Ведьма отмщения Галина Владимировна Романова
        Если бы не эти странные телефонные звонки, то Машина подруга Зойка была бы жива. Начались они почти два месяца назад. Звонили на домашний номер Маше и долго молчали. Причем когда не было дома мужа, Вовки. А потом телефонный террорист позвонил Маше на мобильный с… домашнего телефона. И вот теперь в ее квартире в луже крови лежит лучшая подруга Зойка! Как такое возможно? Зойка просто решила проверить, с кем развлекается Вовка. Маша уже не сомневалась - это муженек вознамерился свести ее с ума телефонными звонками. Но тот уверял: его не было дома! Тогда кто бродил по их комнатам, кто звонил с их домашнего телефона и кто же убил ее подругу?..
        Галина Романова
        Ведьма отмщения
        Глава 1
        Девушка была тоненькой, хрупкой, в кожаном мотоциклетном костюме. Если бы не длинные светлые волосы, выбивающиеся из-под шлема и рассыпавшиеся по спине крупными колечками, смело можно было бы принять ее за мальчика. Высокого стройного мальчика. Волосы все меняли. Сразу угадывалась тонкая талия, длинные ноги в высоких сапогах, грудь, обтянутая кожей со множеством блестящих молний.
        Девушка, конечно, это была девушка. И почему-то хотелось думать, что прехорошенькая. И зря она прячет свое лицо под черным стеклом шлема. Не едет же никуда. Просто сидит на своем байке, уперев одну ногу в землю, вторую - в низкую изгородь возле его подъезда.
        Женя еще раз посмотрел на неподвижный силуэт сквозь стекло в двери и вышел на улицу. Тут же поежился. Утро было прохладным и влажным, хотя солнце заливало город пронзительным ярким светом. «Разогреет», - решил он и застегнул тонкую ветровку до самого подбородка. Он не успеет замерзнуть. Ему всего лишь пройти пешком пару кварталов до магазина. Купить еды и выпивки. Потом он вернется, включит чужой телевизор в чужой съемной квартире, уляжется на чужой диван в чужой гостиной и будет ждать встречи с чужой женой. Встреча та должна состояться в понедельник утром, когда он явится на работу, когда она займет свое начальствующее кресло. До той поры…
        До той поры все, что он может, - это есть, пить, лежать, может быть, спать. И ждать, ждать, ждать.
        Ничего, он терпеливый. Он подождет, потому что ему есть чего ждать. Он приехал в этот город не покорять его, нет. Не остаться тут навечно. Он приехал сюда, чтобы сделать состояние и вернуться к себе вполне обеспеченным человеком, готовым покорять всех и вся именно там.
        Как и посредством чего, он поначалу не знал. Потом, когда судьба столкнула его с Машей, правильнее с Марией Сергеевной Киреевой, Женя сразу понял: вот он, его шанс. Один на тысячу. Может быть, один на миллион!
        Женщина была финансовым директором фирмы, куда он устроился менеджером по продажам.
        Женщина не была отягощена семейными обязательствами настолько, чтобы не обратить на него внимание. Нет, муж, конечно, имелся, но с ним было все, как у всех. Давно чужие, давно привыкли, давно бы разбежаться, да все некогда, давно некогда. И лень кого-то искать на замену. Кто знает, кого найдешь еще?
        Искать ей не пришлось бы, он всегда под рукой. Он очень привлекателен, очень умен, талантлив. Он готов ждать, готов быть верным, покорным. И жертвовать-то особо ему ничем не пришлось бы, женщина была невероятно красива. Кажется, она сама не осознавала, насколько красива.
        Маша была высокой, худенькой, но не дохлой. Где положено чему-то быть, у нее было. Длинная шея, красивое бледное лицо, густые светлые волосы до плеч, с которыми у нее была вечная проблема. Она то за уши их задвигала, то сворачивала узлом и пришпиливала чем придется, случалось, что и карандашом. Носить красивые прически она не умела, это точно. И если к праздникам в парикмахерской ей ухитрялись что-то соорудить на голове, то через час все рассыпалось. Прядь за прядью, локон за локоном. У нее были потрясающе красивые руки, лодыжки, коленки. Женя просто млел, когда видел, как она сидит в кресле. Столько грации, столько бесподобной грации было в ней, в тесно сведенных коленях…
        Ему одно время даже казалось, что он сильно влюблен в нее. Это когда он мечтал о ней ночами, возбуждая себя видениями, и засыпал потом вспотевший и обессиленный. Это когда ждал встреч по утрам в офисе, когда радовался звуку ее голоса, ее смеху.
        Это быстро прошло. В смысле, ощущение влюбленности. Оно оказалось обманчивым, потому что он мог с таким же успехом мечтать и о других женщинах. И представляя их голыми, не считал себя при этом извращенцем, обманщиком и изменником. Да Маша его до тела так и не допустила. Дразнила его, держала на расстоянии, временами подтягивала за поводок, как собачку, позволяя поцеловать руку, один раз в щеку. Но и только! Так что…
        Так что он был вправе иметь кого-то еще. Ее-то он не имел, черт побери!
        - Привет, - проговорил он, поравнявшись с девушкой на байке. - Кого-то ждешь?
        Он никогда не смущался с женщинами. Он знал, что очень хорош собой. Знал, что нравится им. Знал, что не нахамят в ответ. И эта не нахамила. Потянулась к шлему, стащила его с головы и кивнула, проговорив очень сексуальным с хрипотцой голосом:
        - Привет, привет.
        - Кого-то ждешь? - спросил Женя, останавливаясь напротив и без стеснения рассматривая в упор девушку.
        Она была даже лучше, чем он подумал вначале, наблюдая за ней сквозь стекло подъездной двери. Смуглое лицо. Удивительные, какие-то азиатские, карие глаза, темные губы. И копна светло-русых кудрявых волос. Она была очень красива. И он ее тут же представил голой, без кожаного костюма, прямо на байке: с длинными смуглыми ногами, с изящными ступнями, с ноготками, выкрашенными в черный почему-то цвет. Выше ему виделся плоский живот с крохотным сверкающим камешком в пупке, маленькая упругая грудь с темными сосками - будто вишневый бархат, припорошенный пылью. Женя по опыту знал, что соски у женщин одного цвета с губами. Может, чуть светлее. Узкие плечи, изящная шея, нежные щеки.
        Господи, да он возбудился!
        - Кого-то ждешь? - переспросил он, перехватывая пакет так, чтобы загородить от нее низ живота.
        - А ты куда-то идешь? - поддразнила она, обнажая в улыбке белоснежные зубы.
        На левом верхнем клыке было что-то нарисовано или написало, он не разобрал, но возбудился от этого еще сильнее.
        - Шел, пока тебя не встретил.
        Женя сделал шаг к байку, уперся ногой в низкую изгородь, как и она. Облокотился на согнутое колено, приблизился к ней настолько, что стал слышен ее запах. Она пахла нагретой на солнце кожей, прибитой дождем пылью, черной смородиной и еще чем-то, от чего у него все поплыло перед глазами.
        - Встретил и что? - Ее рука поднялась до его подбородка, указательный пальчик лег на губы и прошелся влево-вправо, медленно, дразняще.
        - И идти уже никуда не хочу, - выдохнул он прямо в ее ладонь и, сложив губы трубочкой, поцеловал кончик пальца.
        - А что хочешь? - Она сняла ногу с забора, спрыгнула с байка, принялась укладывать шлем в запирающийся багажник.
        - Тебя… - шепнул Женя в ее затылок, мелькающий перед глазами. - Тебя хочу… Сильно! Очень…
        Она заперла багажник, поставила байк на охрану, повернулась к нему, подергала затянутыми в кожу плечами и произнесла совершенно буднично:
        - Тогда идем, малыш. Осчастливлю!
        Все началось уже в подъезде: он хватал, прижимал, она льнула, тут же отворачивалась, дразнила. Визжали молнии на ее костюме, обнажая ее гладкую кожу. Он успел добраться до ее маленькой твердой груди, с темными, будто вишневый бархат, припорошенный пылью, сосками. Он успел впиться в них ртом, когда она его снова оттолкнула и застегнулась.
        - Погоди-ии… - хрипло попросила она, глядя на него сумасшедшими глазами, занавешенными длинными ресницами. - Не спеши-ии…
        Но он спешил. Спешил и, как идиот, был неловок. Не смог попасть сразу в замочную скважину ключами, уронил их, поднял, снова уронил, потому что ее колени оказались перед глазами. Дверь распахнулась, они вошли, захлопнули ее, и он опять замешкался, пытаясь избавиться от ветровки. Молния постоянно заедала. Он же всегда помнил об этом, а тут забыл и провозился. А она тем временем начала раздеваться сама! С грохотом летели в сторону ее высокие сапоги, с треском расстегивались молнии. У нее ничего не было под этим кожаным костюмом. Ничего, кроме крохотных белых трусиков и беленьких носочков. И она была такая, да, такая, какой он себе ее и представлял! Изящная, гладкая, смуглая, с камешком в пупке. И еще она была очень сильная. Она все время была сверху, прижимала его плечи к дивану, не позволяя ему перевернуться. Она резко двигалась, выгибала спину, тихо стонала, откидывала голову назад, кусая темные губы. Когда он хотел приподняться и поймать ее сочный бархатный рот губами, она толкнула его в грудь, навалилась сверху и зашептала:
        - Делай, как я велю… Просто лежи смирно… Делай, как я велю… Слушайся меня, малыш…
        - Да, да, да.
        Женя задыхался, он чувствовал толчки его крови в жилах, ощущая, как переполняется его сердце. Как тянется каждым нервом его тело к этой удивительной властной девушке. С ним никогда ничего подобного не случалось прежде. Картинка плыла перед глазами. Резкое движение тонкого загорелого силуэта, взметающиеся русые кудряшки, темные твердые, как кнопки, соски, гладкий живот, сумасшедшие сполохи крохотной бусинки.
        - Слушайся меня, малыш… - шептала без конца девушка. - Желай меня… Бери меня…
        Когда он смог шевельнуться, ему показалось, день закончился. В комнате сделалось темно. Он включил ночник, глянул на часы на стене. Прошло-то всего полтора часа, а будто вечность!
        - Где ты? - громко спросил он, услышав, как шум воды в ванной прекратился и хлопнула дверь. - Иди сюда!
        Она вошла, мягко ступая в белых носочках по его грязному полу, уборка была в планах на завтрашнее утро. Голая, мокрая. Капли воды стекали по смуглой коже и казались росой.
        - Как тебя зовут? - опомнился Женя и тут же подумал, что имя у нее должно быть такое же необыкновенное, экзотическое.
        - Влада… - проговорила она, нависая над кроватью. - Меня зовут Влада, Женечка.
        - Ты?! - он подскочил так, будто на него плеснули горячим маслом. - Ты знаешь, как меня зовут?!
        - Конечно.
        С легкой улыбкой она уселась по-турецки в ногах, похлопала ладошкой по одеялу. Он послушно вернулся, не в силах оторвать от нее взгляда. Она везде, везде была бархатной, красивой и очень желанной! Он снова хотел ее, хотел бешеного ритма, путающего мысли, застилающего глаза. Он хотел…
        - Но как ты… - Женя положил руку ей на колено, погладил. - Как ты узнала?! Ты что же, меня ждала у подъезда?
        - А там был кто-то еще? - она игриво шевельнула плечами, зовуще улыбнулась, позволила его руке скользнуть выше по ноге. - Конечно, я тебя ждала.
        - Зачем? Зачем я тебе понадобился?
        Он вдруг спохватился, опомнился. Отодвинулся от нее, сел, накинув на себя край простыни. Ему сделалось не по себе.
        Эта девушка…
        Эта красивая девушка с красивым именем не могла просто взять и влюбиться в него, проезжая мимо по улице. Он, конечно, не дурен собой, но не настолько, чтобы такие вот экзотические красавицы теряли от него голову. Даже если она и увлеклась им походя, то откуда ей стало известно его имя? На спине оно не было написано и не вышито крестиком на груди. Откуда?!
        - Я не спрашиваю, как ты обо мне узнала. - Женя скосил на нее взгляд. Она совершенно невозмутимо наблюдала за ним, не пытаясь прикрыть мокрого после душа тела. - Я спрашиваю, зачем я тебе?
        - Слушай, малыш… Слушай и запоминай, что я тебе скажу. Повторять не стану!
        Она резко сбросила на пол ноги, и он обратил внимание, что носочки ее не запачкались. Грязь к ней, что ли, не липнет? Влада грациозно прошлась по его захламленной комнате, остановилась у окна, выглянула, откинув штору, на улицу. Потом повернулась, уставилась на него ничего не выражающим взглядом. Совершенно ничего не было в ее темных глазах, совершенно!
        И от этого ему снова сделалось не по себе.
        - Мы с тобой случайно встретились. Так?
        - Будем считать, что случайно, - хмыкнул он и потянулся к одежде, его вдруг стала смущать собственная нагота.
        - Тебе было хорошо со мной? Только честно!
        - Честно?
        Он воровато осмотрел ее всю, от каемки белых носочков до темных напряженных сосков, прошелся взглядом по длинной шее, губам, волосам. Судорожно глотнул, снова почувствовав возбуждение.
        - Ты… Ты потрясающая, Влада! Такого со мной еще никогда не было! И я…
        - Хочешь, чтобы это не закончилось прямо здесь, прямо сейчас? - Она медленно дошла до него, ее сверкающий бусинкой пупок оказался на уровне его рта.
        - В смысле? - В висках у него заломило, серьезно думать и одновременно алчно желать было очень сложно.
        - Хочешь продолжить наши отношения? - Она сделала еще шаг, и его рот приложился к ее коже.
        - Да, да, хочу! Конечно, Влада!
        - Тогда… Тогда ты станешь делать, что я тебе велю. Станешь?
        Она снова оседлала его, сбросив на пол так и не пригодившуюся одежду, принялась цеплять его рот, шею губами, пальцами, он просто сходил с ума.
        - Да, да, все, что хочешь… - Кстати, а что ты хочешь? - Она дремала, и ему пришлось ее слегка растолкать.
        - Что? - Влада глянула на него, убрав с лица разметавшиеся пряди волос.
        - Ты сказала, что я должен сделать для тебя что-то. Я хочу знать, что? - он нервно хохотнул, сдвигаясь на край дивана и намереваясь сделаться серьезным, наконец. - Предупреждаю сразу, банки грабить я не стану!
        - О Господи! Какие банки? О чем ты? - пролепетала она, зарываясь лицом в подушку. - Просто ты должен мне помочь в одном деле, и все.
        - В каком? В каком деле? - он потолкал ее снова, ее тело в простынях лишь чуть колыхнулось, она даже во сне казалась скрученной пружиной, напряженной и готовой к прыжку.
        - Ну, неужели нельзя дать мне отдохнуть! - возмутилась она громким шепотом, приподняла голову и глянула на него зло. - Ты поимел меня, Женечка? Поимел! Причем совершенно бесплатно! Теперь…
        - Бесплатно… Поимел… - едва шевеля губами, повторил он слова, показавшиеся ему грязными, смрадными. - И что теперь?
        - А теперь, после того как ты поимел меня, мы поимеем твою Машку! - рявкнула она, ее голова снова упала на подушку, и через мгновение Влада уснула.

«Машку? Поиметь?! Господи, что задумала эта экзотическая штучка? Что придумала?»
        Нужды спрашивать, кто такая Машка, не было. Женя не был идиотом и сразу понял, о ком речь. И никаких сожалений от измены не чувствовал. Но…
        - Но ты ведь сам хотел от нее что-то поиметь, разве я не права?
        На следующее утро Влада завтракала омлетом и кофе с маковым рогаликом за его столом, успев снова облачиться в кожаный скафандр.
        - Я? - Он неуверенно глотнул кофе, сваренный ею, поморщился, кофе она сварила дрянной. - С чего ты взяла?
        - Хватит, Женечка! Еще скажи, что она тебе жутко нравилась! - Влада фыркнула. - Я не слепая! Я долго наблюдала за вами и сразу поняла, что мальчик готовит для себя какую-то платформу. Грабить ты ее, конечно же, не стал бы. Но вот заставить ее совершить должностное преступление, думаю, вполне в твоем духе и в твоих силах. Ты поимел бы денежки с аферы, состряпанной вами сообща. Потом ты сваливаешь, а она идет в лучшем случае за ворота. В худшем - в тюрьму! А ты благополучно возвращаешься в свой городок, который любишь и в который жаждешь вернуться. Укажи мне, где я ошиблась?
        Он молчал, потрясенный. Неужели у него на морде все это было написано, когда он провожал Марию? Когда целовал ей руку возле ее машины? Когда покупал ей цветы?
        Нет, нет! Он не про должностное преступление, которое Маша должна была совершить! Он так далеко не заходил в своих расчетах. Он про свой алчный интерес к этой даме. Неужели он был так заметен со стороны?
        - Я никогда не мечтал засадить ее в тюрьму! - опротестовал он, нервно поводя шеей. - Никогда не собирался подбивать ее на неблаговидные поступки!
        - Ой-ля-ля! - насмешливо и недоверчиво ухмыльнулась Влада.
        - Можешь не верить, но это так. - Он спокойно выдержал ее взгляд и уточнил: - Да, не скрою, я мечтал использовать ее. Карьерный рост, протекции всякого рода, не отказался бы и от щедрых подарков с ее стороны, но… Но чтобы заставить ее… Да ее и не заставишь!
        - Это точно, - нехотя кивнула Влада и принялась крошить на столе кусок рогалика. - Машка упертая и принципиальная. Ее не сдвинешь. Если…
        - Если?
        - Если только судьба не повернется к ней задом и не заставит ее совершать ошибки. А? Как тебе?
        - Что именно?
        Ему вдруг сделалось жалко милую интеллигентную Машу, она всегда так тепло улыбалась ему. Так нежно произносила его имя: Женечка. Как-то на особый лад. И опять же, одно дело, когда у него свой интерес…
        И совсем другое эта девушка! Ей-то что надо?!
        - Мне? - Ее лицо вдруг окаменело, а глаза загорелись странным болезненным пламенем, от которого ему стало больно в переносице. - Мне очень хочется увидеть ее крах! Ее унижение! Ее боль! Ее одиночество! А если при этом я сделаюсь чуточку богаче, то я не откажусь!..
        Глава 2
        - Мишаня, Мишаня, отстань!!!
        Лидочка шутливо шлепала его по рукам, срывающим с нее кухонный фартук и тоненький халатик. Руки, ведомые глазами, знали отлично: под халатиком ничего нет! Ни единой вещицы, ни единой ниточки. Она вообще никогда дома не надевала на себя ничего, кроме тоненького халатика. Ткань была прозрачной, яркой, и это тоже возбуждало. Как и не сдерживаемая нижним бельем плоть, прекрасно просматривающаяся.
        В голове у него сильно стучало, и отчаянно хотелось пить, но он как раз добрался до тела. Как раз сдернул с нее и фартук, и халатик. Отвлекаться не следовало, следовало продолжать, а то непременно какая-нибудь сволочь из ее бывших друзей и знакомых, а то и врагов позвонит и все им изгадит.
        - Лидуша… Лидуша… - судорожно шептал Миша, забираясь на женщину. - Какая же ты… Какая же ты…
        Она довольно улыбнулась ему в лицо, потом закинула подбородок на его плечо, и брезгливая ухмылка тронула ее полные губы.
        Господи, как же ей был противен этот увалень! Как неприятна его белая пористая кожа, крупные ягодицы, наметившийся волосатый живот. Она бы даже за деньги с ним не пошла, а ее положение на точке перед тем, как завязать, было привилегированным, она временами могла даже выбирать. Его бы она точно не выбрала. Даже за деньги! Но вот за обещание жениться…
        Лидочка, стараясь отвлечься от его отвратительного пыхтения, сопения и судорожных движений, задумалась.
        Готова ли она жертвовать свободой ради статуса замужней женщины? Готова ли день за днем видеть перед собой противную одутловатую рожу с вечно мокрыми губами, которыми он тыкается, куда придется? Готовить ему, стирать, сносить его дурное настроение, терпеть его сумасшедшего папашу? И все ради чего? Ради штампа в паспорте?
        Она подумала, подумала и легонько себе кивнула. Готова! Она хочет семью, хочет детей, хочет кормить их с ложечки, менять им памперсы и сюсюкать с ними, агукаться. И пускай даже их отцом будет этот тюлень, заглядывающий в рот папаше и ненавидящий собственную сестрицу. Другого-то, по всей видимости, не будет. С ее репутацией, с ее прошлым надеяться на принца глупо. Так что пускай будет Миша… для начала. А там, как карта ляжет.
        - Тебе хорошо было, Лидуша? - шепнул Миша, остановившись. Его мокрые губы впились ей в шею, ее передернуло. - Хорошо?
        - Да, да, давай слезай, ты очень тяжелый. - Ее ладошка легонько хлопнула его по заду. - Надо бы спортом заняться, дорогой. А то в свадебный костюм не влезешь.
        Он свалился на бок, завел руки за голову, потянулся с хрустом, мечтательно улыбнулся.
        - Свадьба… Ты в самом деле хочешь орущую беснующуюся толпу?
        - Мне на нее плевать. Я хочу белое платье, туфли, прическу, огромные букеты цветов, подарки, крики «горько». А если при этом будет присутствовать орущая беснующаяся толпа, то, что же, потерплю.
        - Угу. - Он кивнул, нахмурился. - Отец сказал, денег не даст.
        - А ты что же, не в состоянии заработать?
        Лидочка повернулась на бок, привстала на локте, окинула взглядом крупное белое тело. Мишка был жирным, как поросенок. И очень ленивым.
        - Я работаю, - слабым голосом возразил он, предвкушая час нотаций и уроков жизни, от которых его воротило, если честно.
        Тоже еще Белоснежка! Жизни учит! Если бы не подлюка любовь, вползшая в его кровь и намертво там поселившаяся, никогда не стал бы терпеть.
        - Работает он! - фыркнула Лидочка. - Работать можно по-разному. Можно вкалывать, а можно штаны просиживать. Последний вариант, как правило, малооплачиваемый.
        - Не скажи… - Мишкины ноздри хищно раздулись. - У Машки вон мужик тоже в офисе сиднем сидит, а деньги гребет лопатой. И Машка сама не на стройке бетон месит и тоже не бедствует.
        - Ты опять?! - Лидочка резко села, потянулась к халатику. - Что ты чужие деньги вечно считаешь, Миша?! Ты свои научись делать! А то так и жизнь пройдет за этими подсчетами.
        - Слышь, Лид, а ей ведь еще и наследство упало! - вдруг вспомнил он, и лицо его сделалось серым. - Чего же ей так все время везет-то, а?! Жила-была тетка. Старая, поганая мегера. Особо с нами и не зналась. Отца за версту обегала. С матерью будто еще как-то общалась, когда та была жива. А с отцом… Даже не помню ни одной их встречи.
        - А с Машкой?
        - С ней они виделись, но не особо часто.
        - Ты мог и не знать.
        - Мог, конечно, - не стал спорить Мишка, тяжело поднялся, потянулся за трусами, с кряхтением надел, натянув резинку на толстый живот. - Но все равно… У нее опять же, у тетки этой, пасынок был. А она возьми, и дом отпиши Машке! Вот с хрена ли?!
        - Может, она любила ее? - предположила Лида и украдкой глянула на часы.
        Через полтора часа к ней сюда, на ее съемную квартиру, должен был прийти клиент. Она вообще-то официально завязала, на точке не светилась, и из базы данных ее удалили, одеваться стала приличнее и скромнее. Но для себя, для своих нужд материальных, Лидочка оставила парочку клиентов.
        Ну, если быть точной, клиентов было четверо. Все были солидными людьми, не желающими светиться в уличном съеме. Все были женатиками, что тоже очень даже замечательно. И все были при бабках! И платили ей за верность ого-ого сколько! Мишаня столько за месяц не зарабатывал, сколько она за три часа. Каждому из этой четверки почему-то хотелось ее именно не на час, не на два, а на три.
        - Что так? Не насытился? - любила спрашивать Лидочка, готовя кофе и бутербродики разомлевшему и уставшему мужику.
        - Все в порядке, малышка… Просто…
        - Что?
        - А поговорить? Дома-то разве получится?
        Так что она одновременно выполняла роль и утешительницы, и советчицы, и любовницы, и подруги, и массажиста. У нее же как-никак было медицинское образование. Не высшее, но уколы, массаж, капельницу - это она могла. А особо когда за это щедро платили, она в лепешку разбиться была готова. И массировала, и колола, и щебетала, и ласкала.
        Сегодняшняя встреча была очень важной. Клиент собрался разводиться с женой, наметил новый брак, и ей нужно было быть невероятно соблазнительной - он же должен отвлечься от проблем. Обворожительно мудрой - в ее советах он нуждался теперь, как никогда. Ну и, конечно же, привлекательной. А на это уйдет час минимум. Времени в обрез. Мишку надо выпроваживать.
        Но он вдруг и сам засобирался. Оделся, душ не принял, урод.
        - А че я, грязный, что ли? - удивленно вскинул он белесые брови, когда она сделала ему замечание. - Я же сексом занимался с любимой женщиной, не картошку копал.
        Логика потрясающая! Лидочка терпеливо улыбнулась, подставила Мишке щеку для поцелуя, выслушала от него очередную порцию нытья про Машку, ее мужа и сволочного отца, не желающего разменивать квартиру и давать деньги ему на свадьбу.
        - Но свадьба будет, малыш! - пообещал он, странно озорно сверкнув в ее сторону глазами. - Я сто пудов что-нибудь придумаю.
        - Что? - устало вздохнула Лидочка, мягко подталкивая его в спину. - Папулю придушишь во сне? Или Машку с мужем закажешь?
        - А че? - хохотнул Мишка и судорожно дернул кадыком, сглатывая. - Неплохая идея, лапуля! Я ведь единственным наследником остаюсь! Единственным. У Машкиного Вовки никого нет. Никого…
        Глава 3
        Под мягкий шелест дождя невероятно хорошо дремалось в кресле. В старинном камине с прокопченным дымоходом, погнутой решеткой и растрескавшейся каминной доской, уставленной прежде фотографиями многочисленной теткиной родни, тлели угли. Но вставать и шевелить их, чтобы поддать жизни затухающему пламени, было лень. А ведь достаточно было сделать один шаг, взять в руки старую кочергу, упереть ее крюк в подернувшуюся пеплом горку и чуть тронуть. И все! Огонь займется снова, потому что угли не прогорели до конца, потому что жизни в них было еще часа на полтора хорошего ровного пламени.
        Не хотелось…
        Ничего не хотелось. Ни вставать, ни шевелить затухающее пламя, оно все равно через полтора часа потухнет, ни идти под дождь за новой порцией дров. Ничего не хотелось: двигаться, думать, заботиться, поддерживать огонь в доме… в себе.
        Она устала. От вечной суетливой обязательности: куда-то бежать, что-то для кого-то делать, о ком-то заботиться, кого-то опекать, за кого-то переживать. Устала!!!
        Кто придумал вообще, что она не может жить просто и необременительно?! Кто придумал для нее правила?! Почему ей не подремать в кресле у окна, слушая треск затухающих углей и как тихо что-то шепчет дождь молодой, едва проклюнувшейся зелени? Почему не встать потом, и не двинуть в кухню, кряхтя и охая, не потому что у нее все болит, а потому что это просто нравится? Почему не сварить себе пол-литра кофе и не выпить разом, даже если это и вредит здоровью? Почему не проторчать у телевизора, совершенно не видя, что творится на экране? И не задремать ближе к полуночи с пультом в руке, и не проспать до утра на диване в халате и тапках, с нечищеными зубами…
        Нет, она все же решится на переезд. Бросит к чертовой матери город, большую квартиру, мужа в ней, брата с его девками, отца с его хворобой и дикой завистью ко всему живому, шевелящемуся рядом и переедет сюда, в этот старый почерневший от времени дом. И станет тут жить тихо, спокойно, лениво, одиноко и немногословно.
        Получится, нет?..
        Дом, доставшийся ей в наследство от троюродной тетки полгода назад, построен был когда-то на совесть.
        - Ты смотри! Ни единой гнилой доски! - в бешеном завистливом восторге восклицал отец, исследуя стены, потолок, пол, чердак. - Ни жучок его за столько-то лет не взял, ни плесень, ни ржа! А знаешь почему, Матрешка?
        Матрешкой он называл ее, когда бесился. По паспорту ее величали Марией. Попросту Машей, Манечкой, Марусей, Манюней или Машуней. По-разному называли. Но вот Матрешкой называл ее только папаша, и то только тогда, когда бывал ею чрезвычайно недоволен. И еще брат.
        В тот момент, когда он осматривал ее наследство, накал его неудовольствия просто зашкаливал.
        - Почему? - спросила она, хотя и чувствовала, что вопрос с подвохом. Но спросить она была обязана, таковы правила в их семье. Их заводила не она, не ей их менять. - Почему, папа?
        - Потому что тетка твоя, упокой, господи, ее поганую душу, была такой ядовитой, мерзкой такой, что…
        Лицо отца исказила гримаса отвращения, губы сжались и посинели, густые седые волосы шевелились в такт подергиванию головы. Он минуты три молча всплескивал руками, потом все же досказал:
        - Ее яда хватит на многие столетия, чтобы здесь ни одна зараза не завелась! Куда жуку-короеду! Все черви дождевые с участка наверняка уползли, и проволочник, и божьи коровки!!! От этой твари…
        Маша промолчала и отвернулась. Уставилась на брата, наблюдающего за отцом с довольной сытой ухмылкой. Он любил такие представления. Он их поощрял. Ему нравилось, когда Матрешку травили. Нравилось с детства. И перерасти это он так и не смог.
        Следующим слабым звеном в ее жизни был муж, застывший у камина с растерянным выражением на лице.
        - Не представляю вообще, что можно со всем этим барахлом делать?! - воскликнул он в ответ на ее взгляд и нехотя провел указательным пальцем по каминной полке, уставленной выцветшими фотографиями в старых растрескавшихся рамках. - И зачем нам это?!
        - Вам, не знаю, - тихо ответила Маша.
        Она подошла к камину, оттеснила благоверного на безопасное от семейной фотогалереи расстояние. Достала из сумочки упаковку бумажных носовых платков и принялась вытирать пыль с полки, с рамок, со стекол, сквозь которые на нее таращили глаза совершенно незнакомые чужие люди.
        - Что значит: вам, не знаю?!
        Благоверный брезгливо потирал указательный палец о средний, пытаясь стряхнуть пыль десятилетий с драгоценного перста. При этом он переводил взгляд с Маши на ее брата Мишу и на своего негодующего тестя Сергея Ивановича. Он искал в них поддержки. Он знал, что ее дождется. Мишка в предвкушении очередной порции нападок на сестру даже не побрезговал, уселся прямо на пыльный чехол, закрывающий старый диван. Отец распахнул рот, полный великолепных протезов, оплаченных Машей. И встал в бойцовскую позу: руки в боки, одна нога чуть выставлена вперед, подбородок вздернут.
        - Ты что же, хочешь сказать, что собираешься самостоятельно распорядиться этим?! - возмущенно повел вокруг себя руками благоверный после того, как удостоверился, что тылы его прочны.
        - Хочу сказать, - кивнула Маша, сама не понимая, что на нее нашло.
        Известие, что она унаследовала старый теткин дом, привело ее в замешательство. Она не понимала, почему именно ее выбрала троюродная тетка? Они не часто виделись. Когда виделись, а случалось это обычно на какой-нибудь нейтральной территории, ничем сокровенным друг с другом не делились. Вежливо разговаривали, справлялись о здоровье близких. Кстати, у тетки остался пасынок. От которого по счету ее брака, Маша не помнила точно. Пасынок, по словам тетки, не удался. Беспутным он был, несерьезным. Ни жилья у него не было, ни работы серьезной, ни образования.
        - Копейки ему не оставлю, - пригрозила как-то тетка, обидевшись на того за какие-то обидные слова по телефону. - Гнутой копейки!!!
        Денег у тетки не оказалось, как выяснилось при зачитывании завещания. А вот дом…
        - Он же кучу денег стоит!!! Это же раритет!!! Почему это Машке, интересно?! - надрывался у нотариуса пасынок, он явился туда без приглашения. - Она ей восьмая вода на киселе!!!
        Маша не спорила. Она была сама удивлена не меньше всех присутствующих. Но в наследство послушно вступила, все-таки волей умершего человека очень сложно пренебречь. Дом навестила почти сразу. Почти сразу в него влюбилась. И повезла спустя какое-то время туда своих мужчин. Через час с небольшим пожалела об этом. Через два пожалела вообще, что связалась с этим домом. Через три готова была отречься от родни, развестись с мужем, а дом передать обществу защиты бродячих животных.
        Они ее просто достали!!!
        Муж, повысив голос до крика, настаивал на продаже старой рухляди. Отец рекомендовал - а делал он это приказным порядком - сдавать дом на лето дачникам. Брат тихо мерзко радовался перепалке и поддакивал без конца то одному, то второму.
        - Дом не продам, сдавать не стану. Все, точка!!!
        Она вышла тогда на улицу, без опасения громко хлопнув дверью. Двери в доме запросто могли выдержать нашествие не трех, а тридцати таких же вот орущих и беснующихся, настолько крепки были и надежны.
        - Не продам!!! - громко повторила она, стоило мужчинам следом за ней высыпать на крыльцо. - И вам здесь появляться впредь запрещаю!!!
        Последнее решение было спонтанным и выплеснулось почти помимо ее воли. Скорее вследствие того, что братец как-то уж слишком по-хозяйски начал похлопывать по перилам крыльца и оценивающе осматривать огромный заросший сад. Маше даже показалось, что в глазах у того с бешеной скоростью мелькают столбцы цифр полученных прибылей.
        - Не позволю!!! - погрозила она пальцем Мишке. - Даже и не думай!
        - Ты чего, Матрешка?! Совсем стыд потеряла? - опешил отец. - Ты как с братом разговариваешь?
        - Все! - она резко вскинула руки вверх, так же резко скрестила их и с силой развела, как боец восточных единоборств перед атакой. - Собирайтесь! Чтобы я вас тут больше не видела! Никого! Никогда!!!
        Мужики неуверенно попятились, настолько воинственной была ее поза, настолько гневно сверкали глаза и настолько непривычно было видеть вежливую уравновешенную Машку в таком неистовстве.
        - Это я понял! - первым опомнился и зашипел отец.
        Он кинулся в дом за своей сумкой, в которой всегда таскал бумажник, удостоверяющие личность документы, квитанции за коммунальные услуги за последние три месяца, фонарик, гаечный ключ, отвертку, моток веревки и три-четыре пакета с ручками. Сумка была небольшой, туго набитой, и с ней он не расставался, даже если шел за пенсией. Маша относилась к его чудачеству спокойно. Человеку далеко за шестьдесят, кто знает, что будет с ней в этом возрасте. Нравится, пускай таскает.
        Он выбежал на крыльцо с сумкой, будто за ним черти гнались. Ухватил Михаила за рукав, приказав прогревать машину, зима на дворе была. Морозы трещали лютые. Мишка, лишенный зрелища, нехотя поплелся к машине, оставленной за забором. Отец потрусил за ним. Но у калитки, ремонтировавшейся не раз и кое-как, все же остановился. Конечно, последнее слово должно было остаться за ним, а как же!
        - Это я понимаю! - он театральным жестом повел вокруг себя, охватив сразу и дом с надворными постройками, и старые деревья, и заросли кустарника. - Это я понимаю, что с тобой происходит! Надо же, как быстро… Ай-ай-ай…
        - Что быстро, па?
        Мишка приостановился в легкой надежде на следующий акт. Из открывшегося в предвкушении рта вырывалось облачко пара.
        - Как быстро яд от этой старой ведьмы проник в поры Матрешки!!! Как быстро пропиталась ее сущность!!! А что будет, когда она сюда часто приезжать станет, а?! Что будет, спрашиваю?! Вовка! - заорал он на зятя, и тот вздрогнул. - Чего молчишь, тюлень?! Что думаешь с бабой своей делать?! Отравилась же! Неужели не видишь??? Ядом!!! Ядом отравилась! Старая ведьма все тут удобрила! Все!!!
        Вовка, не понимающий подобного юмора, оскорбился на тюленя, выкатил впалую грудь и произнес прямо в широко разверзнутый скалящийся Мишкин рот:
        - Со своей бабой я как-нибудь разберусь. А вам пора, господа, пора!
        Отец с Мишкой укатили. Она с Володей вернулась в дом. Ей вдруг захотелось все тут осмотреть, все перевернуть вверх дном, все прощупать. Не сокровища были ей нужны, их и не имелось. Ей вдруг стало казаться, что в скверном бешенстве ее отца в адрес умершей дальней родственницы кроется какая-то тайна. Что-то было тут не так. И ей очень хотелось это «не так» отыскать в пыли, в старых газетах, фотографиях, полуистлевших документах и письмах, в записках, хранившихся в карманах давно вышедшей из моды одежды.
        Вовка, как ни странно, взялся ей помогать. И они два дня перелистывали, перетряхивали, перекладывали старые вещи. И почти все оттащили в мусорные контейнеры.
        - Ничего здесь нет, - обиженно выпятил нижнюю губу ее благоверный, сделавшись очень неприятным и непривлекательным. - Ничего ценного.
        - А и ладно, - беспечно махнула она тогда на все тайны рукой. - Зато дом очистили. Смотри, как все чистенько…
        Она же у каждого мусорного пакета отвоевывала территорию с тряпкой и со шваброй. Дом опустел, но пустота эта дышала свежестью и чистотой - сделала ремонт. Следом она начала заполнять эту пустоту мебелью, шторами, салфетками, скатертями, своими вещами, посудой, книгами. И в результате к сегодняшнему апрельскому вечеру она могла бы здесь совершенно замечательно жить. Если бы…
        Если бы не ее отец, вцепившийся в идею изгнания из нее чего-то ужасного, не поддающегося объяснению, сильно изменившего его дочь в худшую сторону.
        Если бы не ее брат, вознамерившийся, наконец, жениться и попавший в какую-то скверную историю.
        Она не вникала. И от этого казалась отцу еще более отвратительной.
        Если бы не ее муж, затевающий за ее спиной что-то темное.
        Она это точно чувствовала - затевает. Смотрит на нее странно и со значением. Улыбается совершенно некстати. Ей от его ужимок было плохо. Хотелось бежать из огромной гулкой квартиры прочь, прочь. Она и бегала. Все чаще и чаще. Сюда - в старый теткин дом, не сохранивший для нее ни единой тайны.
        Если бы не один очень дерзкий молодой человек, от взгляда которого у нее прыгали по спине, а особенно густо под лопатками ледяные мурашки.
        И если бы не странные телефонные звонки, участившиеся в последний месяц.
        И если к первым трем помехам она давно привыкла, привыкла не обращать на них внимания и воспринимать такими, какими они сложились, если четвертую помехой не считала и просто, замерев, ждала, что же будет дальше, то с этими звонками была просто беда!
        Началось это…
        Как бы не соврать самой себе, почти два месяца назад. Да, точно. Один месяц и три с половиной недели назад. Позвонили на домашний как раз в обеденный перерыв.
        Странно, что ее вообще застали дома. Она никогда не обедает вне стен фирмы. Руководство организовало им всем превосходные комплексные обеды, пренебрегать которыми было просто глупо.
        Во-первых, она сама была в составе того руководства. Во-вторых, стоило все пустяки пустяковые. В-третьих, это никак не напрягало и не вырывало из рабочего ритма. А тут что-то она дома забыла, документы, что ли, какие-то. Или колготки у нее порвались, а в ящике стола запасных не оказалось. Не суть важно! Она просто сорвалась с рабочего места и поехала домой, предупредив, что скоро будет. И не успела войти, как зазвонил телефон. Она сняла трубку, вежливо сказала: «Алло». А в ответ тишина! Она еще пару раз повторила, снова тишина. Она повесила трубку, решив, что это сбой какой-то на линии. Тут снова звонок. И опять тишина. И так раза четыре или пять. Она не считала, если честно. Но что телефон звонил и в трубку молчали не раз и не два, это точно.
        Может, Вовке звонили? Может, какая-нибудь тайная воздыхательница, зная, что Маша на работе, решила с ним потарахтеть по телефону? Так тоже глупость несусветная. Он раньше восьми вечера никогда дома не бывает. С восьми и до восьми квартира была от него свободна.
        Кто мог звонить?
        Она не знала, села в машину, подергала плечами, укатила на работу и через час забыла о звонках. Они о себе напомнили через два дня. Потом еще через три, через неделю. И пошло, и покатило! Звонили без конца. В разное время суток. Причем звонили тогда, когда Вовки не было дома.
        - Не ты развлекаешься? - спросила его Маша, поймав как-то на себе один из его потусторонних мерзких взглядов.
        - Я похож на идиота? - поднял Вова на нее удивленные глаза.
        Если честно, то она давно считала, что ее муж не только похож, но самым настоящим идиотом и является.
        Скажите, вот зачем жить с нелюбимой женщиной, зачем?! Ладно бы зависим от нее был в чем-то, в материальном плане или физиологически, или еще как. Но нет. Вполне обеспечен, самодостаточен и самостоятелен. Физиология в их браке отсутствовала как явление уже почти год. Спали в разных спальнях. Маша даже поначалу заподозрила Вовку кое в чем таком нетрадиционном. Оказалось, с этим у него полный порядок, трахал своих секретарш и бухгалтерш с завидной регулярностью. Были у него и какие-то отдельно взятые, чистые и прекрасные отношения вне фирмы.
        Так зачем он с ней?! Из-за жилья? Намекнул бы, тогда она бы в теткин дом переехала. Она там все переделала. Все, кроме камина. Он ей нравился таким вот - прокопченным, растрескавшимся, старым. Может, хоть он какую-то тайну хранит, а? Тайну, не подлежащую уничтожению!
        Она бы точно уехала. Стены их громадной квартиры давно на нее давили. Только первой шаг сделать не могла. Не из трусости, из упрямства. Чего это она первой должна начинать разговор? Пусть сам решается, если считает, что пора пришла. Вот и идиотом себя опять же не считает. Пусть сам!
        - Ты считаешь, что я способен часами названивать тебе и молчать?! - вопросил Вовка.
        - Ну да, глупо как-то.
        - Вот-вот!
        - А никто из твоих не мог? Ну, возможно, кто-то, кто питает уверенность, что у нас с тобой не сложилось… - впервые решилась она намекнуть, что уверена, что он не без греха.
        Он даже не дал ей закончить, начав с упоением отстаивать всех своих знакомых женщин. И умные-то они, и деликатные, и никогда в жизни не станут тревожить покой семьи мужчины, с которым у них…
        Тут Вова споткнулся на полуслове, страшно покраснел, махнул на нее рукой и проворчал с досадой:
        - Да иди ты, Машка!
        И ушел сам. Правда, не навсегда, а лишь до конца дня. А она продолжила слушать тишину в телефонной трубке еще две недели. Потом не выдержала, обратилась через знакомого своих знакомых в телефонную компанию, чтобы звонки отследили.
        Отследили. Лучше не стало. По их информации, звонили ей все время с телефонных автоматов, расположенных в разных точках города.
        - И что это значит? - вытаращилась на нее ее старая, верная подруга, когда она обо всем рассказала. - Что это за телефонный террорист? Знаешь, такие ведь бывают!
        - Слышала.
        - Только, правда, они не молчат. Они мозг выносят по полной программе. - Зоя, которая при знакомствах с мужчинами всегда представлялась Зизи, недоуменно выкатила на нее прекрасные карие глаза. - Они изводят так, что люди телефонные номера меняют, а то и вовсе телефон отключают.
        - Предлагаешь отключить?
        - Попробуй, - порекомендовала подруга.
        Со вздохом осмотрела обеденный стол, который Маша накрыла к ее приходу. Говяжьи рулетики с грибами и сыром, огромный пирог с вареными яйцами и зеленым луком. Покосилась на Машу - тоненькую, миленькую. Обратила взгляд на себя - при росте метр семьдесят Зойка весила восемьдесят пять - и захныкала:
        - Ну почему?! Почему я такая жирная?! Ты жрешь больше меня!
        - Больше, - не стала спорить Маша и погладила по руке подругу. - Я, наверное, просто злая, потому и худая такая. А ты хорошая и добрая, ешь!
        Зоя вздохнула, навалила рулетиков в свою тарелку, схватила вилку, нож и принялась уплетать за обе щеки. Щечки были хорошенькими - полными, румяными, с миленькими ямочками при улыбке. Маша улыбнулась.
        - Чего скалишься? - огрызнулась с полным ртом подруга. - Я еще и пирога твоего отведаю.
        - Отведай, красавица, отведай! Вкусный пирог получился.
        - Пироги-то у тебя вкусные, а вот жизнь твоя…
        Зоя отодвинула пустые тарелки, стряхнула крошки в руку и отправила точным броском их в раковину.
        - А что моя жизнь? - Маша начала убирать со стола. - Жизнь, как жизнь. Сытая, спокойная.
        - Не спокойная, девочка моя. Не спокойная, а постная, безликая! Вот говоришь злая ты, да?
        - Говорю.
        Маша вернулась за стол. Подперла щеку кулаком, приготовилась слушать. Зойка на сытый желудок любила поговорить. И говорила всегда хорошие, мудрые и правильные слова. Слушать ее стоило.
        - А ты не злая, Машка. Ты просто…
        Глаза подруги маетно заметались, обидных слов не находилось, а обидеть Машку стоило. Чтобы встряхнуть!
        - Ты просто никакая, вот! - Палец подруги с ногтем, выкрашенным во все цвета радуги, нацелился ей прямо в переносицу. - Живешь с этим Вовчиком. Он тебе нужен?! Вот скажи, нужен?!
        - Не знаю, - честно ответила Маша. - Будто и нет.
        - Вот, вот! - та обрадовалась. - Папаша твой… Такой, прости меня, гад! Сколько можно из тебя жилы тянуть, а?!
        - Отец же.
        - Оп-па! А ты не дочь ему, нет?! Он тебе отец, а ты ему чужая девка, которая нужна, только чтобы денег дать, помочь, вылечить, построить, выслушать, а еще и оскорбления сносить! Братец твой… О, это отдельная статья! Ты в курсе, с кем он сейчас?
        - Нет, но… Но что-то очень серьезное, да?
        - Серьезнее не бывает, Маша! Он собрался в жены брать проститутку!!! - Зойкины глаза сделались огромными. Дыхание участилось. - Ты представляешь весь ужас последствий?
        Она не представляла и просто мотнула головой. Мишка с проституткой? С той, что берет деньги за любовь?
        - Именно! - выдохнула подруга. - Он с ней именно так и познакомился, придурок этот! Там наверняка какие-нибудь постоянные клиенты, сутенеры, крыша! О Господи! Это такая пропасть проблем… Ладно, идем дальше… Этот воздыхатель твой тринадцатилетний…
        - Ему двадцать два, Зой, - поправила Маша.
        - А тебе тридцать!
        - И что?
        - А то, что эти отношения бесперспективны!!! Они не нужны, понимаешь?! Из них ничего не почерпнешь, ничего, кроме головняка. Мама с папой еще не навещали тебя?
        - Нет.
        Маша улыбнулась. Родители ее юного воздыхателя, хвала небесам, жили за две тысячи верст от их города. Сплетен нахвататься не могли, приехать и начать воспитывать его и ее не решились бы никогда. Тем более что она его работодательница.
        - Еще навестят! - пообещала со зверской физиономией Зоя. - И неприлично это, милая! Ну неприлично отдавать приказы тому, кто ночью командовал тобой в постели!
        - Зоя, остановись, - попросила ее Маша. - Мы ведь начали с телефонных звонков, чего ты все в одну кучу валишь? К тому же… К тому же до постели у нас пока еще не дошло.
        - Не сомневалась! - фыркнула с осуждением подруга и покосилась на блюдо с пирогом, в которое Маша вцепилась, встав с места. - Не убирать! Я доем!!!
        Про телефон они так ничего и не придумали. Менять номер или отключать Маша категорически отказалась. Пришлось бы объясняться с отцом, а тому только дай тему. Начнет орать, что это расплата за все ее грехи. Или за грехи ее полоумной тетки, оставившей полоумной племяннице в наследство старый дом.
        - Добра не будет!!! Это еще аукнется!!! Ой, чую, еще аукнется эта ее ядовитая щедрость!!! Что-то будет!!!
        Маша очень живенько представляла себе трясущуюся седую голову отца с задранным вверх плохо побритым подбородком. Нет, она уж лучше станет слушать тишину в телефоне, чем его дикие прогнозы.
        Она все оставила, как есть.
        Телефон звонил, в нем молчали, она клала трубку, и все. Ну, нравится кому-то подобным образом развлекаться, ради бога. В конце концов, ей никто не угрожает, не задает гнусных вопросов, не рассказывает диких историй про ее мужа.
        Там просто молчат!
        Вчера, когда она собиралась за город, Зоя позвонила и высказала предположение, что таким вот образом ее мог изводить теткин пасынок.
        - Да ладно! - Маша даже рассмеялась. - Что он может звонить, поверю. Ему все равно как, лишь бы досадить. Но чтобы он молчал… Нет, Зоя, это не он.
        - Да, непохоже. - Зойка тяжело вздохнула, пошуршала конфетным фантиком, она всегда трескала конфеты в перерыве между завтраками, обедами и ужинами. - Ладно, Машунь, ты поезжай, развейся, я-то тебя сопроводить не смогу, буду окучивать спонсоров. Вечером у нас ужин в ресторане. Но ты смотри у меня!
        - Что?
        - Осторожнее там! В доме этом твоем. Если честно… - Зойкина речь сделалась несвязной, зубы наверняка увязли в шоколаде. - То этот дом мне тоже не понравился, малыш. Тут я с твоим папашей не могу не быть солидарной. Что-то в нем такое… Что-то зловещее… Нет, не так! Какая-то чудится мне издевка в этом щедром подарке.
        - Ты прямо отца моего теперь цитируешь! - Маша закатила глаза и швырнула в сумку толстую байковую пижаму в полоску. - Тот считает этот дом шкатулкой с секретами. И ты туда же.
        - А что? - Зойка забулькала водой, потом отпила, отдышалась. - Ты хорошо все там осмотрела? Может, там что-то…
        - Поверь мне, лучше не осмотришь. Ты же меня знаешь! Ничего. Это дом, просто дом. Мне в нем нравится, он мне нравится, и все, я поехала.
        Зойка не угомонилась и позвонила еще два раза. Ей было интересно все: идет ли у них дождь, что она ела на обед, из чего готовила, продукты с собой привозила или там в магазин ходила. Оказывается, ужин со спонсорами отменили, и она маялась бездельем. Потом мялась, мялась и спросила все же:
        - А этот тринадцатилетний не с тобой?
        - Нет. Зоя! Ему двадцать два!
        В этот момент дождь только-только начинался, камин разгорался, а Маша тащила к окну тяжелое кресло-качалку.
        - А чего это он не с тобой? - удивленно охнула подруга. - Я думала, что ты туда только за этим и поехала.
        - Нет, я поехала за покоем, - призналась Маша. - Неделя была сложной. Генеральный с замом схлестнулись так, что искрило два дня во всех коридорах. А нам, холопам, сама знаешь…
        - Тоже мне, холопка! Ты там одна из приближенных, Машунь.
        - Вот моя башка самая и близкая для подзатыльников… Ладно, проехали. Мальчик мой напрашивался, если тебе так уж интересно, я не позволила.
        - Почему? - разочарованно протянула Зойка. Потом воскликнула: - А я знаю! Знаю!
        - Что знаешь?
        - Почему ты его не взяла! Ты спать с ним боишься! - и подруга закатилась смехом. - Ну, ты и дура, Маш! Ну и дура!
        - Наверное. - Маша не стала спорить, потому что Зоя была права, как всегда. - Но не могу. Иногда мне тоже кажется, что ему тринадцать. А все ты…
        Они наконец наговорились. И под шум дождя Маша принялась дремать. Она то открывала глаза, то закрывала, наблюдая за угасающим пламенем. То думала о чем-нибудь, но гнала все нелепые мысли прочь. Ей было покойно, хорошо, томно. И совсем-совсем не страшно.
        Она решила, что кофе все же варить себе не станет. Бунт, оно, конечно, хорошо, но голове потом ее болеть, выпьет лучше мятного чая и пойдет спать наверх. Она там отличную спальню себе организовала, с большой кроватью, с хорошим матрасом, горой подушек. Крыша была прямо над головой, и по ней теперь щелкал дождь, под который ей всегда уютно спалось. Она со вздохом потянулась в кресле, зевнула, встала на ноги и с легким постаныванием пошла в кухню.
        Маша не стала заваривать чай, выпила стакан молока, ополоснула чашку, убрала ее в сушку. Прошлась по дому, проверяя все запоры. Взяла мобильник в руки и тут он зазвонил. Номер высветился домашний. Звонок был из ее квартиры.
        Вовка? Чего это вдруг с домашнего звонит? Потерял мобильник? А почему вообще звонит-то? Он рад был без памяти, когда она собирала вещи. Не нужно будет ближе к вечеру в выходной ничего придумывать, выкручиваться, хотя она и не требовала с него отчета. Давно не требовала. Но он все равно как ребенок радовался. Суетился в прихожей с ее сумкой. Все порывался проводить до машины. Даже тапки скинул, намереваясь обуть ботинки.
        - Лишнее, Вова, - остановила его Маша, отбирая сумку. - Сам же знаешь, что лишнее. Чего ты?
        - Ну да, да, - вдруг спохватился он и провел ладонями по лицу, будто умывался, а может, таким образом от того, что навеяло, отряхивался. - Пока. Если что, звони.
        - С чего это? - она остановилась за дверью, перехватила сумку. Не хотела спрашивать, да спросила: - Ты-то дома или как?
        - Или как. - Он сдержанно улыбнулся, глянул снова на нее со странной сумасшедшинкой. И повторил: - Или как!
        И вот теперь он названивает ей из дома? Не сложилось?
        - Да, дорогой, что случилось? - ответила Маша на звонок вопросом и выглянула в окно.
        Нежную дымку апрельской листвы кутали сумерки. Дождь поутих, и о подоконник кухни стучали крупные редкие капли. Маша поежилась от вечерней прохлады и закрыла форточку.
        - Чего молчишь, Володя? Почему ты дома? - она еще раз окинула взглядом кухню и пошла наверх. - Ты же собирался куда-то. И что стряслось? Ну?
        Он молчал. Молчание было затяжным и совершенно безмолвным. Поначалу раза два вздохнули, а потом тишина. Не было слышно его дыхания, а он всегда жутко сопел в трубку. Не было слышно шорохов, звуков. Вовка не терпел тишину в доме. Всегда телевизор на полную катушку в гостиной, радио в кухне. А тут просто вакуум какой-то. Только потом, уже когда дошла до двери в спальню и открыла ее, Маша запоздало сообразила, что Вовка как-то не так молчит. И он ли это молчит?! Или кто-то другой?!
        - Алло! - повысила она голос и, не услышав ответа, еще раз проверила дисплей. Все правильно, номер высветился ее домашний. - Алло, Володя! Ты чего молчишь?
        Трубку бросили. Минуту она растерянно осматривалась, будто оказалась в чужой комнате, в чужом доме, потом медленно подошла к кровати и тяжело опустилась на самый край.
        Что за чертовщина?! Это что, снова тот самый молчун ее побеспокоил?! Тот, что не дает ей покоя звонками уже почти два месяца? Похоже на то, похоже на то. И если раньше ей звонили все время на домашний, как выяснилось, с разных концов города с телефонных автоматов, то теперь позвонили на мобильный, и позвонили из ее же собственной квартиры! Это о чем говорит?
        - О том, черт бы тебя побрал, дорогой, что все это выделываешь ты! - выпалила она в тишину пустого дома.
        - А кто еще-то?! - поддакнула Зойка, когда она ей позвонила и выложила историю. - Конечно, он! Вот урод, а! И чего хочет? С ума тебя свести?
        - Зря старается, - вздохнула Маша и завалилась спиной на подушки.
        - Вот-вот! Твой рассудок крепок, закален и… и непробиваем, дорогая. Уж, извини!
        - Принимается. - Маша расслабленно улыбнулась и закрыла глаза. - Мне плевать на этого звонаря, Вовка это или какая-нибудь его девка. Мне, знаешь, на что не плевать?
        - На что?
        - На то, что он, возможно, пользуясь моим отсутствием, притащил ее в дом, Зоя!
        Глаза Маши широко распахнулись, стоило представить, как кто-то кутается в ее большое банное полотенце, перебирает баночки с кремом на туалетной полочке, трогает тарелки, чашки, ложится - голой!!! - на ее простыни.
        - Да… Это смрадно, - согласилась подруга и тут же предложила: - Хочешь, я сгоняю к тебе домой, малыш?
        - То есть?
        - Я тут неподалеку, от безделья ювелирку себе присматриваю. Хочешь, сгоняю и застану голубчиков, а?
        По азарту в голосе подруги Маша поняла, что отговаривать ту бесполезно. Она все равно поедет, даже если услышит от нее отказ. Ну, нравилось ей заниматься чужой личной жизнью. Ну, просто медом не корми, дай покопаться и поперебирать чужие сорочки.
        - Ладно, - нехотя согласилась Маша. - Сгоняй. Только не вздумай открывать своим ключом! Запрещаю!!!
        - Я че, совсем, да? - обиделась Зоя.
        Если обиделась, в дверь точно позвонит. Это потом уже, если не откроют, может свой ключ достать. Но поначалу позвонит.
        - И потом не открывай, - предупредила все же Маша ее. - Или ключ отберу, так и знай!
        - Не отберешь, - поддразнила ее Зоя. - Кто цветы поливать станет, когда ты с Вованом своим куда-нибудь уедешь? Папа? То-то же!
        - Ладно, Зоя, наведайся, но ради бога…
        Маше не хотелось, чтобы Вовка щеголял перед ее подругой в чем мать родила. А если муж дома и кто-то, не он, забавы ради терроризирует ее звонками, то он наверняка голышом.
        - Поняла. Будут новости, позвоню, - проворчала Зоя и отключилась.
        Новостей, видимо, не оказалось, раз Зоя не позвонила ни через полчаса, ни через час. Потом Машу убаюкал дождь, он принялся шуршать по крыше мягко, не досадливо, она уснула и проспала сном младенца до самого утра. Ей всегда так спалось в теткином доме.
        Разбудило яркое солнце, пробившее брешь в шторах и ползающее острыми лучами по ее подушкам. Она сощурилась, приоткрыла глаза, поймала голубой кусок неба в окне, улыбнулась и полезла из-под одеяла. Тут же под ноги упал мобильник. Она уснула, сжимая его в руке. Звонков и сообщений от подруги не было. И не от кого больше не было. Из дома тоже. И чего приспичило Вовке забавляться подобным образом? Сказал бы прямо, а то…
        Хотя вряд ли это был он, наверняка та самая партнерша, связь с которой он оберегает особо тщательно от чужих глаз. Если верить ему, она умная и порядочная, добрая, милая и невероятно красивая, но вот, по мнению Маши, очень уж нетерпеливая. Ну, хочется этой милой и красивой поскорее заполучить ее мужа насовсем. Вот и придумала себе забаву. А Маше что? Ей просто…
        - Просто смешно, - кивнула она себе в зеркале.
        Она спустилась вниз, распахнула шторы, окна, двери, впуская внутрь свежий, прохладный воздух, полный запахов влажной земли, мокрой травы и листьев. Сварила себе кофе, вылила в громадную кружку, та оказалась полной. Сделала тосты, намазала яблочным вареньем, села к столу и только-только открыла рот, нацеливаясь на подсушенный до хруста кусок хлеба, как снова звонок на мобильный и снова из ее дома.
        - Да твою же… - скрипнула она зубами.
        Осторожно положила тост обратно на тарелку, нервно схватила телефон и заорала:
        - Да! Чего надо?! Если опять станешь молчать, я…
        - Маша! - пауза. - Маша, ты чего орешь?
        Это был Вовка. Узнать было сложно, настолько задушенным и чужим казался его голос. Видимо, вчера ему от Зойки здорово досталось. Та могла гневаться, как самка носорога. Затопчет, если не успеешь с дороги сойти!
        - А ты чего молчишь? - чуть сбавила Маша обороты и снова взяла в руки тост. - Вчера звонил, молчал. Сейчас…
        - Я вчера не звонил, - опротестовал сразу же благоверный, голос чуть набрал силу. - Я… Меня вообще не было в городе.
        - О, как!
        Она досадливо поморщилась. Вранья не терпела. Особенно от близких. За версту его чувствовала и при каждом удобном случае клеймила обманщиков. За то, что частенько выводила их на чистую воду, видимо, близкие ее и не любили.
        Вовка теперь врал. И врал безбожно. Это и по голосу было понятно. И по тому, что вчера из ее дома ей звонили на мобильный, а номер этот в колонке новостей не публиковали. Он, по пальцам можно пересчитать, кому был известен.
        - А кто тогда звонил? Кого тогда застала Зоя за неблаговидным занятием, а?
        Маша откусила, захрустела, говорила при этом с ленцой и укоряющей неохотой. Ей, честно, дела не было до его амурных похождений. Домой, конечно, не следовало приводить. Но раз так получилось, чего уж. Чего так бояться? Бедный, аж голос потерял.
        - Я не знаю, кого у нас застала Зоя. - Вовка снова заговорил так, будто подавился. - Но ее тут явно кто-то застал.
        - И что? - она сделала большой глоток кофе и зажмурилась от удовольствия.
        Как, в сущности, мало ей для счастья надо. Хорошо подсушенный хлеб с вареньем, крепкий кофе, солнце за окном, тишина в доме. Если бы еще Вовка не врал теперь.
        - Но ее тут явно кто-то застал, - повторил Вовка.
        - Кого? Володя, ты в порядке? Ты чего вообще мямлишь!
        - Я? Да! - То, чем он давился две минуты назад, было им проглочено, голос окреп до раздражения. - Я в порядке, а вот твоя ненормальная подруга…
        - И что же в ней ненормального?
        Маша за Зойку тут же обиделась. Более рассудительного и серьезного человека она не знала. Ну, любила порыться в чужой личной жизни, а кто нет? Она опять же из благих побуждений.
        - Что в ней ненормального, Вова? - Она благополучно доела тост и выпила почти весь кофе, так что терпеть благоверного на голодный желудок ей не пришлось.
        - Ненормального в ней то, что она лежит сейчас посреди нашей гостиной абсолютно…
        Маша тут же подумала, что пьяная. Удивилась мгновенно, но тут же Зойку простила. Но Вовка- гад закончил совсем не тем словом. Он закончил страшно. Он сказал, что Зойка лежит посреди их гостиной абсолютно мертвая!
        - Что-ооооооо? - Сип, вырвавшийся у нее непрерывной гласной, повис под потолком теткиного дома. - Что-ооо ты ска-аазаа-л?
        - Прекрати заикаться, как дура. Сидишь там, в этом чертовом доме, а твои подруги дохнут прямо на моих коврах, черт!!!
        Вовка окреп, наконец, до хамства. Чего нельзя было сказать о ней. У нее ни в голове, ни в сердце, ни в душе не укладывалась новость про Зойкину смерть. Она вообще ничего не понимала, хотя умницей была ого-ого какой.
        - Володя, - пискнула она, чуть отдышавшись. - Давай все по порядку, а то я… Я сойду с ума!
        Он рассказал невероятно чудовищную историю, в которую верить не хотелось. Потому что она была дикой, неправдоподобно дикой. Потому что история эта никак не могла случиться с ее подругой - самой рассудительной, самой серьезной из всех, кого она знала! И тем более случиться в ее доме! Она что же теперь, в криминальные сводки попадет?! Господи! А Зойка… Милая, любимая Зизи, сводящая с ума мужиков одним движением бровей.
        Что там наговорил ей ее благоверный? Что он уехал за город шумной компанией. Состав компании озвучить отказался, пробурчав, что ей лучше о своем алиби позаботиться, у него алиби есть, подтвердят. Утром ему позвонили с фирмы, будто бы сработала сигнализация в его кабинете. Он съездил в фирму, в его кабинете оказалось разбитым окно. Причина не уточнялась. И решил попутно заглянуть домой, раз уж он в городе.
        - А зачем? - не поняла Маша. - Ты же никогда так не делал?
        - А сегодня сделал вот, - проворчал Володя и разозлился. - Тебя же нет! Квартиру надо было проверить. И хорошо, что заехал!
        - Да?
        - Да! Потому что дверь оказалась незапертой. Я чуть не одурел! - вопил Вовка, кажется, он вышел на балкон, потому что в трубке отчетливо слышался шум улицы. - В квартире барахла, бог знает, на сколько! А дверь не заперта. Первой мыслью было, что это ты… Потом, уже когда вошел и увидел… Зойке, Маш, кто-то проломил голову в нашей гостиной. Всюду кровь. Умерла она сразу или нет, не знаю. Эксперты скажут.
        - Ты их вызвал? - слабея с каждой минутой, спросила Маша.
        - Кого?
        - Экспертов!
        - Совсем дура! - обрадовался Вовка. - Каких экспертов, Маша?! Я вызвал полицию! А в каком уж составе она приедет… Кстати, тебе тоже следует вернуться домой.
        - Да, наверное, - закивала она.
        - Не наверное, а ты должна быть тут! В конце концов, это ведь твоя подруга. Я с ней практически не общался. А вы… Кто вас знает, чего вы не поделили…
        На такой вот мерзкой волне благоверный закончил разговор. А Маша тут же принялась лихорадочно собираться. Носилась с вещами, с сумкой. Потом бросила все к чертовой матери. Зачем увозить отсюда вещи, если ей придется сюда вернуться?! Разве она сможет теперь жить дома? Там… Там в гостиной в луже крови лежит ее Зойка! Мертвая! !
        Господи, но как? Почему? Она же просто пошла проверить, с кем забавляется Владимир! Приструнить его или ее. Одного из сладкой парочки. Того, кто вознамерился свести с ума Машу телефонными звонками. И вот так все…
        Стоп! Вовка же сказал, что его не было дома! Что куча народа может подтвердить, с кем он был и где. Алиби у него, понимаешь!
        Кто тогда бродил по их комнатам, кто звонил с их домашнего телефона?! Кто? Кто осмелился перенести телефонные атаки с телефонных городских будок на ее территорию?!
        Она не знала. Но догадывалась, что именно этот человек убил ее подругу…
        Глава 4
        Следователь, с которым ей пришлось общаться сразу после Зойкиных похорон, с первых его слов показался ей отвратительным.
        - А где вы были на момент смерти вашей подруги?
        - А что делали?
        - А кто может это подтвердить?
        - А часто ли ссорились?
        - А не замечали ли вы симпатий с ее стороны в адрес вашего мужа?
        Все такое мерзкое, гадкое, зловонное. Каждое слово! Каждый взгляд! А ведь не плохой с виду парень. Симпатичный, высокий, накачанный. Она бы посмотрела в его сторону, случись им столкнуться на улице. Но в собственном кабинете он показался ей чудовищем.
        - Игорь Алексеевич… - проговорила Маша медленно после того, как он перестал выстреливать в нее противными вопросами. - Понимаете, какое дело, Игорь Алексеевич…
        - Нет, не понимаю. - Он облокотился о стол, обхватил большим и указательным пальцами подбородок, прищурился.
        Барышня ему не нравилась. Слишком симпатичная, слишком самоуверенная, слишком грамотная, слишком обеспеченная. С такими всегда бывало сложно. Странно еще, что не с адвокатом пришла. Но этот час не за горами, как он понимал.
        Конечно, она не убивала свою подругу, хотя и алиби у нее нет. Он был уверен - не убивала. Запястья у барышни узкие, кисть изящная, чтобы нанести удар по голове такой силы, от которого ее подруга скончалась, нужно иметь совершенно другие физические данные. К тому же, по утверждениям экспертов, удар был нанесен человеком, который был ниже ростом, чем жертва. А барышня была высокой. Тоненькой. Она бы с орудием убийства, а его на месте преступления не обнаружилось, не справилась бы.
        Хотя, по его убеждениям, ударили, скорее всего, кастетом. Мастерски ударили, смачно. Череп хрустнул, как скорлупа. Кровью стены забрызгало.
        Нет, барышня не убивала. И заказать подругу не могла. Не дура, место выбрала бы другое. Кто же заказ подобного рода в собственном жилье оформляет?
        Нет, тут что-то другое.
        Может, муженек ее? Так у того алиби. Он с любовницей и общими их друзьями за городом что-то отмечал.
        Кто тогда? И зачем? Мотив…
        Мотив не был ясен Шпагину Игорю Алексеевичу. А вот гражданке Киреевой Марии Сергеевне было что-то известно, но она молчала. И, скорее всего, молчать станет и дальше. Из нежелания сор из избы выносить. Из нежелания пятнать себя чем-то. Да, визит с адвокатом не за горами, не за горами. Деловито раскроют дорогой кожаный портфель. Достанут бумаги. И какой-нибудь грамотный очкарик, глядя мимо него, станет гнусавить про нарушенные права его клиента.
        - Так что я должен понимать, Мария Сергеевна? - поторопил барышню Шпагин.
        - Понимаете, мне совершенно не хочется отвечать ни на один ваш вопрос, - выпалила Маша и покраснела от смущения, грубить кому бы то ни было не в ее характере.
        - Почему?
        Шпагин тут же насупился. Подумаешь, неприкасаемая какая! Что думает о себе вообще?
        Если туфельки на ней ручной работы и плащик стоимостью полугодовой его зарплаты, можно хамить следствию? Не уважать его?
        Но Маша ответила вдруг уважительно, с жалкой улыбкой, в которой угадывались близкие слезы.
        - Потому что вы говорите со мной в таком ключе… Вы так спрашиваете меня… Будто заранее уверены в моей виновности. Это же… Это же нечестно, неправильно! Так нельзя!
        - А как можно?
        Шпагин устыдился. Но тут же себя оправдал. Много их тут таких манерных в его кабинете побывало. На всех церемоний не хватит! К тому же в восьми случаях из десяти всякие такие манерные оказывались злодейками, вот! Хотя тоже поначалу корчили из себя безукоризненных леди.
        - И можно и нужно… - Маша сделала паузу, сглотнула комок, давивший горло, - вежливо. Уж, извините меня, но… Но у меня же горе. Можно как-то поделикатнее?!
        Может, ему из деликатных побуждений ее и на ужин еще пригласить, а?! Или платков кружевных специально для ее визитов купить? Или пирожных воздушных к чаю подать?
        Шпагин озверел. Нет, озверел-то он давно, работал не первый год. Озверел, заматерел, сделался толстокожим, непробиваемым. Слезы, уговоры, мольбы о пощаде уже его не трогали. Упаковал он свою душу и сердце в броню и работал, работал, работал без эмоций. Оттого и раскрываемость у него была лучшая по отделу. Оттого и на здоровье не обижался. И на личную жизнь время оставалось.
        Черствым он был, вот каким! Черствым и неделикатным! И меняться не собирался. Даже ради прекрасной Марии Киреевой.
        - Я могу пригласить сюда доброго следователя, если меня вы считаете злым, - предложил с кривой ухмылкой Шпагин. - Пригласить?
        Она отрицательно замотала головой, и светлые кудряшки заметались из стороны в сторону.
        - Мне не надо доброго. Мне надо воспитанного, - проговорила она и пожала плечами. - Уж, извините. Но если вы не прекратите так говорить, я на вас пожалуюсь.
        - Сколько угодно! - заорал Шпагин, не справившись с собой и еще с тем, что засмотрелся на ее спутавшиеся волосы, с тем, что захотелось уложить кудряшки колечко к колечку. - Жаловаться она будет!!!
        Он сорвался с места и заходил по кабинету у нее за спиной, от двери к окну, от окна к двери. И все время мимо нее, все время мимо ее кудряшек, спутавшихся на плечах и спине. Спина была узкой, сужающейся в талии до таких размеров, что он обхватил бы ее руками. Если бы позволили…
        - Жалуйтесь, Мария Сергеевна! - предложил он, остановившись рядом с ней и наклонившись так, что почти касался своей щекой ее щеки. - Только не забудьте при этом рассказать, что в вашей квартире был найден труп вашей подруги! Что перед этим вы с ней о чем-то говорили по телефону! Вы сами об этом нам заявили. Возможно, повздорили и, возможно, убили!
        - По телефону?! - она отпрянула, поворачивая к нему лицо, ее рот презрительно скривился. - Я была за городом в своем доме. Это могут подтвердить соседи.
        - Могут! Но не подтвердили! - Шпагин с силой ударил себя по ляжкам. - Не видели вашей машины, не видели света в вашем доме, не видели вас, Мария Сергеевна!
        - Я… Я не ходила по домам, чтобы меня видели. И забор в моем доме высокий. Был старый, я поменяла. От любопытных глаз. Кто же знал, что они пригодятся… Да! Кстати! - Маша оживилась, на бледное лицо вернулся румянец. - Я же заправлялась перед тем, как вернуться.
        - Заправлялись утром следующего дня. Следующего за убийством, - проворчал Шпагин. Он об этом уже знал. - Вы могли вечером вернуться в город. Убить подругу. Вернуться в дом, а утром поехать обратно как ни в чем не бывало.
        - Бред какой-то! - Она не выдержала и рассмеялась с горечью: - Зачем?! Зачем мне ехать туда, если я могла Зою вызвать к себе? Могла убить в доме, похоронить в саду, никто никогда не узнал бы! Забор-то высокий…
        Логично!
        - А что, кстати, она делала в вашей квартире, Мария Сергеевна? У нее были свои ключи?
        - Да, были.
        Маша опустила голову, судорожно соображая. Говорить про звонки с ее домашнего и на домашний не имело смысла. Во-первых, не поверят. Во-вторых, звонок с домашнего на ее мобильный может ей стоить свободы. Скажут, что она действительно вернулась в город, чтобы проверить. Там застала подругу… с мужем, гадость какая, и убила ее в состоянии аффекта. Его пожалела. Или на нем ее аффект закончился, если можно так выразиться.
        - Зачем она пошла в ваш дом, если вас там не было?
        Шпагин каждым нервом, застуженным в армии коленом почувствовал, что секрет в этом какой-то есть. В этой наклоненной голове, судорожных вздохах. В сгорбленной спине и крепко сжатых пальцах, в которых зажат комочек носового платка.
        - Она просто зашла в туалет. Была где-то рядом и зашла.
        - О! Так вот как можно использовать квартиры друзей?! Просто как сортир?
        - Ну, зачем вы так? - Маша съежилась. - Зоя позвонила мне, или я позвонила Зое, точно уже не помню. Но можно посмотреть на моем мобильном… Мы поговорили. Она думала, я дома. А я за городом. Она рядом с нашим домом где-то была. Сказала, что зайдет ко мне и… Дальше вы знаете.
        - Здорово! - зло оживился Шпагин, усевшись на край своего стола. - Значит, зашла в туалет и за это поплатилась?! Вам самой-то не противно?
        - От чего?
        Маша глянула на его колени, обтянутые тканью хороших брюк. Колени были крепкими, мощными.
        Он, видно, был сильным - Шпагин этот. Крепкая шея, хорошо развитые мышцы рук, грудные мышцы. Наверняка в качалке торчит часами. Ее Володе тоже неплохо бы подкачать брюшной пресс. А то совершенно распустил себя физически и морально. Хорошо, беда его немного приструнила. Последние дни безвылазно сидит дома, часами торчит за компьютером. Прекратились его чудовищные ухмылки, смотрит робко, говорит тихо, почти ласково. Может, все его дамы с безупречной репутацией разом отвернулись от него? Перепугались страшного происшествия, случившегося в его доме, и откачнулись?
        Радует ее это или нет? Маша затруднялась ответить. Ее давно перестал волновать собственный муж. Ей совершенно не хотелось находиться с ним под одной крышей. И она при каждом удобном предлоге срывалась в теткин дом. И еще…
        Ей хотелось переспать с Женей, которого ее покойная подруга окрестила тринадцатилетним. Желание было почти болезненным, оттого казалось ей постыдным, порочным, продиктованным стрессовой ситуацией. Именно по этой причине она медлила, а так бы уже давно вывезла его за город, впустила в теткин дом и…
        - От чего мне должно быть противно, Игорь Алексеевич? - очнулась от запретных мыслей Маша.
        - От собственного вранья! - повысил Шпагин голос и пересел на свое место, неприлично все же, когда лицо допрашиваемой находится на уровне твоих бедер.
        - Почему? Почему вы так считаете?
        - Потому что я знаю, что вы врете, - фыркнул он чуть тише.
        Шлепнул пальцем по клавише пробела, уставился в монитор, будто что-то там вычитывал. На самом деле там покоился полуразложенный «паук», он так и не придумал, куда втиснуть крестовую десятку. Она все портила.
        - Вы врете мне, Мария Сергеевна, - продолжил Шпагин рассеянно. - Ваша подруга зашла к вам домой не в туалет. Я в этом практически уверен. Знаете, почему я уверен?
        - Нет.
        - Потому что в соседнем с вашим домом здании находится гипермаркет, где туалетов этих… С какой такой блажи, скажите, ей проходить мимо них и лезть к вам на этаж? А? Молчите?
        Он ее поймал. Конечно, поймал. Врать про туалет не стоило. А про что? Про цветы? Так она сама утром была дома, могла полить. Маша прикусила нижнюю губу.
        - Зачем пошла к вам в дом ваша подруга, Мария Сергеевна? - Шпагин повеселел, крестовая десятка нашла свое место, еще пара шагов, и можно раскладывать следующий уровень. - Она что, встречалась с вашим мужем?
        - Нет! Она его едва терпела! - Маша оторопела. - Он вообще не в ее вкусе…
        - Так часто говорят друзья и подруги обманутых супругов, - покивал с пониманием Шпагин, методично щелкая мышью. - А на деле оказывается, что эти друзья и подруги годами спят с их половинкой. Так что скажете?
        - Исключено!
        Маша скинула с плеч плащ, ей сделалось жарко, душно. Не терпелось на воздух, за город, в теткин дом, посидеть на скамеечке на заднем дворе, подумать. Без вмешательства этого едкого Шпагина, который нагло сидит и раскладывает пасьянс, делая вид, что усиленно трудится. Маша по щелчкам мыши могла без особого труда определить, в какую игру сейчас играют ее подчиненные. Безошибочно угадывала. Двоим это стоило их рабочих мест. Это когда они не прореагировали на ее замечание.
        Шпагина она уволила бы мгновенно! Не дав возможности открыть рот для оправданий и перейти к следующему туру.
        - С клиентами так не работают! - плюнула бы она ему в лицо. - Даже если вы их подозреваете во всех смертных грехах! Это ваш клиент!!!
        Н-да, разница заключалась в том, что в настоящий момент перевес был явно на его стороне. И она не была его клиенткой. Она была подозреваемой, кажется. Хотя никто никаких обвинений ей не спешил предъявлять. Пригласили на беседу, и все.
        Но все равно она бы его уволила без всяких объяснений.
        - Итак, ваша подруга и ваш муж - несовместимы? - Шпагин довольно улыбнулся - пасьянс сложился, наконец. И перевел взгляд с монитора на барышню. - И никакого романа у них не было и быть не могло?
        - Совершенно точно, - кивнула она с понимающей ухмылкой, покосившись на монитор. - У Володи, конечно, случаются романы. Но все они сторонние. Зои это никак не касалось.
        - Снова повторюсь, Мария Сергеевна! - елейно осклабился Шпагин, сложил пальцы домиком, помотал ими в воздухе нетерпеливо. - Зачем она пошла к вам в дом в ваше отсутствие?! Зачем?! Почему вы не желаете ответить мне на такой простой вопрос?! Что за тайны?! Она же не должна была там быть одна! Но вдруг очутилась. Это вы? Вы послали ее туда?!
        - Да. - Маша поежилась, будто за шиворот ей швырнули гость снега. - Совершенно точно, я послала, попросила, или она сама вызвалась. Уже не помню. Но Зоя решила проверить мою квартиру.
        - На предмет?
        - Мы с ней подумали, что там… Что там Вовка с какой-то одной из своих девок.
        - Вовка - это муж?
        - Да.
        - Но он же был за городом!
        - Да.
        - И кого тогда должна была проверять ваша подруга?! - Шпагин недобро прищурил голубые глазищи. Погрозил ей пальцем. - Опять врете?
        - Ничего я не вру! Он сказал мне, что уезжает за город. Но это ведь могло быть и неправдой, так?
        Ох, как не хотелось рассказывать о звонках! Как не хотелось! И если он сейчас не задаст главного вопроса, она промолчит. Ну, а если задаст, придется…
        Он задал его.
        - А что заставило вас думать, что он не уехал?
        - Кто-то звонил мне с домашнего телефона на мобильный, - упавшим голосом пробормотала Маша и пожала плечами. - Звонил. Кто?
        - А правда, кто?
        - Я не знаю.
        - То есть? Не понял. Вам позвонили с домашнего телефона, номер высветился на мобильном. Правильно?
        - Абсолютно.
        - И вы не знаете кто? Как такое может быть?
        - А так, что мне не ответили. Я - алло, алло, а в ответ тихо! - Маша тяжело вздохнула, подумала и всплеснула руками. - Что я должна была думать? Меня дома нет, Володя сказал, что уезжает с компанией за город.
        - Он не соврал, - кивнул Шпагин, ткнув пальцем в папку с делом. - Это подтверждено свидетельскими показаниями.
        - Тогда кто мне звонил из моего дома?! Звонил и молчал! Звонил и молчал! Это просто… - она сжала виски. - Это же просто сумасшествие какое-то! Сначала на домашний, потом с домашнего! Как такое возможно?! Кому это нужно вообще?!
        - Что конкретно?
        - Сводить меня с ума этими постоянными звонками?! Звонят и молчат, звонят и молчат!
        - Та-аак…
        Шпагин с минуту ее рассматривал.
        Она уже не казалась ему слишком волевой, слишком сильной, слишком безупречной и оттого сделавшейся ему сразу неприятной. Она была уязвима, эта очень симпатичная барышня. Она оказалась ранимой, загнанной в угол, испуганной. И Шпагин мгновенно сменил свою неприязнь на симпатию.
        - Давайте мы с вами выпьем кофе где-нибудь неподалеку, у меня как раз обеденный перерыв, и вы мне все расскажете подробно. Идет?
        Ее согласие и не требовалось, он уже достал тонкую кожанку из шкафа и распахнул дверь кабинета.
        Маша медленно поднялась, застегнула плащ, взяла в руки сумочку. Ох, как не хотелось ей общаться с этим Шпагиным вне стен кабинета. Ох, как не хотелось. Но выхода, кажется, у нее нет. Как-то так незаметно он одержал верх над ее принципами, главным из которых был - невмешательство в дела посторонних и недопущение до дел своих. Что будет дальше?..
        Глава 5
        Виталик Воеводин оцепенело смотрел на миску овсяной каши, которую поставила перед ним девушка. Девушка, имени которой он не помнил, ходила по кухне совершенно голой. Он снял ее вчера вечером в баре, привел домой, называл как-то, но не помнит, как. Утром проснулся, попробовал секс с ней, вышло плохо, как-то неуверенно. Ему сделалось противно, и он скрылся в ванной. Просидел там минут сорок, надеясь, что она исчезнет.
        Не исчезла. Принялась хозяйничать. Лазить по его шкафам, холодильнику. Наварила какой-то дребедени, потрясая обвислыми сиськами над кастрюлькой с молоком. Дребедень получилась сизая, рыхлая, прямо как ее задница.
        - Кушай, Виталян, - сипло предложила девушка, села напротив, поставила локоток на стол, заулыбалась. - Решила тебя немного подкормить, а то чего-то к утру ты ослаб.
        - Тебя при дневном свете увидал, - процедил Воеводин сквозь зубы. - Вот и не встал у меня. Вали вообще отсюда!
        Он не терпел никакой критики. Отец, его покойный отец знал об этом и щадил сыночка. Но вот мачеха! Та всегда его гнобила. На каждом шагу напоминала, что у него некрасивые веснушки, что зубы надо исправить, что нос его мог бы быть чуть побольше. А то несерьезный для мужчины нос. Не в отца он уродился, совсем не в отца.
        Господи, как же он ее всегда ненавидел! Как жаждал ее смерти! Мечтал, будучи еще ребенком, что она падает с лестницы второго этажа, беспомощно машет руками, таращит испуганно глаза, разбивает об пол свою тупую башку. И кровь… Много, много крови на полу, ковре, стенах.
        Он по-разному мечтал. И задушенной ее видел, и утонувшей в собственной ванне, и машиной сбитой, и от сердечного приступа крякнувшей. Но больше всего ему нравилось наблюдать в своих видениях, как она летит со второго этажа и расшибает свою поганую, тупую башку.
        И тогда они с отцом остаются вдвоем и живут долго, счастливо, дружно, беззаботно. Его отец был беззаботным, радостным, добрым человеком. Его все любили. Это только мачеха называла его раздолбаем. Это только она унижала его, заставляла работать много и неинтересно.
        - Мне на что-то надо содержать твоего оболтуса, - всегда приводила она самый весомый аргумент в их спорах. - Он же растет не по дням, а по часам. Ему нужно много одежды, много еды.
        Вранье было чистой воды. В одних штанах Виталик мог ходить месяцами, она ему даже не стирала. Кормила сносно, тут спору нет. Но вот одевать нарядно, стильно, добротно не спешила.
        - Ни к чему тебе выделяться. Одежда должна быть удобной и прикрывать наготу. И все!
        Отец иногда вступал на его защиту, прятал от ведьмы деньги, и им удавалось приодеть его к какому-нибудь празднику именно так, как требовали время, возраст, статус мероприятия. Ведьма, узнав, закатывала отцу скандал, но он просто не реагировал, зная, что его сын счастлив.
        А потом не стало отца. Не ведьмы, мерзкой, ехидной, сухопарой, как тарань. А не стало отца - доброго, смешливого, жизнерадостного человека, которому жить бы да жить.
        На сороковой день ведьма собрала Виталику вещи, поставила у порога и с поклоном и набором вежливых слов вышвырнула его из дома, который по документам принадлежал только ей.
        - Ты вырос, мальчик мой, - ехидно скаля беззубый рот, сказала она. - Тебе пора самому становиться на ноги. Жильем тебя мы с отцом обеспечили, так что…
        Квартира, о которой смела заикнуться старая ведьма, принадлежала покойной матери Виталика. И ведьма никакого отношения к благим делам по его устройству в жизни не имела. Обеспечили они!
        Он переехал и больше с ней почти не виделся. Она не звала, он не скучал. Нет, его тянуло в дом, где прошло все его детство, отрочество и юность. Но не настолько, чтобы жертвовать своим выходным ради встречи со старой грымзой. Как-то раза два поздравил ее с днем рождения. По телефону. Она вежливо отвечала. Интересовалась его делами. Он с охотой сообщил, что нашел хорошую работу, что неплохо получает. Что обустроился. Она поддакивала, желала удачи. Однажды даже пыталась предаться воспоминаниям об их общих с отцом праздниках и днях рождения. Его чуть не вырвало. Он ничего такого не помнил. Все всегда было погано. Но он вежливо молчал и поддакивал. И даже вызвался починить ей забор. Правда, не успел. Ведьма подохла.
        Виталик жутко обрадовался тогда. Он с чего-то решил, что дом теперь достанется ему. Что он переедет туда, квартиру матери продаст. На вырученные деньги сделает в доме ремонт и заживет так, как когда-то давно мечтал: счастливо, свободно, беззаботно.
        Но ведьма и тут учудила. Она оставила все своей дальней племяннице, кажется, троюродной. Седьмая вода на киселе, ну! Девка, правда, красивая, породистая, манерная. Но почему он должен был лишаться родового гнезда из-за нее?!
        Он копошился, суетился, бегал, дергал, звонил, платил деньги. Все бесполезно. Дом достался Машке.
        - Вот если бы не оказалось завещания, тогда дом был бы по праву ваш. Вы ведь были усыновлены вашей мачехой, если я не ошибаюсь? - улыбнулся виновато нотариус.
        - Да, был.
        Виталик сморщился. Это усыновление стоило ему долгих лет упреков. Мачеха выгрызла ему весь мозг за свое доброе дело.
        - Вот… И вы являлись на момент ее смерти единственным наследником. Но это на тот случай, если не было бы завещания и не имелось других наследников.
        - Не было! - вскинулся Виталик. - Ведьма была одинокой!
        - Ну вот… - нотариус опустил глаза на слове «ведьма». - Теперь же ничего изменить невозможно.
        - А если бы Машка крякнулась?
        - Простите? - старенький дядечка нахохлился так, что его редкий зачес на лысине вздыбился.
        - Ну вот, к примеру, Машка померла и что тогда?
        - Ах, вот вы о чем! - нотариус пожал сухонькими плечиками. - Ну у нее же есть наследники? Муж, брат, отец, если я не ошибаюсь?
        - Да, да, есть. Но вот если и они все того? Что тогда станет с домом?
        - Ну-уу, молодой человек… - дядечка пригладил подрагивающей ладонью встопорщившийся ершик волос. Укоризненно поджал губы. - Вы слишком многим желаете смерти. Они же молоды и…
        - Но вдруг? Тогда что станет с домом?
        Он плохо соображал тогда, что несет. Вернее, это его порочные мысли несли его куда-то. Воображение добросовестно набросало картины страшной кончины семейства Киреевых - Машки и Вовки - и Мысковых - папы Сережи и сынка Миши.
        К примеру, автокатастрофа. В машине все четверо и тут, бац, лобовое столкновение! Шансов выжить нет! Или на отдыхе, к примеру, за границей, а? Разве в цунами не могут попасть? Или в шторм, а? Некоторым вот везет. А он что, рыжий?
        Тут его словно тряхнуло. Он, в самом деле, был рыжим. Рыжим, конопатым, с кривыми зубами, которыми из вредности не стал заниматься в детстве. А все потому, что ведьма его критиковала и настоятельно велела обратиться к стоматологу.
        Еще у него был крохотный нос, не нос - сопелка с дырочками, как любила хихикать ведьма. Маленькие стопы тридцать восьмого - женского - размера. И узкие кисти рук. Такие узкие и изящные, что когда он просовывал в почтовое или банковское окошко документы или деньги и кассиры не видели его лица, то всегда обращались к нему - девушка.
        Дверь в прихожей громко хлопнула. Девица, имени которой он не помнил, обиделась и ушла, громко хлопнув дверью напоследок.
        Ему плевать. Могла бы с дверью этой в обнимку выйти. Зато он не будет теперь видеть ее дряблого синюшного зада, обвислых сисек с расплывшимися сосками, безликой морды со следами вчерашнего макияжа. Кашу какую-то сварганила, смотреть тошно. Неужели она думала, что он в самом деле станет это есть?!
        Виталик выбрался из-за стола, взял тарелку в руки и, ежась от окостеневших хлебных крошек, которыми всегда бывал усыпан его пол, прошел до помойного ведра. Каша вместе с тарелкой залегла на дно синего пакета. Виталик с хрустом потянулся, коснулся турки, висевшей на стене под шкафом, снял ее с крючка.
        Сварит он себе кофе. Крепкий, сладкий, со сливками. Нарежет колбасы, белого хлеба. Позавтракает приятно в одиночестве. А потом…
        А потом позвонит он Машке…
        Глава 6
        Лидочка поправила перед зеркалом парик. Ей понравилось, как она выглядит. Стройная длинноволосая блондинка в черном приталенном плаще, ботильонах на высоких шпильках. Лидочка повертелась перед зеркалом. Она прехорошенькая. Свеженькая, аппетитная, улыбчивая. Никто и не догадается, что всего сорок минут назад ей пришлось работать в течение трех часов.
        Клиент пришел рассерженным из-за того, что пришлось ждать в машине, пока не уберется из ее дома жених. А никто не виноват, что явился раньше времени.
        Расстроенным из-за расторгнутой помолвки. А зачем было старую жену бросать? Жил бы да жил, крутил роман с этой молодой переводчицей. Зачем сразу все ломать, комкать, превращать в мусор?
        И к тому же с ноющей поясницей. Видите ли, пришлось самому колесо менять на машине за городом, куда он свою нареченную повез смотреть строящийся дом. Там-то у них и вышел разлад. Ей не понравилось место. Не понравилась планировка. Потом не понравилось, как он матерился, меняя колесо. Слово за слово…
        Лидочке пришлось расстараться. И извинялась, и утешала, и массировала. И даже покормить пришлось, голоден был, бедолага. Хорошо, Мишка не сожрал все отбивные с картошкой. Тот пожрать не дурак. Метет все, что на стол поставишь.
        Она со всем справилась. Клиент даже поцеловал ее в губы на прощание, чего прежде никогда не делал. И денег дал сверх нормы.
        - Ты у меня такая одна, Аленка, - шепнул он, ущипнув ее за голый зад, до порога она пошла его провожать, разумеется, неодетой. - Если тебя не станет, тогда мне точно труба!
        - К жене возвращайся, - посоветовала она, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
        Время поджимало. У нее была назначена еще одна встреча, но в городе. И она никакого отношения к ее работе не имела. Никакого! Она имела отношение к ее будущему. К их с Мишаней общему будущему. Но об этом, т-сс-сс, ни слова. Никто не должен слышать даже ее мыслей на этот счет.
        - К жене?! - вытаращил осоловевшие после сексуального марафона глазищи ее клиент. - Сдурела?! Она же меня на пушечный выстрел не подпустит! А после того, как узнает, что я дом затеял на будущее строить…
        - Откуда она узнает-то, милый?! - рассмеялась Лидочка нежным, как звон колокольчика, смехом.
        Такой смех был исключительно для него. Другому нравилось, когда она просто улыбалась. Третьему, когда ржала в полное горло. А четвертый вообще предпочитал тишину. Разными они у нее были - ее кормильцы.
        - Но дома-то я не спрячу под землей, Ален! - он начал застегиваться на все пуговицы, сердито одергивая кожаный пиджак.
        - А и не надо, милый. - Она помогла выпростать манжеты рукавов сорочки, поправила запонки. - Просто скажи ей, что строил для нее. И все!
        - Для нее? - передразнил он, выдернул руку. - А то она не знает, что я собирался…
        - От кого она это знает, скажи? - Внутри все закипало от мужицкой тупости, но она оставалась милой и кроткой. - От тебя? Ты вот прямо так ей и заявлял: дорогая, я строю дом для своего будущего семейного гнездышка? Так?
        - Нет.
        - А от кого? От кого она о твоих планах узнала?
        - Ну… От людей.
        - Вот! Самое главное, что она не слышала этого от тебя, милый! А люди…
        Лидочка глянула на себя в зеркало, потрогала свой плоский, крепкий живот. Неужели уже очень скоро там кто-то будет жить, а? Маленькое такое сокровище с крохотными ручками и ножками и крохотным сердечком, которое будет биться под ее сердцем, полным нежности, любви и заботы.
        Ох, как ей этого хотелось! Как не терпелось наброситься на банку с маринованными огурцами, почувствовав в них дикую потребность. Как не терпелось встать на учет в поликлинике и ходить по магазинам, выбирая коляску и ползунки.
        - А люди всегда брешут, милый. - И Лидочка, заметив оживление в тусклом взгляде клиента, закрепила свой успех очередным приступом заливистого мелодичного смеха.
        За обнадеживающую волну он доплатил ей сверху еще сотню. И шепнул, что не побрезгует ею, если даже она будет с животиком.
        - Это так пикантно… - пробормотал он, выходя из ее квартиры.
        - Перебьешься! - скрипнула зубами Лидочка, захлопнув за ним дверь. - Осквернять святое не позволю!
        Она быстро убрала квартиру от следов его недавнего тут пребывания, тщательно вымылась, приняла какие нужно таблетки, нарядилась эффектно, но не броско. Дополнила все париком, чтобы узнать ее было трудновато, и через десять минут вышла из дома.
        По подъезду и двору она шла в капюшоне и темных очках. Когда завернула за угол, капюшон с волос скинула, расправила на плечах и спине длинные светлые локоны, поймала такси и продиктовала адрес.
        Всю дорогу она молчала, щедро заплатила водителю, дождалась, пока он отъедет, и только тогда пошла по тротуару, потом свернула во дворы и вскоре входила в подъезд сталинской пятиэтажки.
        - Долго ты.
        Дверь открылась, стоило ей поднять руку к звонку.
        - Обстоятельства. - Лидочка кивнула и вошла в квартиру, насквозь пропахшую сигаретным дымом и прокисшей едой. Она поморщилась. - Что же за вонища у тебя? Ты хотя бы проветривал!
        - Переживу. Бабки принесла?
        Лидочка снова кивнула, пошла в комнату. Там хотя бы можно было присесть без опасения вляпаться в недельную картошку или вермишель, пересыпанную пеплом. Но она все равно постелила на венский стул газету и только потом присела.
        - Итак, докладывай, - потребовала Лидочка. - Только без истерик, которые ты мне устроил по телефону. И с подробностями.
        Мужчина, которому было слегка за тридцать, но на вид под пятьдесят, с кряхтением уселся на продавленный грязный диван. Уложил на широко разведенные колени локти, сцепил заскорузлые пальцы в замок. Глянул на Лидочку с укоризной, покачал головой.
        - Если бы я знал, что там такая жопа будет, я бы ни за что…
        - Это я уже слышала. Дальше!
        - Короче… Короче, я вошел в подъезд, меня никто не видел. Квартиру открыл ключом, что ты мне дала, на раз! Эти самые на ноги обул, как их?.. - он глянул на нее с жалобным вопросом в мутных глазах.
        - Бахилы, - подсказала нехотя Лидочка.
        - О, точно! Обул их, в хату вошел. На руках перчатки. Все, как ты велела.
        - Дальше!
        Лидочка поморщилась, все это она уже слышала по телефону, чего повторяться? И даже премию ему за моральный урон принесла. И ушла бы уже давно отсюда, воняло нещадно. Но…
        Но к премии в ее сумочке добавилась еще сумма. И довольно приличная сумма. И сумму эту ее старый приятель по давнишней, давнишней жизни, когда она еще не была Аленкой, а он тем, что собой сейчас представляет, должен будет отработать. Отработать безукоризненно! Иначе она его просто… Она его просто уничтожит. Она сумеет, у нее получится.
        - Короче, я вошел, позвонил, как ты велела, этой телке на мобильный с ее домашнего телефона и вышел. Слышу, лифт на этаже остановился, и кто-то из него топает прямо на меня. А я в этих самых…
        - Бахилах, - с ядовитой ухмылкой подсказала Лидочка.
        - Точно, в них. И в перчатках, снять не успел. Пришлось наверх лететь. Там уже все снял, хотел спускаться. А у двери той, где я был, телка какая-то стоит.
        - Какая телка?
        - Не знаю, толстая. Спинища во какая! - ее старый приятель развел руки на метр. - Она вошла внутрь, дверь чуть прикрыла. И слышно стало, что она с кем-то по телефону начала говорить. А сама ходит по хате, ходит.
        - Ты прямо стоял этажом выше и слышал! - она недоверчиво качнула головой. - Что-то ты, брат, брешешь, сдается мне!
        - Ладно, Лидусь, чего ты? Такая корова по хате топала, с первого этажа услышишь. И по телефону голосила во все горло. Я это… - Он потер рука об руку. Колупнул грязную мозоль. - Я так понял, она приехала хату проверить. Хозяйка ее попросила, она и приехала.
        - А вот тут стоп!!! - Лидочка резко встала со скрипучего стула и нервно заходила по комнате, огибая кучки мусора. - Скажи мне, дорогой друг, с какой скоростью ты передвигался по квартире после звонка Машке, что тебя едва не застала ее подруга, а?!
        - Что? С какой что?
        Он изо всех сил таращил водянистые глаза, изо всех сил старался выглядеть честным и прилежным. Но Лидочка ему не верила. Она слишком хорошо знала это опустившееся создание. Давно изучила все его привычки.
        - С какой скоростью ты передвигался по квартире, урод? - взвизгнула она, склонилась над ним и, превозмогая брезгливость, ухватила двумя пальцами за небритый подбородок. - Ты что там, как гусеница, ползал? Тварь!!! Давай рассказывай, чего ты там делал так долго?!
        - Я… Я ничего! - Он хотел помотать головой, но ее пальцы, словно тиски, держали его за подбородок, так что ныло в затылке.
        - Представляю себе картину! - прошипела Лидочка, локоны парика сползли на лицо, голове под ним было жарко, чесалось, и тут еще урод с сюрпризами. - Ты не просто позвонил, ты обшмонал всю хату, урод!!! Я тебе что говорила?! До телефона и обратно! Быстро, сноровисто. А ты что?!
        - А я что?! - Его патлатая голова ушла в плечи, глаза упорно смотрели в пол.
        - А ты по хате шарил! - она плюнула ему в голову, оттолкнула его физиономию растопыренной пятерней и тут же брезгливо потрясла кистью в воздухе. - Ну! Говори правду, скотина, или ни рубля не получишь!!!
        - Ладно, Лидуша, чего ты? - он заискивающе заулыбался. - Ну, взял из вазы три сотки, убудет, что ли, от них? А мне как раз на похмелку.
        - Что еще взял?! - она закатила глаза.
        Хорошо, заранее все продумала и велела перчатки надеть и бахилы. Иначе наследил бы ее стародавний друг так, что мало не показалось бы. И хотя в базе данных у ментов его отпечатков не было, все равно…
        - Так… Пачку печенья в кухне. У них там целый склад в шкафу. Палку колбасы, холодильник завален. А мне жрать охота было. И кусок семги в упаковке. Жалко им, что ли? Они и не вспомнили, поди, после всего-то.
        - Вспомнить не вспомнили, а если бы?! - Лидочка всплеснула руками и с жалостью уставилась на приятеля. - Какой же ты все-таки, Серега… Неприкаянный… Я же даю тебе деньги! Регулярно даю! Ну, нельзя же так спускать их! Это же не вода в сортире, а деньги! Ладно бы сам пропивал, а то друзей потчуешь! А мне они, сам знаешь, как достаются!
        Он сердито засопел, бросил в ее сторону неприкрытый злой взгляд и прошептал:
        - Да уж знаю. Этот твой заработок жизнь мне и сломал. Кабы не заработок твой… Уже бы дети в школу пошли… Эх, Лидка, Лидка, что ты с нами сделала…
        - Не начинай! - поморщилась она недовольно, хотя в груди все сжалось от его упрека.
        Они ведь любили друг друга. Сильно любили. Она - молоденькая хрупкая медицинская сестренка со «Скорой помощи». И он - подающий надежды художник. Суперсочетание, да? В плане заработка. В плане планов на долгую счастливую, а главное, обеспеченную жизнь! У нее четыре с половиной тысячи рэ в месяц. И у него - сплошные надежды на заработок. Пока существовали вдвоем в этой вот хате - не такой убогой тогда еще, не такой загаженной, а вполне пригодной для жизни двух влюбленных, - все казалось нормальным. Счастливы даже были, смеялись часто, куда-то ходили, кого-то принимали у себя. Но когда на горизонте замаячил третий, Лидочка решила - все, хватит. Пора что-то менять в собственной жизни.
        Она и поменяла. Будущее материнство на аборт. Счастье с любимым на чужие, хорошо оплачиваемые ласки. Работу медицинской сестры на работу на точке.
        Серега долго ходил за ней. Даже как-то пытался купить ее на час. Плакал. Умолял вернуться, все бросить. Лидочка не послушалась. И он начал пропивать свой талант, свою жизнь и все светлые мечты на их совместную жизнь. Опускался стремительно. Все деньги, которые она ему давала и которые он вполне мог бы потратить с пользой для себя - квартиру отремонтировать, приодеться, работу поискать, - он спускал с невероятной скоростью.
        - Как пришли, так и ушли, - говаривал он. - Еще дашь. Ты же меня не бросишь, Лидуша? Нет?
        Она и не бросала, опекала его, насколько ей хватало терпения. Временами поручала всякие мелкие пакости. Как вот, к примеру, последнюю. Лидочка случайно подслушала, как ее будущий муж разговаривал с мужем Машки по телефону. И тот пожаловался Мишане, что Машке кто-то названивает на домашний телефон и молчит.
        - А Машка что? Паникует? - Мишаня тут же раздвинул рот в довольной улыбке, он всегда радовался неприятностям сестрицы.
        Что ответил Машкин муж, Лидочка не слышала. Но Мишаня удовлетворенно повторил:
        - Паникует… А что хоть ей говорят, когда звонят? Тебя не сдают? Нет? Это главное, Вован. Значит, молчат? Че-то какая-то фигня, не находишь?
        Лидочка больше не стала слушать, в ее прехорошенькой головке тут же созрело решение присоединиться к телефонному террористу. А почему нет? Досадить удачливой золовке, которая за последние месяцы не нашла часа, чтобы с ней познакомиться? Да завсегда рады!
        И они с Серегой составили план пакостничества. Только решили обойти телефонного террориста. Они продвинулись дальше. Решили, что позвонят Машке на мобильный с ее же домашнего. Вот будет потеха, а! Она же просто собственную селезенку сжует, пытаясь догадаться, кто такое с ней проделывает.
        И Лидочка приступила к осуществлению плана пакостничества.
        Перво-наперво, она срисовала номер мобильного Машки, забравшись в память телефона своего Мишани. Потом сняла слепок с ключа Машкиной квартиры в доме у будущего свекра. Туда как раз его зять пожаловал с визитом, они с Мишкой Вову там ждали для беседы и знакомства. Знакомство, конечно, вышло так себе. Папаша из кожи вон лез, чтобы Лидочку в грязь втоптать. Мишка нервничал, Володя дергался, а Лидочка терпела. И попутно, отпросившись в туалет, сняла слепки со всех ключей на связке, что у Вовчика в кармане нашлись.
        Потом она купила в аптеке бахилы и пару перчаток. Снабдила Серегу ключами, бахилами, перчатками, подробными инструкциями и задатком в небольшую сумму. Вызнала у Мишани, как бы между прочим, когда Машка и ее благоверный разъедутся в выходные в разные стороны, оставив квартиру пустой, и…
        Ждать пришлось аж месяц целый. То Машка дома, то Владимир. В рабочий день не сунешься, вдруг кому приспичит домой заглянуть. Одна надежда была на выходные. Когда оба уедут отдыхать, да подальше.
        Дождались! И приступили к осуществлению. Да только все пошло не так. Вернее, первая часть их плана прошла как по маслу. А потом начались сбои, да какие!
        - Ладно, проехали, - произнесла Лидочка со вздохом, подошла к дивану, на котором горбился ее бывший возлюбленный, погладила его по жестким давно не мытым волосам. - Будем считать, что на хате тебя задержали дела, но ты благополучно оттуда смылся. Из подъезда не успел уйти, поднялся наверх. Но…
        - Но что?
        Он поднял на нее взгляд, полный надежды. Вдруг не уйдет сразу, вдруг останется, иногда бывало, иногда Лидочка даже купала его и ложилась с ним.
        - Но зачем ты потом вернулся в хату, дубина?! - Она легонько стукнула его кулачком в лоб, затем схватила за затылок и прижала его голову к своей груди. - Зачем, Сережа?!
        Он почти задохнулся от судорожного вздоха. Зажмурил глаза. Осторожно тронул кромку ее плаща, тронул заскорузлыми руками ее коленки, погладил.
        Лидочка… Его любимая и единственная…
        Он все готов был простить ей, все. Он любил ее, очень любил. Даже такую… продажную. И она где-то глубоко, глубоко в душе любила его. Он это знал, он чувствовал. Из одного сострадания, жалости она бы не приходила сюда. Она тоже его любит. Только изменить уже ничего не может. И он тоже не может.
        - Я не понял, что произошло, потому и зашел снова, - прошептал он, с трудом переводя дыхание.
        От Лидочки привычно пахло острыми духами, пудрой и чем-то еще, чем-то интимным, действующим на него подавляюще. Сергей отстранился, уронил руки на диван.
        - Я слушал, как эта баба по телефону с кем-то говорит. Ходит по квартире. Я как раз спустился этажом ниже и проходил мимо двери. Тут слышу, кто-то снизу чешет, по лестнице. Я снова наверх. Смотрю, мужик…
        Он замолчал, поднял на нее взгляд, полный страха и укоризны. Она ведь его вовлекла во все это. Из-за нее все! Пусть только попробует не остаться, стерва!
        - И что тот мужик?
        Лидочка снова уселась на стул, распахнула полы плаща, погладила себя по ляжкам, как раз в том месте, где ажурные резинки врезались в гладкую бледную кожу. Ухмыльнулась, прочитав в его глазах жадность, прошептала:
        - Пока не помоешься, даже и не думай!
        - Ага! - он мотнул головой, тут же вспомнил, что кусок мыла у него остался с прошлого ее визита и еще одноразовый шампунь в плоском пластиковом квадратике. Этого должно хватить, чтобы смыть с него недельную грязь.
        - Так что мужик, Сережа?
        Лидочка закинула ногу на ногу и прикрыла их тут же плащом, затравку проглотили, теперь он сделает все и даже больше.
        - Мужик этот постоял возле двери, послушал. Пару минут, не больше. Потом легонько так локоточком дверь толкнул. - Сергей судорожно сглотнул, не сводя глаз с подола ее плаща, запахнутого наглухо. - И вошел в квартиру. Сначала тишина, потом баба эта вскрикнула негромко и коротко. И все…
        - И что дальше? - Лидочка принялась рассматривать свой идеальный маникюр, покачивая левой ножкой.
        - Дальше стук такой, как будто что-то уронили. Потом какая-то возня и… И мужик этот из квартиры вышел и вниз по лестнице пошел. А я…
        Тут Сергей смутился и замолчал. Дальше он совершил самую большую, на его и ее взгляд, глупость. Так нельзя было поступать, а он поступил. И подставился.
        - А ты, милый?
        Улыбка Лидочки сделалась до приторного елейной. Но глаза при этом заледенели, сделавшись похожими на два осколка от его рюмок из венского стекла. Остались от прежней жизни с родителями. Красивые такие рюмочки, синие с матовым стальным отблеском, когда на них падали лучи света, они холодно искрились. Вот у Лидочки сейчас стального блеска в глазах было много больше, чем синевы.
        Он боялся, когда она бывала такой. Случалось это не часто, но случалось. Она могла его и побить. Сильно, до синяков. Однажды даже ребро ему сломала. Он не сопротивлялся. Как же он с ней? В рукопашную? Он не мог.
        - А я снова вошел в квартиру, - нехотя признался Сергей.
        - И что там?
        - А там я обнаружил мертвую бабу. Ту самую, с такой вот спинищей, - он снова на метр развел руки. - Она валялась на ковре с пробитой башкой, смотрела в потолок, сумка в стороне и…
        - И что в сумке, идиот?
        - Ладно тебе, малыш, я что, совсем дурак, что ли? Я в сумку не полез. - Сергей обиженно засопел. - Я же не грабитель!
        - Ага, ты просто глупый мелкий воришка, позарившийся на палку сырокопченой колбасы и упаковку рыбы. - Лидочка тяжело, с присвистом вдохнула, выдохнула, задумчиво помотала головой. - Он видел тебя?
        - Нет! Отвечаю, нет! - Сергей стукнул себя кулаком в грудь, обтянутую старым грязным джемпером. - Я снова наверх поднялся и простоял там минут пятнадцать.
        - Засекал? - усомнилась Лидочка. - У тебя же часов нет.
        - Так много времени прошло, отвечаю. И когда я вышел, его не было. Пусто во дворе было. Отвечаю! Да он что, дурак, что ли, там торчать?
        Может, и не дурак. Лидочка покусала нижнюю губу. А может, чрезвычайно умный. И решил притаиться где-нибудь, чтобы посмотреть, кто выйдет за ним следом. Маловероятно, но ведь могло такое быть? Могло. А этот идиот небось выскочил из подъезда с вытаращенными глазами и распахнутым ртом, будто за ним черти гонятся. И не факт, что он после обнаружения трупа в Машкиной квартире снова на этаж поднялся и подождал. Может запросто и соврать ей, чтобы до тела его допустили.
        Ох, беда с ним, с Серегой этим. Кабы не ее новая задумка, она бы теперь ему по мордасам хорошо съездила. Но нельзя, нужен он ей. Очень нужен.
        - А перчатки с бахилами куда дел? - вдруг спохватилась она, выразительно показав ему подбородком в сторону двери в ванную.
        Сергей вскочил с дивана, рванул в ванную, на ходу стаскивая с себя грязный джемпер, футболку с рваными рукавами. Бросил все это кучей на пол в углу почти пустой комнаты.
        - Сережа! - прикрикнула на него Лидочка, не дождавшись ответа. - Перчатки с бахилами, спрашиваю, куда дел?
        - А, это! Ты не волнуйся. Я их в урну за углом дома выкинул. Никто не видел!
        Если тот мужик, что убил подругу Машки в ее квартире, не дурак, а чрезвычайно умен, и если он видел, как выскочил из подъезда Серега, а потом видел, как тот избавляется от улик, то он наверняка что-то смекнул.
        Что, например, мужик этот с вытаращенными испуганными глазами, бомжеватого вида, где-то на этажах тоже промышлял. Карман-то вздутый, значит, не пустой. Что, например, мог видеть его в подъезде. Что, например, мог видеть его входящим и выходящим из квартиры, где потом обнаружат труп женщины.
        - Дерьмо! - скрипнула зубами Лидочка, встала со стула и принялась расстегивать на себе плащик. - Убила бы, скотину! Вечно облажается!
        Она никогда не убила бы его, побить могла в назидание и в рамках воспитательного процесса, но убить - нет! И никого не подпустила бы к нему для расправы близко. Никого!
        Слишком много из прежней чистой жизни их связывало, чтобы она могла запросто так вот от него отмахнуться. После того как она похоронила все свои мечты о счастье, после того как похоронила свою совесть, душу, Серега оставался единственным напоминанием о том, что она когда-то была другой. Чистой, умной, порядочной. Он и любил ее по-другому. Не так, как эти платившие ей хамы. Не так, как Мишка - алчно, собственнически. Серега любил ее нежно, трепетно, искренне, как прежде.
        Он помнил. Она помнила, потому что он помнил. И от этого она казалась себе немного чище.
        К тому же он всегда был под рукой, если в нем возникала необходимость. Для всякого рода ее пакостничества. Она еще кое-что наметила. Чуть серьезнее прежнего и чуть опаснее, но кто-то же должен ей помочь, в самом деле!
        То, что Серега мог засветиться, ее взволновало. Убийца мог видеть его, мог проследить до дома, мог…
        Так, стоп! Если бы он Серегу выследил, его давно бы уже не было в живых. Прошла почти неделя! Скорее всего, залетный какой-нибудь. Дело сделал и из города давно слинял. Пронесло, и забыли! Сейчас дела предстоят поважнее. Сейчас ей надо так обласкать своего бывшего возлюбленного, чтобы он был вне себя от счастья. Ну и при этом чтобы всякие мысли грязные на ее счет в его лохматой голове не объявились. С ним надо всегда оставаться чуть целомудренной. Всегда!
        Лидочка осторожно, чтобы не запачкать, повесила плащ на спинку стула, сверху пристроила парик. Потащила вверх подол платья. Избавилась от нижнего белья, чулок, снова натянула ботильоны, распушила волосы, и пошла в ванную, где громко молотили об облезлую ванну мощные струи воды.
        Больше в этой хате прислониться было негде…
        - Господи… Сережа… - Лидочка судорожно дышала, наступив на его ступни, стоять в ванне без воды сделалось прохладно. - Какой же ты… Ты самый лучший… Даже странно…
        - Что странно? - одной рукой он крепко прижимал ее к себе за поясницу, второй держал за затылок. - Что такое отрепье, как я, может так любить?
        - Нет. - Она поежилась в его руках, потное тело пошло мурашками. - Включи воду, мне холодно.
        Сережа послушно открыл душ, сделал воду погорячее. Они пододвинулись так, чтобы вода попадала им на спину и грудь, но не мочила волосы.
        - Ты так много пьешь, а такой… Сильный! - Лидочка, зажмурившись, прижалась щекой к его плечу, они были почти одного роста. - Может, ты бросишь пить, а, Сережа?
        - А может, ты бросишь тогда своего жирдяя? И вместе с ним всех своих остальных, а?
        Он спросил просто так, без злости и упрека. Она и не обиделась. Оба знали, что назад пути нет. Ни ему, ни ей. Слишком велика была зависимость у обоих от выбранной ими жизненной иглы.
        - Лидочка моя… Славная… - шепнул он ей и потянулся губами к ее рту. - Любимая… Ты ведь знаешь, что никто тебя не будет так любить, как я, знаешь?
        - Знаю.
        Она послушно ответила на поцелуй, хотя было неприятно целовать его. Немного даже мутило от проевшего ему все внутренности перегара.
        - Ты ведь не просто так ко мне пришла, да, малыш?
        Он все еще прижимал ее к себе, но понимал, что она сейчас начнет возиться, высвобождаться из его рук, потом вылезет, вытрется, оденется и снова станет чужой и недосягаемой.
        Иногда…
        Иногда, не часто, его посещали страшные мысли. Они были ужасными, липкими, от них его бросало в пот, и он их суматошно гнал от себя. Но они в последнее время навещали его все чаще и чаще.
        А что, если взять и умереть с ней вместе, а?! В один час, в одной постели, в одно мгновение, в один выдох?!
        Потом его тяготили угрызения совести, делалось потным и вялым все тело и сохло во рту. И он даже не мог себе представить, как бы он вообще сотворил такое с ней, с собой?!
        А сейчас вот вдруг взялось и придумалось. Наверное, это оттого, что очень, очень не хотелось ее отпускать.
        - Лидочка, милая…
        Сергей нащупал у нее на шее пульсирующую жилку. Погладил заскорузлым, но тщательно отмытым пальцем. Чуть надавил, подержал так какое-то время, хотел увеличить давление, но тут же испуганно убрал палец в сторону.
        Она даже ничего не заметила. Стояла, прижавшись тесно к нему, и спокойно дышала. А потом она начала говорить, и он пожалел, что не довел до конца свое страшное намерение. Но было уже поздно, его мечты сменились страхом, липким потом, сухостью во рту. Он уже ничего не мог поделать ни с собой, ни с ней, ни с ее жутким планом.
        - Я не могу! - просипел Сережа, когда они уже давно выбрались из ванны, вытерлись, оделись и снова сели друг против друга в единственной комнате. - Я не могу, милая! !
        - Сможешь! И сделаешь! Оставляю тебе денег. Приведи в порядок квартиру, в конце концов, трахаться с тобой уже негде стало! - Она вдруг сделалась нервной и напряженной, заторопилась: - Приведи в порядок себя. Купи что-нибудь из одежды. Можешь попить пару дней. К концу недели будь готов! Я позвоню!
        - Я не могу… - прошептал он ей вслед, но она уже не услышала, ушла. - Я не могу… Я никогда никого…
        Глава 7
        Сергей Иванович Мысков вяло ковырялся в тарелке старой алюминиевой вилкой. Завтрак состоял из вчерашней гречневой каши с постным маслом. Котлетой либо сосиской он пренебрег. От мяса стареют, вычитал он где-то не так давно. Стареть не хотелось. Хотелось еще долго-долго оставаться молодым, бодрым, юным духом и телом. Тело пока не подводило, по утрам он почти час занимался физзарядкой, потом обливался холодной водой, брился, мазал лицо увлажняющим кремом. Тело не подводило. Морщин было мало. Но вот сила духа…
        Дух поостыл в его бодром теле. Все как-то разом перестало радовать, накатывало смятение, грызла непонятная тоска. А с чего? Из-за погоды? Вряд ли. Весна за окном бушевала, скоро сады зацветут. Можно будет у Машки в саду пересидеть это время, надышаться на всю осень нежным ароматом. Она же не погонит его оттуда, Машка-то? Она же все, что у него осталось после того, как…
        После того, как его предал единственный сын - Миша.
        Ох, Миша, Миша! Что же ты наделал-то!!! Разве же можно было так?! Сколько с женой покойной планов строили о будущем своих детей. Сколько мечтали, баюкая их, орущих в колыбели. С Машкой все вроде нормально. Девка основательная выросла, серьезная. Иногда даже чересчур. С работой у нее все отлично. Квартира хорошая, дом опять же старая сволочь ей отписала. Муж…
        Муж, кажется, давно уже косит на сторону. А и черт с ним, с ее мужем. Нужен он ей? Она, кажется, его даже не замечает порой. Сама в себе как-то. Она вообще с детства была молчуньей. Смотрит так на тебя, молчит, а глазищи сверлят тебе башку, сверлят. Он, если честно, ее всегда побаивался. Так и казалось, что ляпнет невзначай ребеночек чего-нибудь при жене, и пиши пропало. Хотя он при детях ничего такого себе не позволял. Но дети, они, как провидцы, видят даже через стены. Н-да… Машка девка основательная, за нее и голова не болит. Если только от раздражения за ее излишний успех и нежелание возиться с ними со всеми.
        А вот Мишаня…
        Как же он так мог предать собственного отца?! Как мог променять его на проститутку, прости господи!!! Он ведь, когда узнал, так и сказал ему - либо она, либо я. И он что? Хлопнул его по плечу лапищей, ухмыльнулся, ушел, а через день позвонил и говорит, что выбор сделал не в его пользу. Так-то!
        Лидка девка красивая, и фигура у нее, и ноги. В проститутках-то уродин не особо жалуют, это он в кино видел. Там большинство красотки. И умасливать пыталась его, когда Мишка - идиот ее знакомиться приводил. Только он сразу сказал ей: не мечтай. Сказал, как отрезал. С Мишкой, конечно же, повздорили, он ушел, дверью хлопнул. Но, правда, ненадолго. Куда ему еще идти-то? К шалаве своей? Она небось в промежутках между ним, завтраком и обедом еще кого-нибудь принимает. Неспроста же он то и дело дома появляется. Неспроста. Какую-то пургу тут нес недавно про размен квартиры. Ага! Щ-щас! Они с матерью наживали, наживали, а он делить будет?! Нет уж, сынок дорогой! На-ка, выкуси!!!
        Сергей Иванович не заметил, как сложил кукиш свободной от вилки рукой.
        - Хрен тебе, сынок, - проговорил он негромко. - Сами зарабатывайте. У тебя будущая супруга о-оочень работящая! И на свадьбу ни рубля не дам!
        Деньги у Сергея Ивановича водились. Он на себя пенсию жены перевел, так теперь можно. А у нее пенсия была хорошая. Да и запасы, совместно нажитые, еще не профукал. Он очень экономный. И Машка опять же помогает, подкидывает. А он не транжирит их, как сынок, а складывает. Так что денежки-то у него есть. И Мишка, засранец, догадывается, что у отца кубышка есть. И кругами ходит вокруг этой темы, без конца затевая разговор о свадьбе и о больших тратах.
        - Мне твои затраты по хрену! - отрезал пару дней назад Сергей Иванович, стоило Мишке опять про свадьбу заикнуться. - Была бы девушка приличная, я бы, может, все отдал! Все, до последней копейки!.. - Это он лукавил, конечно же, и сам понимал, что лукавит, но Мишка-то об этом не знал. - Но на шлюху… Ни рубля не дам!
        - А если внуки пойдут, батя? - ныл Мишка, ходя за ним по квартире по пятам и нервно дыша ему в затылок. - Если внуки?
        Внуков Сергей Иванович давно хотел. Спал и видел себя с маленьким мальчиком за ручку, прогуливающимся по двору. Как разговоры с соседками ведет о присыпках, памперсах и витаминах, тоже в мечтах видел. И как на велосипеде кататься учит внука, мечтал.
        Если бы случилась внучка, он бы не расстроился. Внучка тоже здорово. Он бы даже плести французскую косу научился. Он по телевизору видел, как это делается. И сразу решил, что тоже сможет. Внучки, они хорошие, нежные.
        Внуков Сергей Иванович всегда хотел от Мишки, всегда! От Машки не ждал. Стоило представить, как малыш сверлит ему лоб умными, догадливыми глазенками, так тошно становилось. Ему Машки хватило в детстве. Не хотел он умных, догадливых малышей, не хотел. Пусть будут капризные, сопливые, но Мишкины.
        Но Мишка подвел! Он решил жениться на путане! Он сделал свой выбор в ее пользу. И детей решил с ней заводить, идиот! Там болячек каких-нибудь скрытых не счесть. Сколько она могла их за свою профессиональную деятельность нахвататься-то!
        Сергей Иванович со вздохом откинулся на спинку стула, глянул на застывшую кашу в тарелке. У него вот даже аппетита нет, и он нормально позавтракать не может. А завтрак для человека очень важен. Все они, дети! Все они виноваты, что лишили его аппетита!
        Сначала Мишка, а теперь и Машка не отстает!
        Машка-то, кто бы подумал! Такая вся правильная, стабильная, и на тебе - труп в ее квартире обнаружен! Что теперь будет? Наверняка по судам затаскают из-за ее подруги-коровы.
        Зойку Сергей Иванович не терпел, вечно с ней собачился. Не в открытую, конечно, цеплялись. Так, с подвохом, с подковырками. Машка теперь в центре скандала, да. Не все Мишке дерьмо лопатой мешать. И ее запятнали. Надо же…
        Он поймал себя на мысли, что немного повеселел. Взял в руки старую алюминиевую вилку, пододвинул тарелку поближе и принялся уминать остывшую гречневую кашу. Он съест все до последней крупинки, потому что это очень важно для его организма. Даже если это и невкусно, он все равно съест. Потом он вымоет посуду, приберется в квартире, выйдет на улицу и посидит на скамеечке часок с дворовыми кумушками. У них, как по расписанию, с одиннадцати до двенадцати - час обмена новостями.
        - Мы не сплетничаем, дамы! - склонялся он к каждой сморщенной ладошке с поцелуем. - Мы обмениваемся информацией!
        Потом он прогуляется, пообедает где-нибудь в городе, вернется домой, поспит часок, сходит на стадион. Там у него другая компания имелась, ходили они неспешно кругами, он иногда бежал трусцой рядом с ними. Там обменяется информацией. Вернется к ужину домой. Приготовит, съест, посмотрит телевизор.
        Если Мишка явится сегодня, можно будет обойти тошный разговор стороной и просто пообщаться, как раньше. Можно Машке позвонить, полюбопытствовать, как ее дела. Грешно признаваться, но он испытывал тайное удовлетворение от ее изменившегося голоса. Лишился прежних уверенных ноток, лишился. Подрагивающим стал, заискивающим. Позавчера дочка так вообще его здоровьем обеспокоилась.
        Прямо в трубку хотелось плюнуть! Чтобы оглохла она от его плевка!
        Здоровье его стало ее беспокоить, как же! Полиция, небось, всю холку истрепала ей своими вопросами, вот и об отце вспомнила. Когда в наследство вступала и деньгами ворочала на работе, небось, о нем не думала!
        Как из дома-то их с Мишкой погнала, стерва, а! Как наорала на них тогда! Мишка всю дорогу матерился.
        Ладно, жизнь все расставляет по своим местам. И тут все наладит, как надо.
        Сергей Иванович убрал веник за мусорное ведро, протер подмышки мокрым полотенцем, помусолил шариком дезодоранта, надел свежую футболку, спортивный костюм, присел в прихожей на маленькую тумбочку, чтобы обуться, и тут в дверь позвонили.
        Кто бы это мог быть?
        Он вдруг забеспокоился. К нему никогда никто не приходил в это время - с десяти утра до одиннадцати. Никто никогда! У Мишки ключи. Машка всегда звонит, прежде чем приехать. Да и была она тут год назад, наверное. Не жалует отчий дом, зажралась.
        - Кто? - строго спросил Сергей Иванович, подкравшись к двери с кроссовками в руках.
        У него почему-то вдруг отчаянно заколотилось сердце. Волнение ли то было или испуг, он сказать не мог. Но даже во рту пересохло.
        - Это я. Твоя дочь, папа.
        Сказано было очень тихо. Он не разобрал и повторил:
        - Кто, кто?
        - Это я, папа. Твоя дочь.
        Голос был женский, он не мог ошибиться. И будто на Машкин похож. Только тихо говорит чего-то. Хотя…
        Хотя у нее голосок подсел после того, как в ее доме убитую подругу нашли. Чего приперлась-то к нему в такое неурочное время, интересно? У папки на плече поплакать? Ишь ты, даже на работу свою наплевала ради родительского утешения. Ну что же, он готов ее выслушать. Готов посочувствовать. И даже советом помочь. Только вот пусть она половину дома Мишке отпишет. А то и весь! А что?! Вдруг ее посадят? Не найдут убийцу, на нее все спишут и посадят. Кому тогда дом-то останется? Вовке? Так кобелирует он, по слухам, направо и налево. Он на второй день в квартиру и в дом свою постельную шавку притащит. Мишка будет на съемном жилье мыкаться. Все равно с кем, хотя бы даже и с проституткой своей. А Вовка одним задом сразу на два дома жить станет?
        Нет уж, Машенька! Увольте! Коли пришла к папке за советом и сочувствием, будь любезна выслушать все до конца.
        Сергей Иванович прокашлялся, проговорил, будто немощно и болезненно:
        - Щас, доча, щас. Что-то сердце прихватило…
        Он на цыпочках вернулся к низенькой тумбочке, поставил кроссовки возле нее, носочек к носочку. Поправил седые волосы перед зеркалом, напустил в глаза скорби и страдания и тогда только прошаркал к двери.
        Дверь открыл, шагнул назад. Широко распахнутыми глазами наблюдал за тем, как она переступает порог, как ухмыляется премерзко, глядя на него сверху вниз.
        - Ты-ыы??? Ты чего это, а??? - просипел он, увидав в ее руках резиновую дубинку с металлическим наконечником. - Ты чего это удумала-то, а???
        - Пошел вперед, папа! - она уперлась металлическим наконечником в его дряблую шею прямо под подбородком. - Пошел! У меня оо-очень мало времени.
        - Так и не проходи, чего ты, а? - предложил он ей заискивающим, дребезжащим голосом, похожим на козлиное блеяние.
        - Я и так у тебя чрезвычайно редко бываю, папа. Есть разговор. Важный разговор, папа.
        Дубинка легонько ударила Сергея Ивановича под лопатками. Легонько ударила, а у него все тело заныло. Теперь уже от страха. Черт знает, что на уме у этой чертовой девки! Возьмет вот ему и черепок проломит. С нее станется, она всегда казалась ему сумасшедшей.
        - Сядь!
        Металлический наконечник дубинки опустился на край дивана. Сергей Иванович послушно сел, сдавил коленками подрагивающие старческие ладони. Вспомнил, как ныла душа у него за завтраком. Понял теперь, что чувствовала его душа, все чувствовала.
        - Есть разговор. - Она села напротив на стул, закинула ногу на ногу. Принялась поигрывать дубинкой, легонько тюкая ею по голенищу своего сапога.
        - Говори, раз пришла. Я слушаю.
        Он раздвинул губы в улыбке, хотя внутри все дрожало от страха. Ее улыбка внушала ему ужас. Дикий, первобытный, от которого хотелось визжать, забившись в дальний темный угол, и не выходить оттуда, пока все не закончится.
        - Ты мне должен, в курсе?
        Он согласно мотнул головой. Раз она так считает, пусть так и будет.
        - О-очень много должен, за то, что недолюбил, за то, что…
        У нее вдруг сдавило горло спазмом, и голос сел до сипа. И глаза наполнились слезами, видимо, от жалости к себе - сволочуге. Она запрокинула голову назад, и светлые кудряшки рассыпались по плечам и спине. Быстро справилась со слабостью, которая его, спору нет, порадовала.
        - Согласен?
        - Да. Недолюбил, - кивнул он еще раз.
        - Отлично, папа! - Она озорно и незнакомо сверкнула в его сторону глазищами. - Тогда ты понимаешь, что пришло время платить по счетам?
        - Понимаю, - осторожно согласился он, и душа снова заныла.
        Все ведь сейчас выпотрошит, гадина! Все вытащит из него, все до копейки, все до цента! Ему его сбережения душу грели! В самый тяжелый час вспомнит, бывало, о накоплениях и тут же радуется. Ему бедная старость не грозит, он побираться не станет.
        А чего же теперь-то? Теперь он будет нищ и гол, как сокол?!
        - Если понимаешь, плати! - предложила она и выразительно потерла перед его носом большим и указательным пальчиками.
        - Сколько? - еле выдавил из себя Сергей Иванович и понял вдруг, что трясется всем телом, как лист осиновый на ветру. - Сколько ты хочешь?
        - Я хочу все, папа! - и она рассмеялась звонко, раскатисто, как могла смеяться только ее мать.
        - Все?
        - Все!
        - А… А все - это что?!
        - Ты должен переписать на меня эту квартиру - раз! Ты должен оформить на меня дачу - два! Ты должен… Думаешь, я не знаю, что у тебя есть деньги?!
        - Квартира… Дача… Деньги…
        Он еле шевелил губами, повторяя за ней по пунктам ее ужасные требования.
        - Я не ослышался? Ты хочешь загрести все?!
        - Не ослышался! Все!!!
        - А… а как же Мишка?! Он-то как же?!
        - Мне твой Мишка по барабану, понял!!!
        Ее голос набрал обороты, сделался противным, неузнаваемым. Нет, нет, о чем он? Голос-то как раз стал невероятно похожим на карканье ее мамаши. Та всегда так каркала, когда что-то ему предъявляла. А предъявляла она почти всегда, ворочаться ей, суке, в гробу!!!
        - Надо поровну… дочка, - понизил голос Сергей Иванович. - По справедливости.
        - Что?! Что ты сказал?! Справедливость??? Я не ослышалась???
        Она вскочила на ноги, подлетела к дивану, на котором он горбился. И прежде чем опустить тяжелую резиновую дубинку с металлическим наконечником ему на голову, дважды ударила по дивану, почти задевая его ляжки.
        По голове она его ударила несколько раз. Сильно, с оттяжкой. Ему было очень больно, и он подумал, падая на пол, что ничего этой суке не достанется, если он помрет. Ничего! Он давно уже завещал все свое добро Мишке. Давно! Единственное, о чем в дикой тревоге всколыхнулось напоследок его сердце, - это деньги.
        Если эта гадина найдет его схрон, она заберет все! Все до копейки, все до цента, все до последней денежки. А там много, слишком много для нее одной…
        Глава 8
        Лидочку трясло, когда она поддерживала под руку своего Мишаню возле больницы. Трясло, когда она вытирала ему слезы с потного полного лица.
        - Мишаня, милый, ну успокойся, он старый человек, - шептала она, едва владея языком и губами.
        Рот одеревенел. У нее даже губы не шевелятся! Может, у нее микроинсульт? Мысль скользнула в голове отвратительной гадиной, сползла за воротник черной кожаной курточки, забралась под ремень джинсов и свела коленки судорогой. Она сейчас упадет! Упадет в обморок! И Мишка сразу переполошится еще больше, а когда придет в себя, то задастся вопросом: с чего это нежеланная нелюбимая будущая невестка так о свекре своем будущем печется?! Уж не она ли приложила руку к его голове?!
        Господи, спаси и сохрани! Господи, спаси и помилуй!!! И ее спаси, и Серегу ненормального, перестаравшегося до такой вот степени. Она же ему что сказала, идиоту?! Что??? Она велела ему немного покалечить старика. Немного! Чтобы он в помощи их с Мишаней нуждался. Чтобы на больничной койке очутился с переломами - пусть так, но в сознании. В сознании, с осознанием, что ему теперь без своей будущей невестки ну просто никак нельзя. Она ему вон и супчики протертые носит, и котлетки паровые, и свежевыжатый сок.
        Только старик не жрет ничего. Он в коме!
        Она так хотела, так!!! Она даже и думать не могла, что Серега его в кому спровадит. «Старик вряд ли выживет», - так сказал доктор, с которым разговаривал Мишаня. Старик получил множественные увечья. Некоторые просто несовместимые с жизнью в его-то возрасте. Он вряд ли оправится.
        Да не дай бог и оправится, резала страшная мысль пуще ножа! Оправится и говорить станет, что тогда?! Если уж не сумел сделать все как следует, надо было тогда уж до конца…
        Мишку ей было откровенно жалко. Мишка был просто раздавлен. Он, оказывается, очень любил своего отца. Очень! И расплакался, как ребенок, у нее на плече.
        - Найду, убью падлу!!! Клянусь! - сипел он, размазывая сопли и слюни по лицу. - Просто задушу собственными руками!!!
        Тут Лидочке вторично стало жутко страшно. Теперь опасность угрожала уже не только со стороны полиции. Если Мишаня подключится, разговорит соседей, он непременно узнает, кто был в тот день у Сергея Ивановича.
        А Серега там был, был! Она за ним из машины наблюдала, она его туда и привезла. Только ждать не стала, уехала. Так они договорились.
        Блин, блин, что же делать???
        Лидочка перевела дыхание, вытерла ладошкой мокрые от слез щечки.
        Если Мишаня выйдет на Серегу, это будет труба полная! Ему не составит труда узнать теперь уже от Серегиных соседей, кто его частенько навещает и по какой причине. А если он об этом узнает, то не видать Лидочке ни свадьбы, ни тихой семейной гавани с детишками и стабильным социальным положением. Мишаня ее бросит. А больше ее никто в жены не возьмет. Никто!
        - Лидуша, Лидуша, что делать-то?
        Миша вытер трясущейся ладонью лицо, надавил пальцами на глаза, плечи его снова начали вздрагивать. Лидочка осторожно повела его вдоль больничных стен к выходу.
        Пора его было увозить домой. А то он тут возле отцовской палаты окочурится точно.
        Она не повезла его к себе. Сегодня к одиннадцати вечера у нее была назначена встреча. Все должно было произойти быстро, но по хорошему тарифу. Клиент улетал на ПМЖ в Америку, обещал озолотить напоследок. Терять такое выходное пособие она не могла даже ради убитого горем Мишани. Ничего, она его сейчас умоет от соплей и слез, накормит, даст снотворного, посидит, побаюкает, а потом…
        - Я не хочу к отцу! - вдруг заартачился Мишаня. - Я хочу к тебе, Лидуша!
        - Милый… Милый… Успокойся… - Она съехала на обочину, заглушила мотор, глянула на него с мягкой укоризной. - Нам надо привыкать к этим стенам. Пора.
        - Считаешь? Но если отец выживет, он же тебя… - Мишаня съежился, глянул на любимую виновато. - Прости!
        - Все в порядке, милый. - Она погладила его пухлую бледную щеку, тронула кончиком пальца растрескавшиеся губы. - Я все понимаю. Но и ты пойми, Сергей Иванович, вернувшись, не сможет сам себя обслуживать. За ним нужен будет уход. Так ведь?
        - Да, - кивнул он рассеянно, рассматривая мокрый от дождя ствол тополя, в который Лидочка почти уперлась бампером.
        - А кто за ним, кроме нас с тобой, станет ухаживать? Маша?
        - Машке некогда, - машинально опротестовал он. - У нее работа важная. Она даже в больницу не часто заглядывает.
        - Вот видишь! Придется ухаживать нам. Кто, если не мы, а?
        - Никто, - согласно кивнул он, поморщился. - Так там страшно… В крови… Я не могу, Лидуша. Может, завтра? Уберем там все.
        - Уже все убрала, любимый. Уже все там в порядке. Даже лист обоев переклеила за диваном.
        Конечно, не она сама кровищу смывала. Конечно, пришлось раскошелиться и пригласить девчат из спецслужбы. Вылизали так, что не придерешься. И обои они переклеили. И даже шторы вызвались постирать. И окна вымыть.
        - Все равно мыть пора, весна, - с улыбкой предложила старшая из группы. - Вам облегчение, нам заработок.
        Лидочка согласилась, доплатила им. Квартира уже вчера вечером сияла чистотой. Полки холодильника ломились от продуктов. И это при том, что геройство это совершалось ею в состоянии жутчайшего стресса. Что ее трясло и лихорадило оттого, что совершил Серега. И оттого еще, что, возможно, придется говорить с полицией. Пока они лишь координаты ее записали, пряча многозначительные ухмылки за суровостью лиц. Пока беседа с ними только должна была состояться. А когда состоится, тогда что?!
        Они узнают, чем она зарабатывала на жизнь. Узнают непременно, что Сергей Иванович не хотел ее в невестки. И сразу сочинят мотив.
        Конечно же, у нее алиби! После того как она Серегу высадила из машины за пару кварталов от дома будущего свекра, она тут же помчалась к маникюрше. И проторчала в ее кресле три часа.
        Алиби железное!
        А Серега из дома ее будущего тестя исчез, как испарился. И позвонить ей должен будет лишь через неделю. Таков у них уговор. Менты не дураки, они ведь все телефонные разговоры пробьют. Все по минутам сопоставят. Был у нее один из них в клиентах, много порассказывал.
        Так что никаких контактов с исполнителем еще неделю. С того момента, как Сергею Ивановичу голову проломили сразу в нескольких местах, прошло пять дней. Еще ждать неделю. Потом уж она Сереге предъявит, идиоту. По полной программе предъявит. И за то, что перестарался. И за то, что дедушку ограбил. Квартиру перевернул, придурок, вверх дном. Мишка сказал, что отцов тайник пуст. Сколько же Сереженька прикарманил, а?
        - Мишаня, - нежно позвала она любимого, погладила по склоненной на грудь голове. - Едем?
        - Там, в квартире, правда все тип-топ? - он поднял на нее больные мутные глаза.
        - Да, поверь. Там все в полном порядке. Едем?
        - Едем, малыш.
        Они заняли спальню. Вещи Сергея Ивановича она еще вчера сгребла из шкафа и разместила в сумках в кладовке. Большую кровать застелила всем своим, новым. В большой комнате ничего пока не трогала. Вдруг старик и правда оклемается и вернется? Старый, хворый, немощный, он наверняка станет еще противнее, чем живой и полный сил. Нельзя, чтобы он не увидел, очнувшись, своих личных вещей. Не стоит торопиться, у нее вся жизнь впереди.
        Лидочка выкупала Мишаню, как ребенка. Даже голову высушила большущим новым полотенцем яркого лимонного цвета. Нарядила в новый махровый халат в синюю и серую полоску, помогла обуть удобные теплые тапки. Отвела за руку в кухню, где уже накрыла стол.
        Мишка почти не ел. Тупо, не мигая, смотрел куда-то в угол, вяло жевал паровую осетрину. И не чувствовал, поди, что жует. Лидочка даже обиделась на него. Но потом, пододвинув ему чай с ромашкой и растворенной в нем таблеткой снотворного, не удержалась, спросила:
        - Ну, милый, что там говорят-то?
        - Кто? Что? - он остановил руку с чашкой чая.
        - Врачи, полиция? Они единодушны в своем мнении, что нападение совершено одним человеком, или гадов было все же несколько?
        Ох, как ей хотелось уцепиться за это! Ох, как хотелось услышать версию про банду каких-нибудь уродов. Ох, как верилось, что следствие пойдет ложным путем!
        Но Мишаня ее разочаровал.
        - Этот урод был один. Удары наносились одним человеком. Следы от обуви одного человека.
        - Ага… - она потерла большим пальцем несуществующее пятно на столе свекра, которого не без ее помощи спровадили в кому. - И что еще? Какие-то еще соображения есть? Как они этого гада искать собираются?
        - Я не знаю. - Мишка хлебнул чая со снотворным, хлебнул еще, поставил чашку на стол. - Камер в подъездах нет. Их вообще тут поблизости нигде нет! Соседи мелют какую-то чушь про дочь.
        - Какую дочь?! - Лидочка аж подпрыгнула и за руку его схватила, удерживая чашку в своей руке. - Какую дочь, Мишаня???
        - Машку, какую же еще! - фыркнул он и глянул на нее, как на дурочку. - Тетя Таня со второго этажа, это отцова подруга по посиделкам на лавочке, говорит, что видела, как Машка входила в подъезд где-то перед обедом. Выходила или нет, она не видела, но как входила, видела… со спины. Машку же ни с кем не перепутаешь, так ведь?
        - Точно. А она сама что говорит?
        - Кто? Машка?
        - Ну!
        - А я знаю? - Миша вытаращил на нее осоловевшие глаза. - Я со следователем толком не говорил. Мне не до этого. Но врач сказал, что… Что отец не ожидал нападения. Он сидел на диване. Как сидел, так и упал. А Машка… Она что? Она ревет и молчит. Володьке, что ли, позвонить завтра расспросить?
        - Ага! Точно, Миш! Что это мы ничего не знаем-то? А про меня, Миш? Про меня ничего такого?..
        - Ты-то тут при чем, Лида?! - Мишка отчаянно зевнул. - Ну не любил тебя отец, не любил он тебя давно. Чего бы ты столько ждать стала? И в дом к нему полезла? Ты бы его на улице где-нибудь подкараулила, так ведь?
        - Иди ты! - она с обидой ткнула его в плечо кулачком. - Он же твой отец, Миша! Даже думать об этом дико! К тому же… К тому же я весь день была на людях, у кого хочешь спроси.
        - Ну да… - он кивнул. - Я же звонил тебе весь день. Каждые полчаса, наверное. Ты то там, то сям. Нет, я следаку так и сказал, чтобы к тебе даже не подкатывал. Тут все, мол, чисто. Машку, говорю, трясите. И бандитов, что в районе грабежами промышляют. Тайник-то разворотили, все забрали! А у отца бабло было, это сто процентов.
        И тут Мишка с тоской подумал, что еще две недели назад обдумывал свой собственный план. Чудовищный и грандиозный по размаху. Как же ему теперь за это стыдно и больно! Как же мерзко на душе!
        Он планировал ограбить отца! Он обдумывал, как это можно сделать, искал варианты, просчитывал время. Он злился на него. Не понимал его антипатии к Лидочке. Мало ли у кого какое прошлое, так? Бесился, что тот не дает денег на свадьбу. Что не хочет разменивать квартиру. И тут такое!!!
        Отца ему было очень, очень жаль. Старик не заслужил такой чудовищной боли перед смертью. И очень жаль было денег, которые он так и не успел стащить у старого скряги. А кому-то это все досталось. Кому?!
        Миша широко зевнул, потер глаза. От слез, что ли, так щиплет? Глянул на Лидочку. И чего отец взъелся? Красавица же, ну! И хозяйка какая! Квартиру в порядок привела за вечер. Всего настряпала. Спальню для них подготовила, мечта, а не спальня. Все новое, хрустящее, пахнущее отлично.
        И вдруг сразу захотелось в тишину этой самой спальни. Под пышное одеяло. Зарыться лицом в подушку, закрыть глаза и сладко, сладко спать. И не думать, и не печалиться. В конце концов, Лидочка права, отец уже старый человек. Ему все равно скоро было помирать. Хотелось бы, конечно, чтобы своей смертью. Но раз так получилось…
        Если помрет, квартира достанется ему. Миша сам видел завещание. Отец показывал. Это будет здорово. Он любил отчий дом. Ему тут всегда было уютно, в отличие от Машки. Та не любила здесь жить и, когда съехала, став самостоятельной, крайне редко тут появлялась.
        Чего тогда пришла в тот день, когда на отца напали? Что ей было нужно в это время от него, когда рабочий день в полном разгаре? И надо же, как совпало, стоило Машке у отца появиться, как его находят с пробитой головой и с пустой кубышкой. Как-то все…
        - Лидуша, я спать хочу. - Он почувствовал вдруг такую слабость, что еле удержался на стуле. - Проводи меня, а?
        Она проводила, стащила с него домашний халат, тапочки, уложила в кроватку, укутала одеялом. И стоило Мишане крепко смежить глаза и задышать ровно, как тут же засобиралась.
        Ей еще подготовиться к визиту клиента нужно. Тот любил на ней ажурное белье, черные чулки, хлыстик, резкий запах духов, яркую помаду, взлохмаченные волосы. Ударить в грязь лицом напоследок она не могла. Значит, надо торопиться.
        Лидочка вышла на улицу, поежилась от свежего ветра, нагонявшего дождь с запада. Села в машину, выехала со стоянки, и тут позвонил Серега.
        - Идиот!!! - скрипнула она зубами, вырулила со двора, влилась в плотный поток вечернего проспекта, сбавила скорость. - Нашел время!
        Она решила не отвечать. Договорились же, что он подождет, что он какое-то время подождет. Чтобы не было ни единой зацепки у полиции. Чтобы никак они не связали увечье ее будущего свекра с ней и уж тем более с Серегой!
        Не станет она отвечать! Пошел он…
        Он не пошел, это разбитое алкоголем и ее предательством чудище! Он пришел! Пришел прямо к ней домой! Хорошо, ума хватило дождаться, пока клиент свалит. А то заработала бы она, как же. Но вот следы их постельных баталий Лидочка смыть с себя не успела. И носилась по квартире в черных чулках, кружевном поясе, корсете, со смазанным макияжем и спутанными волосами.
        Если бы она знала, что это Серега, ни за что не открыла бы дверь. Она так устала, что решила по рассеянности, что клиент вернулся. Забыл, может, что-то. Распахнула дверь с дежурной улыбкой, а там ее бывший во всей своей красе.
        - Ты??? - ахнула она и тут же потянула вверх сползающий тесный корсет. Серега, какого черта???
        - Шлюха, - презрительно процедил он, оглядев ее всю с головы до ног. - Какая же ты все-таки, Лидка, шлюха! По сути своей, не по принуждению. А я, дурак, тогда этого еще не понимал.
        - Так! Короче! - Она взбесилась, схватила его за воротник короткой легкой куртки и втащила в квартиру. - Чего орешь? Чтобы соседи услышали?
        - Они, небось, и не такое тут слышат! - фыркнул ее бывший бойфренд с брезгливой гримасой. - Орешь, небось, как кошка под кобелями своими. Или ты с ними предпочитаешь сверху? А? Как?
        - Ой, да пошел ты! Отрепье!! Будешь меня еще лечить тут! За звукоизоляцию не волнуйся, она в порядке!
        Она резко развернулась на высоких каблуках и широко шагнула в комнату. Но Серега, ее всегда покорный и давным-давно влюбленный в нее Серега, вдруг поймал ее за локоть. Схватил больно и так рванул на себя, что она не удержалась и начала заваливаться. И он ее не подхватил, позволил упасть на пол. Лидочка оторопело моргала. Что это на него нашло?
        - Ты… Ты чего, а? - Она поползла в угол, ерзая голым задом по полу. - Ты чего?!
        - Я чего??
        Он присел перед ней на корточках - злой, с серым изможденным алкоголем и недоеданием лицом, с лохматыми, рано поседевшими космами волос.
        - Это ты чего, сука?? - И покорный всегда Серега ударил ее по лицу слева направо два раза. И ударил-то кончиками пальцев, а губы разбил. - Ты всерьез решила меня подставить под статью, да?!
        - Ты чего? - Лидочка захныкала, размазывая кровь по подбородку. - Чего дерешься? Что я Мишане скажу?
        - А мне срать на твоего Мишаню!! - Серега заорал так страшно, что она сжалась в комок. - И на тебя, сука, тоже!! Ты чего творишь?? Ты чего меня подставляешь??
        Он вскочил и ударил ее пинком прямо под зад. Лидочка разревелась. Не от боли, от обиды. Он никогда ее не трогал, никогда! Что же это такое, а?! От клиентов синяки сносить - это еще куда ни шло. Там синяки оплачены. А что себе позволяет эта рваная дрянь?!
        - Я… - ревела она, старательно пряча лицо в ладонях, если вздумает еще ударить, хоть лицо защитит. - Я тебя не подставляла, дурак! Это ты снова обосрался! Ты зачем старика так ухандокал?! Я же просила - легонько, а не так, чтобы тот впал в кому! Урод!!!
        - Вот тварь! - вдруг развеселился Серега. - Ну, просто конченая тварь!!! А ну пошли!
        Он поднял ее рывком с пола за затылок. Лидочка было подумала, что хана ее позвоночнику. Сгреб пятерней ее волосы на макушке и потащил в ванную. Там сорвал с нее все ее ажурные рабочие тряпки, бросил в ванну и пустил воду. Он мыл ее стиральным порошком!!! Господи, большего унижения она не испытывала никогда. Сыпал прямо на голову из коробки, тер мочалкой и щеткой, которой она стены мыла, и смывал мощной струей воды.
        - Вытирайся! - приказал он незнакомым гортанным голосом, швырнул ей в лицо полотенце. - И марш в спальню!!!
        В спальне он заставил ее поменять постель, и измывательства продолжились. Что он только не заставлял ее делать! И за бесплатно причем!!! Когда натешился, велел сварить ему кофе и подать с чем-нибудь съедобным, как полагается в нормальных домах.
        В нормальных домах Лидочке бывать не приходилось. Все больше у себя жила и гостей принимала. Но в кино видела и накрыла на всякий случай стол, как для Мишани. С салфетками. С хорошей посудой.
        - И это все?
        Серега презрительно скривил рот в сторону тарелки с колбасными колечками и сырными треугольничками.
        - Извини, больше ничего нет. От консервов ты отказался.
        Он кивнул и молча принялся есть, запивая все кофе. Она сварила для него большой кофейник.
        Лидочка оделась в джинсы и черную водолазку, аккуратно зачесала волосы назад и скрепила их заколкой. Серега потребовал, чтобы она выглядела, как человек. Она постаралась. Хотя смотреть на себя, на такую, в зеркале не могла. Мышь! Просто безликая мышь!
        Села напротив него за кухонным столом, уставилась на жующего друга. Задумалась.
        Что поменялось?! Почему вдруг все поменялось?! Что за новая расстановка жизненных акцентов?! Раньше он блеял, заискивал, в постель попадал лишь из великой милости и то, если заслуживал. Раньше он не то что руку, голос на нее поднять боялся! Почему вдруг он сделался сильным, властным, внушающим страх?!
        Почему?!
        Прозрела она к его третьей чашке кофе. Прозрела и напугалась еще сильнее.
        Серега был трезв как стекло! И трезв он был не только сегодня. А и вчера и позавчера, видимо. Она не учуяла перегара, с которым он сжился, кажется, навечно, вони немытого тела и грязных тряпок. От него пахло мятной жевательной резинкой. Кремом для бритья. И куртка его легкая, хоть и не новая, была чистой. И футболка под ней, и носки с трусами.
        Глаза смотрели жестко, и в них угадывалось что-то… Что-то из давно забытой жизни. Твердость какая-то, прочность. Он что-то для себя решил, поняла она. Он изменился и больше не пьет. И что-то для себя решил.
        Господи, только бы это его решение не шло вразрез с ее!
        - Итак, я хочу знать, что произошло? - немного увереннее, чем прежде, спросила Лидочка. - Что пошло не так? Зачем ты так старика?..
        - Это не я, - коротко, как пролаял, сказал Серега и опустил глаза в пустую кофейную чашку. - Когда я вошел в его квартиру, он уже еле дышал. В доме было все перевернуто вверх дном. Тот, кто приложился к его башке, что-то искал.
        - Деньги, - кивнула Лидочка, она сразу поверила ему, ему врать было незачем.
        - А-аа, понятно, - хмыкнул он и глянул на нее с озорством. - У старика были деньги? Откуда?
        - Он прижимистым был, ой, тьфу-тьфу… - она суеверно поплевала через левое плечо. - Чего это я? Он ведь жив!
        - Думаю, недолго. - Серега сложил руки на столе и рассматривал ее, будто видел впервые. - У него перелом свода черепа. С этим не живут.
        - Боже!!! - ахнула Лидочка, судорожно сглатывая. - Я, клянусь, не хотела, Сереж!!!
        - Догадываюсь. А кто? Кто хотел?
        - Не знаю! - она замотала головой, и ее хвостик заметался.
        - Может, Мишаня твой? Он ведь не чаял избавиться от отца.
        - Но не таким же образом! - заступилась за нареченного Лидочка. - Не зверь же он!
        - А кто, если не он? Кому была выгодна его смерть? Мотив-то… Мотив только у него и у тебя, дорогая. И если с тобой все ясно, то с ним мутно как-то, Лид.
        - Да нет, - она прикусила нижнюю губку, задумалась, глядя на своего бывшего.
        А что, если он прав и отца искалечил Мишаня?! Что, если это правда?! Это ведь…
        Это ведь в корне все меняет! Она не выйдет замуж за отцеубийцу! Ни за что не выйдет! Одно дело всякие шалости и пакости, совершенно другое - такое вот жуткое рукоприкладство. Если он с родным человеком так, то что с ней сделает?
        - Вот и я говорю, Лидок, - безошибочно угадал ее мысли ее бывший возлюбленный. - Смотри, выскочишь замуж за этого тюленя, горя схлопочешь!
        - Да ладно тебе. Не драматизируй уж слишком.
        Она поежилась, обняла себя руками, вдруг стало чесаться все тело, это от помывки порошком, видимо. Удумал тоже еще, сволочь.
        - Я не драматизирую. - Серега вдруг шлепнул по столу ладонью. - Я вот что тебе хочу предложить, дорогая…
        Глава 9
        - Вовка, я схожу с ума?! - истошно прошептала Маша, склонившись над спящим мужем. - Вовка!!!
        - Маш, ну чего ты? Чего? - он сонно забормотал, тревожно заворочался, но тут же перевернулся на другой бок и засопел, досматривая свой сон.
        - Я схожу с ума, - ответила сама себе Маша и вышла из его спальни.
        Она бродила по квартире уже почти час, не в силах уснуть. То ей ветер мешал, от него гудели провода во дворе, хлопала у кого-то форточка и до противного шелестела молодая листва.
        - Маш-шш, сядешь-шшшь… - слышалось ей в этом тихом издевательском шелесте. - Там, Маш-шш, пропадеш-шшшь…
        Конечно, она пропадет, если сядет в тюрьму. Она это точно знала. Там ужасно! Там свои страшные законы, по которым она не сможет жить. И она там просто пропадет, но…
        Но самое дикое заключалось в том, что пропадать она, кажется, начала уже на воле. Еще не было никакого суда. Ей никто не предъявил обвинений. Туманно намекнули, что она одна из подозреваемых в убийстве своей подруги и подозреваемая в покушении на убийство своего отца. Она пообещала следователю никуда из города не уезжать. Шпагин Игорь Алексеевич кивал, смотрел на нее с сочувствием и с каждым ее визитом вздыхал все тяжелее и тяжелее.
        - Маша, как вы не понимаете?.. - горестно воскликнул он сегодня при очередной их беседе. - Я мало что могу! Мало что могу, когда все против вас!!!
        - Ну что? Что против? - талдычила она, прикрывая трясущиеся губы ладошкой. - То, что у меня нет алиби?! Так у любого нормального человека, не собирающегося совершить преступление, его нет! Многие спят в одиночестве. Гуляют так же. Отдыхают! Если бы я собиралась кого-то убить или покалечить, уж я бы об алиби позаботилась, поверьте мне! Мозгов у меня на это точно хватило бы!
        Он снова кивал и смотрел с сочувствием. Потом разводил руками, подписывал ей пропуск и отпускал, с каждым разом все неохотнее, как ей казалось.
        Нет, сегодня он ее немного приободрил.
        - Вы, наверное, единственная, у кого нет мотива для убийства вашего отца, - проговорил он, провожая ее до двери кабинета.
        - А я что говорю! - подхватила она. - Мне ничего не было от него нужно, ничего! У меня все есть! Работа, квартира, дом, деньги… Что я могла выиграть от его смерти, если квартиру он Мишке завещал?!
        - А месть как, не прокатывает? - с надеждой воззрился на нее Шпагин.
        - Чего же я так долго ждала тогда? Он давно решил все оставить Мишке и не скрывал этого. Зачем мне было его калечить?! К тому же… К тому же не факт, что это я там была в тот день.
        - А кто тогда, Маша? - Шпагин укоризненно в который раз качнул головой и проговорил со вздохом: - То, что вы были у отца, - это бесспорно. Но почему-то этого не помните, отсюда считаете, что не были у него. Вы были, Маша, там, были, этот вопрос можно считать закрытым. Есть свидетельские показания и…
        - Ну какие показания, Игорь Алексеевич?! Какая-то подслеповатая старушенция видела будто бы меня со спины… А что видела, собственно?!
        - Волосы, плащ, сапоги.
        - И что?! Это все может принадлежать сотне других женщин. Тысяче! Это просто… Это просто совпадение!
        Он в такие совпадения не верил. Маша, к слову, тоже. И спустя неделю начала верить в то, что она в самом деле была у отца, просто не помнит этого. Может, и была, но не била! Точно не била его! И уж точно не обыскивала его квартиру!
        Тогда что она там делала?? И почему ни черта не помнит??
        Маша накинула халат на ночную рубашку, обулась в тапочки и вышла на балкон. Ветер поутих, перестав мотать чужую форточку и оставив в покое ветки деревьев. Стало так тихо, что слышно было гудение неоновых огней на торговом павильоне в десяти метрах от ее подъезда и суматошную собачью возню у помойных ящиков. Небо заволокло плотными облаками, обещающими к утру дождь. Скоро наступит еще один ненастный, безрадостный, полный тайн и загадок день.
        А что она помнит о том дне, когда случилось несчастье с ее отцом? Что осталось в ее памяти?
        Маша задумалась, провела рукой по глазам.
        Так, она проснулась с дикой головной болью. Пособачилась с Вовкой из-за очереди в ванную. Позавтракала стаканом молока и постным хлебцем. Дождалась, пока супруг уйдет первым, жутко не хотелось ехать с ним в одном лифте. Вышла на улицу, села в машину и, как всегда, поехала на работу привычным маршрутом. Высидела совещание, рассеянно отвечая на обращенные к ней вопросы генерального.
        - Да что с вами такое сегодня, Мария Сергеевна? - возмущенно воскликнул он под конец, не выдержав ее рассеянности.
        - Извините, что-то голова побаливает, - пожаловалась она и приложила руку к ноющему виску.
        - Так не приходили бы, отлежались дома, - надулся генеральный.
        Он сам никогда не болел и не прощал нездоровья подчиненным. Его фирма должна была работать слаженно и продуктивно. Люди, которым он платил заработную плату, по его мнению, не имели права на хворь, капризы, лень и прочее. С одной стороны, верно, но исключения-то случаются. Вот и у нее случилось в тот день.
        Она еле досидела до десяти часов. Еле дождалась, когда водитель увезет генерального в аэропорт. У того очередная командировка. Потом она ушла с работы, но домой не поехала. Она…
        Точно, она поехала в кафе в двух кварталах от офиса. Там подавали отменный кофе, пекли невероятно вкусные пирожные. Может, и хвороба ее там рассосется от приличной дозы кофеина. Кофе она там попила, потом вызвала к себе телефонным звонком Женьку. Попросила прихватить таблетку от головной боли. Заказала ему тоже кофе и пирожных. Они просидели в кафе…
        А сколько? Да недолго. Кажется, минут тридцать, сорок от силы. От таблетки головная боль утихла. С Женькой было хорошо, приятно. Он славный! Смотрел на нее жадно, алчно.
        - Я хочу тебя, Маша. - Да, он так сказал ей в тот день. - Я хочу тебя, Маша…
        И смотрел долго так, потемневшими от желания глазами. А рука его под столом, скрытая от посторонних глаз скатертью, гладила ее по ногам.
        Она тогда впервые позволила ему себя трогать. И не пожалела! Ей было славно, и так сладко ныло все внутри. Потом…
        Потом они пошли в ее машину, куда-то поехали. Он назвал адрес. Она так волновалась, так нервничала, что не сразу попала ключом в замок зажигания. Затем…
        Затем все! Провал! Вот она сидит в машине на светофоре, видит моргающий желтый, зажигающийся зеленый и…
        И через три часа все то же самое! Моргающий желтый, зажигающийся зеленый. Она за рулем. Женька рядом, крутит радио. Все то же самое, а трех часов нет!!! Куда они пропали?! Как такое могло быть?! Из кафе они вышли, еще не было и одиннадцати утра. Ей почему-то это запомнилось! Не дура же она совершенная! А потом на светофоре она обнаружила себя около двух часов дня.
        Она заметалась, принялась хватать пудреницу, смотреть на себя в зеркало. Все нормально. Даже крошка от пирожного затерялась в складках ее плаща, хотя она тщательно отряхивала его, когда усаживалась в машину.
        - Куда? - спросила она у Женьки, беззаботно щурившемуся на солнце.
        - Как куда? - удивленно глянул он. - На работу, конечно, обеденный перерыв заканчивается.
        - Да, он у нас с тобой и так затянулся! - хихикнула она, как идиотка.
        Он и посмотрел на нее, как на идиотку. Наверное, не хотел спрашивать, а потом все же спросил:
        - Что ты имеешь в виду?
        - Как что? Мы же с тобой из кафе вышли…
        - Пять минут назад! - Его глаза сделались квадратными от удивления.
        - А вошли? - она все еще скалилась, хотя вдруг захотелось повыть подольше и попротяжнее.
        - А вошли минут десять второго! Эй, малыш! - Он осторожно улыбнулся, тронул ее волосы, заглянул в глаза. - Ты в порядке?
        - Да, да, все хорошо, Женя. Все отлично. Поехали, а то и в самом деле опоздаем с обеда.
        Они разошлись по кабинетам. Вечером ей пришлось задержаться, работы скопилось невпроворот. Когда освободилась, Жени уже не было. Она долго держала палец над кнопкой вызова, но так и не решилась позвонить.
        Что она ему скажет? Станет спрашивать, почему из ее сегодняшнего дня выпали три часа? Почему она ничего о них не помнит? Он сочтет ее сумасшедшей. И правильно, между прочим, сделает, потому что…
        Потому что ее секретарша, у которой она осторожно попыталась выведать подробности собственного ухода с работы, подтвердила его слова.
        - В половине первого вам звонили из Ростова, вы были на месте. Отвечали им, - кивнула она, деловито перебирая бумаги. - А от чая отказались.
        - От чая?
        - Да. Я, как обычно, в полдень вам его приношу, так ведь?
        - Ну да.
        - Так вот вы не стали его сегодня пить, сказали, что идете обедать в кофейню. А я что-то сделала не так, Мария Сергеевна? - переполошилась секретарша.
        Ее симпатичное личико налилось нервным румянцем. Работой девушка очень дорожила.
        - Все так, все так, - отозвалась она рассеянно и заперлась до вечера в кабинете.
        А на следующий день в то же самое время, что и вчера, заехала в кофейню, заказала кофейник кофе и два пирожных. Дождалась, пока девушка принесет заказ, и спросила:
        - Вы помните, я вчера здесь была утром в половине одиннадцатого?
        Девушка была той же самой, что и вчера, Маша могла поклясться. Но та вдруг отрицательно замотала головой, виновато заглядывая ей в глаза.
        Если скажет сейчас, что Маши тут не было в это время, то это точно заговор!
        Слава богу, официантка сказала, что просто ее не помнит. У нее оказалась очень плохая память на лица.
        - Знаете, меня за это чуть не уволили! - призналась она, наливая Маше кофе в чашку. - Путаю заказы!
        - А как же вы научились с этим справляться? - поинтересовалась она.
        - Стала записывать. Столики для себя пронумеровала. По часовой стрелке от входа по внешнему кругу. Потом так же по часовой стрелке по внутреннему. Извините… - Она пожала плечиками и ушла к следующему по часовой стрелке столику…
        Это было две недели назад. И с той поры ни единого провала в памяти.
        На балконе сделалось прохладно, и Маша вернулась в кровать, натянула до головы одеяло и уснула нервным без сновидений сном.
        Утро было обычным: суетливым, торопливым, раздраженным. Они метались с Вовкой между ванной и кухней, на ходу роняя крошки от бутербродов. Спотыкались, извинялись, старательно пряча глаза друг от друга. Они вдруг стали прятать глаза, да.
        А сейчас Маша снова сидела в этом же самом кафе. Она вдруг взяла за правило таскаться сюда каждый обед, игнорируя комплексную жратву в офисе, за которую же сама и голосовала. Может, удастся что-нибудь вспомнить? Может, если она станет сидеть каждый день на одном и том же месте, смотреть на входящих и выходящих людей, память к ней вернется, и она вспомнит, наконец, все, что делала тогда в течение трех часов?
        Маша отпила кофе, отломила ложечкой кусочек от пирожного.
        Итак, что получается? Получается полный кавардак в ее жизни!
        Сначала ее кто-то терроризирует звонками на домашний телефон. Звонит и молчит. Звонит и молчит. Ни угроз, ни шантажа, ни просто мерзких слов. Только глупое тупое молчание.
        Потом погибает ее подруга, а у нее нет никакого алиби. Но отсутствие алиби - это еще не доказательство. К тому же у Шпагина не оказалось ни единого мотива, который он мог бы с радостью ей прилепить. Мямлил что-то про возможную ревность к собственному мужу, но Вовка, дай бог ему здоровья хоть за это, все гневно отверг.
        - С ума сошли?? - прошипел он на Шпагина, когда тот приперся к ним как-то поздним вечером якобы для беседы. - Я и Зойка?? Вы ее видели??
        Брезгливый ужас на лице ее супруга был более чем красноречив. Шпагин все угадал, как надо.
        - Н-да… - только и нашелся он, что ответить.
        Больше никаких вразумительных мотивов для Маши не нашлось.
        Он принялся теперь копать будто бы в другом направлении. Решил поискать среди Зойкиных знакомых и воздыхателей возможного убийцу. Пока таких не находилось. Все в один голос утверждали, что Зойка была золотым человеком и убивать ее было не за что.
        - Она не имела скверных знакомств, - отвергла так же и эту версию Маша. - Она была очень разборчива в знакомствах. Очень! Чего и мне желала. И понимаете… Она ведь не собиралась ко мне идти. Совсем не собиралась! Она просто гуляла, тут я со своим звонком. Вся на нервах. Она и решила домой ко мне зайти, чтобы наподдать тому, кто меня изводит.
        - Н-да… - снова щелкнул языком Шпагин, разговор этот происходил все в тот же вечер, когда Вовку передернуло от возможных его отношений с Машиной подругой. - А наподдали ей, получается? Кто? И за что?
        - Ну, вопрос кто, как бы вырисовывается. Возможно, это был как раз тот человек, который названивал мне. И за что, тоже понятно. Зойка его застала в моей квартире и…
        - Да, да, мы с вами уже это обсуждали, - напомнил ей Шпагин.
        Он однажды напросился ее провожать после допроса в своем кабинете и сожрал за ее счет половину огромного пирога в этом вот заведении. Поговорить толком им тогда так и не удалось. Народу в кофейне оказалось много, было очень шумно, Шпагин жевал и смотрел на нее рассеянно. Маша потом долго сомневалась, а помнит ли он вообще хоть что-то из того, что она ему сказала?
        Оказывается, помнит. И в полиции даже проверили достоверность ее утверждений о телефонном террористе. И убедились в том, что все звонки на ее домашний номер поступали с разных концов города с телефонов-автоматов. А последний с ее домашнего на ее мобильный.
        Но это, оказывается, им ничего не дает! Это так, ерунда!
        - Труп в вашем доме - это серьезно! А все эти звонки всего лишь глупые хулиганские выходки.
        На какое-то время Шпагин от нее отстал, а тут снова история. Теперь куда более серьезная. Поскольку какая-то тетка из отцовского подъезда видела ее со спины как раз в то время, когда отцу пробили голову. И в то время, приблизительно, когда у Маши случилась амнезия.
        И Шпагин, гад, вчера позвонил и намекнул, что, возможно, мотив-то у Маши все-таки был.
        - Если принять во внимание, что ваша подруга застала за мерзким занятием вашего отца в вашей квартире, то все более или менее становится понятным, - и когда Маша накричала на него, пояснил: - Они повздорили, он ее убил по неосторожности. Потом вы догадались, кто это сделал, и отомстили за подругу. Как вам такая версия?
        - Чушь собачья!!! - И Маша швырнула трубку.
        В сумочке, лежащей на столике, завозился мобильник. Она порылась там, достала телефон. На дисплее высветился номер пасынка ее тетки. Маша поморщилась. Вот кого ни слышать, ни видеть совершенно не хотелось, так это его…
        Он позвонил ей дня за два до трагедии с отцом, или накануне, и загадочным голосом оповестил, что у него для нее сногсшибательная новость.
        - Машка, ты просто оползешь, когда узнаешь! - рассыпалось восторгом конопатое чудовище. - Ты просто офигеешь!
        - Виталик… Ты бы был посдержаннее в эмоциях, - поморщилась тогда Маша. - И с чего это мне оползать?
        - Это такая новость, Матрешка!!!
        - Еще раз так меня назовешь, получишь в зубы! - предупредила она его, стиснув собственный рот до скрежета.
        - Мишке можно, а мне нет? - скалился Виталик. - Я же тебе хоть и не родственник, но все же не чужой. И хоть бы немного, но добра желаю.
        - Желай дальше, - покивала она, скептически посмотрев на табло телефона.
        Прямо под номером крупной рыжей точкой угадывалась фотография не чужого ей человека. Ее она сделала в тот день, когда этот прохвост пытался оспорить теткино завещание. А то порой, когда он звонил, не могла вспомнить, кто такой Воеводин Виталик. Фото получилось смазанным, но колоритным - большая рыжая точка в лиловом джемпере. Теперь ни за что не забудешь.
        - Но хочу предупредить… - Маша снова прижала телефон к уху.
        - Ну? - Виталик сразу занервничал, начав шумно дышать в трубку.
        - За новость платить не стану.
        Виталик вечно все всем продавал. Дай ему волю, он бы продавцом воздуха устроился у дверей собственного подъезда.
        - Ну и черт с тобой! - сразу оскорбился Виталик. Он не ожидал, конечно же, что она так быстро разгадает его затею. - Еще пожалеешь!
        Об этом разговоре она забыла. Вспомнила только теперь. И вспомнила также, что произошел он за два дня до того, как ее отца чуть не убили. Зря она все же поскупилась тогда. Может, Виталик и правда что-то такое знал? Ладно, перезванивает, значит, решил сбить цену. Она теперь заплатит, точно заплатит.
        - Алло? Слушаю тебя, Виталик!
        - Простите, с кем я говорю? - Голос в трубке точно был не рыжего.
        - А-ааа я с кем?
        Почему-то сразу внутри все заныло и заворочалось. Стоило услышать чужой голос вместо Виталькиного, так сразу ладонь, сжимавшая мобильник, сделалась влажной.
        - Ваш номер был в телефонном наборе потерпевшего одним из последних, - ответил мужчина.
        - Ага… - Маша зацепила большой кусок пирожного, сунула в рот, чтобы не завизжать от ужаса, и принялась интенсивно жевать. - А почему потерпевшего? Виталик… Он… Что с ним, черт побери?!
        - Девушка, успокойтесь, - торопливо перебил ее звонивший. - Мы пока ничего не знаем.
        - А Виталик?! Он жив?!
        Ей вдруг так захотелось, чтобы это рыжее лохматое чудовище, уже родившееся алчным и противным, оказалось живым и невредимым. Пусть с ним ничего не случится!!! Пусть он и дальше живет и вредничает! Пусть звонит ей, клянчит деньги, грызется с ней из-за теткиного дома. Пусть все это будет! Только бы он был жив!
        - Мы не знаем.
        - Как это не знаете?! Он в больнице? Вы отправили его в больницу?!
        - Девушка! - прикрикнул на нее мужчина, видимо, полицейский. - Прекратите трещать!
        - Ага.
        - Потерпевший является таковым предположительно. Понимаете?!
        - Да, - кивнула она, сунув в рот еще кусок пирожного, чтобы не орать, не визжать, не задавать кучу бессмысленных вопросов. - Нет. Не понимаю. Как это?
        - Дело в том, что полицию вызвали соседи снизу. Пожаловались на страшный шум наверху. Предположительно в квартире вашего родственника…
        - Он мне не родственник, но… Но и не совсем чужой человек.
        - Разберемся, - пообещал человек с Виталькиным телефоном.
        - Так что в квартире моего неродственника?
        - Произошла драка масштабная. Все поломано, разбросано, много крови. Эксперты будут работать со следами, отпечатками. Кстати, вы не знаете, какая группа крови у вашего неродственника?
        - Да… нет, не знаю. Но он ходил постоянно в районную поликлинику. Она за углом его дома, кажется. Лечил зубы, обращался к врачам с головной болью… Тетка еще говорила, что он сам - сплошная головная боль! Господи, куда же он влип?! Что могло стрястись?!
        - Выясним, - сказал полицейский.
        Тут же затребовал ее данные, записал под диктовку и пообещал позвонить.
        Опять? Опять начинается?
        Машу затрясло. Она быстро расплатилась, сгребла сумочку и плащ в охапку и через две минуты уже сидела в своей машине. Она потянулась к ключу, но резко отдернула руку.
        Страшно! Стало так страшно! Вдруг она сейчас снова встанет на светофоре, забудется на миг, а потом очнется через два часа?! Что делать-то?! Пешком пойти? Нет. Далековато.
        - Вова, ты?
        Она нервно сжимала телефонную трубку, моля бога о снисхождении. Пусть Вовка будет человеком и заберет ее отсюда, а! Пусть он не станет задавать нелепых вопросов типа: а зачем, а что с тобой, ты в порядке? А просто возьмет и приедет. Ну, хоть раз в жизни пусть он будет нормальным! Пусть он будет мужиком. Пусть посмотрит на нее сверху вниз и скажет:
        - Я все решу, дорогая…
        Чуда не произошло. И Вовка принялся гундеть.
        - Ты понимаешь, что сейчас разгар рабочего дня?
        - Сейчас обеденный перерыв, - уточнила Маша и на всякий случай покосилась на часы, мало ли… Увиденное порадовало. - Сейчас тринадцать сорок, Вова.
        - И что?! - возмутился он. - Я уже не могу пожрать нормально? Мне нужно мотаться по городу в поисках своей супруги?
        - Я не пропадала. Я стою на месте.
        - Как же! - фыркнул он со злостью. - Ты только что сказала: Вова, я пропадаю!
        - Это образное выражение.
        Маша устало прикрыла глаза. А она еще вчера, стоя на балконе в теплом халате, пыталась найти какие-то пути к примирению. Думала, что неприятности их сплотят и все такое. Размечталась, называется.
        - Короче, Машка, прекрати блажить. Садись за руль и поезжай на работу. Вечером… Ох, черт, вечером я не смогу тебя встретить. Вот досада! - на заднем фоне, у него за плечом или, может, на его коленках кто-то сдавленно хихикнул.
        - Действительно, досада.
        Маша отключилась. Минут десять сидела, переводя взгляд с оживленного проспекта на часовой циферблат. Люди ехали, шли, смеялись, наслаждались наступлением долгожданной весны. И совсем, совсем не думали о времени! Оно у них не терялось! Из их жизни не вырывало куски в три часа. В их жизни сейчас солнце заливало небосвод, скакало по витринам, стеклам машин, отражалось в часах.
        Десять минут, пятнадцать, пора!
        Она доехала до офиса. Деловито кивнула секретарше, которая в последнее время рассматривает ее так, будто видит впервые. И чтобы та таращилась на нее поучтивее, надавала ей кучу заданий. Потом два часа работала, как вол. А потом…
        - Игорь Алексеевич, вы?
        Она решилась позвонить Шпагину. Он хоть и нудный, но все же не слишком навязчивый. Хоть и пытается повесить на нее покушение на отца, но не слишком настойчиво. То ли его сомнения гложут, то ли она немного нравится.
        - Я… Мария Сергеевна?
        - Так точно, - грустно улыбнулась она. - Кажется, у нас опять беда!
        - Что случилось? - Шпагин мгновенно подобрался.
        - Мне сейчас звонили с телефона одного не чужого мне, но все же не родного человека. И сказали, что в его квартире произошло что-то ужасное.
        - Давайте точнее, Мария Сергеевна.
        И она в двух словах поведала ему о звонке с телефона Виталика.
        - Адрес какой, вы говорите? Ладно, узнаю, что смогу. - Шпагин записал. Потом помолчал и спросил: - А вы в котором часу сегодня освободитесь?
        - Через два часа буду свободна. - Она с опасением покосилась на часы, время близилось к четырем часам пополудни. - Около шести.
        - Я заеду.
        Приехал Шпагин к ней на автобусе. Когда Маша вышла на улицу, он стоял возле ее машины с черной кожаной папкой под мышкой, в светлой джинсовой куртке, темных брюках, темных очках и рыжих ботинках.
        - Здрасте еще раз, Мария Сергеевна, - наклонил он голову, и русая челка скользнула от левой брови к правой.
        - И вам не хворать, Игорь Алексеевич, - улыбнулась она.
        Он выглядел комично в своей одежде, будто одевался в потемках, хватая то, что попалось под руку.
        - Кажется, я только что нажил себе врага в лице во-он того молодого интересного человека. - Шпагин кивнул куда-то за ее спину.
        На крыльце офиса стоял Женя. Он неотрывно смотрел в их сторону. И кажется, сильно нервничал. Маша могла поклясться, что видит, как он кусает губы. И румянец смотрелся неестественно на его обычно бледном лице.
        Неужели, ревнует?
        Ей вдруг сделалось весело и легко. От того, что Шпагин смотрел на нее и улыбался открыто, беспечно. От того, что Женька злился, застав ее за разговором с другим мужчиной. А что будет, когда она Шпагина усадит в свою машину? Ого-ого!
        Женька отвернулся. Слишком поспешно, слишком нервно, слишком быстро сжал кулаки, не занятые ничем. Сумка висела у него на плече.
        - Ваш поклонник? - быстро среагировал Шпагин на юношу.
        - Не знаю, как и сказать… - Маша медленно ехала мимо крыльца офиса, пытаясь поймать взгляд обиженного парня и улыбнуться ему. - Кажется, я ему нравлюсь.
        - А он вам?
        - Ну… И он мне симпатичен. - Женька так и не глянул в сторону проезжавшей мимо машины, и Маша прибавила газу.
        - А что по этому поводу думает ваш муж? - спросил Шпагин.
        Вот пристал!
        - Мужу все равно, - твердо ответила Маша, сощурилась от яркого солнца и тут же попросила Шпагина достать ей темные очки из бардачка.
        Он долго рылся, чем-то шуршал, читал надписи на каких-то упаковках, чему-то удивлялся. Маша не наблюдала за его действиями, следила за дорогой. Потом он все же протянул ей очки со словами:
        - Мужу все равно, а подруге?
        - Какой подруге?
        - Вашей покойной подруге. Она как относилась к вашему роману с парнем, который гораздо моложе вас? Вы не смущайтесь, Мария Сергеевна, вы прекрасно выглядите, но этот мальчик… Он просто…
        - Зойка называла его тринадцатилетним, - с грустью вспомнила Маша. - Была не против того, чтобы мы с ним… Ну…
        - Переспали? - подсказал Шпагин, развеселившись ее смущению.
        - Точно. Но в то же время считала подобные отношения бесперспективными.
        - А вы с ним переспали? Вы не смущайтесь, Мария Сергеевна, не смущайтесь. Мне, как доктору, надо говорить правду и только правду. - Он рассмеялся. - Хотите, угадаю?
        Она промолчала, покраснев от смущения. Вдруг сделалось жарко в машине. Стыдно перед этим следователем, одетым так нелепо. Неудобно в офисной одежде и на высоких каблуках. Все давило, жало, мешало дышать. Встретилось бы на пути озеро, прыгнула бы, раздевшись догола, ей-богу. Или в чан с кипящим молоком. Или в прорубь. Куда там еще для очищения души и тела прыгали сказочные герои?
        - Вы с ним не спали, - проговорил Шпагин.
        - Нет.
        - Почему?
        - Не ваше дело! - фыркнула Маша.
        - А я все равно угадаю, Мария Сергеевна! - Он заворочался, расстегнул куртку, резким движением зашвырнул кожаную папку на заднее сиденье. - Вы иначе воспитаны. Ваше воспитание… Оно не позволяет вам заниматься сексом с мальчиком, который много моложе вас и которому вам совершенно нечего предложить.
        - Почему? - упавшим голосом спросила она и вдавила газ, чтобы успеть проскочить до того, как загорится желтый сигнал светофора, зеленый-то уже моргал.
        - Вы не разведены. И вы чрезвычайно порядочны. И очень хорошо воспитаны. И именно поэтому… Вы не совершали того, в чем следствие склонно вас обвинить.
        - Спасибо, - машинально отозвалась Маша, и губы ее задрожали. - Значит ли это, что меня больше не подозревают в покушении на отца?
        - Не будем торопиться. - Шпагин снял с ног рыжие ботинки и остался в бежевых носках. Зевнул, потянулся с хрустом. - Давайте дождемся результатов экспертизы.
        - Где?
        Она снова машинально посмотрела на часы, время вело себя преотлично. Не торопилось, не исчезало. Оно просто шло.
        - Что где? - не понял Шпагин.
        - Ждать где станем?
        - А-аа, так ждать придется, возможно, дня два. Как только будет известен результат, я вам позвоню. Это другой район, другие порядки. Позвоню.
        Они заехали в недорогое кафе, заказали ужин. Шпагин взял себе две отбивные и двойной овощной гарнир, два кофе и два пирожных. Маша ограничилась салатом и стаканом сока. Неторопливо ели, снова сосредоточившись на всяких разных мелочах. Его, к примеру, интересовали звуки, которыми сопровождалась тишина в телефоне, когда ей звонили.
        - Дыхание? Дыхание было слышно?
        - Нет. - Она нахмурила лоб, вспоминая. - Только когда с моего домашнего мне на мобильный звонили, слышно было, как кто-то дышит. Очень тихо. Или… Или мне это казалось. Или теперь кажется…
        - Кто?! - тут же прицепился Шпагин, терзая вилкой громадный, как лопух, лист салата.
        - В смысле?
        - Мужчина или женщина?
        - Смеетесь?! - она оторопело застыла со стаканом сока в руке. - Как я могла определить по дыханию, мужчина это или женщина?!
        - Э-ээ, нет, Мария Сергеевна, не скажите. - Шпагин оставил в покое лист салата, он с ним так и не справился, порвал только в клочья. - Дыхание у женщин и мужчин совершенно разное.
        И следующие двадцать минут она слушала лекцию об отличительных признаках. Потом подумала и кивнула:
        - Пожалуй, мужчина.
        - Думаете? - Шпагин заинтересованно глянул на нее, держа двумя пальцами эклер с заварным кремом ровно посередине.
        - Ну… Я не уверена, конечно, но дыхание было тяжелым. Это длилось мгновение, потом, видимо, трубку накрыли рукой. Я только теперь поняла, почему я приняла звонившего за своего мужа. Он тоже шумно дышит в трубку. Надо же… - Маша покачала головой. - Но кто же это, кто?!
        Ответ неожиданно нашелся у Вовки. Когда она ему рассказала о происшествии в квартире Виталика, он вдруг с грохотом швырнул на обеденный стол вилку с ножом - он устроил себе поздний ужин в половине двенадцатого ночи, - замотал головой и пробубнил с набитым ртом зло и отрывисто:
        - Все из-за этой проститутки!!! Все из-за нее!!!
        - Из-за какой проститутки, Вова?
        Маша должна была уточнить, хотя первая, о ком подумала, - это о возлюбленной своего брата. Но мало ли! У Володи очень бурная личная жизнь, он мог во что-то такое и вляпаться.
        Но нет, он тоже имел в виду Лиду, избранницу Михаила.
        - Вот как она появилась в нашей семье, так все и началось! - Вова вытер сальные губы льняной салфеткой, отодвинул недоеденное рагу из утки. - Сначала тебе кто-то принялся названивать! Потом это убийство! Затем нападение на Сергея Ивановича! Следом Виталик! Тебе не кажется, что нас кто-то планомерно решил истребить?!
        От страшного смысла произнесенных им слов голос его вдруг потух и сделался писклявым. Вовка выбрался из стола, заходил по кухне, натыкаясь на мебель, словно слепой. А потом юркнул в свою спальню и затих там.
        Я все решу, дорогая…
        Нет, это не про ее мужа. Она не удивится, если он сейчас из спальни выйдет с вещами и попрощается у порога, по-отечески клюнув ее губами в лоб.
        Вовка не вышел, он затих. Будто умер! Не было слышно звуков шагов, шелеста постельного белья, нежного ворчания пружин. Он даже по телефону ни с кем не говорил. А обычно в это время у него всегда случались звонки. И Маша закатывала глаза, слыша его интимный шепот за дверью.
        - Киреев! - Маша постучала костяшкой согнутого пальца в дверь. - Володя, ты чего там?
        Он не отозвался, и она вошла.
        Вовка сидел в углу в кресле, сгорбившись, растрепав волосы, до половины сняв с себя штаны. Он смотрел в одну точку, вид его был ужасен.
        - Что с тобой?! - Маша переполошилась.
        - Ты знаешь… Я только сейчас вспомнил одну вещь… - громким шепотом произнес ее муж.
        - Что ты вспомнил? - Маша опустилась на коленки на пол, стащила с мужа штаны, швырнула на кровать. Потрепала его за голые коленки. - Ну!
        - Однажды Мишка позвал меня к отцу.
        - С целью?
        - Хотел познакомить со своей избранницей. - Вовка покосился на нее. - Чего смотришь?
        - И ты пошел?! Зачем? Только не говори, что хотел сделать приятное моему брату! Не поверю. Зачем? - Она рассмеялась с горечью. - Знакомиться с путаной?! Зачем, Володя? Надеялся на скидку? Фу, как некрасиво!
        - А чего? - он взбрыкнул ногами, сбрасывая ее ладони со своих коленок. - Если у меня нет секса с женой, это не значит, что у меня не должно быть вообще секса!
        - И ты собирался устроить это с будущей женой моего брата? - Маша поднялась с коленей, отошла к кровати, села на край. - И в чем же прикол? Сходил. Посмотрел. И как она тебе?
        - Ой, да не в этом дело, как она мне! - взорвался Вова, вскочил с кресла и начал метаться по своей спальне в рубашке и без штанов. - Она, конечно, супер, конфетка. И в постели, думаю, профи. Но дело не в этом.
        - А в чем?
        Маша поставила локти на колени, внимательно рассматривая мужа, прожившего с ней бок о бок несколько лет. Муж не выдерживал никакой критики. Что она в нем нашла, когда замуж собралась?
        Высокий, ладно. Образованный и не без ее помощи успешный. Аккуратный, приучила, да. Но в остальном-то, в остальном! Внешне его можно было назвать как приятным, так и безликим. Внутренне, как воспитанным и сдержанным, так и трусливым и равнодушным одновременно.

«Разведусь», - вдруг решила она. Как только закончится вся эта ужасная суматоха вокруг них, она с ним непременно разведется. И постарается забыть все эти бесполезные, бесплодные годы. Без любви, тепла, заботы.
        На профессионалку он пошел взглянуть, скажите, пожалуйста! Зойка бы точно его приговорила после таких слов.
        - Там разразился дикий скандал, - продолжил ее супруг и начал снимать с себя рубашку. - Сергей Иванович кричал, Мишка кричал. Я между ними метался. А Лидочка…
        - Ах, Лидочка! - с сарказмом подхватила Маша, рассматривая немного оплывшее тело мужа.
        - Ну не Шурочка же она, - хихикнул он, как дурак.
        - Так что Лидочка? Ты утешал папу с Мишей, а она утешала тебя?
        - Если бы! - воскликнул ее супруг не без сожаления. - Она вдруг куда-то растворилась.
        - Ушла?
        - Не совсем. Она вышла из комнаты, но не из квартиры. Где-то в недрах квартиры тестя была. Короче, я встретился с ней, когда она шла из прихожей.
        - И? Что тебя насторожило?
        - Поначалу ничего. Не обратил внимания. Так, досада какая-то поселилась. Теперь-то… Теперь-то вспомнил и сопоставил. Ах, тварь!!!
        Володя вдруг стремительно бросился к ней, сел бок о бок, прижавшись своим голым коленом к ее колену, которое не закрывал домашний халат. Выпрямил спину, повернулся и глянул пронзительно.
        - Понимаешь, моя одежда висела не так, как я ее оставил. Как я всегда вешаю на вешалки куртки, плащи, пальто, если плечики отсутствуют? А, Маш? Как? Ты вот моя жена, ты знаешь. Скажи! - потребовал он.
        - Ну-уу…
        Честно, она уж и подзабыть успела. Дома в большом зеркальном шкафу в прихожей всегда болталась дюжина свободных плечиков. На случай гостей, на случай межсезонья. Вовка всегда аккуратно развешивал одежду, чтобы не задрался лацкан, чтобы пуговки напротив петелек. Для кашне и головных уборов отдельная полка.
        - Ты всегда вешаешь, складывая рукава внутрь! - вспомнила она.
        - Вот! - муж глянул победоносно. - А когда я вышел в прихожую, то рукава торчали в разные стороны. И карман… Внутренний карман был вывернут. Я, конечно, не обратил внимания, в суматохе этой… Ор, шум, я быстро оделся и на выход. А вечером, когда домой вернулся и сунул руку за ключами, то… То испачкался!
        - В смысле?
        - Ключи были грязными. Понимаешь?
        - Нет. Ты что, в лужу их уронил?
        - Ничего я не ронял! Зачем мне их вообще на улице доставать, Маш? Ты чего?
        - Действительно, - кивнула она и хотела незаметно отодвинуться, но тут Вовкина рука хозяйски легла ей на плечи, разворачивая к себе.
        - Понимаешь, ключи были в чем-то липком. Я их протер, конечно, влажной салфеткой. Убрал снова. Но след на салфетке… Он почему-то был зеленый!
        - Володя, я ничего не понимаю. Куда ты клонишь?
        Очередная попытка отодвинуться не привела к успеху, Вовка держал ее крепко. Но не потому, как она понимала, что близость ее ему была нужна. А потому, что опора требовалась. Крепкая надежная опора.
        Я все решу, дорогая…
        - А клоню я к тому, что след на салфетке наверняка остался от пластилина. Наверняка эта распутная сволочь сделала слепок с нашего ключа. И наверняка ее рук дело и звонки эти ужасные, и убийство Зои, и нападение на отца. Она же, как никто, заинтересована, Маш! Сергей Иванович ясно дал понять, что ноги ее не будет в его доме. И денег Мишке не даст. А деньги у него были!
        - Откуда знаешь?
        - Так я сам ему сколько раз рубли на валюту менял. Просто не говорил тебе. Сергей Иванович не велел. Иногда он сам менял. Иногда меня просил, если сумма большая была. Чтобы держать их в банковской ячейке или на депозите, он и слышать не хотел. Деньги были дома. - Володя сощурился и принялся перечислять, загибая методично пальцы. - Мишка знал, шалаве своей рассказал. Та быстро своих клиентов подпрягла и… И они избавились сразу и от помехи в лице Сергея Ивановича, и денег огребли. Машка, ты хоть понимаешь, что все это значит?
        Она потрясенно молчала. Когда Зоя на что-то такое намекала в разговоре с ней, она пропустила мимо ушей ее оханье и аханье.
        Зоя, Зоя, неужели ты погибла от рук сообщников этой ужасной женщины, которая рвется всеми силами стать женой Михаила?!
        - Они ведь уже к нему в квартиру переехали! - продолжал надрываться Вова, тиская ее плечо. - Не удивлюсь, если аппарат искусственного дыхания отцу отключат через неделю!
        - Здесь нужно и мое согласие, - вяло опротестовала Маша.
        Врачи все чаще и чаще намекали на безнадежность его состояния. Она звонила в больницу почти каждый день. Новости были неутешительными.
        - Спросят они тебя, как же! У них пока очень удачно получается тебя подставлять. Грамотно работают, ребята. Мы должны дать показания! Завтра же позвонишь этому своему… Шпагину, во! И все ему расскажешь. Я подтвержу слово в слово. Ишь ты, сначала твоя подруга, потом отец, теперь Виталик! Когда это стряслось-то?!
        - Кажется, вчера. Вчера поздним вечером.
        - Ох, ну хоть теперь-то у тебя алиби есть. Мы же с тобой весь вечер просидели дома, да? - И он дернул ее за плечо так, что в шее хрустнуло. - Да, Маш?!

«Его вчера дома не было, - вспомнила она. - Явился ближе к двум часам ночи, возбужденный, нервный. Все гремел чем-то, что-то отмывал, набрызгав воды на пол в ванной. А потом и вовсе затеял стирку». Утром она обнаружила на раскладной сушке его брюки, носки, трусы, рубашку и даже галстук.
        - Да?! - Он нехорошо прищурился.
        - Нет, Володя. Где ты был? И почему потом все стирал? Мыл обувь. Что… Что стряслось?!
        Его ноздри раздулись, ладонь сползла с плеча и схватила Машу за подбородок.
        - Ты, стерва, скажешь, что я был дома, поняла?! - Он дернул ее голову туда-сюда.
        - Что произошло? - повторила Маша, хотя его хватка грозила ей синяками на подбородке. - Где ты был? Скажи мне, что ничего страшного не случилось! И тогда я скажу все, что от меня потребуется. Ну, Вова?!
        - Где я был, значения не имеет. - Он словно сдулся разом, уменьшившись в размерах. Ладони упали на кровать. - Это никакого отношения ко всему нашему семейному дерьму не имеет. Никакого! И я… Я вчера был дома! Идет?!
        - Идет, - согласилась она, а про себя подумала, что рыться еще и в его историях у нее просто не хватит сил.
        Пусть сам. Пусть сам как-нибудь. Она ввязываться не станет.
        Но не ввязаться не получилось. Шпагин на следующее утро, внимательно выслушав ее историю про вывернутые карманы и липкие ключи, скептически ухмыльнулся и спросил:
        - Вы мне лучше расскажите, Мария Сергеевна, где ваш муж был позавчера вечером?
        - Муж? - Ладони у Маши сделались липкими и противными, сразу захотелось их вытереть, а еще лучше вымыть. - Позавчера?
        - Да, да, муж! - повысил голос Шпагин. - Позавчера!
        Он потряс в воздухе стопкой листков. На верхнем Маше удалось прочесть крупную надпись - сводка.
        - Как же меня достало ваше семейство! - вдруг заорал не своим голосом Шпагин. - Ну не было еще такого у меня никогда!!! Не было!!! Чтобы за две недели сразу несколько происшествий с тяжкими телесными! Да что же это такое!!!
        - Происшествий? - эхом повторила Маша и жалобно глянула на разбушевавшегося Шпагина. - Сразу?
        - Да, Мария Сергеевна, да! Я уже боюсь на доклад к начальству ходить. Как ЧП, так, значит, в вашем благородном семействе!
        - А что опять?
        И Шпагин начал ей рассказывать.
        В тот вечер, когда в квартире Виталика Воеводина случилась жуткая драка, по месту жительства их будущей невестки Лидочки тоже произошло нечто.
        Некто, не пожелавший потом общаться с прибывшей полицией, приехал к ней домой и начал ломиться в квартиру. Она, разумеется, этого человека не пустила. Вела переговоры через дверь. Но потом вышел ее гость…
        - Миша?! - ахнула Маша, хватаясь за сердце.
        - В том-то и дело, что не Миша.
        Шпагин брезгливо скривил рот, принялся стряхивать со стола несуществующие крошки. На Машу он не смотрел, будто это она устроила дебош под дверью у Лидочки. Будто это она потом не пожелала объясняться с приехавшим нарядом полиции и скрылась, старательно заметая следы.
        - А кто же там мог быть?! - уставилась она на Шпагина непонимающе. - У нее никого не должно быть, кроме Миши, они же собираются пожениться.
        - Господи, Мария Сергеевна! - воздел руки к потолку Шпагин и в изнеможении закатил глаза. - Вы в каком мире живете?! Вы что, в самом деле думали, что путана способна быть хорошей женой?! Бывают, конечно, исключения, но вашему брату с этим не повезло. По словам соседей, к вашей будущей невестке клиенты как ходили, так и продолжают ходить.
        - Да? Как же… Как же так?! - она принялась вытирать ладони о джинсы. - Но она была с ним так мила и… Господи, какая грязь!
        - Это еще не вся грязь, Мария Сергеевна. - В глазах Шпагина промелькнуло сочувствие. - Тот гость оказался ее бывшим женихом. Из давней прошлой жизни, когда она еще не занималась своим ремеслом, а была медицинской сестрой. Короче, он выволок дебошира на улицу, и они там устроили дикую сцену. Сосед, чью машину они по неосторожности потревожили, соответственно вызвал наряд. Наряд приехал. Бывший жених вашей невестки остался лежать в грязи с множественными ушибами. А вот зачинщик драки скрылся. Единственное, чем удалось разжиться наряду полиции - это номерами его автомобиля. Их пробили по базе. И что мы видим, господа присяжные?! Номерок-то принадлежит автомобилю, на котором вполне благополучно раскатывает ваш супруг!
        - Володя???
        Вот откуда грязная одежда и обувь. Вот почему он плескался так долго в ванной и запустил стирку во втором часу ночи. И вот почему он вдруг начал вспоминать несуществующие подробности с вывернутыми карманами и липкими ключами. Этот подонок решил отомстить Лидочке за то, что она его не впустила, не обслужила, как очередного клиента, за то, что он схлопотал от ее бывшего жениха. И за то, возможно, что этот человек там вообще оказался.
        Что он там делал?!
        - А знаете, они там ужинали вполне по-семейному. Никакого спиртного. Кувшинчик с молоком, как мне рассказали пэпээсники, на столе, блинчики с вареньем. Все очень мило. И тут ваш супруг… Теперь вы понимаете, что я могу расценивать его слова в адрес вашей будущей невестки лишь как оговор?
        - Понимаю, - кивнула она, потом взяла сумку со спинки стула: - Мне, очевидно, пора. Да, кстати, а Миша? Где был Миша в это время?
        - Ах, Миша! А про него никто и не вспоминал! О нем никто из официальных лиц и не знал в тот момент. Это я уже потом, прочтя сводку, начал звонить, сверять, мне даже позволили побеседовать с этим незадачливым ухажером из прошлой жизни вашей будущей невестки.
        - Да? И как он?
        - А никак. Зализывает раны в отделении. Пятнадцать суток ему влепили за то, что нарушал покой граждан. Так что он пока сидит. Смешно… - Шпагин откинулся на спинку стула, сцепил пальцы на животе, глянул на нее с сумасшедшинкой. - Все ваше семейство и люди, близкие к нему, сплелись в каком-то странном клубке! Убийство, покушение на убийство, исчезновение человека, а… обвинение предъявить некому! Единственный вот нашелся дурак.
        - Почему дурак?
        - Да потому что вину взял на себя, начал выгораживать вашего дебошира, пожелавшего остаться неизвестным…
        Глава 10
        Лидочка лихорадочно собирала вещи. Раз Сережа велел собирать, значит, она станет собирать. Она теперь станет делать все, как он велит. Дура глупая! Размечталась начать новую жизнь, не расставшись со старой! Чем, интересно, думала, каким местом?! Она что же, думала, что станет смываться от Мишки на подработку и об этом никому не будет известно? Да глазастые суки из их подъезда, оказывается, видят даже сквозь стены! Особенно одна рассыпалась с ментами, та, что живет этажом ниже. Лидочка, свесившись с перил, все, все, все подслушала.
        - Доказать, что имел место акт продажной любви, мы с вами не можем, - урезонил ее старший наряда.
        - Почему? - разочаровалась ведьма. - Они что же, по любви, что ли, к ней сюда ходили, как поезда по расписанию? Ладно вам!
        - Вы видели, как ей платили? Готовы дать показания под протокол?
        - Ничего я подписывать не стану, - перепугалась старая сволочь и тут же скрылась в своей квартире. И уже оттуда проорала во всю глотку: - А еще жениха себе завела, проститутка!
        Лидочку вопросами сильно не мучили. Время было позднее. Квартира на учете не стояла как притон. Чего было ментам заморачиваться? Нужен им лишний головняк?
        Сережа, молодец, сказал и сделал все, как надо. Назвал ее бывшей невестой. Сказал, что просто пришел в гости, проведать, поужинать, а тут какой-то идиот начал в дверь ломиться. Пришлось его урезонивать. Да вот беда, тихо не вышло. Переполошили соседей.
        Идиот, в котором Лидочка без труда узнала своего будущего родственника, благополучно смылся, а Сережу вот забрали.
        Она остановилась у зеркала. Глянула на свое поблекшее за пару дней отражение. Не накрашена, без прически, глаза заплаканы.
        А как не плакать, как не плакать-то?! Все мечты кобелю под хвост! Какая теперь свадьба?! Какая теперь семья? Мишка, если узнает обо всем, близко к себе не подпустит. А то еще чего доброго и покалечит. Он предупреждал не раз. А Лидочка уже и мебель новую для гостиной присмотрела. И плитку в ванную. И стену решила перенести между кухней и гостиной, чтобы просторнее в кухне и светлее стало.
        Все! Теперь свадьбы не будет!!! Старик был прав, когда надрывался, орал на нее. Он чуял своим мудрым старым сердцем, что ничего не срастется у них с Мишаней. Не будет красивого застолья, белого платья, не будет милых деток. Ничего этого не будет.
        А что будет? Что?!
        - Все нормально будет, не дрейфь, Лидуха, - шепнул ей на ухо Серега перед тем, как его увели. - Вещи собирай, мы уезжаем.
        - Когда?!
        - Как выйду, так сразу уедем. Ты пока билеты купи куда-нибудь.
        - Куда?
        Ехать ни ей, ни ему было абсолютно не к кому и некуда. Их никто нигде не ждал.
        - Туда, где потеплее. Можешь в Сочи, - подмигнул он ей. - Там осядем.
        - Дурак, да? - Она нервно улыбалась, наблюдая за тем, как он моет руки, это ему позволили сделать. - А деньги я где тебе возьму на билеты до Сочи?!
        Деньги у нее, конечно же, были. Она не транжирила, не спускала их, как многие ее товарки. Те, что за сутки заработают, то и спустят потом в кабаке. И машинку себе купить смогла. Лидочка деньги собирала, у нее даже собственная бухгалтерская книга расходов имелась. Но…
        Сереге об этом, во-первых, знать было совершенно не обязательно. А во-вторых, чего это он решил за ее счет пожить? Хрена с два! Ей альфонсы не нужны! Она и без него может укатить куда угодно.
        И тут он, словно услыхав ее мысли, прошептал:
        - Не вздумай со мной шутить, Лидок, мы повязаны.
        Это он на ее пакости неудавшиеся намекал, скотина. Она ведь, дура, ему бумажку с адресом Киреевых сама дала в руки! Он ее мог сохранить! И мог против нее использовать. И адрес свекра несостоявшегося тоже выписала аккуратно, вырвав лист из своего гроссбуха. Так что…
        - Деньги возьмешь у меня дома, - вдруг прервал ее трепетные страшные мысли Серега все тем же шепотом.
        - А где?
        Она изумилась, откуда у него деньги. Он же гол, нищ. Он жил на ее подаяния. Он все пропивал до недавнего времени.
        Додумать он ей не дал, шлепнул по заднице и ухмыльнулся:
        - Где я всегда водку прятал, а? Там и ищи. Но не торопись, пусть все утихнет. Перед моим дембелем возьмешь, купишь билеты. Встретишь меня и сразу на вокзал.
        Серегу выпустить должны были послезавтра. Билеты она забронировала заранее по телефону. Осталось собрать вещи, съездить к нему на квартиру, достать из тайника деньги и встретить его послезавтра в полдень у ментуры.
        Деньги надо забрать сегодня. Слава богу, Мишаня ни разу не наведался и не позвонил. То ли не до того ему, то ли все узнал от родственничка и отвернулся от нее без лишних объяснений. Черт с ним!
        Лидочка лихорадочно носилась по квартире, открывала шкафы, вываливала на пол груды тряпья. Рылась в них, снова запихивала. Господи, взять-то с собой и нечего. Все тряпки для работы. В дорогу нечего надеть. А Сережа велел одеваться скромнее, чтобы не привлекать внимания. Ее воротило от этих скромных тряпок, в которые он пытался ее нарядить. Воротило!
        Он сказал, что все будет нормально. Да знала она, как с ним все будет нормально, знала! Она за эти дни всю картину совместной с ним жизни нарисовала и нарыдалась вдоволь от чудовищной убогости этих картин и скудости красок.
        Не раскрасит ее жизнь яркими цветами бывший художник Серега. Ох, не раскрасит! В лучшем случае малевать афиши будет. Снова станет пить, ее пошлет в больничку уколы ширять в жопы противным старикашкам. Начнется безденежье, нервотрепка, скандалы. Все это уже у них было, было, было! И она ушла!
        Куда теперь ей уйти?! Куда, если она у него на крючке?!
        Надо же было так всему переплестись, а! Какие силы наверху разложили все так, что ее заурядные пакости обернулись такими проблемами?!
        - Если бы этот урод ушел от Машки раньше, ничего бы не было! - прошептала Лидочка с горечью.
        Он ведь только потом, через две недели признался ей, что кто-то из соседей Машкиных срисовал его у подъезда. Хорошо, что сидит в другом районе, и никто его портрет той глазастой тетке не покажет, потому что связать все воедино не смогут. Не настолько умные менты. Дотошные - да, подлые иногда - это точно, но умом особо не блещут. На то и надежда…
        Вещей у Лидочки набралось две большие спортивные сумки и громоздкий чемодан. Она оттащила все в прихожую, поставила в уголок. Расчесала волосы на прямой пробор, сколола заколкой. Обулась в кроссовки, с джинсами нормально. Надела легкую короткую курточку, край небесно-голубой водолазки на пару пальцев торчал из-под нее, выходило чуть веселее, чем требовал Серега. Не в старушечьи же одежды ей наряжаться, в самом деле!
        Вышла из квартиры, через пять минут поймала такси и совершенно забыла привычно покрутить головкой по сторонам. Серега велел вести себя скромно, значит, так и надо.
        - Куда едем?
        Таксист скользнул по ней равнодушным взглядом, не найдя в ней ничего привлекательного. Лидочка со вздохом назвала адрес и уставилась в окно.
        Она не видела, как следом за их машиной со стоянки сорвалось авто и, пристроившись им в хвост, сопровождало до самого места. Не обратила внимания на то, как автомобиль остановился в пяти метрах сзади. И конечно, не видела, как из салона вылез ее бывший жених, Миша, и, прячась за стволами деревьев, медленно пошел за ней следом.
        Серегина квартира преобразилась с последнего ее визита. Она опешила, обнаружив в его халупе идеальный порядок. Чистейшее постельное белье на старом диване. Прибавилось недорогой, но хорошей посуды. Холодильник был не пуст. И даже появился холст и грифель под ним. И на холсте портрет какого-то мужика, смотревшего прямо на Лидочку пронзительно и остро. В шкафу нашлись комплект нижнего белья, новенький спортивный костюм, два полотенца с этикетками.
        - Надо же… - Лидочка ошалело моргала, прогуливаясь по квартире. - С чего бы это, Сереженька? Откуда бабулесики, интересно?
        Она поняла, откуда, стоило разворошить тайник. Серега его устроил во встроенном шкафу под подоконником в кухне. Туда никому и в голову бы не пришло залезть. Десятки пыльных липких банок из-под меда, варенья, махровые от прилипшей пыли бутылки с растительным маслом. Везде по половинке, по четвертинке. Все плотным рядом стояло тут еще с прежних доходных времен. И Лидочка всегда, когда сюда лазила, чтобы вылить у Сереги водку, зажимала носик и надевала резиновую перчатку, чтобы не вляпаться в паутину и не схватить голыми пальцами паука.
        Тайник был за всем этим пыльным добром в боковой стенке, обшитой фанерой. Фанера стояла будто бы прочно, но это для тех, кто не знал. Лидочка знала, что надо ее снизу подцепить, потянуть вверх, и она откроет приличных размеров ящик. Раньше в ящике пряталась от ее глаз водка. Теперь там лежал большой сверток размером с два плотно прижатых друг к другу кирпича. Он был завернут в обыкновенный пакет из супермаркета.
        Лидочка вытащила сверток, положила на пол, вернула на место фанерку, отряхнула руки, перчаток в этом доме не нашлось. Закрыла дверцы, взяла сверток в руки и, положив на стол, принялась снимать с него шуршащую полиэтиленовую упаковку. Под упаковкой обнаружился женский платок с люрексом. А под платком…
        - Боже мой!! Серега, что ты наделал?? - Она в ужасе отпрянула от денег, рассыпавшихся по столу после того, как она развязала концы платка. - Ты что наделал, сволочь??
        Это были деньги ее свекра, к гадалке не ходи. Их кто-то долго у него искал, перерыл всю квартиру, и…
        Господи, а может, это Серега искал?! Может, он и Сергея Ивановича?! А ей просто соврал, и все. Она врала ему, он ей. Все закономерно. И он не рассказал бы ей ни за что, кабы не его величество случай. Может, побоялся, что в его отсутствие кто-нибудь квартиру обнесет? Может быть…
        Она вдруг принялась лихорадочно снова укладывать деньги стопками. Концы платка не стягивались, деньги расползались, но она не сдавалась. Все связала, накрыла сверху пакетом, и тут в дверь позвонили.
        Лидочка недовольно поморщилась. Кто это мог быть, можно было только догадываться. Серегиных собутыльников она не раз отсюда гоняла. Они ее побаивались. Потому что до поры до времени ее побаивался и он. Потом все поменялось. Как деньгами оброс, так и поменялось. Даже пить бросил.
        - Ишь, ты! Миллионер, мать твою!!! - зашипела она злобно, маршируя к двери. Резко крутанула головку замка, резко дернула дверь на себя, слишком громко заорала: - Че надо, козлы??
        И тут же отпрянула, тут же затряслась, вжалась в угол, закрылась руками.
        На пороге стоял Мишаня. Не обратив внимания на ее испуг, он прошел в квартиру, и через минуту из кухни раздался его нечеловеческий крик:
        - Ты-ыыы?! Сука-аа!! Я так и знал, что это ты-ыы!!
        Он орал страшно. И страшно плакал. Рыдал с надрывом, как умалишенный. А потом затих и принялся звонить кому-то. Она все слышала. Сидела, съежившись в углу в прихожей, и не шевелилась. Ей сквозило из приоткрытой входной двери. Ей надо было удирать отсюда от Мишаниного гнева подальше. Но она не могла. Надо было объяснить ему хоть что-то. Но она не могла.
        Удирать-то было некуда! И оправдываться было бессмысленно! Никто не поверит в ее незначительные мелкие пакости, которые они обдумывали с Серегой. Не поверит, обнаружив пакет с деньгами, пропавший из дома покалеченного старика.
        Никто ни за что ей не поверит. Никогда…
        Глава 11
        - Мы вычислили убийцу вашей подруги, Мария Сергеевна, он задержан. Он также подозревается в покушении на убийство вашего отца. Мы не могли бы с вами встретиться сегодня?..
        Этим звонком в половине восьмого утра ее в воскресенье поднял с постели Шпагин. Маша вырвалась из кокона простыней, выбежала из своей спальни, влетела в комнату мужа. Тот спокойно спал, разметавшись на полутораметровой ширине матраса.
        Слава богу, не он! Конечно, глупо так думать о нем, но мало ли! Он такое натворил с этой Лидочкой!
        Она не слышала вчера, как он вернулся. Долго лежала в ванне, потом выпила стакан теплого молока с медом и мятой и уснула, как младенец. Впервые с той ночи, как она в последний раз говорила с Зоей. Тогда пошел дождь. Он мягко шуршал по кровле, убаюкивал и ничего не предвещал. Сколько всего случилось за это время! Сколько стряслось! Она вообще спать перестала. Ходила ночами по квартире, стояла на балконе, слушала ночь, плакала. Под утро забывалась, но сном это назвать было нельзя. Она буквально все слышала. Как, просыпаясь, ходят над головой соседи, как журчит вода в канализации. Разве же это сон?
        А вчера ее вырубило, и она не слышала возвращения Володи. Но раз он в своей кровати, значит, задержали не его. Хоть за это спасибо!
        Она вышла из спальни мужа, плотно прикрыла дверь, шепнула в трубку:
        - Да, давайте увидимся. Когда?
        Шпагин готов был хоть сейчас. Но Маша запротестовала.
        - Я так быстро не могу. Мне надо привести себя в порядок.
        - У вас полчаса, - строго отрезал Шпагин. - И вообще я уже у вашего подъезда.
        Пришлось впустить незваного гостя. Маша усадила его в кухне, велев приготовить бутерброды и сварить кофе. А сама, наскоро приняв душ и вымыв голову, заперлась в спальне, начала одеваться.
        Тонкие брюки, тонкий пиджак, легкая кофточка и туфли на низком каблуке. Волосы убрала высоко наверх, зализав до боли непокорные кудряшки.
        - Где мой завтрак?
        Маша вошла в кухню и обнаружила насупившегося супруга возле окна, завернутого в простыню. И Шпагина в переднике, хлопотавшего у стола.
        - Доброе утро, дорогой, - улыбнулась Маша елейно.
        Она не собиралась его прощать. И развод неминуем. Как только все уляжется.
        - Доброе утро, - буркнул Вова, подобрал простыню повыше, прошлепал босыми ногами к столу и уселся, съехидничав: - Ты наняла новую домработницу?
        Маша не ответила. Благодарно кивнула Шпагину, поставившему перед ней тарелку с омлетом и чашку кофе.
        Шпагин нашелся.
        - Домработница была бы у вас в СИЗО, Владимир… не помню, как по батюшке. Еще какая! Дай мы делу ход…
        - Какому делу? - вскинулся было Вова, но поймал их взгляды, красноречиво кричащие, что они все знают, и опустил голову. - Н-да… Извините…
        - Все же не давала тебе покоя Лидочка, да? - спросила Маша, нацепила кусочек омлета на вилку, отправила в рот, было вкусно. - И даже оговорить ее пытался. Про ключи врал.
        - И ничего я не врал! - закричал Володя, вскочил, уронив простыню, замахал руками. - Все так и было, Маш, точно!
        - Да точно, точно, - кивнул Шпагин, легонько подтолкнул хозяина к его месту, а сам сел рядом с Машей. - Лидочка дала признательные показания. Она сняла слепок с вашего ключа, когда Сергей Иванович скандалил с сыном.
        - Ух, ты! - это Маша в один голос с Володей выпалили. И одновременно спросили: - А зачем?!
        - С ее слов, она собиралась побывать у вас в квартире в ваше отсутствие. - Шпагин принялся за омлет, запивая его молоком.
        - Но зачем?!
        - С ее слов, повторюсь, ей было нужно продолжить кем-то начатый телефонный терроризм.
        - То есть?! - Маша ничего не поняла.
        - Она хотела проникнуть в ваш дом и позвонить вам на мобильный с домашнего телефона. Она была в курсе того, что вам кто-то постоянно звонит на домашний и молчит. Ваш муж проболтался вашему брату, так?
        - Я не знаю, - вступилась за Володю она, заметив, что тот совершенно сник. - Может, я и сама ему сказала. Я уже не помню. Все началось давно.
        - А сейчас тоже звонят?
        - Нет.
        - Ну вот! А она еще смеет утверждать… - обрадовался Шпагин, смел остатки омлета себе в рот, допил молоко и полез из-за стола.
        - Что смеет утверждать, кто?! - Маша отдала ему свою тарелку, с интересом наблюдая, как гость, приготовивший завтрак, теперь еще и посуду решил помыть.
        - Ваша несостоявшаяся невестка утверждает, что позвонила вам всего один раз с вашего домашнего на мобильный. А от всех прежних звонков открещивается!
        - Ага! Как же! - фыркнул Володя, он принципиально не стал есть, потягивая из высокого стакана морковный сок, добытый в холодильнике. - Я не я и хата не моя! А что вообще она говорит об убийстве Зои? Как это объясняет?
        - А никак! Молчит! И кражу денег из дома вашего отца, Мария Сергеевна, никак не объясняет. Но… Думаю, она просто покрывает своего воздыхателя.
        - Это который… - вскинулся было Вова, но вовремя спохватился и прикусил язык.
        А Шпагин снова развеселился и уставился на полуголого хозяина дома с ядовитой ухмылкой.
        - Да, Владимир, совершенно верно. Это тот самый гражданин, с которым вы подрались около дома небезызвестной нам дамы. Он сидит у нас на сутках. Административное правонарушение. Но думаю, как бы он там на долгие годы не задержался. Пока его соучастница молчит и на него не ссылается. А он так вообще не знает, что она запалилась. Не понимает, почему ему продлили арест, возмущается, требует адвоката. Но ведь выходные, сами понимаете… - Шпагин игриво подмигнул.
        - Считаете, это он?!
        Маша поежилась, испуганно глянула на мужчин и едва не расплакалась. Неужели конец кошмару?! Неужели этого гада нашли?! Зою не вернуть, отцу здоровье тоже, но хотя бы ее правоохранительные органы оставят в покое. Никто не станет звонить, напрашиваться на встречи, от которых ныло все внутри потом, будто кислоты выпила. Допрашивать, бог даст, не станут, смотреть едко и недоверчиво. И еще… перестанут выпадать из ее памяти временныґе отрезки в три часа.
        Все нормализуется. Все снова станет прежним. Правда, придется привыкать жить без Зойки и без отца.
        - Считаю, - уверенно кивнул Шпагин. - Как бы они ни выкручивались, мы их припрем. У нас такое вещественное доказательство на руках! Против этого любой адвокат стушуется. Н-да…
        Глава 12
        Адвоката, способного добиться их освобождения под залог, они себе позволить не смогли. Поэтому продолжали сидеть. Решение суда было не в их пользу.
        - Судья счел, что вы можете скрыться, пока идет следствие, - пожал плечами Шпагин и выкатил нижнюю губу. - Сами понимаете, вас обоих подозревают в убийстве и покушении на убийство, а также в хищении… Хотя как посмотреть. Могут и грабеж влепить.
        - Обоих?! Нас?! - глаза Лидочки наполнились слезами, она сжала ладошки коленками, взгляд ее заметался. - А кого нас?!
        - Как кого? Лидия… - Шпагин раздраженно покачал головой. - Только давайте не будем сейчас начинать, идет?! Вас взяли с поличным! Вы достали из тайника вашего любовника пакет с деньгами, похищенный из квартиры Мыскова Сергея Ивановича.
        - Я не знала, что там! Я не знала!!!
        Она разрыдалась, судорожно дергая плечами, на левом горела ссадина - последствия выяснения отношений с сокамерницей. Та вздумала уложить ее спать на пол. Но Лидочка имела богатый жизненный опыт и давно уже научилась столбить территорию. Ее ссадина на левом плече стоила сокамернице разбитой нижней губы.
        - Что значит, вы не знали?! Со слов свидетеля, вы вполне целенаправленно двигались на квартиру к своему любовнику.
        - Бывшему! - взвизгнула она. - Серега мой давний любовник, а значит, бывший! Это когда-то мы с ним жили и жениться собирались. Потом все! Сейчас все!
        - Ага, понятно. Именно по этой причине, что он ваш бывший возлюбленный, у вас были ключи от его квартиры. У вас имелась совершенно точная информация, где спрятаны деньги. И по этой причине вы заказали два билета до Сочи? Вам не надоело?!
        - О Господи!!! - Лидочка согнулась, зашаталась из стороны в сторону. - Как же так?
        Почему все так против меня?? Почему?? Я же ничего такого… Я не хотела!!
        Шпагин решил дать ей наораться, выплакаться. Он не предлагал ей носового платка, потому что упаковка закончилась в прошлый четверг или вторник. Кажется, на Маше Киреевой как раз и закончилась. Славно все-таки, что она не причастна. Она милая, хорошая, жаль было бы ошибиться в ней так жестоко.
        Нет, поначалу его разум и душа ее не приняли. Слишком в ней было всего: слишком симпатичная, слишком успешная, слишком хорошо держится, слишком много рассуждает логически. Его коробило, воротило от подобного совершенства. Не от зависти, нет. Он просто в него не верил! Он не верил в совершенных людей. Поскреби пальчиком по внешней позолоте, такое увидишь!
        У Маши, слава богу, никакой червоточины не обнаружилось. Милая, порядочная. Да, не повезло с родственниками. Да, муж оказался не вполне…
        А у кого сейчас иначе? Особенно, если ты на пути к успеху и процветанию?
        А Маша, сама о том не догадываясь, двигалась вверх по лестнице семимильными шагами. Он говорил с ее генеральным. Много и подробно расспрашивал о ней. Тот готов был свое кресло уступить Маше хоть завтра. Он достаточно поработал, хотел отойти от дел.
        - А тут такое… - сокрушался генеральный, сидя со Шпагиным на маленьком диванчике за бутылочкой виски. - Ну да ладно, разгребет она свои семейные неурядицы, и тогда уже…

«Кажется, для Маши наступают великолепные времена, - вдруг подумал Шпагин. Убийцу они не сегодня завтра призовут к ответу. Его соучастница - Шпагин не верил, что Лидочка была способна проломить череп Машиной подруге, тут явно руку Сергей приложил - тоже пойдет в тюрьму. Состояла в сговоре? Будьте любезны!»
        И хорошо, и славно. И ему, может, отпуск летом обломится. Вот передаст он это дело в суд и…
        - Хорошо! - Лидочка вдруг выпрямилась. Глянула на него заполошными глазищами. - Я все скажу! Все!! Только вы мне верьте, ага?
        Он сдержанно кивнул. Верить этой дамочке он, конечно же, не собирался. Но послушать стоило.
        - Короче, мы с Серегой как бы при деле, да, имел место преступный замысел, но мы не виноваты, - шмыгнула Лидочка носиком и потрогала ноющую ссадину на левом плече, поморщилась. - Мы хотели, но мы не делали!
        - Это я уже слышал, - кивнул Шпагин, равнодушно расковыривая кончиком шариковой ручки крохотную дырочку на столе.
        Дырочка эта появилась после того, как он уронил дырокол на стол. Года два назад. Уборщица все пыталась ее затереть. Все какие-то мастики таскала из дома, пропитки для дерева. Мазала, мазала, терла меховой шкуркой. А Шпагин нарочно расковыривал. Должно же было остаться после него хоть что-то, думал он. Хоть какой-то след он должен был оставить в этом кабинете. Хоть что-то, кроме пыльных папок с десятком нашумевших уголовных дел, раскрытых им мастерски и быстро. Это со временем забывается. А вот отметина будет вечно глаза мозолить. Пока тут будет стоять этот стол, на нем сохранится и отметинка. Кто-то папоротники сажает и кактусы. Кто-то картины вешает. А он вот на столе отметину творит.
        - Понимаете, мне хотелось Машку позлить. Лишить ее равновесия, так сказать. Миша же мне сказал, что ей кто-то звонит уже долгое время на домашний и молчит. Звонит и молчит. А она нервничает. Сильно нервничает, - пробудилась Лидочка от странного оцепенения, в котором пробыла минут пять. Шпагин ее не торопил, она и зависла. - Вот мне и захотелось ее совершенно вывести из себя. Чтобы она окончательно распсиховалась и…
        - И?
        - И захотела, наконец, со мной познакомиться. Когда все хреново, рада будешь любому человеческому участию. Разве нет? А она… Подумаешь, принцесса! - процедила Лидочка сквозь зубы. - У себя принять не захотела, к нам заехать времени не нашлось. Мишка, между прочим, тоже на нее за это злился.
        - Думаю, он теперь поменял свое мнение на этот счет, - поддел Шпагин и удовлетворенно заулыбался, заметив два багровых пятна на ее щеках. - Допустим, вы хотели лишить ее внутреннего равновесия. Хотели заставить ее нервничать, подозревать собственного мужа, я даже это допускаю, но!.. Но зачем было убивать ее подругу?!
        - Да не убивал ее никто! Не убивал!!! - заорала Лидочка не своим голосом так, что вздулись жилы на шее.
        - Она сама упала, так?
        - Я этого не говорила!
        - Тогда что? Ваш сообщник Сергей, он…
        - Он стоял на площадке этажом выше, когда тот мужик вошел в хату, - скороговоркой пробубнила Лидочка и замолчала, будто споткнулась на последнем слове.
        Та-аак! Это что-то новенькое в ее показаниях! К этому даже Шпагин не был готов. Он пока еще не говорил с ее любовником. И не знал, что скажет он, но вот эта дама крутилась так, что дух захватывало.

«Просто на ходу подметки рвет, - подумал Шпагин со злым азартом. - Если сейчас еще скажет, что в квартиру вошел муж Маши, он ее точно…»
        - Какой мужик?! Какой мужик, Лидия?! - Он зло швырнул авторучку в сторону, на сегодня для потомков сделано достаточно.
        - Я не знаю, - подергала она плечами. - И Серега его не знает. Сережа долго проторчал в квартире. Дольше, чем я велела. Я велела позвонить и сваливать. А он позвонил и… И начал по шкафам лазить, скотина! Короче, замешкался.
        - Или не особо торопился, зная, что хозяев нет и скоро они не появятся, так?
        - Типа того, - тяжело вздохнула она. - Даже, урод, колбасу из холодильника стащил!
        - Колбаса - это серьезно, - скептически хмыкнул Шпагин. - Дальше!
        - Когда он вышел, то услышал, что кто-то прет на него от лифта. Он наверх.
        - Почему? Мог бы просто идти навстречу.
        - Так он в перчатках резиновых был и в бахилах. Не успел снять.
        - Ух, ты! Как грамотно!
        - Я велела, - не без гордости заявила глупая женщина. - Короче, он наверх, затих там. Видит, какая-то толстая тетка открывает дверь ключом и в квартиру входит. А дверь не закрыла и тут же начала Машке названивать, орала так, что два этажа слышали. Серега хотел удрать, но не успел спуститься, как в хату еще гость пожаловал.
        - Да ну!
        - Точно. Тот постоял немного, послушал и осторожно в квартиру сквозанул, потом Серега услыхал грохот. Пару минут тишина, а затем этот тип осторожненько вышел и…
        - И?
        - И ушел!
        - Здорово!
        - Ничего хорошего, - огрызнулась Лидочка. - Серега в квартиру снова вошел, а там…
        - А там? - Шпагин нервно улыбался.
        - А там труп и кровища! А потом…
        - Что потом?
        - Потом та же самая картина повторилась в доме Сергея Ивановича. Серега вошел, а там все перевернуто вверх дном и…
        - И деньги лежат на столе, Серегу твоего ждут! - фыркнул Шпагин так, что брызги изо рта полетели в разные стороны. - Хватит! Хватит врать!!! Вон пошла! И пока сидеть будешь, придумай что-нибудь поинтереснее!
        Ее увели, Шпагин тут же затребовал привести к нему ее любовника. К этому часу его уже привезли из соседнего отдела. Положив телефонную трубку на аппарат, он растопырил пальцы над столом. Они подрагивали. Он был выведен из равновесия не столько ее враньем, сколько убежденностью, с которой она врала. Надо же, как научилась! Артистка!
        Если сейчас и этот скот начнет врать и изворачиваться, он ему точно в зубы даст…
        Сергей, которого ввели в его кабинет, ему неожиданно и против воли понравился. Смотрел открыто, не враждебно. Взгляд не показался Шпагину испорченным. И внешне мужик был приятным. И чего это бабам надо, а? Чего она бросила этого парня и на панель ушла? Образ жизни, мыслей?
        - Говорить советую только правду, - начал Шпагин, не глядя на парня, чтобы не проникнуться к нему сочувствием.
        - Врать не обучен, - пожал тот плечами. - Пить научился за столько-то лет вынужденного одиночества, а вот врать… Вы спрашивайте, я все скажу. Слышал, Лида у вас?
        - Да, у нас.
        - Ох… - Сергей покачал головой, грустно глянул за окно. Поскреб пятно на штанах на коленке. Потом поднял на Шпагина совершенно чистые честные глаза. - Я так и знал, что с ней когда-нибудь влипну в историю. Так и знал!
        - И что же? Зачем было влипать, если знали?
        - Так люблю эту дрянь. - Его лицо дернулось мучительной судорогой. - Ни в чем не мог ей отказать. Никогда! Пойди позвони из чужой квартиры… Я иду. Пойди шарахни будущего свекра по башке… Я иду.
        - И шарахали?
        - Нет, слава богу, до этого не дошло. Там за меня кто-то управился.
        - Ага, и деньги для тебя оставил! - Шпагин начал заводиться. Симпатия к парню улетучивалась.
        - Нет, деньги не оставили. Деньги не нашли!
        Сергей улыбнулся озорной юношеской улыбкой, преобразившей его лицо. Он показался Шпагину очень молодым и даже интеллигентным. И сидел он на стуле для допросов с неким изяществом, в котором угадывалось совершенно иное прошлое.
        - Они их искали. Точно искали. А нашел я!
        - Подробнее, пожалуйста. - Шпагин стиснул зубы. Ладно, он терпеливый, он послушает.
        - Начну с первого случая… Не знаю, что говорила тут Лидка, но затея была совершенно идиотской! Марию ей позлить захотелось. Она неплохая, в принципе, девушка.
        - Мария?
        - Нет, Лида. Запуталась только. И зло какое-то в ней сидит на весь белый свет. Мария не захотела с ней знакомиться, и в ее голове тут же созрел план мести. Мелкий такой, пакостный. Но созрел! Как же она мимо пройдет и не ущипнет! Короче, сняла слепок с ключей у Машиного мужа. Сделала ключи в мастерской. Вручила мне и послала к Маше на квартиру. Войдешь, позвонишь с домашнего Маше на мобильный и пулей назад. Такие были инструкции. Стоили они полторы тысячи рублей.
        - Ух, ты! - ехидно осклабился Шпагин. - А ты попутно еще и киллером подработал, да?
        - Нет. - Сергей глянул на него ясными, без тени вины глазами. - Я никого не убивал.
        И он слово в слово повторил рассказ Лиды. И как колбасу стащил из холодильника. И как на верхний этаж шмыгнул, когда чьи-то шаги услыхал. И как видел их всех.
        - Кого всех?
        Шпагин осторожно, словно крал, достал из верхнего ящика еще одну авторучку и принялся ковырять стержнем заветную отметинку.
        Оказалось, речь про Зою и ее убийцу. Сергей подробно описал его, как тот шел, крадучись, как осторожно рукавом толкал дверь. Как вошел и как потом вышел.
        И про то, что Сергей еще раз побывал в квартире и обнаружил мертвую Зою, тоже рассказал.
        - Меня это так потрясло, что я… Я взял и нарисовал его портрет.
        - Чей?? - простонал Шпагин, болезненно сморщив лицо.
        - Убийцы, - ответил Сергей и улыбнулся без тени страха или раскаяния. - Я же ведь художник. Не очень удачливый, но не без божьей искры. Думал, что… Думал, что все пропил. Все свое будущее. А талант, оказывается, не пропьешь. Правду говорят. Я написал его портрет. Да. Можете взглянуть и объявить в розыск.
        - Кого?!
        Шпагин закатил глаза, стиснул пятерней подбородок. Он от этой сладкой парочки точно с ума сойдет!
        - Как кого, убийцу! Я его отлично запомнил. И он очень хорошо вышел.
        - Где?!
        - На холсте.
        - Холст, спрашиваю, где?! - взревел Шпагин, и очередная авторучка полетела в угол.
        - Холст в квартире. На мольберте.
        - Ага! Уже лучше!
        Шпагин тут же набрал дежурного и попросил прислать к нему кого-нибудь из оперативников, кто был в отделе на данный час. В кабинет ворвался самый молодой, недавно устроившийся.
        - Вот, поезжай по этому адресу. - Шпагин протянул ему листок с нацарапанным адресом. - Обратись в ЖЭК, понятые, все, как положено.
        - Так мы вроде были там! - удивился парень, ероша макушку, он только-только собрался за пончиками в буфет метнуться, незадача какая.
        - Были, не были! - проворчал Игорь, покосился на Сергея. - Вот гражданин утверждает, что в квартире осталось не замеченное нами вещественное доказательство.
        - А конкретно? - Парень съежил скорбную физиономию, представив себе обыск и всю прочую канитель. - Что хоть искать-то?
        - А конкретно, там на мольберте должен быть портрет мужчины. Я правильно излагаю? - Шпагин покосился на подозреваемого, тот согласно кивнул. - Вы его пакуйте и везите сюда.
        - Портрет?
        - Ну не мужчину же! Его-то там точно нет, - и чуть тише добавил: - Если он вообще существует.
        Опер умчался выполнять приказ, Шпагин задумался.
        А что, если не врет этот художник? Что, если и правда был кто-то еще? Кто-то, кто шел за подругой Марии Киреевой по пятам. Осторожно прокрался за ней в квартиру, убил…
        А зачем?!
        - Вопрос хороший, - пробубнил Шпагин, глянул на притихшего художника. - Ну а с Мысковым как? Там кого нарисовать сумели?
        - Никого. - Сергей тяжело вздохнул.
        - Там-то что должен был делать, умник?
        - Там… Там задание было сложнее. Лидочка велела дядечку по башке шарахнуть. Вроде и не очень сильно, но так, чтобы дядечка нуждался в ее помощи. Чтобы возлюбил ее вдруг в роли заботливой невестки.
        - Супер! - развеселился Игорь, протянул руку, щелкнул тумблером электрического чайника. - Пойди, отключи старика, но так, чтобы не насовсем. Как будто понарошку. Она больная, что ли, Лидочка твоя?!
        - Нормальная она, - заступился за подругу художник. - Просто… Просто любви ей всегда не хватало. А моя была не нужна. Вот и все.
        - Ладно. Проехали про любовь. Ты мне лучше расскажи, что там случилось? В твоей версии…
        Там, со слов Сергея, ему не пришлось марать рук. Он вошел, когда старик уже еле дышал, кругом все было в крови, вещи валялись в беспорядке, ящики шкафов на полу.
        - Камня на камне не оставили, честное слово! - убедительно тараща глаза, рассказывал Сергей.
        - Почему не оставили, а не оставил? С чего вы решили, что там был не один человек?
        - Такое натворить! Разве одному под силу? Небось, следов было?.. - И взгляд Сергея настороженно напрягся.
        - Небось, - загадочно хмыкнул Шпагин.
        Следов и отпечатков было несколько. И все они принадлежали членам семейства, включая Лидочку. Ни одного постороннего пальчика, кроме…
        Была одна зацепочка, крохотная, на нее эксперты кивнули Шпагину и тут же забыли. Но он помнил! И потом такая же зацепочка крохотная всплыла в квартире пропавшего родственника Марии Киреевой.
        Эксперты нашли длинный женский волос русого цвета, вьющийся. И в квартире старика, и в квартире пропавшего родственника, который и не родственник совсем.
        Шпагин тут же подумал про Машу, у нее точно такого же цвета волосы и тоже вьются, но на момент исчезновения этого родственника у нее алиби. И посему пока не торопился обращаться в лабораторию для более точного анализа. Сличать ДНК и все такое.
        - И как ты думаешь, что искали в квартире старика?
        - Деньги! - фыркнул художник. И развеселился вдруг. - Они искали, а я нашел!
        - Да ну!
        Шпагин налил кипятка в любимую керамическую чашку с отбитой ручкой, это была такая же реликвия для него в этом кабинете, что и заветная щербинка на крышке стола. Он опустил туда чайный пакетик. Принялся ложкой уминать его о края. Пакетик сердито надувался, сплющивался, пуская в разные стороны шлейфы темного цвета. Кипяток окрашивался, густел. Шпагин кинул в чашку два кусочка сахара, дождался пузырьков воздуха и тут же начал интенсивно мешать.
        - Итак, вас остановило распростертое окровавленное тело старика? Вы его обошли сторонкой и продолжили поиски? Получается, так? Вы перешагивали через него или, не стесняясь, наступали?
        Он бросил быстрый взгляд Сергею в переносицу, намереваясь добить его своей проницательностью, смутить.
        Не тут-то было! Никакого смущения. Замешательство, а потом взрыв негодования. Вот так-то.
        - Я?? Да зачем вы?? Как вам такое в голову могло прийти? Я… Чтобы я начал искать деньги!!
        - Так, стоп! - Шпагин обжег рот огненным чаем, поперхнулся. - Вы же сами только что сказали, что они искали, а вы нашли. Говорили?!
        - Ну, говорил.
        - И что же?!
        - Но это не значит, что я искал деньги, Игорь Алексеевич!
        - А что же вы искали, Сергей?
        Тот тут же сжался сиротливо на стульчике, виновато носом зашмыгал.
        - Выпить, - выдавил он через силу.
        - О, как! А чего так смущаетесь?
        - Так бросил будто, а тут… Старик в крови, еле дышит. Думаю, да что за хрень! В Машкину квартиру сунулся, жмурик. Сюда - тоже. Думаю, может, Лидка меня специально подставляет?! Как засосет вот здесь! - Сергей ткнул кулаком в грудь. - Я в шкафы - ничего нету. В холодильник - пусто. Руки трясутся, в глазах темно. Не знаю, что делать!
        - «Скорую» вызвать не пытались? - поинтересовался Шпагин ядовито.
        - И что сказал бы, когда приехали бы?! Я пришел деда по башке шарахнуть легонько, а кто-то до меня перестарался?! Не-е, так не годится. Мне за чужие дела отвечать охоты нету.
        - Ладно… - Шпагин любовно погладил бок щербатой чашки. - Так что насчет выпить?
        - А! - художник тряхнул всклокоченной шевелюрой. - Короче, не нашел ничего ни в шкафах, ни в холодильнике, смотрю, а под подоконником в кухне точно такой же встроенный шкафчик. Я туда, там пусто. Я фанерку-то боковую дерг, а там…
        - И деньги сами упали к вам в руки? - Шпагин издевательски хохотнул, и даже в ладоши захлопал. - Супер! Всем бы так везло! Народ всю квартиру перевернул, а тайник лишь вам открылся. Повезло? Или знали?
        - Знал, конечно! - тот недоуменно заморгал.
        - Откуда?
        - Так у меня там тоже тайник.
        - Где?! - Шпагин чуть остатки чая в физиономию допрашиваемому не плеснул, так он его достал. - Где там тоже?! В квартире старика, под подоконником?! С ума сойти!!
        Сергей смотрел на него, не мигая, минуту, а потом простонал:
        - О, боже мой!! Как же меня это все достало!!
        - Не поверите, меня тоже, - отозвался Шпагин, допил чай, протер влажный бок кружки и спрятал ее в стол. - Итак? Что за тайник у вас был в доме старика? И почему?
        - Да не было у меня в его доме тайника, не было!!! - художник вывернул растопыренные ладони и обратил их в сторону Шпагина. - Точно такой же тайник под подоконником у меня! У меня в квартире!!! Все один в один: шкаф под окном, боковая стенка съемная! Понятно?!
        - Теперь да, - прозрел наконец Игорь.
        - Я у себя там всегда от Лидки водку прятал, когда мы вместе жили. Потом от собутыльников своих на опохмелку там оставлял. С вечера если пьем, я туда граммов двести заныкаю. С утра радость! Друганы-то никогда ни грамма не оставят, если меня раньше вырубит. Так что…
        - Полез за водкой, нашел деньги, получается?
        - Да. Так. И единственная моя вина, что не удержался, деньги забрал. Старику, подумал, они ни к чему. А нам с Лидкой теперь, когда все так завернулось, будут кстати. И все было бы супер, если бы Машкин мужик, урод, не притащился. Все испоганил! Все! Вы бы никогда… Никогда меня не вычислили бы…
        - Увести, - произнес Шпагин еле слышно, вызвав конвоира.
        У него иссякли силы. Он больше не мог слушать, не мог думать, не мог рассуждать. В голове все смешалось, перепуталось. И болезненно стучало в самое сердце, что если этот заскорузлый художник говорит правду, то…
        То Маша невольно снова становится подозреваемой. Да что ты будешь делать!
        Глава 13
        Прошедшие выходные его выпотрошили, высушили, утомили настолько, что он впервые рад был их окончанию. Радовался воскресному вечеру, утру понедельника, хотя оно и случилось промозглым. С утра за окном метался ветер, посыпая стекла мелким ледяным дождем. Забытая форточка металась на ветру, квартиру выстудило, босым ступням стоять на полу было невозможно. Но Женю это не смущало. Он носился по квартире в одних трусах, подбирая разбросанные Владой вещи. Это были его вещи. Свои она собрала вчера, ура, ура, ура!!! Собрала и укатила на своем байке в неизвестном направлении.
        - Пока. Увидимся, может быть, - почти не разжимая рта, произнесла она на прощание.
        И укатила! А он стоял, остолбенев, наблюдал за ее суматошными сборами, и не знал: плакать ему или смеяться от невероятного счастья. Вот уж не мог подумать, что счастьем будет то, что его бросает невероятной красоты и необузданной страсти девушка. Насколько он был ослеплен и пленен ею при встрече, настолько же был счастлив при расставании.
        Он мог ходить в одних трусах по своей квартире. Просто так. Не потому, что хотел, чтобы их с него сняли. Не потому, что пытался ее в пятый раз за день уложить в постель. А просто хотел ходить в трусах по квартире. Просто!!!
        Женя послушал вой ветра в проводах, за которые цеплялись ветки пирамидальных тополей. Посмотрел на мокрое стекло, опустил взгляд на свои босые ступни, застывшие на холодном полу, и улыбнулся. Счастливо, беспечно, невзирая на телесный дискомфорт.
        Боже, как же ему хорошо и свободно. Как легко дышалось, как далеко виделось.
        Он мог сейчас сварить себе кофе, а мог и не варить. Мог разбить в сковородку пару яиц или сварить их всмятку. Или вообще позавтракать холодной сосиской, стаканом кефира. Или выскочить под дождь голодным, а позавтракать в городе. Или в той самой кофейне, где подают невероятно вкусные пирожные.
        Вспомнив про кофейню, Женя помрачнел.
        Маша, Машенька…
        Как он мог позволить так поступить с ней?! Как мог пойти на поводу и едва не сломать Маше жизнь? Он ведь, придурок, и свои планы едва не испохабил.
        Но теперь все! Теперь он станет мудрее, осторожнее и… и снова вернется к первоначальной задумке. Он должен возобновить попытки завести с Машей роман. Будет ли он продолжительным, перспективным или, наоборот, обременительным, Женя пока не знал. Он просто решил осторожно двигаться по пути, намеченному ранее, и все! В любом случае, это ему ничем абсолютно не грозит. Ничем, в отличие от…
        Он все же позавтракал дома, решив сэкономить на пирожных. Его кошелек был почти пуст. Влада умела потрошить не только души!
        Он съел омлет из трех яиц, бутерброд с сыром и помидором, выпил чашку кофе с булочкой с изюмом. Булочка чуть зачерствела, но показалась невероятно вкусной. Вымыл посуду, подмел пол в кухне и пошел одеваться.
        Одежда, разбросанная по полу, - результат скорых сборов его удивительной подружки, никак не годилась для работы. Пришлось весь свой гардероб сортировать на испачканное и просто сильно помятое, включать утюг и экстренно гладить.
        Через двадцать минут он вышел из дома и, прикрыв голову от дождя кожаной папкой, помчался на автобусную остановку. И конечно, он не мог видеть, как вслед ему из окна смотрят две пары любопытных глаз - мужских и женских.
        - Он? - спросил очень пожилой мужчина.
        - Он, - качнула головой очень пожилая женщина. - Вернется теперь ближе к семи вечера. Он всегда так возвращается.
        - Спасибо, вы мне очень помогли, - скупо улыбнулся мужчина и, галантно согнув руку в локте, довел женщину до стола, накрытого к чаепитию. - Итак, какое же варенье мне попробовать первым, Алла Степановна?..
        Рабочий день у Евгения пролетел невероятно быстро и необременительно. Зевать было некогда. Единственное, что поначалу немного подпортило настроение, так это то, что Маша при встрече очень сдержанно с ним поздоровалась.
        Неужели догадывается?! Неужели он попал под подозрение?!
        Спина мгновенно покрылась противным ледяным потом, а глаза заметались с ее лица - бледного и прекрасного - на плечи, грудь, ноги. Снова наверх - на грудь, обтянутую бежевым джемпером, на папку с документами, прижатую локтем к боку. Почему она так холодна и неприветлива?! Что-то почувствовала? Поняла, прозрела?!
        Он пропустил ее по коридору, посмотрел ей в спину, злорадно отметив, что этот бежевый джемпер делает ее фигуру совершенно нелепой. И вдруг позвал:
        - Мария Сергеевна…
        Маша обернулась, вопросительно глянула.
        - Все хорошо? - Женя улыбнулся, немного заискивающе, ну и пусть.
        - Д-да, все хорошо, - с небольшой заминкой ответила Маша. - А у тебя как?
        - Все нормально. - Он вздохнул печально и глубоко и одними губами произнес: - Скучаю!
        Маша сделала вид, что не разобрала, кивнула и пошла дальше. А у него испортилось настроение, и он снова послал вслед беглянке с буйным нравом все мыслимые и немыслимые проклятия.
        Надо было ей так встрять, а! Все перепутала, все изгадила и смылась!
        Но тут, перед тем как повернуть за угол к своему кабинету, Маша вдруг опять повернулась, глянула на него, застывшего столбом, улыбнулась и тоже одними губами произнесла:
        - Я тоже!
        Все! День тут же показался лучше некуда. Он добросовестно отработал положенное количество часов. После работы заехал в супермаркет за провизией. И по дороге дал себе честное слово, что наведет в квартире порядок.
        Ведро с мыльной водой уже наполовину поглотило высушенную как папирус половую тряпку, когда в его дверь позвонили. Женя с сожалением посмотрел на перевернутые вверх ножками стулья, перевел взгляд на веник, которым он намел гору мусора.

«Если вернулась Влада, не пущу», - решил он и пошел к двери. Влады на лестничной клетке не было. Под дверью замер пожилой дядечка в почтительной позе.
        - Здрасте, молодой человек, - произнес он странным бестелесным голосом. - Евгений?
        - Да, чем могу?..
        Женя был головы на две выше незнакомца, гораздо шире в плечах, но с чего-то вдруг почувствовал болезненную слабость. У него мыслей никаких не обнаружилось относительно этого неожиданного визита. Просто онемели коленки, отнялся язык, высохло в горле.
        - Мне надо к вам зайти, - произнес мужчина, не вынимая рук из карманов куртки из болоньи.
        - С целью? - Женя подставил ногу в резиновой тапке под дверь. - Я вас не звал, не ждал и все такое…
        - Я все же зайду.
        И тут тщедушного вида дядечка стремительно выпростал левую руку из кармана, ткнул куда-то Жене между ребер и, пока тот, согнувшись, хватал ртом воздух, протиснулся в квартиру. Потом он еще поддал Жене под зад коленом, посылая его из прихожей в комнату.
        - О, уборкой занялся? Похвально, похвально, молодой человек. Я тоже за чистоту. Присядем?
        Женя кивнул. Спорить с этим гостем, обладающим такими аргументами, он счел неосмотрительным. Он съежился на краю дивана в дальнем от входа углу. Мужчина схватил со стола перевернутый стул за одну ножку и виртуозно, не помогая себе второй рукой, поставил его на пол. Сел, тут же снова убрав обе руки в карманы куртки. Уставился бесцветными глазами на Женю.
        - Вон ты какой, Евгений!
        Женя молча его рассматривал.
        До метра семидесяти мужчина не дорос. Телосложение имел хлипкое. Он был в серых изрядно помятых брюках, старомодной куртке, голову венчала фетровая серая шляпа с обвислыми краями. Не влейся мужик в свою одежду так размерно, можно было бы подумать, что он подобрал все на помойке.
        - Насмотрелся? - кивнул мужик. - Все понял?
        - Нет, ничего не понял, - обрел наконец голос Евгений.
        - То, что человек я опасный и шутить со мной не следует, понял? Чем это чревато, понял, так?
        - Да.
        - Отлично! - дядечка заулыбался, зубы, обнажившиеся в улыбке, были мелкими, редкими и гнилыми. - Тогда приступим… Дочка моя где?
        - Как зовут вашу дочку, уважаемый? - решился на вопрос Женя и, почуяв напряжение в госте, поспешил уточнить: - У меня много знакомых девушек. Они чьи-то дочери. Понимаете?
        - Логично, - хмыкнул мужичок, закинул ножку на ножку, штанина задралась, под ней обнаружились треники, заправленные в длинные плотные носки. - Ладно… Владочка - дочка моя. Так зовут мою дочурку. Так где она?
        - Уехала. - Женя немного расслабился.
        - Когда?
        - Вчера ближе к вечеру. Собрала вещи. И уехала.
        - Куда?
        - Смеетесь?! - удивленно вскинулся Женя, забыв об осторожности. - Если это и в самом деле ваша дочь, то вы должны знать ее характер!
        - Немного в курсе. - Мужичок снова похвалился гнилыми зубами.
        - Вот! Думаете, она посвятила меня в то, куда отправляется?! Хм-м… Но если честно, я и не спрашивал. Я так… Я так…
        - Устал? - подсказал мужичок, и в бесцветных глазах его зажегся огонь.
        - Устал, - кивнул согласно Женя. И вдруг осмелел: - Ваша дочь способна утомить кого угодно.
        - Не буду спорить, - миролюбиво проговорил незваный гость. - Она забирает много сил. Особенно, когда чем-то чрезвычайно озабочена.
        Женя промолчал. То место, куда ткнула рука тщедушного мужичка, отвратительно ныло. Он всерьез опасался за целостность ребер. Удар был стремительным и сильным. Еще сильнее ныла душа.
        Что понадобилось у него этому папаше?! Чего уселся?! Узнал, что деточки нет, тю-тю, проваливай! Так ведь? А он сидит, рассматривает его в упор, без стеснения и скалит свои гнилые зубы.
        - Так, у меня очередной вопрос, юноша.
        Дядечка выудил одну руку из кармана куртки, стряхнул мусоринку с коленки. К слову, их там было навалом, смело можно было пылесосить его худосочные коленки. Мог бы и не манерничать.
        - Что за вопрос? - не выдержал Женя паузы.
        - Что так сильно заботило мою Владочку?
        - Спросили тоже! - фыркнул Женя и тут же пожалел об этом. Глаза у змея напротив сделались вновь бесцветными и пустыми. И он решил исправить положение: - Ее много что заботило!
        - К примеру?
        - К примеру, где взять бабла, да побольше! И чтобы при этом ничего не делать, не работать и чтобы за это ничего не было!
        - Узнаю кровинушку, - вяло пожевал мужик тонкими сизыми губами. - Нашла?
        - Что нашла?
        - Где бабла взять?
        - Если бы нашла, не сорвалась бы так стремительно! - снова фыркнул Женя, не соврав.
        - Понятно…
        Мужик опустил голову, принявшись рассматривать ведро с водой, приготовленное для уборки, и тряпку, утопленную в нем, о чем-то думал, хмыкал. Потом задал еще один поганый вопросец:
        - А где искала?
        - Чего? - Женя от испуга дернул кадыком, подумав: ну вот оно, начинается.
        - Деньги где моя лапа искала? Ты же сам сказал, что искала.
        - Я так не говорил, - неуверенно возразил Женя. - Я не так сказал.
        И тут же с тоской подумал, что мужик ему не верит и что, возможно, придется ему все рассказать, а ему жуть как не хотелось все рассказывать именно ему. Он лучше бы в полиции все рассказал, чем этой гнилой уголовной морде. У него же три пожизненных на лбу под шляпой выжжено каленым железом. И дочка ему под стать.
        Так, стоп! А какая она ему, собственно, дочка?! Что-то дядечка темнит…
        - Не важно, как ты сказал. Не сказал! - вдруг сделался дядя чрезвычайно раздраженным. - Важно, что ты знаешь, где она искала деньги. Где?! И послушай, парень…
        Женя вскинул голову и тут же пожалел. Уголовная морда обещала ему все муки ада, ничего при этом не говоря, а просто смотря на него и ухмыляясь. И что самое важное, он верил этой паскудной ухмылке и этому взгляду больше, чем любому слову.
        - Советую говорить тебе правду. Врать, как говорится, не советую. Понял меня?
        - Понял.
        Он потер затылок, потом грудь онемевшей ладонью. Разболелось и раззуделось сразу все тело. Зажмурился на мгновение и тут же решил, что станет говорить этому уроду правду, станет. Но… не всю! Снова подставлять Машу под удар он не посмеет. Эта сволочь, бог даст, уберется из его жизни так же стремительно, как появилась. А ему жить. И планы грандиозные осуществлять. А основным и самым главным пунктом этого плана была и все еще остается Маша!
        - Говори!
        - Короче… Не знаю, как вас по имени-отчеству, извините… Короче, она приехала сюда не просто так.
        - Приехала на чем?
        - На байке! - вытаращился Женя. - А то вы не знаете!
        - На байке, стало быть… Вот дрянь, а!
        И без того невзрачный дядька сделался пепельно-серым и неожиданно потащил с головы шляпу. А там не оказалось никаких выжженных слов о трех пожизненных. И лысины с детскую площадку, противной такой, скользкой. Там вдруг обнаружились вполне безобидные седые кудряшки. Лохматые, густые. И дядька с ними вдруг преобразился, показавшись не таким злобным и отвратительным.
        - И когда она приехала?
        - Вы знаете… мне кажется, она пробыла в городе месяц, прежде чем нашла меня. А то и больше!
        - С чего ты решил? - Дядька снова водрузил изжеванную шляпу на голову и снова сделался сердитым.
        - Так ей надо было наводить справки у кого-то, как-то, прежде чем выйти на меня, - сболтнул Женя и тут же понял, что это было лишним, теперь не отвертеться и Машу не прикрыть.
        - А зачем ты ей был нужен, мальчик мой? - ласково спросил дядя, и его вялая рука вдруг опять потянулась к его ребрам. - Ты-то ей зачем?!
        - Я просто…
        Он замотал отчаянно головой и пополз в глубь дивана, надеясь, что старый мучитель до него не дотянется. Но тот тянулся и тянулся, как резиновый. Женя заторопился, забормотал:
        - Я просто хорошо знаком с человеком, который был очень нужен ей!
        - С мужчиной?
        - С женщиной!
        - Ага… - Минуту дядька размышлял, потом поводил пальцем туда-сюда, будто составлял невидимый Жене пазл в воздухе. - Но зачем ей нужна была женщина?! Приехала-то она сюда к мужчине, Женя!!!
        - Я знаю, - буркнул он.
        - И?!
        - Дело в том, что эта женщина… Она хорошо знает того мужчину, которого искала ваша Влада. Та женщина, она его дочь!..
        Глава 14
        У Шпагина едва не случилась истерика, когда в привезенном из квартиры художника портрете опознали Шелестова Андрея Ивановича.
        - Можешь, Игорек, не сомневаться, - тыкал в портрет авторучкой его коллега из убойного. - Я сам его брал два раза, так что рожу эту могу по памяти описать.
        - Точно? - куксился Шпагин.
        - Точно! Такая гадость, это убожество! Еще раз рук бы не хотелось о него марать.
        Коллега передернулся от воспоминаний и ушел к себе, а Шпагин принялся мерить шагами кабинет, время от времени бросая сердитый взгляд на холст.
        Портрет, когда его привезли, он поставил на подоконник. Распахнул пошире шторы, пристроил поудобнее, включил свет, позвал сослуживцев. И попросил получше всмотреться.
        - Может, какие-нибудь ориентировки были? Может, кто приметы описывал. Может, какое-нибудь происшествие с его участием? Может, заява у кого под стеклом лежит?
        Он не надеялся на успех, все еще подозревая художника во лжи. Мало ли кого тот мог нарисовать! Может, собутыльника. Может, соседа какого своего, которому решил нагадить.
        И жестоко ошибся.
        Изображенный оказался личностью знаменитой. В нем без труда опознали Шелестова Андрея Ивановича, пятидесяти трех лет от роду, кличка Шелест. Большую часть жизни, начиная с шестнадцати лет, тот провел в местах лишения свободы. Сидел за кражи, грабежи, нападение на прохожих. Было даже подозрение в убийстве, но не смогли ему инкриминировать за недостаточностью улик. Но и без того хватало.
        - А он сейчас точно на свободе? - все еще цепляясь за соломинку, запросил данные на Шелестова Шпагин. - Может, он сидит! Может, наш художник намалевал его лет десять назад, а теперь за портретом этим прячется.
        Не прятался. И малевал недавно. Шелестов три месяца, как освободился. И по имеющейся информации, поехал на постоянное место жительство к своей сестре. А сестра его проживала как раз в этом городе.
        - Черт, черт, черт!!! - бушевал под вечер в своем кабинете Шпагин, буравя взглядом ненавистную рожу на холсте.
        Не будь портрет приобщен к делу, он бы исполосовал его в клочья ножом, которым в обед нарезал колбасу и хлеб. Но нельзя! Сам настоял на изъятии из квартиры художника при понятых.
        Идиот!
        Шпагин обхватил пятерней горевшее от бешенства лицо. Что ему теперь делать, с чего начинать, он не представлял.
        Нет, он, конечно же, сразу, как получил всю необходимую информацию, послал людей по адресу прописки сестры Шелестова. Но там был полный облом.
        - Не было, и не приезжал! - отрезала сестрица, просунув в дверную щель опухшую физиономию.
        Пила она, со слов соседей, безбожно. Со слов тех же соседей, никаких контактов с братом у сестрицы не случалось в последние лет семь. До этого как-то появлялся несколько раз. Но, напившись, близкие родственники непременно начинали драться, и сестрица зареклась братца пускать на порог. И по сведениям, даже не писала ему на зону и не слала посылки.
        Но на слово ей, конечно, не поверили и квартиру досмотрели.
        Шелестова не было. И следов его пребывания тоже. Дама жрала водку одна, о чем свидетельствовал один стакан на столе, одна вилка в консервной банке и одна тарелка с заветренной картошкой. Обгрызенный соленый огурец, плавающий в мутном рассоле, тоже был один.
        - Объявлять его в розыск по подозрению в убийстве только потому, что какой-то мазила срисовал его и объявил убийцей, мы не можем, - рассуждал часом позже начальник Шпагина, задумчиво покручивая в руках пустой мундштук, он бросал курить. - К тому же мазила этот сам под подозрением.
        - Так точно, - вздыхал Шпагин.
        Ему было очень тяжело докладывать сегодня обо всем начальству. И это после того, как он торжествовал победу! После того, как считал дело почти раскрытым! И после того, как сегодня-завтра собирался передавать дело в суд!
        - Ты, Шпагин, особо не расстраивайся, - хмыкнул проницательный начальник. - В нашем деле ведь лучше тысячу раз перебдеть, так ведь?
        - Так точно! - Шпагин выпрямил на стуле спину, размышляя, вскакивать по стойке смирно или нет.
        - Во-оот… Отмахнемся от показаний художника, повяжем его по полной, а вдруг он не врет?! - Он поднес к носу пустой мундштук, за годы впитавший в себя никотин, глубоко втянул запах. - С другой стороны, вдруг врет? Мы станем этого Шелеста везде искать, а он, может, встал на путь исправления и работает токарем где-нибудь в токарной мастерской. Так ведь?
        - Так точно, - с сомнением согласился Шпагин.
        Представить себе Шелестова токарем он не мог. Человек, почти тридцать лет отсидевший, горбатиться на дядю не станет, западло ему.
        - Я тоже не верю в это, Игорек, но… - рассмеялся начальник и предостерегающе поднял мундштук. - Тут надо очень осторожно. Сейчас ведь чуть что, все звонят по телефонам «горячей» линии! Даже такая падла, как Шелест, может позвонить. Ему, конечно, не поверят, но проверку пришлют. А у нас в вещдоках его харя, маслом писанная. Тут надо о-очень осторожно, Игорек, очень! Сомнения меня берут насчет Шелеста…
        Он глянул за окно и на минуту отвлекся. За окном стоял весенний теплый вечер. Мягкий ветер еле шевелил распушившиеся листвой ветки, и полковнику чудился сквозь стекло запах этой сочной молодой зелени. Облака в небе застыли, подсвеченные заходящим солнцем, и казались нарисованными. В такой-то вечер разве в грязных делах возиться? В такой вечер хорошо бы взять под руку принарядившуюся супругу, прогуляться с ней по парку, что рядом с домом. Парк большущий, словно лес. Народу вечерами там гуляет полно. Весело, нарядно, празднично, даже в будни. Или посадить ее в машину и укатить с ней за город. И провести вечер за прекрасным тихим ужином в каком-нибудь милом уютном местечке. Хорошее вино, европейская кухня, непринужденный разговор, счастливый смех, покой и радость в любимых глазах.
        Как же давно этого не было в его жизни!!! Как же долго, всю свою сознательную жизнь, он только тем и занимается, что разгребает чужое дерьмо, чтобы люди могли спокойно гулять по паркам, бульварам, скверам. А для него… для него кто это сделает?! И главное, когда?!
        - Ох-хо-хо… - полковник глянул на притихшего Шпагина. - Ты мне вот что, Игорек, скажи, погибшая подруга нашей фигурантки ведь не была ограблена? Я ничего не путаю?
        - Никак нет! - ответил Шпагин. - Кредитки, кошелек, телефон, все на месте.
        - Во-от! Что еще? Украшения?
        - Перстень на пальце, серьги, все цело.
        - Во-от! И квартира фигурантки не была ограблена. Так?
        - Так точно!
        - И как тогда мы сюда Шелеста привяжем?! Какого хрена он убил тетку, если ничего с нее не снял?! - вытаращился полковник. - В хате не пошарил, кошелек не прихватил! Ладно кредитки, тут я еще его понял бы, не каждый уважающий себя вор их возьмет. Это же след! Но кошелек… Опять же в доме не пошарил. Чего он тогда пошел за ней? А он пошел зачем-то. Если пошел, конечно. Зачем?! Что-то же ему было нужно! Что? Шелест у нас кто? Он не гопник, не идиот. Он грабитель со стажем. Если решился на убийство, значит, было ради чего. Чего ради?! Вот ты, Шпагин, можешь мне ответить на эти три вопроса?
        Игорь отчаянно моргал, суматошно вспоминая.
        Блин, он пропустил эти три вопроса! Он так же, как начальник, засмотрелся на тихий вечер за окном. И так же, как он, позволил себе минуту помечтать об ужине за городом. И в кино даже сходил бы, если что! Он сотни лет не был в кино! И сходил бы с удовольствием на любой фильм. А после сеанса, вырываясь на волю из душного зала, вдыхал бы с наслаждением чудный весенний воздух, не сравнимый ни с чем. Липкие почки тополя, прелые листья, сметенные в кучи у бордюров, прибитая коротким дождем пыль, дымок чьих-то далеких костров. Это повторялось из года в год, но каждый раз без него.
        - Зачем он пошел за ней - первое, - загнул мизинец правой руки полковник. - Что ему было от нее нужно - второе. И что он у нее взял - третье. Если ответа не будет ни на один из этих вопросов, значит, Шелеста там не было, Шпагин.
        - А если он выполнял чей-то заказ? - предположил Игорь, тщательно выметая сладкие грезы о дивном весеннем вечере.
        - Исключено, Игорек! В пятьдесят три квалификацию не меняют. Если Шелест там был, значит, по делу. По своему делу! Он одиночка! Он бы вообще под расстрел в прежние времена попал, если бы с кем-то работал. Помню я эту сволочь, хорошо помню. Нет, Игорек, если Шелест там был, значит, какой-то меркантильный интерес у него там имелся. Если интереса не было, значит, не было и его. Ищи, дорогой! У тебя два дня! Если не найдешь, предъявим обвинение художнику. Так что его свобода на твоей совести. Ступай.
        Шпагин вскочил со стула, встал, как положено, и чуть не захныкал, согласно при этом кивая в такт словам начальника.
        Что искать и где, он понятия не имел. Все вещи подруги Маша опознала. Не пропало ничего!
        - Подруга могла чего-то и не знать, - проворчал в спину подчиненному полковник, прежде чем за тем закрылась дверь. - Побывай у нее на работе.
        Шпагин там был и не раз! Но он промолчал, застряв в дверях. И опять так же согласно кивая.
        - И это… Кредитки-то были на месте, да. А вот что на тех кредитках? В банках надо бы распечатки взять. Этим ведь никто не занимался? Нет, конечно.
        А вот этим нет, не занялись! Раз все вещи, деньги и ценности на месте, то и заморачиваться не стали. Расследование пошло по иному пути. Все завязали на звонках Марии, сочтя это тайной угрозой. И это не привело ни к чему.
        - Завтра к вечеру жду отчета о движении банковских средств погибшей, - пришлепнул ладонью мундштук на столе полковник. - Все, свободен!
        Шпагин даже в кабинет заходить не стал. Пошел сразу домой. В кабинете на подоконнике таращил отвратительно пустые глаза Шелестов, три месяца, как освободившийся из тюрьмы. Он сегодня за день на него насмотрелся до тошноты. Завтра, все завтра с утра. И запросы в банки о движении денежных средств, и звонки Маше, и новые вопросы художнику.
        А сегодня, прямо сейчас он сходит все же в кино. Перекусит в кафетерии горячим толстым бургером, напьется кофе, потом купит себе ведро попкорна и станет смеяться или грустить над фильмом вместе с теми, кто будет в зале. А после сеанса выйдет на улицу и…
        Кафетерий предложил лишь шоколадные батончики и колу. Комедий для просмотра не было. Продавец попкорна оставила записку, что сейчас подойдет, но сколько Шпагин ее ни ждал, так и не вернулась. Зал оказался полупустым, фильм неинтересным, и через десять минут Шпагин уже спал. Очнулся, когда по глазам ударило вспышкой яркого света. Он потянулся, встал и понуро побрел вдоль рядов к выходу. А на улице дождь! И не просто дождь, а ливень. И шел, видимо, уже давно, раз тротуар перед кинотеатром затопило, и ему пришлось подбирать края брюк повыше, перебираясь через мощный урчащий поток, стремительно несущийся к стоку. Ботинки он все же залил, и пока ехал до дома, проклинал свою идиотскую затею. Лучше бы перед телевизором вечер провел или к друзьям сходил, те уже звать устали. Или взял бы и Маше позвонил. И еще раз подробно расспросил ее, что конкретно делала ее подруга перед тем, как пойти к ней на квартиру. Она ведь с какой-то целью оказалась неподалеку, так? С какой?
        А что, он и сейчас позвонить может. Подумаешь, половина одиннадцатого, и что? Он вот не спит, все думает и думает. И волнуется, между прочим, за нее, да! Если он докажет, что Шелест убил ее подругу, то это доказывает что? А то! Художник прав. И прав может оказаться во всем. Стало быть, он убил Машиного папашу. И снова тогда здорово?
        Он вот волнуется, а она, понимаешь, спит!
        Маша не спала.
        - Я? Я просто сижу.
        - Где?
        Шпагин остановил машину на обочине и сквозь мокрое лобовое стекло наблюдал за тем, как искажаются, плывут и корчатся неоновые огни вывесок магазинов. У него в голове приблизительно сейчас так же, вдруг подумалось ему. Все меняется, преломляется, меняет форму.
        - На балконе. Слушаю, как идет дождь. Мерзну, - призналась она тихим голосом. И вдруг всхлипнула: - Врачи мне сегодня сказали, что ему осталось совсем чуть-чуть… Может не дожить до завтрашнего вечера…
        - Сочувствую. - Он чуть не брякнул: соболезную, но спохватился, пока рано. - А вы одна?
        - Да. Володя уже два дня не появляется дома.
        - Как это?
        - А так, не появляется. Иногда звонит.
        Маша замолчала. Дождь с силой щелкал по машине, стекла будто покрылись слюдой. В телефоне было слышно, как молотит дождь там - у Маши. И еще было слышно, как она тихо плачет. У Шпагина защемило сердце.
        - Маша, вы ужинали?
        - Я? Ужинала? - удивленно отозвалась она после паузы. - Да вроде нет.
        - И я нет. Может, поужинаем где-нибудь?
        Она размышляла недолго и, кажется, даже обрадовалась его предложению.
        - А давайте. Только я на люди не хочу. У меня нос распух от слез и глаза красные. А дома… Дома тоже не хочу. Я эту комнату стороной обхожу. Не могу тут…
        - Готов рассмотреть предложения.
        К себе ее он точно не мог пригласить. Холостяцкая берлога последний раз подвергалась уборке, наверное, месяц назад. Причем уборке весьма сомнительного качества. Обеденный стол завален, раковина тоже. Мусор забыл вынести еще вчера. Некогда ему, ну некогда!
        - Готов рассмотреть предложения, - повторил Шпагин тверже.
        - А я знаю, куда мы поедем, Игорь, - сказала она, будто что-то вспомнив.
        - Куда?
        - Мы поедем ко мне в дом. Это, правда, далековато. Но там здорово, поверьте. Там камин! Старинный! Мы его растопим, будет тепло и уютно. Приготовим ужин, и спать я вас положу в гостиной, там отличный диван.
        - Верю.
        Он понимал, что не должен туда ехать. Это было не по правилам, тем более с ночевкой. Это могло, в конце концов, оказаться и опасным, Маша пока не переставала быть фигурантом запутанного дела. Но так вдруг захотелось услышать треск поленьев в камине в эту промозглую лягушачью погоду. Услышать, как сердито, с треском ворчит мясо на сковороде. Пропитываются маслом помидоры в салатнице.
        - А мы проедем? Такой ливень.
        - Там отличные дороги!..
        Он встретил ее с зонтом у подъезда. Зонт валялся в его машине года три, две спицы были сломаны, с трех ткань сползла и сморщилась. Поэтому защита от дождя для Маши была весьма сомнительна. Но она благодарно улыбнулась, прижалась к его боку, и они помчались к машине.
        По пути заехали в дежурный магазин. Купили бутылку красного вина, овощей, зелени, сыр и, конечно, мясо. Шпагин дико хотел мяса, не колбасы и сосисок, которые уже в горло не лезли, а большой кусок отлично прожаренного мяса.
        Нагруженные пакетами, они промчались под дождем до стоянки, где оставили машину. Забрались внутрь, отряхнули волосы, глянули друг на друга и рассмеялись.
        - Я как мокрая курица! - заявила Маша, рассматривая себя в зеркальце пудреницы. - Вот это ливень!
        - Ничего, главное, чтобы дрова не намокли, и камин разгорелся сразу, обсохнем быстро…
        Дрова не намокли, но их оказалось не так много, как думала Маша.
        - Потаскали, - погрозила она кулачком в сторону соседского забора. - На шашлыки потаскали, вот бессовестные люди!
        Оказалось, что бессовестные люди сумели каким-то образом проникнуть и в дом. И стащить все запасы чая, а также сахар, черные сухари и несколько вялых картофелин, их Маша собиралась выбросить перед последним своим отъездом, да так и забыла. Не до того было, беда ее отсюда погнала. В кладовке не хватало одной подушки, одеяла и спального мешка.
        - Нет, ну что делается, а!! - она возмущенно всплескивала руками, обследуя другие шкафы и полки. - Носки шерстяные Володины исчезли! И теплый свитер. Он, конечно, его не носил давно и сюда отправил скорее на выброс, но… Но это ведь ничего не меняет! Меня, получается, ограбили!
        Шпагин проверил все окна и двери. Стекла были целы, двери тоже. Но на задней двери, выходившей в сад, на замке были видны отчетливые глубокие царапины.
        - Либо отмычка, либо гвоздь, - сделал он вывод, демонстрируя Маше обнаруженный взлом. - Замочек простенький, открыть такой проблем нет. Особенно для профессионала.
        И он тут же, так некстати, вспомнил про Шелеста. Про это жуткое чудовище, возможно, убившее Машину подругу и, возможно, обитающее где-то по соседству. Маловероятно, конечно, что он выбрал именно этот дом для отсидки, а вдруг?
        - Я поменяю замок, завтра, - пообещал Шпагин. - Встану пораньше. Надеюсь, что-нибудь найдется ему на замену? Можно вообще-то прямо сейчас…
        Замок нашелся, старинный, добротный, с длинным толстым ключом, торчавшим из заржавевшей замочной скважины. Шпагин решил оставить возню с ним на потом, а пока занялся камином. Маша пошла в кухню готовить ужин. Время на часах застыло на отметке одиннадцать тридцать.
        Дрова разгорелись быстро, по комнате тут же поплыло тепло, запахло костром, жженой бумагой, по углам заплясали тени. Игорь нарочно не стал зажигать верхний свет. Что проку от камина, если под потолком полыхает люстра. Из кухни слышался звон посуды, гремели сковородки.

«Хорошо здесь, в этом старинном доме, - подумал Шпагин, вороша длинной кочергой дрова и подкладывая новые. Он подтащил кресло-качалку, уселся в него, сунул свои промокшие ноги чуть ли не в огонь и, наслаждаясь жаром трещавшего на все лады пламени, задремал. Разбудил запах жареного мяса и тихий невнятный разговор, Маша с кем-то говорила по телефону. Шпагин прислушался. Да, нет, не знаю. Односложно, напряженно, без любезности.
        - Кто звонил? - спросил он, входя в кухню, где уже был накрыт стол к позднему ужину.
        - Володя. Спрашивал, почему я не дома. Странно… Сам является, когда захочет, а с меня требует отчета, - нехотя призналась она и бросила телефон на стол. - Бог с ним… Давайте ужинать. Откройте вино. Я не смогла.
        Шпагин громко хлопнул пробкой, выдергивая ее штопором, разлил вино по бокалам, сел напротив Маши. Поднял бокал.
        - За что станем пить, Мария Сергеевна?
        Он жадными глазами оглядел большие куски мяса, о которых мечтал, целую гору салата, сыр, веером разложенный на плоской тарелке.
        - Я поем? - не дождавшись тоста, спросил он.
        - Конечно, Игорь. Я уж без отчества, если позволите. И вы меня зовите просто, без отчества. Хорошо? - Она с улыбкой наблюдала, как он нагружает свою тарелку.
        - Хорошо! - Он уже жевал сыр, все еще держа в одной руке бокал с вином. - Давайте все же за что-нибудь выпьем.
        - Давайте… - Маша кивнула. - Давайте за то, чтобы все побыстрее закончилось. Весь этот непрекращающийся кошмар! Начавшийся вполне безобидно с простых, казалось бы, телефонных звонков.
        Они выпили, поели. Мясо было восхитительным, мягким, пряным, и его, главное, было много. Шпагин глотал, почти не пережевывая. Маша ела вяло. Все время рассматривала его с легкой улыбкой.
        - Игорь, вы ведь не женаты? - вдруг спросила она.
        - Нет, - замотал он головой. - С моим рабочим графиком… Просто нереально сделать женщину счастливой.
        - Почему? - удивилась она, аккуратно отрезала крохотный кусочек мяса, отправила в рот, пожевала.
        - Придется все время ждать! Все время меня придется ждать, понимаете? Вот вы желаете, чтобы весь этот кошмар быстрее закончился, так?
        - Да.
        - А у меня вашим делом ничего не закончится. Начнется следующее, потом еще и еще. И так до пенсии. - Он взял второй кусок мяса, завалил его сверху помидорами, луком, петрушкой, начал нарезать крупно, быстро жевать, быстро проглатывать. - Но! . - Он задрал вилку вверх зубцами. - Меня это вполне устраивает. Я ведь ничего другого не могу! И буду заниматься этим и дальше. Какое уж тут семейное счастье! А ну как скажет она мне: или я, или работа? Что тогда?
        Что тогда, Шпагин знал прекрасно. Ему так уже говорили, правда, до свадьбы дело там не дошло. Они просто встречались. А ультиматум все равно последовал. Он выбрал работу. И не потому, что девушка ему не нравилась, она прехорошенькая была. И ему с ней нравилось время проводить. Просто…
        Просто, она не имела права так говорить! Не имела права ставить его перед выбором! Он ведь уже выбрал, еще до нее выбрал, чего она?
        - Наверное, это очень сложно. - Маша допила вино, доела свое мясо и положила вилку с ножом на тарелку, она наелась. - Все время кого-то ловить, все время кого-то спасать. Все время кого-то подозревать. Мне было очень плохо, когда вы меня подозревали, очень! Но теперь, слава богу, преступники за решеткой…
        Шпагин отвел взгляд и чуть не подавился помидором. Маша тут же поняла, что что-то не так. И пристала с вопросами. И он не смог ей врать. Он рассказал ей всю правду.
        - И теперь, если удастся доказать, что убийство вашей подруги на совести этого Шелестова, вина художника и вашей несостоявшейся невестки ставится под сомнение.
        - О боже!!! - Маша закрыла лицо руками, затрясла головой. - Значит, снова станут думать, что это я отца?! Но это просто невозможно!!! Когда же все закончится! Как я устала!!!
        - Маша, Маша, да погодите вы, не расстраивайтесь так. Я… Я всегда буду вас защищать… И я не верю, что вы могли это сделать.
        Шпагин сорвался с места, подошел к ней, встал за спиной, осторожно положил руки ей на плечи, погладил. Плечики оказались совсем худенькими, и сквозь тонкую водолазку просматривались позвонки. Она сдала за это время, она не была такой худой и подавленной, подумал он с жалостью.
        - Маша, - позвал он, наклонился к ее щеке, почти касаясь своей. - Маша, не надо плакать. Мы найдем.
        - Кого?! - она шевельнула плечами, сбрасывая его руки, покосилась на него с обидой. - Меня?!
        - Ну почему вас-то?
        - А потому, что соседка отца утверждает, что видела меня в то утро!
        - Соседка утверждает, что видела женщину, похожую на вас, - соврал Шпагин, соседка как раз утверждала, что именно Маша входила в подъезд. - Она видела женщину со спины. Плащ, волосы, похожие на ваши. Что еще она видела? Ничего. Она не видела лица? Нет. И ее слова не могут являться доказательством того, что вы там были. Вы ведь там не были, Маша!
        - Я? - она вдруг испуганно прикрыла рот ладошкой, глянула на Шпагина совершенно сумасшедшими глазами. - А я, если честно, не знаю, Игорь!
        - То есть? - он даже попятился от такого неожиданного признания. - Как не знаете, Маша???
        - Господи… - она поставила локти на стол и спрятала лицо в ладонях. - Что я говорю?! Все, не обращайте внимания, давайте просто ужинать.
        За столом они пробыли еще минут десять. У него совершенно пропал аппетит, и он еле справился с тем, что лежало на его тарелке. Маше изначально есть не хотелось, и она давно уже закончила поздний ужин. Она встала из-за стола, собрала посуду, поставила ее в раковину, сварила кофе, нашлись остатки в сморщенной упаковке. Разбавила его молоком, привезенным с собой. Сдвинула на плоской тарелке сыр в одну сторону, на другую положила печенье и предложила пойти к камину.
        - Меня что-то колотит всю. Хочу согреться. - Она обернулась к Шпагину, застывшему с кофейными чашками посреди кухни, тот смотрел по сторонам взглядом затравленного, загнанного в угол зверька. - Идемте, Игорь, я постараюсь вам все объяснить.
        Дрова почти догорели. От углей полыхало жаром, комната прогрелась, было тихо, тепло, уютно. Игорь поставил чашки на стол, Маша разлила кофе из турки, поставила плоскую тарелку с сыром и печеньем.
        - Давайте поговорим, на время забыв, что вы следователь, а я подозреваемая, - предложила Маша, забираясь с ногами на диван. - Представим, что мы друзья.
        - Мы друзья безо всякого «представим». - Игорь взял чашку и сел в кресло-качалку, снова сунув ноги ближе к теплу. - Но прежде чем вы мне станете рассказывать про тот день, когда было совершено нападение на вашего отца, я хочу вам задать пару вопросов, Маша. Идет?
        - Валяйте. - Она отпила кофе и тут же пожалела, что разбавила его молоком, кофе получился не таким крепким, как она любила.
        - Итак, вспомните тот самый вечер, когда вы были здесь одна, когда вы позвонили своей подруге.
        - Я помню. Хорошо помню. Даже лучше, чем хотелось бы. И страшно жалею… - она на мгновение зажмурилась, чувство вины за смерть Зои без конца терзало ее. - Страшно жалею, что позволила ей тогда пойти в мою квартиру.
        - Пойти?
        - Да.
        - Вы сказали пойти, не поехать?
        - Ну да, пойти, она ведь рядом с моим домом была. - Маша наморщилась, вспомнив весь разговор до последнего слова.
        - Почему?
        - Она очень любила ювелирный магазинчик, что с нами по соседству. В тот вечер она как раз там очутилась. По жуткому стечению обстоятельств… - Она встала с дивана и поставила свою чашку на стол, забрала пустую чашку у Шпагина.
        - Маша, Маша, погодите! - Он поймал ее за руку. - Вы не говорили, что она была в тот вечер в ювелирном!
        - Да? - она удивленно поморгала. - Да, может быть, не говорила. Но… Но она ведь там ничего не купила.
        - С чего вы решили?
        - Так при ней не оказалось покупок. Все было на месте. А ювелирных украшений не было. Вот и не всплыло. - Она пожала плечами, понесла чашки в кухню и уже оттуда крикнула: - Ведь ее не ограбили, Игорь! Что проку было от моих слов?
        Шпагин промолчал, напряженно размышляя.
        Маша могла оказаться права. Зою не ограбили. Все вещи и деньги были на месте. Но…
        Но Шелест - осторожная тертая сволочь - мог не взять того, что напрямую указало бы на грабеж. Он мог забрать то, что у Зои еще никто никогда не видел. Он мог видеть ее в магазине или возле магазина. Мог пасти ее, вести до самой квартиры и забрать то, что она только что купила. Если купила, конечно.
        - Какие драгоценности она предпочитала? - спросил он, когда Маша вернулась.
        - О, Зойка любила бриллианты! Изумруды! Она тратила бешеные деньги на цацки. Я всегда потешалась над ней, называла сорокой, но толку-то!
        Маша пошла к комоду в углу комнаты, вытащила из ящика огромную клетчатую шаль и закуталась в нее. Забралась снова на диван с ногами, глянула с печалью на Шпагина.
        - Ну что, Игорь? Готовы слушать мой чудовищный рассказ о потерянном времени? Или, может быть, завтра?
        Он рассеянно кивнул. И Маша промолчала. В голове у Игоря мелькали суматошные картинки одна чудовищнее другой.
        Что, если ее подруга купила украшения? Что, если она каким-то образом попала в объектив внимания безжалостного уголовника? Она, пренебрегая всеми правилами осторожности, вошла, не заперев двери, в чужую квартиру. Он вошел следом. Ударил ее, по всей видимости, кастетом. Что еще мог он прятать в кармане? Не лом же, не кирпич! Он ударил ее, не рассчитав. Или намеренно убил, озверев от безденежья и скитания - сестра его категорически отказалась принимать у себя. Потом Шелест забирает у жертвы то, чего никто пока у нее не видел… кроме продавца в магазине. И благополучно уходит. Нажива серьезная, если погибшая не изменила привычке покупать дорогие украшения. На первое время ему должно хватить. Мотив убийства для прибывших оперативников неизвестен. Все!
        Получается что?
        Если все так, получается, что Зоя оказалась совершенно случайной жертвой, никак не завязанной на происшествиях в семействах Киреевых и Мысковых. Никак! Она жертва собственной неосторожности, жертва чудовищного преступления голодного бездомного зверя!
        - Ужас! - прошептал Шпагин, поежился.
        Угли дотлевали, покрываясь седым пеплом. И ночная прохлада полезла изо всех углов. Он обернулся на Машу. Закутавшись в шаль, она дремала на диване. Игорь взял кочергу, поворошил угли, уложил сверху два самых больших полена, которые он берег напоследок. Он подозревал, что Маша их держала в доме как предмет декора. Оба полена лежали перед камином в старинной чугунной подставке, а сверху коробка с длинными каминными спичками. Может, проснется и заругается, подумал Шпагин, ежась от прохлады. Но не замерзать же и не топить стульями.
        Он посидел у камина, подождал, пока пламя не займется. Потом подошел к дивану, осторожно приподнял голову Маши, подсунул подушку. И, недолго думая, улегся рядом, натягивая себе на спину край ее огромной, будто плед, шали.
        Он уснул почти сразу. Едва успел подумать, что так уютно и покойно ему уже давно не было. Потом решил, что ее духи невероятно хороши. И последнее: тот, кто проник к ней в дом и утащил старый свитер ее мужа, может быть, все еще где-то здесь. Где-то рядом…
        Глава 15
        - Женщина, вы можете подняться к следователю, - окликнул Аллу Степановну вежливый дежурный.
        Он, к слову, ей очень понравился. Симпатичный такой паренек, не хамил, не смотрел надменно или с тоской. Очень внимательно смотрел, очень внимательно слушал. Потом попросил подождать, а сам начал звонить куда-то. Затем с сожалением произнес:
        - Вам придется подождать немного, следователь сейчас занят. Послушайте… - паренек полистал какой-то журнал, сверился с записями, - а почему вам непременно нужен следователь по особо важным делам? Может, для начала вы поговорили бы с вашим участковым? Может, он мог бы вам помочь?
        - С Ерофеевым, что ли?! - Брови Аллы Степановны взметнулись вверх, а рот сложился презрительной дугой. - Я этого оболтуса восемь лет учила в школе. И знаю, как, кому и чем он может помочь, юноша. Нет, уж! Мне, пожалуйста, следователя по особо важным делам.
        Если честно, она имела весьма туманные представления о том, чем именно занимается такой следователь. Вскрывает ли он махинации в особо крупных размерах, ловит ли особо опасных преступников, а может, особо злостных неплательщиков налогов или алиментов. Она не знала! Но словосочетание «особо важные дела» казалось ей почти магическим. Это почти так же, как особо секретно! И она была уверена, что такой человек непременно ей поможет. Сначала выслушает, а потом поможет.
        Но следователь ее разочаровал. Им оказался толстый неряшливого вида дядька. Его стол был завален бумагами, папками с замусоленными тесемками. На подоконнике в его кабинете стоял электрический чайник, рядом половинка обгрызенного батона. Будто мыши его точили, а не люди! Сам неряшливый дядька был в черном джемпере с болоньевыми локотками и карманами. Глаза были красными, лицо одутловатым и землистым. Он без конца курил, даже не спрашивая у нее на то разрешения. Ронял пепел на толстый живот, туго обтянутый джемпером. И смотрел на нее так, словно она побитая молью старая горжетка!
        - Я не пойму сути проблемы, Алла Степановна, - выдохнул он в ее сторону огромный клуб сизого дыма. - Вы за кого конкретно пришли хлопотать?
        - Я?! Хлопотать?! Позвольте…
        Она морщилась от табака, у нее начало першить в горле и стала болеть голова. Ей бы встать и уйти и с досадой плюнуть на все свои опасения, но!
        Она всю жизнь проработала в школе, норов имела крутой, упрямство ему под стать. Еще она обладала удивительно тонким чутьем, способным распознать любую искусно завуалированную ложь, и интуицией, которая помогла ей ни разу не усесться на стул с кнопкой или хлопушкой, подложенной под ножку.
        И вот теперь все эти ее качества - достоинства или наказание - не давали ей покоя. Они грызли, точили, давили, напоминали. И поэтому она решила сидеть и терпеть общество этого тюфяка, пахнущего табаком, потом и залежалыми сухарями.
        - Я не хлопочу ни за кого, уважаемый! - она скорбно вздохнула. - Я пришла к вам поделиться тем, что меня сильно беспокоит!
        - Это я понял. - Его толстые пальцы с желтыми ногтями полезли в пачку за очередной сигаретой. - Я понял, что вы меня побеспокоили, потому что вас что-то беспокоит. Только не пойму, что именно?
        - Вы меня не слушали?! - возмущенно ахнула Алла Степановна и начала медленно подниматься со стула.
        О! Она очень эффектно умела это делать! Она поднималась в классе со своего места так, что у самых отмороженных головы уходили в плечи. Сначала она ставила на стол руки - большой палец на отлете, остальные четыре плотно прижаты друг другу. Потом вытягивалась шея, выпрямлялись локти - все, как в замедленной съемке. Следом начинал приподниматься торс, а потом и вся она нависала над аудиторией. А если учесть, что весила Алла Степановна почти центнер, зрелище завораживало.
        Следователя, кажется, тоже проняло. Он забыл прикурить и сунул сигаретку обратно в пачку. Вжался спиной в стул и уставился на посетительницу, поглядывая на нее снизу вверх не без опаски.
        - Вы меня не слушали! - аккуратно выговорила она каждое слово, чередуя их паузами. - Я вам только что рассказала, что именно меня беспокоит, а вы меня не слушали! Вместо этого вы провоняли весь кабинет табачищем! Дымите пожилой женщине в лицо! И к тому же совершенно ее не слушаете!!! Позор, гражданин! Позор!!!
        - Извините, - буркнул он с неохотой, встал с места, дотянулся до форточки и распахнул ее пошире. - Извините еще раз. Но поймите меня правильно, тут иногда дамы вашего возраста приходят с такими проблемами!
        - Я вам рассказала вполне реальную историю, гражданин следователь. Ко мне не приходили зеленые человечки, меня не посещали марсиане! И они не считывали информацию с коры моего головного мозга! Я не хожу по дому в колпаках из металлической фольги!.. - так же медленно, как поднялась, Алла Степановна опустилась на место, но рук со стола не убрала. - Ко мне пришел приятного вида пожилой мужчина. Незнакомый! И начал наводить справки об одном из жильцов нашего подъезда. После этого, спустя несколько часов, он пошел к юноше. Еще через день он его увел из квартиры. И все! Больше юношу никто не видел! Вам все понятно?!
        - Знаете, нет. - Следователь отряхнул живот от пепла, на манер гостьи поставил растопыренные пальцы на стол и чуть к ней наклонился. - Знаете, мне многое непонятно из вашего рассказа.
        - Например?
        - Например, почему именно к вам пришел этот мужчина? Незнакомый! - следователь укоризненно качнул головой. - Почему вы впустили в дом незнакомого мужчину, Алла Степановна? Я не перепутал ваше имя-отчество?
        - Нет, - виновато опустила она голову. - Все правильно.
        - Итак, почему? И почему вы были так откровенны с незнакомцем, Алла Степановна? Что вы ему такого рассказали о юноше, что он пошел к нему, а потом увел его из дома? Что именно?! И почему вы решили, что он увел его куда-то со злым умыслом? Может…
        - Не может, - перебила его неучтиво бывшая учительница. Она убрала руки со стола и откинулась на скрипучем старом стуле для посетителей. - Этот мужик… Он такой… Он как уж! Про таких говорят, что они без мыла в одно место влезут. И вот в мою душу и в мой дом он влез именно так! Ваши упреки справедливы, я не спорю. Да, я старая одинокая грымза. У меня нет детей, я всю жизнь чужих воспитывала. У меня нет мужа, я всю жизнь…
        И тут Алла Степановна прикусила язык. Хотя чуть было не сказала, что и мужьями она всю жизнь чужими пользовалась без стеснения. И никаких угрызений совести при этом не испытывала. Потому и дядьку к себе впустила, пленившись его седыми кудрями и ласковой улыбкой. Тоже ведь чей-то, подумала она в первую же минуту. Не может быть, чтобы беспризорным такой милый дядечка оставался.
        - В общем, он позвонил в дверь. Стоит такой божий одуванчик - метр семьдесят, не больше, одежонка паршивенькая, кудри седые, в руках тортик и цветы. Здрасте, пожалуйста! Говорю, вы к кому? А он мне, заблудился, мол. Дочку ищу. Дочка, мол, уехала в этот город к своему жениху. Он, типа, за ней следом, чтобы глупостей не наделала. Шел, шел по ее следу, до этого дома дошел и след потерял.
        - Чудеса! - замотал головой следователь. - И вы поверили?
        - А как не поверить, если он ее приметы описал лучше любого портретиста! - возмутилась Алла Степановна. - И про костюм кожаный. И про кудри, и про то, как ходит, как голову поворачивает. Только вот про мотоцикл, мне кажется, он не знал ничего. Видимо, девица без папаши его уже купила. Одним словом, впустила я его. Заварила чай, достала варенье. И все рассказала про его дочку непутевую. И как явилась сюда на мотоцикле своем. И как юношу ждала, как потом повела его обратно в дом, как возила туда-сюда на своем мотике. А незадолго до папашиного визита девица тю-тю.
        - Что тю-тю? - вежливо поинтересовался следователь, правда, совершенно без интереса.
        - Смылась!
        - И что?
        - Девка умотала. А юноша остался. И дядя этот к нему пошел, потому что я указала на парня. Сказала, что он видел ее последний раз и все такое. Мужик к нему пошел. Как выходил, не видела. Может, и заночевал у него, кто знает-то. А на другой день они вместе из дома вышли. Парень еще озирался так затравленно по сторонам, будто помощи у кого просить хотел. А во дворе, как на грех, никого. Одна я - старая ведьма - в окне торчу. Так я в нем с утра до ночи, как в телевизоре. Так вот он парня-то увел, и все! Больше они не вернулись! Надо объявлять в розыск, уважаемый!
        - Кого?! - Следователь чуть не подпрыгнул на свое месте.
        - Парня! Женьку! Пропал он!
        - С ума сойти… - еле слышно прошептал хозяин кабинета и с жалостью глянул на одинокую даму.
        Понятно, от одиночества свихнулась, и ей в каждом углу в каждой тени враги мерещатся. Ему это на кой?! Он что, самый убогий, чтобы всю эту белиберду слушать?
        У него голова пухнет от протоколов, отчетов, свидетельских показаний, где три из пяти - невероятно складная ложь, против которой даже возразить нечего. И тут еще эта бабка!
        - Понятно, - кивнула она, снова скорбно поджав губы. - Думаете, я с ума сошла от одиночества. И развлекаюсь теперь таким вот образом. Так?
        - Ну не то, чтобы так… - он рассмеялся и погрозил ей пальцем. - А вы тот еще крепкий орешек, Алла Степановна!
        - Мальчик мой… - приосанилась сразу женщина. - У меня тридцатипятилетний стаж в школе. Это такой опыт, знаете ли… Я вам еще нос утру!
        - И чем же? Нос… Нос чем утрете? - заметив ее изумление, подначил он. - Что, в том седом кудрявом дядечке опознали беглого преступника?
        - Да нет, что вы. Я к этому стенду вообще не подхожу. Я просто… Просто позвонила Женькиной квартирной хозяйке.
        - Женька у нас тот самый юноша?
        - Да, тот самый. Нет, вы совсем меня не слушаете! - и она по привычке пришлепнула ладонью стол. Потом мягко погладила, смущенно улыбнулась. - Извините, никак не отвыкну командовать.
        - Бывает… - он покосился на вожделенную сигаретную пачку, но потом вздохнул и убрал ее в стол. - Так что его квартирная хозяйка?
        - Спрашиваю, Лен, что жилец твой, съехал? Не видать, мол, и все такое. Нет, говорит. Он за полгода вперед заплатил совсем недавно. И не предупреждал, что съедет. Но она на всякий случай квартиру навестила. Вещи его все на месте. Никуда он не съезжал, не сбегал и путешествовать не отправился. Тот кучерявый его куда-то вовлек, помяните мое слово!
        - Не обязательно, - пожал плечами следователь. - Он мог просто помогать мужчине в поисках его дочери.
        - А чего ее искать-то?! Она с Женькой вместе и работает!
        - Как это? Не понял. Она же вроде недавно в город приехала.
        - Да, недавно. А что, долго устроиться? Такая проныра, скажу я вам! Видели бы вы ее! - Алла Степановна обрисовала стройный женский силуэт. - Такая устроится, где хочешь!
        - Ну да, ну да… И как же вам стало об этом известно?
        - Как, как… Я Ленку - квартирную хозяйку парня - спрашиваю, а где Женька работает? Она мне написала. Я наутро туда. Там на вахте меня не пускают. Я шуметь начала. Требую, чтобы Женька спустился. Говорю, тетя я его. Из деревни приехала. Ключей от квартиры нет, а мне в дом попасть надо. Врать-то меня мои ученики о-оочень хорошо научили. Пошел дежурный искать его. Пришел и говорит - нету, говорит, вашего племянника на работе третий день. Позвонил, мол, и сказал, что заболел. Только врет он, откуда Женьке звонить?!
        - Допустим, с мобильного, - запросто предположил следователь и растянул губы в противной ухмылке. - Так бывает.
        - Допустим, - не думала сдаваться Алла Степановна. - Только чего тогда эта девка, которая у него жила, которую папаша разыскивает и которая со мной здоровалась пару раз, вдруг нос от меня отвернула?!
        - Когда?
        - Я, значит, к выходу, когда Женьки на работе не обнаружилось, а она навстречу. Я ей, говорю, здрасте, Влада. А она глаза вытаращила и говорит, вы ошиблись! Только у меня память фотографическая, я спутать никого ни с кем не могу. Она это была! Влада это! Немного правда бледновата, но она. Но на вахте дежурный с ней поздоровался, знаете как?
        - Как? - вопрос вырвался вместе с усталым выдохом. Бывшая учительница точно его доконает.
        - Мария Сергеевна, вот! И у меня вопрос к вам, гражданин следователь… Нет, сразу несколько вопросов по этой теме… - она снова встала, как у доски, и начала загибать пальцы. - Почему девушка по имени Влада, раскатывающая по нашему двору на мотоцикле, вдруг заделалась Марией Сергеевной? Почему парень, приютивший ее и, видимо, устроивший на работу, вдруг пропал? И пропал после того, как явился ее папаша?! И папаша ли тот вообще?! А? Как вам?
        Ему было никак! У него дел - куча-мала. И за некоторые - незавершенные - ему еще вчера грозились отвинтить башку.
        И он просто пожал плечами. Но потом из вежливости добавил:
        - Я не знаю.
        - Не знаете что? - выдохнула Алла Степановна с благоговейным ужасом. - Не знаете, где искать эту даму? Так я вам сказала! Не знаете, где искать пропавшего человека? Так я вам…
        - Минуточку, уважаемая Алла Степановна, минуточку, - осадил ее следователь, замахав руками. - О том, что он пропал, никто не знает. Вы можете только догадываться. Заявлений от его родственников не поступало.
        - Так и понятно. Родственники далеко! А когда они опомнятся, кости парня сгниют в какой-нибудь безвестной могиле.
        - Не драматизируйте! - прикрикнул на нее следователь, хотя понимал, что она отчасти права.
        - Я констатирую, уважаемый. Я констатирую. - И она проговорила вслух именно то, о чем он только что думал. С чувством произнесла, с выражением, с нажимом: - Сколько людей ежегодно пропадает у нас в стране и не находится! Ужас сколько! И все потому, что упускается время. Потому что кого-то некому искать. Кому-то недосуг искать кого-то. А кто-то просто-напросто не знает, что близкий ему человек пропал! У этого парня родственники очень далеко. Они просто не знают, что с ним беда!
        - Вы в этом уверены?
        - Нет, но… - Она поймала его скользкий неприятный взгляд и тут же взорвалась: - Но я чувствую, что что-то не так! Сначала эта девушка живет в нашем городе под одним именем, потом под другим. Является ее…
        - Да понял я, - перебил ее снова хозяин кабинета. И тут же добавил нехотя: - Давайте координаты квартирной хозяйки и место работы вашего пропавшего.
        Алла Степановна порылась в сумке, достала заранее приготовленные записи и положила ему на стол.
        - Вот. Попрошу отнестись со всей строгостью и серьезностью, - попросила она напоследок. - Парень… Неплохой, в сущности, парень. Я вас прошу.
        Она ушла, а он тут же, сунув лист с ее записями под клавиатуру, мгновенно забыл о нем. Вспомнил ближе к вечеру и только потому, что не на чем было записать рецепт приготовления пива в домашних условиях. Ребята зашли из убойного, разгалделись, принялись хвалиться. Кто-то на даче дело поставил на поток. Он купился, схватил бумагу, начал записывать. Тут и вспомнил про сумасшедшую учительницу. И с чего-то вдруг застыдился. Она будто и бестолковая от старости, от безделья и одиночества наверняка на стены лезет. Но вдруг права, а? Вдруг тот парень и правда попал в лапы каких-нибудь аферистов? Может, конечно, старая перечница и перестраховывается. Может, и блажит. А если нет? Вот возьмет он и поверит ей. И пойдет по «горячим» следам. И найдет парня, вызволит его из беды. И что ему тогда за это? Правильно! Благодарность общественности, руководства и, возможно, отпуск летом.
        Завтра, перед работой непременно навестит это место, куда женщин устраивают на службу под вымышленными именами, после чего бесследно исчезают их другие сотрудники.
        Глава 16
        Маша рассеянно листала папку с документами. Она ничего не понимала сегодня в цифрах. Ничего не видела, никого не слышала. Потому что…
        Потому что сегодня утром она проснулась, обнимая Шпагина. Ужас! Они лежали на диване в гостиной ее умершей тетки, укутавшись ее старой шалью и тесно прижимаясь друг к другу. Губы Шпагина уткнулись ей в шею, он тихо и мирно дышал, согревая ее своим дыханием. А Маша, бессовестно просунув ему под подмышку правую руку, прижималась с такой силой, что трудно было дышать.
        Бесстыдство, тут же решила она, покраснев, и попыталась выбраться тихонько, чтобы не разбудить его. Но Шпагин лежал с краю, и ее телодвижения едва не свалили его с дивана. Он тут же начал сопротивляться во сне, стал прижиматься к ней, потом проснулся и…
        И тут же полез к ней с поцелуями. А она ему ответила! И так они процеловались минут пять, пока не начали задыхаться.
        - Останови меня! - попросил Шпагин глухим утробным голосом. - Останови.
        Маша резко дернулась, сбросила с себя шаль и встала с дивана. В три скачка она очутилась в ванной, пустила ледяную воду, теплую надо было дожидаться. Подставила ладони, набрала пригоршню и плеснула в красное разгоряченное лицо.
        - Идиотка, - шепнула себе в зеркале Маша и покачала головой. - Идиотка! Он же на работе!
        На работу, как выяснилось, они оба опоздали. Поэтому в суматохе сборов стеснение было пропущено. На завтрак времени тоже не хватало, еще один плюс, решила она. Сидеть напротив, смотреть на него поверх чашки и вспоминать, как он жадно целуется, было невыносимо.
        А целовался он восхитительно. Никто не целовал ее так, ни муж, ни Женя.
        Вспомнив про Женю, Маша помрачнела. Она ведь так вчера вечером и не рассказала Шпагину историю про выпавшие из памяти три часа. Тут еще недоразумение вышло два дня назад на работе. Явилась какая-то тетка, подняла шум. Называла Машу как-то странно. Потом она у охранника выяснила, что дама искала Женю. А он будто бы заболел. Во всяком случае, он и правда звонил ей и сказался больным. И это был именно он, тут ошибки быть не могло. Непонятно, с чего дама подняла такой шум, его разыскивая. И ее называла иначе…
        До города никто из них не проронил ни слова. Она не знала, с чего и как начать с ним говорить. Лишь на первом светофоре Шпагин, прокашлявшись, спросил:
        - Тебя куда?
        - Меня домой. Мне надо переодеться.
        Маша смотрела на мокрую после вчерашнего дождя улицу. Интересного и нового не было ничего. Тот же город, только вымытый дочиста. Те же люди, только с зонтами в руках, взятыми так, на всякий случай.
        Повернуться и глянуть в глаза Шпагину было невозможно. Ей было стыдно за все сразу. За то, что уснула с ним и не помнила, как. За то, что целовалась утром. За то, что понравилось с ним целоваться и выползать из-под шали жутко не хотелось! И как теперь быть, она не знала, потому, что снова хотелось целоваться.
        А ему ведь нельзя, наверное. Он ведь на работе! И не она, а он попросил остановить его.
        Шпагин молча свернул в нужном направлении. Остановил машину у подъезда. Он слышал, как она поворачивается, забирая свою сумочку с заднего сиденья, слышал, как она открывает дверь. И не выдержал.
        - Маш… - не поворачиваясь к ней, он поймал ее за руку. - Маш, погоди.
        - Да?
        Она не выдернула руки, сидя в неудобной позе - одна нога уже спущена на землю, вторая в салоне.
        - Маш, я спросить хотел…
        Шпагин судорожно искал слова и не находил. И спрашивать он ничего не собирался. Брякнул, чтобы не отпускать ее, молчаливую, молча. Что говорить-то?!
        Он бы с радостью предложил ей сегодня вечером снова вернуться в тот старинный дом с камином. С радостью признался бы ей, что пленен, что невероятно счастлив был сегодняшним утром. И что давно уже не испытывал ничего подобного. Но не мог! Не мог, черт косноязычный! Рапортовать, допрашивать - это запросто. А говорить с женщиной, которая нравилась и которую засмущал сегодня утром до обморока, не мог!
        - Спрашивай, Игорь.
        Маша поняла, что не услышит ничего такого. Шпагин полицейский, он никогда не забывал об этом. И помнил, наверняка помнил, целуя ее, что она по-прежнему главная подозреваемая в деле о нападении на своего отца.
        - Я уже неприлично опаздываю, Игорь, - поторопила его Маша.
        Торчать в идиотской позе цапли под обстрелом любопытных, застывших у окон, ей было неловко. И поза неловкая, и ситуация. И еще ей очень хотелось в душ, она успела только умыться ледяной водой. И кофе хотелось. Огромную литровую кружку. И чтобы с сахаром и без молока. Можно с булочкой, со сладкой липкой от помадки корочкой.
        - Ты вчера что-то хотела рассказать мне, - вдруг вспомнил он и выдохнул с облегчением. - Может… Может, сегодня расскажешь?
        - Сегодня? А… А когда?
        - Вечером. Я встречу тебя, - с уверенностью, что делает все верно и по правилам, проговорил Шпагин. - Нам же есть о чем поговорить, так?
        - Наверное.
        Она пожала плечами, отобрала у него свою руку и выбралась, наконец, на улицу. В окне на первом этаже ее подъезда уже вырос третий силуэт.
        - Да! К тому же мы должны с тобой навестить тот самый ювелирный магазин, где предположительно побывала перед смертью твоя подруга.
        - Неподалеку от моего дома три ювелирных магазина. Один лучше другого. - Маша вздохнула, плотно прижала к боку сумочку. - Можно начать с того, что ближе к дому.
        - Отлично! У тебя остались ее фотографии?
        - Конечно.
        - Возьми что-нибудь из последнего. Ну, все. До вечера.
        Шпагин укатил. Маша пошла домой.
        Там по-прежнему было пусто. Вова, судя по всему, так и не появлялся. И оставленная ему в холодильнике жареная рыба тоскливо мерзла на тарелке под крышкой из пластика.
        Она не выдержала и позвонила ему.
        - Да, Маша? - отозвался не сразу ее супруг, которого смело можно было причислять к разряду бывших.
        - Ты где? - спросила она, на ходу снимая одежду, подхватывая банный халат, свежие полотенца и новый флакон геля для душа из шкафа в прихожей. В ванной для него не нашлось места.
        - Я? Я на службе. А почему ты спрашиваешь?
        - Просто… Просто ты не ночевал.
        - Будто это новость! - фыркнул Вовка и вдруг совершенно не к месту развеселился: - Слушай, а ты что, тосковала по мне? В жизни не поверю! Маш, чего молчишь-то?
        - По тебе? Не тосковала, - не стала она врать. - А вот тоскливо было. Не без тебя, нет. А просто от одиночества. Володь, а может, пошлем друг друга к черту, а?
        - Как это? - веселости в голосе мужа поубавилось. - Как это, пошлем? Что значит, пошлем? У нас все же есть друг перед другом обязательства.
        - Какие, Володь? Охранять статус ячейки современного общества?
        - Ты про понятие семьи, как я понял?
        - Именно! Семьи-то нет, Володь! У тебя ведь давно кто-то есть, так?
        Он промолчал. Но очень красноречиво промолчал.
        - Ну вот. Значит, что? Договорились?
        - Маш… - Вовка замялся, с кем-то вдруг зашушукался, при этом не очень плотно прикрывал телефонную трубку, и до нее доносилось сдавленное его ладонью шипение. Потом его голос вновь обрел силу. - Маш, наверное, ты права. Нам и в самом деле не стоит больше находиться рядом друг с другом в подобной роли.
        Она чуть не выругалась, честное слово! Роли? То, что называлось ее мужем, не более, чем роль? Ах, сволочь такая! Она-то вот старалась быть ему женой. Пусть не пылко любящей, но верной и преданной. А для него это всего лишь роль.
        - Я не хотел все это начинать, пока ты в таком положении, - мягко продолжал говорить этот комедиант. - Пока идет следствие по делу о нападении на твоего отца… Все же негоже так поступать даже с тобой.
        - Даже со мной?! А что я такого тебе сделала, Володь?! - все же не выдержала она. И от возмущения даже выронила все добро из рук.
        - Ничего, Маш. Ты ничего мне не сделала. И для меня, собственно, ничего. Ты, может, и хорошая, Машка. Добрая, чуткая, вежливая, красивая опять же, но…
        - Но?
        - Но неживая какая-то, Маш. И детей опять же не хотела.
        - Я?
        Она попыталась вспомнить, заходил у них вообще когда-нибудь разговор о детях, и не смогла.
        - Маш, чего ты злишься? Сама затеяла этот разговор. Я не собирался, пока… Пока твои дела не утряслись бы.
        - Ну да, ну да! Сказал бы мне все на свидании в тюрьме. Так?
        - Ну, зачем ты так?! Просто не хотел трогать наши отношения, пока ты не разобралась с проблемами с полицией. Только и всего, Маш! Это так безнравственно?! Ну не мог я сказать: я ухожу, потому что люблю другую женщину и у меня скоро родится ребенок!
        И вот по тому, как резко Вовка прикусил язык, Маша поняла, что все так и есть. Он любит кого-то, и у него родится долгожданный ребенок. И ей он говорить, возможно, и правда не хотел, чтобы чрезмерно не травмировать. Теперь стали понятны его загадочные ужимки, которыми он стал страдать где-то пару месяцев назад. Она-то пыталась его подловить на том, что он терроризирует ее анонимными телефонными звонками. А тут вон оно что! Любовь! Ребенок!
        - Поздравляю, - проскрипела она, как старуха.
        - Маш, Маш, погоди! Я не то хотел сказать! - заторопился Вовка. - Ты все не так поняла, Маша!
        И она увидела, словно воочию, его мгновенно вспотевшие виски с прилипшими редкими волосками, бегающие глазки, его руки, судорожно перебирающие на столе все, что попадается.
        Нет, она точно не хотела от этого человека ребенка. Никогда не хотела. Потому и не помнит, чтобы они о нем мечтали.
        - Володя, не будь смешным, - хмыкнула она, подбирая с пола оброненные вещи и входя в ванную. - Да, и на развод я подам сама. Все расходы по процессу за мой счет. Тебе есть где жить?
        - Да, на квартиру не претендую, не волнуйся, - пробубнил он не очень внятно. И тут же добавил с ехидцей: - Хотя и мог бы по закону и по совести.
        - Мог бы.
        - Не буду, Маш. - Он вздохнул. - Ты прости меня, если что.
        - Прощаю. - Ей вдруг так сильно захотелось заплакать, что она прикусила до боли губу. - И ты меня прости, Володя. Я старалась.
        - Я знаю. Просто ты не можешь по-другому. А я не могу так. Н-да… - протянул он и невесело рассмеялся. - Интересное у нас с тобой получилось расставание. По телефону! Кому скажи, не поверят!
        - А ты не говори.
        - Не скажу. Ладно, Матрешка, счастья тебе. - И Вовка не был бы Вовкой если бы не спросил: - У тебя кто-нибудь есть?
        - Есть, - вспомнила тут же Маша утренний затянувшийся поцелуй и отключила телефон.
        Она приехала на работу почти к обеду. Рассеянно поздоровалась с секретаршей, у которой вдруг обнаружились зареванные глаза. Так же рассеянно пожалела ее, скрылась в кабинете и целых пять часов, оставшихся до конца рабочего дня, старательно делала вид, что работает.
        Она ни черта сегодня не видела и не понимала! В такой день не до финансового состояния фирмы! Сегодня столько всего случилось.
        Была бы жива Зойка, она бы тут же позвонила ей и сказала:
        - Зизи, милая, нужно срочно увидеться! Сегодня столько всего случилось!!! - И на ее липкую приставучесть непременно ответила бы: - Утром меня обнимал и целовал один мужчина. И мне это нравилось! Часом позже меня бросил другой. И это меня не расстроило!..
        Да, подруги ей ужас, как не хватало. И мать, и сестра, и подруга. Зойка была всем в одном лице. Будь она жива, она тотчас бы разобралась с пропавшим временем, вычислила бы того, кто напал на отца Маши.
        Зойки нет. Теперь разбирается Шпагин. Со всеми делами сразу. А попутно еще он ее целует. Обнимает. Как он вообще посмел лечь с ней спать, бессовестный?!
        - Так дрова все прогорели, Маш, и ты бы замерзла, и я. В доме холодновато стало. Будить тебя было жаль. А что? Что-то не так?
        - Все так, - кивнула она.
        А про себя добавила: за исключением того, что она теперь все время смотрит на его рот. И ждет чего-то удивительного и нежного, чего-то очень сильно смахивающего на его утренний поцелуй.
        В конце рабочего дня случилось очередное странное недоразумение. С вахты позвонил охранник и попросил ее подойти.
        - А в чем, собственно, дело?
        Маша решила идти сразу с сумкой, возвращаться сюда потом за ней, тратить время, заставлять Шпагина ждать. Зачем?
        - Так что за проблемы, Витя? - вспомнила она, как зовут охранника.
        - Тут вас срочно требуют.
        - Кто?
        - Из полиции! - Витя понизил голос до благоговейного шепота.
        Шпагин? Чего это он комедию ломает? Договорились же встретиться на улице. Зачем лезть в помещение, да еще разговаривать с охранником?
        - Сейчас спущусь, - пообещала Маша, осмотрела кабинет, щелкнула выключателем.
        Надеяться на секретаршу не приходилось, она сегодня полдня была сама не своя. Может, случилось что? Надо было поинтересоваться, посочувствовать. Не нашла вот времени, а теперь совесть гложет.
        Маша не пошла по лестнице, вошла в лифт, потому что в лифте было зеркало. Свидание со Шпагиным, как бы оно ни вуалировалось, требовало хотя бы причесанных волос. Она выхватила из сумочки щетку и быстро прошлась по волосам. Но стало только хуже - кудряшки распушились, разметались, прилипли к расческе, и из лифта она вышла в наэлектризованном облаке волос. Сердитая вышла, неулыбчивая. А тут еще вместо Шпагина у турникета толстый пузатый и совершенно незнакомый ей мужчина.
        - Здрасте. - Он наклонился ровно насколько, насколько позволял ему его живот. - Мария Сергеевна?
        - Здравствуйте, совершенно верно, Мария Сергеевна, - представилась она и уставилась на мужчину с подозрением. - С кем имею честь говорить?
        - Говор, - он пожевал губами и нехотя добавил: - Иван Сергеевич. Следователь по особо важным делам.
        - Ух, ты!
        Маша напряженно улыбнулась, миновала турникет. Протянула руку, про себя загадав, если пожмет - ничего страшного. Если нет - то дела ее плохи. Ей, скорее всего, поменяли следователя. Был Шпагин, теперь вот этот неряшливый, толстый дядька. Которому точно плевать на ее внешность. И который точно не станет заниматься поисками убийц ее подруги. И того, кто напал на ее отца.
        Этот… Этот станет нападать именно на нее. Ишь, как Витю раздухарил. У того аж лицо сделалось красным.
        - Можем поговорить где-нибудь?
        Дядька с толстым животом в неряшливом джемпере совершенно не походил на следователя. На любителя дворового домино - да. На грузчика из соседнего магазинчика - может быть. Но на следователя нет, никак. Может, розыгрыш? И она потребовала у него документы. Тот предъявил. Все точно, без подвоха.
        - Может, на улице? - спросил Говор, ни по тону его, ни по выражению лица невозможно было понять, сердится он или нет по поводу такого приема. - Там замечательно после вчерашнего дождика.
        Выходить с ним и говорить на улице Маше не хотелось. Может, Шпагин уже приехал за ней? Или пришел? И торчит теперь где-нибудь под окнами офиса. А вдруг с букетом? Конфуз…
        - Давайте лучше здесь поговорим.
        Маша увлекла его в дальний угол вестибюля. Усадила на мягкий стул. Дядька был очень толстым. Но ничего, уместился с тяжелым кряхтением. Попытался сцепить пальцы на животе, не вышло. Руки коротки.
        - Итак, Иван Сергеевич, я вас слушаю. - Маша уселась напротив, очень удачно поставив стул так, что солнце из окна светило ей в спину.
        - Тут такая история… - он уперся ладонями в сиденья двух других стульев, чуть качнулся, глянул на нее исподлобья. - Пришла ко мне с жалобой одна женщина.
        - На меня?! - Брови Маши выгнулись дугой.
        - Нет, нет, что вы! - фальшиво рассмеялся следователь.
        Девушка ему точно не понравилась. Слишком красивая, слишком уверенная в себе, слишком опрятная и нарядная. Он заметил, не дурак, как она смотрела на него и брезгливо плечиками подергивала, будто он со свалки городской только что выполз. Ну да, прокурен. Ну да, от лосьона, которым брызгался утром при бритье, уже и следа нет. Ну да, джемпер еще вчера следовало постирать. И что с того?! Презирать его за это следует уже с первого взгляда?!
        Ишь ты, фифа какая! Согласен он с этой старой перечницей. На сто десять процентов согласен - девица неприятная, к тому же, возможно, под чужими документами тут ошивается.
        - Женщина пришла ко мне не столько с жалобой, сколько с просьбой разыскать одного молодого человека, - мягким голосом, частенько вводящим в заблуждение многих его собеседников, проговорил Иван Сергеевич.
        - Ой, погодите! - улыбнулась теперь уже довольно раскованно Маша. - Попробую угадать…
        - Пробуйте! - Говор залихватски шлепнул ладонь о ладонь.
        - Это была родная тетка нашего сотрудника Евгения?
        - Не совсем так.
        - А в чем я ошиблась?
        - Она не родная его тетка, это она немного того… приврала. Она его соседка.
        - Да? А тут кричала, что приехала к племяннику, а его нет. Что обещал встретить и не встретил. А оказывается, она ни в каком родстве с ним не состоит?
        - Нет. - Говор развел руками и тут же приложил ладони к груди. - Но давайте простим ее за это. Ибо двигало дамой беспокойство.
        - Беспокойство? Не поняла. - Маша наморщила лоб. - Он ей деньги должен?
        - Да нет. Тут другое.
        - И что?
        Маша демонстративно оголила запястье, глянула на часики и озабоченно сжала губы. Она торопится! Ей некогда выяснять причины чьего-то беспокойства, по сути своей нелепые.
        - Понимаете, Мария Сергеевна, она просто беспокоится о нем, потому что считает себя отчасти виновной в его исчезновении.
        Говор брякнул и тут же по ее надменно взметнувшимся бровям понял, что сморозил глупость. Она сейчас скажет: а я при чем? И будет права.
        Маша так и сказала.
        - Она виновна, а я тут при чем?! Вы меня извините, Иван Сергеевич, но мне правда некогда. Всего доброго…
        Он позволил ей подняться со стула. Даже не помешал дойти до выхода и отворить на улицу дверь. Но потом все же догнал. Уже на ступеньках.
        - Вашего сотрудника разыскивал некий мужчина, - сердито затараторил Говор, поймав Машу за локоток. Она попыталась вырваться, он не дал. - Он зашел к соседям. Соседкой оказалась как раз та самая дама. Они много говорили, пили чай. И она незаметно так выболтала ему все.
        - Что все?!
        Маша немного расслабила напряженную руку, насторожилась. Что могли видеть Женькины соседи? Она никогда к нему домой не приезжала и даже смутно представляет, где он проживает. Может, он что-то такое о ней рассказывал? И опять же эти проклятые три часа, выпавшие так некстати из ее памяти.
        - О том, как вы приехали к нему на мотоцикле. - Говор быстро, быстро шипел ей прямо в ухо, непозволительно близко расположив свой рот от ее надушенной шейки. - Как жили у него несколько дней. Потом укатили восвояси. Женя остался. И этот мужчина, к слову, ваш отец и разыскивает вас. Так вот потом этот мужчина увел в неизвестном направлении вашего сотрудника. Дама явилась сюда. И что она видит?! Правильнее, кого?!
        - Кого? - Маша не знала, смеяться ей или орать в полный голос о том, что на нее напал сумасшедший.
        - Она видит вас!
        - Ну да, все верно. Мы с ней столкнулись. Она еще назвала меня странным именем. Кажется… Кажется, Влада?
        - Это ваше имя, милая! Ваше настоящее имя! И не надо тут притворяться и корчить из себя! - И Говор, ослепленный непонятной яростью и неожиданно проснувшейся ненавистью ко всему прекрасному, взвизгнул: - А то я тебя, шмара, сейчас отволоку в отдел и посажу туда, куда…
        - Что здесь происходит, Иван Сергеевич?!
        Никогда еще Маша не была так рада услышать голос Шпагина. Сейчас он казался ей таким родным, просто спасителем.
        Шпагин! Он как-то незаметно зашел Говору со спины и несколько минут ничего не предпринимал, а просто стоял и слушал. И чем больше слушал, тем ошеломленнее становилось его симпатичное лицо.
        Он, конечно, мог предположить, что, не доверяя ему, руководство поручит кому-то еще курировать запутанное дело этой семьи, но чтобы так!
        - Что здесь происходит, Иван Сергеевич? - повторил вопрос Шпагин.
        И чуть склонил голову набок, рассматривая коллегу невероятно выразительным взглядом, могущим означать только одно: ты что, мать твою, охренел совсем, да?!
        Кажется, его взгляд возымел действие на Говора. Он смущенно крякнул, густо покраснел и стремительно отпрянул, насколько позволяла ему его комплекция, от Маши.
        - Шпагин? - спросил он зачем-то, будто не верил своим глазам.
        - Шпагин, Иван Сергеевич.
        - Ты чего тут, Шпагин? - Говор прищурил глаза, поджал губы. - Тоже пасешь эту аферистку?
        - Нет, не пасу, - мотнул тот головой.
        Ему сделалось обидно за Машу, будь его воля, он бы в зубы дал этому Говору. До того противный мужик. Профессионал, конечно, слов нет. Но едкий, желчный, недоверчивый. Родную мать в краже заподозрит, коли кошелек свой вовремя не найдет.
        - А чего ты тут тогда? Чего? - И Говор принялся отряхивать свой грязный джемпер.
        - Мария Сергеевна любезно согласилась мне помочь в одном очень запутанном деле, - не стал вдаваться в подробности Шпагин, напоминая заодно и ей, что им предстоит поход по ювелирным магазинам.
        - Во-во! - фыркнул Говор, засунув руки в засаленные карманы форменных брюк. - Там, где твоя Мария Сергеевна, всегда очч-чень все запутанно! К слову, ты уверен, что ее зовут именно так?
        - Уверен! - Шпагин вздохнул, с осуждением глядя на коллегу.
        - О, как! А вот ее отец, который ее разыскивает повсюду, уверен, что зовут ее Влада! И ее женишок, который сейчас числится в пропавших, тоже называл ее именно так!
        - Что?! Какой отец?! Ее отец в коме лежит уже несколько дней. И разыскивать ее не может. И женишка у нее никакого нет! - Шпагин чуть не споткнулся на этом утверждении, много он знает, но тут же встряхнулся и совершенно уверенным голосом закончил: - У Марии Сергеевны муж имеется. Владимиром зовут. Так-то!
        Мужа у нее никакого на этот момент нет, чуть было не вставила Маша, но одумалась. Травить этого злого дядьку не стоило. Слава богу, что хоть не сумасшедшим оказался. В самом деле, сотрудник следственных органов.
        Да! Что это он такое утверждает? Не на пустом же месте все его утверждения родились?
        - Послушайте, мужчины, - мягким голосом, способным растопить айсберг, проговорила Маша. - Все это, конечно, интересно, но очень уж непонятно.
        - Что, к примеру? - почти в один голос произнесли оба.
        - К примеру, с чего это соседка Евгения вдруг приняла меня за какую-то девушку?
        - Да! - подхватил Шпагин, ему эта мысль тоже не нравилась, как-то смущала. - С какой стати?
        - Так соседка утверждает, что вы и та девушка - одно лицо!
        - Та-аак… - Шпагин упер кулаки в бока и задумчиво посмотрел сначала на Машу, потом на Говора. - Мне кажется, что нам надо это обсудить. Не нравится мне это, Мария Сергеевна. Ох, как не нравится!
        - Что конкретно? - спросила она, когда Шпагин уже увлекал Машу к ее машине, вежливо отделавшись от Говора.
        - Что у тебя вдруг нарисовался какой-то странный двойник! - фыркнул Шпагин, усаживаясь на пассажирское сиденье рядом с Машей.
        - Двойник?!
        - Да, да! Двойник, Маша!
        Шпагин приветливо махнул в окошко рукой Говору, тот топал на стоянку такси. К слову, они предлагали его подвезти. Он ворчливо отказался, сказав, что ему в другую сторону.
        - Какой двойник? Почему двойник? - тихо бормотала она, выезжая на проспект. - Откуда двойник, Шпагин?!
        - Вопрос очч-чень хороший! - в точности повторил он интонацию Говора. - И задать бы его этому самому вашему сотруднику. Кстати…
        Тут вдруг Шпагин сел к ней вполоборота, уставился так, будто видел впервые. Поежился, как от холода. Потом неожиданно тронул кончиком пальца свои губы, мягко и нежно коснулся этим же пальцем ее губ и спросил:
        - Кстати, а у тебя ничего с ним не было, Маш?
        - У меня? С ним? - Слава богу, загорелся красный, иначе точно смяла бы бампер впереди идущей машины.
        Что говорить?! Что говорить, если она не помнит?! За те три часа, что пропали из ее жизни, могло очч-чень многое произойти, как сказал бы Говор. Она запросто могла стать любовницей Жени. Хотя он всячески и скрывал это, но ведь могло что-то быть между ними? Могло и не быть.
        Могла каким-то самым невероятным образом попасть к отцу в дом и…
        Н-еет!!! Вот это она бы точно помнила. И она никого не способна так жестоко избить. Тем более близкого человека! Отца!
        - С ним, с ним, Маш?
        Шпагин помрачнел, тут же принявшись нервно крутить пуговицу на ветровке. Он от Маши отвернулся к окну. Много интересного он, наверное, увидел там. Так, а может, он ревнует? Может, утренний поцелуй был продиктован зарождающимися чувствами?
        - Маш, чего ты молчишь? Ты… Ты была с ним? - Шпагин с силой сжал зубы, чтобы не накричать. - Маша!
        - Я… Я не помню, Шпагин.
        - Что? Не помнишь? Пьяная, что ли, была? - Он снова посмотрел на нее тем самым взглядом - будто видел в первый раз. - Когда же сподобились, матушка?
        - Да нет. Ты не так все понял! Я не та девушка на мотоцикле.
        - Я это понял, не дурак, - покивал Шпагин, насупившись. - Мне непонятно, как ты могла забыть, была ты с ним близка или нет?! И если при этом находилась в доброй памяти и при трезвом рассудке! Ты пила?!
        - Я не пила. Тем более не пила с ним. Он мой подчиненный, Игорь. Все, что мы пили с ним, - это кофе.
        - Где? - тут же прицепился он. - У него? У тебя? Может, соседка правда тебя там видела?
        - Фу, Шпагин, какая гадость! Я не была у него дома. Никогда! - И снова Маша опасливо усомнилась. А вдруг как раз в тот самый день… - И на мотоцикле я не умею ездить. А кофе мы пили с ним в кафе. В тот день, когда отца…
        Маша замолчала, сосредоточившись на дороге. Показалось вдруг нелепым рассказывать Шпагину про украденное из ее памяти время. Как он это воспримет?
        - Так, так, так. Стало быть, в тот день, когда напали на твоего отца, ты пила кофе в кафе со своим подчиненным?
        - В тот день, да, - кивнула она и резко посигналила вывернувшей из проулка не по правилам машинке. - Пили кофе, а потом… Потом мы поехали, остановились на светофоре, и…
        - И что?
        - И все! Больше я ничего не помню, Игорь! - нехотя призналась Маша, у нее вырвалось как-то само собой. - Не помню целых три часа!
        - Как это?! Ты остановилась на светофоре, отключилась, так?
        - Так.
        - А включилась где?
        - Да в том-то и дело, что на том же светофоре! Только тремя часами позже! И все, все в один голос утверждают, что я все забытое мною время сидела на работе.
        - Кто все? - оживился Шпагин.
        - Женя, секретарша.
        - Это та зареванная девица, что проскользнула мимо нас, когда мы с Говором говорить изволили? - уточнил он.
        Маша не помнила, чтобы ее секретарша мимо в тот момент проходила, но на всякий случай кивнула. Секретарша ее сегодня точно ревела, она сама заметила. Может, это была и она.
        - Та-аак… Я хочу выслушать сначала твою версию происшедшего в тот день. А потом их. Идет?
        - Идет…
        И Маша во всех подробностях рассказала Шпагину, как сидела с головной болью на совещании, как ушла в десять часов в кофейню. Как вызвала туда Женю. Он привез ей таблетку. Они сели в машину, доехали до светофора, остановились. И…
        И как очнулась она потом на том же самом светофоре только тремя часами позже. И как Женя утверждал, что в кафе они зашли почти в половине первого, а не в десять с небольшим, как она думала. И секретарша сказала, что в начале первого Маше звонили из Ростова и она говорила с ними. И от чая отказалась.
        - Ага! - веселился Шпагин. - От чая, значит? А в чем ты в тот день была? Уж не в плаще ли?
        - В плаще, - промямлила Маша и покосилась на Шпагина. - В том самом, который видела соседка отца. А чего это ты так радуешься?
        - Не понимаешь? - Он жалостливо сморщил лицо. - Совсем глупая, да?
        Она не понимала. И веселость его ее немного раздражала. Хотя, возможно, это был и не плохой признак.
        - Эх, Мария Сергеевна, Мария Сергеевна! - Шпагин осторожно тронул ее за плечо, поворачивая немного к себе. - Совсем, совсем ничего не понимаешь?
        - Нет! Объяснитесь, пожалуйста, гражданин начальник!
        Маша съехала в проулок, остановилась у тротуара, заглушила мотор. Ехать по оживленному проспекту, когда до тебя дотрагивается этот мужчина, было опасно. В его жестах не было ничего интимного, он просто брал ее за руку, трогал за плечо, смотрел. Но она почему-то волновалась. И почему-то тут же вспоминала утренний поцелуй и его сильное напряженное тело, прижавшееся к ней. И сдавленный шепот, просивший ее остановить.
        - Вот смотри, что вижу я.
        Шпагин положил руку на ее подголовник. Вроде и безобидный жест. Но его пальцы все время цеплялись за ее волосы и пару раз словно невзначай подкрадывались к шее. Он при этом спокоен, а она то краснеет, то бледнеет. Сосредоточишься тут, как же!
        Но история, рассказанная ей Шпагиным, вдруг заинтересовала, хотя и поверить в нее было очень трудно.
        С его слов выходило, что у Маши помимо родного брата и сводного кузена, возможно, есть и еще какие-то родственники. А точнее, родственница. Девушка, молодая, красивая, стройная, очень похожая на Машу.
        - Умеющая ездить на мотоцикле! - уточнил он и снова будто невзначай тронул ее шею, горевшую от его прикосновений огнем.
        Девушка эта появляется в их городе, непонятно с какой целью. Но одно ясно - намерения те благими назвать нельзя.
        - Возможно, именно она звонила тебе и молчала, - предположил Шпагин. - Она на мотоцикле, совершенно не скована в плане передвижения. Отследить очень сложно.
        - Но зачем?! Зачем ей это нужно?! - воскликнула Маша и тут же добавила: - Если она, конечно, существует.
        - Не сомневайся! Девица существует! И она весьма похожа на тебя! Не просто же так соседка твоего сотрудника вас спутала, а? Может, она твоя сестра? Может, именно эту тайну пытался продать тебе твой сводный кузен, а?
        - Может быть, - вспомнила тут же Маша загадочного не в меру Виталика. - Он даже обиделся на меня за то, что я не захотела услышать его новость. А потом что-то у него в доме случилось. И он пропал.
        - Думаю, удрал он, - покивал Шпагин. - Испугался чего-то и удрал. Возможно, осведомленнее и сообразительнее тебя оказался. И сумел сложить два и два. Я имею в виду появление твоего двойника в городе и нападение на твоего отца. И волосы, что нашли в его доме и доме твоего отца, которые я принял за твои, были ее! Анализ подтвердил сходство. Вы родственники, Маша! А тут еще провалы в твоей памяти! Ты что, вообще ничего не можешь состыковать до сих пор, да?
        - А что?
        Она, может, и смогла бы, да Шпагин теперь уже хозяйски положил вторую руку ей на колено, ничуть при этом не смущаясь. А ей хоть провалиться! Зизи бы сейчас сказала:
        - Мать, ты пропала!
        - Вот смотри, - снова проявил снисходительность Шпагин, решив ей все объяснить. - Допустим, было так… Девица появляется в городе, начинает терроризировать тебя телефонными звонками. Может, таким образом хотела пойти на контакт, да не решалась. Может, просто нервы мотала. И тут вдруг в твоей квартире происходит ужасное. Некто убивает Зою. И у девушки зарождается план.
        - Какой? - хмыкнула Маша с недоверием.
        - Ну… Я не знаю! Может, отомстить тебе!
        - За что?! - закатила она глаза. - Что я ей сделала? Я даже о существовании ее не подозревала! Это вообще может быть лишь плод твоего воображения.
        - Да, но кого-то соседка Евгения видела!
        - А может, она врет! - не хотела сдаваться Маша. - Кстати, до первого из нашего списка ювелирного рукой подать. Давай расставим точки над «i», а?
        Повиляв дворами, она ловко вывела машину прямо ко входу ювелирки. Магазинчик был небольшой, но дела тут шли неплохо. И Зоя любила сюда ходить. И Машу часто сюда таскала.
        - Хозяева о престиже заботятся. Об имени своем! - приговаривала обычно подруга, нанизав на пальчик какое-нибудь колечко и поворачивая ладонь то так, то сяк. - Потому и камни хорошие покупают. И я пару раз брала здесь вещицы. Проверяла потом у знакомого. Все замечательно. Никаких подделок. И нам, Машуня, хорошо. И хозяевам прибыль.
        В магазине Зою помнили. Но покупок последние три месяца она здесь не совершала. Да и тогда - три месяца назад - купила тут недорогой серебряный браслетик, который вряд ли прельстил бы Шелеста.
        В следующем магазине Зою не помнили.
        - Вы уверены? - показав фотографию девушкам за прилавком, спросил Шпагин.
        - Уверены. А в чем, собственно, дело?
        Вдаваться в подробности Шпагин не стал.
        - Остался один магазин.
        Маша положила руки на руль, колупнула крохотную зазубринку на нем. Погладила ее пальчиком и снова колупнула. Надо же! У него на рабочем столе тоже такое вот любимое местечко есть. Только его и ничье больше.
        - Остался один, - эхом отозвался Шпагин. - Даже жутковато туда идти.
        - Ага, - кивнула она. - Может, поужинаем сначала? Магазин закрывается в восемь вечера. Так что успеем.
        - Я это… Хотел тебе предложить… Слушай… - Шпагин заерзал на сиденье, воровато глянул в ее сторону. - Может, мы снова в доме твоем поужинаем?
        Оп-па! Вот это предложение! Она резко села прямо, сделала вид, что внимательно рассматривает вывеску над стеклянными дверями ювелирной лавки. К слову, она так и называлась - «Ювелирная лавка». Но, конечно, ничего не видела. И расстояние было приличным, и в голове все мысли разгулялись майским ураганом.
        Ужинать? В ее доме? Снова вдвоем? А потом что?! Она незаметно уснет на диване перед камином. Он подбросит в огонь последние поленья, хотя он пожег все, даже декоративные. Потом он уляжется с ней рядом, обнимет и проспит до утра, согревая своим телом и дыханием. А утром…
        Да, а утром? Что будет утром? Он снова полезет к ней целоваться, а когда она ответит, попросит его остановить? Он быстро успокоится, а ей потом весь день маяться.
        - Не думаю, что это хорошая идея, - пробормотала Маша после паузы и вышла из машины. - Идем. Если не здесь, тогда уж и не знаю…
        В «Ювелирной лавке» было тихо и пустынно. Всех посетителей, не считая продавца, было трое. Они со Шпагиным и еще один молодой мужчина, застывший над прилавком с обручальными кольцами. То ли выбрать не мог, то ли не мог решиться на покупку.
        Скорее, второе, решил почему-то Шпагин. Очень уж обреченной показалась ему поза мужчины.
        Продавщица Машу узнала, улыбнулась, сразу вскочила с высокого табурета, поправила узкую юбочку, грациозно зашагала к ним. Маша тоже знала ее хорошо. Девушка жила в ее доме через два подъезда. И они иногда сталкивались во дворе. Девушка видела их с Зоей, консультировала не раз при покупках. И однажды даже доверительным шепотом сообщила им, что, вероятно, скоро выйдет замуж за хозяина этой ювелирной лавки.

«Наверное, так и не вышла», - решила Маша, не обнаружив на правой руке девушки обручального кольца.
        - Здрасте, - сказала девушка Маше, а Шпагину послала жеманную улыбку, и Маша не хотела, да позлорадствовала - девица точно не вышла за хозяина. Иначе не посмела бы скалиться под объективами камер чужому мужику.
        - Они работают? - пропустив приветствие, Маша поочередно кивнула подбородком в сторону видеокамер.
        - Конечно! Никаких муляжей! На этом не экономят! - воскликнула девушка с притворным ужасом, мягко махнула ручкой в сторону двери с надписью директор. - Я так и сказала: если не будет камер, работать не останусь!
        - Записи, конечно, уничтожаете? - вставил Шпагин, ответив девушке на улыбку из чистой вредности. Раз Маша не согласилась снова отвезти его к себе в дом, он может улыбаться кому угодно, вот.
        - Через две недели, - энергично кивнула девушка, положив пальчики на край витрины.
        - Жаль… - опечалился Шпагин, но тут же подхалимски полез к ее ручке, погладил кончики пальцев. - Но у вас ведь должна быть феноменальная память, не так ли? Иначе вы бы здесь не работали.
        - Смотря на что, - хихикнула девица. - На камни? Или на металл? Или на цены?
        - А как насчет покупателей? - и Шпагин показал ей свое удостоверение вместе с фотографией Зои. - Вы ее узнаете?
        - Да, конечно. - Девушка сделала опасливый шажок от витрины назад. - Это подруга вот этой милой женщины. Простите, не знаю вашего имени-отчества.
        Маша не попыталась помочь, принужденно улыбнувшись. Пускай Шпагин шустрит, раз уж взялся за дело.
        - Отлично! - похвалил Шпагин.
        Он перегнулся через прилавок, того гляди, поймает девицу за пуговицу на полной груди. Но не стал хулиганить, просто снова начал скалиться.
        - А не подскажете, когда дама с фотографии, то бишь подруга этой вот милой женщины, в последний раз была у вас?
        - Я не помню даты, - пожаловалась девушка, напустив на идеальный лоб морщинки.
        - А она что-нибудь покупала у вас? - попер на помощь Шпагин, как броненосец.
        - Да, она в тот день неплохо отоварилась. Погодите, вспомню… - Девушка уставилась в застывшую спину покупателя, так и не сдвинувшегося с места. И вдруг как крикнет: - Мужчина! Послушайте, вам помочь?!
        Спина дернулась. Мужчина медленно повернулся к ним. Оглядел рассеянно всех троих, потом отрицательно мотнул головой, и спина его снова застыла, согнувшись.
        - Чудак какой-то! - прошипела девушка гневно и повела плечами. - В тот день, когда ваша подруга покупку делала, такой же вот чудик зависал.
        - А что она купила? - спросила Маша.
        Она дула губы, ей очень хотелось треснуть Шпагина между лопаток. Чтобы он перестал ломаться перед девицей, которой так и не надели обручального кольца. Чтобы перестал наклоняться к ней, трогать ее пальчики, улыбаться. Даже в интересах дела!
        - Так… Сейчас… - Девушка закатила глаза к потолку, постучала себя по пухлым губкам указательным пальчиком, вероятно, это стимулировало ее мыслительный процесс. - Она купила серьги с бриллиантами. И кольцо. Бриллиант в россыпи фианитов. Очень красивое. Гарнитур получился превосходный. Она очень радовалась. Долго примеряла.
        Девушка повертела растопыренной ладошкой перед зеркалом на стойке, изображая покупательницу. Маша узнала привычку подруги. Она сдержанно кивнула.
        - Она платила наличными? - спросил Шпагин.
        - Нет, что вы! Гарнитур очень дорогой, кто же такие деньги таскает в сумочке? Тем более, вечером! Тем более, ваша подруга была одна. Правда… - Девушка снова послала Шпагину игривую улыбку. - Правда, потом у нее нашелся провожатый.
        - В смысле? - Маша встала между Шпагиным и прилавком, тесня его назад, ловеласа чертова. - Какой провожатый?
        - Так вот такой же… - Девушка украдкой кивнула подбородком в сторону застывшей согбенной спины. - Торчал все время над прилавком. Повернется к нам, улыбнется. И снова рассматривает что-то. А купить ничего не купил. Но когда ваша подруга оплатила покупку карточкой и направилась к выходу, он почти сразу пошел следом за ней. Я подошла к окну. Вижу, он за ней семенит.
        - Зоя его видела?
        - Ой, я не знаю, - сказала девушка. Только почему-то сказала Шпагину, хотя вопрос задала Маша. - Я потом от окна отошла.
        - Хорошо. - Игорь подошел к кассе и попросил: - Раз наша дама сделала покупку, оплатила карточкой, значит, мы смело можем посмотреть число в памяти. Так?
        - Ой, и правда! - всплеснула руками продавщица, подлетела к кассе и принялась шустрить в памяти компьютерной системы. - Ну, да! Точно! Вот, нашла.
        - Число! - потребовал Шпагин.
        Девушка назвала дату смерти Зои. Все сходилось.
        - Узнать сможете того человека, который пошел за ней?
        Шпагин полез в карман, где хранил уменьшенную копию портрета Шелеста. Не из его дела. А того, что нарисовал по памяти неудачливый воришка сырокопченой колбасы. Хотя нет, колбасу-то он как раз упер.
        - Не могу сказать точно. Он как-то все время держался к нам спиной. Я подумала, что из вежливости. Мужчина! - снова громко крикнула она, заставив того вздрогнуть. - Вы выбрали что-то или нет?
        - Да, да… Вот это колечко, - артритный палец ткнул куда-то в центр подсвеченной витрины, - с аметистом.
        Девушка нетерпеливо глянула на посетителей. Ей пора было работать.
        - Он? - Шпагин сунул ей под нос уменьшенную копию портрета.
        - Он! - выдохнула она с облегчением и поспешила к соседнему прилавку, чтобы продать колечко с аметистом.
        Глава 17
        Виталик осторожно, почти на цыпочках, прошел садом до дома. Необходимо было не попасться на глаза соседям, но тут, слава богу, высокий забор оказал ему помощь. Так же нельзя было следить. А после вчерашнего дождя земля была раскисшая. Он утонул в ней почти по щиколотку, когда выбирался поутру из своего шалаша. Хорошо, что Машка была безалаберной, сад у нее зарос травой - густой и сочной. Не было никаких грядок с клубникой и чесноком. Иначе он точно наследил бы. Трава скрадывала его следы, его присутствие. Но вот штаны он вымочил почти до колен. И конечно, тут же продрог. А дров не было. То, что он не спер, сжег вчера Машкин ухажер.
        Интересно, кто он? Как на ее похождения смотрит муженек, а? Устроили тут, понимаешь, дом свиданий! Мачеха, поди, в гробу переворачивается. Хотя, по сути, чего ей там вертеться? Она сама, как оказалось, не без греха. Потому, наверное, и дом Машке отписала, что вину перед ней чувствовала.
        - Старая сука! - прошипел Виталик и сунулся к задней двери. - О, черт!
        На дверь Машкин ухажер навесил новый замок, так-то! И лазейки теперь у Виталика никакой нет в дом. В шалаше он долго не продержится. Еще один такой дождь и все - труба! Он вчера еле нашел пятачок пятьдесят на пятьдесят, где не текло за шиворот.
        - Старая сука! - снова вспомнил недобрым словом покойную мачеху Виталик. - Могла бы мне дом завещать!
        Но он тут же подумал, что, наверное, старая ведьма все правильно сделала. Правильно рассудила. Ведь если бы он остался в этом доме, то есть унаследовал его по завещанию, ему бы тогда точно не жить. Сумасшедшая девка не простила бы ему этого никогда! Безо всякого повода и то налетела на него, как торнадо. А уж за этот дом…
        Виталик со вздохом прислонился к стене дома и тут же едва не заплакал. Ребра, по которым девка прошлась своей дубинкой, до сих пор противно ныли. И с желудком было что-то не то. Она ему, наверное, и внутренности отбила, гадина! Хотя желудок вполне мог ныть и от голода. Он же со вчерашнего обеда ничего не ел. На обед у него хотя бы был пакет «бомжа»: полбуханки хлеба, горячий кофе из пакетика «три в одном» и пачка сухого печенья. Он вполне наелся. И даже пообещал себе, что к вечеру побреется, вымоется и выберется в магазин, купить чего-нибудь посущественнее. И тут, бац, эта сладкая парочка явилась! Они его едва не застукали. Он еле-еле успел смыться в укрытие.
        Машка-то про шалаш ничего не знала. Откуда ей? Она, что ли, прожила в этом доме всю свою жизнь? Нет, ни хрена. Это он - Виталик Воеводин - жил здесь до тех пор, пока отцу не приспичило сыграть в ящик. И он просил отца сделать ему этот шалаш.
        Отец сам не стал, нанял местного плотника за два литра спирта. Тот шалаш построил, но построил его для ребенка, Виталику тогда было лет двенадцать, может, и меньше. Шалаш был маленьким, тесным, теперь в него приходилось вползать на карачках. И крыша за столько лет прохудилась. И вообще…
        И вообще, он хочет жрать, блин! И ванну принять! И поспать на кровати с теплым одеялом, мягкой подушкой и чистыми простынями. Все это было у него дома. И одеяло теплое, и подушка, может, и не очень мягкая, но была. И чистые простыни бы нашлись. Он, кажется, перед своим бегством как раз купил два недорогих постельных комплекта. Один распаковал для той дуры, что голая любила бродить по его квартире. Второй нетронутый. Вот он им бы и застелил кроватку, и выспался бы.
        - Нет, нельзя, - прошептал Виталик, и ребра у него снова заныли. - Эта дура обещала вернуться!
        Девка, в самом деле, пока прыгала вокруг него с дубинкой, все время повторяла, что непременно вернется.
        - Чего тебе надо?! - орал обезумевший от неожиданности и ужаса Виталик, тщетно пытаясь прикрыться от ее ударов.
        Она молчала и лупила его, куда ни попадя. Она, может, и сама не знала, чего хочет от своей родни? Может, она в самом деле сумасшедшая, потому ее мачеха и прятала?
        Нет, скорее всего, прятала ее мачеха по другой причине. Нагуляла, шалава, девку, вот и пришлось ее прятать. И нагуляла от Машкиного отца, тут к гадалке не ходи. Девка вылитая Машка! Просто одно лицо. Он, когда ее увидел, даже принял за Машку. Потом только понял, минуты через четыре, что это не Машка. Девка потоньше и помоложе и смуглая очень. Ну и глупее, соответственно. Безбашенная совершенно.

«Я, - говорит, - еще вернусь и истреблю вас всех! Под корень!»
        И истребит, чего ей стоит, если она дура стопроцентная!
        - Вы столько лет во мне не нуждались, и мне вы тоже не нужны! Сдохнете!!! - визжала сумасшедшая, нанося ему удар за ударом.
        Не нуждались! Кто о ней знал-то?! Виталик сильно сомневался, что сам Сергей Иванович подозревал о ее существовании. Мачеха, если хотела что-то скрыть, скрывала мертво. К примеру, никто не знал, в чью пользу она завещание оставит. Интересно, если Сергей Иванович играл с ней в любовь, он-то надеялся на наследство или как?
        Виталик снова подергал ручку двери, безуспешно. Он осторожно двинулся вдоль стены, выглянул из-за угла. Никого? Никого! Просто показалось, что машина какая-то подъехала. Нет, сегодня они точно не приедут. Поздно уже, стемнело. Надо тогда стекло бить, как еще в дом-то пробраться? Не спать же ему снова на сырой земле!
        Виталик выбрал маленькое оконце, выходившее в сад, в заросли одичавшей малины. Оконце обнаружить кому-то чужому будет сложно. А Виталику, невзирая на всю скопившуюся в нем неприязнь, не хотелось, чтобы по дому бродил кто-то чужой.
        Он локтем выбил окошко. Собрал стекла, заглянул внутрь. Там была когда-то кладовка у мачехи. Она хранила в ней всякое дерьмо. Нитки, пряжу, лоскуты, какие-то коврики, корзинки. Машка - молодец - всю эту дребедень выбросила. И кладовка была пустой. Это Виталик обнаружил, когда дом осматривал. Машка вообще здорово тут все устроила. Ремонт сделала приличный. Текстиль опять же дорогой, подушечки разные, статуэтки, даже поленья декоративные у старого камина положила.
        То, что Машка не порушила камин, Виталику понравилось. У отца была привычка читать прессу у камина в старом кресле-качалке. Кресло тоже цело. Хотя, может, это и другое кресло, он не очень хорошо помнил, как выглядело то - старое.
        Он с кряхтением, то и дело хватаясь за ноющие бока, влез в кладовку. Отдышался, снял грязные ботинки. Осмотрелся. У стены стояла, сложенная по перфорации, большая коробка из-под плазменного телевизора. Он решил загородить ею оконный проем. Нашел под лестницей старый ящик с инструментом. До него Машка то ли не добралась, то ли из любви к старине оставила. Нашел несколько небольших гвоздиков, молоток, и через десять минут окно, выбитое им, было загорожено. Причем два нижних гвоздя он оставил гуляющими, чтобы, в случае чего, он мог отсюда выбраться, а потом снова вернуться.
        Виталик с опаской обошел дом. Все тихо. Никого. Порадовал холодильник. Машка вчера привезла продуктов. И даже приготовила мясо. Все не съели, поставили в холодильник. Если он съест два куска, от них не убудет, так ведь? И вино! Немного, но под два куска мяса с помидорами то, что надо.
        Виталик поставил в микроволновку тарелку с мясом. Откупорил бутылку, сделал два глотка. Вкусно! Потом поставил бутылку на стол и пошел в душ. Не мог он сесть за обеденный стол в грязной одежде, с небритой рожей. У Машки в туалетном шкафчике всегда имелся запас одноразовых станков.
        На все ушло у него минут двадцать. Больше, чем он рассчитывал. Просто вода долго не нагревалась, а под холодную лезть ему не хотелось. Вот и ждал, но хоть побрился и зубы почистил.
        После душа, чистый, неплохо выбритый и благоухающий Машкиным дезодорантом, Виталик влез в ее халат, брезгливо пнув ногой свои грязные тряпки. Хотя свитер был Вовкин. Но он старый был, никому не нужный, его можно и выбросить. А заодно позаимствовать еще и брюки, он видел на вешалке, рубашку, трусы и носки, все это Машка для Вовки держала в своем шкафу на втором этаже. С ботинками проблема, конечно. Нет, они были. Но размер не подходил. Ладно, он эти помоет после ужина и поставит сушиться. А сейчас ужинать! Потом спать!
        Хотя люстра не была включена, кухня неплохо просматривалась в лунном свете, падающем в окно. Виталик сел за стол. Налил себе полный бокал вина. Выпил почти все залпом, пододвинул тарелку с мясом и тут…
        И тут, как в плохой комедии или мелодраме, под потолком вспыхнул свет!
        - Приятного аппетита, - произнес за его спиной незнакомый мужской голос. - Компанию не составить?
        Виталик медленно повернулся к говорившему. Машкин ухажер! Вчерашний мужик, с которым она приезжала! Слава богу, хоть не дура та с дубинкой. Иначе бы ему и не дожить до утра.
        - Пожалуйста, - выдавил Виталик через силу и проглотил большой не разжеванный кусок. - Если пожелаете.
        - Пожелаю, - неприятно улыбнулся малый и сел напротив.
        Только неправильно сел, не как для ужина. Спинку стула поставил перед собой, а на стул сел, как на лошадь, падла.
        Вообще-то Виталик Машку понимал. Этот малый был очень хорош собой. Высокий, мускулистый, при этом без какой-либо культуристской тяжести, а гибкий. Волосы русые. Глаза голубые. Смазливый, одним словом. Но все равно сволочь! Как его подловил, а!
        - Виталий Воеводин, если не ошибаюсь? - спросил вчерашний Машкин ухажер.
        - Так точно, - кивнул Виталик.
        И неожиданно для самого себя откусил от куска мяса. Просто нанизал его на вилку, поднял вверх и откусил, забыв, что легче и удобнее пользоваться ножом. Одичал в шалаше своем, наверное.
        - Почему-то я сразу так и подумал, - кивнул малый и представился. - Шпагин… Игорь Алексеевич Шпагин.
        - Ух, ты, как официально, - недовольно скривился Виталик. - Мент, что ли?
        - А то как же! - Шпагин глянул на тарелку, на бутылку, опустевшую почти полностью. - Между прочим, это покупалось не вами и не для вас.
        - Жалко, что ли?! - заныл Виталик.
        И тут же, словно боясь, что отберут, снова откусил мясца и еще, и еще, набил полный рот, даже говорить не мог. Но ему и не требовалось. За него Машкин ухажер говорил весьма складно.
        - Мне не жалко, но это ведь воровство. - Шпагин уставился на свои ладони, будто решал, способен он этими вот руками что-либо украсть или нет. - Мало того, что вы украли наш ужин…
        - Остатки вашего ужина, - уточнил с набитым ртом Виталик.
        - …так вы еще и вещи Машиного мужа таскаете из дома.
        - Старые вещи! Никому не нужные, - снова поправил его он. - К тому же Вовка тут и не бывает. Не очень-то ему, видимо, нравится тут. Раз… Раз вы тут.
        Шпагин вдруг показался сам себе противным.
        Чего корчит из себя праведника? Сам вчера завалился сюда с чужой женой. Сегодня, как вор, целовал ее. Она спросонья ничего не понимала, а он-то, он… Хорош! И вообще у этого замшелого парня гораздо больше прав здесь находиться, чем у него. Он, в конце концов, был пасынком умершей хозяйки этого дома.
        - Ладно, извини, - проговорил Шпагин, откинулся назад, дотянулся до ящика с вилками, достал одну и тоже подцепил себе мяса. - Я присоединюсь?
        - Не вопрос. Выпить только нечего, - посетовал Виталик. Он положил мясо обратно на тарелку и начал нарезать его кусочками.
        - Не страшно. Я за рулем. Маша домой поехала, а я взял свою тачку и сюда.
        - А чего же она не поехала с тобой? Вы вчера так ворковали… - ухмыльнулся Виталик, с удовольствием допивая последние капли вина.
        - Не захотела.
        - Испугалась? Чего? Что Вовка узнает? Так он, по слухам, сам не праведник. Испугалась, что влюбится в тебя?
        - Возможно, - не стал спорить Шпагин.
        У него, правда, была другая версия. Он решил грешным делом, что стал Маше противен за утренний затянувшийся поцелуй. Потом подумал, что стал ей неприятен из-за того, что смалодушничал, попросив ее остановить его.
        Версия Виталика ему больше пришлась по душе.
        - Машка, она струсить может, - деловито кивнул Виталик. - Что касается отношений… Сколько лет позволяла папаше своему и Мишане измываться над собой!
        - В смысле?
        - Ну не в физическом, конечно. Нет. Этого не припомню. Но издевки всякие, подковырочки. Мишка вообще противный тип. Сейчас, слышь, связался с путаной! И жениться вроде на ней собрался! Это же надо так переклинить! С дуба рухнул Мишаня!
        Шпагин не стал рассказывать последние сокрушительные новости из лавстори Михаила. Просто сидел, жевал остывшее мясо, жалел, что Маши нет рядом, и внимательно слушал ее сводного кузена.
        А кузен-то, посокрушавшись выбору Михаила, вдруг и говорит:
        - Какие новости о здоровье Сергея Ивановича? Меня давно не было в городе.
        - Все так же, - сказал Шпагин, хотя врачи сегодня вечером сообщили Маше о положительной динамике. - А чего из города удрал, Виталик? Квартира разгромлена, кровищи… Убил, что ли, кого?
        - Если бы! - воскликнул тот с плаксивой миной. - Потому и удрал, что меня чуть не убили!
        - Кто?
        - Дочка нашего потерпевшего.
        - Это которого?
        Шпагин спросил, хотя сам уже догадался, что не без участия потерпевшего появилась на свет девушка, как две капли воды похожая на Машу.
        - Сергея Ивановича!
        - Ты про Машу, что ли? - продолжил играть в непонимайку Шпагин.
        - При чем тут Машка-то?! Ты че, тупой, что ли?! С какой стати Машке меня уродовать?! Это мне скорее надо было ее, ей мой дом достался. Да Машка и не смогла бы ни за что. Хлипкая больно. А вот сестрица ее сводная… Это сука, каких поискать! На байке ездит мастерски. Дубинкой орудует… Она и папашу своего изуродовала. Это сто процентов! Кому еще-то?! И меня так же хотела. Да я моложе, шустрее, вырвался. И орала, что вернется и всем кровь пустит! Такая, прости господи…
        - Так, Виталик, а ну давай-ка по порядку, - потребовал Шпагин, отложив вилку, мясо закончилось. - У Маши что, есть сводная сестра?
        - Да! Именно! - Глаза Виталика сделались большими. - Откуда она появилась, где жила все это время, хрен ее знает. Явилась, как ведьма отмщения. Кому и за что только мстить собиралась, не знаю. Но что Сергей Иванович ее отец - это точно. Девка орала, когда хотела мне кишки выпустить.
        - А мать ее кто?
        - Мать-то… - Виталик сердито надул щеки, с шумом выдохнул и с грохотом опустил кулак на стол. - А мачеха моя, сука старая! Она нагуляла, пока с отцом моим жила! Как ей удалось скрыть свой грех, ума не приложу! И куда она эту девку подевала… Откуда та явилась?! И как узнала, кто ее родственники?! Ведь в детском доме каком-нибудь она жила бы под вымышленным именем. А тут представилась мне Мысковой.
        - Она представилась именно так?
        - Ну да. При первой встрече. Явилась, такая красотка, эффектная, с юмором. Я расслабился, на вопросы ее отвечал. Я же не знал, что она озвереет настолько, что папашу своего на больничную койку отправит и за меня примется. Ей, конечно, больше всего хотелось Машку уязвить. Очень хотелось! Я даже поначалу думал, что это она Машкину подругу укокошила. Но она сказала, что нет. Не трогала никого в Машкиной квартире. И не была будто там. Она это, слышь, ухажер… - Виталик противно хихикнул, смерил будто бы сочувствующим взглядом Шпагина, а на самом деле из глаз сочилось ехидство, - какого-то хахаля Машкиного собиралась привлечь.
        - К чему? - Шпагин напрягся, он понял о ком речь.
        - Ну, не знаю я конкретно ее планов мести, чего ты пристал?! Но она точно не хотела физической расправы. Ей хотелось Машку укусить побольнее. Она это говорила, когда меня била. Я, говорит, опущу ее в то же самое, пардон, дерьмо, в котором сама всю жизнь барахтаюсь! Вот! - и Виталик тоже отложил ненужную ему теперь вилку. С сожалением заглянул на дно пустого бокала. - Меня прикончить обещала, когда удирал из своей квартиры. Вот потому я здесь и прячусь.
        - А если она сюда за тобой явится? - предположил Шпагин и невольно поежился.
        Они спали с Машей, беспечно обнявшись. Он даже не помнил, запирали ли они двери на ночь. Дверь со сломанным замком он сам запер, потому что замок поменял. Поменял и запер. А вот остальные двери он не проверял. Положился на Машу. А она могла и забыть. Или проверял? Черт, ничего не помнит! А Маша уснула неожиданно, закутавшись в шаль. Он потом рядом с ней лег. И…
        Шпагин вдруг почувствовал острое желание оказаться снова рядом с ней. Целовать ее, вдыхать аромат ее кожи. Она невероятно приятно пахла - свежестью и духами. Он совершенно точно разграничивал эти два аромата: один ее - неповторимый и удивительный, второй приобретенный - дорогой и не менее удивительный.
        Маша ехать сюда отказалась. О причинах можно только догадываться. Хоть бы Виталик оказался прав, и она всего лишь боится новых чувств!
        - Сюда? - Виталик вдруг заволновался, завозился, плотнее кутаясь в чужой халат. - Чего она тут забыла, шалава эта ненормальная?! Она знает, что дом не мне принадлежит.
        - Зато дом, по твоим утверждениям, принадлежал когда-то ее матери. И она является законной наследницей.
        - Завещание было не в ее пользу, - огрызнулся Виталик, сунул руки в карманы Машиного халата, сжал их там в кулаки, вспомнив о давней обиде. - И не в мою, между прочим, тоже!
        Возможно, эта женщина, которая была вынуждена отдать своего родного ребенка кому-то на воспитание, рассудила, что Маша при случае правильно распорядится наследством, а Виталик нет. И предполагала, что если незаконнорожденная ее девочка объявится, то Маша с ней поделится. Так ведь?
        Нет, не так, бред какой-то! Она могла просто взять и оставить дом ей - своей дочери. А она оставила Маше. Почему? Испытывала угрызения совести оттого, что согрешила с Машиным отцом? Или не знала, где ее дочь?

«Скорее всего, второе», - решил Шпагин. В раскаяние такой матерой грешницы он не верил.
        - Послушай, кузен, тебе ведь придется все это повторить завтра у меня в отделе. Под протокол, - предупредил Шпагин и встал со стула. - И ты давай завязывай со всем этим, - он повел руками вокруг себя, охватывая территорию кухни. - Машкин халат надел! Совсем обнаглел, да? Как она его после тебя теперь надевать станет?
        - Я не заразный! - огрызнулся Виталик, нахохлившись. Тяжело вздохнул. - А что, под протокол обязательно?
        - А как же! - улыбнулся Шпагин ядовито.
        - А если я откажусь?
        - Тогда я привлеку тебя за проникновение в чужое жилище. За кражу личного имущества, за… Ой, да много за что привлечь тебя могу! Халат, понимаешь, любит после душа надевать! Давай собирайся.
        - Куда? - Виталик судорожно вцепился в стол, будто его собирались тащить отсюда силой. Голые пятки побелели, вдавившись в пол.
        - В город поедем, пора тебе домой возвращаться. Пока ты тут весь Машин дом не разворовал.
        - Не поеду!! Там эта чокнутая с дубинкой по городу бегает и…
        - Уже не бегает, - успокоил его Шпагин. - Уехала она куда-то.
        - Откуда знаешь? - чуть расслабился Виталик.
        - Ищет ее человек один. Просто ступает по ее следам.
        - Кто? Кому она нужна? - Виталик сполз со стула.
        - Человек тот назвался ее отцом.
        - Отцом?! - ахнул Виталик. - Так она родного отца на больничную койку отправила, дура такая! А этот тогда кто?!
        - Разберемся, Виталик. Со временем во всем разберемся…
        Глава 18
        Выслушав доклад Шпагина, полковник надолго задумался. Он перелистывал бумаги, внимательно изучал записи и протоколы допросов. Несколько раз вскидывал глаза на понуро повесившего голову Шпагина и осуждающе вздыхал. Но за все это время они не проронили ни слова. Нет, с самого начала Шпагин говорил. И говорил много. Извинялся за неосмотрительно и преждевременно сделанный доклад о поимке преступника. Полковник молчал тогда, молчал и теперь.
        Спустя полчаса он наконец захлопнул папку, чуть сдвинул ее по столу в сторону Шпагина. И проговорил:
        - Получается, что у нас теперь два дела?
        - Так точно, товарищ полковник! - Шпагин оторвал зад от стула, намереваясь встать по Уставу, полковник махнул рукой, и он снова сел.
        - В убийстве подруги нашей фигурантки подозревается Шелест. А в нападении на гражданина Мыскова - его незаконнорожденная дочь? Я правильно понял?
        - Так точно, товарищ полковник!
        - Да чего ты заладил: товарищ полковник, товарищ полковник?! - заорал наконец долго сдерживающий эмоции начальник отдела. - Мне-то что теперь со всем этим делать? Ведь я наверх уже отчитался, что преступник задержан! Что он вину свою признал…
        - Он признал частично.
        - Что-оо? - взревел полковник. - Что значит, частично?
        - То есть я не то хотел сказать, - зачастил Шпагин. - Я хотел сказать, что он ведь побывал и на первом месте преступления, и на втором. А из квартиры Мыскова забрал из тайника деньги. И… Если постараться, его тоже можно привлечь, товарищ полковник.
        - Ой, хватит уже! Привлечь… - передразнил его полковник и потер покрасневший лоб. - Просто мужик оказался не в том месте, не в то время. Нормальный мужик, художник. А что деньги забрал у старика… Это, Шпагин, их семейное дело, пускай расхлебывают, как хотят. Один собрался жениться на проститутке, второй всю жизнь всех обманывал, скрывая свою незаконнорожденную дочь. Семейка тоже… Из всех по-настоящему жалко погибшую. Надо же было так ей попасться, а! Беспечность! Всему виной беспечность! Купила дорогие драгоценности и даже не обратила внимания, что за ней следят! Ну, как так можно?! Это все равно что… Все равно что взять и на автобусной остановке начать миллион долларов пересчитывать! Ох, женщины, женщины. У меня жена так же вот беспечна. Может карточкой банковской размахивать на глазах у всех. Может у банкомата кого-нибудь попросить ей пин-код набрать, потому что очки дома забыла. Ты это… Отпускай этого художника. Ну их! Будет заявление от пострадавшей стороны о пропаже денежных средств, откроем дело. Нет… На нет и суда нет! Ступай, Шпагин. И никогда не торопись с докладом.
        Шпагин встал, взял со стола папку. И боком двинулся из кабинета начальства. Он все еще не мог поверить, что все обошлось довольно тихо.
        - Слышь, Игорь, - окликнул его полковник, когда Шпагин взялся уже за ручку двери. - Ориентировки по Шелесту разослали?
        - Так точно!
        - А по девице?
        Шпагин промолчал. Он собирался, честно. Но потом внезапно передумал. Девушка удивительно походила на Машу. Так чего доброго станут ее всякий раз останавливать и задерживать для выяснения. Хорошо, если нормальные люди. А если такой, как Говор, к примеру?
        Тот до сих пор не мог никак успокоиться. То звонил Шпагину, то заходил. И все вопросы какие-то задавал с подковыркой:
        - А кто может подтвердить, что Маша и есть Маша наша, а не ее непонятно откуда взявшаяся сестрица?
        - Кто вообще может подтвердить, что существует эта самая сестрица? Кузен?
        - Что кузен вообще может знать? У него на морде его обдолбанной написано: скажу все, что пожелаете, подпишу любую бумагу. Шмакодявка он, а не человек.
        - Я бы, Шпагин, чем на баррикады бросаться, повнимательнее к Маше этой присмотрелся. Мутная она какая-то.
        Маша была хорошей. Очень хорошей! И чем больше ее Шпагин узнавал, тем больше в этом убеждался. Невезучая просто, одинокая. У нее были отец, брат, муж. Но она была очень одинокой. И несчастной. Шпагину ее было жаль. И еще она ему очень, очень нравилась. И он хотел бы продолжения… Не ее сумасшедшей истории, нет. Он хотел бы продолжения того утреннего поцелуя.
        А Маша вдруг перестала видеться с ним вовсе. Перестала звонить. Перестала отвечать на звонки. Шпагину было даже немного больно.
        - Смотри, Шпагин, - гнусавил сегодня утром Говор. - Парень-то так и не нашелся. Он ведь, по имеющейся у меня информации, был любовником не только непонятно откуда взявшейся сестрицы, но еще и самой Маши нашей.
        - Кто говорит? - не выдержал Шпагин и спросил, хотя прежде все время отмалчивался, и на ехидство Говора не обращал внимания.
        - Секретарша Маши нашей и говорит…
        И Шпагин принял решение. Вот прямо как вышел из кабинета полковника, так и принял его, это самое решение.
        Он поговорит с секретаршей Марии Сергеевны. С девушкой, которая любит плакать в рабочее время и подтверждать факт присутствия начальства на рабочем месте, когда само начальство об этом ничего не помнит.
        И еще у него будет прекрасный мотив увидеться с руководителем плачущей секретарши. То есть с Машей. Почему она на его звонки не отвечает?
        - Марии Сергеевны нет! - испуганно оповестила его в телефонную трубку секретарша.
        Шпагин позвонил ей с вахты. Его, невзирая на удостоверение, наверх не пускали.
        - А когда она будет?
        - Не знаю. То есть, знаю, конечно. Она в отпуске сейчас.
        - В отпуске?! - изумился Игорь. - И давно?
        - С сегодняшнего дня. На две недели.
        - Понял, - ворчливо отозвался Шпагин. - Но я, собственно, не столько к ней, сколько к вам.
        - Ко мне?! - Она ахнула, он отчетливо слышал, как она ахнула.
        - Да, будьте любезны, закажите мне пропуск или сами спускайтесь сюда, поговорим.
        - Я не могу спуститься! - истерично воскликнула девушка. - Я на работе!
        - Так ваша начальница в отпуске, - хмыкнул Шпагин. Девица определенно трусила, только вот с чего. - Кого вам там караулить?
        Она замолчала. В трубке раздавался треск, грохот и шуршание. Треск был обусловлен помехами на линии, а вот грохотала и шуршала уже секретарша.
        - Ладно, сейчас спущусь, - смилостивилась она. - Через пять минут.
        Вышла через десять. Строгая, подтянутая, в темном льняном платье без рукавов. Сразу указала ему, вскинув подбородок, на угол, где выстроились стулья.
        Шпагин там уже посидел, сейчас прохаживался по вестибюлю, разминаясь. Но охотно принял предложение.
        - Чем могу, Игорь Алексеевич, если не ошибаюсь, быть полезна? - сразу начала с напором девушка. - Мария Сергеевна сказала мне, что все ее проблемы разрешились. Виновные во всех злодеяниях найдены и…
        - Не совсем так. Не совсем так, - мягко и вкрадчиво отметил Шпагин. - Мария Сергеевна немного поспешила с выводами. То есть круг подозреваемых определился. И даже доказательная база имеется, но вот… Самих подозреваемых пока нет.
        - Как такое может быть! - возмущенно фыркнула секретарша и закинула ногу на ногу. - Круг подозреваемых определился, доказательная база имеется, а самих подозреваемых нет! Вы себя слышите? Как такое возможно?
        - Это возможно. Поскольку подозреваемые находятся в бегах. В розыске то есть.
        - Ух, ты! - ахнула она, как недавно по телефону, и побледнела, резко контрастируя со своим глухим темным платьем. - Во всероссийском?!
        - Да, Интерпол пока не подключали, - серьезно кивнул Шпагин, хотя чуть не заржал. - Но подозреваемых ищут. И найдут, поверьте!
        - А-аа, понятно.
        Девушка увела взгляд в сторону вахты, рассеянно улыбнулась охраннику, потом замерла с застывшими глазами, в которых Шпагин точно рассмотрел испуг.
        Чего она боится?!
        И вдруг девушка встрепенулась. Резко, будто проснулась. На щеки вернулся легкий румянец. Она облизала губы, уложила ладони себе на колени, широко разведя локти. Глянула на Шпагина холодно и спросила:
        - А от меня вы чего хотите, Игорь Алексеевич?
        - Понимаете… Вера, если не ошибаюсь?
        - Да.
        - Понимаете, Вера, в нашей доказательной базе присутствует одно белое пятно.
        - Пятно? Белое? - она недоуменно выгнула брови, скривила аккуратно накрашенный ротик. - Не понимаю.
        - Сейчас поймете, - пообещал ей Шпагин и доверительно наклонился к девушке. - Пятно это размером в три часа.
        - В три часа? То есть?
        - Эти самые три часа каким-то самым невероятным образом выпали из памяти вашей руководительницы Марии Сергеевны Киреевой. Она помнит одно. А все остальные, вы в том числе, утверждают обратное, - начал мягко Шпагин и вдруг всполошился: - Вера, Вера, что с вами?! Эй, помогите!
        Это он охраннику крикнул, совершенно растерявшись оттого, что Верочка начала заваливаться набок. Глаза ее при этом закатились, веки нервно трепетали, а пересохшие мгновенно губы без конца шептали:
        - Я так и знала, я так и знала, я так и знала…
        Им пришлось уложить ее на стулья. Шпагин стащил с себя легкий пиджак, скомкал его и подсунул девушке под голову. Охранник притащил графин с водой и стакан, сунул Шпагину в руки.
        Тот водой побрызгал Верочке в лицо. Попутно еще и по щекам ее похлопал. Помогло! Она дернулась, открыла глаза, пометавшись взглядом. И вдруг как заревет.
        - Господи, только не арестовывайте меня, пожалуйста! - принялась она всхлипывать, хватая Шпагина за карман брюк. - Пожалуйста! Я не виновата! Он сказал, что это розыгрыш!
        - Все, все, хватит, никто не собирается вас арестовывать, - пообещал он, а про себя подумал, что уволить девицу стоило бы.
        Он понял, что она имела в виду. Сразу понял. Наверняка Евгений. Вступив в преступный сговор с новоявленной Машиной сестрицей, опоил чем-то Машу в кафе. Она отрубилась прямо в машине на светофоре и проспала три часа. Машину отогнали куда-нибудь в тупик. За те три часа, что Маша спала в машине, ее сестра переоделась в Машин плащ, сапоги, навестила отца с намерением наказать его за свою неудавшуюся жизнь.
        Он ведь ее не признал! Спровадил куда-то!
        Евгений, скорее всего, пошел на работу. Девушка, совершив злодеяние, вернулась в машину, снова надела на Машу плащ и вызвала звонком Женю. Они опять подогнали машину к тому самому светофору, на котором Маша вырубилась. Скорее всего, включили аварийку, чтобы не привлекать внимание. Потом воспользовались, вероятно, нашатырем, чтобы привести ее в чувство именно тут и сразу.
        Она очнулась там же, где и отключилась. Но ничего, ничего не помнила.
        Решила, что все это следствие стресса и расшатавшихся нервов. Обнаружить любимую подругу в собственной квартире с проломленным черепом - это вам не шутка!
        А Женя сделал недоуменное лицо, когда она попыталась что-то вспомнить и воссоздать действия, увязав их со временем. И сказал то, что ему было велено сказать. И Верочке то же самое велел сделать.
        - Это все милый розыгрыш, уверял он меня! - плакала Верочка, размазывая макияж по лицу. - Сказал, что у них роман в полном разгаре и что Маша потом только благодарна мне будет. Я и решила… посодействовать влюбленным. Тем более что муж Марии Сергеевны мне очень не нравится. Он изменяет ей с моей знакомой! У них скоро ребеночек будет! Представляете?!
        Верочка брезгливо сморщила зареванное личико.
        - А что же потом произошло, Вера? Почему вы плакали на работе?
        - Так Женька пропал, сволочь! Его все ищут! Сначала будто тетка какая-то приехала и его не нашла по адресу, где он проживал. Потом этот дядечка из полиции толстый ко мне пристал с вопросами. А тут еще эта…
        - Кто?!
        - Девушка! Звонит как-то… Наверное, накануне того дня, когда ко мне этот толстый дядечка начал приставать. И спрашивает Марию Сергеевну.
        - Девушка или дядечка?
        - Девушка! - укорила его за непонимание Вера. - Я спросила, кто ее спрашивает. Она говорит, сестренка. Я насторожилась и говорю, у Марии Сергеевны нет сестры. Только брат. И тогда она…
        - Ну, ну, Вера. Перестаньте плакать. Выпейте воды.
        Шпагин погладил девушку по плечу и всунул ей в руку стакан с водой. Ему почему-то совершенно не было ее жалко. Доброхотка тоже еще! Благими намерениями что? Правильно! Вымощена дорога в ад!
        Вера выпила полстакана, вернула стакан охраннику. Он все время стоял рядом и грел уши с раскрытым ртом. Вот развлечение так развлечение в разгар его серых трудовых будней.
        - Так что она тогда?
        - Она тогда сказала, что я ей даже больше нужна, чем сестрица.
        - Зачем?
        - Я тоже спросила! А она говорит, что звонит, чтобы предупредить.
        - О чем? - все время приходилось ее подталкивать, она спотыкалась на каждом слове и замолкала.
        - Чтобы я молчала про те самые три часа, когда Машка - это она так сказала - не была на работе. Что, как Женька - это она так сказала - велел говорить, так и говори, мол.
        - А вы что? Пообещали?
        - Да, а что мне оставалось?! - воскликнула она с горечью и снова расплакалась. - Спросила только, где Женя?
        - А она что?
        - Она сказала, что он отдыхает. И что это не моего ума дело! И трубку бросила. Хотя я просила соединить меня с ним. Мне очень хотелось наговорить ему гадостей. Он, видите ли, отдыхает, а я тут за него парься! - Она сердито надула губы, зло глянув на охранника, крикнула: - Чего стоишь?! Ступай на место!
        Тот тоже разозлился. Отобрал у Шпагина графин, у Верочки стакан и ушел к турникету.
        - Что было потом, Вера? - спросил Шпагин, не особо надеясь на чудо.
        А потом секретарша вдоволь наревелась от страха. И затихла, как мышка в укромном уголочке. Авось пронесет, авось не заденет.
        Дура малахольная! Так ему хотелось на нее наорать и еще стукнуть посильнее, чтобы не пакостила за спиной начальницы. А напакостив, не молчала! А призналась бы во всех своих и чужих заодно грехах. Сколько бы времени всем им сэкономила. Сколько бы нервных клеток сберегла Марии Сергеевне.
        Тогда бы многое встало на свои места. И присутствие женщины, очень похожей на Машу, в подъезде ее отца объяснилось бы. И почему на ней был Машин плащ. Да и существование самой сестрицы обнаружилось бы тогда.
        Дать бы ей по башке, Верочке этой! И еще одному сотруднику этой процветающей компании - Евгению. Хотя нет. С этим все гораздо сложнее. Этот не просто пакостник. Это уже соучастник!
        Если, конечно, отец Марии захочет дать делу ход.
        Отец Маши ничего не захотел. Он рад был без памяти снова очутиться дома. Обнаружив перемены в квартире, устроенные для себя и Михаила заботливой Лидочкой, порадовался. Ему, конечно, никто не стал объяснять, что старались не для него. Да он и не сумел бы понять. Он был слишком слаб. Говорил мало, все больше слушал. Маша по его просьбе начала читать ему Достоевского.
        - Пробило старика… - с сомнением качал головой Миша. - Черепно-мозговая травма - это не шутка.
        Он после всего, что случилось, сдулся, затих, стал покладистым, перестал задираться. И даже Машу перестал называть Матрешкой. Машуня да Машуня. Принялся жалеть, опекать ее, когда узнал, что Володя ушел к другой женщине и что там скоро будет ребенок.
        - И чего нам с тобой, сестра, так не везет в личной жизни? - опечалился за ужином Миша. - Мы же нормальные люди, Маш. Чего с нами так судьба?! Отец тоже кобель какой, а! Что натворил!
        - Да, натворить они с тетушкой успели, - кивнула Маша. - Кто бы мог подумать! А мама? Как она все это пережила?! Наверное, ей было больно?
        - Она знала?
        - Да. Отец сказал, что знали все. Все, кроме детей. Муж тетки не сумел ее простить и велел либо убираться вместе с ребенком, либо куда-нибудь его деть. Она и дела! Ничего лучшего не придумала, отправила в детский дом за Уралом. Лишь бы подальше. С ума сойти… И потом долгие годы не помнила вообще о ее существовании. Ее уже и удочерить давно успели, девочку эту, когда у тетки совесть взыграла. Взяла и поехала туда. Разыскала ту семью, дала денег. Назвалась, кто, почему, зачем приехала. Влада была уже не маленькой, сумела подслушать и все запомнить. Вот и явилась сюда мстить.
        - Это отец тебе рассказал?
        - Да, он. Говорит пока плохо, разобрать сложно. Плакал, когда рассказывал. Каялся, просил прощения. А мне его жутко жалко.
        - Почему? - надулся сразу Миша.
        Он очень любил мать, сильно горевал после ее кончины, долго привыкал жить без нее. И думать сейчас о том, что отец мог предпочесть ей - святой женщине - ту противную тетку, которая не всегда обходилась приветливо с ними, было очень противно и сложно. Так мало этого, тетка домом распорядилась неправильно. Была бы человеком, дочери бы своей единственной оставила. Ну, или пополам им с Машкой разделила. Чего все Машке-то?
        Хотя Машка, по сути, осталась для него единственным родным человеком. Понимающим, заботливым. За последние два дня, наполненные уходом за больным отцом, стиркой, готовкой сразу на два стола - один диетический для отца, второй для них, - она сильно устала. Устала и похудела даже.
        - Маш, ты это… - он отложил вилку, подобрав с тарелки до крошки весь ужин, состоявший из рыбных котлет и картошки. - Ты иди, поспи. Я присмотрю за отцом.
        - Надо убрать со стола. Прибраться тут. - Маша обвела уставшим взглядом кухню, работы на час. - И что-то отцу приготовить. Хотела спросить, Миш…
        - Да?
        Он тоже осмотрел кухню и тоже прикинул, что возни тут на час, не меньше. И поэтому помощь свою предлагать больше не стал. Справится Машка, она сильная. Она молодец!
        - Ты окончательно порвал с Лидой?
        - Да! Да, да!! - При упоминании этого имени у него жилы вздулись на шее. - Как я мог, идиот? Почему отца не послушал?! Такая сука! Такая…
        - Миша, я вот что хотела тебе сказать. - Маша взяла печенье из вазочки, повертела в пальцах и вдруг принялась его крошить прямо на недоеденную котлету. - Ты не казни себя. Все идет в нашей жизни так, как должно идти. Иногда мы не в силах предотвратить… Предотвратить любовь, ненависть. Это выше нашего понимания, выше наших сил, как бы мы ни пыжились и ни тужились. Ты ведь знаешь теперь, как погибла Зоя?
        - Да, ты говорила, - кивнул Мишка, насупившись.
        Он не понимал, при чем тут Лидочка, злостно предававшая его все то время, что он готовился к свадьбе, и ее подруга Зойка? Какие тут могли быть параллели?! Зойка не была шлюхой, никогда не была. Она была нормальной бабой. Толстая, правда, и вредная порой, вечно его подкалывала. Но за это ведь не убивают!
        - Так вот я к чему… - Маша с недоумением обнаружила, что раскрошила уже два печенья, засыпав крошками всю тарелку. - Зоя не могла знать, что с ней случится. Не могла предотвратить. А она была очень осторожной, очень! Меня часто жизни учила. Ты же знаешь!
        - Знаю.
        - А тут вот с ней такое случилось. С ней! С самой рациональной, в моем представлении, с самой разумной и рассудительной… Значит, так тому и быть…
        - Не мели чепухи, - не выдержал Мишка и тут же завелся. - На хрена надо было на ночь глядя светиться в магазине с этими брюликами?! Дня ей не хватило?! Зашла поглазеть и вдруг купила! Скажите, какой дефицит выбросили на прилавок! Или хотя бы головой по сторонам покрутила. Беспечность, Машка! Всему виной наша беспечность. Я вот тоже… О чем я вообще думал, не понимаю?! - возмутился он вдруг, приподняв плечи и разведя руками. - Думал, что она станет Белоснежкой?! О чем я думал, Машка?!
        - Да ни о чем ты не думал, Миш. Ты просто ее любил. Не кори себя за это. Что было, то было. В конце концов, если бы не она со своим другом, мы никогда бы не вышли на след убийцы Зои. Нет худа без добра, Мишка. Нет худа без добра…
        Он все же помог ей с уборкой в кухне. Потом помог помыть отца и даже вызвался почитать две главы, когда у нее начали глаза слипаться. Миша выгнал ее из комнаты, приказав отдыхать. Когда отец уснул, он вдруг застал Машу за сборами.
        - Ты куда?! - перепугался он сразу перспективе одиночного бдения при папаше. - А как же мы? Как же я?!
        - Миша, я позвонила своей знакомой. Та через своих знакомых свела меня по телефону с хорошей женщиной. Она занимается уже много лет тем, что ухаживает за больными стариками. Очень ответственная и порядочная дама.
        - И что?! Я платить ей, что ли, должен?! - возмутился Миша.
        Машка в роли сиделки обходилась совершенно бесплатно. Как раз наоборот! Она покупала продукты, заплатила за два месяца вперед за квартиру и купила старику что-то из одежды. Все так здорово сложилось, и тут бац - какая-то сиделка!
        - Платить сиделке, Миша, буду я.
        Маша в изнеможении закатила глаза. Нет, брата ничто уже не изменит. Он таков, каков есть. Она бы, может, и потерпела, не попадись он ей сегодня на элементарном воровстве. Пока она чистила картошку, он слазил к ней в сумочку и утащил сотню долларов. А ее тоже угораздило именно в этот момент вспомнить, что оставила мобильник в сумочке, и рвануть в прихожую прямо с ножом в одной руке и с картофелиной в другой. Вышла из-за угла, а братец ее сумочку обыскивает.
        Так сделалось противно! Она резко ретировалась, благо он ее не заметил, а то бы свой конфуз тут же обставил гневом. У нее сил совершенно не осталось, тем более на всяческие разборки с братом.
        Сотни ей, что ли, жалко? У нее полон кошелек бабла! У него и так жизнь не задалась, и так все навалилось, тут она еще со своей вечной жадностью!
        Так бы стал верещать Мишаня, полыхая праведной обидой. А она бы через десять минут и впрямь себя гадиной посчитала.
        Отец сегодня тоже учудил. Видимо, в знак благодарности ей за заботу вдруг заявил, что его младшая дочь гораздо интереснее, чем она. Здорово, правда?
        Нет, пора было удирать отсюда. Пора было возвращаться домой.
        Утром позвонил Володя и сказал, что вывез все свои вещи, включая кое-что из бытовой техники. Интересно, старенький приемник, работающий от батареек, он ей оставил? Что-то подсказывало ей, что бывший муж это вот самое «кое-что» воспринимал иначе, чем она.
        И она срочно нашла сиделку отцу. Сговорилась в цене. И теперь решила…
        - Драпаешь, предательница?! - Мишка обиженно засопел, кивнул в сторону спальни отца. - А меня один на один с этим старым развратником оставляешь?! Мне же с ним говорить теперь не о чем!
        - Не говори. - Маша сняла домашние тапочки, сунула их под тумбочку, обула туфли, надела твидовый пиджак, застегнулась на все пуговицы. - Сиделка им займется. А ты… Ты пойди поработай, Мишаня. Лучшее средство от депрессии, поверь.
        - Ага! Сама-то в отпуске! Умная какая! Лучше бы… - он вдруг с силой стиснул зубы, шумно задышал и выпалил через минуту: - Лучше бы та чокнутая тебе башку проломила, чем отцу! Проку от тебя здоровой, Матрешка?! Убирайся!!!
        Честно?
        Пока спускалась по лестнице вниз, невольно порадовалась за беспутную Лидочку, которой не досталось такое счастье. Подумала, что Господь смилостивился и спас ее заблудшую душу. Может, что и выйдет у нее с ее бывшим художником? Может, и получится счастье?..
        Глава 19
        - Съехала, съехала давно, проститутка поганая!
        Из соседней квартиры на Сергея смотрело существо, сильно смахивающее на мелкую злобную собачонку. Даже морда, показалось, будто в шерсти. Хотя вряд ли. Это его художественное «я» вдруг снова заявило о себе и дорисовало портрет.
        - Куда съехала? - спросил он, не улыбнувшись.
        Прежде он всегда улыбался в этом дворе, в этом подъезде, на этой лестничной клетке. Кого бы ни встретил! Всем подряд. Виноватым себя чувствовал из-за Лидочки? Пытался как-то загладить? Заискивал, рассчитывая на снисхождение?
        Какой бред! Кому это надо? Кому нужна Лидочка, о ее существовании забудут тут через месяц. Кому нужен он со своим подхалимским оскалом?
        Куда же она подевалась-то? Три дня назад виделись, ее пустили к нему на десять минут. Она ничего не говорила такого, что съехала, что уехать собралась.
        Сергей вышел на улицу, привалился к подъездной двери. Глянул по сторонам. Лето наступало на пятки весне, промчавшейся слишком стремительно. Слишком незаметно. Казалось, еще от снега город не очистился, а уже сирень цветет. Кисти набухли под солнцем, потом дождь их разметал, раскудрявил, от аромата - милого, старомодного, запомнившегося по рижскому парфюму - щипало в носу и в глазах. Мама любила этот запах, и бабушка. И Лидочка, когда еще была юной, несмышленой и не такой алчной до денег, тоже любила этот запах.
        - Аромат весны, любви и надежды, - часто повторяла она, мазюкая пальчиком за ушками. - Ах, так бы всю жизнь…
        Весна была, весна пахла зеленью, сиренью, нагревшейся на солнце пылью, но вот ни любви, ни надежды в его жизни не было. Паршиво!
        Сергей со вздохом оттолкнулся от двери, побрел по улице. Сел в автобус, не в тот, который ему был нужен, а в первый, что подъехал. Встал на задней площадке. Осмотрел салон.
        Народу мало, вечер уже. Не считая кондуктора и его, пять человек. Пожилая пара на переднем сиденье. Два парня. И одна молодая женщина в черном платье. Она сидела справа. Одна, на сиденье для двоих. У нее были узкая спина, длинная шея и старомодный пучок с черной, как огромный паук, заколкой. И еще, голова женщины была низко опущена, и плечи время от времени вздрагивали. И по тому, как странно смотрели на нее оба парня, Сергей вдруг понял, что она плачет.
        - Привет. - Он сел с ней рядом после того, как эти скалящиеся молодчики вышли. - Ревем?
        Он нашарил в кармане упаковку влажных салфеток. Купил сразу, как вышел. Сил не было ни минуты терпеть липкие ладони. Истратил две штуки. Остальные были целы. Сунул девушке всю упаковку. Она была молодой. Девятнадцать, двадцать два максимум.
        Она взяла салфетки, кивнула благодарно. Затихла.
        - Чего ревем? - спросил Сергей, рассматривая точеный профиль, который тут же мысленно принялся рисовать на холсте. - Что-то случилось?
        Она кивнула.
        - Что-то страшное? - снова кивок. - Исправить нельзя?
        Она помотала головой из стороны в сторону.
        - Паршиво… - выдохнул он и вдруг предложил. - А хотите я вас нарисую?
        - Как это? - Она повернулась к нему, глянула невозможной голубизны глазищами так, что заныло внутри. - В смысле, нарисуете? Голой?!
        - Нет. Лицо. В профиль.
        - А где? Где рисовать станете? - она говорила, судорожно сглатывая всхлипы, слез уже не было.
        - А давайте зайдем в кафе. Там есть салфетки, карандаш попросим.
        Сергей осторожно окинул взглядом себя. В принципе ничего, три дня назад он переоделся в чистое, Лида приносила. Грязное забрала. Куда же она подевалась-то со всем этим грязным бельем?! Дома у Сергея ее не было, равно как и тех самых шмоток. Со своей квартиры тоже съехала. Куда же? С грязным-то бельем?!
        - Давайте, - вдруг кивнула девушка и протянула ему изящную ладошку. - Меня Надей зовут.
        - Сергей. - Он осторожно пожал ей руку. И тут же спохватился: - Только, Надя, денег у меня лишь на две чашки кофе. Идет?
        - Идет, - неуверенно улыбнулась она. - У меня еще на две чашки.
        - Отлично!
        Они вышли на первой же остановке. Нашли небольшое кафе, обещавшее недорогие комплексные обеды, кофе, шаурму и пончики. Кофе оказался вполне сносным. Салфетки плотными, а официанты сговорчивыми. За обещание нарисовать и их тоже они притащили Сергею три простых карандаша разной длины и разной степени твердости. И он принялся рисовать Надежду. И пока рисовал, вдруг стал рассказывать всю свою жизнь. Нелепую, неудавшуюся, запятнанную глупыми поступками и решениями. Даже о том, что хотел как-то придушить Лидочку, рассказал. И про длительный, затянувшийся на годы запой рассказал.
        Надежда слушала спокойно, не охала и не пугалась особо. Единственным словом, которое она выпалила, было - здорово! Это когда он признался, что увидел убийцу бедной женщины. Потом нарисовал его и предоставил портрет полиции.
        - Вот как-то так. - Он протянул ей салфетки с ее профилем, ее глазами, губами, нежной ручкой, подпирающей подбородок. - Как-то так сложилась моя жизнь, Надя. Глупо! Бездарно!
        - Нет, вы очень талантливы, - возразила она, допила кофе, сложила салфетки и сунула их в сумочку. - Идемте, Сергей.
        - Куда? - Он поднялся следом за ней.
        - Идемте, вы должны меня проводить. Уже поздно, и идти одной очень плохо. И по городу, и… по жизни. Ваши работы я завтра покажу своей хорошей знакомой. Ей срочно нужен декоратор. Но у нее нет больших денег, а все просят очень много. Может быть, вы договоритесь.
        - Да! - закивал он и даже зуд в ладонях почувствовал, так захотелось работы, большой, долгой.
        Они вышли на улицу и добрались до ее дома минут за сорок. И уже прощаясь, он вдруг спросил:
        - Надежда, а вы любите сирень?
        - Сирень? - она удивленно вскинула брови, помотала головой. - Нет, Сережа. Я люблю ландыши. Они пахнут летом! Я люблю лето…
        - Пусть будут ландыши, - без конца повторял он, возвращаясь домой, и широко улыбался. - Пусть будут ландыши. Лето - это тоже замечательно!..
        Глава 20
        Лидочка сидела, сжавшись в комочек в углу нижней полки в купе. Вообще-то ей продали верхнюю полку, но в купе никого больше не было, и она села у окна. Она смотрела на мелькающие за окном пейзажи, ни о чем не думая. Начать думать значило начать бередить душу. А ей - душе - и так плохо. Она маялась, стенала, печалилась. Ничего-то у Лидочки не вышло. Не получилось выйти замуж за Мишу. Не получилось остаться с Сережей. Она поняла, что не получится, уже давно. Но он настаивал, она не спорила. Думала, пусть идет все, как идет. Может, и неплохо с ним будет. Но когда пришла к нему в последний раз на свиданку, то вдруг как-то разом прозрела.

«Господи! - думала она, наблюдая за тем, как он переодевается. - Он ведь так и будет висеть вечным грузом на моих ногах! Станет моим вечным укором! Я никогда не начну с ним ничего нового! Все, все, все будет напоминать мне о том, что было. С ним ничего не выйдет. Надо… Надо бежать!»
        И она сбежала. Сдала ключи от своей квартиры квартирной хозяйке. Прибралась у Сережи дома. После визитов к нему полиции, понятых там был полный беспорядок. Она вымыла пол, протерла окна, повесила шторы, которые купила на распродаже. Перестелила ему постель и поставила в сушку новые тарелки и чашки. Старые щербатые выбросила.
        Может, и у него что-то получится без нее? Может, спихнет с себя тяжесть прошлых лет. Вспомнит, что был неплохим художником. Забудет, что сильно пил, что выполнял ее гадкие приказы. И забудет, может быть, что вообще ее когда-то знал - плохую, грязную, алчную.
        Лидочке захотелось заплакать. Не оттого, что стало жаль себя. А от стыда за себя такую. Разве с этим она родилась и росла? Разве собиралась когда-то быть шлюхой?! Нет! Она хотела и могла быть хорошей. А потом вдруг захотелось стать обеспеченной. А вот эти две - хорошая и обеспеченная - как-то не ужились в ней.
        За окном становилось все темнее и темнее, скоро картинки стали напоминать кадры немого кино, где все черно-белое и нет звука. Ее жизнь, наверное, кому-то покажется такой же: без цвета, без звука. Да и без радости, наверное.
        Ведь не было в ее жизни радости, так? Не было! Такой огромной, перехватывающей дыхание и зажимающей сердце в кулак. Такой, что хотелось реветь и смеяться одновременно. Деньги - да, были. Хорошие деньги. Сегодня утром, закрывая депозит и переводя деньги на карточку, Лидочка подивилась, как много накопила. Хватит на приличную квартиру где-нибудь в глубинке. Еще и на мебель останется и на первое время пожить. Пока не найдет работу.
        Работа…
        Тут вот начинались проблемы. Куда пойти? Туда, где хорошо зарабатывают, ее не возьмут. Не то образование, нет стажа, нет опыта. Туда, где мало платят, не хотелось. Вкалывать станет, как на галерах, а толку?
        Непонятно лишь, какого толка ей хотелось, возник внутри нее вопрос. Чтобы и деньги, и удовлетворение, и не лопатой махать? Так она от такой работы только что сбежала, ха!
        Господи! Как погано-то!!!
        Лидочка завозилась, плотнее сжимаясь в комок, и вдруг подумала, а может, с поезда сигануть?! Взять и прыгнуть, когда навстречу второй состав мчится! И решать ничего не придется, казнить себя, винить, жалеть и прочее.
        Дверь купе вдруг поехала в сторону, и в проеме возникла крупная фигура проводницы.
        - Чай будем, дорогая? - спросила женщина мягким, домашним каким-то голосом. - Есть свежие булочки и соленый крекер.
        - Не хочу крекер, - шепнула Лидочка да как заревет в голос: - Ничего не хочу!!!
        - О-оо, как тут все запущено-то. - Проводница подбоченилась, оценивающе осмотрела девушку, перевела взгляд на пустые полки. - Одна едешь… Оно и понятно, когда одна, всегда тошно. Особенно в поезде! Так спрыгнуть и охота!
        - Охота, - кивнула Лидочка, размазывая слезы по лицу.
        - Во-во, и мне охота. Уже пятнадцать лет! А все никак не сигану! - И женщина заливисто рассмеялась. - Ты мне тут хандрить прекращай. Я сейчас постели раздам, чай разнесу да зайду к тебе. Посидим. Не против?
        - Нисколько.
        Лидочка даже попыталась пододвинуться, будто уступая место проводнице, но двигаться было уже некуда. Места для маневров не осталось.
        - У меня там бутылочка наливки домашней имеется. Скрасишь мое одиночество, а, дочура? - полное лицо проводницы расплылось в теплой улыбке. - Она некрепкая, так, для настроения и тонуса. Ну и для беседы. А?
        - Отлично. - Лидочка шмыгнула носиком. - А у меня курица-гриль, только остыла. Огурчики маринованные и два апельсина.
        - О! То, что нужно! А курицу давай сюда, я ее мигом разогрею!
        Проводница вернулась почти через час. Притащила в пластиковом ведре горячую курицу, дюжину домашних котлет, тоже огненных, и салат из капусты.
        - Это я в вагон-ресторан метнулась. Там повар - вот такой парень! - Она показала большой палец. - Молодой! Но готовит, как бог! Это я его, слышь, в вагоне нашла.
        - Как это?! - вытаращилась Лидочка, накрывая на столик.
        - А так же, как вот тебя, дорогая. Сидит, бухой, прости господи, и только что не ревет. Я к нему подсела, разговорились. Оказалось, мчится из Москвы с полной котомкой неудач и тремя невыплаченными кредитами. Пытался бизнес там свой ресторанный раскрутить, ни черта не вышло. Вот и ехал в родной город, раны зализывать у папы с мамой. Оказалось, мы с ним земляки. Ну, говорили, говорили, я ему и предложи место нашего шеф-повара. Предыдущего погнали прочь. И пьянь, и готовил по-собачьи! А тут Федька… Говорю, тебя нам сам Господь послал. Переговорила тут же с начальником поезда. Поставили парня к плите. И он нам в два часа ночи такого сотворил… Короче, на следующий день в вагоне-ресторане было не протолкнуться. А нас потом чуть с работы не погнали. Прав не имели так вот человека с улицы, без медосмотра, без трудовой, к плите ставить.
        - Оставили? - Лидочка вцепилась зубами в кожуру апельсина, надкусила и принялась ловко счищать пальцами с него кожуру.
        - Господи, дите! Кто пойдет сюда работать-то? Это же какой душе надо быть неприкаянной, чтобы всю жизнь по рельсам туда-сюда, туда-сюда! - Она невесело улыбнулась. - Я вот одинокая, меня никто дома не ждет, я и катаюсь. Мне-то чего?
        - А мне? Мне можно? - Лидочка схватила липкими от сока пальцами ладонь проводницы. - Возьмите меня, а! Я готова туда-сюда, туда-сюда! У меня ведь тоже никого нет. Я тоже одна! И я… Я плохо вела себя раньше. Плохо зарабатывала, вот…
        - За это не сажают? - сурово свела брови проводница. - У нас тут с воровством строго! Сначала наш человеческий суд, потом уже настоящий.
        - Нет, нет, что вы! За это не сажают точно. За это… За это презирают, - тихо закончила Лидочка, и слезы снова закипели у нее в глазах. - Вы тоже можете.
        - Что?
        - Презирать.
        Она опустила голову, но чувствовала, что женщина пристально ее изучает. Потом та вздохнула, тронула ее за плечо.
        - Нет у меня никаких прав презирать тебя, детка. Сама не святая. Далеко не святая. Помнишь? Пусть бросит в нее камень тот, кто без греха?
        Лидочка кивнула, хотя и не помнила. Но слова запали ей в душу. И тихий домашний голос женщины тоже запал ей в душу. И выходить уже не хотелось с поезда, не то что прыгать. Хотелось катить и катить без остановки, наблюдая за сменой времен года за окном. Засыпать под стук колес, под стук колес просыпаться. Разносить людям горячий чай, сочувствовать им, понимать.
        - Ладно, подумаю, поговорю с начальником. У Федьки вроде посудомойки нет, а должна быть! Парень зашивается. Пойдешь, если что, посуду мыть? Не зазорно?
        - Пойду!
        - Поработаешь, присмотримся, может, и в вагон переведешься. Ну, давай, что ли, пригубим за знакомство. Ой, балда! - проводница легонько шлепнула себя по лбу. - Мы же с тобой так и не познакомились! Тебя как зовут-то, дочура?
        - Меня Лидией. - Она протянула ладошку, пожала руку женщине, мягкую, теплую и надежную. - А вас?
        - А меня Надеждой! - сверкнула белоснежными зубами женщина, широко улыбаясь. - Вот дали имечко родители! Просто клеймо, а не имя, Лидусь! Все ведь всегда на меня надеются! Все и всегда!
        - А мне можно?
        - Что?
        - Можно на вас надеяться? На вас надеяться я могу?
        - Можешь, - серьезно сказала проводница и кивнула на бутылку. - Ну давай, что ли, разливай.
        Лидочка подняла пластиковый стаканчик с наливкой, улыбнулась и впервые за долгое время почувствовала себя свободной и чуть-чуть счастливой.
        - За вас! - произнесла она с тихой улыбкой. - За Надежду!!!
        Глава 21
        Маша только что вышла из душа, вытирала и причесывала волосы перед зеркалом в прихожей, когда в дверь позвонили. Она машинально глянула на часы, было около одиннадцати ночи. Недоуменно пожала плечами. Кто мог прийти так поздно? Тут же подумала, что, дождавшись сиделку, Мишка решил удрать к ней, но все же спросила:
        - Кто?
        Не имело смысла смотреть в глазок. На лестничной клетке не было света. Опять не было света!
        - Маша, это я. Шпагин!
        О Господи!
        У нее тут же подкосились ноги, закружилась голова.
        Она не хотела его видеть! Никогда!
        Нет, не так! Она не могла его видеть! Не должна была его видеть! Он - свидетельство всех ее кошмаров. Кошмаров последних долгих недель. Он заставил ее сомневаться в себе. Заставил думать о себе плохо. Потом помог от всего этого избавиться, но легче не стало. И этот утренний поцелуй. Долгий, сладкий.
        Все запуталось, стало еще более сложным.
        - Маша, откройте, - настаивал из-за двери Шпагин. - Мне надо с вами поговорить!
        Ей показалось, что в его голосе прозвучало отчаяние. И она не выдержала и открыла ему дверь.
        - Что происходит?! - Шпагин резко шагнул вперед и, сам того не ожидая, обнял ее. - Я обидел тебя?! Прости, если так! Я звоню, ты не берешь трубку! Сама не звонишь! Дома тебя нет…
        - Я ухаживала за отцом. - Она завозилась в его объятиях, отстранилась, отступила на шаг.
        - Как он? - Шпагин тяжело дышал, глядя не нее потемневшими глазами. Оказалось, он очень по ней скучал. Больше, чем представлял себе.
        - Ему лучше. Он хочет, чтобы ему читали Достоевского. - Маша грустно улыбнулась. - Плачет, кается.
        - Что он решил? Он станет предъявлять претензии девушке, что на него напала?
        - Нет. Он не хочет никакого преследования! Эта девушка - его дочь. - Маша плотно сжала губы. Качнула отрицательно головой. - Нет! И Лиду с ее парнем отпускайте. Деньги, в конце концов, нашлись. И… Отец не хочет ничего! Никаких разбирательств. Считает это искуплением грехов.
        - А ты?
        - Что я? - не поняла она.
        - Ты станешь подавать заявление на эту девушку и на своих сотрудников?
        - Каких сотрудников?! - Маша нахмурилась, ничего не понимая.
        И Шпагин ей все рассказал, заканчивая словами:
        - Вот такая, Маша, сложилась сказка о потерянном времени.
        - Верочка! Как она могла? - Она оперлась спиной о стену, накрутила прядь влажных волос на палец. - Я всегда была очень добра к ней!
        - Ей сказали, что это розыгрыш, - пожал плечами Шпагин и кивнул в сторону кухни. - А я бы кофе выпил.
        Она сделала вид, что не услышала. Все внутри нее противилось этому и желало до судорог. Очень опасно! Очень!!! Она не должна, не может! Она уже доверилась Жене. Зоя права была, как всегда, права, называя эту возникшую между ними симпатию бесперспективной. Что бы она сказала, узнав о том, как виртуозно Женя ее предал?! Остается только догадываться.
        - Женя… Ему это зачем?! Что она могла ему пообещать?! - под пристальным догадливым взглядом Шпагина Маша покраснела.
        Он все знал. Знал, что между ними зарождалось. И осуждал. Она видела, что осуждает. Или ревнует?
        - Я не знаю, что она могла обещать ему, - пожал он плечами, поскучнев, понял, что приглашения на поздний кофе не будет. - Может, шантажировала чем-то. Может, соблазнила. Об этом лучше спросить у него. И я намерен!
        - Нет! - разрезала Маша рукой воздух. - Я сказала, нет!
        - Даже если ты будешь против, я не намерен оставлять это происшествие безнаказанным. Это преступление! Тебя опоили снотворным, тебя использовали, тебя могли и убить, если бы что-то пошло не так! Очнись ты раньше или вообще не усни, тебя бы просто-напросто устранили! - возмутился Шпагин и снова полез к ней. - Маша! Маша, что происходит?! Почему ты избегаешь меня?! Я так соскучился…
        Он гладил ее спину, зарывался лицом во влажные после душа волосы, вдыхал аромат и чудом держался, чтобы не подхватить ее на руки и не унести в комнату. Зачем он попросил ее в прошлый раз остановиться?! Зачем? Он хотел ее, как никого и никогда! Хотел говорить с ней, слушать ее, любить ее, хотел дышать с ней одним воздухом.
        - Игорь, остановись! - взмолилась Маша, впиваясь ногтями в его руки, которые норовили залезть под ее халат, под которым ничего не было. - Остановись! Я не хочу!
        - Почему?!
        Он отстранился, сделал усилие и отошел. В прихожей было тесно, душно, не хватало воздуха, ему нечем стало дышать. И ему было больно, что она такая чужая и холодная.
        - Я не хочу так, Игорь. - Маша плотнее запахнула на груди халат. - Как-то все… Как-то все неправильно. Не чисто!
        - Я честен с тобой. И мои помыслы чисты, как бы напыщенно это ни звучало. - Он нагнул голову, глянул на нее исподлобья. - Ты мне очень, очень нравишься.
        - Ты вел мое дело! Ты еще позавчера считал меня подозреваемой! - возмутилась она. - Ты… Да, ты помогал мне. Но все равно считал меня подозреваемой.
        Спорить было сложно, Шпагин промолчал, сунул руки в карманы штанов. Пальцы дрожали, как у подростка.
        - Это не мешало моим чувствам, - проговорил он тихо.
        - Здорово! - рассмеялась она зло. - И тем не менее не задумываясь отправил бы меня за решетку.
        - Не факт, - вяло опротестовал Шпагин, понимая, что затеянный ею разговор грозит ему проигрышем. - Я не уверен.
        - Я уверена, Игорь! - ткнула она себя пальцем в грудь. - Твои симпатии не помешали бы тебе отправить меня за решетку.
        - Почему ты так думаешь?
        Ему было интересно, что она скажет. Потому что он сам себе задавал этот вопрос не раз. И ответа не было. Нужного, правильного ответа не было.
        - Потому что влюбиться мало, Шпагин. Надо еще доверять! А ты не верил поначалу ни одному моему слову. Ты не мог мне верить! Все наше общение было сведено к тому, что ты обвиняешь, я оправдываюсь!
        - Есть протокол допроса. - Он все сильнее сдавал свои позиции, потому что понимал, что она права. - Я следовал ему. И к тому же я тогда очень плохо знал тебя. Я не имею права доверять человеку, который сидит передо мной на стуле для подозреваемых…
        - Пошел вон!! - Маша, не дав ему договорить, ринулась к двери, широко распахнула ее и подтолкнула Шпагина к выходу. - Убирайся! Не хочу тебя больше видеть! Никогда!!
        Он ушел. Она тщательно заперлась. Выключила свет в прихожей. Ушла на кухню и включила кофеварку.
        Вот так, господин Шпагин! Все она сделала правильно. Все сделала разумно и логично. Ведь это будет вечно торчать между ними, так? То, что он изначально считал ее преступницей? Задавал мерзкие вопросы о Зое и Вовке. Об отношениях Миши с мужем. Намекал на треугольник: Маша-муж-подруга.
        А ума не хватило спросить о другом? О том, к примеру, что делала Зоя до того момента, как она ей позвонила. А она, оказывается, была в ювелирном, покупала дорогие украшения. За что потом и поплатилась жизнью. Все так просто выяснилось! Все лежало на поверхности. А ума не хватило узнать об этом. Ума хватало на то, чтобы унижать ее подозрением в чем-то мерзком, отвратительном, как месть подруге за роман с ее мужем.
        Фу, гадость какая!
        В кофейной машине булькнуло, потом фыркнуло, и через мгновение в чашку полилась тонкая ароматная струйка. Маша протянула подрагивающую руку, повертела чашку, чтобы пенка растекалась на поверхности равномерно. Наполнив на две трети чашку, она отключила кофеварку. Взяла в руки чашку, пригубила.
        Кофе был восхитительным. Она даже зажмурилась от наслаждения. И стоило зажмуриться, как тут же вспомнились его сильные руки, жадные губы, несчастные глаза.
        Она нравилась ему, это точно. И он раскаивался, это она тоже поняла. Раскаивался в том, что не верил ей сначала. Жалел, что вообще судьба свела их таким вот мерзким образом. И хотел бы все исправить.
        Она не позволила! Дура? Нет?
        - Дура, еще какая! Он просто выполнял свою работу! Хорошо выполнял. Он ее всегда хорошо делает. Как и все остальное! Дура ты, Машка!
        Зойкин голос так отчетливо прозвучал в ее голове, что Маша невольно вздрогнула и с опаской глянула на кухонную дверь. Нет, не было там никого. Не говорила с ней подруга. Это она самой себе только что приговор вынесла. И тут же пожалела, что выставила его. Тут же отставила кофейную чашку и побежала в комнату за телефоном.
        Пусть он вернется! Пусть он все скажет ей это сам! Она простит. Точно простит. И поймет, что нельзя было иначе. И он просто обязан быть таким: колючим, недоверчивым.
        Она не успела позвонить, только взяла в руки телефон. Потому что он вернулся! Шпагин вернулся, начал названивать в дверь и колотить по ней ногами.
        - Иду! - крикнула Маша и укоризненно качнула головой. - Уже иду!
        Открывая дверь, пришлось потрудиться, она заперлась на замок, защелку и изящную с виду, но очень прочную щеколду.
        - Хватит стучать, Игорь, я уже…
        За дверью Шпагина не было. Там стояла в кожаном мотоциклетном костюме ее единокровная сестра. И, поигрывая маленькой дубинкой с металлическим наконечником, смотрела на Машу со злобной гримасой.
        Первым порывом было захлопнуть дверь перед этой девушкой. Даже говорить с ней не хотелось. И Маша попыталась дверь прикрыть. Не тут-то было! Сестрица, хрупкая на вид, оказалась очень сильной. Она резко ногой саданула по двери. И Маша отлетела вместе с дверью. Споткнулась, не удержалась на ногах и растянулась прямо посреди прихожей.
        - Как негостеприимны мои родственники! Ума не приложу, почему?! - Влада вошла в квартиру, захлопнула дверь, предварительно осмотрев лестничную клетку. - Я приехала в ваш город с благими намерениями. И тут такой прием! Я звоню в двери, а меня не желают пускать! Много лет меня не было, и вот поди ж ты! Папаша не захотел дать денег! Мамашин пасынок не захотел пустить меня пожить! Сестрица вообще на порог не пускает! Как мне это воспринять?! А, Машка-промокашка?!
        И, не дожидаясь ответа, она взмахнула в воздухе дубинкой…
        Глава 22
        Шпагин разваливался на части. Он просто физически ощущал распад своего организма на фрагменты. Руки не слушались. Ноги ватные. В желудке застыла плотным комом тошнота, горло терзала горечь. Сердце надрывалось от тоски. А голову разрывало от чудовищной боли.
        Да, да, он вчера напился! Надрался, нажрался в стельку! Он так захотел. Он так захотел, потому что Маша послала его! Она увидела в нем не влюбленного в нее без памяти мужчину, а просто казенного сволочного мента, готового ради премии посадить за решетку мать родную.
        И что ему теперь оставалось делать?! Как с этим было жить, если губы хранили вкус ее поцелуя, а руки помнили каждый изгиб ее прекрасного тела?! Он проснулся сегодня утром, прижимая к себе ком из подушки и одеяла. Он сегодня всю ночь видел ее во сне. Смутно, правда, неясно, поскольку не помнил, как до дома добрался. Наверняка ребята проводили. Он ведь вчера вечером с тоски заглянул к ним в гаражный кооператив, а у них там вечеринка. Он и присоединился, решив залить горе водкой.
        Ни черта не вышло! Горе с ним так и осталось. И к нему еще прибавилось жуткое похмелье.
        - Соберись, дружище! - хихикнул сегодня ему в спину его вчерашний собутыльник, когда Шпагин проходил мимо него по коридору.
        Соберись! Что собрать?! Сердце, разлетевшееся в клочья?! Желудок, голову, руки и ноги? Все ныло, тряслось мелкой дрожью и болезненно выкручивалось. Соберешься тут, как же!
        Нет, надо уходить домой. Взять отгул, их у него дней восемьдесят накопилось. Влезть в ванну, отмокнуть, потом поесть супчика и поспать.
        Но тут снова нарисовалась проблема. Нет, отпустить-то его отпустят. Он завершил дело об убийстве Машиной подруги. Шелестова позавчера арестовали под Питером. Тот уже дает признательные показания. Так что причин отказать ему в отгуле у начальства не было. Проблема заключалась в другом: супчика не было дома. В холодильнике его пустые полки. И воду сегодня горячую на день отключили. Утром прочел объявление на доске у подъезда.
        - Твою мать, а! - прошептал Шпагин горестно, стискивая виски ладонями. - Машка, Машка, сейчас бы в твой дом. В тишину, покой. Ты бы рядом…
        Он потянулся к телефону. Пусть она запретила, он все равно позвонит. Это наверняка похмельные пары в нем бунтовали.
        Он набрал ее домашний. Тишина! Автоответчик Маша отключила еще тогда, когда ей названивала по телефону и молчала ее сестрица. Так что дома, предположительно, ее не было.
        Шпагин набрал мобильный, но там абонент вне зоны или выключен.
        - И что теперь?! - спросил он у мобильника.
        Разумеется, тот промолчал. Шпагин выпил еще один стакан воды из графина, третий с утра. И тут же к горлу подступила тошнота. Он сорвался с места и скорым шагом ринулся к туалету… Потом он долго умывался, полоскал рот. А когда глянул на себя в зеркало, то возненавидел.
        Идиот! Надо же было так надраться вчера! И к Маше еще собирался, раны зализывать! Да она его на порог не пустит уже за одно то, что изо рта разит, а рожа как у алкаша заправского, с синяками под глазами, с глубокими морщинами вокруг рта, с сероватым цветом щек.
        Идиот!
        На негнущихся ногах он вернулся к своему кабинету и едва не застонал вслух, обнаружив у двери маетно слоняющегося Михаила - брата Маши.
        - Здрасте, Игорь Алексеевич, - закивал, пытаясь улыбнуться, Миша.
        - Здравствуйте, - кивнул Шпагин. - Вы ко мне?
        - Да, да, к вам.
        - Захотите, - проговорил Шпагин и, старательно выдыхая в сторону, пропустил Мишу впереди себя в кабинет.
        Он сел за стол, молча указал тому на стул. И уставился на парня.
        Какими же они были разными - брат и сестра. И внешне, и внутренне. Маша красивая, тонкая в кости, чистая, открытая, сильная. А этот увалень - с сальной башкой, безвольно повисшими плечами, тусклыми бесцветными глазами, вечно влажными ладонями. Шпагин именно из этих соображений не пожал тому сейчас руку, боялся, что снова стошнит.
        Чего вот приперся, спрашивается? Возмездия жаждет? Так его отец отказался заводить дело на собственную дочь. Хочет побольнее наказать свою вероломную подругу? Так надо было знать, кого замуж звать. И к тому же к этой сладкой парочке - Лидочке и Сергею - у пострадавшего тоже не было никаких претензий. Деньги все были целы, к чему суета?
        Чего тогда пришел? Чего глазками по кабинету шарит? Чего хочет?!
        Может, послать его, куда подальше? Сослаться на занятость и послать?
        - Слушаю вас, Михаил, - отогнал прочь несбыточные мечты Шпагин. - Цель вашего визита? Все вроде бы уже решено. Компенсацию за моральный урон хотите?
        - Зачем вы так?! - возмутился Михаил и даже вяло опущенные плечи свои расправил. - Я по делу!
        - Да ну? - Шпагин дышал в сторону.
        - Да, по делу!
        - И что за дело?
        - Машка пропала!
        - Откуда пропала?
        То, что Маша вернулась домой, наняв отцу сиделку, Шпагин знал еще вчера. Узнал от него же, от Михаила. Тот скулил и жаловался в телефон, что сестрица их кинула и сбежала от трудностей.
        Неужели по этой самой причине решил на нее жалобу накатать? Обалдеть!
        - Не пропала она никуда, Михаил, - увещевательным тоном, как педагог подростку, пояснил Шпагин. - Она уехала от вас прямиком к себе домой. Дома она, Михаил. Вчера я заходил к ней вечером. Она как раз душ приняла.
        - И че? - скривился Михаил, и спина его снова сгорбилась.
        - Ничего, поговорили. А потом…
        - И че потом?
        В неприятных водянистых глазках Михаила появилось что-то скабрезное, и Шпагин ему едва по физиономии не съездил. Понял, понял, куда клонит этот придурок.
        - А ничего. Выставила меня ваша сестра, Михаил. Просто взяла и выставила.
        - А ты че хотел? Чтобы она с тобой после душа…
        И тут Машкин брат вдруг вильнул бедрами, и, конечно, Шпагину пришлось ему дать в морду, правда, ограничился пощечиной.
        - Еще одна мерзость в ее адрес, сломаю нос, Миша, - пообещал Шпагин, тяжело дыша. Привставать со стула, дотягиваться до Мишки над столом и еще при этом стараться не уронить себя оказалось очень непросто. - Она самый чистый, самый хороший человек…
        - Не стану спорить, - вдруг покладисто отозвался брат, потирая щеку. - Машка хорошая… Так во сколько ты был у нее?
        - Не помню точно. Что-то около одиннадцати. А что?
        - Долго пробыл?
        - Нет. Может, минут пять, десять от силы. Говорю же, выставила она меня. - Шпагин поставила локоток на стол, оперся о кулак щекой, сплюснул ее так, что глаз закрылся, и простонал: - А я так ее… Нравится она мне, одним словом, Миша. Очень нравится. А она меня выгнала.
        - И ты пошел и нажрался? - предположил Михаил и выразительно втянул носом воздух.
        - Типа того.
        - А к Машке после тебя кто-то ворвался, избил ее, перевернул вверх дном всю квартиру и потом увез куда-то, - закончил на плаксивой волне Михаил.
        - Как это?? - Шпагин сел прямо, с грохотом уронив на стол кулаки. - Что значит, увез куда-то? Что значит, избил? Ты чего такое говоришь?!
        - Я тебе с порога говорю, что Машка пропала! - повысил голос Миша и укоризненно покачал головой. - А у тебя, видимо, башка трещит, раз ты ничего не соображаешь.
        - Трещит, - согласно кивнул Шпагин, невидяще осматривая все вокруг. - Не соображаю… А как ты?.. Как ты об этом узнал?
        - Мне позвонила Машкина соседка. Что живет напротив. У Машки дверь утром оказалась открытой. Она толкнула ее, позвала, никого. Она перепугалась, убийство Зои еще никто не забыл. Позвала еще кого-то на помощь. Они вошли, а там все вверх дном, посуда побита. И кровь… Много крови, Игорь! - и Мишка вдруг заплакал. - Если эта падла что-то с Машкой… Если так же, как с отцом… Я ее собственными руками задушу!! И мне плевать, чья кровь в ней течет, понятно?!
        - Господи… Господи, Господи!! - Шпагин судорожно принялся хватать предметы, разбросанные по столу, нащупал авторучку, впился ее кончиком в заветную щербинку, грубо ковырнул. - Кто-то что-то слышал?! Полицию вызывали?!
        - Нет, я не разрешил. Я пошел к соседям, что снизу. Они и рассказали, что в полдвенадцатого ночи что-то сильно громыхало наверху. И будто Маша кричала.
        - Это она! - кивнул Шпагин и тут же полез в сейф за пистолетом. - Давай собирайся, поехали! Я только доложу и попрошу помощи…
        Часа три они метались по многоквартирному дому, где жила Маша. Искали, опрашивали возможных свидетелей. Снимали в квартире отпечатки, фотографировали… Через полтора часа разослали ориентировки по всем постам ГИБДД на байк черного цвета, управляемый молодой девушкой в кожаном костюме. Потом еще два часа приводили в порядок Машину квартиру. Собирали в кучу осколки ее посуды и стекол из шкафов. Таскали на помойку мусор. Мишка вызвался вымыть пол. Шпагин не роптал. Он еле держался на ногах. И не столько из-за похмелья, сколько из страха за Машу.
        Это была она! Это была ее сумасшедшая сестрица! Она ворвалась к Маше следом за ним, избила ее, перевернула все вверх дном. И куда-то увезла.
        Куда?!
        - Куда она могла ее увезти?! - стонал Мишка, бродя по Машиным комнатам следом за Шпагиным, которому то не сиделось на месте, то слабость такая накатывала, что в глазах темнело.
        - Не знаю, - мотал он головой и зажмуривался.
        Смотреть на Машины вещи, на стены ее квартиры и представлять, что она сюда может не вернуться никогда, было невыносимо жутко. А тут еще Мишка ноет и ноет. Ноет и ноет над ухом!
        Ему позвонили ближе к вечеру. Один из его знакомых, которого он слезно просил отнестись к ориентировке на байк, управляемый девушкой, очень серьезно.
        - Слышь, Шпагин, мои ребята отмотали записи с камер и нашли ее, - оповестил самодовольно его знакомый. - Так что с тебя простава.
        - Не вопрос! - заорал Шпагин. - Куда? Куда она направлялась?!
        - За город, старик. Думаю, мало тебе это чем-то поможет. В той стороне населенных пунктов тьма и еще три садоводческих товарищества. И лес есть, и два озера, - утешил добряк.
        - Да-аа… - Шпагин поскучнел. - Она могла мимо этих населенных пунктов махнуть в сторону Ростова!
        - А вот это вряд ли. Ребята со следующего поста на записях ее не нашли. Значит, где-то она свернула между нами и ими.
        - Расстояние?
        - Что?
        - Расстояние между вашими постами, блин!
        - А-аа, так это… Восемьдесят километров. И слышь, Шпагин… нечего орать на меня…
        - Что?! - выпучил Мишка глаза, задыхаясь и хватаясь за сердце.
        Шпагин вкратце рассказал.
        - Восемьдесят километров? - ахнул Миша. - Да я знаю тот район! Там одних поселков десятка полтора! Три дачных кооператива… Господи, а вдруг она ее утопила?!
        И Мишка захныкал, некрасиво хлюпая носом.
        - Ладно, хорош! - прикрикнул на него Шпагин, хотя у самого все внутри разрывалось от тревоги. - Сегодня мы уже ничего не можем выяснить. А завтра… Завтра с утра надо начинать поиски. Привлечем волонтеров, участковых. Может быть, кто-нибудь что-то видел?..
        Он не выдержал, поднял всех участковых с постели еще до того, как рассвело. До этого звонил, куда только можно, узнавая их координаты.
        - Нет, не видел. Да ты знаешь, командир, я ведь на том участке всего два раза в неделю бываю. У меня их еще три! - И один из участковых протяжно зевнул, времени было половина четвертого утра. - Но поспрашиваю про девушку на байке…
        - Нет! Точно нет! - пролаял, не ответил, сквозь протяжный кашель второй участковый, до которого Шпагину удалось дозвониться. - У меня там все больше на джипах катаются. Поселок-то элитный!..
        Еще три телефона промолчали.
        Он глянул на спящего Мишку, свернувшегося на диване в гостиной. Тот без конца всхлипывал даже во сне. То ли Машу жалел, то ли себя. С вечера у него душа страдала и за себя - несчастного тоже. Шутка ли остаться одному с больным отцом! А за сиделку кто платить станет, если Машка вдруг того…

«Странный тип», - подумал про него Шпагин и пошел в кухню. Он сварил себе крепкий кофе, достал из хлебницы подсохший батон, нарезал, намазал маслом. Еле протолкнул в себя бутерброд. Есть совершенно не хотелось. Но поесть следовало. Вчерашний день был голодным. Сегодняшний неизвестно, каким будет. Ему нужны были силы.
        Мишка вдруг протяжно застонал за дверью, охнул и с кем-то быстро, быстро заговорил. Потом умолк и после паузы снова заговорил. Затем дверь в кухню отлетела в сторону, и он закричал:
        - Поехали, Шпагин, хватит жрать!
        Повторять дважды ему было не нужно. Он сунул в холодильник намазанные маслом бутерброды, выключил свет в кухне, запер дверь квартиры и помчался вниз по лестнице следом за Машиным братом. Лифт не работал.
        Удивительную резвость развил этот увалень. На последней ступеньке первого этажа чуть не свалился. Шпагин еле успел поймать того за воротник байковой рубашки.
        Они добежали до машины Шпагина, уселись. Тот завел машину.
        - Куда? - спросил он, полный уверенности, что у Михаила есть четкий план.
        Более того, он пребывал в зыбкой уверенности, что тот точно знает, где сейчас Маша и что с ней все в порядке. Но Миша - чудо природы - вдруг вяло пожал плечами, глянул на него жалобно и прошептал:
        - А ведь я не знаю!
        - Что?
        - Я не знаю, куда ехать!
        - Какого черта тогда ты сорвался, твою мать? - заорал не своим голосом Шпагин, все его надежды с противным скрежетом рассыпались. - Спал, спал, потом трепался с кем-то, сорвался с места! И теперь не знаешь, куда ехать? Что за херня, Мишаня?
        - Я не знаю, где она живет. Чего орешь-то? - обиделся Миша.
        - Кто?! - грудь Шпагина тяжело вздымалась, сердце, его изболевшееся сердце молотило о ребра так, что было больно и сердцу и ребрам.
        - Машкина секретарша.
        - Зачем она тебе?!
        - Затем, что она может что-то знать.
        - Она звонила?
        - Нет, сиделка. Она позвонила…
        - Сиделка позвонила?! Зачем?! - изумился Шпагин. - В три двадцать пять утра?!
        - Ну и что? Повела отца в туалет, потом уложила, мне позвонила. И тут как раз вспомнила, что вчера вечером на наш домашний телефон звонила какая-то Верочка и спрашивала Марию Сергеевну. Сиделка сказала, что Мария Сергеевна у себя дома. Верочка ответила, что звонила ей, но никто не ответил. А это, мол, очень важно.
        - И что дальше?
        Шпагин нахмурился. Что могла знать Верочка? Зачем она звонила Маше? Не очередная ли это уловка с ее стороны и со стороны их общего коллеги Евгения?!
        - Она оставила свой телефон, попросила позвонить, как Мария Сергеевна объявится.
        - И что?! Где номер телефона?
        - У меня! - Мишка тоже начал орать.
        - И чего не звонишь?
        - Звонил! Не отвечает! Я решил, что надо ехать! - Он принялся стучать кулаками по панели. - Сорвал тебя с места, а когда сел в машину, то сообразил, что адреса я ее не знаю!
        - А сиделка, может, знает?
        - Откуда! - фыркнул Мишаня. - Если бы знала, продиктовала бы. А то только один номер телефона. Куда ехать-то, Шпагин?!
        Игорь убрал чужие кулаки с панели своей любимой старенькой машинки, со вздохом глянул за окно. На востоке за крышами домов небо заметно посветлело. Скоро сутки, как Маша исчезла. Нет, больше. Сутки, как обнаружилась ее пропажа.
        - Поехали в офис, - вдруг решил он и с визгом тронул машину с места.
        - С ума сошел! - глянул на него Михаил с сожалением. - Кто тебя там ждет в такое время?!
        - Охрана!.. - коротко обронил Игорь и вдавил педаль газа до упора.
        Охранник на удивление не спал. Бодро покуривал за широкими стеклянными дверями. Знак, запрещавший курить в вестибюле, он игнорировал. Увидев подкатившую машину, не смутился ничуть. Его руководство на таких развалюхах не ездило. Он продолжил курить, с прищуром рассматривая приближавшихся к дверям мужчин.
        - Доброе утро! - громко заорал Шпагин, чтобы охранник его услышал сквозь стекло.
        - Не ори, - ответил охранник сквозь динамик, который обнаружился возле двери. - Че надо?!
        - Я следователь! - Шпагин приложил распахнутое удостоверение к стеклянным дверям.
        - Помню я тебя. Дальше что? - Охранник плюнул в ладонь, ткнул туда окурком, вверх поплыл едва различимый дымок. - Открывать дверь не стану. Не положено. К девяти приходите.
        - Мне не надо открывать дверь. Мне надо, чтобы вы дали мне адрес секретарши Марии Сергеевны.
        - С чего это я должен тебе его давать?! - изумился охранник. - И с чего ты решил, что он у меня есть?!
        - Я знаю, что у тебя есть данные о каждом сотруднике. И адрес этой девушки у тебя точно есть! - сказал Шпагин.
        На самом деле он ничего такого не знал. Он мог только предполагать. Но по самодовольному виду охранника понял, что попал в точку.
        - Может, и есть. Может, и нету. Даже если и есть, приходите к девяти!
        - Слышь ты, жлоб! - заорал вдруг Мишка, терпеливо до того переминающийся с ноги на ногу. - У меня сестра пропала! Ее жизни угрожает опасность. А ее секретарша - Верка вчера позвонила моей знакомой и сообщила, что знает что-то важное. Продиктовала телефон и теперь, корова, трубку не берет!
        - Понятное дело, - нахмурился охранник, явно обидевшийся на «жлоба». - Время четыре утра. В общем, это… Шли бы вы…
        И он указал им точный маршрут движения непечатными словами.
        - Ах ты, сволочь! - Мишка трижды ударил кулаками по стеклянной двери. Та стояла намертво, даже не дрогнула и не зазвенела. - Если не скажешь Веркин адрес, я… Я сообщу всем, что ты куришь в вестибюле во время своего дежурства, вот!
        Охранник щелкнул чем-то, видимо, отключил динамик, попятился и исчез из их поля зрения. Они простояли минут пять, он не появлялся. Свет в вестибюле он предусмотрительно погасил сразу, как начал пятиться.
        - Чего делать-то? - вздохнул Шпагин и тоже наподдал носком ботинка толстые двери. - Звони еще, что ли!
        Мишка набрал раз, другой, третий. Телефон секретарши Верочки по-прежнему не отвечал.
        И вдруг у дверей снова замаячил охранник. И даже хрип характерный раздался, он включил динамики.
        - Вы еще тут? - спросил он.
        - Я сейчас вызову ОМОН, сообщу, что здесь наркопритон охранник устроил. Перевернут они тут все вверх дном, а ты потом объясняйся, куда твои подельники подевались, - устало молвил Шпагин. Чем еще пугануть вредного парня, он не знал.
        - Ладно… - тот с шумом вздохнул. - Запомните адрес или запишете?..
        Вера жила в центре. Совсем неподалеку от места работы. Квартира была съемная, в хорошем доме, снабженном домофоном, консьержем и работающим лифтом. Но прежде чем попасть в этот самый лифт, им пришлось еще минут пятнадцать объясняться с консьержкой - статной дамой лет пятидесяти. Она тоже не понимала, почему их дело к жиличке, не желавшей отвечать на телефонный звонок и не подходившей к домофону, не может подождать до утра.
        - Сейчас уже утро! - орал и на нее тоже Мишаня. - Только очень раннее!
        - Надо бы подождать до более позднего утра, - проворчала дама и все же отперла им подъезд. - Только не понимаю, если она не ответила по домофону, то как вы войдете в квартиру?
        Они бы, может, и не вошли, если бы Мишаня не принялся молотить ногами в дверь. Девушка открыла им, испуганно тараща заспанные глаза.
        - Вы? - изумилась она, рассматривая мужчин. - Чего в такую пору?
        - Машка пропала! - рявкнул Мишаня и ввалился без приглашения к ней в прихожую. - Дай воды, щас издохну!
        - Ага, - кивнула она и, путаясь в полах длинного шелкового халата, неуклюжей походкой заковыляла в кухню.
        Мишаня осушил бокал, отдал ей.
        - Что хотела-то? - спросил он.
        - Когда? - Верочка спросонья весьма туго соображала.
        - Когда звонили вчера и Машу разыскивали? - решил вмешаться Шпагин, диалог Верочки с Мишаней грозил затянуться. - Что важное вы хотели ей сообщить?
        - А-аа, это! - Она с облегчением выдохнула, смущенно прикрывая ладошкой рот, который никто никогда не видел ненакрашенным. - Так я хотела ей сказать, что, кажется, знаю, где остановилась ее сестра. Ну, эта девушка, о которой я вам говорила.
        - Что-ооо? - взревели, как медведи, они оба и, не сговариваясь, схватили ее за локти. - Где?
        - Это всего лишь мое предположение, - щебетала Верочка, еле успевая семенить, мужчины потащили ее в комнату, где посадили на диван и облепили с двух сторон. - Просто она снова позвонила мне, а я позвонила в телефонную компанию. Там у меня подруга работает.
        - Она звонила? Зачем? Когда? - выпалил Шпагин. - Почему не сообщили мне?!
        - Так… Так звонок был ничего не значащий. Она позвонила и спросила Машу. Я сказала, что она в отпуске. И попросила представиться. Она и заявила тогда, что это ее сестра. И трубку бросила. А я позвонила в телефонную компанию…
        - Это мы уже слышали! Дальше! - рявкнул на нее Мишаня.
        И вдруг замахнулся на нее растопыренной пятерней. А Верочка - глупое создание - улыбнулась виновато и извинилась даже.
        - Так вот в тот первый раз, когда она мне угрожала и ответила на мой вопрос, что Женя сейчас отдыхает…
        - Это кто еще такой?! - перебил Миша.
        - Потом! Дальше! - потребовал Шпагин.
        - Так вот я позвонила своей знакомой и попросила узнать, если это возможно, с какого номера звонили мне только что. Она обещала узнать.
        - Узнала?! - Шпагин зло сощурился. И когда девушка кивнула, заорал: - А какого черта мне не сказала, когда я у тебя был?!
        - Так она мне сказала уже после вашего визита. На это у нее ушло несколько дней. Она то забывала, то начальство рядом, то еще причина. Все дело оказалось в бутылке. Пока бутылку коньяка ей не отнесла, никакой информации! Ужас! - Верочка округлила сонные глазенки.
        - И?!
        - Короче, звонок был сделан из магазина поселка Вороновка.
        - Знаю такой! - заорал Мишаня не своим голосом.
        - И я знаю, - кивнул Шпагин. Верочка сказала, что она тоже там бывала.
        - Потом, во второй раз, эта девушка тоже звонила оттуда. Моя приятельница уже без мзды вызвалась помочь. Вот и номер телефона этого магазина мне дала, и адрес даже. - Верочка неуклюже протиснулась мимо обступивших ее мужчин, открыла ящик красивого чужого бюро, вытащила бумажку, помахала ею в воздухе с улыбкой, будто предлагала ее в качестве приза.
        Две руки - правая Шпагина и левая Мишкина - одновременно рванулись вперед. Верочка сноровисто бумажку убрала себе за спину.
        - Я туда звонила… Вчера вечером, - призналась она. - Мне ответила пожилая женщина, представилась продавцом. Я ей говорю, мне с вашего телефона звонит одна и та же девушка, молодая, и все, говорю, не может меня застать дома. Говорит вечно с моим автоответчиком. А нам, говорю, очень важно с ней встретиться. Не могли бы вы мне помочь?
        - Пустышка? - спросил Шпагин, во рту и в горле тут же сделалось сухо.
        - Почему? Нет! Как раз напротив! Женщина сказала, это Влада вам звонила. Она, сказала, у моей золовки дом снимает. Приехала на лето, пожить. А золовка давно в город перебралась. Вот дом и сдает. За сущие копейки! Влада там и поселилась два месяца назад. Хорошая, сказала, девушка. Обходительная, вежливая, в магазине помогает товар разбирать.
        - Господи… И что дальше-то?! Ты договоришь, наконец, нет?!
        У Шпагина высыпал ледяной пот между лопатками. Он уронил руки вдоль тела, боясь шевельнуться. Вот сейчас она вдруг скажет какую-нибудь гадость, что девушка съехала, что бросила дом, что сожгла его.
        - Короче, Влада эта живет там будто бы с гостями какими-то. Вроде бы отец у нее в гостях и ее парень. Думаю, это наш Евгений, - закончила Вера и сунула Шпагину в руки бумажку. - Думаю, надо туда ехать…
        Эпилог
        Это просто чудо, что Маша осталась жива. Наверное, он все же вспомнил какие-то молитвы, когда мчался в тот самый поселок тем страшным утром три месяца назад. Он мчался с такой скоростью, что вскоре за ними пристроились шлейфом два патрульных автомобиля. Он не роптал. Так даже лучше. Подмога им не помешает в общении с этой ненормальной. Единственное, что он предпринял, так это притормозил при въезде в поселок и, выйдя из машины и высоко подняв вверх руки с удостоверением, попросил о помощи.
        - Только сирены выключите, ребята. Иначе мы ее спугнем.
        Не спугнули. Она спала. Спала, ангельски улыбаясь во сне. И умилиться бы, да сил не было, она обнимала во сне маленького плюшевого медвежонка.
        Шпагин приложил палец к губам и осторожно пошарил под ее подушкой. Ничего. Дубинка нашлась под матрасом. Больше никакого оружия. Он оставил наряд ее охранять, а сам кинулся обыскивать дом.
        Машу он нашел в подвале. Истерзанную, в синяках, кровоподтеках, прочно привязанную к одному из четырех столбов, на которых держался потолок подпола. Шпагин рухнул тогда на колени, протянул руку к ее лицу, занавешенному спутанными грязными волосами, и невольно застонал. Маша дернулась. Жива!!!
        - Маша, Машенька… - зашептал он, боясь дотрагиваться до ее связанных за столбом рук, они были в спекшейся крови. - Ты… Ты жива?! Ответь мне, милая…
        Маша дернулась, отчетливо прошептала: «Шпагин», - и заревела.
        Потом все вокруг них засуетилось, пришло в движение. Над их головой послышались топот, крики, возня. Это проснулась Влада и попыталась убежать. Мишаня бросился с ней драться, их разняли, ее уложили на пол, руки заковали в наручники. Вызвали подкрепление. Врачей. Все гомонило, шаталось и ухало. Или это было в голове у Шпагина, который ошалел от счастья, что Маша жива и что ее жизни ничто не угрожает. Так врач сказал, который приехал вместе с подкреплением.
        Он вообще плохо соображал в тот момент. Сидел рядом с ней, держал ее истерзанную ладошку в своей. И все время повторял, что все будет хорошо. Все будет хорошо. Все будет хорошо…
        Приемному отцу Влады и Евгению, которым удалось все же разыскать Владу, или она сама их разыскала, кто теперь узнает, повезло меньше. Одного - старшего, она заколола во сне вилами, которые нашла в сарае. Второго напоила до бесчувственного состояния и столкнула в воду с обрыва за деревней. В какой последовательности происходили эти убийства, почему мужчины не постояли друг за друга, так и осталось тайной. После задержания Влада рассказала лишь, как избавилась от них, а потом замолчала. Ни один психиатр так и не смог ничего добиться от нее.
        Были сделаны запросы в места, где она жила прежде. Ответы оказались ужасающими.
        Оказалось, что у этой девушки были серьезные проблемы с психикой с раннего детства. Ее неоднократно помещали в лечебницу. Она иногда долечивалась, иногда сбегала. Последний раз, убегая, украла мотоцикл со стоянки перед дорожным кафе. В багажнике оказались документы на байк на имя Изотовой Инны Владимировны и ее водительское удостоверение. Фото девушки на водительских правах нового образца было совсем маленьким, расплывчатым, и проблем с проверкой у Влады не оказалось. К слову, о пропаже байка Изотова заявила спустя две недели. Все это время она отмечала юбилей одного из своих знакомых. Когда опомнилась, ее мотоцикл уже был далеко. На украденные деньги, где и когда - тоже неизвестно, Влада сделала фальшивую доверенность, вписала свое имя в страховой полис. И раскатывала по стране без опасения быть остановленной сотрудниками ДПС.
        Везло! Видимо, везло! Раз она столько времени не слезала с седла и ни разу не подверглась проверке и задержанию.
        - Она собиралась заморить меня голодом, - часто вспоминала потом Маша, прижимаясь к теплому боку Шпагина. - Не давала воды и еды. Если бы не ты… Если бы не Мишка… Господи, спасибо тебе за них!
        Отца она не вспоминала, считая его косвенным виновником всех бед. К тому же он, встав на ноги, вдруг принял позу обиженного. Заявил, что никто не имел права обращаться так жестоко с его младшей дочкой. Ее и так, мол, судьба обидела. Начал хлопотать, нанимать адвокатов, консультироваться с маститыми психиатрами.
        - Его дело, - скрипел зубами Мишка, повадившийся встречать с работы секретаршу Маши Верочку. - Пусть, коли ему хочется.
        - Пусть… - соглашалась Маша и сжимала губы.
        Она прощать несчастную, убившую двух человек и едва не погубившую ее, не собиралась. Она собиралась жить тихой счастливой жизнью со Шпагиным, который сделал ей предложение неделю назад. Она собиралась помириться с Виталиком, они очень часто созванивались в последнее время.
        - Не так уж много у меня родственников… осталось, чтобы ими разбрасываться, - заявляла Маша. - Правда, Шпагин?
        - Правда… - кивал он согласно.
        - Надо будет пригласить его погостить в нашем доме, да? Он ведь жил тут когда-то.
        И он снова кивал.
        Он так ей и не рассказал, что застал бедного Виталика за мелким воровством в ее доме. В конце концов, того вынудили обстоятельства. И эти же самые обстоятельства едва не лишили Шпагина самого главного в жизни - любви!
        А любить Машу ему очень нравилось. Чувство было таким необычным, новым, не похожим ни на что. Оно было радостным, светлым и уютным. Шпагин мог смотреть на нее, не замечая времени. Мог слушать, не раздражаясь. Мог умиляться ее плохому настроению. И даже потакать ее капризам ему нравилось.
        - Это пройдет, старик, поверь, - предрекали ему друзья из разряда бывалых, проживших не один год в браке. - Обыденность жизни все притупляет, опошляет, лишает ценности. Все проходит…
        Не-еет, у него все не так! У него так не будет! Он сделает все, чтобы так не было. Потому что он всегда будет бояться ее потерять. Он знает, как это страшно! Потому что однажды это почти случилось…