Клерк позорный Леонид Анатольевич Рудницкий
        # Сергей Фролов с ником «Коржик» - классический клерк. Неглупый, слегка образованный, вполне работоспособный. Он и земельные участки продает, и трубами разнокалиберными торгует, и долги выбивает, и деньги обналичивает.
        Да, жизнь московского клерка нелегка. Снятся Сереге страшные сны. То ли совесть его мучает, то ли печень, отравленная дешевым алкогольным коктейлем. Сереге страшно, а нам смешно, потому что клерковская явь и сон - это уже городской фольклор, который вы будете пересказывать своим друзьям, которые, возможно, тоже клерки…
        Леонид Рудницкий
        Клерк позорный

1
        Сзади раздался сигнал машины. Коржик сделал вид, что не услышал. Сигнал повторился. Коржик не оглянулся. Сигнал стал длинным и наглым, с переливами.
        Коржика как током ударило. Он резко развернулся и увидел черный джип с сильно тонированными стеклами. За рулем сидел невзрачный хмырь. Он хотел проехать.
        - Пошел ты в жопу, урод! - громко сказал Коржик. - Здесь тротуар! Понял?
        Тип смотрел на него без выражения, как на пустое место.
        Коржик повернулся и пошел дальше, не посторонившись ни на сантиметр. Мотор за спиной взревел, и машина пронеслась мимо, чудом не задев ни колонну здания, ни Коржика. Тот проводил ее долгим ненавидящим взглядом и пожалел, что в кармане нет куска динамита с взрывателем, чтобы швырнуть вслед. Пуп земли, бля! Машине оторвало бы задницу, и она поехала бы дальше вся в клубах дыма и пламени, на передних колесах - у нее ведь полный привод? Было бы красиво.

«Когда-нибудь ты доиграешься», - безразлично подумал он о себе в третьем лице, отгоняя приятное видение. Коржик не испытывал ни испуга, ни раскаяния.
        Он был готов к тому, чтобы «доиграться». Он даже хотел этого. Чтобы водитель вышел и переспросил: - Так, куда ты меня послал?
        Он повторил бы. Потом завязалась бы драка. Было бы весело.
        Но водители это чувствовали и никогда не выходили, сколько бы он их ни посылал.
        Люди всегда чувствуют, когда с тобой не стоит связываться.

2
        Коржик с женой сидели на кухне. Ужин заканчивался.
        Коржиком он сделался несколько лет назад, когда придумал себе этот ник для форумов в сети. В жизни его имя было Сергей Фролов. Ник ему подошел, и он действительно стал ощущать себя коржиком. Сначала он писал «Черствый Коржик», потом набивать два слова стало лень и ник сократился до одного. Ему нравились еще два ника - «Ф 9» и
«Шнапс», но в них было что-то ненатуральное, а «Коржик» звучало естественно и сливалось с ландшафтом.
        Длинный, худой черствый коржик, вроде тульского пряника, того, который прямоугольником, - это и был он. За его тридцать два года вполне можно было зачерстветь, просто окаменеть, как будто его оставили на даче на подоконнике до следующего лета. Ему нравилось думать, что когда-нибудь об него кто-то сломает зубы. Но пока зубы ломал он сам - никак не удавалось откусить от жизни ничего приличного.
        - Меня уволили, - сообщил он жене как бы мимоходом.
        - Да?!
        - Да.
        - А почему?
        - Контора загибается.
        - Такой большой банк не может загнуться.
        - Может.
        - Уволили всех?
        - Нет.
        - А кого еще?
        - Из моего отдела еще двоих.
        - Та-а-к, - протянула она, - контора загибается, а уволили только троих?

«Кукла крашеная, - с неприязнью подумал Коржик. - Могла бы и посочувствовать».
        - Да, - сказал он, - уволили только троих.
        - И ты в их числе.
        - Да.
        - А как же остальные?
        - Их пока оставили.
        - А почему тебя «пока» не оставили?
        - Кто-то подсидел.
        - А у них, значит, врагов нет?
        - Выходит, что так. Пауза.
        - А выходное пособие тебе выплатили?
        - Нет.
        - По-че-му?
        - Отправили в отпуск без содержания.
        - Это из которого не выходят?
        - Да.
        Опять пауза, сопровождаемая выразительной гримасой на смазливой мордочке. И приговор:
        - Ты - лузер.
        Коржик промолчал. «Зачем люди женятся? - подумал он. - Чтобы отдавать деньги, а потом выслушивать все это? Вот если бы ее уволили, я не стал бы ни в чем ее упрекать. Сказал бы, что они еще будут жалеть о таком ценном кадре. Или что-нибудь в этом роде. Хотя она вовсе не ценный кадр. Так, неврастеничка. Не умеет общаться ни с людьми, ни с мужем».
        Дальше ужинали молча. Потом смотрели телевизор. В телевизоре 2002 года все было хорошо. Самозабвенно токовали разные ток-шоу, новости были особенно верноподданническими, а назойливая реклама прерывала все это каждые пять минут.
        Коржик подумал, что жена будет его пилить до того самого момента, пока он не найдет новую работу. Она пилит не так, как другие - бурно, но один раз. Нет, она делает паузы и вставляет шпильки, когда он уже обо всем забыл. Как будто отрубает хвост у собаки по частям. Господь должен это видеть, и когда-нибудь ей за это воздастся. Как и всем сварливым бабам вообще.
        Весьма вероятно, что в будущем он нашлет на них какой-нибудь мор, вроде птичьего гриппа. Это будет бабий грипп, который и выкосит их всех под корень. Наука к тому времени уйдет далеко вперед и создаст искусственные гениталии, неотличимые от настоящих. Их станут встраивать в бытовую технику, как дополнительную функцию, а саму технику снабдят зачатками интеллекта, чтобы она могла говорить какие-нибудь слова в минуты страсти. Немного, два-три десятка вполне хватило бы. Но непременно таким же голосом, как у «Виагры» или «Блестящих».
        С этими мыслями Коржик закрыл глаза и уснул. Вообще-то сейчас следовало напиться до свинского подобия в компании друзей по случаю увольнения, но, во-первых, у него не было друзей, которым можно было бы пожаловаться на жизнь, а во-вторых, ему этого и не требовалось - он привык все неприятности переносить сам. В таких случаях он предпочитал просто поспать. После сна обычно все выглядело не так уж плохо.
        Когда на следующее утро он проснулся, жена уже ушла на работу. Он оделся и пошел в магазин. На улице было полно фигуристых телок с открытыми пупками и пирсингом в них. Теперь ему уже не хотелось, чтобы на них обрушился свирепый бабий грипп.
«Пусть как-нибудь потом», - подумал он, словно это зависело от его воли.

3
        В приемной кадрового агентства Коржика встретила стройная блондинка.
        - Ваше имя?
        - Сергей Фролов.
        - На какую позицию вы претендуете?
        - На тыловую.
        Она оторвала глаза от монитора:
        - То есть?
        - Ну, есть «позиции» на передовой, а есть - в тылу. Последние мне нравятся больше.
        - Это шутка? - спросила она без тени улыбки.

«Серьезная, даже слишком. - подумал он. - Старается. Видно, саму приняли недавно. На „позицию“ секретарши на ресепшене или что-то вроде того». Но Коржик предпочел бы побыть с ней наедине в другой позиции, а лучше в нескольких. Благо, их придумали много.
        - Да, шутка.
        - Смешно, - сказала она, все так же не улыбаясь. Коржик пожал плечами. Мол, шучу как умею. Некоторые не могут и так.
        Она протянула ему стандартную анкету на двух листах с вкладышем. Коржик отправился в коридор заполнять. Здесь уже вовсю скрипели ручками конкуренты - женщина в черно-белом с красным ртом и аккуратные мужчинки с портфельчиками. У одного на руке поблескивал фальшивый «Фрэнк Мюллер». Говорят, их нельзя на взгляд отличить от настоящих. Возможно, но на самом деле вычисляется это мгновенно - у человека, претендующего на эту позицию, просто не может быть таких часов. Неужели он об этом не догадывается?
        Коржик открыл анкету и присвистнул. Мама родная! Триста пунктов мелким шрифтом или около того. Где они только их берут? Не иначе, скачивают с сайтов американских рекрутинговых агентств, а потом коряво переводят.
        Пробежал список глазами. Там были такие, например, перлы: «Назовите пять своих главных достоинств и пять недостатков». «Ага, счас! - подумал он. - Вот только шнурки поглажу. Я пришел к вам - это и есть мое главное достоинство. Мог ведь и к другим зайти».
        Колонку достоинств он оставил без ответа - сами узнают, если столкуются, а в колонке недостатков написал: «Разговариваю во сне». А что? Вполне себе реальный недостаток. Жена, например, за него ругала. Да он и сам боялся проболтаться во сне о том, чего ей знать не следовало. Но пока бог миловал.
        Можно было бы еще написать: «Постоянно хочу кушать». Это и был, если честно, его главный недостаток. Если бы не он - хрен бы Коржик клал на эту контору и на все остальные конторы. Валялся бы на диване и плевал в потолок. Жил бы на приморском курорте, а не в ужасной Москве. Читал бы книжки, пил много пива в ресторанчиках на набережной и водил к себе разных баб.
        Одна старуха у метро «Алексеевская», торгующая всякой дребеденью, как-то мечтательно заметила, когда Коржик проходил мимо:
        - Вот если бы вставить себе две пробки: одну в рот, а другую в задницу - тогда можно было бы жить.
        Он подумал, что тоже не отказался бы от такой операции. Но это, ясное дело, было невозможно. Поэтому он и пришел в агентство.
        Ага, вот еще перл. Ну, прямо прослезиться можно от наивности составителей. «Каковы ваши карьерные планы на ближайшую и отдаленную перспективу?»
        Милые вы мои, - подумал Коржик. - Здесь все просто. Конечно же, стать начальником вашей конторы, вашего славного АО, ЗАО, ТОО, ИЧП, ПБОЮЛа или как вас там. Надеюсь, вы не коммандитное товарищество? А то, как сказал поэт: «Когда в товарищах согласья нет - на лад их дело не пойдет…» И затем поменять всех работников на всех
«позициях». А того труженика, который составляет такие анкеты, поставить в позицию
«раком».

«Заработать денег», - написал Коржик и не покривил душой. Деньги - главное, а все остальное - иллюзия. Обещание карьерного роста вообще для дураков. Мы, мол, дадим тебе сейчас денег поменьше, но зато у тебя будет надежда на карьеру. На это у Коржика всегда был один ответ - дайте денег побольше и сейчас, а обещание карьерного роста сложите в трубочку и засуньте себе в задницу. Так далеко, как сумеете. Пока он будет ждать карьерного роста, их вшивая контора может вообще развалиться.
        Так, дальше пошли вопросы о хобби, курении и тому подобном. Это можно пропустить. Нет у него хобби, кроме работы в их конторе. Все свои силы он хочет посвятить обогащению их хозяина. Разве этого не видно по выражению его лица?
        Коротко ответил на вопросы об адресе и образовании. Они вполне разумны. Настолько разумны, что на фоне остальных выглядят чужеродными. Подпись и дата. Все.
        Оглянувшись, он увидел, что мужчинки и черно-белая мадам уже исчезли. Наверняка ответили на все вопросы. Очень уж старательно и сосредоточенно елозили они ручками по бумаге.
        Коржик отдал анкету все той же блондинке. Она ушла, а он не мог оторвать взгляд от ее задницы. «Эх, попасть бы нам вместе во время вечеринки в каморку, где их уборщица хранит корпоративные швабры, - подумал Коржик. - Кто мне объяснит, почему женщины в офисе выглядят более привлекательно, чем точно такая же, но на улице? А почему молодые медсестры в белых приталенных халатах вызывают столбняк и мгновенную эрекцию? Но стоит ей снять халат - и вся магия гормонов тут же пропадает. Тайна».
        Через несколько минут его пригласили в кабинку для собеседования. Следом вошел блеклый молодой человек с его анкетой в руках. Сказал, что вакансия в инофирме. Глядя в нее, начал задавать вопросы. Коржик отвечал рассеянно. Из других кабинок были слышны ответы других кандидатов. На эту же и на другие «позиции». Ему почему-то вспомнились слова из песни: «На позицию девушка провожала бойца». Он не боец. И у него нет девушки. Только жена, и она уже давно не девушка. Но если бы можно было опять сделать ее девушкой и вернуть на то же место, откуда он ее взял, он бы согласился.
        Пока его собеседователь не пришел, он слушал разговоры из других кабинок. Слово
«собеседователь» Коржик придумал здесь же. Ему нравилось придумывать слова, которых нет в русском языке, но которые вполне могли бы там быть, исходя из его логики. Правильно было бы «интервьюер» (он) и «интервьюируемый» (Коржик), но звучало это как-то по-пидорски. Коржику больше нравилось «собеседователь» и
«собеседуемый». Слово «собеседователь» отдаленно напоминало и «следователь», и
«сеятель». По сути, так оно и было. Собеседователь исследовал его и сеял зерна рекрутинга в его темную и сырую почву. Коржик должен был раскрыться перед ним с лучшей стороны, с которой он и сам себя раньше не знал. Ему полагалось дать побеги идеального клерка. Такого, про которого можно сказать, что он - сгусток энергии, инициативы, чинопочитания и исполнительности.
        За тонкой перегородкой другой собеседуемый со слегка хрипловатым и каким-то уж очень простым голосом втирал собеседователю, что он не реализовал себя на прежней работе и надеется сделать это на новом месте. Судя по голосу, ему было порядочно за сорок. Не самый подходящий возраст для самореализации. К тому же, хрипотца в голосе выдавала в нем любителя выпить. Коржик подумал, что это обстоятельство будет, пожалуй, слегка мешать раскрытию потенциала данной личности. Тем не менее, собеседователь разговаривал с ним долго и обстоятельно.
        Через проход невидимый соискатель рассказывал, что стажировался и работал в Голландии, достиг там небывалых высот, а затем вернулся в Москву. Здесь он достиг еще больших высот в продаже шоколадок кондитерской фабрики «Красный Ноябрь» и теперь за все это хочет очень большую зарплату. Ему попался более опытный собеседователь. Несколькими точными вопросами он выяснил действительный размер успехов соискателя и сказал, что такой зарплаты у них нет. Соискатель снизил требования вдвое. Но не получил и этого. Собеседователь предложил ему цифру ровно втрое меньше запрошенной и то еще под вопросом. Соискатель замялся и сказал, что ему нужно подумать. На том они и расстались.
        Коржику показалось, что если выбор работодателя падет на того, он согласится. Но если бы дело касалось Коржика и ему предложили зарплату втрое меньше, он бы отказался от «позиции». Правда, он и не запрашивал таких астрономических сумм. Западного «эмбиая» у него не было, вузы окончил самые простые, рабоче-крестьянские. Отнюдь не «Плешку», ГУУ или АНХу, а истфак и торговый институт. Так что тянул ножки по одежке. Не пытался пустить пыль в глаза и говорил только о том, что есть.
        Но в итоге, как ни странно, прошел именно он.

4
        Вход в его новую контору был с Тверской. Невзрачная дверь без вывески в доме у гостиницы «Минск». За ней обшарпанный подъезд. Старая вертушка-проходная перед ступеньками. Стеклянная будка с ментом.
        - Вы к кому? - спросил мент.
        - К Ларисе Викторовне, э… на третий этаж.
        Он забыл, как называется фирма. Мент записал его в журнал. Это был не настоящий мент - всего лишь вневедомственная охрана, но форма та же, мышиного цвета. Кто не знал, мог спутать.
        Коржик стал подниматься по ступенькам. Они были щербатыми, но широкими. Наверняка еще дореволюционными. Все двери на площадках были обиты старым дерматином в трещинах и лохматым внизу. Навстречу попалась раскоряченная старуха в сопровождении злобного пинчера, который визгливо облаял Коржика и изобразил сильное желание укусить. У того дернулась нога его пнуть, но он сдержался. Старуха и не подумала извиниться. Вверху открылась дверь, и небритый мужик в майке-алкоголичке крикнул:
        - Мама, пива не забудь!
        - Ладно! - ответила тетка, задрав голову. - Прибери там пока.

«А туда ли я попал? - засомневался Коржик. - Бывают ли в таких подъездах инофирмы?
        Очень скоро оказалось, что некоторые бывают. Нужная ему дверь была сделана из металла и выглядела неплохо. Он дернул ручку. Дверь тяжело, но плавно отворилась. В большой прихожей горел свет и никого не было. Он ожидал, что сейчас откуда-нибудь появится сиделец в черном с рацией в руке, но охраны не оказалось. В конце длинного коридора слышались приглушенные голоса. Везде были видны следы недавно законченного ремонта. Пахло краской и побелкой, но уже не очень сильно. Мимо прошмыгнул мужичок в свитере и джинсах. Он не обратил на Коржика никакого внимания. «Что-то не больно он похож на клерка из инофирмы», - подумал Коржик.
        - Слышь, - спросил он, - а где тут Лариса Викторовна?
        Тот махнул рукой в сторону голосов и с проворностью таракана исчез за ближайшей дверью. А может, это и был таракан? Коржик успел заметить, что мебель в кабинете новая, и это его немного успокоило.
        Он пошел по коридору. Голоса стали слышнее. Он бывал в таких офисах, переделанных из старых коммунальных квартир. Комнат пять или шесть плюс кухня. Жильцов, конечно же, давно расселили, и они теперь кукуют на окраинах. Надо думать, и обдурили по ходу дела. Что ж, сами виноваты. Теперь они могли бы выторговать для себя гораздо лучшие условия.
        Заглянув в приоткрытую дверь, Коржик увидел трех женщин в халатах и косынках, занятых уборкой. Двух из них он не знал, а третья показалась ему странно знакомой, но он сразу не смог вспомнить, где ее видел. Он поздоровался:
        - Як Ларисе Викторовне.
        - Привет! - ответила та улыбаясь.
        Он всмотрелся в ее лицо и до него все дошло. Это и была Лариса Викторовна, или просто Лариса, потому что он никогда не называл ее по отчеству. Он знал ее сто лет. Ну, два года уж точно. Она покупала через него всякие экзотические долги, когда он еще работал в банке. Пару раз Коржик бывал в гостях у них в офисе, и Лариса оказывала ему усиленные знаки внимания, но Коржику было тогда не до того. Приятная она женщина, но малость не в его вкусе - пышка.
        - Так это тебе требуется заместитель? - спросил он.
        Она кивнула.
        - Не знал, что вы переехали, - заметил он, чтобы заполнить паузу.
        - А я не знала, что ты ушел из банка, пока из агентства не прислали твое резюме. Давно?
        - С месяц.
        - А почему?
        Коржик развел руками:
        - По ряду причин.
        Не мог же он объяснять ей, что его уволили за левые сделки с долгами.
        И сразу же поменял тему:
        - А я думал, что иду в инофирму.
        - Мы и есть инофирма. Ты разве забыл?
        Он не забыл. У них был кипрский офшор с каким-то смешным названием. Кажется, это больничный зов «Нянька, утку!», но по-гречески. С чувством юмора у них было все в порядке. Только Коржик не считал такие конторы инофирмами. Фуфло все это. Если они инофирма, то он - регент короля Мордовии. Он мечтал о другой работе - в большой корпорации, которая владеет мировым брендом. А это совсем не то. Так, дурилка картонная.
        Видимо, эти мысли отразились у него на лице, потому что Лариса спросила:
        - А ты какую работу ищешь?
        - Да примерно такую же, - осторожно ответил он, - только…
        - Только - что?
        - Ну, хотелось бы, чтобы фирма была большая. Стеклянные лифты, там, живое дерево в вестибюле, растущее прямо из пола, и каскад фонтанов вокруг. Иностранец в начальниках и всякое такое.
        - Так тебе дерево или должность? Ведь там, где дерево с фонтанами, тебя возьмут на самую низшую ступеньку. Если вообще возьмут.
        В душе он знал, что она права, но все же надеялся, что случится не так.
        - Думай, - сказала Лариса. - Я предлагаю тебе реальную работу и хорошую зарплату.
        Коржик думал. На собеседование в крупные инофирмы его еще не приглашали. И неизвестно, пригласят ли. Да и его английский был не так уж хорош для беглой болтовни. Так что перспективы были туманными. А тут он получал запись в трудовой, ссылаясь на которую мог впоследствии объявить себя потомственным топом и требовать подобающего статусу отношения.
        Он решился:
        - Ладно, я остаюсь.
        - Вот и славно, - обрадовалась Лариса. - Завтра и приступай. Сегодня у нас уборка.
        - Ас директором не надо встретиться?
        - Он отъехал по делам, вернется вечером. Я ему все скажу.
        - Директором у вас все так же Анатолий?
        Его Коржик тоже называл по имени и отчества не помнил.
        - Да, Анатолий Петрович. Кому же еще? Он владелец, он и директор.

«Она рулит, когда его нет, - подумал Коржик. - Клево! Я, значит, буду третьим человеком в конторе. В настоящей инофирме об этом нельзя было и мечтать. Свалю потом, если что».
        Он еще не знал, что сваливать отсюда придется не в переносном, а в самом прямом смысле.

5
        Коржик вернулся домой в приподнятом настроении. У него опять была работа и, судя по всему, очень неплохая.
        - Я нашел работу, - сказал он жене.
        Та обрадовалась:
        - Быстро ты управился.
        - Долго ли умеючи, - не без гордости заявил Коржик.
        - Умеючи - долго, - игриво заметила она.
        Кажется, она имела в виду что-то другое.
        А ночью ему приснился сон про одного трудолюбивого клерка. Тот очень любил сидеть на работе. Сядет, бывало в свое уютное кожаное кресло с деревянными подлокотниками, закопается в бумаги и монитор и так и просидит весь день, с неохотой вставая только на обед и в туалет. По дороге домой он думал о своем кресле, дома тоже о нем думал, а утром, по пути на работу, думал о нем вдвойне. Он вожделел его, как юноша вожделеет девушку. Он говорил всем, что он трудоголик, что работа для него превыше всего и, будь его воля, он даже в выходные приходил бы на работу. Он надеялся, что эти слова достигнут ушей начальства и оно его как-то отметит.
        Они и достигли. Но начальство подумало: «А хрен ли его отмечать, трудоголика этого? Трудоголил он без отмечания раньше, пусть трудоголит и дальше».
        Добрые люди передали эти слова клерку. Он огорчился, что его не очень ценят, но ненадолго. «Главное, - подумал он, - у меня есть любимое рабочее место».
        И все бы ничего, да стал чувствовать клерк, что от долгого сидения на работе жопа его каменеть начала. Захочет он ее почесать, украдкой наклонится на одну сторону, сунет пальцы под ягодицу - а она твердая и холодная. Но зудит, черт побери, как теплая. Почешет кое-как, чуть не ломая ногти, - и опять за работу, чтобы не думать об этом. А задница каменеет все больше. О том, чтобы сходить к врачу, и речи не было. Ведь это же надо покидать любимое кресло, отпрашиваться с работы, выходить под дождь на улицу. В общем, запустил он процесс. Может, медицина и могла ему помочь вначале, но время было упущено. Довел он дело до того, что иглы в жопу лезть перестали, гнулись попросту и все тут.

«Ну и ладно, - решил клерк, - можно жить и с такой жопой, особо она и не мешает».
        Так-то оно так, но неудобства некоторые все же появились. К примеру, сел он как-то с размаху на работе на унитаз, не рассчитал немного ускорение - и рассыпалось от его каменной жопы сидение вдребезги. Очень он тогда испугался. Собрал куски, сложил их воедино и тихо выскользнул из туалета. Переживал, чтобы не выяснили, кто это сделал. Но все обошлось. Поорал немного офис-менеджер в пространство, что, мол, что за народ такой пошел, все ломает - и забылось.
        Стал он садиться на унитаз осторожно. Сидение потрескивало, но выдерживало.
        А жопа все тяжелела. И настало время, когда пришлось сидение поднимать - не было оно рассчитано на такой вес. Пару раз это сработало, но потом он как-то поскользнулся, потерял равновесие и накрыл унитаз своей каменной жопой уже без всякой осторожности. Унитаз жалобно крякнул, постоял немного, словно раздумывая, что же ему теперь делать, и рассыпался на мелкие кусочки. Клерк едва не умер со страху.
        Но все обошлось и на этот раз. Он крадучись вышел из туалета и пробрался на рабочее место. Его никто и не видел. Правда, офис-менеджер теперь бушевал гораздо дольше и лез ко всем с расспросами, кто же это такое вытворяет. Но не выяснил. А наш клерк после этого стал ходить на улицу в синюю кабинку - там таких проблем не возникало.
        Наступила зима, ударили морозы. В выходные жена потащила клерка на каток.
        - Пойдем, клерк, - сказала она, - разомнешь жопу. А то сидишь сутками, никуда не ходишь.
        Клерк пошел. Не очень ему и хотелось идти, ведь так уютно было думать о работе, лежа на диване и шелестя бестолковой газетой «БарыгаЪ», да спорить с женой было бесполезно. Каток был устроен на пруду в ближайшем парке. Они взяли напрокат коньки и стали кататься. Но клерк давно уже не катался и почти забыл, как это делается. Он разогнался, потерял равновесие и со всего маху шлепнулся на задницу. А задница-то была каменная, тяжелая, как у памятника. Она проломила лед и потащила его под воду.
        Он долго барахтался и цеплялся за края полыньи, но лед обламывался. Коржик бросился навзничь, подполз и протянул ему руку. Клерк уже почти ухватился за пальцы, но тут прозвенел будильник, и Коржик проснулся. А клерк пошел ко дну. Несколько минут Коржик в отчаянии пытался уснуть опять, чтобы все-таки того вытащить, но ничего не получилось. Клерк утонул.

«А не вещий ли это сон?» - думал Коржик, собираясь на работу.

6
        После банка на новом месте было тихо и уютно. Никто не бегал по коридорам со срочными бумагами, не разрывались телефоны, не ломились посетители, не разносили для ознакомления под роспись новые идиотские распоряжения, разработанные отделом внутреннего контроля. Контроля вообще не было. И телефоны не прослушивались. В воздухе не висела агрессивность клерков друг к другу, никто не отталкивал конкурентов в желании лизнуть руководящую задницу.
        Все пили чай и смотрели в окна. По Тверской текла праздная публика. Клерки лениво комментировали увиденное и обсуждали свои внеслужебные дела. Разговоры были долгими, неспешными и бесполезными. Такие забываются на следующий день и начинаются заново. Все откровенно коротали время. Не хватало только ковров с подушками в восточном стиле и журчащих фонтанов.
        Суета начиналась с приездом директора. Он галопом пробегал по коридору, скрывался у себя в кабинете и начинал кому-нибудь названивать. Его партнеры тут же прознавали, что он уже в офисе, и начинали звонить ему. Клерки принимались звонить им. Те в ответ звонили клеркам. Покой улетучивался.
        Директор, которого за глаза звали Толян, приносил с собой суету, но не агрессивность. Поначалу он показался Коржику идеальным начальником. У него не было даже тени высокомерия. Он излучал деловую доброжелательность и демонстрировал хорошие манеры. Он никому ничего не приказывал, а просил сделать, причем в мягкой форме. Коржик мог зайти в его кабинет в любое время и обсудить любой вопрос. Это был тот самый доступ к «телу», о котором он мечтал и которого был лишен в банке с его строгой субординацией. Он опять чувствовал себя топом, а не бесправным мелким клерком. Временами появлялась иллюзия, что все здесь были единомышленниками, делающими общее дело.
        Потом он начал осознавать, что не очень-то и понимает суть этого дела. Толян просил секретаршу набрать неведомых Кильду Ураловича, Петра Сазоновича или Сергея Лазаревича. Их фамилии, должности и города не назывались. Однажды новая секретарша Вика затупила и спросила номер очередного таинственного человека без фамилии.
        - Лариса знает, - недовольно ответил Толян по громкой связи, - посмотри у нее.
        Вика подошла к Ларисе, та молча открыла записную книжку и ткнула пальцем в нужное место, чтобы не произносить вслух. Коржику было понятно, что это какие-то важные перцы в своих регионах, чиновники или начальники, но какова их роль в сложном бизнесе Толяна, оставалось только догадываться. И сам Толян не спешил ее прояснять. Он вообще старался говорить о своем бизнесе как можно меньше. Перед каждым ставилась узкая задача, а общая картина была понятна только ему. И он ревностно оберегал ее от посторонних взглядов. Он почти никогда не устраивал планерок и не анализировал результаты работы. Никто и не знал этих результатов. Коржику было неясно, каким образом он может вклиниться в бизнес, которого не понимает. Что он мог предложить Толяну такого, чтобы стать партнером? Он не знал.
        Ему по старой памяти продолжали звонить дилеры с долгового рынка и порой делали выгодные предложения. Но для сделок нужны были деньги.
        - Анатолий, давай купим долг этой компании, - предлагал Коржик. - Потом продадим и заработаем.
        - А если не продадим? - сомневался тот.
        - Продадим. Я знаю, кто покупает.
        - А много денег нужно?
        Коржик называл сумму.
        - Много! Столько денег у меня сейчас нет.
        - А сколько есть?
        - Нет, на это дело вообще нет. Деньги в обороте, я не могу их вынуть.
        - А как же быть?
        - Возьми на комиссию, как ты раньше брал.

«Тогда зачем ты мне нужен?» - подумал Коржик.
        А вслух сказал:
        - Это было от имени банка, который все знали. А кто даст такой неизвестной фирме, как мы?
        - Не знаю, придумай что-нибудь, - отмахнулся Толян.
        Он поднял трубку и сказал:
        - Вика, набери мне Равшана Гусейновича.
        Аудиенция была окончена. Коржик вернулся к себе. Ничего не придумывалось. На долговом рынке можно работать либо деньгами, либо именем. У Толяна не было ни того, ни другого.

7
        Клерки в офисе Толяна были заметно проще, чем их лощеные собратья в банке, казавшиеся по сравнению с ними сплавом резины и пластмассы. Поначалу Коржику нравилось за ними наблюдать.
        Вот на пороге возникла Ольга из бухгалтерии, крашеная блондинка лет тридцати пяти.
        - Поздравляю всех с пятницей! - радостно возвестила она.
        - Спасибо! - отозвалась Лариса.
        - С чем? - переспросил Коржик.
        - С пятницей!
        - А что, сегодня праздник?
        - В пятницу - всегда праздник, завтра выходной.
        Коржик не считал выходные таким уж праздником, а будни - такой уж каторгой. Часто он не знал, чем заняться и в выходные, и на работе. Это как пойдет.
        А вообще, офисная жизнь была скучна и однообразна. Ее слегка оживляли только чаепития, перекуры и командировки. Ну, и еще выходные, как у Ольги. Она поздравляла всех с пятницей каждую неделю, ни разу не забыла. При этом она сияла лучезарной улыбкой доброй феи, как будто пятницу людям принесла именно она. Замученный народ отвечал ей вяло.
        У Ольги была хорошая фигура и выглядела она привлекательно. Но вблизи все портили глубокие морщины на шее. Из-за них она казалась старше своих лет. Но все равно Коржик решил, что при случае и по пьянке утащит ее в какую-нибудь каморку. Этим планам впоследствии не суждено было осуществиться - в офисе все просматривалось, а свободных каморок просто не было.

«Наверное, по выходным ее жизнь становится яркой и насыщенной, - думал Коржик, - раз она так радуется пятнице».
        - Что ты будешь делать в эти выходные? - как-то спросил он после очередного поздравления.
        - Пойду в гости, - ответила Ольга.
        - А что делала в прошлые?
        - Принимала гостей.
        - Ну, а на следующие выходные что запланировала?
        - Пока не знаю. Может, выберемся на шашлыки. Все было ясно - женщина любила веселые компании.
        Голос у Ольги был слегка хрипловатый. Это от курения. Хрипотца придавала ему домашний уют, но Коржик никогда не знал, о чем с ней говорить. Впрочем, с ней и молчать было нормально, ее присутствие не тяготило. У Ольги был позитивный взгляд на вещи, она никогда никого не ругала. Когда о человеке нечего было сказать хорошего, она и не говорила, просто меняла тему разговора. Этот ее вечный позитивизм и делал общение с ней неинтересным. Что толку говорить о хорошем, если с ним и так все ясно? Хотелось брюзжать и источать желчь, а она этого то ли не желала, то ли не умела.
        На кухне она всегда предлагала Коржику налить кофе, передать печенье, еще добавить кофе. Он воспринимал эти знаки внимания рассеянно, потому что они оказывались не только ему, но и всем остальным мужчинам.
        Ольга обожала рассказывать о своей собаке, сыне, а иногда и о муже. Она была воплощением открытости и непосредственности. Она не разучилась радоваться простым вещам, чему можно было только позавидовать.
        Ольга работала у Толяна едва ли не со дня основания фирмы, как и Лариса. За это время Толян ее не повысил и не сделал главбухом. Зачем? Она хорошо выполняла свою работу, пусть сидит на ней и дальше.
        Ольга рассказывала, что однажды ее попытались изнасиловать в лифте, но она оказала решительное сопротивление, не подпустив насильника к пульту, чтобы тот не смог заблокировать движение кабины. Он хотел заломить ей руку и оттащить от кнопок, она же двинула его кулаком в живот. Худосочный пьяный хмырь не смог совладать с ней. Борьба происходила в тишине. Она ударила его коленом в пах и выскочила на своем этаже, а мужик уехал дальше. Ольга знала его визуально, хотя и не здоровалась. В маленьком подмосковном городке все друг друга знают. Безработная пьянь, холостяк.
        Дома она рассказала обо всем мужу. Тот быстро выяснил, кто это был, и кинулся к тому домой, чтобы линчевать. Но там уже никого не оказалось. Мужик протрезвел, понял, в какую историю вляпался, и сбежал из города на несколько месяцев. Заявлять в милицию Ольга не стала - пожалела алкаша.
        В другой раз в сумку к ней залезла черномазая воровка. Ольга как раз примеряла туфли в магазине. Она ударила воровку ладонью по руке. Та руку отдернула. Она ничего не успела украсть, и Ольга не стала поднимать шум.
        - А что было дальше? - спросил Коржик.
        - Она посмотрела на меня, улыбнулась и отошла, - ответила Ольга.
        Коржик спросил, почему же она не позвала милицию или хотя бы не подняла шум. Оказалось, что это просто не пришло ей в голову. Она была рада уже тому, что спасла кошелек.
        - Тебе нужна сумка с кодовым замком, - посоветовал он, - вот как у меня.
        Ольга посмотрела на его дорогой портфель, улыбнулась и ничего не ответила. Толян платил ей недостаточно для таких покупок.

8
        Прошел месяц. Никто и не думал оформлять документы Коржика. Он решил напомнить об этом Ларисе.
        - Какая у меня должность? - спросил он.
        - Заместитель финансового директора.
        - Так давай запишем это в трудовой.
        Лариса замялась:
        - Тебе это очень нужно?
        - Ну, не горит, но желательно.
        - Это не так-то просто.
        - А в чем сложность? - пошутил он. - Берем ручку в одну руку, печать «Метпрома» - в другую. Пишем и шлепаем.
        Лариса пожала плечами:
        - Шлепнуть, конечно, можно, только это будет неофициально.
        - Почему?
        - Потому что в штате «Метпрома» числятся всего три человека: Анатолий Петрович, я и главбух. Шеф вряд ли захочет увеличивать штат.
        - Почему?
        - Это усложнит бухучет, увеличит начисления на фонд заработной платы и так далее.
        - А как же остальные сотрудники?
        - Они работают здесь неофициально.
        - А другие наши фирмы?
        - Их нет.
        - Как нет? Мы же ставим на договоры и платежки их печати.
        - Наличие печати не всегда говорит о наличии фирмы, - ответила Лариса.
        - То есть?
        - Есть мастера, которые сделают печать с любым словом, которое ты им скажешь.
        - Фальшивую то есть?
        Лариса неопределенно кивнула.
        - А что у нас есть настоящего?
        - Только «Метпром».
        - И все?
        - Ну, еще кипрский офшор.
        - Стало быть…
        - Ты можешь получить в трудовую неофициальную печать «Метпрома» либо любую из наших левых печатей.
        - А кипрскую?
        - У этой фирмы нет печати. Иностранцы работают без них. Иногда используют прямоугольные штампы. Но кипрская печать, даже если бы она и была, для трудовой ничего не даст. Это все равно, что она есть, что ее нет.
        - А я-то рассчитывал… - разочарованно протянул Коржик.
        Она развела руками:
        - Увы. Тебе надо было сразу об этом спросить.
        - Я же не знал ваших заморочек, - раздраженно ответил он.
        - Половина Москвы так работает.
        - Почему именно так?
        - Чтобы не иметь дела с налоговой и ничего не платить.
        Коржик тоже не любил налоговиков, но здесь был явный перебор с уклоном в незаконное предпринимательство. Он задумался.
        - Так что ты предпочитаешь? - спросила Лариса.
        Он пожал плечами.
        - Попроси Сашу Шлыкова, - посоветовала Лариса, - он тебе покажет все варианты. Можешь шлепнуть любую.
        Коржик пошел к Саше, сорокалетнему мужику с сединой в шевелюре и интеллигентным лицом, и тот, кряхтя, достал из-за плитки подвесного потолка коробку от ботинок. На ее крышке кто-то написал синим маркером: «Нематериальные активы». «Шутники, блядь!» - подумал Коржик. В коробке лежали штук двадцать печатей разных АО, ТОО, ЗАО и ИЧП, о которых он ничего и не слышал. Это была история Толянового бизнеса. Каждая печать была наклеена на замусоленную деревянную рукоятку столетней давности. Коржик стал перебирать их и читать названия. По большей части они были стандартными: «Фаворит», «Альфа-1», «Санпромсервис», «Техмонтаж-нано», «Синергия». Но встречались и настоящие перлы: «Мухосранич», «Бизнес-сирота», «Деньги давай»,
«Хачу кушать», «Памажите, чем сумеете». О том, чтобы шлепнуть это убожество в его красивую трудовую, и речи быть не могло.

«Издевается она, что ли?» - подумал Коржик о Ларисе.
        Он вернулся к себе.
        - Что решил? - спросила она не сразу и как бы мимоходом.
        - Подумаю, - мрачно сказал он.
        Она кивнула.

«Чего же ты, курва, не предупредила меня, что у вас тут сплошь „помойки"? - подумал он. - Тоже мне, инофирма, блядь! Холдинг-шмолдинг, еб твою мать!»
        Впрочем, выход был - встать и уйти. Можно даже сейчас. Но опять начнутся эти резюме с непременными словами «брендинг», «маркетинг», «позиционирование»,
«бюджетирование», от которых его тошнило. Опять агентства, собеседования, натянутые улыбки, ожидание ответов, отсутствие ответов. «Ладно, уйти можно в любой момент, - решил Коржик. - Вот если пойму, что здесь ловить совсем нечего, - свалю на фиг».

9
        После обеда Саша, хранитель печатей, стал собираться.
        - Не забыл? - спросил он у Коржика. - Сегодня едем в «Олимпик-пенту».
        - Зачем?
        - На презентацию нашего завода.
        То, что у Толяна есть завод, Коржик знал давно. Хотя слово «есть» не вполне сюда подходило. У Толяна был не весь завод, а лишь блокирующий пакет акций, собранный непосильным трудом и с помощью многих партнеров. Но в умелых руках и он давал ощутимое влияние на производство.
        - Почему я об этом не знал? - спросил Коржик.
        - Так объявляли же еще месяц назад.
        Коржик успокоился. Месяц назад он здесь еще не работал. Он ходил по агентствам и заполнял дурацкие анкеты про опыт работы.
        Саша подхватил круглый красный баул из кожзама, похожий на баллон сжиженного газа.
        - Пойдем, машина ждет.
        Он заспешил вниз по ступенькам. Видно было, что куль тяжелый, но двигался Саша проворно, и Коржик не стал предлагать помощь. «Еще чего, - подумал он. - Я начальник - ты дурак, ты начальник - я дурак». Сейчас начальником был он.
        Фазиль, водитель Толяна, ждал их во дворе. Толян уже был в «Пенте», а машину прислал за ними. Лариса не поехала, сославшись на занятость. Вместо нее в машину села Александра.
        Водил Фазиль классно, как и подобает профессионалу. Ни тебе внезапных торможений, ни резких ускорений. Несмотря на обилие транспорта, машина шла мягко и плавно. Если закрыть глаза, начинало казаться, что ты и не в машине вовсе, а в лодке на пруду тихим вечером.
        Коржик сидел на переднем сиденье. Левый бок у Фазиля оттопыривался. Там под курткой висел пневматический «макар» в желтой кобуре. Он как-то показывал его Коржику. Чучельный пистолет, а весит как настоящий - почти килограмм. У Коржика когда-то тоже был похожий, только газовый, но он быстро его продал. Ему не нравилось таскать с собой тяжести.
        - Хорошо вам, - с завистью сказал Фазиль.
        - Почему?
        - Напьетесь на презентации.
        - Там еще и выпивка будет? - удивился Коржик.
        - А как же! Шеф заказал малый зал в ресторане.
        Коржик в «Пенте» раньше не бывал и ему рассказали, что там много ресторанов, никак не меньше трех. В этот раз туда были приглашены все крупные металлоторговцы.
        Сама «Пента» впечатления на Коржика не произвела. Гостиница как гостиница, довольно задрипанная, три с половиной звезды максимум. Но везде шла суета презентаций и конференций. Похоже, основной доход здесь получали именно от них и от последующих банкетов.
        Саша смонтировал из содержимого баула большой трубчатый стенд с цветной фотографией Толянового завода. Александра разложила на столах буклеты.
        - А крупный завод-то? - спросил Коржик.
        - Я не был, - ответил Саша, - но говорят, что на фотографии уместилась его основная часть.
        На снимке был изображен цех площадью тысяч десять-пятнадцать квадратных метров с линией сварки труб. Во все стороны летели искры. «Завод, стало быть, небольшой, - понял Коржик, - но линия хорошая, судя по надписям, немецкая».
        Стали подтягиваться гости. Все были похожи на снабженцев из старых фильмов, только изрядно растолстевших.
        К Коржику подлетел Толян.
        - Знакомься со всеми, - сказал он, - потом пригодится.
        Первым слово взял Толян. Он долго и обстоятельно расписывал достоинства своей продукции. Сказал, что покупать трубы следует через него, потому что завод в Сибири, а они, его торговый дом - в Москве. Цена будет одинаковой, а скорость сделки возрастет.
        Журналисты из журнала «Металлоснабжение» фотографировали его на фоне стенда со снимком завода.
        Потом краткую речь произнес сын настоящего владельца завода - высокий, сутулый парень. Он по этому случаю специально прилетел в Москву. Говорил он невыразительно и вяло. Чувствовалось, что у него нет никакой заинтересованности в происходящем и он смотрит на Толяна как на досадную помеху, от которой нельзя избавиться и с которой приходится считаться. Его откровенно скучающий вид говорил о том, что считаться будут не слишком.
        Гости начали задавать вопросы. Отвечали поочередно то Толян, то сын владельца. Одновременно начался обмен визитками. Коржик включился в процесс и вскоре его нагрудный карман оттопыривался от пачки разноцветных карточек директоров металлобаз. Ему было непонятно, как он, специалист по ценным бумагам, сможет их использовать в дальнейшем.
        Вопросы иссякли, все плавно перетекли в ресторан на фуршет. Эта часть презентации интересовала всех гораздо больше. Многие снабженцы были знакомы друг с другом раньше и с ходу начали общаться на когда-то недоговоренные темы.
        - Ты давно работаешь у Толяна? - спросил Коржик у Саши.
        - Больше года.
        - И как?
        - Вроде ничего, - осторожно ответил тот.
        - А с ним можно замутить бизнес?
        - У меня не получилось.
        Коржика ответ не обескуражил. «У тебя не получилось, - подумал он, - а у меня получится». В голове уже вовсю бурлили пары красных французских вин и коньяков, жизнь казалась прекрасной. И закуски были хороши.
        Он оглянулся по сторонам. Баб не было совсем, если не считать Александру, одни только толстые снабженцы. Официантки попрятались. Толян куда-то пропал. Александра не вызывала у него вообще никаких эмоций. Коржик выбрал группу снабженцев, которая травила анекдоты, и присоединился к ней. Сюда же подтянулся и Саша. По мере опьянения он стал более словоохотливым и рассказал Коржику, что раньше работал в российском посольстве в Тегеране. «Интересная тема, - подумал Коржик уже зыбким рассудком. - Надо бы обмозговать ее на досуге».

10
        В коридоре раздался громкий неприятный смех. Как-будто кто-то царапал гвоздем по стеклу и усиливал звук через динамики. С похмелья это вызвало бы тошноту.
        Коржик поднял голову. В кабинет Толяна прошел высокий худой человек лет тридцати пяти в сопровождении Ларисы. Он смеялся над какой-то ее шуткой. Раньше Коржик его не видел. Такой смех вполне мог бы быть у вампира в черном плаще с красным подбоем в фильме ужасов.
        Вскоре Лариса вышла, а незнакомец остался в кабинете.
        - Кто это? - спросил Коржик.
        - Полторацкий, - ответила Лариса, - наш партнер.
        - Мелодичный смех, - заметил Коржик, - как колокольчик.
        - Да уж, - согласилась она, - аж уши болят.
        - И у меня. Наверное, он смеется ультразвуком.
        - Возможно. Но человек он хороший.
        - И чем же?
        - Он дает нам объем работ.
        - Как это?
        - Что-то вроде субподряда.
        - Тогда пусть смеется, - разрешил Коржик. - А что за работы?
        - Скоро Анатолий тебе сам все расскажет.
        Когда Полторацкий ушел, Толян позвал в кабинет Ларису и Коржика.
        - Мы выиграли тендер по поставке труб и цемента для нефтяников, - объявил он. - Объемы большие. Нужно этим заняться.
        Объяснял Толян плохо. Четкое и ясное изложение мыслей давалось ему с трудом. Вернее, вообще не давалось. Соображал он очень быстро, но рассказать о том, что сообразил, почти не мог. Приходилось тащить из него все слова, словно клещами. Коржик еще не привык к этой его особенности и часто попадал впросак.
        - Ну, трубы у нас есть, - сказал он, - осталось найти цемент.
        - Труб у нас нет, - поправил Толян.
        - А завод?
        - Он производит не те трубы. Нужны цельнотянутые, а завод делает сварные.
        - А поменяться ни с кем нельзя?
        - Вот этим ты и займешься. Наверняка, можно. Изучи рынок.
        - Ладно. А цемент?
        - С цементом сложнее. Нужно искать лежащее предприятие и вдыхать в него жизнь.
        - Как?
        - Финансами.
        - Не вопрос - были бы деньги, - Коржик был полон энтузиазма.
        - Но это не все.
        - А что еще?
        - Цементный завод должен быть как можно ближе к нефтяникам, а то тариф за железную дорогу съест всю прибыль.
        - Цемент тоже мой?
        Толян кивнул.
        - Мне нужны будут помощники, - сказал Коржик.
        - Возьмешь Сашу Шлыкова. Еще одного человека мы примем специально на трубы - с металлургическим образованием и связями в этой сфере.
        Он повернулся к Ларисе:
        - Свяжись с агентствами, пусть подбирают кандидатов.
        Лариса кивнула.
        - Все, приступай. График поставок и объемы здесь, - он передал Коржику несколько листов. - И обзвони людей с презентации, может, что-нибудь найдешь у них.

11
        На самом деле тендер выиграл Полторацкий. Кто-то из его приятелей работал в нефтяной компании и помог все устроить. Но ни цемента, ни труб у Полторацкого не было, и он не знал, где их взять. А если и знал, то не хотел этим заниматься. По этой причине он передал контракт Толяну. Тот заверил, что раз у него есть завод, то вопрос с трубами он как-нибудь решит, а уж с цементом - и подавно. Толян соврал - трубы с его завода не годились, а цемента у него отродясь не было. Но он решил, что после презентации завода в «Пенте» обладает достаточными связями. И то и другое он скинул на Коржика. Это помимо обязанностей заместителя финансового директора, которых, по правде сказать, оказалось немного, потому что фирма была левая, отчетов не сдавала и налогов не платила.
        То, как Толян устроил все с налогами, вызывало восхищение Коржика. Раз налоговая наглеет и берет за горло, - решил Толян, - хрен ей в сумку - вообще ничего не получит.
        В то время, когда законопослушные предприниматели пыхтели и исправно перечисляли все платежи, штрафы и пени, давали взятки и всячески ублажали толстых налоговых инспекториц, Толян просто исчез из поля зрения фискальных органов. Офис он арендовал как частное лицо и не на свое имя. По документам это был не офис, а большая квартира. Все важные договора подписывал от имени своего кипрского офшора. Для платежей открыл счет физического лица в литовском банке и дал ему кодовое название «Марс». А в России открыл TOO «Марс» с вечно нулевым балансом и подставным директором. Зарегистрировал его в глубокой провинции. Деньги по договорам, которые в России заключало TOO «Марс», уходили на счет клиента «Марс» в Литву, откуда Толян рассылал их кому нужно и за что требуется.
        Схема работала без сбоев. Для откровенной прокачки денег Толян еще покупал фирмы-однодневки, а то и вовсе заказывал фальшивые печати с первым пришедшим на ум словом. Так и накопилось в коробке за подвесным потолком больше двадцати
«колотушек». Налоговики просто не предполагали, что есть предприниматели, способные на такую наглость. Но они существовали, и Толян был одним из них.
        Таких квартир в центре Москвы существовало множество, и никто не знал, что находится за очередной обшарпанной дверью - жилье или офис. А если офис, то какой - законопослушный или левый.
        Как человек, достаточно натерпевшийся в свое время от беспредела налоговиков, Коржик только одобрял такое ведение бизнеса, но как клерк, желавший получить официальную должность и нормальную запись в трудовой, - нет. Однако выбирать не приходилось.
        Он стал искать трубы. Все толстожопые снабженцы, бывшие на презентации, выкатили цены со своими накрутками, при которых поставки нефтяникам теряли всякий смысл.
«Зря мы их поили», - подумал Коржик. Один из снабженцев, оказавшийся слегка больным на голову, после того как Коржик отказался от его предложения, позвонил Толяну и пожаловался, что он дал Коржику очень хорошие цены, а тот не хочет их брать. А он уже зарезервировал трубы на заводе и по этой причине несет убытки.
        Толян прибежал к Коржику.
        - Чего он хочет? Поговори с ним.
        - Как его зовут?
        - Игорь Петрович.
        Коржик взял трубку и услышал довольно неприятный скрипучий голос.
        - А, Игорь Петрович! - развязно сказал он. - Сколько лет сколько зим!
        Игорь Петрович напрягся и сурово ответил:
        - Ни одного лета, ни одной зимы.
        - Возможно, - согласился Коржик. - Ну, так что же вы хотели?
        Игорь Петрович пересказал Коржику свое видение истории с трубами.
        - Не так все было, - мягко поправил его Коржик. - Вы все перепутали. Не просил я вас резервировать трубы. Я только сказал, что подумаю. А подумав, решил, что брать не буду.
        - Почему?
        - Потому что у вас офигенные цены.
        - У нас нормальные цены! - обиделся Игорь Петрович. - И я настаиваю, что вы зарезервировали.
        - Ну, насчет цен - это, что называется «обдури прохожего», - ответил Коржик. - Я вам не лох, чтобы брать по таким ценам. А насчет резервирования - вы можете это доказать?
        Пауза.
        - Нет.
        - Мы с вами что-нибудь подписывали?
        - Нет.
        - Все, друг мой, до свидания! Будут деньги - заходи.
        Коржик положил трубку. Толян, стоявший рядом, одобрительно хмыкнул. Офисные тетки смеялись.
        - Ты действительно не просил зарезервировать трубы? - спросил Толян.
        - Абсолютно! - заверил его Коржик на голубом глазу.
        На самом деле он этого уже не помнил - так много металлоторговцев он обзвонил. Ну, может, и просил. Но это только оттого, что не разобрался тогда в ценах. А когда понял - ничего другого не оставалось, как отказаться.
        Трубы нужны были срочно и задешево. Коржик стал звонить на заводы, но нужных цен и там не оказалось. Цены были лишь слегка дешевле, чем в Москве. Относительно дешево стоили лежалые и некондиционные трубы. Первые можно было найти в госрезерве, а вторые - у провинциальных дилеров.
        К некондиционным относились трубы не круглого, а немного эллипсного сечения, приплюснутые с боков, а также укороченной длины - пять метров вместо положенных семи с половиной. Для Коржика годились те и те.
        Он стал искать дилеров в провинции и тут дело сдвинулось. Ему активно помогал Саша, а потом приняли еще и Субботина, который был профессиональным металлургом - имел диплом института стали и сплавов и работал раньше в министерстве черной металлургии. Но на деле все это оказалось неважно. Только и того, что он знал технологический процесс, но хрен ли с того? Дешевых труб от этого больше не стало.
        Из всех, кто был на презентации, действительно полезным оказался лишь один трейдер из Белгорода. Он отгрузил Коржику львиную долю продукции по нормальным ценам. За первую партию Толян заплатил ему наличкой, а вторую получил в долг и долго не отдавал деньги. У него как раз возникла срочная потребность в другом месте, и все деньги уходили туда. Белгородский трейдер оборвал все телефоны Толянового офиса. Он слал факсы и мейлы. Коржик ничем не мог ему помочь - денег не было совсем. Пару раз Лариса отправляла в Белгород фальшивые платежки, и трейдер, в изнеможении, затихал. Но деньги по ним не поступали, и вскоре все начиналось сначала. Наконец, белгородец явился в Москву лично. Был он настроен решительно, и его сопровождал двухметровый охранник в бронежилете под пиджаком. Коржик пожал руку ему, а затем не представленному охраннику. Тот ответил на рукопожатие весьма неохотно - ему требовалось все время иметь свободные руки, чтобы защищать хозяина, если чего - выхватить пистолет там или, взяв его на руки, выпрыгнуть в окно, а в офис бросить гранату.
        Белгородец огляделся.
        - Хорошо вы тут устроились, - критически заметил он. - Никто о вас не знает. Налогов, наверняка, не платите.
        Толян состроил гримасу и промолчал. Он понял, что после столь прозрачных намеков нужно будет заплатить.
        Накануне Толян принес откуда-то вексель крупного и надежного банка на большую сумму. Бумага предназначалась для других целей. Но сейчас у него больше ничего не было. Срок платежа по векселю наступал через два месяца. Его рыночная цена была равна восьмидесяти процентам от номинала. Белгородец, измученный ожиданием, согласился принять его за сто процентов. Это послужило Толяну некоторым утешением.
        Когда незваные гости ушли, Толян сказал Коржику:
        - Найди мне еще таких бумаг.
        - А деньги?
        - Деньги будут - ты найди.
        Коржик нашел, но денег опять не оказалось.
        Другой крупный поставщик труб был из Челябинска. Он тоже имел неосторожность отгрузить Толяну трубы в долг и потом получал деньги мелкими частями в течение полугода.
        У него была другая тактика востребования долга. Он звонил через день и пытался разжалобить Коржика и Ларису рассказами о том, как ему достается от партнеров, которым он не платит, потому что Толян не платит ему. Он говорил, что ходит в синяках и ссадинах. В переносном, конечно, смысле. Лариса смахивала набежавшую слезу и слала ему очередной крохотный платеж, который отрывала от других платежей.
        Коржик сутками висел на телефоне, обзванивая страну в поисках дешевых труб.
        Но не только Толян кидал - кидали и его. Один из поставщиков прислал явный брак - трубы очень уж эллипсного сечения, которые невозможно было приварить встык к круглым трубам. Нефтяники долго с ними мучились, а потом вызвали представителя Толяна, чтобы составить акт. Полетел Субботин. Трубы кое-как приняли, но вскоре к Толяну заявился их начальник снабжения, чтобы получить взятку за прием бракованных труб.
        Еще один поставщик насовал в вагон бэушных и лежалых труб вместе с новыми, и их забраковали. Толян не стал платить ему за брак.
        Польза от презентации все-таки была - без нее трубы в долг просто не дали бы.

12
        В комнате кроме Коржика сидели еще трое - Лариса, Лена и Александра. Бабье царство. И разговоры были соответствующие.
        - Александра, - спрашивала Лариса, одним глазом косясь в компьютер, - а как дела у твоего папы?
        - Вроде, ничего. Звонил недавно - все в порядке.
        - Сколько ему еще там оставаться?
        - Через два месяца контракт заканчивается?
        - Будет продлевать?
        - Если предложат.
        - А с языком у него как?
        - Уже почти нормально. Но все равно, он говорит, что когда студенты задают вопросы, ему трудно сразу понять, чего они хотят. Они это видят и отпускают шуточки.
        - А где он работает? - не выдержал Коржик.
        - Читает лекции в Америке.
        - По какому предмету?
        - Авиастроение. Он конструктор вертолетов.
        - Ты не собираешься его навестить? - опять спросила Лариса.
        - Через месяц поеду. Он уже и приглашение прислал. Пойду завтра в посольство за визой.
        - А у меня брат там, - вставила Лариса.
        - И кем он работает? - спросила Александра.
        - Программистом в финансовой компании.
        - Давно?
        - Лет пять.
        - Будет возвращаться?
        - Нет. Недавно грин-карту получил. Прислал мне доверенность на продажу квартиры.
        - А там где живет?
        - Снимает пока. Будет покупать дом.
        Звонит телефон. Александра поднимает трубку и беседа прерывается.
        К Ларисе заходит Фазиль за деньгами на бензин. Она звенит ключами и открывает сейф. По сути дела, это не сейф, а так - железный ящик. Двери плоские, замок простой. Толяну жалко денег на настоящий сейф с дисковым замком и толстыми стенками. Да он особо и не нужен. Его бизнес устроен так, что крупные суммы в сейфе не задерживаются. Стоит деньгам появиться, как тут же выстраивается очередь из тех, кому они просто позарез были нужны еще позавчера. Первым в ней чаще всего оказывается Шильдин, главный по строительству гостиницы, которая у Толяна в провинции. У него как раз подошел контейнер из Франции, а другой готовится к отправке. Он сметает пачки в пояс-кошелек и довольный уходит. За ним тянутся самые разнообразные личности, чаще всего никому в офисе не известные, и догребают остатки. К вечеру сейф становится еще более пустым, чем был накануне.
        Хоть эти деньги и не имели к Коржику никакого отношения, но опустошение сейфа происходило у него на глазах, и в нем просыпалась ревность. Он чувствовал, что получившие их люди тем или иным способом украдут значительную их часть и прикроются липовыми счетами и накладными, которые продаются на любом углу по три штуки на рупь. Ему тоже хотелось запустить руки в сейф, да было не подобраться. Даже несколько метров трубы или мешок цемента он не мог украсть, потому что физически их здесь не было. Их только отгружали где-то по его заявкам и в другом месте получали. А он сидел здесь. А время шло. Половина Москвы воровала где только можно и всеми мыслимыми способами. Только он все время был где-то не там. Ни продвижения, ни комиссионных, ни откатов. Что за жизнь, блядь, такая?
        Телефонные звонки стихли, и опять начался бабский треп. Теперь Лена и Лариса обсуждали вопросы ремонта. Лариса уже ремонт начала, а Лена только собиралась. Стали сравнивать натяжные потолки, обои, ламинат и прочую лабуду. Сам собой разговор перекинулся на дачи.
        - Чем лучше покрасить деревянный домик? - спросила Лена.
        На пороге вырос Петров.
        - Пиносолом! - с ходу включился он в беседу. - Только надо смотреть, чтобы он был финский, а не наш. Наш - дерьмо.
        Петров сидел в другом кабинете, а сюда заходил потрепаться. Он был давним знакомым Ларисы и Лены. Лариса и привела его сюда по старой памяти.
        Петров был старше всех в офисе, годиков пятидесяти с лишним, но выглядел живчиком. Бегал на лыжах, купался в проруби и исповедовал учение Порфирия Иванова. Он никогда не был женат.
        Как-то повариха Зоя спросила у Лены, когда Петрова не было в комнате.
        - Он не женат?
        - Нет.
        И тут Коржик неудачно пошутил.
        - Кино «Один дома» видела? - не удержался он. - Это про Петрова.
        Лена посмотрела на него укоризненно.
        - Ты зря веселишься - это не смешно.
        - Это трагедия, - добавила Зоя.
        Коржик не стал с ними спорить. «Не знаю, в чем тут трагедия, - подумал он. - Человек прожил жизнь в свое удовольствие, катается на лыжах, выглядит как огурец, никто ему не проедал плешь и не ныл каждый день, что нужны деньги. Наверняка, он перетрахал за это время сотни баб - и они называют это трагедией! Да трагедия, черт возьми, - это жизнь женатого мужика, особенно, если жена садится ему на шею!»
        Вместе с Петровым тетки еще долго обсуждали достоинства разных видов пиносола.
        Коржик не хотел этого слышать и он сделал радио погромче, но там так утробно завывала Савичева, что лучше уж пиносол. Так иногда весной орал его кот. У него получался совершенно особенный звук, похожий на сирену воздушной тревоги. Казалось, что образовывался он не в горле, а где-то в животе и выходил сразу из пасти и из-под хвоста. Очень сильный был звук.
        Бабский треп продолжался, от него было не скрыться. Можно было бы пойти на лестницу покурить, но Коржик не курил. Спасением для него оставался интернет. Но треп не давал сосредоточиться. При таком шуме нормально воспринималась только
«информация» с порносайтов, но от них уже тошнило. Разглядывание вторичных половых признаков на экране монитора его интересовало мало.
        Наконец пришло время обеда. Снизу позвонила повариха и попросила кого-нибудь спуститься за тележкой с едой. Обычно это входило в обязанности Андрюхи - высокого парня с пони-тейлом. Кажется, у него других обязанностей и не существовало. Он был самым накачанным и самым незанятым. Внешне он походил на байкера, случайно зашедшего в офис попить воды. Он вполне мог бы сыграть роль в одном из тех фильмов, где банда на мотоциклах терроризирует маленький городок и стреляет в полицейских из обрезов.
        Треп переместился на кухню. Коржику не хотелось слушать его продолжение за обеденным столом, и он ушел с тарелкой на рабочее место, чтобы хоть полчаса побыть в тишине и одиночестве. Он подумал, что месяца три запросто мог бы ни с кем не разговаривать и никого не слышать.
        После обеда все вернулись обратно. Опять начались звонки, кто-то пришел, кто-то ушел, пришел другой, треп то вспыхивал с новой силой, то затихал. Помыв посуду, пришла пообщаться повариха. Она была толстой, доброй и неторопливой. С утра она стояла дома на кухне и готовила еду на два офиса. В один тележку повез ее муж, а в другой - она. Ее труды на сегодня закончены. Она пришла спросить у Ларисы, что готовить завтра и взять денег на закупку продуктов. Потом она как-то незаметно начала рассказывать о муже и детях. Об отдыхе у родственников на море. О том, что по утрам ей не дает спать звук колокола от храма, рядом с которым она живет. Что она крутит тренажер для похудения, но что-то эффекта все нет и нет.
        Коржику опять было некуда деться и ему пришлось все это слушать. Порой ему казалось, что он стал членом семей всех этих женщин, так много он уже знал о них, их детях, их мужьях, кошках и собаках. Доведись ему побывать у них в гостях, он смог бы без труда общаться с каждым на интересующие того темы.
        Огромный массив этих знаний был ему абсолютно не нужен. Он не хотел знать ничего ни об одной из них, а тем более об их семьях. Ему казалось, что он женат на каждой. Что он женат на всей конторе, на всех бабах и мужиках, которые здесь работают. На соседской кошке, которая прыгает в форточку и лазит по кухне. На продавщице лотерей, которая целыми днями орет под окном в мегафон. На тараканах, которые прячутся за газовой колонкой. На кришнаитах, которые ежедневно ходят мимо с песнями и плясками.
        Он не хотел их видеть, но видел каждый день. Он не хотел их слышать, но слушал постоянно. Он не хотел с ними пить, но посещал все офисные вечеринки. Все его дружеские чувства к ним были наиграны, улыбки фальшивы, а слова неискренни. Он не понимал, почему он должен проводить с ними дни, недели и месяцы своей быстротечной жизни. Порой ему казалось, что единственное, что он чувствует к ним, - это ненависть. За то, что они есть, маячат перед глазами и от них никуда не скрыться.
        И, похоже, это чувство было взаимным.

13
        Приближался главный праздник всех клерков.
        - Скоро у Анатолия Петровича день рождения, - возвестила Лариса. - Нужно подумать о подарке.
        Коржик не любил офисные дни рождения. Они всегда были пропитаны фальшью. На самом деле все готовы были сожрать друг друга с потрохами, но притворно улыбались и поздравляли с датой. Будь его воля, он бы их не отмечал. Но Толяна надо было уважить.
        - У кого есть идеи насчет подарка? - спросила Лариса.
        - Дорог не подарок, - сказал Коржик.
        - Это понятно. А все-таки?
        - А что ему дарили раньше?
        - В прошлый раз мы заказали художнику шарж по его фотографии.
        - Какому художнику?
        - На Арбате.
        - И как?
        - Он обиделся.
        - Может, художник попался не тот?
        - Скорее, начальник, - сказала Лариса, - ему трудно угодить.
        - Тогда лучше ничего не дарить, - посоветовал Коржик.
        - Тоже нельзя. Всех поздравляли - и его нужно. Лариса посмотрела на Коржика с надеждой во взгляде, и он понял, что придется заниматься подарком.
        Началось обсуждение, хотя обсуждать особо было нечего. Все вертелось вокруг ручек, письменных приборов и всякой настольной лабуды. Той, что дергается, тикает, пускает цветные пузыри или крутится. Ну и еще годились всякие штуки из кожи канцелярской направленности.
        На поиски Лариса отрядила Коржика, в помощь ему дала Лену. Они бродили по Тверской от одной сувенирной лавки до другой. Потом поехали на Арбат. Выбирали долго и придирчиво, как будто от этого зависело что-то очень важное. Звонили Ларисе, советовались, опять выбирали, опять звонили.
        Вскоре процесс Коржику надоел.
        - Давай уже купим хоть что-нибудь, - предложил он Лене, - и покончим с этим делом.
        Лена согласилась. Коржику было чертовски жаль времени, затрачиваемого на это никчемное занятие. Сейчас он мог бы рыскать по рынку и зарабатывать деньги, а он тратил его на нечто бессмысленное и бесполезное. При очередном звонке в офис Лариса почувствовала в его голосе усталость и раздражение.
        - Ладно, покупайте, что хотите, - согласилась она.
        Коржик решил купить кожаную папку. Все равно у Толяна не было ничего такого, а ежедневник он носил в руках. Он бы и себе такую купил.
        Вопреки ожиданиям, никаких особых торжеств в знаменательный день в офисе не было. Ни цыганского хора, ни стриптизерш. Не было даже еды из ресторана с их халдеями за спиной. Толян влетел в обед в офис с несколькими бутылками шампанского и «Бейлиса» в руках, которые все и выпили за обедом, говоря ему грубую лесть, лучшую, как известно, из всех видов лести. Каждый льстящий надеялся, что ему зачтется в будущем.
        Шампанское было отнюдь не французским, а самым обычным ситро московского розлива. А «Бейлис» оказался с белыми хлопьями. Коржик знал, что это за хлопья. Они появляются после истечения срока годности. Сливки и алкоголь больше не хотят сосуществовать вместе и расходятся. Такой ликер супермаркеты продают вдвое дешевле, хотя должны снимать с продажи вообще. Коржик не рискнул его пить, а народ налегал вовсю, особенно Саша.
        - Ты смотри, осторожнее с этим, - предупредил его Коржик, кивнув на «Бейлис».
        - Ничего, - махнул тот рукой, - переварится.
        На следующий день он пришел бледный и совсем больной.
        - Перебрал? - спросил Коржик. - Может, по пиву?
        - Какому пиву? - простонал тот. - Отравился вчера, блевал всю ночь.
        - Чем отравился?
        - Не знаю, - скривился Саша, - наверное, «Бейлисом».
        Подарок от офиса Толяну не понравился. Он с недоумением повертел в руках черную кожаную папку и сказал:
        - Это же надо было заметить.
        В том смысле, что у него нет ни портфеля, ни бар-сетки, ни папки. Все посмотрели на Коржика укоризненно - не смог купить подарок, который понравился бы нашему дорогому любимому шефу.
        Коржик про себя решил, что больше никогда не станет выбирать подарки начальникам. Пусть дарят, что хотят.
        Партнеры подарили Толяну бронзового носорога с каменным шаром на спине и малахитовый письменный прибор. Эти подарки понравились тому значительно больше. Он водрузил их на свой огромный письменный стол и временами даже задумчиво вертел в руках шар со спины носорога. А кожаная папка сразу отправилась в шкаф. Коржик видел ее под мышкой у Толяна лишь несколько раз. Потом тот то ли забыл ее где-то, то ли отдал кому-то. А через несколько месяцев и бегемот с прибором исчезли со стола. Похоже, Толян не любил вообще никаких подарков.

14
        Как-то Коржику позвонил Овсянников:
        - Ты сейчас где?
        - В Улан-Удэ, - буркнул тот.
        У него не было с утра настроения.
        - Я серьезно.
        - На работе.
        - А у тебя денежная фирма?
        - Сравнительно, - соврал Коржик.
        - Твой начальник не хочет замутить строительный бизнес?
        - Что нужно строить?
        - Коттеджный поселок.
        - То есть?
        - Ну, продается хороший участок земли. Бывший пионерский лагерь. Лес, коммуникации, озеро, все дела.
        - А далеко?
        - Сорок километров по Новорижскому шоссе.
        - А цена?
        - Нормальная.
        Он назвал цифру. Цена и впрямь была неплохой. Не дешевой, но и не дорогой. Как раз такой, которая не вызывает подозрений.
        - Надо бы посмотреть, - неуверенно сказал Коржик. Его уже начал интересовать проект.
        - Завтра я за тобой заеду.
        Овсянников был его старым приятелем. Раньше он служил шпионом на Ближнем Востоке и по этой причине ничего о своем прошлом не рассказывал. Коржик много раз за выпивкой пытался его расспросить о тех временах, но он молчал, как глухонемой под водой. Вот он, мол, такой, как есть - зародился в Москве в возрасте сорока пяти лет и ничего о себе не помнит, кроме имени. Коржик даже не знал, какое у него образование. Зато на руке у Овсянникова красовались швейцарские часы с маленьким золотым профилем Саддама на циферблате. Коржик слышал, что такие часы Хусейн дарил советским военным советникам.
        Сейчас Овсянников занимался недвижимостью - продавал земельные участки за городом. От него Коржик и знал, как обстоят дела на этом рынке. Земля вокруг Москвы стремительно дорожала, коттеджи раскупались, и хороший земельный участок мог быть неплохим предложением для Толяна.
        На следующее утро Коржик сидел в машине Овсянникова, которая мчалась по Новорижскому шоссе. Это шоссе - лучшее из всех, которые расходятся от Москвы. Оно самое широкое и проложено так, что не пересекается с другими дорогами и не проходит через населенные пункты. Ехать по нему - одно удовольствие. Оно считается вторым по престижности для дач после Рублевки.
        Возле пирамиды, построенной инженером Голодом, Овсянников спросил:
        - Не хочешь постоять внутри?
        - Зачем?
        - Говорят, так заряжаешься энергией из космоса.
        - Мне бы зарядиться деньгами с земли. Тот засмеялся:
        - Тоже верно. Ладно, вот продадим участок - заработаем нехило.
        Коржик промолчал. Он не любил такие разговоры. Продадим - не продадим. Хрен зажарим и съедим. Чего болтать? Надейся на лучшее, но будь готов к худшему. И помалкивай.
        Овсянников недавно женился в первый раз. У него была молодая жена и маленький ребенок. Интересно, жена тоже была шпионкой? Кем-то вроде радистки Кэт из фильма про Штирлица? И он ее вынес на себе из арабского окружения?
        Овсянников хорошо погулял за свою жизнь и любил об этом повспоминать.
        Но базар фильтровал тщательно и никогда в этих рассказах не фигурировали восточные женщины - только наши и в Москве. Вот и сейчас он начал одну из своих баек.
        - Встретил тут недавно старую знакомую, - сказал он. - Лет пятнадцать не виделись. Она меня забыла начисто, а я ее - нет.

«Еще бы, - подумал Коржик, - вас же учили ничего не забывать.
        - Я ей и говорю, что мы с вами, мол, знакомы, - продолжал Овсянников. - А она не врубается. А я помню, что она минет любила. И думаю - хрен, что ли, ей показать? Может, тогда быстрее вспомнит?
        Он сам рассмеялся своей шутке. Коржика раздражали эти байки старого павиана.
«Нужен ей больно твой вялый хрен», - подумал он.
        - Ну, и показал бы, - сказал он мрачно.
        Овсянников опять захохотал, запрокинув голову:
        - В следующий раз - непременно.
        Вскоре они добрались до места. Действительно, лагерь выглядел привлекательно. От шоссе недалеко, подъезд хороший, на территории сосны, переходящие в лес, электричество подведено, вода своя.
        Ворота были открыты, и они заехали на территорию беспрепятственно. В лагере никого не оказалось. Здесь давно уже никто не отдыхал. Раньше лагерь принадлежал московской швейной фабрике. Фабрику обанкротили еще в середине девяностых. Новый собственник держал его для каких-то своих целей, но теперь решил продать.
        Они долго искали сторожа и бродили по лагерю. Все постройки были целыми, хотя и в запущенном состоянии. Сторожа не было. Тогда территорию стал показывать Овсянников. Он шел, не разбирая дороги. Трава была не скошена, и через несколько минут брюки у Коржика стали мокрыми почти до колен, а туфли - словно только что вынутыми из воды. Овсянников потащил Коржика в лес, чтобы показать озеро. Лес был густым и запущенным, ветки лезли прямо в глаза, и приходилось сильно нагибать голову, чтобы не лишиться зрения. За несколькими рядами сосен открылось озеро. Оно было покрыто зеленой тиной. Примерно возле такого же водоема плакала сестрица Аленушка за братцем Иванушкой на картине Васнецова. Коржик ни за что не стал бы тут купаться. Озеро годилось только для прогулок вокруг, ну и еще здесь мог бы ловить пиявок Дуремар. Было и другое озеро - еще меньше и еще зеленее. Коржик решил, что, рассказывая об участке Толяну, об озерах можно не упоминать.
        Пригибаясь, они выбрались из леса и вернулись в лагерь. Навстречу им уже хромал сторож, сопровождаемый каким-то лысым мордоворотом. Похоже, по округе разнеслась весть об их приезде. Они смотрели на гостей настороженно. Подойдя ближе, сторож узнал Овсянникова, который уже сюда приезжал, и напряженность исчезла. Они обменялись рукопожатиями, завязался разговор. Мордоворот куда-то исчез за ненадобностью.
        Сторож показал им котельную и с гордостью сказал, что ее можно запустить хоть сейчас. Котельная работала на угле, небольшая куча которого еще осталась у ее дверей. Газ нужно было тянуть за полтора километра. Получалось дорого, но если раскинуть стоимость прокладки на двадцать коттеджей, которые здесь можно построить, то терпимо.
        Коржик сделал несколько снимков с видами лагеря, и они поехали обратно. Дорога в этот раз показалась короче.
        Овсянников довез Коржика до офиса и протянул прозрачную папку с документами:
        - Когда ты поговоришь со своим начальником?
        - При первой же возможности, - уклонился от конкретных сроков Коржик.
        - Не тяни, этот лагерь я и другим предлагал.
        - И что же они?
        - Думают. Кто созреет первым, тому и достанется.
        Остаток дня Коржик был занят составлением справки по лагерю для Толяна. На следующий день он выбрал момент и зашел к нему в кабинет. Толян только что положил трубку.
        - Анатолий, есть деловое предложение, - сказал Коржик.
        - Да? И какое же?
        - Продается хороший участок под коттеджный поселок.
        - Дешево?
        - Нормально.
        - Тогда в чем тут бизнес?

«Вот мудила, - подумал Коржик, предчувствуя отказ, - все бы тебе купить дешево, а продать дорого. Но есть же и другие способы заработать, неужели ты о них не знаешь? Например, взять по нормальной цене, улучшить качество и продать уже дороже».
        - Построить коттеджи и продать, - сказал он.
        - Сережа, - возразил Толян, - зачем нам лезть в бизнес, которого мы не знаем?
        - А хрен ли там знать? Нужно только купить землю и нанять подрядчиков. Не бог весть, какая наука. Возьмем в штат нескольких строителей, и они все организуют.
        - Это долго. А у меня длинных денег нет, все короткие. Это была неправда. Длинные деньги у Толяна были.
        Несколько его проектов безнадежно застряли на начальной стадии и было неизвестно, отобьются ли они вообще когда-нибудь.
        - Это беспроигрышный вариант, - настаивал Коржик. - Давай съездим завтра, и я тебе все покажу.
        - Ну, давай, - нехотя согласился Толян.
        - Отлично! - обрадовался Коржик. - Вот, кстати, и справка по этому лагерю.
        На следующий день они поехали смотреть лагерь на Толяновой машине. Коржик взял с собой Овсянникова. Толян сидел впереди, а он с Овсянниковым сзади. Всю дорогу Овсянников заливался соловьем, рассказывая, какие у него есть хорошие предложения земельных участков в разных местах.
        Толян слушал вполуха. У него то и дело звонил телефон. Было видно, что болтовня Овсянникова ему мешает. Коржик толкнул Овсянникова коленом, чтобы тот заткнулся. Но Овсянников не понял и продолжал токовать с таким напором, будто это был последний клиент в его жизни.
        Коржик и Овсянников водили Толяна по участку и изо всех сил старались расписать выгодность предложения. Оно действительно было неплохим. Но выгода его была не того рода, которую тот любил. Толян предпочитал, чтобы она была гарантированной и мгновенной. Партнеры говорили о нем, что из сладкого он выбирает самое сладкое - съедает на торте одни только розочки, а бисквит оставляет другим.
        Толян ходил по участку и не проявлял особого интереса. Он ввязался бы в этот проект, если бы коттеджи можно было построить за одну ночь, а наутро - продать. Но процесс тут был длиною в год.
        - А кто владелец земли? - спросил он на обратном пути.
        Овсянников назвал фамилию и протянул ему листок с координатами. Коржику это не понравилось. Договора о комиссионных пока не было ни с одной из предполагаемых сторон. Овсянников совершенно зря решил, что если Коржик работает у Толяна, то он гарантирован от кидалова. Одно из другого совершенно не следовало. «Надо будет отчитать его за поспешность», - подумал Коржик с раздражением.
        После поездки Толян молчал больше недели. Овсянников постоянно названивал Коржику:
        - Он что-нибудь решил?
        - Не знаю, - отвечал Коржик.
        Овсянников тут же начинал длинный треп о том, как было бы замечательно продать этот участок и заработать много денег. Всякий раз Коржику стоило значительных усилий от него отвязаться. Наконец ему это надоело.
        - Слушай, не трезвонь мне больше, - сказал он. - Когда появится информация, я тебе сам перезвоню.
        Через неделю он зашел к Толяну:
        - Ну, как там насчет участка? Ты звонил владельцу?
        - Нет.
        - А почему?
        - Я навел справки - он бандит.
        - Ну и что?
        - Я с бандитами дел не веду.
        - А какое это имеет значение? Ты покупаешь - он продает. Больше вы с ним не встречаетесь.
        - Я с бандитами не работаю! - жестко повторил Толян.
        Но Коржик точно знал, что это не так. «Не в бандите тут дело, - понял он. - Просто у тебя, дружок, денег нет ни фига, вот ты и придумываешь причины для отказа».
        Еще один его проект отказался отклоненным. «Где же мне взять для него самое сладкое из сладкого?» - ломал он голову.
        Через месяц участок купили и на нем начали что-то строить. Оценка Коржика оказалась правильной, но Толян не захотел влезать в этот бизнес.

15
        Самыми толстыми женщинами в офисе были повариха и системная администраторша, которую все звали Компьютерная Лена, потому что была еще одна Лена - из бухгалтерии. Поварихе полнота полагалась по должности. Компьютерная же Лена, наоборот, по должности должна была бы быть худой. Но не была. И тем не менее, она довольно ловко лазила под столами, прокладывая сетевой кабель и заделывая разъемы.
        Считалось, что Компьютерная Лена - большой специалист своего дела. Такую репутацию ей создала Лариса, которая ее сюда и привела. В действительности же она понимала в компьютерах не намного больше любого другого.
        Компьютерная Лена время от времени ездила в Европу по каким-то своим надобностям, типа навестить родственников, но всем говорила, что ее приглашают на большие компьютерные тусовки. Ей верили.
        Была Лена довольно бестолковой и, как многие толстые женщины, любила создать проблему на ровном месте или поднять переполох из-за пустяка.
        Как-то ей показалось, что кто-то скопировал базу данных с сервера фирмы, который день и ночь пыхтел в маленькой каморке возле туалета. Она тут же сказала об этом Толяну. Тот всполошился и забегал по коридору. Ему уже мерещились чебурашки в масках из налоговой, которые под покровом ночи проникли в офис, скопировали базу и ушли по крышам, подобно китайским бойцам с мечами из сказочных фильмов.
        - А ты точно знаешь, что данные скопировали? - спрашивал он у Компьютерной Лены.
        - Абсолютно! - твердо отвечала она.
        Лена прямо-таки выросла на глазах от осознания собственной важности в этот момент. Теперь она напоминала уже не столько огромную плюшевую зверушку, которые производят иногда рехнувшиеся игрушечные фабрики, сколько Родину-мать с компьютером вместо меча в высоко поднятой руке.
        - А как они проникли на сервер - по интернету или непосредственно? - упавшим голосом спрашивал Толян.
        - Этого я пока не выяснила.
        - А по чему это видно?
        - По некоторым признакам, - загадочно ответила Лена, намекая на то, что Толяну все равно этого не понять.
        Толян забегал еще быстрее. Он не знал, что делать: закрывать железную дверь на все засовы и ожидать ОМОН, срочно съезжать из офиса или стирать базу и сжигать фальшивые печати.
        В этот день в Толянову контору никто не пришел. Никого не было и на следующий день. Через неделю все оставалось так же спокойно. И через месяц тоже. Все успокоились и поняли, что тревога была ложной. Но Компьютерную Лену даже не отчитали - так высок был ее авторитет, поддерживаемый Ларисой.
        Однажды в период затишья Коржик стал вести на рабочем компьютере дневник на английском. Просто так, чтобы не забыть язык. В Толяновой фирме он был не нужен. Здесь и русский-то не требовался в полном объеме. Вполне хватало слов триста-четыреста.
        Потом Коржик решил перенести эти записи домой. Из носителей информации под рукой оказалась только древняя трехдюймовая дискета. Коржик скинул файл на нее и полностью стер в компьютере. Потом решил проверить, как он записался на дискете. Файл не открылся. Коржику стало жаль записей, которые копились больше месяца, и он понес дискету к Компьютерной Лене.
        - Можно что-нибудь придумать? - спросил он. Лена как-то очень уж проворно ухватилась за дискету.
        - Сейчас все сделаем! - радостно сказала она. Это показалось Коржику подозрительным, и он не выпустил дискету из рук.
        - Ладно, - сказал он, - там не такая уж важная информация. Я передумал.
        Но и Лена дискету не отпускала:
        - Я открою, я знаю как!
        Коржик удивился такой настойчивости и укрепился в решении дискету не отдавать:
        - Не нужно, забудь.
        Но она не уступала:
        - Зачем же тебе терять информацию, если можно ее сохранить?
        Коржик опять дернул дискету к себе.
        - Не волнуйся, все будет нормально, - продолжала настаивать Лена и еще крепче уцепилась за дискету.

«Вот курва, - подумал Коржик, - сейчас поломает». Но не драться же с ней было. И отпустил. Лена файл открыла.
        А на следующий день Толян собрал всех по поводу безопасности и предупредил не делать рабочих записей там, где их не должно быть.
        - Тут в одной фирме был случай, - сказал он, почему-то глядя на Коржика, - когда сотрудник вел дневник на рабочем компьютере, а потом жесткие диски изъяла налоговая и по его записям все раскрутила.

«Лена заложила, - понял Коржик. - Прочла, перевела и побежала к Толяну. Ну, не стерва ли?». После собрания Субботин объявил:
        - Знакомый банк загибается, распродает ноутбуки. Кому-нибудь надо?
        Коржик дал ему деньги на ноутбук и сказал требуемые характеристики. Были и другие заказы. Поехала за ноутбуками и Лена. Оттуда она позвонила Коржику и сообщила, что требуемый ноутбук есть.
        - Бери, - сказал он, - и посмотри, чтобы битых пикселей не было.
        Когда Коржик включил привезенный ею ноутбук, то сразу увидел в БИОСе, что тактовая частота процессора гораздо ниже той, которую он просил.
        - Лена, - сказал он подчеркнуто спокойным тоном, - здесь не тот процессор.
        - Да нет - тот! - стала настаивать она.
        - Вот же написано, - Коржик показал на экран.
        - Они иногда сами не знают, что пишут, - выпалила она.
        От такой крестьянской наглости Коржик онемел:
        - Кто «они», Лена? БИОС - это не «они». БИОС - это базовая программа загрузки-выгрузки, зашитая в микросхему. Она, среди прочего, определяет тип процессора и его частоту.
        - Я проверила - процессор тот, - тупо твердила Лена.

«Тебе бы в башку БИОС поставить, - подумал Коржик, - может, тогда ты стала бы что-нибудь понимать».

16
        Коржик, Лариса и Шильдин пили чай на кухне. Лариса и Шильдин продолжали давно начатый разговор, а Коржик только что подошел.
        - В Париже мне приходилось ночевать под мостом, - сообщил Шильдин.
        - Да? - удивилась Лариса. - А почему?
        - Денег не было, жил в машине, а у них это разрешается только под мостами.
        Коржик молчал. Шильдин ему не нравился, и он старался с ним не общаться.
        По-видимому, это чувство было взаимным, потому что тот тоже Коржика не замечал. За все время они обменялись едва ли десятком слов, не считая приветствий. Шильдин был длиннообразным, носил козлиную бородку и всегда лукаво щурился.
        - Машина-то хоть большая была? - сочувственно спросила Лариса. - Ноги мог вытянуть?
        - Джип.
        - А потом?
        - Потом денег совсем не стало и мне пришлось продать костюм.
        - Да ну!
        - Да. Хороший костюм, между прочим. Стоил две тысячи франков, а я отдал за четыреста. Почти новый, одел только два раза.
        - Дешево, - с сожалением сказала Лариса. - Не жалко?
        - Нет, - засмеялся Шильдин, - я еды купил.
        Но по лицу было видно, что жаба за костюм душит его до сих пор.
        - Как же так получилось?
        - Работы не было. Как с «Радио „Свобода"» уволили, пошел на стройку. А потом и стройка закончилась.
        - А что ты делал на «Свободе»?
        - Интервью брал у разных диссидентов. У Солжени-цина взял, когда он был в Париже.
        - Его, кстати, вчера по телевизору показывали, - вспомнила Лариса. - Не смотрел?
        - Я не смотрю телевизор.
        - Почему?
        - Я старовер, нам нельзя, - важно ответил Шильдин.
        Коржик едва не поперхнулся чаем. Ну, прямо «православный казак Зильберович», как у Войновича! Он себя-то в зеркале видел? Посмотрел бы хоть раз, прежде чем такие байки травить.
        Коржик тоже телевизор не смотрел, но совсем по другой причине - он считал, что тот уже давно превратился в средство манипуляции сознанием, а в свое сознание он не хотел допускать никого.
        В первый рабочий день ему представили Шильдина как начальника строительного департамента. Весь департамент состоял из него самого, его помощника Володи с бородой до глаз и бригады гастарбайтеров, которая нанималась по мере надобности.
        Была у Шильдина и какая-то своя фирмешка по ремонту квартир. Но основной доход он получал от Толяна. Он без конца достраивал и перестраивал его гостиницу в провинции, переделанную из старого садика. Утверждал сметы, закупал отделочные материалы и мебель во Франции, подолгу трепался по телефону фирмы и за ее счет на плохом французском со своим корешем в Марселе, который ему все эти контейнеры и набивал.
        Коржик чувствовал в его деятельности большую наебку Толяна, но ничего не мог поделать, проверить цены было невозможно. А Толяну, кажется, было все равно. Он экономил на протухшем «Бейлисе» и тут же тратил несоизмеримо больше на оплату контейнеров «старовера». В этом и были истоки неприязни Коржика к Шильдину - тот уже присосался к Толяну, а Коржик еще нет. Толян отклонял его предложения одно за другим, и ему оставалось только смотреть, как «старовер» набивает закрома, словно суслик в августе на пшеничном поле.
        Шильдин построил дачу, сделал там бассейн и запустил черепах. Попросил гастарбайтеров-хохлов покормить их, и те набросали туда хлеба и сала. Вода зацвела, черепахи впали в спячку и чуть не подохли. Шильдин очень возмущался по этому поводу.
        Они с помощником купили дома в Черногории с видом на море и приносили показывать фотографии. Тетки смотрели и ахали. А хрен ли не ахать? От черногорских пейзажей дух захватывает, это всем известно.
        Коржик смотреть фотографии не пошел.
        Они еще рассказывали, что слетать туда стоит совсем недорого - дорога в оба конца обходится «всего» в триста евро на человека.
        При всем при этом оба отличались крайней скупостью. Они не ленились приезжать в головной офис на халявные обеды с другого конца Москвы, где и находился их
«департамент» в каком-то подвале. Для визитов придумывались какие-нибудь благовидные предлоги, типа: «Надо было посмотреть в вашем настенном календаре, какое сегодня число. Заодно и пообедаем».
        - Я тут одно мероприятие задумал, - сказал Шильдин Ларисе, но посмотрел почему-то на Коржика.
        Коржик отвернулся.
        - Да? И какое же? - спросила Лариса.
        - Автобус покупаю в Лондоне двухэтажный. Сделаю из него в провинции передвижное кафе.
        - Хорошая задумка! - одобрила Лариса.
        Она прямо впитывала каждое слово Шильдина, как растрескавшаяся земля впитывает воду. Он ей нравился. Шильдин это видел и красовался перед ней изо всех сил. И Коржик ей нравился. «Интересно, кто из нас ей нравится больше? - подумал Коржик. - В данный момент, наверное, Шильдин, потому что она лишь изредка бросает взгляды на меня, а все остальное время не сводит глаз с него».
        - Но сначала я хочу организовать на нем поездку сотрудников по Европе, - сказал Шильдин, - наблюдая за эффектом от произнесенного.
        Он даже стал выше ростом и шире в плечах в этот момент, как будто сидел на коне и звал пешие народы за собой по Европе за свой счет.
        - Вот только посадить за руль некого, - притворно вздохнул он. - Придется, наверное, самому.
        - Здорово! - Лариса с детским восторгом захлопала в ладоши. - Ты просто молодец, Коля!
        Шильдину казалось, что в этот момент он уничтожил Коржика, сжег дотла и пепел развеял по ветру. Он ждал от Коржика вопросов, на которые он отвечал бы с высокомерной снисходительностью богатого родственника. Он так запланировал. Но Коржик лишь слегка улыбнулся и промолчал. Он вспомнил недавнюю историю, когда с офисом Шильдина почти две недели не было связи по городскому телефону и им нельзя было отправить ничего по факсу. В их радиотелефоне сдохла батарея, и никто из них не захотел покупать ее за свои деньги. В конце концов, батарею купила Лариса.
        - Неужели вы не могли купить ее сами? - спросила она, отдавая батарею Шильдину.
        Тот глупо отшутился. На их месте Коржик сгорел бы со стыда, а им было хоть бы хны.
        И вот один из этих перцев, готовых дважды есть одно и то же, сидел перед ним, пил халявный кофе с халявными плюшками и разыгрывал из себя Гарун-аль-Рашида.

«Коля, - подумал Коржик, - купи себе ассенизаторскую машину с бочкой для говна - она тебе больше подойдет».
        Он сполоснул чашку и вышел.

17
        Вернувшись к себе, он посмотрел в окно на бесконечный поток праздной публики. Толян улетел в Лондон. Трубы он отгрузил, цемент тоже. Делать пока было нечего, и до возвращения Толяна новая работа не ожидалась. «Господи, какая скука! - подумал Коржик. - Какой еще бизнес можно ему предложить? Так, чтобы он назначил главным меня и дал денег на развитие». В голову лезла всякая чушь, о которой даже и говорить не хотелось. И вдруг в этом потоке мелькнула идея, которая показалась ему не такой уж абсурдной. Точно! И как это он раньше не догадался? Все гениально просто, а этот план был настолько красив, что даже трудно было сказать, чего в нем больше - гениальности или простоты. До этого еще никто не додумался, Коржик был первым. Вот какие идеи мог выдать мозг, если целенаправленно думать в одну точку!
        Коржик взял листок бумаги и начал составлять бизнес-план. Суть его предложения заключалась в следующем. Нужно придать организованный характер торговле печатной продукцией в поездах дальнего следования, которую обычно осуществляют глухонемые (или притворяющиеся таковыми) граждане.
        Следует подписать с РЖД эксклюзивный договор, что на всех поездах дальнего следования по всей России будут работать только Толяновы глухонемые. Потом с этим договором пойти в Общество глухонемых и подписать договор, что их люди будут работать на Толяна. Таким образом, фирма убивает двух зайцев - получает массу дешевой рабочей силы и налоговые льготы за трудоустройство инвалидов. Далее бригады из Толяновых людей начинают сопровождать каждый поезд из конца в конец. По одному человека на каждые три вагона по расчетам Коржика должно было хватить. Жить они станут в купе проводников. Это будет считаться благотворительным вкладом РЖД в общее дело.
        Далее следовало расширить ассортимент торговли. Газеты и журналы - это хорошо, но для оборота надо бы добавить еще что-нибудь. Например, туры в Египет и Турцию. Или медикаменты первой необходимости - от отравления дорожной едой или от запоров. Передвижные парикмахерские, стричь можно в тамбурах. Это решится по ходу.
        Нужно создать центр подготовки поездных бригад. Пошить для них форму, чтобы граждане могли узнавать железнодорожных немых издалека и делать заказы. Билеты на поезда, укомплектованные глухонемыми продавцами, естественно, будут стоить немного дороже. За сервис и как лепта граждан в благотворительность, а то хрен допросишься, когда надо.
        Коржик положил ручку. В общих чертах получалось неплохо. Но творческая мысль рвалась дальше. Он представил себе договора с книжными издательствами о распространении новых серий детективов в поездах. Они будут печататься в сокращенном варианте и на туалетной бумаге. И еще они будут написаны простым языком, понятным каждому пассажиру. Словарный запас в пятьсот слов будет вполне достаточным. Не менее двадцати процентов слов в этих книгах будет составлять русский мат. И пусть ханжи не морщатся! Именно так и разговаривает простой народ. Да к Толяну будет очередь стоять от производителей. Парфюмерные и посудные фабрики, зубная паста и гигиенические прокладки, детское питание и постельные принадлежности. Все это смогут предлагать пассажирам Толяновы коробейники.
        А еще… Коржик аж зажмурился от собственной наглости. Толяновы люди могли бы собирать милостыню в метро. Да, а что такого? Для этого только нужно подписать договора с метрополитенами во всех городах. Придется, конечно, выдержать бой с цыганской мафией, но оно того стоит.
        Ух, аж дух захватывало! Вырисовывалась целая империя! Так, глядишь, Толян и в список журнала «Форбс» попадет. И Коржик вместе с ним.
        Толян вернулся через неделю. Как и следовало ожидать, идея Коржика ему сразу понравилась. Он любил бизнесы, куда не нужно вкладывать деньги. С присущей ему энергичностью, он сразу же начал действовать. Нашел подходы к какому-то перцу в РЖД и забросил туда договор. А сотрудников сразу же усадил за изучение языка глухонемых. Преподаватель приходил по утрам на полтора часа, а потом им целый день запрещалось общаться голосом, а разрешалось лишь жестами. Голосом они могли отвечать только на телефонные звонки. Сам Толян, как настоящий руководитель, подавал всем личный пример и так втянулся в это дело, что даже по телефону пытался отвечать жестами и не сразу понимал, что нужно переходить на нормальный язык. Сотрудники даже материться научились жестами. Это были довольно неприличные движения, но зато сразу понятные. И не только глухонемым. К ним быстро привыкли, и они уже не казались такими похабными.
        Коржика как автора идеи Толян сделал замом по работе с глухонемыми, а из Общества взял консультанта. Все финансовые потоки были переориентированы на развитие нового проекта. Шильдин от зависти расплавился, растекся лужей на полу и высох на солнце.
        А зеленое пятно, которое от него осталось, уборщица соскребла совком, подмела и выбросила в ведро.
        Коржик наслаждался жизнью. Наконец-то он получил все, чего заслуживал и что полагалось настоящему топу: отдельный кабинет, секретаршу, кредитку с офигенным лимитом на представительские расходы и служебный автомобиль. Правда, с глухонемым водителем. Хренов Толян сказал, что нужно экономить, и на настоящего водителя денег у него не хватило. Так он и не избавился от синдрома протухшего «Бейлиса», но Коржик его за это простил.
        Однажды Коржик сидел в своем кабинете, положив на стол ноги в новых итальянских туфлях ручной работы и листал каталог внедорожников, как тут примчалась его секретарша с перепуганным лицом и стала жестами тараторить, что Толян очень зол и срочно требует его к себе. Коржик жестами же выматерился, сделав несколько похабных движений тазом, от чего чуть не выпал из кожаного кресла, взял папку с текущими бумагами по проекту и быстрым шагом направился к нему.
        Дернул дверь - закрыто, дернул еще раз - то же самое.
        - Сережа, не ломись! - сказала Лариса. - Он в командировке.
        Они с Шильдиным все еще сидели на кухне, трепались и наблюдали за ним через внутреннее окно. Шильдин ехидно улыбался.
        - Я и забыл, - смущенно пробормотал Коржик и поплелся к себе.

«А где же глухонемые, где моя слегка рябая, но фигуристая секретарша, и вообще, где все? Мне что, это только приснилось? Это была обычная послеобеденная дремота?»
        С улицы донеслось заунывное пение кришнаитов с бубенцами и барабаном. Его стол стоял на прежнем месте. Все приснилось…
        Ну, блядь, тоска!

18
        Чтобы развеяться и прогнать остатки сна, Коржик вышел на улицу. Кришнаиты остановились недалеко от офиса, встали полукругом и затянули свою заунывную песню, притопывая и прихлопывая. В этот раз у них играла труба. Тромбон или хрен его знает. Играла вполне профессионально, то есть так, что слушателю не было стыдно ни за один звук. Наверное, сманили трубача из настоящего оркестра. Был и усилитель с колонкой. Получался целый концерт за бесплатно, но состоящий из одной песни. «Над репертуаром ребятам надо еще поработать, - подумал Коржик. - Вот если бы они могли врезать что-нибудь поэнергичнее - из „ZZ Top", „Oasis" или хотя бы из
„Ленинграда", слушателей было бы побольше».
        Но их и так стояло вокруг немало. Кришнаиты были одеты в персиковые юбки разных оттенков. Коржику стало интересно, как они на них держатся. Как на борцах сумо? Нет, не похоже. А вот если бы перед этим полукругом дрались два сумоиста - что бы тут творилось! Н-да, религиозная пропаганда у них явно недорабатывает. Нет творческого подхода. «Если бы я был кришнаитом, - подумал Коржик, - я бы научил их, как быстро увеличить ряды последователей. А что, может, действительно, двинуть к ним? И сделать карьеру на религиозном поприще? Стать великим магистром или кто там у них главный».
        Коржик пошел бы, но приятель-кришнаит, живущий не в общине, рассказывал, что у них секса нет. Только для продления рода это дело и разрешается. А так, для баловства - ни-ни. А его интересовал именно сам процесс. А то бы он уже давно…
        Кришнаиты пели и танцевали с неподдельным энтузиазмом. Внимание Коржика привлек мужик примерно его возраста с бритыми висками и хвостиком на макушке. Одет он был в простыню самого темного оттенка. Видать, он был старшим у них или вроде того. Коржик стал так пристально его разглядывать, что тот это заметил, посмотрел на Коржика, слегка улыбнулся и кивнул головой в сторону правого плеча - присоединяйся, мол.
        Потом кришнаиты снялись и пошли дальше. Коржика охватил кураж. Он пристроился в хвост колонны и начал подпевать вместе со всеми. Ему стало весело. Попробовал еще пританцовывать на ходу. Классно! Он стал ловить на себе недоумевающие взгляды тверских клерков. Он странно выглядел в деловом костюме среди этой толпы в простынях. Этакий клерк, который сошел с ума от того, что его в извращенной форме только что трахнуло начальство. Но ему было плевать. Москва - как лес. Здесь можно делать все, что хочешь - все равно тебя никто не знает.
        - Сергей! - вдруг окликнул его знакомый голос.
        Он оглянулся. Это был Борис, приятель по прежней работе. Малый компанейский, но немного простоватый. Борис недавно окончил институт и работал третий год. Коржика уволили, а его нет. Его банк находился неподалеку в переулке. Он остановился.
        - Ты что, не на работе? - спросил Борис.
        - Пройденный этап, Боря, - сказал Коржик и хлопнул его по плечу. - Я теперь человек божий.
        Глаза Бориса округлились:
        - Ты это серьезно?
        - А то! Дорога выбрана, обратного пути нет!
        - Как это нет?
        - А так - у нас пожизненное членство. Бывших кришнаитов не бывает.
        - Хорош гнать! - не поверил Борис.
        - Я тебе правду говорю!
        В этот момент бритый кришнаит очень кстати оглянулся, увидел, что Коржик отстал, и махнул рукой - догоняй, мол.
        - Видишь - зовут.
        - Н-да, - промычал Борис, не зная, что сказать. - А у тебя со здоровьем-то все в порядке?
        - Еще в каком! Я никогда не был в таком порядке, как сейчас.
        - Я имею в виду - с головой?
        - А с головой - тем более. Наше учение проясняет тантру, открывает чакры и рассеивает карму. Я теперь многое понимаю, чего не понимал раньше.
        - И кем ты у них?
        - Пока послушником. А вот квартиру отпишу - стану полноправным членом общины. Получу форменную одежду, юбку то есть, и право выбрить виски.
        Борис сочувствием посмотрел на Коржика:
        - А это обязательно?
        - Нет, конечно, - вдохновенно продолжал тот врать. - Но тогда так и останешься послушником. А я хочу, как все. Кстати, ты заметил, что у них юбки разного цвета?
        - Ну, да.
        - Знаешь, зачем это?
        - Зачем?
        - Чтобы различать, кто сколько квартир пожертвовал. Одну - самая светлая, две - потемнее, три и более - самая темная.
        Коржик чувствовал, как от его рассказа у Бориса сносит крышу.
        - Так что, давай к нам, - продолжал он. - Ты знаешь, какое чувство свободы испытываешь в общине? Я счастлив, как в детстве. Со мной никогда такого не было. Назад я уже не вернусь, это точно. Присоединяйся!
        - Да у меня и квартиры-то нету полностью своей, - промямлил Борис и посмотрел на Коржика, как на безнадежного придурка.
        - Это ничего! - бодро утешил тот его. - Можно внести деньгами, хотя бы часть. Остальное потом отработаешь.
        - Что отработаешь? - не понял Борис.
        - Недостающую сумму.
        По лицу Бориса было видно, что он раздумывает, не вызвать ли прямо сейчас к Коржику «скорую». Потом, видно, решил, что это не его дело, и сказал:
        - Ты извини, Сергей, но мне пора - дела.
        - А, ну конечно! - покладисто согласился тот. - Да и мне нужно братьев догонять, а то уедут в монастырь, а мне потом придется ночевать на улице. У нас с этим строго. Мне ведь еще отчет сегодня писать - кого из знакомых встретил и какую работу с ним провел. Кстати, у тебя адрес тот же? А то мне надо будет в отчете указать.
        Бориса как ветром сдуло.
        Прошел кураж и у Коржика. Он развернулся и направился к офису. «Так, - подумал он, - поспал, повеселился, пора и о делах подумать. Сколько не прикалывайся, а проблемы от этого не решаются. Так какой же, блядь, бизнес предложить Толяну? И что такое тантра? Может, следовало сказать „мантра"?

19
        Наступила жара. За ночь офис не успевал остыть и по утрам встречал клерков почти таким же душным, как и прошлым вечером. Кондиционеров в офисе не было. Народ утирался платками и жадно пил воду. На кухне всегда валялось несколько выдавленных лимонов. Считалось, что вода с лимонным соком лучше утоляет жажду. Во всех комнатах работали вентиляторы, но помогали мало.
        Андрюха стал приходить на работу в шортах. Ему указали на несоответствие и он перешел на льняные джинсы. Он не вылезал из кухни, то и дело давил лимон в холодную воду и не спеша пил. Недодавленные желтые шелупайки там и тут валялись по столу. Вместе с лужицами расплескавшейся воды смотрелось это неопрятно.
        Коржику тоже хотелось воды с лимоном, но взять их в руки после Андрюхи он уже не мог.
        - Нехорошо ты поступаешь, - однажды заметил он.
        - Почему? - удивился тот.
        - А если бы тебя так? - Коржик кивнул на лимон.
        - Выдавили? - он заржал.
        Смеялся и разговаривал Андрюха одинаково громко, звук получался гулким и раскатистым. Он упорно не хотел подстраиваться под офисную приглушенную и немного шепелявую манеру общения. «Имеет право, - подумал Коржик, - Если бы у меня был такой же папа из министерства, я смеялся бы еще громче». Хотя ему почему-то было трудно представить себя великовозрастным бездельником - подох бы со скуки. А Андрюхе хоть бы что.
        - Я и так выжат от этой блядской жары, - сказал Андрюха и налил себе очередной стакан.
        На кухне они были только вдвоем и могли свободно материться.
        - Ну, а если бы там глаз был? - попытался зайти с другого конца Коржик и навести того на мысль, что ему не нравится такая манера обращения с цитрусами.
        - В лимоне? Я бы и его выдавил.
        Он опять гулко засмеялся. Коржик поморщился. Прямо бочка какая-то. «Чертова деликатность, - досадовал он на себя, - ну как объяснить человеку, что вид полураздавленного цитруса мне неприятен, и я не могу взять его в руки. Сам должен понимать - мерзок мне этот вид».
        Андрюха взял последний целый лимон и, ничтоже сумняшеся, выдавил половину в свой стакан. Холодная вода стала мутной от лимонного сока и от того еще более желанной. Стенки высокого стакана запотели.
        Коржик сглотнул слюну. Ну почему этот урод не может просто отрезать кружок от целого? Тогда и ему досталось бы. Андрюха уже не казался ему таким симпатягой, как раньше. Наверное, он в детстве любил давить красивых жуков и отрывал мухам крылья. Правильно говорят: «Простота - хуже воровства». Вот сделать бы ему на лбу татуировку «Не дави лимон, гад!», тогда, может быть, он изменился бы.
        Коржик налил себе простой минералки.
        - А лимон? - Андрюха подвинул к нему блюдце с желтой шелупайкой.

«Услужливый, блядь!» - подумал Коржик.
        - Не люблю, - ответил он через силу.
        - Зря, - сказал Андрюха с сочувствием.
        И после паузы доверительно сообщил.
        - Между прочим, это я придумал.
        - Чего? - не понял Коржик.
        - Пить в жару воду с лимоном. Теперь весь офис пьет.
        Коржик посмотрел на него с сомнением. Андрюхе под тридцатник. «Сказать ли ему, что лимоны существуют с незапамятных времен, а вода и того дольше? - подумал он. - И все это время люди пьют воду с лимонным соком? И называется это „лимонад"? Нет, пожалуй, не стоит. Бедному малому очень хочется быть в офисе хоть чем-нибудь полезным, а полезен он только папой. Ну, вот еще и лимонадом. А там, глядишь, еще что-нибудь придумает. Выключать на ночь свет, например, или открывать форточку для проветривания. Тоже польза».
        Он вспомнил Траволту в старой рождественской комедии. Тот играл роль архангела и заявлял, что придумал очередь. А до того, мол, было черт знает что.
        По офисной классификации Андрюха относился к придуркам. Классификацию когда-то придумал приятель Коржика. Согласно ей, все офисное население делилось на три группы: работяги, придурки и проститутки. Работяги пашут, придурки бездельничают, потому что приняты в штат как родственники нужных людей, а проститутки заняты известно чем. Несколько прямолинейно, но по сути верно. Надо только добавить, что часто в одном клерке совмещаются два, а то и три типа в разных пропорциях, в зависимости от склонностей и обстановки. Коржик был работягой, но, случалось, становился придурком, когда не мог врубиться во внутриофисные расклады или не желал поступить правильно, потому что имел принципы.
        Но Андрюха был чистым придурком. В нем не содержалось ни грамма примесей от двух других типов. Он был разведен, посещал качалку, внимательно следил за модой, не задумывался о будущем и жил, не напрягаясь, в свое удовольствие. Он всегда был веселым и доброжелательным, за что его все и любили. Переброситься с ним парой слов было как потрепать по холке красивую охотничью собаку с большими глазами. Умная животина, кое-что понимает, жалко, что не все.
        Голова Андрюхи была занята бабами, машинами, тусовками, травой, хайэндовской звуковоспроизводящей аппаратурой и прочими приятными вещами. Еще он любил гулять по магазинам и выискивать всякие полезные вещи за недорого. А потом рекомендовать их сослуживцам. Сослуживцы тоже хотели бы так жить, но хрен там - у них были жены, мужья, дети, любовники, любовницы. А еще долги, планы, обязательства, напряги. «На хрена мы их заводили? - думали они, глядя на Андрюху. - Ведь можно же было жить и так».
        Черт, какая все же жара!
        Коржик допил минералку и вернулся к себе. Стало еще жарче.
        В комнате было четверо: Коржик, финансовый директор Лариса, экономисты Лена и Александра.
        - Ну и жара! - сказал Коржик и снял галстук.
        - Ага, - откликнулась Лена, - невыносимо.
        - А ведь день еще только начался, - поддержала Александра.
        Она работала доцентом в известном вузе, а здесь подрабатывала через день. Лариса промолчала.
        - Почему у нас нет кондиционеров? - спросил Коржик у Ларисы.
        Она мягко улыбнулась и столь же мягко ответила ему, словно непонятливому дитяти:
        - У нас их никогда и не было.
        - А почему?
        - По многим причинам.
        - Например? - не унимался он.
        Лариса разговаривала с ним все в той же мягкой манере. С одной стороны это было ему приятно - интеллигентный человек как-никак. Но с другой - в этой мягкости чувствовалось скрытое превосходство. Она знала больше. Она пустила корни глубже. Она не обо всем могла говорить с не-во-все-посвященными, вроде него, но не хотела этого подчеркивать. Пусть сам догадается. Этакая квочка-воспитательница.
        У нее зазвонил телефон, и она отвлеклась на разговор. Нарочито приветливым голосом, как ему показалось. Мысль о том, что впереди еще не один день такой духоты, сделала Коржика почти агрессивным.
        - Что же это за причины? - повторил он, когда она положила трубку.
        Она пожала плечами. Хотела, мол, замять разговор, но раз он так настаивает…
        - Анатолий Петрович не хочет дополнительных расходов. У нас и так офис в центре.
        Это он понимал. Офисы в центре стоят дорого, арендные ставки высокие. Но нельзя же так мучиться все лето. Ведь и у шефа нет кондиционера. Правда, кабинет у него почему-то попрохладнее, чем у остальных.
        - А еще что?
        - Проводка может не выдержать нагрузки.
        Это правда. Проводка в старых домах на Тверской действительно не рассчитывалась на то количество оргтехники, которое теперь в них стояло. Электричество часто вырубается и без кондиционеров. Тогда жизнь замирает, гаснут компьютеры, перестают звонить телефоны.
        - Это все?
        Она выложила основную причину:
        - Если будем переезжать, кондиционеры придется оставить.

«Вот мы и добрались до сути, - подумал Коржик. - Это и есть самое главное».
        Такие фирмы, как Толянова, должны часто менять адреса - от налоговой и от других напастей. Год на одном месте - нормально, два - уже много, как бы не нагрянули незваные гости. Но кондиционеры можно и не оставлять, если купить не сплиты, а обычные, оконные.
        Господи, какая же жара! Пот катился по спине, по груди, рубашка прилипла к телу. Любое движение только все усугубляло. Скорее бы зима, хоть и ее он ненавидел.
        - Давай купим кондиционеры, - сказал он Ларисе.
        Ей этот разговор не нравился. Она сделала вид, что очень занята и ей некогда болтать о таких пустяках. Она уткнулась в монитор и напряженно что-то кнопила на клавиатуре. Охотно откликалась на телефонные звонки. Сама звонила. Она хорошо изучила Толяна и знала, какой будет реакция на такое предложение. И не хотела попасть под раздачу. Еще она надеялась, что и Коржик, наконец, поймет вредность своей затеи и заткнется. Но он не хотел понимать. Жара просто сводила его с ума. К тому же он чувствовал себя в силе. По статусу он был третьим человеком в конторе и недавно провел пару успешных сделок. Ему казалось, что это дает ему моральное право потребовать установки кондиционеров. Лариса же поддерживать его не хотела, а Лена и Александра боялись. У них не было права голоса, они об этом знали и помалкивали.
        - Давай купим кондиционеры, - повторил Коржик, - сейчас у всех есть кондиционеры.
        Это была неправда. Далеко не у всех, но у большинства финансовых директоров и их замов они точно были.
        Лариса посмотрела на него с сожалением, как на человека, который ходит по высокой стене и упорно ищет повод свалиться вниз.
        - Ну, если тебе удастся убедить Анатолия Петровича… - сказала она и углубилась в какую-то бумагу.
        Коржику было достаточно и этого. Лариса поддерживать его просьбу не будет, но и возражать не станет. Ладно.
        Некоторое время он не шевелился и ждал, пока рубашка высохнет. Потом взял последние сводки о поставках цемента и пошел в приемную. Там сидели целых две секретарши. Была еще и третья, но ее недавно за что-то уволили. Скоро должны были принять другую. Одна из них, Алина, отвечала по телефону, а вторая, Вика, улыбнулась ему. Коржик улыбнулся ей в ответ. У него с ней были приятельские отношения. Когда решался вопрос о ее приеме на работу и мнения разделились, Коржик высказался «за» и ее взяли. Она об этом знала. Да и вообще она была приятной телкой.
        Больше в приемной никого не было.
        - На месте? - спросил Коржик.
        - Толян? - уточнила она. - Только приехал.
        - «Раньше она называла его Анатолием Петровичем, - отметил Коржик. - А теперь Толяном. Вот и еще одна крепость пала. Если, конечно, крепость». Коржику стало немного грустно. Он и сам имел на нее виды. Но какой ей смысл трахаться с ним за так, если можно трахаться с Толяном за премию. Он самый главный. Рыба ищет, где глубже. Ничего личного, как говорится.
        - Я зайду?
        Она бросила взгляд на большой телефон с кучей клавиш и огоньков. Телефон напоминал поселок в сумерках. Ни одна из лампочек не горела. Значит, он не разговаривал.
        - Заходи.
        Толян сидел за большим столом под сильно увеличенной фотографией, на которой он был снят с известным губернатором из Сибири. На ней присутствовал и еще один мужик, но Коржик его не знал. Все стояли прямо и смотрели в объектив. Губернатор в центре, остальные по бокам, но не вплотную, сохраняя почтительную дистанцию. Значительная часть бизнеса у Толяна находилась в Сибири. Он лично был знаком с тамошним губернатором, хотя и не имел прямого доступа к нему.
        Толян поздоровался с Коржиком за руку и указал на кресло напротив. Коржик сел и рассказал о последних отгрузках цемента нефтяникам и о предстоящих в ближайшее время. Все шло по плану.
        В конце рассказа Коржик сделал паузу, пожаловался на жару и завел речь о кондиционерах. Толян поморщился. Тема была ему неприятна. Коржик знал, что даже у него в машине кондиционер с прошлого года не работает и он терпит, не хочет тратиться на ремонт. А тут пришел Коржик и просит купить целых три кондиционера для офиса. Ну, не наглость ли?
        Но дела у Коржика шли нормально, и он считал, что имеет право на такое требование.
        Толян был в нерешительности. С одной стороны, ему было жалко денег. Но с другой, он не хотел отказывать и Коржику. Он воспринимал эту просьбу как его личную, хотя один из трех кондиционеров должен был пойти ему в кабинет. Он прикидывал, отобьются ли потраченные на кондиционеры деньги и во сколько раз. И никак не мог принять решение.
        Коржик начал понимать, что из-за этой фигни в другой раз ему будет гораздо труднее или даже невозможно обратиться к Толяну с более существенной просьбой, но идти на попятную уже было поздно. Он до сих пор так и не изучил психологию богатых людей - постоянно забывал, что она мало чем отличалась от психологии бедных. Их точно так же временами клинило на мелочах и они не могли решиться на небольшие, в общем-то, траты, если считали их ненужными. Но тут же с удовольствием и без принуждения швыряли деньги там, где им приятно было это делать, пусть даже эти деньги пропадали потом без пользы. Такие места внезапных прорывов следовало выискивать и подставлять шапку там, а не надоедать с ненужными кондиционерами. Это был его промах.
        - Я подумаю, - сказал Толян.
        С тем Коржик и ушел.
        Через неделю он выбрал момент и опять напомнил о кондиционерах. Толян нехотя согласился:
        - Ладно. Возьмешь деньги у Ларисы, - сказал он с кислой миной. - Можешь послать за ними Андрюху и еще кого-нибудь.
        У Коржика осталось странное чувство. Вроде бы он добился своего, но что-то пошло не так. Интуиция подсказывала ему, что не нужно было выжимать из Толяна эти деньги и скоро он об этом пожалеет.
        Он гнал от себя эти мысли, но дальнейшие события только подтвердили его опасения.

20
        В понедельник в офисе появился новый сотрудник. Коржик увидел его в открытую дверь соседнего кабинета, когда проходил мимо по коридору. Тот озабоченно пялился в разложенные на столе бумаги и кнопил телефон. На часах было только начало десятого. У них в такое время еще не звонили. В основном, зевали, вешали пиджак на спину кресла, переобувались в офисные ботинки и шли пить кофе, если не было Толяна. А его с утра почти никогда и не было.
        Собирались все на кухне. Она была свободна до полудня, пока повариха не привезет обед, и все бездельники отирались здесь во всякое время. Кроме обычного окна на улицу, кухня еще имела и длинное окно в коридор, так что всегда было видно, когда появляется директор - путь в его кабинет пролегал мимо кухни. Как только он стремительным шагом проносился мимо, все делали вид, что оказались здесь случайно и суетливо разбегались по кабинетам.
        В это утро Толян еще не появился. Все пили кофе и делились новостями. Поначалу Коржик не очень любил эти собрания, но потом втянулся. Деваться некуда, а восемь часов рабочего времени надо как-то скоротать. Сам не скоротаешь - никто за тебя этого не сделает.
        Кофеварка закипела, плюшки принесли, посиделки начались. Кофе в конторе был всегда хороший, брендовый, ни в коем случае не растворимый, а плюшки из магазина, где, говорили, можно встретить парочку известных киноактеров. Они где-то здесь и жили. Коржик, правда, их не встречал. Но он в тот магазин и не ходил. Так, был один раз и все. Платила за все Лариса. Открывала сейф, брала деньги и говорила:
        - Лена, сходи в магазин.
        - Как обычно? - спрашивала Лена, с готовностью поднимаясь. Ей нравилось ходить по утрам в магазины.
        - Да. Ну, разве что будут новые рогалики.
        Лена уходила. Народ через открытые двери видел ее, понимал, к чему идет дело, и смотрел на часы. Через десять минут Лена вернется, еще через десять закипит кофеварка, значит, через двадцать можно подтягиваться на кухню. Впрочем, запах свежесваренного кофе и так оповещал всех об этом, никто не мог бы его не услышать.
        Коржик взял свою чашку и сел поближе к окну.
        - Кто это? - спросил он у Лены, кивнув на дверь, где сидел незнакомец. Он так и не вышел на кофе-брейк.
        - Новый сотрудник, - ответила она.
        Вот это номер! А он думал, что это очередной региональщик приехал в командировку и озабоченно обзванивает родственников, что доехал хорошо, с ним все в порядке, у телефона села батарейка, так что не волнуйтесь, а деньги еще есть.
        Новый кадр был очень похож на провинциала. Все провинциалы в Москве похожи друг на друга. Чаще всего их можно отличить с первого, даже беглого взгляда. Есть в них какая-то напряженная неуверенность, смешанная с пафосным состоянием от пребывания в Москве. Один его знакомый даже отдельный блокнот себе завел, куда записывал только московские адреса и телефоны. И всякий раз брал его в командировки.
        - Как его зовут? - поинтересовался Коржик.
        - Митхун.
        Коржик едва не поперхнулся:
        - Мит - чего?
        - Хун.
        - Митя то есть?
        - Нет, именно Митхун.
        Голова у Коржика с утра соображала не очень:
        - Как это?
        Лена пожала плечами.
        Коржик знал заочно одного перца с таким именем. То был актер индийского слезоточивого кино Митхун Чакраборти. Того самого кино, где на фоне красивой природы группа плотных девушек танцует против группы упитанных юношей. Все в цветочных гирляндах, все поют с неестественным эхо, как будто голоса идут из пещеры, а на лбу у девушек, в аккурат между глаз, еще и коричневые кружочки налеплены. То ли родинки, то ли мишени.
        - Он индус? - спросил Коржик.
        Лена не знала.

«А что? - подумал он. - Кого только сейчас не встретишь в Москве». Он, например, постоянно видел двух таких черненьких в тюрбанах в одном подземном переходе. Продавали пляжные зонтики и вязанки бус. Даже сносно отвечали по-русски на несложные вопросы, почти без жестикуляции. Толян, как человек импульсивный, вполне мог взять одного такого хлопца из-под земли. Коржик подумал, что надо будет заехать к тому переходу и посмотреть, все ли подземные сидельцы на месте.
        Все замолчали, пораженные его предположением. Если Митхун индус, то вскоре нужно ждать появления в офисе и других индусов, его родственников, которых он неизбежно потянет за собой. Будут ли они в тюрбанах и с цветочными гирляндами на шее, как в кино? Может, пора выучить пару слов на хинди?
        Было слышно только прихлебывание кофе и мерный хруст рогаликов. Наверное, так хрустят сочной травой коровы на лугу. Того и гляди, кто-нибудь издаст протяжное мычание. Коржику вспомнилось, как недавно Толян едва не взял в ресторан своей гостиницы, которая в провинции, повара-негра. Тот приходил на собеседование и, мешая русские слова с французскими, рассказывал, как замечательно он умеет готовить паровую «стерьлйадь» и еще чего-то там. Но не взял. Что-то его удержало. Может быть, здравый смысл? В ресторан поехал русский повар.
        Издалека доносилась Митхунова бойкая болтовня по телефону. Говорил он без акцента и с характерными оборотами провинциального прапорщика:
        - Здорово! Как сам-то? Да ну?! А я теперь в Москве! Ага! Буду бизнес двигать. Добро! Лады! Ну, бывай. Звони, если чего.

«Словарный запас небольшой, - отметил Коржик, - но все же поболее, чем у зонтичных индусов. Значит, наш».
        - Откуда он? - первым нарушил молчание Андрюха.
        Андрюха - парень колоритный. Выглядел он так, будто его только что вынули из-за руля чоппера - большого сарая, где сумки с заклепками, колонки с музыкой, бензобак с черепами и все такое, и забросили в офис. На Андрюхе отдыхал глаз. У него была длинная коса, кожаные обтягивающие штаны и ковбойские сапоги со скошенными каблуками, только без шпор. На его майке красовалось скромное пожелание на английском, чтобы все поцеловали его в задницу. Росту в нем было почти два метра плюс хорошо прокачанные бицепсы. Он позволял себе весь этот прикид, за который любого другого уже давно выгнали бы взашей, только потому, что был сыном какого-то хера из министерства и хер этот был очень нужен Толяну. Поэтому ему все прощалось, а обязанностей у него и вовсе никаких не было.
        - Кажется, из Саранска, - неуверенно сказала Лена, - или из Казани.
        Вскоре приехал Толян, и все спешно разошлись. Как ни увлекательно было обсуждать нового сотрудника, а надо что-то делать.
        Принимали в контору новых людей не так часто. Штат был укомплектован полностью и чтобы кого-то взять, прежде надо было кого-то уволить. Последним принятым был Коржик, и это случилось несколько месяцев назад.
        Митхун пару раз с крайне озабоченным видом зашел, почти забежал, в кабинет Толяна. В руках у него были растрепанные бумаги. Теперь Коржик мог рассмотреть его в движении. Невысокого роста, коренастый, рыжий в веснушках. Простое, но хитрое лицо, напоминающее питу, на которую положили две маслины и немного рыжих волос. Одет он был в трикотажную жилетку грязно-зеленого цвета, из-под которой выглядывал ужасный деревенский галстук. Люди в таких жилетках и именно такого колера всегда казались Коржику потомственными сиротами и вызывали глубоко запрятанные отцовские чувства. Ему хотелось дать им конфету, утереть сопли своим платком и спросить, как дела в школе или где они там бывают. Не иначе, это была магия цвета жилетки, по-другому не объяснить. Ну, и покроя, конечно, тоже. Коржик назвал бы этот покрой жалобным. Потом, правда, хотелось отослать их подальше с глаз - делать уроки или погулять.
        Похоже, на эту магию попался и Толян.
        За обедом Митхун, никого не спросясь, умостился между Толяном и Ларисой, словно птенец кукушки, подброшенный в другое гнездо. Это было место Коржика, но тот об этом не знал, а народ промолчал из деликатности. Коржику тоже было неудобно заявлять о своих правах и он сел напротив. «Ладно, - решил он, - скажу завтра. Да и какая разница?»
        - У нас новый сотрудник, - объявил Толян. - Зовут его Митхун Фиделевич, можно просто Митхун. Прошу любить и жаловать.
        Митхун привстал и поклонился рыжей башкой. Все уставились на обладателя столь диковинных имени и отчества. «Стало быть, его родители любили индийское кино, - подумал Коржик. - А их родители - кубинскую революцию».
        Кто-то сказал «Добро пожаловать», кто-то спросил у Толяна, чем он будет заниматься.
        - Еще определимся, - уклончиво ответил тот.

«Секретный сотрудник», - с некоторой долей ревнивой неприязни подумал Коржик.
        Зазвенели вилки, зазвучали шутки, воцарилась расслабленная застольная атмосфера. Не хватало только спиртного, но его не полагалось.
        Толян был демократом - питался вместе со всеми, хотя внизу было несколько ресторанов, где еда получше. Но так уж повелось чуть ли не с основания офиса. Да и готовила Зоя, местная повариха, все-таки неплохо. Еще Толян здоровался с каждым за руку и к нему можно было почти запросто зайти в кабинет. За это его и любили.
        Общие обеды создавали ощущение сплоченности и принадлежности к группе, тем более, что для сотрудников они ничего не стоили - оплачивал их Толян. То есть он платил зарплату поварихе и давал деньги на продукты. Мелочь, а приятно. В банке, откуда Коржик сюда и пришел, не было ни бесплатных обедов, ни даже бесплатного кофе, даже растворимого не водилось - за все приходилось платить, а кормили гораздо хуже. Иногда клерки даже травились.
        Митхун в общей беседе почти не участвовал, но не из-за скромности, а по причине хорошего аппетита. Он больше слушал и налегал на еду. Скоро его тарелка опустела, и он попросил добавки. Повариха, обычно не очень щедрая на добавки, выдала ему беспрекословно, как новичку.
        Постепенно трапеза завершилась, и народ перешел к чаепитию. Толян ушел - он никогда не пил чай сразу после еды. Попозже чай ему приносила в кабинет секретарша. Чай в конторе, в отличие от кофе, был плохой - «Липтон» в пакетиках из желтой пачки. Митхун поболтал своим пакетиком в кипятке, а потом поднял его за нитку и отжал пальцами прямо в чашку. Чтобы добро не пропало. Коржик от этого зрелища почувствовал легкую тошноту и отвел взгляд в сторону. Аппетит пропал.
«Деревня», - подумал он с раздражением, но промолчал. Все остальные тоже промолчали, некоторые старались не смотреть.
        Что-то подсказывало Коржику, что с этим типом всем еще предстояло хлебнуть неприятностей.

21
        Однажды вечером Коржик возвращался домой в состоянии тупой усталости. Том самом состоянии, когда телевизор смотреть еще можно, а читать газету - уже нет, потому что слова разбегаются в разные стороны. Было жарко и хотелось пить. Но не минералки и не пива. Он зашел в магазин возле дома и купил две банки слабоалкогольного коктейля. Он знал, что это дерьмо, но иногда хотелось и его.
        Дома он выпил обе банки почти подряд. Коктейль был еще холодным.
        А ночью его начал бить озноб. Померил температуру - тридцать девять и пять. Он закрыл глаза и попытался уснуть, но вместо этого почувствовал, что отдает концы. В нем бродил коктейль и выключал все функции организма, как сторож выключает на ночь свет в большом здании. Температура стала еще выше. Коржик почувствовал чье-то присутствие рядом.
        Он открыл глаза - у кровати стояли его органы и укоризненно смотрели на него. Здесь были печень, почки, селезенка и сердце. Остальные не вышли, как будто это их не касалось. А может, не смогли. Органы молчали. Коржик перестал стучать зубами и через силу спросил:
        - Чего вам?
        - Да вот, - ответили органы, - думаем.
        - О чем?
        - Как нам быть дальше.
        - А что случилось?
        - Коктейль твой вырубает нас. Такая, блин, отрава! Он-то и выдавил нас сюда.
        Коржик не поверил и ощупал живот - тот был непривычно плоским.
        - Вы что это удумали, а? - забеспокоился он.
        - Остановимся мы, наверное, - сказали грустно органы. - Нет сил больше с ним бороться.
        - А я как же?
        Органы промолчали.
        - Вы остановитесь, - понял Коржик, - и я умру?
        Органы виновато кивнули.
        - Работайте, суки! - взмолился Коржик. - Я не хочу умирать!
        - Даже не знаем, Сергей, что тебе сказать, - ответили органы. - Мы уже почти что встали.
        - Так запускайтесь по новой!
        - Легко тебе говорить! Этот твой коктейль такой ядовитый - не сладить нам с ним.
        - А вы попробуйте, - стал он их уговаривать, - ну, миленькие, навалитесь дружно - он и дрогнет. А я вам за это чего-нибудь куплю.
        - Спасибо, ты уже купил. Больше не надо.
        - Нет, я чего-нибудь хорошего. Ну, шабли, там, или рому «Баккарди».
        - Да погоди ты с ромом, - сказали органы. - Кондобимся мы. Может, нам уже вообще больше ничего не понадобится. Да и тебе тоже.
        - Нет-нет, органы, - стал он их увещевать, - так нельзя. Не пасуйте перед трудностями. Сплотитесь и держитесь. Нельзя сейчас кондобиться, никак нельзя. Вон и стабильность у нас везде наступила, стабфонд растет, материнский капитал выдают - живи да радуйся!
        - Это она наступила у тех, кто дешевые коктейли не пьет, - ответили органы. - А нам ты устроил нестабильность и даже, можно сказать, коллапс.
        - Почему это? Я же пил эти коктейли и раньше, и вы не возмущались.
        - Згадала баба як дивкою была! - криво усмехнулись органы. - То когда было? Несколько лет назад. А теперь эти коктейли из технического спирта делают, уж поверь нам. Если бы ты выпил водки от этого производителя, уже давно бы все закончилось и разговора бы этого у нас не было.
        - Я не пью водку.
        - И слава богу. Но дело не только в техническом спирте. Производитель еще и консервант в эти коктейли забористый добавляет. Жадный больно - хочет, чтобы его продукция хранилась вечно, пока не продастся последняя банка.
        - Что за консервант?
        - Черт его знает! Вроде как из Германии возит. Там на него старые запасы газа
«Циклон-Б» перерабатывают.
        - Мама моя! - ужаснулся Коржик.
        - А ты думал! Надо было смотреть, что в рот тянешь! Не ребенок уже.
        - Кто ж мог знать? - стал оправдываться он.
        - А не покупай дешевое пойло, вот и все. Чего тут знать-то?
        - Я бы купил дорогие коктейли, но где они?
        - Никакие коктейли не покупай. Пей нормальный алкоголь, и будет тебе счастье.
        - Будет? - обрадовался Коржик. - Так вы заработаете?
        - Мы попробуем, - ответили органы неуверенно, - но за успех не ручаемся.
        С этими словами они принялись бороться с коктейлем «Водка-лимон». Коржик слышал, как они упирались изо всех сил и перерабатывали его. Долго никто не мог одержать верх. Иногда коктейль отступал, а иногда отступали органы. Так продолжалось почти всю ночь. Все это время он стонал и чувствовал, как холодеют руки и ноги. Перед глазами плыли цветные круги. Лишь перед рассветом коктейль дрогнул и убрался восвояси. Коржику стало немного легче, и он уснул.
        Проснулся он поздно и позвонил на работу, что заболел. Затем, борясь с тошнотой и слабостью, дошел до мусорного ведра, достал обе банки от коктейлей и списал с них адрес производителя. Потом накатал жалобу и отправил во все контролирующие организации по электронной и обычной почте.
        Через пару недель пришел официальный ответ. Там говорилось, что по его жалобе предприятие было проверено в хвост и в гриву, но никаких нарушений не обнаружено. Советовали обратить внимание на предупреждение производителя, при каких заболеваниях пить коктейли нельзя. На банках, которые Коржик сохранил, действительно присутствовали эти предупреждения, но набраны они были таким микроскопическим шрифтом, что без лупы прочитать их было невозможно. В перечень входили все болезни, включая насморк, диарею и алопецию.
        В переводе с канцелярского на русский это письмо звучало бы так: «Дорогой далекий друг! Спасибо тебе за твою жалобу. Благодаря ей, мы срубили с этого предприятия немного денег, которые совсем не лишние в отпускной сезон. Будь здоров!»

«Буду!» - мрачно подумал Коржик.

22
        Как оказалось, Митхун приехал из Саранска. Там он был комсомольским лидером, а потом торговал продуктами питания оптом, по большей части макаронами, крупами и соками. В Москве он пошел устраиваться к приятелю, который имел свою фирму, но любимая секретарша того, пообщавшись пару дней с Митхуном, встала на дыбы.
        - Или он - или я! - заявила она.
        Коржик ее видел - красивая баба. Естественно, что победила она. Митхуна нельзя было трахать, а даже если бы и можно, то это было бы не так интересно. Но бросать Митхуна в беде приятель не стал, а пристроил к Толяну. Так он и появился в офисе.
        Поначалу Коржик недоумевал, зачем этот клоун Толяну понадобился, но потом понял - не будь Митхуна, Толян нашел бы кого-нибудь другого. Он любил подбирать на улице самых разнообразных типов и приводить к себе. Может, ему нравилось смотреть, как почти что загибавшиеся еще вчера от голода и холода мелкие мошенники оживали и начинали мутить воду, расталкивая всех. Вероятно, он считал, что это лучший способ держать своих клерков в тонусе.
        Бизнес Толяна был Митхуну непонятен. Раньше он ничем таким не занимался. Если нужно было бы охарактеризовать Митхуна одним словом, наиболее подходящим оказалось бы «куркуль».
        Митхун был явно не в ладах с техникой. Как-то Шильдин прислал рабочего, чтобы тот поменял замок в туалете. Новый замок оказался достаточно хитрым, и не всем стало сразу понятно, как он работает. Пришлось объяснять. Митхуна как раз не было в офисе и он пропустил инструктаж. За что вскоре и поплатился.
        Коржик успел только на самый конец разыгравшейся драмы. Зайдя в офис, он услышал глухие удары в дверь в одном его конце и зов секретарши с другого конца:
        - Митху-у-н, тебя Анатолий Петрович к телефону!
        - Иду-у! - отозвался кто-то из туалета.
        Потом лихорадочно задергалась ручка, и от мощного удара изнутри дверь с треском распахнулась. На пороге встал разъяренный Митхун, лицо его было красным.
        - Замки делают, блядь! - выпалил он. - Открыть нельзя!
        И побежал в приемную. На кухне угорал Фазиль.
        - Что тут было? - спросил Коржик.
        - Ты видел?
        - Только конец.
        - Этот придурок не смог открыть защелку. Сначала просто стучал, а как позвала секретарша - он ее и выломал.
        - А ты чего на помощь не пришел?
        - А оно мне надо? - спросил тот.
        Фазиль не любил Митхуна.

«Н-да, велика тяга народа к начальству, - подумал Коржик. - Митхун разодрал дверь сортира, как Самсон - пасть льву. Изваять бы его за этим занятием в назидание всем клеркам. Горы можно свернуть с такими людьми».
        Зашел улыбающийся Андрюха:
        - Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Митхуне в туалете, - переделал он на ходу похабный стишок.
        Долго смеялись.
        Потом Митхун пару недель ходил прихрамывая - выбивая дверь, он растянул связки на щиколотке. А новый замок вставлял лично Шильдин. Он долго возился с разбитой дверью и бормотал себе под нос что-то про дебилов, которым следует поставить нужник на огороде.
        В другой раз Коржик пил чай на кухне и увидел в открытую дверь, как Митхун зашел в финансовый отдел, а через несколько минут показался на пороге со шредером в руках и потащил его к себе. При этом он шел как-то странно - согнувшись и припав ухом к шредеру. Лицо его выражало внимание ко внутренним ощущениям, как у беременных женщин.
        - Эй, ты куда его несешь? - крикнул Коржик, но тот не ответил.
        Коржику не дорог был шредер сам по себе, но на нем Лариса уничтожала левые платежки. Получив их копии на чухонском языке из чухонского банка и отправив партнерам по факсу для подтверждения платежа, она тут же их измельчала. Иногда ей приходилось проделывать с платежками и более сложные манипуляции. Когда денег на счетах не хватало, а поставщики наседали, требуя оплаты за уже отгруженные товары, она занималась аппликацией - вырезала реквизиты от одной платежки, сумму от другой, дату - от третьей, все это склеивала вместе и отправляла жаждущему. На пару дней он успокаивался, а потом начинал звонить опять.
        - А где же деньги?
        - Ну, вы же видели платежку, - говорила Лариса, - мы вам все отправили. Наверное, банк что-то напутал.
        Такой ответ давал для передышки еще несколько дней. Тем временем деньги появлялись, и она делала поставщику уже реальный платеж. Он успокаивался и замолкал. Был ли реальным платеж предыдущий, он все равно не мог проверить, потому что банк находился за границей, а телефонов он не знал. А даже если бы и знал, с ним там все равно никто не стал бы разговаривать. Такие «комбинированные» платежки тем более требовали скорейшего уничтожения. Так что шредер был Ларисе жизненно необходим.
        Допив чай, Коржик пошел к Митхуну сказать, что тот неправ.
        Митхун что-то искал под столом.
        - Здорово! - Коржик хлопнул его по короткой упитанной спине.
        Тот промычал нечто невразумительное.
        - А ты зачем машинку-то у нас забрал? - спросил Коржик.
        - Дай ножницы! - попросил Митхун сдавленным голосом и не меняя позы.
        - Зачем? - удивился Коржик.
        - Ой, ну не спрашивай, а? Давай скорее!
        Коржик посмотрел по столам - ножниц нигде не было. Пришлось принести свои. Митхун некоторое время что-то кромсал ими под столом, а потом распрямился. Лицо его было багровым. Как и все толстяки с короткой шеей, он был склонен к кондрашке. На шее у него болтался обрезанный галстук.
        - Что случилось? - спросил Коржик со смехом, хотя начал уже понимать, что.
        - Да падла эта, - Митхун злобно пнул шредер ногой, - чуть не задушила меня.
        - Как? - Коржика разбирал хохот, но он пока сдерживался.
        - Я наклонился бумагу сунуть, а галстук и попал в щель.
        Коржик заглянул в шредер. Галстук был разрезан на полоски и намотан на вал. Дешевая модель, без защиты.
        - Смотри сюда! - сказал Коржик. - Жмешь эту кнопку - он вращается туда, жмешь эту - обратно. Ты мог освободиться и без ножниц. Ферштейн?
        - А-а, ну, я не знал, - сказал Митхун.
        Конечно, он не знал. В коровниках шредеры пока не ставят. Он хотел рассмотреть, что это за хреновина, и поплатился за неуклюжее любопытство. «Деревня ты, еб твою мать», - как поется в частушке.
        Коржик даже пожалел, что Митхун не знал о кнопке обратного хода. Он выглядел бы очень комично с нарезанным на лапшу галстуком на шее. Или, может, следовало нажать другую кнопку и додушить его до конца? Коржика не нашли бы. Да и искать бы не стали - несчастный случай налицо, производственная травма, хрен ли тут сомневаться?
        Дома Коржик рассказал про этот случай жене. Они вместе посмеялись и отправились спать. А ночью ему приснился сон про шредер.
        Как будто одного неосторожного клерка, который очень любил уничтожать свои бумаги, потому что считал их особо секретными, неисправный шредер ухватил за галстук и задушил насмерть. В кабинете как раз никого не оказалось, и помочь тому было некому.
        Под вечер к задушенному зашел приятель из другого отдела, чтобы предложить пойти после работы в бильярдную. Но тот стоял на коленях перед шредером, как будто просил у него за что-то прощения. Шредер тихо, но агрессивно урчал. Вошедший клерк наклонился, чтобы рассмотреть, что же там происходит, и тоже стал добычей опасного механизма. Теперь задушенных стало двое.
        Вечером их начальник принялся обходить кабинеты, чтобы посмотреть, не остался ли кто потрахаться по-быстрому после работы. Был он старым крючком, сам трахаться уже не мог и считал, что и никто не должен.
        Увидев задушенную парочку, стоявшую на коленях, он радостно завопил:
        - Ага, попались, вашу мать! Мало того, что вы трахаетесь в офисе, так вы еще и пидоры. Этого в моей фирме не будет! Вы уволены, ребята. Идите теперь устраиваться в парад любви!
        Голос его был столь мерзок и столь ненавидим всеми работниками фирмы, что клерки ненадолго ожили.
        - Не пидоры мы тебе, падла черножопая! - сказали они. - Но тебя трахнем, только сначала задушим. Чтобы не покупал больше, гад, дешевые шредеры!
        Они накинулись на начальника и задушили его.
        Дальше Коржик смотреть не стал и тихо вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь, чтобы никто не помешал им в их скорбном деле. Смутно запомнил только, что начальник был немного похож на Митхуна в старости.

23
        Еду для офиса готовила Зоя - добрая толстая женщина, жившая неподалеку. В час дня она звонила снизу, за ней спускался Андрюха и поднимал пищу наверх. Грохоча тележкой, Зоя проходила на кухню и принималась накрывать на стол. Народ оживлялся и ловил запахи с кухни.
        Когда Коржик смотрел на Зою, в голову почему-то лезли полузабытые строки стихотворения на английском, автора которого он не мог вспомнить: «Куда ты идешь, толстая белая женщина, которую никто не любит?» Но это было не про нее. Зою любил муж - африканец Минг. Что заставило одесскую еврейку Зою выйти замуж за негра, оставалось для Коржика загадкой. Не иначе, как любовь, потому что расчета здесь не могло быть никакого. Минг приехал из такой маленькой и задрипанной страны, что ее вообще никогда не упоминали ни в каких новостях. Предпоследний раз Коржик слышал ее название в школе на уроке географии, а последний - когда Минг ксерил свой диковинный зеленый паспорт. Коржик попросил его посмотреть. Паспорт был на французском и на местном языках. Коржик ничего не смог прочитать, повертел его в руках и вернул обратно. Минг был трудноузнаваем на черно-белой фотографии.
        Минг окончил институт в Москве. Из тех, которые сейчас не востребованы. Знаний его было достаточно, чтобы работать на родине. Но он туда не поехал. А вот в России специалисты его уровня, да еще и с нетрадиционным цветом фэйса оказались и вовсе не нужны. Он пошел в пекарню.
        И опять вспоминались стихи: «Гаврила пекарем работал, Гаврила булку выпекал».
        Если бы так. Выпекать булку Мингу не доверили - только таскать мешки с мукой.
        Не самая престижная работа, да и платили мало. Тут больше подошли бы стихи другого автора, изучавшегося в школе: «I'm pardon, мистер Грэг. Почему и сахар, белый-белый, делать должен тоже черный негр?»
        Минг постоянно искал дополнительных заработков. Он переводил на русский язык какие-то бумаги в своем консульстве, помогал жене готовить еду для кейтеринга, спрашивал у клерков, не знают ли они, где подработать. Но клерки не знали, где требуется столь экзотическая рабочая сила.
        Зоя сервировала стол, открывала кастрюли, опускала в них половники, ставила рядом стопки чистых тарелок и скромно отходила в сторону. Обедали клерки в две смены, потому что мест за длинным столом на всех не хватало. Еду каждый накладывал себе сам.
        Это была сбывшаяся вековая мечта пэтэушников - зачерпнуть тарелкой гуляш из кастрюли и урча отползти в сторону. Нет, в офисе так не делали, но Коржик подозревал, что многим хотелось бы.
        Правилами приличия разрешался только один подход к кастрюлям. Нужно было помнить о второй смене и о тех, кого сейчас нет в офисе. Однако народ это не останавливало. Некоторые обладали всеми навыками профессиональных сирот и ели так, словно это в последний раз. Они наловчились сооружать на своих тарелках настоящие пирамиды. Этакий конус из еды, который тянулся вверх и только чудом не рассыпался. Наверное, сироты знали какой-то секрет его строительства. Фактически в таком конусе помещалось две, а то и три порции. Есть такую пайку на людях было неудобно, и сироты расходились по рабочим местам, где и поглощали все это в одиночестве и выключив верхний свет.
        Один из таких умельцев, бородатый Дима, числящийся придурком на посылках и водителем на подмене, имел привычку еще и поливать свою пирамиду кетчупом, горчицей и майонезом, а потом долго перемешивать пищу до однородной массы. Смотреть на это было невыносимо. Более ужасного поглощения еды Коржик не видел никогда. Борода у Димы росла от самых глаз и при выключенном свете он в своем углу с тарелкой приготовленной любимым способом еды выглядел, как чмо из дупла в болотистом лесу.
        Иногда Коржик боролся с искушением подсыпать ему какого-нибудь порошочку, чтобы тот склеил ласты и Коржик больше не видел этой ужасной трапезы и не слышал чавканья.
        Порой же ему казалось, что в промежутках между чавканьем звучит еще и довольное похрюкивание, и надо бы подойти и почесать Диму за ухом, но, конечно же, это только казалось.
        Еды для второй смены при таком раскладе то и дело недоставало. Особенно страдали водители, которые все время были в разъездах. Они приезжали, мрачно смотрели на пустые кастрюли и принимались угрюмо пить чай и есть хлеб с кетчупом. А нажравшиеся сироты, казалось, не испытывали по этому поводу никаких угрызений совести. Они ковырялись в зубах зубочистками и лениво травили послеполуденные байки. А затем нагло шли на кухню посмотреть, не осталось ли чего на ужин.
        Опоздавшие стали жаловаться Толяну, и тот обязал Зою следить, чтобы еды хватало на всех. Зоя следила, но помогало это не очень. Будучи женщиной доброй, она не могла ответить решительным отказом на наглую просьбу какого-нибудь сироты положить порцию побольше или дать добавки.
        Тогда она призвала на помощь мужа, и приезжать с едой в офис стал Минг.
        Всем было известно, что Минг только что вернулся из поездки на родину, где предпринял фантастическую по нашим понятиям попытку открыть свой бизнес, но никто еще не знал, какой суровый у него нрав.
        Накопив немного денег в Москве, Минг поехал в свою «нэйтив кантри», где сколотил команду, нанял рыболовный баркас и стал ходить в море, пытаясь поймать большую рыбу. Задумка была продавать улов в Италию или во Францию и на этом разбогатеть.
        Но рыбы не было. Она ушла хрен знает куда. Проболтавшись без толку несколько месяцев в море и потратив все деньги, Минг вернулся в Москву и появился у Толяна на кухне. Привыкший к жесткому обращению с командой, он сразу стал руководствоваться принципом «Нищих до фига, а деревня маленькая».
        Он отмерял твердой рукой порции и клал ровно столько, сколько и полагалось. Наверное, точно так же он выдавал на своем баркасе сушеные финики и маринованную тыкву, не говоря уже о пресной воде и роме. В одной руке у него, скорее всего, был половник, а в другой - револьвер, потому что кто его знает, что может прийти в голову этому черномазому сброду, называемому командой.
        Коржик не мог бы сказать, что получать еду из черных рук Минга с розовыми ладонями было очень уж приятно. Но и ужасного в этом ничего не было. К этому быстро привыкаешь и уже не обращаешь внимания.
        Коржику только хотелось, чтобы Минг приходил в морской фуражке с крабом и клерки могли бы называть его «капитан Минг». А еще лучше, если бы у него была черная повязка через глаз и на плече сидел большой попугай.
        Офисные сироты при новом порядке приуныли - времена гуляшных пирамид ушли в прошлое. Без ограничений остался только хлеб, и они стали налегать на него. Но это было уже не то. Минг, правда, обходил всех после обеда и предлагал добавку, если она оставалась, но кому захочется есть то же самое по второму разу, да еще и после чая? Желающих было мало. Зато появилась возможность ужинать остатками от обеда и сироты ее не упускали. Халява, сэр! Что может быть слаще?
        Коржик смотрел на Минга и думал, что со своим образованием тот мог бы найти работу и получше. Например, в банке, если бы там работали одни негры. Тогда он пошел бы к Мингу за кредитом, и это выглядело бы так.

24
        У дверей банка стояли свирепого вида охранники с копьями и в боевой раскраске. На груди у каждого висели ожерелья из высушенных и сильно уменьшенных человеческих черепов. «Наверное, они были нерадивыми заемщиками», - подумал Коржик с опаской.
        В кабинете его встретил похожий на Минга чернокожий клерк. Он долго тряс ему ему руку и широко улыбался.
        - Очинно рад вас повстричайть! - сказал он и показал на кресло.
        Коржик сел. Клерк вернулся за стол. Из вестибюля доносился размеренный бой барабанов, не смолкавший ни на минуту. Он видел их, когда шел сюда - один большой и два малых. В них самозабвенно колотили три бушмена. Большой барабан отбивал основной ритм, а малые добавляли в него мелкую переливчатую дробь, которая то появлялась, то исчезала. Все вместе это звучало завораживающе. Хотелось отложить дела и слушать эти барабаны, мерно покачиваясь в такт, и ждать дождя в засушливой саванне. Или даже надеть юбку из травы, взять копье и пойти в нескончаемую пляску вокруг какого-нибудь деревянного болвана.
        Наверное, это желание явственно читалось у Коржика на лице, потому что черный клерк пояснил:
        - Наша традиция. Очень помогает концентрировать сознание. Как у вас медитация.
        - Мне нравится, - кивнул Коржик.
        - Почти все так говорят.
        Некоторое время они слушали барабаны. Первым молчание нарушил клерк:
        - Итак, зачем пожаловал к нам белый господин?
        Коржик хотел было попросить, не называть его так - мол, демократия и все такое, но передумал. Приятно все же, черт возьми, быть белым господином! И хотелось услышать это еще раз. На фоне барабанного боя.
        Вошла чернокожая секретарша в юбке из соломы и топлес. Поставила перед ними две выдолбленные тыквы с каким-то напитком и тарелочку с сушеной саранчой. Секретарша была очень хороша. Коржику захотелось сграбастать ее и поиметь тут же, в присутствии ее начальника, может быть, даже против ее и его воли, плевать на все. Желание было настолько сильным, что он с трудом подавил его. «Интересно, есть ли на ней трусы под соломой? - подумал он. - Впрочем, какая разница? Ей они не помогут, а меня не остановят».
        Он проводил ее долгим взглядом, а потом приподнял крышку на своей тыкве. В ноздри шибанул острый бражный дух. Коржик поспешно опустил крышку и решил пока воздержаться от пищевых экспериментов. Не пришлось бы потом в спешном порядке искать туалет.
        Чернокожий клерк, напротив, снял крышку с тыквы, с удовольствием втянул ноздрями запах и принялся пить, закусывая саранчой.
        - Еда моей родины, - объяснил он. - Врачи говорят, что каждый должен питаться той пищей, которую ел в детстве. Организм настроен именно на нее.
        И опять смачно захрустел саранчой, на которую был настроен его организм.
        Коржик изобразил на лице понимание, но промолчал.
        - А вы не пьете? - наконец заметил он. - Зря. Это буза, ее готовят девственницы.
        - Как?
        - Пережевывают ячмень и выплевывают в большой чан. Потом ждут, пока она перебродит, и разливают по тыквам. У нас ее много в подвале. Все пьют. Редкий вкус, рекомендую.
        Коржик еще больше укрепился в решении не пить бузы. И не только потому, что сомневался в подлинности девственниц.
        Клерк пожал плечами:
        - Ну, как хотите. Я, например, не могу есть ваш борщ, но очень люблю солитера из коровьего желудка.
        Коржик обиделся за борщ и с опаской подумал, не передаются ли солитеры, которых тот ест, через рукопожатие. Надо будет потом вымыть руки.
        Клерк вылил в себя последние капли из тыквы и доел саранчу. Потом вытер руки о траву своей юбки, рыгнул и откинулся на спинку кресла.
        - Так за чем пожаловал к нам белый сагиб? - повторил он.
        В этот раз Коржику почудилась в его словах ирония, и он предложил:
        - Может, нам было бы удобнее называть друг друга по имени?
        - Да, пожалуй, - согласился он и подвинул к Коржику свою визитную карточку.

«Баршылык Нгава», - прочел тот на ней.
        - К сожалению, у меня визитки закончились, - сказал Коржик, - но мое имя легко запомнить. Меня зовут Тор Хурецкого.
        - Очень приятно, господин Тор, - сказал он. - Это ваше имя по паспорту?
        - Нет, - ответил Коржик, - в паспорте у меня другое имя, но я им редко пользуюсь. Тор Хурецкого - имя воина. Под ним я известен врагам и друзьям.
        Он понимающе кивнул:
        - Так, за чем же вы к нам пожаловали, мистер… э-э Тор?
        - За кредитом.
        - А на какие цели?
        - На покупку автомобиля.
        - Вы работаете воином? - осведомился он.
        - Нет, клерком.
        Он удовлетворенно кивнул:
        - Это хорошо, а то мы воинам кредиты не даем. Сами понимаете - сегодня он жив, а завтра - нет. И плакали денежки.
        Коржик согласился, что кредитовать воинов - рискованное занятие.
        - А могу я взглянуть на ваши документы? - спросил клерк.
        Коржик протянул ему паспорт и справку о зарплате. Тот долго их изучал, а затем поднял трубку телефона и сказал несколько слов на непонятном гортанном языке.
        Вскоре в кабинет вошел маленький человечек в маске с рогами, весь увешанный бубенцами. На нем была юбка из больших зеленых листьев, похожих на листья фикуса.
        - Это колдун кредитного отдела, - объяснил клерк. - Он спросит у духов о возврате кредита.
        Коржик кивнул.
        Колдун стал ходить по комнате кругами. Он то колотил в бубен и подпрыгивал, то затягивал скрипучим голосом какую-то песню без мелодии, ритма, начала и конца. Коржику показалось, что сегодня он употребил уже не одну тыкву напитка своей родины.
        Временами колдун убыстрял темп танца, а затем грохался на пол и продолжал петь оттуда.
        - Он разговаривает с разными духами, - сообщил кредитный клерк.
        Колдун кряхтя поднимался и начинал процедуру сызнова. Наконец, он вытянул из духов все, что они знали или делали вид, что знают. Он оборвал свое пение столь же внезапно, как и начал, подошел к кредитчику и стал что-то шептать ему на ухо. Оба то и дело косились на Коржика. Коржик от нечего делать еще раз открыл и закрыл свою тыкву. Запах достиг ноздрей колдуна, и тот невольно облизнулся.
        Когда колдун, звеня бубенцами на ногах, вышел из кабинета, черномазый подвинул к Коржику его документы.
        - Мы не сможем дать вам кредит, - мягко произнес он.
        - Почему? - удивился Коржик.
        - Духи сказали, что мистер Хурецкого денег не вернет.
        Коржика взяла досада. Только время зря потерял. Он встал:
        - Твои духи врут, негр! Они обпились бузы. А вот борщ ты зря не ешь!
        Услышав слово «негр», тот вскочил на ноги:
        - Что месье Хурецкого сказать?
        - Он сказать - негр! - повторил Коржик.
        - Как?!
        - Негр, еб твою мать! Жопа глухая. Черный такой негр! Это ты!
        Кредитчик схватил копье, стоявшее в углу:
        - Сейчас мы увидим, кто из нас негр! И мать мою ты не имел!
        Коржик загадочно улыбнулся. Может, имел, а, может, и не имел. Кто теперь разберет? Но, скорее всего, нет. Нужна ему больно кредитчикова черная мать.
        Клерк сделал попытку проткнуть Коржика копьем. Но тот увернулся и выхватил у него древко. Все-таки негр выпил целую тыкву бузы, а Коржик - нет. К тому же у Коржика всегда была превосходная реакция.
        - Найди другое копье, и пойдем в вестибюль! - велел он. - Если, конечно, ты хочешь драться. И давай пошевеливайся, а то вернусь и подожгу к херам твою юбку! И член твой там зажарится. Кстати, ты ешь жареные члены?
        И вышел первым.
        - Стучите громче, ребята! - велел он барабанщикам. - Сейчас начнется.
        Они изменили ритм на более энергичный. Коржик сделал несколько шуточных выпадов в сторону ресепшена. Три черные секретарши, стоявшие там топлес, завизжали и спрятались под стойку.
        - Если выиграю поединок - вы будете моей добычей, - пообещал им Коржик.
        Они опять завизжали, но как-то не очень испуганно.
        Вышел кредитчик с копьем. Оно было совершенно новым, на древке у наконечника даже сохранилась этикетка. Видно, ему только что выдал его офис-менеджер. Они закружились в боевом танце в центре зала. Время от времени они делали выпады, пытаясь проткнуть друг друга. Каждый выпад сопровождался возгласами зрителей. Черные клерки болели за кредитчика, белые клиенты - за Коржика.
        Ритм барабанов все ускорялся. Они уже тыкали копьями друг в друга почти беспрестанно. Так не могло продолжаться вечно. Кто-то должен был ошибиться.
        Первым ошибся кредитчик - сделал слишком глубокий выпад и на мгновение потерял равновесие, а вместе с ним и способность уворачиваться. Коржику этого хватило. Он вонзил копье тому в бок, и оно задело сердце.
        Клерк рухнул навзничь. Он умер на месте.
        Воцарилась тишина. На мгновение Коржику стало его жаль, но потом он вспомнил, что это был честный поединок и удача могла улыбнуться клерку, а не ему. В любом случае, смерть в бою - лучшая из смертей.
        - Чачи надо было меньше пить, - сказал он, ни к кому не обращаясь. - И выживших из ума колдунов не слушать.
        И пошел к выходу.
        - Эй, сагиб! - позвали его секретарши. - А как же мы?
        Они захихикали.
        - В другой раз, девушки, - ответил он.
        Они состроили разочарованные гримасы.

25
        Шло время. Тихо и незаметно Митхун вдруг стал замом Толяна по работе с регионами. В порыве административного рвения он составил инструкцию для менеджеров. Коржик даже не стал пытаться ее прочитать. Он примерно представлял себе, о чем мог написать провинциальный лапоть, еще вчера кушавший самогонку с груздями в своем Мухосранске.
        Саша же из любопытства пробежал глазами несколько строчек, зевнул и выронил листок на стол.
        - Цитатник Мао Митхуна, - пренебрежительно сказал он.
        - О чем там? - спросил Коржик.
        - Кодекс чести юного пионера помнишь?
        - Помню. Но только он назывался как-то не так.
        - Неважно. По-моему, он все списал оттуда.
        - Что, так похоже?
        - Почти один к одному. Передаю только самую суть. Пункт первый: «Манагер - всем пример».
        - Хорошие слова, - одобрил Коржик.
        - «Только тех, кто любит труд, манагерами зовут», - продолжал он.
        - И с этим трудно поспорить.
        - «Манагер любит фирму, уважает начальство, не отказывается от сверхурочной работы, не требует повышения зарплаты».
        - Прекрасно.
        - «Манагер всегда поможет отстающему товарищу, который обосрался и не смог довести сделку до конца».
        - Хотелось бы иметь в нашей конторе хоть парочку таких манагеров, - заметил Коржик.
        - Теперь все будут такими, - предположил Саша.
        - Сомневаюсь.
        - Американцы говорят: «Если возникают сомнения - не сомневайся».
        - В каком смысле?
        - Этого они не говорят.
        - А давай еще составим таких инструкций, - предложил Коржик.
        Плодом их творческих усилий стала «Инструкция для менеджера по приему пищи». Она гласила:

1. Каждый менеджер к пище относится с уважением и принимает ее в середине рабочего дня.

2. Пищей считается все, что утоляет голод менеджера.

3. Для приема пищи менеджер садится за стол.

4. Ложка или вилка берутся в правую руку, а хлеб - в левую.

5. Если менеджер ест без хлеба, то освободившейся рукой он может ковыряться в носу и съедать то, что там найдет, если порция покажется ему недостаточной. Этой же рукой можно держать вторую ложку или вилку, если порция окажется большой или если менеджер торопится закончить работу.

6. Стакан можно держать любой рукой. Лучше всего той, которая не дрожит.

7. Наполнять стакан следует под столом, а выпивать - над столом и по возможности медленно. Зубами о стакан не стучать.

8. Менеджер съедает столько, сколько ему дают, но мечтает съесть больше.

9. Плохо работающий менеджер снимается с довольствия, а его порция переходит непосредственному начальнику.
        Они повесили инструкцию на кухне и сразу же накропали еще одну. Это была
«Инструкция для менеджеров по посещению туалета». В ней говорилось:

1. Менеджер ходит в туалет в свободное от работы время.

2. Каждому менеджеру разрешается пять раз в день сходить в туалет или пять раз выйти на перекур. Что предпочесть, он выбирает сам.

3. Менеджер обязан пользоваться туалетной бумагой, но не расходовать ее больше, чем необходимо.

4. Менеджер, который не пользуется туалетной бумагой, в результате чего на него садятся мухи, должен покупать аэрозоль от летающих насекомых за свой счет.

5. Менеджер моет руки после посещения туалета.

6. Если он не помыл руки, то ему чистят фэйс два других менеджера.
        Митхун прочел, побагровел, сорвал обе инструкции и побежал к Толяну. Тот посмеялся и бросил их в корзину. Коржику с Сашей он ничего говорить не стал.

26
        Однажды на собрании менеджеров, которые теперь регулярно стали проводить с подачи Митхуна, он обронил до боли знакомую фразу из лексикона комсомольских работников:
        - Гореть надо на работе!
        Коржик так давно ее не слышал, что вздрогнул и почти обрадовался нечаянной встрече с замшелым пропагандистским перлом.
        После обеда, пока еще были свободные полчаса, он задремал, и ему приснилось, как в одной конторе клерки горели на работе. Там было так принято, и отвертеться не могли даже те, которые в принципе были негорючими.
        - У нас высокая мотивированность и сильный командный дух, - говорили тренеры вновь принятым сотрудникам и обучали, как надо гореть.
        Эту контору было видно еще издалека. Уже с утра из ее форточек начинало тянуть дымом. Это горели клерки. Первым начинал тлеть тот, который раньше всех приходил на работу. Это была самая почетная миссия и называлась она «зажечь факел». Каждый день факел зажигал другой клерк, у них существовал график. Зажигающий с такой быстротой сортировал бумаги, что пальцы у него начинали тлеть. Остальные воспламенялись от него и потихоньку разгорались тоже. К обеду процесс горения был уже в разгаре. Горели все, включая начальника и его секретаршу. Последние по большей части загорались от трения друг о друга лобными местами на широком кожаном диване.
        Некоторые тетки предпочитали загораться другим способом. Они упирались друг в друга лбами и с криком, как в рекламе красящего шампуня, терлись волосами, покуда не появлялся дым.
        У всех клерков дымились преимущественно волосы и ногти. Ими же и пахло, поэтому все беспрестанно кашляли и чихали, но гореть не переставали. В конторе постоянно дымился ковролин, наподобие торфяных пожаров в августе в Шатурском районе.
        Не переставая гореть, они поглощали обед из кейтеринга и горели дальше. От горения все работали, как угорелые. Начальство любило повторять, что один горелый клерк стоит двух негорелых.
        Только к вечеру, когда пора было идти домой, их гасили. Офис обходил специальный клерк с большой бутылкой минеральной воды «Каква натурале», должность его называлась типа «поливающий», и тушил заработавшихся сотрудников.
        Как правило, обходилось без жертв и без большого ущерба здоровью. Клеркам выдавали специальный регенерирующий крем, который за ночь восстанавливал сгоревшие покровы, так что на другой день они были полностью готовы к новому горению. А ковролин меняли раз в месяц, он все равно дешевый.
        Только раз или два не в меру ретивые сотрудники этой конторы сгорели дотла, превратились в кучку пепла то есть. Бывает. Не рассчитали свой ресурс. Их подмели потом в коробки от ботинок, благо соседний обувной магазин выделил для такого случая самые красивые - лакированные, с надписью золотом по бордовому фону «Падло Пидоррини». В них раньше лежали настоящие итальянские башмаки ручной работы, мечта любого клерка. Прах отправили для погребения на родину - в Южное Бутово и в Подольск.
        Но с тех пор такого больше не повторялось.
        Коржик проснулся от чувства жжения в горле и потянулся за минералкой. Почему-то под рукой оказалась только «Каква натурале».

27
        Замутдинов, Моколь и толстый Гриша появились в офисе внезапно, незадолго до Нового года. Их выгнали из какого-то крупного банка, где они сидели в группе управления промышленными активами, и они стали искать работу командой. При таком поиске их шансы на хорошие места значительно повышались. Среди работодателей почему-то считалось, что команда - это всегда лучше, чем один клерк. Почему три дармоеда лучше, чем один, никто из них объяснить не смог бы.
        Эту «команду» приютил Толян. Решение взять их на работу было, как всегда, импульсивным. Коржик и Лариса не знали, что он ищет подобных специалистов. Для них это был тревожный сигнал, говоривший о том, что Толян занялся подбором кадров самостоятельно. Следовательно, он был не в восторге от тех людей, которых поставляла ему Лариса до сих пор.
        Неизвестно, что они ему понарассказали о своих достоинствах, но Толян был совершенно ими очарован. Коржик слышал, как, проходя по коридору, он рассказывал кому-то по телефону, что недавно принял команду звезд менеджмента и совсем не задорого. Просто повезло.

«Должно же когда-нибудь и тебе повезти, Толян, - с иронией подумал Коржик. - Вот оно и повезло».
        Если бы статус Коржика позволял ему давать откровенные советы боссу, он бы сказал:
«Толя, возьми свою фирму за руку, подойди с ней к зеркалу и посмотри внимательно. Что ты там видишь? Кто из больших и уважающих себя спецов забежит „совсем не задорого"» в твою сраную контору на четвертом этаже в ободранном подъезде, если только за ним никто не гонится? Даже и не мечтай об этом. К тебе могут прибиться кадры только двух видов - те, которых вы с Ларисой надули, как, например, меня, или те, которые хотят надуть тебя. Твои новые сотрудники относятся ко второму виду».
        Команда «звезд менеджмента» выглядела как обычные, до тошноты знакомые клерки из крупных контор. Костюмчики, портфельчики, бегающий взгляд, суетливые повадки, прилизанные хорьковые мордочки. У Замутдинова каждую минуту звонил телефон. Он отдавал распоряжения, говорил, что какие-то активы нужно придержать, а какие-то, наоборот, выбросить на рынок. Судя по однообразию фраз, звонила ему жена, которую он называл то Петром Ивановичем, то Лешей, то Саидом. Они вместе имитировали деловой оргазм. Моколь же все больше молчал и жался к ногам Замутдинова, как замерзший цуцик к ногам хозяина. Коржику показалось, что они были любовниками.
        Толстый Гриша держался от этих двоих несколько в стороне. Казалось, все трое познакомились только в кадровом агентстве и никакая совместная деятельность, кроме разве что нескольких пьянок, их не связывала.
        Обласканный непредсказуемым Толяном, Замутдинов почувствовал себя главным в офисе. Ларису и Коржика он в расчет не принял. Он даже не посчитал нужным подойти и познакомиться, настолько был уверен в крепости своих вновь обретенных позиций. Толян представил его как нового бизнес-лидера, и вся троица тут же куда-то исчезла на пару недель. Наверное, доделывать свои дела на прежнем месте - продавать личные вещи, чтобы рассчитаться с долгами. Но они объявили, что работают на дому - ваяют скрижали глобального бизнес-плана на ближайшие двадцать лет.
        Все уже стали потихоньку о них забывать, как вдруг однажды вечером, как раз перед шестью часами у секретарши Толяна Вики зазвонил телефон.
        - Звонил Замутдинов, - объявила она. - Сказал никому не расходиться. К нам едет Григорий Викентье-вич, у него срочная инструкция для всех.
        - Кто такой Григорий Викентьевич? - спросил Коржик.
        - Ну, его товарищ, большой такой.
        - А-а, - понял он, - Толстый Гриша.
        И стал собираться.
        - Ты уходишь? - удивилась секретарша.
        - Да.
        - А как же Григорий Викентьевич?
        - Пусть идет в задницу.
        - А Замутдинов?
        - И он тоже. Вместе со своим бойфрендом.
        У нее округлились глаза.
        - Сергей, - она понизила голос, - лучше бы тебе его дождаться. Замутдинов теперь главнее, чем ты.
        - Это мы еще посмотрим, Вика, - сказал Коржик. - Ничего не бойся. Пока.
        И он ушел.
        На следующий день оказалось, что Толстый Гриша так и не приехал. То ли пробки помешали, то ли машина сломалась. Клерки зря прождали его почти до семи вечера.
        Через пару дней новая команда явилась в офис в полном составе. Бизнес-план был готов, и они его принесли. Они начали действовать с таким напором, как будто опаздывали на поезд. Взятый ими в оборот с трех сторон Толян только кряхтел и отдавал распоряжения оплатить для них то одно, то другое.
        Первым делом они потребовали себе дорогие ноутбуки «Сони» последней модели. Такого не было даже у Толяна. Не говоря уже о Коржике, который юзал старую «Тошибу», доставшуюся ему от Толяна, когда тот перешел на «IBM». Впрочем, ноут у него по большей части стоял без дела, потому что деск-топ по-любому был удобнее. Толян почесал репу и дал им денег на две «Соньки». Они сами сбегали и купили.
        Затем Моколь стал добиваться переезда офиса с Тверской в какой-то НИИ в глухом районе возле кладбища и далеко от метро. Утверждал, что таким образом Толян сэкономит кучу денег на аренде. Потом оказалось, что в этом НИИ работает его отец и он будет в конторе офис-менеджером. Толян и на это согласился. Народ приуныл и дружно возненавидел новую команду. Никому не хотелось ездить на работу в дальнюю глухую задницу возле кладбища.
        И тут Замутдинов дал залп из главного калибра - начал впаривать Толяну контрольный пакет акций завода по производству батареек. Всего лишь за двадцать миллионов долларов. Толян уже готов был его купить. Немедленной сделке мешало только то, что у Толяна, как всегда, не оказалось свободных денег. Нужно было занимать. А тут приближался Новый год, когда принято отдавать долги, а не делать их. Решили отложить сделку до окончания праздника.

28
        Терпеть дальше было нельзя. Коржик понял, что пора ложиться грудью на амбразуру, и поехал на тот завод. Он знал такие предприятия. Находился завод на самом краю Московской области, и ехать нужно было по Носовихинскому шоссе. Следует заметить, что Носовихинское шоссе - это транспортная жопа. В том смысле, что оно очень узкое и на нем больше стоишь в пробках, чем едешь. Из всех шоссе, идущих от Москвы, это самое худшее. Расширить же его нет никакой возможности, потому что пейзане поставили когда-то свои избы так близко к дороге, что не выходя из машины можно постучать рукой в любое окно.
        Пробки тянулись от МКАДа до города Железнодорожного, который раньше за веселый и добродушный нрав своих жителей официально назывался Обираловкой. Дальше ехать стало легче. За Старой Купавной он повернул налево и еще полтора часа отбивал задницу на ухабах разбитой и петляющей дороги, в конце которой и был завод.
        Завод оказался неожиданно большим. Он был построен с советским размахом. Рядом со старыми корпусами стояли два недостроенных. Один из них, в несколько этажей высотой, был лишь немного не завершен, а другой, такой же, только начали строить и бросили. Судя по общему виду, произошло это давно. В остальных цехах свет почти нигде не горел. Везде царила мерзость запустения.
        Коржик немного погулял по территории, которую никто не охранял, и понял, что производство здесь остановили много лет назад и с тех пор не возобновляли.
        Он толкнул дверь облезлого заводоуправления, покрашенного в блеклый зеленый колер. Внутри было темно и тихо. Где-то журчала вода. По коридорам гуляли сквозняки от выбитых окон. Ноги цеплялись за рваный линолеум.
        Кабинет директора располагался где-то на втором этаже. Двери по обеим сторонам коридора были обшарпанными и давно не крашенными. Все вокруг, и во дворе, и в заводоуправлении, покрывал едва заметный слой угольной пыли. «Что за фигня? - подумал Коржик. - Как в кочегарке».
        Где-то стучала пишущая машинка. По звуку можно было определить, что она электрическая. Были раньше такие машинки - большие и тяжелые, как танк. И почти в такой же броне. Их можно было без последствий для них ронять из космоса на землю. И они могли выдержать прямое попадание ракеты класса «воздух-земля».
        Коржик пошел на звук. Местами линолеум вообще отсутствовал. Тогда под ногами ощущалась голая цементная стяжка. «Здесь не хватает только своры бродячих собак, - подумал Коржик, - которые в углу грызлись бы за пойманную крысу».
        Дверь с надписью «Приемная» была приоткрыта. Коржик вошел. Немолодая секретарша оторвалась от пишущей машинки и окинула его безучастным взглядом. Казалось, что она состарилась вместе с заводом, как героиня песни про пару гнедых - вместе со своими лошадями.
        Она сидела в пальто и шапке. Рядом стоял включенный обогреватель. Это ее работу Коржик слышал, когда шел по коридору.
        - Михаил Васильевич у себя? - спросил он, прочитав имя директора на табличке.
        - Да.
        - Я зайду?
        Она заторможенно кивнула, но тут же спохватилась и решила проявить профессиональную бдительность:
        - А вы по какому вопросу?
        - По поводу прямых инвестиций.
        Последнее слово было ей знакомо и позволяло надеяться хотя бы на косметический ремонт приемной и на замену продавленных стульев.
        - Проходите, - позволила она.
        Миновав дверь с тамбуром, Коржик оказался в кабинете директора. Кабинет был большой, но обставлен ветхой мебелью, лишь слегка посвежее, чем мебель в приемной.
        Директор как раз разговаривал по телефону. Как понял Коржик после нескольких фраз - с мэром поселка, на окраине которого и находился завод. Он кивком указал Коржику на стул напротив. Речь шла о совещании у мэра в четырнадцать часов.
        - Хорошо, буду, - сказал директор и положил трубку.
        Он был в расстегнутой дубленке, но без шапки. Рядом с ним стоял такой же обогреватель, как и возле секретарши. Лет ему было под шестьдесят. Он придал лицу важности и сказал:
        - Слушаю вас.
        Коржик положил перед ним свою старую банковскую визитку и представился. Прочитав название банка, директор оживился. Это имя знали все.
        - С чем пожаловали? - спросил он уже гораздо приветливее.
        Коржик незаметно сдвинул в кармане рычажок записи цифрового диктофона.
        - Мы расширяем свой промышленный холдинг, - сказал он. - Ищем новые перспективные активы. Ну, и слышали, что вам требуется стратегический инвестор.
        Директор облизал пересохшие губы и кивнул. «Карась сам приплыл, - подумал он. - Большой и жирный». А вслух сказал:
        - Да. Требуется. Мы очень перспективны.
        - Почему вы так считаете?
        - Ну, как же! Все батарейки в стране импортные. А раньше были наши. Это огромный рынок. Нужно только восстановить производство.
        - Что же не восстанавливаете?
        Он развел руками:
        - Денег нет.
        - А как получилось, что вы потеряли рынок? - спросил Коржик.
        - Импорт, черт бы его побрал! Завалили дешевкой.
        Коржик почувствовал, что чего-то он не договаривает.
        - Но на рынке есть не только дешевка, - возразил он. - «Дюрасел» и «Энерджайзер», например - весьма качественные продукты.
        - То щелочные элементы. Алкалайновые, по-английски. А у нас - кислотные.
        - Дешевые то есть?
        - Да.
        - Следовательно, восстановив производство, мы сможем рассчитывать только на нижний ценовой сегмент, да и то не весь?
        Он кивнул.
        - А верхний?
        Он замялся.
        - Ну, если купить линию, то и на него тоже.
        - Дорогая линия-то?
        - Не дешевая. Но для такого монстра, как ваш банк, вполне доступная.
        Дальнейшая беседа стала казаться Коржику бесперспективной. Однако оставалось еще выяснить детали.
        - Мы могли бы рассмотреть ваше предложение, - сказал он, - но надо знать цену вопроса.
        - Стратегический инвестор получает контрольный пакет.
        - По цене?
        - Двадцать миллионов долларов.
        - А дешевле?
        - Ну, если у вас действительно серьезные намерения, мы могли бы снизить цену.
        - На сколько?
        - На два миллиона.
        - Маловато. Давайте - пятнадцать.
        - А вы точно возьмете?
        - Ну, я не главный, - сказал Коржик, - но кое-что в этом вопросе понимаю.
        Он кивнул:
        - Хорошо.
        - А комиссионные проплачиваете? - спросил Коржик.
        - Вам еще и комиссионные нужны?
        Коржик придал лицу снисходительное выражение:
        - Ну а как же, Михаил Васильевич! То - им, а это - нам. То есть я не один.
        - И сколько вы хотите?
        - Пять процентов.
        Он затряс головой:
        - Нет, это абсолютно исключено! С такой суммы пять процентов быть просто не может.
        - А сколько может?
        - Полтора. И это - максимум.
        Он не врал. Такова была ставка комиссионных на рынке.
        - Ладно, согласен.
        - Лады!
        Коржик ненавидел это слово. Просто убил бы на месте.
        - И еще одно, Михаил Васильевич.
        - Да?
        - Другие желающие на контрольный пакет есть?
        - Ну, есть одна московская фирма. Но что-то она тянет с решением.
        - Замутдинов?
        Он встрепенулся:
        - А вы откуда знаете?
        - На этом рынке все друг друга знают.
        Он кивнул.
        - И какую цену вы ему объявили?
        - Такую же.

«Вот блядь! - едва не вырвалось у Коржика. - А Толяну он сказал, что двадцать». Коржик встал:
        - О нашем решении я вам сообщу через неделю.
        Они попрощались, и Коржик повернулся уходить.
        - Да, - вспомнил он, - а почему у вас угольная пыль везде?
        - Издержки технологического процесса - угольные стержни в батарейках.
        Больше вопросов у него не было.
        Обратное путешествие по темному коридору прошло значительно быстрее.
        Едва Коржик вышел на крыльцо, как ко входу подкатила машина.
        - Оп-раз - хрен в глаз! - пробормотал он, увидев, кто за рулем.
        Приехал Замутдинов. Для него встреча с Коржиком тоже оказалась сюрпризом. На его лице волнами сменилось несколько настроений - от «убить бы гада» до «какая приятная встреча».
        - Какие люди! - радостно воскликнул Замутдинов и стал трясти руку Коржика обеими своими, хотя до этого только холодно кивал в коридоре. - Ты здесь по делам или как?
        - Да нет, - сказал Коржик, - тетю заехал проведать.
        - Какую тетю? - не понял тот.
        - Мою тетю. Секретаршей в приемной работает. О здоровье узнать и так вообще.
        - А-а, - сказал Замутдинов понимающе, но по лицу было видно, что он не верит ни единому слову. - Тетя - это хорошо. Родственные связи надо поддерживать.
        - Как это верно, - ответил Коржик словами Дятла Вуди из мультфильма.
        - А как тебе завод? - осторожно спросил тот.
        - Какой завод?
        - Вот этот.
        - Это завод? А я думал - пакгаузы какие-то. Типа склады.
        - А что, тетя не говорила?
        - Да мы с ней на такие темы не разговариваем. Все больше о семье да о родственниках.
        Замутдинов понял, что серьезного разговора не получится:
        - Ну, ладно, давай!
        Они попрощались. Он ждал, что Коржик спросит, почему он здесь, но тот промолчал.
        Коржик уже садился в машину, когда Замутдинов окликнул его:
        - Сергей!
        - Чего?
        - Давай пивка как-нибудь попьем вечерком. За бизнес поговорим.
        - Можно, - согласился тот. - Ты только скажи, а я завсегда.
        Он кивнул и исчез за дверью заводоуправления. «Зря я так откровенно слепил горбатого про тетю, - подумал Коржик. - Сейчас он выяснит, что никакая она мне не тетя, а директор расскажет, зачем я действительно приезжал. И будет торопить с решением. У Замутдинова теперь не так много вариантов действий - застрелиться, чего он явно делать не станет, попытаться договориться со мной, чтобы я молчал, либо дискредитировать меня в глазах Толяна, чтобы тот по-быстрому меня уволил. Какой из двух последних он предпочтет?»
        На работу Коржик уже не поехал, а сразу направился домой. Подготовил справку о поездке и сбросил запись с диктофона на компакт-диск - пусть Толян послушает.
        О том, чтобы договориться с Замутдиновым и не мешать ему впаривать Толяну трижды умерший и уже разложившийся завод, у Коржика даже мысли не возникло. Во-первых, тот много за его молчание и не предложит. А во-вторых, он ему не верил. Даже если сделка выгорит, не даст и того, что пообещает. Лицо у него было такое - не располагающее к доверию. Так что не о чем им было разговаривать. А пива попить можно. Отчего же не попить?
        На следующий день он зашел к Толяну:
        - Анатолий, я вчера съездил на батареечный завод и узнал много нового.
        Толян удивленно вскинул брови:
        - Я тебя туда не посылал. Это не твой вопрос.
        - Я по своей инициативе. Когда я работал в банке, мне приходилось оценивать такие предприятия.
        Он положил листок и диск на стол:
        - Здесь отчет о поездке и разговор с директором. Послушай, тебе будет интересно.
        - Ладно, - сказал после большой паузы Толян и спрятал листок в папку.
        Коржик вышел с чувством победителя, хотя никаких решений Толян пока не принял.

29
        Новый год фирма отмечала в ресторане. За счет Толяна, разумеется. Он был веселый и добрый. Наверное, удалось где-то цапнуть плохо лежащей собственности, и он решил от щедрот угостить сотрудников выпивкой.
        О походе в ресторан было объявлено заранее. Все пришли нарядными - тетки в вечерних платьях, мужики в костюмах. Толян явился в свитере и вельветовых джинсах - надо же показать, кто в доме хозяин.
        Ресторан находился недалеко от офиса. В прежние времена здесь был пивбар. С этим местом у Коржика было связано одно не очень приятное воспоминание.
        Однажды, когда он был еще студентом и пришел сюда попить пива с креветками, в туалете какой-то пьяный урод облевал ему брюки. Он шел блевать на унитаз, но не дошел. А на пути как раз возник Коржик, который выходил из туалета. Облевал основательно - всю правую штанину от бедра и до самого низа. Так упала мутная струя из его пасти. Коржик схватил его за грудки с намерением убить на месте, но стоявшие рядом мужики отговорили. Они стали убеждать Коржика, что он же не нарочно, что с кем не бывает и что, по сути, большого вреда тот ему не нанес. Хорошо им было говорить - ведь обрыгали-то не их. Все это время урод униженно просил прощения. Кулаки Коржика разжались.
        Он снял брюки и протрезвевший урод застирал их под краном.
        После этого было уже не до пива и Коржик ушел домой. Правая штанина была мокрой и прилипала к ноге. Он почему-то не догадался зайти в ближайший магазин и купить себе сухие штаны. Стояла поздняя осень, температура стремилась к нулю. Коржик изрядно замерз, пока добрался до своей общаги на Соколе. По пути для сугреву пришлось купить и выпить чекушку коньяку. Это помогло не заболеть, но впечатление от пивбара осталось самое мерзкое. Больше он туда не ходил.
        И вот он опять здесь. Столы в зале заранее поставили подковой. Получилась свадебка. В центре сел Толян. Все ломанулись занимать места рядом. Только Коржик не стал спешить и сел от него через пять или шесть человек. Его положение теперь не зависело от того, насколько близко он сядет к боссу. Он сделал хорошую работу, которую нельзя не оценить.
        По деревенскому обычаю, каждый должен был сказать тост. Коржик прикинул, что пока очередь дойдет до него, все будут уже изрядно поддатыми и можно будет отделаться похабной шуткой в виде тоста.
        Начал Толян. Поздравил всех с Новым годом, сказал об успехах конторы и пожелал коллективу сплочения и целеустремленности. Получилось трогательно и пафосно одновременно. Вполне в комсомольском духе. По возрасту он еще должен был захватить членство в ВЛКСМ. Все выпили. Толян передал эстафету Замутдинову, еще раз представив его как главного по бизнесу. «Значит, - подумал Коржик, - мою справку он еще не читал и диск не слушал».
        Замутдинов с полным бокалом зачем-то обошел весь стол, зашел внутрь подковы и начал величальную Толяну. Затем, заканчивая тост, обернулся ко всем и с пафосом сказал:
        - Мы пришли, чтобы повести вас в плавание по морю бизнеса!
        Народ скривился, как от кислого яблока.
        - Морской Сусанин, - вполголоса пробормотал Саша Шлыков.
        Раздались жидкие аплодисменты. Хлопали по большей части Моколь и Толстый Гриша. Толяну тост не понравился. «А ты тогда зачем нужен, если он будет вести нас „по морю бизнеса"?» - хотелось спросить Коржику у Толяна.
        Когда подошла очередь Коржика, он переделал на тост матерную частушку, которую на ходу нашел в КПК. Все захохотали.
        Но главное веселье было еще впереди. Бухгалтерша Людмила, женщина крупная и страшноватая, приготовила всем символические подарки со стихами, сочинять которые она была большая мастерица. Сначала она читала стих, потом вручала подарок. Стих строился просто - перечислялись достоинства человека, а потом говорилось, какой ему за это полагается подарок.
        Начало своего стиха Коржик пропустил, потянувшись за дальней закуской. Услышал только:
        - … и речист он, и ретив - Получи презерватив!
        Народ попадал в салаты от хохота. Людмила протянула Коржику картонную коробочку.
        - Сергей! - перекричал общий шум Толян. - А ведь она к тебе неравнодушна! Отдаться хочет!
        - Спасибо, дорогая! - сказал Коржик, взяв коробочку. - Давай используем это вместе.
        Людмила состроила гримасу, говорившую, что она не согласна без предварительных условий.
        Халдеи из-за спины без устали подливали вина в бокалы. Бутылки они обмотали полотенцами, чтобы нельзя было прочитать этикетки. Коржик помнил, что заказывали красное сухое французского производства. Вначале так оно и было. Но теперь вино тянуло в лучшем случае на молдавское, а то и вовсе на грузинское. Но всем уже было все равно. Коржик ничего не имел против хороших молдавских вин, но красные грузинские не любил. Обычно они были едкими, как кислота, и от них у него всегда случалась изжога. Пришлось перейти на водку, потому что коньяк уже закончился.
        Начались танцы под радиолу, потом перекуры, потом перемена блюд, новые тосты и опять танцы. Народ на перекурах втирал Толяну за бизнес. В основном все говорили, какие они выдающиеся бизнесмены, но на прежней работе у них не было ресурса, с которым можно развернуться - нефти, газа, металла, железнодорожного тарифа, бюджетных денег, госзаказов и подобных приятных вещей. Самое интересное, что они верили в то, что говорили, в свои способности то есть. «Да с такими ресурсами любой придурок стал бы Ходором или Фридманом, - хотелось вмешаться Коржику. - Ты попробуй сделать бизнес на ровном месте, когда из всех ресурсов есть только говно! .
        Но он молчал. И Толян, и он понимали, что это им не под силу. Как и Коржику, впрочем. Иначе они не были бы клерками.
        На очередной дамский танец Коржика пригласила Лариса.
        - Какие дальнейшие планы? - спросила она, прижимаясь к нему.
        - Пока не определился, - ответил он. - А что, есть предложения?
        - Поехали ко мне, - сказала она ему в плечо.
        Она несколько стеснялась. «Вот и настал час расплаты, - подумал Коржик. Это как раз то предложение, от которого нельзя отказаться. То есть можно, но не следует».
        - Поехали, - согласился он, постаравшись придать своему голосу весь возможный энтузиазм.
        Нельзя сказать, чтобы она была ему неприятна, но и особого влечения к ней он не испытывал. Коржик не думал, что она стала бы строить против него козни, если бы он отказался. Но она уже несколько раз прикрывала его перед Толяном, когда тот готов был спустить собак за срыв графика поставок, и Коржик чувствовал себя обязанным.

«Я справлюсь», - сказал он себе. Ему даже стало весело и любопытно, как все произойдет. Это была отвязная веселость, когда вдруг все становится нипочем и человек готов делать разные глупости, от которых на трезвую голову непременно отказался бы.

30
        После вечеринки они вместе сели в такси, дежурившее у ресторана. - Нам по пути, - сказала Лариса кому-то из сослуживцев.
        Коржик был уже изрядно пьян и никому ничего не говорил. Они ехали минут двадцать. Все это время он одной рукой для приличия обнимал Ларису, а другой набирал сообщение жене, что вся компания едет с ночевкой на Толянову дачу. К концу поездки ему удалось отправить сообщение. Он облегченно вздохнул и отключил телефон.
        Он всегда избегал толстых женщин, хотя и слышал поговорку, что хорошего человека чем больше, тем лучше. Но то человека, а то - женщины. Он не трахал человеков, а только баб. И даже просто пышки внушали ему некоторое опасение.
        Ларису нельзя было назвать толстой, она была именно пышкой. Вспомнились давние слова одного приятеля: «Но ведь кто-то же ее трахает. Почему это не можешь быть ты?»
        Действительно, почему бы и не попробовать? С худыми все ясно - тут талия, там - все остальное. В смысле, главное. А вот как обстоят дела у женщин без талии?
        Коржику стало весело и он начал напевать «Не покидай меня, любимый». Водитель с подозрением оглянулся - не пидор ли? Лариса дернула его за рукав:
        - Перестань!
        Его разбирал смех.
        - Тогда другую, - сказал он.
        И затянул «Я, я яблоки ела».
        - Хватит, - зашипела Лариса.
        - Ну, вам не угодишь, - сказал Коржик и начал петь совсем уж древнюю «За мои зеленые глаза называешь ты меня глазуньей». Этот лубок в псевдонародном стиле должен был понравиться всем.
        Водитель больше не оглядывался - он понял, что Коржик прикалывается. Лариса отвернулась к окну. «Интересно, - подумал Коржик, - она ненавидит эти песни так же, как и я? Или они ей нравятся, а мое исполнение ее коробит?» Ему почему-то хотелось, чтобы верным оказалось последнее.
        Наконец они добрались до места. Коржик рассчитался, и они вышли из машины.
        - С тобой нельзя ездить в такси, - недовольно сказала Лариса.

«Кажется, дамочка начинает предъявлять на меня права, - подумал Коржик. - Не рановато ли?»
        - Поверь мне, - сказал он, - в общественном транспорте в подпитии я еще хуже. Там я начинаю приставать к женщинам и со всеми братаюсь…
        Они направились к подъезду. Лариса жила в сталинке. Не такой помпезной, как на Садовом, но все же в сталинке. Кодовый замок не работал, дверь была лишь слегка прикрыта. Консьержка отсутствовала. На лестнице пахло мочой. «Не хватало еще в говно вступить», - подумал Коржик с опаской.
        - Почему вы не почините замок?
        - У нас тут наркоман живет, его дружки все время ломают.
        Квартира была трехкомнатная, она досталась Ларисе от родителей, которые перебрались в загородный дом. Она жила вдвоем с сыном-школьником. Он уже спал. Коржик подумал, что если вдруг не спит, то должен слышать, что мать пришла с чужим дядей.
        Если бы на его месте был сам Коржик, то это могло бы дать толчок развитию эдипова комплекса. К счастью, он рос в полной семье и комплексов у него не было. Во всяком случае, заметных.
        Прошли на кухню.
        - Чаю? - предложила Лариса.
        - Давай.
        Пока пили чай, он немного протрезвел.
        - А хорошо тебя Людмила поздравила! - вдруг вспомнила Лариса и засмеялась.
        - Ты думаешь, я действительно заслуживаю такого подарка?
        - Нет, конечно. Она просто хотела обратить на себя внимание. Вам, мужикам, пока прямо в глаза не влезешь - вы и не посмотрите.
        - Есть немного, - согласился Коржик.
        Он постоянно забывал, что теткам надо говорить комплименты. Мужикам мелочь, а им приятно. Не потому ли так обильны на комплименты старики? Они поняли это, да уже поздно.
        Захватив бутылку шампанского, они перешли в комнату Ларисы. Она включила телевизор на минимальной громкости. Коржик нашел какой-то спутниковый канал, где крутили Мэрлина Мэнсона и прилип к экрану. Лариса ушла курить на балкон. Мэнсон был хорош - в бесовском костюме, с металлическим голосом и жуткой раскраской на теле. Эстетика безобразного во всей красе.
        Потом Лариса вернулась, села рядом и положила голову ему на плечо. Он обнял ее одной рукой и продолжал смотреть телевизор. Он не знал, нравится ли ей такая музыка, и не хотел знать. Он также не хотел знать, кем был ее муж и где он сейчас, не хотел рассказывать, кто его жена и какие у них отношения. В Мэнсоне был драйв, а в таких разговорах драйва не было. Одна только скука.
        Программа закончилась, и они по очереди отправились в душ. Потом забрались под одеяло. Потом «сделали любовь», как говорят американцы. Опасения Коржика подтвердились - Ларисы было слишком много, гораздо больше, чем ему требовалось. Это было неинтересно. Иногда в разгар страсти он представлял себя со стороны, и ему становилось смешно. Ей очень нравилось целоваться с языком, но изо рта у нее пахло дымом, а Коржик не курил. Ему вспоминались сновидения, где он опять видел себя курящим через много лет после того, как бросил. Это было как оживший кошмар.
        Утомленные «деланьем любви» они уснули.
        В шесть утра Лариса его разбудила - пора уходить, пока сын не проснулся. Он ненавидел эти ранние уходы, когда еще хочется спать.
        Коржик вышел из подъезда и подумал, что второй такой встречи, наверное, не будет. Если, конечно, она не станет на ней сильно настаивать.
        И еще он подумал, что если ее раньше трахал Толян, а сегодня - он, то они с Толяном стали вроде бы как родственники. Или нет? Во всяком случае - не совсем чужие друг другу. И если с Толяном вдруг что-нибудь случится, то и он, как дальний родственник, будет иметь право на часть его наследства. Он согласен даже, чтобы это была небольшая часть.

«Нужно будет проконсультироваться у юриста», - подумал он.

31
        В январе обстановка в офисе изменилась. Это почувствовали все. Замутдинов уже не бегал по коридорам с зажатым в мозолистой руке телефоном, и не отдавал распоряжений продавать и покупать все на свете. И телефон у него звонил уже не так часто. Он подавленно сидел за своим столом и кнопил новый ноутбук. А Моколь сидел напротив и кнопил свой. Коржик видел их унылые лица, когда проходил по коридору мимо. На обед они теперь приходили не в числе первых, а ждали, пока схлынет основной поток. Если повариха звала их в начале трапезы, они отказывались, ссылаясь на занятость. Казалось, они чего-то ждали. Коржик знал чего - решающего разговора с Толяном. Но тот их все не вызывал.
        Они подолгу курили на лестнице и о чем-то шептались. Когда Коржик проходил мимо, они провожали его угрюмыми взглядами. Замутдинов перестал не только трясти его руку обеими своими, но даже и просто кивать. Они не видели Коржика в упор.
        Коржику от этого было ни холодно ни жарко. Он знал, что их уже здесь не было. На лестнице стояли только их тени. Плавать по морю бизнеса им придется в другом месте.
        И настал день, когда они исчезли вовсе - тихо и незаметно, как исчезают весной засохшие мухи, пролежавшие всю зиму между рамами. Он задержался с утра на пару часов и не видел, как все произошло. Их столы стояли пустыми, а компьютерщица складывала новые ноутбуки в коробки. Она повезла их обратно в магазин и сдала со скидкой. Деньги отдала Ларисе. Толян позвонил на охрану и распорядился Замутдинова и Моколя больше не пускать. Коржик ожидал, что он вызовет его к себе и поблагодарит за работу. Выдаст, например, премию или отметит как-то по-другому - хотя бы вымпелом или почетной грамотой.
        Но этого не произошло. Как и раньше, он занимался трубами и цементом. А отношение Толяна к нему стало даже более прохладным, чем прежде. Коржик недоумевал. Он не мог понять, в чем дело. А потом вдруг до него дошло. Толяну было неудобно, что он так легко позволил почти что обвести себя вокруг пальца. Такой крутой бизнесмен, а тут так лоханулся. А он, Коржик, с одной стороны, удержал его от этой сделки, но с другой - был этому свидетелем. Поэтому ждать благодарности не приходилось.
        Толян занялся поисками нового фаворита. К старым у него возврата не было. Лучшее, на что все они могли рассчитывать - что их не уволят.
        Но Коржик все еще надеялся замутить с ним совместный бизнес и пока не уходил из конторы.

32
        Однажды, пребывая в благодушном настроении, Коржик решил, что работает у Толяна уже долго и может попросить кредит. Он выбрал момент и зашел к нему в кабинет. Момент оказался неудачным. Толян как раз отправлял очередной платеж по модему через свой чухонский банк.
        - Анатолий, - сказал он, испытывая некоторую неловкость, просить всегда неловко, - тут такое дело - хочу машину сменить. Ты не мог бы одолжить мне денег?
        Толян заерзал в кресле, как будто там вдруг обнаружилась кнопка или шило.
        - Нет, Сергей, - сказал он, - сейчас с деньгами напряг. Не получится.
        И он развел руками, как бы подтверждая свои слова. При этом он избегал смотреть Коржику в глаза.
        Тот не ожидал отказа. Кровь прилила ему к лицу, и он почувствовал, что щеки стали горячими:
        - Да мне немного и надо… - продолжал уже он по инерции.
        Он думал, что Толян спросит о сумме, а потом скажет, что столько сейчас у него нет и предложит втрое меньше. Но тот решил вообще ничего не давать.
        - Сережа, кранты сейчас с финансами, - соврал Толян, не смигнув. - Сам занимаю у партнеров. И не знаю, когда отдам. Не могу.
        Коржику стало обидно за себя и стыдно за него. «Я же тебя, блядь, удержал от покупки батареечного завода. Где бы ты сейчас был, если бы Замутдинов тебя окрутил? А ты жалеешь мне несколько несчастных тысяч, да и то в долг. Жлоб ты хренов!» А вслух сказал:
        - Ну, а справку для кредита можешь дать?
        - Это пожалуйста, - обрадовался он. - Скажи в бухгалтерии, пусть составят, а я подпишу.
        Коржик вышел из кабинета, наткнувшись плечом на дверной косяк. То, что произошло, было невероятно. Человека, придумавшего столько финансовых схем, ведущего такой обширный бизнес, заклинило на мелочи. «Вот поэтому ты, Толян, и не олигарх, - подумал он, - мелочность мешает. Хотя с твоей энергией ты давно уже мог бы им стать».
        Справку для него бухгалтерши составили, а Толян подписал. Коржик прочитал ее внимательно и понял, что это филькина грамота. Она была дана от «Метпрома», где он не числился, и соответствующей записи на этот счет у него в трудовой не было. Случись чего, банк по такой справке легко мог бы обвинить его в подлоге и мошенничестве.
        Он скомкал ее и бросил в корзину. Посмотрел в окно. По Тверской, как всегда, текла праздная толпа. Кредит накрылся, идти в банк было незачем. А ему хотелось еще раз увидеть банковских клерков, хоть он их и не любил.

«А вот интересно, - подумал он, - как все могло бы выглядеть, если бы заменить клерков в банке на бомжей?». И фантазия нарисовала ему такую картину.

33
        Грязная и вонючая толпа запрудила утром центральные улицы. Опухшие мужики и такие же тетки с разбитыми харями нетвердой походкой, натыкаясь друг на друга, разбредались по своим офисам. Некоторые, трясясь от утренней прохлады и похмелья, подбирали бычки с тротуара и жадно закуривали. Другие судорожно рылись по карманам в поисках мелочи на пиво и трясли слипшимися космами, полными вшей. Многие надсадно кашляли, и нормальные граждане шарахались от них в сторону.
        Иногда исчерпавшие свой жизненный ресурс экземпляры падали на тротуары и тут же помирали. Дворники оттаскивали их за ноги в сторону и накрывали грязной мешковиной. Из-под нее торчали до крайности стоптанные башмаки, порой разного цвета и размера.
        День стоял безветренный, и дышать рядом с ними было тяжело.
        Коржик зашел в кредитный отдел известного банка. За столом сидел еще молодой засаленный тип с багровым от пьянства лицом. Вонь в кабинете не поддавалась описанию. Коржик надел приготовленную заранее марлевую маску, обильно пропитанную одеколоном. Он знал, куда шел.
        Клерк уставился на него мутным бессмысленным взглядом. Коржик не был похож на своего - чисто одет, свеж и не вонял. Он огляделся по сторонам и икнул. Наверное, вспомнил, кто он и где находится. Затем протянул Коржику грязную руку с черными ногтями. Тыльная сторона ладони была почему-то ярко-розовой с синеватыми разводами, и кожа на ней шелушилась. Коржик натянул резиновые кухонные перчатки, в каких жена обычно мыла посуду, и сердечно пожал его руку обеими своими, как давнему знакомому, которого давно не видел. Может, он и был давним знакомым? Не его ли он видел месяц назад между электричками? Тот собирал бутылки в большую клетчатую сумку. А сейчас - вона где! Поднялся человек! Вот что делают энергия и целеустремленность. Да еще если знать английский и получить MBA. Или это был не он?
        Они сели. Клерк посмотрел на Коржика умоляющим взглядом, как будто тот должен был о чем-то догадаться, и с трудом выдавил из себя сипящим голосом:
        - Вам чего?
        Коржик догадался. Он достал из кармана жестянку холодного пива, купленную по пути, и подвинул к нему. Тот схватил ее, ловко сорвал пробку и стал жадно пить. Нет, не пить, а просто лить себе в глотку, даже не глотая. Когда пиво закончилось, он еще некоторое время не закрывал рот, в котором не было половины зубов, ловя последние капли. Потом смял банку и бросил в корзину. Промахнулся. Перевел дыхание.
        - Спасибо! - сказал он уже более внятным голосом.
        Зашла еще не старая бомжиха-секретарша и принесла с собой волну новой, другой вони. Поставила перед ними чашки с чаем. Клерк с отвращением посмотрел на чай и отодвинул его в сторону, а Коржик к своему даже и не притронулся.
        - А еще есть? - спросил он и заговорщицки подмигнул Коржику подбитым глазом.
        Коржик достал из другого кармана еще одну банку с пивом. Клерк радостно ухмыльнулся. Эту банку он пил не спеша, делая глотки, как все нормальные люди. Глаза его были полузакрыты. Казалось, что он совсем забыл о Коржике и витает где-то далеко, в краю пивных рек. Временами он принимался что-то искать в голове грязными пальцами, а поймав, давил на столе ногтем и стряхивал на пол. Коржик отодвинулся подальше.
        - Не бойся, - успокоил он, перейдя на «ты». - Это вши. Они не опасны.
        И после очередного глотка продолжил:
        - Ты не поверишь, но лет десять назад прошел слух, что они полезны от болезни Боткина. Все стали их искать. А у кого они были? Только у нас. Так к нам чуть ли не очереди стояли. За пару-тройку вшей в спичечном коробке на две бутылки водки давали. Смех да и только!
        Он опять отхлебнул из банки:
        - Так ты за чем пожаловал?

«Он уже обращается ко мне как к старому знакомому, - отметил Коржик. - Это хороший знак, шансы увеличиваются».
        - Кредит бы взять, - сказал он.
        - Кредит? Это денег взаймы, что ли?
        - Да.
        - И много?
        - Тысяч пятнадцать.
        - Ого! Рублей?
        - Каких, к черту, рублей? - не выдержал Коржик его тупости. - Долларов!
        - Долларов! - протянул он и почесал свою вшивую и плохо работающую репу. - А зачем тебе столько?
        - Машину купить.
        - Иномарку, небось?
        - Да!
        - Живут же люди, - с завистью сказал он. - Я тут штаны не могу купить, а они - машину. Могут себе позволить.
        Коржик промолчал.
        - Нет, правда, - продолжал он. - Мне штаны знаешь как нужны! Хоть какие-нибудь.
        Он понизил голос почти до шепота и наклонился вперед:
        - Я тут это, - он замялся, - ну, как сказать? В общем, обосрался немного позавчера. По пьяни, конечно. Штаны теперь воняют. Неудобно. Женщины же вокруг. Что делать - ума не приложу. Хоть это, на работу не ходи прямо, - он аж вспотел от такой длинной речи.
        Коржик ничего не мог ему подсказать, хотя и понимал его проблему. Она все явственнее пробивалась сквозь надушенные слои марлевой маски. А глаза так и вовсе начинали слезиться. Но не от сочувствия, а от вони. Он пожалел, что не захватил с собой очки для плавания, в которых ходят в бассейн. Правильно кто-то сказал, что чужого горя не бывает.
        - А жопу помыть не пробовал? - спросил он.
        - Где же мне ее помыть? - вопросом на вопрос ответил тот. - Я живу на улице. Там, если ты заметил, душевых нет.
        Длинный разговор с похмелья, наверное, утомил кредитного инспектора. Он замолчал, уронил вшивую голову на грудь и стал пускать пузыри.
        Он спал. Сон его был, скорее всего, тяжелый. Он вздрагивал и иногда принимался тонко скулить. Порой он издавал нечленораздельное бормотание, в котором угадывался мат и просьба не бить по голове. Он перед кем-то оправдывался. Не перед своим ли начальством на заседании кредитного комитета?

«Интересно, как выглядит его начальник? - подумал Коржик. - Он воняет больше или меньше? И не мучают ли его похожие проблемы со штанами и другой какой одеждой?
        - Ну, так как насчет кредита? - громко напомнил он о себе.
        Клерк вздрогнул и проснулся:
        - Какого кредита?
        Он уже все забыл.
        - Моего кредита.
        - А ты кто?
        - Заемщик.
        - А я кто?
        - Банковский клерк, блядь! Средний класс, можно сказать. Low middle, если быть точным.
        Он хлопнул себя ладонью по лбу и хрипло рассмеялся:
        - Вспомнил! Ага, точно! Так это я выдаю кредиты?
        - Верно.
        - Ну, тогда справку давай! - в голосе его появилась важность.
        Коржик протянул ему ксерокопию справки и паспорта. Не мог же он отдать в его вонючие лапы оригиналы. Но тот и не настаивал.
        Он стал изучать справку, раскачиваясь в кресле, которое было снабжено опцией качалки. Где-то Коржик уже видел это раскачивание. Кажется, так делал его прежний начальник, когда Коржик сам еще работал в банке. И очки у него были точно такие же - в тонкой золотой оправе. Странное сходство.
        После продолжительного изучения бумаг, во время которого клерк пару раз начинал клевать носом и едва не заснул, он вернул их Коржику.
        - Нет, - резюмировал он, - не получится.
        - Почему?
        - Ну, в наше трудное время, когда многим не хватает на штаны, покупать иномарки - это, знаешь ли, выглядит вызывающе.

«Взятку давит», - понял Коржик.
        - А если я принесу тебе штаны?
        - Тогда мы рассмотрим вопрос под другим углом.
        Осознание собственной важности заставило его говорить о себе во множественном числе.
        - И?
        - Возможно, решим положительно.
        - Тогда я завтра утром буду здесь со штанами.
        - Ждем, - важно кивнул тот.
        Они опять обменялись рукопожатиями. Хорошо, что Коржик не снял резиновые перчатки, хоть руки в них и порядочно вспотели.
        Уже от дверей он обернулся:
        - А у тебя какой размер?
        - Если бы я знал, - развел тот руками. - В какой влезу.
        Коржик на глаз прикинул, что размер у бомжеского клерка примерно, как у него самого. Это хорошо, старые джинсы должны подойти.
        Когда он вышел на улицу из провонявшего бомжами банка, ему показалось, что самое прекрасное, что есть на свете - это свежий воздух. Он долго стоял на ступеньках и не мог им надышаться.
        На следующий день он вернулся в банк со штанами в пакете, но бомжей там уже не было. Вместо них сидели обычные банковские клерки - чистые, аккуратные и хорошо пахнущие. Дышалось легко и свободно. Они показались Коржику милейшими ребятами.
        В кабинете, где он был накануне, сидел совсем другой человек. Было видно, что со штанами у него нет никаких проблем. А жаль. Вчерашняя договоренность потеряла силу.
        Коржик вышел на улицу и бросил пакет в урну. Вчера дышалось тяжело, но было веселее.

34
        Нефтяники рассчитались с Толяном за трубы и цемент составом дизтоплива. Целых две тысячи тонн. Могли заплатить деньгами, но он прикинул, что от продажи дизтоплива выручит больше.
        - Продавай, - сказал он Коржику.
        - Но я раньше нефтепродуктами не занимался, - сказал тот.
        - Все когда-нибудь делаешь впервые.
        Коржик стал искать покупателей. Обзвонил знакомых трейдеров - никому дизтопливо не требовалось. Толян наседал.
        - Нашел покупателей? - спрашивал он по нескольку раз на дню.
        - Нет.
        - Ищи активнее.
        Коржик обзвонил просто знакомых по бизнесу - результат был тем же. Толян не отставал. Коржик пошел обзванивать по третьему кругу.
        И тут покупатель нашелся. Маленькая фирмочка хотела купить дизтопливо для своих партнеров в регионе.
        - Отлично! - обрадовался Толян. - Зови их сюда.
        - Я их не знаю, - предупредил Коржик. - Может, не стоит?
        - Надо на них посмотреть, - решил Толян.
        На приглашение Коржика в офис явились два ботаника, один из которых был в очках, повадки имели интеллигентные. Коржик подумал, что если бы их нужно было сравнить с овощами, то один напоминал бы тыкву, а другой - сельдерей. Главным был Сельдерей. Он сел напротив Толяна и долго втирал ему, какая они надежная и солидная фирма и какие у них замечательные партнеры в провинции. Они даже работают с тамошней городской администрацией, а та рассчитывается с ними собственными векселями, вот как. Толян стал скучать.
        - Отлично, - прервал он Сельдерея, - платите деньги и забирайте.
        Тот замялся:
        - У нас нет всей суммы.
        Примерно такого ответа Коржик от них и ожидал.
        - А сколько у вас есть? - спросил Толян.
        - Третья часть.
        - Плохо. А остальные когда будут?
        - Равными долями в течение двух месяцев, - ответил тот цитатой из типового договора, глядя на Толяна и Коржика чистыми голубыми глазами. - По мере реализации.
        Коржик кашлянул и выразительно посмотрел на Толяна. «Может, не надо?» - спросил он его взглядом. Но Толян решил иначе. Ему срочно нужно было заткнуть две дыры, возникшие на других направлениях бизнеса, а денег не было. Обычное для него дело. Он привык лавировать и выкраивать деньги то там, то здесь, перебрасывая потоки на наиболее тревожные участки.
        - Готовь договор, - велел он Коржику.
        Овощи довольно переглянулись. Когда они ушли, Коржик еще раз попробовал отговорить Толяна:
        - Анатолий, я этих ребят не знаю, дела с ними не имел. Они всего лишь знакомые моих знакомых.
        - Как о них отзываются?
        - Вроде, неплохо.
        - Чего еще надо?
        - Много чего. Они будут продавать дизтопливо не сами, а через партнеров, которые нам совсем не известны.
        - Рискнем. Других покупателей все равно нет.
        - Тогда я тут ни при чем.
        - Ладно.
        На следующий день ботаники явились для подписания договора. Сельдерей вынул из кармана деревянную коробочку, достал из нее «паркер» и подмахнул договор длинной витиеватой подписью, в которой при желании можно было разглядеть охоту чукчи на моржа или прибытие поезда на крытый перрон Киевского вокзала. Еще по ней можно было бы гадать на судьбу - так много линий и загогулин она содержала, гораздо больше, чем левая ладонь. Коржику показалось, что судьба из подписи вырисовывается геморройная.
        Так оно и получилось.
        Первый платеж поступил от них исправно, и состав с цистернами нехотя поехал по указанному ими адресу. Толян и Коржик стали ждать остальных денег.
        Последующие платежи сначала поступали по графику, но потом волшебным образом суммы стали уменьшаться, а промежутки между ними - увеличиваться.
        - Где деньги? - спрашивал Толян у Коржика.
        - Где деньги? - спрашивал Коржик у Тыквы.
        Он общался с Тыквой, потому что знал его домашний, рабочий и мобильный, а Сельдерей сразу соскочил с контактов, и Тыква говорил, что тот все время в разъездах.
        - Деньги будут! - бодро отвечал Тыква, - просто случилась небольшая заминка. Сезонность платежей и все такое.
        Коржик не очень понимал, что такое сезонность платежей, но надеялся, что все вот-вот образуется.
        Но наступил день, когда платежи вообще встали. И Тыква стал отвечать уже не на все звонки, как раньше, а только через раз.
        - Собирайся в командировку! - распорядился Толян. - И одного из этих пидоров захвати. Какой тебе больше нравится.
        - Мне пидоры не нравятся, - сказал Коржик.
        Но поехал с Тыквой, потому что телефон Сельдерея не отвечал.
        - Завтра мы должны выехать! - сказал он Тыкве.
        - Может, на той неделе?
        - Нет, завтра, - был непреклонным Коржик. - Покажешь мне своих партнеров. Возьми два билета в СВ.
        На следующий день он задержался в офисе. Поезд отправлялся в восемь вечера и возвращаться домой не имело смысла. Осталась и Татьяна. Она тихо что-то кнопила на компьютере, а он лазил по интернету. Обычно она рвалась домой, а тут сказала, что у нее срочная работа. Срочная - так срочная, он не стал вникать.
        Ему не хотелось ехать, трястись всю ночь в поезде, пусть даже и в СВ. В интернете делать тоже особенно было нечего. Новости, порнуха, политика, попса. Сиськи-письки, в общем. Он вставил в дисковод фильм с Ал Пачино и стал смотреть его в наушниках.
        По коридору пробежал Толян.
        - На взводе? - спросил он, увидев Коржика через открытую дверь.
        - Да.
        - Давай. Без денег не возвращайся.
        Прозвучало это как шутка, но не совсем. «Иди в жопу, - подумал Коржик, - я тебя предупреждал».
        За час до поезда он вызвал такси и поехал на вокзал. Приехал как раз к началу посадки. Тыква уже ждал его на перроне. Он протянул билет. Коржик и не подумал отдавать деньги. Перебьется. Если бы не он, никуда ехать и не пришлось бы.
        В вагоне было жарко натоплено. Когда поезд тронулся, они пошли в ресторан. Идти пришлось далеко.
        - Если есть вагон-ресторан, - пошутил Коржик, - то должен быть и вагон-туалет.
        - Хорошо, что их нет, - возразил Тыква, - проходить через них было бы тяжелее.
        Коржик представил, как они пробираются через несколько вагонов-туалетов подряд, и был вынужден согласиться.
        В ресторане они долго раскачивались над столиком, пили коньяк и закусывали дерьмовой железнодорожной едой. Тыква втирал ему за жизнь и бизнес, а он думал, где официанты и повара моют посуду и руки, и моют ли вообще. Так ничего и не придумав, решил, что лучше на этом не зацикливаться.
        Коржик знал, что с должниками лучше не разговаривать на отвлеченные темы, иначе к ним невольно возникает расположение и требовать денег с прежней решимостью становится неудобно. Все общение лучше сводить к двум вопросам: «Сколько денег ты должен?» и «Когда отдашь?» А после этого - сразу в лоб. Но так получалось не всегда.
        В ресторане тоже заплатил Тыква, хотя и ерзал. «Плати, урод! - подумал Коржик. - Нечего было пальцы перед нами топырить с деревянным „паркером"».
        В купе было душно, и ночью Коржику приснилось, что они едут в поезде, состоящем из одних вагонов-туалетов. Тыква прячется по разным кабинкам и ему нужно того обязательно найти, а то денег не будет.
        Во всем поезде они одни, Коржик дергает разные двери, но там только унитазы и капает вода. А Толян в форме проводника то и дело появляется откуда-то сзади и сурово спрашивает.
        - Нашел?
        - Нет.
        - Ищи!
        Коржик боится, что Тыква мог где-нибудь сойти, хотя они едут без остановок.
        - Тыква, - говорит он, как будто разыскивает кота, - хороший мой, иди сюда. Ты где?
        Но в ответ только стучат колеса и где-то хлопают двери. По радио все время крутят одну и ту же частушку.
        «Ехали цыгане - хрен догонишь,
        А догонишь - тоже хрен возьмешь,
        А у них гитара - хрен настроишь,
        А настроишь - тоже хрен поймешь».
        Песня почему-то кажется ему очень жалостливой, и он плачет, представляя себе чью-то безнадежную погоню за цыганами и за их гитарой. Ему кажется, что если бы гитару все-таки настроить, жизнь сразу пошла бы по-другому - ровно и радостно. Но все попытки тщетны. Хитрый Тыква знает, как догнать цыган и настроить гитару, но продолжает прятаться в туалетах.
        Так в слезах от песни он и проснулся. Лицо было сухим - все приснилось. Но до чего же явственно. Не иначе, коньяк был фальшивым. Он еще вчера показался Коржику подозрительным.
        Поезд подъезжал к городу. За окном было еще темно.
        - Уже Тамбов? - спросил он.
        - Это Саратов, - поправил Тыква. - Ты в разговоре с ними не перепутай, а то они обидятся.
        - Да я хрен ложил на их обиды, - сказал Коржик. - Деньги пусть отдадут, потом уже обижаются.
        Тыква промолчал.
        На привокзальной площади они взяли такси и поехали завтракать.
        - Где тут получше? - поинтересовался Коржик.
        - В гостинице «Центральная» вроде неплохо.
        В ресторане гостиницы посетителей еще не было. Сонные официантки меняли залитые вином и засыпанные пеплом скатерти.
        - Это надо было сделать еще вчера, - раздраженно сказал Коржик одной из них. Та промолчала. Они сели за стол с чистой скатертью. Долго изучали меню. Есть вчерашнюю еду не хотелось. Заказали омлет - его не разогреешь. Но они ошиблись. Принесли что-то коричневое и плоское, холодное внутри. Похоже, повар вчера бухал вместе со всеми. Кофе тоже был отвратительный. До открытия офиса Тыквенных партнеров оставался еще час. Брать номер глупо, тем более, что вечером уезжать.
        Они завтракали не спеша. Коржик осматривал зал. Красные бархатные шторы, непременный фикус в кадке, высокий потолок с лепниной и тяжелой люстрой. «Кто-то же сюда ходит, - подумал Коржик, - и на следующий день вспоминает, как хорошо вчера провел время».
        Офис у Тыквиных партнеров был большой. Много кабинетов, охраны и сотрудников. Только туалет странный - чтобы подойти к унитазам, надо было подняться на две ступеньки вверх. Это придавало процессу некоторую торжественность. На улице стояли два импортных микроавтобуса. Как не поверить в платежеспособность такой фирмы? Если бы не одно «но». Они Толяну были ничего не должны. Они были должны этим овощным клоунам, а Коржик, и Толян вместе с ним, не знали, какие между теми отношения и кто реальный должник по актам сверки.
        Они прошли к директору. Директор был молодым, розовощеким, полным позитивной энергии.
        - Когда отдадите деньги? - мрачно спросил Коржик.
        - Не волнуйтесь, отдадим! - заверил его директор. - Вот только администрация города нам заплатит, и мы тут же вам все перечислим.
        - Вы отдали дизтопливо администрации?
        - Да.
        - В долг?
        - Выходит, так.
        Блядь, но зачем?! В долг Толян и сам мог его отдать, и гораздо ближе. Не надо было бы целую ночь ехать на поезде. Коржик посмотрел на Тыкву с желанием его придушить и засунуть под стол. Тот отвел взгляд.
        - Когда администрация вам заплатит?
        - В начале следующего квартала. Длинноногая секретарша в джинсах с красивой жопой принесла чай.
        - Вы не думайте, мы очень солидная фирма, - продолжал втирать начальник. - У нас есть собственная нефтебаза, сеть заправок, мы строим коттеджи. Вот Виктор, - он кивнул на Тыкву, - вам все покажет. Я сейчас распоряжусь насчет машины.
        Виктор-Тыква долго возил Коржика по городу, показывая заправки, тянул знакомиться с их начальниками, а потом потащил на нефтебазу.
        До нее пришлось ехать минут сорок. На окраине какого-то поселка торчал пяток резервуаров, покрашенных серебристой краской.
        - Тут все дизтопливо, - сказал он, - в этих резервуарах, никуда не делось.
        Резервуары были непрозрачными, и Коржик не мог видеть, тут ли оно на самом деле. Может, здесь, а может, и нет.
        - Здесь! - подтвердил начальник нефтебазы, старый пенек совкового типа, - примерно, половина еще осталась.
        Они пили водку у него в кабинете и закусывали колбасой. Он травил замшелые анекдоты.
        - Какая общая емкость резервуаров? - поинтересовался Коржик, хотя это и было ему ни к чему. Просто надоело слушать бред пенька.
        - Двенадцать тысяч тонн, - гордо ответил тот.
        На обратном пути машину занесло, развернуло поперек движения и вынесло на встречную полосу. Хорошо, что в этот момент дорога оказалась почти пустой. Все пережили несколько неприятных минут, пока неуправляемая «нексия» изображала из себя балерину в кружении. Коржик посмотрел в окно - голый блестящий лед, хоть на коньках катайся. «Деревня, - подумал Коржик про местные власти, - дороги надо посыпать!»
        В довершение программы Тыква захотел показать Коржику местную достопримечательность.
        - Сверни к набережной, - попросил он водителя.
        Тот резко крутанул руль, и вскоре машина оказалась у потрепанного теплохода, который вмерз в лед у берега, пришвартованный на зимнюю стоянку.
        - На этом судне умер Василий Шукшин! - гордо объявил Тыква и посмотрел на реакцию Коржика.
        Тот уже был сыт по горло культурной программой.
        - Да ты что? - откликнулся он с деланым интересом.
        - Да!
        - Давай выйдем, - предложил Коржик. - Хочется рассмотреть поближе.
        Они вышли, подошли к теплоходу. Стало видно неровности много раз ремонтировавшейся и красившейся обшивки.
        - А в какой каюте?
        - В шестой, кажется. Вон в той, - он показал на иллюминатор.
        Коржик посмотрел на Тыкву в упор и выдержал паузу.
        - А теперь слушай меня! - сказал он, подойдя к Тыкве вплотную. - Я знаю место, где умрешь ты - в подъезде собственного дома. И произойдет это, если я сегодня уеду без денег. Так что напрягай своих партнеров, пусть выгребают всю выручку с заправок и из других мест. Поехали!
        Больше они не разговаривали. «Вот и хорошо, - подумал Коржик. - А то поднял треп, словно мы друзья. Мы не друзья, урод! Рассчитывайся и иди в задницу!»
        В офисе Коржик читал договора с администрацией, а они суетились. По договорам все выглядело гладко, но он не очень-то верил в эти бумажки. Договора можно сделать любые и печати тоже. Толян делает, это не проблема. А вот работать надо с теми, кого знаешь, иначе так оно и будет тянуться.
        Через час они вручили ему деньги и отвезли в аэропорт. В пакете была далеко не вся сумма, остальное обещали отдать через месяц. Ну, месяц можно подождать, но не больше.
        Посадка уже закончилась, и они подвезли Коржика прямо к трапу самолета - благо, у них были знакомые среди местного начальства.
        Возвращался он один, Тыква остался. Билет, разумеется, был за их счет.
        Самолет оказался древней тихоходной колымагой с продавленными креслами. Трап опускался со стороны задницы, и багаж надо было оставлять при входе. Летел лайнер не спеша, часто проваливаясь в воздушные ямы. О кормежке и речи не было. В таких корытах она не полагалась. Коржик не очень удивился бы, если бы в багажном отсеке вдруг закудахтали куры или заблеяли козы.
        На подлете к Москве у всех начали звонить телефоны.
        - Я уже почти прилетел, - сказал в трубку какой-то клерк, которого скрывала спинка переднего сиденья. - Через час-полтора буду в офисе.
        Часы показывали девятнадцать. «Вот это рвение, - подумал Коржик. - Начальство должно оценить». Он хмыкнул, клерк оглянулся. Это был типичный мухомор в очках. Именно таким Коржик его и представлял по голосу. Он уже давно заметил, что голоса странным образом связаны с внешностью своих хозяев и голос толстяка, например, никогда не может оказаться у худого человека, как и наоборот. Слушая по радио интервью с известными людьми, которых он прежде не видел, он набирал в поисковике их имена и тут же получал на мониторе фотографии. Почти всегда они совпадали с тем, что он и ожидал увидеть.
        Он поехал домой.
        На следующий день он отдал Толяну деньги.
        - Добытчик, - обрадовался тот. - А остальные когда?
        - Обещали через месяц.
        - Что ж, подождем.
        По голосу чувствовалось, что терпение его на исходе.
        Партнер Тыквы соврал - через месяц денег не было. И через два не было. Тыква совсем перестал отвечать на звонки, а Сельдерей сделал это еще раньше. Каждый раз, когда Коржик набирал их офисный номер, включался либо факс, либо автоответчик.
        Коржик потерял терпение.
        - Ребята, - сказал он в автоответчик, не скрывая угрозу в голосе, - пора рассчитываться. Тянуть дальше некуда. Ты, Сельдерей, и ты, Тыква, позвоните мне!
        Сельдерей на связь так и не вышел. Видать, обделался вконец. Позвонил Тыква и стал что-то блеять про непредвиденные обстоятельства.
        - Приходи и все расскажешь! - оборвал его Коржик.
        Тот явился и был похож на побитую собаку.
        - Что там у вас происходит? - спросил Коржик. - Администрация расплатилась?
        - Да, - выдавил тот.
        - А где деньги?
        - Партнер украл.
        - Он вас кинул?
        - Да.
        - Какие предложения?
        - Мы рассчитаемся.
        - Я это уже слышал. Когда?
        - Постепенно.
        - А ты договор, блядь, читал?
        - Читал.
        - Сроки видел? Они прошли! Ты это понимаешь?
        - Понимаю.
        - Пошло начисление штрафов.
        Он кивнул.
        - Ищите деньги! Это в ваших интересах. Он поерзал на стуле.
        - Мы можем пока предложить микроавтобус.
        - Новый?
        - Почти.
        - Подгонишь завтра сюда.
        На следующий день микроавтобус стоял возле офиса, а Тыква оформлял документы. Фазиль отогнал его на стоянку и вернулся, матерясь:
        - Масло течет, след тянется.
        Микроавтобус стоял на стоянке, а денег все не было. Толян вдруг перестал напоминать Коржику о расчетах, как будто бы забыл о них.
        Через несколько дней под вечер к нему в кабинет прошел высокий плотный человек во всем черном.
        - Видал? - кивнула тому вслед Татьяна.
        - Ну?
        - Это Петя.
        - А кто он?
        - Бандит.
        - Так, может, охрану вызвать?
        - Он - наш бандит.
        - Крыша, что ли?
        Она кивнула.
        - У него раньше на затылке был выбрит крест, - сообщила она.
        - Имеет право, - сказал Коржик. - Я бы тоже выбрил, но клеркам не полагается.
        Еще через пару дней Коржик и Фазиль пили чай на кухне.
        - Да, так что там с микроавтобусом? - вспомнил Коржик.
        - Вернули им обратно.
        - А как же долг?
        - Они рассчитались по-другому, - неохотно сказал Фазиль.

«Петина работа», - подумал Коржик, но задавать вопросов больше не стал. Бывают вещи, подробности о которых знать не обязательно.

35
        По старой совковой традиции в офисе отмечали 23 февраля и 8 Марта - странные праздники ушедшей эпохи, придуманные, наверное, чтобы разогнать зимнюю скуку народа. Женщины купили мужчинам машинку для чистки обуви с двумя вращающимися щетками - для черного и коричневого крема. Мужчины скривились и подарили им большое зеркало, которое повесили в коридоре рядом с машинкой. Женщины скривились и сказали: «Спасибо за ваш скромный подарок».
        Коржик не пользовался ни зеркалом, ни машинкой. Машинка чистила обувь как-то неряшливо и слишком обильно, а смотреться в зеркало он не любил, потому что особой красоты там не видел.
        Однажды он почувствовал во рту какую-то шероховатость и подошел к зеркалу. Кажется, пломба из одного зуба собралась выпадать. Но пока держалась. А ночью она все же выпала. Он проснулся с какими-то осколками на языке, которые и оказались выпавшей пломбой. Пришлось идти к зубному. Он выбрал широко разрекламированный
«Фуфлодент».
        Клиника была большая и занимала весь первый этаж старого жилого дома. Его записали к главному врачу, и он решил было, что ему повезло - лечение будет супер. Но все оказалось не так.
        Главврач кивнула медсестре и та вкатила ему в десну обезболивающий укол, хотя зуб не болел. В таких случаях полагается спрашивать, хочет ли пациент обезболивающее. Но они решили за него. В конце укола игла ушла слишком далеко и вышла в нос. Сразу занемел весь рот и левая ноздря.
        Дома он почувствовал озноб. Эпидемия гриппа как раз была в разгаре и, кажется, они ее и занесли с этим уколом. Поднялась температура, в левой ноздре начался насморк и на работу на следующий день он уже не вышел.
        Он проболел неделю, температура держалась тридцать девять, то и дело он засыпал и видел горячечный сон, как опять идет в «Фуфлодент».
        Автомат у дверей обул его в голубой полиэтилен. Несколько минут он посидел в приемной, полистал дебильные глянцевые журналы со статьями типа «Можно ли доверять самой себе?». Потом вышла медсестра и проводила его в кабинет.
        - Садитесь, - показала она на кресло, - доктор сейчас придет.
        Он сел. Она откинула подголовник, и он устроился поудобнее. Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил, что она зачем-то пристегнула ему руки к подлокотникам, а на голову одела что-то вроде никелированного обруча. Затем были пристегнуты и ноги. Теперь он оказался полностью в ее власти.
        - Зачем это? - запоздало забеспокоился он.
        Она успокаивающе улыбнулась:
        - У нас так принято, не волнуйтесь.
        Он стал смотреть в потолок.
        - Здравствуйте! - сказал другой голос.
        В кабинет вошла стройная блондинка средних лет в белом халате.
        - Это фрау Эльза, - представила ее сестра, - наш доктор.
        Коржик поздоровался и опять уставился в потолок, хотя ее имя и показалось ему странным. «Наверное, немка приехала обучать наш персонал», - предположил он.
        Через несколько минут в поле его зрения попали обе - они склонились над ним. Он заметил, что из-под халата у фрау Эльзы выглядывает черная военная форма, а на рукаве у сестры появилась красная повязка с черной свастикой в белом круге.
«Маскарад, - подумал он, - скоро Новый год».
        - Откройте рот.
        Он открыл.
        - Сделай укол, Берта, - сказала фрау Эльза.
        Пока она натягивала телесного цвета перчатки из неизвестной Коржику кожи, Берта уперлась коленом ему в грудь и вкатила в десну здоровенный укол чего-то парализующего волю. Она давила на поршень шприца, и глаза ее горели. Она облизывала губы, и это движение было видно даже сквозь надетую на нее маску, сплетенную из светлых и темных волос. В правом углу маски застряла чья-то золотая коронка.
        Иголка тем временем пробила десну и вышла в ноздрю. В носу запершило. Он замычал, но Берта не обратила на это внимания. Во рту все словно бы замерзло. Казалось, надави сейчас на язык - и он обломится.
        Затем Берта взяла пузырек. На этикетке по латыни было написано, что это бациллы чумы. Она попыталась влить несколько капель ему в рот прямо из пузырька.
        - Берта! - строго сказала фрау Эльза, - соблюдай гигиену.
        - Ага! - ответила Берта. - Конечно.
        Она набрала жидкость в пипетку в виде отрезанного пальца с обручальным кольцом и накапала ему на язык и на лицо. На языке тут же образовались гноящиеся волдыри.
        Фрау Эльза тем временем покончила с перчатками и взялась за шланг от бормашины. Берта блестящими щипцами растянула ему рот до ушей. Он никогда не думал, что у него такой большой рот. Теперь в него можно было поставить даже трехлитровую банку.
        - Музыки не хватает, - заметила фрау Эльза. - Поставь-ка нашу.
        Берта нажала кнопку - грянул «Хорст Вессель».

«Заигрались тетки, - подумал Коржик, - вживаются в роль перед маскарадом. Надо бы призвать их к порядку, как говорят менты».
        Но было уже поздно. Говорить он не мог по причине растянутого рта, а руки и ноги были надежно прикручены к креслу. Голову же стягивал железный обруч. Он мог только мычать, но в динамике гремел «Хорст Вессель», и его крик все равно никто не услышал бы. На стене, он только сейчас обратил на это внимание, висело знамя дивизии СС «Мертвая голова».
        Фрау Эльза что-то сказала Берте по-немецки и включила бормашину. Та резко дернулась, подпрыгнула и стала издавать мощный гул, как будто это была не бормашина, а токарный станок. Он пожалел, что в школе изучал английский, а не немецкий.
        - Не песпокойтесь, майн либер, - сказала фрау Эльза, коверкая слова. - Сейчас все пудет хорошь. Ви говорить - ми не делайть фам больно. Ферштейн?
        Берта ослабила щипцы, чтобы он мог ответить.
        - Хенде хох! - сказал Коржик.
        Фрау Эльза засмеялась:
        - О, шутник!
        И погрозила ему пальцем в перчатке. Он был покрыт седыми волосами и выглядел как палец вампира.
        Он подивился тому, что минуту назад она говорила на чистом русском.
        - Кто фас прислать?
        - Сам приходить, - буркнул он.
        - Ответ неверный, - сказала она. - Подумайт еще.
        И воткнула сверло ему в гортань. Острая боль пронзила голову. Он закричал, но не смог перекричать чертов нацистский марш.
        - Зачем ви пришель? - задала она второй вопрос.
        - Зубы лечить.
        - Опять неправильно.
        Она снова стала сверлить ему гортань, но уже в другом месте. Хлынула кровь. Берта стала отсасывать ее компрессором с гибкой трубочкой, но время от времени направляла другой конец трубочки себе в рот и жадно глотала Коржикову кровь. Ему стало жалко крови на эту фашистскую курву.
        - У фась есть сообщникь? - спросила фрау Эльза.
        Больше не было сил терпеть.
        - Есть, - признался он.
        - Кто?
        - Жена.
        - И что есть она?
        - Тоже лечит зубы.
        - У нафс?
        - Да.
        - Так, - сказала фрау Эльза, - теперь я кое-что по-нимайть. В какой она есть барак?
        - В восьмом, - неожиданно для себя брякнул он, хотя понятия не имел, что это за восьмой барак и где он находится. Возможно, в прошлой жизни он был узником концлагеря?
        - У пулеметной фышки?
        - Да.
        - А ви ф каком$7
        - В шестом.
        - У вас есть подпольный организаций? Ви задумал бежать?
        - Нет.
        - Подумайте еще, - почти ласково предложила фрау Эльза и опять взялась за сверло.
        На этот раз оно вонзилось Коржику в челюсть, и вся голова начала трещать и вибрировать мелкой дрожью. Казалось, сейчас он рассыплется на куски, как глиняный горшок, и останется один мозг с глазами.
        - Я п-п-подумайть! Уже! - крикнул он, теперь почему-то тоже с акцентом.
        Она перестала сверлить и строго посмотрела на него, как учительница на провинившегося ученика:
        - Кто есть ваш сообщник?
        Коржик стал перечислять имена неведомых ему людей, которые помимо его воли всплывали в памяти. Он не знал их и никогда о них не слышал. Они сами появлялись ниоткуда. «Наверное, это нехорошо - предавать даже незнакомых людей, - думал он. - Но существуют ли они вообще? Это все бред, дурной сон, какая разница, только бы выйти отсюда». И продолжал говорить.
        Берта старательно записывала. Список получился длинным. Что же это за люди? Что их теперь ожидает? И знал ли он их? Может, и знал.
        Уже несколько лет, перед тем как окончательно уснуть, он временами слышал звучащие где-то на краю сознания разговоры посторонних людей. Они общались между собой и о своем, совсем не принимая во внимание его присутствие. Может, это были они? Они остерегались Коржика, потому что всегда говорили вполголоса, и он не мог разобрать и трети сказанного. Теперь они, наверное, пополнят клиентскую базу этой клиники и их станут пытать, как и его.
        В разгар диктовки по кабинету прошмыгнула толстая крыса. Берта бросила карандаш, молниеносно выхватила «парабеллум» и, не целясь, выстрелила. Крысу подбросило в воздух и почти разорвало пополам. Она влажной тряпкой полетела к окну и шмякнулась о стену рядом с батареей. На стене осталось кровавое пятно. Коржика передернуло от отвращения. Фрау Эльза и Берта радостно засмеялись.

«Слышат ли это другие пациенты в приемной? - подумал он. - И если слышат, то почему не разбегутся и не вызовут милицию к этим безумным теткам?»
        Куски крысы больше не шевелились. Смех стих. Тетки смотрели на нее задумчиво.
        - Пополам? - предложила фрау Эльза.
        Берта отрицательно покачала головой:
        - Нет, я уже перекусила. Вот им, - она кивнула на Коржика.
        - Вернемся к нашим баранам, - сказала фрау Эльза.
        Коржик сжался в комок, готовясь к новым мучениям. Один баран - это, конечно же, он. А кто остальные? Люди в приемной? Он шел сюда, чтобы поменять выпавшую пломбу, а теперь не чаял, удастся ли выйти живым.
        Его начал бить озноб. Фрау Эльза это заметила.
        - Ну-ну, - ободряюще сказала она, - не надо так волновайться.
        - Легко вам говорить! - с трудом ответил он.
        - Все зависит только от вас, - заявила фрау Эльза. - Как говорится в одной вашей реклама: «Будущее зависит от тебя». Да!
        Берта кивнула, соглашаясь, и спрятала «парабеллум». Теперь она была похожа на простую деревенскую девку с круглым лицом и блеклыми голубыми глазами. На лице веснушки. Коржик подумал, что не хотел бы оказаться с ней на снайперской дуэли. Исход был бы предрешен.
        Расспрашивая его о том о сем, фрау Эльза высверлила ему совершенно здоровый зуб и вставила туда маленькую серебряную свастику.
        - Это есть знак, что ви теперь наш осведомитель, - пояснила она.
        А Берта сделала ему татуировку свастики же на внутренней стороне щеки. Это на тот случай, если он захочет когда-нибудь удалить зуб со свастикой и оборвать контакты, сказала она. Щеку не удалишь.
        - Ви будете нам докладывайть о настроениях и обо всем, что потребуется, - сказала фрау Эльза. - И без глупостей - ми знать ваш адрес. У нас длинный руки.
        Берта отстегнула ремни. На трясущихся ногах он встал с кресла. Ощущение во рту было такое, словно там взорвалась граната.
        Берта сняла со стены знамя со свастикой, бережно свернула и положила в шкатулку.
        Фрау Эльза дала ему визитку. Там было написано «Иванова Ольга Ивановна. Главный врач». И телефон.
        - С вас три тысячи двести пятьдесят рублей, - сказала она опять на чистом русском языке. - Внесите в кассу. И там у вас еще одну пломбу поменять надо - посмотрите на ресепшене, когда я свободна, и запишитесь».
        - А чума? - промычал он.
        - Какая чума?
        Он высунул язык и ткнул в него пальцем. Волдыри за это время увеличились.
        - Ах, это, - отмахнулась она. - Пополощите чем-нибудь.
        Зажав рукой растянутый до ушей и не закрывающийся рот, он пошел к выходу. Рассчитался. Взгляд случайно наткнулся на рекламу «Распродажа золотых коронок». Откуда они? Не из старых ли запасов Вермахта?
        Он взял такси и поехал домой. Водитель то и дело оглядывался на него. Наконец, не выдержал:
        - Эк тебя отделали-то. Не в ментовке, случаем?
        - Нет, - ответил он и больше не произнес ни слова. Дома он стал полоскать рот всеми антибиотиками, какие только нашел в аптечке. И неделю провалялся в горячке и полубреду. Потом ему стало полегче. Температура спала, рот приобрел нормальные размеры.
        Он решил, что зуб со свастикой он перепломбирует, татуировку со щеки выведет, а в эту клинику, где работают реинкарнированные эсесовки, больше не пойдет.
        Коржик выздоровел, кошмар прошел. Ему показалось, что все приключилось от зеркала. Тетки могли навести на него порчу, была у них одна оккультистка. Посмотрел на зубы - выпала пломба, причесался - облысел, подмигнул - выскочил ячмень.

36
        Клерки сидели на кухне и отмечали очередное 23 февраля. Весь сегодняшний день был сплошным отмечанием. Они выпивали, расходились, потом выпивали опять. Разбивались на группы по интересам - одни пили водку, другие - шампанское и вино. Коржик пил все, потому что перемешивание напитков никак на нем не сказывалось, но предпочтение отдавал вину и шампанскому.
        Зашла речь об армии.
        - Кто в армии служил - тот в цирке не смеется, - сказал Коржик.
        - Да нет, смеется, - очень серьезно возразил Жучковский. - Я недавно был с женой, так хохотали.
        Он появился в конторе недавно. Вернувшись из очередной командировки за трубами, Коржик обнаружил под своим столом чужие туфли.
        - Чьи это? - спросил он.
        - Нового сотрудника. Его негде было посадить.
        Вскоре появился и он сам. Извинился, забрал туфли и укатился в дальнюю комнату, где ему расчистили место. Укатился - потому что толстый. Он был молодым отставником, подполковником. «Значит, дослужился до майора, а подполковника дали в последний день для повышения пенсии», - подумал Коржик. К Толяну его пристроил какой-то общий приятель.
        - Давайте выпьем, - пафосно сказал Жучковский, - за тех, кто сейчас несет службу по охране дальних рубежей.
        Такие слова Коржик в последний раз слышал в школе на политинформации.
        Народ выпил, но патетику не поддержал. Разговоры перешли на анекдоты. Коржику захотелось пошутить.
        - А теперь, - сказал Коржик, - давайте выпьем за «От меня и до другого столба - шагом марш!»
        - Какого столба? - не понял уже изрядно поддатый Жучковский.
        - Другого.
        - А кто первый столб?
        - Ну, могу быть и я.
        - А почему мы должны пить не за тебя, а за того столба?
        - Мы не должны, это добровольно. «Никто никому ничего не должен», - как говорил батька Махно.
        - Тогда я не буду за него пить.
        - Как хочешь.
        Коржик любил отставников. Общаясь с ними можно было обогатить речь такими перлами, что потом хоть на эстраде выступай. Да и так с ними не скучно. Но только за столом. А в жизни все обстояло иначе. Во все времена они были высокомерными и держались, как отдельная каста. Сейчас высокомерия поубавилось, но кастовость осталась.
        Все выпили, давясь смехом, а Жучковский выждал и лишь потом хлопнул свою рюмку. Закусив, он спросил:
        - Слышь, а тот столб - он чего сделал?
        - Это долгая история, - ответил Коржик, - он был точкой отсчета и служил фаллическим символом.
        - Ясно. А ты где служил?
        - В пацифистских войсках, - не смигнув ответил тот.
        - Тоже этим… символом?
        - Нет, точкой.
        Жучковский повертел головой на короткой шее, пытаясь переварить сказанное Коржиком, но переварить получилось только закуску. Все уже изрядно набрались. Водка заканчивалась, веселье близилось к концу. Дамы разошлись. Только Таня ждала, пока все уберутся, чтобы закрыть офис.
        Вскоре это и произошло.

37
        Талгат приходил к Толяну в офис, когда с наличными был облом. Он был другом Толяна, а вскоре стал и другом Коржика. Ну, не совсем другом, скорее, приятелем. Если честно, то друзей у Коржика не было. И он не был уверен, что они сейчас вообще у кого-нибудь есть. Кончается бизнес - кончаются друзья. Такие дела.
        Толян всегда подбрасывал Талгату денег. Тому было неудобно их брать просто так, и он взамен предлагал различные бизнес-проекты, по большей части нелепые. У Толяна хватало здравого смысла от них отказываться. Но иногда его клинило, и он соглашался попользоваться Талгатовой идеей.
        После этого у него начинались проблемы. Мало того, что идея была неосуществима в принципе, так Талгат еще и подстегивал к ней несколько других фирм, и финал неизбежно оказывался один - фирмы долго выясняли, кто кому и сколько должен.
        Талгат умел организовать дело так, что в проигрыше оказывались все, включая и его самого.
        Он был бесценным кадром на тот случай, если требовалось что-нибудь провалить. Его надо было бы засылать конкурентам, чтобы он доводил их до безумия и разорения. Но Талгат работать не любил, и из-за этого его разрушительный талант пропадал зря.
        Получив деньги в счет будущих побед, он шел на кухню обедать, а потом уходил до следующего раза. Лариса терпеть его не могла, памятуя его прошлые «заслуги». А Коржику он нравился. Талгат всегда был ухоженным, модно одетым, имел приятные манеры и отличался вежливым обращением. Его эрудиция позволяла вести с ним необременительные беседы на любые темы.
        Один раз Коржик даже неплохо на нем заработал. В сейфе у своего партнера Талгат обнаружил несколько векселей Сбербанка и решил их продать - нужны были деньги на очередной проект.
        Срок погашения векселей прошел больше двух лет назад, и Талгат подумал, что из-за этого они теперь стоят меньше, чем на них написано. Коржик не стал его разубеждать.
        - Обналичишь? - спросил тот у него.
        - Конечно.
        Он мигом смотался в знакомую обнальную контору, которая покупала такие бумаги за наличные, продал их и привез деньги. Удержав по пути разницу между реальной ценой и той, которую назвал Талгат.
        Через несколько дней кто-то сказал ему настоящую цену этих бумаг.
        - Сколько ты на них заработал? - спросил Талгат.
        - Ну, не так уж много, - ответил Коржик, и это была неправда. - Ты же сам сказал, сколько хочешь за них получить.
        - Да, - почесал репу Талгат, - дал я маху.
        Но требовать разницу не стал. От этого он только вырос в глазах Коржика.
        Голова Талгата была все время занята придумыванием сложнейших схем по бизнесу. Когда Толян был не в духе и напрочь отказывался слушать его логические построения, Талгат приходил к Коржику и долго втирал, какая это замечательная схема и как много денег она могла бы принести, если бы кто-нибудь за нее взялся.
        Однажды он придумал, как кинуть китайскую страховую компанию на якобы импортных поставках и при этом ничего в Китае не покупать. Схема был настолько сложной, насколько же и нереальной. Да еще и стремной - была прямая опасность угодить в международный розыск. Коржик был к этому пока не готов и энтузиазма не проявил.
        - А может, кто-нибудь из твоих знакомых заинтересуется? - спросил с надеждой Талгат. - Ты бы им изложил.
        - Конечно, изложу, - заверил он его. - Если кто созреет, я тебе сразу сообщу.
        А сам подумал, что по этому поводу даже рта ни перед кем не раскроет, чтобы не получить репутацию сумасшедшего. Это Талгату терять нечего, а он своей репутацией дорожил.
        Они расстались довольные друг другом. Коржик развеял офисную скуку, а Талгат получил призрачную надежду на бизнес.

38
        В офисе у Талгата он увидел плакат «Парад любви в Москве». Ниже шли фотографии размалеванных уродов, а еще ниже текст помельче: «Когда же?»
        - Что это? - спросил он.
        Тот махнул рукой:
        - Пидоры и пидорицы. Меньшинства, в общем.
        - А почему он висит у тебя? Ты тут с какого боку?
        - Прежние арендаторы налепили для прикола, а я не стал снимать.
        Коржику вдруг пришла в голову идея вполне в духе Талгатовых проектов.
        - Интересно, - сказал он, - а зоофилы выходят на такие парады? Они вроде как тоже меньшинство.
        Тот пожал плечами:
        - Не знаю. А тебя почему это интересует? Ты тут при чем?
        - Как при чем? Я могу иметь к этому непосредственное отношение.
        - В каком это смысле? - удивился Талгат.
        - В смысле бизнеса.
        - И где же здесь бизнес?
        - Ну, это же очевидно! Ты только подумай: у голубых есть свои бары, у лесбиянок - тоже. А у зоофилов? Ты когда-нибудь слышал о подобном?
        - Нет.
        - То-то же. А это, между прочим, рыночная ниша. Пока никем не занятая.
        - Ты хочешь сказать, что…
        - Именно! Представь себе жизнь простого московского зоофила. Вот закончился рабочий день. Он распихал во все дыры свой маркетинг с позиционированием, бюджетированием и брендингом. Трудился в поте лица, одним словом. И куда же ему пойти отдохнуть по интересам? Некуда. Был бы он в деревне - там другое дело. Тут тебе коровник, там конюшня, а вон и козочки бегают. Не говоря уже про прочую мелкую живность - ежики, там, хорьки, выхухоли всякие. Ну и зайцы, конечно. Да и волки тоже, если правильно организовать с ними работу. А у московского зоофила какие возможности?
        - Какие? - тупо повторил тот.
        - Окромя собак - никаких.
        - Каких собак?
        - Домашних.
        - Так ты считаешь, что владельцы собак - того?
        - Не считаю, - поправил его Коржик, - только предполагаю.
        - Это почти одно и то же.
        - Не придирайся к словам. Дело не в этом. Как говорят американцы: «Найди потребность - и озолотишься». Вот она - потребность. Теперь надо действовать.
        - Общество защиты животных тебе подействует, - с сомнением сказал Талгат. - И в уголовном кодексе что-то об этом есть.
        - Н-да, - Коржик задумался. - Это серьезное препятствие. Ну почему все подходы к перспективным бизнесам всегда оказываются перекрытыми?
        - А ты как думал? Все прихвачено.
        - Вот и получается, что нормальным зоофилам остаются только большие собаки.
        - Да нет, ты преувеличиваешь. Они их просто любят.
        - Конечно, любят. Только придают этому слову более широкий смысл, чем ты. А то зачем бы им терпеть все эти тяготы: кормить, гулять, лечить, стричь в парикмахерских, хоронить на платных кладбищах, ставить недешевые памятники? И это при современном темпе жизни и вечной нехватке времени? Такие почести надо заслужить чем-то большим, чем просто принести палку или подать лапу. Как ты считаешь? Талгат задумался.
        - Возможно, ты в чем-то и прав. Но не все собачники такие.
        - Конечно, не все, - согласился Коржик. - Только члены профсоюза.
        - Какого еще профсоюза? - не понял он.
        - Поговорка такая.
        - Хорош хохмить.
        - Забудь, - сказал Коржик. - Это шутка. Но если бы не кодекс, я бы над этим подумал. Реклама могла бы быть такой: «Дружище зоофил! Ну что ты все трахаешь свою ротвейлериху? Приходи к нам - в новый „Рогатые проказницы!" Там тебя ждет целое стадо хорошеньких белых козочек с голубыми бантами на шее. Кусочек сахара им, сто долларов нам - и любая из них твоя на сегодняшний вечер». Ну как?
        - Неплохо.
        - А то! Я когда-то сочинял рекламные слоганы. Но и это еще не все. Поскольку мы были бы единственными на рынке, то и конкуренции у нас не было бы никакой, первое время, естественно. К нам устремилась бы вся зоофильская элита - большие начальники, банкиры и олигархи! Посетитель получал бы костюм пастуха, шапку Гугуцэ и уединялся за изгородью со своей избранницей. Ты представляешь, какие тут можно было бы налаживать связи? Песня!
        - Заманчиво, - согласился Талгат. - Я бы и сам заглянул. Только чтобы осмотреть интерьер, конечно.
        - Да? А у тебя ведь дома тоже большая собака живет? Афганская борзая, если я правильно помню.
        - Да, а что? - почувствовал подвох тот.
        - И как у тебя с ней?
        Он взвился:
        - Ты на что это намекаешь? Нет, ты что имеешь в виду? Я тебе счас в пятак дам!
        - Ладно-ладно, успокойся. Ничего я не имею в виду. Пошутил просто.
        - Слушай, давай вали отсюда со своими шутками, пока я охрану не вызвал!
        - Спокойно! Уже ухожу. Нервные все какие стали. А плакатик все-таки сними, чтобы он людей не смущал.
        По дороге к себе Коржик подумал, что если бы не законодательные препятствия, то Толяну такой бизнес вполне подошел бы. Вложения небольшие, в деревне козы по три штуки на рупь, а отдача могла бы быть колоссальной. А еще доход могли бы давать сувениры, глянцевые журналы типа «Секс с лицом козьей национальности», майки с изображением коз, зоотуры для иностранцев. Жалко, что пока это неосуществимо.
        Но, может быть, в будущем разрешат в порядке развития малого бизнеса?

39
        Жучковский только в пьяном виде соображал туго.
        На трезвую голову он полностью преображался. Это был хитрый прапорщик с нахальными глазками и грушевидным фэйсом, дослужившийся до майора и вышедший в отставку подполканом.
        Он не зря сидел почти неделю за столом Коржика напротив Ларисы. За это время он сумел ее обаять, и теперь она прямо-таки расцветала, словно степь весной, когда он заходил в кабинет. Разговаривая с ним, она попискивала и одновременно ворковала от восторга. Казалось, это не она издает эти звуки, а целое гнездо полевых мышей, которое поставили на ее стол. Коржик понял, что ее интерес к нему если и не утрачен начисто, то подорван основательно.
        Конечно, разве мог он тягаться с таким геройским типом, каким казался Жучковский? Настоящий, бля, подполковник! В личном плане его это вполне устраивало, но в служебном играло против него.
        Жучковский заручился поддержкой Ларисы, взял в союзники Толстого Гришу, бродившего неприкаянно по офису и, казалось, никому не нужного, и пошел в наступление. К тому времени группа союзников Коржика, раньше состоявшая из Ларисы, Субботина и Саши Шлыкова, была значительно ослаблена из-за увольнения Субботина и двойственной позиции Ларисы. На его стороне, конечно, были практически все офисные тетки, включая секретарш, а также Петров, но они веса не имели и их мнением Толян не интересовался.
        Очень скоро Жучковский достиг успеха. Толян, по своему обыкновению, дал всем понять, что тот теперь главный по бизнесу. Но это было еще не все. Жучковский пошел дальше предшественников. Ему очень не нравилась офисная демократия, когда Толян оставался открытым для общения почти со всеми, и он убедил Толяна, что это нехорошо и лишь отвлекает народ от работы, а его самого - от более важных дел.
        Толян с ним согласился и распорядился все вопросы решать с Жучковским, а лишь затем обращаться к нему. Это был чисто армейский подход. Он сработал на руку Жучковскому, значимость которого в офисе многократно возросла. Доступ к «телу» оказался закрытым почти для всех.
        Коржику было ясно, что и Жучковский долго не продержится. Что мог знать о тонкостях бизнеса отставник, только что оказавшийся на гражданке? Но это утешало мало. «Продержаться бы самому до момента его падения», - подумал он. Что-то подсказывало ему, что это будет весьма непросто.
        Жучковский невзлюбил Коржика с первого дня, когда уносил свои туфли из-под его стола. Подколки на отмечании 23 февраля только подбавили масла в огонь. Смысл подколок мог потом растолковать ему Толстый Гриша. А может, эта неприязнь была вызвана очевидной близостью Коржика к Ларисе, а Жучковскому нужно было во что бы то ни стало оттеснить Коржика от нее. Влияние Ларисы на Толяна было большим, и она могла стать очень важным союзником в решении любого вопроса.
        Жучковский стал давать Коржику поручения. Тот его посылал. Жучковский откатывался, но своих попыток не прекращал. На руку ему играло то, что в конторе Толяна у сотрудников не было четко очерченных обязанностей и их по мере необходимости могли бросить на выполнение любых задач.
        Жучковский и Толстый Гриша стали неразлучными и бегали вместе по коридорам между кабинетом Толяна и разными отделами. Оба были невысокими, пузатыми и передвигались быстро. Коржик окрестил их связку «бегемот-экспресс». Пол под ними ощутимо прогибался и вибрировал - ковролин лежал прямо на досках. Их неразлучность вызывала у Коржика некоторые подозрения.
        - Они прямо-таки любят друг друга, - обронил он как-то в приемной.
        - Тише! - зашипели сквозь смех секретарши.
        Как раз в этот момент открылась дверь, и «бегемот-экспресс», вибрируя полом, пронесся к Толяну. Со стола от движения воздуха упали несколько листов, зазвенели стаканы на подносе.
        - Гудеть надо! - сказал Коржик им вслед.
        Жучковский обернулся из-за уже открытой двери:
        - Чего?
        - Проехали, - махнул Коржик рукой.
        Через некоторое время Жучковский попытался опять дать Коржику какое-то поручение.
        - Я занят, - холодно сказал Коржик, - ничем не смогу помочь.
        - Так мы, значит, отказываемся? - спросил он почему-то во множественном числе.
        Коржик кивнул.
        - А зарплату мы за что получаем? - с подковыркой продолжал тот.
        - Вы? - переспросил Коржик. - Не знаю. Но интересно было бы разобраться.
        Жучковский хрюкнул от возмущения и убежал. Он вообще избегал открытых конфликтов. Качество настоящего бойца.
        - Жучковский на меня наезжает, - сказал Коржик Ларисе, которая при этом присутствовала.
        - Ой, ну что ты! - отмахнулась она. - Ему до тебя вообще дела нет. Он со всеми такой.
        Коржик понял, что в противоборстве с Жучковским на ее поддержку рассчитывать не приходится.

40
        После обеда в офисе стало особенно скучно. Коржик посмотрел в окно. На улице целый день шел дождь, никуда не выйдешь. Вся работа у него была сделана, он коротал время в интернете.
        Тупые новости на баннерах типа «Почему развелись Киркоренко и Пугачевская?» или
«Когда умрет Толина?» уже задолбали. Лезут со своими попсовыми клоунами, как будто они кому-то нужны. Не один ли хрен, почему они развелись? Пусть опять сойдутся, лишь бы исчезли с глаз. А Толина пусть умрет хоть сейчас и прямо здесь - не жалко. Или пусть не умирает никогда, но тогда пусть и с мониторов пропадет к херам. Вообще-то, пусть умрут все: Пугачевская, Киркоренко, Толина, Пуйнов, «Фиагра», Мармеладзе, Дима Наликов, «Шелестящие», Шанна Вриске, «Ту-ту», «Тот - того», вся
«Фабрика» скопом, весь «Дом-3» и все-все-все. В общем, все гугнивцы и гугнивки. Благодарные слушатели сложат их в одну большую братскую могилу и напишут
«Российская попса». Чуть ниже: «Затрахала». А еще ниже: «Покойся с миром, но не оживай - осиновые колья у нас наготове». И завалят ее венками и цветами.
        А в другую братскую могилу хорошо бы сложить попсу телевизионную и ведущих новостей со всех каналов. Ну а в третью, конечно, всех делегатов и делегаток.
        И пусть могилы будут хоть на Красной площади, хоть в ГУМе - без разницы. В ГУМе даже лучше - там дождь не страшен. А вокруг пусть ездит на мотоциклах почетный караул с флагами. Чтобы красиво. А дурной народ будет жрать хот-доги, смотреть на все это и думать, что не зря сегодня вышел из дома - такое зрелище увидел, можно теперь неделю знакомым рассказывать.
        Коржик вышел из новостных сайтов. Куда теперь? Ага, вот красотка топлес, зовет на сайт знакомств. Почему бы и не зайти? Все равно делать не хрен.
        Он щелкнул на ней мышкой. Сайт оказался большим, просто огромным. Он знакомил всех со всеми: мужчин с женщинами, мужчин с мужчинами, женщин с женщинами, кошек с собаками, рыб с раками. Знакомил пары с парами. Одиночек с парами. Футбольную команду с хоккейной командой. Командира с дивизией. Федералов с натуралами. Инопланетян с землянами.
        Что и говорить, услуги были самые разнообразные. А что? Все трахаться хотят. Сказал же поэт: «Я иду по росе, тихо ноги мочу, я такой же как все - я сношаться хочу».
        И это правильно. В смысле, пусть трахаются, лишь бы не было войны.
        Толян, наверное, тоже хочет. Но ему легче - он трахает секретаршу. Интересно, одну или всех троих? Одну, наверное. Но и остальных хоть по разу, да трахнул. И выбрал лучшую.
        Коржик пожалел, что Толян не пидор. Он бы тогда тоже смог ему кое-чего предложить. Хоть и он не был пидором, но чего не сделаешь ради карьеры. Пришел бы на работу в пидорском наряде, таком блестящем и обтягивающем, с мелированными волосами, пирсингом и серьгой в правом ухе - и он бы не устоял. А потом сделал бы Коржика своим первым замом, и уж тогда он трахал бы всех остальных и его секретарш в придачу. Когда Толян был бы в командировке, разумеется.
        А может, и Митхуна трахнул бы под настроение. Или Жучковского. Нет, лучше заставил бы их трахать друг друга, а сам бы смотрел. Ну и Толстого Гришу, конечно, задействовал бы. Такая была бы содомия втроем. А он бы в это время пил пиво
«Будвайзер» или «Праздрой». Нет, «Будвайзер», пожалуй, получше будет.
        Он говорил бы им «Але-оп!», и они быстро меняли бы позиции, одновременно цитируя какое-нибудь из правил «Инструкции для менеджеров». Они должны были бы знать не менее десяти позиций, чтобы Коржику было не скучно. Самому активному он вручал бы приз «Best fucker». А потом угощал бы их пивом, и они рассказывали бы ему о своих впечатлениях друг от друга. Называли бы один другого «противный» и упрекали за эгоизм во время «делания любви».
        Их, как единую команду, можно было бы выставить на городской конкурс пидоров среди клерков, если бы таковой был. Да много чего можно было бы придумать с такими-то орлами. Хоть и в театр Виктюка отдавать на заработки. А то какой от них здесь толк? Или в гейский публичный дом послать. Временно, конечно.
        А вот был бы Толян, например, зоофилом, Коржик подарил бы ему козочку. Такую белую с голубой ленточкой на шее и маленькими коралловыми рожками. Розы без шипов, то есть козочки без рожек не бывает. А потом приносил бы на смену козочке разную живность в плетеной корзинке: ежиков, выхухолей, удавов, барсуков, бычьих цепней, морских черепах.
        Черепаха, пожалуй, самый интересный вариант. Когда она надоест как объект любовных утех, из нее можно сварить суп. Весь офис ел бы его несколько дней - она же большая. А до того времени она могла бы жить в углу Толянового кабинета и служить дополнительным посадочным местом, когда много народа, а стульев не хватает. Он закрепил бы ее за Митхуном, пусть бы тот всегда восседал на черепахе. В этом было бы даже что-то символическое, хотя и непонятно что.
        А вот если бы Толян был некрофилом, тут уж он ничего бы не смог поделать - это не по его части. Разве что помог бы задушить Митхуна, чтобы Толян смог потом попользоваться его остывающим телом. А уж выносил бы его и прятал пусть он сам.
        Однако, что же там на сайте знакомств? Сайт утверждал, что у него девять миллионов пользователей и предлагал ему зарегистрироваться. «Зарегистрируемся, - решил Коржик, - почему бы и нет?» В графе «Имя» он написал «Коржик» - все равно это его обычный псевдоним на форумах и чатах. Фотографии при себе не было, поэтому он обошелся без нее. Указал свой возраст. Как и всякий нормальный мужик, написал, что ищет женщину на десять лет моложе. Всю остальную лабуду заполнять не стал.
        Уже через несколько минут он получил три письма и десяток посещений, в том числе и одного молодого пидора. Зашли на его страницу в основном ровесницы и более зрелые дамы. Одна прислала длинное сентиментальное стихотворение. Взглянув на ее стихотворение, Коржик быстренько ответил, что он страшный, жадный и у него сварливый характер.
        Девушка двадцати лет, тоже без фотографии на своей странице, прислала ему так называемый сюрприз - мультик, где ежик катил перед собой колобка. Наверное, искал место, где бы им заняться любовью. Коржик ее знал. Год с небольшим назад, когда он от нечего делать зарегистрировался на этом же сайте, она тоже присылала ему этого же колобка. Фотографии и тогда не было. Надо понимать, она всем новым пользователям слала колобков - хобби у нее было такое.
        А вот третье послание оказалось самым любопытным. Женщина без фотографии, чей возраст как раз был на десять лет моложе Коржика, сразу же перейдя на «ты», написала, что хочет с ним познакомиться, если он не против. Его это удивило. А вдруг бы оказалось, что он урод?

«Личико бы твое увидеть», - ответил он.

«Я красива, как и все женщины», - ответила она. - Ты лучше о себе расскажи: с кем живешь, где работаешь? Это важнее, чем личико».
        Все было ясно - дамочка опаздывала на поезд и ей не хватало денег на билет.

«Счас!» - написал он в ответ.
        Она удивилась.

«А кого ты ищешь на этом сайте?»
        Если бы он знал сам. Возможно, большую и не очень страшную начальницу, которая взяла бы его к себе и продвинула по службе. Или тогда бы он получился альфонсом? Нет, этот вариант отпадал, альфонсом ему быть не хотелось.
        Тетки на сайте были со странностями. Все искали ровесников, как будто не понимали, что это нереально. Те же, которые согласны были на мужиков постарше, искали спонсоров. Проститутки хотели всех подряд, от восемнадцати до шестидесяти лет, включая семейные пары.
        Большинство вели разговор о создании семьи. Одна затевала переписку только для того, чтобы поздравить корреспондента с очередным праздником. Дальше общение не шло. Другая постоянно меняла свой город - то она из Владивостока, то из Лагоса (столица Нигерии), а то из Парижа. Коржик решил пошутить и написал «нигерийке», что он на самом деле женщина и мужчины его интересуют мало. Она ответила, что и ее тоже.
        Тогда он стал развивать тему и написал, что он таджичка, зовут его Фераха-ханым и работает он дворничихой в Марьино. Это ее не испугало. Он сообщил, что у него в Марьино есть каморка и пригласил ее в гости. «Правда, здесь же за занавеской спят мои шестнадцать братьев, - написал он, - но они нам не помешают, потому что сон у них крепкий». Она ответила, что подумает - билет в Москву из Лагоса стоит дорого. Коржику стало скучно. Он написал, что тоже подумает, и оборвал переписку. Она потом еще с месяц наведывалась на его страницу и что-то писала, но он не отвечал.
        Коржик не мог бы сказать, помогали ли эти сайты кому-нибудь знакомиться реально, но одна польза от них точно была - время на работе с ними бежало быстрее.

41
        Жучковский по натуре был наглым прапорщиком. Но наглость его кончалась в тот самый момент, когда он встречал решительный отпор. Странно было видеть, как этот бравый вояка тушевался и тут же убегал, что-то бормоча себе под нос. Казалось, что теперь он успокоится если и ненадолго, то на более-менее продолжительное время.
        Но ничуть не бывало. Наглость очень быстро восстанавливалась, и он начинал наскакивать опять. Это было поведение мелкой шавки, каким-то образом попавшей в тело крупного пса.
        Каждый раз, когда Коржик его видел, в голову ему почему-то лезли услышанные когда-то матерные стихи:

«Я не поэт, но я скажу стихами:
        Пошел ты на хер мелкими шагами!»
        Он мог бы его послать и не стихами. Но стихами было красивее.
        Пузо Жучковского свисало через узкий брючный ремень вниз и тянуло за собой тесную рубашку. По очертаниям получалась большая капля жира весом этак килограммов в двадцать. Или курдюк барана. Или горб верблюда, только на животе. В голодное время на жире из этого пуза можно было бы жарить картошку. Все равно тот откормил его на украденных у солдат пайках, так что это было бы просто восстановление справедливости.
        Коржик представил себе картину в стиле Репина под названием «Голодные солдаты поедают жареного полкана и младших офицеров».
        Ходил Жучковский быстро, и живот его все время подпрыгивал. Иногда Коржику приходила в голову мысль, что если бы на этот живот натянуть струны, то он мог бы зазвучать сильным утробным звуком, может, даже полифоническим. Похожим на тот, что звучит на вокзалах перед объявлением о прибытии поезда. Его можно было бы использовать и как инструмент в каком-нибудь симфоническом оркестре. За струнами Жучковского сидела бы тетка в белой тунике и меланхолично перебирала их, а Жучковский в парадной форме гудел бы на разные патриотические мотивы.
        У Толстого Гриши тоже был большой живот, но почему-то он занимал воображение Коржика меньше, чем живот Жучковского. Наверное потому, что Жучковский был неприятнее.
        А иногда Коржику нравилось думать, что они любовники и беременны друг от друга. Тогда он смотрел, нет ли еще у них на лице пигментных пятен, и прикидывал, на каком примерно они месяце, кто родит раньше и кого.
        Как и многих отставников, у Жучковского имелся пистолет, и он иногда носил его с собой.
        - Ты бы не подкалывал его так откровенно, - предостерег его как-то Саша. - У него глаза становятся бешеными.
        - Ну и что? - Коржик зевнул.
        - У него пистолет есть.
        - Откуда ты знаешь?
        - Он сам рассказывал. Что ездил на выходных в гости к приятелю, а тот как раз резал свинью. И неудачно - никак не мог дорезать. Тогда Жучковский предложил свинью пристрелить.
        - Пристрелил?
        - Нет.
        - Вот видишь - не смог. У него кишка тонка.
        - Ты так считаешь? - с сомнением спросил Саша.
        - Я вижу. Человека, который способен на что-нибудь решительное, видно сразу.
        - Это в спокойном состоянии. А в возбужденном - другие реакции.
        Но Коржик был уверен, что даже и в возбужденном состоянии он на такое не решится. Эта его манера убегать во время конфликта говорила, что он себя контролирует, не лезет в бутылку и сбрасывает лишний пар в движении, так что котел не разорвет.
        В свою очередь, Жучковский тоже не упускал случая Коржика подколоть, но делал это армейско-деревенским способом.
        После вечеринки на 8 Марта, когда все уже начинали расходиться, Жучковский курил на лестнице.
        - Пока, - обронил Коржик, проходя мимо.
        Он спустился уже на два пролета, когда Жучковский его окликнул:
        - Сергей!
        - Что? - откликнулся он не останавливаясь.
        - С праздничком тебя!
        - Меня?
        - Ага!
        - С 8 Марта?
        - Ну да.
        - Ну, тогда и тебя также, и мать твою также.
        - И твою мать!
        - И тебя тем же концом по тому же месту.
        Он что-то пробормотал. Жучковский издал смешок.
        - Иди в жопу! - сказал Коржик.
        Опять невнятное бормотание. Коржик хлопнул входной дверью.
        На следующий день, глядя вслед Жучковскому, Саша спросил:
        - Ты заметил, что у него в животе все время что-то булькает?
        - Это жидкостный взрыватель, - сказал Коржик.
        - Как это?
        - Жучковский на самом деле не человек, а андроид. Секретное оружие, называется
«Полкан возмездия».
        - И как оно действует?
        - Полканы в большом количестве разбросаны по всей стране. Если придут враги, они все одновременно взорвутся, чем нанесут невосполнимый урон живой силе и технике противника. А кнопка от них находится в главном штабе.
        - Герои! - уважительно сказал Саша.
        - А то! - подтвердил Коржик.
        - Но пока он наносит урон нам, - помрачнел Саша.
        - Тут ничего не поделаешь - механизм. Машина не понимает, где свой, где чужой.
        - А чем же он нанесет урон-то? - засомневался Саша. - Содержимым кишечника? В том смысле, что оно не смывается и вражеская армия навсегда будет покрыта позором с запахом?
        - Не только. У него внутри стальные шарики и резаные гвозди. Поэтому и пол под ним прогибается.
        - А-а, вон оно что!

42
        Коржик с Фазилем сидели на кухне. По коридору то и дело проносился Митхун. Маршрут у него был один - в кабинет Толяна и обратно. Получив порцию руководящих указаний, он выбегал и разносил их по офису, а затем, придумав какой-нибудь вопрос, бежал обратно.
        - Пидор! - мрачно сказал Фазиль, когда Митхун в очередной раз зашел к Толяну.
        - Еще какой! - согласился Коржик.
        Фазиль отпил чаю:
        - Как же он меня затрахал!
        - А тебя-то чего? - удивился Коржик. - Ты ведь ему не подчиняешься.
        - Не скажи. Как воскресенье - так он шефа с женой зовет к себе в гости. А шеф меня выдергивает из дома. Один был выходной, так и того теперь нет.
        - Да? Я и не знал про это.
        - Никто не знал. Я тебе первому сказал.
        - И что - так плохо в гостях?
        - Он в жопу шефу лезет без мыла. За ноги приходится вытаскивать.
        Оба засмеялись.
        - И шефу не надоело?
        - Пока нет.
        - Это ненадолго, - успокоил Коржик Фазиля. - Фавориты у нас меняются часто.
        - Я знаю, - кивнул он, - но этот что-то задержался.
        Митхун действительно задержался в фаворитах. Он ходил в этом звании уже несколько месяцев и наглел все больше. Обязанностей у него особых не было. Поначалу он попытался залезть в работу каждого, чтобы посмотреть, где тут выгоднее, и потом оттеснить. Но таких мест не оказалось. Там, где прошел Толян, оставались только жалкие крохи, а часто и их не было.
        Тогда Митхун потихоньку перетянул на себя функции офис-менеджера, которые были распылены между несколькими сотрудниками. Он стал считать, сколько порций заказывать поварихе на завтрашний обед, отмечать опоздавших и выдавать водителям деньги на бензин. Когда Лариса ушла на длительный больничный, он заполучил ключи от ее сейфа, а затем и сам сейф утащил к себе.
        - Митхун взял кассу, - сказал Коржик. Все со смехом согласились.
        Получив контроль над расходами, Митхун стал распоряжаться деньгами с крайней скупостью. Порций на обед заказывал впритык, денег на бензин выдавал недостаточно, что возмущало водителей, а канцтовары почти перестал покупать, что возмущало уже всех.
        Потом он потихоньку стал командовать и сотрудниками. Начал он с рядовых клерков. Те смолчали. Он перешел к клеркам среднего звена. Те тоже подчинились. Ему это понравилось, и он стал пытаться давать поручения и Коржику, хотя он и посылал его всякий раз.
        Митхун заказал себе новые визитки, и на них красовалась его новая должность
«заместитель директора по работе с регионами».
        Учитывая, что весь бизнес Толяна был сосредоточен в регионах, а в Москве находилась только головная контора, Митхун получался первым замом. Коржик понял, что былого расположения Толяна ему уже не вернуть, тем более в отсутствие Ларисы.
        Митхун доставал его все больше и больше. «Должно же и от него быть какое-то противоядие», - подумал Коржик.
        Долгие размышления о том, где лежит Митхунова смерть, привели его на родину героя. Он порылся в старых бумагах эпохи становления дикого капитализма и нашел телефон приятеля в Саранске. Они были знакомы еще с тех времен, когда у Коржика была своя фирма и он торговал на бирже. К счастью, приятель сидел все в том же офисе. Трубку взяла секретарша.
        - Можно Дмитрия? - спросил Коржик.
        - Одну минуту.
        Не спросив, кто звонит, она сразу переключила телефон на своего шефа. «Провинция, - подумал он. - Как-то у них там все проще - секретарши не такие дотошные и охраны поменьше».
        - Да?
        - Здорово, Дмитрий!
        - А кто это?
        - Фролов. Помнишь такого?
        - А-а, Сергей! Сколько лет сколько зим!
        - Да уж, порядком.
        - Ну, рассказывай, как дела, как бизнес?
        - Нет, Дима, никакого бизнеса - клерком я теперь в одной конторе.
        - Да? Ну, надеюсь, хоть не рядовым?
        - Пока нет, но все может быть.
        - А что так?
        - Да хрен тут один мутит воду. Кстати, земляк твой, недавно приехал.
        - А кто такой? Может, я знаю?
        - Может, и знаешь. Митхун Сафиуллин, бывший комсомольский вождь.
        - А-а, ну этого пидора у нас все знают. А я-то думаю, куда он пропал?
        - А почему так сразу и пидора?
        - Кидала он. Партнера моего кинул, - он понизил голос: - Сын большого областного начальника, между прочим. Ищет тот его.
        - Тогда можешь сказать, что он в Москве осел.
        - Скажу. А адрес?
        - Ну, ты много требуешь - не знаю я, дома у него не был. Захочет - найдет.
        - Ладно.
        - Ты-то как поживаешь?
        - Кое-как. Бизнес что-то сдох совсем.
        Они поговорили еще минут пять за жизнь и об общих знакомых, и Коржик повесил трубку.
        А через неделю Митхун исчез. Не было его около месяца, но никому и в голову не пришло спросить, где он и что с ним.

43
        Коржика начало подташнивать еще по пути на работу. Первым, кого он увидел в офисе, был Митхун.
        - Привет, Сергей! - он протянул для приветствия свою пухлую короткопалую ладонь.
        Коржика стошнило прямо на ковролин. Он сел за свой стол.
        Вошла Лариса. Его стошнило самую малость. Зашла Татьяна. Его снова стошнило. Зашел Тофлер. Его сильно стошнило. Пробежал по коридору Толян. Его тошнило долго и мучительно.
        Он вышел в туалет и наткнулся на толстый живот Жучковского. Его затошнило так, что пришлось опереться на стену. Он предпочел бы съесть живого таракана, только бы не видеть эту харю.
        - Что с тобой? - с деланым участием, а на самом деле злорадно, спросил Жучковский.
        - Тошнит.
        - Перебрал вчера?
        - Нет, забеременел!
        - Гы-гы-гы!

«Долбоеб», - подумал Коржик.
        Он вернулся в кабинет и выглянул в окно. От вида Тверской его стошнило прямо на продавщицу лотерей внизу.
        Он вышел подышать свежим воздухом. Мимо промчался кортеж с гаишниками и мигалками. Он вызвал такой приступ тошноты, что Коржика едва не вывернуло наизнанку. К нему подошел мент.
        - Здесь тошнить нельзя! - строго сказал он.

«Иностранец, что ли?» - подумал Коржик.
        - Извините, больше не буду.
        Мент укоризненно покачал головой. Его кто-то позвал из рации на груди, и Коржик предпочел побыстрее убраться.
        Его тошнило еще несколько раз на рекламу мобильных телефонов с фотографиями агрессивных дебилок, на логотип в виде яйца, на вывеску ресторана «Башлык-машлык».
        Дома его стошнило от новостей в телевизоре, блуждающих звуков вечного ремонта у соседей через несколько этажей и жены в халате.
        Но самый сильный приступ тошноты случился, когда он вышел на балкон и посмотрел на огни родного города. Весь ужин тут же покинул его и полетел вниз, за ним - желудочный сок, а следом пошла чистая желчь.
        Все уже почти закончилось, но тут из открытого окна соседей телевизор что-то сказал про премьера. От одного упоминания этого имени рвотные спазмы почти что вывернули его наизнанку. Не будь ограждение балкона таким высоким, он непременно полетел бы вниз со своего пятнадцатого этажа.
        Только далеко за полночь его отпустило, и он смог уснуть.
        - Спокойной ночи, Москва! - пробормотал он.

44
        Двери кабинетов в офисе были всегда открыты. Проходя по коридору, можно было всегда увидеть, кто сейчас на месте и чем занят. Закрывался только кабинет Толяна. Оно и понятно - самые важные дела происходили там. Толян вгрызался в партнеров, как комбайн в угольный пласт, а клерки собирали куски, которые он отколол от их финансовых потоков. Он делал самое трудное - обеспечивал объемы работ.
        Из коридора донесся гортанный крик какой-то тропической птицы. Через пять минут он повторился. Потом еще и еще. Это отвлекало. Звук шел из дальнего конца коридора, который сразу возле входа. Там сидели Андрюха и Гарик. Коржик пошел посмотреть.
        В кабинете был только Андрюха, Гарик еще не пришел. С тех пор, как они перешли на самоокупаемость, они могли приходить когда угодно и уходить когда захотят. Андрюха кнопил новый плоский ноутбук. Время от времени тот издавал тропический вопль. Такой же ноутбук был и у Гарика. Они купили их за свои деньги и теперь с понтом приносили утром на работу, а вечером уносили. Ради этого они стали таскать кожаные портфели, но не клерковские, а ковбойские, хотя раньше ходили с голыми руками или барсетками. - Это у тебя птица орет? - спросил Коржик. Андрюха довольно кивнул. Он играл в какую-то стратегию, и этот крик обозначал то ли победу, то ли поражение. Коржик был глубоко безразличен к компьютерным играм, поэтому лишь мельком взглянул на экран.
        - Хороший ноутбук, - сказал он, чтобы польстить Андрюхе, - плоский какой. Я что-то и не видел еще таких в продаже.
        Андрюха расцвел.
        - Да, ничего так, - с деланой скромностью подтвердил он.
        - Почем брал?
        - Там уже нет таких, а следующая партия будет по другой цене.

«По другой, так по другой, - подумал Коржик, - фиг с ним». Он решил поговорить с Андрюхой о бизнесе, пока не пришел Гарик.
        - А как там в Белоруссии? - спросил он.
        - Там все нормально, - ответил Андрюха.
        Он чувствовал себя именинником. Мало того, что Коржик похвалил ноутбук, так еще и завел разговор на тему, в которой он разбирался, а Коржик - нет. Он почувствовал собственную значимость в полном объеме.
        - Проститутки в гостинице дорогие? - немного сбил с него важности Коржик.
        Он засмеялся:
        - Почти даром!
        - Да? Тогда я с вами в следующий раз.
        - Если Гарик будет не против.
        - А они хоть ничего?
        Андрюха порылся в столе и выудил пачку фотографий.
        - Смотри.
        На снимках они с Гариком были сняты с гостиничными проститутками топлес. На взгляд Коржика, в них не было ничего особенного. Тетки как тетки, немного замученные, не такие, чтобы ради них куда-то ехать или даже переходить улицу. Хотя некоторые ездят. Его сосед по дому, например, обожал это дело. Специально ездил к приятелям в Рязань и Севастополь, чтобы развлечься с местными шлюхами. Ему нравилось, что бабы там славянского типа, а черные не встречались. «И вообще, они хорошие», - говорил он. Коржик верил. Он и сам любил бывать в провинции, когда представлялась возможность. Люди там действительно были другие.
        - Ну, а по бизнесу как?
        - Идет бизнес, - уклончиво ответил Андрюха.
        - Выгодный?
        - Вполне.
        - А насколько выгодный?
        - Это с Гариком, - опять сказал Андрюха. - Мое дело маленькое.

«Гарик уже научил его не болтать», - отметил Коржик. Обычно Андрюха был очень словоохотлив.
        - А в чем вообще суть вашего бизнеса там?
        - Ну, мы им даем сырье, а они нам - продукцию. Белорусские цены ниже, а продукцию можно вывозить в Россию беспошлинно. Здесь она сразу же дорожает.
        - И что это за продукция?
        - Стекло, резиновые и полиэтиленовые изделия, синтетические нити, нетканые материалы. Всякая такая лабуда.
        - Специфические товары. Еще надо знать, кому их предложить.
        - Мы знаем, - важно сказал Андрюха.
        - А дальше что?
        - Как что? Продаем.
        - Я имею в виду - расчеты с Толяном.
        - Ну, он сразу говорит, сколько хочет получить с каждой схемы. Что остается - наше.
        - И нормально остается?
        - Не жалуемся.

«Простой бизнес, а хрен вклинишься, - подумал Коржик. - Надо найти дешевое сырье, а это под силу только Толяну».
        Ему стало скучно. Андрюха так устроен, что долго говорить с ним не о чем. Птица в ноутбуке опять гортанно заорала, как будто ее заглатывал питон.
        На пороге возник Гарик:
        - Здорово! У нас гости?
        Гости - это Коржик. Обычно Гарик растягивал слова, делая между ними большие паузы, и пристально смотрел в глаза собеседнику, словно бы для того, чтобы убедиться - понимает тот или нет. Эта манера разговаривать Коржика раздражала. В словах Гарика все было прямо и просто. Какого хрена тогда смотреть? Или он думал, что у остальных мыслительные процессы протекали так же медленно, как и у него?
        Гарик Коржика недолюбливал. Коржик его тоже. Но это не мешало им при встрече здороваться за руку и даже немного общаться без особых напрягов. Долго, впрочем, Коржик с ним не выдерживал. Гарик разыгрывал рубаху-парня из провинции, но был вовсе не так прост, как хотел казаться. Раньше он состоял в бригаде какого-то авторитета в Казани. Потом авторитет от криминала отошел и занялся бизнесом. Бойцы заделались клерками, но прежние повадки то и дело прорывались. Примерно в это же время Толян с авторитетом и познакомился. Они стали партнерами по бизнесу. А еще через некоторое время Толян одолжил у него Гарика как самого толкового. Тот все равно к тому времени больше работал с Толяном, чем с авторитетом. Так Гарик и появился в офисе.
        Коржик с Гариком сходились в одном - терпеть не могли Митхуна. Впрочем, в этом с ними был солидарен почти весь офис.
        Любимой забавой Гарика было выкрикивать фразу «Борис, кушать!» из кошачьей рекламы, когда повариха приносила еду. В рекламе на зов прибегал рыжий кот Борис. В жизни тут же появлялся Митхун, который тоже был рыжим. На этом и строилась ассоциация. Он прибегал не на фразу Гарика, а просто потому, что всегда появлялся одним из первых, но получалось, что как бы на фразу. Гарик с Андрюхой радостно ухмылялись, остальные тоже улыбались. Митхун и не догадывался, что эта фраза и вызванный ею смех относятся к нему. Он деловито накладывал еду горкой и уминал две порции подряд. Гарик с Андрюхой переглядывались. Митхун убегал. Он ел очень быстро.

45
        Чтобы подсидеть Коржика, Митхун уговорил Толяна отправить того в дальнюю провинцию выколачивать давний долг.
        Дело было почти безнадежное. Коржик вылетел рано утром и в обед был уже в местной гостинице. Едва он бросил вещи, как зазвонил телефон. - Выходи, братан, я сейчас подъеду. Это был Кадухан, местный авторитет. Его предупредили, что Коржик прилетает. Он обещал Толяну помочь вернуть долг.
        Коржик оделся, спустился вниз и вышел на крыльцо. Подъехал черный «гелендваген», посигналил. Коржик подошел. На переднем сиденьи рядом с водителем сидел морщинистый кавказец с грубым, словно вырезанным из дерева лицом. Он напоминал иллюстрацию к книге «Урфин Джус и его деревянные солдаты». Ему было около пятидесяти.
        Коржик знал, что по статусу он не солдат, он офицер - то ли «смотрящий», то ли
«разводящий». Его поставили воры в законе следить за криминальным «порядком» в городе. Почему-то Толян решил обратиться за помощью именно к нему. Вид Кадухана вызвал у Коржика сомнения в успехе задуманного. Он не был большим специалистом по физиогномике, но ему показалось, что от этого хитрого «смотрящего» много пользы не будет.
        - Садись, - сказал Кадухан и кивнул на заднее сиденье.
        Сам он сидел на переднем и это Коржику тоже не понравилось. Если бы хотел говорить на равных, сел бы на заднее сиденье или вышел из машины, а так он будет говорить с ним вполоборота, как с подчиненным, хотя Коржик ему не подчиненный вовсе. Он - представитель заказчика, для которого Кадухан и подрядился выполнить работу. Следовательно, он работодатель, а Кадухан - исполнитель. И не фиг тут резать крестного отца!
        - Здорово, братан! - сказал тот и протянул Коржику руку в том же полуобороте: - Кадухан.
        - Привет, братан! - сказал Коржик. - Сергей.
        Ладонь у авторитета была большая, как лопата. На пальцах наколки в виде перстней. Каждый перстень - ходка в зону. Не любил Коржик такие руки - многовато в них понту.
        Его охватило внезапное раздражение и ему уже почти плевать было, кем здесь числится этот кавказец и какой у него статус в криминальном мире. Нет, чтобы познакомиться по-человечески, представиться нормально. А то сразу - братан! «Какой я тебе, на фиг, братан? - подумал Коржик. - Ты видишь меня в первый раз. Для тебя что, все прохожие братья? Как же задолбала уже эта простота, которая хуже воровства».
        - Как долетел? - спросил Кадухан.
        - Нормально.
        - Может, посидим вечерком в кабаке? - предложил он.
        Коржик не любил застолий до завершения дел. Ни к чему они.
        - Сначала дела, - отказался он. - Когда мы сможем выехать?
        Кадухан ответил не сразу. Отказ Коржика нарушил его планы, и он теперь их корректировал в уме.
        - Завтра утром.
        - Во сколько?
        - В половине шестого проснешься?
        - Подъезжай!
        - Лады! - произнес он провинциальное словечко, от которого Коржика всегда передергивало.
        От «ладов» для него всегда несло портянками и заскорузлостью. А теперь еще и Митхуном - тот тоже часто говорил «лады». «Не хватало еще, чтобы он сейчас сказал
„добро", - подумал Коржик.
        Кадухан протянул руку:
        - Добро! Завтра за тобой подъедут в пять тридцать. Не проспи.
        - Пусть они не проспят.
        - Кто? - не понял Кадухан.
        - Которые подъедут.
        Повисла пауза - Кадухан думал, не осадить ли Коржика. Решил не обострять.
        - А сейчас что будешь делать?

«А тебе не один ли хрен?» - подумал Коржик.
        - Отдохну с дороги - встал рано.
        - Ну, давай, - он опять протянул руку.
        Кадухан уехал. Коржику показалось, что он сбил с него немного спеси. Теперь ему захотелось поесть. Можно было, конечно, поехать с авторитетом в местный кабак, но он не любил эти длинные восточные разговоры за бандитскую жизнь и крутизну.
        Ассортимент гостиничного буфета он уже видел. Съедобными там были только вареные яйца да сок в тетрапаках. Он направился в соседнее кафе. Толян не выдал ему денег на питание в ресторанах, приходилось экономить. Коржик хоть и был у Толяна топом, да каким-то не таким. Во-первых, пошатнувшимся, а во-вторых - чучельным, потому что и фирма была чучельная.
        Почему-то вспомнился старый анекдот, где поп трахнул кобылу, а она потом шла и приговаривала: «Топ-топ - меня трахал поп». «А меня трахал Толян, - подумал Коржик. - В переносном, конечно, смысле».
        Что это за топ такой, прости господи, у которого нет лимита на представительские расходы, бонусов по итогам года и многих других приятных вещей? Ох, не в те топы он попал, не в те! Почему-то очень ясно это стало только сейчас. Для этого надо было оказаться за тысячу с лишним километров от Москвы.
        Вот она - сила больших расстояний. Когда сидишь на одном месте, то тупеешь и закисаешь, как слово «лады», и от тебя начинает вонять покорностью судьбе.
        В кафе висели какие-то уродские бархатные шторы, а пространство было разгорожено на нелепые кабинки, похожие, скорее, на загончики для коз. Все кабинки пустовали, Коржик оказался единственным посетителем. Но так и казалось, что в какой-нибудь из кабинок сейчас зазвенят колокольчики и раздастся блеяние.
        Он подошел к стойке и пролистал меню. За стойкой была стройная блондинка лет двадцати пяти. В меню он облюбовал шашлык из осетрины, салат из мидий и маринованные белые грибы местного урожая.
        - Шашлык из осетрины есть? - спросил он.
        - Есть! - не смигнув ответила она и улыбнулась.
        Ну разве можно было не поверить такой улыбке вкупе с такой тесной кофточкой на груди? Он сделал заказ и отправился в загородку ожидать, при этом старался не обращать внимания на древние столовые приборы, просившиеся на свалку, и пятна на скатерти.
        Девушка тем временем вышла в зал и картинно облокотилась на стойку, чтобы он мог получше рассмотреть ее ноги. Ноги были длинными и стройными. Да и сама она была ничего. Неплохо бы пригласить ее в номер, но не сегодня. Может быть, завтра. «Да, есть еще женщины в русских селеньях, - подумал Коржик. - И порох в пороховницах. Так почему бы им и не встретиться? Завтра сюда загляну».
        Из кухни передали поднос с его заказом. Она принесла его Коржику.
        - Вы знаете, - сказала она совершенно искренне, и в голосе ее послышалось неподдельное переживание, - шашлыка не оказалось. Недавно забрали последний. Есть просто жареная осетрина. Она хорошая, почти такая же, как и шашлык. Будете?»
        Он еще раз окинул взглядом ее ноги, грудь и задницу. В ней все было красиво. Как тут было не взять осетрину?
        Он кивнул. Она ушла и тут же вернулась с осетриной, поставила на стол и быстро отошла. Немного поспешнее, чем следовало. Коржик подумал, что, наверное, у нее неотложные дела за стойкой.
        Первый же пристальный взгляд на осетрину все прояснил. Она оказалась какой-то слишком уж темной. И поджаренной явно не сейчас. И даже не сегодня. Хорошо, если вчера, но что-то подсказывало ему, что и не вчера. Он ткнул в нее вилку и начал есть. Нет, она не была испорчена, не второй свежести. Вполне ничего, просто холодная и твердая, как мясо убитой снарядом лошади где-нибудь в зимнем сражении. Осетрина была из серии блюд под названием «Как мы тута дурим тупых москвичей». За нее следовало бы воткнуть вилку в задницу буфетчице, да уж ладно. Он сегодня был добрым - день приезда как-никак.
        Покончив с едой, он пошел рассчитываться.
        - Вам понравилось? - нагло спросила красотка и опять лучезарно улыбнулась.
        - Смотря что, - ответил Коржик. - Вы - да, еда - нет.
        Она кокетливо повела плечом:
        - Неужели невкусно?
        - Так себе, - скривился он. - Завтра я опять зайду. Надеюсь, будет получше?
        - Конечно - твердо ответила она. - Завтра - да. Приходите.

«Врет, курва, - подумал Коржик. - Но зайду».
        Он вернулся в гостиницу и только здесь почувствовал всю усталость, которая накопилась за сегодняшний день. Прошлую ночь он спал всего четыре часа и позапрошлую недоспал тоже.
        Зазвонил гостиничный телефон:
        - Не хотите ли провести вечер с девушкой?
        - Завтра, милашка, позвони завтра, - сказал он, чувствуя, что уже наполовину спит.
        Он поставил будильник на пять утра и выключил свет. Некоторое время он слышал включенный в соседнем номере телевизор с местными новостями. В коридоре громко переговаривались горничная и дежурная.
        Потом он провалился в сон.

46
        Будильник заорал громко и пронзительно. Коржик долго не мог понять, где он. Незнакомая комната, скрипучая кровать, сиротское худое одеяло, лепнина на потолке.

«Гостиница! - дошло до него. - Я приехал сюда выколачивать долг».
        Выколачивать - это сказано слишком сильно. Он не бандит. Хотя мог бы им стать. Это он сейчас понимал ясно. Если бы он вращался в этой среде, если бы дядя его был бандитом и двоюродный брат, а также друг детства или институтский товарищ, тогда и он стал бы бандитом, хотя тюрьмы он боялся, тут он был недостаточно отмороженным. А вот разборки со стрельбой его почему-то не пугали. Это потому, что в детстве он любил подраться. Не нарывался, но и не избегал.
        Но бандитские времена уже прошли. Это тут еще остались «смотрящие-разводящие», а в Москве их давно уже не было. Или были? Сегодня как раз и должна была состояться такая разборка. Без стрельбы, но с мордобоем.
        Он оделся и посмотрел на часы. Ровно в пять тридцать он стоял уже на крыльце гостиницы. Было темно и тихо. С веток деревьев падали капли, оставшиеся от ночного дождя. Минут через десять подъехала машина и коротко просигналила. Не та, на которой вчера приезжал Кадухан, а джип широкий. «Ну что ж, широкий так широкий, - подумал он, - не один ли хрен?»
        В машине сидели два незнакомых ему перца. Он поздоровался и сел на заднее сиденье. Там никого не было. Перцы сказали, что надо заехать за Кадуханом. Машина долго петляла по окраинным улицам и остановилась в районе «хрущевок». «Странное место для „смотрящего", - подумал Коржик. - Тот ли он, за кого себя выдает, или же просто мелкий жулик?»
        Человек с переднего сиденья почти бегом отправился за Кадуханом. Вернулись они вдвоем. Кадухан сел впереди, а тот перешел назад. Коржик вынужден был подвинуться и оказался за спиной водителя. Самое отстойное место, хотя и самое безопасное на случай аварии. Ему это не понравилось, но пришлось смириться. Не затевать же сейчас выяснение, кто где должен сидеть. Он все-таки не Ельцин. Зато с этого места оказалось удобнее говорить с Кадуханом - его было видно в профиль, а не в затылок.
        - Это мой брат, - Кадухан кивнул на человека рядом с Коржиком.
        Они обменялись рукопожатиями. Тот назвал свое имя, которое Коржик тут же забыл. Что-то вроде Тыр-пыр.
        Выехали на трассу. Сзади за ними следовала «девятка», в ней сидели четыре человека. Это «бригада» Кадухана. Коржик их знал - они встречали его в аэропорту и отвезли в гостиницу. Сначала хотели в «Спортивную», но он настоял, чтобы в самую приличную и обязательно в одноместный номер. Это их почему-то расстроило, но они подчинились.
        Бригада выглядела странно. Члены ее были староваты для такой работы, хотя и накачаны. Обычно в бойцах ходит молодежь, а тут двум из них было за сорок, другим двум - за тридцать. «Ладно, - подумал Коржик, - посмотрим, что будет дальше».
        - Ехать далеко? - спросил он.
        - Часа четыре.
        - Ни фига себе! - вырвалось у него.
        До должника оказалось больше двухсот километров - он жил в райцентре на краю области.
        Завязался ленивый дорожный треп. Они стали расспрашивать его о Москве и о Толяне. Коржик смотрел в окно и нехотя отвечал. По опыту он знал, что в таких ситуациях лучше молчать или говорить только о главном. Любая болтовня на посторонние темы расслабляла, возникали ненужные симпатии или антипатии, которые потом не давали сосредоточиться на основной задаче, и в итоге терялась бдительность. Но вопросы не прекращались.
        Вопросы задавали то Кадухан, то Тырпыр. Водила молчал. Коржику это надоело и он сделал вид, что уснул. Они отстали и начали джеркотать по-своему.
        Дорога была хорошая, машина ехала с приличной скоростью, мотор широкого гудел мощно и монотонно. Коржик на самом деле начал клевать носом.
        Вдруг машина остановилась, и Коржик проснулся.

«Уж не менты ли нас тормознули? - мелькнуло у него в голове. - Они наверняка засекли выезд из города такого важного человека, как Кадухан, да еще и на двух машинах. Сейчас начнут искать волыны, не найдут, потому что они спрятаны под днищем, подбросят пару-тройку патронов, грамм героина и всех повяжут».
        Но никаких ментов не было. Они встали у деревенского рыночка с домашней птицей. Кадухан в своих трениках с пузырями на коленях тяжело потрусил туда. Коржику было видно, как он долго и придирчиво выбирал курицу и еще что-то. Вернулся он с облюбованной птицей, литровой банкой сметаны и кругом домашнего сыра. Эта сторона жизни авторитетов, да еще в чине «смотрящего», была Коржику неизвестна. Он думал, что все это им приносят «шестерки», а они только делают предложения, от которых другие хотят, но не могут отказаться. Оказывается, он был неправ.
        И опять у Коржика возникли смутные сомнения. «Ладно, - успокоил он себя, - может, у человека хобби такое - лично выбирать продукты к своему столу. Нахлебался, бедолага, тюремной баланды и теперь любая курица ему в радость».
        Кадухан бережно сложил покупки в багажник, сел на свое место и сказал:
        - Дорого дерут! Уж я с ними торговался-торговался - и ни в какую.
        И тем самым опять вызвал у Коржика сомнения. Разве может быть для «смотрящего» что-нибудь дорого? У него должно быть очень много денег. Просто без счету денег у него должно быть.

«Ладно, - успокоил он себя еще раз, - у него, наверное, было трудное детство, и он теперь просто не может переплатить лишнюю копейку. Рука не поднимается. Деньги есть, а взять нельзя. Всякое бывает».
        Они поехали дальше. Коржик опять сделал вид, что уснул. Кадухан с братом, решив, что он их не слышит, перешли на русский, но разговаривали негромко и поэтому до Коржика долетали только обрывки фраз.
        - Он пепси-колами у нас на рынке торгует, - сказал о ком-то Кадухан.
        Брат что-то ответил, но он не смог разобрать что да ему и не очень хотелось вникать.
        - А этот чейзами торгует, - опять сказал Кадухан.
        - Чем? - не понял Тырпыр.
        - Книжками.
        Из дальнейшего разговора Коржик узнал, что у Кадухана самого на этом рынке несколько киосков со всякой лабудой. И опять сомнения стали его одолевать. Он не очень разбирался в «понятиях», но знал, что «смотрящим» вроде бы как нельзя заниматься бизнесом. Ведь тогда они не смогут выполнять обязанности третейского судьи. Или «понятия» за последнее время изменились? «Н-да, умеет Толян находить, кому ссудить деньги, - подумал он, - „смотрящих", чтобы потом эти деньги вытаскивать».
        Они ехали уже больше часа. В машине было довольно холодно - печка не работала. Постепенно он начал замерзать. Особенно страдали ноги - он обул легкие ботинки. Надо было обуть утепленные, но кто же знал, что сраный широкий неисправен? Он вообще думал, что они поедут на «гелендвагене». Он давно понял, что с октября по апрель в командировки следует ездить в утепленной обуви. Тогда чувствуешь себя человеком, уверенным в завтрашнем дне, а не дрожащим засранцем. Или, на худой конец, нужно такие ботинки покупать сразу по прилету.
        На их пути возник маленький вшивый городок. Кадухан по обыкновению сказал, что ему надо посмотреть провизию, и они опять сделали остановку. Авторитет с братом с увлечением углубились в продуктовые ряды, бригада свалила еще куда-то, а Коржик остался один и пошел пройтись. Как и во всех мухосрансках, жизнь здесь была построена вокруг рынка и магазинчиков, его окружавших. Со всех сторон пейзане устремлялись на рынок и возвращались обратно с покупками. Коржик вознамерился перекусить, но все харчевни оказались закрытыми по причине раннего времени. С трудом он нашел задрипанную забегаловку с пирожками и горячим чаем. Но обстановка сейчас была не важна. Позавтракал. Стало немого теплее, но задубевшие в холодной машине ноги все равно не отошли.
        Вернулся к машинам. Продуктовых придурков все еще не было. Видно, хотели скупить весь рынок. Наверное, Кадухан после тюрьмы никак не мог отъесться. Интересно, когда он в последний раз сидел и за что? - подумал Коржик. - Надеюсь, не за ограбление магазина «Мясо-птица».
        От нечего делать, он зашел в магазин бытовой техники. Магазин был ободранным, с тяжелой металлической дверью, оставшейся еще с советских времен. А техника в ассортименте наличествовала самая дешевая, неизвестных ему брендов и выглядела весьма подозрительно.
        Опять вернулся к машинам. Ну где же все?
        Тут подтянулись и они. Кадухан протянул Коржику еще теплый пирожок.
        - С печенкой!
        - Потом, - отмахнулся Коржик, но пирожок взял и сунул в карман с намерением где-нибудь по пути выкинуть.
        Выехали опять на трассу.
        - Кадухан? - спросил Коржик.
        - Чего, братан?
        - А расскажи, что мы будем там делать.
        - Как, что? Прижмем этого пидора, чтобы отдавал деньги.
        - А если у него нет денег?
        - Пусть ищет!
        - А если не найдет?
        - На месте сообразим, - уклонился тот от ответа.
        - Бить будем?
        - По обстоятельствам.
        Коржику совсем не хотелось никого бить. Это была не его работа. Но ему хотелось знать, какой у «разводящего» план действий. Пока он не понимал, зачем они ехали туда такой толпой. В надежде на то, что увидев их, должник испугается, полезет в кубышку и отдаст долг? Так это маловероятно. Что-то должно быть заготовлено еще, иначе это пустая трата времени.

«Хренов Толян, - подумал Коржик, - никогда нельзя получить вразумительных инструкций - все второпях, все на бегу».
        - Что там делать? - спросил он Толяна перед поездкой.
        - Нужно вернуть долг.
        - Как?
        - С помощью Кадухана.
        - Как все будет выглядеть?
        - Решите с ним на месте.
        И все. Никаких дополнительных деталей. Оно и понятно - ничего лишнего он сказать не хотел, чтобы потом, если при выбивании Коржик и Кадухан перегнут палку и возникнут проблемы с милицией, никто не смог бы сказать, что именно это и именно так велел сделать Толян. Он страховал свою жопу.

«А я свою почему не страхую? - задал себе вопрос Коржик. - Подумать только, еще несколько месяцев назад я был чистеньким банковским клерком с головой, полной иностранных финансовых терминов и всех на свете котировок, а сейчас мчусь в машине с бандюками выбивать долг из председателя колхоза».
        И еще один момент этой поездки занимал его мысли. Если все пройдет хорошо - Толян вернет свои деньги. Половину, по крайней мере, потому что Кадухан уже несколько раз произнес слово «дербаним», а это означало раздел выбитого долга пополам. А ему что? Только зарплата? За такую-то грязную работу? Выходило, что так, потому что ни о каком другом вознаграждении Толян и не заикнулся. Не слишком ли скромно?
        Наконец, они прибыли на место. Это был городок вроде предыдущего. Коржик уже совсем задубел. На негнущихся ногах он с трудом выбрался из машины. Они остановились в местном коттеджном поселке. Высокие заборы, спутниковые антенны, ухоженная территория. Должник жил в кирпичном особняке, заросшем по периметру кустами, не самом большом, но и не самом маленьком.
        Кадухан позвонил в калитку. Из дома выскочил человечек тоже кавказской наружности, глянул на незваных гостей и побежал за угол. Кадухан кивнул бригаде. Двое помоложе перемахнули через забор и кинулись следом. Они разделились и скрылись за домом с двух сторон. На цепи рвалась средних размеров собака непонятной породы, но ничего не могла поделать - цепь была короткая и крепкая.
        Вскоре появились бойцы. Один из них держал за руку выше локтя хозяина дома.
        - Что за бега, еб твою мать? - раздраженно поинтересовался Кадухан.
        - Извини, я в туалет хотел, - стал оправдываться хозяин.
        Коржик понял, что они знакомы.
        - Обосрался, что ли, от страха? - спросил Кадухан.
        Все засмеялись. Бойцы подвели хозяина совсем близко. К удивлению Коржика, вместо того, чтобы засветить ему в пятак, Кадухан вполне дружелюбно пожал ему руку.
        - Это Сергей из Москвы, - представил он Коржика. - От Толяна.
        - Какого Толяна? - стал придуриваться человечек.
        - Которому ты денег должен, - напомнил Кадухан. - Не валяй ваньку, а то нарвешься.
        Человечек протянул Коржику руку.
        - Анзор, - назвался он.
        - Веди в дом! - велел Кадухан.
        Анзор, изображая радушие, распахнул дверь. В дом вошли Коржик, Кадухан и его брат.
        Бригада осталась на улице - им не полагалось. Если что - позовут.
        Человечек провел всех в зал. Там были камин, кожаные кресла, диван и большой телевизор. На полу лежали несколько ковров. Стены были отделаны деревом.
        Все расселись.
        - Чем вас угощать? - спросил Анзор.
        - Деньгами! - ответил за всех Коржик. Это прозвучало неожиданно даже для него самого. - Долг давай!
        Анзор вздрогнул, бросил быстрый взгляд на Коржика, а потом перевел на Кадухана. В этом взгляде явственно читался вопрос: «Кто здесь главный?»

«Я - главный!» - ответил взглядом Кадухан.
        - Сергей шутит, - снисходительно сказал «разводящий», - устал с дороги.
        Но на Коржика это не подействовало. «Перед своими бойцами будешь босса разыгрывать, - подумал он, - а мне дело надо делать».
        Он заводился все больше. С ним иногда так бывало: то спокойный и невозмутимый, а то что-то срывало его с тормозов - и понеслось. И вот что было самое интересное - потом, вспоминая о таких моментах, он почти никогда о них не жалел. Все, оказывается, делалось тогда так, как надо.
        - Какие уж тут шутки, - сказал он Кадухану. - Я за деньгами приехал.
        И повернулся к Анзору:
        - Брал в долг - возвращай! Чего тут непонятного?
        Тот молчал и смотрел на Коржика. У Анзора было лицо отъявленного мошенника. Коржик был уверен, что он кинул не только Толяна, но и других кредиторов. И что все они тут в сговоре и готовятся разыграть перед ним спектакль, чтобы спровадить обратно в Москву ни с чем. Ему захотелось поломать их планы. Еще ему казалось, что все напрасно, что увяз Толян на этих глухих просторах нашей родины, как немцы под Москвой, и денег своих никогда и ни за что отсюда не вытащит. Но он уже не мог остановиться.
        - Чего смотришь, чучело? - сказал он Анзору или Анвару, или как его там - хрен его маму знает. - Рассчитывайся, давай! Принимаем любую валюту. Открывай закрома.
        Кадухан молчал. Анзор втянул голову в плечи.
        - Нету денег, Сергей.
        - Нету денег? Какая жалость! У вас никогда, блядь, их нет! Ты ведь председатель? Или был им? Как называется твой колхоз? «Сорок лет без урожая»? Или «Путь с обрыва»? Вы всегда косили под убогих, набирали долгов и не отдавали, и вам их списывали во все времена. А вы жрали самогонку с груздями и хреном груши околачивали. Но теперь надо отдавать, Анзор, теперь деньги частные, не государственные, и прощать их никто не будет. Натурой давай! Что ты можешь предложить взамен?
        - Мне нечего сейчас предложить.
        - Как нечего? А будущий урожай?
        - Продан весь. Уже давно.
        - Технику давай - трактора и комбайны!
        - Заложены.
        - Тогда землей рассчитывайся.
        - Землей распоряжается общее собрание.
        - Ну, так собери его!
        - Не могу - они выскажут мне недоверие и тогда вообще труба. Тогда я - никто.
        - Что, и спрашивать будет не с кого?
        Он виновато кивнул.
        Этот мошенник умел казаться несчастным придурком. Может быть, поэтому его до сих пор и не застрелили - грех палить в убогого. По дороге Кадухан рассказал, что неделю назад сюда приезжали чеченцы, которым он тоже задолжал, настоящие бандиты, не такие, как у Кадухана.
        Но и тех он сумел разжалобить. А ехали они с намерением его убить. Но все закончилось тем, что во дворе зарезали барана - по их обычаям, здесь должна была пролиться кровь, поэтому кровь Анзора заменили кровью барана. Поели шашлыка и уехали. Надолго ли?
        Коржик повернулся к Кадухану.
        - Ты бить его будешь? - спросил он.
        - Зачем бить? Он отдаст.

«Вот и подтверждение, что они заодно», - подумал Коржик. И взорвался.
        - Кадухан, - сказал он, - я хочу тебе кое-что объяснить. Я приехал за деньгами. Из самой Москвы. Очень рано вчера встал и долго летел на аэроплане. Очень рано сегодня встал и долго ехал на машине. А денег нет. Ты подрядился помочь их вернуть. Ну, так помогай! Делай уже что-нибудь! Хватит кресло просиживать. Кто здесь бандит - ты или я? Зови своих, пусть навешают ему!
        Кадухан выпрямился в кресле и застыл, как индеец Гойко Митич. После первых же слов, обращенных к нему, у Коржика похолодело внутри, но он уже не мог остановиться. Он говорил и не знал, кого сейчас будут бить - председателя колхоза или его.
        Повисла пауза. Наконец, Кадухан кивнул брату:
        - Позови двух ребят.
        Тот вышел. Хлопнула дверь, зашли два бандита помоложе. Один здоровый рябой с тупым лицом, другой юркий с усиками. Вопросительно посмотрели на Кадухана. Брат остался на улице - не захотел присутствовать.
        - Попинайте этого! - Кадухан кивнул на Анзора. - Но без увечий.
        И повернулся к Коржику:
        - Пойдем, покурим.
        - Я останусь.
        Тот удивленно вскинул брови:
        - Ну, как знаешь.
        Человечек умоляюще посмотрел на Кадухана. Он напоминал сейчас игрушку Лизун, которая медленно сползает по стене. Казалось, он вот-вот растечется зеленой лужей на полу.
        Кадухан отвернулся и вышел.
        - Начинайте! - велел Коржик.
        Бандиты подошли к человечку и стали по бокам. Тот скукожился и закрыл согнутыми в локтях руками грудь и живот. Бандиты как-то буднично и нехотя, словно бы не всерьез, начали его бить. Они наносили удары по области почек, в бока, в грудь. Удары были тяжелыми, отработанными. После некоторых человечек всхлипывал и громко втягивал воздух. Он не сопротивлялся, зная или догадываясь, что тогда будет еще хуже. Коржика начало тошнить, но он заставил себя смотреть дальше. Сейчас ему почему-то хотелось, чтобы на месте человечка оказался Толян, который и прислал его сюда.
        Один из ударов пришелся снизу в скулу человечку. Тот охнул и упал на бок. Уже лежа он пошарил во рту языком и выплюнул что-то на пол. Раздался стук. Коржик подошел посмотреть. Это был зуб в сгустке крови.
        Кровь возбудила избивавших. Худой ударил его носком ботинка в живот и тот скорчился.
        - Хватит! - сказал Коржик, с усилием подавляя рвотный спазм.
        Он понял, что если они будут продолжать еще хотя бы минуту, его вырвет прямо здесь.
        На их тупых рожах не отразилось никаких эмоций. Они вопросительно посмотрели на Коржика, ожидая дальнейших распоряжений.
        - Все, идите! - сказал он. - Позовите Кадухана!
        Они ушли. Вернулся Кадухан. Анзор уже очухался и со стоном сел на ковер. Он ощупывал языком место, где недавно был зуб.
        - Говорил же, не увечить, - пробормотал Кадухан, завидев на полу сгусток крови.
        - Ну что, урод, - спросил Коржик, - будешь деньги отдавать?
        Тот утвердительно затряс головой.
        - Так давай, не тяни!
        Анзор встал, сунул руку за обивку кресла и достал ключ. Затем отогнул край ковра и открыл стенной сейф. Взял там какую-то бумагу и протянул Коржику. Это был вексель Сбербанка на треть суммы долга без процентов.
        - А остальное?
        - Осенью, - прошепелявил тот.
        Коржик достал два чистых листа и ручку.
        - Распишись внизу на каждом! - велел он.
        - Что это?
        - Здесь будет договор о продаже урожая на оставшуюся сумму.
        - А если…
        - Не бойся, не обманем. Нам бы свое вернуть.
        Он в нерешительности взял ручку.
        - Ну!
        Он поставил закорючки.
        - В скобках фамилию напиши.
        Он вывел фамилию.
        - Теперь колотушку шлепни!
        - Ее здесь нет.
        - А где она?
        - В правлении.
        - Это где?
        - В селе, пятнадцать километров отсюда.
        Никуда ехать Коржик больше не хотел, тем более, с побитым Анзором. Он решил, что сойдет и так. Спрятал листы с подписями и вексель в сумку и обернулся к Кадухану:
        - Поехали домой.
        По дороге они остановились у придорожного ресторана пообедать. Ресторан держали кавказцы, и он был таким же заскорузлым, как Кадухан и его люди. Захмелев, Кадухан хлопнул Коржика по плечу:
        - А ты молодец, Сергей. Пять баллов. Мне как раз такой помощник и нужен. Пойдешь ко мне?

«Ну, вот и карьера, - подумал Коржик с иронией. - Только криминальная и не в Москве. Знал бы он, что меня до сих пор трясет от выбивания, что бы он тогда сказал?»
        А вслух произнес:
        - Да нет, Кадухан, я уже числюсь в Москве в помощниках.
        Это было неправдой - в помощниках у Толяна ходили другие. Но он надеялся, что станет им, когда привезет вексель и листы с подписями. «А, все дерьмо», - подумал он.
        Он сказал, чтобы его высадили в центре. Направляясь к гостинице, бесцельно зашел в несколько попутных магазинов, просто прошел через залы, покосившись на товары, и все. Зачем-то купил в секс-шопе черный резиновый фаллос. В номере поставил его в пустую пыльную вазу. «Скажу Толяну, что это председатель колхоза передал в счет погашения остатка долга», - решил он.

47
        Он лежал одетым на кровати, смотрел в потолок и вспоминал события сегодняшнего дня. На душе было мерзко, как будто это он сам бил должника и выбил тот зуб. Он чувствовал себя вывалянным в дерьме. Вексель и листы с подписями лежали на тумбочке.
        Зазвонил гостиничный телефон. В трубке послышался вчерашний мелодичный голос:
        - Не желаете ли провести вечер с девушкой?
        - Смотря с какой, - нехотя ответил он.
        - Вам понравится.
        - А цена?
        - Договоримся. Меньше, чем в Москве.
        - Ты говоришь о себе, милашка?
        - Да.
        - А ты не очень страшная?
        - Я совсем не страшная, даже наоборот.
        - Не слишком худая?
        - Нет.
        - И не толстая?
        - Я нормальная!
        - А триппера у тебя нет?
        - Ой, о чем вы говорите, мужчина!
        - О триппере, девушка. Так есть или нет?
        - Нет.
        - А лет тебе сколько?
        - Восемнадцать уже было.
        - Давно?
        - Лет пять назад. Могу паспорт показать.
        - Ладно, приходи, - решился он. - Если чего - личико полотенцем прикроем.
        - Себе прикрой, - вдруг обиделась она, - а мне не придется!
        - Ничего себе, - удивился Коржик. - А ты меня видела?
        - А то! Не бог весть, какой красавец.
        - Ну, да, - согласился он, - но все же не такой, чтобы прикрывать полотенцем.
        - Это кому как, - стала наглеть она дальше, почувствовав его заинтересованность.
        Он пропустил укол мимо ушей.
        - И где же ты меня видела? - стал допытываться он.
        - Вчера в кафе. Осетрину помнишь? - мстительно напомнила она.

«Так это буфетчица, - мгновенно сообразил Коржик. - Ничего себе! Я собирался зайти к ней, а она сама звонит. Клево!»
        - Ну, тогда давай сюда. И презервативы не забудь.
        Про презервативы он сказал просто так, у него были свои.
        - Знаем, не впервой, - хихикнула она и уже хотела положить трубку.
        - Слушай, - вспомнил он, - а за такую осетрину ты должна бы дать мне бесплатно. В порядке компенсации ущерба, так сказать.
        - Ага, счас, разбежалась! - сказала она. - Всем даром давать - здоровья не хватит.
        - А за деньги - хватит? - спросил он, но она уже положила трубку.
        Через двадцать минут она стучала в дверь номера, а еще через десять они были в постели.

«Хрен ли тянуть, - подумал Коржик, - если она все равно проститутка».
        Она подстроилась под его ритм и умело изобразила оргазм. То, что это имитация, было видно сразу. Ее задача - довести до оргазма клиента, то есть Коржика. Это у нее получилось. Все остальное - только бизнес, ничего личного.
        Они перевели дыхание и некоторое время молчали. Она закурила, а Коржик лежал и поглаживал ее по груди и животу. Его возбуждало то, что она проститутка. Вчера ее трахал один, завтра будет трахать другой, дома трахает муж, если он у нее есть. Одна дырка, а сколько всем пользы.
        Ему захотелось потрепаться за ее профессию.
        - Слушай, - спросил он, - а вот если бы тебя вызвал клиент из четырехместного номера, ты пошла бы?
        - Из четырехместных не вызывают.
        - Ну а допустим, вызвал бы?
        - И допускать нечего - там нет телефонов.
        - А если бы был?
        Она задумалась:
        - Нет, не пошла бы.
        - А если бы деньги были очень нужны?
        - Ну, не знаю. Пусть бы попросил остальных выйти. Или еще чего придумал.
        Коржик засмеялся:
        - Он бы придумал. Субботник, например. Ты рискуешь, мать.
        Ей этот разговор не нравился.
        - Чего пристал? - раздраженно спросила она. - Не было такого и не будет никогда! Что попусту болтать?
        Она не понимала, что вся прелесть трепа в том и состоит, чтобы болтать попусту и ни о чем в приятной компании. А она была для Коржика именно такой компанией.
        Он посмотрел на нее сбоку. «Красивая телка, - подумал он, - с такой приятно лежать рядом».
        Потом он восстановился и трахнул ее еще раз. Она опять квохтала и опять ненатурально, но ему это было все равно. Он понимал, что за такие деньги нельзя требовать слишком многого.
        Завершив процесс, он опять скатился набок и стал думать, хватит на сегодня или еще нет? Решил подождать и посмотреть.
        Ее взгляд наткнулся на вазу и она наконец заметила стоящий в ней черный фаллос.
        - Какие у тебя штуки интересные, - со смешком заметила она.
        Он достал хрен из вазы и дал ей подержать.
        - Вещь! - сказала она, покачивая его в руке, как дубинку.
        - Да уж.
        - И, между прочим, больше, чем у тебя. Он развел руками.
        - Чем богаты, тем и рады. Если хочешь, могу тебя им трахнуть, - предложил он.
        - Смотря за сколько, - кокетливо произнесла она.
        - Ни за сколько - это для удовольствия.
        - Для чьего удовольствия? - поинтересовалась она.
        - Твоего.
        - Это тебе траханье удовольствие, - сказала она, - а для меня это работа.
        - Так, значит, ты сымитировала эти два оргазма? - поймал он ее на слове.
        Она смутилась.
        - Ну не совсем, - неубедительно попыталась оправдаться она.
        Некоторое время они молчали.
        - А зачем он тебе? - вдруг спросила она.
        - Кто?
        - Хрен этот черный.
        - Так, незачем.
        - Чего же тогда с собой таскаешь?
        Тема явно была ей близка.
        - Я и не таскаю.
        - А где ты его тогда взял?
        - Нашел, - соврал Коржик, не смигнув.
        - Как это?
        - Сегодня ездил в один ваш райцентр, там и нашел. У ресторана он лежал в пыли. Помыл под краном - еще ничего.
        До нее медленно доходил смысл сказанного. Тем сильнее получилась реакция.
        - Ах ты, извращенец хренов! - возмутилась она. - Ты нашел его на улице и предлагаешь им меня трахнуть?
        - А что такого? - стараясь оставаться серьезным, сказал Коржик. - Я помыл его два раза с мылом, он теперь как новый. Да ты сама посмотри.
        - Каким мылом, еб твою мать?! Каким, бля, мылом? Ты хоть представляешь себе, что им могли раньше делать?
        - Ну как что? Трахались. Не суп же им помешивали.
        - Так - все! - заявила она. - Хватит! Ты - маньяк. Я пошла, давай рассчитывайся!
        Но Коржику пока не хотелось, чтобы она уходила. Тогда не с кем стало бы болтать и опять полезли бы мысли о поездке. Он удержал ее и стал успокаивать:
        - Ладно, ладно, пошутил я. Нигде я его не находил. Новый он, в вашем секс-шопе сегодня купил. Могу чек показать.
        Она медленно успокоилась:
        - Знай, как шутить, бля!
        - Да ладно тебе.
        Но запас шуток еще не был исчерпан. Он положил резиновый фаллос ей на живот.
        - Давай-ка прикинем. Ого! Смотри, он мог бы достать тебе до диафрагмы.
        Она молчала.
        - А вот если бы тебе задвинуть его в задницу, то он достал бы тебе до лопаток. Ты могла бы им почесать лопатки изнутри. Знаешь, бывает так, что спина чешется, а дотянуться никак нельзя, только ножницами или линейкой, или приходится чесаться об дверной косяк.
        - Себе задвинь, юморист!
        Он опять вспомнил о сегодняшней поездке за долгом.
        - Мне уже задвинули.
        - Его? - с интересом спросила она.
        - Нет, другой.
        - В каком смысле?
        - В смысле, развели на бабки.
        - На много?
        Он кивнул.
        - Твои личные?
        - Нет, начальника.
        - Тогда забей.
        Она прижалась к нему и чмокнула в щеку.
        - Я так и сделаю, - пообещал он.

«Падок человек на сочувствие, - подумал Коржик. - Казалось бы, кто она мне и кто я ей? Гостиничная шлюха, пусть даже и красивая, ни единому слову которой верить нельзя, у которой я сколько-то там тысячный клиент и которая запросто упрет деньги, если оставить кошелек на виду, а вот поди же ты - стало легче».
        Он поймал себя на том, что временами начинал проваливаться в сон и всхрапывать. Значит, настала пора прощаться. Кровать была слишком узкой для двоих, а он не любил спать с бабами всю ночь в одной кровати, пусть даже и в широкой.
        Он рассчитался и выпроводил ее вон.
        - Ты еще долго тут будешь? - спросила она напоследок.
        - Завтра улетаю.
        - Вечером? - в голосе послышалась некоторая надежда.
        - Утром.
        - Жалко.
        - А то!
        - Если вдруг билетов не будет - звони.
        Она написала на клочке бумаги свой номер.
        - Поможешь достать?
        - Я предложу тебе кое-что получше.
        - Бесплатно?
        - Ну, нет - мы же с тобой не любовники!
        Она чмокнула его в щеку, но все еще не уходила.
        - Что-нибудь еще?
        - Ты, это, штуку черную подарил бы девушке. Она тебе все равно ни к чему.
        Он вернулся в комнату и вынес африканский член:
        - Вот. Поставь его в вазу.
        - Я уж сама решу, что с ним делать, - захихикала она.
        - Кстати, - совершенно серьезно сказал Коржик, - ты должна знать, что он настоящий.
        - Да?
        - Да. На самом деле, я привез его из Кейптауна. Его отстрелили у известного борца с апартеидом прямо в момент страсти, а потом забальзамировали и продали - нужны были деньги на освободительное движение.
        - Какое движение?
        - Освободительное.
        - А это как? В каком ракурсе?
        - Ладно, проехали.
        Она сказала «пока» и ушла. Как будто они еще когда-нибудь увидятся.
        Коржику почему-то хотелось думать, что она трахается не со всеми постояльцами гостиницы подряд, а только с теми, которые ей хоть немного нравятся. Хотя он и понимал, что ей нравятся все, кто может заплатить.
        Он добрался до кровати и провалился в сон с мыслью, что завтра все будет выглядеть лучше.

48
        Сон ему приснился чудной. Как будто один клерк поймал в командировке триппер. В смысле - подхватил гонорею. Денег с собой ему выдали мало, особо не пошикуешь, вот и приходилось экономить. Он польстился на гостиничную блядь, которая подешевле, - ну, и поймал.
        Перефразируя классика, можно было бы сказать так: «Говорил триппер с укоризною - не гонялся бы ты, клерк, за дешевизною».
        Смех смехом, но триппер действительно стал являться ему по ночам и разговаривать с ним.
        - Ну что, курва московская, - почти ласково сказал триппер в первую же ночь, еще когда он был в гостинице, - подхватил подарочек из провинции?
        Выглядел он в точности так, как рисуют злобные бактерии на агитационных плакатах - маленький, волосатый, на тонких ножках и с длинным загнутым книзу носом, похожим на самоварный кран, только без вентиля. Из носа все время что-то капало.
        - Какой подарочек? - не понял клерк.
        - Известно, какой - гонорей!
        - Нет у меня никакой гонореи! - запротестовал клерк.
        - Ха-ха-ха! - затрясся от смеха микроб. - Еще как есть, уж можешь мне поверить!
        И исчез.
        А наутро клерк и сам убедился, что да-таки, есть. Не соврал мерзкий микроб.

«Что же делать? - опечалился он. - Ладно, вернусь домой - что-нибудь придумаю».
        Дома он первым делом поругался с женой под надуманным предлогом, чтобы, значит, уклониться от супружеских обязанностей и не заразить ее. Жена удивилась такой его внезапной агрессивности, но ссору поддержала - у нее тоже накопилось к нему много претензий. А ночью гонорей опять ему приснился.
        - Ну, - торжествуя сказал он, - что я тебе говорил? Есть подарок, есть! Получай, фашист, гранату, то есть я хотел сказать, москвич - гонорей! А то больно уж вам хорошо в вашей Москве. Вот и помучайся теперь!
        - А тебе-то что? - изумился клерк. - Тебе не все ли равно, где людям вредить?
        - Мне за земляков обидно, - заявил гонорей. - Я, можно сказать, решил за них отомстить.
        - Патриот, что ли?
        - А то!
        Клерк не нашелся, что ответить.
        - Давно триппера-то не цеплял? - почти дружелюбно спросил микроб. - Небось, со студенческих лет еще?
        - Никогда у меня ничего такого не было! - решительно запротестовал клерк.
        - Ну, мне-то не парь, - насмешливо сказал микроб. - Я же вижу - гостили у тебя мои собратья. Давно, правда, но были.
        - По чему это ты видишь?
        - По состоянию уретры - вот по чему.
        И опять клерку было нечего возразить.
        - И что ты теперь станешь делать? - ехидно спросил гонорей.
        - Лечиться буду, - твердо сказал клерк. И зачем-то добавил: - Давить вас, гадов, надо!
        - Всех не передавишь, - заметил микроб.
        - Посмотрим.
        - В диспансер, что ли, пойдешь?
        Клерк промолчал.
        - Ты не торопись, подумай сначала, - посоветовал гонорей. - Вдруг оттуда на работу сообщат?
        - Сейчас не сообщают.
        - Да? Ты так уверен?
        Клерк задумался. Он вовсе не был в этом уверен.
        - Вдруг тебя увидит кто-нибудь? Слухи пойдут. Оно тебе надо?
        - Нет.
        - Вот то-то и оно. А потом, надо же в будущее смотреть. Вот, допустим, решишь ты политикой заняться. Изберут тебя депутатом. Начнешь бюджет пилить. А тут недруги узнают, что ты в диспансере от триппера лечился. И обнародуют. Трипперный, скажут, у нас депутат. Позор на всю страну. Прощай карьера, семья, да и вообще - хоть на улицу, на телевизор то есть, не выходи.
        - Я не пойду в политику! - заявил клерк.
        - Не зарекайся. По всякому может сложиться.
        Клерк задумался. Он и правда иногда подумывал о политике, больно уж надоело сидеть в офисе, да случай не представлялся. Но чем черт не шутит.
        - Тогда пойду к фельдшеру.
        - Они шарлатаны все - залечат, а не вылечат. Да и не поможет тебе обычная схема лечения - закаленный я от антибиотиков-то.
        - Что же делать? - забывшись спросил клерк у своего врага.
        - Есть выход. Я предлагаю тебе сделку.
        - Какую?
        - Ты трахнешь жену, я перейду к ней, а тебя оставлю в покое.
        - Нет, - не раздумывая отказался клерк, - ни за что!
        - Ну и дурак! - заключил гонококк. - Думаешь, она ни с кем, кроме тебя, не трахается?
        - Нет.
        - Напрасно ты так думаешь. Не говорила ли она тебе, что ты неудачник?
        - Ну, бывало.
        - А жаловалась, что мало денег?
        - Постоянно.
        - Вот видишь, - обрадовался микроб. - Значит, трахается. С тем, кто удачливее и у кого денег больше.
        - Я тебе сейчас по морде дам! - вспылил клерк.
        - Ага, дашь! - издевательски сказал микроб. - Если найдешь. Ты о моих размерах помнишь?
        Клерк вынужден был согласиться, что его угроза неосуществима.
        - А скажи мне, дружок, - не унимался гонорей, - были ли случаи, когда твоя жена подолгу отказывалась трахаться?
        Клерк наморщил лоб.
        - Ну, было пару раз, - неохотно признался он.
        - О! - воскликнул гонорей и поднял вверх волосатый палец с грязным ногтем. - Вот мы и добрались до самого главного. Так это она лечилась в это время.
        Клерк молчал. В груди его разгорался огонь ревности.
        - Заражай, чего тут думать! - наседал гонорей.
        - Но ведь она же меня не заразила, - возразил клерк.
        Теперь уже микробу было нечем парировать.
        - Ну, как знаешь, - сказал он, утомленный несговорчивостью клерка. - Мое предложение остается в силе. Надумаешь - дай знать.
        И исчез.
        Прошло несколько месяцев. Так тот клерк и не согласился на предложение гонококка. В диспансер он тоже не пошел, чтобы избежать огласки, а знакомого фельдшера, который мог бы его пролечить частным образом, у него не было.
        К жене он больше не подходил. Они так давно трахались вместе, что занятие это потеряло всякий смысл и прекратилось само собой за ненадобностью. Да она и не настаивала.
        Обходился он искусственными гениталиями из секс-шопа да проститутками в командировках, благо его посылали в них часто. Триппер у него застарел и почти прошел сам собой, но иногда утром, особенно в сырую погоду, еще давал о себе знать. Клерк гордился собой и своим благородством по отношению к жене. Что думала по этому поводу жена - неизвестно. Депутатом клерк пока не стал, но не терял надежды. Из него получился бы отличный депутат, даром что трипперный.
        Коржик проснулся и подумал, что клерк поступил правильно, не согласившись на предложение гонококка. На его месте он сделал бы точно так же.

49
        Однажды в одном сильно умном, а на самом деле бестолковом, деловом журнале, который когда-то возник при деловой же газете «БарыгаЪ», а потом от нее отпочковался, Коржику попалась статья об особенностях бизнеса в исламских странах. В основном, речь шла об Иране. С большим знанием дела корреспондент описывал заманчивые перспективы.
        Коржик вспомнил, что Саша жил в Иране, и ему показалось, что если соединить статью из журнала с Сашиными тамошними контактами, то Иран может оказаться очень перспективным для бизнеса. В самом деле, о нем никто ничего не знал, почти никаких иранских товаров в России не было, а ведь что-то же они производили? Почему бы это и не привезти сюда? Он завел разговор с Сашей.
        - Кем ты был в посольстве? - спросил он.
        - Клерком.
        - Ведь у тебя должны сохраниться там связи?
        - Есть немного, - скромно подтвердил тот.
        Чем Коржику нравился Саша, так это тем, что он никогда никому не рассказывал, какой он великий бизнесмен, как это делали все остальные, включая самых убогих придурков.
        - А бизнесменов знал?
        - Да, несколько человек были.
        - А как ты думаешь, мы могли бы замутить с ними какой-нибудь бизнес?
        - Не знаю, надо им позвонить.
        - Какой там вообще бизнес существует? Ведь что-то же им нужно?
        Саша задумался, вспоминая:
        - Да ты знаешь, особенно сильно им ничего и не надо. Страна самодостаточная, каким был и Советский Союз в свое время. Нефть и газ у них есть. Бензина полно, и он стоит копейки. Причем, по видам он не разделяется - просто бензин и все. Но очень качественный.
        - Ну, а что они продают на внешнем рынке?
        - Фисташки, ковры.
        - И все?
        - Сантехника у них неплохая.
        - Не густо.
        - Что есть.
        - А еще что-нибудь расскажи.
        - Женщины и мужчины в городском транспорте ездят раздельно.
        - В разных автобусах?
        - Нет, автобус один, но для мужчин предназначены места впереди, а для женщин - сзади.
        - А автобусы какие?
        - Икарусы, как и у нас, только старые.
        - И народ внутри не перемешивается?
        - Нет, там стоит мужик, который следит за этим. Однажды я попытался зайти через заднюю дверь, на женскую половину то есть, так он меня не пустил.
        - Строго там, - сказал Коржик.
        - Исламская революция.
        - А западные журналы там продаются?
        - Да, есть в киосках. Но все, что касается секса и прочих запретных тем, затушевано черным фломастером.
        - Надо же! - удивился Коржик.
        - Я еще подумал - это же где-то сидят труженики и закрашивают эти картинки.
        - Хорошая работа.
        - Ага.
        - Спиртное там продается?
        - Нет, мы привозили с собой в дипломатическом багаже и напивались тайком. Но достать и там можно, только надо знать людей.
        - А качество как?
        Саша скривился и вздрогнул:
        - Отрава.
        - Тегеран красивый город?
        - Я бы не сказал. Он большой, но какой-то беспорядочный. Да я и бывал-то не везде.
        - В другие города ездил?
        - В Табриз летал - вот там мне понравилось. Он у моря, природа красивая, горы вокруг.
        - А какое с ними сообщение?
        - Суда типа «река-море» по Волге и через Каспий и фуры через Азербайджан.
        В разговор вклинился Толстый Гриша, заглянувший в комнату:
        - Вы что, с Ираном что-то затеваете?
        - Да так, думаем пока, - уклончиво ответил Коржик.
        - Имейте в виду, что они не платят, - предупредил Гриша.
        - Как не платят?
        - Очень просто. Мы на прежней работе поставили им вагонные колеса, так денег полгода ждали. А потом я ушел и не знаю, рассчитались они или нет.
        Это была неприятная новость, но она Коржика не обескуражила.
        - Ты им позвони все-таки, - сказал он Саше.
        Тот пообещал порыться дома и найти телефоны.
        Коржик изложил идею с Ираном Толяну. Тот загорелся и поддержал. Коржику все же было непонятно, как они будут оформлять на таможне грузы от его несуществующих фирм.
        Саша стал звонить в Тегеран и вести разговоры за бизнес. Иранцы охотно их поддерживали. Им нужны были железнодорожные шпалы, химикаты, шифер и еще что-то. Но цены на все они запрашивали такие низкие, что получалось работать себе в убыток.
        Зато они могли поставлять фисташки по нормальным ценам и в неограниченном количестве, потому что сами же и владели фисташечными фабриками. Но фисташки Толяну не понравились. Возможно, он их просто не любил. Или же они не входили в состав крема, из которого делают розы на тортах, его обычную пищу.
        После месяца почти ежедневных переговоров по телефону и интенсивного обмена факсами и мейлами, иранский проект умер сам собой. От него остались счета за международные разговоры, да Толян поставил Коржику и Саше еще один минус.
        Торт с большим количеством розочек никак не находился.
        Или Коржик не там искал?

50
        Лариса порой проявляла непонятную заботу о коллективе.
        - Кто хочет проверить состояние здоровья? - спросила она однажды.
        - А что нужно делать? - оживились тетки.
        - Ничего. Завтра к нам приедут врачи, возьмут на анализ кровь из вены.
        - И что?
        - У них новая методика - по результатам анализа видно состояние всех органов.
        - Это платно? - задала Лена интересовавший всех вопрос.
        - Анализ будет бесплатным.
        - Отлично! - обрадовались все.
        - С утра не есть, кровь сдают натощак, - предупредила Лариса.
        На следующий день медсестра с пластиковым чемоданчиком продырявила всем вены, накачала полные пробирки крови и уехала. Анализ был готов через неделю. Но результаты в офис не принесли - за ними надо было ехать в медицинский центр.
        Коржик поехал с Субботиным. Медцентр оказался у черта на куличках, где-то посередине Профсоюзной улицы, в подворотню, направо, потом налево, вверх на крыльцо. Там уже было полно Толяновых людей.
        Прием проходил следующим образом.
        - На что жалуетесь? - спрашивал врач, сидевший без медсестры в пустом кабинете.
        Пациент начинал перечислять мучившие его хвори, а врач отмечал что-то в лежащем перед ним листке. Когда рассказ заканчивался, он отдавал листок пациенту. На листке, который представлял собой плохую ксерокопию с распечатки на лазерном принтере, у которого как раз закончился порошок, отчего половина букв читалась с трудом, были перечислены все самые тяжелые болезни внутренних органов, существующие в природе, и некоторые из них, о которых упоминал пациент, были подчеркнуты рукой врача. Его же рукой наверху была вписана фамилия больного.
        - Вот результаты вашего анализа, - говорил врач хорошо поставленным тревожным голосом. - Надо срочно лечиться. Дальше состояние будет только ухудшаться.
        - А сколько стоит лечение? - робко спрашивал пациент.
        Врач называл суммы. Получалось недешево.
        - А лекарства сюда входят?
        - Нет, они приобретаются отдельно. Но многое можно купить в нашей аптеке со скидкой. Кстати, советую вам приобрести их сейчас, пока они есть.
        Тетки потом говорили, что цены в аптечном киоске медцентра раза в полтора выше, чем в среднем по городу.
        - А причем здесь анализ крови? - недоумевал Субботин, глядя на свой листок. - Где химические формулы и термины, которые обычно пишут в анализе?
        Их не было.
        - Не делали они никакого анализа, - предположил Коржик, - за него лаборатории нужно платить деньги. А нашу кровь просто выбросили в ближайший мусорник. Или выпили.
        - Ты думаешь?
        - Я уверен. Они же подчеркивали диагнозы с наших слов.
        - Может, и так, - озадаченно сказал Субботин.
        - И вообще, это не врачи, - развивал тему Коржик.
        - А кто?
        - Гастарбайтеры из Молдавии. Раньше они были виноградарями и чабанами, а тут надели белые халаты, наняли пару медсестер и открыли медцентр.
        - Ты так думаешь?
        - Я читал про такие случаи. Потом их сменят другие, а эти пойдут попрошайничать в метро. А кровь они еще могли пустить в мацу.
        - У молдаван нет мацы.
        - А что у них есть?
        - Мамалыга.
        - Ну, в мамалыгу, лаваш, какая разница? А потом разрубили ее мечами танто и съели.
        - Мамалыгу режут ниткой.
        - То простую, - со знанием дела возразил Коржик, - а эту нужно мечом, чтобы ритуал соблюсти.
        Субботин не поверил и стал ходить на капельницы, которые они ему назначили.
        Несколько дней в офисе только и разговоров было, что об общем плачевном состоянии здоровья клерков, о необходимости строжайшей диеты и неспешных прогулок на свежем воздухе. Тетки кинулись исправно посещать назначенные им капельницы, уколы и прогревания, из-за чего опаздывали на работу и неловко оправдывались. Но затем всем это надоело и лечение забросили. Все опять стали здоровыми.
        - Зачем ты связалась с этим медцентром? - спросил Коржик потом у Ларисы.
        - Приведи товарища - получи скидку, - ответила она фразой из рекламы.
        Так он и думал. Могла бы и предупредить.

51
        Кадровые агентства советовали искать работу всегда, даже если сейчас она у вас есть. Коржик так и поступил. Поняв, что фирма у Толяна столь же ненадежная, сколь и странная, он опять отправил резюме по нескольким агентствам. Пришло приглашение на собеседование от «крупной торговой сети „Северный пакгауз", о которой он никогда не слышал. Наверное, сеть была такой крупной, что он проскочил сквозь ее ячеи и не заметил.
        Головной офис находился в Столешниковом переулке. Он несколько раз промахнулся мимо нужной двери, пока не увидел маленькую табличку из заплесневелой латуни. Ее заслоняли спинами вышедшие покурить клерки. Они почему-то жались на тесном крылечке, словно боялись сделать шаг в сторону. «Как замерзшие собачонки», - подумал Коржик.
        По широкой лестнице он поднялся на второй этаж и толкнул высокую дверь, которая была ровесницей самого здания, то есть должна была помнить нашествие Наполеона. В большой приемной сидели восемь или десять секретарш и обзванивали то ли партнеров компании, то ли клиентов. Здесь же стояли диваны, какими их рисуют в иллюстрациях к «Мойдодыру».
        Под ногами вставал дыбом почерневший паркет. Фирма явно не желала тратиться на ремонт офиса. Это наталкивало на размышления. В конторе работала одна молодежь неформального вида. Это наталкивало на другие размышления.
        Коржику дали анкету и памятку соискателю с обычной туфтой про корпоративный дух и строгую дисциплину. Он сел на диван. Диван заскрипел. Коржик небрежно заполнил анкету и стал читать принесенный с собой деловой журнал. Иногда он ловил удивленные взгляды секретарш - соискателю полагалось ерзать на сиденье и провожать взглядом всех проходящих мимо, а он этого не делал.
        Наконец, его позвали в кабинет и началось самое странное собеседование из всех, на которых он когда-либо бывал.
        В дальнем углу большой комнаты сидел директор фирмы - грузный усатый мужик предпенсионного возраста. Одет он был в мешковатые джинсы и растянутый свитер. В ближнем углу сидела его кадровичка. Между ними стоял такой же кожаный старый диван, как и в приемной. На него и пригласили сесть Коржика и еще одну девушку, претендовавшую на совершенно другую должность. Собеседование проводилось с ними двумя ОДНОВРЕМЕННО. Выглядело это так:
        - Ваше имя? (вопрос к Коржику)
        - Фролов Сергей Иванович.
        - Теперь ваше имя? (вопрос к девушке)
        - Иванова Екатерина Михайловна.
        - Ваше образование? (кивок Коржику)
        - Торговый институт, факультет финансы и кредит, экономист.
        - Ваше образование? (кивок девушке)
        - Юридическая академия, адвокат.
        Происходящее выглядело шизофренически и чем-то напоминало картину Босха «Корабль дураков». Как будто человек за столом запоминал ответы Коржика левым полушарием, а ответы девушки - правым. Или наоборот, как ему удобнее. Ему явно не хватало шутовского колпака с бубенцами. Коржику вспомнился фильм «Человек дождя», где тоже был похожий придурок, только он любил читать телефонные справочники и ловко умножал в уме семизначные цифры. Он не знал, что ему делать дальше - повеселиться от души или послать его в задницу. Но было лень тратить энергию как на то, так и на другое, поэтому он решил не делать ничего и продолжал терпеливо отвечать на вопросы.
        Этот цирк продолжался минут сорок. Потом ему сказали обычное в таких случаях:
        - Собеседование окончено. Мы свяжемся с вами, если решим, что вы нам подходите.
        Через несколько дней они решили, что Коржик им подходит, и пригласили на еще одно собеседование. Ему нужно было приехать в другой офис, где и предстояло впоследствии работать. Этот офис находился почти на окраине.
        И опять он долго не мог его найти, но уже по другой причине - офис размещался в кирпичном бараке на втором этаже. Сказать, что здесь никогда не делали ремонт, значило бы ничего не сказать. Офис был убит, как квартира алкоголика в третьем поколении. Под ногами дрейфовала сорвавшаяся со стяжки плитка. Краска на стенах отслоилась и висела экземными клочьями. Потолок доедал грибок. У стен стояла шеренга трехногих офисных стульев разного типа. Коржик выбрал наиболее устойчивый и присел в ожидании второго собеседования. Время шло, а оно все не начиналось. Он устал балансировать на стуле и встал, решив, что так будет безопаснее. В этой же комнате находилась застекленная витрина с образцами товаров, которыми торговала фирма - стиральные порошки, шампуни, памперсы, еще что-то. Клерчихи выписывали накладные экспедиторам и отмечали путевки шоферам. То и дело открывались двери других кабинетов. Коржик заглянул туда и увидел, что разруха там поменьше, но не намного. Наверняка, здесь были и тараканы. Он понял, что если перейдет в эту жопу, бросив работу на Тверской, то будет чувствовать себя засранцем.
        Не дожидаясь собеседования, он встал и направился к выходу.
        - Вы уходите? - вскинулась секретарша, возле которой стоял какой-то заскорузлый пацан, зашедший за бумагами.
        - Сейчас вернусь, - соврал Коржик.
        Он не вернулся. «Нельзя же быть такими жадными, - думал он на обратном пути. - Нефть дорожает, стабфонд пухнет, а вы стулья не можете купить. Не говоря уже о том, чтобы покрасить стены и постелить на пол линолеум».
        Толянова контора на Тверской показалась ему просто дворцом. Здесь лежал ковролин и стены были из выкрашенных гипсокартонных плит. На несколько недель он потерял интерес к собеседованиям.

52
        Коржик был так поражен собеседованием в офисе этой фирмы, что ночью ему приснился сон, как один клерк искал работу. Он долго ходил по разным рекрутинговым агентствам и наконец устроился в довольно странную контору. Внешне она была вполне обычной, а вот ее директор привлекал к себе внимание. Худой, бледный, он не ходил никуда и к нему никто не приходил. Сидел целыми днями в своем кабинете и только изредка говорил по телефону и при этом неприятно причмокивал. Никто не видел, чтобы он выходил обедать.
        Про контору ходили дурные слухи - слишком уж часто менялись там сотрудники. Она постоянно мелькала в объявлениях - ей все время требовались новые люди. Наш клерк не очень охотно туда шел, но работа была нужна.

«Перекантуюсь какое-то время, - решил он, - а там найду что-нибудь получше».
        Его приняли без разговоров. Сказали, что у него очень хороший послужной список и он им подходит. Других претендентов, у которых список был не такой хороший, тоже приняли. Взяли даже тех, у которых такого списка вообще не было, да по-русски они говорили с трудом или вообще не говорили. Это его удивило, но не насторожило. Какие могут быть претензии к временной работе?
        Постепенно стал он замечать и другие странности. Почти все в конторе оказались новичками. Только директор, главный бухгалтер и охранники работали давно.
        Все сотрудники спрашивали друг у друга, чем им предстоит заниматься, но никто им не объяснял. Только бухгалтерша молча раздала всем какие-то невнятные, но толстые инструкции и велела изучать.
        Сотрудники, которые умели читать, углубились в чтение, а неграмотным инструкции заменили на варианты с картинками вроде комиксов. Неграмотные быстро справились со своими инструкциями и проводили дни за игрой в домино. Их приняли экономистами, но работы пока не было. Сказали, что надо подождать, пока на склад прибудет крупная партия товара. Потом они разом куда-то исчезли. На их места приняли других неграмотных экономистов, и они тоже углубились в изучение служебных комиксов.
        Когда наш клерк закончил читать свою инструкцию, его вызвал бледный начальник и попросил, чтобы он составил письменное изложение прочитанного. Сказал, что ему очень важно знать, как клерк понимает свои должностные обязанности. И сделать это надо сегодня.
        А близилось уже восемнадцать часов. Клерк спешно засел за работу. Все ушли, ушел и начальник, но сказал, что потом вернется и посмотрит его отчет.
        Клерк старательно писал изложение, но инструкция была слишком большая и до конца оставалось еще далеко.
        Стемнело, набежали тучи, стали сверкать молнии. Вот-вот должна была начаться гроза. Клерк решил, что ну его в жопу совсем и поедет он домой, а допишет завтра. Но охрана его не выпустила. Охранники сказали, что они потеряли ключи, дверь уже заперта и открыть ее они никак не могут. Завтра придут их сменщики и выпустят его. Странная какая-то была эта охрана - два горбатых длинноволосых урода в милицейской форме, не отбрасывавших теней.
        Клерк решил заночевать на рабочем месте, укрывшись газетой «БарыгаЪ».
        Началась гроза. Молнии лупили одна за другой. И вот в полночь, когда он уже почти спал, со звоном разбилось окно, и в кабинет на перепончатых крыльях влетел начальник. Клерк хотел было пожаловаться ему на охранников, которые потеряли ключ, да увидел, что начальник какой-то не такой, как обычно. Клыки у него появились и глаза горели. Тут до него и дошло все разом.
        Кинулся он бежать, а снизу горбатые менты подоспели. Стали они втроем за клерком гоняться и клыками щелкать. Уж он от них по офису и так, и этак, а бежать-то особо и некуда - пять комнат и коридор. И этаж четвертый - не выпрыгнешь.
        Отодрал он тогда край ковролина в дальней каптерке возле сервера, чтобы под ним спрятаться, - а там тайник, и в нем лежат скелеты коллег, которые пропали раньше. Тут начальник с охранниками на него и насели. И пропал наш клерк ни за что.
        Коржик проснулся среди ночи в холодном поту и подумал, что никогда не пойдет устраиваться на работу в контору, где бледные начальники, горбатые охранники и куда принимают неграмотных экономистов.

53
        В офисе появились два молодых сотрудника, недавно закончивших институты. Они достались Толяну в наследство от какого-то приятеля, который обанкротился и то ли залег на дно, то ли пустился в бега от кредиторов.
        Ребята были родом из какого-то Суходрищенска-на-Реке и, как и все суходрищенцы, были предельно наглыми и бесцеремонными.
        Начали они с того, что втихаря залезли в компьютер Коржика и стырили у него нормальную видяху, заменив ее на какое-то говно. У него она была самой мощной в офисе. Он бы и не заметил подмены, потому что в игры не играл, но сказала Компьютерная Лена, которой те проболтались.
        - Что за фигня, молодежь? - возмутился он.
        - Ну, тебе же все равно, - стали оправдываться нашкодившие отроки, - а мы поиграть хотели. Наши карты новые игры не тянут.
        - Так спросить надо было! - сказал Коржик, но карту отнимать не стал.
        Он подумал, что за этим поступком проглядывает тяжелое суходрищенское детство, побои пьяного отца и, может быть, нехватка белковых и углеродистых продуктов. Пусть потешатся детишки, решил он.
        Фамилии ребятишек были Тофлер и Нестеренко. Тофлер был у них ведущим, а Нестеренко ведомым. Уйдя от обанкротившегося Толянового партнера, они попытались открыть фирму, даже напечатали на упаковочном картоне однокрасочные визитки, но бизнес не пошел, деньги закончились, и они пришли на поклон к Толяну. Тот их приютил.
        Хотя в конторе с дресс-кодом было свободно, то есть его вообще не было, они изо всех сил изображали клерков из больших фирм - темные костюмы, черные портфели, синие рубашки, часы «Tissot» на металлических браслетах. По телефону они важно представлялись по имени и отчеству, но внутри конторы фамильярно обращались ко всем на «ты». Их никто не осаживал, и их наглость покатилась дальше - они перешли на уменьшительные формы имен.
        Как-то на кухне Тофлер попытался назвать Коржика Сережей. Тут уж он не выдержал.
        - Меня зовут Сергей Иванович, - сказал он. - А вас?
        - Брось, Сергей! - дал тот задний ход. - Зачем нам отчества?
        - А затем, что по имени я позволяю себя называть либо приятелям, либо очень большим начальникам. Вы же ни в одну из этих категорий не входите. Так, как там ваше отчество?
        - Николаевич, - неохотно сказал тот.
        - Вот и хорошо, Михаил Николаевич, - сказал он, - надеюсь, вам нетрудно будет и мое отчество запомнить.
        - А если я продолжу звать тебя по имени? - не унимался тот.
        Наглость голодного провинциала лезла у него из всех щелей.
        - Во-первых, не «тебя», а «вас». А во-вторых, тогда я буду считать, что ты обращаешься к кому-то другому.
        Со скрипом, но он все же отказался от первоначальной фамильярности с Коржиком. Его приятель поступил так же.

«Однако, - подумал Коржик, - как же ослабели мои позиции, если даже эти сопляки сочли возможным так себя вести. Хренов Толян!»
        Тофлер и Нестеренко страдали сильным детдомовским комплексом. За обедом они старались съесть побольше и заталкивали в себя даже не по две, а по три порции. При этом оставались худыми. Корм был не в коня. Коржик удивлялся, куда в них столько влезает. Потом повариху Зою заменил капитан Минг и стал строго дозировать провиант.
        - Вот бля! - шипел Тофлер. - Сегодня Минг на раздаче - опять придется хлебом догоняться.
        Тофлер был очень педантичен. Он любил подписывать все свои канцелярские причиндалы - дырокол, степлер, линейки. Особенно умиляла всех его манера подписывать карандаши. Он делал тонкий срез на одной из граней, чтобы показалось дерево, и на нем тонкой ручкой выводил «Тофлер». Клерки решили, что его детство прошло в борьбе за карандаши, которые отбирали злые дяди.
        Братьев Антоновых, которые работали экспедиторами, это поразило настолько, что они распечатали на принтере много бумажек со словом «Тофлер» и стали клеить скотчем везде - на его стол, стул, мусорную корзину, телефон и даже на стоявшие под столом офисные туфли.
        Тофлер морщился, но подписывать карандаши не переставал. Он очень сердился, если находил свой карандаш у кого-нибудь на столе.
        - Возвращать надо! - раздраженно выговаривал он. Коржик вспомнил украденную ими видеокарту. Почему-то они ее не вернули.
        - А ты бы взял граммов десять тротила, - как-то посоветовал он Тофлеру, - да и заминировал карандаши. Один раз пальцы оторвет - больше не полезут.
        - Какой ты добрый! - засмеялся молодой отставник Осинский.
        - При чем тут «добрый»? - возразил Коржик. - Порядок есть порядок.
        Сам Осинский прославился шуткой про аналогии. Он занимался закупками отделочных материалов для вечно достраивавшейся Толяновой гостиницы в провинции. Когда его помощник как-то заметил, что, судя по этому материалу, вон тот должен быть вот таким, Осинский выдал нетленный офицерский перл.
        - Судя по влагалищу, - назидательно сказал он, - член должен быть плоским. Но это не так.
        Вся мужская часть офиса смеялась несколько дней, представляя себе плоский член, похожий на хвост бобра.
        Тофлер и Нестеренко поначалу расписали себя Толя-ну как выдающихся бизнесменов, способных продать что угодно и кому угодно. И в три раза дороже, чем оно стоило в действительности. На деле же за полгода они смогли продать только несколько тонн синтетической нити московским индусам. Нить эту Гарик получил в Белоруссии за свои поставки сырья. На этом их торговые подвиги закончились, потому что нить подорожала, а индусы покупать по новой цене отказались.
        Индусы - любопытные ребята. Коржику как-то пришлось побывать у одного из них в офисе. Тот арендовал несколько комнат на обанкротившейся швейной фабрике в одном из переулков в районе Остоженки. Коржик долго блуждал между развалившимися корпусами постройки середины позапрошлого века, пока наконец не отыскал нужную ему кучу старого кирпича. На втором ее этаже и сидел господин Синг Панг Джонг или как-то так. Дверь была заперта, и Коржик позвонил. Открыла дверь русская секретарша с изможденным лицом в рваном свитере. Коржик подумал, что надо было захватить с собой кулек пирожков - тут им были бы рады.
        Это был самый убогий офис из всех, какие он когда-либо видел. Он полностью повторял индийские трущобы, какими их показывают в мелодрамах. Не хватало только большой коробки от холодильника с дыркой, занавешенной грязной тряпкой, в которой мог бы жить какой-нибудь седобородый старец в тюрбане, он же начальник отдела маркетинга.
        Индус не хотел тратиться вообще ни на что. Но сам выглядел неплохо - в приличном темном костюме, новых туфлях и с дорогими часами на запястье.
        Они с Коржиком долго беседовали о бизнесе. Тот покупал для своей далекой родины все - сырье для производства красок и лекарств, синтетические волокна и ткани, трактора и экскаваторы, трубы и сталь в рулонах. Но очень маленькими партиями, один-два вагона, и за все предлагал такие низкие цены, что сразу хотелось послать его в задницу. Очень хитрожопый был индус. По-русски он говорил сносно, но с сильным акцентом, от которого так и не избавился за годы учебы в Москве.
        Коржик понял, откуда берутся маленькие якобы инофирмы с витиеватыми названиями - их открывают бывшие студенты Университета дружбы народов, не пожелавшие возвращаться на свои благословенные родины. Негры тоже не хотят возвращаться, но они просто бомжуют, а индусы, пакистанцы и афганцы - торгуют.
        Они распрощались, так и не сойдясь в цене ни по одному товару.
        А вот Тофлер и Нестеренко ухитрились продать им синтетическую нить, но только один раз. После этого Толян стал ждать от них новых сделок, но их не последовало.
        - Обосрались ребята, - констатировал он после долгого ожидания и разлучил сладкую парочку.
        Тофлера, который был по образованию химиком, Толян перекинул на свой рудник, а Нестеренку, имевшего какое-то незавидное образование, отдал в отдел Жучковскому.
        Тофлер с показным рвением взялся за новое задание. Он придумал гигантский график, в котором было несколько тысяч клеточек, и по одному листку распечатывал его на принтере, а потом склеивал с обратной стороны скотчем. Получилась простыня размером метр на полтора или даже больше. Он повесил ее на стену и стал закрашивать клеточки маркерами разных цветов. Получилось красиво. Сразу было видно, что человек работает с полной самоотдачей.
        - Это таблица критических дней? - как-то поинтересовался Коржик.
        Тофлер зло посмотрел на него и ничего не ответил. Это был график ввода рудника в строй. К Тофлеру ходил какой-то пожилой горный инженер, и они вместе обсуждали технологические процессы и сроки окончания работ, которые еще и не начинались.
        Толян иногда забегал в отсек Тофлера и смотрел на график, дивясь его размерам и сложности, но почему-то никогда не подходил к нему близко, как будто боялся.
        Тофлер продолжал трудиться над графиком с утра до вечера, высунув от усердия язык и почти ни с кем не разговаривая. Коржик смотрел на него и думал: «А ведь какой крутой бизнесмен был вчера. А сегодня стал обычным прилежным клерком с двумя талантами. Укатали Сивку крутые горки».

54
        Коржику приснился сон про педантичного клерка. Тот очень любил подписывать канцелярские принадлежности. Получит, бывало, карандаши, степлер и маркеры - и тут же все надпишет своей фамилией. Чтобы, значит, другие не брали, а если возьмут - возвращали побыстрее. Чтобы надпись на принадлежностях им глаза выедала и побуждала поскорее вернуть. И вообще, чтобы ковролину них горел под ногами, пока не вернут.
        Особенно любил он подписывать карандаши. Для этого он брал острейший, только что выданный нож для бумаги, выдвигал его на один щелчок и тоненько так снимал стружку с краской на том конце карандаша, который не затачивался. Из-под стружки показывалась чистая деревянная поверхность. На ней уже можно было писать. По краске-то хрен попишешь, а если и попишешь, то будет неаккуратно как-то, неэстетично. А вот по дереву, да еще тонкой ручкой - совсем другое дело. И красиво получается, и писать приятно, без нервов. Все карандаши были у него с обрезанным боком и с его фамилией на этом боку. Блокноты, степлеры и папки он подписывал несмываемыми маркерами.
        Завидев такую педантичность, другие клерки стали не без основания подозревать в нем необычайное скупердяйство. Они спрашивали, не приходилось ли ему дважды есть одно и то же, и как он вообще относится к такой возможности в будущем, когда ученые найдут способ это делать. Клерк обижался и посылал их в жопу. Те клерки обижались и подкалывали его еще сильнее.
        Они наделали много маленьких этикеток с его фамилией и стали лепить их куда ни попадя: на стол, на стул, на его офисные туфли, которые он оставлял на работе. Он старался не обращать на это внимания.
        Тогда они стали лепить этикетки на больших тараканов, которых специально для этого ловили, хотя это и было противно. Тараканов с этикетками потом со смехом давили у него на глазах и это называлось «задавить того клерка».
        Педантичный клерк обиделся окончательно и объявил, чтобы отныне никто не смел брать его карандаши и прочую канцелярскую лабуду. Но они продолжали брать и не возвращать.
        Тогда педантичный клерк по совету старшего товарища купил у вороватого прапора из ближайшей части десять граммов тротила, детонатор и заминировал свои карандаши.
        Первому же потянувшемуся за чужим добром взрывом оторвало два пальца и выбросило в окно на Тверскую. Пальцы потом нашли и пришили обратно, но обида у того осталась.
        Он вышел из больницы, купил у другого вороватого прапора сто граммов тротила и заминировал стул педантичного клерка. Тот сел и - бабах! Его размазало по стенам, а часть выбросило в окно.
        Когда Коржик проснулся, ему было жаль обоих клерков. «Вот до чего доводит чрезмерная любовь к казенным канцтоварам и педантизм», - подумал он.

55
        После одной особенно затяжной командировки у Ларисы начались проблемы со здоровьем. Толяновы партнеры устраивали в ее честь приемы с обильными возлияниями, все пили до упаду и после упада, как это и принято в провинции, и что-то в ее хрупком здоровье не выдержало.
        Прежде чем уйти на больничный, Лариса устроила присоединение к Толяновой конторе целой фирмы. Это была небольшая консалтинговая компания, уже давно сидевшая без заказов. На чем они специализировались и кого консультировали, так и осталось для Коржика загадкой. Толяна интересовало не это.
        Фирма была белая и законопослушная, через нее было удобно легализоваться, не выводя основной бизнес из тени. У Толяна как раз случился облом с рудником, который он прикупил по случаю в глухейшей провинции. Месторождение было бедное, и его не стали разрабатывать даже в советское время, когда денег не считали. Построили только обогатительную фабрику и законсервировали. Теперь же инвесторы на него и подавно не находились.
        Тогда Толян обратил свой взор на Запад. Консалтинги пообещали ему подготовить грамотный инвестиционный проект, и он их приютил. Такое количество новых людей в офисе надо было как-то объяснить старым сотрудникам, хотя он этого и не любил.
        Он собрал всех в своем просторном кабинете. Мест, конечно же, не хватило, и часть народа осталась стоять. Почему-то получилось так, что все консалтинги сидели. Собрание было недолгим. Не вдаваясь в подробности, Толян сказал, что отныне все - единая команда, что фирма берет название у консалтингов и формально главным становится их директор, а фактически главным остается он.
        Посмотрев на кислые физиономии старых сотрудников, он добавил, что так нужно для бизнеса и он надеется, что коллектив станет единой командой.
        Коржик не любил слова «команда». Оно означало только одно - каждый становится винтиком в машине. Но что-то подсказывало ему, что сплоченности не получится. Слишком уж высокомерно держались новые сотрудники. Внешне они напоминали банковских клерков, только сильно обносившихся. А снобизм излучали тот же. Они смотрели на старых сотрудников, как на простых ребят от станка и сохи, которые многого не понимают. Себя же они числили интеллектуальной элитой.
        Но Толяновы клерки понимали и другое - консал-тинги присоединились к ним не от хорошей жизни. Кто-то из тех проболтался, что зарплату им не платили уже несколько месяцев. Портфель заказов у них был пуст. Фактически, они пришли к Толяну, в чем мать родила.
        Офис сразу разделился на два лагеря.
        Консалтинги стали готовить инвестиционный проект по руднику на английском языке, а через месяц Толян улетел с двумя из них в Лондон на инвестиционную тусовку.
        Вернулись они хоть и ни с чем, но окрыленные. Кто-то из тусовщиков им что-то пообещал. Вероятно, чтобы отвязаться, потому что спешил в туалет, но они приняли это за чистую монету.
        - Ты в первый раз был в Лондоне? - спросил за обедом Толян у Ромы, который считался у консалтин-гов самым умным.
        Тот кивнул. Рома был высоким и немного заторможенным.
        - Ну, и как тебе Лондон? - встрял Шильдин.
        - Понравился, - лаконично ответил тот.
        Секрет его сдержанности был прост. Не мог же он расписывать свои восторги перед такой деревенщиной, как старые клерки.

«Меня бы лучше взял в Лондон, - с досадой подумал Коржик, - больше было бы толку». Самолюбие его было уязвлено.
        Этого Рому он невзлюбил сразу. Не за Лондон и не за то, что тот был консалтингом, и даже не за снобизм. Это был тот самый случай, когда человек не нравится с ходу, с первого взгляда, хотя о нем еще ничего не известно. Рома не нравился Коржику настолько, что он не здоровался с ним с первого же дня. Просто отворачивался, когда проходил мимо. Он понимал, что это глупо, но ничего не мог с собой поделать. Со временем неприязнь Коржика к Роме только возросла - слишком уж он напоминал своим поведением банковских клерков.
        Вскоре случился казус, несколько сбивший с консалтингов спесь. Толян распорядился заказать для всех новые визитки с наименованием их фирмы, но с новым адресом. Консалтинги заказали их там, где и всегда. Но новый адрес на Тверской указать забыли, и визитки напечатали со старым. Прочитав его, Толян пришел в ярость, что случалось с ним очень редко.
        Прежде консалтинги сидели в каком-то убогом подвале, и в новых визитках подробно объяснялось, как к ним пройти - на сколько ступеней опуститься вниз и на каком повороте пригнуться, чтобы не удариться головой о трубу под потолком, потому что темно. Для старых клерков, сидевших в центре Москвы, такой адрес был в диковинку.
        - Как можно работать с такими визитками? - выговаривал Толян директору консалтингов при всем народе.
        - Промашка вышла, - виновато оправдывался тот, - мы все переделаем.
        Однако Толян подумал и переделывать не стал. У него еще был запас старых визиток, а клерки, решил он, и такими обойдутся. Коржик давно заметил, что богатых людей часто клинит на копеечных расходах, и они начинают экономить так сильно, будто им не хватает на обратный билет домой.
        Потом у него из верхнего ящика стола исчез ноутбук. Вскоре он объявился у Ромы-консалтинга. Оказалось, что тому его лично передал Толян, не посчитав нужным предупредить Коржика. Это было еще одним свидетельством того, что влияние Коржика в конторе катастрофически падает. Конечно, чего еще было ожидать, когда тут появилась целая банда голодных яйцеголовых, блаблакающих на английском. Коржик тоже знал английский, но в проталкивании инвестиционных проектов был не силен, хотя и подозревал, что это не бог весть какая наука.
        Прошло два месяца. Толян еще раз слетал с консалтингами в Лондон и вернулся с тем же результатом. Не хотели буржуи инвестировать в его скудное месторождение с десятипроцентным содержанием руды, когда у них были предложения из Африки, где процент руды в породе был в три раза выше. Энтузиазм Толяна ослаб, но не исчез.
        Тем временем консалтинги отъелись на стабильной зарплате, приоделись и стали бороться со старыми клерками за влияние на Толяна.
        Дмитрий, глава консалтингов, отодвинул от «тела» Митхуна и Жучковского, а их бухгалтерша потеснила Ларису у финансовых потоков. Полностью убрать ее она не смогла, потому что Толян только Ларисе и доверял коды и пароли зарубежных счетов, но заставила подвинуться на потоках внутренних.
        Лариса была уже и не рада, что привела эту голодную свору в офис, но поделать ничего не смогла. При этом внешне все оставались в прекрасных отношениях. Все друг другу улыбались, по сто раз извинялись за беспокойство и высказывали нижайшие просьбы с самым смиренным видом. Все выглядело более чем пристойно.
        Третья попытка впарить кому-нибудь в Лондоне Толянов тощий рудник закончилась полным провалом. До Толяна, наконец, дошло, что он только зря тратит деньги и нужно начинать самому делать из говна ромашку, то есть доводить рудник до ума.
        Консалтинги проникли и в остальные сферы его деятельности, убедив, что без их бизнес-планов там никак не обойтись. Он кивнул, и они кинулись их составлять. Ничего другого они и не умели.
        Старые клерки и консалтинга продолжали сосуществовать, как две несмешиваемые жидкости в одном стакане. Встречались только за обедом и почти не общались. Обедали в офисе теперь в две смены, потому что кухня за один раз всех не умещала. Сначала приходили старые сотрудники, потом консалтинги. Общие темы для разговоров находили лишь немногие.
        Обедая, Коржик иногда обращал внимание на самого худого и убогого из них. Тот был молодым, но хворым. Он выкладывал на стол целую горсть разноцветных таблеток и с интервалами отправлял их в рот по мере поглощения пищи. Было непонятно, то ли он поправляется после тяжелой болезни, то ли наоборот, загибается совсем. По-видимому, у него были проблемы с пищеварением. Коржик понял это, когда однажды проходил по коридору, а тот вышел из туалета. Коржик тогда подумал, что человек с такими особенностями должен носить с собой личный освежитель воздуха и обильно его распылять, прежде чем открыть дверь. Но он не носил. Может, у него было еще что-то и с обонянием? Или он жалел денег?
        Однажды тот зашел в комнату, где сидел Коржик, и спросил, у кого на компьютере есть шрифт «Петрович». В кабинете были только Коржик и Александра. Коржик посмотрел на его личико, похожее на грустное печеное яблоко, и ему стало того жалко, словно сироту в подземном переходе.

«Может, этот „Петрович" сможет его как-то поддержать?» - подумал он и стал искать шрифт сначала на своем компьютере, а потом и на всех компьютерах подряд. Коржик удивился, как много разных шрифтов туда понапихано, а он и не знал. Но такого шрифта не было. Был «Иванович», «Дятлович» и еще какие-то.
        - Не этот? - спрашивал он каждый раз, находя похожий.
        Тот упрямо мотал головой и твердил:
        - Мне нужен «Петрович».
        В конце концов Коржик устал от него и подумал: «А хрен в жопу тебе не нужен?» А вслух раздраженно сказал:
        - Нет такого.
        Тот развернулся и ушел, даже не поблагодарив за усилия. Коржик решил, что это был первый и последний случай, когда он помогал кому-либо из них.
        Но консалтинга в помощи уже и не нуждались. Они пускали корни в Толянов бизнес все глубже, и он теперь не представлял своего существования без них. Толян отличался высокой внушаемостью, хотя и на непродолжительное время. Если бы он иногда ходил по городу пешком, то его непременно завербовали бы кришнаиты, сатанисты или готы. Но природа заложила в его психику также и механизм самосохранения, который в последний момент перед обманом давал длинный тревожный сигнал и начинал мигать красной лампочкой. Толян приходил в сознание, оглядывался вокруг, понимал, что его сейчас кинут, и давал задний ход. Но курс оставался прежним, и вскоре он находил новую толпу кидал, мечтавших устроить ему «панаму». Так он и жил от одной группы мошенников до другой.
        Фаворитов он менял как перчатки. Редко кто мог продержаться в этом статусе более трех месяцев. Бывшие фавориты, смещенные новыми, если не были замечены в воровстве, попадали в отрицательную ротацию и отдалялись от него все дальше и дальше. Через год или даже раньше он находил предлог, чтобы избавиться от них окончательно. Каким-то чудом удерживалась при нем с самого основания фирмы только Лариса. Он доверял ей, как никому другому. Она знала все его финансовые тайны, но и это не гарантировало ее от перепадов Толянового настроения. Он то приближал ее, то отдалял, хотя в целом ее позиции были самыми стабильными в офисе. Теперь Коржик уже жалел, что согласился работать здесь слишком поспешно и не расспросил об особенностях личности Толяна. Если бы он знал тогда о его импульсивности, то еще трижды подумал бы, прежде чем сюда пойти. Он предпочел бы иметь более предсказуемого начальника. Но теперь было уже поздно.
        Он не уходил, потому что смутно чувствовал, что в калейдоскопе Толяновых проектов найдется когда-нибудь место и для него, но понятия не имел, каким будет это место и когда это произойдет. Он решил, что если до сих пор более-менее успешно отражал атаки всех конкурентов, то и нашествие консалтингов как-нибудь переживет. Но он понимал, что времени у него оставалось все меньше.
        Второй звонок он получил в день очередной зарплаты. Деньги Толян выдавал лично и почти всегда с опозданием на неделю-другую. Каждый сотрудник заходил к нему в кабинет, Толян отсчитывал стодолларовые купюры, вручал и говорил, чтобы позвали следующего. Никаких ведомостей он не вел и подписи не требовал. Отдал - и все.
        Обычно Коржик заходил сразу после Ларисы. В этот раз Толян недодал ему две сотни. Коржик с недоумением посмотрел на него. Толян кашлянул.
        - Сергей, у меня сейчас напряги с деньгами, - сказал он, - я пока не могу выдать тебе зарплату в полном объеме.
        Лицо Коржика стало кислым. Толян добавил:
        - Это временно, потерпи.
        - Ты потом компенсируешь?
        - Конечно.
        - Ты всем уменьшил?
        - Да, - сказал тот не очень уверенно, - пропорционально.
        Вранье всегда слышно по едва заметной паузе перед первым словом. Она не такая, как перед правдой.
        - Ладно, - сказал Коржик, - я все понимаю.
        Он действительно все понял. Кто-то нашептал Толяну, что Коржик слишком много получает. Это не могла быть Лариса. Значит, в зарплатные вопросы влезли консалтинги и стали перекраивать ее фонд в свою пользу. По слабости характера, Толян не смог обсудить этот вопрос с Коржиком и предпочел прикинуться чайником с финансовыми трудностями. Коржику было ясно, что этот процесс не остановится, а будет только набирать обороты. Времени, по его прикидкам, оставалось месяца три-четыре, а у него все еще не было никакого проекта, который он мог бы ему предложить.
        Надо было торопиться.

56
        После звонка Коржика в Саранск звезда Митхуна стала медленно, но неуклонно клониться к закату. Началось все с того, что он внезапно исчез из офиса на несколько недель.
        - Где ты был? - поинтересовался Коржик, когда тот опять появился.
        - В командировке, - неохотно и как-то неуверенно ответил тот.
        - Далеко?
        - В Норильске.
        В Норильске Коржик бывал раньше. Он хотел его расспросить, что там нового в городе, но того позвала секретарша:
        - Митхун, тебе Алла Борисовна звонит!
        - Пугачева, что ли? - схохмил кто-то из региональных клерков, находившихся в этот момент в офисе.
        Аллой Борисовной звали жену Митхуна. Секретарши, еще не уловившие ветер перемен, по-прежнему лезли ему в задницу и называли жену по имени-отчеству. Так, по их мнению, звучало солиднее и красивее.
        Митхун убежал.
        - Ты знаешь, где он был? - спросила Коржика попозже Лена, понизив голос почти до шепота.
        - Где?
        - В каталажке сидел.
        - Да?
        - Ага. За ним приехали менты из Саранска, встретили возле дома, надели наручники и увезли.
        - А за что?
        - Он по бизнесу кинул сына какого-то их начальника.
        - А почему отпустили?
        - Толян выкупил.
        - Много заплатил?
        Она с сожалением кивнула:
        - Много. Я бы столько платить не стала.
        - Его деньги, - заметил Коржик.
        А про себя подумал, что не зря Митхун таскал Толяна к себе в гости. Словно чувствовал. Они почти что побратались в тот период. Без этих застолий жена Митхуна не смогла бы позвонить Толяну и умолять того о помощи.
        - И что, Митхун будет теперь отрабатывать эти деньги? - спросил Коржик.
        - Не знаю, - ответила Лена. - В такие подробности шеф никого не посвящает. Думаю, что будет.
        Отрабатывать Митхуну пришлось очень скоро. Положение его усугубилось еще и тем, что в отсутствие Ларисы он подсунул в сейф пачку ветхих долларов, а себе взял нормальные. Ветхие купюры везде принимали со скидкой. Об этом стало известно Толяну, и он не на шутку разозлился. Он вызвал Митхуна к себе и от души навтыкал ему за крестьянскую мелочность. Это оказался как раз тот случай, когда жадность фраера сгубила.
        После этого дни Митхуна в офисе оказались сочтены. Он и сам это почувствовал и ходил, как в воду опущенный. Но Толян выгнал его не сразу. Долг еще не был отработан. Он послал Митхуна куратором на одну из своих строек в глухую провинцию за пару тысяч километров от Москвы и продержал там полгода. Стройка была большая, и Толяну требовалось получать информацию о ней из нескольких источников, чтобы поменьше воровали. Полностью же искоренить воровство было невозможно - строительные сметы можно раздуть в три раза и при этом они продолжают выглядеть правдоподобно.
        В середине лета Митхун предпринял попытку вернуться. Он самовольно покинул стройку, приехал в Москву и тихо сел на свое рабочее место. Но просидел на нем, радуясь знакомой обстановке, не более получаса. По коридору пробегал Толян и увидел его.
        - Митхун! - удивился он. - А ты почему здесь? Ты мне там нужен.
        - Да я думал… - начал оправдываться Митхун и потрусил за ним в кабинет.
        Больше его в офисе никто не видел. В тот же день он опять уехал на свою стройку, а осенью, когда она закончилась, Толян его тихо уволил.
        Коржик и Лариса с самого начала знали, что он назад не вернется. Те, кого Толян отправлял в ссылку, обратно не возвращались никогда. Бурная любовь Толяна к новым людям почти всегда имела такой финал. И обратной дороги не было. Еще ни один бывший фаворит, утративший свои позиции, не сумел их восстановить. Кроме Ларисы. Но это совсем другая история.

57
        Конец подкрался незаметно, хотя признаки его были отчетливо видны еще загодя. Во-первых, проект с цементом и трубами закончился, а нового объема работ Толян Коржику не дал. Во-вторых, Лариса в очередной раз ушла на больничный, и он остался без прикрытия. В-третьих, Толян укатил в командировку и впервые оставил вместо себя Жучковского, подчинив ему даже консалтингов. Паршивая сложилась ситуация. Коржик чувствовал, что что-то приближается, и предчувствие его не обмануло.
        На следующий день после отъезда Толяна, Жучковский вызвал его к себе. Он важно восседал за столом Толяна и выглядел довольно нелепо, но не понимал этого. «Шакал в кресле тигра», - подумал Коржик. Жучковский аж лоснился от удовольствия и важности. К его лицу бывшего военнослужащего не хватало только почетных грамот от командующего округом на стене, полкового знамени в углу и солдата с автоматом за дверью.
        Он не предложил Коржику сесть. Стулья были предусмотрительно убраны в дальние углы. Видно, он тщательно готовился к этому разговору.
        Коржик направился за стулом.
        - Не неси - это ненадолго, - попытался его остановить Жучковский.
        Товарищ подполковник не привык, чтобы подчиненные перед ним сидели.
        - Неважно, - отмахнулся Коржик и принес стул. Он сел напротив и посмотрел на Жучковского вопросительно.
        - Зачем звал?
        Тот ответил не сразу. Видимо, рассчитывал, как сильнее его уязвить.
        - У нас финансовые трудности, - наконец сказал он.
        Коржик промолчал.
        - Кризис, короче говоря, - продолжал он.
        Коржик вспомнил слова Петрова, что кризис в фирме начинается тогда, когда в туалете заканчивается двойная бумага. В Толяновой конторе она закончилась месяца три назад и вместо нее появилась убогая однослойная подозрительного серого цвета.
        - С первого июня ты отправляешься в двухмесячный отпуск без содержания, - выпалил Жучковский и расплылся в широкой улыбке, как будто сообщил ему что-то очень приятное. Это была его месть Коржику за все подколки и посылания в жопу.
        - Кто это решил? - спросил Коржик.
        Тот выразительно посмотрел вверх.
        Коржику показалось, что он готов выпрыгнуть всей своей жирной тушей на стол и сплясать там танец победы. Он встал. И тут у него очень кстати подошли кишечные газы. Нимало не смущаясь, Коржик повернулся к Жучковскому спиной, слегка наклонился и длинно перднул.
        - Ты что, в натуре, бля?! - обалдел тот.
        - Извини, Ваня, наверное, съел что-то не то.
        Чертыхаясь, Жучковский кинулся открывать форточку. Коржик вышел.
        Затем Жучковский по очереди вызвал к себе Сашу Шлыкова и Александру. Их он тоже уволил.
        Ошарашенные неприятным известием, они сидели у себя в кабинете. Был конец мая, стояла жаркая погода. Через открытое окно доносился шум с Тверской. Остальные клерки сновали по коридору, но к ним не подходили. Как будто боялись заразиться вирусом увольнения. Настроение было даже не на нуле, а в глубоком минусе.
        - Ну, кто теперь куда? - спросил Коржик.
        - Я, наверное, поеду в Катманду, - сказал Саша.
        - Что там делать, в этой Катманде?
        - В посольство.
        - Кем?
        - Как в Тегеране.
        - У тебя кто-то есть в МИДе?
        Он кивнул:
        - Брат жены возит одного важного начальника.
        - Непал - это деревня, - сказал Коржик.
        - А что делать?
        Он был прав. Коржик тоже поехал бы. Просто от скуки. Да и не один ли хрен, куда ехать? Лишь бы ехать. Пил бы там местную чачу и трахал непалок, глядя на Эверест. И считал бы в бинокль замерзших на склонах альпинистов.
        - А ты, Александра?
        - У меня есть работа.
        Коржик и забыл - она была доцентом в известном вузе, членом приемной комиссии.
        Тылов не было только у него. «Ладно, - подумал он, - найду что-нибудь».
        - Жалко, Ларисы нет, - сказал Коржик.
        - А что бы изменилось? - спросила Александра.
        - Заступилась бы.
        - Сомневаюсь, - возразила она. - Это решение Анатолия. Она не смогла бы его переубедить.
        Это была правда. Жучковский ни за что не взял бы на себя смелость их уволить. Он лишь выполнял указание Толяна. Но все равно осознавать себя уволенным этим отставным пузатым чмом было очень неприятно. «Хренов Толян, - подумал Коржик, - даже уволить не смог по-человечески. Крутой бизнесмен, а оказался слабаком в мелочах».
        О работе больше говорить не хотелось. Их уже здесь не было.
        Коржик подумал, что всегда, когда увольняют, уволенному становится жалко потраченного на фирму времени. Ему кажется, что он сделал для нее очень много и поэтому она перед ним в долгу. А она от него избавляется. Платит черной неблагодарностью.
        На самом же деле бывший сотрудник для фирмы, может быть, ничего особенного и не сделал. Но потратил часть своей жизни, а мог потратить и на что-нибудь другое. Жизнь же - невосполнимый ресурс. Получалось, что он выбросил это время псу под хвост. Потому что разве могут полученные от фирмы деньги компенсировать часть жизни? Конечно, нет. И это обиднее всего.
        - Вчера прочитал в интернете, - сказал Коржик, чтобы сменить тему, - гитарист
«Rolling Stones» признался журналистам, что добавил в кокаин часть праха своего отца и занюхал его.
        - И как? - заинтересовался Саша.
        - Говорит, понюшка хорошо пошла.
        - А он что - прах дома хранил? - удивилась Александра.
        - Выходит, что так.
        - Если бы у меня под рукой был прах Жучковского или Толяна, - мрачно заметил Саша, - я бы тоже занюхал.
        - Что вы такое мелете? - ужаснулась Александра. - Они ведь еще живые.
        - Жалко, - сказал Саша.
        - Ага, - согласился Коржик, - жалко. А кокаин у тебя есть?
        - Нет.
        - Это еще жальче. Прах Жучковского мы могли бы изготовить и сами, а вот кокаин - нет.
        Ему почему-то вспомнилась песня «Ленин в тебе и во мне». В современных условиях ее содержание становилось двусмысленным. «Нет, не может быть, - прогнал он сомнения, - тогда кокаина еще не было. Во всяком случае, о таких способах его употребления еще не знали. Да и сам Ильич лежит в целости и сохранности до сих пор».

58
        Саша и Александра ушли, а он задержался. Толян остался ему должен выходное пособие. Это два месячных оклада. И отпускные - это еще один оклад. Неплохо сэкономил, зараза.
        Он обвел взглядом кабинет. Как бы это компенсировать хоть частично? Украсть факс? Заметят. Ксерокс? Большой, не утащить. Телефоны и АТС? Тоже заметно. Больше украсть было нечего.
        Он как бы невзначай обошел другие кабинеты. Нигде не было даже сраненького ноутбука. «У Толяна ведь ничего нет, - вдруг понял Коржик. - Вся эта офисная лабуда стоит копейки. Офис снят в аренду. Самое ценное - это его связи, но их не украдешь. Его партнеры в регионах могут не захотеть работать со мной. У меня нет такого обаяния, как у него, и такой бешеной энергии. Связи - это даже не нематериальные активы, это - ноу-хау, знания, как общаться с нужными людьми».
        Можно было еще присмотреться к сейфу и подобрать ключ. Замочек-то дерьмовый. Но, во-первых, там могло ничего не оказаться, а во-вторых, будут искать среди своих. И наверняка найдут. Нет, мелко и геморройно.
        Но ему очень хотелось украсть хоть что-нибудь, чтобы восстановить попранную справедливость. Он сунул в портфель калькулятор - дома пригодится. Потом отвинтил со стола настольную лампу и отправил туда же. Мелочь, а приятно. Взял из шкафа несколько английских словарей. Сойдут до кучи. Некоторое время раздумывал, не утащить ли из кухни несколько чашек с блюдцами. Они были красивыми, из тонкого фарфора с позолотой и волнистой внутренней поверхностью. Но потом решил, что по пути они разобьются, да и самому еще пригодятся, пока он здесь.

«Забавно, - подумал он, - вот если бы все обиженные или несправедливо уволенные клерки начали тащить из офисов все подряд - бизнес бы встал. Но для того и охрана, чтобы ничего не пропало. В таком случае, можно было бы просто все испортить. Устроить короткое замыкание и сжечь всю оргтехнику. Открыть на кухне воду и случайно уронить в раковину тряпку. А другую тряпку, только побольше, бросить в унитаз и смыть. Бросить на ковролин окурок, лучше, в нескольких местах. Перерезать проводку. Забыть в грозу закрыть окна. Настучать в налоговую. Или сообщить ментам, что здесь везде стоит нелицензионное программное обеспечение. Способов множество, но никто ими не пользуется. Почему? Ложное благородство - человеку дали под жопу, а он боится потерять лицо. А зря».
        Подхватив портфель, Коржик вышел из конторы. В будке сидел охранник в ментовской форме. Он жрал сдобную булку и тупо смотрел в монитор - высматривал девок на улице.
        Входная дверь открылась, и в нее стремительно зашел один из местных клерков. У него были длинные, как у саранчи, ноги. Он кивнул охраннику и бодро взбежал по ступенькам. Временами казалось, что он вот-вот выпустит тарахтящие крылья и полетит, натыкаясь на стены подъезда. Дверь начала с писком закрываться. Но доводчик работал медленно и в последний момент в щель успела просунуться узкая грязная ладонь с золотыми кольцами. За ней протиснулась цыганка в куртке от спортивного костюма и в цветастой юбке. Следом вошла еще одна. Они увидели охранника и вертушку, но без малейшего смущения направились к лестнице.
        - Э-эй, куда?! - закричал охранник, положил булку на стол и выскочил из будки навстречу цыганкам, расставив руки, как огородное пугало.
        Цыганки залопотали что-то про помаду и лак для женщин, затрясли сумкой и попытались вписаться в вертушку. Охранник оттеснил их к дверям. Этих цыганок Коржик видел вчера возле памятника Юрию Долгорукому. Они сидели прямо на газоне и обедали. С ними была еще одна товарка помоложе. Они разливали водку по граненым стаканам и закусывали колбасой.
        Повинуясь мгновенному импульсу, Коржик протянул руку в окно охранника и взял его булку. Пряча ее за спиной, вышел вслед за цыганками. Отошел метров двадцать и рассмотрел добычу. Обычная сдобная булка, политая чем-то коричневым, имитирующим шоколад. Почти целая, охранник откусил от нее только один раз. На хрена она ему? Рука взяла. Скоммуниздить у мента, пусть даже и чучельного, - это прикольно. Коржик оглянулся по сторонам и бросил булку в ближайший мусорник. Бомжи найдут. Он не чувствовал никаких угрызений совести. Охранника было не жалко - пусть не зевает.
        На следующий день охранник рассказывал всем, как цыганки уперли у него булку.
        - Такая публика, - сочувствовали собеседники, - за ними не углядишь.
        Это натолкнуло Коржика на мысль, что для воровства нужно правильно выбирать время и место. Обстоятельства должны быть такими, чтобы допускать множественность подозреваемых и наиболее вероятным из них должен выглядеть тот, кто здесь ни при чем.

59
        До первого июня оставалось восемь дней. Ровно столько Коржик мог оставаться в офисе. После этого срока надо было убираться восвояси. Саша и Александра не стали дожидаться - они перестали ходить на работу уже на следующий день. А Коржик продолжал приходить и делал вид, что занят оформлением последних бумаг по окончившимся поставкам цемента.
        Жучковский, пробегая мимо по коридору, бросал на него раздраженные взгляды, но молчал. Ему хотелось, чтобы Коржик убрался поскорее, и тогда вопрос с ним был бы закрыт окончательно. Но тот тянул, надеясь на чудо.
        И чудо произошло - на работу неожиданно вышла Лариса. Ее основательно подлечили, и она почувствовала себя гораздо лучше. Она посвежела и выглядела уже вполне хорошо.
        - Ну, - энергично сказала она с порога, - рассказывай, что тут нового.
        - Много чего, - осторожно начал Коржик, ожидая, что сейчас прибежит Жучковский, вклинится в разговор и скомкает его рассказ.
        Но тот не появился - его не было в офисе.
        - Давай по порядку, - сказала Лариса.
        - Жучковский меня уволил, - сообщил Коржик. - Сегодня я последний день на работе.
        - Вот как?! - удивилась она.
        Это было для Ларисы сюрпризом. Она не думала, что дело зайдет так далеко.
        - Именно так, - подтвердил он. - И не меня одного.
        - А кого еще?
        - Шлыкова и Александру.
        - Какие причины?
        - Финансовый кризис.
        - Та-а-к, - протянула Лариса. - И насколько он серьезный?
        - Достаточно серьезный. Добрые люди, партнеры то есть, обрубили Толяну почти все бизнесы, дававшие прибыль.
        - А что осталось?
        - Только убыточные.
        - К этому давно шло, - задумчиво произнесла Лариса. - А чем он занят сейчас?
        - Получил господряды на строительство в провинции.
        - Но он ведь ничего не смыслит в строительстве! - удивилась она.
        - Он нанял субподрядчиков. Услал туда Митхуна - тот окончил строительный институт.
        - Бурные перемены, - сказала она. Наступила пауза.
        Лариса обдумывала услышанное.
        - Как ты думаешь, мне нельзя будет восстановиться обратно? - задал Коржик главный интересовавший его вопрос.
        Лариса посмотрела на него с сочувствием и отрицательно покачала головой.
        - Думаю, что нет. Тебя ведь не Ваня уволил, - она называла Жучковского Ваней. - Тебя уволил Анатолий Петрович, а Жучковский просто исполнитель.
        - Я знаю.
        - Анатолий никого не берет обратно.
        - Мне уже говорили.
        - Так что…
        - А почему он не уволил меня лично? - Коржик чуть не добавил: «А поручил этому клоуну?» Но вовремя спохватился - Жучковский для нее не клоун, а Ваня.
        - Он не любит таких ситуаций, - объяснила Лариса.

«И чтобы сэкономить на выплате выходного пособия», - хотел добавить Коржик. И тут его осенило:
        - Слушай, но ведь вам же все равно нужен специалист по долгам и векселям?
        - Да.
        - Тогда я предлагаю свои услуги бесплатно. А за это вы позволяете мне пользоваться рабочим местом. Ну как?
        Предложение Ларису заинтересовало:
        - На мой взгляд - нормально. Но мне надо посоветоваться с Анатолием.
        Она позвонила Толяну, который все еще был в командировке, и тот согласился. Коржику лишь пришлось переехать в другую комнату, чтобы он не мог больше быть в курсе секретов фирмы.
        Когда в офисе появился Жучковский, все уже было решено.
        - Ты еще здесь? - подлетел он к Коржику.
        Тот смерил его взглядом, ухмыльнулся и после паузы ответил:
        - Я теперь все время буду здесь, э-э… Ваня.
        - Ты же уволен!
        - Не совсем, - загадочно сказал Коржик.
        - Как это понимать?
        - Понимай как хочешь, товарищ майор.
        - Я подполковник!
        - Да мне без разницы, хоть старший прапорщик.
        - Я серьезно!
        - Лариса тебе все объяснит.
        Это была еще одна новость, которой он не ожидал.
        - А она здесь?
        Коржик кивнул. Тот побежал к Ларисе. В этот день он больше к Коржику не подходил. А на следующий придумал, как усложнить ему жизнь.
        - Ты хоть и без зарплаты теперь, - сказал Жучковский, - и вроде как свободен, но я думаю, что твои отношения с фирмой должны быть упорядоченными.
        - Давай упорядочим, - согласился Коржик. - Беспорядочные отношения сам знаешь, к чему приводят.
        Тот повертел короткой шеей, но не нашел, чем парировать. В шее подходящей фразы не было, а в голове и подавно.
        - Я думаю, - продолжил Жучковский, - правильно будет, если ты станешь приходить в офис каждый день в определенное время, чтобы тебя всегда можно было найти в случае необходимости.
        - В какое время? - поинтересовался Коржик.
        - С десяти утра до двух часов дня.
        - Лучше с одиннадцати.
        - Нет, с десяти.
        Это было не очень удобно для него, но он решил не спорить:
        - Ладно.
        Жучковский ушел, тряся толстой женоподобной задницей. «Я еще дождусь, когда тебя вышибут отсюда, - подумал Коржик, глядя ему вслед. - До этого осталось не так уж много времени, судя по всему. Гораздо меньше, чем ты думаешь, Ваня».
        На этом этапе у них получилась ничья.
        На следующий день Коржик опоздал на час. «Пошел он в жопу, приходить к десяти, - подумал он. - А поспать когда же? Перетопчется».
        Через несколько минут к нему влетел Жучковский, как будто он специально сидел в коридоре в засаде.
        - Ты где был?
        - Пиво пил, - безмятежно ответил Коржик. - Сам знаешь - время с «Толстяком» летит незаметно. Ты, кстати, какое пиво предпочитаешь?
        Тот проигнорировал его вопрос:
        - Тут ребята с вопросами приходили, а тебя не было.
        - Какие ребята?
        - Наши, из региона.
        - Чего хотели?
        - Проконсультироваться по векселям.
        - Где они?
        - Уже уехали.
        - Так позвони им, и я все расскажу.
        - Они уже все выяснили.
        Коржик понял, что никаких ребят не было и он все придумал.
        Повариха Зоя по доброте душевной продолжала звать Коржика обедать.
        - Я уже здесь не работаю, Зоя, - отказывался он. - На меня теперь не рассчитывают.
        - Ничего, там все равно остаются лишние порции.
        - Да неудобно как-то.
        - Ладно, пойдемте! - настаивала она.
        В кабинет зашел Тофлер, чей стол тоже стоял здесь.
        - Иди-иди, поешь! - встрял он.
        - Ты прямо как отец родной, - парировал Коржик. - Это не ты случайно тут за все платишь?
        Тофлер заткнулся.
        После такой реплики Коржик уже не мог принять предложение Зои и решительно отказался обедать.
        Он проводил в офисе по нескольку часов каждый день. Восстановил связи на вексельном рынке, и время от времени ему обламывались комиссионные. Не очень большие, но приятные. Он интуитивно чувствовал, что ресурсы Толяновой конторы для него еще не до конца исчерпаны, и продолжал ждать. Остальные клерки не понимали его поступка и смотрели на него с сочувствием, но он не обращал на это внимания.
        Он наблюдал теперь за всей суетой в конторе как бы снаружи и не вмешивался ни во что. Линия фронта пролегала между Жучковским и консалтингами. В этой борьбе Жучковский терпел поражение. Толян полностью переключился на строительные подряды, и та часть бизнеса, которой занимался Жучковский, перестала его интересовать - она была убыточной и обороты там неуклонно снижались.
        После очередной командировки на свои стройки века Толян сделал Дмитрия, начальника консалтингов, замом по всем вопросам, а Жучковский стал непонятно кем. Больше, чем начальник отдела, но меньше, чем заместитель. Тягаться с Дмитрием он не мог - за тем были расположение Толяна и целая фирма, а за Жучковским только Лариса. Это стало началом его конца, но Жучковский этого еще не понимал и продолжал делать вид, что все хорошо. «Вот и началось твое падение, Жучок, - думал Коржик, глядя на него. - Осталось тебе несколько месяцев, и вскоре ты отправишься вслед за Замутдиновым, Митхуном и Шильдиным. А я останусь».

60
        Арендодатель в очередной раз поднял плату. Толян несколько дней пытался с ним договориться, но ничего не получилось. Центр есть центр. Тогда он решил переехать.
        Помещение нашли быстро - целый этаж в старом офисном здании на Садовом. По обыкновению, Толян решил сэкономить и не стал нанимать грузчиков.
        - Завтра всем быть в рабочей одежде, - объявил он. - Будем переезжать.

«Счас, - подумал Коржик, - затрахаешься пыль глотать, братишка - я уже у тебя не работаю». И не пришел.
        Появился он в офисе только под вечер. В ноздри сразу ударило зловоние, плотной пеленой висевшее в коридоре и во всех комнатах. Мебели уже почти не осталось.
        - Что тут произошло? - спросил он у Фазиля. - Почему так воняет?
        Тот только махнул рукой:
        - Эти пидоры не пришли грузиться.
        - Какие пидоры?
        - Консалтинги.
        - А воняет-то почему?
        - Шеф нанял бомжей.
        Коржик выглянул в окно. Во дворе под окнами на картонках всегда спали бомжи. Сейчас их не было.
        - И они тут за все брались руками? - вздрогнул от отвращения Коржик.
        Тот кивнул.
        - Но они же переносчики гепатита, туберкулеза и чесотки!
        Фазиль развел руками.
        - А нормальную перевозочную фирму нельзя было нанять? С чистыми рабочими в спецовках?
        - Он сказал, что это дорого.
        - А получить заразу от бомжей и потом долго лечиться - дешево?
        Фазиль промолчал, он не мог ругать начальника, которого возил. Коржик сунул руки в карманы и вышел на улицу.

«Пропади они пропадом, - решил он, - мои блокноты и ручки, если они побывали в лапах бомжей».
        Похоже, Толян тоже был совсем не против иногда откушать одно и то же два раза.
        Вскоре оказалось, что контора переехала как раз вовремя. Через пару дней Толяну позвонил арендодатель и сообщил, что приходили какие-то менты и искали его фирму.
        - Что ты им сказал? - спросил тот.
        - Что вы съехали и я не знаю вашего адреса.
        - А какую фирму они искали?
        Арендодатель назвал. Это была одна из помоек, печать которой хранилась за подвесным потолком.
        - А менты откуда?
        - Один московский и два из Белоруссии.
        - Все ясно, - сказал Толян.
        Что ему было ясно, Коржик понял позже.

61
        Где ты так долго пропадал? - спросил Коржик. Гарик промолчал. Они шли по Ленинградскому проспекту, в самом его начале. Дул холодный ветер, стоял сильный шум от транспорта.
        Сделавшись внештатным сотрудником Толяновой конторы, Коржик занялся лоббированием. Кое-какие связи для этого у него имелись. Сейчас он помогал фирме Гарика, которого Толян тоже уволил.
        - Я говорю, - повторил Коржик, - почему тебя так долго не было видно?
        Теперь он уже почти кричал ему в ухо. Не расслышать было нельзя.
        - Занят был, - неохотно ответил тот.
        - Чем? - не отставал Коржик.
        Он посмотрел на него искоса с выражением некоторого раздражения и превосходства одновременно. Так бизнесмены из провинции обычно смотрят на услужливых московских клерков. Он думал, сказать или не говорить. И решил сказать:
        - В тюрьме сидел.
        Его слова показались Коржику шуткой:
        - За что?
        - За убийство.

«Ни хрена себе!» - подумал Коржик и посмотрел на него. Гарик не шутил.
        - Ты кого-то убил?
        - Нет, но меня подозревали.
        - И сколько просидел?
        - Полгода.
        Пауза. Коржику было не очень интересно, что там с ним произошло на самом деле. Но следовало продолжить начатый разговор, иначе Гарик мог решить, что он испугался развивать тему.
        Гарика нельзя было назвать приятным собеседником. Он недолюбливал Коржика, а тот недолюбливал Гарика. То, что они сейчас шли вместе, ни о чем не говорило. Просто на данном этапе сошлись их интересы.
        Гарик смотрел на Коржика как на столичного клерка, не способного к самостоятельному бизнесу, тот на него - как на лаптя из провинции. Гарик появился в офисе Толяна около года назад. Прогнав Замутдинова и Моколя, Толян вознамерился сделать Гарика своим заместителем по бизнесу и выдернул его из Казани, где тот сидел на филиале. Он снял для него квартиру и стал вводить в курс общего бизнеса фирмы.
        Гарик курс прослушал, но становиться замом не захотел.
        Коржик не знал, что здесь сыграло решающую роль: привычка к свободе, комплекс провинциала, которому теперь предстояло руководить москвичами, не очень подвешенный язык или еще что-то, но от почетного предложения он отказался.
        Коржик на его месте согласился бы.
        Вместо этого Гарик попросил для себя белорусское направление Толянового бизнеса плюс максимум самостоятельности. Толян с неохотой согласился. Но на условиях самоокупаемости. Это была его месть несостоявшемуся строптивому заму.
        У Гарика разом отняли зарплату и съемную квартиру. С этого момента он должен был обеспечивать себя сам. А заодно и Андрюху с пони-тэйлом, с которым он сдружился и которого взял к себе.
        Они стали вместе ездить в Белоруссию и подолгу сидели там на разных заводах, которым поставляли сырье из России по Толяновым связям. С этих заводов они забирали продукцию и реализовывали ее, где только могли. Толян сразу сказал им, сколько денег они должны отдавать ему, остальное оставалось им. Судя по косвенным признакам, оставалось вполне прилично. Будучи замом Толяна, о подобных заработках Гарик не мог бы и мечтать.
        На очередной день рождения Гарик подарил Толяну почти новый «мерс» с кожаным салоном, который пригнал из Белоруссии. «Мерс» он перевязал широкой шелковой лентой и на крыше сделал бант. Они с Андрюхой подгадали время, когда Толян выйдет утром из дома, и подлетели на подарке прямо к подъезду. Погода была солнечной, машина сверкала. Получилось красиво.
        Весть о небывалом подарке тогда мгновенно разнеслась по офису. Все «великие бизнесмены» были буквально убиты этим известием и разбросаны по окрестностям, как полевые мыши в гнезде прямым попаданием снаряда. Их серо-бурые тушки разметало по всей Тверской, и они смогли сползтись обратно лишь к обеду следующего дня. Даже
«бегемот-экспресс» перестал носиться по коридорам на предельной скорости, и пуза у них тряслись уже не так нагло.
        Коржик был только рад такому повороту дела. Хоть Гарик ему и не очень нравился, но остальных он недолюбливал еще больше. Подарки офисных уродов на фоне подарка Гарика выглядели просто убого.
        Митхун притащил какую-то полированную дощечку с чеканной бляхой и дыркой для ручки, остальные - что-то похожее.
        Коржик был рад за Гарика, но что-то подсказывало ему, что такой широкий жест он сделал зря. Он уже достаточно знал Толяна к тому времени для такого опасения. Тот быстро увлекался новым человеком, но и столь же быстро остывал к нему. А остыв, оставался холодным даже тогда, когда этот человек отличался и заслуживал всяческого поощрения. Расположение Толяна Гарик потерял в тот самый момент, когда отказался от должности зама, и вернуть его было уже невозможно.
        Посрамление офисной шушеры длилось несколько дней. Они притихли и ходили нормальным шагом. Именинником был Гарик. Ну, и Толян, конечно, но в меньшей степени.
        Потом все как-то само собой забылось. Шушера воспрянула из небытия, а расположение Толяна к Гарику не увеличилось. К тому же стало известно, что не вся машина является подарком. Половину ее стоимости Гарик попросил зачесть в счет погашения своего долга Толяну. От этого известия его поступок несколько потускнел, но все еще продолжал оставаться красивым.
        Потом все поняли, что на самом деле это был не столько подарок, сколько аванс в счет продолжения партнерских отношений. Гарик просто боялся, как бы Толян не назначил кого-нибудь другого на белорусское направление, и хотел, чтобы тот был ему чем-нибудь обязанным. Это усложнило бы для него решение заменить Гарика, которое вполне могло появиться в минуты дурного расположения духа.
        Но, как обычно, опасность таилась совсем не там, где ее ожидали.
        - И как там в тюрьме? - спросил Коржик.
        - Не так страшно, как об этом пишут или показывают. Там тоже люди есть. И их даже больше, чем здесь.
        - А в чьем убийстве тебя подозревали?
        - Директора стекольного завода.
        - Почему именно тебя?
        - Кто-то вроде бы слышал, как я ему угрожал.
        - А ты угрожал?
        Он промолчал.
        - За что? - задал Коржик следующий вопрос.
        - Он тянул с расчетами. А на меня начали давить партнеры, требовали денег.
        - И чем все закончилось?
        - Отпустили, как видишь. Не нашли доказательств.
        - А убийцу нашли?
        Гарик выругался длинным витиеватым матом.
        - Он, пидор, сам недавно объявился.
        - Кто?
        - Директор.
        - Живой?!
        - Еще какой! Он сам инсценировал свое убийство.
        - Зачем? - удивился Коржик.
        - Кто-то на него наехал - он и испугался. Совсем ум потерял, ишак!
        - И что теперь?
        - Выгнали его.
        - А твой бизнес как же?
        - Накрылся мой бизнес! - с досадой сказал Гарик. - Новый директор не хочет с нами работать.
        Чувствовал же Коржик, что зря он подарил половину машины. Так и вышло.
        За разговором они и не заметили, как подошли к министерству. Здесь их уже ждал Шульгин, другой знакомый Коржика, с которым он и свел Гарика. Это была их вторая встреча. Шульгин был лоббистом по призванию. Методика его работы была простой - развести и кинуть. Но если не спускать с него глаз ни на минуту, перепроверять каждый шаг и денег авансом не давать, то он не кидал. Шульгин работал мелкой сошкой в администрации президента и устраивал всем желающим встречи с нужными людьми. Не бесплатно, конечно. Недавно он позвонил Коржику и предложил устроить какой-нибудь знакомой фирме статус уполномоченного по реализации конфиската. Коржик вспомнил о Гарике, у которого была своя фирма. Тот заинтересовался. И вот они здесь.
        - Документы принес? - спросил Шульгин после приветствий.
        Гарик посмотрел на него с недоверием и протянул папку. «Болезнь, что ли у него такая - не любить москвичей? - подумал Коржик. - Или это комплекс парня из деревни?»
        По правде сказать, Коржик тоже не любил Шульгина. Поначалу они с ним были почти приятелями, но потом из того стало все тяжелее выдирать деньги за совместные сделки. Каждый раз он зарекался иметь с ним дело, но потом этот зарок нарушал - слишком уж солидно и красноречиво тот описывал выгоды от будущей сделки.
        Внешне Шульгин напоминал капитана дальнего плавания, переодетого в гражданский костюм, - высокий, красивый, бородка с проседью, мужественное лицо, которое слегка портил только не совсем правильный нос, многозначительный прищур глаз. Его внешность располагала к доверию, и многие на это велись, а зря.
        Еще он походил на кого-то из голливудских киноактеров, только Коржик никак не мог вспомнить, на кого. Он нравился бабам, и у него была молодая жена, которая его время от времени выгоняла из дома. Тогда он шел к матери, но через некоторое время возвращался к жене. Коржик звонил ему то на телефон матери, то на телефон жены. Жене он, наверное, запудривал мозги, как и своим партнерам. Когда она в очередной раз подпадала под его обаяние или верила его обещаниям, то позволяла вернуться. А когда в очередной же раз понимала, что на самом деле он собой представляет, - прогоняла.
        Так продолжалось уже давно. Многие знакомые Коржика поняли, что за бизнес получается с Шульгиным, и прекратили с ним отношения. Только он все еще медлил с окончательным разрывом. Но разрыв был уже близок. «Еще раз кинет, - решил Коржик, - все».
        Все документы были на месте.
        - Пойдем, - сказал Шульгин, обращаясь к Гарику. И повернулся к Коржику:
        - Ты с нами?
        - Нет. У меня дела.
        - Ладно, созвонимся.
        Они исчезли за дверью министерства. В этот раз Коржик не боялся отдавать ему клиента. Все равно расчеты будут через него. Если ему Гарик еще хоть как-то доверяет, то Шульгину не доверяет вообще. Не зря после первой встречи он за глаза назвал того «дядей».
        - Много всего дядя обещает, - сказал он с сомнением.
        Так что, можно было не опасаться. Сейчас они только отдадут бумаги на конкурс, решение будет через месяц. Если Шульгин пролоббирует нужное решение, фирма Гарика станет уполномоченной по работе с конфискатом. Только после этого Гарик передаст Коржику деньги для расчетов с Шульгиным. Вариантов для кидалова у того, вроде бы, нет. А так - вполне мог бы. Кадр он рискованный.
        Когда Коржик только с ним познакомился и когда в ходу еще были зачеты по линии минобороны, Шульгин задолжал деньги гольяновским бандитам. Те приставили к нему трех человек, которые постоянно сидели у него в офисе и ждали расчета. Он ухитрился провести зачет и отдать деньги. Повезло. Иначе грохнули бы.

62
        Шульгин в этот раз не обманул - Гарикова фирма стала-таки уполномоченной. Коржик не без оснований предполагал, что это случилось только потому, что он наотрез отказался передавать деньги Шульгину до выполнения обязательств.
        - Но ведь все платят вперед, - настаивал тот.
        - Нет, Володя! - решительно отказал Коржик. - Я не хочу потом за тобой бегать. Гарик деньги отдаст, можешь мне поверить. Но не раньше, чем убедится в результате.
        Тот со скрипом согласился. Прошел конкурс, и Коржик увидел название Гариковой фирмы в списке победителей.
        На следующий день ему позвонил Шульгин:
        - Деньги давай! - сказал он лаконично. - Люди волнуются.
        Гарика в Москве не было. Он дал Коржику телефоны партнеров, у которых следовало получить деньги. Полная сумма набиралась только после объезда трех офисов. Видно, дела у него шли не очень.
        Коржик с Шульгиным забрали из денег свою комиссию, а остальное тот отнес в министерство. Только после этого Гарику выдали красивое свидетельство, по которому ему должны были отпускать конфискат.
        Гарик вообразил, что теперь откроет магазин, таможенники набьют его разнообразными товарами, а он будет только сидеть и подсчитывать барыши. Все получилось не так. Конфискат благополучно расходился и раньше. Никто не ждал Гарика у этого пирога с его гербовой бумагой. Ему отдали на реализацию только угольный комбайн и паровой молот, который приставы отняли у какого-то мертвого завода.
        Гарик позвонил Коржику:
        - Ты не знаешь, кому это можно продать?
        - Нет.
        - Поможешь?
        - Даже не знаю.
        - Я думаю, ты просто обязан помочь, - настаивал Гарик. - Ведь это твоя затея.
        - Ладно, поспрашиваю, - нехотя согласился Коржик. - Пришли характеристики техники.
        Ничего делать он, конечно, не стал. Но Гарик принялся звонить каждую неделю.
        - Где же другие товары?
        - Какие товары?
        - Которые твой друг обещал.
        Шульгин в припадке жадности наплел тому, что будет много больших телевизоров и иномарок, а также бытовая техника, колготки и одежда знаменитых лейблов. Кто его за язык тянул?
        - Я спрошу, - пообещал Коржик.
        Но Шульгин после пары-тройки таких звонков стал резко избегать общения с Коржиком.
        - Я сейчас убегаю (я на деловой встрече, за рулем, у врача, в туалете), - говорил он, едва узнав голос Коржика, - перезвони мне попозже.
        И больше трубку не брал.
        Так оно и тянулось - Гарик звонил Коржику, тот звонил Шульгину, Шульгин перестал отвечать обоим, Коржик перестал отвечать Гарику. Тогда Гарик стал оставлять сообщения на автоответчике Коржика. Сообщения были короткими: «Позвони мне. Гарик». Или просто: «Позвони мне».
        Коржик не звонил. Гарик оставлял новые сообщения. В его голосе начала чувствоваться угроза. Но пацан из Казани, только что проведший полгода в белорусской тюрьме, не мог позволить себе угрожать открыто кому бы то ни было. И он сдерживался. Пока.
        Коржику это надоело, и он стал дозваниваться до Шульгина с удвоенной настойчивостью. Через неделю тот взял-таки трубку.
        - Ты не мог бы перезвонить попозже, - сразу завел он старую песню, - я очень тороплюсь.
        - А ты не торопись, Володя, - сказал Коржик с угрозой. - Поговори со мной.
        - О чем?
        - Ты знаешь, о чем. О Гарике.
        - А что у него там?
        - А там то, что ничего из обещанного тобой ему не дают. А дают какой-то железный хлам, который продать невозможно.
        - И что ему дали?
        - Паровой молот. Тебе, кстати, не нужен?
        - Нет.
        - А угольный комбайн?
        - Не нужен.
        - А то поставил бы на даче, кузницу открыл. Или шахту.
        - Смеешься?
        - Не до смеху, Володя. Ты поссорил меня с нормальным партнером, и я не могу теперь с ним общаться, как раньше. В отличие от тебя, он не болтун и если что обещает, то всегда выполняет. Такими знакомыми не разбрасываются.
        - Я тебя с ним не ссорил.
        - Ты наобещал ему конфискованных «гелендвагенов» и полутораметровых плазменных панелей по три рубля, а раз его с тобой свел я, то он теперь и требует их с меня. Потому что до тебя дозвониться не может.
        - Он неправильно все понял.
        - Он правильно понял! Ты говорил, что на таможне скопилось огромное количество конфискованных товаров, которые они не могут продавать, потому что нет уполномоченных фирм. И я при этом присутствовал.
        - Ну?
        - Хрен гну! Вот теперь эти фирмы есть - где товары?
        - Ему надо плотнее работать с таможней, налаживать контакты - само собой ничего не придет.
        - Почему ты не сказал об этом раньше? - возмутился Коржик.
        - Я думал, он знал.
        - Он не знал. И я не знал. И из твоих рассказов этого вовсе не следовало.
        - Пусть налаживает контакты, - повторил Шульгин.
        - Ты поможешь?
        - Я не могу.
        - Неужели ты не хочешь «гелендваген» по халявной цене?
        - Ну, не ехать же мне к нему, чтобы там за него все решать. Я не могу водить его за руку.
        Коржику все стало ясно - Шульгин и в этот раз его кинул.
        - Володя, - сказал он, - как же ты меня задолбал за все это время. Это был последний раз, когда я с тобой работал. Не звони мне больше, - и он бросил трубку.
        Коржик передал Гарику слова Шульгина, но тот все равно продолжал звонить. Коржик совсем перестал отвечать. Тогда начались странные звонки. Днем, вечером или среди ночи у него звонил мобильник. В трубке слышался шум вроде шипения телевизора, когда он без антенны. На вопросы никто не отвечал. Номер звонившего всегда определялся один и тот же. Это был мобильный телефон того же оператора, что и у Коржика. После каждого такого звонка Коржик перезванивал по этому номеру, но никто не брал трубку. Это стало раздражать.
        Наконец, через пару дней ему ответили.
        - Да! - сказал молодой веселый голос.
        - Это номер такой-то? - уточнил на всякий случай Коржик.
        - Он самый.
        - Вы мне сейчас звонили?
        - Нет.
        - Но у меня определился ваш номер.
        - Я не звонил.
        - Как же это произошло?
        - Не знаю. Может, это неполадки у оператора? - предположил он.
        Коржик позвонил оператору.
        - Никаких неполадок у нас нет, - заверили его. - Вам звонил именно владелец этого номера.
        - Как его зовут?
        - Мы не имеем права давать вам такую информацию.
        Звонки продолжались.
        Коржик опять с трудом дозвонился до этого урода.
        - Что вам нужно? - спросил он.
        - Ничего, - безмятежно ответил тот.
        - А зачем вы звоните?
        - Я вам не звонил.
        - Кто же тогда?
        - Не знаю, - он положил трубку.
        Звонки продолжались. Все было ясно - его предупреждали. Но о чем? Он никому не был должен. Ни с кем у него не было конфликтов или даже простых трений.
        Кроме… Кроме Гарика. Он стал получать эти звонки вскоре после того, как перестал отвечать на звонки Гарика. У него в Москве осталось множество знакомых и один из них, наверное, согласился потормошить Коржика. Получался прямо детектив.
        Коржик был не слишком впечатлительным и знал, что девяносто процентов угроз ничем не заканчиваются, но нервы на них все равно расходуются.
        Он опять набрал своего оператора:
        - Звонки продолжаются, - сказал он. - Абонент уверяет, что звонит не он, а глючит ваше оборудование.
        - Такого не может быть, - снисходительно ответили ему. - Наше оборудование абсолютно исправно.
        - Тогда примите к нему меры.
        - Какие?
        - Откуда мне знать? Я - ваш абонент. И он тоже. Пусть ваша служба безопасности поговорит с ним.
        Пауза.
        - Алло?
        - Да. Пришлите заявление.
        Коржик написал заявление, указал время звонков, сохранившееся в памяти, и отправил по факсу оператору.
        Через пару дней звонки прекратились. «Вот она - сила печатного слова», - подумал Коржик.
        Контакты с Гариком он оборвал и больше не возобновлял.
        Потом до него стали доходить слухи, что Шульгин задолжал кому-то много денег и пустился в бега. Он не удивился - этого и следовало ожидать.

63
        Еще до истории с конфискатом Шульгин познакомил Коржика со своими сослуживцами. Он даже несколько раз побывал у них в кабинетах.
        Внутри тяжелого помпезного здания на Варварке ничего особо примечательного не оказалось - высокие потолки, мраморные лестницы, старая, но добротная мебель. Красные ковровые дорожки в коридорах. Старинные бронзовые ручки на высоких дверях из настоящего дерева, а не из «массива». В коридорах было малолюдно. Недорогая столовая. Еда не очень вкусная, но качественная и получше, чем в Думе, где Коржику тоже приходилось бывать. И ощущение того, что где-то неподалеку вершится политика. Но не здесь. Может, здесь вершится бизнес? Тоже что-то сомнительно. Не видно его признаков. Здесь вершится канцелярщина, вот это точно.
        Коржик гордился этими знакомствами и при случае не стеснялся ими похвастаться. И однажды это сработало. Ему позвонил Нечаев, старый партнер еще по долговому рынку.
        - У тебя в управлении знакомые остались? - спросил он.
        - Да. А что?
        - Нужно пролоббировать один вопрос. Давай встретимся.
        Вопрос состоял в следующем. Директор одной из провинциальных ГРЭС хотел встретиться с министром экономики, чтобы изложить ему свою точку зрения на реформу электроэнергетики и порешать вопрос в обход Чубайса. Наверное, он боялся, что у него отнимут станцию и спешил предпринять упредительные действия. Он стал искать в Москве людей, способных устроить встречу с министром, куда напрямую ходу ему не было.
        Коржик посоветовался со своими знакомыми в управлении.
        - Это можно, - сказали они, - но за результат мы не отвечаем. Мы только заведем его в кабинет. Дальше все будет зависеть от него самого. Ну и еще от настроения министра. Да, и пусть предварительно подтвердит серьезность своих намерений.
        - Каким образом?
        - Документами.
        - Какими?
        - С портретами американских президентов.
        Коржик выругал себя за недогадливость. Телефоны у его знакомых прослушивались, и в любых разговорах они предпочитали называть деньги «документами».
        Директор ГРЭС подтвердил намерения весьма весомой суммой задатка, который взялся хранить Нечаев. После этого началась подготовительная работа. Сначала ребята из управления стали искать подходы к министру через его референта. Тот долго мялся, но в конце концов отказал. Ему хотелось легких денег, но боязнь вызвать гнев шефа оказалась сильнее. Министр был довольно вспыльчивым, с Чубайсом не дружил, и кто его знает, чем все могло обернуться для референта.
        Тогда придумали другой вариант - зайти к министру с подачи важного чиновника самого управления. Вскоре такого человека нашли. Он оказался достаточно влиятельным, имел неплохие отношения с министром и в то же время был недосягаем для его гнева.
        Чиновник пожелал провести предварительную встречу с директором ГРЭС в
«Президент-отеле» на Якиманке.
        Отель этот - не простая гостиница. Туда нельзя зайти постороннему человеку, только что прибывшему в Москву поездом или самолетом. Посетителя там должны ожидать. А ждать будут только в том случае, если он является чиновником, близким к управлению.
        На Коржика, Нечаева и директора ГРЭС заказали пропуска, и они благополучно миновали солдатско-милицейскую охрану. Они провели директора на четвертый этаж. Тот вошел в номер, где уже ждал чиновник, а они остались ждать в коридоре на мягких стульях.
        Минут через двадцать директор вышел, сказал, что беседа прошла нормально, теперь ему надо все обдумать, и распрощался.

«Вот так и проходит закулисная жизнь очень крупных чиновников, - подумал Коржик. - Не в ресторанах, где могут увидеть, а то и сфотографировать, а в таких вот тихих углах. Приехал человек, снял номер, никто его не видел. К нему привели просителя, которого опять же никто не видел. О чем они говорили, какими документами обменивались, какие суммы передавались - никто не знает. Утечек нет, а дело сделано. Политика вершится здесь».
        После того как все разошлись, Коржик еще некоторое время погулял по
«Президент-отелю». Просто так, чтобы получше его запомнить. Когда еще он сюда попадет?
        В вестибюле шла регистрация чиновников, приехавших на какой-то семинар. Коржик сидел на кожаном диване и наблюдал за ними. Толстые провинциальные живчики с беременными портфелями деловито сновали туда и сюда, без умолку болтая по телефонам.
        Эти люди были властью в регионах. Они приехали отчитаться перед властью столичной и получить указания о генеральной линии. Хотел бы он тоже быть одним из них? Коржик не знал. Он никогда не любил чиновников. И клерков не любил. И предпринимателей тоже. Он не любил никого. Похожих на себя он не любил за то, что похожие, а непохожих - за то, что непохожие. Черных он не любил за то, что черные, а белых - за то, что белые.
        - А есть ли вообще кто-нибудь, кто тебе нравится? - как-то спросил его знакомый чиновник, у которого он был в гостях с женой.
        - Байкеры, - ответил Коржик.
        - Байкеры - дураки! - с ходу брякнул тот ему в пику.
        - Конечно, Леша, - сказал Коржик. - Все умные служат мелкими клерками в министерствах. Вот, как ты, например.
        - Я не мелкий! - вспылил тот.
        - Но умный?
        - Да!
        - Вот и хорошо, - ответил Коржик, борясь с зевотой. - Ты - большой и умный министерский клерк. И станешь еще больше, если будешь есть мучное и сладкое. Я восхищаюсь тобой. Давай еще выпьем.
        - Большой не большой, - пробормотал тот, - а до генерала дослужился.
        - Какого еще генерала? Песчаных карьеров?
        Тот пропустил шпильку мимо ушей:
        - Моя должность в прежнем министерстве по царской «Табели о рангах» приравнивалась к чину генерала.
        - Да ну?
        - А то!
        - Так ты еще при царе служил?
        - Ты совсем пьян, что ли? Это тогда «Табель» составили.
        - Ну, а штаны у тебя есть?
        - А я в чем сижу?
        - Нет, не тренировочные, пузырястые - а с лампасами?
        - При чем тут лампасы?
        - Ну, как же - генерал все-таки.
        - Ладно, - махнул тот рукой, - с тобой говорить - только нервы тратить.
        И обиженно захрустел закуской, а Коржик засмеялся и икнул. Его он тоже не любил.
        Чиновников в вестибюле все прибавлялось. Конечно, он пошел бы в чиновники, но только на должность с хорошими взятками. Иногда ему мучительно хотелось что-нибудь украсть, а было нечего. Хоть у себя воруй и перепрятывай. А тут сами несут. Пошел бы, точно. Да не берут.
        Через пару недель директор ГРЭС позвонил Нечаеву и сказал, что передумал встречаться с министром. Наверное, там изменились расклады или он решил свой вопрос по-другому. Или убоялся гнева Чубайса за нарушение субординации. Причин он не объяснил.
        - Но мы уже запустили процесс подготовки встречи, - сказал Нечаев.
        - Остановите его.
        - Это не так просто, - сказал Нечаев.
        Директор намек понял.
        - Используйте на это мой задаток, - велел он.
        Коржик и Нечаев разделили задаток между собой и сказали процессу: «Стой!». Процесс остановился. Немного отстегнули и мужикам из управления.
        - Ты не хочешь стать чиновником? - спросил один из них у Коржика, когда тот отдавал ему деньги.
        - Каким?
        - Начальником отдела в министерстве.
        - Хорошее министерство-то?
        - Одно из лучших.
        - Взятки там есть?
        - Это зависит от тебя.
        - А много надо занести?
        Тот назвал сумму за устройство. Она была на пределе возможностей Коржика, но все же посильная. Он подумал пару дней и отказался. Не любил он чиновников.
        А вскоре пожалел об этом, да было уже поздно.

64
        Коржик давно заметил, что в жизни, особенно в сложных ситуациях, очень часто все происходит вовремя. Не раньше и не позже, а именно тогда, когда оно и нужно. Вовремя вышла на работу Лариса. Задержись она еще хотя бы на день - и вернуться в офис было бы невозможно. Вовремя позвонил и Валера Макеев.
        Макеева выгнали из банка почти одновременно с Коржиком, разница была лишь в несколько дней. Он пошел в другой банк, поменьше, но и там долго не задержался.
        Раньше у них были кое-какие общие дела. Коржик когда-то свел его с Шульгиным и вскоре пожалел об этом. Они сообща замутили очень приличную сделку с клиентом Коржика, которого он тоже им подогнал, а Коржику не отстегнули ничего.
        - Вы что, козлы драные, - возмутился Коржик, - это же я вас познакомил и между собой, и с той фирмой. Вам обломились нехилые бабки - и мне теперь что, ничего не полагается?
        - Я знал этого клиента еще до тебя, - на голубом глазу соврал Валера.
        - Хорош гнать! - не поверил Коржик. - Я привел вас к нему в офис. Но даже если бы это было и так - друг друга-то вы не знали без меня! Мы договаривались тогда как? Что сработаем - на три части. Где моя часть?
        - Круто ты что-то взялся! - лениво сказал Шульгин и отвернулся.
        В итоге Коржик не получил ничего. Приятели его банально кинули, но доказать это он не мог. Это судьба всех посредников - их кидают на каждом шагу. Он перестал им доверять.
        Валера время от времени звонил ему со всех последующих мест работы и втирал за сотрудничество. Коржик слушал и не прогонял его, чувствуя, что тот может ему еще пригодиться.
        В конце концов, Валера занялся обналичкой и здесь задержался. Это занятие засасывало, и мало кто мог отказаться от него добровольно. Два часа работы в день, пусть и с некоторым риском - и свободен. Кому не понравится?
        Обналичкой называлась операция, когда клиент скидывал безналичные деньги на счет липовой фирмы в обнальном банке по фиктивному договору, а на следующий день получал эту сумму наличными без документов и подписей. Деньги эти нигде не значились, и он мог тратить их по своему усмотрению на что угодно. Это было очень удобно.
        Обналичкой занимались все банки, только одни делали это открыто, а другие стеснялись и ссылались на некие «дружественные фирмы», которые могли обналичить. Стеснялись, как правило, большие банки. У них эта услуга стоила дороже. Врожденная скромность не позволяла им брать мало. Зато мелкие банки демпинговали вовсю, и работать с ними было намного выгоднее.
        Каждый, кто хоть немного занимался бизнесом, знал, что обналичка нужна. Без нее бизнес встал бы на месте. При существующем уровне коррупции было просто невозможно как-то по-другому выкраивать деньги на взятки и откаты.
        Обналичка была опасна. Иногда за нее сажали. Происходило это тогда, когда обнальный банк совсем уж терял осторожность и ввязывался в очень сомнительные сделки, типа перевода выкупа за заложников, либо когда крыша банка давала сбой. Крышевали обналичку чаще всего силовики, и банку с хорошей крышей, как правило, ничего не грозило. Иногда на него могла свалиться какая-то залетная проверка в масках, но после хорошей взятки она исчезала без следа, как будто ее и не было. А на время действия проверки обнальные операции переводились в другие отделения банка, и конвейер не останавливался ни на минуту.
        Рынок этот ревностно охранялся, и работать на нем позволялось только отечественным банкам и фирмам. Всяким иностранцам дорога сюда была закрыта. Был случай, когда чухонские ребята зарегистрировали офшорный банк на Кипре и открыли офис в Москве, чтобы вкусить от пирога обнальных услуг. Они продержались на рынке всего лишь несколько месяцев, а потом их повязали, и они отдыхали за решеткой более трех лет. После освобождения они не стали давать никаких интервью, хотя журналисты ими и интересовались, и тут же убрались в свои благословенные края.
        Валера позвонил Коржику и предложил обнальные. Тарифы у него были очень привлекательными. Коржик увеличил их вдвое, распечатал на принтере и отдал Ларисе.
        - Может, пригодятся когда, - сказал он ей.
        - Сейчас денег нет, - ответила она, пробежав глазами цифры, - но кто знает.
        И спрятала листок в сейф. Коржик знал, что раньше она за это платила гораздо больше. Он встретился с Валерой.
        - А где все это происходит? - спросил он. - Я хочу видеть место.
        - Поехали, покажу, - согласился тот.
        Он долго возил Коржика по переулкам в центре города. Отделение банка не имело вывески. Вход был со двора, общего с ветхими жилыми домами. Во дворе стояло множество машин, большинство из которых приехало за наличкой. Несколько из них имели на ветровом стекле пропуск в запретные зоны в виде российского флага.
        Валера взял потрепанный кожаный портфель с неродной ручкой.
        - Подожди меня здесь, - сказал он.
        Потом вынул ключи из замка зажигания.
        - А мне нельзя с тобой? - спросил Коржик.
        - Нет, там строго по пропускам.
        Он скрылся за дверью банка. Коржик стал ждать. По двору ходила безумная старуха с тремя дворнягами на поводках, стучала в машины за подаянием и несла ахинею про страшный суд. Коржик включил музыку и отвернулся. Музыка была дерьмовой, из тех, где три сисястые девки раскачивают почти голыми бедрами и сюсюкают сентиментальный бред.
        Валера управился довольно быстро. Он появился на пороге с заметно потолстевшим портфелем и быстро пошел к машине. Едва он сел за руль, как старуха подошла к машине с его стороны и принялась пугать его гневом Господним. Валера дал ей десятку, а потом еще пятьдесят рублей и еще десятку.
        - Не многовато ли? - удивился Коржик.
        - Ничего, - ответил тот, - она не такая дура, как кажется. Может, предупредит потом, если что.

«Да уж, - подумал Коржик, - зайти в банк и нарваться на маски в камуфляже было бы неприятно. Или выйти из банка и нарваться на них же. Риск в этом деле все-таки есть».
        - А что делают в таких случаях клиенты? - спросил он, забыв, что не посвятил Валеру в ход предыдущей мысли.
        - В каких? - не понял тот.
        - Когда маски отнимают деньги.
        - Не знаю - пока Бог миловал. Сюда они еще не приезжали.
        - А что люди рассказывают?
        - Да я никого и не спрашивал.
        - А зря.
        - Сплюнь лучше.
        - Плюй - не плюй, все от крыши зависит. Здесь хорошая крыша?
        Валера кивнул:
        - Самая лучшая.
        - Тогда работаем, - сказал Коржик.

65
        Когда человек занимается такой деятельностью, как обналичка, ему хочется иметь аварийный выход. Что-то вроде подземного хода, по которому можно уползти в случае чего.
        У Коржика был запасной паспорт. Появился он прошлым летом и совершенно случайно. Он сидел в кафе на набережной в Феодосии со знакомой продавщицей из винного магазина.
        - Сколько может стоить паспорт? - спросила она.
        Была середина сентября, народ уже схлынул. Он знал ее давно и временами спал с ней, когда приезжал в город.
        - Какой паспорт? - не понял он.
        - Один алкаш оставил в залог, - ответила она.
        - Давно?
        - Года два уже.
        - Покажи.
        Она порылась в сумочке и достала синий украинский паспорт с желтым трезубцем на обложке. Коржик с интересом стал его рассматривать. Страницы внутри были желтовато-голубыми, а не красноватыми, как в российском паспорте. На каждой был пробит игольчатым штампом номер документа. Всем хорош был паспорт, если бы не одно
«но» - фотография владельца не была заламинирована и на ней не было ни обычной, ни сухой печати. Можно было клеить любую. Фамилия останется той же, а человек станет другой.
        Год рождения владельца паспорта совпадал с годом рождения Коржика. С фотографии на него смотрел человек, склонный к запоям.
        - А где он сейчас? - поинтересовался Коржик, вертя паспорт в пальцах.
        Она пожала плечами:
        - Не знаю - давно не заходил.
        - Но он жив?
        - Сие нам неведомо, - сказала она и картинно выпустила в сторону длинную струйку дыма.
        Иногда ее тянуло на вычурные выражения, особенно в подпитии. Но баба она была неплохая.
        Коржик посмотрел на прописку - городок в Одесской области.
        - А кто он?
        - Бомжевал здесь. К строителям нанимался подсобником, но редко. Пил больше, чем работал. Может, уже и концы отдал где-нибудь, - безразлично сказала она.
        Забулдыги были ее обычными покупателями, и она давно уже перестала им сочувствовать.
        Решение купить паспорт пришло внезапно.
        - Продай мне, - предложил он с ощущением, что делает нечто противозаконное.
        - Ладно.
        - Сколько ты за него хочешь?
        - Ну, не знаю… - замялась она.
        - Ста долларов хватит?
        Она столько не ожидала, и он это знал, но что-то не позволило ему предложить меньше за паспорт живого, скорее всего, человека.
        - Вполне.
        Он сунул паспорт в карман.
        - А если он за ним явится? - спросил Коржик.
        - Скажу, что потеряла, - безмятежно ответила она. - Раньше надо было приходить, у меня не камера хранения.
        В Москве он отдал паспорт умельцам, которых нашел через знакомых, и они вклеили туда его фотографию. Получилось, на его взгляд, здорово - хрен отличишь. Это стоило ему еще сто долларов. Так за двести долларов он и стал псевдогражданином Украины. Недорого за такую возможность залечь на дно в другой стране.
        Он спрятал паспорт в тайник. «Пусть лежит, - подумал Коржик. - Лучше, когда он есть и не нужен, чем когда он нужен, а его нет».

66
        Новый бизнес пошел успешно, и у Толяна появились деньги. Открылось финансирование жирных господрядов, которые ему удалось получить еще раньше. Деньги то и дело шлепались на его счета, и их нужно было перебрасывать дальше. Настал час, которого Коржик так долго ждал. Лариса сразу же вспомнила о его предложении по обналичке и транзиту.
        - Теперь ты будешь задействован на все сто процентов, - сказала она.
        - Я готов, - довольно улыбнулся он.
        - Давай номера счетов.
        Он позвонил Валере:
        - Начинается большая работа.
        - Гуд! - обрадовался он.
        - Скидывай реквизиты.
        Тот прислал счета на факс. Коржик обрезал исходящий номер, с которого они пришли, и отдал листы Ларисе.
        - Ты гарантируешь, что здесь все нормально? - спросила она.
        - С этим человеком я несколько лет проработал в одном банке.
        - Под твою ответственность, - предупредила она.
        - Ладно, - пожал он плечами. Чувство уверенности его не покидало, а интуиции он доверял.
        Лариса сбросила деньги на обналичку, и на следующий день Валера подвез их к офису. Коржик не стал приглашать его войти, а сам вышел на улицу. Сел в машину, забрал нарочито замызганный пакет с деньгами, отсчитал свою комиссию и отдал деньги Ларисе. Она не стала их пересчитывать, а забросила пачки сразу в сейф. Операция ей понравилась - не надо никуда ездить и оглядываться.
        С этого времени для Коржика началась пора легких заработков. Он перестал появляться в офисе каждый день, а приезжал только тогда, когда ему звонила Лариса. Встречал у входа Валеру и отдавал деньги ей.
        Конвейер работал исправно. Ему приходилось делиться комиссией с Валерой, но без него ему пришлось бы ездить в банк самому, а располагался он не близко. Да и дорожные риски по сохранности денег нести не хотелось.
        В новом офисе ему выделили рабочее место и даже сохранили за ним компьютер, который ему совсем был не нужен. В одной комнате с ним опять оказался Тофлер. Когда Коржику звонили, он тянул шею и изо всех сил прислушивался, как тот торгуется с банком по сегодняшним ставкам на наличные и безналичные рубли, доллары и евро. Ставки на транзит были стабильными и не зависели от текущего курса валют.
        Тофлер понимал, что здесь движутся бабки, и ему очень хотелось влезть в этот процесс, оттеснив Коржика от пирога, но у него не было шансов. Коржика прикрывала Лариса, а она Тофлера не любила. Толян тоже считал, что всяким делом должен заниматься профессионал, а на денежных рынках профессионализм Коржика был неоспорим.
        Зарабатывал он теперь намного больше, чем раньше, а работал меньше. Сбылась его вековая мечта - он мог посылать всех в жопу. Кроме Толяна и Ларисы, разумеется, но они сильно не докучали. Все эти дмитрии, жучковские, тофлеры и им подобные разом потеряли для него всякое значение. Он смотрел на них, как на пустое место и часто не утруждал себя с ними здороваться - лень было даже открывать рот. «Хрен я на вас клал, ребята», - хотелось ему им сказать, но он молчал. Все было понятно и так. К чему лишние слова?
        В одночасье он перестал быть клерком. Он не ждал зарплаты и премий - он брал деньги сам из туго перетянутых разноцветными резинками пачек. Столько, сколько полагалось за его работу и риски, не больше и не меньше. Он рисковал, но это была мелочь. Ему так надоела жизнь клерка, что он был бы согласен и на больший риск, лишь бы от нее избавиться.
        Он впервые понял, что ради свободы можно отказаться почти от всего - от удобного рабочего места, от общения с коллегами, от стабильной зарплаты, вечеринок, офисных теток. Свобода была лучше всего этого вместе взятого. Свобода оказалась единственным, что ему действительно необходимо.
        - Зачем нужны деньги? - спросил как-то во время застолья его знакомый чиновник, тот самый, что дослужился до генерала.
        Ему хотелось пофилософствовать на тему имущественных отношений и рассказать заодно, какой он великий администратор и замечательный человек, какие крепкие у него связи и большие возможности. Его желание предугадать было нетрудно, потому что все его разговоры заканчивались одним и тем же.
        - Чтобы посылать всех в жопу, - ответил Коржик. - Это главная функция денег - имея их, ты посылаешь всех в жопу.
        Тот ничего не понял. Он вообще мало что понимал, но думал, что понимает много.
        - Если бы меня какой козел послал, - сказал он, намекая на Коржика, - я бы сказал ребятам, чтобы с ним разобрались.
        - Ты кого имеешь в виду? - мрачно спросил Коржик.
        - Да хоть кого! - выпалил тот.
        Коржик посмотрел на него долгим взглядом. Тот отвел глаза. Действие происходило дома у Коржика, рядом сидела жена. Чиновник, числившийся дальним родственником, пришел к нему в гости тоже с женой. Ситуация была не для драки и даже не для ссоры.

«Каким, блядь, „ребятам"? - подумал Коржик. - Глянь на себя в зеркало, губошлеп хренов. Кто поверит, что у тебя есть „ребята"? Ты же не бандит - ты рыхлый министерский клерк».
        А вслух сказал:
        - А кто ты такой, чтобы тебя посылать? Ты что - работодатель? Тебя и посылать-то не надо - это никому даже и в голову не придет.
        Тот опять ничего не понял. Он всю жизнь ходил на службу в разные министерства и не знал, что такое свобода. Хронический случай.

«Жизнь заносит человека не туда, куда он хотел попасть, - думал Коржик, слушая вполуха пьяный и потому нескладный треп своего вечного оппонента. - Стремишься сделать карьеру в крупной компании, а становишься обнальщиком в серой конторе. Почему? По какой причине не получается то, чего очень хотел, но зато само собой удается то, чего и не хотел вовсе? Это судьба тычет тебя мордой туда, где на самом деле твое место, или случай? Может быть, тогда и не следует ничего сильно хотеть, чтобы не получить противоположный результат? Или это я виноват, что пошел в Толянову контору, а не пробивался в нормальную компанию? Но ведь я уже был в такой компании - в большом банке. И что же? Меня там продвигали? Нет. Так не лучше ли остаться там, где я сейчас, и не париться насчет карьеры и прочих иллюзорных вещей?»

67
        Расчеты наличными - одно из главных средств, придуманных предпринимателями, чтобы не платить налоги. Это не те наличные, которые идут через кассу или поступают по приходному ордеру. Речь о других наличных - которые пачками достаются из сумок и передаются из рук в руки без документов. Они служат для расчетов, откатов и для приобретения всего, чего только можно. Вся экономика держится на наличке, а наличка - на обналичке.
        Когда Коржик был еще молодым предпринимателем, налоговая инспекция прицепилась к нему за покупку факса и нескольких калькуляторов. Бухгалтерша пришла из налоговой чуть не плача и сказала, что не понимает, чего от нее хотят. Она не сильно разбиралась в бухучете, но имела красивые ноги.
        Пришлось Коржику самому ехать в налоговую.
        - У вас нет прибыли, - сказала инспекторша, похожая на бледную поганку в очках.
        - Ну и что?
        - А за что вы купили факс и калькуляторы?
        - За деньги.
        - А должны были за прибыль.
        - А не один хрен? - спросил Коржик. Он был тогда не силен в финансах.
        - Нет.
        - И что из этого?
        - Раз у вас нет прибыли, вы не имели права их покупать.
        - Но они мне нужны!
        - Но у вас нет прибыли, - талдычила она.
        - Я купил их за свои деньги, - не понимал он.
        - Вы поступили неправильно.
        - И что теперь?
        - Я даже не знаю, что с вами делать.
        Коржику захотелось ее убить.
        Его тогда немилосердно оштрафовали. Факс обошелся ему втрое дороже, чем он стоил в магазине. В ту пору он еще не знал об обналичке, иначе непременно бы ею воспользовался.

68
        Когда подошла самая большая сумма на обналичку, Валера приболел. Он предупредил Коржика, что получать ее в банке придется ему самому. Это случалось и раньше, Коржик уже знал народ в банке, и известие не застало его врасплох.
        Он приехал в банк в половине двенадцатого. Худой клерк с лохматой шевелюрой, одетый в растянутый свитер, распахнул дверь сейфа. Пространство внутри было почти доверху забито пачками денег. Их оказалось больше, чем он ожидал.
        - Сколько здесь? - спросил Коржик.
        Тот пожал плечами:
        - Два «лимона», как и заказывали.
        Коржик шлепнул на стол черный матерчатый кейс и тот стал перекладывать в него деньги из сейфа. Сначала шли пачки по сто, а потом по пятьдесят долларов.

«Так вот, почему их так много, - понял Коржик. - Черт, я на такое не подписывался!
        - А чего это пошли одни «полтинники»? - недовольно спросил он.
        - Инкассация так привезла, - безразлично ответил клерк, продолжая набивать кейс.
        Он знал, что Коржик ничего не мог изменить. Отказываться от наличных из-за немного не той банкнотности здесь было не принято.
        - Надо было предупредить! - жестко заметил Коржик.
        - Мы и сами не знали, - сказал тот, не прекращая работу.
        Соврал, конечно. «Полтинники» стоили на обнальном рынке чуть дешевле, чем сотки, вот они и экономили.
        Он укладывал деньги старательно, но без особого почтения. Он не считал это деньгами. Деньги - у него в кошельке, а это так, бумага. Другого отношения на такой работе и быть не могло. Иначе поехала бы крыша. Коржик тоже до недавних пор не считал наличку, которую перевозил, деньгами.
        Эти деньги им пришли вчера - три «лимона» на транзит и два - на обналичку, всего пять. Транзит сразу же ушел на Кипр, где была зарегистрирована одна из фирм Толяна, а наличку он получал сейчас. Толян планировал заплатить ими за снабжение своих строек, чтобы те не встали.
        У зарешеченного окна во двор сидел охранник в черной форме с дубинкой на коленях. Он молча наблюдал за происходящим. Он тоже смотрел на деньги, как на резанную бумагу. Смотрел на них и Коржик. Это всегда было завораживающим зрелищем, недаром по телевизору по поводу и без повода то и дело показывали счетчик банкнот и стопки денежных пачек. «Вот ты бьешься, корячишься, бегаешь за ними, а их все нет и нет. А тут их много, да не твои, - подумал Коржик. - Не мои? Посмотрим».
        Купюры в пачках были не новые, некоторые слегка замусолены и от этого пачки на срез выглядели слегка грязноватыми. Коржик отметил это как благоприятное обстоятельство. Значит, были в обороте и многократно проверялись. Переписаны ли у них номера? Вряд ли. Через банк проходит столько налички, что нужно было бы посадить два десятка кассирш только для переписывания купюр. И с какой же целью? Предъявить сведения в налоговую? Шутка юмора. Нет, это абсолютно исключено. Такого в обнальном банке быть не может.
        Но не дурят ли они его? Ведь не все пачки в банковской упаковке из бумажных полосок крест-накрест. Некоторые просто стянуты резинками посередине. Запустить в такую кучу две-три «куклы» - плевое дело. Правда, раньше они этого никогда не делали. У них хорошая репутация. Самое ценное, что есть у обнального банка - это репутация. Стоит один раз ее уронить - и все, можно закрывать бизнес. Клиенты, которые и так нервничают из-за незаконности операций, не вынесут еще и обмана и перейдут в другой банк. Так что обман маловероятен. Поэтому и пачки никогда не вскрываются и не пересчитываются. Здесь все точно.
        Кейс получился тяжелым - килограммов на шесть-семь. Коржик никогда не думал, что два миллиона долларов такие тяжелые. В кино кейсы с такими суммами плюхают на столы без видимых усилий, как пушинки. И они почему-то не производят тяжелый стук, как и подобает предметам такого веса. Скорее всего, там муляжи. А это - настоящие деньги и обращаться с ними так же легко и красиво, как в кино, не получается. Кейс увесистый. Он вспомнил, как в одном из романов Чейза прочитал, что грабители в казино «взяли» три миллиона долларов пятитысячными купюрами и сложили в коробку, которую с трудом передвигали два человека. Он достал калькулятор и пересчитал - получалось шестьсот банкнот. Шесть пачек по сто листов - неподъемный вес. Или Чейз никогда не видел таких денег, или грабители были очень слабосильными. Да и купюр таких в обращении почти что нет.
        Коржик пошел к машине. Он приехал один, оружия у него не было, только тычковый нож в заднем кармане брюк. От него, случись чего, проку будет мало, хоть он и из хорошей стали, но совсем уж без ничего ездить нельзя.
        Коржик подумал, что Толян сильно рискует, посылая его за такими суммами в одиночку. Конечно, он ему доверяет и все такое, но если разобраться, на чем построено это доверие, то становится понятно, что оно не имеет под собой серьезных оснований.
        Толян ему не брат, не сват, недавно он его уволил через своего заместителя, то есть обрубил надежды Коржика сделать карьеру в его фирме. Можно ли полностью доверять человеку, с которым обошелся столь плохо? Коржик на его месте поостерегся бы.
        А он доверял. Он помнил Коржика по банку и считал, что тот - образец честности.

«Не надо было, Толян, увольнять меня через зама, - подумал Коржик. - Я пришел к тебе с намерением честно работать и стать партнером, хотя бы и с небольшой долей в капитале. А оказалось, что тебе это и не нужно вовсе, что твой метод - постоянно менять людей. Так на чем там основано твое доверие? Что ты знаешь обо мне?
        А еще раньше, когда я был у тебя в штате, ты отказал мне в пустяковой просьбе, о которой смешно даже говорить. Я попытался занять у тебя незначительную сумму, равную примерно трем моим месячным окладам, и ты сказал, что нет денег. Я не поверил, ты увидел, что я не верю, но не посчитал нужным как-нибудь сгладить неловкость. Уже тогда ты задумал меня уволить, но не решался сказать. Так и не решился. Уехал в командировку и поручил это сделать отставному клоуну. Это разозлило меня больше всего. Если бы ты сказал:
        - Слушай, старик, мы сейчас в кризисе и меняем профиль деятельности. Твое направление закрывается, а загрузить тебя больше нечем, так что такое дело…
        Я бы все понял. Бизнес-шмизнес и все такое. То ты на коне, то в заднице. Я тоже это проходил когда-то, но своих сотрудников я увольнял сам и благодарил при этом за работу, даже если ее не было. А твой тогдашний зам выделывался передо мной, как ротный перед салагами. Я бы стерпел это от тебя, Толян, но не от него. Так что, зря ты мне доверяешь.

„I am a dangerous man", - как поется в песне. А ты и не знал».
        Толян доверял Коржику не напрямую, а через Ларису. Он верил Ларисе, а Лариса верила Коржику. Чисто интуитивно, по-бабьи. Но и у нее не было оснований ему верить. Несколько встреч у нее дома не в счет. Это не основания. Так, короткое общение на почве одиночества, не более того.

69
        Он сел в машину, положил кейс на переднее сиденье, заблокировал все двери. Потом опустил кейс на пол. Огляделся. Все спокойно. Выехал со двора. Охранник у шлагбаума скользнул по нему взглядом. Зона ответственности банка кончилась. Дальше все риски его.
        Профессионального обнальщика по пути к клиенту подстерегает множество опасностей. Обычно они не случаются, но это не означает, что они не могут произойти вовсе. Очень даже могут. Если, например, один из клерков в банке предупредит каких-нибудь братков, что едет человек с большой суммой денег - плакали денежки. А может, и жизнь. Или если бродячие менты пристроятся следить, кто отъезжает от банка, и каким-то образом узнают, с какой суммой, - пиши пропало. Вообще, любые менты на пути к заказчику представляют повышенную опасность. Если начнут досматривать машину и увидят, что в чемодане деньги - уже не отстанут. Еще обнальщик может стать жертвой дорожных кидал, барсеточников и прочей нечисти.
        Но и с другой стороны есть опасность. В фирме знают, что должны привезти наличные. Один звонок бухгалтерши знакомым бандитам - и денег тоже нет.
        Рисков много. Стоит ли оно того? Коржик считал, что стоит. Ощущение риска его бодрило, ощущение свободы опьяняло, заработки были хорошие, и пока ничего не случалось. Возможно, если бы у него хоть раз отняли деньги, он думал бы по-другому, но пока бог миловал.
        Он выбрался из переулков. Банк находился в центре района старой застройки. Узкие и кривые улочки, малолюдность - очень удобное место для нападения.
        Отъехав подальше, он свернул в заранее намеченный двор и переложил деньги в рюкзак. Одну пачку с сотенными сунул в карман. Великая вещь тонировка - снаружи ни фига не разглядеть, что делается в машине. Рюкзак он купил накануне - в меру модный, но не кричащий, чтобы не обращать на себя внимания. Открытый кейс, в котором были деньги, бросил тут же, на переднем сиденье. Тщательно стер все отпечатки пальцев. Затем достал из заднего кармана тычковый нож, который всегда брал с собой в таких случаях. Вот он и пригодился. Нож выглядел хищной игрушкой, но был очень острым. Он долго выбирал его у торговцев оружием. На клинке был изображен гибрид глобуса и летающего мыша черного цвета. Примерился и сделал неглубокий надрез на левой ладони под большим пальцем. Боль была не сильной, а крови получилось много. Оставил кровавые следы на сидении, на сумке, мазнул по ветровому стеклу. Решил, что хватит, а то будет перебор. Создал следы борьбы: повернул внутреннее зеркало в сторону, открыл бардачок и выбросил часть хлама на пол, наполовину сдернул чехлы с передних сидений. Пожалуй, хватит.
        Он вышел из машины, надел рюкзак, забрал из багажника сумку с вещами. Вроде, все. На него напали. Деньги похитили. Что с ним - неизвестно.
        Через арку он вышел в соседний двор, из него - в другой и оказался на параллельной улице. Стал ловить такси. Машины поновее пропускал, тормозил всякий хлам с немосковскими номерами. Вскоре возле него остановилась мохнатая «шестерка» неопределенного цвета. В некоторых местах кузов сильно проржавел, и казалось, что там вот-вот вырастут грибы.
        - Куда? - спросил водитель, чем-то похожий на свою машину.
        Ни с первого, ни со второго взгляда нельзя было сказать, сколько ему лет, во что он одет и выбрит ли он.
        - На Курский вокзал, - сказал Коржик.
        - Торопитесь?
        - Нет.
        Тот разочарованно кивнул, Коржик сел, и машина тронулась. Он понял это разочарование - за срочность можно было бы запросить дороже, а так - по обычной таксе. Он мог бы и за обычную поездку заплатить дороже, но было нельзя. Не следовало делать ничего запоминающегося.
        - Доедем? - спросил Коржик и с опаской посмотрел под ноги - нет ли там дырок, через которые было бы видно асфальт. - Что-то машина у вас не очень.
        - Еще как доедем, - бодро заверил водитель. - А машина - зверь. Это она только снаружи такая, а ходовая у нее в порядке, сам перебрал.
        Коржику пришлось поверить. В этот день он верил всем, больше ничего и не оставалось.
        Подсознательно он ждал погони, милицейских сирен, толстых братанов с пистолетами, усиленных постов и прочей лабуды, которую показывают в кино. Но ничего этого не было. Все происходило как-то очень уж буднично. За окном был обычный поток забрызганных грязью машин, смрадный от выхлопных газов воздух, медленно ползущие троллейбусы. «Вот так и совершаются преступления, - подумал он. - Ты и не догадываешься, что рядом идет или едет человек, который что-то украл или собирается украсть».
        В ушах у него пульсировала кровь, нервы были напряжены до предела. Он был готов при малейшем намеке на опасность выскочить из машины и сделать ноги.
        Вот их обогнал большой черный джип, резко повернул направо и встал у тротуара. Из него вышли два братка в кожаных куртках.

«Толян послал за мной, - обмер Коржик. - Кранты».
        Но те даже не взглянули на них, а направились к ресторану. Коржик постепенно вернулся к жизни и начал дышать. Небо показалось ему светлее, чем раньше, а лица водителей и пешеходов особенно приятными и дружелюбными.
        Начался Земляной Вал. «Финишная прямая, - подумал он. - Скоро будем на месте. Но тут, разрывая воздух сиреной, вперед промчался милицейский уазик с зарешеченными окнами. Коржик сжался еще раз. „Они будут нас ждать у поворота на привокзальную площадь, - решил он, - чтобы потом легче было доказать, что я хотел бежать. Не сделать ли ноги прямо сейчас? Ведь можно же уехать из Москвы и с другого вокзала“.
        Сиденье под задницей горело, ноги сами рвались из машины, но он приказал себе не двигаться. Его лицо сохраняло каменную неподвижность. Он научился этому еще в детстве, когда играл во дворе в индейцев. Индейцу полагалось быть бесстрастным в любых ситуациях, какие бы эмоции ни бушевали у него внутри. По этой части он был лучшим индейцем во дворе. Он не думал, что когда-либо это может ему пригодиться. Но пригодилось. «При весьма странных и загадочных обстоятельствах», как принято писать в романах.
        Коржик порадовался, что водитель не лез к нему с разговорами. Слушал себе блатной песняк Михаила Круга и смотрел на дорогу.
        Но тут он ошибся. Движение замедлилось, и внешняя сторона Садового почти встала. Теперь они двигались почти что со скоростью пешеходов. Водителю стало скучно, и он решил пообщаться.
        - Поставил бы на заднее сиденье, - кивнул он на рюкзак, который Коржик держал на коленях.
        Рюкзак был тяжелым, ноги от него затекли, и Коржик время от времени шевелил ими, чтобы размяться. Тот это заметил.
        - Да сейчас уже приедем, - сказал Коржик. - Раньше надо было, а теперь уж чего.
        - А я думал, может, у тебя там что ценное? - подмигнул тот.
        - Ага, ценное! - ответил Коржик ему в тон - Гостинцы в деревню.
        - А-а-а! - понимающе протянул тот. - И водка, небось, есть?
        - А как же без нее? Без нее никуда.
        - Это уж точно! И далеко едешь?
        - В Тульскую область.
        - Так это рядышком. Вечером уже будешь водку пьянствовать.
        - Конечно! - широко улыбнулся он.
        Коржик умел находить общий язык со всеми, когда надо. Ему было одинаково легко разговаривать с работягами, клерками и предпринимателями. Может, потому, что сам он успел побывать в шкуре каждого из них. И часто это помогало наладить контакты. В результате умело проведенного разговора возникало чувство симпатии, а это оказывалось далеко не лишним.
        Вот и сейчас между ним и водителем возникла не то чтобы симпатия, а скорее понимание. Тут бы ему и выйти из машины. Он знал, что любые беседы с незнакомыми людьми следует заканчивать вскоре после их начала, пока они еще не зашли слишком далеко. Но до вокзала было еще не близко.

«Только бы не лез с задушевностями», - подумал Коржик и отвернулся к окну. Но простые ребята на то и простые, чтобы не чувствовать настроения собеседника. Если бы они его чувствовали, то не были бы простыми. Но тогда кто бы возил людей и чинил трубы? С другой стороны, эта болтовня сейчас была кстати - она отвлекала от тревожных мыслей и помогала скоротать время в дороге. Так бы он думал о подстерегающих впереди опасностях, а так болтает о всякой фигне. Нужно было только не выдать себя какой-нибудь преувеличенной реакцией, как это бывает, когда нервы на взводе.
        Но вопреки желанию Коржика, разговор все же перешел во вторую стадию - за жизнь.
        Водитель принял его показное дружелюбие за настоящее и задал следующий вопрос:
        - А сам-то ты чем занимаешься?

«Уже лучше, - подумал Коржик, - не будет концентрировать внимание на рюкзаке».
        - В смысле? - он сделал вид, что не понял.
        - Где трудишься?
        - Да так, в фирме одной.
        - Начальником?
        - Нет, рядовым.
        - А похож на начальника, - раздумчиво произнес водитель.

«Вот те на! - удивился Коржик. - А я-то думал, что слился с народом».
        - Почему ты так решил? - заинтересовался он.
        - А выражение лица у тебя такое, как будто ты привык командовать, - объяснил водитель с некоторой даже едкостью в голосе.
        Мол, вывел я тебя на чистую воду. Что ты теперь скажешь?
        - А-а, лицо, ха-ха! - издал Коржик немного ненатуральный смешок. - Так это я замещал недавно одного, он в отпуск уходил. Вот и пристало. А так - нет. Не начальник я.
        Водитель недоверчиво хмыкнул.
        - Ну, значит, будешь, раз замещать поставили, - мрачно сказал он.
        - Когда еще это будет, - возразил Коржик, - если будет вообще.
        И тут же подумал: «А какого хрена я оправдываюсь перед этим пролом? Не пошел бы он в задницу? Ни на минуту нельзя расслабиться. Чуть потерял контроль над ходом разговора - и вот уже он поворачивает не туда, куда нужно. Пора этот треп заканчивать».
        - Да что мы все обо мне, - сказал Коржик. - Ты о себе-то расскажи.
        Водитель долго молчал, потом неохотно ответил:
        - А что обо мне рассказывать? Кручу вот баранку целыми днями.
        - Кручу-верчу, запутать вас хочу? - пошутил Коржик.
        Водитель покосился на него:
        - Нет, я вожу честно.
        - А раньше?
        - Комиком был.
        - В цирке? - не понял Коржик.
        - Ага, в цирке! - хмыкнул тот. - Всю жизнь комиком - лопатой и ломиком! Слыхал про таких?
        Они дружно рассмеялись. Шутка помогла исправить наметившуюся неприязнь.
        Тем временем машина подъехала к вокзалу. Коржик протянул деньги.
        - Ну, насмешил ты меня, брат, - сказал он, нарочно вставив простоватое «брат», которого обычно избегал. - Спасибо, что довез.
        - Удачи! - пожелал водитель.
        Он даже и не подозревал, как она сейчас была тому нужна.

70
        Машина отъехала. Коржик повесил рюкзак на плечо, подхватил сумку и пошел к вокзалу. Боковым зрением он отметил, что перед зданием отираются несколько ментов. Смотреть на них прямо было нельзя, только вскользь. Лучше всего вообще не смотреть и спокойно проходить мимо, как будто их и нет вовсе. Посмотришь - могут остановить и затеять проверку документов, попросить открыть сумку и рюкзак. В его положении допустить этого было нельзя.
        Вот два мента у среднего входа тормознули какого-то гастарбайтера с красным лицом, стали листать замусоленные документы. Еще один мент явно скучал метров за двадцать от них, а еще один был совсем далеко.
        Коржик пошел к кассам. По залу тоже разгуливали два мента. И это были еще не все. Если прибавить сюда тех тружеников, что сидели в линейном отделении, прогуливались по перрону, ходили по периметру здания и приглядывали за залами ожидания, получалась куча народу. И каждый из них имел право остановить его и проверить документы. К счастью, он не был похож на гастарбайтера. Повадки другие и лицо, не задубевшее от ветра и холода.
        В кассе он попросил билет до Белгорода. Билеты были, поезд отходил через час. Его синий украинский паспорт не вызвал у кассирши никаких подозрений. Документ прошел первую проверку. Он повторил в уме свое имя по новому паспорту - Николай Погребняк. Нужно, чтобы оно въелось в память.
        На перроне распласталась всегдашняя железнодорожная тоска, обычная для пасмурного и холодного дня. Дальние гудки тепловозов, грузчики с железными телегами, кучки народа тут и там, клетчатые сумки, баулы гигантских размеров, хриплые объявления через громкоговоритель. Он встал у стены вокзала, слился с пейзажем, закаменел и стал ждать. В зал ожидания идти не хотелось - там шастали менты и мало ли чего.
        Временами его затуманенный рассудок пронзала мысль: «Господи, что я делаю? На что я себя обрекаю ради этих денег? Теперь мне придется постоянно оглядываться и быть настороже. Я буду напрягаться при виде милиции или полиции. Я буду бояться, чтобы не раскрылось, что мой паспорт фальшивый. Мне придется забыть свое имя и семью, не чувствовать себя в полной безопасности нигде и никогда. Стоит ли оно того? И достаточно ли у меня крепкие нервы, чтобы это выдержать? Не переоцениваю ли я себя? И за сохранность денег я никогда не буду спокоен. Их придется хранить в банке на чужую фамилию. Ну, это, допустим, можно обойти при моем-то опыте денежных операций. Но я стану открывать фирмы, заниматься бизнесом. На кого будут оформлены мои активы? На этого забулдыгу, в чей паспорт вклеена моя фотография? А если он не умер? Если однажды он проведает обо мне и заявится, начнет шантажировать? Придется его убить - ведь я же не могу отдать ему мои кровные. Тогда я из простого преступника превращусь в убийцу. Стоит ли оно того?
        Может, вернуться? Наплести Толяну про нападение, погоню, бегство, наезд ментов и все такое. В конце концов, он сам виноват - зачем отправил меня без охраны? Он поверит, потому что будет рад, что деньги вернулись. Небось, сейчас он по потолку бегает от осознания того, что его кинули.
        Поверит? Хрен там! Ничему он не поверит. Отдаст меня своей крыше, а уж та порезвится - и ребра поломает, и зубы повыбивает. Если только это.
        Ну и пусть! Ребра мне уже ломали. Болят неделю, а потом заживают. А зубы можно вставить. Зато я опять стану легальным гражданином с правом на труд и на отдых, избирать и быть избранным, голосовать и быть голосованным. И буду прикреплен к поликлинике, школе и бассейну.
        Черт! Какому бассейну? Какой труд? Какое избирательное право? Ты что, собираешься голосовать за эти кувшинные рыла в телевизоре? Ты хочешь вернуться домой к жене, с которой не живешь, а маешься? Зачем, если можно со всем покончить одним махом? С этими деньгами ты сможешь жить сейчас, а не откладывать на потом.
        Ты купишь дом в Черногории с видом на море, ты будешь путешествовать по всему миру, и не по неделе, а месяцами и годами, а период, когда ты был московским клерком, станешь вспоминать с содроганием. И саму Москву с ее непригодным для жизни климатом ты не захочешь больше увидеть никогда.
        Вперед! Тебя ждет захватывающая жизнь, которой у тебя не было никогда и не могло бы быть, если бы ты не украл эти деньги. Это твоя месть Толяну и всем тем, кто по жизни трахал тебя во все дыры. Они думали, что ты и дальше будешь это сносить, но ты вывернулся и послал их всех в задницу. Признайся, ведь это твоя единственная мечта во все времена - иметь возможность посылать всех в задницу. Чтобы никто в целом мире не смел тебе приказывать. Ты всегда хотел только этого - полной свободы от всех. И вот теперь ты ее получил. Так неужели ты отдашь ее обратно, даже не попробовав на вкус? Вернешься на офисные работы?
        Нет, не вернусь, - решил Коржик, - возвращаться уже поздно. Я не клерк и никогда им, в сущности, не был. Я пытался стать, но не смог, потому что это против моей природы. Я убил того клерка, которым был. Его можно было убить только таким способом - порвав со всем и со всеми разом. По-другому не получалось. И я это сделал. Его оболочка лежит во дворе, где я бросил машину. Она похожа на старый панцирь от краба. Прощай, клерк! Надеюсь, мы больше не встретимся».

71
        Место ему досталось верхнее. Сунуть рюкзак с деньгами под сиденье не получалось. Жаль, а то было бы спокойнее. Он поставил его на полку и огляделся. Соседей было только двое, они занимали нижние места. Дамочка бальзаковского возраста и мужчина лет сорока пяти, похожий на военнослужащего в штатском. Так и оказалось - у него была путевка в военный санаторий в Саках, а дамочка ехала навестить родню в Харьков.
        - А вы до какой станции? - спросил мужчина.
        - До Белгорода.
        - В командировку?
        Коржик кивнул, не вдаваясь в подробности. «Да, в командировку, из которой не возвращаются, - подумал он. - Кончились, мужик, мои командировки».
        Четвертый попутчик должен был подсесть по пути. Или не подсесть вовсе - еще не сезон для южных поездов. От соседей угрозы не исходило. Дамочка тут же принялась трепаться по мобильному, что она уже в поезде, все в порядке, как там Саша и передали ли бумаги Петровой. Мужик заткнул уши наушниками, включил плеер и развернул газету.
        Поезд тронулся. «Интересно, - подумал Коржик, - если в мое отсутствие кто-то войдет в купе и потащит мой рюкзак, они заметят, что это не я?»
        На всякий случай, он вышел в коридор, немного постоял у окна и зашел обратно, чтобы они подняли головы и запомнили его лицо получше. Можно было, конечно, взять рюкзак с собой в туалет, но это было равноценно громкому объявлению на весь вагон, что он везет ценности. Нет, это отпадало.
        Купе ему досталось неудачное - почти на одинаковом расстоянии от обоих туалетов. Какой же из них предпочесть - тот, что возле проводника, или тот, что в противоположном конце? Черт! Как же неудобно в одиночку везти много ворованных денег!
        Женщина попросила их выйти, пока она будет переодеваться. Коржик бросил взгляд на рюкзак и вышел, сосед последовал за ним.
        Женщина переодевалась совсем недолго. Через пару минут она распахнула дверь. На ней был новый тренировочный костюм канареечного цвета, немного ярковат, но ей шел.
        Рюкзак лежал точно в таком же положении, как и раньше, но на этот счет Коржик не очень-то и беспокоился. «Быстро она, - одобрительно подумал он, - вполне по-солдатски».
        Поезд пересек МКАД, потом миновал Северное Бутово. Проводница открыла туалеты. Женщина взяла полотенце, маленькую кожаную сумочку и вышла. Сосед прикрыл дверь и тоже стал переодеваться, а Коржик только снял свитер с рубашкой и надел футболку, оставшись в джинсах.
        В купе было жарко, и он вытянул из бокового кармана рюкзака одну из двух, купленных на вокзале, бутылок минералки. Он специально сунул их в рюкзак, чтобы тот выглядел более затрапезно. На такую дорогу хватило бы и одной, но он взял две. На вокзале он решил, что не будет допивать воду до конца, чтобы туда ничего не подсыпали в его отсутствие, а вернувшись из коридора, откроет новую. Теперь он видел, что предосторожность была излишней, - соседи попались очень приличные.
        Когда вернулась женщина, в туалет пошел он. Выбрал тот, который возле проводника. К счастью, очереди не было. Но было волнение. Он закрыл дверь и представил себе, как какой-нибудь дорожный урка со шрамом через всю щеку цапнул его рюкзак и потащил в соседний вагон. Главное, и кричать-то в таком случае будет бесполезно. Соберется толпа, придет линейный мент:
        - Чей рюкзак?
        - Мой, - скажет Коржик.
        - Что в нем?
        - Э… личные вещи.
        - Откройте!
        Тьфу! Даже и думать страшно.
        Не домыв руки, он выскочил из туалета и помчался к купе. Резко распахнул лишь слегка приоткрытую дверь - слава богу, рюкзак был на месте. Соседи посмотрели на него с удивлением. Он натянуто улыбнулся. Все, мол, в порядке, камрады, просто вагон качнуло.
        Прошла разносчица из ресторана в короткой белой куртке.
        - Горячие обеды! - возвестила она.
        Коржик вспомнил, что давно не ел, и подозвал ее. Она ловко отцепила две металлические тарелки от своего коромысла, поставила на стол, пожелала ему приятного аппетита и пошла дальше. У нее еще оставалось много порций. Он подумал, что это приспособление, должно быть, таскать по вагонам тяжело и неудобно. Сосед уступил ему место за столом. Пока Коржик ел, он смотрел в коридоре в окно. Женщина, читавшая какую-то книжонку в мягкой обложке, сдвинулась на середину своей полки и не отрывалась от чтения.
        Коржик проглотил обед, не поняв толком вкуса. Вроде бы, было ничего.
        Разносчица прошла обратно и забрала миски. Он рассчитался. Проводница принесла чай. На сытый желудок купе показалось ему чрезвычайно уютным и просторным, а соседи - очень милыми людьми. Он даже хотел завести с ними легкий дорожный разговор, но вовремя сдержался. В таких беседах неизбежно приходится вставлять личную информацию, а ему это не нужно. Но все равно, люди они симпатичные.
        В нем крепла уверенность, что все задуманное получится наилучшим образом.
        Сосед вернулся из коридора, и Коржик уступил ему место у окна, а сам подвинулся поближе к двери.
        Потянулись всегдашние железнодорожные коробейники. Соседи с интересом рассматривали их товар и многое покупали. В Туле оба затарились большими круглыми пряниками.
        У торговца игрушками, который появился на следующем перегоне, женщина купила плюшевого медведя и куклу, которая говорила «Я люблю тебя», а потом радостно смеялась.
        - Для подарков, - объяснила она мужчинам.
        У глухонемого книжника сосед купил кучу фривольных брошюр, объяснявших, что нужно делать с эрекцией.
        Потом прошла крашеная перекисью торговка в красном кожаном пиджаке, смахивающая на бывшую вокзальную проститутку. Она предлагала икру в стеклянных пол-литровых банках. Мужчина купил черную, а женщина - красную. На взгляд Коржика, икра была из кожзаменителя, но он ничего не стал говорить - у самих есть глаза, должны видеть.
        Он полез на полку и за дальнейшими их покупками наблюдал уже оттуда.
        Женщина купила два маникюрных набора у цыганки, которая уверяла, что они из очень хорошей инструментальной стали и сделаны на военном заводе.
        Мужчина вышел на полустанке и вернулся с двухлитровым пузырем пива, но не стал его открывать. Название пива было выведено готическими буквами, и Коржику показалось, что там написано «Обосранный Ганс» или что-то в этом роде.
        Потом через коридор проходил другой коробейник, и у него сосед купил баклажку лимонада. «Куда ему столько?» - удивился Коржик.
        У другого глухонемого мужчина купил фонарик на голову, а женщина - настольную лампу на батарейках.
        Дальше Коржик углубился в чтение книжки из КПК и перестал следить за покупательским бумом в своем купе. Хотелось почитать что-нибудь грязное и матерное, и он открыл Чарльза Буковски. Все книги Буковски были об одном и том же - как он напивался каждый день, трахал разных женщин, тоже любивших выпить, и иногда дрался. И тем не менее, они никогда не надоедали. Сначала Коржик думал, что автор привирает, но потом заглянул в его биографию и убедился - да, тот пишет о себе, так оно все и было.
        Коржик тоже хотел бы так жить, но почему-то не получалось. Наверное, кишка была тонка. Не зря же Буковски велел выбить на своей могиле надпись: «И не пытайтесь». Знал, выходит, что повторить его опыт вряд ли кому удастся.
        Читая, он все время прикасался ногой к рюкзаку - так было надежнее.
        Потом стали ходить менялы и предлагать купить гривны. Он отвернулся. С каждым годом менялы становились все наглее и появлялись все раньше. Прежде они работали в одиночку, теперь ходили группами. Крепкие парни, очень смахивающие на провинциальных бандитов, которые давно уже никого не грабили и малость поиздержались. В прошлом году он купил среди ночи у одного такого менялы со шрамом от уха до подбородка через шею двести гривен. Тот криво усмехнулся, отсчитывая деньги из очень толстой пачки, и спросил с плохой дикцией, не надо ли ему еще двести. Коржик подумал, что когда ему резали фэйс, наверное, задели и язык. Ответил, что нет, не надо.
        Бумажки оказались фальшивыми, и он едва не угодил с ними в киевскую кутузку. Тут же на вокзале продавались настоящие гривны, менять их в поезде не было никакой необходимости.
        Вспоминая этот досадный случай, Коржик подумал, что Украина - страна дорожных мошенников и в Москве во всех отношениях лучше. Но он покинул ее и уже вряд ли вернется.
        Временами Коржик наклонялся сверху над столом, брал свою бутылку и пил воду. Вторую бутылку он так и оставил в рюкзаке, потому что соседей больше не опасался. Сразу видно, что люди они семейные, солидные и совсем не похожие на мошенников. Да и не покупают те всякую лабуду у дорожных коробейников. А эти думают о подарках для близких.

72
        От дорожной тряски, чтения, усталости и жары, его стало клонить в дрему. Он переставил рюкзак к изголовью, положил на него руку и уснул.
        Сон ему приснился странный. Как будто москвичи, уставшие от клерков, которые изменили весь привычный уклад жизни в городе, пригласили Ганса-Крысолова. Уж где они его искали и как нашли, осталось загадкой. Казалось, нет уже давно Ганса на свете.
        Но он пришел и несколько дней ходил по городу, чтобы оценить масштабы предстоящей работы. Клерков в Москве оказалось очень много, и Ганс запросил за работу такую сумму, что москвичи только крякнули и долго чесали репы. Но пришлось согласиться, потому что житья от клерков совсем не стало.
        И однажды погожим майским днем Ганс вышел на Арбатскую площадь, настроил свою дудочку на клерковскую частоту и заиграл волшебную мелодию. Первыми зашевелились ведущие экономисты. Они молча встали, почесали засидевшиеся задницы, сделали знак ведомым экономистам и потянулись к выходу. Ведомые экономисты шли за ними, как зачарованные, слушая дудочку Ганса, которая играла негромко, но была слышна по всей Москве. Потом пошли начальники отделов. По пути они отделяли зерна от плевел, то есть тех, кому нужно уйти, от тех, кому нужно остаться. За ними следовали финансовые директора, просто директора и генеральные директора. Бухгалтеров Ганс почему-то не тронул, и они остались на месте.
        Финансовые аналитики несли с собой финансовые анализы. Биржевые аналитики - биржевые анализы. Аналитики рынков - анализы рынков. Специалисты по ценным бумагам несли сразу по два анализа - технический и фундаментальный. Все анализы, как им и полагается, были в стеклянной посуде с плотно завинчивающимися крышками, и на каждой баночке имелась наклейка с надписью, кем этот анализ произведен. Это чтобы Ганс не перепутал, хотя ему, кажется, было все едино. Но аналитики все равно гордо несли свои анализы, потому что только их и умели делать.
        Ганс повел толпу клерков по Новому Арбату, потом по Кутузовскому проспекту, через Триумфальную арку и увел на Запад, потому что с Запада они к нам и пришли.
        Много в Москве оказалось клерков. Они шли с двенадцати часов дня до глубокой ночи, и колонна клерков все никак не кончалась, только пыль стелилась над дорогой от модельных офисных туфель. Колонна клерков напоминала колонну пленных немцев много лет назад, с той лишь разницей, что их никто не охранял. Но это было и не нужно, потому что мелодия дудочки держала их вместе лучше всякой охраны. Вот только анализы то и дело выпадали у них из рук и разбивались о мостовую. Жалко было смотреть - сколько труда зря пропадало!
        А клерки, которые не успели выйти со всеми, или которых не пускали домашние, просто выпрыгивали из окон, но не разбивались, а плавно и мягко, благодаря волшебной мелодии, опускались на землю и присоединялись к колонне. Хорошая была мелодия, завораживающая. Слушать бы ее и слушать, смотреть бы на людской поток и смотреть.
        Но все хорошее когда-нибудь заканчивается, закончились и клерки. Было уже далеко за полночь, когда походкой парализованных лунатиков проканали последние. Они тащили с собой портфели, ноутбуки и дыроколы, думая, что они им еще когда-нибудь пригодятся.
        Ганс так не думал, но ничего говорить не стал - он был занят игрой на дудке.
        А на следующий день москвичи проснулись в другом городе. Никто никуда не торопился. Было так тихо и спокойно, как не было уже много лет. Все улыбались друг другу, никто не дергался и не излучал агрессию. Еще через пару недель все узнали, что перестали расти цены на нефть, потому что пропали биржевые клерки, никогда живой нефти в глаза не видевшие, а только дурачившие всех своими фокусами с трехмесячными фьючерсами и нагонявшие мандраж на настоящих нефтяников.
        По той же причине перестали расти цены на продукты питания, а цены на квартиры даже поползли вниз. Из киосков исчезли глянцевые многосисечные журналы, а из телевизора - попса. С домов сама собой облезла реклама. В магазинах появились трехлитровые банки с настоящим соком и пропало поганое пойло в тетрапаках.
        Все вздохнули с облегчением и поняли, что Ганс не зря получил свои деньги.
        - Только бы они не вернулись, - сказал кто-то и сплюнул три раза через левое плечо.
        Другие согласились с ним и постучали по дереву.
        Но Коржик знал, что они не вернутся. Он видел, чем закончилось дело. Ганс довел клерков до обрыва, как раз к тому месту, где Россия нависает над Европой и Америкой.
        - Получите обратно, - негромко сказал Ганс в пространство, ни к кому не обращаясь.
        Говорил он по-русски и совершенно без акцента.
        - Нам чужого не надо! - добавил он.
        А затем повернулся к клеркам и гаркнул:
        - Всем фиксировать прибыль! Экономика вступает в рецессию, рынки накануне спада, волатильность высокая. Инвесторы перекладываются в драгметаллы!
        Клерки заблеяли и послушно посыпались с обрыва, прижимая к груди портфели, уцелевшие анализы, ноутбуки и дыроколы. Некоторые, не приходя в сознание, продолжали читать народные клерковские газеты «БарыгаЪ» и «Неведомости», другие натужно кнопили смартфоны и КПК.
        Когда с обрыва упал последний клерк и улеглась пыль, Ганс исчез, словно растворился в воздухе.
        Что стало с клерками дальше, никто так и не узнал. Коржик не захотел смотреть вниз, чтобы и самому не свалиться, а мейлов и смс от них не было. Только он никак не мог взять в толк, что же все-таки произошло с ним самим - ушел ли он с клерками или остался в Москве? Если ушел, то, может, ему тоже следовало броситься с обрыва вместе со своими братьями? А если остался, то откуда ему известно, чем все закончилось?
        Потом он вспомнил, что уехал из Москвы с ворованными деньгами, а значит, все-таки бросился с обрыва, только с другого.

73
        Подъезжаем к Белгороду! - объявила проводница. - Мужчина, вставайте! Коржик продрал глаза и посмотрел в окно. Была уже ночь, показались окраинные огни города.
«Поздно объявила, - подумал он, - наверное, сама проспала». Немного болела голова. Он решил, что его продуло от окна.
        Он спрыгнул с полки и стал спешно собираться. Соседи спали. Женщина лежала лицом вниз, а мужчина накрылся почти с головой. Закинув рюкзак на спину, он взял сумку и из дверей еще раз оглянулся на купе - не забыл ли чего? Ему показалось, что попутчики какие-то не такие - те, вроде, были похудее. «Это от одеял», - решил Коржик и пошел к выходу.
        - Билет нужен? - спросила проводница.
        Коржик на секунду задумался.
        - Да.
        Она порылась в дерматиновой папке с кармашками и протянула ему сложенный в двадцать восемь раз билет.
        Он зашел в здание вокзала и посмотрел расписание. Первая электричка на Харьков отправлялась в пять тридцать утра. «Нужно сдать вещи», - подумал он.
        Поставил сумку в окно камеры хранения. Служащий взялся за ручки и одновременно окинул его взглядом.
        - Рюкзак будете сдавать? - спросил он.
        - Нет.
        Он отнес сумку на стеллаж и стал выписывать квитанцию:
        - Фамилия?
        Коржик едва не сказал «Фролов», но вовремя вспомнил, что Фролова больше нет. По крайней мере, на некоторое время.
        - Погребняк, - назвал он фамилию из украинского паспорта.
        Все его следы обрывались в Москве. Там он пропал вместе с деньгами. Толян должен думать, что его ограбили и убили.
        Он пошел в зал ожидания. Остаток ночи предстояло коротать здесь. Можно было пойти в гостиницу, но ему не хотелось светить паспорт, даже украинский.
        В зале было прохладно. Он устроился на жестком деревянном сиденье и огляделся. Тут и там сидели люди с баулами и бурдюками, бродили бомжи. Один ходил по залу кругами и оставлял за собой длинный шлейф густой вони, настолько плотной, что ее можно было нарезать ножом.
        - Если он еще раз пройдет, - сказала пышная крашеная блондинка по соседству, - я поставлю ему подножку.
        - Тогда он упадет и будет вонять здесь, - заметил Коржик.
        Народ засмеялся. Бомж зашел на новый круг, и Коржик перешел в другой зал. Он сел недалеко от худого старика с седой шевелюрой, похожего на пьющего отставника. Тот втирал что-то благообразной чисто одетой старушке. Коржик невольно прислушался.
        - У меня раньше была квартира, - говорил старик, - но пришлось продать.
        - Почему? - испуганно спросила старушка.
        Выглядела она очень уютно, как пожилая сова, распустившая перья от холода. Наверное, ехала в гости к детям.
        - Нужны были деньги на операцию, - пояснил старик.
        - А что оперировали?
        - Глаза.
        - У вас были проблемы со зрением?
        - Почти ничего не видел, - важно сказал старик. - На метр перед собой, да и то с трудом.
        - А теперь?
        - Теперь - другое дело. Вижу как молодой.
        - Хорошо! - порадовалась она за него.
        - Но только одним глазом, - сурово продолжил старик.
        - А почему одним? - огорчилась она.
        - На пересадку другого денег не хватило.
        - Как на пересадку? - поразилась старушка.
        Старик кивнул:
        - А вот так - мне пересадили глаз. Спасибо профессору в Москве.
        - Что, неужели уже и глаз можно пересадить?
        - Можно, были бы деньги.
        - До чего наука дошла, - заметила старушка.
        - Да, наука теперь сильная.
        - Прямо-таки пересадили? - все еще с сомнением переспросила она.
        - Сами посмотрите, - старик наклонился к ней лицом. - Один глаз серый, а другой - зеленый. Вот его-то и пересадили. И шрам рядом остался.
        Старушка рассмотрела его глаза и покачала головой. Он ее убедил. Коржик тоже скосил глаза и увидел неровный шрам между глазом и виском. Такие остаются после падения фэйсом вниз, если человек мертвецки пьяный. Почему-то вспомнилась поговорка «Натянул глаз на жопу», хотя она сюда и не подходила.
        - А откуда они его взяли? - спросила она.
        - Кого?
        - Глаз.
        - Ясное дело - донорский, - уверенно сказал старик.
        - Это какой же донор отдаст свой глаз?
        - Это не добровольно. На машине один разбился насмерть, а глаз уцелел. Ему он уже все равно без надобности был.
        Некоторое время они молчали.
        - И где вы теперь живете? - спросила старушка, вспомнив, что за глаз пришлось отдать квартиру.
        - А вон, у нее, - старик кивнул на дежурную по вокзалу.
        И добавил после паузы:
        - Крутая баба, однако. В хорошем настроении пускает к себе, а в плохом - выгоняет. Тогда я сюда.
        Старушка деликатно промолчала. Ей не хотелось вмешиваться в чужую полусемейную жизнь.
        Коржик начал дремать и уронил голову. «Черт, как же неудобно везти с собой полный рюкзак налички. Найти бы для нее место и брать по одной пачке. Плохо, когда денег нет, но когда они есть, возникают совсем другие проблемы. Все равно покоя нет».
        Он обнял рюкзак одной рукой, намотал лямку на другую, положил на него голову и заснул. Но назвать сном это был нельзя. Так, короткая дрема и периодические просыпания с мыслью: «Рюкзак цел?» Цел. Ну, слава богу.
        Задолго до отправления электрички, Коржик уже стоял с вещами на перроне. Публика здесь собралась простая: пенсионеры, приграничные торговцы с клетчатыми сумками да нелегальные гастарбайтеры, возвращающиеся из Москвы.
        Границу пересекли без проблем. Пограничники и таможенники только прошли по вагонам, но документы ни у кого не спрашивали. Тут все были местные. Утром - туда, вечером - обратно. Проверять у таких документы - только время терять.
        Через несколько часов электричка прибыла в Харьков. Коржик вышел на перрон и облегченно вздохнул.
        Первая и самая трудная часть его плана удалась. Перед ним лежала Украина и все прилегающие к ней страны. Где ему осесть, он еще не решил. Денег, которые у него с собой, должно было хватить надолго. Если бы он остался в Москве клерком, то смог бы заработать такую сумму лет этак через сто. И то, если бы не пил, не ел и не надо было умирать. Видит Бог, он хотел по-другому, но не получилось. Ну что ж, путь клерка был для него ошибочным и не мог привести никуда, кроме тупика. Но он из него вышел.
        Да и не был он никогда стопроцентным клерком. В душе он всегда оставался байкером с косой и татуированными драконами на руках. Им он и будет в ближайшие лет пять.
        Он был уверен, что Толян не заявит на него в милицию. Деньги были левые - тогда ему пришлось бы объяснять их происхождение и маршруты движения. Вряд ли он этого захотел бы. Он пустит по следу только свою «крышу», а у тех не такие возможности, как у ментов. Так что не стоит беспокоиться.
        Скорее всего, он поселится в Хорватии и займется бизнесом. Или в Македонии. А там будет видно.

74
        Коржику захотелось пить. Он снял рюкзак и достал из него вторую бутылку минералки. Сразу же выпил половину. Пилось так, как будто он был с похмелья, хотя накануне он к спиртному не прикасался. Он отнес это на счет нервов и напряжения. Половина воды еще осталась. Он завинтил пробку и хотел уже засунуть бутылку обратно в рюкзак, но услышал что там от передвижения что-то глухо булькнуло. Он встревожился. Там ничего не должно булькать. Там просто нечему было булькать.
        Он отставил бутылку в сторону и потряс рюкзак. Опять булькнуло. «Нет, это кажется, - сказал он себе. - Ночь, он недоспал. Нечему там булькать».
        Он оглянулся. Перрон опустел. Неподалеку стояла скамейка. Было еще темно.
        Он поставил рюкзак на скамейку, расстегнул его, запустил туда руку по локоть и почувствовал, как ноги стали ватными.
        Потом он стал медленно доставать из рюкзака все, что там было. Глухонемые брошюры. Плюшевого медведя. Круглые тульские пряники. Двухлитровый пузырь пива «Обосранный Ганс». Такой же пузырь лимонада. Банку с черной икрой. Банку с красной икрой. Фонарик на голову. Лампу на батарейках. Маникюрные наборы. Говорящую куклу. Чужую убогую куртку из сэконд-хэнда, в которую все это было завернуто, чтобы не звенело.
        Больше там ничего не было. Совсем ничего. Деньги исчезли бесследно.
        Зачем-то он потряс куклу, которая смотрела на него бессмысленными глазами.
        - Я люблю тебя! - сказала кукла и радостно засмеялась.
        Коржику показалось, что у нее лицо соседки по купе.
        - Сука! - сказал он ей свистящим шепотом, размахнулся и зашвырнул куклу в темноту.
        Она шмякнулась о стену кирпичной будки, и внутри у нее что-то хрястнуло. «Так же будет и со мной, - подумал Коржик. - Как только Толян меня найдет».
        Он тупо смотрел на покупки сладкой парочки из поезда. Так вот, зачем они все это покупали - чтобы «продать» ему. А он-то, он-то! Приличные соседи! Нечего беспокоиться! Развели, как последнего лоха! Все получилось, совсем как в поговорке
«Проснись - нас обокрали».
        На соседний путь подали пригородный поезд, и к нему потянулись люди. Они косились на неподвижно стоящего Коржика и его вещи на скамейке.
        - Продаете, молодой человек? - спросила его толстуха лет сорока.
        - Что? - очнулся Коржик.
        - Товары продаете? - она кивнула на скамейку.
        - Берите так, - безучастно сказал он.
        - Вы это серьезно? - не поверила она своему счастью.
        - Да.
        - Что, все можно брать? - допытывалась она.
        - Все.
        - Ой, спасибо вам большое!
        Она спешно начала сгребать добро в клетчатую сумку. Плюшевого медведя успела ухватить сухонькая старушка.
        - Куда? - грозно подалась к ней тетка.
        - Мужчина за так отдал, я слышала, - зачастила бабка. - Не все же вам, женщина, другим тоже надо.
        Коржик посмотрел на них ничего не видящим взглядом, подхватил сумку и зашагал прочь.
        - Молодой человек! - окликнула его старушка. - А рюкзак? Вы забыли рюкзак!
        Он только махнул рукой.

75
        Он зашел в вокзал, встал у касс и прислонился к стене. Голова шла кругом, в глазах рябило. Он чувствовал себя так, словно под ним только что проломились доски и он провалился в нужник. Суки, суки, суки! Они были заодно! В рюкзаке лежало то, что покупали оба.
        Что теперь делать, если вообще можно что-нибудь сделать? Вернуться в Белгород? Но та парочка, наверняка, сошла раньше, еще в Орле. Не зря же ему показалось, что на нижних полках спят другие люди.
        Чистая работа. Сыпанули снотворного в бутылку и обчистили. И в Орле их уже тоже нет. Сели на обратный поезд и вернулись в Москву. Он бы сделал именно так. Купят там двадцать-тридцать квартир и будут сдавать внаем. Больше им по поездам мотаться не придется.
        Тогда ему тоже надо в Москву. Нужно выяснить, на чьи фамилии были проданы их билеты. Но он не знает, в какой кассе те их покупали. Эти данные должны быть собраны где-то у диспетчера. Наверное, их можно узнать, если заплатить денег. Допустим. А куда потом с их фамилиями? В милицию? Смешно. К бандитам? Еще смешнее. Если они профессионалы, а они профессионалы, то и паспорта у них фальшивые, как и у него. Нет, надо посмотреть правде в глаза - они растворились без следа, и их уже не найти. Не нужно питать напрасных надежд.
        Надо было ехать плацкартой - там такого не бывает. Надо было на нижнем месте. Надо было ехать с помощником. Что уж теперь. Все предусмотреть невозможно. Исчезнуть с деньгами не так просто. Легко пришло - легко ушло. Легко?
        И все же интересно - действовали они наобум или по наводке? Этого тоже теперь не узнать. Это могли бы рассказать только они сами при повторной встрече, но он их больше не встретит, нечего и думать об этом.
        Он пошел в зал ожидания, отыскал свободное место и сел. Куда теперь? Или остаться здесь? Ситуация такая, что всякие передвижения выглядят бессмысленными. В одночасье он лишился всего и нет никакой надежды восстановить хотя бы что-нибудь из утерянного. Самое время свести счеты с жизнью. Судьба сама подталкивает его к этому.
        Можно и свести, почему бы и нет? Только сначала нужно напиться. Напиться до полусмерти в гостиничном ресторане, а потом выброситься из окна. Так когда-то поступила его соседка, и он тогда отметил про себя, что это хороший способ - быстрый и надежный.
        Он вышел на улицу и направился к стоянке такси. Несколько частников кинулись навстречу. Они показались ему все на одно лицо.
        - Куда ехать? - затараторили они, оттирая друг друга животами.
        - В гостиницу, - сказал Коржик.
        - Какую гостиницу?
        - Которая повыше. Они переглянулись.
        - Садитесь! - самый проворный распахнул перед ним дверку. - Мигом домчу!
        Коржик знаком показал, чтобы он открыл багажник. В этот момент у него зазвонил телефон. Это был второй аппарат, номер которого знали только несколько человек. Первый, основной, он отключил еще в Москве, а про этот забыл. Он посмотрел на определитель. Звонил Шульгин. «Попрощаюсь», - решил он.
        - Алло?
        - Здорово! - радостно пророкотал Шульгин, как ни в чем не бывало, будто они и не ссорились вовсе. - Никак не могу до тебя дозвониться. Ты сейчас где?
        - На даче, - хрипло сказал он первое, что пришло в голову.
        - Простудился, что ли? - поинтересовался Шульгин. - Голос у тебя какой-то не такой.
        - Ага, - сказал Коржик, - сыро тут.
        - Так дуй в Москву, - предложил тот. - Дело есть.
        - Что за дело? - вяло спросил Коржик.
        - Ты еще обналичкой занимаешься? - вопросом на вопрос ответил Шульгин.
        - А что?
        - Так занимаешься или нет?
        - Да.
        - Есть возможность сесть на большие потоки, - сказал он. - Очень большие.
        - Что за потоки?
        - Я тут устроился в одну фирму, у них налички - вал. И каждый день.
        - У нас тоже много, - сказал Коржик, имея в виду Толяна.
        - Ты не представляешь, о чем говоришь, - ответил Шульгин. - Здесь больше на порядок. Я ручаюсь. Ты сможешь оттуда уйти?
        - Смогу.
        - Это хорошо. Нам нужен свой человек в банке, который будет наблюдать за процессом.
        Коржик прикинул, что в прежний банк ему ходу нет, но он знал еще один, где тарифы чуть выше, но зато и связи с руководством у него там крепче. Там он был с управляющим на «ты».
        - У тебя есть где перекантоваться? - спросил он.
        - А что случилось? - насторожился Шульгин.
        - С женой поругался, - соврал он.
        Шульгин вздохнул:
        - Поживешь пока на моей даче. Там тепло.
        - А где она?
        - По Щелковскому, перед Балашихой.
        - Завтра приеду, - сказал Коржик и нажал отбой.

«Ну, что ж, - с мрачным весельем подумал он, - буду погашать долг с зарплаты. Лет за семьдесят выплачу. Если, конечно, он не выкатит проценты. Тогда придется корячиться в два раза дольше. Как там говорил тот бомбила? „Всю жизнь комиком - лопатой и ломиком?" Это про меня».
        Он повернул обратно, на ходу вырвал из украинского паспорта свою фотографию, бросил документ в урну и направился к кассам.