Стокгольмский синдром Яна Розова
        Опасные удовольствия
        История трагической гибели старшеклассника Олега Окуленко уже двенадцать лет не дает покоя свидетелям событий той ночи и их близким. Распутывать забытое преступление берется Руслан Давлетов, талантливый хирург. Раскрытие этой тайны помогло бы ему разобраться в чувствах, которые он испытывает к Злате, сестре погибшего юноши и жене друга - Вадима Козырева, сумасбродного писателя. Исполняя странные просьбы создателя мрачных фэнтези, Руслан становится невольным участником возобновившейся истории и персонажем очередного бестселлера Козырева.…
        Яна Розова
        СТОКГОЛЬМСКИЙ СИНДРОМ
        Литератор привык писать; он научился выражать свои мысли без натуги и потому сокращает без боли сердечной.
    У. Сомерсет Моэм. Подводя итоги
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        2001 ГОД, МАЙ
        В мае солнце входит в силу. Став в апреле плотным и золотым, в следующем месяце оно занято планированием своего летнего режима работы. Никто не знает, что происходит в его огненной голове майскими светлыми днями. Будем ли мы париться, как в сауне, с июня по сентябрь, или в каждый месяц лета нас будет ждать по сюрпризу — ливни в июне, туманы в июле и пекло в августе,  — неизвестно. Поэтому май так важен для лета.
        Успокаивает только то, что от нас ничего не зависит.
        Это раннее утро в самой середине месяца казалось репетицией «жаркого» плана светила. Уже в шесть часов утра температура за окнами гродинцев поднялась до двадцати градусов, что было в фенологическом смысле явлением из ряда вон выходящим.
        Семья Окуленко в составе четырех человек — отца, матери и детей-погодков: шестнадцатилетнего Олежки и пятнадцатилетней Златы — проживала в трехкомнатной квартире улучшенной планировки, что означало раздельные комнаты и кухню на метр больше хрущевской. Такая квартира с конца 80-х и до начала строительного бума в 2000-х была причиной великой гордости матери семейства Надежды Ивановны. Что касается хозяина квартиры, то был он своей квартирой горд не менее супруги, но не показывал этого.
        Позавчера, в пятницу, Надежда Ивановна и Андрей Михайлович выбрались на уик-энд в город Курортный. Собирались погулять по тенистому парку, попить минеральной водички, снять стресс. Возвращение было намечено на воскресный полдень, с расчетом оставить время на подготовку к грядущей рабочей неделе.
        Надежда Ивановна и Андрей Михайлович надеялись, что за время их отсутствия в доме ничего неправильного не произойдет. Но им не повезло.
        В этой квартире, в самой большой комнате, на полу спит парнишка лет шестнадцати. Он лежит на спине, закинув голову с темно-русыми коротко стриженными волосами. Его по-мальчишечьи пухлые губы запеклись, под глазами залегли синяки, а на лбу выступила испарина.
        Золотой солнечный туман проникает повсюду, овладевая территориями с помощью щупалец — солнечных лучей. В комнатах, выходящих на восток, становится все жарче.
        Одно из щупалец — пронырливый лучик — по стеночке подбирается к парнишке близко-близко.
        Ради шутки лучик собирается пощекотать его веки, чтобы разбудить. Утро! Нечего спать.
        Парень стонет и переворачивается на бок, открывая беспристрастному утреннему соглядатаю разводы побуревшей крови, пропитавшей спереди ткань майки и штанов. Лучик задерживается на одно лишнее мгновение перед неприятным зрелищем, но передумывает обходить его стороной и наползает желтым пятном на засохшие пятна и лицо спящего.
        Снова застонав, парень прикрывает лицо рукой и там, под клетчатым шатром рукава рубашки, открывает глаза. В этот миг сознание освобождается от тягостных сновидений, в которых оранжевое нечто душило его своими щупальцами.
        Отняв руку от лица, сощурившись и скорбно скривив рот, он приподнимается на локте и отклоняется от настырного солнечного луча.
        Оглядевшись и потерев глаза, парнишка начинает понимать, где находится.
        — Олежка!  — зовет он осипшим голосом.  — Где вода?
        Олежка, первый и лучший друг Вадика, не откликается.
        Вчера хата Олежки была на отвязе, и тут тусовалась половина класса. О том, как вчера было весело, напоминают три пустые бутылки из-под дешевой водки и пять — из-под пива, а также полные пепельницы окурков, перевернутые стулья, монблан грязной посуды на столе, затоптанная прихожая и сломанная кухонная полка, на которой хранились хозяйкины кулинарные книги и тетради с рецептами.
        Вадим осматривается, но в голову ему вдруг как будто вбивают дрын, и она болит, болит, болит. И в целом — все не очень: в горле першит, в желудке ворочается нечто отвратительное, отрыжка напоминает о каких-то угощениях, возможно несвежих.
        Угощения готовили девчонки, вспомнил парень. Они полвечера шушукались и хихикали на кухне, причем ничем вкусным оттуда не пахло. За это время парни за столом в гостиной, накрытым старой клеенкой, не дождавшись еды, уже солидно приняли за воротник. Пили водку, запивали какой-то химической дрянью типа сладкой газировки.
        Потом появились девчонки с блюдом бутербродов, включили музыку погромче — и понеслось!..
        Вадим поднимается, и тут приступ тошноты извергает содержимое его желудка прямо на пол, под ноги.
        Несколько минут Вадим приходит в себя, глубоко дыша, вытирая слезы с глаз. Он пошатывается в согбенном положении, словно молясь богам алкоголя, чтобы они избавили его впредь от похмельного синдрома.
        Вадим выходит из прогревшейся восточной комнаты, принадлежащей Олежке и его младшей сестре Злате.
        Он в курсе, что друг и его сестра испытывают большое неудобство от совместного пользования детской. Мальчику не нравится, что дверь в комнату часто бывает заперта изнутри, потому что девочка (видите ли!) переодевается. Девочка считает, что мальчик над ней издевается, приводя друзей. Они ссорятся из-за музыки, полок в шифоньере, времени отбоя.
        У мальчика к тому же период полового созревания — по полной программе. Им часто руководят одни только гормоны, превращая его в маленькое вредное чудовище. После очередной выходки ему стыдно, и он снова несчастен.
        Девочка свои чувства держит при себе, но брат знает, что она плачет по ночам в подушку. Знает он и причину этих слез: сестра влюблена в его лучшего друга Вадика, а сам Вадик этого не только не знает, но и знать не хочет.
        Любовь — это безвыходно, ее можно только пережить, но жилищный вопрос вполне решаем. Только вот родители пока не предлагают выхода из ситуации, ведь переселить кого-то из двоих детей в гостиную означало завалить «зал», как принято называть большую комнату в Гродине, учебниками и скомканным барахлом. Принимать гостей было бы негде. И тогда Надежда Ивановна не могла бы угощать их пирогами с рыбой — своим фирменным блюдом, наваристым борщом на бульоне из рыночного дорогого мяса, люля-кебабами, запеченными в духовке на палочках, и тортами. И не могла бы слушать комплимент за комплиментом, убеждая безруких своих подруг: «Да что там у тебя не получается! Бери фарш и лепи… Ничего не развалится!» Нет, на это старшие Окуленко пойти не могли.
        А четырехкомнатная семье не светила. Объединение по ремонту сельхозтехники области, в котором прежде работал глава семьи и где ему выделили трехкомнатную квартиру, уже не существовало, да если бы и существовало, то для расширения площади надо было хотя бы прописать к себе бабушку, как делали другие. И то не всегда помогало.
        Вадим бредет по коридору. Впереди — туалет и ванная. Ему туда и хочется, но ближе — дверь в гостиную, откуда до раздраженного обоняния доносится непонятный, но интуитивно знакомый запах. Он сворачивает в гостиную и видит нечто такое, отчего по его телу проходит дрожь. Желудок снова сжимается, в глазах темнеет.
        Вадим приседает, становится на колени и таким образом продвигается вперед, к Олежке. Тот лежит в той же позе, что и Вадим минуту назад, его одежда также испачкана кровью. (О крови на собственной рубахе и штанах Вадим даже не догадывается.) Отчего-то ему совершенно ясно, что Олег не спит.
        Чуть выше живота майка продырявлена трижды. Именно там крови больше всего, именно оттуда она и растеклась по телу Олега, образовав на полу бесформенную лужу.
        Пальцы Вадима касаются щеки друга, и Вадим беззвучно вскрикивает. Ему страшно, он не может поверить, что все происходящее — правда. Он не может поверить, что в его жизни уже ничто не будет так, как прежде.
        По квартире Окуленко разносится тихий плач.
        Вадим слышит его и испытывает облегчение при мысли, что теперь он должен отойти от мертвого тела, чтобы найти того, кто плачет. Пятясь, он добирается до двери и только там поднимается на ноги.
        Он уверен, что всхлипывания доносятся из третьей комнаты, из родительской спальни.
        Сделав пару шагов к комнате родителей, Вадим застывает. Перед ним — дверь в спальню, но есть еще двери в ванную, туалет и кухню. Кто скрывается за ними? Сколько человек находится в квартире сейчас и сколько из них живы?
        Парнишка невольно сжимается, обхватывая себя за плечи. Он опускает глаза и только тут замечает бурые пятна на груди своей рубашки, на рукавах. Подносит руки к лицу, будто слепой. На его руках кровь.
        Новый всхлип из детской словно выводит Вадима из ступора. Он толкает дверь тыльной стороной ладони, дверь распахивается, и парень переступает порог. Его встречает странный звук, будто кто-то пытается кричать с завязанным ртом.
        В середине комнаты стоит стул, на нем — совсем юная девушка с огромными заплаканными голубыми глазами. Ее руки скручены за спиной, а рот завязан тряпкой так, что она проходит между зубами, не позволяя девушке сомкнуть губы и крикнуть в полный голос.
        Вадим останавливается на минуту, в ужасе рассматривая рваную одежду Златы. Ее грудь почти обнажена, потому что пуговицы на блузке вырваны. Вадим едва замечает эту пикантную деталь, он рассматривает совсем другое — пятна крови на ее одежде. Они все трое в крови: он сам, его мертвый друг Олег и сестра Олега — Злата.
        Наши дни
        Злата. Гордость
        Май 2013 года оказался для Златы удачным в плане карьеры и заработков. Она продала дом, считавшийся в агентстве элитной недвижимости «Студио М» проклятым. На то были основания: статус «срочная продажа» висел на доме уже пять лет.
        Недвижимость, которой торговало агентство, называлась элитной, потому что она была по карману только гродинской «элите», то есть людям со средствами. Понятия «аристократия» и «плутократия» в Гродине не различались.
        На скалах недвижимости, усеянной костями и деньгами клиентов, Злата слыла опытной сиреной. Она пела, и клиенты, словно завороженные, шли на звук ее голоса. И этот дом хоть и был проклятым, а от продажи не ушел — Злата всегда получала то, что ей было нужно. Она хотела получить свой процент за продажу дома, она его получила. Ее лозунг был такой: «Вижу цель, и нет преград».
        Внешность Златы ее характеру никак не соответствовала: блондинка среднего роста, но далеко не со средними внешними данными. У нее была округло-точеная фигурка, красивые ноги, пусть не длинные, но идеальной формы. Цвет ее волос соответствовал имени, а глаза были широко расставленные, огромные и ярко-голубые. Не каждый догадывался, что мысли обладательницы таких вот глаз прочитать непросто. В основном люди думали о ней: «Хорошенькая блондинка и больше ничего». Чем Злата и пользовалась.
        Решив однажды избавить базу агентства «Студио М» от проклятого дома, Злата задумалась, почему он не продается, и поняла: все дело в неверной презентации дома.
        Каждый риелтор начинал продажу с фразы: «Дом находится в центре города, но в тихом месте». Однако вскоре выяснялось, что место расположения дома, чуть пониже бульвара Менделеева, между цирком и стадионом, находилось прямо возле железной дороги. Учитывая, что железнодорожная ветка до Гродина была тупиковой, поезда проходили здесь нечасто. Но с каким грохотом!
        Вторым достоинством дома риелторы называли просторный двор с ландшафтным дизайном. Двор-то был просторным, вот только за те несколько лет, которые дом провел в статусе «срочно продается», весь дизайн скуксился. Сначала зацвел ряской прудик под мосточком, потом почило в бозе какое-то экзотическое дерево, похожее на пальму, и теперь остов покойного дерева наводил тоску. Потом, как водится, заросли клумбы, сломались качели, покривился ажурный каркас беседки, украшавшей полянку за домом.
        Некоторых клиентов такая неухоженность ценой в несколько миллионов деревянных отваживала, но находились упрямцы, желавшие увидеть дом изнутри. Площадью в триста квадратных метров, заметьте.
        Риелтор, журча речью, вводил их в тесноватый, забитый псевдостаринной мебелью холл.
        Некстати говоря, у прежних хозяев был такой вкус, будто бы их воспитывали в публичном доме. Видимо, поэтому, минуя комнату за комнатой, клиенты складывали в мыслях, буква за буквой, слово, которое обычно произносилось в главной спальне дома:
        — Бордель.
        Обычно после этого люди покидали проклятый дом, а агентство навсегда теряло очередного жирного клиента.
        Злата подошла к продаже дома совсем с другой стороны. В числе своих элитных клиентов она нашла самых лопоухих — нувориша в годах и его молодую супругу из семьи удачливых торгашей. Провезла клиентов по десятку домов, но, предлагая эти дома, чуть преувеличивала как цену, так и недостатки. Напоследок она привезла клиентов, усталых и запутавшихся в предложениях, в проклятый дом. На расположение, ландшафтный дизайн и прочее слов тратить не стала — глаза есть, пусть смотрят.
        Цену изначально назвала на миллион больше настоящей, но потом уточнила:
        — Дом этот срочно продается, так как хозяин уезжает за границу. Поэтому он дешевле других. И хозяин готов еще миллион скинуть…
        Известие о скидке освежающе подействовало на измученную пару, они осмотрели дом и попросили время подумать. Но на это Злата не дала им времени, о чем и рассказывала теперь на корпоративной вечеринке своим коллегам:
        — Ближе к вечеру — перезваниваю. Ну, говорю, хозяин дома раскаивается, что пошел на скидку. До утра он подождет вашего решения, говорю я покупательнице, а завтра уже повысит цену! И вы же понимаете, говорю, цена на недвижимость растет с каждым месяцем. Это сейчас затишье, люди ждут результатов выборов, а потом все цены взлетят!  — Злата перевела дух.  — Всю ночь я думала: откажутся или нет? А утром звонит клиент. Говорит: покупаю!
        Минуту спустя она оставила коллег в зале и вышла в фойе, чтобы позвонить мужу. В фойе оказалось шумно. Злата понадеялась, что сможет поговорить в дамской комнате, но музыка, как радиация, пронзала здание ресторана насквозь. От нее не было спасения даже в кабинках туалета, будто администрация боялась, что если посетитель окажется на минуту в тишине, то решит удрать из заведения, не заплатив.
        Рассеянно глядя на свое отражение в огромном зеркале над раковинами, Злата пыталась успокоить мужа:
        — Привет… Тридцать пропущенных звонков от тебя… Ты в порядке?.. Я знаю, что полнолуние… В холодильнике есть вареная колбаса, как ты любишь, и в хлебнице — белый хлеб. Давай ты поешь, примешь таблеточки и ляжешь спать?.. Скоро вернусь, скоро…
        Она поправила прическу и вернулась в зал.
        Анька, самая давняя сотрудница Златы, встретила ее обеспокоенным взглядом:
        — Ты чего?
        — Да так…  — ответила Злата.
        — Муж?
        — Ну…  — Злата достала сигареты. Она уже каялась, что когда-то рассказала коллеге, с которой ее не связывали дружеские отношения, о мужниных проблемах.
        Она вообще старалась о нем ничего не говорить. Стоило только упомянуть, что Вадим Козырев — писатель, как тут же следовал вопрос: как много денег приносит эта странная профессия? Похвастаться было нечем, особенно в последнее время, когда Вадик впал в депрессию и перестал издаваться. Злате приходилось выдумывать обтекаемые варианты ответа: «Он еще начинающий писатель» или «Сейчас книжный рынок не процветает». Но практичные гродинцы на это не покупались: очевидно же, что если писатель мало зарабатывает, то он — плохой писатель.

* * *
        — Я хочу вручить Злате Козыревой грамоту «Лучший риелтор года»!  — объявила Марина Марская, Златин директор и владелица агентства недвижимости «Студио М».
        Самой выразительной частью Марининого тела была ее грудь, она словно бы говорила за Марину, вместо лица выражая все ее мысли.
        — Если Злата ставит цель,  — продолжила Марина, указывая бюстом на Злату,  — то она ее добивается. За Злату я испытываю гордость как за лучшего своего сотрудника. В общем, учитесь, девочки, Златочка ведет по десять сделок в месяц, у нее самые сложные объекты, и она приносит компании больше всех денег. Вот такая золотая наша Злата! Я желаю тебе, Златочка…
        Марина, дрожа огромной грудью от избытка чувств, продолжала чествовать Злату, но та уже думала о другом. Она очень ждала этой вечеринки, ждала своей славы, а теперь не могла отвлечься от мыслей о муже.
        Вадим Козырев. Решимость
        Вадим стоял у окна темной квартиры, глядя на кусок ночного неба, в котором белело круглое пятно луны. Он вспоминал полнолуния, которые видел в своей жизни прежде — в горах, на море, за городом. Вадим хранил эти воспоминания как самое лучшее, что было в его жизни. А здесь, в городе, полнолуние казалось тусклым, словно выцветшим.
        Писатель отошел от окна и устало опустился в кресло.
        Полнолуние было больной темой автора романов в стиле фэнтези Вадима Козырева. Его редактор мягко намекал ему, что, может, уже хватит без конца описывать эту самую полную луну и другие спутники несуществующих планет — розоватые или фиолетовые, в зависимости от фантазии автора. Вадим объяснял ей, что иначе он не может…
        Один из первых персонажей Вадима, его «серийник», Принц Сталья (ударение на «я») обладал способностью ощущать лунный свет кожей. Вадим придумал ему эту особенность случайно, точно в такой же, как и сейчас, момент, глядя на унылое городское полнолуние.
        Сначала эта особенная чувствительность к лунному свету не играла в сюжете особой роли, но потом Вадику удалось ее использовать. Раненный в бою Принц Сталья ослеп, его захватило в плен вражье племя Кизурава. Принц оказался заточен в каменный каземат с единственным окошком у самого потолка, ему грозила страшная смерть.
        Прекрасная Фея Аталз смогла передать Принцу, что в каждое полнолуние стражники-кизуравцы, охранявшие его каземат, собирались на свою ритуальную пирушку. С помощью шифра Фея Аталз передала Принцу Сталье (ударение сохраняем на последней гласной) заклинание для запоров его каморки, но произносить его можно было только в полнолуние.
        И вот каждую ночь Принц Сталья становился под окошком своего каземата и ловил ладонями лунный свет, ожидая того момента, когда он кожей почувствует почти правильный круг света. Наконец это произошло. Сталья произнес магическую формулу и освободился из каземата. А потом и прозрел с помощью чудодейственной мази, приготовленной прекрасной Аталз.
        Вадим никогда не пытался понять свою страсть к полной луне. Он просто любил смотреть в круглое лицо небесного тела, его радовал этот мерцающий холодный свет.
        Для читателей Вадим Козырев придумывал гораздо более цветистые объяснения. В своих интервью он говорил, что полная луна — последний оплот света в ночной мгле. Тьма пожирает луну раз в месяц, но луна отвоевывает свое неустанно, раз за разом. Иногда Козырев сочинял еще что-нибудь романтическое на эту тему, но правды не говорил никогда.
        Второй фишкой писателя Козырева были описываемые им в каждом новом романе порождения той самой тьмы, которой противостояла луна. Монструозных тварей он создавал очень убедительными, очень пугающими. Их тела пульсировали и змеились, их лапы когтями впивались в тела жертв, а зубы рвали плоть. Остановить их было невозможно, они воплощали в себе вечное зло.
        А вот про чудовищ Вадим никогда ничего не говорил, ни в каких интервью. Он знал, что описывает их умело, потому что хорошо понимает природу ужаса.
        В издательстве тоже считалось, что описания ужасов и приключений у Вадима Козырева получаются великолепно. Он был лидером продаж в жанре фэнтези пять лет подряд. Правда, с тех пор прошло уже полтора года.
        Слишком ранний успех вреден для писателя, считал редактор Вадима. Козырев не спорил с ним, так как его мысли были заняты другими проблемами. Но отчасти — даже не будь в жизни молодого писателя этих самых других проблем — редактор был прав.
        Вадим Козырев едва успел окончить филологический факультет местного университета, когда вышла в свет его первая книга. Еще не о Принце Сталье, а о монстрах Золотой Галактики, с которыми сражались пять отважных друзей-рыцарей. Межгалактических рыцарей, если кому-то непонятно. Сюжет был запутан до крайности, персонажи выражались исключительно штампами, законы физики (земной и небесных тел) попирались, а язык романа был тяжеловесен и претенциозен. Но на волне популярности фэнтези Козырев был встречен читателями совсем не плохо.
        Успех пошел на пользу — уже следующий роман, начинавший трилогию о Принце, во всех смыслах стал шагом не только вперед, но и вверх. Стиль молодого автора изменился в лучшую сторону, персонажи ожили, сюжеты стали стройными и логичными.
        Постепенно вышла вся серия о Сталье: два отдельных романа и сборник рассказов. Каждая книга была переиздана в твердой обложке и неплохим тиражом, сюжет одной повести был взят в качестве основы для сценария полнометражного художественного фильма, а издательство предложило Вадиму Козыреву собственную серию.
        Именно в этот момент Вадим забил на все.
        Казалось бы, нет причин для застоя. Гонорары стали оправдывать вложенные труды, его имя прозвучало — если и не в высоких литературных кругах, то уж на форумах поклонников фэнтези точно. Вадим Козырев со своим Стальей попал в тройку самых обсуждаемых в Рунете авторов. Читатели писали ему письма, его интервью появлялись уже и в федеральных изданиях…
        Кое-что в последнее время он все-таки написал. Это было не фэнтези, скорее роман ужасов в стиле Стивена Кинга. Причем Вадим сделал два варианта своего романа. Один писался только ночами и еще в феврале отправился в издательство. А второй он доработал только вчера и никуда отправлять не собирался. Это был вариант романа, написанный строго к случаю, уникальное нетиражируемое произведение для одного-единственного читателя.
        Вадим обернулся к луне, чтобы взять с подоконника свой мобильник, и снова набрал номер жены. Она не отвечала. Это был тридцать третий его звонок на ее номер за эти несколько часов.
        Если бы Злата ехала в такси, то услышала бы свой мобильный. Звонком у нее служила песня про небеса. Кажется, Меладзе. Вадик не раз потешался, услышав протяжное и приторное «Небеса-а, моя отрада», и отзывался:
        — Да, Господи, слушаю тебя!
        Злата никогда его веселья не разделяла. К музыке и религии она относилась трепетно.
        Вадик отключил мобильный, подошел к турнику, закрепленному в узком коридоре — от стены и до стены.
        Веревка была уже привязана.
        Вадик снова набрал номер телефона Златы.
        — Вадя, я еду!  — ответила она, не дожидаясь его вопроса.  — Еду, жди!
        Он прошел в комнату, взял приготовленные заранее блокнот, ручку. Написал строки, проверенные сто раз:
        «Снова полнолуние, я больше не могу. Злата, прости меня за все».
        Посмотрел на часы, положил записку на середину полированного журнального столика. Злата была аккуратисткой, столик был натерт полиролем так, что его поверхность мерцала в полутьме, словно маленькое озеро.
        Он вышел в коридор, ощущая легкий страх, тревожное ожидание перемен. Подошел к турнику, скинул тапки, встал на обувную тумбочку.
        Злата. Растерянность
        Таксист Злате попался из категории Шахерезад, то есть разговорчивый. Злата таких не любила: он болтает абы что, а ты сиди и слушай — удрать-то некуда! Попросишь помолчать — начинает дуться, комментировать, умничать. Так получилось и на этот раз.
        — А я ваш адрес увидел, вспомнил, что кум мой тут проживает.  — Голос у водителя был тошнотворно-высоким, и он притом еще и шепелявил.  — А кум-то у меня сильно болеет после того, как жена его бросила. Хорошо жили, а тут она кого-то нашла. Дитя куму подбросила — и сбежала! Дочку! А что с дочкой сделать? Как ее воспитывать без матери?  — Водитель раздражался все сильнее.  — Вот, девушка, вы объясните мне, что за новости: баба дитё бросает мужу, а сама — к другому!
        — Да я откуда знаю?  — огрызнулась Злата.
        — Ну ты же женщина! Что у вас там, в головешках, происходит? С каких это пор вы от нормальных мужиков уходите?
        — Я ни от кого не ухожу.
        — Но ты же должна понимать!..
        — Не тычьте мне,  — отрезала Злата.  — И отстаньте. А то я в вашу фирму позвоню и скажу, что вы меня оскорбляете.
        — Да я не оскорбляю,  — обиделся таксист.  — А жаловаться — это вы все умеете! Вам плевать, что я целый день пашу за копейки! Вы все…
        Зазвонил Златин телефон, и она тут же забыла о водителе. Поговорив с мужем, скомандовала:
        — Здесь сверните направо и вот у этого дома остановитесь!
        Расплатившись, вышла из машины.
        Вдохнув воздух, в котором ощущались смешанные ароматы сирени, уже опавших цветов вишни, свежей травки на газоне и вечерней сыроватой прохлады, Злата посмотрела вверх, на окна своей квартиры.
        Они были темны. Вадик только что звонил, вспомнила Злата, неужели он уже спит?
        Поднимаясь на третий этаж, она мечтала скорее разуться. Туфли, которые она выбрала сегодня для похода в ресторан, были куплены еще осенью, но разносить их было некогда — туфли на высоком каблуке, а у риелторов работа как у бешеной собаки: семь верст не крюк.
        Она уже прошла площадку второго этажа, когда дверь за ее спиной скрипнула. Злату это не напугало — она знала, что скрипит дверь Руслана Давлетова, ближайшего Вадькиного приятеля и соседа.
        — Пр-ривет,  — сказал Руслан голосом сказочного разбойника.  — А где Вадим?
        — Дома,  — ответила Злата.
        Она знала, что нравится Руслану и что он скрывает это как может. Руслан был старше их с Вадимом лет на семь или восемь, хирург по профессии, работал в областной больнице и высоко ценился больными и начальством, поэтому времени на совращение жен своих друзей у Давлетова совсем не оставалось. При любой другой профессии, чувствовала Злата, Русик уже бы начал приставать. Если бы она позволила, конечно.
        — Я в дверь звонил, но он не открыл. На мобильный позвонил — трубку не берет. Почему?
        — Не в настроении,  — пояснила Злата,  — полнолуние.
        Руслан был в курсе Вадиковых заморочек, а писательскими гонорарами никогда не интересовался, поэтому Злата была с ним откровенна.
        Между коленями Руслана просунулась рыжая голова эрдельтерьера по имени Шухер. При всем своем равнодушии к собакам Злата Шухеру симпатизировала, потому что он не лаял без дела, не вонял псиной и не лез к ней лизаться.
        Злата улыбнулась собаке и направилась по лестнице вверх.
        — Можно я на минутку к вам зайду?  — затарахтел Руслан у нее за спиной.  — Шухер, ждать!..
        Злата, не отвечая, продолжала подниматься по ступенькам. Она слышала, что сосед захлопнул дверь и потрусил за ней следом, рот у него не закрывался:
        — А он у меня вчера болторез взял. Говорит, надо турник починить. Турник, говорит, на одной подставке едва держится, вот-вот на голову свалится… А мне надо в операционной дверь починить. Двери у нас сменили, но новые оказались хуже старых. Мало того что перекошены эти двери, так еще и ручка отвалилась. Изнутри. Завхоза не дождешься, так что я сам решил…
        Под звук его речи Злата отперла замок, открыла дверь, шагнула в квартиру. Привычным жестом протянула руку и нажала на клавишу выключателя. Над ее головой вспыхнул свет, и почти в тот же момент Руслан сказал над ее головой:
        — Неси нож!
        Вадька висел в петле, слегка покачиваясь. Его лицо было перекошено, глаза вылезали из орбит, он хрипел. Руслан бросился к нему и подхватил его тело так, чтобы веревка, привязанная к починенному турнику, провисла. Одной рукой он расслабил удавку.
        Злата как-то очень быстро сориентировалась, будто робот, получивший команду. Она метнулась за ножом, вспрыгнула на тумбочку и стала резать веревку над головой мужа.
        — Сейчас, сейчас,  — твердила она.
        Веревка поддалась, Руслан исхитрился удержать тело Вадика и не свалиться вместе с ним. Он опустил друга на пол, стащил с его шеи веревку. Склонился к лицу Вадика, вдохнул ему в рот глоток воздуха.
        — Давай,  — скомандовал он тем тоном, которым привык распоряжаться на операциях,  — дыхание, пульс… А я в скорую позвоню!
        Злата опустилась на пол рядом с мужем. Вот теперь ей стало страшно.
        — Это невозможно,  — сквозь слезы сказала она Давлетову, прибежавшему из кухни с телефоном в одной руке и маленькой подушкой-думкой в другой.  — Я все делала, чтобы он счастлив был! Я покупала ему то, что он любит. Сам посмотри в холодильнике! У него не было никаких причин…
        — Злата, не надо,  — мягко попросил Руслан.  — Сейчас мы его в мое отделение отвезем, я побуду с ним.
        — И я…
        — А ты завтра придешь.  — Давлетов снова вернулся к своему командно-хирургическому тону.  — Сейчас — спи!
        Тон его Злату не напугал. В секунду переодевшись в джинсы, она встретила команду скорой помощи и вместе с Русланом отправилась в больницу.
        Полночи она просидела в унылом коридоре перед отделением реанимации, до тех пор, пока не пришел Руслан, который сказал:
        — Состояние стабилизировалось. Поезжай домой.
        Дома она умылась, почистила зубы и легла в постель. Уснула сразу же, без минутного промедления.
        Злата. Потеря
        Она открыла глаза в двенадцать часов дня и, может, проспала бы еще дольше, но звонил телефон.
        — Руслан?  — угадала она.
        — Злата, ты должна очень внимательно меня выслушать,  — услышала она голос Давлетова. Его тон уже сказал ей все, но поверить вот так, сразу, она не могла.  — Вадим умер пятнадцать минут назад. Реанимационные мероприятия оказались безрезультатными. Причину смерти мы узнаем позже. Ты слышишь меня?
        — Да,  — прошептала Злата.
        В больнице она оказалась через сорок минут, большую часть этого времени потратив на поиск документов Вадика.
        В коридоре больницы, подведя вдову друга к огромному окну, Давлетов спросил у нее:
        — Скажи, не было ли у Вадика в прошлом травм головы?
        — Почему это важно?  — спросила Злата, в основном с целью потянуть немного времени, чтобы собраться с мыслями.
        — Мы с тобой вытащили его из петли, но пока был перекрыт доступ кислорода к мозгу, случилось что-то непоправимое, и поэтому он умер. Я не буду тебя загружать терминами, скажу только, что недостаток кислорода во время удушения спровоцировал разрыв сосуда. Вскрытие…
        Злата ахнула.
        — Это необходимая процедура,  — терпеливо объяснил Руслан.  — Так вот, теперь ясно, что умер он от этого разрыва сосуда. К сожалению, предвидеть такое мы не могли.
        — Не может быть,  — прошептала Злата.  — Не может этого быть!
        — Так были травмы?  — вернулся к своему вопросу Руслан.
        — Я не знаю,  — ответила Злата.
        — Думаю, что были,  — заключил Руслан.  — Это объяснило бы его смерть.
        На обратную дорогу Руслан вызвал для Златы такси.
        Злата. Провал
        — Вам в район химзавода?  — спросил водитель.
        — Да.
        На этот раз Злата уселась на заднее сиденье. Она не хотела, чтобы таксист мог видеть ее лицо и стал задавать вопросы.
        В дороге, глядя на дома, машины, зеленеющие кроны деревьев, Злата немного успокоилась. Провожая ее, Руслан вручил пузырек с успокоительным. Сказал, что средство это очень сильное, принимать его нужно осторожно. Сейчас Злата вертела пузырек в руках, размышляя, что произойдет, если она проглотит одну желтую капсулку прямо сейчас.
        — Как жарко в этом мае,  — произнес водитель. Оказывается, и этот был не прочь поболтать.  — Вот я помню, десять лет назад то же самое было! Двадцатое мая, а солнце шпарит как в августе! А я как раз женился в том мае…
        Он говорил и говорил. О своей дурацкой свадьбе, о красной от солнца и переживаний невесте, обливающихся путом гостях, о тающем торте, вялых официантах, скисающих прямо на столе продуктах.
        В любое другое время Злата осадила бы его — живо бы заткнулся! Но сейчас у нее не было никаких сил. Она лишь достала из пузырька капсулу и проглотила ее всухую, запрокинув голову.
        — А тут еще заливное теща на свадьбу сготовила!  — продолжал таксист.  — Оно за три минуты на столе стало супом! Теща понеслась по столам собирать заливное, в холодильник его запихивать, потом снова достала, расставила, а оно снова потекло! И она…
        Злата достала вторую таблетку.
        Такси свернуло на объездную, солнце липким пятном пристало к коленям Златы, обтянутым джинсовой тканью. От духоты и болтовни таксиста ее слегка подташнивало. Отодвинувшись от окна, она глянула в зеркало заднего вида. Водитель поймал ее взгляд. Он уже рассказал одну историю, а теперь искал повод начать вторую.
        Машина выехала на объездную дорогу, проходившую через лес. В окно сразу же дохнуло лесной прохладой. На небольшом мосту через речку Грязнушку, значительно обмелевшую в этом засушливом году уже к маю, машина всхлипнула, потеряла скорость и заглохла. В последние мгновения движения водителю удалось пристроиться у ограждения моста.
        — Что случилось?  — спросила Злата.
        Водитель чертыхнулся, вышел из машины, полез под капот.
        — Помпа сломалась,  — объявил он, заглянув в окошко задней дверцы.
        — И что теперь?
        — Вызову вам другую машину и буду чиниться.
        Злата откинулась на спинку сиденья, ее веки отяжелели. Сквозь дрему она слышала, как водитель что-то говорит в трубку телефона, крутится вокруг машины, открывает и закрывает дверцы, багажник, капот.
        Последовавшие за этим пять часов она провела в состоянии глубокого темного сна.
        Злата. Пробуждение
        — Ты как?  — спросил Руслан.
        — Что случилось?  — удивилась Злата.  — Почему я не могу двигаться?
        Она увидела себя на больничной кровати. За окном вечерело.
        — Злата, ты попала в автомобильную аварию.
        — Как это? Когда?  — забеспокоилась она.  — Я ничего не почувствовала! Мы стояли на дороге, у нас что-то сломалось!..
        Руслан объяснил ей терпеливо и при этом обеспокоенно:
        — Ты приняла успокоительное, так? Вот и не почувствовала. Твое такси стояло на обочине, ты спала на заднем сиденье, водитель копался под капотом. Тут на дорогу выскочил грузовик, его водитель, как это теперь говорят, не справился с управлением. Врезался в такси и столкнул его с моста в воду. Водитель успел отскочить, а ты пострадала. Машина несколько раз перевернулась, пока катилась, и стала на колеса в грязи у речки. У тебя перелом берцовой кости со смещением, я сделал небольшую операцию. Есть несколько ушибов, легкое сотрясение мозга. Но все будет хорошо.
        Пришел июнь, Гродин утопал в солнечном свете. По утрам город блестел мелкими лужами, оставленными поливальными машинами, аплодировал легкому вечернему ветерку зелеными ладонями тополей на бульваре.
        Горожане жаловались на жару, продавцы кондиционеров раскупили все путевки на Мальдивы, девушки заголились, провоцируя аварии, все мечтали о дожде.
        И только монохромные дни Златы, пусть и в одноместной палате с кондиционером, холодильником, гостями каждый день и прочими послаблениями, организованными Русланом Давлетовым, были тягучими и кислыми на вкус, цвет и запах.
        На второй день пребывания Златы в больнице Давлетов сообщил ей, что Вадима Козырева похоронили. Организовал похороны и поминки Руслан вместе с друзьями Вадика.
        Злата выслушала его, удивляясь, что не чувствует почти ничего. Только разочарование от того, что годы, которые они с мужем провели вместе — а ведь началось все еще со школьной скамьи,  — завершились ничем.
        Надежда Ивановна. Перемены
        Мама Златы приехать на похороны зятя и к дочери на помощь не смогла. Она уже несколько лет жила в Испании, а оттуда вмиг добраться до российской глубинки было непросто. Зато мама звонила по скайпу каждый день, волновалась, хлопала крыльями. Злата не знала, как сказать маме, что она в ней не нуждается. Они никогда не были особенно близки, а после того, как мама исчезла много лет назад, Злата и вовсе потеряла необходимость в ее опеке.
        Мама стала меняться после смерти сына, ровно десять лет назад. Ей больше не хотелось печь пироги и хвастать перед гостями улучшенной планировкой своей квартиры. Она стала читать гороскопы, ходить на приемы к каким-то то ли ясновидящим, то ли яснослышащим, а также лекарям, экстрасенсам, гадалкам и прочим проходимцам.
        Тут как по заказу стал болеть и слабеть отец Златы. Что с ним происходило на самом деле, никто никогда так и не узнал, потому что настоящие врачи этого пациента так и не увидели, а знахари сумели свести его в могилу всего за полгода.
        Организуя очередной этап убийственной борьбы за здоровье своего супруга, Надежда Ивановна познакомилась с типом, называвшим себя энергооператором. Энергооператор считал, что болеют люди из-за притяжения земли. Он «лечил», оперируя своей уникальной антигравитационной энергией, дарованной ему Богом, причем лечил любые болезни разом.
        Энергооператор обладал некоторой харизмой и был мастером художественного вранья, что позволило ему обаять с десяток умственно расслабленных и ищущих заполнения пустотам в свой судьбе дамочек. Рассказывал он — причем всякий раз и всем, кто к нему приходил,  — скабрезно-хвастливую историю о том, как под воздействием его чудесной энергии обвисшие, как уши спаниеля, груди одной немолодой дамы освободились от земного притяжения и сосками вознеслись к небу. Даме это так понравилось, что она привела подруг, но с каждой грудью такое не прокатывает, сетовал энергооператор, ему нужен специальный настрой.
        Некоторое время этот балабол был очень популярен в Гродине, но даже в роли плацебо так никому и не помог. Доказательством тому послужила и кончина отца Златы. Адептки энергооператора одна за другой оставляли его, находя новые суррогаты настоящих увлечений. И только Надежда Ивановна, выбитая из колеи несчастьями, свято верила в дар этого жулика. Их связь обрела форму постоянной и продолжилась.
        Окончательно потеряв авторитет лекаря, энергооператор предчувствовал, что скоро его станут бить. Предчувствие подтолкнуло к решению покинуть родину. Оказалось, что его первая жена была этнической немкой, она проживала в Германии и по доброте душевной согласилась принять бывшего супруга, только за проезд и пропитание он должен был платить самостоятельно. Денег у мужика не было, вся надежда оставалась на Надежду Ивановну. Он обрабатывал ее день и ночь самыми разными способами, в итоге бедняжка продала свою улучшенную квартиру и уехала с ним в Германию.
        К счастью для Златы, к тому времени она уже вышла замуж и жила с Вадимом в его квартире, то есть непосредственно от маминого закидона не пострадала.
        После этого Надежда Ивановна надолго пропала из жизни дочери.
        Первое письмо от матери Злата получила только три года назад. Из него следовало, что теперь мама живет в Испании, она замужем за фермером, они растят апельсины. Вскоре наладилась и связь по скайпу. Злата увидела, что мама хорошо выглядит: казалось, из нее испарилось все лишнее, оставив только суть — сильную, но наивную, взбалмошную, но стремящуюся к равновесию. Она похудела, перестала высветлять волосы пергидролем, загорела, наплевала на морщины и забыла о косметике. Носила удобные и яркие вещи, соломенные шляпы и мокасины. В ней появилась уверенность в завтрашнем дне, что отражалось в глазах и осанке. Словом, Надежда Ивановна словно бы очистилась и возродилась…
        Постепенно связь между матерью и дочерью наладилась, Надежда Ивановна даже приезжала домой погостить. Она очень раскаивалась в том, что натворила после смерти сына и мужа, дарила Злате платья, украшения, перечисляла деньги, ходила на могилы родных. Об энергооператоре предпочитала не вспоминать.
        Злата. Скука
        Злата ворочалась на кровати, пытаясь принять хоть какое-то новое положение. Свободную от гипса ногу она уже и сгибала, и подворачивала, и даже свешивала с края койки, но от этого давление на поясницу не ослаблялось.
        Нога в гипсовом скафандре чесалась и ныла, нервируя Злату. Одна опытная подруга принесла ей спицу, чтобы доставать до всех зудящих мест. С помощью спицы Злата шуровала под слоем ваты, рефлекторно кривясь, как собака, расчесывающая укусы блох.
        Она жаловалась Руслану на боль, на скуку, на зуд, а он только пожимал плечами: что делать?
        Зато с полным сочувствием относилась к Злате симпатичная медсестричка Лариса. Двадцатилетняя девчонка, она обладала сильнейшим материнским инстинктом, видя в каждом больном ребенка, нуждающегося в заботе. Все молодые женщины у нее были «красавицами», тетенек постарше Лариса называла «матушками», особо полюбившихся пациентов и коллег — «кукусеночками».
        Вдова самоубийцы Злата со своей загипсованной выше колена ногой сразу же стала «кукусеночком», что одновременно злило ее и смешило. Через пару дней Злата привыкла к дурацкому словечку, перестав его даже замечать.
        Давлетов считал своей святой обязанностью посещать вдову друга ежедневно. Он приходил улыбаясь и всегда с новой шуткой-комплиментом:
        — А ты сегодня свеженькая!
        Или:
        — А как поживает наша хорошенькая сломанная ножка?
        Или:
        — Хорошая примета: глазки сияют, значит, все будет хорошо!
        Или даже:
        — Жаль, что ты тут не останешься навсегда! Ты — просто украшение этой больницы.
        Руслан видел, что Злата вовсе не считала этот легкомысленный тон уместным. Она горевала и уважала свое горе, требуя того же и от окружающих. Если Руслану и удавалось ее рассмешить, то после он бывал наказан прохладным обхождением часа на два.
        Скучая, Злата не могла не заметить, что доктор Давлетов и молоденькая медсестра Лариса связаны более тесными узами, чем просто служебные отношения. Злата развлекалась, наблюдая за ними, не сознавая, что ее интерес к парочке растет и приобретает все более пряный вкус с оттенком ревности.
        Лара казалась Злате такой простушкой, а Руслан все же представлялся ей интересным мужчиной. Ростом он был чуть выше Вадима, широкоплечий, с сильными руками. В манерах, повадках и походке он сохранил некоторую подростковую неловкость, словно бы до сих пор не ощущая себя взрослым человеком с серьезной профессией. Его насмешливые карие глаза и черные волосы в сочетании с именем и фамилией намекали на кавказские крови, при этом ни речь, ни поведение доктора не подтверждали этих намеков.
        Вполне вероятно, предполагала завалявшаяся на больничной койке Злата, Руслан был хорош и как любовник…
        Злата. Слезы
        В один жаркий июньский день Руслан появился в палате Златы в настроении совсем не игривом. Случилось это вечером, после ужина, когда санитарка унесла из палат лежачих пациентов пустые тарелки, а Лариса уже раздала и забрала термометры.
        В Златиной палате, выходившей на запад, скопилось лишнее тепло, которое Руслан решил выпустить в атмосферу, приоткрыв форточку.
        — Не забудь закрыть, когда будешь уходить,  — сварливо напомнила ему Злата.
        Он сел на табуретку возле ее кровати. В больнице ощущался дефицит нормальной человеческой мебели.
        — Послезавтра мы, возможно, отпустим тебя домой,  — сообщил он.
        Злата смотрела на него, ожидая какой-нибудь новой шутки, но он не собирался шутить.
        Он искал слова, чтобы начать непростой разговор. Наконец они нашлись:
        — Злата, Вадим был мне другом последние годы. Я любил его книги, прочитал все. Мы общались чуть ли не каждый день, хоть словом, но перекидывались. И я ума не приложу, как с ним могло случиться то, что случилось?
        Взгляд Златы холодел с каждым его словом.
        — Ты хочешь, чтобы я тебе объяснила?
        Он смутился, но разговор не прекратил:
        — Мы с тобой, Злата, должны понять, что с ним произошло.
        — Я не знаю…
        Она вдруг поняла, что плачет.
        — Я не говорю, что ты можешь знать.  — Голос Руслана настроился на нужную тональность: мягкую, но решительную.  — Надо вспомнить, что происходило в последнее время — с Вадимом, с тобой. Что он говорил? Как себя вел?
        Веки и губы Златы опухли от слез, теперь она была похожа на себя маленькую, но вряд ли осознавала это, как и Руслан, который никогда не видел ее в детстве.
        — Знаешь, а я ведь и не могу ничего сказать.
        — Почему?
        — Я работала,  — ответила она, поднимая на него глаза.  — Надо было работать, чтобы покупать еду, оплачивать коммуналку, покупать Вадику лекарства. Ты же знаешь, что он перестал издаваться и получать гонорары. И он все хуже справлялся с реальной жизнью, не мог удержаться на нормальной работе. А у меня получалось зарабатывать, я могла. Я была успешной, продавала самые дорогие квартиры, я была лучшей!
        И тут ее будто прорвало — она зарыдала.
        Злата. Испуг
        Как и обещал доктор, Злату вскоре выписали из больницы.
        Календарь уже указывал на июнь, а термометр каждое утро напоминал, что этот июнь — жаркий.
        После оформления выписки Злату увезли домой коллеги, присланные Мариной на машине агентства недвижимости «Студио М». Такая забота со стороны руководства показывала, что на Злату рассчитывают.
        Провожатые понятия не имели, о чем говорить с вдовой, однако пытались поддерживать в дороге разговор.
        — Я вчера дом продала,  — похвасталась одна.  — Прямо возле Нового кладбища… Ой!.. Злата, прости…
        — А я запарилась с моей клиенткой,  — попыталась сделать вид, будто бестактности не было, вторая.  — Я ей полгода квартиры показываю, а она все носом вертит! Если не продам ей что-то на этой неделе — повешусь!..
        Она осеклась, на том разговоры и прекратились.
        На третий этаж Злату поднял на руках водитель, сотрудницы молча донесли вещи. После этого они убежали, даже не спросив, есть ли у Златы в доме еда.
        В первую ночь она заснула около одиннадцати часов, а уже в сорок минут второго проснулась с тяжким ощущением послевкусия от нехорошего сна.
        Неясный шум — шаги? скрипы? вздохи?  — защекотался в ушах Златы.
        — Кто здесь?  — спросила она нарочито громко.
        Тишина.
        — Кто здесь? Уходите!
        А звуки все гуляли по небольшой квартире, неприятно шипели в темноте.
        — Уходите, я вызываю милицию!  — пригрозила Злата. Шумы стали приближаться к спальне.
        Злата села на постели, спустила ногу на пол, потянулась за костылем, решив, что будет обороняться им. Сидеть вот так, просто свесив ноги с кровати, было невыносимо. Злата с трудом встала и, неловко покачиваясь, направилась навстречу неизвестности. Идти было непросто, но она и не думала останавливаться.
        Распахнула дверь в коридор. Тихо.
        Заглянула в гостиную. Тихо.
        Доковыляла до кухни — тишина. Так же пусто оказалось и в туалете с ванной.
        На всякий случай Злата не погасила лампу в коридоре, но, вернувшись в кровать, она уже не сомневалась, что таинственные звуки ей приснились.
        Оказавшись дома, Злата взялась за работу. Не потому, что Марина Марская послала за ней машину, чтобы привезти из больницы домой. Злата была рада возможности заняться привычным делом, и потом — это было просто, как чистить зубы!
        «Какую квартиру вы хотите?..
        У нас есть как раз то, что вам нужно…
        Покупайте эту квартиру, потому что уже через неделю вы за ваши деньги и однушку не купите!..
        Слышали, что с долларом творится? А курс нефти какой! Цена на бензин уже поднялась, значит, вырастет в цене и метр недвижимости».
        Люди велись, они привыкли, что жизнь дорожает ежедневно. Падает доллар, растет ли, не важно. Все кончается одним — квартиры неизменно дорожают.
        Лето все раскалялось. Злата впервые пожалела, что сэкономила на покупке кондиционера. В особенно жаркие дни она брала трубку от радиотелефона, мобильный, свои блокноты с записями и перемещалась на балкон, расположенный за уступом дома. Балкон был опутан виноградом, пропускавшим воздух, но не пропускавшим свет, поэтому солнце никогда не прогревало его так, как соседнюю комнату или кухню, выходящую окнами на юг.
        На балконе стояло старое кресло. Постелив на него махровое полотенце, Злата сидела здесь часами, беспрерывно треща по телефону и делая пометки в ежедневнике. Ближе к ночи она отставляла телефон и высовывалась на улицу.
        Иногда она видела Руслана — с эрделем Шухером или с Ларисой. В гости к Злате он не напрашивался, но с готовностью останавливался под ее балконом, чтобы поболтать.
        Надежда Ивановна. Новости
        Из всех развлечений у Златы оставался только телевизор да недолгие визиты редких подруг. Эти самые подруги как-то не удерживались возле Златы, а причиной тому был Вадим. Не раз Злата слышала вопросы: почему она, активная, общительная и успешная девушка, вышла замуж за столь неопределенного типа — то ли писателя, то ли бездельника? На подобные вопросы Злата отвечала смехом и шутками, оставляя эту тему черной дырой в общении. Она не понимала, что тайны подобного рода для женского мозга — постоянный раздражитель, бороться с которым могут только невероятно сильные или катастрофически зацикленные на себе особи.
        Рано или поздно Злата оказывалась перед выбором: рассказать правду, снова уйти от вопроса или что-нибудь соврать. Обычно она выбирала два последних варианта, потому что, выбрав первый, Злата выглядела бы в глазах подруг странной и жалкой, чего всегда боялась. Ясно, что ложь и расплывчатые ответы подпиливали дружеские отношения, и вскоре они рушились навсегда.
        Время от времени из Испании звонила по скайпу мама. Ей всегда было что рассказать дочери. На удивление, даже гродинские новости достигали ее ушей раньше, чем Златиных. Самую шокирующую вещь она рассказала Злате буквально на днях.
        — Ты помнишь нашу соседку тетю Зою?  — спросила она дочь невозможно равнодушным тоном, что ясно говорило — у мамы в рукавах ждут своей минуты кролики.
        — Конечно,  — ответила Злата.
        — Ну, она жила в двухкомнатной квартире напротив нас,  — напомнила мама, словно не услышав ответа дочери.  — Ее муж погиб при взрыве бензоколонки. А ее Рома на девять лет старше Олежки и на десять лет старше тебя.
        — Мам, я знаю!
        — Что ты психуешь?!  — Надежда Ивановна хотела озвучить свои новости максимально эффектным образом, ей не нравилось, что ее перебивают.
        — Мам, ко мне сейчас должна одна девочка забежать, по работе поговорить…
        Надежда Ивановна купилась на уловку:
        — Ну ладно, тогда я быстро. Так вот, вчера я с тетей Машей Зинчуковой разговаривала, она к дочери приходила, а у дочери есть компьютер, и дочка нас соединила по скайпу. Маша мне и рассказала, что Зоя умерла. Но не просто умерла!..
        — А как?..
        — Ромка ударил ее табуреткой по голове! Да с такой силищей, что проломил бедной Зое череп. Ромка убежал, а она выползла на лестничную клетку, и там ее нашли соседи. Она только и успела рассказать, что случилось, а потом впала в кому. В больнице умерла.
        Надежда Ивановна с чувством глубокого удовлетворения рассматривала лицо дочери. Злата словно бы замерзла на десяток секунд, полуоткрыв рот и расширив глаза.
        — Ты вроде спешила куда-то?  — напомнила Надежда Ивановна.
        Забыв изменить выражение лица, Злата кивнула ей и исчезла с монитора материнского компьютера.
        Надежда Ивановна могла бы не тратить так много времени, напоминая Злате о соседке. Дочь и так хорошо помнила тетю Зою.
        В дом, где жили Окуленко, тетя Зоя переехала в тот год, когда Злате исполнилось двенадцать лет. Лишь только вселившись в свою двухкомнатную квартиру, тетя Зоя пришла с дипломатическим визитом к соседям по площадке.
        Надежда Ивановна познакомила ее с мужем, детьми и усадила пить чай в гостиной. Злата, любившая производить впечатление дочки-ангела, накрыла для чая журнальный столик, наполнила чашечки, принесла в вазочке печеньице. Курсируя между кухней и гостиной, она слушала рассказ тети Зои о ее судьбе.
        Тетя Зоя и ее сын переехали в многоквартирный муравейник из собственного дома. Новая соседка рассказывала, каким замечательным и просторным был их дом, каким ухоженным двор, какие яблоки росли на ее яблоне. И сокрушалась, как неудобно жить в тесной двушке, нос к носу с посторонними людьми.
        Проданный прекрасный дом построил муж Зои Степановны за год до собственной кончины, случившейся лет пять назад. При жизни он заведовал заправкой, откуда и проистекало благополучие его семейства. Увы, но пять лет назад на заправке мужа случился взрыв, он погиб, оставив жену вдовой, а с ней и сына-подростка Романа.
        Смерть главы семейства сильно отразилась на Романе, как справедливо считала тетя Зоя. При жизни отца, славящегося крутым нравом, парень был скорее тихоней, и притом забитым тихоней, а как только отцовская длань перестала нависать над его загривком, Ромка пустился во все тяжкие. Он связался с дурной компанией, стал водить девок, пить, курить, драться.
        Тетя Зоя, обожавшая сына до колик, управы на него не находила, а сын скатывался все глубже в пропасть. Стал воровать из дому вещи, участвовать в нападениях на людей — отбирать деньги. А деньги шли на гулянки и наркотики.
        Наконец случилось страшное: компания Романа забила до смерти паренька, а его девушку, которая не позволила с собой обойтись так, как хотели пьяные парни, мерзавцы изуродовали — порезали лицо ножом.
        Преступников вычислили быстро, так как их деяния наблюдала половина улицы. Смельчаков заступиться за молодую пару не нашлось, люди лишь вызвали милицию. Убийц поймали неподалеку от места преступления.
        — Но и тут мне повезло,  — умерив звук своего голоса, рассказывала тетя Зоя.  — Следователь, что дело вел, предложил мне помощь…
        Надежда Ивановна, как впоследствии она признавалась мужу, слушала соседку, поражаясь ее неосмотрительности: как можно рассказывать едва знакомому человеку о таких вещах! Но тетя Зоя все продолжала вытряхивать грязное белье, она считала, что криминальная история добавляет ей авторитета в глазах новой знакомой.
        — Когда он сказал, сколько это будет стоить, я, конечно, отказалась. Говорю следователю: да пусть он лучше сидит, мерзавец такой! Но потом подумала… сыночек ведь. И муж мой, хоть и был человеком строгим, скорее всего, так бы не поступил: отлупцевал бы Ромку, но от тюрьмы бы откупил! Я и продала дом.
        Эту часть рассказа любопытная Злата подслушивала преднамеренно, затаившись у шкафа в прихожей. Никогда в жизни она не слышала таких историй раньше, но больше всего потрясла ее финальная часть откровений тети Зои:
        — А тут же еще такое дело: за полгода до той драки Ромка нашел себе бабу, собрался с ней дунуть в Пензу. У нее там семья, отец, мать. А я-то как же?! И так я переживала, что он сбежит и меня бросит, что просто на стену лезла!  — Она замолчала, допила чай и сказала: — А теперь он никуда не денется! Я его теперь крепко держу. Так ему и сказала: если ты, Роман, чего отмочишь, так сразу же сдам тебя в ментуру!..
        Злата. Выздоровление
        Прошло еще несколько дней, и Злата избавилась от гипса. Руслан снял его самолично, прямо на кухне Златиной квартиры.
        Давлетов внимательно и, как показалось Злате, с облегчением осмотрел ее освобожденную ногу, не обращая внимания на смущение пациентки: нога поросла уродливыми длинными волосинками, мышца икры пугающе усохла, отчего голень казалась кривоватой. На память о травме остался тонкий, еще красный послеоперационный шрам.
        Сильные, сухие и теплые руки хирурга проверили подвижность голеностопного сустава. Удостоверившись в хорошем состоянии сросшейся конечности, Руслан с улыбкой резюмировал:
        — Здоровая задняя лапа. Вижу, немного сухожилие атрофировалось, но это мелочи. Скоро все наладится, сгладится и отладится.
        Злата чуть заметно поджала губы, не одобряя его игривого настроения. Руслан намекнул, что избавление от гипса следовало бы обмыть, но она сделала вид, будто не поняла его. Слегка разочарованный, доктор удалился. Изувеченный кусачками панцирь гипса он унес с собой, пообещав, что отнесет его в областной краеведческий музей.
        Давлетов оказался прав: все отлаживалось и налаживалось. Жизнь возвращалась в свою колею, нога восстановилась без всяких последствий. Даже от шрама на щиколотке почти не осталось следа. Удаляя волосяную поросль на ноге депилятором, Злата рассматривала место перелома, удивляясь столь быстро возвратившемуся ощущению здоровья — будто и не было операции и трех недель в гипсе.
        Уже на следующий день после избавления от гипса она вышла в магазин. Потом стала ездить в офис. Все было хорошо, и только одна вещь беспокоила Злату: время от времени где-то в уличной толпе, на дорожном переходе, в очереди у банкомата, в проезжающем транспорте возникал на мгновение кто-то, очень похожий на ее мужа.
        Это было мимолетно, неуловимо. Догнать этого кого-то, похожего на Вадима, не было никакой возможности — он мелькал слишком далеко, слишком быстро. Злата убеждала себя, что муж ей просто мерещится.
        Злата. Подозрение
        Такой жаркий июнь, как в этом году, был редкостью даже для южного Гродина. Потеть народ начинал, еще только собираясь на работу. Уже с утра в троллейбусах и автобусах накапливались запахи духов, лосьонов, туалетной воды, а также пота и разгоряченной, не всегда мытой кожи.
        Злата, у которой не было машины, умирала от брезгливости каждый раз, входя в транспорт. Она даже стала выходить из дому на пятнадцать минут раньше, чтобы добираться до офиса «Студио М» пешком.
        — Злата, я рада, что ты вернулась на работу,  — сказала Марина, встретив свою подчиненную в коридоре агентства.
        Выразительная грудь Марины была ободряюще приподнята.
        — Спасибо.
        Злата хотела улыбнуться начальнице, но передумала. Вместо этого она достала из папки, которую держала в руках, листок бумаги.
        — Что это?  — спросила Марина.
        — Это заявка на продажу, я из базы взяла.
        Марина взяла листок в руки, вгляделась в описание квартиры.
        — Клиентка попросила лучшего риелтора,  — объясняла тем временем Злата.  — Она развелась с мужем, и ей придется делить с ним деньги от продажи квартиры, значит, продать надо хорошо. А я слышала, что Анька Кулькина взялась за продажу. Но она не продаст, ты же понимаешь. У нее нет опыта работы с випами…
        — Сто пятьдесят квадратов, центр,  — читала с листочка Марина.
        — Да, и пять миллионов цена,  — добавила Злата.  — Ну куда Анька лезет?
        — Дизайн, встроенная мебель…
        — Анька водила туда уже пятерых клиентов, они не дали залог. А я точно знаю, кому продам эту квартиру. Мой клиент точно купит.
        — Две лоджии, вид на парк Менделеева…  — Директор агентства подняла на Злату карие глаза.  — Ты знаешь, что у нас так не принято? Я не хочу конфликтов в коллективе.
        Марина вгляделась в лицо Златы. В выражении этого лица было как раз то, что она ценила превыше всего,  — кураж.
        — Ладно,  — грудь Марины одобрительно качнулась,  — бери ее, я с Аней объяснюсь.
        Квартира произвела на Злату хорошее впечатление. Бродя по наборному паркету мимо цветочных фресок на стенах, заглядывая в комнаты, где стояла итальянская мебель, цена которой соответствовала стоимости Златиной квартиры, она прикидывала тактику продажи.
        Вышла на лоджию, оценивая открывающийся вид — он был безупречен. Никаких соседних домов с нагло вытаращенными окнами-гляделками, никаких ресторанов поблизости, железной дороги или других неожиданностей — тишь да гладь, да божья благодать. Риелтору это давало преимущества при продаже.
        Единственный дом, окна которого можно было разглядеть, стоял метрах в пятидесяти, через дорогу, и был развернут полубоком. Панельная убогая восьмиэтажка, квартиры в которой стоили в два раза дешевле любой норы в доме, в котором сейчас находилась Злата.
        Как раз напротив лоджии, на которую вышла Злата, на балконе стоял человек. Прищурившись, Злата рассмотрела молодого мужчину с темными волосами, отросшими до плеч. Ветер трепал волосы, и в том, как парень пятерней отводил от глаз длинный чуб, Злата узнала жест своего покойного мужа.
        Вадим так же, как и незнакомец на балконе, манкировал посещением парикмахерской. Находясь в хорошем настроении, писатель зачесывал волосы ото лба назад, а в плохом — смотрел на Злату сквозь спутанную густую бахрому.
        Злата заметила, что и футболка на парне была такая же, как та, которую постоянно носил Вадим.
        Тот, кого она так пристально разглядывала, вряд ли мог видеть ее саму сквозь затемненное стекло лоджии, поэтому Злата рассматривала его до тех пор, пока ноги не понесли ее к выходу из квартиры. Осмотреть квартиру она могла позже, гораздо интереснее увидеть двойника погибшего мужа вблизи.
        Уже добежав до двери, Злата вернулась на лоджию — ей надо было определиться с расположением квартиры, на балконе которой стоял знакомый незнакомец. А он тем временем закурил и приложил к уху мобильный. Трубку парень держал плечом, а сигарету — в вытянутой руке, словно бы его раздражал запах табака. Злату передернуло: Вадим именно так и делал.
        Найти ту самую дверь на лестничной площадке ей, опытному риелтору, было несложно. В прежние времена, когда она еще не доросла до продажи ВИП-недвижимости, Злата сбагрила, наверное, с десяток квартир в таких же панельках. Балкон этот, без сомнения, принадлежал однокомнатной квартире, а дверь в нее вела та, что находилась как раз напротив двери лифта.
        — Вы к кому?
        Дверь открыла хорошенькая девица, на вкус Златы — из породы дешевочек и неудачниц. Злата с осуждением осмотрела крашенные в рыжий цвет волосы, торчащие ресницы и нарисованные поверх выщипанных бровей карандашные линии, длящиеся от самой прыщавой переносицы до висков.
        — Мне нужно поговорить с мужчиной, которого я видела на балконе вашей квартиры,  — сообщила она.
        Девица злобно уставилась на гостью:
        — С каким мужчиной?
        — Кто здесь живет?  — Злата пыталась сохранять спокойствие.
        — Я.
        — Одна?
        — С мамой.
        — Где мама?
        — На работе.
        Девушка все сильнее нервировала Злату.
        — Дайте я посмотрю!  — сказала она и отодвинула девицу со своего пути. Это было нетрудно, потому что Злата была выше девицы на целую голову.
        — Вы чего?  — неестественно громко возмутилась та.  — Да куда вы претесь? Валите отсюда!
        Квартира была однокомнатная, требующая ремонта.
        «Девятьсот тысяч, торг»,  — скривилась Злата мимоходом.
        На кухне никого не было, в комнате — тоже.
        — Да иди уже отсюда!  — пищала девица, бегая следом за Златой.  — Уходи! Уходи!
        Она словно забыла другие слова.
        Злата рванула на кухню, девица вцепилась в рукав ее футболки. Хлопнув ее по белой, усыпанной родинками руке, Злата распахнула дверь и оказалась на балконе. Тут тоже никого не было.
        Девица выскочила следом за Златой.
        — Где он?  — спросила Злата.
        — Кто?
        — Хватит дурака валять!
        Произнося эти три слова, она увидела на допотопном полированном столе-тумбе пирамиду, сложенную из коричневого, отделанного под крокодилью кожу бумажника, пачки сигарет Winston и дешевой зажигалки синего цвета.
        Губы Златы произнесли имя:
        — Вадим…
        — А!  — возопила девица торжествующе.  — Так тебе муж изменяет!.. Так тебе и надо, стерва!
        На ее рожице отразилось злорадство.
        Злата пнула девицу в плечо своими твердыми длинными пальцами с такими же твердыми и длинными ногтями, а потом ушла.
        Злата. Объяснение
        — Вы же патологоанатом?  — спросила Злата у высокой женщины лет пятидесяти, с модной стрижкой.  — Ирина Алексеевна?
        — Патолог,  — поправила женщина.
        Злата с облегчением вздохнула. С большим трудом она разобралась, где ей искать того человека, который проводил вскрытие Вадима. Обошла половину больницы, прежде чем нашла гистологическое отделение, морг и Ирину Алексеевну Измайлову.
        Пахло в этом отделении тошнотворно, и Злата боялась, что сейчас откроются двери, и санитары ввезут на каталке мертвое тело. Труп.
        Выбросив из головы эти мысли, она, достав из сумки последнюю фотографию Вадима, сделанную кем-то случайно, обратилась к Ирине Алексеевне:
        — Скажите, вы этого человека… ну…
        — Я не понимаю,  — равнодушно произнесла Ирина Алексеевна.  — Вы откуда?
        — Я неоткуда, я его жена… вдова.
        — А в чем проблема? Диагноз оспариваете?
        Патолог держалась настороженно, а Злата все никак не могла найти нужные слова.
        — Нет, с диагнозом все хорошо.  — Злата поняла, что говорит глупость.  — То есть не в этом проблема.
        — Да, а в чем?
        — Мне просто нужно знать, помните ли вы, что вскрывали его?
        — Вы о состоянии моей памяти беспокоитесь?  — поинтересовалась Ирина Алексеевна.
        — Нет, но…
        — Если вы доходчиво объясните мне, почему задаете такие странные вопросы, то я помогу вам.
        — Хорошо.  — Злата сосредоточилась.  — Мой муж покончил с собой, а потом я попала в аварию. И я не была на его похоронах, а хоронил его один наш знакомый, ваш хирург. А вчера я видела моего мужа в городе…
        Выражение лица Ирины Алексеевны изменилось.
        — Я понимаю,  — сказала она мягко.  — Пойдемте в мой кабинет, я вам чайку налью. Надо чаю попить, хорошо?
        Злата кивнула.
        — Вообще-то я не все аутопсии провожу,  — пояснила Ирина Алексеевна, налив Злате обещанного чаю.
        Она села за свой рабочий стол, на котором стояли микроскоп и старинный монитор с кинескопом. Взяла из рук посетительницы фото и стала его рассматривать.
        Перед Златой стояла чашка с чаем, но пить его в этом кабинете, с проникающими из коридора запахами, не хотелось.
        — И как он покончил с собой?  — спросила патолог.
        — Повесился.
        — Ужасная смерть… Тяжелая. А парень симпатичный, лицо волевое. Странно, что он так поступил.
        — Да,  — согласилась Злата.
        — А кто этот ваш знакомый хирург?  — Ирина Алексеевна достала из нагрудного карманчика узкие хищные очки и нацепила их на свой маленький носик, завершающийся шариком.
        — Руслан Давлетов.
        Патолог посмотрела на нее поверх оправы очков и снова сосредоточилась на фото.
        — Знаете что,  — сказала Ирина Алексеевна задумчиво,  — вы мне оставьте снимок, я покажу его нашему второму патологу… Стоп. А как зовут вашего мужа? Я же могу в списках посмотреть!
        — Вадим Юрьевич Козырев.
        Ирина Алексеевна отодвинула микроскоп и подтянула к себе клавиатуру компьютера. Злата принялась за чай. Спустя минуту патолог сказала:
        — Да, он числится в списках… Это не мой клиент, а Скороспелова. Так что…
        Она хотела сказать, что можете не сомневаться, ваш муж умер, но вдруг подумала, что прозвучит это, мягко говоря, бестактно.
        — Как мне найти Скороспелова?
        — Он у нас на больничном. Оставьте фото и свой номер телефона. Я перезвоню.
        Из больницы Злата выходила уже вечером, в тьму летней ночи, пахнущую автомобильными газами, остывающим асфальтом, пылью и совсем немного самим летом. Она чувствовала себя измотанной. После встречи с рыжей девицей Злата вернулась на работу, а после работы заехала домой, взяла фотографию Вадика и приехала сюда.
        Злата стояла на остановке, когда рядом с ней на обочине притормозила видавшая виды «тойота». Водитель, наклонившись к окошку, окликнул ее.
        Она узнала Руслана.
        — Что ты тут делаешь?  — поинтересовался он.
        — Квартиру рядом показывала.
        — Подвезти?
        Не сразу, но Злата согласилась.
        — Квартиру показывала?  — переспросил Давлетов, когда машина тронулась с места.
        — Да.
        — А медсестра Лариса, которая о тебе три недели заботилась, видела тебя в больнице.
        — Ей показалось.
        — Не думаю.
        Руслан говорил шутливым тоном, за которым скрывалась твердость.
        — Я и сам тебя видел. Возле гистологического отделения. Что случилось?
        — Ничего.
        — Злата, ты выясняешь, от чего умер Вадим?
        — Нет.
        — Тогда что?
        Злата молчала.
        Через несколько минут Руслан спросил безо всякой связи с темой разговора:
        — Почему Вадим повесился?
        Словно застыв, она смотрела прямо перед собой.
        — Что произошло? Ты изменила ему?
        Злата перевела взгляд на доктора с таким выражением, будто увидела перед собой нечто отвратительное, вроде раздавленного таракана. Доктора это не остановило.
        — Вадик покончил с собой из-за тебя!  — Он повысил голос.  — Ты работала, а он — нет. Ты кормила, одевала, ты подчиняла его, а он не мог сопротивляться ни тебе, ни жизни. Он не мог быть таким, как все. Он не мог бороться с людской грязью. Рядом с тобой он чувствовал себя тряпкой, а не мужиком. И наконец дошел до крайней степени: он узнал, что ты нашла другого!..
        — Ерунда!  — выкрикнула Злата.  — Что ты знаешь? Да, я сильный человек! Да, я что решу, то и сделаю! Да, я заботилась о Вадике, любила его, была готова ради него на все. Но я не подавляла его, ничего подобного! И никогда в жизни не изменила бы ему! Никогда!..  — И добавила почти спокойно: — А вот что он делал, пока я работала ради него? Что он делал целыми днями?..
        — И что он делал?  — спросил Руслан.  — Ты хотела узнать это в гистологии?
        — Может быть!
        — Да?  — Тон его был язвителен.
        Зависла небольшая пауза, а потом она сказала:
        — Я хотела узнать, на самом ли деле Вадим умер, или ты разыграл это представление для меня?
        Руслан забыл о дороге, уставившись на Злату с изумлением.
        — Я видела его в городе:
        Теперь его тон изменился.
        — Почему ты не сказала мне, а пошла в морг?
        — Руслан, я знаю,  — ответила Злата, глядя прямо ему в глаза,  — что вы с Вадимом сговорились. Он нашел себе другую влюбленную в него дурочку, такую, чтобы не подавляла его. Такую, чтобы рядом с ней он чувствовал себя мужиком. Я видела ее, говорила с ней. Я видела в ее квартире бумажник, сигареты и зажигалку Вадима. Он всегда складывал их пирамидкой — ровненько, аккуратненько. И у нее — пирамидка. Это он, я точно знаю. А она…  — голос Златы сорвался и фразу она закончила шепотом,  — никуда не годится, но разве это важно, если ты чувствуешь себя рядом с ней мужиком?!
        Руслан притормозил, свернул на небольшую стоянку возле закрывшегося на ночь магазина одежды, остановил машину и заглушил мотор.
        — Злата, я даже не предполагал, что ты так отреагируешь на его смерть. Ты до такой степени любила его? Я был с ним, когда он умирал. Реанимацию проводили до последнего. Понимаешь, он умер, это случилось.
        Она заплакала.
        — Люди часто видят тех, кого потеряли. На улицах, в транспорте… Это нормально, так или иначе это происходит со всеми. Мы тоскуем и вызываем их из памяти.  — Руслан притянул Злату к себе.  — Ну все, не плачь…
        От слез Златы рубашка на груди доктора сразу же промокла.
        Часть вторая
        2001 год, май
        Солнечный луч, широкий и сильный, освещает и захватывает все большую площадь пола. В спальне родителей беспорядок, на полу валяется что придется: башмак брата, попавший сюда непонятным образом, журнал мод, мамина лаковая сумочка, бумажки, надеванные носки, фонарик…
        Она плачет все горше. Слезы щекочут лицо, это неприятно.
        В коридоре слышатся шаги. Это он, больше некому.
        Дверь открывается. Парнишка в измазанной кровью одежде замирает на пороге…
        Его продолжает тошнить, голова болит все сильнее. Вчера, пожалуй, он впервые в жизни выпил так много пива. Обычно Вадим намного сдержаннее, потому что алкоголь плохо влияет на него: он начинает впадать в тоску, и ничего уже не помогает. Мама тоже это заметила, она просила Вадика постараться не пить так много, и он был согласен с матерью.
        Вспомнив о маме, Вадим ужасается: она, наверное, не спала всю ночь! Наверное, искала его, бегала по району. Надо скорее идти домой.
        Девушка, привязанная к стулу в середине комнаты, пытается кричать, но ей мешает байковый пояс от халата, завязанный на затылке тугим узлом. Пояс удерживает ее крик, но парню от этого ничуть не легче.
        Вадим приближается к ней, она начинает биться в своих путах. Он подходит, она утихает, он опускается перед ней на колени. Видит ее вблизи. На его глазах — слезы.
        — Что случилось?  — спрашивает он.  — Что тут было? Что с тобой произошло?..
        Злата не может ответить, ей мешает пояс, перетянувший рот. Вадим невольным жестом протягивает руку, чтобы развязать узел на ее затылке, но она вздрагивает так сильно, что Вадик отскакивает назад…
        Злата дрожит, несмотря на жару. От них обоих пахнет медью и кровью. Его рубашка и майка под ней в коричневых пятнах, ее блузка — тоже. На них кровь Олега, они оба понимают это.
        Вадим не смотрит ей в лицо, ему страшно. Он боится и смотреть, и говорить, ведь придется сказать про Олега. Судя по пятнам крови на блузке, Злата знает, что ее брат мертв. А если не знает? Как это сказать? «Олег убит», или «Твой брат погиб», или «Олег весь в крови лежит в соседней комнате»? Надо ли сказать что-то успокаивающее? И помогут ли такие слова в этой ситуации? Она заплачет, может, закричит, а Вадиму и так страшно.
        Вадик возится с узлами невозможно долго. Наконец ему удается развязать тот узел, что на шее Златы. Пояс от халата, которым был завязан рот девушки, падает на пол.
        Злата жадно вдыхает ртом воздух, но не спешит говорить.
        Все так же долго он возится с узлами на руках и ногах Златы. Удивительно, как сильно можно затянуть узлы на поясах от обычной одежды. Но вот и эти узлы поддаются.
        Вадим поднимает голову. Он не знает, что теперь делать. Вызвать милицию?..
        — Олег убит,  — вдруг говорит Злата.
        Она шепчет, но Вадику кажется, будто Злата кричит.
        — Я видел,  — отвечает он. И добавляет испуганно: — Кто это сделал? Кто тебя связал?..
        Ответ звучит так странно для него, что Вадим не сразу понимает слова, сказанные Златой:
        — Это сделал ты!
        Сначала он даже не понимает, о чем речь. Не может же быть такого, чтобы он, Вадим Козырев, хороший парень, почти отличник, мог убить своего лучшего друга Олега и изнасиловать его сестру! Он спал всю ночь. Он выпил лишнего вечером с друзьями.
        — Вадим,  — губы Златы напоминают ему дольки очищенных грейпфрутов. Поперечные маленькие морщинки на них — как маленькие капсулки с соком, из которых состоит долька, а кожа на ее губах такая тонкая, что кажется, при неловком прикосновении она лопнет.  — Вадим, ты сделал это во сне, я видела. Ты шел как робот, ты так ужасно смотрел перед собой! Будто в тебя вселился чужой дух! Правда!  — Злата закусила свою грейпфрутовую губку.
        Вадим подумал, что сейчас из нее брызнет сок. Девушка всхлипнула и заговорила снова:
        — Ты подошел ко мне, а я испугалась и стала отступать. Олег как раз вернулся домой, он попытался тебя остановить, но ты его оттолкнул. И выпал нож. Ты поднял его и три раза ударил им Олега!
        — Что ты говоришь!  — шепчет Вадим.  — Это же какой-то бред!
        — Вадим, я все это видела. Потом ты напал на меня…  — Она переводит дух.  — Ты сделал это и привязал меня к стулу. И ушел.
        — Я сделал это?..
        — Да!  — Она снова плачет.  — Если бы ты просто попросил меня, я бы согласилась. Но ты так грубо… И смотрел на меня как зомби из фильма ужасов! Я понимаю, ты — лунатик. Я читала о них.
        — Нет, это неправда!
        — Я видела!
        Вадим смотрит ей в глаза, испытывая легкое головокружение. Он не знает, последствия ли это вчерашнего перепоя, или слова Златы и ее глаза влияют на него так сильно? Ему просто плохо, и думается от этого совсем тяжело. Не думается.
        — Вадим,  — зовет она.
        Ее взгляд перескакивает с его правого глаза на левый и назад. Она смотрит на его губы. Снова на глаза. Она словно подгоняет его сделать или сказать что-то, но что — Вадик не понимает. И не хочет понимать. Головная боль нарастает, и он начинает злиться.
        — Это неправда. Ты врешь!
        — Не вру.  — В ее голосе нет сомнения.  — Вадик, я никому не скажу.
        Он опрокидывается назад, падает на задницу. От небольшого сотрясения тазовых костей боль в голове становится ужасной. Вадик закрывает лицо ладонями. Ему страшно.
        Он чувствует прикосновение ее легких рук к своим плечам. Они скользят, он ощущает ее объятие.
        — Я никому и никогда не скажу, что ты сделал. Пусть режут меня, я не скажу! Я даже придумала, на кого это свалить. Все поверят, правда!  — Она пахнет собой, своим женским запахом, немного путом, немного выветрившимися материнскими духами.  — Я никому не позволю тебя обидеть. Я клянусь.
        — Это же Олежка,  — плачет он.  — Это же твой брат…
        Она лишь крепче прижимает его к себе.
        Наши дни
        Лариса. Разочарование
        Прежде ее никто не обманывал.
        Лариса знала, что все дело в ее отличном инстинкте, подсказывающем правильные решения в отношении подруг и мужчин. Она почти с первого взгляда умела понять, будет ли эта девочка ей завидовать, будет ли говорить гадости, пытаться уколоть, отомстить за то, что она, Лариса, была красивой, благополучной и достаточно умной, чтобы ее любили люди.
        Она вмиг распознавала, окажется ли встреченный ею парень жадным мерзавцем, который будет говорить ей в глаза одно, а за глаза — другое. Станет ли он заигрывать с ее приятельницами и погуливать при удобном случае, будет ли унижать и обижать Ларису.
        И как она могла ошибиться с Русланом, было совсем непонятно! Она чувствовала в нем человека с чистым сердцем. Он нравился ей, даже несмотря на его многочисленные романы.
        Это разные вещи, чувствовала она. Руслан любил женщин, но, предпочитая отношения непостоянные, выбирал для себя тех, чье сердце он не мог бы разбить по определению.
        Взять, к примеру, Лилю, ординатора из неврологии. Лиля была нацелена на карьеру, можно было не сомневаться, что спустя пару десятков лет она возглавит больницу. Руслан был для нее разнообразием в серых буднях, просто любовником без матримониальных перспектив, удовольствия ради.
        Или Маша Крылова. Та была замужем за богатым обормотом, вредным, но щедрым. Маша одевалась лучше всех в больнице, даже лучше жены главного врача. Понятно, что иногда Маше нужно было подышать свежим воздухом, если вы понимаете, и Руслан был для нее форточкой.
        Лариса чувствовала, что лично у нее с доктором Давлетовым совсем другие отношения. С ней, простой медсестрой, он держался почти робко, был изумительно, трогательно ласков. И искренен.
        Их отношения почти целый год напоминали жеманный, но забавный менуэт в то время, когда танцующие изнемогали от взаимного острого желания. Лариса не делала первый шаг, потому что не делал первый шаг Руслан. А он не позволял себе приблизиться к ней, опасаясь, что не готов к серьезным отношениям.
        Когда все произошло, они оба поняли, что вот это и была та самая любовь, которую они оба так долго ожидали.
        Но вдруг что-то переменилось.
        Сначала он стал нервным и суетливым, перебивал сам себя, задумывался о чем-то, некстати выходил в другую комнату позвонить. В его словах и поступках появилась несвойственная прежде раздражительность, хоть он и не позволял себе срываться на Ларисе. Она стала спрашивать, что произошло и нужна ли помощь, но Руслан всегда отвечал: все в порядке.
        Да уж, вспоминала со злой иронией Лариса, в порядке! Следом за первым периодом охлаждения, а ведь этот раздражительно-суетливый период знаменовал не что иное, как охлаждение, наступил период второй. Руслан стал пропадать. Он отменял свидания, опаздывал на них, а причин не объяснял. Каждый раз, когда Лариса пыталась поговорить с ним по душам, ее мужчина снова становился собой, но длилось это недолго. Утром он был ласков, днем на работе изображал тайную бразильскую страсть, смеша Ларису невозможно потешными выходками, а вечером снова пропадал где-то.
        А тут еще и эта самая Злата, вдова друга Руслана, появилась — не развалилась.
        Лишь только Лариса увидела голубоглазую девицу в гипсе, как тут же поняла, что в душе Злата — самодовольная фифа. Это не имело особого значения, ведь Лариса была профессионалом, а пациенты всякие встречаются. Это не имело значения до тех пор, пока Руслан, покидая палату вдовы писателя, не стал говорить такие вещи:
        — Не понимаю я пациентов, хоть режь, все ноют и жалуются. Им назначено лечение, о них заботятся, следят за их состоянием, чего капризничать?
        — Ты, видно, не болел никогда, кукусеночек,  — отвечала ему в таких случаях Лариса.  — Врачи часто думают, что они не могут заболеть.
        Но вот когда доктор заговорил о том, что Злате нужен особый уход и повышенное внимание, Лариса посмотрела на блондинистую пациентку совсем под другим углом зрения. Почему Руслан проводил с ней больше времени, чем с другими пациентами? И почему он хранил ее карту у себя — в своей папке, которую либо постоянно носил с собой, либо оставлял в машине. Даже во время операций он прятал свою потаенную папку так, чтобы никто ее не обнаружил в его отсутствие.
        Лариса замечала это, потому что как можно было такое не видеть? Но до поры до времени все замеченное она оставляла без внимания. Она по-прежнему доверяла своему мужчине, полагая, что любить, не доверяя, невозможно.
        Но однажды он сказал:
        — Нам надо расстаться. Ты должна меня простить, это важно.
        Просто открыл рот и сказал это, будто не понимая, что режет Ларису без ножа. И не потрудился объяснить, с какого перепугу она должна вдруг взять — и перестать его любить!
        И вот после этого Лариса стала за ним следить.
        Злата. Преследование
        Злата уже знала, кому она продаст квартиру возле парка Менделеева. Ставку она сделала на сына «Гродинбанка», которому папа уже покупал в свое время однокомнатную квартиру в агентстве «Студио М». Сейчас сынок подрос, ему требовалось более шикарное жилье, и Злата об этом знала.
        Сыном «Гродинбанка» риелторы называли сына управляющего «Гродинбанком», ведь было ясно, что сын управляющего живет за счет всего банка, а вовсе не подачками с папиной зарплаты. Ясно было и то, что управляющий был все равно что царек в своем царстве. Это становилось очевидным при сравнении зарплаты кассирши и зарплаты управляющего. Кассирша получала ровно в десять раз меньше, но работала с 10.00 и до 19.00 с сорокапятиминутным перерывом, и отвечала за каждый грош. Заметим притом, что управляющий привык управлять с 11.00 и до 16.00 с двухчасовым перерывом, который он имел обыкновение проводить в одном из ресторанов города.
        Сын «Гродинбанка» вырос необаятельным толстяком. Его сущность, возможно, не была так уж убога, но лишнее подкожное сало мешало ему правильно отображать свои эмоции с помощью мимических мышц или поз, поэтому выглядел он как человек замкнутый. Недалекость клиента обнаруживалась благодаря его потугам выглядеть проницательным.
        Так он вел себя и в квартире, куда привела его Злата,  — бродил по комнатам, надутый и молчаливый, придираясь ко всему, что видел.
        — Второй этаж ведь не кирпичный? Метры второго этажа должны стоить дешевле в два раза… А трубы пластиковые? Они же дешевые. Почему цена квартиры такая высокая?.. Встроенная плита небось китайская?..
        На все эти вопросы Злата ловко находила ответы.
        Презентовав ему квартиру и уже зная, что клиент никуда не денется, она вышла на балкон и уставилась на дом напротив. На том балконе, где вчера курил двойник ее мужа, теперь было пусто.
        Злата перевела взгляд на голубое небо, посмотрела на зелень парка, уходившего на запад гигантской запятой. Если встроенная бытовая техника и была китайской, то вид из окна компенсировал все.
        На лоджию выполз Сын, и Злате показалось, что пол под ним накренился.
        — Дом напротив отсюда почти не виден,  — заметил он.
        Злате показалось, что толстяк разочарован.
        — Но вот с этим кое-что разглядеть можно!
        В его сосискообразных пальцах оказался неожиданный предмет. Бинокль.
        — Ага,  — размеренно сказал Сын.  — Вот там живет красотка!..
        Злата бросила на него взгляд, полный омерзения, но потом осадила себя — это уже не ее дело. Он платит деньги, какая разница, за кем он подсматривает?
        Она уставилась вниз, на улицу.
        На автобусной остановке, почти прямо под балконами дешевой панельки, стояли два маленьких человечка: мужчина и женщина.
        — Дайте бинокль!  — потребовала Злата.
        Толстяк не понял ее, тогда она выхватила бинокль из его лап и, приложив к глазам, навела окуляры на человечков. Они тут же стали большими, но недостаточно различимыми для того, чтобы понять, на самом ли деле на остановке стоит псевдопокойный Вадим Козырев.
        — Вы сами посмотрите тут что и как,  — сказала Злата, отступая с лоджии к двери.  — А я пока за документами съезжу…
        Сунула бинокль Сыну в руки и побежала — из квартиры, к лифту от дома к остановке. Те двое как раз садились в такси. Она — на заднее сиденье, он — вперед, рядом с водителем. Деревья, окружающие остановку, не позволили Злате рассмотреть мужчину яснее, но она точно знала, была уверена на все сто процентов: это был вчерашний парень. Нет, не просто вчерашний парень — это был Вадим!
        Вот эти джинсы они покупали в прошлом году на рынке. Злата выбрала Вадиму голубые, но тот сказал, что хочет черные. Они стали искать черные, а нужного размера не находилось. Он стал нервничать: ты давишь на меня! И толстовка тоже была знакомой. Месяц назад эти вещи (и другие) Злата отнесла на помойку и положила рядом с мусорными баками, чтобы их могли взять местные бомжи.
        Такси удалось поймать почти тотчас же. Злата показала водителю машину, увозившую ее мужа и его любовницу.
        — За ними езжайте!
        — Муж загулял?  — псевдоотеческим тоном, с надеждой всласть поиздеваться, спросил водитель.
        Злату передернуло.
        — Не загулял,  — сказала она.  — Умер.
        Такси Вадима направлялось в сторону бульвара. Злата пыталась разглядеть пассажиров внутри салона, но у нее не получалось — то впереди возникала чужая машина, то Златино такси начинало отставать. И если так случалось, она начинала торопить теперь уже молчаливого водителя.
        Несколько раз за время поездки Злате звонил сын «Гродинбанка». Он был потрясен и возмущен тем фактом, что какая-то риелторша, ноль на палочке, бросила его одного. Толстяк привык, что все, кого он встречал на своем пути, уже знали, кто он и что собой представляет его папаша. Зная это, они стремились ублажить Сына, а тут вдруг такое безобразие.
        — Я скоро приеду,  — пыталась успокоить его Злата.  — Вы пока осмотритесь, представьте себе, что живете в этой квартире…
        Сын вроде успокаивался, но вскоре звонил снова.
        Чем ближе такси подъезжали к бульвару, тем больше Злата думала об одном доме, и тем тревожнее ей становилось. Она выросла в том доме, в квартире с улучшенной планировкой. Именно там все и началось.
        И как всегда бывает, когда предчувствуешь что-то, но изо всех сил стараешься отмахнуться от предчувствий, а потом все равно предчувствия оправдываются, Злата испытала ожидаемый шок, увидев тот самый дом и то, что такси Вадима остановилось именно возле него. И даже у того же самого подъезда! Сейчас его сторожила глухая металлическая дверь, окрашенная синей, уже облупившейся местами краской.
        Вадим и та самая вчерашняя девица уже стояли у двери, когда Злата выскочила из своего такси. Парочка ее не заметила, они были поглощены беседой. И снова Злата не смогла рассмотреть призрак своего мужа детально. Он стоял спиной к ней и говорил слишком тихо.
        Девица достала ключ, приложила его к домофону, открыла дверь. Вадим пропустил ее вперед и вошел следом.
        Злата со всех ног бросилась к двери в надежде поймать ее до того, как она захлопнется.
        Не получилось.
        Она схватилась за ручку как раз в ту секунду, когда клацнул магнит замка. Вскрикнув от досады, Злата обхватила себя за плечи и огляделась в надежде, что сейчас придет кто-нибудь из жильцов этого дома и впустит ее внутрь.
        «Быстрее!  — торопила она придуманного только что жильца.  — Сейчас они войдут в квартиру, и я не найду их больше!»
        Потеряв надежду поймать своих призраков, Злата замерла возле запертой двери, сердитая и расстроенная. Неожиданно она услышала короткую зудящую трельку домофона и едва успела отпрянуть, как дверь решительно распахнулась.
        Из двери стремительно выходил мужчина, из-за плеча которого доносился женский голос.
        Заметив Злату, он остановился. Ему в спину, видимо, уткнулась шедшая за ним девица. Она произнесла что-то сердито, но он не обратил на нее внимания.
        Призрак Вадима и Злата стояли друг против друга. Он был удивлен — почему она не позволяет ему пройти, а она ощущала себя обманутой: это был не Вадим.
        — Можно пройти?  — спросил он совершенно невадимовским голосом.
        Злата отступила.
        Парень прошел, и возле Златы оказалась девица. Ее лицо перекосили то ли страх, то ли злоба.
        — Что вы тут делаете?  — спросила она.
        Не разобрав ее слов, Злата бросилась бежать.
        В агентстве «лучшего риелтора года» поджидали неприятности.
        — Сын «Гродинбанка» звонил и орал: как это ваша девушка бросила его посередине осмотра квартиры?!
        Марина сидела за своим рабочим столом, постукивая пальцами по металлической крышке своего ноутбука, ее грудь возмущенно топорщилась. Она видела, что Злата мышей не ловит, странно себя ведет, теряет клиентов, занимается какими-то собственными делами, она не приносит фирме денег. Это было возмутительно.
        С другой стороны, понимала Марская, Злата пережила большую трагедию, она только возвращается к нормальной жизни. По-хорошему Марина должна бы поддержать ее в трудный период, помочь вернуться в нормальное русло.
        Но куда покатится фирма, если все начнут переживать трагедии и нуждаться в понимании? Марине нужно платить налоги, аренду, зарплату, а еще у нее квартира в ипотеке, причем квартира большая, в месяц на коммуналку уходят такие деньги, что вам и не снилось!
        Все эти размышления вызывали у нее недоумение — как ей поступить со Златой?
        — Ты где была?
        — Мне стало плохо, и я выскочила на улицу.
        Тяжело посмотрев на нее — а Марина ни секунды не сомневалась, что Злата врет,  — она решила быть строгой, но великодушной:
        — Квартиру в парке теперь продаешь не только ты, а все риелторы агентства. Поняла?
        Злата закусила губу и вышла из кабинета начальницы.
        Злата. Неожиданное
        Домой Злата добралась только к вечеру.
        Оставшуюся от бесполезных своих приключений часть дня она провела в салоне красоты у знакомой мастерицы. В краске, ножницах и утюжках горячей потребности не было, ей просто хотелось отвлечься.
        Отвлечься не получилось, к вечеру Злата чувствовала себя совсем разбитой. Это было несвойственно ей, поэтому она понятия не имела, как бороться с такими вещами.
        Сбросив босоножки в прихожей, она прошла в спальню. Мелькнувшее в зеркале отражение было ложкой меда в бочке дегтя. В спальне Злата сняла платье, упала спиной на кровать, закрыла глаза. Минут пять лежала без мыслей, а потом ощутила голод и заставила себя встать.
        Вышла на кухню, налила в чайник воды из крана, зажгла газ. В холодильнике нашлись сыр, сосиски, творожный сырок. Злата достала все это, повернулась к столу и оторопела.
        На столе лежал надкусанный бутерброд: белый хлеб с вареной колбасой.
        — Вадим?  — невольно спросила она у бутерброда.
        Но этот бутерброд не мог иметь отношения к Вадиму. Патолог из анатомопатологического отделения, женщина с модной прической, перезвонила сегодня днем, когда Злата сидела в кресле парикмахера. Она сказала, что ее коллега делал аутопсию Вадима Козырева, и если Злата хочет, она может прийти в отделение и поговорить с ним. И тот парень из панельного дома, любовник девицы, так похожий на Вадима, не был Вадимом. Вадим умер.
        Бутерброд с выемкой в форме полумесяца мог оставить только кто-то чужой. Взломщик, проникший в квартиру Златы, например. Он мог прий ти с бутербродом, подумала Злата, и бросить его тут, потому что его спугнул кто-то. Даже если это смешно, это может быть правдой.
        Она бросила продукты, которые продолжала держать в руках, обратно в холодильник и побежала осматривать комнаты. Следов взломщика не обнаруживалось.
        — Пожалуйста, пусть приедет опергруппа,  — умоляла Злата дежурную МЧС.  — Полицейские! Эксперты! Я отдам им бутерброд, который надкусил вор. Можно определить ДНК этого негодяя. И отпечатки! Они могут снять отпечатки.
        — У вас что-нибудь пропало?  — равнодушно спросила дежурная.  — Следы взлома квартиры есть?
        — Не знаю, не видела.
        — Посмотрите внимательно. Если пропало что-то, тогда напишите в ближайшем отделении полиции заявление…
        Злата возмутилась:
        — Вы отделаться от меня хотите?
        — Но у нас нет оснований…
        Кинув трубку, Злата разрыдалась.
        В дверь позвонили. Она не успела открыть дверь, как услышала вопрос:
        — Ты как тут?
        На пороге стоял Руслан, а рядом с ним на коврике сидел эрдель Шухер. У Шухера на морде было написано любопытство, а у его хозяина — растерянность и беспокойство.
        — Нормально,  — ответила Злата.  — Проходи.
        Взгляд доктора скользнул вниз по ее фигуре, и только тут она осознала, что так и осталась в трусах и бюстгальтере, забыв одеться. Злата бросилась в спальню.
        — Злата, прости!  — крикнул ей вслед доктор Давлетов.
        Он вошел в прихожую, отцепил Шухера с поводка, приказав сидеть, и прошел в комнату.
        Злата, накинув шелковый халат, вышла из спальни.
        — Извини,  — сказала она.  — Я в полном шоке. Ко мне в квартиру вломился кто-то, а полиция и не думает приезжать! Ну и что из того, что у меня ничего не украли! Был же взлом.
        — Где взлом?
        — Ну а как он еще сюда попал?  — доказывала Злата.  — Только взломав дверь!
        — Кто сюда попал? Твоя дверь целая.  — Руслан бросил взгляд в сторону коридора.  — Ты видела у себя дома кого-то?
        — Нет, но я нашла его бутерброд!
        Давлетов смотрел на Злату, словно пытаясь понять — в себе ли она?
        — Я не ем вареную колбасу. У меня нет колбасы со смерти Вадима. А тут на столе — белый хлеб, который я тоже никогда для себя не покупаю, и колбаса! Я принесу.
        Она вышла в коридор, встретив по дороге облизывавшегося Шухера. Предчувствуя подвох, Злата подбежала к столу. Бутерброда не было.
        — Твой кобель сожрал бутерброд,  — сказала она Руслану, возвращаясь в комнату.  — Но отпечатки пальцев…
        — Злата, остынь,  — посоветовал Руслан.  — Сядь и успокойся. У меня есть кое-что для тебя.
        «Злата знает правду».
        — Что это?  — удивилась Злата.
        Листок бумаги с неровной строчкой из трех слов, написанных Вадимом прямо перед своей смертью, выпал из пальцев Златы.
        Они с Русланом сидели на кухне, перед ними на столе стояли кружки с чаем. В холодильнике Златы Давлетов обнаружил початую бутылку коньяка, оставшуюся от каких-то гостей. Злата выпила несколько глотков алкоголя, съела булочку с кусочком сыра и только после этого обрела способность спокойно рассуждать. Заметив это, Руслан подсунул ей записку.
        — Это то, что написал Вадим за несколько минут до того, как потерял сознание,  — пояснил Руслан, поднимая с пола бумажку.  — Я пришел, чтобы рассказать тебе все о его смерти. Мне кажется, что лучше сейчас, потому что потом будет слишком больно возвращаться к этим воспоминаниям. Уж лучше пережить все сейчас.
        Он замолчал.
        На прямых лапах и с опущенным хвостом на кухню вошел Шухер. Его не наказали за слабохарактерность, но он и сам знал, что, украв бутерброд, сотворил нехорошее. С другой стороны, Шухер видел, что хозяин не злился. Эрдель втянул носом воздух. Не уловив угрозы, лег у ног Давлетова.
        — Нет, но я все равно не понимаю,  — продолжала удивляться Злата.  — Что я знаю? Что он сказал?
        — Вадим не мог говорить… то есть почти. Горло болело от веревки.
        Выпрямившись на табуретке, Злата уточнила:
        — Почти не мог говорить?
        — Да.  — Руслан отвел глаза.  — Одно слово…
        — Слово?
        — Имя…
        — Руслан, да что уже там? Говори!
        — Он потерял сознание, стал бредить и сказал: «Юля».
        С презрением хмыкнув, Злата встала, чтобы начать убирать со стола.
        — Кто это?  — спросил ее Руслан.
        — Да никто.
        Тарелку с нарезанным сыром и коньяк она поставила в холодильник, а кружки — в раковину. Повернулась к Давлетову и заметила, что он смотрит на нее с ожиданием.
        — Чтобы тебе не мерещилось, черт знает что…  — Она вернулась на свое место, села, запахнула полы халатика, так и стремящегося выставить напоказ ее бедра.  — Эта Юля была нашей одноклассницей. Она бегала за Вадиком, а он ее жалел. Она страшненькая была, глупая, поэтому и жалел. Все, не хочу больше про нее.
        — Я подумал,  — сказал доктор,  — что Вадик убил себя из-за того, что случилось не сейчас, а много лет назад.
        Зарывшись пальцами в свои светлые волосы, художественно растрепанные и продуманно спутанные мастерицей в салоне, Злата отвела их от лица жестом крестьянки, измученной полевыми работами. Когда она подняла руку, шелковая ткань халата облепила ее грудь, и Руслан закусил губу, в смятении отворачиваясь.
        Рассеянным жестом он погладил Шухера за ухом. Шухер тут же встал, спрашивая круглыми карими глазами: меня наконец-то кормить будут?
        — Вкусная была колбаса?  — спросила его Злата.
        — «Докторская»,  — ответил за своего кобеля Давлетов.
        Она рассмеялась, а потом вдруг тревожно вздохнула.
        — Давай-ка выпьем,  — предложил Руслан, не заметив собачьего взгляда.  — Я сгоняю за пивом. Или еще коньячку?
        Злата пожала плечами и сложила ладони на коленках. Ее брови приподнялись, а губы округлились.
        — Ну… я не против. Пива.
        Руслан встал, поднял с пола поводок:
        — Мы в магазинчик слетаем!
        Злата. Влюбленность
        Шухер, скрывавший за идиотски-развеселым видом глубокое, веками воспитанное в его породе понимание человеческой натуры, знал, что вечер этот человечьи самец и самка завершат в постели.
        Так и случилось. До тех пор пока Злата не решила, что выпила достаточно, чтобы последствия свалить на алкоголь, ничего не происходило. Они говорили о недвижимости и хирургии, не смущаясь тем, что эти темы весьма плохо сочетались. Руслан рассказывал комичные случаи из своей практики, Злата жаловалась на глупых и богатых клиентов. Они пили, смеялись и снова пили.
        Наконец Злата ощутила, что готова. Ничего не изменилось, только халат распахнулся на пару сантиметров шире, шея чуть изогнулась, отяжелели веки, крылья носа чуть задрожали.
        Руслан уловил этот момент благодаря обширному опыту свободного мужчины.
        — Я всегда завидовал Вадику, что у него такая красивая жена,  — произнес он, словно пароль.
        — А я это замечала,  — услышал он условленный ответ.
        Он протянул длинную ловкую руку к ее щеке и убрал с нее светлую волосинку, прилипшую к разгоряченной коже.
        Деликатный Шухер вышел в коридор и там со вздохом развалился на половичке. Он всегда скучал во время брачных игр хозяина.
        Доктор Давлетов чуть улыбнулся — самыми уголками губ и внешними краями глаз. Злата чувствовала в нем скрытое напряжение, но отнесла его за счет опасения получить отказ, что, конечно, ему не грозило.
        Она взяла его руку и провела щекой по чуткой ладони хирурга. Рука Руслана гладящим движением скользнула на плечо Златы, округлое и теплое под шелком халата. Он опустился на колени. Невольно Злата потянулась к его губам. Их взгляды встретились.
        Руслан поцеловал ее губы.
        — Ты не пожалеешь?  — вдруг спросил он, отстраняясь.
        — Это зависит от тебя.
        — Злата, сейчас я наобещаю тебе златые горы, но…
        Она встала и потянула его за рукав, увлекая в сторону спальни.
        — Давай не будем загадывать,  — предложила она.
        Злата открыла глаза. Еще за минуту до этого, просыпаясь, она ощутила рядом тепло другого тела, пахнущего одновременно чуждо и приятно. Накинув полупрозрачную ночную рубашку на тоненьких бретельках, сбегала в ванную, почистила зубы. На кухне поставила чайник на огонь. Ей хотелось кофе.
        Вернувшись в постель, легла на бок, подставив руку под голову. Руслан в ее отсутствие перевернулся на спину. Он был абсолютно голым, а простыня сползла с его тела вбок.
        Злата протянула руку и обрисовала ноготком его профиль, задержав палец на губах.
        Ее прикосновение было щекотным, к тому же привыкший рано просыпаться Давлетов уже выплывал из сновидений. Он смешно плямкнул ртом и открыл глаза. Повернул к ней голову, невольным движением накрылся простыней до самого подбородка.
        — Как ты?  — спросил он осипшим со сна голосом.
        — Хорошо,  — улыбнулась она.
        Руслан привстал, нашел на полу свои трусы и, пошатываясь, побрел в ванную. Через несколько минут, снова опрокидываясь в постель, Давлетов выглядел удивительно свежим и бодрым.
        Злата подобралась к нему поближе, и он, ловко перевернувшись, тут же подмял ее под себя. Она засмеялась, обвивая руками его плечи. Он погладил губами ее ключицу.
        — Давно мне не было так хорошо,  — прошептала Злата.
        Руслан вряд ли мог ответить ей тем же, но он и не собирался говорить. Доктор любил утренний секс.
        Уже с начала июня солнце, всплыв на небосклон ранним утром, тут же принималось остервенело жарить людей, животных, растения, дома и машины. Спасения от светила не было. Ну разве что если вам повезло работать в офисе с кондиционером, да еще и дома имелась хорошая сплит-система, и курсировали бы вы между этими основными пунктами в машине с охлажденным салоном, а иначе никак.
        В такие лета значение материального достатка всегда вырастало. Богатые выглядели хорошо и на здоровье не жаловались, а нищеброды, в другое время года вовсе не такие уж несчастные, маялись от жары и обещали себе и близким, что получат премию, выиграют на скачках, найдут клад, тюкнут топором старуху процентщицу — и приобретут сплит-систему вкупе с путевкой на Северный полюс. Обещания смывал первый осенний дождик, а после их забывали.
        Все персонажи, задействованные в этом сюжете, переносили жару по-своему. В начале июля Марина, не ожидая от лета приятных финансовых сюрпризов, укатила к друзьям в Грецию. Остальные сотрудники работали как и обычно, но с ленцой.
        Злата, любившая тепло, сорокаградусную температуру переносила адекватно. Руслан, от природы обладавший завидной терморегуляцией, был ей под стать. Лишь свои любовные игры они перенесли в ванную, предаваясь радостям слияния под прохладным душем, и это была их единственная уступка пеклу.
        Свободное время влюбленные проводили в постели: разговаривали, смотрели кино, Руслан читал свои медицинские журналы, они вместе искали развлечения в Интернете, переписывались с друзьями, ели, пили пиво и болтали по телефону.
        Руслан вел себя как примерный любовник и друг, он говорил Злате приятные вещи — о ее красоте, о своих чувствах. Она удивлялась, что писатель Вадим Козырев за десять лет их отношений не нашел и половины тех слов, что сказал ей доктор за несколько недель.
        Злата ловила себя на мысли, что чувствует себя счастливой.
        Злата. Кощунство
        В одно золотистое от солнца воскресенье Руслан решил, что они оба должны побывать на могиле Вадима. Он удивился, узнав, что Злата еще ни разу не ездила на кладбище.
        — Не люблю кладбища,  — пояснила она.
        — Кладбища никто не любит,  — ответил Руслан.  — Может, только сатанисты, некрофилы да люди, получающие доход с похоронного бизнеса. Мы поедем, и все!
        Последние восемь лет гродинских покойников отвозили за западный рубеж города, на Новое кладбище, отталкивающее своей природной непривлекательностью. Если вы останавливались у каменных ворот Нового кладбища, чтобы обозреть пейзаж, то видели плоское поле с могилами, уходившее пустынной частью к горизонту, ограниченное справа далекой заусенчатой чертой лесополосы и слева — трассой.
        Новое не нравилось гродинцам. Старое кладбище, Калининское (по названию улицы, которая к нему вела), выглядело совсем иначе: оно было разбито на пригорке, с которого открывался вид на водохранилище, а так как Калининскому было уже около восьмидесяти лет, между могилами выросли заборы кустарников, тополя, березы, яблони, превратив это место в печальный сад воспоминаний. На Калининском кладбище покоились брат Златы и отец, а Вадиму не повезло — его похоронили на Новом.
        Сойдя со ступенек автобуса у ворот Нового кладбища, Злата заметно помрачнела. Руслан сделал вид, будто не заметил ее недовольства, а когда они подходили к Вадиковому пустому участку — еще без памятника, но уже и без похоронных венков, он присвистнул.
        Могильный холм возле деревянного креста с именем писателя оказался разворочен. Это выглядело не только страшно, но и странно. Серую, высохшую под палящим солнцем землю кто-то разбросал, а комья ее раздавил, словно в безумной пляске.
        — Даже после смерти нет ему покоя,  — сказала вдова. Она казалась уже не просто мрачной или раздраженной. Она злилась не на шутку.  — Черт! Зачем ты меня сюда притащил?!
        — Я разберусь с этим,  — пообещал ей Руслан.
        — У них тут всякая шваль бродит!  — возмущалась Злата.  — Что тут происходит? Увидишь, сторож захочет денег за охрану!..
        Руслан ей не отвечал.
        — Вчера было полнолуние,  — сказал он, когда Злата исчерпала свое недовольство.  — Вадим обожал полнолуние.
        Они все еще стояли рядом с развороченным холмом. Безотвязный полевой ветер трепал светлую рубашку и черные волосы Давлетова. Пытаясь противостоять потокам воздуха, Злата придерживала свои золотые кудри растопыренной пятерней с розовыми ноготками.
        — Хочешь сказать, он из могилы выбрался?  — с издевкой спросила она.
        — Это не я, а ты встречаешь в городе Вадима.
        — Это было давно, а могила разрыта недавно,  — привела Злата неожиданный довод.  — Ладно, все это не смешно. Я домой поеду.
        — И ты не знаешь, почему Вадику нет покоя?  — настаивал Руслан.
        Она молчала, кусая губы.
        — Он самоубийца!  — объяснил Руслан.  — Это не наводит на размышления?
        — Ты веришь во всякую мистику?  — Злата раздраженно рассмеялась.  — Боже! Ты же врач, ты же в двадцать первом веке живешь!
        Она смеялась тихо и мелодично, словно услышала отличную шутку.
        Веселье на кладбище выглядело так дико, что Руслан не удержался и схватил ее за плечо.
        — Перестань!  — крикнул он.  — Перестань немедленно! Сердца у тебя нет!
        Она успокоилась и умолкла. Выпрямила спину, закусила губу и, ускорив шаг, направилась к остановке.
        Руслан остался на месте, достал сигареты, закурил. Вслед своей подруге он не смотрел.
        Руслан не вернулся к ней после кладбища, но Злата сама пришла к нему поздней ночью. До этого она выпила с подружкой вина, а проводив гостью, решила, что ссора на кладбище была дурацкой. Чего ей вдруг приспичило смеяться? И он, конечно, жалеет о своей грубости.
        Спустилась на его этаж, позвонила в дверь, а когда он открыл, обняла его.
        Руслан определил:
        — Красное полусладкое вино с клубникой.
        Нырнул губами к ее ключице и поднял на руки.
        В постели забываются любые обиды.
        Злата. Досада
        Вечером следующего дня они ужинали у Златы. Руслан рассказал, что на могиле Вадика наведен порядок, а сторож пообещал присматривать за ней, но посоветовал обустроить бетонную или гранитную гробничку и памятник поставить. Злата восприняла информацию молча.
        После еды она стала мыть посуду, а Давлетов ушел в гостиную к телевизору.
        Злата прошла мимо него в спальню, там сняла сарафан, оставшись в розовом бюстгальтере и трусиках того же цвета. Руслан мог видеть ее с дивана, но он не смотрел. Не смотрел он и на экран телевизора, где бегали по зеленой травке парни в шортах. На его коленях стоял ноутбук Вадима.
        А между тем Злата задержалась у зеркала. Свое отражение она одобряла. Ее кожа была теплого оттенка, сочетающегося с золотом волос, и, поднимая их над шеей, она выглядела так, что сама себя хотела.
        — Ты его пароль не знаешь?  — крикнул ей Руслан из соседней комнаты.
        — Нет,  — отозвалась Злата.  — Иди сюда.
        Он пробурчал «угу», но от клавиш не оторвался.
        — Пароль у него — «Луна», представляешь?  — продолжал общаться с ней из гостиной доктор,  — Злата, а что это за роман: «Стокгольмский синдром»?
        Голос и слова доктора не соответствовали ее настроению. Опустив руки, она поймала в зеркале свой собственный скисший взгляд.
        — Руслан, ну откуда я могу это знать?..
        Он притих в гостиной, а Злата занялась своими делами: постирала вручную любимую голубую, в цвет глаз, майку, позвонила маме по скайпу. После недолгой беседы — как дела, как погода?  — села перед телевизором посмотреть на жизнь звезд. Она включила телевизор, стоявший в спальне, чтобы не говорить с Русланом на темы, которые ей совсем не хотелось обсуждать.
        — Ты читала хоть что-нибудь из того, что написал твой муж?
        Давлетов вошел в спальню, держа в руках ноутбук Вадима.
        — Нет, я не люблю фантастику.
        Он прилег на кровать и пристроил компьютер рядом.
        — Вадик был очень талантливым человеком. А этот новый роман — не фантастика… Слушай: «Его шея предчувствовала петлю, как предчувствует смертельный удар током корова, идущая по деревянному настилу в загон для забоя скота…» Что скажешь?
        — Вряд ли коровы что-то предчувствуют,  — возразила Злата.
        — А это: «То, что некогда казалось спасением, оказалось ловушкой. Теперь, после сеансов у толстого психолога, он был совершенно уверен: сомнамбулизм был выдумкой, в которую он поверил, будучи юным и глупым. А после на этом его заблуждении была выстроена ложь, погубившая его жизнь».
        Злата сосредоточенно смотрела в телевизор, словно не могла пропустить ни единой подробности перипетий скандала между родственниками умершей третьесортной певички.
        На последовавший за чтением этого абзаца вопрос Злата закатила глаза.
        — Он слушал Judas Priest?
        — Что ты от меня хочешь?  — спросила она, поворачиваясь к Руслану.
        — Почитай это!  — Он указал на экран компьютера.  — Вадим был лунатиком? Он везде рассказывал, что ходит во сне. В своих интервью об этом говорил. Это правда?
        — Какая разница?  — удивилась она.
        Руслан выглядел очень серьезным:
        — Вадик ходил во сне или нет?..
        Злата вздохнула, демонстрируя тем самым, что для продолжения этого разговора ей требуется больше кислорода и терпения:
        — Я ни разу не видела, чтобы Вадим ходил во сне, наверное, сплю крепко. Этой осенью и зимой, примерно до февраля, он работал по ночам. Если я просыпалась, то видела, что он сидит перед ноутбуком, но свет не включает. Вот и все его снохождение. Это подходит?
        Руслан и раньше знал, что все будет непросто, но не предполагал, что до такой степени.
        Около пяти минут он читал, лежа на кровати. Злата снова уставилась в телевизор, она надеялась, что Руслан успокоился и оставит наконец свои расспросы. Однако она ошибалась.
        — «Стокгольмский синдром» — это роман о парне, который однажды узнал, что во сне убил своего лучшего друга.  — Давлетов не отрывался от экрана ноутбука, а потому не замечал гримасок вдовы писателя.  — Девушка этого парня говорит, что видела, как он это сделал, но никому не скажет, если он останется с ней. Она сказала ему, что он — сомнамбула. Но потом оказывается, что убийца — эта самая девушка. Она хотела удержать главного героя, для этого и убила своего брата. Что ты думаешь о таком сюжете?
        Не отрывая взгляда от экрана телевизора, Злата достала маникюрный набор. Руслан нащупал пульт на покрывале постели и выключил телевизор. Злата скинула ноги с кровати, намереваясь встать.
        — Слушай еще.  — Он пригвоздил ее взглядом к месту.  — «Это было удобно — находиться в ее полной власти. Безумно, но удобно. Безумно удобно. «Eat me alive»,  — напевал он, встречая ее с работы. «Что?  — спрашивала она рассеянно.  — Слушай, ты же любишь бастурму? Я купила тебе триста граммов. И кофе. Ты просил «Президент», но я купила тебе подороже. Настоящий, аргентинский. Ты проголодался?» Это был такой особый кайф — холить тело, в котором горит душа. Для нее и для себя. Оправдывая ее, потому что он уже почти любил ее, он говорил себе: она не понимает».
        И тут Злата вскочила на ноги.
        — Зачем ты изводишь меня этой ерундой? Зачем ты мне это все читаешь? Я ничего не думаю о том, что писал Вадим. Ничего! Я вообще читать не люблю! На что ты тут намекаешь? Чего ты хочешь?..
        Руслан закрыл ноут покойного друга и молча покинул спальню. Спустя несколько секунд за ним закрылась входная дверь.
        Злата. Недоверие
        В гистологическое отделение Злату долго не пускали. В прошлый раз — не спросили, кто она, куда идет, а теперь медсестра вцепилась в нее как питбуль, не слушая никаких аргументов.
        Злата совсем распсиховалась, потому что терпеть не могла отказов, но тут в конце коридора показался стройный силуэт Ирины Алексеевны, и все уладилось само собой.
        — И что вас на этот раз привело?  — спросила патолог, останавливаясь у поста медсестры.
        — Фото… Хочу забрать фото мужа. Решила сделать памятник на его могиле, мраморную плиту положить, а иначе могилу разрывают какие-то ублюдки.
        — Ах, ну да! Пойдемте!
        Вредная медсестра тут же сделала вид, будто ее ничто не касается.
        В кабинете Ирина Алексеевна нашла в ящике стола фото, расспросила о делах и проводила посетительницу из отделения.
        Злата спрятала фотографию Вадима в сумку и огляделась: откуда-то завлекающе запахло сигаретным дымком, захотелось покурить. Запах привел ее на черную лестницу. Там стоял высокий мужчина респектабельной наружности с сигаретой в руке. Он был лыс, круглоголов, а руки имел крупные, мускулистые, как у массажиста.
        Поздоровавшись, Злата постаралась догадаться, зачем нужен массажист в патологоанатомическом и гистологическом отделениях.
        Она полезла за сигаретами, а доставая пачку, вдруг выронила фото на пол. Мужчина ловко нагнулся, поднял фотографию и отдал ее Злате. Именно в этот момент Злата прочитала у него на беджике: патолог Олег Ярославович Скороспелов.
        — Так это вы моего мужа вскрывали?  — спросила она неожиданно для себя самой.
        — Что?
        — Это мой муж,  — указала она на фотографию.
        Олег Ярославович пригляделся к фото:
        — Не помню…
        — Разве Ирина Алексеевна вам не показывала эту фотографию?
        Патолог недоуменно пожал плечами. Бросив недокуренную сигарету в пепельницу, Злата отправилась в хирургию.
        Первой в хирургическом отделении краевой больницы Злате встретилась медсестра Лариса, та самая, ласковая изобретательница забавных слов. Сделав вид, будто не узнала свою недавнюю пациентку, она прошла мимо, но тут же передумала, остановилась и окликнула Злату. Злата обернулась, совершенно не представляя, зачем им разговаривать.
        — Руслана тут нет,  — сказала Лариса, поджимая губы.  — Он назначил тебе время встречи?
        Минуту назад она видела, как доктор Давлетов вошел в кафе, расположенное возле больницы. В этом кафе они не раз пили вместе кофе, а прежде, как прекрасно знала Лариса, Руслан водил туда всех своих любовниц, так как его коллеги это заведение не приветствовали. Если бы не срочные дела в процедурном кабинете, она бы обязательно вошла в кафе следом за неверным доктором и посмотрела, кто на этот раз составляет ему компанию. А так как Злата была здесь, то — Лариса едва скрывала ликование — получалось, что Руслан изменяет и ей!
        — Он меня не ждет,  — осторожно ответила Злата, надеясь, что скандала не будет.  — Я должна кое-что ему рассказать…
        Эти слова подтверждали догадку медсестры.
        — Не ищи его в отделении!  — резко оборвала ее Лариса.  — Нет его тут.
        Выражение лица Ларисы было торжествующим, Злата попятилась.
        — Если уж очень хочешь его увидеть,  — добавила медсестра,  — то сходи в кафе за углом! Ты думаешь, что ты особенная и тебя он не бросит, как бросил меня? Пойди посмотри сама!
        Кафе за углом было заведением с сомнительной репутацией: отделанные сайдингом стены, заклеенные пленкой потолки, прилавок советских времен, дешевая посуда и кухня, главным блюдом которой были необыкновенно жирные пирожки с иллюзией мяса. Подобные места в Гродине, городе, где все делалось напоказ и с претензией, стали с некоторых пор редкостью. Гродинцы оценили преимущества цивилизованных заведений питания, поэтому большинство дешевых кафешек были выкуплены людьми с деньгами, отремонтированы и теперь пугали ценами не только пьянь и рвань, прежде составлявшую основной контингент посетителей, но и благопристойно выглядевших капиталистических рабов из ближайших офисов.
        Традиционные рыгаловки остались только возле вокзалов и еще — возле краевой больницы. То есть в тех районах города, куда местные не ходили. Правда, рыгаловки тоже претерпели изменения, вычеркнув из ассортимента алкогольные напитки и значительно расширив меню. Теперь и в них не ждали окрестную алкашню, а только проголодавшуюся деревенщину, чьи финансовые возможности не позволяли им холить желудки.
        И в этот жаркий летний день приезжие казались местными в этом кафе, а два врача за столиком в углу выглядели иностранцами. В кафе было жарко, бестактные мухи ползали по столикам, а кассирша в углу совсем разоблачилась, добавив к меню кафе, кроме хлеба, еще и зрелище своей немолодой груди и усыпанных родинками полных плеч. Она считала себя привлекательной женщиной, и у нее не было повода сомневаться в этом, так как ежедневно она получала по нескольку предложений о свиданиях.
        Осмотрев антураж, Злата подумала, что пришла бы в такое место только в крайнем случае.
        Она подошла к столику, застеленному не слишком чистой скатертью. На скатерти стояло две чашки с напитками бурого цвета и тарелка с двумя пирожками, на которые никто так и не покусился.
        Появление Златы оборвало фразу Руслана на середине.
        — Что ты тут делаешь?  — спросил он. Казалось, Давлетов был застигнут врасплох ее появлением.
        Замершая с приоткрытым ртом Ирина Алексеевна выглядела и вовсе испуганной.
        — Очень хорошо, что вы тут вдвоем!  — объявила Злата, не пытаясь сдерживать чувств. Теперь она прекрасно понимала Ларису, ощущая яростную ненависть к элегантной, обвешанной золотом докторше и желание убить самым жестоким способом предателя Руслана.
        — Но мне уже пора,  — мило улыбнулась патолог, словно очнувшись.  — Меня ждут.
        Она указала на золотые часики на запястье.
        — Идите,  — отпустила ее Злата.  — Трупам ведь некогда.
        Сделав вид, будто она не замечает хамства, Ирина Алексеевна отодвинула свой стул.
        — Но для начала,  — остановила ее жестом Злата,  — объясните, почему патолог, который, как вы сказали мне, вскрывал…
        — Делал аутопсию,  — поправила ее доктор.
        — …не узнал на фото моего мужа? Вы же обещали, что покажете ему фото, а после перезвонили мне, и соврали, что он помнит Вадима!
        Злясь все сильнее, Злата задыхалась в рыданиях: обида и ревность душили ее.
        — Сядь,  — велел ей Руслан.
        Он встал и положил руку на ее локоть. Злата отбросила его руку. На них троих уже косились окружающие. Гомон людских голосов стих, любопытные гости областного центра навострили уши.
        — Ир, ты иди,  — сказал Давлетов коллеге.  — Я расскажу Злате правду.
        Ирина Алексеевна тут же вскочила с места, подхватила свою элегантную холщовую сумку и унеслась прочь, провожаемая взглядами посетителей кафе.
        — Хорошо, идем.  — Руслан взял Злату за предплечье и повел к выходу.
        Она подчинилась, но это было временной уступкой: ее запал вдруг поугас, решительный настрой сдулся, как проколотый мяч. Хотелось даже сбежать, но прежде Злата никогда не боялась разборок и выяснений отношений, не испугается и теперь. Если Руслан врет, то он должен объяснить почему.
        В сквере возле главного корпуса больницы, рядом со старинной деревянной лавочкой, исцарапанной измельчавшими последователями Герострата, Руслан остановился и повернул Злату к себе лицом.
        — Что?  — спросила она резко. Луч солнца попал ей в левый глаз и мешал сосредоточиться.
        — Ирина тут ни при чем. Я ее попросил…
        — О чем?
        — Соврать тебе,  — признался он.
        — Зачем?  — выкрикнула Злата, чтобы почувствовать себя правой.  — Что ты затеял? Значит, Вадим жив?
        — Господи…  — Он выставил перед собой руку.  — Нет!
        Злата смотрела на него, не понимая, злиться ей или плакать, а он все тянул с объяснениями, словно сам не знал, что сказать.
        — Хорошо,  — наконец произнес он.  — Хорошо. Я все тебе скажу. Ты можешь мне не верить, я бы сам себе не поверил, но так случилось, ничего не изменить…
        Он снова замолчал, потирая лоб.
        — Да говори уже хоть что-нибудь!
        — Ладно, хорошо. После реанимации Вадим стал приходить в себя. Тогда он написал записку, хотел что-то сказать. Но я должен был видеть, что не все в порядке. Я должен был в тот же момент сделать МРТ, потому что понимал — с его мозгом что-то происходит. Это такие реакции… такие вещи, что видит только врач: расширенный зрачок, тремор пальцев на левой руке… Ну и еще все такое…
        Нетерпение мучило Злату почти физически.
        — И что?  — спросила она.  — Что?
        — Но я не сделал МРТ. Даже идиотского рентгена не сделал, потому что говорил себе — ничего не происходит, я ничего не вижу. Я не вижу, что налицо все симптомы тромба в мозгу, не хочу видеть!
        — Господи, почему?!
        — Я люблю тебя.
        Сначала Злата не поняла, зачем Руслан признался ей в любви. Это было не вовремя, некстати. И только после минуты молчания, глядя на него, в отчаянии закусившего губу, она начала осознавать им сказанное.
        — Из-за меня ты…
        — Да,  — Руслан почти всхлипнул,  — я совершил преступление! Если бы я диагностировал тромб, Вадику сделали бы срочную операцию. Он бы жил. Ты можешь подать на больницу в суд, меня уволят, лишат возможности работать врачом. Я согласен, я это заслужил.
        — Вскрытия не было?
        — Нет. По правилам это возможно, ведь я оформил дело так, будто Вадим умер в реанимации сразу после приезда в больницу.
        — А она — твоя любовница…
        Он покачал головой и ответил:
        — Все прозаичнее, Ира — моя сестра. Я ей ничего не говорил, но, когда ты пришла к ней с фотографией и назвала ей мою фамилию, она решила подстраховаться. Солгала тебе, будто это не она делала вскрытие, а потом позвонила мне. Я и попросил ее сказать тебе, что аутопсию Вадика делал другой патолог. Понимаешь?
        Он всматривался в ее лицо, ожидая приговора.
        — Ты не виноват,  — сказала Злата. Она смотрела в сторону, на воробьев, суетящихся на ветках каштана.  — Он хотел умереть, поэтому он умер. Ты бы спас его, а он бы снова повесился.
        Надежда Ивановна. Задание
        Вечером Злате позвонила мама. Поговорив о том о сем, она вдруг попросила с виноватым видом:
        — Доча, помоги тете-Зоиной племяннице с продажей квартиры!
        Именно по этому самому виноватому виду Злата и догадалась, что мать сама напросилась на то, чтобы ее дочь, лучший риелтор в Гродине, помогла чужой тете с продажей старой и запущенной квартиры, которой грош цена (по Златиным ВИП-меркам). Такие выходки были в характере Надежды Ивановны. Она любила изображать из себя эдакую фею, у которой все схвачено, а после кто-то третий должен был выполнять ее обещания, проклиная чертову фею на чем свет стоит.
        Попрепиравшись немного с матерью, Злата согласилась помочь. Получив желаемое, Надежда Ивановна расцвела и сообщила еще одну новость: сын тети Зои Ромка, теперь сидевший в СИЗО и ожидавший суда за убийство матери, оказывается, уже давным-давно был выписан из ее квартиры. Судя по слухам, достигшим Испании и ушей Надежды Ивановны, узнав об этом, он и огрел мать по голове табуретом. А наследницей квартиры тети Зои по завещанию оказалась дочь ее сестры, Наташа. В завещании было условие, что наследница возьмет на себя обязательство заботиться о двоюродном брате. На что рассчитывала тетя Зоя, завещая племяннице вместе с квартирой неуправляемого сына-алкоголика, было совершенно непонятно.
        Наташа была одинокой женщиной лет сорока, она уже много лет работала и жила в Москве, снимая квартиру. Заботиться о Романе ей было не с руки, да и возможно ли было о нем заботиться?
        Однако Роман сам освободил Наташу от бремени опеки. Теперь же, получив наследство без отягчения, она решила обратить недвижимость в деньги, а после планировала обратный процесс, но уже в столичном измерении и, конечно, с солидной доплатой.
        Наташа собиралась приехать в Гродин на днях, подписать что нужно, оставить доверенности, а после вернуться в столицу и ждать перечисления на свой счет средств от продажи.
        — Ну, Злата, ты ж помоги и вещи из квартиры вывезти!  — скомандовала Надежда Ивановна, совершенно забыв принять виноватый вид.
        — Мам, да ты что! Это к моей работе никакого отношения не имеет!
        — Твои же клиенты все время переезжают, тебе ж удобнее…
        — Мам, да что мне удобнее?!
        — Наташа тебе заплатит!  — поставила точку мать и быстренько, пока не получила резкого отказа во всех своих просьбах, отключила связь.
        Злата едва сдержалась, чтобы не стукнуть по компьютеру. Вместо этого она ругнулась.
        — Ты чего это?  — спросил Руслан, входя в комнату.
        Обычно, если Злата общалась с матерью, он старался не попасть в объектив камеры компьютера. Злата считала, что это правильная политика — мамы так устроены, что чем меньше у них информации, тем на душе у них спокойнее.
        — Мама!  — ответила ему Злата, в одном коротком слове выдав всю гамму охвативших ее чувств.
        Следом она рассказала и о подоплеке своего раздражения. Как ни странно, Руслан посоветовал ей просто успокоиться, а мамино пожелание выполнить.
        — Знаешь,  — добавил он, задумчиво поглаживая шерстку на спине Шухера, пришедшего следом за хозяином из кухни, хоть в комнате ему и не светило получить что-нибудь вкусное,  — моя мама умерла пять лет назад, и я часто думаю, что люди, чьи родители живы, просто не осознают своего счастья. Вот бы моя мама меня сейчас хоть о чем-то попросила!
        Злата. Воспоминание
        Ближайшие выходные Злата вместе с Русланом пожертвовала на то, чтобы освободить квартиру тети Зои от вещей. В дом своего детства Злата вошла не моргнув глазом. Будто и не случилась здесь много лет назад страшная трагедия, будто не ожидала она двойника своего мертвого мужа возле подъезда этого дома всего с полмесяца назад.
        К моменту смерти тетя Зоя совершенно потеряла интерес к жизни, что радикально отразилось на состоянии ее жилья. В детстве Злате приходилось заглядывать к соседке, и она до сих пор помнила запах оладий, чистую клеенку на кухонном столе, кипенно-белые занавеси на окнах.
        Теперь интерьер выглядел иначе: ободранные обои, затоптанный пол, почерневший потолок, будто в квартире имелась печь, которую топили по-черному, битые стекла в серванте, исцарапанная полировка мебели, просиженные диваны. А самым ужасным был запах, сменивший сладкий аромат оладий: смесь старости, злобы, безумия, безнадежности и тоски — вот чем пахло теперь у тети Зои.
        Выбрасывать тут нужно было все.
        Проработав в двух комнатах около трех часов, Злата и Руслан вынесли из квартиры четыре десятка полных мешков барахла и три большие коробки с тем же содержимым.
        После этого Руслан сказал, что больше не может ни видеть, ни нюхать все это, поэтому он идет на балкон курить.
        Злата в усталости села на трехногий стул возле секретера в комнате Романа. Секретер она еще не открывала.
        Вздохнула, решив, что надо скорее заканчивать то, что начато, и, подцепив пальцами слегка перекошенную дверцу, опустила ее. Секретер был почти пуст, если не считать трех битых чашек, инструментов — кусачек, плоскогубцев, напильника, а также старых журналов и коробки из-под мужских туфель сорок третьего размера.
        Злата вытащила эту коробку на столешницу и сняла крышку. В коробке оказались пожухлые фотографии Ромки, его класса, школы, его друзей и родителей. Фото были такие старые, что Роман на них еще выглядел человеком.
        Под фотографиями в коробке были свалены разные мелочи: фигурные открывалки для бутылок, старые монетки, значки, булавки, сломанные дешевые украшения и прочая ерунда.
        Равнодушно глянув на это добро, Злата заметила нечто знакомое. Это были мужские часы «Слава» в позолоченном корпусе. Перевернув их, она разглядела гравировку: «Дорогому внуку в день шестнадцатилетия от дедушки Миши». Невольно она улыбнулась.
        Дедушка Миша был уютным старичком, папиным папой, которого они навещали в Рязани почти каждое лето. Когда Олегу исполнилось шестнадцать, дед и подарил внуку эти часы. Олежка любил дедушку Мишу, поэтому носил часы не снимая. Механизм вскоре сломался, вспомнила Злата, причем так, что починить его было невозможно, но Олег все равно не снимал их. Злата хорошо помнила эти часы на запястье брата, а вот после его смерти она ни разу их не видела.
        — Почему ты смотришь на эти часы с таким лицом?  — удивился Руслан, возвращаясь в комнату.
        Злата подняла на него свои удивительные, широко расставленные глаза.
        — Никто никогда не думал, что убийцей Олега мог быть алкоголик Роман?  — спросил Руслан, выслушав короткий рассказ Златы о часах брата.  — Он ведь жил в соседней с вами квартире. И откуда у него эти часы?
        Он протянул раскрытую ладонь, и Злата, глядя на обсуждаемый ими предмет с опасливым выражением, положила в нее часы.
        — Все сразу же на него и подумали,  — сказала она.  — Милиционеры долго с ним разбирались, даже увезли его к себе — арестовали, или, как это правильно сказать… задержали по подозрению. И я…
        — Что?
        — И мне показалось, что я его узнала в том человеке, что напал на меня и убил Олежку. Мать Ромки потом ругалась с моей матерью, меня сукой называла. Говорила, что Ромку менты пытали, добивались от него признания. Но он не признался, и все. Его дружки сказали, что он был с ними за городом. А улик против него не нашли.
        — Но эти часы…  — Руслан вертел их в руках.  — Как они сюда попали?
        Недоумение на лице Златы было единственным ответом на его вопрос.
        Злата. Сомнение
        В эти выходные, последние в июле, Руслан повез Злату в Круглый лес, на новую базу отдыха, внешне казавшуюся очень симпатичной и цивилизованной, если вам совсем некуда было уехать из города. База состояла из десятка срубов с мангалами, расположенных вокруг нескольких искусственных водоемов. Водоемы заполняла грязная вода.
        Чистить воду никто не собирался, поэтому она неприятно попахивала. Неприятно попахивала еще и целая половина этой базы, так как на добрую сотню отдыхающих приходилось всего два туалета. Малобрезгливые и правилопослушные гости пользовались этими сомнительными удобствами, но большинство предпочитало кусты.
        Друзья Руслана, в основном врачи из его больницы и их приятели, собирались здесь достаточно регулярно. Доходы российских представителей благороднейшей на Земле профессии не позволяли капризничать. К тому же они не были слишком брезгливы, зная, что все здесь подцепленное лечится.
        Коллеги Давлетова привозили с собой детей, жен, собак и гитары. Жарили шашлыки, играли в баскетбол, пели песни и баловались всеми доступными из приличных способами. Их жены и дети передружились, а собаки даже переженились, преподнеся миру таксо-терьеров, овчарко-далматин-цев и прочих очаровательных выродков.
        Злату Руслан привез сюда впервые. Познакомил с друзьями, поплавал с ней вместе в мутной водичке пруда. А вскоре, поцеловав свою девушку с собственническим видом, ушел жарить шашлыки, оставив ее в компании вторых половин своих друзей.
        Злата подняла лицо к солнцу, зажмурившись. Ей хотелось, чтобы немного загорел лоб. Неожиданно на веки упала тень. Она открыла глаза.
        — Скучаешь?  — спросил ее мужчина плотного сложения, одетый в одни плавки.
        Он был волосат, и от него разило пивом и путом.
        — Нет,  — попыталась отмахнуться от него Злата.  — Скучно бывает только скучному человеку.
        — А ты — человек не скучный,  — резюмировал толстяк.
        — Надеюсь. Я могу вам чем-то помочь?  — спросила она с плохо скрытой неприязнью в голосе.
        Он засмеялся, причем Злата готова была поклясться, что этим смехом он прикрывал свое смущение.
        Она продолжала смотреть на него вопрошающим холодным взглядом. Мужчина окончательно растерялся и отошел в сторону, пристроившись к компании играющих в карты мужиков.
        Вскоре пришел Руслан и позвал всех за стол. Застолье продолжалось около часа, шашлыки оказались удачными, костровой получал комплименты. После еды Руслан отправился играть в волейбол, а Злата уселась возле воды. У ее ног прилег Шухер, которому досталось кое-что от шашлыка, и немало. Уходя к волейбольной площадке, Руслан назвал его удавом и сытым пылесосом.
        Тут же возле Златы остановился тот самый толстяк.
        — Я приношу извинения,  — сказал он, с трудом нагибаясь и поглаживая собаку. Шухер в ответ лениво вильнул хвостом.  — Я не знал, кто вы.
        — А кто я?
        — Вы — вдова моего пациента, писателя, так?
        Она кивнула.
        — Это мне Руслан сказал,  — продолжил толстяк.  — Он в свое время привел ко мне вашего мужа, а с полгода назад Вадим исчез, и потом я узнал о трагедии. Соболезную.
        — Спасибо.
        Злата старалась не смотреть на собеседника, надеясь, что он отстанет.
        — Меня зовут Тимофей. Тимофей Коростылевский.
        — О, как актер!
        — Нет,  — взялся объяснять Тимофей, видимо уже привыкший к неверной ассоциации со своей фамилией.  — Актера зовут Игорь Костолевский, а моя фамилия — Коростылевский. Он — от слова «костыль», а я — от слова «коростель». Птичка такая есть.
        — Или от слова «короста»,  — рассмеялась безжалостно Злата.  — Это почесуха такая.
        Поздно вечером, когда небо потемнело и на нем выступил бледный полумесяц, Коростылевский снова оказался возле Златы.
        — Злата, возьмите это!  — Он протянул ей пластиковую папку с распечаткой какого-то текста.
        — Зачем?  — спросила она.
        — Вы — супруга Вадима, тут я…
        Он замялся.
        — «Сомнамбулизм взрослых. Исследование частных случаев»,  — прочитала Злата.  — Что это?
        Психолог чуть смущенно пояснил:
        — Еще в институте интересовался снохождением. Встречался с людьми, которые этим мучаются, всю область объездил. Тема-то интересная.  — Он словно оправдывался.
        Злата молча перелистывала странички.
        — Теперь на науку времени совсем не стало, надо деньги зарабатывать, маме помогать с лечением. А случай вашего мужа меня потряс.  — Тимофей всплеснул руками, стараясь выразить жестом недосказанное.  — Но Вадим не хотел, чтобы я его в монографии упоминал, а без его случая не было смысла печатать работу. После смерти Вадима я решился опубликовать свое исследование. Почитайте, пожалуйста. Мне необходимо ваше согласие на публикацию. Я собираюсь напечатать это в сентябре.
        Дома влюбленные оказались только после полуночи.
        — Мы должны поговорить с Темой о Вадике,  — объявил Руслан после того, как Злата рассказала ему о знакомстве с психологом Коростылевским.  — Спросить, может, он мог бы объяснить его самоубийство. Ой, больно!
        Злата мазала горячие и красные плечи Давлетова «Пантенолом». Он здорово обгорел, пока скакал с мячом на пляже, и теперь ужасался своей неосмотрительности.
        — И что я рубашку не накинул! Парни уже загорелые, один я за все лето ни разу на пляже не побывал. Больно-больно…
        — Хватит причитать,  — скомандовала Злата, завинчивая тюбик. Сама она тоже немного прожарилась, но в гораздо меньшей степени, чем Руслан.
        Она легла на постель и потянулась. Руслан поглядывал на нее через плечо с видом одновременно плотоядным и жалобным.
        — Хочу и не могу,  — пожаловался он.
        — Бедняжка,  — без всякого сочувствия ответила ему Злата.
        Утром за завтраком Руслан сказал:
        — Тёма считает, что Вадик был сноходцем.
        — Да?  — равнодушно переспросила Злата, наливая себе кофе из турки.
        — Я всю ночь читал монографию Коростылевского. Не мог заснуть из-за того, что так позорно обгорел.
        — А мне хорошо спалось,  — похвасталась она.
        — Поздравляю.  — Руслан тоже налил себе кофе и уселся за стол.  — А ты говорила, что Вадик по ночам не ходил…
        Злата задумчиво смотрела в открытый холодильник, выбирая, чем бы ей позавтракать. Руслан, который по утрам не ел принципиально, напряженно наблюдал за ней.
        — А ты сама не хотела бы обратиться к Тёмке?  — задал он новый вопрос.
        — Это еще зачем?
        Она выбрала шоколадную пасту, закрыла холодильник, взяла в хлебнице мягкую булочку. Завтраки Злата любила сладкие и сытные, чтобы потом долго не ощущать голода.
        — Тебе не так давно муж мерещился.
        — Это случайность. Просто парень, похожий на него.
        — А бутерброд с вареной колбасой?
        Она посмотрела на Давлетова поверх бутерброда с шоколадной пастой.
        — Мне показалось. Его не было.
        — Шухер так не считает.
        — И вообще, Тёма этот — дурной какой-то.  — Злата хихикнула.  — Он пытался приставать ко мне.
        — Он не дурной.  — Руслан поставил чашку с кофе на стол, в его голосе чувствовалось раздражение.  — Он просто не очень счастливый человек. Мать у него — машина для унижений, она его сломала в детстве. Он всего боится, а особенно — не угодить ей.
        Дожевав свой бутерброд, Злата засмеялась уже открыто:
        — Какой же из него психолог?! Ему самому лечиться надо!
        — Уникальный психолог,  — серьезно возразил ей Давлетов.  — Он к каждому пациенту относится как к себе самому. И Вадика он поправил в свое время, разве не так?
        — Ненадолго,  — отметила Злата,  — и мне твой Тёма не нужен. Пусть ловит тараканов в своей голове, а моих оставит в покое!
        — Как хочешь,  — ответил Руслан, выходя из-за стола. Он выглядел разочарованным.
        Злата. Страх
        В среду Злата снова показала класс: сын «Гродинбанка» купил квартиру возле парка Менделеева. Она продала и этот трудный объект! Она, а никто другой из агентства.
        Марина, чувствуя вину за то, что была так строга к лучшему риелтору года, предложила продажу обмыть коллегиально, и в связи с этим Злата вернулась домой значительно позже обычного.
        Она надеялась найти дома — у себя или у него — Руслана с ужином, но ее надежды пошли прахом. Вместо Руслана на кухне нашлась только записка:
        «Златочка, мой цветок, я уехал на конференцию, на ней и заночую. Три раза. В смысле, жди меня только в субботу. Шухера я отвез к родственникам в деревню, пусть побегает на свободе.
        P. S. Я звонил тебе на мобильный, но он отключен. Целую тебя, обожаю».
        Она достала из сумки телефон и убедилась, что аппарат и вправду не работал и Руслан не соврал. Попыталась включить мобильник — ничего не вышло. Маленькая сволочь сломалась. Отбросив блестящий брусочек на диван, она достала из сумки сигареты и вышла на балкон.
        Одна ночью Злата не оставалась уже почти месяц. Уснуть ей долго не удавалось, а едва погрузившись в сон, она вдруг открыла глаза. Разбудил ее голос Меладзе:
        — Небеса!..
        В минуту пробуждения Злата не поняла, что не так, но через пару секунд все стало на свои места: ее телефон не работал и не мог включиться сам по себе, а он распевал в гостиной!
        Злата замерла под одеялом, ей стало страшно.
        Меладзе все пел. Он добрался до конца первого куплета, потом запись прерывалась, а потом — все снова. Злата надеялась, что пение кончится так же, как и началось, но не тут-то было! Продержавшись добрых пять минут, она выбралась из-под одеяла, решительно выскочила в соседнюю комнату, схватила вопящий аппарат:
        — Алло?!
        Распахивая раскладушку, Злата заметила, что вместо номера вызывающего абонента значились слова «Номер не определен».
        — Злата, я не могу вспомнить, помоги мне!
        — Алло?
        — Я прошу тебя, скажи мне правду… У меня от этого все время болит голова, очень болит, я не шучу.
        — Вадим?
        — Да, это я. Я не мог тебе дозвониться, у тебя не работал телефон, а потом ты не брала трубку. Почему?
        Тут связь прервалась.
        Телефон больше не работал.
        Злата. Истерика
        — Я не знаю, кто так шутит,  — ответила Злата на вопрос сержанта полиции.
        Было три часа ночи, она сидела в отделении полиции и писала заявление.
        Сержант терпеливо ждал окончания ее труда, время от времени задавая вопросы.
        — Значит, как только вы остаетесь дома одна, так сразу же в квартире начинает что-то скрипеть, а этой ночью зазвонил ваш сломанный телефон?
        Это уточнение он сделал уже в третий раз, что Злату значительно напрягло.
        — Я это и написала.
        Так и было. Злата написала объемное заявление с перечислением своих неприятностей, утаив только одну деталь — то, что по телефону она говорила с покойным своим мужем.
        — Так что вы от нас хотите?  — вопрошал сержант, немигающим взглядом сверля жалобщицу.
        — Чтобы это прекратилось!
        — Скрип в полу прекратился,  — пояснил то ли себе, то ли Злате сержант.  — И ваш телефон починился?
        — Нет,  — уже сердилась Злата.  — Я хочу, чтобы вы определили, забирается ли кто-нибудь в мою квартиру и не сломан ли мой телефон специально.
        — Как?
        — Ну у вас же есть специалисты!
        — По ремонту полов?
        Теперь было совершенно ясно, что парень над ней издевался. Злата огляделась. За соседним столом сидел еще один такой же парень в форме, он что-то писал, а перед ним — толстая, хорошо одетая женщина. Судя по долетавшим фразам, эта женщина в разгар темной ночи утянула с полки круглосуточного магазина палку дорогой колбасы, спрятала ее в сумку и собиралась растаять во тьме.
        Ее поймали и привезли в полицию охранники магазина. Несмотря на видеозапись ее деяния, женщина факт воровства отрицала.
        — Но что мне-то делать?  — снова обратилась к сержанту Злата.
        — Обратитесь к мастеру по починке полов и к мастеру по телефонам.
        — Да что же это такое!..
        И тут у Златы снесло крышу. Она вскочила на ноги и закричала так, что оглушила себя саму. Любительница колбасы повернулась к ней, открыв рот. Оба полицейских уставились на Злату примерно с одним и тем же выражением лица. А она ругалась матом, стучала по столу, грозилась дойти до прокурора, президента…
        Остановилась, только когда устала.
        — Тебе повезло,  — сказала Марина,  — могли бы за хулиганство и в обезьянник закатать.
        — Да что там повезло…
        Злата сидела на подоконнике в коридоре, держа в руках незажженную сигарету. Она не выглядела растерянной или подавленной — макияж, прическа и одежда никак не намекали на бессонную ночь и внутренний разлад, но Марина видела, что настроения работать у Златы нет, а это было неправильно.
        — Давай так,  — предложила Марская, приобняв подчиненную. Ее бюст душевно прижался к Златиному плечу.  — Ты сейчас собираешь вещи и топаешь за мой счет в спа-салон. А завтра приходишь на работу в лучшем виде. Выбрось ты всю эту хрень из головы! Тебе просто снятся дурные сны, ты ведь любила Вадима. Лично я, конечно, не психолог, но скажу тебе, что слышала в одной передаче: всех родственников самоубийц мучает чувство вины. Они думают: как это так получилось, что я ничего не замечала?..
        Злата отстранилась от начальницы.
        — Я все замечала,  — сказала она.
        — Ну и так бывает! Просто не сделала выводов…
        — Сделала.
        — Ну, значит, ты винишь себя в том…
        Закуривая, Злата покачала головой:
        — Да ни в чем я себя не виню. Вадим был болен, еще с детства, а я его любила. Всегда любила, с первой минуты, как увидела. Он был лучшим другом моего брата. Потом брата убили, и Вадик очень нуждался в поддержке. Вот мы и стали встречаться. Не важно, что он был ни от мира сего, не важно, что делал, писал, говорил. Я была на все готова, чтобы только он был со мной. Может, он меня и не любил так же, как я его. А может, я его никогда не понимала. Теперь он умер, а я точно знаю, что это было неизбежно…
        Марина пожала плечами. Исповедь подчиненной была ей неинтересна. Из всего сказанного Златой она поняла только то, что работать та не способна. Оставался только один способ повлиять на нее.
        — Значит, так,  — сказала она, начальственно выставив грудь,  — сейчас ты докуриваешь и идешь работать. Твой план в этом месяце — миллион рублей комиссионных, а от месяца осталось десять дней.
        Злата. Неприязнь
        Марская удалилась в свой кабинет, а Злата осталась сидеть на подоконнике. Докурив одну сигарету, она взялась за другую, а чтобы не встречаться глазами с любопытствующими сотрудницами «Студио М», отвернулась к стеклу.
        Офис агентства недвижимости занимал два кабинета на втором этаже нового и очень модного гродинского бизнес-центра, который по фантазии жены владельца назывался «Санта-Барбара», что должно было вызывать ассоциацию с престижем и процветанием. Из окон фасада здания открывался вид на улицу имени вождя мирового пролетариата товарища Ленина. Вождь в самом страшном сне не мог бы себе представить, что не пройдет и столетия со дня его смерти, как по улице, названной его именем, будут сновать буржуи в буржуйских машинах. И более того, в домах на этой улице будут говорить только о деньгах, а о социальной справедливости и всеобщем равенстве здесь, как и во всей России, забудут с чувством облегчения.
        Одна Злата на всей этой улице, а может, и во всем этом кулацко-жуликоватом городе не думала сейчас о деньгах. Для нее это было нетипично, но сосредоточиться ни на чем полезном и конкретном она не могла, хоть убей.
        Покуривая, она наблюдала за входом в здание — высокие ступеньки, покрытые зеленым пластиковым ковриком, и металлические блестящие перильца. По ступенькам сновали посетители бизнес-центра и сотрудники офисов. А среди них Злата разглядела растерянную девушку в скромненьком цветастом платье и с русыми волосами, подобранными на затылке большой заколкой со сверкающими фальшивыми бриллиантами.
        Это была медсестра травматологического отделения Лариса, не так давно — возлюбленная Руслана Давлетова. Злате приходилось только молиться, чтобы у девушки были другие поводы прийти в «Санта-Барбару», кроме желания встретиться с ней.
        Лариса вошла в здание, а через пять минут Злата поняла, что ее молитвы не были услышаны. Она тушила сигарету в пепельнице, когда медсестра появилась в коридоре второго этажа. Появилась, огляделась, увидела Злату, и ее лицо приняло упрямое выражение.
        — Привет,  — сказала она, приблизившись.
        — Привет,  — ответила разлучница.  — Ты меня ищешь?
        — Да, нам нужно поговорить.
        Из кабинета выплыла Марская и, не отводя глаз от Ларисы, пронесла свой бюст в сторону туалета. Злата призадумалась: удастся ли ей убедить шефиню, что Лариса — клиентка? На ВИП-покупательницу медсестра не тянула. В любом случае имело смысл увести ее отсюда подальше.
        — Раз надо… Подожди меня секунду.
        Злата вошла в кабинет, объявила сотрудникам, что уезжает в город с продавцом квартиры, чтобы посмотреть эту самую квартиру, схватила свою сумку и вернулась к Ларисе. Стоило исчезнуть до того, как Марина снова появится в коридоре.
        — Пойдем в одно местечко, там и поговорим,  — предложила Злата.
        Всю дорогу до кафе, выбранного Златой для разговора, Лариса молчала. Она ненавидела Злату, желая ей провалиться сквозь землю, и успокаивалась только той мыслью, что принесенные ею новости наверняка подпортят взаимоотношения этой наглой стервы и неверного Руслана.
        — Как твоя нога?  — спросила она Злату, когда они обе уселись за столик.
        — Нормально,  — ответила Злата, не слишком веря в заботливость медсестры.
        Официантка принесла им кофе.
        — Ну а ты чувствуешь последствия перелома? К дождю нога ноет? Сустав в движении ограничен? Чувствительность на месте перелома повышена?
        — Нет. А все это обязательно?
        Лариса улыбнулась с выражением глубочайшего презрения:
        — Обязательно. И знаешь, почему этого нет у тебя?
        — Почему?
        — Не было у тебя никакого перелома!
        Злата уставилась на собеседницу, взглядом требуя пояснений.
        — Не было,  — повторила Лариса удовлетворенно.  — Руслан просто разыграл тебя. Уж так ты ему понадобилась в травматологическом отделении, что он организовал для тебя специальное представление.
        — Ну а с чего ты решила, будто я не сломала ногу?
        — Все началось из-за рентгена. Тебе не сделали ни одного рентгена. Я спросила у Руслана почему, а он ответил, что это не важно. Руслан никогда бы так не сказал, он дотошный до крайней степени. А ты — жена его умершего друга, он особенно за тебя в ответе, и вдруг ему все равно, есть ли снимок твоей ноги! Это невозможно.
        — Но мне и на самом деле ни разу не делали рентген…  — припомнила Злата с удивлением.
        — Потому что он тебе был не нужен. А Руслан решил лишний раз тебя не облучать.
        Лариса сделала глоток горячего кофе, и ее сердце тут же забилось сильнее. Возможно — от радости. Она долго готовилась к этому разговору, предвкушая его последствия.
        — В тот день, когда ты типа в аварию попала, была не моя смена,  — продолжила она.  — Поэтому я и спросила у одной знакомой, которая тогда работала, видела ли она, как тебя привезли после аварии? Она сказала — нет. В первый раз увидела тебя уже в палате, а откуда ты взялась — она не знает. Руслан говорит, что делал тебе операцию, есть все нужные записи в твоей карточке, но ни одна операционная сестра ничего об операции не знает!
        — И что дальше?
        — А дальше я позвонила Свете, своей знакомой в МЧС, она экстремалка, лежала у нас с переломом бедра — неудачный прыжок с парашютом. Эта Света работает диспетчером, все вызовы через нее проходят. Так вот, в тот день, когда ты якобы сломала ногу, аварии на мосту не было!
        Осмысливая услышанное, Злата начала понимать, с какой, собственно, целью встретилась с ней Лариса.
        — Значит, по-твоему, Руслан меня разыграл?  — Улыбка у Златы получилась именно такой, как она хотела: обезоруживающе лучезарной.
        — Ты в больнице две недели пролежала, разве это розыгрыш?  — Возмущение Ларисы было пропитано почти настоящим сочувствием.  — Тебе что, делать было нечего, как только валяться в палате? Пойми, он издевался над тобой!
        Злата звонко рассмеялась:
        — Лара, прости! Ты зря провела такое большое и детальное расследование! Руслан мне давно все рассказал.  — Она продолжала улыбаться, искренне радуясь только одному: выражению удивления и разочарования на лице медсестры.  — Конечно, он перестарался, сам это знает, но я не сержусь. У меня нет никого рядом. Мама — в Испании, друзья все делами заняты. А как бы я пережила те несколько недель в доме, в котором покончил с собой мой муж? А похороны?.. Ты знаешь, что моего брата убили, когда мне было всего пятнадцать, а мой папа потом от горя умер? Знаешь, как я переношу кладбища?! Да мне сразу плохо становится!  — Улыбка Златы потухла.  — Руслан и придумал весь тот спектакль: таблетки, авария, гипс. И знаешь что? Я очень ему благодарна. За это я люблю его еще больше.
        Злата умела бить последней фразой, и сейчас ей снова это удалось: причинить острую боль всего несколькими словами.
        Лариса почувствовала, как кровь прилила к ее лицу.
        — Значит, он такой хороший!  — воскликнула она.  — Хороший?! А то, что ради своих целей он воспользовался возможностями государственного учреждения, это тоже хорошо? Ты занимала отдельную палату, тебе капельницы ставили, кормили. Медсестры на тебя время свое тратили! Ты что же думаешь, у нас нет других дел, кроме как докторских шлюх ублажать?
        — Это кто тут шлюха?  — в ответ возмутилась Злата.  — Ты за Русланом следишь из мести за то, что он тебя бросил!.. Ты шпионка и подлая стерва. Но я все ему расскажу! Поработаешь ты еще в его отделении!
        После этих слов она покинула Ларису, потерявшую дар речи.
        В офисе, дождавшись, пока коллеги уйдут на перерыв, Злата схватила телефонную трубку и набрала мобильный номер Руслана. Она ожидала, что не сможет дозвониться, так как он должен был находиться в другом регионе, но Руслан ответил.
        — Да?
        Рабочий номер Златы он знать не мог, а мог только догадаться по коду номера, что звонят ему из Гродина. Впрочем, для звонившей это было не важно.
        — Руслан, что происходит?  — Она пыталась говорить тихо.  — Оказывается, я не попадала в аварию, у меня не была сломана нога, ты обманывал меня?
        — Злата? Ты?..
        — А скольким девушкам ты устраивал такой спектакль?  — Она вдруг поняла, что начинает злиться до такой степени, что перехватывает дыхание.
        — Злата, почему ты считаешь, что ты не попадала в аварию и у тебя не была сломана нога?
        — Мне сказала об этом твоя бывшая подруга. Она навела справки по этому вопросу. Не было у меня перелома, как и не было аварии на мосту.
        Он помолчал немного.
        — Ты хочешь сказать, что Лариса интересовалась…
        — Не важно! Зачем ты это сделал? Для чего?
        — Это не телефонный разговор,  — сказал Руслан вдруг изменившимся строгим голосом.  — Ты где сейчас находишься?
        — На работе, в офисе. Говори уже!
        — Ладно.  — Он вздохнул.  — Злата, ты никому не должна рассказывать этого, обещай!
        — Обещаю.
        — Что ты сказала Ларисе после того, как она…
        Злата в нетерпении перебила его:
        — Ты издеваешься?.. Я сказала, что ты любишь меня и хотел таким диким способом отвлечь меня от мрачных мыслей. И чтобы я не проводила время в квартире, где покончил с собой Вадим, и чтобы на похороны не попала! Вот какую чушь я ей сказала, прикрывая тебя.
        — Ага, хорошо. Я то же самое ей скажу, если что…
        — Руслан, ты что же, еще не придумал, что мне соврать?  — с сарказмом спросила Злата.
        — Перестань!
        Он сказал это так решительно, что она послушалась и умолкла.
        — Я просто не знаю, как тебе рассказать это,  — продолжил он.  — Этого тебе и не нужно знать. Но раз уж все обернулось таким образом, то… В общем, в последний год Вадим подсел на кое-какие лекарства.
        — Наркотики?  — в ужасе уточнила Злата.
        — Ну, не совсем. Это именно лекарства, если принимать их согласно назначению. Но если увеличить дозу, то они имеют такой особый эффект — расслабляющий и немного галлюциногенный. Сначала эти лекарства прописал ему Коростылевский, но, когда он понял, что Вадим стал зависеть от них, Тёма отменил это назначение и выбрал препарат полегче. Только Вадик уже кайфанул и не собирался соскакивать со своих таблеток. Тогда он нашел у нас в районе ребяток, которые имели возможность достать ему то, что он хотел. Ну и как ты понимаешь, задолжал им крупную сумму денег.
        — Не может быть!  — прошептала Злата.  — Так он все это время был под кайфом?
        — Я не удивлюсь, если ты этого не замечала!
        — Я замечала. Вадим совсем перестал спать, бродил по ночам, он стал такой нервный…
        — Когда он умер, парень, продававший Вадику таблетки, пришел ко мне и спросил, кто ему теперь заплатит… В общем, я боялся, что они придут к тебе. Решил подержать тебя в безопасном месте.
        — Но они могут опять прийти…
        — Нет, ребят этих уже в районе нет. Их наркополиция загребла. Понимаешь, у полицейских не было хорошего свидетеля, а пока ты была в больнице, свидетель появился. Теперь парням мотать срок, а ты можешь ни о чем не беспокоиться.
        — Этот свидетель — ты? Руслан, я не знала, я не думала…
        — Не важно, дорогая.  — Он говорил теперь так ласково, будто бы и не было между ними неприятной размолвки.  — Злата, я люблю тебя, ты должна мне верить.
        Злата. Ужас
        Поздно вечером, сидя на балконе, Злата рассматривала свою несломанную ногу.
        Заходящее солнце пробивало насквозь живую виноградную завесу, скрывающую хозяйку балкона от звуков улицы и запаха гари. Дневная жара отступила, но прохлады все равно не было, воздух над городом, плотный и жаркий, стал лишь немного менее плотным и душным.
        Злате было не то чтобы скучно, но как-то одиноко. Она могла бы позвонить какой-нибудь из своих приятельниц, чтобы поболтать, или включить телевизор, но не хотелось.
        Ощутив жажду, Злата вернулась в душную комнату.
        На стуле лежали домашние шорты Руслана, у дивана покоилась стопка его медицинских журналов, рядом — начатая доктором бутылка питьевой воды. И там же — Злата чуть скривила свои розовые, распухшие от жары губы — распечатка последнего романа Вадима Козырева, оставленного Давлетовым на самом видном месте.
        Злата не сомневалась: Руслан подсовывает ей рукопись. Утолив жажду, она села на паркет, вытянула ноги, взяла листочки. Не вчитываясь, полистала их. Потом увидела свое имя на странице, а потом — еще, еще и еще. Это было как-то тревожно. На третьей странице с конца ее имя повторялось так часто, что она не смогла не удовлетворить свое любопытство.
        «Это была правда, и Злата не могла не признавать это. Однако признавать и принимать что-то — разные вещи. Признав что-то правдой, пусть даже ужасной правдой, человек лишь допускает вероятность этого события, оставляя себе право трактовать его таким образом, чтобы ему это было не очень стыдно, не очень страшно или не очень больно.
        Да, я украла в магазине губную помаду, но мне так ее хотелось, так хотелось, а денег купить не было. Да и что для этого огромного магазина маленькая помада? Никто не обеднеет из-за этого, такое происходит каждый день, почему мне должно быть стыдно больше, чем другим?..
        Да, я напился на корпоративе, приставал к жене директора и врезал ему по морде. Но директор тоже не ангел! Он спит со своей секретаршей, обжуливает сотрудников, обещая им премии и не выплачивая их. Он плохой руководитель, рано или поздно компания пойдет ко дну, поэтому даже хорошо, что он меня уволит! Я отличный спец и найду для себя место получше!..
        Да, я убила своего брата, а обвинила в этом парня, который мне нравился, и потом вынудила его оставаться рядом со мной десять лет, ведь иначе я бы сдала его в полицию. Но я хотела, чтобы он был со мной, а он не обращал на меня внимания. А я всегда добиваюсь того, чего хочу! Я не могу иначе, если у меня есть цель, то я ее достигаю. Я не убийца, я — жертва несчастной любви, у меня не было выхода!..»
        Еще в тот раз, когда Руслан прочел ей несколько отрывков из «Стокгольмского синдрома», она поняла, что стала персонажем романа своего мужа, но все-таки не ожидала, что текст произведет на нее такое сильное впечатление. В растерянности Злата огляделась, словно надеясь, что писатель окажется где-то рядом с ней и она сможет выразить ему свои чувства, но автора поблизости не обнаружилось. Злата продолжила чтение.
        «Принятие чего-то означает полную ответственность за все случившееся. Принятие факта, события или явления не позволяет человеку находить отговорки. Принятие меняет мотивацию, а затем и поступки человека. Ты просто знаешь, что теперь, приняв вот этот или иной факт, ты должен поступить именно таким вот образом.
        Путь Златы от признания правдой фактов убийства брата и принуждения любимого человека к совместной жизни до принятия ею собственных поступков занял немало времени…»
        Вернувшись к отрывку мужниного сочинения, предшествующему этому пассажу, Злата прочла, что персонаж с ее именем обнаружил роман, написанный ее мужем-писателем, прочитал его и, как результат, пережил глубокое личностное потрясение.
        Выпив еще глоток воды, она встала и подошла к окну. Золотой июльский вечер был волшебно хорош, но Злата этого не осознавала. Она снова взяла в руки распечатку, нашла последнюю страницу повести и принялась за последний абзац:
        «Однажды решив что-то, Злата никогда не отступалась от намеченного. Так было и теперь. Она подтащила к турнику табуретку и забралась на нее, прихватив с собой моток бельевой веревки и ножницы. Привязала конец веревки к перекладине турника, отмерила с метр длины и отрезала от веревки лишнее. Сделала на самом конце небольшую петельку, продела в нее веревку, вытянула петлю.
        Сейчас она не думала о своем решении, правильно ли то, что она делает, или нет,  — это было уже не важно. Наконец-то приняв свой поступок, перешагнув эту ступень, Злата шла дальше — к неизбежному. После «А» следует «Б», после убийства — смерть.
        Накинув на шею петлю, она еще раз напомнила себе о том, что было сделано ею десять лет назад. Все верно. Теперь — черед искупления.
        Она шагнула с табуретки в темное пространство смертельного молчания.
        К о н е ц».
        Дочитав, Злата в сердцах бросила рукопись на пол.
        Отпив большой и сладкий глоток воды, она подумала: «А все-таки я продолжаю жить!»

* * *
        Ночь была жаркой. Злата с трудом заснула, а уже через несколько часов очнулась ото сна. Ей показалось, что в квартире что-то происходило.
        Она вышла в темноту коридора, шагнула к выключателю светильника над зеркалом, ощутив слабое прикосновение к своей макушке. Вспыхнула лампочка, в зеркале перед ее глазами отразилась белая змея, и Злата резко обернулась.
        К турнику была привязана петля из бельевой веревки. Ее нижний край болтался прямо перед глазами Златы.
        Часть третья
        2001 год, май
        В этом году сибирские родственники Окуленко — брат Надежды Владимир Приходько с женой и дочерью — приехали в Гродин еще в мае. Так уж у них выпал отпуск. С июля Володя собирался приступить к строительству новой буровой в районе Красноярска, а пока была такая возможность, следовало хапнуть южного солнышка про запас.
        Традиционно Приходько останавливались в доме родителей Надежды и Владимира, в поселке, уже почти поглощенном городом.
        Сибиряки пробыли в Гродине около недели, когда одним воскресным днем в доме зазвонил телефон. Это была Надежда. Она плакала:
        — Приехали домой из Курортного, а у нас дверь открыта! В комнате лежит Олеженька мертвый! Вова, его кто-то убил! Тут кровь по всей комнате — на паркете, на коврах, на обоях! А Златы нет! Вова, что нам делать?!
        Посоветовав вызвать милицию и ничего не трогать в квартире, Владимир стал собираться к сестре. Жене и дочери он сказал, что объяснит все позже, что и сделал спустя несколько часов. Престарелым родителям не сказал ничего.
        От деда, разбитого параличом, смерть внука скрывали все три года до его собственной кончины. От бабушки утаить правду не удалось. К счастью, бабушка страдала глубоким склерозом, и вскоре трагедия поистерлась в ее голове и стала казаться ей чем-то давно уже пережитым…
        Вова приехал в квартиру сестры одновременно с оперативной бригадой и скорой, поэтому и получилось, что пустили его не дальше прихожей. Сестру едва удалось увидеть мельком, она была окружена людьми, одетыми в милицейскую форму, строгие костюмы и белые халаты. Надя плакала, сидя на диване. Муж обнимал ее за плечи с видом скорее недоумевающим, чем горестным. Осознанию несчастья часто предшествует растерянность.
        Покрутившись бессмысленно в коридоре, Вова заметил ключ от подвала, висящий на гвоздике. В подвале сестры, как он прекрасно помнил, хранился бобинный проигрыватель Вовиной юности, который из чистого упрямства Надька не хотела отдавать даже в дом родителей, а Вовка давно мечтал завести его и вспомнить юность.
        Смерть племянника, исчезновение племянницы и вытекавшее из этих несчастий горе сестры и ее мужа потрясло Вову вовсе не так глубоко, как можно было бы предположить. Спустя какое-то время, видя, как безутешны его родственники, он ощутит стыд и раскаяние, но в тот момент Вова был сосредоточен на магнитофоне.
        Именно сейчас, когда в доме полно народу и никому нет до него дела, выпал шанс прибрать к рукам старую бандуру. Всего-то надо — взять бобинник из подвала и отвезти на маршрутке до дома отца. Вова огляделся по сторонам. Убедившись, что никто не смотрит в его сторону, взял ключики, спустился вниз.
        Замки на общей двери подвала и ячейке Окуленко были взломаны, а внутри, на холодном земляном полу, лежала племянница. Ее руки были скручены за спиной, глаза — завязаны мужским носовым платком. Девочка находилась в полусознательном состоянии, ее одежда была разорвана и испачкана кровью.
        Вова привел ее в чувство и отвел наверх, домой. Там она рассказала пожилому следователю, что спала дома, а потом на нее кто-то напал. Он несколько раз ударил ее в темноте спальни, потом связал, завязал глаза, вытащил в подвал и бросил там. Получалось, что девочка пролежала на земляном полу около десяти часов.
        Спустя некоторое время она вспомнила, кто убил ее брата: Роман Зуйко, сосед-алкоголик, сын маминой подруги тети Зои.
        Кстати, магнитофон Вова так и не забрал.
        Наши дни
        Юля. Жадность
        Юля Белоус вышла из троллейбуса с таким видом, будто это вовсе не большой электрический сарай раскрыл перед ней двери-гармошки, а частный самолет выпустил ее из люка на трап.
        Она всегда умела, как говорила ее мать, подать себя. Всегда и подавала. Мужчинам это нравилось, но серьезных отношений после нескольких встреч не складывалось. Недолго погуляв с очередным ухажером, Юля оставалась одна. Разрывы переживались не слишком болезненно, просто каждый раз Юля снова убеждалась, что ей попался недостойный мужчина.
        Мать всегда говорила, что любовь — это не слова, а поступки, отношения. Если мужчина претендует на то, чтобы такая девушка, как Юля Белоус, проводила с ним время, то его задача — доказать это. Для этого мужчина должен был поступать следующим образом: дарить дорогие подарки, водить Юлю в ночные клубы, возить на своей машине или обеспечивать такси во всякое время, когда Юле это было необходимо; он также обязывался развлекать ее и выглядеть в соответствии с Юлиными пожеланиями. В постели она тоже желала видеть супермена. Кроме того, от мужчины требовалось нравиться Юлиной маме, а также уважать любое мамино мнение. Попросту — поддакивать.
        Юля подробнейшим образом озвучивала свои правила жизни каждому очередному кандидату на роль бойфренда. Многие выслушивали Юлю, некоторая часть, выслушав, старалась соответствовать, но никого не хватало надолго.
        Несмотря на одиночество, Юля была вполне счастлива. Единственное, чего ей не хватало,  — так это денег. Так уж получилось, что мать, до выхода на пенсию работавшая буфетчицей в администрации города, не сочла высшее образование необходимым для своей донюшки. Она сама как-то пристроилась в жизни, не потратив пять лет своей молодости на вуз, и считала, что Юленьке высшее образование также не пригодится. Пусть научится чему-нибудь полезному — станет поваром или портнихой, а потом выйдет хорошо замуж, да так и жизнь сложится.
        Мать прогадала, не разглядев материнским оком, что Юлька родилась криворукой. То есть если просто смотреть на ее руки, то они выглядели вполне нормально, а вот если смотреть на то, что эти руки могли сотворить, скажем, с картошкой, то становилось ясно — Юля криворукая. Кафельную плитку, приложенную к стене ее руками, не мог удержать ни один клеящий раствор, стрижки она делала такие, что при виде ее клиенток в обморок падали даже бродячие собаки. Если Юля пыталась шить, то пришивала к изделию и саму себя, а пытаясь готовить, она неизбежно создавала даже из хороших продуктов нечто неперевариваемое.
        Но и этого было мало. Юлин характер не позволял ей хоть немного освоиться в коллективе, будь то коллектив швей, поваров или отделочников. Она не могла смириться с тем, что кто-то вдруг получал право отдавать ей распоряжения, кто-то мог работать лучше и быстрее, а главное — кому-то платили больше. Раздраженная завистью, она начинала собирать и распространять сплетни, ссорить коллег, попросту говоря, мутить воду. Иначе она жить и не умела.
        Без диплома и навыков какого-нибудь мастерства склочная Юля вдруг зависла в жизни, бесполезная, как лыжи в наводнение. Мать гадала ей на картах, но всякий раз получалась какая-то чушь, объяснить которую мать не могла: мужчина, но не близкий, дорога, но не поездка…

* * *
        Несколько лет назад была предпринята попытка решить материальную проблему средствами матримониальными. В то время Юлька работала судомойкой в столовой одной госкорпорации. Даже за такой непрестижный труд в этой организации платили вполне сносно, и Юля согласилась поработать там, пока судьба не предложит ей что-нибудь лучшее. Только все обернулось иначе.
        А начиналось очень перспективно! Юлька живо сориентировалась, что люди, чьи тарелки она моет, получают огромные зарплаты и поэтому все они завидные женихи. А самый завидный, согласно ее амбициям, был тот немолодой пузатый субъект в сером костюме, при виде которого бледнела вся столовая, то есть управляющий филиалом.
        Однажды Юля напросилась подменить приболевшую официантку и использовала выпавшую возможность не на сто, а на двести процентов. Голодный вдали от прелестей своей весьма нестарой еще супруги (третьей жены — Юля того не знала), директор филиала повелся на красивую молодую провинциальную телку. И тем же вечером в его машине случилось их первое свидание.
        Юля была уверена, что теперь она начнет слизывать сливки, но пришлось утереть плевок.
        Мужик еще пару раз отымел дурочку в своем «мерседесе», а после сказал ей, что остыл. Юля возмутилась: она даже подумать не могла, что толстому лысому папику больше ее не хочется. Ответом стали увольнение и захлопнувшиеся перед ее носом двери.
        Тут Юля обнаружила, что беременна.
        Мать, следившая за успехами доченьки на любовной ниве, посоветовала использовать и эту карту. Юля подловила мужика у его машины и попыталась утопить его в неискренних, хоть и обильных слезах. А лишь только ее ультиматум (жениться или откупиться) коснулся его ушей, как он рассмеялся и предложил свой: она делает аборт и больше тут не появляется, или он найдет ей место в тюрьме, а то и на кладбище.
        Такого шока Юля еще не переживала.
        Мать решила — будем рожать! Она уже понимала, что доченьке в ближайшее время замужество не светит. Рожать же, считала мать, надо пораньше, пока здоровье позволяет. А к тому же в ближайшие двадцать лет Снежана Заировна еще сможет быть полезна в воспитании ребенка, а потом что будет?
        Как и всегда, Юля свою мать послушалась. Решено было изобразить, будто она замуж «сходила», да неудачно. В районе считалось, что такой вариант гораздо менее позорен, чем залет от женатого мужика. Ради косвенного подтверждения смены социального статуса Юля изменила свою фамилию, взяв девичью своей матери, тем самым словно бы связав себя с родительницей на веки вечные.
        Это было очень символично, потому что мать для Юли была важнейшим человеком в жизни. Мать знала, что Юле нужно и как это получить, она была первым советчиком и наперсником в жизни дочери. Уже к старшим классам школы Юля перестала нуждаться в подругах — зачем они нужны, если есть мама?
        Юле нужно было нечто реальное, дающее деньги. Мать, конечно, помогала чем могла, используя два своих таланта: умение врать в глаза и растить овощи с фруктами в больших количествах.
        Первый ее дар помог овладеть ремеслом гадалки, что приносило в дом немного средств и море информации о соседях, знакомых и их родственниках. Зато второй дар, применяемый Снежаной Заировной на даче, был все более доходным источником средств.
        Сначала Снежане Заировне хватало обычных грядок. Она растила морковку, редиску, лук, свеклу, тыкву и горошек, выносила на районный рыночек, продавала и обеспечивала себе, дочери и внучке очень скромное пропитание. Потом ей захотелось вырастить помидоры и огурцы, а они в гродинском климате созревали стабильно только в июле. Но в июле цены на помидоры и огурцы были совсем не большие, а хлопот с ними — полон рот.
        Юля только что родила, когда Снежане Заировне подвернулась удача: умер ее сосед, известный в узких кругах садовод-огородник, и сын огородника предложил ей взять на свою дачу стеклянную теплицу отца. Жалко выбрасывать, сказал он, отец в эту теплицу столько труда вложил!
        В теплице даже отопление было организовано — огородник установил печку на газовом баллоне. Она стояла в центре теплички, зимой поддерживала температуру до пятнадцати — двадцати градусов. Это означало, что помидоры с огурцами могли расти и в феврале. А вот это уже означало реальные деньги.
        Снежана Заировна с радостью приняла подарок. Сын огородника и перевез теплицу на участок Снежаны Заировны.
        Потом добрых два года Снежана Заировна осваивалась в тепличке, выбирала сорта овощей, подходящих для тепличных условий, училась использовать удобрения, прикормки, средства борьбы с вредителями и многое, многое другое. Вскоре теплица стала отдавать ей сторицей то, что было вложено: и кругленькими щекастыми помидорчиками, и пупырчатыми огурчиками, и еще — ощущением рая, которое не меряется деньгами. Снежана Заировна в теплице работала руками, а отдыхала душой.
        Зимой и летом Снежана Заировна ежедневно ездила на дачу, в свою тепличку. Возвращалась к обеду. А после обеда становилась гадалкой и принимала клиенток. Их Юля считала доверчивыми дурехами, увязшими в надеждах на счастье, как в болоте. Так оно и было, потому что не наивных и не доверчивых клиенток мать не привечала.
        Сам метод ее работы был рассчитан только на таких вот дурех. Перебирая карты, она бормотала, словно бы для себя: разведена?.. Замуж тебе нужно?.. Был мужчина?.. Женатый?.. Мимикой или невольным словом клиентка отвечала на вопросы, а мать уже потом придумывала ей историю — закачаешься!
        Юля никогда не могла понять, почему эти пусть даже самые наивные в городе мечтательницы продолжают доверять ее матери год за годом? Снежана Заировна постоянно ошибалась с прогнозами судеб, никогда не угадывала прошлое, врала с будущим, она даже постоянных клиенток своих не могла запомнить ни по именам, ни по ситуациям. Но тетеньки возвращались к ней все равно.
        Лишь пару раз Юля слышала, как мать высказывалась по поводу своей гадальной деятельности — всегда в цинично-добродушной манере. Дескать, на баб легко давить, они сами рады в чудеса верить. И еще — бабы не любят дурами выглядеть! Если баба поймет, что ее облапошили, то она лучше промолчит, чтобы не позориться. Ну а если угадать судьбу удается, то тут баба по всему городу разнесет, как ей нагадали да как сбылось.
        Юля. Задумка
        Не имея ни профессии, ни работы, но имея дочь, а также страстное желание красиво одеваться и вкусно есть, Юля решила, что надо использовать один интересный шансик поддерживать себя на плаву. В шестнадцать лет, когда Юля была поглупее, да и не прижала ее жизнь к стенке, как сейчас, то самое, за что сейчас она собиралась регулярным образом получать денежки, принесло ей только неприятности.
        Златка просто рассмеялась ей в лицо, когда Юля объявила, что если та не заплатит, то Юля расскажет в милиции, чтоона видела в ночь смерти Олега Окуленко. Златка сказала, что у Юли нет никаких доказательств, а то, что она видела,  — выдумки.
        — Найдешь, чем доказать то, что якобы видела, тогда и пасть свою открывай!  — грубо бросила Златка. И добавила, усмехаясь с презрением: — И кто тебе поверит, что я убила своего брата?! Ты же местная шлюшка, больше ничего!
        А вскоре один парень прижал Юльку в темном проходе между домов. Он сорвал с ее шеи золотую цепочку и сказал, что если Юля не перестанет приставать к хорошим людям со своими глупостями — ее накажут. Было ясно, откуда переданы эти угрозы и кем.
        Парень напугал Юльку, причем до такой степени, что она долго и вспоминать Злату не хотела.
        Может быть, характер Юли и был, мягко говоря, несносным, зато умом ее Бог не обидел. Сообразительность и практичность, свойственные ей, особенно ярко проявлялись в самые острые моменты Юлиной жизни, такие как теперь.
        Два месяца потратила Юля на поиски того самого доказательства, которое заставило бы Златку раскошелиться. Кроме времени Юле потребовалось ее обаяние, чтобы обработать одного лопуха, и тысяча рублей, которые она попросила у мамы,  — заплатить местному ханырику. После этого в ее руках оказался складной черный нож «Байкер» с меткой на боку — двумя буквами «О», вписанными одна в другую.
        Юлька очень гордилась собой: она сама догадалась, куда Златка спрятала нож…
        Мама очень хвалила ее за сообразительность. Очень.
        Новый разговор со Златой Юля повела грамотно. Первым делом она продемонстрировала Златке свое вещественное доказательство (как называл подобные предметы тот самый лопух, бывший следователь Дима), но — только из своих рук! И следом рассказала, как именно она поступит, если Злата не согласится на ее условия. А именно — Юля пойдет в милицию и отдаст им нож.
        — А я буду свидетелем,  — объяснила Юля, смакуя каждое слово,  — расскажу, что ты убила брата его же собственным ножом, что я видела этот нож у тебя в руках и что ты потом закопала нож в подвале, где тебя и нашли утром. То есть ты сама себя связала и в подвал забралась, чтобы все подумали, будто на тебя тоже напали.
        Этот аргумент Юля вычислила также самостоятельно.
        Она была уверена, что Златка сдастся, и все равно не ожидала, что убийца так помертвеет лицом, увидев эти две вписанные одна в другую буквы «О».
        — Что ты хочешь теперь?  — спросила она, даже не поинтересовавшись, как именно Юля раздобыла «Байкер».
        С того разговора минуло три года. И каждый месяц в течение этих трех лет Злата платила Юльке по десять тысяч рублей. Возможно, сумма эта не соответствовала Юлиным потребностям, но требовать больше мать сочла неразумным, так как дойная корова и сама должна хорошо питаться.
        Юля. Сбой
        Спустившись с подножки троллейбуса, Юля огляделась. Утром она звонила Злате, напоминала о июньском долге, но та повела себя странно.
        — Мне теперь плевать,  — сказала Злата,  — рассказывай что хочешь, делай что хочешь, а от меня отстань.
        После этого Злата бросила трубку и больше на звонки не отвечала.
        Ошарашенной Юле пришлось приехать к бизнесцентру, где, как она знала, работала эта мерзавка.
        Златка вышла из бизнес-центра уже через пять минут после Юлиного появления. На ступеньках здания она огляделась, увидела кого-то и направилась в ту сторону.
        Юля нашла глазами того, к кому шла Златка. Это был симпатичный мужик лет тридцати восьми, темноволосый, похожий на кавказца, притом весьма интеллигентской внешности.
        «А где же Вадим?» — удивилась Юля. Кавказец посадил Злату в далеко не новую иномарку. Парочка укатила.
        Выходило, что Златка бросила Вадима ради чернявого красавца, но с чего вдруг эта идиотка перестала бояться тюрьмы — Юля не понимала.
        Приняв свойственный ей жеманно-высокомерный вид, Юля перешла дорогу, села в троллейбус и вернулась домой. Дома она первым делом обсудила Златкины закидоны с матерью, рассказав попутно про ее нового ухажера, но даже мать не могла посоветовать ей ничего дельного.
        Ситуация не разъяснилась и после того, как мать узнала через общих знакомых, что в мае Вадим покончил с собой.
        — Да все равно,  — сказала Юля,  — к Вадику вся эта история не имеет никакого отношения!
        — Давай-ка подождем немного,  — задумчиво посоветовала мать, откладывая свои бесполезные карты в сторону.  — Что-то обязательно случится в ближайшее время.
        Юля. Ожидание
        Ежедневно оставляя утром дочку в детском саду, Юля искала себе развлечений. Иногда она заходила к подружкам — в основном одноклассницам, которые вышли замуж, родили по ребенку, а после учреждения материнского капитала — еще по одному. Не отказываться же от денег, в конце концов!
        Все разговоры Юлиных подруг начинались с вопроса:
        — Что купила?
        И продолжались до тех пор, пока одна сторона не доказывала другой (другим), что ее покупки были правильнее, но, главное, круче. Довольно долго Юле удавалось лидировать в этом соревновании благодаря ежемесячным поступлениям денег от ее жертвы. Зато теперь все изменилось: деньги ушли, и мысль о том, что кто-то будет хвастаться покупками, а Юля и рот открыть не сможет, терзала душу.
        Потрепавшись с молодыми мамашами и утомившись наблюдать за их суетой, Юля гуляла по магазинам. И снова дурные предчувствия грызли ей мозг: как она будет жить без Златкиных денег? На что она купит себе плащик к осени и туфли, которые видела позавчера в «Инфузории-туфельке»? Хотелось и дочке прикупить нарядов и игрушек.
        Походив по магазинам, Юля возвращалась домой. У матери, вернувшейся с дачи, уже был готов борщ, котлетки, нарезан салатик. Они вместе обедали, обсуждая дела, причем чаще всего чужие, а после мать шла отдохнуть.
        Юлька мыла посуду, и если мать засыпала, а спала она не менее двух часов, то пристраивалась на балконе покурить. Курение было единственной вещью, которую Юля скрывала от матери.
        В эту среду мать после обеда уснула, несмотря на полуденную жару. Юля вытерла вымытую посуду полотенцем, вышла на балкон, закурила. Жара стояла страшная. Морщась под лучами солнца, Юля прижалась спиной к теплой стене, стараясь попасть в тень дома.
        Со своего четвертого этажа она видела двор как на ладони. Вот так смотреть вниз с балкона Юлька любила еще в детстве. Она представляла себе, что их двор игрушечный, жильцы — это куклы, а она — хозяйка всего этого малюсенького мирка.
        Докурив сигарету, Юля выбросила ее за перила, но в комнату возвращаться не стала, потому что знала — от нее сейчас пахнет табаком. Надо было поторчать на балконе минут десять, чтобы едкий дух слегка развеялся. А мать уже проснулась, вышла из спальни в комнату и села перед телевизором, позевывая и почесываясь.
        Юля вернулась к своей игре в куклы. Вот кукла тетя Зина ведет за руку внучку, вот кукла дядя Боря плетется еле-еле по газону, страдая от жары и похмелья.
        А вот — к детской площадке подошла чужая кукла, не Юлина.
        Это был черноволосый мужчина лет тридцати восьми, одетый в серые легкие брюки и рубашку навыпуск. Он держал в руках блокнот, на плече у него висела тканая сумка. Прочитав что-то в блокноте, мужчина направился в сторону школы.
        Юля узнала его.
        — Мам,  — позвала она, заглядывая в комнату и позабыв о табачном запахе.  — Иди сюда! Покажу Златкиного кавалера!
        Руслан. Правдоискательство
        Руслан знал, что в классе Вадима Козырева и Олега Окуленко учились тридцать два человека. Один, согласно правилам задачки, исключался, оставался тридцать один ученик.
        На ту самую вечеринку к Олежке Окуленко, после которой он был обнаружен убитым, прибыло не более пятнадцати оболтусов — мальчишек и девчонок. По сути, это и был костяк класса, его дружная часть, в отличие от остальных семнадцати, которые держались сами по себе. Мальчишки в компании были разбитными троечниками, девчонки — из отличниц и середнячков, но не зануд.
        Костяк объединяла идея подростковой свободы в легком формате: компанийка покуривала, активно экспериментировала с алкоголем, играла в бутылочку, грубым хулиганством не увлекаясь. Ценились чувство юмора, способности организовать что-нибудь веселое. К девчонкам относились преувеличенно по-рыцарски, такая куртуазность была привита в компании Олежкой, любителем и любимцем существ женского пола всякого возраста.
        У Руслана был блокнот в дермантиновом переплете, имитирующем крокодиловую кожу. На первой странице блокнота находился список этих самых костяковых подростков, с ними, теперь уже взрослыми людьми, доктор Давлетов и планировал поговорить в ближайшее время. Собрать, так сказать, данные для анамнеза. Последующие страницы блокнота он оставил для записей самых важных фактов, которые ему удастся узнать.
        Танцевать Давлетов решил от печи, то есть от того места, где все и начиналось, а началось все в школе.
        Он подошел к маленькому старому зданию, главный корпус которого был построен еще в тридцатых годах прошлого века. Постройка имела форму буквы «П», ее стены выкрашены в красный цвет, и впечатление она производила торжественное.
        Таких школ в Гродине больше не было. Оба ее этажа высотой по три с половиной метра каждый были возведены из ракушечника, то есть спрессованной породы морского дна, разрубленной на бруски.
        Миллионы лет назад на месте Гродинской области плескалось море. Земная кора в те времена любила погулять, и однажды морское дно вздыбилось из глубин, превратившись в возвышенность. С тех пор и до появления в этих местах плодовитых, всеядных, беспощадных и неутомимо-деятельных двуногих млекопитающих так все и оставалось.
        Люди, поработив живую природу, добрались и до неживой. Они раскопали нетолстый слой песчаной почвы, обнаружили под ним пласты ракушечника, зарезали его кусками и сложили из этих кусков дома.
        Дома получились преотличными. Согласно архитектурной моде, царившей в городе с середины XIX века, они строились просторными, большеглазыми, всегда с расчетом на розу ветров, и поэтому внутри их никогда не водилось юрких вредных сквозняков. Летом в таком доме было прохладно, зимой — тепло. Его внутренности — чердак, закутки в квартирах, неглубокие подвалы — приятно пахли соленой влажной свежестью, напоминая о море, откуда произошел ракушечник.
        Эта школа была такой же. Звуки в ней, голоса учителей и даже мартышечьи вопли младших школьников звучали слегка отдаленно, словно бы с записи голосов давно прошедших дней.
        Обо всем этом Руслан только догадывался. Сам он окончил совсем другую школу, совсем в другом районе.
        Пересекая раскаленный солнцем школьный двор, доктор почувствовал, как из-под мышек по бокам потекли струйки пота, а на лбу выступила испарина. Он увидел непропорционально маленькие двери, расположенные в правом внутреннем углу буквы «П», и нырнул в них.
        Старая школа по-летнему пустовала, прохладные коридоры пахли краской. Руслан сразу же почувствовал себя посвежевшим. Он огляделся. Не обнаружив вокруг себя ни одной живой души, стал осваиваться самостоятельно.
        На втором этаже школы, в административной части здания, Руслан нашел директора, немолодого седого мужчину, одетого в светлые брюки и голубую рубашку-поло. Он стоял у распахнутого окна, обдуваемый легким ветерком, а девушка возле компьютера распечатывала для него бумаги.
        Директора звали Александром Федоровичем.
        Приняв серьезный вид, Давлетов рассказал ему следующую историю: он — душеприказчик Вадима Козырева, выпускника девятилетней давности. Вадим умер из-за ошибки хирурга, но перед смертью составил завещание, пожелав, чтобы на его похороны собрались его одноклассники. А так как Вадим не имел возможности и времени указать адреса проживания оных, Руслан, как его близкий друг, пришел узнать их.
        Александр Федорович пригласил посетителя в свой кабинет, где с самым официозным видом попросил показать паспорт. Ознакомившись с документом, он велел написать на свое имя официальное заявление: «Прошу выдать мне список адресов…» Но в просьбе посетителю не отказал. Вызвал секретаршу, объяснил, что нужно, и отправил выполнять поручение.
        Девушка ушла, и Руслан сделал шаг к двери.
        — Не уходите,  — остановил его Александр Федорович, отбросив строгости.  — Я ведь тоже Вадима помню. Весь их класс хорошо помню. Я вел в классе Вадима физику… Жаль, что такой молодой человек умер. Что с ним было после школы?
        — Он стал писателем.
        — Правда?  — сказал директор с улыбкой.  — Писателем? И хорошо писал? А книги выходили?..
        Давлетов отвечал кивками на все его вопросы.
        — Ну и неудивительно!  — подытожил директор.  — Вадик у нас был заводилой всех школьных КВНов, сценарии сочинял не хуже, чем в телевизоре. Он был очень эмоциональный, веселый и заводной. Изображал из себя лунатика: делал вид, будто засыпает на уроке, вставал с полузакрытыми глазами и бродил по классу. Раз пять его с уроков выгоняли и отчитывали в кабинете завуча!..
        С грустью улыбнувшись, директор продолжил делиться воспоминаниями:
        — А как-то Вадик весь класс рассмешил на моем уроке. Он баловался, крутился, меня не слушал. Я ему: ну-ка, иди в коридор, остынь! А у нас в коридоре были развешаны портреты советских военачальников. Так вот Вадик мне и отвечает: «Не пойду в коридор, там маршал Конев висит, а я лошадей боюсь!»
        Александр Федорович рассмеялся, обнажив вставную челюсть с великолепными искусственными зубами.
        — Нахамил, значит,  — резюмировал Руслан.
        — Нахамил, конечно,  — не стал возражать директор.  — Но смешно. Все изменилось, кажется, в одиннадцатом классе… Вы знаете, что случилось с их одноклассником летом после десятого класса?
        — Я не в курсе,  — ответил Руслан.
        Закатив глаза, Александр Федорович опять погрузился в воспоминания:
        — Я потому класс Вадика и запомнил. Знаете, ученики у нас, слава богу, редко гибнут. Но убийство ребенка — это такой кошмар, что весь педагогический коллектив целый год был в шоке. Это страшно. И ведь даже убийцу не нашли!
        Он покачал головой и пригорюнился.
        — Убитый мальчик был близким другом Вадика?  — уточнил Руслан.
        — Да, лучшим другом. Вадим очень сильно переживал. Стал таким, знаете…  — Директор посмотрел в окно, словно надеялся, будто нужное слово ему подскажут птицы.  — Схлопнулся. И перестал участвовать в КВНах…
        В дверь постучали. Это вернулась секретарь Александра Федоровича. Она подала директору листок с выписанными фамилиями. Внимательно изучив его, тот передал список класса с адресами Руслану.
        — А когда похороны?  — спросил Александр Федорович.  — Скажите куда, и мы венок от школы пришлем.
        Витька Бабаян
        Первым в списке Руслана значился Петя Архипов. И дом Архипова нашелся сразу же за школой. Молодая женщина, проживавшая в квартире Петра и оказавшаяся его сестрой, сказала, что пять лет назад он уехал из Гродина в соседнюю область, а там разбился на машине.
        Второй в списке значилась Аня Бурлакова. И ее Руслан увидеть не смог. Оказалось, что Аня вышла замуж и уехала в Казахстан. Об этом Руслану рассказала ее мать.
        И вот наконец-то он нашел первого одноклассника Вадима — Витьку Бабаяна, в школе носившего кличку Баян. Кличка эта досталась ему не столько из-за фамилии, сколько потому, что был Бабаян болтуном невероятным. Он не мог молчать и пяти минут, что доставляло много беспокойства всем без исключения учителям. Не каждый учитель легко отделял зерна от плевел, поэтому неглупый от природы Витя по некоторым предметам не вылезал из двоек, а они ставились только из-за раздражения, которое вызывал его беспрерывно звучащий голос.
        Однако всего за десять лет самая яркая черта Вити потускнела. Как некоторые преступники в подсознании мечтают быть пойманными, так и Витя в глубине души мечтал, чтобы его заткнули. Мама у него была слабохарактерная, отца и вовсе не имелось, но, выбирая себе пару, он смог-таки воплотить свое неосознанное желание, женившись на девушке с характером горгоны Медузы.
        В гостях у Бабаянов Руслан оказался около шести вечера.
        Витя впустил Руслана в дом, забыв спросить, зачем тот пришел. Сам шмыгнул на кухню и продолжил кормить из ложечки двухлетнего ребенка — девчушечку с черепом неправильной формы и близенько поставленными глазками. Дочь вертела головой, отталкивала ложку, вяло ныла.
        — Садитесь,  — указал Витя на узенький диванчик в углу кухни.  — Я уже и не ждал…
        — Ребенок приболел?  — догадался Руслан.
        — Да, температура поднялась. Я отпросился с работы, остался с ней. Мы уже в садик ходим,  — горделиво поделился Витя.  — Но сегодня дома остались.  — Он посмотрел на часы.  — Сейчас Кристина придет, а я еще посуду не мыл… Вы же врач?
        — Не ваш врач,  — признался Руслан.  — И здесь я совсем не в связи с профессией. Вы помните Вадика Козырева?
        — Конечно. А что случилось?
        — Он умер.
        — Как?  — Витя отложил ложку, дочка заерзала на детском стульчике, потянулась малюсенькими пальчиками к игрушечному бегемотику на столике.
        — Покончил с собой. И я хочу понять почему.
        — А я чем могу помочь?
        Бабаян был искренне огорчен. В младших классах он сидел с Вадиком за одной партой, а когда им было по тринадцать лет, родители отправили обоих пацанов в детский лагерь. Там Вадька, любитель зеленых яблок, сверзился с дерева, здорово ударился головой, да еще и сломал руку. Витька сидел с ним до приезда скорой, держа его окровавленную голову на своих коленях.
        И Вадя был единственным человеком в классе, которого не бесил Витькин словесный понос.
        — Виктор, вспомните, пожалуйста, тот вечер, когда был убит Олег Окуленко.
        …Витя пришел на вечеринку одним из последних. Мать наказала его после своей случайной встречи на улице с учительницей русского языка. Училка нажаловалась, что Витя на уроке говорит громче ее, мать и разозлилась. Наказанный Витя, кипя праведным гневом на подлую училку и легковерную мать, тут же открыл рот и начал высказываться на этот счет, а уже через полчаса мать готова была выйти из окна с десятого этажа, лишь бы избавиться от его болтовни.
        В итоге Витя оказался у Олежки.
        Сначала он выпил с мужиками, потом девчонки принесли из кухни какой-то хавчик, потом они выпили уже все вместе.
        …Сестра Олежки в вечеринке тоже участвовала, хоть и была, по меркам десятиклассников, мелкой, малолеткой, аж на целый год младше остальных. Девчонки относились к ней дружелюбно, хоть и чуть свысока, а мальчишки старались не выделять ее из общей массы, справедливо полагая, что большой брат видит их.
        Довольно скоро Витя заметил, что квартира Окуленко со всей обстановкой и гостями поплыла вокруг его затуманенной головы. Витя поделился своими наблюдениями с окружающими, а потом задремал на диване, пока народ развлекался по мере подростковой фантазии.
        Витя проснулся в комнате один. Ему даже показалось, что он остался один в квартире. Но потом понял, что это не так. Вышел в коридор и услышал шепот и всякие вздохи из родительской спальни. Вите стало интересно, он заглянул…
        — Ты все болтаешь?!
        Витя и Руслан одновременно вздрогнули. На пороге кухни стояла высокая худая молодая женщина, ее голос обладал всеми свойствами мухобойки.
        — Кристиночка, ты уже дома?..  — залепетал Витя.  — А мы тут ку-ушаем!
        — Врач приходил?  — напористо спросила женщина, не обращая внимания на постороннего человека на своей кухне. Более того, она не обращала внимания и на собственную дочь.  — Нет? А почему ты снова в поликлинику не позвонил? Ты котлеты пожарил?..
        Не дожидаясь ответа, она развернулась и ушла куда-то в комнаты.
        — Вы простите,  — обратился Виктор к Руслану.  — Она ненавидит, когда я много говорю…
        — Виктор! Займись делом, перестань трепаться!  — донеслось из глубин квартиры.
        Бабаян подскочил, вынуждая встать и гостя.
        — Так кого же вы увидели в спальне?  — спросил Руслан. Невольно он заговорил шепотом.
        — В какой спальне? Ах да!..
        Локаторы Кристины были безупречны.
        — Виктор! Сколько можно болтать?
        — Идите уже.  — Виктор напирал на доктора Давлетова, продвигая его к выходу из квартиры.
        — Так кто был в спальне?
        — Ах ты боже ж мой!..  — причитал Бабаян.
        — Виктор!
        Руслан уже стоял за дверью на лестничной клетке.
        — Там были Олег и Юля Белоус,  — быстро сказал Витя и захлопнул дверь.
        Валька Бубенцов
        Если Витя Бабаян вырос в подкаблучника, то Валька Бубенцов за эти десять лет изменился в сторону противоположную. Руслана это немного удивило, так как он знал, что в школе Валька был тощим, нескладным пареньком, бедно одетым и битым всеми школьными плохишами.
        В компанию Олега Окуленко Бубенцов попал в качестве опекаемого — Олежка решил бороться с несправедливостью в масштабах класса и объявил всем, что тот, кто попробует обидеть Вальку, будет иметь дело с ним самим.
        Акция Олежки возымела эффект, потому что за ним стояла целая команда, а хулиганье всегда действовало поодиночке.
        Бубенцова Руслан нашел в автомастерской. Теперь это был крепкий, хоть и невысокий мужик с квадратным подбородком и нехорошим блеском в глазах. На его предплечье красовалась татуировка: примитивно наколотая голая баба. Так понимал брутальность прежний маленький забитый мальчик.
        Первое слово, которое Руслан услышал от Валька, было матерным, на букву «б».
        — Простите?  — ошалел Руслан.
        — Не готова твоя тачка,  — пояснил Валек.  — Я же сказал тебе, что в пятницу! Б… глухой ты, что ли?
        Давлетов терпеливо объяснил, что он не клиент, а брат Олега Окуленко. Он только что приехал из другой страны и хочет понять, почему десять лет назад погиб его брат.
        Бубенцов по-бычьи склонил голову. Воспоминания детства и юности никогда не доставляли ему большого удовольствия, он бы предпочел, чтобы тех времен в его жизни и вовсе не было. Однако на имя Олега Окуленко, перевернувшего его мир, Валек не мог не отозваться.
        — Колька!  — крикнул он партнеру, работавшему неподалеку.  — Мне отойти надо.
        — К тебе клиент едет!  — напомнил ему тот.  — Далеко не уходи!
        — Нах!..  — ответил Валек.
        Он привел Руслана на задний двор, где стояли несколько пустых проржавевших металлических бочек, и, сев на одну из них, закурил.
        Руслан спросил о событиях той трагической ночи.

* * *
        …Валек не хотел идти к Олежке в гости. Он стеснялся себя, своей одежды, робкого вида, худых рук, прямых волос, стриженных по-пацанячьи. А не прийти к Олегу означало, что он продолжает быть трусом и все, что делает для него Олег, он делает зря.
        Валька выбрал единственную более или менее приличную в его понимании майку, отмыл свои старые рваные кроссовки, сказал матери, что идет к другу. И, стиснув зубы, вышел из дому. Перед уходом он положил в карман свою единственную драгоценность — складной черный ножик с собственной меткой: «В. Б».
        — У всех ребят в компании были ножи?  — уточнил Руслан.
        — Да, почти у всех,  — смачно плюнув в куст сирени, ответил Валька.  — Все ножи были с клеймами. Мы их сами ставили. Гнули из проволоки клеймо, раскаляли на костре и прикладывали к рукоятке.
        — Крутые ножи?
        — Охотничьи, фирмовые,  — пояснил сквозь зубы автомеханик.  — Вадька Козырев их увидел в магазине охотничьего оружия, парни раздобыли денег — и купили. Ножи не дешевые, мне такой не светило купить! Но у меня тоже нож был неплохой. Мне он от деда достался.
        …Во дворе Олегова дома, у самого подъезда, сидел на лавке один очень неприятный для Валька человек. Он был худой, с изможденным лицом и светлыми наглыми глазами. Человек этот все время ежился, хохлился, будто бы от зябкости. И даже в этот нереально теплый вечер, когда воздух от жары дрожал, как желе, он продолжал обнимать себя за плечи худыми руками, втягивать шею и поджимать ноги в стоптанных сланцах.
        Его звали, кажется, Романом. А в Валькиной жизни он оказался благодаря Валькиной же бестолковой матери. Ей было всего тридцать четыре года, но она уже считала себя человеком конченым, а на каждого мужика, лезущего ей под юбку, смотрела как на последнюю надежду в жизни. Этот Роман тоже был таким вот принцем. Валькина мать словно не видела, что он только нахлебничает в ее доме и паразитирует на ней.
        Валька от материного гостя регулярно получал подзатыльники и издевки. Вот и сейчас мужик сказал:
        — А ты что тут делаешь, глиста зеленая?
        Валька хотел молча пройти мимо, но споткнулся о подставленную Романом ногу. Почти удержался на ногах, но все же рухнул. Из кармана высыпались мелочь и мятая пятидесятирублевка. Роман ловко нагнулся, подцепил бумажку и снова откинулся на лавку.
        Валька закричал:
        — Отдай, скотина!
        Роман заржал.
        — Вали, Валя!  — направил он мальчишку, давясь от хохота.  — Мне к друзьям прокатиться надо, твой червонец в дело пойдет.
        Он продолжал лыбиться, а Валька уже понял, что ничего сделать не сможет. И так разозлился тогда, что готов был достать свой нож и зарезать ублюдка, но сколько раз до этого он ни пытался защитить себя — получалось только хуже…
        — Ну а про вечеринку ты что запомнил?  — вернул Вальку из страны воспоминаний Олегов брат.
        — Да что там можно запомнить?  — грубо рассмеялся Бубенцов, почесывая бок под измазанной машинным маслом борцовкой.  — Все нажрались как свиньи. Мальчишки и девочки тоже. Ну там потискались маленько, дело молодое…
        Он замолчал. Руслан встал, не ожидая продолжения. Его и не последовало, кроме пары фраз:
        — А когда я узнал, что Олежка убит, то чуть не взбесился!..  — механик яростно вдавил сигарету в металлический бок бочки, на которой сидел.  — И пообещал себе, что теперь я обязан стать крутым. Даже не ради себя, а ради Олеговой памяти.
        Оля Зацепина
        — А как так получилось, что Вадим Козырев стал встречаться с сестрой Олега Окуленко?  — спросил Руслан.
        Он сидел на удобном стульчике возле большого раскройного стола, над которым то склонялась, то выпрямлялась полная молодая женщина с рыжими волосами. Это была одноклассница Олега и Вадима Оля Зацепина, она работала закройщицей в магазине тканей.
        В отсутствие клиентов Давлетов болтал с ней уже около получаса, но Оля не слишком много помнила о ночи, когда был убит ее одноклассник. Руслан подумал, что ее девичья память наверняка лучше сохранила воспоминания о сердечных делах своих школьных приятелей.
        Оля, поразмыслив над его вопросом, оперлась ладонями на стол и сказала:
        — А знаете, мне кажется, что с того самого времени, как Олега убили, это и началось. Наверное, это нормально?  — спросила она у самой себя. И ответила размеренным тоном, будто ведущая какого-нибудь псевдопсихологического ТВ-шоу: — Вадик был потрясен смертью друга, он сильно изменился после этого, сестра Олега, конечно, тоже сильно горевала. Вот они и нашли друг друга.
        Она взяла метровую линейку, плоский портновский мелок и снова принялась за работу.
        — А Олег встречался с Юлей, так?
        — Да Олежка с кем только не встречался!  — рассмеялась Оля.  — Он быстро увлекался, быстро остывал. Юля вообще-то не из нашей компании была, он просто привел ее к нам в тот вечер.
        — А я слышал, что Юля бегала за Вадимом,  — поделился Руслан.
        Продолжая что-то чертить на куске красного бархата, Оля ответила:
        — Мы с Юлей особо не дружили, но сидели за одной партой. Так вот я вам скажу, что если Юля и бегала за Вадиком, то не потому, что он ей нравился.
        — В смысле?
        — Она была самодовольная и самовлюбленная. Перед мальчиками любила покрасоваться, но бегать за кем-то — это было не в ее стиле.
        — Так что же ей нужно было от Вадика?
        — Мать Юле вдолбила в голову, что она красавица и место ей на сцене. Юля была маменькина дочка, чуть у нее какие неприятности в школе, так приходила ее мать и давай всех строить!
        — Ну а Вадик?..
        — А Вадик не хотел Юльку в КВН брать. Сказал на весь класс, что она примитивная, скучная. Господи, да она чуть не лопнула от злости!.. Пообещала отомстить.
        Оля рассмеялась, но неожиданно для Руслана — добродушно.
        — И отомстила?
        — Да, отомстила,  — кивнула Оля.  — Прошла пара месяцев, и вдруг по школе слух пошел, что мама Вадика ходит по ночам. Лунатик она то есть. Я потом узнала, что Юльке о Вадиковой маме ее собственная мамаша рассказала, а мамаша та — местная сплетница. Вадик сначала психанул, расстроился. Но потом объявил во всеуслышание: «Да, моя мама — лунатик и я — лунатик!» С тех пор стал шутить над этим, рассказывать по утрам, как он ночью по крышам гуляет, все смеялись, он снова был любимчиком класса. То есть Вадик испортил Юльке всю ее месть!
        Арсен Мазурко
        Оля очень вовремя сказала, что еще один одноклассник Вадима и Олега работает прямо по соседству с магазином тканей, в котором обнаружил ее Руслан.
        — Пообщайтесь с ним,  — с многообещающей улыбкой посоветовала она.  — Золотой медалист, гордость класса, радость мамы.
        Золотой медалист, любимчик девочек, лидер однокашников Арсен Мазурко, окончив местный технический вуз, как-то мало оправдал ожидания тех, кто пророчил ему большое будущее. Арсен не продвинул отечественную науку, не попал в отряд космонавтов, не стал известным актером. Он даже не основал фирму и не заработал денег. Не печалясь о несбывшихся надеждах, тихо и мирно Мазурко работал менеджером на складе металлоконструкций, получая более чем скромную зарплату.
        На фоне карьеры несколько оживленнее выглядела его личная жизнь, так как жениться гордость класса угораздило на страшно ревнивой женщине. О ней по району ходили байки: дескать, лупит в нос всех баб, которых видит в городе, транспорте, на работе рядом со своим мужем. Мужу тоже доставалось. Супруга стимулировала Арсена совершенствовать свое искусство обмана, потому что выдержать ее каждодневные допросы мог лишь человек патологически брехливый или святой.
        Арсен писал в анкетах: «Воспитываю дочь», но на самом деле он лишь знал, что она у него есть. Свое драгоценное время он старался не тратить на тихую девочку с бантиком на макушке.
        А развлекался Арсен методами самыми безыскусными. Если ему удавалось исчезнуть из зоны действия радаров супруги и он считал, что ничего ему за это не будет, Арсен напивался в смерть. Пьяный бросался со слюнявыми поцелуями на каждую увиденную девушку. Ему казалось, что это весело.
        О ночи, когда был убит Олег Окуленко, Арсен вспомнил лишь то, что хотел целоваться с самой красивой девочкой класса, с Наташкой, но удалось ему добраться только до затюканной Таньки. То есть вечер не удался.
        Таня Кобыла
        Руслан нашел в своем списке одну-единственную Таньку, зато с фамилией, гарантирующей комплексы: Кобыла. Дома он Татьяну не застал, и ее мать направила Руслана в детскую библиотеку, расположенную на соседней улице.
        На удивление, библиотека пользовалась популярностью у юных читателей от семи и до пятнадцати лет. Они даже составили небольшую очередь возле стойки библиотекаря, очередь шумную, нестройную и веселую.
        Среди трех сотрудников библиотеки Руслан узнал Таню интуитивно: она заглядывала в глаза взрослым и детям с надеждой быть замеченной и одобренной. Он заговорил с ней, огласив свою прежнюю легенду: «Вот, приехал в Гродин через десять лет отсутствия, хочу понять, кто убил брата».
        Девушка отнеслась к его просьбе серьезно и, более того, заинтересованно.
        — Я вам очень сочувствую. Случай страшный, Олежку жалко, Злату жалко, родителей — больше всего… Как только я узнала, что Олег убит, стала вспоминать, что происходило у нас тем вечером,  — сказала она, уводя Руслана к окну в холле.  — Только я вам точно говорю: Олег весь вечер был вместе со всеми в комнате, ни с кем не ссорился.
        — Но вы ведь не весь вечер провели вместе со всеми…  — намекнул Руслан.
        — Весь,  — ответила она, еще не понимая, что ее собеседник имеет в своем распоряжении компрометирующие факты.
        — Но Арсен сказал…
        Таню передернуло, ее щеки покрылись красными пятнами.
        — Ну… это… я не хочу вспоминать. Это стыдно.
        Она замкнулась, заставив Руслана напрячь мозги.
        — Танечка, поверьте, мы все подобное в юности переживали.  — Он заговорил с ней так, будто готовил к ампутации обеих ног.  — Стыдно ничего не стыдиться.
        Красные пятна сошли со щек библиотекарши, она выпрямила спину.
        — Я привыкла стыдиться, меня так воспитали. Вот если бы моя мама любила меня так, как любит Юлю Белоус ее мама, то, может, я бы… Ладно, не важно. Самое смешное — я не напилась в тот вечер, я никогда не напиваюсь. А когда Арсен начал целовать меня, я… Ну, придумала себе глупость: может, он не решался раньше ко мне интерес проявить, а сам скрывал какие-то чувства. Романтические чувства ко мне.  — Она иронично хмыкнула и остановила себя: — Но мы же не о том! Значит, так, мы целовались в комнате, а потом ребята стали нас стыдить. И мы вышли на улицу. Было уже темно, довольно поздно. Мы сели на лавку и продолжили целоваться. Уже губы болели, но остановиться мы не могли. Помню, что вскоре мимо нас стали проходить наши одноклассники, они расходились по домам. Все были пьяные, шутили о нас по-всякому. Но мы продолжали…
        — И долго?
        — Долго, наверное. А уже намного позднее, как я помню, из подъезда вышли Олежка с Юлей. Она, оказывается, у него задержалась,  — Таня покраснела по второму кругу, стыдясь уже не за себя.  — Олег пошел ее провожать, а минут через пять вернулся. Прошло еще полчаса, наверное, мы с Арсеном уже отошли от лавки, вот тогда я заметила, что в подъезд Олега вошла Юлька.
        — Она тоже вернулась?
        Таня кивнула.
        В библиотеку вбежала стайка девчонок лет десяти, они понеслись по коридору к залу художественной литературы, и Таня, извинившись, сказала, что ей надо работать.
        Она поспешила за детьми.
        Руслан. Разочарование
        Повидав еще человек шесть бывших одноклассников Вадима и Олега, Давлетов ощутил настоящую кондовую тоску. Все эти совсем еще молодые люди были до удивления похожи, словно родные. Не внешне, но по своей сути.
        Они были поглощены материальной жизнью, их сознание уже перемололи жернова жадности и тщеславия. Разговоры не о деньгах и не о вещах их пугали, потому что им казалось, что они теряют почву под ногами.
        Возможно, предполагал Руслан, эти люди и мечтали о чем-то в своей жизни, не связанной с материальным благополучием, но так и не смогли точно понять, о чем же они мечтают. А потому воплотили только то, что получилось само собой: переженились и родили детей. Не все браки получились надежными, не все дети доставили столько счастья, сколько ожидалось, но гвозди были вбиты, а на них каждый вешал ту картину счастья, на которую хватало его фантазии.
        Никакой более или менее внятной информации о ночи, когда произошло убийство, Руслан не получил. Все рассказывали примерно одно и то же: пришли, напились, потискались в углах и разбрелись, и даже последовавшая за этим вечером смерть их одноклассника вспоминалась ими без особых эмоций.
        В списке Руслана оставалось только одно имя, и у доктора, охотящегося за правдой, были все основания полагать, что его ожидает нечто весьма интересное.
        Руслан. Анекдот
        Оказалось, Юля Белоус жила в доме, стоявшем прямо перед школьным двором. Руслан уже был там позавчера, когда искал школу.
        Он еще не добрался до места, когда в кармане растрещался мобильный телефон. Давлетов глянул на дисплей — ему звонили с городского номера, не внесенного в список контактов. Возможно, звонили из больницы, во всяком случае, первые две цифры номера телефона совпадали с больничными.
        — Да?  — ответил он.
        — Руслан, что происходит?  — услышал он голос Златы.  — Оказывается, я не попадала в аварию, у меня не была сломана нога, ты обманывал меня?
        Это было неожиданно настолько, что доктор не на шутку растерялся.
        — Злата? Ты?..
        — А скольким девушкам ты устраивал такой спектакль?..
        Он слушал ее, лихорадочно выискивая ответ. Огляделся, увидел пустующую раскаленную солнцем лавочку. Решил, что уж там-то его не услышат посторонние, и сел на горячие деревяшки.
        …После разговора со своей девушкой он испытал такое ощущение, будто увернулся от несущегося на него самосвала.
        Нужный ему двор нашелся сразу же за поворотом.
        Прикрывая рукой глаза, Руслан пытался определиться с подъездом, когда возле него остановилась женщина. Он заметил ее бесформенный силуэт боковым зрением и, в надежде избежать разговора с посторонним человеком, бросил на нее неприязненный взгляд. Такими взглядами обычно он отваживал настырных родственников пациентов, которым казалось, что их хирург слишком молод и потому неопытен. Тетка здорово напомнила ему одну родственницу из Нальчика, крикливую и фамильярную женщину, множащую семейные раздоры из скуки и со злобы.
        — Ищете кого-то?  — поинтересовалась она.
        У нее были крашенные в черный цвет волосы, мочалкообразными прядями разметавшиеся по плечам и спине, ярко нарисованный рот, маленькие карие глазки, впивавшиеся до боли в то, что тетку интересовало. Ее руки беспрерывно жестикулировали. Одежда тетки — черный балахон — напоминала костюмы ведьм из сказок.
        — Спасибо,  — ответил ей Руслан.  — Я найду все сам.
        — О, мальчик мой.  — Она схватила его за руку так неожиданно, что Руслан вздрогнул.  — Свою беду ты носишь на своей душе. Ты связался не с той женщиной, вот и ищешь теперь непонятно чего! Она ж у тебя блондинка?
        Пальцы у женщины были короткие, с грязью под ногтями. Руслан отобрал свою руку:
        — Вас это не касается.
        Он уже сделал несколько шагов в сторону, решив временно отложить поиск, чтобы вернуться сюда после того, как проклятая ведьма уберется восвояси. Она не умолкала:
        — Имя на «З»…  — Ведьмин взгляд прилип к фигуре доктора Давлетова.  — Редкое имя, все понять не могу… Замира, Зоя, нет. Не Зина, нет… Злата!
        Она выкрикнула это на весь двор. Руслан вдруг остановился и внимательно посмотрел на тетку.
        — Вы ее знаете?  — спросил он.
        В мыслях мелькнуло — она слышала его разговор по телефону в соседнем дворе! Но нет, этого быть не могло, Руслан говорил тихо, и в округе на пятьдесят метров не было ни единого человека.
        — Не знаю,  — ответила тетка.  — Но ты-то знаешь! Она сладкая баба, вижу по твоим глазам. Ты для нее на многое готов, но ты не подозреваешь, чего она на самом-то деле хочет!
        Обличительный тон ведьмы начинал смешить доктора. Руслану вдруг стало интересно.
        — Пойдем со мной, расскажу тебе все, а ты уж сам решай — нужна ли тебе такая зазноба! Бесплатно тебе погадаю, понравился мне очень!
        Она привела его к двери, и номер на ней отчего-то заставил гостя хмыкнуть.
        В полутемной квартире ведьмы стояла духота. Руслан скинул свои мокасины, хоть она и велела не разуваться,  — босиком было приятнее.
        Ведьма вошла в комнату. Руслан шагнул следом за ней и успел заметить, что она опустила изображением вниз пару рамок с фотографиями, стоявших на полке серванта.
        — Ну садись!
        Он прошел к столу, накрытому черной тканью. Над столом висели иконки, под ними на стеклянном блюде стоял прозрачный шар. Подсвечники, статуэтки, колоды карт, зеркальца и прочие рабочие инструменты обеспечивали нужную мистическую атмосферу.
        В остальном комната ничем не отличалась от сотен тысяч себе подобных: диван, телевизор, кресло, стенка.
        Руслан сел перед столом, ощутив, что это место ему чуждо до крайности.
        — Сними карту!  — Ведьма уже перетасовала колоду и подсунула Руслану под руку.
        Ее взгляд бегал по его лицу, что было и неприятно, и смешно. Он взял из предложенной колоды верхнюю карту, это оказался бубновый король.
        — Да ты, мой мальчик, душа чистая!  — напористо заговорила ведьма.  — Ты умный, учился много, законы знаешь, а вот с женщинами тебе не везет!
        Руслан невольно мотнул головой, хоть и не собирался своей реакцией подсказывать тетке пути собственного одурачивания. Однако на его головомотание она не обратила никакого внимания.
        — Нет с тобой твоей женщины!  — провозгласила она, словно стараясь вбить ему в голову свои мысли. Она разложила карты.  — Бросить тебе надо эту твою Злату и найти другую. Твоя женщина недалеко отсюда… Я не вижу ее лицо, но точно знаю, что она очень близко к тебе. Ты заочно с ней знаком, кто-то тебе о ней рассказывал! Говорили тебе, что она дурная, что черная. Но неправду тебе о ней рассказывали!.. Ага… Это твоя Злата про нее говорила!
        — Про кого?
        — Про ту твою ненаглядную! Бог Злату накажет! Ой, сильно накажет! Ты встретишь свою женщину случайно, на лестнице…
        — Ну а что же она за женщина такая?  — изобразил интерес Руслан.
        — Красивая, высокая,  — залопотала тетка,  — ты как увидишь, так сразу поймешь: это моя! Она подойдет к тебе, станет говорить. Ты слушай ее, делай, как она скажет.
        — Почему же Злата о ней гадости говорит?
        — А Злата — сама человек черный!  — Гадалка заговорила на тон ниже и громче настолько, что даже стекло в ее серванте отозвалось призрачным звоном.  — Она совершила страшный грех! Страшный! Будет наказана проклятием крови.
        — Что она сделала?
        — Это такое, что проклянет ее мать родная, отец проклянет!  — Гадалка, видно, понятия не имела, что отец Златы умер.
        — Боже мой, что же она натворила?  — поторопил ее Руслан.
        — Отравила свою сестру!  — выкрикнула тетка.
        В серванте снова зазвенели стекла, а гадалка откинулась на спинку стула, запрокинула голову, тяжело задышала и закрыла глаза.
        Руслан встал.
        — Спасибо,  — сказал он тихо, будто ему передали за столом соль.
        Затем ушел.
        Из спальни выскочила Юлька:
        — Мама, ты что?! Да не сестру же, а брата! И не отравила!..
        — Что?  — моментально вышла из транса мать.  — Брата? Ты не говорила!
        — Сто раз говорила! Мама, ты все испортила!  — металась по комнате Юлька.  — Ты что, пытаешься нас знакомить? Впариваешь, что я — его женщина?
        — Ну конечно!  — Мать гордилась собой.  — Он тебе подходит, а ведь замуж…
        — Да ты что! Его Злата сюда прислала. Мне надо, чтобы он меня нашел, но вроде случайно. Чтобы это не я ему предлагала свои условия, а он — мне. Тогда я смогу торговаться, делать вид, что мне это все не нужно.
        — Да что ты все недовольство свое кажешь!  — слабо сопротивлялась мать.
        Для большей убедительности Юлька помахала у матери перед носом ладонью с растопыренными пальцами.
        — Я же просила: намекни, что я про Златку знаю такое, что зашибись. И есть у меня одна вещица, которая все мои сведения подтверждает. Но я девушка честная, хочу в полицию ее отнести. Но, может, я соглашусь рассказать ему про Златку, если он заплатит. Ребенок маленький, мужа нет… Вот что я просила!
        — Да все я помню!  — Гадалка резко оборвала речь дочери.  — Карта не та легла.
        — Почему ты это не сказала?  — не успокаивалась Юлька.
        — Забыла!  — разозлилась мать.  — Я тут целую пьесу разыграла, а ты недовольна! Вот же жучка такая! Работать не хочешь, сидишь на моей…
        — Мама! Я один раз тебя попросила! А ты!..
        — Ладно, хватит мать поучать,  — остановила ее мать со вздохом.  — Иди уже, догоняй его. Выскакивай по короткому пути, мимо мусорников, и дуй через пути к лестнице. Он будет с лестницы спускаться, а ты пойдешь к нему навстречу. А там уже сама ему свою информацию выложишь!..
        Мать устало поднялась со стула и пошла на кухню приготовить себе чай. Юля подскочила к зеркалу, припудрила нос и выбежала из квартиры.
        Руслан. Первая помощь
        Руслан, посмеиваясь, шел по разогретому солнцем асфальту. Обманщица ему попалась забавная — простодыра вульгарес.
        «Она отравила свою сестру!» — вспомнил он, и улыбка сошла с его лица.
        Руслану предстояло перейти улицу, подняться на пешеходный мост, идущий над железнодорожными путями и, спустившись с него, пройти десять метров до остановки маршрутного такси.
        На лестнице он ожидал встретить одну девушку.
        Несмотря на солнечные очки, плотно сидящие на Руслановом носу, солнце на мосту ослепило его белым блеском. Небо над головой казалось раскаленным, горячий воздух с привкусом дегтя щекотал ноздри, и даже звуки железной дороги казались размягченными жарой.
        И вдруг — резкий гудок сигнала паровоза, скрежещущий звук торможения, чей-то крик…
        Руслан бросился к перилам. Товарный поезд тормозил под мостом, гудя и лязгая сцеплениями. Справа от него, метрах в пяти от суставчатого тела поезда, валялось нечто сравнительно небольшое, скомканное. В первый момент Руслану показалось, что это большая собака, но спустя мгновение его глаза привыкли к пейзажу, и он сумел разглядеть на утрамбованной мертвой земле женское тело.
        Скатиться с лестницы и найти в ограждении железнодорожного полотна дыру подходящего для себя размера удалось достаточно быстро — Руслан успел подбежать к телу первым. По дороге он вызвал скорую.
        Темноволосая девушка лежала в позе брошенной куклы. Удар поезда откинул ее на гравийную насыпь, с которой она скатилась на обочину, и поэтому платье несчастной с правой стороны было в прорехах. Платье и голые ноги девушки были запачканы землей и измазаны темными маслянистыми разводами, видимо, смазкой, запах которой Руслан ощутил, склоняясь над телом.
        Он сосредоточился, снял очки. Приподнял веко девушки. Она была без сознания, но жива. Из носа вытекала тонкая струйка крови. Приподняв ее волосы над ухом, Давлетов убедился, что несколько капель крови вытекло из ушной раковины.
        Вдруг на его плечо упала тень.
        — Она жива?
        Доктор был слишком занят, чтобы ответить. Он подозревал перелом основания черепа, а это уже было серьезно…
        — Я видел ее, она бежала через рельсы,  — звучал низкий голос сбоку. Подошедший, видимо, присел рядом на корточки.  — Она у моей колеи остановилась — поезд пропустить. А тут парень ее догнал и толкнул под поезд!
        — Какой еще парень?  — Давлетов готов был поручиться своей ценной для хирургии правой рукой, что машинист врет, чтобы скрыть свою вину. Замечтался, не увидел пешехода, сбил ее, а теперь приплетает еще кого-то…
        — Она жива?
        — Да, жива.
        — Метельником ее хрякнуло,  — сообщил машинист.  — Ногу переломало…
        Машинист был прав: на правой голени девушки зияла небольшая рваная рана, и в ней белел обломок кости. Давлетов сразу заметил рану, но нога почти не кровоточила, ею может заняться и скорая. Травма головы беспокоила его гораздо больше.
        Руслан обернулся на машиниста, подумав, что, наверное, кроме скорой надо вызвать и полицию, но не успел ничего сказать.
        — Маме…  — услышал он.
        Губы девушки, на которых сохранилась бежевая помада, прошептали:
        — Скажите маме…
        — Да, хорошо,  — ответил ей Руслан. Возвращение сознания было хорошим симптомом.  — Ты только не волнуйся, ты жива, мы отвезем тебя в больницу, слышишь?
        Она открыла глаза.
        — Уже ночь?
        — Все будет хорошо,  — успокоил Руслан, взяв ее за пальцы на левой, неповрежденной руке.
        — За деньги… скажу… Я вернулась, а у Златки был нож. Кровь, нож.
        — Что?  — не понял машинист.
        — Бредит,  — пояснил Руслан и прислушался внимательнее. С каждым словом Юля говорила все тише и неразборчивее. Нижняя челюсть справа темнела на глазах и отекала, Давлетов не трогал ее, зная, что это перелом. Напоследок ему удалось расслышать:
        — Она убила брата его собственным ножом…
        Часть четвертая
        2001 год, май
        Олежка очень ласковый и даже робкий, может, поэтому по-взрослому у них и не получается. По правде сказать, они оба больше боятся этого, чем хотят. Пока руки Олега изучают ее тело, она со сладким ужасом млеет, но не поощряет его быть смелее. Боясь тем не менее выглядеть неопытной, она забирается ему в штаны, отвечая на его поцелуи с показной страстью. Это доставляет ему такое острое наслаждение, что он боится не справиться с физиологией. Стыд не позволяет ему расслабиться и довести дело до конца.
        В спальне они застревают надолго. Время оказывается безжалостным к юношеским ласкам, расходуясь безмерно. Юля мечтает, чтобы они могли лежать тут еще и еще, а часы над кроватью — раз!  — и показали 12.00.
        — Мне пора… мать убьет…
        — Я провожу тебя,  — вызывается Олежка.
        Они встают с кровати, как взрослые любовники в кино,  — устало ищут на полу одежду, пересмеиваются. Перед выходом из спальни Олег обнимает ее.
        Он провожает Юльку до дома, целует, машет рукой на прощание в тот момент, когда она оборачивается, входя в подъезд.
        Она поднимается на свой четвертый этаж, гадая, спит ли мать. Хотелось бы, чтобы спала, но это маловероятно. Вдруг Юля припоминает, что в сумке у нее есть одна сигарета. Они с девчонками покупали сигареты поштучно, поделив девять штук на троих. Дважды она курила на балконе у Окуленко, а третья сигарета осталась, потому что Юля ушла с Олегом в спальню его родителей.
        Юлька сбегает вниз, прячется в тихом местечке за толстой ивой и закуривает. Она думает об Олеге, о том, что расскажет девчонкам завтра. Собственно, Юля прикидывает — соврать им о том, чтоу них с Олежкойпроизошло, или нет?
        Юля не задумывается, влюблена ли она в парня, с которым чуть было не потеряла девственность. Она прекрасно осознает, что не чувствует к нему ничего особенного. Просто в компании ее подруг оставаться недотрогой считается признаком недоразвитости. Девственность хранят только те — считают Юлькины подружки,  — на кого никто не позарился.
        Взгляды шестнадцатилетних — это лишь отражение всеобщего мнения взрослых и детей этого района. Большинство девушек здесь выходят замуж не позже двадцати лет, двадцатитрехлетнюю незамужнюю считают старой девой и неудачницей. Стало быть, начинать накопление сексуального опыта следует лет с двенадцати. Шестнадцатилетняя девственница Юлька уже и так порядочно отстает от сверстниц, поэтому, когда Олег предложил ей уединиться, она решила: вот ее шанс.
        Теперь надо правильно подать информацию об этом ее уединении.
        «Скажу, что трахались!» — решает она, предполагая, что если Олег узнает об этом, то не захочет отказываться от балла в свою пользу.
        Покурив, Юля гуляет недолго по двору, проветриваясь. Решив, что от нее больше не воняет табаком, она снова поднимается к двери своей квартиры. И только тут понимает, что попала!
        На вечеринку Юлька нарядилась отпадно: в джинсы с низкой талией и маечку, едва закрывавшую живот. На пороге ее остановила мать, протягивая свою собственную новую кожаную куртку. Юлька подумала, что шикануть вечерком, когда станет прохладнее, будет круто, поэтому куртку взяла. Но весь вечер было так жарко — и в квартире, и на улице, что о материнской куртке Юля забыла. Теперь же ее огорошивает мысль: не жить ей, если мать узнает, что Юля вернулась без куртки.
        А кроме того, в кармане куртки лежат ключи от квартиры. И это совсем уж хреново, потому что без них вернуться домой и не попасться матери невозможно.
        Ей надо вернуться к Олегу, иначе — никак!
        Она трогает дверь, неожиданно для себя убеждаясь, что дверь лишь прикрыта, и то не полностью,  — белая полоса внутренней створки резко контрастирует с темной искусственной кожей, которой обита внешняя часть дверного полотна.
        Кончиками пальцев она толкает створку, и створка медленно раскрывается. В коридоре темно, лишь дальний свет уличного фонаря падает из кухни, да немного желтого света от торшера проливается из гостиной. Юля припоминает, что бросила куртку в большой комнате, и идет вперед осторожной шпионской поступью.
        В комнате — Злата, стоящая на коленях над лежащим на полу Олегом. Она поворачивается на звук Юлиных шагов, Олег остается неподвижен. Белая обтягивающая футболка Златы сплошь в темных пятнах, а в руке — нож.
        — Ты чего пришла?  — спрашивает она тихо и зло.
        Неробкую от природы Юлю охватывает такой ужас, что она забывает русскую речь.
        — Убирайся отсюда!  — командует Злата.
        Тут взгляд Юли падает на стул возле двери, на нем лежит ее злополучная куртка. Схватив ее, Юля выскакивает из комнаты и бежит прочь.
        Наши дни
        Злата. Встреча
        Руслан в субботу не вернулся. Он и в воскресенье не вернулся, а на Златины звонки не отвечал. Злата нервничала, ей казалось, что с ним могло случиться что-нибудь нехорошее: авария, приступ, а вдруг на него напали бандиты? Все ведь бывает.
        Несмотря на тревогу, дома в выходные она не сидела. В основном потому, что опасалась оставаться одна в своей квартире.
        В субботу отправилась со своей коллегой Анькой в ночной клуб. Анька сильно удивлялась тому, что Злата напросилась идти вместе с ней, она понятия не имела, какие страхи мучают «лучшего риелтора года».
        В ночном клубе коллеги просидели до трех ночи, а оставшееся до утра время Злата провела в Анькиной квартире. Это было не слишком удобно — во всех смыслах. Коллега привела к себе мужика, надеясь отправить Злату домой на такси и провести с ним время в постели. Но тут Злата сделала вид, будто пьяна до безобразия, для чего свернулась калачиком на маленьком кухонном диванчике и на вопросы не отвечала, прикинувшись спящей. Ее оставили в покое.
        Диванчик был коротким и жестким, а Анька и ее любовник в соседней комнате громко озвучивали свое соитие стонами, вскриками и пыхтением. Они стихли только через час, после чего Злата смогла задремать.
        Едва рассвело, она вызвала такси и удалилась по-английски.
        Все воскресенье Злата снова ждала Руслана, а ближе к вечеру ей позвонила наследница тети Зои, чью квартиру еще требовалось освободить от мебели и продать. В эти выходные Злата поленилась закончить начатое, но Наташа на нее не сердилась. Она спросила: может ли остановиться в унаследованном жилье, если прилетит из Москвы на днях? Злата ответила: «Да».
        Стало быть, обнаружился новый повод удрать из своей квартиры на полночи, и им следовало воспользоваться.
        Было около шести вечера. Перекусив на дорожку булочкой с молоком, Злата надела свой самый яркий сарафан, надеясь привлечь этим хорошее настроение, и убежала из квартиры.
        Едва она вошла в подъезд, как увидела знакомое лицо — человека средних лет, немного обрюзгшего и расплывшегося в талии. Несмотря на жару и выходной день, он был облачен в солидный серый льняной костюм с галстуком. В руках нес черный кожаный портфель и белый пакет.
        Злата узнала этого человека сразу же, а ведь в последний раз видела его сквозь пелену слез, да и он сильно изменился с тех пор. Есть такой тип взросления — теряя очарование юности, люди этого типа сразу же мордеют и матереют.
        А десять лет назад он носил милицейскую форму и в свои тридцать лет очень старался не выглядеть подростком.
        Сегодня адвокат Дмитрий Скобелев заехал к теще один, потому что жена Оксана лежала в роддоме на сохранении — Скобелевы ждали скорого появления второго ребенка. Настырная теща вызвонила Диму на работе, заставив бросить все дела и приехать к ней, чтобы она могла передать дочери в больницу ромашковый отвар в термосе и баночку меда.
        Восемь лет Дмитрий ходил мимо квартиры Окуленко, но ни разу не встретил родственников убитого мальчика. Теща как-то рассказала, что они здесь уже не живут. Скобелева такое положение дел устраивало.
        И вот теперь он видел перед собой удивительно красивую молодую женщину, узнавая в ней девочку, которая, плача, рассказывала ему, что она ничего не знает о преступлении, совершенном в ее квартире.
        Он тоскливо подумал, что эта встреча — что-то вроде дежавю и надо приложить все усилия, чтобы «что-то вроде дежавю» не стало дежавю. Он был решительно настроен не пускать в свое личное пространство других женщин, кроме жены.
        — Злата Окуленко?  — спросил он.
        — Да,  — ответила девушка.
        У нее были такие большие глаза, что Дмитрий подумал об инопланетянах.
        — Как вы?..  — поинтересовался он неопределенно, пытаясь не обращать внимания на красоту девушки, попросту говоря — не пялиться.
        — Мы — хорошо,  — сказала она.  — Мама живет в Испании, я — тут.
        — Тут?  — Он указал на стены дома.
        — В Гродине,  — поправила себя Злата.
        На ее губах, полных, красиво очерченных и природой, и карандашом, промелькнула тень улыбки, а Скобелев поймал себя на мысли, что он не спал с женой с того самого момента, как они узнали о беременности.
        «Перестань!» — скомандовал он себе.
        — А вы?  — спросила девушка.
        — И мы хорошо. Я ушел из милиции, стал адвокатом. Моя жена вот-вот родит второго сына.  — Это было сказано в целях самозащиты и самоуспокоения.  — А ваше дело было раскрыто? Я совсем ничего об этом не знаю.
        Злата печально покачала головой:
        — Нет…
        Тут загромыхал замок одной из дверей на первом этаже. Скобелев вмиг сообразил, что если кто-то из соседей тещи накроет его в полуметре от красивой молодой женщины, то ему потом не избежать липких намеков.
        — Я пойду,  — скоренько сказал он.
        Злата в этот момент также скоренько поработала мозгами: преуспевающий человек, у которого растет семья,  — отличный клиент для риелтора.
        — Не оставите мне свою визитку?  — попросила она.  — Мне как-то понадобился юрист, а я не знала, где искать.
        И тут Дмитрий расслабился: с человеком всегда происходит именно то, чего он боится, значит, бояться не стоит. Если эта девушка волшебной красоты попытается использовать его, как та, черноволосая, то он объяснит ей ее же ошибку. Ну а если ей нужна помощь, то он поможет. Вот и все.
        Без лишних комментариев он достал картонку со своим именем и телефонами и протянул ее Злате.
        Злата. Потрясение
        В понедельник утром Злате позвонил человек, который представился сотрудником следственного управления Андреем Шуваевым. Сухим и властным тоном он повелел удивленной Злате прибыть в управление и рассказать о том, что связывало ее с психологом Тимофеем Коростылевским.
        Злата, не привыкшая к такому тону, поинтересовалась: а что, собственно, случилось? И получила ответ: Тимофей Коростылевский убит, а адрес и телефон Златы есть в его ежедневнике.
        Известие о смерти толстого, безобидного и несуразного психолога так потрясло Злату, что она растерялась и не спросила о подробностях, а сотрудник следственного управления делиться информацией без веского повода не планировал.
        В управление она прибыла к только к обеду, поскольку отменить показ двух элитных квартир уже не могла. Следователь Шуваев, встретивший ее, старался поменьше говорить и побольше выяснять, но Злату такое течение разговора не устраивало. Использовав по максимуму свое женское обаяние, она смогла выудить у следователя основные факты.
        К завершению их встречи Злата знала, что Тимофей был убит дома. Кто-то приходил к нему в гости в воскресенье вечером, причем Коростылевский сам впустил гостя в свой дом, и этот кто-то огрел психолога по голове хрустальным графином для коньяка. Удар этот не был смертельным, он только лишил хозяина квартиры возможности сопротивляться. Обездвижив жертву, убийца перерезал ей горло. Следом за этим он ограбил квартиру и удрал.
        — Значит, убили Тимофея из-за денег?
        — Несомненно. Убийца искал деньги,  — ответил Шуваев.  — Он выдвинул все ящики, перерыл одежду, постели, ну и так далее. Компьютер раскурочил. Наверное, думал, что в нем спрятана заначка. А мать убитого сказала, что у сына всегда были в доме деньги, хранились в серванте. Теперь их нет.
        Злата широко распахнула ресницы, выражая полную заинтересованность в словах следователя.
        — Как вы логично рассуждаете!  — произнесла она, поднося к розовым губам розовые ноготочки.  — Вы, наверное, лучший следователь в управлении?
        Шуваев принял строгий вид, но рассказал, что тело Тимофея обнаружила его мать. Она же вызвала полицию. Женщина беспокоилась за сына с самого воскресного вечера, потому что привыкла разговаривать с ним каждодневно, а он не позвонил. Сын не отвечал на ее звонки всю ночь, а рано утром она приехала в его квартиру, отперла дверь своим ключом (замок в квартире Коростылевского захлопывался) и нашла тело Тимофея в луже крови.
        — А отпечатки пальцев вы сняли?  — деловито поинтересовалась свидетельница.
        — Следователи не снимают отпечатки пальцев,  — пояснил Шуваев.  — Это делают криминалисты. Они и определили, что отпечатки, не принадлежащие ни матери Коростылевского, ни жертве, нашлись на входной двери. Возможно, это пальчики гостей психолога, а может, и убийцы.
        — Ах!  — воскликнула Злата.
        — Да, высока вероятность, что именно убийца оставил их, войдя в дом, до того, как надел перчатки. Мать Коростылевского говорит, что ее сын был замкнутым человеком. Гости у него бывали редко. С посетителями общался в офисе. Кстати, вы тоже оставьте свои отпечатки, я провожу вас к криминалистам позже.
        Узнав все эти печальные подробности, Злата в свою очередь рассказала, что ни разу не бывала в квартире или офисе Коростылевского, она даже не знает, где они находятся. С Тимофеем она общалась только однажды — на отдыхе, а свой телефон Злата оставила психологу потому, что он дал ей почитать свою научную работу. Коростылевский собирался позвонить ей с тем, чтобы узнать ее мнение о труде.
        Следователь не спросил о деталях, а Злата решила, что сомнамбулизм и смерть ее мужа с убийством бедняги Тимофея связаны быть не могут.
        Шуваев удовлетворился ее показаниями и после того, как она оставила свои отпечатки, отпустил Злату с миром.
        Из управления Злата отправилась в офис, но не успела добраться до места, как телефон запел:
        — Небеса!..
        Злата. Недоверие
        — Привет,  — сказал Руслан.
        Злата даже задрожала, когда увидела его имя на дисплее телефона. Она злилась на него, радовалась его звонку, мечтала отомстить ему за исчезновение, хотела его видеть.
        — Привет,  — ответила Злата, надеясь, что ее голос звучит равнодушно.
        — Я задержался,  — объяснил Руслан.  — В выходные нас пригласил к себе на дачу один профессор. Было невежливо отказаться, понимаешь?
        — Конечно,  — согласилась она.
        Наверняка он ждал упреков, а так как их не было, его голос звучал настороженно. Злата поняла, что идет верным путем.
        — Там у него на даче зона приема никудышная. Я пытался тебе позвонить, предупредить, что все в порядке, но не смог. Ты мне звонила?
        — Конечно,  — снова сказала она.
        — Понимаю, прости.
        — Ты уже дома?
        — Да…  — Тут его голос немного изменился.  — Знаешь, я хотел попросить тебя кое о чем.
        — Проси.
        — Не могла бы ты приехать ко мне в больницу?
        — Прямо сейчас?  — В первый момент ей захотелось отказать ему, да еще и выложить все, что накипело. Она остановила себя: истерика только оттолкнет его. Гораздо разумнее сейчас быть обманчиво податливой, а отыграться позднее, когда Руслан расслабится и запутается в ее сетях.
        — Да, но не в мое отделение, а к Ирине, в патологию.
        — Что-то случилось?  — Злата почувствовала в его голосе неуверенность.
        — Ты увидишь. Приезжай к восьми вечера, я тебя встречу.
        На каталке в комнате, отделанной белым кафелем, лежала черноволосая девушка. Простыня накрывала ее до самого подбородка, но можно было догадаться, что при жизни девушка была высокой и стройной.
        Руслан подвел Злату к самому лицу покойницы. Злата всмотрелась в него и отпрянула.
        — Что это значит?  — спросила она, поднимая на Руслана растерянный взгляд.
        — Ты знаешь ее, разве не так?
        Он казался очень спокойным.
        Злата взглянула Руслану прямо в глаза. Ее зубы были стиснуты, каждое слово она выговаривала, словно преодолевая сопротивление каких-то сил:
        — Нет, не знаю.
        — Ты платила этой девушке за молчание.
        — Ничего подобного!
        Руслан покачал головой, словно хотел сказать: не верю. Сказал он другое:
        — Я соврал тебе.
        Злата саркастично усмехнулась.
        — Я не был на даче у профессора. Я вернулся в пятницу вечером, переночевал у друга, а в субботу утром встретился с Юлией Белоус.
        — Мне это неинтересно,  — фыркнула Злата и повернулась к телу темноволосой девушки и доктору Давлетову спиной.
        Он остановил ее, схватив за плечо. Злата смотрела в сторону.
        — Тебе еще как интересно!  — с недоброй ухмылкой сказал Давлетов.  — Юля позвонила мне в среду, сказала, что знает о смерти Вадика. И сказала, что знает, кто в этом виноват. Она предложила продать мне эти таинственные знания. Назвала сумму выкупа.
        — И что?!  — выкрикнула Злата, стряхивая его руку с плеча.
        — Я убил ее!  — крикнул в ответ Руслан.
        — Ты идиот!
        Руслан закрыл ей рот ладонью и притянул к себе.
        — Я сделал это ради тебя,  — произнес он, крепко держа ее за плечи.  — Юля рассказала мне, что это ты убила своего брата, а обвинила в этом Вадима! Она сказала, что Вадим поэтому и покончил с собой — из-за чувства вины. И у Юли есть доказательство твоего преступления. Пришлось бы платить ей вечно и вечно жить в страхе, что она все-таки отправит тебя в тюрьму. Скажи мне правду: ты убила своего брата или нет? Теперь я имею право знать!
        Он встряхнул ее, вглядываясь в лицо, пытаясь прочитать на нем ответ на свой вопрос. Казалось, это был момент истины, она должна была рассказать правду, на поиски которой Руслан потратил так много времени.
        Но что-то шло не так.
        Злата, резко вырвавшись из рук Руслана, отпихнула его. Он, ища равновесия, отступил на шаг, а она приблизилась к девушке на каталке и обняла себя за плечи. Руслан, стиснув челюсти, замер на месте, надеясь, что она еще скажет то, что он ожидал.
        — Неправда,  — прошептала она.  — Ты не мог ее убить, я не верю.
        Она обернулась, качая головой.
        — Ты мне снова врешь,  — решительно сказала Злата.  — Ты опять меня разыгрываешь…
        Руслан. Момент истины
        — Златка у нас железная!  — донесся насмешливый мужской голос от двери прозекторской.  — Златка снова не повелась! Я говорил тебе это, друг.
        Дверь находилась за спиной Златы и Руслана. Она вздрогнула и, повернувшись, увидела говорившего, а он только склонил голову и едва заметно усмехнулся.
        — Нервы сдали?  — спросил Руслан, не оборачиваясь.
        — Ты жив?  — Злата переводила недоумевающий взгляд с Руслана на Вадима и обратно.  — Вы это подстроили вместе?
        Давлетов отошел к рабочему столу, стоявшему в углу помещения, и присел на него, предоставив вновь пришедшему исполнить сольную партию.
        Вадим вошел в круг света от ламп. Злата попятилась от него, натолкнулась бедром на каталку и остановилась. На ее глазах выступили слезы.
        Воскресший, казалось, наслаждался значительностью момента. В его улыбке издевка сочеталась с презрением. Прежде подобного выражения на его лице Злата не видела. С того света ее муж вернулся совсем другим человеком.
        — Зачем вы устроили этот спектакль?  — прошептала она.
        Улыбнувшись шире, Вадим сообщил:
        — Ты должна была признаться в убийстве Олега, вот и все!
        Руслан смотрел на происходящее, словно зритель в театре, а на лице Златы задержалось недоумение. В ее глазах стояли слезы.
        — Ты помнишь, Злата, с семнадцати лет я придумывал фантазийные сюжеты?  — спросил писатель.
        Она кивнула, вытирая соленые капли со своих порозовевших щек.
        — Хорошо, что помнишь,  — кивнул он. Его волосы отрасли, он завел привычку по-девчачьи заправлять их за уши.  — Фэнтези — это прекрасный мир, совершенный, магический, чарующий, героический, мифический, нежный, романтичный, эт сетера. Я любил его, создавал в этом мире планету за планетой, истории целых народов, судьбы живых существ. Мне было хорошо в этом мире. И знаешь почему? Потому что в реальной жизни мне не было места!
        Он беззвучно рассмеялся, Злата поежилась, Руслан не пошевелился и ничем не выдал своих эмоций.
        — Я был ребенком, когда однажды, проснувшись в доме моего друга, узнал, что в состоянии сомнамбулизма совершил убийство и изнасилование. Я понял, что семейное проклятие пало на мою голову, что я не избежал его.
        — Как патетично!  — заметил Руслан.
        — Имею на это полное право,  — подмигнул ему писатель.  — Мои одноклассники рассказали тебе, что однажды вся школа узнала, что моя мать — лунатик? А ведь это еще не все. Она ходила по ночам, чем здорово пугала моего отца, а он за это лупцевал ее вовсю! Такая семейная история.
        Доктор виновато улыбнулся:
        — Прости, не обязательно…
        — Да ладно! Мне казалось, что лунатизм — это моя фишка, игра, наживка для всеобщего внимания. Я любил вести себя как лунатик, я придумал себе личный знак — луну и месяц. Мне было хорошо. Но той ночью, когда погиб мой друг Олег Окуленко и была изнасилована его сестра, вдруг выяснилось, что сомнамбулизм — настоящий, а мне грозила тюрьма или психиатрическая больница.
        Вадим приблизился к дрожащей под его взглядом Злате и заглянул ей в глаза.
        — Но ты, Злата, ты, моя жертва, сказала: «Я никогда никому не расскажу этого, я люблю тебя!» И я сдался тебе, я решил, что ты — моя опора, мое спасение. Ты была рядом со мной в то время, когда милиция искала убийцу, когда все кому не лень проклинали его. Они говорили: что за чудовище могло убить такого хорошего мальчика? Негодяя надо поймать и разорвать в клочья! Я слушал их и чувствовал себя монстром, выродком и злобной тварью. Мне было страшно — вдруг все узнают, что это я убил Олега? И только ты…
        Он взял лицо жены в свои руки и прижался ртом к ее губам. Его прикосновение чем-то так страшило Злату, что она даже не пыталась вырваться или хотя бы отстраниться от него. После долгого поцелуя, во время которого Руслан смотрел на потолок, Козырев продолжил:
        — И только ты была рядом со мной в те страшные времена. Я был благодарен тебе, дорогая! Если бы ты прочитала хоть одну мою вещь, написанную в последующих шесть лет, то нашла бы в повествовании и себя. Прекрасная и сильная фея Аталз, опекающая моего Принца Сталью. Она всегда появлялась в безвыходной ситуации и дарила жизнь. Почти как ты. Почти.
        — Вадим, я лишь…
        — Признаний уже не надо! Молчи,  — остановил он.  — Ты могла объясняться все эти два месяца — с ночи моего самоубийства, но ты промолчала. А теперь говорить буду я. Писатели — страшные эгоисты. Знаете почему? Потому что они — боги.
        Отпустив ее взглядом, писатель прогулялся по прозекторской. Вернувшись от двери холодильника, он сказал:
        — Мучило меня только одно: я ничего не помнил из содеянного. Не передать, как меня это выводило! Как это было? Что я чувствовал? Эмоции, цвета, запахи, вкусы — вот она, пища для писателя. Если я не могу помнить, то зачем мне вообще что-то переживать?
        На лице Руслана все яснее проступала обеспокоенность, Злата тихо плакала.
        — И чем больше лет отделяло меня от тех событий,  — задумчиво продолжал писатель,  — тем меньшую причастность к трагедии я ощущал. И тем меньше интереса я испытывал к жанру фэнтези. Мне становилась интересна обычная жизнь. События жизни. События моей жизни. Я стал наблюдать за тем, что творится вокруг меня. И за тобой, Злата.
        Он снова подошел к ней почти вплотную и положил руку на ее плечо, будто снова хотел поцеловать.
        — К этому времени я уже любил тебя. Если бы не эта зудящая мысль: «Я завишу от нее, я в ее власти», я бы продолжал любить тебя вечно. Это что-то вроде стокгольмского синдрома. При этом я думал: боже, зачем такой богине несчастный лунатик, преступник? Я знал, я читал, что лунатики-убийцы чаще всего убивают тех, кто находится с ними рядом. Значит, она рискует, находясь рядом со мной?
        Злата покачала головой:
        — Я не боялась тебя, я знала, что ты не причинишь мне зла.
        — Это глупость.  — Он отпустил ее и снова прогулялся по кафелю.  — Ты не боялась меня совсем по другой причине. Ты знала, что я — не убийца.
        Злата хотела что-то сказать, но он закрыл ей рот ладонью:
        — Я же сказал тебе — молчи!
        Руслан, сидевший на столе в углу, встал со своего места, накрыл краем простыни лицо Юли и закатил каталку с ее телом в холодильник. Затем он вернулся к своему столу. Двое других живых, находящихся в прозекторской, равнодушно проследили за его действиями.
        — Постепенно я понял твой сюжет,  — сказал Вадим.  — Понял и описал в своем последнем романе «Стокгольмский синдром». Ты и его не прочитала, Злата?
        — Нет,  — ответила она уже почти спокойно.
        — Вот же стерва!  — воскликнул писатель почти восхищенно.  — Ты должна была прочитать его и признаться! Для этого я создал еще один сюжет — отличный сценарий собственной смерти — и привлек к замыслу Руслана. Он был великолепен, не так ли?
        Гнусная ухмылка Вадима ясно дала понять, что именно он имел в виду. Руслан насупился, но промолчал. Злата, посмотрев по очереди на каждого из своих мучителей, опустила глаза.
        Вадим продолжил монолог:
        — Я сделал ставку на чувство вины после моей смерти, но ты не призналась. Тогда я подсунул тебе свое привидение. Это я ходил возле тебя в толпе, я курил на балконе, заманивал тебя, а потом другой парень, актер, встретился тебе у подъезда. Эффектно получилось — у тебя такое лицо было при встрече с ним!..
        Его слова не заставили Злату поднять голову.
        — И — никакой реакции!  — рассмеялся писатель.  — Ты не признавалась. Тогда я подложил тебе в постель Руслана…
        — Вадик, я попрошу!..  — заметил из своего угла Руслан.
        — Ночные звуки, бутерброд, звонок с того света…  — напомнила Злата.
        — Да,  — подтвердил писатель.  — Мы все разыграли. Я даже не вешался — веревка была протянута под мышками, а узел на шее был бутафорским.
        — Петля…  — закончила она перечисление.
        Давлетов пояснил:
        — Это была только впечатляющая деталь. Мы надеялись, что ты признаешься, как-то выдашь себя. Мы не хотели твоей смерти.
        — Но ты оказалась крепким орешком!  — рассмеялся Вадим.  — Кто угодно бы сказал: да, я убила родного брата, но не ты!
        Очередной приступ писательского веселья заставил Руслана пристально посмотреть на него. Доктору показалось, что Вадим немного переигрывает.
        — Вы ненормальные!  — сказала Злата.  — Ненормальные.
        — Руслан нормальный,  — возразил ей муж.  — Мне едва удалось уговорить его участвовать во всем этом. Он считал, что нельзя инсценировать перелом, боялся, что твоя нога пострадает, пока будет находиться в гипсе, не захотел тебе даже рентген сделать!
        Отрицательно покачав головой, Злата закрыла лицо руками.
        — Ненормальный — это я!  — вдруг объявил Вадим. Он свирепел на глазах.  — Ты должна заплатить за смерть моего друга и за те десять лет мук, которые я был у тебя в заложниках! В отличие от нашего благостного доктора я планировал, что ты повиснешь в той петле. Мой сюжет должен был воплотиться в жизнь!
        Злата отняла руки от лица, ее глаза, полные слез, сверкали.
        — Этот нож, он у Юли…  — начала она решительно.
        Неожиданно Вадим шагнул ей за спину, обхватив ее голову правой рукой. Блеснуло широкое серебристое лезвие. Не прошло и секунды, как на горле его жены образовалась длинная поперечная рана, которая вмиг расширилась, заполнилась кровью.
        Руслан. Прозрение
        Руслан вскочил на ноги:
        — Ты что делаешь?!
        Он бросился к другу, чтобы отобрать у него нож, но тот уже выпустил тело жены. Увидев, как безвольно опускается Злата на пол, Руслан забыл о ноже. Подхватил ее плечи и голову, аккуратно уложил на пол. Зажал рану ладонью, огляделся.
        — Не вздумай орать,  — приказал ему Вадим.  — Ты же читал в моем романе: в финале Злата умирает! Все идет согласно сюжету, понял?
        Руслан, белый как полотно, пытался остановить кровь, хоть и знал, что это невозможно.
        — Это же убийство!  — прокричал он.  — Ты сказал мне, что хочешь знать правду, поэтому я и согласился тебе помочь! Я обошел твоих одноклассников, искал доказательства твоей невиновности, чтобы ты мог успокоиться и жить дальше. Если бы я знал, что ты собираешься ее убить, я бы упек тебя в психушку!
        — Дурак ты…  — На лице Вадима промелькнула презрительная гримаса.  — Или ты влюбился?
        Он схватил доктора за волосы и приставил острие лезвия к его глазам.
        — Женщина или дружба?! Всегда одно и то же! Да, она красивая девка, но таких — полным полно!..
        Руслан схватил его за кисть, в которой был нож, и одним движением вывернул ее так, что оружие со звоном упало на кафель пола. От неожиданности Вадим выпустил его волосы, и тогда Руслан вскочил на ноги. В этот момент писатель нанес удар ногой в промежность доктора, и Руслан, потеряв способность дышать, скрючился. Вадим двинул его еще раз — в челюсть, и Давлетов упал. Преодолевая боль, он протянул руку к ножу и схватил его за рукоять.
        Вадим, шагнув вперед, наступил на запястье Руслановой руки, держащей нож. Руслан попробовал вытащить руку из-под ботинка писателя, тяжелого ботинка, надетого Вадимом, несмотря на жару. Вадим нажал на кисть сильнее, раздался едва слышный хруст. Руслан, стонавший от боли в паху, вскрикнул и разогнул пальцы, на которых уже выступила кровь. К боли примешивался страх хирурга потерять рабочую руку.
        Вадим ослабил давление, легко нагнулся и вытащил нож из обессилевших пальцев Давлетова. Ногу с кисти хирурга он не убрал, но передвинулся таким образом, чтобы оказаться сзади, вне поля зрения Руслана.
        — Ты здорово мне помог, хоть и не довел дело до конца,  — сказал он. Кончиками пальцев одной руки Вадим держал за лезвие свой нож, другая его рука нырнула в карман свободных вельветовых штанов.  — Ведь Злата так и не призналась в убийстве. И спасибо тебе отдельное за монографию Коростылевского. Мерзавец пишет, что я сомнамбула, а все, что написано и напечатано, становится правдой. Но теперь не будет этой монографии, я уничтожил и работу, и ее автора.
        — Ты убил Тему?  — догадался Руслан.
        — Ты достал,  — занервничал писатель.  — Что ты все твердишь: убил! убийца! Это редактура, вот и все.
        — Ты съехал с катушек,  — постанывая от боли, сказал Руслан.
        — Хватит!  — оборвал его Вадим.  — Я пожалею тебя и разрешу все забыть. Я знаю, ты не поведешь себя как она.  — Писатель указал кончиком ножа в сторону холодильника.  — Кстати, ты понял, кто толкнул эту дурочку под поезд?!
        — Черт!..  — произнес доктор. Он не видел жеста писателя, не видел и его самого, но и без того догадался, о ком идет речь.
        — Сам ты черт,  — улыбнулся писатель. Теперь в одной его руке был нож, а в другой — гаечный ключ на тридцать два.  — Сейчас я уйду, а ты спрячешь тело Златы, причем так, чтобы никто его не нашел. А ножик в крови Златы с твоими отпечатками я прихватил с собой. Для паритета сил.
        В этот миг на голову Давлетова обрушился удар, и он провалился в черноту.
        Усмехнувшись снова, писатель вернул в карман брюк блестящий инструмент.
        Оттуда же, из своего необъятного, как ящик Пандоры, кармана он достал приготовленный заранее пакет, положил в него нож и поместил его в сумку, стоявшую возле двери.
        После этого похлопал доктора по щеке. Ресницы Руслана дрогнули, а Вадик, окинув прозекторскую долгим взглядом, покинул помещение.
        Руслан. Раскаяние
        — …Вот что произошло после того, как я согласился ему помочь,  — закончил свой рассказ Руслан.
        Адвокат Дмитрий Скобелев, сидевший в кожаном кресле напротив доктора, выглядел несколько дезориентированным.
        — Однако,  — сказал он.
        Утро рабочего июльского дня только разгоралось, под потолком в кабинете Скобелева уютно жужжала сплит-система.
        Молодой успешный адвокат, сорок минут назад поцелуем попрощавшийся со своей женой, чувствовал себя будто после небольшого землетрясения. Его поразила не столько увлекательная история доктора Давлетова, сколько неожиданная связь случившегося с этим человеком и некоторых событий из собственной биографии.
        Руслан пришел к Скобелеву, обнаружив его визитную карточку в вещах Златы. Он бы никогда в жизни не полез в сумку жены писателя, если бы ему не понадобились ключи от ее квартиры — надо было забрать оттуда свои вещи и, главное, компьютер.
        Как только Давлетов взял в руки визитку адвоката Дмитрия Скобелева, его осенило, что помощь защитника-юриста будет очень кстати, причем в ближайшем будущем. Он ни в коем случае не собирался выполнять распоряжение писателя — спрятав тело Златы, покрывать преступление (все преступления Козырева!). Однако в этом случае со стороны Вадима мог последовать ответный ход: он не стал бы терять время, а предоставил полиции тот самый нож — в крови Златы и с отпечатками Давлетова. В результате доктор был бы обвинен в убийстве и загремел в тюрьму, и только сведущий в юридических вопросах человек сумел бы помочь ему сохранить свободу и честное имя. Благодаря такому человеку и полицейское расследование получило бы верный вектор движения — на поиск настоящего преступника.
        Руслан даже не предполагал, что ему невероятно повезет, и именно Скобелев окажется тем самым отставным следователем, который десять лет назад вел дело об убийстве Олега Окуленко.
        Давлетов позвонил Дмитрию Скобелеву уже через сутки после сцены в прозекторской, попросил назначить время встречи, объяснив, что его дело крайне серьезное и не терпит отлагательств. Скобелев тут же пригласил его в свой офис.
        По просьбе Давлетова адвокат разрешил прийти к нему с собакой — после всего случившегося Руслан старался не расставаться со своим курчавым приятелем. Шухеру было присуще одно удивительное качество: он вызывал на губах доктора улыбку всегда, как только появлялся в поле его зрения.
        Давлетов, чья голова постоянно болела, и он хорошо знал почему, приложил пальцы, неловко высовывающиеся из гипса, к синяку, разлитому по скуле. Он сам знал, что выглядит, как говорится, не очень.
        — Таблеточку?  — предложил адвокат.
        — Уже принял. Ничего, все будет нормально,  — ответил страдалец. Эрдель, положив голову на лапы, посматривал на хозяина с выражением сочувствия.
        — Ваши травмы документально зафиксированы?
        — Нет, я сам себя осмотрел. Гипс мне наложили в моем отделении.
        — Зафиксируйте травмы в поликлинике, не в своей больнице.
        Руслан взял стакан воды со столика и отпил глоток.
        — Проклинаю себя,  — признался он, ласково уложив загипсованную правую руку на предплечье левой, будто младенца.
        Скобелев согласно наклонил голову. Несмотря на внешнюю тяжеловесность, он был человеком скорым на решения и на поступки без долгих раздумий. В его голове уже сложился схематический план защиты нового клиента. Это дело выглядело интересным. Особенно производил впечатление писатель, организовавший для своей жены безумный спектакль и убивший ее собственноручно.
        Скобелев слабо понимал его мотивы. Более того, как и всегда, пообщавшись со своим клиентом, он оставил себе право сомневаться в его словах. Иными словами, адвокат чувствовал себя заинтригованным.
        Но главный его мотив был личный. Он надеялся, что, помогая доктору, поможет и себе — залатать дыру в профессиональной биографии, прорвавшуюся, как на гвозде, на деле об убийстве Олега Окуленко.
        — Я буду вашим адвокатом,  — сообщил он.  — Без гонораров. По личным соображениям, о них — после. Сейчас скажу только вот что: я работал в милиции и вел дело Олега Окуленко. Мне оно досталось в наследство от старшего коллеги, он умер от сердечного приступа как раз после того, как взялся за это следствие. В его смерти не было ничего странного: в отделе нашем всего-то и было два человека — он и я. На каждом — по три десятка дел, а Владимиру Васильевичу уже было почти шестьдесят!.. Возраст, перегрузка. И тридцать его висяков присоединились к тридцати моим. Как вспомню, так вздрогну,  — признался Дима.
        — Вот почему ваша визитка оказалась у Златы…
        — Да, мы как раз случайно встретились в это воскресенье,  — вспомнил Дима.  — А я и не знал, что творится… Значит, план такой: мы с вами пойдем в полицию. Вы передадите судебным патологам тело Златы Козыревой и поговорите со следователем. Плохо, что место преступления вы уничтожили, это придется объяснять. Но я подстрахую. На всякий случай имейте в виду: вы немой, а я — ваш голос.
        — Как скажете, так я и сделаю.  — Руслан баюкал свой гипс.  — Тело Златы в неприкосновенности хранится в нашем морге. Его могут осмотреть криминалисты.
        — Хорошо. Вы останетесь на свободе под мое поручительство, но в любой момент должны быть готовы дать показания следователю. И еще. Я считаю, что нам с вами гораздо проще будет сохранить вашу репутацию и свободу, если мы разберемся, кто убил Олега Окуленко десять лет назад. Согласны?
        Кивнув, доктор прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Адвокат, сжалившись, договорил:
        — Остальное обговорим позже.
        Руслан. Рефлексия
        За прошедшую после этой встречи неделю Руслан заметно восстановился.
        В физическом смысле больше всего его беспокоил перелом правого запястья. И даже не сам перелом, а тревожные мысли о том, насколько хорошо восстановится функция его конечности, как скоро он сможет взять в руки скальпель и вообще сможет ли? А вот последствия удара по голове проходили довольно быстро — синяк пожелтел, головная боль утихла. Оставались лишь приступы головокружения, очень неприятные, но невролог сказал, что вскоре пройдет и это.
        В моральном смысле доктору тоже немного полегчало — Руслан пообещал себе разобраться в этом деле, так как точно знал, что правда лечит.
        А лечить было что — смерть Златы произвела на него кошмарное впечатление. Он не мог бы с точностью утверждать, что успел полюбить эту женщину, но уж никак не желал ей смерти. А после той сцены в прозекторской Руслан видел в ней не просто упрямую толстокожую и лживую блондинку, как описывал ее Козырев, а девушку с загадкой, которую теперь необходимо было разгадать.
        Убийца она или нет? Почему Злата не призналась ни в чем, несмотря на все ухищрения, придуманные ее мужем? Почему она ни разу не обвинила в убийстве Олега самого Вадима? Если убийца не она, то — он, разве не так? Он или она?
        В любом случае доктор серьезно раскаивался в своем легкомыслии, в том, что плясал под дудку сумасшедшего и заманил доверявшую ему Злату в ловушку. Сначала надо было разобраться, кто убил Олега Окуленко, а уж потом становиться на ту или другую сторону.
        Чем бы теперь ни занимался Руслан, он не мог отделаться от воспоминаний о бывшем друге. Давлетов пытался найти в памяти факты, которые помогли бы понять: в какой момент автор романов в стиле фэнтези потерял связь с реальностью?
        Они общались довольно тесно с тех пор, как Вадим женился на Злате и стали соседями. У Руслана и Вадика оказалось много общих интересов: один читал, а другой писал фэнтезийные произведения, оба любили поболтать за пивом о прочитанном и написанном и поиграть в компьютерные игры, уважали хороший голливудский боевичок, и оба болели за русский хоккей. Все это объединяло.
        Вадика трудно было назвать веселым человеком, но уж точно — он был остроумен, добродушен, интересовался делами Руслана, как тому казалось, искренне. Вдобавок — писателю симпатизировал Шухер, что для хозяина эрдельтерьера также было аргументом pro.
        В нынешнем Вадиме — надменно-язвительном, самоуверенно-решительном, отстраненно жестоком — Руслан видел совсем мало черт прежнего Вадима. Пытаясь связать этих двоих в одно существо, Руслан вспомнил такой эпизод.
        В то время, когда романы Козырева перестали появляться на полках книжных магазинов, он устроился на работу в редакцию одного местного еженедельника. С руководством писатель общего языка не нашел изначально. При каждой встрече жаловался Руслану на притеснения со стороны шефа, а однажды пришел в гости с пивом: обмывать увольнение.
        «Он,  — подразумевался шеф еженедельника,  — сказал мне, что я его подчиненный и должен делать то, что он скажет. А я ответил ему, что он сам — только прототип персонажа в моей коллекции прототипов. Его вообще нет в природе, пока я не напишу с этого прототипа свой персонаж и не обрисую в своем романе его судьбу…» Тогда Руслан посмеялся, полагая, что это такой писательский юмор, и только сейчас понял, что Козырев не шутил. Это была первая ласточка безумия.
        Были и еще моменты. Однажды Вадик сказал, что все написанное сбывается, что это такая фишка у писателей. Руслан, в тот день получивший свою зарплату ведущего хирурга в областной больнице — размером в двенадцать тысяч рублей, попросил написать, что он, доктор Давлетов, нашел клад и стал миллионером. Вадик на ироничную просьбу доктора отреагировал странно: «Мелко мыслишь, Русик. Ты же можешь стать властелином Вселенной». Не стоило сомневаться — Вадик был совершенно серьезен.
        Припоминались и другие эпизоды, выглядевшие незначительно прежде и казавшиеся судьбоносными теперь. Все они свидетельствовали: Вадим Козырев медленно терял связь с реальностью, а Руслан и не замечал.
        Но вдруг личность Вадима изменилась в результате давления Златы? Что, если ее обвинение разъело психику Вадима чувством вины? Убила Олега Злата или нет, но она использовала довольно грубые рычаги для того, чтобы привязать к себе любимого.
        А что, если все описанное Козыревым в «Стокгольмском синдроме», правда?

* * *
        Скобелев тем временем не позволял доктору увязать в размышлениях. Он заставил Руслана пройти осмотр в поликлинике, зафиксировав свои травмы официально, а также побывать в полиции.
        Несмотря на присутствие адвоката и миролюбивую в целом обстановку в кабинете следователя, доктор здорово нервничал, опасаясь, что выйти из здания ОВД придется в наручниках и отвезут его далеко не домой…
        Тем не менее все обошлось.
        Руслан рассказал следователю об обстоятельствах смерти Златы, о признании Вадима Козырева в убийстве психолога Коростылевского и Юлии Белоус. Скобелев позволил ему описать и собственную роль в событиях, но сумел доказать следователям, что Руслан был вовлечен в преступную деятельность Козырева обманным путем.
        Спустя сутки, которые потребовались следственному отделу для проверки информации, Вадим Козырев был объявлен в розыск. В его квартире, а также в домике, который он снимал за городом после своей «смерти», был проведен обыск. В съемном домике и в прозекторской, то есть на месте преступления, отпечатков Козырева эксперты не обнаружили. Однако в квартире Златы их нашли. Отпечатки сравнили с тем единственным следом пальца, который был снят с двери в квартире Коростылевского. Совпадение было бесспорным.
        Вскоре следователям, ведущим дело писателя, стало известно, что под своим именем Козырев страну не покидал.
        Руслан. План кампании
        В пятницу адвокат и доктор встретились в конторе Скобелева. Дима предложил обсудить, куда плыть, а Руслан только поднял брови домиком, выражая свое полное повиновение его воле.
        Вместе с доктором в адвокатскую контору прибыл и Шухер. Он вошел с достоинством, но тут же его потерял, увидев на столике между креслами вазочку с печеньем. Скобелев, попросив взглядом разрешения у Руслана, взялся скармливать запасы клиентского угощения псу.
        Секретарша адвоката принесла кофе. Расставляя чашки, она хмуро наблюдала за действиями своего босса, осуждая негигиеничное его поведение. Но ничего не сказала и вышла, плотно закрыв за собой тяжелую дубовую дверь.
        Давлетов закурил — он стал много курить в последнее время.
        Сплавив в радостную пасть эрделя последнее печенье из вазочки, Скобелев начал разговор:
        — Итак, будем разбираться в событиях прошлых лет. Я тут в памяти порылся, кое-что припомнилось. Значит, так: у нас есть трое подозреваемых в убийстве Олега Окуленко — Злата, Вадим и Роман Зуйко, и наша задача разобраться, кто из них убийца. Если мы найдем его, то поступки Вадима Козырева станут понятны. А поймает его наша доблестная полиция, как я надеюсь.
        — Все верно,  — согласился Руслан.  — Я тоже хочу понять, кто был моим лучшим другом в последние годы. И в чем виновата Злата.
        — К своему разочарованию,  — признался адвокат,  — я совершенно не помню Вадима Козырева. По идее я или Владимир Васильевич допрашивали его. В любом случае я должен был читать его показания, но Козырев сумел слиться с общей массой.
        — Я думаю, что если даже Вадик был убийцей, то он на самом деле ничего не помнит. Коростылев в своей монографии описывал то, что происходит с сомнамбулами,  — сказал доктор.  — А разве у нас трое подозреваемых? Разве не было доказано, что Зуйко имеет алиби? Злата так считала. И еще…
        Он вытащил из своей папки блокнот, переплетенный в искусственную кожу под крокодила. Открыл, полистал.
        — Вот, нашел: одноклассник Олега, Валентин Бубенцов, вспомнил, что Зуйко отобрал у него пятьдесят рублей, сказал, что ему нужны деньги на автобус, уехать за город к друзьям.
        Руслан потянулся к пепельнице, чтобы погасить в ней окурок.
        — Хотя…  — Руслан вспомнил одно недавнее воскресенье, проведенное в квартире Зуйко.  — У Романа были часы Олега. Часы были сломаны, но Олег все равно носил их. Злата не помнила, когда они пропали из их дома. И я думаю, что Роман украл эти часы, но не смог их продать. Я принесу их, если надо.
        — Часы?  — Адвокат сделал пометочку в блокноте.  — Интересно. Знаешь, ведь Зуйко мог заставить Злату замолчать. Пригрозить ей смертью, например.
        Руслан согласно кивнул. Дима продолжил:
        — Попробую увидеть его в СИЗО, послушаю, что скажет о часах… Знаешь,  — сказал он задумчиво,  — из-за этого Зуйко я из милиции и ушел.  — Скобелев горько усмехнулся:
        — Ситуация сложилась такая: Злата указала на него, дескать, он и есть убийца. Начальство в эту версию вцепилось, но все свидетели говорили, что Зуйко всю ночь пьяный провалялся на даче, за городом. Да и на месте преступления не было никаких улик против него. Начальство повелело мне выбить из мужика признание, а я отказался. Мне пообещали много неприятностей, если я не выполню поручение. Я снова отказался… Ну, были потом всякие дела, не важно…  — Он махнул рукой.  — Посмотрел я на все это и ушел в адвокаты. Так что Зуйко мне этот боком вышел. Но я был уверен, что он не убивал Олега. В общем, придется еще раз пройти забытыми дорогами, я мог и ошибаться.
        Доктор допил кофе и сказал:
        — Так вот почему ты взялся помогать.
        — Не только поэтому,  — буркнул в сторону Дима.
        Руслан его не услышал. Дима продолжил — уже громче:
        — И еще такая вещь. Из записей по делу я помню, что на одежде Златы были пятна крови Олега. Возникает вопрос: каким образом она могла испачкаться, если на Злату напали в ее комнате и отнесли в подвал, а мертвого брата она даже не видела? И для чего убийца унес ее в подвал? Зачем? Ведь когда он нес на руках девочку без сознания, его мог увидеть кто-то из соседей во дворе!
        — И еще такой момент: Вадику Злата сказала, что он ее изнасиловал, но вам, следователям, она этого не говорила,  — добавил Давлетов.  — А в подвал она спряталась, чтобы иметь возможность заявить, будто она не видела убийства брата. Вот что я думаю.
        — Согласен!  — воскликнул Дима.  — И я спросил у Златы: почему на ней была кровь брата и почему она оказалась в подвале? А она просто ответила, что ничего не помнит!
        Доктор растерянно похлопал глазами и снова закурил.
        — А все-таки я меньше всего верю в то, что Злата зарезала своего брата ножом,  — сказал он.  — Могла ли девочка поступить так ужасно?
        — Но ты же в это верил прежде?..
        — Вадим умеет убеждать…
        Надежда Ивановна. Трагедия
        Вечером Руслан разговаривал по скайпу с матерью Златы, Надеждой Ивановной. Это был не первый их разговор, незадолго до этого ему пришлось взять на себя ответственность и сообщить бедной женщине страшную новость о смерти дочери.
        Тот разговор был самым тяжелым в жизни Давлетова, несмотря даже на то, что ему, как хирургу, не раз доводилось сообщать родственникам своих больных плохие известия.
        Рассказав главное, Руслан выложил и все сопутствующие обстоятельства, но в виде либретто: Вадик инсценировал свою смерть, потому что он психически болен, а после убил Злату. Причины его поступков непонятны, но ведется расследование. В своем участии в инсценировке сошедшего с ума писателя Руслан тоже признался.
        Пока он говорил, Надежда Ивановна сидела, прикрыв ладонями рот, как маленькая девочка, слушающая страшилки. Только тут Руслан заметил, что глаза у нее большие и голубые, точно как у Златы. Она ничего не сказала по поводу всей этой сумасшедшей истории, стоившей ее дочери жизни, а только спросила:
        — И спасти ее было невозможно?..
        Потом Надежда Ивановна долго-долго плакала, сидя перед монитором. Все это время доктор не прерывал связь, так как не был уверен, есть ли с ней кто-то рядом. И только когда возле Надежды Ивановны появился пожилой мужчина и стал задавать ей вопросы на испанском языке, а после — утешать и обнимать, Давлетов попрощался.
        Позже он узнал, что пожилой мужчина — это муж Надежды Ивановны, Хавьер Гутиэррос. До встречи с русской красавицей, укравшей его сердце, Хавьер был вдовцом с двумя уже взрослыми сыновьями. Теперь семьи сыновей Хавьера и он сам стали семьей Надежды Ивановны. Русских родных у нее больше не было.
        После первого разговора были и другие. Надежда Ивановна смогла прилететь на похороны дочери — всего на один день. И снова Руслан был рядом с ней, несмотря на выматывающую головную боль и стыд, душивший его при мысли о том, что он не понял замысла Вадима и не предотвратил убийство Златы.

* * *
        В комнате было душновато, летний вечер не принес прохлады. Если температура воздуха со времени обеда упала хотя бы на десять градусов — с тридцати восьми до двадцати восьми тепла по Цельсию,  — то это уже было хорошо.
        Ожидая ответа на свой вопрос, Руслан закуривал новую сигарету.
        — Часы Олега?..  — переспросила Надежда Ивановна.
        Реакция ее была замедленной: за минуту до этого пожаловалась на успокоительные таблетки, которые выписал ей врач. Они глушили восприятие Надежды Ивановны, заставляя ее чувствовать себя водолазом в скафандре: проплывавшая мимо жизнь казалась далекой и чужой.
        — Вот эти.
        Руслан показал позолоченный корпус. Невольно женщина протянула к нему руку. Доктор перевернул часы циферблатом вниз, и она увидела надпись.
        — Да… дедушка Миша…  — Помолчав несколько минут, Надежда Ивановна стала вспоминать: — Они исчезли после похорон Олежки.
        — После смерти или после похорон?
        — Ох, ну я не могу точно сказать. В милиции нам отдали его вещи. Одежду, цепочку и крестик. Еще у Олежки браслет был — каучуковый шнурок с золотыми брелоками. Такой не дешевый был этот браслет, мы с отцом ему на шестнадцать лет дарили. А часы — вернули или нет,  — не помню. Они же сломаны?.. А где вы их взяли?
        Упомянув фамилию Зуйко, Руслан никак не ожидал, что оглушенная транквилизаторами женщина отреагирует так резко.
        — Так это был он?!  — воскликнула женщина, вскакивая и снова возвращаясь к камере.  — Это он украл часы с руки моего сына! Злата говорила, что он убийца, говорила!
        — Пожалуйста, Надежда Ивановна!..
        — Я Зойке говорила, что Ромка ее — убийца! Мы с ней из-за того и рассорились. Она не верила Злате и мне не верила, хоть и сама знала, что Ромка ее — мерзавец каких мало! Но теперь Бог ее наказал. Бог, он шельму метит! Воспитала убийцу, так он и мать свою убил.
        — Ну это не повод для злорадства…
        — Да какое злорадство!  — обиделась Надежда Ивановна.  — Жалко мне ее, дуру! Все покрывала его, пылинки с сыночка сдувала, а в итоге — такое дело. А он однажды и с нами сквитался!  — вспомнила она.
        — Сквитался?
        — Это было лет пять назад,  — сказала мать Златы.  — Я уже квартиру продала, съехала к одному знакомому. Все вещи перевезла, осталось только подвал освободить. А тут подвал мой обокрали! Я заявление написала, список украденных вещей приложила. Потом даже милиционер ко мне приходил, спрашивал всякое, да мне не до него было! И тут находят вора. Оказывается, в подвале рылся Ромка-то наш! А поймали на том, что пытался на блошином рынке продать мой старый бобинный проигрыватель. Он у нас был как память о юности, мы с братом Вовкой столько вечеринок закатили с этим проигрывателем! Музыку крутили модную — «Песняров», Магомаева, все ребята у нас собирались. Мы же с братом из деревни, а там магнитофонов до нашего и не видели! Нам его дядя, брат моего отца, подарил, а он был моряком, за границу ходил…
        Руслан деликатно перебил ее:
        — Неужели бобинник кто-то захотел купить?
        — Нет, конечно!  — рассмеялась Надежда Ивановна.  — Нам в милиции так рассказали: Ромка стоял, стоял, а никто у него магнитофон не покупает. Тогда он стал злиться, к людям приставать. Ему выпить надо было, а денег-то нет! Затеял драку. Пришли менты и повязали. По ходу дела выяснили, откуда у него этот бедный бобинник. Так Ромка еще и отбрехивался: «Это я не для себя сделал, а для девушки!»
        — Какой девушки?
        — Да не помню я!  — махнула рукой Надежда Ивановна, но тут же поправила себя: — Нет, помню! Ромка сказал, что вскрыть подвал его попросила девушка из соседнего дома. Он точно врал, иначе и быть не могло. Девушка эта — одноклассница Олежки, красивая такая, недавно ребенка родила. Она бы к этому хмырю и близко не подошла бы!.. Он отомстил нам, вот и все.
        — А что так поздно отомстил? Прошло пять лет, вроде бы уже и забыть… Непонятно.
        — Он небось думал, что из-за переезда мы не заметим ограбленный подвал. Вот и решился. Но самое непонятное было в другом.
        — В чем?
        — Роман зачем-то весь подвал перекопал.
        Снежана Заировна. Смерть
        — Кто там?
        — Здравствуйте!  — отозвался с той стороны двери мужской голос.  — Откройте, пожалуйста, я дознаватель из полиции, мне нужно кое-что вам отдать.
        — Отдать?  — повторила за ним вслух гадалка, пытаясь сообразить, о чем может пойти речь. Открывать она не спешила. После несчастного случая с дочерью Снежана Заировна все боялась чего-то, чего не могла и назвать.
        В тот страшный день ей позвонили из больницы. Сказали, что с ее дочерью произошел несчастный случай. И еще ничего не успели объяснить, а Снежана Заировна уже вспомнила, как нагадывала когда-то дочери мужчину и рельсы. Следом пришло и первое в жизни гадалки видение: Юленька бежит через пути, приближается поезд. Юля останавливается, пропуская его, но тут мужская рука толкает ее в спину. Толчок нервный, слишком сильный — и Юля летит через оба рельса, почти прыгает, даже удерживается на ногах! Еще бы секундочка-другая, и она оказалась бы на той стороне путей, в безопасности, ошеломленная и испуганная. Но нет, лишней секундочки ей не остается. Время ее жизни подошло к концу: она цепляется каблучком-шпилькой за второй рельс, и метельник ударяет ее по ноге, отбрасывая в сторону. Земля тоже не бережет красивое Юлино тело, жестко принимая его. Ломая до смерти.
        Мужчина не видит ее, но знает по донесшемуся до него девичьему крику, что у него все получилось.
        Отворачивается от экстренно тормозящего грохочущего состава и уходит. Снежана Заировна плохо его рассмотрела, но знала точно, что это не тот чернявый, который приходил до несчастного случая. Другой. Изнутри черный.
        И с тех пор Снежана Заировна не могла с собой ничего поделать: она перестала выходить из дому и перестала пускать к себе людей. Разве что соседка заходила, приносила хлеб, сметану. Внучку свою гадалка отправила к двоюродной сестре, та жила в дачном поселке, растила внуков и кроликов. Диане среди них будет хорошо, решила Снежана Заировна, а ей самой — спокойнее!
        — Не волнуйтесь, я вам ничего плохого не сделаю!  — убеждал человек из-за двери.  — Тут Юле деньги передали!
        Логики в его словах было с гулькин нос, но слово «деньги» магически влияло на гадалку. Снежана Заировна машинально открыла замок двери.
        На лестничной площадке стоял улыбающийся молодой человек. Его длинные, почти до плеч, каштановые волосы выглядели давно не мытыми. Словно желая произвести приятное впечатление, он заправил их за уши и сунул руки в карманы свободных вельветовых штанов. И только серые глаза смотрели пристально, в диссонанс улыбке.
        Снежана Заировна была немолодой женщиной, ослабленной горем, с глазами, воспаленными от слез, но незнакомца она признала сразу. Его она видела в своем видении! Он толкнул Юленьку под поезд! Черный изнутри!
        — Убийца!  — зашипела она, указывая на гостя рукой с облезшим маникюром.  — Сволочь! Ты пожалеешь!..
        — Здравствуйте!  — сказал молодой человек приветливо, будто не слыша ее обвинений. Его улыбка ничуть не потускнела.
        И, не смущаясь тем, что хозяйка не спешит звать его в комнаты, гость переступил порог.
        Руслан. Тошнота
        К дому Снежаны Заировны Белоус доктор и адвокат прибыли в надежде узнать, чем же шантажировала Злату Юля. Что она знала об убийстве Олега такого, за что жена писателя готова была платить? А больше всего их обоих интересовал нож, о котором говорили перед смертью обе жертвы Вадима Козырева. Что доказывал он?..
        У подъезда толпились люди. Немолодые соседки в цветастых трикотажных халатах, молодые — в шортах и борцовках, среднего возраста — приехавшие, видимо, на перерыв пообедать, да попавшие в гущу событий.
        Соседи соседями, мало ли что могло их собрать? Но тревожные детали дворового пейзажа, а именно машина скорой и полицейская оперативная газелька, стоявшие паровозиком под алычой, навели Руслана и Диму на тревожные мысли.
        И они подтвердились: из обсуждения соседей стало ясно, что гадалка убита.
        Лишь только поняв, что произошло, Скобелев сказал своему подзащитному:
        — Это он.
        И пока Руслан, прячась в тени деревьев, курил десятую за полдня сигарету, адвокат поднялся в квартиру, в которой случилось преступление, и вызвался дать свидетельские показания. («Потому что,  — объяснил он доктору предварительно,  — рука руку моет».)
        Так и получилось.
        Адвокат высунулся в окно лестничного пролета и позвал Руслана наверх, а встретивший их человек в форме полицейского тут же пригласил нечаянных свидетелей в квартиру жертвы.
        — Мы на кухне с вами присядем,  — предложил он.
        Руслану показалось, что он уже видел этого человека, а когда заметил, что время от времени полицейский прикладывает руку к левому плечу, будто собирается сказать: «От всей души!» — тут же его и вспомнил.
        Три месяца назад Андрей Викторович Королев был его пациентом. Перелом ключицы он заработал в автомобильной аварии, шутил, что гнался за бандитами и протаранил их, как Гастелло.
        Что уж было в этой истории правдой — Руслан не выяснял, он был сосредоточен на переломе со смещением. Операция, как сейчас вспомнилось, прошла удачно.
        Андрей Викторович тоже узнал своего хирурга, что, конечно, развязало ему язык. Тем более что следователь находился под сильнейшим впечатлением от увиденного в квартире гадалки.
        — Встречал нечто подобное в восемьдесят втором, когда в колхозе после школы милиции работал. Там один мужик другого пытал вилами за украденный мешок комбикорма. Дикость страшенная, не буду вспоминать. А в девяностом рэкетиры одного предпринимателя и его жену связали и утюгом… Ну, классика того времени. Потом удушили обоих. И вот недавно мальчик-мажор хотел доказать своей девушке-мажорше, что он крутой мужик. А для этого он школьницу ножом резал. Три часа девочка кровью истекала!..
        Давлетов, видевший в своей жизни немало страшных ран, от рассказа бывшего своего больного ощутил тошноту. Ее вызвала одна только мысль о человеческой жестокости. Другая мысль — о жестокости отдельно взятого представителя гомо сапиенс, некогда его хорошего друга, спровоцировала выброс адреналина. Рука под гипсом зачесалась, а на шее выступил пот.
        Адвокат же к подобным рассказам был устойчивее.
        — Так что же здесь произошло?  — поинтересовался он.
        Следователь набрал воздуха в легкие и, надув щеки, выпустил его. Правая рука невольно легла на левую ключицу.
        — Он привязал ее к стулу и стал молотком ломать пальцы. Вот что произошло. Потом надел пакет на голову, обвязал его вокруг шеи. Женщина и задохнулась. А у Белоус дочь недавно под поезд попала… Трагедия в квадрате.
        — Преступник искал что-то?  — спросил Дима.
        — Вся квартира перевернута!  — подтвердил следователь.  — А деньги не взял. Мы двадцать тысяч в секретере нашли, в открытой коробке из-под конфет. Повезло еще, что внучка Белоус была у родственников, за городом. А то что бы могло случиться?!
        Доктор вдруг понял, зачем сюда приходил писатель: за тем же, зачем и они с Димой. За ножом. И так был увлечен поиском, что забыл даже инсценировать ограбление, как сделал это в доме Коростылевского. Нашел ли он этот нож?
        Скобелев стал давать показания о предполагаемом убийце, а Руслан прошелся по коридору и заглянул в комнату, где работали эксперты. Всего несколько дней назад Давлетов побывал здесь — как раз перед смертью Юли, и вот как раз после смерти ее матери вернулся.
        Хотелось уйти, но Руслан все не мог оторвать взгляд от кровавых пятен на полу и стенах.
        Руслана снова затошнило. Теперь на совести Вадима, если таковой его снабдила природа, было четыре человеческих жизни. Или пять? Это нужно было выяснить.
        — Андрей Викторович!  — Молодой голос звал следователя.  — У нас появился еще один свидетель. Говорит, видела убийцу.
        — На кухню пусть пройдет!  — откликнулся Королев.
        Адвокат тем временем присоединился к стоявшему на пороге комнаты доктору. Оба проводили взглядами нового свидетеля. Им оказалась кругленькая старушечка с тяжелым, решительным шагом.
        — Я видела его!  — сообщила она, едва войдя на кухню.
        Руслан и Дима переглянулись.
        — Это был молодой, красивый, но очень злой мужчина с длинными волосами. Он вышел из хаты Снежанки… то есть Снежаны в середине ночи. Я живу в квартире напротив,  — дополнила она деловито.  — Меня зовут Софья Макаровна Янкина, 1946 года рождения.
        — А вы ничего не слышали ночью?  — донесся до них голос следователя, гораздо более тусклый, чем у свидетеля.
        — Я каждую ночь теперь что-то слышу,  — поделилась кругленькая старушка.  — Как Юля погибла, так Снежанка всем покоя не дает! Она же выла все ночи с тех пор. Ну,  — смягчилась она,  — это и понятно. Завоешь, коль дитя схоронишь!
        Королев уточнил:
        — То есть звуки этой ночи не были особенными?
        — Может, и были. Но так я же что думала?.. Думала, Снежанка по дочке тоскует! Я ж не знала, что ее тут убивают!
        — А как вы заметили этого человека?  — спросил следователь.
        — В дверной глазок, конечно. Проснулась ночью, пошла в туалет. Выхожу и слышу из-за двери мужской голос. Я и посмотрела наружу.
        — Понятно,  — согласился Королев.  — Это все, что вы хотели рассказать?
        — Да я особо и не хотела.  — Свидетельница с большим любопытством оглядела ухоженную кухню своей убитой соседки.  — Гадалкой была, а свою смерть не предусмотрела!.. Богато она жила, ничего странного, что в ее хату два раза подряд воры лазили, а теперь они и вовсе Снежанку убили!
        В ее тоне сквозило удовлетворение жизненной справедливостью.
        Следователь оторвался от своих записей:
        — Когда в квартиру воры влезали?
        — С год назад. Повадились ворюги в наш дом, прям спасу не было! И в первом подъезде лазили в квартиры, и в четвертом…  — Тут старушка опамятовалась: — Ладно, мне некогда. Сейчас дочка внуков приведет, а я тут разгулялась!..
        Она встала с места. Дима, едва уместивший свое крупное тело на тесной кухне, перекрыл Софье Макаровне обратную дорогу.
        — А вы сказали «красивый, но очень злой»,  — напомнил он.  — Почему ж так сразу и решили, что злой?
        — Он ругался,  — громко пояснила кругленькая старушка.  — Матом!
        — Что говорил?  — спросил следователь.
        — Ругал Снежанку последними словами и говорил: «Где ж мне теперь его искать?»
        — Кого «его»?
        — Тю! А я знаю?!
        Понимая, что свидетельница больше не намерена говорить, Скобелев посторонился. Бабуся, топая, как целая рота пехотинцев, ушла.
        Вечером адвокат сидел на кухне Руслана со стаканом виски в руках и слушал доктора, который также отдавал должное бурбону. Шухер составлял им трезвую компанию. Он только что поел, погулял и теперь мужественно боролся со сном, опасаясь пропустить что-нибудь интересное или вкусное.
        — Вадик спятил, он потерял ощущение реальности…  — делился мыслями Давлетов.  — Это уже лунатизм наоборот — человек не спит, а живет в мире снов и видений. Не могу себе вообразить, что он придумал, когда мучил эту бедную старуху. Не могу.
        — Видно, гадалка не знала, где ее дочь прячет нож,  — предположил адвокат.  — Это знание сократило бы ее муки.
        — Она знала!  — возразил Руслан очень эмоционально. Он уже обдумал эти вопросы и сделал свои выводы.  — Юля от матери не скрывала ничего! Мне об этом рассказывала одна ее одноклассница.
        — Но как же?..  — не поверил ему адвокат.  — И потом, Снежана уже ничем не могла дочери навредить. Зачем скрывать и терпеть пытку?
        Покачав головой, Давлетов ответил:
        — Объяснить я этого не могу, но гадалка была та еще штучка! Не сказала — и все, из чистого упрямства. А если она поняла, что Вадик толкнул под поезд ее дочь, то она могла молчать из ненависти.
        — Как бы она это поняла?  — усомнился он.
        Свою догадку Руслан объяснить не мог.
        Адвокат допил виски и спросил:
        — Где же она спрятала нож?
        — Я с утра об этом думаю,  — признался Давлетов.  — Ничего в голову не приходит.
        Дима Скобелев. Подозреваемый
        — И что он сказал?
        Дима выжидательно смотрел на стройную молодую женщину, приятную внешне, очень ухоженную, но чем-то неуловимо напоминающую удивленную овцу, случайно обнаружившую полянку с сочной травкой. Это была адвокат Романа Зуйко Алла Гаспарян, некогда сокурсница Димы, а также его первая любовь.
        Дима не мнил себя героем дамских грез, но догадывался, что Аллочка до сих пор не может простить ему женитьбы на другой. Несколько раз за последние годы Диму и Аллу сталкивала адвокатская судьба, и он знал, что Аллочка обожала те ситуации, когда Дима оказывался в зависимом от нее положении.
        — Он ничего не сказал,  — улыбнулась Алла.  — Но скажет. Завтра я напомню ему о твоем вопросе. Если он хочет смягчения приговора, то пусть рассказывает все, что знает об убийстве Олега Окуленко. Я перезвоню.
        — Спасибо!  — тепло сказал Дима.
        На самом деле он не был так уж благодарен Алле, ибо считал, что озвученное ею условие она могла бы выставить Зуйко и на сегодняшней встрече, не растрачивая Диминого времени. Алле, как он считал, просто хотелось потянуть кота за хвост и помочалить немного своего неверного возлюбленного. С этим приходилось мириться.
        — Кстати,  — она картинно остановилась возле своей машины — ни много ни мало новенькой «ауди»,  — а ты не знаешь такого писателя Вадима Козырева?
        — Не знаком,  — равнодушно ответил Дима.  — А что? Твой новый бойфренд?
        Аллочке этот тон понравился.
        — Пока нет, но познакомиться с ним было бы интересно.
        Дима навострил уши:
        — Почему?
        — Он приходил утром к Зуйко. Представляешь, меня даже не известили! Видно, у парня хорошие связи с сотрудниками СИЗО. А скорее всего, он просто на лапу кому надо дал. Впрочем, это не так уж важно, но я буду жаловаться!
        — А чего надо писателю от Зуйко?
        — Как сказал мне дежурный, Козырев собирает материал о матереубийцах. Пишет книгу на эту тему. По-моему, гадость. Но больше всего меня поразил сам Зуйко.
        — Да?  — поощрил ее к выводам Скобелев.
        Она задумалась, подбирая слова:
        — Обычно он нагловатый, шуточками мерзкими так и сыплет. Фу, вспоминать тошно! А сегодня — жалкий, потерянный. Спросил, есть ли у меня дети. Сволочь он, конечно, так ему и надо.
        Она села в свою «ауди» и послала Диме воздушный поцелуй сквозь окно. Собранные в бутон губы придали лицу Аллочки овечье выражение.
        Скобелев подумал, что это было правильно — не жениться на ней в свое время.
        — С добрым утром, Руслан.  — Голос Димы, доносящийся из динамика мобильного телефона, был звонким и бодрым, несмотря на ранее утро.
        — Привет,  — ответил ему Давлетов. Он только что проснулся и еще не добрался до кухни и чашки кофе.
        — У меня не слишком хорошие новости. Готов воспринять?
        — Угу…
        — Зуйко покончил с собой в камере. Повесился на простыне. А вчера знаешь кто с ним встречался?..
        Руслан молчал, но вовсе не потому, что не знал ответа.
        — Да,  — словно услышав его мысли, подтвердил их Скобелев.  — Он сказал, что пишет книгу о матереубийцах. Мне кажется, что ты был прав: Вадик умеет убеждать.
        Они встретились уже через час в кафе возле офиса адвоката. Оба заказали кофе.
        — Вадим преднамеренно довел Зуйко до самоубийства?  — спросил Руслан.
        — Никогда ничего подобного не слышал,  — пожал плечами Скобелев.  — Разве что «Молчание ягнят», когда доктор Лектер всю ночь что-то шептал ублюдку в соседней камере и тот к утру задохнулся, подавившись своим языком…
        Давлетов усмехнулся:
        — Услышь Вадик твои слова, он бы очень возгордился.
        А следом они заговорили одновременно:
        — А зачем ему убивать соседа-пьяницу Романа?..
        — Я думаю, что Зуйко не убивал Олега…
        Рассмеялись.
        — Давай, ты первый!  — предложил Дима.  — Почему ты думаешь, что Зуйко не убивал Окуленко?
        — Разговаривал с Надеждой Ивановной, мамой Олега. Она не помнит, когда пропали сломанные часы сына. Зато хорошо помнит, что в милиции ей вернули вещи Олега, а среди них был достаточно дорогой браслет и цепочка с крестом. Если мальчика убил сосед-пьяница, то почему он не украл то, что можно было продать, а взял часы с памятной гравировкой, да еще и показывавшие неправильное время?
        — Логично. Ты прям мастер вести следствие. Откуда опыт?
        В ответ Давлетов рассмеялся с довольным видом.
        — Но, возможно, он снял первыми именно часы, а на остальное не хватило времени,  — рассуждал вслух адвокат.  — Вспугнуть его могла только Злата. А убить ее после брата Зуйко было бы легче легкого. За Романом Зуйко числится несколько вооруженных нападений. Он бы и думать не стал — тюкнул бы по черепу девчонку!
        — И раз она осталась жива в ту ночь,  — снова блеснул логикой доктор,  — то Зуйко в квартире Окуленко не было.
        К столику подошла стройная официантка в белом фартучке. Улыбаясь, поставила перед каждым по чашечке, спросила, не нужно ли посетителям что-то еще. Когда она повернулась к ним спиной, Руслан подумал, что девушка чем-то напоминает ему Злату. С ним происходило почти то же самое, что и с самой Златой после «смерти» ее мужа. Только она узнавала Вадима в настоящем Вадиме, а Руслан видел Злату в чужих людях.
        Он затянулся едким дымом сигареты, пытаясь выкурить тоску из мыслей.
        — Остается твой вопрос,  — сказал он,  — зачем Вадик ходил в тюрьму к Зуйко и сознательно ли он довел его до самоубийства?
        Скобелев почесал лоб.
        — Он ищет нож, так?  — спросил он.  — Допустим, Снежана Заировна выдала под пыткой этого типа. Может, хотела облегчить мучения. Но что Зуйко может знать о ноже?
        И тут на Руслана снова снизошло озарение.
        — Зуйко взломал подвал Окуленко,  — вспомнил он слова Надежды Ивановны.  — А в подвале Зуйко перекопал земляной пол. И он упомянул девушку из соседнего двора, одноклассницу Олега. Она красивая, у нее есть ребенок.
        — Юля,  — наконец-то произнес это имя Скобелев.
        Дима Скобелев. Откровения
        Телефон адвоката замурлыкал. Увидев номер звонившего, Дима одновременно просиял и встревожился. Его эмоции привели Руслана к выводу: звонит из роддома его жена. Всего три дня назад у Скобелевых родился второй сын. Сейчас адвокат ожидал выписки из роддома жены и ребенка.
        — Через час забираю жену и малыша,  — сказал Дима, возвращаясь к столику. Он был оживлен, его глаза блестели чуть заметнее обычного, а на губах то и дело возникала гордая улыбка.
        Не слишком понимая его чувств, Руслан озвучил свои наилучшие пожелания, и тут вдруг Скобелев приуныл.
        — Я что-то не то сказал?  — спросил Давлетов.
        — Что ты!  — Дима вскинул руки.  — Я просто вспомнил кое-что. То есть я давно должен был это рассказать.
        Лицо Скобелева приняло совсем уж горестное выражение, в котором Руслан разглядел значительную долю виноватости.
        — Я жене изменил, понимаешь?
        Давлетов скорбно поджал губы, выражая полное сочувствие проблеме адвоката. В его глазах пряталась усмешка.
        — Я не такой, это мне несвойственно,  — признался Дима.  — Так получилось, что я будто разум свой посеял…
        Его история на первый взгляд не казалась оригинальной, более того, Руслан счел ее скучной. Душевные метания в отношениях с женщинами были доктору непонятны, как природа черных дыр.
        Случилось это больше трех лет назад. Однажды Дима выходил из дома тещи — он отвез ей на побывку сына. Жена как раз укатила в командировку, а он сам собирался основательно подготовиться к судебному заседанию.
        На лестничной клетке Скобелев встретил красивую девушку, которую сразу и не вспомнил. Она была высокой, стройной, грудастой, с темными волосами, в которые хотелось зарыться лицом.
        (Слушая его, Руслан тоже видел эти волосы, только были они пропитаны кровью и пахли дегтем.)
        Неожиданно для Димы девушка остановилась, поздоровалась с ним и заявила, что она — Юля Белоус, одноклассница погибшего в этом доме парня. Тут-то Скобелев и признал в ней растерянную девочку, лепетавшую что-то несуразное несколько лет назад. Только теперь бывший следователь понял, что девочка скрыла очень многое.
        — Олег Окуленко был моим парнем,  — призналась она, стоя на ступеньках перед адвокатом.  — И с тех пор как он умер, я не могу ни с кем встречаться! Не могу полюбить, понимаете? Меня словно что-то держит…
        Дима плохо понимал ее слова. Она стояла на ступеньку ниже, глядя снизу вверх широко распахнутыми глазами, а в вырезе ее блузки маячила невозможно притягательная щель между грудями. Адвокат, никогда прежде не мучимый похотью, мысленно проникал в эту теплую ласковую щель и…
        — Помогите мне!  — едва расслышал он голос девушки.  — Помогите найти убийцу моего парня.
        Дима взялся помогать.
        — Понимаешь, Руслан,  — откровенничал Дима,  — я не ищу себе оправданий, только хочу сказать, что такого не переживал ни до этого, ни после. Мы стали встречаться, она все спрашивала и спрашивала меня о том убийстве, а потом мы шли в постель, и мне каждый раз казалось, что мой мир переворачивается.
        — Обалдеть,  — сказал Руслан.
        В его глазах пряталась насмешка.
        — Потом мы расстались. Просто она ушла из номера гостиницы и больше не позвонила. У нас так было заведено — она мне звонила и назначала свидания. И когда она перестала звонить, у меня начались ломки по ней, как по наркотику. Я маялся, напивался, ссорился с женой, проиграл два дела. Мне было дико плохо. Вылечило время. Просто время и ничего больше. Спустя пару месяцев после нашей разлуки я стал размышлять о Юле уже трезво. Спросил себя: а что ей надо было на самом деле?
        — Секс?
        — Доктор, вам надо жениться!  — рассмеялся Дима.  — Нет. Она узнала от меня нечто такое, что ей было нужно, а потом пропала. А знаешь, о чем она спрашивала в последнюю нашу встречу?
        Доктор изобразил внимание.
        — Она спрашивала об орудии преступления!
        — Все сходится на этом ноже!  — воскликнул Руслан. Он вдруг занервничал.  — Что же, надо снова думать, где его искать. И найти его надо раньше Вадика.
        — Она сильно перед смертью мучилась?  — Адвокат отвернулся к окну.
        — Ну…  — Вспомнив, как мучилась перед смертью Юля, Давлетов решил соврать: — Она в кому впала, потом умерла.
        Руслан. Открытие
        После встречи с адвокатом доктор направился к дому гадалки. У подъезда, под алычой, дающей едва ощутимую тень, он спросил себя: зачем его принесло сюда? Оказалось, что Руслан зря усомнился в своей удаче.
        Дверь подъезда распахнулась, и из нее выкатилась Софья Макаровна, та самая старушка, что видела Вадима в дверной глазок и рассказывала об этом следователю. Высокие температуры никак не отражались на бойкости бабульки, она пребывала в отличной форме, была бодра и приметлива. Что и доказала, узнав в Руслане одного из мужчин, встреченных ею в квартире покойницы Снежанки.
        — Здрасте!  — воскликнула она, приближаясь к нему.  — Вы ж из милиции? Вы ж знаете, кому Снежанкино имущество перейдет?
        — Нет,  — попытался охолодить ее пыл ледяным тоном Руслан.  — Ничего я об имуществе не знаю.
        — Но порядки-то знаете?  — не унималась старушка.  — Как это обычно? У Снежанки есть двоюродная сестра да внучка малолетняя, но им же теплица ни к чему! А мне бы не помешала. Вот скажите, у кого мне купить ее? Я же не воровка, я могу купить!
        Доктор подобрел лицом:
        — Теплица? У Снежаны Заировны была теплица?
        — И сейчас есть!  — радовалась бабуся.  — В хуторе Яблочном. Она там одна такая — старинная, стеклянная. В ней все вкуснее, чем под пластиком. Снежана была на своей тепличке помешана…
        Руслан повернулся к бабусе спиной, позабыв о вежливости. Он нашел ответ на свой вопрос: раз квартиру гадалки несколько раз обворовывали — это старушка свидетельница рассказала еще во время дачи показаний,  — значит, Снежана спрятала нож в более надежном месте, от ворья подальше.
        Добираясь до Яблочного, времени он потерял немало. Даже Шухер, удобно развалившийся на заднем сиденье «тойоты», скис. Случилось так, во-первых, потому, что Руслан заблудился, а во-вторых, перемещался он очень медленно, ибо переключать скорости коробки передач загипсованной рукой удавалось с большим трудом.
        Зато, как только «тойота» свернула с основной трассы по указателю «х. Яблочный», стеклянная тепличка засверкала в солнечных лучах граненым драгоценным камнем. Держа на нее курс, Давлетов и приехал к нужному месту.
        Остановившись на обочине возле деревянного заборчика, ухоженного, целенького и выкрашенного ядовито-оранжевой краской, Давлетов и Шухер выбрались из душного салона. Шухер потянулся и поднял лапу у ближайшего колышка. Руслан ограничился осмотром пейзажа.
        Солнце уже перевалилось к закату, но висело еще высоко — безжалостное августовское солнце. Дачников в обозримом пространстве не наблюдалось, хоть машины у некоторых домиков и стояли. Дачники наслаждались сиестой, ожидая прихода вечерней прохлады.
        Домик гадалки был совсем маленький, но окружающая его веранда радовала простором. Руслан прошелся по дорожке к дому, придирчиво разглядывая кусты малины и смородины, яблони, вишневые деревья и цветочные клумбы. Шухер трудолюбиво метил их.
        Вдвоем они обошли дом, за которым увидели основную часть участка с осиротевшей теплицей. Она была небольшая: метра два с половиной в ширину и четыре в длину.
        — Купите лук, зеленый лук, петрушку и морковку.  — Руслан мурлыкал под нос песенку, которую помнил с детства.  — Купите нашу девочку, шалунью и плутовку!..
        Огород не вдохновлял на поиски. В отличие от покойной хозяйки этих угодий Руслану тут было неуютно, он предпочитал прохладный белый кафель, хромированный блеск хирургических инструментов и запах дезинфекции.
        Постояв между грядами пару минут, он прошел к теплице.
        Висячий замок внушительных размеров был взломан и висел на скобе совершенно бесполезный, несмотря на все свои килограммы. Это насторожило Руслана, он понял, что писатель уже побывал тут. Выходило, что либо Снежана Заировна что-то ему все-таки рассказала, либо Козырев нашел тайник гадалки другим путем.
        Давлетов стал опасаться, что проделал путь от Гродина до Яблочного зря.
        Эрдель, обнюхав дверь, издал носом слабый свист и чуть заметно махнул обрубком хвоста. Он тоже догадался, кто тут хозяйничал.
        Сквозь стекла, часть которых была разбита, Руслан разглядел, что теплица пуста, а внутри ее кто-то здорово потрудился. Длинные стебли бедных помидоров были выдраны с корнем, красные плоды растоптаны, земля взрыта, ящики с инструментами перевернуты, мешку с удобрениями вспороли брюхо.
        Доктор вошел внутрь, эрдель потрусил следом.
        — Шухер, да он же снова ничего не нашел!  — поделился выводами Руслан, усмехаясь и вытирая пот со лба — под стеклами теплицы дышать было нечем.  — Он тут землю рыл, а ничего не нарыл, разозлился, стал окна бить. Потом устал от своей же злобы и смылся. Это в его стиле!
        И так как земля была уже исследована, Руслан поднял голову и огляделся. В центре помещения, пронизанного лучами света, стояла небольшая печка, рядом с ней — баллон с газом. Поиск ножа в печке или вокруг казался бесперспективным, но доктор все же оглядел центр теплицы самым внимательным образом.
        Шухер печкой не заинтересовался. Он прогулялся в глубь теплицы и брызнул из-под задранной левой лапы на ножку углового металлического стеллажа.
        Руслан осмотрел помеченный объект. Нижние полки стеллажа пустовали, а вот наверху стояли несколько неприметных горшков с растениями. Все они были убогого вида, явные неудачники, от которых не ожидалось ничего удивительного. В одном из горшков торчали листья более яркие и плотные, чем в остальных.
        Он пробрался к стеллажу, обнаружив на земле битую посуду, запасы сухарей, электрический чайник — писатель громил все, что видел, но от злости видел не все. Руслан протянул руку к горшку с темными листьями, достал его, привстав на цыпочки. Растение оказалось искусственным, слегка выцветшим, изображавшим из себя микрофикус. Искусственный цветок в теплице был нонсенсом и что-то означал. Давлетов потянул его за уши и выудил из емкости, обнаружив на дне горшка черный удлиненный прямоугольник.
        Это был тот самый нож, черт его подери! Руслан даже хохотнул от радости, почувствовав себя ребенком, обнаружившим под новогодней елкой долгожданный подарок. Рукоять ножа была теплой, будто согретой чьей-то рукой.
        Он отбросил фальшивый цветок и горшок, стер с лица пот и сел прямо на землю, не щадя свои светло-голубые джинсы. Нож раскрылся в руке удлиненным черным лепестком с серебряной каймой отточенного когда-то лезвия. Давлетов прочел имя ножа: «Байкер». А на пластмассовой рифленой рукояти обнаружился знак: две буквы «О», одна вписанная в другую.
        Руслан встал и вышел из душной теплицы на волю. Шухер уже поджидал его снаружи, обнаружив местечко в тенечке у дома.
        Давлетов хотел сразу же уехать, но ощутил в голове легкий звон, и земля немного покачнулась. Давали о себе знать последствия травмы, необходимо было бы немного передохнуть. Доктор добрел до домика, опустился на ступеньку веранды, так чтобы его голова попала под тень навеса. Нож положил рядом. Опустил голову на сгиб руки, закрыл глаза.
        Судя по цокающему звуку от соприкосновения собачьих когтей с деревянным полом веранды, Шухер взялся обследовать веранду.
        Вадим. Одержимость
        Доктор задремал, возможно, даже проспал пару часов, потому что солнце значительно склонилось к горизонту и немного ослабела жара. Разбудил его лай Шухера. Как и каждый хозяин своей собаки, Руслан хорошо различал псовые интонации. Сейчас они были дружелюбными.
        Руслан открыл глаза и выпрямился.
        — Нашел-таки!
        Безо всякого удивления он увидел стоящего прямо перед ним Вадима. Эрдель уже здоровался с ним, тычась башкой в обтянутые вельветом колени писателя. Козырев погладил пса.
        Он щурился и улыбался во весь рот. Вадик ходил все в тех же брюках с многообещающими карманами, но рубашку свою сменил на майку без рукавов. Его плечи были белыми, будто он предпочитал загорать под луной. Волосы писателя выцвели на солнце и порыжели, он давно не брился, но выглядел очень довольным. Почти счастливым.
        — Ты про что?  — спросил Руслан, подбирая нож.
        — Про него.  — Писатель смотрел на узкий черный прямоугольник в ладони доктора.
        — Ты о ноже? А что в нем такого?  — продолжал валять дурака доктор.
        Вадим сел рядом с ним на ступеньку веранды, заправил волосы за уши. Теперь они оба могли смотреть на висевшее над лесом, палевое от пыли, поднявшейся над городом, небо. Зрелище это на Руслана навевало тоску, Вадим же ничего подобного не ощущал. Жизнь повторяла его сюжет. О чем еще может мечтать писатель?
        Мужчины на веранде не торопились продолжать разговор. Руслан ждал от писателя развития сюжета. Вадим вертел в пальцах травинку, которую покусывал своими крупными зубами. Тем временем собака нашла удачное местечко у веранды, трудолюбиво вырыла небольшую ямку и свернулась в ней желто-черным калачом.
        Молчание длилось почти десять минут, после чего Вадим отбросил травинку в сторону и глянул на недавнего сообщника:
        — Теперь ты понял, что я не убивал своего лучшего друга О-лега О-куленко.  — Он произнес имя и фамилию погибшего десять лет назад парня, упирая на «О» в начале обоих слов.
        Руслан пожал плечами, не отрывая взгляда от неба.
        — Ну как же!  — воскликнул Вадик иронично.  — Дай-ка сюда нож!
        Протягивая ему сложенный «Байкер», Давлетов чувствовал, что совершает ошибку. Вадик заметил это и сказал:
        — Не боись! Ты же мой персонаж, я не причиню тебе вреда.
        Он повертел нож, потом взял его двумя руками, как берут фотоаппарат-мыльницу, и показал широкую прямоугольную рукоять. На ней был тот самый знак — две вписанные друг в дружку буквы «О».
        — Это нож Олежки. Значит, убила его собственная сестра, а не я. У меня был другой нож, тоже именной. Им бы и шантажировала мою жену Юлька. Вот так-то!
        И тут Руслан всем телом повернулся к писателю.
        — А знаешь, Вадик,  — сказал он задумчиво,  — ты лунатик, а не прикидываешься им. Могу доказать фактами.
        — Да?  — удивился писатель.  — К чему ты это?
        — Сам знаешь. Кстати, о предпосылках сомнамбулизма я в монографии Коростылевского вычитал.
        Писатель презрительно фыркнул, но ничего не сказал.
        — Первая предпосылка твоего сомнамбулизма — это твоя травма в лагере. Мне о ней Витька Бабаян рассказал. Ты упал с дерева и ударился головой. Знаешь, иногда после этого дети и подростки начинают ходить во сне. Особенно впечатлительные дети и подростки, такие каким был ты в своем детстве.
        — Это тоже Баян тебе натрепал?
        — Нет, ваш уважаемый директор школы, который хорошо тебя помнит и готов прислать на твои похороны венок.
        — Ха!  — развеселился Козырев.
        Он поерзал на ступеньке, устраиваясь удобнее. Нож Вадим держал в правой руке сложенным и все поглядывал на него с заметным чувством удовлетворения.
        — Ты был очень впечатлительным мальчиком, да еще и стресс пережил — смерть отца.
        — Стресс был, когда он живой ходил,  — поправил его Вадим.  — Когда он маму ночами бил. Вот это был стресс.
        — Да, у тебя была детская психическая травма. Это — тоже свидетельство в пользу твоего сомнамбулизма. Но еще важнее — твоя наследственность. Серьезный фактор.
        — Ерунда. Я не ходил и не хожу во сне. Злата тому свидетель.
        Руслан покачал головой:
        — Злата любила тебя. Я мучился вопросом: почему она ни разу не рассказала правду? И только сейчас понял: она тебя любила. Она поклялась не рассказывать о твоем преступлении ничего и никому, так и поступала до самой своей смерти. Она тебя любила.
        На лице писателя отразилось только брезгливое презрение.
        — Ты мог бы мне возразить,  — продолжил Руслан,  — что лунатик — не обязательно убийца. И тут я с тобой соглашусь.
        — Конечно,  — подтвердил Вадик.
        — Вот только нож доказывает обратное.
        Писатель удивленно уставился на доктора. В его карих глазах играли нехорошие огоньки, губы расползались в медленной улыбке, будто он начинал понимать нечто, что прежде ускользало от его внимания.
        — Ты о чем? Эти буквы «О»…
        — На ноже, Вадик, не инициалы Олега Окуленко, не буквы «О».
        Улыбка Козырева стала такой широкой, что обнажились зубы. Давлетов не сомневался — это символизировало угрозу, но надо было продолжать.
        — Большой круг — это полная луна, а в нем — полумесяц. Это твой знак, Вадик, твой символ. Ты ведь изображал из себя сомнамбулу в юности, а есть легенда, что лунатики ходят во сне именно в полнолуние. Да и сейчас ты любишь полнолуние, ты любишь лунный свет, это есть в твоих книгах.
        — Чушь!
        — А вот Юля думала, что это нож Олега. Она бы согласилась с той байкой, что ты попытался впарить мне пару минут назад: раз у Златы не было своего ножа, то она взяла нож брата и убила Олега его собственным ножом. И поэтому платила Юльке. Но Злата платила Юле, покрывая твой грех, Вадик. Она любила тебя, вот и все!
        — Ерунда.  — Козырев не собирался соглашаться с доктором.
        Легкий ветерок играл выцветшими от солнца, легкими волосами писателя.
        Он чувствовал, что впервые за последнее время сюжет выходит из-под его контроля. Будто бы вожжи выпадают из рук, и конь под тобой несется куда-то, или то, что ты считал явью, превращается в сон, полный абсурда. Или еще — похоже на те чувства, которые охватили его, когда он узнал, что во сне убил своего друга.
        — И наконец-то я понял смысл всего, что ты тут затеял,  — упрямо продолжал Руслан.  — Ты переписал свое прошлое в своем новом романе «Стокгольмский синдром», а теперь пытаешься подогнать жизнь под сюжет.
        — В романе описаны реальные события!  — в сердцах повторил писатель.
        Но Руслан все не унимался:
        — Этот нож — свидетельство того, что жизнь не пишется в твоем ноутбуке! Нож был нужен тебе, потому что это последнее доказательство твоего преступления. Ты хочешь уничтожить его, изъять его из реальности, чтобы самому поверить в свой роман. А иначе — ты у разбитого корыта.
        Вадим иронично заметил:
        — Между прочим, этот нож ничего не доказывает. Если ты думаешь, что с его помощью сможешь засадить меня в тюрьму за убийство Олега, то у тебя ничего не выйдет!..
        Жестом доктор остановил его:
        — Это ясно, но на тебе еще пять смертей: Злата, Тема Коростылевский, Юля Белоус и ее мать. И плюс Зуйко.
        — Зуйко?  — переспросил Козырев.  — Я его и пальцем не тронул.
        — Он повесился в своей камере.
        — Ха!  — обрадовался писатель.  — Надо же, у Зуйко совесть проснулась! Это хорошо, это моя большая победа! Надо бы роман об этом написать!
        — Давай пока о жизни поговорим.
        — Ладно. Хочешь объяснений?
        Кивнув, Руслан прищурился. Вадик сказал:
        — Зуйко, Юлька и ее мамаша помогли мне найти этот нож. И я бы мог оставить их в живых, но,  — он изобразил виноватое замешательство,  — они были лишними персонажами, они просто мешали мне. Их не было в моем романе, значит, их надо было вычеркнуть и из жизни.
        Лицо писателя расцвело радостной улыбкой.
        — Ты — психопат, Вадя!  — поставил диагноз доктор.
        Ухмылка писателя превратилась в оскал.
        — Что-нибудь еще хочешь добавить?  — надменным тоном поинтересовался он.
        — Добавить? Нет,  — ответил Руслан.  — Ну разве что скажу в качестве эпилога, что Злата — не твой тип женщины. Вам не судьба быть вместе.
        — Почему?
        — Злата — солнечная девушка, а тебе нужна — лунная. Понимаешь? Лунная девушка светит отраженным светом, она любит только тех, кто любит ее. А солнечные, такие как Злата, сами источают свет, они — первоисточник, светило любви. Вот так.
        — Да ты поэт, батенька!  — воскликнул Вадик.
        Он встал напротив Руслана, заставив смотреть его вверх, против света.
        — Знаешь, в чем наша проблема, доктор?  — спросил он вполне дружески.  — Ты — хирург, и у тебя комплекс бога. А я — писатель, и с той же психологической загогулиной. Нам с тобой в одном сюжете тесно. А так как автор этого сюжета — я, то я его и править буду. Отредактирую. Понимаешь? Перепишу поярче диалоги, расставлю запятые и опять избавлюсь от лишнего персонажа.
        В этот момент он бросился на доктора.
        Инстинктивно Давлетов отпрянул назад, отмахнувшись от приближающейся опасности, а именно — руки писателя, удлиненной на десять опасных сантиметров лезвием ножа. Это был тот самый нож, которым Вадик убил Злату и который вместе с отпечатками пальцев доктора хранил в целях острастки Давлетова. И раз писатель воспользовался этим ножом, значит, с доктором собирался покончить окончательно, физически.
        Руслану удалось выбить нож правой загипсованной рукой, и удар он нанес — довольно ощутимый!  — по пальцам Вадима. Вадим, ойкнув, выронил нож, а Руслан, решивший в этот раз не повторять прежних ошибок, вскочил и толкнул его в грудь. Писатель отступил на шаг, но тут же бросился на доктора снова.
        Несколько тычков в ребра и отменная оплеуха по правой скуле огорошили Руслана. Он проигрывал схватку, как вдруг подоспела помощь. В тот миг, когда пальцы писателя сомкнулись на горле доктора, раздался лай, громкий и злой, довольно неожиданный для хозяина такой миролюбивой собаки, как Шухер. Эрдельтерьер не был приучен защищать хозяина, его кормили и баловали только ради дружбы, поэтому Давлетов никак не ожидал собачьей подмоги.
        В свою очередь, Козырев понятия не имел, что на уме у эрдельтерьера, зато клычки пса видел неоднократно, поэтому он ослабил хватку и обернулся к Шухеру. В этот момент Давлетов и огорошил его гипсом по темени с левой стороны.
        Писатель откатился в сторону, но быстро поднялся. Руслан тем временем пытался отдышаться и переждать приступ головокружения, грозящий обмороком.
        Шухер смолк, он не собирался вступать в драку, однако Козырев, не желая оставлять угрозу в своем тылу, ударил его ногой в бок. Заодно Вадику удалось поднять с земли свой нож. Не подумал он только о том, что реакция животного всегда лучше человеческой. Едва ботинок писателя коснулся курчавой шерсти, Шухер погрузил свои острые зубы в его лодыжку. Еще через миг человек и собака сцепились в клубок.
        Руслан едва успел подбежать к ним, как Шухер завизжал и обмяк. Козырев отбросил его тело, еще живое, с блестящими глазами, скулящее и сжимающееся от боли.
        Не рассуждая, доктор двинулся к своей собаке. Остановил его мощный удар в солнечное сплетение. Потом еще и еще. Руслан упал, в глазах потемнело. На некоторое время сознание его смешалось, а писатель уже схватил его за шею и, приставив нож к горлу, поволок к теплице.
        Там он бросил Давлетова на пол лицом вниз, ловко связал его руки за спиной куском бечевки, которую вытащил из своего объемного кармана.
        Руслан уже пришел в себя. Теперь он удивлялся целенаправленной деятельности своего бывшего друга и жалел о «Байкере», валявшемся на утоптанной земле возле веранды домика. И он слышал плач своего раненого друга, доносящийся от веранды. Погибать было нельзя.
        — Я тебя немного надул, когда сказал, что ты мой персонаж и бояться тебе нечего.  — Писатель говорил будто бы сам с собой.  — Ты — предатель дважды. Во-первых, стал на сторону Златки, а во-вторых, сдал меня в полицию. А в детективе зло должно быть наказано.
        — Вадик, прекрати!  — прошептал Руслан. Ему было трудно говорить из-за духоты и головокружения. Он сконцентрировался, собрал все свои силы, волю, желание жить, приплюсовал несбывшееся: должность заведующего отделением и новую машину. Разозлился на себя, обругал мысленно.
        Козырев не обращал на него ни малейшего внимания. Доктор был исключен из списка действующих лиц, не имело смысла слушать его и даже смотреть в его сторону.
        — Я тут все предусмотрел!.. Мне понравилось писать детективы — лучше узнаешь окружающий мир. Вот понадобился взрыв в теплице, и я долго думал, как его организовать. Будь я фантастом, я бы придумал какой-нибудь луч смерти или наделил бы своего персонажа умением генерировать шаровые молнии. А тут — реальность, тут надо искать настоящее. Я чуть голову не сломал, так думал! И придумал: есть такое вещество — хлорат натрия. Как написано в Википедии, «в смеси с углеродом, серой и другими восстановителями он детонирует при нагревании или ударе».  — Вадик выделил цитату голосом.  — Притом криминалисты не удивятся, когда после пожара обнаружат здесь его следы, ведь хлорат натрия — это гербицид. А еще тут есть баллон с газом! Мы немного шлангочку потеребим, чтобы газ чуть пошел… Прелесть! Рванет по-страшному, потому что глупый доктор закурит в теплице…
        Руслан приподнял голову и увидел, что прямо над ним возвышается тот самый стеллаж, на котором был обнаружен горшок с искусственным цветком.
        Писатель подтягивал пакет с гербицидом. Он сильно хромал, зубы Шухера оставили на его коже болезненные следы.
        — Ну вот,  — сказал Козырев.  — Щас грянет!..
        В этот момент Давлетов, собрав все свои силы, встал. Он хотел вскочить, но на это его не хватило. Козырев, заметив акт неповиновения, неловко шагнул к нему, и тут Руслан толкнул плечом металлический стеллаж с несколькими горшками. Стеллаж неожиданно мощно обрушился на голову писателя, а доктор на неуверенных ногах поковылял к выходу из теплицы.
        Через несколько секунд он оказался возле веранды. Шухер корчился на земле, увидев хозяина, он заскулил громче.
        — Сейчас я тебя посмотрю, сейчас. Держись, парень…
        Руслан заметил нож «Байкер», сел рядом, нащупал левой здоровой ладонью его рукоятку и взял ее. Сложнее всего было раскрыть нож, перерезать веревку на запястье оказалось намного проще.
        Он бросился к Шухеру, осмотрел его, хотел уже поднять и нести к машине, но что-то задержало.
        — Щас грянет?  — спросил он у себя.
        Положил пса на землю и рванул к теплице за писателем.
        Это был самый глупый поступок в его жизни, но доктор просто не мог представить себе, что он позволит кому-то умереть в то время, когда еще можно сделать хоть что-то для спасения.
        Глупые поступки редко приводят к хорошим результатам. Руслан лишь успел подбежать к двери теплицы и увидеть за стеклом фигуру Вадима, выбирающегося из-под металлических реек и горшков, как что-то грянуло и писателя скрыл столп пламени. В тот же миг, предчувствуя стеклянный ураган, Давлетов упал на землю, закрывая голову руками.
        Часть пятая
        2001 год, май
        Осторожно, стараясь не пыхтеть и не шуметь, Злата выползает из-под стола-тумбы. Олег лежит там же, куда упал, в той же позе. Нужно вызывать скорую помощь, понимает Злата.
        Она подползает к телу брата, теребит его, надеясь, что он очнется. Обнимает, не думая о том, что его кровь пропитывает ее новую блузку. Ей безумно хочется ощутить удары Олежкиного сердца.
        Из прихожей доносится легкий скрип, Злате кажется — это входная дверь, но она не уверена. Вадим ушел в их с братом комнату минут пять назад, но ведь он может и вернуться. Может и уйти из квартиры.
        Злата отпускает тело брата, приподнимается, замирая рядом. У ее ладони лежит нож. Она берет его в руки на тот случай, если вдруг войдет Вадим. Надо было бы спрятаться, но она боится пошевелиться.
        И тут на пороге комнаты возникает Юля Белоус.
        Она появляется так некстати, что Злата вмиг возгорается раздражением:
        — Ты чего пришла?
        Юлька останавливается у двери.
        — Уходи отсюда!  — велит Злата испуганной братовой однокласснице.
        Схватив со стула какую-то вещь, Белоус выскакивает из комнаты.
        Олежка мертв, понимает Злата. Скорой не нужно. Ничего уже не нужно. Нужно вызывать милицию. Они приедут, арестуют Вадика. Это соображение вдруг больно колет ее в самое сердце. Вадик не виноват, он — сомнамбула, он даже не понял, что случилось! И его, такого тонкого, чуткого, необыкновенного, запрут в тюрьме, а она, влюбленная, останется без своей последней надежды. И более того, додумывает Злата свою горькую мысль, именно она и расскажет милиционерам о том, что он сделал! По сути, посадит его в тюрьму!
        Вадик будет ненавидеть ее до конца своих дней, а она умрет в разлуке.
        Но что, если Злата поможет Вадику избежать тюрьмы? Так же как тетя Зоя помогла своему сыну. У Златы нет денег, она только девочка, но помочь Вадику можно и другим способом. А если она так сделает, то Вадик будет связан с ней страшной тайной. Связан и привязан. Навсегда!
        Злата встает. На цыпочках идет в детскую, убеждается, что Вадик спит, и спит крепко.
        Она открывает дверцу шкафа, снимает со специальной перекладинки на двери несколько поясов от своих платьев. Идет в спальню родителей. Там разбрасывает вещи, разрывает на себе окровавленную блузку, стискивает зубы и бьет себя по лицу деревянной вешалкой, оставленной матерью на кресле перед отъездом в Курортный.
        Боль ее шокирует, она представить не могла, что будет так больно!
        Несколько секунд — и она плачет, размазывая слезы и кровь.
        Проходит еще некоторое время, прежде чем она успокаивается. Успокоившись, выдвигает стул, садится на него и, завязав себе рот, связывает ноги и руки.
        Теперь надо только подождать. Вадик проснется, найдет ее. Она убедит его в том, что он не только убил Олега, но и изнасиловал ее. Он будет чувствовать себя виноватым, а она спасет его от тюрьмы. И они будут вместе навсегда!
        Лучше всего отправить Вадика домой, а самой спрятаться где-нибудь и спрятать нож — Злата не маленькая, она смотрела детективы, знает, что такое орудие преступления! Наверное, подойдет подвал — там можно закопать нож в землю. Ключик от подвала есть на Златиной связке ключей, потому что в подвале хранится запас картошки, а Злата часто готовит для всей семьи ужины.
        Привязанная Злата сидит на стуле в родительской спальне, ожидая пробуждения Вадима. Ее мечта сбывается.
        Наши дни
        Руслан. Чтение
        Лежать в той же самой больнице, где он проработал пятнадцать лет, доктору Давлетову не нравилось. Покоя не было ни на минуту. Мало того что каждый день приходили полицейские (хорошо, когда это был Королев, и плохо — когда кто-то другой), а еще и половина персонала больницы беспрерывно «проведывала» его.
        Вместе с Русланом в его палате лежал и второй больной — Шухер. Его присутствие было благословлено самим главным врачом больницы, ярым собачником. Шухера навещал персональный доктор-ветеринар, он уверял, что эрдельтерьер скоро поправится окончательно.
        За неделю палата Руслана превратилась в эдакий клуб докторов. Сюда стали заглядывать уже не только друзья и знакомые хирурга Давлетова, но и все остальные, потому что в его палате можно было приятно пообщаться и даже покурить в форточку. И только больному покоя не было.
        Спасение пришло с неожиданной стороны. Лариса, милая Лариса, брошенная им ради участия в пьесе писателя Вадима Козырева, пришла к нему в палату с пальмовой ветвью. Воображаемой, конечно. Она сказала, что ей жаль бестолкового Руслана, что не стоило ему связываться с этой блондинкой, но раз уж теперь ее нет, то Лариса готова быть Руслану другом.
        Она была такой душечкой в своем коротеньком белом халатике, что Давлетов как-то сразу позабыл, что некогда был страшно зол на нее за слежку и за то, что она разболтала Злате об инсценировке перелома. У доктора всегда была особая слабость к этой медсестре, и даже более того.
        Словом, они снова поладили, и именно Лариса сумела оградить Давлетова от беспрерывных посещений коллег. Весело, как бы шутя, она заявила собравшимся в палате врачам, что здесь душно и тесно, а это нездоровая обстановка для их контуженого коллеги. Потом так же весело, с шуточками-прибауточками, величая посетителей Руслана кукусятами, выставила всех вон.
        Руслан аплодировал, похлопывая левой ладонью по гипсу на правом запястье.
        Прошло две недели с тех пор, как Давлетова нашли возле развороченной теплицы привлеченные взрывом дачники. И вот однажды днем, когда неуемная жара этого лета ярилась за окнами, Руслан задремал под шумок кондиционера.
        Разбудило его чье-то прикосновение. Он открыл глаза и увидел Ларису.
        — Мне повезло, что ты жив,  — сказала она.
        Из ее глаз полились слезы.
        Это было сейчас некстати, но тут Руслан вспомнил совсем другие глаза — голубые, огромные, широко расставленные. Чем больше отдалялись те страшные события, тем сильнее он тосковал по Злате. Это нужно было как-то камуфлировать.
        — Мне повезло, что ты рядом со мной,  — ответил он.
        Лариса вытерла слезы:
        — Ладно, что уж там… А тебе посылка! Я была у тебя дома, нашла извещение в ящике и получила ее.
        Она протянула ему пакет из плотной бумаги, перевязанный веревкой, с сургучной печатью на боку. Обратный адрес был московский, судя по нему, бандероль прислало одно из крупнейших издательств страны. В посылке обнаружилась, само собой, книга.
        — «Стокгольмский синдром», Вадим Козырев,  — прочла Лариса.  — Это муж той блондинки? Он же погиб в теплице? Верно?  — Она вдруг опомнилась, стала вытирать слезы, стараясь не повредить макияж.  — Меня девчонки ждут! Я побежала!
        И унеслась.
        Руслан открыл книгу и стал читать.
        День сменился вечером, стемнело. Пришла Лариса и, увидев, что больной не отрывается от книги, несмотря на сумерки, включила свет. Она что-то говорила, но он не слышал. Он читал. Строчку за строчкой, главу за главой…
        На сто пятьдесят седьмой странице прогулялся в туалет, на двести пятьдесят шестой перекусил холодной запеканкой, оставшейся с ужина, и покормил Шухера бульончиком. Было уже около двух ночи. Около четырех утра он уснул.
        Проснувшись в половину шестого, принялся читать снова.
        Начало книги соответствовало той рукописи, которую читал Руслан в период мнимой смерти Вадима, но чем больше он углублялся в книгу, тем больше в ней находилось разночтений со знакомым Руслану текстом. Более того, сцены из обновленного «Стокгольмского синдрома» удивительным образом отражали события из жизни Вадима, Златы и самого Руслана. Иными были только акценты.
        Вадик соврал Руслану: доктор Давлетов не был лишним персонажем, напротив, он был антиподом ГГ, второй по важности персоной. Согласно отлично написанному Вадимом Козыревым сюжету, Руслан был близким другом писателя, но после инсценировки смерти Вадима, попав в постель к убийце и шантажистке Злате, он предал друга и стал на сторону своей любовницы. После самоубийства раскаявшейся в убийстве брата Златы книжный доктор окончательно озлобился на прежнего друга. Решив отомстить ему за смерть Златы, стал собирать доказательства того, что в юности Вадик зарезал своего друга Олега. Он стремился оклеветать писателя.
        И тут обнаружилась еще одна писательская ложь: в тексте появилась высокая девушка с длинными темными волосами по имени Юля. Не так давно Козырев назвал ее лишним персонажем, а в третьей части книги она стояла на балконе и курила, скрываясь от матери. Юля имела доказательство того, что Олега Окуленко убила Злата. Конечно, этим доказательством был нож Олега Окуленко с его инициалами. Не получив его от Юли, Руслан, доктор-убийца, толкнул девушку под поезд…
        В восемь утра Лариса принесла завтрак. Руслану она готовила дома, сегодня — блинчики с мясом, настоящий кофе в термосе, овощной салатик. На удивление, больной тускло отреагировал на домашнюю еду. Он смотрел в окно, держа в руке закрытую книгу.
        Лариса расстроилась и ушла вместе с Шухером, которому надо было погулять.
        Руслан, оставшись в одиночестве, прошептал: «Это невозможно!»
        Он хорошо помнил, как Вадик рассказывал, что рукопись, попав в издательство, далеко не сразу превращается в напечатанную типографским способом книгу. Издания своего произведения писатель мог ждать год и больше. И даже если ты печатаешься постоянно, как печатался в свое время Вадим Козырев, то процесс не слишком ускорялся. Как же могла появиться в печати эта книга, описывающая события, которые произошли всего-то месяц назад?
        Вадик мог быстро напечатать книгу за свой счет в местной типографии, предположил доктор. Напечатать — в Гродине, а выходные данные поставить московские. Это сэкономило бы время на издание книги. Обратный адрес издательства, написанный от руки на обертке бандероли, также мог быть фальшивым. А отправил посылку из Москвы кто-нибудь из знакомых Козырева.
        Руслан позвонил Диме Скобелеву и попросил его зайти в «Большой книжный» — самый полноценный магазин книг в городе.
        — Поищи в разделе «Детективы» роман одного знакомого тебе автора,  — попросил он.
        Обеспокоенный нервозным тоном доктора, Скобелев пообещал сделать это прямо сейчас.
        Лариса привела Шухера — взбодрившегося после гуляний, с мокрыми лапами, вымытыми в ведерке на первом этаже больницы.
        Руслан погладил пса, а у Ларисы попросил ноутбук или планшет с возможностью выхода в Сеть. Срочно.
        Лариса, пожав плечами, удалилась. Через час она привезла из дома свой ноутбук и USB-модем. Вскоре Руслан убедился, что «Стокгольмский синдром» продается во всех интернет-магазинах, торгующих книгами. На сайте крупного московского издательства «Стокгольмский синдром» Вадима Козырева был представлен как книга месяца.
        Адвокат перезвонил через сорок минут. «Стокгольмский синдром» был обнаружен им, но не в разделе «Детективы», а на специальном стеллаже «Новинки». Дима, конечно, прикупил экземпляр и себе.
        Отложив телефон, Руслан взял книгу.
        Шухер отвлек его от чтения повизгиванием, попросившись на койку. Давлетов слез с кровати и подсадил приятеля на белую простыню. Понюхав повязку на своем боку, эрдель уютно устроился в ногах.
        Доктор снова погрузился в чтение.
        На триста пятидесятой странице описывалось убийство Русланом психолога Коростылевского, который доказывал с пеной у рта, что Вадим никогда не был лунатиком. Этот мерзавец-доктор был полным психопатом.
        На триста шестидесятой странице впервые появлялось слово «теплица».
        Давлетов вытер пот со лба.
        « — Нашел-таки!  — услышал Вадим, задремавший на солнце.
        Он открыл глаза. Прямо перед ним стоял Руслан. Он щурился и улыбался во весь рот…»
        Дочитав эпизод, Руслан отложил книгу и закрыл ладонью глаза.
        — Когда рукопись поступила?  — переспросила редактор отдела детективов.  — А зачем вам?
        — Вадим Козырев умер недавно, а я — журналист, пишу о нем статью. Хотел просто уточнить факты, если вы не против.
        — Умер?  — снова переспросила она.  — Не может быть…
        Руслан уже надеялся, что она скажет: «Да я же видела его вчера вечером, он приходил в издательство за гонораром!» И тогда можно будет поверить хотя бы в то, что Козырев остался жив после взрыва, спешно написал свой роман, а его выпустили скоро-скоро, а сейчас редактор лгала, а…
        Его размышления были прерваны собеседницей:
        — Он такой молодой! Жаль такого талантливого человека. Но я теперь точно вспомнила: рукопись эту я впервые прочитала в феврале. Мне ее из отдела фэнтези передали в электронном виде, попросили обратить внимание на талантливого автора, сменившего жанр.
        Редактор готова была вспоминать еще, только Руслан уже потерял интерес к разговору. В феврале Вадим не мог написать свой роман. В разочаровании доктор даже не спросил, почему экземпляр «Стокгольмского синдрома» издательство прислало на его адрес.
        — Ир, привет!
        — Привет, братишка!  — ответила Руслану патолог.
        — Ир, твоя подруга из судебной патологии мне не поможет? Как убедиться на все сто, что в теплице погиб именно Козырев?..
        Ирина затеялась с расспросами, на которые Давлетов отвечать не пожелал. Сестра слегка обиделась, но пообещала узнать все, что возможно.
        — И скорее, ладно?  — попросил Руслан.
        Она фыркнула и прервала связь.
        — Значит, так, Руслик,  — услышал он голос сестры спустя добрый час, проведенный за чтением.  — С твоим приятелем все серьезно. Ты как-то умолчал, что Вадим Козырев подозревается в четырех убийствах и покушении на тебя самого.
        — Это прошлое,  — неубедительно пробурчал он.
        — Мы еще об этом поговорим!  — строго ответила Ирина.  — А теперь — о Козыреве. Его труп сильно обгорел, но в связи с серьезностью его преступлений личность Козырева определяли в срочном порядке. При обыске его квартиры были найдены его волосы с волосяными луковицами, их использовали для сравнения ДНК. Тест показал идентичность. Исследовали скелет — возраст и рост трупа соответствуют возрасту и росту Козырева. И старый сросшийся, скорее всего детский, перелом лучевой кости…
        Все это означало только одно: написать эпизод о том самом взрыве, в котором он погиб, Вадим не мог.
        До конца романа оставалось еще две странички. Руслан ощутил мучительную жажду, но от чтения ему уже было не оторваться. Он вспомнил, что вчера утром Лариса поставила в его тумбочку бутылку минеральной воды. Подлая тумбочка пристроилась к больничной кровати справа, а правая рука оставалась частично нерабочей. Вывернувшись на кровати невероятным образом, доктор достал левой рукой минералку из заточения и радостно прильнул к горлышку бутылки.
        Потом снова уткнулся в книгу.
        «…Через несколько секунд Вадим оказался возле веранды, заметил нож «Байкер», сел рядом, нащупал левой здоровой ладонью его рукоятку и взял ее. Сложнее всего было раскрыть нож, перерезать веревку на запястьях оказалось намного проще.
        — Щас грянет?  — спросил он у себя.
        И рванул к теплице за Русланом. Это был самый глупый поступок в его жизни, но писатель просто не мог представить себе, что позволит хоть кому-то умереть в то время, когда еще можно сделать хоть что-то для спасения.
        Глупые поступки редко приводят к хорошим результатам. Вадим лишь успел подбежать к двери теплицы и увидеть за стеклом фигуру Руслана, выбирающегося из-под металлических реек и горшков, как что-то грянуло, и доктора скрыл столп пламени. В тот же миг, предчувствуя стеклянный ураган, Вадим упал на землю, закрывая голову руками.
        К о н е ц».
        Руслан закрыл книгу.
        Отпив большой и сладкий глоток воды, он подумал: «А все-таки я продолжаю жить!»