Несчастливый билет Красная Бурда
        Глава 1
        На полпути от остановки «Проспект Ленина» к остановке «Архитектурный институт» в салоне троллейбуса маршрута № 5, на передней площадке, раздался душераздирающий вопль: «А-а-а!!! Контролёр — мёртвый! А-а-а!!!»
        Кричала средних лет тётка с детскими санками в руках. Продолжая кричать, женщина кинулась на заднюю площадку. Там она села на свои санки и, уткнувшись в первую попавшуюся ногу, заплакала навзрыд.
        В салоне началась лёгкая паника.
        — Надо врача! Есть в троллейбусе врач? — раздались крики. — Тут кондуктору плохо!
        — Пропустите меня к нему! — с задней площадки, энергично работая локтями, к месту происшествия спешил тучный мужчина в белом пуховике. Он, словно заклинание, взволнованно твердил:
        — Пропустите, я врач! Пропустите, я врач!
        Наконец, его пропустили, он кряхтя согнулся над кондуктором, неподвижно лежащим на полу, достал из-за пазухи молоточек и постучал телу по колену — слабо, посильнее и со всей силы. В коленке что-то хрустнуло. Доктор поднял стеклянные глаза на пассажиров и констатировал:
        — Больной мёртв.
        Затем, весь в поту, врач поднялся с колен, отряхнул брюки, вытер шею платком и со словами:
        — Пропустите, ничем не могу помочь! Пропустите, я врач, но помочь ничем не могу! — начал быстро пробираться обратно на своё место.
        Пассажиры заволновались ещё больше. Больше всех нервничал лысоватый мужчина лет пятидесяти в центре салона. Его можно было понять: пятнадцать минут назад он передал тысячу рублей, а билета так и не получил.
        Пожалуй, единственным человеком, который сохранил спокойствие посреди всего этого кошмара, была старушка с полной авоськой пустых бутылок. В то время, как все пассажиры в испуге ринулись на заднюю площадку, давя и толкая друг друга, подальше от трупа, бабушка нагнулась над кондуктором, деловито залезла в его сумку и отслюнявила себе тысяч пять сторублёвками, приговаривая:
        — Ему уж ни к чему, а я, глядишь, хлебушка... Или за квартиру опять же...
        Какая-то дама, страшась перешагнуть через мертвеца, принялась истерически стучать в кабину водителя.
        — Водитель! Водитель! Остановите троллейбус! Выпустите меня! — она наконец открыла дверь в кабину и ухватилась за руль.
        — Вы что, дура, охренели?! Здесь останавливаться нельзя! — закричал водитель, но, однако, затормозил.
        — Та-ак, значит убивать здесь можно, а останавливаться нельзя?! Остановите троллейбус!
        — А кто ты такая, чтобы мне указывать тут! Подумаешь, какие мы нежные! Пешком ходи, если не нравится! Мне что теперь, из-за каждого убитого останавливаться? Я тогда за день и ста метров не проеду! Убери руки!
        Водитель вытолкнул активную пассажирку из кабины и, наклонившись к микрофону, спокойно объявил:
        — Товарищи, троллейбус идёт в морг. Приготовьте убитого к выходу заранее...
        Глава 2
        Старший следователь Михаил Петрович Орлов, эксперт-криминалист Круглова и сержант Шнурко вышли из милицейского «УАЗика» и подошли к задней двери троллейбуса. Со звуком лопнувшей шины дверь открылась, но по плотной массе слипшихся тел было понятно, что войти в салон будет непросто.
        — Граждане! Пройдите дальше в салон, там же совершенно свободно! — попросил Шнурко.
        — Не, нам туда незачем. Мы все здесь стояли, когда его там, у передней двери, кокнули! — послышался сдавленный голос со стороны потолка.
        Было слышно, как кто-то попытался возразить, но тут же приглушённо ойкнул.
        — Да идите сюда, здесь он лежит! — из передней двери выглядывал водитель и приветливо махал рукой.
        Опергруппа торопливо направилась к месту происшествия.
        Кондуктор одиноко лежал на передней площадке, неловко подвернув рулон с билетами и глядя остекленевшими удивлёнными глазами в пол. Казалось, он просто прилёг отдохнуть в небольшую лужицу крови.
        — Вот он! — водитель подошёл к трупу, несколько раз обошёл вокруг, пару раз лениво пнул его ногой.
        — Шабаш, отъездился! — сплюнул он с досадой и пошёл в кабину за домкратом.
        — Так, граждане пассажиры, — громко объявил Орлов, — произошло убийство! Прошу всех оставаться на своих местах!..
        Водитель принёс домкрат, и они вместе с сержантом перевернули труп на спину. На лбу несчастного кондуктора шариковой ручкой было крупно выведено слово «козёл».
        «Знакомый почерк», — подумал следователь. — «Похоже, что здесь поработал Заяц. Хотя нет, Заяц ведь форточник. Он трус, он на мокрое не пойдет...»
        Кроме надписи на лбу убитого, следователя смутило, что в троллейбусе было человек сто, в то время как троллейбус был рассчитан всего на семьдесят шесть сидячих и стоячих мест.
        Михаил закурил и задумался.
        К действительности его вернул лёгкий хлопок по плечу.
        — А? Что? — встрепенулся Орлов.
        — Я говорю, там люди просят заднюю дверь закрыть, — доложил сержант Шнурко, — а то держаться очень трудно.
        — Ах, да-да, закройте, конечно, — рассеянно пробормотал Михаил. — Ну и, там, чаю, что ли, распорядитесь...
        Орлов выбросил сигарету в форточку и повернулся к убитому. Труп уже был обведён аккуратной меловой чертой. Эксперт Ниночка Круглова уже «колдовала» над убитым, негромко напевая себе под нос. Что-то привлекло внимание следователя. Конечно! Аппетитная Ниночкина задница уже давно не давала ему покоя. «Даже под пальто», — заметил он и усмехнулся. Затем, мотнув головой, словно стряхивая наваждение, спросил:
        — Когда наступила смерть?
        — Смерть, Мишенька, всегда наступает не вовремя, — Круглова еле заметно улыбнулась одними глазами, — а если тебе действительно интересно — тридцать-сорок пять минут назад.
        — Свежачок... А пассажиры нервничают. Заканчивайте здесь. А я к ним пойду, а то гикнется ещё кто-нибудь от нервных потрясений, и ладно бы убийца, а если свидетель важный?
        Орлов повернулся к пассажирам. Передняя половина салона была свободна, зато сзади люди стояли, тесно прижавшись друг к другу, некоторые сидели по пять-шесть человек на одном сидении. И только у средней двери сидела, обнявшись, влюблённая парочка. Ни на кого не обращая внимания, они жадно целовались взасос. По подбородкам у молодых людей бежали слюни...
        Глядя на них, Орлов неприязненно подумал: «Вот из-за таких равнодушных и гибнут люди...»
        В полутора метрах от убитого сидела молодая женщина с годовалым ребёнком на коленях. «Маловероятно, чтобы мамаша с ребёнком были убийцами, — подумал следователь, — Хотя... всякое бывает».
        — Так, граждане пассажиры, — громко произнёс он вслух. — Следствию нужна ваша помощь. Кто из вас убил кондуктора? Не спешите, вспомните хорошенько!..
        Повисла тяжёлая пауза. Слышно было, как в салоне работает печка.
        — Шнурко, попросите водителя, чтобы печку выключил, — распорядился Орлов, — а то ведь через пару часов пахнуть начнёт!
        — Хорошо, что сейчас зима, — отозвалась Круглова.
        — Как через пару часов?! — заволновался какой-то очкарик. — Я не могу так долго тут сидеть, мне надо идти!
        — Всем надо идти! — возразил ему из кто-то из пассажиров.
        — Я на концерт опаздываю!
        — Все на концерт опаздывают!
        — Я директор филармонии!
        — А я этот... как его... Спиваков! — сказал какой-то краснорожий бугай, сидевший один на двойном сидении, и громко заржал.
        — Между прочим, — перекрывая ржание, строго произнёс Орлов, — между прочим, мы вообще имеем право задержать вас в этом троллейбусе сроком до тридцати суток!
        По салону прокатился возмущённый ропот. Ребёнок на руках у женщины зашёлся плачем, она принялась его успокаивать, приговаривая:
        — Ну тише, Васенька, тише! Ну посмотри, никто не плачет, один ты плачешь! Вон видишь, дядя лежит тихонько. Ему больно было, а он не заплакал, и ты не плачь!..
        — Вот до чего нас довела эта демократия, — раздался голос старушки с авоськой пустых бутылок. — Раньше такого не было. Раньше как было? Никаких тебе кондукторов. Совесть была лучшим контролёром!..
        — Успокойтесь, гражданочка, успокойтесь, — сказал Орлов, — мы обязательно запишем вашу версию. Сержант занесите в протокол: «Банду Ельцина под суд!» Да, «под суд», записал? Успокойтесь, гражданочка!
        Но старушка не унималась.
        — Надо выходить на улицу, иначе ничего не изменится, и будем ездить с убитыми кондукторами, товарищи! Вставайте под знамя борьбы! Вставайте, товарищи!
        Краснорожий парень снова заржал.
        — Эх ты, боров! — накинулась на него старуха. — Чем смеяться, лучше уступил бы место старому человеку!
        — Не могу, — парень дурашливо развел руками, — следователь просил всех оставаться на своих местах!
        — Тихо! — крикнул следователь. — Я сказал, что мы можем вас задержать! Но мы можем вас и отпустить, если вы своими правдивыми показаниями поможете следствию.
        — Вот вы, гражданин, — обратился следователь к подтянутому мужчине с лыжами в руках, — вы не заметили ничего странного в поведении кондуктора?
        — Заметил, заметил, как же! — с готовностью закивал лыжник. — В его поведении не было никакой логики!
        — Что вы имеете в виду?
        — Он был какой-то... рассеянный, что ли... На вопросы отвечал невпопад. Я ему говорю: «Вы сколько в месяц получаете?» А он мне: «А вы проезд оплатили?..»
        — Ну вот, видите, — это уже кое-что! — обрадовался Орлов. — Поактивнее, товарищи, поактивнее! А теперь — внимание, следующий вопрос: кто последним видел кондуктора живым?
        — Я видела, — от задних дверей протиснулась женщина с санками. — Я видела! Я ему только деньги отдала, он мне билет протягивает, я смотрю на него — а он уже мёртвый!..
        И она снова зарыдала.
        Орлов внимательно посмотрел на женщину.
        «А она ничего, — подумал он. — На вид лет 30-35. Волосы светлые, прямые. Глаза карие. Особых примет не имеет. Вот бы...»
        — И знаете что, товарищ милиционер, — женщина вдруг перестала плакать и вплотную придвинулась к Орлову. — Мне кажется, что убийца — вот он!
        Она ткнула пальцем в сторону директора филармонии. Весь троллейбус ахнул. Вокруг очкарика мгновенно образовалось свободное пространство.
        — Это почему вы так решили? — поинтересовался Орлов.
        — А он не оплатил проезд. Я давно за ним наблюдаю!
        — Ну и что же что не оплатил?
        — Как что? Тоже мне следователь! Раз он не оплатил проезд, значит он знал, что скоро его можно будет вообще не оплачивать!..
        — Ага-а, так-так-так! — Орлов повернулся к очкарику. — Гражданин из филармонии, пройдите сюда, пожалуйста!
        Люди расступились, и перепуганный гражданин подошёл к следователю.
        — Скажите-ка мне, где вы находились, когда пассажиры обнаружили, что кондуктор мёртв?
        — Видите ли, я выходил... — пробормотал директор.
        — На ходу?!
        — Нет-нет, вы не поняли... Э-э... Просто мне уже надо было выходить, а народу было много, вот я и пробирался к выходу.
        — Так, интересно у вас выходит... И как быстро вы это делали? И в какую дверь вы собирались выйти?
        — В заднюю... — директор филармонии густо покраснел и начал нервно протирать очки. — А что?.. На что вы намекаете?
        — Я ни на что не намекаю, — с нажимом проговорил Орлов. — Я тебя, падла, насквозь вижу! Интересная картинка получается: на передней площадке убит кондуктор, в салоне паника, а вы энергично продвигаетесь к выходу!..
        У очкарика задрожали губы. Казалось, он вот-вот заплачет.
        — Я никого не убивал! — крикнул он истерически. — Его убивал не я, а... а кто-то другой!
        — И кто же? — язвительно спросил Орлов. — Кто же убил, если не вы? Поделитесь с нами, нам всем так интересно! Может, это я убил кондуктора, а?
        Пассажиры подобострастно захихикали.
        — Сержант Шнурко, отведите подозреваемого в машину! Все остальные свободны пока.
        Люди облегчённо вздохнули.
        — Граждане пассажиры, — снова обратился к ним следователь, — все вы, как свидетели, будете приглашены повесткой к нам для беседы. А пока идите по домам и без паники.
        — Ниночка, заканчивайте с трупом. Не забудьте потом снять отпечатки пальцев со всех поручней.
        Круглова шутливо козырнула и принялась за работу.
        — Значит так, сержант, — повернулся Михаил Петрович к возвратившемуся Шнурко, — я буду говорить, а вы записывайте. «Осмотр места преступления. Троллейбус старый, 1982 года выпуска, на пятом сиденье справа продольный разрез, края рваные, заштопано коричневыми нитками... Окна в салоне покрыты толстым слоем инея, на инее обнаружены отпечатки рук в виде ног... Успеваете, сержант? Продолжим...
        Глава 3
        Полковник Стригун закрыл сейф и посмотрел на собравшихся. Затем сел, открыл рот и сказал:
        — Доложи-ка мне, Михаил Петрович, что у нас есть на этот момент.
        — Труп, товарищ полковник! — коротко отрапортовал Орлов.
        — Так-с… Труп, труп, труп… — задумчиво произнёс полковник нараспев. — Труп, труп, труп… Чей труп?
        — Кондуктора, товарищ полковник!
        — Где?
        — В троллейбусе, товарищ полковник!
        — Почему я должен вытягивать из тебя каждое слово?
        — Я так воспитан, товарищ полковник. Детство у меня было тяжёлое, поговорить было не с кем, приходилось молчать. Мама моя работала...
        — Замолчи, Орлов! Круглова, у вас что-нибудь есть?
        — Если вы имеете в виду убийство контролёра, то я думаю, что у нас ничего нет, товарищ полковник.
        — Что значит «я думаю»?! Вы эксперт и должны оперировать фактами!
        — Разрешите мне, товарищ полковник, — неожиданно поднялся со своего места сержант Шнурко.
        Полковник вздрогнул от неожиданности, но взял себя в руки:
        — Разрешаю. Говори, Шнурко.
        — Помимо убитого в троллейбусе № 5 ехало ещё девяносто семь человек, включая водителя. У меня всё.
        Полковник от удовольствия даже крякнул.
        — Вот это я понимаю — чётко и ясно. Молодец, Шнурко. Учитесь, Круглова!
        Кстати, доложите-ка мне результаты осмотра места преступления.
        — Всего на месте преступления было снято девятьсот тридцать пять отпечатков пальцев, — затараторила эксперт. — Идентифицировано на настоящий момент восемьсот семьдесят шесть, по оставшимся пятидесяти работаем. Идентифицированные отпечатки чётко делятся на три группы — детские, женские и мужские. Мужские делятся на две группы — те, что есть в нашей картотеке и те, что нету. Те, что есть, делятся на три группы — одна судимость, две судимости и, соответственно, три судимости. Те, у кого три судимости, почти все в местах лишения свободы, но есть и такие, что встали на путь исправления...
        — Я думаю, с них и надо начать... Что ещё?
        — Ещё на месте преступления обнаружена детская рукавичка...
        — Неужели преступник работал в детских рукавичках?.. Ладно, разберёмся. Дальше.
        — ... Двести граммов шелухи от семян подсолнуха, окурки...
        — Окурки?!
        — Да, в углу на задней площадке. Пять штук, прикус у всех одинаковый...
        — Выжидал, гад... Выжидал, а нервишки-то у него шалят, шалят нервишки-то у нашего голубчика... По осмотру троллейбуса всё?
        — Нет, не всё, товарищ полковник. Троллейбус этот числится в угоне с марта девяносто пятого. Его перегнали аж из Калининграда.
        — А как же он в наше троллейбусное управление попал?
        — Да как обычно. Они говорят, что купили его с рук по дешёвке, причём давненько. У кого — уже не помнят…
        — М-да, ну такое бывает сплошь и рядом… Мне вон тоже недавно пригнали «Ауди» из Германии, а чистая или в розыске — поди разбери… Так что это нам ничем не поможет… Вот что, Ниночка, вы экспертизу трупа провели?
        — Провели, товарищ полковник.
        — Доложите результаты.
        — Анализы крови, товарищ полковник, нормальные. Кровь у трупа хорошая. В моче обнаружен сахар по четыре восемьсот за кило. Вес обнаруженного сахара один миллиграмм, то есть на сумму ноль целых, сорок восемь сотых старой милликопейки…
        — Да, скорее всего, его убили не из-за сахара. Дальше.
        — Это всё.
        — Как это всё?! А кал?! А бактериологический анализ? А соскоб? Нет, голубушка, такая работа никуда не годится!.. А на рентген вы его возили?!.. А на флюорографию?
        — А может, ну его в баню, товарищ полковник? — с тоской в голосе произнёс Орлов.
        — Что значит «в баню»?! — опешил Стригун. — Человека убили, а вы его — в баню!
        — А может, его и не убивал никто? — предположил следователь.
        — Как это — не убивал? — ещё сильнее удивился полковник.
        — Ну, может, он поел на завтрак каких-нибудь грибочков, отравился и сам умер.
        — А нож?..
        — А что нож? Нож кто-нибудь мог воткнуть уже в мёртвое тело. Так, шутки ради. А мы тут раздуваем дело из обычной шалости!..
        — Да, и кроме того, — подхватила Круглова, — никакого ножа, товарищ полковник, мы не обнаружили. У убитого просто колотая рана в районе груди…
        — Или так могло всё быть, — продолжал рассуждать Орлов, — троллейбус дёрнулся, все повалились, и кондуктор случайно наткнулся на чей-то ножик... Может такое быть? Конечно!..
        — Да что вы мне голову морочите! — рассердился полковник. — Позвольте напомнить вам, товарищи милиционеры, что мы всё-таки служим Фемиде! Да, мы все ненавидим кондукторов. Но тем не менее мы будем искать убийцу! И мы найдем его! Найдем, пожмём руку и посадим в тюрьму.
        — Товарищ полковник, вас морг! — продребезжал секретарский селектор. — Будете с моргом разговаривать?
        Полковник Стригун поднял трубку. Потом положил.
        — Ну вот, Михаил Петрович, — весело сказал он, обращаясь к Орлову, — вот и ответ на твои домыслы.
        — Что такое?
        — Патологоанатомы обнаружили в желудке убитого стакан чаю и около полусотни билетов со счастливыми номерами. Никаких грибочков там и в помине нет!..
        Полковник победно прошёлся по кабинету.
        — По всему выходит, что это всё-таки убийство. Так, Михаил Петрович?
        — Так… — согласился Орлов, но энтузиазма в его голосе по-прежнему не было.
        Полковник Стригун остановился возле своего письменного стола, на котором, рядом с фотографией жены и внучки, стояла в рамке цветная фотография Ф.Э. Дзержинского.
        — А как у вас дела с задержанным из филармонии? — неожиданно спросил полковник. — Спиваков, кажется?
        — Его фамилия Калюжный на самом деле, — ответил Орлов. — В филармонии его опознали, но это ещё ни о чем не говорит. Можно и документы подделать, и пластическую операцию сделать. Так что мы с ним работаем.
        — Работайте, работайте. Вполне возможно, что подозреваемый как раз и окажется убийцей. Такие случаи тоже бывали. Верно я говорю, Михаил Петрович?
        — Конечно, тут уж как повезет…
        — Но нам надо разрабатывать и другие версии, — продолжал полковник. — Представим на минуту, что Спиваков никого не убивал… Тогда возникает вопрос
        — кому и зачем понадобилось убивать этого... как его... Старобабина?
        — По-моему, товарищ полковник, это очевидно. Если кондуктора кто-то и убил, то убил тот, кто был заинтересован не платить за проезд.
        — Хорошо, Михаил Петрович. Мне нравится ход твоей мысли. Но не всё так просто. Ведь после убийства маршрут троллейбуса изменился. Он поехал в морг.
        — Понимаю-понимаю... Преступнику надо было попасть в морг! Из этого следует… что, возможно, убийца… работает в морге!.. Так, товарищ полковник?
        — Угу, — кивнул Стригун, — или живет в морге. Или где-нибудь неподалёку.
        — Можно посмотреть по карте, что там рядом с моргом находится, — сказал Орлов.
        Полковник и Орлов подошли к большой карте города, которая висела на стене.
        — Так, что тут у нас рядом с моргом… Ага, вот Широкореченское кладбище... Потом — детсад. Кажется, «Солнышко» называется.
        — Надо проверить, не работает ли там кто-нибудь из пассажиров. Шнурко, займитесь после совещания… Так-с, так-с, так-с! — Стригун возбуждённо потёр ладони. — Оч-чень интересный случай, доложу я вам, товарищи! Надо бы мне порыться в памяти, наверняка где-нибудь, с кем-нибудь такое уже случалось…
        — С ним же и случалось… — подал голос Шнурко.
        — То есть? — не понял полковник.
        — Я поговорил с водителем, — пояснил сержант. — Этот кондуктор, как там его… Старобабин… недавно уже попадал в переплёт. Выпал на ходу из троллейбуса. Отделался ушибами. Между прочим, пассажиры тогда тоже сказали, что ничего не видели.
        — Значит так, Шнурко, — решительно сказал полковник. — Сверьте список тех пассажиров с этими. Может, что-то совпадет. Обязательно проверьте, не было ли среди пассажиров ранее судимых.
        — Уже проверили. Гражданка Синебрюхова, 1916 года рождения, оттянула двадцать лет за контрреволюционную троцкистскую деятельность. Статья у неё, между прочим, «терроризм».
        — Неужели взялась за старое? Как мыслишь, Михаил Петрович?
        Орлов пожал плечами.
        — Да кто её знает, товарищ полковник. От старух всего можно ожидать. Вон у Хармса я читал — старухи эти из окон выбрасывались!
        — А что ещё сказал водитель? — обратился полковник к сержанту.
        — Говорит, что в последние дни убитый как будто чего-то боялся. Предлагал поставить решётки на окна троллейбуса, двери сделать цельнометаллическими и в каждую врезать глазок...
        — Получается, что покойный Старобабин знал, что кто-то хочет его убить, так?
        — Может, он боялся, что его ограбят? — предположил Орлов.
        — Ну ты скажешь тоже! — засмеялся Стригун. — Кто же позарится на такое богатство?
        — Не скажите, товарищ полковник! Между прочим, даже при беглом осмотре видно, что убитый был человеком небедным. Сумка у него из дорогого кожзаменителя, обувь и головной убор — имеются. Скорее всего, деньжата у него водились...
        — Так оно и есть, — подтвердил Шнурко. — В кондукторской сумке обнаружена выручка в сумме сто пятьдесят рублей и двести долларов США, три сберкнижки на предъявителя и кредитная карточка. Преступник, очевидно, хотел замаскировать свои корыстные побуждения, не взял ничего этого. Но от рулончика с билетами он всё-таки отмотал изрядно!!! Думал, мы не заметим.
        — Откуда же у простого кондуктора такие деньги? — задумчиво произнесла Круглова. — Ну не на билеты ведь проданные он так шиковал!
        — Может, он наркотики перевозил в сидениях? — тут же выдвинул версию Орлов.
        — Точно! — воскликнул полковник. — Поэтому-то все сидения изрезаны вдоль и поперёк!
        — Молодец, товарищ полковник, хорошо соображаете!
        — Спасибо, Михаил Петрович, — полковник Стригун зарделся от похвалы.
        — Товарищ полковник, я думаю, мне пора ехать в троллейбусное депо, — сказал Орлов.
        — По поводу сидений?
        — И по поводу сидений, и по поводу краденого троллейбуса. И ещё: хорошо бы выяснить, не было ли у Старобабина билетных долгов.
        — Извини, Михаил Петрович, не улавливаю…
        — Ну, контролёры ведь любят после работы играть на щелбаны номерами билетов!..
        — Ах вон ты куда клонишь! — полковник с уважением посмотрел на следователя.
        — Хорошо, Михаил Петрович, действуй. Совещание закончено, все свободны.
        Глава 4
        Сбоку от закрытых ворот депо стояла будка, из которой на Орлова тупо и вместе с тем строго смотрел старик-вахтёр.
        — Мне к начальнику надо, по делу! — крикнул ему следователь.
        Вахтёр замахал на него руками:
        — Нет-нет, ничего нам не надо, уходите, мы ничего покупать не будем!
        Орлов показал ему удостоверение.
        — Нет-нет! Удостоверений нам тоже не надо, уходите!.. — ещё сильнее замахал руками вахтёр.
        — Открывай, старый пень, я из милиции! — рассвирепев, закричал Орлов. — У нас тут вашего кондуктора убили!
        — Дак ты, милай, так бы и сказал! — сразу подобрел вахтёр. — А то суёт каки-то корочки, а я больно знаю! Много чичас ходит вас всяких… Так ты, значить, в отношении Кольки Старобабина?
        — Да. А что, вы его знали?
        — Как не знать-то! Хороший был парень, не то, что некоторые. Бывало, подойдет ко мне: «Ну что, дед Сидор, — скажет, — здорово!» И дальше пойдет. Умел он душевно поговорить. А его… — тут вахтёр сплюнул и высморкался. — Уж лучше бы меня… Шучу, конечно… Иди, сынок, расследовай!..
        Вахтёр нажал на кнопку, и ворота открылись. Следователь вошёл на территорию депо. Сразу же за проходной перед ним предстала Доска Почёта, на которой он без труда отыскал фотографию Старобабина. С доски на Орлова смотрел молодой симпатичный паренёк лет двадцати пяти с приятной белозубой улыбкой. Под снимком, к своему удивлению, милиционер увидел коряво написанные даты жизни. День смерти совпадал с днем убийства…
        Постояв немного и поглядев по сторонам, следователь решительно направился в ближайшее помещение, из которого доносились какие-то крики и визгливый женский смех.
        В небольшой комнате весело беседовали несколько женщин в оранжевых жилетах.
        — … И тут я ему, девки, ломиком! — прокричала одна сквозь смех. Её товарки радостно захохотали.
        — Извините, с кем я могу поговорить о Николае Старобабине, ну, о кондукторе, которого убили вчера? — спросил Орлов.
        Смех мгновенно прекратился.
        — Значит, убили всё-таки… — раздался в углу чей-то сдавленный шёпот.
        Несколько женщин встали, молча вышли. Буквально через минуту они вернулись. На головах у них неизвестно откуда появились чёрные косынки, оранжевые жилеты сменились на чёрные.
        — Ой, да на кого ж ты нас покинул, Коленька-а-а! — затянула одна. Остальные бабы завыли в голос.
        Орлов поспешно вышел из помещения.
        Следующие полчаса он, как зачарованный, бродил между троллейбусами, время от времени заглядывая в открытые двери. Наконец, Михаил не удержался, забрался в кабину, и, изобразив губами жужжание мотора, принялся вертеть руль и объявлять остановки. За этим занятием его и застал начальник депо.
        — А, вот вы где! А мне говорят — мент… извините, следователь пришёл, меня ищет.
        — Я, это… — смущённо ответил Орлов. — В детстве, знаете ли, хотел водителем троллейбуса стать…
        — Сикуляр Аркадий Аркадьевич, — представился начальник депо, — я тут главный.
        Сикуляр был видный мужчина, выше среднего роста, вдобавок жгучий брюнет со сросшимися бровями и усами. «Ишь ты какой! — подумал Орлов. — Поди, не одну кондукторшу обилетил!»
        — Старший следователь Орлов Михаил Петрович, — произнёс он вслух, — расследую убийство вашего кондуктора Старобабина.
        — Старобабина? Ах, да, мне что-то такое докладывали на оперативке…
        — Ну что ж, Аркадий Аркадьевич, начнём! Покажите мне, где у вас тут мужской туалет.
        — Зачем вам туалет? — искренне удивился начальник. — Убитый, может, туда за всю жизнь ни разу не сходил!
        — Ну… тогда покажите просто так. Мне лично…
        — Ну что ж, туалет так туалет, — согласился Сикуляр, — милости прошу.
        Они прошли в административное здание, и в середине фойе Орлов сразу же заметил огромный портрет Старобабина с красно-чёрной лентой. По бокам в скорбном молчании стояли две давешние тётки в жилетах с какими-то железяками в руках…
        Глава 5
        После осмотра туалета Орлов и Сикуляр направились в кабинет начальника. В длинном и узком кабинете было уютно и тихо. Батареи щедро излучали муниципальное тепло. Вдоль стен стояли диванчики, переделанные из троллейбусных сидений.
        Из окна кабинета открывался вид на ровную асфальтированную площадку, в центре которой был вкопан огромный обгорелый столб.
        — А это у вас зачем? — поинтересовался Орлов.
        — А это мы шины старые жгём, — не моргнув глазом, ответил Аркадий Аркадьевич. — Вы, Михаил Петрович, не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома, сейчас мы чайку организуем! — и Сикуляр дважды надавил на большую кнопку селектора с надписью «ЧАЙ».
        — Скажите, Аркадий Аркадьевич, как в вашем коллективе относились к Старобабину?
        — А вы думаете, мы его видели часто? Они ведь, кондуктора, знаете какие — в пять утра придёт, поработает немного и в десять вечера уже домой торопится. Плохо мы знали покойного.
        — Как вы думаете, среди работников депо у Старобабина могли быть враги? Ну может быть, кто-нибудь ему угрожал, а?
        В этот момент в кабинет вошла секретарша, женщина лет тридцати пяти, среднего роста, с правильными чертами лица, волосы русые. Она несла в руках поднос с двумя чашками чаю и сахарницей. Орлов почувствовал на себе её пристальный взгляд.
        — А ты постарел, Миша, — произнесла секретарша хрипловатым, но всё ещё обворожительным голосом. — Да и то, сколько лет прошло всё-таки…
        — Двенадцать, — отрывисто сказал Орлов. В голове у него образовалась полная неразбериха.
        — Зина, — сказал он неожиданно для себя, — Зина, прости меня, я подлец.
        — А знаешь, Миша, я ведь тебя очень любила тогда, — задумчиво ответила женщина, ставя чашки на стол. — Я даже хотела сначала отравить тебя, а потом себя... Тебе сколько ложечек сахара?.. И только когда поняла, что у меня будет ребёнок… твой сын, Олег… Олег Михайлович Орлов, если тебе интересно… я решила жить дальше…
        — А ты уверена, Зина, что это… мой сын? — осторожно спросил Михаил Петрович.
        Секретарша побледнела, затем резко ударила следователя по щеке и выбежала вон из кабинета.
        За всё время этого разговора Сикуляр не проронил ни слова, а лишь с изумлением глядел на происходящее. Орлов потёр щеку и повернулся к начальнику депо.
        — Ну, так на чем мы остановились? — спокойно спросил он.
        — Вы спрашивали, не угрожал ли кто-нибудь убитому?
        — Ах да… Ну так что же, угрожал?
        — Угрожал, конечно, как же без этого!..
        — А кто угрожал, не можете припомнить?
        — Ну, разумеется, могу! Лично я ему, подлецу, и угрожал. И премии лишить обещал, и очередь на квартиру отодвинуть, и вообще уволить к чёртовой матери! А ему всё как с гуся вода. Каждый день хоть на минуту, да опоздает на работу.
        — И тогда вы решили его убить! — отчеканил Орлов, проницательно глядя прямо в глаза начальнику.
        — Не успел, — отшутился начальник депо.
        — А скажите, где у вас хранятся билеты? — резко сменил тему следователь, стараясь, однако, не выказать своего интереса к этому важнейшему вопросу.
        — Так а где им храниться? Вон в сто семьдесят шестой комнате и хранятся. Проездные в столе, а простые-то так просто свалены в углу, — отвечал начальник депо.
        — Так-так… Ну, вернемся к убитому Старобабину. Скажите, какие-нибудь слухи, сплетни о нем были?
        — Да какие уж тут слухи!.. Я на эту ерунду внимания не обращаю… Как говорится, на каждый роток не накинешь порток…Мало ли что работяги болтают… Правда… — начальник замялся. — Народ поговаривал, что Старобабин по ночам на кладбище ходит, да из свежих покойников золотые зубы достает… Не знаю, может врут люди, но лично я в это верю.
        — Во что?
        — Ну, что он зубы доставал. Зарплата-то у кондукторов сами знаете какая.
        — Какая?
        — Маленькая, какая! А у него каждый день новый костюм-тройка! Откуда, спрашивается?
        Орлов заметил, что за время разговора начальник дважды «стрельнул» у него сигарету. Когда Сикуляр попросил закурить в третий раз, Михаил Петрович задумался: «Странно… У него на столе лежит почти полная пачка «Примы», а он у меня «Кэмел» третий раз «стреляет»… Волнуется, что ли?.. Может, он что-то скрывает?...»
        Решив во всём обязательно разобраться, Орлов после паузы нехотя протянул собеседнику сигарету.
        — Ну что же, Аркадий Аркадьевич, всё, что вы сообщили, очень интересно, — сказал он. — А теперь я, пожалуй, пойду, осмотрюсь, с вашего позволения. Большое спасибо, вы очень помогли следствию.
        Орлов вышел из административного здания и направился к гаражу.
        По дороге он увидел, что один из троллейбусов стоит в стороне от остальных, и его особенно тщательно моют и чистят. По бокам машины насупленные женщины и мужчины развешивали траурные венки. Кто-то грузил в салон большой пластмассовый венок, обмотанный билетной лентой с надписью «От друзей». «Катафалк готовят», — понял Орлов и не стал отрывать людей от их скорбного дела.
        Глава 6
        В каморке кондукторов одиноко сидела немолодая женщина в очках, в стареньком пальто с отложным воротником. На лацканах висели два значка — «Контролёр-кондуктор № 3548» и «Хочешь оплатить проезд, спроси меня как!»
        — Здравствуйте, — поздоровался Орлов.
        — Здравствуйте, — приветливо откликнулась женщина, — вы штраф принесли?
        — Нет, я по поводу убийства.
        — Да что вы, кто ж вас убивать-то станет! Ну, подумаешь, без билета проехали, с кем не бывает…
        — Нет, я по поводу Николая Старобабина…
        — Ах, вы по этому поводу… Вы Колин папа?
        — Нет, я следователь.
        — Ах, ну да, ну да, его ведь убили, кажется…
        — Да, вчера…
        — Да…
        — А вы его хорошо знали?
        — Колю-то? Колю Старобабина я знала лет тридцать. Я ведь его первая учительница. Да… Когда-то он пришёл ко мне в первый класс с огромным букетом гладиолусов… А вот видите, теперь вместе работаем… Работали, — поправилась она после некоторого замешательства.
        — Расскажите, пожалуйста, какой он был, Николай Старобабин?
        — Коля был, что называется, неудобным человеком. С детства был очень честным, принципиальным. Мог сказать какую угодно правду в лицо кому угодно. Если что, мог и с подраться с учителем, если чувствовал, что правда на его стороне. То же самое и когда кондуктором стал. Мог оштрафовать кого угодно — хоть президента, если бы тот поехал в его троллейбусе, хоть начальника троллейбусного парка, хоть самого водителя! Естественно, что его многие недолюбливали...
        — А кто конкретно был его врагом, не можете сказать?
        — Да нет, что вы, в депо столько ребят, разве за ними уследишь! Сегодня с одним поссорился, оба в синяках, а завтра помирились, глядишь — уже вместе играют…
        — Играют?
        — Да, играют. В домино. Да вы зайдите в мастерскую, там все ребята сидят, они вам сами лучше меня расскажут…
        На стенах коридора, ведущего в мастерскую, висели плакаты по технике безопасности. Вначале Орлов не обратил на них внимания, но через некоторое время вдруг остановился. Что-то в этих плакатах было не так… На первый взгляд, это были обычные плакаты: халатные разгильдяи-рабочие, строгие мастера, указательные пальцы… И вдруг, прищурившись, милиционер увидел над головой нарисованного мастера какое-то светлое пятно! И у других мастеров тоже. Орлов протёр глаза — точно: все мастера на плакатах были в нимбах! «Вот ещё одна загадка, которую предстоит разгадать», — подумал Михаил.
        В мастерской рабочие в засаленных ватниках молча и ожесточённо резались в домино. Орлов подошёл к ним и спросил:
        — Извините…
        — Сука ты, Михал Петрович, — не глядя на Орлова, сосредоточенно сказал один из играющих, — ты же видишь, что я третий раз с двоячечных выпираюсь, что ж ты, гад, на конца-то сел, ведь ты меня прокатил!
        Другой рабочий, тщедушный парень со сломанным носом, видимо, напарник говорившего, покраснел, зачесал затылок и промямлил:
        — Дак я думал, мы на лохматого…
        — Извините… — снова попытался вмешаться следователь.
        — Не на лохматого, а на лысого! — весело закричал кто-то за столом, грохнул костями и закончил. — Вы в соплях! И не надо извиняться!
        — Бригадир кто?! — не выдержав, гаркнул Орлов. Рабочие посмотрели на него с интересом.
        — Ну, я, — нехотя произнёс один из них, с родинкой на лбу.
        — Скажите, вы знали Старобабина Николая Павловича?
        — Кольку-то Старобабина?
        — Ну.
        — Да нет, толком не знали. Так, выпивали вместе каждый день, ну знаете, после смены, там, или перед сменой, а так…
        — А как его убили? — поинтересовался вдруг рабочий со сломанным носом.
        — Зарезали чем-то, — ответил Орлов.
        — Ну, тогда это не наши! — сказал парень уверенно, потирая нос. — Наши бы монтировкой. Или ключом. Не тот почерк.
        — Жалко Николая, неплохой был мужик, — вступил в разговор третий рабочий.
        — Помню, в прошлом году я памятник тёще на могилку ладил, так он мне такую надгробную надпись придумал, что душа радуется! Я ещё ни одного человека не видел, чтоб мимо тёщиной могилы прошёл и не улыбнулся!
        — Вот что, товарищи, — сказал Орлов, — я должен осмотреть его шкафчик для одежды. Где он?
        — Вот! — бригадир жестом экскурсовода указал на один из шкафчиков, который сверху донизу был исписан надписями «Старобабин, ты уже труп!», «Старобабин, ты опозорил наш коллектив!», «Черви там, где глазные впадины, у кондуктора Старобабина!»
        — Хм, интересно! — задумчиво произнёс Орлов. — И давно это появилось?
        — Вы про надписи? Да нет, конечно, недавно. Мужики как про убийство-то прослышали, так сразу с горя весь его гардероб и разрисовали. Любили ведь у нас покойничка!
        И бригадир прерывисто вздохнул.
        — Ну, открывайте тогда, что ли. Ключи-то у кого?
        — У меня, у кого же ещё, — бригадир немного повертел ключом в замке, и дверца отворилась.
        Шкафчик Старобабина был доверху забит женским бельём, некоторые трусы были довольно большого размера.
        — Ишь ты! — воскликнул кто-то. — А наши-то бабы думали-гадали, куда у них всё девается, а оно вон где!
        — А ведь это не наших баб трусы, у наших таких нету, — сказал бригадир. — Правда, мужики?
        — Точно, нету у них таких трусов, — согласно загудели рабочие.
        — Может это новенькой, как её там — Лизки что ли? Глянь, Петрович, не Лизкины?
        Плюгавенький кондуктор подошёл поближе, надел перемотанные бечёвкой очки и внимательно посмотрел на кучу белья.
        — Не, нету тут Лизкиных, — убеждённо заявил он. — Точно нету.
        — Я вижу, у покойного с женщинами дела обстояли неплохо? — спросил следователь.
        — Да, вроде бы обстояли у него дела-то… Вроде бы, ни одна не жаловалась…
        Рабочие гулко захохотали удачной шутке. Орлов тоже не смог сдержать улыбки. Вдруг среди вороха белья он увидел початую бутылку водки.
        — Так, а вот это важная улика, — сказал он, — я возьму её на анализ. Хотя… дайте-ка я попробую… Палёная! Жаль, но придётся выбросить, такую улику ни один суд не примет!..
        Глава 7
        Было уже довольно темно, когда следователь вышел из мастерской и направился к воротам. Почти у самого выхода его окликнули.
        — Товарищ милиционер!
        Орлов обернулся. К нему подбежала невысокая миловидная женщина с продолговатым лицом. Подбежав, она попыталась успокоить дыхание и снова сказала:
        — Товарищ милиционер! Вот, вы уронили! — женщина протянула следователю пистолет. — Я возле троллейбуса нашла.
        — Спасибо вам большое, девушка. Могу я узнать, как вас зовут?
        — Люба, — просто ответила женщина. — Любовь Игнатьевна.
        — Скажите, Любовь Игнатьевна, — начал Орлов, чувствуя, что он не в силах оторвать взгляда от болезненно-красивого продолговатого лица этой миловидной невысокой женщины, — скажите, вы… Вы знали кондуктора Николая Старобабина?
        — Мы с Колей любили друг друга, — со вздохом ответила Люба.
        «Как ей, наверное, тяжело, бедной», — подумал Орлов, а вслух произнёс:
        — Расскажите мне всё, только подробно… Чистосердечное признание смягчает вину, — добавил он вдруг ни к селу ни к городу.
        — Мы познакомились на Кипре, — сказала Любовь Игнатьевна, — вместе отдыхали по путёвке. Он был такой весёлый, кутил, угощал меня вином, купался голышом в любую погоду. Это ведь он меня уговорил в кондукторы пойти, когда мы вернулись. А до этого я работала управляющей в банке… Скажите, а за что убили Колю?
        — В том-то и дело, что мы не знаем… — развел руками Орлов.
        — А кто ж его?
        — Мы не знаем…
        — А куда ж его?
        — В грудь ткнули… чем-то… Точно мы не знаем…
        — А когда же его?
        — Да днем когда-то, точно не знаем.
        — И что ж теперь? — всхлипнула Любовь Игнатьевна.
        — Ну, не знаю… — почему-то смутился Орлов. — Скажите, а вы ничего странного за ним в последнее время не замечали? Может, он вел себя необычно, может, жениться обещал?
        — Жениться он мне уже давно обещал… — снова вздохнула Люба. — Мы ведь когда познакомились, Коля женатый был… Он говорил, что когда-нибудь разведется с ней, да не успел. Она сама от него сбежала.
        — А с кем она сбежала от убитого, не знаете?
        Орлов почувствовал, что в руках у него наконец-то появляется некая ниточка, за которую можно ухватиться.
        — С каким-то замминистра московским. Он к нам на совещание приезжал… Вот она с ним и убежала от Коли… Говорят, их потом в Москве видели, в офисе каком-то… И знаете, что в этой истории странно? Я об этом всё время думаю…
        — Что же? — следователь ещё более насторожился.
        — Как она могла променять Колю — понимаете, Колю! — на какого-то ничтожного замминистра?!..
        Домой Орлов возвращался поздно и пешком. Все троллейбусы уже давно вернулись в депо — Михаил Петрович видел это своими глазами. Такси брать не хотелось. Орлов пытался хоть как-то уложить в голове всё, что он узнал за сегодняшний день, но это ему пока не удавалось. Ясно было одно: в деле об убийстве кондуктора определённо наметился московский след.
        Глава 8
        Как и предвещал настенный календарь, ровно в семь часов сорок семь минут утра утреннее солнце пролило свой характерный свет на город и примыкающие к нему окрестности.
        Повинуясь звонку будильника, Орлов бодро вскочил, нашарил под диваном пыльные гантели, выкатил их на ковёр, посмотрел на них внимательно и направился в ванную. Насвистывая пару тактов из композитора Моцарта, он включил ржавую воду и поглядел в зеркало. Из зеркала на Михаила смотрел небритый и похмельный, весь в наколках, Константин Кинчев.
        «Сосед — сволочь!» — в который раз отметил про себя Орлов, отлепил от зеркала рекламный плакат и стал быстро бриться умелыми движениями сильных рук.
        Мысли об убитом кондукторе сами собой лезли в голову. Накануне, на совещании, полковник Стригун спрашивал, не было ли случаев, подобных этому убийству… Ну, скажем, лет пять назад убили швейцара ресторана «Уральские пельмени». Преступление до сих пор не раскрыто. Убийство было совершено большим тупым предметом, предположительно дверью. Нет, не похоже... Убийство в магазине «Центральный»… Техничка Кузина. Убийца — один из стоявших в очереди, которую Кузина решила протереть шваброй… Сантехника в седьмом ЖЭКе вантузом задушили… Нет, не то, всё не то!..
        — Как всё-таки редко убивают у нас кондукторов! — с досадой подумал Орлов, скребя лезвием по горлу. — И в результате у милиции нет навыка работы по таким делам, нет наработанного материала, нет типичного преступника. Чаще надо их убивать, чаще. Тогда и раскрываемость повысится. Верно я рассуждаю, брат-сыщик? — и Орлов подмигнул своему отражению.
        Выйдя с места постоянной прописки, лейтенант милиции Орлов Михаил Петрович пошёл по улице вдоль длинного ряда коммерческих палаток. Мимо Орлова в различных направлениях следовали прохожие без особых примет, неся в правых и левых руках сумки разной степени тяжести. Какой-то мужчина вел на поводке дога с ярко выраженными первичными половыми признаками. Из динамиков неслась лёгкая музыка отечественных исполнителей. «Шуфутинский. Или Киркоров», — безошибочно определил Орлов.
        — Хорошо бы посадить за убийство кондуктора моего соседа-козла! — позволил себе помечтать следователь. — У этого гада музыка каждый день до трёх ночи орет. Жаль, что он наверняка не причастен к убийству. Хотя, стоп… В троллейбусе, вроде бы, музыка тоже играла…
        Проходя мимо киоска, торгующего из корыстных побуждений горячими сосисками, Михаил Петрович замедлил шаг и заглянул внутрь. Ещё с той поры, когда Орлов работал в патрульно-постовой службе, торговцы привыкли угощать его десятком-другим горячих сосисок в тесте. Вот и сейчас милиционер отошёл от киоска довольный, с большим и аппетитно пахнущим пакетом.
        Жуя сосиску, он зашёл в троллейбус № 5, сел и задумался. Зачем кому-то понадобилось убивать Старобабина именно в троллейбусе? Ведь можно было убить после работы… Или до…
        — У вас что, молодой человек?! — неожиданно раздался у него над ухом громкий визгливый голос.
        Орлов вздрогнул, рука его машинально дёрнулась к кобуре. «А может, убийца просто испугался, и убил Старобабина из соображений самообороны?» — подумал лейтенант, предъявляя удостоверение.
        Глава 9
        Орлов уселся за стол, отключил телефон и, пытаясь сосредоточиться, нервно забарабанил пальцами по столешнице. От многолетней напряжённой работы на полированной поверхности стола уже образовалось десять ямочек, выдолбленных орловскими пальцами.
        — Никто не видел. Никто не слышал, — Михаил Петрович по привычке, оставаясь в одиночестве, рассуждал сам с собой. — Кондуктор не кричал, не сопротивлялся…
        Дверь кабинета резко распахнулась, и в неё просунулась бритая голова Юры Прохорова, приятеля из РУОПа.
        — Мишка! Мы на задержание. Поедешь?
        Орлов прервал размышления.
        — Кого?
        — Не поверишь! На Кабана баба какая-то заяву за изнасилование подала — её из Ленинского РОВДа упросили. Там нас уже человек пять записалось, но я на тебя место забил. Ну, ты едешь или нет? Сам знаешь, такой стрельбы ещё долго не будет.
        — Черт! — Орлов плюнул с досадой. — Не могу. По кондуктору этому шеф торопит. Не успеваю!
        — Ну, смотри. Валить Кабана, значит, без тебя будем.
        Дверь закрылась и по коридору гулким эхом отдались шаги убегающего Прохорова. Орлов успел крикнуть вдогонку:
        — Расскажешь вечером — я пивка возьму!
        Михаил Петрович помассировал виски пальцами и снова попытался сосредоточиться.
        — Итак, на чем мы остановились?.. Почему кондуктор не закричал? Может, он знал убийцу? А тот хладнокровно подошёл и р-раз ему в бочину! А кондуктор упал? Упал...
        Тут Орлов зашатался и повалился на бок вместе со стулом, на котором сидел, и прижатыми к вискам пальцами.
        — Да, вот так упал и ехал ещё как минимум…
        — Михаил Петрович, чаю бу…? — осеклась на полуслове Леночка Валуева, секретарь, входя в кабинет и увидав лежащего на полу хмурого лейтенанта.
        — Бу. Чаю я, Лена, бу, — строго сказал Орлов и поднялся с пола.
        Через пять минут Лена принесла стакан чаю и поставила его на стол. Следователь вместе с секретаршей дошёл до двери кабинета, выпустил её и громко крикнул в коридор: «Меня нет ни для кого! Я работаю!», после этого закрыл дверь и повернул ключ на два оборота.
        Теперь он остался один в кабинете, и часов на пять ему был обеспечен покой. Все знали, что после таких слов к Орлову лучше не соваться. Один раз, правда, дверь вышибли — уж больно было тихо в комнате. После этого двое оперативников три дня были на больничном.
        Следователь обошёл вокруг стола, положил в центр стопку листов мелованной бумаги, вытряхнул рядом коробок спичек. Затем достал из-под стола мешок с хот-догами, всё это разложил на постеленной рядом с бумагой газете.
        Откинувшись на спинку стула, Орлов оглядел плод своих трудов, удовлетворённо хмыкнул — можно работать.
        Впрочем, не хватало ещё чего-то. Покопавшись скрюченными пальцами в мятой сигаретной пачке и не найдя там даже окурка, Орлов недовольно поморщился.
        — Сикуляр, начальник парка! Это он у меня четыре сигареты подтянул, гад!
        Следователь нарисовал в центре листа бумаги кружок и злобно написал внутри: «СИКУЛЯР». От кружочка к углам листа протянулись четыре ровные линии.
        Михаил минут пять тупо смотрел на свой рисунок.
        «Пулю расписать, что ли?» — вяло подумал он. Больше в голову ничего не лезло.
        Надо было что-то с собой сделать, как-то взбодриться. Орлов подошёл к окну, взял с подоконника специально приготовленный кусочек пенопласта, лизнул его и, прислонив к стеклу, принялся медленно водить вверх-вниз. Издаваемый пенопластом визг постепенно привел мозг Орлова в рабочее состояние.
        К похожему способу прибегал ещё Шерлок Холмс, когда хотел мобилизовать своё сознание, только англичанин играл на скрипке, а Михаил Петрович играть на скрипке не умел и пользовался пенопластом.
        Посвежевший и повеселевший, Орлов вновь уселся за стол и приготовился думать.
        «Попытаюсь поставить себя на место пассажира, — решил он. — Вот я сажусь в троллейбус, хлопаю дверцей, опускаю стекло, закуриваю… Стоп! Дверцы в троллейбусе, кажется, хлопают автоматически… Ну ладно, вот я вошёл На что бы я обратил внимание? На женщин. Очень хорошо. Осмотрел женщин, дальше. Дальше я, по идее, должен оплатить проезд. Я жду кондуктора. Я жду его, а он не идёт. Мои действия? Я еду до нужной остановки и выхожу. Так? Так. Значит, по поводу того, что кондуктор мёртв, мне беспокоиться нечего, это мне только на руку. Так? Так. Значит, мы имеем сотню, а если быть точным, девяносто шесть человек, которые будут нам покрывать убийцу. Покрывать, потому что эта смерть им была на руку! М-да, получается задачка с девяносто шестью неизвестными… Может, компьютер поможет?»
        Орлов отпер дверь, вышел и направился в аналитический отдел, где стояли несколько компьютеров. Там он попросил операторов ЭВМ вывести на дисплей фамилии всех свидетелей убийства в алфавитном порядке и внимательно изучил список. К сожалению, и этот, самый современный метод результатов не дал.
        Следователь вернулся в свой кабинет.
        Судя по всему, убийца находился в числе тех девяносто шести пассажиров троллейбуса. А что, если там был ещё один, девяносто седьмой пассажир, который всё-таки успел покинуть троллейбус до прибытия милиции? Его-то как раз все и покрывают. А как он мог покинуть место преступления? Водитель двери не открывал. Значит, через форточку? Потом пробрался по крыше к заду троллейбуса, к лесенке, спустился по ней и ушёл… Или он не ехал в троллейбусе, а просто ненадолго забрался в окно, убил контролёра и обратно, всё по той же крыше… Кстати, интересно, крыша у троллейбуса не под напряжением?
        Орлов снял трубку телефона.
        — Шнурко? Привет! Слушай, у троллейбусов во время движения крыша случайно не под напряжением? Не задумывался? Зря… Давай!
        А почему, собственно, все зациклились на том, что кондуктора убил кто-то из пассажиров? Да, это самый простой вывод, но в практике Орлова бывали случаи, когда, вроде бы, очевидный вывод в итоге оказывался неверным. Взять, хотя бы, дело о попытке убийства алкоголика Рюмина его двумя собутыльниками, в квартире, где они находились втроём Собутыльники в один голос утверждали, что это сделали зелёные человечки. Им никто не поверил, даже адвокат, однако потерпевший, очнувшись в реанимации, полностью подтвердил версию подозреваемых.
        А ведь в троллейбусе был ещё и водитель. Мог он на полном ходу незаметно выйти из кабины в салон троллейбуса, убить кондуктора и так же незаметно вернуться за руль? Теоретически — да, ведь между кабиной водителя и салоном есть дверь… Значит, надо ещё раз внимательно изучить показания водителя и всё тщательно проверить…
        Таким образом, в число подозреваемых попали водитель, все пассажиры и неизвестный «форточник». Кто же из них убийца? Орлов открыл блокнот-органайзер и написал на завтра: «Выяснить, кто же всё-таки убил Старобабина!» Потом подумал и написал то же самое на послезавтра и ещё на три дня вперёд.
        — А не может быть такого, что контролёр был убит в другом троллейбусе, а затем уже подброшен в наш? — вновь задал сам себе вопрос Орлов. Подождав с минуту, сам себе ответил: — Не исключено.
        Версий было слишком много. Какая же из них верная?
        «Может, дать в газету объявление о явке с повинной? — невесело усмехнулся лейтенант. — Ну, и что-то вроде «вознаграждение гарантируется»…»
        Михаил Петрович с тоской посмотрел на пыльные стопки журналов «Человек и закон» на подоконнике. Сколько раз они его выручали. Сколько версий и разгадок находил он на знакомых страницах! Но сегодня Орлов чувствовал, что журналы ему не помогут…
        Следователь лёг на диван, стоявший в углу кабинета, и закрыл глаза. «Ну, думай, голова, шапку покупать будем, — подумал он. — Хорошо бы шапку, как у начальника ОблУВД, кепка из норки у него, по-моему, а в принципе можно и большую енотовую. Я такую на рынке видел. Стоп! Я отвлекаюсь… Мотив убийства, вот что важно. Желание сэкономить на билете? Навряд ли. Ревность? Возможно. Но убийство из ревности совершают, как правило, в момент прелюбодеяния. Значит, Старобабин в этот момент… Вряд ли. Хотя следственный эксперимент надо бы сделать...
        Старобабин наверняка что-то знал. Что он знал? Номер троллейбуса. Маршрут. Сослуживцев. Вот именно! Сослуживцев… Какая странная фамилия. Кто он, этот Сослуживцев?..»
        Незаметно Орлов заснул. Во сне ему явился Адольф Гитлер, но почему-то без усов. «Ты зачем усы сбрил, дурик?» — спросил его Михаил Петрович. Гитлер что-то гортанно крикнул и исчез. «Нет, это не Гитлер убил кондуктора, — решил Орлов, — Гитлера в троллейбусе не было».
        — Следующий! — крикнул он во сне.
        Следующим появился директор филармонии Калюжный в компании с начальником троллейбусного депо Сикуляром, изо рта у которого торчали сразу четыре сигареты. «Вот! Это уже кое-что. Пора просыпаться!»
        Глава 10
        Следователь резко вскочил с дивана и посмотрел на часы. Показания наручных часов говорили о том, что уже давно наступил полдень. Орлов подошёл к зеркалу и пригладил взъерошенные волосы.
        — Зачем Калюжному убивать кондуктора?.. — спросил он у своего отражения. И сам же ответил: — Хрен его знает, товарищ лейтенант, надо на допросе спросить…
        Михаил сел за стол и сделал ещё одну запись в органайзере: «Калюжному насчёт убийства».
        «Ну что же, кое-куда мы продвинулись, — с удовлетворением подумал Михаил Петрович. — Что дальше? Попробуем подойти к убитому с другой стороны. Почему его жена убежала с замминистра? Что, Старобабин её не устраивал как мужчина? Надо бы поподробнее женщин из депо расспросить. Это может оказаться интересным».
        То, что супруга убитого, Галина Старобабина, сбежала от мужа, не удивило Орлова. За свою 36-летнюю жизнь и он бегал, и от него бегали. Но чтобы в Москву… Слишком далеко. Не вязалось это как-то с образом убитого — незлобивого добряка и хохотуна с полным шкафом женских трусов.
        Михаил Петрович решил позвонить в Москву своему другу Грише Гилевичу, с которым они когда-то вместе начинали в патрульно-постовой службе.
        — Гриша, дорогой, здравствуй! — закричал следователь в трубку. — Орлов, Орлов тебя беспокоит, помнишь ещё? Ну да, Мишка-шибздик, точно, угадал! Слушай, Гришаня, у нас тут такое дело, жена контролёра троллейбусного в Москву сбежала с каким-то замминистра вашим, московским… Да! А его потом замочили средь бела дня!.. Нет! Не министра вашего, а нашего кондуктора!.. Да! Будь добр, кинь мне на факс списочек ваших замминистров вместе с жёнами и любовницами… Да! Бумаги хватит, не боись! Ну, пока!..
        Орлов положил трубку. Буквально через минуту аппарат ожил и из него полезла бумага с именами, фамилиями и семизначными номерами телефонов.
        Часов в шесть вечера аппарат смолк, израсходовав к тому времени весь запас термобумаги. Список составил 5675 человек, включая 65 замминистров и примерно столько же жён.
        «Да, работа завтра предстоит нелёгкая», — подумал Михаил Петрович, с тоской глядя на гору бумаги.
        Глава 11
        По дороге домой Орлов забежал в гастроном купить себе что-нибудь на ужин. Неожиданно внимание его привлекла продавщица, огромным ножом отрезавшая куски ветчины, колбасы, сыра, буженины, срезающая верёвочки с колбасных палок, снова и снова кромсавшая продукты широким, остро отточенным ножом.
        Орлова не покидало ощущение, что разгадка где-то рядом, что надо только немного сосредоточиться, напрячься, и он всё поймёт в этом запутанном убийстве. Но увы.
        Глава 12
        На следующий день капитан Орлов пришёл на работу пораньше. Предстояло оформить командировку в Москву и наметить план действий по розыску таинственного замминистра и его любовницы.
        «Не исключено, что этот замминистра причастен к убийству, — рассуждал сам с собой Орлов. — Возможно, Старобабин, пытаясь вернуть жену, пробовал его шантажировать. Угрожал всем рассказать о его романе с Галиной. Напуганный чиновник мог запросто «заказать» Старобабина… А может «Замминистра» — это кликуха, или, как говорят у них, погоняло?..»
        У следователя были свои ключи от райотдела, он вынул их из кармана брюк ещё на углу и шёл, насвистывая и крутя ключи на длинной цепочке.
        У двери Михаил Петрович насторожился. Из замочной скважины торчала белая бумажка. «Вчера её не было», — машинально отметил про себя следователь.
        Осторожно, чтобы не размазать отпечатки пальцев, Орлов ногтями вытащил бумагу. Развернул. Крупными, вырезанными из газеты «Спорт-Экспресс» буквами на бумаге значилось:
        «АРЛОВ! БОЛЬШИ В ДИПО К НАМ НИ ХАДИ! ИЩИ УБИЙЦУ В КАМИРЕ У КАЛЮЖНОВА! УПАСИ ТИБЯ БОХ!»
        «Вот и ещё одна ниточка к Калюжному, — устало подумал Михаил, — кто-то очень хочет, чтобы мы посадили бедолагу… Кто-то спит и видит директора филармонии возле параши! Эх, люди, люди…»
        Едва Орлов успел войти к себе в кабинет, как сразу же раздался телефонный звонок. Следователь стремглав поднёс трубку к уху.
        — Да, слушаю!
        В трубке послышалось чьё-то смрадное дыхание, затем вкрадчивый женский голос произнёс:
        — Не валяйте дурака, бросьте всё и уезжайте из города.
        — Алло, кто это говорит?! — крикнул Орлов.
        — Вы подвергаете опасности не только свою жизнь, — продолжал голос, — подумайте о ваших детях и внуках…
        — О каких ещё, к черту, внуках?! У меня нет ни детей, ни внуков!
        — Так… — озадачилась женщина. — Разве ваша фамилия не Стригун?
        — Нет! Я Орлов! — раздражённо сказал Орлов. — Стригуну звонить 33-27-57!
        — Ох, простите… Для вас, господин Орлов, у меня другой текст… минуточку… Вот он: «Орлов, ты труп!» Ну что ж, до свидания, всего вам хорошего…
        Глава 13
        В том, что кто-то очень хочет посадить Калюжного, Орлов ещё раз убедился чуть позднее, когда в очереди в милицейском буфете полковник Стригун тихо шепнул ему на ухо: «Миша, мне кажется, что Калюжный должен сидеть в тюрьме!»
        Орлов вытаращил на шефа удивлённые глаза. В ответ полковник лишь развел руками — мол, сам понимаешь, как на меня давят.
        И это было чистой правдой, потому что часом раньше в кабинете полковника Стригуна тоже раздался странный телефонный звонок. Полковник снял трубку.
        — Алло.
        — Стригун?
        — Да, а кто его спрашивает?.
        — Из мэрии мэра города. Отдел муниципального транспорта. Зам. начальника Тусузов. С кем говорю?
        — Полковник Стригун.
        — Очень приятно. Вернее, очень неприятно, полковник, что ваши люди вынюхивают что-то в наших депо…
        — Не вынюхивают, а производят следственные действия в связи с убийством вашего сотрудника.
        — Да знаю я, знаю, тоже на юридический поступал. Короче, скажи своим ищейкам ментовским, чтобы они не лезли, не мешали работать, понял?!
        В трубке раздались короткие гудки…
        Глава 14
        Через два дня Михаил Петрович Орлов прибыл в Москву. Остановился у Гилевичей. Во-первых, деньги за гостиницу экономились, а во-вторых, там же, на диване, жил сам капитан Гилевич.
        Оказалось, что разыскать в Москве замминистра — всё равно, что найти иголку в стоге сена. Однако, столичные милиционеры, подключив свою агентуру в правительстве, помогли коллеге из провинции выйти на некоего Драчёва Владимира Ананьевича, замминистра в одном весьма солидном столичном министерстве.
        Агент сообщал, что Драчёв месяц назад побывал в Горноуральске, вернулся оттуда очень довольный и в узком кругу высокопоставленных друзей, за выпивкой, хвастал своей новой любовницей.
        По линии ФСБ удалось выяснить, что Драчёв женат, воспитывает сына тридцати двух лет.
        Михаил Петрович немедленно отправился в офис к подозрительному руководителю.
        В приёмной Владимира Ананьевича Драчёва Орлов провел более трёх часов. всё это время к замминистра входили какие-то люди с папками и канистрами, и через короткое время выходили из его кабинета. Но ни один из многочисленных посетителей, ни секретарша ничего не знали ни о любовнице Драчёва, ни о брошенном ею в Горноуральске муже, ни о его убийстве. Это насторожило опытного следователя.
        Наконец, решительно отстранив от двери очередного просителя, Орлов ворвался в кабинет замминистра.
        — Здравствуйте, Владимир Ананьевич, у меня к вам есть ряд вопросов, — заявил он с порога.
        — Ну нету у меня мазута! Нету! — проорал Драчёв в телефонную трубку, бросил её перед собой на стол и прищурился на Орлова. — А ты его уставился? Шары вылупил. Слышал же — нету мазута. всё!
        — Я лейтенант Орлов из Горноуральска. Я по делу Старобабина.
        — А, знаю, знаю! Ну, слушай, дорогой, ну максимум могу тридцать тонн тебе дать. Тем более у вашей области такой долг перед министерством за топливо.
        — Да нет же, я хотел расспросить вас относительно кондуктора.
        — Ну, хорошо, уговорил! Пятьдесят тонн. всё, больше не дам!
        Орлов решил перехватить инициативу.
        — Скажите, Владимир Ананьевич, — строго сказал он, — где вы были в момент совершения убийства?
        При слове «убийство» чиновник вздрогнул и побледнел. Похоже было, что он, наконец, понял о чем идёт речь.
        — Я не совершал убийства… в момент убийства… — забормотал он. На лбу его выступили крупные капли пота. — Мне некогда убивать, я солидный, занятой человек, у меня мазут… Я был в сауне. У меня и плёночка есть, если нужно подтверждение, и две свидетельницы там засняты...
        Драчёв открыл сейф, вынул из него видеокассету с надписью «Баня» и протянул милиционеру.
        — Плёнка — это, конечно, хорошо, — сказал Орлов. — Мы её обязательно рассмотрим. Вы мне вот что скажите: зачем вы ездили в Горноуральск?
        — Видите ли, это сейчас я занимаюсь мазутом. А тогда в моем ведении были провода и ток, который по ним идёт. И вот, в Горноуральске с током возникли перебои. То есть мы, из Москвы, послали им государственный ток, а до потребителя он не дошёл Вот я и поехал в Горноуральск, чтобы на месте всё выяснить.
        — Ну, и нашли вы, куда ток уходил?
        — Да, быстро нашли, там диспетчер один, на пульте у вас в «Уралэнерго» очень оборотистый оказался. Провода под полом протянул и ток ворованный сбывал налево и … э-э, направо.
        — А… как вам вообще наш городок?
        — Знаете, на удивление замечательный город оказался! Люди очень душевные. Я на экскурсии в депо троллейбусном был, так там мне вот… — Драчёв полез в ящик стола и вынул футляр бордового бархата, — … сувенир преподнесли.
        Замминистра открыл футляр. На тёмно-вишнёвом бархате тускло блестел кусок контактного провода из чистой меди. По тщательно отполированной поверхности шла затейливая буквенная вязь «Навеки связаны и ток и напряженье, и…», дальше Орлов не разобрал, потому что Драчёв резко захлопнул футляр.
        — А я вам тоже сувенирчик привез! — Михаил Петрович полез в свою папку, вынул простые стальные наручники и ловко застегнул их на вытянутых руках чиновника. Лицо Драчёва сразу посерело, глаза стали пусты и бессмысленны, щеки и второй подбородок безвольно обвисли, даже уши, казалось, трусливо спрятались куда-то под волосы.
        — Ну? Как вам мой подарочек? — Орлов редко испытывал такое наслаждение. Он сотрясался от беззвучного смеха. — Да, полно, успокойтесь, я пошутил, — он расстегнул браслеты, — но, я вижу, вам есть что рассказать органам! Как поживает ваша уважаемая любовница, которую вы у нас в Горноуральске подцепили? А?
        — Вы имеете в виду Галю?.. То есть жену… То есть вдову кондуктора Старобабина? — замминистра был в явном замешательстве.
        В этот момент из приёмной донёсся шум и возмущённые голоса. В дверь настойчиво постучали чем-то металлическим.
        — Знаете, товарищ лейтенант, — устало произнёс Драчёв, — я, между прочим, работаю, у меня там за дверями народ…
        И действительно, в кабинет ввалился очередной посетитель с канистрой, первым делом подошёл к окну, распахнул его настежь и, высунувшись по пояс, заорал кому-то вниз:
        — Давай, давай! Ещё три метра назад сдай! Ставь цистерну прямо под окно! Я щас у него в кабинете, могу в любой момент шланг из окна спустить. Будь готов, понял?
        — Вот что, товарищ лейтенант, — сказал Драчёв, — вы зайдите ко мне через пару часиков, и я, так и быть, отвечу на все ваши вопросы.
        Орлов вышел в приёмную, а за его спиной вновь раздался зычный голос замминистра:
        — Ну нету у меня мазута! Нету и не будет! Ну максимум пол-канистры!..
        Волей-неволей Орлову пришлось гулять по Москве. Столица не понравилась Михаилу Петровичу. Кругом ходили толпы людей, и каждый из них мог оказаться причастен к какому-нибудь убийству.
        Спустя два часа капитан уже возвращался к министерству для повторной встречи с Драчёвым. Подходя к зданию, Орлов увидел на подоконнике двенадцатого этажа мужчину. Это было окно того самого замминистерского кабинета, а мужчиной был Драчёв. Орлов стянул с головы норковую формовку и приветливо замахал:
        — Владимир Ананьевич! А я снова к вам! Вот, шапку только что купил!
        В ответ Драчёв как-то неестественно изогнулся и, распрямившись как пружина, вылетел из окна, описал строгую полупараболу и рухнул на тротуар.
        Когда Орлов подбежал к трупу, он ещё был жив.
        — Я невиновен, — из последних сил прохрипел замминистра и испустил дух.
        Глава 15
        Пока дежурная бригада осматривала кабинет Драчёва, Орлов отыскал в ежедневнике убитого телефон Галины Старобабиной, тут же позвонил ей и назначил встречу в ресторане «Метрополь».
        В условленное время Михаил Петрович был возле «Метрополя». На входе дорогу ему преградил гориллообразный швейцар, который решительно указал на огромное объявление около входа: «Вход без галстуков, а также в мусорской форме запрещён В натуре. Администрация».
        Пока Орлов мотался за гражданской одеждой к Гилевичам в Бирюлёво и обратно, прошло минимум полтора часа, однако, к счастью, Галина опоздала на два.
        Вдова Старобабина произвела хорошее впечатление на Орлова. Крепкая, далеко не старая, с хорошо развитыми грудью и ногами. Неглупые карие глаза её были искусно обведены разноцветными линиями.
        «Да, такую бы и я не отказался сманить в Москву, — подумал Орлов. — Жаль, что у нас с Зиной тогда всё так нелепо оборвалось… в подъезде…»
        — Здравствуйте, я вас сразу узнал, вы — гражданка Старобабина! Верно? — произнёс он вслух.
        — Здравствуйте, а вы следователь из Горноуральска? Верно?
        «Ишь ты!» — подумал Орлов, оглядывая короткую юбку Старобабиной.
        — Верно. А как вы догадались?
        — У вас выговор такой же смешной, как у моего покойного мужа Николая. А ещё я вчера маме звонила в Горноуральск, она мне рассказала, что Колю на днях убили, и что милиция, наверное, ко мне придёт, чтобы меня порасспросить, или допросить, я не знаю, как правильно… — тараторила она, теребя бахрому на скатерти.
        — Допросить… — поправил её Орлов.
        — Ну что ж, допрашивайте, — Галина закурила душистую двухсотмиллиметровую сигарету «EVE» и положила левую ногу на длинную правую ногу.
        — Можете курить, — запоздало разрешил следователь.
        — Спасибо, — вдова улыбнулась и переложила ноги в обратном порядке.
        — Вот, Галина, всё, что осталось от Николая, — сказал Орлов, протягивая женщине скомканный рулончик троллейбусных билетов.
        — Да, немного… Впрочем, от Драчёва и того не осталось… — Галина Петровна спрятала реликвию в сумочку.
        — Скажите, Галина Петровна, почему вы бросили Николая? — спросил Орлов, вспомнил своё расставание с Зиной и покраснел.
        — Разлюбила. Что, я не могу разлюбить? Взяла и разлюбила!
        — Но ведь он был такой обаятельный. Вот и на работе говорят…
        — На работе! — усмехнулась Старобабина. — А вы в шкафчик к нему заглядывали, на работе-то?
        — Ну да, осматривали… — смутился Михаил Петрович.
        — Вот и я однажды… осмотрела… Осмотрела и разлюбила сразу.
        — А Владимир Ананьевич как же?
        — Он не осматривал… Он вообще совсем другой, если хотите знать. Я его за это и полюбила.
        — А где?
        — Да где придётся. Влюблённый человек ведь слепнет в некотором смысле…
        — В смысле — где вы встретились с Драчёвым?
        — Он в командировке был у нас в Горноуральске, что-то там такое то ли с проводами, то ли с рельсами связанное… Я не разбираюсь… Ну, и в депо приходил, где муж работал. Я как раз Колю пришла встречать с работы, а он от меня спрятался под троллейбусом… Ну, это неважно… А замминистра, кажется с начальником депо беседовал, троллейбусы разглядывал…
        — И что, вы сразу к нему подошли, так, мол, и так…
        — Да нет, конечно! Я его там мельком увидела, а вечером встретились в ресторане. В «Уральских пельменях». Я там по вечерам подрабатывала…
        — То есть?
        — Да уборщицей, уборщицей, не волнуйтесь! Вот… Как танцы начались, я пошла пол мыть, тут мы и столкнулись с ним. Он ногой ко мне в ведро заехал. Я было раскричалась, а потом глаза-то подняла на него — он улыбается. Взял, бутылку шампанского ко мне в ведро поставил, меня к себе за столик пригласил, ну, а дальше, я думаю, уж сами знаете, что бывает…
        «Знаю, знаю», — подумал Орлов, не отрывая глаз от высоко открытых ног Старобабиной.
        — Значит, вы пошли с ним в гостиницу? — строго спросил он.
        — Зачем в гостиницу? Ко мне домой пошли.
        — А ваш муж не возражал?
        — Коля-то? Он как раз в ночную смену ушёл…
        — И что, когда муж вернулся, он ни о чем не спросил, не заподозрил ничего?
        — Может, чего и заподозрил, это я не знаю! Мы ведь с Вовунчиком, извините, с Владимиром Ананьевичем утром в Москву улетели. А Коле я даже записку не оставила.
        — И где же вы остановились в Москве?
        — Владимир Ананьевич снял мне комнату на первое время. Возле сауны, с телефоном. Встречались мы через день, он звонил мне, и я шла в сауну…
        — Скажите, а ваш муж потом не пытался вас вернуть?
        — Как это — вернуть? Зачем? Да и кому?
        — Себе. Может, он любил вас… несмотря на шкафчик? Знаете, как это у нас, у мужчин бывает…
        — Знаю, конечно… Возможно, вы и правы. Я ведь ему потом позвонила из Москвы, чтобы он за меня не волновался. Мы с ним очень хорошо поговорили, и он согласился со мной, что с замминистра мне будет гораздо лучше, чем с ним…
        В ресторане негромко играла приятная кабацкая музыка. Несколько пар танцевали.
        — А вам не скучно здесь, Галина Петровна?
        — Да что вы! Вова меня с такими людьми познакомил! Я таких только по телевизору видела. Анпилов Витя, Новодворская Галя, Худимов Боря, — все они заходили в сауну.
        — И что же вы теперь, после гибели Драчёва, собираетесь делать? Вернетесь в Горноуральск?
        — Да ни за что в жизни! Вчера в сауне я познакомилась с начальником Владимира Ананьевича — с министром. Увидев его в бане, я вдруг поняла, что всегда мечтала встретить именно такого человека, как он — министра. В общем, мы с этим министром полюбили друг друга…
        — А как же Драчёв?
        — А что Драчёв? Я как только полюбила министра, Вову сразу же разлюбила. Это же естественно! Я ему хотела всё рассказать, да вот, не успела…
        В этот момент к столику подошёл немолодой мужчина с депутатским значком и пригласил Галину на танец. Орлов остался один.
        В принципе, Галина ему была уже не нужна. Всю более-менее интересную информацию он из неё уже выудил.
        Получалось, что у замминистра не было личных мотивов для убийства кондуктора. Однако, как только милиция добралась до Драчёва, его сразу же убрали. Из рассказа Галины Старобабиной следовало, что Драчёв посетил троллейбусное депо и о чем-то долго разговаривал с Аркадием Аркадьевичем Сикуляром. О чем? Интуиция подсказывала следователю, что между визитом замминистра в троллейбусное депо, его смертью и убийством кондуктора есть какая-то связь.
        Необходимо было встретиться с семьей Драчёва, чтобы получше узнать, что за человек был убитый чиновник.
        Глава 16
        Спускаясь в метро по эскалатору, Орлов вдруг вспомнил, что даже не узнал адреса семьи покойного. «Вернуться, узнать? — подумал следователь. — Или сам найду?» Разум подсказывал, что найти в Москве нужную квартиру без адреса довольно сложно.
        Михаил Петрович вздохнул и, перепрыгнув на встречную ленту эскалатора, поехал обратно в министерство. Через час, с заветной записочкой в кармане, он ехал в район ярмарки «Коньково»…
        Орлов вошёл в подъезд дома Драчёвых. Первое, что бросилось ему в глаза, когда он оказался на лестничной клетке седьмого этажа, где при жизни проживал замминистра, были слова и рисунки, выложенные на полу кафельной плиткой. Наряду с обычной нецензурщиной там был череп с перекрещёнными костями.
        Следователь ещё раз сверился с бумажкой и подошёл к двери драчёвской квартиры. Из-за двери вкусно пахло пирогами и кутьей.
        Орлов хотел было позвонить, но потом передумал и несколько раз сильно пнул ногой массивную, отделанную красным деревом дверь.
        Через секунду дверь распахнулась, и Михаил Петрович увидел перед собой приятную, но грустную женщину средних лет в шлёпанцах и банном халате. На голове её было чёрное траурное полотенце.
        Только сейчас Михаил понял, как нелепо в его руках выглядят букет гвоздик и бутылка шампанского.
        — Хорошо, что вы сразу дверь пнули, — сказала женщина. — всё равно звонок не работает…
        Едва Михаил Петрович успел войти, как к нему, стуча когтями по паркету и басовито гавкая, выбежал огромный дог с красными слезящимися глазами. Ткнувшись своей слюнявой мордой в грудь Орлову, пёс затих. Следователь осторожно потрепал его по обвисшим слюням. «Ничего, ничего, всё ещё образуется», — зачем-то буркнул он, хотя сперва хотел сказать «Место!»
        По обстановке в квартире было видно, как жирует у нас чиновный люд. В огромной прихожей опытный глаз Орлова сразу заметил бухту контактного провода, прикрытую, как бы невзначай, норковым манто.
        — Проходите, пожалуйста, на кухню, — поспешно пригласила милиционера вдова. — Мы как раз чаёвничаем…
        Вся семья Драчёвых (за исключением её главы, конечно) сидела за кухонным столом и пила чай. Напротив незанятого кресла стояла полная чашка, накрытая бубликом.
        Пирогов, аромат которых Орлов почуял ещё в подъезде, на столе не было. «Убрали в холодильник», — догадался следователь.
        Семья покойного замминистра состояла, в основном, из Елены Автандиловны, её престарелой матери и довольно взрослого сына Евстигнея.
        Орлов сел в пустое кресло.
        — Скажите, Елена Автандиловна, вам жалко вашего мужа? — спросил он у вдовы и отхлебнул из чашки остывший чай. — Только честно.
        Вдова поперхнулась бубликом и закашлялась. Видно было, что ей сейчас трудно говорить о муже. Глаза её наполнились слезами.
        — Честно? — переспросила она, отдышавшись. — Честно… Хорошо, я скажу вам правду… Евстигней, пойди в свою комнату, поиграй… Мама, ляг поспи.
        Евстигней послушно удалился. Старуха тоже молча вышла. Елена Автандиловна продолжила:
        — По правде говоря, Драчёв с недавних пор сделался для меня совершенно чужим человеком. Начал приглашать меня в рестораны, дарить цветы, ухаживать ни с того ни с сего, — словом, всё предвещало наш скорый разрыв…
        — Выходит, вы знали, что у Владимира Ананьевича были другие женщины?
        — Да, знала, конечно, знала. всё собиралась развестись, ждала удобного случая… И вот, дождалась, называется!
        Елена Автандиловна горько заплакала.
        — А ничего подозрительного вы не замечали? — перебил её Михаил Петрович. — Никто не угрожал вашему мужу?
        — Да, вы знаете, наверное, нет. Хотя… Примерно за неделю до смерти какие-то незнакомые люди пришли к нам домой и пытались выбросить мужа с балкона. Они рамы не смогли открыть, мы их на зиму обычно заклеиваем… Я этому случаю как-то и значения не придавала, пока эта история с Вовой не случилась…
        — Скажите, — спросил Орлов, — как вы думаете, а может, он сам выпрыгнул из окна своего кабинета?
        — Может быть, и сам…Я ведь ему говорила! — неожиданно лицо женщины сделалось злым. — Говорила ему: ты, Вова, допрыгаешься со своими бабами! Вот и допрыгался…
        — Он что, — попытался уточнить следователь, — раньше с женщинами прыгал? Это что, не в первый раз?
        — Прыгнул-то впервые, а вот с бабами… ох, не в первый… не знаю, в последний ли. Я и ТАМ за него не поручусь…
        Вдова снова заплакала. Орлов решил ей не мешать и отправился в детскую, где на кровати сидел Евстигней, тупо уставившись глазами в стену.
        Глава 17
        Орлов долго раздумывал, с чего начать разговор с юношей, и наконец спросил:
        — Скажи, Евстигней, ты… э-э… хорошо помнишь отца?
        Евстигней не ответил и даже не взглянул на следователя.
        — Почему он тебя так назвал, Евстигней? — попытался зайти с другой стороны Орлов, причём в тоне его не было и намёка на издёвку
        — Не знаю! — неожиданно резко ответил юноша. — Сестру вот мою он назвал Епитимией. Наверное, это у него в характере. Его дурацком характере! Ему, наверное, заплатил кто-нибудь, чтобы он меня так назвал. Он ничего просто так не делал!
        — Почему вы так говорите? Он ведь ваш отец, он вас вырастил, на ноги поставил, образование дал…
        — Дал, дал! — Евстигней сорвался на крик. — Дал, потому что брал! Даже я ему давал на лапу! Я ему за то, что он меня вырастил, заплатил! За каждый поход в зоопарк, за каждую порцию мороженого, понимаете?!..
        У Евстигнея началась истерика, он стал кататься по кровати, визгливо хохоча. Слезы катились из его глаз. Михаил Петрович вышел из детской и осторожно закрыл за собой дверь.
        Возле двери стояла мать Елены Автандиловны.
        — Здрасьте! — от неожиданности Орлов поздоровался со старухой ещё раз. — Вы, насколько я помню, приходились покойному…
        — … старой каргой, — договорила за него старая карга. — Тёщей то есть. Уж и не чаяла пережить зятька своего.
        — Что вы можете сообщить следствию о покойном?
        — Хорошего — ничего, — твёрдо заявила тёща.
        Орлов потёр руки.
        — Ну что же, рассказывайте… э-э-э…
        — Клавдия Петровна.
        — Рассказывайте, Клавдия Петровна, я вас внимательно слушаю…
        Полтора часа пролетели как одна минута. Орлов еле успевал записывать. К сожалению, ни одна из рассказанных старухой историй не могла пролить свет ни на убийство замминистра Драчёва, ни на загадочную смерть кондуктора Старобабина.
        Глава 18
        За окном уже начинало темнеть, когда следователь сердечно поблагодарил старуху и пошёл на кухню, где жена покойного, вся в слезах, досматривала при помощи видеомагнитофона вторую часть «Голого пистолета».
        — Елена Автандиловна, я бы хотел осмотреть кабинет вашего мужа, — сказал Орлов.
        Драчёва молча встала и пошла из кухни в залу. Милиционер направился за нею следом. Елена Автандиловна подошла к большому серванту и взялась рукой за фигурку Дон Кихота каслинского литья, стоявшую на полке. Часть серванта плавно отъехала в сторону, открывая вход в кабинет.
        — Ох… Ну… О-о-о… Вот это да!.. — только и смог вымолвить потрясённый Орлов.
        — Вот Вовин кабинет, — сказала вдова. — Здесь он и работал и ночевал, когда мы с ним ссорились.
        Посреди просторного кабинета стоял большой двуспальный стол. На столе Орлов заметил телеграмму.
        — Это из Горноуральска телеграмма, — пояснила женщина. — Её принесли незадолго до всего этого...
        Орлов взял бумажку в руки. На телеграфном бланке печатными буквами, вырезанными из газеты «Спорт-экспресс», было написано: «ДРОЧЕВ ВСКЛ БУДИШ ГОРНОУРАЛЬСКЕ ДИПО НЕ ХАДИ ПАЗВАНИ СНАЧАЛА ЗПТ МНОГО МУСОРУ»
        Где-то Орлов уже встречал эту своеобразную орфографию.
        — А когда пришла телеграмма?
        — Двадцатого.
        «Это как раз в тот день, когда я в депо заходил», — подумал сыщик.
        — А зачем ваш муж ездил в Горноуральск?
        — Начальство заставило. Он тогда работал в Министерстве электричества, отвечал за провода и ток… Вова говорил, что ему надо было там в какое-то троллейбусное депо… За ту поездку ему обещали много денег. А если не поедет — обещали убить. Так Вова сказал…
        — Кто обещал?
        — Вова не сказал, но скорее всего — начальство. У них в министерстве такие порядки. Дисциплина суровая.
        — А что он должен был сделать в Горноуральске?
        — Как что?! — удивилась вдова. — Изобретение своё внедрить! Вова же у меня был очень талантливый.
        В голосе Драчёвой сквозила гордость за покойного мужа.
        — Какое изобретение?
        — Ну, чтобы, вот, троллейбус едет, едет, и тут отключается ток. А люди деньги за проезд уже заплатили и выходят. А ток включается, и троллейбус новых пассажиров сажает, и те снова деньги платят. И троллейбусное депо получает вдвое или втрое больше денег. И с Вовой делится. Правда, гениально?
        Впервые за весь вечер вдова улыбнулась.
        — Да уж… — вынужден был согласиться Орлов. — А как вы обо всём этом узнали?
        —Я случайно у Вовы бумаги в портфеле нашла. Искала тряпку, пыль вытирать — и в портфель его заглянула…
        Орлов вспомнил, что когда они вместе с капитаном Гилевичем осматривали кабинет и личные вещи убитого Драчёва, они не обнаружили в портфеле никаких документов, зато там лежала какая-то пыльная тряпка. Значит, вдова замминистра говорила правду. Всё сходилось…
        Глава 19
        Ещё сидя в самолёте «Ту-134», выполняющем рейс «Москва — Горноуральск», Орлов неожиданно вспомнил, что у него в СИЗО всё ещё сидит задержанный Калюжный Тимур Иосифович, директор филармонии, задержанный на месте убийства кондуктора. Вспомнил он и о странных звонках от городского начальства с требованием непременно Калюжного посадить. Орлов решил допросить задержанного, благо самолёт прибывал в два часа ночи, и до начала рабочего дня заняться ему всё равно было нечем.
        * * *
        Михаил Петрович уже заканчивал вырезать на столе перочинным ножом надпись: «Здесь колол лохов старший следователь Орлов М. П.», когда в комнату привели Калюжного.
        Конечно же, Орлов хорошо знал, что для нормального хода допроса нужны два следователя — добрый и злой, но как назло в этот ночной час в отделе была запарка, и ни одного свободного человека, чтобы составить Михаилу Петровичу компанию на допросе, не нашлось. Пришлось ему отдуваться одному.
        Едва за Калюжным захлопнулась железная дверь, Орлов нанёс ему мощный удар в солнечное сплетение.
        — Ну, здравствуй, змея подкалюжная! — злобно прошипел он.
        Калюжный согнулся, держась за ушибленный живот.
        Следователь быстро отскочил к столу, сел, взял ручку и добреньким голоском проговорил:
        — А, это вы, уважаемый Тимур Иосифович! Проходите, присаживайтесь! Не желаете сигаретку? Может, у вас есть какие-нибудь жалобы? Говорите, не стесняйтесь! Но предупреждаю, всё, что вы сейчас скажете, может быть использовано против вас. Молчите? Прекрасно. Что можете поведать следствию об убийстве Николая Старобабина?
        Потом снова выскочил из-за стола и свирепо пнул ножку стула, на котором корчился Калюжный.
        — Говори, тварь! Всё равно нам всё известно!
        Через секунду Орлов уже снова сидел за столом и делал вид, что заполняет протокол. Подняв глаза на Калюжного, он ласково произнёс:
        — Видите, Тимур Иосифович, не стоит злить Михаила Петровича, а то он вас, грешным делом, покалечить может.
        — За что? — прохрипел Тимур Иосифович.
        Орлов снова выскочил из-за стола.
        — Было бы за что, все бы твои духовые трубы знаешь откуда торчали?! Колись, дровосек ты оперный, а то я тебя на семь нот порву и каждая на суде в тон прокурору пиликать будет! Колки отверну и бемоли на диезы натяну!
        — Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы без своего адвоката! — взвизгнул Калюжный. Очки его запотели.
        — Ах, адвоката тебе?! — ещё больше рассвирепел Михаил Петрович. — Может, тебе и бабу в концертном платье?! Листки в протоколе переворачивать?! Говори, гад, кто тебе велел убить кондуктора?
        — Я очень вас прошу, гражданин следователь, позовите адвоката! — взмолился Калюжный.
        Следователь улыбнулся.
        — Значит, мы фильмов насмотрелись импортных. Ну что ж, давайте все вместе позовем вашего адвоката! А-дво-кат! А-дво-кат!.. — дурашливо закричал Орлов.
        Калюжный заплакал.
        — Гражданин капитан! — произнёс он, всхлипывая. — Я знаю, вы не такой как все, в душе вы наверняка интеллигентный человек! Если это так, то отпустите меня, пожалуйста!
        В ответ на это Михаил Петрович высморкался прямо на пол.
        — Не реветь!!! — уже спокойнее заорал он.
        Калюжный вздрогнул и перестал всхлипывать. Орлов опять перешёл на добрый, доверительный тон.
        — Гражданин Калюжный, давайте спокойно, без нервов во всем разберёмся Вот вы — директор филармонии, так?
        — Так, — обречённо кивнул Калюжный.
        — Значит, это вы признаете. Уже хорошо… А почему же вы, директор филармонии, ехали не на персональной машине, а в каком-то занюханном троллейбусе? — Орлов снова добавил в голос металла. — Что-то тут у вас не сходится, гражданин Калюжный! Ведь не по чину вам ездить в троллейбусах, а?!
        — Да, сознаюсь, это была моя ошибка… халатность… — забормотал директор филармонии. — Больше такое не повторится!..
        — А ведь из-за вашей, как вы говорите, «халатности» погиб человек!
        — Я не убивал… Я тут ни при чем…
        Калюжный отбивался уже из последних сил. Орлов чувствовал, что стоит ещё чуть-чуть поднажать — и он «расколется».
        — Э, нет, Тимур Иосифович, — сказал следователь, — так не годится. Опять вы за своё — «не убивал», «ни при чем»… Что за детский сад? Давайте-ка лучше с вами договоримся по-хорошему, а? Как мужчина с мужчиной, а? Вы мне — чистосердечное признание, а я вам за это — пятнадцать лет строгого режима. Годится?
        Калюжный молчал. Орлов пододвинул к нему листок бумаги, ручку.
        — Вот вам перо, бумага, опишите поминутно, чем вы занимались в троллейбусе. Если что забудете, спрашивайте...
        Директор филармонии безразлично и тупо глядел перед собой.
        Михаил Петрович опять сорвался на крик:
        — Ну всё, сволочь! Довел ты меня!
        И, подняв телефонную трубку, Орлов торжественно произнёс в неё: «Палачей в четвертую комнату!»
        Калюжный не реагировал. Казалось, ему уже было наплевать на свою собственную судьбу.
        — Ну хорошо, — согласился Орлов после пятиминутной паузы. — Не хотите писать — не надо. Тем более, я всё за вас уже сам написал. Вы только подпишите, пожалуйста, вот здесь…
        Орлов протянул Калюжному другой листок бумаги, на котором значилось: «Я Калюжный, Тимур Иосифович заявляю что, убил кондуктора Старобабина Н., в переполненном троллейбусе чтобы, завладеть его местом».
        Директор филармонии перевел взгляд на бумагу, пробежал глазами текст и неожиданно усмехнулся. Казалось, в нем внезапно созрело какое-то решение. Орлов насторожился.
        — Я не могу это подписать, — спокойным и твёрдым голосом сказал Калюжный. — Здесь неверно расставлены знаки препинания, а я человек интеллигентный и не могу себе позволить бросаться своим именем!
        Следователь смотрел на подозреваемого и не мог поверить своим глазам. Его поразила перемена, произошедшая с Калюжным за считанные минуты. В этот момент Орлов понял, что директор филармонии ни в чем не признается.
        — Так значит вы… э-э… не убивали никого? — спросил он, чтобы хоть что-то спросить.
        — Нет.
        — Никого-никого? Ни разу?
        Калюжный снова усмехнулся.
        «Ну и черт с тобой! — с обидой подумал Орлов. — Ну и ладно, обойдемся, найдем другого убийцу! Катись ко всем чертям в свою вонючую филармонию!..»
        Глава 20
        В 9:30 утра капитан Орлов вошёл в кабинет полковника Стригуна. Полковник сходу озадачил Михаила Петровича вопросом:
        — Орлов, тебе известно, что сегодня ночью из следственного изолятора бежал подозреваемый Калюжный, он же Спиваков?
        — Этого не может быть, гражданин начальник, — твёрдо ответил капитан, — из нашего СИЗО бежать невозможно. И вообще, я его сам отпустил…
        — Правильно, — согласился полковник. — Не напрягайся, Миша, это я тебя проверял. Хотя за то, что ты Калюжного отпустил, начальство меня по головке не погладит. Уж лучше бы ты его «расколол». Где нам теперь искать убийцу?
        Михаил Петрович не по-уставному пожал плечами. Стригун вдруг усмехнулся:
        — Может, заказать местному телевидению рекламный ролик о явке с повинной? О том, как это здорово, честно и правильно! Вроде того — «Признался и спи спокойно!», а?
        — Или: «Чистосердечное признанье облегчает пониманье!» — подхватил шутку Орлов.
        — Ладно, посмеялись и будет, — полковник вновь сделался серьёзным — Теперь к делу. Твой доклад о командировке в Москву я уже прочел. Хорошо пишешь, подлец! Язык — что у твоей Марининой. Как там у тебя?.. — полковник поднял глаза к потолку и продекламировал. — «… Безутешное горе сетью мелких морщин залегло вокруг карих глаз гражданки Драчёвой Е. А. Определённо, утрата мужа сделала гражданочку ещё более привлекательной…» Печататься не думал?
        — Спасибо… — смущённо пробормотал Орлов. — Для меня очень важно ваше мнение, товарищ полковник…
        — Теперь — что касается троллейбусного депо. Сержант Шнурко проверил сидения в троллейбусах — наркотиков там нет, хоть все сидения и изрезаны. Но чувство такое, что твоя прекрасная вдовушка не ошиблась, и в нашем депо действительно воруют и воруют по крупному. А убитый Старобабин им, видимо, чем-то помешал, вот они его и убрали. Значит так, Михаил Петрович. Ты давай звони начальнику депо Сикуляру и хорошенько попугай его, пускай понервничает, а мы сегодня же установим за ним наружное наблюдение. И, кстати, телефончики его послушаем.
        — Есть.
        — Это первое. Второе: сегодня же отправь оперативную группу на квартиру Старобабина, и пусть она там хорошенько поищет… Да, и последнее: завтра, когда будешь с Сикуляром беседовать, в глаза его внимательно смотри. Ведь они, глаза, многое могут рассказать... Вот, помню, у меня был случай: убили одного спортсмена, штангиста. Причём убили штангой. И ни улик, ничего. Так я убийцу по глазам определил. Им оказался старик, вахтёр из спортзала. Старенький уже, магнезия из него сыплется, а туда же — в убийцы… Ну всё, Миша, действуй!
        Глава 21
        Для наблюдения за начальником депо Аркадием Аркадьевичем Сикуляром было задействовано восемь оперативных работников.
        Двое взяли под контроль ворота и забор вокруг депо. Один оперативник, одетый в спортивный костюм, бегал трусцой вдоль забора. Второй, одетый в берет и чёрную бороду, взял мольберт, кисть, краски и встал напротив проходной.
        Было довольно холодно. Переминаясь с ноги на ногу, оперативник делал вид, что рисует с натуры. Через три часа, когда «художник» основательно замёрз, а «спортсмен» слегка подустал, милиционеры поменялись ролями.
        Ещё двое оперативников дежурили возле дома, где проживал Сикуляр. Чтобы не привлекать к себе внимания, они сидели на корточках в заваленной снегом детской песочнице и делали вид, будто что-то строят из снега или что-то выпивают.
        * * *
        В 11:30 в кабинете начальника депо раздался телефонный звонок. Звонил следователь Орлов, приглашал назавтра в милицию в 14:00 для важного разговора или допроса.
        Положив трубку, Аркадий Аркадьевич Сикуляр крепко задумался. Что вынюхал в Москве этот настырный мусор? Что успел рассказать ему Драчёв? Жалко всё-таки, что Володьку пришлось убирать, хороший был мужик, хоть и жадный… Нет, этот Орлов явно зарвался. Надо бы его немного постращать… Позвоню-ка я Тусузову…
        Сикуляр снял трубку телефона. Гудков не было. Начальник депо подул в трубку, потряс её, послушал и положил на место. Телефон тут же зазвонил. Сикуляр услышал женский голос:
        — Это с телефонной станции. У вас что, телефон сломался?
        — Да, — растерянно ответил Аркадий Аркадьевич. — А откуда вы…
        — Не волнуйтесь, сейчас я пришлю мастера!
        В дверь тут же постучали. Зашли двое, разобрали-собрали аппарат и ушли. Телефон снова заработал, и Сикуляр, не теряя времени, принялся названивать своим высокопоставленным друзьям.
        Часов в двенадцать к зданию управления троллейбусного депо подъехала автовышка.
        — Ко дню города велено во всех домах окна вымыть. Вот, с вас и начнём, — хмуро пояснил удивлённой секретарше рабочий в оранжевом жилете.
        Начали они с Сикулярова окна и мыли его до вечера. Когда в 17:30 начальник депо оделся и собирался покинуть кабинет, вышка тоже свернулась.
        — Жаль, не успели домыть окно, товарищ лей… э… бригадир, — послышался голос одного из мойщиков.
        — Завтра домоем, — бодро отозвался «товарищ бригадир».
        Сикуляр вышел во двор и пошёл в гараж, где стояла его машина. В гараже начальник электроцеха Кукуев что-то рассказывал обступившим его ремонтникам. Сикуляр прислушался. Кукуев утверждал, что он только что был в пивной, и там к нему пристал с занудными расспросами какой-то мужчина в треухе, телогрейке и грязных милицейских штанах. Под конец разговора алкаш предложил Кукуеву воровать электричество из троллейбусных проводов и продавать через его знакомых. Кукуев послал мужика подальше. Мужик не обиделся, а предложил подумать, добавив загадочную фразу: «У вас там в депо все электричество тащат, а ты девочку из себя строишь…»
        Встревоженный Сикуляр сел в свой «Опель», завел мотор и выехал за ворота. Автовышка с мойщиками незаметно последовала за ним.
        Глава 22
        После того, как Орлов позвонил Сикуляру и отправил опергруппу на квартиру Старобабина, ему ничего не оставалось делать, как только ждать. Разгадав за рабочий день четыре кроссворда, Михаил Петрович понял, что сегодня ждать уже больше нечего, и со спокойной совестью отправился домой.
        Путь Орлова пролегал через городской парк Культуры и Отдыха имени Конст. Бальмонта. Чтобы немного развеяться, усталый следователь взял билет в комнату смеха на последний сеанс…
        Подойдя к первому же зеркалу, капитан Орлов чуть не умер от страха. Из кривой глубины зеркала прямо на него смотрел убитый кондуктор! Его синие губы словно шептали: «Иди ко мне, Мишаня!», а длинные кривые руки вытянулись до самого пола. Не помня себя от ужаса, Михаил Петрович выбежал из павильона.
        Следователь вышел из парка и быстро зашагал по пустынной и плохо освещённой улице по направлению к троллейбусной остановке. Внезапно возле него с визгом затормозил огромный чёрный джип. Внутри машины громыхала музыка. Тонированное стекло медленно опустилось, и из окна высунулась круглая стриженая голова. Если бы не золотые генеральские погоны и не массивная цепь на толстой шее, Михаил Петрович ни за что бы не узнал начальника ГУВД генерала Ширяева.
        — Здравия желаю, товарищ генерал! — громко поздоровался капитан Орлов, стараясь перекричать музыку.
        — Здорово, мусорок, — с ухмылкой отозвался генерал. — Ты на хрена Калюжного отпустил? Тебя же предупреждали!
        — У нас против него ничего нет, товарищ генерал, — ответил Орлов. — А дольше тридцати суток держать не имеем права.
        — Смотри, легавый, допрыгаешься! Нам такие умники в органах не нужны! — погрозил ему генерал толстым пальцем с массивным перстнем. — И не вздумай под Сикуляра копать, а то я тебя урою!
        «Поздно», — усмехнулся про себя Орлов, а генерал продолжал:
        — Сикуляр — это корешок мой, а я за дружбана кому хошь горло перегрызу, понял?!
        Джип резко газанул и скрылся за поворотом.
        Орлов немного постоял на месте, приходя в себя от неожиданности. Тем временем мимо него проехал троллейбус, судя по всему, последний. Проезжая мимо безлюдной остановки, он не остановился, а преспокойно покатил дальше. — Стой! — зычно крикнул Михаил Петрович и погнался за уходящим троллейбусом (какой же детектив обходится без погони!). Однако, выбежав на перекрёсток, Орлов боковым зрением вдруг увидел автомобиль, который летел прямо на него.
        Капитан едва успел отскочить в сторону. «Начали охоту, сволочи», — промелькнула мысль.
        «БМВ» стального цвета, не снижая скорости, промчался мимо, резко вильнул в сторону тротуара и на полном ходу врезался в фонарный столб. Орлов в три прыжка преодолел семнадцать метров тридцать сантиметров и вытащил за шиворот еле живого водителя. Водитель тупо смотрел на Михаила стеклянными глазами и блаженно улыбался. «Это шестёрка», — сразу определил следователь.
        — Кто тебе дал наводку, сволочь?! — закричал он в лицо шофёра
        — Витёк… — еле ворочая языком, произнёс тот. — А потом ещё Павлик… А потом не помню… — и, уронив голову на грудь, киллер захрапел. Из уголка рта его выкатилась струйка слюны...
        * * *
        Упустив таким образом последний троллейбус, капитан Орлов добирался до дома пешком. Когда Михаил Петрович собирался войти в свой двор, из темноты подворотни к нему шагнули трое.
        «Вот оно, продолжается», — подумал следователь.
        — Слышь, мужик, — сипло сказал один из подошедших, — ты, того… дай прикурить, а?
        — Вы что думаете, — с надрывом крикнул Орлов, — я от своего дела откажусь?!
        — Да не, мужик… — удивлённо произнёс один из хулиганов. — Ты уж не отказывайся. А если так срочно, так мы и подождать можем…
        Орлов перевел дух, рассмеялся и на радостях подарил мужикам зажигалку.
        Глава 23
        Утром следующего дня, выходя из подъезда, Михаил Петрович Орлов на первом этаже столкнулся с молодым человеком довольно хилого телосложения. В руках паренёк держал большой чёрный пистолет с криво навёрнутым глушителем. Следователь отступил в сторону, учтиво пропуская юнца. Тот мельком взглянул в лицо Орлову, вздрогнул, затем торопливо, трясущимися пальцами полез в карман куртки, достал фотографию, глянул на неё, потом снова на Орлова и, зажмурившись от страха, навел оружие на Михаила.
        — Что, сынок, в первый раз? — ласково и спокойно спросил следователь, забирая пистолет из трясущихся рук парнишки.
        Юноша вдруг громко заплакал и бросился вон из подъезда. Капитан Орлов не спеша вышел из дома, сел в троллейбус и как ни в чем не бывало поехал на работу.
        Через полчаса он уже сидел в своём кабинете и изучал отчёты своих оперативников, весь прошлый день следивших за начальником троллейбусного депо гражданином Сикуляром.
        * * *
        Оказалось, что вчера после работы Аркадий Аркадьевич доехал до ближайшей платной стоянки, поставил машину и далее передвигался по городу пешком. За те десять минут, что Сикуляр ехал до стоянки, его трижды, как бы случайно, остановили сотрудники ГАИ для проверки документов, трижды проверили содержание СО в выхлопных газах, трижды проверили аптечку и содержимое багажника, однако ничего подозрительного не обнаружили.
        Пешком Сикуляр пошёл в сторону автовокзала. Следом за ним, стараясь оставаться незамеченным, двигался сержант Хайруллин. Когда Сикуляр оглядывался через плечо, сержант тут же начинал делать вид, что о чем-то договаривается с проститутками. Для поддержания этой легенды, разработанной лично Орловым, управление выделило необходимую сумму. На подходе к улице 8-го Марта сержант шёл уже в сопровождении шести проституток. Внезапно Сикуляр свернул налево и зашёл в подъезд. Сержант тут же свернул направо и, пропустив вперёд проституток, зашёл в другой подъезд этого же дома…
        Здание, в которое зашёл начальник депо, оказалось домом, в котором он проживал и даже был прописан. Двое оперативников, дежуривших в подъезде возле батареи, неформально отнеслись к своему делу: каждые пять минут звонили в дверь к Сикуляру и убегали. Другая группа каждые пять минут звонила ему по телефону и дышала в трубку. То ли не выдержав такого прессинга, то ли ещё по какой-то причине, вскоре Сикуляр вышел из дома.
        Из оперативного отчёта:
        «18:10. Объект зашёл в дом.
        В 18:15 получил сообщение по рации, что в кассе начали давать пайковые, наблюдение за объектом восстановлено в 19:00. В 19:05 сержант Шнурко сообщил, что сегодня же дают зарплату за октябрь. Наружное наблюдение за объектом восстановлено в 19:50.
        20:00. Объект вышел из подъезда.
        20:30. Объект вышел из подъезда 30 минут назад.
        21:30. Объект вышел из подъезда полтора часа назад и до сих пор не вернулся.
        23:50. Объект вернулся домой пьяный, скотина. На чёрной машине. Ждешь его, волнуешься, все морги обзвонил, все больницы...»
        В процессе слежки не обошлось и без других накладок. Так, около 20:10 вынужден был прекратить слежку сержант Хайруллин. Отбившись от проституток и следуя за Сикуляром по улице, он настолько искусно изображал пьяного, что в районе улицы Фрунзе был задержан нарядом милиции.
        К счастью, у Хайруллина в вытрезвителе нашлись знакомые, но, к несчастью, все они тоже были задержанными в нетрезвом состоянии. Только под утро сержант был выпущен из вытрезвителя, но уже без тысячи рублей казённых денег и табельного пистолета.
        * * *
        Выйдя из дома, Аркадий Аркадьевич направился к продуктовому магазину «Рябинушка-плюс». У входа в магазин его внимание привлекли бабушки, торгующие медью.
        — А что, бабули, дорог ли нынче проводок? — спросил он у торговок.
        — Дорожает, милок! Цены-те все вверьх пошли! На Лондоне-то вон чё творится!
        — Черт, как некстати, — сказал тихо Аркадий Аркадьевич, а про себя подумал: «Неужели придётся ветку на Химмаш демонтировать?»
        Оперативник Рожков внимательно наблюдал за сменяющимися эмоциями на лице начальника депо и вдруг с ужасом подумал: «Неужели хочет демонтировать ветку на Химмаш? Как же я буду на службу добираться?»
        Тем временем Сикуляр, всё ещё в задумчивости, остановился возле зеркальной витрины магазина и стал внимательно что-то разглядывать.
        «Всё ясно, — подумал Рожков, — смотрит по отражению, нет ли за ним «хвоста». Опытный, гад, не хочет головой вертеть».
        Схватив камень, сержант швырнул его в витрину и быстро спрятался за дерево. Стекло лопнуло, посыпались осколки. Сикуляр нервно закрутил головой.
        «Ага, — обрадовался милиционер, — выдал себя, с головой выдал, гад!»…
        Начальник депо быстро зашёл в магазин.
        Из оперативного отчёта:
        «В 20:19 объект зашёл в магазин «Рябинушка-плюс», где приобрел две бутылки водки и два кулька закуски. После чего пешком отправился в мэрию. Нас в мэрию не пустили. Из мэрии объект несколько раз выбегал на улицу, добегал до магазина и снова возвращался в мэрию».
        В 23:40 Сикуляра вывезли из мэрии на служебной машине зам. начальника отдела муниципального транспорта Е. Тусузова, 48 лет, несудимого.
        * * *
        Дома Аркадий Аркадьевич, не раздеваясь, повалился на кровать и сразу уснул. Следующие несколько часов он провел в постели, занимаясь крепким здоровым сном. В пол-четвёртого ночи его разбудил телефонный звонок.
        — Алло, Аркадий...
        — Ты с ума сошёл! Я же тебе говорил — никогда не звони мне по этому номеру в три часа ночи!
        — Надо встретиться. Срочно.
        — Ты с ума сошёл! Ты где?
        — Я на какой-то автобусной остановке, погоди, я посмотрю название… Ага! Остановка «Психдиспансер»!
        — Ты с ума сошёл!
        — Надо поговорить. Встретимся на старом месте, в парке, за лыжной базой.
        — Когда?
        — Через час!
        — Ты с ума сошёл! Ну ладно.
        Разговор этот был, естественно, зафиксирован подслушивающими работниками милиции.
        Через десять минут Сикуляр вышел из дома с лыжами в руках и направился в сторону парка. Маршрут его был запутанным и пролегал по таким улочкам, названия которых шедшие за ним оперативники даже и не знали, а спросить глубокой ночью было не у кого.
        Из оперативного отчёта:
        «04:18. Объект вошёл на территорию парка им. Бальмонта с лыжами в руках.
        04:20. Объект сел на скамейку и стал читать газету, оглядываясь по сторонам. Мы сели на соседнюю скамейку и тоже пробовали читать, но ничего не было видно. Я отморозил себе большой палец на ноге.
        04:45. Объект вскочил и побежал. Мы тоже. Я два раза споткнулся.
        04:50. Объект опять сел на скамейку. Ну, мы тоже, конечно, сели. Палец на ноге болел адски. Но мы не подавали вида.
        04:55. Объект взял другую газету. Мне захотелось в туалет, но я терпел до 05:03.
        05:05. Объект встал на лыжи и пошёл по направлению к лыжной базе».
        * * *
        Сикуляр, тяжело дыша, грузно шёл по неосвещённой лыжне. Оперативникам, без лыж, приходилось гораздо труднее. Спасала их только темнота и густые деревья. Материться приходилось шёпотом
        Сержант Рожков, с трудом выбираясь из очередного сугроба, посмотрел на громко дышащего начальника депо. «А ведь он почти совсем не умеет ходить на лыжах, — внезапно подумал он. — Лет двадцать пять, наверное, не ходил. Ну ничего, через два километра дорога, там мы его и перехватим».
        Но тут оперативники увидели споро догоняющего Сикуляра человека в лыжном костюме и шапочке с прорезями для глаз. В бегущем чувствовался опытный лыжник, не меньше мастера спорта. Через минуту-другую лыжник оказался за спиной Сикуляра и крикнул хриплым густым басом:
        — Лыжню!
        Аркадий Аркадьевич Сикуляр неуклюже попытался отойти в сторону, но вдруг как-то неловко взмахнул палками и упал лицом в сугроб...
        Глава 24
        Следователь Орлов шёл по коридору Управления, ничего не замечая вокруг. Нет, конечно, он здоровался с коллегами, что-то отвечал на их приветствия, подписывал на ходу какие-то бумаги — заявления, протоколы допросов, постановления об освобождении, — но в голове его стучала одна мысль: «Что же делать? Что же теперь делать, блин-душа?..»
        Размышляя таким образом, капитан не заметил, как дошёл до конца коридора. Это был тупик.
        К батарее центрального отопления кто-то заботливо прикрутил проволокой жестяную банку из-под зелёного горошка, до половины заботливо набитую окурками. Выбрав «Кэмел», Орлов нервно закурил и ещё раз прокрутил в голове события сегодняшнего утра.
        Сегодня утром Орлова вызвал к себе полковник Стригун.
        — Ну, рассказывайте, капитан.
        — Что рассказывать-то, товарищ полковник?
        — Как подвигается расследование убийства кондуктора Старобабина?
        «Может, ещё не знает про Сикуляра?» — мелькнула в орловском мозгу глупая мысль.
        — Работаем, товарищ полковник… — осторожно начал он.
        — Вот это-то и плохо, Миша, — подозрительно спокойным голосом сказал Стригун. — Это-то и плохо, что вы работаете. А вот выгнать бы вас из милиции к чёртовой матери — и, может быть, Сикуляр был бы жив!..
        О том, что дальше происходило в кабинете полковника Стригуна, какие громы и молнии метал в голову Михаила Петровича начальник, наверное, нет нужды рассказывать догадливому читателю. Но мы всё-таки расскажем.
        — Вы, Михаил Петрович, допустили вопиющую халатность! Это безобразие! — полковник никогда не стеснялся в выражениях. — Как же вам не стыдно, голубчик? Вы позволили негодяю убить нашу единственную надежду. Нашу ниточку. Кто теперь поможет нам отыскать убийцу кондуктора Старобабина, а?
        Орлов молчал, стоя навытяжку и понурив голову. Старый Стригун был прав. Аркадий Сикуляр, ещё вчера бывший начальником троллейбусного депо, лежал теперь в морге и следствию уже ничем помочь не мог.
        — Но… — заикнулся было капитан Орлов.
        — Помолчите! — сердито оборвал его Стригун. — Помолчите, когда с вами разговаривает старший по званию!
        И снова он был прав. Он был полковник и начальник Орлова. А Орлов был капитан, дрянь, тряпка и никудышный сыщик.
        «Эх, сейчас бы сигаретку… Или хлопнуть грамм двести… с горя…» — с тоскою думал Орлов, глядя на мерно вышагивающего перед ним полковника.
        — Вы понимаете, что вы натворили, товарищ капитан?! — продолжал тем временем Стригун. — Убит начальник троллейбусного, я повторяю — троллейбусного парка! Работа городского транспорта практически парализована, не говоря уже о выпавшем снеге! Мне уже звонили, — полковник показал пальцем на потолок, — намекали о неполном служебном…
        — Товарищ полковник… — снова попытался вякнуть Михаил Петрович и в следующую же секунду понял, что лучше было ему этого не делать.
        С этого момента и в течение следующего получаса на два этажа ниже кабинета Стригуна были отчётливо слышны громовые полковничьи выкрики:
        — Мальчишка!!! Молокосос!!! — кричал Стригун. — Ты у меня под трибунал пойдешь! Да я тебя на гауптической вахте сгною! Вы понимаете меня, товарищ капитан?! Не сметь отворачиваться! Смотреть в глаза!!!
        Полковник приблизил своё искажённое гримасой и мокрое от слюны лицо вплотную к орловскому.
        — Запомни, я тебе ещё три дня даю! Три! После этого ты мне приводишь заказчиков Старобабина и Сикуляра, или… — полковник потной пятерней схватил сыщика за испуганное лицо, слегка сжал и оттолкнул от себя. — … или можешь застрелиться из табельного оружия! А стоимость патрона мы потом из твоей зарплаты вычтем!..
        * * *
        Михаил Петрович затушил окурок и вернулся в свой кабинет. Достав табельный ПМ, следователь аккуратно разобрал его, разложив детали на столе, и принялся тщательно их чистить. Ему всегда хорошо думалось в такие минуты. А сейчас ему действительно надо было хорошенько подумать. Теперь, после убийства Аркадия Сикуляра, придётся всё начинать сначала.
        «Эх, Аркаша, Аркаша, — печально вздыхая, думал Орлов, — тебе бы сейчас в тёплой камере сидеть, показания ценные следствию давать, а ты вон чего удумал... Ушёл ты от ответственности гражданской и уголовной, и не с кем мне теперь работать по делу убитого кондуктора. Нет больше Драчёва, своими руками отпустил я Калюжного, а теперь вот и тебя нет с нами... Как работать в таких условиях? Ума не приложу...»
        — Привет, Орлов! — в кабинет заскочил как всегда жизнерадостный Юра Прохоров. Взглянув на стол и увидев разобранный пистолет, он моментально оценил обстановку и одним резким движением смахнул всё на пол. — Не дури, вон чего удумал! Из-за всякой швали стреляться!
        Орлов привстал со стула, посмотрел на разбросанные по полу детали. Затем, коротко взглянув на друга, резко двинул его по лицу.
        — Собирай! — угрюмо буркнул он ему.
        Глава 25
        Михаил Петрович вышел на улицу и медленно побрел по направлению к троллейбусной остановке, впрочем, безо всякой цели.
        Опустив голову и волоча ноги, шёл по зимней улице капитан милиции, у которого накануне убили главного подозреваемого. И не радовали капитана ни заснеженные улицы, ни буксующие автобусы и троллейбусы с заиндевелыми окнами, ни даже поскользнувшаяся прямо перед ним гражданочка, — ничто не могло развеселить унылого сыщика, и, как говорится в одной хорошей татуировке, не было в жизни счастья…
        Михаилу Петровичу в этот момент меньше всего хотелось смотреть по сторонам, мало того — он боялся поднять на людей глаза, потому что во взгляде каждого прохожего ему чудился один немой вопрос: «Как же ты, гнида, не уберёг нашего Сикуляра?»
        Если бы кто-нибудь из прохожих в этот момент не постеснялся и ударил понурого человека в милицейской шинели с капитанскими погонами, то Орлов воспринял бы это как должное.
        * * *
        — Билетики приобретаем, не дожидаемся неприятностей при выходе!!! — мелодичный женский голос звучал на весь троллейбусный салон. — У вас что, мужчина?!
        Голос показался Михаилу знакомым. Он повернулся к кондуктору и вздрогнул: перед ним стояла Зина, его первая любовь. На некогда высокой груди её висела потёртая сумочка.
        «Сколько лет прошло, а сумочка всё та же», — подумал Орлов.
        — Здравствуй, Зина, — сказал он, волнуясь.
        — Здравствуй, Миша! — по инерции Зина произнесла эти слова на весь салон. — Ты почему здесь?
        Видно было, что она тоже немного растерялась.
        — А у меня шефа убили… — сказала она.
        — Я знаю, — ответил Орлов и чуть не заплакал от жалости то ли к ней, то ли к Сикуляру, то ли к себе самому. — Это я виноват.
        — … а новый начальник депо меня перевел сюда, на линию…
        — Зина, — внезапно предложил Орлов, — давай зайдем куда-нибудь.
        Они вышли из троллейбуса на первой же остановке, к радости всех пассажиров.
        Забыв обо всём на свете, Орлов и Зина остановились возле работающего компрессора. Рядом рабочие с отбойными молотками долбили лёд и асфальт, однако Михаил Петрович и Зина ничего не замечали: они, не отрываясь, глядели в глаза друг другу и никак не могли наговориться.
        Она так и не вышла замуж. Окончила университет, пошла работать в школу. Оттуда — в троллейбусное депо, секретарем. Сыну, Олегу, скоро тринадцать, серьёзный и начитанный мальчик, увлекается тетрисом и дюкнюкемом.
        — Могу я повидать его? — спросил Михаил Петрович.
        — Нет, — покачала головой Зинаида. — Я сказала Олегу, что его папа вор и сидит в тюрьме далеко-далеко. И будет сидеть всегда…
        «Ну, это мы ещё посмотрим», — подумал про себя Михаил Петрович.
        Стемнело. Рабочие выключили компрессор и ушли. Михаил и Зинаида шли по плохо освещённым улицам. Зина тараторила и тараторила, словно хотела выговориться за те двенадцать лет, что они не виделись, не считая, конечно, той нелепой встречи в кабинете Сикуляра.
        Орлов слушал вполуха, задумчиво глядя на привлекательное женское лицо её, чуть порозовевшее от мороза и косметики.
        — Зайдем? — внезапно спросила женщина, указывая на какой-то подъезд.
        — Зачем? — удивился Орлов.
        — Как, ты не помнишь?! — возмутилась Зина. — Это же наш с тобой подъезд, понимаешь, наш!..
        Она действительно очень расстроилась.
        — Ты всё забыл, Орлов! — в её голосе зазвучали слезы. — Всё-всё!
        В который раз за сегодня милиционер чувствовал себя полным негодяем. Он тупо смотрел на обшарпанную, абсолютно ему незнакомую дверь подъезда и готов был провалиться сквозь землю.
        И тут он вспомнил всё!
        — Нет, Зина! — вскричал он. — Я ничего не забыл! Это не тот подъезд! У нашего был номер три, а это — номер семь!..
        * * *
        С той счастливой встречи в троллейбусе прошло два или три дня. А может, и всего один день — Орлов не мог сказать точно. Единственное, что он знал — это то, что он был наконец-то счастлив. Все служебные неприятности — ссора с полковником Стригуном, гибель главного подозреваемого и прочие неурядицы, — всё отошло на второй план, казалось мелким и ничтожным.
        На первом плане у следователя Орлова теперь была Зина… Зинуля… Зинок… — словом, Зинаида Ложкина. Поэтому, когда в пять часов утра Орлова разбудил телефонный звонок, и он услышал в трубке ЕЁ голос, с него сразу же слетел весь сон. На том конце провода Зина плакала и рвала волосы.
        — Боже мой, Миша! — кричала она сквозь рыдания и помехи. — Олег исчез! Они украли его! Помоги мне! Это страшные люди!..
        Глава 26
        Панихида по Аркадию Аркадьевичу Сикуляру была назначена на вторник, в шестом ангаре троллейбусного депо, в двадцать два часа пополудни. Сообщение об этом появилось в газете «Вчерашний Горноуральск». Именно необычно позднее время для прощания с усопшим убитым и насторожило капитана Орлова.
        В полдень Михаил Петрович и ещё семеро вооружённых оперативников тайно, через отверстие в заборе, пробрались на территорию троллейбусного парка и спрятались в ангаре номер шесть за кучами старых покрышек.
        Ровно в без десяти двадцать два в огромном и плохо освещённом помещении начал собираться народ. Орлов никогда ещё не видел столько кондукторов разом. Все как один с кондукторскими сумками, с отрешёнными физиономиями и невидящими глазами, эти люди, не здороваясь и как будто не замечая друг друга, заходили в помещение и занимали каждый своё , словно кем-то обозначенное место. Орлов был потрясён тем, что почти две сотни подчинённых одновременно так искренне скорбят о смерти своего начальника!
        Вслед за кондукторами в зал протискивались и рабочие-ремонтники, и бухгалтера, и уборщицы, и дорожные работницы, — все как один с тем же тупым и серьёзным выражением на лицах. Несмотря на полумрак, никто не щипал женщин, не шутил и не смеялся.
        * * *
        Народ всё прибывал и прибывал. У входа суетился какой-то человечек с фонариком в руке. По всей видимости, один из устроителей панихиды.
        — Товарищи, проходите в зал, середина совершенно свободна, не стойте у входа!
        — Пока двери не закроются, я собрание не начну! — донёсся откуда-то из-под потолка грозный мужской бас, усиленный динамиками. Голос этот показался Орлову подозрительно знакомым.
        Скорбящие засуетились, поднатужились и дверь ангара с шипением закрылась. Люди плотной толпой окружили кузов старого троллейбуса с номером «666» на борту.
        Орлову показалось, что большинство из них находится в трансе. Участники панихиды стояли, как бы замкнув огромный круг, и передавали друг другу мелочь. При этом они монотонно повторяли фразы, напоминавшие заклинания: «Передавайте на билеты», «На линии работает контроль», «Предъявляем документы в развёрнутом виде» и что-то ещё неразборчивое. Иные, закатив глаза, выкрикивали название троллейбусных остановок. Несколько человек задумчиво жевали троллейбусные, видимо, «счастливые» билеты.
        * * *
        «Как же я сразу не догадался! — негромко хлопнул себя по лбу капитан Орлов. — Это секта! Настоящая секта!» Капитану милиции стало жаль этих оболваненных и, скорее всего, зомбированных людей.
        Тем временем, один из организаторов надел резиновые рукавицы и потянул на себя две свисающие с потолка верёвки Свет в зале погас и тут же загорелись троллейбусные покрышки, за которыми прятались оперативники. Милиционерам, чтобы не получить ожогов, пришлось слиться с толпой и тоже принимать участие в общем безумном спектакле.
        Внезапно в центре круга появилась небольшая группа из женщин и мужчин, на которых из одежды были лишь кондукторские сумки. Под ритмичные хлопки и крики окружающих они принялась исполнять какой-то дикий и непонятный танец — нечто среднее между ламбадой и макареной.
        Теперь, кроме пылающих покрышек, по всему периметру ангара задымились ещё и огромные мотки толстого провода. Аромат горелой резины и изоляции повергал участников шабаша в ещё более глубокий транс.
        Кто-то негромко бормотал-молился: «… тот прочтет число Зверя, ибо число это — человеческое: сумма цифр справа должна быть равна сумме цифр слева…»
        * * *
        Вдруг толпа расступилась, и в центр людского круга медленно и торжественно вкатился массивный гроб на четырёх больших троллейбусных колёсах. В гробу покоился виновник торжества — Аркадий Аркадьевич Сикуляр, как был в момент убийства — в косо сидящей меховой шапке, в выбившемся из-под пальто пёстром шарфе, с испугом в незакрытых глазах. В сложенных на груди руках покойника торчал оторванный билет.
        «Билет в последний путь, — догадался Орлов. — или в рай…» Приглядевшись, капитан увидел, что билетов в руках у убитого начальника было два — видимо, за себя и за гроб. Кроме того, вокруг шапки Сикуляра была уложена бумажная лента с витиеватой надписью «Проезд — 2 р. 00 коп. Провоз багажа — 2 р. 00 коп.»
        В задних рядах тихонько завсхлипывали и запричитали женщины:
        Чуть-чуть не застал, родимый, повышения платы за прое-е-езд. То-то бы порадовался Аркашенька-а-а!
        Из дальнего угла послышалось заунывное, странное и страшное песнопение: «Пою тебе, о бог Фарадей, ты, что соединяешь сопротивление и индуктивность... Ток наш насущный дай нам на каждый день…» — удалось разобрать Орлову, и по спине его пробежал… нет, не ток, а всего лишь мурашки.
        Стали вносить венки. Скромные еловые, обвитые контактным проводом и роскошные, из живых цветов, украшенные билетными лентами. Орлов в полумраке читал надписи: «Спи спокойно до Конечной!», «От коллектива верующих в Совесть Пассажира!» Вдруг внесли венок с надписью: «Собаке собачья смерть!» Нёсший его мужичок огрызался на возмущённо зашикавших на него:
        — От старобабинских похорон остался, не выбрасывать же!..
        Глава 27
        Вслед за венками медленно и торжественно к гробу подошла скорбная процессия. Впереди шёл высокий, спортивного вида мужчина в траурной чёрной лыжной шапочке с бесконечной надписью по периметру «adidasadidasadid» и с прорезями для глаз. На бархатной чёрной подушке он нёс алюминиевую лыжную палку с невыносимо сверкающим, отполированным лезвием и ручкой, отделанной крупными бриллиантами.
        Орлов почувствовал, что именно этот человек здесь главный.
        — Ну-ка тихо, братья и сестры! — негромко, но властно произнёс Председатель. И снова Михаилу Петровичу показалось, что он уже где-то слышал этот голос.
        В ангаре установилась мёртвая тишина. Слышно было, как горят шины.
        — Сегодня у нас два вопроса, братья и сестры, — начал свою речь Председатель. — Панихида по Сикуляру и Разное. Под Разным я имею в виду принесение в жертву богу Фарадею одного гадкого змеёныша, из тех, что режут сидения и бросают жвачку и семечки на пол! Кому из вас хочется убить такого подростка?!
        По толпе прокатился радостный гул. Многие потирали руки.
        — Вижу, — продолжил Председатель, — что всем хочется. Так возрадуемся же, братья и сестры! Я знаю, все жаждут начать с жертвоприношения, но мы решили так: сначала дела скорбные, весёлые — на потом.
        Председатель повернулся к покойнику.
        — Спи спокойно, брат Аркадий, ибо ты ни в чем не виноват! Во всём виноват отступник Старобабин! Именно Старобабин хотел продать нас всех этим ублюдкам, этим пассажирам, этим безбилетникам с их проклятым багажом, за который они тоже не платили!!!
        В голосе Председателя зазвучал металл.
        — Но веруйте, братья! Ибо настанет Контрольный День, и будет Конечная Остановка, и прозвучит с небес громовой глас: «Так, у вас что? Нет ничего? На выход! И не стойте в дверях, не задерживайте транспорт!!!» И все восстанут с сидений и предстанут перед Всемогущим Кондуктором!!! И кто-то пройдет через переднюю дверь в рай, а кто-то в заднюю — в ад, где подвергнется страшному штрафу!!!
        — Они норовят подсунуть нам крупные купюры, особенно с утра! Смерть пассажирам!!! — раздались истошные выкрики.
        — Смерть безбилетникам! — проревел Председатель.
        — Смерть!!! — отозвалась толпа.
        — Смерть льготникам, военнослужащим и пенсионерам!!! — ещё истошнее заорал Председатель.
        — Смерть!!! — бесновалась толпа.
        — Смерть Героям России, депутатам и чернобыльцам!!!
        — Смерть! Смерть!! Смерть!!! — надрывался зал.
        — Давайте сюда змеёныша!!! — скомандовал Председатель.
        * * *
        Гроб с Сикуляром откатили в сторону, и на его место двое дюжих сектантов вынесли жертвенник в виде троллейбусного сидения, к спинке которого была прикручена табличка с крупной надписью: «Места для пассажиров с детьми, инвалидов и жертв».
        В ангар внесли Олега Ложкина и усадили на сидение. Всё тело подростка было туго обмотано билетной лентой, отчего он напоминал египетскую мумию. На лицо мальчику изуверы напялили маску зайца.
        — Развяжите щенка и приготовьте к закланию! — приказал Председатель.
        Олег держался молодцом. Он уже второй час пребывал в глубоком обмороке и всем своим видом давал понять, что ему не страшно.
        Мальчика развязали и привели в чувство, дав понюхать кусок дымящегося провода.
        Михаилу Петровичу и оперативникам стоило большого труда не вмешаться в это чудовищное, варварское действо.
        Сектанты обступили Олега со всех сторон. Они били его по щекам и требовали купить билет. Когда мальчик дрожащими руками доставал из карманов мелочь и покупал билет, его на несколько секунд оставляли в покое, но потом снова начинали бить. Денег у Олега с каждым разом оставалось всё меньше, он был в ужасе и, видимо, думал только о том, что будет, когда деньги у него кончатся.
        И вдруг, когда у Олега оставалось всего три рубля, он вспомнил, что у него есть проездной! Льготный проездной для учащихся, который каждый месяц дает ему мать!
        «Спасибо тебе, мамочка!» — мысленно произнёс Олег и, вытащив из кармана замусоленную бумажку, поднял её высоко над головой. Мучители попятились назад, как будто увидели змею. Некоторые прикрывали глаза ладонями, словно от мятой бумажки исходил яркий свет. Олег осенил себя проездным.
        — Для учащихся! — на весь ангар прозвенел его ломающийся мальчишеский голос.
        — Льготник! Это льготник! — зашептались тут и там.
        — Нельзя трогать льготника! Беда будет, — слышалось всё громче.
        Но внезапно всё смолкло. Толпа расступилась, и к мальчику подошёл Председатель. Молниеносным движением он вырвал у Олега проездной, бегло взглянул и важно произнёс:
        — Просрочен!
        Это была неправда.
        — Нет, он ещё не просрочен! До конца месяца ещё двадцать минут! — крикнул Олег, но его даже никто не стал слушать.
        Глава 28
        — Сейчас, сынок, мы будем тебя убивать, — сказал Председатель. Сказал так просто и спокойно, что все поверили.
        «Ситуация становится критической!» — стремительно пронеслось в голове у Орлова. Это был один из тех моментов, когда что-то вдруг проступает в голове милиционера чётко и ясно, настолько, что ему вдруг становится понятно — вот он, момент истины!
        А ещё в этот же самый момент Орлов вспомнил, где он слышал этот голос.
        «Это же мужик из троллейбуса, в котором убили Старобабина! Он ещё с лыжами ехал! — сверкнуло в голове у милиционера. — И Сикуляра убил тоже лыжник! Ну, здравствуй, дружок! Тебя-то мы и ищем!..»
        Председатель тем временем начал убивать мальчика.
        Орлов понял, что счёт пошёл даже не на минуты, а на секунды. Капитан трижды оглушительно чихнул. Повинуясь условному сигналу, все семеро оперативников вновь собрались возле него, не переставая притворно бесноваться.
        Орлов взглянул на товарищей и подмигнул им, давая знак, чтобы они приготовились. Затем он указал пальцем на себя, потом ещё на троих помощников, потом ткнул этим же пальцем в Председателя и в мальчишку, давая понять, что им надо освободить пацана. Затем оглядел остальных четырёх милиционеров и сделал круговой жест рукой, который означал: «А… бейте всех подряд!»
        Вслед за тем, подняв над головой руку, Орлов начал отсчёт времени, загибая пальцы.
        Тем временем Председатель убивал мальчика всё сильнее и сильнее.
        Оперативники подошли совсем близко к жертвеннику, готовые в любую секунду броситься на помощь Олегу.
        И тут Председатель стал убивать мальчика так сильно, что Орлов не выдержал. Высоко подняв вверх руку с красной книжицей, он закричал громовым голосом:
        — Удостоверение! Этот мальчик со мной! Всем остальным стоять! То есть, лежать!
        — Да, да, лежать! — подхватили порыв капитана сослуживцы, доставая пистолеты. — Слушайтесь все его, он дело говорит!
        Толпа, на секунду оцепенев, застыла в изумлении. Орлов тем временем пробирался к мальчику, расчищая дорогу своим фирменным ударом головой. Следом за ним двигались оперативники, тоже не особо церемонясь с безумцами. Двести ошалевших от неожиданности сектантов не оказывали никакого сопротивления. Раздалось лишь несколько робких выкриков: «За что вы нас бьете, ведь ментам-то в троллейбусе бесплатно!», но не более того.
        Первым пришёл в себя Председатель.
        — Братья и сестры! Не слушайте их! Не обращайте на них внимания!!! — завопил он что было мочи и, повернувшись к мальчику попытался завершить жертвоприношение, но Олег вырвался из рук мучителя, кинулся навстречу освободителям и повис на шее у Орлова, крепко обхватив милиционера руками и ногами, как утопающий хватается за соломинку. Потеряв равновесие, Орлов упал, ударился головой и на минуту потерял сознание.
        * * *
        Очнувшись, Михаил Петрович первым делом освободился из цепких объятий мальчугана и поглядел по сторонам. Вокруг ревущая толпа напирала на вставших цепью милиционеров. Один из них, сержант Шнурко, обернулся и спросил: «Товарищ капитан, а стрелять-то можно? Или хоть убегать? Убьют ведь нас!»
        Орлов выхватил пистолет и выстрелил, целясь в потолок. Это был условный знак.
        Вслед за ним и остальные милиционеры тоже сделали предупредительные выстрелы кто куда. В ответ с улицы раздались короткие автоматные очереди.
        «ПРЕКРАТИТЬ СОПРОТИВЛЕНИЕ!!! ВЫ ОКРУЖЕНЫ!!!» — хриплым голосом прокричал мегафон откуда-то снаружи ангара. Орлов узнал голос Ниночки Кругловой.
        И одновременно с криком внутрь ворвались три десятка ОМОНовцев и бросились на помощь своим товарищам.
        Конечно, кондукторов было много больше, однако профессиональная подготовка милиционеров брала своё : ОМОНовцы валили сопротивляющихся сектантов на пол, связывали им руки траурными лентами. На особо буйных надевали по три-четыре покрышки и откатывали в угол. Бились в истерике молоденькие голые кондукторши, которых в пылу задержания приковали наручниками к рукам покойного Сикуляра. В неверном свете горящих шин казалось, что покойник размахивает руками, дирижируя каким-то сатанинским оркестром пляски без песни.
        Внезапно в ангаре раздался дикий вопль.
        — Стоять всем!!! Я убью эту старую клячу!!!
        Это кричал Председатель. Дерущиеся оцепенели, однако в точности выполнить приказание не смогли. Кое-кто почёсывался, кто-то потирал ушибленные в драке места, кто-то нервно затягивался в кулак сигаретой.
        Председатель стоял в самом центре гаража, держа за отложной ворот пальто худенькую старушку-кондукторшу. Орлов сразу узнал бывшую школьную учительницу Старобабина.
        Приставив к горлу пожилой женщины острый наконечник лыжной палки, Главный Иерарх Секты закричал:
        — Товарищи! Быстро пропускаем меня к выходу, не дожидаемся смерти старухи!
        Толпа — и милиционеры, и сектанты — расступилась, следуя многолетней привычке беспрекословно подчиняться громким официальным приказам. Тем временем Председатель уже пятился к двери, таща за собой заложницу и прикрываясь ей как щитом…
        Глава 29
        Троллейбус маршрута № 5, тот самый, в котором месяц назад был убит кондуктор Старобабин, с бешеной скоростью мчался по вечернему Горноуральску. Несмотря на поздний час, движение в центре города было довольно-таки оживлённым, однако, все автомобили шарахались от троллейбуса, прижимаясь к обочинам.
        Салон троллейбуса был пуст. Водитель не объявлял остановок и не останавливался.
        Одной рукой он держал руль, а другой — насмерть перепуганную старую женщину. За троллейбусом, оставив далеко позади безнадёжно отставший автобус с ОМОНом, ехал милицейский «коробок» с включёнными мигалкой, сиреной, фарами и громкоговорителем.
        — Стреляйте, Михаил Петрович! Уйдет же, гад! Стреляй же, гад! — кричал водитель, сержант Телегин, выжимая из своего УАЗика последний бензин.
        — Да щас, погоди ты! — сердито буркнул Орлов и попытался высунуться из окна. Однако, поскольку милиционер был в шапке и форменной зимней куртке, он застрял в узком окне, а рука с пистолетом осталась внутри машины.
        Пришлось остановиться. Водитель вышел из машины, подошёл к беспомощно торчавшему из окна Орлову и, уперевшись руками ему в голову, затолкнул капитана милиции обратно в УАЗик. После этого погоня возобновилась, однако троллейбус уже успел отъехать довольно далеко.
        — Стреляйте по проводам, Михаил Петрович! — крикнул Телегин. — Стреляйте, у меня бензин кончается!
        Расстреляв всю обойму своего табельного ПМ, Орлов так и не сумел попасть в контактный провод. В который раз некультурно выругавшись, водитель до самого пола утопил педаль газа и сделал, казалось бы, невозможное — догнал троллейбус. Однако, прижать его к обочине никак не удавалось: едва УАЗик пытался обогнать троллейбус, тот резко вилял влево и выталкивал милицейскую машину на встречную полосу.
        — Прыгайте на него, Михаил Петрович! Уйдет же! — истерично кричал водитель.
        Внезапно двигатель милицейской машины заглох.
        — Ну, всё! — снова выругался Телегин. — Теперь точно уйдет!
        И старый водитель заплакал, уронив лицо на руль.
        Однако, отчаиваться было рано. Троллейбус-беглец отъехал не более чем на полквартала: Председатель, видимо, увлёкшись гонкой, не справился с управлением. Ведомый им троллейбус врезался в огромную витрину ювелирного магазина «Гранит» и замер.
        Капитан Орлов, не веря своей удаче, помотал головой, словно стараясь стряхнуть наваждение, но стряхнул только шапку с милицейской кокардой.
        В следующую секунду Михаил Петрович уже выскочил из УАЗика и бросился к месту аварии.
        Возле витрины начала собираться толпа любопытных прохожих.
        Председатель тем временем выбрался из троллейбуса и, прихрамывая, бежал по улице. Старуху-заложницу он по прежнему тащил за собой.
        — Держите преступника! — зычно крикнул Орлов зевакам.
        Председатель обернулся и тоже хрипло прокричал:
        — Бейте мента!..
        Но никто из граждан не пришёл на помощь ни тому, ни другому. Прохожие, равнодушно взглянув на участников погони, принялись копошиться в разбитой витрине ювелирного магазина. Борьба Добра со Злом никого не интересовала…
        * * *
        — Отпусти старуху, иначе я её убью! То есть, я тебя убью! — крикнул Орлов Председателю, однако тот, казалось, не слышал обращённого к нему приказа. Преступник лишь побежал ещё быстрее, затем свернул в какой-то двор.
        «А, в кошки-мышки вздумал со мной играть?! Ладно!» — усмехнулся про себя Михаил Петрович. Бегать Орлов любил и умел, и сейчас удовлетворённо смотрел на приближающуюся спину убегающего убийцы.
        «В идеале, надо бы обогнать гада и встретить его лицом к лицу, как и полагается капитану милиции встречать преступника! — равномерно перебирая ногами, размышлял Михаил Петрович. — Хотя, наверное, это уже пижонство…»
        Никогда ещё капитан Орлов не был так близко к званию майора. Он уже предвкушал приятный арест, когда из рации, висевшей у него на боку, внезапно раздался сердитый голос полковника Стригуна:
        — Орлов! Какого черта! Где вы?! У нас построение. Вы единственный кого нет!
        — Я преследую опасного преступника, товарищ полковник… — начал было оправдываться капитан.
        — Отставить! Немедленно в райотдел!
        Орлов остановился в замешательстве. Затем, после секундного колебания, отключил рацию и продолжил погоню.
        * * *
        Преступник с заложницей тем временем забежали в подъезд шестнадцатиэтажного дома. Орлов вбежал следом и услышал шум поднимающегося лифта. Милиционер принялся яростно давить на кнопку вызова. Спустя пару минут лифт приехал, дверцы открылись, однако капитан не решился сразу войти. Сперва он внимательно осмотрел кабину, ожидая какой-нибудь ловушки со стороны преступника. Так оно и было: по полу растеклась огромная зловонная лужа.
        «Вот ведь тварь!» — в бессильной ярости подумал Орлов и, стиснув зубы, начал бегом подниматься по лестнице.
        Когда Михаил Петрович, тяжело дыша и шатаясь от усталости, выбрался на крышу, Председатель стоял на краю крыши один, без заложницы. Подойдя чуть ближе, Орлов увидел, что за край парапета держатся две худенькие руки… Наступив правой ногой, обутой в лыжный ботинок, на худенькие пальцы висящей жертвы, злодей нагло ухмылялся в лицо капитану милиции.
        — Вертолёт мне сюда, немедленно!!! — заорал преступник. — А не то Людмила Ивановна умрёт! Правда, Людмила Ивановна? — спросил он, наклонясь вниз.
        — Правда!.. — донёсся сдавленный старушечий голос. — Пожалуйста, если вас не затруднит, сделайте всё, что он просит!..
        Глава 30
        Глядя на посиневшие пальцы заложницы, судорожно цепляющиеся за край крыши, Орлов чувствовал, что сейчас самое главное — не торопиться, выиграть время. Лишь бы не спровоцировать бандита на преждевременное убийство старухи, а там будет видно…
        «Вот ведь гад какой, — вне себя от ярости думал Орлов, — вот ведь подлец какой, сволочь, гадина! Откуда ты взялся такой на мою голову, урод, тварь, подонок…»
        Тут ход рассуждений следователя прервал голос преступника:
        — Ты что, капитан, уснул? Думаешь, я её до утра держать буду? Я ведь тоже не железный!
        — Ладно, поганец! Будет тебе вертолёт, — Михаил Петрович снова включил рацию. — Товарищ полковник! Я товарищ капитан! Докладываю обстановку! Преступник на крыше дома на Тургенева, тринадцать! Вооружён лыжной палкой! Угрожает сбросить заложницу вниз! Требует вертолёт и тысячу долларов!
        Быстро произнеся всё это, Орлов мгновенно выключил рацию, чтобы преступник не слышал гневной матерщины полковника Стригуна…
        — Что ты мелешь, капитан! — заорал бандит и со злостью воткнул свою палку в мёрзлый битум. — Мне нужен вертолёт! Баксы мне не нужны!
        Через прорези натянутой до подбородка лыжной шапки с бешеной злобой сверкали глаза его.
        — Тебе не нужны, а мне нужны, — спокойно возразил Михаил Петрович и, не торопясь, закурил.
        Преступник заметно занервничал. Он был явно сбит с толку поведением милиционера.
        — Черт с тобой, мусор, только давай быстрее! Иначе я сброшу старуху! — выкрикнул он.
        Орлов снова включил рацию, и голос полковника Стригуна произнёс:
        — Пятьсот долларов устроит?
        — Да!!! — закричал Председатель.
        — Нет!!! — закричал Орлов.
        — Молодой человек! У меня есть пятьсот долларов. Я вам доплачу! — раздался из-за парапета голос Людмилы Ивановны.
        — Ну, ладно, — нехотя согласился Орлов. — Товарищ полковник, преступник согласился на пятьсот!
        — Ну, добро, — судя по голосу, полковник был явно доволен. — Только это, Миша… Вертолёта не будет. Ну, нету у нас вертолёта, сам знаешь… Наплети ему чего-нибудь, предложи поезд, может, согласится?..
        Орлов быстро взглянул на преступника и понял, что тот всё слышал.
        — Ну всё, козлы, прощайтесь со старухой! — заорал Председатель и пнул сперва по одной, потом по другой худенькой кисти заложницы. Пальцы старой женщины соскользнули с парапета, и слышно было, как, падая вниз, Людмила Ивановна тоненько и тоскливо закричала.
        * * *
        Бандит выдернул из крыши свою палку с острым, как бритва, наконечником и приготовился напасть на милиционера.
        — Брось палку, тварь, или я буду стрелять! — крикнул Орлов и направил пистолет на преступника. — Брось палку, скотина, и выходи драться как мужик!
        Председатель, злобно ухмыляясь, плавно положил палку на край крыши и острие её зловеще сверкнуло в лунном свете.
        — Ну ладно, начальник, — прошипел бандит, — давай смахнемся…
        Медленными шагами, ступая осторожно лыжными ботинками и чуть согнув в коленях ноги, бандюга двинулся к милиционеру.
        — Стоять! — громко скомандовал капитан Орлов, направив ствол пистолета на отвратительный живот Председателя. Тот послушно замер, только глаза его горели яростной ненавистью, шевелились под лыжной шапкой желваки, да самопроизвольно сжимались и разжимались огромные кулаки его.
        Орлов, не спуская с противника внимательных глаз, медленно положил пистолет и стал расстёгивать ремень, готовясь к неравному, но честному бою.
        Но лишь только капитан начал наматывать ремень на свой кулак, преступник неожиданно высоко подпрыгнул и нанёс Орлову сильнейший удар ногой в голову. Удар пришёлся как раз в то место, где форменная шапка плавно переходит в лоб сотрудника милиции.
        В глазах у Михаила замелькали какие-то искры и пятна, затрудняя обзор, и голова слегка пошла кругом, но милиционер далеко ещё не был сломлен и сдаваться не собирался. Орлов сделал вид, что пошатнулся и повалился на кровлю, а сам тем временем, вплотную приблизившись к противнику, изо всех сил врезал тяжёлой бляхой ремня по бандиту.
        Председатель взвыл, взматерился и начал медленно оседать на крышу.
        «А ведь он совсем не умеет драться», — с неожиданной теплотой подумал Орлов и для верности ударил Председателя ещё раз.
        Теперь преступник лежал на спине, глаза его закатились куда-то под шапочку. Казалось, он был мёртв.
        Орлов наклонился над поверженным Председателем и сорвал с его головы лыжную шапку с надписью «adidasadidasadid». Под ней оказалась другая шапка с надписью «apumapumapum» по кругу. Орлов сорвал и эту. Но и под ней была ещё одна. Спустя пару минут у ног Орлова образовалась небольшая куча из десятка вязаных лыжных шапочек в довольно неплохом состоянии.
        «Какую-нибудь детскую команду можно одеть!» — со злостью подумал Орлов. Тем не менее, лицо Председателя всё ещё было скрыто под очередной шапочкой, хотя голова его значительно уменьшилась в размерах.
        Внезапно Председатель открыл глаза и весело и глумливо произнёс:
        — Ну всё, начальник, поборол, поборол!..
        И тут Орлов вспомнил, где он видел эту массивную фигуру с несоразмерно маленькой головкой и холодными немигающими глазами — в книжке про динозавров.
        Тем временем очнувшийся бандит нанёс милиционеру страшной силы удар, на этот раз рукой — в область значка «За отличную службу», которым капитан Орлов был награждён за неё Громко хрустнули ребра милиционера, дыхание его сбилось и, услышав это, Председатель гнусно и гнусаво рассмеялся:
        — Ну что, ментяра, помогли тебе твои бляхи?
        Очередной удар согнул милиционера вдвое, а следующий — вчетверо. Орлов во второй раз за сегодняшний вечер потерял сознание…
        * * *
        Когда Михаил Петрович пришёл в себя, драка между ним и преступником была в полном разгаре.
        Крест-накрест маша перед собой ремнем, Орлов теснил противника к краю крыши, как раз к тому месту, где ещё совсем недавно висела заложница.
        Председатель явно побаивался ремня, со свистом рассекающего воздух у него перед носом, и шаг за шагом отступал, бестолково размахивая ногами.
        — Это тебе за Старобабина! Это тебе за Людмилу Петровну! Это тебе за Драчёва! Это тебе за Сикуляра! — приговаривал капитан Орлов, с ожесточением рубя ремнем воздух перед искажённым ненавистью лицом бандита.
        Внезапно Председатель присел и подобрал с крыши неизвестно каким ветром занесённое сюда бутылочное горлышко.
        — Щас я тебя попишу как Рафаэль мадонну! — обрадованно закричал бандит и стал размахивать «розочкой» перед ремнем.
        Но Орлов виртуозным ударом пряжки выбил грозное оружие из руки бандита и продолжал наступление.
        Оба соперника были уже изрядно вымотаны, пот катился с них градом, и силы были уже на исходе и у того, и у другого. Впрочем, дерущиеся уже переместились к самому краю крыши. Развязка была близка...
        Сделав обманное движение ремнем, капитан нанёс противнику неожиданный удар головой в пах. Бандит заохал, согнулся и, непроизвольно потирая ушибленное место, отступил ещё на шаг…
        Этот шаг и решил исход драки. Левая нога согнувшегося Председателя оказалась в воздухе, он потерял равновесие, немного покачался на краю и с диким криком «Уя!» рухнул вниз.
        * * *
        Орлов вытер пот, достал пачку сигарет, чиркнул зажигалкой, устало закурил, затем не спеша подошёл к краю крыши и взглянул вниз.
        И увидел прямо под ногами балкон самого верхнего, шестнадцатого этажа!
        Балконная дверь была открыта, и ветер трепал тюлевую занавеску. На балконе стояло несколько пар лыж с палками. На них, раскинув руки, висел Председатель. Острия нескольких титановых палок проткнули его насквозь…
        Тела старушки почему-то не было ни на балконе, ни внизу, на земле.
        Михаил стоял, не веря своим глазам. В этот момент сокрушительной силы удар обрушился на голову милиционера. «Наши так не бьют», — успел подумать капитан и в последний раз потерял сознание…
        Глава 31
        Орлов очнулся в кромешной темноте. Приглядевшись, он понял, что темнота не кромешная: на потолке ему аритмично подмигивала лампа дневного света.
        Над лицом раненого склонилась девушка в белом халате с вышитой надписью «ЭЛЬВИРА» на нагрудном кармане.
        «Я умер, а это — ангел, — подумал Михаил Петрович, глядя на необычайно миловидное лицо медсестры. — И притом, татарочка... А разве ангелы бывают татарками?.. Впрочем, почему бы нет...»
        — Мы это вас хотели положить в отдельную палату это, — сказала медсестра, — но они все занятые. Мы это вас пока положили в дальний калидор, чтобы это вам никто не мешался, пока вы в коме у нас…
        «Нет, слава Богу, я жив. Потому что это никакой не ангел…» — подумал Орлов и снова провалился куда-то.
        * * *
        «… Стоять!.. Мужчина! Стоять, сволочь! Куда?! Нельзя, тебе говорят! Стоять, гад!..» — резкие пронзительные крики с трудом проникали в туго забинтованную голову капитана Орлова.
        Михаил Петрович застонал и с мучительным усилием разлепил веки. Склонившись над ним, стоял полковник Стригун с улыбкой на лице и апельсинами в большом полиэтиленовом пакете.
        — Строго тут у тебя! — продолжая улыбаться, сказал полковник, видя, что Орлов открыл глаза. — Никак не хотели пускать меня, пришлось даже им удостоверение показать…
        Стригун помахал перед носом раненого табельным пистолетом.
        — Ну, как ты тут, герой? — полковник с размаху опустил пакет Орлову на живот, от чего тот вскрикнул и слегка поморщился. — Герой, герой, не морщись, скромник! Так, тут я тебе принёс апельсины, бананы, — в общем, витамины.
        — Спасибо, товарищ полковник, — вежливо шевеля пересохшими губами, выдавил из себя капитан.
        — Да ты не боись, витамины — это для врачей! А внизу — то, что нужно: водочка, огурцы малосольные — разберёшься…
        Орлов, скосив глаза, увидел, что на дне пакета тускло поблёскивал полуторалитровый графин лучшей местной водки.
        Признаться, Михаил Петрович не ожидал от своего шефа такого внимания и доброты. К горлу Орлова подкатил комок, глаза его увлажнились, но милиционер сумел взял себя в руки.
        «Рёва! Слюнтяй! — обругал он себя последними словами. — Распустил сопли!»
        Непослушными руками Михаил подтянул к голове угол простыни, крупно высморкался и вытер лицо.
        Тем временем Стригун достал из-за пазухи свежий номер «Вчерашнего Горноуральска» и, развернув, сунул под нос Орлову.
        С огромной, на полполосы, фотографии, переснятой со служебного удостоверения, с уголком и сегментом круглой печати, на Михаила хмуро смотрел он сам. В глаза бросились аршинные буквы заголовка: «МЕНТ НЕ СТРУСИЛ!»
        — Что… с заложницей?.. Разбилась... насмерть?.. — Орлову было трудно говорить: мешала повязка, обмотанная вокруг головы и туго фиксировавшая нижнюю челюсть.
        — Старуха-то?! — усмехнулся полковник. — Жива-здорова! Здоровей нас с тобой!.. Это ведь она тебя «приголубила» тяжёлым тупым предметом. Боевая, надо сказать, бабулька оказалась!..
        — Но ведь она… упала с крыши!.. — заволновался Михаил Петрович. — Её же Председатель сбросил!..
        Полковник покачал головой.
        Вот что я тебе скажу, Миша: провели тебя как мальчишку! Потому что бабка эта — никакая не заложница. Она — настоящий главарь секты!.. А Председатель, он же Лыжник Василий Степанович, — ну, с которым ты дрался на крыше, помнишь? — так он просто так, ширма, мелкая сошка. Да-да, и не делай такие большие глаза, тебе это сейчас вредно…
        И полковник обстоятельно, не торопясь, поведал капитану увлекательную историю.
        * * *
        Получалось, что Михаил Орлов с разбитой головой пролежал на краю крыши всего какой-то час-полтора. Подоспевшие оперативники отправили в реанимацию израненного милиционера, а сами занялись делом.
        Дверь в квартиру 94 на шестнадцатом этаже, на балконе которой находился мёртвый преступник, была закрыта, на стук и звонки никто не отвечал, но оперативники здраво рассудили, что до утра с трупом на морозе ничего не случится.
        После небольшого перекура сообща вспомнили, что, кажется, была ещё и заложница, и решили её разыскать. Но не тут-то было!
        Бабульки не было ни на крыше, ни в подъезде, ни в сугробах у подъезда — нигде. Только в сугробе возле крыльца сержант Шнурко обнаружил правый ботинок системы «Прощай, молодость».
        По горячим следам решили было установить личность пропавшей заложницы — но как установишь личность какой-то старухи в три часа ночи?! Никак. Найденный ботинок тоже не содержал никакой информации о хозяйке.
        Тогда оперативники решили вернуться на место преступления утром, а пока все отправились по домам, чтобы хоть немного поспать.
        * * *
        Рано утром поиски заложницы (или её тела) были продолжены. На всякий случай сыщики ещё раз обследовали сугробы возле дома, но старуха как сквозь землю провалилась. Проверили и эту версию — вырыли яму под окнами шириной три метра, но и там никого не оказалось.
        Опросили жильцов дома, однако все они как один утверждали, что ночью мимо их окон ничего подозрительного не пролетало.
        Примерно в это же время в отделение милиции позвонили из реанимации, где лечился раненый Орлов, и сообщили, что на голове у больного, среди волос, обнаружен застывший плевок. В больницу сразу же отправилась эксперт Ниночка Круглова, которая старательно отскребла вещдок, поместила в баночку и увезла на срочную экспертизу.
        Анализ показал, что плевок состоял на пятьдесят процентов из слюны и на пятьдесят процентов из насморка, принадлежал пожилой женщине возраста 35-75 лет, больной кариесом.
        Пока Ниночка колдовала в лаборатории, в райотделе раздался ещё один звонок, и опять из той же больницы.
        Врачи сообщили, что почти одновременно с Орловым к ним поступил ещё один больной, 45-летний И., и тоже с серьёзной травмой головы. Правда, в отличие от находящегося в коме милиционера, И. быстро пришёл в себя и рассказал следующее:
        Примерно в пол-второго ночи этот И. ехал на личной автомашине марки «Копейка» по улице Тургенева в поисках пассажиров. Его внимание привлекла своей поднятой рукой пожилая, босая на одну ногу женщина. Когда И. остановился, старуха попросила отвезти её в район Химмаша.
        На вопрос о деньгах сказала, что заплатит золотом. Решив, что подвыпившая бабушка шутит с ним, И. рассмеялся и ответил в том духе, что слава Богу, что не натурой.
        Тем не менее, отъехав немного, он забеспокоился, что пассажирка его обманет, и потребовал у старухи показать деньги. В ответ пожилая женщина извлекла из сумки небольшой, но тяжёлый предмет, похожий на золотой слиток, и ударила им И. по голове.
        Кроме травмы, на голове пострадавшего И. врачи обнаружили плевок, как две капли слюны похожий на плевок с головы капитана Орлова…
        Глава 32
        Таким образом, картина ночного происшествия начинала понемногу проясняться. Получалось, что пожилая заложница почему-то не упала с крыши (а если и упала, то почему-то не разбилась), а в какой-то момент незаметно подошла сзади к капитану Орлову, ударила его, плюнула ему на голову, а затем, поймав машину, избавилась от водителя, и уехала на «Копейке» в неизвестном направлении.
        Вскоре выяснилось и то, как старуха после «падения» оказалась на крыше. Проникнув наконец в квартиру № 94, оперативники обнаружили следы 36-го размера, ведущие от балкона к входной двери.
        Правда, хозяева квартиры ничем не могли помочь следствию: всю прошедшую ночь 26-летний Евгений К. и его 60-летняя сожительница мертвецким сном спали за кухонным столом и ничего не слышали и не видели…
        * * *
        Тем временем другая группа милиционеров допрашивала задержанных в депо сектантов. В ходе допросов выяснилось, что таинственную похищенную и пропавшую бабушку зовут Колупаева Людмила Ивановна и проживает она по адресу: улица Ясельная, 18, квартира 139.
        По указанному адресу сразу же отправились сержанты Пищаев и Басьян.
        Остальные оперативники приступили к обыску в троллейбусном депо, начав с подсобных помещений.
        Поскольку милиционеры и сами хорошенько не знали, что им следует искать, они, недолго думая, крушили всё, что попадалось под руку и внимательно смотрели на искуроченные останки шкафчиков, столов и развороченные кучи ветоши.
        Обыск не дал почти ничего интересного. Практически во всех шкафчиках обнаружились небольшие денежные заначки, игральные карты, затрёпанные порнографические журналы, початые пачки сигарет и презервативов, — словом, обычный набор, который легко можно найти в шкафчике любого российского работяги. Кое-где обнаружились типовые популярные брошюрки, в которых излагалась суть учения о боге Фарадее.
        Однако, когда очередь дошла до шкафчика кондуктора Людмилы Ивановны Колупаевой, даже видавшие виды оперативники были потрясены до глубины души: там не было ни журналов, ни презервативов. А вот «заначка» была! Всё пространство шкафа было аккуратно заполнено золотистыми золотыми слитками…
        * * *
        Вместо гражданки Колупаевой сержанты Пищаев и Басьян обнаружили в её однокомнатной квартире восемнадцать лиц таджикской национальности — пятерых взрослых лиц и тринадцать грязных и оборванных детских.
        Как выяснилось из разговора с перепуганными таджиками, по-русски они не понимают. Однако, вскоре в квартире появился девятнадцатый таджик, Петя, глава семейства, с которым милиционерам удалось побеседовать.
        Оказалось, что Людмила Ивановна брала с таджиков баснословную плату — тысячу долларов в месяц, угрожая сдать несчастных беженцев в милицию, поскольку жили они в Горноуральске безо всякой прописки.
        Бедным таджикам приходилось торговать героином, а их детям — петь и побираться в трамваях, чтобы алчная русская старуха хотя бы на месяц оставила их в покое.
        Где жила хозяйка, беженцы не знали, поэтому оперативники принялись методично обходить соседей.
        Дверь в квартире № 137 открыла пожилая женщина и на вопрос, когда она в последний раз видела свою соседку, ответила:
        — Дак надысь видала! У её в квартире какжик живет али зибарджанец, Петя ли Вася ли, — кто знат, а Людмилка-то с его деньги берет…
        — А вы хорошо её знали… то есть, знаете? — осторожно спросил бабуську сержант Пищаев.
        — Людку-ту? Дак сколь лет живу, столь и знаю. А чё с ей стряслося-то? Мы ить подруги с ней, я завучем ишшо робила, а она училкой простой у меня. Ух, я её гоняла по первости-то, а потом ничо, сдружилися. У нас в аглицкой-то школе учителя сроду дружные! Слыхали, небось, про нашу тринадцату школу-ту, сынки? А чо сделалося-то с ей?
        — Она пропала… э…
        — Евдокией меня кличут. Евдокия, стало быть, Порфирьевна…
        — Так вот, Евдокия Порфирьевна. Вашу подругу, Людмилу Ивановну, похитили… Похитил мужчина…
        Лицо старушки омрачилось.
        — Ишь, значит, как… Да, подруженька, удружила. Как, значить, чай с кисленьким вареньицем, так это вместе, а как мужчина — так, значить, её одну! Вот оно бабское гнилое сердце-то! Тьфу, сволочь! И знать её не знаю, так ей и передайте, и мужику еённому!
        И Евдокия Порфирьевна с треском захлопнула дверь перед носом ошеломлённого Пищаева.
        * * *
        В результате двухдневных поисков в руках у милиции оказалось триста килограммов золота и два плевка.
        Поскольку других следов Людмилы Ивановны Колупаевой обнаружено не было, полковник Стригун объявил общегородскую операцию «Вихрь-антибабушка».
        В рамках операции оперативники с фотороботами в карманах обошли все места, где любят бывать бабушки — дворики и скверики со скамейками, поликлиники, аптеки и булочные. В одной из булочных был задержан маньяк, который как раз покупал связку бубликов, чтобы их изнасиловать.
        Всего в течение следующих трёх дней было задержано и проверено свыше двухсот старушек, торгующих семечками. После проверки всех, конечно, отпустили, но конфискованных семечек в отделе скопилось мешков тридцать…
        Глава 33
        Повязали Людмилу Ивановну на вокзале. Можно сказать, что милиционерам повезло: поезд, на котором Колупаева собиралась уехать из Горноуральска в Швейцарию, опаздывал, и в ожидании его Людмила Ивановна ловко затесалась в группу торгующих на привокзальной площади пенсионерок. Открыв специально приготовленную сумку, беглянка достала оттуда варёную курицу, пару пирожков и упаковку сосисок.
        Покупателей в этот час было немного, поэтому можно было не беспокоиться, что её кто-нибудь обнаружит.
        — С чем пирожки, мамаша? Не с человечинкой? — раздался над головой у злодейки насмешливый голос. Подняв глаза, она увидела весёлый, но жёсткий взгляд одетого в штатское лейтенанта милиции Алексея Медведева.
        — Что ты, милок! Пирожки свежие, с картошечкой, я вот тебе сейчас горяченький достану, — бабка потянулась к сумке, на дне которой лежал пистолет «Беретта».
        — Не трожь сумку, сука! — быстро среагировал оперативник и схватил «торговку» за руку. — Стой тихонько, сейчас тебя упаковывать будем…
        В следующий момент резкий и дикий, какой-то нечеловеческий крик вырвался из груди старой женщины. Она повалилась навзничь в привокзальную грязь и забилась в страшных конвульсиях. На губах её показалась пена.
        Вокруг припадочной тут же образовалась толпа из торговок, пассажиров и провожающих.
        — Спокойно, бабуся, спокойно! — Алексей склонился над упавшей. — Не надо так нервни…
        Договорить он не успел: выхватив из кармана баллончик со слезоточивым газом, старуха направила едкую струю прямо в лицо милиционеру.
        Толпа ахнула и отшатнулась. Оперативник не был готов к такому повороту событий. Ослеплённый и задыхающийся, он всем своим весом рухнул на преступницу, стремясь прижать её к грязному асфальту.
        Бабушка, визжа и ругаясь отборными нехорошими словами, колотила лейтенанта по голове сухонькими кулачками. При этом она отчаянно извивалась, пытаясь выползти из-под него.
        Люди вокруг стояли молча и заворожённо наблюдали за дикой схваткой прилично одетого молодого человека и пожилой женщины.
        Внезапно Людмила Ивановна стянула шапку с головы оперативника, плюнула смачно ему на макушку и остервенело впилась своими старыми жёлтыми зубами ему в ухо. Алексей взвыл от нестерпимой боли и на секунду выпустил противницу из объятий.
        Этой секунды хватило старой женщине, чтобы столкнуть с себя корчащегося от боли оперативника и вскочить на ноги, однако в следующее мгновение ловкой подсечкой она была вновь сбита с ног.
        Подоспевший наряд транспортной милиции из трёх человек с большим трудом скрутил старуху. На задержанную надели наручники и волоком препроводили в отделение. Всю дорогу влекомая милиционерами бабка изрыгала слюну и самые чудовищные проклятия.
        * * *
        — Она, кстати, и на допросе пыталась из себя припадошную строить, — полковник снова усмехнулся и аккуратно бросил уже десятый окурок в стоящую под кроватью Орлова «утку», — билась головой о стол да ножками дрыгала. Ну, меня-то не проведешь: пузыри пускает плохо, головой о столешницу стучит как-то слишком осторожно. Уж очень заботится о своём здоровье семидесятипятилетняя бабуся… Вот такая история, Миша…
        Полковник поднялся с краешка кровати.
        — Ну, ладно, мне пора… Давай пять!
        Стригун сильно потряс Орлову руку.
        — Да, совсем забыл! Может тебе лекарств каких-нибудь нужно? Ну, виагры там, или зелёнки?
        — Спасибо, товарищ полковник, у меня всё есть, — устало улыбнулся Михаил Петрович.
        Впоследствии, кроме продуктов, в заботливо упакованной Стригуном передаче он обнаружил три колоды пластиковых игральных карт, новую упаковку домино и подшивку журналов «СПИД-Инфо» за 1994 год.
        Глава 34
        Михаил Петрович Орлов провалялся в больнице ни много ни мало — два месяца! После сотрясения мозга у него началась двусторонняя амнезия, по ночам он метался по кровати и звал некую Зину, а наутро ничего не помнил. Едва врачи справились с приступами амнезии, навалился насморк, потом ни с того ни с сего вывихнулся палец… Словом, только в мае вышел похудевший и истерзанный лечением милиционер под лучи ласкового весеннего солнышка.
        Никуда не спеша, насвистывая «Наша служба и опасна, и всё такое …», Михаил направился к зданию Городского народного суда, в котором сегодня как раз заканчивались слушания по делу об убийстве кондуктора Старобабина.
        Купив на ступеньках цитадели правосудия букетик подснежников, капитан Орлов вошёл внутрь. Слушая, как прокурор читает состав преступления, Михаил Петрович поражался, какой чудовищный клубок злоупотреблений, какая мрачная бездна махинаций, преступлений, должностных и уголовных, скрывалась за ничем не примечательным на первый взгляд убийством троллейбусного кондуктора.
        Секта-банда почти в полном составе сидела на скамье подсудимых. Около полусотни тел со злобными низколобыми харями копошились в тесной клетке и почему-то напомнили Михаилу банку с червями, которую он видел однажды в детстве, на рыбалке. В центре кучи подсудимых сидела старуха Колупаева со строгим и безучастным лицом. «Как равнодушная матка среди копошащихся трутней», — подумал с отвращением Орлов.
        По мере того, как перед сидящими в зале суда раскрывались гнусные подробности отвратительной жизни гражданки Колупаевой, одна-единственная мысль терзала измученный сотрясениями мозг милиционера: «Что же всё-таки отравило душу этой Людмилы Ивановны? Что напитало лютой злобой небольшой мозг её, затаившийся в аккуратно причёсанной старушечьей голове? Где она, та грань, переступив которую, милая в целом женщина превратилась в кровожадную атаманшу своры отмороженных кондукторов?»
        И, не находя ответа, слабые после больницы руки милиционера в отчаянии мяли и терзали ни в чем не повинные первые робкие весенние цветы…
        Глава 35
        Людмила Вовкина родилась в далёком 1930 году в рабочем посёлке Тунеядцы Грабиловского района Горноуральской области. Отца своего она не помнила. Зато отец помнил её хорошо, и при случайных встречах старался обходить стороной. Мать девочки была, как сказали бы сейчас, «трудоголиком». По 12-14 часов, как заворожённая, стояла девочкина мама у станка на тамошнем ножеделательном заводе, и дочка видела её только по ночам, да и то спящей. Маленькую Людку воспитывала улица вечно пьяной рабочей слободки. И воспитала.
        В то время, как её ровесники стремились быть похожими на Чкалова, Сталина, Чапаева, Петьку и других киногероев, кумирами Людмилы были резко отрицательные персонажи: негодяй из фильма «Три тополя у параши», подлец Бичугов (» Я шагаю по Бутырке» ), вор из фильма «Когда срока были большими» (были и такие фильмы перед самой войной…)
        Когда в 1940 году голодная Люда Вовкина украла в школьном буфете шанежку с творогом, девочка испытала столь глубокое чувство удовлетворения, что честная жизнь навсегда потеряла для неё всякий смысл.
        Неотступная мысль о том, как выгодно воровать и грабить, не давала Людке покоя, терзала её днем и ночью, иссушила и ссутулила тело, искалечила юную душу... Всех её детских «подвигов» описывать не будем, скажем только, что школу Людочка закончила с золотой медалью, украденной из кабинета директора.
        В том же, 1946-м году, на вечеринке, когда отмечали сорок дней смерти М. И. Калинина, Людмила во время танцев познакомилась с выпускником Ивдельского педагогического училища Кирюшей. Это знакомство перевернуло их жизнь. Кирилл Мутовкин в тот вечер выпил лишнего и совершенно потерял контроль над своим дипломом. Людмила, естественно, украла документ, ловко вписала в него своё имя-отчество, и уже с ближайшего понедельника стала под фамилией «Мутовкина» преподавать русский язык и литературу в школе № 13.
        К образованной, культурной, а главное, новенькой девушке-училке сразу же потянулись завхоз и физрук. Но у Вовкиной-Мутовкиной были совсем другие интересы.
        В школе молоденькая Людмила, в одночасье став Ивановной, разворачивалась постепенно. Начала с воровства мелочи из детских пальто в раздевалке. Оставляла ребятишек писать контрольную, а сама с мерзкой ухмылкой на устах шла на цыпочках в гардероб.
        Покорных и запуганных детей Людмила Ивановна заставляла продавать сменную обувь на Шарташском рынке, а деньги отбирала.
        Дальше — больше. Аппетиты росли. В учительский стол рекой потекли коробки с конфетами, вымогаемые у родителей. Сотни ампул морфия, украденных из школьного медпункта, перекочевали всё в тот же стол…
        Дисциплину в своём классе «Зверина Лютовна» — так между собой называли её школьники — поддерживала жесточайшую. Достаточно сказать, что на урок без линейки-заточки в сумочке она не являлась. А её указки, залитой свинцом, побаивался даже фронтовик-директор.
        Из лучших своих учеников оголтевшая учительша организовала шайку имени Григория Котовского, которая совершала дерзкие налёты на столовые, закусочные и распивочные. При этом все члены шайки прекрасно учились, были отличными пионерами. Класс Людмилы Ивановны ставили в пример всей области, о нем даже рассказывала тоненьким голосом «Пионерская зорька».
        Дошло дело и до убийства. Когда старшая пионервожатая Зоя начала что-то подозревать, Людмила Ивановна хладнокровно отравила несчастную девушку печёной картошкой, подсыпав в её любимое блюдо толчёного стекла и иголок. Наивная вожатая съела всё до крошечки, ничего не заметив, напевая своё «тошка-тошка-тошка!» Убийство сошло Мутовкиной с рук, а в тюрьму отправился совершенно невинный человек — учитель физкультуры, в объятиях которого Зоенька и встретила кончину.
        В дальнейшем Людмила Ивановна всё чаще и чаще уничтожала неугодных и опасных людей, находя этот способ решения проблем надёжным, простым и эффективным.
        Время шло, бандиты-ученики заканчивали школу и уходили во взрослую жизнь, оставаясь при этом членами организованной Мутовкиной преступной группировки.
        Как водится, в мерзком дьявольском преступном бизнесе Людмилу Ивановну привлекали не только деньги, но в первую очередь человеческие души, которые эта сволочь коверкала с методичностью отличника народного образования.
        Так, до самой смерти оставался предан своей учительнице Васенька Лыжник, любимчик Людмилы Ивановны, который семилетним пацаном пришёл в её класс пятого сентября с букетом пожухлых гладиолусов…
        Васенька Лыжник, умница, кандидат различных наук и в то же время кандидат в мастера по лыжам, избитый и сброшенный с крыши шестнадцатиэтажки разбушевавшимся милиционером Орловым…
        При всей мерзости своего внутреннего облика, Людмила Ивановна примерно до августа 1974 года сохраняла женскую привлекательность, и даже нравилась кое-каким мужчинам. Так, одно время, когда Людмила по вечерам преподавала в вечерней школе, за ней ухаживал молодой двоечник-сталевар. Он пел ей удивительные песни о весне, о своей улице, о безответной любви, о проходной. Но прожжёная училка цинично отвергла рабочую любовь, потому что сталеварам тогда очень мало платили, не то что учителям… Впрочем, это к уголовному делу не относится.
        К слову об учительских заработках. Когда в 1994-м году начались задержки зарплаты учителям, Людмила Ивановна не ходила на митинги, не писала писем в правительство, не искала правды по судам. Она просто поставила районо на «счётчик». Удивительно — но задолженность перед школой № 13 была погашена уже через неделю, и впредь зарплата выплачивалась как по часам.
        А после того, как заврайоно получила отрезанный нос своего сына с засунутым в него пальцем, учителя 13-й школы с той же регулярностью стали получать и невиданные премии!
        За долгие годы преступной деятельности Мутовкиной несчастный Горноуральск испытал на себе бесчисленное множество самых разных преступлений — кражи и грабежи, убийства заказные и с уведомлением, угоны дорогих и дешёвых автомашин, похищения людей и финансовые пирамиды. Горноуральские милиционеры сбились с ног, но никто из них не догадался, что за этим многолетним преступным валом наряду с самыми именитыми ворами стоит мрачная фигура скромной учительницы русского языка из школы № 13.*)
        *)К слову сказать, во всей нашей просторной преступной стране всего два или три вора в законе знали Мутовкину как Людку Суффикс, но боялись её и дел с ней не имели.
        И хотя правоохранительные органы посадили в тюрьмы и лагеря сотни тысяч горноуральцев и гостей нашего города, преступлений меньше не стало! В отчаянии милиционеры стали подозревать всех без разбору, в том числе и работников народного образования.
        Почувствовав, что тучи над нею сгущаются, Людмила Ивановна пошла в ЗАГС и сменила фамилию. И тщетно разыскивали милиционеры по всей Российской Федерации Л. И. Мутовкину: по жизни рядом с ними шагала Л. И. Спиртовкина, учительница с ласковой улыбкой и чёрной душой. Впоследствии хитроумная злыдня ещё не раз проделывала этот нехитрый финт. Так появились на свет и поселились на страницах протоколов и нераскрытых уголовных дел Л. И. Кладовкина, Л. И. Булавкина, Л. И. Причёскина, Л. И. Криэйт и ещё свыше тридцати различных Людмил Ивановен.
        Педагогической работе все эти изменения ничуть не мешали, поскольку по фамилии в школе называют только детей, учителя же существуют как бы без фамилии.
        Незаметно подошёл 1995-й год, Людмила Ивановна пышно отпраздновала в узком кругу свой 65-летний юбилей и вдруг вспомнила, что в этом возрасте выходят на пенсию. Конечно, она могла бы без малейшего труда сделать себе новый паспорт — на десять или даже на двадцать лет моложе, но преступной матроне и самой уже стало тесно и скучно в серых школьных рамках… Таким образом заслуженная учительница России, расчётливая мошенница, хладнокровная убийца и владыка крупнейшей в городе преступной группы, Людмила Ивановна, к этому времени уже Колупаева, вышла на пенсию…
        Глава 36
        Однажды звериное чутье неработающей пенсионерки и чуть кривоватые ноги привели Людмилу Ивановну к забору троллейбусного депо. Своим маленьким, но цепким умом Колупаева сразу поняла, что лучшего места для продолжения преступной деятельности ей не сыскать. Высокий забор, постоянный шум от въезжающих и выезжающих троллейбусов — всё это надёжно укроет от глаз и ушей любопытных милиционеров. Да плюс льготы на проезд в городском электрическом транспорте!
        Недолго думая, Людмила Ивановна устроилась в депо кондуктором. Вовлечь в преступную деятельность кондукторов оказалось совсем несложно. Эти тупые, наглые, ленивые, привыкшие к попрошайничеству люди легко поверили в рассказанную им сказочку о боге Фарадее и о своей богоизбранности, и все как один вступили в ряды преступной Секты.
        А вскоре и несколько десятков «учеников» Колупаевой, побросав институты, да умирающие бюджетные предприятия, перебрались вслед за нею в депо и спрятали за доблестным значком «Кондуктор №» свои чёрные замыслы.
        — Так в самом сердце Горноуральска, в неприметном троллейбусном депо, появилась на свет Божий возглавляемая отмороженной пенсионеркой богомерзкая организация, одно только описание преступлений которой заняло в нашем уголовном деле больше 200 томов! — горделивая интонация в дотоле монотонном голосе прокурора вывела слушателей из дремотного оцепенения. — Любопытно, что об истинной роли гражданки Колупаевой никто из подсудимых не догадывался. Оболваненные*) члены до самого конца были уверены, что председателем Секты и их духовным руководителем является ныне покойный, — обвинитель глазами отыскал в зале Орлова и едва заметно кивнул ему головой, — Василий Степанович Лыжник!
        *) Не знаем правда или нет, а ходили слухи, что на своих «подопечных» Людмила Ивановна воздействовала гипнозом. В школе, когда она заходила в помещение, все дети тут же вставали. То же было и в учительской. Удивительно, но и в троллейбусах при её появлении вставали все! Даже водитель!
        — Можно сесть, — обычно сухо говорила она. И все с облегчением садились.
        Однажды она сказала это в булочной. Тут же в булочной не осталось ни одного стоящего человека.
        — Следствием установлено, что многие «кондукторы» работали на пару с карманниками. Пока кондуктор умело отвлекал внимание пассажира, его напарник шарил у того по карманам. Так они успевали «обслужить» по 3-4 человека за остановку!
        Все присутствующие в зале машинально и быстро проверили содержимое своих карманов, а прокурор между тем продолжал зачитывать:
        — Неоднократно банда выполняла заказы на аварии: когда надо было основательно стукнуть «Мерседес» неугодного кому-то предпринимателя. Троллейбусу хоть бы хны, а машина вдребезги! — пояснил он залу, оторвавшись от протокола.
        — Передвижные бордели, устроенные в салонах троллейбусов, ночами курсировали по улицам Горноуральска, принося бандитам по 300-600 рублей в час с одного сиденья!
        По залу пронёсся восхищённый вздох. Кто-то даже крякнул. А один из бандитов приосанился и, победно оглядев зрителей, едва не начал раскланиваться.
        — Практиковались и похищения людей. Причём, похищали не по одному, а целыми троллейбусами! Ждали, когда набьется полный салон, а потом везли не по маршруту, а в ангар депо, где из обезумевших от страха бедняг выколачивали деньги, квартиры, машины...
        Голос обвинителя крепчал и наливался силой:
        — Следствию удалось доказать сто сорок пять(!) эпизодов выдирания у пассажиров золотых зубов в качестве штрафа за безбилетный проезд! На широкую ногу поставлены были кражи контактного провода. Постоянно шли махинации с фальшивыми билетами — при обыске в депо были найдены сотни тысяч рулонов талончиков с одинаковыми номерами, а в нескольких троллейбусах поручни целиком оказались забиты неучтённой мелочью.
        — А ведь частично потакали расхитителям равнодушные пассажиры! — прокурор строго поглядел в зал. — Ведь все видели, что билеты сделаны тяп-ляп, на плохой бумаге, с криво напечатанными буквами и цифрами, а иногда и вовсе с грамматическими ошибками, с плохим дизайном и отвратительной краской! И никто, заметьте, ни один пассажир за пять лет, пока орудовала банда, не удосужился посмотреть билеты на свет в поисках водяных знаков, проверить остальные степени защиты этих в общем-то ценных бумаг!
        На этих словах ползала покраснело и смущённо опустило глаза к давно не мытому, заплёванному шелухой от семечек полу. А из клетки, в которой тесной кучей стояли и сидели подсудимые, послышалось злорадное хихиканье.
        — Ничем не брезговавшие бандиты неоднократно перевозили в сиденьях подвластных им машин наркотики от одного цыганского посёлка к другому. А заезжие кондукторы-гастролёры из соседних областей, которые хотели всего лишь продать рулончик-другой фальшивых билетов, безжалостно уничтожались, а трупы несчастных сжигались во время бесовских шабашей у ритуального столба!
        Со скамьи подсудимых послышался злобный рык. Побелели костяшки чьих-то пальцев, сжимавших прутья клетки. Михаил Петрович достал из кобуры пистолет и выразительно помахал им в сторону бандитов. Видимо это остудило горячие головы, и шум, перемежаемый сдавленным матом, утих.
        — Но главным источником баснословных доходов банды-секты Колупаевой, конечно же, было электричество! Действовала такая схема. На одном из маршрутов устраивался затор из троллейбусов, — так, чтобы к месту «обрыва» линии было невозможно подъехать. А в это время провода подключали к трансформатору и «качали» энергию «налево». Причём, действовала чётко налаженная система подачи заявок на краденое электричество, подбирался маршрут, определялось время и исполнители-профессионалы.
        Обвинитель сделал глоток из стоящей перед ним бутылки «Буратино», скривился, прокашлялся и продолжал:
        — Нашим милиционерам удалось узнать, что на ворованной энергии вот уже много лет работают несколько саун с девушками для городской элиты…
        — Адреса! Огласите адреса! — раздались возмущённые выкрики из зала.
        Но прокурор не поддался на провокацию и продолжал:
        — Похищенное электричество использовалось также для обогрева многоквадратнокилометровых теплиц на территории совхоза «Широкоогуреченский», где выращивались на продажу миллионы роз и сотни тонн мака и конопли.
        — Ты же говорил, что только конопля! — раздалось из клетки с бандитами и оттуда послышалась плюха.
        — Раз в неделю аккумулятор, переполненный ворованной энергией, отвозили в Заднюю Пышму, где сотрудник тамошнего медалеплавильного завода некий Кучнылов по кличке Хромой по одному ему известной технологии превращал содержимое аккумулятора в аккуратные золотые слитки. Расплачивались с Хромым спиртом и водкой, которые он страстно коллекционирует…
        Прокурор поднял голову от бумажки, обвел глазами притихший зал. Выдержав паузу, он продолжил:
        — Надо отдать им должное, — он сделал театральный жест рукой в сторону клетки с подсудимыми, — бандиты весьма изобретательно распоряжались попавшим в их нечистоплотные руки электричеством. Иногда, по распоряжению начальника депо Сикуляра, энергия в виде потока электронов направлялась в районы, которые страдали от её недостатка, например, на Камчатку и там продавалась втридорога!..
        Михаил Петрович ненадолго отключился от слушания дела. Болела голова, очень хотелось курить и ещё больше — выпить граммов триста, чтобы отступила ненадолго тоска. Известная каждому милиционеру тоска, когда дело закончено, когда бандиты схвачены и разоблачены, когда казавшиеся запутанными и необъяснимыми обстоятельства дела становятся простыми «фактами» и «уликами», когда преступники плачут, а суд изображает суровость и неподкупность, а ты сидишь и никому нет дела до тебя, простого сыскаря-работяги, которому всего-то отдыха, что поваляться со сквозным ранением недельки три, а потом снова с утра до ночи ловить этих Колупаевых и Фраерманов… По щеке капитана Орлова потекла скупая мутная мужская слеза…
        Глава 37
        Между тем прокурор закончил с «экономической» частью и сообщил собравшимся страшные, но интересные подробности убийств.
        Директора троллейбусного депо Аркадия Сикуляра убил, как наверное уже многие догадались, Васенька Лыжник, которого в свою очередь убил капитан Орлов Михаил Петрович, так что тут суду всё было ясно. Невыясненным остался только мотив убийства, но списали всё на разборки внутри секты и особо копаться не стали.
        Тем более, что сажать было некого.
        Заместителя министра транспортного энергоснабжения Владимира Ананьевича Драчёва убил начальник УВД по Горноуральской области генерал-лейтенант Ширяев Евгений Михайлович. Когда испуганный и встревоженный Сикуляр позвонил своему дружку Тусузову, работавшему в мэрии, тот немедленно связался с генералом Ширяевым и начал просить его остановить расследование. Но расторопный следователь Орлов уже ехал на поезде в Москву, чтобы допросить Драчёва Ширяеву ничего не оставалось как прилететь в Москву на самолёте, примчаться в министерство и выбросить из окна разговорчивого замминистра. Все факты этого гнусного преступления были доказаны, но кому скажешь, что генерал милиции — убийца?! Засмеют! Поэтому генерал Ширяев за раскрытие деятельности преступной секты получил медаль «100 лет МВД», а перед судом предстал непосредственный начальник Драчёва Рабле Сигизмунд Жаннович. Поводом для убийства была утверждена любовница Рабле, она же любовница Драчёва, она же вдова Старобабина, она же красавица Галина. А мотив — старая добрая ревность!
        Оказалось, что несчастного кондуктора Николая Старобабина действительно убил директор городской филармонии Калюжный Тимур Иосифович, как с самого начала предполагал Орлов. Убил всё из той же ревности. Выйдя из СИЗО, Калюжный две недели ходил как в воду опущенный (за ним, естественно, следили), потом не выдержал, пришёл в милицию, где расплакался и признался, что давно и безнадёжно был влюблён в молодого балагура-кондуктора, и потому ездил на работу не на служебной машине, а в троллейбусе. Старобабину же всегда нравились женщины… И вот отвергнутый работник культуры изготовил из смычка заточку, и… Впрочем, вы уже всё знаете.
        Как ни старались следователи, но Людмилу Ивановну Колупаеву в убийствах обвинить не удалось, в хищениях тоже, — вообще ни в чем обвинить не удалось, так как бабка предусмотрительно делала всё чужими руками, а сама только отдавала устные приказы. Чуть было не освободили Людмилу Ивановну прямо в зале суда, но вовремя спохватились и «пришили» ей незаконное хранение золотых слитков и бриллиантов в служебном шкафчике и хулиганское избиение сотрудника милиции при исполнении им. И получила за это гнусная старушка всего-навсего пятнадцать лет с конфискацией её нехитрого имущества в пользу милиции.
        Все остальные пятьдесят или шестьдесят сектантов оказались замешаны в огромном количестве преступлений. Вслед за каждой фамилией звучали десятки статей, пунктов, и подпунктов. Срока были просто астрономическими!
        Устав слушать однообразные «подпадает под», «предусмотренные», «прим» да «приговаривается», Михаил Петрович Орлов вздохнул и решив про себя, что делать ему тут больше нечего, покинул душный зал суда.
        Глава 38
        Когда капитан Орлов, щурясь и пошатываясь, вышел из здания суда, он слезящимися от пережитых потрясений глазами еле-еле разглядел Зиночку Ложкину и своего с ней сына Олега. Они робко топтались на крыльце. Радостно взвизгнув, Зина кинулась к Михаилу:
        — Ой, Мишенька! Мы уж хотели уходить! Так долго вы там заседали! А нас не пустили, сказали, что там детям до шестнадцати нельзя! А нам ведь всего тринадцать, правда, Олежка?! — и она весело подмигнула сыну.
        Олег сосредоточенно сосал «Чупа-Чупс» и с интересом поглядывал то на пивной киоск, то на стройного милиционера с седыми висками, про которого мама сказала ему, что это его отец, вернувшийся из тюрьмы и из больницы.
        — Ой, а это мне? — восторженно воскликнула Зинаида, заметив в руках Михаила истерзанный букетик подснежников.
        — Да нет, что ты, Зиночка… Это… мне… — и Орлов выбросил замусоленные цветы в урну.
        — Да ты не стесняйся, Миш! Я ведь всё понимаю, — Зина достала букетик из урны и поднесла к своему раскрасневшемуся носу. — Как чудно пахну-у-ут! Весной пахнут. Спасибо тебе, дорогой!
        — Орлов! Вы падла! Вы самый настоящий мусор! Я вас обязательно достану! И вы мне за всё ответите! Вы даже вообразить себе не можете… — раздался вдруг громкий и скрипучий старушечий голос, похожий на воронье карканье. Все обернулись — трое или пятеро ОМОНовцев заталкивали в «коробок» тщедушную и совсем не страшную бабушку. И этот божий одуванчик, извиваясь и выворачиваясь из лап милиционеров, кричал слышные на всю улицу проклятия.
        Михаил ласково поглядел на Зиночку, на оцепеневшего от ужаса сына с замершей во рту конфетой и устало улыбнулся:
        — Не бойтесь, родные мои, никому она ничего не сделает! Она вскоре сгниет на нарах, уж я об этом позабочусь!
        Одной рукой Михаил Петрович взял Зину под руку, вторую руку положил на плечо Олега:
        — Ну что, домой?
        — Домой, домой… — торопливо заговорила Зина, — нам как раз вчера горячую воду дали, помоешься… Вас ведь, наверное, плохо мыли в больнице? Они там всё плохо делают, моют плохо, кормят плохо, лечат кое-как…
        И они пошли вниз по улице Малышева, на восток, оставив за спиной заходящее солнце, мрачные здания суда и тюрьмы, слившись с людской толпой, которая, как река, вечно течёт и шумит на улицах древнего Горноуральска.