степанова поступила правильно. Не стоит ее судить за это. Это мое мнение.
        Бредин нервно сглотнул:
        - Я согласен с вами, Геннадий Валерьевич. Вопрос в другом - сможет ли она сама себя простить? Не сломается ли под грузом ложной вины?
        Андриевич быстро взглянул на генерала:
        - Не сломается. Она после всего сумела вызвать огонь на себя. Это что-то да значит!
        Генерал возразил:
        - Вы забываете один момент: она хотела умереть. Что делать, я не знаю? Приказом забрать из Чечни? Поздно! Надо было мне раньше об этом подумать. Старый дурак!
        Огарев попросил:
        - Оставьте ее у меня, товарищ генерал!
        Андриевич возразил:
        - Почему у вас? Я с ней знаком с Афгана. Ей у меня лучше будет.
        Огарев хотел что-то возразить, но не успел. Генерал усмехнулся, глядя на обоих:
        - Подеритесь еще, товарищи полковники! Считаю так, Марина сама выберет командира. Я предоставлю ей эту возможность. Только вначале в отпуск отправлю на месячишко. Пусть в себя придет, с детьми пообщается, по лесу побродит. Согласны?
        Оба полковника дружно ответили:
        - Так точно!
        И тут же принялись обдумывать тему: “Как бы сделать так, чтобы женщина именно к нему захотела пойти на службу”. Бредин догадался и хитро улыбнулся:
        - И никаких подстав, полковники! У вас на лицах написано сейчас - чем бы Степанову привлечь? - Андриевич и Огарев переглянулись и рассмеялись. Генерал тоже усмехнулся: - Ох, полковники! Вы хоть вспомните, что от Марины хлопот больше, чем от всех ваших мужиков вместе взятых. Подчиняться приказам она не любит, вечно спорит, ругается, чего-то требует - авантюризм у нее в крови кипит!
        Вацлав пожал плечами:
        - Она как раз этим и покоряет. Здравомыслящий человек не полезет в клетку с тигром, чтобы убить его. Он выстрелит через решетку. А Марина влезет, так как считает, что у нее и зверя должны быть равные шансы.
        Все замолчали. В тент постучали и они оглянулись в изумлении: рассвет еще и не думал заниматься. Шел третий час ночи. Андриевич вполголоса разрешил:
        - Входите!
        В дверь протиснулась высокая фигура Мешкова и вытянулась, вскинув перевязанную руку к фуражке:
        - Здравия желаю, товарищ генерал-полковник. Разрешите обратиться к полковнику Андриевичу?
        Бредин махнул рукой:
        - Обращайтесь.
        Сержант повернулся к полковнику и вдруг замер, увидев на постели спящую Марину. На лице появилась счастливая улыбка. Забыв об уставе, парень спросил:
        - Значит, правда и она действительно очнулась. Марина спит?
        Вацлав кивнул:
        - Спит. Ты откуда узнал?
        - Часовой видел, как она шла. Когда сменился, меня разбудил. Разрешите идти?
        Бредин и Огарев переглянулись. Полковник почесал затылок:
        - Иди. - Мешков выскочил из палатки. Топот ног сообщил офицерам, что он рванул к своей палатке бегом. Огарев развел руками: - Значит, все не спят! Сообщать новости понесся. Влюбленный!
        Бредин вздохнул:
        - Тяжело парню придется. Маринка сохнет по какому-то Косте Силаеву. Знакомы с Афгана.
        Андриевич спросил:
        - Он случайно, не артиллерист? Тут неподалеку минометная батарея расположилась, так командир у них подполковник Силаев. Я однажды ночью с ним общался. Завтра выясню его имя. Именно его артиллерия в тот день учебный лагерь накрыла…
        Бредин предупредил:
        - Ни ему, ни ей не сообщай пока друг о друге! Даже если этот мужик действительно тот самый Костя, молчи! Кто знает, что с ней произойдет. Он может кинуться ее разыскивать. Марина только очухалась, а тут новый стресс! Поняли? И никому пока ни гу-гу. О том, что она рассказала, тоже ни слова! Мужиков предупредите - никаких расспросов. Объясните, что она и так много пережила, не стоит тревожить.
        Она появилась в деревне в конце июля. Отец и мать уже закончили с сенокосом и теперь ждали, когда подрастет отава. Занимались хозяйством, огородом, внуками. Неожиданный приезд дочери обрадовал их и насторожил. Она не дала телеграммы и свалилась, как снег на голову. Дети первыми увидели мать, спокойно шагавшую по тропинке между домами. С визгом кинулись навстречу и едва не сбили с ног. Степанова бросила сумку и бежала им навстречу. Подхватила обоих и закружила вокруг себя. Счастливо смеялась, целуя лица сына и дочери.
        Родителей особенно удивили длинные рукава ее батистовой кофточки. Маринка летом предпочитала носить тенниски. Вечером все разъяснилось, когда она разделась и на руках обнаружились синюшные шрамы. Мать заплакала, а отец нахмурился и спросил:
        - Снова ранена была и нам ни слова…
        - Пап, ну это же ерунда! Подумаешь осколком царапнуло!
        Вышла на крыльцо и села на верхней ступеньке, глядя на заходящее за лес сонце. Отец вышел следом. Достал пачку сигарет и закурил. Немного подумав, протянул дочери. Степанова удивленно взглянула на него и отказалась. Сын подошел и прижался к ней, глядя на рваные рубцы:
        - Больно было?
        Юлька прижалась с другой стороны и ответила брату вместо матери:
        - Помнишь, ты в июне на гвоздь встал? Наверное, намного больнее! Мама, а Саша с Вовкой Морозовым подрался. Сильно! Вся рубашка была разорвана. Зато Вовка теперь его боится и больше ничего не говорит.
        Она заметила, как сын показал сестричке кулак, стараясь сделать это за ее спиной. Юлька поглядела на брата испуганными глазами и замолчала. Степанова спросила:
        - Из-за чего подрались?
        Саша ответил сам. Словно взрослый вздохнул:
        - Ты, мам, близко к сердцу не принимай. Он тебя убийцей назвал. Ну, я ему и вломил! На всю жизнь, гаденыш, запомнит. Когда его батька выскочил и хотел меня ударить, я сказал, что ты появишься и ему придется ответить. Он меня не тронул, спросил только, за что я Вовку избил, а когда узнал, такую затрещину сыну отвесил. Мне аж жалко стало. Вовка метра три бегом бежал. Ты ведь за правое дело воюешь, верно?
        Она еле собралась с мыслями. Перед глазами промелькнуло лицо Амира. Побледнела, но нашла в себе силы улыбнуться:
        - Верно!
        Иван Николаевич внимательно следил за лицом дочери и от него не укрылось ее смятение. Юлька прижалась к ее плечу, обхватив руками за шею:
        - Мама, а ты потом надолго уедешь?
        - Не знаю. Будут задания, значит дольше не приеду, а не будет - появлюсь. Меня держать не станут.
        Дочь вздохнула:
        - Мы по тебе так скучали. Когда ты совсем вернешься, мы снова в лесу жить будем?
        - А ты этого хочешь?
        - Очень. Яшка в деревню приходил, только его собаки напугали. Мы с Сашей его догнали и хлебом с солью угостили. Он нас все еще помнит. У него две жены и два лосенка. Красивый и очень большой!
        Марина повернулась к отцу:
        - Папа, а на моем участке кто сейчас?
        - Какой-то молодой. Лесотехническую академию закончил, а сам в лесу заблудился. Наши бабы за грибами пошли, это в средине июля было, в деревню привели. Перепуганный до смерти! И зачем таких в лесники берут? Ему работу надо в леспромхозе искать и то подальше от кустов. Заблудится.
        - Пап, он в веретьях?
        Иван Николаевич расхохотался:
        - Если бы! В деревне бы так не хохотали! Я ведь не зря про кусты сказал. Он в кустах у Глубокого заплутал!
        Ребятишки звонко захохотали. Степанова ошеломленно поглядела на отца, затем на детей, не зная - верить или не верить. Сказала:
        - Там же этих кустов и трехсот метров не будет!
        Ушаков махнул рукой:
        - Вот то то и оно! Одним словом - бедолага! В течение шести часов куролесил, пока на баб не налетел. Те перепугались сначала, думали притворяется. Костяничник вытоптал, мы с Сашей ходили, любовались!
        - И что теперь?
        - Слыхал, что ездил в лесничество, заявление на расчет подавать. Начальник уговорил до сентября поработать. Уже в третьей газете объявление напечатано: требуется лесник на кордон. Вот, думаю, не пойти ли мне туда? Внуки вон как подросли, скучно стало дома сидеть. Да и не так уж он далек, кордон этот. Вместо тебя поработаю, а потом, даст Бог, тебе место освобожу. Что скажешь?
        - Гляди, пап, сам! Если хочется, то давай. Участок хороший. Держи себя, как я и все нормально будет. Вам денег хватает?
        - Хватает! Ребятам все к школе купили. В деревне завидуют. Люди концы с концами еле сводят. Зарплаты не выдают совсем, пенсии кое-как, через месяц, через два. Предлагают зарплату продуктами выплатить, а кому нужна картошка со свёклой, если своего нарастает? Большинство живет только своим хозяйством, что земля да скотина дает. Нам часть пенсии нынче выдали сеном, а вторую половину обещают выдать зерном и соломой. Мы благодаря тебе нужды не знаем, все покупаем. Хотя переживаем за тебя и деньгам этим не рады.
        Степанова встала, обняла детей и сказала:
        - Папа, за меня не переживайте. Знаешь, как мужики меня берегут? А от случайностей никто не застрахован даже в мирной жизни. Вспомни, как в меня начальник милиции стрелял? Так что лучше себя берегите, разбойников моих воспитывайте и переживать сильно за меня не стоит. Я могу за себя постоять и обязательно вернусь.
        Встала. Притиснула сына к себе и удивилась:
        - Какой ты рослый стал! Смотри-ка, мне уже до средины виска достаешь. Ну, что, купаться пойдем?
        Юлька подскочила и завизжала от радости:
        - Ура-а-а! Мы купаться пойдем!
        Иван Николаевич поднялся со скамейки:
        - Тогда и я с вами схожу. Уже неделю на реку не ходил.
        Марина прекрасно поняла, что отец хочет посмотреть, много ли новых шрамов появилось на ее теле. Она специально надела раздельный купальник, что бы успокоить и только тут вспомнила про шрамы на ногах. Елена Константиновна идти с ними отказалась:
        - Пока вас нет, я оладий на ужин напеку. Ребятишки любят. В подвале четыре банки старого молока стоят - сметану сверху сниму, да твое любимое вишневое варенье достану. Вот и наужинаемся!
        На реке народу было много. Детский визг звучал над водой. Река серебрилась под заходящим солнцем, время от времени по поверхности расходились круги от игравшей рыбы. Марина пошла на свое любимое с детства место. Там не было песка и трава подходила к самой воде. Зато можно было нырять с берега, не боясь воткнуться макушкой в песок. Ребятишки попрыгали в воду первыми. Иван Николаевич поравнялся с дочерью и тихо спросил:
        - Эти шрамы на ногах откуда? В том числе и тот, что ты волосами прикрываешь. Мать-то не видела, а я сразу заметил. Когда тебя так?
        - 2 января. Прыгнула неудачно со второго этажа. Переломы открытые были и головой стукнулась. Мужики на себе вынесли.
        Он не поверил:
        - Не умеешь ты врать, Маринка! Если нельзя говорить, так и скажи. Я пойму.
        Она покачала головой:
        - Частично вру, но большая часть сказанного правда. Поплыли на ту сторону? Помнишь, как в детстве с тобой наперегонки носились. Попробуем?
        Он отказался:
        - Нет, дочка, вышел я из того возраста! Давай просто так поплаваем. Сашка с Юлькой вон уже, к средине подплывают.
        Действительно, две головы: черноволосая и золотистая покачивались на воде рядышком. Дети успевали еще и переговариваться. Ушаков сказал:
        - Сашка Юльку так любит, я диву даюсь. Не дай Бог кто на нее плохо посмотрит или за косу дернет! Ураганом налетает! Она же среди третьеклассников самая маленькая была и по ростику и по возрасту. После твоего отъезда пытались обижать. Я чуть не через день в школу ходил. Сашка ее обидчиков лупил. Да хоть бы по одному! А то двум-трем мальчишкам сразу наподливает. Восьмиклассника отлупил за то, что тот Юльке в дверях пальцы прищемил. Парень здоровый, а белугой ревел! Учителя за голову хватаются! Сейчас никто даже пальцем не смеет шевельнуть в ее сторону. Не боишься, что в будущем любовь промеж них возникнет?
        Марина покачала головой:
        - А чего бояться, пап? Они ведь не родные. Рано об этом! Юльке всего восьмой год.
        Дети бегали по песку на другом берегу, когда взрослые переплыли реку. Саша подбежал к матери:
        - Мам, научи меня драться, как ты!
        Женщина посмотрела на отца и серьезно сказала:
        - Научу, если ты мне слово дашь, что приемы эти просто так использовать не будешь. Это означает одно - никакого хвастовства, никаких задирок к другим. Только в случаях самообороны. Согласен?
        Он серьезно кивнул:
        - Согласен! Слово даю - приемы использовать только в исключительных случаях.
        - Тогда давай! Становись в стойку. Вот так, как я…
        Степанова чуть отставила правую ногу назад, а левую вперед. Слегка наклонилась вперед, держа левую руку приподнятой на уровне живота, а правую слегка согнутую, на уровне плеча. Схватив сына с внутренней стороны за запястье правой руки, слегка вывернула ее от себя и тут же ее нога коснулась лба Саши. Пояснила:
        - Если со всей силы ударить, человек рухнет.
        Мальчик был ошеломлен:
        - Так быстро?!
        Она отпустила его руку и пожала плечами:
        - Так надо, сынок! Иногда мгновение стоит жизни. А теперь ты…
        Они кувыркались по песку часа полтора. Юлька, глядя на брата, тоже овладела парой упражнений. Лихо размахивала ногами и руками, сражаясь с невидимым противником и стараясь сделать рожицу зверской. Получалось смешно. Иван Николаевич лежал на песке и смеялся. Минут двадцать дети отрабатывали полученные знания друг на друге, дав возможность отцу и дочери поговорить. Хохот, визг, смех разносились над рекой. Женщина заметила, как несколько мальчишек на противоположном берегу пытаются повторить ее приемы. Иван Николаевич спросил:
        - Самой-то, смотрю, часто приходится драться. Ноги и руки, когда одна показываешь, автоматом работают… Толька Белов с армии уволился. В июне приезжал. Говорит:
“Делать там нечего”. Бизнесом занялся: шмотки с Турции возит, косметику. Жена продает.
        - Где он сейчас?
        - Как уволился, так с женой перебрались в нашу Кострому. На окраине свой дом купил. Ефимовна матери жаловалась - не дом, развалюха. Толька матери все твердил:
“Зато участок огромный. Со временем строиться будем”. В Оренбурге у них двухкомнатная квартира была. Они ее приватизировали и продали. Заносчивый стал. Со мной встретился и заявляет: “Маринка, я слышал, в Чечню укатила? Не боишься, дядя Иван, что она вам еще одного родит?”. Я плюнул и ушел. Чего с дураком разговаривать? Жадный стал. За копейку удавится! Зойка все вздыхала в магазине:
“Приехал с пачкой денег, а хоть бы рубль дал. Ведь хлеб не на что купить, а он все на наше жил”. Нинка, сестра родная, его из дома выгнала!
        Степанова удивилась:
        - Как так, пап? Они же дружно жили!
        Иван Николаевич покачал головой:
        - Ты знаешь, что Нина с мужем в колхозе квартиру получили. Только квартира плохая. Холодная. Когда баушка их, Сазониха, умирать стала, она свой дом внучке отписала и Нина переселились после ее смерти туда. По праву переселилась, она за бабкой ухаживала года три, если не больше. Дом крепкий и еще не один десяток лет простоит, а самое главное теплый. Толька по приезде потребовал у сестры
“наследство” - деньги за половину дома. Потребовал-то вроде бы в шутку, а перед отъездом явился к ней в дом. Ох и скандал был! Вся деревня слышала. Никакого концерта не надо! Вот она его и вышибла, а вслед крикнула: “Чтоб ноги твоей в моем доме не было”.
        - А Витек Горев как поживает?
        - Концы с концами еле сводит, но отступать не собирается. Лешка Суханов с ним работает. В аренду пашню взяли и сенокосные луга. Теперь свой трактор есть со всеми причиндалами. Выкупили у колхоза. Две лошади имеются. Хозяйство огромное. Семью беженцев приютил. Его ровесник с Таджикистана. Русские оба. Ребеночек у них. Золотые руки у мужика, хоть и молодой. Алексей с Марией вообще к Вите переселились, помогают по мере сил. Внуков нянчат, по дому, да и в поле иной раз выходят. Алексей сильно сдал в последнее время. Сердце барахлит. О Кольке ничего не слышала?
        Она ожидала этого вопроса и заранее подготовилась. Спокойно покачала головой:
        - Пап, это же Чечня, а не Афганистан.
        Вчетвером переплыли обратно. Оделись и направились домой. Уже с крыльца почуяли запах оладий. Сашка с Юлькой бегом кинулись в дом:
        - Мы так проголодались!
        Отец спросил:
        - Когда назад?
        - Двадцать пятого августа надо быть там. Двадцать второго выеду.
        - Тогда я завтра в лесничество смотаюсь и заявление напишу. А ты, пока здесь находишься, постажируешь. Не забыла? Может Яшку встретим с семейством. Ох и здоров стал!
        Марина возвращалась из леса, где помогала отцу ставить ограды у муравейников. Старый приятель шел по тропке навстречу. Витек искренне обрадовался. Крепко стиснули друг друга. Горев держал ее за плечи, разглядывал и говорил:
        - Маринка! Привет, подружка! Слышал, что приехала, только даже сбегать некогда. Весь в делах и заботах. Да батько твой, наверняка рассказывал… Это правда, что он твой участок взял?
        - Правда. Я сейчас ему помогала. Ты чего с топором?
        - Пару стожаров надо вырубить, да приколины. Сегодня думаем пару стогов сметать.
        Степанова решительно сказала:
        - Мне делать нечего, давай помогу. Хоть приколины дотащу. Пошли вырубать.
        Вместе двинулись по тропинке. Женщина не знала, как начать разговор и молчала. Витек пару раз искоса взглянул на нее, а потом остановился:
        - Сказать что-то хочешь? О Кольке?
        Марина попросила:
        - Давай присядем на пять минут. - Он бросил топор на тропу и уселся на траву рядом. Она опустилась рядом: - Твой брат в Чечне превращает бандитов в диверсантов. Два учебных лагеря, в которых он “преподавал”, разгромили с моей помощью. Он ушел.
        Витек как-то странно спросил:
        - Ты его видела?
        - Как тебя сейчас. Поздоровел, отъелся. Смуглый от загара. Осторожен и жесток. Наркотики употребляет, я сама видела следы от уколов. Когда мы встретимся в следующий раз, для него он будет последним. Я тебе прямо говорю - я прикончу его, как бешеного пса!
        Маринка не скрывала ярости и Витек поглядел на нее с удивлением:
        - Ты чего, Марин?
        Она вдруг обмякла:
        - По его приказу замучили моего друга: отрубили ступни, пальцы, вырвали ногти, сняли кожу с груди. Я знала его с Афгана. Твой брат - мой кровник! Я не знаю, как ты теперь станешь ко мне относиться…
        Он перебил ее, прошептав пересохшими губами:
        - Как прежде, если ты первой не вычеркнешь меня из списка друзей. У меня давно нет брата. Он погиб. Делай, что сочтешь нужным. Только папке не говори ничего, ладно?
        - Договорились. Пошли за стожарами…
        Витек яростно рубил ствол молодой осины. По широкому лбу катился пот. Щепки летели во все стороны. Когда дерево упало, он неожиданно повернулся и глядя Марине в глаза, четко произнес:
        - Не промахнись, Маринка! Забудь, что вы с одной деревни. Если папка узнает о том, что Колька палачом стал, он умрет. Постарайся побыстрее, пока слух до деревни не докатился.
        - Дядя Леша вспоминает Николая?
        - Нет. Я пару раз замечал, что он его детские фотки разглядывает. Все взрослые фотографии сжег в печи. Мать та вспоминает, когда отца рядом нет. Плачет. Ты когда обратно?
        - Через две с половиной недели уеду.
        - Кольку пойдешь выслеживать?
        Она усмехнулась:
        - Навряд ли Ахмад находится в Чечне после такого разгрома. Он у своего хозяина в Афганистане прячется. У Ахмад Шаха Масуда. Мне теперь ждать придется, когда он вернется. Но я дождусь…
        Степанова была права. Именно в эти дни Николай Горев добрался до логова Масуда. Рассказал о неудачах, старательно обелив себя, о неуправляемости и горячности чеченцев. Эту речь он заготовил заранее, продумал интонацию и детали. О Марине не сказал ни слова. Ахмад Шах в тот момент пребывал в хорошем расположении духа. Внимательно выслушал его и спокойно сказал:
        - Что делать, без жертв на войне не обойтись. Сейчас в Ичкерии обстановка сложная. Вот когда она немного придет в норму. Когда станет ясно, где кто находится, тогда и займемся обустройством новых лагерей. Твой час еще пробьет, Ахмад. А сейчас иди помойся и отдохни.
        Горев поклонился и направился к себе в комнату.
        Рейд Шамиля Басаева на Буденновск резко изменил ситуацию. Московские политики вновь подняли лапки кверху и начали переговоры. Вновь все победы армии становились ненужными. Федеральные войска соблюдали мораторий. Командующие группировками плевались и ругались, а Москва упрямо заставляла соблюдать “перемирие”, которого не было и в помине. “Переговорщики” легко отдавали то, что было оплачено кровью.
        Бандиты к этому времени изменили тактику, используя временное затишье в своих целях. Они перешли на партизанскую борьбу и диверсии. Началась жестокая “минная” война. В горах формировались группы для проведения диверсий. Формировались новые базы для обучения боевиков. Пока действовал мораторий, чехи укрепляли позиции. Из разрозненных остатков банд они собрали четыре крупные группировки. Многие мужчины-чеченцы вновь взяли в руки оружие.
        В Южном, Восточном, Западном и Центральном районах сконцентрировалось более пяти тысяч боевиков. У них были танки, БТРы, БМП, орудия и минометы, реактивные и зенитные установки. Вся техника поступала из-за рубежа через Грузию, Ингушетию и Азербайджан. Главным штабом боевиков являлся поселок Дарго. Бандформирования восстановили систему управления, наладили новую сотовую систему связи с использованием радиостанций фирмы “Моторолла”. Полевые командиры пользовались не только собственными средствами связи, но и теми, что принадлежали иностранным журналистам, которых среди них было не мало. Эти, так называемые “независимые” журналисты, вовсю обливали грязью российскую армию, называя федералов оккупантами и захватчиками.
        Обстрелы блокпостов и баз федералов не прекращались. Мало того, пока российские войска находились в горах, бандиты просачивались на равнину и даже в сам Грозный. Переговоры, в которых были заинтересованы лидеры бандитов и некоторые московские политики, вывели ситуацию в Чечне из-под контроля.
        Книга третья
        Глава 1
        Марина вошла в кабинет генерал-полковника Бредина безо всякого доклада. Полковник Шергун, адъютант генерала, сидел за столом в приемной. Он поднял голову на отворившуюся дверь. Не отрываясь от бумаг, мельком взглянул на женщину и просто кивнул ей на дверь:
        - Здравствуй, Марина! Проходи, ждет…
        Женщина поздоровалась в ответ и шагнула к двери. Прошла внутрь, прикрыв за собой обе тяжелые дубовые створки и вытянулась, не смотря на то, что была не в форме. Генерал оторвался от кипы бумаг на столе. Поднял голову и махнул рукой:
        - Проходи! Присаживайся. Я сейчас… Вот только со сводками разберусь.
        Она села на стул напротив начальника. Посмотрела на его растроеное лицо. Быстро спросила:
        - Такие тревожные?
        Он снял очки и потер уставшие глаза. Снова водрузил оправу на нос, наклоняясь к документам:
        - Куда уж тревожней… Одно за другое цепляется. Перехвачена шифровка из Чечни, посланная какому-то «Султану» сюда, в Москву. Бандиты начали очень активно вербовать в свои ряды русских. Предлагают огромные, по нынешним временам, деньги. Представляешь, перевертышей? Вроде русский, а за доллары своих убивает. Вот, полюбуйся…
        Он протянул ей один из листков, а сам вновь углубился в бумаги. Степанова бегло пробежала по строчкам. Положила листок на стол:
        - Ну, это для меня не новость. У Горева в охране вообще русские уголовники. В глубинке зарплаты и даже пенсии платить перестали. Людям жить надо. Следовало ожидать, что кое-кто откликнется и решит «подработать» на стороне бандитов. В армии же есть контрактники!
        Бредин вздохнул и стащил очки. Покрутив их в руках, положил на стол и уставился на Марину:
        - Есть-то есть, да вот какие? Со всех сторон по сводкам получается, что служить на контрактной основе согласились пьяницы, бывшие зэки и наркоманы. А эти нам и на фиг не нужны! И все из районов, где огромная безработица. Нормальных-то единицы! Одна головная боль! Столько пришлось уволить и не сосчитать, а есть и такие, кто сам сбежал от войны подальше, когда понял, что в Чечне стреляют. По-просту говоря, дезертировал!
        Женщина, не мигая, смотрела на него:
        - Что вы хотите от меня? Вы же не так просто мне все это рассказываете.
        Генерал через силу рассмеялся. Она почуяла опасность и насторожилась, словно гончая. Мужчина понял, но спросил вовсе не о том, о чем хотел:
        - Для начала скажи, кого в начальники себе выбрала?
        Степанова, без задержки, ответила:
        - Полковника Огарева.
        Бредин искренне удивился:
        - Почему его? Насколько мне известно, с полковником Андриевичем вы встретились значительно раньше. И старых друзей ты всегда ценила.
        - Все верно. Только Огарев прошел через Грозный и он выдернул меня из ловушки, самостоятельно возглавив группу. Я знаю, Вацлав поступил бы так же, но Огарев стал мне ближе. Он успел. Вы понимаете?
        Бредин покачал головой и хитро улыбнулся:
        - Я-то тебя понимаю. Только между полковниками теперь кошка пробежит. Они оба мечтали тебя заполучить!
        Маринка рассмеялась:
        - Задали вы мне задачку, товарищ генерал-полковник! Тогда может буду служить по месяцу у того и другого?
        Генерал ухватился за ее слова:
        - А что, это идея! Оба командиры спецназа, оба прошли Афган, оба знают тебя! Так и сделаю! Только сделаем так, ты прикомандирована непосредственно к спецназу, в общем смысле этого слова. По мере надобности будешь контактировать и с тем и с другим. Согласна?
        Женщина кивнула и сразу спросила:
        - Каким будет ближайшее задание?
        Мужчина посерьезнел. На лицо словно тень налетела. Бредин потер висок:
        - Хочу попросить тебя остаться в Москве. Помочь нам в поиске и поимке эмиссара исламской экстремистской организации «Аль-Джамаат Аль-Исламийя». Одна из ее групп,
«Братья мусульмане», наиболее зловредная. Они что-то затевают. И очень не хорошее. Боюсь жертв много будет. Именно ее эмиссар нам нужен. Надо выяснить, что именно затевается. Ты знаешь арабский, это обстоятельство стало решающим при выборе кандидатуры. В последнее время исламисты открыли несколько центров на территории столицы, куда привлекается молодежь. С ними вначале беседуют о Коране, о религии. Постепенно превращают в фанатиков воинствующего ислама.
        Степанова насторожилась:
        - Но если вы знаете эти центры, почему их не прихлопнуть?
        Бредин тяжело вздохнул и постучал карандашом по столу:
        - Не можем. Даже если у нас и есть информация о том, что они ваххабиты и проповедуют джихад, сделать ничего не можем. Нет такого закона, который бы пресекал распространение ваххабизма в стране и следовательно нет основания для привлечения этих типов к ответственности. Но вот если бы ты смогла раздобыть факты, что они занимаются вербовкой наемников для Чечни или хотя бы смогла добыть информацию о местонахождении складов с оружием, вот это было бы другое дело. Задание очень опасное. В Чечне все значительно проще. Здесь потребуется вся твоя хитрость и собранность. Подумай.
        Марина несколько минут молчала, затем кивнула:
        - Согласна. Обсудим детали…
        Генерал долго смотрел на нее. Затем встал из-за стола. Подошел, присел на соседний стул, придвинул его поближе и слегка обнял ее за плечи. Не сдерживаясь, прижал к себе и отпустил, оставив ладонь на плече. Женщина удивленно посмотрела на него - генерал никогда не был излишне сентиментальным. Евгений Владиславович понял ее взгляд. Грустно улыбнулся и слегка потряс за плечо:
        - Иного ответа не ожидал. Хотя, если бы ты знала, как мне не хочется тебя отпускать! Я очень боюсь за тебя, Марина… Детали обсуждать тебе не только со мной придется, но и с начальством из МВД. Сразу скажу, их интересуют наркотики. Дай мне слово, что ты живой вернешься? Беречь себя будешь?
        Она покачала головой из стороны в сторону и слабо улыбнулась:
        - Вы же сами знаете, что всяко бывает и я не дам такого слова. Беречь себя буду, это само собой, лишь бы менты не подвели. Не верю я им…
        Бредин подумал минуты три. Похлопал по плечу:
        - Понимаю. До сих пор тот случай в лесу не забыла? Только не все они сволочи. Знаешь, сколько я среди них замечательных мужиков встречал? Которые своей шкурой рискуют? Мерзавцы в любом ведомстве встречаются. Не стал бы я рисковать тобой, если бы не верил им, как себе.
        - Уговорили, товарищ генерал-полковник! Поехали…
        Уже через неделю Степанова перебралась жить на шикарную дачу в Жаворонках. Звали ее теперь Виктория Гочияева. По легенде она была вдовой погибшего предпринимателя, выходца из Абхазии и сама чудом осталась жива в случившейся автокатастрофе. Это было сделано с целью объяснить многочисленные шрамы на ее теле. Со старых рубцов военные хирурги аккуратно сняли верхнюю кожицу, чтобы шрамы вновь стали розовыми. Марине было очень больно, но она терпела. С трудом передвигалась по огромному дому, где всюду висели ее собственные портреты, срочно нарисованные художниками из разведуправления и портреты черноволосого смуглого мужчины с «колючими», злыми глазами. На голове, даже в доме, носила черную кружевную ленту. Муж был любимым и Вика находилась по легенде в глубокой депрессии. Кроме нее на даче жил лишь шофер, якобы служивший в семье предпринимателя уже несколько лет.
        История была реальной наполовину. Настоящая жена погибшего бизнесмена в это время находилась в тюрьме под следствием. Именно она подстроила катастрофу мужу-садисту, который ее всячески унижал и зверски избивал. Многочисленные синяки и шрамы на теле несчастной убийцы подтверждали ее слова. Срок, который ей грозил, был не так велик и ее могли бы выпустить под подписку, но из-за намеченной разведчиками операции, женщина оставалась в следственном изоляторе. Даже с судом медлили, чтобы не предавать дело огласке.
        Никто из старых соседей об истинных отношениях парочки не догадывался. Все считали их любящими супругами, хотя все же удивлялись редким появлениям госпожи Гочияевой на людях. Квартира в Москве оказалась купленной совсем недавно и новые соседи толком не знали хозяйку в лицо. Бизнесмен Гочияев переехал в Москву из Твери и здесь его знали лишь партнеры по бизнесу. Он был преуспевающим торговцем и даже успел за короткое время приобрести дачу в Жаворонках. Об этом знали все его партнеры. Жену никто из них не видел, считая, что она живет на даче. Милиция и разведка подсуетились и решили использовать эту историю для своих целей.
        Вика Гочияева появилась в квартире через полтора месяца после катастрофы. Она, якобы, выписалась из больницы. Одетая в черный строгий костюм и шляпу с черной вуалью, сидела в кабинете мужа и обзванивала всех партнеров Рамзана. Любопытство заставило абхазцев «клюнуть» и приехать. Убитая горем вдова произвела неизгладимое впечатление. Многие поняли, почему Гочияев скрывал жену. Те, кто помоложе, подумали - не молодой Рамзан боялся, что ее «уведут». Вика подняла густую вуаль и золотистая прядь выглянула из-под шляпы. Женщина оглядела собравшихся большими зелеными глазами и тихо поблагодарила:
        - Огромное спасибо, что вы откликнулись на мою просьбу. Рамзан никогда не говорил о своих делах, но всегда повторял, что вы честные люди и поможете, если что случится. У меня есть просьба: продайте эту квартиру. Не хочу жить в этих стенах, где так не долго была счастлива…
        Женщина заплакала и отвернулась. Мужчины переглянулись. Один из них, рослый, полный и уже не молодой абхазец с благородной сединой на висках, подошел и положил женщине руку на плечо:
        - Не плачь. Рамзан был счастливым человеком, имея такую жену. Мы сделаем, как ты скажешь. Но где ты будешь жить? Может, купить другую квартиру? В другом районе? Мы сделаем для жены друга все!
        Мнимая вдова стерла слезы со щек кружевным платочком. Несколько раз судорожно вздохнула. Подняла заплаканные глаза и посмотрела в лицо абхазца:
        - Я перееду на дачу. Мне там спокойнее…
        - А как же дело Рамзана? Кто станет управлять им?
        Мужчина отошел к своим и что-то быстро спросил. Она беспомощно обвела взглядом собравшихся мужчин и снова заплакала. Сквозь всхлипы раздалось:
        - Я же в этом ничего не понимаю и даже не представляю, как буду жить. Я ничего не умею! Рамзан все решал сам. Мне было так хорошо и спокойно с ним. Мне даже не к кому обратиться, кроме вас. Я сирота…
        Женщина уткнулась в ладони лицом и зарыдала. Шляпа упала на пол, открыв взорам туго свернутый пучок гладко зачесанных золотистых волос на затылке и розовый шрам на виске. Абхазцы переглянулись и быстро заговорили на своем языке. Марина практически все понимала, но продолжала рыдать. Все тот же не молодой абхазец подошел к ней, присел и прижал к себе, поглаживая по вздрагивающим плечам. Тихо сказал:
        - Если не возражаешь, мы возьмем дело Рамзана в свои руки и продолжим его за тебя, пока ты не научишься управлять сама. Ты не будешь нуждаться и станешь жить, как жила. Мы поможем.
        Она подняла заплаканное лицо и с надеждой посмотрела на мужчину:
        - Вы правда поможете? Я была бы очень признательна, так как сейчас нахожусь не в том состоянии, чтобы что-то делать. Мне даже двигаться трудно, раны еще плохо зажили… - Абхазцы начали вставать и прощаться. Вика устало поднялась из-за стола. Вновь надела шляпу и опустила вуаль на лицо. Пояснила удивленно глядевшим мужчинам: - Не хочу быть здесь. Тяжело. Моя машина внизу. Я еду на дачу.
        Вместе с ними спустилась на лифте вниз. Молодые абхазцы переглядывались и еле слышно цокали языками - женщина им нравилась. Пожилые старались их приструнить короткими репликами. Степанова все понимала в их разговоре. Попрощалась с бизнесменами на крылечке у подъезда и направилась к маленькому «Мерседесу».
        Из машины выскочил шофер лет сорока пяти в форменной фуражке и коротко остриженными волосами. По движениям было видно, что он тренирован и является по совместительству еще и охранником. Открыл дверцу перед хозяйкой. Женщина под взглядами бизнесменов устало села на заднее сиденье. Шофер захлопнул дверцу и быстро обойдя автомобиль, сел за руль. Последнее, что видели абхазцы - женщина подняла руку с платком к глазам и вновь вытирала слезы. Горцев это несколько растрогало.
        Шергун, ставший шофером и связным у Марины, вел машину профессионально. Для этого ему пришлось целые сутки тренироваться у профессионального гонщика. Зато теперь он легко лавировал в потоке. Не оборачиваясь спросил:
        - Как прошло?
        Она устало откинулась на спинку сиденья и стащила шляпу:
        - Нормально. Обещали помочь в бизнесе. Поверили, что я и есть вдова. Как же трудно было выдавить слезы! Квартиру продадут. Завтра едем на могилу «мужа» и в мечеть зайду.
        Олег Маркович обернулся на мгновение:
        - Ты не торопишь события? Может пару деньков повременить?
        - Не думаю. Я ведь только вышла из госпиталя. Муж любимый - мусульманин и мне надо попросить муллу помолиться за него. Чем скорее я появлюсь в мечети, тем больше вероятности, что мне поверят.
        Полковник посмотрел в зеркало заднего вида и присвистнул:
        - За нами, похоже, следят! - Степанова уткнулась в спинку сиденья лицом, делая вид, что рыдает. Лже-шофер протянул ей платок и снова обернулся на мгновение: - Ошибся. Ну, ладно…
        Шергун спокойно вел машину до самой дачи. Вынужденная стать актрисой, женщина спала на заднем сиденьи, устав от лицедейства. Полковник выскочил из автомобиля перед трехметровыми сплошными воротами. Быстрехонько открыл замок и въехал во двор. Запер ворота изнутри и подъехал к крыльцу. Двадцать минут сидел на ступеньках и ждал, что Марина проснется. Оглядывался по сторонам.
        На дворе стоял сентябрь. Желтые листья завивались в кронах двух, стоящих у ворот, старых кленов и огромной березы. На темно-зеленой лужайке яркими пятнами выделялись их багряные, желтые, оранжевые и даже пестрые листья. Солнышко ласково пригревало. Ветер шелестел в кронах деревьев, а небо было бездонно-голубым. Шум с автотрассы практически не доходил сюда. На соседней даче взвыла сигнализация автомобиля и Марина проснулась. Открыла глаза и потянулась. Олег, наполовину в шутку, наполовину всерьез, открыл перед ней дверцу и помог «хозяйке» выбраться из авто. Тут же загнал «Мерседес» во встроенный гараж-подвал.
        На следующий день Степанова, в сопровождении Шергуна, съездила на Новодевичье кладбище. Долго стояла перед начавшей зарастать могилой. Затем заехала в мечеть. Минут двадцать разговаривала с муллой. Оставила богатое пожертвование и выразила желание перейти в мусульманство:
        - Мой муж был правоверным мусульманином. Раньше я не понимала разницы между верами, но сейчас, когда его нет, я решила перейти в мусульманство и жить по законам шариата. В память о Рамзане…
        Женщина заплакала, прижимая платок к глазам. Толстый мулла в белоснежной чалме принялся утешать и долго рассказывал об Аллахе и обычаях мусульман. Марина профессионально заметила, что к ней приглядывается высокий худой парень с густой черной бородой и темными непроницаемыми глазами, слегка поблескивающими в полумраке. Он делал вид, что молится. Искоса бросал взгляды на красивую русскую женщину в черном костюме, отметив в памяти дорогие кольца на пальцах, серьги в ушах и кулон на шее. От тяжелого взгляда не укрылась толстая пачка денег, исчезнувшая в пухлой ручке муллы. Степанова вышла из мечети и направилась к автомобилю. Шергун открыл дверцу, когда к ней подошел тот самый парень с тяжелым взглядом. С сильным акцентом сказал:
        - Это хорошо, сестра, что ты не скупишься на пожертвования и хочешь перейти в мусульманство. Но этот мулла старый и он не так трактует Коран. В Коране все по-другому. Ты не хочешь прийти и помолиться в нашей мечети?
        Марина сделала вид, что испугалась и оглянулась на охранника. Шофер тотчас закрыл ее собой от парня, с угрозой глядя в черные глаза. Иностранец улыбнулся, обнажив ровные белые зубы:
        - Не бойся, сестра! Я не причиню тебе зла. Наша община так и называется «Братья мусульмане». Наш мулла более просвещен, не то, что этот старик. Он учился в Арабских Эмиратах.
        Степанова выглянула из-за спины охранника. Настороженно посмотрела на незнакомца и заинтересованно спросила:
        - И где находится ваша мечеть?
        Парень вытащил из кармана крошечный кусочек картона:
        - Здесь все указано. К сожалению наша мечеть еще только начинает строиться, но по этому адресу мы молимся и изучаем Коран. Приходи и тебе станет легче. Я слышал, как ты плакала и горевала.
        Вика протянула руку и взяла из смуглой руки визитку. Внимательно прочитала. На клочке картона был написан обычный адрес в Чертаново с номером квартиры и имя пригласившего «Ахмед аль Бедлам». Она устало спросила:
        - Вы араб? Когда можно приехать?
        - Я их Саудовской Аравии. В любое время приезжай, сестра. Наши двери всегда открыты для тех, кто хочет жить по законам шариата. Только приходи одна, не стоит этому русскому осквернять молельный дом правоверных.
        Он выразительно посмотрел на шофера. Марина села в автомобиль с задумчивым видом, все еще разглядывая карточку и ни слова не сказав парню на прощание. Шофер тронул машину с места, а иностранец все глядел на женщину. Отъехав метров триста, Марина тихо сказала:
        - Ну вот и начинаем игру. Мы на них вышли. Точнее, они на нас. Что молчите, Олег Маркович?
        Шергун ответил лишь спустя какое-то время:
        - Меня от его глаз, веришь или нет, по спине мороз пробрал! С такой ненавистью смотрел. Это они, Марина. Я не удивлюсь, если этот тип и есть эмиссар.
        Она покачала головой:
        - Ну нет, это не эмиссар! Это нижнее звено. На меня такие глаза после Афгана не действуют. Вы только посмотрите! Он мне сразу показал, что они не потерпят, чтоб у меня был русский охранник…
        Шергун вздохнул:
        - Если мне придется уйти, ты останешься без защиты. Может, кого-то из наших кавказских коллег подключить? Или мне ваххабизмом увлечься…
        - Вам они не поверят. Это редкость, когда в сорок шесть лет человек меняет убеждения и веру. К тому же им нужны молодые волки. Введение в операцию нового человека это неминуемый риск. Я справлюсь и возьму шофера из их организации.
        Он воскликнул:
        - Тогда ты окажешься под их наблюдением круглые сутки! Как же связь?
        - Что-нибудь придумаем…
        Степанова появилась в молельном доме через три дня. Она специально выжидала, станут за ней следить или нет. Люди из разведуправления внимательно наблюдали за всеми передвижениями с заброшенной дачи рядом. Никто не появился и женщина решила нанести визит сама. Поговорила с Шергуном и генералом. Бредин дал «добро».
        Они въехали в обычный двор, засаженный пожелтевшими липами. Несколько рябин склонило тяжелые гроздья над асфальтом. Возле детской песочницы, на скамеечке, сидели две молодые мамаши с колясками и читали. В самой песочнице возился мальчуган лет трех, старательно забивая ведерко песком и звонко шлепая совком каждый раз. У подъезда стояло несколько иномарок и одна «Лада». Перед тем, как выйти из автомобиля, Марина попросила Шергуна:
        - Оставайтесь в машине. Я не думаю, что сегодня меня задержат там надолго. Спокойно ждите. Из машины лучше не выходить.
        Полковник кивнул. Вышел из «Мерседеса». Профессионально оглядел окрестности. Он не скрывал тревоги. Обошел машину и открыл дверцу. Марина все в том же черном костюме и шляпе, вышла. Из-под широких полей быстро окинула взглядом двор и подъезд обычного высотного дома. Держа легкую сумочку в руке, подошла к подъезду. Достала картонку и набрала номер квартиры на домофоне у двери. Через пару гудков ей ответили по-русски:
        - Кто там?
        Марина тихо сказала:
        - Здравствуйте. Меня пригласил Ахмед аль Бедлам.
        Замок на двери открылся. Она шагнула в темное нутро подъезда, быстро взглянув на Шергуна, сидевшего в машине и не сводившего с нее глаз. На лифте поднялась на девятый этаж и нажала на звонок. Услышала торопливые шаги. Дверь тотчас распахнулась. На пороге стоял сам Ахмед и чуть грустно улыбался:
        - Ты все же пришла! Это хорошо, сестра. Первый шаг к истинной вере сделан. Хвала Аллаху, направившему твои стопы к нам. Проходи, присаживайся.
        Он провел ее в обыкновенную комнату с традиционной стенкой. В таких квартирах живет большая часть россиян. Отличие было лишь одно: не было ни дивана, ни кресел, а на полу лежало несколько ковров и множество подушек. Из соседней комнаты доносилось монотонное гудение и она поняла, что там молятся. Отчетливо слышались слова на арабском и она даже разобрала кое-что. Вика сделала вид, что растерялась и огляделась.
        Аль Бедлам понял и принес из кухни обычную табуретку. Она села, устроив сумочку на коленях. Еще раз огляделась, с любопытством взглянула на вход в комнату, откровенно прислушиваясь к гудению голосов. Ахмед не сводил с нее глаз все это время. Он уселся на ковре, по-восточному скрестив ноги. Участливо спросил, хотя она не заметила участия в его глазах, остававшихся по-прежнему недоверчивыми и даже злыми:
        - Что привело вас к мысли перейти в мусульманство? Расскажите все, не бойтесь.
        Она устало принялась рассказывать о трагической смерти любимого мужа, о своем одиночестве и отчаянии. Упомянула несколько раз, что он был правоверным. Ругала себя, что раньше не перешла в мусульманство:
        - Тогда я могла бы стать ему настоящей женой. Он предлагал неоднократно, но я не понимала. Он любил меня и не настаивал…
        Степанова натурально разрыдалась. Ахмед покачал головой, вздохнул. Встал, принес воды из кухни и протянул ей стакан, вновь присев напротив:
        - Успокойтесь. Вы знаете арабский или какой-то восточный язык?
        Женщина покачала головой из стороны в сторону и высморкалась в платок. Сквозь редкие всхлипы сказала:
        - Рамзан хорошо говорил по-русски и считал, что мне не обязательно знать его язык. Да я и не стремилась, честно говоря.
        Он посетовал:
        - Это плохо. Язык пророка надо знать, но все поправимо. Сейчас молитва закончится и с вами поговорит наш мулла. Расскажите ему то, что говорили мне.
        Он встал и прикрыл дверь. В коридоре послышались многочисленные шаги. По декоративному расписному стеклу замелькали тени проходивших людей. Голоса звучали приглушенно, но все выходившие говорили по-русски. Марина расслышала, как открылась входная дверь и поправила сережки в ушах со встроенным в камни микрофоном и камерой.
        Шергун услышал чуть слышный шорох на фирменной фуражке и мгновенно насторожился. Снял головной убор. Принялся поправлять кокарду. На самом деле он снимал всех тех, кто выходил из подъезда. Сама кокарда представляла собой крошечную камеру, с задней стенки которой был вмонтирован микрофон. Всего он насчитал двенадцать мужчин. Четверо оказались совсем юными безусыми пацанами. Всех объединяло суровое выражение на лицах. Они мрачно смотрели на льющийся с неба солнечный свет и не радовались теплому сентябрьскому дню. Даже смех ребенка в песочнице, казалось, их раздражал.
        Входная дверь хлопнула. Араб с ожиданием посмотрел на дверь. Она распахнулась и появился крупный, очень смуглый, мужчина с цепким взглядом, чалмой на голове и длинной белоснежной рубахе с разрезами по бокам. Поверх рубахи была одета длинная черная поддевка без рукавов. На ногах, из-под широких шаровар, выглядывали острые носы туфель без задников. Марина поняла по его быстрому взгляду на Ахмеда, что незнакомец подслушивал и сейчас, при повторении, попытается найти несоответствия в ее рассказе. Внутренне сосредоточилась и приготовилась к повтору.
        Подняла тоскливый взгляд и встретилась глазами с муллой. Он окинул женщину быстрым взглядом и движением руки приказал Ахмеду уйти. Тот безоговорочно подчинился и исчез в коридоре. Мулла устроился на подушках напротив, на довольно чистом русском поприветствовал ее:
        - Здравствуй, сестра. Что привело тебя к нам? Я знаю, что ты рассказывала обо всем Ахмеду, но я не слышал, так как был занят. Не могла бы ты рассказать обо всем мне?
        Марина кивнула и снова начала рассказывать. Только речь ее на этот раз прерывалась рыданиями неоднократно. Она то и дело брала стакан в руки, чтобы сделать глоток воды. Мулла слушал внимательно, часто повторяя:
        - Мужайся, сестра. Аллах всемогущ. Твой муж находится в раю. Не стоит так переживать, все мы там будем. Но в рай пойдут лишь настоящие мусульмане. Похвально твое желание перейти в шариат и думаю, мы не откажем тебе в просьбе. Ты не хотела бы помолиться вместе с нами?
        Степанова беспомощно взглянула на мужчину напротив:
        - Я не умею…
        Он смягчил жесткий взгляд и чуть улыбнулся:
        - Ничего. Мы научим. Лишь бы ты сама этого захотела.
        Степанова горячо воскликнула:
        - Я очень хочу молиться за мужа его молитвами, на его языке! Чтоб ему там хорошо было. Вы научите? Как мне вас называть?
        Он улыбнулся:
        - Зови меня Анвар Бархуддин. Пройдем в соседнюю комнату.
        В течение двух часов он заставлял ее повторять за собой слова молитв. Маринка старательно коверкала арабский и часто просила перевести на русский то, что повторяет. Мулла не отказывался. Женщина попросила листок бумаги и начала писать по-русски арабские слова:
        - Я их выучу. - Уходя, расстегнула сумочку и протянула Бархуддину тысячу долларов. С искренней благодарностью произнесла: - Мне стало легче, поговорив с вами. Можно я еще приду?
        Мулла приветливо улыбнулся, принимая деньги:
        - Спасибо за дар, сестра. Когда захочешь, тогда и приходи. Мы всегда рады тебе.
        Едва дверь за русской закрылась, из кухни вышел Ахмед. Встал в дверях. Мулла обернулся к нему:
        - Ты прав. Нам стоит обратить внимание и на русских женщин. Эта красавица нам пригодиться. Займись ею, Ахмед. Собери на нее данные и если чиста, принимайся за обучение. Учи молитвам, привлеки к распространению нашей литературы. Пусть читает. Что не понятно, объясняй. Она одна привлечет к нам народу больше, чем десяток агентов. Не ограничивай ее ни в чем.
        - Хорошо, сахиб. Кое-что уже удалось узнать. Вот читайте…
        Бархуддин быстро пробежал глазами по строкам на бумажке. Что-то прикинул в уме. Перед глазами мелькнуло светлое лицо с заплаканными зелеными глазами, такое растерянное и беззащитное. Бархуддин решился:
        - Все подтвердилось. Когда она появится в следующий раз, я сам начну обучение этой женщины. Подготовься к приему груза. Наши друзья из Пакистана прислали богатые дары. Надо принять и разместить в секретном месте. Мои люди и сами смогут немного понаблюдать за женщиной…
        Шергун уже через пару кварталов обнаружил слежку в зеркало заднего вида. Серая
«Тойота» шла метрах в ста, не обгоняя и не отставая от них. Он заметил пристальный взгляд пассажира, рядом с водителем. Не поворачивая головы и еле шевеля губами, сказал:
        - Марина, за нами следят.
        - Едь так, как будто не замечаешь. Я знала, что этот Бархуддин отправит людей. На даче и в машине больше ни о чем не говорим. Ведем себя, как хозяйка и слуга. Будем общаться в магазинах, аптеках и других общественных местах. Вы успели подготовить камеру к съемке?
        - Заснял всех. Ты вовремя предупредила. Согласен с тобой. Наверняка подслушка будет. Хотел тоже самое сказать.
        - Еще одно: гости могут нагрянуть на дачу сегодня ночью. Не выходите, даже если услышите что-то. Для них, как я понимаю, убить русского ничего не стоит. Давайте заедем в гастроном. Надо купить продуктов и одновременно пусть они видят, что вы всюду сопровождаете меня. В будущем меньше вопросов. Искоса надо понаблюдать, что станет делать наш эскорт.
        Остановились возле супермаркета. Оба вошли внутрь. Полковник шагал рядом с женщиной между рядами, сплошь уставленными коробками, пакетами, бутылками. Он вез тележку, в которую Степанова складывала продукты. Серая машина остановилась метрах в ста от их «Мерседеса». Шергун заметил в ней троих мужчин славянской наружности с бородками. Несколько раз притрагивался к кокарде на фуражке.
        Расплатившись у кассы, подошли к столику и мнимый шофер начал перекладывать продукты из тележки в пакеты с ручками. Получалось это у него легко и непринужденно. Чувствовался опыт. Марина заметила и тихо сказала:
        - Ловко у вас это получается, Олег Маркович. Вы их засняли?
        - Уже не один раз. Один разговаривал по мобильнику минуты три. Ты что-то придумала насчет связи в дальнейшем?
        - Да. Могила Гочияева. Розы, гвоздики, хризантемы, каллы будут означать, где произойдет встреча. Иду с утра, в этот же день встреча, к вечеру - на следующий день. Количество цветов означает время. Надо поставить своего человека на кладбище. Чтоб он каждый раз видел меня. Иногда, вместе с деньгами за персональный уход за могилой, я стану передавать сведения через него. Пусть он пару-тройку раз приберется вокруг, особенно когда я пойду с новым шофером.
        Полковник посмотрел на нее искоса и спросил еле слышно:
        - Это мы сделаем. Марин, тебе не страшно?
        Она вздохнула:
        - Страшно. Но ведь надо кому-то распутывать этот клубок. Когда приедем, осмотрите квартиру. Вы в этом спец, а я профан. Могу притворяться, но плохо представляю, где искать микрофоны. Давайте договоримся, если микрофон обнаружите, подмигните мне и покажите. Надо устроить им маленький спектакль.
        Оба вышли из супермаркета. Шергун усадил Марину в машину и забросил пакеты в багажник. Сел за руль, автоматически посмотрев в зеркальце. Серая «Тойота» отъехала вслед за ними. Полковник быстро сказал:
        - За нами, практически не скрываются. Видно думают, что я ничего не замечу. Пусть думают. На дачу? - Степанова кивнула. Он, немного помолчав, спросил: - Зачем тебе спектакль нужен?
        - Пусть они считают меня растерянной и испуганной после смерти мужа. Чем больше я стану заниматься у них в будущем, тем увереннее стану вести себя. Понимаете? Я только одного боюсь…
        - Чего?
        - Как притвориться, что не умею драться? Я же автоматически отвечаю на удар. Не дай Бог, если со спины нападут! Ведь отвечу…
        Мужчина вздохнул:
        - И все же придется притвориться. Помнишь, ты говорила, что сыну несколько приемов показала. Так вот, представь перед собой Сашу. Удар не получится, я уверен. Им говори, что ты боишься причинить боль.
        На заборе, возле дачи, торчала сломанная ветка. Она словно случайно воткнулась в стык между досками. Итак, в доме побывали исламисты. Шергун и Степанова переглянулись. Полковник пожал плечами:
        - Шустрые ребята…
        Едва вошли внутрь, женщина попросила:
        - Эдуард, унесите продукты на кухню и сварите кофе. Я у себя…
        Шергун, как заправский слуга, быстро сварил кофе и почти сразу нашел первого
«жучка». Крошечный черненький микрофончик был воткнут в декоративную лампу-свечу на столе. Полковник подумал: «Н-да, по старинке работают, никакой оригинальности». Он поставил чашку, кофейник, сахарницу и молочник на поднос и понес на второй этаж. Постучался. Из-за двери раздалось слабое:
        - Входите, Эдуард.
        Он подмигнул ей от порога. Маринка кивнула и тихим голосом, с многочисленными вздохами сказала:
        - Я хочу чем-нибудь занять себя, чтоб не думать. Вы не поможете мне с уборкой? Прибавка к зарплате гарантирована.
        Шергун с готовностью согласился:
        - Конечно, Виктория Ахметовна. Что делать?
        - Вы пропылесосите ковры и палас в коридоре, а я протру пыль с мебели.
        Показала руками, что пылесосить станет сама. Мужчина поразился хитрости: можно осмотреть все комнаты и топать сколько душа пожелает. Спросил:
        - Когда вы собираетесь заняться уборкой?
        - Сейчас. Попейте со мной кофе. Почему вы смутились? Ах, да! Я же никогда не приглашала вас. Но мне так одиноко и плохо. Не смущайтесь, берите чашку…
        Полковнику ничего не оставалось делать, как согласиться:
        - Спасибо, Виктория Ахметовна. С удовольствием присоединюсь. Я вас понимаю…
        Она быстро придвинула к нему листок бумаги. Шергун увидел «В моих вещах рылись». Сказала вслух:
        - Эдуард, Рамзан доверял тебе. Он даже сделал тебя моим телохранителем и шофером. Могу ли я доверять тебе? Скажи мне честно.
        Посмотрела в глаза офицера и кивнула. Он понял:
        - Виктория Ахметовна, когда ваш муж нанимал меня четыре года назад, он знал, кто я. Знал, что я судим, но меня никто не может упрекнуть в том, что я его предал или сдал. Так что вы можете мне довериться. Я вас не подведу, обещаю. У вас какая-то проблема? Вы извините, но мне не понравилось, что в этот дом в Чертаново вы ходили одна. Если бы что случилось?
        - Ничего же не случилось… Да, у меня проблема, я не знаю, как мне быть. С одной стороны я православная и вроде бы не имею права менять веру, но Рамзан… Он же был мусульманин. В общем, я хочу сменить веру. Вот зачем я ездила в эту квартиру.
        Она махнула рукой, жестом попросив его возмутиться. Сама придвинула бумагу и принялась что-то писать. Олег удивленно посмотрел и уверенно выдал:
        - Разве можно веру менять? Зачем вам это надо, Виктория Ахметовна?
        - Мне стало легче, когда я молитвы на этом странном языке читала. Понимаешь, Эдуард?
        Шергун насторожился, почувствовав опасность:
        - Воля ваша, но я бы на вашем месте, сходил в православный храм. Может там вам еще легче станет.
        Марина довольно улыбнулась и тем же тихим голосом ответила:
        - Попробую. Давайте завтра съездим?
        - Хорошо, мадам.
        Она передвинула бумагу. На ней было выведено «Олег Маркович, будьте внимательны ночью. Я спровоцировала их. Соорудите ловушки, чтоб вовремя проснуться. Приготовьте оружие». Полковник кивнул.
        Во время уборки, пока Марина пылесосила, он нашел жучки во всех комнатах дачи, вплоть до ванной и туалета. Показал сержанту крошечные микрофончики. Итак, дача была под прослушкой. Марина раздернула тяжелые шторы в спальне и распахнула окно, словно для проветривания. Легкие занавески трепетали под ветерком, надуваясь в комнате парусами. Это был знак для генерала Бредина - «мы нашли жучки».
        Ночь прошла спокойно. Никто в дом не влез. Шергун, практически не спавший всю ночь, заснул под утро. Марина, понявшая состояние полковника, давно уже не бывавшего на оперативной работе, дала ему поспать до десяти утра. Спокойно приготовила завтрак на обоих, постирала. Ополоснулась в душе. Рассеянно посмотрела телевизор. Подготовила записку для генерала, сопроводив ее двумя микроскопическими фотопленками. Только после этого постучалась в дверь комнаты Шергуна. Он ответил сонным голосом. Женщина строго сказала:
        - Эдуард! Вы проснулись? Я жду вас в кухне.
        Полковник появился через десять минут:
        - Доброе утро, Виктория Ахметовна. Извините, проспал. Что-то мне ночью плохо спалось, а под утро заснул. Даже не слышал, как вы встали.
        - Ничего страшного, Эдуард. Садитесь со мной завтракать. Мне кажется, что общение с вами пойдет мне на пользу. Когда я разговариваю, я не думаю о Рамзане…
        Шергун сел напротив и искренне поблагодарил:
        - Спасибо, Виктория Ахметовна, что не сердитесь.
        Оба принялись за еду. Время от времени Марина задавала разведчику несущественные вопросы. Оставив полковника помыть посуду, сама поднялась наверх, чтоб привести себя в порядок. Переоделась. Спустилась вниз и сказала, вздохнув:
        - Поехали. Съездим в православный храм. Может, действительно, мне легче станет?
        Спускаясь по лестнице в гараж, осторожно вложила ему в руку крошечный комочек. Шергун кивнул.
        Успели выехать за ворота, когда перед ними затормозила серая «Тойота». Водитель помигал фарами, прося остановиться. Шергун затормозил и осторожно достал из-под сиденья пистолет. Степанова твердо произнесла:
        - Эдуард, вы их знаете?
        Мужчина ответил:
        - Нет. Машина не знакома.
        - Тогда закройте окно и попытайтесь их объехать. Нам не нужны неприятности. - Сразу за этими словами из автомобиля показался Ахмед аль Бедлам. С улыбкой помахал рукой. Марина удивленно сказала: - Это Ахмед. Интересно, как он меня нашел? Подождите, Эдуард. Я поговорю с этим человеком.
        - Мне сопровождать вас?
        - Не нужно. Оставайтесь на месте. Я сумею открыть дверцу и сама.
        Степанова вышла из машины и остановилась, поджидая араба. Теперь стало ясно, что и в машине имеются жучки. Ахмед подошел к женщине:
        - Добрый день, Виктория Ахметовна.
        - Здравствуйте. Как вы меня нашли?
        Бедлам ничуть не смутился:
        - Я не искал. Тут у одного из наших братьев дача находится. Мы от него едем, а тут вас заметили. Куда направляетесь? Не к нам?
        - Нет. Хотела съездить в православный храм. Попробовать помолиться еще и там. Вдруг еще легче станет? Я, кстати, после встречи с вашим муллой впервые целую ночь более-менее спокойно спала.
        Ахмед заметно нахмурился:
        - Это очень плохо, когда человек мечется из мечети в церковь и обратно. Аллах такого не прощает. Не хотите съездить прямо сейчас к нам на молитву, а уж потом, если захотите, отправитесь в вашу церковь?
        Она безучастно ответила со вздохом:
        - Мне все равно. Можно и к вам, если, конечно, господин Анвар Бархуддин не против принять меня.
        Араб оживился:
        - Ну что вы! Для вас у него всегда время найдется. Не хотите сесть в мою машину? Поговорим по дороге.
        Марина решительно отказалась, почувствовав тревогу в душе:
        - Вы извините, после катастрофы я доверяю только своему шоферу Эдуарду. Мы можем поговорить и в моей машине.
        Он уставился на нее тяжелым взглядом:
        - Вы доверяете своему шоферу?
        - Да, как себе. Он очень честен и порядочен. Его мне рекомендовал муж.
        Ахмед заглянул сквозь затемненное стекло в автомобиль:
        - Хорошо. Я еду в вашем автомобиле. Только скажу моим братьям.
        Марина нырнула в салон. Поймала в зеркале взгляд Олега и выразительно указала глазами на араба:
        - Ахмед поедет с нами. Мы хотим поговорить.
        Он понял и дотронулся до кокарды на фуражке, изображающей руль, едва иностранец забрался в машину. Крошечный микрофончик заработал. В управлении, в небольшой комнате без окон включился магнитофон, исправно записывая разговор. Сидевший перед ним мужчина торопливо встал и подошел к телефону в углу. Быстро набрал номер. Когда ему ответили, сообщил:
        - Игра продолжается…
        Всю дорогу аль Бедлам восхвалял организацию «Братья мусульмане». Рассказывал о благотворительной деятельности «братьев», о всеобщем объединении мусульман под зеленым знаменем ислама, о создаваемой ими «пятой колонне», которая приведет весь мир к процветанию, если все станут жить по шариату. Ахмед распалялся все больше и больше. Его глаза начали сверкать красными огоньками. Фанатизм горел в них. Он перестал следить за своей речью и в открытую заявил:
        - Те, кто не примет ислам, будут расстреляны нами. - И вдруг осекся. Замолчал и снова улыбнулся застенчивой улыбкой: - Я предан исламу, вот потому и говорю так. Мне хочется, чтобы все люди попали в рай, когда умрут.
        Марина вздохнула:
        - Как бы мне хотелось верить так же, как вы. Я наверное смогла бы поверить, что муж находится в раю и ему хорошо. Перестала плакать и тосковать по нему.
        Аль Бедлам горячо воскликнул:
        - Вы сможете поверить, если станете ежедневно бывать у нас. Наша организация научит вас истинной вере.
        Выходя из машины, Степанова строго сказала шоферу:
        - Эдуард, никуда не ходить. Ждать меня в машине. Вот вам мой радиотелефон, если кто позвонит, скажете, что я занята. Не хочу, чтоб помешали звонками. Подзарядите мне его от аккумулятора, я забыла вчера поставить.
        Она протянула ему мобильник и снова посмотрела в глаза, быстро указав глазами на заднюю машину. Он не рискнул отказаться, хотя знал, что этот мобильник - единственное оружие Марины. Если нажать определенную комбинацию и швырнуть во врага, он рванет, как граната. Полковник комбинацию тоже знал. Спокойно кивнул:
        - Сделаю, Виктория Ахметовна.
        Едва женщина скрылась в подъезде, полковник принялся искать в бардачке запасное зарядное устройство для мобильника Степановой. Чтоб не скучать, включил тихонько радио в машине. Покрутил ручку, пытаясь поймать что-то интересное. Потом достал газету и делая вид, что читает, принялся наблюдать в зеркало за пристроившейся сзади «Тойотой». В ней сидело двое молодых парней и мрачно смотрели на него. Он делал все именно так, как делает большинство шоферов, когда им приходится подолгу ожидать шефа.
        Марина выслушала длиннющую «лекцию» Анвара Бархуддина, которая как и у его ученика Ахмеда очень быстро превратилась в самую настоящую пропаганду ваххабизма. Но она с интересом на лице слушала «проповедника» и даже время от времени бросала фразы, типа:
        - Этого я никогда не знала! Даже не задумывалась об этом… Как интересно! Неужели правда?
        Эмиссар видел неподдельный интерес в ее глазах. Зеленые глаза сверкали, как и у него. Вот только если бы Бархуддин заглянул в ее мысли, он был бы здорово удивлен. Марина думала: «Ну и змеюшник. Чем участковые смотрят? Неужели не знают?». Он ругал неверных и вскользь высказал мысль, что плохо иметь в услужении лукавого гяура, но Маринка сделала вид, что не поняла, на что он намекает. Анвар ввел ее в комнатку для молений, когда там никого не было. Показал все. Вместе прочли несколько молитв на арабском. И снова Степанова «ломала комедию» с языком. Едва не плакала, жалуясь:
        - Почему этот язык такой трудный в произношении? Как он называется?
        Анвар чуть улыбнулся:
        - Язык пророка, сестра. Это арабский.
        Мулла с интересом разглядывал ее лицо, фигуру, волосы. Время от времени Марина видела, как его глаза начинают сверкать и подрагивают руки, лежавщие на коленях. Она явно интересовала его, как женщина. Он заговорил о месте женщины в мусульманской семье, о многоженстве и внимательно наблюдал, как она к этому относится. Степанова «ничего не замечала», продолжая расспрашивать о Коране и исламе, о гаремах. Бархуддин объяснял. Потом сказал:
        - Ты наша сестра по духу. Приходи завтра, я познакомлю тебя с другими мусульманами. Только хочу попросить, надень завтра платок, как подобает истинной мусульманке. - Марина кивнула. Напоследок эмиссар дал ей с собой несколько брошюрок в зелененьких обложках и посоветовал прочесть: - Здесь, сестра, ты найдешь ответы на многие вопросы. Мы ждем тебя завтра в одиннадцать.
        Ее никто не провожал и вниз она спускалась одна. За минуту успела в лифте написать записку. Вышла как ни в чем не бывало. Жестом остановила хотевшего выйти полковника и сама открыла дверцу. В «Тойоте» видели ее задумчивое лицо. Забралась в салон и сказала:
        - Эдуард, мне надо заехать в аптеку. Что-то у меня голова болит…
        - Виктория Ахметовна, вы хотите на Кутузовском остановиться или в первую попавшуюся?
        - Только не в первую попавшуюся! Сами знаете, сколько сейчас подделок, а там меня ни разу не обманывали. Женщины работают честно. Давайте на Кутузовский. - Словно невзначай, заметила газету и спросила: - Что в газете пишут?
        Потянулась и взяла ее. Дернув Шергуна за рукав, оставила записку на сиденье впереди. Он прочел: «Мной, как женщиной, заинтересовался сам Бархуддин. Рассказывал о гареме. Делал легкие намеки. Завтра, уверена, будет еще более рьяная обработка. Что делать?». Полковник вздрогнул. Марина быстро проглядела газету и положила ее на место, на этот раз оставив на сиденье фотоаппарат-кольцо. Олег незаметно забрал его вместе с запиской.
        Остановились напротив аптеки. На этот раз Шергун сам открыл дверцу и сопроводил
«хозяйку» внутрь. Едва встали в очередь, в двери зашел седой старик, опиравшийся на палочку. В нем Степанова не без труда узнала самого Бредина. Гримеры в управлении постарались на славу. Он пристроился сзади, делая вид, что разглядывает лекарства. Шергун встал так, что бы закрыть обзор парням из «Тойоты». Марина не обернулась. Протянула руку назад и вложила в руку генерала комок. Он взамен положил ей точно такой же комок и еле слышно шепнул:
        - Все слышали и записали. Техника отлично работает. Действуй по обстоятельствам.
        Квартиру Гочияевых в Москве, вместе с мебелью, абхазцы продали через две недели после того, как заявили о ней в своих кругах. Купил ее один из чеченских бизнесменов, уроженец Грозного. Абхазцы и покупатель вчетвером приехали на дачу к Гочияевой, предварительно договорившись по мобильному телефону о встрече. Во главе был тот самый пожилой абхазец. Он назвался Назарий Гулиа. Чеченец с интересом разглядывал «вдову». Шофер открыл ворота гостям и проводил в дом, предупредив по дороге:
        - Вы не упоминайте, пожалуйста, Рамзана Рустамовича. Виктория Ахметовна плачет, едва лишь вспомнит мужа. Бродит по дому, безделушки на полках переставляет по многу раз. Я уж не знаю, что делать. Пытался уговорить съездить к врачу-психологу, отказывается наотрез.
        Гулиа обещал не вспоминать о Гочияеве. Он привез на дачу наличные вырученные деньги и отчет о проделанной работе в торговых фирмах. Долго объяснял Марине, как и что делал, сколько продано товара, на какую сумму закуплено, какой налог заплачен государству и теневым структурам. Объяснял он доходчиво и просто. Женщина так и сказала:
        - Из вас вышел бы прекрасный учитель по экономике. Даже я, ничего не понимающая в торговле, поняла. Спасибо вам, Назарий. Я хотела бы попросить, не могли бы вы возглавить дело моего мужа? Я верю вам и готова подписать все бумаги, если вы дадите согласие стать моим управляющим. Понимаете, я не готова стать бизнесменом.
        Гулиа вздохнул, переглянулся с партнерами и согласился:
        - Хорошо, Виктория Ахметовна. Я согласен. Сумел справиться со всем два месяца, сумею и дальше руководить. Подписывать пока ничего не будем. Вдруг вы придете в себя?
        Глава 2
        Прошло полтора месяца. Все это время Марина каждый день ездила в Чертаново к Анвару Бархуддину. Молилась в комнате наравне с мужчинами. Видела фанатизм в их глазах и сама притворялась такой же, как они. Яростно повторяла слова идеолога ваххабизма Аль Маудуди. Слушала записанные на пленку выступления бен Ладена и прочих исламистов. Проповеди Бархуддина с каждым днем становились все воинственнее и агрессивнее. Он призывал к войне против неверных. Каждая такая «лекция» записывалась в разведуправлении на пленку.
        Анвар все пристальнее смотрел на Марину, как на женщину. Иногда он, словно в забывчивости, клал руку ей на плечо или брал за руку. Все чаще заговаривал о мусульманских свадебных обычаях. Она с интересом слушала и делала вид, что не понимает. Однажды эмиссар предложил Марине заняться… рукопашным боем. Он смотрел на нее с таким откровенным вожделением, что она внутренне содрогнулась и поняла чем закончится «рукопашный бой». С трудом сдержала себя, ошеломленно посмотрела ему в глаза и спросила:
        - А зачем драться?
        Он облизнул яркие полные губы под густыми усами и твердо произнес:
        - Свою веру надо уметь защищать!
        - Я согласна. Хотя не уверена, что смогу причинить физическую боль.
        Договорились, что на следующий день она приедет на квартиру исламистов в спортивном костюме. Исламисты давно перестали следить за Мариной, полагаясь на микрофоны, которыми были сплошь напиханы ее квартира и машина. Она села в машину, трясясь от ужаса. Внимательно взглянула на Шергуна в зеркало, словно впервые видела. Оценила брови вразлет и серо-голубые глаза, русые пышные волосы и твердо сжатые губы, скуластое лицо и вдруг успокоилась. Решение пришло.
        Олег сразу заметил оба ее состояния и то, как она разглядывала его лицо. В сердце закралась тревога. Он внимательно взглянул ей в глаза через зеркало. Она что-то быстро написала на листочке и положила на сиденье записку. На бумаге твердым почерком стояло: «Чтоб избавиться от домоганий Бархуддина, вы станете моим любовником сегодня ночью». Он прочел и машина завиляла по асфальту. Степанова вскрикнула:
        - Эдуард! Этот тип едва не врезался в нас! Хвала Аллаху, ты все же успел уйти от удара. Останови машину! Мне страшно! Давай постоим на улице, пока я успокоюсь…
        Голос дрожал от ужаса. Глаза у Шергуна стали круглыми. Он с изумлением уставился на женщину. Такой натуральной актерской игры он от сержанта не ожидал. Покорно свернул к обочине и встал. Вышел из машины, помог выбраться женщине. Отошли от машины подальше. Она тихо и быстро заговорила, глядя на окружающие дома и комкая в руках носовой платок:
        - Выхода нет, Олег Маркович. Завтра он назначил рукопашный бой, но так смотрел! Ежу понятно, что произойдет в действительности. Вика Гочияева приняла все за чистую монету. Мне не по себе от того, что предлагаю, но если этот тип набросится, я не выдержу и испорчу все. Он мне омерзителен. Узнав, что мы провели вместе ночь, Бархуддин навряд ли станет приставать. Я знаю, что подставляю вас, но вам пора уходить со сцены. Он попытается вас убить в любом случае. Утром я спровоцирую скандал и вас прогоню. Я кое-что придумала. Олег Маркович, прошу вас, уходите на дно! Случись что с вами и задание будет не выполнено. У этих сволочей всюду свои люди. Щупальца на всю Москву наложены.
        Полковник закурил. Он и сам понимал, что она права. Несколько раз торопливо затянулся, пытаясь унять взыгравшие нервы:
        - Как же ты? Ведь без связи и защиты останешься…
        - Этой ночью, проведенной с вами, я потороплю их с отправкой меня на задание. Заставлю открыть карты. Навряд ли Анвар захочет меня долго видеть возле себя. И он постарается сделать так, чтоб я не вернулась.
        - Я тоже так думаю…
        Быстро взглянул на Марину, впервые оценивая ее для себя, как женщину и отвел взгляд. Сержант была чудо, как хороша. Сердце улетело куда-то вниз, когда он прикинул свои шансы сдержаться. Решил быть откровенным. Глухо спросил:
        - Игра в любовников?.. Учти, я долго не выдержу, находясь с тобой в одной постели…
        Степанова побледнела. Она понимала, что он полностью откровенен и тихо ответила, не поднимая глаз:
        - Как получится. По крайней мере вы мне нравитесь. Прошу вас лишь об одном, генерал не должен узнать, что бы между нами не произошло. Игра и все… - Мужчина кивнул и отшвырнул сигарету. Оба сели в автомобиль. Степанова приказала: - Эдуард, заедем в аптеку. Что-то мои нервы разыгрались из-за этого лихача. Снова ту аварию вспомнила…
        Шергун быстро посмотрел на часы: до встречи оставалось не более пятнадцати минут. Марина что-то быстро и осторожно писала в блокноте, стараясь не шелестеть бумагой. Олег спросил:
        - Можно, я радио включу, Виктория Ахметовна? Музыка вас отвлечет…
        Она безучастно ответила:
        - Включите…
        Благодарно посмотрела на него в зеркало, продолжая быстро писать. Исписав три листка мелким убористым почерком, она осторожно оторвала их от блокнота и свернула в тоненькую трубочку. В это время Олег старательно крутил ручки настройки. Хрип, шипение и щелканье в эфире заглушали все звуки в салоне. Вместе с Шергуном зашла в аптеку. По дороге быстро сказала:
        - Завтра вас арестует милиция, прямо на моей даче. Так я буду спокойна, что вы доберетесь до Москвы целым. Смотрите, а генерал уже там…
        Вошли в аптеку. Бредин, якобы случайно, уронил со столика рецепт и тюбик с валидолом. Хотел наклониться, но Марина опередила:
        - Я помогу вам, дедушка…
        Наклонилась. Зажала в руке флакончик, а вместо него протянула другой. Рецепты быстро подменила на докладную. Генерал скрипучим голосом рассыпался в благодарности. Старательно и медленно свернул бумагу, спрятав ее в карман. Женщина подошла к пустому окошечку и попросила фармацевта посоветовать что-нибудь от нервов. Шергун «помог» Бредину добраться до двери и открыл ее перед мнимым стариком. За эти полминуты успели перемолвиться парой слов:
        - Почему опоздали?
        - Занятия продлились на десять минут дольше.
        - Снимки четкие, теперь практически за каждым исламистом следят. Пока можете больше не снимать. Разве что экстранеординарное…
        По дороге к машине Шергун передал Степановой слова генерала.
        Вечером они поужинали вместе. Чтобы как-то разрядить обстановку, женщина налила вина в бокалы, но алкоголь не помог. Оба старались не встречаться друг с другом взглядами. И он, и она думали об одном и том же. Оба находились в растерянности. Марина взяла себя в руки и оставила для него записку, прежде чем подняться в спальню. В ней было три слова «Бегите на крик». Полковник вздохнул. Положил записку на электроплиту и смотрел, как чернеет бумага, а вверх поднимается струйка дыма. Стряхнул пепел тряпкой. Выключил свет, направился к себе. Разделся и лег.
        В голове проносилось: «Как же ужасно сознавать, что стану любовником Марины из-за задания. Ну и ситуация! Мне паршиво, а ей наверное еще хуже. И что еще завтра будет, не понятно…». Он думал долго и не сразу расслышал приглушенный вскрик наверху. Затем еще один уже тише. Вскочил, выдернув из-под подушки пистолет и как был, в одних трусах, кинулся вверх по лестнице. Ворвался в спальню с криком:
        - Виктория Ахметовна, что случилось?
        В бледно-размытом свете ночника разглядел, что Марина сидит на постели и тоненькая прозрачная сорочка почти не скрывает тела. Он еле вздохнул. Прижав руки к груди, она плакала. Он повторил, озираясь:
        - Что случилось?!
        Она указала ему рукой по периметру комнаты, не сводя глаз с мужчины. Крепкое красивое тело сорокашестилетнего полковника ошеломило ее. Он понял ее жест. Пробежал по комнате, шлепая босыми ногами и заглядывая повсюду. Остановился рядом:
        - Никого нет! Что произошло? Здесь кто-то был?
        Она жалобно всхлипнула:
        - Нет. Просто я снова видела во сне ту катастрофу…
        Заплакала и протянула к нему руки. Мужчина присел на кровать и прижал вздрагивающее тело к себе. Погладил по голым плечам. Ее голова улеглась ему на плечо. Принялся утешать вполголоса:
        - Это только сон. Вы живы. Я с вами в доме. Вам ничто не грозит.
        Сквозь тонкую ткань сорочки чувствовал, как дрожит ее тело. Всхлипы становились все реже. Ее руки робко дотронулись до его груди и снова опустились. Марина подняла лицо и тихо попросила:
        - Поцелуйте меня, Эдуард. Только уберите вначале этот ужасный пистолет, он мне в спину впился…
        Полковник растерялся и не знал, как поступить. С одной стороны это была игра, но с другой, все зависело от женщины, от того, что она задумала. Он потянулся к тумбочке, отпустив сержанта. Со стуком положил пистолет и замер, сидя на постели с опущенной головой. Марина почувствовала, что слишком долго была без мужчины, жар окутывал тело, поднимаясь откуда-то изнутри. Шергун сильно взволновал ее обнаженным торсом. Ей захотелось вновь почувствовать себя женщиной, а не солдатом.
        Она сбоку смотрела на широкую грудь Олега, вздымавшуюся, словно меха в кузнице. На мощные мускулистые руки, сильные ноги. Он упорно не оборачивался. Тогда она чуть придвинулась. Ее ладони скользнули по обнаженной спине Шергуна. Марина чувствовала тепло его кожи. В груди заныло. Она прижалась к его спине грудью, чуть прикрытой тоненькой сорочкой. Уткнулась лицом меж лопаток. Он закрыл глаза и со стоном выгнулся, вздрогнул всем телом, откинув голову назад. Тихо и прерывисто сказал:
        - Виктория Ахметовна, я всего лишь шофер…
        Рука закрыла рот. Ее губы целовали его спину и плечи, медленно передвигаясь к шее. Длинные распущенные волосы щекотали кожу. Руки ласково пробегали по его груди, проникнув подмышками. Изо рта женщины, в самое ухо, прерывисто вырвалось:
        - Я не могу больше находиться в постели одна…
        Женское тело неожиданно отодвинулось в сторону. Руки крепко взялись за его плечи и просто уронили на постель перед собой. Олег смотрел ей в лицо и молчал, все еще не зная, как быть. Он еще мог сдержаться, но чувствовал, что это не надолго. Марина смотрела на его тело не мигая, словно змея, чуть поглаживала кожу подрагивающей ладонью. Странная улыбка играла на губах.
        Темные глаза начали медленно приближаться и полковник увидел в них зеленые огоньки. За всю его холостяцкую и отнюдь не монашескую жизнь, такое он видел впервые. Эта женщина неудержимо манила его к себе. В груди стало горячо, а во рту пересохло. Он хотел что-то сказать и не смог. Глаза приближались. Он не мог отвести взгляда и точно так же, не мигая, смотрел на нее.
        Марина тронула его губы осторожно, словно пробуя на вкус. Взъерошила волосы на висках и отстранилась, желая увидеть, как он отреагирует. Провела пальцем по подбородку, глядя в глаза. Ее рука невесомо пробежалась по его груди, оглаживая каждый мускул. Скользнула по крепкой шее и замерла на правом виске. Полковника начала бить дрожь. Он судорожно дышал. Она еще раз, дольше и плотнее, тронула его губы, заставляя отвечать. И он сдался…
        Будучи весьма опытным мужчиной, Олег наконец-то понял: Марина слишком долго находилась в одиночестве, чтобы сейчас остановиться. Но он понял и другое, эта ночь для него не просто очередное приключение. Он никогда не сможет забыть сержанта. С такой нежностью к нему никто не относился. Женщина покрывала его лицо нежными, легкими поцелуями и каждый почему-то отдавался в душе болью. Его дрожащие руки сдвинули лямочки сорочки на округлых плечах и медленно потянули шелковую ткань вниз. Правая рука легла на полную грудь и слегка сжала ее, скользнула по гладкой коже дальше. Женщина чуть приподняла бедра от его тела и он отшвырнул тряпки в сторону.
        Приподнявшись на локте, осторожно придерживая, опустил на подушки ее голову. Оставаясь на боку, внимательно рассматривал женское тело, так как чувствовал, что никогда больше не увидит сержанта обнаженной. Марина спокойно лежала в голубоватом свете ночника, чуть приподняв согнутую в колене левую ногу, похожая на античную статую. Лишь ее руки и глаза продолжали жить. Она протянула ладонь и погладила его по щеке. Обхватив за шею, потянула к себе…
        Оба совершенно забыли о микрофонах. Не было сказано ни слова. На пленку исламистов записывались звуки поцелуев и шорох шелковых простыней, стоны и тяжелое дыхание. Было три утра, когда Марина прижалась головой к широкой груди Олега, обняла его рукой и заснула, прикрыв копной разметавшихся волос его тело. Она дышала спокойно и ровно. Шергун не спал. Не смотря на усталость, он не мог заснуть. Такое с ним случилось впервые - он был счастлив и забыл обо всем. Обнимая женщину за плечи и искоса разглядывая ее лицо, вспомнил, что завтра она останется совсем одна. Отчетливо понимал, что этой ночью она приближает конец для себя и для всей задуманной операции. Вопрос был лишь один: выберется ли Марина живой?
        Сердце полковника сжалось. Но он понимал ее правоту. Понимал, что если с ним что-то случится, женщина сорвется и тогда ее гибель будет не за горами. Он знал жестокость фанатиков. Прикинув все шансы, решил внять ее совету и спрятаться. Так было больше вероятности, что Степанова останется жива.
        Утром последовал скандал, о котором Олег забыл напрочь. Он попытался привлечь женщину к себе, все еще помня о прошедшей ночи и вдруг услышал от Маринки капризное:
        - Отпустите меня, Эдуард!
        Она несколько раз звучно, но не сильно, ударила его по обнаженной груди, делая вид, что сопротивляется. Фыркнула, утыкаясь в подушку. Шергун искренне удивился произошедшей перемене, приподнялся на локте и вдруг увидел смеющиеся глаза. Она ласково погладила его по шее и еще более капризным голоском вякнула при этом:
        - Женская слабость простительна, но как вы, мужчина, могли пренебречь своими обязанностями?
        Он протянул руку и убрал волосы, прикрывавшие ее лицо в сторону. Решил подыграть и возмущенно ответил:
        - Но вы же сами кричали! Я думал, что к вам бандиты забрались и просто бросился спасать! А вы меня в постель затянули и теперь обвиняете.
        Маринка прикрыла глаза ладонью и погрозила ему пальцем. Подавив хохот, яростно взвизгнула:
        - Я!?! Нечего было ко мне в спальню в одних трусах врываться!
        Он, с самым серьезным видом, удивленно ответил:
        - Тогда чего вы ругаетесь? Разве мы плохо ночь провели? По-моему все было прекрасно! Иди сюда, Вика…
        Маринка набросила одеяло ему на голову. Вскочила и затопала ногами, торопливо накидывая халат на обнаженное тело:
        - Вон отсюда! Вон!!! Чтобы ноги вашей в моем доме не было! Он еще смеет рассуждать. Кто ты такой вообще?!
        Все звучало вполне естественно. Шергун, не вставая, натянул трусы. И заткнул уши пальцами от ее истошного визга. Указал на микрофон в лампе. Женщина беззвучно рассмеялась, кивнула и со всей силы треснула кулаком по тумбочке. От удара взвизгнула еще пронзительнее, словно ударившись. Подслушивающие на другом конце провода наверняка оглохли от этого звука.
        Оба увидели выпавший микрофон и растерялись. Шергун опомнился первым. Потянулся через кровать и хотел взять его в руки, но Степанова покачала головой. Тогда он попытался уговорить ее:
        - Вика, разве нам плохо было вместе? Чем я тебя обидел? Остановись…
        Маринка подскочила к двери и распахнула ее:
        - Убирайся! Я не желаю видеть перед собой твою рожу, словно укор. Я изменила памяти мужа. О Аллах, как же низко я пала!
        На пальцах пояснила: протяни еще полчаса. Он подошел и обнял ее, провел ладонью по волосам, целуя в висок:
        - Вика…
        Степанова не отстранилась, но крикнула для «слушателей»:
        - Не трогай меня!
        А сама даже не шелохнулась в его объятиях. Мало того прильнула к нему всем телом, крепко обняв за пояс. Шергун ласково провел рукой по ее шее:
        - Вика…
        В ответ раздалось рычание:
        - Убирайся! Лукавый гяур!
        Улыбнулась и потерлась щекой о его грудь. Оба, обнявшись, вышли в коридор. Марина знала, что на лестнице микрофонов нет. Прижалась к уху полковника и шепнула одними губами:
        - Спасибо за сегодняшнюю ночь и забудьте о ней. Вы поняли, я видела.
        Провела пальцем по его губам и легонько коснулась щеки губами. Резко отстранилась и вновь потребовала:
        - Убирайся!
        Он в ответ грустно улыбнулся, пожал плечами и возразил:
        - По-моему, вы еще не заплатили мне за работу, да и вещи мои здесь…
        - Собирай шмотки, а я расчет приготовлю!
        Кинулась на кухню. Выглянула в окно: ветки на заборе не было. Обрадовалась. Значит, визуального наблюдения за дачей со стороны исламистов нет. Забила в пакет половину жареной курицы, маринованные огурцы, десяток пирожков, полбатона колбасы, хлеб, помидоры, понимая, что он хочет есть. Приготовила крепкий кофе. Налила в большую чашку и прокралась, скинув тапочки, в его комнату. Дверь была распахнута.
        Он обернулся, но она прижала палец к губам и протянула ему чашку. Шергун был поражен именно этим жестом. Она шелестела целлофаном, заворачивая его вещи, а он с удовольствием пил душистый напиток, стоя рядом. После бессонной ночи кофе было как нельзя кстати и он с благодарностью смотрел на маленькую женщину. Степанова забрала опустевшую чашку и точно так же прокралась на кухню. Обула тапочки и вновь засновала по кухне. В дверь заглянул Шергун и она рыкнула:
        - Забери свое пиво! Ты знаешь, что я его не пью!
        Он удивленно поглядел на набитый пакет, потом перевел взгляд на Маринку. Она сделала вид, что в руках у нее зажата ложка и она что-то ест. Полковник-холостяк понял, что находится в пакете и благодарно кивнул. Сержант побеспокоилась о нем. Вслух сказал:
        - Я готов убираться из этого дома. Расчет готов?
        Голос женщины прозвучал яростно:
        - Вот, держи!..
        Раздался шорох бумаг, а затем она протянула ему запечатанный конверт, на котором было написано: «Вскрыть после моей смерти. Марина Степанова». Шергун побелел и хотел кинуться к ней, но Марина грустно улыбнулась и отрицательно покачала головой, протягивая листок. Он пробежал глазами по строкам: «Лезь через забор. Если спросят, у тебя отобрали ключи. Я прослежу, чтоб это был Бредин и прикрою, если это не он. Попытайся упасть в этом случае».
        Из-под полы халата показался ствол автомата. Олег удивленно уставился на оружие: по его сведениям у Степановой, кроме ножа и начиненного пластидом мобильника, ничего не было. Он решил, в будущем, спросить у Бредина, откуда взялся автомат? Марина жестко сказала:
        - Ключи!
        Он протянул связку с вопросом:
        - Как же я выйду?
        Руки соприкоснулись и он не отказал себе в удовольствии слегка пожать ее пальцы. Она усмехнулась:
        - Насколько я знаю, ты прекрасно перелезал раньше через любой забор. Вот и сегодня вспомни молодость!
        Олег вздохнул:
        - Ладно… - Накинув куртку, направился в прихожую. Сел на кушетку и не спеша натянул мягкие кожаные туфли: - Я пошел. Прощайте, Вика.
        Степанова зло произнесла:
        - Я с вами. Хочу убедиться, что вы исчезли с моей дачи.
        - В таком случае, может откроете ворота?
        Она ядовито ответила:
        - С чего ради такие хлопоты? Вдруг с той стороны забора кто-то притаился? Перелезешь…
        Она пошла с ним, накинув широкий длинный плащ со спрятанным в складках автоматом. Шергун, к своему удивлению, почувствовал себя с таким эскортом под прикрытием. Степанова осторожно вскрыла ворота, стараясь, чтобы ключ не скрежетал. Чуть приоткрыла. К даче приближалась милицейская машина. Она махнула рукой полковнику: давай. И он махнул через забор. Не успел приземлиться, как над ухом раздался очень знакомый голос:
        - Так, вот и взломщика прихватили по дороге! Ну-ка, кто у нас тут…
        Крепкая рука взялась за плечо Олега и он увидел перед собой лицо Бредина, переодетого в форму полковника милиции. Тут же подскочили двое в форме. Полковник узнал инструкторов из спецподразделения. Его быстро засунули в машину на заднее сиденье. Шергун заметил, как ворота закрылись и облегченно вздохнул:
        - Товарищ генерал-полковник, розыгрыш получился, только Маринка теперь одна осталась. Мной она рисковать не захотела.
        - Знаю, она мне все написала. Я раньше понял, что этот Анвар на нее глаз положил. Не знал, что придумать, чтоб сержанта освободить от него. Хоть операцию раньше времени начинай! И как только она на такой розыгрыш решилась? Надеюсь, что окажется права. Вам, Олег Маркович, благодарность объявляю…
        Он перебил начальника, протянув конверт со страшной надписью. Бредин вздрогнул и замолчал. Минуты три вздыхал, а потом тихо сказал:
        - Все верно. Она знает, что по лезвию бритвы шагает. Постараемся не допустить. А вас, Олег Маркович, я собираюсь в Чечню отправить. Там вам сейчас спокойнее находиться, нежели здесь. Есть задание. Побываете у спецназовцев. Огарев дважды звонил, спрашивал, куда пропала Степанова. Да и Андриевич уже меня достал! Этот вообще дважды в неделю начал справки наводить. Скажешь, что на задании она, но не рассказывай подробностей.
        - Когда лететь?
        - Прямо сейчас. Вещи твои уже на аэродроме. Извини, но я в твоей квартирке шухер навел, пока все нашел. Самолет в одиннадцать взлетит. В Моздоке тебя встретят… - Бредин вдруг хлопнул себя рукой по лбу, - Ты же голодный! Эх, черт, а я не догадался хоть бутербродов прихватить…
        Шергун вздохнул:
        - Марина мне целый пакет всего насовала и кофе по-тихому напоила. Сейчас перекушу. Вы сержанта уберегите. Замечательная женщина. Работать с ней легко.
        Степанова появилась в Чертаново злая. Она специально, очень долго, пыталась запереть машину. Позвонила по домофону и поднялась наверх. Открывший дверь Бархуддин тоже был мрачен. Он мигом заметил трясущиеся пальцы, которые женщина старалась сжать в кулаки, чтобы не показать ужаса. Внимательно оглядел нервное лицо и спросил:
        - Что произошло? Ты опоздала на полчаса.
        Она боком протиснулась мимо, не дожидаясь приглашения и вошла в комнату. Проделала все настолько естественно, что опытный инструктор решил, что она «на нервах». На ходу оглянулась. Всплеснула руками и горестно выпалила:
        - Я своего шофера прогнала! Еле доехала. Вожу очень плохо и страх нападает. Что теперь делать, ума не приложу? Хоть Эдуарда назад возвращай!
        Анвар, как ни странно, не спросил, из-за чего прогнала, хотя подобный вопрос был бы логичен. Быстро что-то прикинул в уме и предложил:
        - Могу дать тебе своего человека в качестве водителя.
        Она плюхнулась на подушки и настороженно проговорила:
        - Он хорошо водит? Не гоняет, как сумасшедший? Вы за него ручаетесь? Где он будет жить? Мне нужен телохранитель и шофер в одном лице. Видите ли, дача находится довольно далеко от другой дачи и ночью страшновато бывает. Эдуард жил на даче и я чувствовала себя защищенной.
        Араб окинул мрачным внимательным взглядом стройную, обтянутую спортивным костюмом фигуру на подушках. Сказал:
        - Водитель хороший. Как скажешь, так и ехать будет. Я за него ручаюсь.
        - Когда он появится?
        - Сейчас позвоню и приедет.
        Он взял мобильник и набрал номер. Когда ответили, заговорил по-арабски. Марина спокойно сидела на ковре. Равнодушно оглядывала стены и в который раз пересчитывала количество пиалушек за стеклом в стенке. По ее виду было никак не скажешь, что она прислушивалась к разговору. Время от времени она поглядывала на Бархуддина, явно вслушиваясь в слова и тут же вздыхала, делая вид, что не понимает ни слова. Поправила выбившиеся из пучка волосы.
        Анвар наблюдал за ее лицом, но никакого интереса или возмущения не заметил, хотя говорил о разбившихся планах насчет Марины. Не стесняясь в выражениях, ругал женщину, но она не реагировала. Теперь он был убежден - женщина по-арабски не понимает. Если бы понимала, давно бы взорвалась от тех слов и выражений, что он отпускал по ее адресу. Ни одна женщина подобного не вынесла бы. Заговорил о будущих планах насчет Вики Гочияевой не сдерживаясь:
        - Эта русская сука провела ночь с собственным шофером, а я-то хотел взять ее третьей женой. Прогнала его и теперь просит помощи. Найди среди своих ребят хорошего водителя и пришли ко мне. Проинструктируй. Он должен подмешивать этой твари наркотик во все напитки. Чтоб она через пять дней стала покорной, как овца. Он не смеет коснуться женщины даже пальцем, в каком бы состоянии не увидел. Вы взяли шофера? Почему нет? Как не было на станции? Найдите. Постарайтесь незаметно вывезти в наш склад. Я сам буду допрашивать.
        Степанова спокойно поглядела на Бархуддина, наконец-то выключившего мобильник:
        - Вы нашли мне шофера?
        Он кивнул:
        - Скоро подъедет. Давайте помолимся всемилостивому Аллаху…
        Они долго молились. Это дало Маринке возможность осмыслить то, что услышала и порадоваться, что Шергун не отправился на станцию пешком. Затем Анвар встал, долго говорил о ваххабизме и его сторонниках, о джихаде против неверных и райских кущах приготовленных для праведников. Долго распространялся насчет шахидов и самоубийствах во имя ислама. Затем повел в комнату напротив. В ней Марина еще не бывала. Там оказались на полу два спортивных мата, тумбочка в углу и больше ничего. Бархуддин без разговоров, легко схватил ее и перекинул через себя. Маринка шмякнулась на мат, постаравшись не концентрировать тело. Лежа на спине, взвыла:
        - Больно же! Теперь у меня синяк во всю спину будет. Могли бы предупредить…
        Заметила в потолке, по обе стороны от люстры, два торчащих крюка. На одном болтался обрывок веревки. Анвар потребовал:
        - Повтори!
        Она пожала плечами и кое-как, с охами и вздохами, встала:
        - А как? Я же не видела, что вы делаете.
        Он повторял раз двадцать, а она никак не могла усвоить. Все ее тело покрылось синяками. Бархуддин устал. Сел на мат и задумчиво поглядел на тяжело дышавшую потную и раскрасневшуюся женщину:
        - Тебе, сестра, совершенно не дается рукопашный бой. Ну, что же поделать. Такова воля Аллаха. Применим твое усердие в другом деле. Едь домой, а я пока подумаю, куда тебя послать.
        Она испуганно спросила:
        - А шофер? Мне же просто не довести машину до дачи. Я или разобьюсь или застряну где-нибудь.
        Анвар встал:
        - Шофер должен был прибыть.
        Выходя из комнаты, Степанова заметила на стене во многих местах кровь и сфотографировала встроенным в кольцо фотоаппаратом, поправляя волосы. В комнате ждал невысокий крепыш славянской наружности, без бороды со странным отрешенным взглядом. Он безразлично взглянул на женщину и сказал:
        - Это вам шофер требуется? Меня Андреем звать.
        - Виктория Ахметовна. «Мерседес» умеешь водить?
        - Знакомо…
        Марина обернулась к Бархуддину:
        - Я не поняла только одного, где он жить будет? Неужели уедет в Москву вечером? Я так не хочу!
        Ответил парень:
        - Мне приказано охранять вас и быть с вами круглые сутки.
        Женщина обрадовалась:
        - Отлично. Поехали! Спасибо, господин Анвар, за урок. Я вообще-то попытаюсь дома потренироваться, но не думаю, что получится. Все тело болит.
        Уже подходя к дверям, она вдруг заметила блеснувшие карие глаза парня. Он с ненавистью взглянул на Бархуддина, стоявшего в этот момент спиной к нему. Степанова была уверена, что не ошиблась. Это ее заинтересовало.
        Она подошла к машине. Небрежно швырнула новому шоферу ключи. Он поймал их на лету и направился к той дверце, где руль, но она остановила:
        - Для начала, ты должен открывать мне дверь и помогать выбираться из машины. Раз уж ты мой новый шофер, привыкай. Кстати, почему без вещей?
        Парень вздохнул и распахнул заднюю дверь. Зло поглядел на Марину, но она сделала вид, что не заметила. Сел за руль. Спросил обернувшись:
        - Не успел собраться. Куда едем?
        - На дачу. Пообедаем, переоденусь и съездим на Новодевичье кладбище. Хочу навестить могилу мужа. Заедем за твоими вещами. - Степанова откинулась на спинку, но он не трогался с места. Она спросила: - Почему не едем?
        - Я не понял, куда ехать?
        - В Жаворонки. Знаешь такое место? По Минскому шоссе.
        Он пробурчал:
        - Вот это уже конкретнее…
        Андрей водил машину очень хорошо. Легко лавировал в потоке. Женщина, когда повернули к дачам, искренне сказала:
        - Ты прекрасный водитель! Сколько же лет ты водишь? Ведь тебе не больше двадцати пяти.
        Парень был явно доволен:
        - С пятнадцати лет вожу. Мне двадцать два года, Виктория Ахметовна.
        - Отлично. Теперь поговорим о деле. Обязанностей у тебя будет не так много. Я не так капризна, как кажусь. Эдуард всегда открывал мне дверцу, он сопровождал всюду, разве только я сама оставляла его в машине. Например с аптеки я и сама лекарства донесу, но из супермаркета таскать продукты не привыкла.
        Парень внимательно слушал. Она продолжила:
        - Иногда варил кофе по моей просьбе. Это случается не часто. Следил за машиной и раз в неделю, если она не очень грязная, мыл ее. Я покажу где. Готовлю сама и весьма не плохо. Назови любимые блюда, иногда я стану баловать тебя.
        Машина остановилась. Она спросила оглядевшись:
        - Почему ты остановился?
        Он обернулся и хмыкнул:
        - Я не знаю, куда ехать.
        Марина замахала руками и улыбнулась:
        - Ах, да! Я совсем забыла, что ты новенький! Прямо, затем поворот направо и до высоченных зеленых ворот. Там из-за сплошного забора два огромных клена выглядывают. Круглый такой ключ, как гвоздь - это от ворот.
        Андрей был поражен огромной территрией и двухэтажным домом из сосновых бревен. Женщина распорядилась:
        - Оставь машину тут. Нам все равно скоро назад мчаться. Прошу…
        Своим ключом открыла дверь и вошла внутрь:
        - Я пока на стол к обеду соберу, а ты будь добр, разберись с моей лампой в спальне. Там у нее что-то отлетело. Боюсь, как бы не замкнуло где. Пойдем, провожу и дом сразу покажу.
        Первым делом она показала ему комнату, где он будет жить. Потом поднялись на второй этаж. Она распахнула дверь в спальню:
        - Это здесь. Сам увидишь на тумбочке. По-моему отлетел край у этой черной штуки, куда лампочка ввертывается. Я в этом не понимаю. Если починить нельзя, отключи лампу и выброси. На обратном пути новую купим. Инструменты потребуются, приходи на кухню. Ящик на антресолях.
        Парень зашел внутрь и огляделся. Спальня вся была выполнена в голубом стиле. Роскошная широкая кровать, покрытая голубым атласным покрывалом с крупными цветами, занимала большую часть помещения. Рядом стояли две одинаковые тумбочки с одинаковыми лампами. Над кроватью на стене висела большая картина с лесным пейзажем и с десяток маленьких по сторонам от нее в том же стиле. Напротив стояли два шкафа-купе, а между ними огромное зеркало с широким двухтумбовым столом и мягкой банкеткой перед ним. Кровать отражалась в зеркале. Стол был сплошь уставлен флакончиками духов, косметикой и цветами. По сторонам стояли две небольшие лампы в стиле ретро. Огромное окно задернуто тяжелыми бархатными шторами ярко-голубого цвета. Возле двери на стене висел ночник в виде лотоса.
        Он не стал открывать окна. Подошел и наклонился над тумбочкой. То, что увидел, заставило вздрогнуть. Андрей взял микрофон и подошел к окну, слегка раздернув занавеси. Покрутил в руках и огляделся в комнате. Поднял лампу, чтобы посмотреть, как был прилажен «жучок». Быстро вставил в зазор между плафоном и лампочкой. Спустился вниз.
        Женщина вовсю хлопотала на кухне. Обернулась:
        - Выбрасывать?
        - Зачем? Лампа еще не один десяток лет прослужит. Ничего с ней не случилось. Подумаешь, пластмасса отлетела…
        Марина поставила на стол тарелку с хлебом. Положила по две ложки, вилки и два ножа. Достала из шкафа порционную и полупорционную тарелки. Обернулась:
        - Вот и ладно. А то я привыкла к этой лампе. Мой руки и давай обедать. У меня сегодня борщ, беф-строганофф с картошкой и салат из капусты. На десерт смородиновое желе. Чай, кофе или какао, по желанию.
        Он молча ел, время от времени бросая на женщину внимательные взгляды. Марина была спокойна. Потом все же спросила:
        - Так что ты любишь? Ты не ответил.
        Он пожал плечами:
        - Все ем. Особого пристрастия в еде нет. Люблю жареную картошку.
        - Андрей, ты учишься на заочном или на данный момент безработный?
        Он нахмурился, пододвигая к себе тарелку со вторым:
        - Техникум строительный закончил, но на хорошую работу не устроиться. Так, перебиваюсь…
        - Чем, если не секрет? Ты москвич?
        - Я с Калужской области. Здесь снимаем с одним парнем комнату. Какое-то время торговал на рынке, потом был грузчиком, курьером.
        - Машину откуда так хорошо знаешь?
        - У меня отец шофер. Я с малых лет вожу.
        Она продолжала допытываться:
        - Но ведь иномарка не грузовик. Ее-то откуда знаешь?
        - Полгода водителем работал у одного типа, пока его не посадили. Пять иномарок успел выучить…
        Он принялся за желе. Поднял голову и сказал:
        - Как вкусно! Я такого еще не пробовал.
        Степанова улыбнулась:
        - Спасибо. Что будешь - чай, кофе, какао или апельсиновый сок?
        - Давайте сок.
        Она достала пакет из холодильника и налила большой стакан:
        - Я бы чайку попила. Вот пакетик и чашка. Завари, пока переоденусь, чтобы время не терять…
        Включила чайник и отправилась в спальню. Андрей остался один. Он вытащил из кармана маленький пакетик с сероватым порошком. Повертел в руках, посмотрел на свет и снова забил в карман. Тяжело вздохнул. Положил пакет с чаем в чашку и заварил кипятком. Снова вытащил пакетик с порошком и отсыпал часть в кипяток.
        Услышав шаги на лестнице, решительно выплеснул чай в раковину. Торопливо забил порошок в карман и принялся торопливо мыть чашку. Выбросить использованный пакетик не успел. Достал второй пакет с чаем. Вошла Марина в черном костюме. Ее лицо было печально. Сделала вид, что не заметила пакетик в раковине. Придвинула к себе чашку и не спеша принялась пить. Спросила:
        - Андрей, если хотите, можете себе еще сока налить. Ой, совсем забыла про пирожки! Вон в той банке лежат. Я вчера пекла. Берите. И вообще, на будущее запомните, есть захотели - ешьте. Я не запрещала Эдуарду питаться тогда, когда он хочет и вам не собираюсь.
        Его лицо покрылось пятнами. Он опустил голову, делая вид, что чем-то испачкал рубашку и сказал:
        - Спасибо, Виктория Ахметовна.
        Она искоса посмотрела на его лицо, застывшее в отчаянии. Парень явно не знал, что делать. Испугалась, что он может выдать себя в автомобиле, но и предупреждать не хотелось. Интересная мысль промелькнула в голове и она едва не улыбнулась. Встала. Составила всю посуду в раковину:
        - Приеду, помою. А сейчас поехали на Новодевичье кладбище.
        Вышли из дома. Она села в машину. Выехали за ворота. Марина зевнула и удивленно сказала:
        - Странно. Чай пила, а состояние какое-то странное. Спать охота. - Потерла виски, обратив внимание на удивленный взгляд парня. Махнула рукой: - Андрей, не обращай внимания, я после катастрофы успокоительные пью. Это всего скорее они действуют. Ты, надеюсь, знаешь, где Новодевичье кладбище находится? Тогда вперед, а я посплю.
        Степанова сняла черную шляпу, закрыла глаза и притворилась спящей. Парень ничего не мог понять. Он прекрасно помнил, что выплеснул чай с наркотиком. Но женщина явно была под дозой. Этот наркотик тормозил психику, превращая даже самого волевого человека в раба, подчинявшегося чужой воле. Он несколько раз смотрел в зеркало и даже оборачивался, чтобы увидеть красивое лицо. Хозяйка спала спокойно, положив голову на спинку сиденья и слегка склонившись влево. Андрей с трудом нашел место для машины рядом с Новодевичьим кладбищем. Вылез из-за руля и открыл заднюю дверцу. Осторожно дотронулся до руки Марины и сказал:
        - Виктория Ахметовна, приехали…
        Она пошевелилась и медленно открыла глаза. Покрутила шеей так, словно она затекла и наконец осмысленно взглянула на шофера:
        - Приехали? Тогда пошли. Вон и цветы продают…
        Он поставил машину на сигнализацию и вместе с ней направился к цветочному киоску. Марина выбрала две крупные бардовые розы на длинных стеблях. Заплатила и направилась к воротам. Предъявила служащему пропуск, кивнув на Андрея:
        - Он со мной!
        Уверенно направилась по аллее прямо. Старого прапорщика, который учил ее стрельбе, она узнала издали по характерному сломанному носу и подпрыгивающей походке. Когда-то давно он не удачно сломал ногу и она срослась не ровно. Евсеич подметал опавшие листья на аллее, складывая их в мешок. Он тоже заметил Марину, но ничем не выразил этого. Она прошла мимо, но метров через пятнадцать остановилась и попросила Андрея:
        - Подожди минутку. Хочу попросить смотрителя приглядеть за могилой. Вдруг меня долго не будет…
        Она направилась назад. Остановилась рядом и уборщик встал. Наклонилась к прапорщику:
        - Евсеич, мне с этим парнем побеседовать надо. Помоги.
        Он громко сказал:
        - Приглядеть-то не сложно. Только прошатых уж больно много…
        - Я заплачу вам.
        - Хорошо. Назад пойдешь, тогда. На виду не стоит с деньгами. Я вон в той каморке обитаю…
        Прапорщик указал пальцем на последнюю дверь в пристройке справа от часовни. Марина кивнула. Подошла к Андрею:
        - Вроде договорилась. На обратном пути зайдем к старику…
        Двинулась дальше. Он со смешанным чувством тревоги и покоя оглядывался на памятники и кресты вокруг. Женщина пару раз поворачивала в узких аллеях. Наконец остановилась возле черной мраморной плиты с золотой надписью «Гочияев Рамзан Рустамович». Она медленно наклонилась и положила цветы на плиту. Достала из сумочки тряпку и протерла памятник, сбросив упавшие листья. Минут пять молча постояла рядом и направилась к аллее, набросив на лицо густую вуаль. Андрей решил, что она плачет, так как Виктория Ахметовна покусывала платок. Она направилась к каморке прапорщика, пригласив шофера с собой:
        - Ты со мной. Что-то он мне подозрительным показался.
        Едва дверь за спиной закрылась, руки женщины лихо швырнули парня в центр комнатушки. Он не ожидал подобного и среагировать не успел. Старый прапорщик за пару секунд спеленал ему руки за спиной и сел у двери, чтобы никто не зашел. Андрей опешил и не сопротивлялся. Лицо женщины уже не выглядело высокомерно-капризным и усталым. Она толкнула его на диван и парень рухнул боком на истертое сиденье. С трудом повернулся и сел, удивленно глядя на «хозяйку». Женщина уверенно придвинула себе стул и верхом оседлала его, опираясь локтями в спинку. Зеленые глаза в упор смотрели в карие. В голосе послышались стальные нотки, когда она заговорила:
        - Поговорим начистоту, Андрей. Наркотик ты мне не подсунул, следовательно не фанатик. Лишь притворяешься. На кого работаешь? Или у тебя проблема? Давай быстро, у нас с тобой всего десять минут.
        Он удивленно спросил:
        - Откуда вы про наркотик знаете?
        Марина решила не скрывать своих знаний:
        - Я прекрасно говорю по-арабски, а хозяин твой уверен, что не знаю и при мне говорил.
        - Вы нарочно предупредили меня, что дом нашпигован «жуками»?
        - Не только дом, но и машина. Я видела твой взгляд, который ты бросил на Бархуддина. Он был полон ненависти. В чем дело?
        Андрей вздохнул и заворочался на диване:
        - Мой брат попал в их сети. Он поступил учиться в строительный институт. Через пару лет приехал домой другим человеком. Странные мысли, странные слова. Начал молиться Аллаху и требовал, чтоб мы тоже начали верить в него. Бывший одноклассник назвал его в шутку «мусульманином» и он его избил…
        Марина жестом попросила шофера подняться. Развязала руки парня и снова села напротив:
        - Не пытайся кинуться. Я могу на счет «раз» уложить. Что дальше было?
        Он сел, растирая кисти и покосился на старика у двери. Андрей не мог понять, каким образом этому древнему хромому деду удалось так быстро спеленать его, молодого и сильного? Взглянул женщине в глаза:
        - Сергей не любил драться, а тут агрессия через край выливалась. Приемы отточенные. Если бы не оттащили, убил бы. Девчонка у брата была замечательная. Бросил. Сказал, что она православная и недостойна его. При всех сказал! На отца с матерью рычал и ругал их постоянно. Потом забрал документы из института и пропал. Я сумел вытянуть, что он в организации «Братья мусульмане» состоит. Хотел в милицию пойти, потом испугался - вдруг на «купленного» нарвусь…
        - Значит ты брата ищешь? Для этого и к ним влез, так я понимаю.
        Парень кивнул головой:
        - Ага. Мне сказали, что Серега в Чечне в каком-то лагере обучается.
        - Они тебя не подозревают?
        - Не знаю. Вы у меня первое задание.
        - Что они тебе сказали?
        - Они хотят отправить вас на рынок через пару недель, загруженной взрывчаткой и
«во славу Аллаха» подорваться. Готовится еще с десяток взрывов по всей Москве.
        - Бархуддин - эмиссар или есть и над ним?
        - Он эмиссар, хотя постоянно с кем-то говорит по спутниковой связи. У него
«Моторолла» и Анвар спокойно связывается с заграницей. Мой непосредственный Ахмед аль Бедлам.
        - Так это он тебя отправил?
        - Да. Они разозлились, что…
        Парень растерялся, не зная, как бы помягче сказать то, что слышал. Женщина поняла его колебания и усмехнулась:
        - Что я переспала с православным? Так? Значит все же попались!
        Андрей кивнул и с интересом взглянул на нее. Даже для него стало ясно, все, что думают арабы о женщине, чистой воды блеф. Была отличная актерская игра. Она спросила:
        - Как твоя фамилия?
        - Вьюгин.
        - Вот что Андрей, брата твоего мы разыщем и без этих ублюдков. Тебе там делать нечего, хотя и резко рвать не стоит. Найдут и прикончат. Хочешь работать со мной в паре? Но учти, следить за каждым словом и в машине и на даче!
        - Что надо делать?
        - Пока ничего. Доверься мне. Ты не слышал, случайно, где у них склады?
        - Место не знаю, как точно называется. Это в районе Люберец. Но бывал однажды и могу дорогу показать.
        - Это то, что нам надо! Евсеич, ты все запомнил? Передавай, мне нужен мотоцикл без номеров сегодня ночью. Самый мощный и с маячком. Пусть оставят рядом с воротами в одиннадцать вечера вместе с двумя черными шлемами. Забрала глухие. В шлемах установить микрофоны для разговора друг с другом. По маяку отследите маршрут. В пять утра мотоцикл должен исчезнуть от ворот. Нужен еще один автомат, пистолеты, миноискатель, прибор ночного видения, маски и пояс с ножами. Запомнил? Тогда мы пошли.
        Прапорщик кивнул и отошел от двери. Внимательно поглядел в глаза Вьюгина, обернулся к Степановой:
        - Ты этому парню веришь?
        Марина вздохнула:
        - Придется довериться. Он же не стал меня отравой потчевать! Да, вот еще что! Встреча завтра днем отменяется. В полночь выйду. Пусть попробуют разузнать хоть что-то о Сергее Вьюгине из Калужской области.
        Когда вышли из каморки, Андрей тихо спросил:
        - Вы кто?
        Степанова усмехнулась через вздох:
        - Лучше, чтобы ты не знал, кто мы. Может потом. Сейчас к тебе едем, но учти: в комнате могут оказаться микрофоны. Собираешь одежду и едем на дачу. Заранее отложи темные куртку, брюки, рубашку и легкую обувь с носками в сторону. Я положу на заднее сиденье. Если есть черные кожаные перчатки, захвати. Можно и шерстяные. Ты оденешь это на себя ночью. Выбираться из дома придется в ночном белье. В твою комнату ночью зайду без стука.
        Едва вышли из каморки, как на лице женщины вновь появилось капризное выражение. Марина вышла за ворота. Поглядев по сторонам, перешли на другую сторону дороги. Андрей предупредительно распахнул дверцу. Женщина села в машину со стоном:
        - Господи, мне так хочется спать! Ладно, поехали к твоему жилищу, а то тебе переодеться не во что. Костюмы моего мужа великоваты будут. Не долго…
        Указала выразительным взглядом на декоративную накладку над дверцей. Парень понял и кивнул. Андрей порадовался тому, что не заговорил с женщиной о наркотике, когда выезжали с дачи. Такая мысль у него была. До него дошло, что Виктория Ахметовна нарочно притворилась спящей. Время от времени Марина за его спиной начинала стонать и жаловаться, что у нее странное состояние. Ругала таблетки, фармацевта, давшего негодный товар и не предупредившего о последствиях. Начала ругать всех, кто живет не по законам шариата. При этом усиленно подмигивала Андрею и он понял. Не отрываясь от дороги, сурово спросил:
        - Вы сами разве верите? Суп у вас был не из баранины, да и одеваетесь вы по-европейски.
        Она раздраженно ответила:
        - Да, это так! Но я совсем недавно приняла ислам и сразу трудновато отказаться от того, что привычно! Сам посуди, одену я длинную хламиду - восточное платье, да еще паранжу напялю и что? В меня пальцем начнут тыкать! Мы же в России живем. Зачем привлекать внимание и демонстрировать веру? Вера в душе должна быть. Разве не так? Ты бороды не носишь, однако мусульманин.
        Вьюгин кивнул:
        - Это верно.
        Женщина продолжила речь:
        - Я считаю, что Ахмед и Бархуддин напрасно одеваются в восточные халаты и заставляют мужчин отпускать бороды. Они же в глаза бросаются. Ладно они, восточные люди с роскошными бородами ходят, но русские-то уже давно бреются. Менты внимание обращают. Ты Ахмеда видел?
        Андрей никак не мог понять, куда она клонит и посмотрел в зеркало. Марина кивнула и он подтвердил:
        - Видел не один раз.
        Она задумчиво произнесла:
        - Красивый парень, если бы бороду сбрил. Девки косяком бы пошли. Глаза просто изумительны. Знаешь, мне кажется, что Бархуддин не больно-то доверяет Ахмеду, а Бедлам явно проворачивает какие-то делишки за спиной шефа.
        - С чего это вы взяли, Виктория Ахметовна?
        Она одобрительно улыбнулась Андрею, глядевшему на нее в зеркало:
        - Анвар каждый раз, когда я бываю, прогоняет Ахмеда. Причем на лице у него странное выражение. Мне кажется, что он не очень хорошо относится к Ахмеду, только старается скрывать. Мы с Эдуардом однажды ехали по Тверской. Бедлам стоял с тремя парнями, по виду сутенеры. Я заметила, как он передавал этим типам пакетики с чем-то белым. Старался делать незаметно, но я видела. Думаю, это наркотики. Араб не видел, что за ним следят два мента. Удивляюсь, почему его не схватили?
        - Может, он их купил? И они просто охраняли.
        - Тогда почему милиция старалась спрятаться за стоявшие машины? Мы в пробку попали и я наблюдала за всем минут десять. Думаю менты хотят на всю цепочку наркоторговцев выйти.
        - Вы говорили об этом Бархуддину?
        Марина принялась философски рассуждать:
        - Нет. Может, я ошибаюсь и напрасно его потревожу? Прошло полторы недели, а никого не арестовали. Мне не хочется огорчать Анвара. Он хороший учитель и именно он вытащил меня из депрессии. Ахмед не плохой парень, жаль только что он с сутенерами связался. Практически все они на ментов работают.
        Суть их разговора была мгновенно доложена Бархуддину. Он дважды прослушал запись. Погладил окладистую бороду и яростно сверкнув глазами, вышел из каморки. Закрывшись в пустующей молельной комнате, набрал номер на мобильнике и рявкнул в трубку:
        - Передай Ахмеду, пусть немедленно явится ко мне! - Через полчаса аль Бедлам появился в квартире. Бархуддин яростно накинулся на него: - Сколько раз тебе говорить, не смей сам продавать наркотики! Найми для этого русских! Найми так, чтобы они о тебе даже не догадались! Разве ты мало получаешь денег, что приторговываешь? Ты же подводишь нас!
        Молодой араб отупело поглядел на взбешенного эмиссара:
        - Откуда вы это взяли, сагиб?
        Анвар, не сдерживаясь, рявкнул:
        - Из разговора женщины с новым шофером! Видела она тебя с сутенерами. И как менты за тобой следили, видела! Не первый раз мне доносят о твоих делах. Шейху Усаме это не понравится! Ты знаешь, он не терпит своеволия.
        Ахмед побледнел:
        - Простите меня, сагиб! Больше не повторится!
        Бархуддин заметил быстрый злой взгляд. Аль Бедлам тут же опустил глаза к земле, стараясь скрыть от шефа с трудом сдерживаемую ярость. Анвар мгновенно понял, насколько права эта русская в своих подозрениях. Доверять Ахмеду явно не стоило.
        Вьюгин остановился у высотки на Алтуфьевском шоссе. Спросил Марину:
        - Не хотите зайти?
        Она лениво потянулась на заднем сиденьи, звучно зевнула и кивнула:
        - Почему нет? Ноги разомну, сон прогоню. К тому же интересно посмотреть, как живут среднестатистические граждане.
        Пока шли к подъезду, Андрей спросил:
        - Зачем вы заговорили об арабах?
        - Не догадался? Хочу их лбами столкнуть. Авось, проколются где-нибудь.
        - Но они же сутенеров мочить начнут…
        - Не начнут. Наши уже следят. У меня в сумочке еще один микрофон. Ребята все поняли.
        - Вы вооружены?
        - Оружие мне ни к чему. С ним можно попасть в переплет.
        - Если схватят?
        - Стараюсь не думать…
        Парень передернул плечами от ее последних слов, словно от озноба. Он-то знал, что могут сотворить арабы с теми, кто идет против них. Наслышался всласть за время
«молитв» о зверствах этих двух мерзавцев. Удивляло другое, каким образом они до сих пор не попались? Каждый пробыл в России два года. Арабам все сходило с рук. Андрей пару раз сталкивался в снимаемой Бархуддином квартире с участковым. Анвар и капитан дружески прощались друг с другом, хотя милиционер не мог не знать о том, чем занимаются в этой квартире. Но он «закрывал глаза», явно под воздействием определенной суммы в долларах. Андрей и Марина поднялись в трехкомнатную квартиру. Вьюгин в прихожей пояснил:
        - В двух комнатах квартиранты, а в одной бабуля живет. Мать хозяйки. Сами хозяева улетели на заработки куда-то за границу.
        Он прошел в довольно просторную комнату в которой стояли кровать, диван, стол с тремя стульями и большой трехстворчатый шкаф. На правой стене висел ковер, на левой пять больших плакатов полуголых девиц. На полу раскинут серый палас с неприметными крапинками. В открытую форточку залетал ветерок и от этого легкие гардины слегка шевелились. Андрей пригласил:
        - Присаживайтесь, Виктория Ахметовна. Я сейчас…
        Он вытащил из-под кровати большую спортивную сумку и начал швырять туда вещи с полок. Она поняла, что парень забыл о предупреждении. Подошла и отложила в сторону темную одежду. Женщина в несколько минут обнаружила «жучок». Поманила Андрея пальцем и указала на лампу вверху, стоя сбоку. Парень пригляделся и вздрогнул: микрофон практически в открытую лежал в плафоне. Поставивший устройство оригинальностью не блистал. Вьюгин вздохнул:
        - Я готов.
        - Тогда пошли.
        Он подхватил сумку с одеждой и пакет с обувью. Вышли из квартиры. Хозяйка так и не вышла. Марина побоялась, что в лифте может оказаться микрофон и покачала головой, когда Андрей хотел заговорить. На выходе быстро спросила:
        - Ты говорил в комнате что-то против арабов? Вспомни.
        - И вспоминать нечего. С приятелем моим на эту тему не поговоришь. У него одни девчонки на уме. Да и боялся, если честно.
        - Это хорошо. Значит, ты вне подозрений.
        Добравшись до дачи, Марина забрала из сумки приготовленную для ночной прогулки одежду парня. Огляделась по сторонам. Наклонилась и подняла одну из каменных панелей сбоку крыльца. Внутри оказался тайник. Быстро бросила туда одежду и снова закрыла панель. Все проделала, пока Андрей ставил машину. Он не видел и удивился, когда в руках женщины ничего не обнаружил. Она в ответ на его недоуменный взгляд лишь слегка улыбнулась и пожала плечами.
        Глава 3
        В половине одиннадцатого Марина босиком сошла вниз. Передвижение получилось абсолютно бесшумным. Когда дверь приоткрылась, Вьюгин едва не заорал от белой фигуры, похожей на привидение. Женщина поманила его рукой и парень осторожно встал. Было похоже, что он просто перевернулся с боку на бок. В одних трусах выскользнул в коридор. Дверь в комнату осталась открытой.
        Входную дверь Степанова вообще не запирала. На улице стояла кромешная тьма и если бы не время от времени выглядывающая из-за туч луна, вообще ничего нельзя было бы разглядеть. Ее скудный желтоватый свет освещал край забора и облетевшие ветки клена. Они, словно вырезанные из черной бумаги, четко выделялись над оградой. Пронзительный холод мигом покрыл полуголые тела мурашками. Все же октябрь это не лето. Женщина торопливо сбежала с крыльца и откинула панель. Бросила одежду парню. Попросила шепотом:
        - Отвернись.
        Он перешел на другую сторону крылечка. Отвернувшись, принялся торопливо одеваться. Скинув ночную сорочку, Марина натягивала черную водолазку и джинсы. Спросила шепотом:
        - Через забор сможешь перескочить?
        Он повернулся. В темноте разглядел белевшее лицо и волосы:
        - Думаю, что смогу. А вы?
        Вместо ответа она хмыкнула. Оделись за пару минут. Холод подгонял. Марина стала похожей на парня, если бы не пучок волос. Короткая кожаная куртка, черные джинсы и сапоги на мягкой подошве. На руках кожаные тонкие перчатки. Андрей оделся почти так же. Она достала из тайника короткоствольный автомат. Решительно забила под куртку. Застегнула молнию. Спросила:
        - Пользоваться такой машинкой умеешь?
        - Умею. В организации научили и стрелять и драться.
        - Это хорошо. Пошли.
        Метнулась к забору. Он за ней. Приставив заранее припасенную доску к ограде, обернулась:
        - Давай первым.
        Вьюгин только в эту минуту понял, что забор серьезное препятствие. Луна скрылась за облака. Он попытался подтянуться, чтоб перелезть и ничего не получилось. Марина посмотрела на его тщетную попытку. Решительно встала к забору, оперлась на него руками:
        - Давай мне на плечи!
        Он растерянно спросил:
        - Вы выдержите?
        И увидел кулак перед носом. Мигом все поняв, неловко забрался ей на спину и наконец-то перелез на другую сторону, звучно топнув ногами о землю. Женщина вздохнула. Одним прыжком вскочила на доску. Ухватилась за край ограды и легко перемахнула через забор, приземлившись по-кошачьи бесшумно в метре от прижавшегося к доскам парня. Мигом заметила его настороженность:
        - Ты чего, Андрей?
        - Там кто-то есть…
        Степанова кивнула. Осторожно расстегнувшись, вытащила автомат. Похлопав по плечу Вьюгина, приказала остаться на месте и направилась в ту сторону, откуда шел шумок. У ворот стоял мотоцикл, на руле висели два шлема, на сиденье топорщилась спортивная сумка. Она узнала «Ямаху» с первого взгляда и чуть слышно свистнула, забрасывая автомат за спину. С противоположной стороны дороги поднялась фигура и направилась к ней. Марина узнала инструктора из спецшколы и поздоровалась:
        - Привет, Влад. Ты чего здесь?
        - Генерал приказал последить за дачей, пока вас не будет. Сонную запись включить, а затем отогнать технику. Здесь все, что просила. Бак полон. Глушак поставили мощный, мотор практически не слышен. В сумке автомат, два запасных магазина и, я сам положил, парочка гранат. Мало ли…
        Женщина махнула рукой, приглашая Андрея подойти. Быстро натянула маску. Помогла парню. Проверила шлемы и переговорники. Забила пистолеты в карманы. Пояс с ножами сразу надела на себя под куртку. Спросила инструктора:
        - Болтушки на какую дальность расчитаны?
        - Сто пятьдесят метров. Срок действия батареек три часа.
        - Нам больше не надо. Андрей, в какую сторону Москвы ехать?
        - До железнодорожной станции Люберцы. Там скажу, где повернуть.
        - Тогда вот тебе сумка. Надень ее, как рюкзак за лямки. Разговорник включается так. Засунешь палец под шлем с правой стороны, нащупаешь бугорок. Надави на него. Меня можешь по плечу постучать. Держись крепко. Возможно, придется улепетывать от ментов.
        Женщина натянула шлем, села на мотоцикл и сняла его с подножки. Парень устроился сзади. Марина хлопнула инструктора по протянутой ладони. «Ямаха» завелась с одного легкого толчка и сразу начала набирать скорость. Вьюгин отметил про себя, что водит она превосходно.
        Через считанные минуты вылетели на МКАД. Андрей через плечо взглянул на спидометр и ахнул про себя: они мчались 140 км в час. Степанова повернула направо и понеслась дальше. Мотоцикл, словно черная молния, проносился мимо постов ГАИ. Менты не успевали среагировать. Свернула на Некрасовку и поехала рядом с железной дорогой, сбавив скорость до девяноста километров. У платформы Некрасовка парень постучал по плечу. Она сбросила скорость до пятидесяти. Оба включили разговорники. Вьюгин сказал:
        - Поворачивайте налево вот по этой улице. Я скажу где повернуть. Если ехать прямо, упремся в рельсы. За рельсами находятся несколько то ли карьеров, то ли оврагов. Там нас обучали стрелять и рукопашному бою.
        Марина снова прибавила скорость. Андрей крикнул:
        - Поворот налево! Едьте по прямой, но не гоните, а то проскочим…
        Повернули еще раз. Теперь горящих фонарей на обочине не было. Женщина включила фары. В ярком луче мелькали то разбитый асфальт, то ямы и лужи, то укатанный песок с редкими вкраплениями щебенки, то голые деревья и кустарники на обочинах. Маринке приходилось часто сворачивать. Скорость пришлось сбросить до сорока километров, чтоб не навернуться. Проехали всего метров двести, когда Вьюгин попросил:
        - Мотоцикл лучше здесь спрятать. Там, наверняка, охрана стоит.
        Она затормозила. Оперлась о землю ногами и тихо спросила:
        - Откуда ты знаешь?
        - Мне и еще двум пацанам пришлось разгружать здесь какие-то коробки пять дней назад. Нас встретили два крепких парня. Я заметил, что карманы курток у обоих топорщились и отвисали. Они вооружены.
        - Прекрасно. Слезай.
        Завели мотоцикл в кусты и развернули. Степанова помогла парню снять сумку. Стащили шлемы, отключив переговорники. Расстегнув молнию, она достала из сумки второй автомат и молча протянула Вьюгину. Сняла маску и распустила волосы по плечам. Откинув их назад, надела широкую резинку на голову, чтоб не рассыпались. Натянула шапочку. Попросила, сбросив куртку с плечь:
        - Андрей, забей волосы мне под свитер, а маску сзади расправь так, чтоб она в горловину свитера влезла.
        Он с каким-то трепетом дотронулся до золотистых волос ладонями. Приподнял тяжелые пряди. На ощупь почувствовал их мягкость и теплоту. Стараясь не влезать рукой глубоко, заправил волосы в горловину водолазки. Несколько раз покрывался липким потом, когда касался теплой кожи. Она хмыкнула:
        - Ты что, стесняешься? Расправь. Они же комом у меня на спине лежат и вылезут наружу быстро.
        Он, сдержав рвущийся из груди вздох, решительно засунул руку под ее одежду и раскинул волосы по спине. Заправил маску, как просила. Марина зачернила белевшую кожу у глаз и губ себе и спутнику специальной пастой. Переложила пистолеты за пояс с ножами, там были петли. Забила запасные обоймы и гранаты в карманы куртки. Повесила на плечо автомат, а на шею прибор ночного видения. Прихватила маленький миноискатель. Посмотрела на шофера:
        - Показывай дорогу.
        Вьюгин, минут через пятнадцать, вывел ее к каменному строению метров в пятьдесят длиной. Оно стояло на краю то ли оврага, то ли карьера. В темноте было не разобрать. С трех сторон здание окружал лес, а с четвертой крутой обрыв. Марина минуты четыре осматривала окрестности в прибор ночного видения. Охраны нигде не наблюдалось. Женщина предположила, что она внутри, заметив на калитке в воротах
«глазок».
        Коротким броском подкрались к стене и обошли вокруг склада. Вход был один. Узкие застекленные окна-щели находились под самой крышей на боковых стенах. Почему-то эти окна напомнили ей колхозный коровник в деревне. С земли до них было не достать. Марина прикинула рост и крепость парня. Подвела его к последним окнам. Попросила еле слышно:
        - Андрей, встань к стене. Я заберусь на плечи и попытаюсь заглянуть.
        Положив автомат на землю, он уперся руками в кирпич. Женщина легко забралась ему на спину и встала. Окно находилось на уровне груди и ей пришлось согнуться, чтоб не удариться о крышу. В складе стояла темень. Женщина осмотрела раму и слегка покачала ее. Сделано было на совесть. Достав нож, вставила лезвие в щель и слегка приподняла. Дерево еле слышно скрипнуло, но рама не подалась. Она наклонилась и шепнула:
        - Ты можешь вместе со мной перейти к другому окну?
        Вместо ответа парень медленно двинулся вдоль стены. Она касалась руками стены, чтобы не свалиться с «носильщика». Вторая рама оказалась более податливой. Минут через десять Марина могла легко вытащить ее, но пока не стала. Спрыгнула на землю:
        - Андрей, ты не помнишь, коробки к стенам примыкают или там проход?
        Он сосредоточился, припоминая. Минуты две молчал, затем прошипел:
        - Товар вплотную к стене лежит. Проход в центре.
        - Сделаем так. Поможешь мне забраться и прячешься вон в тех кустах! В случае чего, прикроешь. Если удастся по-тихому разобраться с охраной, позову. Постарайся не напортачить! Если внутри свет зажжется и выстрелы зазвучат, не смей выползать! Не мешай мне. Вот если услышишь, что я тебя зову, тогда иди! Сигнал такой: «Аллах Акбар». Причем отданный мужским голосом. Запомнил?
        Он пожал плечами:
        - Запомнил…
        Степанова снова залезла ему на плечи. Не много поковырявшись, аккуратно сняла раму. Решетки внутри не было. Она засунула голову в окно и включила прибор ночного видения. Под самыми окнами стоял штабель из коробок. Марина положила на них раму со стеклом, автомат и миноискатель. Легко проскользнула внутрь и поставила раму на место. Вьюгин тревожно посмотрел вверх. Решительно метнулся к кустам. Он прекрасно понимал, что не имеет опыта в таких делах и решил сделать все так, как сказала эта странная женщина.
        В складе было тепло и тихо. Если бы не прибор ночного видения, Марина ничего не смогла бы разглядеть. Степанова лежала на коробках минут десять, прислушиваясь и оглядываясь. Затем забила наушник от миноискателя в ушную раковину и включила прибор. Запищало сразу. Женщина достала нож и осторожно взрезала верхнюю коробку. Картон слегка похрустывал под лезвием. Со стороны ворот послышался какой-то звук. Она замерла и посмотрела в ту сторону: в складе точно была охрана.
        За стеной из коробок вспыхнул не яркий свет. Здоровенный тип появился из-за штабеля у ворот. Она видела славянское лицо с небольшой бородкой, явно прислушивающееся. Парень водил глазами во все стороны. Женщина распласталась на коробках, порадовавшись тому, что охранник не включил свет в самом складе. Она могла ослепнуть на какое-то время из-за прибора. Тихий голос спросил из-за штабеля:
        - Ты чего, Федор?
        Здоровяк ответил не сразу:
        - Что-то свежестью повеяло. Надо утром окна проверить…
        Степановой эти слова не понравились. Она теперь знала, где прячутся охранники. Парень, постояв минут пять, вернулся к приятелю. Свет погас и вновь наступила тишина. Марина посмотрела на часы: половина первого ночи. Через прибор заметила лестницу, приставленную к противоположной стенке. Осторожно встала. Пригнувшись, направилась туда, ступая по стыкам коробок, чтобы картон не трещал. Оставив автомат и миноискатель на штабеле, легко спустилась вниз и начала красться вдоль стены. Охранники видимо заснули, так как слышалось сопение. Она стояла за углом минут десять, пока до нее не донеслось легкое похрапывание.
        Женщина осторожно выглянула и ничего не увидела, кроме сплошной стены из картона. Помещение для охраны располагалось внутри штабеля из коробок, представляя собой небольшой закуток с крошечным столиком и кушеткой, наподобие медицинской. На столике стояла настольная лампа, но на данный момент свет не горел. Марина скользнула в закуток, достала пистолеты и крепко зажала их в ладонях. Похрапывание не прекращалось ни на минуту. К нему примешивалось сопение. Она выглянула из-за угла: охранники спали, сидя на кушетке и привалившись спиной к коробкам.
        Выскочить и ударить обоих по головам рукоятками, оказалось делом одной секунды. Ни тот, ни другой опомниться не успели. Храп превратился в хрип, а сопение в судорожный вздох. Степанова за минуту успела обезоружить и связать обоих. Завязала глаза разорванным полотенцем, которое валялось рядом. У одного нашла мобильник. Положила его себе в карман. Отключила прибор и включила настольную лампу. Открыла калитку в воротах, найдя ключ в кармане брюк у здоровяка. Вышла наружу, оставив калитку распахнутой. Помахала рукой. Из кустов вылез Андрей и направился к ней. Шепотом спросил:
        - Все?
        - Оба лежат связанные. Все делаем молча. Не говори ни слова. Иначе по голосу узнают. Ясно? Вскрывай коробки и проверяй содержимое. Не стесняйся, вываливай на пол, только осторожно - кое-какая взрывчатка ухнуть может! Ты слева, я справа!
        Практически в каждой коробке внизу находилось либо оружие и боеприпасы, либо пластит, гексоген, амонал и даже тротил. В трех коробках обнаружилось более десяти килограммов разнообразных наркотиков. Связанные охранники очнулись и она слышала их ворочанье за стенкой, но не беспокоилась. Растянуть ремешок, завязанный двойным марсовым, невозможно.
        Марина нашла выключатель и склад залило ярким светом. Затем тронула Вьюгина за плечо, указав пальцем на дверь. Ткнула себе в грудь и направилась на улицу. Парень остался внутри помещения. По чужому мобильнику она, посреди ночи, разбудила дремавшего за столом в кабинете генерала Бредина. Когда Евгений Владиславович взял трубку, сказала коротко:
        - Искандер. Здесь взрывчатки хватит, чтоб полгорода разнести. Может мне его взорвать? Пусть Бархуддин покрутится!
        Бредин мгновенно спросил:
        - Охрана?
        - Двое внутри склада. Я с ними справилась.
        - Что за взрывчатка?
        - Гексоген, пластит, аммонал, тротил. Наркотики нашли. Много. Брать надо, выхода нет. Если успеют растащить по городу…
        Генерал быстро сказал:
        - Через час будем. Жди. Едва заслышишь моторы машин, уходите! Не стоит показываться на глаза. Лишние вопросы…
        Спецназ появился через сорок минут. За это время они вскрыли около десяти коробок. Разложили взрывчатку, оружие, наркотики и продукты по отдельности. Добрый десяток коробок просто вскрыли и оставили посреди коридора. Степанова засекла рокот моторов минуты за три. Свет фар еще не дошел до склада. Схватив Вьюгина за руку, потянула за собой к кустам. Парень ничего не мог понять, но послушно бежал за ней. Машины с «Альфой» затормозили у склада, а из кустов через пару минут выскочил юркий мотоцикл и помчался к дороге.
        Андрей сразу включил разговорник:
        - Почему вы не стали их ждать?
        - Мне нельзя светиться, да и тебе тоже. Даже перед спецназом. Они сами разберутся. Мавр сделал свое дело…
        На МКАДе она прибавила газу. Он спросил:
        - Виктория Ахметовна, что теперь будет?
        - Мужики расколют охранников до задницы. Уверена! Склад взят. Бархуддину придется туго. Посмотрим, что он решит делать…
        - Чего вы добиваетесь?
        Степанова тихо сказала в разговорник:
        - Не скажу, извини. Слишком опасно. Просто верь и делай то, что я прошу, без рассуждений.
        Он вздохнул и сказал:
        - Я вам и так верю…
        Они примчались на дачу в половине четвертого утра. По-прежнему стояла темнота. Начал задувать северный ветер, раскачивая деревья. Черное небо, казалось, лежало на земле. Едва они остановились, из кустов тут же вылез инструктор. Подошел. Утробно зевнул и спросил:
        - Ну, как?
        Марина и Андрей, продолжая сидеть на мотоцикле, устало стащили шлемы и маски. Сползли с сиденья и встали. Женщина приставила «Ямаху» к столбу у дороги. Повернувшись, ответила:
        - Нормально. Генерал там… Потом узнаешь. Влад, как на даче?
        - Магнитофоны поставил, выключишь сама. Держи пульты. Никто не появлялся. Давайте я вам помогу назад перебраться…
        Влад встал к забору. По его плечам они перелезли на территорию дачного участка. С облегчением вздохнули. За забором пророкотал мотоцикл и все стихло. Оба устало подошли к крыльцу и начали скидывать одежду. Хотелось побыстрее добраться до постели и спать. Марина от усталости забыла попросить парня отвернуться. Скинула футболку и натянула ночную рубашку. Андрей видел красивую грудь, но отнесся спокойно. Женщина спрятала вещи под крыльцо. Поставила панель на место. Взяв Вьюгина за руку, сказала:
        - Андрей, мне надо отключить магнитофоны. Предельная внимательность! Входим и я отключаю технику.
        Оба скользнули внутрь дачи. Марина играючи справилась с прибором в его комнате. Забрала с собой. Парень вздохнул, ложась на подушку головой и мгновенно погружаясь в сон. Женщина поднялась к себе и отключила магнитофон в спальне. Легла на кровати, поворочалась, устраиваясь поудобнее и заснула.
        В десять утра они поехали в Чертаново. Выспались оба плохо. Марине пришлось нанести парню на мешки под глазами собственную пудру. Андрей улыбался, когда она ее накладывала. Зато синева стала практически незаметна. К ее удивлению в квартире находились оба араба. И они явно крепко поругались. У Бархуддина под смуглой кожей проступил румянец, а глаза яростно сверкали. Аль Бедлам наоборот побледнел. Кожа из коричневой превратилась в серую. Дверь открыл Ахмед. Женщина улыбнулась:
        - Здравствуйте!
        Он пытался скрыть озабоченность, но понимал, что не получается. Она заметила на его одежде свежие капельки крови. Быстро окинула коридор цепким взглядом. Злясь на себя, Ахмед обернулся от двери и ответил:
        - Здравствуйте. Проходите. Анвар ждет вас.
        Степанова вошла в комнату. Бархуддин стоял у окна. Он даже не пытался скрыть свое плохое настроение, хотя ответил:
        - Да продлятся дни твои, сестра и пусть Аллах всегда оберегает тебя!
        Она удивилась, растерянно поглядев на обоих:
        - Что случилось? Вы никогда так не говорили и на лице у вас тревога…
        Оба араба опустились на ковры и удобно устроились на подушках, жестом предложив ей присесть рядом. Эмиссар постарался улыбнуться:
        - Аллах испытывает нас, но скоро, очень скоро мы за все спросим с неверных! Скажи, ты с нами или нет?
        Женщина изумленно посмотрела эмиссару в лицо, устраиваясь на подушках поудобнее. Выдержала его неподвижный взгляд и воскликнула:
        - С кем мне быть? Вы успокоили меня, вывели из этого жуткого состояния транса. Аллах стал моим Богом! - Она перевела взгляд с лица на лицо и робко спросила: - Вы хотите меня прогнать? Что я сделала?
        Арабы переглянулись. Бархуддин положил руку ей на плечо и она заметила кровь на его пальце, но сумела скрыть ужас, уже догадываясь. Он сказал:
        - Как ты могла подумать такое? У нас появилась проблема и на какое-то время твое обучение откладывается. Недели на две наши встречи надо прекратить. Потом мы сами разыщем тебя, сестра…
        Из-за боковой двери явственно донесся стон. Догадка превратилась в уверенность. В квартире происходило что-то страшное. Маринка удивленно оглянулась:
        - Что это?
        Бархуддин яростно поглядел на Ахмеда. Она успела заметить этот, полный бешенства, взгляд, но не подала и вида. Анвар быстро нашелся:
        - Рукопашный бой. Ты ведь тоже охала! Возвращайся на дачу и отдохни.
        Она встала, открыла сумочку. Краем глаза наблюдала за арабами. Увидела, как оба напряглись. Достала мобильник и вздохнула:
        - Раз уж обучение откладывается, попытаюсь решить за это время собственные проблемы. Совсем забыла позвонить Гулиа! Он же ко мне на дачу поедет со своим отчетом, а я и сама сегодня смогу заехать. Вы извините, я поговорю здесь, на улице и в машине шумно…
        Оба кивнули, успокоившись и остались сидеть на подушках. Она быстро набрала код. Мысленно сосчитала до трех, швырнула мобильник между арабов и метнулась к двери. Успела отскочить за косяк. Страшная взрывная волна вышибла даже входную дверь. Повалил дым. Пластита в мобильнике оказалось достаточно, чтоб разгромить комнату. В коридоре послышались крики жильцов. Началась паника. Люди побежали по лестнице вниз, но никто не заглянул во взорванную квартиру. Женщина ногой выбила запертую дверь в «спортзал». С крючьев в потолке свешивалась веревка, а на ней висели два окровавленных полуголых парня. Это был явный прокол эмиссара. Теперь его можно было брать с поличными.
        Один из мучеников на мгновение очнулся и поднял голову, чтобы тут же снова обмякнуть. Видимо это он стонал, хотя рты у обоих оказались заклеены скотчем. Второй так и висел не пошевелившись ни разу. Спортивные маты и стены в комнате были испачканы кровью. Кровь стекала и капала с больших пальцев у ног из глубоких надрезов на груди у обоих.
        Маринка распахнула окно и выглянула: «мерседес» стоял под окном. Выскочивший из машины Андрей смотрел вверх и она махнула рукой, приказав подниматься. Он метнулся к входной двери. Женщина выскочила в коридор, нажав на кнопку в домофоне. Бросилась в комнату. Бархуддин был жив и валялся у стенки, раскинув руки. Его оглушило и она спеленала его руки с ногами поясом от собственного костюма. Ахмед находился в тяжелом состоянии. Халат на груди и животе пропитался кровью. Она не стала его перевязывать. Плюнула на обоих и метнулась в кухню. Кое-как нашла нож. В дверь влетел Вьюгин. Марина крикнула:
        - Придержи ребят, я веревку перережу!
        Подтащила табуретку. Вскочила на нее и по очереди срезала беспомощные тела. Андрей уложил их на маты, спросил:
        - Что здесь произошло? Рама точнехонько на автомобиль шмякнулась.
        - Мне пришлось закончить операцию раньше срока. Ты ребят знаешь?
        Он передернул плечами и побледнел, глядя на искромсанные тела:
        - Это те, кто вместе со мной машину разгружали у того склада. Я мог стать следующим. Они живы?
        Степанова дотронулась до шеи у обоих:
        - Живы. Крепко их разделали. Стаскивай собственную рубашку, перевязывать будем. Бинтов у меня нет, придется твою одежду раскромсать. Моя блузка не годится - шелк. Быстро они с ними раправились. Сейчас мужики примчатся…
        Парень в минуту освободился от куртки и рубашки, располосовав хлопок на ленты. Женщина умело перетягивала резаные и колотые раны. Он оглянулся на выбитые двери:
        - Это вы их взорвали? Чем?
        Она усмехнулась:
        - У меня телефон взрывоопасный был.
        В коридоре послышался топот множества ног, а затем в квартиру ворвалось с десяток здоровенных мужиков в масках, бронежилетах и с автоматами наизготовку. С криком:
        - Всем лежать!
        Они ворвались в комнату. Но Маринка не легла, продолжая стоять на коленях перед ранеными. Удержала Вьюгина от падения. Резко схватила рукой за кисть и толкнула за спину. Сама продолжала перевязывать раненых, как ни в чем не бывало, лишь крикнула:
        - Искандер!
        Мужчины замерли. Опустили автоматы и разбрелись по квартире. В коридоре послышались торопливые шаги. В комнату заглянул генерал-полковник Бредин. Облегченно вздохнул:
        - Жива? Ну, слава Богу! Что случилось? Я услышал слова пароля и рванул сюда. Почему раньше срока закончила операцию?
        Она, стоя на коленях перед окровавленными парнями, тихо ответила, глядя в лицо начальника:
        - Простите, товарищ генерал-полковник, я не могла оставить парней на растерзание двум шакалам. Думаю, когда они поправятся, их показаний хватит, чтобы засадить гражданина Египта Анвара Бархауддина и гражданина Саудовской Аравии Ахмеда аль Бедлама на долгий срок. Вы сами видите, что сделали с ребятами эти недоноски. Андрей с парнями поговорит, когда они в состоянии будут и убедит сдать хозяев. - Она повернулась к Вьюгину: - Правда, Андрюш?
        Он кивнул, промолчав. Внизу раздался вой сирены. Генерал вздохнул:
        - Вот и скорая с милицией пожаловали. Марина, лучше, чтобы они ни тебя, ни этого парня не видели. Бегите на последний этаж, быстро! Мужики сами перевяжут…
        Двое спецназовцев тут же склонились над ранеными, доставая бинты из карманов. Женщина сцапала ни черта не понимающего Вьюгина за руку и потащила за собой. Они едва успели проскочить через два пролета и сесть на подоконнике, как на седьмом этаже из лифта высыпало около десятка милиционеров. Степанова слышала спокойный голос Бредина. Через три минуты милиция убралась не солоно хлебавши. Она слышала не довольные возгласы и ворчание. Собралась спуститься, но резкий голос генерала остановил:
        - Вы, участковый, обязаны были знать, что творится на вверенной территории! Здесь целая экстремистская организация обосновалась. Не верю, что вы ничего не знали! Грош вам цена в этом случае! Видите, до чего людей довели? С вашим начальством я поговорю…
        Марина увидела в пролет, как из квартиры выскочил капитан милиции и яростно нажал на кнопку лифта. Затем на грузовом лифте медики спустили вниз троих раненых на носилках. Причем с одним ехали двое спецов. Это был Ахмед аль Бедлам. Наконец вывели Бархуддина. Теперь его руки были закованы в настоящие наручники. Он был бледен, так как всего пару минут назад пришел в себя. Оглядывался по сторонам и Степанова поняла, что араб ищет ее, но решила не выходить. Лифт поехал вниз и вынужденные беглецы вернулись в квартиру, где шел тщательный обыск. Вьюгин спросил:
        - Товарищ генерал, ребята жить будут?
        - Будут. Медик так сказал. И эта сволочь иноземная выживет тоже… - Бредин подошел и вдруг прижал Маринку к себе: - Я так рад, что ты жива! Тут тебе целая пачка писем пришла… - Вытащил из внутреннего кармана штук пять конвертов: - Возвращайтесь оба на дачу. Почистите ее от «жучков» и отдыхайте. Все арестованы, так что можете хозяйничать. Я завтра сам приеду…
        Она спросила:
        - Олег где?
        - В Чечню отправил. У Огарева находится. Полковников, кстати, перебросили под Дуба-Юрт. Что-то там не спокойно стало. Уехали сменить мотострелков-срочников. Насчет Сергея Вьюгина есть новости: под Сержень-Юртом находится, в лагере по обучению террористов. Есть сведения, что принимал участие в расстреле и пытках российских военнопленных. Если удастся схватить, ему грозит суд и приличный срок.
        Андрей побледнел:
        - Сережка… Палач… В голове не укладывается…
        Отошел к окну, шатаясь словно пьяный. Стоял и смотрел вниз. Марина повернулась к генералу:
        - Евгений Владиславович, разрешите мне кое-что рассказать из своего? - Он кивнул и она тронула оцепеневшего парня за рукав: - Идем, Андрей!
        Вышли на улицу. Степанова заметила ярко-рыжее солнце, отражавшееся в огромной луже на асфальте. Остановилась на крыльце и тихонько рассмеялась. Вьюгин, до этого ни на что не реагировавший, удивленно обернулся:
        - Что с вами, Виктория Ахметовна?
        - Андрей, ты посмотри, как голубь в луже плещется! И облака на небе, словно из ваты. Сегодня тепло. Ты замечаешь разницу между обстановкой в прихлопнутом гадючнике и на улице? Представляешь, для скольких людей это небо могло бы окраситься в черный цвет, если бы ты не помог найти склад?
        Он растерянно смотрел на нее и молчал. Женщина усадила его на переднее сиденье, понимая, что у парня на душе тяжело. Села за руль и мастерски вела машину до дачи, сделав по дороге лишь одну остановку: зашла в простенький магазинчик и купила бутылку вина. Андрей остался в машине. Парень молчал всю дорогу. Она сама открыла ворота и въехала на территорию дачи. Заперла воротницы. Загнала машину в гараж вместе с сидевшим Вьюгиным. Посмотрела на опускавшуюся сверху створку. Вытащила ключ зажигания и повернулась к парню:
        - Андрей, я понимаю твои чувства. Тяжело сознавать, что родной брат стал чужим. Кое-что расскажу сегодня из собственной жизни. Пошли в дом.
        Он посмотрел на нее:
        - Виктория Ахметовна, зачем вы меня сюда привезли?
        - Чтобы отдохнуть. Все это время ты, как и я, находился в напряжении. Надо расслабиться. Давай-ка перейдем на «ты». И еще, меня зовут Марина…
        Он удивленно поглядел на нее:
        - Вы не жена погибшего Гочияева?
        - Нет. Вика в тюрьме. Это она заплатила за убийство мужа. Он, кстати, заслужил смерть. Внешне мы немного похожи. В Москве ее не знали в лицо.
        Марина потянулась и вытащила «жучка» из-за декоративной планки над дверцей. Затем, извинившись, потянулась к дверце пассажира и вытащила второй, выковырнув его из ручки:
        - Ломать не стану. Пригодятся. Пошли, соберем остальные…
        Он, вылезая из машины, с интересом спросил:
        - Сколько их в доме?
        Она улыбнулась, прихватив с заднего сиденья пакет:
        - Двенадцать. Один ты знаешь, где искать.
        Поднялись по ступенькам и оказались в коридоре. Парень бродил за ней по пятам, пока она извлекала микрофоны. Сложила в маленькую металлическую коробочку, вынесла на улицу и спрятала в тайник:
        - Так спокойнее. Пошли пообедаем и выпьем за знакомство. Надо немного расслабиться…
        Степанова за пять минут разогрела суп и второе на плите. С помощью штопора Андрей вытащил из бутылки пробку и налил в бокалы светло-желтое душистое вино. Поднял бокал:
        - За наше знакомство!
        Она покачала головой и грустно улыбнулась:
        - Которое тебе надо выбросить из головы, как только я исчезну. Не было никакой женщины по имени Марина. Так надо, мальчик!
        Он отпил вино и принялся за салат. Посмотрел на нее:
        - Ты хотела мне что-то рассказать.
        - Давай вначале поедим…
        Они сели рядышком на диване у камина. Марина легко разожгла дрова и в трубе загудело. По ногам разлилось приятное тепло. В доме, из-за закрытых штор, стоял полумрак и отсветы от огня плясали по лицам. Включать свет не хотелось. Степанова принесла остаток вина, пирожные и конфеты. Придвинула столик на колесиках поближе и поставила принесенное на него. Глядя в языки пламени, принялась рассказывать о Николае Гореве, при этом умудрившись ни разу не назвать его по имени. Голос звучал ровно и почти спокойно, но парень видел, как временами вспыхивали злые огоньки в глазах женщины, как подрагивали руки с бокалом и какая злость временами звучала в голосе. Она одним глотком осушила остаток вина и повернулась к нему:
        - Я обязательно прикончу эту гниду! Таким места на земле нет. Твой брат, по сведениям генерала, стал ничуть не лучше. Ты извини, что я так говорю. Понимаю, что мозги парню затуманили, но свою голову надо на плечах иметь.
        Налила еще вина себе и ему. Медленно потягивая искрящуюся жидкость, чувствовала, что алкоголь впервые не окутывает туманом мозги. Вино не действовало совершенно. Андрей долго молчал, затем тихо сказал:
        - Марина, ты снова в Чечню, как я понимаю. Если Серегу в прицел увидишь, мы похожи, не убивай. Подстрели. Может, он опомнится после того, как сам пострадает? Я не готов, как брат твоего бывшего друга, просить убить брата.
        Она тронула его руку:
        - Обещаю. Только там не одна я стреляю… Объясни мне одну вещь. Что бы ты стал делать дальше, если б я не появилась?
        Вьюгин пожал плечами и покрутил бокал с вином в пальцах:
        - Через две недели меня должны были отправить в Чечню. Накануне я постарался бы шлепнуть Ахмеда, потом попытался разыскать Серегу в учебном лагере и сделал бы все, чтоб переубедить его.
        - А ты не думаешь, что твой братец с легкостью сдал бы тебя и ты мог оказаться на месте тех парней? Избитых и окровавленных. Судя по тому, как говорил генерал, Сергей стал фанатиком джихада. Он не обратит внимания на то, что ты его родной брат. Он тебя сдал бы обязательно.
        Вьюгин долго думал. Облокотившись на колени и глядя на огонь, сказал:
        - Умом я понимаю, что вы правы. Но он мой брат! Сергей всегда находился рядом, когда меня обижали. Он защищал меня…
        Она хлопнула его по колену ладонью:
        - Ладно, Андрей, не майся. Всему свой срок. Что думаешь делать дальше?
        - Не знаю. Домой возвращаться не хочется. Работы все равно нет. Куда здесь устроиться, не представляю. Придумаю что-нибудь…
        Марина посмотрела ему в глаза, в которых отражались языки пламени:
        - К нам не хочешь пойти?
        - К кому, «к вам»?
        Она четко произнесла:
        - В разведку. Ты нам помог и вполне можешь расчитывать на помощь. Конечно, работа опасная и зарплата не такая высокая, как у шофера бизнесвумен, но зато есть свои преимущества. О них ты можешь позже узнать.
        - Можно мне подумать до завтра?
        Степанова кивнула и встала:
        - Я спать. Что-то вымоталась за последние сутки…
        Степанова спала и не знала, что Николай Горев в это самое время находится в центре столицы. В двухкомнатной квартире, снятой исламистами на подставное лицо. Бандит уже знал о разгроме крупной группы эсктремистов, накрытом складе со взрывчаткой и аресте Бархуддина. Горев раз сто пожалел, что не сказал Анвару, кем на самом деле является Вика Гочияева. Он наткнулся на Марину недели полторы назад, когда выходил из подъезда. Женщина выбиралась из машины. Бывший односельчанин успел наклонить голову и скрыть лицо, а затем быстро повернул за угол дома и исчез. Она, похоже, его не заметила. Теперь Николай знал, что Степанова не погибла. Он видел шофера, узнав офицера из управления.
        Хотел сообщить Бархуддину о разведчице в тот же день, но что-то в душе возмутилось. Перед глазами мелькнули окровавленные тела и он промолчал. Где-то в глубине души, не смотря на озлобленность, Ахмад продолжал любить золотоволосую женщину. Злился на собственную слабость и не мог сдать ее арабам. Его ничуть не удивил факт, что она работает в столице, а не воюет в Чечне. От Степановой можно было ожидать всего, что угодно.
        Он уже дважды ввел наркотик в вену. Ложка валялась на тумбочке вместе с двумя одноразовыми шприцами. Продолжала гореть свеча, поставленная в обычный стакан. Ахмад лежал на кровати, уставившись в потолок, будучи не в силах отключиться от мрачных мыслей. Николай думал: «Итак, самая крупная группа в Москве перестала существовать. Снова на пути стоит Маринка. Видно распутать узел может только смерть одного из нас». По спине пробежал мороз. Горев решительно встал, задул свечу и направился в соседнюю комнату. Там стоял полумрак. За компьютером, слегка сгорбившись, сидел худой парень в очках и козлиной бородкой. Он что-то читал. Ахмад встал за его спиной и потребовал:
        - Соедини меня с Яндиевым…
        Через минуту увидел на экране строку:
        - Человек, фотографию которого ты переслал, схвачен полчаса назад.
        Николай мрачно усмехнулся и потребовал у козлобородого:
        - Закажи мне билет на завтра до Махачкалы на поезд. Обязательно купейный. Желательно СВ, в этом случае выкупай оба места.
        Часов около девяти утра на дачу прибыл генерал-полковник Бредин. Марина спала, когда он приехал. Солдат-шофер открыл ворота и входную дверь, загнав машину во двор. У разведуправления были свои ключи от дачи. По тишине Евгений Владиславович понял, что постояльцы спят. Прошел на кухню. Заглянул в холодильник. Включил электрический чайник. Сбросил китель и расстегнул галстук, оставив его висеть на зажиме. Повязал женский фартук, висевший на стуле. Засучил рукава и принялся за приготовление завтрака. Запах подгоравшего мяса разбудил Степанову. Она накинула на сорочку халат и босиком помчалась вниз. Растрепанные волосы разметались по плечам. Обнаружив в кухне спокойно покуривавшего у раскрытого окна генерала, крикнула:
        - Мясо горит!
        Он обернулся и устало улыбнулся:
        - Уже выключил! Чего вскочила? Неужели и на второй этаж запах дошел? А я окно раскрыл, чтоб дым исчез. Плохой из меня повар!
        Марина передернула плечами, по-прежнему оставаясь у двери:
        - Холодно же, товарищ генерал! Я ведь не пингвин с Северного полюса!
        Он захлопнул раму и обернулся. Уже серьезно сказал:
        - Разбудил? Извини.
        Она взглянула в осунувшееся почерневшее лицо и мигом насторожилась:
        - Что случилось?
        Генерал молчал, лишь смотрел на нее как-то странно. Она подошла вплотную, взглянула ему в глаза. Бредин опустил голову и глухо ответил:
        - Ты отдохнуть должна…
        Она жестко смотрела на него:
        - Говорите! После отдохну.
        Евгений Владиславович сел на табуретку и глядя в стол, сообщил:
        - Полковник Шергун пропал вчера в районе Улус-Керта. От двух БТРов остались горелые остовы, а полковник и шестеро десантников пропали бесследно. Группы поиска уже высланы.
        Она простонала, схватившись руками за виски:
        - Мне надо было сказать, мне! Сразу, как только узнали! Транспорт на Моздок сегодня летит?
        - Самолет через два часа, не успеем.
        Она уверенно бросила на бегу:
        - Успеем! Звоните!
        Выскочив на улицу, достала из тайника черную одежду рокера. Вернувшись в дом, быстро умылась и почистила зубы. На переодевание потребовалось полторы минуты. Марина предстала перед генералом через семь минут, похожая на парня, если бы не пучок волос на затылке:
        - Готово! Камуфляж у Огарева подошью, а сапоги и эти сгодятся.
        Бредин вздохнул:
        - Я знал, что ты так отреагируешь. Твой рюкзак в машине. В нем все, что требуется.
        Она попросила, водрузив кусок мяса на ломоть хлеба и поднося бутерброд ко рту:
        - С Андреем оставьте кого-нибудь. Если согласится, предложите работу в нашем ведомстве. Задатки у парня есть. Он сейчас на распутье. Я пойду, попрощаюсь с ним, а то еще обидится.
        Быстро закончила с едой, залпом выпив приготовленный генералом кофе. Постучалась в дверь комнаты на первом этаже. Услышав сонное:
        - Войдите…
        Толкнула дверь и шагнула вперед. Вьюгин смотрел на нее прищуренными глазами. По мере того, как женщина подходила, сон с него слетел. Парень сел на кровати. Белая тенниска плотно облепила грудь. Марина присела на самый край постели. Слегка улыбнулась:
        - Я зашла попрощаться. У меня есть пара минут. Будь счастлив, Андрей! Генерал проводит меня и вернется сюда, чтобы поговорить с тобой. Ты подумай еще раз над тем, что я тебе вчера говорила.
        Он растерянно спросил:
        - Но ведь тебе приказали отдыхать!..
        - Так получается иногда… - Степанова встала, провела рукой по его щеке и вышла со словами: - Прощай!
        Вьюгин смотрел вслед. Генерал ждал Марину в прихожей. Открыв дверь, пропустил вперед. Направились к машине. Бредин оставил на даче подполковника Козлова, прибывшего вместе с ним и временно заменявшего Шергуна. По дороге на Чкаловский аэродром Евгений Владиславович рассказал Степановой о том, что сам услышал по рации от полковника Огарева:
        - Олег, со взводом десанта, направился из Улус-Керта в Дуба-Юрт. В этот аул они сопровождали колонну с продовольствием для расположенных там мотострелков. Не доехали до Дачу-Борзоя около километра. Через полчаса, примерно, связисты начали вызывать их, но ответа не получили. Огарев бросил на поиск три взвода. Они нашли на дороге восемь трупов. Осмотр показал, что бандиты добили наших раненых. Шесть мужиков и Шергун пропали. Сейчас там слякоть и грязь. В последнее время зарядили дожди. Место оживленное, следов множество. Спецназ прочесывал местность на полтора километра во все стороны. Ничего…
        Марина спросила:
        - Версии у полковника есть?
        - Две: боевики собираются обменять ребят на кого-то из своих, кто захвачен во время последних боев и зачисток. В этом случае все значительно проще и легче, но не ясно, почему раненых добили? Вторая - попытаются склонить на свою сторону и выступить с заявлениями определенного свойства. Тут уже хуже, согласие обычно выбивается с помощью пыток. По нашим сведениям, среди бандформирований появилось несколько западных журналистов. Они старательно собирают материалы о зверствах русских на территории Чеченской Республики.
        Марина думала и молчала. Затем спросила:
        - Кто их захватил, известно?
        - Не ясно. Поблизости от сгоревших БТРов мужики обнаружили старого чеченца. Он указал направление, по которому якобы ушел отряд. Только Огарев не уверен в правдивости слов. Чеченец этот - отец известного бандита Ибрагимбекова. Несмотря на то, что Дачу-Борзой и Дуба-Юрт в наших руках, боевики до сих пор не смирились с потерями поселков и часто делают вылазки. Нападают на блокпосты, обстреливают колонны, уводят пленных. Я бы и сам в Чечню рванул, чтоб Олега разыскать, да дел сейчас столько свалилось, вздохнуть некогда!
        Глава 4
        На аэродроме, возле грузового самолета, уже готового к отлету, их ждали два подтянутых молодцеватых майора, кутавшихся от ветра в воротники курток. Низкие серые облака плыли над землей. Почерневшая от недавнего заморозка трава клочками торчала у края взлетной полосы. Генеральская «Волга» подъехала к трапу. Погрузка была завершена и вокруг никого не было. Бредин, Степанова и солдат-шофер, выбрались из машины. Оба офицера козырнули генералу, с любопытством взглянув на стройную фигуру в рокерском наряде. Один отрапортовал:
        - Товарищ генерал-полковник, как вы приказали, документы на Степанову Марину Ивановну готовы. Вот они. Самолет взлетит через пятнадцать минут.
        Бредин забрал документы и бегло просмотрел их. Шофер вытащил пятнистый рюкзак из багажника и поставил на бетонку. Вернулся в машину, чтоб не мерзнуть. Генерал дождался, когда офицеры отойдут. Протянул пакет женщине:
        - Держи, Марина. Если какие-то проблемы возникнут, связывайся со мной. В самолете на эту одежду плащ-палатку накинь. Она в твоем рюкзаке сверху лежит. - Генерал махнул рукой и отвернулся в сторону. - Это я так сказал, ты ведь и без меня все знаешь. Что-то я нервничаю…
        Она впервые в жизни положила ладонь на генеральский погон. Слегка сжала плечо постаревшего генерала:
        - Евгений Владиславович, вы всегда говорили «раскисать нельзя - работы не будет». Все будет нормально. Я тут письма ночью для своих написала, словно чуяла. Вы отправляйте в ответ…
        Оба поняли, что это значит. Женщина посмотрела в глаза начальника. Они неожиданно обнялись. Генерал повернулся и размашисто зашагал к машине. Степанова, подхватила рюкзак, решительно направилась к самолету. На пороге дверцы обернулась. Посмотрела на остановившегося возле «Волги» Бредина и махнула ему рукой. Он неловко помахал в ответ. Женщина вдруг заметила, как начальник ссутулился и постарел за эту ночь. Сердце сжалось. Она знала, что Шергун и Бредин были большими друзьями. Сделала еще один шаг и скрылась внутри самолета. Стоявший у двери штурман покосился на ее наряд, но ни о чем не спросил. Он видел, как женщина прощалась с генералом. Закрыл дверь и предложил:
        - В самолете мест нет, давайте к нам, на второй этаж. Там даже подобие дивана имеется.
        Марина посмотрела в салон: со всех сторон сидели одни военные. Самолет был забит коробками, ящиками и мешками больше чем до половины высоты. Два офицера с крайнего сиденья встали:
        - Садитесь, девушка!
        Степанова улыбнулась:
        - Сидите, ребята! Я уже приглашена в гости к экипажу, но и к вам спущусь. Только чуть позже.
        Поднялась по крутой лесенке наверх и действительно уперлась взглядом в диванчик. С этого места ей прекрасно была видна кабина и оба пилота, застывшие в кресле у штурвалов. Она расслышала, как в наушниках командира прозвучало:
        - Борт 67, взлет разрешаю.
        Сильные руки военных летчиков привычно защелкали клавишами, рычажками и кнопками. Загудели моторы и пол под ногами завибрировал. Марина с любопытством смотрела вперед. Штурман присел рядом. Поглядел на нее сбоку:
        - Хотите посмотреть поближе? Можете встать в дверях, только ничего не трогайте. Впервые летите?
        Степанова усмехнулась:
        - Приходилось. Просто в кабине впервые.
        Она понаблюдала за тем, как начала удаляться земля. Полюбовалась на крошечные домики, похожие с высоты на спичечные коробки. Разглядела бегущие по автомагистрали «игрушечные» машины. Штурман спустился вниз. Она села на диван. Достала из рюкзака плащ-палатку и положила рядом с собой. Затем открыла конверт. Просмотрела документы, подготовленные для полковника Огарева. Ей снова разрешалось действовать самостоятельно, подчиненных полковника привлекать по мере надобности.
        Внимательно перечитывая документы, она не заметила, что штурман вернулся и разглядывает ее лицо, стоя на лестнице. Степанова свернула предписание и аккуртно засунула во внутренний карман кожаной куртки. Задумалась. Подтащила рюкзак к себе и достала из кармашка сложенную карту. Принялась изучать район Дуба-Юрта. От этого населенного пункта дорога вела в аул Чишки и в сторону Улус-Керта, мимо Дачу-Борзоя. Сразу за поселками начинались леса и многочисленные распадки, в которых пряталось не мало банд и лагерей для обучения диверсантов. Задача осложнялась еще и тем, что здесь начиналось высокогорье. Горы поднимались на высоту более километра.
        Марина посмотрела на черные квадратики вдоль дороги, означавшую дома в поселках и подумала: «Ну, нет! Привести Олега в село они не могли. Опасно. Остаются горы». Окинула взглядом зеленую зону с голубенькими полосками речек и тяжело вздохнула - территория огромная. Где искать Шергуна и ребят? Каждый прошедший день грозил пленникам смертью. Степанова спрятала карту и только тут заметила штурмана. Ни слова не сказала, лишь подвинулась на диване. Мужчина сел рядом, быстро взглянув в ее мрачное лицо. Он уже понял, что видит перед собой разведчика. Она попросила:
        - Я к ребятам спущусь. Надо выяснить, кто и куда летит. Может, кто подбросит? Рюкзак здесь оставлю.
        Штурман молча кивнул. Женщина накинула плащ-палатку на плечи. Спустилась вниз и подошла к офицерам, сидевшим с краю. Те вскочили, уступая место, но она отказалась:
        - Сидите, ребята, я только спросить. Под Дуба-Юрт летит кто или нет?
        Оба насторожились:
        - Зачем вам туда? Там не место для женщины. До сих пор не спокойно.
        Она молча вытащила предписание и протянула старшему. Тот подошел под тускло горевшую лампочку и внимательно прочел документ. Вернул со словами:
        - Понятно. В самом конце самолета летит группа спецназа после отпуска. По-моему, они туда направляются. Командир сержант.
        Маринка искренне обрадовалась:
        - Вот здорово! Мужики, по коробкам проскакать можно?
        Подполковник окинул взглядом ее фигурку:
        - Можно, но не желательно. Там приборы. Мы вас пропустим.
        - Тогда я рюкзак захвачу…
        Она снова поднялась на второй этаж. Поблагодарила штурмана и пилотов за гостеприимство:
        - Спасибо, ребята! Я своих нашла. Чистого вам неба!
        Мужчина улыбнулся:
        - Да не на чем! Если что, приходите.
        Степанова пролезла по узенькому проходу, упираясь спиной в коробки, а грудью во встававших с сидений мужчин. Ребята разглядывали ее лицо. В конце самолета, на открывающейся створке, обособленной группой, действительно сидели спецназовцы. Марина узнала Мешкова со спины и вполголоса произнесла:
        - Иван!
        Сержант вскочил. Недоумение на лице сменилось радостью. Остальные заулыбались. Парень прыгнул навстречу и обхватив за талию руками, притиснул к себе. Ей ничего не оставалось делать, как обнять его за шею. Весь ряд летевших солдат уставился на них, как по команде. Всем стало ясно, что женщина тоже из спецов. Мешков поставил ее на вибрирующий пол и оглядел с ног до головы:
        - Марина! Живая! Господи, когда мы домой летели, о тебе никто ничего не знал. Ты куда и почему в таком наряде? Словно мотоциклист.
        - Переодеться не успела. Камуфляж в рюкзаке лежит. Вы под Дуба-Юрт?
        Он кивнул, продолжая разглядывать ее. Во взгляде сквозило неприкрытое обожание. Остальные спецназовцы приветствовали сержанта, хлопая по плечам. Иван спросил:
        - Почему я тебя при посадке не видел?
        - Меня в самолет закинули в последние минуты. Думала вообще опоздаю. Летела в кабине у пилотов, а потом решила спросить, нет ли попутчиков. Вовсе не ожидала вас здесь найти.
        Мужики потеснились и она уселась на деревянный ящик рядом с ними. Мешков присел рядом. Внимательно взглянул в лицо:
        - С задания и снова на задание?
        Женщина неопределенно пожала плечами и он понял:
        - Значит, одна идешь? Я бы на месте твоего начальства вообще тебя из Москвы не выпустил.
        Сержант заметно помрачнел. Искоса смотрел на нее. Остальные мужики, зная о чувствах парня, делали вид, что заняты своими делами. Маринка мысленно улыбнулась. Проведенная в Москве операция оказалась тяжелее, эмоционально, всех ее предыдущих операций в горах и даже в самом Грозном. Она пожала плечами в ответ на тоскливый взгляд Ивана:
        - Так легче, Ванечка.
        Он спросил напряженным голосом:
        - Где ты была? Или это секрет?
        - Я не могу сказать, ты же знаешь.
        Конец октября в средней полосе России оказался холодным. Слишком рано наступили морозы. Последние листочки на березах трепетали на холодном ветру, словно озябшие пушинки. Сквозь сплошную серую пелену временами пробивалось солнышко, но его лучи не грели. Скованные льдом лужи представляли роскошный каток для мальчишек и девчонок, бегущих со школы. Крики и смех слышали отовсюду. То и дело кто-то поскальзывался и падал, больно ударяясь об окаменевшие кочки из смерзшейся грязи. Слышалось болезненное «Ох!», а затем следовал новый взрыв хохота.
        Саша и Юля шли из школы, не принимая участия в общем веселье: письма от матери не было уже больше двух недель. От этого им было не до веселья. Дети шли внимательно глядя под ноги и не реагируя на вопли приятелей. Мальчик нес портфель сестренки, закинув его на другое плечо. Юля вдруг спросила:
        - Саш, как ты думаешь, с мамой ничего не случилось?
        Он уверенно ответил:
        - Помнишь письмо генерала? Там было сказано, что она находится на секретном задании и не может написать. Значит так оно и есть. Она не хочет рисковать, чтобы вернуться к нам. Мама сильная и умная. Она обязательно вернется.
        Оба тяжело вздохнули и переглянулись. В последнее время бабушка часто плакала, хотя и старалась не показать вида, но дети видели. Дедушка стал чаще брать их с собой по выходным в лес, стараясь отвлечь от тревожных мыслей. Вместе с ним они очищали лес от сухостоя и бурелома.
        Из дома Ватеневых вышла почтальонка с коричневой дерматиновой сумкой на боку. Увидев грустных детей, крикнула:
        - Сашка с Юлькой, идите ко мне, письмо заберите. Мать пишет!
        Оба подскочили и со всех ног рванули к женщине. Юлька плакала, смеялась и целовала письмо так, что брат испугался и отобрал:
        - Ты же его сейчас все умусолишь! А как читать?
        Женщина смотрела на детей, а в глазах поблескивали слезы. Брат с сестрой развернулись, чтобы уйти. Саша спохватился, обернулся и поблагодарил почтальонку:
        - Спасибо, теть Валь!
        Бегом бросились к дому. Влетели в избу с криком:
        - От мамы письмо пришло! Ура-а-а!!!
        Елена Константиновна облегченно вздохнула. Перекрестилась на иконы в углу и села на диван. Вытерла фартуком руки, попросила:
        - Слава тебе, Господи! Живая! Давай сюда письмо, Саша. Читать будем…
        Огарев и Андриевич, узнавшие о прилете Степановой по рации от Бредина, встретили ее у вертолета. Оба были в дождевиках с накинутыми на головы капюшонами и напоминали льняные снопы в поле. Промозглый дождь лил с неба третьи сутки и порядком надоел военным. Окрестные холмы покрылись дымкой. Их нечеткие очертания выглядели угрюмыми. Сержант легко выскочила из вертолета, чувствуя, как по лицу ударили холодные капли дождя. Пониже натянула капюшон плащ-палатки и поглядела на слишком серьезные лица мужчин. Капли дождя текли по их щекам, словно слезы. По очереди обняла обоих полковников:
        - Здравствуйте, Геннадий Валерьевич! Привет, Вацлав!
        Слова прозвучали так, словно она только вчера исчезла и вот вернулась. Следом из вертушки выбрались прибывшие из отпуска спецназовцы. Мешков по форме доложил о прибытии группы и направился к палаткам, оглянувшись на женщину перед тем, как скрыться за поворотом. Офицеры и сержант направились в лагерь. Влезли в палатку. Андриевич подкинул пару поленьев в железную печку на красноватые угли. Сбросив накидки и бушлаты, полковники расселись вокруг стола. Марина сбросила накидку и протянула предписание Огареву. Он прочитал и протянул бумагу Вацлаву. Быстро и мрачно взглянул на женщину:
        - Когда собираешься уйти?
        - Завтра утром.
        Полковники переглянулись, а она продолжила:
        - Когда точно схватили полковника Шергуна и ребят?
        - Вчера приблизительно в пятнадцать ноль-ноль. Почти сутки прошли.
        Огарев наклонился над картой, раскинутой по столу и указал место:
        - Вот здесь. Там и сейчас остовы брони стоят. Может, все же возьмешь группу прикрытия?
        Степанова с минуту напряженно раздумывала. Решительно отказалась:
        - Нет. Мне нужна радиостанция, тип «Моторолла» с кодами. Думаю, что среди трофеев подобную технику отыскать можно. К ней две дополнительных батареи. Два жилета и обязательно радиомины. Так все, как обычно…
        Мужчины вздохнули. Она смущенно помялась:
        - Мужики, может вы меня накормите? Я утром лишь бутерброд съела, да кофе попила. Всю ночь путешествовала. Устала, как собака и спать хочу.
        Огарев выглянул из палатки и всучил котелки пробегавшему солдату с требованием принести обед. Затем отдал коротенькое распоряжение проходившему мимо офицеру. Андриевич, оставшийся на какое-то время один на один с Мариной, покачал головой, разглядывая ее лицо:
        - Ты, даже не отдохнув, переключилась на новое задание. Чем генерал думает? Возьми группу, Марин! Ведь устала! Уставший человек может что-то пропустить и реакция у него слабее.
        - Нет, Вацлав. Если помощь потребуется, я свяжусь с вами. Мне сначала найти этих бандитов надо. Шергун мой друг.
        - Мы знаем. Олег о тебе часто вспоминал. Кое-что и об операции рассказал, по секрету. Так что, в принципе, нам известно, чем ты занималась. Он очень хвалил тебя.
        Вернулся Огарев. Степанова расстегнула черную кожаную куртку и скинула ее, оставшись в обтягивающей грудь водолазке и джинсах. Отошла, чтобы повесить куртку на крючок. Мужчины быстро пробежались взглядами по стройной фигуре. Переглянулись и отвели глаза в сторону. Маринка ничего не заметила и попросила, вытаскивая пятнистую форму:
        - Ладно, мужики. Мне бы переодеться. Бредин сказал, что бушлат я и здесь найду…
        Полковники молча выбрались из палатки. Женщина стащила водолазку и джинсы. Через минуту услышала их оживленный разговор с кем-то третьим. Голос был смутно знаком, но она никак не могла вспомнить, кому он принадлежит. Маринка натянула брюки и тельник. Начала вытаскивать туго свернутую куртку из рюкзака и обнаружила две бутылки водки, ввернутые в одежду. Усмехнулась про себя: «Генерал постарался». Быстро накинула куртку и застегнула пуговицы. Выглянула на улицу:
        - Готово!
        Третьим оказался хирург из госпиталя. Тот самый, которого она помнила еще по Бамуту. Он сразу обернулся:
        - Здравствуй, Марина! Как голова, не болит?
        Она откровенно рассмеялась:
        - Если и болит, то лишь от забот! Вы что здесь делаете?
        - То же, что и везде. Прикомандировали по специальности.
        К Андриевичу подбежал молодой парень и протянул бушлат:
        - Товарищ полковник, самый маленький размер, какой удалось обнаружить на складе.
        Вацлав забрал одежду и протянул женщине:
        - Можете идти. Спасибо, рядовой.
        Из-за соседней палатки появился солдат с полными котелками. Отдал их Огареву. Хирург попрощался, направляясь к себе. Офицеры вошли внутрь. Степанова неуверенно спросила:
        - Мужики, не против дернуть за встречу?
        Ни тот, ни другой не возразили и она достала первую бутылку. Поставила на стол, затем наклонилась за второй. Протянула ее Огареву:
        - Это мы выпьем, когда я вернусь.
        Полковник молча спрятал водку под кровать и прикрыл рюкзаком. Легко сорвал пробку с емкости, что стояла на столе и понемногу плеснул жидкости в кружки. Степанова выпила совсем чуть-чуть. Плотно пообедала и принялась готовиться к предстоящему рейду. Полковники вдвоем «уговорили» остаток водки и теперь пристально и молча наблюдали за женщиной.
        Марина спокойно забивала в жилеты принесенное двумя разведчиками оружие и боеприпасы. Аккуратно навешивала метательные ножи в петельки. Укладывала в рюкзак радиомины, сухпаек, запасную одежду, аптечку с пачкой бинтов, таблетки сухого спирта и разобранную снайперскую винтовку с боекомплектом. Плотно стянула спальный мешок ремешками и пристроила к поясному ремню. Налила одну фляжку водой. Андриевич сходил к себе. Притащил радиотелефон «Моторолла» и две батареи к нему:
        - Не так давно банду выследили, вот у них и забрали…
        Огарев слазил в свой рюкзак и протянул маленькую плоскую фляжку:
        - Забирай! Здесь чистый спирт. Вдруг пригодится.
        Решено было сделать так - до сгоревших БТРов женщину подбросят саперы, каждое утро выезжавшие на разминирование. Марина после сборов легла спать, а полковники отправились к командиру саперов. Попросили помочь. Майор согласился взять разведчика с собой.
        Над горами стояла кромешная темнота, когда Степанова попрощалась с Огаревым и выбралась из палатки. Полковник ни слова не сказал, только молча хлопнул ее по плечу и смотрел вслед, пока она не скрылась из виду. Черная маска прикрывала лицо. Тяжелый рюкзак и жилеты весили килограммов около тридцати, но она не унывала. Дождь перестал, но промозглая сырь висела в воздухе. Под ногами чавкало и хлюпало при каждом шаге. Возле палатки саперов ее уже ждал Андриевич и группа, идущая на разминирование. Вацлав тихо сказал:
        - Вот тот человек. Подбросьте до остовов БТРов.
        Обнял женщину и вздохнул. Марина легко забралась на идущий следом за танком БТР. Танк с тралами двинулся вперед, а полковник все стоял и смотрел, как по дороге прыгают фары, выхватывая из темноты разбитую, перемешанную гусеницами и колесами, дорогу. Странное беспокойство овладело им, но он постарался отогнать от себя черные мысли. Дачу-Борзой остался на другом берегу Шароаргуна. Саперы добрались до остовов довольно быстро. Под тралами несколько раз рвались мины и даже грохнул фугас. Грязь летела во все стороны. Бронированная громадина подскакивала от взрывов и рыча мотором шла дальше. Возле остовов саперы притормозили и попросили Марину:
        - Минутку. Мы тут проверим, а то подорветесь.
        Она мысленно усмехнулась про себя. Мужики включили мощные фонарики и медленно двинулись к подбитым БТРам, щупами проверяя пространство перед собой. Рассвет еще только начал заниматься. С неба снова начал сеять мелкий противный дождь. Женщина вытащила плащ-накидку и набросила ее на себя прямо на рюкзак. Через три минуты саперы вернулись. Попрощались и двинулись дальше. Степанова подошла к БТРам и в сером свете надвигающегося утра, принялась вглядываться в почерневшее железо. Неожиданно на одном она заметила осколок стекла. Взяла в руки и вгляделась. Это был осколок от бутылки.
        То, что рассказал Огарев подтвердилось: БТРы вначале подожгли бутылками с зажигательной смесью, а уж потом подорвали. Это было несколько необычно. Она оглядела крутые склоны холма и представила себе общую картину: БТРы шли спокойно, когда сверху прилетели две бутылки. Машины объяло пламя и механики нажали на тормоз. Все начали спрыгивать и в этот момент прогремели взрывы. Две гранаты влетели точнехонько в открытые люки. Те, кто кидал, долго тренировались. Именно поэтому трупы водителей не обгорели. Они оказались изрешечены осколками. Огонь на броне затих сам собой.
        Спрыгнувших парней тут же обстреляли. Место открытое, спрятаться оказалось некуда. Да и сверху нападавшим все было видно лучше. Десантников били прицельно, выбирая жертвы. Раненых добили ножами. Получалось, что Шергун и шестеро ребят подняли руки. Марина еще раз огляделась вокруг и задумалась. Ее насторожило, что чеченцы залегли возле дороги, хотя было светло и их в любой момент могли обнаружить. Напрашивался вывод - в бригаде находился стукач. Он предупредил, когда поедет именно эта группа. К тому же стреляли чехи лишь одиночными. Если бы это были автоматные «строчки», все было бы понятно, но они старались не задеть кого-то из ехавших на броне.
        Старик-чеченец, которого поймали поблизости, утверждал, что военных погнали прочь от Шароаргуна, вдоль его правого притока, в направлении Агишты или Киров-Юрта. Каким-то шестым чувством Степанова понимала, что целью был полковник Шергун. Она не могла поверить, что Олег сдался без боя. Бандиты придумали что-то особенное. В этом месте дорога делала поворот и машины притормаживали обязательно. Именно на этом чехи и сыграли.
        Женщина, поняв, что больше из обгоревших остовов «вытянуть» ничего не удастся, решительно двинулась в сторону от реки. Становилось все светлее и светлее. Серый день медленно вступал в свои права. Вокруг стояла тишина и только вдали, где-то в стороне, ревели моторы. Унылые склоны обступали со всех сторон. Идти по ним оказалось проблемой: трава проминалась и скользила под ногой, почва цеплялась за обувь. Кустарники мешали. В любой момент можно было упасть или подвернуть ступню. Там, где стояли купы елей и буков идти было легче, так как земля не столь раскисла.
        Марине неожиданно пришло на ум, что раз после нее остаются такие следы, то и бандиты не могли исчезнуть бесследно. Она принялась тщательнее вглядываться в землю. Шла зигзагом, на полкилометра удаляясь в разные стороны, чтоб ничего не пропустить.
        Через пару километров заметила на почерневшей траве автоматную гильзу, покрывшуюся зеленью от сырости. Могла бы пройти мимо, но именно зелень на грязно-коричневой траве бросилась в глаза. Подняла холодный цилиндрик. Изнутри торчал какой-то лоскут. Марина с трудом вытянула его прутиком. Лоскут оказался клочком от тельняшки. Она вдруг отчетливо вспомнила - Олег был когда-то десантником и всегда носил тельняшку. В метре виднелись глубокие, хотя и не четкие вмятины. Несколько дней назад здесь проходили люди.
        Теперь Марина была уверена в том, что офицера и ребят повели от реки именно в эту сторону. Старик сказал правду. Зачем? Уж не заманивают ли ее в ловушку? Маринка отогнала эту мысль от себя: никто не знает, что она снова в бригаде. Она внимательно вглядывалась в землю, надеясь найти еще хоть что-то.
        Впереди шумела река. Грохот воды заглушал все: карканье летевшей вороны, гул далеких моторов и даже уханье миномета. Вмятины вели к воде. Степанова подкралась к берегу. Густые кусты нависали над водой. Вмятины вели через них. Женщина пролезла сквозь них и поглядела вниз. Серый грязный водоворот с шапкой такой же серой пены находился перед ней. Прибывшая из-за дождей вода с грозным шумом неслась мимо. Спуститься в этом месте к самой воде не представляло труда.
        Женщина смотрела на другую сторону и решала, как перебраться, когда под обрывистым берегом, чуть дальше, увидела отпечаток армейского ботинка. Его не смыло дождем только потому, что берег в этом месте нависал, а река не дошла до крошечной полоски нанесенного песка. Видимо вчера можно было легко пройти по кромке берега, а сегодня вода поднялась. Носок ботинка ясно указывал в какую сторону идти и она отправилась вверх, против течения реки.
        Километра через три обнаружила поваленное дерево, перегородившее поток. Вода перехлестывала через него во многих местах, но все же это был шанс перебраться. Женщина с трудом перешла на другую сторону и метрах в двадцати наткнулась еще на одну гильзу с лоскутом тельняшки. Неожиданная мысль пришла в голову: «Откуда у полковника гильзы? Ведь их наверняка обыскивали. Парни десантники и им не могли не связать рук». Что-то было не так. На душе появилось поганое чувство, что ее действительно заманивают и охота идет на нее. Полковник только приманка.
        Марина нашла местечко посуше, под здоровенным дубом. Сбросила рюкзак. Присела, привалившись спиной к корявому стволу, чтоб перекусить и подумать. Почему-то появилась уверенность, что похищение связано с ее заданием в Москве. Прокрутила в голове московскую операцию. И вдруг молнией в памяти пронеслось видение: они подъезжали с Шергуном к подъезду дома в Чертаново, а из него вышел широкоплечий мужчина. Опустив голову, он торопливо скрылся за углом. Тогда она не обратила внимания, хотя что-то в незнакомце показалось ей знакомым. Маринка сейчас могла бы поклясться, что это был Николай Горев.
        Все стало ясно. Люди Ахмада выследили полковника и нанесли удар. Так было с Амиром Беслановым. Марина выругала себя за оплошность. Похолодела, вспомнив отрубленные посиневшие ступни. Перед глазами мелькнуло скуластое лицо Олега. По спине побежали мурашки, она испугалась за Шергуна. Вскочила на ноги, забросив рюкзак на плечи и доедая на ходу сухой концентрат. Огляделась и принялась искать новый след. Теперь она была уверена, что метки оставляет один из людей Ахмада. Степанова догадалась, что Горев знает о ее появлении под Дуба-Юртом. Кто-то в лагере точно «стучит» бандитам о прибывших.
        Достала радиотелефон и собиралась набрать номер, когда в голове пронеслось: «Этого делать нельзя. Бандиты мгновенно поймут, что я иду по следу и тогда полковнику и парням придется туго. Надо, как можно дольше, оставаться невидимой. Подобраться вплотную и ударить неожиданно. Следует поторопиться». Марина впервые пожалела, что не взяла с собой группу.
        К полудню, под густыми, плотно стоявшими елями, она обнаружила место стоянки бандитов. Они здесь ночевали. Густые лапы практически не пропускали дождь и следы остались отчетливые. Здесь они разводили костер. На земле, в нескольких местах, нашла застывшую кровь. Хвоя в этом месте была взбугрена и она решила, что кого-то из пленников чеченцы избили. Осмотрела все вокруг, но трупа не обнаружила. Следовательно, все пленники пока живы.
        На темно-коричневой коре шести деревьев нашла ворсинки и легко догадалась: десантников привязывали к деревьям на ночь. Ее удивило одно обстоятельство. Почему шесть, а не семь? По отпечаткам тел определила число бандитов, двенадцать. Четкие отпечатки локтей и коленей позволили ей определить, что у всех руки были свободны. Следовательно, это боевики. Появился новый вопрос. Где Шергун? Не могли же они оставить полковника свободным, зная, что он из спецназа. Она решила пройти по следу дальше и попробовать выяснить все.
        Теперь искать следы не требовалось. Они были четкими. Люди шли друг за другом. Марина неожиданно заметила, что цепочка следов стала не такой глубокой и вытоптанной. Появилось ощущение, что отряд разделился. Она быстро вернулась назад. Через полчаса поисков, обнаружила то, о чем догадывалась. Трое ушли в сторону. Следы были тщательно замаскированы, но кто-то, она сердцем поняла, что Шергун, оторвал веточку ели и бросил на серый ковер из хвои.
        Посмотрела на тропу, по которой прогнали шестерых десантников. Там ее наверняка ждали. Затем в ту сторону, куда увели полковника. Прикинула, что и как. Поняла, что в большей опасности находится Олег. Боевики маскировали следы всего метров сто. Дальше они шли очень спокойным и не торопливым шагом, явно уверенные, что их след никто не обнаружит. Марина сообразила, что бандитское логово где-то рядом и пошла осторожнее.
        Вскоре к трем следам примкнуло еще три. Пленника, по-видимому, часто толкали в спину, так как временами он бежал, что бы не упасть. Затем она обнаружила след падения. Ее удивила неуверенная поступь Олега: следы часто вели в сторону. По ним шли следы боевиков. Получалось, что они вытаскивали пленника на тропу. Что-то с Шергуном было не так. Подумав, Степанова решила, что у полковника просто завязаны глаза.
        Все чаще стали появляться каменные уступы, покрытые лесом. Серые камни выглядели мрачно. Темные ели качались и гудели от проносившегося поверху ветра, который не достигал низа распадка. Степанова перебегала от дерева к дереву, сняв автомат с предохранителя и достав метательные ножи. Следы вели все дальше и дальше, петляя между каменистых гряд. Из-за густого ельника становилось все сумрачнее. К тропе вплотную подходили густые колючие заросли кустарника. Его ветви настолько переплелись, что Марине пришлось несколько раз обходить заросли. Впереди что-то мелькнуло и она приникла к дереву.
        Из-за поворота показался человек в камуфляже с черной бородой, за ним еще один. У второго на плече лежал пулемет. Они шли не спеша, лениво оглядывая деревья. Марина приготовила ножи и спокойно ждала, тревожно поглядывая на дерево у поворота. Больше никого не было. Чеченцы переговаривались о делах какого-то Махмуда. Они явно чувствовали себя спокойно и ничего не опасались. Прошли в пяти метрах от нее.
        Нож вошел под левую лопатку заднего чеха. Он замер и начал медленно заваливаться, роняя пулемет. Тот мягко воткнулся прикладом в опавшую хвою. Рядом рухнул труп хозяина. За пару секунд женщина подскочила к переднему бандиту и опрокинула спиной на землю. Он еще только начал поворачиваться на шум за спиной, а уже очутился на мокрой траве и чуял лезвие ножа у горла. Ошеломленный неожиданным нападением чеченец, вытаращив темные глаза, смотрел на женещину и молчал. Марина отшвырнула в сторону его автомат, сорвала ремень с кобурой и ножнами. Тихо сказала, расстегивая жилет с боеприпасами:
        - Скажешь мне все, жить будешь. Не скажешь, приткну, как барана.
        Боевик внимательно разглядывал зеленые глаза, сверкающие из-под маски. В горло ощутимо упиралось лезвие, он чувствовал холод и остроту клинка, так как по горлу что-то текло, а кожу щипало. Он понимал, что напавший не шутит. Дар речи вернулся. Чеченец спросил:
        - Ты Искандер?
        Марина решила не скрываться:
        - Да. Где держат полковника?
        Он посерел лицом. На его физиономии пронеслась целая гамма чувств. Степанова без труда «прочла» - «так скоро мы тебя не ждали». Бандит между тем судорожно выдохнул:
        - Мы знаем, что ты всегда держишь слово. Я скажу. За поворотом через полкилометра раскинулся наш лагерь. Полковник в крайней палатке справа.
        - Куда повели ребят? Сколько народу в лагере? Кто командир? Когда меня ждут и где расположена засада?
        Лежавший бандит не сводил с нее глаз:
        - Сюда же ведут, другой тропой. Там идти тяжело и долго. Часа через четыре будут. В лагере сорок человек. Вокруг еще двадцать. Командир Махмуд Яндиев. Здесь не все люди. Мы ждали тебя завтра под утро с той стороны. В засаде сидят еще двадцать человек.
        Степанова порадовалась своей интуиции:
        - Вы шли в караул или на задание?
        - На задание. Должны были пропустить тебя, а затем идти следом и отрезать путь к отступлению. Там скалы со всех сторон и сбежать невозможно. Махмуд сказал, что нас двоих вполне достаточно.
        - Где стоят караулы?
        - В двухстах метрах от лагеря через каждые сто метров.
        - Ахмад здесь?
        - Нет. Он будет послезавтра.
        - По его приказу схватили полковника? - Чеченец кивнул. Все подтвердилось. Она отодвинулась от бандита: - Снимай жилет и не вздумай дернуться. Делай все медленно, чтобы я постоянно видела твои руки.
        Он послушался. Сел и аккуратно сняв жилет с боеприпасами, положил на землю. Все так же не спуская глаз, спросил:
        - Что ты со мной сделаешь?
        - Свяжу и оставлю под деревом. На обратном пути освобожу или твои соплеменники освободят. Не замерзнешь.
        Она спеленала его за полминуты, стянув ноги с руками морскими узлами. Бородач не сопротивлялся, надеясь скатиться по склону, когда она уйдет и перекатами добраться до постов. Женщина, словно подслушав его мысли, подтащила его к дереву чуть выше и привязала к стволу:
        - Так ты не скатишься на тропу.
        Боевик, не сдержавшись, вздохнул. Степанова заткнула рот пленника его же кепкой, а чтоб не выплюнул, перетянула сверху бинтом. Подмигнула:
        - Посиди. Я скоро.
        Оттащила труп боевика в кусты, предварительно разоружив и засыпала почерневшими листьями. На всякий случай замаскировала следы. Пулемет с парой обойм, автоматы, гранаты, жилеты прихватила с собой. Напротив поворота, низко пригибаясь к земле, поднялась по склону вверх. Оглядевшись, устроила пулеметное гнездо за двумя валунами, почти вплотную примыкавшими друг к другу. Выставила ствол в зазор сверху между ними. Обзор был прекрасен. Оставила все бандитское вооружение здесь. Сама вновь скользнула вниз.
        Прошла метров двести. Начало смеркаться. Темные ели надежно прикрывали ее передвижение. Болтовня скучавших бандитов, поставленных в дозор, оказалась надежным ориентиром. Она даже разобрала, что говорили о ней и усмехнулась, обходя пост. Отволгшие от влаги ветки прогибались под ногами, не мешая бесшумному передвижению.
        Степанова не торопилась. Шла осторожно. Чутко прислушиваясь к каждому шороху и звуку. Ей требовалось дождаться прихода пленных ребят. Лагерь лежал перед ней, как на ладони. Пока окончательно не стемнело, она смогла разглядеть его, отметив в памяти расположение временных жилищ. Около десятка палаток было раскидано на свободном пятачке между деревьев. Все они стояли напротив друг друга. Марина ухмыльнулась. Две стояли на отшибе от остальных.
        Вскоре она находилась рядом с крайней палаткой. Внутри горела то ли свеча, то ли фонарь. Пахло горелым мясом. До ее слуха донеслись сдавленные стоны. Затем хриплый голос на ломаном русском спросил:
        - Ты будешь говорить или нет? Нам надо знать, кем является Искандер? Что от нее ожидать? Почему она нужна Ахмаду живой? Говори! Ты же знаешь! Назови ее настоящее имя…
        Послышался звук удара и снова приглушенный стон. Человеку явно заткнули рот. В глазах женщины потемнело от злости, когда она подумала об Олеге. В отряде Яндиева собралось немало садистов, ни в чем не уступающих своему кровавому вожаку. Степанова уже наслушалась о «развлечениях» бандита. Она быстро подкралась к палатке. Прислушалась. Из-за моросившего дождя боевики попрятались и поблизости никого не было. По всей видимости они надеялись на внимательность часто расставленных постов.
        Степанова пальцем отвела полог в сторону и осторожно заглянула внутрь в узенькую щель: по пояс раздетый Шергун, в распятом положении, лежал на двух чурках и досках, положенных крестом. Изо рта торчал кляп, волос и глаз не было видно из-за накинутой тряпки, но она узнала его широкую грудь. Над ним склонились два чеченца. Один раскалял в пламени свечи нож, поглядывая на пленника с кривой улыбкой, второй как раз делал надрез на груди. Голова полковника перекатывалась из стороны в сторону. Кровь и волдыри от ожогов покрывали грудь.
        Палачи не обращали никакого внимания на вход, увлекшись «работой». Маринка проскользнула в палатку, на ходу достав ножи из петелек. Две «Осы» взвились в воздух и два трупа рухнули на полковника, выронив ножи. Женщина старательно задернула полог. Прошептала:
        - Олег Маркович, это я! Тише…
        Столкнула трупы на пол. Перерезала веревки на руках и ногах пленника. Выдернула кляп изо рта, чтобы он мог отдышаться. Сбросила тряпку с лица и отшатнулась: на месте серо-голубых глаз зияли черные провалы. Кожа на лбу и правой щеке висела грязными клочьями. Часть волос впереди обгорела. Маринка отшатнулась и еле сдержала себя, чтобы не вскрикнуть от ужаса. Шергун молчал, продолжая лежать, лишь слегка шевелил руками. Слезы лились ручьем из глаз женщины, но она старалась не всхлипывать.
        С трудом вздохнула, торопливо достала из рюкзака аптечку. Смыла кровь с груди и лица полковника кипяченой водой из фляжки. Осторожно промыла перекисью обожженное лицо. Густо смазала щеку и лоб линиментом стрептоцида. Помогла сесть и принялась торопливо бинтовать глаза и лицо. Намазала обожженную грудь остатками линимента и осторожно перевязала Шергуна. Он не стонал, только покусывал разбитые губы. Закончив с перевязкой, огляделась в палатке и не нашла одежды полковника. Лишь сапоги валялись у входа. Быстро содрала бушлат, куртку и свитер с одного из трупов:
        - Надо одеться, Олег Маркович! Я вас уведу отсюда и спрячу.
        Он тихо попросил:
        - Я знаю, что однажды, из милосердия, ты убила друга. Убей и меня…
        Марина вздрогнула и побледнела. Посмотрела на твердо сжатые губы:
        - Нет! Мы выберемся и все будет хорошо, вот увидишь. Давай, помогу…
        Стараясь не задевать ран на груди, натянула на него свое запасное нижнее белье. Все равно рубаха была на пять размеров больше. Обула шнурованные ботинки и старательно завязала их. Одела на Олега чужой свитер, куртку и бушлат. Бинты на голове могли выдать. Степанова осторожно натянула на голову, до самого кончика носа, вязаную шапку, содранную с убитого чеченца. Застегнула пуговицы пятнистого бушлата. Еще раз взглянула на офицера.
        Вытащила маленькую фляжку со спиртом из-за пазухи. Сполоснула стоявшую на столе кружку из собственной фляжки. Отлила немного спирта, развела водой. Поднесла к губам Олега и заставила выпить все до капли. Задула свечу. Взяв за руку, потянула за собой, но он не двинулся с места. Расслышала шепот:
        - Уходи, Марина! Зачем тебе рисковать?
        - Я тебя спрячу и вернусь за ребятами.
        - Ты не сможешь их вытащить. Охрана слишком велика. Они ждут тебя.
        Она погладила его по руке и зло усмехнулась:
        - Ждут! Только не с этой стороны. Пойдем, Олег. Сначала вытащу тебя.
        Он снова попытался уговорить:
        - Со мной ты не пройдешь сквозь посты. Спасай ребят. Я приказываю уходить. Оставь мне заряженный пистолет…
        У Степановой сжалось сердце от обреченности в его голосе. Она, не сдерживая чувств, прижала голову Олега к груди. Провела пальцами по его губам, несколько раз торопливо поцеловала в здоровый висок и прошептала в ухо:
        - Тогда я ребят вытащу и вернусь. Я не подчинюсь твоему приказу. Умрем вместе, раз ты так хочешь умереть. Оставив тебя здесь, я жить не смогу.
        Шергун понял, что она вернется, если он не пойдет. Вздохнул и с трудом встал, чувствуя, как тепло от выпитого спирта разливается по озябшему телу. Марина забросила рюкзак на спину, перекинула руку Олега себе на шею и повела, обняв его за пояс левой рукой. Правой придерживала автомат, в любой момент готовая пустить его в ход. Полковник неуверенно переставлял ноги. Она не торопила. На улице стоял кромешный мрак. С неба, не переставая, сеял дождь. Из рядом стоявших палаток доносились приглушенные голоса.
        Марина довела слепого разведчика до елей. Потом вела еще метров сто, стараясь, чтобы Олег не наткнулся на сучки лицом. Прислушалась. Еле слышные голоса чеченцев-дозорных слышались с обоих сторон. Женщина приподнялась на цыпочки, прижала губы к уху полковника и прошептала:
        - Олег, возьмись руками мне за рюкзак, я проведу тебя через посты. Не бойся, все будет хорошо. Только не отпускайся.
        Она двигалась медленно, чтоб ему было легче. Минут через пятнадцать посты остались позади. Степанова вновь обхватила Шергуна за пояс. Он сам положил руку ей на плечи и вздохнул. Шли еще минут двадцать, пока добрались до устроенного пулеметного гнезда. Марина усадила Олега на сброшенный спальник и тихо сообщила:
        - Здесь пулеметное гнездо. Имеется пулемет с двумя обоймами, два автомата с пятнадцатью рожками, три пистолета с запасными обоймами и штук двадцать гранат. Вполне приличный арсенал. Я покормлю тебя и оставлю. - Быстро вспорола банку тушенки ножом. Достала ложку и хлебец в полиэтилене. Зачерпнув мясо, поднесла к губам полковника: - Поешь, тебе надо. Иначе ты ослабеешь. Давай, Олег, через не могу!
        Он послушно открыл рот и принялся жевать. Она вложила ему в руки хлеб:
        - Олег, я сейчас уйду. Вернусь обязательно. Я знаю, оружие рядом и соблазн застрелиться будет велик. Ты в отчаянии, но один выстрел и… Ребята погибнут! Дай слово, что дождешься. Мне так много надо сказать тебе. Дай слово!
        Олег нашел в темноте ее руку:
        - Обещаю дождаться.
        Накормив полковника, она заставила его забраться в свой спальник. Вложила в руку радиотелефон:
        - Олег, это «Моторолла». Ты умеешь ею пользоваться и коды знаешь. Даже ощупью, сможешь набрать номер. Если что случится со мной, набери код и вызови огонь на проклятый лагерь. А уж потом делай, что хочешь…
        Аккуратно застегнула спальник и прикрыла сверху дополнительно плащ-палаткой, чтоб Шергун не промок. Шепнула в ухо:
        - Попробуй заснуть. Знаю, что тяжело и ожоги с ранами болят, но ты попытайся отдохнуть. - Жалость прорвалась наружу, когда она наклонилась и ласково поцеловала его холодные губы: - Мы еще повоюем, полковник!
        Скользнула в ночь, прихватив рюкзак. Он остался один. Чутко прислушивался, боясь услышать выстрелы и крики. Вокруг стояла тишина. Шергун выпростал руки из-под плащ-палатки и ощупью нашел сложенное оружие. Нащупав пистолет, проверил, есть ли патроны в обойме. Вздохнул, поняв, что обойма целая. В голове мелькнуло: «Щелк, и готово! Не будет ни слепоты, ни меня самого». Вспомнил о данном слове и спрятал оружие в карман бушлата, решив использовать его, если выхода не будет. Сдаваться в плен вторично он не собирался.
        Пролежал около часа. Со стороны лагеря не доносилось ни звука. Мужчина понял, что Степанова благополучно прошла через посты и теперь пробирается где-то там, во вражеском лагере. Он с горечью думал, что мог бы помочь, если бы видел. От осознания бессилия и сам не заметил, как заплакал. Бинты и вязаная шапка медленно намокали от слез. В глазницах появилось жжение и он дотронулся до шапки. Почувствовав влагу под пальцами, понял, что это значит и выругал себя за слабость.
        Марина прошла по лагерю. Короткими перебежками пробираясь от палатки к палатке. В пяти точках поставила радиомины. В палатке, где раньше держали полковника, забрала оружие и боеприпасы с убитых чеченцев. Очутившись на другом конце бандитской стоянки, задумалась. Затем отошла метров на двести дальше. Прошла между постов. Поднялась вверх по тропе еще метров на триста и затаилась возле чуть заметной тропы. Она была единственной. Степанова стояла минут пять, вглядываясь в темноту, пока не начала различать отдельные предметы вверху. Там мрак был не так силен. Со всех сторон стояли неприступные скалы, покрытые искривленными сосенками и клочками пожухлой травы.
        Прошло около получаса. Вдали послышался шум шагов и приглушенный говор. Несколько раз скатились камни, подброшенные ногами. Женщина напрягла слух. Затем подкралась ближе к тропе. Как раз на повороте, напротив здоровенной скалы, торчал крупный валун. Темень здесь стояла такая, что протяни руку и не увидишь ладони. Расстояние от скалы до камня не превышало полутора метров. Марина вытащила нож из-за пояса и переложила пистолеты в карманы. Скинула рюкзак. На претворение поставленной задачи у нее было секунд двадцать.
        Отряд бандитов с захваченными в плен десантниками, шел гуськом. Первыми шли трое чеченцев. Они вполголоса переговаривались. Степанова выскочила из-за камня и очутилась позади второго пленника, едва он поравнялся. Задний парень едва не упал. Женщина успела поддержать. За несколько секунд перерезала веревки у обоих. Молча сунула нож и пистолеты в руки, шепнув:
        - Действуйте, когда пройдете через посты. Я поддержу…
        Первый крепко схватил оружие. Перерезал веревки у впереди идущего. Незаметно переместившись за спину четвертого товарища, освободил его. Степанова отскочив в тень валуна, затаилась. Когда отряд прошел, вернулась к рюкзаку. Закинула на плечи. Сняла автоматы с предохранителей и двинулась за отрядом. Прошла через посты. Слышала, как чеченцы переговаривались. На постах поздравляли прибывших с удачной операцией. Они были уверены, что неуловимому Искандеру придет конец. Из разговоров поняла: Горев разрешил насиловать ее сколько хотят, при условии, что женщину не искалечат и оставят живой. В голове мелькнуло: «Я не ошиблась. Его работа. Хочет сломать меня».
        Прошла метров пятьдесят, когда впереди ясно расслышала звуки борьбы и несколько удивленных гортанных вскриков на чеченском. Со всех ног кинулась к месту схватки. Раздалось несколько выстрелов из пистолета и автоматная очередь. Марина влетела прямо в центр рукопашной схватки. Крикнула:
        - Мужики, за мной! Прямо по центру лагеря! Не отставать!
        Дикий вопль раздался со стороны чеченцев:
        - Искандер уже здесь!
        Степанова зло рявкнула в ответ:
        - Здесь, здесь! Где мне еще быть? Ну, держись, суки!
        Протянула трофейные автоматы в руки ближним к ней парням и кинулась прямиком в лагерь. Из палаток начали выскакивать проснувшиеся чеченцы. Она неслась первой и дала по ним очередь с колена. Бандиты кинулись назад, под укрытие палаток. Стрелять было нельзя. Напротив, в палатках, находились их товарищи. Они неминуемо покосили бы вместе с русскими десантниками и их. Трусливый Яндиев, прихватив с собой человек двадцать доверенных людей, бросился бежать из лагеря, так как тоже не мало слышал о действиях Искандера. Он не собирался дожидаться прилета российского спецназа.
        Освободившиеся десантники бежали по центру лагеря. Когда они достигли края, со всех сторон полетели пули. Бандиты теперь могли стрелять не опасаясь. Пленников спасала лишь темнота. Красные трассера перечеркивали ночь. Степанова нажала на пульты и пять огненных вспышек на какое-то время ошеломили противника. Ночь осветилась пламенем. Среди чеченцев появилось множество раненых. При свете догоравших палаток, бандиты были как на ладони. Впрочем отсветы падали и на убегавших.
        Двое десантников споткнулось на бегу, но товарищи не дали им упасть. Одного подхватил на плечо бежавший сзади здоровый парень. Второго, с двух сторон, обхватили два его товарища. Степанова пропустила ребят вперед и яростно огрызнулась автоматной очередью в преследователей. Со стороны постов раздались выстрелы. Теперь впереди и сзади были чеченцы. Женщина крикнула:
        - Наверх по склону! - Затем заорала во все горло: - Олег! Дай очередь по дуге влево на пять градусов, чуть наклонив пулемет!
        Слепой полковник услышал. За пару секунд, забыв про раны, выбрался из спальника. Нашел руками пулемет и сделал, как просила женщина. Яркий длинный трассер со склона заставил чеченских дозорных упасть на землю. Это дало возможность десантникам выбраться из котла. Маленький отряд кинулся наверх. Марина снова крикнула:
        - Полковник, вызывай наших! Сообщи, через десять минут пущу ракету. Нужна поддержка с воздуха…
        Они бежали по склону, прячась за елями. Короткими очередями отбивались от наседающего противника, экономя боеприпасы. Два десантника и Марина прикрывали отход раненых. Пули свистели вокруг, как гигантские шмели, со звучным чмоканьем ударяясь в еловые стволы. Темнота не давала чеченцам стрелять прицельно. Десант поднимался молча, тогда как бандиты орали не переставая. Они забыли, что выдают себя, обозлившись на дерзкое нападение Искандера. Степанова стреляла на звук. Не один раз слышала в ответ болезненные вопли.
        Шергун связался с Огаревым, объяснил создавшуюся ситуацию. Рядом с ним, он слышал, падали, укрываясь за камнями, уставшие десантники. Расслышал их приглушенный разговор. Тихо сообщил в трубку:
        - Я ослеп и больше не помощник, скорее обуза. По разговору слышу, что двое десантников ранены. Один тяжело.
        Геннадий Валерьевич крикнул:
        - Продержитесь минут двадцать! Помощь будет. Оставь «Мотороллу» включенной!
        Маринка обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть в свете пронесшейся над камнем очереди, как Шергун подносит ствол пистолета к виску. Прыжком преодолела расстояние и схватилась за его руку. Резко крутнула ладонь в сторону и отобрала оружие:
        - Нет, Олег! Нет! Не смей! Ты ведь обещал поговорить со мной!
        Он устало привалился спиной к камню. Опустил голову на руки и застыл. Степанова упала рядом с ним. Дала короткую очередь из пулемета по атакующим. Яростно прошептала в ответ на вопли и стоны со стороны чехов:
        - Это вам за полковника!
        Бандиты откатились, не выдержав губительного огня. Пулемет оказался для них полной неожиданностью. Женщина повернулась к Олегу:
        - Жизнь не закончена с потерей зрения. Человек может приспособиться ко всему.
        Он не выдержал и с ясно прозвучавшей в голосе тоской, сказал:
        - Кому я слепой нужен? Мама уже не молода. Для сестры я теперь обуза. У нее своя семья, дети…
        Шергун завертел головой. Попытался встать. Она удержала и присела рядом. Стараясь не касаться истерзанной груди, прижала к себе. Придавила голову ладонью к плечу. Подавив тяжелый вздох, решительно сказала, понимая, что ему это необходимо сейчас:
        - Ты мне нужен. Очень нужен! Я стану твоими глазами и руками. Не надо отчаиваться, Олег. Нам с тобой предстоит долгий путь в Москву. И возможно, не все еще потеряно…
        Чеченцы кинулись в атаку и она приникла к пулемету. На этот раз бандиты шли молча, но слишком рано начали стрелять, чтобы подбодрить себя. Рядом с женщиной, плечо в плечо, замерли десантники. Степанова громко отсчитала:
        - Пять, четыре, три, два, один. Огонь!
        Пять автоматов и пулемет заговорили одновременно. Рядом с камнем взорвалась граната. Среди цепи атакующих тоже грохнуло. Это десантники, одну за другой, швырнули в наседавших бандитов три «лимонки». Атака чехов захлебнулась через несколько минут после начала. Крики и стоны раздавались среди ночного леса. Кто-то внизу крикнул чисто по-русски:
        - Отходим! Мы их утром возьмем.
        Женщина скомандовала, услышав этот вопль:
        - Прекратить огонь, они отходят! Побережем патроны. Кто знает, сколько еще нам предстоит продержаться. - В наступившей на мгновение тишине, расслышала вдалеке шум винтов. Обернулась к десантникам: - Мужики, наши летят! Наши! Сейчас повеселимся!
        Достала ракетницу и выстрелила вверх в сторону лагеря. Над бандитами повисла осветительная ракета. Стало светло, как днем. Чехи заметались по лагерю. Два вертолета с ходу открыли огонь из ПТУРсов, заметив метавшихся внизу боевиков. Марина обняла полковника, не обращая внимания на десантников. Ласково сказала в ухо:
        - Будем жить, Олег! Будем жить! - Спросила: - Тебе очень больно?
        Он как-то странно всхлипнул при вдохе и тихо ответил:
        - Грудь, лоб и щеку больно, а глаза только слегка жжет и все. Ты прости меня, Марина, не сдержался…
        Она ни слова не сказала, лишь слегка пожала его ладонь. Забрала радиотелефон. Снова связалась с Огаревым:
        - Геннадий Валерьевич, чехи разбежались. Их лагерь разбит. Вертолетам здесь не приземлиться. Поляны слишком малы. Мы идем к Улус-Керту. К утру будем. Встречайте нас с восточной стороны поселка.
        - Понял, Марина. Понял. Вас будут ждать.
        Она отключилась и повернулась к ребятам:
        - Все слышали? Знаю, что устали, но надо идти. Утром оставшиеся в живых чехи могут нам устроить баню с предбанничком!
        Рядом присевший парень ответил:
        - Усталость не в счет. Мы же к своим пойдем. И Славку донесем, а Игорь сам дотопает, его по боку чуть царапнуло.
        Остатки боекомплектов разделили на всех способных держать оружие. Уложили тяжелораненого на спальник Марины. Женщина обхватила полковника за пояс и повела по тропе. Его рука уверенно легла ей на плечи. Она поняла, что Шергун надеется на нее. Четверо десантников взялись за ручки по бокам спальника и понесли раненого следом. Когда Олег спотыкался, Марина приостанавливалась на мгновение, выдерживая его вес. Она не плохо видела в темноте и избегала чащобы, старательно обходя густые скопления шиповника. Легкораненый шел сзади, замыкая процессию и часто оглядывался назад, опасаясь погони.
        Трижды в течение ночи делали привал. Во время второй остановки женщина быстро развела маленький костер между корней ели и сварила в единственном котелке жидкую похлебку из концентрата. Раздала парням остатки хлебцев, сухие брикеты мяса и каш. Пользуясь по очереди ее ложкой, десантники слегка перекусили горячего. Когда варево стало теплым, она отдала котелок Олегу и тот выпил остатки супа через край. Двинулись дальше.
        Глава 5
        Утро полностью вступило в свои права, когда они наконец добрались до кромки леса. Дождь перестал и сквозь тучи даже проглядывало солнце. На окраине аула стоял вертолет. Едва десантники показались из-за елей, из вертушки начали выскакивать спецназовцы. Они бежали к ним. Огарев с разбега подхватил Марину на руки:
        - Господи! В который раз я из-за тебя холодным потом покрываюсь. Видно ангел-хранитель у тебя ни на минуту глаз не смыкает…
        Посмотрел на замершего рядом полковника с забинтованным лицом и настороженно поглядел в лицо женщины. Она, с трудом удерживаясь от слез, горестно кивнула, указав на глаза и грудь. Огарев бодро взял за руку Шергуна и потряс ладонь:
        - Рад, что вы живы! А глаза… Всяко бывает. Может, не все потеряно? Федорову покажетесь в Москве. Он, говорят, чудеса делает.
        Олег кивнул, но произнести что-то в ответ не смог из-за перехватившего горло спазма. Раненого погрузили в вертолет. Марина помогла подняться на борт Олегу, стараясь не отходить от него ни на шаг. Она чувствовала, что он не примет помощи ни от кого, кроме нее. Усталые десантники рассаживались у бортов. Степанова села между Шергуном и Огаревым, не отпуская руки Олега ни на минуту. Спецназ погрузился в считанные секунды. Вертолет взлетел.
        Приземлились неподалеку от расположения бригады. Тяжелораненого тут же унесли в медсанбат. Марина увела Олега к хирургу. Минут через сорок к ней вышел врач. Отводя взгляд в сторону, тихо сказал:
        - Зрение потеряно навсегда. Никто и ничего не сможет сделать. Остальные раны хоть и болезнены, но не представляют опасности для организма.
        - Я могу забрать полковника? Или он должен находиться в госпитале?
        - Можете, если у вас есть время следить за ним.
        - Вы сказали ему правду?
        Военный хирург сглотнул и хрипло ответил:
        - Сказал…
        - Я могу пройти к нему?
        Врач отошел в сторону и указал рукой на вход. Марина торопливо вошла внутрь. Олег сидел на кушетке ссутулившись, опустив широкие плечи. Голова склонилась на грудь. Большие сильные руки бессильно лежали на коленях. Он словно окаменел. Грудь была перевязана свежим бинтом. Женщина, затаивая слезы, подошла и молча прижала его к себе. Он не пошевелился и не обнял, как она надеялась. Искоса взглянула на его лицо и увидела мокрые бинты - полковник плакал. В сердце словно острый нож вонзился. Решение пришло: она не имеет права бросить Олега и должна остаться с ним. Его схватили из-за нее.
        Степанова молча дотянулась левой рукой до лежавшего на кушетке тельника и стараясь не задеть лица, одела на него. Ей пришлось самой поднимать отяжелевшие руки мужчины и проталкивать в рукава. Точно так же натянула куртку и бушлат. Сверху натянула теплую шапку. Взяла за руки:
        - Пойдем со мной…
        Вывела из больничной палатки и повела к расположению спецназа, поддерживая за пояс. Шергун двигался с трудом. Каждый шаг он делал словно через силу, то и дело запинался и останавливался. Она терпеливо ждала в эти моменты. Ни слова не говорила и не торопила. Марина ввела полковника внутрь палатки и попросила сидевшего за столом Огарева:
        - Геннадий Валерьевич, не могли бы вы разрешить мне поговорить с полковником Шергуном один на один?
        Спецназовец внимательно взглянул на покачивающегося мужчину и решительное лицо женщины. Встал и направился к выходу:
        - Разговаривайте и не спешите. Мне все равно в штаб надо сходить…
        Степанова сняла с офицера бушлат, шапку и усадила Олега за стол. Присела напротив мужчины на корточки. Взяла его руки в свои. Тихо сказала:
        - Олег, я догадываюсь, что ты думаешь. Жалеешь, что тебя не убили. Думаешь, как жить в темноте? Не смотря на свою силу, ты растерян. Разве не так?
        Он кивнул и сглотнул комок в горле. Она продолжила:
        - Ты одинок, как и я. Но у меня есть дети и в них мое спасение. Ради них я преодолеваю и кровь, и убийства, и войну, оставляя сердце способным и на жалость, и на любовь, и на сострадание с терпением. Я не имею права озлобиться и должна оставаться матерью! Ты убежденный холостяк. Я не раз слышала это от генерала и моего покойного мужа. Что тебя так оттолкнуло от женитьбы, не знаю, но сейчас, пусть это против правил, я предлагаю тебе жениться на мне. Я никому тебя не отдам, стану твоими глазами и твоими руками. Нас толкнуло друг к другу в объятия задание, но для меня та ночь не прошла бесследно. Мне хотелось почувствовать себя просто женщиной и ты дал мне это ощущение. Хотя для тебя та ночь, наверное, ничего не значит. Очередная интрижка…
        Шергун долго молчал. По напряженному подбородку она видела, что он прислушивается к ее словам и обдумывает их. Она не торопила и терпеливо ждала. Наконец, он глухо сказал:
        - Это не так. Ту ночь с тобой я никогда не забуду. Со мной такого не случалось. Мне не хотелось уходить, как бывало раньше. Я не хотел оставлять тебя одну. Сколько раз прокручивал ту ночь в памяти и не сосчитать… Марина, в тебе жалость говорит. Жить с калекой тяжело, я не желаю тебе этой участи…
        Она решительно прикрыла ему рот ладонью:
        - Помолчи, Олег. Ты не калека и не имеешь права так думать о себе. Да, ты не видишь, но у тебя есть ноги, есть руки и есть очень умная голова. Той ночью ты понял мое одиночество и не оттолкнул, так почему теперь ты отталкиваешь меня? Это не жалость, это попытка стать нужной.
        Он отрицательно покачал головой:
        - Я не готов дать тебе ответ. Извини.
        Марина поняла, что в будущем получит отказ. Ему не приятна сама мысль, что кто-то станет заботиться о нем ежедневно. Олег, привыкший рассчитывать только на себя, считал это унижением и потерей чувства собственного достоинства. Встала вплотную перед сидевшим офицером и тихо попросила:
        - Олег, пожалуйста, встань и обними меня…
        По его полуоткрывшимся губам поняла, что он удивился. Шергун медленно встал и протянул руки. Она придвинулась и легонько, стараясь не причинить боли, прижалась к его телу. Осторожно обняла за пояс. Его руки легли ей на плечи. Ладони слегка подрагивали. Марина запрокинула лицо и горячо прошептала:
        - А теперь поцелуй так, как целовал тогда!
        Он вздрогнул и хотел отстраниться, но она не дала. Притянула его голову за шею и прижалась к холодным, дрожащим губам. Он не отвечал, но она не отпускала и Шергун не выдержал. Он вдруг со всей силы обнял ее. Марина испугалась, что он разбередит раны на груди. Полковник целовал долго и с такой ошеломляющей страстью, что в груди женщины заболело. Тяжело дыша, выдохнула:
        - У тебя же грудь болит…
        Он не отпускал ее. Гладил по плечам и шее. Придя в себя, тихо сказал:
        - Ерунда…
        Хотел отстраниться и сесть, но она удержала и остановила вопросом:
        - Ты чувствуешь мое тело? Ты помнишь его?
        Олег, не понимая к чему она клонит, еле слышно ответил:
        - Да…
        - А я помню тебя. Мне будет в радость заботиться о тебе. В этом нет ничего унизительного, пойми. Теперь ответь - ты женишься на мне?
        Полковник догадался, что она поняла его нежелание принять помощь со стороны и судорожно выдохнул:
        - Женюсь…
        Марина усадила его на стул и вновь присела на корточки рядом, не отпуская мужских ладоней:
        - Олег, что тогда произошло?
        Он поднял руку и провел пальцами по ее лицу. Почувствовал следы от слез, но теперь его это не оскорбило. Вздохнул:
        - На повороте в броню врезались две бутылки с горючей смесью. Раздались выстрелы. Горящий бензин попал мне в глаза, но я успел спрыгнуть на землю. Было больно. Больше ничего не видел. Потом слышал два взрыва. Кто-то из десантников успел накинуть мне на голову бушлат и потушил огонь. Мы опомниться не успели, как на нас накинули большую сеть. Вот так и схватили. Они добили раненых, но меня не убили, хотя я надеялся. Они не скрывали, что я приманка для поимки тебя. Я очень испугался, когда узнал их планы.
        - Еловую веточку ты оторвал?
        - Ты по ней нашла меня?
        Она не стала разубеждать:
        - По ней. Заметила в стороне. Меня заинтересовало. Вскоре замаскированный след обнаружила… - Степанова немного помолчала, а затем сказала: - Я сбегаю на кухню, обед принесу. Поедим и спать. Самолет будет только послезавтра. Так что мы с тобой отдыхаем.
        Олег поднял голову, прислушиваясь к шорохам и позвякиванию котелков. Попросил:
        - Ты не говори никому, что мы собираемся пожениться. Ладно?
        Она ласково провела рукой по его подбородку:
        - Как скажешь. Пока меня не будет, глупостей не совершай.
        Он кивнул. Марина выскочила из палатки. По щекам текли слезы. Она не любила Шергуна с той страстью, с какой любят мужчину, но поступить иначе не могла, так как чувствовала, что является именно тем человеком, который удержит полковника от самоубийства. Он был для нее хорошим другом и все. Некстати вспомнился Костя Силаев, его глаза и скупая улыбка. Из-за слез не видела дороги. Наткнулась на угол соседней палатки. Кое-как вернулась на тропу. Огарев стоял с мужиками метрах в ста и курил. Увидев, что женщину шатает, он решительно направился к ней. Остановил, положив руку на плечо:
        - Он совсем ослеп?
        Она уткнулась полковнику в грудь лицом, не обращая внимания на глядевших мужиков и разрыдалась. Сквозь всхлипы выдохнула:
        - Да. Ахмад приказал схватить его, как приманку, чтобы поймать меня…
        - Этот тип снова здесь?
        - В лагере его не было. Должен прибыть завтра. Среди наших стукач объявился, я по этой причине не стала связываться, когда нашла отряд. Ждали колонну, где ехал Шергун.
        Он внимательно посмотрел ей в лицо, переваривая услышанное, но заговорил о другом:
        - Давай котелки, я кого-нибудь из мужиков отправлю. Ты посиди, успокойся. Нельзя, чтобы Олег видел. Иначе поймет…
        Она перебила:
        - Он знает. Врач ему все сказал.
        Огарев испугался:
        - Тогда его нельзя оставлять одного! Я пошел к нему…
        - Не надо ходить, Геннадий Валерьевич. Прошу вас не показывать ему жалости. Олег не терпит сочувствия.
        - Ты собираешься ухаживать за ним?
        - Да. От меня он примет то, что не примет от вас. Мне бы поговорить с генералом…
        Огарев заглянул в палатку:
        - Клеванцов, сбегай на кухню! Принеси обед для Марины и полковника Шергуна… - Спецназовец задумчиво протянул: - Значит, ты думаешь, что где-то стукач засел? Обвинение серьезное! Проверим.
        Оставив полковника, Степанова медленно направилась к модулю радистов. Связалась с Брединым и рассказала о несчастье с Олегом. Попросила встретить у самолета и договориться об осмотре со Святославом Федоровым. Все же крошечная надежда на чудо жила в ней. Ведь ошиблись врачи насчет ее бездетности? Не дожидаясь вопросов, отключилась. Она была физически не в силах отвечать на них. Пару секунд подумала, а затем набрала тот самый код, который был у Кольки когда-то. Удивленный голос с заметным акцентом вскоре отозвался:
        - Ты кто?
        - Искандер. Передай Ахмаду - он трус. Я приду за ним. Третий разгромленный лагерь - мой привет ему! Понял?
        Чеченец, все тем же удивленным голосом сказал:
        - Понял. Передам.
        Марина вышла на улицу. Стерла насухо слезы со щек и глаз рукавом бушлата. Молча забрала полные котелки у ожидавшего ее Огарева и направилась к себе. Шергун сидел у стола в той же позе, как она его оставила. Повернул голову ко входу, чутко прислушиваясь:
        - Марина?!
        Она постаралась, чтобы голос звучал ровно:
        - Я, Олег. Принесла. Пришлось немного в очереди постоять. Первое сегодня замечательное, настоящий борщ. Повар где-то свеклы свежей раздобыл и капусты. Давай поедим… - Заметила, как он передернул плечами: - Ты озяб?
        Перевела ближе к железной печке, подкинула пару поленьев на угли и накинула бушлат на плечи. Принялась кормить. Шергун попросил:
        - Дай, я сам попробую…
        Степанова поставила ему котелок на колени. Вложила в руки ложку и хлеб. Олег справился и поел самостоятельно. Марина одобрительно сказала:
        - Ну вот, уже сдвиги есть!
        - Это потому, что ты рядом.
        Когда полковник поел, она заставила его лечь спать. Помогла раздеться до нижнего белья. Накинула сверху одеяло и бушлат. Сама села рядом, держа его руки в своих. Тихо шепнула, наклонившись:
        - Спи. Все позади. Я с тобой.
        - А ты?
        - Пока не хочется.
        Раны болели. Олег не сразу заснул. Марина видела это по напряженному подбородку. Монотонный шум голосов на улице постепенно навеял дрему. Когда Шергун вздрагивал и стонал, она ласково гладила его руку. Полковник Огарев дважды заходил в палатку, но ни о чем не спрашивал. Женщина выдержала часа полтора. Потом усталость взяла свое. Марина почувствовала, что засыпает. Подтащила к кровати скамейку от стола. Бросила на нее спальник и накрывшись бушлатом, легла, продолжая держать руку Олега в своей. Часов около четырех пополудни, он громко застонал и сел на кровати. Она мгновенно проснулась:
        - Что случилось?
        Олег покачивался из стороны в сторону, схватившись руками за голову:
        - В голове словно бомба взорвалась… О-о-ох!
        Марина положила обе руки ему на виски и долго массировала их, чувствуя большими пальцами рук влажные от беззвучных слез бинты, которые текли из слепых глаз. Случайно палец дотронулся до открытой кожи. Она вздрогнула:
        - Олег, ты весь горишь! Подожди, я за доктором сбегаю…
        Как была, в одной легкой куртке и не застегнутых сапогах, выскочила из палатки и бегом кинулась к медсанбату. Через считанные минуты доктор стоял в палатке Огарева и внимательно осматривал Шергуна. Марина наблюдала за его лицом, которое с каждой секундой все больше мрачнело. Хирург быстро сказал:
        - В медсанбат и немедленно. Рана воспалилась. - Выразительно посмотрел на женщину и она поняла, что дело весьма серьезно. Сердце заныло. Врач выскочил из палатки со словами: - Оставайтесь пока здесь…
        Он вернулся с двумя солдатами-санинструкторами. Не обращая внимания на возражения полковника, заставил лечь на носилки. Марина укрыла Шергуна одеялом. Шла рядом, держа руку Олега в своих. Его унесли в операционную, сказав, что вычистят рану под общим наркозом и все будет нормально. Вскоре доктор вышел к Степановой:
        - Не хочу скрывать, состояние крайне тяжелое. Чтобы не смущать вас медицинскими терминами, попытаюсь объяснить проще. Когда Олег Маркович поступил к нам утром, я вычистил глазницы, но видимо что-то уже проникло вглубь. Началось общее воспаление. Боюсь, шансов выжить у него практически нет. Мы сделаем все возможное, это я могу обещать. Вы можете пока вернуться к себе. Я позову, когда операция закончится…
        Он быстро вернулся в операционную, а Марина, на подгибающихся ногах, вышла из закуточка перед входом. Сделала несколько шагов. Перед глазами замелькали пестрые всполохи. Все начало чернеть и она начала заваливаться назад. Уже проваливаясь в беспамятство, почувствовала сильные руки, подхватившие ее и тут же удивленный вскрик:
        - Искандер?!
        Обморок оказался кратковременным. Она очнулась от резкого запаха нашатыря. Над ней склонилось лицо пожилой медсестры. Сверху нависал прогнувшийся внутрь тент палатки. Чей-то очень знакомый голос спросил из-за белой колышущейся стенки:
        - Как она?
        - Обычный обморок от сильного потрясения.
        - Мне к ней зайти можно?
        Медсестра распрямила спину. Обернулась и раздраженно ответила:
        - Да она сама минуты через три выйдет. Нечего туда-сюда бродить! Я и так не успеваю полы мыть.
        Степанова встала. Поблагодарила медсестру и вышла, чтобы посмотреть на того, кто принес ее в госпиталь. За шторкой стоял Костя Силаев. Ноги подкосились. Если бы он не подхватил ее на руки снова, она бы упала. На его плечах красовались погоны подполковника. Сумрачные глаза радостно и удивленно смотрели на нее. Прошептала еле слышно, устроив голову на широком плече:
        - Костя…
        Он, задыхаясь, какой-то скороговоркой выпалил:
        - Марина, Маринка моя! Любимая! Ты жива. Я столько лет считаю тебя мертвой. Как же так? Марина…
        Она тихо попросила:
        - Отпусти меня…
        Он осторожно поставил ее на пол. Разглядывал так, словно увидел впервые. За эти годы Костя превратился в крепкого широкоплечего зрелого мужчину. Седина покрывала его виски сплошным серебром, в русом чубе виднелись серебряные волокна. Она отметила шрамы на его лице. Боль пронзила сердце, но Степанова сдержала себя. Спокойно сказала:
        - Ты сильно изменился.
        Он пожал плечами:
        - А ты мало. Волосы отросли, да шрамы на виске появились, а так прежняя красавица Искандер. Почему все считали тебя мертвой?
        Медсестра удивленно смотрела на них. Марина заметила ее взгляд и слегка улыбнулась. Позвала:
        - Пойдем отсюда. Я расскажу…
        Они рядышком шли между палаток и женщина вкратце рассказывала ему о том, что произошло с того дня, как она подорвала пещеру. Костя вздохнул:
        - Ты кого-нибудь любила за эти годы?
        Она пожала плечами:
        - Так, как тебя, нет. С полковником Горчаковым я спасалась от одиночества. По-своему любила Леню. Он оставил мне роскошный подарок - дочь. Врачи ошиблись в диагнозе. Я могу иметь детей. Как ты живешь?
        Он мрачно усмехнулся:
        - Офицеру стыдно жаловаться, но то, как я жил эти годы, можно назвать одним словом - каторга. Если бы не сын, бросил бы все и сбежал на край света. Марина, теперь, когда мы снова встретились, ты выйдешь за меня замуж? Примешь меня с сыном?
        Степанова резко остановилась, словно ее толкнули в грудь. Отвернувшись в сторону, закрыла лицо руками и горько заплакала. Он ничего не мог понять. Стоял и смотрел на вздрагивающие плечи. Попытался привлечь к себе, но она не дала. Немного успокоившись, рассказала Силаеву о Шергуне:
        - Если Олег выживет, я останусь с ним. Я сама сделала ему предложение и не отступлю. Нужна ему больше, чем тебе. Пойми меня правильно, Костя. У него нет ни детей, ни семьи. Он чувствует себя страшно одиноким. Я не хочу думать о том, что он может умереть. При любом раскладе не успокоюсь и не перестану воевать, пока не продырявлю шкуру Ахмада в области сердца. Прости, Костя…
        Силаев тяжело вздохнул, глядя на нее:
        - Я все понял. Дай мне слово, что не исчезнешь и станешь сообщать о себе. Я готов ждать тебя целую жизнь. Вот адрес…
        Он вытащил из кармана помятый блокнот. Выдернул листок и принялся торопливо писать. Марина спрятала бумажку во внутренний карман. Вернулись к медсанбату. Остановились возле хирургической палатки, чтобы попрощаться, но не успели. Выглянувший хирург сообщил:
        - Полковник Шергун находится в палатке, но он не отошел от наркоза. Операцию мы провели успешно. Теперь все зависит от его организма.
        Марина спросила:
        - Я могу побыть возле него?
        - Сколько хотите. Палатка маленькая, отдельная. Вы в такой же, в свое время, в коме лежали. Она предназначена для особо сложных случаев. Найдете сами или проводить?
        - Найду…
        Силаев проводил ее до палатки. По дороге спросил:
        - Ты была в коме?
        - В августе в районе Бамута лагерь бандитский обнаружила в одном из распадков. Я вызвала огонь на себя…
        Он побелел:
        - Это я стрелял. Если бы я только знал…
        Она положила руку ему на плечо:
        - Хорошо, что ты не знал. До свидания, Костя.
        Костя наклонился и поцеловал ее обветренную щеку:
        - Не исчезай, Марина. Кстати, где тебя искать?
        - У спецназа полковника Огарева или полковника Андриевича. Братья Калароши под Бамутом находятся. Я с ними столкнулась в вертолете.
        Стараясь не показать тоски, Марина дотронулась до его щеки кончиком пальца. Посмотрела в серые глаза и решительно вошла в палатку. Сказала сидевшему за столиком солдату в белом халате:
        - Я к полковнику Шергуну. Мне хирург разрешил остаться с ним. Если у тебя какие-то дела есть, можешь идти.
        Парень устало встал из-за столика:
        - Пойду посплю. Прошлую ночь спать не пришлось. Пить ему можно, сколько захочет. Последите за капельницей. Когда заканчиваться будет, уберите иголку и перевяжите сгиб. Голову шевелить нельзя и лучше поить с ложечки. Я все приготовил. Буду рядом в палатке слева. Если уходить надумаете, вы меня разбудите. Меня Леней звать.
        - Хорошо.
        Солдат ушел. Она шагнула за занавеску. В палатке было тепло. В метре от стенки стояла железная печка, труба которой выходила в потолок. Внутри яркими огоньками выглядывали из-под пепла красные угли. Рядом лежал целый ворох дров. Посреди потолка светилась слабенькая, ватт в сорок, лампочка. Рядом свешивались еще три штуки значительно мощнее. В каких-то пятидесяти сантиметрах от кровати Олега стояла широкая кушетка со свернутым в ногах матрасом. Хирург побеспокоился о ней. Марина с благодарностью подумала о докторе.
        Сбросила бушлат и шапку на кушетку. Расстегнула верхнюю пуговицу у куртки, чтоб не так душил ворот. Подошла и вгляделась в волевой подбородок полковника. Олег тяжело дышал. Полуоткрытые губы даже в полумраке палатки казались серыми. К одной его руке была подсоединена капельница. Она машинально взглянула на пузырек, там находилось еще больше половины жидкости. Марина взяла свободную руку мужчины в свою. Пальцы не шелохнулись: Шергун все еще не пришел в себя и она опустила ладонь на постель.
        Подтащила кушетку ближе. Вновь взяла руку Олега в свои ладони и села рядом, слушая его прерывистое дыхание. Прошло больше полутора часов. Она думала позвать хирурга, испугавшись, что Шергун слишком долго не приходит в себя. И тут рука дрогнула. Женщина вскочила. Успела удержать на месте вторую руку с иголкой, уже начавшую приподниматься. Торопливо сказала вполголоса:
        - Олег, я здесь. Не надо этой рукой двигать, ты под капельницей.
        В голове у Шергуна кружилось и звенело, но он узнал ее голос. Сосредоточился. Попробовал заговорить, из пересохшего горла вырвалось лишь шипение:
        - Пить…
        Марина заметила стакан с ложечкой. Быстро налила воду из графина и принялась осторожно поить. Он попытался поднять голову, но она не дала:
        - Лежи. Тебе пока нельзя подниматься. Как себя чувствуешь?
        - В голове словно турбина включена. Все болит. Что со мной? Марина, скажи мне правду, пожалуйста.
        Она решила рассказать кое-что из того, что узнала от хирурга:
        - Олег, у тебя воспалилось что-то в глазнице. Из-за этого и температура, но хирург сказал, что это вылечивается. Он провел глубокую чистку. Так что особо страшного ничего нет.
        Степанова поймала себя на мысли, что все сказанное прозвучало весьма убедительно. Он слегка пожал ее пальцы:
        - Ты давно сидишь рядом?
        - Часа два. Мы с тобой одни в палатке, так что можешь говорить, сколько захочешь и о чем хочешь. Я буду рядом. Если думаешь поспать, скажи.
        Забинтованная голова на подушке слегка повернулась в ее сторону. Серые губы приоткрылись:
        - Марина, ответь мне, только честно, ты любишь меня? Ведь я слепой…
        Она, зная, что волновать раненого нельзя, снова солгала. Со всей доступной нежностью провела кончиками пальцев по его подбородку:
        - Очень. С той ночи я часто думала о тебе. Какая разница слепой или зрячий? Все равно это ты. Ты любой мне нужен. Неужели не понял?
        Олег честно ответил:
        - Боялся поверить. Когда ты предложила себя в жены, я решил, что ослышался. Хочешь расскажу, почему я не женат до сих пор?
        Степанова помялась:
        - Если тебе не больно об этом вспоминать.
        - Теперь уже не больно…

«Я учился в военном десантном училище в Новосибирске. Дружил с местной девушкой. Сам я одессит. Мать жива, живет у старшей сестры в Евпатории. С Ниной мы встречались больше года. Предложил замуж и она согласилась. Как положено, подали заявление. В том году я заканчивал училище. Свадьбу решили сыграть после моего распределения. Мне выпало ехать в крошечный поселок под Мурманском. Я сказал, она ничего не ответила, посмотрела как-то странно. Я не придал значения. И вот он, день свадьбы…
        Приехали все мои родственники. Заказан зал в одном из кафе. Обошлось это в кругленькую сумму. В ЗАГСе невеста не появилась. Я ждал больше часа. Потом приехал кто-то из ее родни и сказал, что Нина отказывается быть моей женой. Представь мое состояние…
        Мои родители и родня были в шоке. Друзья по училищу, которых позвал, откровенно матерились. После пережитого позора через месяц умер отец. Он не выдержал. Все эти годы я откровенно мстил женщинам. Влюблял их в себя и бросал без сожаления. Уже на другой день не мог вспомнить даже имени пассии, с которой накануне провел ночь.
        Когда появился в разведуправлении, мне сразу сказали о тебе. Говорили много хорошего, рассказывали о твоей судьбе и подвигах. Я не верил. Решил посмотреть и увидел красивую молодую женщину, хрупкую и худенькую, с печальными зелеными глазами, вовсе не похожую на разведчика. Что меня удержало «приударить» за тобой, сам не пойму, а мысль была. Честно говорю…
        Московское задание оказалось хорошим испытанием. Я вдруг понял, что все сказанное о тебе правда. А когда после бурной ночи набила мне сумку продуктов, напоила кофе, да еще пошла прикрыть, я понял, что пропал. Я влюбился в тебя и наконец-то понял Горчакова, когда он сказал: «Такие женщины встречаются лишь раз». Я очень долгое время не понимал Леонида Григорьевича, его скоропалительной женитьбы»…
        Шергун замолчал. Марина плакала, даже не стараясь скрыть слезы. Она оплакивала судьбу полковника и свою собственную заодно. Всхлипнув, сказала:
        - Олег, нас повенчало задание. Мы не имеем права расстаться. Чтобы не случилось с тобой - ты мой, а я твоя.
        Она видела, как он несколько раз сглотнул. Поднял руку и принялся на ощупь стирать соленые капельки с ее щек и глаз. Она несколько раз касалась губами его ладони. Долго молчали оба. Затем он спросил:
        - Марина, мое лицо… Оно очень страшно выглядит?
        Она погладила его по виску и через силу рассмеялась:
        - Господи! Полковник, о чем ты думаешь? Ты всегда будешь красивым мужчиной. Шрамы будут, но они не испортят твоего лица. Не думай об этом. - Посмотрела на капельницу. В пузырьке оставалось совсем чуть-чуть. Женщина встала и отпустила его руку со словами: - Я только уберу капельницу…
        Обошла кровать. Осторожно вытащила иглу из вены. Закрыла ранку ватой и согнула его руку в локте. Посмотрела на забинтованную грудь. Провела ладонью по широким голым плечам:
        - Тебе не холодно?
        Он поймал ее руку свободной рукой. Прижал к плечу и сказал:
        - Я очень люблю тебя. Жаль, что не сказал этого в тот день, когда уходил с дачи. Думал попозже признаться, да видишь, как все получилось… Ты ведь устала, Марина. Иди отдыхай. Я и один полежу.
        Она отказалась:
        - Здесь рядом кушетка с матрасом. Я в любой момент могу лечь отдохнуть. Ты хочешь спать?
        - Что-то в сон потянуло и голова болит. Ты тоже ложись, только сначала поцелуй меня…
        Не хорошее предчувствие появилось в душе у Марины после его просьбы, но она ничего не сказала. Наклонилась и прижалась к губам Шергуна, касаясь руками крепкой шеи. Его тело было горячим, а губы совершенно сухими. Женщина коснулась ладонью выглядывавших на макушке пышных волос:
        - Спи. Я рядом. Если что понадобится, разбуди.
        Подтащила кушетку вплотную к кровати. Раскатала матрас и легла, укрывшись бушлатом. Подняла руку и положила ее на его ладонь. Но поспать не удалось. Часа через три ее разбудил полковник Огарев. Он осторожно тронул Марину за плечо. Когда она подняла голову, указал рукой на принесенные котелки с ужином и поманил за собой. Степанова поглядела на спокойно спавшего Шергуна. Натянула сапоги и выскользнула из палатки, накинув бушлат на плечи. Спецназовец глядел в землю:
        - Мне хирург все сказал. Этой ночи он…
        Она резко подняла голову, гневно сверкнув глазами и перебила его:
        - Молчите, Геннадий Валерьевич! Эту тему мы не станем затрагивать. Я верю в лучшее. Что-то случилось?
        Огарев переступил с ноги на ногу. Хмуро, словно нехотя, произнес:
        - Человека, похожего на Николая Горева, видели в Дуба-Юрте в два часа дня. Он скрылся, зарезав десантника. Мы узнали только сейчас.
        Степанова насторожилась:
        - Где это произошло?
        - На центральной улице поселка. Патруль из четырех солдат и лейтенанта, остановил незнакомого офицера с погонами майора. Здесь все офицеры уже примелькались и по одному никто не ходит. Этот шел один. Лейтенант проверил документы, они оказались в порядке. Но что-то его насторожило и он попросил пройти незнакомца в штаб вместе с ними. Майор заартачился и начал «качать права». Солдаты окружили его со всех сторон и считали, что не уйдет. Все же десантники! Офицер вроде подчинился. Прошли метров десять, когда он коротко взмахнул рукой и швырнул труп солдата на двоих парней. Сшиб с ног лейтенанта, сильно разрезав ему руку от плеча до локтя и скрылся в боковой улице. Последний, стоявший на ногах, солдат стрелять не решился. Народу на центральной улице было много, а когда добежал до угла, там никого не было. Горев скрылся.
        - Вы прочесали поселок?
        - Прочесали сразу, да что толку? Ушел он.
        Марина твердо сказала:
        - Нет. Не ушел. Здесь он, в Дуба-Юрте! Он мне собирается отомстить за разгром третьего лагеря. На этот раз он твердо решил меня убить. Ахмад не остановится теперь ни перед чем. Хотя, наверняка сделает все чужими руками.
        - Почему ты так думаешь и что предлагаешь? Ждать?
        - Я поставила себя на его место. Я бы поступила так же. Мы с Горевым все детство провели вместе, так что в принципе ход его мыслей мне ясен. Ему незачем светиться. Меня в лицо многие боевики знают. В ближайшее время с Шергуном улечу на недельку в Москву. Пока Олег находится в госпитале, вернусь, чтобы взять эту сволочь. Колька станет следить за каждым, кто выйдет из расположения бригады. Сами понимаете, по одному ходить на рынок не стоит, даже спецназу. Горев опытен и хитер, у него за плечами такая же подготовка, как у вас. Кроме нее учеба в Пакистанском лагере моджахедов. Мы, конечно, не хуже подкованы, но береженого Бог бережет!
        Полковник возразил:
        - Если он следит за лагерем, то обязательно заметит, как ты улетаешь на Москву и уйдет из поселка.
        Марина ухмыльнулась, но офицер заметил злобу в ее глазах:
        - Ну уж дудки! Я такой радости ему не доставлю. Подумает, не дай Бог, что я боюсь! Меня занесут в самолет под видом раненого. Такого он предусмотреть не может. Пусть думает, что я в расположении. Один из спецов у Андриевича здорово копирует мою походку. Я видела однажды. Парик бы раздобыть светлый! И пусть каждый вечер, в сумерках, прогуливается на кухню.
        Огарев в задумчивости посмотрел на нее:
        - Парик не такое сложное дело… У одной из медсестер имеется, пусть пока в платочке походит. Согласится ли? Ведь мужики потом всю жизнь подкалывать будут!
        - Объяснить надо и частично рассказать о задании. Поймут!
        Марина вернулась в палатку к Шергуну. Олег лежал в той же позе. Его неподвижность ей не понравилась. Женщина подошла к кровати и осторожно дотронулась рукой до его подбородка. Обычно такого прикосновения хватало для любого из разведчиков, чтобы разбудить, но тут не последовало никакой реакции. Она дотронулась до его плеча уже более жестко, слегка встряхнула, но снова не последовало ни единого движения.
        Кожа была горячей, словно раскаленная печь. Полковник находился без сознания. Марина с отчаянием посмотрела на раненого и кинулась из палатки, забыв про бушлат. Через минуту влетела назад в сопровождении двух хирургов. Остановилась в изголовье, понимая все и не желая верить. Крикнула, притиснув руки к груди:
        - Сделайте что-нибудь! Он должен жить, должен!
        По щекам текли слезы:
        - Олег, не надо! Держись!
        Врачи включили мощные лампочки и в палатке стало светло, как днем. Они осматривали провалившиеся почерневшие глазницы полковника при ней. Степановой стало жутко от этого зрелища, но она не подала и вида, что напугана. Военные хирурги переглянулись, перебросились парой латинских названий и посмотрели на нее, сразу спрятав глаза под напряженным взглядом женщины:
        - Марина Ивановна, если полковник переживет эту ночь, он будет жить. Мы ничего не можем больше сделать. Даже врачи в Москве в этой ситуации сказали бы вам то же самое…
        Стараясь ступать как можно тише, доктора удалились из палатки. В тишине слышались всхлипы и стоны Маринки, которая, уже не сдерживаясь, уткнулась в плечо Шергуна и плакала навзрыд. Она готова была на все, лишь бы он остался жить. Вспомнила детские молитвы, которым обучала ее когда-то баба Катя. Истово молилась, держа горячую руку мужчины в своих и часто целуя его пальцы.
        В этот момент ей казалось, что из нее во второй раз вынимают душу. Она вспомнила ту горячечную ночь, широкие плечи полковника и его пересохшие от волнения губы. Сухие, шершавые и… сладкие. Вспомнила свои ощущения. Его ошеломляющую нежность и страсть, сильные руки, мускулистое упругое тело. Внутренне краснея и почему-то стыдясь, созналась себе, что ей было очень хорошо в его объятиях. Больше всего на свете она желала сейчас, чтобы та ночь повторилась и не однажды…
        В далекой деревушке, у постели простывшей сестренки, никак не желающей засыпать, сидел смуглый мальчик. Бабушка и дедушка спали, а он держал руки Юли в ладонях, нежно поглаживал и шепотом, в кромешной темноте, рассказывал девочке сказку. Сестренка слушала минут десять, а потом прошептала:
        - Саш, я к тебе перелезу. Можно? Прижмусь и усну, а то у тебя наверно, ноги уже замерзли…
        Юлька так и сделала. Прижавшись к братишке и обняв его за шею, она вскоре засопела, а он еще долго не спал, поглаживая ее по растрепанным светлым волосам. Что-то странное рождалось в эту ночь в его душе. За двойными рамами шумел ветер, бросая в стекло колючий осенний дождь со снегом. Скрипела старая береза у калитки и надрывно выла чья-то собака на краю деревни…
        В палатку вошли две медсестры. Одна отвела Степанову к кушетке и заставила прилечь. Марина тряслась в судорогах, которые переросли в истерику, едва отпустила руку полковника. Женщина закатала рукав ее куртки и сделала укол в вену. Присела рядом. Гладила по голове, словно маленькую. Она была не молодой и много повидавшей. Глаза медсестры давно потухли, а слезы высохли, но от ее шершаво-мягкой ладони исходило искреннее сочувствие. Маринка медленно успокаивалась. Всхлипы становились реже и все реже вздрагивало ее тело.
        Вторая медсестра хлопотала вокруг полковника. Снова поставила ему капельницы, на этот раз две. Привязала беспомощные руки к каркасу кровати, чтоб не пошевелился. Сделала дополнительно пару уколов. Что-то быстро сказала напарнице, направляясь к выходу. Пожилая медсестра напоследок сказала Марине вполголоса:
        - Держись, доченька! Если очнется, он твоих слез не должен почувствовать…
        Марина осталась один на один с полковником. Она долго стояла рядом, разглядывая бинты и подбородок с полуоткрытыми потрескавшимися от жара губами. Мысли о Силаеве улетучились, словно их никогда не было. Умирающий полковник стал ей в эту минуту самым дорогим человеком. Отчаяние появилось в душе. Степанова не выдержала и снова заплакала. Что-то толкнуло ее наклониться и прижаться к его губам. Прерывающимся шепотом, она крикнула ему в ухо:
        - Олег, родной мой, не уходи! Пожалуйста! Я не хочу терять тебя! Не хочу! Ты слышишь?
        Уткнувшись в голое плечо полковника, Марина уже не сдерживала себя. Выла словно волчица. Минуты две слышались только ее рыдания и вдруг, она почувствовала, как его голова чуть дрогнула. Приподняла голову, разом притихнув. Хриплый голос, прерываемый тяжелым судорожным дыханием, спросил тихо:
        - Ты звала меня, Марина?
        Она осыпала поцелуями вперемежку со слезами его подбородок, бинты, шею и плечи:
        - Ты очнулся! Я так испугалась, Олег! Родной мой, любимый!..
        Он пошевелил пальцами, но не смог поднять руку:
        - Меня что, привязали?
        Она ответила, уткнувшись лицом в его плечо:
        - Ты под капельницами лежишь. От температуры сознание потерял. Я обоих хирургов на ноги подняла.
        Увидела, как его губы слегка дрогнули и кожа на них треснула. Показалась капелька крови. Схватила ватный тампон, лежавший на тумбочке, окунула в блюдце с водой. Аккуратно промокнула кровь влажной ваткой. Заметила, как он пошевелил губами. Спросила:
        - Пить хочешь?
        - Очень…
        Она поила его долго. Терпеливо, с ложечки, вливая прохладную кипяченую воду в пересохший рот. Шергун, напившись, тихо сказал:
        - Видно дела совсем плохи, раз мне так паршиво и ты плачешь…
        Она яростно кинулась опровергать:
        - Ранение почти всегда с температурой бывает, а у тебя еще и рана в голову! Вот в Москву прилетим, тебя в госпиталь положат. Все у нас будет нормально! Вот увидишь! А что я плачу, так ведь я баба все же! Бабьи слезы, что вода, солнце выглянуло и пропали!
        Постаралась взять себя в руки, но боль в сердце не отпускала и слезы продолжали бежать по щекам. Она молча стирала их пальцами другой руки и старалась не всхлипнуть. Олег какое-то время молчал. Его подбородок чуть подрагивал. Марина видела, но ни о чем не стала спрашивать. Наконец он спросил:
        - Марина, ты с генералом разговаривала?
        - Говорили. Я рассказала Евгению Владиславовичу о тебе. Он нас ждет. Хирург обещал завтра вертолетом отправить нас в Моздок. Надеется, что там какой-нибудь попутный транспорт и кроме «скальпеля» будет.
        - Ты летишь со мной?
        - Обязательно. Я тебя не покину и на минуту. Очень скоро надоем такому убежденному холостяку и ты станешь ругаться…
        Его губы слабо улыбнулись. Полковник сразу поморщился и простонал:
        - На тебя и ругаться? Да Боже меня упаси! Марина, ты можешь мне виски помассировать? Так, как в палатке? Мне тогда легче стало. Снова в голове боль адская…
        Степанова поглаживала его виски через бинты и говорила:
        - Не пытайся передо мной быть сильным. Тебе ни к чему притворяться. Говори все, как есть. Я пойму. Ты только разговаривай со мной, не молчи и не спи. Я дам тебе спать в московском госпитале сколько пожелаешь, но здесь не надо. Давай поговорим…
        - Ты разве не хочешь спать? Сколько сейчас времени?
        Марина взглянула на мужские «командирские» часы: было одиннадцать вечера. Заметила краем глаза котелки с ужином на металлической печке:
        - Одиннадцать ночи. Олег, ты есть не хочешь? Огарев ужин принес.
        Он отказался:
        - Есть не хочу. Чаю бы попил холодного…
        Женщина сразу вскочила на ноги. Затем обернулась и попросила:
        - Тогда я на минуту отойду. Тут же вернусь. Ты попробуй не засыпать пока, ладно? Не засыпай, прошу тебя!
        Степанова выбежала из палатки, не одеваясь. Галопом проскакала до ближайшей, где размещались солдаты. Часовому крикнула на ходу:
        - Чай в палатке есть?
        Парень удивленно кивнул, растерявшись так, что даже не задержал. Она влетела внутрь. Стащила спавшего с краю мужика с постели, гаркнув в ухо:
        - Чай где стоит?
        Тот выматерился спросонок:
        - На печке, не видишь?
        Разглядел лычки в полумраке и поправился:
        - Извините, товарищ сержант, не заметил со сна…
        Она, сцапав чайник, уже выскочила из палатки, на ходу сказав:
        - Утром принесу!
        Шергун с трудом удерживал себя на грани сознания. Хриплым голосом он читал сам себе стихи Есенина:
        - Не жалею, не зову, не плачу… Все пройдет, как с белых яблонь дым…
        Сбивался, путался и все равно читал. Голова перекатывалась по подушке от боли. Он временами скрипел зубами, но продолжал говорить. Хрипло, отрывисто, гневно… Маринка влетела в палатку с чайником в руках:
        - Олег, я принесла чай! Сейчас остужу и напою тебя.
        Он, прерываясь на каждом слове, выдохнул:
        - Я умираю, Марина… Спасибо тебе за надежду… Жаль, что любовь пришла ко мне в конце жизни…
        В голове полковника временами чернело от боли. Мысли путались. Женщина выронила чайник, даже не заметив, как кипяток ожег ногу. Кинулась к нему, упала на колени перед кроватью. Неистово целовала его горячую руку и говорила, говорила сквозь слезы:
        - Олег, что ты говоришь? Ты должен жить, слышишь? Должен! Ради меня, ради нас! Говори со мной, любимый, не молчи! Ты выдержишь, я так верю в тебя! Ты просто не теряй сознания. Я бы все отдала, чтобы этого не было!
        Его пальцы слабо шелохнулись в ее руках, до слуха донеслось:
        - Вспоминай обо мне иногда. Я люблю тебя…
        Она вскочила на ноги. Наклонилась над ним:
        - Нет, Олег! Нет. Не надо! Не уходи от меня!
        В ответ раздался горячий шепот:
        - Поцелуй меня…
        Перед глазами женщины возник другой Олег - Татарников. Как он подарил ей последний выдох. Маринка отшатнулась в сторону от ужаса, сковавшего душу, но тут же шагнула вперед и наклонилась, прижимаясь к его потрескавшимся от жара губам. Она понимала, что не имеет права отказать умирающему. Тихо прошептала, умоляя:
        - Держись, Олег! Я буду рядом, через сколько бы времени ты не очнулся. Я верю, что ты выживешь. Слышишь, я уже не плачу…
        Слезы действительно высохли на глазах, так как сердце запеклось от боли. Шергун попросил:
        - Напои меня чаем…
        Она обернулась и увидела лежащий на боку чайник. На полу расплылась здоровенная темная лужа. Марина испуганно кинулась к посудине. Подняла. Сняла крышку и заглянула внутрь. К счастью, пузатый бок вмещал в себе еще много напитка. Она торопливо налила теплый чай в стакан и наклонилась:
        - Олег, чай теплый. Сахар положить?
        - Не надо.
        Марина снова поила его с ложечки. Полковник вскоре прошептал:
        - Мне легче стало.
        Степанова похолодела от этих слов. Обычно легче становилось перед смертью. Она, якобы поправляя одеяло, дотронулась до его ступней и обрадовалась - ноги полковника оказались теплыми. Не скрывая радости, предложила:
        - Еще хочешь чаю?
        Губы прошептали:
        - Давай. Только посласти теперь. Крепкий, до горечи. После него у меня в голове проясняться начало.
        Женщина с искренней радостью погладила Шергуна по подбородку и ничего не сказала, горло перехватило. Ее сердце смеялось и плакало, теперь Марина знала, что он выживет…
        Глава 6
        Лешка Силаев жил в стареньком домике Надежды Кондратьевны Фоминой на окраине Рязани. Ему было хорошо рядом с не молодой родственницей. Он совсем не вспоминал о Москве. Женщина привязалась за лето к маленькому родственнику и с ужасом думала о том, когда племянник Костя приедет за сыном. В конце концов решила просить Костю оставить ребенка, пока она не помрет.
        Надежде Кондратьевне было шестьдесят три года. Вроде не так велик возраст, но это если не болеть. Кроме сахарного диабета у нее страшно болели и опухали ноги. Временами сидела в доме без хлеба, так как не могла дойти до магазина. Просить соседей стеснялась. С появлением Лешки многие проблемы отпали сами собой. Мальчишка не только внешностью, но и характером оказался копией племянника: умный, спокойный, не боявшийся никакой работы. Не смотря на то, что ему исполнилось всего девять лет, был он крепок, словно молодой дубок.
        Лешка с удовольствием помогал тете Наде все лето. Возился с курами и козой. Таскал воду для полива и научился колоть дрова для печки. Вместе с теткой полол грядки. Надежда Кондратьевна уже не думала со страхом: «Как бы сходить в магазин или аптеку?». Достаточно было попросить мальчишку. Он безотказно выполнял любое ее поручение.
        Осенью Леша пошел в рязанскую школу, расположенную неподалеку. Быстро освоился в классе, летом познакомившись с большинством сверстников. Учился хорошо и больших хлопот у Фоминой с ним не было. Разве что постирать, да сготовить. С этим тетка справлялась легко. Ей в тягость были лишь длительные переходы. За полгода мальчишка ни разу не вспомнил о матери, зато часто говорил об отце. Вспоминал, как они ходили по музеям и разговаривали обо всем на свете. Надежда Кондратьевна внимательно слушала и вздыхала.
        Лариса не часто баловала сына весточками. За все это время прислала два коротеньких письма, где рассказывала о своих успехах и даже не поинтересовалась, как идут дела у сына и пожилой женщины. В обоих письмах обещала приехать в гости, но так и не удосужилась. Надежда Кондратьевна в конце лета хмыкнула и сказала, бросив второе письмо на стол:
        - Вертихвостка! Таких, как твоя мамка, в лагеря сажать надо, чтоб другим жизнь не завешивали!
        Родители Ларисы, родные бабка и дед Лешки, заехали лишь раз за все лето, да и то всего на полчаса. Они торопились на дачу, чтобы «отдохнуть в выходные дни». Поахали-поохали, глядя на подросшего внука и исчезли, даже не предложив мальчишке поехать с ними или прийти в гости.
        Тетка считала Ларису и ее родителей «непутевыми». В открытую говорила мальчишке об этом. Лешка соглашался. Иногда, особенно по вечерам, он прижимался к объемистому боку родственницы и рассказывал о житье отца. Голос звучал тоскливо. Надежда Кондратьевна ночью плакала после его рассказов и долго не могла уснуть, жалея племянника чисто по-деревенски и кляня на чем свет стоит мать Лешки. Встав на больные коленки подолгу молилась перед потемневшими от времени иконами в углу. Только благодаря тетке и письмам отца, Лешка не чувствовал себя брошенным.
        Однажды соседский мальчишка, значительно старше Силаева по возрасту, налетел на него, когда он шел из школы домой. Все лето Васька старательно караулил
«москвича», а тут подвернулся случай. Схватив Лешку возле калитки за воротник куртки, он повалил мальчишку на землю и принялся тыкать лицом в грязь. Пацаненок сопротивлялся изо всех сил. Надежда Кондратьевна, услышав шум за воротами, забыла про больные ноги и бросилась на помощь. Такой трепки Васька ни разу в жизни не получал, а старая женщина кричала вслед наконец-то вырвавшемуся и улепетывающему хулигану:
        - Еще только тронь мальчишку, я тебе ноги повырываю! Пока я жива, Лешку никто не тронет! Ты не думай, что раз у меня ноги больные, так ты его обижать будешь, да я сегодня к твоему батьку схожу и нажалуюсь!
        Больше подобных эпизодов не было.
        Подполковник Силаев, в отличие от жены, часто присылал письма и денежные переводы. Лешка очень долго не обращал внимания на адрес, по которому отправлял ответы, но однажды на почте сзади стоящий мужчина спросил его, глядя на конверт с адресом:
        - Отец-то смотрю, у тебя в Чечне воюет. Давно уехал?
        Лешка ошеломленно поглядел на него, затем на конверт. Не отправив письмо, кинулся за разъяснениями к тетке. Надежда Кондратьевна поняв, что обманывать дальше пацана не удастся, рассказала горькую правду. Рассказала все, что услышала от племянника. Мальчик долго молчал, глядя в пол, а затем сказал:
        - Сука! Мать заставила его уехать! Она сука! Ненавижу ее!
        Схватил пачку писем на столе, нашел письма матери и разорвал в клочья. Швырнув на пол обрывки, посмотрел тетке в лицо с таким горем в глазах, что она заплакала. Леша выскочил из дома в одной рубашке, стукнув дверью. Метнулся вначале к калитке, а потом забился в дровяник. Уткнулся лицом в поленницу, зайдясь в долгом горьком плаче. Он понял, каким образом мать вынудила отца уехать воевать. До его детского сердечка дошло, что она сыграла на чувствах отца к нему, любимому сыну. Даже в мыслях Алексей ни разу не упрекнул отца за обман, понимая, что тот пожалел его. Старая женщина, с трудом переставляя ноги, нашла его в сарайке и крепко прижала мальчика к себе:
        - Не сладко, Лешенька, ни тебе, ни отцу с такой мамкой! Только о том, что ты теперь все знаешь, батьке лучше не писать. Ему и так забот хватает. Пойдем-ка домой, сладкий мой, пойдем! А то еще простудишься…
        Обнявшись, они вошли в дом. Разом повзрослевший за этот день ребенок стер следы слез со щек и жестко сказал:
        - Я никогда не прощу ее за то, что она сделала с отцом!
        Лариса Силаева, сбыв сына с рук, устроилась работать в торговую компанию. Красивая холеная женщина привлекла внимание директора. Он поручал самые высокооплачиваемые контракты ей. Клиенты, видя перед собой красивую женщину, быстрее подписывали контракты. Начав хорошо зарабатывать, Лариса и не подумала о том, чтобы попросить мужа вернуться из Чечни. Напротив, постоянно жаловалась ему в письмах на нехватку денег.
        На всех вечеринках и гулянках, устраиваемых в офисе, она неизменно была королевой. Остальные женщины, работавшие в компании, хотя и имели больший опыт продаж, но не рисковали оспаривать ее преимущества, догадываясь о мстительности Силаевой. Подруг у нее практически не было. Более-менее сносно Лариса относилась лишь к секретарше генерального директора и частенько пила с такой же высокородной выскочкой, как сама, кофе или чай.
        Все интересы мадам Силаевой сводились к модным туалетам и косметике. Чтобы «не отстать от жизни» Лариса посещала театры и выставки. С большим знанием судила о том или ином художнике или актере. Возвращаясь по вечерам в пустую квартиру, переодевалась и сразу исчезала. Поклонников было хоть отбавляй и она все чаще проводила вечера в ресторанах и дорогих кафе. Правда, надо отдать ей должное, Лариса не приводила ухажеров в собственную квартиру, да и сама не соглашалась поехать к поклоннику. Но на это были свои причины…
        У нее появилась мечта - стать женой директора компании. Ее вовсе не смущал тот факт, что она замужем. Развестись с Костей, казалось, будет легко. Лешка, естественно, останется с отцом. Беда состояла в другом - Святослав Львович был женат и разводиться не собирался, хотя Лариса применяла самые изощренные ухищрения, чтоб заполучить «добычу». Но… поймать не молодого, умудренного жизнью, директора в расставленные ловушки не удавалось. Силаева несколько раз пыталась затащить Астафьева в постель, чтобы потом заставить жениться на себе, но потерпела сокрушительное фиаско. Когда она вошла в его кабинет и начала говорить о своих чувствах, Святослав Львович твердо сказал:
        - Лариса, я очень доволен вашей работой, но не стоит видеть во мне мужчину вашей мечты. Я счастливо женат уже двадцать семь лет и ничего в своей жизни менять не собираюсь. Да и вы замужем, по моим сведениям. Не стоит начинать того, чего не должно быть.
        Она выскочила из директорского кабинета покусывая полные накрашенные губки и кипя от гнева. Впервые мужчина не растаял от ее чар. Тут же глаза Силаевой наткнулись на заместителя директора. Ашот Арутюнович сидел на диванчике ни о чем не подозревая и что-то диктовал секретарше. Лариса знала, что нравится армянину. Она не однажды ловила его, полный восхищения, взгляд. Теперь, когда она узнала о невозможности заполучить директора, перспектива стать женой заместителя показалась ей весьма заманчивой. Она прекрасно знала, что и заместитель был женат. На одной из вечеринок Силаева видела толстую не красивую жену Албамяна и не сомневалась в успехе своего предприятия.
        Она бросила на обернувшегося заместителя один из своих томных взглядов и спокойно вышла из приемной, не сомневаясь в том, что Ашот вскоре появится в ее кабинетике. Так оно и случилось. Недалекий армянин через пятнадцать минут появился в дверях…
        Стояла ночь. По камням с тихим шорохом ударяла поземка. Между торчащих скал иногда жутко завывал ветер. До обмелевшего в это время Пянджа оставалось совсем чуть-чуть. Вскоре начался трехметровый камыш. Он шумел под ветром и трещал под ногой. Пять мужчин, с тяжелыми рюкзаками, осторожно пробирались между стеблей, стараясь поменьше ломать их. Пройдя метров пятьдесят, они каждый раз останавливались и прислушивались. Этот маленький караван шел с Афганистана. Люди несли пакеты с опием и героином. У каждого за спиной было около двадцати пяти килограмм зелья. Один грамм чистого героина стоил на черном рынке Грозного около двухсот долларов.
        Переход границы всегда сопряжен с большим риском, но на этот раз риск был оправдан. Если им удастся перейти через границу и донести товар до заказчика, каждый получал по тридцать тысяч долларов. На эти деньги наркоконтрабандисты могли безбедно прожить несколько лет. Правда, каждый знал и другое, если поймают, могут посадить в тюрьму пожизненно. И все же надеялись на удачу. Всего каких-то полтора километра отделяли мужчин от теплых постелей и уютных женских тел. Каждый представлял свежие лепешки и водку. Много, чтобы выпив, забыть о том, как подвергались опасности.
        До них донесся странный звук, когда они уже перешли реку и снова углубились в камыш. Этот звук заставил мужчин замереть на месте. Все пятеро не сговариваясь, вытянули из-за спин автоматы и расстегнули кармашки с гранатами у «лифчиков». Снова послышался знакомый звук - так снимают предохранитель у автомата. До рассвета оставалась пара часов. До ближайшего кишлака, по самым скромным подсчетам, около получаса ходьбы. Там они могли считать себя в безопасности, у двоих жили родственники, но этот звук…
        Прошло минут десять. Шуршащие заросли мешали расслышать что-либо еще. От холодного ветра начали замерзать пальцы на руках и ногах. По потным спинам пронесся озноб, заставляя дрожать уставшие тела. Каждый понял, еще минут десять такого стояния и они не смогут оказать достойного сопротивления пограничникам. Потому что замерзнут. Переглянувшись, тронулись дальше, стараясь ступать бесшумно.
        Недели две назад десять «носильщиков», оказавших сопротивление пограничникам, были расстреляны на границе с Таджикистаном. Именно в этом месте, на реке Пяндж. Пограничники вели непримиримую борьбу с наркоконтрабандистами. Пятеро мужчин надеялись проскочить, так как в последнее время этот пост старались не тревожить, надеясь усыпить бдительность «зеленых фуражек». В кишлаке их ждали те, кто примет и укроет наркотики, затем переправит их дальше в страны СНГ и даже за рубеж.
«Носильщики», выбравшись из камыша, прошли всего метров сто вверх по склону, когда слева раздался окрик:
        - Бросай оружие! Сопротивление бесполезно. Вы окружены.
        В ответ один из мужчин дал очередь и попытался укрыться за камнями на берегу. Два выстрела, с разных сторон, прозвучали с интервалом в секунду и он упал с простреленными ногами. Попытался отползти, но тот же голос потребовал:
        - Лежать!
        Больше всего бандитов поразило то, что обладатель был явно русским. До троих дошло, что в засаде находится сам начальник заставы. Они не раз видели его в бинокль. Четверо оставшихся здоровыми мужчин, зная, что им терять нечего, залегли, сбросив рюкзаки и принялись отчаянно отстреливаться. Они попытались скрыться в камышах и вырваться из котла, но не тут-то было. Русский не соврал. Со всех сторон раздались предупредительные очереди. Пули отскакивали от камней у самых ног контрабандистов. Пограничники явно решили взять их живыми, так как стреляли исключительно по ногам. Снова раздалось:
        - Сдавайтесь! Гарантируем жизнь.
        Обещание решило исход дела. Трое решительно подняли руки. Двое, тяжело дыша от ужаса, забили стволы автоматов в рот и нажали на курки. Это были матерые волки, по самую макушку испачканные в крови. Они знали, что снисхождения им не будет, к тому же боялись рассказать то, что знали. Бросившиеся на выстрелы пограничники нашли холодеющие трупы. Молодой, стройный капитан выругался:
        - Ах, черт! - Накинулся на одного из своих парней: - Рустам, что же ты не помешал им! Руки бы прострелил, что ли…
        Трое оставшихся в живых бандитов мрачно смотрели на окруживших их пограничников. Планы на сытую жизнь рухнули в один момент. Шесть «зеленых фуражек» было таджиками, остальные восемь русскими. Наркокурьеров тщательно обыскали. Русский капитан присвистнул, поглядев на количество наркотика:
        - 125 килограмм! Ничего себе! Тот деятель с Чечни не соврал.
        Бандиты переглянулись. Они сообразили, что их попросту сдали. Кто-то очень сильно не хотел потесниться на российском наркорынке и пустить саудовского миллионера в долю.
        Эта операция по захвату контрабандистов была не запланированной. Просто неделю назад на заставу позвонил неизвестный, назвавшийся Хасаном Аликперовым. Этот Аликперов сообщил о переброске крупной партии наркотика из Афганистана через Таджикистан. Назвал адрес и фамилию хозяина дома, по которому будут ждать наркокурьеров. Так же предупредил, что на данный момент в тайнике, устроенном в овчарне по указанному адресу, находится еще около ста килограмм отравы, уже готовой к отправке. Назвал день отправки.
        Капитан Межидов решил рискнуть и нагрянул в данный дом с обыском. Сообщение неизвестного подтвердилось. На допросе наркоторговец сознался, что товар был подготовлен для отправки в Чечню. Поставил условие: жизнь в обмен на дальнейшие сведения. Пограничник решил рискнуть и согласился. То, что он услышал, заставило его немедленно связаться с Москвой. В разведуправлении засуетились. Таджик сообщил о некоем майоре внутренних войск, который служит в Грозном. Имеет доступ к секретным документам и переправляет наркотики в Москву, используя свое положение. Назвал фамилию - Куракин.
        На следующий день в Грозный прилетел представитель из московского разведуправления. Куракина через полчаса арестовали. Прилетевший разведчик с удивлением узнал, что на следующий день майор увольнялся в запас и улетал из Чечни. В рюкзаке Куракина было обнаружено более трехсот тысяч долларов, разнообразные золотые и серебряные украшения. Допрос дал неожиданый результат. Предприниматель в погонах, как оказалось, работал на два фронта. И на братьев Басаевых и на Усаму.
        Саудовский миллионер еще год назад наладил очень доходный бизнес по сбыту наркотиков в Чеченской Республике. Через Чечню переправлял дурь во многие города России. К тому же в последнее время зелье употребляляли не только в рядах боевиков, но и некоторые федералы. Один из поставщиков вышел на майора Куракина. Он даже не стал его на чем-то подлавливать, просто предложил крупную сумму в долларах, если он переправит партию героина в Россию. Куракин согласился и два месяца исправно работал на бен Ладена.
        Братья Басаевы - Шамиль и Ширвани - полгода назад выкупили за бесценок здание пустующей грозненской школы, обнесли ее колючей проволокой под напряжением, пригласили индийских профессоров-фармакологов и под видом изготовления медпрепаратов наладили производство чистейшего героина. Их плантации мака и конопли в Курчалойском, Гудермесском и Веденском районах могли приносить баснословные прибыли, если бы не конкурент.
        Требовалось устранить Усаму бен Ладена с его зельем и потихоньку выжать его с российского наркорынка. Оба понимали, что это очень опасно - идти против бен Ладена и все же решили рискнуть. Перед этим братья тоже вышли на Куракина. Тот согласился переправлять их «товар» в Россию, таким образом получая деньги с двух сторон одновременно. Очень часто пакеты с героином от Усамы и от братьев ехали в одном ящике, лишь адреса были разные.
        Новоявленные наркобароны открыли представительства в Калуге, Санкт-Петербурге, Волгограде и других городах России. Это страшно не понравилось Усаме. Сведения быстро донеслись до его ушей. Он приказал своим агентам ликвидировать предприятие братьев Басаевых и сделать это так, чтобы на него даже не подумали. Но охрана наркозавода была такой, что проникнуть на территорию не удалось никому. Тогда агенты, с помощью наркопоставщика, вышли на майора внутренних войск и попросили помочь уничтожить мешающий заводик.
        Майор сообразил, что его работа на оба лагеря вот-вот всплывет на поверхность и тогда смерть будет не за горами. Полугодовой срок пребывания в Чечне у Куракина заканчивался. Он решил исчезнуть, чтобы не попасть под грядущую нарковойну. Подсуетился с оформлением документов, благо возможности были при его-то связях, но помешал предствитель из разведуправления…
        Главенство на наркорынке сталкивало лбами амбициозных братьев и бен Ладена. Было ясно, что ни Ширвани, ни Шамиль не согласятся уступить рынок наркотиков саудовскому шейху, когда деньги потекли к ним рекой. Каким-то образом слушок о караване с наркотой от бен Ладена дошел до Басаевых и они решили подстраховаться. Хасаном Аликперовым оказался один из братьев. Это он сдал наркокурьеров Усамы пограничникам.
        Шергун потерял сознание около четырех утра. Сколько пролежал в беспамятстве, он не знал. В чувство его привела прохладная ладонь, коснувшаяся подбородка. Он узнал Марину по прикосновению. Прошептал:
        - Марина… - Почувствовал, как женщина вздрогнула, а ему на щеку упала горячая капля. Прошла сквозь бинт и обожгла кожу. Полковник прошептал: - Ты снова плачешь…
        Она торопливо прошептала, беря его за руку:
        - Я не буду больше, ты только сознание не теряй.
        - Сколько времени?
        - Шесть утра. В восемь нас с тобой вертушкой отправят на Моздок. Доктор уже заходил. Олег, родной мой, все позади. Ты перенес эту проклятую ночь. В Москве все будет по-другому…
        Он почувствовал, что его руки свободны. Погладил ладонь женщины и взял ее обоими руками. Слабо пожал. Каждое движение тяжело давалось ему. Силы не было, к каждой клеточке, казалось, было привязано по огромной гире. Страшная слабость придавила тело к постели. Он спросил:
        - Значит, эта ночь была критической для меня? И ты скрывала… Сколько же горя я тебе принес, любимая…
        Степанова расплакалась от этих слов, уткнувшись в плечо мужчины. Рыдания сотрясали ее тело. Олег медленно гладил ее по волосам и молчал.
        Марину вытащили из палатки на носилках, прикрытую одеялом до подбородка. Голова была замотана бинтами. Следом вынесли полковника, лежавшего в спальном мешке и укутанного одеялом. Руки Шергуна лежали на поверхности. На улице было холодно. Ледяной ветер с гор давал понять, что зима не за горами. Загрузив пару в вертолет, санинструкторы удалились, а в вертушку проскользнул полковник Огарев. Маринка как раз начала избавляться от бинтов. Попросила:
        - Геннадий Валерьевич, распутайте пожалуйста этот узел на затылке. Чертовы санитары так замотали, стащить не могу!
        Полковник усмехнулся и просто разрезал узел ножом. Маринка содрала марлю с глаз и повернулась к Шергуну:
        - Олег, как ты?
        С носилок донеслось слабое:
        - Живой…
        Огарев вполголоса заговорил:
        - Марина, возле расположения бригады начали шататься подозрительные чеченцы. На склоне ближнего холма отмечено появление человека с биноклем. Что ты об этом думаешь? Я приказал делать вид, что мы не замечаем. Хотя тоже следим за объектами. Теперь я уверен, что ты права и Горев никуда не делся из Дуба-Юрта.
        Степанова кивнула:
        - Правильно. Колька здесь, только найти его не так-то просто. Даже если вы всех наблюдателей переловите, гарантии, что они знают, где прячется Ахмад, нет никакой. Это цепочка. Причем никто друг о друге не знает. Не обращайте на них внимания.
        Спецназовец немного помедлил, а затем сказал:
        - Есть у меня мысль, что эта гадина попытается схватить кого-нибудь из наших. Добыть сведения, так сказать, из первых рук.
        Марина вздохнула:
        - Не лишено смысла… Не выпускайте друг друга из виду, так и передайте ребятам. Я вернусь и мы продолжим игру с Ахмадом.
        Огарев помялся, не зная, сказать или не стоит о том, что узнал. Потом все же сообщил:
        - Твои подозрения насчет стукача небезосновательны. Я тут все операции, проведенные за последний месяц, проанализировал. Провалов много, хотя каждый раз операции тщательно разрабатывались. Однако боевики нас уже ждали. Мужиков я подключил, начали проверку. Думаю, вскоре найдем гниду.
        В вертолет внесли с десяток раненых. Затем влезли двенадцать летевших в отпуск контрактников. Степанова свернула носилки, на которых ее внесли в вертушку, чтоб освободить место. Огарев попрощался с женщиной и Шергуном:
        - Счастливо долететь! А вам, Олег Маркович, выздороветь и не отчаиваться. В темноте жить трудно, но можно и нужно, если есть цель.
        Обнялся с Мариной, пожал руку полковнику и выскочил из вертолета, когда винты начали вращение. Женщина присела рядом с Олегом на край носилок. Взяла его руки в свои. Ладони оказались ледяными. Она наклонилась и поднесла его кисти ко рту, тщательно растирая. Дыханием попыталась отогреть пальцы. Накинула на него сверху свое одеяло. Не стесняясь сидевших у стены и искоса наблюдающих за ней мужиков, расстегнула бушлат снизу и забила его озябшие ладони к своему телу. Поправила шапку на голове полковника.
        Холодные ладони Шергуна уютно устроились у нее под грудью. Она чувствовала холод от его рук через куртку и нижнее белье. Пальцы слегка шевелились. Вертушка взлетела и понеслась в сторону Моздока. Полковник потянул ее к себе и Марина наклонилась ухом к его губам. Олег прошептал:
        - Ты собираешься вернуться?
        Она услышала в его голосе тоскливые нотки. Прислонилась к его уху губами и твердо ответила:
        - Улечу от тебя лишь на неделю, чтоб разобраться с Горевым, пока ты будешь находиться в госпитале. У меня появился план, как сцапать эту сволочь. Не обижайся. Я именно та приманка, на которую клюнет акула…
        Шергун вздохнул:
        - Я обязан тебе жизнью. Случись что с тобой, мне не зачем жить.
        Маринка смутилась и пробормотала:
        - Так уж и жизнью… Просто не дала совершить глупость.
        - Я слышал, что утром говорил доктор, хоть вы говорили очень тихо. Слышал, как он удивлялся. Что ты сделала, я не знаю, но именно ты не дала мне умереть сегодня ночью. Если хочешь отомстить за меня, то не надо рисковать…
        - Дело не только в тебе, Олег. Ты же знаешь - наша вражда идет с Афганистана. Колька вообще озверел. И он и я знаем, ничего не закончено, пока один из нас живет. Он хочет отомстить мне за разгромленные лагеря, а я собираюсь шлепнуть его за Амира, за тебя, за всех тех, кого он предал. Даже если я останусь с тобой в Москве, он найдет меня…
        Марина наклонилась к его уху чуть плотнее и рассказала Шергуну о своей оплошности, кого случайно видела в Чертаново, да не обратила должного внимания. Глухо сказала:
        - Это из-за меня схватили тебя. Я не успокоюсь, пока он жив!
        Шергун вдруг понял, что Маринка винит себя в том, что произошло с ним. Понял, какую муку и боль испытывает женщина. В голове молнией мелькнуло: «Она же и замуж за меня решила выйти по этой причине». На душе стало пусто. Полковник не смог проконтролировать слезы.
        Марина почувствовала - его руки, до этого спокойно лежавшие на ее груди, упали. В полумраке вертолета заметила, как потемнели бинты на месте глазниц. Догадываясь о его мыслях и ругая себя за то, что фактически призналась, она наклонилась к его уху:
        - Олег, я люблю тебя. Мне вдвое больнее, что именно я стала причиной твоей беды. Ты ненавидеть меня должен!
        Слова звучали искренне и полковнику захотелось поверить. Он облегченно вздохнул:
        - Маринка, да ты что! Не вини себя. Это я, старый разведчик, видевший неоднократно портрет Горева, должен был заметить его. Я вообще его не видел, а ты вспомнила. Ты, правда, собираешься выйти за меня замуж не из жалости?
        Она украдкой поцеловала его губы:
        - Правда.
        Его отогревшиеся ладони легли на ее талию. Степанова обратила внимание на чуть лукавую улыбку появившуюся на губах Шергуна. Спросила, уткнувшись в его ухо и слегка прижавшись к нему:
        - Что это вы, господин полковник, так странно улыбаетесь?
        Олег украдкой передвинул одну руку под бушлатом ей на грудь, погладил и прошептал в ответ:
        - Я очухался! Слабость слабостью, слепота слепотой, но с тобой снова себя мужиком чувствую…
        Степанова рассмеялась в ответ, к удивлению контрактников. Это получилось у нее естественно, хотя душа в тот момент плакала от горя, а в мозгах промелькнуло:
«Господи, прости меня за эту ложь! Неужели я никогда не смогу стать счастливой? Как стыдно лгать Олегу! Он не заслужил…».
        Вертолет приземлился в Моздоке. Маринка вновь улеглась на носилки, набросив на лицо белые бинты. Ее и Шергуна унесли в небольшое помещение при аэродроме, где они оставались вдвоем долгое время. Олег сел на носилках сразу, едва его внесли в комнату и попросил:
        - Марина, мне надоело лежать и чувствую я себя значительно лучше, чем ночью. В общем, собираюсь лететь до Москвы сидя!
        - Согласна. Но в самолет тебя все же внесут.
        Ждать пришлось больше трех часов. Степанова успела накормить Шергуна обедом и он оживился еще больше. Расспрашивал ее о детях, о родителях, о деревенской жизни. Женщина с удовольствием вспоминала о собственном детстве, о сыне и дочери. В ответ расспрашивала его обо всем. Во время их оживленной беседы дверь бесшумно отворилась.
        Степанова резко обернулась, почувствовав колебания воздуха, готовая дать отпор. На пороге стояла медсестра со шприцем в руках. Марина все поняла и молча кивнула, глядя на Шергуна. Когда незнакомая рука взялась за кисть полковника, он резко отдернул руку и прижав к себе, спросил:
        - Марина, кто это?
        Она дотронулась до его пальцев:
        - Ты понял, что тебя тронул чужой человек?
        - Я знаю твои руки. Кто это?
        Женщина ответила сама:
        - Я медсестра, главврач просил сделать вам укол в одиннадцать…
        Полковник протянул руку, чутко прислушиваясь к звукам. Степанова видела это по напряженному подбородку и тихо сказала:
        - Олег, я здесь. - Взяла другую его ладонь и чуть пожала. Кисть сразу расслабилась и она поняла, что он успокоился. Когда медсестра вышла, Марина спросила: - Олег, ты узнаешь меня по прикосновению?
        Он повернул голову на голос и задумчиво сказал:
        - Узнаю… Только не понимаю, как?
        Она предложила:
        - Хочешь проверим, узнаешь ты меня или нет среди нескольких людей?
        - Давай!
        Степанова выскочила из комнаты. Минуты через три вернулась в компании восьми человек. Трое были женщинами, остальные пилоты. Все молчали. Марина спросила:
        - Ты готов?
        Полковник кивнул. Один за другим к нему подходили люди, ласково (так просила Марина) дотрагивались до подбородка и отходили. Мужчины дотрагивались мизинцем. Полковник пять раз дал отрицательный ответ, но когда Степанова дотронулась до него, он схватил ее за руку:
        - Марина!
        Остальные женщины, прошедшие мимо Шергуна, ошеломленно спросили:
        - Как вы ее узнали?
        - Не знаю. Ее руки самые нежные…
        Они снова остались одни. Шергун молчал, прислушиваясь к доносившимся снаружи звукам. Марина смотрела на его забинтованную голову. Перед глазами встало лицо Кости. Она переборола себя:
        - Олег, что ты слышишь?
        Он вслушивался в звуки минуты две, затем ответил:
        - Разговор двух парней, мотор грузового автомобиля, какой-то странный свист и музыка…
        Женщина молчала, продолжая задумчиво смотреть на мужчину. Полковник забеспокоился. Он закрутил головой, пытаясь узнать, где она находится, но ничего не услышал. Тревожно спросил:
        - Марина, ты здесь?
        Она подошла и села рядом, приобняв за плечи:
        - Здесь, мой хороший! Не бойся, я не уйду.
        Шергун обхватил ее за плечи руками, притиснул к себе и сказал:
        - Марина, я страшный эгоист! Я боюсь остаться без тебя даже на минуту!
        Они летели в самолете молча. За всю дорогу не сказали друг другу ни слова, да и разговаривать из-за шума было тяжеловато. Олег прижался к ее плечу своим, держался за ладони Марины и молчал. Он впервые не боялся показаться слабым. Женщина поглаживала его пальцы, а перед глазами вновь и вновь всплывало лицо подполковника Силаева. Такое, каким она видела его в последний раз, грустно-задумчивым…
        Вместе с генерал-полковником Брединым, увезли Шергуна в госпиталь Бурденко. Спустившемуся в приемный покой доктору, Степанова передала документы и попросила разрешения остаться, на что получила категорический отказ. Нравы здесь были построже, нежели в полевом лазарете. Марине разрешили прийти на следующий день. Олега увезли наверх для тщательного осмотра. Она успела пару раз поцеловать его и торопливо сказать:
        - Я завтра приеду. Ты жди!
        Едва каталка скрылась в лифте, как она разрыдалась. Генерал не стал ни о чем расспрашивать. Сгреб за плечи и силой увез в управление. Заперся в кабинете вместе с подчиненной, приказав адьютанту ни с кем не соединять и не беспокоить. Усадив на диван, опустился рядом и принялся осторожно расспрашивать. Уставшая, издерганная, измотаная Маринка сквозь рыдания рассказала обо всем. О том, что собирается выйти замуж за Шергуна, о своем обмане и о любви, что живет в сердце многие годы. Даже о встрече с Костей, о его тяжелой жизни рассказала без утайки. Боль рвалась из нее. Она не могла больше держать ее в себе.
        То утыкаясь в грудь генерала, то тыкаясь носом в спинку дивана, она говорила и говорила. Бредин молчал. Он ни слова не произнес за время ее рассказа, лишь гладил по плечам сильной ладонью, да время от времени прижимал к себе чуть крепче. Когда слезы иссякли, немного повсхлипывав, как все бабы, Марина уткнулась носом в подлокотник и заснула, подтянув коленки к подбородку. Она даже и не вспомнила, что рядом сидит генерал. Женщина очень устала за эти дни и не столько физически, сколько душевно.
        Бредин не стал ее будить. Осторожно укрыл собственной шинелью и устроившись за огромным столом, задумался, глядя на заплаканное, опухшее от слез, лицо женщины. Ее боль была понятна и проста - с одной стороны слепой полковник, которого она жалела всем сердцем, по своему любила и искренне считала себя виновницей его слепоты. С другой - мужчина, которого она действительно любит многие годы. А с третьей она сама. Запутавшаяся, растерянная и… живая. Не растерявшая души.
        Просидев около часа, словно истукан, генерал лихо выматерился шепотом. Вскочил. Вышел в приемную и приказал подполковнику Козлову никого в кабинет не впускать и все телефоны переключить на себя. Оставив спящую Марину в кабинете, Евгений Владиславович уехал домой, так и не забрав шинель, которой укутал женщину. Рассказал все услышанное от Степановой жене…
        Глава 7
        Через двое суток Марина вернулась в Чечню, хотя намеревалась поехать туда лишь через неделю. Поступившие из-под Дуба-Юрта сведения заставили поторопиться. Генерал не скрыл от нее создавшегося положения. Был ранен полковник Андриевич. По описанию, полученному от Огарева, она узнала в напавшем на Вацлава Кольку Горева и поторопилась вернуться в расположение спецназа. Но перед отлетом решила навестить Олега в госпитале.
        Генерал поехал в Бурденко с ней, так как стояло раннее утро и Марину могли не пропустить к раненому полковнику. В Москве падал крупный снег, который тут же таял. Уже через пару минут, пока они шли от ворот к офтальмологическому корпусу, верхняя подстежка бушлата стала мокрой и тяжелой. Генерал остался в коридоре, чтобы не мешать прощаться. Шергун спокойно отнесся к отъезду Марины, лишь вздохнул и сказал напоследок:
        - Возвращайся! Береги себя. Я буду ждать.
        Она крепко поцеловала Олега в губы и вышла. Генерал отвез ее на Чкаловский аэродром, по дороге дав необходимые устные инструкции и документы.
        Перелет прошел спокойно. Степанова пониже натянула козырек кепки и старалась поменьше маячить на открытых местах. Если в Москве шел мокрый снег, то в Чечне лил дождь. Бушлат за время перелета просохнуть не успел и теперь вбирал в себя новую порцию сырости. Плащ-накидка осталась в палатке у полковника Огарева.
        В расположении бригады у вертолета ее никто не встречал. Она заранее договорилась об этом по рации с полковником, чтоб не привлекать лишнего внимания. Степанова выскользнула из вертушки и низко нагнув голову от ветра и дождя, прямиком направилась в медбат. Выяснить, где лежит поляк, оказалось проще, чем она думала. Первая же встреченная ею медсестра, ревниво взглянув в красивое лицо женщины, указала ей путь.
        Андриевич лежал в общей палатке. Кроме него, внутри находилось еще человек шестнадцать раненых. Широкое перевязанное плечо выглядывало из-под солдатского одеяла. К другой руке тянулась капельница. На краю кровати сидела молодая медсестра и весело хихикала со спецназовцем. Едва увидев, кто вошел, Вацлав прервал женщину и строго приказал уйти. Медсестра дернув плечиком, убрала почти опустевшую капельницу. Не торопливо перевязала сгиб бинтом. Окинула стоявшую у кровати Марину снизу доверху торжествующим взглядом и удалилась, оглянувшись на выходе и помахав ручкой. Полковник не среагировал. Он уже вовсю улыбался Марине:
        - Прилетела? Я просил Огарева не говорить тебе ничего, не послушался! Вот старый дурак! Что бы, сами не справились, что ли?
        Она присела на край кровати, где до этого сидела медсестра. Расстегнула бушлат и достала из внутреннего кармана два апельсина. Протянула Вацлаву:
        - Это тебе. Тяжело ранил?
        Вацлав повертел в правой руке цитрусы, понюхал горьковато пахнущую корку. Положил на одеяло и ответил:
        - Да нет, нож мышцы раскромсал. Если б не бронежилет, убил бы. Я ведь победу торжествовал. Вот и поплатился. Крови говорят много потерял, теперь капельницы ставят! За апельсины спасибо. С Москвы везла?
        Она кивнула:
        - Ага… Расскажи подробности…
        Вацлав вздохнул:
        - Я увидел этого мужика, когда мы с ребятами собрались уходить с рынка. Осточертела эта кормежка, решили купить кое-каких продуктов и в печке приготовить ужин. К тому же повод был, у полковника Маркова день рождения. Собирались посидеть вечерком…
        Андриевич повернул голову. Посмотрел на стакан с водой и попросил:
        - Марин, дай напиться. Горло пересохло…
        Она осторожно приподняла голову мужчины и прижав стакан к его губам, напоила. Волосы Андриевича оказались жесткими, словно проволока. Она поставила стакан на тумбочку и собиралась опустить его голову на подушку. Совершенно неожиданно поляк поймал ее руку здоровой рукой и на мгновение прижал к губам маленькую ладошку. Увидев удивление в глазах, подмигнул и пояснил:
        - Маринка, ты просто не замечаешь, что мы тебя все любим… - Тут же посерьезнел, продолжая рассказ: - Этот тип спокойно шагал между рядами. Дело случилось около обеда, народу много. Одет был в кожаную куртку и круглую шапочку, как у чехов. Не брит и похож на местного. Я бы внимания не обратил, если бы не глаза! Серые и злые. Наши взгляды встретились. Я мужиков предупредил и всей капеллой к нему направились. Нам удалось его обыскать! Представляешь?
        Полковник разгорячился, вспоминая случившееся. Теперь все раненые прислушивались к его словам:
        - Мы уже подходили к расположению, до блокпоста оставалось метров двести. И тут эта сволочь, неизвестно откуда, достает нож и вонзает мне в грудь! Я не ожидал! Нож прорезает кевлар, как масло, скользит по пластине и влепляется мне в плечо. Боль адская! Кровь фонтаном. Мужики и опомниться не успели, как он столкнул моим телом троих и смылся в толпе чеченцев. Нож так и остался во мне. Следом кинулись. Ты видела Дуба-Юрт? В общем, он снова ушел…
        - Вы что-то нашли при нем?
        - Ничего, кроме одной маленькой детали - его носовой платок. Он остался в моих руках. На нем арабская вязь, вот почему я его забрал. Никто из наших не смог прочитать, что там написано. Посторонних привлекать не хочется. Огарев ждет тебя.
        Маринка усмехнулась:
        - Тогда я побежала. Зайду попозже…
        Он остановил ее словами, когда женщина уже подошла к двери:
        - Марина, ты осторожнее ходи. Того парня, что тебя изображал, подстрелили пару дней назад. Генерал разве не сказал?
        Она обернулась:
        - Нет. Монах убит?
        - Ранили тяжело. Из снайперской винтовки стреляли, но явно не снайпер. Расстояние не больше двухсот метров было. Скрыться успел…
        - Где он?
        - Отправили в Москву. Оперировали здесь. Хирург сказал - жить будет. Так что ты сильно не переживай.
        Степанова вышла из палатки злая, как черт. Горев явно переигрывал ее. Но она поняла и другое - приятель слишком торопился покончить с ней. На этом она и собралась его поймать. Незаметно оглядевшись и не заметив ничего опасного, Марина рванула в палатку Огарева. Через пару минут она находилась внутри. Развесив бушлат для просушки на стойке с оружием, села за стол напротив полковника и разбирала арабскую вязь на атласной тряпке. Прочитав все до конца, Маринка радостно усмехнулась:
        - Все же прокололся! Спешка до добра не довела…
        Огарев быстро спросил:
        - Что ты узнала из этого послания?
        - Это послание для эмиссаров в Чечне от Усамы бен Ладена. Он требует созвать общий съезд всех, кто находится в России, обсудить насущные вопросы и решить, что требуется для продолжения войны в Чечне против России. Съезд будет проходить в Москве 20 февраля 1996 года… - Степанова еще раз перевела про себя последнюю вязь и хмыкнула: - А вот это уже наглость… Они собираются устроить совещание наиболее крупных лидеров исламских фундаменталистов в июле 1996 года. Место пока не назначено.
        Огарев быстро спросил:
        - Где собираются в Москве, указано?
        - Не указано.
        Полковник схватился за голову:
        - Сегодня 6 декабря. Надо срочно переговорить с Москвой. Предупредить. Пусть примут меры. Авось, найдут, где они соберутся…
        Маринка удивленно уставилась на него, только в эту минуту узнав, какое сегодня число. Она потеряла всякое представление о датах. Жила по инерции. К тому же, в последнее время, на нее свалилось столько забот! Вспомнила, что прошло ровно 15 лет со дня гибели ее Саши в Афганистане. Лицо сразу поблекло. Женщина ссутулилась и постарела на глазах. Она вспомнила карие глаза, вьющиеся волосы и голос Степанова. Вспомнила тот день… Скулы заходили ходуном. Полковник быстро спросил, заметив перемены:
        - Что случилось?
        Она ответила машинально, совершенно не задумываясь, что выдает себя:
        - В этот день погиб мой первый муж. Я со всеми делами и про число забыла. Та бутылка водки цела?
        Огарев внимательно посмотрел на ее разом постаревшее лицо и достал из-под кровати
«заначку». Молча вскрыл. Поставил на стол. Степанова не глядя на полковника, плеснула в кружку и обернулась:
        - Я не приглашаю вас выпить со мной, Геннадий Валерьевич. Еще только полдень и вам командовать, но я выпью, так как не знаю, доживу ли до вечера…
        Не дожидаясь вопросов, залпом выпила жгучую жидкость. Горло обожгло и она закашлялась. Полковник протянул фляжку с водой, но женщина отказалась. Утерла губы рукавом и хлопнула ладонью по столу так, что бумаги подскочили:
        - Начинаем веселье! Дайте мне группу прикрытия из шести мужиков. Вы выяснили, кто здесь связан с бандитами? Хотя бы подозрения имеются?
        - Да есть трое… Взять никак не можем с поличным. Что ты задумала?
        - Явлюсь в открытую и попрошу кое-что передать Ахмаду…
        Огареву такой ответ явно не понравился. Он взглянул на Марину и присел к столу напротив:
        - Однажды ты его спровоцировала и я помню, чем закончилось. Рассказывай, что задумала…
        Степанова пожала плечами:
        - Что рассказывать? Записку передам, в которой встречу назначу. Естественно один на один. Вы не обижайтесь, но я снова пойду одна. Что бы вы не говорили, рисковать мужиками не стану. Объясните, где искать объекты…
        Огарев зловещим шепотом прорычал:
        - Да он тебя просто убьет и уйдет! Он мужик здоровый, а ты хрупкая женщина. Не верю, что ты не понимаешь этого! Не хочешь правду говорить? Тогда и меня выслушай - следом за тобой я мужиков отправлю!
        Маринка вздохнула и отрицательно покачала головой:
        - Не убьет, если одна пойду! А вот если он парней обнаружит, тогда точно шлепнет! Есть у меня кое-что в запасе, что его из колеи выбьет…
        Он попросил:
        - Может все же поделишься?
        - Нет, полковник! Ничего я вам больше не скажу…
        - Когда идти думаешь?
        - Прямо сейчас и пойду.
        - Я мужиков вызову. Потом расскажу, где связных бандитских искать…
        Марина, едва он вышел, плеснула водки в стакан, но пить не стала. Старательно побрызгала на бушлат и протерла лицо с руками. Понюхала одежду и поморщилась:
        - Гадость какая…
        Затем села за стол. Подтянула к себе полковничью папку, нашла чистый листок. Разорвала его на три равных половинки и принялась писать три, совершенно одинаковых записки, стараясь, чтобы почерк был как можно корявее. Когда полковник вернулся, он мгновенно почуял запах водки и заметил, что в бутылке ее стало значительно меньше. Попросил:
        - Не ходи сегодня, ты же пьяная.
        Степанова неожиданно рассмеялась и поглядела на него совершенно трезвыми глазами:
        - Попались! Так надо, Геннадий Валерьевич! Я не пила. Кольке передадут, что от меня водкой разило. Он, естественно, решит, что я начала пить и все эти дни пила, а его снайпер, дурак, подстрелил кого-то из медсестер. Мужиков жалко. Им сейчас со мной не сладко придется! Не предупреждайте, но попросите к моим выкрутасам спокойно отнестись.
        Маринка еще немного водки плеснула на ладонь и старательно обтерлась, зажимая нос пальцами другой руки. Вновь побрызгала на бушлат. Скинула шапку и старательно растрепала волосы, выдернув из пучка пару прядей. Затем напялила ушанку сверху. Несколько светлых косм торчали из-под овчины. Огарев удивленно смотрел на превращения. Объяснил, как найти нужные дома в поселке.
        Постояв немного и понаблюдав, он направился к мужикам. Назвал шесть фамилий и попросил мужиков походить за пьяной Степановой, не обращая большого внимания на ее штучки. Старшим он назначил Ивана Мешкова. Спецназовцы мигом насторожились. За несколько минут собрались и вышли, сгрудившись у командирской палатки. Из нее с самым залихватским видом вылетела Маринка. Автомат болтался на шее во все стороны. Женщина пьяно икнула и поглядела на них осоловевшими глазами:
        - Пошли, что ли?
        У спецов ноги приросли к тропе: такое явление видели впервые. Они поглядели на полковника, но тот с деланным сочувствием вздохнул и кивнул:
        - Идите, раз ей так хочется прогуляться. Я удержать эту даму не в силах! Она никому здесь не подчинена. Неужели генерала станем тревожить из-за такого пустяка? Да и Маринку не хочется подводить…
        Увидел умоляющие глаза мужиков, но сделал вид, что не заметил. Отвернулся и вошел в палатку. Закрыв дверь, тихонько рассмеялся. Спецы принялись уговаривать Степанову остаться. До полковника доносились их упрашивающие голоса. Минуты две женщина молчала, а затем раздалось пронзительное:
        - А я хочу на рынок идти!!! Давно с торговками не ругалась. Надо отвлечься от дел насущных!
        Якобы шатнувшись, ухватилась за рукав изумленного Мешкова, ткнулась ему в плечо головой, отчего шапка слетела, а волосы рассыпались. Мелкий дождь мигом покрыл серебристой росой золотые пряди. Когда парень начал натягивать кепку ей на голову, она быстро подмигнула, продолжая пьяно улыбаться. Иван замер, а потом все поняв, кивнул:
        - Ладно, мужики! Придется прогуляться! С пьяными бабами спорить бесполезно.
        Маринка шла посреди спецов. Шаталась, толкалась, пыталась подхватить под руку, сбивала с ноги, часто спотыкалась и едва не падала. Спецназовцы, бывшие постоянно наготове, успевали подхватить женщину в эти моменты, тихонько матерясь. В общем она им мешала, как только могла. Время от времени слышала удивленный шепот:
        - Совсем с копыт съехала! Неужели слепота полковника так подействовала? Пьяная в дугу. Раньше не замечали, что она пьет. Разит за версту! Аж завидно! Вот это наклюкалась!
        - Полковник тоже хорош! Позволил в таком виде в Дуба-Юрт идти! Да теперь местные по всей Чечне разнесут, что разведка пьяная по улицам бродит. Связать, да и дело с концом. Пусть проспится!
        Иван незаметно ухмылялся, слушая эти разговоры. Он шел впереди Марины прикрывая ее собственным телом от возможного снайпера. Затем с самым серьезным видом сказал:
        - Попробуй, свяжи! А завтра с генералом разбираться будешь! Кому охота лишние неприятности? Огареву они ни к чему. Ладно, мужики, просто не выпускаем Марину из вида…
        Спросил женщину, когда она в очередной раз навалилась на него плечом:
        - Куда идем?
        Она ответила, пьяно обнимая парня и делая вид, что хочет его поцеловать:
        - По делу зайдем, а затем на рынок! Я же сказала, что поругаться хочу! - Привалившись к уху, прошептала: - Ваня, гляди в оба! Особенно крыши! Мужиков предупреди. - Пьяно расхохоталась и отпрянула в сторону, погрозив пальцем: - Шалунишка!
        Автомат пребольно стукнул ее по локтю, но Маринка стерпела. Они шли по Дуба-Юрту. Степанова решительно свернула к одному из домов с коричневыми воротами. Обернувшись к мужикам, рявкнула:
        - За мной не ходить! Я сама справлюсь. Вдруг у меня здесь любовник живет? Вам это знать ни к чему!
        Иван едва не выдал ее, громко хрюкнув при последних словах. Сделал вид, что закашлялся и остановил шагнувших вперед мужиков:
        - Да пусть идет! Куда она денется со двора? Неужели не ясно, что мужик из этого дома чем-то насолил Маринке, вот она сейчас на нем и отыграется…
        Маринке пришлось ударить прикладом бросившегося лохматого пса. Проделала она этот трюк как бы походя. Собака с истошным визгом кинулась к конуре, забилась вглубь и больше не вылезала, лишь скалила зубы из дыры. На шум выскочил не молодой хозяин с не покрытой и пегой от седины головой. Маринка пошатываясь, подошла к нему и притянув за пуговицу пиджака к себе вплотную, выдала на «ура»:
        - Дядя, вот эту записочку передай Ахмаду. Эта сволочь моих дружков била, а теперь я с ним разобраться хочу. Здесь все сказано. Теперь или я или он!
        Чеченец поморщился - от бабы так пахло водкой, что ему плохо стало. Но он ни слова не сказал. Попытался отстраниться. Это ему не удалось. Женщина крепко вцепилась в пуговицу и бережливый чеченец не захотел портить пиджак. Отвернул лицо в сторону. Степанова нарочито долго копалась в кармане, пытаясь вытащить записку. Затем втолкнула ему в руку помятую бумажку и извинилась:
        - Ты, мужик, извини, я твою собачку прикладом огрела, чтоб не кидалась!
        Чеченец так ни слова и не сказал. Стоял посреди двора с зажатой в руке запиской и смотрел вслед шатающейся женщине. Марина выползла со двора, нарочно «забыв» закрыть калитку. Хозяин увидел стоящих кружком спецназовцев, их обреченные взгляды, устремленные на женщину и услышал, как она громко приказала им:
        - Теперь дальше пошли! Я им всем шухер устрою сегодня! Ахмад, сука, меня запомнит! Ублюдок!
        Еще в двух дворах повторилась практически та же сцена. За исключением одного эпизода. В одном из дворов собаку пришлось пристрелить. Огромный свирепый волкодав не пожелал убраться по-хорошему. Степанова скинула автомат и дала короткую очередь. Пес замер на бегу, а затем грохнулся на дорожке и заскреб лапами. Из дома выскочили хозяин и хозяйка. Чеченка истошно завопила, но муж заставил ее замолчать, поняв, что ворвавшаяся во двор фурия в дугу пьяная и может запросто расстрелять и их. Он тоже получил записку. Русская ушла, едва не грохнувшись в воротах. Прочтя написанное, чеченец понял, что русские подозревают его и будет лучше не затевать скандала из-за убитой собаки.
        Далее путь Марины лежал на местный рынок. Мужики, бывшие не в курсе, окружили ее и попытались блокировать от продавцов. Женщина опустилась на четвереньки, словно действительно пьяная и легко проскользнула между крепких фигур, оказавшись вне окружения. Покачиваясь встала и мгновенно облаяла трех самых крикливых торговок, расхваливавших товар, назвав их овощи «гнильем», а их самих «кошёлками». На секунду воцарилась тишина, а затем… понеслось! Рынок превратился в базар. Визг и крики чеченок отчетливо доносились до расположения бригады. Полковник Огарев быстро понял, где находится Марина и искренне посочувствовал мужикам:
        - Да, ребята! Не сладко вам приходится.
        Степанова в это время устроила на рынке настоящий бедлам. Она с трудом забралась на один из лотков. Спецы попытались утащить Маринку силой. Сразу двое крепышей сцапали ее и попытались стащить с «трибуны». Мешков, силясь сдержать улыбку, не вмешивался. Женщина отчаянно отбивалась, отталкивая руки и стараясь не наставить ребятам синяков. При этом, не переставая, пьяно вопила, размахивая руками:
        - В этом поганом поселке укрывают Ахмада, который убил моих друзей! Я отомщу! Что вы меня держите? Я не пьяная! Отпусти!
        Но едва ее отпустили, Маринка нарочно упала на лоток с картошкой, обрушив его на землю. Крики поднялись с новой силой. К женщинам-торговкам присоединились мужики. Все забыли о торговле, ругая русскую на всех языках. Мешков кинулся поднимать женщину. Поднявшись, она оттолкнула его руки, успев шепнуть:
        - За нами следят. Чех в синей куртке. Хватай меня на плечо и уноси!
        Иван, якобы не выдержав, громко выматерился. Махнул рукой и с криком:
        - А-а-а, будь что будет! Сколько куролесить можно? Каждый день пьет, а теперь еще и бродить начала! Пусть полковник сам с ней походит! Хватит! Мало нам хлопот…
        Схватил женщину под коленками и забросив на плечо, поволок с рынка. Остальные отправились следом под дружную ругань торговцев. Маринка молотила по широкой спине сержанта кулаками, потом затихла. Руки мотались из стороны в сторону, словно у спящей. Кепка давно слетела и ее нес один из усталых спецов. Длинные волосы доходили до колен Ивана. Один из мужиков хотел снять с шеи Степановой болтавшийся автомат, бивший Мешкова пониже пояса. Наклонился и услышал злое:
        - Не сметь! Следи за синей курткой, следом шагает!
        Мужик аж очумел от открытия, но быстро нашелся:
        - Вот чертова баба, автомат, чтоб не упал, пуговицей за ремень пристегнула! Что значит, специалист! И не стащишь. Может тебя сменить, Иван?
        Мешков слегка повернул голову и отказался:
        - Да не! Я и сам справлюсь. Она не брыкается, легко нести. Спит что ли? Посмотрите!
        Еще один наклонился к женщине и увидел совершенно трезвый взгляд. До троих дошла простая истина - все было игрой! Третий шепотом поделился с друзьями своим открытием. Спецназовцы переглянулись и мысленно выругали полковника и сержанта. Кое-кто, зайдя вперед, укоризненно посмотрел Ивану в глаза. Он чуть усмехнулся в ответ. Маринка «доехала» на плече Мешкова до палатки Огарева. Вся группа вползла следом. Полковника внутри не оказалось. Степанова тут же спрыгнула с плеча Ивана и обернулась:
        - Спасибо, мужики, за помощь! Вы уж извините, что помучиться пришлось. Если бы предупредила, так натурально сыграть не удалось бы…
        Они смущенно заулыбались, пряча взгляды:
        - Мы такие речи толкали…
        Степанова рассмеялась:
        - Все нормально. Зато так естественно прошло! Торговцы на рынке пьяную русскую на всю жизнь запомнят!
        Спецназовцы расхохотались, вновь представив разъяренные лица торговцев на рынке. В дверь влез Огарев. Посмотрев на довольное лицо Марины, на усталые лица подчиненных. Все понял и чуть улыбнулся:
        - Крики с рынка сюда доносились. Крепко ты их зацепила!
        Мешков доложил, вскинув руку к виску:
        - Товарищ полковник, мужик в синей куртке шел за нами до территории. Марина указала его на рынке. Но, я припоминаю, он шел от первого двора.
        Женщина хлопнула его по плечу:
        - Верно. Молодец, Иван! Пару раз он практически вплотную подходил. Это не Горев, но он русский. Волосы крашеные, а подбородок зачернен специально. Рядится под них. Можно было бы попытаться схватить, но тогда по нам могли открыть огонь. Кто знает, сколько их в действительности за нами шло? А то и того хуже, гранату швырнут в базарной толпе и попробуй потом докажи, что это не мы сделали. Зато теперь точно знаем - Горев здесь и никуда не исчез.
        Спецназовцы устало разбрелись по палаткам. Мешков ушел с ними. Огарев тут же спросил:
        - На сколько встречу назначила? И где проходить будет?
        Марина стащила промокший бушлат. Старательно развесила возле печки на веревке, чтоб подсох и обернулась:
        - Сегодня в четыре с восточной стороны поселка у старой лесной дороги. Это километрах в двух отсюда.
        Огарев подскочил из-за стола и забегал по палатке:
        - Ты с ума сошла! На завтра надо было назначать, чтоб подготовиться…
        Она возразила, спокойно глядя на начальника:
        - Но я не хочу, чтоб он подготовился!
        Полковник потребовал:
        - Бери людей, Марина!
        Она твердо отказалась:
        - Нет! Горев знает, что я умею держать слово.
        Полковник, поняв, что женщину не переубедить, взглянул на часы:
        - Осталось два часа. На что ты надеешься?
        Степанова, с легкой ироничной улыбкой, посмотрела на мужчину:
        - На то же, на что и вы - на внезапность.
        Не обращая внимания на мужика, Маринка разделась до нижнего белья и натянула чистую форму, чтобы ее нельзя было обнаружить по запаху. Старательно умыла лицо и почистила зубы. Принялась собирать рюкзак. Геннадий Валерьевич догадался, что она вскоре исчезнет и спросил:
        - Ты куда? Рано еще. До дороги за полчаса можно дойти.
        - Я уйду сейчас. Он думает, что я пьяная и спать завалилась. Обязательно постарается гадость устроить, а я попробую избежать неприятных сюрпризов и появлюсь значительно раньше. Геннадий Валерьевич, не отправляйте за мной ребят, пожалуйста…
        Полковник кивнул и отвернулся, чтобы не выдать себя. Через пару минут Степанова ушла. Короткими перебежками добралась до деревьев на склоне холма и скрылась в них. Огарев смотрел ей вслед, стоя возле палатки. Едва она исчезла из глаз, как полковник направился в палатку спецназовцев. Несколько человек лежали на постелях, остальные занимались кто чем: подшивали подворотнички, чистили оружие, просто сидели возле печки и глядели на угли. Огарев встал посреди помещения и поглядев на мужиков, глухо сказал:
        - Мужики, дело вот какое… Степанова только что отправилась на встречу с Ахмадом. Взять вас с собой или идти за ней запретила, но вы и я наслышаны, кем является этот моджахед. От него жди любой пакости. В общем так, встреча у них назначена на четыре на старой лесной дороге в двух километрах отсюда. Подстраховать бы надо бабу, хоть она и говорит, что справится. Добровольцы есть?
        Тут же шагнули Мешков, Бутримов и еще семеро. Остальные тоже начали подниматься с кроватей. Кто-то буркнул:
        - Все пойдем! Маринку в лапы мясника мы не отдадим. Что же вы нас раньше не предупредили? Может и удалось бы совместными усилиями ее уговорить взять прикрытие. Давно ушла?
        - Только что. Сразу идти не стоит. Спугнем гада. Да и ей на глаза лучше не попадаться. Проделать надо все тихо. Если удастся, взять Ахмада без шума. В общем, смотрите по обстоятельствам. Минут без двадцати четыре отправитесь, а пока отдыхать…
        Марина легко нашла полузаросшую дорогу. Добралась до поляны на склоне. Это было совсем крошечное пространство между деревьями, диаметром не более тридцати метров, со всех сторон окруженное елями, дубами и редким кустарником. Дождь перестал. С легким шорохом с хвои падали тяжелые холодные капли. Ветер свистел в кронах деревьев. Временами, издалека, до Марины доносился скрип старого дерева, похожий на стон. Она внимательно огляделась вокруг. Прислушивалась несколько минут, стараясь уловить малейший звук. Никого не было. До назначенного срока оставалось почти полтора часа. Посреди поляны из земли торчал огромный валун. Серо-черная поверхность и коричнево-ржавая трава навевали скуку, но женщина не поддалась этому чувству.
        Прячась за деревьями, обошла поляну со всех сторон, стараясь не высовываться из-за деревьев и всегда иметь впереди укрытие. Временами ей приходилось добираться до следующего укрытия практически ползком. Бушлат и брюки промокли насквозь и покрылись грязью. Впереди мелькнуло что-то пятнистое и она резко замерла. Мимо нее торопливо прошел тот самый тип, что следил за спецами в Дуба-Юрте. Он оглядывался и прислушивался, но по-видимому ничего подозрительного не обнаружил.
        Марина замерла за стволом ели, наблюдая. Он каркнул вороном. Было очень похоже. Издалека донеслось ответное «Кра-а». Степанова заметила, как парень облегченно вздохнул и начал устраивать поудобнее за обомшевшим пеньком. Женщина начала приближаться к наблюдателю, чтобы разобраться, но немного подумав, решила обождать и замерла. Что-то внутри скомандовало «Стоп».
        На противоположном краю поляны появилось трое мужчин в гражданской одежде. Марина невесело усмехнулась: «Колька конченным подлецом стал. Я правильно сделала, что не дала ему времени для подготовки». Она осторожно отошла вглубь леса, маскируя следы. Охрана Горева осмотрела окрестности поверхностно. Прошлись по краю опушки. Степанова поморщилась: «Бездельники. Деньги, наверное, немалые получают, а службу кое-как несут». По всей видимости, они вообще не надеялись, что женщина явится. Покрутились еще немного, а затем отправились назад. Первый остался на месте. Степанова следила за троицей почти полкилометра и вернулась, убедившись, что они уходят совсем.
        Вернулась на прежнее место. Тип в камуфляже продолжал прятаться за обомшевшим пеньком. Только теперь сверху на гниющем дереве лежала собранная снайперская винтовка и парень старательно вглядывался в оптику, рассматривая поляну, которая находилась, как на ладони. Марине тут же пришла в голову мысль: «Не тот ли это тип, что Монаха подстрелил?».
        Степановой засада не понравилась и она направилась к бандиту, зажав в руке «Осу». Ступая бесшумно по мшистому ковру, все ближе и ближе подкрадывалась к снайперу. По дороге приглядела укромное местечко: корни вывернутой ели образовали нечто похожее на шалаш. Земля с корней не осыпалась из-за густо росшей травы и даже вблизи рассмотреть хоть что-либо в этом хаосе из корней было невозможно. До бандита оставалось метров десять, когда издалека снова донесся крик ворона. Стрелок ответил и в ту же секунду получил прикладом автомата по голове. Это Маринка бросилась вперед, преодолев оставшиеся метры за считанные секунды и по дороге решив не убивать бандита. Снайпер ткнулся лицом в мох, по виску потекла струйка крови.
        Марина быстрехонько спеленала его, пока не очнулся. Заткнула рот и, откуда только силы взялись, оттащила в укрытие. Замаскировала следы, проведя по мху сучковатой палкой. Забрала винтовку с пенька и вернулась к пленнику. Из щелей между корней наблюдала за всем, что происходило вокруг. Горев шел уверенно, хотя часто осматривался и прислушивался. Он был одет в обычный армейский камуфляж. Поглядев на поляну и никого не обнаружив, Николай оглянулся и каркнул. Маринка преспокойно ответила. Горев поверил, что находится под охраной и вышел на край поляны. Встал за толстой елью, наблюдая за открытым пространством. Посмотрел на часы.
        Степанова выбралась из укрытия и ползком подобралась со спины к бывшему приятелю. Оставалось не более пяти метров. Несколько минут разглядывала коренастую фигуру, приникшую грудью к еловому стволу. Она могла бы легко снять его, просто метнув нож, но все внутри взбунтовалось от этой мысли. Что-то мешало ей поступить так. Женщина даже не сняла автомат с предохранителя. Привалилась к ели спиной и сказала, не выглядывая:
        - Зачем же пакости делать и снайпера приводить?
        Он резко обернулся и прижался к стволу спиной. В руке был пистолет. Она заметила промелькнувшее на лице изумление. Ахмад цепко оглядывал деревья, силясь угадать, за которым спряталась бывшая подружка. Никого не обнаружив, Горев спросил:
        - Что ты с ним сделала?
        Она, все так же не выглядывая, ответила на вопрос вопросом:
        - А что делают с врагом?
        - Значит, убила?
        Степанова усмехнулась:
        - Может уберешь пистолет? Если бы я была такой же подлой, как ты, я бы давно выстрелила тебе в спину или метнула нож. Ты у меня на мушке.
        Горев деланно улыбнулся и спрятал ТТ в карман:
        - Смотрю, ты навыки не растеряла!
        Она ответила со злой улыбкой, стараясь за ней скрыть ярость:
        - Пока на земле имеются подобные тебе, нельзя мне навыки терять.
        - Зачем звала?
        - Убить тебя, но в честном поединке.
        Он усмехнулся:
        - Думаешь, получится?
        - Давай попробуем!
        Решительно вышла из-за дерева и замерла всего в пяти метрах от него. Николай тяжело уставился на женщину, продолжая прижиматься к стволу спиной. Лицо Марины было отчужденно-холодным и Ахмад мгновенно понял, что она всерьез собралась с ним драться. В душе все обмерло. Он мысленно выругал себя, что пришел на эту встречу. Она спросила, заметив, как бывший дружок приподнял пальцы и спрятал их в рукав:
        - Нож метать собрался? Давай, мясник, кидай! Ты привык ножом орудовать. Только потом моя очередь! Умирая, я и то тебя убью!
        Маринка, не скрываясь, выдернула «Осу» из петельки в рукаве, не сводя глаз с Горева ни на секунду. Тот сразу опустил пальцы. Жадно смотрел на постаревшее обветренное лицо. Сердце сжалось, когда до него вновь дошла такая простая истина - они стали врагами. У Николая холодок пробежал по спине, до такой степени ему захотелось прижать Марину к себе. Почувствовать мягкость и теплоту ее волос. Он смотрел на нее и не шевелился. Степанова начала приближаться к нему. Все так же не моргая, фиксировала каждое движение. Ахмад почувствовал в душе усталость и предложил:
        - Может поговорим? Расскажи, как там мои…
        Степанова зло усмехнулась, встав в паре метров от него:
        - Твои? Дядя Леша твои взрослые фотки все сжег, ты умер для него. Тетя Маруся болеет, но и для нее ты не живой. Витек тебя пристрелит сразу, если найдет. Его дети не знают о твоем существовании. Понял? Ты для них умер. У меня есть фотографии, могу показать.
        Он протянул руку:
        - Давай…
        Марина подошла вплотную. Понимая, что он не бросится, вытащила из внутреннего кармана документы и вытянула три фотографии. Летом, она тайком сняла отца, мать и племянников Кольки. Горев так и не двинулся с места. Женщина протянула фотографии и заметила, как затряслись руки у матерого волка. Ислам исламом, но он так и не смог отречься от родных людей. Ахмад судорожно вздохнул, разглядывая полностью седую голову отца и сгорбленную мать, стоявшую с палочкой у новенького палисадника. Двух веселых мальчишек с удочками на таком знакомом с детства угоре. Глухо спросил:
        - Как пацанов назвали?
        - Марлен и Саша.
        Николай вскинул голову и она поразилась - Ахмад плакал. Крупные слезы текли по щекам. Заметив, что женщина удивленно смотрит на него, тут же опустил глаза:
        - Странное имя у парня…
        Женщина ответила:
        - Ничуть. В честь тети Маруси и моей мамы. Мария и Елена!
        Он попросил, не сводя глаз с изображений:
        - Отдай мне эти фотографии…
        Она решительно забрала фотки из его рук и положила в военный билет:
        - Зачем? С этой поляны один из нас сегодня не уйдет. Если ты меня убьешь, заберешь фотки и так. А если я тебя прикончу, они тебе ни к чему. На чем драться будем? Пистолеты, автоматы, ножи или рукопашная?
        Он мрачно смотрел ей в лицо. Устало предложил:
        - Марин, давай разойдемся. Слово даю, я тебя больше преследовать не стану. Уйду из этих мест и друзей твоих никто из моих подчиненных не тронет.
        Она холодно поглядела ему в зрачки:
        - Зато я стану тебя преследовать, пока не убью! Где бы ты ни был, я буду идти за тобой. Я не забыла Амира. По твоей милости ослеп полковник Шергун. Ты отдал приказ Яндиеву схватить его. Ты! Я все знаю. И ты отсюда не уйдешь!
        Степанова решительно сняла автомат с плеча и повесила на сучок. Стащила бушлат и шапку. Эта решительность давалась ей очень тяжело. Все внутри восставало против боя с бывшим приятелем. Перед глазами вновь и вновь возникали картинки из совместного детства, но она заставила себя думать о пытках, которым по приказу Ахмада подвергали ее друзей. Горев не двигался, наблюдая за ней. В его памяти возникали приблизительно такие же эпизоды из детства. И когда она сказала:
        - Выбирай оружие!
        Он твердо произнес:
        - Я не стану драться с тобой. Ты была и осталась моей единственной любовью. Я исковеркал себе жизнь сам и мне не кого винить, но все эти годы я не переставал думать о тебе…
        Марина с кривой усмешкой слушала его речь. Хотя это оказалось не легко. Затем подошла и крепко врезала ему по физиономии кулаком:
        - Станешь драться, станешь!
        Колькины глаза сверкнули. С уголка губ потекла струйка крови, но он сдержался, хотя женщина видела, как сжались его кулаки. Он так и стоял прижавшись к стволу ели. Она, глядя в серые глаза, врезала ему еще раз. Обручальное кольцо, которое так и не сняла с правой руки, оставило глубокую вмятину на скуле Горева. Он не шелохнулся, лишь прикрыл глаза, чтобы не видеть ее искаженного ненавистью лица. У Маринки перед глазами встало бледное лицо Амира, слепые глазницы Олега и она озверела окончательно, хотя душа продолжала болеть. Врезала в третий раз, совсем не желая того. Послышался хруст и из носа у Горева хлынула кровь. Он не выдержал и отскочил в сторону. В руке сверкнул нож. Крикнул:
        - Не приближайся, Маринка!
        Она наступала молча, сжав в руке маленькую «Осу». Резко махнула рукой, Колька успел отклониться, зато отлетевшая в сторону пола пятнистой куртки лишилась уголка. Горев взял себя в руки, поняв, что будет убит, если и дальше станет отступать. Его глаза вспыхнули сталью и он покрепче сжал тесак. Голова оставалась ясной и холодной: убивать Марину он не станет.
        Женщина медленно кружила вокруг. На губах змеилась кривая улыбка. Эта улыбка наполняла его сердце страданием. Если бы мог, Николай вернул бы прошлое в тот миг назад. Оба выбрались на поляну, чтобы иметь простор для маневров. Степанова неожиданно метнула нож и Горев еле успел упасть на землю. По спине пробежал мороз - нож мог бы угодить ему в горло. Да, подружка стала опасной! Марина прыгнула вперед и носком ботинка выбила из его руки нож, больно попав по пальцам.
        Колька перекатился и вскочил, наконец-то поняв, что находится на волоске. Он не знал, сколько еще ножей припрятано у нее в запасе. Теперь они кружили по поляне, пытаясь подловить друг друга на ошибке. Он не сводил глаз с ее рук. В глазах женщины сверкала лютая ненависть. Ахмад содрогнулся. Несмотря на разгромленые лагеря, ненависти к бывшей подружке он не испытывал. Скорее ловил ее для себя.
        Марина кинулась на него первой. Ботинок мелькнул перед носом успевшего отклониться мужчины. Он попытался схватить ее за руку, чтоб провести бросок и прижать к земле, но вместо этого взлетел в воздух сам. Степанова дралась яростно и молча, чисто по-мужски. Удары сыпались на Горева один за другим. Он едва успевал обороняться, удивляясь бешеному напору, который не ослабевал уже минут десять. Ударить ее в ответ со всей силы он все же не решился. Старался ставить блоки против ее ударов, чувствуя, как жесткие маленькие кулаки оставляют все новые и новые синяки на теле.
        Улучив момент, Ахмад сумел уронить ее на землю вниз лицом. Как Марина не сопротивлялась, он притиснул ее носом к земле, навалившись всем телом сверху. Вывернул руки и держал их одной рукой, заломив суставы вверх. Левую руку сунул ей под куртку и выдернул документы, на долю секунды коснувшись женской груди. От этого прикосновения затрепетало сердце и горячая волна начала туманить мозг. Он замер на несколько секунд. С трудом справился с собой. Забрал фотографии, отшвырнув ее военный билет в сторону. Прошептал в ухо:
        - Я ухожу. Драться с тобой всерьез я все равно не стану. Забираю фотки, ты еще нафотографируешь…
        Она задыхалась, силясь вырваться из его железных лап, прохрипела:
        - Все равно я убью тебя! Ты мой кровник! Запомни, найду и прикончу…
        Он тихо сказал ей в ухо:
        - Я знаю и попробую не попадаться тебе на глаза.
        Легко вскочив на ноги, бросился к деревьям. Он не стал связывать ее и забирать оружие, подумав, что это лес и она может наткнуться на банду. Маринка, словно пружина, вскочила на ноги. Одним прыжком преодолела расстояние до висевшего на сучке автомата и сорвала его с сучка. Коренастая фигура была прекрасно видна и она могла бы срезать старого врага одной очередью, но что-то удержало. Пули просвистели над головой Горева. Он не остановился и не оглянулся, продолжая бежать между деревьями. Через минуту исчез в чащобе. Степанова уронила автомат и упала ничком на землю. Уткнувшись лицом в мох, она разрыдалась.
        С другого края поляны начали выбегать спецназовцы. Они не видели схватки, зато слышали автоматную очередь. Сквозь деревья увидев упавшую женщину и решив, что она убита, скопом бросились к ней. Несколько человек кинулись по следу Горева, но вскоре вернулись ни с чем. Бандит ушел под покровом надвигающихся сумерек и вновь начинавшегося дождя.
        Женщина рыдала, уткнувшись носом в траву и не понимала, что с ней произошло. Не смотря на то, что Горев старался не бить всерьез, ей тоже досталось: разбитые губы и синяк на скуле, ссадина на лбу и множество синяков на теле и конечностях. Маринка, с мрачным выражением на заплаканном лице, встала. Резким движением стерла слезы рукавом куртки. Подошла к ели. Натянула шапку и бушлат, висевшие на сучке. Исподлобья посмотрела на столпившихся мужиков. Глухо буркнула:
        - Одного я все же сцапала. Пошли, заберем снайпера. Думаю, это он стрелял в Монаха…
        Допрос очнувшегося боевика дал кое-что интересное: Горев взял снайпера потому, что был уверен - Марину он сам убить не сможет и приказал пристрелить женщину, едва та появится. Желательно до того, как появится сам. Ахмад явно боялся, что увидев Марину, отменит приказ. Николай по-прежнему верил ей и знал, что она рискнет появиться одна. Пока шел допрос, Степанова не один раз почувствовала, как больно сжимается сердце. Пленного увели. Огарев повернулся к мрачной женщине:
        - Похоже, он тебя до сих пор любит…
        Степанова стукнула по столу кулаком и разревелась, уткнувшись в скрещенные на столешнице руки:
        - Самоуверенная дура! Надо было вас послушаться и с отрядом идти…
        Полковник подошел и положил руку ей на дрожащее плечо:
        - Ладно. Не вини себя. У кого не бывает? Ушел и ушел…
        Маринка подняла голову. Виновато посмотрела на офицера заплаканными глазами и вдруг, словно маленькая девочка, обхватила его руками за пояс и разревелась, уткнувшись мужчине в грудь. Сквозь всхлипы выдохнула:
        - Я не смогла его убить! Не смогла! Хотя возможность была. Знаю, что он убийца и на моих глазах Амир умер, но даже когда била его, вся душа дрожала! Товарищ полковник, что это такое со мной происходит? Накручивала себя до ярости, твердила, что он кровник и отпустила! Может, хоть вы объясните?
        Он погладил ее по волосам ладонью, чувствуя мягкую шелковистость прядей. Прижал светловолосую голову к себе и грустно улыбнулся:
        - За все свои бои ты так и не растеряла доброты, не ожесточилась сердцем. Редко кто так может, Марина. Пройти через кровь и остаться в душе чистым. Ты не плачь, девочка. Это к лучшему, что не озлобилась ты, не заматерела в убийствах. И приятеля своего старого ты отпустила потому, что помнишь, как вы в детстве вместе играли. А вот я, к стыду своему, многое растерял и чувства такого, как у тебя, у меня нет. Знаешь, я тебе завидую…
        Огарев тяжело вздохнул и замер, продолжая машинально гладить ее по волосам. Влезший внутрь полковник Марков застыл. Начал извиняться:
        - Извините, Геннадий Валерьевич… Я попозже… Считайте, что уже забыл…
        Огарев резко обернулся, но Маринку так и не отпустил. По-прежнему неловко гладил по голове и спине жесткой ладонью. Удивленно спросил:
        - А что это вы забыть собрались?
        Командир мотострелков смутился и почесал затылок, остановившись в дверях и не решаясь взглянуть на пару у стола:
        - Я помешал… Понимаю…
        - Ни хрена ты не понимаешь! - Как отрезав, сказал разозленный Огарев. - Сядь! Не хер дурью страдать! Девчонка наша расстроилась, что не смогла приятеля детства прикончить, а я вот…
        Спецназовец махнул рукой, другой еще крепче обнял прижавшуюся всхлипывающую Маринку. Погладил по плечу:
        - Будет слезы-то лить! Будет! Не убила и молодец! Не ты должна это сделать, не ты. Иначе никогда себя простить в душе не сможешь. Я пожил побольше, чем ты и знаю, что говорю. Страшное это дело, бывшего друга шлепнуть! Давай-ка выпьем, за мужа твоего погибшего, да помянем друзей наших…
        Выразительно поглядел через стол на Маркова. Тот не понимал. Тогда Огарев открыто моргнул в сторону тумбочки:
        - Ну-ка, Анатолий Павлович, доставайте водку из тумбочки, да закусь. Хлопнем по сто грамм. У Марины в этот день в Афгане муж погиб…
        Марков торопливо кинулся к тумбочке. В считанные секунды собрал документы на столе в сторону. Расстелил газету и выставил початую бутылку водки и пару банок тушенки. Поставил три кружки и быстрехонько разлил водку. Огарев отпустил женщину, напоследок еще раз проведя ладонью по мягким волосам. С усмешкой сказал:
        - Ох, Маринка, беда ты для мужиков! Так и не отпускал бы тебя! Как хоть звали твоего?..
        Степанова стерла слезы рукавом и потянулась к кружке:
        - Александром. И было мне тогда восемнадцать лет…
        Он ошеломленно выдохнул и медленно опустился на стул, не сводя глаз:
        - Так вот почему ты Искандером звалась! Господи!
        Они молча встали и выпили, не чокаясь. Женщина закусила тушенкой и посмотрела на полковников:
        - Вы извините, мужики, но я в госпиталь схожу. Обещала Вацеку появиться. Он волноваться будет, а ему не стоило бы…
        Схватила бушлат со стула и сунув в рот еще кусок консервов, скрылась за дверью. Полковники остались одни. Какое-то время в палатке стояла тишина, нарушаемая лишь позвякиванием ложек о жестяные банки. Марков положил ложку на стол и вздохнул, оглянувшись на дверь:
        - Эх, не будь женат, точно приударил бы! А так, вроде и совестно…
        Огарев поглядел на него с усмешкой:
        - Не ты один такой шустрый! У Андриевича тоже мысль была «заняться Маринкой», да вот беда, обманывать не хотел. Молчал-молчал, а однажды мне выдал: «Чтобы ее обмануть, надо перестать считать себя мужиком».
        Марков вытаращил глаза:
        - Вацлав такое выдал?! Да ведь он всех медсестер по слухам…
        Огарев вздохнул, но не улыбнулся на слова Маркова:
        - Он самый! С медсестрами проще, а Степанова особенная. Он ее с Афгана знает. Как Искандера и Ясона…
        Степанова вошла в медицинскую палатку. Андриевич спал. Степанова подошла и с минуту разглядывала поляка. Даже во сне его лицо оставалось твердым и суровым. Раненые смотрели на нее. Она хотела уйти, но спецназовец вдруг открыл глаза:
        - Марина… Я тебя сквозь сон почуял. Почему не будишь? Присаживайся.
        Чуть подвинулся на узкой койке. Вгляделся в лицо, отметив синяки, царапины и следы слез:
        - Ты, что, плакала? Что случилось? - Вацлав, не ловко опираясь здоровой рукой в матрас, сел на кровати: - Рассказывай…
        Она присела рядом, виновато взглянув на перевязанное плечо полковника. Шепотом сказала:
        - Я позволила Гореву уйти, хотя могла бы убить…
        Опустила голову и застыла, тормоша пальцами край темно-синего одеяла. Андриевич несколько минут вглядывался в ее растроенное лицо. Он слышал о том, что когда-то Марина и Николай были большими друзьями. Молча положил здоровую руку на ее ладонь и чуть пожал:
        - Не убила и черт с ним! Главное, сама жива. Все равно этот волк однажды попадется! Не переживай.
        Она подняла голову и грустно сказала:
        - Спасибо, Вацек, за поддержку!
        За время отсутствия Марины в Москве произошло не мало событий. Началось все перед ее возвращением в Чечню…
        Бредины разговаривали на кухне. Тамара Георгиевна разогревала обед и внимательно слушала мужа. Женщине понять другую женщину оказалось намного проще. Жена генерала почувствовала, что Маринка сродни ей. Тамара не мало слышала от мужа об Искандере. Получалось, что она любила и шла на самопожертвование ради друга, лишь бы заставить его жить. На мгновение Тамара Георгиевна оторвалась от плиты с шипящими сковородками. Без раздумий дала совет:
        - Женя, ты обязан поговорить с Шергуном, пока Марины нет. Должен объяснить ему все. Рассказать о любви Силаева и этой женщины. Уверена, Олег поймет. Нельзя допустить, чтобы Марина вновь принесла себя в жертву. Достаточно Горчакова… Если хочешь, я могу поехать с тобой. И ты предложишь Олегу остаться на службе. Без армии мужик погибнет. Полковника нельзя оставлять одного. У него есть руки и голова. Со временем научится печатать на компьютере вслепую, а для анализа поступившей информации не обязательно иметь зрение. Вы же все равно обсуждаете намечаемые операции.
        Бредин согласился. Пообедав, вернулся в управление. Сделав вид, что вообще никуда не уезжал, разбудил Марину и увез в комнату общежития, которая числилась за Степановой…
        Проводив Марину на самолет, Бредин заехал за женой и вместе с ней направился в госпиталь. Разговаривать с заместителем один на один он не решился. Вначале Евгений Владиславович без обиняков предложил полковнику остаться работать в отделе. Объяснил суть обязанностей, о которых накануне допоздна говорил с женой. Фактически Шергун оставался вторым адьютантом. Олег обрадовался, что останется служить. Он не мыслил себя без армии и с ужасом думал об увольнении со службы. Ощупью отошел к окну и остановился, стараясь привести себя в норму. Одернул больничную куртку, проведя по ней ладонями. Генерал-полковник вздохнул, поглядев на жену. Тамара кивнула и Бредин заговорил:
        - Олег Маркович, мы с женой пришли к вам еще из-за одного вопроса… Дело касается Марины. Поймите нас правильно и постарайтесь не судить ее сгоряча.…
        Генерал рассказал все, что знал о любви Степановой и Силаева. Рассказал о последней встрече женщины с подполковником. Шергун слушал. В душе появилась пустота. Он почувствовал себя обманутым. Совсем недавно оживленный и веселый, опустил плечи и голову. Руки бессильно обвисли. Олег застыл у окна, повернув перевязанное лицо в их сторону. Когда генерал замолчал, тихо сказал:
        - Я все понял, Евгений Владиславович… Марина пожалела меня. Я отпущу ее, как только она вернется…
        Жена генерала почувствовала в его голосе надсадность и обиду. Взяв мужа за плечи, она решительно выставила его за дверь. Подошла к полковнику и взяла его руки в свои:
        - Ни черта вы не поняли, Олег Маркович! Маринка любит вас, но эта любовь другая. Это любовь сестры к брату. Мы, бабы, можем жить с мужчиной даже на том основании, что он просто нравится. Вы не имеете права обижаться на Степанову за то, что она решила выйти за вас замуж. Здесь не только жалость! Она знает вас много лет. Она не бросает друзей и чувствует себя виноватой за то, что с вами произошло. Вы бы никогда не услышали от нее ни слова упрека и жили бы счастливо. Но ее душа никогда не станет вашей. Она готова отдавать свое сердце без остатка всем, кого считает друзьями. За Горчакова Марина вышла замуж, понимая, что Леонид Григорьевич обречен. Она скрасила его последние дни. Но ведь и она когда-то должна стать счастливой. Не вечно же ей себя дарить…
        Тамара замолчала и теперь смотрела на лицо полковника, пытаясь по его реакции узнать то, о чем он думает. Шергун долго думал. Затем вздохнул:
        - Вы правы, Тамара Георгиевна. Это я поступал, как последний эгоист. Я ведь чувствовал - что-то не так, но старался убедить себя, что Маринка только моя. В моей беде Марина не виновата, я постараюсь объяснить ей это. К тому же, имея работу, я справлюсь со своей бедой сам…
        Оба помолчали. Затем полковник снова заговорил:
        - Спасибо вам и Евгению Владиславовичу, что открыли глаза.
        - Вы сердитесь на Марину?
        - Нет. Она, похоже, поняла тогда, что единственный способ заставить меня жить, остаться со мной рядом. Но сейчас я уже не совершу глупости, так как пришел в себя. Люди живут в темноте с рождения, так неужели я слабее их? Спасибо еще раз, Тамара Георгиевна…
        После отъезда генерала полковник долго сидел на стуле у окна и думал. На сердце было больно, но не от обиды на Степанову. Он с грустью подумал: «Маринка, Маринка, добрая твоя душа! Вытащила меня, чтобы жить. Старалась сделать все, чтобы я не чувствовал себя инвалидом. Сама страдала, говоря о любви, а я и не чувствовал». В памяти мелькнуло обнаженное тело в голубоватом свете ночника. Олег грустно улыбнулся и его лицо вновь стало твердым, как в прежние времена…
        Через сутки после памятной драки Степанова поняла, Горев исчез из Дуба-Юрта. Разведчики докладывали, что всякая слежка за лагерем прекратилась. Марина на следующий день вылетела на Моздок, а затем на Москву. Накануне, связавшись с генералом, она попросила не присылать машину. Но спускаясь с самолета заметила генеральскую «Волгу». Бредин сам встречал ее. Женщина насторожилась. Первая мысль была о Шергуне: «Неужели с Олегом что-то не так?». Затем в голове мелькнуло: «Или у моих что произошло?».
        Генерал шел ей навстречу, придерживая левой рукой фуражку с высокой тульей. Полы шинели развевались на холодном ветру. За те дни, что Марины не было, землю укрыл снег и наступили резкие холода. Мокрая земля обледенела и Бредин часто оскальзывался, да и женщина пока дошла до него несколько раз едва не упала. Его лицо было спокойно. Марина поздоровалась с начальником за руку и тут же спросила:
        - Здравствуйте, Евгений Владиславович. Что-то не в порядке с Олегом?
        Бредин заметил синяки и царапины на ее лице, но ни о чем не спросил, отложив все на потом, лишь покачал головой:
        - Успокойся. Вся нормально с Шергуном. Ты хочешь сразу ехать к нему?
        Степанова созналась:
        - Вначале хотела помыться с дороги, переодеться. Синяки замазать. Купить гостинца и к полковнику. Все эти дни удавалось только умываться. Форма грязная. В таком виде меня точно к Олегу не пустят.
        Генерал повел ее к машине:
        - Давай так. По дороге поговорим, а потом на моей машине едешь в госпиталь…
        Оба устроились на заднем сиденьи. Впереди сел молодой подполковник, исполнявший обязанности адьютанта. Евгений Владиславович сказал:
        - Мы с Тамарой рассказали Шергуну о твоей любви к Силаеву. Нельзя губить себя, Марина, даже если это делаешь из благих намерений. Стоит подумать и о себе.
        Маринка еле вдохнула в себя воздух. Отвернулась к окну и глухо спросила:
        - Зачем вы это сделали? Ему же плохо сейчас. Как вы могли разбить его надежды? Если бы я знала, что вы так поступите, я бы не рассказала ничего.
        Генерал положил руку ей на плечо:
        - А твои надежды? Как быть с ними? Ты должна быть счастливой. Олег все понял правильно. Он успокоился и ждет тебя, чтобы вернуть данное слово.
        Степанова в отчаянии крикнула:
        - Зачем, Евгений Владиславович?! Зачем? Ведь это не касалось вас! Я могла бы стать Олегу всем. По моей вине он ослеп, по моей!
        Мужчина прижал ее к себе, несмотря на заметное сопротивление:
        - Дурочка! Ты мне не чужая. За эти годы, ты как дочка стала. Я хочу видеть тебя замужем за любимым человеком, вот почему я так поступил. Марина, ты не виновата в том, что произошло с Шергуном и он это знает. Горящий бензин был случайностью, только и всего. Даже взявшие его в плен боевики этого предположить не могли. Пойми это и перестань себя винить!
        Женщина заплакала, уткнувшись в шинель генерала, а он спросил:
        - Мне с тобой съездить?
        - Не надо. Я должна поговорить с Олегом сама…
        Полковник сидел у окна в отдельной палате и прислушивался к тому, что делается за стеклом. Он ясно представлял идущих по аллее людей. Кое-где видневшийся из-под притоптанного снега асфальт. Голые деревья в инее и редких клочках снега на ветках. Торчащие пучки травы из-под не толстого снежного ковра. От окна веяло холодом, за окном было довольно морозно. Он оперся о подоконник рукой и встал. В палате полковник передвигался самостоятельно и уверенно, изучив и запомнив, где стоит стол, стул и кровать, находится умывальник. Так же его пальцы знали, где на стене имеется кнопка вызова медсестры.
        Дверь отворилась и по ногам полковника пронеслась холодная волна. Он прислушался. Услышал вздох. Сердце заколотилось, как бешеное, но он подавил в себе это проявление чувств. Тихо сказал:
        - Марина…
        Она подошла и прижала его к себе:
        - Здравствуй, Олег. Вот я и вернулась… Генерал рассказал мне. Он не имел права так поступать…
        Он осторожно положил ладонь ей на губы. Чуть улыбнулся:
        - Это ты не имела права лишать себя счастья. Я понимаю твои добрые намерения, но я и сам мог бы догадаться. Ведь я слышал о Силаеве. Марина, я благодарен за то, что ты вытянула меня к жизни. Генерал предложил мне работать у него, как и прежде. Я начал учиться жить в темноте. Ко мне дважды в день приходит человек, ослепший в Афганистане и учит чувствовать и слушать…
        Полковник отпустил Степанову и уверенно подошел к окну. Сел на стул и обернулся забинтованным лицом к ней. Женщина почувствовала, как перехватило горло. С трудом проглотив возникший комок, она прошептала:
        - Олег, а как же ты? Ведь ты любишь меня.
        Он снова улыбнулся:
        - Марина, я мужчина и никогда не смог бы простить себя, если бы сделал тебя несчастной. Бредин вовремя открыл мне глаза. Ты свободна. За меня не переживай. За доброту - спасибо.
        Степанова решительно подошла к нему и прижала к себе:
        - Я не хочу вот так расстаться. Я ведь люблю тебя, как родного брата люблю. И переживаю за тебя. Мне больно, что именно я стала причиной твоей сердечной боли.
        Он вздохнул и обнял ее за талию:
        - Вот так и считай меня братом. Приезжай, когда только захочешь увидеть. Я всегда буду рад тебе. Сообщи своему Силаеву, что ты свободна, как ветер!
        Она поцеловала его в макушку:
        - Пока не буду. Надо Ахмада поймать, а уж потом все остальное… - Марина неожиданно кое-что вспомнила и спросила Шергуна: - Олег, а генерал ничего не говорил тебе о съезде эмиссаров в Москве? Он должен пройти 20 февраля следующего года.
        Полковник насторожился:
        - Ничего. Ты откуда об этом узнала?
        Степановой ничего не оставалось делать, как признаться в слабости и подробно рассказать Шергуну о драке с Николаем и атласном платочке с арабской вязью. В конце рассказа попросила:
        - Прости меня за то, что не смогла убить его. Даже зная о твоих муках, не смогла…
        Глава 8
        Новый год Марина встречала дома. Генерал дал отпуск на две недели. 26 и 27 декабря были дни рождения у ее детей. Решили праздновать оба в один день. Саше исполнилось тринадцать лет, а Юле семь. Отпраздновав дни рождения и вне себя от радости, что приехала мама, они не хотели идти на новогодний праздник в школу. Марине пришлось уговаривать детей пойти.
        За два дня, по вечерам, Марина с матерью сшили для Юлии красивое длинное платье со шлейфом и расшили его блестками и гарусом. К туфелькам на небольшом каблучке Марина аккуратно подклеила пышные банты из серебристой бумаги. На свитые в затейливую прическу волосы легла искусно сплетеная Сашей корона из проволоки с нанизанными серебряными бусинками.
        Для Саши приготовили карнавальный костюм «Зорро». Для мальчика этот фильм был любимым, как когда-то и для Марины. Черный атласный плащ, расшитые по бокам золотым шнуром брюки и черная шелковая рубашка «с блеском». На боку висела шпага, собственноручно выструганная мальчиком из тонкой доски и покрытая серебрянкой. Витая рукоять из жести торчала из кожаных ножен. Перехваченные маской иссиня-черные волосы вились роскошными кольцами. Широкополая шляпа из обшитого черной материей соломенного сомбреро плотно держалась на голове.
        Марина сходила на школьный карнавал вместе с детьми. Встретилась с постаревшими учителями. Поседевший и заметно сдавший директор школы Юрий Семенович весь вечер не отходил от бывшей ученицы. С интересом расспрашивал о Чечне и нынешней жизни. Вспоминал прошлые многочисленные проделки и рассказывал о хитростях ее детей. Оба, от всей души смеясь, поглядывали на хоровод вокруг разукрашенной елки. Саша так и не отошел от сестры. Они показались Марине самыми красивыми на новогоднем балу.
        Иван Николаевич Ушаков обрадовался приезду дочери наверное больше всех. И не только потому, что давно не видел, просто перед праздниками работы было невпроворот, а участок у него стал заметно больше. Главный лесничий еще осенью разделил бесхозный лесоучасток, граничащий с кордоном, между тремя лесниками. Из-за низкой зарплаты люди не рвались поработать в лесу. Ушаков не мог поспеть всюду даже с помощью лошади и ждал дочь, как манну небесную. От районного начальства он уже получил директиву - «не допустить вырубки молодой поросли елей к празднику». С приездом Марины в деревне многие приуныли. Селяне помнили, на что была способна лесничиха и ничуть не сомневались в том, что навыки она сохранила.
        Не успела Марина приехать, как тут же пришлось помогать отцу. Днями моталась вместе с Иваном Николаевичем по лесу, стараясь спасти елочки от вырубки. Кое-кто из деревенских, с ее приездом, решил не рисковать. Уже к вечеру в дом лесника заглянуло около двух десятков сельчан, с просьбами выписать елку. Ушаков не отказывал и даже предложил сам нарубить зеленых красавиц и привезти в деревню. Все равно требовалось кое-где разрядить зеленую поросль. Пообещал привезти красивых и пушистых елей. Это устроило народ куда больше.
        И все же нашлись такие, кому запреты лесника и появление его воинственной дочери, оказались «не указом». Платить десять рублей они не захотели. Не смотря на мороз, Степанова с отцом мотались по лесу с 27 и до вечера 31 декабря. На широких, охотничьих, лыжах обходили участок. За пять дней поймали полтора десятка браконьеров, «наградив» мужиков перед праздниками крупными штрафами. На все попытки «договориться», отец и дочь отвечали отказом.
        Тридцатого декабря дети нарядили елку в доме Ушаковых. В новогоднюю ночь Елена Константиновна на пару минут отвлекла детей, а дочь разместила под наряженной зеленой красавицей подарки для всех домашних, привезенные ею с Москвы и до поры до времени спрятанные в шкафу. Сколько было радости и веселья! Обе женщины наготовили всякой всячины, а Марина даже испекла торт.
        Засиделись за столом до пяти утра. Смотрели телевизор, разговаривали. Дети уничтожали сладкие подарки. Уставшая Юля заснула за столом. К удивлению Марины, сын осторожно подхватил девочку на руки и унес в спальню, что-то шепча на ухо завозившейся сестренке. Вернулся к столу и вполголоса, словно взрослый, сказал:
        - Умаялась! Спит. Я с нее туфли снял…
        Все эти дни Иван Николаевич и Елена Константиновна старались не расспрашивать дочь о войне. Но второго января этот разговор начал Саша. Ушаковы только пообедали. Мальчик вылез из-за стола и присел рядом с матерью на диван:
        - Мама, расскажи о войне. Там страшно?
        Степанова вздрогнула. Внимательно поглядела на сына, только в эту минуту заметив темный пушок над верхней губой. Саша повзрослел и вытянулся, став по росту выше ее. Она провела ладонью по черным волосам и слегка прижала сына к себе. Чмокнула в макушку и вздохнула:
        - Что рассказывать, сынок? Стреляют. На все мирные предложения федеральных войск бандиты пулями отвечают. Складывать оружие не хотят. И сколько война эта продлится, никто не знает. Политики мешают завершить военные действия.
        Иван Николаевич вздохнул:
        - Марина, ты отпуск снова после ранения получила?
        Она отрицательно покачала головой:
        - Нет, пап! На этот раз дырки во мне нет. Задание выполнила…
        - Тут в деревне слушок прошел, будто Колька Горев в Чечне объявился. Не знаешь, правда или нет?
        Степанова внутренне содрогнулась, но вида не показала. Родители внимательно смотрели на нее. Дочь удивленно пожала плечами:
        - Откуда такие сведения?
        - Ты знаешь, что сын Казвировых, Степка, офицер? Он в Грозном служит. На побывку приезжал месяц назад, говорит, что его видел в бинокль. Хотя и не уверен. Твердил, что уж больно похож. Видел он его среди чеченов. Марусю после этого в больницу увезли с сердцем, а Алексей замкнулся и почти не разговаривает. Даже на улицу не выходит. Витька отматерил Степку. Да и то сказать, столько лет ни слуху, ни духу и на вот! У Николая, должно, косточки сгнили, а родители все маются. Сходила бы ты к ним…
        Дочь вздохнула и постаралась перевести разговор в более спокойное русло:
        - Вот сегодня и схожу. Витек так и занимается фермерством?
        Отец с энтузиазмом принялся рассказывать:
        - Занимается не то слово! Расширил! Летом взял у колхоза в аренду коровник. Все равно пустует. Коров-то еще в прошлом году по осени к соседям перегнали. У двух дворов, что похуже, крышу стащил и стеклянные каркасы поставил. Полы выворотил, земли навозил и теперь лук зеленый выращивает. В полметра длиной перо вырастает! Говорят, в Москву возит и куда-то сдает по хорошей цене. В остальных дворах свинарник создает. С начальством районным договорился. В этом году собирается еще земли в аренду взять. Так что он теперь - Хозяин! Половина деревенских у него работают.
        Степанова искренне удивилась:
        - Вот это ничего себе! Тогда тем более надо заглянуть. Сейчас схожу…
        Встала, собираясь идти в спальню, чтоб переодеться. Елена Константиновна, все это время молча наблюдавшая за лицом дочери, сказала:
        - Марина, ты уж о Николае не начинай разговора, разве только если спросят. Маруся совсем плоха. Без нитроглицерина никуда не выходит.
        Дочь кивнула. Дети переглянулись и попросили:
        - Мама, можно мы с тобой? С Марленом и Сашкой поиграем.
        Она кивнула:
        - Пошли!
        С визгом и хохотом ребятишки бросились мимо нее. С русской печки стащили валенки и просохшие за ночь брюки и рейтузы. Наперегонки натягивали свитера, застегивали пальто. Дед с бабкой смотрели на эту кутерьму и улыбались. Прежде чем уйти, Марина приготовила подарки для младших Горевых.
        В новом доме Витька Горева Марина еще ни разу не бывала. Ее привели туда дети. Старый Барс вылез из конуры и беззлобно залаял на нее. Лай был отрывистый, хриплый и какой-то неспешный. Постаревший пес лаял словно по обязанности. Степанова четко произнесла:
        - Барс! Снова не узнал?
        Пес нерешительно помахал хвостом и женщина шагнула к нему. Стащив перчатки погрузила руки в густой жесткий мех на шее собаки. Прижалась к нему:
        - Здравствуй, старик. Смотри-ка, морда совсем седая стала, да и клыки пожелтели…
        Собака узнала ее и оскалила зубы «в улыбке». Вся задняя часть ходила ходуном от радости. Пушистый хвост, словно помело, со свистом рассекал воздух. Передние лапы дважды поднимались на плечи женщины, обнимая ее. Барс несколько раз лизнул Марину в лицо, заглядывая женщине в глаза. Юлька удивленно сказала за спиной матери:
        - Барса вся деревня свирепым считает, а ты его спокойно обнимаешь.
        Марина обернулась к детям:
        - Когда-то давно, Витек нашел маленького костлявого щенка в крапиве. Он еще не умел лакать и лишь тоненько скулил. Я как раз приехала в отпуск. Притащила детскую соску с бутылочкой. Вот так и выходили. Барс все помнит.
        На крыльцо выскочил Витек в накинутом на тельняшку ватнике, спортивных штанах и валенках. С криком:
        - Маринка!!! - Он буквально скатился с крыльца. Сгреб женщину в охапку и закружил вокруг себя. Ватник упал на снег, а Горев даже не обратил внимания: - Вот уж не думал, что зайдешь! Проходи! И вы, гвардия, ну-ка в дом! А то морозно. А я-то думаю, чего это Барс погавкал и замолчал? Обычно он до хрипоты орет. Он тебя узнал!
        Всей компанией вошли в дом. Из зала тотчас выскочили мальчишки, очень похожие друг на друга. С такими же непокорными вихрами на голове, что и у отца. Марина мгновенно вспомнила Николая, стоящего у ели и его непокорный вихор, торчащий из-под фуражки. Протянула детям по пакету с гостинцами. Услышала «спасибо» в ответ. Степанова и ее дети разделись. Женщина повесила пальто на вешалку и обернулась в приятелю:
        - Татьяна твоя где?
        - В теплице дни и ночи пропадает! Лук возделывает, будь он неладен! Вот мы с батькой и командуем в доме. Он готовит, я коров дою. Проходи на кухню, сейчас стол соберу, посидим-поговорим. Давно не виделись. Ты уж извини, что в комнату не приглашаю, детки все равно поговорить не дадут. Слышь, телик включили! Опять какие-то мультики смотреть станут.
        Ребятишки, вчетвером, скрылись в комнате. Из-за красивой тяжелой шторы слева показалось лицо Алексея Гавриловича Горева. Он выглянул, чтобы узнать, кто пришел. Увидев Марину, вышел:
        - Марина, доченька, здравствуй. Как живешь-можешь? Надолго ли приехала? Да ты проходи, проходи! Старуха моя что-то приболела нынче. С постели не встает. Оглохла на одно ухо, да и второе плохо слышит.
        Алексей Гаврилович достал с печки безрукавку из овчины. Зябко поежился и одел на себя. Сел спиной к печке, внимательно разглядывая лицо молодой женщины чуть прищуренными глазами. Степанова обратила внимание, что он сильно сдал за последние полгода. Голова стала полностью белой, в усах большая часть волосков поседела. Даже брови имели серебро. Прибавилось морщин. Всегда гордо поднятые плечи опустились. Она встала со стула и не сдерживаясь, шагнула к старику, молча прижав к себе. Он легонько обнял ее за талию и тихо спросил:
        - Кольку видела, да?
        Она провела ладонью по плечу старика и вздохнула. Отошла к окну и села на табуретку. Витек обернулся от газовой плиты, забыв про сковородку с мясом. Оба Горевы ждали ответа, напряженно глядя на нее. Понимая, что скрывать не стоит, Марина ответила:
        - Видела. Мы один на один дрались.
        Витек в открытую спросил:
        - Убила?
        Она на мгновение опустила голову, а затем резко подняла ее:
        - Не смогла, хотя хотела. Крови моих друзей на нем много. Но детство совместное вспомнила и не смогла. Фотографии ваши он у меня забрал. Вы простите, летом я вас по-тихому сфотографировала…
        Алексей Гаврилович тяжело вздохнул:
        - Я бы не обиделся, если бы убила. Лучше уж один раз отплакать, чем каждый день думать, что все вот-вот откроется. Казвиров Степка из Грозного новость привез - видел Кольку среди чеченов. Вся деревня гудела. Меня и Витьку вопросами мучили - есть ли от Кольки вести? Маруся с инфарктом в больницу попала. Степка тут же на попятную пошел. Стал говорить, что мог ошибиться, а я сразу понял - не ошибся Казвиров. Моего непутевого сына видел! Теперь вот и ты пришла с известием… Где повстречала? Тоже в Грозном?
        - Да нет. В Дуба-Юрте. Две недели друг на друга охотились.
        Витек выставлял на стол оставшиеся от Нового года салаты, сало, водку. Потом, словно спохватившись, спросил:
        - Может, ты вино пьешь? У нас имеется бутылка красного…
        Марина махнула рукой:
        - Как и вы, водки выпью.
        Они выпили за Новый год и за здоровье родных и близких. Алексей Гаврилович хотел что-то сказать, но передумал и махнул рукой. Затем мужчины выпили за Марину. Женщина встала в третий раз. Витек понял и тоже встал. Отец присоединился к сыну. Выпили молча. На этот раз Степанова выпила до дна. Разговор, под воздействием спиртного, оживился. Марина, не смотря на выпивку, следила за своими словами, стараясь на говорить лишнего. Витек вдруг сообщил:
        - Толька Белов с бандитами в Костроме связался. Рэкетом занимался. Квартиры у бизнесменов грабили. За пару недель до Нового года у какой-то шишки попытались ребенка выкрасть, да не получилось. Охрана оказалась профессиональной. Тольку повязали и еще четверых. У Белова, как по радио сказали, наркотики нашли в доме, оружие и денег уж больно много. В конце января суд будет. Ефимовна чуть с ума не сошла. Голосила, как по покойнику…
        Алексей Гаврилович глухо добавил:
        - Это жадность его довела, да зависть. Все больше хотел иметь, да так, чтоб не работать. Сколько веревочка не вьется, конец всегда бывает. Слава Богу, что быстро взяли. Только начал разбойничать. Куда идем, Господи? Бывший офицер бандитом стал. Его воевать учили, государство деньги вкладывало, а он…
        Марина возразила:
        - Не все такие. Я знаю не мало мужиков-офицеров, которые не посрамили чести своей ни в плену, ни в бою. Жизни своей не жалели, а солдат из пекла вытаскивали. Приказы глупые игнорировали, погонами рисковали, лишь бы сохранить личный состав. Взять ту же Чечню. Война проверяет, кто чего стоит. И скрыть черную душу никому не удастся!
        Они сидели часа три, когда пришла Татьяна, жена Вити. Искренне обрадовалась Маринке и даже ругать мужиков не стала за выпивку. Спросила мужа:
        - Ты коров подоил утром?
        Витек кивнул. На этом вопросы закончились, зато Татьяна пожурила мужа за то, что не достал из холодильника домашний «фирменный» торт и не угостил гостью чаем. Посидев еще полчаса, Марина начала собираться. Саша и Юля давно убежали на улицу, вместе с Марленом и Сашей Горевыми. Веселый хохот детей доносился сквозь двойные рамы. Алексей Гаврилович напоследок сказал:
        - Ты, Марина, не забывай нас. Заходи, как приедешь. Кольке, если увидишь, передай мой родительский наказ: домой пусть не появляется и нас не позорит. Для нас он погиб в Афганистане.
        Вернувшись в Чечню, Степанова узнала, что в Кизляре бандитами Салмана Радуева утром захвачены городские больница и роддом. В Дуба-Юрте стояло затишье и Марина попросила Огарева отправить ее в Кизляр. Полковник, уже получивший приказ от вышестоящего начальства - «отправить людей в район боевых действий», немного подумал и включил женщину в группу. Он прекрасно понимал, что иначе придется выслушивать ее стоны и жалобы о бездействии и скуке все то время, что ребята пробудут вне лагеря. Негласно дал мужикам указание «не выпускать Маринку из виду». Старшим летел прапорщик Овсянников.
        Когда они приземлились на военном аэродроме Кизляра, там догорали несколько разбитых вертолетов. У взлетной полосы дымились ямы от мин и гранат. Бетонные плиты выдержали удары из минометов и гранатометов, но бетонная крошка лежала всюду. Из здания аэровокзала выносили раненых. Белые стены были сплошь покрыты выбоинами от пуль и осколков. Один из углов здания исчез, из бетона торчала погнутая арматура. Стекол в окнах не было и по зданию гулял ветер.
        Через десять минут прибывшие спецназовцы узнали, что триста бандитов Салмана Радуева пытались вначале захватить аэродром и военный городок, расположенный рядом. Напали ранним утром, совершенно неожиданно. Никто даже не предполагал, что к городу подходит крупная банда. Выстрелы из гранатометов, минометов и автоматов застали российские войска врасплох. На короткое время оказалась блокированной воинская часть внутренних войск, расположенная поблизости. Военные опомнились быстро и дали достойный отпор наглым бандитам. Поняв, что захватить аэродром не удается, Радуев отозвал своих боевиков и захватил больницу с роддомом, объявив во всеуслышание медперсонал, больных людей и рожениц заложниками.
        Отряд спецназа направился в сторону больницы. Медицинские корпуса до их прилета были блокированы федеральными войсками. Овсянников отправился к полковнику Вахромееву из «Альфы», чтобы доложить о прибытии. Получил схему всех корпусов больницы на случай штурма. Звонивший из Москвы директор ФСК требовал уничтожить банду на месте или сопровождать, а затем уничтожить. Спецназовцы сгрудились вокруг прапорщика, обсуждая возможные варианты проникновения на территорию больницы. Делать пока все равно было нечего.
        Начались переговоры Радуева с федералами и председателем Госсовета Республики Дагестан Магомедовым. Бандиты требовали предоставление десяти автобусов и двух грузовых «КамАЗов», чтобы вернуться в Чечню. Дабы не рисковать заложниками, российские войска согласились на требование с условием: больные и медперсонал останутся на месте. Салман дал слово.
        Военные тщательно проинструктировали шоферов в автобусах и спрятали кое-какое оружие в салонах. Когда транспорт въехал на территорию медицинского учреждения, чеченские бандиты начали выгонять из здания женщин и детей. Заставляли садиться в автобусы. Российские войска встали вокруг периметра забора как по команде, глядя на совершаемую подлость. Все жалели, что стрелять нельзя. Марина и спецназовцы тоже встали. Они слушали крики и плачь заложников, сжимая побелевшими пальцами автоматы. Овсянников скрипнул зубами:
        - Суки! Что делают? Баб с детьми в заложники взяли. Повторение Буденновска устроили. Кто допустил такое?..
        У остальных разведчиков мысли были примерно такими же. Командующий разнородной группировкой отдал приказ - поставить в воротах две БМП, чтобы не выпустить колонну. Прикрываясь живыми щитами из женщин и детей, бандиты вернулись в здание больницы. К этому времени там умерли из-за не оказанной вовремя помощи несколько больных и рожениц. Снова начались переговоры.
        Члены правительства Республики Дагестан предложили себя вместо женщин и детей, но… попали в ловушку. Женщин и детей не освободили, захватив в придачу к политикам нескольких журналистов, пытавшихся «осветить» захват. Радуев пригрозил расстрелять часть заложников, если его утром не выпустят из Кизляра. Ночью, по всей трассе Кизляр-Хасавюрт, были рассредоточены мотострелки, прибывшие из Буйнакска. У них был приказ - блокировать колонну.
        На рассвете 10 января колонна с бандитами и заложниками двинулась из Кизляра в Хасавюрт. Ранее отданный приказ «уничтожить колонну» стал невозможен из-за находившихся в автобусах заложников. Решили провести спецоперацию. Прапорщик Овсянников получил приказ соединиться с бойцами «Альфы». На БТРах спецов перебросили примерно на половину расстояния между Кизляром и Хасавюртом.
        Возле самой дороги, в раскисшем снегу и грязи, спецназовцы устраивали место засады. Рассредоточились по обоим сторонам трассы на расстояние примерно метров в четыреста. Марина была среди них. Залегая, тщательно маскировали над собой вырытые ямки. Колонну решено было остановить направленным в сторону взрывом, а затем одновременно штурмовать все автобусы с заложниками, не дав бандитам времени для их растрела.
        Но едва работа была завершена, как спецы по рации узнали, что боевики изменили маршрут движения и направились к Первомайскому. Овсянников выматерился. Грязные, измученные, не спавшие, спецназовцы и альфовцы снова вскочили на прибывшие БТРы и направились вслед за колонной.
        В десять утра колонна с заложниками проследовала через село и подошла к границе между Чечней и Дагестаном. Догнавшие ее спецназовцы были удивлены неожиданным появлением вертолетов, которые обстреляли идущий впереди КамАЗ, а затем сделав разворот скрылись за холмами. Овсянников вскочил на броне от этого зрелища и завопил:
        - Что делают? Что делают? Кто такой приказ отдал? Пусть бы шли!
        Передний КамАЗ горел. Автобусы остановились. С трудом развернулись и направились в Первомайское. На въезде стоял блокпост. Село охранял новосибирский ОМОН. Милиционеры знали о колонне и спокойно смотрели на возвращение автобусов, решив, что операция завершена. Когда из автобусов посыпались бандиты, отстреливаться было поздно. Два десятка крепких мужиков попали в плен, словно глупые пацаны.
        Оставив автобусы в центре села, бандиты захватили самые крепкие дома, выгнав хозяев. Несколько человек, которые отказались покинуть родные стены были расстреляны ими. Боевики превратили дома в крепости. Понимая, что выхода нет, заставили заложников и жителей села рыть окопы вокруг села. Отвратительная сырая погода, раскисшая земля мешали и той и другой стороне. Российские войска окружили Первомайское со всех сторон. Три дня продолжались безрезультатные переговоры с Радуевым.
        Федералы подтягивали артиллерию, проводили рекогносцировку, стягивали дополнительные резервы. Ночью в захваченное село отправлялись спецы для проведения разведки. Это было сложно и опасно. Достаточно было выдать себя и обкуренные, обколотые бандиты могли расстрелять заложников. Марина дважды ходила на разведку вместе с мужчинами. Радуев упорно отказывался освободить захваченных в Кизляре людей. Тогда решено было начать штурм линий обороны боевиков.
        Утром 15 января в бой первыми вступили вертолеты. К этому времени было известно, что заложников прячут по подвалам наиболее укрепленных домов в селе. Грязь, дым и пыль не успели осесть, как в атаку пошли десантно-штурмовые группы. Спецназовцы были среди них.
        Зима перестала быть зимой. Слой снега вокруг села пропал, перепаханный множеством ног и взрывами. Грязь и масляно блестевшие лужи, вот что находилось вокруг. Радуевцы сопротивлялись упорно и лишь к полудню удалось дойти до первых домов села. Руки Марины устали, в кармане лежал последний сдвоенный магазин к автомату. Она плюхнулась в раскисшую грязь, не обращая на нее никакого внимания: все равно одежда была насквозь мокрой. Из-за постоянного бега и напряжения холод не чувствовался. Остальные были не в лучшем виде.
        Женщина осмотрелась: в паре метров от нее застыл Иван Мешков, а слева кто-то из
«Альфы». Она никак не могла разобрать, кто это, хотя знала в лицо многих. Впереди находилась металлическая ограда, а за нею кресты. Много. Это было кладбище. Впервые последнее пристанище не испугало женщину. Она осторожно выглянула и осмотрелась. Затем прислушалась. По редким выстрелам поняла, что первая линия обороны бандитов все же захвачена. Но здесь, в районе кладбища, атака захлебнулась. Четыре бандитских пулемета не давали поднять головы. Привлекать артиллерию не хотелось, чтоб не гневить местных жителей. Лишь к вечеру, обходным маневром, удалось выбить боевиков и с кладбища.
        Продрогшие спецы устало добрались до ближайших домов, где услышали об особождении десятка заложников. Наскоро пожевав сухой паек, они попадали кто где и заснули, забыв снять мокрые бушлаты. Жарко натопленное помещение превратилось в настоящую парилку. От сырой грязной одежды поднимался вонючий пар, но усталые люди ничего не чувствовали. Маринка спала, привалившись спиной к боку прапорщика Овсянникова и закинув руку на шею Ивану Мешкову. К утру одежда просохла.
        На следующий день все попытки прорвать вторую линию обороны боевиков оказались тщетными. Густой туман укрыл село и окрестности, мешая обзору. Артиллеристы не могли стрелять. Непролазная грязь хватала бойцов за сапоги и каждый шаг давался с трудом. Ко всему прочему разыгралась метель. Мокрый снег со шквальным ветром залеплял лицо. Снежные заряды мешали двигаться вперед.

17 января, когда немного развиднелось, командующий группировкой приказал выставить на прямую наводку три установки «Град» и произвести несколько выстрелов по зданиям, в которых забаррикадировались бандиты. Артиллеристы с блеском справились с заданием. Ни один жилой дом не был «зацеплен». Чтоб боевикам стало «весело», по всем каналам связи пустили дезинформацию, что к утру село будет сожжено дотла. И вот тут началось…
        Ночью со стороны Азамат-Юрта к Первомайскому подошла вызванная Радуевым по рации довольно большая группа боевиков и попыталась помочь радуевцам выскочить из котла, но получила жестокий отпор. Связисты перехватили радиопереговоры и предупредили мотострелков. Оставив на снегу десяток трупов банда отступила и больше не рискнула пойти в атаку.
        Зато ближе к утру на северо-западной окраине Первомайского появилась крупная группа боевиков. Вначале банда обстреляла плотным огнем из минометов и гранатометов позиции блокирующих село подразделений. Затем с криком «Аллах Акбар» кинулись в атаку именно в том месте, где залег спецназ. Это было ужасно. Более ста пятидесяти обколотых боевиков против пятидесяти с небольшим спецназовцев. Не чувствуя страха из-за дури, они в полный рост шли в атаку на позиии федеральных войск.
        Как раненый зверь, Радуев прекрасно понимал, что в населенном пункте его ждет гибель и решил использовать последний шанс выжить. Он собрал все силы и кинулся на прорыв, навстречу наступавшей банде. Через три минуты стрелять стало невозможно. Зажатые со всех сторон спецы оборонялись отчаянно. Против них выступило более двухсот бандитов. Правда, федералы тоже начали стягивать силы к месту прорыва, но пока спецы дрались в кольце в одиночестве.
        Дело дошло до рукопашной. Дрались всем, что попадало под руку: саперными лопатками, камнями, ножами, использовали приклады автоматов, как дубинки. Маринка чертом вертелась во все стороны, зажав в правой руке автомат за ствол, а в левой штык-нож. С трех сторон женщину старались прикрыть Мешков, Бутримов и Овсянников, но она то и дело уходила от их «опеки». Русский мат, чеченские ругательства и проклятья неслись над склоном. Хруст костей и стоны раненых, редкие выстрелы и тяжелое дыхание - все смешалось. Затем чеченцы откатились, чтоб через несколько минут кинуться в новую атаку.
        Командовавший спецназом полковник Вахромеев, воспользовавшись передышкой, приказал отходить на промежуточный рубеж, ориентируясь на звуки боя слева. Это отчаянно пыталась прорваться к осажденным рота мотострелков. Потери к этому времени составляли семь спецназовцев и более полутора десятков раненых. Овсянников повел людей на прорыв, подчинившись приказу командира.
        Вахромеев, с двумя спецназовцами, прикрывал их отход, отвлекая огонь кинувшихся в атаку боевиков на себя. Его пулемет не умолкал ни на секунду. Автоматы бойцов яростно били по врагу. Дважды раненый, полковник продолжал отстреливаться. Кровь заливала глаза, а сделать перевязку было некогда. Выстрел из ручного противотанкового гранатомета превратил укрытие между корней ели в братскую могилу. Спецназовец и его бойцы были убиты, зато жизни многих были спасены. Прорвавшиеся к своим мужики сняли шапки, когда на склоне наступила тишина. Они поняли, что это значит.
        Первомайское к утру было взято. Во время прорыва через оборону спецназовцев погибло более ста радуевцев. Профессионалы оказались на высоте. Федеральные войска захватили спутниковую связь «Инмарсат», по которой велись переговоры с руководством незаконными вооруженными формированиями, а так же огромное количество оружия и патронов. Почти все спецы подходили к захваченной установке, разглядывая ее. В российских войсках подобной роскоши не было. Все вздыхали и думали примерно одно и тоже - «если бы у нас такая связь существовала…». Осматривающие установку связисты гордо сообщили:
        - Если бы мы их сегодня не заглушили, сюда бы еще не один отряд чехов на помощь Радуеву пожаловал!
        Марина спросила:
        - Вам удалось их заглушить?
        Капитан, заметив красивое женское лицо в пороховой гари, небрежно сказал, явно рисуясь:
        - А как же! К Радуеву на связь выходил «Саддох» - главный штаб боевиков, потом
«15-й» - Басаев, «33-й» - Удугов, и даже «Ангелы». Пытались узнать, где Салман прорываться собрался, да мы помешали! Мы заранее вскрыли систему связи боевиков.
        Марина улыбнулась капитану и подошла к ревниво глядевшему Ивану. Группой прошлись по селу. Местные жители наконец-то начали вылезать из укрытий. Радовались, что остались живы. Проклинали боевиков. Многие плакали над трупами родных и близких. Кое-кто из чеченцев попытался спрятаться в сараях и подвалах. Были и такие, кто застрелился. Это были те, кто уже не надеялся на снисхождение. Некоторые сдались в плен, махнув рукой на все.
        При зачистке села спецназовцы обнаружили более сорока трупов боевиков, среди которых оказалось немало арабских наемников и даже… уроженец Сомали. Здоровенный чернокожий, одетый в камуфляж, распластался в грязи. При некоторых имелись документы. В обнаруженных записных книжках, затейливой арабской вязью были написаны инструкции по закладке мин и фугасов, а так же ваххабитские проповеди. Кое-где упоминалось имя бен Ладена.
        Радуеву удалось удрать только по одной причине - федералы не выставили на границе Чечни и Дагестана «секреты». Будь это сделано, Радуев наверняка оказался бы в сетях. Но… Прикрываясь захваченными новосибирскими омоновцами, Салман спустился к реке и приказал уходить по воде. Лодки с боевиками вскоре накрыла российская авиация, вызванная кем-то из федералов. Радуев счастливо избежал участи утопленника. Он успел выскочить на берег и углубился в лес. Отсидевшись несколько суток среди холмов, используя туман, как прикрытие, он ушел на территорию Чечни.
        Пленные боевики на допросах не скрывали, что боевой дух поднимался наркотиками и надеждами на Всевышнего. К тому же присутствие в их рядах двух эмиссаров от самого Усамы бен Ладена вселяло надежду, что их не оставят на произвол судьбы. Правда эта надежда несколько поколебалась, когда они увидели среди трупов арабов и эмиссаров саудовского шейха.
        Ваххабитские призывы отравили не мало умов молодых чеченцев. Марина с горечью признала этот факт. Умереть во время ведения джихада среди ваххабитов считалось
«угодным Аллаху». Степанова присутствовала на трех допросах захваченных в плен арабов в качестве переводчика. Сидела в уголке с натянутой на голову маской и горько усмехалась время от времени. Дважды на допросах всплывало имя Ахмада.
        От радуевского отряда остались единицы уцелевших. Из перехваченных связистами переговоров, удалось узнать кое-что интересное. Полевые командиры в открытую говорили в эфире о бездарно проведенной Салманом «операции». Оставшиеся в живых боевики обвиняли его в трусости. Упрекали за то, что оставил убитых и раненых на поле боя, за то, что бежал, не приняв последнего боя, как подобает истинному мусульманину.
        Родственники погибших под Первомайским боевиков больше месяца выслеживали Радуева, а выследив, изрешетили пулями. Бандит выжил чудом.
        Усама бен Ладен вновь поменял охрану. Один из его наиболее доверенных людей обнаружил радиоуправляемую бомбу в крошечном внутреннем дворике, где часто прогуливался шейх. Несчастных пытали и избивали в подвале дома, стремясь вырвать признание в том, что они «продались» американцам. Крики и стоны доносились до работавшего за компьютером Усамы, но его людские страдания ничуть не трогали. Время от времени он даже улыбался при особенно громких криках.
        На этот раз его убежищем был дом на окраине Джелалабада. Он обосновался в районе, населенном преимущественно шиитами, которые помогли бы ему бежать в Иран в случае опасности. Не смотря на то, что он проливал кровь за свободу Афганистана, узбеки генерала Дустама и таджики полевого командира Масуда без зазрения совести могли бы выдать его американцам. К этому времени бен Ладен окончательно поссорился с ними. Защитить Усаму в Афганистане мог лишь шиитский хазарейский клан, абсолютно равнодушный к требованиям США.
        Благодаря царившей в Афганистане неразберихе, бен Ладен сумел избежать пленения в Кабуле, где останавливался на короткое время. И теперь он поселился рядом с границей Пакистана не случайно. В горах было немало тайных пещер, вполне годных для жилья. Из многочисленных, тщательно замаскированных убежищ, Усама успешно руководил созданным им «Братством бен Ладена». Вместе со своими приспешниками разрабатывал план борьбы с американским присутствием в Персидском заливе. Активно вел пропаганду с помощью своей сети в Европе и сайтов Интернета.
        Вместе с былыми соратниками-афганцами из «Хезб-аль-Ислами» Гульбеддина Хакматияра, расширил сеть наркоторговли, дабы пополнить кассу своей организации, которая несколько истощилась.
        Из двух взводов, летавших в Кизляр, погибло двое. Четверо получили тяжелые ранения и были отправлены в госпиталь Махачкалы. Легкораненые перевязали себя сами и летели в Дуба-Юрт вместе со всеми. Молчали всю дорогу, прокручивая в головах проведенную операцию. Все ломали голову над тем, каким образом Радуеву удалось пройти через многочисленные посты и секреты на территорию Дагестана незамеченным. С горечью понимали - их снова предали.
        Степанова, прежде чем залезть в вертолет, с сожалением посмотрела на бушлат, покрытый кровью и грязью. Его совсем недавно выдали на складе. Теперь многочисленные дыры от осколков превратили одежду в рванье. Женщина вздохнула: зашивать придется долго. Мужики выглядели ничуть не лучше. Лица у всех покрылись копотью, синяками и кровоподтеками. Воды не хватало. Натаять снега и умыться не хватило времени и пришлось терпеть.
        Все столпились возле вертолета, разглядывая друг друга и неохотно переговариваясь. Марина осторожно дотронулась до скулы, на которой «красовался» огромный синяк. Языком дотронулась до зубов и поморщилась от боли. Чеченец «угостил» ее рукояткой ножа от всей души. Она провела пальцем по нижней губе и констатировала, что губу сильно разнесло. Левый глаз наполовину заплыл и она постоянно видела край щеки. Посмотрела на разбитые в кровь руки. Остановившийся рядом Мешков тихо сказал:
        - Здорово ты того гада прикладом дунула! Если б не ты, мне бы конец. С двумя бы не справился. Спасибо.
        Она недовольно проворчала:
        - Да ладно тебе. Ты ведь тоже мне спину прикрывал. Думаешь, не видела, как ты тесак метнул? Лучше посмотри, что это такое мне в правое плечо впилось. Я рукой шевельнуть не могу. Больно.
        Он посмотрел и ничего не обнаружил, кроме большой дыры в бушлате. Так и сказал. Она попросила:
        - Помоги бушлат стащить…
        Расстегнула пуговицы. Мешков взялся за правый рукав и снял одежду с плеча. Посмотрел и присвистнул:
        - Не шевелись, Марина. Сейчас вытащу…
        Мужики сгрудились рядом, поглядывая на двух сержантов. Один заранее вытащил из кармана перевязочный пакет и теперь внимательно смотрел на ее плечо. Все почему-то затихли. Степанова попыталась вывернуть шею и посмотреть, но ничего не получилось. Резкая боль в плече заставила ее вскрикнуть. Мешков успокоил, придерживая ватно-марлевую подушечку на ране:
        - Вот и все. Держи на память. Видно на излете был, иначе у тебя руки бы не было. Пошли в вертолет, перевязать надо. Вроде и неглубоко влез, а крови много…
        Он всунул Марине в левую руку здоровенный осколок с зазубринами по краям в виде пилы. Начиналась посадка. Двое мужчин подхватили женщину под руки и помогли подняться на борт. Кто-то прихватил ее рюкзак. В вертолете Степанова скинула бушлат и куртку. Попросила Ивана:
        - Пусть Бутримов палатку подержит, пока ты меня перевязываешь. Не раздеваться же при всех? Знала бы, что это осколок, в медчасти попросила бы вытащить. Думала, просто забилось что-то…
        Они отошли в хвост вертушки. Володя держал ткань, искоса поглядывая на по пояс раздетую женщину. Марина была сверху лишь в бюстгальтере. Холод пробирал до костей. Мешков торопливо перевязал плечо. Помог натянуть тельник и куртку. Бутримов убрал завесу и сел вместе с остальными. Иван наклонился и тихо спросил:
        - Марин, откуда у тебя шрамы от ожогов на руках?
        Она посмотрела ему в глаза:
        - Афганистан. Это была моя последняя операция под кличкой «Искандер»…
        Подполковник Силаев узнал, что Марина вернулась в Чечню и улетела в Кизляр, столкнувшись с полковником Огаревым возле полевой кухни. Костя решительно подошел к нему и без обиняков спросил:
        - Товарищ полковник, разрешите обратиться?
        Спецназовец пожал плечами:
        - Говорите, Константин Андреевич. О Марине хотите спросить? Она в Кизляре из-за произошедших событий.
        Силаев кивнул:
        - О ней. Что с тем слепым полковником?
        - В Москве лечится. По словам Марины генерал-полковник Бредин оставляет его своим адьютантом. Олег Маркович обучается работе вслепую на компьютере и пишущей машинке.
        - А Марина?
        Огарев не знал о планах женщины и искренне удивился:
        - Что, Марина? Продолжает воевать. С Ахмадом драку устроила, а убить не смогла. Хотя сама говорит - возможность была. Теперь решила сцапать его живьем.
        Костя вздохнул:
        - Вы не могли бы сообщить мне, когда она появится? Мне с ней поговорить надо…
        Геннадий Валерьевич чуть улыбнулся:
        - Сообщу. Вы все там же располагаетесь?
        Силаев кивнул, попрощался и ушел.
        Но встретиться в Дуба-Юрте еще раз им не пришлось. Огарев ждал женщину у вертолета с ее рюкзаком в руках. Схватил за руку и потащил к соседнему, готовому взлететь вертолету со словами:
        - Генерал звонил - ты срочно нужна в Москве. Он ничего не объяснил. Просто потребовал найти. Я связался с Кизляром, а мне сказали, что вы уже вылетели. Задержал вертолет. Твои вещи собрал. Сейчас свяжусь с Москвой. Передам, чтобы встречали…
        Ошеломленная Степанова снимала автомат и жилет с остатками боезапаса на ходу. Успела кивнуть мужикам на прощание и скрылась в вертолете, который тут же взлетел. Спецназовцы смотрели вслед с откровенной жалостью. Они могли отдыхать, а Марине снова предстояла работа. Все понимали, что Бредин не стал бы просто так вызывать женщину. Видимо случилось что-то серьезное, раз генерал решил привлечь Степанову. В последнее время, мужики заметили, она все чаще разрывалась между столицей России и Чечней.
        В самолете многие поглядывали на женщину с удивлением. Все летели чистые и аккуратные, а ее камуфляж говорил сам за себя - побывала в переделке. Весь перелет она спала, прижавшись головой к стене. Усталость на измученном лице заставляла соседей разговаривать вполголоса. Все летевшие были бывалыми вояками и не осуждали за подобный вид. Хотя кое-кто с сочувствием подумал: «Если не встретят, первый московский мент в камеру засадит, как бомжа».
        Генеральская «Волга» стояла у взлетной полосы. Изодранный бушлат и грязное лицо с синяками, ссадинами и кровоподтеками здорово ошеломили генерала. Он впервые видел подчиненную в таком жутком состоянии. Бредин, когда она устроилась на заднем сиденье, не выдержал и спросил:
        - Где побывала? На тебе, надеюсь, не собак тренировали?
        Марина усмехнулась:
        - В Кизляре побывала.
        Генерал быстро спросил:
        - Это Огарев приказал? Мне, кстати, он ни словом не обмолвился о том, где ты находишься.
        - Да нет, полковник не при чем. Я сама заставила его включить меня в группу. Вы же знаете, как я умею настаивать. Что случилось?
        Евгений Владиславович покачал головой, еще раз поглядев на измазанное порохом и кровью лицо:
        - Давай так, я тебя увезу в твою комнатенку. Себя в порядок приведешь. Переоденешься. Потом в управление придешь. Я не думал в подобном виде тебя увидеть, собирался прямо к себе увезти. Тут не столько рассказывать надо, сколько показывать. Времени у нас осталось чуть больше суток. Соберись, Марина! Понимаю, что устала, но надо!
        Женщина пожала плечами:
        - Надо так надо. Товарищ генерал, пока едем, я посплю. Вы не против?
        - Не против.
        За стеклом автомобиля мелькали заснеженные деревья. Дорога представляла собой длинный туннель из сосен и елей с редкими вкраплениями берез и дубов. На улице стоял мороз и каждая иголка покрылась белым налетом инея. Зрелище было безумно красивое и даже генерал поддался очарованию зимнего русского леса. Ехать предстояло больше часа. Бредин молча смотрел на мелькавшие деревья какое-то время. Затем задумчиво взглянул на спокойно спавшую женщину и вполголоса сказал солдату-водителю:
        - Гляди, Коль, как сержант наш измучилась. Спит так, словно в постели дома находится.
        Солдат взглянул в зеркальце над лобовым стеклом и ответил:
        - Устала. Вон лицо-то как почернело. Товарищ генерал-полковник, а это правда, что она уже пятнадцать лет в армии? И все годы в спецвойсках?
        - Правда. Я и сейчас мог бы кого-то из более молодых подключить к операции, да только у нее опыта побольше и решения она научилась принимать крайне быстро. Даже я иной раз в тупик заходил. Вот так!
        Солдат с любопытством поглядел на Марину через зеркальце, а затем снова перевел взгляд на генерала:
        - Товарищ генерал-полковник, разрешите еще один вопрос? Почему она воюет? Ведь война не женское дело.
        Бредин усмехнулся:
        - Что ты подразумеваешь под «женским делом»? Как у немцев перед войной - церковь, кухня, дети? Марина своим примером доказала, что может справляться с трудностями не хуже мужчины. Почему воюет? Сложный вопрос и на него, извини, я не могу тебе ответить…
        Генерал лукавил. Он прекрасно знал, почему Степанова воюет, но эта информация пока считалась секретной. Он уставился в окно, бездумно разглядывая мелькавшие дома и людей, спешивших по своим делам.
        Бредин вызвал Марину не просто так. В последнее время, при помощи спецаппаратуры, было сделано несколько очень важных радиоперехватов. Исламисты в Москве, в последнее время, развили бурную деятельность и часто выходили на связь с Афганистаном, Пакистаном, Ираком, Ираном, Саудовской Аравией, Египтом и даже Англией и Америкой. Переговоры велись на трех языках - английском, фарси и арабском. Перевод дал ошеломляющие сведения.
        За три недели до съезда должны прибыть два эмиссара из Англии. Оба были прекрасно известны российской разведке, но закралось подозрение, что личину эти оборотни сменят. Оба владели русским и немецким языками вполне сносно и легко могли сойти за прибалтов. К их приезду исламские организации готовились провести серию взрывов в Москве, чтобы показать иностранным хозяевам, что их деньги не тратятся впустую. Требовалось захватить заграничных эмиссаров. Генерал прекрасно сознавал, что чем больше людей будет знать о намечавшемся съезде, тем больше вероятность провала задуманной им операции. Он решил использовать знания Степановой в области языков и подключить ее к делу.
        Марина буквально вползла в комнату. Это была однокомнатная квартира в доме, принадлежавшем разведуправлению. Направилась в ванную. Сбросила на пол изодранный камуфляж вместе с нательным бельем. Обнаружила оставшиеся в карманах бушлата две гранаты Ф-1. Усмехнулась про себя, но решила не сообщать Бредину о боеприпасах. Надеялась, что вернется в Чечню и увезет опасные «шарики». Оставила их на кучке одежды. Оставшись неглиже, задернула клеенчатую шторку и залезла под душ. Поочередно включала то горячую, то холодную воду, стараясь привести себя в рабочее состояние. Это ей удалось.
        Степанова выбралась из душевой вполне работоспособной. Забила грязную форму в корзину. Забрала гранаты. Немного подумав, спрятала их в чемодан с одеждой. Вскипятив на газу чайник, заварила двойной кофе. Не добавляя сахара, морщась, выпила взбадривающую горечь. Вышла в коридор и позвонила Бредину. Когда генерал взял трубку, сказала:
        - Евгений Владиславович, это Степанова. Присылайте машину. Я пришла в норму.
        Не спеша, глядя на себя в большое зеркало трельяжа, натянула гражданский костюм: черный приталенный пиджак, белую водолазку и юбку до колен. Отодвинув штору в сторону, посмотрела вниз: генеральской машины не было. Марина еще раз сварила себе кофе. Вскрыв банку консервов, вытряхнула их на сковородку и быстро разогрела на газовой плите. В квартире из съестного ничего не оказалось. Ей пришлось довольствоваться хлебцем из пластикового пакета. Быстро поела и снова выглянула из окна. Черная «Волга» стояла у подъезда.
        Степанова мгновенно накинула на себя куртку. Обула черные сапожки на не большом каблучке, вязаный черный берет и вышла из квартиры. Замок с сухим щелчком закрылся за ней. Дежурная искоса посмотрела на уходившую женщину. Она уже привыкла, что эта странная особа появляется редко и исчезает быстро, а ее комната иногда месяцами пустует.
        С точки зрения хозяйственницы, со стороны начальства было не разумно оставлять квартиру без жильцов. Будь ее воля она бы давно поселила туда еще кого-нибудь, хотя бы на время отсутствия хозяйки. Благо желающих было хоть отбавляй. Несколько раз, пользуясь отсутствием квартиросъемщицы, дежурная пускала в ее квартиру
«переночевать» совершенно посторонних людей. Если бы этот факт дошел до начальства, женщина могла лишиться работы.
        Глава 9
        Генерал сидел за столом, заваленном бумагами, картами и сводками. Очки в металлической оправе висели на кончике носа. В правой руке был зажат карандаш, которым он время от времени подчеркивал что-то в бумагах. Марина вошла в приемную. Новый адъютант быстро взглянул на нее, не узнал, так как постоянно видел лишь в камуфляже и спросил:
        - Вы Степанова?
        Получив утвердительный ответ, широким жестом указал на дверь:
        - Генерал ждет.
        Когда женщина скрылась за дверью, подполковник подошел к шкафу. Открыл створки и внимательно просмотрел папки с документами. Нашел ту, на которой стояла буква «С» и просмотрел документы. К его удивлению, на женщину в папке вообще ничего не оказалось. У адьютанта появилось чувство, что Марины не существует. Он решил держать язык за зубами, не расспрашивать никого о ней, чтобы не влипнуть в неприятности. В разведуправлении подполковник Козлов появился совсем недавно и только начал присматриваться к работе, но уже понял, что можно спрашивать, а о чем лучше молчать.
        Бредин взглянул поверх очков на Марину и хмуро сказал:
        - Присаживайся…
        Она, поняв, что разговор будет долгий, сняла куртку и повесила на плечики, рядом с генеральской шинелью. Присела к столу напротив. Генерал-полковник протянул диктофон с наушниками и пару отпечатанных листов:
        - Прослушай. Может, мысли появятся. Вот перевод с английского…
        Степанова вслушивалась в арабскую речь и все больше мрачнела. Прошло около получаса. Огромные часы в углу громко ударили, извещая обитателей кабинета о трех часах дня. Генерал и Марина вздрогнули от неожиданности. Бредин предложил, глядя на задумчивое лицо женщины:
        - Давай-как, чайку попьем…
        Встал и направился в крошечный закуток в углу кабинета. Включил электрический чайник в розетку. Бросил в стаканы одноразовые пакетики с чаем:
        - Тебе сколько сахара?
        Вместо ответа услышал:
        - Есть идея…
        Генерал, забыв про чай, направился к Степановой. Сел рядом:
        - Выкладывай!
        - Как я понимаю, фотографии Патрика Кэмпбелла и Уолтера Мэверика, у разведки имеются. Да и характеристики, надеюсь, найдутся. Нельзя ли взглянуть?
        Бредин отошел к своему столу. Выдвинул ящик, приподнял верхнюю папку и вытащил два снимка. Покопавшись, достал несколько листков с отпечатанным текстом. Протянул женщине. На одном был заснят высокий худой мужчина в серой куртке с аскетическим лицом и резко очерченными скулами. Глаз из-под затемненных больших очков не было видно. На подбородке имелся чуть заметный шрам. Тонкие, злые губы, сжатые в ниточку говорили о лицемерии и мстительности. Мужчина выходил из калитки, увитой плющом. Нерусской постройки дом выглядывал из-за деревьев тенистого сада. Снимали его осенью. В кронах кленов виднелись желтые и багровые листья. Марина перевернула фотографию и увидела надпись карандашом «Уолтер Мэверик 1995».
        Взяла со стола второй снимок и вгляделась в круглое лицо обрамленное рыжими кудлатыми волосами. Патрик Кэмпбелл выглядел вполне добродушно, как большинство ирландцев. Голубые глаза лучились, крепкие зубы отсвечивали на солнце. Он весело смеялся, обнимая крепкой рукой стройную блондинку. Дамочка выглядела вульгарно и Марина сообразила, что перед ней проститутка. Она придвинула текст к себе. Быстро прочитала и задумчиво посмотрела на генерала:
        - Надо создать двойник Кэмпбелла. Мэверик отпадает - сухарь! А вот этот живчик вполне подходит. Надо использовать любвеобильность этого бабника. Наверняка о ней в организации наслышаны. Тогда легко будет объяснимо мое появление рядом с ним…
        Она быстро рассказала генералу пришедший ей в голову план. Он время от времени задавал вопросы, кое-что записывая на листок. Затем вызвал адьютанта, нажав на кнопку селектора. Подполковник вытянулся у двери. Бредин задумчиво поглядывая на Марину, приказал:
        - Вот что, Сергей Иванович, пригласите ко мне срочно полковников Львова и Омельченко из внешней разведки, а также полковника Горохова из внутренней разведки.
        - Есть, товарищ генерал-полковник!
        Козлов лихо развернулся на каблуках и скрылся. Маринка усмехнулась:
        - Где вы такого гусара нашли?
        Бредин рассмеялся:
        - А ведь точно, похож! Козырять ему явно не надоело. Ишь, как разворачивается! Козлова мне порекомендовал Шергун.
        - Как там Олег?
        - Нормально. Раны на груди зарастают. Вот с глазницами хуже. Врачи говорят, что гноятся. К вечеру температура поднимается. Навестить хочешь? Сразу говорю, времени нет.
        - Хотелось бы, но раз времени нет… Вы Олегу привет передавайте.
        В дверь вошло трое полковников. Поздоровались с Мариной. Всех трех она знала еще по заданию в Чечне перед войной. Именно они изготовляли документы для Фатимы, доставали арабские украшения и прочее. Генерал пригласил мужчин к столу. Сам встал и медленно прошелся по кабинету:
        - Все вы в курсе о содержании вчерашнего радиоперехвата. Я вызвал Марину и решил подключить ее к делу. Как оказалось, вызвал не зря. Она кое-что придумала. Не лишено смысла. Нам надо додумать детали и разработать операцию по захвату экстремистов. Нельзя допустить взрывы в Москве. Марина, расскажи полковникам…
        Степанова повторила то, что уже говорила генералу. Львов и Омельченко переглянулись. Пожилой Омельченко почесал за ухом:
        - Ну, с господами из Интерпола мы свяжемся. Думаю, что они смогут задержать Мэверика и Кэмпбелла на пару недель. Они давно на них зубы точат. И в английских газетах шумиху о якобы побеге Кэмпбелла организовать можно. С кем Кэмпбелл связан, тоже известно. У нас, в свое время, имела место мысль, взять всех и все. Останавливала мысль, а если ничего не найдем? Все псу под хвост полетит! Они поймут, что мы знаем о съезде и постараются перенести число и место. В принципе, с планом Степановой я согласен. Но вот кто сыграет роль…
        Горохов, все это время что-то черкавший на бумаге, сказал:
        - Есть у меня похожая личность. И по-английски болтает, как на своем родном. Немного подгримировать, волосы перекрасить - готовый Патрик Кэмпбелл. Беда в другом - женился недавно и жену любит до умопомрачения, а тут ему ловеласа играть придется.
        Бредин твердо произнес:
        - Разведчик должен переносить все!
        Горохов вздохнул:
        - Да не разведчик он, скрипач. Я голос этого чертового Патрика слышал - тембр и манера один в один! Больше никого подходящего не вижу.
        Молчание затягивалось. Степанова подала голос:
        - Вы не могли бы привезти его сюда? Я с ним сама побеседую. Думаю, он меня лучше поймет. Да и с его женой неплохо бы поговорить. Разрешите, товарищ генерал-полковник? Кто она?
        Бредин кивнул. Горохов поглядел на Марину:
        - Как и он, в оркестре работает. Арфистка.
        - Тогда тащите обоих. И чем быстрее, тем лучше. Через три дня, максимум, Патрик Кэмпбелл объявится в Москве. Его портреты и сообщение о побеге должны появиться в английских газетах послезавтра.
        Бредин кивнул, соглашаясь с ней:
        - Точно. Только в этом случае мы можем рассчитывать на успех операции. Полковник Горохов, я жду вас через час вместе со скрипачом и его женой. А вы, товарищи полковники, раз согласны с планом сержанта, принимайтесь за работу немедленно. Снова нужны качественные загранпаспорта с отметками, стилисты, гримеры, медики. Видите, в каком состоянии находится лицо сержанта? Вы уж постарайтесь…
        Полковники вышли из кабинета. Евгений Владиславович присел рядом с женщиной, продолжавшей рассматривать портрет Кэмпбелла:
        - Марин, а тебе не страшно? Снова к фанатикам…
        Степанова искоса поглядела на генерала:
        - Евгений Владиславович, ну что вы за меня переживаете? Первый раз, что ли? Чему быть, того не миновать. Я ведь не одна буду.
        - Но это скрипач… Ты же понимаешь, что он не то, что стрелять, пистолет в руках держать не умеет! Прикрыть тебя он не сможет! Фактически ты в одиночестве будешь.
        Степанова усмехнулась:
        - Главное, чтобы роль, как надо, сыграл! С остальным я сама справлюсь.
        Скрипача звали Вадим Николаевич Полонский. Марина вспомнила, что несколько раз видела в Москве афиши с этим именем. Его жену звали Маргарита Игнатьевна. Оба были не первой молодости, но взаимная любовь бросилась в глаза Марины в первые же минуты. Она вздохнула, вспомнив о Косте. Каждый взгляд, каждый жест музыкантов был наполнен смыслом, понятным лишь им. Бредин присутствовал при разговоре, хотя и не вмешивался. Они заранее договорились со Степановой, что говорить, а чего не стоит сообщать. Фактически они ничего не скрыли от семейной четы. Полонский заколебался и собирался отказаться. Его жена посмотрела на Марину, потом на мужа и твердо сказала:
        - Вадим, мы не имеем права отказаться. Я все прекрасно понимаю, но если мы откажемся, я не смогу жить, зная, что повинна в смерти невинных людей. Марина Ивановна не скрыла от нас, чего потребует от тебя эта роль. Я все понимаю. Я очень люблю тебя, но никогда, клянусь, не напомню, даже в мыслях, о связи с чужой женщиной. Ведь это всего лишь роль. Я знаю и верю, что ты любишь только меня. Ты не можешь отказаться, ведь я люблю тебя…
        Генерал отвернулся. Он вдруг подумал о жене и понял, что Тамара в данной ситуации сказала бы ему те же слова. По спине Бредина пробежал мороз, а в горле застрял комок. Скрипач не сводил глаз с жены. Потом повернулся к генералу и кивнул:
        - Я согласен. Раз от похожего на меня человека зависит жизнь людей, я пойду на этот шаг. Объясните, что мне делать…
        В целях безопасности Маргарита Игнатьевна взяла отпуск за свой счет, якобы по болезни матери и уехала в Орел, на родину. За сутки Полонский вошел в образ Патрика Кэмпбелла. Скрипач оказался хорошим артистом. У него была отличная память и схватывал он все «на лету», но страшно смущался Марины. Чтобы скрыть изнеженные руки и сделать их более похожими на руки грубоватого ирландца, несчастный скрипач два вечера подряд, нарядившись в одежду дворника, старательно сгребал лопатой снег. К чести музыканта надо сказать, что он ни разу не посетовал на трудности и молчаливо выносил требования разведчиков.
        Степанова в два дня превратилась в светскую львицу. Немного развязную, немного куртизанку, хищницу из светских салонов, недалекую, но знающую цену своей красоте, к тому же имевшую шикарную квартиру на Арбате. Все эти дни она проводила в парикмахерской и солярии. Из нее создавали образ холеной «леди». Простенькая коса была расплетена и шикарные золотистые пряди свисали почти до пояса. Опытный парикмахер создал широкие волны и не стал больше ничего делать, сказав:
        - Портить такие волосы я отказываюсь. Ей не нужна «химия».
        Обломанные ногти слегка подточили и наклеили сверху суперклеем накладные «когти». Марина несколько часов привыкала к «украшению». Ей было страшно неудобно и она, в который раз, вспомнила Вику Гочияеву, роль которой когда-то исполняла: тогда ногти сделали значительно меньше, но эти аж загибались. Маринка представила лапу ястреба и усмехнулась про себя. Ей пришлось овладевать искусством макияжа, научиться пользоваться всевозможними механизмами и приспособлениями, облегчающими жизнь
«светской львицы». Единственное, что могло ее выдать, было защитое хирургами правое плечо, но она решила не одевать открытых платьев и не раздеваться при посторонних.
        Через сутки, спецрейсом, ее и Полонского переправили в Берлин. Мнимый Патрик встретился с обосновавшимися в Германии исламистами, имеющими мощную сеть и связался с московскими представителями. Сообщил, что ему удалось бежать из Англии. Добирается в Россию на попутных самолетах через Францию и Германию и прибудет в Москву к вечеру. Просил встретить. Разведчиков посадили на самолет, следующий до Москвы. Полонский сидел отвернувшись к иллюминатору, пока Марина не тронула его за плечо и не шепнула в ухо с игривой улыбкой на лице:
        - Вадим Николаевич, здесь могут оказаться их люди…
        Скрипач сгреб женщину в охапку и притиснул к спинке сиденья, крепко толкнув толстого соседа Марины локтем в бок. Улыбнувшись, извинился на английском. Хихиканье Марины и басовитое гудение рыжего ирландца, нашептывающего ей что-то на ушко, слышалось весь рейс. Они здорово надоели соседям. Их даже пыталась урезонить старушка сурового вида, не поленившаяся подойти к резвившейся парочке через весь салон. Она встала напротив и строго сказала:
        - Милочка, вы находитесь в общественном месте, а не в спальне собственной квартиры. Стоило бы соблюдать приличия. Здесь все же летят женщины и дети и нам вовсе не доставляет удовольствия глядеть, как вы целуетесь.
        Полонский выслушал ее с глуповатой улыбкой на лице и спросил по-английски:
        - В чем дело? - Женщина ничего не поняла, кроме того, что перед ней чистокровный иностранец. Окинула негодующим взглядом парочку и удалилась со словами: - Басурманы! Совсем стыд потеряли.
        Степанова заметила, как Полонский покраснел и заметно смутился. Тут же отметила в памяти, быстрый и цепкий взгляд мужчины, сидевшего на соседнем ряду. Порадовалась, что Вадим Николаевич сидит к нему спиной. Обвила шею скрипача руками, прижимая к себе. Сделала вид, что целует мужчину и прошептала в ухо:
        - Вадим Николаевич, за нами наблюдают. Пусть говорят, что хотят, не обращайте внимания и делайте вид, что вам все равно.
        В Москве, не успели они спуститься с трапа, как к Кэмпбеллу направились трое мужчин. Марина заметила их внимательные взгляды сразу. Предупредила спутника, наклонившись к его уху с очаровательной улыбкой. Якобы поправляя прическу, дотронулась до крупных изумрудных сережек и мини-камеры тут же принялись передавать изображение и звук в разведуправление. Мужчины не представились. Коренастый крепыш, по виду главный, сообщил:
        - Нас прислал Абдул Гамид. Прошу проехать с нами. Он ждет.
        Двое других лишь кивнули. Марина отметила отрешенный взгляд симпатичного высокого мужчины. Казалось, что эта встреча его не касается. Он не оглядывался подозрительно по сторонам и вообще был спокоен, тогда как его спутники откровенно нервничали.
        Полонский, дублируя, поправил запонку с микрофоном и роскошную золотую булавку со второй мини-камерой. Небрежно поздоровался со встречающими и тут же отвернулся к женщине. Остановившись в аэропорту на выходе и обнимая рукой спутницу в роскошной шубке, рассмеялся, что-то рассказывая красавице. Один из мужчин нетерпеливо дотронулся до его локтя. Ирландец недовольно посмотрел на него. Ответил по-русски, с легким акцентом:
        - Ладно. Поехали…
        Вышел из аэропорта, так и не отпустив спутницы. Черноволосый здоровяк спросил по-английски, покосившись на женщину:
        - Она с нами?
        Кэмпбелл кивнул и тоже перешел на английский:
        - Эта дура не говорит ни на одном языке, кроме русского. Она невольно помогла мне уйти от преследования полиции в Лондоне. Хотя даже не догадывается, кто я. Зато у нее в Москве имеется квартира в центре и она не против, чтобы я пожил у нее. Так что вопрос с жильем уже закрыт. К тому же меня поменьше станут видеть среди вас до означенной даты. Надеюсь все готово?
        Последние слова он произнес жестко, в упор взглянув на исламистов. Крепыш кивнул. Марина какое-то время переводила взгляд с лица на лицо, а затем положила ладонь на плечо скрипача и капризно надула губки:
        - Патрик, ну почему снова на иностранном? Ты же знаешь, что я не понимаю. Это не вежливо, говорить при даме на языке, который она не понимает. Я могу подумать, что речь идет обо мне.
        Ирландец повернулся к ней с улыбкой:
        - Ну как ты могла подумать такое обо мне? Ты моя хорошая девочка. Просто есть тайны, которые мне не принадлежат. Понимаешь?
        Марина безо всякого стеснения протянула ему губы и лукаво улыбнулась:
        - Тогда поцелуй меня!
        Полонский преспокойно обхватил ее за шею и прижался к подкрашенным губкам женщины. Двое мужчин с негодованием отвернулись, но тот, с отрешенным взглядом, спокойно смотрел на целующуюся парочку.
        Генерал Бредин облегченно вздохнул и повернулся к полковнику Львову, сидевшему рядом с ним и глядевшему на монитор:
        - Похоже, они ни минуты не сомневаются, что перед ними настоящий Патрик Кэмпбелл. Того, кто следил за ними в самолете, определили?
        - Так точно. Гражданин Германии Отто Нимейри. 38 лет. Холост. Состоит в исламской экстремистской организации, обосновавшейся в Берлине, четыре года. Отец - египтянин, мать - немка. Кстати, погибла два года назад при странных обстоятельствах. Якобы упала с лестницы, когда в доме находились и муж и сын. Полиции доказать ничего не удалось. Может, арестовать?
        - На каком основании? Он скажет, что приехал посмотреть достопримечательности. Доказать мы ничего не сможем. Придется извиниться и отпустить. Этим мы его насторожим. Кто знает, кто у него в связниках и к кому он приехал. Лучше проследите. Брать только с поличным: наркотики, взрывчатка и так далее. Ясно? Теперь разузнайте, кто такой этот парень с отрешенным взглядом.
        Полковник встал:
        - Есть. Разрешите идти?
        Евгений Владиславович отпустил подчиненного, а сам снова уставился в монитор, на котором мелькали московские улочки и переулки. «Тойота» исламистов неслась по Москве. Время от времени на экране мелькали названия улиц. Генерал понял, что Марина специально поворачивает голову так, чтобы они знали, куда их увозят. Генерал отслеживал маршрут на подробной карте Москвы, прочерчивая его маркером. В уши билось бессмысленное щебетание Марины. Она пыталась привлечь к себе внимание спутников. Прижималась плечиком к Полонскому. Ее рука лежала в его руке.
        Несколько раз спутники, по-английски, принимались расспрашивать Кэмпбелла о том, почему их схватили. Вадим пояснил:
        - Я и сам толком не знаю. Уже в Германии, от наших братьев узнал, что Мэверик арестован и у него найдена экстремистская литература. Листовки и книги. Мне удалось удрать благодаря вот этой цыпочке. Если бы не задержался с ней, точно бы попался. Мы познакомились в баре. Она обрадовалась, что я говорю по-русски и мы засиделись допоздна. Собирались отправиться ко мне, но подъезжая, я заметил полицейскую машину напротив дома, а в моей квартире свет и приказал таксисту ехать в аэропорт. Пришлось бежать с тем, что на мне. Сводка на меня еще не поступала и я легко миновал таможню…
        Ирландец ласково провел пальцем по нежно-розовой щечке женщины и многозначительно улыбнулся ей:
        - Во Франции возникли небольшие денежные проблемы, но тут моя спутница показала простор широкой русской души. Она заплатила за билет до Берлина, едва я заикнулся о неплатежеспособности. Там наши братья снабдили меня всем необходимым. И вот я здесь. Не думаю, что полиция и Интерпол станут искать меня в России. Но все же, как у вас говорится - «Береженого Бог бережет». Во всяком случае, проследить маршрут они смогут без труда. Я не хочу пока расставаться с этой особой. Меньше подозрений.
        Машина остановилась в заснеженном дворе на улице академика Янгеля. Степанова выбралась из машины, постаравшись показать генералу окрестности. Из-за мороза на улице из взрослых никого не было. Лишь на снежной горке, метра в два высотой, катались два мальчишки лет шести, весело визжа от удовольствия. Марина несколько раз не спеша повернулась, словно оглядываясь. Опираясь на руку Кэмпбелла, направилась к подъезду, вслед за незнакомцами.
        На пятый этаж они поднимались на обшарпанном лифте, в котором половина кнопок была сожжена хулиганами. Марина стояла рядом с Полонским у задней стенки, взяв его под руку и поглядывая в лицо. Незнакомцы находились спиной к ним. Генерал заметил легкое волнение на лице Вадима. Степанова по всей видимости тоже это заметила, так как раздался ее капризный голосок:
        - Патрик, мы скоро поедем ко мне? Я устала и от перелетов и от машины. Я хочу в постель!
        Мнимый ирландец повернул голову, приходя в себя и с улыбкой сказал:
        - Скоро, моя прелесть! Я и сам уже устал.
        Легонько пожал ее руку. Сержант почувствовала, что пальцы мужчины подрагивают и ободряюще улыбнулась. Кэмпбелл посмотрел на нее с благодарностью и по-видимому собрался с мыслями. Так как неожиданно заговорил с сопровождающими на английском:
        - Господа, я действительно устал. Надеюсь, мы быстро закончим с нашим делом? План готов?
        Крепыш обернулся, недовольно глядя на женщину:
        - Да. Все объекты уже отмечены. Мы не думали, что вы прилетите так скоро и хотели сделать вам сюрприз, проведя намеченную операцию чуть раньше. Чтобы вместе с вами и мистером Мэвериком отпраздновать начало джихада в Москве.
        Патрик покосился на скучающую Марину и попросил:
        - Пока я смотрю план, вы не могли бы отвлечь ее разговором? Не нужно, чтобы она увидела карту. И постарайтесь быть полюбезнее. Возможно, мы сможем ее тоже привлечь в будущем. У этой девицы большие связи и они могли бы нам пригодиться.
        Крепыш кивнул. Компания вышла из лифта и подошла к квартире с номером семнадцать. Мужчина с отрешенным взглядом достал ключи и открыл замок. Пропустил гостей внутрь первыми. В коридор моментально вышло трое мужчин в обычных европейских костюмах и ошеломленно застыли, глядя на Марину. Она, ни мало не смущаясь, поздоровалась, но ответа не получила. Ни Абдул Гамида, ни Исмаила Кармаля, руководителей московского отделения «Братство бен Ладена» среди них не было.
        На приветствие Патрика все трое ответили без задержки. По очереди обнялись с прибывшим. Крепыш вполголоса что-то коротко сказал им на арабском. Степанова поняла, что говорят о ней, но сделала вид, что для нее подобный язык внове. Вытаращив глаза, она смотрела на троицу в коридоре и не сдерживаясь, с восторгом сказала:
        - Ой, как вы интересно говорите! Птичий щебет напоминает. Я такое слышала в одном из магазинов во Франции, там продавали певчих птиц.
        Троица в коридоре переглянулась и поморщилась от сравнения арабского с птичьим. Посмотрели на крепыша. Тот пожал в ответ плечами. Патрик за спиной Марины покрутил пальцем у виска. Она отметила, что квартира двухкомнатная и вовсе не напоминает молельный дом в Чертаново. Кэмпбелл любезно помог ей снять шубку и повесил на крючок. Степанова манерно спросила:
        - В этом доме не принято вешать одежду на плечики?
        Симпатичный высокий брюнет со злыми черными глазами молча принес из комнаты плечики и повесил шубку на них. Не взглянув на женщину, скрылся в дальней комнате. Еще трое направились за ним. Мужчина с отрешенным взглядом пригласил Марину в комнату. Спросил женщину:
        - Не хотите кофе, пока ваш кавалер решает свои дела? Я не думаю, что вам это будет интересно.
        Степанова поглядела на Кэмпбелла, стоящего с крепышом. Тот улыбнулся:
        - Действительно, Анжела, тебе будет скучно. Поболтай пока с этим господином, только не увлекайся им! Я вижу, что он симпатичен.
        Полонский шутливо погрозил ей пальцем, но она заметила в его глазах тревогу. Подошла вплотную, взяла его руку в свои и чарующе улыбнулась:
        - Постараюсь!
        Шесть мужчин скрылись в соседней комнате. Она обернулась к застывшему в дверях мужчине:
        - Как вас звать?
        Он внимательно смотрел ей в лицо. Ответил:
        - Руслан. Вы давно знаете Патрика?
        Она заинтересованно посмотрела на коллекцию холодного оружия, развешанную на ковре. Подошла и дотронулась пальцем до красивого кинжала с серебряной рукояткой. Небрежно ответила:
        - Да нет. Я в баре сидела. Это в Англии. Скука смертная, когда ничего не понимаешь, что рядом говорят. Мне языки никогда не давались. Я с трудом заказала себе любимый коктейль. Патрик заговорил со мной на русском. Вот так и познакомились. Сначала он меня к себе домой пригласил, но вдруг переменил решение. Сказал, что у него срочная деловая встреча в Германии и надо лететь. Мне Англия уже порядком надоела к тому времени… - Маринка обернулась к мужчине и спросила: - Можно мне вот ту саблю подержать? Я еще никогда такого оружия не видела. Это ваше?
        Руслан молча подошел к ковру и снял драгоценную саблю. Маринка открыла рот. Глаза загорелись таким восторгом, что мужчина улыбнулся и выражение отрешенности с его лица пропало:
        - Эту коллекцию еще мой дед начал собирать.
        Женщина взялась за эфес обоими руками. Сделала воинственное лицо, нахмурила брови и надула щеки. Неумело ткнула клинком в ножнах перед собой. Посмотрела на мужчину, подняв оружие кверху и приняв позу Наполеона. Тот откровенно смеялся:
        - Саблей не колют, а рубят. Это же не шпага!
        Степанова с восторгом сказала:
        - Мне все равно! Знаете странное чувство, когда такую вещичку в руках держишь! Ножик почти в метр длиной. Вот эта штука, которой режут и которая в футляре лежит, настоящая?
        Она ткнула пальцем в ножны. Руслан понял, о чем она говорит:
        - Вообще-то это не футляр, а ножны. А то, что режет, клинком называется. Конечно, настоящий клинок. Хотите посмотреть?
        Маринка, прикусив губки, спросила:
        - Можно?
        Он вытащил клинок из ножен и протянул ей:
        - Только осторожно, очень остро заточен!
        Марина разглядывала орнамент на клинке с таким детским восторгом на лице, что исламист улыбнулся. Спросил:
        - Так что, кофе будете?
        Женщина удивенно посмотрела на него и отрицательно покачала головой:
        - Какое кофе? Вы что? Здесь столько интересного! Вы не могли бы мне еще что-нибудь показать?
        Она неумело, с трудом, забила саблю в ножны и со вздохом сожаления протянула хозяину. Руслан, очень довольный произведенным впечатлением коллекции на женщину, повесил саблю на место. Обернулся и махнул рукой:
        - Выбирайте, что еще показать?
        Марина жадно разглядывала оружие. Потом ткнула пальцем:
        - Вот этот странный нож…
        Едва взяв в руки стилет, она вперилась взглядом в камни на ножнах. Глаза засверкали. Повернула голову и быстро спросила:
        - Камни настоящие?
        - Настоящие. Это изумруды и рубины.
        Не смотря на то, что Марина вовсю щебетала с Русланом, она чутко прислушивалась к тому, что делается в соседней комнате. Оттуда раздавались монотонные голоса. Изредка до нее долетали короткие реплики Полонского. Пока все шло нормально, но женщина была готова в любой момент превратить экспонаты коллекции в метательное оружие. Она даже прикинула, что схватит в первую очередь. Руслан снял ножны с лезвия и Степанова ахнула:
        - Какой тоненький! Он же сломается, если им что-то делать начнешь. Это просто игрушка?
        Мужчина фыркнул:
        - Этой самой игрушкой убили двух министров царского правительства. У каждого из экземпляров моей коллекции своя история. В большинстве своем кровавая. Оружие создавалось для убийства.
        Марина сделала вид, что испугалась и выронила стилет. Задержав дыхание, заставила лицо побледнеть. Изумленно, явно не веря, поглядела на хозяина:
        - Правда?
        Он поднял стилет и спрятал клинок в ножны. Вновь повесил на стену:
        - Хотите еще что-то посмотреть?
        Она отказалась, спрятав руки за спину, словно ребенок. Окинула оружие серьезным взглядом, а затем повернулась к хозяину:
        - Руслан, а зачем вам такое страшное оружие? Испачканное кровью. Разве нельзя заказать точные копии. Я понимаю, что каждая из этих штуковин стоит немалых денег, но кровь… Я бы не смогла находиться в квартире рядом с настоящими орудиями убийства.
        Он внимательно поглядел на нее:
        - Анжела, вы наверняка бывали на дачах высокопоставленных людей и на стенах, хоть у кого-нибудь, но висели охотничьи ружья. А ведь из них убивали и убивают животных. Чем те ружья лучше этих кинжалов и сабель?
        Марина села на диван. Удобно откинувшись на спинку, ответила:
        - Да, конечно. Но ведь там животные, а здесь люди.
        Его темные глаза сверкнули:
        - Разве в Чечне сейчас не убивают людей?
        Степанова пожала плечами:
        - Я очень плохо разбираюсь в политике, простите меня за невежество в этом вопросе. От друзей я, конечно, кое-что слышала. Они говорили про каких-то бандитов. Но я не думаю, что у этих людей на стенку повешена коллекция орудий убийства.
        Ее последняя фраза рассмешила мужчину. Женщина сделала по-своему логичный вывод. Он несколько минут хохотал, поглядывая на нее веселыми карими глазами:
        - Вы оригиналка! С вами весьма интересно разговаривать… - Внимательно разглядывал красивое лицо. Вполне серьезно спросил: - С этим заграничным ухажером у вас серьезно?
        Маринка вспыхнула и сердито ответила:
        - Вам-то что за дело? Патрик умеет ухаживать, он мил и не лезет за словом в карман. С ним весело и интересно. Когда мы были в Париже и Берлине, он рассказывал об истории этих городов. Поразительно, что человек столько знает! Он профессор, да?
        Глаза Руслана вспыхнули странным блеском. Он вновь окинул быстрым взглядом стройную фигуру. Придвинулся ближе, чуть наклонился и сказал, глядя ей в глаза:
        - Не боитесь попасть в неприятности из-за него?
        Маринка по-настоящему растерялась. Она никак не могла решить, что это такое - проверка или попытка предупредить. Мужчина решил по ее виду, что женщина даже в мыслях не держала, что ей грозит опасность со стороны милого общительного ирландца. Поколебавшись, положил руку на плечо и слегка потряс:
        - Ладно. Это я так сказал. Забудьте. Лучше, чтобы Патрик об этих моих словах не знал. Если помощь потребуется, вот, держите… - Он вытащил из кармана пиджака визитку и всунул ей в руку в тот самый момент, как дверь в соседнюю комнату начала открываться. Быстро сказал: - Спрячьте и не показывайте!
        Марина резво забила визитку в рукав. Руслан встал с дивана. У него снова был отрешенный взгляд. Патрик подошел к женщине с улыбкой. Поцеловал в щеку, потрепав за плечо:
        - Что это мы такие хмурые? Тебя обидели?
        Степанова дернула плечом:
        - Тебя так долго не было! Я устала, Патрик!
        - Разве оставленный кавалер не занимал тебя разговором?
        Марина встала с дивана:
        - Занимал. Мы говорили вот об этой коллекции. Представляешь, каждым из этих лезвий был убит человек!
        Ирландец, с ясно прозвучавшей в голосе усмешкой, сказал:
        - А-а-а, так вот что тебя расстроило!
        Кэмпбелл мельком взглянул на развешанное оружие. Обнял женщину за талию и повел к выходу. Степанова успела заметить странный взгляд Руслана, искоса брошенный на иностранца. Патрик помог ей накинуть шубку. Натянул куртку и шапку. Руслан тоже оделся и вышел с ними. Он должен был подвезти их к дому Марины. Сели в машину. Она назвала адрес. По дороге женщина часто ловила взгляд водителя в зеркальце заднего вида.
        Полонский обнимал ее за плечи, шептал в ухо всякий вздор. Сержант смеялась, продолжая незаметно наблюдать за водителем. Заметила мрачный взгляд мужчины, направленный на ирландца. Возле подъезда попрощались с Русланом. Марина предложила мужчине зайти попить кофе, но он отказался, сославшись на дела и уехал. Степанова и Полонский, облегченно вздохнув, вошли в подъезд. Консьержка временно была заменена на сотрудницу разведуправления. Она должна была в случае появления посторонних назвать женщину по имени и всячески показать, что давно знает жилицу.
        Разведчики отключили микрофоны и камеры. Поднялись на третий этаж и вошли в шикарно обставленную квартиру. Едва успели снять верхнюю одежду и обувь, как зазвонил телефон. Это оказался Бредин. Генеральский голос аж дрожал от возбуждения:
        - Молодцы! Такого успеха я не ожидал! Вся карта, как на ладони. Вадим Николаевич, огромное спасибо за отличную съемку! Все записали. Марина, кое-какие экземпляры оружия нас заинтересовали. Ты не могла бы в следующее посещение поближе показать их. По факсу я переслал снимки.
        Женщина удивилась:
        - Вы тоже интересуетесь старинными клинками?
        - Сабля, которую ты в руках держала, принадлежала Рокоссовскому. Была украдена. Среди вязи на клинке, если приглядеться, можно разобрать надпись, кому подарена и когда. Однажды, очень давно, мне довелось держать этот клинок в руках. Я узнал его.
        Усталый Полонский вопросительно поглядел на нее - я еще нужен? Увидев отрицательный кивок, направился в комнату. Марина спросила:
        - Этот Руслан, кто он? Он странно ведет себя. То ли проверяет меня, то ли действительно пытается предупредить.
        - Руслан Салманов. Национальность - ингуш. Внук вора в законе. Сам в кражах не замечен. Закончил Тимирязевскую академию. Отец и мать обычные люди. Он - крупный специалист в области стоматологии, она - учительница. В исламской партии состоит уже года полтора, но особого рвения за ним не числится. Что прикажут, выполнит, инициативы не проявляет. По-моему, его терпят лишь за исполнительность, квартиру и молчаливость. Меня, честно сказать, удивило его предупреждение. Что там на визитке стоит?
        Только в эту минуту Степанова вспомнила о клочке картона. Вытащила бумажку из рукава и сообщила:
        - Фамилия, имя, отчество. Все подлинное. Три телефона: домашний, мобильный и рабочий. Где он трудится?
        - В Ботаническом саду. Его конек - водяные растения всех стран мира. Историю развешанного оружия, по некоторым сведениям, он тоже знает неплохо, но коллекцию не пополняет. Из чего становится ясно - его это мало интересует. Прошел в организации курс рукопашного боя и владеет многими видами оружия.
        Маринка вспомнила, что в квартире действительно полно всевозможних цветов в аквариумах, хотя рыбок она не видела. Вздохнув, спросила:
        - И что мне делать?
        - Наблюдать, но не показывать и вида, что ты что-то заподозрила. Не вздумай пытаться привлечь его на нашу сторону! Это может оказаться проверкой.
        - Поняла. С оружием разберусь. Но вы не думаете, что Руслан имеет какое-то отношение к кражам?
        - Воровал не он, просто это оружие до сих пор числится в розыске. Надо помочь милиции, раз уж у нас появилась возможность. Все же нам часто приходится контактировать с ними…
        Генерал вкратце рассказал ей, о чем говорили исламисты с Полонским в комнате. Немного помолчал, а затем сказал:
        - Марина, за сегодняшний день вы фактически узнали все, что нам требовалось. Осталось выяснить, где пройдет съезд? На рожон не лезь. Вадим Николаевич завтра должен выступить на предварительном собрании. Мы ему речь заготовили и переслали по факсу в квартиру. В правом ящике шкафа, найдешь пленку, где записано выступление Кэмпбелла. Посмотрите. Полонский должен выучить речь и его жесты. Выступить с воодушевлением, как ярый фанатик джихада. Конечно, трудно, но необходимо. Так и передай музыканту.
        - Хорошо.
        Степанова положила трубку и направилась в гостиную. Полонский лежал на диване и смотрел в потолок. Повернул голову на вошедшую женщину:
        - Господи, Марина Ивановна, я за один день устал так, словно год без выходных играл! Как вы это переносите? Колоссальное напряжение и все время на нервах, все время следить за своей речью!
        Она остановилась посреди комнаты и чуть печально улыбнулась:
        - Вы прекрасно справились. Генерал вами доволен. Он переслал для вас заготовку речи на завтрашнем собрании. Вы должны заучить ее и показать себя с трибуны ярым сторонником джихада. Я в этом не помощник, так как действительно не знаю английского. Вот арабскую речь я понимаю прекрасно. Знаете, что они сказали, когда мы в квартиру вошли? Меня уберут, как только вы уедете.
        Вадим Николаевич сел на диване и ошеломленно поглядел на нее:
        - И вы, поняв, так спокойно вели себя?
        - А что прикажете делать? Подскочить и стремглав вылететь из квартиры? Даже если бы они решили меня убить через пару минут, я бы молчала до последнего. Кто даст гарантию, что это не проверка? Вы пока полежите, придите в себя, а я обед разогрею. Генерал обещал снабжать нас готовыми обедами. Мне с такими когтями только по стенам лазить, а не картошку чистить.
        Марина внимательно посмотрела на усталое лицо скрипача. Нажав на стеклянную розу на стене, открыла бар. Дверцы разошлись в сторону с хрустальным звоном. Быстро пробежалась взглядом по ровным рядам бутылок. Спросила:
        - Шампанского хотите, чтоб немного расслабиться? Еще могу предложить пиво
«Гёссер», коньяк, водку, ликер и разнообразное сухое вино. Евгений Владиславович разрешил пользоваться всем без стеснения.
        Полонский повернул голову:
        - Вы будете? За компанию…
        - С удовольствием! Давайте-ка сделаем так - вы пока вскроете шампанское, а я разогрею обед. У меня в животе волки воют!
        - Согласен!
        Полонский встал и направился к бару, с изумлением разглядывая огромный выбор вин. Витая бутылка с надписью «Мондоро» привлекла его внимание. Он выбрал именно ее. Оглянулся на дверь комнаты. Затем посмотрел на покрытый белоснежной скатертью стол, на полуспущенные бархатные шторы, голубые, словно весеннее небо. Решительно подхватил два высоких бокала и бутылку. Прикрыл дверцы бара локтем и направился на кухню. Марина удивленно оглянулась от электрической плиты, а музыкант спокойно сказал:
        - Давайте здесь поедим? Что-то мне не по себе от гостинной роскоши. Я, конечно, человек не бедный, но никогда не стремился жить в музее мебели.
        Огляделся в кухне, отметив мебель из дуба, огромный импортный холодильник и прочие прибамбасы:
        - М-да! Кухня тоже какая-то сверх навороченная. Вы всем этим умеете пользоваться?
        Маринка откровенно рассмеялась:
        - Вадим Николаевич, пока вы учили роль, я училась всем этим пользоваться. Так надо, понимаете?
        Женщина живописно расположила на тарелках бифштексы, жареную картошку, квашеную капусту с зеленью и горошком. Поставила салат с кукурузой и мясное ассорти на длинных тарелках. Села напротив. Мужчина вскрыл бутылку. Понюхал пробку и сообщил:
        - Яблоками пахнет!
        Разлил шампанское по бокалам. Слегка приподнял вверх фужер и глядя на Марину, проникновенно сказал:
        - Я хотел бы выпить за вас, Марина Ивановна. За ваше мужество. Только благодаря тому, что вы рядом, я справился сегодня с задачей.
        Марина взяла бокал и улыбнулась:
        - Спасибо, Вадим Николаевич. Зовите меня Анжелой, а то можете однажды сбиться…
        Полонской ушел учить предстоящую речь в комнату, а Марина кончиками пальцев помыла посуду. Долго стояла у окна. Осторожно глядела из-за косяка, пытаясь выяснить, есть слежка за домом или нет. Стояла около часа, но никого не обнаружила. Следовательно, бандиты полностью уверены, что Патрик Кэмпбелл настоящий. Степанова позвонила Бредину:
        - Слежки нет. Похоже они уверены в Кэмпбелле.
        - Я знаю. В окрестных домах засели пять наших. Отдыхайте спокойно. В случае чего вас предупредят. Как Полонский?
        - Нормально. Уверена, что справится. Учит речь, смотрит кассету и возмущается. Говорит, что столько агрессии он не встречал.
        Бредин хмыкнул:
        - Н-да… Он возмущается, а некоторые считают эти открытые призывы к войне пустыми угрозами.
        Ночь прошла спокойно. Полонский и Марина спали в разных комнатах. Проснулись посвежевшие и отдохнувшие. Быстро привели себя в порядок. Позавтракали. Марина убрала комнаты. Наложила макияж. В десять утра раздался звонок телефона. Звонила консьержка:
        - Мисс Анжела, к вам молодой человек. Зовут его Руслан Салманов.
        - Пропустите.
        Марина галопом кинулась в общую спальню. Содрала одеяло. Покаталась по постели, подубасила кулаками по подушкам и вскочила на ноги к искреннему изумлению Полонского:
        - Пусть они думают, что мы провели ночь вместе. Начинаем игру. Сделайте вид, что вы довольны жизнью. Я злюсь, остальное, как договаривались…
        Вадим ушел в гостиную и принялся что-то напевать на английском. В дверь раздался звонок. Марина пошла открывать. Увидев мужчину, искренне обрадовалась:
        - Здравствуйте, Руслан! Я так рада вас видеть.
        Недовольно посмотрела на выглянувшего из комнаты Полонского и сразу отвернулась. От ингуша это не укрылось. Марина пригласила:
        - Проходите. Хотите кофе угощу? Может, вы не завтракали? У меня тут кое-что осталось…
        Он отказался от еды. Цепко взглянув в лицо женщины, попросил:
        - Если можно, кофе… - Прошел с ней на кухню. Когда Марина отвернулась к плите, тихо спросил: - Этот рыжий вас не обидел?
        Марина не обернулась, но спросила безо всякого выражения:
        - С чего вы взяли?
        - Вас лицо выдает. Скрывать ничего не умеете.
        Маринка усмехнулась в душе и повернулась к мужчине. Умоляюще взглянула в лицо, подойдя чуть ближе:
        - Вы правы! Он нажрался вчера, как свинья, а потом приставать начал…
        Руслан смотрел в ее глаза, наполнившиеся слезами:
        - И что?..
        - Я сбежала в другую комнату, а он заснул в коридоре у двери.
        Салманов прикрыл рот, чтоб не расхохотаться, а Маринка обиженно глядела на него. Наклонилась пониже и возмущенно глядя в карие глаза, прошипела:
        - Вам смешно, а мне каково? Я никогда не видела, чтобы столько пили! Он выжрал бутылку водки, коньяк, пару фужеров шампанского, бутылку пива и бокал сухого. У любого нормального человека после такой дозы смерть наступит, а он сегодня свеженький, как огурчик, да еще и думает, что между нами что-то было…
        Мужчина напрягся и она почувствовала это напряжение:
        - Почему он так думает?
        - Ночью он вполз в спальню и грохнулся рядом со мной. Сил у него хватило только на то, чтобы обнять. Утром я проснулась раньше и ушла в ванную, даже не заметив, что он без трусов. Поняли?
        Он напряженно спросил:
        - Между вами точно - ничего?..
        Маринка возмутилась:
        - Но я же говорю! - И вдруг уставилась на него. С минуту молчала, а затем возмутилась: - С чего это вы меня расспрашиваете? Это моя жизнь! И мы с вами не настолько знакомы…
        Он прихлопнул ее рот ладонью и дернул за руку, усадив к себе на колени. Крепко прижал к себе за талию. Оглянулся на дверь:
        - Нравишься ты мне! Когда этот тип уедет, тебя убьют.
        Степанова подскочила и начала бледнеть:
        - За что?..
        Руслан скороговоркой выдал:
        - Сволочь твой Патрик! Его Интерпол ищет. Как только он намылится слинять, позвони мне, я тебя спрячу. Деньги есть?
        Степанова изумленно поглядела на него:
        - Разве я жила бы в такой квартире, если бы не было? Ты хочешь предложить мне деньги? Зачем?
        - Чтоб ты для этого поганца вино покупала. Пусть спит ночами, а утром думает, что ты его женщина. Понятно?
        - Теперь понятно. А зачем…
        Она не успела закончить фразу, как его губы быстро впились в ее. Сильные руки жадно пробежались по телу и столкнули женщину с колен. Марина расслышала шаги в коридоре. Отвернулась к плите, помешивая закипавшее кофе. Сердце билось где-то у горла. Руслан, как ни в чем не бывало, посмотрел на Патрика:
        - Абдул просил передать, что он ждет вас через час, как договаривались. Народ уже собирается.
        Кэмпбелл, походя, шлепнул Марину по заднице и сел за стол напротив мужчины:
        - Анжела, сделай и мне кофе!
        Она возмущенно обернулась и увидела, каким гневом загорелись глаза Салманова. Поставила перед мужчинами чашки с кофе. Достала из холодильника коробку с пирожными:
        - Угощайтесь!
        Сама, взяв чашку в руки, встала у стола, медленно потягивая душистый напиток. В кухне воцарилось молчание. Руслан старательно прятал взгляд от Полонского. Быстро выпил кофе и встал:
        - Пора ехать.
        Опередив Патрика, снял с вешалки шубку и осторожно накинул на плечи женщины. Его руки, украдкой, коснулись ее рук. Мнимый Кэмпбелл нахмурился и решительно отстранив «соперника», подхватил Степанову под ручку. Марина забрала с банкетки в коридоре дамскую сумочку. Втроем вышли из квартиры. Она заперла замки на двери и спокойно направилась вниз по лестнице, хотя Руслан вызвал лифт. Пояснила:
        - Утром я всегда спускаюсь по лестнице пешком. Это полезно для ног. На зарядку меня по утрам «не хватает».
        Салманов открыл дверцу машины перед ней и тут же ушел на другую сторону, как только она села. Полонский едва не улыбнулся от такого демонстративного пренебрежения. Машина понеслась по Москве. Руслан всю дорогу молчал. Заехали на улицу Янгеля. Поднялись наверх. Салманов мрачно косился в лифте на Кэмпбелла, наблюдая, как тот что-то нашептывает на ухо Анжеле, обнимая ее за плечи. Женщина временами улыбалась. Вошли в квартиру.
        Внутри находилось двое смуглых мужчин. Оба были знакомы Степановой и Полонскому по фотографиям. У разведуправления так же имелись данные: с Абдулом Гамидом и Исмаилом Кармалем ирландец уже встречался. Марина напряглась: сейчас все решалось. Если эти два волка не заподозрят в Кэмпбелле чужого человека, никто не сможет узнать правды, если конечно сам музыкант ничего не напутает. Ее страхи оказались напрасны. Пакистанец и иранец поздоровались с Кэмпбеллом по мусульманскому обычаю: обнялись, похлопывая по плечам. Посмотрели на Марину. Она улыбнулась и поздоровалась:
        - Здравствуйте, господа! Меня зовут Анжела.
        Оба иностранца, не скрываясь, поморщились и выразительно посмотрели на ирландца. Тот лучезарно улыбнулся:
        - Это моя московская хозяйка, любезно приютившая меня.
        Абдул Гамид выдавил из себя улыбку:
        - Очень приятно видеть вас. Нам с господином Кэмпбеллом надо на какое-то время отъехать. Надеюсь, что наш человек… - он указал рукой на Салманова, - …не даст вам скучать. Прошу прощения, дела!
        Пакистанец развел руками. Марина начала расстегивать шубку, но тут вмешался Патрик:
        - Нет! Она едет со мной. Анжела слишком красива, а этот парень, как я заметил, пытался за ней ухаживать. Я не оставлю ее ни с кем!
        Это заявление явно выбило из колеи обоих иностранцев. Они взглянули на Руслана, но тот не отвел глаз. Отрешенное выражение с его лица исчезло. Он смотрел смело и твердо. Пакистанец и иранец переглянулись, а затем кивнули:
        - Хорошо. Пусть едет, но в дальнейшем вы отвечаете за все.
        Кэмпбелл решительно махнул левой рукой, другой обнимая Марину:
        - Согласен. - Тут же перешел на английский. - Господа, нет причины бояться. Совещание будет идти на английском языке, а эта дурочка вообще ни одного языка не знает, кроме русского.
        Исмаил Кармаль растерянно сказал:
        - Но ведь кое-кто из собравшихся не знает языка!
        Патрик небрежно махнул рукой:
        - Тогда вам придется записать мою речь на диктофон, перевести и сделать распечатки. Если хотите, я сам переведу, но записывать должен кто-то из русских. По-русски я пишу плохо.
        Иностранцы согласились. Спустились вниз. Салманов вновь сел за руль «Тойоты». Марина оказалась зажата на заднем сиденье между Кэмпбеллом и Кармалем. Полонский держал руку Марины в своей и слегка поглаживал пальцы. Арабы переглядывались и вздыхали. Все знали о тяге ирландца к женскому полу. Автомобиль остановился возле клуба АЗЛК. Абдул Гамид выбрался из автомобиля и заговорил на английском:
        - Месяц назад мы сняли здесь пустующее помещение и часто проводим собрания. Место идеальное. Организаций здесь много и уследить за всеми невозможно. Никто не вмешивается в наши дела.
        Патрик остановился, окинул огромное серое здание внимательным взглядом. Затем осмотрел территорию. Спокойно спросил:
        - Съезд вы тоже планируете провести здесь?
        Гамид поглядел на него:
        - Чем плохо? Никто не интересуется, чем мы тут занимаемся. Русским, похоже, вообще на все плевать. Решение уже принято. Помещение, которое мы арендуем, огромно и способно вместить более сотни человек. Мы поставили кондиционеры, чтобы не было душно. Вы чего-то боитесь или у вас имеется другое помещение?
        Последние слова были сказаны с явной издевкой. Кэмпбелл холодно посмотрел на Абдул Гамида:
        - Помещения у меня нет, просто я смотрю - здесь очень много людей. Нам могут помешать.
        - Не смогут. Двери поставлены двойные. Даже их хваленый ОМОН выбить с одного раза не сможет. К тому же, в охране у нас свои люди и предупредят, если появятся непрошенные гости. От пульта охраны идет дополнительный кабель с кнопкой к нам.
        - Тогда я спокоен. Вы все предусмотрели, уважаемый Абдул Гамид.
        Пакистанец слегка поклонился, наблюдая за скучающим лицом женщины:
        - Спасибо. Я рад, что вы оценили наш вклад в дело подготовки к священной войне. Вы увидите, сколько русских мы смогли привлечь в наши ряды.
        Марина, едва они замолчали, потрясла Кэмпбелла за рукав:
        - Патрик, я хочу купить себе несколько журналов, чтоб не скучать. Я понимаю, что у тебя дела, но надо же мне как-то развлекаться, раз уж не понимаю твоего языка? Иначе я усну от скуки.
        Кэмпбелл посмотрел на Гамида и Кармаля, слегка кивнул им и направился к лотку с газетами и журналами:
        - Выбирай!
        Степанова тут же схватила в руки «Бурду Моден», «Элле», «Мой уютный дом» и «Мода», даже не обратив внимания на прочие журналы. Пакистанец с иранцем переглянулись и покачали головами. Женщина показалась им совершенного безопасной. Они оба успокоились. Марина внимательно осмотрела прилавок. Спросила замерзшего парня-продавца с ярко-красным носом:
        - «Мира звезд» нет?
        - К сожалению…
        Патрик расплатился за журналы. Компания вошла в здание клуба. Немного попетляла по коридорам и наконец подошла к широкой черной двери с кодовым замком. Женщина мигом определила - металлическая дверь и наверняка укреплена длиннющими штырями. Но какое удивление она испытала, когда и вторая дверь оказалась металлической! Мало того, она явно была из стали. Толстой, в палец толщиной. В помещении имелось четыре больших окна, но все они снаружи были снабжены крепкими решетками, а изнутри имелись металлические ставни. Зал представлял собой крепкую линию обороны и просто так ворваться сюда было невозможно.
        Глава 10
        Генерал-полковник Бредин аж присвистнул, увидев на экране бастион. Марина встала так, что он без труда засек комбинацию цифр, набранную Гамидом. Откинувшись в кресле, довольно потер руки и прошептал:
        - Теперь и место знаем. Ай да музыкант! К награде представим, только бы все закончилось.
        Внутри помещения стояли длинные ряды стульев и небольшая трибуна возле самых окон. Большая часть мест оказалась занята публикой. Вообще в зале собралось человек около семидесяти, большинство молодые мужчины от восемнадцати и до тридцати. Кэмпбелл усадил Марину на последний ряд, сам отправился в первые ряды. Она сняла шубку и аккуратно пристроив ее на коленях, принялась разглядывать журналы. Руслан демонстративно сел рядом, но Степанова сделала вид, что увлеклась фотографиями модной одежды.
        В это время мнимый Кэмпбелл влез на трибуну. На краю лежало несколько диктофонов. Традиционных листочков в его руках не было, но это никого не удивило. Ярый поборник ислама уже настолько привык выступать с речами, что знал все слова, какие необходимо сказать в тот или иной момент наизусть. Он размахивал руками, поворачивался то в одну сторону, то в другую, буквально брызгая слюной. Во время одной наиболее громко сказанной фразы, Маринка сделала вид, что вздрогнула и удивленно поглядела на оратора. Потом взглянула на соседа. Наклонилась и спросила:
        - О чем он так рассказывает, что аж кричит?
        Руслан слегка отвернул голову, чтобы его лицо не было видно и сказал:
        - Призывает к джихаду всех мусульман.
        Маринка задумчиво посмотрела на Салманова и кивнула:
        - Вообще-то к молитве муэдзин, насколько я слышала, призывать должен. Выходит Патрик не профессор?
        У мужика глаза чуть из орбит не выскочили. Он прошипел:
        - Ты считаешь, что джихад - молитва?! Ты что, газет не читаешь? Джихад - это война против всех, кто не мусульманин. Поняла?
        Степанова кивнула с таким видом, что и мертвому стало бы ясно, ничего она не поняла. Руслан спросил:
        - Сколько тебе лет?
        Женщина слегка улыбнулась и кокетливо сказала:
        - Вообще-то вежливые люди у дам о возрасте не спрашивают, но если ты так хочешь… Тридцать.
        Салманов вздохнул:
        - В этом возрасте стоило бы и политикой хоть чуть-чуть интересоваться.
        - Но это так скучно!
        Марина перелистнула журнал на следующую страницу:
        - Смотри, какая милая блузка! Как ты думаешь, она мне пойдет?
        Он вздохнул, поняв, что не заинтересовал женщину политикой:
        - Тебе все пойдет…
        Кэмпбелл продолжал вещать с трибуны и его внимательно слушали даже те, кто не понимал по-английски. Степанова снова перевернула страницу: на фотографии изображен был пруд с прекрасными цветами и роскошными зелеными растениями. Причем вода оказалась так прозрачна, что виднелись камушки на дне и плавающие золотые рыбки. Женщина ахнула и подергала Салманова за рукав:
        - Руслан, смотри какая прелесть! Вот бы дома так сделать! Интересно, где такой вот цветок купить можно?
        Она ткнула пальцем в голубовато-сиреневый цветок, поднимающийся из крупных зеленых листьев. Потом в тот, что рядом - розово-белый, похожий на ирис. Он забрал журнал из ее рук. Внимательно рассмотрел растения и спокойно сказал:
        - Я скажу, где можно приобрести такие растения, но учти, они водные и держать их надо в аквариуме. - Взглянул на трибуну и заметил, что Кэмпбелл смотрит на них. - Объясню позже. Твой Патрик на меня уставился. Похоже он даже речь забыл!
        Салманов мстительно и с вызовом поглядел на ирландца. Тот снова заговорил. Маринка обиделась и прошептала:
        - Вовсе он не мой! Я бы с радостью выгнала, но после твоих слов боюсь!
        Руслан кивнул:
        - Да. Это действительно было бы не разумно. Водка с коньяком в доме есть или этот бык все выжрал?
        - Всего одна бутылка водки осталась…
        - В общем так, сейчас все равно на мою квартиру поедем. Я тебе пару бутылок коньяка дам и пакетик снотворного. Подмешай в одну из бутылок.
        Женщина посмотрела в глаза ингуша:
        - С ним ничего не случится?
        - Заснет и все. Завтра утром проснется, как ни в чем не бывало.
        Марина настороженно спросила:
        - И что? Он заснет, а ты явишься, да? С чего ты так заботишься?
        - Я же сказал - ты мне нравишься и я не хочу, чтоб этот рыжий причинил тебе неприятности. Я не из тех, кто навязывается, я дождусь, когда ты меня к себе пригласишь сама. Все эти дни, что Кэмпбелл будет жить в твоей квартире, я стану снабжать тебя коньяком и водкой со снотворным. Так и тебе спокойнее и мне. Если что, звони.
        К их ряду подошел закончивший выступление Кэмпбелл. Ему вслед раздавались аплодисменты. Ревниво взглянул на Салманова. Спросил у Марины:
        - О чем это вы так беседовали?
        Степанова протянула ему журнал с картинкой:
        - О водных растениях. Руслан пообещал мне подсказать, где их можно приобрести. Правда, цветочки прелесть?
        Патрик пролез дальше и потребовал у ингуша:
        - Подвинься!
        Салманов не стал возражать и пересел на соседний стул. Рука Полонского уверенно легла на Маринкины плечи. Два других оратора говорили на арабском и фарси. Марина, делая вид, что разглядывает журнал, внимательно слушала. Речи оказались короткими. Звучали неприкрытые призывы уничтожать неверных. Неоднократно вспоминали Чечню и вдруг… Марина похолодела. Исмаил Кармаль четко произнес:
        - …Послезавтра к нам прибудет непримиримый борец с российскими захватчиками, вторгшимися в Ичкерию, правая рука Ахмад Шаха Масуда - Ахмад. Не смотря на то, что в последние дни появились разногласия между «Братством бен Ладена» и обществом
«Талибан», мы решили пригласить его. Он расскажет нам, что делается для освобождения наших братьев мусульман из-под ига России.
        Заметив, что Руслан искоса наблюдает за ней и поняв, что побледнела, она схватилась рукой за живот, откинувшись головой на стену сзади:
        - Ой, мамочка! Снова проклятая изжога! Патрик, мне надо срочно в аптеку! Я ношпу дома забыла.
        Полонский встревоженно глядел на нее. Затем наклонился, прикрывая обзор для Салманова:
        - Что с тобой? Ты побелела. Ты больна?
        Она поводила глазами из стороны в сторону и ответила со стоном:
        - Гастрит разыгрался.
        Вадим понял, что это игра. Но так же до него дошло и другое: женщина услышала что-то такое, что заставило ее побледнеть и надо срочно уходить. Он повернулся к Руслану:
        - У кого ключи от дверей? Пусть откроют. Она не может терпеть. Надо ехать в аптеку.
        Салманов проскочил мимо них и решительно направился к Абдул Гамиду. Наклонился, что-то объясняя. Тот недовольно оглянулся на женщину, но поглядев на мрачное лицо ирландца, встал и направился к двери. Кэмпбелл принялся одевать на Марину шубку. Она встала, опираясь на его руку и скрючившись пополам. Руслан решительно подхватил женщину на руки и зло поглядел на ирландца:
        - В таком состоянии женщину надо на руках нести!
        Она положила голову на его плечо. Кэмпбелл хотел забрать Марину, но мужчина не дал:
        - Я и сам донесу ее до машины!
        Абдул Гамид злобно поглядел Салманову в лицо и приказал:
        - Отдай русскую ему!
        Ингуш наотрез отказался:
        - Кто первым соображает, тот и несет!
        Пакистанец прошипел на арабском:
        - Мы с тобой позже поговорим. Ждите нас в квартире…
        Руслан смотрел Марине в лицо все время, пока нес к машине. Попросил:
        - Ты не могла бы обнять меня за шею, пока я ключ достану?
        Женщина так и сделала. Удерживая ее одной рукой, он вытащил ключ. Отключил сигнализацию и открыл заднюю дверь. Усадил Степанову, прикрыл дверцу. Сам сразу сел за руль. Кэмпбелл влез с другой стороны. Салманов обернулся:
        - Анжела, тебя в аптеку или в больницу?
        - В аптеку. Ношпу надо купить. Через пять минут изжоги и в помине не будет. Тошнота у горла стоит.
        О симптомах гастрита Марина знала от матери. Елена Константиновна частенько мучилась с желудком и говорила не раз о том, что чувствует. Степанова была здоровой, но на этот раз знания пригодились. Машина вскоре стояла возле аптеки. Салманов выскочил из нее и кинулся туда. Легко перебежал через дорогу и скрылся за дверями. Сквозь прозрачное стекло и легкую шторку было видно, как он просил очередь пропустить его, указывая рукой на машину. Люди согласились. Марина видела, как Руслан наклонился к окошечку. Полонский тоже глядел на ингуша:
        - Как ни странно, но этот парень мне нравится. Он влюблен в вас. Что случилось?
        - Потом. Время у нас еще есть. Вам надо разыграть сцену ревности в машине и квартире. Показать, что я ваша женщина и вы меня не уступите.
        Вернулся Руслан, протянув ей через спинку сиденья упаковку таблеток:
        - Аптекарша посоветовала мезим. Говорит, что он лучше. Но если ты хочешь ношпу, я сейчас и ее куплю. Ты утром ела что-то острое?
        Она созналась, открывая коробочку и выдавливая из фольги пару таблеток:
        - Капусту квашеную. Не надо ношпы.
        Он отвернул пробку на пластиковой бутылочке с минеральной водой без газа. Протянул ей через спинку. Марина сунула таблетки в рот и запила водой. Вздохнула:
        - Ну вот. Теперь ждать действия буду.
        Руслан, уже не спеша, направился на улицу академика Янгеля. Через несколько минут Марина улыбнулась:
        - Вот и все прошло. Снова можно радоваться жизни. Спасибо, Руслан! Сколько я тебе должна?
        Он на мгновение обернулся от руля:
        - Глупости не говори. Всякий здравомыслящий человек поступил бы в этом случае, как и я.
        Салманов даже не взглянул на Кэмпбелла. Полонский нахмурился, делая вид, что разозлен. С вызовом посмотрел в зеркальце на водителя. Поймал его взгляд. Демонстративно притянул Марину к себе и попытался поцеловать. Она начала отталкивать его руки:
        - Патрик, не надо!
        Руслан, прямо на ходу, протянул правую руку назад и с силой оттолкнул иностранца к дверце. Полонский пребольно стукнулся головой о стекло, а Руслан четко сказал не оборачиваясь:
        - Отстань от нее! Пока я тебя из машины не вышвырнул.
        Кэмпбелл удивленно взглянул на шофера:
        - Твое какое дело? Это моя женщина!
        - Ты ей уже надоел со своим лапаньем. Думаешь, ей приятно, когда ты при народе за зад или грудь хватаешь? Совесть надо иметь!
        Патрик ухмыльнулся и делая вид, что не может себя контролировать, выпалил со всей возможной яростью:
        - Ого! Ты заговорил о совести! Разве она у тебя есть? Ты свой народ продаешь! Ты куплен нами!
        Салманов тоже перестал следить за речью. Он резко бросил машину к обочине, подрезав «Волгу» идущую сзади, и остановился. Развернулся на сиденье:
        - Да я, если хочешь знать, всю вашу свору на дух не переношу! Все ваши лозунги, призывы… Кто вы такие, чтобы вершить судьбы других людей? Кто такой бен Ладен? Просто террорист, помешанный на мировом господстве фанатик! Такой же как Гитлер.
        Патрик с усмешкой спросил:
        - Что же, в таком случае, мешает тебе уйти? Смерти боишься?
        Карие глаза яростно смотрели в голубые с минуту, затем Салманов с горечью пожал плечами:
        - Своей не боюсь… Я за жизнь родных опасаюсь. Ты прекрасно знаешь, что уйти от вас можно лишь мертвым!
        Он снова завел автомобиль и выбрался на проезжую часть. Остаток пути Руслан молчал. По его лицу Марина видела - мужчина жалеет, что открыл свою внутреннюю суть. Симпатичное лицо побледнело. Но открывать карты женщина не спешила. Вся ярость Салманова могла оказаться искусной игрой. Кэмпбелл больше не приставал у женщине. Они вошли в квартиру. Оба мужчины молчали и «не замечали» друг друга. Степанова снова направилась к оружию. Она сделала вид, что уже забыла о ссоре в автомобиле. Позвала:
        - Патрик, смотри, все же эта коллекция весьма красива, не смотря на мрачное прошлое. Руслан, а ты не мог бы показать мне еще кое-что?
        Он подошел и кивнул:
        - Что именно?
        Она указала рукой на турецкий ятаган с крупным голубым камнем в рукоятке. Затем на морской кортик в ножнах из червленного серебра с выгравированным орнаментом. Марина погладила камень пальцем:
        - На сапфир похоже.
        Салманов усмехнулся:
        - Он и есть! Ты в камнях разбираешься!
        Женщина долго разглядывала острое, как бритва, лезвие с орнаментом и бороздкой для стока крови посредине. Потом повертела в руках кортик, глядя на смертоносное жало. Вернула оружие хозяину. Задумчиво произнесла:
        - Все же красиво сделано. Такие узоры…
        И вдруг, вытаращив глаза, уставилась на аквариумы с растениями:
        - Господи! Да тут у тебя царство водяное. Вот тот цветочек со снимка! Откуда? Я понюхаю?
        Не дожидаясь согласия хозяина, она подтащила кресло. Резво забралась на него и привстав на цыпочки ткнулась носом в сиреневый цветок. Разочарованно сказала:
        - Не пахнет… - Огляделась в комнате, не слезая с кресла: - Здорово!
        Руслан смущенно наклонил голову:
        - Я биолог. Работаю в ботаническом саду с водными растениями, собранными со всего мира. Этот цветок назвается водяной цикламен. Он очищает воду от примесей и грязи. Вот из этого аквариума можно смело пить воду. Растение работает, как очистной фильтр. Хочешь, я покажу тебе целые заросли таких растений? И множество других видов. Ты в Ботаническом саду хоть раз была?
        Марина честно ответила:
        - Ни разу. На выставках цветов на ВДНХ бывала, в цветочных магазинах, но в Ботаническом саду не была. Стыдно, конечно, но я и помыслить не могла, что там может быть что-то интересное. Ботаника у меня ассоциируется со школой: амебы, инфузории, еще какая-то дребедень и все.
        Салманов рассмеялся:
        - Можем вечером съездить. Посмотришь. Там тепло, правда сыровато…
        Кэмпбелл вмешался. Не взглянув на соперника, сказал:
        - Анжела, я не думаю, что тебе понравится торчать в сырой конуре, где с потолка капает. В Англии тоже есть прекрасный сад. Там имеются все условия для посетителей. Скоро мы вернемся в Лондон и я сам свожу тебя поглядеть на флору земли.
        Руслан вспыхнул:
        - Анжела, не стоит верить этому типу. У него, конечно, имеются деньги, но его разыскивает Интерпол.
        Салманов мстительно поглядел на Полонского, всем своим видом показывая: ну, что, съел? Патрику ничего не оставалось делать, как злобно проговорить:
        - Ты за это ответишь!
        Он развернулся и вышел из комнаты. Марина удивленно поглядела в спину ирландца. Перевела взгляд на ингуша:
        - Интерпол - это серьезно. Даже я знаю, что они занимаются поисками террористов. Разве Патрик террорист?
        Руслан покачал головой и зло произнес:
        - Еще какой! Ну, что, поедем в Ботанический сад вечером? Цикламены под вечер пахнуть начинают. Такой аромат стоит, голова кружится. Мне как раз надо кое-какие растения пересадить на новое место. Если захочешь - поможешь.
        Марина поглядела на ногти и показала их Салманову:
        - С такими когтями? Я их полгода растила. Обрезать не хочется. Все мои подруги с ума сходят от их длины. Ни у кого таких нет!
        Он посмотрел на розовато-серебристые коготки. Подошел поближе и глядя снизу вверх на стоявшую в кресле женщину, прижал ее ладонь к губам:
        - Не обижайся, но временами ты напоминаешь капризного и лукавого ребенка, временами дурочку, а еще чаще в тебе проглядывает одиночество. Ты места себе нигде не находишь. Мечешься по миру, что-то постоянно ищешь. Выпячиваешь вперед глупость, прячась под ней от жизни. Я не знаю, откуда у тебя деньги и такая роскошная квартира, но на содержанку ты не похожа.
        Марина слушала его с опущенной головой и вдруг расплакалась. Слезы потекли сами, смывая косметику. Он молча протянул ей носовой платок:
        - Я тебя расстроил… Извини, но ты действительно, как одинокий ребенок. Я привык жить среди растений и мне это бросается в глаза.
        Она хлюпнув носом, спросила:
        - Тебе сколько лет?
        - Тридцать восемь.
        Она рассмеялась сквозь слезы:
        - А говоришь, как старый дед!
        Он улыбнулся, глядя на ее покрасневшие глаза:
        - Без косметики тебе лучше. Знаешь, ты не наноси краски, когда поедем. Этот рыжий прав - у нас с потолка капает. Конденсат скапливается на стекле. Одень купальник. Придется бродить почти по пояс в воде.
        Марина сходила в ванную комнату и умылась, успев перемигнуться с Полонским, который с мрачным видом сидел на кухне. Степанова вернулась в комнату. Не обращая внимания на Салманова, вновь начала приводить себя в порядок. Припудрила щеки, слегка тронув скулы румянами. Подкрасила ресницы тушью. Мазнула по векам оливковыми тенями. Руслан смотрел на нее, как завороженный. В комнату вошел Кэмпбелл и внимательно посмотрел на мужчину и женщину. Сел на диван. В дверь позвонили и Салманов пошел открывать. Женщина быстро наклонилась к Полонскому и прошептала:
        - Прикажи Абдул Гамиду убить меня и Руслана в Ботаническом саду. Расскажи об Интерполе. - Вадим вздрогнул, а она добавила: - За меня не переживайте. Объясню…
        Успела нырнуть в кресло до того, как вошли Абдул Гамид, Исмаил Кармаль и Салманов. Гамид посмотрел на мрачное лицо Кэмпбелла, на безмятежное - Анжелы и обернулся к Руслану. Взгляд хозяина квартиры был решителен, губы упрямо сжаты. Похоже, Гамид все сразу понял, так как взял Салманова под руку и увлек на кухню. Через пару минут послышался твердый голос Руслана:
        - Я не откажусь и стану ухаживать за этой женщиной. Мне плевать, что ирландцу не нравится. Мы в России, а не на востоке, где у женщины нет никаких прав! Анжела свободная женщина, она будет выбирать сама. Абдул, я не собираюсь обсуждать эту тему ни с тобой, ни с кем-то еще.
        Салманов вернулся в комнату и преспокойно уселся на подлокотник кресла, рядом с Мариной. Его рука легла на спинку, не касаясь женщины. Кэмпбелл мрачно поглядел на него. Вскочил на ноги и вышел из комнаты. Гамид кинулся за ним. Кармаль уселся на диван и молча разглядывал женщину. На его лице вообще ничего не отражалось. Было похоже, что он не принял ничьей стороны. Руслан наклонился и спросил:
        - Ну, что, поедем сегодня?
        Степанова приподняла лицо:
        - Согласна. Ты заедешь? Я могу приехать и на своей машине, но место не знакомое. Я даже не знаю, где там парковаться.
        - Итак, в пять вечера я заеду за тобой.
        - До скольки мы там пробудем?
        - Пока тебе не надоест.
        На кухне между тем проходил суровый разговор. Ирландец потребовал:
        - Убейте их обоих в Ботаническом саду!
        Гамид возразил:
        - Но тогда под угрозу будет поставлено проведение съезда. Русская милиция быстро выйдет на наш след.
        - Если оставить их в живых, они еще быстрее выйдут на нас. Руслан сказал ей, что меня разыскивает Интерпол и вообще угрожал сдать.
        Гамид беспокойно заморгал глазами и потер руки:
        - Тогда конечно, придется убирать. Руслан стал опасен. Эта русская ведьма сбила его с пути истинного. Тогда может убить прямо сейчас?
        Полонский сделал вид, что задумался, а сам торопливо начал искать правдоподобный отказ. Внезапно ответ пришел. Он покачал головой:
        - Нельзя. Наверняка кто-нибудь да видел, как они входили в квартиру. А в Ботаническом саду можно устроить что-нибудь типа - отверженный влюбленный отомстил бывшей подружке и ее любовнику.
        Абдул Гамид подумал и согласился:
        - Правдоподобно. Женщина красива. Поклонников хоть отбавляй. Вполне вероятна ревность к счастливому сопернику. Скажите, Патрик, а вам ее не жалко?
        Ирландец усмехнулся:
        - Женщин много и на мой век их хватит…
        Руслан увез ирландца и Марину на Арбат. На этот раз они сидели, глядя каждый в окно. Кэмпбелл выглядел обиженным. На самом деле Полонский был напуган не на шутку. Марина была спокойна и изредка легонько улыбалась глядевшему на нее в зеркальце Салманову. Времени было три часа, когда двое вошли в подъезд и поднялись в квартиру. Марина попросила:
        - Вадим Николаевич, будьте добры, возьмите трубку параллельного телефона и прослушайте все, что я стану говорить генералу. Времени объяснять во второй раз у меня нет.
        Набрала знакомый номер. Бредин схватил трубку и сразу спросил:
        - Что ты снова задумала? Какой расстрел в Ботаническом саду? Почему ты решила уйти?
        Она поняла, что перевода с арабского у генерала нет. Вздохнула:
        - Евгений Владиславович, Кармаль с трибуны сообщил о прибытии Кольки Горева в Москву и о его предстоящем выступлении. На этот раз он меня сдаст. Слишком много поставлено на карту. Прошу вас прикрыть нас с Русланом. Мы едем в сад в пять вечера сегодня. В газетах должны появиться фотографии трупов в воде. Террорист якобы убит. Тоже фото, желательно вверх лицом. У милиции должна быть версия - мой отверженный воздыхатель. Вопросом должно стоять только одно - откуда у поклонника оружие?
        Бредин тяжело вздохнул:
        - Вот теперь понятно. А как же музыкант?
        - Вадим Николаевич слушает вас по параллельному телефону. Я предлагаю случайное знакомство с очередной красавицей в баре. Тоже с квартирой. Его надо прикрыть.
        - Ну, что же, сделаем. Вадим Николаевич, завтра вы решите развеяться в баре. Вам скучно без женщины. С такой репутацией оно и понятно! Фотографию, адрес бара и дальнейшие указания вечером перешлю по факсу. Языки женщине теперь знать не обязательно, мы все выяснили.
        Вечером Марина попрощалась с Полонским и впервые поцеловала в щеку:
        - До свидания, Вадим Николаевич. Я была очень рада работать с вами. Вы прирожденный разведчик и великий артист. Когда все закончится, я обязательно появлюсь на вашем концерте.
        - Буду ждать, Марина Ивановна. Мне тоже было приятно с вами работать. Я очень люблю Риту, но честно скажу, мне нравилось обнимать вас. Вы удивительная женщина. Для вас у меня всегда найдется лишняя контрмарка. Позвоните, я оставлю для вас свой номер телефона у генерала.
        - Спасибо.
        Марина накинула кожаную курточку на меху, обула высокие сапожки на каблучке и натянув берет на голову, выскочила из квартиры, помахивая сумочкой. Полонский, прячась за штору, глядел, как Салманов открыл дверцу перед женщиной. Как она садилась в машину. «Тойота» тронулась и скрипач несколько раз перекрестил ее, шепча молитву о здравии рабы Божией Марины.
        Они ехали около часа. Все это время Степанова осторожно расспрашивала его о жизни. Руслан отвечал односложно на эти вопросы. Тогда она заговорила о цветах. Мужчина оживился. Он увлеченно рассказывал ей всю дорогу о лотосах и всевозможних лилиях и кувшинках. Марина слушала раскрыв рот:
        - Ты столько знаешь! Я всегда считала, что водяных растений очень мало. Ну двадцать, ну тридцать видов! А ты говоришь, что их сотни.
        Салманов поставил машину на стоянку, обратив внимание на двух бродивших поблизости охранников:
        - Снова новеньких прислали. В последнее время часто менять начали.
        Марина узнала офицеров из разведуправления и поняла, что генерал не стал привлекать посторонних к операции и решил провести ее своими силами. Незаметно переглянулась с майором в топорщившейся форме сержанта милиции. Тот моргнул и она поняла, что внутри все оцеплено.
        В огромном застекленном помещении даже дышать было тяжело из-за влаги. С труб, протянутых под потолком, капало. Со всех сторон узенькую дорожку из плитки окружали разнообразные зеленые растения. Они свисали с потолка, вились по натянутым шпалерам, расползались по земле. Сквозь редкие просветы виднелся огромный бассейн с плававшими зелеными кустами и яркими цветами. Марина оглядывалась вокруг с нескрываемым интересом. Она действительно впервые попала в царство растений. Но вместе с тем не забывала искать свое прикрытие. С трудом обнаружила одного под широченными листьями какой-то лианы. Больше, сколько не вглядывалась, никого не обнаружила. Руслан ввел ее в небольшую комнатку:
        - Вот здесь я переодеваюсь. Ты в купальнике? Тогда раздевайся. Сверху можешь одеть мою старую рубашку. Держи…
        Он протянул ей резиновые тапочки небольшого размера. Пояснил:
        - Года полтора назад со мной женщина работала. Уволилась, так как платят здесь мало. Тапочки остались.
        Принялся раздеваться. Степанова невольно отметила красоту его тела. Черный курчавый волос покрывал грудь не густым покровом. Марина быстро стащила джинсы. Он заметил многочисленные шрамы на ногах:
        - Что это? Где ты так изувечила тело?
        Она вздохнула, сбрасывая тенниску:
        - В аварию попала несколько лет назад. Некоторые шрамы до сих пор временами почему-то вскрываются. Гноятся и больно. Видишь, на плече? Снова хирурги чистили и снова зашивали…
        - Тогда я понимаю, отчего ты выглядишь одинокой. Стесняешься?
        Она застегнула его рубашку и как-то криво улыбнулась:
        - Иногда…
        Опустила глаза. Руслан, в распахнутой рубашке, подошел и прижал ее к себе. С искренним участием сказал:
        - Бедняжка! У меня здесь есть несколько растений, которые могут помочь твоей беде. Они залечивают даже долго не заживающие свищи.
        Погладил по волосам. Поднял лицо за подбородок и легонько тронул алые губы. Марина дернулась и он сразу отстранился:
        - Идем. Иначе я от тебя вообще оторваться не смогу! Ты даже представить себе не можешь, как действуешь на мужиков! Я понимаю этого Патрика. Хотя вел он себя, как последняя свинья.
        Они прошли по дорожке всего с десяток метров. Салманов наклонился на краю бассейна. Осторожно развел зеленые заросли и шагнул в воду. Протянул руки к Марине:
        - Иди сюда. Не бойся. Постарайся идти аккуратно и не поломать стебли. Большинство растений очень редкие и дорогие. - Подхватил ее на руки. Затем поставил рядом с собой. Взял за руку: - Дно кое-где скользкое. Держись за меня.
        Он показывал на листья, цветы, крошечные зеленые чешуйки и травинки, плававшие на поверхности и колыхавшиеся под водой. Называл латинские названия, переводил на русский. Они медленно приближались к противоположному краю бассейна, когда Степанова услышала характерный щелчок за спиной. Раздумывать и разглядывать, кто взводит автомат, было некогда. Успела прыгнуть вперед и уронить Руслана в воду.
        Оба скрылись под листьями. Она не отпускала его, прижимая собственным телом. По воде простучали пули. Возле локтя возникла боль. Сквозь воду услышала шум и вынырнула на поверхность, вытащив Салманова и для этого обхватив рукой под грудью. Отбросила мокрые пряди в сторону, взглянув назад. Там трое офицеров прижали к земле русского парня. На краю бассейна лежал автомат Калашникова. Марина повернулась к удивленному мужчине, тяжело выдохнула:
        - Вот и все, Руслан. Конец игре. Я сержант спецназа Марина Степанова. Сопротивление бесполезно. Вокруг наши люди. К сожалению, нам пришлось пойти на обман, чтобы невинные не пострадали.
        Он глядел на нее с такой болью, что женщине стало его жаль. Биолог медленно направился к краю бассейна, не обращая внимания на то, что сам мнет и ломает растения. Сел и опустил голову на руки. С его волос стекала вода, капли шлепались о воду и на воде расходились легкие, не ровные круги. Марина, осторожно разводя руками зеленые заросли, подошла и присела рядом:
        - Руслан, я выяснила, за тобой не числится ни зверств, ни убийств. Тебя отпустят. Не переживай.
        Он заметил, как в воду падают алые капли. Резко поднял голову:
        - Ты ранена?
        Степанова поглядела на руку:
        - Царапнуло. С локтя кожу содрало.
        Он наклонился и оторвал какой-то плававший под водой листочек. Взялся за ее руку. Помял листок в пальцах и приложил. Женщина зашипела:
        - Ой, щиплет!
        - Зато кровь перестала идти и обеззаразило сразу… - Немного помолчав, мрачно добавил. - Они теперь убьют мою мать…
        - Не убьют. Но для этого нам с тобой надо стать мертвыми.
        Мужчина поднял голову:
        - Каким образом?
        - Сейчас узнаешь…
        Она заметила подходившего генерала. Сейчас он был без погон и лампас, в обычной полевушке и берцах, похожий на простого спецназовца:
        - Евгений Владиславович, пиротехник готов?
        Генерал присел на корточки и сурово поглядел в лицо Салманова:
        - К вам, гражданин Салманов, мы претензий никаких не имеем, хотя по-человечески вас трудно понять - знать о предстоящих взрывах в Москве и ни слова не сообщить об этом органам. Наш сержант жизнью рисковала, чтобы все выяснить и вам жизнь спасла сегодня. Готовы ли вы теперь выступить на будущем показательном процессе над экстремистами?
        Руслан вздохнул:
        - Вы же ничего не знаете, я из-за мамы молчал. У нее была операция на сердце. Что-то с сердечным клапаном. Она ничего не знает. Я занял деньги и попал к ним. Вы даете гарантии, что моя мать останется жива?
        Генерал кивнул:
        - Даем. Сейчас вам на спины под рубашки приклеят несколько пакетов с кровью и крошечные взрыватели. Вам надо зайти на средину бассейна, когда за спиной раздастся треск, упасть в воду лицом и с минуту не шевелиться. Вода должна успокоиться. Мы сделаем несколько снимков «трупов» для газет.
        Салманов возмутился:
        - Это убьет мою мать! Ее сердце не вынесет!
        Генерал покачал головой:
        - Предоставьте это нам. Ваша матушка уже здесь. Мы тихонько вывезли ее из квартиры и все рассказали. Джения Хасановна, подойдите пожалуйста.
        Перед Русланом, из-за зеленых зарослей, появилась мать. Сухощавая, высокая женщина была бледна. Остановилась на дорожке, в метре от Салманова, разглядывая его и Марину. Он заметил, что мать выглядит больной. Глядя сыну в глаза, тихо спросила:
        - Как ты мог? Разве стоит моя жизнь жизни сотен? Я растила тебя, считала добрым и честным мальчиком. Ты пошел на поводу у нелюдей. Руслан, я лучше умру, нежели увижу, как другие умирают в муках. Ты должен помочь. Моя жизнь ничего не стоит. Я достаточно прожила. Не допусти гибели людей!
        Салманов опустил голову:
        - Мама, прости меня… - Тут же поднял лицо: - Я сделаю все, что будет надо! Командуйте…
        Джения Хасановна и генерал Бредин отошли в сторону и заговорили между собой. Генерал давал ей указания, как вести себя. Старая учительница внимательно слушала, кивая головой.
        К сидевшим на краю мокрым «ботаникам» подошел прихрамывающий прапорщик Евсеич. Марина стащила рубашку. Руслан, глядя на нее, тоже стянул мокрую ткань. Пиротехник приклеил к их спинам пакетики с кровью и взрывателями. Марине досталось три
«пули», Руслану - пять. Прапорщик сам, аккуратно, помог им одеть рубашки. Будущие
«трупы» застегнулись и направились к средине бассейна, где растений было поменьше, чтоб не переломать редкие гиацинты. Остановились на более-менее свободном пятачке. Пиротехник спросил:
        - Готовы?
        Оба кивнули. За спиной раздались хлопки. Марина и Руслан рухнули в воду и застыли, чуть покачиваясь на воде, раскинув руки. Раздались шлепки. Кто-то брел к ним. Вода озарилась вспышками. Даже сквозь закрытые веки, Марина чувствовала яркий свет. Затем, когда они уже начали задыхаться, по плечам постучали. «Мертвецы» вскочили на ноги и с трудом отдышались. Генерал махнул рукой:
        - Вылезайте. Все отлично прошло.
        По дороге Марина поскользнулась и окунулась в воду еще раз. Руслан подхватил ее за талию обоими руками и приподнял над водой. Выбрался сам на край бассейна. Протянув руку, помог выбраться Степановой на дорожку из плиток. Пойманный стрелок лежал словно мертвый. Ему, чтоб не трепыхался, вкатили укол снотворного и он спокойно спал. К его груди тот же пиротехник клеил два пакетика с кровью и взрыватели чуть больше. Затем застегнул кожаную куртку. Нажал на пульт. В куртке образовались две дырки и начало расползаться кровавое пятно. Когда влага распределилась по всей груди, сделали несколько снимков. Затем подошло двое молодых милиционеров, получивших инструкции и снялись на фоне зелени. Это были «герои» будущего репортажа.
        Глава 11
        Через сутки в нескольких газетах появилось сообщение, что в Ботаническом саду погибли трое людей. Преступник застрелил Анжелику Полеву и ее друга биолога Руслана Салманова из ревности, но и сам погиб от руки бдительных охранников. Были даны фотографии плавающих трупов, застреленый бандит и «доблестные» охранники.
        Марина и Руслан читали газету вместе, сидя на диване. Сошлись на том, что они на трупы похожи, а стрелок и подавно. Зато рассказ о «преступлении» их здорово позабавил. Оба нахохотались всласть. Привез газету, специально для них, водитель генерала Коля. Выгрузил в коридор огромную сумку продуктов, чемодан Степановой с вещами и кое-какую одежду для Салманова, остававшуюся у его матери. В квартиру Руслана никто, естественно, не ездил.
        Они жили на конспиративной двухэтажной даче разведчиков в Мытищах. Зимой сюда редко приезжали, лишь в крайних случаях. Сейчас был именно он. За дачей следил и регулярно протапливал ее специально нанятый человек. Старик был далек от разведки и считал, что дом принадлежит «новому русскому». Когда появились живые «трупы», тут вполне можно было жить. Смотрителю тут же сообщили, что в ближайшие дни он может отдыхать. Маринку потряс слой пыли на мебели. В дом была проведена холодная вода и внутри имелся туалет. Это все же были удобства - не таскайся с ведрами.
        Марина и Руслан прибыли после восьми вечера. Она сразу устроила приборку в доме. В стороне стояла крепкая, еще новенькая, баня. Зимой ею никто не пользовался. Женщина осмотрела баньку на следующий день и заявила:
        - Вот здорово! Наконец-то попарюсь всласть!
        Руслан посмотрел удивленно, но ни о чем не спросил. Рядом шумел лес. Дача стояла на окраине Мытищь. Со всех сторон, кроме ворот, ее окружали деревья. Возле въезда стояла огромная мрачная ель. От ворот до дома было приблизительно метров сто. От дома до бани метров пятьдесят. Зато рядышком с баней находился колодец. К нему была проторена тропа и женщина поняла, что им пользуются. Заглянув внутрь, заметила, что воды довольно много, несмотря на зиму. Марина разыскала в кладовке лыжи с ботинками. Предложила Салманову:
        - Не хочешь прокатиться по лесу? На улице здорово! Словно дома нахожусь! Морозец легкий!
        Он спросил:
        - Ты не москвичка?
        - Нет, но откуда, лучше не спрашивай…
        Он начал собираться:
        - Я на лыжах плохо езжу, но готов составить тебе компанию.
        Степанова заговорила на чеченском:
        - Торопиться не станем. Времени у нас хоть отбавляй. Завтра наши похороны состоятся. Надеюсь, ты не суеверен?
        Он машинально ответил на чеченском:
        - Нет. Говорят, когда хоронят, а ты жив - это к долгой жизни.
        У Маринки почему-то защемило сердце, но она не подала и вида. Салманов наконец понял язык, на котором говорил с женщиной и задал вопрос:
        - Ты говоришь на чеченском так, словно сама чеченка. Что ты еще знаешь? Или это секрет?
        Степанова подняла голову, она как раз завязывала шнурки у ботинок:
        - Арабский, пушту и фарси. Однажды пришлось притвориться арабкой. Ох и измучилась я с паранджой и длинной хламидой, которая зовется платьем.
        Он усмехнулся. С минуту глядел на нее, пытаясь представить в восточных одеждах. На ум приходили лишь прозрачные шаровары и туника. Расшитые золотом подушки и кальян с длинным мундштуком. Мужчина покрутил головой, чувствуя, как сердце бешено забилось после подобных видений. Оба вышли во двор, где стояли воткнутые в снег лыжи и палки. Женщина в минуту справилась с запорами и стояла, ожидая его. Руслан кое-как застегнул крепления, шагнул и запор растегнулся. Женщина подъехала ближе и присела:
        - Ставь ногу! Приподними пятку повыше… - Закрепила крючок в пазу и перешла на другую сторону: - Теперь давай и эту ногу. Ботинок еле держится.
        Руслан с какой-то радостью в душе подчинялся ее требованиям. Она быстро справилась с его креплениями и шагнула вперед. Он спросил:
        - Ты замужем?
        - Нет, но у меня есть любимый человек. Не строй планов насчет меня, Руслан. Я не тот человек, что тебе нужен. Тебе нужна очень спокойная женщина, а я жить в тишине разучилась.
        Вышли за калитку:
        - Марина, если не секрет, ты давно служишь в спецназе?
        - Шестнадцать лет. Правда с перерывом.
        - Все, что ты рассказывала, ложь или есть доля правды?
        - Это легенда, Руслан. Нам часто приходится жить чужими жизнями. Притворяться не теми, кем являемся. Но мы делаем это не из-за собственного удовольствия, как актеры, мы вынуждены лгать, чтобы спасать других.
        Он поравнялся с ней. Заглядывая в лицо, спросил:
        - Я понимаю… Ответь мне, ты этого Патрика специально в баре поймала?
        Она рассмеялась:
        - Я не имею права говорить об этом, но ты все равно узнаешь. Он не Патрик Кэмпбелл. Что, очень похож?
        - Я ни минуты не сомневался, что этот рыжий настоящий. Ни у кого нет таких развязных манер! Киллер в саду тоже ваш?
        Она указала ему на свой локоть:
        - Киллер был настоящим. Его Гамид послал убрать нас. Но подтолкнул его к этому именно Патрик. По моей указке.
        Салманов схватил ее за руку и заставил повернуться к себе лицом:
        - Значит, ты всерьез рисковала собой и меня спасла от пуль? Как ты его вычислила?
        - Никак. Я услышала щелчок. Так передергивают затвор. Наши чуток оплошали. Я потом узнала, они в лианах запутались. У меня выхода не было, как столкнуть тебя и нырнуть в водоросли.
        Они свернули в лес. Прошли больше сотни метров. С огромной ели сорвался целый снежный сугроб. С шорохом прополз по лапе и рухнул на землю, обдав лыжников мелчайшей снежной пылью. Степанова неожиданно наклонилась и принялась разглядывать свежий след. Руслан спросил, наблюдая за тем, как она стащила перчатку и прислонила ладонь к следу:
        - Ты читаешь звериные следы?
        Марина светло улыбнулась:
        - С детства. За несколько минут до нас здесь проскакал заяц. Было бы ружье, можно было бы поохотиться.
        Через полкилометра выбрались на берег оврага. Марина прикинула, что если ехать наискосок, то съехать вполне удастся. Она оттолкнулась палками и понеслась вперед с криком:
        - Догоняй!
        Салманов встал на оставленную женщиной лыжню и тоже толкнулся палками. Ветер свистел в ушах. Он мчался метров четыреста по краю оврага. Марина, скатившись почти до дна, заметила впереди пенек и резко повернула в сторону. Снег полетел из-под лыж веером. Она остановилась. Руслан затормозить не успел, зато развел ноги, пропуская пенек между них. Не успев обрадоваться, что избежал столкновения, он воткнулся правой лыжей в снег на противоположном склоне. Толчок был таким, что мужчина в полный рост носом нырнул в сугроб, раскинув руки и чувствуя, как заболели лодыжки.
        Степанова хохотала. Гулкое эхо разносилось вокруг. Руслан приподнял заснеженное лицо и поглядел на нее. Женщина присела, держась руками за живот. Немного успокоившись, подошла, чтобы помочь барахтавшемуся, запутавшемуся в лыжах и палках биологу, подняться. Протянув руку, рывком поставила на лыжи. Мягкой шерстяной перчаткой стерла тающий снег с его лица. Улыбнулась:
        - Давно я так не смеялась! Ты словно метеор в снег влетел. Надо было вперед смотреть, а не на меня оглядываться.
        Он помялся, а затем тихо спросил:
        - Марина, можно я вас поцелую? В последний раз. Мне очень хочется…
        Она перестала смеяться. Посмотрела в карие глаза, глядевшие с тоской и кивнула. Руки Салманова в ту же секунду крепко обхватили ее тело. Он приник к ее губам и долго не отпускал, но Марина не позволила себе расслабиться, хотя ответила на его поцелуй. Руслан резко отошел в сторону. С минуту смотрел на склон оврага, затем обернулся, посмотрел в глаза и сказал:
        - Спасибо. Я никогда не забуду этого зимнего дня.
        Они начали выбираться из глубокого оврага. Марине приходилось часто подавать ему палку и помогать влезать по крутому склону. Наконец выбрались. Встали на краю, опираясь подмышками на палки, чтоб отдохнуть. Салманов огляделся вокруг:
        - Красота-то какая! Я редко выбираюсь из дома. Смотри, на кусты словно кружева навешаны!
        Марина кивнула и улыбнулась:
        - Руслан, гляди, вон та береза над оврагом склонилась, словно глядится в дно. Ветви-то какие!
        Он тихо произнес:
        - На твои волосы распущенные похожи. Я сегодня утром видел, как ты у окна стояла в кухне.
        Степанова поняла, что дальше оставаться с Русланом один на один она не может. Зашагала к поселку, торя новую лыжню. Салманов плелся за ней. Едва вернулись на дачу, женщина закрылась в своей комнате и позвонила Бредину. Честно рассказала обо всем и попросила:
        - Евгений Владиславович, полковник Шергун, как я слышала, выписался. Привезите его сюда, если согласится. Я за ним ухаживать буду. Компьютер здесь имеется, так что учиться печатать есть на чем. Только клавиатуру с выпуклыми буквами привезите. Если Олег против будет, забирайте меня отсюда. Хоть в Чечню отправляйте! Я не останусь, поймите меня правильно…
        Генерал догадался, что с ней происходит и согласился:
        - Хорошо, Марина.
        Через пару часов в ворота дачи сильно постучали. Маринка выскочила из дома в спортивном костюме и тапочках. Бросилась открывать. Салманов вышел на крыльцо, чтобы посмотреть, кто приехал. Он не слышал разговора женщины с начальством. Во двор въехала генеральская «Волга» и остановилась возле ступенек. Из нее выбрался Бредин со свернутой темно-синей мужской курткой в руках, затем Олег Шергун в черных очках. Степанова, слегка прикрывшая воротницы, рванула бегом к дому. К удивлению Руслана, кинулась на шею полковнику:
        - Олег, я так рада тебя видеть!
        Шергун крепко прижал ее к себе, приподняв над землей одной рукой:
        - Маринка! Генерал рассказал о твоем последнем задании. Сложно было?
        - Да нет. Я же в паре работала. Да еще невольный помощник появился. Знакомься, Руслан Салманов. Это с ним нас «расстреляли» в Ботаническом саду.
        Руслан пожал протянутую руку полковника, понимая, что тот слеп. Военный назвался:
        - Олег Маркович. Можете звать просто Олег.
        Солдат-водитель выгрузил из багажника чемодан и сумку. Понес в дом, сильно склонившись. Генерал пояснил, поймав удивленный взгляд Марины:
        - Я продуктов привез. Кое-что по мелочам. Марина, заказывай, что вам еще нужно?
        Степанова протянула заранее подготовленный список. Ввела в дом Шергуна. Повесила его протянутое полупальто и шапку. Взяв за руку, провела на кухню. Солдат вовсю распаковывал сумку, выкладывая продукты на стол. Их громоздилась приличная гора. Женщина удивилась:
        - Евгений Владиславович, зачем столько?
        - Пригодится. Питайтесь. Я вам даже вино привез. Вдруг расслабиться решите. Выпить за удачно проведенную операцию. Заслужили! За всеми объектами, бывшими на собрании, слежка установлена. Данные на всех уже собраны. Патрик сегодня другую женщину «закадрил». Гамид с ума сходит от его похождений. Он вместе с Кэмпбеллом в бар зашел. Я у камеры минут пять хохотал, глядя на его лицо. Патрик с новой
«подружкой» умчался на такси, а мрачный пакистанец, тоже поймав машину, направился в другую сторону. Наши следили за баром. Похоже ирландец начал «доставать» своих восточных «друзей».
        Марина предложила:
        - Есть хотите? Я ногти отклеить не смогла, пришлось обрезать, так что теперь готовлю.
        Бредин отказался, кивнув на солдата:
        - Вот Коля пообедает, да и поужинает заодно! Олег Маркович, за компанию, не желаете супчику отведать? Я от чайку бы не отказался.
        Шергун кивнул:
        - Супчику можно, потом чайку сразу. Второе не буду.
        Степанова открыла заслонку у русской печки и вытащила две кастрюли, к удивлению генерала. Обернулась:
        - Супчик из русской печки! Два раза пришлось протапливать. Русской печкой похоже никто ни разу не пользовался. Руслан в шоке утром был, как увидел, чем я занимаюсь.
        Налила в две тарелки суп. Поставила перед солдатом и Олегом. Вложила в руку Шергуна ложку и хлеб. Положила ему на колени полотенце. Генерал принюхался и махнул рукой:
        - Давай и мне! Соблазнила-таки старика! Ароматы потрясающие!
        Марина обернулась к Руслану:
        - А ты, что стоишь, присоединяйся! Может тоже, супчику?
        Салманов кивнул и придвинул табуретку к столу, мгновенно получив тарелку с супом. Степанова поставила электрический самовар кипятиться. Тщательно перемешала картошку в кастрюле и вновь накрыла крышкой. Приготовила заварку и присела рядом с мужиками, глядя, как они весело работают ложками:
        - На второе у меня куриный окорочек, тушеный с картошкой. К картошечке прилагается капуста квашеная. Так что, всем положить?
        Генерал и Олег махнули руками:
        - Давай! Мы еще помним, как в деревне твои родители нас угощали картошкой из печки. Сама-то, что не ешь?
        Марина положила мужикам второе, сама с улыбкой смотрела на них, подперев ладонью щеку:
        - Я пока не хочу. Тут неподалеку магазин есть. Я утром сбегала, молока купила, сметаны. У бабули на улице домашней капустки приобрела. Оставайтесь, товарищ генерал, с нами до вечера. Я оладьи печь буду. Сейчас растворю.
        Бредин вздохнул, отправляя в рот последнюю порцию картошки и повернулся к водителю:
        - И рад бы, да дела не терпят. Как, Николай, умеет сержант готовить?
        Солдат улыбнулся:
        - Не то слово, товарищ генерал-полковник! Мне бы жену вот такую найти после армии и кум королю буду.
        Генерал рассмеялся:
        - Слышь, Марин, губа у парня не дура!
        Бредин с водителем напились чаю и уехали, пообещав приехать через сутки. Руслан включил телевизор в холле на первом этаже. Олег остался в кухне, хотя Салманов предложил ему пройти и послушать новости. Он сидел и молчал, чутко прислушиваясь к звукам. Иногда спрашивал, что она делает. Марина помыла посуду. Растворила оладьи и подошла к полковнику:
        - Пойдем, я тебя в комнату уведу. Переодеться помогу.
        Взяла за руку. Подхватила чемодан, так и стоявший у двери. Олег расслышал шорох и попросил:
        - Давай чемодан мне, я все же мужчина, хоть и слепой. Сила-то осталась.
        Она не стала спорить. Салманов внимательно смотрел, как она вела его наверх. Марина поселила Шергуна в комнате напротив своей. Предупредила:
        - Если что-то потребуется ночью, я напротив сплю. Ты не стесняйся.
        - Хорошо.
        Степанова распаковала его вещи. Протянула полковнику спортивный костюм. Он переоделся, а она развесила форму на плечиках. Осмотрев ворот рубашки, отложила в сторону, чтобы постирать. Притащила утюг и стащив покрывало с кровати, погладила рубашки, все время разговаривая с Олегом. Он расспрашивал ее об операции, уточнял детали. Тихо спросил:
        - Этот парень тоже не устоял перед твоими чарами?
        - С чего ты взял?
        - Евгений сказал, что ты побоялась оставаться с ним один на один. На тебя не похоже. Он тебе нравится?
        - В какой-то мере. Тут другое, Олег… То ли это возраст, то ли что, я и сама не пойму. Сдаться боюсь. Пожалеть, а потом покаяться.
        - Как со мной?
        Она подошла и провела рукой по его волосам. Дотронулась пальцами до шрамов на правой щеке. Вздохнула:
        - С тобой все по-другому. Я никогда не пожалею, что случилось между мной и тобой. Когда ты умирал, знаешь, что у меня перед глазами было: грудь твоя, плечи и губы. Я молила Бога оставить мне тебя, чтобы повторить ту ночь.
        Он судорожно сглотнул, все поняв. Хрипло спросил:
        - А как же Силаев?
        Марина наклонилась и прижалась к его губам. Провела рукой по широкой груди и отстранилась:
        - Завтра я баню истоплю. Париться пойдешь?
        Он улыбнулся:
        - С тобой пойду. Хоть гарантия будет, что не ошпарюсь.
        Закончив с глажкой, оба спустились вниз. Усадив Шергуна в кресло, Марина разожгла камин и пояснила мужчинам:
        - Протопится и я оладий напеку на углях.
        Притащила чугунную сковородку, бутылку растительного масла и кастрюлю с тестом. Посмотрела на Салманова:
        - Руслан, пожалуйста, принеси три тарелки и сметану из холодильника. А также прихвати лопаточку. Сейчас будет дело, только успевай переворачивать!
        Она расстелила слева от камина газету, поставила на нее тарелку и масло. Сковородку поставила на угли, старательно разровняв их. Масло вскоре начало шипеть. Марина быстро шлепнула в жир пять комков теста. Через полминуты перевернула. Уже через пять минут она раскраснелась от огня и жара. Салманов удивленно глядел на женщину:
        - Я никогда не думал, что оладьи можно печь и в камине!
        Шергун рассмеялся:
        - О том, как Маринка плов сварганила в Афганистане, один человек никак не может забыть!
        Степанова замерла и повернулась к нему на мгновение:
        - Откуда ты об этом узнал?
        - Жигулев проболтался. Он несколько лет над тем рецептом бьется. Никак не может вспомнить, что за чем ты клала. У него рисовый клейстер получается. По фирменным рецептам делал - вкус не тот!
        Женщина взвизгнула от радости:
        - Гена! Где ты его видел?
        - В госпитале. Язва у него. Разговорились, вот он и рассказал, как только узнал, что я тебя знаю. Привет просил передать.
        Степанова тихо спросила:
        - Совсем плох, да?
        - К операции готовили…
        - Когда отсюда выберусь, надо будет навестить… Столько лет прошло, а он помнит. Смотри, Олег, как судьбы наши переплетаются иной раз…
        Салманов спросил:
        - Марина, значит ты в Афгане воевала? В каком году, если не секрет?
        Шергун почувствовал, что женщина колеблется и посоветовал:
        - Да скажи ты ему, Марин! Это же давно перестало секретом быть.
        - С начала восемьдесят первого и до восемьдесят седьмого. А что?
        - Ты ведь Искандер? Я правильно думаю? Помнишь такого сержанта-десантника Максима Заславского? Ты их роту с какой-то скалы на перевале прикрывала. Командиром у них был капитан Яблоков. Выражение свое помнишь, «а хаха, не хохо»?
        Марина вспомнила, как десантники после боя хотели ее разоружить и улыбнулась. Плюхнула последнюю партию теста на сковородку. Не оборачиваясь, спросила:
        - Руслан, я все помню, только не могу понять, к чему ты это ведешь?
        - Максим мой сосед! Он часто говорил об Искандере, но считал, что ты погибла. Выраженьице твое у него постоянно на губах. Особенно, если жена просит его что-то сделать, а ему не хочется.
        - Откуда он знает, что я женщина?
        - В Москве созданы и действуют клубы воинов-интернационалистов. Несколько человек листовки с Афганистана привезли с твоим портретом. Я видел, совершенно не похожее лицо…
        Шергун усмехнулся:
        - Никуда тебе, Маринка, не спрятаться от прошлого. Да и настоящее у тебя будь здоров! Генерал твою красоту и мозги использует на все сто, если не на двести…
        Степанова перебила, отодвинув сковородку с огня:
        - Хватит болтать. Давайте есть. Олег, на тарелке справа оладьи, слева сметана. Держи!
        Марина постелила на колени полковника полотенце, а затем поставила тарелку. Он вскоре отставил ее в сторону. Она предложила:
        - Еще положить?
        Он отказался:
        - Ты что, Марина? Надо же меру знать! Я давно так не ужинал.
        Она стряхнула остатки оладьев на сковородку и поставила ее в теплую русскую печку. Перемыла посуду. Вернулась из кухни и предложила:
        - Прогуляться не хотите, мужики?
        Салманов отказался:
        - Марин, я пас! Сейчас по телевизору мой любимый фильм станут показывать «Свадьба в Малиновке». Да и не люблю я по холоду ходить…
        Шергун поднялся:
        - А вот я не против прогулки. Возьмешь с собой, Марин?
        - Конечно. Оставайся здесь, я все принесу.
        За несколько минут, что ее не было, мужчины успели перемолвиться между собой. Разговор начал Салманов. Посмотрел на крепкую фигуру в черных очках и сказал:
        - Вы ее любите, Олег Маркович?
        Полковник повернул голову на голос. Твердо произнес:
        - Люблю. Мы даже пожениться хотели. Но жизни Марине я не испорчу. Она заставила меня жить заново, когда я ослеп.
        Руслан вздохнул:
        - Я до сих пор не пойму, как влюбился в нее. Ни разу со мной такого не было. Патрику этому рыжему готов был горло перегрызть. А ведь не мальчик, тридцать восемь…
        Шергун твердо произнес:
        - Когда в квартиру вернешься, забудь ее и никому не рассказывай о том, что с тобой приключилось и что ты здесь узнал. Если любишь, не предавай ее. Марина каждый день по острию ножа ходит. Узнают в лицо - погибнет. Тогда я тебя, даже слепой, из-под земли достану!
        Руслан тихо сказал, глядя на твердо сжатые губы полковника:
        - Могли бы не предупреждать…
        Вниз по лестнице сбежала Марина, успевшая переодеться в джинсы и свитер с горлом. На голове была надета голубая вязаная шапочка. Такой же шарф с кисточками перекинут через плечо. В руках она держала куртку, брюки, свитер, шерстяные носки, шарф и шапку Шергуна. Бросила все на диван:
        - Олег, брюки натягивай прямо на спортивки. На улице подморозило. Но вначале носки одень.
        Протягивала вещи по очереди, наблюдая, как он одевается. Поправила шарф. Застегнула верхнюю кнопку на куртке. На голову водрузила норковую шапку. Сообщила:
        - Перчатки в карманах. Пошли в прихожую. Мне тоже одеться надо. Твоя обувь там находится.
        Взяла за руку и повела за собой. Салманов смотрел им вслед, сидя в кресле. В углу бубнел включенный телевизор. Марина быстрехонько оделась. Помогла обуться полковнику. Натянула перчатки и взяв его под руку, вышла из дома. Спустились со ступенек вниз. Он вздохнул полной грудью и пошатнулся. Марина испуганно подхватила его за пояс:
        - Олег, что с тобой?
        - На улице давно не был. Голова закружилась. Воздух лесной, чистый…
        - Пока здесь живем, я каждый вечер с тобой гулять буду, если захочешь. Завтра днем мы на лыжах покатаемся.
        Он хмыкнул:
        - Какой я лыжник без глаз!
        - Все будет хорошо.
        Марина уверенно подхватила его под руку и вывела за калитку. Повела в сторону черневшего леса, объясняя и рассказывая о том, что она видит вокруг. Яркие фары редких машин освещали две медленно идущие по обочине фигуры. Женщина долго раздумывала, затем все же решилась заговорить:
        - Олег, я знаю тебя достаточно хорошо. Выслушай меня. И старательно обдумай все, прежде чем дать ответ. Ты мне дорог и плохого я тебе не желаю. Не руби с плеча…

«Однажды ты посмеялся над моим маленьким сыном, когда он посватал за тебя Зою Корчагину. Мы ровесницы. Ее судьба в чем-то сродни твоей. Хотя беды у нее начались значительно раньше. Шести лет попала под груженые сани. Полоз проехал по левой ноге, раздробив кости. Ножка срослась неровно, врачам было все равно и ребенок остался калекой - ходит она прихрамывая. Левая нога короче правой на пять сантиметров. Сам понимаешь, все на танцы бегали, а она дома плакала. Замуж ее никто не взял, хотя на лицо пригожая. Коса, как и у меня.
        Пять лет назад у нее отец и мать померли один за другим. Она единственная у них. Осталась одна-одинешенька в доме, но себя держит. Никого не подпускает. Когда вы приезжали с генералом, она тебя видела. Спрашивала, кто да что. Поплакала, что «не как все она». Я на Новый год ездила домой, ты знаешь. Мы говорили о тебе. Знает она, что с тобой приключилось. Плакала все время, что я у нее сидела. Просила меня носовые платки, ею обвязанные и вышитые, тебе передать. У деревенских девушек это означает, что люб ты. Приглянулся.
        Плохо ей сейчас. Еле перебивается. Работать никуда не берут с такой ногой - здоровых безработных полно в деревнях. Пенсии по инвалидности на хлеб не хватает. У тебя беда, хоть ты и храбришься, да и у нее не слаще. Возьми ее в жены. Она до сих пор тебя вспоминает. В квартире и сготовить и прибраться надо. Она с руками и с головой. Умная, добрая. Глядишь, сладится у вас».
        Марина замолчала. Стащила перчатку с руки мужчины и вложила в ладонь полковника три расшитых платочка. Вторую перчатку он снял сам. Забил в карман. Перебирал пальцами каждую тряпочку, ощупывая узоры и обвязку. Расстегнул куртку и аккуратно сложил в нагрудный карман куртки. Вновь натянул перчатки. Вздохнул:
        - Права ты, Марина. Плохо мне одному. Как из госпиталя выписали, все идет наперекосяк. Хорошо хоть Бредин приезжал, а его Тамара для меня передавала супы, да второе. Как у вас в деревне сватаются?
        Марина улыбнулась:
        - Сватов посылают к невесте в дом, раз родителей нет. А уж там, что она скажет. Зоя пойдет за вас. Нажилась она одна всласть.
        - Тогда, решено! Надо с генералом поговорить, да сватов заслать. Видно прав был твой Саша, надо было мне на невесту глянуть. Теперь не увижу. Какая она, Марин?
        - Волосы темно-русые. Коса до пояса, она ее короной выкладывает. Глаза синие, большие и печальные. По лицу легкие веснушки разбросаны. Губы красивые. Лицо круглое. Шея гордо поставлена. Стройная. Рост, как у меня. Многие мужики клинья подбивали - «тебе все равно замуж не выйти, давай переспим».
        Он искренне удивился:
        - Так она что… ни с кем?
        - Была у нее любовь, насколько я знаю. Сама сказала. Городской ездил. Месяца три порог обивал, а затем скрылся, передав через дружков - «калеку в жены не возьмет». Тебя это шокировало?
        Марина взглянула на опущенную голову Шергуна. Тот ответил:
        - Нет. Стыдно за свое прошлое стало, ничуть не лучше поступал. Скольким бабам горе принес только потому, что на одной ожегся. Если бы не ты, так бы и не понял.
        Они, не спеша, прошли километров около полутора. Вокруг шумел лес. Навстречу шло пять слегка покачивающихся фигур. Степанова покрепче взялась рукой за локоть Олега и тихо предупредила:
        - Олег, нам навстречу пятеро пьяных валят. Всяко может быть. Слушай меня, если что. Я тебя к обочине прижму, чтоб не напали, а когда потребуется, отойду.
        Марина оказалась права. Пьяная пятерка, завидев прогуливающуюся пару, направилась к ним. Один спросил:
        - Эй, пара, закурить есть?
        Марина ответила:
        - Мы не курим.
        Свет фонарика ослепил ее на какое-то время. Зато она услышала восхищенный голос:
        - Вот это цыпа! Красотка, пошли с нами. С нами весело…
        Другой голос спросил:
        - Мужик, а тебе не темно ночью в очках?
        Женщина прикрыла собой Олега, так как парни начали подходить все ближе. Странное спокойствие овладело ею. Она четко произнесла:
        - Шли бы вы ребята дальше и нас не трогали.
        - Смотри-ка, красотка угрожает! Ну-ка, дамочка, попробуем подраться!
        Она отошла от Олега на метр, шагнув навстречу. В ту же секунду с криком:
        - Олег, кидаю на тебя! Вырубай и швыряй за спину!
        Слепой полковник лихо принял противника. Тот точнехонько попал лицом на кулак. Шергун швырнул его в сугроб за спиной и прислушался. Кто-то крался слева. Он спросил:
        - Марина, кто у меня слева?
        Вместо ответа раздалось:
        - Бей!
        Олег развернулся на шорох одежды, догадываясь, что парень целит ему в лицо. Резко пригнулся. Махнув рукой, поймал руку парня в захват, а второй рукой нанес такой удар в корпус, что тело обмякло. Он бросил его и вновь прислушался. Марина мочила противников руками и ногами, не давая приблизиться к полковнику. Все ее многодневное напряжение вылилось в этой драке. Она выплескивала злость. Эти парни налетели на нее в не добрый для себя час. Никто из них не смог ударить ее достаточно сильно, зато она наставила синяков все троим. Шергун услышал за спиной скрип снега и обернулся, встав в боевую стойку. Испуганный голос произнес:
        - Не, мужик, хватит с меня! Извини. Мы уходим.
        С дороги тоже раздался дикий вопль:
        - Уходим, они тренированные! Серый, ты идиот!
        Раздался топот ног. Затем яростный голос Степановой произнес:
        - Ну, что, сука, делать будем? В ментовку сдать или башку снести? Я же предупредила!
        Перепуганный голос произнес:
        - Отпустите! Клянусь, что больше ни к кому приставать не станем.
        - Тогда катись и своего дохлого приятеля забери. Он очнется минут через сорок. Кровью поплеваться ему придется примерно месяц. Курить лучше бросить в это время, если не хочет, чтоб в туберкулез перешло. Ясно объяснила? Еще раз на нашем пути встретитесь, не так разделаем.
        Шергун услышал «Ясно», звук пинка и короткое: «Ох!». Затем он услышал невнятный говор. Двое налетчиков потащили третьего. Его ноги шуршали по накатанной дороге. Когда парни удалились, Маринка рассмеялась:
        - Здорово ты первого на кулак поймал! Лоб у него в свете Луны черный и выпуклый стал. Под глазами, когда убегал, фингалы уже вышли. Пальцы болят?
        Олег улыбнулся:
        - Автоматически руку поднял, а он свалился мордой на нее. Я и не виноват вовсе. Немного ободрал костяшки сквозь перчатку. По-моему, о зубы. Тебе сильно досталось? Я ведь плохой помощник.
        Она решительно возразила:
        - Хороший! Двоих вырубил и спину прикрыл. Мне совсем не досталось. Только у куртки рукав порвала по шву, пока махалась. Это ерунда, зашью. Еще пройдемся или на дачу?
        - Возвращаться надо. Поздно уже. - Немного помолчал и спросил: - Ты серьезно собралась завтра баню топить? Она здесь с лета не топлена.
        Марина улыбнулась, беря его под руку:
        - Почему бы и нет? Придется дважды протапливать, вот и все. Я тропку прогребла и заглядывала внутрь. Здорово! Места много. Воду завтра натаскаю. Колодец рядом. Ведра уже обнаружила. Дров полно. Унесла пару охапок. Даже веники нашла. Заглянула на чердачок у бани, а они под потолком висят - два дубовых и штук пять березовых. Я сняла три. Хвои настригу утром, воду душистую сделаю, чтоб на камни плескать. Пар душистый становится. Выбираешься из бани и елкой пахнешь или сосной. Напарю тебя завтра и в снегу изваляю. Пробовал такое удовольствие или не стоит? Как у тебя сердце - здоровое?
        - Здоровое. Марина, как я помню, в бане водопровод есть.
        - Замерзло все, Олег. Зима.
        Он подумал:
        - А Руслан?
        - С нами. Мы же не голышом. Я не думаю, что он долго выдержит. Он привык мыться в ванной. Старается никуда не выходить без надобности. Для него парная шоком может оказаться.
        Шергун немного подумал, затем спросил:
        - У тебя бинты есть?
        Она встревожилась:
        - Тебя эти сволочи ранили?
        - Да нет… Тут вот какое дело. Мне глазницы перевязать надо в бане, чтоб вы не видели. Не хочу, чтобы напугались. Я в госпитале забыл очки надеть. Вышел в коридор. Женщина вскрикнула и в обморок упала. Видно, страшно я выгляжу сейчас.
        Она остановилась. Он тоже встал. Марина сняла перчатки и осторожно сняла с него очки. Наклонила его голову и ласково поцеловал по очереди обе провалившиеся глазницы:
        - Глупый и ты поверил сразу, что выглядишь страшно? Не привычно, возможно, но не страшно. Баба, наверняка, просто истеричка или страшилок по телевизору насмотрелась. Вот и примерещилось…
        Погладила ладонью шрамы на виске:
        - Полковник, ты красивый мужчина. Перестань комплексовать. Ты эти шрамы не в пьяной драке получил, ты на войне был, когда другие отсиживались в теплых квартирках.
        Он забрал очки из ее руки и прикрыл глазницы. Улыбнулся:
        - Успокоила ты меня! Я все об этой Зое думаю. Увидит, испугается, что я такой стал…
        - Я ведь сказала, что она знает. Хочешь, я завтра ей телеграфом денег на дорогу вышлю и напишу, чтобы приехала.
        - Нет, Марина. Так не годится. Надо по всем правилам. Мне в деревню ехать надо. Поговорить с ней. Вдруг она уже передумала? Давай с генералом посоветуемся. Я машину попрошу. Ты же водишь. Сумеешь доехать до деревни?
        - Смогу. Послезавтра генерал приедет и посоветуемся.
        Они, не торопясь, дошли до дачи. Вошли во двор. Марина заперла калитку и обернулась. Полковник стоял лицом к луне, черные очки блестели под этим мертвым светом. Искрился снег. Изморозь на ветвях деревьев казалось голубой. Яркие звезды высыпали на сумрачном небе. Женщина подошла к Шергуну и прижалась, спрятав ладони на его груди. Он, видимо, почувствовал что-то и молча прижал ее к себе. С минуту длилось молчание. Олег усмехнулся:
        - А наутро, перед калиткой, нашли двух снеговиков. Когда иней расковыряли, под ним обнаружили полковника Шергуна и сержанта Степанову.
        Маринка рассмеялась и отошла в сторону:
        - Так бы и сказал, что замерз! Пошли, снеговик Шергун!
        Поднялись по ступенькам вверх. Марина толкнула дверь и вошла на крыльцо. Заперлась. Открыла дверь в дом и пропустила полковника в полутемный коридор. В холле свет был выключен, но сверху, на стук двери вышел Салманов. Марина показала ему наполовину оторванный рукав:
        - Видал? Драться пришлось. Если бы ты пошел, они бы не задрались.
        - Сколько было народу?
        - Пятеро. Двух Олег вырубил, а с остальными я сама справилась.
        Помогла полковнику раздеться. Посмотрела на Салманова:
        - Руслан, ты ел?
        - Поздно уже, какая еда!
        - А вот мы проголодались! Правда, Олег?
        Шергун кивнул, сидя на табуретке в коридоре и стаскивая сапоги:
        - Я не прочь перекусить. Оладьи остались? Давай, Марин, чайку попьем? Руслан, не хошь с нами?
        Биолог начал спускаться вниз:
        - За компанию, с удовольствием. Ой, как вы оба разрумянились! На улице морозно?
        Марина пожала плечами, включая самовар в кухне в сеть:
        - Нормально! Только у полковника ноги замерзли. Это мы поправим…
        Маринка стащила с ног полковника охолодавшие носки. Нырнула на русскую печь и сняла с теплой кирпичной спины запасные носки. Натянула теплую шерсть Олегу на ноги. Тот удивленно спросил:
        - Теплые? Откуда, Марин, такая роскошь?
        - С печки. Сам-то не замерз?
        - Да вроде нет.
        - Тогда пошли руки мыть и за стол. - Степанова вытащила из печки еще теплые оладьи. Спросила: - С чаем или со сметаной?
        Мужчины согласились на сметану. Олег поделился с Русланом:
        - Марина собирается баню протопить. Попариться хочет. Пойдешь?
        Салманов откровенно сказал:
        - Плохо представляю, что это. Попробовать можно. Могу чем-то помочь?
        Шергун ответил:
        - Воды надо наносить. Водопровод замерз, а я не помощник.
        Руслан согласился:
        - Я помогу, об этом и речи быть не может. Марин, скажешь, куда таскать?
        Она кивнула. Они «слегка перекусили», уничтожив остатки оладий, которых на сковородке была приличная горка. Марина налила свежий чай. Поглядела на Салманова:
        - Напрасно не пошел с нами, Руслан. Красота такая кругом! Аж сердце замирает…
        Напившись чая, отправились спать.
        Стояла глухая ночь. Яркая луна светила в комнату Марины. Что-то насторожило ее. Это были шаги, не твердые, осторожные. А еще шорох ладоней по стене. Женщина встала и выглянула в коридор. Держась за стену, Олег шел к лестнице. Она тихо прошептала:
        - Олег, почему не разбудил? А если на лестнице упадешь? Ты в туалет? Давай провожу…
        Она обхватила молчавшего Шергуна за пояс, медленно повела вниз. Дождалась и увела наверх. Укрыла одеялом. Присела рядом на кровать:
        - Ты хоть спал?
        - Не могу уснуть. Со времени плена я спал лишь при тебе. В госпитале мне снотворное кололи и в таблетках давали. Сейчас я перестал их принимать, боюсь подсесть.
        Она откинула край одеяла в сторону и решительно скользнула к нему в постель. Обняла за шею:
        - Прижмись ко мне и спи. Пока ты свободен, я буду с тобой.
        Он прижал ее к себе:
        - Марина…
        Прошло всего несколько минут, а он уже спал. Спал, словно маленький ребенок. Слегка посапывая и часто вздрагивая во сне. Женщина в эти минуты нежно гладила его широкие плечи и шептала:
        - Спи, родной! Пусть твоя душа отдыхает.
        Около половины шестого утра, Марина осторожно выскользнула из его объятий. Олег спал. Она скользнула в коридор и прокралась в свою комнату. Накинув халат, спустилась вниз. В доме стало заметно прохладнее. Она затопила голландку, стоявшую ближе к лестнице. Начистила картошки, моркови и лука. Растопила русскую печь. Собрала суп. Обжарила на сковородке морковь и лук. Когда печь почти протопилась, поставила кастрюльки и закрыла вьюшки. Голландку закрыла чуть раньше. В доме становилось все теплее.
        Быстро оделась и выскользнула из дома с двумя ведрами. Включив свет в бане, принялась таскать воду из колодца в котел, вплотную примыкавший к печи. Когда оставалось натаскать совсем немного, она подтопила печь в бане. Спокойно натаскала воды в чан для «холоденки». Когда иней начал испаряться, а вода потеплела, сбросила куртку и принялась старательно отмывать скамьи, полок и пол. Подбросила дров в печь. Промороженые бревна начали оттаивать. Становилось все теплее. Она подкинула в печь еще несколько поленьев и вернулась в дом. Мужчины все еще спали. Посмотрев на часы, женщина поразилась: было всего восемь утра. Схватив сдвоенный пакет и деньги, направилась к станции. Не доходя до нее купила в ларьке несколько бутылок пива и еще кое-что, завернутое в черный пакет. Вернулась на дачу.
        Скинула куртку и сапоги в прихожей. Осторожно поднялась наверх и заглянула в комнату Олега. Полковник все еще спал, разметавшись по кровати. Довольная женщина на цыпочках спустилась вниз. Вытащила из русской печки кастрюли. Быстро перемешала, долила кипяченой воды в выкипевший суп и вновь поставила в печку. Одевшись, побежала в баню. Дрова почти прогорели. Она старательно промешала головешки и выскочила в предбанник. Рядом с дачей стояла здоровенная елка. Марина подошла и сломила несколько тяжелых лап. Оставив их на крыльце, вернулась в баню. Посмотрев на красные угли, решительно задвинула заслонку - все равно часа через два требовалось еще раз протопить баню. Вернулась в дом. Нашла в столе ножницы и принялась старательно стричь зеленую хвою и тонкие веточки на расстеленную по столу газету. Сверху спустился заспанный Салманов:
        - Доброе утро. Снова раньше всех поднялась!
        - Олег спит?
        - Не знаю. Вроде тихо было.
        Степанова отложила работу в сторону и поднялась наверх. Олег сидел на постели. Повернул голову:
        - Марина. Доброе утро. Я выспался сегодня за все те ночи, что лежал без сна. Ты давно встала?
        Она подошла и потрепала его по волосам, чмокнула в щеку:
        - Доброе утро, Олег! В половине шестого. Ты так хорошо спал. Я сготовила и печи истопила. В баню воды наносила и первый раз уже протопила. Сейчас хвою стригу для душистого настоя. У меня мама так делает.
        Он улыбнулся. Нашарил рукой спортивный костюм, лежащий на стуле и принялся одеваться. Марина видела, как его руки проверяют, где перед, а где спинка одежды. Сказала:
        - Олег, я потом заправлю постель. Об этом не беспокойся. Ты пока одевайся, а я сбегаю вниз и доделаю работу. Когда закончишь, крикни, я сведу тебя вниз. Ты ведь еще не привык к лестнице.
        Степанова быстро сбежала вниз. Из совмещенного с туалетом умывальника доносился плеск воды. Она в пять минут покончила с хвоей. Стряхнула ее в пустое ведро и выставила на крыльцо. Машинально взглянула наверх лестницы: Олег стоял на самом краю ступеньки. Марина тихо сказала:
        - Олег, ступеньки начались. Держись за перила. Они у тебя с левой стороны. Примерно на уровне пояса.
        Его рука уверенно легла на отполированное множеством рук дерево. Правая нога шагнула вперед. Он нащупал ногой ступеньку и довольно быстро спустился вниз. Марина ждала его:
        - Уже привыкаешь.
        Он уверенно произнес:
        - Если бы не ты, свалился бы. Так?
        - В принципе так. - Подвела к двери в туалет: - Иди, приводи себя в порядок. Побрить могу я, если хочешь.
        Он вздохнул:
        - Когда умоюсь. Перед поездкой сюда меня солдат брил. Знаешь, я обрадовался, что ты не забыла и попросила привезти меня сюда.
        Марина построжела:
        - Олег, чтобы этих слов я от тебя не слышала. Я бы и раньше пришла, если бы не задание. К детям поехала, ты еще в госпитале был. Затем в Кизляре воевала, потом вот здесь лицедействовала. Время бежит. Я тебя никогда не забуду. Женишься, с Зоей даст Бог все хорошо будет, я и то стану навещать. Ты станешь моим любимым братом.
        Марина вошла на кухню. Не спеша поставила чайник на плиту. Достала кофе, чашки, сахар, три тарелки. Порезала хлеб. Выглянувший Олег позвал ее к себе. Марина плеснула теплой воды из чайника в миску и отправилась брадобрействовать. За десять минут справилась со щетиной. Протерла лицо Шергуна полотенцем и старательно смазала кремом после бритья. Привела полковника на кухню. Усадила на табурет за стол. Вытащила из печки сковородку с румяной картошкой, благоухающую жареным луком. Затем вторую с яичницей. Вышла в коридор и крикнула:
        - Руслан! Ты где застрял? Иди завтракать!
        В ответ раздались торопливые шаги и появился Салманов:
        - Книгу читаю. Вчера вечером нашел. Увлекся.
        Марина раскидала по тарелкам пищу и хитро спросила Олега:
        - Чем пахнет?
        Он улыбнулся:
        - Картошкой с луком и яичницей. Мое любимое блюдо. Откуда узнала?
        - Генерал сказал перед тем, как в машину сесть. Руслан, ты что любишь?
        - Я все ем, лишь бы съедобное оказалось. Готовить не люблю и не умею. Перебиваюсь полуфабрикатами и разной ерундой, типа бутербродов. Вчерашний обед мне показался царским, а когда ты вечером еще и оладий напекла! Слов нет! Я тут как на курорте живу. Поем и отправлюсь воду носить.
        - Не дергайся. Я уже натаскала и первый раз баню протопила. Сейчас пойду второй раз подтоплю. Протопится, веники замочу, настой поставлю и часика через два можно париться идти. Отдыхайте, мужики, да и я отдохну с вами. Иногда приятно почувствовать себя не сержантом, а простой деревенской бабой. Олег, на лыжах хочешь пройтись? Я помогу. Руслан, а ты как? Готов прокатиться, как вчера?
        Салманов поежился и засмеялся:
        - Ну уж нет! Как вчера, не желаю! Олег, я в полный рост грохнулся в снег. Лыжи не успел повернуть и в склон у оврага въехал. Марина так хохотала, за живот держалась. У меня снег даже за воротником был. Сегодня с горки кататься не желаю. Просто пройдусь по лесу.
        Шергун улыбнулся:
        - Тогда и я с вами, раз Марина подстраховать обещала.
        С баней она справилась во второй раз за час. Залила кипятком из котла хвою в ведре и веники. Ошпарила тазики для мытья.
        Вернулась в дом вся потная, с прилипшими ко лбу волосами. Сбросила куртку и шапку. Шлепнулась на стул:
        - Ох и жара! Дух в бане стоит изумительный. Хвоя настаивается и веники парятся. Сейчас минут пятнадцать пообсохну, переоденемся и вперед…
        Глава 12
        Марина поставила Олега на проторенную лыжню, а сама шла по целине, поддерживая полковника за руку и направляя его. Руслан шел сзади, внимательно наблюдая за ними. Прошли уже около полукилометра. Со всех сторон их окружал лес. Шергун неожиданно остановился и прислушался:
        - Слышь, Марин? Дятел стучит, синица тенькает, сорока надрывается и что-то хрустит. Никак не могу понять, что. Как все вокруг выглядит?
        Она внимательно огляделась вокруг:
        - Все верно. Это клест шишку еловую щелупит и легкий треск идет. Снег всюду. Впереди, метрах в десяти, пенек с нависающей шапкой. На мухомор похоже. Три березки-сестрички стоят. Беленькие, тоненькие, в руку толщиной. Тонкие ветки склонили, каждая инеем опушена. Несколько елок слева нахохлились. Лапы до самой земли свисают и на каждой лапе по сугробу. Метрах в ста дуб вековой стоит. Высокий. Метров пятнадцать будет. Весь в инее, а на толстых сучьях полоски снега. Кустарники торчат из-под покрова снежного. Справа от тебя, в каких-то пятидесяти сантиметрах ива козья растет. Прутики зеленые, прямые торчат, как шилья. Бузины куст чуть дальше…
        Степанова чуть не подскочила:
        - Олег, рябины хочешь? Я кисть вижу! Крупную. И как ее птицы не обклевали? И не высоко. Метров пять всего.
        Салманов откликнулся:
        - И ни одного сучка снизу…
        Олег махнул рукой:
        - Для Марины это не проблема. Слазь. Давно не пробовал мороженой. Я к ней пристрастился в Новосибирске. Только осторожно.
        Степанова подъехала к рябине на лыжах. Отстегнула крепления. Пристроила лыжную палку за спиной. Обхватив дерево руками и ногами, принялась довольно быстро карабкаться наверх. Встала на сучке, держась за дерево. Вытащила палку из-за спины и дотянувшись до кисти слегка ударила острием по ветке. Кисть обломилась и упала вниз. Степанова сбросила палку. Затем оглядела снег снизу. Ухватившись за сучок руками, спрыгнула на землю. Достала кисть из сугроба. Вновь пристегнула лыжи и подошла к мужчинам. Салманов восхищенно сказал:
        - Я специально засекал по часам. На влезание у тебя ушла всего минута. Я бы прокарабкался полчаса. Да еще и не один раз съехал вниз.
        Марина протянула Олегу рябину, вложив в протянутую руку:
        - Держи. Спелая и крупная. Черные я все выбросила.
        Он спросил:
        - Руслан, хочешь попробовать? Да и ты Марин, бери. Сама лазила.
        Она отщипнула несколько ягод и сунула в рот. Руслан оторвал небольшую кисточку и тоже принялся жевать, немного морщась от горчинки. Зато Шергун жевал ягоды с удовольствием, срывая их прямо с кисти губами. Быстрехонько покончил и с сожалением спросил:
        - Там больше нет?
        - Увы. Я буду смотреть.
        Но найти еще одну кисть не удалось. Зато Марина нашла куст черной смородины и сломила несколько побегов:
        - Лесной чай пить будем после бани.
        Вернулись на дачу. Шергун признался:
        - Вот уж не думал, что я на лыжах смогу прокатиться. Не падал только благодаря тебе, Марин.
        Степанова предложила:
        - Ну, что, пообедаем и париться пойдем? Руслан, смущаться нечего. В нижнем белье будем. Олег умеет париться, но он не видит, а ты хоть и видишь, да ничего не знаешь. Так что придется и мне с вами идти.
        Они пообедали и напились чаю. Шергун мечтательно сказал:
        - Эх, пивка бы в баньку!
        Маринка рассмеялась:
        - Я об этом подумала и утречком, пока вы спали, к палатке сбегала. Десять бутылок в холодильнике лежат. Думаю, хватит.
        Олег покачал головой:
        - Да, с тобой точно не пропадешь, как Жигулев сказал.
        Перед тем, как зайти в баню, Марина заперла калитку изнутри и заперла дом, забрав с собой в баню ключ. Повесила его на гвоздик в предбаннике и принялась раздеваться. Внутри стояла теплынь. Пиво, чтоб не нагрелось, поставили в тазик со снегом. Степанова, оставшись в бежевых трусиках и таком же лифчике, повязала голову Олега и свою платками наперевязку. Шергун снял очки и прислушался. Салманов вздрогнул, собираясь что-то сказать. Женщина молча показала ему кулак и мужчина промолчал. Протянула третий платок Руслану:
        - Повяжи. Иначе удар может быть.
        Нырнула в баню, попросив мужиков обождать. Вытащила веники. Налила воды в тазы. Расстелила простынь на полке и плеснула немного настоя на каменку. Душистый пар окутал помещение и она крикнула:
        - Заходите!
        Салманов сунул нос в баню и попятился:
        - Господи, да тут изжариться можно!
        Из пара показалась Марина:
        - Иди, Руслан, не бойся.
        Она перевела Олега через порог и усадила на скамейку. Салманов сидел там. Окатила обоих мужиков теплой водой. Руслан через пять минут взвыл и сбежал в предбанник, сказав на бегу, что остался без ушей. Женщина спросила:
        - Олег, парку поддать?
        - Можно. Где полок? Я уже не помню.
        В густом пару подвела к лесенке. Поддерживая, помогла забраться наверх:
        - Тебя похлестать? Какой веник - березовый или дубовый?
        - Дубовый. - Он лежал на полке и размеренно дышал, чуть улыбаясь: - Маринка, где научилась так профессионально с веником обращаться?
        - Отец у меня парится. Меня приучил. Я лет до тринадцати с ним в баню ходила. Я уж убегу, а он все сидит. Мама к нему уходила. Она большую жару не любит. Он всегда просил веничком «пощекотать».
        Салманов влез в баню и Марина предложила:
        - Руслан, не хочешь, я и тебя могу веничком отхлестать. - Биолог попятился к двери и она рассмеялась: - Смотри на Олега и что я сейчас делать буду.
        Марина забралась на первую ступеньку и принялась рьяно охаживать полковника веником. Он стонал от удовольствия. Потом перевернулся на спину и Марина несколько раз прошлась по его телу, оставляя на нем листья. Окатила водой. Несколько минут Шергун приходил в себя. Медленно, с помощью женщины, слез и сел на скамейку. Салманов заколебался, а затем полез на полок:
        - Интересно, что за ощущения будут?
        Для него Марина выдернула из ведра березовый, более мягкий веник. Легонько прошлась сверху вниз и обратно. Еще раз, уже чуток посильнее. Попросила перевернуться на спину и точно также прошлась по телу. Руслан тяжело дышал и вскоре попросил:
        - Мне бы слезть. Уж больно жарко.
        Марина предложила:
        - Опирайся на мое плечо, а то шатнуть может с непривычки.
        Она окатила его на скамейке прохладной водой и он облегченно вздохнул:
        - Здорово! Такое ощущение, что все тело дышит. Каждая клеточка воздух пьет. И так легко!
        Шергун усмехнулся:
        - Вот когда в сугроб после парной окунешься, вот тогда действительно, каждая клетка начинает дышать.
        Салманов замахал руками:
        - Ну да! А потом в больницу с воспалением легких.
        Марина, пока они разговаривали, забралась на полок и ловко начала хлестать себя веником по спине и ниже. Олег повернулся:
        - Марина, я с пола до полка свободно достаю. Давай мне веник, я тебя похлещу, самой не очень удобно.
        Он встал и шагнул на звук. Женщина протянула руку, коснулась его плеча:
        - Я здесь. Держи. Осторожно, тут лесенка, грудью не ударься.
        Он довольно успешно справился с задачей. Степанова сползла сверху. Плеснула настоя. Еловый аромат поплыл по бане. Женщина предложила:
        - Кто следующий?
        Салманов молча рванул в предбанник. Марина тронула плечи Олега:
        - Давай, я тебе спину потру…
        Не дожидаясь возражений или согласия, намылила мочалку и принялась тереть крепкие мышцы, легонько проводя по телу ладонью. Смыла водой и осторожно принялась за грудь. Рубцы были еще розовыми и она боялась повредить кожу. Шергун молчал. Марина принялась за руки и вдруг заметила, как из черной прорези, там где был глаз, выкатилась слеза и потекла, растворяясь в поту на лице. Она замерла и тихо спросила:
        - Олег, ты что? Я тебя чем-то обидела или больно? Скажи, не молчи.
        Он хрипло выдохнул:
        - Сколько же в тебе доброты, Маринка… Ты на меня ее ведрами льешь, а ее не убавляется у тебя, а прибавляется. Счастья тебе большого…
        Она встревожилась и тряхнула его за плечи:
        - Ты, что, Олег? Словно хоронишь себя. Ты что-то скрываешь? Расскажи! Я требую и имею право знать.
        Он нашел ее руки и слегка пожал. Твердо сказал:
        - Да ничего я не скрываю. За все время, что я в госпитале и дома находился, мыться приходилось кое-как. Никто не предложил помощи. Люди просто не догадываются, каково жить в темноте. Я разбил колени о край ванной. Наверное это похоже на жалобу… Когда видишь, все кажется простым и легким.
        Марина дотронулась подушечками пальцев до корост на его ногах:
        - Олег, если у вас ничего не выйдет с Зоей, я останусь с тобой и ты не сможешь меня прогнать! Наверное, это смешно, но я люблю двух мужчин - тебя и Костю. Несчастные вы мои мужики, за что вам такие муки? - Предложила: - На полок не хочешь забраться? Я тебя распарю…
        Он встал. Снова появился Салманов. Огляделся в пару:
        - И как вы терпите столько времени? Ведь дышать нечем.
        Шергун сказал, лежа на полке:
        - Руслан, когда тебя Марина веничком похлещет, попроси ее облить тебя холодной водой. Удовольствие получишь ни с чем не сравнимое.
        Марина так и сделала. Руслан радостно ахнул и рассмеялся:
        - Действительно!
        Они вышли в предбанник всей компанией и принялись за пиво. Марина достала из сумки с бельем пару вобл. Быстро почистила и протянула по куску Салманову и Шергуну:
        - Я к пиву воблы прихватила. Держите…
        Сидели около часа. Полковник снова направился в парилку. Руслан продержался еще минут пятнадцать, а затем заявил:
        - Вы можете париться, сколько хотите, но я все. Моюсь и убегаю. В висках застучало с непривычки.
        Марина и Шергун вышли в предбанник, чтобы он смог помыться весь. Спокойно сидели и пили пиво. Руслан вымылся и попросил через дверь:
        - Марин, трусы чистые дай!
        Через десять минут, прихватив с собой бутылку пива и ключ, биолог удрал в дом. Из окна комнаты, с содроганием наблюдал, как Марина и Олег купались в снегу в одном нижнем белье. Их хохот доносился до него.
        Степанова влезла в парилку, облепленная снегом, стащила с себя одежду. Олег забрался на полок и лег там. Женщина окатилась теплой водой. Поддала настоя на каменку и поднялась наверх. Снова долго хлестала его веником и обливала водой. Присев на верхней ступеньке, принялась похлестывать себя по покрасневшей коже. Шергун протянул руку и попросил:
        - Давай веник. Ты за мной ухаживаешь, а ведь у меня тоже руки есть. Лавка широкая, ложись.
        Сел на полке. Степанова спокойно растянулась на животе. Через короткое время перевернулась. Рука Олега случайно дотронулась до ее груди. Он отдернул ладонь и тут же спросил:
        - Ты все сняла?
        - Если хочешь, и ты снимай. Нам с тобой поздно стесняться друг друга.
        Просидев на полке еще минут двадцать, они выбрались в предбанник. Посидели молча, попили пива. Снова вернулись в парилку. Марина еще раз намылила мочалку и принялась мыть Олега. Он попытался отобрать синтетическую губку, но она не дала:
        - Я сама… - Стащила с него косынку и рассмеялась на торчащими во все стороны мокрыми прядями: - Олег, ты шампунь забыл взять, я тебе голову своим вымою, ладно? Поможешь мне потом косу промыть? Одной не очень удобно, рука с ковшом в волосах путается. У родителей я из кружки поливаю, а в Москве прямо из душа.
        Он с тоской сказал:
        - Господи, никогда мне больше не увидеть, как твои волосы по плечам рассыпаются!
        Она подняла его руку:
        - Зато ты можешь провести по ним руками и представить в памяти. Ты же все помнишь.
        Он вздохнул и чуть улыбнулся:
        - Ты не боишься, что я потом приставать начну?
        Она рассмеялась и ничего не сказала. Старательно промыла его волосы. Откинула их со лба:
        - Ну вот, ты у меня чистенький! Я теперь помоюсь. Спину потри…
        Вложила ему в руки мочалку. Левой рукой он нашел ее плечо, правой принялся водить по спине. Она снова рассмеялась:
        - Полковник, когда мы в баню шли, я вас вроде кормила, что же так слабо? Или все силенки в пар ушли?
        Он хмыкнул:
        - Да боюсь, что тебе больно будет.
        - Не боись! У меня шкура железобетонная. У медсестер в госпитале иголки гнулись, когда мне в руки уколы пытались сделать. Так что не жалей!
        Он ощупью нашел ковш и смыл пену с ее спины. Временами ковш задевал по телу. Провел ладонью сверху донизу:
        - Ты такая нежная… Даже мне бывает трудно поверить, что ты боец спецназа. Хотя на спине мышцы чувствуются.
        - Да и у тебя тело, будь здоров! Я ведь знаю, что ты десантное закончил.
        Марина разговаривала и натирала тело мочалкой. Окатилась водой:
        - Ты париться еще будешь?
        - Нет. Давно не приходилось, устал. Посижу. Поддай парку, если можно.
        Она вновь наполнила тазы водой. Распустила волосы по плечам. Взяла его руки и положила себе на голову. Большие мужские ладони заскользили вниз. Он провел ладонями по спине, по всей длине волос. Марина видела, как его губы чуть приоткрылись. На лице появилось странное выражение, смесь жестокости и отчаяния. Он рывком притиснул женщину к себе и сжал так, что кости захрустели. Принялся исступленно и беспорядочно целовать ее лицо, шею, волосы. Тискал грудь до боли, но она молчала и не сопротивлялась. Олег грубо уронил ее на скамейку спиной. Навалился сверху всем телом, больно притиснув к доске… Через несколько минут отстранился и резко сел. Закрыл слепые глаза ладонями, уткнулся в них и виновато прошептал:
        - Извини… Я вел себя, как зверь.
        Оперся локтями в колени, опустив голову и слегка покачиваясь. Она, тяжело дыша, медленно села рядом, откинула волосы за спину и прижалась щекой к его плечу, обняв руками за широкие плечи. Тихо сказала в ухо:
        - Так и должно быть. Боль, которая сидит в тебе, должна была вырваться. Я ждала этого. Обычно именно баня помогает ей вырваться. Так было со мной, когда умер Леня. Я рыдала в бане… Иди сюда…
        Убрала его руки от лица. Склонив голову, поцеловала твердые губы, прижала его голову к своему плечу. Минут пять баюкала словно маленького, слегка покачиваясь. Его тело сотрясалось от рыданий, а она молчала, давая ему возможность выплакаться. Он медленно успокоился. Отстранился и тихо сказал:
        - Спасибо, Маринка, за то, что ты сделала. С души словно камень упал.
        - Не благодари, я просто попыталась залезть в твою шкуру… Помоги мне голову помыть. Вот, держи ковш. Когда скажу, начинай лить. Тазы расположены так, один перед тобой, второй слева. - Налила полную горсть шампуня и попросила: - Лей… - Промыв волосы, спросила: - Ну, что, еще посидим или одеваться будем?
        - Одеваться.
        - Тогда давай я тебя окачу так, как моя бабушка делала. Встань… - Она вела рукой по его телу и приговаривала: - Как с гуся вода, так с Олега беда. Как с гуся вода, так с Олега беда…
        Шергун вслушивался в этот тихий шепот и ему казалось, что с кожи смывается что-то черное и злое, то, что мешало ему. Он суеверно передернул плечами. Марина спросила:
        - Ты замерз?
        Он рассказал о своих ощущениях, а она предложила:
        - Если ты крещен, давай завтра утром в церковь сходим. Тут есть неподалеку храм. Я и сама давно не была.
        - Бабушка со стороны отца крестила лет в шесть. Я помню. С тех пор в храмах не бывал. Давай, сходим…
        Они вышли в предбанник. Марина усадила Шергуна на скамейку и принялась обтирать. Он пытался протестовать, но она рассмеялась:
        - Помолчи, бунтарь! Мне просто нравится к тебе прикасаться, так чего ты протестуешь? Сейчас чистое белье оденем… Грязное я замочу и постираю ближе к вечеру.
        Только успели одеться, как в предбанник вбежал Салманов с телефонной трубкой:
        - Генерал звонит! Марина, тебя!
        Степанова схватила трубку рывком:
        - Здравствуйте, Евгений Владиславович! - Тут же вскрикнула: - Что?!
        Слушала, а по щекам текли слезы. Руслан с ужасом смотрел на нее. Женщина глухо сказала в трубку:
        - Высылайте машину и охранника на дачу для Руслана, я буду готова через час… - Отключила телефон. Повернулась к Шергуну. Принялась натягивать на него свитер: - Олег, катастрофа! Ахмад ушел, убив ножом четверых наших. Скрывается где-то в Москве. Марта погибла, прикрывая Вадима. Полонский тяжело ранен. Если бы не подоспевшие на шум милиционеры, Вадим был бы убит. Все же иногда менты успевают вовремя. Операция по аресту исламистов началась. Теперь ни о каком съезде и речи быть не может.
        Он спросил:
        - Ты едешь в Москву?
        Марина принялась торопливо сматывать волосы и забивать их под шапку:
        - Да. На квартирах успевших скрыться Абдул Гамида и Исмаила Кармаля обнаружено огромное количество документов. Переводчиков с арабского не хватает. Хочешь со мной? Я стану переводить, а ты анализировать, так как совмещать я не умею. Перевожу автоматом, не успевая думать.
        Шергун кивнул:
        - Согласен.
        Салманов спросил:
        - Как же я? Мне можно возвращаться в Москву?
        - Ни в коем случае! С тобой останется охранник из спецназа. Они тебя искать будут. Когда всех переловим, тогда выйдешь из подполья.
        - А мои растения в квартире? Кто будет ухаживать за ними?
        - Об этом не беспокойся. В Ботаническом саду и в квартире ничего не погибнет.
        Она застегнула куртку на Олеге. Попросила Руслана:
        - Руслан, будь добр, помоги Олегу дойти до дома. Мне еще волосы надо успеть высушить, а это дело долгое, да вас обоих покормить…
        Марина убежала. Мужчины остались одни. Биолог дождался, когда Олег обуется и взялся за рукав куртки:
        - Пошли?
        Шергун кивнул и попросил:
        - Пиво прихвати в дом. Замерзнет, бутылки полопаются.
        Марина за время их отсутствия затопила в доме голландку и подтопок у русской печки. Расчесанные волосы струились по плечам, а она торопливо кромсала картошку. Повернулась к вошедшим:
        - Оба за стол! Руслан, я печки протоплю, чтоб в доме тепло было. На вечер сготовлю - картошка с мясом. Кастрюлю поставлю тушиться в печь, тебе останется только перемешать. Охранника покорми обязательно. Остатки обеда в русской печи найдешь. В холодильнике все есть. В общем не умрете! На крючок на ночь не запирайтесь. Запасной ключ от дома забираю с собой. Калитку запирай смело. Для меня забор не является препятствием. Гулять вечером лучше не ходи. Хоть ты и тренированный, но против пятерых не сдюжишь.
        Быстро раскидала по тарелкам еду. Налила всем по стакану молока. Олег, уже запомнивший количество шагов до кухни из коридора, остановился в дверях. Марина, взяв за руку, подвела его к столу и усадила. Торопливо поела, запив картошку молоком. Склонившись возле открытой дверцы у печки, подкидывала ладонями волосы, чтоб быстрее высохли. Когда они стали лишь слегка влажными, смотала в пучок на затылке и заколола шпильками. Салманов смотрел на нее:
        - Ты как русалка.
        Она попросила:
        - Руслан, ты помой посуду сам, ладно? Нам с Олегом переодеться надо.
        Поднялись с Шергуном наверх. Вначале переодела его в форму. Обула и застегнула сапоги. Расчесала мужчине волосы. Прихватив полупальто и шапку, увела к себе в комнату. Быстро переоделась в новенькую полевушку. Сняла бушлат с плечиков. Олег в это время, словно застыв, сидел на ее кровати и прислушивался к шорохам. Она подошла и прижала его голову к себе. Погладила по виску:
        - Как ты себя чувствуешь?
        Он обнял ее за талию, уткнувшись лицом в грудь:
        - Не поверишь, после этой бани словно заново родился. Я вдруг поверил, что все у меня будет хорошо.
        От ворот послышался гудок машины. Степанова отстранилась:
        - Вот и ладно. Это по наши души приехали. Пошли… - Одела на него полупальто и шапку. Натянула на себя бушлат. Дождалась, когда он застегнет пояс и искренне сказала: - Тебе очень идет форма! Даже с этими черными очками, ты великолепен.
        Он улыбнулся:
        - Ты меня, словно женщину расхваливаешь!
        - Да нет. Я думаю, что за Зоей тебе надо именно в форме ехать, чтоб деревенские бабы ей обзавидовались. Столько лет одна и на вот - красавец полковник посватался!
        Он добавил с сарказмом, шагая по коридору:
        - Слепой и в шрамах.
        Она ничуть не смутилась от его реплики:
        - Зато настоящий мужик, а не пародия! Ты сам убедишься - Зоя замечательная женщина. Она женственнее меня и более мягкая. В школе мне постоянно приходилось заступаться за нее. Мальчишки дразнили ее «Хромоножкой» и «Костылем», за косу дергали, подножки ставили. Мне часто ее обидчиков «учить» приходилось. Отца в школу вызывали, но он меня не ругал. Даже директору говорил: «Все верно. Маринка слабую защищает, раз учителя не в силах. А что лупит, значит иного языка они не понимают».
        Спустились по лестнице вниз. Салманов все еще возился с посудой. Не спеша, протирал ее полотенцем. В дверь вошел присланный генералом рослый крепкий спецназовец. Поздоровался, вскинув руку к козырьку:
        - Товарищ полковник, сержант Виталис прибыл для охраны подзащитного. Подполковник Козлов ждет в машине.
        Шергун вскинул руку к козырьку:
        - Приступайте к работе, сержант. - Сменил официальный язык на неофициальный: - Володя, Марина тут все сделала. Печки протопила. Если хочешь, в баню сгоняй. Она теплая. Не думаю, что эти сволочи сюда быстро доберутся. Руслана, в случае чего, вооружи. Он с оружием знаком по нашим сведениям. До свидания, Руслан. Надеюсь, увидимся.
        Салманов вышел из кухни и пожал руку офицера и Марине. Полковник и сержант вышли из дома. Снова подмораживало. Накатывались сумерки. Снег стал голубым и хрустел под ногами. От огромной ели у ворот на снег легла темная тень. Вышли за калитку. Козлов, сидевший на переднем сиденье рядом с водителем, удивленно посмотрел на полковника, идущего рядом с сержантом, но ни о чем не спросил. Выскочив из машины, поприветствовал:
        - Здравия желаю, товарищ полковник.
        - Здравствуйте, Сергей Иванович.
        Мужчины пожали друг другу руки. Марина поздоровалась с адьютантом Бредина. Тот предложил:
        - Олег Маркович, может вам удобнее на переднем сиденье?
        Полковник отказался:
        - Да нет. Мы с Мариной сзади сядем.
        Женщина помогла ему сесть в автомобиль, положив руку на шапку, пригнула голову, чтоб Олег не ударился. Захлопнула дверцу. Обошла машину и села с другой стороны. Козлов наблюдал. «Волга» сорвалась с места. Шергун снял перчатки. Нашел руку Марины и взял в свои ладони. Степанова попросила:
        - Сергей Иванович, какие новости на данный час?
        - Около тридцати человек схвачены. Главари сбежать успели. Зато выяснено местоположение склада со взрывчаткой. Не поверите, в центре Москвы. Рядом с Таганской площадью.
        Шергун спросил:
        - Как получилось, что Полонский раскрылся?
        Козлов обернулся с переднего сиденья и потер лоб:
        - Глупо получилось. Марта Кэмпбелла «Вадимом Николаевичем» в АЗЛК назвала, когда с очередного собрания к машине направились. Времени было двенадцать дня. С ними трое исламистов шло. Быстро сообразили. Женщина сразу поняла ошибку. Успела одного сбить с ног и пистолет отобрать. Приказала Вадиму уходить. Его уже на крыльце пули достали, да на счастье менты мимо шли с автоматами. Двух бежавших бандитов срезали. Одного Марта убить успела. Ее труп в коридоре нашли. Мы все слышали и частично видели. Мини-аппаратура работала до нас. Милиция не перекрыла выход. Пока мы приехали, зал опустел.
        Степанова спросила:
        - Ахмад каким образом ушел?
        - Сводка поступила, что похожий человек летит пассажирским рейсом Махачкала - Москва. Время прибытия тринадцать ноль-ноль. Мы людей в аэропорту расставили под видом пассажиров. Под встречающих несколько семейных пар направили. Решено было брать на выходе с трапа. Почуял он их, что ли? Непонятно. Только Ахмад через бортик махнул. Водителя автотрапа с сиденья выкинул и рванул к аэропорту. На лестнице пассажиры находились, стрелять нельзя. Ахмад влетел в здание, сбив троих таможенников одним ударом корпуса. Ну и силища! Наши попытались ему дорогу перекрыть…
        Козлов вздохнул:
        - Первого в центре зала ножом по горлу полоснул. Другому в метре от первого живот распластал. Еще двоих на выходе… Ножи у него в обоих руках были. Оставшиеся видели, его машина ждала. Серая «Тойота». Он в нее прыгнул. Машину нашли минут через десять на окраине Москвы. Она, кстати, принадлежит Руслану Салманову. Кто сидел за рулем, неизвестно. Отпечатков нет.
        Марина заскрипела зубами:
        - Господи! Мясник. Мне надо было настоять на участии в операции по задержанию Горева. Надо было. Пусть в маске, но участвовать!
        Олег обнял ее за плечи:
        - Марин, всего не предусмотришь! Опытная Марта и то прокололась.
        Козлов с переднего сиденья задумчиво сказал:
        - Я только одного понять не могу. Пассажиров было много, почему он не взял заложников? Вероятность уйти целым была бы выше.
        Степанова ответила:
        - Не его стиль. Колька с детства надеется на свою силу, хитрость и ловкость. Он не любит прятаться за спиной охраны, хотя давно имеет ее. Первую попытку убийства совершил в восемнадцать лет, перед армией. Тоже ножом. С тех пор основательно поднаторел в обращении с холодным оружием… - Она замерла на мгновение и вдруг потребовала: - Сергей Иванович, соедините меня с генералом, срочно! Олег, я знаю, где он!
        Бредин взял трубку и она заговорила:
        - Товарищ генерал, Ахмад наверняка спрятался неподалеку от разведуправления. Он ждет меня. Я забираю оружие у подполковника Козлова и иду к нему. Поставьте в переулках людей, но так, чтобы все казалось пустынным. Выхожу за квартал от метро. Разрешите действовать?
        Евгений Владиславович понял, что женщина может оказаться права, учитывая старую любовь Горева к ней. Предложил:
        - Возьми с собой подполковника.
        Она твердо ответила:
        - Я не видела его в бою. Сложно приноравливаться к чужому человеку.
        Генерал понял, что в чем-то она права и разрешил:
        - Передай трубку Козлову…
        Офицер положил трубку и отстегнул пистолет от ремешка. Протянул Марине вместе с запасной обоймой. Она спросила:
        - А ножа у вас нет?
        Он молча протянул ей складник. Шергун попросил:
        - Марина, возьми меня с собой. Слепой полковник не насторожит его. Я покажусь безопасным, но при случае прикрою спину. Слух у меня обострился.
        Женщина поняла, что он пытается снова стать нужным и согласилась:
        - Пошли, Олег!
        Козлов попытался отговорить:
        - Стоит ли вам идти, Олег Маркович? Все же трудно без зрения. Марине помешать можете.
        Она увидела, как лицо полковника побледнело. С трудом сдерживая злость, не мигая поглядела на подполковника:
        - Он слепой, но дважды мне спину прикрывал. Вот от вашей кандидатуры я отказалась! Прошу прощения, товарищ подполковник, но Олега я знаю давно и знаю, на что он способен ради друга. Вы никакого права не имеете говорить, что он мне помешает. Полковник мне никогда не помешает! Мы идем вдвоем.
        В машине наступила тишина. Подполковник, получивший жестокую отповедь от сержанта, смотрел в окно перед собой и не поворачивался. Он и сам понимал, что невольно обидел Шергуна. Солдат украдкой поглядывал в зеркальце на женщину и полковника. Марина немного успокоившись, попросила водителя:
        - Коля, проедь по Тверскому и останови машину за квартал от метро. У нас есть три минуты, дай карту и едь помедленнее, чтобы я успела прочертить маршрут.
        Водитель открыл бардачок и достал свернутую карту Москвы. Включил свет в машине. Она попросила:
        - Олег, ты не мог бы повернуться спиной? Я на нее карту положу и немножко почерчу, а то на коленях…
        Он без слов повернулся. Козлов наконец обернулся. Виновато сказал:
        - Простите меня, Олег Маркович, не подумав брякнул. И вы простите, сержант. Я ведь понимаю, что с проверенным человеком легче на задание идти.
        Марина, не отвлекаясь от карты, извинилась:
        - Вы меня тоже извините, Сергей Иванович, за вспыльчивость. Вот, держите, передайте генералу и чем быстрее, тем лучше. Карту никому не показывайте. Помогите Олегу выйти, а то он головой может удариться.
        Шергун проворчал:
        - Что ты обо мне, как о маленьком заботишься? Сам выйду.
        Она отшутилась:
        - Шишек ты успеешь наставить без меня, а пока придется терпеть опеку.
        К удивлению Козлова, Олег довольно улыбнулся и промолчал.
        Марина и полковник выбрались из машины и не спеша направились по Тверскому бульвару в сторону центра. По Камергерскому переулку вышли на Большую Дмитровку. Прошли мимо метро Театральная. Выбрались на Охотный ряд. Марина рассказывала Олегу о том, что видит вокруг. Многие прохожие оборачивались на них. Не так уж часто можно увидеть женщину-сержанта в полевушке и рослого крепкого полковника в черных очках. Постояли у здания Большого Театра. Марина прочитала спутнику афиши. По Театральному проезду, мимо здания Детского мира направились в сторону Лубянской площади. Степанова каким-то седьмым чувством поняла, что за ними идут. Тихо сообщила:
        - Чую, я права. Колька идет за нами. Увидеть пока не могу. Насторожу, если вертеться стану.
        Шергун вздохнул. Свернули на Рождественку. Дошли до пустынной Пушечной улицы и повернули направо. Узенькая улочка с серыми нависавшими домами и плохо освещавшими территорию фонарями, навевала тревогу. Она прижалась щекой к его плечу и шепнула:
        - Олег, я тебе в карман нож положила.
        Прошли всего мимо одного здания, когда Марина вдруг толкнула полковника к стене, прикрыла собой и резко обернулась:
        - Только тронь Олега!
        Перед ней, в какой-то паре метров, стоял Горев с ножом. Длинное и узкое лезвие тускло поблескивало. Он ошеломленно глядел на женщину:
        - Просчитала? Где ваши?
        Она, жестко глядя на него, ответила:
        - Оглянись.
        Он быстро обернулся, но и этого мгновения хватило, чтобы в ту же секунду нога женщины вышибла нож из его руки. Он отлетел метров на десять в сторону и зазвенел о брусчатку. Колька с усмешкой покачал головой:
        - Ты обманывать научилась…
        Степанова заметила появившихся за спиной Ахмада спецназовцев:
        - Не совсем, Николай… Сдавайся, ты окружен. С этой улицы нет выхода для тебя.
        Горев хотел рассмеяться и вдруг увидел выбегающие впереди фигуры. Смех застыл на красивых губах. Обернулся: сзади стоял ровный ряд мужчин в пятнистой форме. Он озверел, когда понял, что угодил в клетку:
        - Сука! Ты все же переиграла меня. Получай!
        Степанова была готова к появлению второго ножа, но не успела поставить блок, настолько быстро появился второй клинок. Ахмада, к его великому изумлению, опередил слепой полковник. Все это время он держался Марине за плечо и чутко прислушивался. Олег шагнул навстречу. Молча, на звук, с силой выбросил вперед руку. Когда Горев готов был вонзить в горло Марины нож, кулак Шергуна впечатался в его лицо и отбросил нападавшего на добрых полтора метра. С обоих сторон к троим людям бросились бойцы спецназа. Николай еще крутил головой, приходя в себя от крепкого удара, а на его руках уже защелкнулись наручники. Все было кончено.
        По улице к Марине и Шергуну бежал генерал-полковник Бредин в распахнутой серой шинели. Ни шарфа, ни фуражки на нем не было. Волосы растрепались от бега и торчали во все стороны. Галстук, который он всегда расстегивал в кабинете, сполз вместе с булавкой вниз и держался «на честном слове». Генерал не вспомнил, что у него явное нарушение формы одежды и солдаты смотрят. Он бежал к друзьям, не в силах поверить, что Ахмад схвачен. Женщина горько плакала, уткнувшись в грудь Олега. Только в эту секунду до нее дошло, что он спас ее от смерти. Шергун, крепко притиснув ее к себе, спрашивал:
        - Я что, убил его? Я убил?
        Она из-за рыданий не могла ответить. Один из спецназовцев расслышал вопрос и вполголоса сказал:
        - Вы взяли Ахмада и спасли сержанта от смерти. Он живой, только слегка оглушен. Удар был крепок!
        Олег, продолжая прижимать Маринку к себе, сполз по стене. Она испугалась, что ему плохо и забыв про слезы, закричала:
        - Олег ранен! Врача сюда!
        Шергун радостно засмеялся, притиснув ее голову к плечу:
        - Дурочка, я просто не ожидал, что смогу ничего не видя, победить волка.
        Горева подняли и повели. Но он двинул мощными плечами, отбрасывая конвоиров в стороны. Обернулся, яростно глядя на слепого полковника:
        - Ты не жилец теперь, полковник!
        Марина перестала рыдать. Остановила бросившихся к Ахмаду спецназовцев взмахом руки и парни остановились. Женщина встала. Помогла подняться Олегу. Подошла вплотную к Ахмаду и сказала, глядя в глаза:
        - Только тронь его… По твоему приказу схватили Олега, из-за твоих бандитов он ослеп, а сегодня он - слепой! - взял тебя, матерого волка, голыми руками. Тебя, такого сильного, здорового и вооруженного! Вы квиты и ты не имеешь права ему мстить, если все еще считаешь себя мужиком. Понял? Только тронь, я твои кости из могилы выдерну и раскидаю. Просчитала тебя я, запомни! Спасибо, ребята! У меня все. Можете вести!
        Николай не сводил взгляда с ее горящих глаз. Широкие плечи Горева обвисли, когда он развернулся и под конвоем двинулся в сторону управления. Бредин долго тряс руку Шергуна. Он никак не мог заговорить, чувствуя, что горло перехватило от избытка чувств. Несколько раз обнял Маринку и хрипло спросил:
        - Каким образом ты догадалась, где он может прятаться?
        - Потом… В кабинете расскажу, Евгений Владиславович. Олег замерз и мне честно говоря, не жарко. Мы же после парной оба. Да и у вас видок, прямо скажем, не генеральский!
        Бредин оглядел себя и усмехнулся. Еще раз потряс руку Шергуна:
        - Олег Маркович, я все видел! Лихо вы его уложили! К награде представлю обоих. Это же надо - днем целый отряд упустил бандита, а вечером двое взяли его без жертв!
        Они вошли в здание разведуправления. Солдат на входе бросил руку к шапке. Марина и Олег не стали предъявлять пропуска и спокойно прошли вслед за Брединым. Поднялись наверх. Козлов сидел за столом. Сразу вскочил:
        - Ну, что?
        Вопрос прозвучал слишком по-граждански, но генерал-полковник не обратил внимания и ответил:
        - Взяли! Олег Маркович его уложил, нашему спецназу осталось только наручники надеть. Марина права была. Пошли, рассказывай…
        Вошли в кабинет. Евгений Владиславович поставил чайник. Марина сбросила бушлат, забрала полупальто у полковника и повесила одежду на стойку. Шергун пригладил волосы ладонью. Они устроились на диване. Генерал оседлал стул напротив, облокотившись на спинку. Потребовал:
        - Рассказывай, Марина, как узнала, что он тут бродит?
        Женщина пожала плечами:
        - Я и сама толком объяснить не могу. Вдруг подумала: Колька наверняка знает, что меня в Чечне нет. В аэропорту он видит засаду. Связывает ее со мной. Мое московское жилье он не знает. Зато ему известен адрес управления. Знает, что я приду туда, как-только узнаю о неудаче в аэропорту. Вот и все.
        Генерал встал и подошел к кипевшему чайнику. Обернулся, забрасывая пакетики с чаем в чашки:
        - Н-да… Честно сказать, я не верил, что ты права окажешься. Всего скорее это твоя интуиция сработала. Опыт, что годами службы накоплен…
        Бредин сам принес чашки и поставил перед подчиненными. Затем принес свою чашку и сахарницу:
        - В общем так, я вас обоих освобождаю на ближайшую неделю от всех дел за блестяще проведенную сегодня операцию. Всю ответственность перед начальством беру на себя.
        Маринка удивленно глядела на него:
        - А как же переводы?
        Он резко ответил:
        - Пусть переводчики побольше поработают. Не часто у них авралы бывают! Они не рискуют жизнью, глядя в бумаги. Справимся! Чайку попьем и возвращайтесь на дачу. Моя машина у подъезда. Охранник пусть с вами поживет. Марина, получи оружие, когда уходить будешь. Я распорядился. Мало ли что.
        Она попросила:
        - Евгений Владиславович, разрешите несколько патронов из табельного использовать не по назначению?
        Бредин удивленно поглядел на нее:
        - Эт-то еще зачем? Вы кого-то убить собрались, сержант? Или руку потренировать? Так для этого у нас полигон и тир есть.
        Она расхохоталась:
        - Да нет! Поохотиться. Следов заячьих в лесу видимо-невидимо. Вот сердце и взыграло… Никто не узнает, слово даю. Я вас на дичинку приглашу, как только подстрелю. Вы же давно свежатинки не пробовали…
        Генерал улыбнулся:
        - Это подхалимаж называется! Ладно, Степанова, уговорила. Возьми на складе старенькую СВД, но чтоб менты не поймали! Ясно? К зайцу с пистолетом надо метров на десять подкрадываться, косой удрать успеет.
        Маринка помялась и хитро улыбнулась:
        - Тогда может, оптику взять…
        Генерал погрозил ей пальцем:
        - Ох, хитра! Ладно, возьми прицел. Я сейчас позвоню оружейнику…
        Бредин переговорил по телефону с начальником арсенала и снова вернулся к ним. Марина посерьезнела, поглядела на полковника и не уверенно произнесла:
        - Товарищ генерал, у нас к вам еще один разговор имеется… Личного плана, так сказать… Да вот, как начать…
        Он удивленно поглядел на нее:
        - Что-то ты сержант, крутишь! Мямлишь, тянешь! Говори, как есть!
        - В общем, в деревне моей женщина есть. Олег ей давно нравится. Помните, мой Сашка Олега сватал за нее? Зоей зовут…
        Шергун прервал ее и твердо произнес:
        - Я жениться на ней собираюсь. Сватов надо послать, как в деревнях положено. Чтоб все честь по чести было. Увезти ее из деревни хочу законной женой. Марина помочь обещала.
        Бредин застыл с открытым ртом, так и не донеся до губ чашку с чаем. Потом пробормотал:
        - Так вы сватом мне быть предлагаете?
        Степанова опередила растерявшегося полковника:
        - А что? Вы отказываетесь? Почему?
        Генерал тоже растерялся. Переставил чашку с блюдцем, словно наперсточник на рынке, подергал себя за пальцы:
        - Да нет… Не отказываюсь. Неожиданно больно! Давайте так решим. Олег Маркович, эту неделю я с исламистами разбираюсь, а на следующей в деревню едем. Пойдет? Быстрое бракосочетание, думаю, мы сможем устроить.
        Степанова вспомнила про пистолет Козлова и нож. Встала:
        - Из головы вылетело! Табельное оружие подполковника Козлова до сих пор в кармане лежит. И нож в полупальто полковника находится. Надо вернуть…
        Вышла из кабинета с оружием в руках. Генерал перегнулся через стол и вполголоса спросил:
        - Ты серьезно, Олег Маркович, жениться решил на незнакомой женщине?
        Шергун кивнул:
        - Серьезно. Марина рассказала о ней. Судьбы у нас похожи. К тому же приглянулся я ей. О слепоте знает. Тяжело мне, Евгений Владиславович. Трудно. Ни постирать, ни сготовить не могу. Натыкаюсь постоянно на все. Со зрением все просто, а тут одиночество свое раз в двадцать сильнее ощущаешь.
        - Матери сообщил о своем несчастье?
        - Нет. Вот женюсь, да попритремся друг к другу с Зоей, тогда и сообщу.
        - О Маринке мысли выбросил или нет еще?
        - Маринка, как родная сестренка для меня! Ее счастья я не разрушу.
        Вернулась Степанова. Сообщила:
        - Задержалась. Сергей Иванович просил рассказать, как все было. Ох и удивлялся он тебе, Олег!
        Допив чай, Марина и Шергун попрощались с генералом. Она поправила воротник на полупальто полковника. Обернувшись, попросила:
        - Евгений Владиславович, нельзя ли в будущем изменить фамилию Ахмада, место его рождения и другие конкретные данные? Его родители больны и могут не выдержать обрушившегося на них позора. Для матери и отца Колька давно умер, так стоит ли наказывать их?
        Генерал-полковник кивнул:
        - Я понял, Марина. Сделаю все, что в моих силах.
        Они спустились вниз. Степанова расписалась за выданное оружие и боеприпасы. Майор выдал ей дополнительно брезентовую сумку для переноса автомата и пистолетов. Винтовку пришлось замотать в лоскут брезента, так как чехла не нашлось. Оптику женщина аккуратно положила в сумку сверху. Вышли из здания, предъявив пропуска и разрешение на вынос оружия. Генеральская «Волга» стояла у входа. Они забрались внутрь. Солдат-водитель тут же тронулся с места. Выехал на проспект Мира и помчался по Москве, притормаживая на светофорах.
        На улице было темно. Ярко освещенные витрины магазинов и всевозможных контор, офисов, банков, казино и прочего, мелькали, как в калейдоскопе. Марина рассказывала Олегу, где они проезжают и что она видит. На въезде в Мытищи, возле небольшого магазинчика, попросила остановиться:
        - Я муки куплю, яиц, луку побольше, мяса и повидло. Завтра пирогов напеку. К тому же молока надо, кефира и хлеба взять. Донесем, Олег?
        - Конечно. Закупайся. Держи деньги.
        Несмотря на сопротивление, Шергун сумел засунуть ей несколько бумажек в карман. Марина выбралась из магазинчика с тремя битком набитыми пакетами в руках. Забралась в машину:
        - Все, закупилась под завязку!
        Калитка у дачи оказалась заперта. Степанова ухватилась руками за край и одним прыжком перемахнула через забор, чем несказанно удивила шофера. Открыла дверцу. Солдат-водитель помог им с Олегом дотащить поклажу до крыльца. Коля торопился и она поняла его. Всунула в руки огромное яблоко и небольшой пакетик:
        - Съешь по дороге!
        Дождалась, когда парень развернется и уедет. Заперла калитку. Открыла входную дверь на крыльцо:
        - Олег, держись мне за плечо.
        Вошли в дом. В прихожую первым выскочил охранник в спортивном костюме. Обернулся:
        - Руслан, это полковник с Мариной! Они вернулись.
        Шергун протянул ему сумку с оружием и винтовку, которые нес сам:
        - Унеси в комнату Марины.
        Виталис изумленно спросил:
        - Зачем столько оружия?
        - Генерал приказал. Мы с Мариной Ахмада повязали. Теперь исламисты землю станут рыть, чтобы ее достать. Все время надо настороже быть.
        Сержант прислонился к косяку:
        - Когда это вы успели, товарищ полковник? Ведь он в бега ударился! Я сам в оцеплении был.
        - Марина просчитала его по дороге до точки. Рядом с управлением взяли.
        Раскидав продукты по полкам и холодильнику, Марина с Олегом поднялись наверх. Володя и Руслан остались у телевизора. Степанова переоделась и зашла к Шергуну. Развесила одежду на плечиках в шкафу. Достала спрятанный спортивный костюм. Он стоял посреди комнаты, чутко прислушиваясь. Марина бросила одежду на стул, глядя на грудь мужчины, обтянутую тельняшкой. Шагнула, обвила руками крепкую шею, прижалась всем телом:
        - Олег, меня до сих пор колотит. Перед генералом как-то держалась… Я отчетливо видела искрящееся лезвие. Видела, как оно приближается и знала, что не успею. Если бы не ты, он бы мне горло перерезал. Спасибо тебе огромное, от меня, от детей моих, от родителей. Я никогда этого не забуду.
        Он действительно чувствовал ее дрожь. Погладил плечи и шею:
        - Маринка, это пройдет. Все позади… Ты дашь мне одеться? А то между нами может что-то произойти…
        Она рассмеялась и вдруг посерьезнела:
        - Ты не против, если я эти дни с тобой спать буду? Кто знает, будет ли у меня вообще в жизни возможность просыпаться рядом с мужчиной, который дорог. Я просто боюсь, что не успею. Не осудишь?
        - За что? За то, что мне с тобой хорошо? Нет. Хочу спросить - ты не боишься меня после того, что в бане произошло? Много синяков тебе наставил? Честно сказать, я себя боюсь. Как бы еще раз вот так не сорваться.
        Марина провела по его лицу и груди рукой:
        - Олег, успокойся. Синяков нет, ты же не бил меня. Тебя я никогда не испугаюсь. - Протянула ему костюм и спросила: - Есть хочешь? Я собираюсь сходить постирать в баню. Твои грязные рубашки все собрала.
        Он натянул олимпийку:
        - Пока не хочу. С тобой можно? Мне с людьми труднее общаться, да и им со мной. Они боятся разговаривать о том, что видят, не желая напоминать о потере зрения. И не понимают, что все держится на этом. Нельзя избежать слов о ярком солнце или радуге. Я не могу им это объяснить. С тобой слепоты не замечаю.
        Марина взяла его руки в свои:
        - Пошли. Посидишь в предбаннике, если не остыло, а то и в бане…
        Глава 13
        Полковник сидел в углу, слушая, как плещется вода, шуршит под руками женщины мокрая ткань и лопаются мыльные пузыри. За день предбанник остыл и стирать пришлось в бане. Марина выжала последнюю рубашку Олега. Вышла на улицу, широко размахнулась, выплескивая воду подальше. Налила из бака чистой и принялась полоскать, раз за разом меняя воду. Он спросил:
        - На охоту когда думаешь сходить?
        - Завтра утром. Здесь зайцы не пуганые, видно никто не охотится.
        - Смотри, Марин, не влипни! Генерала подведем.
        Степанова сложила чистое белье в таз. Слила остатки воды из баков и выплеснула, чтобы не ржавели. Сняв крышки, старательно протерла изнутри тряпкой. Прибралась в бане, все аккуратно сложив на полке. Накинула на себя куртку. Обернулась к полковнику:
        - За домом шнур натянут, там и развешу белье. Одеваемся!
        Чтобы подобраться к шнуру, пришлось раскидать снег в стороны. Шергун держал таз, а она развешивала белье. Влажная ткань в считанные минуты превращалась в колчугу. Заперлись и вернулись в дом. Женщина быстро расставила тарелки, вилки. Порезала хлеб. Подумав, достала бутылку вина и пузатые коротконогие бокалы. Всучила сидевшему Олегу штопор и бутылку:
        - Открой, пожалуйста.
        Он зажал бутылку коленями. Нашел горлышко, установив штопор, начал его вкручивать. Через минуту выдернул пробку. Дотронувшись до края стола, поставил вино на стол. Шергун был доволен собой. Марина обернулась на стук, вытаскивая кастрюлю из маленькой печки:
        - Отлично, Олег! Сейчас мужиков позову ужинать… - Заглянула в холл: - Эй, граждане отдыхающие! Ужинать собираетесь?
        Володя и Руслан рассмеялись, выбираясь из кресел:
        - Точно, отдыхающие!
        Степанова сдвинула верхнюю картошку в сторону, под ней оказались четыре приличных ломтя сочного мяса. Она раскидала его по тарелкам. Тщательно перемешала картошку и добавила к мясу. Порезала бифштекс Олега и поставила тарелку перед ним. Оглянувшись, попросила:
        - Руслан, разлей вино. Есть повод. - Раздала тарелки. Присела к столу. Вложила фужер с вином в руку полковника. Встала и подняла свой бокал: - Прежде, чем примемся за еду, я бы хотела сказать кое-что. Я хочу выпить за полковника Шергуна. Если бы не он, я бы сегодня за этим столом не сидела. Желаю тебе огромного счастья, отменного здоровья и всего самого-самого. Я рада, что жизнь дала мне возможность быть среди настоящих мужиков. Олег один из них. За тебя, полковник!
        Шергун почувствовал, как сжалось горло. Он помотал головой и прерывисто выдохнул:
        - Спасибо, Марина.
        Остальные присоединились к тосту. Бокалы мелодично позвякивали, соприкасаясь с бокалом Шергуна:
        - За вас, Олег Маркович!
        Выпили и принялись за еду. Володя спросил:
        - Олег Маркович, может расскажете, что произошло?
        - Это ты к Марине обращайся! Она все видела, а я даже шагов Ахмада не слышал, к великому своему стыду.
        Степанова тихо сказала:
        - Я их тоже не слышала. Я почувствовала…
        Она рассказала, что произошло. Спецназовец-охранник нахмурился, а Руслан уставился на Шергуна удивленно-восхищенным взглядом:
        - Вот это реакция!
        Олег понял, что это о нем и покачал головой:
        - Какая реакция? Маринка как-то всхлипнула странно. Прижалась ко мне спиной и словно обмерла. А тут он ее обозвал не хорошо, я разозлился и на голос ударил, даже рука заболела.
        После ужина женщина поднялась к себе:
        - К охоте подготовиться надо.
        После ее ухода Олег рассказал мужикам об охотничьих планах Марины. Вместе с ними уселся перед телевизором, слушая новости и переговариваясь.
        Степанова тщательно вычистила предоставленное оружие в течение часа. Зарядила две обоймы к винтовке. Спустилась вниз, из кладовки достала лыжи и ботинки. Принялась копаться в углу, надеясь найти что-нибудь похожее на чехол к винтовке. Висевший на стене хоккейный шлем полетел вниз. Маринка шарахнулась в сторону и столкнула все лыжи. Ее чем-то обсыпало. В носу запершило и защекотало так, что она чихнула и села на пол от силы чиха. Мужики испуганно вскочили с дивана, бросаясь к ней на помощь. Распахнули дверь и… Руслан с Володей расхохотались от ее нелепого вида. Сквозь смех и бесперерывное чихание Маринки, они объяснили Шергуну:
        - Госпожа сержант сидит в углу, с хоккейным шлемом на голове, который на ней задом наперед надет и лицо прикрывает. Перед ней пудовая гиря и две гантели, а сверху она чем-то белым обсыпана! Это лыжи с таким грохотом упали.
        Степанова услышала и кое-как ответила:
        - Не чем-то… ап-чхи, а побел… ап-чхи, кой… ап-чхи…
        Пробормотав слова она продолжила чихание. Полковник улыбнулся и попросил мужиков:
        - Вытащите сержанта на улицу и основательно вытрясите. Иначе обессилеет. Это явно надолго…
        Руслан и Володя, переступая через упавшие лыжи и удочки, с трудом подобрались к чихающей Степановой, подхватили с двух сторон и потащили на улицу. Виталис по дороге прихватил веник и старательно обмел женщину. Потом пошлепал, выбивая побелку с одежды. Когда чихание прекратилось, уставшая Марина вытаскала шпильки из волос и наклонилась:
        - Мужики, вытрясите волосы, у меня уже сил нет!
        Грива светлых волос доставала до снега. Мужики переглянулись, нерешительно дотрагиваясь до волос. Степанова распрямила спину и решительно сдернула олимпийку, оставшись в одной тенниске. Выбила одежду о перила:
        - Вот теперь и в дом можно.
        Они нашли Шергуна сидящим на диване в холле. Марина заглянула в кладовку и удивленно сказала:
        - Я думала, здесь все белым-бело, а оказывается ее чуть-чуть было и все на мне оказалось. Я чехол нашла для винтовки. По-моему от спиннинга с катушкой. Обтереть только.
        Подобрала лыжи с ботинками, палки. Выставила все в прихожую. Вновь поднялась наверх, чтобы подготовить одежду для охоты. Решила идти в пятнистой полевушке. Спустилась на кухню и принялась чистить картошку, кидая беленькие картофелины в кастрюлю с водой. Сверху положила две очищенных моркови. Промыла три свеклы и положила их в кастрюльку поменьше. В отдельную кастрюльку намыла картошки.
        Из морозилки достала кусочек свинины с небольшой косточкой. Быстро покромсала четверть кочана капусты. Заметила забытые смородиновые веточки на подоконнике. Налила воды в самовар и включила его в сеть. Сполоснула заварочный большой чайник. Мелко порезала веточки смородины и бросила на дно, затем насыпала чай. Когда самовар вскипел, заварила и прикрыла полотенцем, чтоб настоялось. На подносе расставила чашки с блюдцами, тарелку с печеньем, пряниками и сухарями, сахарницу. Разлила чай и вынесла в холл. Аромат смородины затопил помещение:
        - Прошу к столику! Чай со смородиновыми прутиками. Олег, сколько сахара? Имеются печенье, пряники и сухари.
        - Сахара две и давай пряник.
        Она села рядом с ним на диван. Поставила чашку с блюдцем перед полковником. Взявшись за его руку, осторожно положила ее на край блюдца. Он сам нашупал ручку у чашки и медленно приподнял ее. Из чашки плеснулось. Марина попросила:
        - Подожди, я принесу еще одну чашку и разолью чай пополам, а то ты ошпаришься. Извини, не подумала раньше.
        Попили чая. Женщина сказала, собирая посуду:
        - Завтра, если встанете, да меня не будет, еда в русской печи. Я сготовлю. Секрет тут один - прежде, чем в тарелку плюхнуть, перемешай. За меня не беспокойтесь. Помою посуду и спать лягу. Можете сидеть, сколько вам заблагорассудится. Вы мне не мешаете.
        Мужики посмотрели на часы и начали вставать:
        - Да и нам пора на боковую. Времени-то почти одиннадцать.
        Пока Марина мыла посуду, Володя Виталис увел Шергуна наверх. Степанова выключила свет. Поднялась на второй этаж. Вошла в комнату Олега и принялась раздеваться. Тряхнув головой, рассыпала волосы по плечам. Полковник лежал в постели, по пояс укрытый одеялом и молчал, слегка повернув голову в ее сторону. Марина присела рядом. В лунном свете было хорошо видно серьезное выражение его лица. Она прошептала:
        - Мне уйти? Ты такой странный.
        Его рука приподняла одеяло, а твердо сжатые губы чуть приоткрылись:
        - Нет. Я думал, что мне хорошо и спокойно уже вторые сутки за это время. Чувствую, что нужен и мной не тяготятся. Я почти прежний. По своей квартире ходил мрачный, постоянно что-то искал и не мог найти. Я несколько раз принимался обдумывать мысль о самоубийстве. Удерживала память, как ты меня слепого, выводила из лагеря. Думал,
«Маринка спасала, а я, как мокрая курица с окна прыгну». Вот так и выдержал. Ты хоть вспоминала обо мне?
        Марина прильнула к нему всем телом, несколько раз поцеловала лицо и невидящие глаза. Он почувствовал мокрые щеки и лишь крепче прижал ее к себе. Женщина наконец сумела заговорить:
        - Думала. С Кизляра прилетела, о тебе спросила. Бредин не сказал, в каком виде я явилась в Москву? Бушлат изодран, плечо перевязано, морда черная и в крови, скула опухла, руки разбиты. Рукопашная была, Олег. Из группы двое погибло. Эта сволочь, Радуев, на нашем участке прорывался, а навстречу другой отряд шел. Мы дрались в котле. Только сели в Дуба-Юрте, Гена несется и я на Моздок. Оружие успела Огареву в руки сунуть, а то бы с ним прилетела. Генерал в шоке был, когда увидел мой видок. Медики и косметологи в два дня красотку слепили. Плечо, правда, до сих пор с нитками. Еще не сняли, зажило и чешется.
        - Которое плечо?
        - Правое. Ты в бане не почувствовал, так как слишком нервничал.
        Шергун дотронулся до плеча, провел ладонью и действительно обнаружил торчащие хирургические нитки. Вздохнул:
        - Марина, может тебе прекратить в Чечне воевать? В Москве для тебя тоже дела найдутся. И не менее опасные. Генерал не откажется взять тебя в штат и с квартирой поможет.
        - Я буду иметь это в виду, когда решу завязать с явной войной и перейти на нелегальную. Но не сейчас, Олег, не сейчас…
        Полковник перевернулся на бок. Уперся локтем левой руки в подушку:
        - Помнишь, я вот так смотрел… Ты в голубом свете статуей казалась…
        Степанова потянула его к себе:
        - Помню…
        В пять утра Марина выскользнула из объятий Шергуна, постаравшись не разбудить его. Забрала со стула свои вещи. Бесшумно прокралась в свою комнату и надела брюки от камуфляжа, носки и тенниску. Прихватив винтовку, бушлат, свитер и шапку, спустилась вниз. Оставив верхнюю одежду и оружие на диване в холле, привела себя в порядок. Затопила печи.
        Пятнадцать минут седьмого, вышла из дома, заперев мужиков на замок. Закинула брезентовую сумку через правое, а винтовку через левое плечо наискосок. Подхватила лыжи с палками на плечо и направилась к калитке. Отперла и вышла на дорогу. Стояла тишина. Улица была пустынна. Марина пошла к лесу. Добравшись до первых, запорошенных инеем елей, закрепила лыжи и решительно направилась вперед. В лесу сумрак был более густым, но женщине было не привыкать к темноте и она прекрасно видела все вокруг.
        Прошла километра полтора, все дальше удаляясь в лес. Становилось все светлее. Наконец она заметила свежий заячий след. Освободила винтовку от чехла и вставила оптику в пазы. В чехол забила лыжные палки и вновь повесила его за спину. Огляделась вокруг. Пошла по следу, внимательно вглядываясь в деревья и кусты, держа винтовку наготове.
        К первому следу присоединился еще один. Впереди находилась небольшая поляна с молодой порослью осинок и рябинок. Марина встала на краю, укрывшись стволом дуба и принялась в оптику оглядывать другой край. Крупный заяц выскочил из-под нависавшей над самой землей еловой лапы. Встав на задние лапы и перебирая длинными ушами, зверек слушал лес и тишину. Человека он пока не чуял. Марина нажала на курок, целя в голову.
        Выстрел в спящем зимнем лесу был подобен грому. Он уронил косого в снег. С окрестных елок обвалились сугробы и лапки сразу поднялись вверх. С березки ссыпался весь иней и ветви, несколько секунд назад серебристые, почернели. Женщина подошла к добыче. Пуля прошила голову насквозь. Крови почти не было. Сдавив живот зверьку, отжала мочу на снег, чтоб не испортить мясо потом.
        Быстро достала нож, сделала надрез за ушами и под подбородком зайца, круговые надрезы на лапках и возле хвоста. С трудом просунула два пальца под шкурку возле головы, уцепившись другой рукой за голое мясо возле шеи. Применив силу, сняла пушистый мех, как чулок.
        Она с детства усвоила, что снимать шкурку лучше сразу, пока зверек теплый. Потом сделать это будет гораздо труднее. На морозе теплое мясо дымилось. Марина перерезала заячье горло и спустила кровь. Немного подержала за задние лапы. Спокойно глядела, как алые капли падают в снег. Забила в полиэтиленовый пакет. Шкурку завернула в другой пакет. Засунула добычу в сумку и двинулась дальше. День вступил в права и стало совсем светло.
        Вскоре наткнулась еще на один след. Минут двадцать шла по нему. Заяц, видимо, почуял, что его догоняют и сделал огромный скачок в сторону, называемый охотниками
«заячьей петлей». След пропал. Марина начала изучать в оптику все возможные укрытия впереди, но ничего не обнаружила, кроме продолжения пропавшего следа метрах в трех от нее. Свернула в сторону и пошла дальше. Заячьих следов становилось все больше, но большинство было старыми. Лисий след неожиданно пересек путь женщины. Тонкая цепочка тянулась в густой, но низкорослый ельник.
        Лиса Марину не заинтересовала и она двинулась дальше. Заяц выскочил неожиданно, всего в каких-то десяти метрах. Прыгнул было дальше, но Степанова не дала ему уйти. Второй выстрел разорвал лесную тишину. Косой подскочил вверх и рухнул, разбрызгивая кровь из разнесенного пулей горла. Он дергался на белом снегу в последних конвульсиях. С шорохом упал снег с деревьев и кустов. Эту тушку постигла та же участь, что и первого зайца.
        Степанова посмотрела на часы. Было уже половина девятого утра. Она развернулась и направилась назад по прямой. Винтовку прятать не спешила, лишь спрятала оптику. Так и несла оружие в руках, готовая в любую минуту выстрелить. Из-под снега выглядывало что-то красное и Марина подъехала посмотреть. Это была засыпанная снегом согнувшаяся рябина. Прикладом винтовки Степанова стукнула по стволу и дерево чуть приподнялось. Кистей было больше десятка. Она обрадовалась и сорвала самые лучшие, для Олега. Сложила в карман бушлата. Не спеша, тронулась дальше.
        Через полчаса до нее донесся шум мотора. Впереди была дорога. Марина сбросила чехол с плеча. Вытащила палки и забила на их место винтовку. Закинув за спину, подошла к наезженной трассе. Срезала несколько длинных упругих веток ивняка. Сразу попробовала сломить одну. Прут гнулся, но не ломался. Женщина довольно кивнула собственным мыслям.
        Съехав на обочину, широкими шагами рванула к даче. Не доезжая до нее метров сто, остановилась и сняла лыжи. Это она сделала на случай, если лесник слышал выстрелы и решит пройти по следам, чтобы найти браконьера. Забросив лыжные принадлежности на плечо, вышла на укатанную дорогу, чтоб не осталось следов. Дошла до калитки и вошла во двор. Отперла дом. Поднялась на крыльцо и влезла в прихожую.
        Мужики завтракали. Услышав стук входной двери, дружно высыпали поглядеть на охотницу, забыв о стынущем завтраке. Олег тоже вышел, осторожно вытянув руки перед собой:
        - Пустая?
        Она сняла сумку и положила ее ему в руки:
        - Два крупных зайца. Я же говорила, что они здесь не пуганые. Шкурки я сняла. Ну, что, Олег, приглашаем генерала на дичинку? Я обещала. Тебе гостинца лесного принесла. На десерт к завтраку. Володя, тарелку дай…
        Виталис метнулся в кухню. Она выложила рябину из кармана в тарелку. Забрала сумку у полковника, которую тот так и продолжал держать. Небрежно бросила к порогу. Поставила на протянутые руки Шергуна тарелку:
        - Я рябины мороженой нашла. Ты любишь.
        Расстегнула бушлат и повесила на крючок. Сбросила сапоги, усевшись на тумбочку в коридоре. Столбняк у мужиков наконец-то прошел. Спецназовец спросил:
        - Сколько пуль потратила?
        Она протянула ему чехол с винтовкой:
        - Две. Можешь поглядеть.
        Володя, не веря, расстегнул чехол и отщелкнул магазин. Вышелушил пули из обоймы. Обернулся к Салманову и Шергуну. Растерянно сказал:
        - Точно две…
        Олег усмехнулся:
        - Я не сомневался. Нам ее отец кое-что рассказал. Марина с шести лет охотится. Больше ее уток ни один из мужиков деревни не приносил. Ивану Николаевичу временами приходилось заряжающим работать, а стреляла дочь.
        Руслан подскочил:
        - Марина, ты же голодная, а мы тут стоим, болтовней тебя занимаем. Я положу сейчас. Овощи с мясом получились просто изумительные. Я такого в жизни не пробовал!
        Степанова помыла руки и села к столу. Быстро покончила с овощами:
        - Парни, видели в глубине печи кастрюльку? Я молоко поставила топиться. Вкуснятина. Сейчас достану и разолью вместо кофе. Согласны?
        Троица дружно согласилась. Женщина шустро достала кастрюлю и разлила светло-коричневое молоко по чашкам. Достала тарелку со сладостями:
        - Это молоко лучше с чем-то сладким пить. - Руки потянулись к тарелке. Марина протянула Олегу пряник: - Попробуй! Я тебе полчашки налила, потом еще добавлю.
        Полковник с удовольствием пил молоко, прикусывая пряник крепкими зубами. Она заметила, что он плохо побрит, а на щеках и подбородке порезы. Сердце защемило. Она подлила ему еще молока, предложила Руслану и Володе, но те отказались:
        - Наелись. Ты искусная хозяйка. Это надо так готовить! Коль так есть будем, форму точно потеряем. Зайца на сковородке пожаришь?
        Степанова рассмеялась:
        - Ну нет! Зайца я в глубоком противне, в специальной подливочке, с картошечкой, лучком, морковкой и специями потушу! Сегодня я вас гонять начну, а то вы обленились! У меня дел много на сегодня, помощь требуется. Володя, у тебя гражданская одежда с собой есть?
        - Имеется. Только куртки нет.
        Марина спросила:
        - Олег, можно сержанту твоей курткой воспользоваться? Я в магазин его собираюсь послать, а мелькать не стоит. Володя единственный среди нас, кого исламисты в лицо не знают.
        Виталис возразил:
        - Но я же охранять должен…
        Шергун махнул рукой:
        - Пока Марина здесь, нам ничто не грозит. Думаешь, если бы она вчера в Москву не поехала, тебя бы прислали? Ты у нас резерв на случай опасности или отъезда Марины. Она вооружена, а с ней, вооруженной, даже я не стал бы связываться. Да и дерется она не слабо. Позавчера троих отметелила, пока мы с ней гуляли. Иди смело и не бойся за нас. Куртка на вешалке висит.
        Виталис направился вверх по лестнице, чтобы переодеться. Марина попросила Салманова:
        - Руслан, помой посуду и стол кухонный освободи. Я скину полевушку.
        Она переоделась в несколько минут. Спустилась вниз в легком халатике до колен, перевязанная по талии пояском и тапочках на босу ногу. Проверив, сколько и чего осталось в холодильнике и кухонном столе, составила список. Когда сержант спустился, его ждали три пакета, деньги и список продуктов. Володя отправился в магазин. Биолог справился с мытьем и как раз стирал со стола. Марина притащила брезентовую сумку. Вытащила пакет с тушками. Бросила на стол. Достала шкурки и попросила:
        - Олег, ты мне поможешь? Надо два толстых ивовых прута пополам согнуть, но не сломить до конца. Сжать и подержать, пока я шкурку натягиваю.
        Биолог спросил:
        - Зачем тебе шкурки?
        - Отцу отвезу. Он ее обработает, а потом которому-нибудь из моих сорванцов шапку сошьет. На прутьях она высохнет, но не испортится.
        Степанова вывернула шкурки мехом наружу, старательно расправила лапки. Согнула в кольцо прут толщиной в большой палец и протянула Шергуну, слегка коснувшись его руки. Тот взял и сжал кольцо в овал. Прут потрескивал, но не ломался. Марина аккуратно натягивала шкурку все дальше и дальше. Наконец она сказала:
        - Натянула. Отпусти немного и подожди, я кончики палки снизу свяжу. Лапки расправлю мелкими прутьями и повешу на крыльце.
        Справилась с растяжкой обоих шкурок за полчаса. Олег попросил:
        - Дай потрогать. Куда попала и какие они цветом?
        Она протянула расправленную шкурку:
        - Белоснежные, только живот чуть в желтизну. Этому в голову, а второму в горло. Мех немного испачкала на грудке.
        Олег провел ладонью по мягкому пушистому меху. Протянул шкурку ей. Марина вышла на крыльцо и повесила обе растянутые шкурки на веранде. Вернулась в дом. Вытряхнула тушки из пакета на стол. Заметила, как лицо Салманова резко побледнело. Все поняв, быстро сказала:
        - Иди посмотри телевизор, Руслан. Ты вот-вот в обморок упадешь. Я разделаю, потом поможешь.
        Биолог без слов ушел наверх. Шергун спросил:
        - Он крови испугался?
        Степанова вздохнула:
        - Мне надо было в лесу головы зайцам отрубить, а я не захотела возиться. Только ободрала. Вот ему плохо и стало.
        - Что значит всю жизнь человек с растениями общается, а ведь корни у него кавказские…
        Она подошла и провела ладонью по его лицу:
        - Почему меня не дождался? Что бы я тебя не побрила? Порезался…
        - Марин, мне надо привыкать самому это делать.
        - Тогда давай вместе начнем. Под моим руководством. Согласен? - Олег кивнул, а она предложила: - Поможешь мне еще в одном деле?
        - С удовольствием. Что делать?
        - Для начала, почисти яйца. Я пирогов с луком и яйцом напеку. Затем надо натереть мороженое мясо на крупной терке. Дело в том, что я не нашла здесь мясорубки, а пироги с мясом очень люблю. Получится тот же фарш. Справишься с этим делом, еще одно дам, если тебе не надоест помогать к тому времени.
        Марина разделалась с зайцами за полчаса. Кишки, головы и задние лапки завернула в пакет. Передние оставила, вместе с хвостиками бросив на подоконник. У многих охотников они считаются счастливыми. Маринка была не исключением. Она хотела, в будущем, когда высохнут, подарить их тем, с кем провела на даче такие замечательные дни. Внимательно осмотрела ливер. Промыла и сложила в миску. Промыла тушки и смыла кровь со стола. Спросила:
        - Олег, ты пробовал кролика в винном соусе? Я его собралась приготовить. Ты не против?
        - Никогда не пробовал. Что приготовишь, то и ладно. Марин, я справился с мясом. Что еще?
        Она поставила ему на колени тазик с теплой водой и сама вымыла его руки. Тщательно протерла полотенцем. Убрала таз и положила холодные ладони себе на талию:
        - Сначала руки согрей. Как спал сегодня?
        - Как младенец. Носом в твои волосы уткнулся. Не слышал, как ты встала. Проснулся от того, что Володя умываться пошел и за дорожку в коридоре споткнулся. - Он провел рукой по ее животу. - Что на тебе надето?
        - Халат с коротким рукавчиком и фартук.
        Его рука скользнула по бедрам ниже и дотронулась до голого колена:
        - Мужики, наверняка, с ума сходят! Ты редко бываешь без брюк, но я несколько раз видел - ноги у тебя изумительные.
        - Может снова в спортивный передеться, чтоб не смущать их?
        - Ну нет! Я хоть и не вижу, но знаю, как приятно видеть красивые женские ноги. Марин, как ты думаешь, они догадываются, что ты со мной спишь?
        - Не знаю. Даже если и так, я ведь не обязана докладывать об этом.
        В прихожую влез Володя с покупками. От порога заявил:
        - Марина, я все купил! И даже немного больше. Увидел, решил взять…
        Шергун повернул голову и отпустил женщину:
        - И что же ты такое купил, раз удержаться не смог?
        - Селедку! Как увидел толстые спинки, учуял пряный запах, чуть слюной не подавился! Я ее очень люблю.
        Степанова вытащила пакет с мусором в коридор. Посмотрела на парня:
        - Володь, сильно замерз? Надо бы мусор выбросить. А вот из этого пакета, если собак увидишь, вытряхни им кишки заячьи и головы. Или возле мусорницы незаметно положи, они и сами учуют. Только если боишься крови, как Руслан, лучше не гляди.
        - Салманов крови боится?
        - Побледнел, как смерть. Я его наверх отправила, чтоб до обморока мужика не доводить.
        Виталис довольно уныло констатировал факт:
        - Значит, он не помощник в случае чего… стрелять может, но кровь увидит - рухнет… Я крови не боюсь, Марин. В нескольких операциях пришлось участвовать. И раненые были и трупы. Вчера тоже крови нагляделся…
        Забрав пакеты, вышел из дома. Марина принялась распаковывать купленное, рассказывая Олегу, что выкладывает на стол. Затем принесла из коридора трубку и попросила:
        - Поговори с генералом. Скажи, что я на дичинку приглашаю и вы присоединяетесь. Пусть с ночевкой приезжает и жену прихватит. Места хватит. Генералу с женой я свою комнату отдам, а солдата поселим на диване в холле. Вместо одеяла три покрывала сложим и подушку сообразим из бушлата.
        - Ты откроешься генералу? После того, как сообщила, что я женюсь на твоей подруге? Он тебя не поймет.
        - Поймет. Не такой уж Евгений Владиславович тупой. С Зоей ты даже не знаком и свободен. Да и я пока холостячка. К тому же генерал заметил, что ты мне не безразличен. Когда пили чай в его кабинете, он нас так разглядывал!
        Вернулся Виталис. Быстро разделся:
        - Морозец будь здоров! Руки замерзли.
        Марина откликнулась:
        - Раздевайся, я чайку поставлю. Руки к боку печки прислони и согрей.
        Шергун засмеялся при этих словах и она поняла почему. Он вспомнил, как грел ладони на ее талии. Улыбнулась, легонько проведя по его щеке рукой. Олег медленно набрал знакомый номер. Бредин ответил после второго звонка:
        - Генерал-полковник Бредин. Слушаю вас…
        - Здравия желаю товарищ генерал-полковник. Шергун говорит. Степанова вас с женой приглашает вечером на дичинку. Мы присоединяемся к приглашению. Естественно с ночевкой.
        Генерал откликнулся удивленно:
        - Здравствуйте, Олег Маркович! Маринка все же подстрелила зайца?
        Шергун гордо сказал:
        - Не одного. Двух. Приезжайте. Ждать будем.
        - А что, давненько мы с Тамарой не отдыхали! Передай огромное спасибо Марине и скажи, к семи вечера подъедем.
        Олег отключил телефон и передал Марине слова Бредина. Она обрадовалась и спросила:
        - Ты не устал мне помогать?
        Он усмехнулся:
        - Давай, что там у тебя? Мне даже интересно стало. Да и время быстрее проходит, когда работаю.
        Степанова быстро почистила вареную свеклу. Накинула на полковника широкое кухонное полотенце и вновь протянула терку. На колени поставила широкий лоток:
        - Свеклу надо потереть. Часть на селедку «под шубой» пойдет, а из остальной салат с чесноком соображу.
        В кухню заглянул Виталис:
        - Марин, загружай работой. Я отогрелся.
        - Позови Руслана. Вы у меня сегодня поварами станете!
        Володя развел руками:
        - Да я ничего не умею, кроме картошку пожарить, яичницу, да макароны отварить! - Немного подумал и добавил: - Ну еще суп из пакета… Может не стоит экспериментов? Я дров наколю и натаскаю. Могу камин разжечь…
        Он смотрел такими умоляющими глазами, что Степанова рассмеялась:
        - Вот и будешь учиться! Зови нашего бедного товарища по несчастью. Он тоже готовить не умеет. Олег вон как лихо свеклу стругает, а вы испугались! Давай-давай и нечего на меня такими глазами смотреть!
        Виталис направился наверх, а Шергун усмехнулся:
        - По большому счету я тоже готовить не умею!
        Маринка лукаво сказала:
        - Но уже исправляешься!
        Он услышал, как она что-то взбалтывает и спросил:
        - Что ты делаешь?
        - Дрожжи развожу. Сейчас на шесток поставлю. Пусть немного побродят. Пирогов напеку. Володя хорошей муки купил. Та, что генерал привез, только на блины да на оладьи годится. Жижнет. Ты с чем пироги любишь?
        - С чем видел на лотках, с тем и брал. Мама чаще всего пекла пирожки с яйцом или ватрушки с творогом. Иногда делала большую сладкую ватрушку. Мне всех больше нравились с луком и картошкой, но она их редко пекла.
        - Я испеку твои любимые пирожки. Но вначале пампушками с сахаром угощу, на углях испеченными. Пробовал?
        Он проворчал, в душе замирая от радости:
        - Балуешь ты меня, словно ребенка…
        Маринка тихо и быстро ответила, заслышав шаги:
        - А мне нравится тебя баловать…
        Она мигом загрузила работой спустившихся мужчин. Они чистили лук и чеснок, картошку и морковку, наблюдая за Мариной. Та разрубила одну заячью тушку, что покрупнее, на порции, вторую, изрубив, спрятала в морозилку. Разложила на лотке куски зайчатины и поставила на подоконник. Принялась готовить винный соус. Полковник принюхивался к запахам, крутил головой и часто спрашивал обо всем происходящем.
        Степанова вскоре притащила в дом пластмассовое ведро с веранды. Тщательно промыла и растворила в нем опару. Вымесив, поставила на русскую печку. Принялась за приготовление начинок. Мужики то и дело получали от нее что-нибудь «попробовать». С удовольствием пробовали, ни от чего не отказываясь. В доме витал аромат жареного лука, чеснока, тушеной капусты, мяса, чего-то сладковатого и сдобного теста. Виталис, нарезая картошку кубиками для салата, задумчиво сказал:
        - У бабушки в деревне так по праздникам пахло. Я любил смотреть, как она тесто разделывает и пирожки лепит. Она давала мне в руки кусок и я чего только из него не лепил! Человечков, машинки, лебедей, просто раскатывал… Тесто серым становилось, грязным и бабушка говорила, чтоб я его курам отдал. Я выбегал на улицу, отщипывал кусочки и кидал, курицы клевали с таким удовольствием. С тех пор впервые этот запах чую…
        Салманов вздохнул:
        - Я в деревне никогда не бывал и для меня все происходящее внове. Если бы генерал оставил меня здесь одного, я бы скорее всего замерз. Не сумел бы растопить печь. Здесь оказывается целая система хитростей. Я чувствую себя приглашенным на какой-то праздник и на душе радость, словно в детстве перед Новым Годом. Запахи действительно изумительные. Мама пекла очень редко, чаще покупала выпечку или полуфабрикаты тортов в магазине. Тесто она брала готовое и такого аромата я ни разу не ощущал. Вы, мужики, наверное смеяться будете, а может и обидетесь, но я рад тому, что со мной происходит. Хотя очень не люблю перемен. У меня на душе легко стало.
        Шергун вздохнул:
        - Да и я, мужики, чувствую себя, как в детстве… Запахи и воспоминания слились. Помню, мама пироги печет, отойти нельзя, а я за вишней полез и на сучке за штанишки повис. Из окон пирогов аромат. Я реву, что долго не снимают и сестра все пироги съест одна… - Полковник рассмеялся: - Марин, а ты что молчишь? Растревожила нас своей кулинарией и помалкиваешь…
        Марина опустила нож, которым разделывала селедку и чуть улыбнулась, уставившись неподвижным взглядом в стену. Салманов и Виталис уставились на нее. Женщина посмотрела на мужчин подернутыми дымкой воспоминаний глазами и тихо заговорила:
        - А что говорить? Я под эти ароматы каждое воскресенье просыпалась. То мама, то бабушки пекли что-нибудь постоянно. Летом утро только начинается, петухи поют, коровы мычат, овцы блеют. В спальню ко мне солнце заглядывает и запах пирогов. Вскочишь, к окну подбежишь, на траве роса переливается. В листочках манжетки ее много скапливалось. Наклонишься и пьешь. Ноги аж сводит, а я все ползаю по лугу. Ночнушка до пояса мокрая… Бабушки говорили, что я в росе не однажды купана. Это все равно, что заговоренная… - Она вдруг заметила, что мужики не работают и изумленно смотрят на нее. Смутилась: - Володь, Руслан, что я такого сказала, что вы так глядите? Олег, а ты что замер?
        Полковник хрипло сказал:
        - Мы свое детство в твоих воспоминаниях видим. Только ты такие мелочи помнишь, как роса, а мы уже забыли…
        Около часа работали молча, коротко спрашивая, что еще нужно и как лучше сделать. Каждый думал о своем. Лица мужчин были задумчивы и светлы. Каждый вернулся в свое детство. Марина тоже молчала, но она думала о схваченном Гореве. Раз за разом прокручивала в памяти картину, как они шли с Шергуном по улицам и переулкам и ничего не обнаруживала. Она всем нутром чувствовала, что что-то упустила из виду. И это «что-то» очень важно. Олега спрашивать было бесполезно, да и не хотелось расстраивать его своей, вдруг ниоткуда взявшейся тревогой. Она смотрела на его безмятежное лицо и чуть улыбалась.
        Стол накрыли в холле до появления Брединых. Мужики ушли наверх немного отдохнуть от дневной суеты. Тревога не покидала Марину. Она босиком, бесшумно, прошла по коридору и без стука вошла в комнату Виталиса. Когда он удивленно обернулся от окна, прижала палец к губам. Шепотом заговорила:
        - Володя, приготовь оружие на всякий случай. Надо бы его в холле и на кухне спрятать. Что-то тревожно мне. Это чувство меня не подводило. Остальным знать не обязательно. Сколько у тебя и чего?
        Он ни о чем не стал спрашивать:
        - Автомат с двумя рожками, два пистолета с запасными и нож. У тебя?
        - Примерно тоже. Еще винтовка с двумя целыми обоймами. Пара метательных ножей, штык и две гранаты Ф-1.
        Он ахнул:
        - Гранаты откуда?
        Она виновато пожала плечами и пояснила:
        - С Чечни случайно привезла вместе с ножами. Собираться в Москву галопом пришлось… Оставайся в спортивном костюме. Давай автомат с магазинами и нож. Я их в среднем кухонном столе положу, а свое вооружение в холле спрячу. Береженого Бог бережет. Гранаты со мной будут…
        Бредины приехали, как и обещал генерал, к семи вечера. Виталис открыл ворота и черная генеральская «Волга» подъехала к крыльцу. Сержант запер ворота и калитку, зная, что гости останутся ночевать. На улице заметно потеплело. Водитель вытащил из багажника свернутый чехол и попросил Володю:
        - Вы не могли бы помочь, товарищ сержант?
        Вдвоем быстро укрыли автомобиль и вошли в дом. Бредины за это время успели раздеться и разглядывали накрытый стол с искренним изумлением. Тамара Георгиевна наконец-то познакомилась с Мариной. Доброжелательно разглядывала Степанову какое-то время, а затем протянула два набитых пакета:
        - Мы тут кое-что привезли. Показывайте кухню, надо мои заготовки зимние в тарелки выкласть. Можно я вас на «ты» стану звать?
        Марина улыбнулась:
        - Так даже легче…
        - Тогда и ты меня называй Тамарой. Женя много о тебе рассказывает и вот наконец познакомились, а то я, грешным делом уж думала, что никогда не увижу легендарного Искандера. Ты еще так молода…
        Маринка смутилась:
        - Так уж и легендарного…
        Они порезали копченую колбасу, карбонад и красную рыбу. Вскрыли четыре банки различных салатов и маринадов. Генерал выставил на стол бутылку коньяка, две водки и сухое вино. Держа руку в пакете, обернулся в сторону кухни и громко сообщил:
        - Марина, персонально для тебя, твое любимое шампанское «Мондоро»!
        Степанова смущенно выглянула из кухни:
        - Товарищ генерал, это-то вы откуда узнали?
        Он с деланной строгостью сказал:
        - Никаких генералов сегодня! Евгений или Женя! Полонский пришел в себя. Он сказал, когда я спросил, что ты пила в квартире. Вадим шепнул, что оно тебе понравилось. У него все хорошо, привет передает. Говорит, будь ты с ним, такого бы прокола не было! Он полностью верит в тебя. - Бредин взглянул на стол и удивленно спросил: - На дичь пригласили, а дичи нет! Обманули?
        Шергун громко сказал:
        - Жень, ты в камин загляни. Маринка сорок минут от зайчатины не отходила. Мы слюной истекли, пока ждали, а она нас ругала! «Вот генерал приедет»…
        Тамара Бредина рванула вместе с мужем к камину, слегка приоткрыла фольгу сверху и ахнула:
        - Марина, рецепт! И немедленно!
        - Сначала попробуйте, а потом уж рецепт. Давайте рассаживаться.
        Она наклонилась к уху генерала и что-то прошептала. Тот кивнул, поглядев на солдата-водителя:
        - Коля, я разрешаю тебе выпить сегодня пару бокалов сухого. - Обратил внимание, что Марина в спортивном костюме. - Ты что не раздеваешься? В доме тепло.
        - Что-то меня морозит. Бывает. Наверное намерзлась в рейдах…
        Мужчины расселись вокруг стола. Марина раскладывала зайчатину по тарелкам, которые стопкой громоздились перед ней, а Тамара передавала порции мужчинам. Те демонстративно облизывались. Бредина спросила:
        - Когда ты пирогов напечь успела со всей этой готовкой?
        - Я мужиков подключила. Олег компоненты натирал на терке, Руслан лук чистил и резал, Володя картошкой занимался и по магазинам ходил.
        Тамара наклонилась к ее уху:
        - Олег по-другому выглядит. Улыбка на лице появилась. Да и ты на него уже дважды поглядела с такой любовью! Наверное, мы с Женей зря вмешались. Может, тебе просто кажется, что любишь Силаева? Извини, Марина, что так говорю…
        - Мне не кажется. Я люблю Костю, но я люблю и Олега. И не позволю ему угаснуть. Полковник будет счастлив, вот увидите!
        Обе женщины сели к столу. Степанова села рядом с Олегом и ухаживала за ним. Тушеный заяц был, по мнению присутствующих, «царским блюдом». Несколько раз выпили. Разговоры становились все оживленнее. Марина выпила пару бокалов шампанского, но старалась поплотнее закусить и не сильно опьянела. Временами она поглядывала на Виталиса. Сержант, похоже, полностью забыл о ее словах. Она не стала напоминать, но прислушивалась сильнее, чем раньше, хотя вида не показывала.
        Времени было десять вечера. Веселье не замолкало ни на минуту. Бредин вовсю травил анекдоты. Присутствующие покатывались со смеху. У генерала оказался великолепный дар рассказчика. Он вдруг оборвал очередной анекдот на полуслове и повернулся к Марине:
        - Кстати, завтра тебе с нами надо ехать. Ахмад начал было давать показания, но вдруг замолчал и потребовал, что без тебя больше не скажет ни слова…
        У Степановой в мозгах словно вспышка пронеслась: за спинами спецназа со стороны Рождественки, стояли и наблюдали две высокие фигуры. Одна была в форме, их форме! Она вдруг отчетливо услышала, как скрипнул замок на крыльце и дико крикнула:
        - На пол!!!
        Столкнула Олега и одним пинком перевернула диван, поставив углом и превратив в надежное укрытие. Краем глаза заметила, как все упали. Генерал уронил жену, а Виталис Руслана и водителя. Рывком выдернула пистолеты из-под подушки у кресла, за доли секунды до появления из прихожей двух черных фигур. Две длинные очереди побили тарелки на столах и продырявили кресла. В ту же секунду Марина послала первую пулю, выглянув из-за дивана. Одна из фигур согнулась пополам, прижимая руки к животу и рухнула, ткнувшись головой в пол. Второй оглянулся на него и отвлекся. Маринка перекатилась из-за дивана на открытое пространство. Выстрелила во второй раз, попав в горло. Второй тоже рухнул. Женщина рявкнула:
        - Генерал, уводи всех под лестницу. Она дубовая, выдержит! Виталис, в кухню! Оружие в столе! Прикрой из кухни!
        Бредин опомнился и поволок очумевшую жену в сторону. Ошалевший солдат бросился за ними. Степанова кинулась в коридор: там никого не было, но она услышала топот ног на крылечке. Успела накинуть крючок и запереться, сразу отпрянув к стене. За ручку двери дернули, а потом ударила очередь. Толстые доски выдержали. Марина кинулась в комнату и поволокла беспомощного Олега, лежавшего за диваном, к лестнице. По дороге выдернула автомат и сдвоенный рожок из-под второго кресла.
        Стекла в окнах со звоном разлетались. Шторы дергались, словно живые, покрываясь дырами. Люстра разлетелась вдребезги, осыпав спины бегущих осколками. Все погрузилось в темноту. Тепло быстро исчезало. Последний метр до лестницы им с Олегом пришлось ползти. Над головой, со злым свистом, проносились пули, звучно впиваясь в дерево стен. В крошечном закутке, вплотную друг к другу, находились солдат-водитель, генерал с женой и Салманов. Она сунула в руки генерала мобильник:
        - Вызывай бригаду, генерал! Они нас сожгут. Слышишь, бензином пахнет! Наверное, из твоей «Волги» скачали. Я попытаюсь время потянуть. Давай, Женя! Держи! Мы с Вовкой им покажем, войнушку!
        Втолкнула в руку генерала оба пистолета и обоймы. Он спросил:
        - Ты куда?
        - Драться! Не боись, генерал! Прорвемся! Убереги Олега, не бросай его!
        Метнулась к кухне, по дороге обыскав трупы и забрав все оружие с собой. Виталис об этом не вспомнил. Она остановилась точно посредине, чтобы держать в поле зрения окна в кухне и холле. Рявкнула:
        - Вовка! Ко мне! - Спецназовец, как ни странно, подчинился. Вынырнул из темной кухни. Крикнула: - Захвати шмотки с вешалки, они же замерзнут!
        Тут же дала очередь по кухонным окнам, заметив тень на шторе. Раздался короткий вскрик и тень пропала. Она развернулась и полоснула очередью по окнам в холле. Несколько воплей показали, что попала. Виталис мелькнул мимо нее с охапкой одежды, а затем вернулся в кухню. Степанова метнулась к простенку в холле. Стволом автомата быстро отдернула штору и присвистнула:
        - Да тут их как собак не резаных!
        Она порадовалась, что окна на первом этаже только с двух сторон. Заметила, как атакующие начали короткими перебежками приближаться к дому. Они то и дело падали, явно опасаясь выстрелов со стороны дома. Теперь исламисты знали, что осажденные не так беззащитны, как казалось. Черные фигуры ярко выделялись на белом снегу. Степанова рявкнула:
        - Вовка, атакуют! Держись!
        Не долго думая, отбросила штору в сторону, выдернула чеку и швырнула в самое скопление бандитов тяжелый кругляш гранаты. Сама отпрянула за простенок. Изодранные шторы взлетели к потолку от взрыва, дав привставшему генералу возможность оценить обстановку. Он кинулся к Марине и она отдала ему один из трофейных автоматов:
        - Держи, Женя! Я к Вовке. Тяжело ему…
        Успела как раз во время, чтобы швырнуть вторую гранату. Вопли от боли и крики раздавались теперь с обоих сторон дачи. Женщина заметила, что атакующие отходят и вновь кинулась в холл. Генерал стрелял прицельно, отгоняя от стены непрошенных гостей. Раздался крик Тамары:
        - Руслан ранен! У него все плечо в крови!
        Бредин гаркнул:
        - Так перевяжи! Только не шелковой блузкой! - Повернулся к Маринке: - Гранаты откуда?
        Она виновато ответила:
        - Забыла в Чечне оставить…
        Он откровенно благословил:
        - Вот и слава Богу, что забыла!
        Марина отскочила за соседний простенок. Кое-что вспомнила и крикнула:
        - Я наверх! Держитесь!
        Через минуту со второго этажа заговорила снайперская винтовка. Женщина заметила типа с гранатометом слишком поздно, отвлеченная начавшейся атакой. Граната разорвалась возле стены и дом запылал. Она сняла его, когда боевик начал прицеливаться во второй раз. Языки пламени влетали в разбитые окна. Генерал отпрянул внутрь комнаты. Степанова показалась на лестнице:
        - Все наверх! Вовка, ты тоже!
        Скатилась по отполированному поручню вниз и подхватив под руку Олега, потащила за собой. Он спотыкался, но бежал. Генерал с Тамарой подхватили раненого Салманова. Следом бежал солдат-водитель. Последним отходил сержант Виталис. Автоматная очередь ударила парня по ногам, когда он был на средине лестницы. Спецназовец покатился вниз. Водитель Коля бросился за ним, не обращая внимания на жужжание пуль. Забросив руку сержанта себе на шею и подхватив его автомат, вволок наверх с криком:
        - Тамара Георгиевна, Володька ранен! Ноги прошило. Перевяжите, пока я лестницу удерживаю!
        Маринка поняла по этому воплю, что осталась практически одна. Генерал был не в счет. Он был уже не молод и за годы кабинетной работы растерял былые навыки. Дом полыхал снизу с трех сторон. Лишь задняя стена не занялась. Комнаты наверху заполняло дымом. Он проникал в легкие, заставляя чихать и мучительно кашлять. Лез в глаза, вызывая слезы и мешая прицеливаться. Со стороны лестницы послышалась короткая очередь и в ту же минуту раздался радостный мальчишеский вопль:
        - Попал!!!
        Марина кинулась к шоферу, поняв, что пацан вскочил на ноги от радости, и не успела. Снизу раздалась очередь. Сквозь дымку увидела, как тело мальчишки перегнулось пополам и начало падать. Она успела схватить солдата за китель и дернуть на себя, не дав скатиться. Он лег ей на колени головой. На губах Коли появилась кровь. Он все еще улыбался. Радостно прошептал:
        - Я попал…
        Дернулся и затих. Грудь была перечеркнута ровной строчкой. Глаза закатились. Она торопливо прикрыла их ладонью и мысленно извинившись перед трупом, столкнула его голову с колен, успев дать очередь по появлявшимся из дыма фигурам. Два бандита покатились по лестнице вниз, сшибая своими телами задних. Женщина распласталась на досках пола и дала еще одну яростную очередь. Снизу послышались крики от боли. К Марине подползла Тамара с автоматом в руках:
        - Марина, чего тут снимать и как целиться?
        Степанова щелчком отодвинула рычажок. Проверила, есть ли патроны. Ткнула пальцем в мушку прицела:
        - Вот по ней смотри. Лови в этот паз и бей! Не жалей, иначе они нас всех прикончат! Для жалости времени нет!
        Жена генерала спокойно спросила:
        - Мы сгорим?
        Маринка твердо пообещала:
        - Нет. Они сейчас перестанут лезть в окна и мы начнем прорыв. Вырвемся, Тамара, вырвемся! Ты верь мне! Передай мужу, пусть ко мне подойдет.
        Бредин пришел к подчиненной, понимая, что растерял форму. Она тихо заговорила, не спуская глаз с лестницы и поминутно кашляя от дыма:
        - Женя, пока спецы явятся, мы сгорим. Солдата своего унеси к Олегу, пусть он его заберет и Салманова, когда на прорыв пойдем. Водитель твой смертью героя погиб, только опыта у него не было, нельзя, чтобы сгорел. Олег хоть и слепой, а сила у него есть. Ты на себя бери Тамару и Виталиса. План такой…
        Она быстро объяснила Бредину все, дважды заставив бандитов откатиться от лестницы за это время. Наступило затишье. Дом пылал и никто уже не лез в окна. Оба направились по дымному коридору к остальным, прикрываясь рукавами. Глаза страшно шипало, а легкие буквально выедало вонючим дымом. Все столпились у выбитых окон. Генерал обнялся с Мариной:
        - Удачи, сержант!
        Она подошла к Олегу. Наклонилась:
        - Олег, я пойду повоюю. Ты генералу подчиняйся. Мы все обговорили. Постарайся тело солдата вынести. Держи пистолет. Вдруг пригодится…
        Крепко поцеловала в губы. Он не успел ничего сказать из-за перехватившего горло спазма. Марина выглянула в окно и вдруг прыгнула вниз, дав очередь на лету. Подползший к проему Виталис в разгоравшемся зареве видел, как она профессионально перекувыркнулась через голову, мешая прицеливаться и дала очередь с колена. Четыре фигуры ткнулись носом в сугробы. Остальные растерялись, а она уже замерла за срубом колодца, в два броска преодолев расстояние. Запоздалые очереди боевиков откалывали щепу от почерневших от времени бревен. Светлых сколов становилось все больше и больше.
        Пронзительный свист перекрыл звуки боя и генерал подвел к проему окна Шергуна с трупом солдата на плече, обнимавшего рукой раненого Салманова. Свист повторился и Олег шагнул с подоконника. Ткнулся в снег. Перекатился несколько раз, не отпустив ни труп, ни Салманова. Вскочил, подхватив Руслана за пояс и удерживая тело солдата. Тот скороговоркой говорил, куда бежать. Раненый биолог так и не смог заставить себя взять в руки оружие. Марина прикрывала их, давая короткие очереди то вправо, то влево. Когда ткнулись в снег в очередной раз, Олег наткнулся рукой на автомат и прихватил его с собой, наконец-то оставив труп Коли на снегу.
        Степанова свистнула еще раз, взглянув на окно. Генерал с сержантом на плече и Тамара с автоматом прыгнули вниз. Бредин перевернулся на спину и успел дать очередь по выглянувшему из-за угла боевику. Тот шарахнулся назад и это дало генералу возможность добраться до декоративного валуна с женой и спецназовцем. Затаились за камнем. Возле колодца разорвалась граната. Марине вреда она не причинила, но разворотила сруб до половины. Осколки просвистели над головой ползущего Шергуна и он машинально пригнулся.
        Следующее попадание могло лишить Степанову укрытия. Она понимала это. Сгребла подползавшего Олега за плечо, заставляя двигаться быстрее. Полковник нырнул за сруб. Мякоть женской руки пронзила пуля и она вскрикнула. Шергун тревожно спросил, поворачивая голову назад:
        - Марина!..
        Она, стиснув зубы, прошипела:
        - Жива. Задело немного. Олег, баня в пяти метрах слева. Беги туда с Русланом, как можно быстрее. Замок я сейчас сниму. Ботаник увидит…
        Женщина подвинула винтовку. Не обращая внимания на окровавленную руку, прицелилась и дужка замка отлетела. Она гаркнула:
        - Давай!
        Прежде, чем броситься вперед, Шергун бросил ей найденный автомат. В пять шагов преодолел расстояние до двери и скрылся в бане вместе с Салмановым. Несколько очередей впились в бревна. Боевики пошли в атаку, но две короткие прицельные очереди, заставили их попадать в снег. Марина тут же дала короткую очередь влево, заставляя засевших за дымящейся стеной боевиков попрятаться. Этим воспользовались Бредин с Виталисом на плече и Тамара, уже с минуту не решавшиеся высунуть нос из-за валуна. Они тоже добрались до Марины.
        Дом полыхал факелом и было светло, как днем. Жар доходил даже сюда, к колодцу. Степанова совсем не чувствовала холода, хотя была лишь в спортивном костюме. Она нашла взглядом гранатометчика под елью и опередила его на долю секунды. Боевик подскочил, не выпустив гранатомета и нажав на курок. Граната попала в горящий дом и взорвалась внутри, выбросив сноп искр в темное ночное небо. Поглядев на распластавшихся по снегу бандитов, Степанова гаркнула:
        - Генерал, в баню! Я прикрою!
        Тамара упала в снег слева от нее:
        - Я тоже! Женька, унеси парня.
        Неумело прицелилась на угол дома, откуда уже несколько раз выглядывали головы в масках. Задняя стена страшно дымила, но еще не загорелась и боевики пользовались укрытием. Тамара терпеливо ждала. Когда несколько фигур высыпало из-за дымившейся стены, жена генерала дала длинную очередь. Четыре фигуры рухнули, остальные кинулись под укрытие стены, но она вдруг вспыхнула, заставив бандитов отскочить. Огонь все же достал до одного из них. У боевика вспыхнула куртка. Тот упал на снег. С диким криком, принялся кататься. В свете огня Бредина «сняла» еще двоих исламистов.
        Издалека раздался вой сирены. Боевики в пылу боя ничего не слышали, но Маринка ждала. Она услышала и сразу поняла - помощь идет и продержаться осталось совсем чуть-чуть. Бандиты кинулись в атаку. Сухо щелкнул курок, выпустив два последних патрона. Магазин опустел.
        Тамара растерянно смотрела на Марину, патронов в ее автомате тоже не было. И тут Степанова заметила чужой автомат, лежавший у ног. Торопливо схватила его. Передернув затвор, проверила: магазин был почти полон. Она обрадовалась и дала очередь по осмелевшим боевикам, в полный рост идущим в атаку. К ней присоединился второй автомат. На долю секунды Марина оглянулась: это бил генерал, распластавшись за дубовым порожком предбанника.
        Сирены приближались. Наконец и залегшие бандиты услышали их. Некоторые замерли там, где лежали. Забыв про атаку, они начали поворачивать к воротам. Через забор перемахивали рослые парни в камуфляже, беря банду в кольцо. Боевики пытались отстреливаться, но их сопротивление подавили очень быстро. Тут и там звучали редкие короткие очереди или одиночные выстрелы. Потом наступила тишина, время от времени прерываемая короткими возгласами прибывшего спецназа.
        Марина вдруг услышала всхлипывание и обернулась. Уронив пустой автомат и уткнувшись лицом в изрешеченные колодезные бревна, горько плакала Тамара Бредина. Кометики на ее лице давно не было и лицо выглядело постаревшим. Степанова молча потрясла ее за плечо, жестом подтверждая, что они живы. Встала из-за колодца, держа автомат за приклад, решив, что опасность миновала. Спецназовцы были в каких-то пяти метрах. Она направилась к бане, чтобы узнать, как там Олег.
        Одинокий выстрел развернул ее тело на сто восемьдесят градусов. Автомат выпал из разом ослабевшей руки. Женщина удивленно поглядела на бежавших спецназовцев, на замершую у колодца испуганную Тамару, на ветви елей, полыхающий дом и начала заваливаться на спину. Было совершенно не больно. Марина была в сознании, когда над ней склонилось лицо генерала. Прошептала:
        - Олега сбереги для Зои…
        Это казалось ей самым важным. И провалилась во тьму, успев услышать дикий крик Шергуна:
        - Марина!!!
        Глава 14
        Свет. Какой яркий свет. Почему никто не выключит его? Почему он так бьет в глаза? Ей ведь так хочется спать. Что это за лампа такая странная, круглая, огромная и в ней аж шесть слепящих ламп? Какой дурак поставил ее над ней? Марина медленно приоткрыла глаза. Словно сквозь пелену, услышала испуганный женский вскрик:
        - Доктор, она в себя приходит!
        И тут же злой голос гаркнул:
        - Наркоз! Чего смотришь, корова? У нее от боли шок может случиться!
        На лицо что-то легло, мешая смотреть. Марина вздохнула и в голове потемнело…
        Странно. Голоса казались журчащим ручьем. Кто-то говорил и говорил рядом с ней, ни на минуту не умолкая, а она не могла разобрать слов. Хотела попросить говорить пояснее, но язык не слушался. И вообще шевелиться не хотелось. Голос стал удаляться, потом совсем исчез. Сквозь веки снова проникал этот раздражающий свет. Она с вялой злостью подумала, что с удовольствием набила бы рожу тому, кто придумал такой яркий свет.
        Боль. Как же больно в груди! Даже дышать больно до ломоты в легких. Каждый вдох и выдох словно наполнен горячим свинцом. Какая тишина вокруг. Кажется, что до нее можно дотронуться. Марина несколько минут лежала, наслаждаясь тишиной. Вот если бы еще боли не было…
        Она приоткрыла глаза и увидела огромную круглую лампу с шестью такими же круглыми светильниками. Она не горела. Маринке вдруг захотелось показать кулак этой лампе. Она шевельнулась и вскрикнула от боли, вновь теряя сознание. Но ей только показалось, что она вскрикнула. Ее голос был не громче прожужжавшей мухи, но человек в белом халате, стоявший у окна услышал и шагнул к ней, махая руками по воздуху:
        - Марина… - Он был слеп. Не услышав больше ничего, крикнул: - Зоя!
        В палату, сильно прихрамывая, вошла симпатичная женщина. Мягко окая, спросила:
        - Что случилось, Олег?
        - Маринка очнулась на несколько секунд. Простонала и снова…
        Женщина наклонилась над раненой и обрадованно сказала:
        - Значит выкарабкается! Голова повернута в другую сторону. Олег, я домой съезжу. Сготовлю и тебе поесть привезу.
        Он руками нашел ее плечи, уткнулся лицом в волосы и сказала:
        - Чтобы я сейчас без тебя и Маринки делал… Ты не ревнуешь?
        Она улыбнулась, прижавшись к его груди головой:
        - Нет. Она спасла тебя для меня и всегда относилась ко мне по-доброму.
        Зоя уехала домой. Полковник осторожно подошел к лежавшей Марине. Нащупал ее ладонь и взял в свои руки, на правой поблескивало новенькое кольцо.
        Чей-то знакомый тревожный голос ворвался в уши:
        - Как она? Так и не пришла в себя? Почти целый месяц лежит не приходя в себя. У меня командировка кончается…
        В голосе звучало такое дикое отчаяние, что Марина решилась попробовать заговорить. Она вздохнула:
        - Я слышу, Костя…
        Оба мужчины подскочили. Более рослый подполковник взял соседа за руку и подвел к кровати. Марина с трудом открыла тяжелые веки, губы чуть дрогнули:
        - Костя, Олег… Почему вы вместе? Я умерла, да?
        Силаев наклонился и горячо прошептал:
        - Нет, Марина, нет! Олег нашел меня. Связался с бригадой в Чечне и меня позвали. Он рассказал о тебе. Я прилетел, как только смог. Послезавтра назад в Чечню. Я даже сына не повидал, зато с женой на развод подал и она не против отдать мне Лешку. Согласие подписала у нотариуса. Примешь нас?
        Она перевела взгляд на Шергуна, потом на Костю:
        - Я не могу оставить Олега. Прости.
        Олег неуверенно дотронулся до ее лица:
        - Видишь кольцо? Я женился на Зое три недели назад. Она скоро приедет в больницу. Ты права, она замечательная женщина. Генерал передал мне твои последние слова
«Сбереги Олега для Зои». Он, как и ты однажды, вышиб у меня пистолет. Мне казалось, что жизнь кончена… Соглашайся выйти за Костю, Марина. Он хороший мужик, мы познакомились, пока ты лежала. Кое-что рассказал о тебе, чего я не знал. Ну и я ему рассказал…
        Костя снова спросил:
        - Примешь нас с Лешкой?
        Она чуть улыбнулась:
        - Приму… Вы извините, я спать хочу… Олег, передай генералу, стукач сидит на внутреннем телефонном узле.
        Через три недели Марина начала самостоятельно передвигаться. Ей разрешили вставать и перевели из реанимации в хирургию. Здесь нравы были немного попроще, чем в святая святых. Генерал выхлопотал для нее отдельную палату и женщину никто не беспокоил. Но это только так считалось. Целые дни у нее были посетители. Первым в палате появился Полонский. Музыкант выписался, но нашел время, чтобы навестить раненую. Долго сидел рядом с кроватью и рассказывал, что произошло. Потом прихромал Володя Виталис. Широко улыбнулся, пристраивая костыли рядом со стулом:
        - В жизни не видел, чтобы так яростно дрались! Теперь я знаю, кто ты. Искандер! Генерал сказал. Твои операции мы несколько раз на занятиях разбирали, особенно налет на пакистанскую тюрьму Бадабера…
        Марина прервала его:
        - Это в прошлом. Тяжело тебя?
        Володя вздохнул:
        - Левая нога - мякоть прошило, а вот правая хреново. Пуля кость перебила. Уже две операции прошло. Сейчас к третьей готовлюсь.
        - Как Салманов?
        - Зайдет после меня. Сам расскажет. Его вот-вот выпишут. Нам медсестра вдвоем не разрешила прийти. Говорит, мы шумим много, а тебе вредно смеяться. - Он наклонился к ней пониже и прошептал: - Знаешь, как меня в отряде обозвали, когда узнали, что я на генеральской спине катался? Наездник!
        Марина прыснула смехом, держась руками за грудь:
        - Неплохо! Радуйся, что они не знают о том, что и на его жене ты прокатился по коридору. Интересно, какую кличку они бы в этом случае придумали?
        Виталис громко рассмеялся и в палату сразу заглянула медсестра:
        - Я же предупреждала! Опять хохочешь? А ну-ка, марш отсюда!
        В дверь просунулось горестное лицо Салманова:
        - Марина, меня не пропускают!
        Женщина попросила медсестру:
        - Пожалуйста, пусть ребята посидят со мной. Мы ведь не чужие теперь…
        Обо всем, что произошло после ее ранения, Марине рассказал генерал Бредин. Он приехал под вечер. Поздоровался, высыпав на тумбочку яблоки, апельсины и бананы:
        - Ешь. Поправляйся. А то бледная…

«В тебя выстрелил Абдул Гамид. На допросе показал, что патрон берег для себя. Ненависть заставила выстрелить в тебя. Последний патрон был у подлеца… В нападении на дачу участвовали все те, кого мы арестовать не смогли. Дача выгорела дотла. Из сорока человек атакующих целыми остались лишь двенадцать. Остальные либо убиты, либо тяжело ранены. Ты хорошо потрудилась.
        Вместе со спецназом прибыла реанимационная машина. Если бы не она, мы бы тебя не довезли. Врачи дважды возвращали тебя к жизни электрошокером. Я сам видел. Мы с Олегом в машине были. Каким образом Олег почуял, что ты умираешь, не знаю, только он упал перед тобой на колени и так страшно закричал! Я этот крик до сих пор слышу. Он рыдал в голос! Я отвернулся на какое-то мгновение! Если бы моя Тамара не закричала, он бы успел. Ногой вышиб пистолет, а потом долго вдалбливал ему в голову, что ты мне сказала. Жил у нас. Я побоялся оставить его одного.
        Гроб с телом моего водителя я сопровождал и на похоронах присутствовал. Родители, хоть и в горе были страшном, но оценили. Я им частично рассказал, что произошло и как он нас прикрывал. Коля был с Липецкой области. Посмертно награжден медалью «За отвагу». Через полторы недели поехали в твою деревню. Нашли Зою. Олег ей все рассказал и безо всякого сватовства, предложил замуж. Она согласилась. За сутки я им бракосочетание организовал. Живность свою твоим родителям отдала, припасы тоже. Кое-какие вещички собрала. Дом заколотили. Я твоим сказал, что ты на задании. Шергуна предупредил и своего нового водителя, а Зою Олег предупреждал. Молодец женщина, держалась!
        Почти полтора месяца живут. Олег на службу вышел. Рассказывает, что она в квартире все перевернула: отчистила, отмыла, переставила. Говорит, что места стало больше. Чистый на службу ходит, ухоженый. Успокоился. Зоя его и провожает и встречает. Я предложил ей к нам на работу устроиться, чтоб не бродить впустую. Стесняется хромоты, вижу. Может ты с ней поговоришь? Чего стесняться? Она красивая женщина. Подучится на компьютере. Ведь не глупая, я с ней говорил всю дорогу до Москвы…».
        Бредин помолчал, а потом добавил:
        - Теперь я хочу услышать, каким образом ты догадалась, что они атаковать собираются и что стукач в связи? Ты права, стукач оказался в отделе внутренней связи. Мы его вычислили.
        Степанова пожала плечами:
        - Меня тревога не покидала целый день. Чуяла, что-то я упустила из виду. Тут вы говорите, что Ахмад вначале начал говорить, а затем меня потребовал. Как вспышка в мозгах пронеслась. Когда арестовывали Ахмада, за спиной цепи спецназа появились две фигуры. Одна была в форме. В вашей форме! Человек не успел переодеться. Они шли остановить Ахмада, но опоздали. Ответьте мне на один вопрос, если знаете: во время допроса Кольки, кто-нибудь заходил в кабинет?
        Генерал пожал плечами:
        - Я не присутствовал при первом допросе, но я выясню.
        Марина продолжила:
        - Они ехали за вами. Вероятно, следила лишь одна машина. Потом они отправились в Москву, поняв, что вы остаетесь. Теперь все идет по времени. Они собрались, вооружились и поехали. Пришлось ждать, когда по поселку перестанут бродить. Я даже не услышала, я почуяла чужих в доме. Вот все.
        Евгений Владиславович покачал головой:
        - Да, Марина, командовала ты мной лихо!
        Она извинилась, опустив голову:
        - Извините, товарищ генерал-полковник…
        Он перебил:
        - Не извиняйся! Я штабник стал, навыки растерял, да и возраст дает себя знать. А ты постоянно в боях была, шкурой начала опасность чувствовать. Взять хоть эту атаку на дачу. Ведь ты почуяла их! Ты постоянно в напряжении. Все правильно, старшина! Иногда рядовой владеет ситуацией лучше любого генерала…
        Марина поправила:
        - Я сержант!
        - Нет, уж нет. Старшина. Я тебя к ордену Мужества представил. Если бы не ты, все бы там остались. Моя Тамара говорит, что только после той ночи стала понимать мою службу. Самое смешное, Маринка, что я никогда не замечал в жене воинственности, а тут стреляла и я сам видел, попадала. Где она стрелять научилась? Ведь всегда оружия боялась.
        Степанова улыбнулась:
        - Она ко мне на втором этаже с автоматом подбежала и спросила, как стрелять из него. Я в двух словах объяснила.
        Генерал усмехнулся:
        - Ох, бабы, бабы! Где бы нам вас защищать, а вы нас прикрываете! Ты помнишь, что у тебя из обуви было, когда в окно сиганула? Шерстяные носки. Я в «скорой» увидел. На Тамаре туфли на каблучке. На мне домашние туфли. На Виталисе шлепанцы. Он один потерял. На Руслане кожаные туфли. У Шергуна…
        Она перебила:
        - Я помню. У Олега на ногах кроссовки были с «репейником». Я сама их на него обувала.
        - Кроме всего прочего мы все были в куртках и шубах, а вы с Виталисом в одних спортивных костюмах. У тебя имущества много сгорело?
        Она вздохнула:
        - Меня под трибунал надо, а не к награде! Оружие полученное утеряно. Гранаты бесхозные, нигде не заявленные, утаила. Форма новая сгорела…
        Бредин добавил:
        - Документы сгорели…
        Она покачала пальцем перед генеральским носом:
        - А вот это дудки! Отправьте машину к сгоревшей даче, пусть в предбаннике пошарят над дверью. Там щель есть. Документы все там. Я их заранее унесла. Что-то внутри заставило. Хотела и у Олега забрать, да он их с собой носил, не расставаясь. Вам, мужикам, легче. Пиджаки, рубашки. Все с карманами.
        Евгений Владиславович немного помолчал, а затем тихо сказал:
        - Марин, а ведь вы с Олегом теперь кровные брат с сестрой. Он просил не говорить, но я скажу. В машине крови не хватило и Олег отдал тебе свою кровь. Моя группа не подходит. Он почти поллитра сдал. Ругался с врачами, кричал, что всю отдаст, лишь бы ты жила. Его самого потом на каталке везли.
        Она замерла, а затем спросила:
        - Вы представили его к награде за мое спасение и за задержание Ахмада?
        Генерал помялся. Она все поняла и прорычала:
        - Тогда и мне не нужен этот орден. Полковник меня в третий раз прикрыл собой! - Маринка встала с постели и теперь яростно орала на генерала. Орала так, что слышали в соседних палатах: - Вы ни хера не знаете! Олег нас в Чечне из пулемета, слепой, израненый, прикрывал, когда я с десантниками от бандитов уходила! Только его очередь, одна, единственная, помогла нам вырваться из котла! Отдайте этот орден ему! Он его заслужил больше, чем я! Если не наградите Шергуна, я при всех откажусь от награды. Вы меня поняли?
        Вбежавшая медсестра попыталась уложить женщину, но Степанова отшвырнула ее одним движением и предупреждающе подняла ладонь. Медицина не решилась больше налетать на разозленную пациентку и вышла. Генерал простонал, обхватив голову и затыкая уши, чтобы не слышать ее гневного голоса:
        - Марина, мне не поверят!
        Она рявкнула:
        - Я пойду с вами! И я буду говорить! Буду! Я найду тех парней с десанта. Предпоследнюю схватку вам может подтвердить тот, кого доставили в больницу Мытищ в конце января. У него были сломаны ребра и треснула грудина!
        Бредин удивился:
        - О чем это ты говоришь?
        Марина немного успокоилась:
        - Мы в тот вечер, когда вы его привезли, прогуляться с Олегом ходили. Пятеро напали. Пьяные, молодые. Пока я трех била, Олег с двумя расправился. Спину мне прикрывал. Я за него глотки рвать буду. Если бы Зоя ему отказала, я бы все равно с ним осталась. Вы знаете, что мы…
        Генерал резко перебил:
        - Знаю. Олег случайно проговорился, когда над тобой рыдал в «скорой». Он сказал:
«Неужели я никогда не усну, уткнувшись в твои волосы». Я был в шоке, поняв наконец, что между вами не было игры. Не говори ему.
        Она, с явным вызовом, спросила:
        - Знаете почему?
        Бредин спокойно ответил:
        - Догадываюсь. Тебе было одиноко. Ему тоже. Честно сказать, я даже рад за вас… - Генерал лукаво улыбнулся и погрозил ей пальцем: - Я слышал, у тебя семейство разрастается? Может квартиру побольше дать. С прицелом на будущее пополнение, так сказать.
        Степанова покраснела и потупилась:
        - Да ну вас, товарищ генерал-полковник!
        - А что? Все нормально. Силаев твой у Шергуна ночевал, вместо гостиницы. Пять ночей офицеры вместе провели. Друзья теперь. Так что, Марин, насчет квартиры? Четырехкомнатной хватит?
        Она удивилась:
        - Так вы это серьезно? Я вообще не собиралась в Москве оставаться. Делать тут нечего! Я домой хочу.
        Бредин посерьезнел:
        - Марина, выбирать конечно тебе… Выслушай меня. Армию втаптывают в грязь. Слово
«офицер» перестало звучать. В нас плюют все, кому не лень. Военнослужащих-мужчин не хотят слушать. Обвиняют во всех смертных грехах. Политики из кожи вон лезут, лишь бы унизить офицеров российской армии посильнее. Ты женщина, знающая армию не понаслышке. Ты много пережила. Прошла Афган и Чечню, оставшись Женщиной с большой буквы. В управлении мы говорили на эту тему. Все согласны. В общем, мы хотим выдвинуть твою кандидатуру в Депутаты Государственной Думы от Российской Армии.
        Марина была в шоке и молчала. Генерал продолжил:
        - Я сейчас готов гарантировать, что тебя поддержит более семидесяти процентов военнослужащих. Стоит только опубликовать твой послужной список и знаменитые клички. Подумай! Ты станешь голосом распятой политиками Армии. У тебя есть голова на плечах и ты не лезешь за словом в карман. Ты можешь ответить не менее едко, чем собеседники. Все это немаловажно.
        Женщина подняла голову:
        - Товарищ генерал, мне бы с Костей посоветоваться…
        - С Костей твоим я говорил, он не против. Я понимаю, что ты это от него услышать хочешь, для этого радиостанцию «Моторолла» приволок. Сейчас наберу код твоего любезного…
        Генерал с минуту тыкал кнопки. Потом заговорил:
        - Подполковника Силаева. Спрашивает генерал-полковник Бредин…
        Сунул минирадиостанцию в руки Степановой. Она услышала далекий и такой родной голос. Крикнула:
        - Костя! Здравствуй! Как у тебя дела?
        - Марина! Родная! Все нормально. Ты как себя чувствуешь?
        - Хорошо. Уже хожу. Генерал предлагает депутатом стать. Что скажешь?
        Он твердо произнес:
        - Соглашайся! Должен же кто-то правду об армии до народа донести! А ты у меня лучше всех эту армию знаешь…
        Они еще минут пять поговорили, вслушиваясь в родные голоса друг друга. Степанова отключила радиостанцию и протянула ее Бредину:
        - Я согласна!
        Бредин довольно улыбнулся. Он не сказал Марине только одного, да и Костя тоже - забив женщину в политику, они оба хотели оградить Марину от непосредственной войны. Понимали, что так или иначе она будет с ней сталкиваться, но искренне надеялись, что на этот раз хотя бы без ранений, которых и так у нее было слишком много для женщины.
        Евгений Владиславович достаточно хорошо знал Степанову и мог с уверенностью сказать: «Иного пути я не вижу. Понимаю, что ей тяжело будет, но разве Марина когда-либо пасовала перед трудностями? Легче остановить танк, потерявший управление голыми руками, чем заставить эту женщину уйти в сторону и покориться».
        Именно так он сказал Косте, когда тот начал возражать. Силаев, внутренне понимая, что все равно будет не в силах удержать будущую жену в четырех стенах, скрепя сердце согласился с генералом. Уж лучше депутатство, чем новая рана. Подполковнику вполне хватило последнего, тяжелейшего ранения, когда ни один врач в течение месяца не давал гарантии, что Марина выживет. Костя и сам видел, что она стояла одной ногой в могиле. Сколько бессонных ночей он провел, то ворочаясь, то замирая на кровати? Сколько неумелых, мужских молитв, идущих от сердца, мысленно отправил к Богу? Сколько слез впиталось ночами в жесткий бушлат, подсунутый под голову вместо подушки?
        Николай Горев сидел в одиночной камере. Во время обысков, в одной из квартир, был найден чемодан с вещами, принадлежавшими Ахмаду. Бредин привез вещи и принадлежности в тюрьму. Николай теперь мог следить за собой и переодеваться, когда требуется. Генерал разрешил приносить пленному газеты и он уже прочел о себе. Все сказанное было правда, за исключением одного: фамилия и имя, место рождения и даже год, были указаны чужие. Горев понимал, что в этом участвовала Марина, ограждая его родных от позора. Получив первую газету, он облегченно вздохнул, увидев чужое имя вместо своего. Теперь Николаю было все равно, что с ним будет.
        Нет, он не раскаивался в том, что совершил. Разговаривая со следователями, честно сказал, что все делал сознательно и без принуждения, но так и не смог понятно объяснить, почему перешел на сторону моджахедов. На одном из допросов, попросил возможности поговорить с генералом Брединым один на один. Майор передал просьбу. Евгений Владиславович приехал в тюрьму. Горев долго смотрел на стоявшего у зарешеченного окна генерала. Глухо спросил:
        - Маринка жива?
        Евгений Владиславович, только что приехавший из госпиталя, где поглядел на заострившееся лицо Степановой, мрачно ответил:
        - Она борется. Врачи говорят, шансов ничтожно мало.
        Колька неожиданно уронил скованные наручниками руки на стол и зарыдал. В дверь заглянул охранник, но Бредин жестом заставил его скрыться. Сквозь глухие рыдания вырвалось:
        - Я же просил не трогать ее! Будь я тогда свободен, никто бы ее не тронул. Кто стрелял, вы знаете? Скажите мне, прошу вас…
        - Гамид последний выстрел в нее послал…
        Горев стер слезы со щек кулаками и поднял лицо. Решительно сказал:
        - Евгений Владиславович, я привез два миллиона долларов для исламской организации
«Братство бен Ладена». То, что я заработал за все эти годы лежит в тайнике. Адреса я дам. Спасите Маринку! Я сволочь и сам едва не убил ее, но в тот момент у меня в мозгах сдвиг был. Я не соображал, что делаю. Полковнику этому по гроб жизни обязан, что не дал мне ее убить. Я любил ее мальчишкой и люблю до сих пор. Знаю, что сам все испортил, но тогда казалось, что так легче ее удержать. Не прошу снисхождения к себе, спасите ее! Мои деньги грязные, но пусть они послужат ее спасению…
        Горев подтянул листок бумаги и ручку. Написал адреса и опустил голову. Бредин понял, что он больше ничего не скажет. Молча забрав листок, вышел. Через сутки узнал, что Ахмад попросил очной ставки с Гамидом и убил его. Конвоиры не успели выйти за дверь, как Горев, нечеловеческим усилием разорвав наручники, свернул шею пакистанца со словами:
        - Это тебе за Маринку!
        Солдаты еще не опомнились, а он уже сел на место, спокойно глядя серыми стальными глазами на обмершего следователя. Майор так растерялся, что отправил его назад в камеру, проглотив вопросы и забыв о свободных руках пленного. Перепуганные солдаты всю дорогу держали пальцы на курках автоматов, а Николай шел, заведя руки за спину и мрачно усмехался: для него, опытного волка, разоружить этих пацанов не представляло труда, но он не хотел бежать сейчас. Маринка, сведения о ее состоянии, вот что удерживало Горева от побега.
        Степанова находилась в госпитале, когда Бредин начал избирательную компанию по выдвижению женщины в депутаты Государственной Думы от Российской Армии. Начал, естественно с армии. Типографии печатали листовки с портретом Марины в полевой форме. Ее послужной список, награды и знаменитые клички. Целые кипы листовок отправлялись в части, в действующую армию в Чечне. На стенах домов и заборах, на специальных стендах и на фонарных столбах появились ее портреты с надписью «Армия за Степанову!».
        До выборов оставалось меньше двух месяцев. Генерал-полковник развил кипучую деятельность, пока подчиненная находилась на лечении. В действующую армию отправлялись агитаторы. Офицеры в Чечне усмехались, слушая агитационные речи, то и дело из рядов звучали реплики:
        - Да мы Маринку получше тебя знаем! Своя она. Иди, агитируй других, у нас дел полно! Нечего отрывать по пустякам.
        В частях под Дуба-Юртом и Бамутом их вообще слушать не стали:
        - Она с нами воевала. Мы Искандера и так поддержим. Валите отсюда…
        Со всех сторон поступали сведения об успехе начатой компании. Военные поддерживали кандидатуру. Большинство слышало о Марине не раз. Молодым офицерам рассказывали о Степановой те, кто прошел Афганистан. Со всех концов страны на адрес разведуправления шли телеграммы с приветствиями. Через неделю Бредин приволок целый ворох открыток со словами «Поддерживаем!» и наброски речей, которые она должна была произносить по телевидению и радио. От открыток Маринка схватилась за голову и смущенно рассмеялась:
        - Господи! Я тут в палате сижу, а меня уже все знают. Евгений Владиславович, ну нельзя же так!
        Генерал возразил:
        - Марина, осталось мало времени! Вот наброски приветственных речей, которые писали опытные люди. К тебе завтра-послезавтра, прямо сюда, явятся журналисты и телевизионщики.
        Она испугалась:
        - Да вы что! Всей стране в больничном халате показаться? Мои родители в обмороке лежать будут!
        - Халат заменить на костюм не сложно.
        Она резко сказала:
        - Никаких костюмов! Форма, полевая форма!
        - Тогда хотя бы парадку с юбкой!
        Степанова хохотнула:
        - Ага! Да меня тогда ни один знакомый офицер не узнает! И мне не привычно будет. Полевушка она своя, родная. Прикипела я к ней. Не уговаривайте, Евгений Владиславович. Может потом и одену парадку, но не сейчас.
        - Тогда наградные планки повешу.
        - Делайте что хотите…
        Бредин что-то быстро прикинул в уме и замолчал. Марина бегло просмотрела заготовленные речи. Вот тут у генерала начались трудности. Степанова возмутилась уже от первых слов:
        - «Уважаемые депутаты»? Кто их уважает? Армия их точно не уважает! Я не стану повторять эту чушь! Стоп, Евгений Владиславович! - Маринка подняла обе руки вверх, останавливая генерала: - Я не хочу с вами ссориться, но к завтрашнему дню я напишу приветственные речи и не к депутатам и правительству, а к Армии! К многострадальной, униженной и обездоленной Российской Армии!
        Бредин понял, что спорить бесполезно:
        - Ладно, Маринка! Делай, как знаешь! Покажешь мне свои речи?
        - Приезжайте. И не плохо бы пишущую машинку сюда привезти с машинисткой. Я ведь печатать не мастак! Мне легче с автоматом…
        - Часика через два будет и машинистка и машинка.
        Так Маринкина палата превратилась в кабинет. Военные врачи молчали, так как и сами поддерживали кандидатуру пациентки. Бредин вместо машинки привез компьютер. Опытный электронщик за пару часов установил и настроил его. Едва он закончил, в дверь палаты постучали и в проеме показался молоденький прапорщик. Смущенно улыбнулся:
        - Марина Ивановна, меня генерал Бредин прислал. Я машинистка…
        Марине смеяться было нельзя и она с трудом сдержалась, обхватив руками перетянутую бинтами грудь. Легкое пофыркивание вырвалось наружу:
        - Присаживайся, «машинистка»! Как звать?
        - Игнат Капустин.
        - Старинное имя! Редкое сейчас. В честь отца или деда назвали?
        Заметила, как парень гордо ответил:
        - В честь прадеда. Я с Брянщины. Прадед мой в семьдесят три года немцев бил в партизанах. В разведку ходил и погиб, фрицев вместе с собой подорвав.
        Марина внимательно взглянула на прапорщика:
        - Прадед твой героем был и армия наша была великой. Никто не смел ее ругать. А сейчас разные разжиревшие боровы этой армии в лицо плюют… Ну, что, парень, повоюем с депутатами? Садись за клавиши. С Богом…
        Между тем в Чечне центр боевых действий сместился к Бамуту. Спецназовцы Огарева и Андриевича, а так же артиллерия подполковника Силаева были переброшены из Дуба-Юрта в район ингушского селения Аршты. В Бамуте, который стоял на границе между Ингушетией и Чечней, базировалась мощная, более тысячи боевиков, бандгруппировка. Оборонительные сооружения были построены еще в 1994 году.
        После того, как федеральные войска сильно потеснили боевиков, большая часть бандитов тоже перебралась в Бамут. Поселок считался неприступной крепостью, настолько мощными были созданные укрепления. Федеральные войска до этого дважды штурмовали Бамут, но не смогли взять его. Теперь они вновь готовились к штурму бандитской цитадели. Проводили доразведку и намечали точечные удары по выявленным позициям бандитов.
        Евгений Владиславович дважды перечитал подготовленную речь. Взглянул на спавшего на кушетке, разрумянившегося во сне, прапорщика:
        - Всю ночь работали?
        Она кивнула:
        - Пусть Игнат поспит. Умаялся парнишка…
        Он задумчиво поглядел на нее:
        - А ты? Ты знаешь, что своей речью всех депутатов против себя настроишь сразу? Со скандала хочешь начать политическую деятельность? Я бы не советовал. Многие тебя убрать захотят.
        Она твердо поглядела ему в глаза:
        - Я не имею права поступить иначе. Мужики меня презирать будут, если я славословить стану тех, кто их втаптывает. На мое простое устранение политики пусть не рассчитывают. Мою чувствительность на опасность вы знаете. Потребуется, с охраной ходить буду. Вас попрошу мужиков у Огарева или Андриевича откомандировать, проверенных боями, но говорить правду я буду! Не для того я согласилась депутатом стать, чтобы лишь согласно кивать вместе со всеми. Я буду защищать армию от политиков!
        Бредин тяжело вздохнул:
        - Иного я не ожидал. После завтрашнего выступления твое сердце мишенью станет, но я найду способ уберечь тебя. Сегодня же свяжусь с Огаревым и попрошу прислать шесть человек: трое его ребят и трое от Андриевича.
        Марина удивленно спросила:
        - Чего это вы обязанности на полковников пополам разделили? Я с ними лишь вчера говорила, потерь, как они сказали, нет.
        Он откровенно ответил:
        - Боюсь подерутся!
        И рассказал о том, что однажды случилось под Бамутом. Бедная Маринка, чтоб не расхохотаться, вынуждена была укусить себя за палец. Из ее глаз текли слезы, а лицо подергивалось:
        - Ай да полковники!
        В палату постучали. Бредин с Мариной переглянулись. Вошли три женщины в строгих костюмах. Одна оказалась представителем от прессы, другая от телевидения, третья от радиовещания. Все три явились договариваться о времени проведения пресс-конференции. Представительница телевидения заметила выглядывающие из-под халата бинты:
        - Вы ранены? Может стоит перенести встречу, когда вы поправитесь? Все же будет прямая трансляция по телевидению и радио.
        Степанова решительно отказалась:
        - Рана не мешает мне говорить, но мешает смеяться. Прошу лишь об одном, анекдотов не травить и смешных вопросов не задавать.
        Договорились встретиться в одиннадцать. Женщины ушли. Марина обернулась к генералу:
        - Евгений Владиславович, форма где? Мне же ее еще отпарить надо.
        - Можешь не беспокоиться. Шергуны привезут три формы на выбор. Отглаженные и отпаренные. Пойду, договорюсь с начальником госпиталя, чтобы прессу завтра пропустили. Покажи-ка списки, что бабы оставили… - Пробежал глазами по колонке и покачал головой. - Ого! Все центральное телевидение тут! Даже шестой канал и питерские будут. Да-а-а… Журналистов ведущих не мало. Держись, Марина! Я завтра с тобой сидеть буду, как представитель от тех, кто тебя избирает. Приеду в девять, парикмахера привезу и этого… Который красит женщин? Сама знаешь…
        Степанова покачала головой:
        - Не надо никого привозить. Волосы я совью в обычный пучок, как всегда делала и в Афгане и в Чечне. Подкрашиваться не собираюсь. Может губы только чуть помадой трону. Так с этим я и сама справлюсь. Мне помаду Зоя привезет, тон я знаю, какой нужен.
        - Смотри сама. Если что, звони. Скоро тебе мобильный принесут и радиотелефон. Я тут код записал, позвони Косте, ведь ждет…
        В палату влез Олег Шергун, держа в вытянутой руке три висевших на плечиках костюма. Следом вошла Зоя, слегка придерживая мужа за локоть другой руки. Олег улыбался:
        - Маринка, где ты тут? Депутат, спишь что ли? На прием можно?
        Степанова рассмеялась и бросилась к нему. Обняла, чмокнув в щеку:
        - Братишка пришел! Зоя, сколько хлопот я вам доставляю!
        Подруга замахала рукой:
        - Вот еще скажешь! Какие хлопоты? Я все равно полдня учусь только. Здравствуйте, Евгений Владиславович!
        Шергун обернулся:
        - Генерал здесь? Вот притаился, разведчик! Даже я не услышал.
        Бредин пожал его протянутую руку:
        - Здесь я, Олег! Здесь. Обсуждали с Мариной завтрашнее интервью. Слушай завтра внимательно, что она говорить станет. Я уже забеспокоился…
        Олег насторожился:
        - Марин, о чем это генерал говорит? Ты что, на телевидении боевые действия открывать собираешься?
        Женщины переглянулись. Степанова пожала плечами:
        - Просто собираюсь правду сказать. Голую, не прикрытую, ничем не завуалированную…
        - Тогда слушать буду. Во сколько начнется?
        Ответил генерал:
        - С одиннадцати. Надо мне в Чечню позвонить, предупредить, чтоб слушали и смотрели, если где телевизор есть с электричеством, да для Марины охрану вызвать. Я поехал. До завтра, Марина.
        Попрощавшись с четой Шергунов, Бредин уехал. Олег спросил:
        - Что там Женя про охрану сказал? Я не понял. Твоя речь против депутатов направлена, да?
        Степанова ответила:
        - Верно. Не отговаривай меня, Олег. Бесполезно.
        - Я и не собираюсь. Я бы удивился, если б ты по другому поступила. Ты всегда будешь Искандером, который поступает по своему. Я плохой помощник, но ты помни, что у тебя есть братишка, который поймет и выслушает.
        Зоя вмешалась:
        - Марина, на меня тоже рассчитывай. Я, конечно, плохо разбираюсь в армии и порядках здешних, но чем смогу, тем и помогу. Давай, костюмы померяем? Хвать, где подшить надо! Я с собой иголки и нитки принесла. Подгоним, если что не понравится.
        Шергун предложил:
        - Ты бы ее обедом домашним вначале накормила, а то остынет все.
        - Ой, точно! Марина, мы же с Олегом тебе тут суп домашний принесли, котлеты с пюре, да салат корейский. Поешь, а потом и костюмами займемся.
        - Спасибо, ребята. Не стоило беспокойства. Здесь кормят. Не против, если я со своей секретаршей поделюсь обедом? Вон он спит. Зой, разбуди парнишку. Его Игнатом зовут. Мы до пяти утра работали. Олег, у меня не палата стала, а приемная министра. Мобильный и радиотелефон. Даже компьютер имеется. Ты сейчас на него налетишь.
        Зоя разбудила парня. Тот удивленно поглядел на супругов. Поздоровался и исчез за дверью. Шергун протянул руки, ощупывая пространство впереди. Ладонь уперлась в монитор. Спросил:
        - Врачи, как относятся к переменам?
        - Смешно, но поддерживают. Никто не возмущается. Начальник госпиталя приходил, руку жал. Санитарка палату моет каждые три часа. Шторы новые повесили, цветов в горшках натащили. В коридоре дорожку постелили до палаты. Зоя видела, как они стены драят. К завтрашним телевизионщикам готовятся. Еду сюда приносят, хотя положено бы вместе со всеми «ходячими» в столовую добираться. На входе в корпус пост появился. Вы как, нормально прошли?
        Шергун ахнул:
        - А я и внимания не обратил, что у меня сегодня документы спросили во второй раз уже в корпусе! Зой, про какой список они говорили?
        Жена сосредоточилась:
        - Сказали, что нас в какой-то список посетителей надо внести и в следующий раз не пропустят. В сумку заглянули.
        Маринка возмущенно сказала:
        - Ах ты черт! Я им покажу, список с обыском!
        Шергун остановил:
        - Не кипятись! Правильно ребята делают. После завтрашнего выступления к тебе могут такие «посетители» завалить… Лучше позвони и назови парням всех, кого они могут пропускать без досмотров. Я генералу скажу, чтоб на окна палаты пуленепробиваемые стекла поставили. Хотя бы с внутренней стороны закрепили на время, пока ты в корпусе.
        Степанова послушалась. Вышла в коридор. Спросила у медсестры номер охранников внизу. Позвонила и продиктовала целый список посетителей, которые к ней могут пройти свободно и в любое время. Вернулся Игнат, с посвежевшим после умывания лицом. Марина сама разделила принесенный обед пополам. Ему положила на тарелки, а себе оставила в кастрюльках:
        - Ешь, Игнат. Нам с тобой снова работа предстоит.
        Он попытался отказаться:
        - Мне медсестра сообщила, что нам обед принесут через полчаса.
        Степанова кивнула:
        - Принесут и тот съедим! А пока ешь домашнее. Зоя прекрасно готовит.
        Подруга улыбнулась:
        - Не лучше тебя. Олег все уши прожужжал тушеным зайцем.
        Маринка вспомнила и вздохнула:
        - Второй сгорел. Эх, жалко! Надо было мне тогда обоих готовить…
        Олег вздохнул:
        - Не съели бы! Костя про улара нам рассказывал… Знаешь, что он нам показал? Портрет Саши, тобой нарисованный в Афганистане. Он его с тех пор хранит. Зоя сказала, что это твой первый муж. Костя все эти годы был не уверен.
        Капустин внимательно прислушивался к разговору, уплетая картошку с котлетой. Степанова вздохнула, вспомнив тот день:
        - Знаешь, Олег, ты только не упрекай меня в тщеславии и так далее. Но я в последнее время представляю себя узенькой речушкой, в которую впадает множество ручьев. С каждым ручьем все шире становлюсь. Вот один ручеек в сторону свернул, вот второй, а потом они снова ко мне прижались. А вот ручеек в песке пропал. Так и жизнь, то сталкивает, то разводит. То теряю друзей, то нахожу новых. Глупости говорю, да? У тебя такое выражение странное…
        - Нет. Не глупости. Правильно говоришь. Твоя жизнь, действительно, как река и ручьи-люди всю жизнь будут к тебе стремиться. Ты умеешь притягивать к себе. Забыть тебя, хоть раз столкнувшись в деле, невозможно.
        Маринка торопливо принялась за еду, про которую забыла. Доела остатки:
        - Сначала меряем костюмы. Игнат, выйди за дверь. Если медсестра, пропускай, если кто другой - задержи. Мне с формой надо разобраться, чтобы Зою с Олегом не задерживать.
        Зоя Шергун помогла примерить одежду. Сама натягивала брюки и застегивала их на подруге. Марине наклоняться было тяжело. Зоя помогала натягивать куртки, а потом снимала все. Первые два костюма сидели мешковато. Топорщились во все стороны. Марина отложила их в сторону и одела третий. Тот сидел идеально. Зоя оглядела ее со всех сторон:
        - Вот этот и подшивать нигде не надо. Хорошо сидит. Погоны пришью и готово… Олег, отдавай то, что прятал в пиджак.
        Он протянул жене погоны старшины. Зоя устроилась на стуле возле окна и принялась пришивать погоны. Отвернувшись, полковник достал колодку с наградами. Пробежался пальцами по каждой медали, проверяя, не отцепилась ли какая. Медали звякнули, когда он протянул их хозяйке. Марина вздохнула:
        - Ну, генерал! Просила планку простую сделать, а он весь иконостас прислал. Они же тяжелые.
        Шергун возразил, протянув ордена:
        - Так солиднее, Марин! Пусть твои награды все видят. Нечего их руками прикрывать, ты их собственной кровью заработала.
        Она проворчала, вглядываясь в награды:
        - Уговорил… Олег, я не знаю, как ордена прикрепить и где колодки повесить. Я же единственный раз их одевала лет десять назад.
        - Не проблема. Ты оделась? Тогда прапорщика зови, он под моим руководством тебе все награды прицепит так, как положено.
        У Капустина пропал дар речи, когда он увидел награды Марины. Он восторженно сказал:
        - Да если бы у меня хоть одна медаль была, я бы гоголем по городу ходил! У вас, наверное, вся деревня сбегается, чтоб посмотреть на награды!
        Олег расхохотался:
        - Не поверишь, парень, но она их второй раз в жизни одевает! Тебя позвали, чтоб ты их разместил, она не умеет.
        Игнат застыл с открытым ртом:
        - Марина Ивановна, это правда?
        Она смутилась:
        - Не умею, ну и что? Пройдись с такой побрякушкой в Афгане или Чечне, мигом пулю поймаешь. Чем меньше блеска, тем безопаснее. Ты знаешь, как все разместить?
        Прапорщик кивнул, с каким-то благоговением взял в руки медали и долго разглядывал. Зоя пришила погоны и положила куртку на кровать. Капустин аккуртно пристегнул медали, затем разместил ордена. Олег протягивал их по очереди. Последним в руку прапорщика лег орден Мужества. Игнат распрямился и торжественно сказал:
        - Первый раз у женщины чуть старше меня столько боевых наград вижу… Одно дело - фронтовички и совсем другое - наши дни… Я горд тем, что знаком с вами, Марина Ивановна!
        Маринка выругалась:
        - Игнат, черт тебя дери! Мне надоело выслушивать эту чушь. У мужиков в Чечне наград побольше моего! И они сейчас там, а я вот здесь! В тепле, в безопасности… - Она замерла и хлопнула себя по лбу ладонью так, что щелчок вызвал эхо: - Ну, генерал! Ну хитрец! Ну, актер! Ну, придумал!
        Шергун удивленно спросил:
        - Что ты опять генерала вспомнила? Что он тебе сделал на этот раз?
        - Так ведь он все затеял наверняка с целью меня из Чечни вытащить. И Костю он уговорил… Ты знал?
        Шергун честно ответил:
        - Знал. И Костя знал, и Зоя, и даже Огарев с Андриевичем в заговоре против тебя участвовали. Полковники тебя жалеют - политика хуже войны. В ней страшнее, чем в бою…
        В голове мелькнула смутная мысль. Марина неожиданно схватила телефонную трубку. Когда Бредин ответил, попросила:
        - Товарищ генерал-полковник, вы не можете к моим родителям пару охранников отправить?
        Евгений Владиславович усмехнулся на другом конце провода и она расслышала эту усмешку:
        - Что-то вы, старшина, хуже соображать стали! Я, когда все начинал, к твоим троих мужиков отправил. Так что ты не переживай.
        Степанова облегченно вздохнула, попрощалась и отключилась. Повернулась к Олегу:
        - Извини, перебила тебя. Испугалась за своих…
        - Ничего. Все нормально. Мне надо было сказать, да я забыл. Ладно, мы пойдем. Зое на компьютерные курсы ехать. Я с ней побуду, а потом домой. Знаешь, я по трафарету писать научился. Зоя говорит, что все понять можно. Во время дежурств тренируюсь.
        - Молодец, Олег! Так держать! Завтра не забудь, в одиннадцать. Хотите, сюда приезжайте!
        - Мы подумаем.
        Утром началась суматоха. Врач провел обход в ее палате в восемь утра. Сразу отправил на перевязку. Спросил:
        - Не страшно, Марина Ивановна?
        - В первый раз всегда страшно. Я не исключение. Выдержим!
        - Удачи вам! Мы слушать будем.
        - Спасибо, она мне сегодня нужна будет, как никогда.
        После перевязки, с помощью медсестры, Степанова переоделась в форму. Сама, часто отдыхая, зашнуровала высокий армейский ботинок. На второй силы не хватило и она попросила Капустина помочь. Тот взглянул на побледневшее лицо в капельках пота и возмутился:
        - Марина Ивановна, вам же наклоняться нельзя. Неужели трудно было позвать. Я же за дверью!
        Парень зашнуровал второй ботинок, продолжая ворчать. В девять приехал генерал с женой. На парадном кителе Бредина сияли ордена и медали. Тамара Георгиевна осторожно обняла Марину, разглядывая бледное лицо. Поглядела на ее звеневшую грудь и сказала мужу:
        - У нее наград не меньше твоего!
        Степанова заметила седину в волосах генеральши и грустно улыбнулась. В тот памятный вечер у Тамары этого серебра не было. Бредина заметила ее взгляд и махнула рукой:
        - Ох и испугалась я тогда! От страха поседела.
        Муж усмехнулся:
        - Испугалась так, что палить из автомата принялась, как спецназовец! Из окошка сиганула в юбке и туфлях, не охнув. Снег по колено, а она несется! Я и раньше знал, что тыл у меня надежный, но что боевой, только тогда понял! Хорошо выглядишь, Марина! Я тебе папку привез для доклада, как положено будущему политику от военных. Держи!
        Она взяла пятнистую, как камуфляж, папку с золотистым гербом Российской Федерации. Вздохнула и вложила в нее несколько листочков. Посмотрела на Игната:
        - Товарищ генерал-полковник, вы не могли бы оставить прапорщика Капустина работать у меня? Секретарь из него отменный получится. С полуслова схватывает, в компьютере разбирается и печатает, как автомат. К тому же он спорить со мной не боится.
        Генерал посмотрел на прапорщика, сидевшего на кушетке. Тот побледнел, вскочил и вытянулся:
        - Виноват, товарищ генерал-полковник! Только Марина Ивановна сама потом согласилась, что мой оборот речи лучше звучит, хотя и спорила со мной до хрипоты.
        - Вольно, прапорщик! Сидите спокойно. Марина со всеми спорит и со мной тоже. Только есть такие, кто с ней спорить боится. Она их страшно не любит и называет
«Коробочками». Хочешь работать со старшиной?
        - Сочту за награду.
        - Тогда работай, пока не поругаетесь. Ей ведь плевать, что ты по званию старше, гонять станет. Я знаю!
        Тамара Георгиевна вмешалась:
        - Ну что ты парня пугаешь? Ты не слушай, добрее Марины человека я еще не встречала!
        В дверь постучали и в палате появилось двое солдат-санитаров. Вытянулись у двери:
        - Товарищ генерал-полковник, начальник госпиталя приказал убрать кровать и кушетку. Поставить стол для заседаний и навести порядок. Вы не могли бы перейти в ординаторскую, пока мы тут управляемся?
        - Действуйте! Капустин, проследи, чтоб компьютер не трогали. Второй раз отладчика не найдем. Я в этом не понимаю…
        Марина прихватила с собой мобильник и радиотелефон. Вышли в коридор и обомлели. Перед палатой собрался весь корпус: больные и медперсонал. Сержант Виталис стоял впереди, опираясь на костыль. Взглянул на грудь круглыми глазами и смог сказать лишь:
        - Ух, ты…
        В коридоре стояла тишина. Генерал нарушил ее:
        - Ну, все насмотрелись? Скоро по телевизору увидите.
        У Володи прорезался голос:
        - Марин, у нас в палате парень лежит с Чечни, говорит, что знает тебя. Загляни, а?
        Она посмотрела в глаза стоящего рядом хирурга и тот кивнул. Марина решительно шагнула к сержанту:
        - Пошли!
        Все тронулись вдоль длиннющего коридора. Виталис остановился возле одной из дверей:
        - Здесь…
        Марина шагнула внутрь и обомлела. Ярко-голубые глаза смотрели на нее. Она шагнула вперед, глухо крикнув:
        - Иван!
        На высокой кровати лежал Иван Мешков. Его грудь была перебинтована. Руки лежали поверх одеяла. Он с трудом улыбнулся:
        - Марина. Вот и меня не миновали пули…
        Она уткнулась лицом в его поднятую руку и разревелась:
        - Ванечка! Что же ты раньше не сообщил о себе?
        - Меня вчера привезли…
        - Как Огарев, Андриевич, ребята?
        - Все нормально. Живы, здоровы. Привет тебе передают. Надеются на тебя. Политики совсем задавили. Приказы шлют, один другому противоречит. Ребята головы кладут, а они ряхи наедают такие, что в телевизор не влазят. Всыпь им, Марина. Ребята подарок тебе на счастье прислали. Возьми под подушкой…
        Она осторожно сунула руку и вытащила что-то тяжелое, завернутое в толстую бумагу. Развернула и вздрогнула. У нее в руках был спаянный из гильз и осколков православный крест, сантиметров в двадцать длины. Острые края торчали во все стороны. На каждом осколке и на каждой гильзе были выцарапаны имена и фамилии. Марина стерла слезы рукавом и сжала крест так, что осколки прорвали кожу и кровь медленно показалась между побелевших пальцев. Посмотрела в лицо Мешкова и твердо произнесла:
        - Я клянусь на этом святом кресте, что буду бороться за униженную армию, за ее преданных и проданных неоднократно солдат и офицеров, за украденные политиками победы, за которые заплачено кровью! Я клянусь не отступать и не сдаваться, как бы ни было трудно!
        Она чуть улыбнулась:
        - Спасибо за подарок, Ванечка! Я им всыплю, обещаю. Ты слушай, вон у вас, даже телевизор есть… - Наклонилась и поцеловала парня, шепнув: - Я к тебе еще зайду. Сейчас мне подготовиться надо.
        Слегка пожала его руку, мягко улыбнулась раненому. Повернулась, чтобы уйти и заметила, что дверь в палату открыта. Пространство перед дверью заполнено ранеными и все смотрят на нее. Шагнула к сурово глядевшему генералу. Протянула папку и телефоны:
        - Пошли, Евгений Владиславович. Там наверное все готово…
        Тамара Георгиевна не пошла с ними, решив посмотреть конференцию вместе с ранеными. Они шли вдвоем по коридору и никто не шел следом. Маленькая женщина и высокий седой генерал. Все молчали и смотрели им вслед. Кто-то со страхом, кто-то с надеждой. Марина несла спаянный солдатами крест и ее кровь капала с равными интервалами на промытый пол госпитального коридора…
        Книга четвертая
        Глава 1
        Палата выглядела по-другому. Не было кровати с кушеткой и маленького столика с двумя табуретками. Прежним остался лишь компьютер. Капустин вовсю ругался с двумя телевизионщиками, которые хотели сдвинуть его в сторону. Парень встал грудью и попросту не подпускал нагловатых операторов к аппаратуре. Появление Марины и генерала обрадовало Игната. Он попросил:
        - Марина Ивановна, может хоть вы им скажете, что компьютер трогать нельзя? Они грозятся его вообще выбросить. Им видите-ли места мало!
        Операторы обернулись. Один кинулся к камере, но генерал остановил:
        - Не сметь!
        Женщина спокойно произнесла:
        - Компьютер не трогать. Где стоял, там и будет стоять. Ясно? Иначе будет снимать только один из вас, раз аппаратура не помещается. Нам еще работать на нем. Мой секретарь вам объяснил все, надо было слушать. Вопрос исчерпан.
        Один из телевизионщиков, бородатый с изрядным брюшком, попробовал спорить, но она так взглянула на него, что мужик осекся. Что-то проворчав про себя, он обернулся к телекамере и принялся настраивать ее. Марина огляделась и вздохнула. На полу расстелили ковер. У стены поставили большой стол, накрытый малиновой бархатной скатертью и стояли два мягких стула с высокими спинками. На столе, по углам, свисали традесканции в красивых горшках. На стене висел портрет Президента. Степанова взглянула генералу в глаза и он понял. Положив папку и телефоны на стол, снял портрет с забил его за столик с компьютером. Операторы на мгновение потеряли дар речи, а затем возмутились:
        - Положено так! Президент всегда за спиной депутата находился. Мы специально привезли…
        Женщина положила крест посреди стола и не обратив никакого внимания на реплики телевизионщиков, спросила Бредина:
        - Евгений Владиславович, вы достали то, что я просила?
        Он моргнул в ответ. Расстегнул китель и достал из-под него пробитое, изодранное знамя 131-ой майкопской бригады, дравшейся и не побежденной у железнодорожного вокзала Грозного. Игнат кинулся к нему на помощь. Генерал и прапорщик приклеили боевое знамя к стене прозрачным скотчем. Марина повернулась к телевизионщикам:
        - У меня за спиной будет висеть это знамя. Президента за моей спиной не будет! Я вообще не люблю, когда у меня за спиной стоят те, кому я не верю.
        Операторы молчали. Такое на их памяти происходило впервые. К тому же жесткие и даже грубые слова женщины отметали все уговоры. Мужики переглянулись. Бородатый долго разглядывал странный крест на столе, затем попросил:
        - Вы не могли бы поднять его, я бы хотел снять. Такого я не встречал…
        Бредин сурово сказал:
        - И не встретите! Он создан теми, кто воюет под Бамутом в Чечне и прислан, как благословение Марине от друзей.
        Генерал посмотрел на часы. Времени было половина одиннадцатого. Степанова взяла в руки радиотелефон и посмотрела на Бредина. На лице застыло колебание - позвонить или нет. Тот чуть улыбнулся, поняв ее взгляд и направился к двери. Она шагнула за ним, приняв решение. Зашли в ординаторскую, где перед телевизором собрались врачи. Марина извинилась:
        - Я позвоню из вашей комнаты? А то там пресса уши развесила…
        Хирург встал:
        - Нам выйти, Марина Ивановна?
        Женщина улыбнулась:
        - Оставайтесь. Здесь секретного ничего нет.
        Генерал сам набрал код и номер. Ответил далекий голос:
        - Бамут на проводе. Кто говорит?
        Бредин торопливо сунул трубку в руки Марины и она ответила:
        - Марина Степанова.
        Голос радостно вскрикнул:
        - Вам наш подарок передали? Я за полковниками рядового отправлю!
        Раздался приглушенный шум. Марина сказала в трубку:
        - Передали. Огромное спасибо за веру в меня. Ивана видела. Он нормально выглядит. Поправится. Всем привет передавай. Будет возможность, приеду.
        Трубку явно выхватили, так как до нее донесся голос Огарева:
        - Марина, ждем! Все сидят в палатках. Даже чеченцы притихли. Для часовых громкоговорители установили. Вацлав бежит! Удачи!
        Тут же трубку перехватил Андриевич:
        - Маринка, мужики в пути. Потребуется, всем отрядом прибудем. Мы верим в тебя! Покажи им, Искандер, что значит Армия!
        Тут же ворвался голос Кости:
        - Родная, как ты? Мои архаровцы на «Акацию» радио повесили, твоего выступления ждут. Один мастеровой паренек движок подтащил и теперь в палатке телевизор работает. Я тебя даже увидеть смогу. Тебя здесь моей женой считают. Подарок сделали…
        От родного голоса горло перехватило и она сглотнула, прежде чем смогла вновь заговорить:
        - Все нормально, Костя! Смотри телевизор. Особенно на стену за спиной. Целую. Береги себя. Генерал привет передает.
        Она отключила трубку. Бредин тихо спросил:
        - Страшно, Марин?
        - Было, пока Иван этот крест мне не передал. Сейчас я готова драться.
        - А мне страшно, что я тебя в такую историю втянул. Не учел, что ты всегда до конца идешь…
        Она легонько тронула генерала за рукав и усмехнулась, хотя глаза смотрели мрачно:
        - Жень, Бог не выдаст, свинья не съест! Поздно сокрушаться. Пошли?
        Медики за все это время не произнесли ни слова. Сидели у телевизора и прислушивались. Военные шагнули к двери, но встала со стула пожилая нянечка и дрожащим голосом сказала:
        - Иди, я благословлю тебя, дочка…
        Марина обернулась уже от двери и вернулась. Встала на колени и наклонила голову. Нянечка сняла с шеи простенький крестик на капроновой ниточке и одела на нее. Перекрестила трижды со словами:
        - Да поможет тебе Господь в правом деле, да убережет он тебя от врагов лютых. Иди, доченька, я за тебя молиться буду.
        Она встала. Поцеловала старую женщину и поклонилась ей:
        - Спасибо. Огромное спасибо!
        Марина твердой походкой направилась к двери, по дороге заправляя крестик под куртку и тельник. Теперь она знала, с чего начнет работу.
        Ее родители в этот момент, вместе с детьми, сидели перед телевизором и ждали. Старый директор отменил занятия в школе в этот день. Ребятишки радовались выходному, но… вместе с родителями притихли у телевизоров, хотя солнечная теплая погода располагала к прогулкам. Солнце заглядывало в окна домов. Легкий теплый ветерок чуть покачивал ветки березы с набухавшими почками у дома Ушаковых.
        Деревня словно вымерла. Ни единого человека не было на деревенской улице. Трое спецназовцев, сидели вместе с Ушаковыми и ждали начала конференции. В доме стояла такая мертвая тишина, что если бы не тяжелое дыхание Ивана Николаевича, который волновался, можно было подумать, что в комнате пусто. Ни в одной из газет не появилось еще ни предвыборной программы Марины, ни ее позиции и принадлежности к какой-либо партии. Сегодня все должно было решиться.
        В палате оказалось полно народу и им пришлось проталкиваться сквозь толпу. Генерал шел немного боком, прикрывая телом и руками Марину, чтоб ненароком ее не толкнули в перетянутую бинтами грудь. Мгновенно сработало несколько вспышек, которые слегка ослепили вошедших. Это фоторепортеры не теряли времени даром.
        На столе появился роскошный веник из разных цветов, зато крест исчез. Степанова уставилась на суетившегося бородатого оператора и спокойно шлепнула рукой по столу. По тому самому месту, где лежал до их ухода солдатский подарок. Телевизионщик сжал губы и нехотя принес крест от компьютера, куда переложил его, считая слишком вызывающим. Марина положила крест посреди стола, а Бредин переставил мешающий обзору букет на подоконник. До эфира оставалось три минуты.
        Перед тремя телекамерами от разных каналов появились три молодые красотки-тележурналистки. На камерах засветились красненькие огоньки, операторы принялись за дело. Первая ведущая, в синем костюме с короткой юбкой, бойко затараторила:
        - Мы ведем прямой репортаж из палаты госпиталя Бурденко, где на данный момент лечится после ранения кандидат в депутаты Государственной Думы от Российской Армии Марина Ивановна Степанова. Она появилась на политическом горизонте совсем недавно, до сегодняшнего дня упорно не желая общаться с журналистами. Что это было: попытка казаться таинственной или хитрый ход? Сегодня мы узнаем об этом…
        Вторая, рыжеволосая и коротко остриженная, заливалась соловьем:
        - Прошедшая Афганистан и воевавшая в Чечне, легендарный Искандер наконец-то вышла из тени! Ее выбирает Российская Армия. Уже известно, что она не принадлежит ни к одной партии…
        Третья, с серьезным лицом, вещала трагическим голосом:
        - …Итак, сегодня кандидат в депутаты Марина Ивановна Степанова отвечает на вопросы прессы. Рядом находится ее непосредственный начальник генерал-полковник разведуправления Бредин Евгений Владиславович.
        Все это время Степанова и Бредин переглядывались и время от времени ухмылялись про себя. Происходящее со стороны выглядело весьма забавно. Теперь обоими овладело полное спокойствие. Даже генерал чувствовал себя, как удав на отдыхе. Тележурналистки отскочили в стороны и камеры уставились непосредственно на Марину и генерал-полковника. Степанова скрестила руки на столе и заговорила, глядя перед собой:
        - Журналистка с первого канала сама ответила на собственный вопрос, сказав, что я лечусь после ранения. Ее обвинения меня в хитрости и таинственности после этого заявления выглядят по меньшей мере смешно. Да, я была ранена.
        Оператор слева с огромными очками на худом лице, задал вопрос:
        - Телеканал НТВ. Марина Ивановна, а что российская армия настолько оскудела офицерами, что они выбрали женщину своим кандидатом?
        Бредин вмешался:
        - Разрешите мне ответить на ваш ядовитый вопрос. В армии есть немало достойных офицеров, но мы выбрали именно Марину. В последнее время у прессы и телевидения появилась тенденция обливать нашу армию грязью и обвинять ее во всех смертных грехах. Не было практически ни одного интервью с офицерами, которое вы не преподнесли бы читателям в искаженном свете. Послужной список Марины Степановой сделал бы честь любому из мужчин. Она знает армию не понаслышке и ей известны все ее нужды. К тому же она женщина, она мать, она хозяйка. И мы считаем ее достойным кандидатом в Государственную Думу.
        Вперед вышел симпатичный молодой журналист. Сверкнув темными глазами, уставился на награды на груди у женщина:
        - Марина Ивановна, почему вы решились уйти в политику? Ведь вы предпочитаете воевать, опровергая мнение, что женщина и война не совместимы.
        Генерал хмыкнул. Степанова поняла подоплеку вопроса и улыбнулась:
        - Хотите сказать, что я привыкла думать оружием? Пресса видимо читать и анализировать не умеет. Прочтите мой послужной список еще раз и повнимательнее. Если не думать, на войне долго не проживешь. Думать чаще всего приходилось непосредственно на поле боя, когда времени размышлять долго нет. Войны всегда развязываются политиками, а расхлебывают их амбиции солдаты и офицеры российской армии. Расхлебывают собственными жизнями и кровью. В политику я не рвалась, но кто-то должен говорить правду об армии.
        Тот же журналист криво улыбнулся:
        - Какую правду, что вы этим хотите сказать? Снова речи о бездомных офицерах и их голодающих детях?
        Марина жестко взглянула в глаза репортера и четко произнесла:
        - И о них тоже. Не дай Бог увидеть собственного ребенка с голодными глазами, спрашивающего: «Мама, а обед скоро?». И жену, которая подсчитывает куски хлеба на тарелке. Мужики видели! Но речь пойдет не об этом… Армия в Чечне изнемогает от глупых приказов. Политики вершат солдатские судьбы ни разу не побывав на местах. Чтобы набить кошелек, они продают солдатские жизни. Сколько побед было вырвано из рук военных? Эти ни к чему не приводящие переговоры, моратории, которые обязаны выполнять только российские военные! Многие забыли очень мудрую пословицу: когда говорят пушки - политики молчат. Развяжите военным руки, оставьте право для принятия решений тем, кто воюет и кого этому учили. Война закончится значительно быстрее и жертв будет меньше. Хватит оглядываться на США и блок НАТО. Мы - Россия! Так почему мы должны считаться с янки, когда они не считаются ни с кем?
        Полная дама с микрофоном сразу же высказалась:
        - Если следовать вашим советам и развязать армии руки, в Чечне не останется ни одного живого чеченца.
        - Армия воюет не с чеченцами, а с бандитами! У бандитов нет национальности. И что бы вы не думали и не говорили - ни одни солдат не поднимет руку на ребенка! Сколько чеченских мальчишек подбегали к блокпостам и швыряли гранаты? Раненые, умирающие парни не стреляли! Хотя я, мать, не осудила бы их за это. Почему вы, журналисты, не пишете и не снимаете российских военных, когда они делятся хлебом с чеченцами? Когда у полевых кухонь выстраиваются очереди чеченских женщин с кастрюльками в руках и солдаты, голодные мальчишки, сами отдают свои скудные пайки чеченским детям? Какое вы имеете право писать и снимать все столь однобоко? Вы же поставлены для того, чтобы правду показывать! Вы, необдуманными словами, создали из армии образ оккупанта, вторгшегося в Чечню. Кто вас ангажирует, кто дает заведомо ложные сведения? Вы спросите людей в Краснодарском и Ставропольском краях, что они думают по поводу ввода российских войск…
        Из толпы до ее ушей донеслась реплика:
        - Марина Ивановна, не стоит создавать из армии этакий миф о непорочной деве…
        Степанова принялась разглядывать журналистов, выискивая глазами того, кто сказал эту фразу. Так и не поняв, кто говорил, она резко бросила в толпу:
        - Кто это сказал? Я бы хотела взглянуть в лицо этого правдолюбца…
        Из рядов журналистов выбрался толстенький человечек с огромным микрофоном с надписью «Свободная газета». Камеры жадно снимали. Бредин заметил, как бородатый едва не сбил с ног стоящую рядом журналистку, силясь снять все «поближе». Марина, не скрывая презрения, заговорила:
        - А-а-а, понятно! Могла бы догадаться. Так, как вы втаптываете армию, никто не может! Интересно, кто платит? Чеченские боевики? Публикуя заведомо высосанные из пальца репортажи, зарабатываете дешевую популярность. Ваши измышления порой напоминают страшилку из мультфильма…
        Человечек взвился:
        - Это оскорбление! Я бы попросил…
        Степанова мрачно глядя на человечка, резко сказала:
        - Я бы попросила вас выйти вон! Ваша газета в армии не котируется! Одни репортажи о зверствах российских военнослужащих чего стоят! Солдатские матери с испитыми лицами и наспех замазанными синяками. Надо быть круглым идиотом, чтобы поверить в то, что они плели! Чеченки, якобы видевшие, как солдаты насиловали девочек и оказавшиеся, при ближнем рассмотрении, обычными преступницами, выпущеными бандитами Дудаева из тюрьмы. Это публиковала ваша газета!
        Человечек резво рванул к двери, стремясь побыстрее скрыться с глаз кинокамер. Он что-то ворчал о суде и оскорблениях. Бородатый оператор громко смеялся ему вслед и задал следующий вопрос, едва дверь захлопнулась:
        - Марина Ивановна, а вы не боитесь, что таким образом общаясь с журналистами, наживете множество врагов?
        Женщина твердо ответила, глядя оператору в глаза:
        - Нет. Не боюсь. Кому дорога честь России поймет, что мне дорога честь Армии и не обидится! Сколько можно унижать? Ни один американский военный не перенес того, что переносят наши мужики в той же Чечне. У янки трак от танка развалился - он ремонтную бригаду ждет, а наш - кувалду в руки и вперед! С такой армией можно побеждать, но и позаботиться о ней не мешает. Зарплата военных в России - курам на смех. Дворник в городе больше получает…
        Вперед вылезла длинноносая девица в очках:
        - Ну не скажите! В Чечне офицеры получают…
        Марина перебила:
        - За благополучие своих семей они жизни ставят на кон! Да, они получают боевые, но давайте разберемся! Что в случае гибели мужей получают жены офицеров? Единовременное пособие и вдовий платок. Вас бы это устроило? Почему офицер в России не может получить столько, чтобы хватало на житье? Ведь они жизнью рискуют! У большинства мужиков зарплата идет на оплату снимаемой квартиры. Они отправляют деньги из Чечни родным и близким. А если жена не работает? Например, ребенка ждет? Политики ратуют на словах за здоровье нации, за процветание России, так почему тогда тот же Полено, дарит бандиту Басаеву миллион долларов? Прекрасно зная, что собой представляет Шамиль. Почему? Не честнее ли было перечислить деньги униженной голодающей армии?
        Наступила тишина. Обычно бойкие журналисты замолчали, начали переглядываться. Этот кандидат явно не собиралась смягчать свою речь. Камеры следили за ними и за сидевшими за столом. Бородатый оператор показал Марине поднятый кверху большой палец и женщина улыбнулась. Оглядела притихшую толпу и заговорила снова:
        - Вы поглядите вокруг, до чего доведен народ! Пенсии не платят, зарплату задерживают, цены растут. Как грибы после дождя появляются разные фирмы, конторы, банки. И каждая со своим обещанием! На улицах появились нищие с протянутой рукой! Чаще всего это старые люди. Они что, не заработали за свою жизнь на достойную пенсию? Теперь взгляните на наших политиков и депутатов: выходят из шикарных машин, отдыхают за рубежом, имеют коттеджи, виллы на морях, особняки и квартиры, паи в компаниях. На какие деньги? На зарплату? Не смешите! Радетели за народ, борцы за правду, лезущие к власти по трупам и не гнушающиеся задавить ближнего…
        Марина передохнула, оглядев присутствующих:
        - Если ты депутат, будь добр не отрываться от народа. Ведь ты не лучше тех, кто тебя избрал. Отдыхай, как все. В течение года копи на отпуск. Если купил машину - дай отчет, а на какие такие деньги ты ее приобрел? Пора проверить, на какие деньги куплены дачи и виллы у депутатов! Не в крови ли они тех пацанов, что сложили свои головы в Грозном, Бамуте, Ведено или Афганистане? Только депутат, живущий с народом, поймет его нужды. Поймет, что на ту пенсию, которая по их меркам считается минимальной, не прожить и недели.
        Пожилой журналист, стоящий прямо перед столом, вздохнул:
        - Марина Ивановна, вы извините, но это из области фантастики…
        Степанова твердо ответила:
        - Ничуть! Если Президент захочет начать расследования по фактам, знаете сколько украденных денег обнаружится? Их и на пенсии, и на армию, и на жилье, и на питание солдат, и на медикаменты с оборудованием вот в такие госпиталя хватит! Вопрос только один, а захочет ли Президент заниматься этим? У нас в армии давно бытует мнение, что он сам в этом погряз.
        Молчание длилось больше минуты. Затем один из операторов не смело задал следующий вопрос:
        - Марина Ивановна, если станете депутатом, с чего вы начнете?
        - Я буду бороться за армию! Я сделаю все, чтобы вывести на чистую воду тех политиков, кто отдавал глупые приказы в 92-ом, когда армию заставили уйти из Чечни и оставить чеченцам оружие. Почему в 94-ом из-за дурости и амбиций кинули на штурм Грозного неукомплектованную армию, а потом играючи обвинили ее в бездарности и недееспособности? Пора спросить политиков за пролитую кровь российских военных при штурме предгорий Кавказа, когда армия побеждала, но ее заставили отступить, потому что кто-то еще не достаточно заработал на крови солдат. За моей спиной находится знамя 131-ой майкопской бригады, попавшей в окружение и мужественно оборонявшейся от превосходящих сил дудаевцев. Есть и моя крошечная заслуга в том, что они вырвались из окружения. Но за кровь погибших кто-то должен ответить! Тот, кто даже не позаботился снабдить подробными картами Грозного войска, зато кинул их в пекло.
        - Марина Ивановна, не боитесь, что депутатам не понравятся ваши слова?
        Это был снова тот же бородатый. Он с одобрением смотрел на нее. Глаза под очками блестели. Весь его вид говорил о том, что он полностью с ней согласен. Марина улыбнулась мужику:
        - Мне с ними не целоваться!
        Хохотали все, кроме Марины и Бредина. Журналисты наконец-то стряхнули с себя оцепенение, вызванное резкими словами в адрес самого Президента. Генерал наклонился к ней и сказал в ухо:
        - Тебе этого выступления не простят.
        Она шепотом ответила:
        - Плевать я хотела на то, простят меня или не простят! Я хочу, чтобы армия жила, а не прозябала.
        Когда шум немного утих, она продолжила:
        - Я не скрываю, что став депутатом, стану драться с теми, кто довел армию до положения нищего с протянутой рукой. Наша армия достойна преклонения, а не унижения. Пока мальчишки поступают в военные училища, армия будет жить! И я сделаю все, чтобы слова «офицер» и «солдат российской армии» вновь зазвучали гордо. Есть в армии мужчины, и их большинство, которым дорога офицерская честь. Им горько и обидно слышать о себе гадости, которые льются с экрана, из радиоприемника, с газетных страниц. Но они не покинули позиций от обиды, они продолжают драться с бандитами, стараясь не допускать их на территорию России…
        Капустин, через журналистов, передал ей стакан воды, увидев, как женщина облизнула пересохшие губы. Прапорщик недовольно смотрел на толпу прессы, искренне жалея Степанову и понимая, что говорить из-за ранения ей трудно. Марина отпила половину и протянула стакан генералу. Бредин, автоматически допил воду, не обратив внимания, что все сняли на пленку. Бородатый рассмеялся:
        - Марина Ивановна, это принято в армии, делиться с ближним даже глотком воды?
        Бредин и Степанова переглянулись. Генерал не сразу понял, о чем идет речь. Марина тихо и твердо сказала:
        - Принято. В том же Афганистане… В горах воду найти трудно. Литровую флягу порой делили на два взвода. Каждому по глотку и не было такого, чтобы кто-то лишний глоток сделал. Некоторые вообще отказывались в пользу раненых. И в Чечне так же…
        Бородатый оператор вплотную приблизил камеру к наградам Марины, снимая их крупным планом:
        - Марина Ивановна, у вас столько наград! Полученные за Афганистан, за Чечню… Ордена, медали… Грудь, словно в колчуге! Не обидно иметь всего-навсего погоны старшины? Неужели начальство не может вам присвоить хотя бы звание младшего лейтенанта за ваши заслуги?
        Марина откровенно растерялась от такого вопроса. Она посмотрела на генерала, затем на толпу и почесала затылок. Так она делала всегда, когда затруднялась ответить. Бредин усмехнулся, глядя на этот знакомый жест и ответил за нее:
        - Эта старшина в бою за пояс заткнет любого штабного генерала. Я не стыжусь признаться, но в январе, во время жестокого боя, Марина командовала мной, как рядовым и я подчинялся. Она автоматически уже знала, что делать, а я еще только обдумывал сложившуюся ситуацию. Марина не из тех, кто гонится за погонами и наградами. Она и эти-то регалии всего второй раз в жизни надела и то не охотно. Мне уговаривать пришлось. Вон, ее секретарь стоит, он подтвердит…
        Генерал указал в угол комнаты, где стоял Игнат Капустин и все камеры мигом нацелились на покрасневшего, смутившегося прапорщика. Степанова, пока никто не наблюдал за ней, наклонилась к уху Бредина и шепнула:
        - Спасибо, Евгений Владиславович, выручили…
        Обвела глазами жадные лица журналистов, вновь уставившихся на нее. Встала и взяла в руки тяжелый крест. Замелькали вспышки камер. Подняла солдатский подарок вверх:
        - У меня в руках крест, подарок моих друзей и соратников по Чечне. Они передали его через раненого парня, находящегося в одной из палат. Он спаян из гильз и осколков, на каждом нацарапана фамилия или имя погибшего в Чечне. Сегодня я поклялась на нем возле постели раненого друга, что буду бороться с продажностью политиков. Сейчас, перед лицом всех тех, кто меня видит и слышит, кто прочитает завтра репортажи, клянусь не отступать и не сдаваться, как бы ни было трудно, лишь бы дело двигалось. Клянусь бороться за честь армии и сделать все, что в моих силах, чтобы облегчить тяжелую участь военнослужащих!
        Впервые посмотрела в глазок камеры бородатого и слабо улыбнулась:
        - Костя, я люблю тебя! Возвращайся!
        Оператор удивленно смотрел на эту детскую улыбку. Бредин встал:
        - Конференция окончена. Прошу извинить. Марина Ивановна после ранения и много говорить ей нельзя.
        Ведущие телеканалов объявили об окончании конференции. Операторы выключили камеры. Кто-то из журналистов открыл дверь, в палате было душно. Из коридора послышались рукоплескания и чей-то очень знакомый восторженный крик:
        - Браво, Марина!
        Степанова устало поглядела на генерал-полковника:
        - Вы этого ждали от меня? Или разочарованы?
        Бредин тяжело вздохнул:
        - Ты сделала для первого раза больше, чем я думал. Теперь, уверен, армия проголосует за тебя полным составом. Ты швырнула вызов самому Президенту… Вот это меня страшит. Почему папку не открывала? Солиднее было бы…
        Она протянула папку генералу и устало улыбнулась. Евгений Владиславович, уже догадываясь, расстегнул кнопку и открыл лист - он был чистым. Другие листы тоже не имели на себе информации. Маринка тихо сказала:
        - У меня все в сердце было записано…
        Бородатый оператор подошел и протянул ей визитку:
        - Я верю в вас. Будут трудности, позвоните. У меня не мало друзей среди независимых журналистов. Жаль, что они не захотели приехать. Думали, очередной любитель власти. Я обязательно покажу им пленку. Хотя, они наверняка смотрели! Спасибо, Марина Ивановна. Удачи вам. До свидания товарищ генерал-полковник!
        Еще несколько журналистов протянули ей визитки:
        - Если будете устраивать конференции или интервью, пригласите пожалуйста и нас. Нам теперь небезынтересно, что у вас получится. Мы с удовольствием станем освещать эти события.
        Переговариваясь между собой, пресса торопливо удалилась, на ходу застегивая пальто и куртки. Журналисты спешили в издательства, что бы пустить материалы на первые полосы своих изданий. Операторы застегивали чехлы на камерах. Одели куртки и тоже ушли. Уставшая Марина прислонилась плечом к стене и не мигая, смотрела в глаза генерала. Тот, точно так же, смотрел ей в глаза. И ей и ему отступать было некуда. Зазвонил радиотелефон. Генерал вздрогнул. Взял трубку и тут же протянул Марине. Голос Огарева восторженно крикнул:
        - Слушай!
        В трубке отчетливо раздался гул множества голосов, а затем прозвучал отчетливый крик:
        - Молодец, Искандер! Так им!
        Огарев снова закричал:
        - Слышала? Изо всех палаток народ высыпал. Обнимаются, как в День Победы! Молодец!
        Трубку выхватил Костя:
        - Марина! Я слышал твои последние слова! Я тоже очень люблю тебя! Меня все поздравляют, словно это я, а не ты выступала. Будь осторожна. Целую.
        Маринка не успела положить трубку на стол, как она снова зазвенела. Голос на ломаном русском произнес:
        - Радуешься и поздравления принимаешь? Мы тебе тоже подарок преподнесем, Искандер…
        Марина взглядом указала генералу на мобильник и тот понял. Быстро набрал номер, отвернувшись в сторону. Коротко сказал пару слов. Дождался ответа и снова что-то коротко произнес. Затем отошел в противоположный угол и вновь позвонил. Отключился, тревожно глядя на Марину. Степанова спокойно спросила, уже догадавшись, что кто-то прикидывается чеченцем. Ей ли было не знать, как по-настоящему звучит акцент:
        - Кто «мы»? Надо же знать дарителей! Чтобы потом отблагодарить достойно. Ведь у вас на Востоке так принято. Я права?
        Голос хмыкнул:
        - Права. Но тебе не понравится наш подарок.
        - Ничего. Я даже на те подарки, что мне не нравятся, достойные подношения делаю. Ты ведь слышал обо мне, верно? И знаешь, на что я способна.
        Голос на другом конце провод дрогнул, явно ухмыляясь:
        - Верно. Но что ты сможешь сделать, находясь в Москве, связанная депутатским мандатом?
        У генерала зазвонил мобильник. Он послушал сообщение и кивнул Марине. Подошел и прошептал что-то в ухо. Женщина усмехнулась:
        - Не сомневайтесь, многое могу сделать. Например устроить пару неприятных минут, а потом десяток лет в тюрьме.
        Расслышала шум и удивленные восклицания. Затем голос Огарева произнес в трубку:
        - Попался стукач! Спасибо, Марина. Очень вовремя. Никак не могли выследить. Все же прокололся. Уж так ему хотелось тебе праздник испортить! Терпения не хватило дождаться тишины…
        Марина отключила трубку. Устало направилась к двери. В груди болело, но она пересилила себя и постаралась не показать этой боли:
        - Я схожу к Ивану. Обещала…
        Бредин махнул рукой:
        - Мы с Капустиным на телефонах побудем. Сейчас шквал будет! Тамару сюда отправь, а то смотрю, загляделась она там на молоденьких солдатиков. Еще приглядит кого, не дай Бог…
        Марина улыбнулась генеральской шутке и вышла из палаты. В коридоре, к великому изумлению, стояли «ходячие» раненые и медики. Они так и не разошлись, ожидая выхода Степановой. Едва женщина возникла в проеме, к ней устремились все. Окружили, разглядывая, словно диковинку. Хирург громко сказал:
        - Не ожидал, что вы так прямо и не прикрыто говорить начнете. Горькую правду в лицо самому Президенту швырнули. Вызов кинули депутатам и правительству. Тяжелый вы себе путь выбрали.
        Она пожала плечами:
        - Я никогда не искала легких троп даже в Афгане. Чем труднее путь, тем крепче становишься и тем больше вероятности живой остаться. Закалка у меня есть, только бы вот рана зажила…
        Мужчина осторожно положил руку ей на плечо и слегка пожал:
        - Это мы залечим. Зажило бы быстрее, если бы вы спокойно себя вели, а вам неймется спокойно жить. Времени не хватает, понимаю…
        Степанова спросила:
        - Я могу снова к Ивану пройти?
        - Идите.
        Но пройти не удалось. Слева возникла фигура Салманова, а справа протиснулся Виталис. Появление биолога в госпитале удивило Марину. Руслана выписали месяц назад. Сержант молча протянул ей руку, а биолог спросил:
        - Когда поправитесь, вы ко мне в гости заедете?
        Она встала посреди толпы, изумленно уставившись на мужчину:
        - Руслан, ты чего это выкать начал? Вроде на «ты» перешли!
        Он заметно смутился:
        - Вы станете депутатом, а я что, я простой биолог…
        Степанова взвыла от злости:
        - О, Господи! Вечно заморочки возникают с этими интеллигентами! Может тебя стукнуть разок, чтоб в себя пришел? Мы с тобой в бою побывали, трупы изображали! Вместе через огонь прыгали и стонов от тебя, раненого, я не слышала. Терпел и не ныл от страха, так что заткнись со своим нытьем и не выводи меня. Ты для меня Руслан, а я для тебя Марина. Понял, ботаник?
        Он почесал лоб и улыбнулся:
        - Понял, Марина. Так, что - приедешь ко мне в гости?
        Она улыбнулась:
        - Почему бы и нет? Я еще твои кинжалы не метала в косяки, а мне так хотелось! И в Ботаническом саду надо все повнимательнее рассмотреть. Тогда ведь не удалось. Подаришь парочку гиацинтов?
        Салманов кивнул. Толпой двинулись по коридору. Раненые заглядывали сбоку, чтобы увидеть награды, позвякивающие на груди женщины. Удивленно переговаривались между собой. Она вошла в палату Мешкова с эскортом. Лицо Ивана медленно повернулось и парень улыбнулся, собрав на эту улыбку оставшиеся силы. Она подошла и присела рядом на стул, подвинутый кем-то из ребят:
        - Все слышал? Ты мной доволен? Всыпала, как ты просил.
        Наклонилась пониже, чтоб услышать его ответ. Мешков тихо прошептал:
        - Марина, сегодня ты заставила армию поверить, что правда все же существует и ты станешь голосом Армии. Я верю, что ты станешь депутатом. Хотя многим зажравшимся хомякам, наверняка, это не понравится. Я поправлюсь, забирай в охрану…
        - Полковники мне шестерых прислали, вот-вот подъедут. А о тебе я подумаю. Спасибо, что предложил. Я пойду, устала, да и тебе отдохнуть не мешает. Спи, Ванечка. Я зайду к тебе еще не раз.
        Поцеловала Мешкова в щеку и вышла. Большинство раненых разошлось по палатам, остальные смотрели вслед.
        Глава 2
        Но отдохнуть не удалось. Едва вышла в коридор, как увидела поворачивающих из-за угла со стороны лестницы шестерых спецназовцев. Парни были в форме. Она издали узнала всех и улыбнулась: Огарев и Андриевич выбрали ей в охрану тех, кого она знала по боям. В руках Леона имелся маленький включенный приемник. Мужики вначале замерли, увидев бредущую навстречу фигуру, а потом кинулись к ней с криками:
        - Марина! Искандер! Поздравляем!
        Кованые ботинки стучали так, что из палат вновь начали выглядывать раненые. Если бы не выскочивший на крик Капустин, успевший оттолкнуть первого разведчика от женщины, все могло бы кончиться для Марины трагически. Хотя она и протянула руки вперед, пытаясь удержать разведку, Швец явно собирался сжать ее в объятиях. Спецназовец отлетел в сторону. Тут же развернулся, чтобы достойно наказать наглеца, Маринка успела схватить его за руку:
        - Стоять всем! Леонтий, ты не в Чечне!
        Спецы замерли. Игнат торопливо сказал:
        - Ранена она. Нельзя ее тискать. Вся грудь в бинтах.
        Спецы с улыбками поглядели на Капустина. Леонтий шутливо натянул ему фуражку на нос. Ухмыльнулся:
        - Что Маринку защищаешь, это хорошо, а вот что нас толкаешь, это плохо. В смысле, для тебя однажды плохо может закончиться!
        Оглядели Марину со всех сторон:
        - Выглядишь здорово! Что же ты ни разу не говорила, что у тебя наград больше, чем у всех нас?
        Она смущенно усмехнулась:
        - Может мне надо было список составить и на груди повесить? Здорово, мужики! Я так рада вас видеть! Извините, даже обнять не могу, руки поднимать тяжело. Конференция только что прошла.
        - Да мы слышали! Приемник с собой таскаем. Экипаж в самолете на полную мощь включил рацию. Впервые в Иле тишина стояла. Только твой голос да шум моторов. Летчики тебе привет передают. Здоровья желают и удачи. Бутрим наш не удержался, похвастался, что мы к тебе летим! Нас из самолета на руках вынесли. Приветы тебе передавали мужики из Грозного, из Шали, из Ведено, из Ножай-Юрта, из Катаямы, из Шатоя и даже Чечен-Аула. Они нам пообещали «без парашютов выбросить», если не убережем. Лихо Марин выступила! Зло!
        В коридор вышел главный хирург отделения. Удивленно уставился на толпу мужиков в полевушке:
        - Это еще что за явление? Новая конференция? Старшина Степанова, почему вы до сих пор в форме?
        Марина виновато посмотрела на доктора:
        - Клим Степаныч, не успела! Мужики прибыли меня охранять. Они с Чечни прилетели только что. Всех знаю. Мы шуметь не будем, но пусть они со мной побудут? Столько не видела!
        Хирург улыбнулся:
        - Всем в палату и тишина! Обеды на всех принесут санитары. Я распоряжусь. Степанова, я тобой доволен…
        Врач развернулся и ушел. Марина увела мужиков к себе:
        - Пошли в мои кандидатские аппартаменты!
        Генерал свертывал знамя, когда они вошли. Мужики вытянулись у двери. Младший сержант Оленин четко отрапортовал:
        - Здравия желаем, товарищ генерал-полковник! Отделение спецназа прибыло для охраны сержанта… Ой, простите, старшины Степановой!
        Генерал усмехнулся из-за этого «ой»:
        - Что прибыли, это хорошо! Главное, что не «явились»! Вольно, мужики! Здорово! - Генерал пожал всем руки и поглядел на хмурого Капустина, стоявшего в стороне: - Ты чего надулся, Игнат?
        - Они мне фуражку на нос натянули, а я старше их по званию.
        Генерал с трудом сдержал усмешку, настолько по-детски была произнесена эта простенькая фраза. В голосе прапорщика сквозила неприкрытая обида. Мужики фыркнули:
        - Ты вообще, кто такой?
        Игнат приосанился и гордо ответил:
        - Секретарь Марины Ивановны!
        Бредин отвернулся в сторону, чтобы не расхохотаться. Маринка поглядела на генерала и ухмыльнулась, стараясь, чтобы разобиженный Капустин не видел. Этот парнишка так гордился оказанным доверием и так задирал нос, что даже не старался скрыть этого. Швец, с самым серьезным видом, хмыкнул:
        - А-а-а, секретарь! Ну, извини, дружок! Мы мужики простые. Ты же меня с ног сбить пытался, вот я и погорячился…
        Генерал видел, что спецы откровенно подтрунивают над неопытным прапорщиком, а тот принял все за чистую монету и важно кивнул:
        - Да ладно, чего уж там… Давайте знакомиться: Игнат Капустин.
        Разведка не выдержала и захохотала. Прапорщик переводил взгляд с одного лица на другое и ничего не мог понять. Марина тронула его за рукав:
        - Не обращай внимания, шутки у них такие! Чем быстрее привыкнешь не обижаться, тем лучше. Они мужики что надо. Полковники мне лучших отдали. Друг за друга глотку перегрызут.
        Санитары внесли Маринину кровать и кушетку, стол с тумбочкой и стулья. Степанова поглядела на букет цветов в вазе:
        - Не люблю я срезанные цветы. Они мне похороны напоминают. Я унесу их врачу, товарищ генерал? Может, подарить вашей жене?
        Бредин покачал головой:
        - Уноси. Что я, сам Тамаре не в силах цветы купить?
        Женщина уволокла букет в ординаторскую, чем вызвала настоящий переполох. Букет, как оказалось, был очень дорогим. Заодно прихватила с собой больничный халат, чтобы переодеться. Женщины в ординаторской заохали:
        - Марина Ивановна, но это же для вас принесли журналисты. Неудобно!
        Она сказала, как отрезала:
        - Я не люблю срезанные цветы и предпочитаю живые или в горшках. Забирайте! Спасибо за терпение. Сегодня вам полы затоптали и шум был, да и нервов не мало положено. Спасибо! Можно я у вас переоденусь, а то там мужики…
        Зашла за ширму. Пожилая нянечка, что благословляла ее, тут же зашла к ней и молча принялась помогать. Развязала шнурки у ботинок и сняла. Помогла стащить брюки, чтоб она поменьше наклонялась. Врачи говорили между тем и их голоса доносились до раненой женщины:
        - Это вам спасибо, что и про госпитали слово сказали. Действительно, нуждаемся. Очень нуждаемся! Оборудование далеко не новое, медикаментов не хватает. Порой бинтов не хватает, так сами марлю стрижем!
        С помощью нянечки, Марина переоделась в халат и вышла из-за ширмы. Посмотрела на медиков:
        - Знаю. Все знаю. Не первый раз в госпиталях валяться приходится. Когда получьше становилось и самой приходилось помогать. Буду делать все, что смогу. Обещаю.
        Вернулась в палату, прихватив форму. Небрежно бросила ее на кровать. Игнат сразу подхватил обмундирование и аккуратно развесил на плечиках. Повесил на гвоздь в стене, возле двери. Разведчики видели, как он бережно погладил награды Марины ладонью и переглянулись. Никто из них даже не улыбнулся. В это время санитары накрывали стол к обеду, раскинув «книжку» полностью. Притащили десяток стульев. Тамара Георгиевна стояла рядом с мужем у окна, разглядывая мужиков. Швец, да и остальные, сразу заметили бинты под халатом Марины, когда она вернулась. Они выглядывали в вырез халата. Спецназовцы снова переглянулись. Более непосредственный Бутримов спросил:
        - Марин, расскажи, что тогда произошло. Мы знаем, что тебя тяжело ранило. Огарев с Андриевичем нервничали, постоянно в Москву звонили, злились, не спали. Они нам ничего не рассказали толком. Ругались больше…
        Степанова, не вдаваясь в подробности, в несколько минут объяснила сложившуюся в Мытищах ситуацию. Швец постучал пальцами по столу, упрямо наклонив голову книзу и поглядывая изподлобья на генерала:
        - Н-да… Вот тебе и мирная Москва… Товарищ генерал, что же это такое происходит? В Подмосковье самый настоящий бой был! Маринка в Чечне таких ранений не получала, как здесь получила. Почему?
        Бредин развел руками:
        - Что происходит? Ваххабиты свои центры по всей Москве наоткрывали. Молодежь вербуют. Деньгами заманивают. Наркотиками. А у нас закона нет такого, чтоб запретить их деятельность. Депутаты внимания не обращают, хотя мы не раз просили пересмотреть действующее законодательство. Даже ответа не получили! Вот Марина станет депутатом, пусть проталкивает этот закон. Я не требую запретить Коран и мусульманство, но воинствующему ваххабизму на улицах Москвы делать нечего…
        В палату влезла чета Шергунов, нагруженная сумками и прервала речь Бредина. Олег гаркнул с порога:
        - Принимай, Марина! Стол накрывай! Главврач отделения разрешил это дело отметить. Даже тебе разрешил выпить коньячка. Сказал, полезно для сосудов. Сам чуть позже зайдет!
        Разведчики вскочили, приветствуя полковника и разглядывая его жену. Шергун на мгновение замер, поняв, что в палате много народу. Затем поздоровался со всеми и представил им Зою. Бутримов завистливо сказал:
        - Олег Маркович, поделитесь опытом, где вы такую красивую жену отхватили? Может и мне найдете? Я уже лет пять жениться пытаюсь, а все женщины словно вода меж пальцев уходят!
        Зоя покраснела и смутилась. Нервничая, начала оглядываться по сторонам, пытаясь найти для себя работу, чтобы не чувствовать изучающих взглядов мужиков. Маринка засмеялась. Подхватила подругу под локоть и утянула за собой к столу. Три женщины начали раскладывать на столе принесенные продукты. Шергун, весьма довольный произведенным женой эффектом, обернулся на голос Бутримова и улыбнулся:
        - Не поверишь! Первый раз меня сватал в деревне Маринкин сын, Сашка. Было ему чуть больше трех лет. Мы посмеялись тогда, а напрасно. Надо было мне еще тогда на невесту взглянуть! Вот генерал не даст соврать! А нынче сосватала Марина, так что ты не по адресу обращаешься, проси старшину жену подобрать.
        Володя, ни мало не смутившись, еще раз окинул взглядом полковничью жену и спросил Степанову:
        - Марин, у тебя в деревне, еще кандидатуры в жены для меня не найдется? Я ведь серьезно спрашиваю! Ни грамма не шучу!
        Зоя быстро взглянула на круглое симпатичное лицо мужика и ответила:
        - Баб в деревне много одиноких, только вам они не подойдут. Или спились, или гуляют. Вот в соседней деревне имеется одна женщина. Вдова правда и с ребеночком… Муженек по пьяни на тракторе с моста кувыркнулся в реку. Девочке два годика.
        Степанова догадалась:
        - Ты про Марию Половцеву говоришь? Хорошая женщина. До сих пор не могу понять, почему она замуж за этого скота вышла?
        Мужики замолчали, прислушиваясь. Зоя по-деревенски прямо пояснила:
        - А чего понимать? С позора вышла. Изнасиловал он ее, чтоб за себя взять. Вот и весь секрет. Мария красавица, а он забулдыга беспутная! Ты просто не живешь дома, по-этому и не знаешь. Когда Серегу хоронили, Мария ни слезинки не пролила. Свекровь ей этого до сих пор простить не может. Каждый день ходит и пилит. Раньше Верка сына иначе, как «пьяницей» не называла, а сейчас он у нее в ангелочках ходит.
        Бутримов внимательно выслушал все. Едва женщины замолчали, как он четко и твердо произнес:
        - Зоя, помогите мне жениться на ней. Девчонку любить буду, как родную.
        Женщина покраснела:
        - Вы, не глядя, собрались жениться? Разве так делают?
        Шергун хмыкнул:
        - Я женился на тебе по рассказам Марины и не жалею. Почему бы Володьке не пойти по-нашим стопам? Дай ему адрес, пусть напишет сначала…
        Тамара Бредина скомандовала:
        - Ладно, хватит разговаривать! Пора к столу.
        Бредин заставил Марину сесть во главе стихийного застолья:
        - Ты сегодня главная и командовать парадом тебе. Давай, Марина, привыкай!
        В палату заглянул главный хирург. Швец мгновенно сцапал медика и усадил между собой и Капустиным. Все чего-то ждали. Степанова поняла, что слово за ней и попросила:
        - Мужики, может сами разливать напитки будете?
        Несколько мужских рук потянулось к бутылкам. Врач строго сказал, поглядев на виновницу застолья:
        - Марина Ивановна, вы можете пить только коньяк. Никаких сухих, никакой водки! И не больше трех рюмок.
        Швец наклонился к нему:
        - Доктор, ну что вы нашу Маринку обижаете? Она больше трех никогда не пьет. Вы бы видели, как она притворяется пьяной! Мужики анекдоты складывают в Чечне. У Коли Скворцова икота начинается, когда он вспоминает, как автомат хотел у нее забрать, убежденный полностью, что Маринка в дугу пьяная!
        Хирург заинтересованно поглядел на спецназовца:
        - Поподробнее, пожалуйста!..
        Генерал прервал шум за столом и встал, подняв рюмку с водкой:
        - Сегодня положен первый кирпич для возрождения былой славы и мощи российской армии. И пусть этот кирпич заложил не мужчина, а хрупкая женщина, событие от этого не теряет своей важности. Марина Степанова прошла Афган, она воевала за освобождение Грозного от дудаевских боевиков. Она срослась с армией и армия доверила ей стать ее голосом. Порой бывает и так, где не справляется мужчина, на помощь приходит женщина. И ее плечо бывает не менее крепким, чем мужское. Я хочу выпить за кандидата в депутаты, за боевого друга, за замечательную женщину. За тебя, Марина! Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь и на помощь друзей. Армия еще долго не забудет легендарного Искандера и Ясона в Афганистане, а твое сегодняшнее выступление, я уверен, многие будут помнить всю жизнь. Это было первое выступление, не имеющее ни единого слова лжи или недомолвок!
        Мужчины встали, соприкасаясь рюмками с маленькой женщиной. Выпили и сели на места. Разговор на какое-то время прервался. Шергун нарушил его:
        - Женя, прикажи привезти пуленепробиваемые стекла и поставить их на окно с внутренней стороны. Думаю, хирург не станет возражать. Так безопаснее для Марины. Я слышал выступление. Она кинула вызов всем сразу. У нее на лбу автоматически появилась мишень. Операторы и журналисты, было слышно, радовались ее словам, но политики ей этого выпада не простят.
        За столом воцарилось молчание. Генерал достал мобильник из кармана форменных брюк набрал номер и жестко произнес в трубку:
        - Бредин говорит. Установить бронебойные стекла в палате Степановой. Утроить караул на входе. Каждого входящего на территорию госпиталя тщательно проверять. Установить металлодетекторы на входе в корпус. Без досмотра пропускать лишь тех, кто внесен в список Марины. Срок исполнения - два часа.
        Он забил трубку в карман:
        - Ты прав, Олег. Мне надо было побеспокоиться об этом заранее, но я выпустил из виду окна. Стал полностью штабным…
        Швец спросил:
        - Евгений Владиславович, мы слушали выступление. В том числе и ваше. Это правда, что Маринка вами командовала? Что-то не верится…
        Генерал взглянул в лицо спецназовца:
        - Если бы она командование на себя не приняла, мы бы все в огне остались. Спроси мою жену, она подтвердит. Тамара, скажи свое веское слово!
        Бредина вздохнула, обведя печальными глазами собравшихся:
        - Я в бою ничего не понимаю, но даже до меня дошла истина, что именно Марина не позволила нам погибнуть. Да, Женя подчинялся ее приказам и я ничуть не осуждаю его. Если бы он стал спорить в тот момент, доказывая, что он выше по званию, я бы перестала его уважать, так как по-женски чувствовала правоту Марины. Заслуга ее, а не моего мужа, что из семи собравшихся погиб лишь один и то из-за неопытности…
        За столом воцарилась тишина. Мужчины «переваривали» услышанное. Шергун разорвал тишину, спросив:
        - Мужики, пора бы заполнить посуду. Ну, ладно, я не вижу! А вы то что сидите, словно мумии? Наш кандидат еще и подгонять вас должен? В общем, я беру слово…
        Олег встал, опираясь рукой на плечо сидевшей рядом жены:
        - Марина, ты устроила мое счастье, заставила меня поверить, что не все кончено. Тянула, как могла, как чувствовала своим женским сердцем. Ни для кого не секрет во всей армии, что ты тоже любишь. Мы бы хотели погулять на твоей свадьбе и увидеть тебя счастливой. Я бы хотел выпить за твое женское счастье. Чтобы Костя твой к тебе живым и здоровым вернулся. Будь счастлива!
        Зоя направила его руку к рюмке Марины. Говор за столом становился все оживленнее. Швец вовсю болтал с хирургом, подробно рассказывая об операции в Дуба-Юрте. Врач смеялся, слушая, как Степанова обманула опытный спецназ. Капустин разговорился с Бутримовым и Климом Сабиевым, тихонько расспрашивая мужиков о Марине. Генерал расспрашивал младшего сержанта Оленина о сложившейся ситуации в Чечне. Тамара Бредина с интересом расспрашивала Зою Шергун о деревенской жизни. А Марина разговаривала с Рахмоном Мухаметшиным, Юрием Скопиным и Олегом Шергуном. Налили по третьей. Степанова встала:
        - Я понимаю, что нарушаю традиции спецназа. Этот тост всегда пили молча и все же скажу… Мне приходилось терять друзей и любимых. Я видела, как умирают мальчишки-солдаты и умудренные жизнью офицеры. Смерть не щадит никого. Я храню в своей памяти всех, кто не дожил. В наших сердцах о них сохранилась светлая память. Я хочу, чтобы о них не забывали и те, кто предавал и продавал их! Вспоминал со страхом, что возмездие однажды придет. Пусть земля будет для павших пухом и не будет ни единого спокойного дня у тех, по чьей вине началась эта новая бойня!
        Встали все, даже женщины. Не чокаясь, выпили. Шум за столом не умолкал. Разговоры становились все более оживленными.
        Прошло два часа. В дверь постучали. На пороге стояли трое солдат с огромным стеклом, странным прибором, похожим на дрель и сварщик из гражданских. Двое солдат втащили вслед за ним газовый баллон на колесах. Старший, ефрейтор, вскинул руку к козырьку:
        - Товарищ генерал-полковник, ефрейтор Ивашкин прибыл с отделением хозобслуги, чтобы поставить бронестекло в палате. Металлодетекторы устанавливаются. Все уже согласовано с начальником госпиталя. Вот разрешение. Разрешите приступить?
        Ефрейтор протянул генералу бумагу, а тот передал ее хирургу. Бредин кивнул:
        - Приступайте!
        Елена Константиновна после окончания по телевизору пресс-конференции, устроенной дочерью, плакала, уткнувшись лицом в спинку кресла. Спецназ, присланный для охраны, ничего не мог понять. Все сказанное было правдой. Муж попытался узнать, в чем дело. Дотронулся до плеча ладонью. Жена резко развернулась и зло крикнула ему в лицо:
        - Это ты виноват! Ты позволил ей стать мужчиной. На стене не было портрета Президента, как у всех нормальных людей, кто баллотируется в кандидаты! Зато она нашла где-то изодранное знамя и повесила на стену! Она резко говорила с представителями прессы. Ругала депутатов и этого журналиста…
        Иван Николаевич взглянул в лицо жене. Отошел в сторону и уже оттуда резко прервал ее:
        - Значит, заслужили! Маринка все правильно говорила! Ты когда в последний раз пенсию получала? Мы живем на деньги дочери. Я рад, что она не сломалась. Хватит, Елена, упрекать меня! Нашей Мариной гордиться надо, что она не боится правду сказать даже Президенту! Я буду голосовать за нее, да и в деревне, наверняка, поддержат дочь. Если бы я позволил воспитывать ее, как тебе захочется, ты бы получила сегодня проститутку Чулкову. Ты этого хочешь? Я никогда не говорил с тобой так, но ты никакого права не имеешь осуждать нашу дочь. Ее начальство ценит, иначе не прислало бы нам в охрану этих парней…
        Иван Николаевич кивнул в сторону спецназовцев. Мужики все это время молчали и лишь наблюдали за ссорой супругов. Коля Скворцов тихо сказал:
        - Вы не правы, Елена Константиновна. Армия перестала верить в Президента еще год назад. А изодранное знамя, как вы сказали, кровью полито. Обильно! И Маринкина кровь на нем тоже есть. И кровь эта была пролита по вине тех, за кого вы сейчас заступаетесь. Марина Ивановна жизнью теперь рискует больше прежнего…
        Его прервал Сашка. Все это время он переводил взгляд с лица на лицо и вдруг вскочил на ноги. Глядя в лицо бабушки черными блестящими глазами, мальчишка яростно крикнул:
        - Бабушка!!! Какое право ты имеешь судить нашу маму? Она правду говорит, а ты хочешь, чтобы она рот заткнула. Кто же тогда говорить будет, если не мама? Ты предаешь ее сейчас!
        Елена Константиновна изумленно смотрела на внука и даже перестала рыдать. Растерянно произнесла:
        - Саша, но она не думает о вас! Подвергает вас опасности! Какая она мать после этого?
        Юлька вскочила на ноги вместе с братом, своим детским умом понимая, что бабушка не права. Она просто не умела еще выразить в словах то, что чувствовала и молчала, схватившись рукой за руку братишки. Саша крикнул в полной тишине:
        - Я предпочту умереть, чем увидеть мою мать на коленях! Наша мама сильная и храбрая, она ничего не боится и мы с Юлей гордимся ею. Это ты боишься всего, ты оглядываешься на каждый шорох!
        Схватив сестренку за руку, он скрылся в спальне. Дверь хлопнула так, что стекла задребезжали. Обнявшись, дети сели на кровать. Юля прижалась к братишке и прошептала:
        - Мне страшно, но я согласна с тобой и дедушкой. Мы не должны сдаваться…
        Елена Константиновна открыв рот, смотрела на захлопнувшуюся дверь. Она даже плакать перестала. Изумленно пробормотала:
        - Теперь и внуки против меня… Я ли их не воспитывала…
        Муж жестко сказал:
        - Они не против тебя, они пытаются открыть тебе глаза! Марина права, армии пора развязать руки! Хватит никчемным типам страной управлять!
        Наступило тягостное молчание, прерванное ворвавшимся словно ураган Серегой Ватеневым. Спецы было насторожились, но тут же расслабились. Они уже знали всех деревенских мужиков. А Серега, с ходу обхватив Ушакова за пояс, поднял с дивана и несколько раз встряхнул:
        - Николаич! Да я теперь за твою Маринку сам морды бить буду! Это надо так сказать! На всю страну не побоялась депутатов разожравшихся ворами назвать! Поздравляю! Горжусь тем, что знаю ее с детства!
        Ватенев исчез, зато в дверях возникло еще пятеро деревенских мужиков… Елена Константиновна удивленно смотрела на это столпотворение. Дверь буквально не держалась на петлях. Входили целыми семьями, толпами, поздравляли, жали руки. Прибежал сосед напротив, у которого был телефон, с криком:
        - Николаич, тебя мэр к телефону просит…
        Спецназовцы сидели и улыбались на диване, а Елена Константиновна все не могла поверить, что люди поддерживают ее дочь. Она так и сидела за столом с окаменевшим выражением изумления на лице и следами слез на щеках. Сашка с Юлькой бурно радовались в спальне победе матери. Их визг и хохот доносился до женщины, а в ушах все еще стояли слова внука:
        - Я предпочту умереть, чем увидеть мою мать на коленях!
        Николай Горев слышал выступление Марины от начала и до конца. Генерал Бредин распорядился поставить пленному радио. Ахмад, не шевельнувшись ни разу, провел у светло-желтой коробки два часа, пока длилась конференция. Он внимательно вслушивался в каждое слово бывшей подружки. Ему ли, поднаторевшему в политике, было не понять, что Марина добровольно подставила собственное сердце под выстрелы. Все это время в коридоре не было слышно шагов надзирателей. Они собрались в
«красном» уголке и слушали выступление Степановой по телевизору. В тюрьме стояла тишина. Заключенные внимательно слушали общее радио.
        Николай застонал, когда выступление закончилось, и обхватив голову руками впервые пожалел, что находится на другой стороне от женщины. До этого подобных мыслей у него не возникало. Он знал, что мог бы пригодиться Марине, как профессионал и понимал, что не имеет теперь права на ее защиту.
        Ахмад просидел не шевелясь часа три после окончания конференции. Он не притронулся к обеду, который ему принесли. По большому счету он даже не видел вошедшего прапорщика. Очнулся от мрачных мыслей, когда обитая металлом дверь громко бухнула за спиной надзирателя. Вскочил и застучал в дверь. Яростно, раздирая кожу о металлические заклепки и не чувствуя боли.
        В пять вечера к нему в камеру вошли генерал и Марина. Она сумела уговорить врача отпустить ее на пару часов из госпиталя. Трое спецов, приехавших с ней, остались в тюремной комнате для свиданий. Степанова вновь надела форму и медали позвякивали, когда они шли с генералом по узкому коридору. В госпитале другой одежды у нее не было и пришлось довольствоваться тем, что есть. Прапорщик, сопровождавший их, остановился возле металлической двери с номером 208. Достав связку ключей, выбрал нужный и открыл дверь. Предупредил:
        - Я сейчас солдат подключу, в случае чего успеем…
        Марина обернулась к нему:
        - Не надо никого подключать и сами займитесь делами. Николай ничего не сделает ни мне, ни генералу. - Шагнула в камеру первой. Горев вскочил с кровати, где лежал, закинув руки за голову. Она произнесла: - Здравствуй, Николай! Зачем звал?
        Спокойно села на табуретку. Генерал устроился на краю постели. Горев тоже присел на край кровати. Вгляделся в ее лицо:
        - Поздравляю, Марина! Резко, прямо, честно! Так похоже на тебя… Я позвал, чтобы сказать - я раскаиваюсь во всем. Мне горько и больно, что не я стану защищать тебя от тех пуль, которые теперь обрушатся на твою грудь! До этого я не чувствовал своей вины. Казалось, ничего сверх серьезного не совершал, а сейчас чувствую себя с ног до головы в крови. Что же случилось со мной, Маринка? Почему я перестал быть твоим другом? Отказался сам, добровольно… Как же прав был отец, сказав, «если любишь, останешься другом, даже если сердце будет кровью обливаться»! Ведь любил я тебя, безумно любил! И сам сгубил остатки того, что могло бы нас оставить друзьями!
        Горев опустил голову и судорожно сглотнул. Голос не повиновался ему. С мукой поглядел на генерала:
        - Я знаю, Евгений Владиславович, что мне смертная казнь светит. Все правильно. Заслужил. Я прошу вас разрешить мне попрощаться с родителями и родными местами. Без конвоя и наручников. Жизнью Маринки клянусь, дороже ее у меня нет, вернуться и принять приговор…
        Бредин растерялся. Он чувствовал его искренность, но это было так необычно и генерал не знал, что ответить. Марина тихо сказала, глядя на Николая:
        - Отпустите, товарищ генерал…
        Встала и неожиданно прижала Колькину голову к себе. Притиснула так, что рана заболела. Маринка гладила жесткие волосы Горева, плакала и никак не могла успокоиться. Только в эти минуты она наконец-то поняла, что мешало ей убить Николая - детство, общее детство. Она до сих пор видела свет в его душе. Теперь этот свет вырвался наружу и она жалела, что слишком поздно.
        Горев уткнулся в ее грудь, обхватив женщину за талию. Широкие плечи дрожали от беззвучных рыданий и она искренне жалела его. Бредину было не по себе от этой картины. Он и сам чувствовал, как щиплет в носу. Этот запутавшийся мужик чем-то привлекал к себе. Решение пришло:
        - Вот что, Николай! Пока идут допросы, отпустить тебя я не могу. Где-то в мае все закончится. До суда будет недели две. Я отпущу тебя под свою ответственность…
        Горев отпустил Марину и судорожно вздохнул:
        - Спасибо, Евгений Владиславович. Спасибо, Марина, что приехала. Мне впервые за долгие годы было так хорошо сейчас, когда ты обнимала…
        Степанова развернулась и молча рванула из камеры, не видя дороги перед собой. Выскочила. Прижалась спиной к стене, а по щекам, к удивлению охраны, катились крупные слезы и падали на боевые ордена и медали на груди. Генерал чуток задержался, чтобы сказать:
        - Маринка расстроилась, ты видишь. Я с тобой попрощаюсь за нее. Мы еще заглянем к тебе. До свидания, Николай. Я рад, что ты все же понял…
        В больнице ее ждали около сотни телеграмм, присланных от военнослужащих со всех концов России. Одна была от Юрия Лозового с Дальнего Востока. В ней было всего четыре слова: «Слушали. Вперед, Искандер. Лозовой». До позднего вечера, Марина читала телеграммы, отвечала на звонки. Несчастный Капустин сбился с ног, бегая до КПП и обратно, чтобы принести новые пачки телеграмм и поздравительных открыток. На большинстве вместо адреса стояло «Москва. Госпиталь. Марине Степановой». Люди задавали вопросы, просили помочь с проблемами, предлагали решения.
        Степанова старательно записывала на листочке все заданные вопросы и предложения. Спать легла далеко за полночь. Бутримов «переселил» секретаря в соседнюю палату, где расположились на ночлег охранники, а сам занял его место на кушетке в палате Марины:
        - Так спокойнее будет!
        Глава 3
        Прошло полтора месяца. Марину выписали из госпиталя еще три недели назад, но времени на отдых не было. Она моталась по частям, выступала перед офицерами и солдатами, отвечала на их вопросы. Советовалась с генералом и офицерами в управлении, как лучше поступить в том или ином случае. До выборов оставалось две недели. Генерал выхлопотал для кандидата четырехкомнатную квартиру и перевез немногочисленные пожитки из общежития на своей «Волге» туда. Перевезли и компьютер из госпиталя. Степанова пробовала отказаться, но ничего не получилось. Бредин уперся и она сдалась.
        Известия из Чечни с каждым днем приходили все тревожнее. После не легких выступлений в частях, Степанова вечером мчалась к генералу в управление и садилась за телефон, непосредственно общаясь с офицерами под Бамутом, Шали и других населенных пунктов. Ее звонков всегда ждали и она заранее говорила Бредину, с кем бы хотела поговорить.
        Репрессий со стороны «Свободной газеты», которых ожидали старшина и генерал не последовало. Мало того, в газете перестали публиковать «чеченские» репортажи, а если и публиковали, то общую хронику событий, какую можно найти в любой центральной газете. Видимо, «удар» от кандидата вправил мозги некоторым «деятелям от пера». Хотя в глубине души и генерал и женщина понимали, что это затишье временное и им обязательно постараются отомстить.
        Дом был охраняемым, специально построенным для элиты, но спецназовцы не теряли бдительности. Они продолжали сопровождать Марину повсюду. Генерал выхлопотал для них места в офицерском общежитии и ребята проживали там, но один всегда оставался в квартире, на случай «непрошенных гостей». Спецназовцы установили график дежурств в первый день после прибытия. По утрам в подъезд заходило четверо мужчин в камуфляже. Отдежуривший в квартире парень отправлялся отдыхать, сдав «объект» сменщику. С тремя парнями Степанова уезжала на работу.
        Один из ребят садился за руль предоставленной «Волги». Марина вначале хотела отказаться от машины и добираться «как все». Бредин снова настоял на своем. Главным аргументом стало, что в общественном транспорте она подвергает опасности не только себя, но и пассажиров.
        Несколько раз случались неприятные инциденты, которые ребята старались гасить быстро и незаметно. Степанова видела, но не показывала этого. Квартира выглядела пустой и не обжитой. Гулкое эхо разносило каждый звук. Отделка была сделана качественно, чувствовалась рука опытных мастеров. Нельзя было даже чихнуть, чтобы все не узнали об этом. В комнатах пахло краской и клеем. Требовалось покупать мебель, но Степановой было не до того. Она по-прежнему выступала против грубого вмешательства политиков в дела армии. Депутаты поняли, что спокойной жизни приходит конец, но считали, что у «молодой» активность быстро пройдет. Кто-то посмеивался, кто-то злился, кто-то просто выжидал.
        Чтобы можно было спать и как-то разместить вещи, генерал, по просьбе Швеца, приволок три солдатских койки со склада, три тумбочки и шкаф. По приказу Бредина, интендант выдал «новоселу» матрасы, одеяла и подушки, а так же по два постельных комплекта на каждую койку. Теперь, во всяком случае, можно было спать в более-менее приличных условиях. Привыкшим к спартанским условиям мужикам и Марине эти удобства казались райскими. Они ничуть не переживали, что многого нет, но генерал морщился, появляясь в ее квартире. Однажды Бредин улучил минутку, когда Марина осталась одна и сказал:
        - Я сознаться должен…
        Засунул руку во внутренний карман кителя и протянул ей пачку денег. Женщина удивленно посмотрела на генерала. Отрицательно покачала головой:
        - Я и сама в состоянии заработать!
        Он усмехнулся:
        - Это твои деньги! Я половину отсылал твоим. Сумма и так получалась приличная, а эти попросил кассира складывать. Не веришь, пойдем документы смотреть. Мебель купи нормальную, телевизор! Ты же кандидат в депутаты, а квартира у тебя на сарай смахивает!
        Маринка покачала головой, видя чуть виноватую улыбку начальника. Бросила деньги в тумбочку и беспечно махнула рукой:
        - Да мне и так хорошо! И не в таких условиях жить приходилось. А тут тепло, светло, сухо, удобства внутри. Все нормально. Да и некогда мне этим заниматься!
        - Тогда я подключу к обустройству твоего жилья Зою Шергун. Я в их квартирке был. Она ее в игрушку превратила. Согласна?
        Степанова как раз готовилась к новому выступлению и согласилась:
        - Делайте что хотите!
        С этого дня у Маринки начались проблемы. Она возвращалась домой и натыкалась на что-то новое. Удивленно разглядывала и… забывала. Часто разыскивала собственные вещи в одной комнате, а они оказывались сложены уже в другой. Тогда Маринка приноровилась. Прежде чем искать, звонила подруге и спрашивала, где лежит то, что ей нужно. Зоя четко давала ответ, а положив трубку, смеясь, говорила мужу:
        - Снова Маринка запуталась! Я ей сегодня спальный гарнитур приобрела.
        Зоя по-деревенски экономила. Она еще в первые дни жизни в Москве обнаружила странную газету «Из рук в руки». Внимательно просмотрела и теперь пользовалась этими объявлениями. Очень часто люди продавали совершенно новые вещи по низкой цене. Женщина ездила, смотрела и если ее устраивало качество, покупала. Она всегда заранее договаривалась с хозяевами громоздких вещей о помощи при вывозе.
        Степанова и понятия не имела, что все ее комплекты и гарнитуры подруга покупала у частных лиц, а не втридорога в магазине. Зоя Шергун всерьез взялась за обустройство жизни подруги. Олег был заодно с женой. Она рассказывала ему о купленных вещах. Супруги часто бывали в квартире Степановой. Для этого Зоя даже отпрашивалась у Бредина с работы. Генерал не возражал - «лишь бы у депутата все стало, как у людей». Через пару недель солдатские кровати исчезли, а на их месте появились красивые раскладные диваны и кресла, мало бывшие в употреблении. Правда с разноцветной обивкой, но домовитая Зоя купила недорогие покрывала на рынке и пошила чехлы.
        Марина стала депутатом, а ее квартира наконец-то приняла нормальный вид. Теперь дел прибавилось. Она появлялась на заседаниях в неизменной полевушке с ровными колодками от наград, отчаянно отбиваясь от настойчивых просьб Бредина надеть парадную форму. На входе в здание Государственной Думы стоял пост охраны. Милиционеры каждое утро приветствовали ее, с уважением вскидывая руку к козырьку. Она отвечала тем же.
        Часто ловила на себе косые и откровенно враждебные взгляды «коллег». Отвечала спокойным взглядом зеленых глаз. Рубила с трибуны правду так, что депутатов передергивало. Она не позволяла себе произнести ни слова неправды или недомолвок. Чаще всего тем, на кого обрушивались обвинения, даже не чего было возразить. Маленькая женщина чувствовала себя каждое заседание, словно на позициях.
        Со стороны депутатов дело доходило до откровенных оскорблений в ее адрес. Марина не обращала внимания на выкрики. За спиной мужики вовсю называли женщину
«солдафоном», но сказать в лицо побаивались. Степанова могла вспомнить
«подноготную» и самым миролюбивым голосом, без единого оскорбления, поведать ее миру. Двое депутатов уже «нарвались». Вся страна слышала, как Степанова почти дружески отчитывала их. Марина слышала шипение депутатов и знала о своей кличке, но внимания не обращала. Депутат Кишкин, ни разу не услышав своей фамилии из уст женщины уже думал, что его делишки ей неизвестны. Но в тот день Степанова обрушилась именно на него:
        - В июле девяносто пятого, когда шли бои под Шали, именно вы настаивали на отводе войск на прежние позиции. Именно ваш голос был записан на пленку. Думаете, армии не известно, что вы вели переговоры за спиной командования федеральных войск с боевиками Бараева. Благодаря вам части московского ОМОНа попали в западню. Сколько вам заплатили за это предательство? Не на эти ли кровавые деньги куплена ваша шикарная дача в Переделкино?
        Депутат подскочил и забыв обо всем, рванул к трибуне:
        - Да я тебя сейчас с этой трибуны, как кошку, сброшу! Тебя к нормальным людям вообще подпускать близко нельзя! Солдафонка!
        Маринка ухмыльнулась во все лицо:
        - Это вы себя причисляете к нормальным людям? Нормальных людей здесь я не вижу! Нормальные живут вне этих стен. В крошечных квартирках, перебиваясь на скудные зарплаты и пенсии. Вы двадцатилетней любовнице подарили двухуровневую квартирку на Тверской. Обставили, насколько мне известно, антикварной мебелью. На какие деньги? На зарплату депутата такую квартиру не купить и за десять лет. Господин прокурор, вот кандидат в Бутырскую тюрьму!
        - Да я…
        Озверевший депутат влетел на сцену и кинулся к ней. Марина вышла из-за трибуны и спокойно ждала. Кишкин попытался схватить ее за грудки, но она легко ушла в сторону. Он замахнулся и в ту же секунду ткнулся носом в ковровую дорожку. Колено женщины плотно лежало меж его лопаток, а левая рука оказалась поднята вверх. Ни один из милиционеров, находившихся в зале, не тронулся с места, чтобы помочь Кишкину. Они просто стояли и смотрели. В Московском ОМОНе служили их товарищи. Некоторые депутаты с укором глядели на них, но милиция не реагировала. Маринка искоса взглянула на дергавшегося мужика:
        - Вы видно забыли, что я из спецназа. Напоминаю, таких, как вы, я била, бью и буду бить! Еще желающие есть испробовать мою крепость? - Она обвела тяжелым презрительным взглядом молчавшую аудиторию. - Так я и знала, кишка тонка! Тем, что вы называете меня «Солдафон» я горжусь! Уже одним этим словом вы объединяете меня с армией и офицерами, которых так не уважаете.
        Кишкин, с перекошенным покрасневшим лицом визжал, вдыхая аромат дорожки и пытаясь вырваться из крепких рук:
        - Ты мне руку сломала! Ответишь за рукоприкладство!
        Марина искренне удивилась:
        - Я отвечу?! Вся страна видела, как вы на меня кинулись! Я не Христос, чтоб подставлять щеки! Я солдат! Руку у вас я не сломала, слегка вывернула и все. Даже опухоли не будет.
        Эфир был прямой и россияне потешалась у телевизоров над поверженным депутатом. Через день на стол генерального прокурора легли документы, уличающие Кишкина во взяточничестве, воровстве и махинациях. Одновременно несколько фотографий документов появилось в центральных газетах. О них упомянули даже не телевидении. Волей-неволей, но прокуратуре пришлось возбудить дело. Статус неприкосновенности с Кишкина был снят. Слова Марины подтвердились: он сел в Бутырскую тюрьму.
        Депутаты резко притихли. Многие поняли, что от слов женщина перешла к делу. До этого они считали все обвинения пустыми угрозами, но теперь эти угрозы вырисовались в реальную опасность. Многие начали судорожно думать, что им предпринять, что бы вслед за Кишкиным не загреметь на нары. Больше всего поражала напористость, с какой Степанова начала работу депутата и скорость принятия решений. В Думе не привыкли работать быстро.
        Несколько покушений на Марину сорвалось из-за вмешательства спецназовцев-охранников. Еще двое профессиональных киллеров отказались от заказа, твердо сказав, что в Искандера никто из прошедших Афган и Чечню стрелять не станет. Они, не называясь, сообщили об этом женщине сами по телефону. Коррумпированные чиновники, с помощью преступных группировок, начали подыскивать убийц «на стороне».
        Теперь у Марины, как у депутата, был свой кабинет, возле которого постоянно толпились люди. Очень часто она забывала про обеденные перерывы и если бы не спецназовцы, следившие за всем вокруг, да Зоя Шергун, часто прибегавшая с домашними обедами, насиделась бы голодной. Мужики приносили еду в кабинет и она, извиняясь перед очередным посетителем, торопливо проглатывала пищу и снова вела прием. Многие посетители с удивлением смотрели на пакет с кефиром и пирожки или сосиски на тарелке. Все это так не вязалось с привычным образом вельможного депутата.
        Степанова связывалась с комитетом солдатских матерей, с Министерством Обороны, с частями, с прокуратурами, с юристами, с другими министерствами и ведомствами. Что-то постоянно согласовывала, утрясала, требовала, ругалась, советовала. В последние дни ее голос узнавали всюду. Очень часто люди приходили к ней с вопросами весьма далекими от армии, но она не отказывала в помощи.
        Выползала из кабинета в конце рабочего дня вымотанная, но довольная собой. Не считаясь со временем, принимала всех, кто к ней приходил и приезжал. Капустин отвечал на письма целыми днями. Первое время он часто спрашивал ее, что ответить на тот или иной вопрос, но в последние дни беспокоил все реже. Очень часто вопросы повторялись. Игнат обложился справочниками и старался отвечать сам. Консультировался лишь по наиболее сложным вопросам. Бредин уже на третий день депутатства подключил в помощь Марине военного юриста и дело пошло быстрее.
        Однажды, закончив прием, она отправилась в тюрьму к Николаю Гореву. Прошла по коридору вместе с прапорщиком-надзирателем и шагнула в камеру. Служащие тюрьмы уже знали, что эти двое были друзьями и не мешали разговору. Горев вскочил с нар, с ужасом разглядывая ее лицо:
        - Марина! Господи, как ты похудела! Я все твои выступления слушаю, каждое упоминание о тебе по радио. Бредин мне газеты каждый день присылает.
        Она шлепнулась на его нары и устало взглянула на бывшего приятеля:
        - Я по делу. В последнее время мне много приходится общаться с юристами. Узнала, что расстрел тебе могут заменить пятнадцатью годами, если найдутся смягчающие обстоятельства. Смягчающие есть - ты все рассказал на допросах без нажимов и вранья, ты сдал кассу. Я говорила с генералом и он не против. Мы подключим опытного адвоката. Возможно удастся довести срок до двенадцати лет…
        Горев очень спокойно посмотрел на нее и сказал:
        - Зачем, Марина? Зачем столько хлопот? Мне тридцать шесть сейчас, выйду в пятьдесят один. Ты не знаешь, что такое тюрьма, а я знаю. Я выйду глубоким стариком. Я предпочитаю расстрел…
        Она опешила, с ужасом глядя на его лицо:
        - Колюня, ты чего? Сбесился?
        Он улыбнулся так, как улыбался в детстве, чуть лукаво:
        - Ты много лет не называла меня так. Маринка, меня в последнее время кошмары мучат: все кого я убил и кого замучили по моему приказу, приходят ко мне. Я вижу, реально, лица. Я сам приговорил себя, сам! Ты не вмешивайся. Ты депутат, настоящий депутат! И твое имя не должно быть запятнано даже упоминанием в газете рядом с моим. Приезжать сюда не стоило.
        Она тихо заплакала, уткнувшись в его плечо:
        - Колюня, что же ты с собой натворил?..
        Он осторожно провел рукой по ее волосам и устало сказал:
        - Да ладно тебе, Маринка! Не стою я твоей жалости. Ты себя сохранила, а я не сумел…
        - Колюня, почему ты Амира замучил? Я не верю, что лишь из желания схватить меня побыстрее.
        Горев тяжело вздохнул и уставившись в пол камеры, заговорил:
        - Ты рассказала ему обо мне, о том, что я был влюблен в тебя. Мы в начале просто разговаривали, я ничего плохого делать не собирался. Мне нужна была ты. Я очень надеялся, был просто уверен, что ты пойдешь со мной, узнав сколько у меня денег и драгоценностей припасено для тебя. Надеялся, что жизнь изменила и ты иначе относишься к деньгам. Я рассказал все этому парню, свои мечты, свои желания. Амир с таким презрением посмотрел на меня! А затем твердо ответил, что ты никогда не станешь моей и он умрет, но не позволит тебе сдаться в мои руки. Сказал, что любит тебя больше жизни и я взбесился. Я ведь наркоман, ты знаешь. Здесь, в тюрьме, чтоб не загнулся, меня дурью по приказу генерала снабжают. Тогда я считал, что никто не имеет права любить тебя, кроме меня. Наркотики сделали свое дело… - Горев встал и отошел от нее к решетке: - Когда ты его хоронила, я рад был оказаться на его месте.
        - Колюня, а ведь я тебя обманула, Витек никогда не воевал в Чечне.
        Он усмехнулся, но не обернулся:
        - Я знаю это, Марин. После той драки решил все проверить. Мои люди для этой цели в ваш банк данных слазили, где списки военнослужащих имеются. Брата я не нашел и понял, что ты обманула меня, чтобы поймать.
        Она немного помолчала, а затем задумчиво сообщила:
        - Генерал завтра выпустит тебя. Если ты не вернешься, первой полетит его голова, а за ней и моя…
        Николай присел рядом с ней. Взял ее руки в свои и глядя в глаза, сказал:
        - Я вернусь, если отец не убьет.
        - Мне с тобой съездить?
        - Не надо. Я должен решить все сам.
        - Бредин отпустит тебя на десять дней, мы говорили. Если… - Марина пыталась подыскать слова. - …вернешься в Москву раньше, вот моя визитка. Здесь адрес и телефоны.
        Она достала из нагрудного кармана картонку и вложила в его ладонь. Он попытался отказаться:
        - Не надо, Марина, компрометировать себя.
        Она устало улыбнулась:
        - Мне плевать, что надо, а что не надо! Я буду жить так, как хочу и общаться с кем хочу. Я уважаю твое решение и не стану вмешиваться в суд. Дай мне слово, что если вернешься раньше, ты мне позвонишь.
        Николай внимательно взглянул на нее и кивнул, пряча картонку в карман:
        - Хорошо.
        Однажды утром Степанова убедилась в догадке, что стекла в квартире бронированные. Она завтракала, когда в стекло, на уровне ее виска, ударила пуля, оставив крапчатую вмятину наподобие мелкой паутины. Следом, рядышком, стукнула вторая. Спецназовцы мигом выяснили откуда стреляли. Бутримов сцапал Марину под коленками, забросил на плечо и уволок в спальню. Остальные кинулись к дому напротив, по дороге прихватив дежуривших внизу подъезда милиционеров.
        Один из дежурных вызвал машину со следователями. Те прибыли через считанные минуты с огромной овчаркой. Пока ребят не было, Володя позвонил генералу. Перепуганный Бредин примчался через пятнадцать минут. Следом, как из-под земли, примчались журналисты. Марина в который раз убедилась, что пресса чует «жареное» лучше всех.
        Вскоре спецназовцы, ругаясь, вернулись в квартиру вместе со следственной группой. Следователи мрачно осмотрели стекло в кухне, поглядывая на крышу дома напротив. Снайпер успел уйти, оставив на чердаке спортивную снайперскую винтовку, гильзы и отпечаток тела в пыли. Розыскная собака потеряла след у проезжей части. Из чего становилось ясно, киллера ждала машина. Зато нашли две сброшенные кожаные перчатки. Одна из старушек, гулявших с собачками, сообщила прибышим милиционерам:
        - Видела я его. Я еще подумала, где он столько пыли на брюки и рубашку впереди собрал? Высокий такой, худой. Одет хорошо. Все новое, не драное. Молодой. Лет тридцать будет.
        Следователи увезли словоохотливую бабулю с собой, чтобы составить фоторобот. Генерал тоже уехал в милицию, ругаться на плохую охрану. Марина переоделась в камуфляж и выглянула в окно. Деревья внизу покрылись зеленой дымкой. Яркий солнечный свет заливал двор. Журналисты толпились возле подъезда, ожидая ее появления. Прибыли и телевизионщики, настраивали камеры на треногах прямо на асфальте. Женщина вздохнула. Двое охранников остались в квартире, четверо отправились с ней. Едва вышли из подъезда со всех сторон микрофоны начали буквально втыкаться ей в губы. Посыпались вопросы:
        - Марина Ивановна, как вы думаете, это покушение связано с вашей политической деятельностью?
        - Не сомневаюсь. Кому-то очень сильно хочется, чтобы я заткнулась. Выбор заказчиков на любой вкус. Я наступила на хвост ворам, грабящим собственный народ. Да и преступным группировкам, связанным с политиками, не по вкусу мои выступления.
        - Марина Ивановна, вам не страшно? Может стоит немного помягче отнестись к коллегам по работе?
        Она усмехнулась:
        - Только идиоту не страшно, да и то потому, что он не осознает опасности. «Коллег по работе», вы сказали? Где вы видите работу? Самый плевый вопрос в Государственной Думе решается по полгода и больше. Вы пройдитесь по приемным этих деятелей и загляните ко мне. Приглашаю! Люди не рвутся к ним и знаете почему? Каждый хочет получить ответ побыстрее, особенно приезжие. А у депутатов на дверях таблички: «На совещании», «В министерстве», «Уехал по делам». По каким делам можно ездить в рабочее время? Только по личным! Помягче отнестись к народным нахлебникам? Они еще не знают, что такое жестко!
        Высокий худой парень спросил:
        - Марина Ивановна, не опасаетесь, что попытки вашего физического устранения будут продолжаться?
        - А тут и думать нечего! Они думают, что с моей смертью все закончится. Не дождетесь, господа! У меня найдутся преемники, которые будут покруче меня и пошустрее в работе. В армии уже поняли - когда человеку есть что сказать, его будут слушать! Особенно, если говоришь так, как есть, не виляя хвостом перед сворой бездельников!
        - Вы не боитесь угодить за свои речи в тюрьму?
        Марина подняла брови:
        - Разве я говорю что-то секретное или вру? Весь народ уже давно догадался, куда народные деньги идут! В народе их в открытую «кровососами» и «клопами» зовут! Плату за все повышают в четыре раза, а зарплату на 25 %. Это нормально? В низах почему воровство пошло? Потому что людям питаться нечем! А эти, среди которых я сижу, почему воруют, ведь у них все есть? Жадность! Сосед хапнул много, а я еще больше сумею! Вы посмотрите на их лица: сытые, самодовольные, самовлюбленные, холеные! Они вам кота из мультфильма про попугая Кешу не напоминают? Мне очень сильно! Особенно фраза этого кота: «Нас и тут не плохо кормят»…
        Она заметила бородатого оператора, тот дружески улыбался ей:
        - Марина Ивановна, когда у вас намечается ближайшая конференция?
        - Сейчас идет! Вы разве не слышите, какие мне вопросы толкают?
        Оператор сказал:
        - Вас могут крупно подставить. Обвинить в том же взяточничестве.
        - У кого-то из восточных народов есть пословица «Для того, чтобы разозлить ос, достаточно задеть гнездо». Ни один мужик ни в Чечне, ни в армии, особенно из тех, кто обо мне слышал и знает лично, не поверит, что я дешевка. Так стоит ли дразнить ос?
        - Вы так говорите, словно уверены в помощи?
        Степанова твердо произнесла:
        - Да я уверена! Настоящие мужчины не предают и всегда подставляют плечо. В армии никто не поверит политикам, даже если они во всех газетах мое имя грязью обольют. Потому что знают меня. Мне - поверят, им - нет!
        Она замахала руками:
        - Извините, господа журналисты. Меня люди ждут! Если кто хочет посмотреть, как я работаю, милости прошу! Едьте следом. Одно «но» - не мешать работе! Народ можете расспрашивать, сколько хотите, если люди захотят с вами говорить…
        Пресса бросилась к машинам. Операторы похватав камеры и не снимая их с треножников, влезали в машины. Целый эскорт автомобилей выехал со двора.
        На обитой коричневым дерматином двери висел обыкновенный листок плотной бумаги с надписью черным фломастером «Депутат от Российской Армии Степанова Марина Ивановна. Работает с 9.00». Фотокорреспонденты защелкали камерами, отметив про себя, что на бумажке нет времени окончания рабочего дня. Журналисты начали наговаривать на диктофоны начальные фразы. Перед дверью толпились люди, удивленно смотрели на телекамеру и представителей прессы.
        Игнат Капустин вместе с военным юристом уже находились тут. Секретарь Степановой знал, что произошло утром. Внимательно поглядел женщине в лицо и она слегка улыбнулась, заметив в его глазах тревогу. Парень искренне переживал за нее. Игнату на мобильный всего пару минут назад звонил генерал. Многие слышали их разговор. Женщины постарше крестились, мужики качали головами и что-то мрачно бурчали себе под нос.
        Секретарь Степановой начал отвечать людям на вопросы прямо в пустынном широком коридоре и несколько человек ушли, еще до появления депутата, получив грамотные ответы юриста. Никто из многочисленных хозяев кабинетов не появился, чтобы вести прием и пришедшие люди устремились к двери Марины, друг от друга узнав, что она принимает всех.
        Бородатый оператор пронесся с камерой по всему коридору, старательно снимая многочисленные золоченые и серебристые таблички на дверях с фамилиями депутатов и вывешенные чуть ниже бумажки об отсутствии хозяев. Бутримов и Сабиев решительно отодвинули Марину от двери, прикрывая собой. Игорь Оленин вскрыл дверь. Быстро и профессионально осмотрел все в кабинете:
        - Чисто!
        Оператор все снял, журналисты заинтересованно спросили, разглядывая простой кабинет с тремя столами, компьютером и российским знаменем на стене:
        - Судя по вашим действиям, попытки убийства уже были?
        Оленин четко ответил:
        - Здесь пока не было, но лучше перестраховаться, чем потом локти кусать. О других случаях вы и сами знаете…
        Марина достала папки и справочники, ручки, блокноты. Разложила на столе и вышла в коридор:
        - Заходите…
        Журналисты пробыли в кабинете два часа. Фотографировали, разговаривали с посетителями. Записывали их многочисленные жалобы. Слушали, как Степанова ведет прием. Не смотря на то, что Марина просила их не мешать, они напоследок все же задали ей вопрос:
        - Марина Ивановна, просим прощения, но ведь практически все эти люди пришли сюда со своими бедами, совершенно не связанными с армией. И вы их все равно слушаете, даете советы, кому-то звоните. Во всей толпе, с вопросами связанными с армией только пять человек. Зачем вы делаете чужую работу?
        Маринка подняла голову от телефонного справочника, который листала:
        - А что прикажете делать? Сказать, что депутат такой-то будет через недельку или полторы? Это проще всего. Большинство из тех, кто пришел, не может ждать. Вот сейчас, сами слышали, бабуля сидела плакала. Квартиру ей соседи затопили, участковый заниматься не хочет, в милиции заявление не приняли, из ЖЭКа отворот-поворот получила. Денег на ремонт нет, а на голову побелка летит и обои падают. Мебель ее старенькая от воды в два раза больше стала. Вроде мелочь, а для бабули этой - катастрофа! Как не помочь? Это работа депутата Друзяева, его район. Только найти этого деятеля крайне сложно. Не любит он вовремя на работу являться. Тратить время на проблемы людей, которые оказали доверие избрав на высокий пост, ему явно не хочется.
        Уже севший напротив Марины мужчина в сером костюме сказал, недовольно обернувшись на журналиста:
        - Вы пройдитесь по коридору. Одиннадцать дня, а никого из депутатов нет и не будет! У всех таблички вывешены с уважительными причинами. Я ведь тоже не к Марине Ивановне должен идти, а к товарищу Алексееву В. Р. Этого Алексеева я лично в глаза не видывал, хотя месяц ходил. Только по телевизору. Соседка подсказала, что Степанова всех принимает и к ней и не к ней! Она три дня назад здесь стояла. Марина Ивановна в пять минут вопрос решила. Вот пришел, может и мне помогут…
        Вопросы у журналистов закончились и они принялись собираться. Марина заметила бородатого оператора, укладывающего камеру в чехол:
        - Станислав Казимирович, мне бы парой слов с вами перекинуться и не по телефону. Извините…
        Марина извинилась перед мужчиной в сером костюме и подошла к оператору. Тихо сказала:
        - Не могли бы вы организовать встречу с независимыми журналистами?
        Оператор серьезно поглядел на нее темно-карими глазами:
        - Припекло? Это не сложно. Когда будет время, позвоните мне. Даже ночью приедем.
        Женщина улыбнулась:
        - Ловлю на слове!
        Протянула руку и Стефанович, чуть поколебавшись, пожал ее, обратив внимание, что ладонь тверда и сильна не по-женски. Кивнули друг другу и расстались. Марина вернулась к столу и еще раз извинилась:
        - Я прошу прощения…
        Бредин приехал в тюрьму утром. Быстро уладил дела с начальником следственного изолятора, с которым договорился заранее. Подписал бумаги, где всю ответственность взял на себя и забрал Горева из камеры. Николай впервые шел по коридору без конвоя, с чемоданчиком в руке и удивленно оглядывался. Генерал заметил:
        - Не будет слежки, можешь не ждать. Учти, если бы Маринка не попросила, я бы тебя не выпустил. Ради нее отпускаю. Ей и так сложно. Ты ведь моих людей в аэропорту положил…
        Николай промолчал. Лишь тяжело вздохнул. Затем спросил:
        - Тот полковник, что с вами работал, где он?
        Генерал обернулся, посмотрев на его мрачное лицо:
        - Муж Марины, полковник Горчаков? Леня умер от сердечного приступа во сне. Маринка вне себя от горя была. Юльку она после его смерти родила. Копия Горчакова. Умница, вундеркинд. Восемь лет, а уже в четвертом классе. Мне письма пишет, о маме спрашивает… Кстати, мы с Мариной говорили о твоем отце, я написал письмо, если он тебе не поверит. Держи…
        Горев остановился, прижавшись к темно-зеленой стене. Ошеломленно спросил:
        - Муж… Она еще раз была замужем? И у Марины есть дочь?
        Бредин кивнул:
        - Есть. Врачи ошиблись. Ты не знал?
        Николай двинулся по коридору дальше:
        - Нет. Я думал у нее только этот приемыш.
        Генерал улыбнулся и с ясно слышимой в голосе теплотой сказал:
        - Саша? Замечательный мальчишка! В школе только начал учиться, а мать от браконьеров спас. На мушке всех четырех держал. Убили бы Маринку…
        Николай запоздало понял, что в принципе он теперь не знает своей подружки детства. Бредин предъявил пропуска на выходе. Горев получил отобранные при аресте часы, документы и деньги. Бросил их в чемоданчик. По дороге к воротам, генерал пояснил:
        - Документы у тебя добротно сделаны, с ними и поедешь. Новые делать хлопотно. Даю десять суток, включая сегодняшний день. Семнадцатого мая в десять утра ты должен стоять перед этими воротами. Держи билет на поезд…
        Бредин развернулся и решительно зашагал к своей машине. Горев поглядел ему вслед. Покрутил головой на пустынной улице и направился в другую сторону. По дороге остановился у каменного забора. Приоткрыв чемодан, пересчитал деньги. Их могло хватить очень надолго, если бы он собрался уйти в бега. Генерал отдал ему всю сумму, которую изъяли из его карманов при аресте. Посмотрел на билет. До поезда оставалось более восьми часов. Подумав, направился в ближайшую баню…
        Завернувшись в простыню, долго сидел в парилке и думал, откинувшись на спинку из сосновых реек. Народу днем не было и он сидел один. Не молодой круглолицый банщик несколько раз предлагал ему пива, водки или коньяк на выбор, чуя состоятельного клиента, но Николай упорно отказывался. Помывшись, постригся и побрился в парикмахерской, расположенной тут же. Подхватив чемодан, направился в кафе напротив, чтобы пообедать.
        Огляделся в полупустом сумрачном помещении и сел за столик у окна, поставив чемоданчик на стул рядом. Подтянул меню. Быстро пробежал глазами по строчкам. Щелкнул пальцами, подзывая болтавшего с барменом официанта. Тот оглянулся и снова отвернулся. Горев щелкнул еще раз и парень, нехотя, подошел. Лениво достал блокнот из кармана, всем своим видом показывая «Как же вы мне надоели». Спросил сквозь зубы:
        - Что будем заказывать?
        Горев перечислил блюда и очень спокойно добавил:
        - Даю три минуты. Не справишься, пеняй на себя!
        Стальные глаза на мгновение встретились с глазами официанта и того мороз пробрал по коже. Он бегом кинулся на кухню. Бармен удивленно смотрел вслед приятелю. Это было так не похоже на ленивого Рому. Через полминуты на столе появились хлеб, суп-солянка, салаты, графинчик с коньяком и рюмка. Официант извинился:
        - Прошу простить, двойной ромштекс с картошкой будет готов через пять минут и я в этом не виноват. Это повар жарит, а не я.
        Николай оторвался от салата и вновь посмотрел официанту в глаза:
        - Хорошо. Принесешь сразу, как будет готово.
        Тот быстро сказал:
        - Я все понял! Если что-то еще потребуется, зовите…
        Николай наклонился над тарелкой, четко сказав:
        - Свободен.
        Официант подошел к бармену и остановился у стойки. Тот попытался расспрашивать, что случилось с его болтливым дружком, но ответа впервые не получил. Роман молчал, украдкой разглядывая широкоплечего красивого незнакомца с седыми висками. Он все еще видел стальные глаза, смотревшие без угрозы, но так, что становилось ясно, обладатель таких глаз опасен. Этот парень кого-то ему напоминал. Через минуту Рома бросился к телефонной кабинке. Когда Горев вышел из кафе, к нему приклеился
«хвост». Николай не заметил парня в спортивном костюме, идущего за ним, как приклеенный. Его мысли были заняты другим…
        Бредин позвонил Марине на работу и сообщил об освобождении Горева. Еще раз спросил:
        - Ты веришь в то, что он вернется?
        Услышал:
        - Верю! Когда у него поезд?
        - В восемь двадцать вечера. Ты что, собралась проводить? Да тебя на вокзале каждая собака узнает! Не компрометируй себя связью с таким типом, как Горев. Я запрещаю!
        Степанова хмыкнула:
        - Я и не собираюсь. У меня времени нет. Просто поинтересовалась, чтобы прикинуть, во сколько он в деревне появится…
        Степанова посмотрела на часы. Быстро взглянула на Капустина и юриста, что-то прикидывая в уме. Они разговаривали с посетителями и похоже не слышали ее разговора с генералом. Когда очередной посетитель вышел, Марина выглянула в коридор - народу оставалось всего три человека. Через полчаса она закончила с людьми. Хлопнула по столу ладонью и потянулась, разминая мышцы:
        - Господи, как же я устала! Ну, что, на сегодня похоже все! Который-нибудь до шести можете посидеть здесь, вдруг кто придет? У меня одно дело появилось…
        Капустин с готовностью кивнул:
        - Я останусь. Если что, вам на мобилу позвоню. Игорь Львович тоже может идти отдыхать. Справлюсь!
        Игнат последнее время чувствовал себя весьма нужным и страшно гордился оказанным доверием. Родители на Брянщине буквально молились на сына, ставшего «личным секретарем самой Степановой». Именно так они, с придыханием, говорили соседям.
        Из собственной приемной Марина позвонила в общежитие и попросила отдыхавших парней помочь. Поехала домой. По дороге подбросила юриста к управлению и легко обнаружили слежку. Мужики поморщились:
        - Во, наглецы! Может проучить их, Марин?
        Она махнула рукой:
        - Плюньте. Я тороплюсь! В следующий раз разберемся.
        По дороге рассказала, что собирается делать. Оленин попытался отговорить, но она уперлась. Младший сержант, вздохнув, согласился.
        Вошли в квартиру. «Волга» осталась у подъезда. Метрах в ста от нее нагло встала серая «Тойота». Степанова и спецназовцы видели это через стекла квартиры, но ничуть не обеспокоились. План, как действовать в этом случае, давно был составлен. Когда она появилась, в квартире ждали ребята. Невысокий Швец мигом натянул на голову светлый парик и кепку. Прихватив «в охрану» Сабиева и Мухаметшина, спустился вниз и сжав плечи, чтобы они казались поуже, сел в машину. Было весьма похоже на Марину. «Волга» отъехала от подъезда и за ней тотчас двинулся «хвост».
        Настоящая Марина в это время торопливо переоделась в спальне в темно-синий шерстяной костюм с белоснежной блузкой. Надела на руки тонкие синие перчатки и шляпу с полями. Обула туфли на шпильке и вышла в гостиную. Все этой ей купила Зоя Шергун у какой-то артистки. В гостиной стоял в роскошном мужском костюме «с искрой» Игорь Оленин. Парень был красив. Женщина оценила его стать, слегка наклонив голову и выразительно приподняв брови. Младший сержант смутился и покраснел, как девушка.
        В обычном спортивном костюме ждал Володя Бутримов. Он изображал телохранителя у типичного «нового русского». Смущение Оленина вызвало на его губах довольную улыбку. В последнее время парни слишком часто подкалывали его насчет Марии Половцевой, с которой он повел интенсивную переписку. Дело двигалось к свадьбе. По началу настороженные письма женщины становились все более теплыми и откровенными. Степанова надела темные очки, повесила на руку маленькую дамскую сумочку и подхватила Игоря под руку:
        - Пошли! Володя, ловишь машину на проспекте и быстрее на Ярославский! Что-то мне тревожно.
        Они беспрепятственно вышли из подъезда. Не имея за спиной «хвоста», легко поймали машину на проспекте и рванули на вокзал. Степанова постоянно погоняла водителя, капризно вякая:
        - Побыстрее, пожалуйста! Мы и так опаздываем. Мой брат обидится, если мы его не встретим. - Укоряла сидевшего рядом Оленина: - Это ты виноват, что мы опаздываем! Неужели трудно было отправить проверить машину?
        Игорь еле сдерживался, чтоб не расхохотаться. Настолько манеры этой капризной, нудной дамочки не вязались с Маринкой. Он уныло оправдывался:
        - Кто же знал, что колесо хулиганы проколют? Всегда стояла и никто не трогал, а тут… Так получилось.
        Пожилой водитель морщился: в своей жизни он встречал не мало подобных фифочек и искренне жалел мужика. Не выдержав, заступился:
        - Вы бы, мадам, на супруга поменьше ворчали! Чаще всего мы опаздываем из-за таких вот, как вы! Как начнете краситься да мазаться, конца краю нет! А потом нам же и попадает! Что он, виноват, что колесо прокололи? Нет! А вы его загрызли уже! Извините, что вмешался, но сколько можно мужику плешь проедать? Заткнитесь и сидите, пока я вас не выбросил! Мужику спокойнее будет!
        Водитель яростно посмотрел на нее в зеркальце и Степанова поняла, что лучше помолчать. Бутримов на переднем сиденье закашлялся и шофер несколько раз стукнул ему между лопаток со словами:
        - Хозяйку вашу на место давно надо поставить. Мужики вы или не мужики? От таких вот дамочек одно расстройство. Мордочка красивая, а мы и языки высунули! Охи-вздохи, а потом каемся всю жизнь…
        Все тираду водитель умудрился показать еще и в лицах. Рука Оленина ощутимо подрагивала на ее плече. Марина поглядела на Игоря. Тот повернулся, часто вздрагивая всем телом. Она увидела ярко-бардовую физиономию с бегающими глазами. Младший сержант с трудом давил смех. Она, разозлившись по непонятной причине, больно ущипнула парня за руку. Игорь пришел в себя после этого щипка и вновь нахмурился.
        Бутримов расплатился с водителем. Выбрались из машины. Частник сразу отъехал, еще раз попросив мужиков приструнить «дамочку». Мужики не выдержали и расхохотались, глядя на старшину. Степановой и самой было смешно:
        - Ой, мужики, я чуть не подохла в машине! Надо такую отповедь получить! И от кого? От водилы-частника!
        Просмеявшись, она поглядела на парней из-под очков:
        - Ладно, посмеялись, а теперь пошли…
        Глава 4
        В двадцать двадцать уходил только один поезд, на Шарью. Номер вагона был не известен, женщина уточнять не стала, чтоб не насторожить генерала. До отправления оставалось больше часа и Марина не сомневалась, что сумеет обнаружить Горева. На табло появился номер платформы. Люди устремились туда, с недоумением поглядывая на шикарную дамочку в шляпе. Степанову никто не узнавал. Она внимательно осматривала толпу, хлынувшую на перрон. Прошлись вдвоем с Олениным вдоль всего состава, оставив Володю на входе на платформу.
        В вагоны еще не пускали. Люди с вещами толпились возле дверей. В полумраке вагонов за стеклами мелькали силуэты проводников. Откуда-то доносился капризный детский плачь. Очень часто объявляли электрички, уходящие и прибывающие поезда. Вернулись к Бутримову. Николая не было. Встали, делая вид, что ожидают кого-то. Горев появился без десяти восемь. Марина тотчас спряталась за широкоплечую фигуру Оленина, сделав вид, что поправляет ему воротник рубашки. Шепнула:
        - Идет…
        Сразу заметила, что за Николаем следуют два типа. У обоих в руках имелись чемоданы, но они несли их так легко, что даже глупому становилось понятно - они пустые. Еще их выдавали глаза, не отрываясь глядевшие в спину Горева. Степанова шепнула:
        - За ним слежка.
        Когда Ахмад и шпики прошли мимо, троица разведчиков незаметно двинулась за ними. Прошли уже пять вагонов, шесть, семь. Возле следующего Николай остановился. На перроне перед дверями гудела толпа, но он терпеливо ждал и не рвался вперед. Поставил чемоданчик возле левой ноги. Марина заметила, как оба преследователя сунули руки в карманы. Спины у обоих застыли, словно у гончих. Женщина скомандовала Бутримову и Оленину:
        - Взять этих двоих под видом воров!
        Сунула в руки Володи свой кошелек. Заметив, как руки впереди идущих мужчин начали медленно выползать из карманов, метнулась вперед и отсекла преследователей от Николая собственным телом. Развернулась, мигом заметив тускло блеснувшие лезвия. Ее крик:
        - Воры!!!
        Заставил Горева обернуться. Два дюжих мужика выкручивали руки еще двоим, а дамочка в синем костюме, в которой он с удивлением узнал Маринку, дурным голосом визжала:
        - Они украли мой кошелек!
        Толпа отшатнулась. Горев заметил валявшийся на асфальте нож и ему все стало ясно. Он вгляделся в лица и узнал обоих преследователей. Когда-то он встречался с ними в Чечне. Бутримов гаркнул на собиравшуюся толпу:
        - Мы из милиции! - Якобы вытащил из кармана задержанного красивый кожаный кошелек Марины и протянул ей: - Ваш?
        Она кивнула. Все почему-то поверили и успокоились. Настоящих милиционеров поблизости не оказалось. Полная дама заехала одному из задержанных по плечу зонтиком:
        - Подобные вам типы украли у меня в прошлом году целый чемодан вещей. Дай Бог, чтоб вы из тюрьмы больше не вышли, аспиды!
        Бутримов и Оленин поволокли все еще не опомнившихся мужиков к вокзалу. Те никак не могли понять, из-за чего их повязали? Марина на секунду оказалась рядом с Николаем и шепнула:
        - Уходи в вагон! Больше никого не было…
        Он не успел ничего ответить, так как их оттеснили друг от друга пассажиры. Начиналась посадка. Горев сквозь просветы в толпе увидел, как Марина торопливо шла по перрону вслед за своей охраной. Она почти бежала, на ходу набирая номер Бредина. Объяснила ситуацию, извинилась:
        - Я снова не подчинилась вашему приказу. Тревожно было на душе…
        Генерал понял, что ругаться уже поздно. Быстро сосредоточился:
        - Машина будет через полчаса. Ждите у входа в вокзал со стороны площади. Постарайтесь не привлекать внимания милиции. Вырубите задержанных, если потребуется. Выдайте за напившихся приятелей. Никто ни о чем не должен догадаться!
        - Есть, товарищ генерал-полковник!
        Арестованные опомнились и попытались заорать, но два коротких и не заметных удара по почкам, а затем быстрый женский шепот:
        - Будете орать, вырубим!
        Заставили их притихнуть. Удары были весьма болезненны и получить еще раз что-то не хотелось. Парни мрачно смотрели в асфальт, прислонившись спинами к гранитной стенке у перехода. Оленин и Бутримов стояли по обе стороны от них, а Степанова перед ними, повернувшись лицом к Казанскому вокзалу, отсекая от возможного пути бегства.
        Две черные «Волги» остановились рядом с подземным переходом через двадцать три минуты. У одной опустилось стекло на дверце и Марина заметила лицо генерала. Шагнула вперед. Мужики подхватили задержанных и потащили к машинам. В каждую, на заднее сиденье, посадили по одному, зажав между собой. Один из покушавшихся на Горева сидел между Мариной и генералом. Впереди сидел подполковник Козлов.
        В первой машине задержанного держали Бутримов и Оленин. Всю дорогу Марина и Бредин молчали. Женщина видела, как генерал хмурился и его брови «ломались» посредине, словно барометр показывая высшую степень раздражения. Въехали во внутренний дворик разведуправления. Задержанных ждал конвой и их сразу увели. Бредин вздохнул, поглядев на женщину:
        - Снова отличилась… Кой черт тебя на вокзал понес?
        Она твердо взглянула в лицо начальника:
        - Тревога позвала. Вы можете ругать меня сколько хотите, но я должна была убедиться, что с Колюней все в порядке. Он должен попрощаться…
        Евгений Владиславович открыл дверь и пропустил ее вперед:
        - Та-а-ак! Тревогу за него ты почуяла, а что же ты тогда тревогу за себя не чуешь? Когда стреляли в окно…
        Степанова улыбнулась, чуть обернувшись и глядя в серо-голубые глаза генерала:
        - Чего бояться, когда стекло пуленепробиваемое! Я обнаружила в первый день. Отсвет голубоватый, если сбоку смотреть. Вы побеспокоились. Видела, как мужики, прячась, гранату с моих дверей снимали и делали вид, что замок заклинило. Я все вижу, просто не говорю. Пока у меня есть такие друзья, как вы и они, мне ничего не грозит. Чувствам своим я привыкла доверять, вы уж простите. Не могла я Горева бросить, не могла…
        Бредин положил руку ей на плечо:
        - Вот за это я тебя и люблю. Ты всегда придешь на помощь, даже врагу, если он в чужую ловушку попал… Ты считаешь, что этот враг только твой и другие на него прав не имеют… - Степанова побледнела и качнулась в сторону. В памяти всплыло: «…другие любить тебя не имели права…». Генерал схватил ее за предплечье. Торопливо спросил: - Что с тобой? Врача вызвать?
        Она резко остановилась. Словно во сне, прошептала:
        - Не надо. Господи, как же все соединено друг с другом…
        Генерал ошеломленно сказал, глядя в ее немигающие глаза:
        - О чем ты, Марина?
        Она смотрела на него спокойно и отрешенно. Глухо сказала:
        - О жизни… У каждого свой путь, но однажды две дорожки сливаются в одну и так постоянно…
        До самого генеральского кабинета она шла, словно под гипнозом. Бредин молчал. Шел рядом, время от времени глядя в неподвижное лицо подчиненной. Он чувствовал, что что-то случилось с ней, но не мог понять - что, а спрашивать не решался, понимая, что Марина сама должна вначале разобраться в себе. Бутримов и Оленин шли следом и переглядывались. Для них состояние женщины тоже было загадкой, хотя они считали, что знают ее достаточно хорошо.
        Подробно рассказав все, что произошло на железнодорожной платформе военным следователям и закончив дела в управлении, Марина соединилась со Швецом. Тот устало ответил:
        - Осточертело мне по городу мотаться! Голова под париком взмокла. Парни все из продуктов купили и даже сверх того. Марина, где ты?
        - В управлении. Можете возвращаться в квартиру. Мы скоро будем.
        Втроем спустились в метро. Причем на Марину все оборачивались. Слишком уж необычно выглядела дама в шляпе и дорогом костюме в спешащей толпе. Да и ее атлетически сложенный спутник привлекал внимание. Выбрались на поверхность. До дома оставался какой-то квартал. Степанова вздохнула:
        - Нас наверняка «пасут». Сделаем так…
        В первый подъезд дома вошло трое людей. Бутримов ткнул красной книжечкой разведуправления в нос консьержки и жестко сказал:
        - Чердак откройте! Их пропустите на крышу и заперете, как было. Я спущусь с вами назад. Если проболтаетесь кому, век вам придется дожить в тюрьме! Ясно объяснил?
        Пожилая женщина побледнела:
        - Все сделаю, как вы приказали. Клянусь, что никто не узнает!
        Володя спустился вниз, вместе с перепуганной женщиной. Еще раз предупредил и вышел из подъезда. Сделал вид, что делает пробежку, неторопливым бегом добрался до третьего подъезда и заскочил внутрь. Поднявшись на последний этаж, без труда отпер отмычкой замок и впустил Марину и Оленина. Облегченно вздохнув, спустились в квартиру.
        Горев ехал в плацкартном вагоне. Он был полностью забит пассажирами. Многочисленные торговцы везли товар, закупленный на рынках в Москве, что бы перепродать его и получить прибыль. Огромные клетчатые сумки из полиамида свисали с багажных полок, стояли под столиками. Шум и гомон царил вокруг, временами нарушаемый громким детским плачем. Поезд тронулся. На столиках появилась немудреная снедь: куски вареной и копченой колбасы, сыр, хлеб, яйца. Кто-то предпочитал молоко, кефир или газировку, но большинство выставляло водку или пиво.
        В купе Николая ехали два мужика и женщина. Мужики были солидными, в костюмах, несмотря на жару, в галстуках и очках. Они переговаривались между собой короткими репликами. Чувствовалось, что в дорогу их толкнуло общее дело. Покосившись на крепкого красивого Горева, молча выложили на стол еду: жареную курицу, тепличные помидоры и огурцы, финский сервелат, два пакета кефира. Быстро поели и попрятали остатки в портфели. Дождавшись проводницы, потребовали чай. Торопливо попили и устроились на полках. Они не обращали внимания на Николая и даже не поздоровались, но ему было все равно.
        Бабенка оказалась тертым калачом. Втащив два огромных тюка, окинула взглядом попутчиков и попросила Горева помочь. Женщина пристально смотрела на крепкие руки, перевитые мышцами и обтянутую голубой рубашкой широкую спину, когда он, играючи, поднимал наверх сумки. Николай пропустил ее к окну. Сел чуть поодаль на нижней полке, поймав странный взгляд темных глаз.
        Она дождалась, когда оба деятеля напротив устроятся на полках. Взглянув на чемоданчик Николая, женщина распаковала большой пакет со снедью. Накрыла стол газетой и небрежно повыкидывала продукты. Чего тут только не было! Водка, жареный палтус, колбаса, огурцы, курица, помидоры, вареные яйца, сыр, конфеты, печенье и даже пирожные. Появились два пластиковых стаканчика и бумажные тарелки с салфетками. Она взглянула на Николая черными глазами:
        - Присоединяйся! Мне все равно не съесть, а ты явно не позаботился о еде…
        Горев попытался отказаться:
        - Я перед отъездом плотно перекусил. Спасибо.
        Она не отставала:
        - Да ты не дергайся! Мне просто в одиночку есть претит. Еда в глотке колом встает. Сколько хочешь… Водочки дернем?
        Он махнул рукой:
        - Ладно, давай!
        Она всунула ему в руку бутылку, чтоб открыл. Принялась резать колбасу:
        - Меня Ольгой зовут. А тебя?
        - Николай.
        Женщина искоса взглянула на него, принимаясь за сыр:
        - Коленька, значит… Хорошее имя! У меня брата так звали…
        Он насторожился, ожидая услышать об Афгане или Чечне:
        - Что с ним случилось?
        - В детстве помер от воспаления легких. Три годика было…
        - Ты замужем?
        Ольга хмыкнула:
        - И да и нет…
        - Как понять?
        Она горько усмехнулась:
        - Да так и понимай! Пьет, как свинья! Я в квартиру несу, а он из квартиры. Был бы ребенок, бросила бы его к чертям, а так и рожать боюсь - как бы урода не получилось и все надеюсь - может исправиться? Ведь не плохой он у меня. Когда трезвый, все сделает: и полы помоет, и грядки прополет, и корову подоит! Помогать мне не желает - торговля, видите ли, не по нему! Действительность наша чертова испортила, безработица…
        Горев вздохнул и разлил водку по стаканчикам. Выпили и закусили. Молча принялись за еду. Ольга искоса поглядывала на красивое лицо мужчины. Затем, украдкой, покосилась на полки напротив и сбоку: деятели похрапывали. В вагоне тоже медленно устанавливалась тишина. Допили бутылку. Она вдруг приникла к его плечу:
        - Коленька, ты не осуждай меня, но я ребенка хочу. Возраст у меня уже не тот, чтобы ждать, а от своего идиота не родить мне. Боюсь! Ты крепкий, красивый, такой, о каком мечталось. Ты понимаешь?..
        Алкоголь ли был тому виной или отчаяние, но он схватил женщину в объятия и принялся неистово целовать. Люди давно спали и не видели, как два тела слились в одно…
        Утром, перед тем, как сойти в Мантурово, Николай попросил у нее, протянув листочек бумаги:
        - Если забеременеешь, дай телеграмму вот по этому адресу. Я не стану преследовать тебя и предъявлять права на ребенка, но мне очень нужно знать, что от меня что-то осталось на земле…
        Ольга взглянула ему в глаза, отметив боль и отчаяние в серых глазах. Она ни о чем не стала расспрашивать, почуяв женским сердцем, что не скажет правды сероглазый незнакомец. Пока никого в тамбуре не было, прижалась к нему на мгновение, быстро поцеловав сжатые губы мужчины, подумала и кивнула:
        - Слово даю, дам телеграмму!
        Он не стал дожидаться рейсового автобуса, где его могли опознать водители. Проскочил между станцией и багажным отделением. Пешком дошел до трассы и принялся
«голосовать». Третья машина, старенький ГАЗик, остановилась. Заднее сиденье было сплошь заложено какими-то коробками, но впереди место оказалось свободным. На его счастье, шофер ехал именно туда, куда ему требовалось попасть. Николай легко согласился на ту цену, что запросил водила и заранее протянул половину, чтоб парень не сомневался.
        По дороге шофер пытался расспрашивать, кто он и откуда, но получив два-три односложных, ничего не прояснивших ответа, замолчал и включил радиоприемник. Он любил поговорить и молчаливость незнакомца ему не понравилась.
        Следуя укоренившейся привычке разведчика, Горев проехал чуть дальше родной деревни, через стекло с жадностью разглядывая родные места. Он с горечью констатировал факт, что многое изменилось с тех пор, как он уехал в Москву. Кустарник возле остановки разросся и будки практически не было видно. Разлившаяся река доходила до окраины деревни и вода еще не собиралась спадать, нестерпимо сверкая под солнцем. По водной глади плыла лодка, похожая на черную черточку. От земли на полях шел пар и тонкие серые косички ясно прослеживались под солнечными лучами. Было еще только восемь утра. Яркие вкрапления мать-и-мачехи сияли тут и там на еще только начавших покрываться зеленью пригорках. Лазурно-голубое небо раскинулось над горизонтом. Все дышало весной, тишиной и покоем.
        Николай почувствовал, что ему хочется взять лопату в руки и, как когда-то, вскопать пару грядок, а потом, опершись на черенок, стереть пот ладонью и оглядеться. Именно так он поступал раньше. Сердце замирало с каждым встреченным названием деревни. Все вокруг было до боли родным! Он и сам не заметил, как пара слезинок прокатились по его щекам. Водитель, увлеченный сложной трассой, этого не видел.
        Горев попросил остановиться, проехав три километра от родной деревни. С одной стороны раскинулось поле, со второй росли густые кусты. Шофер удивился, хотя и остановил машину:
        - Мужик, здесь нет домов! До следующей деревни три километра будет…
        Но Николай, не слушая, сунул ему вторую половину денег в карман:
        - Спасибо, друг, но я дойду пешком. Я так давно здесь не был…
        Подхватил чемоданчик, стоящий у ног и пружинисто выскочил из УАЗика. Шофер замолчал, глядя на лицо своего странного пассажира. Тронулся с места, продолжая глядеть на него в зеркальце…
        Ахмад немного постоял на обочине, оглядывая черневшие поля с разгуливающими грачами и галками. Жадно вдохнул в себя запах нагретой земли. Посмотрел на обочину с пробивающейся травой, на яркое солнце, на покрытые зеленым маревом кусты вдалеке. Перешел на другую сторону дороги. Спустившись с насыпи, зашагал по чуть заметной тропинке между берез к далекой дамбе.
        В некоторых местах ему пришлось обходить огромные лужи, кое-где перескакивал или найдя сучки покрепче, бросал перед собой, чтоб перебраться. На душе было радостно: он снова видел те места, где прошло детство и юность. Он не вспомнил о том, что его ждет. Николай был счастлив, что приехал сюда. Заметив старый огромный дуб на отшибе, подошел к нему и дотронулся до шершавой коры. Нашел полузатянутую надпись:
«Колюня, Витек, Толян, Леха, Маринка = дружба навек». Провел ладонью по черным буквам и присел на корточки рядом, уронив чемодан на пробивавшуюся траву.
        Прижался спиной к коре, не обращая внимания на то, что пачкает дорогой пиджак. В глазах стояли слезы. Он потянулся и сорвал распустившийся цветок мать-и-мачехи. Поднес к носу, вдохнув медовый аромат. Вспомнилось…
        Стоял такой же весенний день. Он тогда вырезал эту надпись… Их пятерка, после школы, встретилась возле дуба. Маринка сорвала несколько желтеньких цветков и понюхала. Кончик ее носа стал лимонно-желтым от пыльцы. Мальчишки захохотали, не объясняя причины. Маринка смотрела на них злыми зелеными глазами и молчала, а он тогда стер эту самую пыльцу с ее носа и именно в тот день впервые обратил внимание, что она красивая…
        Горев испугался, что и сам испачкался и начал тереть кончик носа. До его ушей наконец-то донеслись детские крики и неясный шум. Он вскочил, прислушиваясь. Схватив чемодан, кинулся к дамбе со всех ног, не обращая внимания на лужи и грязь. До насыпи оставалось не более трехсот метров.
        Выглянув из-за кустов, увидел: смуглый высокий мальчишка с шапкой черных кудрей отчаянно дрался с двумя мужиками, не подпуская их к девочке с двумя портфелями в руках. Его движения были вполне профессиональны и мгновенно напомнили ему спецназ. Парнишка не давал возможности схватить себя, но силы были не равны. Он медленно отступал, а девчушка упорно не убегала и плакала, сжавшись в комок на обочине. Рядом стояла иномарка с распахнутыми дверцами. Что-то в движениях мальчишки показалось ему смутно знакомым. Он увидел, как сбоку из-за машины, к парнишке подкрадывается третий мужик…
        В мозгах словно вспышка мелькнуло: это же дети Маринки и их хотят похитить! Николай, не задумываясь, вылетел на дамбу, бросив чемоданчик на обочине. Шея первого треснула от его рук, как скорлупа и труп свалился к ногам. Он перешагнул через тело, сходясь со вторым противником и прикрывая спиной парнишку. Не поворачиваясь, гаркнул:
        - Уходи! И сестренку забери…
        Коротким броском сцапал за обе руки второго противника и развернул его спиной к третьему бандиту в тот самый момент, когда тот принялся палить из пистолета. Все пули попали в парня, которым прикрылся Николай. Ахмад отшвырнул труп в сторону, по выстрелам просчитав количество щелчков. Шагнул навстречу третьему и услышал удивленное:
        - Ахмад?..
        Перед ним стоял Василий Кожевин, его собственный телохранитель. Василий опустил бесполезный пистолет:
        - Ты же в тюрьме? Нам приказали схватить этих щенков…
        Договорить он не успел. Горев шагнул вперед и свернул ему шею. Обернулся. Мальчик и девочка не убежали. Девочка теперь стояла, прижавшись к братишке. Они смотрели на него с испугом. Николай глухо произнес:
        - Уходите! Вы ничего не видели. Понял, Саша?
        Мальчишка шагнул к нему. Глядя черными блестящими глазами, утверждающе произнес:
        - Ты дядя Коля Горев, да?
        Николай ничего не сказал. Странно было слышать эти слова «дядя Коля». Так его никто и никогда не называл. Отчаяние охватило душу. Сердце вдруг сжало со страшной силой и перед глазами все почернело. Очнулся на песке. Девочка с серыми глазами по взрослому держала его голову на коленях, поглаживая маленькими мягкими ладошками по вискам, а мальчик сидел рядом и мрачно смотрел перед собой. Заметив, что он открыл глаза, Саша сказал:
        - Нам в школу надо. Лодка в кустах привязана. Спасибо. Мы пошли…
        Схватив сестренку за руку, потянул за собой. Юлька, по-детски поцеловала Горева в щеку и улыбнулась:
        - Я тебя не забуду.
        По взгляду, который Саша кинул на сестренку, Николай понял - она просто не знала, кто он такой. И брат не хотел ей говорить, чтоб не пугать. Ахмад сел на пробивавшейся траве, глядя вслед уходящим детям. Щека все еще чувствовала прикосновение двух нежных детских губ. Забросил трупы в иномарку, закидав кровь на дороге грязью и сел за руль. Дождался, когда дети скроются за поворотом, спускаясь с дамбы к реке. Нажал на газ. На огромной скорости пронесся по насыпи. Перед самым обрывом выскочил из машины, прокатившись по весенней грязи в своем шикарном костюме, ободрав лицо и руки.
        Иномарка сделала в воздухе огромную дугу. На секунду зависла и вонзилась носом в бурлящую поверхность. Какое-то время держалась на плаву, а затем ушла под темную весеннюю воду на средине реки. Николай не хотел, чтобы в деревню нагрянули журналисты и следователи. Он не желал, чтобы его родных беспокоили, поэтому и поступил так. Дети ничего не видели, находясь за кустами, но они расслышали громкий всплеск. Бросились к реке и ничего не увидели, кроме огромных расходящихся кругов…
        Горев с трудом встал на ноги, держась за вывихнутую левую руку. Подойдя к молодому дубку, оперся на него выбитой костью и резко ударил плечом, ставя сустав на место. С трудом сдержал рвущийся из груди крик. Когда боль немного утихла, поглядел на то, что осталось от старого моста. Медленно побрел назад. По дороге спустился с насыпи и постарался привести себя в порядок, умывшись в широкой и прозрачной луже, слегка почистился. Забрал чемодан, так и лежавший на обочине, поглядел на далекие крайние дома и направился в обход деревни. Горев шел к старому родительскому дому. Он чувствовал себя страшно усталым…
        После четырех часов дня Алексей Гаврилович Горев решил проведать старый дом. Что-то тянуло его туда именно сегодня. Он не сказал жене ни слова. Витек и Татьяна находились на работе, которой с наступившей весной прибавилось раз в пять. Алексей Гаврилович понимал, что больше уже не помощник сыну. Мария Александровна почти не вставала с постели. Лишь в самые теплые дни, с помощью мужа, выбиралась на скамеечку перед окнами и сидела там, держа сморщенные ладошки на палке. Грелась на солнышке, щуря подслеповатые глаза. Силы у обоих стариков уходили, глаза стали хуже видеть и вся их помощь теперь заключалась в охране дома. Но Витек и не требовал от родителей большего. Марлен и Сашка подросли и теперь целыми днями пропадали либо в школе, либо рыбачили на разлившейся реке с лодки.
        Алексей Гаврилович брел по пустынной улице, изредка отвечая на приветствия прибиравших огороды мужиков и баб. Люди убирали мусор с грядок, разводя дымные костры. Со всех сторон тянуло горьковатым дымком. Кто-то уже начал копать огороды. Он опирался на крепкую дубовую палку при каждом шаге. Солнце начало клониться к горизонту, но все равно было очень тепло. Старик чувствовал, как спину припекают горячие лучи и радовался весне.
        Зашел в дом, отперев немного поржавевший замок. Сразу подумал, что в следующий раз надо захватить с собой машинного масла и смазать его. Потер пальцами ржавчину. Постоял посреди пустой горницы, глядя на заколоченные снаружи окна и чувствуя, как холод пробирается к телу. На потолке явственно проступали темные пятна от воды. Сквозь щели в досках проникали солнечные лучи и узкие желтые полосы лежали на пыльном полу.
        Алексей Гаврилович знобко передернул плечами. Зашел за перегородку и тронул ее сморщенной высохшей ладонью. Вспомнил, что здесь стояла когда-то двуспальная кровать и на ней Маруся родила первенца… Николая принимала его прабабка. На душе стало тяжело. Он вспомнил старшего сына и заторопился уйти. Постукивая палкой, вышел на крыльцо. Запер дом, спрятав ключ над дверью. Встал, опираясь ладошкой на подгнившие перила и прищуря глаза от яркого света. Огляделся. Солнечные лучи вновь согревали его лицо и тело. Старик заметил приоткрытую дверь в дровяник и проворчал:
        - Будь ты не ладна, опять кто-то лазил! Ну неймется! И что за жизнь такая пошла…
        Спустился на землю и направился к дровянику. Прежде, чем запереть снова, зашел внутрь, чтоб проверить, что унесли. Хотя и знал, что внутри оставалась лишь старая рухлядь. Сначала ничего не увидел, а потом замер…
        На старом плотницком верстаке, укрывши пиджаком широкие плечи и поджав колени к животу, спал Николай. Солнечный свет, проникая сквозь широкие щели стен, лежал на его спокойном лице. Ладонь левой руки, как и в детстве, была подложена под щеку. На лице осталась грязь и ссадины, но отец сразу узнал сына. Подошел ближе и с минуту разглядывал постаревшее лицо. Боль сжала сердце. Николай спал спокойно и безмятежно. Его губы улыбались, лишь седина на висках не вязалась с этой детской улыбкой.
        Алексей Гаврилович схватился за сердце. Несколько раз глубоко вздохнул и выбрался из сарая. Осторожно прикрыл дверь. Постоял, раздумывая. Морщинистое лицо, продубленное ветрами и солнцем, медленно бледнело. Он быстро зашагал к дому младшего сына. Не слышал, как обращались к нему с приветствиями односельчане. Просто шел, глядя перед собой остановившимися глазами, из которых потоками лились слезы. Все внутри сопротивлялось тому, что он собирался сделать, но старший Горев считал, что иначе поступить не может. Он всегда был честен и прям.
        Вошел в дом, осторожно заглянув в комнату к жене. Маруся спала или делала вид, что спит. В последнее время она часто так поступала, чтобы не говорить. Муж не раз слышал, как она по ночам молилась за старшего сына перед иконами в углу, как плакала, чуть слышно всхлипывая и умоляя Господа простить его грехи.
        Алексей Гаврилович зашел в спальню младшего сына. Залез на стул и снял ружье со стены. Из патронташа достал два патрона с жаканами и зарядил в стволы, стараясь не щелкнуть. Завернув ружье в снятую со стола скатерть, он пошел назад. Каждый шаг давался ему с трудом, но он шел, помня слова Маринки о предательстве. Слезы высушил весенний ветерок, но встречные мужики здорово удивились странному, мертвому, выражению глаз старого Горева.
        Оглядевшись возле сарая во все стороны, Алексей Гаврилович развернул ружье и не таясь, распахнул дверь. Она заскрипела, с грохотом ударилась о торцы лежавших дальше бревен. Николай из-за шума проснулся и сел на станке, спустив ноги в туфлях вниз. Потер глаза ладонью и зевнул, автоматически приглаживая растрепанные волосы. Только потом он увидел отца с ружьем в руках. Сидел и смотрел в родное лицо, не в силах что-либо произнести. Старик глухо произнес:
        - Пошли…
        Его глаза были сухи и строги. Николай все понял. Медленно слез с доски и шагнул к двери, оставив пиджак на верстаке. Прошел, почти коснувшись отца, но тот отодвинулся в сторону, чтобы этим прикосновением не заставить себя отступить от того, что задумал. Сын вышел на улицу. Широкоплечий, красивый. Алексей Гаврилович зажмурился, чтобы не видеть его зрелой красоты. Скомандовал:
        - К магазину иди…
        Пошел сзади, держа родное дитя на прицеле. Народ возвращался с работы и с поля. Странная пара, идущая посреди улицы, заставила многих остановиться. Николая узнали и пошли следом за отцом и сыном. Алексей Гаврилович остановил его на маленькой деревенской площади:
        - Пришли…
        Николай повернулся к нему лицом:
        - Отец…
        Горев глухо сказал:
        - Я тебе давно не отец. Мать кормила тебя грудью, качала по ночам, не зная, что растит чудовище. Ты продал и забыл все, что я старался тебе привить. Чужой бог стал тебе роднее всего. Ты предал Родину. Люди, мой сын предатель и убийца! За все, что он сделал, я сам убью его. Я приговариваю тебя…
        Голос перестал повиноваться старику. Все молчали, не в силах поверить услышанному. Слишком чудовищна была открывшаяся правда. Алексей Гаврилович начал поднимать ружье к плечу. Николай стоял не шевелясь и спокойно слушал. Кое-кто слышал, как он облегченно вздохнул и даже улыбнулся. Сын стоял перед отцом в каких-то пяти метрах. С такого расстояния старик-охотник не мог промахнуться. Голубая рубашка очень шла сыну. Николай ждал выстрела очень спокойно, опустив руки по бокам. Толпа замерла…
        Сквозь толпу прорвался смуглый мальчик. Он задыхался от быстрого бега. Волосы растрепались, на смуглых щеках проступил персиковый румянец. Верхние пуговицы на рубашке были расстегнуты. С отчаянием поглядел на отца и сына Горевых и кинулся к Николаю, прикрывая его собой:
        - Нет, дядя Леша! Не-е-ет!
        Глаза сверкали. Раскинутые в стороны тонкие руки напоминали крест. Юлька вырвала ручонку из ладони Елены Константиновны, с которой ходила в магазин и бросилась к брату. Обхватила Ахмада за пояс, прижавшись светловолосой головой к его животу. Вжала голову в плечи и прикрыла глаза в ожидании выстрела. Трое прибежавших следом за Сашей спецназовцев очумело замерли: дети защищали врага их матери. Сашка кричал:
        - Нет! Он спас нас. Если бы не дядя Коля, нас бы с Юлькой похитили…
        Алексей Гаврилович бессильно опустил ружье. Плечи опустились. Он упал на колени и крикнул:
        - Простите меня, люди! Я породил чудовище, но даже убить его не в силах…
        На улице раздался шум. С хриплым криком, косматая и растрепанная, бежала Маруся Горева:
        - Сынок, сыночек мой!.. Алексей, не надо! Он наш сын! Не убивай…
        Она запиналась и часто падала, тут же вскакивала на босые больные ноги и бежала дальше. Платка на ней не было. Седые волосы растрепались и сейчас она была похожа на ведьму. Мария Александровна бежала из последних сил. Саша и Юля отошли от Николая, поняв, что выстрела не будет. Старая женщина пронеслась сквозь расступившуюся толпу и кинулась на грудь сына:
        - Коленька! Коленька! Не чаяла дождаться…
        Нежно провела сморщенной ладошкой по его лицу, глядя старческими светлыми глазами в его глаза. Улыбнулась радостно и светло… И вдруг рухнула. Николай едва успел подхватить ее тело, почувствовав, каким оно стало легким и невесомым. Глаза матери еще смотрели на него, но в них уже не было жизни. Они медленно закатывались. Голова запрокинулась назад. И он сразу понял, что произошло. Дико закричал, прижимая тело матери к себе:
        - Мама!!! Мама…
        Упал на колени, крепко прижав к себе мать и зарыдал, уткнувшись в ее холодеющее плечо. Алексей Гаврилович тоже понял, что жена умерла. Ружье выпало из его рук. Он, не веря, позвал:
        - Маруся, ты что?.. Как же я…
        Люди вокруг молчали. Женщины крестились, что-то шепча про себя. Мужики отворачивались. Даже дети притихли, понимая крошечными сердечками, что на их глазах произошла страшная трагедия. Николай Горев ничего не видел и не слышал. Алексей Гаврилович стоял рядом со старшим сыном и по его лицу потоками лились слезы, а из губ не вырвалось ни звука.
        Николай рыдал больше получаса, пока к его плечу не прикоснулась легкая ладонь. Мужчина вздрогнул и обернулся. На него, такими же точно глазами, какие были в молодости у матери, смотрел мальчишка лет восьми. Лицо было красным от слез, но он упрямо произнес, силясь сдержать рыдания:
        - Папка сказал, чтоб ты бабушку домой принес. Ее обмыть надо, пока тело не окостенело…
        Николай понял, что это его племянник, хотя тот и не назвал его по имени. Встал, держа мать на руках и сказал тихо:
        - Веди…
        Он шел за ребенком, прижимая тело матери к себе и понимал, что слишком много потерял. Каждый шаг давался с трудом. Ноги словно одеревенели. Покрасневшее от слез лицо не отрывалось от лица матери с застывшей светлой улыбкой и закрытыми глазами. Отец шел сзади, его палка оставляла глубокие вмятины в раскисшей грязи. Алексей Гаврилович словно оцепенел от горя, разом превратившись в глубокого старика. Перед глазами стояло: его Маруся, такая тихая и спокойная, гладила лицо старшего сына. Следом молча шли деревенские, глядя на Николая и еле слышно переговариваясь между собой. Брат не пустил его в дом. Витек молча забрал возле калитки тело матери и повернулся спиной, глухо сказав:
        - Уходи…
        Он даже не взглянул на старшего брата. Отец прошел мимо сына, словно не видя. Народ начал медленно расходиться. Никто не подошел к изгою. Николай стоял посреди деревенской улицы один. Он потерянно оглянулся вокруг, почувствовав себя чужим. День клонился к вечеру. Солнце село за лесом, но он не чувствовал наступавшего холода, хотя и был в одной рубашке. Одиночество давило на сердце. Он не знал, куда ему идти. За его локоть взялась детская рука. Замутневшими от горя глазами он поглядел вниз. Рядом стояла дочка Маринки. Оглянувшись по сторонам, она прошептала:
        - Пошли, мы вас спрячем…
        И он пошел, подчинившись ребенку и понимая, что выхода все равно нет. Дети Маринки протягивали ему руку помощи и он не смог оттолкнуть ее. Девочка, держа за руку, вела Николая за домами. Пояснила по дороге:
        - Саша вас уведет на кордон. Дом там протоплен. Еды он захватил и вещи ваши мы из сарая забрали…
        Он тихо спросил:
        - Ты знаешь, кто я?
        Ребенок обернулся, поглядев на него серыми сумрачными глазами:
        - Мне Саша сказал… Ну и что? В жизни все бывает…
        Она говорила, словно взрослая и Николай, несмотря на горе, внутренне усмехнулся. Характером и этими словами девчушка напомнила Марину. Девочка взяла его руку. Остановилась, подняв личико вверх и подергала за пальцы, заставив поглядеть на себя:
        - Дядя Коля и дядя Сережа сказали, что убьют тебя. Дядя Вова ничего не сказал, только кивнул. А я не хочу, чтоб ты умер и Саша не хочет. Мама нам рассказывала, как вы дружили… Мы тебя на кордоне спрячем.
        Он наклонился и неумело провел ладонью по мягким волосам:
        - Малышка, вас искать будут…
        Юлька покачала головой из стороны в сторону и светлая коса перелетела с плеча на плечо:
        - Дедушка знает. Это он попросил нас увести тебя.
        У Горева обмерло сердце. Ушаков… Суровый Иван Николаевич решил спрятать его, отверженного всеми в деревне. Отец Маринки оказался не таким уж суровым, как он считал раньше и оказался в действительности добрее многих в деревне. Теперь он знал, в кого уродилась Маринка. Николай шел за Юлькой и думал о матери, понимая, что виноват в ее смерти. Помнил ее ласковую сухую ладонь, коснувшуюся лица, ее глаза - заплаканные, тусклые и с такой любовью глядевшие, ее исхудавшее тело на руках…
        Мужчина даже не понял, что снова заплакал. Привела в себя ладонь девочки. Он поглядел сверху вниз и она потянула его к себе, а когда наклонился, обняла за шею и прижала его голову к своей пухлой щечке, гладя по волосам на затылке. Тихо сказала:
        - Ты не плачь. Знаешь, сколько мы с Сашей проплакали, когда думали, что мама умерла? Она иногда очень долго не писала. Ты взрослый, тебе нельзя плакать, так дедушка говорит. Тебе плохо, да?
        Горев присел на корточки, внимательно разглядывая в полумраке леса дочь Марины. Затем обнял ее, крепко прижал к себе и глухо сказал, уткнувшись в детское плечико:
        - Очень плохо…
        Тут же поднял лицо, стыдясь своей слабости. Хотел встать, но детская рука не отпустила его шею. Юлька погладила его ладонями по щекам, стерла слезы:
        - Все пройдет. Надо перетерпеть. Так мама говорит.
        От ее не детской серьезности и простых слов ободрения стало легче. Они тронулись дальше. В лесу все больше темнело. Солнце давно скрылось за горизонтом, оставив после себя красное зарево. Силуэты кустов и деревьев стали черными. Николай часто запинался за сучки и корни, выпиравшие из земли. Ноги отказывались его держать. Если бы не Юлька, он бы заблудился в знакомом с детства лесу. Разум отказывался служить и в голове вновь и вновь всплывало лицо матери. Девочка провела его до лесной тропы. На развилке из-за кустарника выехал на лошади Саша. Не громко сказал:
        - Юля, беги домой. Делай, как договорились…
        Спрыгнул с коня, окинув быстрым взглядом измученного мужчину:
        - Дядь Коль, садись на лошадь, ты еле идешь… Дедушка собрал еды и велел мне с вами быть. Пиджак одень, не жарко. Я привез…
        Горев кивнул, но пиджак так и не одел. Забрался на лошадь, чувствуя, что силы действительно оставили его. Девочка помахала ему рукой, ласково улыбнулась и исчезла за кустами. Саша взял коня под уздцы и повел по лесной тропе…
        Дом на кордоне хорошо сохранился за эти годы. Иван Николаевич регулярно протапливал и ремонтировал его. Практически ничего внутри не изменилось с тех пор, как тут жила Марина. Внутри было тепло и сухо, хотя уюта не чувствовалось. С тех пор, как дом остался без хозяйки, из него словно вынули душу. Все было по-прежнему и все равно не так…
        Мальчик подвел коня к крыльцу, когда стало совсем темно:
        - Дядь Коль, мы приехали. Идите в дом, пока я Серого разнуздаю да оделю сеном. Замок без ключа висит…
        Горев с трудом влез на крыльцо. Замок показался ему пудовой гирей и выпал из рук. Мальчик поднял замок и придерживая мужчину за пояс, ввел в дом. Не смотря на кромешную тьму, довел до стула и усадил. Зажег керосиновую лампу, поставив ее на стол и принялся распаковывать еду. Саша заставил Николая поесть, чуть ли не силой вталкивая тушеную картошку. Мальчишка сам кормил его, со страхом глядя в потускневшие глаза. Накормив, отвел к высокой кровати с металлическими спинками. Отбросил одеяло в сторону и потребовал:
        - Ложись спать…
        Николай и сам чувствовал, что обессилел. Он устало разделся до нижнего белья и лег на прохладную простыню. Мальчик осторожно укрыл его одеялом. Пытливо взглянул в лицо, сверкнувшими в полумраке глазами:
        - Дядя Коля, это правда, что вы воевали против мамы? Так мне сказал дядя Вова…
        Он не стал врать:
        - Правда…
        Саша отошел в сторону, стараясь осмыслить все то, что он узнал, услышал и увидел сам о лежавшем мужчине. Это никак не укладывалось в его мозгу и он снова спросил:
        - Тогда почему вы здесь, а не в тюрьме?
        Горев устало пояснил:
        - Я должен вернуться туда семнадцатого мая. Я дал слово твоей маме. Я приехал попрощаться…
        Дверь в дом резко распахнулась, отчего огонек в лампе затрепетал и едва не погас. В горницу ворвалось трое спецназовцев с автоматами наперевес. Быстро огляделись. Заметив тело на кровати, бросились туда:
        - Здесь он! Саша, отойди в сторону, мы сейчас этой гниде покажем, что значит спецназ!
        Они рванулись к Николаю, безучастно лежавшему на постели и даже не пытавшемуся встать, но на их пути встал мальчик. Крикнул, нагнув голову вниз:
        - Не сметь его трогать! Мама вас не простит! Это она отпустила его из тюрьмы…
        Все трое замерли рядом с кроватью, уже готовые сбросить Горева на пол, а затем развернулись и молча исчезли за дверью. Николай повернул голову, взглянув на прижавшегося к матрасу мальчика, устало произнес:
        - Зачем ты их остановил? Они шли со мной разобраться. Для меня это было бы лучше…
        Парнишка ответил, тряхнув кудрями и отвернувшись в сторону. В голосе слышались слезы:
        - Это не честно - бить лежачего…
        Николай сразу вспомнил эту фразу…
        Борька Балатов и Маринка яростно дрались, катаясь по льду. Ловкая девчонка все же оседлала более сильного противника, прижала к земле. Замахнулась… и не ударила. Борька вжался в лед и закрыл глаза в ожидании, а она слезла с поверженного врага и встала. Когда он, тогда еще просто ее приятель Колька, потребовал добить, сказала, стирая кровь с лица варежкой:
        - Это не честно - бить лежачего.
        Горев тихо спросил:
        - Саша, ты меня ненавидишь?
        Мальчик поглядел на него блестящими черными глазами:
        - Нет. Мама часто вспоминала о вас, каким вы были в детстве. Она всегда жалела, что вы, как друг, исчезли из ее жизни.
        Николай почувствовал, как из глаз самопроизвольно покатились слезы. В душе стояла такая боль, что он с трудом сдерживался, чтобы не застонать. Отвернулся к стене, сказав:
        - Я хочу спать…
        Но он не заснул. Он просто не хотел, чтоб ребенок видел, как ему плохо…
        Николай Горев побывал на похоронах матери на кладбище. Вначале издали смотрел на вырытую могилу с холмиками сырой земли по краям. В доме попрощаться не удалось. Брат не пустил его в дом. Витек одним ударом опрокинул Николая на землю возле калитки и прошипел:
        - Ноги твоей в моем доме не будет! Ты, сука, из-за тебя мать померла…
        На погосте Витек тоже попытался не пустить старшего брата к гробу. Он яростно двинулся навстречу Николаю, грозя убить. Если бы не вмешательство Ивана Николаевича, дело могло бы закончиться дракой между младшими Горевыми. Ушаков вклинился между братьями и грудью пошел на Витьку Горева. Прошептал, удерживая все еще крепким плечом младшего Горева:
        - Отойди! Дай Николаю попрощаться! Он тоже сын Маруси. Мать к нему бежала, вспомни. Она его простила…
        Витек поглядел мужчине в глаза и отошел, не взглянув на брата. Отвернулся, встав метрах в трех, из глаз катились горькие слезы. А Николай наклонился над восковым лицом матери, нежно гладя его пальцами. Прошептал, склонившись над гробом и ничего не видя скозь слезы:
        - Мама, прости меня. Прости за все, что я совершил! Я столько горя принес тебе, а ты бежала ко мне, чтобы защитить…
        Николай уткнулся в лоб матери лицом и завыл по-волчьи, навзрыд. Его с трудом оттащили от гроба, чтоб заколотить, а он рвался из рук мужиков и кричал:
        - Мама! Мама!!!
        Успокоил его Саша Степанов. Мальчик подошел и решительно оттолкнув держащие Николая руки, просто прижал мужчину к себе. Он доставал Ахмаду до половины лица. Тот обнял тонкое тело подростка и уткнувшись в его плечо лицом, зашелся в тихом плаче. Деревенские мужики молча смотрели, как сын Марины Степановой уводил отверженного с кладбища.
        На следующий день Горев уехал из деревни. Он не мог больше находиться здесь. До автобуса его провожали лишь дети Марины. Саша, на прощание, поглядел ему в глаза. Юлька ласково поцеловала в щеку и долго махала вслед автобусу.
        За час до отъезда, Николай постучал в окно дома Ушаковых. Вызвал сержанта Владимира Коняева на улицу и тихо сказал:
        - Сашку с Юлькой береги. Политики на Марину зуб имеют. Ты с детьми в школу людей отправляй…
        Сержант не произнес ни слова в ответ, но кивнул, не глядя на Горева.
        Глава 5
        Николай вернулся в Москву. Стояло раннее утро. До возвращения в тюрьму оставалось почти пять суток. Хотел остановиться в гостинице. Подошел к метро и остановился. На душе была пустота и он понял, что в этом состоянии долго не выдержит. Нужен был хоть кто-то, кто бы его понял. Решение пришло само собой и он знал, что этот шанс единственный. Пошарив в карманах пиджака, нашел кусочек картона. Купил в метро несколько жетонов для таксофона и подошел к телефону-автомату. Набрал номер. Гудок на четвертый трубку взяли. Сонный голос Маринки спросил:
        - Алло. Степанова на проводе…
        Он устало сказал:
        - Марина, это я…
        Она мгновенно проснулась и уже бодро спросила:
        - Ты где находишься, Колюня?
        - На Ярославском вокзале. Я только приехал…
        Она потребовала:
        - Едь ко мне! Немедленно. Я жду.
        В трубке раздались гудки. Она не стала дожидаться возражений, оставив последнее слово за собой. Николай подумал и спустился в метро. Через полчаса он находился возле дома Марины. Немного поколебавшись, зашел внутрь. Дорогу преградили два милиционера. Один, с погонами старшего лейтенанта, строго спросил:
        - Вы к кому?
        Ахмад поглядел на него пустыми глазами:
        - К Степановой…
        Милиционер склонился над какой-то бумажкой, лежавшей на столе и быстро взглянул на широкоплечего мужчину:
        - Фамилия?
        - Горев Николай Алексеевич.
        Старший лейтенант облегченно вздохнул и махнул рукой сержанту, стоявшему за спиной Горева:
        - Проходите. Марина Ивановна звонила насчет вас…
        Он поднялся наверх. Дверь открыл Володя Бутримов. Мрачно поглядел на мужчину и отошел в сторону, ни слова не сказав. Весь его вид говорил о том, что он не доволен. Из кухни выскочила Марина. Она была в камуфляже. На мгновение остановилась в дверях. Поглядела на постаревшее, измученное лицо бывшего дружка. Заметила, что чуб стал еще белее за эти дни. Шагнула навстречу и вдруг обняла, к явному удивлению Бутримова. Прижала голову Николая к плечу, погладила по волосам:
        - Я все знаю. Мне отец звонил. Все рассказал. Не вини только себя в смерти матери. Не вини…
        Провела на кухню. Заставила поесть и напоила чаем:
        - Мы уже позавтракали. Мужики переодеваться ушли. Вчера кое-что произошло, они здесь ночевали. Я потом расскажу. Кофе не предлагаю. Тебе отоспаться надо. Ты ведь не спал, я вижу. Глаза красные… Я сейчас на работу рвану, а ты отдыхай. Мужики тебя не тронут… Они злятся, что я так поступаю, а ты внимания не обращай. Только не спрашивай их ни о чем, ладно? Лучше мне позвони. Пойдем, комнату покажу…
        Он встал, в упор поглядев на нее:
        - Зачем ты это делаешь, Маринка? Я же сволочь…
        Она обернулась от двери и недоуменно пожала плечами:
        - Наверное, чтоб скотиной себя не чувствовать. Если постоянно отталкивать прошлое, можно не заметить настоящего. За детей тебе спасибо. Бредин уже всыпал охране…
        Он вышел в коридор и увидел четырех рослых здоровых парней в чистом отглаженном камуфляже. Они мрачно смотрели на Ахмада и он не рискнул поздороваться. Тихо сказал, глядя в паркет:
        - Дети у тебя замечательные. Я не ожидал, что у тебя еще и дочка есть. Только твой отец, да они ко мне хорошо относились во всей деревне. Саша меня дважды спасал. Сначала от моего отца, потом от спецназа…
        Она распахнула дверь небольшой уютной комнаты:
        - Располагайся здесь. Ванну и туалет сам найдешь. Если хочешь, ополоснись с дороги. Полотенца в шкафчике. Мне уже пора. Отдыхай, Колюня. Тебе предстоит не легкий путь…
        Степанова не сказала бывшему приятелю о том, что накануне на нее было совершено нападение. Мужчина пришел под видом посетителя в ее кабинет. Она склонилась над справочником, разыскивая нужный номер, а он кинулся с ножом. Реакция спасла Марину, она поставила блок. Бросившиеся вперед Оленин и Мухаметшин повязали
«клиента». Он дико рвался из рук и орал, что все равно ее скоро прикончат. Сидевшая напротив Капустина женщина-посетительница упала в обморок, а потом долго проклинала убийцу.
        Вечером спецназовцы внимательно осмотрели окна и обнаружили с наружной стороны
«воланчик» с подслушивающим устройством. Сообщили вначале генералу, а затем вызвали милицию. Бредин привез «глушилку» и специалиста, который мигом установил устройство в квартире. Теперь любой разговор оставался тайной для подслушивающих. Следователи забрали «микрошпиона» с собой.
        После того, как милиция уехала, Бутримов вспомнил, что накануне состоялся разговор, где они обсуждали, стоит или не стоит дежурить в квартире. Решили, что не стоит, понадеявшись на пост милиции внизу. Он первый рванул к чердачной двери и обнаружил ее вскрытой. Пронесся по крыше и убедился, что двери вскрыты во всех подъездах. Запирать их они не стали, решив подождать «гостей». В пролете между седьмым и шестым этажами обнаружили с десяток окурков. Это не могло быть случайностью. Вот почему мужики оказались в квартире полным составом.
        Марина с четырьмя охранниками уехала. Горев огляделся в комнате. В квартире стояла тишина, лишь вполголоса переговаривались два оставшихся в квартире парня, но их голоса звучали, как неясный шум. Немного подумал. Достал из чемодана чистое нижнее белье и ушел в ванную. Стоял под тугими бьющими струями и тихо плакал: Маринка, которой он принес столько горя, не оттолкнула его, хотя должна бы первой ненавидеть всем сердцем. Она приняла его в своей квартире, не побоявшись скомпрометировать себя.
        Вода текла по телу и словно смывала с души всю ту грязь, что скопилась в ней за эти долгие годы. Даже горе от потери матери стало менее острым. Ведь он прекрасно знал, что вскоре встретится с ней там, где-то наверху… Он вышел из душевой успокоенным, с миром в душе. Охранники находились на кухне, ни один из них не выглянул на его шаги. Николай вошел в комнату и прикрыл дверь за собой. Чувствуя страшную усталость во всем теле, он свернул покрывало и аккуратно положил на кресло у окна. Откинув одеяло в сторону, разделся и лег. От подушки пахло чем-то знакомым. Сон мгновенно навалился на него и он не успел понять, что спит в постели Марины. Другие комнаты были заняты спецназом…
        Очнулся от того, что его трясли за плечо. Резко открыл глаза. Над ним склонились оба охранника. Внимательно смотрели в лицо. Сероглазый парень, что открыл утром дверь, сказал:
        - Ты кричишь и стонешь, вот мы и разбудили…
        Николай почувствовал, что его лицо мокро от слез. Торопливо принялся стирать следы и тут же понял, что парни их уже видели и прятаться поздно. Отвернул лицо в сторону. Охранники развернулись и вышли, больше не сказав ни слова. Уже из коридора до него донесся приглушенный голос сероглазого:
        - Маринка права. Жизнь наказывает сильнее, чем самый суровый суд…
        Горев полежал немного и снова заснул. Когда проснулся, солнце уходило за горизонт, а в кресле у окна сидела и читала какие-то бумаги Марина. Она была в простеньком ситцевом халатике, который не прикрывал коленок. Он повернул голову и она оторвалась от документов. Встала и присела рядом. Мягко взглянув в его лицо, провела рукой по широкому лбу и сказала:
        - Мужики доложили, что ты весь день проспал. Вставай, приводи себя в порядок и приходи на кухню.
        Она вышла. Он вскочил на ноги, чувствуя себя если не отдохнувшим, то вполне в форме. Быстро оделся в спортивный костюм. Выскочив в коридор, наткнулся на знакомых охранников. Те смотрели без злости. Остальных не было видно. Николай опустил глаза под твердыми взглядами и скрылся в ванной. Почистил зубы, умылся, побрился, расчесал коротко остриженные волосы и направился на кухню. Марина стояла у плиты и что-то помешивала в большой сковородке. Спросила:
        - Суп будешь? Обед ты проспал. - Он кивнул. Женщина выглянула в коридор: - Мужики, идите ужинать…
        В кухню вошло шесть крепких мужиков в спортивных брюках и теннисках. Мышцы выпирали из-под трикотажа. Спецназовцы ели молча, изредка переглядываясь и мрачно поглядывая на Горева. Еда не лезла в горло Николая. Он чувствовал себя лишним за этим столом. Марина заметила все, но пока молчала. От чая охранники отказались и ушли. Николай ковырялся в тарелке, с трудом проглатывая жареную картошку, которую очень любил. Глухо сказал, глядя в стол:
        - Я сейчас уйду. Позвони генералу, пусть он договорится, чтоб меня снова в камеру…
        Она встала, тяжело дыша от злости:
        - Никуда ты не пойдешь! Со своими я сама разберусь… - Гаркнула в полный голос. - Мужики, все сюда!
        Хмурые спецы появились на кухне. Встали у стен возле двери, опустив глаза в пол и старательно разглядывая узоры на линолеуме. Она тихо сказала:
        - Оленин, подними глаза и посмотри на меня!
        Младший сержант с вызовом поднял голову и демонстративно назвал ее по имени-отчеству и на «вы», чего раньше никогда не делал:
        - Да, Марина Ивановна. Что вы хотели?
        Она твердо потребовала:
        - Чтоб вы относились к Николаю эти дни нормально, а не делали вид, что его в квартире нет. Решили тихий бойкот объявить?
        Игорь сверкнул глазами:
        - Он враг и предатель! Вы сами говорили не раз, что Ахмад предал вас! А сейчас приняли в квартире, кормите, да еще хотите, чтоб мы к нему нормально относились! Он должен радоваться, что еще жив. Только вы удерживаете нас…
        Она усмехнулась и встала, положив руку на плечо Николая:
        - И что, убьете безоружного? Шестеро против одного? Я не думала, что у вас теперь за честь считается бить поверженного. Тогда я с ним спина к спине драться буду. Хотите этого, будет…
        Спецназовцы аж зубами заскрипели, а она заговорила:
        - Вы помните погибших друзей, я тоже. Каждого! Николай для вас олицетворение всех, кто убивал наших товарищей, но ведь не один он виновен в убийствах. Не один… Стреляли и помимо. И предательства были! Не только внизу, но еще больше наверху! Думаю, вы все согласитесь, что всех больше зла он принес мне. Наша вражда длилась двадцать лет. И это я, а не вы, должна бы радоваться, что Николай схвачен! Я, а не вы, должна бы ненавидеть! А я не могу! Можете презирать, можете говорить, что я память о товарищах погибших предаю, но сильный победитель, если он действительно сильный, должен быть еще и великодушным. Мне его жаль, по-человечески жаль. Ясно?
        Маринка с трудом проглотила комок вставший в горле:
        - С того дня, как его схватили, он столько успел передумать и пересмотреть! Это вы не видели, а я видела. Я не говорила, но именно Колюня спас моих детей от похищения. Наши облажались! Он, с голыми руками, пошел на троих. Вы не знаете, но я знаю, что он отказался от адвоката и сам требует расстрела для себя. На его руках умерла мать, отец и брат его не приняли, в деревне отвернулись. Куда ему идти? Он уже настрадался! Дайте ему хоть эти дни пожить спокойно…
        Маринка на мгновение прижала голову Николая к груди. Зарыдала, закрыла лицо руками и бросилась вон из кухни. Она пронеслась по коридору, влетела в свою спальню и рухнула на разобраную постель, где всего каких-то десять минут назад спал Горев. Забившись лицом в подушку, она тряслась от рыданий.
        Спецы переглядывались, поглядывая на опустившего голову мужика за столом. Они видели, как в тарелку падают крупные слезы. У всех стало на душе тяжело. Оленин глухо спросил, не решаясь поглядеть на подчиненных:
        - Что делать будем?
        Швец сказал, злобно поглядывая на сержанта:
        - Перед Маринкой извиниться надо. Видели, что страдает и отвернулись, когда она так хотела быть понятой. Доброту ее посчитали блажью. В предательстве чуть не в открытую обвинили. Сволочи мы после этого…
        Бутримов вздохнул:
        - Довоевались… Разучились видеть. Ты, Николай, извини, что сейчас было. Уходить тебе нельзя, если в тебе что-то живое осталось. Видишь, что с Маринкой творится? Если ты уйдешь, не знаю, что с ней будет. Мы постараемся больше не нарываться, но и ты нас пойми, мы по разные стороны были…
        Оленин поднял глаза и оглядел мрачные лица мужиков. Заметил, как тяжело смотрит на него Клим Сабиев. Яростно махнул рукой и крикнул:
        - Ну, виноват я! Виноват! Не принял в расчет, что она не мужик…
        Мухаметшин плюнул в его сторону и с акцентом сказал:
        - Дурак ты, Игорь! Маринка никогда мужиком не была. Она живая, а вот мы очерствели. Рубанули по ее сердцу тесаками, да еще и награды ждем…
        Швец решительно направился в коридор, а затем к спальне Марины, откуда доносились приглушенные рыдания. Остальные, взглянув на Николая, двинулись за Леонтием. Он постучался, но ответа не получил. Решительно толкнул дверь и вошел. Маринка, уткнувшись в смятую подушку лицом, ничего не слышала и не видела, продолжая рыдать. Она не могла поверить, что милые добрые мужики, которых она знала, готовы убить человека, который и так страдает. Швец увидел голые до колен ноги с розовыми пятками, раскинутые по смятому одеялу. Руки, скомкавшие подушку. Растрепавшиеся волосы и дрожащие обнаженные плечи. Подошел и сел рядом. Осторожно тронул за плечо:
        - Марин…
        Она повернула опухшее покрасневшее лицо и глухо спросила:
        - Ну, что? Выгнали? Довольны? Герои… Убирайтесь вон, я не желаю вас видеть!
        К кровати подошли остальные. Оленин виновато глядел на женщину:
        - Марин, мы извиниться пришли. Прости нас. Думали тебя от неприятностей уберечь, а о душе твоей не подумали. Извини…
        Она села на постели, натянув полы халата на круглые коленки. Заплаканными глазами поглядела на них. Спросила, переводя взгляд с лица на лицо:
        - Что с вами случилось? Вы же в Чечне были человечнее! Я не раз видела, как вы боевиков раненых перевязывали! А тут, в Москве, вы готовы убить уже убитого…
        Оленин признался:
        - Он тебе много горя принес, вот мы и…
        Она яростно крикнула:
        - Со своими делами, я справляюсь сама! И никто не вытравит из памяти, что мы до шестнадцати лет дружили. Я помню, как он выволок меня из вьюна. Сам еле отдышался… Как бежали по малину, а навстречу гадюка выползла…
        Голос Горева от дверей добавил:
        - Ты чуть не наступила. Взвизгнула. Я в нее ведерком запустил, тебя за руку схватил и бежать… Я тоже помню, Марина…
        Спецы обернулись, образуя коридор. Ахмад стоял в дверном проеме и смотрел на женщину. Она слезла с постели и шагнула к нему. Встала напротив, почти касаясь его тела. Вгляделась в серые глаза сквозь текущие по щекам слезы:
        - Как хорошо, что ты не ушел… Нам есть что вспомнить…
        Они стояли и, не отрываясь, смотрели друг на друга. Оба с покрасневшими от слез глазами. Оба красивые, еще молодые. Николай попросил:
        - Мы можем поговорить один на один? Я должен кое-что сказать тебе…
        Спецназовцы ретировались. Теперь они все поняли. Прошлое связывало этих двоих настолько прочными нитями, что даже предательство одного не смогло заставить второго вырвать его из памяти. Марина потянула его за руку в комнату и прикрыла дверь:
        - Проходи, садись. Ты уже спал здесь…
        Горев рассказал о случайной встрече в поезде и о том, что произошло между ним и попутчицей. Он ничего не скрыл. Устало попросил:
        - На телеграмме будут слова «для Николая». Я знаю, что она сдержит слово. Чувствую. В ней было что-то от тебя. Ее зовут Ольга. Если к тому времени буду жив, сообщи пожалуйста. Я оставлю тебе деньги. Все равно не истратил. Много. В тюрьме они ни к чему. Знаю и верю, что ты сможешь выяснить ее адрес. Отправь для ребенка. Правды обо мне ей не говори…
        Маринка взяла его руки в свои и грустно улыбнулась:
        - Я буду очень рада за тебя, Колюнь, если на земле останется живой человечек. Твое дитя. Обещаю - сделаю все, что смогу.
        Все спали, когда Марина осторожно встала и прокралась на кухню. Николай спал в ее комнате, на ее постели, а она всего в метре от него, на разобранном кресле. Он пытался отказаться, но она настояла на своем. Сон не шел, несмотря на усталость. Она вновь и вновь прокручивала в голове слова Николая. Ей так не хотелось, чтоб он умер, но как заставить его жить, она не знала. Не включая свет, налила из чайника холодной заварки, напилась и встала у окна, обхватив себя руками за оголенные плечи. Ночная сорочка доставала до середины икр. Она смотрела на ночной город с тоской. Видела и не видела, как пролетают по проспекту редкие машины. На кухню проскользнул Леонтий Швец. Посмотрел на не реагирующую женщину и прошептал:
        - Марин, не спится? - Она резко обернулась и он заметил в призрачном свете блеснувшие полоски на щеках. Подошел ближе: - Снова плачешь? Неужели нельзя его спасти, чтоб так не мучиться? С твоим сегодняшним положением… Скажи, что он детей тебе спас. Ну еще что придумай! А хочешь мы что-то организуем? Согласятся мужики, уговорю!
        Она покачала головой:
        - Я предлагала, он не хочет. Николай приговорил себя сам и не отступит.
        - А тебе каково? Он подумал?
        Маринка устало прошептала:
        - Я не в счет, Леонтий. Я его понимаю. У него душа болит. Разве он не мог бы уйти, плевав на данное мне и генералу слово? Мог бы, причем легко. За ним следить никого не посылали. Денег у него полно. Но жить с болью он не может, потому и вернулся, чтоб выстрел оборвал жизнь. Выстрел по приговору…
        Швец немного помолчал, потом задумчиво сказал, встав рядом:
        - В таком случае, он сильный мужик…
        Она попросила:
        - Леонтий, поговори с ним днем, когда меня завтра не будет. О чем-нибудь, ты ведь тоже из деревни. Только войны не касайся. У Колюни мысли черные в голове роятся. Отвлеки его. Я завтра после обеда приеду пораньше, в церковь его уведу. Сыграешь снова меня? Надо хвост за собой увести. Эти суки уже по-наглому следить стали. Проучить бы? Да вот как, пока не придумала…
        Швец предложил:
        - Да сыграть-то не трудно. А проучить… Увести за город, остановиться, где поглуше. Сделать вид, что ушли по тропе. Обойти и отметелить, чтоб не повадно следить было.
        - Это слишком просто. Боюсь, они на это и рассчитывают. Уж больно нагло действуют. Надеются, что мы сорвемся… Вот что, ты Колюне расскажи, что следят за мной, а мне пока не до шпионов, но хочу хитро проучить. Может, он что подскажет? Так и говори. Главное, отвлечь от мыслей черных. Плохо ему, ой, как плохо… Ладно, пошли спать…
        Утро началось с манной каши с маслом, кофе и бутербродов с колбасой и сыром. Кое-кто из мужиков заворчал и отказался от каши, но увидев с каким аппетитом Бутримов, Оленин, Мухаметшин, Горев и Марина уплетают еду, переглянулись и решились попробовать. Через пару минут у всех за столом только ложки весело постукивали. Марина тихо распорядилась:
        - В квартире остаются Швец и Бутримов, остальные со мной.
        Оленин не стал спорить, хотя график дежурств был «сломан» распоряжением. Младший сержант почувствовал, что женщине это необходимо.
        Степанова подошла к своему кабинету и впервые увидела возле двери всего около десятка человек. Зато возле дверей других депутатов теперь стояли люди. Она договорилась с юристом и секретарем, что уйдет раньше. Те согласились. Игнат проворчал:
        - У нас сегодня народу мало будет. Депутаты на работу вышли. Вчерашние статьи в газетах им не понравились. Друзяев прошел, с нами не поздоровался демонстративно, даже рыло в сторону отвернул.
        Марина заметила, что Капустин обижен и усмехнулась:
        - Брось обижаться. Тебе с ним не детей крестить!
        К часу возле кабинета никого не было. В коридоре установилась тишина. Марина попрощалась с помощниками и уехала. По дороге попросила Сабиева, сидевшего за рулем «Волги»:
        - Клим, заедь в ближайший от дома храм…
        Минут через двадцать Степанова разговаривала возле церкви со старым священником. Он как раз собирался запирать церковь, когда она подошла. Попросила принять исповедь у раскаявшегося грешника. Отец Михаил долго вглядывался в ее лицо сквозь очки, а потом спросил:
        - Вы Степанова Марина Ивановна или я ошибаюсь?
        - Да, я Степанова.
        Он чуть поклонился и произнес:
        - Со вниманием слежу за вашими выступлениями. Прямо и честно говорите о бедах воинских, о чаяниях народных. Исповеди мы в праздники да по воскресениям принимаем, но вам не откажу. Понимаю, что времени нет. Благое дело делаете. Приходите сегодня в четыре часа. Я вас ждать буду.
        - Спасибо, отец Михаил. Придем.
        Священник перекрестил ее вслед. Внимательно глядел на стройную фигуру, идущую к воротам и всю залитую солнцем. Марина встала в церковных воротах и трижды перекрестилась, глядя на золотившийся в голубой вышине крест. Окрестные березы, тополя и липы покрылись зелеными клейкими листочками и одуряюще пахли. Многочисленные грачиные, вороньи и галочьи гнезда уже заполнились жильцами. Тут и там из-за краев гнездовищ торчали хвосты насиживающих мамаш.
        Леонтий Швец в парике, с тремя охранниками, с тяжелым вздохом влез в машину. Серая иномарка, как приклеенная, шла за ними. Сабиев зло поглядел на преследователей в зеркало заднего вида. Если бы не приказ - «вести себя, как обычно», он бы с удовольствием утопил педаль в полик и заставил этих сук погоняться за собой по переулочкам Таганки, затем остановился в тупике и начистил рожи всем троим оптом. Для бывшего гонщика уйти от преследования не составляло труда, но приказ Марины сдерживал.
        Степанова в строгом черном костюме и с платочком на голове, вышла под руку с Николаем Горевым из подъезда. Охрану она с собой не взяла, решительно отметя все уговоры парней. Зеленые, известные всей стране, глаза, вновь спрятали темные очки. Горев был в черном костюме, белой рубашке и галстуке. Зоя Шергун приобрела костюм накануне по просьбе подруги и утром привезла в квартиру Степановой. Она разговаривала с Горевым, хотя разговор не заладился с первых минут. Зоя никогда не симпатизировала Николаю. В отличие от мужа, она винила Ахмада в слепоте Олега. Сам полковник не решился приехать в квартиру Марины, пока там находился Николай, но женщину он не осуждал.
        Они легко добрались до церкви. Отец Михаил уже подготовился к исповеди и стоя посреди церкви, молился. Марина представила Николая священнику и мужчины отошли в сторону. Горев встал на колени, тихим голосом принялся рассказывать обо всем, что с ним случилось за долгие годы. Батюшка стоял перед ним с крестом в руках и внимательно слушал, время от времени задавая вопросы.
        Женщина отошла на другую сторону храма. Разглядывала иконы и фрески на стенах. Продавщица свечей в левом углу от входа, уже не молодая, в черном платочке, несколько раз взглянула на нее. Марина подошла и купила с десяток свечей. Женщина спросила:
        - Может, помочь поставить? Я подскажу…
        Степанова отказалась:
        - Я знаю. Спасибо.
        Поставила свечи к иконам Николая Чудотворца, Георгия Победоносца, Владимирской и Казанской божьим матерям, за здравие и за упокой. Долго стояла перед каждой, шепча полузабытые молитвы. На сердце становилось все спокойнее. Заметив кружку для пожертвований, сунула в щель несколько бумажек. Перекрестилась на распятие Христа. Зажгла свечу и стояла с ней посреди храма, не чувствуя, как горячий воск стекает на пальцы. Исповедь закончилась часа через полтора. Наконец Горев встал с уставших колен. Отец Михаил перекрестил его, отпуская грехи и сказал вслед:
        - Иди с миром, сын мой. Да укрепит Господь твою душу в последний час. - Подошел к Марине: - Большое дело вы сегодня сделали, Марина Ивановна. Ввели овцу заблудшую в храм Господень. Благослови вас Господь.
        Женщина потянулась за кошельком в сумочку:
        - Сколько я вам должна, батюшка?
        Он покачал головой и мягко улыбнулся:
        - Ничего вы не должны. Ступайте с миром.
        - Благословите, отец Михаил…
        Марина опустилась на колени и он перекрестил ее, что-то шепча старческими губами. Она поцеловала его руку. Встала. Подошла к Николаю, стоявшему у двери. Оба перекрестились и вышли из церкви. В воротах снова обернулись и осенили себя крестом. Лицо Горева было задумчивым и грустным. Подойдя к дому, Степанова набрала номер на мобильнике и велела ребятам возвращаться. Вошли в подъезд. Дорогу преградила милиция:
        - Вы к кому?
        Степанова сняла очки и оба милиционера вытянулись:
        - Марина Ивановна… Без охраны?! С ума сошли! Мы же видели, как вы садились…
        Она усмехнулась:
        - Так надо ребята. Не могли бы вы выяснить, кому принадлежит серая иномарка, которая сейчас следом за моей «Волгой» въедет во двор? Очень надо.
        Старший лейтенант насторожился:
        - За вами следят? Что ж не сказали? Понимаю, слава у нас не ахти… - Парень взмахнул рукой: - Есть среди нас суки, но не все же мы сволочи! Уж вас-то, во всяком случае, не выдадим! До сих пор помним ваши слова насчет московского ОМОНа. Мы этого не знали. Мужики молодцы, что этому депутату на помощь не кинулись… Выясним насчет иномарки. Я вам позвоню.
        - Лучше поднимитесь ко мне. Поговорим…
        В лифте Николай задумчиво спросил:
        - Марина, как тебе мысль пришла в церковь меня увести? Мне так легко сейчас и ничего не страшно.
        Она дотронулась до его рукава:
        - Колюнь, а кто еще мог тебе грехи отпустить так, чтобы ты почувствовал? Помнишь, ты в детстве посмеялся, что я с бабушкой тайком в церковь ходила. Я с той поры запомнила, как мне хорошо было. В человеке должна быть вера. Вот скажи честно и без обиды, ты в Аллаха верил?
        Он покачал головой и чуть улыбнулся:
        - Притворялся. Я вообще ни в кого не верил. Я верил лишь в себя. Мне батюшка сказал, что гордыня привела к тому, что со мной сейчас происходит. Я должен смириться и принять свой крест. Скажи, ты меня сможешь похоронить? Не хочу, чтобы в безымянной могиле. Дома хочу лежать. Если уж не с мамой рядом, Витюха не разрешит, то где-то там…
        Николай говорил о смерти спокойно, словно это и не касалось его. Марина поглядела в серые глаза и кивнула:
        - Похороню. Сделаю все, чтобы ты с тетей Марусей лежал. Хочешь, я поговорю завтра с генералом и попрошу оставить тебя у меня до самого суда?
        Он отказался:
        - Не надо. Мне надо побыть одному. Ты приезжай и помни о телеграмме.
        Николай ушел утром, подсказав Степановой и мужикам, как избавиться от иномарки. Его способ был настолько интересен, что они решили использовать его чуть позже. Он попросил женщину не провожать его. Марина набила сумку продуктами и позвонила генералу, попросив, чтобы у Горева ничего из съестного не изымали. Бредин с первого дня знал, что Ахмад живет у Степановой. Генерал понимал, что говорить с женщиной бесполезно и просто ждал. Он увидел стоящего у ворот Горева издали. Поздоровался, ни о чем не спросив и зашагал к калитке. Через пятнадцать минут Николай вновь находился в камере. Он отнесся к этому абсолютно спокойно, лишь оглянулся на заскрежетавший за спиной замок и все…
        Первое закрытое слушание состоялось в конце мая. В первом ряду Горев увидел Марину и чуть улыбнулся. Накануне она снова пыталась уговорить его взять адвоката и позволить ей помочь ему. Он мягко, но решительно отказался. Степанова вышла из камеры со слезами. Женщина сидела в черном платке и очках и все заседание он чувствовал на себе ее горестный взгляд.
        В Нижнем Новгороде один инициативный деятель собирал подписи против войны в Чечне. Люди охотно подписывались, поддавшись на широко развернутую пропаганду, где армию объявили деморализованной, не готовой к дальнейшим боям и уставшей от войны. Это была новая пощечина боевым офицерам.
        Разговаривая с военными на эту тему, Марина слышала скрип зубов и искреннее недоумение. Люди в Ставрополье и Краснодаре на себе испытали, что такое криминальная Чечня и не желели вывода войск из Ичкерии. А депутаты вовсю старались закончить боевые действия, обрекая людей, ждавших защиты от государства на новые мучения.
        В конце мая в Чечню летал сам Президент, «купившийся» на собранные подписи. Он подписал новое соглашение о прекращении боевых действий с сепаратистами и во всеуслышание объявил войну законченной. Но бои продолжались. Тихие, незаметные. У армии были связаны руки и она не могла проводить широкомасштабные действия против не сложивших оружие бандформирований. А те окончательно распоясались и перешли на партизанские методы войны. Убивали из-за угла, ставили мины и фугасы, захватывали в плен солдат и командиров, а затем обезображенные тела находили в самых разных местах.
        Марина плакала ночами и подолгу не могла заснуть после получаемых сведений. Ее друзья рисковали жизнями, а она ничего не могла сделать с этим. Но еще больше она переживала из-за Николая Горева. Каждый прошедший день приближал ее вновь обретенного друга к приговору…

19 июля 1996 года на крошечной равнине затерянной глубоко в горах между Афганистаном и Пакистаном состоялось совещание исламских фундаменталистов, съехавшихся со всего мира. Не смотря на то, что многие спецслужбы знали об этом, никто так и не смог вычислить место.
        К огромному ярко освещенному шатру подлетали роскошные лимузины, выбрасывая из своих недр многочисленных гостей в тюрбанах и военной форме. Гудение мощного генератора в этом шуме, практически не ощущалось. По всем окрестным скалам были расставлены многочисленные посты из самых преданных Усаме людей. Гости бен Ладена рассаживались внутри шатра на роскошных коврах и многочисленных подушках. Устраивались поудобнее, чтобы выслушать выступление Усамы.
        Здесь находились воинствующие исламисты из Лондона, Тегерана, Бейрута, Алжира, Египта и других стран. Собрались экстремисты-фундаменталисты со всех стран мира. Они обсудили создание единого исламского фронта, чтобы поставить Америку и Израиль на место. Была принята резолюция - любыми средствами бороться с иностранными войсками, размещенными на мусульманских землях. Бен Ладен во всеуслышание объявил врагами США, Россию, Сербию и многие другие страны только потому, что они боролись с расползающимся ваххабизмом и бандитизмом.
        Через месяц состоялось второе слушание и снова окончательного решения судья не вынес, перенеся суд еще на три недели. Горев не знал, что Маринка употребила все свое влияние, лишь бы оттянуть суд и дождаться телеграммы. Она верила, что незнакомая Ольга пришлет ее.
        Телеграмма пришла через сутки после третьего слушания. Приговор был оглашен. Судья не мог больше ждать. До расстрела оставалось два дня. На синем бланке стояло -
«Марине Ивановне Степановой, для Николая. С мужем развелась. Жду мальчика. Назову Коленькой. Счастлива. Спасибо. Ольга». Марина схватила ее и рванула в тюрьму. Прорвалась сквозь все посты, дойдя до начальника тюрьмы. Встречи были запрещены, но она вошла в камеру приговоренного.
        Николай удивленно обернулся от окна на скрежет открываемой двери, а она вместо слов протянула телеграмму. Мужчина читал раз за разом коротенькое послание и вдруг рассмеялся, подняв лицо к потолку. Он смеялся таким радостным смехом, что заглянула охрана, испугавшись, что арестант сошел с ума. Горев радостно смеялся, а Маринка горько плакала на его жесткой постели. Теперь, даже если бы он захотел повернуть все назад, было поздно. Николай прервал смех, услышав наконец-то ее рыдания. Подошел и присел рядом. Потряс за плечо:
        - Марин, ты чего? Ты мне такую радость принесла. Значит останется после меня что-то. Память какая-то! Женщина сына родит и не прервется ниточка!
        Степанова уткнулась ему в грудь, обхватив руками за крепкую шею. Прижалась к нему всем телом и Николай, замирая сердцем, робко прижал ее к себе. Она впервые не сопротивлялась даже когда он поцеловал ее губы. Прижав к себе чуть крепче, долго гладил ладонью растрепавшиеся волосы и смотрел в такое родное лицо. Улыбнулся светло:
        - Впервые целую тебя и ты не дерешься. Мне так хорошо. За эту минуту не жалко отдать жизнь. Прости меня за все, Марина. Ты послезавтра не приходи. Не стоит. Давай сегодня попрощаемся…
        Пока ехали к дому, Марина никак не могла успокоиться. Она рыдала на заднем сиденье, уткнувшись лицом в плечо сидевшего рядом Бутримова. Володя не пытался ее утешать, хотя его куртка насквозь промокла, пока они ехали до подъезда. Остальные хмуро молчали. Они больше не осуждали ее.
        Через сутки, ближе к вечеру, депутат Степанова забрала тело Николая Горева из морга. Сама обмыла его в холодном помещении, переодела в черный строгий костюм и с помощью своей охраны уложила в гроб. Микроавтобус с гробом и черная депутатская
«Волга» выехали в ночь, направляясь на родину Николая и Марины. Она не спала всю ночь. Сидела рядом с гробом, отказавшись пересесть в «Волгу» и вспоминала совместное детство. Временами крупные слезы падали на лицо покойника, временами ее лицо освещалось слабой улыбкой.
        В деревне, первым делом, вошла в дом к Витьку Гореву, разбудив все семейство громким стуком в дверь. Сухо сообщила о смерти Николая и о том, что она привезла его тело, чтоб похоронить рядом с тетей Марусей. Сказала о своем решении твердо. Еще не вполне проснувшийся Витек молча слушал. Алексей Гаврилович тоже слез с кровати и вышел в коридор. Перед тем, как уйти Степанова мрачно сообщила Горевым:
        - В мае он приезжал попрощаться, а вы оттолкнули не выслушав. Витек, если ты грудью встанешь у могилы матери, я и то похороню Николая рядом с ней. Это была его просьба и я ее выполню. Запомни, я могла бы спасти Колюню, он не захотел жить. Сейчас мы в церковь, отпевать покойника. Если хочешь, можешь собрать деревенских мужиков, чтоб воспрепятствовать мне. Но запомни, со мной шесть спецназовцев и они встанут рядом со мной. Они его поняли. В Москве священник отпустил грехи твоему брату, еще живому. Он принял покаяние…
        Развернулась и вышла из дома. Машины развернулись и направились в соседнюю деревню, где стояла старенькая церквушка. Батюшка потом сказал ей:
        - Иногда покойника отпевать тяжело, словно мешает что, а этого легко отпевать было. Он с чистой совестью на смерть шел.
        Четверо спецназовцев принялись рыть могилу рядом с могилой Марии Александровны Горевой, которую Степановой показал ее сын. Отец Марины помогал, меняя то одного, то другого мужика. Открытый гроб Николая стоял на привезенном столе. К часу дня на кладбище появились Витек с Татьяной и Алексей Гаврилович с внуками. Отец встал у гроба старшего сына и долго гладил высохшими ладонями высокий лоб и широкие скулы. Слезы текли по морщинистым щекам. Витек не смог сдержать слез, как ни крепился. Его сыновья разглядывали покрытое восковой желтизной лицо дядьки. Не сознавая произошедшей беды, они ревели, глядя на взрослых. Татьяна плакала, утирая глаза платком.
        Вслед за ними на кладбище потянулись деревенские мужики и бабы. Крестились, распределяясь вокруг вырытой могилы. Родственники попрощались с покойным. Марина наклонилась и в последний раз поцеловала приятеля в холодный лоб. Она дала возможность отцу и брату Николая первыми бросить по горсти земли в могилу. Потом кинула горсть сама, прошептав:
        - Я сдержала обещание, Колюня. Ты рядом с мамой…
        Марина устроила поминки в доме своих родителей, хоть Елена Константиновна и пыталась сопротивляться. Веское слово снова сказал Иван Николаевич:
        - Лена, не мешай Маринке. Она делает все так, как надо. Сделай она иначе, я бы перестал ее уважать.
        Матери пришлось смириться. Степанова заранее закупила продукты и водку в Москве. Накрыть столы оказалось делом быстрым. Мать хоть и молчала недовольно, но старательно расставляла тарелки и раскладывала продукты. Татьяна Горева помогала им. На поминки пришли все деревенские. Марина, не скрывая ничего, рассказала о последних месяцах жизни Николая, умолчав лишь о попытке убить ее. Деревенские плакали. Трагическая судьба односельчанина потрясла многих. После поминок Витек подошел к ней. Долго молчал, а потом «выдал»:
        - Прости нас, Марина и спасибо тебе за братуху…
        Вечером, когда дети уснули и спецназовцы отправились спать, у нее состоялся разговор с родителями. Елена Константиновна упрекнула, что дочь компрометирует себя связью с преступником. Иван Николаевич, с трудом сдерживаясь, Марина почувствовала это по напряженному голосу отца, сказал:
        - Я тебе все объяснил, ты снова начинаешь? Маринка все правильно сделала. Чего ты добиваешься? Наша дочь сильная личность и мы не имеем права вмешиваться в ее дела!
        Жена недовольно посмотрела на мужа:
        - Ты всегда поддерживал ее. Но что ты скажешь вот на это?.. - Она ткнула ему под нос выдернутой из-за спины газетой: - Я не стала тебе показывать, но сейчас, почитай, что пишут о дочери…
        Марина подошла и села рядом с отцом на диван. В газетенке находилась коротенькая заметка, как депутат Степанова увела законного мужа у «простого» менеджера Ларисы Силаевой, а так же настроила сына против матери. Марина тихонько рассмеялась, взглянув на название «Свободная газета»:
        - Здорово! Все же отомстили! Ну и сука эта Лариса! Пап, внимания не обращай. Все сплошная ложь. С Лешей Силаевым мы ни разу не встречались даже. Эта газетенка тем и славится, что врет много…
        Рассказала отцу и матери о давней встрече с Костей, затем о коротеньких встречах в Афганистане и Чечне, о его письмах, о встречах с теми, кто знал эту самую
«несчастную, брошенную ради депутата, жену». Сказала о последней встрече и намерении пожениться. Сообщила о сыне Кости, которого собирается усыновить, хотя ни разу не видела. Отец кивнул:
        - Не обращай внимания, Маринка! Но бой этой дамочке дай! Чтоб не повадно было честных людей грязью обляпывать.
        Елена Константиновна встряла:
        - В таком случае, я считаю, надо просто поговорить с этой женщиной. Мало ли что могут наговорить мужчины!
        Марина посмотрела на мать и покачала головой:
        - Нет, мама, ты не права. Если я к ней явлюсь, все решат, что я виновата. Я узнаю, кто вышел на Ларису, а потом так вдарю по обоим, мало не покажется!
        Мать недовольно сказала:
        - Ты привыкла рубить с плеча. Твои высказывания по телевизору больше напоминают высказывания мужиков в деревенском магазине. Словно и не женщина говорит! А эта драка на экране? Видного мужчину уложить носом в пол, да еще и насмехаться. Иногда кажется, что ты вовсе не моя дочь.
        Степанова сурово поглядела на мать:
        - Видный мужчина повинен в смерти более чем сорока мужиков. Во-вторых, он первым кинулся. В-третьих, я горжусь тем, что напоминаю тебе мужчину. Значит, крепко я их бью, раз даже ты так заговорила! Пожалей, мам, их, пожалей! Они тебе на шею еще крепче сядут!
        Отец спросил:
        - Детей забирать надумала на учебный год. Я так понимаю?
        Марина кивнула:
        - Пап, пора им со мной жить. Сколько можно нам порознь находиться?
        Елена Константиновна возразила:
        - Я не отдам тебе детей! Саша и так напоминает тебя все больше. Невозможно поверить в то, что он не родной. Все замашки твои! Юля с него пример берет. Взять это появление Николая в деревне! Кинулись защищать, собой закрыли. Вся деревня осудила преступника, а мой супруг всем вызов кинул и попросил детей увести его с улицы. Продуктов набил сумку, чтобы он не оголодал не дай Бог!
        Маринка с трудом сдерживалась, зло сверкая глазами:
        - Знаешь, мама, ты не обижайся, но дети не твои и твоей копией я им стать не позволю. Отец у меня золото, но ты не ценишь и не понимаешь его. Ты подчиняешься мнению большинства, как овца в стаде. Мои дети такими овцами не станут, это я тебе гарантирую! Отец понял Николая и я очень благодарна ему за все и за то, в частности, что воспитал меня такой. Не тебе, запомни, а ему!
        Марина встала и ушла в спальню к детям, чтоб немного поспать. Она знала, что мать плачет в кухне, но утешать ее не хотела и не из-за того, что ожесточилась сердцем, просто хотела, чтоб Елена Константиновна поняла все сама. Марина знала - начни она утешать мать и та решит, что дочь сдает позиции и будет действовать по-прежнему. Мать очень часто и раньше прибегала к слезам, чтобы заставить мужа поступить так, как ей хочется. На этот раз Иван Николаевич не стал утешать жену и преспокойно ушел спать. До него наконец-то тоже дошло, что успокаивать ее не стоит.
        Глава 6
        Через сутки Степанова отправилась в Москву. Ее ждали дела. Перед отъездом она увела детей в спальню. Села с ними на Сашину кровать, обняла обоих за плечи и прижала ке себе:
        - Первого сентября в школу в Москве пойдете. Я немного с делами разберусь и за вами приеду.
        Немного смущаясь, сообщила, что собирается выйти замуж и у них появится брат Лешка. Внимательно посмотрела на обоих. Юлька с Сашкой немного помолчали. Переглянулись. Саша, словно взрослый, произнес:
        - Будь счастлива, мама. А братишке мы рады будем. Верно, Юль?
        Девочка кивнула:
        - Верно. Мы его любить будем так же, как друг друга сейчас.
        У Марины почему-то сжалось сердце от ее слов. Она судорожно обняла детей, извинившись, что не может остаться с ними подольше. Юлька кивнула:
        - Мы понимаем. Дядька Серега Ватенев сказал, что ты теперь не столько нам принадлежишь, сколько армии и народу!
        Слова прозвучали словно лозунг и женщина улыбнулась. Целовала по очереди пропахшие солнцем макушки. Втроем, обнявшись, вышли в кухню. Марина посмотрела на родителей:
        - Мне пора.
        Отец и мать вышли следом за ней из дома. Мать довольно холодно обняла ее и поцеловала в щеку, зато отец крепко прижал к себе и шепнул:
        - В деревне тобой гордятся. Мать перебесится, ты не принимай к сердцу, тебе и так досталось и достается.
        Она обняла и расцеловала детей. Прежде чем сесть в машину, подошла к недавно присланным на замену охранникам, среди которых находился Иван Мешков. Тихо попросила:
        - Вань, детей уберегите. Сейчас два совещания намечаются. Я собираюсь поднять на них проблемы армии и меня обязательно попытаются нейтрализовать. Если детей схватят, я окажусь в ловушке. Понимаешь?
        Сержант кивнул:
        - Марин, могла бы не говорить. Коняев тогда просто расслабился от спокойной жизни, но мы готовы ко всему. И родителей и детей сбережем. Обещаю.
        Они крепко, по-мужски, обнялись с сержантом на виду у всего собравшегося населения деревни. Марина села в машину. Автомобиль сорвался с места и покатил по разбитой деревенской дороге. За ним, переваливаясь по колдобинам, двигался микроавтобус.
        В Москве она попросила милиционеров, дежуривших в подъезде, подняться к ней. Минут через пять, спустившись вниз, старший лейтенант принялся звонить кому-то из друзей. Он тихо разговаривал минуты три, а затем уехал, оставив охрану подъезда на сержанта и одного из охранников Марины. Через сутки у Степановой в руках находилось несколько снимков и интересующие ее бумаги. Демин передал их женщине и искренне пожелал удачи.
        Еще в одной желтой газетенке была опубликована слезная жалоба покинутой жены. Степанова пока молчала, хотя журналисты продолжали караулить ее каждое утро возле подъезда. Особенно усердствовала «Свободная газета». Статьи, одна ехиднее другой, регулярно стали появляться на ее страницах.
        Из-за молчания депутата Степановой желтая пресса все больше наглела. Именно
«Свободная газета» вместе с телеканалом НТВ первыми раскопали участие Марины в похоранах преступника Горева. Газеты запестрели заголовками «Укрывательница преступников», «Убийца скрывался в доме депутата», «Разлучница с депутатским мандатом». В квартиру начали звонить люди. Кто-то угрожал, кто-то удивлялся, кто-то ругал ее, кто-то пытался расспрашивать. Женщина выслушивала всех и клала трубку, обещая все вскоре прояснить.
        Бредин постоянно звонил и спрашивал почему она молчит. Марина отшучивалась и генерал понимал, что женщина готовит что-то очень серьезное. Он не понимал, каким образом старшина собирается ответить на оскорбления. К нему она с просьбами не обращалась. Шергун с женой постоянно печатали, кому-то звонили и тоже помалкивали. Когда генерал спросил адьютанта, тот ответил:
        - Евгений Владиславович, вам сейчас с Чечней хлопот хватает, предоставьте это нам. Не перевелись еще честные люди на Руси. Мы Маринке поможем.
        Генерал вечером позвонил Степановой:
        - Марина, я слышал, ты детей собралась привезти, чтоб учились здесь. Понимаю твои материнские чувства, но не советую этого делать. Сашка с Юлькой здесь мишенями станут. В деревне все на виду. Все в окрестных деревнях друг друга знают и каждый приезжий заметен, как бельмо на глазу. Твоих детей там сохранить смогут, а вот здесь, навряд ли. Даже если я еще пару взводов спецназа к тебе присоединю, не уберегут…
        Женщина вздохнула:
        - Я уже думала над этим, Евгений Владиславович. Вы правы. С детьми я поговорю…
        В последнее время генерал все чаще оставался на ночь в управлении. Работал допоздна, а затем три-четыре часа спал, приткнувшись на диване. На него давили со всех сторон, но он ни словом не обмолвился об этом Марине. У генерала в открытую требовали убрать Степанову с депутатского места. Заставить ее замолчать. И ему, боевому разведчику, было обидно, что этого требовали не политики, а штабные генералы из Министерства Обороны. Те, кто по сути должны были защищать армию и теперь губили ее в угоду политиканам. Маринка стала костью в горле у тех военных, кто даже носа не показал на позиции и не знал ничего о сложившейся ситуации в Чечне.
        А там действительно было не спокойно. Сводки приходили не утешительные. Боевики снова вторглись в Грозный. Часть их заранее проникла в город под видом беженцев и мирных жителей. Вновь начались бои за город. Когда перевес начал склоняться в пользу российских войск, снова вмешались чиновники от политики. Полные дилетанты в военных вопросах вершили судьбу армии, сделав кадровых военных бесправными пешками в их кровавых игрищах.
        Через несколько дней в Чеченскую Республику прибыл новоиспеченный секретарь Совета безопасности России Александр Коршун вместе с Борисом Полено, которого очень любила чеченская администрация. В частности сам Масхадов. Не встретившись с командующим объединенной группировкой федеральных войск, они сразу укатили на встречу к сепаратистам.
        После этого, прибыв в ставку Главнокомандующего объединенной группировкой, Полено не стал даже слушать боевого генерала. Через несколько дней Коршун, играючи, подписал в Хасавюрте с Асланом Масхадовым соглашение «О неотложных мерах по прекращению огня и боевых действий в Грозном и на территории Чеченской Республики», тем самым вновь сведя на нет все то, что было завоевано солдатской кровью.
        Федеральные войска спешно покидали Чечню, а Ичкерия вновь начала создавать вооруженные силы, готовясь к новой войне с Россией… Вот что не давало спокойно спать генерал-полковнику Бредину. Военные скрипели зубами от обиды и горечи. Марина знала об этом от Огарева и Андриевича.
        Через пару недель, за три дня до очередного совещания депутатов, Степанова позвонила Стефановичу и попросила созвать всех независимых журналистов и знакомых телевизионщиков на пресс-конференцию. Договорилась с Брединым об аренде актового зала в управлении на следующий день. Евгений Владиславович спросил:
        - Зачем такая спешка?
        - Пока не опомнились господа депутаты. На ближайшем совещании должны обсуждать меня и они радуются, как же - компромат появился! Оправдываться я не собираюсь, а вот ударить постараюсь побольнее и так, чтобы все фальшивые козыри из их рук выбить. Сейчас и у меня и у них все собрано для удара. Только у них на руках после конференции останется лишь зола. Приходите завтра, будет очень интересно.
        Стефанович сумел за сутки собрать более пятидесяти человек. Едва услышав, что пресс-конференцию устраивает Степанова, откликнулись все центральные телеканалы, вновь перенеся программы и устроив прямой эфир. Телевизионщиков можно было понять. Каждый канал боролся за зрителей. Степанова была беспроигрышным козырем. На нее собиралось наибольшее количество зрителей и слушателей с того первого появления в марте.
        Станислав Казимирович был страшно доволен и перед эфиром официально представил Степанову нескольким своим приятелям и журналистам. Те оставили ей свои визитки. Марина отметила в памяти, что все они являлись ведущими в своих изданиях.
        Пятнистая папка вновь легла на стол. Со всех сторон на Марину были нацелены телекамеры и объективы фотоаппаратов, но она ни мало не смущалась. На самом крайнем месте первого ряда сидел худощавый симпатичный мужчина в форме подполковника милиции. У него на коленях тоже лежала папка. Никто не обратил на него никакого внимания и мужчина был явно доволен этим обстоятельством. Он уже дважды, незаметно, переглянулся со Степановой и пару раз поглядел на входные двери. Наконец в дверь кто-то заглянул и подполковник кивнул Марине, чуть улыбнувшись при этом.
        Зал заполнялся. Пришли очень многие из тех, кто работал в управлении и даже те, кто прибыл в командировку. Никто не желал упустить шанс услышать и увидеть своего депутата воочию. Многие журналисты положили диктофоны к ней на стол, женщина не возражала. Зато ее охрана была недовольна. Они проверили каждый диктофон прежде, чем позволили положить его перед Мариной. Заставили журналистов вскрыть приборы на наличие взрывчатки. Никто не возразил на такую строгость. Все были наслышаны, что на Степанову покушения проводились часто. Пресс-конференция началась. Защелкали фотоаппараты, слепя вспышками. Тихонько работали кино и телекамеры. Женщина встала:
        - Добрый день, дамы и господа! Благодарю всех, кто откликнулся на мое приглашение. Наша сегодняшняя встреча носит скорее спонтанный характер. В последнее время в средствах массовой информации появились многочисленные статьи обо мне, где на мою голову льются целые потоки грязи. «Желтая» и ангажированная пресса всеми способами силится утопить меня. Я считаю это обычной местью за то, что сказала о них правду. Послезавтра состоится совещание в Государственной Думе, где на повестку дня выставлено мое поведение. Депутатов, раздувших из мухи слона, можно понять, я слишком часто сообщала о них факты, которые они предпочли бы скрыть. Моя личная жизнь никого не касается, но здесь задета честь человека, который мне дорог и которого «любящая» жена обвиняет в измене. Я пришла к вам не с голыми руками. Представляю вам подполковника уголовного розыска Фокина Андрея Викторовича. Прошу на сцену…
        Подполковник легко взбежал по ступенькам и слегка кивнул вновь защелкавшим камерам. Марина продолжила:
        - Андрей Викторович согласился помочь и нашел тех людей, кто жил вместе с супругами Силаевыми в общежитии от Военной Академии. Они согласились рассказать правду перед вами, чтоб не дать очернить мое имя…
        В зал тотчас зашло человек семь женщин и мужчин. Они рассказывали перед объективами камер, каково в действительности жилось «любимому мужу и сыну» и что представляет собой Лариса Силаева. Следователь нашел постаревшего хирурга из Ташкентского госпиталя, тот в подробностях поведал аудитории, как вела себя жена рядом с тяжелораненым мужем. Далее следователь заговорил:
        - В последнее время Лариса Силаева вместе со своим сожителем Ашотом Албамяном активно распространяла наркотики. Именно она вовлекла заместителя директора фирмы
«Софья» в это прибыльное дело. Неделю назад они оба были арестованы. В квартире обнаружено более трехсот граммов чистого героина и более ста семидесяти тысяч долларов. Следствием доказано, что именно гражданкой Силаевой к распространению зелья в столице было привлечено несколько подростков, которых эта опытная дама пристрастила к наркотику. Вот фотографии и составленный протокол о результатах проведения обыска в квартире гражданки Силаевой. На допросах, кроме всего прочего, гражданка Силаева призналась, что выступить с обвинениями в адрес Марины Ивановны ей посоветовали несколько крупных чиновников. В целях следствия их имена я пока не назову. За это гражданка Силаева получила от них тридцать тысяч долларов.
        Журналисты толпой кинулись фотографировать документы. Камеры подъехали ближе, стремясь запечатлеть все крупным планом. Минуты две у трибуны шло настоящее столпотворение. Подполковник собрал бумаги, пожал руку Марине и извинившись, ушел. Степанова вздохнула:
        - Теперь о том, что я якобы укрываю преступников…
        Она рассказывала о многолетней дружбе с Николаем, а затем, не вдаваясь в подробности, о разделившихся путях. Честно сообщила, что Горев жил в ее квартире несколько дней. Рассказала о похоронах и спросила:
        - Разве по-христиански было бы оттолкнуть измученного собственной болью человека? Я не скрывала того, что езжу в тюрьму к нему и не скрываю сейчас, что Колюня в последние дни жизни вновь стал моим другом, в самом лучшем смысле этого слова. Моя охрана постоянно находилась в квартире со мной. Ребятам нет смысла лгать, да и не привык спецназ юлить. Расспросите их, я разрешаю им говорить, а вы, насколько я знаю… - Марина улыбнулась, - выспрашивать умеете похлеще следователей. Меня возмущает беспочвенное обвинение в связи с организованной преступностью. Где среди моего окружения прячется эта самая преступность? Если вся эта команда - я, секретарь и юрист с генералом Брединым, да еще тысячи военнослужащих по всей стране, что шлют мне свои пожелания и надежды…
        Один из газетчиков вышел в проход между кресел:
        - Марина Ивановна, как вы относитесь к заключенному в Хасавюрте миру с Чечней?
        Она ответила вопросом на вопрос:
        - Где вы видите мир? Соглашение подписано, но мира нет! Генерал Коршун широким жестом поднял себя на высоту. За счет кого? За счет проданных в очередной раз воюющих мужиков. Он спросил хоть одного боевого офицера, что он думает об этом соглашении? И не спросит. Потому что может такое услышать о себе и в страшном сне не приснится! Никто не наносил армии большего вреда, чем этот новоиспеченный секретарь Совета безопасности. Чеченцы, не дожидаясь вывода войск, уже начали нарушать соглашение. Они по-прежнему стреляют в спину России. Такие как Коршун - позор для Армии! Это калифы на час!
        - Но ведь мир только что подписан. Откуда вы знаете, как относятся офицеры в Чечне к нему?
        - У меня остались там друзья. Мы говорим по телефону почти каждый вечер. Войну можно было закончить победой российских войск, а сейчас получается - крошечная Чечня разгромила великую Россию. Армию в очередной раз втоптали в грязь. Отвод войск похож на бегство. Если бы политики не вмешались, командующий Объединенной группировкой мог бы дожать бандитов в Грозном. Все было бы кончено этим летом. Теперь можно ждать новой войны с Ичкерией. Самопровозглашенной и независимой, настоящему рассаднику бандитизма!
        - Марина Ивановна, но ведь согласитесь, группировка деморализована, солдаты устали. Александр Иванович хочет улучшить бытовые условия солдат…
        Степанова взорвалась и вскочила:
        - Где эти условия, где он их найдет?! Большинство частей расформированы. Все что можно украсть из этих сараев, называемых казармами, украдено. В палатки поселит? До зимы чуть осталось! Грош цена такой смене условий! Мы жили в Чечне, сами создавая себе условия для проживания и уже вполне прилично обустроились. Никакой деморализации нет и не было. Возьму в пример Бамут. Какая деморализованная армия могла бы взять этот «бетонный орешек»? Солдаты били бандитов. А сейчас моих друзей, вместе с их полками, выбросили в чистом поле! Это вы называете
«условиями»? Полено и Коршун - миротворцы! Не смешите меня! Пуликовский, вот кто действительно миротворец! Он мог все закончить победой России… А эти так…
        Степанова небрежно махнула рукой и села, поглядев на журналистов, затем взглянула на часы. Случайно встретилась глазами с генералом. Бредин смотрел на нее с осуждением и она поняла, что сказала лишнее, но исправлять допущенный промах не стала. Ответила генералу твердым взглядом и когда задали очередной вопрос из той же «серии»:
        - Марина Ивановна, не кажется ли вам, что генерал Пуликовский несколько перегибал палку, обещая силой решить затянувшийся конфликт и уничтожить бандитов в Грозном?
        Она со всей прямотой сказала:
        - Не кажется. Константин Борисович потребовал у боевиков, засевших в городе, сдаться. Он вовсе не собирался уничтожать город и приносить страдания мирным жителям. Он предложил мирному населению покинуть город в течение сорока восьми часов в предоставленный «коридор» и только потом начал бы уничтожать не сдавшихся бандитов. А сейчас чеченские боевики обнаглели, считают нас слабыми и смеются вслед. Коршун и Полено предали всех. Прежде, чем появиться в ставке командующего Объединенной группировкой, они побывали у Масхадова. О чем это говорит, как не о предательстве?
        Бредин побледнел. Последовал еще вопрос:
        - Ходят слухи, что Пуликовский мстит чеченцам за погибшего сына…
        Женщина резко перебила говорившего:
        - Той сороке, которая эти слухи разносит, следовало бы клюв по самую шею отстригнуть. Уже тот факт, что генерал не пожелал спрятать сына за широкой спиной от войны в Чечне, говорит о многом. И таких генералов немало! Имеющий уши, да услышит…
        Больше вопросов не возникло. Марина поняла это по затянувшемуся молчанию. Поблагодарила собравшихся и вышла за дверь. Следом выскочил Бредин:
        - Марина, что ты наделала? Теперь тебе осталось на лбу крестик нарисовать. Ладно я, я прожил жизнь! Ты хоть догадываешься, что значит Полено?
        Она устало поглядела в лицо мужчины, отметив полностью седые виски. Дотронулась до погона с вышитыми звездами и чуть улыбнулась:
        - Евгений Владиславович, а мне не надо догадываться. Вы, как и я знаете, что он предатель и мстительная сволочь. Я ничего нового не сказала. Если вы боитесь, отойдите от меня в сторону, я не обижусь. Я всегда буду уважать вас, но с пути не сверну…
        Степанова шагнула мимо молчавшего генерала и вышла из зала для совещаний со свитой из спецназа. Оленин тихо сказал:
        - Марина, даже если нам прикажут вернуться в часть, мы не уйдем. Ты сказала сегодня в открытую то, о чем думают все мужики в Чечне.
        Женщина села в машину. Немного подумала:
        - Знаете, что сделаем? Едем домой! Отдыхать. Еще надо попросить мужиков линию проверить. В последнее время есть у меня подозрение, что телефон наш взят на прослушку.
        Оленин спросил:
        - Может нам проверить?
        Она покачала головой:
        - Не стоит светиться, пусть думают, что мы не догадываемся, но узнать, кто слушает, не мешало бы. Только это я поручу не вам, а милиции. Не хочу вами рисковать, а у них возможностей побольше нашего.
        Старший лейтенант милиции все понял с полуслова. В последнее время он практически работал на Марину и был весьма доволен этим обстоятельством. Коллеги по работе охотно откликались на просьбы «помочь». Рядовым милиционерам нравилось наблюдать по «ящику», как корежит депутатов после выпадов Степановой. Большинство мужиков в милиции были нормальными парнями, которых те же самые депутаты ткнули в грязь. Демин кивнул:
        - Сделаем, Марина Ивановна. То, что вы просили, мы достали. Мальчишки сейчас подойдут, они уже здесь.
        Лейтенант осторожно достал плотно завернутый целлофановый пакет с обычными куриными яйцами и рассмеялся:
        - Химики сказали, что запах на коже держится несколько суток, хоть мойся, хоть не мойся. Можно облиться духами с ног до головы и все равно не поможет. По запаху теперь выясним, кто их нанимал. Я не сомневаюсь, что они сейчас к этому деятелю рванут… Машину им сменить придется, но продать не смогут. Кто же с таким ароматом купит? Ваши «друзья» этот урок надолго запомнят. Я попросил понюхать, до туалета еле добежал…
        Юрий хохотал, а спецназовцы, не особо веря в химический состав, хмуро переглядывались, считая трюк пустой забавой и бесполезной тратой времени. Они предпочли бы просто основательно отволтузить шпионов. Второй милиционер, сержант, прислушался и пояснил:
        - Сейчас представление будет, сами увидите! Я уже сталкивался. А вон и пацаны спускаются, они в нашей дежурке сидели…
        С лестницы спускались трое подростков лет четырнадцати-пятнадцати. Коротко остриженные, в драных джинсах и широких бесформенных теннисках, на которые сверху были напялены джинсовые безрукавки. Настороженными глазами они уставились на мужиков в камуфляже. Один присмотрелся к Марине и обернулся к приятелям. Ни мало не смущаясь, заявил:
        - Вот эту тетку я по ящику видел!
        Демин строго посмотрел на парнишку:
        - Забудь о ней! И вы тоже. Делаете, как договорились и исчезаете, словно вас и не было. Я со своей стороны тоже обещаю кое о чем забыть. Постарайтесь не разбить до того и не вздумайте сами понюхать! Аромат вы и потом учуете.
        Мальчишки кивнули и ухмыльнулись:
        - Поняли, поняли… Ну, мы пошли!
        На головах, как по волшебству, появились черные платочки с черепушками, цепями и тенетами, а на лицах огромные черные очки. Светлоглазый паренек, который видимо был за лидера, забрал пакет с яйцами и раздал по три штуки приятелям, себе оставил четыре. Уточнил у лейтенанта:
        - Вон та серая «Тойота» с тремя мужиками внутри?
        Демин кивнул и выключил в подъезде свет, чтоб было удобнее смотреть. Подростки вышли. Через стекло в двери было видно, как они небрежными походками направились в сторону нужной машины. Руки были засунуты в карманы бесформенных шаровар. Окна в машине были открыты из-за необычайно теплого «бабьего лета». Маринкины преследователи лениво покуривали, изредка поглядывая на подъезд. Они внимания не обращали на подходивших пацанов. Степанова расслышала крик:
        - Пли!
        Спецназовцы ясно видели, как яйца бились на груди мужиков и сиденьях. Скорлупа стекала вместе с белками и желтками по чехлам и одежде. Все десять яиц попали в салон. Подростки, зажимая носы, рванули со двора с такой прытью, что лейтенант снова захохотал:
        - Учуяли!..
        В машине между тем происходило что-то странное. Все трое мужиков бешено рвались наружу. Машина ходила ходуном, а они никак не могли открыть дверцы. Почти до пояса все трое высунулись на улицу через окна. Глаза вытаращились, волосы растрепались, галстуки переехали на бок. Они уже не напоминали тех спокойных увальней, что сидели в машине несколько секунд назад. Их кашель, чихание и проклятья доносились в подъезд. Один попробовал выскочить через открытое стекло и застрял. Он свешивался головой до самого асфальта, цепляясь за него руками. Наблюдавшие видели, как его рвало. Слезы летели во все стороны. Мужик при этом еще успевал орать что-то нечленораздельное.
        Двое других наконец-то выскочили из автомобиля. На четвереньках добежали до травки, покрытой желтыми листьями и попадали там, скорчившись от спазм в желудке. Застрявший вцепился пальцами в асфальт и все же сумел выдернуть тело из ловушки. Отполз на обочинку и лежал, уткнувшись носом в траву. Около получаса мужики приходили в себя. Между тем вокруг начали собираться зрители, но близко не подходили. Никто не в силах был выдержать вонь, исходящую от автомобиля и этой троицы. Стояли, зажимая нос. Издали давали советы и даже притащили пару ведер воды и мыло.
        Степанова с охраной и милиционеры рыдали от смеха. Кое-как женщина со спецназом поднялись к себе и прильнули к окнам. С удовлетворением наблюдали, как троица, шатаясь, встала на ноги и скрючившись пополам, подползла к воде. Не обращая внимания на столпившихся поодаль людей, поскидывали рубашки с отпечатками яиц и попытались отмыться, но не тут-то было. В открытую форточку до Марины донеслись слова кого-то из жильцов:
        - Едьте домой и посидите в ванной!
        Четкий мужской голос произнес:
        - Не поможет! Это похоже на секрецию желез скунса, к тому же концентрированную. Если это так, то машину смело можно полгода держать с открытыми дверцами, никто не залезет, но вначале стоило бы убрать ее с нашего двора. Парни должны сидеть в ванной около недели, желательно в томатном соке и подальше от нормальных людей…
        Мужики подняли головы от ведра, слушая знатока. У одного из них вырвался дикий вопль:
        - Моя машина!.. У-у-у!
        Следом зазвучал такой мат, что народ начал расходиться. Троица о чем-то совещалась, склонившись над ведром. У одного из них в руках появился мобильник. Он долго объяснялся по телефону с абонентом, затем горестно махнул рукой. Все направились к машине, но не дойдя, рванули к травке и вновь склонились над ней. После пятой или шестой попытки, они все же забрались в машину. Рубашки так и остались валяться на траве. Пассажиры высунули головы наружу. Даже водитель не смог смотреть на мир через лобовое стекло и скорчивши позеленевшее лицо, словно Баба Яга, выехал со двора.
        Своей рожей он до полусмерти напугал двух бабуль, входивших во двор. Бабки вначале скривились от ужасного запаха, а затем судорожно принялись доставать из карманов валидол и валерьянку, часто крестясь. По бледным лицам троицы вперемешку текли слезы и сопли. Когда они выехали со двора, жильцы облегченно вздохнули.
        Спецназовцы катались по полу. Они уже не могли смеяться. По щекам текли слезы, а изо ртов вырывалось иканье и хрип. Внизу угорали милиционеры. Но если бы они знали, что станется с вонючей троицей дальше, они бы смеялись еще не так…
        Вонючки проехали по улице всего метров триста, когда их тормознул первый пост милиции. Патрульных возмутили высунутые наружу головы полуголых мужиков и их языки, свисавшие на подбородок. Они решили, что троица специально дразнится. Сразу двое замахали жезлами, требуя остановиться. Капитан, с суровым выражением на лице, приблизился метров на пять к остановившейся машине и вдруг резво замахал палочкой:
        - Проезжайте, проезжайте! Не задерживайте движение!
        Его товарищи удивленно глядели на бежавшего назад бодрой рысью капитана. Несчастный «гаишник» скрылся в туалете. «Скунсы» поехали дальше, до следующего поста. Там повторилась та же картина, за исключением одного. Один из милиционеров крикнул издали:
        - Мужики, чем это от вас так разит?
        Шофер ответил, скривившись:
        - Яйцами!
        И тут же буркнул:
        - Никогда больше не стану есть яичницу!
        Остальные молча согласились. Больше их не останавливали. Патрульные передали данные о вонючей машине по рации друг другу и лишь провожали взглядами зверски скорченные рожи. Никто больше не хотел рисковать, зато легко проследили маршрут. Вонючки полностью забыли об опасности и торопились на доклад к хозяину. Надеялись получить деньги за отработанные дни и доказать своим видом, что дальше следить за объектом не смогут. Депутат по телефону обозвал их «лжецами и перепившимися трусами». Обиженные парни мчались по Москве, не зная, что за ними идет «хвост», посаженный милицией.
        Аромат, исходивший от машины, был таким сильным, что сзади ехавшие водители срочно начали закрывать окна, не смотря на тепло и старались ехать побыстрее, моля Бога, чтобы не образовалось пробки. Кое-кто проезжая мимо, показывал троице средний палец и орал:
        - Вонючки, закройте окна! Вам может и нравится нюхать такое, а нам нет. Извращенцы!
        Водитель крепился из последних сил, чтобы не началась рвота и молчал на все оскорбления, глядя слезящимися глазами на названия улиц и впервые жалея, что ехать осталось километров двадцать. Раньше он любил ездить и чем больше было расстояние, тем большее удовольствие испытывал. Шофер сейчас предпочел бы очутиться где-то подальше и от машины и от благоухающих друзей…
        Огромный трехэтажный особняк со встроенным внизу гаражом сверкал под солнцем тщательно промытыми стеклами. Охранники на воротах издали заметили знакомые номера машины и открыли ворота, не обратив сначала внимания на высунутые головы с синеватой кожей на лицах. Один все же заметил что-то странное и решил выяснить. Вышел на улицу, когда машина начала въезжать. Открыл рот и… рванул за угол. Его приятель удивленно поглядел через стекло на согнувшегося пополам напарника. Вышел узнать, в чем дело. Вскоре он стоял рядом. Ворота так и остались распахнутыми настежь. Какое-то время их попросту некому было закрыть. Охранников рвало на углу. Источающая ужасающий аромат машина проехала к мраморному крыльцу и остановилась.
        Посиневшая, уревевшаяся, ублевавшаяся и обессилевшая троица с трудом вылезла из машины. Ноги дрожали и парней мотало из стороны в сторону. Вцепившись руками в роскошные дубовые перила, они вползли наверх и направились к резным дверям. Старший нажал на звонок. Открывший дверь охранник тут же захлопнул ее перед носом приехавших и уже через дверь проорал:
        - Я сейчас…
        Сквозь стекло было видно, как парень бросился по лестнице наверх, зажимая нос. Вскоре спустился вниз вместе с депутатом Друзяевым. Тот был в шикарном атласном халате с птичками и мягких пушистых тапочках-шлепанцах. Чувствовалось, что депутат только что вылез из постели и накануне он провел бурный вечер. Волосы торчали во все стороны, словно у пугала на огороде и депутат был страшно недоволен. Выглянул через стекло на ждавших у дверей мужиков. Обернулся, скривившись:
        - Чем это так отвратительно пахнет?
        Охранник гнусаво пояснил, отвернувшись и продолжая зажимать нос:
        - Это они так пахнут…
        Указал рукой на приехавших. Друзяев не стал открывать дверь. Спросил:
        - Что произошло?
        - Подростки яйцами обкидали, а в них какая-то дрянь была. Один знаток сказал, что скунсом пахнет.
        Друзяев почувствовал, что задыхается и к горлу подступает тошнота. Вонь проникала сквозь двери. Он отошел метра на два назад, но это не помогало. Крикнул, пятясь к лестнице:
        - Я на второй этаж поднимусь и поговорим! А вы отойдите от дома подальше. Господи, что за ужасный запах!
        Он действительно поднялся на второй этаж и вышел на лоджию. Троица отошла от дома почти к самой машине, но не решилась залезть на подстриженный газон. Облокотившись о узкий подоконник, депутат громко сказал:
        - Итак, баба осталась без надзора, а вы пахнете дерьмом. Помойтесь и возвращайтесь на пост.
        Один из троицы вздохнул:
        - Шеф, мы не можем. Нам сказали, что запах на коже держится неделю, да и ехать не на чем. Мы же вам пытались объяснить… Внутри машины находиться нельзя. Тот тип сказал, запах полгода держаться будет.
        Друзяев заорал дурным голосом:
        - Я вам деньги платил! Надеялся, что вы компромат на эту бабу найдете. Теперь оказывается, все зря и мне надо снова придумывать что-то! Убирайтесь вон! И что бы я вас больше не видел! Мне не нужны вонючие бездельники…
        Депутат преспокойно скрылся в доме, показав на требование заплатить кукиш. Мужики уехали страшно обиженные. Они старались, а этот чертов депутат даже не заплатил за проделанную в последние две недели работу. Они позвонили бригадиру и пожаловались на Друзяева. Рассказали о том, что с ними произошло.
        В квартиру Марины с расположенного внизу поста позвонил старший лейтенант Демин. Рассказал, что узнали наблюдающие за троицей. Заговорил о прослушке на линии. Игорь Оленин послушал мгновение то, что сказали, а затем, молча, передал трубку Степановой. Она услышала бодрый голос милиционера:
        - Марина Ивановна, чисто. Наши проверили, был жучок, вы оказались правы. Выяснить, кто следит, не удалось. Линию будем проверять ежедневно.
        - И на том спасибо.
        Она позвонила Бредину. Сообщила о «жучке» и своих дальнейших планах:
        - На завтра намечено мое выступление на общем совещании. Собираюсь провести в Думе закон о запрещении воинствующего ваххабизма в Москве. А так же подниму вопрос о сектах, действующих на территории России, о Краснодарском и Ставропольском краях. В последнюю неделю пришло несколько телеграмм. Сведения самые не утешительные: чеченцы нападают на станицы, убивают людей, уводят с собой, превращая в рабов. Все началось после того, как Коршун подписал Хасавюртский мир. Вот чем все обернулось…
        Генерал помолчал, обдумывая:
        - Понял. Закон такой давно нужен, да ведь снова полгода тянуть будут, а молодежь сейчас в сети затягивают. То, что ты собираешься в Думу протолкнуть крайне важно, но опасно. Может не стоит так рисковать?
        Марина вздохнула:
        - А что делать? Ждать, когда теракты начнутся? Казаки в станицах стонут. Ополчение, как в старину, собирают, чтоб семьи защитить.
        Бредин хмыкнул в трубку:
        - Тогда не возражаю. Звони если что…
        До совещания депутатов Государственной Думы оставались сутки. В деревне с напряженным вниманием следили за каждым появлением Марины на экране. Односельчане последнюю неделю часто останавливали Ивана Николаевича на улице и спрашивали:
        - Николаич, какие вопросы Марина Ивановна поднимать собирается? Не в курсе? О пенсиях не думает говорить?
        Ушаков удивленно слушал, как Маринку называют по имени-отчеству и пожимал плечами:
        - Не знаю, мужики! Она ведь нам свои доклады не присылает.
        Деревенские кивали головами:
        - Да мы понимаем. Москва далеко, а ты здесь… Послушаем и поглядим сами. Ты ей поклон в письме передавай от всей деревни. Крепко она вцепилась в депутатов, как бы они гадость ей не сделали, так ты скажи, мы всем миром поднимемся! Все соседние деревни, весь район подключим. Сообщи, что пенсии выдавать через месяц начали, а не через полгода…
        Иван Николаевич отмахивался:
        - Да знает она все! Уехала и месяца еще не прошло…
        Ватенев тряс его за плечо:
        - Все равно пиши!
        Глава 7
        Двадцать второго сентября пронзительный женский крик со стороны дамбы всполошил всю деревню. Мешкова, который оставался один в доме Ушаковых, словно в грудь ударили. Иван Николаевич только запряг Серого, чтоб объехать территорию лесничества, как сержант выскочил из дома с автоматом в руках и ни слова не говоря, вскочил на коня. Пришпорил лошадь, направляясь в сторону дамбы. У лесника в груди все помертвело. Он кинулся к соседу через дорогу. Николай Морозов не стал ни о чем расспрашивать. Мигом завел трактор и поехал следом за несшимся во весь опор спецназовцем, пригнувшемся к гриве.
        Мешков оказался прав. Оба спецназовца лежали на насыпи. Валентин Шостак был мертв, Сергей Санин еще жив. Старая деревенская женщина перевязывала парня оборванным подолом юбки и в голос рыдала. Ее перевернутая корзинка с рассыпанным по серому песку багровым шиповником валялась рядышком. Весь песок на насыпи был буквально перепахан множеством ног. Чувствовалось, что здесь произошла яростная стычка.
        Иван спрыгнул с коня и бегом кинулся к женщине. Он с одного беглого взгляда определил, что стреляли не далее, как минут пятнадцать назад и то самое большее. Вначале с ребятами пытались справиться без выстрелов, но не удалось. Шостак был убит четырьмя выстрелами в грудь. Санину три пули попали в живот. На песке отпечатались следы протекторов. По взрытому задними колесами песку, сержант определил, что машина рванула по насыпи к реке. Из деревни бежали мужики, молодые парни и женщины. Подъехал «Беларусь», из которого выпрыгнул Иван Николаевич Ушаков. Дед сразу все понял:
        - Сашку с Юлькой выкрали. Все же не уберег я внуков…
        Привалился бессильно к колесу, обхватив голову руками. Застонал, покачиваясь из стороны в сторону. Собралась толпа. Люди полукругом стояли поодаль и молчали. Местный фельдшер еще раз перевязала раненого парня, сделала несколько уколов и быстрехонько вызвала по мобильному телефону Ивана «скорую» и милицию. Обернувшись, тихо сказала:
        - Не знаю, выживет ли…
        Мешков поглядел на столпившихся людей. Смутная мысль мелькнула в голове, а затем он гаркнул:
        - Тихо всем! Слушайте, мужики! Помогите мне. Маринке сообщать пока не стоит. У нее послезавтра очень сложное выступление. Думаю, именно с этим связано похищение детей. Кто-то страшно не хочет, чтоб она выступила. Не надо выбивать ее из колеи. Есть идея…
        Он быстро объяснил мужикам ситуацию. Морозов, ни слова не говоря завел мотор
«Беларуся». Мужики и бабы заскакивали в телегу. Трактор развернулся и поехал в деревню. Через четверть часа деревенские мальчишки на мотоциклах рванули по окрестным деревням со страшным известием и подробными инструкциями о совместных действиях. Через час о похищении детей Марины Степановой знал весь район.
        Мужики, вооружившись охотничьими ружьями, палками и вилами, поставили «секреты» на дорогах. Даже самые захудалые и заросшие дорожки были взяты на заметку по всему району. Самодельные ежи из сваренных гвоздей-двухсоток, которые за час изготовили местные умельцы, перегораживали трассы и ни одна машина не прошла мимо без тщательного досмотра. Шоферня материлась, но останавливалась, вынужденная подчиняться.
        Мешков был прав. Похитители не знали, что моста в этом месте через реку нет. Других дорог тоже не существовало. Было три тропы ведущие на трассу, но о них знали лишь деревенские или можно было наткнуться чисто случайно. Иван Николаевич, сержант-спецназовец и еще двое деревенских мужиков бросились по следу машины. Они нашли ее завязшей в песке на берегу по самое днище. Все четыре дверцы были распахнуты и даже ключ находился в замке. Кроме всего прочего на передней панели лежал мобильный телефон. Он обрадовал Ивана больше всего. Сержант взял его с собой, положив в нагрудный карман. Он не сомневался, что мобильник является ключом к тому, кто заказал похищение. Багажник оказался открытым. На этот раз следов сопротивления на песке не было, из чего спецназовец заключил, детей либо
«глушанули» эфиром, либо что-то вкололи.
        Иван знал Сашу Степанова и нисколько не сомневался, что парнишка дал бы сдачи, если бы был в состоянии. Он сам обучал его уже больше месяца всем приемам, которые знал. Вообще, в последнее время взрослый мужчина и подросток крепко подружились. Мешкову казалось, что это его детей похитили. Боль и ярость терзали душу, но он не позволил себе потерять голову и ринуться наобум. Внимательно осмотрел следы, машину и окрестности. Спросил лесника:
        - Иван Николаевич, смотрите следы ведут вправо. Похитителей четверо. Здесь детских следов уже нет, но эти следы значительно глубже остальных. Детей уносят на руках. Куда они могут унести детей? Я понимаю, что вам тяжело, но в эту минуту надо отбросить чувства в сторону, чтобы спасти их!
        Ушаков сосредоточился, понимая правоту сержанта. Посмотрел на темную воду реки, на серый песчаный и пологий берег с этой стороны и крутой илистый с той - лодки нигде не было. Вода была холодной и переправиться через двухсотметровое расстояние оказалось бы проблемой даже для тренированного человека. Посмотрел на кустарник с начинавшими желтеть листьями, на полуоблетевшие березы. Стряхнул с себя горе и заставил мозг думать о внуках, как о посторонних:
        - Ваня, через реку они переправиться не могли. Они не знают, что у нас здесь лодка спрятана. Вода холодная, плыть рискованно, да еще с детьми! Километрах в трех другая река путь преграждает, а ведь они именно туда направились. Карту не знают, я так считаю. Через Унжу переправляться еще сложнее и селений на том берегу не так много. Все находятся по берегу. Их заметят. Единственное место, где укрыться можно - веретьи! Но они там заплутают и могут вообще не выйти, а миновать не смогут…
        Сержант быстро спросил:
        - Так что, в веретьи идем?
        - Пока следы видеть будем, по ним пойдем, а дальше - Бог поможет…
        Один из мужиков, Василий Игнатов вдруг сказал:
        - Николаич, а ведь они на стык могут рвануть по глупости. Дорога туда торная, ровная, выйдут и решат, что на трассу…
        Ушаков обернулся:
        - Василий, ты прав… Давайте-ка так сделаем, я с Кузькиным в веретьи, они мне больше знакомы, а ты с Иваном на слияние рек…
        Детей схватили, когда они шли в школу в сопровождении двоих спецназовцев. Машину бандиты спрятали за кустарником, просто съехав вниз в самом пологом месте. Затаившиеся за кустами трое бандитов, вначале попытались оглушить охранников. Но Шостак обернулся на скрипнувший песок и отбил удар. Спецназовцы смогли бы справиться с бандитами, но один из них, широкоскулый темноволосый здоровяк с низким лбом, начал стрелять по ним из пистолета с глушителем. Пули развернули тело Валентина и уронили его на землю, когда он бросился на кареглазого бандита. Сергей рухнул через пару секунд.
        Все прошло бы гладко, если бы не Пелагея Уварова. На их беду, старуха собирала поздний шиповник метрах в ста. Она все видела. Вначале обмерла от испуга, а затем подняла такой крик, что в деревне услышали. Теперь похитителям нечего было надеяться на «тихое» похищение. Оказавшего отчаянное сопротивление мальчишку, пришлось «вырубить» ударом по шее. С девочкой, не смотря на то, что она кусалась и царапалась, словно дикая кошка, справились легко, накинув на голову куртку.
        Саше и Юле насильно вкололи в машине снотворное, чтоб дети не трепыхались. Когда автомобиль застрял в песке, четверо здоровых мужиков понесли брата и сестру на руках по очереди, прекрасно зная о высланной погоне. Все носили на себе отпечатки ног и рук подростка, удивляясь про себя вовсе не детской подготовке. Они уже многократно пожалели, что сунулись в район, не имея подробной карты на руках. Депутат Друзяев, их хозяин, дал категоричный приказ:
        - С детьми ничего не должно случиться, во избежание дальнейших расследований. Надо просто похитить их на время проведения совещания. Заставить Степанову уйти из Государственной Думы и не выступать.
        И вот теперь все рушилось из-за простого незнания местности. Мост, отмеченный на карте, которую они видели ранее, оказался совсем в другом месте и крутая дамба едва не закончилась трагически для всех находившихся в машине. Если бы не мастерство Пушка, они могли бы всей капеллой рухнуть с крутого обрыва в кусты, метрах в пятнадцати внизу. Шофер резко затормозил, увидев обломки деревянного парапета. Иномарка застыла на самом краю, а двое похитителей выскочили и ошалело глядели на спокойно текущую воду и отсутствие настила. Затем один из них заметил дорогу, спускавшуюся на берег и рванули по ней.
        Но проехать там, где проходили лишь трактора и грузовики, для «коротконогой» иномарки оказалось невозможно. Они даже не доехали до брода. Дети мирно спали на заднем сиденьи, стиснутые с двух сторон бугаями. Переправляться через незнакомую реку вброд, бандиты посчитали гибельным делом. Выбрались из авто и подхватив детей на плечи, рванули к кустам, понимая, что им на «хвост» села целая деревня. Даже с их вооружением не имело никакого смысла пытаться проскочить через населенный пункт. Если уж старая бабка не побоялась открыть «хай», то нечего было надеяться, что остальные струсят. К тому же Доломит уже много раз выругал Рембо за стрельбу по спецназовцам:
        - Ты не представляешь, кого посадил на хвост! Эти ребятки не успокоятся, пока твою шкуру не прибьют к стене, да и наши заодно. Они же не вооружены были! Мы все равно смогли бы оглушить их, а ты, идиот, все испортил!
        Четверка решила обойти деревню лесом и выбраться на тракт. Но и тут они вскоре потерпели неудачу, наткнувшись на самое натуральное болото. Сначала они решили пройти по нему, но уже через десяток шагов все вымокли до колена. Будь у них карта, они бы мигом сообразили, что болотинка через сотню метров закончится и дальше будет сухая равнина, ведущая к пойме Неи.
        Четверка повернула, стараясь обойти топь. Уколов со снотворным оставалось всего четыре. Они рассчитывали выехать по мосту на дорогу и выбраться за пределы области после обеда. До Москвы этих доз вполне бы хватило, но все планы рухнули. Вдобавок ко всем несчастьям, в спешке, оставили в машине мобильный телефон, стоявший на подзарядке и теперь остались без связи. Старший, широкоплечий качок с тяжелым, боксерским подбородком и светлыми серыми глазами, решительно повернул к березняку вдалеке. Посмотрел на солнце и на окрестности, что-то прикинул. Потом повернулся к остальным:
        - По роще обойдем деревню и на шоссе выйдем, а там… Уйдем!
        Светловолосый худой тип спросил:
        - Что со щенками делать будем? Лекарства не хватит.
        - Свяжем, рот заткнем и все, когда снотворное закончится. Плохо то, что машину угонять придется…
        Невысокий крепыш нес Сашу на плече, не особо заботясь об удобстве мальчика. Его руки болтались во все стороны. Зато Юльку аккуратно нес на руках кареглазый мужик лет тридцати пяти. Он с самого начала взял заботу о девочке на себя и с откровенной жалостью поглядывал временами на нее. Часто поправлял запрокидывавшуюся светловолосую голову, стараясь чтобы ей было удобно, хотя и знал, что она ничего не чувствует.
        Бугай углубился в рощу и… наткнулся на глубокую протоку, заросшую по краям осокой. На темной воде лежали яркие листья. Рембо попытался перебраться. Разделся, чтоб проверить дно и по колено увяз в иле. Холод заставил его выскочить на берег и стуча зубами одеться. Он покрутил головой. Направился вдоль протоки, надесь отыскать переправу. Прошли метров около ста и ничего не обнаружили, кроме время от времени появлявшихся на поверхности темных спинок щурят. В вершинах полуоблетевших берез шумел ветер, мешая прислушиваться.
        Мужики тыкались в бурелом раз двадцать. Окончательно обессилев, остановились. Детей уложили на пожухлую траву рядышком. Трое отправились разведать путь, а кареглазый добровольно остался караулить детей. Мужчине с самого начала не понравилось то, чем пришлось заниматься, но он ни слова не возразил против. Такова жизнь. Хоть он и был бандитом «со стажем», но похищение детей все же считал слишком грязным делом. Едва троица удалилась, он сбросил куртку и перенес детей на нее, чтоб не простыли. Земля была холодной. Сел рядом, разглядывая лица брата и сестры.
        Они были совершенно разными: смуглый черноглазый мальчик и золотоволосая сероглазая девочка. Мужчина вспомнил, как яростно мальчишка дрался, не подпуская никого к сестренке. Он метался во все стороны, а девочка, которая могла бы сбежать, не бросила братишку. Испуганно смотрела на драку и часто, с надеждой, поглядывала на деревню. Ее надежды оправдались… Трое похитителей вернулись минут через двадцать. Бугай мрачно буркнул:
        - Не пройти. Придется в обход рощи шагать…
        Он был не прав. Проход был, но его знали только местные. Метрах в десяти правее, под сенью нависшей над водой ольхи, прятались два тонких бревнышка проложенные над протокой. Маленький отряд двинулся влево. Идти пришлось довольно долго. Впереди снова показалось огромное поле с жесткой щеткой скошенной травы, а дальше еще одна роща, очень похожая на первую. Все четверо переглянулись и обернулись. Легко перешли через не широкую полосу леса и в ста метрах обнаружили третью похожую рощу. Это было похоже на какой-то странный ребус.
        Лес обступал со всех сторон. Деревья казались похожими одно на другое. Они шумели и покачивались на ветру. Листья плавно опускались на траву, покрывая поле возле рощиц сплошным желто-красным ковром. Шалунишка-ветер отбрасывал желтые лодочки довольно далеко и яркие крошечные фонарики лежали тут и там на увядшей траве. Старший группы снова взял влево и вылетел на четвертую веретью. Кареглазый сказал:
        - Вот черт, одно на другое похоже! Так и заплутать можно…
        Но бугай, недовольно покосившись на говорившего, упрямо зашагал к следующей роще. Остальные подчинились. Они миновали еще шесть таких перелесков. Старший махнул рукой и круто взял влево:
        - Деревню мы, наверняка, оставили сзади, пора выбираться на шоссе.
        Но не тут-то было. Куда бы ни тыкались «путешественники» всюду налетали на бурелом, протоки или болото. Попытались повернуть назад, но не нашли даже дорожки, какой шли. Несколько чуть заметных тропинок вели в разные стороны, но по какой пришли, никто не запомнил. Вокруг шумели березы и осины, топорщилась колкая щетка травяной стерни. Городскими мужиками начал овладевать страх:
        - Чертовщина какая-то! Куда не идем, все то же самое, словно по кругу ходим. Как мы сюда влезли? Рембо, ты куда нас завел?
        Бугай остановился. Огляделся вокруг, а затем оглянулся и откровенно развел руками:
        - Я и сам не знаю. Вроде правильно шли. Я по солнцу сверялся.
        У кареглазого мелькнула мысль:
        - Давайте пацана попытаемся разбудить. Он-то наверняка знает, как отсюда выйти.
        Через полчаса мучений они все же разбудили Сашу. Парнишка посмотрел на них мутными глазами и не сразу сообразил, что от него хотят. Способность соображать не сразу пришла к нему. Он огляделся вокруг и ткнул рукой вправо. Заплетающимся языком сказал:
        - Там бревно через протоку лежит. Потом две веретьи и берег Унжи будет. Дорога рядом…
        Последние слова Саша говорил снова проваливаясь в сон. Никто из городских не понял, что значит веретьи, но решили последовать совету. Отправленный на разведку светловолосый крепыш вскоре действительно наткнулся на толстое бревно, перекинутое через глубокую протоку. Кое-как перебрались на другой берег. Выбрались из бурелома и увидели впереди еще одну рощу. Кареглазый быстрее всех сообразил:
        - Вот это и есть веретьи! Вот эти языки леса. За ней должна быть еще одна рощица. Пошли?
        Бугай вздохнул и кивнул. Минут через двадцать они стояли на крутом берегу реки. Белый песок расстилался перед ними на протяжении доброго полукилометра вдоль берега. Крутой яр содержал в себе множество стрижиных норок и походил на огромный полукруглый кусок сыра в дырочках. Похитители огляделись. По берегу шла дорога, вся в выбоинах и колдобинах. Многочисленные кусты нависали над колеями. Комья засохшей грязи громоздились на крупных ветвях. Под солнцем сверкала длинная узкая лужа.
        Внизу мерно катила темные воды река Унжа. Возле огромного толстого бревна, наполовину вытащенного из воды, покачивалась большая дощатая лодка. Тяжелая цепь опоясывала потемневший от воды ствол. Замок свисал с кормы, едва не касаясь легких волн. Слева, на другом берегу, виднелась широкая протока. С крутого берега отчетливо виднелась чернота воды. Все указывало, что там глубоко. Напротив шумели кусты, раскидистые березы и дубы с редкими вкраплениями черемухи.
        Иван Николаевич Ушаков почти сразу потерял след похитителей. В этом не было ничего удивительного. В последнее время и стар и мал отправлялись в лес собирать поздние дары природы: калину, поздний шиповник, грибы и рябину. Начали носить клюкву. Охотники били уток и гусей на многочисленных озерках и протоках. Во все направления шли цепочки следов. Большинство их было свежими. Утром многие ушли на болото. Владимир Кузькин предложил:
        - Николаич, а давай мы по прямой к реке рванем. Может, перехватим…
        Уставшая четверка остановилась на берегу отдохнуть и решить, что дальше делать. Дети мирно спали. Бугай по кличке «Рембо» предложил:
        - Надо на разведку сходить. Выяснить, куда нам идти. Я даже не знаю, где мы находимся. То ли обошли деревню, то ли нет… Пушок и Доломит, проверьте…
        Блондин и кареглазый мужчина молча встали и направились по берегу влево. Где-то через полкилометра они увидели деревню. Похитители не дошли даже до ее начала. Мало того к берегу из деревни ехала машина, полная народу. Хотя была она далеко, но все равно можно было разобрать кепки мужиков и яркие платочки женщин. Бандиты тревожно переглянулись и бегом рванули назад. Доломит подбегая крикнул:
        - Деревенские нам дорогу перекрыли. Знают, что мы здесь! Целая машина народу сюда направляется!
        Рембо зло поглядел на спавших детей:
        - Шлепнуть придется! Внизу лодка есть, уйдем!
        Начал доставать пистолет с глушителем и вдруг увидел три ствола, направленные на него. Замер, не веря происходящему. Посмотрел на мужиков. Кареглазый, глядя ему в глаза, тихо и твердо сказал:
        - Ты их не тронешь. На нас детской крови не будет. Забыл, что делают в лагере с детоубийцами?
        Рембо по хмурым взглядам Пушка и Суслика понял, что те поддерживают Доломита и спрятал пистолет. Злобно скомандовал:
        - Тогда хватайте их на плечи и вперед!
        Пушок снова забросил Сашу на плечо, а Доломит подхватил Юльку. Бегом спустились к воде. Рембо прострелил замок и вместе с Сусликом столкнули большую лодку в воду. Торопливо размотали весла, опутанные цепью. Сашу положили на корме. Юльку так и продолжал держать на руках Доломит, сидевший на носу. Рембо принялся грести. Получалось не больно ловко. Опыта не было. Брызги летели во все стороны от ударов веслами. Спасало одно - плыли по течению. Едва выбрались на средину реки, как на берегу появились двое мужчин с ружьями. Сбежали к воде, горестно глядя вслед уплывающей лодке.
        Коренастый мужик неожиданно сдернул с плеча ружье и кинулся бежать по берегу со всех ног. Он пронесся метров двести. Затем резко остановился. Вскинул оружие к плечу и нажал на курок. Пуля пробила лодку под водой, пройдя сквозь оба борта. Через дыры в гниловатых досках забили фонтанчики воды. Рембо принялся материться, сетуя, что не взял с собой автомат:
        - Сука! Будь у меня Калаш я бы вас обоих…
        Суслик торопливо черпал воду ладоняли и выплескивал за борт. В лодке, к несчастью, не оказалось никакой емкости, чтоб выплескивать воду. Потом заткнул дырки ладонями, растопырившись в лодке так, что стал мешать грести. Рембо матерился на чем свет стоит. В это время на берег выскочила машина с народом. Следом несся милицейский «уазик» с сиреной. Шофер грузовика, заметив лодку, нажал на газ. Ровная песчаная дорога на яру позволяла ему развить приличную скорость.
        Доломит с ужасом увидел, как деревенские мужики начали раздеваться прямо в машине, а та уже перегоняла лодку по суше. Все трое поняли их намерения. Деревенским мужикам было не привыкать к ледяной воде. Милиционеры кричали в рупор:
        - Эй, в лодке! Давай к берегу! Дороги перекрыты. Не усугубляйте вину.
        Пушок быстро сказал:
        - Рембо, давай на другой берег. Мальчишку бросаем, а девчонку заберем с собой. Пока они с ним валандаются, мы уйдем. Смотри, машины на километр ушли вперед. Сейчас мужики попрыгают в воду и что, стрелять будем на виду у всех? Менты не с пустыми руками приехали…
        Рембо обернулся, чтобы взглянуть на машины. Выматерился, а затем резко развернул лодку и погреб к противоположному берегу. Пока «уазик» с грузовиком разворачивались, они выбрались на берег. Доломит с ребенком на руках кинулся к кустарнику, Пушок и Суслик за ним. Кареглазый мужик обернулся и увидел, как Рембо оттолкнул лодку от берега вместе с мальчиком. Кинулся назад с криком:
        - Ты что делаешь? Он же утонет!
        Увидел, как мужики на другом берегу насторожились. Они явно услышали его слова. Бугай ухмыльнулся:
        - Туда и дорога. Хочешь вытащить щенка? Лезь в воду!
        Рванул следом за Пушком и Сусликом, резко забрав из его рук Юльку. Он нес ее подмышкой, словно куклу. Ножки в черных туфельках, ручонки и косичка, болтались, словно не живые. Доломит с отчаянием взглянул на покачивавшуюся лодку, отплывшую от берега метров на тридцать. Двое мужиков на другом берегу быстро освобождались от одежды. Доломит понял, что мальчику не дадут утонуть, развернулся и бросился к кустам. Отобрал ребенка и понес сам, устроив золотоволосую головенку на плече. Бугай подозрительно посмотрел на него.
        Часа через два блуждания они поняли, что находятся на острове. Рембо едва не взвыл в голос, стоя на обрывистом берегу и глядя на темную осеннюю воду. На поверхности покачивались редкие опавшие листочки. Под солнцем это выглядело безумно красиво. Суслик приволок с поляны длиннющий стожар и померил глубину. Шест почти полностью ушел под воду.
        Между тем с другого берега слышались человеческие крики и стук молотков. Похитители мигом сообразили: деревенские собираются переправиться на остров на плотах. Они и сами видели, бревен на берегу находилось не мало и недостатка в строительных материалах не было. Все четверо с отчетливой ясностью поняли, что попали в ловушку. Рембо поглядел на спавшую девочку, потом на темную воду. Доломит без труда понял этот взгляд. Он быстро передвинул Юльку повыше и когда бугай снова повернулся, ему в лоб смотрел ствол пистолета:
        - Девочку ты не убьешь. У меня такая же растет. Придумывай что-то, раз ты старший. Я тебе раньше говорил, что надо карту купить, а ты что сказал: «Катись со своими советами». В это дело мы вляпались благодаря тебе.
        Пушок и Суслик снова поддержали кареглазого мужика. Пушок буркнул:
        - Ну нет! Одно дело, со взрослым сцепиться, но совсем другое спящего ребенка грохнуть. Детей я не убивал и не хотел бы. Доломит прав - ты нас втянул в эту грязь! «Деньги, деньги. Все легко пройдет» - на вот, выкуси! Может оставить ее здесь и рвануть?
        Рембо понял, что избавиться от девчонки теперь не удастся:
        - Нам надо сутки ее где-то прятать, чтоб мамаша хвост поджала. Тогда обещанное получим. Тут я где-то видел пару бревен и расстояние от берега до берега поменьше было…
        Между тем события на другом берегу нарастали. Иван Николаевич и Володя Кузькин по холодной осенней воде добрались до медленно погружавшейся лодки и сумели дотащить ее до берега. Если бы не самоотверженность деда, сразу бросившегося на помощь, лодка вскоре могла затонуть. С крутого обрыва соскочили Иван Мешков и Василий Игнатов. Не скидывая обувь, бросились в воду и помогли мужикам вытащить лодку на берег. Сержант подхватил тело мальчика на руки и внимательно осмотрел со всех сторон. Ранений не было, только синяки и ссадины, из чего спецназовец заключил, что парнишка крепко сопротивлялся. Ушаков, стуча зубами, принялся торопливо одеваться. Спросил:
        - Ваня, что с ним?
        Мешков стащил куртку с Саши и закатал рукав. Заметил след от укола и все понял. Облегченно вздохнув, сказал:
        - Саша спит. Ему снотворное вкололи.
        Наверху остановились наконец-то развернувшиеся и прибывшие машины. С берега прыгали мужики и бабы. Спрыгнули четверо милиционеров. У одного был автомат, остальные вооружены пистолетами. Иван спросил Ушакова:
        - Они на ту сторону переплыли?
        Иван Николаевич с тоской поглядел на другой берег:
        - Переплыли… Теперь в ловушке. Это остров. Вот если бы они туда отправились… - указал рукой вправо и влево, где в Унжу впадала какая-то речушка и виднелась протока - …то могли бы уйти. Плохо, что мы собак не взяли. Остров весь истоптан. Только бы Юлю не убили от отчаяния…
        Мешков дотронулся до его руки и попытался успокоить:
        - Я найду следы. Им нет выгоды убивать ребенка.
        Лодку осмотрели и сразу отказались от идеи переправиться на ней: доски оказались гнилыми. Было удивительно, что похитители сумели перебраться. Маленькая пуля, пройдя сквозь борта принесла непоправимые последствия, дерево начало крошиться. Вода размывала гнилушки и дырки на глазах становились все больше и больше. Кто-то попытался заткнуть дыры пробками из дерева. Слегка нажал и в бортах образовались бреши, как от снаряда. Да и то понятно, деревенские пользовались старой плоскодонкой лет пятнадцать-двадцать, переправляясь на остров во время сенокоса. На заливных лугах трава вырастала густая и сочная.
        У шофера грузовика нашелся топор. В обоих машинах обнаружились молотки и кусачки. В ход пошло все: брючные ремни и пояса с бабьих халатов, оказавшийся в кузове моток стальной проволоки, который изрезали, превратив в гвозди. Никто не желал возвращаться в деревню и терять время. Милиция активно помогала деревенским мужикам. Все четверо милиционеров, скинув кителя и галстуки, рьяно подкатывали бревна друг к другу, разыскивали подходящие обрубки и сучки для соединений. Когда не хватило крепежного материала, несколько женщин отрезали крепкие подогнутые подбои у юбок. Использовали даже гибкие кусты таволги.
        Времени шел четвертый час, когда погоня переправилась на другой берег. Несколько женщин, один милиционер и двое деревенских мужиков остались на другом берегу, рядом со спящим подростком. Мужики остались на случай, если бандиты решат вернуться.
        В это время бандиты переправлялись с острова на материк, но опять шли наугад. Вместо населенных пунктов впереди был лесной массив и два болота. Они постарались не оставить следов на берегу. Рембо когда-то служил в погранвойсках и кое-какое представление о маскировании следов имел. Он даже создал ложный путь для преследователей. Вылезли на песок и столкнули в воду несколько бревен, собрав их вместе. Получилось очень похоже на то, что столкнули плот. Затем они поднялись с песчаной косы наверх, ступая по собственным следам. Сухой песок надежно скрывал обман.
        На самом деле бандиты переправились в месте, где шла сплошная галька и следов не осталось. Бревна они переправили по воде. Скинув обувь и закатав брюки, ремнями и собственными рубашками связали плот из трех не толстых бревен. Понимая, что он не выдержит их тяжести, разделись, уложив на помост девочку и одежду с обувью. Их плот коснулся другого берега, когда погоня начала разбредаться по острову.
        Похитители быстро развязали намокшие рубашки и ремни. Раскатили бревна по берегу, подальше друг от друга. Одно вообще внесли на берег и положили в траве. Бугай замаскировал след от плота и все тут же скрылись за кустами. Быстро оделись, натянув на тенниски куртки. Мокрые холодные рубашки надевать никому не захотелось. Суслик нес свою рубашку и рубашку Доломита. Кареглазый мужик по прежнему нес Юльку. Лишь изредка, чтоб немного отдохнуть, он отдавал ее Пушку или Суслику. Она заворочалась и ей сделали еще один укол, остановившись на пару минут.
        В животах у всех четверых предательски урчало. Они срывали по дороге перезрелый шиповник и обсасывали сладкую сочную мякоть. Изредка попадались рубиновые кисточки брусники. Бандиты не ленились наклониться за ними. Много раз натыкались на крепенькие молодые грибы и жалели, что их нельзя съесть сырыми. По дороге часто попадались лесные яблони, но лишь на одной плоды оказались сладкими. Все четверо набили лесными дарами карманы и с удовольствием грызли яблоки.
        Шли все дальше и дальше, стараясь не отходить от воды. Река вдруг круто повернула влево. Похитители резко остановились. Они уже вымотались за день. Доломит не ловко посмотрел на часы. Времени была половина восьмого и солнце село. В лесу начало быстро смеркаться. От деревьев и кустарников потянулись длинные тени. Трава стала казаться черной. На синем небе с полоской перистого облака, показалась половинка луны, находящаяся словно в мареве. Доломит сел на землю, прислонившись спиной к березе. Посмотрел на спавшую девочку и поправил ей голову, пристроив ее на своем плече. Исподлобья поглядел на Рембо:
        - Хватит бродить. Пора место для ночевки готовить. Мы уже вымотались и темнота не за горами.
        Бугай и сам устал. Он вздохнул и кивнул. Двумя ножами нарезали всевозможних веток. Это были березовые, ивовые, ольховые, осиновые, черемуховые и даже дубовые ветки, но ни одной еловой лапы, которая действительно могла бы предохранить от холодной земли. Ни у кого из всех четверых опыта по выживанию в лесу не было. Спавшая девочка знала больше о лесной жизни, чем все четверо здоровых мужиков.
        Весь остров был осмотрен, каждый уголок проверен. На песке обнаружили след от плота, но люди остававшиеся на берегу с Сашей Степановым крикнули, что мимо никто не проплывал. Громоздкий плот не лодка и грести на нем против течения крайне сложно, к тому же его все равно могли заметить с противоположного берега. Дежурившие мужики клялись, что никого не было, лишь проплыло несколько одиноких бревен.
        Снотворное перестало действовать и Саша пришел в себя. Не обнаружив рядом Юльки, он начал расспрашивать сидевших мужиков и узнал все, что его интересовало. Когда деревенские заговорили между собой, он осторожно стащил с себя одежду. Понаблюдал за дремавшим в машине милиционером. Намотал шмотки на голову, аккуратно пристроив кроссовки. Обошел разговаривавших баб и мужиков и вошел в воду. Они опомнились, когда мальчик был на средине руки. Забегали, замахали руками, прося вернуться, но пацан продолжал плыть к другому берегу. Выбрался на песок и торопливо оделся. Минут через двадцать он разыскал деда и Ивана Мешкова. Вокруг столпились все деревенские мужики, бабы и приехавшие милиционеры. Иван Николаевич мрачно развел руками:
        - Ушли и Юльку с собой утащили, но вот куда двинулись?..
        Саша спросил, повернувшись к Мешкову:
        - Дядь Вань, а след вы где потеряли? Не покажете мне. Я все же с мамой многому научился. Понимаю, что у вас опыт, но хочу поглядеть…
        Мешков вздохнул и молча зашагал к противоположному краю острова. Больше никто за ними не пошел. Люди тихо переговаривались между собой: все их надежды и усилия оказались напрасны. Где-то бандиты обошли их деревенскую сметку…
        Саша покрутился на том месте, где пропал след, а потом полез к реке напролом через кусты. Сержант направился за ним. Он не верил, что мальчишка может наткнуться на что-то интересное и только беспокойство за ребенка двигало его вперед. Парнишка вдруг остановился и пристально поглядел на кусты впереди. Его глаза загорелись. Последние солнечные лучи освещали зеленую купу ивняка. Мешков вдруг и сам заметил то, что увидел Саша. Шагнул вперед и снял запутавшийся на листочке тоненький золотистый волосок. Он слегка поблескивал на солнце, словно паутинка. По земле тянулась цепочка следов.
        Теперь спецназовец пошел впереди, вначале попытавшись оставить ребенка на поляне. Но успеха не добился. Иван снял оружие с предохранителя и даже кнопку на ножнах расстегнул. Он двигался осторожно, стараясь не шуметь и не хрустеть ветками. Аккуратно отводил их в стороны и скользил дальше. Парень надеялся, что похитители Юльки прячутся где-то тут, поблизости. Мальчик шел за ним так же осторожно. Они обыскали местность метров на сто в обе стороны и ничего не нашли. По берегу лежала сплошная галька, скрыв все следы. Внимательно осмотрели противоположный берег, там не было никаких следов и все выглядело естественно.
        Подросток приблизился к самой воде, внимательно разглядывая камушки. Прошелся по берегу. Неожиданно его взгляд выхватил в темной воде перевернутый голыш. Все камни вокруг были зеленоватыми от тины, а этот черным. Тут было слишком мелко и вода оказалась прозрачна. Чуть поодаль лежал еще один перевернутый голыш. Саша позвал:
        - Дядь Вань, иди сюда. Смотри…
        Мешков подошел и сразу притиснул подростка к себе:
        - Сашка, ты молодец! Они ушли здесь на тот берег. Это тоже остров?
        - Нет. Но там идти трудно и нет ни одной деревни, к тому же перебираться на нашу сторону тяжелее. Река значительно шире и течение быстрое.
        Мешков подумал и тихо сказал:
        - Вот что, ты иди к остальным. Расскажи все, а я пока на ту сторону переберусь и попытаюсь след найти. Солнце вот-вот зайдет, можем упустить. Кто знает, что они завтра придумают.
        Сашка решительно отказался:
        - Нечего там целому отряду делать. Только спугнем. Давай вдвоем, дядь Вань? Я много чего умею, ты знаешь.
        Мужчина понял, что ребенок где-то прав. К тому же местность он знал намного лучше, чем он. Идти за подмогой и потерять час, этого он себе позволить не мог. Кивнул:
        - Ладно. Пошли! Хоть дед твой меня не поблагодарит потом, что я тобой рисковал. Дай слово, что ничего не выкинешь?
        Саша пожал плечами:
        - Что можно выкинуть, если надо соблюдать осторожность? Сестренка там, я не имею права рисковать ее жизнью.
        Мешков успокоился, хотя тревога в сердце все же закралась. Уж слишком быстро мальчишка согласился. На Сашу это было не похоже. Обычно он требовал объяснений. Оба быстро разделись. Перед тем, как войти в воду, Саша выложил из камней покрупнее стрелу, указывающую на другой берег. Это он сделал для деда и остальных. Иван оставил на одном из камней записку, где просил возвращаться в деревню, но Марине по-прежнему ни слова не сообщать о похищении. Сказал, что они с Сашей обнаружили след и скопом там делать нечего.
        Пристроили одежду и обувь на головах и поплыли. Протока была всего метров пятнадцать и они быстро перемахнули ее. Быстро оделись, глядя на красный закат. Уже через пару минут обнаружили следы бандитов, те шли не маскируя их. Через полчаса на лес начала накатываться темнота. Мешков в сгущающемся полумраке нарубил тесаком лапника, а Саша стаскал его в одно место и приготовил лежанку на ночь. Сверху устроили шалаш из нарубленного ивняка. В земле выкопали ямку и разожгли маленький костерок. Иван протянул мальчишке горсть нарванного им по дороге шиповника, тот улыбнулся, блеснув в свете огня белоснежными зубами и белками глаз. Достал из-за спины связанную тенниску и высыпал на листья около двух десятков яблок и с полсотни рыжиков:
        - Дядя Ваня, у тебя соль есть, я знаю. Вырежи штук шесть прутиков, сейчас лесной шашлык соорудим…
        Он вперемешку нанизал на прутья яблоки и грибы, тщательно очистив шляпки от мусора. Посолил и уложил над углями. Даже Иван вынужден был признать, что пацан весьма развит для своего возраста. Вкусный грибной аромат с легкой кислинкой от яблок, вскоре достиг ноздрей. Капли грибного сока падали на ярко-красные угли и слегка шипели. У сержанта заурчало в желудке:
        - Где ты этому научился?
        Мальчишка перевернул грибы:
        - Мама научила, когда лесником работала. Мы часто осенью лакомились грибами на прутиках. Рыжики самые вкусные. Юлька их просто обожает…
        Он замолчал и вздохнул, поглядев на окружающую темноту. Иван понял его тоску и беспокойство за сестренку. Протянул руку и слегка потряс за плечо, склонившись над костерком:
        - Мы ее найдем. Обязательно найдем!
        Краешки грибов покрылись золотистой корочкой и жидкость капала в огонь все реже. Корочка яблок слегка обуглилась. Саша протянул три прутика сержанту и с аппетитом принялся за еду. Иван рискнул попробовать. Признал, что лесной шашлык действительно вкусен. Кислые яблоки испеклись и с солью стали казаться сладкими. Грибы слегка похрустывали на зубах. Мешков посетовал:
        - Эх, хлеба нет…
        Подросток ел, часто отрываясь, чтобы нанизать новую порцию грибов. Он отдал все прутики из новой партии «шашлыка» сержанту, сказав, что не хочет, так как набил оскомину яблоками. Даже такая скудная пища оказалась лучше, чем ничего. Они обсосали шиповник, выплюнув косточки и улеглись спать. Усталость и переживания от всего случившегося за день, сделали свое дело - сержант уснул. Ему было не привыкать спать в таких условиях, к тому же желудок больше не беспокоил позывами о еде. Саше спать не хотелось. Дневной, пусть и принудительный сон, все же оставил его силы не истраченными. Иван не учел этого, когда брал парнишку с собой.
        Прислушавшись к спокойному дыханию мужчины, подросток встал. Он не стал брать с собой ни оружия, ни нож. Шагнул в темноту и исчез, ни разу не треснув веткой, так как заранее убрал сухие прутья поблизости, покидав их в костерок. Его научила видеть и не бояться темноты мать, еще будучи лесником.
        Несмотря на юный возраст, подросток давно понял, что бандиты двигаются вдоль берега, так как боятся заблудиться. Догадался, что похитители устали и не сомневался, что они спят где-то впереди. Саша шел осторожно, хотя и быстро. Минут за тридцать он прошел около двух километров и вдруг увидел в темноте смутно белевший пенек от срубленного куста. Дотронулся пальцем - срез был свежим. Бандиты спали совсем рядом. Мальчик присел и огляделся. Заметил еще несколько свежесрезанных пеньков. Чутко прислушался. До его ушей донеслось еле слышное бормотание. Степанов повернул влево. Пригнулся пониже и начал приближаться к трем огромным березам. Именно оттуда слышался неясный звук.
        Доломит не спал. В который раз мужчина ругал себя за то, что ввязался в грязное дело. Он раздумывал над вопросом, как уберечь ребенка от Рэмбо, так как чувствовал, что тот однажды может убить девочку и он не успеет. Его приятели слегка похрапывали, изредка стонали и что-то бормотали в темноте. Даже необычность обстановки оказалась для них делом десятым от усталости. Совесть их явно не мучила.
        Доломит расслышал в тишине чуть слышные шаги. Вначале хотел разбудить подельников, но потом передумал. Прикрыл глаза, из-под ресниц поглядывая вперед. Юлька спала на поле его куртки, второй рукой он обнимал девочку, прижимая ее к груди и этим согревая ребенка и согреваясь сам. Каково же было удивление бандита, когда вместо взрослого лица, он увидел в темноте смуглое личико брата спавшей девочки. Тот глядел на сестренку с отчаянием. Вытащить ее из объятий мужчины и не разбудить того, это было из области фантастики.
        Доломит решился. Он неожиданно открыл глаза. Мальчишка замер и напрягся, собираясь отскочить в сторону, но мужчина молчал. Мало того, он подвинул Юльку к подростку, чуть повернув голову и покосившись на спавших «приятелей». Саша вздрогнул, а затем схватил сестренку на руки, внимательно поглядев мужику в глаза. Тот кивнул и чуть шевельнул рукой - «уходи». Едва мальчишка скрылся в темноте, Доломит спокойно заснул. Похищение ребенка буквально корежило бандита изнутри и теперь, отдав девочку, он почувствовал облегчение и даже не вспомнил, что утром придется объясняться с Рембо.
        Саша, притиснув сестренку к груди, уходил от бандитской стоянки, думая об этом мужике, который отдал ему Юльку. Он пожалел, что не предложил тому идти вместе с ним. Сестренка была тяжелой и он вскоре выбился из сил. Передохнув минут десять, снова пошел. Он попытался за время стоянки привести Юльку в чувство, но ничего не добился. Его торопливый шепот она не слышала, продолжая мерно посапывать. Подросток с отчаянием поглядел на сестренку, а потом забросив ее на плечо, понес дальше.
        Иван Мешков спал, не ведая, что мальчика рядом нет. Сквозь сон он почувствовал на плече руку и резко повернулся, готовый ударить. Перед ним стоял Саша. Даже в темноте, при свете выплывающей из-за тучи луны, были видны капельки пота на его лбу и кольца волос прилипшие к коже. Торопливый шепот донесся до ушей сержанта:
        - Я Юльку принес… Уходить надо.
        Удивленный мужчина повернул голову, почувствовав теплое дыхание: рядом с его левой рукой мирно спала похищенная девочка. Сержант вспылил:
        - Я же просил! А если бы они и тебя схватили снова?
        Саша пожал плечами, привалившись спиной к стволу ели:
        - Но ведь не схватили. Один из них мне Юльку сам отдал. Она рядом с ним спала…
        Иван сел:
        - Как это, отдал? Добровольно?
        - Ну да. Я бы не смог вытащить Юльку из-под его руки и не разбудить. Он мне ее молча подвинул и все.
        Сержант встал:
        - Ты его запомнил? В случае ареста надо рассказать в суде, чтоб он поменьше срок получил.
        Мальчишка кивнул:
        - Он такой же смуглый и черноволосый, как я. В километре отсюда брод есть. Всего по пояс будет…
        Иван подхватил девочку на руки:
        - Тогда веди! Иван Николаевич с Еленой Константиновной наверное места себе не находят.
        Мешков был прав. Не смотря на позднее время почти во всех деревенских домах горел свет. Милиционеры расположились в домах сельчан. К ним в помощь была привезена огромная служебно-розыскная овчарка Рада. Поиски похищенной девочки намеревались продолжить ранним утром. Теперь сельчане знали, куда скрылись бандиты. Они в темноте перегнали собственные лодки из многочисленных заводей и укрытий, оставив их напротив деревни.
        В четыре утра в окно Ушаковых постучали. Никто не спал, хотя свет был погашен. Один из милиционеров первым выглянул в окно, приоткрыв занавеску и сразу заорал:
        - Сержант девочку принес и Саша с ним!
        Рембо проснулся минут через сорок после того, как Саша унес сестренку. Бугай замерз. Он встал и немного попрыгал, пытаясь согреться. Неожиданно его взгляд упал на то место рядом с Доломитом, где находилась девочка. Ребенок исчез. Старший замер, оглядываясь вокруг настороженными глазами. Обвел глазами спавших мужиков, а затем пинком разбудил кареглазого мужика. Прошипел, приблизив лицо вплотную и глядя злыми глазами:
        - Девчонка где?! Куда ты ее дел?
        Доломит сделал вид, что сам ошеломлен. Дотронулся ладонью до места рядом и сел, крутя головой:
        - Не знаю. Она рядом спала… - Пушок и Суслик тоже проснулись, уставившись на Доломита. Мужик пожал плечами и огляделся. Задумчиво сказал: - Сбежала…
        Все прозвучало настолько убедительно, что мужики переглянулись. Рембо повернул морду к Суслику:
        - Слушай, деятель от медицины, ты сколько ей этой дряни вколол?
        Парень развел руками:
        - Ампулу. Больше нельзя. Загнется… Она не могла так быстро очнуться. Прошло всего шесть часов, а срок действия около восьми.
        Рембо задумался:
        - Сколько доз ввели до этого?
        - Одну… - Суслик вдруг вздохнул и уверенно сказал: - Девчонка могла проснуться! Мы не учли холодной ночи, но я не думаю, что она далеко ушла. Она все равно полусонная еще около пары часов будет.
        Рембо перестал глядеть на Доломита с подозрением после этих слов. Если уж недоучившийся студент мединститута подтвердил возможное пробуждение, крыть ему стало нечем. Хотя он очень хотел расправиться с Доломитом. Бугай огляделся по сторонам. Вокруг стоял такой мрак, что найти ребенка ему представилось невозможным. Рембо вздохнул:
        - Ну и черт с ней! Может и к лучшему, что уползла. Только сдается мне, что нам тоже пора сматываться. Если она все же выползет на берег, да эта деревенщина посты выставила, ее обнаружат и нам конец будет.
        Все выглядело весьма логично. Трое продолжавших лежать мужиков вскочили на ноги и направились вдоль реки. Они так торопились, что даже не позаботились скрыть место своего ночлега. Но спешить в темноте оказалось трудно. Четверка часто налетала на деревья и кусты. Чертыхались, выбираясь из зарослей крапивы, колючей ежевики и малины.
        Глава 8
        На рассвете, едва забрезжил свет, со стороны города и со стороны деревни была устроена облава на похитителей. Направление движения установили накануне. Городские мужики приняли весьма активное участие, хотя уже знали, что девочка дома. Они стремились отплатить негодяям, чтоб тем стало не повадно красть детей. Больше сотни мужиков, вооруженных двустволками, двинулись навстречу бандитам.
        Мужчины с окрестных деревень растянулись в частую цепь, чтобы видеть друг друга и двинулись следом за бандитами. Они нашли место ночлега. В семь утра четверку загнали в угол, заставив выскочить на открытое пространство. Попытавшийся отстреливаться Рембо, получил пулю в ногу, выпущенную из ружья. Выронив пистолет, он рухнул на песок, зажимая пальцами рану. Остальные трое подняли руки стоя на песчаной косе возле воды. Они поняли, что церемониться с ними не будут. Бугай корчился у их ног, проклиная тот день, когда он согласился работать на депутата Друзяева. По рукам текла кровь. Штанина намокла. Слишком многие слышали эти его слова.
        Если бы не милиционеры, вставшие плотной стеной и не дававшие приблизиться к арестованным, всех четырех похитителей могли бы растерзать разозленные деревенские мужики. В деревне многие знали, кто повинен в похищении детей. Дело в том, что на оставленный бандитами в машине мобильник вскоре позвонил сам депутат. Телефон находился у Ивана Мешкова и тот, уже не раз слышавший этот голос по телевизору опознал Друзяева. У сержанта хватило мозгов буркнуть в трубку:
        - Все нормально. Щенки у нас.
        Друзяев довольно сказал:
        - Подержите их пару суток, а потом делайте, что хотите.
        Депутат пообещал перезвонить и отключился. На табло высветился номер звонившего. Вторично он позвонил около пяти вечера, когда мобильник был в руках местной милиции. Те мигом зафиксировали в документах звонок и записали на магнитофон прозвучавшие слова, услышав немало интересного. «Избранник народа» не стеснялся в выражениях, радуясь беде Степановой и строя планы дальнейшего устранения упорной женщины. Многие из милиционеров искренне поддерживали землячку и их возмутило поведение депутата.
        Только после того, как Юлька оказалась дома, Иван сообщил генералу Бредину о происшествии, разбудив его среди ночи. С ясно прозвучавшей горечью сказал:
        - Валька Шостак штурм Грозного прошел, а погиб в мирной деревне. Серега Санин за жизнь борется. Чтоб только остановить Маринку, депутаты в крайности кидаются. Я один остался…
        Генерал проглотил горький комок в горле и твердо ответил:
        - Что нашел детей, честь тебе и хвала. К награде представлю. Марине я сам сообщу после совещания. Через сутки ребят в помощь пришлю. Держись, Иван! Следи в оба. Потребуется, с директором школы поговори и не пускай ребятишек на занятия.
        Сержант коротко ответил:
        - Есть, товарищ генерал-полковник!
        Юльку в десять утра увезли на обследование в больницу, так как она никак не могла отойти ото сна. Деревенская фельдшерица что только не делала, чтобы заставить ее очнуться. Женщина испугалась беспробудного сна ребенка и решила везти Юлю Горчакову в районную больницу. Позвонила по телефону и попросила выслать «скорую помощь».
        Мешков поехал с девочкой, попросив деревенских мужиков подежурить у дома Ушаковых. Никто не отказался. Сразу пятеро спокойно уселись на скамеечку под березой, пристроив ружья сбоку и внимательно оглядываясь по сторонам. Мужчины изредка перебрасывались словами. Всех возмутила наглость депутата. Даже беспробудный деревенский пьяница Митька Заварухин в этот день был трезвым. Сидел и вполголоса матерился:
        - Вот, суки, что делают… Дите у бабы утащить! Надо додуматься! Да за такое за яйца вешать надо. Мало их Маринка бьет…
        Николай Морозов отшвырнул сигарету и поглядел на соседей слева и справа:
        - Потому и утащили, что бьет. Боятся они ее. Сломать пытаются. И сломят ведь, сломят бабу, если мы не поможем!
        Вячеслав Шуранов вздохнул:
        - А чем мы помочь можем? Мы здесь, она там.
        Николай плюнул и развернулся:
        - Ты, Слав, дурак или сроду так? Детей Маринкиных надо уберечь! Всем миром, как в старину! Каждого не нашего на заметку брать. Каждую машину проезжавшую по деревне - номера записывать. На дамбе патруль организовать, на выезде еще один. Ребятишек подключить, чтоб следили за чужими. Сколько мужиков в деревне безработных? Ведь ни х… не делают! Маринка не только за армию депутатов лупит, но и за таких вот, как мы!
        Шуранов покрутил толстой шеей, сдвинул кепку на лоб и почесал затылок:
        - Дело говоришь. Собрание в клубе надо устроить, из других деревень народ позвать. Больше вероятности, что Сашку с Юлькой снова не уволокут.
        Митька Заварухин твердо пообещал:
        - Я с краю живу, мне и следить за дамбой. Слово даю, мужики, не стану пить, пока все не утрясется. Я вчера, когда узнал, что деток похитили, да мужиков постреляли, аж протрезвел.
        Морозов махнул рукой:
        - Да знаем мы. Видели. Даже бабы удивлялись, что ты в машине вместе со всеми оказался! Обычно к десяти утра ты на костях лазишь…
        Митька хихикнул и отвернулся, поглядев на залатанные коленки у штанов.
        Вечером в деревенском клубе прошло собрание. Народу набилось столько, что все проходы до самой сцены были забиты людьми. Обе двери были распахнуты и с крытой пристройки тоже заглядывали головы. Пристройка тоже оказалась переполненной. Собралось все население, вплоть до ребятишек, с семи соседних деревень. Уже через несколько минут в клубе стало нечем дышать от духоты.
        Большая часть населения приехала на открытых грузовиках. Остальные либо пришли пешком, либо на мотоциклах и велосипедах. Всех больше деревенских удивило прибытие четырех здоровых мужиков, умудрившихся уместиться на маленьком юрком «Минске». Они торопливо спрыгнули с мотоцикла и спросили:
        - Опоздали?
        Услышав отрицательный ответ облегченно вздохнули и встали в сторонке у крыльца, затягиваясь ядреным деревенским самосадом. Командовавший «парадом» Николай Морозов, поглядев со сцены на столпотворение, почесал лоб, а затем гаркнул:
        - Предлагаю провести собрание возле клуба у памятника погибшим воинам. Народу слишком много. Тем, кто в пристройке, будет не слышно.
        Никто не возразил. Все двинулись прочь. Завернули за угол и остановились среди пожелтевших лип. Для Морозова из клуба притащили стремянку, чтоб всем было видно. С этой импровизированной качающейся «трибуны» он начал свою речь. Еще раз пересказал обстоятельства похищения, хотя все уже знали, но никто не возмутился. Затем Николай указал рукой на стоящего Ивана Мешкова:
        - Сержант принес девочку, но он остался один. А что же мы, деревенские, рук и глаз не имеем? Своими силами не можем детей Маринкиных от разных аспидов уберечь? Военные их охраняют, жизнью рискуют, а мы и успокоились. Не пора ли всем миром защиту деткам организовать? Не так-то легко у целой деревни выкрасть ребенка. Предлагаю выставить дежурства на дамбе, в школе, у выезда, на остановке. Да и по деревне не плохо бы послеживать. Ведь сволота эта не успокоится, крепко видно Маринка им на мозоли наступила, раз они на такие меры отваживаются! Ну так что, односельчане, делать будем? Смотреть и ждать, как их убьют или все же покажем, что значит деревня? Как встарь, всем миром! Не слабо нам так поступить?
        По липовой роще пронесся гул:
        - Всем миром встанем! Не дадим деток в обиду! Пусть Марина Ивановна спокойно работает, мы тут и сами управимся.
        Иван Мешков изумленно крутил головой. Эти замотанные мужики и бабы, у которых, как он раньше думал, все мысли были только о том, как прокормиться да одеть-обуть деток, преобразились на глазах. По плечам сержанта пронесся мороз: он бы не хотел встретиться с этими задетыми за живое людьми на месте врага. Все деревни были заодно - не дать повториться новой трагедии, уберечь детей действительно народного депутата от негодяев.
        Народ разошелся и разъехался в темноте. Предложения Николая Морозова были приняты единогласно. Жители соседних деревень тоже обещали следить за приезжими и сигнализировать, если что заметят.
        Бредину пришлось сообщить Марине о событиях разыгравшихся в деревне раньше, чем он хотел. Этому предшествовала неизвестно откуда появившаяся в одной из газетенок статья «Дети депутата Степановой похищены неизвестными». Фактически кто-то подписался, что именно он похитил детей. Больших подробностей в статье не было, но новость могла выбить Степанову из колеи. Первым Бредину сообщил о статейке его адъютант Козлов.
        Генерал поспешил на квартиру к старшине. Собрал охранников и рассказал все, что сам узнал от Мешкова. Сообщил и о телефонных звонках депутата Друзяева. Маринка мрачно усмехнулась:
        - Ну надо же! Поспешил мужик, крепко поспешил! И за смерть парней он ответит!
        Марина очень спокойно вошла в зал, чем несказанно удивила многих. Депутат Алексеев, не сдержавшись, сказал:
        - Мы думали, что вы в деревню к себе уехали, детей спасать и с выступления вас сняли.
        Женщина пожала плечами:
        - С моими детьми все в порядке и выступать я сегодня буду. Что-то я господина Друзяева не вижу… - Она демонстративно огляделась и повернулась к мужчине. - Неужто арестовали?
        Голос прозвучал благодушно, но вот взгляд, которым она наградила окружающих, заставил передернуться многих. Степанова улыбнулась:
        - Я хотела этому деятелю один телефонный разговорчик дать послушать. Жаль-жаль… - Маринка, издеваясь, сокрушенно покачала головой - Придется в тюрьму передачу унести и дать прослушать запись там.
        Она вдруг прекратила юродствовать и резко подняла голову. Зло оглядела присутствующих:
        - Я смотрю, вы все в курсе дела! Что, сообща готовились заставить меня в отставку подать? Запомните, я уйду тогда, когда посчитаю нужным! Если кому-то не нравится то, что я говорю, разбирайтесь со мной. Итак, кто следующий кандидат в тюрьму, господа депутаты?
        Степанова обвела тяжелым взглядом холеные лица и не услышав слов, спокойно села на свое место. Раскрыла папку и еще раз просмотрела речь и имеющиеся документы по Северному Кавказу, Краснодарскому и Ставропольскому краям.
        Прошло две недели, которые многих в деревне удивили. Митька Заварухин твердо держал слово. Он не пил и постоянно расхаживал вдоль дамбы со старенькой «Тулкой» на плече, невзирая на зарядившие дожди. В помощь сержанту Мешкову были присланы два спецназовца - офицер и прапорщик. Он наконец-то вздохнул свободнее, сдав
«власть» в руки старших по званию. Николай Морозов зашел в дом к Ушаковым в день прибытия новых охранников. Это произошло через сутки после памятного собрания, всполошившего деревню. Поздоровался:
        - Здорово, мужики! Николаич, как жизнь? Как Юлька себя чувствует?
        - Все нормально. Организм детский, а дозы взрослые. Она и сегодня много спала. Две дозы всадили, сволочи. Саша возле нее сидит. Он старше, у него все прошло.
        Николай поглядел на погоны спецназовцев. Обратился к старшему лейтеанту Энтину:
        - А я ведь к вам… Дело вот какое. Вы, мужики, только не обижайтесь! В общем порешили мы на сходе, что сами за детками следить станем. Понимаем, что опыт у вас большой, да эти места для нас родные. Каждый уголок знаем. Деревенские прислали меня, чтоб поговорить. В школу и обратно вы их можете сопровождать, а вот уж дальше… Предоставьте это нам!
        Старлей вытаращил глаза, соображая, что ответить, а мужик продолжил:
        - Маринка наша, с деревни. Дерется она за правду, в том числе и нашу, крестьянскую. Так что увольте, но по-за школой мы на себя хотели бы пригляд взять. Хоть чем-то отплатить за то, что она голую правду говорит. Не лишайте и нас участия в деле охраны ее деток.
        Энтин вопросительно поглядел на Мешкова и увидел кивок. Согласился:
        - Мы не против сотрудничать с вами! Так больше вероятности, что произошедшее не повторится.
        Выступление Марины Степановой на съезде было более чем резким. Она осудила вывод войск из Чечни, обозвав политиков «недальновидными». Одни из приглашенных журналистов приблизился к самой трибуне и подсунул микрофон почти под ее нос:
        - Почему вы выступаете против заключенного мира? Ведь теперь на чеченской земле не льется кровь.
        Женщина в упор поглядела на журналиста:
        - Об этом вам лучше бы поинтересоваться в станицах Кубани и Ставрополья. Льется кровь или не льется? Там вам ответят. У меня, на данный момент, имеются неопровержимые доказательства нападений не расформированных банд со стороны Ичкерии на мирных российских жителей. Генерал Пуликовский сделал все, чтобы мир стал миром, но ему не дали довести дело до конца.
        Марина протянула приблизившимся журналистам целую кипу документов. Жадные руки мигом расхватали ксерокипии документов и телеграмм. Тут же прозвучал следующий вопрос:
        - Но как вы, женщина, можете рассуждать, что правильно, а что не правильно? На вас погоны старшины, а это значит, что военного образования у вас нет и стратегию с тактикой вы не изучали. По-моему, в Генштабе виднее.
        Женщина усмехнулась:
        - Эту стратегию с тактикой я изучала собственной шкурой. Научилась на собственном опыте понимать. Боевым генералам виднее на месте, что им делать. На позициях вообще делать нечего тем, кто всю жизнь протирал задницу в московских штабах, а тем более пытаться что-то предпринять. Они ничего не знают. Были бы мозги, прислушались бы к тем, кто воюет. Я женщина, я мать, я хозяйка и я не понимаю Министра Обороны. Почему он молчит? Почему не заступится за многострадальную армию? Давно пора прищемить хвост многим журналистам и телеканалам, пищущим и показывающим заведомую ложь, обливающим армию потоками грязи. Прежде, чем публиковать, не плохо бы поинтересоваться действительными фактами. Когда два-три корреспондента угодят под суд, вот тогда ложь об армии перестанет воздействовать на умы людей. Ангажированная жадными политиками пресса намеренно выступает против офицеров и солдат.
        К трибуне пробился крепкий черноволосый мужчина кавказской наружности, в черных джинсах и сером свитере:
        - Вы сегодня подняли в Думе вопрос о запрещении распространения воинствующего ваххабизма на территории Москвы и вообще России. Требуете подвергнуть тщательной проверке каждую секту. Я вполне с вами согласен, но что вы под этим подразумеваете? Не хотите ли вы вообще запретить Ислам?
        Степанова усмехнулась, внимательно взглянув в лицо журналиста:
        - Вы, как я понимаю, мусульманин, а значит прекрасно осведомлены, что ислам и мусульманство не имеют ничего общего с ваххабизмом. Я всегда буду с уважением относиться к людям другой веры. В последнее время на территории России образовалось множество сект, которые завлекают молодежь, превращая их в послушные орудия для достижения своих целей. Большая часть молодежи, попадающей в руки ваххабитских эмиссаров, становится боевиками в той же Чечне. Это настоящие фанатики. Человек сам по себе не страшен, но вот его убеждения и вера - это страшно. Особенно если в мозгах у подобного фанатика заложена единственная мысль - раз иноверец, значит враг и должен умереть. Хватит заниматься ерундой - вводить новый налог или не стоит. Ведь и так ясно - нельзя вводить налоги, если пенсия и зарплата не поднята! Народ впроголодь живет. В глубинке спасаются своим хозяйством. Для депутата должна быть важнее Россия в целом, а Москва это еще не вся Россия, хотя именно в столице прожиточный минимум в несколько раз выше, чем в глубинке. Чем москвичи лучше? Крестьяне на земле трудятся и землю копать, это вам не бумажки
перекладывать! В маленьких районных центрах тоже имеются семьи не имеющие земли, а на те деньги, что им дает родное государство не то что прожить, даже существовать невозможно!
        Вперед вылезла крупная женщина в брючном костюме:
        - Вы поднимаете вопросы по увеличению прожиточного минимума, а так же о пенсиях и не только офицерских, но и для гражданских лиц. Вам не кажется, что вы разбрасываетесь?
        Степанова пояснила:
        - Не кажется! Увольняются солдаты из армии, имеются инвалиды и не мало. Как прожить молодому на крошечную подачку? Он жизни не жалел, кровь проливал, а родное государство кукиш показывает. За что этот парнишка воевал? Он инвалид, ему вдвое горше, чем здоровому, несправедливость перенести. Даже те, кто возвращается домой невредимыми, со временем уходят на пенсию. Да, они работали на гражданке, но почему они не могут получить то, что заработали за долгие годы. Ведь они работали на государство. Я не отделяю армию от народа…
        Марина налила воды в стакан, так как почувствовала, что горло пересохло. Немного отпила и продолжила, обведя рукой притихших депутатов:
        - Огромные пенсии получают депутаты. Я справлялась по этому вопросу. Почему? Ведь они ничего не сделали для народа! Они его грабили все эти годы, вводя все новые налоги и поднимая цены. Нахапали себе, своим детям и внукам за счет народа. Я считаю, что депутатом человек может быть не более года. Если показал себя не с лучшей стороны, нашей уважаемой прокуратуре стоит проверить счета этого деятеля и достойно «поблагодарить» за работу. Десятком лет строгого режима, если хапнул! Вы взгляните на наш разросшийся партийный аппарат. Я тут не так давно анекдот в газетке прочитала, как ученик своими словами пересказал басню «Слон и Моська», напугав старого учителя. Он эту басню осовременил и сравнил Слона с Государственной Думой, а Моську с Президентом.
        Среди депутатов словно ветерок пронесся, но громко выступить никто не рискнул. Многие уже знали, что Степанова за словом в карман не полезет и даже предугадать то, что ей известно на данный момент, невозможно. А она могла отбрить так, что потом очень сложно было отчиститься. Женщина была непредсказуема. Стефанович приблизился с камерой к самой трибуне и подмигнул Марине:
        - Марина Ивановна, а не боитесь, что Президент этот ваш анекдот оскорблением сочтет?
        Женщина пожала плечами, слегка склонившись с трибуны:
        - Не думаю. Анекдоты народ складывает. Понимаю, что Президенту одному не по силам справиться с армией депутатов, его же «заказать» могут, если он против них слишком рьяно выступит. Вся страна давно знает о связи политиков с организованной преступностью. Взять хотя бы случай с неудачным похищением моих детей. Депутат Друзяев отправил четверых, все они из солнцевской братвы. До этого за мной следили. Уже выяснено, что они из той же группировки. Ни для кого не секрет, что в некоторых областях на должностях мэров районных центров находятся местные авторитеты или те, кто им беспрекословно подчиняется, то есть марионетки. Рыба гниет с головы. Президент должен рискнуть и начать постепенно обрубать щупальца гигантскому спруту, называемому Государственной Думой. Пора сократить государственный аппарат до минимума.
        Худощавый высокий парень, стоявший чуть дальше остальных и все это время внимательно слушавший ответы, задал вопрос:
        - А вы разве ничего не боитесь?
        Маринка широко улыбнулась:
        - Я же не бессмертная! Но я боюсь другого - когда вокруг море лжи, честному человеку жить в таком отстойнике трудно. Трудно сделать что-либо, натыкаясь на глухую стену равнодушия. Я боюсь не выдержать!
        Через сутки в Марину снова стреляли. Это случилось, когда она выходила из подъезда. День был пасмурный и серый. Полностью облетевшая с деревьев листва уже начала чернеть и покрывала газоны ровным грязно-желтым ковром. Ярко выделялись на сером фоне гроздья рябины с прозрачными капельками воды на каждой ягодке. Моросил мелкий противный дождь. Холодный ветер проникал под пятнистую куртку и Марина, выходя из подъезда, запахнула ее поплотнее.
        Молодой парень с пустыми глазами стоял возле ступенек, повернувшись спиной ко входу. Ссутулившаяся спина и вжатая в плечи голова были повернуты в сторону выезда со двора. Казалось, что он кого-то ожидает. Но едва женщина появилась, парень резко развернулся. В его руках тускло блеснул ствол пистолета. Володя Бутримов успел закрыть Степанову собой. Игорь Оленин и Леонтий Швец бросились за убегавшим убийцей. Младший сержант прыгнул вперед и сбил незнакомца с ног. Леон легко закрутил ему руки.
        Дежурившие милиционеры вызвали «скорую» помощь и позвонили в отделение. Игорь и Леон дождались милицию и сдали преступника. Затем отправились в отделение, чтобы дать показания. Раненого Бутримова, еще до прибытия «скорой», на депутатской
«Волге» увезли в Бурденко. Марина плюнула на намеченное утреннее заседание в Думе и повезла друга в госпиталь. Старший лейтенант Демин предупредил ближайшее отделение ГАИ, а те оповестили коллег по трассе. Их никто не остановил за все время движения. Голова Володи лежала на ее коленях. Она зажимала раны носовым платком и сереньким шарфом с шеи. Поминутно торопила сидевшего за рулем Сабиева:
        - Быстрее, Клим, быстрее!!! Он кровью истекает!
        Сабиев выжимал из автомобиля все, что мог. Тормоза скрипели на резких поворотах. Степанова по дороге связалась с госпиталем и предупредила о пациенте. Затем позвонила Бредину и рассказала о покушении. Их ждали в хирургическом отделении. Беспрепятственно пропустили на КПП, распахнув заранее ворота. Едва машина подлетела к подъезду, трое дюжих санитаров переложили тело раненого на каталку и бегом повезли в операционную, раздевая на ходу.
        Врачи долгих три часа боролись за жизнь Бутримова. Марина во время операции сидела в коридоре хирургического отделения, опираясь локтями в колени и низко опустив голову. Нет, она не плакала, только резко постарела за эти несколько часов. Прибывший генерал сразу отметил сведенные на переносице брови и понял, что разговор будет не из легких. Степанова подняла голову при его шагах и начала решительно отказываться от охраны:
        - Володя из-за меня под пули попал! Не могу я, товарищ генерал, жизнями парней рисковать! Не могу! Давайте так, вы выдаете мне разрешение на право ношения оружия, даете бронежилет и я отвечаю за себя сама. Так, как в Афгане было. Как мне в глаза его родителей смотреть, если Володька умрет? Как Марии объяснить, почему он погиб? Ведь он жениться собирался! Заберите парней! Я сама себя беречь буду…
        Генерал встал напротив. Встряхнул ее за плечи так, что голова Маринки мотнулась из стороны в сторону:
        - Прекрати пороть ерунду! Прекрати истерику! Ты же сильная! Парни за честь считают охранять тебя. Меня спецназовцы никогда не простят, если я сделаю так, как ты говоришь… - Сел рядом. Опустив руки между колен, чуть повернул голову и поглядел женщине в хмурое усталое лицо: - Тяжело его?
        Она выдохнула, отвернувшись:
        - Тяжело. Печень пробита и селезенка задета.
        В коридор вышла молодая медсестра. Сдвинула повязку с лица на шею. Огляделась и решительно подошла к сидевшим на кушетке:
        - Здравствуйте! Доктора просили передать - парень будет жить. Вы его вовремя доставили.
        Маринка как-то беспомощно посмотрела на нее, уронила голову на скрещенные на коленях руки и разревелась. Медсестра удивленно глядела на нее, а генерал молча развел руками в ответ на вопросительный взгляд женщины.
        Глава 9
        Шла середина ноября. У Марины был выходной и она спокойно занималась домашними делами. Продукты закупили накануне и впервые не надо было никуда идти. Ребята пытались ей помочь в домашних хлопотах. В этот день с ней в квартире находились двое: Клим Сабиев и Леонтий Швец. После всех попыток устранения «неугодного» депутата, в квартире теперь дежурили по двое.
        Володя Бутримов неделю назад выписался из госпиталя. Ему предоставили месячный отпуск после тяжелого ранения. Он появился в квартире Марины бледный и похудевший. Когда Марина спросила, куда брать билет, пояснил:
        - До Мантурово. Мы с Марией еще во время похорон Николая Горева заявление подали. Да вот рана помешала вовремя расписаться. Светланка меня «папой» зовет. Я к ним еду. Поженимся и на пару недель к моим родителям рванем. Так что приеду женатым человеком.
        Степанова проводила его на вокзал, передав с ним пакет с гостинцами для детей и родителей.
        Марина, с утра, не спеша перестирала и развесила белье. Потом встала к плите и принялась готовить. На сердце было странное предчувствие. Она сварила большую кастрюлю щей и приготовила азу с гречкой, уверенная, что приготовленного ей хватит на всю следующую неделю. Принялась резать свежую капусту для салата. Перетерла ее с морковью, уксусом, сахаром и солью. Собралась помыть руки. Раздался звонок телефона и тут же из коридора до нее донесся приглушенный оживленный говор. Она выглянула:
        - Леон, кто там?
        Швец махнул рукой как-то неопределенно, но так и не повернулся лицом. Марина не обратила внимания на странность в поведении парня и вернулась на кухню, решив, что парень разговаривает с очередной знакомой. В последнее время их у него было несколько. Даже ребята посмеивались над мужиком и дразнили «Казановой». В дверь позвонили и Швец попросил:
        - Марин, открой сама! Соседка хотела заглянуть. Клим в комнате читает, а я тут болтаю…
        Голос звучал слишком весело, но Маринка снова не обратила внимания. Леон не повернулся, продолжая стоять с трубкой возле уха. Она спокойно распахнула дверь и… села на тумбочку, прямо на телефон. На пороге стояли три полковника: Огарев, Андриевич и Силаев. Все трое широко улыбались и все были со спортивными сумками на плечах. В грязноватом камуфляже, не бритые, похожие на бомжей. Огарев смотрел на застывшее лицо пару секунд, а затем спросил:
        - Пустишь на пару ночей?
        Она подскочила и кинулась к ним. Втащила в прихожую, захлопнув дверь. Обхватила всех троих за шеи, беспорядочно целовала колючие щеки и подбородки, нервно смеялась, а по щекам катились слезы:
        - Мужики, родненькие мои, да как же я по вам соскучилась! Какие вы молодцы, что приехали! Я так рада! Почему не сообщили? Я бы за вами на Чкаловский приехала. Да хоть на месяц! Оставайтесь!
        Все трое обнимали ее. Когда немного поуспокоились, женщина отстранилась, давая возможность раздеться. Сабиев и Швец вытянулись, приветствуя офицеров. Пожали руки друг другу. Степанова показала Леону кулак и он широко улыбнулся - сюрприз удался! Андриевич повесил бушлат первым, быстро окинул взглядом похудевшую фигурку в простеньком халатике. Покачал головой:
        - Ты в Чечне справнее выглядела, чем сейчас. Костя, придется тебе жену на откорм сажать. Смотри, что политика с человеком сделала?
        Силаев повернулся к Марине. Серые глаза странно смотрели на нее и она шагнула к нему, уткнувшись головой в грудь. Прошептала, пряча горевшее лицо:
        - Живой… - На мгновение прижалась, тяжело вздохнув. Отстранилась и предложила: - Мужики, давайте-ка в ванную с дороги! Белье чистое есть? А то у меня тут кое-что имеется от прежней жизни.
        Огарев усмехнулся, оглядываясь в чистеньком коридоре:
        - Марин, ты погляди на нас, а затем на себя. Твое белье нам на руку не налезет!
        Она хитро усмехнулась:
        - Дудки! Налезет! Мне в последний раз форму пятьдесят четвертого размера выдали! Два простых и одно теплое. Косте я спортивные брюки приобрела по случаю. Как раз три штуки. И нижнее белье купила. Тоже можно одевать. Ну, так что, оденете?
        Андриевич смутился:
        - Да вроде неудобно в нательной рубахе перед депутатом ходить…
        Женщина расхохоталась. Бросилась в свою комнату. Они вошли следом, разглядывая уютную комнату. Марина достала из шкафа спортивные штаны:
        - Господи! Да я что, вас не видывала в таком виде? Так что переодевайтесь в чистое, а я вашу форму постираю. Или сначала поедите?
        Марина переводила взгляд с лица на лицо, стоя со стопкой одежды в руках. Огарев покачал головой, поглядев на друзей:
        - Помыться надо, а то на чертей похожи. Милиция внизу документы чуть ли не обнюхивала. Марина, мы форму сами постираем. Костину стирай…
        Степанова улыбнулась:
        - Геннадий Валерьевич, вы же с ног валитесь. Давайте мойтесь, а затем поедите и спать. Грязную одежду оставляйте в ванной. Вечером поговорим. Я двое суток свободна.
        Огарев, прихватив чистое белье, ушел в ванную комнату. Степанова провела Костю и Вацлава по квартире, словно экскурсовод. Пояснила:
        - Зоя Шергун всю квартиру обставила. Она и в порядок ее привела. Мне все некогда было. Вацлав, вы с Геннадием Валерьевичем расположитесь в этой комнате. Устраивает? - Марина указала рукой на светлую чистенькую комнатку с двумя маленькими раскладными диванами: - Сейчас я их раскину и белье постелю…
        Поляк притащил из прихожей сумки. Марина забрала сумку Силаева и под его взглядом перенесла к себе в спальню. Андриевич с трудом подавил вздох, глядя вслед. Костя ничего не заметил, так как тоже смотрел на Марину. Женщина вернулась и под их взглядами принялась стелить постели. Оба полковника помогли ей разобрать диванчики, превратив их в довольно широкие кровати. Огарев выбрался минут через двадцать в светло-коричневом теплом белье сверху и спортивных штанах с белыми полосками на боках:
        - Господи, словно заново родился! Вацлав или Костя, который пойдет?
        Марина сходила в прихожую и бросила к его ногам войлочные безразмерные тапочки. Андриевич переглянулся с Силаевым и артиллерист кивнул на ванную. Вацлав с готовностью исчез за дверью. Через несколько секунд зашумела вода. Женщина провела Огарева и Силаева в кухню. Костя сразу подошел к окну и отодвинул занавеску в сторону, глядя на две отметины на бронированном стекле. Тихо спросил:
        - Это после того раза, как в тебя стреляли?
        Она спокойно кивнула, проверяя, не остыли ли щи:
        - Да. Во второй раз меня Володя Бутримов собой закрыл. Я его вчера проводила на поезд. Будет отдыхать целый месяц.
        Огарев кивнул, присаживаясь на диванчик:
        - Мы знаем. Генерал звонил, да и пресса не молчала. Лихо ты Коршуна поддела! Я испугался за тебя. Он сильно на тебя орал?
        Степанова усмехнулась:
        - Кто ему позволит? Орут на тех, кто позволяет на себя орать. Мне плевать, что он генерал, я ведь и сама могу рот открыть. Виделись не однажды. Здоровается сквозь зубы. Я ведь не соврала ни на йоту и он это понимает!
        Геннадий Валерьевич задумчиво протянул, разглядывая похудевшее лицо женщины:
        - Ох, Марина! Твое сентябрьское выступление мужики на магнитофон записывали, чтоб дать послушать тем, кого на территории не было. Крепко ты правительство поддела!
        Из ванной выскочил Вацлав с полотенцем на голове. Прошлепал по коридору и словно ураган ворвался на кухню:
        - Здорово! Сразу человеком себя почувствовал. Костя, вперед!
        Силаев мгновенно исчез. Женщина принялась резать хлеб. Достала сметану и майонез, поставила тарелки, вытащила салат из холодильника. Немного подумав, водрузила на стол бутылку водки. Слегка звякнули стеклянные рюмки. Выглянула в коридор:
        - Клим, Леон, обедать садимся, как только Костя помоется.
        Полковники переглянулись:
        - Марин, ничего, что мы без приглашения? Нас Костя приволок. Мы хотели в гостинице…
        Степанова уставилась на них с такой обидой, что мужики смутились. А она сглотнув комок, выдала:
        - Костя молодец, а вот вы, хоть и начальники мои - все равно дураки! И думать забудьте про гостиницу. Когда в Москве бываете, немедленно ко мне! Я вам всегда рада. Мы немало пережили с вами и понимаем друг друга. Думаете, если сейчас в Москве, так я изменилась? Ошибаетесь! Злее стала, может быть, но к вам я никогда не изменю своего отношения. Вы в отпуск?
        Андриевич ответил:
        - В отпуск. Из двух полков пока нас нет, собираются создать один. Народу мало. Меня заместителем к Геннадию, так что мы после отпуска вместе будем. Решили немного столицу посмотреть. Вспомнить, ведь учились здесь! Два-три дня и домой…
        Он сказал последние слова как-то странно. Сразу отвернулся, словно бы для того, чтобы разглядеть картину на стене и Маринка не удержалась от вопроса:
        - Вацек, а ты женат?
        Он вздохнул и печально посмотрел на нее:
        - До девяносто четвертого года был женат, а в девяносто пятом оказалось, что уже нет. Приехал в отпуск, а дочка чужого мужика «папой» зовет. Мне она обрадовалась и объяснила, что так ей мама велела. Кристине сейчас двенадцать лет. Я ведь поздно женился… Закурить можно?
        Степанова кивнула, достала пепельницу из шкафчика и присела к столу:
        - Ты к родителям едешь?
        Вацлав глубоко затянулся и выпустил дымок к потолку. Поглядел на женщину:
        - К сестре. Померли родители. Жена с новым мужем за границу умотала, так что дочку я всего скорее больше не увижу…
        Маринка вдруг вспомнила, что когда приходила почта Вацлав отходил в сторону и отвернувшись от всех курил. Полковник усмехнулся, увидев, что женщина переживает за него:
        - Да не бери в голову! Справлюсь! Полинка у меня нормальная, а вот мужик у нее дерьмо! Всего скорее опять повздорим!
        Степанова улыбнулась хитро:
        - Вацек, а ты жениться не думаешь еще разок?
        Он уставился на нее, а Огарев переводил взгляд с лица на лицо. Ему становилось все любопытнее, Степанова явно что-то задумала. Андриевич задумчиво пожал плечами:
        - Не знаю. Навряд ли. Второй раз мне что-то не хочется через развод пройти. В чем дело?
        Женщина рассмеялась:
        - Я в последнее время свахой стала. Этакая «Ханума»! Вначале Шергуна женила, а теперь вот Бутримов с женой приедет…
        Огарев подскочил:
        - Как с женой? Когда это он успел? У него же ни одна баба подолгу не задерживалась. Сам жаловался и переживал.
        Марина развела руками:
        - Да вот так! Познакомили мы его с деревенской бабенкой. С моей родины. Переписывались. Уговорил он ее выйти за него. Когда мы ездили Николая Горева хоронить, они заявление подали. Мария в госпиталь к нему приезжала. Я вызвала, как только его ранили. Целую неделю от постели не отходила.
        Геннадий Валерьевич почесал щеку:
        - Вот так номер! Вацлав, может и действительно познакомишься с кем? Не все же тебе с медсестрами амуры крутить.
        Андриевич укоризненно поглядел на товарища, а затем исподлобья поглядел на Марину. Оправдываясь сказал:
        - Это он так сказал, никаких амуров у меня нет!
        Женщина хитро усмехнулась:
        - Неужели? А та медсестричка под Дуба-Юртом, присевшая на кровать, мне приснилась? Думаешь, я забыла? Она меня таким взглядом одарила, словно очередь из автомата пустила.
        Поляк отвел глаза в сторону, снова делая вид, что рассматривает картину над столом. Огарев рассмеялся:
        - Попался, Вацлав! Даже Маринка знает!
        Андриевич почесал затылок и как ни в чем не бывало, ответил:
        - Над твоим предложением я подумаю.
        Степанова предложила:
        - Вацек, если с зятьком полаешься всерьез, приезжай. Дверь моего дома для тебя открыта. Отдохнешь и здесь, по театрам походишь, по музеям. Чем себя занять найдешь. Договорились? Стесняться нечего, мы войну прошли вместе…
        Мужчина кивнул:
        - Договорились. Если что, я дам телеграмму.
        На кухне появился Костя. Голубой тельник плотно обтягивал его крепкую грудь и Маринкины глаза сверкнули. По спине пробежал озноб, хотя в квартире было тепло. Он заметил ее смятение, но сразу отвел глаза в сторону. В кухню вошли оба охранника. Женщина поглядела на них:
        - Клим, Леон, пообедаете и езжайте в общежитие отдыхать. Пока мужики со мной, вы свободны. Вам и так достается… Леон, как я слышала, ты тоже собрался жениться. Верно или показалось?
        Швец покраснел и опустив взгляд, кивнул, смущенно улыбаясь:
        - Не показалось, Марин. Действительно собираюсь. Женщина хорошая. Умница, с квартирой. Учительница младших классов. Мужа убили два года назад какие-то мерзавцы. Правда на два года старше меня, но я считаю, это ерунда.
        Огарев вытаращил глаза:
        - И ты, Леонтий, решил завязывать с холостяцкой жизнью?! Вот это ничего себе! Тоже Маринка познакомила?
        Швец улыбнулся:
        - Я сам познакомился на улице. Как раз в общежитие шел. Она неподалеку живет. Зовут Лидией. У нее сумка тяжелая была, я помог до дома донести…
        Все сели за стол. Марина ставила тарелки со щами на стол, а мужики сами разбирали их. Она обернулась от плиты и улыбнулась:
        - Я словно чувствовала, что вы появитесь. С утра большую кастрюлю первого сварила и второе сготовила побольше. Костя, распечатай бутылку. Клим с Леоном уходят, так что им можно выпить за встречу. Сметану в щи кладите…
        Все вместе выпили. Голодные мужики мигом справились со щами. Степанова предложила добавки. Охранники отказались, а полковники попросили «еще по черпачку». Выпили во второй раз за Марину. Женщина положила второе и достала вторую бутылку водки из холодильника. Налили по третьей и молча выпили. Огарев неожиданно сообщил:
        - Мы не стали тебе говорить и мужиков просили не болтать. Под Бамутом, во время штурма, двое моих ребят погибло, да трое человек у Вацлава. Ты всех знала…
        Андриевич добавил:
        - Геннадия чуть самого на штык не насадили во время зачистки…
        Костя продолжил:
        - Мой артбат двое суток практически от орудий не отходил. Трое погибших. Снаряды рвались прямо на позициях. Откуда у боевиков столько оружия? Дивизионные минометы и те имеются…
        Марина посуровела лицом. Несколько минут сидела, уставившись в одну точку. Они смотрели на нее. Женщина словно очнулась:
        - Ладно, мужики. Потом поговорим. Чай или сок?
        Все согласились на сок. Женщина мигом разлила два литровых пакета по высоким стаканам. Выставила на стол печенье:
        - Я к вечеру испеку чего-нибудь, а пока довольствуйтесь этим.
        Вацлав махнул рукой, прикусывая сразу половинку печенины:
        - Не беспокойся. Сама знаешь, чем питаться порой приходится, так что твой обед для нас царский пир.
        Пообедав, охранники уехали в общежитие. Марина посмотрела на уставшие лица мужчин:
        - Спальные места для всех готовы. Идите, отдыхайте. Пошли, провожу…
        Полковники встали. После сытного обеда, глаза у всех закрывались. Женщина проводила в комнату Вацлава и Геннадия. Затем распахнула дверь спальни перед Костей. Он вошел, глядя на широкий, разобранный диван с белоснежными простынями и обернулся. Марина шагнула следом, закрыв дверь за собой. Упала на грудь, обхватив его руками за шею. Подняла лицо и он прижался к ее губам:
        - Родная моя… Как же я соскучился по тебе!
        Она улыбнулась, почувствовав почти осязаемо его усталость:
        - Ты устал, Костя. Ложись, у нас с тобой впереди много ночей.
        Силаев кивнул головой:
        - Ты права. Вымотался окончательно, ни на что не способен. Не обидишься?
        Она, словно маленького, подвела его за руку к дивану и стащила тельник. Он скинул спортивные брюки и упал на постель. Марина укрыла его одеялом, подоткнув края. Присела рядом, глядя в любимое лицо. Серые глаза какое-то время смотрели на нее, а затем медленно закрылись. Силаев заснул. Она разглядывала его минут пять. Встала, аккуратно свернула одежду и тихонько вышла на кухню. Быстро растворила пироги. Ушла в ванную.
        Замочила нижнее белье, куртки и брюки мужчин, предварительно убрав из карманов содержимое: ключи, сигареты, зажигалки, документы, ручки. Усталые полковники забыли все убрать сами. Снова вернулась на кухню. Поставила размораживаться мясо. Почистила лук. Сварила яйца. Потом, кое-что вспомнив, взяла трубку от радиотелефона на кухню и позвонила Бредину. Сообщила о приезде мужиков и пригласила вечером в гости. Генерал спросил:
        - Марин, если я пару кроликов куплю, ты сможешь сготовить так, как тогда на даче? Я до сих пор вспоминаю и облизываюсь.
        - Смогу, но вам надо привезти тушки в ближайшиее два часа.
        - Привезу. Что еще надо? Не стесняйся, выкладывай.
        Марина продиктовала ему список продуктов. Отключилась и тут же позвонила Шергунам. Трубку взял Олег:
        - Полковник Шергун…
        - Знаю, знаю! В общем так, мужики с Чечни приехали: Огарев, Андриевич и Костя. Сейчас они спят. Я вас жду через пару часов у себя. Поможете мне сготовить. Генерал продукты привезет. Сегодня праздник устроим, а то у меня даже новоселья не было. Зою позови…
        Олег тихо сказал в трубку:
        - Зоя готовить не может. Токсикоз у нее. Она ребенка ждет.
        Маринка только и смогла протянуть:
        - А-а-а-а… Тогда, да-а-а…
        Степанова только в эту минуту вдруг вспомнила, что Зоя уже недели две с ней лишь созванивается, но не приходит, да и до этого она вела себя как-то странно. В голове промелькнуло воспоминание: однажды, месяца два назад, подруга хотела ей что-то сообщить, но кто-то отвлек Марину. А потом события неслись, как снежный ком и она полностью забыла о таинственном личике Зои. В трубке раздался смех Шергуна:
        - Что? Новость так по голове стукнула, дар речи пропал! Мы с Зоенькой приедем, но эксплуатировать я ее не дам. Она рядом стоит. Трубку передаю…
        Раздался шорох, приглушенный говор, а потом послышался голос Зои:
        - Ты извини, что раньше не сказали. У тебя и так полно забот! Олег преувеличивает. Он просто беспокоится за меня. Не так уж сильно я маюсь. Мы будем через пару часов.
        Марина проверила тесто и отправилась в ванную стирать. Немного отстирав руками грязь, забила в стиральную машинку первый комплект формы. Сама сходила и посмотрела на отстегивающиеся верхние куртки у бушлатов. Они тоже были не первой свежести. Женщина решительно стащили и их. Опустошила карманы, сложив все найденное на столе в кухне. Вернулась в ванную и замочила куртки. Отключила машинку. Вытащила комплект, сразу забила второй. Машинка гудела, а она старательно прополаскивала полевушку.
        За полтора часа справилась со стиркой, развесив форму и мужское белье в ванной. Заглянула в спальню, чтобы полюбоваться на Костю. Он перевернулся на бок и спокойно спал. Лицо выглядело усталым. Сильная широкая ладонь выглядывала из-под щеки. Марина улыбнулась и отправилась на кухню.
        Принялась разделывать тесто. Поставила противни с пирожками подходить и собралась заняться мясом, намереваясь порезать его и приготовить фарш. В дверь осторожно постучали. Уже потому, что с поста никто не позвонил, поняла, что прибыл кто-то свой и спокойно распахнула дверь. Это приехал генерал. За его спиной стоял солдат. И у Бредина и у его водителя руки были заняты сумками:
        - Принимай! До звонка не дотянуться, пришлось носком ботинка постучать. Дверь тебе испачкал, на улице слякотно.
        Она попросила:
        - Евгений Владиславович, вы потише говорите. Мужики уставшие приехали. Спят.
        Он скинул шинель и принюхался:
        - Что-то у тебя пирогами пахнет или мне кажется?
        - Правильно. Я пироги растворила. Сейчас Зоя с Олегом приедут. Помогут мне стол собрать.
        Бредин покачал головой:
        - Какая из нее помощница! Я месяц назад узнал, что она ребенка ждет. Сели чай пить: я, Олег и она. Я пирожные на стол поставил, а Зоя вдруг позеленела и бегом в туалет. Шергун мне объяснил, а сам аж светится от радости!
        Марина посетовала:
        - Я, к своему стыду, лишь сегодня узнала…
        Генерал жестом приказал водителю выкладывать на стол продукты, спокойно ответил:
        - Чего стыдиться? Если бы ты дома сидела, да забот не знала, тогда другое дело, а у тебя каждый день нервотрепка. Ох, втянул я тебя, Маринка, в грязь! Прости, не додумал!
        Евгений Владиславович достал из пакета двух крупных кроликов:
        - Вот они, красавцы! Ишь, какие жирные! Годятся? В общем так, я сам учиться буду кролика готовить. Специально сдал все дела заместителю. Тамару позвал, отказалась. Говорит, что тоже сюрприз готовить будет к твоему столу.
        Повернулся к солдату:
        - Игорь, а ты что встал, как истукан? Ну-ка, быстренько скидывай шинель и присоединяйся!
        Бредин сбросил китель и галстук. Шофер последовал за шефом и тоже разделся. Евгений Владиславович спросил:
        - Пару передников найдешь?
        Марина как раз ставила пироги в духовку:
        - Поставлю пирожки и дам. Рубашку сбрасывайте. Здесь жарко и вы ее быстро увозите. Тамара меня не поблагодарит. Водителю скажите…
        Генерал махнул рукой и сбросил рубашку, оставшись сверху в тельняшке без рукавов. Игорь тоже освободился от рубашки. Марина загрузила обоих делами. Сама принялась за чистку овощей, часто отрываясь, чтобы поглядеть на выпекавшиеся пирожки. Потом позвонила на вахту вниз и попросила предупредить Шергунов, чтобы не звонили в дверь, а постучали. Только успела вытаскать пирожки из духовки, как в дверь пару раз стукнули. Это оказались Олег и Зоя, и тоже нагруженные сумками. Женщина ошеломленно уставилась на странный вид выглянувшего генерала. Из-под цветастого передника торчали брюки с лампасами и мягкие тапки:
        - Евгений Владиславович, а вы что делаете?
        - Учусь кролика готовить.
        Олег понял в чем дело по восклицанию жены. Снимая куртку, довольно улыбнулся:
        - Правильно! Вначале у Степановой рядовым был, теперь поваренком стал. Интересно, в кого она превратит тебя в следующий раз?
        Генерал нашелся:
        - В кого бы не превратила, лишь бы на пользу.
        Марина поздравила чету Шергунов с будущим наследником:
        - Зоя, Олег, вы действительно, извините меня. Ни черта не заметила, а ведь должна бы! Зоя, если тебе плохо от запахов, ты лучше сходи в гостиной телевизор посмотри, а я тут мужиков погоняю…
        Она вдруг спохватилась:
        - Евгений Владиславович, вы обедали? Игорь, есть хочешь?
        Бредин отказался, а парень несколько смущенно ответил:
        - Не отказался бы перекусить…
        Степанова быстро разогрела остаток щей и вылила в тарелку. Бухнула ложку сметаны. Раздернула штору на кухонном окне и пригласила, поставив тарелку на подоконник:
        - Бери табуретку и садись сюда. Стол занят, сам видишь.
        Отрезала хлеба. Тут же положила несколько горячих пирожков на тарелку и налила стакан молока. Поставила перед солдатом. Спросила:
        - Олег, Зоя, по пирожку не желаете? Только вытащила. Товарищ генерал, а вы как?
        Бредин возмутился:
        - Маринка, ты что, разозлить меня хочешь? Мы не в управлении. Я однажды сказал, что вне службы зови меня по имени, а ты словно издеваешься - «товарищ генерал»! Я и так знаю, кто я.
        Маринка в шутку прищелкнула босыми пятками, прикрыла макушку левой рукой, а правой лихо козырнула. На ее беду на полу лежал кусочек мяса и она поскользнулась на нем, поворачиваясь к плите. Генерал не успел среагировать и она рухнула на него. Взмахнула рукой, расцарапив ногтем щеку мужчины. Силясь удержаться на ногах, крепко прижалась к начальнику грудью. Бредин не смог застопорить ее падение. Он слетел с табуретки головой в ноги к стоявшей у стола Зое, а Маринка оказалась на нем.
        Бредин открыл глаза и увидел ноги Зои, обтянутые колготками, почти до бедер. Его голова лежала на ее ступне. Генерал почувствовал, что ему в грудь упирается нос Степановой. Фырканье от окна заставило его скосить глаза в ту сторону: его водитель откровенно хохотал, уткнувшись носом в скрещенные на подоконнике руки. Марина оперлась на грудь генерала рукой и скатилась с него. Встала, смущенно пискнув:
        - Извините, товарищ генерал!
        И тут же отвернулась. Ее плечи тряслись от беззвучного гогота. Зоя рассказывала все, что произошло, мужу, давясь смехом. Шергун тоже смеялся. Генерал с трудом встал. Поглядел на хохочущих друзей и с деланной обидой сказал:
        - Я бы предпочел, чтоб меня так уронили на постель, а не на пол. Как я теперь царапину на лице жене объясню?
        Олег высказался:
        - Ну вот, Маринка превратила тебя в матрас! Мы Тамаре расскажем, что произошло, поймет. Она у тебя мировая!
        Бредин рассмеялся после этих слов. Степанова спросила, когда немного поуспокоилась:
        - Жень, сильно стукнулся? Может полотенце приложить со льдом?
        - Если только на спину. Мой затылок ноги Зои спасли, я на них упал. Вот у нее наверняка синяк появился.
        Женщина отрицательно покачала головой:
        - Да вы затылком мне по икрам проехались и все.
        В доме напротив уже не молодой мужчина, колдовавший возле затемненного окна с фото- и киноаппаратурой, довольно потер руки: за такие кадры депутаты могли отвалить ему не мало денег, а уж подретушировать и убрать некоторых персонажей - это дело техники. Но он не спешил продавать снимки, решив понаблюдать еще пару недель «за объектом».
        Они успели приготовить все до того, как прибывшие проснулись. Раскрыли стол-книжку в гостиной. Накрыли его белоснежной скатертью и стали сносить закуски и напитки туда. Расставляли тарелки, рюмки, бокалы, раскладывали ножи и вилки. Генералу позвонила жена и попросила приехать, чтоб забрать ее. Бредин отправил за ней одного водителя, наказав помочь жене. Он как раз наблюдал за последними «штрихами» приготовления кролика и решил не отрываться. Рецепт старательно записывал по минутам в старенький блокнот, который постоянно таскал с собой.
        Тамара прибыла через час. Солдат нес на вытянутых руках поднос с чем-то большим и тяжелым, тщательно укрытым сверху темным полиэтиленовым мешком и стареньким детским одеяльцем. Женщина тащила сзади две сумки. Слегка пожурила мужа, но тут же простила, узнав, что он изучил рецепт. Зоя, смеясь, рассказала ей о падении генерала и Маринки, объяснив причину царапины на лице Бредина. Генеральша шутливо погрозила супругу пальцем, а он с самым невинным видом развел руками:
        - Я не причем, она сама упала!
        На подносе оказался жареный гусь с яблоками, брусникой и румяными ломтиками картошки. Он был горячим. Едва успели выложить на тарелки все салаты, привезенные генеральшей и расставить их на столе, как в кухню, на звук голосов, вышли Андриевич и Огарев. Поздоровались со всеми. Генерал представил мужикам Зою Шергун, свою жену и солдата-водителя. Геннадий Валерьевич взглянул на часы:
        - Лихо мы вздремнули! Почти семь часов спали. На службе так не спалось. Марин, ну зачем ты все постирала? У нас, что, рук нет? Заходим в ванную, а там наши шмотки развешаны. Представляете, Евгений Владиславович, Марина даже верхние куртки с бушлатов перестирала! Их-то зачем стащила? Ты же депутат, а не прачка.
        Степанова поглядела на Огарева:
        - Гена, ну что ты ворчишь? Депутат, депутат… Я из спецназа! Завтра все сухое будет. Поглажу. Домой приедете чистенькие и менты поменьше коситься будут. Мне не трудно. Вы же свои.
        Андриевич принюхался:
        - Чем это так вкусно пахнет? Мы от этого аромата проснулись.
        Женщины переглянулись:
        - Они в гостиную не заглядывали… Прекрасно! Посидите здесь и не выглядывайте…
        Все три женщины исчезли, оставив мужиков недоумевать. Причем Марина не знала, зачем ее тащат. По дороге Зоя и Тамара прихватили какой-то пакетик из прихожей, а потом попросили ее разбудить Костю. Сами скрылись в гостиной. Степанова зашла в спальню. В полумраке остановилась возле постели, с радостью разглядывая родное лицо и сильные руки, раскинутые по одеялу. Силаев услышал ее шаги до того, как дверь открылась, но притворился, что спит. Марина поверила. Наклонилась, чтоб поцеловать в нос, а Костя вдруг сцапал ее, увлек на кровать. Уронил на подушки и крепко поцеловал:
        - Попалась! Теперь-то уж никуда не убежишь!
        Она притянула его к себе и прижалась к обнаженному плечу головой:
        - Просыпайся! Все готово. Праздновать будем ваш приезд.
        - Зачем такие хлопоты?
        Марина прошептала, тихонько смеясь:
        - Генерал с женой уже здесь, Олег и Зоя Шергун тоже, Андриевич и Огарев на ногах. Один вы, товарищ полковник, изволите дрыхнуть. Марш умываться!
        Он вскочил и вытянулся:
        - Слушаюсь!
        Тут же схватил поднявшуюся женщину в объятия и еще раз поцеловал. Быстро натянув брюки и тельник, рванул в ванную. Марина сама представила Косте жену генерала. Тамара внимательно посмотрела на лицо мужчины и лукаво улыбнулась Степановой. Стали рассаживаться за стол. Солдата-водителя усадили за стол вместе со всеми. Бредин сам так решил, вспомнив погибшего Колю. Правда, генерал не разрешил ему выпить. Игорю предстояло развезти Брединых и Шергунов по домам. Марина и Тамара отправились на кухню, чтобы принести подносы с гусем и кроликом. Генеральша по дороге быстро сказала:
        - Костя красивый мужчина! Теперь я понимаю, почему ты по нему сохла. Он тебя любит…
        Внесли подносы в гостиную под дружное восхищенное аханье мужиков. Раскладывали по тарелкам сразу и гуся и кролика. Бредин попросил:
        - Марин, мне лучше две порции кролика… - Покосился на жену и дипломатично добавил: - …и птички…
        Мужики рассмеялись. Уж слишком неприкрыто выглядело желание генерала отказаться от гуся. Тамара смешливо поглядела на мужа и сказала:
        - Не подлизывайся и вид не делай, что тебе гуся охота! Ты мне с этим кроликом полгода покоя не даешь. Отводи душу! И дай Бог, чтоб нам сегодня снова стрелять не пришлось…
        Марина сидела между Силаевым и Огаревым, Зоя между мужем и Андриевичем, Тамара между мужем и солдатом. Бредина и Шергун переглянулись. Генеральша вытащила таинственный пакет из-под стола и достала из него два хрустальных высоких бокала:
        - В скором времени, как мы понимаем, свадьба у Марины и Кости намечается. С ее занятостью и его частым отсутствием этой свадьбы, как таковой может не оказаться. Распишутся и снова в бой! Раз уж Костя приехал… - Генеральша махнула рукой, явно сбившись с подготовленной речи и крикнула: - Это наш маленький подарок. Горько!
        Силаев смутился:
        - Я в таком виде…
        Зоя успокоила:
        - Ничего страшного. Все свои. Горько!
        Смущенная Марина начала приподниматься, увидев, как встает Костя. Он нежно поцеловал ее при всех. Женщина чувствовала, как щеки начали гореть. Она торопливо принялась за еду. Бредин с аппетитом уминал кролика. Потом все же сказал:
        - Заяц вкуснее был!
        Степанова мигом подстала к словам:
        - Он был свежий, а кролики недели две или три в морозилке лежали. Жень, поохотиться в следующие выходные не желаешь? Костя, поедешь? Уедем куда поглуше, чтоб милиция не поймала и с винтовочкой…
        Силаев кивнул, а Бредин хитренько сказал:
        - Я согласен, но с условием: стреляешь ты. В последнее время мне не так часто приходится иметь дело с оружием. Тамара, отпустишь на охоту с Мариной?
        Жена пожала плечами:
        - Почему нет? Едьте. Только без добычи не появляйся, хоть ворону, но привези!
        Евгений Владиславович под смешок присутствующих, согласился с требованием жены:
        - Это мы всегда пожалуйста! В Подмосковье ворон много, особенно на помойках!
        Обстоятельств вывода войск из Чечни старались не касаться, но без этого было не обойтись и вскоре разговор зашел о войне. Мужчины помрачнели. У Андриевича скулы заходили ходуном, а огромные кулаки самопроизвольно сжались. Зоя и Тамара слушали. Марина задавала вопросы, часто задумывалась. Бредин внимательно и с какой-то грустью наблюдал за ней. От Кости это не укрылось. Силаев вздохнул, понимая, о чем думает генерал: женщина автоматически готовила новое резкое выступление в Думе, а это грозило новыми покушениями…
        Расходиться начали после двенадцати ночи. Бредины и Шергуны вышли вместе. Генерал еще в квартире приказал солдату вначале заехать на квартиру полковника. Семейные пары тепло попрощались с мужиками и спустились вниз. Трое мужчин принялись помогать Марине убирать со стола. Вацлав поглядывая на остатки пиршества, произнес:
        - Н-да, давненько мне не приходилось подобных кушаний пробовать… А кролик был просто великолепен. Не зря генерал запал на него. Марин, где ты так готовить научилась?
        Она как раз складывала грязные тарелки в стопку. Замерла на минутку. Вздохнула. Ответила, словно вспоминая:
        - Дома. Вместе с мамой в выходные какие только рецепты не пробовали! В течение недели доставали продукты, а потом изощрялись. Отец смеялся: «Готовили полдня, а съели за пять минут»!.. Мужики, может останетесь до следующих выходных? Вместе поохотиться съездим…
        Огарев покачал головой:
        - Я по своим стосковался. Жена ждет. В каждом письме тоска ее слышится. Сыновей почти год не видел. Ты извини, Марин. В гостях, конечно, хорошо, но дом есть дом. Ты сама понимаешь… Вот Вацек пусть остается. С сестрой он повидаться успеет, да и с зятем поссориться тоже.
        Андриевич подумал пару минут:
        - Я не против, только не хотел бы третьим лишним оказаться. Марине с Костей побыть вдвоем хочется. Понимаю…
        Степанова рассмеялась, шутливо шлепнув его по руке:
        - Дурачок ты! Смотри, сколько комнат! Оставайся. Лишним не будешь…
        Марина мыла посуду, а они сидели рядом на кухне и рассказывали, как горько обидел воевавших солдат и офицеров генерал Коршун. Огарев откровенно сказал:
        - Мы думали, все же свой генерал! Поймет, выслушает, защитит от произвола политиков. А он нам поддых врезал. Нас враги боялись! Он нас перед всем миром ославил, в трусов превратил. Представляешь, Марин, вывод этот на драп похож. Все в спешке, все кое-как. Не мало оружия останется в Чечне.
        Она присела напротив и пытливо поглядела на всех троих:
        - Мужики, как сейчас устроились?
        Андриевич и Огарев мрачно переглянулись, уставившись в стол. Вацлав жестко сказал, не глядя на депутата:
        - В летних палатках посреди чиста поля, под Полтавским. Это километрах в тридцати пяти от Моздока. Бочек не хватает, чтоб печки сделать. Треть личного состава с простудой мучается, у некоторых чирьи по телу пошли. Вода питьевая в станице. Приходится возить В Куре настолько грязная течет, что даже для стирки приходится вначале дать отстояться. Да и стираться не в чем. Вот почему мы такие грязные прибыли. Местные жители некоторых из ребят, наиболее тяжелых, по домам разобрали. Там нас понимают, а вот в Москве не хотят. Мы попытались справедливости добиться, так нас в отпуск отправили. Вместо нас заместители командуют, с ними легче справиться…
        - Генерал знает?
        В разговор включился Огарев:
        - Знает. Тоже ничего сделать не может. Вся надежда на тебя. Пусть хоть продукты присылают во время, полевые кухни нужны, печки-буржуйки требуются. Ведь с нуля начинаем! Так не хотел ехать, кто бы только знал! Мужики там мерзнут…
        Марина внимательно поглядела на друзей и спросила:
        - Мужики, вы согласны рассказать все это одному моему знакомому с телевидения? Мужик хороший, армии симпатизирует, независимый канал. Его даже в Штатах смотрят. Вацек, он тоже поляк. Обещаю: ни фамилий, ни имен не будет. Но это единственный способ заставить правительство шевелиться. В Думе такой вопрос вероятнее всего вообще поднимать не станут, даже если я каждый день об этом твердить начну. Насмотрелась, знаю!
        Полковники переглянулись:
        - Мы верим тебе, Марин. Давай попробуем! Рискнем погонами. Все равно в грязи по самые уши, благодаря «миротворцу»…
        Марина притащила телефонную трубку и не смотря на позднее время собралась набрать знакомый номер. Огарев взглянул на часы:
        - Поздно уже, Марин. Не удобно.
        Она четко ответила:
        - У меня деловой звонок, значит не поздно. К тому же сейчас под окнами шпионов нет.
        Набрала номер. Долго шли гудки, затем заспанный голос произнес:
        - Алло… Стефанович…
        - Извините за поздний звонок Станислав Казимирович, Степанова беспокоит. Не могли бы вы прямо сейчас ко мне подъехать?
        Голос мигом «проснулся»:
        - Что-то случилось, Марина Ивановна?
        Она мрачно сказала в трубку:
        - Случилось. Приезжайте и камеру захватите, только никому ни гу-гу. Охрану внизу я предупрежу. Сейчас за мной не следят.
        - Через полчаса буду!
        Степанова отключилась и поглядела на полковников:
        - Вот и все. Не пугайтесь, ребята. Говорить буду я сама, а вы подсказывать. Но вначале поговорите со Стасом. Завтра интервью промелькнет в телеканале. Пусть политики почешут затылки.
        Андриевич глухо сказал:
        - Марин, ты снова себя подставляешь.
        Она взглянула на мрачного Костю:
        - Мне отступать некуда. Я взялась за депутатство не для того, чтобы сидеть, как мышка. И дерусь, как умею.
        Марина набрала номер охраны и предупредила о позднем визите. Продиктовала данные оператора. Огарев вздохнул:
        - Дерешься крепко. Такие вопросы подняла, какие никто до тебя не поднимал. Правду с экрана швыряешь в лицо всей стране. Наши мужики в станицу по очереди бегают, чтоб новости узнавать. Сельчане знают, что ты с нами служила, охотно пускают в дома. Если чего сами услышат, нам передают.
        Силаев встрял в разговор:
        - Я с мужиками в Моздоке встретился. Наш полк устроился лучше, чего там говорить. В Кочубеевском районе. Захудалая часть, всего тридцать солдат, зато казармы целы и даже отопление имеется - две «буржуйки» посреди коридора. Зато с питанием дело швах! Второй месяц на одной перловке сидим. Даже кильки в томате не выдают. Офицеры еще как-то перебиваются, все же оклады хоть и не регулярно, но платят, а солдатам плохо. С обмундированием проблемы - на складе нет ни бушлатов, ни нательного белья, ни обуви. Мужики ходят штопаные-перештопаные, заплата на заплате…
        В дверь постучали и Марина кинулась открывать. Мужики двинулись следом, застыв в дверях и готовые в любой момент прийти на помощь. В прихожую влез Стефанович с кинокамерой на плече и огромной сумкой в руке:
        - Здравствуйте!
        Огарев и Силаев забрали из его рук камеру с сумкой и унесли на кухню, чтоб мужчина мог спокойно раздеться. Расселись вокруг стола. Оператор скинул куртку и сапоги, прошел на кухню следом за ними. Подвинул табуретку и сел напротив. Марина устроилась на уголке последней. Оператор внимательно оглядел всех темными глазами. Потом взглянул на женщину:
        - Что случилось?
        Она объясила:
        - Это мои друзья. Они только прибыли с Чечни, а точнее с мест новой дислокации. То, что они мне рассказали, страшно. Фамилий их называть не буду. Это Вацлав. Он поляк, как и вы. А это Геннадий и Константин. Сначала поговорите с ними, а потом я бы хотела дать вам эксклюзив по всему тому, что они расскажут. Ребята не должны попасть на экран. Их жизнями и карьерой рисковать не стану. Я выступлю сама. От меня эту выходку стерпят. Вы, думаю, уже знаете, что депутаты меня «сумасшедшей бабой» стали звать? У виска за спиной крутят, когда прохожу, ухмыляются криво…
        Чтобы сделать обстановку более домашней и располагающей к беседе, Степанова предложила:
        - Станислав Казимирович, не против выпить в нашей компании? Мы перед вашим приездом немного отметили встречу…
        Андриевич кивнул:
        - У Марины такие вкусные блюда остались! Не пожалеете!
        Оператор усмехнулся:
        - А я не против! Ужин-то когда был…
        Женщина мигом накрыла в кухне стол. Выставила початую бутылку коньяка, водку и вино. Стефанович хмыкнул:
        - Ого! Не плохо!
        После второй рюмки разговор оживился. Легко перешли на «ты». Полковники наперебой рассказывали о наболевшем. Временами оператор задавал короткие вопросы. Внимательно слушал, что-то помечая в блокнотике. Не смотря на то, что выпито было уже не мало, а времени шел третий час ночи, он оставался фактически трезвым. То, что рассказывали мужики в нательных рубахах, стоило внимания общественности. Часов около четырех утра Станислав попросил:
        - Марина, переоденься в костюм. Я начинаю ночной репортаж. Обещаю, что утром он увидит свет.
        Полковники дружно замолчали. Степанова мигом исчезла в спальне, а через пару минут вернулась, на ходу поправляя волосы. Она была в пятнистой полевушке. На глазах у мужчин слегка тронула губы светлой помадой:
        - Стас, где лучше снимать? Может в гостиной?
        - Пойдем, посмотрим…
        Всей капеллой тронулись по коридору. Гостиная подходила больше. Оператор усадил женщину в кресло, подвинув его к шикарной пальме, торчащей из бочки. Марина давно удивлялась, где Зоя могла раздобыть такое огромное и раскидистое растение. Стефанович установил на штативе камеру и настроил ее на изображение. Попросил:
        - Вацлав, когда я встану перед камерой и кивну, нажми вот эту кнопку, а потом садись вместе с остальными. Мужики, просьба, не разговаривать! Все разговоры потом. Я представлю интервью, как прямой эфир. Пожалуйста, тишина!
        Степанова была абсолютно спокойна, когда камера приблизилась вплотную. Стефанович встал перед ней и кивнул. Андриевич нажал на кнопку и на цыпочках отошел к друзьям. Стас заговорил:
        - Я Станислав Стефанович и веду этот репортаж из квартиры известного депутата Марины Ивановны Степановой. Она согласилась дать нашему телеканалу эсклюзивное интервью. Как известно, Марина Ивановна является депутатом от российской армии и ее не могут не волновать проблемы, связанные с выводом войск из Чеченской Республики. Этот репортаж полностью посвящен этой животрепещущей проблеме. Итак в прямом эфире, Марина Ивановна Степанова…
        Оператор шустро подскочил к камере и Марина заговорила:
        - Уважаемые жители Российской Федерации, это интервью я даю после того, как узнала, в каких нечеловеческих условиях находятся выведенные из Чечни войска…
        Женщина говорила о многочисленных проблемах, на которые обрек воюющую армию
«миротворец» Коршун. Рассказывала обо всем, что происходит с армией в действительности после вмешательства политиков. Резко отзывалась о деятельности Полена. То и дело Огарев, Андриевич и Силаев слышали собственные слова из ее уст. Мужики переглядывались. Костя впервые видел «живое интервью». Все трое с ужасом слушали, как она обрушилась на Министра Обороны:
        - Вы ни разу не побывали в Чечне, так как вы можете судить о том, что там происходит? Мужики воевали, они были грязны и оборваны, но они держали нос кверху, а сейчас они чувствуют себя облитыми ушатом помоев! Как отчистить армию от позора, который ей навязали?
        Когда интервью закончилось, Огарев вздохнул:
        - Маринка, я горжусь, что ты служила у нас…
        Стефанович поглядел на него, пряча камеру в футляр и складывая треногу:
        - А я горжусь, что именно у меня будет этот репортаж, что именно мне Марина дала его! Остальные журналюги и телевизионщики завтра себе локти обкусают! Вы извините, мужики, но у нас страшная конкуренция. Особенно на Марину Ивановну. На первую пресс-конференцию собралось человек тридцать, а сейчас коллеги осаждают меня просьбами помочь попасть к ней. Вот так-то!
        Перед тем, как уехать, он тихо сказал Огареву, чуя в нем старшего:
        - Надо бы ей охрану удвоить. До меня донесся слух, что с ней собираются разобраться солнцевские. Да и кроме них врагов у Марины множество. Я сам слышал, как депутаты грозились ее хлопнуть. Они киллера ищут с опытом, но есть интересная информация - несколько киллеров уже отказались. Однажды, стекла бронебойные могут не спасти…
        Геннадий Валерьевич вздрогнул. Едва дверь за оператором захлопнулась, он рухнул в кресло в холле:
        - Марина, надо генерала попросить еще ребят к тебе подключить. Боюсь, что после сегодняшнего репортажа, Коршун с Поленом взбесятся…
        В половине шестого утра отправились спать. Марина чувствовала себя усталой. Костя прикрыл дверь и прижался к ней спиной. Женщина остановилась и чуть улыбнулась, не услышав шагов. Медленно повернулась. Он стоял привалившись к косяку и смотрел на нее. Шагнула назад. Прижалась к его груди головой:
        - Костя, родной мой…
        Он провел рукой по волосам. Затем осторожно начал вытаскивать шпильки. Волнистые пряди рассыпались по плечам. Мужчина расстегнул на ней куртку и снял ее, небрежно бросив на кресло. Подхватил на руки и понес к так и не убранной постели…
        Глава 10
        Они проснулись в одиннадцать дня от звонка телефона. Костя заворочался и приоткрыл глаза. Голова женщины лежала на его плече. Марина подскочила от настойчивого трезвона. Торопливо накинула халат на обнаженное тело и кинулась в прихожую. Это был Бредин. Генерал крикнул в трубку:
        - Когда ты успела дать это скандальное интервью? Мне звонили уже и Коршун и Полено. Ты их так мордами о землю приложила, что оба жаждут отмщения! Я столько мата выслушал!
        Она тихо спросила:
        - Сильно давят, товарищ генерал? Я сегодня ночью эксклюзив дала, когда вы уехали. Мужиков жалко…
        Генерал хмыкнул в трубку:
        - Нормально давят, как и обычно. Выдержу! Тебя не осуждаю и считаю, все сделала правильно, хотя испугался за тебя. Ты лихо размахнулась! Врезала в лоб депутатам, правительству, Министру Обороны и самому Президенту. Гениально! Ты знаешь, сколько у тебя врагов прибавилось? Не забудь лоб зеленкой смазать, когда на улицу выйдешь. В Генштабе на двенадцать дня созывается экстренное совещание. Оно посвящено, целиком, оснащению и снабжению выведенной из Чечни армии продовольствием, боеприпасами, обмундированием и всем необходимым. Я обязан присутствовать.
        Марина насторожилась:
        - Мне пойти с вами? Дам бой и уйду…
        - Не надо, Марина, они и так знают правду. Просто не воспринимают ее так, как ты. Они же свою кровь не проливали…
        Она попросила:
        - Позвоните мне, если что пойдет не так. Я наготове! В Генштабе я еще не выступала.
        Бредин, даже по голосу было слышно, улыбнулся:
        - Зато тебя там и так знают. Маринка, мне подчиненные Огарева час назад звонили. Они уже в курсе!
        Степанова удивилась:
        - Во сколько передавали?
        - В семь утра, потом полдесятого и вот в двенадцать пустят. Слушок есть, что по всем каналам пройдет. Ты прекрасно выглядишь.
        Степанова сообразила, что Стефанович сразу от нее отправился в киностудию и порадовалась оперативности телевизионщиков независимого канала. Вбежала в спальню:
        - Костя, мое интервью уже показали дважды. Через сорок пять минут покажут еще раз. В двенадцать дня пройдет срочное совещание в Генштабе. Будут обсуждать вопрос о снабжении выведенной армии продуктами, обмундированием и всем необходимым.
        Силаев подскочил:
        - Так быстро?
        - Ага! Стефанович не спал совсем, но дал эксклюзив в эфир.
        Костя судорожно натянул спортивные брюки и бросился к друзьям, забыв про тапки и звучно шлепая босыми ногами по паркету. Распахнув дверь, с порога крикнул:
        - Мужики, через полчаса в третий раз Маринкин ночной репортаж по каналам крутить будут!
        Огарев и Андриевич тоже подскочили. Торопясь натягивали на себя одежду. Галопом умылись и побрились. Без пяти двенадцать уселись у телевизора. По четырем каналам шел ночной репортаж. Едва он закончился, раздался телефонный звонок. Марина схватила трубку. Это бы Стефанович:
        - Марина, ты довольна? Я не позволил ни единого слова выбросить. Есть сведения, что военные собирают в спешном порядке самолет с продовольствием и обмундированием для выведенных войск!
        - Спасибо, Стас! Мужики тебе кланяются и благодарят тоже. Береги себя!
        - Если будет что-то еще, звони! Не важно день или ночь на дворе. Между нами говоря, мое издательство заработало на этом репортаже около сотни тысяч. Они меня готовы на руках носить!
        - Кто-то звонил с негативной оценкой?
        - А то как же! Сам Полено матерился, да я трубку бросил, послав его! Мы денег на работу у них не клянчим, так что пошел он в задницу!
        Марина положила трубку и обернулась к молчавшим мужикам:
        - Мы кое-чего добились. Генштаб собирается в срочном порядке отправить продовольствие, обмундирование и все необходимое для жизни выведенным войскам.
        Полковники с трех сторон, без единого звука, обхватили ее и приподняли над полом, кружа вокруг. По щекам суровых мужиков катились слезы…
        С часа дня начались многочисленные звонки. В течении часа Марина не отходила от телефона. Примчавшийся по ее вызову Игнат Капустин сменил женщину и теперь отвечал на все вопросы сам. Принимал благодарные отзывы о репортаже, записывал все новые и новые факты отвратительных условий проживания российских военнослужащих. Звонили отовсюду, в том числе и с границ с Чечней.
        Марина каждое утро просыпалась рядом с Костей. Подолгу смотрела на него, если просыпалась раньше. Она была счастлива и даже к многочисленным неприятностям, случавшимся с ней на работе ежедневно относилась спокойно. В эти дни ее ничто не могло выбить из колеи. На третьи сутки они проводили уезжавшего поездом в Новосибирск полковника Огарева. Геннадий Валерьевич уже знал, что его подчиненные получили необходимые печки, утепленные зимние палатки и продукты. Временно исполняющий обязанности командира подполковник Власюк успешно справлялся с трудностями. После хорошего известия Огарев немного успокоился и уезжал на родину вполне жизнерадостным.
        Силаев, каждое утро, сквозь сон, чувствовал поцелуй Марины. Она уезжала на очередной прием посетителей и он говорил, не открывая глаз:
        - Жду тебя…
        Прошла неделя. Андриевич и Силаев раза три ездили вместе с Мариной в приемную. Наблюдали, как она ведет прием посетителей. Удивлялись быстрым решениям. Познакомились поближе с секретарем Игнатом Капустиным. Молоденький прапорщик чувствовал себя в этой роли весьма комфортно и заметно важничал. Даже полковникам он заявил:
        - Марина Ивановна говорит голую правду всем от уборщицы до Президента. Ее за это любят и ненавидят, а я горжусь, что работаю с ней и готов идти за ней в огонь и в воду…
        Ночи проходили в каком-то горячем угаре. Иногда оба словно выныривали из пелены обоюдных ласк и принимались разговаривать. Говорили обо всем, но чаще мечтали о своем совместном будущем. Иногда Костя, не очень уверенно, просил ее не рисковать так сильно и поберечь себя, но быстро замолкал, понимая, что его надежды тщетны. Когда Марина берется за дело, она его выполняет. На следующей неделе собирались съездить в Рязань, к сыну Кости. Марине хотелось познакомиться.
        В субботу с самого раннего утра они уехали в Подмосковье заранее наметив по карте маршрут для охоты. Снега было мало и лыжи решили не брать. Они уехали далеко за Звенигород на генеральской машине. Проскочили мимо военного городка. Охрану Марина с собой не взяла, так как троих мужчин было вполне достаточно. Бредин прихватил две снайперских винтовки, для себя и Степановой. Костя и Вацлав заренее сказали, что стрелять не собираются. Они хотели просто побродить по заснеженному лесу.
        Свернули с основной дороги на проселочную, затем еще немного повернули в лес и остановились. Огромные ели с тощими слоями снега на лапах, окружали их со всех сторон. Редкие вкрапления берез казались нарисованными на темной зелени. Обиндевевшие ветки с полуоблетевшими сережками изящно склонялись вниз. Солдат-шофер остался в машине, а четверо пассажиров скрылись в лесу. Генерал сам предложил Марине идти впереди, посмеявшись над собой:
        - Я вообще впервые на охоту иду. Так что флаг тебе в руки!
        Вацлав с Костей переглянулись:
        - Да и у нас позади охота лишь на человека…
        Следов было множество, но все они оказались старыми. Стащив перчатку и дотронувшись ладонью до краев следа, Марина сразу сообщила генералу об этом. Еще дважды наклонялась к следам, а потом перестала. Глаза сами выхватывали обледеневшие края. Они бродили около часа, когда женщина наткнулась на свежий след. Легкая пороша, прошедшая с вечера, дала отчетливое представление о добыче. Женщина обернулась:
        - Идите следом, но отстав от меня метров на пятьдесят.
        Мужчины послушались. Степанова шагала быстро и уверенно, держа винтовку в руках. Неожиданно она замерла и вскинула оружие к плечу. Офицеры взглянули в ту сторону, но ничего не увидели, лишь выстрел показал им подскочившего из кустов зайца. Все трое переглянулись и кинулись догонять Марину, подходившую к зверьку. Она быстро стащила шкурку и одним движением отрубила голову, забросив ее под нависавшие над землей еловые лапы:
        - Лиса съест. В прошлый раз я сделала глупость, притащив тушки с головами. Несчастный Салманов чуть сознание не потерял.
        Зайца всучила генералу:
        - Тамара просила хоть что-то принести. Не могу же я ей ощипанную ворону презентовать! Вот и тащите. Шкурку хотите взять?
        Бредин искренне удивился:
        - Зачем она мне? Обрабатывать не умею, да и времени нет.
        Марина тотчас спрятала мех в сумку:
        - Тогда себе забираю…
        До обеда пробродили по лесу, так никого и не встретив ни из людей, ни из зверей. Зайцев больше не нашли. Со всех сторон громоздились лишь темные кроны елей, редкие вкрапления сосен на пригорках и толстенных берез с многочисленными кустарниками. Генерал предложил:
        - Марин, давай тушку пополам поделим? Все же стреляла ты.
        Она согласилась и одним движением перерубила зайца пополам. Вернулись к машине. Спокойно спрятали винтовки под заднее сиденье автомобиля, на случай осмотра милицией, сели и отъехали. Во втором часу дня Марина, Вацлав и Костя находились в квартире. Генерал уехал домой, весьма довольный добычей. Напоследок поделился своими планами:
        - Сегодня сам попробую сготовить зайца по твоему рецепту. Если что забыл или не записал, позвоню…
        Прошел понедельник. Во вторник с утра Вацлав уехал за билетом на вокзал. Марина отправилась на работу. Костя остался в квартире один. Пока мужики находились у Марины, охранники сопровождали ее только на работу и каждое утро вчетвером появлялись в квартире. Силаев нежился в постели часов до десяти. Потом встал, не спеша привел себя в порядок. Позавтракал. Послушал тишину, стоя у окна. Оделся и спустился вниз. Прогулялся до газетного киоска. Купил пачку газет и вернулся в квартиру, чтобы не спеша почитать новости…
        Андриевич вернулся к часу дня. Вацлав прогулялся по Москве, несмотря на пасмурную ветреную погоду. Он знал, что Марина, пока они жили в квартире, приезжала обедать домой. Сама разогревала пищу и кормила мужчин, с удовольствием ухаживая за ними. Подошел к двери. Достал ключ и машинально прислушался. Обычно из квартиры доносились оживленные голоса и смех. Охранники делились своими наблюдениями за посетителями, весьма точно передавая интонацию и движения. На этот раз стояла тишина. Вацав ухмыльнулся и хотел постоять на площадке, решив, что влюбленные находятся в постели, а охрана отправилась обедать в общежитие. Но потом вспомнил про стоявший внизу автомобиль и решительно отпер замок.
        Ребята стояли в коридоре и молча смотрели в открытые двери кухни. За столом сидела бледная, словно смерть, Маринка. На столе лежала газета и листок бумажки. Остановившимися глазами она смотрела перед собой и не отреагировала на открывшуюся дверь. Андриевич, не раздеваясь, пронесся в кухню, расталкивая мужиков:
        - Марина, что случилось?
        Она даже не повернула головы, словно не слыша вопроса. Он машинально взглянул на газету и вздрогнул. Огромная цветная фотография потрясла его. На ней были изображены Марина, обнимающаяся с генералом. Они лежали на полу кухни. Бредин, в майке и брюках с лампасами, крепко прижимал женщину к себе обоими руками. Она была в легком халатике. Весело смеялась, уткнувшись ему в грудь носом и зажмурив глаза.
        Вацлав схватил газету и прочел заголовок: «Депутат-правдолюбец - генеральская любовница». Он перевел взгляд на лежавший на столе листок бумаги и прочел:
«Прощай. Я ухожу. Костя». Маринка подняла глаза на Андриевича. В них стояла боль:
        - Он ушел, даже не выслушав… Я случайно сшибла генерала со стула в тот вечер, когда вы приехали. Сама удержаться на ногах не сумела. Все видели Зоя и водитель Бредина, Олег слышал падение…
        Женщина вскочила на ноги, пробежала мимо и скрылась в своей спальне. Вацлав был разведчиком. Он пригляделся к снимку. Что-то показалось ему неестественным. Он поднял газету на уровень глаз, затем посмотрел на раму, полузакрытую занавеской. Обернулся:
        - Мужики, а ну-ка, идите сюда! Игорь, взгляни… Как ты думаешь, откуда фотографировали? К окну не подходи.
        Охранники осторожно принялись разглядывать дом напротив. Оленин задумчиво произнес:
        - Вон из того затемненного окна на девятом этаже могли или рядом с ним, где шторы чуть приподняты…
        Андриевич поглядел на окно, затем на снимок:
        - Правильно. Теперь смотри на газету. Что видишь вот на этой раме?
        - Свет солнечный… Когда вы приехали пасмурно было… Господи! В кухне свет горит! Снимки наложены друг на друга!
        Полковник взглянул на подозрительные окна и задумчиво произнес:
        - Не знаю почему, но мне кажется, что этот фотограф там. Пошли, проверим? Двое со мной. Остальным - успокойте Маринку!
        Андриевич захватил с собой дежурившего лейтенанта. По дороге объяснил ему ситуацию. Демин возмутился:
        - Если удастся доказать, кое-кто здорово пожалеет, что на свет родился!
        Они легко прошли в подъезд. Консьержка проводила до нужной квартиры. По просьбе милиционера позвонила в дверь. Мужской голос спросил изнутри:
        - Кто там?
        - Ефим Гаврилович, вам конверт просили передать. Какой-то мужчина приходил…
        Щелкнул открываемый замок. Вацлав резко толкнул дверь и ворвался в квартиру. Без слов кинулся в комнату: на треножнике был установлен фотоаппарат с длинным объективом. Следом Оленин и Демин вволокли упирающегося хозяина, который орал:
        - Не имеете права врываться без ордера! Я буду жаловаться!
        Консьержку попросили остаться, как свидетеля. Андриевич обернулся:
        - Что и требовалось доказать! Вот оно затемненное окно. Именно отсюда эта гадина сфотографировала Маринку. Можешь жаловаться хоть Господу Богу, теперь тебе никто не поможет. Я сам сделаю все, чтобы в колонии, куда ты попадешь, мужики узнали, против кого ты копал. Маринку там уважают. Я сам читал письма от заключенных. Что будем делать, старший лейтенант?
        Демин огляделся в квартире:
        - Следственную группу вызовем, а пока сами посмотрим…
        Милиционер и спецы, оставив фотографа под охраной младшего сержанта, принялись бродить по квартире. Заглядывали в шкафы, ни к чему не прикасаясь. Зашли в небольшой чуланчик, служивший фотографу лабораторией и обалдели. Со всех сторон на них смотрела Марина. Целые стопки фотографий лежали на столике. Многие были изрезаны. На чистые листы белой бумаги приклеены силуэты Степановой и ее охраны. Причем некоторые фото выглядели, как интимные. Офигевший Леонтий увидел себя полуголым и в постели с Маринкой. С минуту приходил в себя, почесывая затылок.
        Демин, рывшийся в стопке чуть подальше, едва не заплясал от радости. Он первым нашел настоящие снимки: хохочущий у окна водитель генерала, Зоя и Олег Шергун, лежащие на полу Бредин и Маринка. Причем голова Бредина лежала на ноге у Зои Шергун. Следом милиционер вытащил целую пачку монтажных снимков. Фотограф «убирал лишние» персонажи по очереди. Надо сказать, что получилось у него довольно правдоподобно, если бы не накладка со светом в кухне и солнцем за окном. Они вышли из лаборатории. Все еще ошеломленный Швец показал фотомонтаж Оленину. Игорь вытаращил глаза:
        - Ничего себе! Этак можно любого человека грязью облить!
        Старший лейтенант обернулся к фотографу:
        - Теперь ты долго снимать не сможешь! Что за газетенке продал туфтовый снимок? Сколько тебе заплатили, чтоб подставить Марину Ивановну? Молчишь? Ничего, через часок все расскажешь у следователей. Я вызвал тех парней, кому верю сам. Они с тебя стружку снимут.
        Андриевич ответил вместо задержанного:
        - «Свободная газета» называется.
        Оленин хмыкнул:
        - Самые злейшие враги Марины! Эти все опубликуют, лишь бы насолить ей. Теперь им придется ответить за оскорбление депутата.
        Демин пожал плечами:
        - Отвертятся, как пить дать! За спиной главного редактора этой газетенки сам Полено стоит и еще несколько шишек поменьше рангом. Все свалят на фотографа, подсунувшего ретушированные снимки. Скажут, что ничего не заметили. Опубликуют настоящий кадр с фальшивыми извинениями и дело заглохнет.
        Вацлав вздохнул:
        - Эх, Костя, Костя…
        Старший лейтенант спросил:
        - Что-то случилось? Константин Андреевич около одиннадцати дня промчался с сумкой мимо нас и так торопился, что даже не попрощался.
        Полковник устало посмотрел на лейтенанта:
        - Сбежал он, поверив снимку. Бросил Маринку. Даже не поговорил…
        Милиционер повернулся к задержанному, который больше не хорохорился и теперь напоминал мокрую курицу. Наклонился:
        - Ну, ты и сука! Таких давить надо.
        Консьержка качала головой и причитала вполголоса:
        - Я вас приличным человеком считала, Ефим Гаврилович, а вы… Господи, кому верить?
        В квартиру вошло трое милиционеров. Капитан за руку поздоровался с Деминым и спецназовцами:
        - Что тут у вас?
        Старший лейтенант пояснил:
        - Деятеля вычислили, который снимки отредактированные «Свободной газете» продал, тем самым подставив депутата Степанову. Газета снимок растиражировала, испортив Марине Ивановне жизнь. Вот так. Камера вот стоит, мы ее не поворачивали. Женщина подтвердит. Вот снимки настоящие, которые он превратил в пакость…
        Следователи осмотрели квартиру, зафотографировали стоящий у окна фотоаппарат с разных сторон. Щелкнули раз двадцать стены и столик в фотолаборатории. Быстро составили протокол, пригласив стать понятыми спецназ и консьержку. На руках фотографа защелкнулись наручники. Следователь разрешил взять Андриевичу по одному настоящему и подвергшемуся изменениям, снимку. Благо недостатка в фотографиях не было. Квартиру опечатали.
        Вацлав вернулся в квартиру Марины. Степанова по прежнему находилась в спальне, а оставленные мужики топтались у двери. Обернулись на полковника и виновато сказали:
        - Она заперлась. Сначала плакала, а теперь затихла. Может, заснула? Мы генерал-полковнику на всякий случай позвонили…
        Полковник замер. В груди заболело. Он, без разговоров, ударил плечом в дверь и замок вылетел. Вацлав влетел в комнату. Женщина лежала на так и не убранной с утра постели, сжавшись в комок. Она казалась совсем крошечной. Марина не пошевелилась на треск ломаемого дерева и грохот ударившейся в стену двери. Он сразу обратил внимание, что она неестественно бледна. Подскочил к постели и перевернул на спину. Руки безжизненно упали. Он дотронулся до шеи и не нашел пульса. Прижался щекой к губам и уловил легкое тепло, вырывавшееся из ее рта. Резко обернулся:
        - Скорую! И сердечное найдите! Быстрее! Быстрее, мужики…
        Охранники заметались по коридору. Оленин набрал номер «скорой помощи», продиктовал адрес и рявкнул:
        - Депутат Степанова, ясно!
        Вацлав расстегнул ворот у Маринкиной куртки и растерялся, не зная, что делать. Леонтий приволок стаканчик с валерьянкой. Полковник попытался напоить женщину лекарством, но ничего не получилось. Швец протянул ему флакончик с нашатырем:
        - Попробуйте, может придет в себя…
        Полковник отметил, что руки у Леона трясутся. Нашатырь тоже не помог. Маринка лежала, как мертвая. Он плотно прижался ухом к ее груди и услышал еле слышное и очень редкое сердцебиение. Парни столпились вокруг, не зная, что еще предпринять. Они могли оказать помощь раненому, но в этом случае оказались бессильны. Во дворе раздался вой сирены. Мухаметшин выглянул в окно и сказал:
        - Медики бегом бегут! Сразу трое. С носилками…
        Через минуту в квартиру вбежали врачи и старший лейтенант Демин. Он ни о чем не стал спрашивать, только окинул взглядом побледневшие лица столпившихся у постели мужчин. После беглого осмотра доктор спросил:
        - Кто-нибудь может сказать, что сейчас произошло и получала ли Марина Ивановна травмы черепа раньше?
        Вацлав вместо ответа, уже догадываясь, спросил:
        - Что с ней, доктор?
        Врач перетянул вену и сделал укол. Повернул лицо:
        - Она в коме. Я хотел бы знать, что спровоцировало это состояние?
        Торопясь, набрал еще один шприц и всадил во вторую руку. Андриевич взглянул в лицо Оленину и тот принес газету со снимком. Потом полковник протянул врачу настоящий снимок и ответил:
        - Она уже лежала в коме пять дней. Это было в Чечне…
        - Поточнее, пожалуйста…
        Вацлав рассказал все, что знал и добавил:
        - Сегодня дорогой для нее человек поверил этому снимку и ушел, даже не объяснившись…
        Доктор кивнул, поднимаясь с края постели:
        - Когда найдете фотографа, можете смело инкриминировать ему покушение на убийство…
        Демин ответил:
        - Уже нашли. Он в милиции дает показания. Вы не могли бы повторить эти слова для следователей?
        Врач кивнул. Милиционер притащил телефонную трубку, связался с отделением. Сообщил, что случилось и передал трубку доктору. Тот тихо произнес:
        - Марина Ивановна в коме. Именно этот снимок повлиял на ее состояние. Я не знаю, сколько она пролежит и встанет ли вообще… Да, фотографа можно будет считать убийцей, если женщина умрет, а пока это покушение на убийство… Есть подозрение, что был еще и микроинфаркт. Да, записывайте адрес…
        В квартиру влетели Бредин с женой. Увидев белые халаты, все понял:
        - Маринка, что с ней?
        Вацлав опустил голову, чтобы скрыть слезы:
        - Кома. Снова. Вы газету видели?
        - Я из-за нее примчался! Мне Тамара позвонила. Сказала, что на наши головы газетчики целый ушат грязи вылили. Неужели из-за статейки?
        Вацлав не смог говорить из-за комка, засевшего в горле. Ответил Оленин:
        - Не только. Константин Андреевич поверил и ушел не объяснившись…
        Тамара сползла по стене на пол и по-бабьи зарыдала:
        - Господи, что вы мужики за люди? Столько лет знать ее и поверить первому же отретушированному снимку!
        Степанову переложили на носилки, но генерал остановил врача:
        - Подождите, пожалуйста. Я бы хотел с вами поговорить…
        Двое мужчин скрылись на кухне и закрыли дверь. Швец, отвернувшись к стене, плакал. Оленин, Скопин и Сабиев крепились изо всех сил. Мухаметшин ушел в ванную. По щекам Андриевича текли слезы. Марина лежала на носилках посреди коридора накрытая простыней по пояс и словно спала. Если бы не слишком бледная кожа и почти полное отсутствие дыхания. Дверь кухни распахнулась. Вышли врач и генерал. Доктор сообщил второму врачу и санитару:
        - Мы повезем Марину Ивановну в госпиталь Бурденко. Там есть оборудованная палата, где женщину смогут уберечь от новых покушений. Евгений Владиславович едет с нами. Никаких сведений в прессу мы давать не имеем права. Надеюсь, вы меня поняли, коллеги?
        Андриевич шагнул вперед:
        - Разрешите мне тоже с вами поехать?
        - Пожалуйста…
        Прежде чем уйти из квартиры, генерал приказал ребятам:
        - Пока Марина в госпитале, перебирайтесь жить в ее квартиру. Позвоните Шергуну, но говорите лишь с Олегом. Зоя ждет ребенка, неизвестно что может произойти. Никого не впускать, ни под каким предлогом! Чуть что, звоните мне. Вы поосторожнее тут…
        По дороге Вацлав рассказал Бредину об аресте фотографа и показал настоящий снимок. Они ехали следом за несущейся по средине полосы «скорой». Синяя мигалка и сирена заставляли водителей уступать дорогу. На генеральской «Волге» тоже мигал фонарь. Из автомобиля Бредин связался с главврачом госпиталя и вкратце рассказал, что произошло. Попросил приготовить палату, но никому и ничего не сообщать.
        Когда «скорая» подъехала к воротам госпиталя, их ждали. Внутрь машины влезли двое военврачей. Ворота отошли в сторону и машины беспрепятственно проехали на территорию. Марину отправили в реанимационное отделение на обследование. Часа через два ее перевели в палату, где она находилась раньше. Врачи подошли к Брединым и Андриевичу, все это время ждавшим в коридоре:
        - Не можем ничего утешительного сказать. Вы видели ее в коме. На этот раз был еще микроинфаркт. Мы подключили ее к аппаратам жизнеобеспечения… Едьте домой, вы ей ничем не поможете.
        Генерал распорядился:
        - Я пришлю охрану для Марины. Им можно будет находиться рядом с ней? Никаких сведений газетчикам не давать. Инфаркт и все.
        - Согласны. Присылайте охрану, нам спокойнее.
        Генерал быстро написал что-то на листочке и передал список врачу:
        - Вот фамилии и имена тех, кто будет стоять в охране. Чтоб не было недоразумений. Передайте его охранникам на воротах.
        Евгений Владиславович, Тамара Георгиевна и Вацлав вышли из корпуса. Андриевич произнес:
        - Я поеду билет сдам и вернусь. Буду Марину охранять. Весь отпуск…
        Бредин положил руку на плечо полковника:
        - Не сдавай. Едь. Все равно ты ей не поможешь. Если что, я тебе сообщу. Напиши адрес или звони почаще. Снимки мне отдай. Я в суд подавать поеду на газету. Впервые военные будут судиться с газетчиками…
        Сели в генеральскую «Волгу» и отъехали от корпуса. Возле ворот госпиталя бурлила целая толпа журналистов. И если бы Бредин и Андриевич находились не в машине, пресса не дала бы им пройти. Вацлав увидел Стефановича в окошко. Их глаза встретились. Полковник чуть качнул головой в сторону и оператор понял, кивнув в ответ. Незаметно выбравшись из толпы, Стас сел в машину и окольными путями поехал на квартиру Степановой. Вацлав попросил:
        - Я оставлю снимки Оленину. Мне они нужны. Не спрашивайте, товарищ генерал, зачем. Потом узнаете. Обещаю, вреда они ни вам, ни Марине не нанесут.
        Бредин кивнул:
        - Хорошо. Тебя куда подбросить? На квартиру?
        - Не плохо бы…
        Генеральская «Волга» остановилась у подъезда. Бредин попросил:
        - Вацлав, отправь парочку парней в госпиталь. Скажи, что они могут пользоваться депутатской машиной. Когда соберешься уезжать, позвони мне, я тебя на вокзал подброшу. Поговорим.
        - Позвоню, Евгений Владиславович. До свидания, Тамара Георгиевна. Я рад знакомству с вами. Вы мудрая женщина.
        Женщина улыбнулась:
        - Я знаю своего супруга и видела Марину в бою. Мне очень сложно понять Костю - если любишь - веришь. Видно не настолько сильно он любил, раз поверил сфабрикованной лжи…
        Машина отъехала. Андриевич посмотрел ей вслед и вошел в подъезд. Демин кинулся к нему:
        - Что с Мариной Ивановной?
        - Так же. Ты, лейтенант, не болтай много, что с ней произошло…
        - Это надолго?
        - Никто не знает. Скоро Стефанович подъедет, пропусти…
        Полковник поднялся наверх. Мужики вопросительно глядели на него и ничего не спрашивали. Вацлав заметил стоявшего в дверях кухни Олега Шергуна. Зои не было. Олег спросил:
        - Как Марина?
        - Микроинфаркт и кома. Подключили к аппаратам. Олег, а Зоя где?
        - Я ей ничего не сказал, попросил ребят к управлению подъехать. Они мне все рассказали. Жаль, что я ничего не вижу. Я бы Косте морду набил. Бросить Маринку, когда ей и так не сладко. Не разобравшись, просто исчезнуть…
        Андриевич попросил:
        - Мужики, один едет в госпиталь на охрану. Генерал разрешил пользоваться машиной. Перед воротами Бурденко толпа журналюг. Им ни слова.
        Мухаметшин первым бросился к двери:
        - Я пойду! Скопа, увезешь?
        Оленин не стал возражать. Двое ребят ушли. Младший сержант направился в спальню Марины, достал из столика чистый листок бумаги и принялся чертить график дежурств по госпиталю и квартире. Вацлав заглянул к нему. Постель была убрана и диван стоял сложенный. Спецназовцы прибрались до его прихода. Полковник вздохнул:
        - Игорь, я сегодня уеду. Сестру навещу. Через неделю появлюсь. Звонить буду каждый день. Сообщайте мне все честно. Ладно?
        Младший сержант кивнул. Офицер вдруг заметил, что глаза у Оленина усталые и скорбные. Подошел и тряхнул парня за плечо:
        - Держись, сержант! Маринка сильная, она выкарабкается. Надо только помочь ей. Вы с ней во время дежурств говорите. Ты ведь помнишь, что тогда доктор в Чечне говорил? Они могут слышать. Уговаривайте ее вернуться.
        Олег Шергун подошел к Андриевичу, скользя рукой по стене:
        - Игорь, когда Юрий приедет, пусть он отвезет меня в управление. Мне надо Зою подготовить…
        В дверь позвонили. Андриевич успокоил насторожившихся ребят:
        - Это Стефанович. Я пригласил…
        Швец открыл дверь. Из-за угла раздался басовитый голос Стаса. Шергун тихо спросил:
        - Что ты задумал, Вацлав?
        - Дать бой этой своре вместо Марины! Пусть не думают, что она одна.
        Олег предупредил:
        - Погон лишишься, если на экране появишься. Ты ведь спецназовец.
        Андриевич устало ответил:
        - Знаешь, Олег, я не боюсь лишиться погон. Я отдал армии двадцать семь лет. Лучших лет! Но молчать сейчас я не имею права и как человек, и как офицер, и как друг Маринки! Ты меня понимаешь?
        Шергун протянул ему руку:
        - Понимаю. Удачи!
        Вошел Юрий Скопин. Олег и спецназовец сразу вышли. Вацлав сел в то же кресло, в котором сидела Марина, давая интервью. Попросил:
        - Стас, будь добр, пусти этот рассказ в эфир побыстрее, не меняя ничего. Маринка тебе верит и я тоже верю, потому и пригласил приехать. Плохо ей и мы, мужики, должны прикрыть ей спину. Облить человека дерьмом просто, а вот отчиститься бывает сложно.
        Стефанович кивнул:
        - Вацлав, может мне твое лицо тенью прикрыть? Голос могу изменить. Я слышал, о чем вы говорили со слепым полковником… Ты действительно рискуешь погонами.
        Полковник покачал головой:
        - Не надо, Стас. Начинай…
        Камера тихо заработала и он заговорил:
        - Я полковник спецназа Вацлав Андриевич. С Мариной Степановой знаком с Афганистана. На данный момент нахожусь в ее квартире. Грязная сплетня, от первого до последнего слова лживая, отправила хозяйку этой гостеприимной квартиры на больничную койку. Кто-то немало заплатил, чтобы пустить на полосу газеты смоделированную фотографию и вывести Марину из политической игры хотя бы на время. Это сделал тот, кто боится Марины, как огня. Боится, что о его грязных делах, которые так хочется скрыть, узнает вся страна. Мы разыскали фотографа. Вот как выглядела фотография в действительности…
        Вацлав достал из кармана снимок и поднес к камере поближе, повинуясь руке Станислава. Достал второй снимок, где одного из персонажей уже не было:
        - А вот так все это делалось. Постепенно убирались посторонние люди, изображенные на снимке. Но есть маленький изъян на этом довольно правдоподобном снимке: солнечный свет на улице и горящая люстра в кухне. Кто включает свет днем, если окна раздернуты и солнце светит?
        Андриевич указал в угол фотографии, где была прекрасно видна озаренная солнцем стена, а потом в центр, где ясно виднелись горящие лампочки. Поднес фото еще ближе к камере. Затем вернулся в кресло:
        - Мы, друзья Марины, ни на секунду не усомнились в ее честности и порядочности. Она всегда готова прийти на помощь ближнему. Сколько раз она рисковала собой не счесть. Теперь мы, боевые офицеры, обязаны встать на ее защиту. Прикрыть спину, как в бою. Пусть не думают те, кто задумал подлое дело, что армия снова промолчит на оскорбление нанесенное депутату Степановой. Марина показала нам пример стойкости и мужества не только в боях, но и здесь, на политической арене. Именно, арене! Депутаты, словно быки, атакуют хрупкую женщину, забыв о чести и совести.
        Он передохнул, а потом снова заговорил:
        - Пусть не думают политики, что с Мариной умрет голос Армии. На ее место встанет следующий, кто не побоится бросить правду в лицо. Вы продали и предали всех, но честное имя Маринки вам запятнать не удастся. Этим снимком задета честь еще одного человека, боевого генерала. Политики делают все, чтобы опорочить честные имена, вывалять в той грязи, которой покрыты сами. Только алмаз остается даже в грязи алмазом, а не дешевой стекляшкой, какой является тот, кто заказал травлю Степановой и Бредина.
        Андриевич махнул рукой, показывая Стефановичу, что закончил, но тот спросил:
        - Вы согласны с тем, что говорит Марина Ивановна Степанова по поводу вывода войск из Чечни?
        - Целиком и полностью. Все, кто там воевал, согласны. Политики всадили армии нож в спину. Мы побеждали бандитов и били их. Крепко били. А сейчас чеченские лидеры требуют у «проигравшей» России контрибуцию. Войну проиграли никчемные политики и им подобные, а не те, кто действительно воевал.
        - Под «им подобных» вы подразумеваете генералов из Генштаба ни разу не побывавших на позициях?
        Вацлав не стал кривить душой:
        - Точно! Крика от них много и приказов хоть отбавляй, а толку ноль. Нам на месте виднее было, куда вести солдат, куда отступить или где ударить побольнее. Эти деятели постоянно совались. Сколько замечательных ребят по их вине погибло…
        Полковник сказал последние слова с горечью и упрямо поглядел в камеру. Стефанович задал еще один вопрос:
        - Просочились сведения, что у Марины Ивановны обширный инфаркт и еще что-то. Вы не могли бы прояснить ситуацию?
        - Вы извините, но я не медик. Спросите в госпитале у докторов.
        Стефанович выключил камеру и подошел к Андриевичу:
        - Теперь репрессии последуют. Не боишься? Конечно, здорово, что ты выступил, но ведь опасно, Вацек! Видишь, что с Мариной произошло? Ведь и тебя могут в грязи вывалять.
        Полковник усмехнулся:
        - Найдутся друзья, чтобы отскоблить.
        Станислав протянул ему ладонь:
        - Тогда я побёг! Вечером в эфире будет. Обещаю! Сейчас мое начальство на ушах бегать начнет! У меня снова «горящий» репортаж…
        Телевизионщик сказал эти слова радостно. Вацлава словно в грудь что толкнуло. Он предложил:
        - Стас, возьми пару ребят. Пусть проводят тебя до студии. Что-то мне тревожно стало. Понимаю, что глупо выгляжу, но меня это чувство не подводило.
        Оператор внимательно поглядел полковнику в лицо:
        - Если они не против…
        Андриевич вышел из комнаты:
        - Оленин, отправь со Стасом пару парней с оружием. Пусть до самой студии проводят и внутри побудут, пока репортаж в эфире не покажут.
        Младший сержант быстро встретился взглядом с полковником и все понял без слов. Сказал:
        - Швец, Сабиев, с оператором! Слышали, что полковник приказал? Выполнять!
        Оба спецназовца коротко ответили:
        - Есть!
        За пару минут они полностью подготовились к сопровождению, натянув бронежилеты и заставив оператора тоже надеть тяжелую «колчугу» под куртку. Тот неумело пытался застегнуть бронежилет на боках, но ничего не получилось. Андриевич подошел и сам подогнал бронежилет по телевизионщику:
        - Вот так-то лучше…
        Они вышли из подъезда. Сабиев быстро огляделся по сторонам. Вроде бы ничего опасного не было. Даже их «верные» преследователи исчезли, но он попросил:
        - Дайте я за руль сяду? Что-то подсказывает, дорога нам предстоит не из легких.
        Станислав протянул ключи:
        - Иномарку тоже водишь?
        Леон усмехнулся, оборачиваясь:
        - Клим все водит, вплоть до танка и брони. Он в прошлом гонщик…
        Стефанович укладывал камеру на заднее сиденье, но при этих словах поднял голову и посмотрел через крышу автомобиля на Сабиева:
        - Вы тот самый Сабиев, что лет десять назад, в самый разгар своей карьеры ушел с гонок и пропал?
        Клим усмехнулся, садясь за руль:
        - Точно. Только я не пропал, меня в армию призвали. В Афган попал, в спецвойска, а потом остался на сверхсрочную и понеслось. Не думал, что меня еще кто-то помнит…
        Стефанович хотел сесть рядом с водителем, но Швец попросил его пересесть назад, а сам уселся рядом с Сабиевым. Стас понимал, что ребята знают лучше, где безопаснее и не стал возражать. Сказал:
        - Я ваши последние гонки снимал, потому и помню. Понравилось, как вы шли. Оторвавшись от всех метров на сто. Сколько тогда скорость была?
        - Всего-то сто сорок.
        Вместо того, чтобы выехать на проспект там, где всегда, Клим лихо развернулся и проскочил между домами, выскочив из другого двора. Осторожно выглянул из-за дома и хмыкнул:
        - Ну, точно! Не подвела интуиция. Вон ребятишки притаились!
        Швец хмуро глядел на серебристо-серую «Ауди», в которой сидело четверо мужиков. Их головы были повернуты в сторону двора. Оператор вытянул шею. Ему стало не по себе. Леон буркнул:
        - Наглецы. Не зря полковник нас отправил. Клим, ты все дворы изучил, есть еще где проскочить, чтоб они нас не видели?
        - Увы… Там позавчера труба рванула с горячей водой, все перекопано. Попробуем уйти в наглую!
        Он нажал на газ и выскочил за спиной стоявшей иномарки. Машины в этот момент с обоих сторон остановились на красный сигнал светофора. Милиции нигде не было. Спецназовец лихо пронесся через всю проезжую часть и вклинился в ряд машин, стоявших на другой стороне. Вместе со всеми спокойно поехал в другую сторону. Сабиев видел, как обалдело смотрели на них бугаи из «Ауди». Они не среагировали. Просто не успели. Поток машин отрезал их от Стефановича. Проскочив пару улиц, Сабиев свернул на неприметную улочку и спросил:
        - Адрес вашей конторы какой?
        Стас продиктовал адрес и только тут сказал:
        - Лихо вы через всю проезжую часть пронеслись! Если бы милиция?
        - Приходится рисковать. Теперь они нас ждать будут у вашей конторы. Попытаемся успеть раньше. - Немного подумал: - Леон, набери Оленина. Скажи пусть к конторе мчатся, прикроют нас. Квартиру на ментов оставит. Сдается мне, по этому адресочку нас уже ждут. Тронулись они не спеша, а ехать далеко… Станислав Казимирович, крепко вы кого-то репортажами задели, раз они так рьяно с вами разобраться хотят. Каким образом вы к нам проскочили, вот вопрос?
        Стас пожал плечами:
        - Мне от коллег пришлось отрываться. Ехал дворами, наверное потому и проскочил…
        Швец хмыкнул, отключая телефон:
        - Извините, конечно, но дуракам везет! Игорь, Юрка и Вацлав мчатся к конторе. Мы их в клещи возьмем. У полковника поезд почти в час ночи.
        Стефанович спросил, глядя, как Леон достает пистолеты и ножи:
        - Вы всерьез думаете, что они станут стрелять? Там очень людное место, они не отважатся.
        Швец повернулся:
        - Береженого Бог бережет. Это я на всякий случай. Слушайте меня внимательно. Когда станем подъезжать, ложитесь на заднем сиденье и не вставайте, пока мы не скажем. В вашей аппаратуре пленку вытащить и не засветить можно?
        Оператор кивнул и Леон попросил:
        - Тогда вытаскивайте и спрячьте на себе. Если есть запасная, особенно с ерундой, вставьте ее…
        Оператор быстро заменил кассеты. Ту, что с информацией спрятал под бронежилет, за пояс брюк. Он вдруг почувствовал и сам, что опасность, угрожающая ему, слишком реальна. Поглядел на обоих парней впереди и удивился их спокойствию. Сам он этого покоя лишился. Клим почувствовал его состояние:
        - Стас, затрясло? Бывает. Ты главное, не накручивай себя. Им явно этот репортаж нужен, раз столь нагло перед выездом встали. Думаю, они бы тебя просто стопорнули, перекрыв дорогу, забрали пленку и смылись. На худой конец врезали бы хорошенько. Им нет смысла убивать. Мы тут поинтересовались, раньше твои репортажи были спокойны и вполне лояльны к власти. Почему изменился?
        Стефанович от его спокойного голоса успокоился и ответил:
        - Побывал на первом репортаже Марины и изменился. Говорила она не обычно и начала речь тоже не с похвал Президенту и депутатам. Мы же поссорились перед ее выступлением. Я еще тогда почуял, что женщина сильная. Редактор от радости плясал, когда я «крутое» выступление привез. Мы тогда одними из первых пустили его в эфир и сразу взлетели на вершину таблоидов. Наш канал до сих пор, по сводкам, смотрит наибольшее число телезрителей. После первого выступления я ей визитку вручил. Так что репортажи эти стоят, чтоб рискнуть собой. Я сугубо гражданский и воевать не умею, но поверьте, мужики, все равно не отступлюсь. Мне интересно все, что связано со Степановой. По секрету, слово даю - никому не скажу, что с Мариной?
        Клим и Леон переглянулись. Сабиев ответил:
        - В коме она. И микроинфаркт имеется. Кома у нее однажды была в Чечне. Только чур, вы дали слово!
        Оператор твердо произнес:
        - Так и будет. А где Геннадий и Константин?
        - Геннадий Валерьевич уехал к жене. Он же в отпуске, а этот… Мы не знаем где. Вы не спрашивайте, мы не скажем.
        По злому дрожащему голосу Сабиева, Стас понял, что с этим Костей связано что-то неприятное. На узких улочках, по которым пробиралась машина было темно, но Клим не стал включать фары.
        Глава 11
        До здания, занимаемого телецентром, оставалось всего два квартала. Швец снова набрал номер Оленина. Игорь ответил:
        - Подъезжаем. Где вы?
        - В паре кварталов. Название улицы не вижу. В общем с нашей стороны на здании находится неоновая реклама сигарет.
        - Мы поняли, где вы. Напротив центра стоит серебристая «Ауди», в ней двое. Рядом еще двое курят. Они что-то прячут под полами. Вероятно автоматы. С торцов еще две машины, там тоже сидят. Освещение вокруг такое, как днем видно. Мы метрах в ста от них встали. Вацлав в гражданке и к киоску ушел. Предлагаю вам выйти из машины и попробовать проскочить пешком. Попробуйте уложить тех, что находятся в машине с вашей стороны. Мы прикроем.
        Леон повернулся к Стефановичу:
        - Стас, а у вас в конторе черного хода нет?
        - Имеется, только он заперт. Я могу позвонить охране, откроют.
        - Давайте…
        Оператор мгновенно набрал номер на своем мобильном:
        - Стефанович! Меня преследуют, не могли бы вы черный ход открыть через пару минут? . Хорошо. Иду.
        Швец тут же набрал Оленина:
        - В здании имеется черный ход. Мы пройдем через него. Не ввязывайтесь, только наблюдайте. Если что, предупреди…
        Игорь, отключив телефон, тихонько свистнул. Андриевич обернулся и направился к машине. Младший сержант передал ему слова Леона. Полковник сел в машину и все уставились на бандитов, стараясь ничего не упустить из виду.
        Клим остановил машину Стефановича на углу последнего дома. От него падала густая тень и можно было не бояться, что их увидят. Три фигуры выскользнули из машины и тихо прикрыли дверцы. Оператор тащил камеру и сумку. Сабиев шел впереди, спрятав пистолеты в рукавах бушлата. Точно так же поступил и Леон. Он шел чуть сзади Стаса. Прячась за деревьями, они начали пробираться к черному ходу. Из стоявшей на углу машины их заметили. Торопливо начали выбираться пассажиры. Клим быстро сказал:
        - Леон, бегут наперерез. Уводи Стаса!
        Швец увидел как с торца открылась дверь и яркий свет осветил темноту в углу:
        - Клим, успеем!
        Спецназовцы, прикрывая оператора собственными телами бежали к освещенной двери. Три бугая неслись прямо к ним. Вместо автоматов под полами у них оказались бейсбольные биты. Леон выстрелил и первая пуля заставила одного рухнуть на колени на бегу и выронить титановую палку. Выстрелы Клима продырявили ноги оставшимся двум. Все трое орали, как резаные, но из-за несущегося по проспекту потока машин, их было не очень слышно. Оператор между тем подбежал к двери. Там стоял охранник и прислушивался к выстрелам:
        - Станислав Казимирович, что происходит? Кто стреляет?
        - Друзья! Если бы не они, не доехал бы. Подожди их.
        Мужик спросил:
        - Может, им помочь?
        - Да не, вот они…
        Швец и Сабиев появились не одни. Они приволокли всех трех раненых преследователей, правда валявшихся без сознания. Леон спросил охранника:
        - У вас случаем, нет большого, желательно нового целлофанового пакета? Еще нет ли глухого помещения, где можно сложить этих бойцов до того момента, как мы получим инструкции от начальства? Надо собрать биты для милиции. На них отпечатки остались.
        - Найдем… Тащите их вот в эту конуру.
        Охранник указал на узкую дверь рядом с черным ходом и отправился за пакетом, а Леон быстро связался с Олениным:
        - Мы в здании. Троих повязали. Пришлось подстрелить. Они с титановыми битами были. Позвони генералу. Спроси, что делать? Как те отреагировали, что впереди и с другого боку?
        Игорь удивился:
        - Выстрелов мы не слышали, машин вокруг много. Эти как сидели, так и продолжают сидеть. Видимо приятели поторопились и их не предупредили. Сейчас свяжусь с Брединым и позвоню вам.
        Вернувшийся охранник принес не один, а целых три пакета:
        - Держите. С вами выйти?
        Стефанович усмехнулся:
        - Они из спецназа, так что это они с тобой выйдут, Сережа.
        Сабиев попросил:
        - Вы им ноги перевяжите. Эти типы еще минут пять валяться будут. А потом мы их скрутим.
        Клим и Леон вновь вышли на улицу и тщательно осмотрели машину. Она осталась открытой и трудностей с осмотром не произошло. Крошечным фонариком осветили содержимое бардачка, заглянули под сиденье и заметили сразу два пистолета. Ключ висел в дверце вместе с брелком-сигнализацией. Сабиев запер машину. Спокойно собрали биты, валявшиеся на асфальте, стараясь браться лишь за утолщенные концы. Осторожно уложили их в пакеты. Вернулись в здание:
        - Стас, вы оказались правы наполовину. Эти биты пострашнее автомата могли для вас стать. Один удачный удар и смерть. Давайте-ка разберемся с нашими пленниками. Они вот-вот в себя придут…
        Быстро спеленали всех трех бандитов, заткнув рты какими-то найденными тряпками. Охранник усмехнулся:
        - Наши уборщицы ими пыль стирают.
        Клим пожал плечами:
        - Потерпят. Рты у них наверняка еще грязнее, чем эти тряпки. Ведите в ваши святая святых…
        Сергей остановил готовых выйти из коридора мужиков:
        - Стоп! Дверь стеклянная и окно во всю стену. Все как на ладони. Они вас вмиг усекут. Вот наша комната. Мы здесь переодеваемся, так что форма найдется.
        Через пять минут из-за угла спокойно вышли три охранника в синих форменных рубашках и таких же брюках. Камеру с сумкой пришлось оставить в раздевалке у охраны, зато кассета была у Стаса с собой. Клим шел так, чтобы прикрыть черную бороду и всклокоченные волосы Стефановича, которые как их не старались забить под кепку, все равно торчали во все стороны. Охраник, которого оператор назвал Сергеем, вместе с Леоном шел сзади, мешая наблюдателям разглядеть торчащие клочки волос.
        Охранник проводил их до третьего этажа и спустился вниз. Молоденькая девица даже не успела из-за стола встать, как троица промелькнула мимо нее и скрылась за дверью. За заваленным бумагами, кассетами и папками столом сидел седой мужчина с густой шевелюрой и в очках с черной оправой. Перед ним стоял компьютер с большим экраном. Мужчина что-то просматривал и недовольно поднял голову, собираясь выругаться. Вошедшие удивили его. Главный редактор сдвинул очки на лоб, увидев Стефановича в форме охраны:
        - Стас, ты стал подрабатывать? Кто это с тобой?
        Оператор облегченно плюхнулся на диван, приглашая ребят:
        - Садитесь, мужики. Да нет, Павел Карпович, не подрабатываю, а улепетываю! После того, как новый «горящий» репортаж сделал, пришлось мне возвращаться сюда под охраной. Меня битами хотели забить. Мужики спасли. Мне их Марина Степанова одолжила. Не обиделись, ребят, что я так сказал?
        Стас повернулся к Леону и Климу. Те скупо улыбнулись и он снова поглядел на редактора, стаскивая тугую кепку и решительно скидывая рубашку. Под ней была его неизменная тенниска и кассета с репортажем:
        - Вот он, репортаж! Из-за него весь сыр-бор. Фото в газете ложь, статья, еще большая ложь и грязь. Невинный человек пострадал и доведен до инфаркта.
        Редактор вцепился в кассету. Мигом вставил ее в магнитофон. Прослушал запись и нажал на кнопку. Вбежала полная красивая женщина с папкой в руках. Хотела открыть, но он сунул ей в руку кассету и приказал:
        - Немедленно в эфир!
        Она попыталась возразить:
        - Но, Павел Карпович…
        Редактор стукнул по столу кулаком:
        - Немедленно, я сказал! Завтра это могут передавать по всем каналам, нам снова надо стать первыми. Стас жизнью рисковал, чтоб добыть материал. Подвиньте или уберите кого, но через пять минут, чтобы я видел все это на экране!
        Женщина исчезла, а папка так и осталась на столе. У Клима зазвонил телефон. Он извинился и отошел в угол комнаты:
        - Да, Игорь…
        - Бредин пришлет за задержанными машину через полчаса. Спрашивает, куда лучше подъехать?
        - К черному ходу. И еще, в машине под сиденьями пистолеты лежат, а в бардачке кое-что интересное имеется. Через три минуты репортаж пойдет в эфир.
        Оленин выругался:
        - Черт! И мы не увидим!
        - Войдите в холл. Охранника зовут Сергей. Попросите его провести вас в раздевалку, там телевизор. Генералу скажи, пусть посмотрит, а потом приезжает.
        Голос повеселел:
        - Понял! Спасибо за информацию.
        Репортаж длился пятнадцать минут. Ребята начали подниматься с дивана, чтобы попрощаться с редактором и идти вниз. Начали подходить к столу и тут все четыре телефона на столе редактора принялись звонить. К ним прибавился селектор, а затем и мобильник. Спецназовцы остановились, надеясь, что через пару минут все прекратится, но не тут то было! Едва Павел Карпович клал трубку, как она начинала трезвонить снова. Всем он отвечал практически одно и то же:
        - Могу продать… Это наш секрет… Сколько предлагаете?.. Устраивает… Не устраивает… Приезжайте сейчас…
        Мужики помахали ему рукой и увидели кивок в ответ. Пожали руку сияющего Стефановича и спустились вниз. Серебристой «Ауди» напротив входа не было. В раздевалке сидели Андриевич, Оленин и Скопин. Вацлав раскраснелся от похвал ребят:
        - Здорово сказали, товарищ полковник! Как Марина рубанули!
        Полковник спросил:
        - Пленники где?
        - В каморке уборщиц сложены. Что генерал сказал?
        - Приедет после просмотра. Вероятно уже в дороге.
        Клим сообщил:
        - Наблюдатели уехали. Видно поняли, что опоздали перехватить кассету.
        Сабиев и Швец принялись переодеваться в свою форму. Вацлав сказал:
        - Игорь, я фотографии в спальне Марины в наволочку на диванной подушке спрятал. Она двойная, а подушка жесткая. Передай генералу завтра.
        Оленин предупредил:
        - Вацлав Янович, вы опоздаете на поезд.
        - Не опоздаю. У меня сумка в багажнике лежит, а Клим ездить умеет. Да и до поезда почти пять часов.
        Андриевич набрал номер Бредина, когда тот ответил, сказал:
        - Наблюдатели скрылись. Можете не таиться.
        В ответ раздалось:
        - С вами, полковник, у меня будет особый разговор…
        Пока машина не прибыла, они развязали ноги пленников и убрали кляпы. Перевели в раздевалку охраны, предупредив:
        - Кричать станете, снова заткнем или вырубим.
        Швец сказал задумчиво:
        - Пойду, оставленую бандитами машину проверю, да и у Стаса погляжу на авто. Не может такого быть, чтоб эти типы, уезжая, сюрприз не оставили.
        Скопин поднялся:
        - Я с тобой. Все же сапер…
        Они вышли через центральный вход. Повернули за угол. Обошли машину кругом, внимательно разглядывая. На первый взгляд, при свете фонарей, ничего не обнаружили. Леон вытащил фонарик и посветил на дверцы, вглядываясь в них. Тоненький, еле заметный, проводок, уходил под днище от дверной ручки. Он был искусно спрятан в пазу дверцы, но легко высветился фонариком на порожке внизу. Юрий опустился на колени и заглянул под днище:
        - Леон, а ну-ка, посвети!
        Швец наклонился рядом и присвистнул:
        - Ну ни хрена себе! Живет братва!
        Под днищем была прицеплена граната РГД. Открывший дверцу, выдергивал чеку и… Скопин забрал фонарик, лег на асфальте и осветил все днище. Больше ничего не было. Юрий матюкнулся:
        - Ох, ё… Устроили ловушку для дурака! Только штаны чистые извозил.
        Он за минуту снял гранату и отправил в карман. Еще раз осмотрел машину:
        - Где машина оператора стоит?
        Леон молча зашагал в сторону темной улочки. Они нашли точно такую же гранату и легко сняли ее не включив сигнализации. Все вроде бы было нормально, но что-то настораживало. Слишком все было просто. Более хрупкий Швец предложил:
        - Скопа, давай я под днище залезу? Просмотрю все.
        Сапер согласился:
        - Давай. Только осторожно, чтоб сигналка не взвыла, я думаю отключать ее не стоит, вдруг что-то есть.
        Леон взял маленький фонарик в зубы и нырнул под автомобиль меж передних колес. Уже через минуту он невнятно пробормотал:
        - Есть.
        Юрий лег на спину и просунул голову под машину. Скосив глаза посмотрел на то, что освещал лучик фонарика. Это был светло-коричневый прямоугольник, довольно плоский и практически незаметный, с воткнутым штырьком и двумя крошечными серебристыми усиками, почти касавшимися днища между передними колесами. Оба помолчали. Потом Леон сказал:
        - Хитро. Что скажешь, Юр? Чуть стронул с места или дверцей хлопнул, просто толкнул машину посильнее, вибрация пошла по усику и тю-тю…
        Скопин вздохнул, повернув голову и улегшись на асфальте удобнее, осмотрел устройство:
        - Н-да… Вокруг дома… Знаешь что, Леон, дуй к телевизионщикам, расскажи Андриевичу и Стасу.
        Швец выкатился из-под машины и бегом бросился к телецентру. Скопин остался возле машины. Пока Леона не было, Юрий еще раз осмотрел машину и близлежащие дома. В голове пронеслось: «Если рванет здесь, окна во всех окрестных домах повылетают и люди могут пострадать». Он снова лег на асфальт, осторожно подлез под днище и принялся рассматривать поставленную мину. Тот, кто ее прилепил, явно имел большой опыт. Вытащить взрыватель было невозможно, чтобы не задеть усика, а трогать их не стоило. Вывезти машину куда-то за город, тоже не представлялось возможным. Возле машины раздались шаги сразу нескольких людей. По армейским ботинкам Скопин узнал мужиков. К нему склонилось лицо Андриевича:
        - Что там, Юр?
        - Хреново. Убрать авто нельзя, снять тоже нельзя. Единственное решение, осторожненько обложить мешками с песком и рвануть на месте. Мне бы хотелось встретиться с этим сапером, да потолковать с глазу на глаз…
        Стефанович спросил, тоже наклоняясь к асфальту, хоть ему и мешало изрядное брюшко:
        - Так мою машину что, заминировали?
        Швец хмыкнул:
        - Можете считать, что машины у вас больше нет. Мина не подлежит извлечению. Надеюсь, у вас страховка на авто имеется? И попрощайтесь с тем, что находится внутри. Достать вещи невозможно. Скопа, я пойду загляну под тот автомобиль, нет ли и там сюрприза.
        Но под бандитской тачкой ничего не оказалось. Леон вернулся:
        - Ничего. Нам глаза замазывали гранатами. Вот и генерал появился…
        Вацлав пошел навстречу начальству и по дороге объяснил создавшуюся ситуацию. Бредин забыл, что хотел круто поговорить с полковником. Новая забота оказалась посерьезнее запретного интервью. Прибывшие спецназовцы перетащили захваченных бандитов в закрытый автобус и спокойно ждали. Часть парней подошла к автомобилю, устроив оцепление. Вызвали милицию и ОМОН.
        Милиционеры бросились по подъездам двух близлежащих домов, прося людей покинуть квартиры из-за возможного взрыва. Жители торопливо одевались, забирали с собой детей, документы, деньги и уходили из квартир. Появившийся заместитель директора телекомпании предложил им укрыться от холода в центре. На улице дождя не было, но заметно подморозило. Практически все жильцы согласились с его предложением. Лишь самые любопытные издали наблюдали за происходящим. Два появившихся с ОМОНом сапера, не сказали ничего нового и теперь стояли рядом с машиной, задумчиво глядя по сторонам. Скопин неожиданно подскочил:
        - Есть идея, как подорвать авто и сохранить все вокруг целым!
        Через полчаса милиция подогнала автокран, притащивший огромную металлическую сетку-контейнер без дна, из каких продают арбузы. Пригнали две машины с прожекторами для освещения. ОМОН, милиция и спецназ, удерживали сетку за края, пока опытный крановщик, стараясь не задеть машины, осторожно опускал сетчатый купол. Все, к счастью обошлось благополучно. Чтоб металл не грохнулся об асфальт и не вызвал сотрясения под углы предусмотрительно подложили небольшие дощечки.
        Не смотря на ночь, появились неизвестно как пронюхавшие обо всем журналисты. И не только из ближайшей независимой студии. Издали снимали на кинокамеры и фотоаппараты. Подойти ближе не давало оцепление. Кое-кто из прессы пытался задавать вопросы прибывшему полковнику милиции, Бредину и ОМОНовцам, но успеха не добились. Офицеры и оцепление молчали.
        Скопин осторожно забрался внутрь и поставил небольшой радиоуправляемый заряд под автомобиль оператора. Прибыла еще одна машина, груженая мешками с песком. Следом появилась еще одна. Заложить сетку мешками с песком в несколько рядов, оказалось делом одного часа. Все отошли. Скопин перекрестился и нажал на пульт.
        Два взрыва с интервалом меньше секунды прогремели один за другим. Яркая вспышка прорезала темноту. Это взорвался бензобак. Верхние мешки подскочили на добрый метр, а потом приземлились обратно на искореженную сетку. Боковые мешки заметно разъехались, а несколько штук вообще слетело. Из многочисленных дыр сыпался песок. Стекла в квартирах остались целы, лишь звонко задребезжали. Наступила тишина. Из образовавшихся среди мешков щелей валил дым. Пахло гарью. Бредин, сидевший вместе с прибывшим милицейским начальством облегченно вздохнул:
        - Получилось… Скопин, к награде представлю.
        Андриевич взглянул на часы. Было без четверти одиннадцать:
        - Товарищ генерал-полковник, вы извините, но у меня поезд через полтора часа. Взбучку вы мне потом оформите, когда появлюсь. Обещаю, что через неделю прибуду. Клим, подбросишь до вокзала?
        Евгений Владиславович подошел к полковнику вплотную:
        - Вацек, между нами - я горжусь, что ты в открытую поддержал Маринку, но как начальник, взбучку я тебе обязан устроить. Фотографии где?
        - Оленин завтра отдаст. Они спрятаны и он знает, где… До свидания, Евгений Владиславович!
        - Счастливого пути, Вацлав Янович!
        Бредин подошел к подорванному автомобилю. С сетки почти все мешки были убраны. Жители начали возвращаться в квартиры. Им никто не препятствовал. Сетку убрали. Автомобиль восстановлению не подлежал. Это была покореженная груда обгоревшего, покрывшегося окалиной железа. Густой черный дым продолжал валить от горевших колес. Прибывшие пожарники быстро затушили языки пламени, выслушали объяснения милиции и уехали. Стефанович мрачно смотрел на металлолом, но он нашел в себе силы поблагодарить Скопина:
        - Если бы не вы, от меня бы даже кусков не нашли. Страшная у вас работа, мужики… - Ему в голову стукнула идея и он кинулся к генералу: - Евгений Владиславович, нельзя ли провести расширенное интервью с вашими подчиненными? Мне сегодня ваши парни дважды жизнь спасали.
        Генерал твердо произнес:
        - Это исключено! Достаточно того, что полковник Андриевич раскрыл себя. Мне и так не одну объяснительную написать придется. Понимаю, что все правильно сказал, но нельзя ему было светиться!
        Бредин объяснился с милицией, дав кое-какие сведения. Сдал задержанных. Стефанович рассказал все, что видел сам. Клим Сабиев и Леонтий Швец тоже дали показания и сдали биты. Право на ношение оружия у них было и следователи признали их действия правомочными и не подлежащими уголовной ответственности. Записали адрес, по которому проживали спецназовцы и отпустили.
        Искореженный автомобиль погрузили на платформу, чтоб оттащить к ближайшему отделению УВД. Генерал-полковник тоже уехал. Стефанович попросил спецназовцев подбросить его до квартиры. Мужики охотно согласились, но вначале вернувшийся с вокзала Сабиев отвез младшего сержанта Оленина и Юрия Скопина на квартиру Марины. Швец и Стефанович ждали его в здании телецентра. Все три заместителя директора сбивались с ног. Эфир снова пришлось передвинуть, чтобы включить в него неудавшееся покушение на ведущего оператора Станислава Стефановича.
        Появившийся Клим и Леон подбросили оператора до его квартиры на улице Гримальди, обратив внимание, что подъезд не охраняем, а по истертым кнопкам старого кодового замка было легко проникнуть в подъезд. В подъезде освещение тоже оставляло желать лучшего. Дверь в квартиру оказалась хоть и металлической, но вполне выбиваемой. Вторая дверь вообще не являлась препятствием даже для подростка, достаточно было надавить плечом посильнее. Клим остался в машине, на всякий случай. Леон проверил квартиру:
        - Стас, а вы что, один живете?
        Оператор уложил камеру на тумбочку в коридоре:
        - Один. Жена ушла еще лет пять назад.
        - У вас хоть какое-то оружие имеется?
        - Нет. Зачем оно мне? Я не умею пользоваться. В армии мне служить не довелось - я диабетик.
        Швец огляделся в квартире, выглянул в окно, а потом в упор поглядел на оператора:
        - Не хотите с нами недельку пожить, пока все не успокоится? Мы с Климом уверены, что на вас сегодня-завтра еще разок покушение организуют. Как говорится по горячим следам. С нами вам спокойнее.
        Стефанович отказался:
        - Не стоит, Леонтий. Не вечно же мне прятаться за чужими спинами.
        Швец упорно настаивал:
        - И все же соглашайтесь. Хотя бы на три дня… Марина неизвестно когда придет в себя. Дежурства у нас по очереди. Практически свободны. С вами немного походим. Вы безлошадный, схватить легко, а мы вас подбрасывать станем, когда машина свободна.
        Оператор подумал: «Вообще-то страшновато одному, особенно после того, как автомобиль взорвали». Вслух сказал:
        - Согласен. Думаю, что вы правы. Стоит переждать пару деньков. Я с собой передевку возьму, да инсулин со шприцами. Поможешь камеру дотащить?
        Прежде, чем уйти, Швец поставил несколько незаметных ловушек перед дверью, чтобы в будущем определить, вскроют квартиру или нет. Они были стары, как мир: наклееный на косяк и дверь волосок, рассыпанные под тряпкой семечки и «случайный» фантик от конфеты, попавший между дверей.
        Оленин не возражал, когда они привезли оператора в квартиру:
        - Вот и правильно, я хотел предложить, да побоялся обидеть. С Рахмоном связался. Марина в том же состоянии. Рассказал, что у нас произошло. Муха в шоке. Жалел, что его не было. Клим, ты Вацлава в вагон посадил или так оставил?
        Сабиев искренне обиделся:
        - Обижаешь, Игорек! Я даже в купе побывал.
        Глава 12
        Юлька уткнулась брату в грудь и горько плакала. Они сидели в одном кресле и она только что узнала из репортажа, что их мама в тяжелом состоянии. Взрослые застыли на стульях и креслах вокруг. Мешков глухо сказал:
        - Суки! Новую провокацию смастерили. Это надо так подло действовать. Ну почему я здесь?!
        Сержант треснул кулаком по подлокотнику кресла. Полированная дощечка отлетела и с грохотом ударилась о пол. Он поднял ее и вставил шипы в пазы. Слегка пристукнул кулаком, чтоб крепче держалось. Елена Константиновна, к удивлению мужчин, выглядела спокойно:
        - Я говорила и раньше, что надо относиться к окружающим мягче…
        Иван Николаевич не сдержался и сунул жене под нос кукиш. Рявкнул, напугав Елену Константиновну:
        - А это ты видела? Их давить надо! Так, как Маринка наша делает! Давить, чтоб кости трещали! Ясно? Скажи хоть слово и я тебе вмажу так, что вопьешься в кресло. Я тебя никогда не бил, но сейчас я тебе врежу. Ты топишь собственную дочь, что ты за человек после этого? Думаешь, если Марина умрет, так ты ее детей подобными себе воспитаешь? Я все вижу и вижу твои надежды. Этому не бывать! И Сашку и Юльку я воспитаю подобными ей! Клянусь! Даже если мне придется на старости лет развестись с тобой!
        Женщина вжалась в кресло и побелела:
        - Иван, Иван… Я никогда не видела тебя таким!
        Иван Николаевич вскочил на ноги и заорал, размахивая руками:
        - А я не желаю слышать твои выпады против Марины! Хватит! Ты с самого детства пытаешься создать из нее тихоню, подобную себе. Да, моя дочь в тяжелом состоянии, но она еще не сдалась! И я верю, что Маринка встанет и даст такой бой этим твердолобым жуликам, что у них печенки затрясутся! Военные за нее. Ты сама слышала выступление. Борьба Марины была не зря и даже ее смерть теперь ничего не изменит. Армия все равно будет говорить правду о себе! Я горжусь, что у меня такая дочь и здорово разочарован в тебе!
        Мешков протянул Ушакову руку:
        - Иван Николаевич, тезка, как же вы здорово сказали! Марина Ивановна раздула огонь и армия будет его поддерживать. Будет! Полковник Андриевич - это первая ласточка, но будут целые стаи…
        Полковник Силаев в это время стучался в дверь родительского дома. Через калитку он легко перемахнул, не отпирая запор, лишь перебросил вначале сумку. Старая ветла зашумела голыми ветвями, когда он ухватился за ее сучки, чтоб было легче перебираться. Тетка и сын спали. На мосту зажегся свет, пробиваясь сквозь щели. Надежда Кондратьевна, с трудом переставляя больные ноги, вышла в сени и спросила:
        - Кто там?
        - Теть Надь, это я, Костя!
        - Ой ты, Господи! Сейчас открою. Что ты так поздно?
        Она зазвякала крючками. Костя ответил:
        - Билеты только на последний автобус были. От автовокзала ни один частник сюда ехать не захотел. Пришлось через весь город пешком идти.
        Дверь распахнулась. Надежда Кондратьевна стояла в освещенном проеме в одной ночной сорочке с накинутым на плечи полушалком. Она посторонилась, пропуская племянника:
        - Проходи. Устал, небось. Леша спит. Умаялся сегодня. После школы дрова пилил. Я плохой помощник, так он ножовкой примерился. Уже вторую неделю ширкает. Почти полный дровяник набил. На зиму хватит и даже больше. Мне с ним хорошо. - Надежда Кондратьевна заперлась и вслед за племянником вошла в дом: - Пойдем на кухню, чтоб Лешку не будить. Я тебя покормлю.
        Он сбросил бушлат и повесил его за петельку на знакомый с детства крючок на стене у входной двери. Пригладил волосы голубенькой расческой, поглядевшись в старенькое зеркало в черной резной раме. Прошел между печкой и стеной по коридору. По дороге помыл руки под умывальником, стараясь не звякать сильно. Вошел на кухню. Тетка смотрела на него:
        - Ты видно не знаешь, что с Мариной произошло, раз к нам приехал…
        Костя побледнел:
        - Что с ней?
        - По телезору и радио объявляли - инфаркт перенесла. Сейчас в госпитале в тяжелом состоянии…
        Силаев словно во сне сел за стол, вцепившись в края пальцами так, что костяшки побелели. Собрав все свое самообладание, сообщил:
        - Мы расстались. Я ушел от нее вчера.
        Надежда Кондратьевна выронила тарелку из рук и обернулась от печки:
        - Да ты хоть что! Поругались, что ли?
        - Нет. Я просто собрался и ушел. За моей спиной она спокойно крутила шашни с генералом.
        Тетка в сердцах хлестанула его по лицу полотенцем и крикнула:
        - Дурак! Значит и ты добавил ей горя! Вместо того, чтобы все выяснить, как люди, он форс показал, в гордость решил поиграть! Убил ты ее, наповал убил! Фотография-то фальшивая! Показали по телевизору и ее и настоящий снимок. Полковник не русский, вроде поляк по имени-то, вечером выступал. Резко говорил. Мы с Лешкой слушали. Сын твой все ждал, когда ты с Мариной приедешь. Она нам несколько писем прислала. Лешка ей писал, она так ласково отвечала. Я аж плакала. И мне столько добрых слов передала. Леша несколько ее снимков из журнала вырезал и часто разглядывал…
        Женщина села на стул и заплакала:
        - Господи, я надеялась, что у Лешки настоящая мать появится. Что парнишка не один останется, коли я помру, что и мне будет у кого век дожить. Ты, как последний дурень, гонор показал. В такой беде ее бросил, поверил в грязь и напраслину… Не поверил бабе, которая его любила. Да ты и любить-то видно толком не умеешь! Вся твоя любовь - мужское дело справить и в кусты!
        Надежда Кондратьевна с трудом повернулась. Молча положила ему в тарелку картошку с мясом и ушла из кухни. Костя окаменел. В коридорчике раздались легкие шаги и в кухню вошел Лешка в майке и трусах. Волосы всклокочены со сна. На щеках виднелись следы слез. Силаев поднялся ему навстречу, желая обнять, но слова сына остановили:
        - Я все слышал. Я так хотел иметь маму, которая бы меня любила, а ты…
        Из его глаз, как он не крепился, покатились светлые горошины. Мальчишка развернулся и бросился бегом в свою спаленку. Плечи Силаева обвисли. Он понял, что предал Маринку. Бросился в горницу:
        - Тетя Надя, полковника выступавшего не Вацлав Андриевич звали?
        С кровати из темноты донеслось:
        - Вроде он…
        Силаев горько покачал головой - спецназовец защищал Марину. Он открыто появился на экране, рискуя карьерой и погонами, хотя это должен был делать он, Костя. На душе стало пусто. Полковник попросил:
        - Теть Надь, заперись за мной.
        Она села на постели:
        - Куда ты на ночь глядя? Переночуй, а утром уедешь. Я диван разобрала… Спи. Все равно ни на чем не доберешься до Москвы.
        Он устало согласился:
        - Ладно…
        Костя не стал есть. Просто выключил на кухне свет и зашел в спальню. Тарелка с картошкой осталась стоять на столе. Сын не спал, он понял по судорожному дыханию. Присел рядом на постель и положил тяжелую ладонь на плечо:
        - Я постараюсь все исправить, Леша. Сделаю все, что бы Марина меня простила. И ты меня прости, сын. Когда-нибудь ты узнаешь, что такое ревность…
        Мальчик повернулся. Сел, а потом вдруг уткнулся ему в грудь и заплакал. Он ни слова не сказал, просто дрожали плечи, да майка на груди отца стала намокать. Полковник почувствовал, что и сам плачет. Плачет от осознания бессилия вернуть все назад. Он ушел из дома тетки утром, прослушав и посмотрев новости. Диктор бесстрастно сообщил:
        - Депутат Марина Степанова доставлена вчера в госпиталь Бурденко. По сведениям, полученным из неофициального источника, стало известно, что на данный момент депутат находится в коме. Напоминаем, она перенесла накануне инфаркт, который спровоцировала опубликованная «Свободной газетой» фотография, оказавшаяся ловко изготовленной фальшивкой. Фотограф, создавший подобное творение, находится в следственном изоляторе. Газете со стороны военных предъявлен крупный иск. В ближайшие дни начнется предварительное слушание дела…
        Снова показали часть выступления Вацлава Андриевича, где он держал в руках фотографии. Показали Марину при всех наградах. Костя тяжело вздохнул и только тут обратил внимание, что тетка и сын внимательно глядят на него:
        - Тетя Надя, Леша, я виноват. Сам знаю. Если Маринка не выживет, мне спокойной жизни не будет. Ты Лешку воспитай…
        Заметил удивление в глазах сына. Надежда Кондратьевна резко прервала племянника:
        - Это ты чего задумал? Парнишку сиротой круглым решил сделать? И думать забудь! Мне не долго осталось, не молоденькая. Ты его воспитать должен. Легче всего вот так уйти, а ты попробуй дальше жить! Марине ты горе принес, а теперь и сыну хочешь жизнь изувечить? Мало он от Лариски натерпелся? Хорош! Вот уж не ожидала, что от родного племянничка такие речи услышу. Вот что, милок, к Марине едь! Прощения вымаливай у нее, да к парнишке возвращайся.
        Силаев вздохнул:
        - В коме она, ничего не слышит и не видит.
        Тетка спросила:
        - А чего это такое, кома эта? Говорят, говорят, а я не понимаю.
        - Это почти что труп. Лежит без движения и сколько такое состояние может продлиться, никто не знает. Слышал, что некоторые годами могут лежать, а некоторые умирают. Я спровоцировал и инфаркт и кому…
        Надежда Кондратьевна осенила себя широким крестом:
        - Свят, свят, свят… Господи, прости грешника и не оставь без помощи. Я сегодня в церковь дойду, свечечку поставлю за здравие Марины Ивановны. Помолюсь, авось и оставит ее Господь на этом свете. Поезжай со Христом. Давай-ко, благословлю…
        Тетка сняли иконку Николая-чудотворца с угла. Прошептала молитву и осенила вставшего на колени племянника крестом:
        - Ступай с Богом. Пусть он поможет вам обоим. Наставит на путь истинный тебя, дурака…
        Утром генерал Бредин поехал в госпиталь, он уже услышал о просочившейся информации. Сабиев как раз привез на смену Мухаметшину Леонтия Швеца. Евгений Владиславович зашел в палату к Степановой и долго стоял рядом, глядя на осунувшееся лицо женщины. Он снова видел стенку палатки и такое же бледное лицо Марины. К нему подошел доктор и Бредин спросил:
        - Известно хоть что-нибудь? Она очнется?
        - Не известно. Изменений в мозгу мы не обнаружили. Анализы в допустимых пределах. Если она очнется, я бы посоветовал Марине Ивановне уйти из политики и не трепать нервы. Стрессы ей противопоказаны. Найдите кого-то, такого же честного и бескомпромиссного, кто займет ее место.
        Бредин вздохнул:
        - Мне ее родители звонили. С частей звонят без перерывов. Спрашивают, не нужно ли чего. Обещают все достать, лишь бы Степанова выжила.
        Настала пора вздыхать врачу:
        - Вы на КПП не заходили? Ах, да, вы же на машине! Здание превращено в склад. За сутки в дальней комнате пройти к окну невозможно. Люди оставляют варенье, конфеты, соленья, маринады, мед, фрукты - на каждой посылке записка «для Степановой». Заходят на КПП, ставят на стол и уходят. Дефицитнейших лекарств натащили! Причем таких, которые Марине ни к чему. Откуда взяли? Мужики следят только за тем, чтоб взрывчатку не подсунули. Они уже поняли, что отказывать бесполезно. Куда девать?
        - Раненым отдайте. Марина все равно не возьмет. Вы же знаете.
        - Тогда соленья-варенья в лабораторию отправлю, проверить на микробы, а затем все принесенное распределим по отделениям.
        Костя Силаев подходил к КПП, когда увидел машину генерала, подъезжавшую к воротам. Он бросился наперерез, понимая, что Бредин вовсе не жаждет его увидеть, а без его помощи прорваться к Марине вряд ли удастся. Встал посреди проезжей части. Солдат-шофер вынужден был остановиться. Охранники с КПП выскочили на улицу с автоматами наперевес, но увидев, что незнакомец безоружен, опустили стволы. Полковник упрямо глядел генералу в лицо. Евгению Владиславовичу ничего не оставалось, как высунуться в окно и сказать:
        - Садись в машину!
        Ругаться на глазах у чужих не хотелось. Все же полковник был уже не молоденький, чтоб отчитывать его, словно ребенка. Силаев сразу спросил:
        - Как Марина?
        Машина тронулась. Генерал буркнул:
        - Как и вчера…
        Костя понял, что Бредин не желает начинать разговор при солдате. Оба молчали до генеральского кабинета. Но едва дверь закрылась, как спокойное лицо генерала исказилось от злости:
        - Явился? Сначала сбежал по-английски, легко поверив газетным бредням. Ей так нужна была твоя вера! Теперь являешься в госпиталь. Слишком легко у тебя все получается! Зачем приехал? Прощения у нее просить? Так она тебя не услышит и не увидит! То, что в прессе сегодня мелькнуло, правда. В коме она, в коме! И это спровоцировал ты! Маринка могла бы справиться с фальшивкой, если бы твое плечо рядом оказалось. Вацлав прикрывал ей спину, он сразу не поверил в подлинность фото, он накрыл фотографа с поличным и это он спас Маринку. Он, а не ты…
        Генерал отвернулся к окну, чувствуя, что горло перехватило и он не в состоянии говорить. Костя тихо сказал:
        - Товарищ генерал-полковник, позвоните на КПП госпиталя. Разрешите мне быть с Маринкой! Я виноват, страшно виноват и перед ней и перед вами, но без Марины мне жизни нет. Я верю, что она очнется и я дождусь ее приговора. Не захочет меня больше видеть, уйду, слова не скажу, но сейчас дайте мне возможность, хоть частично, искупить вину. Пусть мужики отдыхают, я сам буду и ее сиделкой и нянечкой. Всем, кто потребуется.
        Голос полковника дрожал и срывался. Бредин обернулся, собираясь отказать и осекся: Силаев плакал. Он не всхлипывал и не размазывал слезы ладонью, они просто текли по его небритым щекам. Редкие, скупые, мужские слезы. Генерал подошел к телефону. Набрал номер. Когда ответили, назвался и попросил:
        - Включите в список охранников у постели Марины Степановой полковника Силаева Константина Андреевича. Он скоро будет у вас.
        Поглядел на Костю еще раз:
        - Поехали на квартиру Марины вначале. Переоденешься. Боюсь, мужики тебе рожу начистят, если один явишься. И плевать им, что ты полковник, а они рядовые. Они тебе этого бегства долго не простят.
        Силаев еле вздохнул, так ничего и не ответив. Он понимал, что так и будет.
        Игорь Оленин, не обращая ни малейшего внимания на генерала, словно танк попер на Силаева, едва увидел на пороге:
        - Вон отсюда! Из-за тебя, паскуда, Маринка в коме!
        Бредин крикнул:
        - Отставить, младший сержант!
        Игорь резко повернул голову:
        - Мне плевать! Хоть трибунал, но этому придурку я мозги вышибу!
        Еще трое столпились в коридоре, недобро глядя на артиллериста. По лицам было видно, что мысли и желания у них приблизительно такие же. Костя молча смотрел на Оленина. Он не пытался защищаться и сержант застопорил. Все же бить человека, который не оказывает сопротивления, было не в его правилах. Зло сказал:
        - Товарищ генерал-полковник, увезли бы вы его отсюда от греха подальше. Соблазн велик! Мы же все видели, как Марина здесь лежала почти бездыханная по вине этого типа.
        Силаев ответил сам:
        - Все верно, мужики. И говорить так вы имеете полное право. Я сам себе противен… Вы знаете, что такое ревность? Не хорошее чувство. Я сошел с ума, увидев Маринку на фотографии в объятиях генерала. Понимаю, что должен был дождаться и получить ответ, но глаза, как у быка, кровью заволокло. Рванул без оглядки, чувствуя себя оскорбленным. Моя тетка ночью сказала мне, что я не умею любить, раз сразу поверил. Может и так… Только дороже ее у меня нет. Приехал, чтобы быть с ней, пока не очнется. И уйду, когда она придет в себя.
        Спецназовцы молчали. Силаев прошел в спальню Марины и быстро переоделся. Вышел в коридор и тихо сказал:
        - Вы можете отдыхать. Я не отойду от нее.
        Прошло две недели. Костя осунулся и почернел за эти дни. Если бы не медсестры, он бы не вспомнил о еде. Вернувшийся Андриевич, увидев измученное, полное отчаяния лицо, даже ругаться не стал, хотя до этого был убежден, что дело кончится дракой. Мало того он сам уговаривал его съездить отдохнуть, но Силаев отказывался наотрез. Спал, уткнувшись головой в руку Марины, таким образом готовый в любой миг почувствовать шевеление, но она продолжала лежать трупом. Каждый день ставили капельницы. Женщина худела на глазах. Глаза ввалились. Кожа бледнела все больше, становясь голубоватой. Через день приезжали Шергуны. Зоя тихонько плакала, а Олег уговаривал ее успокоиться. Твердил о том, что ей вредно волноваться. С Костей он практически не говорил и в первый же день резко сказал:
        - Я никогда тебя не прощу за нее. Не смогу. Она выдирала меня из отчаяния всеми средствами, а ты бросил ее в отчаянии. Бросил, когда был так нужен!
        Зоя, понимая, что полковнику очень плохо, все же нашла для него теплые слова. Мягко сказала:
        - Костя, вы себя изнутри уже загрызли. Посмотрите, на кого вы стали похожи? Не стоит так отчаиваться. Увидев вас в таком виде, Марине станет еще хуже. Она выживет, вот увидите.
        Посреди второй недели приехал Иван Николаевич Ушаков. Он долго стоял у постели дочери, глядя в незнакомое лицо. Поглядел на застывшего у постели Костю. Подхватил Силаева под руку и чуть не силой поволок в столовую. Заставил поесть. По обоюдному сговору, мужики ни слова не сказали отцу Марины о том, из-за чего она впала в кому. Все они заметили, что Силаев и так страшно раскаивается в бегстве. Иван Николаевич пробыл три дня, а потом уехал по настоянию генерала. Евгений Владиславович дал ему твердое слово сообщать правду о состоянии дочери ежедневно.
        На третьей неделе в палату зашел врач. Он был мрачен:
        - Константин Андреевич, ждать бесполезно. Вы сами едва держитесь на ногах. Едьте отдыхать. Мы сделали томограмму мозга. Все без изменений. Образно говоря, она балансирует между тем и этим светом. Мы ничего не можем сделать. Эта область мало изучена.
        Силаев твердо отказался куда-либо ехать. Каждую ночь он вспоминал, как скользили по его груди руки Марины, как ласково она целовала его, как светились в полумраке ее глаза. Костя плакал, просил прощения и молился. В конце третьей недели молитва выразилась в слова:
        - Господи, если ты есть, верни ее! Если не мне, то хотя бы ее детям. Пусть она будет счастлива, пусть отшвырнет и забудет меня, но я должен знать, что она жива! Господи, помоги…
        Часов около четырех утра, измучившись окончательно, он уткнулся мокрым от слез лицом в ее ладонь и заснул, часто вздрагивая всем телом. Силы Кости были на пределе. Где-то через час почувствовал сквозь сон, как пальцы дрогнули и отросший ноготь царапнул его по коже. Он вскочил. Глаза Марины были закрыты, но голова оказалась повернута в другую сторону. Полковник выскочил в коридор и несмотря на ранний час, дико закричал:
        - Доктора! Марина в себя приходит!
        Дежурный врач вызвал по телефону практически всех коллег. Костю силой выпроводили из палаты. Больше в палату его не пустили, мотивируя тем, что с ней может случиться новый шок. Он потерянно бродил по коридору, чувствуя на щеке ее холодные пальцы. Часов около восьми в коридор выскочила медсестра и по секрету шепнула Силаеву:
        - Марина Ивановна глаза открыла, но так ослабела, даже вслух говорить не может. Шепчет.
        Костя вспомнил о мужиках и позвонил им. Трубку взял Вацлав. Костя сквозь слезы пробормотал:
        - Марина глаза открыла…
        Услышал вскрик Андриевича, а затем его безумный вопль:
        - Мужики, Маринка очнулась!
        Они появились гурьбой, втиснувшись в машину всемером. Как их не остановили на постах ГАИ, не понятно. Швецу и Мухаметшину, как самым невысоким, пришлось ехать сидя между задним и передним сиденьями на полу автомобиля. Накануне приехал полковник Огарев. Он решил вернуться в часть раньше Вацлава. Силаев сидел на кушетке в коридоре и привалившись затылком к стене, спокойно спал. Геннадий Валерьевич с минуту смотрел на него, а потом повернулся к мужикам и тихо сказал:
        - И все-таки он ее любит. Ревность еще не то с человеком может сотворить, по себе знаю. Придется простить. Теперь лишь бы Маринка его простила…
        Вацлав буркнул:
        - Простить, может и простит… Вопрос только в одном, как она к нему отнесется?
        Швец тихо сказал:
        - Мужики, стоило бы его унести отсюда и уложить по нормальному, чтоб отдохнул. Ведь он измучен.
        Силаев не чувствовал, когда четверо спецназовцев минуты через три, подхватили его и перенесли в кабинет начальника отделения. Спокойно уложили на диван. Стащили сапоги. Подсунули под голову принесенную нянечкой подушку и укрыли одеялом. Он проспал почти сутки. Первыми словами, когда проснулся, были:
        - Как Марина?
        Сидевший за столом хирург ответил:
        - Нормально. Сегодня бульон пьет с крошками хлеба. Даем через каждый час понемногу.
        - Я могу ее увидеть?
        - Нет пока. Я охранникам приказал не заходить, чтоб не волновать. Она не знает, сколько пролежала. Слишком слаба, чтоб новый стресс перенести. Дня через три, пожалуйста.
        Он попросил:
        - Если в щель, хоть одним глазком…
        Доктор улыбнулся:
        - Одним глазком можно, но так, чтоб вас она не видела.
        Врач сам помог ему увидеть Степанову. Он вошел в палату оставив дверь приоткрытой. Костя жадно смотрел на заострившееся, постаревшее и все равно такое родное лицо.
        В это самое время в Грозном, в районе площади «Трех богатырей», открылся невольничий рынок. На продажу были выставлены сотни российских солдат и офицеров. Как во времена рабства, покупатели не гнушались заглянуть пленнику в рот и осмотреть мышцы. Даже малые дети-чеченцы уяснили с первых дней, что иметь пленника-раба выгодно. Его можно продать, подарить, обменять и даже убить. За малейшую провинность раба беспощадно наказывали. Хотя по Хасавюртскому договору предусматривалась выдача всех пленных. Условия снова выполнили лишь российские войска, чеченские бандиты плевать хотели на соглашение.
        Россия еще только выводила свои войска из Чечни, а там уже начали во всевозможних диверсионных школах обучение террористов. Из оставшихся в живых волчат подрастали молодые волки, впитавшие воинствующий ваххабизм с малолетства. Бен Ладен отправлял огромные средства в Ичкерию, поддерживая подготовку к новой войне против России. На него началась охота американских спецслужб. Штаты назначили огромное вознаграждение за информацию, которая помогла бы схватить саудовского террориста.
        Огромные партии наркотиков стали регулярно переправляться через Чечню, Таджикистан и Киргизию в Россию и другие республики. Бен Ладен наладил связь с русской мафией и заручился их поддержкой. Его не особо заботил тот факт, что партнеры не мусульмане, главное - они покупали наркотики и давали ему деньги на развязывание войны. Усама лелеял план в будущем уничтожить всех не мусульман, но пока решил не заострять на этом внимания. Бизнес - прежде всего, это стало его девизом.
        Марина начала поправляться. На третий день она попробовала встать. Причем выбрала для этого момент, когда никого из медиков в палате не было. Она специально притворилась спящей. Ослабевшие ноги подкосились. Костя, все эти дни сидевший на стуле у дверей палаты, влетел на стук. Легко подхватил на руки и застыл, глядя ей в лицо. Женщина смотрела на него удивленно. Он заметил, что того света, какой играл у нее в глазах раньше при виде его, больше не было. В душе все обмерло. Оба молчали. Силаев положил ее на кровать. Укрыл одеялом и хрипло попросил:
        - Прости меня, Марина. От ревности в глазах помутилось…
        Она отвернулась, так и не произнеся ни слова. Костя решил, что она не желает разговаривать и это конец для него. Он развернулся и выскочил из палаты, не желая мучить ее тягостным разговором. Степанова обернулась на стук закрывшейся двери и тихо заплакала: у нее просто перехватило горло. Она пыталась прийти в себя от его неожиданного появления. Почерневшее усталое лицо Кости поразило женщину. Марина поняла, что он не отходил от нее. То, что произошло, показалось таким незначительным. Ведь он все равно вернулся! И вот ушел, не дождавшись слов…
        Силаев на ходу вызвал в больницу охрану для Марины, сказав, что уезжает. Предупредил охрану на входе, чтоб никого не пропускали и ушел. Через двадцать минут к госпиталю подъехала «Волга», но полковника внутри уже не было. Он, поймав частника, мчался на квартиру Марины. За пару минут собрал вещи и уехал в управление. Он ни слова не сказал охране о своих планах. Буквально через минуту после его ухода, в квартиру позвонил Оленин и спросил Силаева. Услышав от Швеца отрицательный ответ, горестно воскликнул:
        - Черт возьми! Снова ушел!
        Костя в дежурной части выяснил то, что ему было нужно, так и не показавшись на глаза генерала. В душе все запеклось от боли, но он не винил Марину, считая виноватым себя. Просидел ночь на вокзале, ни на секунду не сомкнув глаз, а на следующий день улетел на Моздок попутным транспортником.
        Через сутки он приступил к работе. Старался забивать себя делами под завязку, чтобы не думать и не вспоминать. Вечером валился с ног от усталости, но сон все равно не шел. Вновь и вновь он видел перед собой Марину, чувствовал тяжесть ее тела на руках и скрипел зубами, проклиная себя.
        Марина через неделю, едва начав двигаться самостоятельно, потребовала у врачей выписать ее. Боль от нового ухода Кости мучила, но она старалась не показывать вида, как ей плохо. Вацлав замечал временами неподвижный горестный взгляд, но ничего не говорил. Бредин дважды пытался уговорить отказаться от депутатства и поберечь себя, но Степанова упорно отказывалась. На десятый день она все же добилась выписки из госпиталя и вернулась в городскую квартиру.
        Долго стояла на пороге спальни и смотрела на диван. Швец и Сабиев ушли на кухню, чтобы сготовить. В последнее время мужики часто коротали время на кухне, все равно погода не располагала к прогулкам. Доставали книги по кулинарии и пытались сготовить что-нибудь оригинальное, раз уж появилось свободное время. Они не слышали произошедшего разговора. Андриевич подошел и встал рядом со Степановой:
        - Марин, ты же сильная, красивая женщина! Не мучь себя. Костя ушел по собственной воле, у него не хватило терпения дождаться слов. Тебе восстанавливаться надо, а думая о нем, ты никогда не сможешь нормально работать.
        Женщина устало поглядела на него и вздохнула:
        - Вацек, я забью себя работой. Видимо, он не так уж и любит меня, раз ушел. Я постараюсь забыть… Ты скоро возвращаешься туда. Геннадий улетел…
        Он тихо подтвердил:
        - Да, через пару дней и я… - Немного помолчав, запинаясь на каждом слове, неуверенно добавил: - Марин, я понимаю, что ты его любишь и еще долго не забудешь, но я бы хотел надеяться, что когда-нибудь у нас может что-то получиться. Я давно на тебя смотрю и если бы у вас с… ним все было хорошо, ты бы не узнала…
        Степанова спокойно смотрела на него:
        - Вацлав, я давно знаю о твоих чувствах и была благодарна за то, что ты держал себя. Я больше не смогу любить, чувствую это. Во мне словно что-то сломалось. Гибель Саши, смерть Лени, уход Кости - всех их я любила искренне и по-своему. Я чувствую себя выпотрошенной. Мне исполнилось тридцать четыре года. Не хочу больше любить, это причиняет слишком много боли и отнимает силы. Ты мой друг, на твое плечо я опиралась все эти дни, но прошу тебя, перестань думать обо мне, как о женщине. Не мучай себя и меня напрасными надеждами.
        Андриевич посмотрел в сторону кухни и приблизился вплотную. Приподнял ее лицо в ладонях. Посмотрел в глаза и поцеловал. Марина осталась неподвижной, а полковник тихо сказал:
        - Можешь считать это прощанием с мечтой. Мы останемся друзьями, обещаю…
        Развернулся и ушел на кухню.
        Глава 13
        По настоянию Бредина, Степанова, сразу после Нового Года, отправилась в санаторий, расположенный под Петербургом для восстановления здоровья, хотя она очень хотела поехать домой, в деревню. Генерал заставил подчиниться. Двое охранников отправились с ней. Марина выбрала Клима Сабиева и Игоря Оленина. Леонтий сам попросил оставить его в Москве:
        - Марин, я жениться собираюсь. Не могу же я за месяц до свадьбы свою нареченную оставить? Мы собирались с Лидой к моим съездить. Я рапорт подал, с просьбой об увольнении. Работу подыскал - берут с распростертыми, с моей-то подготовкой! Дали слово дождаться. Жена работать не будет, хватит ей нервы трепать с этой продвинутой мелюзгой! Ты не считай меня предателем, ладно? Мне ведь уже двадцать девять, а не женат. У моих братовьев, хоть и младше меня, уже по двое деток растет, а я все как перст один…
        Степанова рассмеялась и расцеловала парня в обе щеки:
        - Поздравляю, Леон! На свадьбу пригласишь?
        Он возмутился:
        - Ты чего, издеваешься? Без тебя свадьбы не будет! Лида вообще хочет тебя в свидетельницы взять, да стесняется предложить. Ты депутат, а она учительница.
        - Тогда передавай ей, что я согласна. Как только приеду, познакомишь…
        В санаторий решили ехать на депутатской «Волге». Клим вел машину. Обессилевшая от волнений и тревог Марина спала на заднем сиденье, поджав коленки к подбородку и накрывшись захваченным с собой пледом. Время от времени Оленин оборачивался назад, чтобы посмотреть на нее. Полушепотом сказал, убедившись окончательно, что женщина не притворяется и действительно спит:
        - Клим, сильно ее Костя подкосил. Смотри, какие морщины образовались на лбу и щеках.
        Сабиев буркнул:
        - Дураки они оба! Я давно хотел сказать… Им бы поговорить по-нормальному и все бы наладилось! А тут… Костя по ее долгому молчанию решил, что не нужен и ушел, а она тоже хороша - думает, что он не любит. Искать его не хочет.
        Сержант изумленно глядел на него:
        - Ты чего, Клим?
        - Да ничего! Константину Андреевичу я письмо написал. Адрес мне генерал достал. Объяснил полковнику все, как сам вижу. Надеюсь, что ответит… Лось, неужели ты не соображаешь, что они оба в заблуждении находятся и просто мучат друг друга? С Мариной говорить бесполезно, она зациклилась, что он ее разлюбил. Надеюсь, что он не круглый дурак. Приедет и сгребет в охапку!
        - Саба, ты спятил?
        Клим, не отрывая взгляда от дороги, ухмыльнулся:
        - Не дождешься, сержант! Ты пораскинь мозгами и сам поймешь…
        Санаторий расположился на берегу залива. Прямые ровные сосны вздымали кверху зеленые, пушистые вершины. Они глухо шумели под холодным ветром, дувшим с моря. Золотистые стволы ярко выделялись на фоне снега. Серое небо низко нависало над землей, по нему плыли темные кучевые облака, обещая снегопад в ближайшее время. Корпуса санатория оказались трехэтажными. Машина подлетела ко входу в центральный корпус и остановилась. Из дверей показался молодой парень и попросил поставить автомобиль на стоянке, метрах в ста.
        Степанову поселили по ее просьбе в отдельном номере. По соседству расположились оба охранника. Уже через сутки к женщине заглянул врач-психолог. Начал осторожно расспрашивать о прошлом. Марина выдержала минут пять, а затем твердо пообещала:
        - Катитесь, пока целы! Что вы мне в душу лезете? Со своими проблемами я и сама справлюсь. Не нужны мне душещипательные беседы, это вы приберегите для нервных дамочек! Ясно?
        Доктор явно не понял. Слегка улыбнулся, считая сказанное грубоватой шуткой и продолжил расспросы. Марина встала, спокойно закрутила ему руку за спину и выбросила из номера, пригрозив:
        - Сунешься, челюсти переломаю, чтоб говорить не мог! Катись и больше даже близко не подходи! Не рискуй здоровьем.
        Здоровенный крепкий мужчина в затемненных очках офигело смотрел на закрывшуюся дверь, потирая заболевшую руку. Он понял лишь одно - сунется к этой женщине и головы ему не сносить. Покрутил головой в пустом коридоре, не видит ли кто его позора и направился вниз, к главному врачу санатория, чтобы пожаловаться на пациентку. Но даже вмешательство главврача не могло ничего изменить. Степанова в самой резкой форме отозвалась о психологах и потребовала убрать от нее этого эскулапа, чтоб «не возникло соблазна набить рожу». Больше недоразумений не возникало. С остальными врачами Марина кое-как мирилась, хотя спецназовцы после каждого посещения процедур выслушивали ее недовольные речи.
        Не смотря на холодный ветер постоянно дувший с залива, Марина подолгу стояла на берегу между сосен, смотря на обледеневшую гладь и бурунчики на далеком серо-синем просторе. Временами небо по цвету сливалось с гладью залива. Скрипели и шуршали над головой сосны. Черные камни торчали из снега, грея каменные спины под не ласковым редким солнцем. Перед глазами Степановой часто проносились видения таких же камней, но в Афганистане. Ее рейды по заснеженным горам. Она начала все чаще вспоминать горную страну и друзей.
        В первый же день узнала о библиотеке и сразу записалась туда. Много читала. Особенно по вечерам, сидя в глубоком кресле, рядом с напольной лампой. За три дня умудрилась научиться играть в бильярд. Пусть и не совершенно, но уверенно клала шары в лузы. Старый опыт снайпера пригодился в игре. Опытный бильярдист на третий день отказался играть с ней. Если наступала очередь Степановой, можно было не сомневаться, что к столу больше никто не подойдет.
        Клим и Игорь старались не мешать и находились где-нибудь неподалеку, не упуская из виду ничего. Они на третий день заметили интерес к Марине со стороны солидного мужчины лет пятидесяти пяти. В столовой он всегда садился лицом и часто вскидывал на нее синие глаза. Во время прогулок незнакомец старался почаще попадаться женщине на глаза. Но парни заметили, что Степанова вообще не замечает ничего, углубившись в себя полностью. Она бродила по аллеям, подпинывая сапогами снежные комки. Иногда вылезала на лед. Какое-то время шла, ничего не замечая. Парни догоняли ее, прося вернуться. Они настороженно прислушивались к потрескиванию льда. Марина видела их тревогу и поворачивала к берегу.
        В четверг Сабиев первым увидел мужчину, шагавшего между деревьями и явно направлявшемуся с Марине. Он был одет в кожаную длинную куртку с капюшоном и норковую шапку. Твердая походка выдавала бывшего военного. В руках ничего не было. Застывших за деревьями охранников он по всей видимости не замечал. Клим осторожно указал на него Оленину. Сержант чуть кивнул головой: «Пусть идет. Следим».
        Незнакомец остановился метрах в двух за спиной Марины. Она продолжала смотреть вдаль, не обращая никакого внимания на чужое присутствие. Женщина считала, что приблизился кто-то из ребят. Внутренне ждала слов, но их не последовало и она продолжала смотреть вдаль. Последнее время ей вообще не хотелось ни с кем разговаривать. Легкое покашливание показало, что за спиной чужой и она резко обернулась, готовая ударить. Синие глаза смотрели на нее:
        - Ясон… Не узнаете? А я вас узнал, Марина Ивановна. Сразу. Старался привлечь к себе внимание, но вы не реагировали. Всегда идете задумавшись. Вот и решил подойти. Не думал и не гадал, что вот так свидимся. Не узнали?
        Он видел, как женщина разглядывает его. В ее глазах что-то мелькало, а затем она тихо произнесла:
        - Полковник Щербина Иван Андреевич. Герат.
        Щербина широко улыбнулся:
        - Все же узнали! Даже имя-отчество помните. Я уже не полковник, в отставке два года. Серчишко что-то прихватывать начало последнее время, вот и попал сюда. Да и вы смотрю, хоть и моложе значительно, а сердце посадили. Слышал, Марина Ивановна, все слышал! Жаль, что такой ценой вам правда достается. Каждое ваше выступление слушаю и смотрю. Даже не удивился, когда вас увидел за столиком.
        Марина честно сказала:
        - Я бы вас могла просто не заметить. Слишком много забот, практически никого не замечаю. Вся в себе. Очень рада, что вы подошли.
        Они уже вдвоем двинулись вдоль берега. Степанова расспрашивала Щербину о жизни после возвращения из Афгана. Мужчина рассказывал вдумчиво и неспешно. Заложив руки в перчатках за спину, он шел рядом с ней. Дошли до забора, преградившего путь. Женщина с неудовольствием посмотрела на проволоку. Затем взглянула на спутника:
        - Не против перебраться? Смотрите, дальше места какие замечательные! Снег не глубок, пройдем.
        Иван Андреевич вздохнул и чуть улыбнулся:
        - Боюсь, что я уже вышел из того возраста, чтобы скакать по заборам.
        Она усмехнулась и свистнула, призывая охрану. Щербина удивленно оглянулся, а она пояснила:
        - Это моя охрана. Сейчас они проход организуют…
        Представила ребятам старого знакомого. Оленин и Сабиев просто раздвинули проволоку и пропустив Марину и полковника, нырнули следом, хотя подобное нарушение вовсе не казалось им заманчивым. Спорить не стали, понимая, что Степанову все равно не переубедишь. Старые знакомые гуляли около двух часов, затем вернулись в корпус. Во время ужина они уж сидели за столиком вместе: охранники, полковник и женщина. С этого дня Марине стало не так одиноко. Очень часто оба вспоминали об Афганистане. Однажды полковник сказал:
        - А ведь я кукиш твой нарисованный сохранил! С документами вывез. Жена увидела однажды, хотела выбросить, да я не дал. Объяснил, кто его мне преподнес. Посмеялась. Теперь хранит в целлофановом пакете и всем знакомым хвастается, что это ты рисовала. Поясняет, за что я такой «награды» удостоился! Некоторые не верят. Марина, ты не против сфотографироваться вместе?
        Через сутки, отпросившись у врача, они отправились в небольшой городок, расположенный неподалеку. Решили идти пешком, хотя Сабиев настаивал на машине. Шли по узкой тропке под руку, любуясь на заиндевевшие сосны.
        Звякнул колокольчик на двери и они очутились в крошечном помещении, разделенном на две половины. Не молодой фотограф моментально узнал Марину и засуетился:
        - Господи, кто ко мне зашел! Да я теперь вывеску повешу, что у меня сама Степанова фотографировалась! Марина Ивановна, какой снимочек будем делать? Официальный или портрет?
        Женщина несколько смутилась:
        - Да нам бы просто сфотографироваться вдвоем. Давно не виделись и вот встретились…
        Фотограф дважды щелкнул ее с полковником и дважды с ребятами-охранниками. Степанова спросила:
        - Сколько я вам должна?
        Мужчина замахал руками:
        - И думать забудьте! Чтобы я у вас деньги взял? Боже меня упаси! Считайте, что это крошечная дань уважения. Фотографии я вам могу через полчаса сделать, если желаете. Присядьте и подождите. Вот журнальчики. Могу кофе предложить, правда не очень хороший. Обычный, растворимый…
        Степанова кивнула:
        - Как раз то, что надо!
        Оленин возразил:
        - Марина, тебе же нельзя кофе. Я сам слышал, как врач говорил.
        Она взмолилась:
        - Игорь, забудь на время о врачах! Могу я себе позволить чашечку кофе хоть раз в месяц? Надоели мне эти врачебные заповеди до смерти. То нельзя, это нельзя, умереть и не жить! Хоть ты о них не напоминай!
        Силаев получил письмо от Сабиева только через два месяца. Почта шла слишком долго. Клим уже перестал надеяться на ответ. Солдат, привезший корреспонденцию, догнал его, когда офицер направлялся проверить, как идет разгрузка дров. Все в части знали, что полковник знаком с Мариной Степановой. Парень бежал за ним бегом с криком:
        - Товарищ полковник, товарищ полковник! Вам письмо с Москвы!
        Костя резко обернулся и протянул руку. Конверт был помят, в пятнах и кое-где надорван. Совершенно не знакомый почерк заставил Силаева насторожиться. Он повертел послание в руках, не понимая, кто ему написал. Еще раз прочитал собственную фамилию и имя. На месте обратного адреса значилось «Москва. С.К.». Полковник надорвал конверт и вытащил листок бумаги, исписанный мелким, убористым почерком. Солдат пошел назад, но время от времени оборачивался. Всегда хмурый полковник выглядел необычно.
        Первые же строки заставили Силаева занервничать. Руки затряслись. Костя бросился в пустую казарму, чтоб никто не видел его боли. Торопливо прочитал, потом еще раз и еще. Обхватил голову руками и простонал:
        - Почти три недели ждать, когда очнется и не дождаться, когда заговорит! Дурак, как есть дурак! Спасибо, Клим, вправил мозги. Все наперекосяк! Что же делать-то теперь? Отпуск не скоро и дел по горло…
        Он выскочил из казармы и бросился к офицерской казарме. В одноэтажном общежитии жили семейные офицеры, там мест не было. Какое-то время прибывшие офицеры жили вместе с солдатами, а потом было решено одну из пустующих солдатских казарм приспособить под жилье для них. Разгородили фанерой и досками на комнатушки и жили, постепенно налаживая быт. Чтоб было не так похоже на сарай, кое-кто поклеил обои или покрасил стены зеленой краской. Были и такие, кто оклеил фанеру плакатами с полуголыми девицами и пейзажами. Дверей пока не было, их заменяли куски брезента. И все же у каждого теперь имелась собственная комнатушка, куда можно было прийти вечером и отдохнуть.
        Силаев нырнул в свою каморку, полностью забыв про разгрузку и службу. Усевшись на кровать, придвинул поближе серую солдатскую тумбочку. Вытащил обычную школьную тетрадь и принялся писать письмо Марине. Он написал все, как есть. Написал о своем отчаянии и раскаянии. Закончив, облегченно вздохнул. С измученной души словно камень упал. Заклеил конверт, написал адрес. Вышел на улицу, решительно направился к штабу, чтоб отдать письмо дежурному. Утром письма забирал почтальон, штамповал и увозил на главпочтамп маленького районного городка.
        Марина вернулась к работе в середине марта. Снова вела прием посетителей и участвовала в совещаниях и съездах. Все больше она чувствовала себя лишней среди этих отожравшихся котов, называемых депутатами. Первое же появление на совещании показало ей, как они ее «ждали». Лица откровенно скривились. Кое-кто надеялся, что после инфаркта женщина станет более покладистой, но на первом же совещании их мечты развеялись.
        Степанова снова подняла вопрос о запрете ваххабизма и сект на территории России, потребовала устроить проверку всех мусульманских школ. Снова заговорила о живущих в нечеловеческих условиях военных, выведенных из Чечни. Осмелевшие за время ее отсутствия депутаты решительно отклонили все ее требования и снова принялись обсуждать вопрос о налогах.
        В тот день на совещании присутствовали представители телевидения и в дальнейшем многие каналы не по одному разу повторяли то, что произошло дальше. Марина решительно поднялась на сцену. Преспокойно отодвинув болтавшего депутата в сторону:
        - Подвинься! Все равно воду в ступе толчешь.
        Выступавший Алексеев так и застыл с открытым ртом, а она заговорила:
        - Я обращаюсь к представителям телевидения и тем, кто меня действительно слышит. Те, кто сейчас сидит в этом зале, имеют уши, но они глухи к тому, что я говорю. Когда опомнимся, поздно будет!
        Она обвела презрительным взглядом застывших депутатов:
        - Воинствующий ваххабизм расползается по России. Наших детей втягивают во всевозможние секты, где они перестают принадлежать нам. Из них делают послушных роботов, способных подорвать себя или других, выстрелить в человека другой веры. Мать и отец перестают быть для детей авторитетами. Чужие боги и чужие слова становятся их фетишами. Не секрет, что в большинстве мусульманских школ нашим детям преподают учения Аль Маудуди, идеолога ваххабизма. По мнению ваххабитов вооруженная борьба должна вестись против всех, кто препятствует распространению ваххабитского учения и его монопольному господству. Нашим детям по этому учению прививают ненависть и вражду ко всем тем, кого эта дикая религия считает
«неверными». Дети, это глина, из которой можно вылепить все, что угодно и если сейчас не поставить на контроль каждую секту, каждую мусульманскую школу, мы можем потерять детей. Потерять будущее страны!
        Женщина твердо взглянула в приблизившуюся камеру Стефановича:
        - Здесь сидят деятели, которым сам Бог велел заботиться о здоровье россиян, но забота эта идет лишь на словах. На деле сдвигов нет. Здесь редко решаются действительно нужные вопросы, зато чепухи полно. Почти за год моей деятельности я уяснила для себя одну вещь - политики и честность вещи не совместимые. Хочешь быть политиком - становись таким же грязным, как здесь присутствующие. Это внешне они чисты и ухожены, но их души чернее сажи. Я, Марина Степанова, добровольно слагаю с себя обязанности депутата. Я ухожу из этого ржавого застойного болота. Здесь все погрязли в коррупции, взяточничестве, двурушничестве и лжи. Честному человеку здесь делать нечего. Мужики, простите меня! Дальнейшее мое пребывание на посту депутата - это пустая трата времени и денег, которые затрачиваются на меня налогоплательщиками.
        Она вытащила из кармана депутатское удостоверение и на глазах миллионов зрителей разорвала его пополам, а затем швырнула обрывки на стол председателя. Спокойно спустилась со сцены и под молчание зала вышла за дверь. Вся страна наблюдала, как милиция стоявшая у стен, отдавала честь уходившей женщине. Ребята вытянулись, держа руки у козырька фуражек.
        Марина заехала в контору и забрала немногочисленные вещи. Сняла бумажку со своей фамилией и смяв, бросила ее в урну в углу. Оленин и Швец перенесли компьютер и справочники в машину. Застыли в дверях, глядя на Степанову. Она с горечью поглядела на пустую комнату. Взяла себя в руки и обернулась к молчавшим спецам с улыбкой:
        - Чего приуныли? А я вот рада, что завязала. Поехали, отметим…
        Игнат Капустин попросил:
        - Марина Ивановна, вы меня с собой заберите. Если надо, я переучусь.
        Она отказалась:
        - Игнат, там где я, тебе лучше не бывать. Ты прекрасно разбираешься в компьютерах, а там, куда я рвану, всем этим не пахнет. Оставайся здесь. Ты еще пригодишься. Следующему армейскому депутату. Дай Бог, чтоб он честным оказался и не пошел на поводу у этой своры.
        Секретарь тихо спросил:
        - Думаете, будут еще?..
        Марина твердо ответила, хлопнув парня по плечу:
        - Обязательно! Езжай в управление…
        Но отметить не удалось. В подъезде долго разговаривали с растроенным Деминым. Старший лейтенант страшно переживал и даже не скрывал этого. Он довольно неоднозначно выразился по поводу депутатов и искренне гордился реакцией коллег. Спецназовцы за время их беседы перетаскали все вещи в квартиру. Едва вошли внутрь, как приехал генерал. Бредин был взволнован:
        - Я даже не знаю, то ли мне радоваться, то ли огорчаться. Ты ушла и снова последнее слово за собой оставила. Но милиция! Милиция!!! Ты видела, они тебе честь отдавали демонстративно! И стояли подняв руки, пока ты не закрыла дверь за собой. Вот уж не ожидал!
        Степанова улыбнулась:
        - Видела. В последнее время я к ним тоже изменила отношение в лучшую сторону. Среди милиционеров не мало отличных парней… Мы с мужиками отметить мою свободу решили. Не желаете присоединиться?
        - Не плохо бы, но лучше вечером. Что делать думаешь?
        Степанова пожала плечами. Поглядела на мужиков:
        - Евгений Владиславович, как я понимаю, мужиков вы к Андриевичу и Огареву отправите. Тут есть одна загвоздка: Володя Бутримов женился, Леонтий Швец тоже, Игорь Оленин заявление подали. Леону проще всех - у жены квартира имеется. Я прошу вас вот эту четырехкомнатную разменять на две двухкомнатные и Вовке с Игорем отдать. Бутрим сюда перетащил жену, им жизни в деревне свекровка бывшая не даст. А мне квартира ни к чему. Жить в Москве я не собираюсь. Вернусь к себе и снова лесником стану. Отец место лесника для меня эти годы держал. Сам работал. Помогите мужикам…
        Бутримов и Оленин опомнились:
        - Ты чего, Марин? Мы и в общежитии устроимся, со временем купим. Ты же эту площадь продать можешь. Хорошие деньги получишь…
        Она легонько хлопнула обоих ладонями по губам:
        - Дурни! Вы меня собой прикрывали, жизнями рисковали, так неужели я не имею права хоть чуть-чуть отблагодарить вас? Я мебель вам продам, чтоб мне на первое время хватило и достаточно. Поможете, Евгений Владиславович? А то я в этом вопросе ноль без палочки.
        Генерал понял, что уговаривать бесполезно и кивнул. Она спросила:
        - У меня до окончания контракта еще полтора года. Разрешите дослужить у полковника Огарева под Полтавским? Все знакомые, все родные…
        Бредин вздохнул:
        - Стоит ли, Марин? Ты после инфаркта. Достаточно пройти медкомиссию и уволишься вчистую через пару недель.
        Она возмутилась:
        - Снова по докторам ходить?! Вы что, решили меня в гроб загнать? Да я едва белый халат вижу, как у меня нервный тик начинается! Лучше в палатку посреди поля и подальше от докторов. Дайте мне на недельку домой съездить и отправляйте! Леона, Вовку и Игоря здесь оставляйте, у них до окончания контракта чуть осталось, всего по паре недель. Нечего им туда-сюда ездить. Клим, Рахмон и Юрий пусть решают сами.
        Мухаметшин и Скопин кивнули:
        - Мы уволиться решили. Навоевались. Хватит до конца жизни.
        Клим пожал плечами на их вопросительные взгляды:
        - А я подпишу контракт еще на один срок. Сросся с частью, уже не мыслю себя на гражданке. Да и ждать меня некому…
        Бредин вздохнул:
        - Из шести один и еще неизвестно, что те парни запоют, что в деревне живут. Но вообще-то правильно решили, мужики. У вас у всех, кроме войны, наверное и воспоминаний нет…
        Оленин решительно возразил:
        - Обижаете, товарищ генерал-полковник. Даже на войне немало комичного было. Я вот до сих пор вспоминаю, как Огарев отправил меня молодых солдат встречать. Их в вертолете напугали байками о том, что на чеченской земле вокруг одни мины, причем невидимые. Вот они встали, как вкопанные и стоят. Старослужащие разбежались, а эти стоят. Я им «Бегом!», а они в ответ: «Товарищ младший сержант, мины». Сами аж позеленели от страха. Я еле-еле объяснил, что на территории федеральных войск мин нет и все проверено. Потом оказалось, что напугал их никто иной, как вот этот бравый Леон! Мне Огарев всыпал за опоздание, ну я давай выяснять, кто такую дезу пустил…
        Все расхохотались. Швец довольно сказал:
        - Ты радуйся, что я им тебя, как чеченского разведчика не описал, что бедных молоденьких солдатиков в рабство продает. Мысль была! Интересно, чтобы они с тобой сделали?
        Оленин рассмеялся и покачал головой:
        - Ну ты и гад, Леон!
        Бредин улыбнулся:
        - Ладно, мужики, мне пора в управление возвращаться. Марин, когда ехать домой думаешь?
        - Завтра. Три дня там побуду и сюда. Насколько я слышала, самолет на Моздок полетит в четверг на следующей неделе. Успею шмотки свои собрать из квартиры. Место для складирования найдете, Евгений Владиславович?
        - Найду. Так тому и быть. Вечерком загляну, дернем за твою свободу! Я все же рад, что ты из этой грязи чистой выбралась.
        Едва генерал ушел, она повернулась к Сабиеву:
        - Клим, поедешь со мной? Мужики собираться будут, а нашим женатым братьям не до тебя. Поехали? Поможешь мне с упаковкой, ладно?
        Сабиев махнул рукой:
        - Поехали!
        Марина и Клим, груженые сумками и пакетами, пробрались по узенькой тропке среди сугробов к деревне. Степанова кое-что из тряпок забрала с собой, чтоб в будущем поменьше перевозить. Сабиев был полностью согласен с ней. Крыши, укрытые толстенными шапками снега и высоченные сугробы, только еще начавшие оседать, делали дома приземистыми, словно присевшими. Поблескивали под солнцем стекла окон. Лес вокруг деревни стоял темный и тихий. Снег на еловых лапах растаял под весенним солнышком. Едва влезли в деревню, как с Мариной тут же поздоровался выскочивший на улицу в одной рубашке Николай Морозов:
        - Здравствуйте, Марина Ивановна! С приездом! Слышали! Ну и хрен с ним с депутатством этим! Вы не растраивайтесь!
        Степанова встала в удивлении:
        - Николай, а чего это ты меня на «вы», да еще и по имени-отчеству? Уже и деревенской считать перестали, что ли?
        Морозов пожал крепкими налитыми плечами:
        - Уважаем, вот и говорю так!
        Она усмехнулась:
        - Ну спасибо…
        Они добрались до дома Ушаковых и влезли внутрь. Дети были в школе вместе с прапорщиком Дмитрием Чепыгиным. Появление Марины и Клима Сабиева заставило подскочить родителей Марины и остававшихся в доме Максима Гавриленко и Ивана Мешкова. Старший лейтенант и прапорщик были из полка Вацлава Андриевича. Елена Константиновна быстренько накрыла на стол, но не удержалась от упрека:
        - Ну и чего ты добилась своим широким жестом? Швырнула порванный мандат на стол и ушла. Экий подвиг! Что люди скажут?
        Иван Николаевич побледнел. Дочь увидела, как желваки отца заходили из стороны в сторону и опередила его:
        - Да ничего не скажут. Я честно поступила. С ворами и казнокрадами мне не по пути. Меня только что Николай Морозов поздравил с прибытием и просил не расстраиваться. А я и так не растроена. Вот полтора года дослужу по контракту и снова лесником пойду. Пап, уступишь место?
        Иван Николаевич улыбнулся:
        - А то! Конечно уступлю! Тебя жду.
        Мать снова не удержалась:
        - С депутатов в лесники! Хорошая карьера. В Москве нельзя остаться?
        Дочь снова опередила готового вспылить отца и улыбнулась:
        - Чего плохого? Работа как работа. Деревья и животные врать не умеют. Самое то для меня. В столице мне делать нечего. Меня на кордон тянет. С ружьишком побродить. Квартиру мою генерал обещал разменять на две двухкомнатные для Игоря с Володей. Мне она ни к чему.
        Елена Константиновна просто онемела, а отец довольно улыбнулся:
        - Молодец, Маринка! Правильно. Не лежит душа, нечего себя ломать, а мужикам пригодится. У нас ведь тоже новость. Ваня Мешков жениться собрался. Сговоры были…
        Сержант потупился и покраснел. Клим превратился в статую и поглядел на Маринку. Она поняла его взгляд: «Он же тебя любил» и рассмеялась:
        - На ком это ты, Вань?
        Мешков ничего не ответил. Смущенно улыбаясь, парень смотрел в стол. Зато Иван Николаевич быстро открыл все секреты:
        - В магазин прислали продавцом девчушку с Кондротова. Здесь у нее тетка живет, Наталья Макарова. Та, чтоб Ольге не мотаться и деньги на автобусы не тратить, ее к себе жить взяла. Светленькая такая, пригожая на лицо и скромненькая. Не то, что эти современные шалавы…
        Иван Николаевич усмехнулся, поглядев на стриженный затылок тезки:
        - Мы смотрим, наш Иван в магазин зачастил. Да подолгу задерживается. Постоянно нас спрашивает, не надо ли что купить. Я смекнул, в чем дело, да в упор и спросил: «Уж не жениться ли собрался, Ваня?», а он мне в ответ: «Самое время. Дядь Вань, сосватайте мне Ольгу. Пока мои родители с Новосибирска приедут, ее уведут». Вот мы с матерью и ходили. Наталья крик подняла - «девчонка у нас молоденькая, а у него седина на висках». Девчонка с характером оказалась! Выскочила и говорит: «А мне он люб. Я замуж пойду». Потом к родителям ее ездили в Кондротово. Сосватали. Те ахнули от неожиданности, но жених им понравился. Заявление подали.
        Сабиев развел руками:
        - Сколько же ей лет-то?
        Ответил Иван:
        - Девятнадцать. Жить здесь собираемся. Контракт у меня заканчивается. Съезжу в Москву, расчет получу и свободен…
        Клим почесал затылок, поглядев на Марину:
        - Получается так: едем я, ты, Гавриленко и Чепыгин. То-то Огарев обрадуется, что служить некому! Марина, Геннадий твою деревню всю жизнь помнить будет. Три женщины спецназ захомутали и все с его полка. Может и мне тут присмотреться к местным барышням? Что-то тоже жениться захотелось и осесть. Ведь не молод уже. Наверное, навоевался…
        Елена Константиновна пристально поглядела парню в лицо:
        - У Ольги сестра есть на два года постарше. Красивая и цену себе знает. Замуж выходить за деревенского пьяницу не хочет, а практически все парни пьют. Вот и засиделась в девках. Мать-то жаловалась: никуда не ходит, шьет, вяжет, по дому все делает. Трое местных сватов присылали, всем отказала. «Уж лучше одной, чем с пьяницей».
        Даже Гавриленко заметил, как задумался Клим. Потом поднял глаза на Елену Константиновну:
        - Поглядеть бы на нее…
        - Сходи в магазин сегодня. Погляди на Ольгу. Старшая почти копия. Только волос чуть темнее. Глазищи синие большие, статная.
        Он полюбопытствовал:
        - Во сколько открывается?
        - В десять.
        Степанова ошеломленно покрутила головой:
        - Клим, так ты серьезно?
        Сабиев задумчиво произнес:
        - А что? Мне двадцать девять. Из них десять отданы армии. Родители погибли в катастрофе, когда я маленьким был. Воспитывала бабушка со стороны отца. Теперь ее нет. Есть где-то еще родственники, но я их не знаю, а они, судя по молчанию, не рвутся со мной обняться. Один. Ну, подпишу я контракт еще на четыре года и что? Мне будет тридцать три, когда он закончится. Неизвестно, обойдется ли все благополучно. Можно ведь и инвалидом остаться, сама знаешь. Приставать надо к берегу, а не мотаться с войны на войну. Если пойдет за меня девчонка, останусь. Все же не один. Тут Иван будет и ты вернешься. Иван, сходишь со мной в магазин? Поговоришь со своей невестой?
        Мешков кивнул:
        - Пошли к ней прямо сейчас, в доме Макаровых поговорим. В магазине не удастся, народ постоянно толпится. Хлеб ждут.
        Парни быстро оделись и слиняли. Иван Николаевич покачал головой:
        - Быстро у вас решения принимаются!
        Гавриленко улыбнулся:
        - На то и спецназ, чтоб с налета! Чепыгин в школе себе вдовушку присмотрел. Потому и ходит каждый день с детьми, нам не дает. Вчера похвастался, что она не против его ухаживаний и после окончания контракта он сюда явится. В той деревне, где школа стоит, жить будет.
        Иван Николаевич ахнул:
        - Это кого ж он присмотрел? Что-то я не могу понять…
        - Она в буфете работает, ребятишек кормит.
        Елена Константиновна догадалась:
        - Алевтина Бобарева! Хорошая женщина. Давно овдовела, но себя держит. Не спилась, не сгулялась. Только ведь она не молоденькая…
        Гавриленко развел руками:
        - Да и Дмитрий не мальчик. Сорок пять с гаком. Жена другого нашла, пока воевал в Афганистане. Вот так и затянула мужика война. Тринадцать лет один.
        В это время Иван и Клим разговаривали с Ольгой Демьяновой. Макаровых дома не было и им никто не мешал. Обстановка в доме фактически не отличалась от мебели в доме Ушаковых. Та же стенка, те же диван с креслами и трельяж в простенке. Телевизор на высокой тумбочке, накрытый кружевной салфеткой. Мешков представил друга невесте. Красивая девчонка произвела впечатление на Сабиева и он в упор спросил:
        - Сестра твоя пойдет за меня замуж? Мне надо это завтра знать, чтоб решить, подписывать контракт на дальнейшую службу или нет. Иван меня знает не первый год.
        Ольга растерялась от неожиданности:
        - Тайка? Не знаю… Могу спросить. С магазина соседям позвоню, пусть приедет и сами решайте. Надеюсь, что это не шутка…
        Она вопросительно посмотрела на Ивана. Тот покачал головой:
        - Не шутка, Оль. Если Клим сказал, так и будет.
        Девушка начала торопливо одеваться:
        - Пошли позвоним, пока никого нет…
        Ольга быстро дозвонилась до соседей и попросила позвать сестру. Минуты через три сбивчиво заговорила:
        - Тай, с тобой хочет один парень поговорить. Он вместе с Ваней служит. Ты отнесись спокойно. Он не шутит… Сам сейчас скажет… Его Клим зовут… Красивый… Передаю.
        Она сунула трубку в руку Сабиева и тот безо всяких предисловий, бахнул:
        - Тая, выходите за меня замуж. Мне двадцать девять. До послезавтра мне надо решить, подписывать контракт на дальнейшую военную службу или нет. Если вы скажете
«да», я останусь здесь, с вами.
        Девушка на другом конце провода молчала и он спросил, пугаясь:
        - Ало, ало, неужели прервали…
        Тихий голос ответил:
        - Я слышу. Через пару часов я приеду и решим.
        Раздались короткие гудки. Сабиев положил трубку:
        - Она приехать обещала. Во сколько ждать, Оль, подскажи?
        Девушка взглянула на будильник на полке, подсчитывая:
        - Если Тайка сказала, что приедет - разобьется, но явится. Так… На десяти часовой она успеет. Сейчас без четверти. В одиннадцать из города. В одиннадцать пятнадцать прибудет!
        Ольга с любопытством посмотрела на Сабиева:
        - Клим, а если Тайка вам не понравится?
        - Если она такая, как ты, то она мне уже нравится. Мне доложили, что вы сильно похожи. Вот понравлюсь ли я ей? Старый, да?
        Девчонка покачала головой и прижалась к Ивану. Лукаво поглядела в синие глаза жениха:
        - И вовсе не старый. Думаю, вы ей понравитесь…
        Сабиев направился к двери:
        - Ладно, я вам мешать не буду.
        Ольга ответила, рассмеявшись:
        - А ты и не мешаешь. Сейчас все равно народ пойдет. Ваня к Ушаковым направится.
        Ровно в одиннадцать Клим направился к остановке. Он шел не спеша, внимательно поглядывая по сторонам. Минуты три ждал на остановке, разглядывая заснеженные окрестности и щурясь от сверкающего под солнцем снега. Заметно пригревало. Возле белых стволов берез образовались ямки. Из-за поворота показался красный автобус. Он остановился напротив остановки. Сквозь стекла виднелись силуэты людей. Мужики и бабы с любопытством глядели на парня в камуфляже. Потом автобус медленно тронулся дальше. С другой стороны дороги стояла девушка в сером пальто с пушистым воротником и вязаной белой шапочке. Она смотрела на него. Сабиев шагнул к ней:
        - Тая, я Клим.
        Оба разглядывали друг друга и молчали. Он спохватился, что она его не так поймет:
        - Господи, я наверное по-дурацки выгляжу…
        Она потупилась и рассмеялась:
        - Зачем же так о себе? На дурака вы никак не тянете. Идемте в магазин.
        Он не уверенно предложил:
        - Может к Ушаковым? Марина, когда я уходил, самовар поставила.
        Таисья согласилась:
        - Тогда пошли к Ушаковым. Мне интересно поглядеть на Марину Ивановну. Только зайдем к сестре вначале.
        Сабиев влезая в магазин заметил, как сестры быстро переглянулись. Мужики и бабы, стоящие в очереди, замолчали и уставились на вошедших. Вопросительно-испуганный взгляд Ольги мгновенно стал веселым. Клим догадался каким будет ответ, но все же хотел услышать его от Таисьи.
        Вместе с Ушаковыми Тая пила чай, расспрашивая Марину обо всем. Степанова отвечала, удивляясь внутренне уму девушки. Вопросы были точны и лаконичны. Потом предложила:
        - В спальне никого нет и мешать вашему разговору некому. Думаю, вам найдется что сказать друг другу.
        Клим и Тая вошли в спаленку и сели на диванчик Юльки. Сабиев спросил:
        - Вы что-нибудь решили? Или я стар?
        Она покраснела и опустила голову:
        - Я согласна, Клим.
        Сразу отвернулась в сторону, чувствуя, как «горят» уши. Парень положил руку ей на плечо:
        - Тая, я послезавтра уеду, чтоб развязаться с заканчивающимся контрактом. Новый я уже не подпишу. Вернусь сразу, а сегодня предлагаю съездить к твоим родителям и все решить со свадьбой.
        Она повернулась:
        - Клим, автобус будет часа через два. Расскажи мне о себе…
        Глава 14
        Саша и Юля узнали о приезде матери, едва подойдя к первому дому. Выскочивший Митька Заварухин с крыльца крикнул детям об этом. Прапорщик не успел опомниться, как дети побежали по дороге. Дмитрий крикнул вслед:
        - Я не побегу!
        Спецназовец знал, что в деревне детям ничто не грозит. Саша обернулся на бегу и помахал ему рукой, на секунду отпустив руку сестренки. Они вбежали в дом и замерли на мгновение на пороге. Марина вскочила на ноги:
        - Сашенька, Юленька!
        Сын вытянулся за эти полгода и стал выше ее на полголовы. Юлия тоже подросла и доставала брату до средины груди. Дети бросились к ней и прижались с двух сторон. Марина притиснула их к себе:
        - Родные мои! Солнышки мои! Как я по вам стосковалась!
        Юлька разревелась:
        - Мы так испугались, когда по радио сказали о том, что ты без сознания находишься. Даже Саша плакал. Ты снова уедешь, да?
        Она грустно улыбнулась:
        - До конца контракта осталось полтора года, а затем вернусь и переедем жить на кордон. Я снова лесником стану. Согласны еще немного подождать?
        Елена Константиновна, ревниво следившая за встречей внуков и дочери, сказала:
        - Когда следующая война начнется, снова уедет, бросив вас на мои руки.
        Саша поднял голову. Его глаза потемнели еще больше и блеск пропал. Он тихо, но твердо сказал:
        - Мама нас никогда не бросала! Мы всегда чувствовали, что она рядом. Даже если она на новую войну уедет, значит так надо. Значит, она нужна. И мы с Юлей снова будем ее ждать. Мама все делает правильно.
        Марина перехватила довольный взгляд отца и сразу отметила в памяти поджатые губы матери, означавшие недовольство. Елена Константиновна повернулась и скрылась на кухне. Отец тяжело смотрел вслед жене. Дочь поняла, что подобные разговоры, где сын встает на ее защиту, происходят не в первый раз. Не все гладко в отношениях матери и отца.
        Вечером Степанова осталась в кухне одна. Взяла несколько районных газет с полки и принялась проглядывать. Дети давно ушли спать. Родители и спецназовцы сидели перед телевизором. На кухню неожиданно вышел Саша. Он был в спортивных штанах и майке. Сел рядом на диване:
        - Мам, мне бы поговорить…
        Она прижала его к себе, поцеловав в висок:
        - Давай поговорим.
        - Кто я, мам? Как я к тебе попал?
        Марина посерьезнела:
        - Я забрала тебя у десантников в Афганистане. Национальность твоя - афганец. Они нашли тебя в развалинах сарая. Там скрывалась банда душманов, которых вертолетчики накрыли огнем. Захваченный главарь банды сообщил, что твои родители погибли. Отец был в его банде и погиб раньше. Мать погибла под развалинами в тот день. Тебе было восемь месяцев. Он сообщил, что у тебя есть родственники, но ты им не нужен, так как им свои семьи кормить нечем. Посоветовал отдать в приют при мечети. Я видывала такие приюты до этого. Это страшное место. Такой участи я для тебя не хотела. Отец Юлии, полковник Горчаков, помог мне усыновить тебя и вывезти в Союз. Вот и все…
        Женщина вздохнула и добавила:
        - Ты можешь потребовать афганское гражданство для себя, если захочешь. Я дам показания и сумею доказать…
        Саша обнял ее:
        - Да не нужно мне этого! Здесь мой дом. Ты у меня самая лучшая мама на свете. Спасибо, что правду сказала и не стала обманывать. Ты назвала меня в честь первого мужа?
        - Точно. Я дала тебе отца. Прости, что обманула тогда.
        Сын прижался к ней:
        - Знаешь, мам, а я часто смотрю на его портрет. Мне кажется даже, что мы немного похожи. Бабушка ругается и твердит, что я глупости говорю…
        Марина улыбнулась, обнимая сына и утыкаясь лицом в черные кудри:
        - Сашенька, это бабушка сказала, что Саша не твой отец?
        - Я сам подсчитал. Саша погиб за три года до моего появления. Но я считаю его отцом. Ты меня обрадовала. Только не смейся. Я много читал и начал разбираться. Мы с Юлей сводные, так получается и можем пожениться в будущем. Сестренка самая красивая девчонка будет. Мне четырнадцать и я начал замечать, что на меня многие одноклассницы стали странно смотреть. Дважды в портфеле записки находил - в кино приглашают…
        Мальчишка рассмеялся тихонько:
        - Но я Юлю ждать буду. Ей исполнится шестнадцать и поженимся. Мы уже с ней говорили, хоть она и маленькая еще…
        Марина рассмеялась и потерла лоб:
        - Озадачил ты меня! Тебе еще только четырнадцать. Воды много утечет и все еще может перемениться в твоей жизни. И девочку другую встретишь, красивее, умнее. Когда Юльке шестнадцать исполнится, тебе уже двадцать два будет.
        Он упрямо поглядел ей в глаза:
        - Но ты не станешь нам препятствовать? Ведь ты тоже вышла замуж рано.
        Она вздохнула, притянув его к себе:
        - Не стану.
        Сын поделился своим горем:
        - Бабушка постоянно пытается разлучить нас.
        Марина насторожилась:
        - Каким образом?
        - Она не отпускает Юльку со мной играть в хоккей, запрещает кататься с угора. Твердит о том, что я взрослый и даже пыталась ее диванчик из спальни перенести в горницу. Если бы не дедуля… Юлька ревет и если дедушки нет, заступиться некому. Тот нам разрешает вместе быть и с собой часто берет на обход. А бабушка постояно против. Почему, мам? Разве я что-то плохое делаю тем, что люблю сестренку? Мам, я знаю о том, что происходит между взрослыми, но поверь, я никогда и ничего не сделаю Юльке, пока она не вырастет и сама…
        Мальчишка смутился и под смуглой кожей появился персиковый румянец. Степанова задумалась. Все было гораздо сложнее, чем казалось. Она поцеловала сына в макушку и улыбнулась:
        - Ты ничего плохого не делаешь. Иди, спи. С бабушкой я поговорю.
        Саша чмокнул ее в щеку и скрылся за дверью. Марина задумалась. Мать все больше и больше воспринимала в штыки все, чтобы она не делала. Теперь конфронтация коснулась детей. Елена Константиновна вышла на кухню, чтобы напиться. Дочь попросила:
        - Мама, нам надо поговорить. Присядь.
        Она очень обстоятельно рассказала о разговоре с сыном и спросила:
        - Что тебя не устраивает в отношении Саши к Юлии? Почему ты так стараешься их разлучить?
        Мать собралась в очередной раз заплакать, но дочь остановила:
        - Ты, мам, не плачь. Я научилась спокойно относиться к твоим слезам. Это раньше ты плачем добивалась своего, сейчас этот номер не пройдет. Отвечай спокойно.
        Елена Константиновна неожиданно поняла, что не знает дочери. Она вдруг почувствовала себя учеником перед строгой учительницей и замерла. Желание заплакать пропало. Мать попыталась объяснить:
        - Саше пятнадцатый год. Он смотрит на Юльку, как на будущую жену. На руках ее носит, дерется за нее в кровь. Любое ее желание исполняет. Летом ей захотелось недозрелого яблока из сада у Морозовых. Мимо шли. Так он подошел к Николаю и говорит: «Дядь Коль, Юле яблока вон с той яблони охота. Разреши одно сорвать?». Мужик махнул рукой: «Иди», а сам наблюдал. Самое румяное нашел. Залез и сорвал. Рубашку в трех местах разорвал. Николай потом мне говорил, что Саша Юлию любит не как сестру. В деревне это и то замечают. Ты мать и должна меня понять. Эта любовь предосудительна.
        Марина твердо возразила:
        - А я ничего в этом не вижу. Они сводные. Знаешь, как он обрадовался, что у них кровного родства нет!
        - Но я несколько раз видела их спящими в одной постели! Это-то тебя должно насторожить!
        Марина улыбнулась:
        - Тут все просто, как дважды два. Юлька маленькая, ей не хватает меня. Ты их не понимаешь и она тянется к брату, так как отец спит с тобой. В этом тоже ничего нет криминального. Мне Саша твердо сказал, что никогда и ничего ей не сделает, пока она не подрастет и сама все не поймет. Я сыну верю.
        Мать воскликнула:
        - А я нет! Он еще глуп. Башку закружит и все! Что ты потом запоешь?
        - Да ничего. Что будет, то и будет. Я даю детям свободу и прошу не запрещать им быть вместе. Ты добьешься того, что они перестанут тебе доверять.
        - Что ты знаешь о воспитании? Ты была с ними мало, а я воспитала тебя…
        Марина перебила ее и чуть улыбнулась:
        - Ну не совсем так, мам… Меня больше отец воспитывал. Ты мне все запрещала. Хотела заиметь свою копию, а получила второго отца. Ты вспомни, много ли я делилась с тобой бедами и радостями? Я бежала к отцу. Даже со своими девичьими и женскими проблемами к нему шла. Мои дети тоже бегут к нему. Это тебя не настораживает? Ты в свое время запретами потеряла мое доверие, а теперь и их. Подумай! Мне жаль, что я, твоя дочь, вынуждена учить тебя жизни. Недоверие порождает ответное недоверие.
        Елена Константиновна удивленно смотрела на Марину, а та встала:
        - Ладно, я пошла спать. У меня завтра не мало дел…
        Мать так и осталась сидеть на диване. Вновь и вновь прокручивая в голове произошедший разговор. Она чувствовала, что дочь права, но привычное мировоззрение не желало так просто сдаваться. Иван Николаевич не дождался жены и вышел на кухню, где нашел ее в страшной задумчивости. Жена поглядела на него странным, отсутствующим взглядом и вновь погрузилась в свои мысли. Спросил:
        - Ты чего, Лен?
        Она на мгновение очнулась:
        - Ты иди, спи. Мне подумать надо…
        Демьяновы были в шоке, когда старшая дочь появилась в компании симпатичного высокого парня в камуфляже и с порога объявила, что выходит за него замуж. Отец и мать застыли за столом, когда будущий зять поздоровался и представился:
        - Клим Сабиев. Заявление мы подаем завтра, а свадьбу сыграем вместе с Иваном и Олей. Распишемся и потом, а так хлопот и затрат меньше.
        Евдокия Ивановна кинулась накрывать на стол, на ходу извиняясь:
        - Ты уж извини, милый, не думали и не гадали, что Тайка решит скоропалительно замуж выходить. Три года всем от ворот поворот дает и на вот. Уж чем богаты, не обессудь…
        Сабиев почувствовал себя не ловко:
        - Да не стоит ничего собирать! Я у Ушаковых поел.
        Но Демьяновы не слушали его, накрывая на стол. Мать и отец Таи расспрашивали его обо всем, вздыхали. Евдокия Ивановна часто вытирала глаза фартуком, стирая слезы. Клим переночевал в доме будущих тестя с тещей. Тая настояла на этом:
        - Куда ты на ночь глядя? Что у нас места нет? Оставайся, все равно ни на чем не уедешь. Я Марину Ивановну предупредила, что оставлю тебя, если засидимся.
        Мать присоединилась к дочери:
        - Оставайся, Клим, оставайся!
        И парень остался. Допоздна проговорили с Демьяновыми, решая вопрос со свадьбой. Прежде чем уйти спать, Евдокия Ивановна сказала:
        - Видно не зря Таисья в девках сидела. Дай Бог вам счастья обоим. Вы сидите, дело молодое, это нам старикам на покой пора. Она покажет, где лечь…
        Едва родители скрылись в спальне, как девушка сказала:
        - Ты им понравился, как и Иван.
        Присела рядом с ним на диван, сложив руки на коленях и растерялась, не зная, что сказать. Сабиев, хоть и был старше, находился в таком же состоянии. Даже выпитая пара рюмок водки не прибавила смелости. Тая встала и выключила свет, пояснив:
        - Отцу с мамой не видно, а в деревне верно, гадают, чем это Демьяновы так поздно заняты…
        Снова присела на диван, чуть ближе, коснувшись бедром его ноги. Обоих словно током пронзило. Сабиев неловко обнял Таю за плечи и потянул к себе. В груди не хватало дыхания. Сердце билось где-то у горла. Девушка не сопротивлялась, когда его губы нашли ее. Она лишь шепнула:
        - Клим, я тебя дождалась…
        Через сутки Марина, Клим, Иван, прапорщик Чепыгин и старший лейтенант Гавриленко уезжали в Москву. Сабиев был счастлив. Он, не скрываясь, целовал Таю на глазах у ее родителей. Иван не отпускал от себя Ольгу. Старшие Демьяновы приехали проводить будущих зятьев. Познакомились с Мариной и ее родителями. Евдокия Ивановна обнялась с Еленой Николаевной:
        - Если б не ваша дочь, наши девки наверное и замуж-то бы не вышли. За кого идти? Все пьют! А эти парни с умом.
        Степанова попрощалась с детьми, которые в этот день не пошли в школу. Долго стояли обнявшись. Подошедшая Елена Константиновна тихо сказала:
        - Можешь не переживать за детей, я все поняла.
        Бредин был в шоке, узнав, что Мешков и Сабиев тоже увольняются и женятся на сестрах. Прапорщик Чепыгин ухмыльнулся:
        - Через полгодика и я семейным человеком стану!
        Генерал-полковник вздохнул, глядя на довольное лицо Дмитрия. Он связался с Огаревым и доложил обстановку сам. Молчание длилось секунд тридцать, затем Геннадий Валерьевич выдал:
        - Все верно. Когда-то надо и семьей обзаводиться. Документы я пришлю. Нечего им сюда мотаться.
        Евгений Владиславович помолчав, добавил:
        - Я вам Степанову высылаю. Ей полтора года дослуживать. К вам рвется.
        Огарев насторожился:
        - Как у нее с сердцем-то? Может, не стоит рисковать?
        - Нормально. Она сама настаивает. Врач мне последнюю кардиаграмму показывал и объяснил, что серьезных изменений не произошло. О беглеце ничего не слышно?
        Под «беглецом» Бредин, Огарев и Андриевич подразумевали Силаева. Геннадий Валерьевич ответил:
        - В Кочубеевском районе находится. Никак не могу связаться. Связь плохая. К тому же поблизости его никогда не бывает. Только побегут звать, связь прерывается!
        - Ясно. Через пару суток отправь машину встретить Марину и ребят.
        Полковник осторожно спросил:
        - Вы ее с какими полномочиями отправляете?
        - Ни с какими. В твое распоряжение и все. Сам на месте решай, что ей делать. Ты не хуже меня ее способности знаешь.
        Самолет взмыл в небо и Степанова вздохнула, откинувшись головой на жесткую стенку. Сердце пело от радости - она снова летела в Моздок. Прикрыла глаза, не замечая, что с ряда напротив на нее внимательно смотрят все мужики. Когда ждали погрузки и посадки, Марина сидела в домике у аэродромных наблюдателей и читала купленные в Москве газеты. Разгадывала кроссворды. Вместе с обслугой пила чай. Ее никто не видел, кроме Гавриленко и Чепыгина.
        Большая часть самолета оказалась забита мешками, ящиками и коробками. Марина сидела в конце ряда, где пространство было свободным из-за откидывающейся створки. Слева находился прапорщик Чепыгин, справа старший лейтенант Гавриленко. Марина решила подремать и преспокойно привалилась головой к плечу прапорщика. Тот лишь покосился и постарался сесть так, чтоб ей стало удобнее. На противоположном ряду не выдержали. Трое майоров встали и направились к ним. Один наклонился:
        - Прошу прощения, что не даем отдохнуть. Вы Степанова?
        Маринка открыла глаза и вздохнула:
        - Точно.
        Офицеры заулыбались:
        - Марина Ивановна, тут наши мужики поспорили. Двое сказали, что вы после депутатства на службу не вернетесь. Мелковато для вас, а мы уверены, что вернетесь. Это так?
        Маринка рассмеялась и прижалась к уху наклонившегося майора:
        - Мне по контракту осталось полтора года и я возвращаюсь на службу. Потом собираюсь уйти из армии, у меня же двое детей. Лесником стану. Потребуюсь армии - вернусь.
        Сурового вида здоровяк предложил:
        - Может вы на наш ряд перейдете? Многие поговорить хотят…
        Степанова встала. С противоположного ряда мужиков как ветром сдуло. Все столпились в хвосте самолета. Марине подсунули ящик вместо стула, а сами расселись на рюкзаках. Из-за шума моторов приходилось кричать. Один из мужиков сразу спросил:
        - Марина Ивановна, разве вы не могли в Москве остаться дослуживать? На местах новых дислокаций никаких условий нет. К тому же вы после инфаркта. Неужели доктора не предлагали вам пройти медкомиссию и уволиться вчистую? На вполне законных основаниях. Ни один из нас никогда не упрекнул бы вас в этом. Понимаем.
        Она улыбнулась:
        - А мне это надо? Думаете, я в политику сунулась ради теплого местечка?
        Они загомонили:
        - Да мы знаем, что не ради этого! И все же стоило бы поберечь себя.
        Женщина вздохнула:
        - Мужики, если все время о себе думать, то надо оставаться дома и никуда носа не высовывать. Вы же воюете, тоже о себе не думаете.
        Из толпы раздался возглас:
        - Но мы мужчины, а вы женщина.
        Степанова улыбнулась:
        - Это кто тут такой домостроевец?

«Домостроевцем» оказался молоденький парнишка с погонами лейтенанта. Щеки резко покраснели, когда все мужчины с улыбками уставились на него. Он принялся оправдываться:
        - Я только хотел сказать, что женщинам тяжелее на войне приходится…
        Сидевший рядом майор похлопал его по плечу:
        - Марина Ивановна перед трудностями не пасует! Иначе не летела бы в тьму-таракань.
        Они расспрашивали обо всем, задавали вопросы и выслушивали ответы. Фактически на высоте две тысячи четыреста метров прошла очередная конференция. Маринка чувствовала, что находится среди своих. Тут ее понимали и судьбы мужиков были похожи на ее судьбу. В разговоре полет прошел очень быстро и мужики удивились, когда самолет начал снижение:
        - Быстро долетели. Может, подбросить? Мы крюк сделаем, довезем до Полтавской.
        Она отказалась:
        - Меня встречать будут. Спасибо.
        Под Моздоком земля освободилась от снега. Весна была в самом разгаре и Степанову сразу опахнуло запахом раскисшей согревающейся земли. Теплый весенний ветер мигом выдернул золотистую челку из-под фуражки и растрепал ее. Марину встречали Огарев и Андриевич, приехавшие на «уазике» в сопровождении брони и полувзвода спецов. Крепко обнялась со всеми. На удивленный взгляд Марины в сторону брони Геннадий Валерьевич ответил:
        - Чехи знают о твоем прилете. Мы радиопереговоры перехватили. Не смотря на то, что здесь территория России, мелкие банды то и дело устраивают нападения. А уж тебя они постараются не упустить…
        Степанова поняла:
        - Ругались сильно?
        Андриевич махнул рукой:
        - Ты что для политиков, что для бандитов - кость в горле. Мне вмешаться пришлось…
        Огарев рассмеялся и отвернулся в сторону:
        - После его вмешательства в эфире тишина стояла минут пять. Затем испуганный голос с акцентом спросил «ты кто?». Вацлав прочел этому недоумку вторую лекцию с такими заворотами, что потом с дивизии звонили, узнавали, кто так виртуозно чехов отматерил…
        Степанова захохотала, тряхнув смущенного поляка за плечо. Вацлав молча протянул Марине бронежилет и она не стала возражать. В машине ехать не хотелось. Солнце наверняка нагрело крышу машины и внутри установилась «парилка». Женщина решительно забросила сумку на заднее сиденье «уазика» и направилась к БТРу. Двое спецов протянули ей руки и помогли влезть на броню. Полковники переглянулись, а затем вскочили на борт следом за ней. Лейтенант и прапорщик поехали в машине.
        Весна стояла дружная и дорога раскисла. Многочисленные ямы и колдобины заставляли молчать, чтобы не прикусить язык. Всюду под солнцем сверкали лужи. Легкий ветерок шевелил торчащие клочки прошлогодней травы. Вокруг расстилалась ровная степь с редкими купами деревьев.
        Возле села Ага-Батыр переехали через мост и вскоре съехали на еще более разбитую проселочную дорогу. Колеса увязали и временами машины натужно ревели моторами скользя по чернозему. В одном месте «уазик» увяз окончательно. Сколько шофер не газовал, из-под задних колес летела грязь, но машина с места не стронулась и на сантиметр, все глубже зарываясь в землю. БТР пристегнул его тросиком к себе и поволок дальше. В стороне остался довольно большой поселок, а затем показался палаточный городок, огороженный бетонными столбами с натянутой колючей проволокой. Примерно в километре виднелся лесок. Крайние палатки почти вплотную прилегали к нему. Огарев крикнул:
        - Там Кура течет. Проскочили село Полтавское, туда мы в магазин ходим. Одной ходить не советую. На тебя чехи охоту объявили.
        Въехали в проволочные ворота. Марина обратила внимание, что территорию начали благоустраивать. Виднелись засыпанные щебенкой дорожки. Солдаты старательно прокапывали канавы вокруг палаток и вдоль дорожек, утрамбовывали привезенный гравий. БТР остановился у центральной палатки с лаконичной табличкой «Штаб». Огарев спрыгнул с брони:
        - Марин, жить в нашей штабной палатке будешь. Мы тебе уголок отгородим. Сами тоже там располагаемся.
        Она обратила внимание на выглядывающие трубы полевой кухни:
        - Как с продуктами?
        - Плохо. Пшенная и перловая каши с небольшим количеством тушенки. Супы из присланных концентратов и сухофрукты, потравленные молью. Тушенка с истекшим сроком годности.
        Женщина посмотрела на выглядывающие вдалеке крыши домов:
        - С местными какие отношения?
        - С большинством нормальные, но есть несколько семеек, которых и сами казаки не любят. Ты задумчивая. Что-то предпринять собралась? Поделись, я все же командир…
        Вошли в палатку. Степанова ответила, бросив сумку на ящик:
        - Поговорю по телефону со Стефановичем, пусть волну поднимут и начнут атаку на Министерство Обороны из-за плохого снабжения выведенных войск. Попрошу телевидение предпринять попытку прорваться сюда. Вы не против? В случае чего, если начальство наедет, четко говорите, что ничего не знаете и это у меня депутатские замашки проявляются. Что мне полтора года дослужить осталось и так далее…
        Андриевич захохотал, присаживаясь к столу:
        - Гена, смотри, что творит! Не успела приехать, уже чего-то планирует, да еще и тебе лазейку оставляет, чтоб не сильно влетело.
        Огарев посмотрел на женщину:
        - Марин, вообще-то здесь не Москва.
        Она насмешливо поглядела на него:
        - Вы хотите сказать, что я не депутат и влезать во все не стоит? Геннадий Валерьевич, я вас не послушаюсь и сделаю все, что могу, лишь бы облегчить жизнь парням. И действовать я стану через друзей, оставшихся в Москве. Вы приобрели себе чирей, извините, на задницу, согласившись взять меня на службу. Теперь выдавить меня обратно будет сложно.
        Огарев спокойно кивнул:
        - Наш интендант куда только не обращался, чтоб питание нормальное наладить. Все зря! Первый месяц радовались, что хоть это имеем, а теперь, сама понимаешь, запросы несколько выросли. Однообразие надоело. Работы тяжелой невпроворот, а питание оставляет желать лучшего. Никаких витаминов! Про Москву я сказал не потому, чтоб тебя уколоть. Ты снова нагрузку на сердце вешаешь, а тебе бы поберечься стоило. Вижу, что не остановить. Действуй, Марина!
        Андриевич предложил:
        - Гена, может мы ее помощником интенданта определим? Ты как, Марин, согласна?
        Огарев уперся:
        - Никаких помощников! Сам знаешь, там здоровому приходится таблетки глотать. До чёрта перехваченных бумаг на чеченском и арабском скопилось. Переводить некому. Переводчик, что у нас имеется, переводит через пень-колоду и только с арабского. Полдня может над одной бумажкой биться. Старшина займется переводами и этого долдона с институтом потренирует в языках. Потом неплохо бы парней поднатаскать в стрельбе из снайперской винтовки. Дел хватит. Если и помогает интенданту, то на добровольной основе.
        Женщина кивнула и уселась напротив мужчин за стол:
        - Договорились! Вацлав, возле реки ты не знаешь, ива, тростник, тополя или таволга растет?
        Мужики переглянулись:
        - Тростник имеется в заливчиках и красные такие кусты растут. Ветки гибкие. Тополей много на берегу. Зачем тебе?
        - Во-первых, зеленые заросли устроить. Таволга и тополь растут быстро. Самое время сажать. Ямы копать не надо. Уткнул в сырь и пусть растет. Летом полить первый год придется. Во-вторых, навесы из тростника и той же таволги, чтобы летом не поджариться. Они воздух пропускают, нагреваться не нагреваются, в дождь разбухают, воду не пропускают и тень дают. Года три-четыре служить могут. Здесь мы, как на раскаленной сковородке летом будем. Полюшко открытое. В первую очередь для часовых плести надо, чтоб солнечные удары и ожоги не получили. Беседки сделать, чтоб отдохнуть в теньке могли и мы и солдаты…
        Огарев честно ответил:
        - Марин, дело очень нужное, а кто плести будет? Ведь никто не умеет.
        - Я умею. Дело нехитрое. Дайте мне парочку ребят, самых слабосильных и безмозглых. Эта работа им по силам и даже понравится. Мы смотаемся к реке, нарубим тальника и посадим по периметру дорожек прямо сегодня. Через пару недель все высохнет, а они прирасти успеют. Не стоит откладывать. Так что, полковники, даете людей?
        Мужчины переглянулись:
        - Ты с дороги. Солдаты и сами палок нарубят.
        Марина вздохнула:
        - Беда мне с вами! Палок они нарубят, а того, что действительно надо, не принесут. Не устала я, что вы оба беспокоитесь… - Ей пришла в голову интересная мысль. - Мужики, я у входа трактор с тележкой видела. Он работает? Я бы его взяла. Тогда мы много привезем материала, чтоб на завтра хватило.
        Огарев предложил:
        - Марин, может тебе за благоустройство городка взяться? Хрен с ними с переводами, не спешно.
        - Переводы я делать буду, когда отдыхать стану садиться, а вот стать комендантом военного городка, стану с удовольствием.
        Вот так Степанова превратилась в хозяйку части. Через неделю двенадцать расставленных постов имели крышу от солнца и дождя. Посаженные возле дорожек прутики выбросили листочки. Даже стенки беседок у КПП, сплетенные из лозы, покрылись зелеными листьями. Колья, вбитые в землю проросли и зазеленели. Степанова запретила обламывать нежные веточки. Длинные шесты вырубленные из молодых тополей покрылись зеленью, продолжая держать на себе легкие крыши из переплетенного тростника.
        Выделенные ей солдатики с удовольствием возились с прутьями и тростником. Это были действительно самые тупые бойцы изо всей части. Но женщина не ругала их. По многу раз терпеливо показывала, как лучше плести и они натренировались. Вскоре четверо парней устроили соревнование. Еще через неделю по всей территории части стояли вместительные беседки с крышами и скамейками по плетеным бортикам. Вокруг центральных столбов имелись круглые столы все из той же лозы. По требованию Марины они продолжили плетение матов из тростника.
        Загрузив солдат работой, Степанова на первой неделе прошлась по селу и попросила у хозяек лишних семян всевозможних растений. Ее узнавали в каждом доме и охотно делились. Каждый клочек земли между палатками оказался превращен в грядку, огороженную колышками и синтетическим шнуром. Солдаты и офицеры с удивлением глядели на спешные работы. Полковник Огарев не вмешивался, но теперь, прежде чем ступить в сторону смотрел, нет ли колышка или нитки впереди.
        Она потребовала у Вацлава вспахать трактором землю, оставшуюся свободной возле самого леса и вокруг части. Поле было заброшенным. Степанова, предварительно договорившись с атаманом, полностью засадила его картофелем. Семена дали казачки в обмен на обещание заняться с их чадами летом рукопашным боем. Каждая семья выделила по два ведра и плетке лука. Впридачу дали многочисленную поросль садовых деревьев и кустарников. Марина не отказывалась. Часть подарков рассадила по периметру части, остальные уткнула в землю всюду, где нашлось место. Лук торчал на каждом клочке земли, ощетинившись крошечными перышками.
        Набранного количества картофеля хватило только на посадку. Зато небольшое количество лука пошло на еду. Рацион немного изменился и солдаты повеселели. На недоуменный взгляд Андриевича, ответила:
        - Казачки хотят быть уверены, что их дети смогут постоять за себя.
        - Неужели всерьез займешься?
        - Обязательно. Я же слово дала.
        Разговор с Москвой не принес результатов, но теперь Огарев волновался меньше. Едва пошли в рост травы, как Степанова с солдатами начала мотаться по лугам и собирать их. Готовила супы из щавеля, крапивы, сныти, иван-чая и лебеды. Добавляла стрелки дикого чеснока ко вторым блюдам, кипятила чай из трав на кухне. Повар наливал его вместо осточертевших компотов. Излишки трав сушила на столиках в беседках и палатках. Складывала в мешки. Марина вползала в палатку, когда даже Огарев уже лежал в постели. Падала на кровать в своем закутке и отрубалась.
        Прошло три недели. Со времени появления женщины в части, она несколько изменилась по виду. Для БТРов и машин были сплетены навесы. Теперь Марина заговорила с начальством об утеплении палаток и подготовке их к зиме. С Москвы не спешили присылать утепленные сборные казармы. Огарев и Андриевич понимали, что зимовать придется в палатках и отдали ей три взвода солдат.
        Зато с Москвы в начале июня прислали две обшарпанные финские бытовки на полозьях, без стекол и печек. Полковники офонарели и не знали, что с ними делать. Летом в них можно было задохнуться от жары. Степанова потолковала с солдатами и упросила отдать бытовки ей. Поставила вплотную друг к другу, расположив поближе к реке. Парни принялись за дело. Затем Марина выпросила у интенданта шесть двухсотлитровых бочек. Съездила с солдатами к заброшенному зарастающему коровнику и наковыряли кирпичей. В конце июня женщина торжественно предложила полковникам помыться в баньке.
        Женщина крутилась, как могла. За лозой и тростником приходилось ездить все дальше и дальше. По вечерам солдаты сами поливали грядки, зеленые насаждения и взошедшую картошку. Территория выглядела зеленой и ухоженной. Вечерние занятия рукопашным боем с казачатами выматывали, но Марина не жаловалась. Через месяц все ее подопечные прекрасно могли постоять за себя. Взрослые мужики из села, приходившие посмотреть на занятия, констатировали факт, что она добилась хороших результатов и картошка с луком были отданы не зря.
        Дважды она слышала о стычках с бандитами, но все они происходили в стороне и большого беспокойства не вызвали. После того, как занятия с детьми прекратились, Марина стала редко появляться в селе. Наступившая жара не располагала к прогулкам. Иногда выбора не было и она отправлялась в Полтавское.
        В тот день ей требовался совет. Молодые лозы винограда расползлись во все стороны, дав многочисленные побеги. Она не знала, что с ними делать и решила посоветоваться, прежде чем обрезать. К тому же требовалось зайти в магазин и купить кое-какие мелочи для себя. Степанова не стала брать с собой солдат, зато по-тихому прихватила пару метательных ножей и штык-нож от автомата.
        До села дошла спокойно. В первом же дворе получила от сидевшего в тени старика дельный совет по уходу за виноградом. Поблагодарив за науку, направилась к магазину. Выходя с чужого двора, заметила молодого парня, который старался остаться незамеченным и торопливо нырнул за столб. Сделала вид, что не заметила, полностью расслабившись. Расстегнув куртку и пониже опустив козырек кепки на лицо, шла по улице.
        В душе появился полузабытый азарт, но она постаралась отогнать от себя это чувство. Разглядывала палисадники перед домами, засаженные плодовыми деревьями и кустами. Любовалась на беседки, увитые виноградом, яркие мальвы, выглядывающие через заборы, белевшие стены домов. Случайно заметила второго парня. Тот шел по теневой стороне станичной улицы. Это было уже хуже, но Марина не особо обеспокоилась. Искоса «прощупав» взглядами фигуры, она поняла, что огнестрельного оружия при них нет.
        Степанова купила все, что ей требовалось и направилась назад. Парни исчезли, но она в любой момент была готова увидеть знакомые лица. Поравнялась с палисадником крайнего дома и почувствовала чужое присутствие сзади. Сумка мягко упала на траву, а женщина ушла в сторону и со всей силы врезала локтем в живот напавшего. Раздавшийся всхлип и резкое «хр-р-р» показали, что попала. Сбоку метнулся второй. Она резко развернулась. Увидела две ладони и перепуганные глаза совсем еще молоденького парнишки:
        - Тише, тише… Нас просто попросили вам кое-что передать. Мы вас третий день караулим.
        - Тогда для какого черта со спины налетаете?
        - Мы не налетали. Просто не хотели, чтоб нас видели разговаривающими с вами. Собирались пойти сзади и сказать. Были уверены, что вы нас не заметили.
        Степанова, поняв, что парни не опасны, подошла к упавшему парню, не спуская глаз со второго. Тот силился вздохнуть и не мог. Она зашла ему за спину и резко отвела его руки, сжатые под грудью в стороны. Еще более резко рванула на себя спиной. Воздух со всхлипом проник в легкие и бедолага наконец-то смог дышать. Из его глаз катились слезы, лицо покраснело от удушья. Оставив пострадавшего сидеть на травке, Марина подняла сумку и посмотрела на второго парня:
        - Что просили передать и кто?
        - Единственное, что можем сказать - он чеченец. Просил сказать, ему нужно с вами поговорить. Будет ждать у реки, возле воды, напротив части в десять вечера сегодня. Приходите одна, иначе разговор не состоится.
        Марина кивнула:
        - Передайте, я буду в назначенном месте.
        Спокойно направилась по дороге, но затем обернулась к парню все еще сидевшему на траве и кашлявшему:
        - Парень, если у тебя есть здесь знакомые, зайди и попроси горячего чаю. Неприятные ощущения в груди быстро исчезнут.
        Степанова специально оставила участок возле лесополосы на поздний вечер. Отпустила солдат отдыхать, а сама принялась не спеша обрабатывать лозу. Подвязывала, наставляла дополнительные колья. Окучивала почву вокруг стебля. Времени было девять вечера, когда она закончила и направилась к палатке. Огарев сидел за столиком и что-то писал. Увидев входившую женщину, отложил бумажку в сторону:
        - Наконец-то сегодня пораньше. Марина, ты столько сделала. Сбавь обороты! Ведь не выдержишь! Загорела так, на цыганку смахиваешь. Бредин раз двадцать звонил и ни разу тебя не застал! Он уже спрашивает, что я за задание тебе дал. За два месяца ты не сделала ни единого выходного.
        - Зато я себя очень хорошо чувствую. На следующей неделе планирую начать утеплять палатки к зиме. Интендант, гад, уголь и дрова до сих пор не выписал. Под дождем пилить и колоть придется. Это не дрова, а мученье будет. Хоть вы на него надавите! Навес для дров готов и контейнер под уголь сплели.
        - Это где ты все разместила? Я не видел.
        - Рядом с баней имеется жуткое место. Явно свалка удобрений была. Земля голая, растения там гибнут. Даже неприхотливая таволга загнулась. Я там поставила дровяник с контейнером, а второй по диагонали точно напротив, чтоб никому не обидно было. Пеньки от старых тополей ребята выкорчевали и место появилось. Подъезды отличные. Завтра собираемся с парнями к заброшенной ферме доехать на тракторе, кирпичей навыбивать и десяток тракторных поломанных рессор с заброшенной МТС привезти надо.
        Огарев чуть с ящика не упал:
        - Это еще зачем?
        - Большая часть бочек, приспособленных под печки, прогорела. Кирпич, использованный для строительства фермы, красный и для печей годен. Один из парнишек-солдат отцу не раз помогал складывать печи и фурычит в этом деле. Он сложил печь в бане. В одном месте у реки я наткнулась на месторождение глины. Вот мы и хотим печки поставить кирпичные. Интендант жести не хочет на трубы дать, говорит «глупостью занимаемся» и надеется, что все пришлют к зиме. А я считаю ждать милостей нечего! Рессоры разберем на пластины и сверху над огнем вмуруем, чтоб можно было подогревать пищу или сварганить чего самим. Поговорили бы вы с ним, Геннадий Валерьевич. Я сейчас по одному дельцу схожу, затем ополоснусь. Приду и побеседуем еще…
        Она прихватила из закутка нижнее белье, тенниску, свежие брюки и носки. Спросила:
        - Андриевич где? Что-то я его сегодня не видела…
        - Вацлав у радистов. Марин, а что это за мешки с травой висят? Давно хочу спросить, да тебя постоянно нет.
        - Это я для зимы собираю, чтоб витаминные чаи делать. Вот эти два - приправы для супов и вторых блюд. Надо продолжать сбор трав, зимой все пригодится. Дайте мне еще пару взводов и трактор, мы по степи проедемся. Наберем трав. Вот-вот шиповник начнет поспевать, собирать надо и сушить. В нем витамин «С». Дикие яблоки и груши тоже собирать надо. У реки их полно, я видела. Пригодятся. С местными договориться насчет падалицы, сушки мы из лозы сделали. Меня сейчас заботит другая вещь: куда овощи будем девать, чтоб не померзли зимой? Единственное решение, в жилые палатки распределить или отапливаемый склад делать. Короба для хранения плести начали. Ладно, я ушла…
        Степанова без задержки прошла мимо поста и скрылась за деревьями. Ее все знали и не останавливали. До встречи оставалось минут тридцать. Женщина внимательно осматривалась и прислушивалась в надвигающихся сумерках. Солнце ушло за горизонт. Марина начала огибать деревья. Вскоре убедилась, что вокруг никого нет. Крадучись направилась к назначенному месту. Над водой склонилась старая корявая ветла. Ее крона была столь густа, что представляла собой хорошее укрытие. Рядом свежих следов не было и она скользнула вверх, в гущу ветвей. Улеглась на толстом сучке, поглядывая сквозь просветы по сторонам.
        Мужчина среднего роста, гладко выбритый, в камуфляже, появился неожиданно, словно привидение. Он шел совершенно бесшумно. Огляделся. Степанова увидела довольно симпатичное лицо с острыми скулами и темными глазами. Сразу узнала Ису Валиева. По тому, как он встал, она поняла, что незнакомец один и тихо отозвалась:
        - Я здесь. Руки в стороны и не вздумай сунуть в карман.
        Мужчина застыл, а затем медленно выполнил ее требование. Марина бесшумно спрыгнула на землю перед ним:
        - Не возражаешь, если я на время заберу твой пистолет, Иса? У тебя же второй на щиколотке имеется. Твои привычки мне известны. Как обещала, я одна, да и ты смотрю, слово держишь.
        Легко выдернула ТТ из его кармана и отойдя на метр, прислонилась к стволу ветлы. Он наконец-то справился с растерянностью:
        - Ты меня знаешь?
        - Когда в Чечне была, твой портрет мне попадался, как портрет разыскиваемого преступника. Память на лица у меня хорошая. С чем пожаловал на территорию Российской Федерации? Грабить и убивать?
        Бывший полевой командир грустно посмотрел на нее:
        - Марина Ивановна, вы вправе упрекать меня. Я бывший офицер. Все что вы говорили по радио и телевидению не могло пройти мимо. Дудаев врал, Яндарбиев тоже и Аслан не лучше этих двоих. Я живу с семьей и банды у меня давно нет. Пять дней назад мне стало известно, что на часть, где вы служите, планируется налет. Это произойдет через четыре дня под утро. В деле замешаны несколько казаков из села. Часовых вырежут. Ваша палатка давно известна. Офицеров убьют, а вас утащат. По рации не говорите. Все прослушивается.
        Она вернула ему пистолет. Присела у дерева и кивком предложила присесть рядом:
        - Иса, ты проник на российскую территорию, чтобы предупредить меня. Ты знаешь и сам, что рискуешь. Твое отсутствие наверняка заметили. Почему ты так рискуешь? У меня, извини, появилось подозрение, что это очередная ловушка.
        Он внимательно разглядывал ее смуглое загорелое лицо с выгоревшими волосами. Марина, не мигая, глядела на него. Мужчина вздохнул:
        - Это не так. Моя жена и дети в Полтавской. Я вывез их. Амир Бесланов был моим школьным другом. Я узнал, что Амир любил тебя и ты убила его по его же просьбе. Его изувечили подобные мне. После этого началось мое прозрение. Уж если Бесланов, который безоглядно верил в Дудаева, перешел к вам! Это заставило задуматься не только меня…
        Она поняла, что он не лжет. Тихо спросила:
        - Иса, что ты будешь делать дальше? В станице тебя быстро вычислят.
        Он улыбнулся:
        - У меня есть друг и есть деньги. Он переправит меня в Россию. Куда-нибудь в глушь, в Сибирь. Стану работать, пока в Чечне все не утрясется. Дай слово, что ты не сообщишь своим, кто тебе дал сведения?
        Степанова не чувствовала вражды к этому мужчине и ответила:
        - Даю. Я совет дам: отпусти усы, чтоб не узнали, осветли немного волосы и смени документы.
        Валиев улыбнулся снова:
        - Я об этом уже подумал. Только насчет волос… Ты права. Спасибо.
        Марина поднялась:
        - Меня наверное уже ищут. Иса, ты не можешь минут пять постоять, пока я искупаюсь? Только отвернись, ладно?
        Чеченец удивленно поглядел на нее:
        - Ты совсем не боишься меня и доверяешь?
        Она спокойно сбросила куртку и принялась расстегивать ремень на брюках. Поглядела на него, сбрасывая кроссовки:
        - Извини, но Амир не мог дружить с полным дерьмом. Дудаев многим мозги запудрил, так что в случае с тобой даже удивляться нечему.
        Иса отвернулся с задумчивым видом и Марина быстрехонько разделась донага. Спокойно нырнула в реку. Несколько раз проплыла вдоль берега, смывая дневную пыль и грязь. Выбралась на землю и оделась в свежую одежду:
        - Спасибо. Можешь поворачиваться.
        Села на землю, обувая кроссовки. Он смотрел на нее сверху вниз:
        - Ты в жизни красивее, чем по телевизору. Я понимаю Амира. Удачи вам, Марина Ивановна! Я жалею о том, что натворил, если б вы знали, как жалею…
        Развернулся и исчез за деревьями. Степанова тоже поднялась. Подхватила грязную одежду и направилась в часть по темному перелеску. Спокойно прошла мимо постов и вошла в палатку. Огарев и Андриевич сразу обратили внимание на странное выражение ее лица:
        - Где ты была? В бане тебя не было.
        Она присела к столу, подвинув ящик:
        - Купалась в речке. Дальше не спрашивайте. В общем так… Через четыре дня, под утро, на часть будет совершено нападение крупной банды из Чечни. Цель - я. Часовых собираются вырезать, вас прикончить. Проводниками у них несколько местных казачков. Сведения понравились?
        У полковников вытянулись лица:
        - Ты что, Марин, шутишь? Какая банда?
        - Обычная. Она уже в пути. По рации говорить нельзя. Все прослушивается. Глушилки у нас нет, сами знаете.
        Огарев спросил:
        - И откуда у тебя такие сведения? Кто-то из местных сообщил?
        - Кто, не скажу, но человеку этому я верю. Знаю его. Извините, мужики, дело не в недоверии. Я дала слово не называть его имени. Вы знаете, что я всегда держу слово и в этом случае отступать от принципов не собираюсь.
        Полковники переглянулись. Вацлав спросил:
        - И когда ты условилась о встрече?
        - Днем, когда в село ходила.
        Геннадий Валерьевич прошипел:
        - Марина! Что ты делаешь? А если бы это оказалась ловушка?
        Она насмешливо поглядела на него:
        - Гена, мои чувства при мне остались. Хоть год и прошел, но навыков я не растеряла. Я этого мужика врасплох застала, а перед этим проверила окрестности. Не зря же я так быстро слиняла с территории.
        Полковник потребовал:
        - Дай слово, что этого больше не повторится!
        Она отрицательно покачала головой:
        - Не дам. «Хвост» посадишь, все равно уйду, если потребуется.
        Огарев в упор поглядел на нее. Ответом был спокойный взгляд. Геннадий Валерьевич вздохнул:
        - Что делать будем?
        Андриевич предложил:
        - Ну, раз знаем, вывести ребят и укрыть в лесочке, а потом банду окружить, пока они пустой лагерь атакуют…
        Маринка взвыла:
        - Еще чего! Так я и позволю мои огороды потоптать, да навесы сжечь! И думать забудьте оба, что лагерь покинете!
        Вацлав расхохотался:
        - Та-а-ак! Опять что-то придумала свое. Выкладывай!
        Когда она выложила свой план, мужики дружно начали его дорабатывать, уточняя детали. К часу ночи план был готов. Все трое отправились спать весьма довольные друг другом.
        Глава 15
        В части жизнь днем текла, как и обычно. Ничто не указывало на беспокойство или тревогу. Зато едва наступала темнота, начиналось и основное движение. Солдат срочников задействовали в операции только тех, кто имел подготовку, а так все легло на плечи немногочисленных, оставшихся на сверхсрочную, контрактников. За территорией лагеря рылись окопы и тщательно маскировались. Земля уносилась к реке и ссыпалась в воду. На четвертую ночь разведка расставила на разных направлениях не большое количество сигнальных мин.
        В эту ночь не обученных солдат-срочников строго-настрого предупредили, чтобы ни один не высовывался из палатки, чтобы не случилось и какая бы стрельба не началась. Выскакивать разрешили только в случае прямого попадания или пожара. Говорил сам Огарев и это придало значимости странному приказу. Большинство парней поняло, что дело слишком серьезное и стоит послушаться.
        С девяти вечера разведка незаметно следила за окрестностями. Человек пять расположились на деревьях в лесочке. В час ночи, не получив сигнала тревоги от разведки, группа людей начала расползаться по окопам. Наибольшие опасения внушала лесополоса. От нее до границ части было не более сотни метров. Вся надежда приходилась на разведку и то, что они обнаружат противника раньше.
        Марина откинулась на стенку окопа. Устроилась поудобнее и заложив руки за голову, принялась рассматривать крупные южные звезды. Она только делала вид, что не волнуется. Вокруг лежали солдаты-срочники из «стариков». На самом деле по спине пробегал холодок ожидания боя. В начале третьего ночи раздался крик совы и женщина встрепенулась. Посмотрела на вздрогнувших срочников, лежавших рядом. Прошипела:
        - Идут! Замереть всем.
        Десятка три теней скользили вдоль дороги. Они шли по краю лесочка и были практически невидимы. Серый рассвет только начал заниматься. Побледневшие звезды начали гаснуть. От реки тянуло сыростью. Все же кто-то из нападавших задел сигнальную мину. Тишину разорвал грохот и пронзительный свист. Яркий свет пронзил южную ночь. Тени тут же пропали, словно растворились. Один из срочников высунулся из окопа, чтобы посмотреть получше и тут же ударила хлесткая очередь. Теперь ни о какой тихой операции и речи быть не могло. Степанова выматерилась:
        - Болван безмозглый! Выясню кто голову сунул, урою!
        Банда отходила, яростно отстреливаясь. Разведка, засевшая в лесу, так и не успела замкнуть кольцо, чтобы отрезать путь отступления и теперь бандиты отходили к селу. Такое в плане Степановой было не предусмотрено. Наверняка, где-то в той стороне у бандитов имелся транспорт. К тому же они могли взять заложников. Марина вскочила и бросилась в часть, крикнув на бегу:
        - Вацек, БТР!
        Через пару минут она вывела бронированную машину из-под навеса и выскочила за пределы части. На мгновение приостановилась и на броню тотчас прыгнуло несколько спецназовцев и Андриевич. Женщина гнала машину не хуже механика-водителя. Банда, поняв, что БТР их нагоняет и до села они добраться не успеют, кинулась в перелесок.
        Чехи начали спускаться к реке. Часть залегла у дороги и встретила несущуюся броню пулеметным огнем. Несколько раз ухнул гранатомет, но расстояние было слишком мало и гранаты рванули за спиной. Мужики лишь пригнулись от осколков, приникнув к холодному железу. БТР пронесся мимо залегших бандитов и развернулся на краю рощи. Теперь банде пробраться в село незамеченными оказалось невозможно. Ее блокировали в перелеске. Едва мотор заглох, раздался крик полковника:
        - Маринка, молодец! Теперь они заперты!
        Она выбралась из люка:
        - Не совсем. По реке могут уйти. Сейчас тепло. Оружие побросают и стоит нам выстрелить в такого «пловца», обязательно найдется свидетель. Нас обвинят в расстреле мирных, приехавших в гости, чеченцев, которые просто гуляли…
        Андриевич скривился от ее слов и тут же подумал, что она права. Степанова соскочила с брони. Не обращая внимания на росу и мгновенно намокшую одежду, кинулась к реке, держа автомат наизготовку. Полковник оставил одного из мужиков возле брони для охраны и кинулся с тремя спецназовцами следом за женщиной. На бегу сказал:
        - Я и не знал, что ты БТР водишь. Причем лихо!
        Она пояснила:
        - Не только броню, еще мотоциклы, машины, трактора, танк и велосипед. Вацек, я предлагаю оставить еще одного мужика вот здесь, пусть за рекой последит, а нам начать углубляться в рощу. Если все пойдем, мы из-за деревьев воду не увидим. Слышишь, с той стороны стрельба началась. Мужики заставляют их увязнуть в бою. Если мы ударим отсюда, то еще часть сил, наверняка занятая поисками плавсредств, оттянется к нам. Скоро мужики к нам подойдут.
        Он предложил:
        - Может тебе остаться?
        Она удивленно поглядела на него:
        - Обижаешь!
        Коротким взмахом руки полковник приказал ближайшему парню остаться на берегу. Перебежками, прячась за деревьями и кустарниками, они начали приближаться к месту боя. Выстрелы гремели на одном месте, не удаляясь и не приближаясь. Степанова по звуку различила пулемет, автоматы и гранатомет. Предложила разделиться. В сопровождении парня-спеца бросилась бежать к берегу. Андриевич так и пошел по прямой со вторым парнем. Марина оказалась права. Человек шесть бандитов торопливо искали по берегу упавшие деревья. Но за все это время у воды лежало лишь два не очень толстых ствола. Один из чехов обернулся и заметил мелькнувшие фигуры. Гортанно крикнул:
        - Гоблины!
        Все шесть мигом залегли и открыли огонь. Толстые стволы надежно укрывали и тех и других от пуль. К тому же появление спецназа со стороны реки оказалось достаточно неожиданным. Маринка гаркнула в ответ по-чеченски:
        - Не угадал! Мы не десантники!
        Из-за чеченской речи на несколько секунд возобновилась тишина, а потом очереди зазвучали по-новой. Занимавшийся рассвет позволял увидеть в полумраке метавшиеся фигуры. Даже яркие трассера теперь побледнели. Минуты через три наверху видимо услышали, что внизу тоже стреляют. Очереди начали приближаться. Со всех сторон раздавались крики и ругань. Кто-то командовал по-чеченски, требуя бросаться в реку, но не попадать в руки русским.
        Шестеро бандитов на берегу сообразили, что пора смываться. Они неожиданно вскочили и кинулись к берегу, на ходу сбрасывая лифчики с боприпасами. Двое, длинными очередями, заставили Марину и спецназовца залечь. Четверка шустро столкнули деревья и бросилась в воду. Прикрытие, побросав автоматы и сбросив куртки, тоже нырнуло в реку. Все шестеро, уцепившись за сучья, поплыли по течению. На берег, буквально через минуту, выскочило несколько боевиков. Один, увидев уплывающие деревья, выругался и дал очередь по беглецам. Степанова заметила, как одна из бородатых голов скрылась под водой. Женщина начала стрелять. Двое рухнули сразу и она крикнула по-чеченски:
        - Сдавайтесь! Вам не уйти.
        Ответом была очередь, просвистевшая над головой, сбившая листья с дуба и осыпавшая Марину корой дерева. Спецназовец снял еще одного бандита. Оставшиеся пятеро кинулись к деревьям. Сдаваться они явно не собирались. В сторону Степановой полетела граната. Она грохнулась за тополь. Осколки сбили листья и ветки, которые вновь осыпали ее. Спецназовец крикнул:
        - Марина Ивановна, вы живы?
        Она стащила с головы кепку и осмотрела: верх пересекал ровный разрез от прочертившего осколка. Ответила:
        - Жива!
        Кто-то из чеченцев громко крикнул:
        - Депутат здесь! Все сюда!
        Степанова оглянулась и заметила подбегающих солдат:
        - Валера, вот и подмога подоспела!
        Через пять минут все было кончено. Солдаты тщательно прочесали лесок. Собирали трупы, оружие, лифчики с боеприпасами и рюкзаки, раскиданные по всей роще. Пленных оказалось тринадцать человек. Среди них находилось трое казаков из станицы. Убитыми нашли девять человек. Оставленный у реки спецназовец вскоре приволок еще пятерых мокрых чеченцев. Объяснил:
        - Я в кустарнике залег, а эти плывут. Увидели, что никого нет и к берегу грести начали. Только выбрались, я встал. Двое попытались рыпнуться, те, что с фингалами…
        К Марине подбежал механик-водитель угнанного ею БТРа:
        - Марина Ивановна, каким образом вы мою машину завели?
        Она удивилась:
        - Как обычно. Села и вперед! А что?
        - Аккумулятор сел вчера. Я не могу завести мотор. Броню назад тащить придется.
        Женщина искренне удивилась и пошла в сторону БТРа. По дороге столкнулась с полковниками. Спросила:
        - С нашей стороны убитые есть?
        Огарев ответил:
        - Нет. Трое ранено. Все срочники. Лезут, куда ни попадя! Я в село за атаманом двух солдат отправил. Пусть со своими разбирается сам. Думаю, не стоит обострять отношения с местными. Нам чеченцев хватит. Ты куда направилась?
        - К броне. Механик сказал, что там аккумулятор сел, а она у меня с полоборота завелась… - Она посмотрела на туман, клубящийся над водой и зевнула, добавив: - Потом спать пойду, если вы оба не против.
        Геннадий Валерьевич улыбнулся:
        - Спи. Мы разберемся. Ты не мало сделала за сегодняшнюю ночь. С БТРом быстро придумала.
        Завести броню не удалось, сколько она не мучилась. Машина чихала, но движок «не схватывал». Подъехавший второй БТР подцепил тросиком застывшего собрата и поволок за собой. Марина сидела за рычагами и лишь поворачивала машину, куда надо. Механик-водитель сидел рядом и наблюдал за ней. Спросил:
        - Марина Ивановна, вам немного потренироваться и готовый механик.
        Она быстро поглядела на парня:
        - Вася, я за рычаги лет пятнадцать не садилась. Возможности не было, а тут с горячки получилось, как надо.
        Проснувшись, она узнала от Огарева, что прибывший с пятью старшинами станичный атаман забрал казаков и был в страшном гневе. Обещал разобраться с предателями по-казачьи и пригласить на сбор офицеров. За чеченцами должны были прибыть сотрудники ФСК из Моздока, но пока никто не появился. Огарев и Андриевич допросили пленных. Допрос дал немало интересного. Особенно обнаруженные в рюкзаках инструкции, подписанные Радуевым, а так же общие тетради заполненные чертежами и схемами закладки мин, фугасов и устройствами растяжек. Все на арабском. Даже не зная языка, полковники поняли, что это такое. Представителей из Моздока все не было и они попросили проснувшуюся Марину перевести им вступление перед инструкциями, напечатанное на хорошей бумаге. Она возилась минут пятнадцать, глядя на листок и быстро писала по-русски на листочке рядом. Отбросив карандаш, прочла самое основное:
        - «Братья, сегодня вы выходите из стен диверсионной школы Грозного. Вы все принимали участие в святой войне за независимость Ичкерии. Сейчас Москва пытается убедить все страны, что она подарила нам мир. Но это не так. Мы сами завоевали его и теперь должны удержать. Ваша задача - сеять смертный ужас среди тех, кто воевал против нас. Убивайте, устраивайте диверсии, распространяйте слухи, сейте межнациональную рознь. Аллах все простит. На крики политиков не обращайте внимания - это не более, чем шумовая завеса.
        Среди русских чиновников много таких, кто уже сейчас готов нам продать оружие, продукты и обмундирование. Русские коррумпированы, многие находятся на содержании местных мафий. Занимайте лидирующие роли в мафиозных структурах. Используйте бездуховность русских, и принимайте как можно больше русских детей в мусульманские школы. Обливайте грязью тех русских, кто настроен патриотически. Их легко обвинить в фашизме и национализме. Внедряйтесь во властные структуры, административные и финансовые органы. Дестабилизируйте обстановку, экономику и финансы. Создавайте базы, подбирайте людей. Вяжите иноверцев кровью, чтоб у них не было пути назад.
        Если до весны 1998 года Ичкерия не получит независимость, мы нанесем удары во всех крупных промышленных городах. Обращайте внимание на казачество. Большинство атаманов алчны и продажны. Под крышами казачеств создавайте совместные предприятия и затягивайте их в финансовые ямы».
        Степанова замолчала и посмотрела на офицеров:
        - Целая речь мерзавца… Размах царский. Обо всем подумали.
        Бегло просмотрела инструкции:
        - В инструкциях тоже самое, только более подробно. Практически указание - кого, как и на чем можно подловить. Мы «выпускников» сцапали. Видно первое задание у мерзавцев. Выпустились, судя по дате 25 июня…
        Огарев тихо сказал:
        - Знаешь, кто тебя «заказал»?
        Она подняла брови:
        - Неужто, Радуев?
        - Не угадала. Арби Бараев. Уж больно ему хотелось в невольницах бывшего депутата заиметь. Заплатил, надо сказать, крупную сумму. Только предоплата составляла почти по три тысячи долларов каждому. После того, как они приведут тебя, должны были получить еще по семь тысяч.
        Марина быстро подсчитала и невесело усмехнулась:
        - Почти триста тысяч! Оказывается, я чего-то стою.
        Андриевич, все это время молчавший, заговорил:
        - Страшной участи ты избежала, Марина. Осведомитель твой практически спас тебя. У них ведь могло бы получиться… План был таким: казаки отвлекут солдат на постах и их быстро вырежут. Спокойно пробираются в нашу палатку, нам по горлу чик, а тебе мешок на голову. К утру они могли быть очень далеко. С другой стороны села их два
«камаза» ждали…
        - Водителей схватили?
        - Не успели. Когда стрельба началась, они развернулись и укатили. Это нам атаман Ватутин сообщил. Один из его старшин в окно видел. Только он тогда еще не знал, что происходит…
        За пленными чеченцами представители ФСК прибыли только к вечеру. Марина за это время перевела практически все из найденных бумаг. Попросила полковников оставить парочку тетрадей и инструкций себе. Геннадий Валерьевич спросил:
        - Зачем тебе эта дребедень?
        - Подарок для Стефановича хочу сделать. Не против?
        - Отправляй. Только никому не говори об этом.
        Степанова сама отдала тетрадь с переводом прибывшему майору. Тот искренне поблагодарил:
        - Спасибо, Марина Ивановна, избавили нас от мороки.
        Сколько майор не пытался узнать, кто ее предупредил, Марина так и не назвала осведомителя. Около часа прибывшие разведчики расспрашивали офицеров части о проведенной операции. Узнав о проводниках из казаков, двое съездили в село, поговорить с местным атаманом и допросить бывших задержанных. К Огареву за то, что выпустил пособников бандитов, претензий предъявлять не стали. Майор, хоть и был молод, но прекрасно понимал, что не стоит обострять отношения с местными и в принципе, командир части поступил дипломатично. К тому же казачий суд был скор на расправу и не менее суров, чем государственный.
        Прибывшие забрали с собой трофейное оружие. Пленных забили в автобус и отправились в путь в сопровождении «уазика» и десятка солдат, облепивших БТР. Огарев предлагал остаться ночевать у них, но майор отказался.
        Недели через полторы улетали в отпуск шесть контрактников. Все летели через Москву и Степанова попросила ребят передать тетради и инструкции Стасу Стефановичу. Звонить оператору она не стала, опасаясь, что разговор подслушают. Встали у машины, которая должна была доставить парней в Моздок. Она дала ребятам номера московских телефонов и предупредила:
        - За Стасом могут следить. Вот номер генерал-полковника Бредина. Позвоните вначале ему, скажите, что от меня. Свяжитесь со Швецом, Бутримовым или Олениным. Они в Москве обитают. Выясните телефоны ребят у генерала, а уж только потом, вместе с ними, едьте к Стефановичу. Он мужик нормальный, можете доверять. Тут и переводы рукописей имеются. Стас сообразит, что с ними делать. Расскажите о нападении банды.
        Через пару дней вся страна видела подробнейшие инструкции, даваемые террористам их лидерами. Многие центральные газеты опубликовали материалы. Стефанович постарался раздуть новый «пожар». Теперь и в Государственной Думе засуетились. Степанова, уйдя от депутатов, продолжала действовать и им волей-неволей пришлось принимать хоть какое-то решение. Оно было весьма туманно и расплывчато: провести проверку исламистских центров и основных сект, действующих на территории России. В это же время станичный атаман пригласил офицеров части на казачий суд над предателями. Всех трех казаков выпороли прилюдно. Это был самый страшный позор. Услышав решение станичного правления, все трое арестантов воскликнули:
        - Да лучше бы нас убили!
        Марина часто получала письма от детей и родителей. Письма матери были полны тепла. Отец вскользь упомянул, что Елена Константиновна сильно изменилась и в последнее время не позволяет себе резких замечаний по поводу сближения детей и вроде стала понимать Марину. Иван Николаевич просил дочь объяснить, о чем они говорили. Вспомнил, что жена просидела целую ночь, уставившись в одну точку. Марина, посмеиваясь про себя, написала отцу обо всем.
        Не смотря на то, что как она считала, они расстались с Костей, по прежнему вела переписку с его сыном и теткой. Надежда Кондратьевна рассказывала о жизни. Практически из раза в раз повторяя ранее написанное. Новостей не было. О племяннике она почти не упоминала. Лишь изредка на листке мелькало: «получили письмо от Кости, у него все нормально». По всей видимости он тоже не писал ей о Марине. Лешка был более непосредствен и в нескольких письмах просил ее простить отца и стать ему мамой. После этих просьб женщина по несколько дней ходила сама не своя. Однажды не выдержала и попросила Лешу прислать ей адрес Кости.
        Силаев все это время ждал ответа от Марины, но его все не было и не было. Разве мог полковник предположить, что письмо потерялось в дороге. Второго он так и не написал, решив, что женщина потеряна навсегда. Костя слышал, что Марина ушла из депутатов и вернулась на службу. Об этом упоминали в средствах массовой информации. Он знал, что она находится в Ставропольском крае, но не стремился разыскивать, чтоб не причинять боли ни себе, ни ей. В последнее время он почти смирился с одиночеством. Работал на износ, не жалея себя, сознательно лишая себя выходных.
        Солдаты, сидевшие у раций, постоянно забывали сообщить о том, что его разыскивают полковники из спецназа. Вот так и получилось, что полгода мужчина и женщина ничего не знали друг о друге.
        Лето пролетело быстро. Каждый день был заполнен до отказа. Дел хватало всем. Больше всего беспокойства доставляла приближавшаяся осень. Солдаты, под руководством Марины, собрали шиповник, все дикие яблоки и груши на протяжении нескольких километров вдоль реки. Когда светило солнце, вытаскивали порезанные дички на улицу и старательно сушили. В пасмурные дни раскладывали ломтики на сплетенных сушилках в палатках.
        Председатель совхоза «Полтавский» попросил армию помочь с уборкой урожая, пообещав поделиться овощами и фруктами. Маринка мигом почуяла выгоду. Почти полтора месяца солдаты трудились на совхозных полях наравне с крестьянами. В результате часть получила несколько тонн капусты, картофеля, моркови, свеклы и прочих даров земли.
        Марина продолжала оставаться в части единственной женщиной, но эксцессов не происходило, так как она никого не выделяла особо и ко всем относилась, как к друзьям. В начале октября в часть позвонил генерал Бредин. Сообщил об отправленном эшелоне с продовольствием, обмундированием и сборно-щитовыми домиками. Огарев вполне резонно ответил:
        - Товарищ генерал-полковник, стараниями старшины Степановой все палатки утеплены и оснащены печками из кирпича, собирать домики под зарядившими дождями мы отказываемся. Отправьте их тем, кто нуждатся. За продовольствие и обмундирование спасибо, надеюсь, что они не из той же серии просроченных продуктов?
        На что Евгений Владиславович честно сказал:
        - Я не знаю, мужики. При погрузке не присутствовал. Мне просто сообщили и все. Позвоните, когда получите…
        Собранный и полученный от совхоза урожай картошки, моркови, свеклы, капусты, лука и чеснока, старательно экономили. Капусту заквасили в деревянных бочках, которые соорудил местный бондарь. Часть урожая Марина сразу отложила на семена. Остальное выдавала лишь на супы, откровенно выступив перед личным составом:
        - Парни, поймите меня правильно, если начнем расходовать картофель и на первое и на второе, нам потом полгода придется питаться крупами и кашами. В следующем году надо засаживать овощами большую площадь, тогда хватит и на второе. Я считаю, что в этом году стоит овощи оставить лишь в супах. Обещаю, что всем желающим найдется добавка. Согласны?
        Ее предложение приняли единогласно.
        В конце октября пришло письмо от Леши Силаева, где он написал Марине адрес отца. Мальчишка, не смотря на детский возраст, просил ее написать отцу, робко попросив
«тетя Марина, из вас двоих кто-то должен быть умным». Степанова подумала. Ребенка было искренне жаль. Даже в письмах она чувствовала его одиночество. Тетка любила его, но ему хотелось иметь мать и отца. О родной матери он не вспоминал. Марина подумала и написала Косте откровенное письмо. Описала все, что чувствует сама. Она не просила его ответить в конце, как это обычно делается. Просто заклеила конверт, вложив дополнительно последнее письмо его сына и отправила.
        Через трое суток с ней произошел сердечный приступ. Марина разругалась в пух и прах с интендантом из-за отказа последнего выдать так необходимые ей гвозди. Вошла в палатку к Огареву, собираясь посоветоваться. Перед глазами потемнело и, не успев сказать и слова, начала заваливаться на спину. Полковник кинулся к ней, опрокинув стол. Дико закричал, увидев побелевшее лицо женщины:
        - Санинструктора сюда!
        Вместо медика влетел Вацлав. Увидев лежащую Маринку и орущего командира, подхватил женщину на руки и отнес на кровать. Спросил:
        - Что с ней?
        Геннадий Валерьевич крикнул:
        - Я откуда знаю! Вошла и вдруг упала. Дышит?
        Андриевич приложил ухо к груди женщины:
        - Прерывисто. По-моему сердце… Куда этот чертов медик пропал?! Когда требуется, вечно его не найдешь!
        До интенданта мигом донеслась весть о приступе у Степановой. Он прилетел в палатку командира изжелта-зеленый:
        - Да если бы я знал, что так будет, что бы я не выдал эти проклятые гвозди? Разве можно так по пустякам расстраиваться?
        Вацлав обернулся:
        - Так это она из-за тебя?… Да я тебя сам сейчас по палатке размажу…
        Если бы Огарев и прапорщик Чепыгин не повисли на его плечах, интенданту пришлось бы провести много дней в санчасти. Андриевич отбросил «защитников» в стороны, но майор уже исчез, благоразумно сбежав из командирской палатки. Вацлава еле успокоили. Растерявшийся парень санинструктор с ходу сообщил, что он не врач, а только медбрат. Позвонили в сельскую больницу и попросили прислать врача. Там, едва узнав, кому требуется помощь, мигом нашли и машину, и бензин, и лекарства. Через пять минут в палатку влетела настоящий врач в одном халатике и без куртки, несмотря на холода. Вколола Марине несколько ампул успокаивающих средств и обернулась к столпившимся военным:
        - И что вы за мужики? Ей увольняться надо с такой болячкой, а она у вас, как лошадь пашет! То в станице чего-то добивается, то с нашими детьми занимается, то еще что придумает. Что ваш интендант делает? Грош ему цена, раз он все на бабу навесил! Как хотите, а я требую связи с московским начальством! Пусть убирают Марину Ивановну из армии. Ей покой нужен. Она долго не выдержит с такими нагрузками. Я не уйду, пока вы не соедините меня с Москвой!
        Андриевич искренне обрадовался и едва не обнял женщину. Замахал руками перед ней:
        - Милая, пошли! Сам соединю! Только ты сама генералу скажи все, что сейчас говорила…
        Докторша яростно кричала в трубку:
        - А я говорю, что вы обязаны ее уволить из армии вчистую! Вы там вообще, понимаете, что с ее измотанным сердцем самое лучшее в лесу жить? Что?
        Женщина слушала то, что говорил генерал с таким изумлением, что Андриевич испугался и прошипел:
        - Давите на него, пусть увольняет Марину…
        Женщина, закончив слушать, стащила наушники и уставилась на него:
        - Зачем давить? Евгений Владиславович и так согласен со всем, что я говорила. Да еще добавил, что Марина Ивановна собирается работать в дальнейшем лесником… Это что, серьезно? Из депутатов - в лесники?..
        Вацлав облегченно рассмеялся:
        - Удивлены? В этом вся Марина состоит, сплошная куча противоречий!
        Обратив внимание, что кольца у женщины на руке нет, а сама она довольно привлекательна, спросил:
        - Вы замужем?
        Докторша с усмешкой поглядела на него:
        - Вдова. Муж на чеченской погиб… - Заметив интерес, резко сказала: - У меня двое детей!
        Смутить Вацека ей не удалось. Полковник воскликнул:
        - Прекрасно, что есть дети! А я разведен. Жена бросила, пока я воевал и с новым мужем за границей скрылась. Может, с вами наладим мосты?
        Она обмерла на мгновение, а затем возмутилась:
        - Да что вы себе позволяете? Я что, шлюха из борделя?!
        Вацлав спокойно ответил:
        - Вы мне нравитесь, вот и все…
        Женщина смутилась и отвернулась. Ее уши горели маковым цветом. Щеки полыхали. Она не выдержала и бросилась вон из радиорубки. Запнувшись на пороге, грохнулась вниз, минуя лестницу. Ухнулась в грязь в своем беленьком халате и горестно вскрикнула. Все лицо оказалось залеплено грязью. Полковник кинулся следом. Выловил из лужи и поставив перед собой. Сам стащил с нее грязный халат, обратив внимание на стройную фигуру, затянутую в черную прямую юбку и белый свитерок. Обтер лицо чистой спинкой халата. Накинув на плечи собственную снятую куртку, упрямо спросил, держась за воротник:
        - Ну так что, я могу ухаживать за вами?
        Докторша смотрела на него безумными глазами, надеясь увидеть подвох. Серые глаза внимательно глядели в ее зрачки. Ничего не заметив, расхохоталась:
        - Ну это надо! Первый выезд в часть и так вляпаться! Товарищ полковник, вы в своем уме? Может мне вас на психиатрическую экспертизу назначить?
        Андриевич твердо произнес:
        - Не надо никакой экспертизы. Меня зовут Вацлав Андриевич. А вас?
        Женщина посмотрела на грязный халат. Забрав его из рук полковника, полюбовалась на плюхавшие в грязь стекающие капли:
        - Ульяна Громова. Как в «Молодой гвардии»…
        Андриевич преспокойно направился к палатке, сказав на ходу:
        - Вот и ладненько! Я сегодня зайду в медпункт около пяти вечера, все равно мне куртку забрать надо…
        Докторша развела руками, поглядев в широкую спину. Сунула руки в рукава его пятнистой куртки. Огляделась по сторонам и растерянно произнесла, направляясь к
«скорой» помощи:
        - Ну, заходите…
        Вацек влез в палатку в одном кителе. Увидев, что Марина очнулась и сидит на постели, довольно произнес:
        - Похоже, что я тоже женюсь!
        Огарев чуть не рухнул с ящика. Оторопело спросил:
        - На солдате?..
        Андриевич вытаращил глаза, а потом ответил:
        - На докторше! Хватит дурака валять! Нашел женщину себе под стать. С перцем и огоньком. Ты бы слышал, как она с генералом ругалась!
        Степанова уныло констатировала, застегивая легкую куртку:
        - Н-да… Подвела я вас… Начать начала, а довести похоже, не удастся.
        Андриевич подскочил к кровати. Сел рядом, обхватив ее за плечи:
        - Маринка! Да ты что болтаешь? Теперь чертову интенданту осталось лишь поддерживать все! С этим-то он и сам сладит. А не сладит, я ему такое устрою, всю жизнь помнить будет! Сегодня хотел… - Он покосился на Огарева и Чепыгина. - Вот эти два умника не дали разобраться…
        Геннадий Валерьевич проворчал:
        - Ты бы разобрался… Потом выручай тебя из трибунала…
        Через две недели Марину Степанову уволили вчистую без всякой медкомиссии. Она горестно вздохнула, услышав об этом от Огарева и тихо сказала:
        - Видно, все теперь. Пошла вся моя служба по боку…
        Вацлав услышал ее слова:
        - Маринка, мы к тебе в лес приезжать будем, чтоб браконьерить и тебе скучно не будет! Спецназ поймать трудно…
        Она усмехнулась:
        - Дай Бог, что бы хоть кто-то явился. Привыкла я к вам, мужики. Словно к родным привыкла и страшно становится от того, что вы будете здесь, а я там…
        Огарев хлопнул ее по плечу:
        - Да ладно тебе грустить! У тебя там хлопот хватит! Сама рассказывала… Если что, на помощь всегда придем, только свистни.
        Накануне отъезда Степановой старые спецназовцы, прошедшие Афган и Чечню, вечером собрались в командирской палатке. Накрыли стол. Станичники, узнав, что Марина уезжает, не остались в долгу и натащили всякой всячины. Сам атаман Ватутин, выступив вперед, сказал:
        - Жаль, Марина Ивановна, что вы уезжаете. Все понимаем и здоровье превыше всего. Понимаем и то, от чего вы нас в июне избавили. Примите наши скромные дары и чтоб на новом месте все у вас получалось, как надо…
        За огромным столом, собранном из досок и накрытом обычными газетами, сидело человек около сорока мужиков и всего две женщины: Марина и Ульяна Громова, докторша из станицы. Андриевич уговорил ее прийти. Тосты звучали один за другим. Вспоминали совместные рейды в Афгане и Чечне, погибших друзей и знакомых, подтрунивали над «мужским» прошлым Марины. Наконец она улучила момент и встала с кружкой в руках:
        - Мужики! Дорогие мои, любимые мужики! - Обвела всех взглядом. - Сколько вместе пережито, сколько пройдено. Срослась с армией и с вами. Если бы знали, как не хочется уходить. Очень надеюсь, что каждый из вас, хоть раз в год, но появится на моем пороге. За годы войны вы стали мне братьями. Странная штука жизнь: беда толкнула меня в армию, война подарила настоящих друзей, а болячка разлучает и с тем и с другим. Я очень надеюсь, что предстоящая война не коснется ваших сердец, что все останетесь живы. Если кому-то захочется тишины, милости прошу на мой кордон. Там есть пустующие дома, если захотите поселиться. Все самое лучшее в жизни у меня связано с армией. Я хочу выпить за всех вас. Чтобы любимые ждали и дождались, чтобы каждый день был наполнен жизнью и любовью. Пока есть такие мужики, как вы - армия будет жить! На таких, как вы Россия держится. За вас, парни…
        Она обошла весь ряд, с каждым обнялась и расцеловалась. Выслушала немало слов благодарности и вернулась на место. Подняла руку с кружкой вверх:
        - За вас!
        Выпила стоя до дна. К ней подошла Ульяна:
        - Марина Ивановна, не стоило бы вам водку пить. Я, как врач, не имею права спокойно смотреть на это безобразие. Пейте местное вино.
        Степанова взглянула на нее абсолютно трезвым взглядом:
        - Сегодня я буду делать все, что хочу. Это моя семья, Уля. Я многих из них с Афгана знаю. Впереди еще одна война, а меня с ними уже не будет!
        Громова оглянулась на смеявшегося над чем-то Андриевича и обреченно спросила:
        - Вы уверены в том, что сказали?
        - Полностью! Вы подсчитайте, как часто стали происходить нападения бандитов на российской территории и подумайте, сколько мы еще будем мириться с этим? Чечня - это рассадник бандитизма, тероризма и расползающегося ваххабизма. Вторая чеченская неизбежна. У меня душа кровью обливается, так как я знаю, что они снова на передовую угодят! Они - спецназ…
        Громова отошла от нее и сев рядом с Андриевичем, неожиданно прижалась к нему, положив голову полковнику на плечо. Вацлав сначала недоуменно посмотрел на нее, до этого докторша держала его на расстоянии, а потом уверенно обнял за плечи и прижал к себе…
        Степанова пробыла в Москве всего трое суток. Побывала у Олега и Зои Шергунов, полюбовавшись на крошечную Маринку, мирно спавшую в кроватке. Зоя по секрету сообщила, что на ее имени настоял Олег. На пару часов заскочила к Леонтию Швецу и познакомилась наконец-то с его Лидией.
        Хоть уговор и был насчет свадьбы, но санаторий помешал побывать на свадьбе Швецов. Леон был счастлив и не скрывал этого. Мария и Володя Бутримовы вместе со Светланкой жили в двухкомнатной квартире в Бескудниково. Напротив находилась квартира Игоря и Елены Олениных. Молодожены вообще не хотели отпускать Степанову и требовали, чтоб она жила у них:
        - Марина Ивановна, фактически это ваши квартиры. Бредин вашу четырехкомнатную сменил на эти две.
        Она увидела у них в комнатах свою бывшую мебель. Володя гордо сказал:
        - Мы вашу мебель, как реликвию хранить будем. Вы к нам приезжайте обязательно. Всегда рады. Деньги за мебель мы полностью припасли. Зоя Шергун сказала, сколько платила за каждую вещь.
        Степанова хотела отказаться, но Володя и Игорь настояли:
        - Марина, мы хорошо зарабатываем, а тебе деньги пригодятся. Зарплата лесника не велика, а у тебя дети. Вот, держи…
        В руки всунули пачку долларов. Она удивилась, а Бутримов тихо сказал:
        - Лучше хранить в долларах. Я в банке работаю, слышал кое-что. Рубль вот-вот рухнет, а так деньги не пропадут…
        По требованию Тамары Брединой, она ночевала у них. Генеральша старалась ее развеселить. На второй вечер утащила в театр, потом достала билеты в цирк, но Маринке было не весело. Жена поделилась с мужем. Поздно ночью Бредин, когда женщины вернулись, решил с ней поговорить:
        - Марин, что-то ты не веселая. Хотя вроде бы печалиться не о чем. Мужикам базу подготовила, к детям едешь. Работа любимая будет. Что с тобой? Из-за Силаева?
        Она посмотрела мужчине в глаза и тихо сказала:
        - Костя не при чем. Евгений Владиславович, меня другое гложет. Скоро вторая война с Чечней начнется, снова будет штурм Грозного, Бамута, Шали и остальных пунктов. Мужики будут головы складывать, а я в лесу отсиживаться.
        Генерал покачал головой:
        - Марина, ты не меньше их сделала. Почему такое упадническое настроение? Что тебя мучит?
        Она резко подняла лицо:
        - Дайте слово, что если война начнется, вы меня призовете.
        Бредин опустил голову:
        - Я не могу. Ты же сама знаешь…
        Она горько усмехнулась и отошла к окну:
        - Сердце во мне и его не видно, а внешне я здорова. Поварившись в политике я поняла, что любой закон можно обойти. Знаете, почему согласилась демобилизоваться тихо и мирно? Чтоб сердце подлечить лесом, но я еще вернусь на службу. С вашей помощью или с чужой, но я вернусь…
        Евгений Владиславович сказал:
        - Марин, это ты из-за Кости покоя не находишь. Одиночество мучит, я понимаю…
        Она обернулась и устало сказала:
        - Ни хрена вы не понимаете, генерал! Можно любить целую жизнь одного человека и находиться далеко от него. Когда женщина любима, она сильна, но когда она безответно любит - это делает ее слабой. Я люблю, но слабой я не стану! Никто не заставит меня сдаться! Мы еще повоюем…
        Генерал Бредин выхлопотал «газель» для перевозки вещей Марины. В середине ноября она появилась в деревне. Всех больше обрадовались появлению матери дети. Через неделю Марина Степанова приступила к обязанностям лесника на дальнем кордоне. Отец сдал ей дела. В лесничестве не возражали и даже гордились тем, что бывший депутат станет работать у них.
        В это время в часть под станицей Полтавской пришло письмо для Марины от Кости Силаева. Андриевич аж подскочил, увидев конверт:
        - Чёртушка! Написал-таки! Эх, Маринки нет! Что делать будем, Геннадий Валерьевич? Отправлять письмо? Пройдет слишком долго! Неувязка будет…
        Огарев решился:
        - Вскрывай!
        Они прочли письмо и переглянулись:
        - Любит он ее, безумно любит! И ревнует, и ждет ответа. Пошли к радистам, свяжемся с генералом. Должны же мы помочь им встретиться!
        Марина переехала на кордон. Дети каждый выходной проводили у нее и ждали субботы, как манны небесной. Елена Константиновна больше не возражала. В старый дом на кордоне вернулась душа хозяйки и он «ожил». Из-за отсутствия солярки, пришлось вернуться к старинным светильникам и лучине, но Степанова вовсе не переживала о таких мелочах. Телевидение ее мало интересовало. По настоящему «горячие» вести она могла услышать от отца или детей.
        Перевела к себе одну из двух коров, содержавшихся у родителей и лошадь. Благо сена был набит полный сарай. Это постарался Иван Николаевич, знавший, что дочь может вернуться в любой момент. Женщина решила возобновить старое хозяйство. Строила планы на весну, собираясь завести поросят, кур, уток и гусей.
        Расплодившиеся зайцы в какой-то мере решили проблему с мясом. Редкий день, что Марина не возвращалась без зайца или двух на поясе. Каждый раз, появляясь в деревне, приносила добычу родителям. До Нового года оставалась неделя. Женщина пропадала в лесу целыми днями, упреждая незаконную вырубку елочек. Браконьеров оказалось мало и только самые отчаянные, понадеявшиеся на свою ловкость и удачливость. В деревне над ними посмеивались и называли «не пуганными». Никто из деревенских не хотел рисковать, предпочитая заранее заказать лесничихе елочку. Каждый день она развозила заказанные елки по деревне, получала деньги, а потом сдавала их в лесничество.
        Марина только пришла с обхода. Затопила печь и зажгла светильник. Быстро подоила корову. Напоила лошадь и корову пойлом. Оделила скотину сеном и вернулась в дом. Намыла картошки, поставив чугунок в топившуюся печку. Принялась резать огурцы, хлеб и сало, собираясь поужинать, запереться и завалиться спать. Ноги гудели от дневной ходьбы. В дверь постучали. Она решила, что кто-то заблудился и вышел к ней
«на огонек». Спокойно крикнула:
        - Войдите!
        В дверь вошел мальчик с серыми глазами, а следом, Маринка тихо застонала привалившись к печке, шагнул Костя Силаев. Похудевший и такой родной, в выгоревшем камуфляже, с полевыми полковничьими погонами на плечах. Поглядел на бледное лицо женщины и тихо спросил:
        - Примешь нас с Лешкой?
        В дверь вошли отец, Саша и Юлька, но она не видела. Шагнула навстречу родным серым глазам и уткнулась в грудь Кости лбом. Прижалась, тихонько плача. Протянула руку и потянула к себе его сына, тихонько стоявшего рядом и глядевшего на нее. Костя облегченно вздохнул и обнял Марину и сына…