Упасть еще выше Eкатерина Островская
        Татьяна Устинова рекомендует
        Многомиллионные контракты и жестокие убийства, престижные должности и нервные срывы, роскошные виллы и тюремные сроки – вот атрибуты существования публичных людей. В этой непростой атмосфере чувствуют себя как рыба в воде политики и бандиты, гламурные красотки и бизнесмены, а также актеры, модные адвокаты, беспринципные журналисты… Что же произойдет с обычным человеком, если он случайно попадет в этот круг? Удастся ли ему сохранить хотя бы жизнь, не говоря уже о принципах, друзьях, семье?.. Спокойная жизнь гениального, но наивного инженера Николая Заворыкина и его жены, школьного психолога Лены, закончилась, когда к ним в гости зашел бывший сокурсник Николая. Ныне видный политик, он предложил свести Колю с инвесторами, необходимыми ему для продолжения работы над новым изобретением…
        Eкатерина Островская
        Упасть еще выше
                

* * *
        Татьяна Устинова
        «И в этой пытке многократной рождается клинок булатный»
        Новый роман Екатерины Островской «Упасть еще выше» – прекрасный образчик творчества замечательного автора детективов. Ее новая книга задорна, умна, иронична, читается легко и с удовольствием.
        Екатерина Островская не просто выдумывает и записывает детективные истории. Она обладает редкой способностью создавать на страницах своих книг целые миры – завораживающие, таинственные, манящие, но будто бы чуточку ненастоящие. И эта невсамделишность идет произведениям только на пользу…
        Книга «Упасть еще выше» демонстрирует недюжинный талант Екатерины Островской к конструированию собственных вселенных: детектив получился ярким, запутанным и невероятно динамичным. Почти что кэрролловское зазеркалье в современной России: сплошь странные персонажи, необычайные обстоятельства, невероятные совпадения, нераскрытые тайны и не отступающее ни на секунду ощущение падения в кроличью нору – чем дальше, тем страннее и быстрее происходящее. Но падать абсолютно не страшно – можно полностью довериться Екатерине, она не подведет: в последний момент ловко и легонько подхватит, и приземление будет мягким. После прочтения нового детектива останется лишь ощущение праздника и легкое головокружение – как после спуска с американской горки.
        А еще все книги Островской – «Упасть еще выше» не исключение – нравятся мне потому, что всю полноту власти над собственными выдуманными мирами Екатерина использует для восстановления справедливости наяву.
        Из романа в роман Островская доходчивым и простым языком через захватывающее приключение доказывает нам, что порядочность, отвага, честность и любовь всегда победят ненависть, подлость, злобу и алчность. Но победа легкой не будет – за нее придется побороться! Героям Островской – самым обыкновенным, зачастую невзрачным, на первый взгляд ничем не примечательным людям – приходится сражаться за свою жизнь, преследовать опасного преступника, а потом героически, зачастую на краю гибели, давать последний бой в логове врага без видимых шансов на успех и… брать верх, одерживая полную победу. «И в этой пытке многократной рождается клинок булатный»: закаляется характер, простые люди становятся сильными, бесстрашными и по-настоящему мужественными героями.
        Островская, ставшая по-настоящему заправским драматургом, не щадит своих персонажей! В новой книге «Упасть еще выше» она помещает Лену – рядового школьного психолога, живущую с рассеянным и неприспособленным мужем-изобретателем Николаем и любимым сыном Пашкой, – в самую середину кипящего водоворота событий, тайн и злодеяний, и той приходится сражаться со стихией изо всех сил, чтобы удержаться на поверхности. В одночасье отлаженная, радостная и немного бестолковая жизнь заканчивается: Николая арестовывают по надуманному обвинению в вымогательстве, а вокруг Елены происходит череда загадочных убийств. Постепенно разбираясь в происходящем, распутывая клубок неявных закономерностей, Лена вскрывает невероятную по своим масштабам и дерзости аферу. Но злодей – могущественный и коварный преступник – до самого последнего момента останется в тени, готовый нанести неожиданный удар в спину…
        Вместо предисловия
        Публичный человек мало чем отличается от публичной женщины. Трудно сказать, кто из них приносит больше пользы народу, но публичный человек обходится гораздо дороже. Есть и еще один вопрос, на который нелегко ответить, – должность это или призвание: на публичного человека нигде не учат – в публичность идут индивидуумы, окончившие разные институты или не кончавшие никаких. Тот, кто с детства хотел стать авиаконструктором или мечтал бороздить просторы океана, в публичные люди почему-то не спешит, а занимается любимым делом. Зато некоторые, едва получив диплом, который им не нужен, сразу отправляются в политику. Или не сразу: сначала принимаются изобретать авиамоторы или уходят в море, но на избранном поприще у них не все складывается – то ли самолет не хочет взлетать, то ли корабли сталкиваются друг с другом, причем не в узком проливе, а посередине Тихого океана, где они, к удивлению всего мира, внезапно оказались, – ну не сложилась у людей трудовая биография, и тогда они устремляются в большую политику.
        Конечно, они не сразу туда попадают. Сначала записываются в какую-нибудь партию и начинают себя проявлять: все время сидят в партийных офисах, бегают в магазин, если партийные начальники попросят, отвечают на телефонные звонки, подметают полы… Такие люди, как выясняется, могут многое: и баню растопить, и позвонить знакомым публичным женщинам, если начальство вдруг захочет пообщаться с народом… Кстати, в последнее время появилась еще одна тенденция: некоторые публичные женщины уходят в публичные люди. Только наша жизнь от этого лучше не становится, но феминистки радуются. К тому же есть и публичные мужчины, которые внешне мало отличаются от публичных женщин, – они тоже хотят пойти в политику, чтобы отстаивать свои интересы уже на законодательном уровне. Они готовы положить себя на алтарь борьбы…
        Как сказал когда-то один малоизвестный поэт:
        Иной готов, конечно, ради дела
        И душу заложить, и нижнюю часть тела.
        Впрочем, это все лирика, а жизнь порой – суровая проза.
        Глава 1
        Лена Зворыкина на обстоятельства не жаловалась, если честно, она была довольна жизнью. Замуж вышла по любви, и с каждым годом любовь эта становилась все сильнее. Муж Николай оказался умным, добрым и заботливым – короче говоря, был достоин ее обожания и преданности. Сын был похож на мужа своей рассудительностью и усердием. И подруги у Лены имелись; правда, встречалась она с ними не так часто, как хотелось бы, но слишком много времени Зворыкина отдавала семье. Впрочем, с двумя девочками она виделась очень часто. Они были самыми близкими подругами, потому что общались еще со школьных времен – с самого первого класса. У подружек жизнь складывалась не совсем удачно, хотя они и не бедствовали, как некоторые. Тамара Майорова после окончания экономического факультета института торговли открыла небольшую фирму, в которой была и директором, и бухгалтером, и все остальное выполняла сама – работа была нетрудной: Майоровой даже не требовался офис. Дело в том, что ее мама возглавляла районное проектно-инвентаризационное бюро, в которое приходили граждане, желающие сделать в своих квартирах перепланировку. Мама
Тамары с печалью отвечала им, что это почти невозможно, то есть невозможно в принципе, но если граждане закажут проект перепланировки в одной солидной фирме, имеющей лицензию на подобную деятельность, тогда можно будет поставить на проекте разрешительную визу. Граждане тут же получали все необходимые для заключения договора документы и звонили Тамаре. Та назначала им встречу в кабинете своей мамы, подписывала договор, получала аванс, узнавала, чего хочет заказчик, а потом на кухонном столе своей квартиры красным фломастером рисовала на копии технического паспорта новую стенку или замазывала белилкой стенной шкаф. Клиенту это стоило недешево, потому что Тамаре приходилось делиться с мамой за подбор клиентов и немножко с государством за разрешительный штамп. За семь лет после окончания института Майорова сумела купить себе квартиру, через каждые два года приобретала новый автомобиль и часто отдыхала, чаще всего в Доминикане или на Маврикии. Летала туда одна или с мамой, которая тоже очень уставала на работе. Отдыхать с мамой не самое большое удовольствие, разумеется, но мама ей особо не мешала, понимая,
что дочери надо выйти замуж. Замуж Тамара один раз сходила, но неудачно: при знакомстве будущий супруг представился офицером, уволенным в запас по ранению. Но очень скоро – практически в ту же ночь – при детальном осмотре на теле героя не было обнаружено никаких шрамов и следов проникновения внутрь осколков или пуль, а потом еще выяснилось, что мужественный человек, хоть и любил командовать, переходя порой на визгливые истерические вопли, в армии не служил по причине почечной недостаточности. Майорова готова была терпеть и вопли, и не очень здоровые почки, но муж в один прекрасный день сбежал от нее к Ирке Топтуновой, которая тоже была одноклассницей Тамары и Лены, то есть той самой третьей их подругой. Брошенная жена, конечно, тут же перестала с Ириной общаться, но затем отношения их возобновились с новой силой, потому что блудный муж бросил и Топтунову, а следовательно, двум подружкам было о чем поговорить и чем поделиться.
        Топтунова тоже устроилась неплохо, хотя институтов не заканчивала и такой замечательной мамы, как у Майоровой, не имела. Ирке приходилось рассчитывать исключительно на свои силы и на свои чары. У нее была самая большая в классе грудь, которая поражала воображение одноклассников, учеников параллельного класса, учеников вообще и даже некоторых преподавателей – физкультурника и трудовика, не имевшего к профессиональному образованию девочек никакого отношения: он обучал мальчиков делать табуретки и столешницы. Трудовик был угрюм и, встречая в школьных коридорах щедро одаренную природой ученицу, смотрел на нее с таким видом, словно примеривался, где надо подстрогать, а где пройтись лаком. Но молчал при этом с самым суровым видом. Возможно, он завидовал физруку, который мог на своих уроках беспрепятственно помогать Топтуновой делать кувырки, стойку на лопатках и мостик. Но однажды трудовик встретил Ирину в фойе кинотеатра, куда она пришла вместе с подружками Леной и Тамарой. Сначала учитель рассматривал ее издали, потом два раза прошел мимо, а на третий приблизился и отозвал ее в сторону.
        Отвел под рекламу фильма «Секс в большом городе» и сурово спросил:
        – Вы когда-нибудь держали в руках инструмент?
        – Нет, – честно ответила Ирина.
        – Ну, так зайдите как-нибудь в школьную мастерскую: я покажу рубанок, стамеску и вообще как это делается.
        И тут же удалился, как будто это было единственное, что он хотел узнать и предложить. Правда, потом, уже когда в зале погасили свет, трудовик пытался пробраться на их ряд, но попытка не удалась – его запинали ногами более молодые зрители. В школьную мастерскую Ирка так и не сходила.
        Ее грудь и в самом деле могла поразить. Тем более что у Топтуновой имелась привычка при разговоре с представителями мужского пола наклоняться, почти прикасаясь к собеседникам своими достоинствами. Привычка эта появилась давно – еще тогда, когда грудь только-только начала появляться и о ее существовании никто, кроме самой Ирки, не догадывался. Отработанное за годы движение стало уже рефлекторным, а потому Топтунову не смущало, кто перед ней – пассажир в вагоне метрополитена или муж подруги. Замужем она была дважды, не считая бывшего супруга Майоровой, и оба раза неудачно. Оба мужа возвращались домой в момент, когда Ирка менее всего ожидала их увидеть. Второй муж даже попытался ее убить – несколько раз стрелял из газового пистолета, после чего собирал свои вещи, обливаясь слезами. А под балконом второго этажа во время собирания чемодана лежал не очень одетый коллега по работе и тоже плакал – у него оказалась сломана нога. Потом этот коллега посещал Топтунову уже в гипсе. Она слышала за стеной тук-тук-тук и тут же открывала дверь, чтобы не заставлять инвалида лишние секунды стоять. Топтунова занимала
должность директора небольшого магазинчика, который назывался «На ход ноги», и коллегами-мужчинами у нее были грузчик и охранник, которых приходилось часто менять ввиду нарушений этими коллегами трудовой дисциплины.
        Лене, разумеется, некоторые аспекты личной жизни подруг не очень нравились, но она никогда не обсуждала их поведение: подруги есть подруги, а близким людям надо прощать все их недостатки и некоторые поступки – кроме подлых, разумеется. Но Тамара с Ириной никогда ничего плохого Зворыкиной не делали, не злословили за ее спиной и готовы были в любую минуту приехать на ее зов, а чаще просто так. Дни рождения подружки тоже всегда встречали вместе, и это были веселые и радостные праздники.
        Глава 2
        Лена родилась в последний день весны, а потому отмечала свой день рождения на даче. Народу редко бывало много: сама Лена с мужем, Майорова, Топтунова, которая почти каждый раз приезжала с кем-нибудь новым – когда были мужья, то с ними, а потом с поклонниками, причем каждый год поклонник оказывался другой, но Зворыкины уже к этому привыкли и лишних вопросов не задавали.
        В середине мая позвонила Тамара и предупредила, что через десять дней летит с мамой отдыхать на Сейшелы, а потому на дне рождения Лены ее не будет.
        – Ты пойми, – сказала она, – у мамы отпуск, как назло, и она купила две путевки – себе и мне. Я бы не полетела, но я на этих Сейшелах еще ни разу не была, а потом: мама платит, почему я должна отказываться? А вдруг там общество приличное будет и мне удастся мужика какого-нибудь зацепить?
        – А тебе нужен какой-нибудь? – съязвила Лена.
        – Не, какой-нибудь мне не нужен, – призналась Тамара, – а с другой стороны, чем там заниматься – загорать, что ли? Так для этого не надо никуда летать – сходила в солярий, и вот тебе загар. Так что вы там уж без меня как-нибудь, а я потому приеду, привезу вам какую-нибудь ракушку.
        Она каждый раз привозила из экзотических стран Лене подарок: ракушку или магнитик на дверцу холодильника. Как-то подарила Петьке, Лениному сыну, футболку, при этом сказав:
        – Очень качественная вещь, сама бы носила, но здесь пятнышко на спине.
        Пятнышко на спине футболки было едва заметным, зато на груди красовалась огромная бутылка рома и надпись «I like Habana club». Десятилетнему мальчику майка оказалась велика, но Майорову это не смутило.
        – Года через три будет в самый раз, – сказала она и засмеялась.
        Обидеться на нее было невозможно.
        Потом позвонила Топтунова и сообщила, что Тамарка с мамой улетает на какие-то острова, но сама она приедет к Зворыкиным обязательно. Теперь у нее новый поклонник, который, если верить его словам, работает в банке, правда, пока еще не сказал в каком. Какая машина у банкира, выяснить пока тоже не удалось, потому что она в ремонте.
        – Так что посидим вчетвером, – вздохнула Топтунова.
        – Впятером, – поправила Лена, – муж пригласил своего институтского приятеля, и тот обещал быть обязательно.
        – Симпатичный? – поинтересовалась как бы между прочим Ирина, – высокий хоть, а то тот, который из банка, уж больно маленький, и у него еще нос сломан. Это я заранее предупреждаю, чтобы вы с Колей вопросов не задавали.
        – Главное, чтобы тебе нравился.
        – Да все они одинаковые, только роста разного. Тот, который с твоим мужем учился, он как Николай или…
        – Он высокий, – сказала Лена, – может быть, метр девяносто. Рыжий, правда, и в очках.
        – Ну, – разочарованно протянула Топтунова, – в очках, да еще рыжий. И к тому же какой-нибудь инженер?
        – Вообще-то он депутат Государственной думы. Пышкин его фамилия. Он часто на экране мелькает. Может, ты его и видела…
        Телефонная трубка замолчала. И молчала долго.
        – Ира, ты где? – спросила Лена.
        – Ты серьезно про депутата? – прохрипела трубка.
        – А когда я тебя обманывала?
        Топтунова опять замолчала, словно припоминая что-то очень важное.
        – Так он что, без жены приедет? – дрогнувшим от надежды голосом поинтересовалась школьная подруга.
        – Он уже полтора года в разводе.
        – Ик, – пискнула трубка, и тут же из нее вылетел крик: – Никого не приглашай больше! Ты слышишь, Ленка, никого! Я обязательно приеду!!!
        Гостей ждали к двум часам дня, но Топтунова примчалась еще до полудня. Выглядела она просто замечательно: беленький летний костюмчик, приобретенный, очевидно, специально для этого дня – куцый пиджачок, едва достигающий талии, и коротенькая юбочка, босоножки на высоченной шпильке и, конечно же, декольтированный топик цвета цветущей персидской сирени. Накануне Ирина сделала новую прическу – теперь ее волосы казались густыми и пышными, ровными прядями спускались на плечи.
        Топтунова вошла во двор и увидела Николая, который готовил дрова для мангала.
        – Как я тебе? – поинтересовалась она.
        – Божественно, – отозвался он, разрубая толстое березовое полено.
        Ирина заглянула в шатер, в котором Лена накрывала на стол.
        – Чего не встречаешь, подруга? – крикнула Ирина счастливым голосом.
        Они расцеловались, и хозяйка оценила:
        – Ты сегодня удивительно хороша!
        – Просто ты меня давно не видела, – скромно ответила Топтунова.
        И продемонстрировала нарощенные сиреневые ногти, сверкающие почти брильянтовой крошкой.
        Два с половиной часа подруга изнемогала от ожидания.
        Владимир Геннадьевич Пышкин приехал на большом сверкающем «Ауди» с водителем. Когда он вышел из автомобиля, Ирина смотрела в сторону, будто бы ее интересовало что-то более важное, чем незнакомые мужчины в дорогих костюмах с депутатскими значками на лацканах. Потом закинула ногу на ногу и принялась изучать свои ногти. Зворыкин встретил гостя, они обнялись.
        – Кто это? – шепнул на ухо другу депутат.
        – Подруга жены, – ответил Николай, – сейчас я вас познакомлю.
        – Что же вы скрывали от меня такое чудо! – возмутился Пышкин.
        Он вручил Лене пакет с подарком, продолжая коситься на незнакомку в солнцезащитных очках.
        Сраженного народного избранника усадили за стол рядом с Топтуновой, которая мило улыбнулась ему, но солнцезащитные очки все же не сняла, считая, очевидно, что женщина не обязана демонстрировать себя всю и сразу.
        – …Ремонт в квартире я сделала, – произнесла Ирина, словно заканчивая давно начатый разговор, – а кран на кухне течет, хотя рабочие установили новый смеситель. Я вызываю сантехника, мне назначают дату его визита. Представляете, надо целую неделю ждать! Тогда я сама поменяла прокладку…
        – Что, простите? – переспросил депутат.
        – Штучку такую в кране, – объяснила Топтунова, – теперь у меня ничего не протекает.
        Николай разлил по бокалам шампанское и предложил выпить за именинницу.
        Постепенно беседа стала совершенно непринужденной. Гость попросил разрешения снять пиджак.
        – Тогда и я это сделаю, – улыбнулась Ирина.
        Она скинула свой пиджачок и перекинула его через спинку стула, на котором сидел Пышкин. И при этом склонилась к гостю, тот поглядел на то, что коснулось его плеча, и, удивленный, замер. А Зворыкины переглянулись: теперь им стало понятно, что именитый гость никуда от Топтуновой не денется.
        – Вчера у меня тоже был трудный день, – вздохнул Пышкин, ослабляя узел галстука, – обсуждали новую редакцию закона о митингах и собраниях. Не могли определиться с понятием «толпа», вернее, что отличает толпу народа от массы народа. А если говорить о массе народа, следует ли понимать толпу под народными массами?
        – Я даже не догадывалась, как вам трудно в Думе! – поддержала зарождающуюся тему Лена. – На следующем заседании наверняка будете обсуждать, можно ли считать передвижение массы народа народным движением.
        – Вряд ли, – покачал головой депутат, – это несравниваемые вещи.
        – Можно сравнивать все что угодно и с чем угодно, – поддержал жену Николай. – Например, квадратный корень и паровоз.
        – Это крайность – между ними ничего общего, – возразил Владимир Геннадьевич.
        – Как раз наоборот, между ними общего гораздо больше, чем между движением народа и народными массами: квадратный корень и паровоз – это продукт деятельности человека. А вот движение народных масс можно сравнить лишь с броуновским движением, то есть с хаотическим движением частиц. Если количество частиц не определено с точностью до целой единицы, то направленность движения установить нельзя. А направленность масс – это уже поток. А поток сможет снести любую преграду, если превосходит ее массой и скоростью движения. Если преграда статична и масса ее мала…
        – Я понял, – рассмеялся Пышкин, – но ты, дорогой друг, слишком пессимистично смотришь на вещи. Не забывай, что законотворчество не стоит на месте, а за депутатским корпусом стоит народ, а не какие-то массы. Народ нас избрал, понятно, что народ имеет право требовать, чтобы законотворчество отвечало нуждам и чаяньям большинства граждан. И потом…
        – Все! – перебила гостя Топтунова. – Не хочу говорить и слушать о каких-то проблемах. Сегодня у нас праздник, поговорим о чем-нибудь приятном.
        – Да, – согласился Владимир Геннадьевич и покосился на вздымающуюся грудь соседки по столу, – поговорим лучше о наших достижениях…
        И тут же обратил сверкающий очками взор на хозяина дома.
        – Над чем работаешь сейчас, дорогой друг? Какие у тебя успехи на ниве изобретательства? Есть ли они вообще?
        Зворыкин кивнул:
        – Кое-что имеется, причем не в рамках программ, финансируемых из бюджета. Дело в том, что я, будучи еще школьником, задумался над тем, как можно поработать с экспонентой Пекерта, другими словами, как заставить электродвигатель выдавать большую мощность, чтобы батареи не разряжались при этом мгновенно. Изготовил тогда для себя электромобиль. Смешной, конечно, был аппарат – на велосипедных колесах, без корпуса, но с крышей из солнечных батарей. И все же я на нем ездил, лишь изредка подкручивал педали… Все испытывал, чтобы аккумуляторы подзаряжались на ходу… Даже ветряки ставил… Потом установил солнечные батареи не на над головой, а внутри колес… В солнечный день мог ездить часа два, не крутя педали. Это все детство, конечно, но теперь новые материалы появились, и в голове у меня тоже немного прибавилось. Короче, я придумал электромобиль, который если и нужно подзаряжать, то не так часто, как все существующие ныне. Электромобиль с собственным весом семьсот килограммов и с двумя пассажирами сможет проехать полторы – две тысячи километров со средней скоростью девяносто-сто километров в час.
        – У тебя уже есть готовый экземпляр?
        – Нет, потому что нет средств его изготовить и испытать. Вполне вероятно, что возможности аппарата превзойдут те данные, которые я обозначил.
        – То есть у тебя новый двигатель или сам автомобиль другой системы?
        – Там новое все: аккумуляторы, двигатель, вернее, у меня там два движка – один работает, а второй подзаряжается во время движения. Солнечные батареи встроены в крышу и капот, энергия встречного ветра, вращение вала – все работает на создание мощности, и это еще не все….
        – Интересно, конечно, но ты начал этот разговор не случайно. Наверное, ждешь от меня какой-то помощи?
        – Надеюсь на твое содействие, если тебя заинтересует мой проект. Может, ты поможешь найти каких-нибудь спонсоров. Или заинтересуешь какую-нибудь организацию.
        – Сколько тебе надо?
        – Около миллиона евро.
        – Сколько? – воскликнул Пышкин. – Миллион евро! Сумасшедшие деньги! Никто столько не даст. Были бы у меня такие личные средства, я бы тебе отдал все до копейки, но для меня миллион – то же, что миллиард. Я сам в долгах – поездки, встречи, мне на это не хватает даже депутатской зарплаты. Перебиваюсь, перезанимаю, чтобы хоть как-то прожить. Когда-нибудь я приглашу тебя в гости, и ты увидишь, как я аскетично живу… Кстати, аккумуляторы у тебя ионно-литиевые наверняка, только большие.
        – Сейчас уже есть иные технологии. А ионно-литиевые для твоего мобильника или ноутбука хороши. Да ладно, не бери в голову… Нет так нет.
        – Я и в самом деле хотел помочь, но увы…
        Народный избранник посмотрел на Топтунову, и та приняла сигнал:
        – Что это вы такие не компанейские? – возмутилась она. – Прекрасные девушки ждут от вас комплиментов и восхищения, а вы о какой-то ерунде говорите.
        Пышкин встрепенулся:
        – И в самом деле! Зря время тратим, когда рядом такая красота!
        Он посмотрел на Ирину, и та сделала ему навстречу движение грудью.
        – Кстати, – вспомнил депутат, – а как там ваша банька? Давай-ка ее затопим, а потом посидим там все вместе.
        – Мы с Леной вчера уже помылись, – ответил Зворыкин, – но если вы хотите…
        – Да-а, – одновременно выдохнули Пышкин и Топтунова.
        Народный избранник вышел за калитку, приблизился к своему автомобилю, возле которого любовался небом его шофер – худосочный человек в светлом льняном костюме. Пышкин что-то сказал ему, после чего похожий на офисного клерка водитель вернулся за руль. Сверкающий «Ауди» укатил, а Пышкин вернулся в шатер.
        – Да-а, – произнес он, глядя на Топтунову, – завидую я вам: живете вот так, отдыхаете, а я тружусь, тружусь на благо неизвестно кого, и спасибо по вечерам мне никто не говорит.
        Гости сходили в баньку, откуда вернулись поздно и сразу отправились на второй этаж, где их ждала постель. Кровать, на беду хозяев, оказалась скрипучей. Да и Топтунова вскрикивала ненатурально громко. Лена с мужем лежали в комнатке на первом этаже на разложенном диванчике, в той же комнате спал на тахте сын Петька. Спал он обычно крепко, но все равно Лена переживала, потому что Топтунова в порыве страсти иногда выкрикивала не совсем приличные слова. Да и Пышкин пыхтел слишком истово – так, словно ему предложили принять участие в детской игре и попросили изображать паровоз.
        Кровать ритмично постукивала ножками; с потолка доносилось: скрип-стук, скрип-стук, скрип-стук, скрип-стук…
        – Ой, ой, ой, ой, ой!.. – вскрикивала Топтунова.
        – Ых, ых, ых, ых, ых… – с напряжением пыхтел народный избранник.
        – О-о-о-о-о! – подавала сигнал школьная подруга.
        – А-а-а-а-а! – гудел измученный паровоз.
        Потом наступало молчание, прерываемое хихиканьем Ирины.
        Лена лежала молча, надеясь, что наверху скоро все закончится. Рядом молчал муж, и он тоже не спал.
        – О чем ты думаешь? – тихо спросила Лена.
        – Мне стыдно за себя, – шепотом ответил Николай, – я сегодня обманул Пышкина – стал ему рассказывать о принципе действия двигателя, который я придумал. Во-первых, сказанное мною не имеет почти ничего общего с действительностью, а во-вторых, опытный образец уже существует, и он всю зиму обогревал корпус, в котором размещается наша лаборатория, обогревал и давал электричество, когда всему институту за долги отключили тепло и свет.
        – Я тебя люблю, – шепнула мужу Лена, – люблю и горжусь тобой!
        Она поцеловала его.
        – Мне и за Вовку Пышкина неловко, – вздохнул Коля, – я ведь знаю, что в Думе он возглавляет комитет по инвестициям. От него зависит очень многое, но они там бюджетные деньги отдают каким-то фирмам-посредникам, а те приводят западные компании, обещающие нашей промышленности новые современные технологии, а в результате – ни технологий, ни денег.
        – Все и так понятно, – шепнула Лена, – посреднические фирмы принадлежат членам семей депутатов, а западные – их друзьям детства.
        – Ых-ых-ых-ых-ых, – раздалось наверху.
        Скрип-стук, скрип-стук, скрип-стук…
        – Ой, ой, ой, ой, ой… – жалобно вскрикивала за потолком Топтунова.
        – Интересно, – шепнул Николай, – сами они верят в то, что изображают?
        – Ых, ых, ых, ых, ых…. А-а-а-а-а!!
        – Еще! – крикнула на чердаке Топтунова. – Какой ты мужчина! Ты – лучший!
        – Слава богу, что Петька спит, – вздохнул Николай.
        – Я не сплю, – тихо ответил со своего дивана Петька, – думаю про твой электродвигатель.
        Друзья семьи спустились с чердака только после полудня. Перед тем как сесть завтракать, Пышкин позвонил своему водителю и попросил за ним приехать. Топтунова не сомневалась, что депутат заберет ее с собой. Она сидела рядом с Владимиром Геннадьевичем и прижималась к нему грудью. Пышкину это немного мешало завтракать, но он терпел и выглядел довольным. А когда Лена налила ему кофе, посмотрел на хозяина дома.
        – Кстати, Коля, возвращаясь к твоей просьбе, – произнес депутат, демонстрируя, что никогда ничего не забывает. – На каком принципе действует твой аппарат?
        – На принципе сохранения энергии. Электрический ток заставляет вращаться колеса, вращение вала вырабатывает электрический ток, который… Конечно, есть некоторые потери, но их компенсируют солнечные батареи и энергия встречного потока воздуха, заставляющая…
        – То есть у тебя где-то установлен еще и ветрогенератор роторного типа?
        Николай отвернулся в сторону и после некоторой паузы кивнул:
        – Именно так. Оказывается, ты еще не забыл физику.
        – Я много чего помню, – согласился народный избранник и уставился на Лену. – Хотя, кстати, забыл о своем подарке.
        – Ты подарил мне духи, – напомнила Лена.
        Но Пышкин махнул рукой:
        – Это просто знак внимания, а подарок у меня более существенный. Ты ведь у нас психолог по образованию – так ведь?
        Лена кивнула.
        – А работаешь в школе? – спросил депутат.
        – Да, – ответила Лена, – и работа мне нравится.
        – Забудь! – махнул рукой Пышкин, словно приказывая отказаться от дурной привычки, – я подыскал тебе новое место. Ты про Кадилова слышала что-нибудь?
        – Максим Максимович вел у нас спецкурс по психоанализу. А сейчас он практикующий психотерапевт.
        – Точно так, – согласился Владимир, – Максим Максимович управляет институтом психоанализа: его сотрудники сейчас нарасхват. Ведь все насмотрелись американских фильмов, в которых у каждого более или менее состоятельного человека есть персональный психоаналитик, который помогает решать проблемы. А поскольку у нас нет такой службы, Кадилов ее создал. Я с ним переговорил, и он готов тебя взять, если, конечно, ты пройдешь собеседование. Не знаю, какую он положит тебе зарплату, но, думаю, в месяц будешь получать столько же, сколько за год работы школьным психологом. Есть желание пополнить семейный бюджет?
        – Мне кажется, я пройду собеседование, – проговорила Лена. – Максим Максимович, когда я училась, попросил разрешения использовать фрагменты моей курсовой…
        Она обернулась и посмотрела на мужа, который знал эту историю: Кадилов сказал тогда третьекурснице Зворыкиной, что использует лишь несколько примеров и формулировок, а когда статья профессора появилась, она почти ничем не отличалась от курсовой студентки – была лишь немного сокращена.
        Глава 3
        Сначала Кадилов притворился, что не узнал Зворыкину, а потом достаточно искусно изобразил пробуждение памяти.
        – Вы, кажется, были моей студенткой, – прищурился он, внимательно ее разглядывая, словно она пришла в его кабинет не как предполагаемая сотрудница, а как пациентка.
        – Вы вели у нас спецкурс, – напомнила она.
        – Да-да-да, – согласился он. – Что получили на моем экзамене?
        – «Отлично».
        – Ну, тогда я беру вас на работу. У меня ведь пятерку получить сложно. Только поэтому я иду вам навстречу, а не из-за того, что за вас походатайствовало влиятельное лицо.
        И тут он лукавил: Лена ничего у него не просила, это Пышкин заставил ее прийти сюда; к тому же Лена поняла, что Максим Максимович узнал ее сразу, как только она переступила порог, узнал, но сделал вид, что не понял, кто перед ним.
        – …Какая тема была у вашей курсовой?
        – Преступления сексуальной направленности как проявление внутренних имитаций.
        – Что-то припоминаю, – кивнул Кадилов, – вы изучили мою нашумевшую тогда в научных кругах статью о связи основных прошивок и сексуальной агрессивности. Здесь это пригодится. Для начала поприсутствуете на моих приемах, потом пообщаетесь с нашими ведущими специалистами, посмотрите, как справляются они. После чего направлю пациентов к вам. Сейчас чем занимаетесь?
        – Школьный психолог.
        – Коррекция поведения подростков – не так ли? Тоже нужное дело. К нам иногда обращаются родители с подобными вопросами, но…
        Максим Максимович замолчал, продолжая рассматривать Лену.
        – Вас когда-нибудь приглашали экспертом по вопросам сексуальных преступлений, совершенных подростками?
        – Нет, но я работала с жертвами таких преступлений. С девочками, разумеется, но был и мальчик, который не захотел говорить об этом с психологом-мужчиной…
        – Интересно! – воскликнул Кадилов. – Хотите, расскажу, как это было у мальчика? Скорее всего, его совратил какой-нибудь хорошо знакомый родителям человек, которого они безусловно уважали. Мальчику лет двенадцать-четырнадцать – он тихий интроверт.
        – Почти так. Пацану было двенадцать, а совратителем оказался сосед по даче – очень уважаемый и заслуженный человек, у него было двое своих сыновей, оба студенты. Дачу потом эта семья продала…
        – Выходит, соседа посадили?
        – Нет, он застрелился, когда за ним пришли. Попросил разрешения переодеться. Вошел в свой кабинет, достал пистолет и, не задумываясь, убил себя. Именно его смерть напугала ребенка, а не то, чем они занимались. Мальчик очень любил древнюю военную историю: спартанцы, римские войны. Сосед беседовал с ним и смог убедить, что легионеры занимались этим, чтобы стать сильнее, отважнее и защищать друзей, как самих себя…
        Максим Максимович кивнул и тут же потерял интерес к этому случаю.
        – За прессой следите? – спросил он. – То есть за криминальными хрониками? Что вы думаете по поводу недавних убийств чиновников?
        Лена пожала плечами.
        – Не слышали разве? – удивился Кадилов. – В течение месяца убиты двое высокопоставленных сотрудников мэрии: один курировал жилищное строительство, а второй ремонт дорог. Об этом столько говорят в последнее время! Самое интересное: никаких подозреваемых, никто этим людям не угрожал, ничего не вымогал, не требовал… Они не были никому должны и сами никому ничего не обещали.
        – Так не бывает, – возразила Лена, – чиновники всегда обещают, а значит, должны или делать, или отвечать за несделанное…
        – Тем не менее следственный комитет и прокуратура в тупике. Ко мне на прием захаживает один ответственный товарищ из этого ведомства, иногда он делится со мной информацией.
        – А что с ответственным товарищем такое, что он к вам зачастил?
        Кадилов вскинул на Лену удивленный взгляд:
        – Что за вопрос? Вы же понимаете, коллега, что это врачебная тайна. Но случай очень и очень неординарный…
        Две недели Лена присутствовала на приемах, который вел Максим Максимович и признанные специалисты его института. Впрочем, институт психоанализа, который создал Кадилов, был просто психотерапевтической клиникой – с просторными холлами, десятком кабинетов для сотрудников и парочкой комнат для физиотерапевтических процедур, – название «институт» Кадилов придумал для солидности, потому что сам был доктором наук, профессором и даже действительным членом Академии российского психоанализа, о существовании которой Лена прежде и не подозревала. В клинике имелась и служебная столовая, похожая на молодежный бар со светомузыкой, солярий, сауна с малюсеньким бессейнчиком. Все это, по мнению Кадилова, должно было сплачивать коллектив, кроме того, некоторые высокопоставленные клиенты посещали сауну и бассейн вместе с Максимом Максимовичем и там беседовали с ним о своих проблемах, потому что в кабинете не могли расслабиться и говорить правду.
        Из десятка психотерапевтов, работающих в клинике, кое-кого Лена знала: двое преподавали на факультете в те годы, когда она училась, а одна была студенткой на курс младше. Звали ее Ритой, и уже тогда ходили слухи, что она любовница профессора Кадилова. Рита и в клинике находилась на особом положении: говорила громко и давала всем советы. Но Лену она узнала сразу и приветливо обняла.
        – Я рада, что мы будем работать бок о бок! – объявила она. – Если возникнут проблемы или трудности – прямо ко мне. Больше тебе здесь никто не поможет.
        Судя по всему, Максим Максимович до сих пор поддерживал со своей бывшей студенткой близкие отношения. Лена побывала и на ее приеме. И поразилась, что Рита Ковальчук оказалась довольно сомнительным специалистом, если вообще понимала, как следует общаться с пациентами: она не беседовала с ними, а учила жить, громко, с интонациями сержанта, наставляющего новобранцев. Голос у Риты был резкий, с выговором уроженки южных областей России. Люди уходили от нее подавленные и растерянные. Зато стеллажи в кабинете многолетней любовницы Кадилова были заставлены американскими книгами по психоанализу, и, как ни странно, Рита прочитала их почти полностью. Как-то она сняла одну из них с полки, начала ее пересказывать, а потом протянула Лене:
        – Что мне тебе рассказывать! Ты почитай лучше сама и поймешь мой метод.
        Лена посмотрела на обложку:
        – «Традиция почитания икон Богоматери России глазами американского психоаналитика» – я правильно перевела?
        – Абсолютно, – кивнула Рита, – очень мудрая книга. В ней есть все – для меня это и библия, и методическое пособие. Смотри не потеряй, я ее специально из Штатов заказывала – мне эта книга кучу денег стоила.
        Лена знакомилась с откровениями известного американского психоаналитика, не отрываясь, два дня и ничего не поняла. Вернее, поняла, что все изложенное популярным человеком – невероятная чушь: Христос – добровольный мазохист, русские молитвы и почитание икон – бессмысленные фразы и последовательность действий, понятные только самому человеку, произносящему набор ничего не значащих слов, почитание Богоматери – детская боязнь русских остаться сиротами и тому подобное. И, возвращая книгу Рите, она сказала, что хотя не все поняла, но не со всем согласна.
        – Просто ты не доросла, – спокойно отнеслась к ее оценке Рита, – для понимания столь сложного текста необходимо обладать не только обширными знаниями специальности, но и собственной глубокой духовной практикой. Вот я, например, разработала свой метод общения с пациентами, основываясь на том, что почерпнула из этой великой книги. Американцы ведь многого добились в психоанализе, с этим никто не спорит: у них посещение психоаналитика – такое же обычное дело, как визит к дантисту. Полагается ходить к стоматологу не реже раза в полугодие – американцы это делают, а к психоаналитику они ходят даже чаще и платят намного больше, чем зубному врачу, а потому все они такие удачливые и спокойные.
        Лена спорить не стала. С Ритой вообще никто в клинике не спорил, потому что любовница хозяина и главного специалиста все равно говорила громче всех. Странно только, что Кадилов посоветовал Зворыкиной обратить внимание на то, как работает именно Рита…
        Но специалисты в клинике Максима Максимовича все же имелись, и лучшим среди них был профессор Рейнгольд. Присутствовать на его приемах было интересно и поучительно. К тому же Дмитрий Натанович всегда предлагал Лене поучаствовать в процессе. Однажды к нему на прием пришла женщина, измученная борьбой с сыном-шестиклассником. Во всех своих неурядицах она винила только себя, к тому же школьный психолог, которому в свое время поручили поработать с мальчиком, вынес свое заключение: ребенок адекватный – во всем виновата сама мама, которой следует заняться серьезной коррекцией собственного поведения.
        Дмитрий Натанович слушал, задавал вопросы, а потом обратился к Зворыкиной:
        – Может, вы что-нибудь посоветуете, коллега?
        – Вероятно, школьный психолог был прав, – сказала она, – у вас нормальный сын: не наркоман, не токсикоман, не просиживает сутками у компьютера, ладит со сверстниками… А поскольку отца нет, он копирует манеру поведения мамы, при этом пытаясь выполнять роль мужчины в семье…
        Лена посмотрела на посетительницу, которая слушала ее с некоторым недоверием.
        – Если хотите, я дам некоторые рекомендации…
        Лена говорила более получаса, а женщина записывала, хотя и выражала порой сомнения: «Это вряд ли… Этого точно он не будет делать… На это я пойти не смогу…»
        Через день она позвонила Зворыкиной и доложила, что сын принял ее условия, а она – его условия. Каждый завел журнал своих хороших поступков и журнал исполнения желаний, которые будут заполнять в конце каждого дня вместе…
        Потом она стала названивать часто.
        – …Я не захожу теперь в его комнату, как вы советовали, а он в обмен на это сам убирает в ней, и, кстати, очень тщательно… Он попросил научить его готовить, а я взамен попросила его прочитать «Войну и мир» и пересказать мне: якобы у меня на чтение нет времени – работа все отнимает. Он таким классным рассказчиком оказался… Вчера мы с ним записались в секцию айкидо…
        Глава 4
        Для Лены выделили отдельный кабинет – десятиметровую комнату с узким окном, к которому прижимался ствол растущего возле дома старого тополя. Изначально в комнатке планировалось размещение библиотеки по специальности, но потом от этой идеи отказались, потому что каждый специалист покупал себе книги сам. Некоторое время комнатенка использовалась как кладовая, но потом появилась Зворыкина, которой был необходим кабинет.
        Прошло две недели, как она работала у Кадилова, и уже два дня, как она сидела в собственном кабинете. Не сидела, разумеется. А перенимала опыт коллег, присутствуя на их приемах и просто беседуя с ними. И ожидала, когда Максим Максимович позволит ей начать собственную практику, считая, что готова к этому, а если будут какие-то трудности, то посоветоваться есть с кем.
        И вот наконец Кадилов пригласил ее в свой кабинет, где уже находился какой-то мужчина.
        – Познакомьтесь с нашим специалистом Еленой Александровной Зворыкиной, – представил ее Максим Максимович, – теперь она будет работать с вами.
        Мужчина едва привстал и назвал себя:
        – Валерий Иванович.
        – Валерий Иванович испытывает некоторый дискомфорт в общении с окружающими, – объяснил Кадилов, – помогите ему.
        Оказавшись в своем кабинете, Лена даже не успела ничего спросить, потому что пациент, едва усевшись в кресло, уточнил:
        – Начнем с того, что никакого дискомфорта в общении у меня не наблюдается. Просто самого общения нет. Я не работаю постоянно, друзей у меня нет, семьи тоже.
        – Но ведь были когда-то и друзья, и семья? – предположила Лена.
        Мужчина задумался, потом кивнул:
        – Была жена и дочь, но я с ними не встречаюсь, потому что они этого не хотят. Друзья тоже были, но это были друзья семьи и, как выяснилось, больше друзья жены. Меня они не посещают и никогда не звонят.
        – Вы были инициатором развода?
        – Жена, – ответил Валерий Иванович. И тут же продолжил: – Я не могу беседовать в таком темпе, я предупредил, что пришел сюда не исповедоваться.
        – Вы пришли просто пообщаться и выговориться.
        Пациент задумался и кивнул:
        – Можно сказать и так.
        – А прежде чем начать разговор, вы пытаетесь определить, стою ли я ваших откровений?
        Он снова кивнул.
        Для себя Лена уже определила, что этому человеку нужна реальная помощь. Потому что Валерий Иванович выглядел очень спокойным и рассудительным, возможно, прежде он занимал какой-нибудь ответственный пост или преуспел в бизнесе, а потом решил отдохнуть от трудов. Накоплений, вероятно, не так много, чтобы продолжать прежнюю, более чем обеспеченную жизнь, а потому жена предпочла с ним расстаться… Сначала она пыталась увещевать его, потом стала устраивать скандалы, а когда поняла, что это бесполезно, ушла вместе с дочкой.
        – Причины моего развода никак не связаны с материальными трудностями, – произнес Валерий Иванович, словно прочитав ее мысли, – мы жили достаточно скромно, но не бедствовали. Я был на государевой службе, а она преподавала в институте. Потом перешла в частную фирму. Прожили вместе девятнадцать лет, а теперь вот почти четыре года в разводе.
        – Сколько вашей дочери сейчас?
        – Шестнадцать.
        Спрашивать, почему он не видится с дочерью, Лена не стала, ведь Валерий Иванович уже сказал, что ни жена, ни дочь не желают с ним встречаться. А раз так, значит, причиной развода было что-то очень серьезное. Может, его влечение к дочери? Но лучше не гадать, неверные установки могут только навредить.
        – Я был обычным отцом, – произнес он.
        И снова Лена удивилась тому, что Валерий Иванович как будто предугадывает ее вопросы.
        – Страсти к дочери у меня не было. И жене я тоже не изменял, если вас это интересует. Вообще я мечтал о сыне, но когда появилась дочь, то радовался точно так же, как если бы родился мальчик.
        – У дочери с матерью были конфликты?
        – Случались, но по мелочи. У меня же никогда. Но вообще дочка больше общалась с мамой. Они и ссорились, как две подружки. У вас ведь сын? Сколько ему?
        – Двенадцать. А как вы догадались?
        – Просто предположил. Хотя женщины, имеющие сына или дочь, отличаются друг от друга. Различия небольшие и не всегда обязательные, но в совокупности дают понимание того, какого пола у нее ребенок.
        – Очень интересно! – произнесла заинтригованная Лена. – Можете назвать хотя бы несколько отличий?
        – Разница может быть во всем. Это подобно тому, как незамужняя женщина отличается от замужней. Как счастливая в браке не похожа на ту, которая едва терпит присутствие рядом ненавистного ей или просто нелюбимого мужчину. Отличия могут быть в походке, в манере одеваться, в прическе, во взгляде, в тембре голоса, в манере общения…
        – Может быть, вы и правы, – согласилась Лена.
        А пациент посмотрел на нее и продолжил:
        – Вашему сыну лет десять-двенадцать, а вам едва ли больше тридцати, хотя выглядите вы моложе. Значит, сын родился, когда вы были студенткой. Вуз заканчивали, нагруженная домашней работой, уходом за ребенком. Муж помогал и с сыном, и работать пошел… Ведь он тоже был студентом?
        – К тому времени он уже закончил институт… Но зарплаты были небольшие, и ему приходилось совмещать.
        – Не сомневаюсь, что он достойный уважения и вашей любви человек. Вам завидуют подруги, но у вас их немного, поэтому выскажу предположение, что они не так удачливы в своих браках… Хотя мне кажется, их одна-две максимум, и они обе не замужем. Интеллектуально вы их превосходите.
        – Насчет их интеллекта промолчу, – улыбнулась Лена, – а все остальное совпадает.
        – Что касается вашего ума, то тут редкая женщина может с вами сравниться, а потому я не гадал, а высказал лишь то, что очевидно. Муж наверняка очень ценит вас и любит.
        – Надеюсь, – опять улыбнулась Лена.
        Беседа принимала странный оборот, и потому она спросила:
        – Вы живете один?
        Валерий Иванович кивнул.
        – Но вы не очень бедный человек, раз можете позволить себе услуги психотерапевта. Неужели у вас нет постоянной женщины?
        Валерий Иванович едва заметно усмехнулся.
        – Случайные? – удивилась Зворыкина и покачала головой. – Это вряд ли, вы серьезный человек. А потому, скорее, не будете пользоваться услугами профессионально обученных искусству любви.
        – У меня есть девушка, – признался Валерий Иванович, – можно сказать, приходящая. Она появляется по моему вызову: может остаться на ночь, может задержаться на два-три дня. Пару недель в прошлом году отдыхали с ней на Ямайке… А весной этого года летали на карнавал в Рио.
        – Как вам карнавал?
        – Мне понравилось, а ей нет.
        – Почему? – искренне удивилась Лена.
        – Почему мне понравилось? – переспросил Валерий Иванович.
        – Я о ее реакции на праздник спросила.
        – Праздник – да, но он не наш, – объяснил Валерий Иванович. – Музыка, веселье – и того и того с переизбытком. Люди перенакачивают себя танцами и алкоголем, наркотиками… Больше, конечно, ритмом мелодий, которые заставляют сердца биться в ином, чем обычно, ритме: люди пребывают в трансе, мир вокруг них уже иной, и поведение каждого меняется… Я уже говорю не о групповом или массовом сексе, а об опасности для жизни находиться там. В первый день на нас дважды напали грабители. В первый раз какой-то парень просто попытался выхватить у моей подруги сумочку, но она держала ее крепко, и я его просто отшвырнул; парень убежал грабить кого-то другого. А вечером на нас напали уже трое. Причем они хотели не только завладеть нашим имуществом…
        – Они попытались изнасиловать вашу подругу? – догадалась Лена…
        И вдруг поняла, что это, вероятно, и произошло, а Валерий Иванович не смог ее защитить, и все это произошло на его глазах, а потому он испытывает чувство вины и пережитого унижения.
        – Пытались, – кивнул он, – двое повалили ее, а третий приставил к моему горлу нож. Не пугайтесь – ничего не произошло. Я успел перехватить его запястье и выстрелить ему дважды в живот, а потом выстрелил еще трижды в тех двоих. Вокруг гремела музыка, люди веселились, мимо проходили радостные, танцующие ламбаду зомби, все это случилось на их глазах, но никому не было дела до того, что происходит…
        – Как выстрелили? – не поняла Лена. – Из чего вы стреляли?
        – Из травматики, – объяснил Валерий Иванович, – одному в живот дважды, второму попал в голову, а третьему в плечо и в шею.
        – Но вы же не убили их…
        – Не знаю. Мы ушли, а они остались лежать.
        – Представляю, как испугалась ваша подруга.
        – Она не испугалась.
        – Совсем не испугалась?
        Валерий Иванович покачал головой:
        – Ни капельки.
        И усмехнулся. Понимая, что Лена ему не верит.
        – Мы познакомились через Интернет, – признался он, – я искал, простите, девушку для встреч. Она – мужчину для встреч, причем указала, что хочет серьезного и постоянного, но не для замужества, так что я ее устроил полностью.
        – Но она не приезжает к вам сама, а только по вашему вызову?
        Мужчина кивнул:
        – Почти всегда так и бывает.
        – Но ведь вы о чем-то с ней говорите, у нее есть какие-то планы на жизнь. Она делится с вами? Сколько времени вы вместе?
        – Мы не вместе, мы встречаемся почти два с половиной года – достаточно часто. И она ничем со мной не делится. Мы вообще не разговариваем. Она все время молчит, и меня это полностью устраивает – иначе бы я не выдержал столько времени.
        – Она молчит? – переспросила Лена и догадалась. – Она немая?
        Валерий Иванович покачал головой:
        – Нет, но за два с половиной года она едва ли произнесла при мне два с половиной слова. Если вдруг что-то хочет сказать, присылает мне эсэмэску, даже если я нахожусь с ней рядом…
        – Она…
        – Моя девушка вполне нормальная и адекватная, если вас это интересует. Просто однажды решила соседствовать с окружающим миром именно так.
        – Но это само по себе…
        – Меня в ней устраивает все, а ее молчание – в первую очередь.
        Валерий Иванович посмотрел на часы и поднялся:
        – Спасибо вам огромное, постараюсь бывать у вас почаще. Вы мне очень помогли.
        Лена проводила его до гардеробной, а потом, уже попрощавшись, подумала: «Чем помогла? Поговорили немного, да и то ни о чем…»
        Она вернулась в кабинет, и почти сразу к ней заглянул Кадилов.
        – Как прошло? – спросил он.
        Лена пожала плечами:
        – Никак, но клиент доволен, сказал даже, что я ему помогла.
        – А ваше мнение?
        – Мое мнение, что он нуждается в компенсаторном общении: у него близкие отношения с девушкой, которая все время молчит.
        – Видимо, не столько молчит, сколько не слушает его. А невнимание – признак неуважения. При этом Валерий Иванович – человек очень серьезный. Он был следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры. Представляете, каково следователю, когда кто-то не отвечает на его вопросы, а применить незаконные методы ведения допроса он не может? Не так ли?
        – Я думаю, он просто любит свою подругу и не хочет себе в этом признаваться.
        – Ты считаешь, что ему не нужна психологическая помощь?
        – Максим Максимович, – улыбнулась Лена, – вы в своих работах утверждаете, что психологическая помощь необходима каждому человеку, в том числе профессиональным психологам.
        Кадилов внимательно посмотрел на нее.
        – А мне в ближайшее время потребуется именно ваше содействие, – произнес он. – Дело в том, что несколько лет назад во Фрайбурге… Знаете такой город?
        – Знаю только, что там родился Зигмунд Фрейд и прожил до трехлетнего возраста.
        – Так вот, к стопятидесятилетию Фрейда в этом городке проводили конференцию, посвященную творчеству знаменитого земляка. Я на ней тоже выступил с докладом о внутренних имитациях. Вы, кажется, знакомы с моей статьей на эту тему…
        – Немного, – соврала Лена, чтобы начальник не думал, будто она помнит о своем авторстве.
        – Так вот, потом уже ко мне подошел один известный американский издатель и предложил написать книгу по данной тематике. Обещал прислать на подпись контракт, но сделал это только сейчас. Тираж обещает сделать большим, если я раскрою подоплеку сексуальных преступлений. Просит подготовить книгу как можно быстрее, а у меня и тогда был жуткий цейтнот, времени ни на что не хватало, и сейчас ни секунды нет, а издатель торопит. Книга очень важна не только для меня, но практику я оставлять не могу, потому что моим пациентам нужна постоянная помощь. Объем – десять авторских листов, это четыреста тысяч знаков… Если вы набросаете мне…
        – Я должна набросать или написать?
        Кадилов почесал за ухом, быстро взглянул на потолок, словно искал ответ на такой простой вопрос именно там, и ответил:
        – Напишите – я в любом случае многое исправлю. Фамилия на обложке будет моя, а вам я заплачу двадцать или двадцать пять тысяч долларов – почти весь обещанный мне гонорар.
        – Я готова помочь вам, – сказала Лена.
        – Вот и славненько, – спокойно произнес Максим Максимович.
        Он повернулся и не спеша направился к своему кабинету. Лена осталась стоять, несколько ошарашенная предложением. Написать книгу на основе своей курсовой труда, конечно, не составит. То есть это отнимет какое-то время – может быть, три или четыре месяца вечерами придется заниматься только этим, возможно, даже на работе найдутся свободные минуты… Но двадцать тысяч! Или даже двадцать пять! Такие деньги им с Колей очень пригодились бы.
        – Скажите, девушки, подружке вашей… – прозвучало негромкое пение.
        Лена с удивлением подняла голову и посмотрела вслед уходящему Максиму Максимовичу: пел именно он, и голос Кадилова был вполне приятным.
        …Что я ночей не сплю, о ней мечтая.
        Что всех на свете она милей и краше…
        Максим Максимович подошел к двери своего кабинета, продолжая петь все так же негромко, вставил ключ в замочную скважину, обернулся и посмотрел на Лену. Помахал ей рукой и продолжил:
        Я сам хотел признаться ей,
        Но слов я не нашел.
        Он зашел в кабинет и запел еще громче:
        Очей прекрасных огонь я обожаю…
        Вечером Лена рассказала о предложении начальника Николаю. Боялась, что муж посоветует отказаться, но Коля отнесся к известию спокойно.
        – Обычное дело, – сказал он, – я тоже, если помнишь, семь лет работал на академика Верзильцева. Статьи писал я, а фамилия стояла его. Денег он не платил, правда, потом сделал так, что мою кандидатскую засчитали как докторскую…
        – Но отзывы на нее были великолепные, – напомнила Лена.
        – Ну и что, все равно стал бы только кандидатом, а получив докторскую степень, я смог рассчитывать на карьерный рост и солидную прибавку к зарплате.
        – До сих пор рассчитываем, – рассмеялась Лена.
        – Прости, – вздохнул Николай, – но рано или поздно все будет. Так что кадиловские двадцать тысяч долларов нам будут как нельзя кстати. Сама ты как к этому относишься?
        – Я и без материального вознаграждения написала бы эту книгу – очень хочется заняться подобного рода исследованиями.
        Они вдвоем готовили ужин, а когда уже сели за стол, в дверь позвонили: без предупреждения нагрянула Тамара Майорова, которая принесла магнитик в виде пальмы, коралловые бусы и бутылку виски из аэропортовского магазина беспошлинной торговли. После возвращения с Сейшельских островов это был ее первый визит к Зворыкиным.
        – Лучше бы я пришла к тебе на день рождения, – сказала она Лене, – на этих островах скука одна. А так, глядишь, ваш знакомый депутат обратил бы внимание не на Ирку, а на меня.
        И рассмеялась, понимая, что подобное вряд ли бы случилось.
        – Хотя с Топтуновой в этом плане редко кто может поспорить. Она небось сразу грудь выкатила…
        Майорова помотрела на Николая:
        – Ничего, Коля, что я так откровенно? Просто ты свой в доску, и при тебе можно так говорить. Но ведь признайся честно, что именно так и было.
        – Честно признаюсь, что меня подобной тактикой не взять, – усмехнулся Зворыкин.
        – Все вы так говорите, а когда Топтунова к вам прижиматься начинает, устоять не можете.
        – Можем, – возразила Лена, – я когда ей Колю в первый раз показала, она и на него пыталась таким же образом воздействовать – не получилось.
        – Вот ведь какая гадина! – возмутилась Тамара. – И почему мы с ней дружим? Я сколько раз зарекалась с ней никуда не ходить. Только мужик какой на меня глаз положит, так она сразу к нему… Она меня тут в Турцию позвала, но я отказалась. Во-первых, где я и где Турция, а во-вторых, с Иркой никакого отдыха не получится: она загорает топлес, и весь пляж пялится на ее эти топлесы, а потом вечером в баре все ее цепляют…
        – Откуда ты знаешь? – удивилась Лена. – Вы же вместе не отдыхали.
        – Отдыхали, – призналась Майорова, – лет пять назад, именно в Турции, только решили тебе ничего не говорить, чтобы ты не обиделась, что мы туда без тебя рванули.
        – Почему я должна обижаться, я бы только порадовалась за вас…
        – Нет, Турция – не то, там теперь только гопота одна собирается. А на Сейшелах – скука. На Ямайке в прошлом году мне понравилось – там были и приличные люди. Но все, к сожаленью, с кем-то. Мне один мужик солидный понравился, но он был с девкой. Ему лет сорок пять, а ей, наверное, и тридцати не было. Такая ничего из себя, только глухонемая, наверное, – все время молчала. Они как-то в баре сидели, так к ней двое наших парней подвалили – накачанные ребята с цепями на шеях. Подошли к их столику и сели, пока мужик солидный за коктейлями к стойке отошел. Они этой девушке чего-то говорят, а она делает вид, будто не замечает их вовсе. Ребята завелись конкретно. Они уже приняли на грудь хорошо. Мужчина этот вернулся к столику, а один из этих пацанов ноги на свободный стул положил, дескать, проходи мимо – место занято. А тот солидный что-то сказал негромко, а потом ему по ногам двинул. Они оба вскочили, извинились и быстро ушли. Потом в бар, если эта парочка сидела внутри, даже заглянуть боялись. Видимо, тот мужчина в солидном авторитете был.
        – Мужчину звали Валерием Ивановичем? – спросила Лена.
        Майорова задумалась, вспоминая.
        – Валера точно, только отчества не помню. Да что мы про каких-то посторонних! Давайте-ка лучше про Ирку Топтунову поговорим. Я тут с ней созвонилась, она мне такого наплела! Вот я и хочу проверить, врет она или нет.
        Тут же выяснилось, что их школьная подруга теперь живет с депутатом Пышкиным в его квартире, ушла с работы и устраивается на новую – в крупную торговую сеть заместителем генерального директора по закупкам. Место это Ирине подыскал, разумеется, Владимир Геннадьевич Пышкин, который от Топтуновой в восторге и вообще потерял голову.
        Глава 5
        Валерий Иванович вошел в кабинет и опустился в уже знакомое ему кресло.
        – Я уже два дня думаю о вашей девушке, – сказала Лена, – представляю, что стало бы с моей психикой, если бы на меня и мужа вот так же напали. А потом муж, будь он вооружен, начал бы стрелять и, возможно, причинил здоровью нападавших серьезный вред.
        – Вероятно, я причинил им что-то, – согласился Валерий Иванович, – но ведь они тоже знали, на что идут. И они были готовы убить нас. Теперь подумают, прежде чем повторить подобное с кем-то еще. А что касается моей девушки, то не переживайте, в ее жизни были приключения и пострашнее.
        Лена вспомнила историю, рассказанную подругой, и сообщила:
        – Мне известно, что в прошлом году, когда вы отдыхали на Ямайке, в баре отеля произошел какой-то конфликт с двумя накачанными ребятами. Что вы им тогда сказали?
        – Какой конфликт?
        Он не удивился тому, что Лене что-то известно, даже задумался, припоминая.
        – Да не было никакого конфликта. Пацаны перебрали основательно и решили немного побыковать. Я попросил посмотреть на меня внимательно и вспомнить, кто я такой. Если они не вспомнят, то посоветовал им домой не возвращаться, потому что жизнь перестанет им улыбаться.
        – И они сразу ушли?
        – Не сразу. Но я назвал им свою фамилию, которую они, судя по всему, не слышали прежде, но на всякий случай решили не рисковать.
        – И вы не испытали никакого страха или волнения?
        – Нет, иначе ничего не получилось бы. Эти люди прекрасно понимают, когда их боятся. Человек может держаться уверенно, говорить спокойно, но страх спрятать нельзя, и тогда подобные ребята осознают, что ничего им не грозит и они могут действовать, как им вздумается. Главное – не подать виду, постараться не дрогнуть, когда действительно страшно… Но тот случай к подобным ситуациям не относился.
        – Я уже не спрашиваю про вашу девушку…
        – Почему она такая бесстрашная – вы это имели в виду? Ответ простой: потому что она никого не любит, а более всего не любит саму себя.
        – Такого не бывает.
        – Поверить трудно, что она никого не любит? Так я и про себя могу сказать то же самое, но, в отличие от моей подруги, я себя ценю, хоть и стыдно в этом признаться.
        – Она всегда была такой?
        Валерий Иванович вздохнул, задумался. И достаточно долго молчал.
        – Нет, конечно, она не всегда была такой.
        – Но вы же ее другой не видели, вы не знаете, какой она была прежде?
        – Видел, – спокойно ответил Валерий Иванович, – она была маленькой, испуганной, постоянно плачущей девочкой. В то время она была подследственной, а я вел ее дело.
        – Как? – поразилась Лена. – Вы ее когда-то знали?
        – Знал, но за последние два с половиной года, пока мы общаемся, ни она, ни я не признались друг другу, что мы знакомы уже давно.
        – А что она совершила, что находилась под следствием?
        – Не просто находилась под следствием, но была осуждена. Получила десять лет за убийство собственного мужа.
        Лена почувствовала, как кровь отхлынула у нее от лица.
        – И вы, когда увидели ее страничку с фотографией на сайте знакомств, узнали…
        – Не узнал. И когда увидел при первой встрече, не узнал, почувствовал, что виделись прежде, потом понял, что она похожа на ту девочку, но когда поймал ее взгляд, понял, что она тоже меня сразу узнала…
        – И согласилась встречаться с вами?
        – Я думаю, из-за того что узнала меня, она и согласилась. Мне кажется теперь, что она, не имея ни специальности, ни жилья, ни родных, уже решилась на занятие проституцией, но искала постоянного состоятельного клиента… Я могу даже представить, что она до меня уже встречалась с кем-то. И могу понять мужчин, которые встречаются со странной девушкой, отвечающей на вопросы кивком или покачиванием головы, а в более сложном случае пишущей эсэмэску, – их тянет к ней до болезненной страсти, а она смотрит на них холодно и спокойно, словно выбирая место, куда нужно выстрелить.
        – Вы сказали, что она убила своего мужа. Каким образом она сделала это и за что?
        – Она его застрелила. Муж был, как теперь принято говорить, авторитетным бизнесменом. Две погашенные судимости, огромная популярность в криминальной среде, раскрученный бизнес: рестораны, казино, гостиницы… При этом раскован, не дурак, но с дурацкой уверенностью, что ему позволено все. Мать моей подруги держала тогда маленький ресторанчик. Этот человек заскочил туда, очевидно, случайно, и место ему понравилось, а если понравилось, значит, заведение должно принадлежать ему… На женщину надавили, полиция, то есть тогда еще милиция, даже не почесалась, чтобы вступиться, и в прокуратуре один идиот посоветовал ей не стоять на пути уважаемого человека. А тот увидел еще и дочку… Захотел присвоить, вероятно, сразу… Девочка просто боялась, боялась смертельно, видя к тому же, как перепугана мама. Мама вроде и не возражала против брака. Но во время церемонии, когда жениха и невесту спрашивают: «Является ваше желание искренним взять в мужья…» и так далее… Вот только тогда несчастная женщина крикнула дочери на весь зал: «Откажись! Ответь ему «Нет!» Ее, конечно, вынесли из зала, а что прошептала девочка, никто
и не слышал. Потом был ресторан, пьянка с сотнями гостей… И только тогда молодожен вспомнил о теще, вышел из-за стола, вывел ее в подсобку ресторана и на глазах официантов ударил. Ударил так сильно, что она лежала час или два, пока официанты не догадались вызвать «Скорую» и несчастную не увезли в реанимацию. Но видели, как он ударил, не только официанты, но и молодая жена. А ей было семнадцать, она только-только закончила школу. Тот отморозок как ни в чем не бывало вернулся за стол, потом вспомнил о своих правах и повел жену в номер. Свадьбу праздновали в ресторане принадлежащей ему гостиницы. Вот там, в номере, это и произошло. Услышав выстрел, в комнату ворвались люди и увидели брачное ложе, новобрачного с простреленным виском. А под ним билась в истерике залитая чужой кровью девочка. У этого дурака была привычка класть пистолет под подушку. Дали ей десять лет, хотя прокурор требовал максимально возможного наказания… Она отсидела свой срок полностью… Вышла, пыталась устроиться на работу, но с ее манерой не разговаривать, кто ж рискнет ее взять? А потом появился я.
        Лена молчала, так как не знала, что сказать. А Валерий Иванович и не ждал от нее никаких слов.
        – У вас нет чувства вины, что не смогли помочь ей?
        – Чем я мог? Ее взяли на месте преступления, моя задача была не расследовать, как это случилось, а просто изобразить следственные действия. Естественно, что я искал смягчающие обстоятельства, что было не так уж и просто, ведь ее жизни ничего не угрожало… Я потом уж подходил к назначенному судье и просил оправдать девочку – судья написал на меня докладную…
        – А с ее мамой что было?
        – Мама умерла в реанимации, не приходя в сознание, – перелом основания черепа. Но судья даже это не принял во внимание. Свидетели показали, что женщина была пьяна, сама упала в подсобке, ударилась головой и так далее. А я ничем не мог помочь.
        – И все-таки чувство вины присутствует?..
        Валерий Иванович покачал головой:
        – Чувство вины может возникнуть лишь за проступок, оставшийся без наказания, за обман, за собственную несправедливость, за бессилие, может быть, но не в этом случае. Поверьте, я знаю, о чем говорю… В этом случае – точно нет.
        – Значит, я ошиблась. Но сейчас чего вы боитесь – вам же известно? Мне кажется, что ваша подруга любит вас, потому что вы единственный, кто связывает ее с жизнью. Она и молчит лишь оттого, чтобы не выдать голосом своего отношения к вам…
        Валерий Иванович посмотрел на часы и поднялся. Все это он сделал так же внезапно, как и в первую их встречу. Но теперь, когда они подошли к двери, он сказал:
        – Я сам найду выход. А что касается моей подруги, то вы заблуждаетесь. Она не любит меня… Она хочет… Как бы так сказать, чтобы вы не испугались. Она хочет меня убить…
        Дверь за Валерием Ивановичем закрылась, и только теперь Лена подумала: «О каком выходе он только что сказал?» Она выскочила из кабинета и побежала вслед за пациентом.
        Он обернулся и, дождавшись, когда Лена подошла, спросил:
        – Вы хотите, чтобы мы с моей подругой пришли в следующий раз вместе?
        Лена кивнула:
        – Мне кажется, это необходимо вам обоим.
        – Не придем. Во-первых, она не станет с вами разговаривать, а во-вторых, я этого не хочу. И к тому же мне нравится общаться с вами один на один.
        И опять она не поняла, что он имел в виду, не произнес ли Валерий Иванович обычную фразу, лишенную всякого подтекста и скрытого смысла…
        Лена вернулась в свой кабинет, опустилась перед компьютером и решила продолжить работу над книгой, которую ее просил написать Кадилов. Но мысли путались, и она набрала первое, что пришло в голову.
        Трудно сказать, чего боится человек до своего рождения и что может страшить его – не знающего света. Но самый первый страх, который приходит к нему, едва ребенок начинает дышать, – страх открыть глаза в темноте, страх проснуться и не увидеть ничего, кроме беспросветного мрака, когда в целом мире ничего, что могло бы успокоить: ни нежного и спокойного голоса матери, ни поглаживания знакомой руки, ни пения птиц, ни мурлыканья кошки, разговаривающей с ребенком на понятном обоим языке, ни запаха цветов, ни любви. Потом начинают приходить новые страхи, но все они связаны со страхом нарушения гармонии мира: крики, звуки раздраженного голоса, стуки сердец испуганных людей, находящихся рядом… И первое желание человека – не желание утолить голод, а желание сохранения гармонии, спокойствия и доброты всего, что окружает пришедшего в этот мир. Страхи и желания идут потом рядом, их становится больше, они накапливаются и формируют характер. И все равно главным страхом остается страх темноты, а главным желанием – желание изменить мир, сделать его понятным и безопасным.
        Страх темноты с постижением мира трансформируется во многие другие: страх потерять родителей, страх смерти, страх быть униженным и страх одиночества. Все действия человека направлены теперь на то, чтобы избавиться от того, что пугает. А как сделать это, вряд ли кому-то известно. Иногда некоторые начинают считать, будто избавиться от собственных фобий можно лишь одним способом – самому стать страхом. Стать страхом темноты или страхом смерти…
        Открылась дверь кабинета, и молча вошел Кадилов, он приблизился, мягко ступая, осторожно заглянул в монитор и спросил:
        – Не пробовали еще начать книгу?
        – Вчера до двух ночи сидела и сейчас вот пытаюсь записать то, что приходит в голову.
        – Замечательно, – почему-то шепотом произнес Максим Максимович.
        Он уставился в монитор, с минуту читал, потом направился к двери, но, взявшись за ручку, остановился:
        – Зайдите в бухгалтерию, получите зарплату. А потом ко мне в кабинет – я выплачу вам небольшой аванс.
        Домой Лена возвращалась на такси: ехать в метро она не рискнула, потому что в ее сумочке лежали пятьдесят тысяч рублей и пачка стодолларовых купюр, запечатанных крест-накрест банковской лентой. Таких денег сумочка еще не видела. Да и Лена тоже.
        Весь вечер она работала над книгой Кадилова, работала, не отрываясь, продолжала работать, когда сын и муж уже легли спать. А когда посмотрела на часы, удивилась – был пятый час утра.
        Глава 6
        – На чем мы остановились в прошлый раз? – поинтересовался Валерий Иванович, после того как устроился в кресле.
        – Вы сказали, что ваша подруга собирается вас убить.
        – Я не сказал, что она собирается. Я сказал «хочет». А это, согласитесь, разные понятия. Хотеть – это предполагать, а собираться – уже подготовка преступления.
        – Какой смысл ей вас убивать? – спросила Лена.
        – А что делать, если в жизни нет никакого смысла, а я – единственный, кто связывает ее с той историей? Она убьет меня, когда поймет, что пора это сделать. И мы с ней со всем нашим общим прошлым уйдем отсюда, где нас не должно быть…
        – Это вы так думаете или она?
        – Это я думаю, что она так думает.
        Валерий Иванович усмехнулся:
        – Поверьте мне, Елена Александровна, я насмотрелся за свою практику на всяких людей и научился понимать их мысли. Не стану утверждать, что умею читать их внутреннюю речь и дословно пересказывать, о чем они думают и мечтают, но понимать общее направление мыслей в моих силах.
        – Мне бы так уметь…
        – Упаси вас Бог от подобного дара! Зачем лишний раз убеждаться в несовершенстве мира?.. Хотя мир здесь вроде ни при чем. Но многие уважаемые люди предстанут перед вами ничтожными и грязными в своих желаниях и страхах. А другие – обиженные, как кажется окружающим, природой – окажутся добропорядочными и честными. Предположим, у вас есть подруга, у которой не складывается личная жизнь, несмотря на все ее ухищрения, на беспорядочные связи, на неумеренное потребление спиртного… А если покопаться в ее мыслях и отношении к людям, то выяснится, что добрее ее, отзывчивее и чище нет никого среди ваших знакомых. Что же касается желания моей знакомой меня убить…
        Открылась в дверь, и в проеме появилась голова профессора Кадилова.
        – Вы не будете возражать, – обратился он к Валерию Ивановичу, – если я какое-то время поприсутствую?
        – Мне все равно, – ответил Валерий Иванович, – я не хозяин кабинета.
        Максим Максимович подошел к окну, половину которого закрывал ствол старого тополя, и опустился на стул, делая вид, что его больше интересует происходящее во дворе, а не в кабинете.
        – Когда вы в последний раз видели свою подругу? – спросила Лена.
        – Расстались сегодня утром, – ответил Валерий Иванович, – я накануне предупредил ее, что у меня встреча, и она постаралась уйти пораньше. Я проснулся рано, лежал и слушал, как она принимает душ, представлял, как она это делает, смотрит ли на себя в зеркало, а если смотрит, что думает о себе… Потом слушал, как гудит фен…
        – То есть она следит за своей внешностью?
        – Разумеется.
        – А вам не кажется, что молодая женщина, которую волнует, как она выглядит, не может думать о том, как она покончит с собой, а перед этим убьет другого человека – близкого по воспоминаниям и, уж простите меня, по постели?
        Валерий Иванович напрягся и медленно повернул голову:
        – Моя подруга не сумасшедшая, я уже говорил. Не стану уверять вас в том, что она предсказуема, но ведь она женщина. Хотя именно вчера прислала эсэмэску, а когда делала это прежде, я даже не помню. Может быть, она впервые за долгое время сама назначила встречу.
        – И что же она написала?
        – Просто «Надо увидеться».
        – Что-то было особенное в ее поведении во время этой встречи?
        Валерий Иванович задумался, пожал плечами:
        – Все то же самое, что обычно.
        – Может, она была более темпераментной, более страстной или нежной?..
        – Все как обычно… Пожалуй, только когда ушла в ванную, включила душ, судя по звукам, долго в него не заходила.
        – Может, она вышла туда поплакать? Не хотела, чтобы вы видели ее слезы или даже знали о том, что она на них способна.
        – Нет, – покачал головой Валерий Иванович, – только не это.
        – Вы ее боитесь?
        – Нет, я просто жду.
        Вечером Лена сидела перед компьютером, работая над книгой. Потом в квартире и за окном все стихло. Но отсутствие звуков еще не говорило об отсутствии времени, подталкивающего стрелки настенных часов: у времени своя жизнь, не похожая на жизнь пространства, в котором ничего не происходит. Лена выглянула во двор, но ничего не увидела – только молчащий черный провал. В тишине и мраке таилось что-то ужасное – незримое и неизбежное, окружающее ее постоянно, но ощутимое лишь во мраке: может, именно там, где невозможно ничего разглядеть, притаилось время, но не время вообще, а лишь отпущенное ей неизвестной силой, которая управляет всем, что происходит с Леной – с ее жизнью и ее поступками.
        Она включила электрический чайник, чтобы в затаившемся мире появился хоть какой-то звук, и стала читать уже написанное.
        …Как самому стать страхом? Для многих это основной вопрос бытия, встающий сразу после того, как маленький человек начинает понимать, насколько опасен мир, его окружающий. Он ищет ответа на него, изучая тех, кто рядом, изучая в первую очередь, чтобы понять, чего боятся они, и очень скоро понимает, что дети боятся взрослых, а взрослые боятся силы и власти, подавляющей всех. И потому самое сильное желание ребенка – стать взрослым, но не таким, как родители или другие люди, встречающиеся ему, а стать тем, кто будет сильнее и страшнее, а что для этого сделать, ребенок пока не знает; но теперь вся его деятельность направляется на то, чтобы понять, как стать страхом. Желание властвовать скоро сделается главным желанием его жизни. И если в семье присутствуют какие-то неурядицы, ненормальные отношения между родителями – отношения, не похожие на те, которые установились в семьях других детей, то желание стать страхом делается едва переносимым и скрываемым. Все силы ребенка и все его способности, все качества, даже самые светлые, служат теперь удовлетворению этой страсти…
        Представьте маленького мальчика, болезненного, забитого и тихого, мечтающего стать художником, сочиняющего стихи и пишущего пьесы. Он любит историю и литературу, прилежен и очень боится отца. Отец его – незаконнорожденный крестьянин, ставший государственным служащим, у отца уже третий брак, но теперь он женат на своей родной племяннице, и ему ничего не надо от жены и детей, кроме повиновения, которого он добивается всеми способами. Отцу плевать на способности сына. А тот мечтает о справедливости, хотя бы по отношению к себе самому. У гроба родителя тихий мальчик рыдает, но не от счастья освобождения от тирании и не от неутешного горя потери отца, а от того только, что понимает, что смерть – это неизбежность, которая караулит всех, и даже его самого. Но все это – абстракция, конкретен только он сам, со своими мыслями, страданиями, своей болью и своими страхами. Может быть, тогда он понимает, что единственная возможность стать бессмертным – это стать Богом, но это невозможно; но стать наместником, стать воплощением Бога – вполне реальная задача. Для начала надо стать тем, кем был отец для семьи…
А потом уж стать отцом нации. В восемнадцать молодой человек теряет мать и отказывается от пенсии в пользу младшей сестры, рассчитывая зарабатывать на жизнь рисованием и написанием книг… Кто мог тогда представить его будущее – будущее человека, понимающего, что его самого могло не быть, потому что он рожден в едва ли возможном браке, он – дитя инцеста, и даже фамилия его ничего не означает: фамилия Гитлер – результат описки священника…
        Кто такой Валерий Иванович? Когда они увиделись впервые, он сказал ей, что не будет рассказывать о своем детстве, о детских страхах и комплексах, потому что не помнит их. Это была первая ложь: страхи детства остаются в памяти на всю жизнь. Он говорил, что умеет читать мысли… Нет, он говорил, что способен угадывать направление мыслей. Хотя это почти то же самое. Он разбирается в психологии – как бывший следователь изучал специальную литературу. А почему он вообще пошел в правоохранительные органы – не для того ли, чтобы никого не бояться, зная, что на его стороне закон? Или оттого, что возможность манипулировать своими и чужими страхами – одна из возможностей стать выше остальных, доказать себе, что он никого и ничего не боится? Сейчас он уверяет, будто его подруга собирается его убить. Но это наверняка самообман: Валерию Ивановичу хочется так думать, представлять это, верить, что он играет со смертью, рискует, это придает остроту их отношениям. Но та девушка – и в самом деле убийца. Или это тоже ложь? Вполне вероятно, что правда, тогда он специально устроил для себя эту игру, в которой ему ровным
счетом ничего не угрожает. Однако он решил посещать психотерапевта, объяснив, что просто нуждается в общении. Но общаться можно с кем угодно: с соседом по лестничной площадке, с бывшими сослуживцами, можно посетить бар, выпить кружку-другую пива и побеседовать с сидящим напротив таким же одиноким человеком. Хотя бар отпадает: Валерию Ивановичу требуется постоянный и долгосрочный собеседник. Если он ищет общения, значит, ему надо снять с души груз, что-то его гложет – какой-то грех за душой. Почему он расстался с женой? Что мешает его общению с дочерью, которую он наверняка любит? Должен любить, по крайней мере. Что он делает в этот самый момент: спит ли спокойно или мается бессонницей, так же выглядывая в темное окно? Или он не дома, а там, во мраке?
        Глава 7
        Пышкин подъехал к участку уже на другом автомобиле: теперь он прибыл на сверкающем «Мерседесе», но за рулем был все тот же водитель – субтильный, похожий на офисного клерка. Сначала из машины с достоинством вышла Топтунова; Ирина сделала вид, будто впервые видит забор и калитку, потом наклонилась в салон, подхватила с кресла, на котором сидела, украшенную кристаллами Сваровски розовую сумочку, выпрямилась, что-то сказала выходящему Пышкину и лишь после этого помахала рукой встречающей ее Лене.
        – В Думе каникулы, – объявил Владимир Геннадьевич, вынимая из багажника пакеты с углем для мангала, картонный тубус с бутылкой виски и спиннинг, – все уже наверняка разъехались отдыхать, а я так вымотался за последние месяцы, что нет сил даже подумать, где можно спокойно расслабиться, чтобы забыть эту нервотрепку…
        – Я предложила Бразилию, – улыбнулась ему Топтунова, – и ты согласился.
        – В Бразилии сейчас зима, – напомнила Лена, – Южное полушарие как-никак.
        – Там вечное лето, – не поверила Ирина, – это только у нас зимы.
        – Да, – согласился депутат, – угораздило же нас родиться в таком гнилом климате!
        По традиции, Ирина отправилась осматривать клумбы с цветами и парники, хотя все это ее мало интересовало, если вообще она смотрела на цветочки и вымахавшие кусты томатов. Ее распирало от желания поделиться новостями. Оказалось, что она уже трудится на новом месте, где, несмотря на огромный штат сотрудников, специалистов в области торговли очень мало, а закупками до нее занимался вообще непонятно кто, и потому она очень устает. Зато дома все замечательно: у Пышкина, разумеется, большая квартира, не требующая уборки, потому что четыре раза в неделю этим занимается приходящая домработница, которая еще и стирает, гладит белье и готовит.
        – Когда-нибудь я тебе покажу наши хоромы, – пообещала Ирина.
        – Жениться собираетесь? – поинтересовалась Лена.
        – Я думаю об этом, – вздохнула Топтунова, – он-то сразу предложил, к тому же Володя мне очень нравится, но что люди подумают? Скажут еще, что я по расчету вышла. Вот Майорова уж точно именно так считает – она мне каждый день названивает по сто раз. То есть названивала. Все время талдычила: давай я к вам приеду… Имеются ли в Государственной думе еще холостые депутаты, пусть Володя кого-нибудь пригласит, и я тогда приду… Короче, задолбала меня! Я с ней поссорилась.
        – Не в первый раз, – напомнила Лена.
        – Да и потом, к нам могут по важным делам неожиданно разные люди прийти. Например, чиновники или лидеры непарламентской оппозиции.
        – Пышкин и с ними дружит?
        – А как же! Он очень умный и дальновидный. Ведь сейчас очень сложное время. Сама понимаешь: инфляция, рост протестных настроений и все такое – недовольных экономической политикой нынешнего правительства очень много… Опять же коррупция. Такая коррупция, Ленка, ты даже представить себе не можешь, насколько прогнило все общество! Вот Владимир и встречается с оппозицией – вроде как он душой с ними. А как же иначе – вдруг оппозиция к власти придет, и что тогда? В отставку, что ли? А ведь он так много может сделать для народа! У нас дома важные переговоры проводятся, а тут Тамарка припрется депутатов клеить. Хорошо, что мы сегодня одни посидим…
        – Ко мне могут заехать знакомые.
        – Да? – удивилась Топтунова. – Что ж ты нас заранее не предупредила? Мы бы тогда дома остались.
        Она огорченно вздохнула:
        – Достойные хоть люди?
        Лена посмотрела на Ирину: та была расстроена не на шутку.
        – Скорее всего, не приедут, – ответила она, чтобы успокоить подругу.
        Но Валерий Иванович приехал, и не один. Из машины вышла молодая темноволосая женщина; Лена, увидев ее, сначала не поняла, кто это. Валерий Иванович предупредил, что если и заедет в гости, то вместе со своей подругой. А тут не женщина даже, треть жизни проведшая в заключении, осужденная за убийство, а совсем еще девочка – худенькая и очень неспешная в движениях.
        – Ася, – представил ее Валерий Иванович.
        Девушка спокойно и внимательно посмотрела на Лену и едва кивнула, словно соглашалась со своим именем.
        Мужчины о чем-то переговаривались у мангала, занимаясь приготовлением шашлыков. А хозяйка со школьной подругой расположились в беседке. Немногословная гостья сидела в шезлонге возле невысокого забора, за которым открывался вид на усыпанный ромашками луг и близкий лес с темными елями.
        – Странная она какая-то, – шепнула Топтунова, хотя Ася находилась в двадцати шагах от беседки и вряд ли могла слышать. – Вроде симпатичная, глаза огромные. Но когда посмотрела на меня, мне даже как-то нехорошо сделалось. Она твоя пациентка?
        – Нет, – покачала головой Лена, – она просто подруга моего знакомого.
        – Снежная королева какая-то… Бр-р, – поежилась Ирина и тут же встрепенулась. – У нее, кстати, контактные линзы. Таких синих глаз в природе не бывает.
        – В природе как раз бывает все, – возразила Зворыкина и посмотрела в сторону шезлонга, за спинкой которого никого не было видно.
        Над полем парили чибисы, вскрикивая время от времени тонко и протяжно.
        – Существуют аксиомы, которые не опровергнуть, – долетел до беседки голос Пышкина. – Если вечного двигателя не может быть в принципе, то зачем его изобретать?
        – Для начала надо определиться с понятием «вечность», – ответил Николай. – Пока наша планета вертится вокруг Солнца, маятник Фуко – пример простейшего вечного двигателя. КПД невелик, но освещать и отапливать здание может. Пока Луна вертится вокруг Земли, существуют приливы и отливы, энергия которых….
        К беседке подошел Валерий Иванович и посмотрел на Лену.
        – Красивое поле, – произнес он, кивнув на шезлонг, заборчик и белые ромашки, – не хотите ли пройтись по нему? Или вам это не нужно?
        – Мне на шпильках по траве неудобно, – вздохнула Топтунова, которая прибыла сюда не для того, чтобы восхищаться красотой природы.
        Но Валерий Иванович не к ней обращался. Лена взглянула на гостя и кивнула.
        Вдвоем они прошли мимо шезлонга, и сидящая в нем Ася даже не повернула головы, чтобы проверить, куда и с кем направляется ее друг. Над полем порхали бабочки, где-то высоко захлебывался счастьем жаворонок.
        Гость наклонился, сорвал колокольчик, поднес к лицу и начал рассматривать. Не отрывая взгляда от цветка, спросил:
        – Вас, вероятно, очень интересует, почему я не общаюсь с бывшей женой и с дочерью?
        – Вы говорили, что это они с вами не общаются.
        Валерий Иванович молча кивнул и взглянул на лес.
        – Красиво здесь, – наконец произнес он, – особенно замечательно, что ельник так близко. Елки большие и растут густо. Там всегда влажно, и даже днем полумрак. Меня всегда тянуло в такие места. Не в том дело, что там темнота – просто мне очень нравится запах хвои и еловой смолы. В детстве я даже жевал ее… У родителей была дача…
        – Ваши родители живы? – поинтересовалась Лена.
        – Что касается моей жены и дочери, – вернулся к разговору Валерий Иванович, – то я очень виноват перед ними. Перед дочерью в первую очередь. Четыре года назад мне поручили расследовать одно дело. Я к тому времени убийствами уже не занимался – трудился в отделе по борьбе с экономическими преступлениями. У начальства был, мягко говоря, на хорошем счету, и мне поручались довольно резонансные дела. Но то, что попало тогда в мои руки, было сверхкрупной аферой, в которой оказались замешаны известные и высокостоящие люди. В те времена фирмам, ввозящим товар на территорию России, возвращался уплаченный ими налог на добавленную стоимость. И вот при плановой проверке одной из организаций выяснилось, что предприятию возвращен НДС на сумму почти восемьсот миллионов американских рублей. Долларов, разумеется, простите за корявую шутку. Фирма завозила карьерный песок из Украины… То есть она не завозила ничего, но по документам выходило так, что составы из Незалежной следовали через границу без перерыва. При этом уплачивались железнодорожные тарифы, за песок, точнее, за воздух украинским поставщикам перечислялись
гигантские суммы, какие-то налоги платились в бюджет, из которого потом исправно возвращался налог на добавленную стоимость. Масштаб аферы был просто фантастическим, деньги без потерь просто выводились за рубеж, а за это еще и бонусы начислялись в виде восемнадцати процентов возвращаемого налога. Очень скоро я подготовил справочку для руководства, в которой… Впрочем, это детали. И почти сразу мне позвонили и предложили…
        Валерий Иванович замолчал, словно не хотел вспоминать подробности, и посмотрел на лес.
        – Вам предложили крупную взятку за развал дела? – подсказала Лена.
        – Не просто крупную, мне сказали, чтобы назвал любую сумму, торговаться со мной якобы никто не будет. Я получу столько, сколько запрошу. Я ничего не ответил, просто отключил телефон. Мне через несколько минут позвонили снова и вежливо посетовали на плохую мобильную связь, после чего напомнили, что я должен заботиться о семье: у меня, дескать, молодая жена и малолетняя дочь. Я попросил меня больше не беспокоить. Естественно, потом решил проверить номер, с которого поступил звонок, но отследить его не удалось. Вернее, номер не удалось определить, но в компании мобильной связи признали, что звонок был с их сервера, что это означало, я выяснять не стал. Понял, что бесполезно. Доложил начальству, начальство промолчало… А очень скоро – недели даже не прошло – пропала моя дочь… Пропала не одна, а вместе с одноклассницей. Вышли из школы, а до своих домов не дошли. Их мобильные телефоны были отключены. Вечером начались поиски, продолжались всю ночь, естественно, был создан оперативный штаб, потому что я сразу доложил, что похищение наверняка связано с моим расследованием. Я ждал от похитителей звонка,
но никто не звонил. Прошли сутки, потом другие, я торчал в служебном кабинете, и вот по истечении второго дня, точнее, уже после полуночи, мне позвонили коллеги, которые дежурили у меня в квартире, и сообщили, что девочка вернулась. Но по их голосу я понял, что не все в порядке…
        Валерий Иванович вздохнул, посмотрел в сторону и даже слегка приподнялся на носках, словно попытался заглянуть за забор, за которым сидела его подруга.
        – Я примчался домой, дочка, накачанная успокоительным, спала. А вот жена сидела черная от переживаний, от того, что еще совсем недавно уже теряла надежду, да и от того, что услышала от дочери, радости у нее не прибавилось… Дочка как раз пострадала меньше своей подруги. Когда они шли из школы, рядом остановился микроавтобус, и обеих втащили в него. Везли около часа или чуть более. Потом завели в какой-то дом, в комнату без окон, где и продержали все время. Дочку мою привязали к стулу и заставили смотреть, что делают с ее подругой. А ту били и насиловали. При этом говорили моей дочке: «Это твой папа постарался, из-за него все это. Будь он нормальный человек, вы бы сейчас развлекались где-нибудь». Потом обеих опять засунули в микроавтобус и привезли к нашему дому. Подружку вывалили на газон, а дочка побежала к дверям квартиры… Утром ко мне примчался отец той несчастной девочки. Он даже заходить к нам не стал. Ударил меня у порога, когда я открыл ему. Предварительно снял очки, положил в нагрудный карман и ударил. Причем неумело, неловко. Уклониться не составило труда, он ударил еще и еще… Попал
в дверь, в стену, повредил кисть, но продолжал молотить по воздуху, по стене, по дверям, по мне. Потом я обхватил его и втащил внутрь. Он кричал, задыхался от ярости, а потом зарыдал. И сквозь слезы и всхлипывания шептал, что я нелюдь, недостоин жить и он со мной расправится в любом случае. Но Бог меня и так покарает. Он матерился – неумело, стесняясь этого, – интеллигентный человек, крупнее меня, красивый и умный… Правда, тогда я себя самого тоже ненавидел.
        Потом несчастный отец ушел, а жена посмотрела на меня с ненавистью и сказала: «Собирай свои вещи и уматывай куда подальше, чтобы мы тебя больше никогда не видели». Что я и сделал. Понятно было, что те, кто предлагал мне деньги, на этом не остановятся: то, что они сделали, была просто демонстрация, предупреждение, что дальше будет еще хуже. Не со мной, конечно, а с моими близкими, родными, друзьями, просто знакомыми и, вполне возможно, со случайными людьми, которые окажутся рядом. Я вернулся в свой кабинет и написал отказ от дела. Документы потом передали другому следователю, и тот в скором времени составил по ним отчет и наложил резолюцию об отсутствии состава преступления в действиях подозреваемых бизнесменов. Но еще до того я обнаружил в своем автомобиле кейс. Машина была на сигнализации, но кто-то ее отключил и подбросил в салон этот портфель. В нем оказалось сто пачек пятисоток – пять миллионов евро, проще говоря. Я никуда их не сдал, оставил себе, но со службы уволился. Выждал время и попытался отдать деньги родителям пострадавшей девочки. Звонил, но они бросали трубку. Дожидался дважды
у подъезда их дома. В первый раз они прошли мимо, словно меня не было вовсе, а во второй раз уже знакомый мне интеллигентный мужчина плюнул в меня, а его жена залепила мне пощечину и тоже плюнула. «Мразь! – сказала она и вытерла руку о свое пальто. Их понять можно: их дочь после издевательств стала не совсем нормальным человеком… То есть у нее были серьезные проблемы с психикой, хотя с ней пытались работать специалисты по реабилитации…
        – Вы сказали «были проблемы, – спросила Лена. – Сейчас их нет?
        Валерий Иванович покачал головой:
        – Насколько мне известно, она теперь вполне адекватна.
        – А что конкретно было у нее? Она не могла видеть мужчин, у нее начиналась истерика, даже когда слышала мужской голос? Не разрешала к себе прикасаться отцу? Были попытки суицида?
        – Именно. Но я тогда попросил Максима Максимовича, и он согласился помочь.
        – И помог? – удивилась Лена и поразилась своему недоверию: неужели она может сомневаться в своем учителе.
        – Помог. Не сразу, правда, но состояние девочки стало улучшаться, а потом Кадилов предложил родителям отправить ребенка на лечение в Швейцарию – все расходы якобы должен был оплатить международный фонд помощи жертвам сексуального насилия.
        – Есть такой фонд?
        – Есть, – кивнул Валерий Иванович, – я его создал. Подругу дочери увезли за границу, где она живет до сих пор вместе с родителями. Она не захотела возвращаться домой. Она даже на родном языке не хочет общаться, так что ее интеллигентным родителям пришлось выучить немецкий, чтобы понимать, о чем дочка их спрашивает. У них домик в маленьком городке на берегу Женевского озера, у обоих есть работа. А девочка через два года должна закончить школу.
        – А ваша дочь? – поинтересовалась Лена.
        – Вот с ней не очень хорошо. Однако проявилось это не сразу. С ней ничего страшного вроде бы не сделали, разве что заставляли смотреть на то, что происходит с подругой, и хлестали по щекам, когда дочка пыталась зажмуриться. При этом говорили: «Это все твой папа постарался, скажи ему «спасибо». То же самое будет с тобой и с твоей мамой…»
        – Нашли хоть кого-нибудь из похитителей?
        – Искали. Микроавтобус отследили. Просмотрели все камеры наружного наблюдения поблизости от того места, где девочек схватили, и вокруг нашего дома. Похитители совершили ошибку, оба раза воспользовавшись одной и той же машиной. Сменили номера, и этого им показалось достаточно. Удалось определить маршрут движения после похищения, время движения было известно: девочек увезли за город, держали в каменном доме – так что осталось определить населенный пункт и сам дом. Я же, уйдя с работы, только этим и занимался – мне помогали бывшие сослуживцы, знакомые и незнакомые сотрудники полиции. Помог участковый одного из пригородных поселков, который опознал микроавтобус и указал дом, а далее уж дело техники…
        – Похитителей задержали?
        – Не успели. Они были не местные. После преступления вернулись в свою республику и в течение недели были ликвидированы, все четверо…
        – Но заказчиков установить удалось? Вы хоть предполагаете, кто это?
        – Предполагаю, но предположения – еще не доказательства. К тому же та фирма закрылась, и сама схема с песком больше не повторялась. Фигуранты того дела перестали заниматься бизнесом и устроились на государственную службу, где гораздо безопаснее под охраной закона.
        – То есть никаких шансов привлечь их и наказать?
        – Не знаю, – пожал плечами Валерий Иванович. – Но я продолжаю интересоваться их деятельностью.
        Он посмотрел на забор, а потом повернулся и медленно направился к участку.
        – Жаль, если это сойдет им с рук, – вздохнула Лена. – Я хоть и не кровожадная, но безнаказанность провоцирует на новые преступления, теперь уже других людей.
        – Нормальные люди не пойдут на преступление. Я могу понять человека, который украдет кусок хлеба, чтобы накормить голодного ребенка, но тот, кто ворует миллионы, уже не человек. Плохо и то, что у нас уважают уже не за человеческие качества, а за успех: добился в жизни постов и званий – достоин уважения, а если остался незаметным и бедным – тогда ты никто. Казнокрады уже не боятся публичности: выставляют свое богатство напоказ, зная, что ничего им не угрожает. Хотя в жизни случается всякое. Вы хоть и не кровожадная, но я вам скажу, что кое-кого из тех, кого я подозревал в похищении девочек, уже нет на свете.
        – Неужели есть высшая справедливость?
        – Не знаю. Одного нашли в песчаном карьере закопанным головой вниз – торчали только ноги в дорогих туфлях. Другой попросил физической защиты: на него якобы покушались – стреляли по его машине и по окнам городской квартиры. Охрану выделили – он ведь в нашей мэрии на хорошей должности сидел, посчитали, что телохранители уважаемому чиновнику необходимы, хотя в момент обстрела его не было ни в машине, ни в квартире. Но охрана не спасла. Через пару дней, когда он спешил на работу, из встречной машины кто-то дал очередь из автомата. На служебном автомобиле имелись шторки, а на чиновника поверх пиджака был наброшен бронежилет, но это не спасло. Двое телохранителей были ранены тоже, но легко. Машину, из которой стреляли, очень скоро нашли недалеко от трассы: оказалось, что ее угнали за час до преступления – владелец даже не успел заявить в полицию. Один из раненых телохранителей сказал, что из опущенного окна встречного автомобиля стреляла женщина, но видел он ее долю секунды и описать не смог. Сказал только, что это была блондинка с распущенными волосами и в темных очках.
        – Если убитые были причастны к тому преступлению, то мне их не жалко, – призналась Лена и вспомнила: – Вы сказали, кое-кого из тех, кто был причастен к похищению вашей дочери, уже нет. Значит, остались и другие?
        – Может быть, – согласился Валерий Иванович, – но те двое были руководителями фирмы, и они, скорее всего, были подставными фигурами – аферой заправляли другие.
        – Вы знаете кто?
        – Догадываюсь с разной степенью уверенности. Организовал все это дело покойный ныне олигарх, но вряд ли он был в курсе, как заметают следы другие участники сделки. Он получил львиную долю на свои счета, а как выкрутятся другие, его мало интересовало. То, что он умер не своей смертью, – не более чем совпадение.
        – Это тот, кого обнаружили мертвым в загородном особняке? – почему-то шепотом спросила Лена.
        – Тот самый, – кивнул Валерий Иванович, – но он вряд ли бы одобрил такие действия по отношению к детям. Думаю, он был не в курсе произошедшего. Хотя поклясться в этом не готов.
        Собеседники подошли к забору, и Валерий Иванович остановился.
        – Завтра или через пару дней, – произнес он, – Максим Максимович предложит вам поработать с моей дочерью. К нему обратилась с просьбой моя бывшая жена. Так что не отказывайтесь.
        – Как я могу отказать начальству!
        – Ну вот и отлично. Хотя мне кажется, что помочь больше требуется не дочери, а бывшей жене. Она очень изменилась за последние четыре года. Ей тридцать восемь, выглядит просто замечательно – у нее весьма состоятельный друг, за которого она собирается замуж…
        – Где вы там застряли? – крикнул им вышедший из беседки Пышкин. – Поспешите, сейчас еще шашлыки будут!
        – Ваш муж давно знаком с депутатом? – негромко поинтересовался Валерий Иванович.
        – Они в институте учились вместе.
        – Бывает, – кивнул Валерий Иванович, а потом посмотрел на верхушки елей. – В следующий раз попрошу сводить меня туда. Странно, но меня в солнечные дни всегда тянет туда, где тишина и полумрак, в котором ничего толком не разберешь.
        Глава 8
        – Я ознакомился с тем, что вы мне представили, – сказал Кадилов, прищурил левый глаз и замолчал, словно раздумывая, как бы помягче высказать свое негативное отношение к начатой Леной работе.
        Оглянулся на ствол тополя за окном, тяжело вздохнул и снова посмотрел на Зворыкину.
        – Это не совсем то, что я хотел от вас получить. Впрочем, я и так собирался править. Однако кое-что представляется мне уместным. Вот вы вскользь упомянули детство Гитлера. И это навело меня на мысль продолжить эту тему и коснуться подоплеки того, что сделало его величайшим преступником минувшего века. Может быть, тщательно скрываемая сексуальная активность. Он стыдился своих сексуальных желаний и до тридцати шести лет оставался девственником. Потом сошелся со своей племянницей Анжелой Раубаль, запер ее в своем доме и дал выход мучившим его желаниям и фантазиям. Он сожительствовал с ней два года, а потом Раубаль, не имея возможности вырваться из заточения, застрелилась из личного пистолета Адольфа…
        – Первой женщиной, которая заинтересовала Гитлера, была некая Мария Райтер, – напомнила Зворыкина. – Девушке было шестнадцать, на двадцать меньше, чем ему. Может, эта разница в возрасте подействовала и…
        – Да-да, – встрепенулся Максим Максимович, – он начал преследовать ее, домогаться, и девчонка покончила с собой. В дальнейшем была еще актриса Рената Мюллер, которая сожительствовала с Гитлером, а потом выбросилась из окна, так как не могла продолжать более чем странные сексуальные отношения…
        Судя по всему, Кадилов подготовился к разговору и не случайно коснулся темы: то, что Лена вставила в текст почти произвольно, его заинтересовало.
        – Насколько мне известно, Гитлер был садомазохистом, – заметила Лена, ничего не утверждая.
        – Возможно, но садомазохизм – не сексуальное извращение. Он не был зоофилом, геронтофилом и уж тем более некрофилом, возможно, его и тянуло к молоденьким, но какой здоровый мужчина не предпочтет пресытившей ему сорокалетней или более старой жене какую-нибудь семнадцатилетнюю соседку, если, конечно, девчонка не будет против? А Гитлеру не отказывали, он имел возможность удовлетворить любую свою сексуальную фантазию. После пятидесяти он стал страдать от головных болей, быстрой утомляемости, у него была Ева Браун, на которой он женился незадолго до своего самоубийства. Ева Браун, очевидно, не только уважала, но и любила его, вполне вероятно, их сексуальные отношения тоже были не вполне нормальными, но это ее не отвращало. Возможно, в их постели бывал кто-то третий – Отто Скорцени, например… Я не утверждаю это, только предполагаю, ведь ходят слухи о гомосексуальности фюрера… К тому же Отто Скорцени был гордостью СС – разведчик, террорист. Гитлер приблизил его… Подумайте над этим.
        Максим Максимович замолчал и вдруг восхитился только что сказанным:
        – Надо же, я вскользь упомянул, не подумав, а теперь понимаю, что это не случайная оговорка! Скорцени был сильным и высоким, воплощением духа германской нации – вполне вероятно, что Гитлер мог предложить ему разделить их совместное с Евой Браун ложе. Когда такие вещи предлагают вожди нации, даже самые отъявленные моралисты не отказываются.
        – Скорцени был австрийцем польского происхождения, – вспомнила Лена, – так что о воплощении германского духа надо еще подумать…
        – Вот вы и подумайте, – согласился Кадилов. – Если книга получится больше назначенного объема – не страшно, я сам выброшу все лишнее.
        Он поднялся и шагнул было к двери. Но остановился и произнес:
        – Забыл самое главное! Ко мне обратилась приятная дама, подруга одного известного человека, и попросила подыскать хорошего специалиста, который смог бы поработать с ее дочерью в плане коррекции поведения. Девочке шестнадцать, и матери очень с ней сложно. Несколько лет назад девочка стала свидетельницей группового изнасилования своей подруги. Но это между нами…
        – Поняла, – кивнула Зворыкина, – постараюсь ей помочь.
        Максим Максимович открыл дверь и шагнул в коридор, но тут же снова обернулся:
        – Вы неплохо знаете историю. Сейчас это редкость. Я тут как-то спросил одну вашу коллегу, кто такой Скорцени, и она, не задумываясь, ответила, что это известная итальянская обувная фирма…
        – Счастливая она, я, например, не знаю названия ни одной итальянской обувной фирмы.
        – Так и она не знает, – рассмеялся Кадилов, – она вообще ничего не знает…
        Максим Максимович оглянулся в коридор и обратился к кому-то, скрытому от глаз Лены:
        – Рита, зайдите ко мне через полчасика. Надо кое-что обсудить.
        Не про нее ли он только что говорил? Кадилов задержался на пороге, но, решив, вероятно, продолжить разговор, снова шагнул в кабинет, попытался прикрыть дверь, но у него это не получилось. Следом за ним вошла Рита:
        – Максим Максимович, я хочу посоветоваться. Там у меня больной – так он меня уже просто достал своей тупостью…
        – К нам больные не ходят, – напомнил Кадилов, – и пациентов здесь тоже нет; у нас есть клиенты, которым…
        – Он меня достал, этот клиент! – не дала ему договорить Ковальчук, и Максиму Максимовичу это явно не понравилось, он даже бровями изобразил недоумение, но слишком наигранно у него это получилось. – Может быть, вы зайдете ко мне и разберетесь, что ему вообще надо? – продолжала наседать Рита.
        Кадилов обернулся к Зворыкиной:
        – У нас это не принято. Это не принято нигде, но, может быть, вы, Елена Александровна, зайдете в кабинет коллеги, чтобы высказать свое мнение? Вы внушаете доверие…
        – Мне не нужно мнение, мне нужен ваш совет, – настаивала Ковальчук.
        Но Максим Максимович продолжал смотреть на Лену:
        – Зайдите в кабинет Риточки, будто бы за какой-нибудь американской книгой, коих у нее превеликое множество. К тому же клиент поймет, что у нас тут исключительно новейшие разработки. Проникнется, а вы как бы между прочим… Возвращайтесь в кабинет, милочка.
        Последнее предназначалось уже Ковальчук. Раньше он никогда никого не называл милочкой, и сейчас это прозвучало так, словно уважаемый специалист прогонял со своего экзамена нерадивую студентку.
        Лена осталась в кабинете одна. Оглянулась на тополь за окном, сквозь который едва просматривался кусочек двора – кусты, усыпанные солнечными бликами, стая голубей, планирующих к земле, и старушка, разбрасывающая хлебные крошки. То, что Кадилов попросил помочь Рите, говорит о том, что Максим Максимович считает ее более квалифицированным специалистом, чем Ковальчук. Это радовало, конечно. К тому же он предложил поработать с девочкой – скорее всего, это дочь Валерия Ивановича. Правда, тот говорил, что помощь требуется больше маме, чем девочке. А Валерий Иванович никогда не ошибается. По крайней мере не ошибался до сих пор. Он наблюдательный и умный человек. Конечно, самый умный человек, которого она встречала в своей жизни, – это муж. Не встречала, а встретила, разумеется, – раз и навсегда. Но он ученый, он гениальный изобретатель. И очень добрый. Накануне вечером Лена сидела на кухне и работала, а из комнаты доносился разговор ее мужчин.
        – Так какой у тебя элекродвигатель? – спросил Петька.
        – Тебя интересует мощность или принцип работы?
        Лена, услышав это, улыбнулась.
        А Петька продолжал допытываться.
        – Понятно, что без угольных щеток, – слишком большая потеря КПД. Наверняка нет вращающегося якоря, а электромагнитное поле создают неодимовые магниты…
        – Все, что ты назвал, – уже вчерашний день, в моем двигатателе работают специальные бактерии, вырабатывающие электроэнергию. КПД – под сто процентов, но на больших оборотах и при длительном непрерывном использовании КПД из-за перегрева падает. Сейчас думаю над изоляцией. Может быть, сделать двигатель автомобиля гибридным? Электродвигатель мой – очень компактный, и это позволяет установить второй – не дизельный и не бензиновый, разумеется, а водородный, который работал бы на воде. Представляешь, заправил бак водой – водород сгорает, а в атмосферу выделяется не углекислый газ, а чистый кислород! КПД ниже, зато вода может служить дополнительным охлаждением для основного движка. Как ты думаешь?..
        В кабинете Риты уже находился Кадилов. Он развалился возле окна в кожаном кресле и перелистывал журнал, учредителем которого сам же и являлся – «Проблемы психоанализа». Лицо Ковальчук было красным от негодования, и, когда вошла Зворыкина, Рита вскинула на нее гневный взгляд и спросила:
        – Ну что еще?
        – Можно попросить у вас американскую книгу о почитании икон?
        – Прям как в библиотеку ходите! – возмутилась Ковальчук таким тоном, словно только что ни о чем не договаривалась.
        Во втором кресле, стоящем у стола, сидел напряженный клиент, который, судя по его покрасневшему лицу, уже проклинал себя за то, что решился сюда прийти. Мужчине было за сорок, одет он был аккуратно, но не изысканно.
        Лена подошла к полкам с книгами, а Рита продолжала беседу:
        – Поймите, ваша проблема в том, что вы образ своей матери переносите на жену, которая обязана готовить, стирать, подтирать за вами, укладывать вас спать, дожидаться, когда вы заснете, наконец, и только потом…
        – Я не… – попытался возразить мужчина.
        – Вашей жене сорок один год, – не дала ему высказаться Ковальчук, – она молодая еще, в сущности, женщина. У нее должна быть своя жизнь, в которую вы не должны вторгаться. Встречи с подругами, шопинг, знакомства, ухаживания, легкий флирт, цветы и подарки от поклонников… Да-да! Не смотрите на меня так! Женщина чувствует себя женщиной, когда она желанна, когда ей говорят комплименты от чистого сердца, а не по принуждению.
        – Да я…
        – Что вы заладили «я» да «я»?! – возмутилась Рита. – Во всех неурядицах в семейной жизни всегда виноваты мужчины. Для них автомобиль дороже и ближе жены, и мужики всегда знают, что с машиной не так: где скрипит, а где стучит и чем это вызвано. А вот понять, что наболело в душе единственного близкого человека, они не хотят и не могут. У вас какой автомобиль?
        – «Лексус», – признался клиент.
        – Да-а? – не поверила Рита.
        Мужчина кивнул и объяснил:
        – Машине, правда, восемь лет. Но бегает хорошо. Она принадлежала нашему генеральному. Но генеральный попал в ДТП – сам он не пострадал, а вот «Лексус» разбил основательно. Купил себе новый, а мне отдал разбитый. Я восстановил…
        – Но от нового не отказались бы!
        Мужчина задумался. А Ковальчук продолжала:
        – У вас типичный кризис среднего возраста. Мужчина стареет, боится себе в этом признаться, а все сваливает на жену, изводит ее и потом начинает понимать, что достоин другой женщины – молодой и привлекательной. Жена, с которой прожил два десятка лет, – это как старый автомобиль. Можно что-то заменить, можно что-то подрихтовать, но даже если ежедневно покрывать капот полировкой, новая машина все равно сверкает лучше и бегает быстрее.
        Рита обернулась к Зворыкиной:
        – Не так ли, коллега?
        Лена пожала плечами:
        – Новые машины ярче блестят, но их и чаще угоняют. Впрочем, я далека от техники и не разбираюсь в этом. И к тому же не знаю предмета вашего разговора.
        – Клиент жалуется, что жена отдаляется от него, и он не знает, как ему жить дальше.
        Мужчина обернулся к Лене, взгляд его был растерянным.
        – Советовать всегда сложно, – негромко произнесла Зворыкина, – но позвольте пару вопросов…
        Сидящий в кресле Кадилов напрягся, и его рука, перелистывающая страницу, замерла.
        – Фирма, в которой вы трудитесь, – небольшая? – предположила Зворыкина. – Но обороты приличные. В этой фирме вы, скорее всего, один из руководителей, если судить по тому, что генеральный предложил автомобиль именно вам.
        Посетитель кивнул:
        – Именно так. Я коммерческий директор, а генеральный – он же учредитель – мой старый знакомый. Когда он организовывал предприятие, пригласил меня. Мы взяли кредиты и развернулись…
        – Он договаривался с банками о кредите без обеспечения?
        – Ему отказали, но у меня сестра работала в кредитном отделе, и я ее упросил. Так что она тоже рисковала.
        – Много приходится работать?
        Мужчина кивнул:
        – Много. Но я не жалуюсь – устаю, правда, домой прихожу к девяти. Ужинаю, смотрю с женой телевизор…
        – Ну вот! – обрадовалась Рита. – А вашей жене нужно элементарное внимание. Ей необходима ваша забота: чтобы каждый сезон – новая шуба, не обязательно супер-пупер, но такая, чтобы на нее оборачивались. Пару раз в году жену надо вывозить на отдых, я не говорю уж о подарочках по случаю и без всякого повода: сережки, колечки…
        Мужчина дождался, когда Ковальчук закончит, и снова посмотрел на ее коллегу.
        – Мне кажется, вашей жене ничего этого не надо. Она умная и добрая. И главное, очень любит вас… – сказала Зворыкина.
        Ковальчук громко хмыкнула, а Лена продолжала:
        – Она любит вас, ценит, благодарна вам и переживает, что к вам так относится. Но все в ваших руках. За визит сюда вы, вероятно, отдали свой заработок за неделю?
        – Около того. Но с меня до сих пор еще за «Лексус» высчитывают.
        – Будем считать, что деньги потрачены не зря. Мой совет: купите хороший костюм, итальянские туфли – на них денег не жалейте. Галстук, яркий… Пусть вас подстригут иначе. Придите на работу, дождитесь генерального и скажите ему, что вам поступило предложение о работе от крупной компании. Приличная должность, уважение и авторитет, зарплата не в пример нынешней, персональный автомобиль, однако работа связана с разъездами, и потому вы не дали согласия сразу. А когда начали размышлять, то подумали: а почему бы не открыть собственное дело? Сестра в банке продолжает работать?
        – Продолжает, – кивнул мужчина, – ее даже повысили в должности. Я понял вас. На самом деле я давно хотел поговорить с Константином, но как-то не решался.
        – Поговорите, только новый облик неотделим от новой манеры общения – будьте раскованны, говорите больше, чем он, подготовьте пару шуток. Общайтесь с ним так же, как в первые дни вашего знакомства. Вы дружили с ним прежде?
        – Можно сказать, были очень близкими друзьями. Только боюсь, на него это не подействует.
        – Не подействует – забудьте о нем. Вы хороший специалист и трудоголик, руководители ваших партнерских фирм наверняка знают ваши качества и обязательно возьмут вас к себе, если вы тонко намекнете, что ищете новое место с возможностью карьерного роста. Но мне кажется, ваш Константин сделает вам встречное предложение, от которого вы не сможете отказаться. И тогда ваша жена успокоится, зная, что теперь о вас… Простите.
        – Я понял. Ноги о меня никто не вытирал, но где-то вы правы…
        Кадилов с хлопком закрыл журнал, положил его на подоконник и поднялся с кресла.
        – Леночка, пойдемте-ка ко мне в кабинет, я хочу поговорить… – Максим Максимович прищурился и закончил, – о вашей книге.
        Ковальчук подняла брови и слегка приоткрыла рот, как маленькая девочка, которую только что подло обманули.
        Кадилов подошел к двери и обернулся к клиенту:
        – Сколько вы внесли в кассу?
        – Я ничего не вносил, – ответил тот, – мне сказали, что специалисту надо дать пятьсот долларов наличными.
        Кадилов не стал интересоваться, кто сказал и кто получил деньги, толкнул дверь и показал глазами на открывшийся взору коридор.
        – Елена Александровна, прошу.
        Он привел ее в свой кабинет, приветливо улыбнулся и сказал:
        – В конечном счете искусство психоаналитика заключается в том, чтобы внушить конкретному человеку, что можно жить в гармонии с обществом и по своим правилам. А потому мы – необходимый инструмент для политиков. Ведь что означает слово «политика»?
        Он весело посмотрел на Зворыкину и снова улыбнулся, но улыбка эта таила какой-то подвох.
        – Это слово переводят обычно с древнегреческого как «государственная деятельность», но более точным является перевод – «множество интересов».
        – Вы так считаете?
        – Я считаю, что политика – это искусство выгодно торговать своими идеалами.
        Максим Максимович на мгновение задумался и кивнул.
        – Работой нашего института серьезно заинтересовались правительственные структуры. Вполне возможно, скоро на нас свалятся государственные заказы. В каком виде мы будем сотрудничать с властью – можно только предполагать. А потому не все специалисты, работающие под моим началом, окажутся востребованными. Я сегодня лишний раз убедился, что вы с Ковальчук – специалисты разного класса.
        – Школа-то у нас одна, – попыталась смягчить Лена, понимая, что Кадилов намекает на то, что хочет избавиться от своей многолетней любовницы.
        – К сожаленью, в нашем деле талантов не так много, а вот самопровозглашенных гениев более чем достаточно. А у вас редкий дар и соответствующее сочетание качеств, но самое главное – вы прекрасно используете имеющуюся у вас информацию, что говорит о развитой интуиции. Кстати, как вы сами понимаете это слово?
        – Согласно переводу – «пристально смотрю». А вообще, по моему мнению, интуиция – это привнесение эстетического в логическое.
        – Браво! – оценил Кадилов. – Весьма точно и полностью соответствует моему представлению. Мы с вами сработаемся.
        На этом разговор и закончился. И до конца рабочего дня не происходило ничего особенного. Лена задержалась немного, слышала, как из кабинетов выходили сотрудники.
        …Один из самых грызущих человека страхов – понимание того, что он не в состоянии возвыситься над другими. Слабый не может перебороть сидящего внутри его грызуна и начинает бороться за власть, но только не над страхом, а над людьми, которые, как он считает, мешают ему возвыситься. В детстве это выражается в непослушании, в частых слезах от того, что родители не признают равным себе. Впоследствии подросток пытается доминировать над сверстниками, но не предлагает ничего, что могло бы поднять его над ними. Тогда он выбирает самого слабого, чтобы выместить свое желание властвовать на нем… Он подражает тем, кто сильнее его, и ненавидит их, а еще больше ненавидит и презирает подчиненного ему человечка…
        Где-то приоткрылась дверь кабинета, и тут же из коридора донесся сдавленный вопль:
        – Чем я тебе не угодила? Чем? Я понимаю, что ты молоденькую нашел! Да мне плевать на нее, пусть теперь терпит все твои издевательства и унижения!
        Зворыкина замерла: похоже, что Кадилов с Ритой считали, будто никого в институте нет, и теперь придется выбираться незаметно, чтобы поссорившиеся любовники не узнали, что она стала невольной свидетельницей их размолвки. Или окончательного разрыва? Если так, то Ковальчук уволят. Лене стало жаль коллегу, надо, конечно, ее как-нибудь поддержать и утешить… Но возможно ли это?
        Она выключила компьютер, подошла к двери и прислушалась. В коридоре было тихо. Лена приотворила дверь и выглянула – пусто. Выскочила из кабинета и быстро пошла, почти на носках, чтобы не стучали каблучки. Оставалось преодолеть лишь несколько метров, чтобы выбраться в холл, за которым был стеклянный тамбур со стойкой охранника. Но это были самые страшные метры, потому что надо было проскочить мимо кабинета Ковальчук. И когда Лена уже миновала дверь, сквозь которую доносились всхлипы, когда уже увидела спасительный тамбур, всхлипы вдруг прекратились, в коридор сквозь растворенную дверь кабинета ворвались звуки улицы, а вместе с ними – злобный и ненавидящий голос Риты:
        – Все из-за тебя, гадина!
        Зворыкина обернулась и уткнулась взглядом в полный презрения взор Ковальчук. Лицо Риты распухло, глаза были красными от слез.
        – Я не понимаю, – изобразила недоумение Лена, – что-то произошло?
        – Не понимает она! – всплеснула руками коллега. – Овцой прикидывается! А как чужих мужиков уводить!
        – Мне чужого не надо, – попыталась объяснить Зворыкина, – у меня есть свой муж, лучше которого уже не встречу.
        – Ну-ну, – усмехнулась Ковальчук.
        – Удачи, – отозвалась Зворыкина и поспешила к стеклянному тамбуру.
        Из-за стойки вышел охранник и шагнул навстречу.
        – Что это было? – шепотом поинтересовался он.
        – Да так, – отмахнулась Лена и тут же нашлась: – Психодрама по методу Якоба Морено, сеанс групповой психотерапии.
        Она вышла на воздух и только тут поняла, что и Кадилов слышал крики Риты, но в коридор даже не выглянул. Выходит, дни Ковальчук сочтены – в институте Максима Максимовича она долго не задержится…
        Войдя в квартиру, она увидела стоящего в прихожей Пышкина. Володя собирался уходить.
        – Бегу, бегу, – сказал он, – на минутку заскочил, случайно мимо проезжал и вот…
        Он посмотрел на часы, вздохнул, шагнул на лестничную площадку, нажал кнопку вызова лифта и лишь после это попрощался:
        – До встречи. Надеюсь, все будет хорошо.
        Лена закрыла дверь и спросила мужа:
        – О чем это он?
        Николай лишь пожал плечами.
        Ночью она долго не могла заснуть. Лежала и вспоминала минувший день: Риту, берущую деньги с клиентов, и Кадилова, который наверняка знал об этом, но использовал сегодняшний случай как повод для ссоры. Скорее всего, Ковальчук права: Максим Максимович дал ей отставку и держать на работе тоже не собирается. А это значит, что на место Риты придет его очередная студентка или аспирантка.
        – Не спишь? – шепотом поинтересовался муж.
        – Не получается, – ответила Лена.
        – И у меня. Пышкин приходил, разумеется, не просто так. Только он просил тебя не посвящать в наши дела. Но как я могу что-то от тебя держать в тайне? Короче говоря, он нашел частного инвестора. Тот готов дать не миллион, как я просил, а пять миллионов. Вернее, он даст пять, но три попросил вернуть сразу, потому что это неучтенные деньги – он их пустит на премии сотрудникам, чтобы не платить налоги, а нам, то есть мне, конечно, надо будет подтвердить их расходами на проект…
        – Мне это не очень нравится.
        – Мне тоже, – шепнул Коля, – но Пышкин сказал, что можно оформить договоры на покупку оборудования, которое у меня уже есть, то есть на собранные мною приборы и на комплектующие. Налоговая такие вещи не проверяет, достаточно представить само оборудование… А плановая налоговая проверка все равно только через три года, к тому же он пообещал закрыть любые вопросы, если они возникнут.
        – Ты что же, собираешься с ним фирму открывать?
        – У Володи уже есть такая. Он, правда, не может заниматься коммерческой деятельностью, и потому предприятие оформлено на его знакомого, но тот даже не пытается встревать в дела.
        – Мне все это не нравится.
        – Мне тоже. Я отказался, но Володька за голову хватался, говорил, что я людей подвожу. Механизм уже запущен – у инвестора, которого он целый месяц окучивал, возникнут финансовые потери…
        – Что нам до них? – шепнула Лена и поняла, что для мужа, который гораздо умнее и талантливее ее, эти инвестиции – единственный и, может быть, последний шанс реализовать свою мечту.
        Он талантливый, может быть, даже гениальный изобретатель, не случайно Пышкин столько лет крутится с ним рядом. Но Коля скромный: он и теперь-то попросил денег лишь после того, как она сама посоветовала ему взять у друга-депутата.
        – Откажись, – шепнула Лена, обнимая мужа.
        – Я это уже сделал, – напомнил он.
        Глава 9
        Муж явно что-то скрывал. Понятно было, что ничего криминального у него за душой нет – он оставался прежним, как всегда, они беседовали по вечерам, но он меньше стал говорить о своей работе и вообще выглядел если не торжественным, то немного напряженным. Несколько раз кто-то звонил ему на мобильный, и Коля, который обычно ничего не скрывал от жены, выходил беседовать в другую комнату. Возвращаясь, извинялся и объяснял, что просто не хотел никому мешать своей болтовней. Но прежде ему никто никогда не звонил с каким-нибудь пустым разговором. Лена понимала, что Пышкин наверняка нашел инвестора, а муж не делится с ней этой новостью, чтобы не спугнуть удачу. Она не задавала вопросов, делала вид, будто ничего не замечает, но волновалась и молила Бога, чтобы все наконец решилось. Впрочем, волновалась она серьезно и не понимала отчего. Словно было какое-то предчувствие – предчувствие чего-то такого, что должно изменить их жизни и, может быть, не в лучшую сторону. Лена старалась ни о чем не думать, гнала от себя мысли об инвестициях, старалась не вспоминать даже имени Пышкина, чтобы не возникало ассоциаций.
Но как его не вспоминать, если начала постоянно звонить Топтунова и делиться своими достижениями! То ей Пышкин купил норковый полушубок, то подарил просто так, без всякого повода, колечко с рубином, то пообещал в скором будущем удивить ее чем-то, и теперь Ирка мучилась, не зная, какой сюрприз ее ожидает. Все время звучало: «Володя, Володя, Володя…» Это не раздражало, но слушать все время об одном и том же было утомительно, и к тому же разговоры отнимали много времени. А ведь Лена по-прежнему работала над рукописью книги Кадилова. Теперь Максим Максимович регулярно прочитывал все написанное, делал пометки и указывал места, где надо что-то исправить. Таких мест было немного, и чаще всего Кадилов говорил, что сам потом это сделает.
        Однажды он зашел в кабинет Лены, попросил последнюю распечатку, но, взяв в руки, задумался.
        – Вы сделали небольшое отступление о половых пристрастиях Гитлера… И потом, возвращаясь к теме «вожди и сексуальность»…
        – Я не хотела касаться этого вопроса, – попыталась объяснить Зворыкина, – просто, когда…
        Но Кадилов не слушал.
        – Весьма обширная тема, я давно собираю материалы по ней. А тут, кстати, все тот же американский издатель позвонил и спросил, нет ли у меня чего-нибудь в подобном роде. Пришлось сознаться, сказать, что имеются кое-какие наработки. Так он мне книгу заказал. То есть не заказал, а пообещал подготовить контракт, после того как я сдам эту рукопись. Причем сказал, что в свете нынешней толерантности взгляд на фюрера как на злодея может быть пересмотрен. В нынешней Европе, да и не только, гомосексуальность или педофилия – это не порок, не болезненная распущенность, а нормальная сторона половой жизни современного человека. И если я, то есть мы с вами сможем убедить читателя в том, что все военные преступления Гитлера – не что иное, как сублимация, попытка подавить в себе то, что рвалось наружу, но что осуждалось тогда общественным сознанием… Как вы на это смотрите?
        – Я пока занята другой книгой, – напомнила Лена.
        – Конечно, конечно, – согласился Максим Максимович, – но все же учтите, что нам предстоит долгая совместная работа.
        Вполне возможно, что он говорил это и Рите Ковальчук, которая была уверена, что ее работа в клинике Кадилова – это навсегда. А Максим Максимович уволил ее, вернее, предупредил об увольнении – дал две недели срока на сборы. Теперь Рита появлялась с заметным опозданием и редко досиживала до самого конца рабочего дня. Она не скандалила, но когда встречала в коридоре Зворыкину, отворачивалась, скорчив брезгливую гримасу. Разговаривать с ней и объясняться Лена не считала нужным, в конце концов, они не были близкими подругами – да и вообще никогда не дружили.
        Кадилов перестал вспоминать свою любовницу, словно той никогда и не было вовсе. Лишь однажды в служебном буфете, когда Лена обедала, сидя за одним столиком с Дмитрием Натановичем Рейнгольдом, Максим Максимович подсел к ним и завел неспешный застольный разговор о профессии. Правда, участвовал в этом разговоре только Рейнгольд, который просто кивал или односложно отвечал. Но Кадилову этого было мало, и он начал обращаться непосредственно к Лене.
        – Студенты нынче не те пошли, – вздохнул он, – я недавно читал лекцию, посвященную столетию первого русского издания «Толкования сновидений», и попросил всех прочитать этот небольшой труд. Потом одну фифу во время зачета спрашиваю, в чем заключается функция сновидений, и эта дурочка начинает уверенно нести всякую чушь. Смотрю ее зачетку – практически круглая отличница…
        – И при этом круглая дура, – согласился Рейнгольд. – Что мы, таких не видели прежде? Симпатичная хоть?
        – Не в этом дело, – сделал озабоченное лицо Максим Максимович. – Если преподаватель говорит что-то на лекции, надо внимательно слушать, а не думать о том, как ему понравиться.
        Он взглянул на Лену, словно ждал ответа на вопрос, заданный студентке, именно от Зворыкиной.
        – Функция сновидения – защита сна, – сказала она. – Сновидение – компромисс между потребностью во сне и бессознательными желаниями. Галлюцинаторное исполнение желаний.
        Кадилов кивнул, посмотрел на Рейнгольда и произнес, слегка понизив голос:
        – Фрейд, конечно, не догма. Моя практика иногда дает довольно интересные примеры. Один крупный чиновник признался мне во время сеанса, что во сне он вступает в связь со своей тещей. В жизни он ее ненавидит: она старая, крикливая, злобная, настраивает против него жену и детей, а во сне он ее преследует, целует руки и шею, задыхается от страсти и желания…
        – Врет он все, – усмехнулся Дмитрий Натанович, – хотя, скорее всего, его собственная мать была точно такой же. А отец был подкаблучником и пьющим. Твой чиновник алкоголем не увлекается, а быть подкаблучником не может в силу своего общественного статуса. Тещу он с большим удовольствием убил бы, но знает, что за это может последовать наказание, а потому проверяет твою реакцию на его выдумку. Ждет утешения и сочувствия, но, может быть, и совета, как замочить старуху.
        – А вам что снится? – обратился Максим Максимович к Лене.
        Она пожала плечами:
        – Ничего такого. Но для меня важен не сюжет, а то, что окружает действие. Если вокруг солнечный день, шелестит листва на ветру, пахнут цветы и поют птицы, то, проснувшись, можно не вспоминать сновидение, потому что реальная жизнь уже кажется прекрасной, что бы в ней ни происходило. Если изучать сновидения и их влияние на человека, то сначала надо разработать методику…
        – И я к тому же, – подхватил, чуть повысив голос, Кадилов, – я же сказал, что Фрейд – не догма, а руководство. Вы заметили, что работа в нашей клинике отличается от большинства отечественных и зарубежных практик? Мы активно внедряем групповую психотерапию, только в самом современном ее понимании, но не до каждого это доходит, а потому с некоторыми нам не по пути…
        Лена не поняла, к чему он это говорит, обернулась и увидела Риту Ковальчук, которая, похоже, хотела подойти к их столику, но передумала и, по привычке бросив на Зворыкину уничижительный взгляд, направилась к барной стойке.
        Она вернулась в свой кабинет. Села перед компьютером, пробежалась взглядом по последним строкам, потом вернулась почти к началу и набрала то, что пришло в голову прямо сейчас.
        Сновидения не оберегают человека от попыток бессознательного завладеть сознанием беззащитного в состоянии сна человека. Сновидения – не что иное, как воплощение в зрительных образах приобретенных страхов, это некая прививка страхов, подобно прививкам, которые применяют для борьбы с оспой, туберкулезом или гриппом. Главное – правильно рассчитать дозу, иначе сны станут зловещей реальностью…
        И вдруг она вспомнила сон, который снился ей этой ночью. Странно, почему она вспомнила его именно сейчас, ведь утром была в полной уверенности, что не помнит ничего – поздним вечером закрыла глаза, а когда открыла, то за окном уже светило неяркое августовское солнце. Она даже помнила, о чем говорила с мужем перед тем, как уснуть. Спросила, как продвигается вопрос с финансированием его проектов, и он ответил, что, скорее всего, ничего не выйдет.
        А потом был сон. Лена увидела себя на даче, будто бы утром она выходит на крылечко домика. На ней коротенькая, почти неощутимая маечка. Светит солнце, поют птицы, свежий ветерок колышет колокольчики и ромашки. А там, в поле стоят Валерий Иванович и Ася. Лена идет к ним, но они, стоя на месте, непостижимым образом отдаляются от нее. Лена бежит к ним и оказывается в лесу, пропадает солнце, впереди, за стволами огромных елей, по-прежнему видны фигуры Валерия Ивановича и его девушки, их едва можно различить в полумраке. Лена продирается сквозь широкие колючие лапы елей и вдруг видит себя уже на оживленной улице города, в свете фонарей и фар идущих мимо автомобилей. И только сейчас замечает, что, кроме маечки, на ней ничего нет, а маечка эта слишком короткая, едва прикрывает живот. Собираются люди, их огромная толпа, через которую не пробиться… И все разглядывают ее наготу – пристально и с жадным любопытством. Приходится согнуться и прикрыться руками. Одна надежда на мужа, который выведет ее из этой толпы, но Николая нет. Лена смотрит по сторонам и видит его в автомобиле – большом и сверкающем
новенькой полировкой с отраженным в ней сиянием фонарей. Муж сидит и беседует с неприятным мужчиной с толстенной золотой цепью на бычьей шее… И так обидно и горько от того, что он ее не замечает, хотя она рядом – только голову повернуть…
        Лена взяла телефон и набрала номер. Николай не отвечал.
        …Но есть сны прекрасные, освобождающие человека от страхов, предвещающие спокойную и счастливую жизнь, в которой нет диктата бессознательного, нет привычки оглядываться по сторонам, ожидая подвоха и каверзы собственного затравленного фобиями сознания…
        Она позвонила мужу еще раз, но теперь его телефон был отключен.
        Без стука открылась дверь, и вошла Ковальчук. В каждой руке она держала по сумке, набитой книгами по психоанализу.
        – Не ожидала? – с вызовом спросила Рита и со стуком опустила сумки на пол.
        Причем сделала это с такой решительностью, словно собиралась сразу же броситься на Зворыкину.
        – Вообще-то я тебя ждала, – ответила Лена, – ты ведь хочешь объясниться.
        – Кто? – вытаращила глаза Ковальчук. – Я должна объясняться? Кому я что должна говорить?
        – Ну ты ведь пришла за чем-то…
        – Да я просто… Сказать хочу, чтобы ты о себе не думала, вылетишь отсюда еще быстрее меня.
        Она не знала, что еще надо сказать, снова подхватила свои книги, спиной открыла дверь, но перед тем, как выйти, пригрозила:
        – И вообще, будь осторожнее – я обид не прощаю.
        Глава 10
        Когда они встречались втроем в последний раз? Полгода назад или больше? Лена не могла вспомнить, да и вспоминать не хотелось. По отдельности она встречала и Топтунову, и Майорову, они, по обыкновению, жаловались друг на дружку, обвиняли в чем-то, но теперь сидят рядом на кухне в квартире Зворыкиных и щебечут так, словно нет на свете людей ближе и родней, чем эти две подружки.
        – Я тут с мужиком одним познакомилась, – вспомнила вдруг Майорова, – случайно почти. Короче, через Интернет.
        – Симпатичный? – встрепенулась Топтунова.
        – Не-а, – призналась Ирка и тут же добавила: – Но тебе бы понравился. Сразу напросился в гости, пришел без букета, но с бутылкой какого-то дешевого шампанского. К тому же полусладкого. Всего одну бутылку притащил – вы представляете, девочки, какая наглость! Вошел такой и сразу квартиру стал осматривать…
        – И что дальше было? – напряглась Ирина.
        – Да ничего. Выпили мы с ним эту бутылку, и он ушел. То есть я его сама выгнала, сказала, чтобы он за нормальным шампанским сбегал – брют или что-нибудь в этом роде. Так и не вернулся, понял, гад, что я ему не подхожу. В смысле, он мне не пара. И с виду он непрезентабельный – наверное, врач какой-нибудь.
        – С врачами надо быть осторожнее, – вздохнула Топтунова. – Когда я была директором магазина, у меня был один из районной санэпидемстанции. Он перед тем, как в постель ложиться, всегда простыни осматривал. Блох он там искал, что ли? И вообще, кто в эти врачи идет – неудачники разве что! Зачем мне, к примеру, мужчина, который насекомыми интересуется…
        – А помните, – перебила подругу Майорова, – как в первом классе, на самом первом уроке, нас спрашивали, кто кем хочет быть? Девочки все говорили, что учительницами, актрисами, певицами. Из мальчиков кто-то пограничником, кто-то космонавтом, а Гольдин сказал, что станет гинекологом. Учительница поинтересовалась, почему он выбрал именно эту профессию, а Миша ответил, что его мама очень хвалит гинеколога, а космонавта ни разу не похвалила…
        Майорова рассмеялась и тут же удивилась:
        – Правда, что ли?
        Так они общались всегда. И всегда Лена молчала. Конечно, она не сидела с закрытым ртом, но разговаривали и веселились в основном Ирина и Тамарка. Вполне вероятно, они специально создают такую веселую обстановку, поскольку считают, что их Лене не очень повезло в жизни, ведь муж их подруги – инженер. А может, они и в самом деле от души веселятся. Потому что подобные встречи для них каждый раз радостное событие, которого надо ждать и готовиться – обновить гардеробчик, сделать новую прическу…
        – А с чего ты решила, что тот, который за шампанским, до сих пор врачом работает? – поинтересовалась Топтунова. – Неужели признался?
        – Да я сама догадалась, – радостно сообщила Тамара. – Он, когда звонил, всегда спрашивал: «Как дела? Как здоровье?»
        Она потрогала свой бок и задумалась, как будто что-то вспоминая. После чего повернулась к хозяйке:
        – А ты что молчишь? Рассказала бы, что у тебя нового.
        Лена пожала плечами:
        – Все по-прежнему. Тот же муж, слава богу, сын все тот же. Надеюсь, никаких перемен не предвидится.
        – А у нас постоянно кто-нибудь ошивается, – встряла Топтунова, – то депутаты, то оппозиционеры, то банкиры. Люди все известные, но мне они уже надоедать начали. Как пристанут с вопросами: «А что вы думаете по этому поводу?»
        – По какому? – попыталась уточнить Майорова.
        – Да по всякой мелочи спрашивают: про международную политику, про внутренние дела, какой закон надо пропихнуть в Думе или как сделать, чтобы наш курс стоял хорошо. В смысле, курс рубля. Как будто без меня разобраться не могут. Даже Пышкин удивляется: «Откуда ты все знаешь?» И другие тоже удивляются, так смотрят, словно впервые в жизни видят умную и красивую женщину…
        – Так к вам и женщины приходят? – удивилась Тамара, потянувшись к бутылке вина.
        Но рука повисла в воздухе, а потом Майорова взяла телевизионный пульт. Вспыхнул экран, на котором появился лысый человек с озабоченным лицом.
        – Снижение цен на нефть сорта «бренд» в ближайшее время, по мнению специалистов, сохранит свою динамику, – сказал лысый.
        – Так я это давно говорила! – засмеялась Топтунова. – Что за люди! Ничего сами придумать не могут.
        Лена посмотрела на стол, а потом на подоконник, куда Ирина выставляла пустые бутылки – там их было уже две. Когда же подруги успели столько выпить?
        Тамара все-таки взяла стоящую на столе бутылку и наполнила два бокала, потом посмотрела на Зворыкину и поинтересовалась:
        – Тебе налить?
        Лена покачала головой, Майорова явно обрадовалась, но вздохнула:
        – Какая-то ты не компанейская…
        Подружки выпили вино и принялись закусывать. На экране телевизора начались криминальные новости. Показали большой черный автомобиль, который стремительно окружили вооруженные люди в камуфляже и черных масках. Из машины с переднего пассажирского сиденья выволокли человека в костюме и уложили на асфальт лицом вниз. Руки человека заломили за спину и сковали наручниками.
        Женский голос комментировал происходящее:
        – Сегодня в ходе специальной операции был задержан преступник, который вымогал у предпринимателя пять миллионов евро….
        Из машины вышел еще один мужчина – плотного телосложения, в костюме, без галстука. Камера приблизилась, и стало заметно, что из-под воротника высовывается массивная золотая цепь.
        – Я хотел участвовать в тендере… То есть мое предприятие хотело, – начал объяснять мужчина. – Я всегда работал честно, а тут мне сказали, что надо десять миллионов дать, а то тендер другие получат, а у меня будут проверки…
        – Тендер на что? – поинтересовалась девушка с микрофоном.
        Мужчина посмотрел на нее и усмехнулся:
        – Это коммерческая тайна. Но я согласился для того, чтобы этих мошенников вывести на чистую воду.
        На капот автомобиля положили портфель, который открыли, и продемонстрировали пачки денег. Камера снова показала лежащего на асфальте. Лица его не было видно, но Лена напряглась.
        – Это аванс – половина той суммы, что с меня требовали, – объяснил мужчина с золотой цепью.
        – Самое поразительное, – продолжила корреспондентка, – что задержанный выдает себя за ученого, доктора наук, старшего научного сотрудника исследовательского института…
        К лежащему подошли люди в масках, и один из них повернул голову задержанного к телекамере, чтобы все могли увидеть его лицо.
        Лена зажмурилась и тут же закрыла глаза ладонями.
        – Оба-на! – прошептала Майорова.
        – Это что, твой муж? – удивилась Топтунова.
        Лена снова посмотрела на экран. Человека стали поднимать с асфальта. Это был Коля.
        Начался другой сюжет – про подпольную лабараторию наркодельцов. Тамара выключила телевизор и тут же снова включила.
        – Может, еще что покажут, – объяснила она.
        Лена сидела молча, ошарашенная тем, что увидела. Этого не могло быть! Это какое-то недоразумение! Надо что-то делать, но что?!
        – У Пышкина есть хороший адвокат, – произнесла Ирина, – то есть у нас обоих есть знакомый адвокат, который как раз такими делами занимается. Если хочешь, я смогу с ним…
        – При чем тут адвокат, – перебила Тамара, – тут на ментов выходить надо! Узнаем для начала, что ему инкриминируют…
        – А ты что, не поняла? Тебе ж по телику все показали…
        Топтунова уже почти кричала.
        – Все, девочки, хватит, – сказала Лена, – я сама разберусь.
        – Сама так сама, – обиделась Ирина, – только потом не говори, что мы тебе помочь отказались.
        Она поднялась и вылила остатки вина в свой бокал. Потом залпом выпила. Топтунова направилась к выходу и уже из прихожей крикнула:
        – А насчет моего адвоката подумай. Надежный человек. Другие деньги сдерут и ничего не сделают.
        Они ушли, а Лена, оставшись одна, не знала, за что хвататься. Надо было звонить, ехать, узнавать про Колю – где он и что с ним. Принести ему передачу, собрать то, что в таких случаях приносят. Но что приносят в таких случаях, она не знала. И кому звонить, чтобы посоветоваться, тоже не знала. И потому набрала номер Кадилова.
        Максим Максимович отозвался не сразу. А когда отозвался, услышав ее голос, обрадовался:
        – Я только что о вас вспоминал – богатой будете! Вчера мне звонил американский издатель. Он интересовался…
        – Максим Максимович, мне нужна ваша помощь. Сегодня арестовали Колю…
        – Кого? – не понял Кадилов.
        – Мужа, – объяснила Лена, – по телевизору показали, как его задерживали.
        – Так от меня что требуется?
        – Может, у вас есть человек, который разбирается в подобных ситуациях и может помочь?
        – Адвокат, что ли? – переспросил Кадилов. – Разумеется, есть. В моем кабинете их столько побывало, что я уже начинаю думать, будто адвокат – это диагноз… А если серьезно, то переговорю с одним типичным представителем. Очень скользкий товарищ, но работает эффективно… А что касается издателя…
        – Я поняла, что он торопит, но сегодня я не могу говорить о работе.
        – И все же закончу. Он в полном восторге от того, что от меня получил. Действительно, просит поторопиться и готов заключить договор на новые книги…
        Лена непроизвольно вздохнула, и этот вздох, вероятно, услышал Кадилов.
        – Хорошо, – произнес Максим Максимович, – сейчас свяжусь с адвокатом.
        Она сидела какое-то время, ожидая звонка. Потом поднялась и стала убирать посуду. Дальше надо было мыть эти тарелки, бокалы. Протирала стол и подоконник, на который подружки выставляли пустые винные бутылки. Никто не звонил. Тогда она сама еще раз набрала номер Кадилова, но теперь его номер не отвечал. Вернее, ответил голос механической девушки, сообщивший, что телефон абонента выключен или находится вне зоны. Лена включила телевизор и тут же выключила, чтобы не увидеть повторения того страшного репортажа. Потом пошла в комнату, чтобы взять компьютер, понимая, что не сможет сегодня работать. И завтра не сможет, и потом – до тех пор, пока Коля не вернется домой. А когда это будет, она не знала… Хотелось надеяться, что он вернется скоро – уже сегодня, придет домой и скажет, что произошла страшная ошибка.
        Телефон зазвонил, когда она была в комнате. Неслась обратно на кухню и не смогла сразу найти мобильный. Потом нашла телефончик под кухонным полотенцем.
        – Это Елена? – услышала она мужской голос. – Вас беспокоит адвокат Герберов.
        – Вы от Максима Максимовича? – спросила она.
        – От какого Максима Максимовича? – удивился адвокат. – Я по просьбе Ирины Пышкиной.
        Лена не сразу поняла, о ком говорит этот человек. Потом догадалась, что адвокат так называет Топтунову.
        – Мне просто мой начальник обещал дать адвоката.
        – Фамилия вашего начальника не Кадилов, случайно? – поинтересовался голос в трубке. – Вот видите, как тесен мир! Если Максим Максимович обещал вам, то, значит, он мне обязательно позвонит. В нашем городе, кроме меня, помочь никто вам не сможет. Но мы-то с вами уже общаемся по этому вопросу. Не так ли?
        – Да, – подтвердила Лена. – А вы знакомы с существом дела?
        – Я даже сюжет видел по телевизору. Умопомрачительное зрелище, когда на капот машины вываливают чемодан с пятью миллионами евро…
        – Но Коля к этим деньгам не имеет никакого отношения!
        – Вот это я и собираюсь доказать в суде. Для начала я должен с вами увидеться, заключить договор.
        Адвокат приехал через полтора часа, но до того позвонил Кадилов и деловым голосом сообщил, что договорился с хорошим и очень опытным адвокатом.
        – Запишите и его фамилию, и телефон. Герберов Анатолий Александрович. А номер его мобильного…
        – Я уже говорила с ним. И скоро мы встречаемся.
        – Ну, вот и славненько, – как ни в чем не бывало продолжил Максим Максимович, – а теперь еще одна просьба. Помните, я говорил о девочке-подростке, которой нужна ваша помощь? Вы согласились, но теперь ее мама меня просто достает… Дочка совсем неуправляемая стала.
        – Честно говоря… – начала Лена, не зная, как отказаться.
        – Ну, вот и славненько, – не дал ей договорить Кадилов. – Я дал этой мамаше ваш телефон и разрекламировал вас, как только мог. Учтите, что это не простая семья. Муж этой дамочки и, соответственно, отчим девочки – большой чиновник. Не чиновник даже, а государственный муж…
        Отказаться она не сумела, не было ни сил, ни желания с ним спорить. Но, если Кадилов предлагает ей дополнительную нагрузку, работу, которая отнимет немало времени, значит, он не сомневается, что Николая скоро отпустят. А с другой стороны, даже если дело и затянется, то деньги потребуются, а новый клиент – дополнительный заработок. Она подумала немного, постаралась успокоиться, но все мысли по-прежнему были о муже, а это спокойствия не добавляло.
        Скоро в дверь позвонили. Адвокат Герберов оказался пятидесятилетним мужчиной с квадратным волевым подбродком и светлыми глазами. Взгляд его был цепким. Герберов оглядел стены, спросил, куда проходить, по пути к гостиной осматривал книжные стеллажи в коридоре. Не осматривал, а изучал, как будто хотел запомнить названия всех книг сразу.
        – Я гляжу, у вас все книги технические, – произнес он.
        – Это муж собирает, – объяснила Лена, – у него есть даже старые учебники по физике, в том числе самый первый, который перевел с немецкого Ломоносов. А вообще начал собирать книги его дед…
        Герберов понимающе кивнул. Они вошли в гостиную, адвокат оглядел старенькую мебель и выцветшие обои на стенах – похоже, обстановка квартиры его не впечатлила. Он опустился в креслице возле стола и открыл портфель. Достал листы, положил перед хозяйкой квартиры:
        – Это договор на оказание юридических услуг. Ознакомьтесь.
        Лена пробежалась глазами по тексту…. Общая стоимость услуг, порядок расчетов…
        – Сто тысяч рублей? – спросил она. – Этого хватит?
        – Это вы вносите в кассу. А со мной договариваетесь о настоящей цене за то, чтобы ваш муж получил минимальное наказание и по возможности не связанное с лишением свободы. Вашему мужу инкриминируют статью 163. Если следствие докажет, что он действовал в составе группы, то может получить от семи до пятнадцати лет. Однако сумма в пять или десять миллионов настолько огромна, что пятнашку ему влепят – можете не сомневаться. Но если ваш Николай докажет, что действовал один, то максимальное наказание – семь лет. А минимальное не определено. У нас такой вот прогрессивный Уголовный кодекс.
        – То есть Коля должен признаться в том, чего не совершал.
        – Совершал – не совершал! Оперативная съемка подтвердила, что он был в автомобиле и получал деньги. Потерпевший написал заявление – теперь уже никто не докажет, что замечательный ученый ни при чем. Но, возвращаясь к кодексу, скажу, что он получит столько, на сколько согласится судья. Года три, например, то есть при примерном поведении через двадцать два месяца выйдет. А может и условно получить лет пять со штрафом в миллион рублей. Я защищал недавно одного банкира. Целая группа адвокатов работала. Банкир украл десять миллиардов бюджетных рублей. И сбежал в Европу. Был выдан ордер Интерпола, ну и так далее… На суде банкир признался в хищении, раскаялся, но деньги вернуть не мог. Как выяснилось, он их за два года, что находился в бегах, потратил. Так вот, он получил три года условно и штраф пятьсот тысяч рублей…
        – Но Коля не банкир. Вполне может быть, что банкир хорошо заплатил адвокатам…
        – Ну вот, вы все понимаете, – обрадовался Герберов. – Адвокаты договорились с судьей. Так все и происходит. В случае с банкиром судья попросил пять процентов от суммы иска. В сумме там все уладилось в десять процентов: судья, адвокаты, накладные расходы, куда входит и комфортабельное проживание в следственном изоляторе – отдельная камера с туалетом и душевой кабиной, питание из хорошего ресторана, свидания с любимой женщиной…
        Лена не понимала, зачем он ей все это рассказывает. Если Герберов скажет, что она должна заплатить десять процентов от той суммы, что находилась в портфеле, показанном в телевизионном сюжете… Это пятьсот тысяч евро? Откуда у нее такие деньги?
        – Я раскрыл перед вами все карты, – продолжал разглагольствовать Герберов. – Пострадавший Белковский… то есть Белканов заявил, что у него вымогали десять миллионов евро. Огромная сумма, но вспомните банкира, о котором я только что вам поведал. Думаю, что судью удастся уломать на лимон.
        – Сколько? – не поняла Зворыкина.
        – Миллион евро, – объяснил адвокат, – и мне за услуги сто тысяч.
        – Почему так много?
        – Такие у нас судьи, – вздохнул Герберов. – Они меньше чем за миллион даже чихать не будут.
        Лена молчала, пораженная.
        Адвокат посмотрел в сторону, потом поднялся и подошел к окну, посмотрел во двор:
        – Тихо у вас тут. Даже улицы не слышно.
        Он снова вернулся к столу.
        – Разумеется, можно договориться и на меньшую сумму. Есть почти вменяемые судьи. Но я же не знаю, кому поручат дело. Я знаю многих, с некоторыми почти приятельские отношения. Если попадется совсем уж отмороженный, то можно попросить о замене… Но все равно меньше пятисот тысяч никак.
        – Для нас что пятьсот, что миллион – разницы никакой.
        – Можно вашу квартиру поменять на меньшую с доплатой, что-то продать…
        – Что продать? У нас никаких ценностей нет, кроме обручальных колец.
        – Машину, дачу, если таковая имеется. Книги тоже. Например, я бы мог покопаться в вашей библиотеке и в счет своего гонорара что-нибудь взять, чтобы вам в особые долги не влезать. Там на полочке приметил «Арифметику» Леонтия Магницкого… Я бы взял себе тысяч за пять евро… Если позволите, я посмотрю еще…
        Он направился в коридор. Но Лена уже взяла себя в руки.
        – Давайте договоримся сначала о сумме, которую я должна буду отдать. Пятисот тысяч у нас нет и не будет никогда, что бы мы ни продали. Сто тысяч евро для нас уже неподъемная сумма, но она реальна. Я буду работать, муж, подрастет сын, поможет нам… Это все наши возможности. С продажей дачи, книг… Извините, но машины у нас нет. То есть имеется, но за нее дадут в десять раз меньше, чем вы предложили за учебник арифметики.
        – М-да, – расстроился адвокат, – тяжелый случай. Триста или четыреста тысяч – еще куда ни шло, я бы поторговался. Даже двести тысяч евриков, хотя в этом случае вряд ли бы вышли на условный срок. Реальный год ваш муж получит. И если он пробудет в СИЗО месяца три, то в зачет пойдет полгода, и уже можно подавать прошение о досрочном освобождении, пока прошение будет рассматриваться, его никуда не этапируют; скорее всего, его оставят на месяц в тюрьме, а потом освободят с погашенной судимостью…
        – Двести тысяч нам не набрать! Возможно, сто пятьдесят.
        Она произнесла это – и захотелось завыть, потому что поняла, что ее обманывают, а она не может даже возразить. Приходится соглашаться, потому что Николаю еще хуже.
        – Сто пятьдесят, сто пятьдесят… – начал негромко повторять Герберов, словно раздумывая, соглашаться ему на встречное предложение или назвать другую сумму.
        – Хорошо, – наконец произнес он, – пусть будет сто пятьдесят… Но в книжечках ваших я все равно покопаюсь.
        Он вернулся к столу, взял листы с договором и подписал.
        – Сто тысяч рублей в кассу можно внести хоть завтра. А сейчас я бы хотел получить аванс. Тысяч пятнадцать евро.
        Вряд ли адвокат был настолько наивен, что не сомневался в наличии у хозяев скромной квартиры такой суммы наличных. Однако пачка долларов, полученных от Кадилова в качестве аванса, лежала там, куда ее и положили, – на антресолях, в толстой папке с дипломами и авторскими свидетельствами. Лена достала ее. Вернулась в комнату и положила на стол.
        – Здесь десять тысяч, – сказала она, – других денег пока нет. Есть рубли, но я должна положить их в кассу вашей конторы.
        – С этим как раз можно не спешить, – успокоил хозяйку Герберов.
        И начал пересчитывать банкноты. Пересчитал дважды, после чего сказал:
        – Я все-таки посмотрю ваши книги.
        Они вышли в коридор, и тут же раздался звонок в дверь. Лена открыла и увидела незнакомых людей.
        – Следственный комитет, – представился один из мужчин, – мы должны провести у вас обыск.
        Герберов встрепенулся и потребовал показать ордер. Долго изучал документ. Поинтересовался, почему бланк такой бледный. После чего представился:
        – Член городской коллегии адвокатов Герберов. Слышали про такого?
        Суровые мужчины никак не прореагировали. Появившиеся вместе с ними понятые – пожилые супруги из соседней квартиры – чувствовали себя не очень уютно, старались особенно не удаляться от входной двери и не встречаться глазами с хозяйкой квартиры.
        У Лены спросили, имеются ли в квартире не принадлежащие ей ценности, деньги, оружие и предметы, запрещенные к хранению.
        – Все, что здесь, все наше, – ответила она.
        – Не спешите с ответом, – посоветовал адвокат, – мало ли что они найдут.
        – Здесь все принадлежит нам, – повторила она и добавила: – Пока что.
        Обыск длился долго. Но уже через полчаса после его начала Герберов стал поглядывать на часы и вздыхать.
        – У меня встреча с клиентом, – объяснил он Зворыкиной.
        – Идите, – посоветовала Лена.
        Адвокат достал мобильный, но звонить передумал. Выскочил на лестницу, едва прикрыв за собой дверь. Стал дожидаться лифта. И, видимо, все-таки позвонил кому-то. Сквозь дверную щель был слышен его шепот.
        – …столик я уже зарезервировал. Ты приводи себя в порядок и туда… Заказывай, что считаешь нужным… Я долго не задержусь: заскочу и куплю тебе подарочек, о котором ты просила… Да, да именно – то самое, с рубинчиком…
        Следователи достали с антресолей папку с авторскими свидетельствами и дипломами, стали рассматривать.
        – Это что? – спросил один, – все ваше?
        – Нет, – ответила Лена, – это все мужа. Там еще одна папка с патентами на его изобретения.
        Мужчины переглянулись, но внимательно пересмотрели все бумаги. Книги доставали с полок, быстро пролистывали.
        – Скажите, что вас интересует? – спросила Лена.
        – Наличные деньги, драгоценности и предметы роскоши, договоры с банками, номера счетов.
        – Договоров с банками у нас два. В одном и том же банке – в «Сбере», – сообщила Зворыкина, – один счет открыт на меня, второй на мужа.
        – Мы уже их видели, – кивнул следователь, – на одном тридцать одна тысяча рублей, а на втором семнадцать… не тысяч, а просто семнадцать рублей.
        – Это все, что накопил мой муж за всю жизнь, – тихо призналась Лена и заплакала.
        Глава 11
        Утром она решила не ходить на работу. Поднялась рано и принялась за уборку. Расставляла по местам, по полкам и шкафам все, что валялось после обыска на полу, что было навалено на столах и диванах, а заодно протирала пыль. Ровно в девять зазвонил ее мобильный. Номер не был Лене знаком, но она отозвалась.
        – Елена Александровна, – услышала Зворыкина женский голос, – мне посоветовал обратиться к вам Максим Максимович Кадилов. Он сказал, что вы лучшая в городе и даже чуть ли не в стране по коррекции поведения подростков. У меня дочь шестнадцати лет, и с ней сейчас проблемы. Мы с мужем обеспокоены, а потому искали хорошего специалиста.
        – Максим Максимович предупредил меня. Так что я готова приступить к работе с сегодняшнего дня.
        – Отлично, – обрадовалась женщина, – называйте адрес, и я вышлю за вами машину.
        Это была бывшая жена Валерия Ивановича. Голос у нее был спокойный, хотя паузы между словами казались несколько растянутыми, словно звонившая с трудом сдерживала себя или подбирала слова, которые следует произнести.
        Ровно через час она позвонила снова и сообщила, что решила приехать сама, и ее «Мерседес» стоит внизу у подъезда. Лена спустилась, и большой белый автомобиль поморгал ей фарами, хотя можно было этого не делать – других «Мерседесов» в тихом пустом дворе не было.
        – Инна Сергеевна, – представилась сидящая за рулем женщина.
        Ее аккуратно уложенные волосы были цвета темного ореха – дорогая профессиональная краска, да и прическа наверняка сделана очень опытным мастером. Одежда тоже была изысканная, и брильянты на пальцах не мелкие.
        Автомобиль тронулся с места, и бывшая жена Валерия Ивановича предупредила:
        – Только будет одна просьба: не распространяться о том, что увидите в нашем доме, и вообще лучше никому не говорить, что вы с нами знакомы. Мы с мужем – люди публичные. За это, естественно, дополнительные бонусы.
        – Что с вашей дочкой? – спросила Зворыкина.
        – Неуправляемая просто: что ни попросишь ее сделать, она делает наоборот. Покупаем новое платье – она его не носит, потом откуда-то приносит старые джинсы и влезает в них – готова целую неделю не снимать. На кровать в них ложится, я говорю: сними – на постели белье шелковое, итальянское, не три копейки стоит. Так она после этого во всей одежде под одеяло залезла!
        – Кричит на вас? Что-то требует?
        Инна Сергеевна задумалась, покачала головой:
        – Ничего. Мне вообще кажется, что ей от жизни и от нас ничего не надо. Муж еле сдерживается, чтобы не отхлестать ее. Я вижу, как он себя сдерживает. Но дело в том, что он…
        – Он не родной отец.
        – Да, – согласилась женщина, – но заботится о ней лучше всякого родного. А тот биологический – вообще ничтожество, лучше о нем не вспоминать…
        – Кем работает ваш муж?
        Инна Сергеевна сделала удивленные глаза.
        – А разве вам не говорили? Он вице-губернатор.
        Ехали около часа. Лена задавала вопросы, бывшая жена Валерия Ивановича отвечала. Говорили, конечно, только о девочке.
        Наконец подъехали к новому жилому комплексу за высокой металлической оградой и воротами с автоматическим шлагбаумом. Въехали на территорию и остановились у высокого крыльца, рядом с которым был широкий въезд в подземный паркинг.
        – Последний вопрос: у Вики есть бойфренд? Или просто мальчик, который ей нравится, ведь ей уже шестнадцать.
        Инна Сергеевна покачала головой:
        – Никого у нее нет. Ни мальчика, ни подруг. Дело в том… Надо было, конечно, сразу сказать, но я как-то… Дело в том, что четыре года назад дочку похитили вместе с подругой. Над подругой ее надругались, и все это происходило на глазах Вики… Представляете, какая психологическая травма! Мне ли вам объяснять… Тогда врачи ее осматривали, психологи подключились – тестировали, уверяли нас, что все с ней будет нормально… А теперь вот как обернулось. Если честно, мы уже показывали ее специалистам, но стало еще хуже. Короче, если у вас что-то получится, мы с мужем готовы заплатить вам десять тысяч евро. А потом доплачивать еще, если вы продолжите наблюдение… Хватит вам этих денег?
        – Вполне хватит. Но я предпочитаю получать по результату. Когда ее поведение начнет казаться вам адекватным…
        – Дай Бог, – вздохнула Инна Сергеевна, – одна надежда на вас. Мы с мужем, если честно, говорили, что отправим ее в больницу. Пугали, надеялись, что поймет. А теперь сказали, что к ней будет приходить опытный специалист-психиатр.
        – Не надо было.
        На самом деле Лене показалось, что дочь Валерия Ивановича – обычный ребенок. Валерий Иванович и сам так считал.
        На шестнадцать лет Вика не выглядела. Лене показалось даже, что ее сын, которому еще и тринадцати нет, выше ростом. Правда, девочка сидела в кресле, поджав под себя ноги. Когда Зворыкина вошла в ее комнату, Вика бросила на нее быстрый взгляд и тут же отвернулась.
        – Добрый день, – сказала Лена, – ты позволишь посидеть здесь какое-то время? Постараюсь тебе не мешать и не задавать вопросов.
        Она опустилась во второе кресло, предварительно подняв с сиденья вытертые джинсы и перекинув их через спинку. Дочь Валерия Ивановича продолжала сидеть молча, глядя в сторону.
        – Тебя обманули, – произнесла Лена, – я не психиатр, а потому лезть в душу не собираюсь. У меня есть одна цель, ради которой я пришла. С твоей матерью и ее мужем эта цель никак не связана. Я вообще бы предпочла, чтобы они не знали о моем существовании. Но так получилось, что они сами на меня вышли. Я подумала, подумала и согласилась…
        Зворыкина замолчала и отвернулась, чтобы дать девочке рассмотреть себя. Пауза длилась долго.
        – Жизнь – не очень справедливая вещь, – наконец вымолвила Лена. – Обидно, когда подлецы командуют и считают, что они вправе управлять и распоряжаться судьбами людей, которые лучше их, добрее… Мой муж – известный ученый. Он изобретатель. Плодами его труда пользуются многие и разбогатели на этом. Он к этому относится спокойно, для него главное – сама работа. А теперь кому-то понадобилось упрятать его в тюрьму – неизвестно зачем и за что… Он там с уголовниками… Дома обыски, а чего ищут – непонятно… Хоть не возвращайся туда.
        – Вы хотите, чтобы я вас пожалела? – спросила вдруг девочка.
        Лена посмотрела на нее и покачала головой:
        – Не хочу. Я привыкла со всем справляться сама. Разберусь и с этим. Я вообще уважаю людей, которые идут наперекор судьбе. Один мой знакомый – очень уважаемый мною человек – в свое время потерял семью, которая была для него всем. Жена и дочь… Бандиты что-то от него требовали… Но он слишком сильный и слишком порядочный, чтобы сломаться. Его враги решились на гнусное преступление. Только зря они на это решились, потому что никого из них теперь на свете нет. А он теперь всем помогает, кого обидели, кого унизили, над кем надругались. Всю свою жизнь он отдает этим людям. Я, к сожалению, не такая сильная, но постараюсь…
        Лена поднялась с кресла:
        – Я, пожалуй, пойду. Прости, Вика, что отобрала у тебя столько времени.
        Она подошла к двери, когда услышала за спиной громкий шепот:
        – Подождите!
        Зворыкина повернулась к девочке, и та спросила так же тихо:
        – О ком вы рассказывали?
        – О человеке, знакомством с которым горжусь. Твоя мама сказала, что ее муж – вице-губернатор, но для меня это ничего не значит. Мне важно знать не должность, а самого человека – достоин ли он моего уважения и любви.
        – Вы не хотите мне сказать, кто он?
        – Я могу тебя с ним даже познакомить, если захочешь. Я, например, была бы счастлива, если бы мой сын перенял у него часть качеств.
        – Сколько лет вашему сыну?
        – Осенью будет тринадцать.
        – Маленький еще.
        – Я бы не сказала. Не бывает маленьких и больших людей. Мой сын хочет стать изобретателем, как его отец. Что-то постоянно мастерит, изобретает.
        – Что, например?
        – Недавно сделал летающую модель беспилотника, который управляется с мобильного телефона. Петька установил на нем видеокамеру и запускал. Интересно было потом смотреть снятое видео, разглядывать землю с высоты птичьего полета. Летит такой самолетик, а вокруг – ласточки, чибисы…
        – Вороны, – подсказала Вика.
        – Ну да, – согласилась Лена, – все как в жизни. Странно как-то получается. У меня, кроме мужа и сына, никого нет. Подруг, по большому счету, нет. Хотя мне не интересны разговоры о тряпках, пляжах, о мужчинах, о флирте…
        – А у нас в классе девочки только об этом и говорят.
        – Я понимаю, как тебе тяжело…
        Лена произнесла это и вдруг почувствовала, что за дверью кто-то стоит. Вполне вероятно, Инна Сергеевна подкралась и теперь пытается услышать, о чем они беседуют. Она показала рукой на дверь, и Вика так же молча кивнула, показывая, что и она об этом догадалась…
        – Если вы не психиатр, – специально громко произнесла девочка, – то кем работаете?
        – Помогаю людям жить так, как им хочется, не раздражая других. Сейчас вот книжки решила писать на эти темы.
        – Хотела бы посмотреть, о чем вы пишете. Или вы думаете, я не пойму?
        – Ты-то как раз поймешь, но вот, к сожалению, не все коллеги меня понимают.
        Лена посмотрела на компьютер на рабочем столе.
        – У меня с собой флешка с рукописью. Я могу тебе перекинуть, и ты, когда будет время, ознакомишься…
        Они общались еще около часа. А когда Лена вышла из комнаты, к ней сразу подскочила Инна Сергеевна.
        – Как прошло? – шепнула она.
        – Очень способная девочка, – так же тихо ответила Лена, которой не хотелось говорить в коридоре, под дверью комнаты Вики.
        – Я вас довезу, – предложила бывшая жена Валерия Ивановича и напряглась от своей доброты – судя по всему, ей очень не хотелось выполнять работу водителя.
        – Если только до метро, – кивнула Зворыкина.
        Станция метро была неподалеку, но они долго сидели и разговаривали в автомобиле. Лена давала кое-какие рекомендации. Инна Сергеевна даже записала что-то в блокнотик. Удивилась:
        – Надо же, а другие психологи заставляли Вику заштриховывать карандашами разного цвета силуэт человечка, а потом говорили мне, сколько в ней процентов интеллекта, злости, скрытности, еще чего-то. А ребенок ведь не из процентов состоит…
        – А еще те специалисты наверняка заставляли ее выбрать из множества изображений животных те, которые ей понравятся, и нарисовать свою семью, написать на листочке с одной стороны свои положительные качества, а с другой отрицательные… Это все из методических пособий для школьных психологов…
        – Сколько я вам должна за сегодняшний визит? – поинтересовалась Инна Сергеевна, раскрывая сумочку.
        – Нисколько. Я же предупредила, что согласна на ту сумму, что вы мне предложили, но только по результату, когда вы сами заметите, что Вика изменилась, стала спокойной и адекватной.
        Лена вышла из автомобиля, и сразу же в ее сумочке зазвонил телефон. Это был Пышкин.
        – Узнал про эту нелепость, произошедшую с Колей. Я, к сожалению, сейчас в отъезде, а по телефону ничего решить не получится. Но я на днях вернусь, и все образуется.
        – Нелепость – это когда свою остановку в метро пропустил, – не выдержала Лена, – а он в тюрьме неизвестно по чьей милости!
        Сказала и подумала, что метро для Пышкина – не аргумент: он давно уже им не пользуется. Надо было что-нибудь веское ему предъявить.
        – Помнишь, как Николай просил у тебя инвестиций?
        – Когда?
        – На даче у нас.
        – Честно говоря, не помню… А-а! Что-то такое было, но я же сразу тогда отказал, ты разве забыла?.. Не надо все валить в одну кучу. Ты, случаем, следователям ничего об этом не говорила?
        – Надо будет, скажу.
        – Лучше не ходи никуда ни по каким повесткам. Вообще молчи. И советуйся с Герберовым – он очень опытный специалист. Молчи. Приеду – разберусь…
        – Я сама пойду к следователю…
        Пышкин не ответил. Сразу пошли короткие гудки.
        В свидании с мужем ей отказали. Но передачу все-таки приняли. Два сержанта при ней проверили посылку, выставляя содержимое на стол. Один из них открыл пластиковую бутылку минералки и понюхал.
        – Не могу понять, что вы тут намешали, – сказал он и протянул второму.
        Тот отхлебнул и поморщился:
        – Что это за гадость? Не могли, что ли, колы притащить! Здесь такая духотища: сами страдаем – все время пить хочется.
        Сержант обнаружил в пакете сложенную пополам записку, которую Лена написала мужу, и прочитал вслух:
        – Коленька. Не волнуйся, дома все хорошо. Я звонила Пышкину, и он обещал помочь…
        – Ла-ла-ла, – встрепенулся второй, – никаких фамилий.
        – Зачем вы читаете? – попыталась возмутиться Зворыкина. – Это же не вам написано!
        – Должны же мы знать, что вы тут такое ему сообщаете. Может, вы указания передаете, что следователю говорить на допросе.
        – А некоторые так вообще наглеют, – зло произнес другой, – что список переданного составляют. А потом задержанные возмущаются, говорят: «Где колбаса, где колбаса?» Как будто всю жизнь ею только и питаются. Мыши съели твою колбасу.
        Оба заржали.
        – Бог с ней, с колбасой, – сказала Лена, – вы скажите, как там мой муж?
        – Как-как… – ответил полицейский. – Это в СИЗО будет как, а у нас тут база отдыха.
        Она возвращалась домой на такси и смотрела в окно. Город казался чужим и незнакомым. Пыталась сообразить, что делать дальше, но представить себе завтрашний день было страшно. Надежд на то, что адвокат поможет, не было никаких. Герберов сказал, что возможен условный срок, но, скорее всего, он и сам в это не верит, а значит, заведомо врет, а вруны – плохие помощники в любом деле, тем более в таком важном. Но ведь Коля – уважаемый в ученом мире человек, он не совершал никаких преступлений! Институт даст ему хорошие характеристики. Академик Верзильцев, для которого Коля сделал столько всего, вряд ли откажется помочь. Написать ходатайство, поручительство какое-нибудь – ничего ему стоить не будет, а Коля за это будет, как и прежде, брать его в соавторы. И, как всегда, первой будет стоять фамилия престарелого академика…
        И вдруг ее осенило. Сегодня она была в доме вице-губернатора. А это совсем другой уровень. Это не заслуженный в советские времена академик, про которого если и помнят, то в связи с его рассеянностью и полумаразматическими выходками и шутками. Вице-губернатор – это власть. Если попросит он, то ему не откажут. Причем он может и вовсе потребовать закрыть дело… Он, конечно, этого делать не будет, но если начальник управления юстиции намекнет судье, что вице-губернатор просит назначить известному ученому наказание, не связанное с лишением свободы, то так оно и будет. Значит, надо навещать этот дом почаще. Вика – хорошая девочка, умная, но одинокая, а потому вбившая себе в голову, что мир ее не понимает. Мир вокруг отвратительный и мерзкий… Кстати, она не далека от истины. Надо отказаться от гонорара, а потом намекнуть… Нет, намекать не надо – серьезные люди намеков не понимают. Надо просто отказаться от этих тысяч и попросить помочь. Большие люди могут снизойти до помощи простому человеку, если им это ничего не стоит… Господи, как помочь Коле?!
        – Простите, у вас что-то случилось? – спросил водитель.
        – Все нормально, а почему вы спрашиваете?
        – Показалось, – мужчина пожал плечами.
        И только теперь Лена почувствовала, как по ее щекам текут слезы.
        – Елена Александровна? – спросил осторожный женский голос, и Лена не сразу сообразила, кто звонит.
        – Слушаю вас, – ответила она.
        – Это мама Вики. Дело в том… Не знаю даже, что сказать. Но Вика какая-то уже другая: не дерзит, не фыркает. Даже с мужем моим поздоровалась, когда он с работы вернулся. Не верится даже. Как-то уж очень быстро…
        – Чем она сейчас занимается?
        – Так она весь день в компьютере что-то читает. К ужину вышла тихая. Я ее спросила: о чем думаешь. Так она мне знаете что ответила?
        – Откуда я могу знать?
        – Она сказала, что нашла еще одну причину для возникновения фобий. Неудовлетворенное желание спрятаться. Стала объяснять, что маленькие дети могут закрыть глаза и думать, что их никто не видит. А взрослый даже в пустыне ночью знает, что он не один. Что вы по этому поводу можете сказать?
        – Скажу, что она права. Я обязательно подумаю об этом.
        Трубка немного помолчала, а потом бывшая жена Валерия Ивановича сказала:
        – Муж тоже заметил перемены. Я, конечно, рассказала о вас. И он изъявил желание встретиться с вами лично.
        – Я не против. Завтра… Хотя завтра вряд ли получится. Ну, послезавтра…
        – Нет-нет, он хочет, чтобы вы приехали прямо сейчас. Еще только семь вечера. Мы сейчас пошлем за вами машину…
        – Хорошо, – согласилась Лена.
        Ехать, конечно, никуда не хотелось. Хотелось одного: тишины и покоя. Хотелось лечь спать, чтобы рядом лежал, обнимая ее, муж. Он бы тихо рассказывал, что изобрел нечто такое, от чего люди станут счастливы и в мире прекратятся войны. Она бы лежала тихо и смотрела, как сквозь полупрозрачную штору проблескивают ночные звезды. Но пришлось переодеться и спуститься во двор.
        Инна Сергеевна встретила ее улыбкой и даже приобняла. На мгновение Лене даже показалось, что бывшая жена Валерия Ивановича хочет по-приятельски чмокнуть ее в щеку, но та сразу же отстранилась и сказала, что муж в кабинете. И пошла показывать дорогу. Квартира была огромная. В свой первый визит Лена видела только прихожую, часть столовой и большую гостиную, из которой коридорчик выводил к комнате Вики с отдельным санузлом, но был еще один коридор – широкий, поворачивающий к кабинету. Инна Сергеевна, правда, приоткрыла одну из дверей и показала комнату в сиреневых и розовых тонах.
        – Здесь я обычно встречаюсь с подругами.
        На стене в золоченой раме висел написанный маслом портрет хозяйки в полный рост. Инна Сергеевна в длинном красном платье, освещенная солнцем, стояла на фоне южного моря; по морю скользили парусники. Инна Сергеевна походила на Кармен и грустила – вероятно, по далекой родине.
        – В прошлом году Никас нарисовал, – пояснила хозяйка.
        На картине она выглядела лет на двадцать моложе, чем теперь.
        А потом они вошли в кабинет хозяина.
        Вице-губернатор встретил Лену по-домашнему, в рубашке. Но, увидев гостью, тут же надел пиджак и поправил узел галстука. Протянул руку для приветствия и представился:
        – Кондаков.
        Пожатие его было сухим и коротким.
        Кабинет тоже был огромным: темная дубовая мебель, большой диван и несколько кресел с белой кожаной обивкой. Вице-губернатор указал Лене на диван, куда она и присела вместе с Инной Сергеевной. После чего Кондаков развалился в кресле, которое предварительно придвинул почти вплотную к Лениным ногам.
        – Максим Максимович, разумеется, представил вас в самом лучшем свете, – начал он, – но, честно говоря, не ожидал, что с ходу будет такой результат.
        – Пока еще рано говорить, но Вика – хорошая девочка и вполне разумная. Просто ей надо наладить свои отношения с окружающим миром.
        – Вот и я о том же, – подхватил вице-губернатор, – но другие, прямо скажем, горе-специалисты пытались… Но только деньги с нас качали. А вы…
        Он смотрел на Лену, и глаза его блестели. И тут к разговору подключилась бывшая жена Валерия Ивановича:
        – С Викой вообще было невозможно разговаривать. А сегодня вечером, как раз перед вашим приездом, она вдруг подошла ко мне и сказала, что хотела бы стать психологом. Раньше, когда мы спрашивали ее о будущем, она только фыркала или отвечала, что это не наше дело.
        – Сколько вы получаете у Кадилова? – спросил Кондаков.
        – Больше того, на что рассчитывала, соглашаясь перейти к нему.
        Мужчина кивнул, посмотрел на жену.
        – Я почему спросил. Мне бы хотелось, чтобы вы бывали у нас почаще. Приезжали бы к нам за город – у нас там очень хорошо.
        – Дом большой, на берегу озера, сосны вокруг, – напомнила мужу Инна Сергеевна, даже не глядя на Лену.
        Кондаков немного ослабил узел галстука, и тут же на его лице появилась улыбка, как будто между галстуком и губами существовала какая-то связь.
        – Согласна, – ответила Зворыкина. – Но только позвольте тогда и Вике бывать у меня. Квартирка, правда, небольшая, но у меня есть сын – он на три года младше вашей дочери. Мальчик хороший. Изобретает постоянно. Недавно сам собрал беспилотник, которым управляет с мобильного телефона. Его мечта – построить летающий автомобиль. Муж сказал, что это вполне реально, и обещал помочь.
        – А кто у нас муж? – вкрадчиво поинтересовался вице-губернатор.
        – Изобретатель, ученый, – вздохнула Лена. И выдохнула: – К сожалению, его вчера полиция задержала по глупой причине.
        Инна Сергеевна посмотрела на мужа, а тот широко улыбнулся:
        – Дорогу не в том месте перешел? Делов-то – как задержали, так и отпустят. Я вам обещаю. В чем он провинился?
        – Его обвинили в том, что он вымогал деньги у предпринимателя за содействие в выигрыше какого-то тендера.
        Вице-губернатор откинулся на спинку кресла:
        – А какое отношение ваш муж имеет к проведению тендеров? Как его фамилия?
        – Никакого отношения не имеет, не имел и не будет иметь никогда. Так же как к деньгам, которые якобы ему должны передать.
        Лена посмотрела на Кондакова и вдруг поняла, что он слышал о ее муже, знает эту историю.
        – Если все, как вы говорите, то я завтра же попрошу, чтобы разобрались с этим вопросом. Он же не случайно в этой машине оказался.
        «Точно знает! – уже не сомневалась Лена. – Я же ни про какую машину не говорила».
        – Прямо с утра этим и займусь, – пообещал вице-губернатор. – А сейчас – простите, но я еще должен поработать с документами. Приходится брать на дом – рабочего дня категорически не хватает. Давно забыл, что такое отдых.
        Он поднялся, Лена с Инной Сергеевной тоже.
        – Погодите, – остановил Зворыкину хозяин, – мы сегодня у вас отняли много времени. И результатом довольны. Так что позвольте…
        Он достал из кармана портмоне, раскрыл его, вынул несколько фиолетовых купюр, не пересчитывая их, протянул Лене:
        – Возьмите. Спасибо вам большое.
        – Нет-нет, – она на шаг отступила. – Помогите мужу, а другой благодарности мне не надо.
        Но он все равно всучил ей эти деньги. Приблизился к ней, взял ее руку и вложил в ладонь эти купюры. А Инна Сергеевна подхватила Лену под локоть и потащила из кабинета:
        – Не будем мешать Виктору Васильевичу.
        Она попыталась затащить гостью в свой будуар, но Зворыкина отговорилась, сказав, что хотела бы еще пообщаться с Викой, раз уж здесь оказалась. Но когда подошла к комнате девочки, быстро засунула банкноты в сумочку. Хотя было желание разжать кулак и уронить деньги. Но хозяева наверняка бы обиделись, когда их обнаружили.
        Бывшая жена Валерия Ивановича посмотрела на гостью, заговорщицки ей кивнула и, стараясь ступать бесшумно, отступила назад.
        Лена постучала и вошла.
        Вика сидела перед компьютером, но, увидев вошедшую, вскочила.
        – Как здорово! – воскликнула она. – У меня есть вопросы по вашей книге.
        – Задавай. И вообще звони. Я оставлю номера своих телефонов. Если вопросы или просто скучно.
        Она достала из сумочки визитку, стараясь прикрыть ладонью лежавшие сверху скомканные купюры. Дописала на визитке номер домашнего телефона, после чего кивнула:
        – А теперь вопросы.
        – Я, правда, еще не до конца прочитала, но некоторые вещи изучила очень внимательно. Кое-что не совсем понимаю, но есть что-то, как будто про меня.
        – Что непонятно, спрашивай.
        – Во-первых, я не знаю, что такое прошивка.
        – Это какое-то детское потрясение, которое накладывает отпечаток на психику и во многом определяет характер скрытыми фобиями.
        Вика кивнула и, покосившись на дверь, понизила голос.
        – Но про установку «отчим-падчерица» вы абсолютно точно все рассказали.
        – У тебя все так и происходит в отношениях с…?
        Вика кивнула:
        – При маме он строгий и внимательный, а когда ее нет, то слащавый и все старается прикоснуться, по голове погладить или руку на плечо положить.
        – Говорит, что ты красивая и уже взрослая, – продолжила Лена. – Говорит, тебе уже пора думать о своем будущем. С такой внешностью можно рассчитывать на карьеру фотомодели или актрисы… А у него солидные связи, его все уважают и не откажут…
        – Да-а, – скривив рот, согласилась девочка, – именно так, слово в слово. Я все понимаю. А что делать?
        – Маме жаловаться бесполезно, – прокомментировала Зворыкина, – она все равно не поверит.
        Вика кивнула, а Лена продолжила:
        – Но все равно старайся больше с ней общаться, будто бы ничего не происходит. Почаще выходи из дома. Заведи компанию друзей.
        – Отпадает, – вздохнула девочка.
        – Подарки от отчима принимай, но не кривясь, только говори, что не надо так тратиться. А если принесет тебе красивое дорогое белье, то наверняка скажет, что по случаю достал, а маме мало – с размером не угадал. Но ты не бери. Просто скажи, что такие вещи воспитанная девушка не должна брать от мужчины. Только от мужа или от постояннного любовника. Желательно, чтобы и мама это слышала. Не факт, что она не обозлится на тебя как на соперницу, но за мужем будет присматривать. Хотя она и так уже… А что касается компании для общения, то приезжай ко мне. Будем подругами, если ты не против.
        – Я не против, – кивнула Вика.
        – Здорово, – улыбнулась Лена, – а то и поговорить не с кем. Есть, конечно, знакомые еще со школы, но делиться с ними самым сокровенным никогда не хотелось.
        – А со мной?
        – С тобой – другое дело.
        Зворыкина протянула руку:
        – Значит, дружба?
        Девочка кивнула и спросила:
        – На всю жизнь?
        Теперь уже кивнула Елена Александровна:
        – Ну, тогда, подруга, запомни: нужна будет помощь – сразу звони, и я примчусь. Утром или вечером, ночью. Разницы нет. За друзей надо бороться. И за любовь тоже.
        Вернувшись домой, Лена почувствовала себя не в своей тарелке. Было стыдно не за то, что она предложила дружбу девочке, а за то, что взяла деньги у ее родителей. А дружба, как известно, не продается. Хотя находятся люди, считающие, что купить дружбу можно.
        Герберов не звонил, а когда она набрала его номер, сообщил, что пока никаких изменений, но он уже готовит прошение об изменении меры пресечения и надеется, что Зворыкина отпустят под домашний арест. Герберов пытался говорить как можно быстрее, словно его оторвали от просмотра интересного фильма.
        Выпалив это, он спросил:
        – Все ясно?
        А за его голосом прилетели звуки страдающих скрипок, и женский голос гневно произнес:
        – Передайте принцу, что мне не нужны его деньги.
        И тут же начался блок телевизионной рекламы.
        Глава 12
        С самого утра накрапывал нудный дождик, пробиваясь сквозь летние тучки, но капли были крупные и уже по-осеннему холодные. Собираясь на работу, Лена прихватила зонтик, вышла из квартиры, но тут же вернулась обратно и надела светлый плащик с капюшоном. Капюшон был неудобный, большой, он все время сваливался на лицо, закрывая глаза, но сейчас и это казалось преимуществом – очень не хотелось, чтобы ее разглядывали встретившиеся соседи, да и самой требовалось хоть как-то отрешиться от того, что окружало, мучая своей обыденностью и равнодушием…
        Она шла по коридору, не понимая, зачем вообще явилась на работу. И когда подошла к кабинету, решила вернуться, но куда идти, не знала: все мысли были о муже, но как помочь ему, она не представляла. Так она и стояла какое-то время. К ней подошел Рейнгольд. Вероятно, Дмитрий Натанович наблюдал за ней, видел, что она колеблется. В руках Рейнгольда был стакан в подстаканнике. Стакан был наполнен чаем, а сверху плавал кругляш лимона.
        – Чайку не желаете? – поинтересовался он.
        Лена потрясла головой, машинально отказываясь, и тут же вспомнила, что дома не только не завтракала, но и не выпила привычной для себя чашечки кофе.
        – Хороший чай! – не принимая ее отказа, сказал Рейнгольд. – Настоящий английский. То есть из английского магазина. Мне сосед-путешественник презентовал вчера пачку.
        – Путешественник? – переспросила Лена, которую не интересовали ни чай, ни чей-то сосед, ни пустые разговоры.
        – Я его так называю, – улыбнулся Дмитрий Натанович. – У мужика три дочки, и он всю жизнь мучился. Их же одеть и обуть надо. Но все девочки удачно вышли замуж: одна в Лондоне живет с мужем-индийцем, вторая – в Марселе, у нее муж алжирец, а младшая – в Италии. Муж ее, как ни странно, итальянец. Вот сосед и мотается по Европе, привозя оттуда все, что дочки покупают на распродажах…
        Ключ уже находился в замочной скважине. Лена подумала немного и повернулась к Рейнгольду.
        – Можно и чайку попить, – сказала она.
        Они сидели за стойкой в служебной столовой. Не спеша пили чай. А может, и не пили вовсе. Лена сделала лишь один глоток, из вежливости. Да и перед Дмитрием Натановичем чашка стояла почти полная. Чай остывал.
        Рейнгольд не случайно пригласил ее сюда. Здесь беседовать было удобнее, чем в кабинете. Никто из сотрудников не заходил. Пару раз кто-то заглядывал, но, вероятно увидев их вместе, тут же закрывал дверь. Дмитрий Натанович знал, что произошло с мужем Зворыкиной, поверил он в его виновность или нет – неизвестно, однако участие проявил.
        – Очень хотел бы вам помочь, но возможности мои ничтожны, – сказал он, – среди всех моих знакомых есть лишь один влиятельный человек, которого и вы прекрасно знаете.
        – Максим Максимович? – уточнила Лена.
        Рейнгольд кивнул и продолжил:
        – У Кадилова связи. Причем связи везде: влиятельные чиновники, авторитетные бизнесмены, популярные артисты и вездесущие депутаты. В мэрии нашей его все почитают. Уважают и ценят люди, которые, может, и слышали про Фрейда, но не знают названия ни одной его работы. Слыхом не слыхивали эти влиятельные неучи про Альфреда Адлера, Карла Юнга или Джакомо Морено, но Кадилова знают все. Мне кажется, его уважают даже в американском Госдепе. Иначе откуда у него публикации в Штатах? Я тут зашел на сайт одного тамошнего издательства, так они анонсируют выход новой книги известного европейского специалиста Макса Кадилова. Тираж – двадцать пять тысяч экземпляров. Даже ориентировочная отпускная цена проставлена: триста баксов за экземпляр. Если учесть, что наш друг получает процентов десять от стоимости книги, представляете, сколько он огребет? Впрочем, не будем считать чужие деньги.
        – А как книга называется? – тихо спросила Лена.
        Рейнгольд пристально посмотрел на нее и вдруг подмигнул. Подмигнул так неожиданно, что Зворыкина подумала, что ей это показалось.
        – Я думаю, это та самая книга, которую он вам заказал. Сам-то он языком хорошо болтать умеет, но, когда пытается записывать то, что говорит, ничего не выходит. А это свидетельствует о том, что он, когда говорит, не думает вовсе. Нет у него собственных мыслей – одни цитаты. Как-то в одной из своих статей, развивая выдвинутую когда-то Адлером идею о «комплексе неполноценности», он договорился до того, что пожелал России низкорослого и хромоногого правителя, чтобы он установил сильную власть.
        – Я читала эту статью. С нее и началась его популярность на Западе.
        – Не совсем. Тогда о нем только узнали. Но потом туда уехала его жена, которая стала почти культовой фигурой. Она в совершенстве владеет английским, привлекательна, и то, что проповедует, прямо противоречит основам психоанализа. Избавление от фобий путем удовлетворения всех потаенных желаний, даже самых низменных… А это ведет сами понимаете к чему.
        – Вседозволенность, возникновение псевдорелигиозных сект и групп, объединенных склонностью к какому-либо пороку, массовый психоз…
        – Типа того, – согласился Дмитрий Натанович. – Хуже всего, что основательница нового направления – моя бывшая аспирантка. Я даже чуть было не женился на ней. Но она вовремя сменила научного руководителя. И жизнь ее сложилась так, как сложилась.
        В коридоре раздался цокот шпилек. Кто-то подошел к кабинету, остановился на мгновение, дверь распахнулась, и вошла Рита Ковальчук с мокрой головой.
        – Не помешаю? – спросила она.
        Лена поднялась навстречу.
        – Все утро прическу делала, – усмехнулась Рита, – взяла зонтик, но такой ветрило был! Зонтик вывернуло, и спицы поломались. Китайский, наверное.
        Лена молчала, а Ковальчук плюхнулась в кресло.
        – Если у тебя на меня какие-то обиды, – сказала она, – то извини. Может, я и в самом деле была неправа. Сама понимаешь, когда столько сил и таланта вложила в свою работу, а тебе потом коленом под зад. То есть не тебе, а мне. Но ты все равно будь здесь поосторожнее. Кадилов и тебя выжмет, как тряпку, а потом…
        – Меня это меньше всего сейчас волнует, – произнесла Зворыкина.
        – Да-да, – изобразила печаль Ковальчук, – я в курсе. Но я не верю в то, что твой муж в чем-то может быть замешан. Достаточно посмотреть на него, чтобы понять – это не преступник. Но ты же знаешь, что это мы можем определять человека с первого взгляда, а ментам просто надо кого-то привлечь. Если бы я могла чем-то помочь, то не сомневайся, твой Коля был бы уже на свободе.
        – Спасибо, но мне уже помогают.
        – Кадилов? – быстро спросила Рита.
        Лена покачала головой.
        – Кадилову не верь, – шепнула Ковальчук, – уж я-то знаю. Он у меня был научным руководителем, я практику у него проходила, думала, что и работой он меня обеспечит. А он…
        Ковальчук вздохнула, но тут же вспомнила, видимо, что пришла не за тем, чтобы говорить о грустном.
        – Я же новую работу себе нашла, – встрепенулась она, – в государственной корпорации! Они решили создать отдел психологической разгрузки, искали начальника, и Рейнгольд меня им порекомендовал. Я уже прошла собеседование, оставила им список своих публикаций; вчера мне позвонили и сообщили, что моя кандидатура утверждена. Зарплата очень хорошая, коллектив прекрасный, все люди состоятельные. У них в офисе свой спа-центр, солярий, тренажеры, сауна… Даже бассейн небольшой… Не то что наша ванна здесь. Президент компании считал, что психологические перегрузки можно снимать физическими упражнениями. Но я объяснила, что никакой связи тут нет. Короче, убедила его…
        – Ты говорила об этом с президентом корпорации? – удивилась Лена.
        – Ну как бы, – помялась Ковальчук и призналась: – Не напрямую, разумеется, а через его помощника… Короче, у меня сейчас серьезная работа: сама буду себе начальником, а не на подхвате непонятно у кого…
        – Кадилов – уважаемый специалист, – напомнила Лена.
        – Угу, – кивнула Рита, – ты просто многого не знаешь…
        Она взглянула в окно, за которым опять начался дождик.
        – Ладно уж, расскажу…
        Внимательно посмотрела на Лену.
        – Дело в том, что, когда он не сразу согласился брать меня на работу, я решила действовать через его жену. Ты помнишь доцента Яхно?
        – Нина Николаевна, – кивнула Лена, – помню, конечно, высокая такая.
        – Ну да. Я к ней подошла уж не помню зачем и как бы между прочим намекнула, что работу ищу. У нее же частная практика – типа коррекции семейно-брачных отношений, она же сексологией занималась… Но Нина Николаевна мне ответила, что вряд ли сможет помочь. И смотрит так на меня нагло. Кто-то, видимо, ей настучал, что у меня с ее мужем отношения были. Мне сразу дико неприятно стало, что все вокруг такие болтливые и подлые. Короче, ушла я вся такая расстроенная. А через пару дней Максим Максимович позвонил и предложил встретиться не на факультете. Я не хотела с ним встречаться, думала, что он опять… А он, когда встретились, сказала, что Нина ему передала наш разговор и попросила мне помочь… Ты представляешь? Кадилов, в принципе, не против был с самого начала, но у него нет вакансий… И все равно он готов мне помочь, если и я пойду ему навстречу… Я согласилась. А что мне оставалось, когда судьба решается?
        Рита замолчала, вздохнула, посмотрела в окно, усмехнулась своим мыслям. Обернулась на дверь.
        – Не знаю, можно ли тебе говорить… Но ты вроде не болтливая. Короче, предложил тогда Кадилов вместе с ним съездить на одну встречу – очень важную для него. Попросил, чтобы я выглядела посексуальнее… Он окучивал тогда каких-то крутых бизнесменов на предмет инвестиций в его институт… На этот офис в том числе… Я согласилась, через день он заехал за мной на машине… Вместе с женой, кстати, заехал, и мы втроем отправились за город в какой-то дом. Там были двое этих бизнесменов… Ну, и мы как бы занимались этим все вместе…
        – Чем занимались? – не поняла Лена.
        – Чем, чем? Ты что, маленькая, что ли? Все тебе объяснять надо. А на следующий день подъехал еще один… Правда, Кадилову надо было по делам спешить. Но Нина Николаевна осталась. Она, кстати, такая отвязная в этом деле… И фигура у нее – модель позавидует. А ведь ей тогда под сорок было… Тридцать пять, кажется…
        – Может, не надо рассказывать, – попросила Лена.
        – Так уже и нечего больше рассказывать. Кадилов потом получил свои инвестиции… Но самое противное, что всех тех мужиков – бизнесменов и того из мэрии, который потом подкатил, – убили. Сначала, правда, обвинили в каких-то махинациях, но вроде оправдали, а потом – одного за другим. Одного так вообще в куче песка нашли… Не знаешь разве эту историю?
        – Нет, – сказала Лена, хотя что-то определенно слышала.
        – Вот в такое страшное время мы живем, – подытожила Ковальчук. – Нормальные бизнесмены. Очень солидные, уважаемые. А с ними таким образом обошлись. А Нина Николаевна сейчас в Штатах работает. Говорят, что поднялась там хорошо. И выглядит тоже неплохо. Максим Максимович поехал с ней разводиться. То есть разведут их здесь, а он возьмет от нее бумажку, что у них друг к другу никаких материальных и других претензий нет. У нее там какой-то воздыхатель нашелся, который ей предложил руку и сердце. А Максим Максимович теперь тоже как бы на выданье… – Рита посмотрела на Зворыкину и хихикнула: – Он на тебя глаз положил.
        – Ты ошибаешься, – постаралась разубедить ее Лена.
        – Не ошибаюсь, я это сразу заметила. Может, поэтому и злилась на тебя немного. Но теперь мне все равно. Только я хочу сказать, что с твоим мужем все произошло не случайно. Может, это именно Кадилов подстроил, чтобы к тебе подобраться… Твой муж получит большой срок, а он в это время…
        – Не получит! – громко произнесла Лена. – Мой Коля ни в чем не виноват. Скоро все выяснится…
        – Ну, дай бог, – вздохнула Рита и поднялась. – Надо бежать, пока ливня нет.
        Она шагнула к двери и вспомнила:
        – На всякий случай. У тебя зонтик ненужный не завалялся случайно?
        – Зонтика нет. Но, если хочешь, возьми мой плащик. От сильного ливня не спасет, но прическу сохранить можно.
        Ковальчук надела плащ, накинула на голову капюшон и тут же сбросила его:
        – Ничего не видно, придется как слепой по лужам. Ну ладно, зато не намокну.
        Она продолжала стоять и смотреть на Лену, словно собиралась напоследок произнести что-то очень важное, для чего, собственно, и заходила. Вздохнула и наконец взялась за ручку двери.
        – Главное, я тебя предупредила, чтобы ты осторожнее была. Повторяю еще раз, чтобы ты уяснила: Кадилов – пустое место. Пока ты ему нужна, он тебя обхаживать будет, а потом…
        – Приму к сведению, – сказала Зворыкина, которой этот разговор был неприятен с самого начала.
        – Но я ему отомщу, – произнесла Ковальчук. – Максим Максимович еще пожалеет, что так поступил со мной.
        Рита смотрела на Лену, словно ожидая от нее поддержки, но та отвернулась к окну, за которым стояла мутная стена дождя. Дверь кабинета со щелчком закрылась. Рита ушла, не прощаясь.
        Лена вернулась к своим мыслям о муже, сняла с телефонного аппарата трубку, не представляя, куда звонить, кого просить о помощи. Потом вернула трубку на место и достала из сумочки мобильник. Нашла номер Топтуновой и нажала кнопку. Ирина ответила не сразу, но тут же, не слушая подругу, начала докладывать:
        – Пышкин до сих пор не вернулся. Но я с ним созванивалась, рассказала про Колю. Володя просто в ужасе от того, что случилось. Обещал свернуть все дела и прилететь. Сказал, что сделает все возможное, поднимет все свои связи. А связи у него – ты сама знаешь какие. Так что не расстраивайся, все образумится. Прости, но я на работе, а тут столько дел, что мне некогда. Давай вечерочком созвонимся.
        – Хорошо, – сказала Лена.
        И это было единственным словом, которое ей удалось произнести, хотя хорошего было мало.
        Она не знала, что делать дальше. Держала в руке мобильник, слушала, как по окнам бьют частые капли, как потоки воды сбегают на жестяной подоконник, как журчат ручьи, стремящиеся к ливневым водостокам. Шли минуты, в мире не было ничего, кроме ливня. Потом хлопнула одна дверь, другая. В коридоре послышались чьи-то шаги. Зазвучали голоса, причем говорили одновременно несколько человек. Но о чем говорили, было не разобрать.
        – Кто-то видел? – раздался рядом с дверью голос Дмитрия Натановича.
        Тут же Рейнгольд заглянул в кабинет. Заходить не стал, просто просунул голову и объявил:
        – Только что возле крыльца застрелили Риту.
        – Как? – не поверила своим ушам Зворыкина.
        – Из пистолета вроде. Охранник, что у нас на входе, доложил, что позвонили в дверь и какая-то бабка сообщила, что в пяти шагах от нашей двери лежит убитая женщина. Он вышел, но даже подходить не стал, потому что узнал ее по плащу, в котором она за несколько секунд до этого пробежала мимо. Вызвал полицию и «Скорую помощь», а теперь организует там что-то вроде оцепления, чтобы зеваки не скапливались. Но людей и без того немного – ливень зарядил.
        Лена выскочила из-за стола:
        – Так если он вызвал «Скорую помощь», может, Рита жива еще!
        – Кто-то из наших сразу побежал. Теперь говорят, что две пули в грудь в области сердца и одна в голову. Крови немного, да и ту дождем, наверное, сразу смыло.
        Лена вышла в коридор, увидела сотрудников, стоящих вокруг мокрого охранника, который что-то увлеченно рассказывал, размахивая руками. Подходить к ним она не хотела, да и не могла. Ноги подкосились. И Лена прислонилась спиной к стене.
        – Я сейчас успокоительного принесу, – прилетел откуда-то голос Дмитрия Натановича.
        Очень скоро приехали полицейские и следователи прокуратуры. Коллектив собрали в зале служебного буфета. Предложили всем, кто что-то знает или видел момент преступления, остаться, а остальным разойтись по кабинетам и ждать, когда пригласят. Все тут же поднялись и направились к выходу. Лена тоже встала, но один из следователей громко поинтересовался, есть ли здесь Зворыкина.
        Лена осталась сидеть. И следователь остался лишь один. Он подошел к ее столу, придвинул к себе свободный стул и спросил:
        – Вы позволите?
        Она не успела ничего ответить, следователь почти сразу опустился напротив.
        – Вы последняя, кто видел Ковальчук живой.
        – Последним видел ее охранник, – уточнила Лена, – но Рита действительно вышла из моего кабинета, где у нас была беседа.
        – О чем говорили?
        – О работе. Рита рассказала, что нашла себе новое место. В крупной корпорации, с хорошим заработком, я думаю.
        – Какие у нее были отношения с коллективом?
        – Ровные. Ссор ни с кем у нее не было. И на нее ни у кого никаких обид.
        – А у вас с ней какие отношения были?
        – Приятельские. Мы учились на одной кафедре, и здесь она помогала мне советами.
        – А с личной жизнью у нее как?
        Лена пожала плечами:
        – Рита была не замужем. А о том, был ли у нее постоянный поклонник, сказать ничего не могу. У нас не принято обсуждать личную жизнь – специфика работы такая.
        Следователь кивнул.
        – Про то, что у нее с кем-то был конфликт, кто-то ей угрожал, вы ничего сообщить не можете? – спросил он.
        – Если бы знала о чем-то подобном, рассказала бы сразу.
        Следователь молчал. Потом посмотрел Лене в глаза:
        – Вы точно не знаете, за что могли застрелить вашу подругу?
        – Уверяю вас…
        Он поднялся из-за стола. Лена, поняв, что опрос закончен, тоже.
        – На днях был задержан некий Николай Зворыкин, – произнес следователь. – Это не ваш родственник, случайно?
        – Это мой муж. Но только он ни в чем не виноват. К нам уже приходили с обыском, и следователи могли заметить, что мы живем очень скромно. Муж весь свой заработок тратит на свои изыскания. А я в школе работала – тоже понимаете, сколько зарабатывала. И когда мне предложили перейти сюда…
        – Я просто так спросил, просто вспомнил фамилию.
        – Можно вас попросить?.. – тихо произнесла Лена.
        Но следователь не дал ей договорить.
        – Нет, – сказал он и повернулся, чтобы посмотреть на освещенную разноцветными лампочками барную стойку.
        Дождь за окном продолжался, но его интенсивность значительно снизилась. По стеклам сползали два прилипших тополиных листа, сползали неторопливо, то останавливаясь, то торопясь так, словно каждый из них нацеливался достичь жестяного подоконника первым. Лена вернулась к своему столу. Вспыхнул монитор.
        …Человек, лишенный фобий, не стремится к власти или богатству, потому что окружающая действительность и общественное устройство не представляют угрозы его внутреннему миру. Лишенный страхов человек живет тем, что наполняет его мысли и желания, а его желания и мечты не направлены на возвышение собственной личности. Внутренний мир человека не влияет на статус члена общества, но помогает поддерживать нравственный идеал, которому противоречит общественная среда. Цель всякого творчества – достижение этого идеала независимо от того, насколько разнятся образы прекрасного, рожденные сознанием творческого человека, с принятым в обществе понятием о добре и зле, и с допустимым для достижения внешней цели понижением нравственного порога…
        Лена прочитала текст, набранный ею два дня назад, и не могла понять смысл, как будто это написал незнакомый человек, живущий в далеком от нее мире, где можно давать советы, не изменяющие ни мир, ни судьбу.
        В сумочке затренькал мобильный. Зворыкина ждала, когда телефончик перестанет надрываться, потому что разговаривать ни с кем не хотелось. Но пиликанье продолжалось, и она решила ответить.
        Звонил Валерий Иванович.
        – Прошу меня извинить, – сказал он, – я только вчера узнал о неприятности, случившейся с вашим мужем. Разумеется, в эту чушь с вымогательством не поверил и кое-что попытался узнать. Вам удобно говорить сейчас?
        – Что-то про Колю узнали? – спросила Лена.
        – Немного. Если хотите, можем встретиться и поговорить. На самом деле я в машине сижу на соседней улице. Хотел подъехать, но возле вашего офиса стоит полицейская машина и еще одна, следственного комитета. Что-то случилось?
        – Перед входом час назад застрелили нашу сотрудницу.
        – Интересный поворот.
        Лена посмотрела на часы и удивилась. После убийства Ковальчук прошло почти два часа. Время словно провалилось куда-то, не оставив в памяти никаких событий, кроме короткого разговора со следователем.
        – Подъезжайте ко входу, – сказала она, – я через пять минут спущусь.
        Она выглянула в окно, за которым продолжал понемногу капать уставший дождик. Потом посмотрела на вешалку, где еще совсем недавно висел ее плащик, выключила компьютер. Хотела подняться – и поняла, что не может. Сердце сдавило: то ли от жалости к Рите, то ли из-за боли за мужа, то ли от страха перед будущим, которое приближается, неотвратимо прыгая через провалы времени и пустоты бытия.
        Глава 13
        Валерий Иванович вез ее домой. Едва отъехали от офиса, он спросил:
        – Не ту ли сотрудницу застрелили, у которой была связь с Кадиловым?
        – Именно ее. А как вы догадались про их отношения?
        – Заметно было сразу, как они смотрят друг на друга, как разговаривают… Соперниц у нее не было?
        – Не знаю, – покачала головой Лена.
        И, чтобы сменить тему, спросила:
        – А у вас что нового?
        – Начнем с того, что я сегодня видел Николая. Как вам известно, он в райотделе, в камере предварительного заключения. Сегодня суд должен был избрать ему меру пресечения. Под подписку его, разумеется, не выпустят. И под залог тоже. Скорее всего, перевезут в следственный изолятор.
        – В тюрьму? – выдохнула Лена. – Может, я успею его увидеть? На суде или когда будут выводить…
        – Суда сегодня не будет. Он состоится завтра, но этот вопрос решат за пять минут. А пока…
        – Вы его видели. Как он?
        – Молчит. Отказался даже со мной разговаривать. Спросил только, как вы себя чувствуете. Я бы дал ему телефон, чтобы он сам с вами пообщался, но мобильный мне пронести не разрешили. С адвокатом, которого вы ему выбрали, он вообще не хочет связываться. И вас просил не тратить деньги впустую. В этом он полностью прав: Герберов – человек весьма ненадежный. Самый настоящий вымогатель. Сколько он с вас попросил?
        – Попросил очень много. Но согласился на сто пятьдесят тысяч евро.
        – Сколько? – удивился Валерий Иванович. – А у вас есть такие деньги? Договор с ним уже подписали?
        Лена покачала головой и объяснила:
        – Я заработаю, сколько получится. В долг возьму.
        – Не надо ни у кого ничего брать. Я могу взяться за это дело. Как-никак я тоже член коллегии адвокатов. Практикую, правда, нечасто, но и гонорар мой во много раз меньше. Согласны?
        Лена кивнула, и тогда он продолжил:
        – Я спросил у Николая, как он вообще оказался в той машине. Но он не ответил. На вопрос, чьи это были деньги, ответил, что не знает. После этого вообще замолчал, зажался как-то сразу же.
        – Как он выглядит?
        – Не так, как на вашей даче, когда я с ним познакомился. Но поскольку ни о чем меня не просил, значит, держится. Может, чего-то ждет. Например, что само все выяснится.
        – Само собой ничего не случается.
        Валерий Иванович замолчал, следя за дорогой и потоком машин, в котором они двигались.
        – Но тот человек, у которого якобы вымогали деньги, ведь может сказать, что он с Колей не знаком? – спросила Зворыкина.
        – Я не видел его показаний, но могу допустить, что тот человек мог договариваться с кем-то, не зная, как придется передать эту сумму и кому… Однако бизнесмен этот далеко не простой. Просто так его развести еще никому не удавалось…
        – Вы его знаете?
        – Слышал о нем кое-что, – неохотно признался Валерий Иванович. И вдруг спросил:
        – А сын ваш как?
        – Он на даче, один. Но он самостоятельный мальчик. Макароны, пельмени сам может сварить или салат сделать. На крайний случай соседи накормят, они за ним присматривают по моей просьбе.
        – Он знает, что с отцом произошло?
        – Вряд ли. На даче нет телевизора, да он и не смотрит телевизор. А я ему не рассказывала. Раз уж о детях заговорили, сообщаю: видела вашу Вику. Хорошая, умная девочка, немного зажатая… Мы с ней договорились дружить, и она обещала наведываться ко мне. Я думаю, она так легко пошла на контакт оттого, что я намекнула на своего друга, достойного и порядочного; она решила, что я говорю о ее отце.
        – А кого вы имели в виду?
        – А я и говорила о вас. Зачем придумывать мифические персонажи?
        Валерий Иванович довез ее до дома, потом поднялся вместе с Леной в квартиру. Надолго не задержался, пообещал решить вопрос с Герберовым и попросить его вернуть аванс. Но, вспоминая адвоката, которого ей подсунул Пышкин, Лена посчитала эту затею бесперспективной: десять тысяч долларов казались ей уже потерянными деньгами – и это тоже не радовало. Дождь наконец устал стучать по окнам, и за мокрыми стеклами появилось солнце.
        – Кто бы сомневался, – сказал Валерий Иванович, поднимаясь, – я уверен, что и с Николаем будет так же.
        Но он произнес это таким бодрым тоном, что Лена не поверила. Оставшись одна, она не могла придумать, чем занять себя. Позвонила соседям по даче, и те сообщили, что сегодня Петя обедал у них. Почти весь день лил дождь, но теперь светит солнце и поют птицы. И говорилось это тоже с каким-то неестественным энтузиазмом, словно и эти люди пытались ее успокоить.
        Находиться одной в пустой квартире было невыносимо. В холодильнике стоял полиэтиленовый пакет с передачей для мужа. Путь до райотдела был коротким, а ожидание долгим. Зворыкина решила добиться свидания. Однако в дежурной части ей сразу отказали. Пришлось подниматься на второй этаж, чтобы попросить о встрече с Колей начальника районного управления. В небольшой приемной уже сидели несколько сотрудников, они переговаривались между собой и перебрасывались пустыми фразами с блондинкой-секретаршей в полицейской форме.
        – А вы к кому, женщина? – спросила секретарша.
        Лена показала глазами на дверь, после чего блондинка усмехнулась:
        – В приемные дни, пожалуйста, по предварительной записи.
        Пришлось записываться на следующий четверг, хотя ясно было, что через неделю Николая здесь не будет. Когда же Лена попыталась объяснить, что просит о свидании с задержанным мужем, секретарша и вовсе заявила, что надо разговаривать со следователем, но тот в любом случае откажет, а потому лучше не отвлекать занятых людей. Поиски следователя ни к чему не привели. По коридорам районного управления быстро передвигались полицейские и – очень медленно – посетители. Возле окна, выходящего во двор, где стояли полицейские автомобили, разговаривали две армянки лет пятидесяти. Говорили они на своем языке, но, когда рядом остановилась Зворыкина, перешли на русский.
        – Сейчас во всем мире очень популярны армянские имена, – произнесла одна с гордостью.
        – Правда что ли? – удивилась другая.
        – Ты что, сама не знаешь? – еще больше удивилась ее собеседница. – Ты посмотри, как они детей своих называют: Анжела, Джульетта, Сандра, Сильвия, Марианна… Как будто сами придумать не могут.
        Женщина замолчала и стала рассматривать Лену.
        – Вы кого-то ищете? – спросила она.
        Зворыкина показала на дверь с табличкой «Следователь Черноусов Ю. С.».
        – А какая у вас статья? – поинтересовалась армянка.
        Зворыкина пожала плечами.
        – Его уже не будет сегодня, – вспомнила другая, – он уже ушел. Нас увидел и спросил, чего мы здесь стоим, ведь он домой пошел.
        На всякий случай Лена подергала ручку двери. Кабинет и в самом деле был заперт. И от этого на душе стало совсем пусто, словно последняя надежда осталась там, внутри, за закрытой дверью.
        Домой возвращаться не хотелось. Лена поехала к Кондаковым. Возле дома ее остановил охранник, пришлось звонить Инне Сергеевне, а потом передать трубку охраннику. Тот, узнав, к кому направляется девушка, приветливо улыбнулся и даже проводил немного до подъезда.
        Жена вице-губернатора встретила Лену у лифта, и ее объятия уже походили на натуральные. Инна Сергеевна улыбалась полными губами и выглядела довольной этой встречей. А когда Зворыкина начала извиняться, что не предупредила о своем визите накануне, замахала руками:
        – К чему эти церемонии! Вы всегда желанная гостья в этом доме. Приходите, когда хотите, даже если Вики не будет дома, мы с вами всегда найдем, что обсудить. Не так ли?
        Пришлось соглашаться. А потом еще пить кофе вместе с бывшей женой Валерия Ивановича. Лена отвечала на ее вопросы, что-то говорила и пыталась понять, что эту женщину связывало с ее адвокатом. Вероятно, прежде она была другой: более естественной и откровенной. Теперь же она интересовалась делами Зворыкиной и, узнав, что пока нет никаких изменений, покачала головой:
        – Какая жалость! Но вы не переживайте. Виктор Васильевич постарается помочь. А это, как вы понимаете, не пустые обещания.
        Она, вероятно, забыла, что вице-губернатор ничего и не обещал. Потом женщины вдвоем отправились в комнату Вики, и девочка вполне приветливо общалась и с матерью, и с Леной. Но когда Инна Сергеевна вышла, Вика скривилась:
        – Не могу на нее смотреть, когда она прикидывается такой сахарной!
        – А ты приглядывайся, – посоветовала Лена. – Даже если не планируешь стать профессиональным психологом, научись определять на глаз типы темперамента, социальный тип интересующего объекта. И многому другому тоже придется научиться, чтобы всегда понимать, с кем общаешься, и тогда будешь четко представлять, чего ожидать от того или иного человека. А для других ты всегда будешь приятным и желанным собеседником, но все же закрытой книгой.
        – Пожалуй, – согласилась девочка.
        Глава 14
        Утром из Нью-Йорка прилетел Кадилов. Когда Зворыкина вошла в клинику, охранник предупредил, что шеф уже здесь. А когда проходила мимо дверей кабинета Максима Максимовича, услышала жужжание электробритвы – видимо, Кадилов прибыл на работу прямо из аэропорта и теперь приводил в порядок свои холеные щеки.
        В ее маленьком кабинете ничего не изменилось, и вид из окна был таким же унылым: тусклый ствол тополя и кусочек двора за ним. Лена включила компьютер, открыла файл с рукописью книги и вдруг поняла, что не может сегодня работать – не может думать ни о чем другом, кроме как о муже. Постепенно клиника наполнялась коллегами, в коридоре звучали шаги, приглушенные разговоры, открывались и закрывались двери. Вспомнилась Рита Ковальчук; вспомнилась не такой, какой была последние два месяца – с того дня, как они снова встретились в клинике Кадилова, а той худенькой провинциальной девочкой с застывшим удивлением в глазах – удивлением от того, как она смогла оказаться в столичном университете! Потом это удивление сменилось внимательным и цепким созерцанием и блеском напряженных глаз. Некоторое время Рита ходила по факультету с таким же, как и она, наблюдательным парнем. Но его вскоре исключили за академическую неуспеваемость… Зворыкина тогда встретила их возле входа. Ковальчук рыдала от горя неизбежного расставания, а парень спокойно курил и рассматривал проходящих мимо студенток. Заглянул в лицо пробегавшей
мимо Лены и ухмыльнулся…
        В кабинет без стука вошел Кадилов с усталым лицом. Он поздоровался и потер виски.
        – В самолете почти не спал. Думал домой заскочить, но в аэропорту меня ждал следователь. Он мне на мобильный звонил, я тогда в аэропорту Кеннеди ждал регистрации, вызвать меня хотел. Но я сказал, что нет времени, разве что он меня встретит. В его машине и побеседовали. Хотя каким боком я к этому убийству?
        Он подошел к Лене, встал у нее за спиной, заглянул на монитор компьютера.
        – Жалко Риту, – продолжил он, – все у нее не складывалось как-то. Она вот ушла отсюда, хотя ее никто не гнал, если вы помните.
        – Она работу другую нашла, – сообщила Лена, – хорошее место.
        – Да знаю я, – поморщился Максим Максимович, – на самом деле ей хотели отказать, только не успели. Помощник председателя правления клюнул на ее предложение. А сам председатель, как только услышал ее рекомендации, за голову схватился.
        – Что же она такого насоветовала?
        – Наша несчастная Риточка рекомендовала для сплочения коллектива зимой совместные посещения сауны, а летом хотя бы раз в неделю полным составом ездить на нудистские пляжи. По ее мнению, у людей в голом виде нет никаких претензий друг к другу и вообще каких-либо тайн…
        – К чему сейчас говорить об этом?..
        – Это я к тому, что я в Штатах нашел ей работу. Моя уже бывшая жена – доцент Яхно, если помните такую, взяла бы ее к себе. Нина прилично там развернулась. Но что уж об этом говорить…
        Он выпрямился.
        – Я внимательно изучил то, что вы для меня подготовили. Считаю, что рукопись книги готова. Правда, мне придется очень прилично ее доработать, но…
        – Я что-то не так сделала?
        – Книга готова, – словно не услышав вопроса, продолжил Кадилов, – и я тоже готов с вами рассчитаться; в ближайшие дни выплачу вам остатки гонорара. Вам же нужны деньги. Адвокаты и все такое прочее. Адвокаты – это такое сословие, им всегда мало. В Штатах так вообще говорят, что скорее убийца попадет в рай, чем его адвокат… Но это все лирика, а нам нужно работать.
        Он открыл дверь кабинета, с кем-то поздоровался, а потом повернулся к Зворыкиной:
        – К вам, Елена Александровна, уже пришли.
        Лена поднялась из-за стола, и тут же в кабинете появился Валерий Иванович. Кадилов попытался удержать его, прикоснувшись к рукаву пиджака:
        – Слышали, что у нас тут произошло? Какая ужасная трагедия…
        – Вы про убийство вашей сотрудницы?
        – А разве еще что-то случилось? – вскинул брови Максим Максимович. – Убили девушку. Причем убили жестоким образом. И причина непонятна. Кому была выгодна эта смерть? Бедная Рита! Безобидный и простодушный был человечек.
        Кадилов вздохнул и закрыл дверь кабинета.
        Валерий Иванович какое-то время выждал, а потом на всякий случай негромко произнес:
        – Я уже занимаюсь вашим делом. Но вопросов больше, чем вариантов ответа о причинах произошедшего с вашим мужем. Начнем с того, что предприниматель, у которого якобы вымогали деньги, в свое время сам этим занимался. Потом переключился на легальный бизнес. Сначала это была торговля, оптовые поставки сельхозпродукции, затем строительство, а теперь – прокладка автомобильных трасс. Белканов Артур Мусаевич. Слышали про такого?
        Лена покачала головой.
        – А муж никогда не упоминал о нем в вашем присутствии?
        – Не помню.
        – Я вчера присутствовал на допросе. Следователь Черноусов не смог этому воспрепятствовать. Мой ордер в деле. Коля на допросе показал, что не знаком с Белкановым и даже не слышал о нем прежде. Но я проверил: они должны быть знакомы. Я в Интернете просмотрел список всех изобретений вашего мужа. Впечатлился, разумеется, широтой его интересов. И вдруг наткнулся на запатентованный им метод утилизации автомобильных шин путем сепарации с каким-то… Впрочем, я не специалист. Понял только одно. Шина измельчается вместе с металлокордом, который магнитами притягивается к стенкам емкости сепаратора. Измельченная резиновая крошка извлекается отдельно от металлической. Металл идет в дальнейшую переработку. А резина потом используется в качестве добавки в специальную мастику, которая смешивается с асфальтом, что значительно увеличивает прочность и долговечность дорожного покрытия, крайне устойчива к перепадам температур и механическим нагрузкам. Ваш муж запатентовал и состав этой мастики. А поскольку Белканов занимается прокладкой и ремонтом дорог, это должно было его заинтересовать. Далеко ходить не пришлось:
я тут же узнал, что владельцами патента на эти изобретения являются физические лица. Ваш муж имеет тридцать процентов от прибыли за использование его изобретения. Тридцать Белканов, и по десять другие люди. Я у Николая поинтересовался, кто подавал заявку на патент. Он ответил, что у них в институте есть патентный отдел. Так что наивный изобретатель просто доверил работнику этого отдела представлять свои интересы: оформить заявку и подписать документы… Белканова он не видел и не слышал и про этот патент думать забыл. А патент был передан предприятию другими правообладателями, и Артур Мусаевич получил за его использование некоторую прибыль…
        – На изобретениях Коли многие сделали состояние, – вздохнула Лена, – но не могли же за это с ним так обойтись…
        – С Белкановым я попытаюсь договориться, чтобы он отозвал иск. Дело в том, что прибыль от реализации утилизации покрышек и дальнейшего использования резиновой крошки только за прошлый год в пересчете на иностранную валюту составила значительно больше пяти миллионов евро. Это легко доказывается, потому что бухгалтерскую отчетность задним числом изменить нельзя. Всегда можно доказать, что не совсем честный предприниматель обналичил прибыль, чтобы рассчитаться с владельцем патента. Белканов не захочет огласки, так как это ударит по его деловой репутации и привлечет внимание контролирующих органов.
        – А если он откажется? – спросила Лена.
        – Моя работа – убедить его этого не делать. Во-первых, он уже заявил, что впервые видит вашего мужа. А наличие патента опровергает его слова. Во-вторых, выплат владельцам никогда не было. Ни в прошлом году, ни в позапрошлом… А метод используется уже больше десяти лет.
        – Но там же не один Николай совладелец. Другие могут…
        – Тут-то и самое интересное, но об этом в другой раз.
        Валерий Иванович положил на стол портфель, раскрыл его и достал пару листов бумаги, скрепленных голубой канцелярской скрепкой. Протянул листы Лене:
        – Это ваш договор с адвокатской конторой Герберова. Можете уничтожить вместе со своими экземплярами.
        Тут же он положил на стол пачку долларов:
        – Он еще и аванс вернул с извинениями.
        – Как вам удалось?
        – Я просто сказал ему, что в его услугах больше не нуждаются.
        – И он так вот просто?..
        – Может, и помучился немного, но спорить не стал. Так что работайте спокойно, а я буду делать то, что должен.
        Он пошел к двери.
        – Как Ася поживает? – вспомнила Лена о его подруге.
        – Мы несколько дней не встречались.
        Валерий Иванович взялся за ручку двери, но замер.
        – Я пытался понять, за что могли убить вашу коллегу. Но данных о ней у меня немного. Проверил ее по социальным сетям, но там почти никакого общения. Она размещала свои фотографии, которые считала удачными, но их никто не оценивал. Ее даже с днем рождения никто не поздравлял – по крайней мере в соцсетях. По всему, она была одиноким и несчастным человеком. Даже вас она не включала в число своих друзей. Есть двое мужчин – судя по всему, ее бывшие близкие знакомые. С каждым она пыталась назначать встречи, но оба под одинаковым предлогом отказались: «Извини, но сейчас очень занят, и вообще безумно много работы». Я проверил их: оба женаты, один представляется заместителем директора по строительству крупной компании; второй занимается организацией праздников. Первый повысил себя в должности – он прораб на стройке. А второй…
        Валерий Иванович замолчал, приоткрыл дверь и выглянул в коридор.
        – Показалось, – объяснил он и продолжил:
        – Оба к ее убийству не имеют никакого отношения. Врагов у нее не было, как я понимаю, она ни с кем не ссорилась.
        – Она ссорилась со мной. Оскорбляла, даже угрожала. Но я не обиделась, она не со зла, а в запальчивости. Позже, очевидно все взвесив, Рита пришла ко мне и общалась как ни в чем не бывало.
        – Не извинилась?
        – Видимо, нет, хотя точно не помню, потому что я о Коле в тот момент думала. А когда она вышла из офиса, все это и произошло…
        – Она не выглядела странной или взволнованной?
        Зворыкина пожала плечами:
        – Она попросила у меня плащ и в нем ушла. В тот день был дождь.
        – В этом плаще вы пришли на работу?
        Лена кивнула, начиная догадываться.
        – Плащ с капюшоном, очень неудобным, он все время сваливался на лицо так, что ничего из-под него не было видно – только собственные ноги.
        Валерий Иванович молчал.
        – Вы думаете, что хотели убить меня?
        – Похоже на то. По всем признакам – заказное убийство. Вряд ли какой-то маньяк убивает из пистолета всех женщин с капюшонами на голове. А поскольку у вас нет врагов, должников, конкурентов по бизнесу… Вы даже не в состоянии ни с кем поссориться. Не могла же Рита поругаться с вами, заказать вас киллеру, потом для вида помириться и случайно надеть ваш плащ, чтобы подставиться под выстрел? Тут что-то другое. Может, вас считают носителем какой-то важной информации, свидетелем, от которого надо избавиться? А поскольку…
        – Может, это как-то связано с тем, что произошло с Колей?
        – Очень может быть. Вы с кем-нибудь обсуждали это? Говорили, что у мужа от вас никаких тайн и вы все знаете?
        – Нет. То есть я говорила о Коле с некоторыми знакомыми, но всех знаю очень хорошо. А с малознакомыми людьми я вообще ничего не обсуждаю. Говорила с адвокатом Герберовым.
        – Вспомните, с кем еще обсуждали случившееся с вашем мужем.
        Зворыкина задумалась.
        – Две подруги в курсе. Но что я могла им сказать и чем могла помешать? Максим Максимович знает – обещал помочь. Я даже Кондакову сказала, что мой муж задержан… Надеялась, что он поймет и посодействует.
        – Не помните, что именно сказали?
        – Ну, что это глупость, потому что деньги Коля якобы вымогал за какие-то тендеры, а муж ко всему этому не имел никакого отношения…
        – Тендеры – это как раз вотчина вице-губернатора, хотя формально он к ним никакого отношения не имеет.
        – Я зря это сказала?
        – Сказали и сказали. Я думаю, что ничего страшного для вас в этом нет. Но все равно отпроситесь у Кадилова на несколько дней. Плохо сейчас чувствуете, думаете о муже, все из рук валится… Мне ли учить психолога?
        Максим Максимович нисколько не удивился ее просьбе, сказал только, что сам хотел предложить Лене отдохнуть несколько дней. Спросил только, нужны ли еще деньги. Она отказалась, и он проводил ее до стеклянной будки охранника. Успел даже сказать, что на всякий случай на днях установят еще одну камеру наблюдения за входом, но не такую, какая и сейчас имеется, а с возможностью записи всего происходящего на улице.
        На прощание Кадилов обнял Лену и посоветовал ей держаться, потому что скоро все устаканится. Он так и сказал: «устаканится». Потом обнял за талию и шепнул:
        – В любом случае, что бы ни случилось, вы всегда можете на меня положиться, – и погладил ее по плечу.
        Валерий Иванович подогнал машину к крыльцу и, выйдя из нее, ждал Зворыкину у входной двери, под табличкой «Институт российского психоанализа». Когда она вышла, взял ее под руку и подвел к автомобилю, осматриваясь по сторонам.
        Глава 15
        Суд определил Коле меру пресечения – содержание под стражей. Свое решение судья обосновал тем, что Николай Зворыкин располагает неограниченными финансовыми ресурсами, может скрыться от следствия за границу и оттуда оказывать давление на свидетелей и предпринимателя Белканова. Валерий Иванович представил официальный ответ на свой запрос о наличии у подозреваемого банковских вкладов и справку о доходах по основному месту работы. Судья сначала не хотел принимать их к рассмотрению, но все-таки взял документы в руки и ухмыльнулся:
        – Получается, что ваш подзащитный – святой человек! Семнадцать рублей на банковском счету и шестьсот тысяч годового дохода.
        – Пятьсот девяносто шесть, – уточнил Валерий Иванович.
        – И вы хотите сказать, что доктор наук… да и не только доктор наук, а вообще нормальный человек может на это целый год содержать семью из трех человек?
        – А вы, ваша честь, считаете нормальными людьми тех, кто на обед заказывает черную икру и осетрину?
        – Господин адвокат, – произнес побагровевший служитель Фемиды, – накладываю на вас штраф в размере тысяча рублей за неуважение к суду.
        – Я не имел в виду лично вас, – объяснил Валерий Иванович, – просто мне интересно узнать, откуда вы взяли, что подозреваемый располагает значительными материальными средствами?
        – У него при задержании отобрали кейс с пятью миллионами евро.
        – Но ведь данный портфель и деньги принадлежали бизнесмену Белканову – на купюрах наверняка есть отпечатки его пальцев. А пальчиков подозреваемого, могу поспорить, нет.
        Судья посмотрел на представителя прокуратуры, сидящего в первом ряду зала и держащего на коленях небольшой кейс. Прокурор поднялся и сообщил, что к делу приобщены видеоматериалы, полученные в ходе оперативных действий по раскрытию этого общественно опасного преступления. Прокурор раскрыл свой портфельчик, подошел к судейскому столику, вынул из кейса ноутбук и поставил его перед судьей.
        – Защита может удостовериться, что все было сделано по закону.
        На мониторе ноутбука появился салон автомобиля, в котором на водительском кресле развалился плотный человек. Дверь приоткрылась, и внутрь заглянул Зворыкин.
        – Садись! – произнес Белканов и махнул рукой.
        А когда Николай опустился на сиденье, бизнесмен приподнял лежащий на его коленях кейс.
        – Ты должен забрать?
        – Я, – кивнул Зворыкин.
        – Так ты берешь?
        Зворыкин промолчал, а Белканов протянул ему портфель:
        – Бери, только сначала проверь!
        – Спасибо, – произнес Зворыкин, беря кейс в руки.
        – Ну, тогда и у меня чтобы все было чики-пуки. Ты понял?
        Николай кивнул, и в этот самый момент распахнулась дверь и какие-то люди выдернули Зворыкина из машины…
        Представитель прокуратуры ускорил запись и остановился, когда показали раскрытый кейс с пачками купюр.
        – Вот, пожалуйста, – сказал он, – ровно пять миллионов евро.
        – Какие огромные деньги! – вздохнул судья.
        – Деньги Белканова, между прочим, – напомнил Валерий Иванович, – очень богатого человека, который когда-то, в то самое время, когда вы просиживали штаны на лекциях по уголовному праву, находился в СИЗО по обвинению в вымогательстве. Это было ровно двадцать два года назад.
        – Господин адвокат, я вижу, что одного штрафа вам мало.
        – Это я к тому, что вы, закончив университет, стали уважаемым человеком, а он – всего-навсего бизнесменом, чья судьба и свобода находится в ваших руках.
        Судья промолчал, зато прокурор шепнул:
        – Не перегибайте, пожалуйста. Белканов в самом деле весьма уважаемый человек, и мы здесь собрались не для того, чтобы обсуждать его действия.
        – А кто спорит! Только у следствия нет подтверждения того, что доктор наук Зворыкин вымогал эту сумму. Видеозапись лишь свидетельствует, что известный ученый находился в автомобиле с человеком, похожим на уважаемого предпринимателя Белканова, который вручил ему портфель, даже не говоря, что в нем. А вдруг в дальнейшем выяснится, что господин Зворыкин встречался с бизнесменом лишь за тем, чтобы забрать у него патент на изобретение, к которому бывший член преступного сообщества не имел никакого отношения?
        После этого заседание продлилось недолго.
        В зал Лену не пустили: судья принял решение провести заседание в закрытом режиме, без зевак и прессы. Она стояла у входа в здание, рассчитывая увидеть мужа, когда его будут выводить из машины. Но, как выяснилось, автозак проехал во двор, откуда в здание вела еще одна дверь, предназначенная именно для таких случаев. Потом она бегала от парадной двери к зарешеченной арке, за которой был двор, не зная, каким путем будут выводить мужа. Конечно, ее к нему не подпустят, но зато никто не сможет помешать ей помахать ему рукой и крикнуть, что они с Петькой верят в его скорое освобождение и снятие всех обвинений.
        Так она ждала около часа, потом ей позвонил Валерий Иванович, который сообщил, что случилось то, что и предполагалось: Колю не выпустили ни под подписку, ни под залог и сейчас будут вывозить. Лена бросилась к арке, стала заглядывать сквозь квадратики решетки, но ничего не увидела. Стена дома без окон, двор, маленький газон с пыльной травой и мусорный контейнер с кривой надписью «бытовые отходы». Так прошло около четверти часа, и Зворыкина уже начала беспокоиться и подозревать, что Валерий Иванович ошибся и мужа вывели через главный вход. Хотела бежать туда, как вдруг из двора к арке подъехал фургончик с узкими окнами. Решетка, закрывающая арку, медленно разъехалась, и автозак начал выдвигаться на улицу. За узкими окнами ничего не было видно.
        Лена попыталась приподняться на носки, но все равно ничего не разглядела, а машина проскочила мимо.
        – Коля! Коля, я здесь! – закричала Лена, стала махать рукой и побежала за автозаком, плюющим в нее клочьями вонючего выхлопного газа.
        На мгновение ей показалось, что кто-то прижался лицом к узкой зарешеченной щели. Но машина была уже далеко… Лена бежала за ней несколько минут, но автозак набирал скорость и увозил мужа туда, откуда скоро не возвращаются. Теперь пройдут годы, прежде чем они смогут обнять друг друга. Лена поняла это внезапно. Опустилась на корточки, закрыла лицо ладонями и заплакала.
        Подошел Валерий Иванович, помог ей подняться, протянул платок и, отвернувшись, сказал:
        – Простите, но там уже заранее было все решено. Обещаю, что помогу всем, чем смогу. Варианты есть. Надейтесь и держитесь!
        Он помог ей дойти до его автомобиля. Усадил на заднее сиденье. А когда тронулись, пояснил:
        – Следствие, скорее всего, будет доказывать, что Николай был всего лишь посредником, это единственная возможность доказать его причастность. Но, как говорится, хрен редьки не слаще. Вполне вероятно, что еще могут обвинить в мошенничестве. Якобы к тендерам не имел никакого отношения, но смог убедить Белканова, что вхож в любой кабинет и решает вопросы… Только Артур Мусаевич не из тех, кто верит пустым обещаниям. Ведь ни Коля, ни вы не знакомы с теми, кто решает подобные вопросы…
        – Среди моих знакомых только один человек обладает такими возможностями, – напомнила Лена, – Виктор Васильевич Кондаков, нынешний муж вашей бывшей.
        – Вы думаете, что они знакомы?
        – Как раз наоборот, я считают, что они даже не подозревали о существовании друг друга. Один занимался административными делами, деловым климатом, тендерами, встречами с бизнесменами… и чем там еще занимаются вице-губернаторы. А у Коли – только наука… К тому же, я слышала, за последнее время убили нескольких чиновников мэрии, и никто даже не знает за что.
        – В наше время, когда убивают чиновника, никто не сомневается за что. Все знают точно – за дело.
        Валерий Иванович замолчал, а потом добавил:
        – Я тоже размышлял об этом. Тем более что убиты были чиновники, которых Белканов знал лично. При его запросах, если он их знал, наверняка мог и использовать. Оба прежде попадали в сферу влияния правоохранительных органов как возможные участники преступной сделки по возврату НДС за липовые поставки из-за рубежа.
        – А Белканова тогда не проверяли?
        – Проверили его предприятие, но там все оказалось чисто. Чисто по финансовым документам и по объему выполненных работ, оплаченных средствами из бюджета… Хотя… Акт о выполнении работ подписывал как раз один из недавно убитых. А финасовые документы проверял другой.
        – А если это доказать…
        – Никто не будет ворошить старое дело: нет человека – нет проблем. К тому же с вашим мужем это никак не связано.
        – Но доказать, что Белканов – не такой уж белый и пушистый…
        – А кто в наше время пушистый? У каждого предпринимателя свои скелеты в шкафу. Даже если с вашим мужем это никак не связано, нам надо не просто доказать его непричастность, но и найти того, кто его подставил. А ведь Белканову это не нужно. Они не были знакомы и друг другу не мешали.
        – А тот патент?
        Валерий Иванович развел руками.
        – Совпадение. Тем более что Белканов уже сейчас является едва ли не героем для тех, кто борется за безопасную окружающую среду. На Кольском, в картерах горно-обогатительных комбинатов, работают сотни карьерных самосвалов. У каждого колесо метра по три в высоту, весит такое колесо несколько тонн. Но они выдерживают нагрузки пару недель, месяц. Хотя месяц вряд ли. Испорченные никогда не утилизировали. Их просто зарывали в землю. Тысячи тонн покрышек. Многие тысячи. А это невероятное заражение почвы, грунтовых вод… Предприятия штрафовали на бешеные суммы, а что им оставалось делать? В Европе так вообще уже давно нельзя не только закапывать, но и сжигать шины. И вдруг появляется фирма Белканова, которая все это откапывает, вывозит, утилизирует… Я думаю, что и комбинаты ему платят за это немало, да и из бюджета он получает прилично – из выплат по экологическому налогу и штрафам за загрязнение среды… А ведь он еще получает сотни тонн металла из переработанного металлокорда. Но главное – дорогая резиновая крошка, которую можно продать своим же фирмам, а потом перепродать своему же предприятию, которое
добавляет крошку в битум. А дорожно-строительный концерн, конечный потребитель, – кому принадлежит? Кто бы мог подумать двадцать лет назад, что мелкий рэкетир Артурчик так раскрутится!
        Они уже въехали во двор дома Зворыкиных, когда Валерий Иванович признался:
        – Честно говоря, мне кажется, что и убийство вашей коллеги тоже как-то связано с этим делом. Я могу добиться встречи с Белкановым, поговорить с ним, но узнать что-то наверняка не удастся… Я же не могу спросить у него, что он вообще задумал?
        – Вы как-то говорили, что умеете читать мысли, – вспомнила Лена.
        – Я говорил не совсем так: мысли читать не умею, но то, о чем думает человек, с которым я беседую, могу представить с некоторой долей вероятности. Вот и сейчас мне кажется, что вы пытаетесь заняться самостоятельным расследованием. Мой вам совет: не надо этого делать. Самостоятельное – значит, самодеятельное. Пусть каждый занимается тем, чему обучен. Для раскрытия преступления есть следствие, специально обученные люди. Я, наконец, попытаюсь. Дело-то не безнадежное. А вам я бы посоветовал вообще сменить номер телефона, уехать куда-нибудь. Если нет возможности уехать, то не стоит появляться в местах, где вас могут наверняка встретить.
        – То есть мне не появляться дома, на даче, на работе? А Петьке не ходить в школу?
        – Именно так, – кивнул адвокат. – И еще кое-что в качестве дополнительной информации. Историю Аси помните? На ее кровавой свадьбе свидетелем со стороны жениха был именно Белканов. Вот такое совпадение. И на суде он был главным свидетелем обвинения. Он первым тогда услышал выстрел в спальне, первым ринулся туда. Вот такое совпадение…
        Зворыкина вернулась в свою уставшую от ожидания квартирку, увидела знакомые стены, вспомнила совет адвоката не появляться здесь и поняла, что сделать этого не может при всем желании. Это единственное родное место, где все напоминает о муже, и уехать отсюда – значит чуть-чуть, совсем немного забыть о нем. Можно, конечно, занять себя работой, уставать от этой работы, но, возвращаясь сюда, успокаиваться – это как возвращение надежды, возвращение туда, где всегда было спокойствие и счастье. Лена сняла обувь, но не успела пройти внутрь квартиры, как раздался звонок мобильника.
        Голос Инны Сергеевны был бодрым, взлетал до пронзительных верхних нот, а потом опускался до низких грудных интонаций.
        – Как у вас дела, Леночка? – попыталась проникновенно шепнуть она. И тут же вскрикнула: – Удалось что-нибудь решить?
        – Не удалось, – ответила Лена.
        – Не переживайте, – продолжала радостно взвизгивать бывшая жена Валерия Ивановича, – мы обязательно поможем. Мужа сейчас нет, он в Италии возглавляет делегацию деловых кругов города. Гуляет сейчас по Милану – представляете? То есть не гуляет… Разумеется, занимается делами, у них там обширная программа. Но он послезавтра обязательно вернется. То есть он вернется в любом случае, и тогда мы обязательно поможем.
        – Как Вика? – спросила Зворыкина лишь для того, чтобы остановить звон в ушах.
        – Нормально, то есть хорошо. Не дерзит. В комнате у себя сама убрала. Я ей говорю: «Зачем ты это делаешь? У нас для этого специально обученные люди есть». Так мало того, она еще сама пошла сегодня утром на кухню и приготовила себе мюсли. А завтрак уже на столе стоял. Но я не стала ничего говорить. Правильно я сделала?
        – Абсолютно. Вам еще надо как-нибудь с ней сесть и определить правила общения. Что дозволено ей, а что можете делать вы.
        – В каком смысле? – не поняла Инна Сергеевна. – Я мать, и мне позволено все.
        – Все не позволено никому. У девочки должен быть свой мир. Захочет – пустит вас туда, нет – придется терпеть.
        – Нет, это как-то слишком. Впрочем…
        Жена вице-губернатора замолчала, а потом предложила:
        – Сможете приехать сегодня?
        Лена задумалась. В конце концов, это ее работа, а значит, ее проблемы никого не интересуют. Проблемы у тех, кто нуждается в ее помощи.
        – Конечно.
        – Я решила заняться психологией, – объявила Вика.
        – Мне нравится твой выбор. Помощь моя требуется?
        Девочка задумалась.
        – Нужен список литературы, чтобы не читать то, что не нужно, чтобы не было каши в голове. Пока я начала с общей психологии, там все понятно. А когда начала знакомиться с социальной психологией, там не все…
        – Что тебе не ясно?
        В этот момент дверь комнаты открылась и вошла полная женщина с подносом в руках. На подносе стояли чайные чашки, небольшой чайник и тарелка с пирожными. Следом в комнату прошмыгнула Инна Сергеевна.
        – Чаю попейте, – предложила она и тут же спросила: – Не возражаете?
        Лена кивнула, следом за ней кивнула девочка.
        И тут же продолжила разговор:
        – Пытаюсь разобраться с аттитюдом.
        Услышав это, Инна Сергеевна напряглась и посмотрела на Зворыкину.
        – Это просто социальная установка, – пояснила Лена. – Обычно выделяют три компонента, но мне ближе мнение Смита, Бруннера и Уайта, которые выделяют четыре функции…
        – Я в курсе, – кивнула Вика, – с этим я разобралась, как и с видами социальных установок. Вопрос в другом…
        Полная женщина, поправив передник, вышла. Вика замолчала, ожидая, как видно, что уйдет и мать, но Инна Сергеевна подвинула к себе кресло.
        – Ничего, если я с вами немного посижу?
        Она посмотрела на дочку, та пожала плечами:
        – Зачем спрашиваешь? Ведь ты здесь хозяйка.
        – Раньше ты так не считала.
        И все же жена вице-губернатора поднялась и поманила Лену из комнаты, а когда они вышли в коридор, отвела ее подальше от прикрытой двери и шепнула:
        – Вы все время так с ней общаетесь? Как будто она у вас экзамен принимает. Или вы у нее.
        – Это мой метод, – объяснила Зворыкина. – Вся наша жизнь – это экзамен на соответствие идеалу.
        Инна Сергеевна внимательно посмотрела на Лену, как будто хотела удостовериться, что ее не разыгрывают, собиралась, судя по всему, возразить, но передумала и покачала головой:
        – Мне надо идти. Очень много дел.
        – Она уехала? – спросила Вика, когда Зворыкина вернулась в ее комнату.
        Лена кивнула:
        – К любовнику спешит.
        Девочка пристально смотрела на Зворыкину, проверяя ее реакцию.
        – Плохо, конечно, но это ее личное дело. Впрочем, ты же не знаешь это наверняка.
        – Знаю. Знаю даже кто. Я встретила их как-то. Зашла в кафе, а они там сидят рядышком. Конечно, сделала вид, будто не заметила, и мать – будто бы тоже, но отстранилась от него и отвернулась к окну. Потом они сразу убежали. Она деньги на столе оставила – рассчиталась за себя и за него. Если бы это был не любовник, зачем ей от меня прятаться? И тем более платить за мужчину. Он такой молодой и накачанный. Это тренер по фитнесу. Зовут его Гена, а в телефоне он у нее записан как «книжный магазин».
        – Я бы не хотела обсуждать чужие отношения…
        – Да и я тоже. Но после той встречи в кафе она стала Виктору Васильевичу говорить, что я не в себе. Это на всякий случай, если я проговорюсь ему, она может покрутить пальцем у виска и сказать, что она типа того – предупреждала его. Но у него тоже кто-то есть. И ко мне он тоже… А когда они вместе, да еще на людях, то просто идеальная пара.
        Лена хотела прервать этот разговор, но Вика вдруг спросила:
        – Что такое лидер?
        – Человек, которому дано право принимать решения от имени какой-то группы или сообщества. И решение это не оспаривается, независимо от того, закреплено ли это право юридически, простым голосованием или признано по умолчанию.
        – Виктор Васильевич, по-вашему, лидер?
        Зворыкина подумала и покачала головой:
        – Он руководитель и действует согласно своим обязанностям и должностным инструкциям; вполне вероятно, что некоторые его решения не пришлись бы по вкусу большей части нашего общества.
        – Гений может быть лидером?
        – А почему бы и нет? Хотя вряд ли современники понимают его. Ведь гений – это человек, создающий то, для чего нет правила.
        Она сказала это и вдруг вспомнила о муже. И снова ей захотелось быть с ним рядом, коснуться его, шепнуть что-нибудь ласковое.
        – Как вы хорошо сказали, – долетел до нее голос девочки.
        – Это не я дала такое определение гения, а философ Кант, который и сам, вероятно, им являлся. Одинокий и не понятый современниками. Он, например, первым начал утверждать, что приливы и отливы происходят оттого, что вокруг Земли вращается Луна и своим притяжением вызывает эти явления. Он так владел логикой, что мог бы расследовать любое самое запутанное преступление…
        Позже, находясь дома, Зворыкина вспомнила этот разговор и то, что сказала о Канте. А что мешает ей самой собрать какие-то факты – ведь наверняка Валерий Иванович многое знает! Да и она знает что-то, неизвестное Валерию Ивановичу наверняка. Например, то, что Николай ни в чем не виноват. Возможно, он не верит, что Зворыкин нарушил закон, однако уверенности в этом у него нет. Колю обвинили в вымогательстве. Приплели какие-то тендеры, к которым он никакого отношения не имеет.
        В дверь позвонили. Зворыкина подошла, но вдруг вспомнила совет Валерия Ивановича и открывать не стала. Последовал второй звонок, на этот раз бесконечно длинный. Лена прислушалась к тому, что происходило на лестничной площадке. Вряд ли так будут звонить убийцы, и к тому же зачем им приходить сюда?
        – Слышь, открывай скорей, – раздался за дверью голос Топтуновой, – я знаю, что ты дома!
        Пришла она, разумеется, с Пышкиным. Владимир был серьезен, а вот школьная подруга – немного пьяна.
        – Володя только что приехал, – объяснила Ирина, – то есть еще утром прилетел. Мы это… сама понимаешь. Столько не виделись. А потом вспомнили про тебя и решили навестить. Хотели позвонить, но ты трубку не снимаешь.
        – Телефон разряжен, – объяснила Лена, хотя точно знала, что это не так.
        Но ведь и не звонил никто.
        Гости прошли в комнату.
        – Мы просто обязаны поддержать тебя в трудную минуту. Ты же наша подруга, а дружба – это святое, – начала трещать Топтунова.
        Пышкин резко остановил ее:
        – Ты можешь хоть сейчас помолчать!
        Ирина присела на диван, тут же откинулась на спинку, вытянула вперед ноги и принялась разглядывать свои туфельки, словно ничто другое ее не интересует.
        – Как там Коля? – негромко спросил Пышкин.
        – В следственном изоляторе, – вздохнула Зворыкина.
        И Пышкин тоже вздохнул. После чего обернулся на Топтунову, намекая, что именно Ирина – лишняя при важном разговоре.
        – Я не теряю надежды вытащить его оттуда, – произнес он, понизив голос. – Конечно, ты зря отказалась от услуг Герберова, он бы лишним не оказался, связи у него приличные.
        Лена не хотела ничего объяснять, Владимир махнул рукой:
        – Ну да бог с ним. А то он позвонил мне и жаловаться начал, будто бы уже выстроил линию защиты, встречался с нужными людьми, потратился уже, а ты зачем-то… Ты нашла другого адвоката?
        Зворыкина кивнула.
        – Что Коля говорит? – спросил Пышкин.
        – Молчит.
        – Но ты, если что-то знаешь, могла бы помочь. Пошла бы к следователю и сообщила, как он оказался в машине с этим бизнесменом. Как его?..
        – Артур Белканов.
        – Белканов, Белканов… – повторил Владимир, словно припоминая, и наконец кивнул. – Есть такой. Что-то слышал про него, но не помню, что конкретно… А Коля про него тебе никогда не рассказывал, кто их познакомил?
        Лена покачала головой.
        – Хотя твои показания могут не принять к сведению. Ты ведь ближайшая родственница и можешь показать что угодно. А за ложные показания могут привлечь. К тому же еще неизвестно, кто стоит за всем этим… Деньги огромные, и люди тоже наверняка непростые. Я понимаю, что ты ни при чем, но все равно лишний раз на улицу не выходи.
        – У меня коллегу убили.
        – Кого? – встрепенулась на диване Топтунова.
        – Риту Ковальчук.
        – Ужас какой! – воскликнула Ирина.
        – Она была знакома с Николаем? – поинтересовался Пышкин.
        – Была, – кивнула Зворыкина, – то есть виделись. Она и к нам заходила. И раньше, когда мы с ним только поженились…
        – Ты уверена, что она не имела отношения к тому, что произошло?
        – Ты о чем? – не поняла Лена.
        – Может, у них были отношения, о которых они тебе не говорили, – подсказала Топтунова. – Симпатичная хоть?
        Депутат поморщился:
        – Кто тебя просил встревать!
        И тут же объяснил Зворыкиной:
        – Возможно, это она познакомила Колю с этим… как его… с Белкановым. А твой муж не хотел тебе рассказывать, ну, чтобы ты не ревновала, что ли…
        – Я и так его не ревновала… Но это невозможно.
        – Возможно все! – не могла успокоиться школьная подруга. – За мужиками глаз да глаз нужен!
        Лене захотелось ответить что-нибудь грубое, сказать, что ее муж не такой, как все прежние мужики Топтуновой: он не грузчик в подвальном магазинчике и не охранник, по ночам ворующий с полок спиртное. А еще можно напомнить… Но она ничего не сказала, промолчала. Зато не смолчал Владимир:
        – Надо было одному приезжать. Тут серьезный и важный разговор, а ты…
        Он посмотрел на Ирину, которая, закинув ногу на ногу, снова начала разглядывать свою туфельку.
        – Ладно, мы пойдем, – произнес он.
        Топтунова вскочила, но последнее слово должно было остаться за ней.
        – Мы и не собирались заезжать: просто мимо ехали, и Володя вдруг вспомнил. «Давай зайдем, узнаем, как там у Зворыкиных». У нас вообще столик в ресторане заказан.
        Пышкин подхватил ее под локоть и потащил к дверям. На пороге, перед тем как уйти, шепнул Лене:
        – Я приду завтра один. Постараюсь сообщить что-нибудь приятное.
        Настроение было испорчено. И без того ныло сердце, а тут еще эта парочка, которая непонятно зачем ввалилась.
        Глава 16
        – Мы хотели бы видеть вас у себя, – сказала Инна Сергеевна.
        Голос был приветливым и спокойным.
        – Что-то случилось? – поинтересовалась Лена. – Вика опять грубит?
        – Да нет. Муж из Италии вернулся, в разговоре случайно вспомнили о вас, и он предложил пригласить вас к нам. Вместе пообедаем. Или вы предпочитаете какой-нибудь хороший ресторан?
        – Я предпочитаю есть приготовленное своими руками. А рестораны мне не нравятся. Обилие незнакомых людей, которые приходят туда совсем не для того, чтобы познакомиться с ресторанной кухней. Опять же громкая музыка, а мне сейчас не до веселья.
        – Я понимаю, – проникновенно согласилась бывшая жена Валерия Ивановича, – потому мы и хотим вас пригласить. К тому же у мужа наверняка будут для вас какие-нибудь известия.
        Если бы имелись какие-нибудь новости, жена вице-губернатора наверняка сообщила бы их по телефону, но вдруг и в самом деле Кондаков что-то выяснил? Однако даже если он ничего не скажет, отказываться не стоит…
        Вику за стол не пригласили. Вернее, Инна Сергеевна позвала ее, но сделала это так, чтобы дочь отказалась.
        – Мы в столовой хотим поговорить. Может, и ты есть хочешь?
        Что ответила девочка, Зворыкина не услышала, потому что Виктор Васильевич взял гостью под руку и повел в гостиную.
        – Только что из Италии прилетел, – сообщил он, – вымотался до невозможности. Решил денек дома отдохнуть. Кстати, у меня для вас подарочек, даже два.
        Они уже вошли в гостиную. На столе лежала книга, а на ней стояла коробочка с духами.
        Вице-губернатор взял в руки и книгу, и духи, протянул Лене:
        – К сожалению, времени не было бегать по магазинам. Книжный оказался рядом с гостиницей, где мы жили, и я заглянул туда, сам уж не знаю зачем. Эта книга мне случайно попалась. Гляжу, автор – Нина Яхно. Решил пролистать, хотя в английском не особо силен. Но про Яхно слышал, это же наш специалист. Теперь в Штатах она весьма популярна.
        Лена посмотрела на название и вслух перевела:
        – «Развенчание установок». Я слышала про эту работу, но еще не читала. Спасибо.
        – А духи в аэропорту Милана взял. Не знаю, какой аромат вы предпочитаете, но мне нравится «Шанель».
        – Мне тоже нравится. Но у меня уже есть.
        – «Шанели» много не бывает, – включилась в разговор Инна Сергеевна, – как и хорошего белья. К сожалению, Вика поступила очень некрасиво. Виктор Васильевич ей тоже сделал подарок. Он мне купил шикарный комплект, но итальянские продавщицы перепутали упаковки и подсунули не то… То есть то, но на меня в любом случае не влезет. А Вике в самый раз было бы. Представить себе не можете: пурпурного цвета, с фианитами.
        – А она отказалась? – предположила Зворыкина.
        – Дурочка, – не выдержала Инна Сергеевна, – да еще грубо так – едва не швырнула пакет. Заглянула туда, но даже вытаскивать не стала, сказала, что такие вещи женщине может дарить только очень близкий человек. Можно подумать, что мы ей чужие.
        – Возможно, если бы дарили вы, она бы взяла, а от Виктора Васильевича постеснялась.
        – Да какая разница! – возмутилась бывшая жена Валерия Ивановича и кинула взгляд на вице-губернатора, проверяя его реакцию. – Мы одна семья, чего тут кочевряжиться! Стесняться надо нехороших поступков на людях, которые тебя осудить могут. За нами особый пригляд. Другому могут и простить, а с нас особый спрос. Так что на людях старайся соответствовать статусу, а в домашнем кругу…
        Инна Сергеевна посмотрела на мужа, а тот как будто и не слышал. Показал на дверь и предложил:
        – Давайте за стол сядем, там уж накрыто давно.
        Вице-губернатор посмотрел на Лену, и вдруг она поняла. Догадалась по взгляду, по тому, как цепки были его глаза и как дрогнули уголки рта, словно Виктор Васильевич с трудом сдерживал улыбку – она ему нравится! И не просто нравится – его тянет к ней. Вице-губернатор явно тяготится присутствием жены, вероятно, хочет что-то сообщить. А вдруг о Коле? Хотя вряд ли, он должен понимать, насколько ей важна любая информация о муже, а потому не стал бы тянуть.
        Большой круглый стол был заставлен блюдами, как будто обедать здесь собирались человек десять, не менее.
        Полная домработница в белом кружевном переднике прислуживала молча, очевидно, хорошо знакомая с процессом. Лена попросила овощного салата, не предполагая пробовать что-то иное.
        Но Виктор Васильевич махнул рукой домработнице:
        – Паша, положи Елене Александровне паштетика из гусиной печенки.
        Зворыкина не успела возразить.
        А вице-губернатор продолжил:
        – Теперь о главном. Мы решили учредить службу психологической помощи сотрудникам мэрии. Работа напряженная, рабочий день ненормированный. Ответственность опять же. Не все выдерживают.
        – Да-а, – вздохнула Инна Сергеевна, – опасная работа. Все почему-то считают, что городским хозяйством руководят воры. Митинги устраивают… Дороги перекрывают… А тут еще двоих уважаемых людей убили. А убийц, как водится, не нашли.
        Вице-губернатор кивнул и посмотрел на гостью.
        – К сожалению, супруга права. Двоих чиновников вот так, запросто… А после этого знаете сколько сотрудников подали заявления об увольнении? И как тут не испугаться, когда такой беспредел? Я лично людей уговаривал остаться. Но, несмотря на мой авторитет, не всех удалось удержать. Пришлось срочно замену искать.
        – Я что-то слышала, – сказала Лена. – Говорят, убитые были не рядовыми чиновниками.
        – В подчинении у Виктора Васильевича были, – поторопилась уточнить Инна Сергеевна, – я их лично знала: вполне порядочные люди. Один руководил строительством и содержанием дорожного хозяйства, а второй…
        – Второй управлением инвестиций, – подхватил Кондаков. – Я курировал их направления, но сказать, что близко знал, не могу.
        Жена посмотрела на мужа с удивлением. Но вице-губернатор этого не заметил.
        – Паша, горяченького принеси минут через пять, – обратился он к домработнице.
        Та молча вышла из столовой.
        – Удачно съездили в Милан? – спросила Зворыкина, переводя разговор на более безопасную тему.
        – Более чем, – ответил Кондаков, – мы привезли туда такие предложения, от которых итальянцы не смогли отказаться. Представители Неаполя были просто поражены, когда мы сказали, что можем построить им электростанцию на бытовых отходах. Сейчас они не знают, куда мусор девать, все улицы им завалены. Полная антисанитария, а ведь рядом море, набережные, пляжи, залив красивейший… А наша компания всего за триста миллионов евро готова им построить электростанцию, которая обеспечит город чистотой и электричеством. И ведь там еще автомобильные покрышки не утилизируются должным образом. Мы тогда предложили разные способы переработки: хоть в асфальт крошку закатывать, хоть печное топливо из них делать… Но их заинтересовали новые дороги с качественным покрытием. Короче, через месяц-другой ждем ответного визита деловых кругов Италии. За это время будут подготовлены контракты…
        – Белканов тоже был в составе делегации?
        Вице-губернатор кивнул:
        – В последний момент его включили, но ему действительно есть что предложить. К сожалению, не было времени поговорить с ним о вашем муже. То есть время можно было найти, но повода для того разговора не нашлось. Но…
        Виктор Васильевич поднял вверх палец и продолжил:
        – Я ничего не забываю. И перед отлетом в Милан поговорил с юристами. Те обещали узнать. Так вот, по их уверениям, вашему мужу ничего такого страшного не грозит. В худшем случае три года.
        – Три года?! – поразилась Лена. – А если он не виновен?
        – Ну, тогда бояться нечего – следствие ведут грамотные сотрудники. Разберутся. Если не виновен, то отпустят. А если каким-то боком связан, то три года и, может быть, даже условно. Ведь ущерба он никому не нанес. Тем более что вопрос стоял о тендерах. А это контролируется с особой тщательностью. Там сейчас новый человек, ведь предшественника… Ну, вы в курсе, как с ним расправились…
        – Не в курсе, – пожала плечами Лена.
        – Вы же говорили…
        Вице-губернатор покосился на жену, и та объяснила:
        – Человек просто ехал на работу, а его расстреляли из встречной машины…
        – Главное – никаких нареканий не было по его деятельности! Никто не жаловался… Тендеры – такое дело сложное, но все очень прозрачно, никаких взяток или откатов там быть не может.
        – Тогда и мой муж ни при чем, раз все так прозрачно! – воскликнула Лена. – Если на заседание суда придет эксперт, который все это расскажет. А если расскажет все следователю, то, может, и суда не будет…
        Инна Сергеевна на секунду оглянулась на мужа. Видимо, она неплохо умела читать по его лицу, а потому произнесла с грустью в голосе:
        – А кто может такое сказать? Виктор Васильевич по судам не ходит, ему статус не позволяет. А назначить кого-то и потребовать то, что подчиненный делать не обязан, не в его компетенции…
        – Да я и не прошу ничего, я просто предположила такую возможность…
        В комнату вошла домработница с подносом. Вице-губернатор радостно хлопнул в ладоши, словно давно ждал этого, и объявил:
        – А вот и рыбная соляночка! Фирменное блюдо, так сказать, нашего дома. Попробуйте, Елена Александровна. Вкуснейшая вещь! Белая и красная рыба, хвосты речных раков, креветки, мидии, соленые огурчики…
        Зворыкина отказываться не стала, хотя есть не хотелось. Пришлось пробовать, потом хвалить приготовленное домработницей. Хотелось поскорее уйти из этого дома, и даже не потому, что ей не нравилось здесь, а потому, что сил беседовать впустую уже не было. Для себя она решила, что будет почаще возвращаться к разговору о муже, чтобы заставить вице-губернатора хоть что-то пообещать. Понятно уже, помогать незнакомому человеку у него желания нет, но сам-то он хорошо знает: достаточно одного слова, не обязательно требовать, а просто намекнуть, что подследственный – необходимый обществу человек…
        В заключение обеда Виктор Васильевич налил себе коньяку из темной пузатой бутылки, а его жена попросила ликера, предложив его и Лене. Но Зворыкина от алкоголя отказалась. Кондаков пригубил коньяк, потом поставил бокальчик на стол и почти торжественно произнес:
        – А теперь на десерт – самое главное! Я уже начал говорить о службе психологической поддержки, но меня перебили…
        Он строго посмотрел на жену, как будто это Инна Сергеевна виновата в смене темы, и продолжил:
        – Я уже обращался с этим вопросом к профессору Кадилову, попросил составить смету, какой-нибудь бизнес-план. Или что там у вас. Финансирование обеспечим, комитет по здравоохранению возражать не станет – на психов у нас выделяется очень много, но меньше их не становится. Зато мы поможем нашим сотрудникам исполнять свой долг перед народом с еще большим рвением. Так вот, поскольку сам Максим Максимович этим заниматься не будет, то я попрошу его предложить на руководство этой службой именно вас. Не попрошу, а прямо скажу: или поручаете Зворыкиной, или я прикрываю лавочку… Как вам такое?
        – Вы же знаете, что сейчас мне будет сложно. Мне заказано несколько книг, а потом проблемы в семье, о чем вспоминать не хочется, но думать приходится постоянно.
        – Все образуется. Кстати, о книгах. Ту, что я подарил, прочитайте внимательно, вдруг поможет в работе.
        – Вряд ли. В этой книге Нина Николаевна пытается доказать, будто мораль – это установки, которые передают предшествующие поколения своим потомкам, основываясь на собственных комплексах, религиозных запретах и фобиях. Религия, соответственно, тоже проявление тех же страхов, главным из которых является страх смерти. Никто не может доказать существование Бога, однако все как мантру, повторяют заповеди: того нельзя, этого.
        – Я, кстати, знаю, что их десять, а если перечислять все подряд, то не припомню.
        – Не убий, не укради, – подсказала Инна Сергеевна, – не возжелай жену ближнего… – Она замолчала и добавила негромко: – Чти отца своего… кажется.
        – Вот это правильная заповедь! – одобрил вице-губернатор. – Если, конечно, понимать под отцом нечто более широкое. Ведь хороший командир в армии – он ведь солдатам как отец. И чиновник высокого ранга если не будет так же по-отечески ко всем относиться, то грош ему цена…
        В столовую вернулась домработница и стала убирать пустые тарелки.
        – Паша, – обратился к ней Кондаков, – ты заповеди знаешь?
        – Что день субботний, – ответила она, продолжая заниматься своим делом, – шесть дней работай, а седьмой отдыхай.
        – Лихо ты! – восхитился Виктор Васильевич и засмеялся. – Я твой намек понял: завтра суббота, и ты хочешь отдохнуть.
        – Не мешало бы, – ответила домработница и посмотрела почему-то на Лену.
        И только сейчас Зворыкина вспомнила, что прошла неделя с того дня, как задержали Колю. Прошла неделя – страшная и горькая, не принесшая ничего, кроме горя и мрачных мыслей. Неделя, в течение которой не было ничего хорошего. Погибла Рита Ковальчук, а за что ее убили, не ясно до сих пор. Завтра суббота, и завтра будут хоронить Риту.
        Глава 17
        Отпевание и похороны прошли быстро. Священник как будто куда-то спешил. А потом и могилу закопали очень быстро. Все происходило в такой спешке, что могло показаться, Ковальчук никому на этом свете ни живая, ни мертвая не нужна. Лена поддерживала за руку мать Ковальчук – предпенсионного возраста женщину, которая постоянно утирала платком слезы и что-то шептала. Иногда до Лены доносились слова, а иногда целые фразы. Мать Риты повторяла разборчиво только одно:
        – Господи, за что мне все это? За что?..
        Когда шли с кладбища, женщина подергала Лену за рукав, призывая остановиться и пропустить тех немногих, кто пришел проститься с ее дочкой.
        – Вот так родишь, кормишь, воспитываешь, последнее от себя отрываешь, надеешься, что и она тебя в старости не бросит… А вон оно как получается – ни жизни теперь, ни денег…
        На кладбище пришли не больше десятка коллег, а ехать на квартиру к Рите поминать никто не собрался: суббота, лето, дачный сезон. Только Рейнгольд да Зворыкина туда отправились, чтобы не бросать пожилую женщину в одиночестве.
        В квартирке Ковальчук их ждал накрытый стол и две соседки, которые не смогли или не захотели ехать на кладбище. Каждой было около шестидесяти, и вряд ли Рита с ними общалась – скорее всего, не здоровалась даже, пробегая мимо. Соседки, правда, стали нахваливать усопшую, говорить, что очень Риту уважали, помогали ей, чем могли, потому что она была немного безалаберной. Мать Риты кивала, соглашаясь со всем. Очень скоро Рейнгольд стал посматривать на часы и подавать знаки Лене, намекая на то, что если и она не собирается задерживаться, то лучше уйти вместе. Он даже поднялся и начал объяснять, что выходные – единственное время, когда он может навестить внука.
        – Вы счастливый, – вздохнула мать Ковальчук, – а у меня нет внуков и теперь уж никогда не будет…
        Зворыкина удивленно посмотрела на Дмитрия Натановича: ни о каком его внуке она прежде не слышала.
        – От первого брака у меня дочь, – объяснил он, – а у нее – сын пяти лет. Дочь меня терпеть не может, но от моих денег не отказывается и с внуком встречаться не запрещает. Так что….
        Лена хотела уйти вместе с ним, чего соседки ожидали давно, но убитая горем мать вцепилась в ее руку.
        – Останься, деточка! Я хоть поговорю с тобой о Риточке своей убитой. Расскажу тебе, как она маленькая была, как потом образования высокого захотела…
        Но говорила она немного, больше спрашивала, заставила Лену рассказать то, что она знала об обстоятельствах убийства, интересовалась, был ли у дочки мужчина, потому что на кладбище никто не пришел. Вспомнила, что Рита как-то сообщила ей, что живет с известным профессором и собирается за него замуж.
        – И где теперь этот профессор чертов? – вздохнула она.
        Кадилова на кладбище не было, а потому Лена вполне искренне пожала плечами.
        – А почему она с профессором? – спросила одна из соседок. – С профессором она здесь не жила. Мы старика ни разу тут не видели. Приезжал к ней несколько раз солидный мужчина, но мы культурные люди, спрашивать, зачем он сюда ходит и чем они тут занимаются, не стали.
        – Ой, – вспомнила мать Ковальчук, – был же у нее мальчик хороший! Ленчиком звали. Она тогда в восьмом училась, а он в одиннадцатом. Потом он, как школу закончил, в армию пошел, и отправили в Чечню, а Ритка, значит, учиться укатила. Ленчик из Чечни раненый пришел, сначала в больницах лежал, потом дома. В голову ему попали, видать. Ходил по улицам, никого не узнавал. А потом пришел ко мне и спрашивает Риту. Так она уже тогда институт как раз закончила. Я ему сказала, что Рита врачом работает, так он сразу сообразил и говорит, что пойдет ее в больницу искать. Потом заходил еще несколько раз. В последний – вот как мне сюда ехать… В костюме, чистенький такой, видно, на работу устроился. Опять Риту спросил. Я, конечно, в слезы. Объяснила, что Риточку убили. Он как будто не понял. Головой покивал и попросил меня разузнать, кто это сделал, потому что он приедет и отомстит. А если я не разузнаю, то он все равно приедет и будет мстить всем, кто ее не смог уберечь. Любит он ее – сразу видно. А что говорить теперь Ленчику?..
        – Скажите, что убийц нашли и в тюрьму посадили.
        – А вы квартиру эту будете продавать? – спросила одна из соседок.
        Вторая тоже напряглась.
        – Продавать? – переспросила старшая Ковальчук – видно, подобная мысль не приходила ей в голову.
        – Ну да, – подхватила вторая соседка, – тысяч пятьдесят долларов за такую квартирку отвалят. Не хоромы, конечно, но все же…
        Они переглянулись, а потом уставились на Лену, которая им явно мешала.
        – Пятьдесят тысяч? – не поверила мать Риты. – Так кто же даст такие деньжищи?
        – Да мы найдем покупателя, вы нам только доверенность оставьте, и мы все сами сделаем, а потом вам деньги по почте отправим.
        Старшая Ковальчук задумалась, а потом, покосившись на подругу дочери, негромко поинтересовалась:
        – Это же сколько в рублях получается?
        – Получается мало, – быстро ответила Зворыкина, понимая, что здесь происходит, – квартира стоит намного дороже. Только зачем продавать? Вы ее лучше сдайте кому-нибудь. И квартира на черный день останется, и деньги ежемесячно получать будете.
        – Ой, ой, ой! – закричала одна из женщин. – Какая умная!
        – Шла бы ты отсюда, – посоветовала вторая.
        И тогда Лена обратилась к обеим соседкам:
        – С продажей у вас ничего не выйдет: нужно свидетельство о смерти и доказательство родства, да и то через полгода, не раньше, чтобы за это время не объявились другие наследники. А если все-таки успеете провернуть задуманное, то прокуратура проверит сделку. Вы понимаете, что с вами тогда будет? Кроме того, за квартиру еще ипотечный кредит не выплачен. А там долг очень большой. Возьмете доверенность на продажу, и сразу к вам коллекторы нагрянут.
        Женщина замолчали, вероятно, про коллекторов они слышали. И это уверенности им не прибавило. Судя по всему, коллекторов они боялись больше, чем прокуратуры или полиции. Одна из них поднялась и подтолкнула другую.
        – Тогда мы пойдем, а то у нас дела, мы уж по-соседски решили помочь, но уж если у вас свои советчицы нашлись…
        Вторая уходить не хотела, но пришлось, и все же в дверях она остановилась и сказала:
        – На всякий случай не прощаемся. В случае чего знаете, где мы живем.
        Старшая Ковальчук смотрела им вслед, вероятно не понимая, почему они ушли, а потом спросила у Лены:
        – Так кто теперь квартиру снимет?
        И Зворыкина сказала, что квартира нужна ей.
        Сидели и беседовали до вечера, а когда начало темнеть, Лена стала собираться. Мать Ковальчук уже не плакала, не жаловалась на жестокую жизнь – судя по всему, смирилась с тем, что произошло и что изменить уже нельзя. А когда Зворыкина уже стояла в дверях, вдруг вспомнила:
        – Так ты можешь хоть завтра переезжать, я все равно вечером домой помчусь, что мне здесь делать? А там у меня хозяйство.
        Вздохнула, погладила Лену по плечу и попросила денег в счет оплаты квартиры за полгода вперед.
        Выйдя из лифта, Зворыкина вспомнила, что отключала мобильный. И тут же выяснилось, что у нее почти два десятка пропущенных звонков. И почти все они были от Валерия Ивановича. Лишь один от Кадилова.
        Максиму Максимовичу решила не перезванивать, а номер Валерия Ивановича набрала сразу. Услышав его голос, объяснила, что после похорон поехала вместе с мамой Риты помянуть коллегу.
        – Плохо, что не предупредили, – сказал Валерий Иванович, – и вообще, сообщайте, когда хотите отлучиться из дома. На звонки с незнакомых номеров не отвечайте. Вообще, я подъезжал к вам домой, звонил в дверь…
        – Что-то стало известно о Коле?
        – Надо увидеться, – уклончиво ответил он.
        Он ожидал ее у выхода из метро, неподалеку стоял его автомобиль. Но когда сели в салон, Валерий Иванович сам предложил отвезти ее не домой, а на дачу к сыну. А когда тронулись, сообщил, что встречался со следователем Черноусовым, которого никогда раньше не видел, но следователь о нем слышал, а потому разговор состоялся. Сам следователь не уверен в виновности Зворыкина, но его подгоняет начальство, требуя скорейшего завершения расследования… Говорят, что дело резонансное, задержание показали по телевидению, и теперь общество ждет справедливого наказания преступника. Николай на допросах продолжает уверять, что оказался в машине случайно, это раздражает и самого следователя, и его начальство, которое, кстати, и не требует обнаружения сообщников и выявления преступных связей подозреваемого. Принято считать, что суд разберется, но результатом таких скороспелых решений чаще всего становится отправка дела на доследование.
        – А если суд посчитает доказанным получение Колей денег, ведь есть видеозапись?
        – В этом случае подадим на апелляцию, будем опротестовывать приговор, но суд высшей инстанции, как правило, утверждает решение низших. Можно написать заявление и сослаться на заведомо противоправное решение, но в этом случае придется проверять и судью. Однако на это никто не пойдет. Затянуть расследование вряд ли получится – на следователя особо не давят, но намекают: скорее закончишь, скорее в отпуск пойдешь. А у него по графику впервые за последние пять лет отпуск начинается в конце августа, а до того были то ноябрь, то декабрь. И жена у него есть – живой человек, ей хочется на море, на теплый пляж… Прокурор предлагал следователю объяснить Зворыкину, что если тот признает свою вину, то обвинение будет требовать наказания ниже низшего предела.
        – А сколько это?
        Валерий Иванович пожал плечами:
        – Вполне могут назначить наказание, не связанное с лишением свободы. Но прокуратура – это одно, а суд у нас, как известно, независимый, и что решит судья, одному Богу известно. Ваш муж думает, судя по всему, так же. Он ничего признавать не собирается, надеется, что в суде сможет защититься. Он человек умный, но адвокат все же я, и со мной следует своими планами делиться. Когда я поинтересовался у вашего мужа, встречался ли он с Белкановым прежде, он ответил, что никогда. Когда я спросил про тот патент, он ничего не ответил. Я предложил рассматривать как рабочую версию историю о том, что Белканов обещал инвестиции, а взамен попросил сделать его соавтором изобретения и дать возможность использовать тот самый метод утилизации покрышек в своем производстве. Николай вполне справедливо заметил, что это вряд ли пройдет, потому что он никогда с Белкановым не встречался, не звонил ему, что легко устанавливается, а следовательно, доказать эту версию не представляется возможным. И если Белканова за какие-то дополнительные блага вписало в патент руководство института, то и это подтвердить будет некому.
Свидетелей сделки нет. Ваш муж рассуждает здраво, он спокоен. Может, ему что-то известно, но со мной он делиться не хочет. И это странно, потому что я не с улицы пришел, мы встречались с ним на вашей даче, мне даже казалось, что я произвел на него хорошее впечатление.
        – Так и есть, – подтвердила Лена, – у нас теперь надежда только на вас. Я, правда, рассчитывала на помощь Кондакова. Но он все время переводил разговор на другое. То ему психологическая служба нужна, потому что чиновники боятся ответственности… Рассказал, что после того как убили одного…
        – Гребенюка, – подсказал Валерий Иванович. – Это был его ближайший… если не товарищ, то сподвижник.
        – А Виктор Васильевич сказал, что общался с ним только по работе…
        – Врет. Начнем с того, что мою бывшую жену он увел не у меня, а как раз у Володи Гребенюка. Инна после нашего с ней развода, а может, до него познакомилась с ослепительно прекрасным чиновником – своим ровесником, кстати. Тот начал выводить ее в свет, и очень скоро на нее положил глаз пятидесятилетний Кондаков, которому надоела собственная жена…
        – Гребенюк был красив?
        – Он был раскован, что многие женщины принимают за обаяние. Пришел в аппарат из бизнеса, но независимым предпринимателем никогда не был. Фирма его была подставной, куда сливались чужие деньги, а он сколько-то отщипывал себе. А поскольку обороты были очень большие, то мог позволить себе жить на широкую ногу. Кондаков положил глаз на Инну, Володя сразу отступился. Впрочем, что о нем говорить?..
        Глава 18
        Петька сидел на крылечке и что-то мастерил. Лена поцеловала его в макушку:
        – Прости, что не приезжала. Много дел было.
        – А папа?
        – Он тоже очень занят.
        Вообще-то она собиралась сказать, что Николай на неопределенное время в командировке. Но обманывать так откровенно не получилось.
        Сын наклонил голову еще ниже и произнес:
        – Я в курсе, где он. Меня уже просветили.
        – Ты же понимаешь, что это полная чушь.
        – Конечно. Но все равно неприятно.
        Подошел Валерий Иванович и поинтересовался у мальчика, что он мастерит.
        – Металлоискатель. Потерял где-тот здесь одну ценную деталь. Все обыскал и понял, что проще прибор изготовить.
        – Это очень хорошо, – почти обрадовался Валерий Иванович. – Я почему приехал? Хотел тебе предложить пару недель поработать в поисковом отряде. Мой хороший приятель откапывает на местах боев то, что представляет интерес для истории. Сейчас говорит, что нашел в бывшем болоте советский истребитель. То есть там раньше болото было, а теперь уже сосны растут. Хотел бы помочь ему со своим металлоискателем?
        – Я не против, – сказал Петька, – если мама отпустит.
        – Мама не возражает, так что иди, собирайся. Часа хватит?
        На самом деле Лена была против. И вообще странно, почему Валерий Иванович не предупредил ее заранее, они больше часа добирались до дачи, много говорили о важном, а ведь это тоже важно. Она помогала сыну собирать чемодан, потом все-таки решила не отпускать ребенка неизвестно куда, вышла на крыльцо и увидела, как Валерий Иванович ходит по участку с Петькиным металлоискателем.
        – Два ржавых гвоздя отыскал! – радостно объявил он. – Мне бы такую штуку домой, а то засуну куда-нибудь ключи от машины, час ищу, а потом нахожу где-нибудь под ванной и не понимаю, как они могли там оказаться.
        – Вечером в душ пошли, брюки снимали – вот они и вывалились, – уверенно заявил Петька. Он вышел из дома, держа в руках старенький походный рюкзак.
        – Железная логика, – согласился Валерий Иванович и спросил: – А что он так громко у тебя пищит? Ты, что ли, музыкальный брелок туда пристроил?
        Зворыкина подумала и не стала ничего запрещать. На даче ей тоже оставаться не было смысла. Втроем ехали до города. Лена даже задремала ненадолго – не спала, представляла мужа, в голове путались не то мысли, не то обрывки каких-то снов, сквозь которые прорывался голос Валерия Ивановича: «…отряд состоит из студентов, готовят себе на полевой кухне… Устав отряда строгий… Никаких чипсов и колы… Зато сами делают квас…»
        Очнулась, когда машина уже стояла у подъезда их дома. Светил уличный фонарь, листья дворовых тополей мерцали, освещенные этим сиянием, и казались приклеенными к темно-синему небу; вокруг было спокойно и тихо.
        – Может, утром поедете? – спросила Лена.
        Но ей возразил сын, сказавший, что утром дорога будет долгой из-за плотного движения, к тому же у Валерия Ивановича утром дела.
        Тот подтвердил:
        – Одно дело, но очень важное: попытаюсь поговорить с прокурором.
        Лена поцеловала сына, дала несколько полезных советов. Потом направилась к крыльцу. Валерий Иванович не отъезжал, наблюдал, вероятно, как она зайдет внутрь. Она помахала рукой, открыла дверь, вспомнив весь бесконечно долгий день, вздохнула, и вдруг ей стало невыносимо тоскливо, как будто она осталась одна навсегда…
        Проснулась рано и, увидев тусклые окна, за которыми начинали светлеть промоины рассвета, решила тут же подняться, чтобы готовиться к переезду в квартиру Ковальчук. Валерий Иванович накануне перед расставанием напомнил ей о необходимости временной смены жилья. Ведь он даже Петьку отправил в поисковый отряд, чтобы она была спокойна. Хотя о каком спокойствии может идти речь? Риту убили, и непонятно за что. Кому она мешала – разве что Кадилову, но профессор вряд ли стал бы так радикально избавляться от своей бывшей любовницы. Если, конечно, ее убили не по ошибке. Хотели кого-то другого… точнее, другую. Если принять во внимание, что убийца не видел лица Ковальчук, а узнал ее по плащу, то, следовательно, целили в Лену. Но и этого не может быть, потому что она никому не мешала и не мешает. Да у нее и знакомых таких нет, которые на нее могут смертельно обидеться. Она ни с кем не ссорилась, если, конечно, не считать размолвку с Ритой. Но ведь все потом уладилось, и Рита даже предупредила ее о Кадилове. Правда, ничего особенного не сказала. Разве что на полном серьезе обещала отомстить бывшему любовнику.
        Теперь надо перебираться в квартиру Ковальчук, но будет ли там безопасно, еще неизвестно. И все же Лена начала собирать вещи, складывать их в чемодан, хотя делала это почти машинально. Несколько раз прерывала свое занятие, опускалась на диван и начинала размышлять, но мысли путались, уезжать из собственного дома не хотелось. Набирала номер телефона сына, но он не отвечал. Никто не звонил и ей самой, но Лене и не хотелось ни с кем разговаривать, хотелось услышать лишь голос мужа, который бы сообщил, что все выяснилось и его выпустили. Но позвонили в дверь – коротко и нетерпеливо. Почему-то вдруг показалось, что так звонит только один человек…
        Но за дверью стоял Пышкин. Владимир пришел один, как и обещал накануне. Лена закончила собирать вещи, и теперь чемоданчик стоял на полу посреди комнаты в тихой радости освобождения от пыльного антресольного забвения.
        – Далеко собралась? – без всякого удивления поинтересовался депутат.
        Зворыкина пожала плечами.
        – Ну и правильно, – одобрил народный избранник, – пока то да се, можно и на солнышке погреться. Лучшей способ избавиться от стресса – поехать к теплому морю и забыть все неприятности.
        – Я просто временно хочу пожить в другом месте, – объяснила Лена.
        – И это тоже неплохо, – произнес Пышкин, усаживаясь на диван.
        Зворыкина осталась стоять, пытаясь дать понять гостю, что она не располагает временем для пустой болтовни.
        Володя кивнул, но так не спеша, словно осматривал ее с головы до ног, пытаясь обнаружить какие-то перемены.
        – Новый адресок не забудь оставить, – произнес он и тут же добавил: – Я по поводу Коли навел справки у компетентных лиц. Стараюсь помочь, как ты понимаешь, делаю все, что в моих силах. Кое-какие подвижки уже есть.
        – Тебе что-то пообещали? – встрепенулась Лена и опустилась на стул.
        Гость быстро провел по рукаву своего пиджака, словно смахивая невидимую пылинку. Серый костюм был явно новым – серый с серебристым отливом.
        – Пока рано говорить, тайны следствия никто не может разглашать. Но из других источников мне стало известно, что твое начальство проявляет интерес к этому делу и к тебе лично.
        – Кадилов? – уточнила Зворыкина. – Так он мне обещал разузнать по своим каналам.
        – Что он может? – скривился Володя. – Только языком молоть. А я официальный депутатский запрос подготовил, так что они обязаны рассмотреть и ответить, а самое главное – пойти навстречу. А Максим Максимович… Ты извини, конечно, но у него свои интересы в этом деле.
        – Какие?
        Пышкин усмехнулся:
        – Ты очень доверчивая. Доверчивость, возможно, и привилегия большого таланта, но нельзя же быть до такой степени наивной! Он на тебя глаз положил – неужели непонятно? Он даже о твоей работе в мэрии договаривается.
        – Ты и об этом знаешь? – удивилась Зворыкина.
        – Я знаю даже больше. Решение о создании психологической службы… или как они ее назовут, будет принято в самые ближайшие дни. Сейчас рассматривается вопрос, по какой статье ее финансировать и о привлечении внебюджетных источников. Вице-губернатор уже дал свое согласие на твое назначение. Единственное препятствие – это, конечно, то, что твой муж находится под следствием. Но ведь можно фиктивно развестись…
        Лена затрясла головой, но сказать ничего не успела.
        – В конце концов, скажешь, что ты подала на развод. А потом все и так утрясется.
        – Я не собираюсь разводиться с Колей даже фиктивно.
        – Как знаешь, – пожал плечами депутат, – я просто предложил тебе тактический ход. В конце концов, карьера стоит того. Николай тебя поймет и не осудит. Ведь если разобраться…
        Пышкин посмотрел на Лену.
        – Ты должна думать о сыне, о его будущем. Кадилов все понимает. Он знает, что если у тебя ничего не получится с мэрией, если он вдруг скажет, что его клиника в твоих услугах больше не нуждается, то тебе придется возвращаться в школу. А если в комитете народного образования тебе откажут и объяснят, что школьные психологи не требуются, потому что все штаты заполнены? Куда ты пойдешь? Продавщицей в бутик? Кассиршей в универсам? У тебя на адвокатов столько денег уйдет – до конца жизни не рассчитаешься. Ни ты не рассчитаешься, ни твой сын. Угораздило же Колю вляпаться в такое!
        – Все будет хорошо, – попыталась убедить себя Зворыкина.
        – Надейся и жди – вся жизнь впереди, – усмехнулся народный избранник. – Ты в какой стране живешь – забыла? У нас без поддержки и связей и шагу ступить нельзя. Тем более в суде.
        – Ты что-то хочешь предложить? – начала догадываться Лена.
        Пышкин задумался и вздохнул:
        – Я-то всегда готов, но ведь и Кадилов тоже не дремлет. Ты, кстати, не подумала о том, что твой Максим Максимович…
        Он замолчал, продолжая изучать ее лицо.
        – Он не мой, – возразила Зворыкина.
        – Тебе не кажется, что Кадилов может быть причастен к тому, что происходит сейчас вокруг тебя?.. Он старается заботиться о тебе, обеспокоен твоей карьерой. И в то же время при странных обстоятельствах погибает надоевшая ему любовница, которая явно предъявляла свои эксклюзивные права на его благосклонность…
        – Ты и это знаешь? – удивилась Зворыкина.
        – Я много чего знаю, – улыбнулся Володя, – вы с Колей не чужие мне люди. Если хочешь знать правду, то тогда, почти полтора десятка лет назад, я был просто слишком застенчивым, а ты… Помнишь, как мы познакомились?..
        Лена растерялась. И в этот момент зазвонил ее мобильный. Она ответила на вызов и услышала голос Максима Максимовича.
        – Не отвлекаю? – поинтересовался Кадилов.
        – Не особо. Мы как раз о вас говорили.
        – С кем, если не секрет?
        – С Владимиром Геннадьевичем Пышкиным. Он рассказал мне, что вы почти договорились о создании при мэрии новой службы…
        – Это самое малое, что я готов для вас сделать, Леночка, – не дал ей договорить Максим Максимович, – но я звоню по другому поводу. Я только что общался с американским издателем, который высказал свои замечания по присланной ему рукописи, заметив при этом, что книга оказалась не совсем такой, которую он заказывал… Она, как бы поточнее выразиться, скорее научно-популярная, хотя и для специалистов представляет определенный интерес…
        – Тираж сокращать не будет?
        – Как раз наоборот. Он даже попросил следующую написать в таком же ключе. О сексуальных пристрастиях тиранов от императора Тиберия до наших дней, чтобы через сексуальные патологии правителей выйти на создание типологии… Надо встретиться и обсудить. А пока я не хочу мешать вашей увлекательной беседе…
        Он даже не попрощался. Похоже было, что Кадилов обиделся.
        Зворыкина посмотрела на гостя.
        – Передали бы привет от меня, – улыбнулся тот.
        – Так о чем мы говорили?
        Звонок Максима Максимовича сбил Лену с мысли. Она о чем-то хотела спросить Пышкина, но теперь не могла вспомнить, о чем именно. Что-то важное хотела сказать, а может, Володя что-то говорил…
        – Я предупредил, чтобы вы были с вашим начальником поосторожнее, – напомнил гость. – Кадилов давно понял, с кем ему довелось познакомиться. Он-то известный специалист по женской части и может сравнивать…
        Теперь Лена вспомнила.
        – Володя, я все понимаю. Только одна неясность. У тебя же роман с Ириной, она делится своими планами, рассказывает, как пытается стать для тебя незаменимой.
        – Роман! – усмехнулся депутат. – Роман предполагает завязку, кульминацию, развязку, долгое развитие сюжета. А у нас все началось и закончилось в течение одной ночи. Внезапно вспыхнувшая страсть похожа на искру любви, но это не согреет. Романа у нас не получилось. Интрижка? Пожалуй, даже это дешевое слово – слишком высокая оценка наших отношений. Меня просто использовали: Ирина получила престижную должность, о которой и мечтать не могла до знакомства со мной… Про мои подарки и прочее я распространяться не буду. Но теперь меня она не то что раздражает…
        – Если можно, я бы не хотела ее обсуждать.
        – Так я и не собираюсь. Твоя подруга симпатична, сексапильна и даже порой остроумна. Но когда она начинает требовать в подарок кабриолет, то… Я спрашиваю: зачем тебе машина без крыши? Так она отвечает: для того, чтобы все видели, какая красивая женщина едет в красивой машине! Она теперь во сне видит, как несется, обгоняя «Мерседесы» и «БМВ», ветер развевает ее волосы, и все смотрят ей вслед. А может, таких снов у нее вовсе нет, но каждое утро она их пересказывает. Самое печальное и неприятное, но она мне изменяет.
        – Этого точно не может быть! – постаралась защитить подругу Лена. – Топтунова рассказала бы обязательно. Она всегда делится. А если я не в курсе, то, значит, и нет у нее ничего и ни с кем, кроме тебя.
        – Было, есть… – усмехнулся Пышкин. – Меня это не волнует. Если бы я это знал наверняка, то ее рядом со мной не было бы уже вчера. А так не будет завтра. Она сама уйдет, если я предложу в обмен за свою свободу машину с кожаным откидным верхом. Хотя я вроде и так свободен…
        – Я не хочу говорить на эту тему.
        – Так ты и не говоришь. Я немножко поразмышлял вслух, прости. А что касается тебя и меня, то…
        – Постой, нет тебя и меня. Есть я и мой муж Коля. А ты сам по себе – свободен ты или нет. С кабриолетом или пешком. Но наша семья состоит из трех человек, и ты в нее не вписываешься.
        – Зря ты так. Я ваш друг. Твой и Николая. Я мог бы про него многое тебе рассказать, но не буду, потому что друг. И сейчас стараюсь ему помочь, даже во вред себе.
        – Как во вред себе? Если человек может помочь другу, но считает, что действует себе во вред, значит, никакой дружбы межу ними нет!
        Пышкин резко поднялся и шагнул к Лене так стремительно, что она отшатнулась. Но Володя резко опустил поднятые было руки, повернулся к окну. Подошел к проему и выдохнул:
        – Все не так! Я тебе хотел сказать, что делаю для Коли все невозможное. Ему светит много. Я готов даже надавить на руководство следственного комитета, рискнуть карьерой…
        – Погоди! – остановила его Зворыкина. – Коля ни в чем не виноват, а ты не ради дружбы, а ради справедливости хотя бы…
        Народный избранник отвернулся от окна и развел руки:
        – Прости, но мне надо идти.
        Произнес он это так устало, как будто его только что о чем-то попросили, а он был вынужден отказать.
        Депутат вышел из комнаты, и Лена не пошла его провожать. Открылась входная дверь, беззвучно закрылась, щелкнул замок. Лена вздрогнула, потому что вдруг представила, как громко щелкает ключ в замке, запирая тяжелую тюремную дверь за человеком, для которого после этого звука нет прежней жизни. Зачем приходил Пышкин? Вряд ли за тем, чтобы поговорить о будущем Николая. Скорее всего, он явился проверить, насколько далеко она может зайти, желая помочь мужу. Поэтому завел разговор о ее фиктивном разводе, намекал на то, что знает кое-что неприглядное про своего друга и вынужден скрывать. Ложь! Он лжет так легко даже не потому, что политик, а просто так, зная, что все ему сойдет с рук, главное – результат. А цель у него одна, и эта цель, судя по всему, она – Лена Зворыкина. Печально даже не это, а то, что если и были какие-то надежды на то, что Пышкин сможет помочь, с ними придется расстаться.
        Снова зазвонил мобильный. Телефончик лежал на столе, но она не хотела брать его в руки, полагая, что это Володя хочет объясниться, что-то добавить к тому, что он здесь наговорил. Но слышать его не хотелось. Звонок прервался и тут же зазвучал снова. Зворыкина все же подошла и посмотрела на экранчик. Ее вызывал Кадилов.
        – Наконец-то! – произнес Максим Максимович. – Я понимаю, как тяжело после политика общаться с нормальным человеком, но выслушайте меня. Дело в том, что я в машине возле вашего дома, и уже изрядное время. Видел, как ваш приятель вышел из дома, как пообщался со своим водителем. Кстати, водитель у него весьма примечательный – ему никак не меньше тридцати, а выглядит как мальчик. Худенький, неспешный в движениях, но мимика почти отсутствует, как у человека, весьма осторожного и опытного… Вы заметили?
        – Я не наблюдаю за чужими водителями.
        – Вообще-то я уже поднялся и стою возле вашей двери. Мне позвонить или вы не хотите сейчас общаться?
        Видеть не хотелось никого, но Лена подошла к двери, открыла ее. На пороге стоял Кадилов с большим букетом алых роз. Он перешагнул через порог, и Лену накрыл аромат дорогого парфюма.
        – Я ненадолго, – произнес Максим Максимович, – на самом деле все, что хотел, уже сказал по телефону. А сейчас просто занес цветы, чтобы вам не было так грустно. Цветы ведь тоже живые существа, и они умеют сопереживать, сочувствовать и забирать часть душевной боли. Так что поскорее поставьте их в вазу.
        Лена прошла на кухню, взяла вазу, наполнила водой, а за спиной в коридоре звучал почти счастливый голос Кадилова.
        – Странно, что у Пышкина такой водитель. У всех более-менее значимых людей накачанные ребята, бывшие спецназовцы или что-то вроде, но обязательно с кобурой под мышкой, а у этого шофер – почти мальчик!
        – Может, Владимир хочет выделиться, хочет показать, что не заботится о своей безопасности, – сказала Лена, опуская розы в вазу.
        – Тут что-то другое. Мне кажется, есть что-то, их связывающее. Пышкин на моих глазах проделал путь выпускника технического вуза, получившего диплом, а не профессию, случайно попавшего в офис небольшой партии и включенного в партийный список. На партию никто не ставил, но она прошла в Думу. Тогда же он устроился на заочное отделение факультета политологии и, надо сказать, блестяще воспринял полученные знания, потому что на следующих выборах он был в политсовете уже другой партии.
        – Я все это знаю, – устало произнесла Лена.
        – Не сомневаюсь, – кивнул Кадилов, – но он был и пока что остается каким-то ущербным. Он из провинции. Знаете, кто был его отец?
        – Известная личность?
        – Как раз наоборот. Он мне рассказал, что его отец был пустое место, но любил всех поучать, за что неоднократно был бит приятелями. Возвращался с синяками домой и вымещал все на жене. А та терпела, не кричала, только шепотом просила сына отвернуться и не смотреть. Вполне вероятно, что подобные воспоминания заставляют нашего приятеля двигаться вперед и вверх. И зайти он может далеко. Ему только сорок лет.
        Лена вошла в комнату и поставила вазу на стол. Следом вошел Максим Максимович. Он посмотрел на чемодан и продолжил:
        – У всех диктаторов был комплекс неполноценности. У всех проблемы в детстве: избиение отцом-пьяницей, как у Сталина, или отец, который за жестокостью и унижением сына скрывает свои сексуальные наклонности – так было у Гитлера. Наполеон был презираем женщинами, и Жозефина, с кривыми зубами, с несвежей кожей и с ее плохой репутацией, дала ему уверенность в себе вместе с раскованностью в постели. Их связь, а потом и женитьба подарили Франции лидера нации. А ведь император мог быть и другим – вроде Тиберия, который на острове Капри, где стоял его дворец, лично сбрасывал со скалы своих политических противников, этому злодею по всей Европе для сексуальных утех подбирали красивых детей обоих полов…
        Кадилов замолчал и посмотрел на Зворыкину.
        – Вы так хорошо излагаете, – сказала Лена, – почему бы вам самому не записывать свои мысли? Книга получилась бы.
        – Увы, нет времени. Но я все это говорил не к тому. Просто наш общий знакомый депутат – такой же неполноценный, как и большинство примазавшихся к власти людей, возомнивших себя политиками. Он был моим пациентом… Так мы с ним и познакомились. Он был закомплексован до крайности. А потом, когда понял, что женщины – это такие же земные люди, начал отрываться, да так…
        Слушать это было невыносимо. Лена попробовала остановить Кадилова, но Максим Максимович, словно не замечая этого, начал говорить громче.
        – По большому счету, Пышкину жена не нужна. Ему нужна власть. Но власть сама по себе не нужна никому, разве что тем, кто хочет быть выше требований морали и норм закона. Но ведь и это требование предполагает желание купаться в деньгах, славе, спать с красивыми популярными женщинами, недостижимыми для подавляющего большинства простых смертных. Он, вероятно, до головной боли хочет подняться на самый верх. Уровень председателя какой-то комиссии Госдумы его унижает, и даже должность вице-спикера его не устроит. И для достижения цели у него, кажется, есть многое: беспринципность, политическое чутье, связи – он ведь завсегдатай всех политических тусовок. Но он холост. Ему нужна статусная, умная жена. И красивая, разумеется. Мне кажется, он уже наметил себе избранницу…
        – Максим Максимович, – взмолилась Лена, – меня менее всего сейчас интересует Пышкин со всеми его планами! Я думаю о том, как помочь мужу…
        – А чего тут думать! Станете членом губернаторской команды – все решится само собой… Только сами понимаете, для того чтобы что-то получить, надо что-то отдать.
        Кадилов замолчал, посмотрел на чемодан и продолжил:
        – Если хотите, расскажу историю – не историю, а современную притчу. Хотя история реальная. Одна женщина искала деньги на лечение своей дочери. Женщина, надо заметить, весьма обаятельная, если не сказать больше. Но, несмотря на красоту и обаяние, все усилия ее были тщетны. Наконец она обратилась к богатому человеку, с которым была едва знакома – видела как-то на корпоративе, куда он заглянул как один из учредителей ее фирмы. Объяснила ему свое положение, чуть не плакала при этом. А богатый человек даже не дал ей договорить. «Мне остается только свою почку продать!» – в отчаянии воскликнула несчастная мать. А миллионер только рассмеялся и сказал, что есть менее болезненный способ и к тому же без вреда для здоровья. Женщина возмутилась и напомнила богатому наглецу, что она замужем. «Но свою почку ваш муж никому не предлагает – неужели он будет ревновать, даже если что-то узнает? Да если и узнает – дочь ваша будет здорова, и все при своих почках – вам-то он не запрещает жертвовать своими органами». Женщина подумала и согласилась. Не сразу, конечно, сначала подумала – пару минут. Дочь вылечили, мужа
повысили в должности, и он сошелся со своей молоденькой секретаршей.
        – Это все? – спросила Лена.
        – А может, и не сходился он с секретаршей, но та женщина через какое-то время встретила своего любовника-благодетеля и нашла способ женить его на себе. Главное – понять правила игры, и тогда жизнь становится проще.
        Кадилов посмотрел на часы и произнес с некоторым удивлением в голосе:
        – Пожалуй, мне пора.
        И только собираясь уже выйти из квартиры, он сказал самое главное:
        – Вашего мужа сегодня перевели в другую камеру. Там у него будет только один сосед. Телевизор, душевая – ему будет полегче.
        – Вы посодействовали? – не поверила Лена.
        Максим Максимович кивнул.
        – Как вам удалось?
        – Попросил начальника изолятора, и он пошел навстречу.
        – У него проблемы с психикой?
        – Нет, он вполне нормальный. Но жена его жаловалась, что он терпеть не может хорошее женское белье. А когда она купила себе шелковую пижамку, потребовал не надевать ее никогда. Заставляет ее ложиться в постель в черной тюремной робе.
        Лена промолчала, Максим Максимович погладил ее по плечу:
        – Да ладно. Я просто оплатил эту услугу. Дал денег на месяц вперед. А к тому времени что-то изменится. Думаю, вы найдете способ вытащить его оттуда.
        – Вы хотите, чтобы я поняла правила игры, о которых вы недавно вскользь упомянули, рассказав современную притчу?
        Кадилов осторожно прикрыл растворенную дверь. Так осторожно, что Зворыкиной показалось, что ее начальник не собирается выходить. Он только прикрыл дверь, не закрывая ее на замок.
        – Правила игры создает общество, а мораль – люди, ищущие идеалов и разочарованные в жизни. Не сравнивая эти понятия, необходимо иметь в виду, что единственной выгодой от морали или правил игры может быть выживание человека, приспособляемость к обстоятельствам. Один зачем-то упорствовал в убеждении, что Земля вертится, и его сожгли, а другой сказал то же самое, а потом признал свою ошибку – и остался жив. Но мы помним и одинаково ценим и того, и другого. А ведь тот, кого сожгли, мог бы оставить последователей, научную школу… И дети у него были бы счастливы, и жена не пошла бы на панель…
        – Разве у Джордано Бруно были жена и дети? – удивилась Лена. – Он же был монахом.
        – А разве я о нем говорю? Вы лучше о себе подумайте. Хорошо любить гениального мужа и быть нищей. Но еще лучше любить гениального мужа, быть богатой и помогать ему. И ведь не надо для этого продавать органы. Можно быть здоровой и брать от жизни все.
        Он взял руку Лены, склонился и поцеловал ее ладонь. После чего выпрямился, открыл дверь, снова посмотрел на часы и вздохнул:
        – Как время-то летит!
        Профессор вышел на площадку, нажал кнопку вызова лифта, после чего посмотрел на Зворыкину и махнул рукой:
        – Все будет хорошо – теперь от вас все зависит.
        Она прикрыла дверь и тут же прислонилась к ней лбом. Зачем он приходил? Вероятно, за тем же, что и Пышкин. Оба решили воспользоваться ее бедой, не намекая даже, а почти в открытую предлагая предать мужа. А это значит, что просто так помогать они не собираются. Максим Максимович сказал, правда, что посодействовал переводу Коли в другую камеру, а так ли это – неизвестно. Но выяснить можно.
        И тогда Лена набрала номер Валерия Ивановича.
        Тот отозвался мгновенно, сообщил, что есть пока только она новость: Николай переведен в другую камеру.
        Лена сказала, что знает об этом и знает даже имя того, кто посодействовал.
        – Не понял, – произнес Валерий Иванович после некоторой паузы.
        Тогда Лена передала то, что ей сообщил Кадилов.
        – Ну что ж, – не стал спорить Валерий Иванович, – похоже, что Кадилов из тех людей, которые, бросив медный пятак в общий сундук золота, уверяют, что их монетка звенит громче остальных. В самом переводе нет ничего особенного, сейчас важно добиться изменения меры пресечения.
        Глава 19
        Дверь открыла Вика. Где-то в глубине огромной квартиры Виктор Васильевич разговаривал по телефону. Говорил он не в своем кабинете, а, судя по всему, прогуливаясь по коридору. Говорил по-английски, старательно, совсем по-школьному произнося каждый звук. Лена сняла туфли и надела тапочки, которые ей подала дочь Валерия Ивановича. Тут до нее донеслась фраза, которую Кондаков произнес с каким-то наслаждением:
        – Вопрос я решил. На пятерку мы с вами можем рассчитывать.
        Зворыкина с девочкой прошли в комнату, и Вика усмехнулась:
        – Слышали, какой у него английский? Я в первом классе лучше говорила! Полчаса назад сказал кому-то, что сможет снизить цену контракта процентов на тридцать, но в этом случае рассчитывает на гонорар за промоушен – половину от экономии. Он сказал «Семь с половиной, самое малое – семь миллионов евро…»
        – Меня не интересуют его дела и его английский, – тихо сказала Лена.
        Но Вика продолжала:
        – Я ушла в свою комнату и слушала, как он в кабинете пел. Противно так пел… громко.
        – Что пел? – удивилась Зворыкина.
        – Са-анта Лю-ючия! Са-анта Лю-ючия! – изобразила Вика и засмеялась. – А у самого – ни слуха, ни голоса. Но он от радости та-ак вопил!
        Открылась и закрылась входная верь. И почти сразу в комнату заглянула Инна Сергеевна. Она показала большой торт и сказала, что пришлось самой за ним съездить, потому что домработница попросила отгул.
        – Зайдем ко мне, – шепнула она Зворыкиной, – у меня к вам несколько слов наедине.
        Разговор был и в самом деле недолгим: Инна Сергеевна в очередной раз сообщила, что полностью удовлетворена результатами работы Зворыкиной, достала из сумочки деньги и протянула Лене:
        – Пересчитайте, если мало, я добавлю.
        Купюры были стодолларовые, и было их десятка три или около того.
        – Я правильно поняла, что вы больше не нуждаетесь в моих услугах?
        Жена Кондакова приветливо улыбнулась и кивнула:
        – Мы просто собираемся с дочкой уехать отдохнуть. Еще весной она наотрез отказывалась, а теперь сама спросила, когда мы в Италию поедем.
        Лена держала в руках деньги, не зная, куда их спрятать, – карманов не было ни на юбке, ни на блузке – не за пазуху же, в самом деле! А жена вице-губернатора словно не замечала ее замешательства.
        – Мне дочь очень дорога. Когда Вика была маленькая, она очень тяжело болела – не хочу даже вспоминать, какой страшный диагноз поставили врачи. Лечение, операция. Как водится, только за границей, а денег у меня… вернее, у нас совсем не было. Мой муж, как бы вам сказать… Одним словом, он оказался не тем человеком, на кого можно рассчитывать. Я даже почку решила продать. Но, слава богу, нашелся добрый человек, который дал мне необходимую сумму без всяких условий. Он был владельцем фирмы, в которой я тогда работала. Узнал про мою беду и сам предложил помощь. К сожалению, его нет сейчас на свете, но я до конца своих дней буду вспоминать его с благодарностью. Если бы не Гребенюк…
        Инна Сергеевна замолчала и пристально посмотрела Лене в глаза, словно проверяя ее реакцию на эту фамилию, но Зворыкина просто слушала, не догадываясь, к чему клонит жена Кондакова.
        – Вполне возможно, когда мы вернемся, то попросим вас контролировать Вику, встречаться с ней время от времени. Если у вас, разумеется, найдутся свободные минутки. Насколько я знаю, вам предложили хорошую должность?
        – Пока еще ничего не предложили…
        – Предложат. Все зависит от решения Виктора Васильевича, а он против не будет, если я попрошу. Надеюсь, вы поняли меня.
        Лена кивнула. Жена вице-губернатора улыбнулась.
        – У меня очень узкий круг подруг, вхожих в наш дом. Надеюсь, если все сложится, вы тоже станете здесь бывать.
        – Благодарю, – негромко произнесла Лена, уже догадываясь: здесь ее не будут принимать никогда. А это значит, что, пока муж под следствием, ее терпели в этом доме как единственную надежду на коррекцию поведения девочки. А теперь, когда отношения с Викой наладились, в помощи Зворыкиной не нуждаются. Это можно пережить, хуже, что теперь стало ясно: вице-губернатор ей помогать не собирается. И, видимо, не собирался.
        Она тряслась в маршрутке, причем спешила не домой, а в квартирку Риты Ковальчук, где все было чужое: чужая мебель, чужие книги на полках, одежда в шкафах, чужой запах. Большое зеркало в коридоре мать Риты занавесила куском черной ткани. Но теперь Лена решила, вернувшись в чужое жилье, снять это зеркало и поставить куда-нибудь подальше, спрятать в шкаф, потому что черная ткань пугала, напоминая о случившемся. Пассажиры ехали в маршрутке молча, и туркмен-водитель, словно пользуясь своей властью, мучил их бесконечной песней про черные глаза, гремевшей из автомобильного приемника. Зворыкина дважды пыталась дозвониться сыну, но равнодушный голос механической девушки оба раза ответил, что номер абонента выключен или находится вне зоны. Правда, накануне Петька позвонил сам, уверив, что для этого пришлось залезать на сосну. Лена приказала ему больше этого не делать или найти какой-нибудь холмик… Сын в ответ рассмеялся, и тут же разговор прервался. Но это было почти день назад.
        Теперь она ехала в маршрутке и старательно смотрела в окно, потому что возле кабины водителя стоял парень в надвинутом на лицо капюшоне, из-под которого изучал молодую пассажирку. Сначала Лена терялась под его неотрывным взглядом, потом решила не обращать на парня никакого внимания, просто думать о том, что ей предстоит сделать сегодня. Дел не было никаких, кроме одного: собрать мужу передачу, чтобы завтра с утра отвезти ее в следственный изолятор. В пакет с провизией она положит записку, которую, разумеется, прочтут посторонние люди… А прямо сейчас, по возвращении, надо убрать черную ткань и спрятать подальше зеркало.
        Когда вышла из машины, раздался звонок мобильного. Лена доставала его из сумочки, надеясь, что это прорвался Петька, но ее вызывала Тамара Майорова. Лена ответила, что идет по улице, и отключилась. Но подруга позвонила снова, а услышав голос Зворыкиной, попросила не отключаться, потому что у нее важное известие, а больше поделиться не с кем. Пришлось слушать, не вникая. Оказалось, что Топтунова расстается со своим депутатом, как выяснилось – он такой же, как все остальные мужчины, но финальную точку ставить еще рано, все только начинается…
        Слушать этот радостный сумбур про чужую неудачу не хотелось. Пришлось держать телефончик на некотором расстоянии от уха в ожидании, когда Тамара на пару секунд замолчит, чтобы перевести дух, тогда можно будет сказать, что сейчас нет времени на долгие разговоры. Так она шла какое-то время и уже увидела подъезд, к которому стремилась. Уходящее за крыши солнце плескалось в оранжевом море окон новостроек. Майорова наконец замолчала… И тут кто-то схватил Зворыкину за руку и выхватил аппаратик. В первое мгновение она не поняла, обернулась и узнала того парня из маршрутки.
        Он сунул отобранный мобильник в карман и схватил сумочку Лены за ремень.
        – Не дергайся, – прошептал парень, наклоняясь к ее лицу.
        Лена отшатнулась от чужого дыхания, но вырвать сумочку не смогла, парень дернул за ремень и повторил уже громче:
        – Хуже будет!
        И только тогда она увидела в его другой руке нож. Парень, очевидно, стоял рядом с кабиной, когда Зворыкина оплачивала проезд, доставала мелочь, он видел лежащие в сумочке доллары. Раньше бы она не стала сопротивляться, но теперь деньги были особенно нужны. Вокруг не оказалось никого, лишь припаркованные у пыльного газона автомобили, а за ними – ряд невысоких, аккуратно подстриженных кустов. И ни одного человека. Мимо медленно проехала серая машина. Лена с надеждой посмотрела на нее, но водителя за тонированным стеклом не увидела, а тому было все равно, что происходит во дворе. Грабитель тоже посмотрел вслед автомобилю, который ехал медленно, очевидно выбирая место для парковки. Внезапно парень сильно рванул ремень сумочки, которую Лена уже почти отпустила. Грабитель, потеряв равновесие, полетел на асфальт, упал на бок, даже не пытаясь подставить руки, чтобы смягчить падение. Серая машина поехала дальше, ускоряя движение, разогналась и рванула со двора.
        Парень лежал на боку и пытался поймать ртом воздух, потом он стал вытягиваться, словно искал опору, надеясь подняться. Нога его мелко затряслась, грабитель перевалился на спину и замер с открытым ртом. Глаза его были открыты, но в них не читалось ничего, кроме смерти.
        Зворыкина огляделась по сторонам, не понимая, что сейчас произошло. К ней приближалась молодая супружеская пара. Лена наклонилась, чтобы забрать свою сумочку, но ремень был затянут вокруг запястья трупа. Пришлось наклониться, ослабить натяжение ремня, а потом осторожно, стараясь не смотреть на мертвого, забрать свою вещь. Парочка прошла было мимо, но потом молодой человек все-таки понял, что это не пьяный лежит, и остановился.
        – Что случилось? – спросил он.
        – Напал и отнял сумочку, – объяснила Зворыкина, – а потом упал – и вот…
        Молодой человек шагнул к мертвецу и заглянул ему в лицо. После чего достал из кармана мобильник, отвернулся и кому-то позвонил.
        – Возле моего дома девушка прикончила уличного грабителя, – сообщил он, – подъезжайте скорее, пока менты здесь все не оцепили… Классный материал может получиться. Как-как? Сейчас все узнаю.
        Он взглянул на Лену и объяснил:
        – Я журналист. Расскажите подробно, что здесь произошло. Представьтесь для начала.
        В кармане убитого зазвонил мобильник Лены.
        – Это мой телефон, – сказала Зворыкина, – мне звонят. Достаньте. Пожалуйста.
        – Не прикасайтесь ни к чему! – закричал журналист и снова начал куда-то звонить.
        Проходящие мимо люди начали останавливаться, некоторые подходили к трупу и вытягивали шеи.
        – Проходите! Проходите! – махал руками журналист. – Здесь вам не цирк. Остаются только свидетели, только те, кто что-то видел и может дать показания.
        Кто-то все-таки вызвал полицию.
        Глава 20
        Лена давала показания в квартире Риты Ковальчук. Когда два следователя вошли вместе с ней внутрь, то сразу увидели зеркало, прикрытое черной тканью.
        – А это зачем? – поинтересовался один из мужчин.
        Когда узнал, что это квартира убитой недавно подруги, попросил рассказать подробно об их отношениях. Пришлось ответить, что подробно она уже рассказывала другому следователю, который ведет дело. Конечно, следователей удивило, что Лена не слышала выстрела и не видела, кто и откуда стрелял. Про серый автомобиль она рассказала, но модели и номера машины вспомнить не могла, потому что не смотрела на него внимательно. Помнила только, что стекла были тонированными.
        Парень в куртке с капюшоном был застрелен с двадцати или двадцати пяти метров единственным выстрелом. Пуля попала прямо в сердце, и следователи сказали, что наверняка стрелял профессионал, который смог из движущегося автомобиля с такого расстояния так точно попасть. Личность нападавшего была установлена – грабителем оказался ранее судимый тридцатилетний гражданин. Отсидел он почти пять лет за участие в разбойном нападении. Лена сообщила, что парень ехал с ней в маршрутном такси и, вероятно, заметил крупную сумму в ее сумочке.
        – Сколько при вас было? – поинтересовался следователь.
        – Рублями не так и много, но долларами – две с половиной тысячи.
        – Откуда столько?
        Лена подумала, стоит ли отвечать, но все же сказала:
        – Получила в качестве гонорара от Инны Сергеевны Кондаковой, жены вице-губернатора.
        Следователи переглянулись, но уточнять ничего не стали. Телефон Лене вернули почти сразу после того, как осмотрели место происшествия и обыскали карманы грабителя. Правда, попросили на время его отключить. И только когда упомянула имя Инны Сергеевны, Лена спросила:
        – Я ведь имею право на один звонок?
        – Будете звонить вице-губернатору? – усмехнулся один из мужчин.
        – Хорошему знакомому – он адвокат, бывший следователь, кстати.
        – Знаем таких, – скривился другой мужчина, – за легкими деньгами побежал. Мы, не зная отдыха и сна, работаем за гроши, а такие, как он, в судах все дела разваливают. Потому-то преступники на свободе остаются.
        Валерия Ивановича они в самом деле знали и даже поднялись со своих мест, когда он вошел в комнату.
        Адвокат Лены беседовал со следователями на кухне. Втроем они пили чай с бутербродами, а Зворыкина сидела в комнате, поневоле слушая, о чем они разговаривают. Хотя говорил в основном Валерий Иванович:
        – Выстрел был сделан из автомобиля, а по тому, в каком направлении автомобиль двигался, можно с уверенностью утверждать, что стреляли с водительского кресла. И вот подумайте, как человек, управляя предположительно левой рукой, оборачивается, высовывает правую руку с пистолетом, практически не целясь, попадает, куда, вероятно, и хотел. После чего быстро уезжает. О чем это говорит?
        Следователи не ответили, и тогда снова зазвучал голос адвоката:
        – Мог, конечно, стрелять и другой человек, находящийся в машине. Но свидетель утверждает, что никого в автомобиле больше не было.
        На самом деле Лена ничего подобного не утверждала.
        Один из следователей наконец ответил:
        – Преступник имеет хорошую стрелковую подготовку. Может, спортсмен, специализирующийся на стрельбе из пистолета. Или убийца прошел подготовку в спецподразделениях. Надо искать этот автомобиль, поднимать все записи с окрестных камер видеонаблюдения…
        – А если стреляли не из автомобиля? Трассологи еще не сделали своего заявления.
        Лена сидела на чужом диванчике, пыталась понять, о чем за стеной говорят мужчины, но смысл фраз не доходил до сознания. Мысли путались, но где-то в глубине ее сознания отчетливо звучала фраза: «Десяти дней не прошло, а рядом с тобой второй раз убивают человека».
        Голос, произносящий эти слова, казался знакомым, но кому он принадлежал, вспомнить не удавалось… Мешал разговор в комнате.
        – Лет двадцать назад в городе действовала банда Толика Робин Гуда, которая нападала на инкассаторов. Так главарь банды стрелял из движущейся машины в инкассаторов, выходящих из торговых точек и отделений банков с мешками. Тут же подлетала парочка сообщников на мотоциклах, подхватывала деньги и исчезала через соседние дворы…
        – А почему Робин Гуд? – поинтересовался один из следователей. – Откуда такое погоняло?
        – Просто члены этого преступного сообщества были убеждены, что половину добычи их главарь отдает на нужды церкви и ветеранам войны. Так он говорил своим подельникам. Тем это не очень нравилось, но они терпели. Они еще похищениями людей промышляли. Пара десятков эпизодов по всем преступлениям. При задержании сотрудниками РУБОПа было оказано вооруженное сопротивление, почти все преступники были тогда уничтожены. Кроме главаря, которого там не было или он непонятным образом ушел… Кстати, а почему вы вдвоем явились одного свидетеля опрашивать?
        – Так участковые пошли других искать.
        – Так они наверняка интересуются маркой и номером серого автомобиля, который ни при чем, как мы только что установили.
        Следователи поднялись, вышли в коридор. Потом открылась и закрылась входная дверь.
        «Второй раз кого-то убивают рядом с тобой», – снова прозвучал знакомый голос, и вдруг Лена узнала его – это был ее собственный голос, и от этого стало страшно.
        В комнату заглянул Валерий Иванович.
        – Похоже, у вас появился ангел-хранитель, – сказал он. – Но это не самая главная новость. А главная состоит в том, что сегодня адвокат господина Белканова принес в прокуратуру письмо своего клиента, в котором тот сообщает, что подследственный Зворыкин с ним до того случая не встречался и по телефону не общался. И, как теперь ему самому кажется, сел в его в автомобиль по ошибке. Завтра с утра прокуратура просмотрит видеозапись, и если будет установлено, что ваш муж ни слова о деньгах не сказал и вообще ничего не требовал, то, скорее всего, до конца дня он будет из следственного изолятора выпущен.
        У Лены перехватило дыхание.
        – И тогда на этом все закончится? – тихо спросила она.
        Валерий Иванович даже не улыбнулся, но все же кивнул. А потом уж пожал плечами:
        – Не могу утверждать, зная нашу систему. Если нет других подозреваемых, цепляются за единственного, кто подворачивается под руку, даже заведомо невиновного. Но наверняка выпустят, хотя пока что под подписку – дело-то никто закрывать не собирается, Белканов не отозвал свой иск.
        Глава 21
        С утра она твердо решила встречать мужа у ворот следственного изолятора, представляла, как он выйдет, она обнимет его, удивленного и счастливого. Потом они поедут домой – только не в эту квартирку Риты, а к себе, где можно будет забыть все, что происходило в последние недели. Можно будет дождаться звонка сына, а еще лучше не ждать, когда он залезет на какую-нибудь сосну, а самим, разузнав местонахождение их отряда, туда отправиться. Провести с Петькой несколько дней, делая то же, что и все остальные: откапывать вместе со всеми сбитый более семи десятилетий назад военный самолет, жить в палатках, готовить на костре еду… А потом уже вернуться втроем.
        По привычке, Зворыкина приготовила завтрак, села за стол, только смотреть на еду не хотелось. За окном был двор чужого дома, стояли автомобили, и на детской площадке сидели возле колясок молодые мамы, что-то увлеченно обсуждая. Может, произошедшее здесь убийство? Сделав глоток остывающего чая, Лена взяла телефон. Набрала номер Валерия Ивановича, но его мобильный был отключен. Она несколько раз набирала номер, но результат был один и тот же. Чтобы как-то убить время и сократить ожидание, она села за компьютер, собираясь начать новую книгу для Кадилова, но как только вспомнила их последнюю встречу, решила ничего не делать для этого человека. Ничего, а это значит, что придется уйти из его института, забыть о предложенной работе в мэрии, искать что-то другое – пусть не такое престижное и прибыльное место, но зато спокойное и необходимое простым людям.
        Поглядывать на циферблат настенных часов было невыносимо муторно: хромоногая минутная стрелка спотыкалась на каждом делении, а часовая не двигалась вовсе.
        Около полудня раздался звонок. На экранчике мобильного высветился номер Майоровой. Отвечать не хотелось. Телефон продолжал трезвонить, потом стих, но через несколько секунд зазвучал с новой энергией. Вероятно, Тамара хотела сообщить что-то очень важное. Пришлось ответить.
        – Не спишь? – поинтересовалась школьная подруга и тут же начала делиться новостями. – Депутат бросил Ирку, как я и предполагала. Я только что позвонила ей на работу и пригласила на выходные в гости. Она было отказалась, а потом сказала, что придет одна… Ты понимаешь? Все, как я и…
        – Потом, – прервала ее Лена, – я сейчас занята.
        – Только не забудь перезвонить, когда освободишься, – не обиделась Майорова, – а я пока подробности разузнаю.
        Звонка от Валерия Ивановича не было, и его телефон по-прежнему был отключен. Это вызывало недоумение, ведь он знает, как она ждала этого дня. Зато позвонила Вика. И то, что она сообщила, удивило еще больше.
        – Только что Виктор Васильевич заскочил домой, – сказала девочка, – вошел в квартиру, и ему кто-то позвонил. Он снимал в коридоре ботинки и переспрашивал: «В самом деле освободили? Прямо в зале суда? Но дело-то остается, там ведь и видео имеется…» Именно так и говорил – слово в слово. Я сразу подумала, что это о вашем муже идет речь.
        – Виктор Васильевич сейчас дома?
        – Пока еще у себя в кабинете. С кем-то по телефону болтает. Хотите, чтобы я подслушала о чем?
        – Ни в коем случае. Я сама с ним свяжусь.
        Сердце колотилось так громко, словно где-то рядом проносился поезд и от стука его колес закладывало уши. Колю освободили, а он почему-то не звонит ей, и Валерий Иванович тоже молчит. Неужели что-то случилось? Но что может случиться, когда Коля уже на свободе? И у кого можно узнать, кому звонить? Не Кондакову же, в самом деле! То, что случилось сегодня, казалось совершенно невероятным, но ведь и все, что происходило в последние дни, тоже было какой-то иной реальностью. Люди, которых она, как ей казалось, знала очень хорошо, стали вдруг другими, не похожими на самих себя прежних. Хотя кто изменился – Кадилов, Пышкин, Топтунова с Майоровой? Они остались прежними – изменилось лишь представление о них. Раньше Лену мало волновало, какие люди ее окружают – не делают ей зла и того достаточно. Но ведь и добра в ее жизнь они тоже не принесли. Максим Максимович, очевидно, считает, что Зворыкина ему обязана – за работу, за книгу, которую она за него написала, и за те другие, которые еще напишет. Но ведь Кадилов получит за книгу куда больше, чем заплатил ей – своей подчиненной… И считает при этом, что имеет
какие-то права на нее…
        Пикнул мобильник, сигнализируя о том, что поступило сообщение. Лена открыла его и удивилась:
        Спускайтесь. Жду вас в машине. Ася.
        Лена не сразу поняла, кто прислал ей это послание. Посмотрела на часы – почти три часа дня. Потом вспомнила, что Ася – это подруга Валерия Ивановича. Только зачем она ей понадобилась? Но когда поняла, что, возможно, внизу, возле подъезда, стоит машина, в которой сидит не одна Ася, а рядом наверняка адвокат и, может быть, Николай, тут же побежала к выходу.
        Она пролетела мимо нескольких припаркованных машин, заглядывая в каждую – все были пусты. Потом увидела подругу Валерия Ивановича, сидящую за рулем, но, кроме нее, никого в салоне машины не было. Лена открыла дверь и спросила:
        – А где Николай?
        Ася вместо ответа показала ей на переднее пассажирское кресло. Зворыкина опустилась на него и задала вопрос иначе:
        – Вы не знаете, где мой муж?
        Девушка кивнула, и почти сразу автомобиль тронулся с места. Так они пересекли двор, выехали на улицу и куда-то помчались. Ася поглядывала в зеркало заднего вида, потом резко сбросила скорость и, развернувшись через двойную сплошную, направила машину в обратном направлении. Лена хотела поинтересоваться, зачем надо было нарушать правила дорожного движения, но тут же все поняла, обернулась и сказала:
        – Вроде никто нас не преследует.
        В ответ Ася снова молча кивнула. И тогда Зворыкина не выдержала:
        – Я все могу понять, кроме одного – почему вы не хотите разговаривать даже со мной? Может быть, я не представляю для вас никакого интереса, но теперь я не прошу никакого сочувствия, просто прошу ответить: все ли в порядке? Мне кажется, что не все в порядке, раз приходится так спешно покидать чужую квартиру, о существовании которой никто не знает…
        Подруга Валерия Ивановича продолжала молчать, но тогда Лена вздохнула и сказала:
        – Нет так нет. Можете молчать – это ваше право.
        Ася вдруг произнесла, очень тихо:
        – Вам все объяснят.
        – Было бы неплохо, – подхватила Лена, надеясь завязать беседу, – а то я сама пыталась во всем разобраться. Рылась в Интернете, чтобы узнать, кто такой Белканов, с кем он связан и почему подставили именно моего мужа, в честности которого я не сомневаюсь. Разумеется, пока я узнала немного, ведь Интернет – не то место, где можно найти всю информацию. Но если…
        – Белканов – очень плохой человек, – не дала ей договорить девушка. – Белканов – бандит и подлец, но он не имеет к вашему мужу никакого отношения. Он, вероятно, даже не знал, кто должен прийти за деньгами… Он вообще редко бывает в городе. Вообще, он за границей почти все время и сам деньги не стал бы передавать кому попало… Простите, человеку, которого не знает. Ему, вероятно, приказали так сделать.
        – Разве ему кто-то может приказать?
        Ася не ответила.
        – Кто?
        Девушка молча покачала головой. Зворыкина не стала больше ничего спрашивать, потому что вообще не ожидала услышать от нее хотя бы слово. Валерий Иванович, который знает Асю больше двух лет, ни разу не разговаривал с ней, и это его вполне устраивало, хотя, может, он просто привык так считать. И вообще у них странные отношения. Они не похожи на любящих друг друга людей, оба скрытные. Валерий Иванович казался совсем недавно открытым и честным человеком, но теперь Лена не была в этом уверена. Особенно после того, что узнала от его бывшей жены, а потом уж и от Кадилова. Про опасную болезнь Вики Валерий Иванович не сказал ни слова, и про то, что Инна Сергеевна готова была продать свою почку, но вместо этого избрала более безопасный для здоровья путь и попросила денег у Гребенюка, который был ее начальником. Попросила, зная, что он откажет, а он поставил условие – достаточно подлое и оскорбительное. Гребенюк был подлецом, но теперь его нет, его убили. Валерий Иванович на эту тему не распространялся. Значит, не хотел, чтобы кто-нибудь мог сопоставить факты. Если он скрытен, то, выходит, есть что        Зазвонил мобильный.
        – Не снимайте! – тихим голосом приказала Ася.
        Зворыкина посмотрела на экранчик – это была Ира Топтунова.
        Отвечать не хотелось.
        – Лучше отключите аппарат, – посоветовала подруга Валерия Ивановича.
        Лена подумала и поднесла мобильный к уху.
        – Ты где? – промурлыкала школьная подруга.
        – У меня дела.
        – Ну да, можно подумать, что ты одна такая деловая.
        Ирина словно забыла о том, что произошло у Зворыкиных. Но пришлось терпеть.
        – У тебя что-то важное?
        – Как сказать. Дело в том, что я ушла от Пышкина – он такой жмот оказался, но я нашла себе человека просто супер! Богатый, щедрый, скромный, но такой! А в постели так вообще!
        – Поздравляю.
        Зворыкина надеялась, что на этом разговор закончится, но счастливая подруга не могла успокоиться. И продолжила с еще большей страстью:
        – Я хочу пригласить тебя к нам, чтобы ты удивилась, ведь ты этого человека знаешь, но никогда не могла бы даже подумать, что…
        – Прости, я занята.
        Лена сбросила вызов, положила мобильник в сумочку, но потом снова достала и отключила аппарат.
        Машина въехала в небольшой двор с высокими тополями и остановилась возле одного из них.
        – Приехали? – спросила Зворыкина.
        Ася ничего не ответила и вышла из машины. Лена последовала за ней. Вместе они вошли в подъезд, поднялись по лестнице на третий этаж. Ася остановилась возле одной из квартир, открыла дверь, и они тихо вошли. Лена была уверена, что ее встретит Коля, но в небольшой прихожей было пусто. Где-то в глубине квартиры работал телевизор и звучал голос Валерия Ивановича.
        – …Недавно проехал на метро, чего не делал уже много лет. Другой мир, другие люди, другие лица. Не такие, как те, летящие куда-то на своих или служебных дорогих авто и считающие, что глазеть по сторонам – пустая трата времени. В машинах они просматривают документы, подготовленные помощниками на подпись, или по телефону договариваются о встречах и сделках. Бизнесмены, политики, чиновники. Они публичные люди, все их знают. Что им до тех, кто в метро, для кого даже поездка на такси – немыслимая трата! Что им до остальных простых людей, ведь они думают о народе…
        – Кажется, кто-то пришел, – раздался голос Николая.
        Лена бросилась в комнату, а навстречу ей спешил муж.
        Глава 22
        О следственном изоляторе Коля особо не распространялся. Отмахнулся только, мол, и там не все законченные отморозки. Скорее наоборот, большинство из тех, с кем он общался, – испуганные и затравленные люди. Правда, некоторые из них пытаются выглядеть бывалыми и тертыми жизнью, показывают своим поведением, что тюрьма для них – дом родной. А в двухместной камере с ним находился предприниматель, против которого возбудили дело об уклонении от уплаты налогов в особо крупных размерах. Колю он принял за подсадного и старался молчать, чтобы случайно не проговориться. В камере было достаточно комфортно, там имелся даже кондиционер. Правда, сломанный. Когда же Зворыкин отремонтировал его в присутствии инспектора по режиму и местного электрика, сокамерник решился наконец высказаться и уверял Колю, что на самом деле его посадили за преданность либеральным ценностям. Потом либеральный предприниматель и вовсе разоткровенничался, сообщил, что в девяностых он лично был знаком с главными бандитами города…
        Вчетвером сидели за столом, не спеша попивая шампанское. Валерий Иванович предупредил Зворыкиных, что некоторое время они поживут здесь, пока все не утрясется. Подписка о невыезде – это временное ограничение свободы передвижения. Из города Коле выезжать нельзя, а сидеть в чужой квартире можно. Тем более в такой квартире. Тут же он показал все преимущества их нового жилья. Квартира принадлежала Асе, но когда Валерий Иванович узнал, что за стеной продается точно такая же, но по другой лестнице, он приобрел ее и сразу внес некоторые изменения в планировку.
        После чего Валерий Иванович продемонстрировал главное преимущество получившегося жилища: открыл платяной шкаф, отодвинул заднюю стенку, потом еще одну, фанерную, и показал проход в соседнюю квартиру, сообщив, что, спустившись по лестнице, попадаешь не во двор, а прямо на улицу.
        – Если кто-то и следит за вами, то уйти от наблюдения проще простого, – сказал он.
        – А кто может следить? – удивилась Лена.
        – Ну, это на всякий случай. Надеюсь, что никто.
        Конечно, это походило на манию. Но, с другой стороны, адвокат заботится об их безопасности, и спорить или доказывать что-то Зворыкины не стали. Лена хотела как-нибудь незаметно сообщить Валерию Ивановичу, что ей удалось разговорить его подругу, но не рассказывать же об этом при Асе. И все же завязала разговор о том, что пыталась определить, кто мог так подставить ее мужа. Призналась, что ей это не удалось, поскольку у них нет врагов и завистников, так как зла никому не делали и завидовать им нет оснований. Близких друзей тоже нет – разве что школьные подруги и пара коллег Николая, которые иногда приходят в их дом.
        – Теперь вот и вы с Асей, – закончила Зворыкина, – хочется надеяться, тоже считаете нас друзьями.
        Ася кивнула первая, а потом и Валерий Иванович, который не видел реакции своей подруги.
        – У нас, кроме вас, никого нет, – признался он.
        Лене стало немного стыдно, что она совсем недавно подумала о его скрытности и подозрительности. А потому она вернулась к тому, с чего начала.
        – Кто-то решил избавиться от моего мужа: Коля наверняка знает кто, но почему-то не хочет об этом рассказывать.
        – Я следователю рассказал, – подхватил Николай, – как было на самом деле, но он не поверил. Даже в протокол не занес. Я ведь просил инвестиций у Пышкина, Володя отказал, но потом сообщил, что есть человек, который готов выделить средства, но за это войдет в долю вновь образованного предприятия. Пышкин дал номер телефона, по которому мне ничего толком не ответили, кроме того, что они инвестициями не занимаются. Потом перезвонил некий господин, у которого будто бы родственник работает в фонде содействия предпринимательству… С этим родственником я встретился: он оказался армянином, неряшливо одетым и плохо говорящим по-русски. Армянский родственник пообещал свести меня с кем-то под мои гарантии поделиться. Каждый раз после очередного звонка или встречи я связывался с Пышкиным, но он отвечал, что этих людей не знает, и даже советовал перестать этим заниматься, если у меня какие-то сомнения. Следователь звонил ему и просил о встрече, но Володя подтвердил лишь то, что я вам сейчас рассказал и, соответственно, что показал на допросе. Номера телефонов, по которым я звонил и о чем-то договаривался, были
проверены, все они оказались оформленными на других людей – кто-то постоянно жил за границей, а парочка номеров принадлежала недавно умершим. Главным свидетелем являлся Белканов, который утверждал, что хотел участвовать в тендере на строительство скоростной автотрассы, подал заявку, а потом ему позвонил некто, представившийся сотрудником комитета по инвестициям, и сказал, что решение будет положительным, если Белканов передаст их представителю пять миллионов евро. Белканов, по его собственному утверждению, никогда не давал взяток, всегда действовал честно и в этом случае после некоторых раздумий решил вывести нечестных чиновников на чистую воду, а потому сам позвонил в прокуратуру. Мне же, опять-таки по телефону, предложили подойти в определенное время в определенном месте к автомобилю с указанным номером и получить запрашиваемую мною сумму. Деньги мне должны были передать наличными, так как они сэкономлены на других проектах и не учтены в бухгалтерских документах. Когда меня взяли, Белканов дал показания, от которых он не отказался, но сообщил, что со мной он ни о чем не договаривался и о деньгах я
с ним никогда не говорил – ни по телефону, ни в машине… Вот и все.
        – Это не все, – возразил Валерий Иванович. – Следствию и без того ясно, что Белканов не сумасшедший и никогда не будет просто так, по какому-то звонку, передавать незнакомому человеку чемодан денег. Вы хоть и наивный человек, но не до такой же степени, чтобы брать из чьих-то рук этот чемодан. В характеристике, данной вам институтом, сказано, что вы выдающийся ученый, изобретатель, автор научных работ и статей, но имеете один недостаток – стараетесь не участвовать в общественной жизни.
        – В какой жизни? – не понял Зворыкин.
        – В общественной. Выяснилось, что вы отказались стать доверенным лицом директора, когда он выставлял свою кандидатуру на выборах в городское законодательное собрание. Сослались при этом на отсутствие свободного времени.
        – Так у меня и нет этого времени, а в нашем институте полно людей, которые счастливы были потусоваться с руководством на митингах и встречах!
        – Директор института был знаком с Белкановым? – поинтересовалась Лена.
        – Нет, – ответил Николай, – я бы знал. На все важные встречи меня обычно приглашают.
        – Я думаю, они встречались в других местах, – произнес Валерий Иванович, – иначе как объяснить, что ваш институт, имея доли в некоторых ваших патентах, переуступил их Белканову?
        – Я этого не знал, – сказал Николай.
        – А честный бизнесмен даже не видел вас и вряд ли помнил фамилию, но когда я встретился с ним и объяснил – он понял, что лучше тихо замять это дело, а если не получится, поискать другие возможности…
        – Поэтому мы здесь, – догадалась Лена. – Но, судя по тому, что я услышала, сам Белканов может оказаться ни при чем. Кто-то за что-то вымогал у него деньги. Про тендер он приплел, потому что эта выдумка самому ему показалась очень правдоподобной – может, есть люди, которых он боится настолько, что не уточняет, за что и кому должен передавать пять миллионов евро…
        И вдруг она вспомнила:
        – А с неким Гребенюком он был знаком?
        – Вероятно. Скорее всего, у них были общие дела, но Гребенюк – не первое лицо во всех этих комбинациях.
        – Первое лицо – Кондаков, – уверенно заявила Лена, – и есть что-то, что его связывает с Гребенюком. Вернее, кто-то…
        Она посмотрела на своего собеседника и продолжила:
        – Если вам неприятно, то можем об этом не говорить.
        – Вы же и так все знаете, что уж скрывать. Гребенюк был владельцем фирмы, где трудилась моя бывшая жена. Она тогда сказала, что он дал денег для операции Вики без всяких условий, но я-то знал этого человека, видел, как он смотрит на нее… Потом уж она рассказала, как было на самом деле. Рассказала после того, как кто-то, скорее всего сам Гребенюк, сообщил ей, что у меня роман с девушкой – помощницей начальника управления. Это была ложь, но Инна поверила, устроила скандал, с какой-то злобной радостью призналась, что всегда знала, какой я подлец… Ну, и так далее. Я ушел тогда из дома, чтобы не оправдываться. Через какое-то время вернулся. Но ненадолго, потому что вскоре произошло похищение моей дочери и ее подруги. Гребенюк не мог это организовать. Он был трус, и потом, зачем ему так мучить девочек? Кондаков наверняка тоже не организовывал это преступление. Некий олигарх, не вылезавший из Европы, тоже не вникал в подробности. Был кто-то, контролирующий все это, – тот, кто стоял рядом и остался незамеченным. Исполнителей убрали, и ничего выяснить не удалось. Но теперь мне кажется, что этот человек
снова появился. Появился не случайно, и он знает вас.
        – Меня? – удивилась Лена.
        – Вашу семью.
        – Тогда получается, что это Пышкин, – проговорил Николай, – в чем я глубоко сомневаюсь. Я очень хорошо его знаю, и ему от меня ничего не надо. Он может меня не любить, общаться со мной по старой памяти, он может быть обидчивым, но вряд ли мстительным и жестоким. К тому же вас он не знал.
        – Я действительно познакомился с ним на вашей даче. Но я не о нем говорю. Ведь смерть Риты Ковальчук непонятно кем организована. Даже если ее убили по ошибке, приняв за другую.
        – Приняв за меня? – уточнила Лена. – Я думала об этом, но после того на меня никто не покушался… Разве что тот грабитель, которого застрелили.
        – Действительно странно, – согласился Валерий Иванович, – но все-таки вы подумайте, кто в последнее время сблизился с вами или искал этого сближения.
        Зворыкина пожала плечами:
        – Из новых знакомых – только Кадилов. Но мы были знакомы прежде – он преподавал в университете, и я была его студенткой. Теперь он мой начальник. Но профессор – не бандит, не убийца и крупным бизнесом не занимается…
        – Максим Максимович – своеобразный человек, – признал Валерий Иванович, – вряд ли он мог пойти на преступление. Но исключать то, что он как-то связан с преступниками, пусть косвенно, нельзя.
        – Давайте сменим тему, – попросил Николай. – А если не о чем больше говорить, давайте пить шампанское молча. Вы не против, Ася?
        Девушка кивнула и усмехнулась.
        Наполнили бокалы. Валерий Иванович поднялся и произнес:
        – И все равно без тостов нельзя.
        Внезапно зазвучал мобильник Лены.
        – Да отключите вы его! – возмутился адвокат.
        Но Зворыкина уже ответила на вызов. Прикрыв рукой трубку, она шепнула:
        – Это Кадилов.
        – Долго жить будет, – усмехнулся Николай, – только что о нем говорили.
        Лена вышла в коридор, чтобы не мешать окружающим, почти не сомневаясь, что Максим Максимович будет говорить о работе. Оставшиеся в комнате поставили бокалы на стол. Николай откинулся на спинку кресла и произнес:
        – Как много радостей в жизни, которых я прежде не замечал! Окно большое и не под потолком, и без решеток, обои на стенах…
        Адвокат ничего не ответил, судя по всему, он пытался услышать, о чем говорит в коридоре Лена. Она вскоре вернулась и объяснила:
        – Кадилов интересовался, есть ли у меня заграничный паспорт. Уверяет, что ему предложили прочитать курс лекций в Колумбийском университете. Но он не может оставить работу в клинике, а потому предложил мою кандидатуру, сообщив, что курс будет называться «Либидо и тирания». Университет анонсировал тему, и, ко всеобщему удивлению, уже набралось почти пять сотен желающих посещать эти лекции. Предполагалось, что у меня пара часов в неделю, но, в связи с востребованностью, будет три лекции в неделю. В университете нет факультета психологии, записались в основном студенты факультетов права, социальной работы, общей медицины, а еще студенты колледжа Барнарда и практикующие психоаналитики.
        – А какая там зарплата? – поинтересовался Валерий Иванович.
        – Я не буду в штате, работать предложено по контракту, как приват-доценту. Все желающие слушать лекции оплачивают весь курс, и большая часть этих средств станет моим гонораром. Кроме того, Кадилов уверял, что курс лекций можно издать книгой и защитить докторскую.
        – Ну что ж, приятные новости, – обрадовался адвокат, – на горизонте мировая слава!
        Но Лена покачала головой:
        – Приятная новость только одна: мой муж на свободе. А в Штаты я не поеду, потому что эта поездка минимум на полгода, а как же я оставлю здесь Колю и сына?
        Разговор после этого длился недолго. Валерий Иванович с Асей отправились в смежную квартиру, но не через шкаф, а спустились по лестнице, как полагается. Лена начала убирать со стола, Николай остановил ее:
        – Потом…
        Через час, когда небо за полупрозрачными шторами начало гаснуть, раздался еще один звонок. Отвечать не хотелось, тем более вылезать из постели. Но мобильник не унимался. Зворыкина поднялась и посмотрела на экранчик – это опять был Кадилов. Пришлось отвечать.
        – Что-то случилось, Максим Максимович?
        Но совершенно незнакомый голос произнес:
        – Простите, но мы тут телефон нашли, а вы были последней, с кем абонент связывался. Просто хотели узнать, кому аппарат принадлежит. Это оперуполномоченный Гаврилов.
        – Это телефон профессора Кадилова, – ответила Лена и вдруг все поняла. – С ним ничего не случилось?
        Глава 23
        Максим Максимович вышел из магазина и направился к парковке. Пакеты с провизией оттягивали руки. Кадилов подумал, что, когда он вернется домой, надо будет что-то приготовить. Можно, конечно, поужинать в ресторане, но утолять голод у всех на виду – не самое большое удовольствие. Давно следовало подыскать нормальную домработницу. Кадилов несколько раз обращался в агентство, ему присылали опытных женщин, но все они оказывались пятидесятилетними толстухами, и есть приготовленные их руками блюда Максиму Максимовичу не хотелось. Пускать таких женщин в свой дом означало смириться с тем, что ты не можешь найти себе молоденькую, пусть не такую опытную в кулинарии, но зато возбуждающую аппетит. Бывшая жена Нина Яхно готовила хорошо, причем делала это всегда в одном белье или вообще ничем не прикрытая. Может, конечно, готовила она и средне, но кое-что ей определенно удавалось. Например, кольца кальмаров в кляре. Получались аппетитные пончики с кальмаром внутри. Делала она их много, вдвоем они выпивали бутылку испанского вина – чаще всего «Риоха». Поцелуи Нины потом были долгими и пахли пересушенным на солнце
черным виноградом…
        Сегодня она позвонила и в который раз поинтересовалась, привезет ли он с собой Зворыкину. Пришлось пообещать, и только сейчас Максим Максимович начал размышлять, зачем ей Лена. Зворыкина нужна ему самому, и не только как первоклассный специалист: в ней есть все, что должно быть в женщине – в женщине, о которой он когда-то мечтал. С годами сидевший в нем мечтатель превратился в реалиста и понял, что таких женщин не бывает. Да и Елену Александровну он разглядел не сразу: образованна, умна, схватывает на лету, обаятельна… Нет, пожалуй, даже красива, причем красота в ней какая-то скрытая, робкая, словно стесняется проявить себя во всем блеске. И сексуальность!
        Пакеты оттягивали руки. Кадилов подошел к своему «Мерседесу» и увидел, что водительскую дверь невозможно приоткрыть, так близко кто-то поставил рядом грязную старую «шестерку». Водитель развалюхи сидел за рулем. Это был парень лет двадцати пяти.
        Максим Максимович поставил пакет на асфальт и осторожно постучал ладонью по крыше грязной машины.
        – Уважаемый, отгоните машину. Мне же не залезть внутрь.
        Дверь открылась, водитель вышел из «шестерки», тут же распахнулась задняя дверь, и оттуда выбрался еще один рослый парень. Он начал обходить Кадилова.
        – Ребята, вы что, не слышите, что вам говорят? – громко спросил Максим Максимович, стараясь привлечь внимание находящихся на парковке людей. В конце концов, в супермаркете есть сотрудники охраны, но вполне возможно, что они не выскочат помогать, а если что-то произойдет, вряд ли успеют добежать. В любом случае конфликт может кончиться плохо.
        – Дайте я вам помогу, – вдруг сказал тот, кто прежде сидел за рулем, и протянул руки к пакетам.
        – Вы бы машину свою отодвинули…
        В ту же секунду что-то сильно ударило Кадилова в бок, и острая боль пронзила все тело. Мир качнулся, но Максима Максимовича подхватили под руки и опустили на землю. Он лежал, понимая, что происходит, хотел крикнуть, но не было сил пошевелить губами. Чьи-то руки шарили по его карманам, достали связку автомобильных ключей и документы на «Мерседес», бумажник, еще что-то. Потом его оторвали от асфальта и впихнули на заднее сиденье пропахшей бензином грязной «шестерки». Боль стала еще сильнее. Кадилов осознавал, что будет дальше, почему темнеет в глазах и холод пробирается под одежду… Из последних сил он ухватился за ручку двери, попытался приоткрыть ее, чтобы выбраться из машины, но не смог этого сделать. Увидел отъезжающий в сумерки «Мерседес», почувствовал, как тронулась с места машина, в которой он умирал на заднем сиденье, хотел закричать, но уже не от боли, а от страха перед тем, что сейчас неминуемо произойдет. Но не успел. Наступила ночь.
        Старую «шестерку» обнаружили случайно. Во дворе расселенного и обреченного на снос дома оставался ржавый мусорный контейнер, переполненный разным хламом. За ним-то и приехал погрузчик. За контейнером стояла немногим отличавшаяся от своего соседа ржавая машина. Водитель погрузчика подошел к ней, потрогал капот – он был еще теплый, потом заглянул внутрь. Начал обходить «шестерку» и обнаружил лежащего на заднем сиденье человека. По тому, как лежал этот человек, почти сползший с пассажирского дивана, водитель погрузчика понял, что перед ним труп, и тут же позвонил в полицию. Дежурная машина подскочила очень быстро. Сразу увидели смертельную рану, нанесенную ножом. Труп обыскали. При нем не было документов, в кармане дорогого пиджака обнаружили совсем немного денег мелкими купюрами и мобильный телефон. После чего набрали номер последнего абонента, которого вызывал убитый незадолго до смерти.
        Приехать опознавать Кадилова Лена наотрез отказалась. Вместо этого она продиктовала номер Рейнгольда, который был знаком с Максимом Максимовичем много лет и ошибиться не сможет. После чего позвонила Дмитрию Натановичу сама, но его телефон был уже занят.
        Глава 24
        Утром Лена залезла в платяной шкаф и постучала в заднюю стенку. Никаких звуков за ней не было слышно. Подошел муж и помог отодвинуть фанерную перегородку. Лена постучала уже по другой стенке, такой же. И она почти сразу поехала в сторону. По другую сторону стояла Ася.
        – Мне надо съездить туда, откуда вы меня забрали, – сказала Зворыкина.
        Ася возражать не стала. Они спустились вниз и вышли на улицу. Вернее, вышла сначала Ася, села уже в другой автомобиль – не на котором они прибыли вчера. Потом девушка махнула рукой, и только тогда из подъезда вышла и Лена. А когда села в автомобиль, сказала, что не понимает, почему вокруг нее столько смертей.
        – Не бойтесь, – попыталась ее успокоить подруга Валерия Ивановича.
        – Да я сама не понимаю, боюсь или нет. Колю выпустили, и я радуюсь. Просто не по себе как-то, что люди вокруг гибнут. Кто-то стрелял в напавшего на меня грабителя, до того – Рита Ковальчук, теперь вот Максим Максимович… Кто-то их убил, и непонятно за что…
        Подруга Валерия Ивановича слушала, но что думала по этому поводу, понять было невозможно: она следила за дорогой, не поворачивая головы, и по обыкновению молчала. Когда прибыли к дому Ковальчук, Ася оглядела пустой двор и только после этого заглушила мотор. В подъезд она вошла первой, а Лена следом. Поднимались по лестнице пешком, на одной из площадок между этажами сидел молодой человек, лет тридцати или около того. На нем был черный костюм и белая рубашка без галстука. Рядом стояла небольшая спортивная сумка. Ася взмахом руки остановила Лену. Но молодой человек слез с подоконника и поздоровался:
        – Здравствуйте, Елена Александровна.
        Этого человека Лена видела впервые в жизни. Возможно, когда-то давно они мельком и встречались, но не разговаривали – это точно.
        Она ответила на приветствие и спросила:
        – Мы знакомы?
        Молодой человек покачал головой и тут же назвал себя:
        – Я Леня Курасов.
        Это имя ничего Зворыкиной не говорило. Она посмотрела на Асю. Но молодой человек продолжил:
        – Я был тогда на кладбище, когда Риту хоронили. Видел вас, но не подошел.
        – Вы Ленчик! – догадалась Лена, вспомнив рассказ матери Риты Ковальчук о друге ее дочери. – Давно в городе? Где вы остановились?
        Ленчик промолчал. Тогда Зворыкина предложила:
        – Давайте зайдем в квартиру, там никто не живет, и если у вас нет пристанища, можете располагаться…
        Теперь уже втроем они зашли внутрь. Лена поставила чайник, заглянула в холодильник – все было, как и вчера, когда она ушла отсюда.
        – Зинаида Степаповна сказала, что убийц Риты поймали, – произнес Леонид и заглянул Лене в лицо. – Это правда?
        – Этим полиция занимается, но насколько продвинулось расследование, мне неизвестно.
        – Значит, они еще на свободе, – воздохнул Ленчик. – Это очень плохо.
        Ася внимательно наблюдала за парнем. Она не разглядывала его неотрывно, но то, что прислушивалась к каждому его слову, было заметно.
        – Леонид служил в армии и участвовал в боевых действиях, – объяснила Лена, – был тяжело ранен. Долго лежал в госпитале.
        Она начала собирать свои вещи. Закипела вода в чайнике, Ася стала накрывать на стол. Из комнаты было слышно, как Ленчик сказал ей:
        – У меня здесь друг есть. Мы с ним в госпитале лежали. Но у него одна комната, а еще жена и двое детей.
        Поскольку ответа от Аси он мог не дождаться, Зворыкина поспешила на помощь:
        – Друг работает где-нибудь?
        Леонид кивнул:
        – Я тоже иногда. А так пенсию платят. Другу повезло – в магазине постоянно.
        – Так оставайтесь здесь, – воскликнула Лена, – может, этот друг поможет и вам с работой, или я спрошу у себя в клинике – а вдруг требуется в охрану кто-нибудь.
        – В больницу больше не хочу, – покачал головой Ленчик, – и потом, в охрану меня не возьмут. Мне разрешение на оружие врачи не подпишут.
        – У нас охранники – вроде швейцаров, они без всякого оружия, – начала было Зворыкина, но, посмотрев на друга Риты, замолчала: какой из него охранник – тихий, пришибленный парень…
        Даже то, как теперь он сидел за столом, держа в одной руке вилку, а в другой кусок черного хлеба, и не столько ел, сколько смотрел в тарелку с поджаренной Асей яичницей, говорило, что, скорее всего, он не понимал, зачем перед ним поставили еду. Хотя наверняка был голоден. Заторможенное сознание, рассеянный взгляд, парень пытается понять, что происходит вокруг, но внимание обращено внутрь себя – на какие-то его собственные мысли или воспоминания. Любой врач – даже не специалист – заметит нарушение психики, вызванное то ли травмой, то ли сильными душевными потрясениями.
        Ленчик доел кусок хлеба, положил вилку на стол, на чашку с чаем даже не взглянул и произнес:
        – Теперь я сыт. Спасибо.
        Лена поднялась, стала собирать со стола тарелки, но Ася отстранила ее и кивнула в направлении комнаты. Зворыкина вернулась к шкафам. Уложила вещи, взяла ноутбук, села на диван. Слушала, как на кухне из крана льется вода, как подруга Валерия Ивановича моет посуду… Представила несчастного Ленчика и пошла к нему.
        Парень сидел перед столом в той же позе, в какой находился, когда она его оставила.
        – Дома тебя кто-нибудь ждет? – спросила Лена.
        Друг Риты кивнул и спокойно произнес:
        – Только мама, но она сейчас умерла.
        Ася перестала мыть посуду и напряглась.
        – Когда? – очень тихо спросила Зворыкина.
        – Недавно, несколько месяцев назад. Может быть, еще в прошлом году, когда зима была. А потом пришли люди и сказали, что наша квартира принадлежит им. Они документы показали, и я ушел.
        – Где же ты жил?
        – Меня взяли в поликлинику, чтобы я одежду выдавал. Там и жил в гардеробе. А потом, когда про Риту узнал, сюда приехал.
        – Спать хочешь? – спросила Лена.
        – Хочу, – признался Ленчик.
        – Тогда мы сейчас уйдем, а ты ложись спать. Из дома никуда не выходи, мы будем приезжать и привозить тебе еду.
        Она поднялась, вышла в коридор и вернулась со своей сумочкой, достала из кошелька пятитысячную и несколько пятисоток – все, что при ней было.
        – Вот, возьми, если что-то потребуется, купи себе.
        Парень кивнул:
        – Спасибо, а то я у своего друга одну нужную вещь приобрел, а деньги обещал потом отдать. Не люблю в должниках ходить.
        Когда уже сели в машину, Зворыкина сказала Асе, что надеется после того, как все закончится, помочь Лёне, который сейчас в первую очередь нуждается даже не в лечении, а в обычном общении, ведь слово имеет и целебную силу.
        Она посмотрела за окно и вдруг вспомнила чьи-то стихи:
        Словом можно убить, словом можно спасти,
        Словом можно полки за собой повести…
        – Если бы слово убивало, я бы давно уже кое-кого отправила на тот свет, – очень тихо отозвалась Ася.
        Дома их встретил радостный Николай, который сообщил, что послал сыну эсэмэску, и тот очень скоро отзвонился, и они долго разговаривали. Лена сказала, что наверняка для звонка Петька залезал на верхушку какой-нибудь сосны. Муж, узнав это, только рассмеялся. Лена улыбнулась, но вдруг вспомнила о Кадилове, которого уже нет, Риту, и ей опять стало не по себе.
        Вскоре появился Валерий Иванович, который рассказал, что по факту убийства Максима Максимовича возбуждено уголовное дело, но у следователей только одна рабочая версия: известного психиатра убили с целью завладения его дорогим автомобилем и деньгами, которые при нем наверняка были. В кармане пиджака Кадилова обнаружен чек универсама, где он покупал какие-то продукты. Следствием уже получены записи видеонаблюдения. Момент нападения виден, но ничего разобрать нельзя. Зато отчетливо видно, как отъезжают два автомобиля. Дорогой «Мерседес» профессора и следом – старая «шестерка», в которой впоследствии было обнаружено тело. Машину Кадилова, вероятно, уже перегнали из города или вывезли внутри опечатанной грузовой фуры туда, где можно будет оформить на автомобиль новые документы и продать его за полцены. Другую версию выдвигать нет оснований, потому что все, кто знал Кадилова, повторяют почти слово в слово: врагов у Максима Максимовича не было, он умел ладить со всеми, в бизнесе никому не переходил дорогу, потому что конкурентов у него не имелось. Близких друзей тоже не имелось, зато были поклонники
и почитатели.
        – Его не любил Володя Пышкин, и Кадилов относился к нему ровно так же, – вспомнила Лена.
        – А причина вам известна? – полюбопытствовал Валерий Иванович.
        – Настоящую причину не знаю, но оба предлагали мне помощь… то есть помощь Николаю, но в обмен намекали на мою особую благодарность…
        – Во как! – удивился Коля. – Впрочем, от Пышкина можно было чего-то такого ожидать, а Кадилова я не знал, но фрукт он еще тот… Вернее, с Пышкиным одного поля ягода.
        Он выглядел расстроенным, потому что эта новость была для него неожиданностью.
        – Я отказалась от помощи и того, и другого. Может быть, даже излишне резко, не нагрубила, но оба обиделись.
        – Кто-нибудь, намеком или как-то иначе, говорил о том, что вам надо развестись, предлагали брак или просто интимную связь?
        – Да они сами, видимо, не понимали, чего хотели. Намекали на брак, говорили, что я единственная, кто их достоин.
        – Пышкин достоен только Топтуновой, – напомнил Коля.
        Валерий Иванович промолчал, а потом и вовсе махнул рукой:
        – Ладно, убивать Кадилова депутату не за что. Скорее всего, это сделали неизвестные отморозки из-за престижного автомобиля, на который у них, вероятно, был заказчик. Но нас это не должно волновать, то есть, конечно, мы переживаем по поводу трагической гибели известного ученого, однако нас больше всего интересует, как сделать так, чтобы с Николая сняли обвинения в вымогательстве.
        – А мне казалось, что у вас есть какой-то план, – сказала Лена.
        – Есть, и пока этот план работает. Я встречался с Белкановым, попытался решить вопрос с ним. Он, хоть и вел себя нагло, сделал почти все, о чем я просил. Но мне после разговора с ним почему-то показалось, что он кого-то боится. Не меня, разумеется, а того, кто сильнее и наглее его самого. Следствие не закончено, и до его окончания Белканова просили никуда не уезжать. Он сидит в своем загородном доме, практически не выбираясь и окруженный охраной. Он, естественно, и прежде беспокоился о своей безопасности, но тем не менее активно посещал рестораны и клубы, соревнования по единоборствам и рукопашному бою, у него была почти официальная любовница – молодая актриса, – у которой он частенько засиживался до утра. А теперь превратился в домоседа.
        Глава 25
        Артур Мусаевич спустился по мраморным ступеням на первый этаж. В доме было тихо. Белканов прошел через холл, но, перед тем как выйти в вестибюль, остановился: ему вдруг показалось, что он оставил наверху что-то очень важное. Он обернулся и обвел взором пространство вокруг себя: из черного мрамора пола вдоль стен вырастали невысокие шкафчики и горки с посудой. Вся мебель была китайская, покрытая черным лаком с нарисованными сценами из китайской жизни. Императоры ласкали наложниц, войска бились с врагами, крестьяне сажали пучки трав, может быть риса, в залитые водой поля. На высоких белых стенах висели шелковые полотнища с драконами и горными пейзажами. Вся эта китайщина немного бесила, но модный дизайнер, придумавший проект интерьера, сказал, что в Европе и Штатах подобное украшение дома – самая модная тенденция. Так или нет, спорить с ним никто не стал. Но теперь Артур Мусаевич немного сомневался: вряд ли кто за границей сможет позволить себе оформить холл за миллион долларов. Радовала только огромная люстра, спускавшаяся из-под крыши дома. Люстра была увешана подвесками белого и зеленого
хрусталя. Вечером на нее падали лучи заходящего солнца, переливаясь, отраженный и преломленный в хрустальных гранях свет изменял помещение, теперь оно казалось не таким черно-белым.
        Он ничего не забыл наверху. Там была только Юлечка, которая позавчера переехала к нему и которую он обещал взять с собой в Италию. Сейчас она лежала в постели, ожидая его возвращения. Она молода, красива, но заводит разговоры только о клубах и ресторанах. Через день после своего появления в его загородном доме Юлечка стала ныть, что не успела собрать вещи и теперь ей нечего надеть. А ведь она привезла с собой два чемодана шмоток. Небольшие чемоданы, но все-таки впихнуть в них можно много всякого тряпья.
        Открылась входная дверь. Белканов шагнул в вестибюль и увидел Малика – начальника своей охраны.
        – Так мы куда едем? – спросил тот. – Если в город, то лучше не стоит.
        Артур Мусаевич молчал, Малик продолжил:
        – Если без этого никак, то садись тогда в мой джип. Если кто-то захочет напасть, то стрелять все равно будут по «Бентли». Давно пора купить бронированную тачку, а то на китайскую мебель тратишь, а на нужную вещь не хочешь…
        – Помолчи! – оборвал его Белканов. – Поедем не в город, а на одну дачу. Ты знаешь куда. На наших машинах вы меня вывезете. Через километр свернем в лесок, там мне «мерс» оставили, он как раз пуленепробиваемый. И с тонировкой. Ключ будет в замке. Ты за руль сядешь, а я на заднее сиденье. А ребята пусть дальше гонят. Если кто-то захочет меня грохнуть, то ловить будут как раз «Бентли» с охраной.
        – Сам придумал?
        – Какая разница. Но встреча очень важная.
        Малик кивнул, дождался, когда босс подойдет, и распахнул перед ним большую витражную дверь.
        Возле крыльца стоял «Бентли». Впереди и позади дорогого автомобиля – два черных внедорожника с охраной. Белканов подошел к своей машине, но остановился, вспомнив предложение Малика, и направился к заднему внедорожнику, открыл дверь и сел рядом со своим телохранителем.
        – Все правильно, – произнес за его спиной начальник охраны. – В поселке никто стрелять не будет. Но береженого Бог бережет.
        Они проехали между раздвинувшимися створками глухих ворот, выкатили на аллею, с двух сторон усаженную высокими лиственницами. Миновали шлагбаум с будкой, вышли на трассу. Очень скоро небольшой кортеж сбросил ход, и голос Малика из рации произнес:
        – Вижу «мерс». Все как ты и говорил.
        Внедорожник сполз на неровную грунтовую дорожку, больше похожую на широкую лесную тропу, закачался на ухабах. И почти сразу остановился. Белканов вышел. Малик уже стоял рядом. Пахло еловой смолой и хвоей.
        – Лес нормально просматривается, – доложил начальник охраны, – никого поблизости нет.
        Артур Мусаевич кивнул, посмотрел на ели, лапы которых нависали над дорогой, на грозди шишек, разглядел рыжего зверька, который спешил подняться по стволу.
        – Белка, что ли? – удивился Белканов и приказал: – Надо такую же у нас завести. Посадим елку с шишками, чтобы эта белка питалась хорошо. Орешки будем ей давать. В конце концов, что я, не Белканов, что ли?
        И засмеялся. Они уже стояли возле «Мерседеса» с тонированными стеклами.
        – Этот тебе сам про «мерс» сказал? – спросил Малик.
        – Будет он. У него на это своя безопасность. Мне позвонили от него…
        Артур Мусаевич взялся за ручку двери, открыл… Вспомнил, что позвонил с незнакомого номера человек, сказал, что обеспечивает безопасность вице-губернатора и всех его гостей, а потому предлагает…
        Воспоминание пронеслось в долю секунды…
        – Не садись в машину! – закричал Малик.
        В этот момент раздался взрыв, «Мерседес» подбросило в воздух, и тут же рванул бензобак.
        Глава 26
        – На самом деле я считал Белканова главным виновником того, что произошло с Колей, – произнес Валерий Иванович, – потом начал сомневаться, когда он согласился со мной встретиться и написать то обращение в прокуратуру, о котором я попросил. Подумал тогда, что Артур Мусаевич, если и в самом деле преследовал какую-то непонятную мне цель, захочет избавиться от Зворыкина. Потому мы здесь и сидим. Но Белканов и сам перепугался, судя по всему. Кроме того, я к нему приглядывался и прежде…
        Несколько минут назад друзья пришли к Зворыкиным, и Валерий Иванович сообщил о гибели Артура Мусаевича и начальника его охраны. В небольшом сюжете телевизионных новостей подробностей сообщили мало. Сказали, что взрывное устройство, начиненное поражающими элементами, было большой мощности. «Мерседес» разорвало на куски, еще три автомобиля были серьезно повреждены, и четыре человека госпитализированы с ранениями различной степени тяжести. Валерий Иванович позвонил кому-то из своих прежних сослуживцев и узнал только, что по номеру кузова и двигателя определен владелец «Мерседеса» – профессор Максим Максимович Кадилов. Поскольку возбуждено дело и речь идет о террористическом акте, убийстве, совершенном общеопасным способом, и незаконном обороте взрывчатых средств, то к работе подключилась Федеральная служба безопасности, следовательно, информации для прессы больше не будет.
        – …Этот человек совершил много такого, за что другого бы упрятали надолго, но Белканову удавалось выкручиваться – на него не заводилось ни одного уголовного дела, – продолжил Валерий Иванович и посмотрел на свою подругу. После чего продолжил: – Когда Асю обвинили в убийстве мужа, мне поручили расследовать все обстоятельства. Но первые показания она давала не мне, а дежурному следователю районного УВД. Сообщила, что стреляла не она, а кто-то другой… Понятно, что на свадьбе велась видеосъемка, которую делал профессиональный кинооператор. Но выяснилось, что, когда тот возвращался домой после ресторана, где работал, на него возле подъезда дома напали грабители. Жестоко его избили, отобрали профессиональную камеру «Бетакам», гонорар в три тысячи долларов, часы, мобильный телефон и, конечно, отснятый материал. На свадебном ужине один из гостей тоже снимал на любительскую камеру. Но и этот человек не смог дать показания, так как его на следующее утро сбила машина. Квартиру погибшего обыскали, нашли камеру, но без кассеты. На других кассетах, обнаруженных у него дома, видео со свадьбой не было.
        Ася на допросах молчала, а я пытался выяснить правду, просматривал снимки свадебного торжества, особенно самые последние, и обратил внимание, что с какого-то момента в кадр не попадают несколько человек. Некоторые, как выяснилось, к тому времени ушли, но один, по опросам гостей, на торжестве оставался. Этот человек и стал главным свидетелем, который первым ворвался в спальную и сказал, что застал невесту с пистолетом в руке. Никто в правоте его слов не усомнился – он был ближайшим другом и партнером убитого. Кстати сказать, не все гости той свадьбы дожили до наших дней. Бандитствующие личности – понятно: рано или поздно менты или дружки помогли бы им отправиться на тот свет… Парочка чиновников мэрии, один прокурорский работник, который потом умер в сауне, бизнесмены. Один из них об убитом отзывался в самых лестных выражениях, рассказывал о нем с таким восторгом, будто бы ничего не слышал о его жестокости и необузданном нраве. Этот человек и после сообщения, что мне хорошо известна биография его делового партнера, продолжал восхвалять его. Я даже подумал, не он ли – самое заинтересованное лицо
в смерти этого человека. Потом мы как-то случайно пересеклись, поговорили, и я спросил… Даже не так: он сам сказал, что его фирме нужен человек для ведения внутреннего аудита. Я тогда предложил свою жену, не зная, во что это выльется…
        – Звали того бизнесмена Владимир Гребенюк, – догадалась Лена.
        Валерий Иванович кивнул.
        – Теперь мне кажется, что этот человек, человек, которого уже нет в живых, в центре всего, что происходит сейчас вокруг меня, того, что коснулось вас и других знакомых мне людей. Знаю, что такого не может быть, но от ощущения, что все нити ведут к нему, избавиться не могу.
        – Может, личная неприязнь, которая сидит так глубоко?..
        – Не знаю. Но, когда его убили, ощущения удовлетворения или тем более радости у меня не было. Погиб человек, пусть не очень достойный, но все-таки человек.
        – Его застрелила девушка из проезжавшей мимо машины.
        – Тоже не знаю наверняка. Так сказал его телохранитель, который видел длинные развевающиеся на ветру волосы и большие женские очки. Мотив убийства непонятен. В мэрии он был не из тех, кто принимает решения. Мог свести, посодействовать… Коммерцией Гребенюк на занимался: распродал свою фирму по частям, после того как его пригласили работать в городской администрации. Но фирму можно продать своим людям и оставаться ее владельцем по умолчанию. Однако эта версия проверялась и подтверждения не нашла.
        – Мотивом многих убийств является месть, – сказала Лена. – Мог ли кто-то из обиженных или обманутых Гребенюком людей желать его смерти? Таких людей не выявили? Кто-то ведь мог мстить…
        Валерий Иванович не отвечал, но неожиданно в разговор включилась Ася.
        – Я могла отомстить, – сказала она и замолчала.
        – Гребенюк – единственный, кто на суде подтвердил слова Белканова, – продолжил Валерий Иванович. – Он сказал, что услышал выстрел и бросился в спальную вслед за Артуром, и вошли они туда почти одновременно.
        – Так вы знаете, кто тогда стрелял?
        – Думаю, что знаю, – ответила Ася. – Стрелял Белканов, а Гребенюк следил за коридором. Я не убивала, я помню все очень хорошо, а кроме этих двух, никого поблизости не было. Белканов подошел и в упор выстрелил тому человеку… то есть моему мужу в голову. Я испугалась, но для меня этот выстрел был как освобождение, хотя суд посчитал иначе…
        – Это была моя недоработка, – вздохнул Валерий Иванович.
        – Вы сделали все, что могли, – улыбнулась наконец девушка, – с того времени для меня на свете остался только один человек.
        У Лены возникло ощущение, что разговор на этом закончился, она даже показала мужу глазами на дверцу шкафа – пора, мол. Но Валерий Иванович вдруг сказал:
        – Гребенюку помог устроиться в мэрию Пышкин, только в чем была его заинтересованность, мне до сих пор непонятно. С Гребенюком они были едва знакомы, а с Белкановым, чьим человеком Гребенюк являлся, ваш друг депутат не встречался вовсе. Но и сейчас господин народный избранник вряд ли стоит в стороне. Я попросил кое-кого последить за ним, хотя это чревато последствиями. Ничего особенного эти люди не обнаружили: в последнее время у Пышкина не было никаких особых встреч, пару раз он улетал из города, но ненадолго. На все встречи ездит со своим шофером – личностью весьма непримечательной. Но мы его видели и составили свое мнение. Только люди, следившие за ним, наблюдательнее нас. Они заметили, как депутат разговаривает с ним – никогда не кричит, не возмущается, вообще не повышает голос, а порой… Иногда вроде даже оправдывается. Всякие отношения могут быть между водителем и его начальником – в конце концов, они уже много лет вместе. С того времени, как Пышкина избрали в Думу. И ботиночки у шофера дороже, чем у хозяина. По крайней мере мне сказали, что если и куплены в России, то в дорогущем итальянском
бутике.
        – Кадилов намекал на их особые отношения, – вспомнила Лена, – ему казалось, что они близки по другой, не связанной с чьим-то бизнесом причине. Но Пышкин – гетеросексуал, по крайней мере моя подруга в этом не сомневается. Кстати, ваши люди ничего о ней не рассказывали?
        – В последние дни их не видят вместе. Похоже, что любовь прошла…
        – Она мне звонила и намекала на какого-то серьезного человека, – сказала Лена.
        – Не мое дело обсуждать женщин, – подхватил Николай, – но нечто подобное она говорила про грузчика из магазина, который, выпрыгнув из ее окна, сломал ногу. Топтунова делилась с нами подробностями того происшествия. «Этот человек не так прост, как может казаться на первый взгляд», – сказала она тогда. Так что и на этот раз все закончится переломом мужской ноги…
        – Хорошо, если бы только этим, – произнес Валерий Иванович, – но мне кажется, что следующей жертвой будет именно Пышкин. Дело в том, что ваш друг исчез. С ним, надеюсь, ничего не случилось, просто он сбежал от человека, который за ним следил. Вел его человек опытный, он проколоться не мог. Однако Пышкин исчез тоже весьма профессионально. Зашел в магазин мужских костюмов, некоторое время ходил по залу и выбирал, потом отправился в примерочную, вышел, поговорил с продавцом, вдвоем стали рассматривать товар, затем нырнули в служебные помещения… И все – нет человека. Там был еще один выход – на другую улицу. Вряд ли депутат ушел именно от нашего наблюдения. За ним следил еще кто-то. Так, по крайней мере, показалось моему человеку. Но Пышкин так просто не пропадет, он человек публичный, личность медийная, любит, как говорят, попиариться.
        – Я могу позвонить Топтуновой и у нее разузнать, что и как. Про Пышкина, про его водителя… Она наверняка многое знает и еще больше расскажет.
        Коля сразу же выразил сомнение в необходимости этого звонка, а Валерий Иванович промолчал, поэтому Лена немедленно набрала телефон своей школьной подруги.
        Ирина очень обрадовалась и тут же начала рассказывать, каким негодяем оказался депутат, как он воспользовался ее минутной слабостью, а потом наобещал золотые горы. Но поскольку Топтунова неплохо разбирается в людях, она моментально раскусила его, поставила на место и очень скоро заставит страдать. Потом, когда прозреет, он поймет, какую женщину потерял, только будет поздно. Но теперь у нее есть другой…
        После этих слов Ирина перешла на шепот, из чего можно было сделать вывод, что ее избранник находится неподалеку – вероятно, в соседней комнате.
        – Он такой изысканный весь, – шепотом хвасталась она, – они с Пышкиным – друзья с детства. Только Пышкин пошел в депутаты, а Павлик…
        – В шоферы, – закончила Зворыкина.
        – Типа того, – согласилась на другом конце провода Топтунова и засмеялась.
        Смеялась она тоже очень тихо, что подтверждало, что ее возлюбленный – и в самом деле человек серьезный.
        – Ну и подумаешь, что водитель, у тебя, что ли, никогда… – Ирина вдруг вспомнила, с кем делится сокровенным. – Ну да, у тебя вряд ли…
        – А как он будет работать у Пышкина, если у тебя с ним?.. – поинтересовалась Лена.
        – А он уже у него не работает, они вообще поссорились из-за меня. Павлик хотел отдать ему ключи от «Ауди», но я не позволила. Сказала, что эта машина мне вместо выходного пособия. Ты ж понимаешь, с паршивой овцы – хоть шерсти клок…
        Надо было заканчивать разговор, но остановить школьную подругу не представлялось возможным.
        – …Без работы не останется, – продолжала делиться своей радостью она. – Голова у него есть. Он на бирже играет. Пышкин ведь в машине с разными людьми разговаривал, а Павлик все слышал. Помнишь, как в одном фильме американском? Шофер миллиардера тоже слушал, а потом всякие акции перепродавал и тоже стал миллионером. А Владимир как был пустобрехом, так и останется до конца дней. Ему же только на трибуне Думы покрасоваться. Давай как-нибудь все вместе встретимся и пообщаемся по-человечески. Только без Майоровой, а то она начнет… Ну, ты понимаешь.
        – Так она на Пышкина переключится.
        Топтунова замолчала, раздумывая:
        – Пусть, но все равно нам не надо ни Пышкиных, ни Тамарки.
        На этом разговор закончился.
        – Вы все слышали, – сказала Зворыкина, – ничего толком не узнали.
        – Как сказать, – откликнулся Валерий Иванович. – Если все так, как она рассказывает, то это хваткий парень, который, подзаработав, решил уйти от хозяина за новым статусом.
        – Если он Топтунову и в самом деле любит, то дай Бог им обоим удачи, – подытожил Николай.
        Ночью Лена проснулась, посмотрела на спящего мужа, и сердце ее защемило от счастья – от того, что Коля рядом, скоро вернется домой сын, они будут вместе, все невзгоды останутся позади. Все будет, как прежде! Не будет, конечно, никакой работы в шарашке при мэрии, написания книг за Кадилова, никакого Колумбийского университета, огромных гонораров, признания и популярности. Не будет публичности, да и не нужна она, когда рядом есть любимые и родные люди, друзья, с которыми можно все обсудить и рассчитывать на их помощь в трудную минуту. Хотелось бы, чтобы так же все сложилось у Топтуновой и Майоровой. И если у Ирины все вроде бы складывается удачно, возможно, повезет и Тамаре, когда она не будет искать себе престижного и удачливого партнера, считая, что врач или инженер ниже ее собственного статуса. Ведь наверняка Майорова, как и все, мечтает о любви, семье, детях, о любящем и заботливом муже. Просто не встретила еще того единственного, а встретит, сразу закончится у нее период шатаний и пустых знакомств, все и у нее сложится, покой наступит и на душе, и в жизни – она будет так же счастлива,
как счастлива сейчас Лена.
        Теперь она лежала, наслаждаясь своим счастьем, думала о том, что будет завтра, о работе, по которой уже начинала скучать, представляла свой кабинетик с узким окном и притулившимся к нему старым тополем, вспоминала людей, с которыми виделась каждый день, мудрого и абсолютно не амбициозного Дмитрия Натановича, Риту Ковальчук, погибшую так страшно и нелепо…
        – Не спишь? – спросил Николай и, не дождавшись ответа, поцеловал ее в висок.
        – Думаю, – ответила Лена, подставляя ему губы.
        – Вот и я, – шепнул он, – о нас, о Володьке Пышкине, дай Бог ему здоровья, о Валере и Асе, которая наконец раскрепостилась, о Петьке нашем… И про Белканова, разумеется, тоже. Я, когда сидел в камере, размышлял о том, что со мной случилось, пытался понять, выстроить какую-нибудь логическую цепочку, но не складывалось. Мне этот Белканов представлялся абсолютным злом, а теперь мне даже жалко его. Вдруг он ни при чем, и его использовали так же, как и меня, с непонятной для нас обоих целью? Какой бы человек он ни был, наказывать за грехи таким образом нельзя.
        Глава 27
        Утром Зворыкина начала собираться на работу, но пришел Валерий Иванович и просил еще пару дней посидеть в этой квартире. Сам же он уже созвонился со знакомым следователем ФСБ и сообщил, что у него имеется материал, собранный на убитого бизнесмена. Его попросили приехать в управление, но тут же перезвонили и сказали, что необходимо срочно приехать в загородный дом Белканова, где с раннего утра проводится масштабный обыск. Узнав, что Зворыкина спешит на работу, он запретил ей выходить из дома и попросил Николая проследить за этим. Коля и сам готов был улизнуть, но теперь и ему пришлось остаться. Можно, конечно, поработать дома, но Лена решила приготовить обед, предполагая, что завтра они с мужем поедут за Петькой, привезут его и все вместе они сядут за стол, будут разговаривать, делиться своими планами… Вскоре на кухню перебрался и муж, предложил свою помощь, но Лена отказалась. Тогда он притащил свой компьютер, установил его на подоконнике, примостился рядом и начал просматривать какие-то статьи… Зворыкиной, конечно, было немного тесновато, но она была счастлива от того, что он рядом, что он иногда
комментирует вслух только что прочитанное, словно делится самыми важными новостями…
        – …при такой схеме беспроводной передачи энергии не получится… Разве что сможете подзарядить свой мобильник, сэкономив полметра провода… А вы, мистер, лжете: Тесла ничего подобного не утверждал…
        Обоим было хорошо и спокойно, словно никаких неприятностей не было и впереди такая же прекрасная жизнь, какая была раньше, только еще лучше.
        Потом тишину нарушил звонок мобильного телефона Коли. Зворыкин посмотрел по сторонам. Но звонок раздавался из глубины квартиры. Николай поднялся, отправляясь на поиски телефона.
        – Мобильник в кармане пиджака, а пиджак в комнате на спинке стула, – подсказала Лена.
        Вскоре муж вернулся с молчащим телефоном в руке.
        – Незнакомый номер, – объяснил он.
        Но телефон зазвучал снова. Коля пожал плечами и все же решил ответить. Что ему сказали, Лена не слышала, но муж тут же прикрыл телефончик ладонью и объяснил:
        – Это Пышкин.
        И тут же включил громкую связь, чтобы жена слышала весь разговор.
        – Коля, надо срочно встретиться и поговорить…
        Судя по голосу, депутат был взволнован. Николай посмотрел на Лену, она энергично помотала головой.
        – Если только через пару дней, – после некоторой паузы согласился Зворыкин, – ты же понимаешь…
        – Какие пару дней! – закричал старый друг. – Каждая минута может стать последней! Я знаю, кто организовал все эти убийства, и теперь моя очередь… То есть я ни при чем, но я теперь все знаю, а эти люди в курсе…
        – В курсе, что ты знаешь? – уточнил Николай.
        – Ну да. И теперь опасность грозит мне. И тебе, если ты не поможешь. То есть не ты… Но ведь у тебя есть человек, который может помочь. Тот, который имеет связи. Он тебя вытащил из тюрьмы. Мне надо с ним срочно встретиться, чтобы он и мне помог, частным образом. Я с ним виделся на вашей даче, но телефонами тогда не успели обменяться. Ирина тогда мешала нашему общению. А теперь она меня предала. Меня все предали. Одна надежда на тебя и осталась. Мне эта встреча может жизнь спасти, хотя…
        Владимир выдохнул и снова глубоко, со стоном вздохнул.
        – Так ты хочешь встретиться со мной или с ним? – спросил Зворыкин.
        – С ним, с тобой, – с надрывом продолжил Пышкин. – Мне помощь нужна – я слишком много знаю. С ним, конечно, ты-то чем мне помочь можешь…
        Похоже было, что он хотел только одного – остаться в живых.
        – Хорошо, я свяжусь с Валерой, – пообещал Николай. – Где ты хочешь встречаться?
        – Пока не знаю. Я стараюсь не сидеть на одном месте. Ведь я человек публичный, меня все узнают. И не звони мне. Я приобрел несколько сим-карт – каждую на один звонок. Сам с тобой свяжусь…
        И Пышкин тут же отключился.
        – Похоже, что Володя серьезно влип, – заметила Лена, – он не то что испугался, он в панике. И ведь ни слова не сказал о том, что эта встреча может быть опасна и для тебя.
        – Я-то каким боком в их делах? – удивился муж.
        И набрал номер, с которого ему только что звонил депутат. Однако Пышкин уже отключил свой аппарат.
        – Что будем делать? – спросила Лена.
        Сама-то она уже знала, что срочно надо звонить Валерию Ивановичу. Знал это и Владимир. Не в полицию же, где наверняка скажут, что уважаемый человек, если у него есть какие-то основания беспокоиться за свою безопасность, должен обратиться к ним с заявлением лично. А еще лучше, пусть свяжется с Федеральной службой безопасности.
        Николай молчал, но, когда она спросила, что делать, кивнул. Все-таки они понимали друг друга без слов. Зворыкин связался с Валерием Ивановичем, и тот попросил, чтобы они оставались пока дома, он подъедет через час, дождется звонка Пышкина, и там уж вместе решат, как поступить.
        Почти сразу через шкаф в квартиру проникла Ася:
        – Валера попросил, чтобы я с вами посидела какое-то время.
        Женщины начали заниматься приготовлением обеда. Николай почувствовал себя лишним и ушел вместе со своим компьютером. Ася, как всегда, молчала, но пару раз подходила к окну, видимо пытаясь, поймать момент, когда вернется ее друг. «А ведь он уверял меня, что девушка хочет его убить», – вспомнила Зворыкина и удивилась тому, что умный и рассудительный человек может представлять себе всякую чушь. Неужели влюбленный человек сам придумывает себе преграды для того, чтобы не быть счастливым? Только ли от того, что боится быть в очередной раз обманутым? Страх измены страшнее самой измены. Лена наблюдала за девушкой, понимая, что и она влюблена и боится, вероятно, того же самого, потому что, кроме любви, ее ничего с этой жизнью не связывает.
        Валерий Иванович появился внезапно. Позвонил в дверь. Зворыкина пошла открывать, Ася – следом за ней, чтобы успеть проскочить в ванную и посмотреться в зеркало.
        Адвокат вошел и покрутил головой, словно кого-то ища. Снимая обувь, начал рассказывать.
        – Очень удачно съездил. У ФСБ и без меня много чего на убитого Белканова. Но то, что я им сообщил, не помешает. Дом, конечно, у него шикарный был, но с собой его не утащишь… К слову, когда госбезопасность пришла туда с ордером, в дверях застали девушку с двумя чемоданами. Молодая актриса, сообщила, что дружила с Артуром Мусаевичем, а теперь торопится на съемки. В чемоданах – ее личные вещи. Попросили открыть, и тут выяснилось, что среди ее вещей – трое мужских золотых часов, несколько цепей, мужских перстней, крестов, зажигалок, портсигар с камнями… Общим весом килограмма на два. Девушка объяснила, что это подарки ее друга… Больше в доме никого не было – ни прислуги, ни охраны; все успели смыться, но покопались в вещах хозяина основательно. Но главное осталось… У Атура Мусаевича, как оказалось, была обширная видеотека. Он очень любил сниматься и просматривать самого себя. Но очень много материалов, снятых на видеорегистратор: это беседы с чиновниками и нужными людьми, которые думали, что уж в машине съемка не ведется, а потому беседовали о самом насущном, называя цены за свои услуги, фамилии
участвующих в махинациях людей… И главное – я нашел видео со свадьбы Аси, которое он хранил, по всей видимости, в память о своем боссе и друге, которого сам и убил. В конце торжества, когда большая часть гостей уже разъехалась, а оставшиеся лыка не вязали, мужчины вели пьяные базары, а их подруги распихивали по пакетам и сумкам бутылки с дорогим алкоголем, контейнеры с икрой и осетриной… Именно тогда прозвучал выстрел. На записи хорошо слышен выстрел, видна и реакция людей, среди которых нет Белканова и Гребенюка. А ведь они уверяли, что, находясь в общем зале, услышали какой-то громкий хлопок и сразу кинулись выяснять, что произошло. В действительности никто никуда не побежал, разве что некоторые поспешили исчезнуть. Потом появились Гребенюк и Белканов…
        – Белканов был в белом пиджаке, – уточнила Ася.
        – Он вернулся в зал в темной расстегнутой рубашке. Увидел висящий на спинке стула чей-то пиджак, спросил у гостей «Чья это вещь?» и, не дожидаясь ответа, надел. А Гребенюк что-то в этот момент засовывал в большую сумку, предварительно вынув из нее пакеты со свадебными подарками. Я думаю, что он прятал белый пиджак со следами крови. И никто – ни Белканов, ни Гребенюк – не сказали, что их друг убит… Потом Гребенюк, увидев, что попал в кадр, крикнул оператору: «Вырубай! Сейчас получишь свои бабки и вали!» На этом запись и обрывается… Но все основания для пересмотра дела имеются.
        – Слава богу! – обрадовалась Лена и обняла Асю.
        Теперь она не сомневалась, что все закончилось. Для них. На какое-то время они соприкоснулись с миром, в котором обитают другие люди, живущие ради денег и власти, готовые совершить любое преступление, чтобы оказаться на самом верху, среди таких же алчных и подлых, не уважающих друг друга и ненавидящих народ, который они обирают. Сейчас позвонит Володя Пышкин, они встретятся с ним, он все расскажет, и тогда можно будет не прятаться в чужих квартирах, а вернуться домой, в свою привычную жизнь, где нет места злобе и предательству.
        Зворыкина посмотрела на Валерия Ивановича, который почему-то оставался серьезным.
        – Какие-то еще неприятные новости? – спросила она.
        – Не знаю даже, – ответил адвокат. – Начали проверять хозяйственную деятельность фирмы Белканова… Понятно, что деньги сливались, обналичивались. Но делалось все очень грамотно: официально они направлялись на инновационные исследования в небольшую организацию, которая занималась и занимается научно-техническими разработками. Документально все чисто: заказы на разработку, договоры подряда и субподряда, привлечение специалистов, экспертизы, акты выполненных работ, переводы средств – огромных средств, я вам скажу… Учредителями этой организации с непритязательным названием «Инновационные технологии» являются всего два человека: это, естественно сам Белканов и…. некий Николай Зворыкин.
        – Я? – удивился Коля. – Но откуда… То есть каким образом?
        – Это еще не все. В уставе «Инновационных технологий» есть пункт, согласно которому в случае выхода одного из партнеров из состава учредителей второй выплачивает его долю в соответствии с рыночной стоимостью акций, а случае смерти или гибели одного второй получает его долю безвозмездно, а наследникам, если таковые объявятся, он обязан вернуть половину уставного капитала, то есть двадцать пять тысяч рублей.
        Зворыкин стоял, пораженный.
        – Впервые слышу! Я ничего такого не подписывал…
        – Это неважно, – отмахнулся адвокат, – предприятие зарегистрировано законным путем, подписи за тебя по доверенности ставил другой человек. Важно другое: тот, кто придумал эту штуку с вымогательством и твоим задержанием, ничего не знал про «Инновационные технологии», а самому Белканову не было никакого смысла устраивать этот спектакль. Потому он и хотел прикрыть это дело без огласки.
        – Погодите… – замахала руками Лена. – Раз все так, то получается, что самым заинтересованным человеком в убийстве Белканова является…
        Она замолчала, потому что поняла, что хочет сказать то, о чем все уже давно догадались. Но все равно продолжила:
        …мой Коля, что ли?
        – Получается, – согласился Валерий Иванович. – По крайней мере у следствия только одна версия. Тем более что Зворыкин по годовым итогам регулярно получал свою долю прибыли, равную доле Белканова. Деньги переводились на его счет пражского отделения банка «Чешска спорителна».
        – Да я в Праге-то был всего один раз, года три назад, – рассмеялся Николай, – и то пару дней всего! На конференции вместе с академиком Верзильцевым прочитал там наш совместный, мягко говоря, доклад. И все.
        – Вот именно тогда счет и открыли, – подтвердил адвокат.
        Николай хотел возразить, но промолчал и посмотрел на жену.
        А Валерий Иванович продолжал:
        – Деньги со счета снимались постоянно, в последний раз как раз перед тем, как ты залез в чужую машину. Причем сняли именно пять миллионов евро. Какие-то покупки оплачивались с этого счета. Кстати, был оплачен участок земли с домиком неподалеку отсюда. Дом, конечно, не такой шикарный, как у Белканова, но зато участок земли полгектара с выходом к озеру. Дом, вероятно, с отделкой и мебелью, потому что он сдан в аренду… Как раз этот договор не внушает доверия, потому подписал его от лица владельца Белканов, как представитель продавца. Доверенность прилагалась, но подпись не Зворыкина, стоит какой-то неразборчивый крючок. Так что хоть сейчас можно вселяться…
        – Все равно этот дом не наш, – покачала головой Лена.
        – А у вас есть документы, подтверждающее ваше утверждение? – возразил Валерий Иванович. – Пусть это будет небольшая компенсация за то, что случилось с Николаем. У следствия пока одна версия, но подозреваемого нет, потому что с момента выхода из тюрьмы Зворыкин находился под наблюдением. В том числе моим. Телефонные переговоры прослушивались…
        – Мои в том числе, – догадалась Лена. – Значит, все, о чем я беседовала с Майоровой и Топтуновой, кто-то слышал…
        – Но вы же не поручали им совершить что-нибудь, противоречащее закону.
        Лена помотала головой и вдруг представила, как выглядела эта ее реакция – как у школьницы, которая пытается оправдаться за проступок, которого не совершала.
        – Закрыли тему, – тоном, не терпящим возражений, приказал адвокат. – Давайте-ка вместе решим, что нам делать с уважаемым господином депутатом, который, как мне кажется, увяз в этом деле.
        Депутата решили позвать сюда – в квартиру, недавно приобретенную Валерием Ивановичем, выслушать его, а потом уж решить, что делать дальше. Адвокат нисколько не сомневался в том, что у Пышкина рыльце в пушку, иначе он обратился бы в правоохранительные органы, а не искал встречи с ним. Странно, конечно, что он попросил помощи у старого друга, который сам недавно находился в следственном изоляторе и для освобождения которого он ровным счетом ничего не сделал.
        Но Пышкин не звонил. Они напряженно ждали, и, когда раздался звонок мобильного Лены, все вздрогнули. Но это оказался Рейнгольд, который начал рассказывать о том, что в институте русского психоанализа состоялось общее собрание, на котором решалось, как жить дальше. Предприятие принадлежало Кадилову, а наследников у Максима Максимовича, насколько было известно Дмитрию Натановичу, не было. На собрании решили работать как и прежде, Рейнгольду предложили исполнять обязанности директора, но он отказался, сказав, что у него много времени отнимает кафедра в университете, и, вообще то, чем они здесь занимаются, – не психоанализ, а профанация, а если и случаются какие-то положительные результаты, то это заслуга не метода, а квалификации специалистов. И тут же предложил на должность директора Зворыкину. Все согласились единогласно. Лена, услышав это, растерялась, поблагодарила, конечно, и спорить не стала. Разговор продолжался, когда зазвонил телефон Николая.
        Пышкин сообщил о своей готовности подъехать куда-нибудь в тихое место, где нет посторонних, заранее предупредил, что в ресторанах или кафе он встречаться не будет. Но этого никто и не предлагал. А когда ему назвали адрес, попросил, чтобы кто-нибудь встретил его во дворе – лучше, конечно, чтобы это была Лена. И тут же отключил телефон.
        Валерий Иванович сказал, что он спустится пораньше, чтобы проверить, все ли безопасно. Потом, подойдя к окну, он выглянул во двор и позвал Асю. Показал на какой-то автомобиль и спросил подругу, видела ли она эту машину раньше. Та ответила, что «девятка» стоит здесь уже пару дней, но такое ощущение, будто эта машина встречалась ей и в городе.
        Валерий Иванович вышел из квартиры. Все с интересом наблюдали, как он подошел к «девятке» и заглянул в салон, после чего поднял голову, посмотрел на окно и развел руки в стороны, что, очевидно, означало – машина пуста. Потом он подошел к нескольким другим стоящим во дворе машинам, прогулялся вдоль ряда стриженых кустов и скрылся из виду. Подождав несколько минут, начала собираться и Зворыкина.
        – Я с тобой спущусь, – предложил Коля, – не убежит же Пышкин, когда меня увидит. – Лена при поддержке Аси стала возражать, ведь Пышкин просил, чтобы его встречала именно Лена. Но Николай пообещал постоять в подъезде, никуда не выходя, зато, если потребуется помощь, он успеет выскочить. В результате из квартиры вышли втроем.
        Зворыкина стояла возле крыльца, а Коля с подругой Валерия Ивановича – в нескольких метрах за закрытой дверью.
        – Как в детстве, – шепнул Николай Асе, – словно в прятки играем или в войнушку.
        Ася молчала и прислушивалась, а Зворыкин продолжал:
        – Что за шпионские игры? Нам ничего не угрожает. Была бы опасность, разве я отпустил бы Лену одну! Приедет Володька, она встретит его – какая тут опасность? Не убийца же он! И потом, зачем ему Лену…
        – Тсс, – остановила его девушка.
        Через закрытую дверь было слышно, как во двор медленно въехала машина, потом прозвучал голос Лены:
        – Володя, я здесь.
        – Ну все, – уже громко произнес Зворыкин, – ничего страшного.
        Он открыл дверь и тоже вышел на крыльцо. Увидел выезжающую со двора машину такси. Лена шла навстречу Пышкину, который, заметив Николая, остановился. А к нему уже подъезжал еще один автомобиль. Что-то крикнул Валерий Иванович, стоящий возле той самой старенький «девятки». Адвокат махнул рукой и побежал в сторону подъезда. Из подъехавшей машины выскочили два парня, оба вскинули руки. Пышкин понял, что сейчас произойдет, и втянул голову в плечи. Зворыкин рванул к жене. И сразу загремели выстрелы. Один из парней упал лицом вниз, второй остался стоять, но выронил пистолет и обернулся, следующая пуля попала ему в голову. Лена обернулась и увидела Ленчика, который быстро приближался к автомобилю, выставив вытянутую руку и стреляя на ходу. Откуда он взялся, ведь только что все пространство перед домом было пустым! Очевидно, друг Риты прятался за кустиками, скорее всего, лежал там среди одуванчиков и клевера.
        Он выстрелил еще раз – теперь уже в того, кто оставался за рулем. Потом сбросил отстрелянный магазин и вставил новую обойму, причем сделал это за считаные мгновения, не отводя взгляда от автомобиля, к которому подошел уже совсем вплотную.
        Подбежал Валерий Иванович. Он покосился на Ленчика, но обратился к Лене:
        – У вас все нормально?
        Зворыкина пожала плечами. Зачем спрашивать, если незнакомцы не успели сделать ни одного выстрела? Адвокат шагнул к Ленчику и протянул руку:
        – Дайте сюда оружие, вы уже помогли. Спасибо.
        Парень молча отдал пистолет и улыбнулся.
        И посмотрел на Лену.
        – Это им за Риту, – сказал он.
        После чего развел руки в стороны, как будто хотел извиниться.
        Как ни странно, первой полицию вызвала Ася.
        Глава 28
        Разговаривать с полицейскими Пышкин наотрез отказался, сославшись на депутатскую неприкосновенность, что стражей порядка очень удивило. Но потом он стал названивать адвокату Герберову. Дозвонился быстро, начал шепотом описывать ситуацию, в которой оказался, однако адвокат вдруг заявил, что очень плохо слышно, и попросил перезвонить. После чего номер Герберова стал недоступен. Лицо народного избранника сделалось красным от напряжения. И все же он решился обратиться к Валерию Ивановичу, в квартире которого они находились.
        – Насколько я понял, именно вы будете защищать этого парня…
        Владимир показал на абсолютно спокойного Ленчика и продолжил:
        – Насколько я разбираюсь в наших законах, ему ничего особенного не грозит, к тому же я скажу, что этот человек защищал депутата Государственной думы, рискуя собственной жизнью… А у меня самого, к сожаленью, могут возникнуть проблемы, если всплывут некоторые факты, которые могут быть неверно истолкованы.
        – Факты уже всплыли, – ответил Валерий Иванович, – Артур Мусаевич хранил видеозаписи своих деловых переговоров, которые он вел в саунах, в своем автомобиле и еще в кое-каких местах…
        Лицо Пышкина побагровело, что свидетельствовало о том, что, несмотря на долгие годы своего депутатства и членства в различных партиях, он краснеть не разучился. Хотя, может быть, Владимир просто испугался.
        – Не волнуйтесь так, – попытался успокоить его собеседник, – там не только вы. Там много и других влиятельных лиц. Причем очень влиятельных.
        Но народный избранник все равно выглядел очень встревоженным.
        – Хорошо, – тихо произнес он, – я расскажу, как случайно оказался замешанным во всей этой истории. Я же хотел как лучше, хотел помочь…
        Сообразив, что подобный аргумент не очень убедителен, Пышкин вздохнул и вдруг встрепенулся.
        – Меня использовали втемную. Я готов с вами сегодня же встретиться…
        Это было более чем странно, потому что они и так уже разговаривали. Но Валерий Иванович понял и пожал плечами:
        – Я вечером буду свободен.
        Владимир посмотрел на Николая и Лену, которая обнимала мужа, и шепнул:
        – Позвоните мне, и я подъеду куда скажете. Только без Зворыкиных, а то они могут неправильно истолковать реальные факты…
        Владимир помялся, хотел что-то еще добавить, но махнул рукой:
        – Ладно, я вижу, что вам надо к вашему подзащитному.
        Ленчика задержали, и он дал показания, сообщив то, чему его научил Валерий Иванович. Во время допроса адвокат сидел рядом с парнем, и тот, ни разу не сбившись, сообщил, что пистолет он нашел возле дома своей подруги Риты Ковальчук и хотел сразу отнести его в полицию, но когда узнал, что из этого пистолета застрелили какого-то парня, испугался. Несколько дней думал, как ему поступить, решил посоветоваться с единственным знакомым ему в городе человеком – Еленой Александровной Зворыкиной. Но когда подходил к дому, куда она его пригласила, и уже увидел Зворыкину на крыльце, подъехала машина с бандитами. Те начали стрелять, и он, вспомнив, что у него при себе есть оружие, решил защитить женщину. А то, что он оказался таким метким стрелком – просто чистая случайность. Следователи сделали вид, будто поверили, но все равно заставили его подписаться под постановлением о подписке о невыезде. Вторую обойму Валерий Иванович предварительно, чтобы не было сомнений, из пистолета вынул.
        Адвокат отвез парня в квартиру Риты Ковальчук, а сам вернулся к Асе, которая дожидалась его в одиночестве, так как Зворыкины убыли в свой дом. Пышкин уехал раньше всех, но куда, не сообщил. Домой ему почему-то возвращаться не хотелось, там было уныло, а душа требовала общения. Желание поговорить с кем-нибудь, излиться, пожаловаться на судьбу терзало его, но поговорить было не с кем. И кому звонить, чтобы поделиться произошедшим с ним, Владимир тоже не знал. Набрал номер Топтуновой, но, услышав ее голос, тут же сбросил вызов.
        Звонить больше было некому, и потому Пышкин набрал номер Николая Зворыкина.
        – Как выяснилось, у меня, кроме тебя, друзей нет. И поговорить, чтобы высказаться, снять с души груз, тоже не с кем. Ты не против, если я приеду к вам?
        Коля растерялся, а депутат тут же добавил:
        – Я скоро буду.
        Часа не прошло, как он уже звонил в дверь их квартиры. С собой принес две бутылки шведской черносмородиновой водки, бутылку французского шампанского «Клико», банку иранской черной икры, крупных греческих оливок и еще кое-каких импортных продуктов, не попавших под санкции, наложенные Государственной думой.
        – Я хочу повиниться, покаяться и рассказать то, о чем сам узнал буквально только что.
        Он хотел проскочить на кухню, но его провели в комнату. Владимир зашел и тут же выскочил, извинившись, что забыл снять обувь. Вернулся в носках и вздохнул:
        – Кто же знал, что так случится!
        Зворыкин посмотрел на жену, она пожала плечами. После чего Николай откупорил стоящую на столе бутылку отечественного продукта, наполнил две рюмки. Владимир тут же, не садясь за стол, схватил одну и провозгласил тост:
        – За то, чтобы дружба всегда…
        Он замолчал, не зная, как закончить, а потом одним глотком осушил свою рюмку. Наконец опустился на стул.
        – Вы имеете право думать про меня все, что угодно. Но я расскажу, как оказался во власти людей недостойных и просто ужасных…
        Он ненадолго умолк, потому что ему и самому признание показалось слишком откровенным. Потом протянул руку и, ухватив пальцами греческую оливку, отправил ее в рот.
        – Извините, что я так по-простому. Но мы ведь свои люди.
        Затем он все же взял вилку и выудил из банки латвийскую шпротину. Хотел съесть, но прежде решил объяснить.
        – Я, правда, тогда не знал, что это люди настолько ужасные… Да и потом, меня просто просили о содействии, что в этом такого? Я же без всякой выгоды для себя лично…
        Пышкин быстренько отправил шпротину в рот и посмотрел на бутылку. Лена спросила:
        – А зачем ты Колю подставил?
        – Так ведь Белканов хотел создать инновационное предприятие, спросил, есть ли у меня специалисты, вот я про Николая ему и рассказал без всякой задней мысли. Он его и в глаза ни разу не видел. Откуда мне было знать, что Артур придет в отдел кадров института и возьмет там все данные Зворыкина, включая ксерокопии паспорта и всех его свидетельств? Я только на днях об этом совершенно случайно узнал. Если не верите, можете меня презирать… Но у меня, кроме вас…
        Пышкин взял со стола бутылку, наполнил свою рюмку, потом взглянул на Николая:
        – А ты чего не пьешь? Я же за дружбу от чистого сердца предложил.
        – Если просто за дружбу, как термин, я выпью, пожалуй, – согласился Зворыкин, – но чуть позже.
        Народный избранник посмотрел на Лену, словно ожидая ее поддержки, но она отвернулась. И тогда он произнес в пустоту:
        – Я уже жестоко наказан…
        Потом поднялся и широко развел руки в стороны, словно хотел обнять обоих сразу:
        – Простите меня, ребята!
        Добрые люди не помнят зла, поэтому они и прощают всем и почти все.
        Когда прибыл Валерий Иванович, Пышкин был уже здорово пьян. Увидев адвоката, он полез к нему обниматься и умолять о прощении.
        Вскоре они втроем унесли депутата и уложили спать. А когда вернулись за стол, Лена спросила:
        – Какие новости?
        – Двое, как вам известно, наповал, но все-таки один жив и будет давать показания, – ответил адвокат и восхитился. – Ленчик-то каков оказался! А с другой стороны, снайпером в разведроте служил. Орден Мужества за просто так не дают… Хороший мужик!
        Глава 29
        Лене позвонил Кондаков. Сам!
        Голос его был приторным, но деловые нотки все же проскальзывали.
        – Как ваши дела, Елена Александровна? – поинтересовался он.
        – Все слава богу, вашими молитвами.
        – Не льстите мне, – переходя на патоку, продолжил вице-губернатор, – вы и сами женщина с характером.
        Никто ему не собирался льстить, к тому же Лена не могла понять, зачем он звонит и уж тем более почему разговаривает таким голосом.
        – Я чего звоню, – продолжил Виктор Васильевич, – дело в том, что принято решение о создании службы психологической разгрузки, назовем ее пока так, но, если вам не нравится название, можете придумать другое. Финансирование будет приличным. Так что через недельку-другую можете приступать к исполнению новых и очень ответственных обязанностей. Но до того времени нам надо увидеться.
        – Спасибо за доверие, но я вынуждена отказаться: коллектив клиники Кадилова избрал меня директором, и я…
        – Так ведь можно совмещать, – не дал ей договорить Кондаков, – вы будете осуществлять общее руководство, направлять деятельность, так сказать. Поэтому не спешите отказываться. Но я к чему это говорю. Нам надо все равно встретиться. Я приглашаю вас и вашего мужа к себе в загородный дом, шашлычки, разговорчики… Давайте дружить семьями… Тем более что вы уже не чужой человек для нас. Вика, чуть что, вспоминает: «А вот Елена Александровна говорит то, Елена Александровна говорит се…» Так что приезжайте, познакомите меня с мужем. Я, кстати, знаю, что с него сняли все обвинения… Не буду скрывать, сам приложил к этому руку. А потом вдруг узнал, что он совладелец фирмы некоего погибшего недавно Белканова. А ведь Белканов должен был заключать контракты в Италии… Очень выгодные контракты не только для их фирмы, но и для всего города в целом. Городская казна получит столько в виде перечисленных налогов!.. Так что давайте приезжайте.
        – Уж лучше вы к нам, – предложила Лена. – У нас тоже, как выяснилось, имеется загородный домик и полгектара земли с соснами. Так что места хватит всем…
        – Я подумаю, – ласково ответил вице-губернатор и закашлял, видимо поперхнувшись своей заботой и вниманием.
        На этом разговор закончился.
        Встречаться с Кондаковым не очень хотелось, только поэтому Лена пригласила его, надеясь, что Виктор Васильевич откажется.
        Участок на берегу озера с большим кирпичным домом и в самом деле принадлежал Николаю. Лена хотела заставить мужа отказаться, но Валерий Иванович принес свидетельство о собственности, а потому, как отказаться, Зворыкина представить себе не могла. Они с Колей съездили, посмотрели дом и поразились. Он показался им огромным и пустым. Накануне из него съехали арендаторы – какой-то некоммерческий фонд. Следов фонда не сохранилось, вообще могло показаться, что дом только что построен и ждет хозяев. Лена, растерявшись, осматривала грандиозные покои, а Николай, зная ее настрой, решил взять инициативу в свои руки. Он повернулся к сопровождавшему их Валерию Ивановичу и решительно заявил:
        – Будем брать!
        В тот же день привезли в дом Ленчика и Петьку, которому оставалась еще неделя каникул. Третий день они там жили вдвоем. Ленчик ловил рыбу, а Петька мастерил беспилотную подводную лодку с видеокамерой, чтобы запускать аппарат под воду и смотреть, где этой рыбы больше всего. Вечерами к ним приезжали Николай с Леной, проводили вместе вечер, ночевали, а утром уезжали на работу. А еще там была бревенчатая баня – прямо рядом с озером. Баня куда больших размеров, чем на их маленьком участке рядом с полем и близким лесом. И, разумеется, более комфортная.
        Узнав про баню, Майорова сразу заявила:
        – На выходные я к вам.
        Но обещала приехать не только она. Напросилась и Топтунова. Естественно, со своим новым избранником Павликом – бывшим водителем Пышкина. Теперь можно было принимать много гостей: одних спален в доме имелось шесть. Хуже, что и Пышкин грозился нагрянуть. Вряд ли, конечно, он будет рад видеть Ирину, и уж тем более в компании своего шофера, но ведь они не ссорились, и делить им нечего. К тому же дом большой, комнат много, есть застекленная беседка во дворе, баня и, наконец, берег озера.
        Утро субботы выдалось солнечным. Лена проснулась, вышла на балкон и опустилась в плетеное кресло. Смотрела на гладь сверкающего озера, на противоположный берег, где тоже росли сосны, на высокие перистые облачка, потом опустила взгляд и любовалась на сына, который, едва дождавшись восхода, пошел испытывать подводную лодку. По мелководью, засучив джинсы, вместе с ним бродил Ленчик. Увидев Зворыкину, парень помахал ей рукой. Все вокруг было переполнено спокойствием и тихой радостью.
        На балкон вышел Николай, но не стал пристраиваться на соседнее кресло. Наклонился и поцеловал жену.
        – Девять часов уже, – напомнил он, – пойду готовиться к приезду гостей.
        Лена хотела его остановить, но Коля прекрасно и без нее знал, что Майорова даже в будни никогда не поднимается раньше одиннадцати, у Топтуновой – очередной медовый месяц, а Пышкин неизвестно, приедет ли вообще.
        Как ни странно, первой прибыла именно Майорова. Ровно в десять она подъехала к дому и посигналила. Увидев на балконе Лену, помахала ей рукой и крикнула:
        – Ворота – просто офигеть! А забор какой! Вам повезло, ребята!
        Потом начался осмотр дома. Тамара считала спальни, но когда услышала, что одна забронирована за ней навечно, успокоилась. Выбрала комнату с видом на озеро, проверила пустой шкаф, после чего опустилась на кровать и спросила:
        – А депутат будет?
        И сама же рассмеялась.
        Очень скоро позвонил Пышкин и поинтересовался, приехала ли Топтунова со своим… Лена ответила, что пока нет.
        – Да плевать на них! – осмелел Владимир. – Вообще-то я уже перед воротами стою.
        Лена пошла встречать, а Майорова поспешила навести красоту. Потом она спустилась и уже вместе с хозяевами и гостем стала осматривать земельные владения. Она восхищалась клумбами с ковром душистых петуний, арками с плетистыми розами, кустами черной смородины и малины, высокими соснами, берегом озера. Заглянула в баню, выйдя из которой вздохнула и признала:
        – Высший класс, это я вам как специалист говорю!
        – Часто бываете в банях? – встрепенулся народный избранник.
        – Я владею проектно-архитектурным бюро, – объяснила Тамара, – приходится заниматься и такой тематикой.
        И направилась рассматривать всплывшую подводную лодку.
        Пышкин глядел ей вслед.
        Подъехали Валерий Иванович с Асей. Адвокат сказал, что мангал и приготовление шашлыков он берет на себя.
        И тут позвонил вице-губернатор.
        – Называйте адрес, мы уже выехали.
        Это было так неожиданно, что Лена растерялась. Машинально сообщила адрес, стала объяснять, как лучше подъехать, но Кондаков прервал, сказав, что у него опытный водитель, а навигация в машине еще лучше.
        – Вообще у нас гости, – попыталась остановить его Зворыкина.
        – Так мы не нахлебниками к вам, – хохотнул Виктор Васильевич. – В конце концов, пусть гости развлекаются, а мне надо с вашим мужем о деле переговорить. Лучше сделать это на природе, чем в душном кабинете. Время не ждет, как говорится. Кто это сказал?
        – Это название книги Джека Лондона, – ответила Лена.
        – Вот видите, а вы пытаетесь возразить!
        Она не пыталась, просто не ожидала, что сюда вот так запросто нагрянет высокое должностное лицо.
        – Я с супругой и Викой, – добавил вице-губернатор, – скоро будем.
        Лена подошла к мангалу, возле которого колдовал Валерий Иванович, и сообщила ему, что очень скоро прибудет Кондаков с Инной Сергеевной и Викой.
        – Очень хорошо, – спокойно ответил адвокат, – он здесь не лишним будет.
        После этих слов он перевернул шампуры, достал из кармана мобильник и, отойдя в сторону, набрал номер.
        Зворыкина вернулась к гостям и объявила:
        – Я должна сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет вице-губернатор.
        – Да ладно! – не поверила Майорова.
        А Топтунова поправила свою грудь. Пышкин никак не отреагировал, а его бывший водитель отвернулся. Николай сказал, что мяса хватит на всех, но если Кондаков такой же алкаш, как Вовка Пышкин, то кому-то придется бежать в магазин.
        – Я могу и совсем не пить, – обиделся депутат.
        После этого Тамара наконец-то поверила. Она отвела Лену в сторонку и поинтересовалась, один ли приедет большой начальник и женат ли он вообще.
        Кондаков прибыл в сопровождении полицейской машины с мигалкой на крыше. Первой из сверкающей отражениями черной машины выскочила Вика. Девочка подбежала к Лене и обняла ее. Потом показался величественный Виктор Васильевич. Он подошел к хозяйке и поцеловал ей руку. Подбежавший водитель приоткрыл пассажирскую дверь, и из автомобиля выглянула Инна Сергеевна; она обвела взором двор и наконец вышла. Бывшая жена Валерия Ивановича была в светлом бежевом костюме, который подчеркивал стройность ее фигуры. Вице-губернаторша обняла Лену и даже чмокнула ее в щеку. И сказала:
        – Мы не с пустыми руками.
        После чего водитель достал из багажника пластиковое ведерко с маринованным мясом и пару коробок с алкогольной продукцией.
        – Коньяк и виски для любителей, – сообщил Кондаков.
        Зворыкина позвала сына и, когда Петька подбежал, познакомила его с Викой.
        – Изобрел что-нибудь новенькое? – спросила девочка.
        – Сейчас как раз испытываю радиоуправляемый подводный аппарат. Если хочешь, могу продемонстрировать.
        Дети ушли к озеру, и Лена вздохнула свободно. На самом деле она более всего боялась встречи Вики с отцом. Неизвестно, как бы девочка отреагировала, а так, если и заметит его, то успеет приглядеться со стороны и подготовиться.
        Теперь же она вела прибывших гостей к беседке, за которой стоял мангал, а потому Инна Сергеевна не могла видеть, кто возле него. Но в самый последний момент, когда Кондаков уже вступил на ступеньки крылечка, Валерий Иванович все же появился. Инна Сергеевна побледнела, сделала шаг назад, потом оглянулась на озеро, где о чем-то увлеченно разговаривали дети, после чего стремительно проскользнула внутрь беседки. Следом вошло высокое должностное лицо.
        Сначала Кондаков представился женщинам, на долю мгновения задержавшись скользящим взором на декольтированной груди Топтуновой.
        Потом познакомился с мужчинами, подав каждому руку и представляясь:
        – Виктор, Виктор, Виктор…
        Только Пышкину он сказал:
        – Пламенный привет Госдуме.
        Валерия Ивановича он не узнал или сделал вид, будто не догадывается, кто перед ним.
        Тут же в беседку проскочил его водитель с запечатанной в полиэтилен упаковкой минералки «Перье».
        – Ты свободен, Сеня, – не оборачиваясь к шоферу, бросил вице-губернатор, – смотри только, не опаздывай. И ментам передай, чтобы тоже, а то как мы доберемся?
        – На этот случай заказан автобус, – сказал Валерий Иванович.
        Кондаков никак не отреагировал, и Лена поняла: вице-губернатор прекрасно осведомлен, кто перед ним. Инна Сергеевна смотрела в сторону, не зная, что ей предпринять: то ли встать и уйти, то ли, как муж, изображать полное неузнавание.
        Все расселись, разлили коньяк по бокальчикам, стоящим перед мужчинами. Женщинам налили шампанского. После чего с приветственным словом к собравшимся обратился вице-губернатор.
        – Первый тост, как водится, за знакомство, но сегодня я хочу нарушить традицию и выпить за хозяина дома.
        Кондаков повернулся к Николаю и проникновенно продолжил:
        – Я рад, что все закончилось для вас, а то смотрел, как Леночка убивается, и трудно было оставаться… Потом это несчастье с Белкановым… Страшная трагедия!
        Вице-губернатор, очевидно, подводил к тому, что ему с хозяином надо поговорить наедине.
        После того как все выпили, он признался:
        – Я взял под свой личный контроль ход расследования. Мне из следственного комитета каждый день звонят, отчитываются, делятся, что и как…
        – Следствие ведет ФСБ, – негромко напомнил Валерий Иванович.
        Но Кондаков сделал вид, что не расслышал.
        – К сожалению, заказчика выявить пока не удалось. Трое покушавшихся на вас погибли, но опытные спецы знают, что делать. Так что давайте пока выпьем, а потом…
        Виктор Васильевич посмотрел на хозяина дома:
        – …Мне хотелось бы с вами обсудить кое-что с глазу на глаз.
        – Со мной? – удивился Зворыкин.
        – Конечно, ведь вы, так сказать, теперь единственный владелец акционерного общества «Инновационные технологии». Мне доложили именно так.
        Николай пожал плечами, а Пышкин в это время наполнил бокалы коньяком. Вице-губернатор заметил это и провозгласил новый тост:
        – За справедливость и закон!
        Все выпили. Виктор Васильевич, не закусывая, поднялся и показал головой на выход из беседки.
        – Николай, где мы можем пообщаться? Хотелось бы на трезвую пока голову обсудить некоторые аспекты.
        Коля начал выбираться из-за стола, и тогда Валерий Иванович обратился к вице-губернатору:
        – На самом деле не все киллеры были убиты. Один выжил и дал показания. Насколько мне известно, организатор установлен и определен заказчик.
        – Вот как? – удивился чиновник. – А мне пока не сообщили. Так что же известно лично вам?
        На слове «лично» Кондаков сделал особое ударение. Он остался стоять, ожидая ответа.
        – Так история долгая, если хотите выслушать всю до конца, то вам придется присесть.
        Теперь уже адвокат сделал ударение на последнем слове.
        – Только побыстрее, у нас дела с Николаем, – напомнил вице-губернатор.
        Пышкин, пользуясь моментом, еще раз начал наполнять бокальчики, но Виктор Васильевич остановил его взмахом руки. И все равно Владимир налил коньяк себе и плеснул в бокал своей соседки Майоровой.
        – Благодарю вас, – улыбнулась Тамара, – вы очень любезны.
        – Так что вы имеете сообщить нам? – поторопил адвоката Кондаков. – Кто там и кому дает показания?
        – История давняя. Начну с конца. Из троих покушавшихся на моих друзей выжил, как я уже доложил, один – тот, кто находился за рулем. Он признался, что недавно принимал участие в убийстве еще одной женщины. Так же сидел за рулем. За окнами шел сильный дождь, и самого момента убийства он не видел, слышал только, что один из его подельников застрелил…
        Валерий Иванович посмотрел на Лену, и та продолжила:
        – Бедную Риту Ковальчук.
        – Какой ужас! – покачала головой Топтунова.
        – По ошибке, – кивнул адвокат, – им поручили убить совсем другую девушку. Когда стали устанавливать того, кто им дал этот заказ, выживший киллер признался, что лично с ним не знаком. Но один из его приятелей называл того человека «Толиком Робин Гудом».
        – Как? – едва ли не рассмеялся вице-губернатор. – Прямо фильм какой-то пересказываете в стиле фэнтези.
        – Удивительно, правда, – согласился с ним Валерий Иванович. – Вот и следователи не поверили. Как это известный бандит, про которого много лет ничего не было слышно, которого считали убитым, вдруг объявился снова! Но киллер все объяснил. Его старший брат двадцать лет назад входил в преступную группировку вышеупомянутого Робин Гуда. Этот брат был, как мне помнится, единственным, кто остался в живых при задержании. Получил потом восемнадцать лет. Отсидел свой срок полностью, вернулся больным… Туберкулез на последней стадии. Вернулся, чтобы тихо умереть. Но неожиданно ему позвонил человек, который представился Толиком Робин Гудом и назначил встречу. Больной человек не стал отказываться, поехал. И, как потом выяснилось, встретился он с бывшим своим главарем, который хоть и сделал пластическую операцию, полностью изменившую его внешность, но память не потерял и рассказал несчастному сидельцу такие подробности, о которых мог знать только один человек – тот самый Толик. Да еще лаве подкинул – запечатанную пачку денег. Короче говоря, бывший главарь хотел предложить ему новое сотрудничество, но, посмотрев
на умирающего, передумал. Зато тот попросил пристроить к делу своего брата, который, по его мнению, классный водила, типа Шумахер в натуре. Вскоре к этому Шумахеру пришел молодой человек и сказал, что он от Робин Гуда, добавив, что теперь и он, если не гнилой, тоже будет работать на легендарного бандита. Естественно, что отказа не последовало. Но мы отвлекаемся, потому что нас интересует личность самопровозглашенного благородного разбойника. В свое время были установлены имя и фамилия этого человека. Самое удивительное, что он оказался из вполне приличной семьи. Был студентом химфака, хорошо учился, но время было – начало девяностых, бандитская романтика поманила парня. Начал с того, что похитил отца одного из своих сокурсников… Потребовал выкуп, обещая отпустить, если семья не станет обращаться в милицию. Семья и не обратилась, собрала, сколько просили похитители. Продали, что могли, заняли, но отдали. Миллион баксов. Толик деньги получил, но бизнесмена не выпустил. Безнаказанность рождает преступления. Потом было другое похищение: на этот раз увезли жену предпринимателя из молодого закавказского
государства. Бизнес у того в нашем городе был не совсем легальный, и потому тот не обратился в правоохранительные органы, посчитав, что решит все сам. У него к тому же были терки с местной братвой. С предпринимателя просили уже два миллиона. Сначала он пытался подбросить похитителям муляжи пачек. Но бандиты взяли того, кто принес им эту сумку с куклами, и в той же сумке прислали его голову. Предприниматель сломался, собрал деньги и своих людей… Передал, надеясь перехватить, но бандиты ушли… Похищенную женщину обнаружили там, где и договаривались, – на заброшенном складе, в машине. Она была связана. Когда муж вместе со своими друзьями и родственниками бросился ее распутывать, прогремел мощный взрыв… Не буду пересказывать все эпизоды преступной деятельности, скажу только, что действовала банда этого Толика почти полтора года: похищения чередовала с нападениями на инкассаторов и пункты обмена валюты…
        Инна Сергеевна не смотрела на говорящего, а ее муж казался равнодушным. Тамара следила за рассказом очень внимательно, а Топтунова прижималась к своему Павлику, который положил ей руку на плечо.
        – Банду разгромили, главаря посчитали убитым. Но он просто изменил внешность и на время затих. Толик оказался человеком с явным криминальным талантом. Став обладателем огромных по тем временам, да и по нынешним тоже, денежных средств, он начал вкладывать их в разные предприятия. В том числе, подняв один дохленький банчок, потом его разорил. Председателя правления того банка считают исчезнувшим с бюджетными деньгами и средствами клиентов. Главбух будто бы повесился, не оставив, правда, никакой предсмертной записки. Другие фирмы, в которые он инвестировал, также разорились. Все разорились – кроме предприятия Белканова, но это должно было обязательно случиться… Догадывался ли об этом Артур Мусаевич или нет, но он подготовил себе другое – «Инновационные технологии». Но в дело встрял некий депутат, который решил немного отщипнуть от пирога Белканова, пообещав ему инвестиции, за что попросил пять миллионов евро.
        Все обернулись на Пышкина, и тот сжался:
        – Так и было… Почти так… Но я сам во всем признался. Коля меня простил.
        – Небольшую часть этих средств депутат решил отдать своему приятелю на новые разработки, под залог патентов, разумеется. Но поскольку вышеуказанный депутат был человеком из робкого десятка, то вместо того, чтобы забрать чемодан самому, придумал дурацкую схему, а это навело Белканова на мысль, что его разводят на бабки… А потому он обратился в прокуратуру. Но Артур Мусаевич отвлекся на частный случай, упустив главное: Толику он уже не был нужен, потому что он сам вышел на высокого чиновника в правительстве города и договорился с ним о совместной деятельности. По всей видимости, он представил убедительные доказательства того, что именно он является истинным владельцем предприятий Белканова, и предложил такие условия, что вице-губернатор…
        – Чушь какая! – не выдержал Кондаков. – Если бы я знал, что меня в этом доме будут так…
        – Я ожидал подобной реакции, – не дал ему договорить Валерий Иванович, – но вы же не единственный вице-губернатор в городе, и чтобы не было путаницы, я пригласил сюда человека, которому вы безусловно поверите…
        Он обернулся и посмотрел за окно, на угол дома, из-за которого вышел человек в сером костюме и направился ко входу в беседку. Судя по всему, Кондаков его узнал…
        – А этому чего здесь надо? – негромко спросил он.
        Человек в сером костюме вошел в беседку, поздоровался с адвокатом за руку и произнес:
        – Генерал Гусев, заместитель начальника городского УФСБ.
        – Присаживайтесь, Николай Николаевич, – предложил ему Кондаков.
        – Времени у меня нет, – покачал головой Гусев, – я же здесь по делу.
        – Вот и поговорим.
        – Обязательно, раз вы не против, но только в другом месте. Давайте пройдем.
        – Куда? – не понял Виктор Васильевич.
        – В автобус, – подсказал адвокат, – я ведь предупреждал, что автобус заказан.
        – Домой к вам смотаемся, проведем обыск, – объяснил генерал, – а потом заскочим в служебный кабинет и сделаем то же самое.
        Тут же на площадку выехал автобус с темными шторками на окнах, двери открылись, и из них начали выбегать вооруженные короткими автоматами люди в касках и масках.
        Николай с Леной поднялись и подошли к выходу, но первой из беседки выскочила Тамара Майорова.
        – А можно и я пойду? – спросил Пышкин.
        – Идите пока, – кивнул генерал.
        Попыталась подняться и Топтунова, но приятель схватил ее за руку и вернул на скамью. Инна Сергеевна смотрела на мужа, потом на Валерия Ивановича, снова на мужа.
        – Я ничего не понимаю, – проговорила она. – Кто мне объяснит?
        – Ваш муж задерживается по подозрению в совершении ряда преступлений. В автобусе представитель прокуратуры, который все расскажет, – отозвался человек в сером костюме.
        – Это ошибка, – едва выговорил Виктор Васильевич.
        – Я не понимаю…
        Инна Сергеевна смотрела на Валерия Ивановича:
        – Ты рассказывал про какого-то Робин Гуда. При чем здесь мы?
        Но опять ей ответил генерал Гусев:
        – Лично вы ни при чем и можете быть свободной. А ваш супруг поедет с нами…
        – Черт знает что! – возмутился Кондаков, подхватил жену под руку и стремительно вышел из беседки, намереваясь, как видно, прорваться к своему автомобилю.
        Но далеко ему уйти не дали. Их окружили люди в масках, Инну Сергеевну немного отодвинули, а вице-губернатора подхватили под руки и повели к автобусу со шторками.
        Генерал посмотрел вслед этой группе и восхитился:
        – Как все вежливо! Умеем же работать интеллигентно, когда захотим!
        После этих слов Гусев посмотрел на возлюбленного Топтуновой:
        – Но и ты, Толик, давай-ка тоже на выход.
        Топтунова вскинула ресницы и объяснила:
        – Это Павлик, вы ошиблись…
        Она не успела договорить и убедить генерала, потому что тот человек, которого она считала самым лучшим и самым добрым на свете, прижал ее к себе и приставил к ее горлу вилку.
        – Дайте мне уйти, а то я ее приколю сейчас!
        – Верю, – согласился Гусев, – только тебе-то это зачем? Все равно же возьмем. А кто тебе передачи носить будет? Следствие-то долгое предстоит… А тюремная хавка не для всякого желудка.
        – Все равно приколю! – заорал Толик Робин Гуд. – Мне по любому раскладу вышак корячится…
        – Ну ладно, иди, – вздохнул генерал, вышел из беседки, спустился по ступенькам и отодвинулся в сторону. – Только корячится тебе не высшая мера, а пожизненный срок.
        – Всех людей с территории убери! Автобус тоже! Оставьте мне губернаторскую тачку с включенным движком! – орал человек, бывший еще недавно очень любимым и единственным для Ирины Топтуновой. – Откройте ворота!!!
        Автобус уехал, увозя вице-губернатора и людей в масках. Генерал попросил Николая открыть ворота пошире. Шофер Кондакова подогнал сверкающий автомобиль вплотную к выходу из беседки и распахнул водительскую дверь. Потом все отошли. Толик Робин Гуд, не отрывая вилки от горла своей подруги, сделал шаг на ступеньку крыльца, спустился еще на одну, сделал шаг на дорожку, коснулся рукой двери машины… И в этот момент сидевший до этого под окном беседки человек в маске вскочил и очень легко опрокинул его на землю. Ирина Топтунова осталась стоять, даже не шелохнувшись.
        Человек в маске закрутил бандиту руки назад, Толик пыхтел в безнадежной попытке освободиться и упирался лбом в розовый кирпичик брусчатой дорожки.
        Топтунова наклонилась к нему и произнесла со злорадством:
        – Не жди от меня передач, сволочь!
        Эпилог
        – Я ничего не знал, – в очередной раз пытался оправдаться Владимир, – не догадывался даже, клянусь! Ну, то есть я с самого начала понимал, что он не простой водила. Типа того, что бизнесмен. Он сам предложил возить меня. Я хотел его помощником сделать, удостоверение и пропуск в Госдуму выписал, но он отказался. На машине он ведь только привез-отвез, да и то не всегда. У него какие-то свои дела были. При мне он о них по телефону почти не говорил. Всегда, когда ему звонили, отвечал, что сам свяжется. А так он разбирался кое в чем, даже советы давал… У него даже своя брокерская контора на бирже есть… То есть была. Я только недавно что-то заподозрил. Выхожу из мэрии, направляюсь к стоянке и вижу, как Паша садится в машину Кондакова. Подумал сначала, что он с его водителем хочет познакомиться. Стою, наблюдаю, а потом они вместе выходят… Павел, который этим Толиком оказался, и Виктор Васильевич. Потом Кондаков ему руку протянул, и так учтиво, что я удивился – с чего вдруг. Он мне-то при встрече едва кивает…
        Они сидели на балконе дома: Зворыкины, Пышкин, рядом с ним Тамара Майорова со стаканом, куда депутат как бы между прочим подливал из бутылки губернаторского виски. В стороне ждала своего часа Топтунова. Обсуждали произошедшее. Лена смотрела на беседку, где о чем-то разговаривали Валерий Иванович и Вика. Инна Сергеевна не осталась с ними, а поспешила домой, забыв даже попрощаться и не вспомнив о дочери. Вика бросила взгляд на балкон, и Зворыкина махнула ей рукой, призывая присоединиться к компании.
        С берега озера доносился запах дыма – там Ленчик с Петькой установили коптильню, в которую загрузили пойманных подлещиков. Рядом с ними в плетеном кресле расположилась Ася.
        – Давит на меня нестерпимое желание, – со вздохом объявил Пышкин, – напиться и забыться.
        – И давно это желание у вас… то есть у тебя? – спросила Тамара.
        Владимир пожал плечами, но за него ответил Николай:
        – С тех пор как в Думе оказался.
        Депутат кивнул.
        – Именно так, – согласился он с невероятной грустью в голосе.
        Майорова показала ему на стакан с виски и льдом, но Владимир покачал головой.
        – Надо же, какие деньги могли бы упасть на «Инновационные технологии»! – высказал Пышкин вслух то, о чем думал, вероятно не переставая, последние пару часов. – Ведь протоколы о намерениях подписаны, экспертное заключение комиссии по энергетике Евросоюза имеется. Цены согласованы! Это ж без малого полмиллиарда долларов! Кто теперь контракт подпишет?..
        – Николай и подпишет, ведь электростанции на бытовых отходах – его тема, – присоединился к разговору вышедший на балкон счастливый Валерий Иванович. – Его тема.