Лети, звезда, на небеса! Анна Ольховская
        Знаменитый певец Алексей Майоров и его жена Анна Лощинина ожидают рождения первенца. Майоров сдувает с любимой женщины пылинки, не отходит от нее ни на шаг. Но однажды… Ему подбрасывают конверт с гнусными фотографиями, доказывающими измену Анны. Вдобавок Алексей узнает, что бесплоден. А значит, долгожданный ребенок чужой!! Счастье, надежды, мечты разбиваются вдребезги? Я вас умоляю! Свято место пусто не бывает. На него давненько метит кроткое наивное создание с острыми зубками - костюмерша Алексея. Вот уж она-то ничего не упустит! Гордячку Анну на все четыре стороны спровадит, благо та готова уйти в чем была; деньги Майорова к рукам приберет, а там, глядишь, и отправит звезду на небеса…
        Анна Ольховская
        Лети, звезда, на небеса!
        Пролог
        Здоровенный араб, чья борода вела себя весьма нетрадиционным способом - она не ограничивалась пространством щек и подбородка, буйная растительность стекала вниз, стремясь слиться с родней на груди,  - смотрел на Стивена, словно на кусок рахат-лукума. Араб даже слюну пустил от вожделения. И только надежные фиксаторы, удерживавшие подопытного в специальном кресле, обеспечивали пока сексуальную неприкосновенность мистера МакКормика.
        Стивен покачался с пятки на носок, брезгливо рассматривая творение рук своих. Напрасно он это сделал. Любые телодвижения объекта своей страсти араб воспринимал, похоже, как элемент любовной игры. Возбужденно заухав, верзила рванулся к лакомому кусочку. Фиксаторы истерично взвизгнули, будто предупреждая, что держатся исключительно на энтузиазме.
        Лакомый кусок грязно выругался, пнул своего обожателя в коленную чашечку и выскочил из лаборатории.
        Стивен МакКормик, глава секретной лаборатории ЦРУ, надежно спрятанной в горах Чехии, мрачно рассматривал идеально чистые стенки лифта. Впервые в жизни его коробила их безупречность. Очень хотелось привести помещение в соответствие с тем мраком, который царил сейчас в душе мистера МакКормика. Заплевать их по-быстрому, что ли? Или поцарапать? Или…
        Будто почувствовав угрозу надругательства, кабина лифта остановилась и испуганно распахнула створки. Словно раковина-жемчужница.
        Вот только выпавший из нее объект мало походил на безупречную жемчужину. Скорее - на продукт жизнедеятельности рака-отшельника. Тщедушненький такой, очкастенький - классический тип ученого не от мира сего, полностью погруженного в свои исследования. Таких соотечественники Стивена любовно называют «яйцеголовыми».
        Собственно, мистер МакКормик действительно с головой погрузился в свои исследования. Поэтому походил на продукт жизнедеятельности ракообразных еще и запахом. Поскольку исследования Стивена меньше всего напоминали прозрачный ручей знаний. Гнилое болото - вот более точное определение.
        Ведь объектами экспериментов были не мышки. И не крыски. И даже не морские свинки. Объектами были люди. Пусть даже не самые лучшие представители рода человеческого, но - все же люди.
        Хотя широкой общественности этот факт знать совершенно ни к чему. Ведь граждане США хотят быть уверенными в торжестве демократии? Хотят. И не только в родной стране, но и по всему миру.
        Правда, некоторые государства в силу ограниченности и неразвитости населения вовсе не горят желанием соответствовать интересам США. Они продолжают тупо упираться и разводить вредную демагогию. Что-то там насчет свободы выбора, права наций на самоопределение и прочей ерунды.
        Обычно в этих странах начинается разгул террора: взрывают школы и отели, дипломатические представительства и просто большие скопления людей. Похищаются иностранные граждане, которые не всегда возвращаются живыми. То одна, то другая террористическая группировка берет на себя ответственность за происходящее, местные власти не справляются с ситуацией, и вот тогда наступает черед США. Укоризненно качая головой, правительство этой бескорыстной страны приходит на помощь несчастным.
        То есть высаживает войска, ставит во главе страны своего человечка, и все приходит в норму. Почти.
        И только ну очень посвященные люди знают, что часто террористы являются выпускниками лаборатории МакКормика. Нет, он вовсе не делает из подопытных тупых зомби, заряженных на выполнение одной-единственной задачи. Это было бы слишком грубо и моментально вызвало бы подозрение.
        Из рук мистера МакКормика выходят люди, практически неотличимые от оригинала. То есть от себя самих до пребывания в лаборатории милейшего Стива. Они продолжают жить той же жизнью, занимаясь привычными делами, общаясь с друзьями и знакомыми. Никто не замечает ничего подозрительного. Ну, если только некоторую холодность и равнодушие, безэмоциональность, присущую рептилиям. А поскольку в руки МакКормика попадали отнюдь не выпускники Гарварда и Йеля, подобное поведение не бросается в глаза с криком: «Ну посмотрите же, он был такой душка, а теперь - гадский гад!»
        Материал для опытов МакКормику поставлял Винсент Морено, полевой агент ЦРУ. Винсент отлавливал по всему миру особо отличившихся своей жестокостью членов террористических группировок и тайно привозил этих славных ребят в секретную лабораторию Стивена.
        И если ранее эти члены подчинялись только приказам своих лидеров, то теперь они поступали так лишь до тех пор, пока не звонил маленький мобильный телефончик, который всегда находился при них.
        И гремели взрывы, исчезали люди, лилась кровь… Демократия продолжала свое триумфальное шествие по планете.
        Система давно была отлажена, и до сих пор не случалось никаких сбоев. Пока Морено не приволок на секретный объект эту бабу!..
        Сплетая незатейливые кружева ругательств, Стивен раз за разом вставлял магнитную карточку в замок двери. Но вместо приветливого подмигивания зеленым глазом дверь угрюмо сверлила МакКормика красным и открываться категорически не желала.
        Да что же это такое сегодня! Великий ученый, рассвирепев окончательно, саданул по двери кулаком. И тут же, взвыв от боли, стал баюкать ушибленную руку.
        - Эй, Стив, ты зачем в чужой кабинет ломишься с упорством носорога? Вот и рог ушиб.  - Насмешливый голос за спиной отнюдь не вызвал у МакКормика положительных эмоций:
        - Морено, а не пошел бы ты в…!
        - Боже мой, какой изысканный слог!  - насмешливо фыркнул смуглый темноволосый мужчина, чья внешность и раньше активизировала у невзрачного Стивена глубоко спрятанный комплекс неполноценности, а в данный момент злила его неимоверно.
        Впрочем, нынче великого ученого раздражало абсолютно все.
        Тем временем Морено подошел к искрящему от ярости коллеге, забрал у него магнитный ключ и вставил его в прорезь соседней двери. До сих пор взиравшая на бьющегося в припадке хозяина с некоторым недоумением дверь облегченно вздохнула и распахнулась.
        - Прошу,  - Винсент склонился в шутливом полупоклоне, пропуская вперед сердито сопевшего Стивена.
        Можно было бы пафосно описать, как мистер МакКормик торжественно-печально прошествовал мимо кривляющегося коллеги, устремив просветленный знаниями взор в видимое лишь ему будущее.
        Но, увы, величайший ученый вовсе не собирался соответствовать канонам образа. Он влетел в свой кабинет, совершенно по-свински пнул несколько раз кресло, попытался было сдернуть с носа очки, но тут же зашипел от боли, тряся ушибленной о дверь рукой.
        - Стивен, да что с тобой происходит?  - с любопытством разглядывая употребляющего отнюдь не парламентские выражения МакКормика, Морено подошел к холодильнику, достал из морозильной камеры лед, ссыпал его в пакет и вернулся к пострадавшему.  - Ну-ка, дружище, давай сюда свою лапу.
        - Зачем?
        - Совсем ты плох, вижу. Кто из нас имеет непосредственное отношение к медицине - я или ты? Это - лед, а вон то распухшее нечто - твоя рука, какие еще могут быть варианты?
        - Ладно, не умничай, и без тебя тошно,  - проворчал МакКормик, помещая пульсирующую болью кисть в ледяное крошево.  - Уф, хорошо-то как!
        - Я не Настенька, но все равно хорошо,  - по-русски откликнулся Морено.
        - Что ты сказал?
        - Неважно. Это из старого русского анекдота.
        - Вот очень кстати ты вспомнил о русских.  - Стивен раздраженно посмотрел на своего визави, удобно усевшегося прямо на стол.  - Это происшествие с Алекс совершенно выбило меня из колеи. Две недели прошло после ее побега, а у меня до сих пор все из рук валится, не могу сосредоточиться на работе. Представляешь, до чего дошло: на днях я неправильно рассчитал алгоритм действий с Аль-Хасифи и вместо искомого хладнокровного биоробота получил пылающий любовным вожделением вулкан!
        - Ишь, какой слог у тебя вдруг появился,  - рассмеялся Морено, покачивая ногой.  - Полагаю, объект вожделения - ты сам собственной персоной?
        - К сожалению,  - Стивен никак не отреагировал на сарказм коллеги.  - И что теперь с этим делать - ума не приложу. Аль-Хасифи - объект ценный, ты его полгода выслеживал, пока смог достать, а тут такая заморочка! Черт! Хорошо хоть эту бабу крысы съели! Иначе огребли бы мы с тобой неприятностей по самое не хочу за рассекречивание объекта. И ведь как удачно с ней работа пошла, таких неожиданных результатов не выдавала ни одна из мужских особей. Видимо, женский организм реагирует на мой препарат совершенно иначе. Эх, мне бы поработать с Алекс еще недельку!  - Взгляд МакКормика мечтательно затуманился.  - Но, увы…
        - Жалко женщину все же стало?  - Винсент насмешливо прищурился.  - Такая страшная смерть!
        - Да при чем тут жалость! И при чем тут женщина?!  - МакКормик вытащил заледеневшую руку изо льда и озабоченно ее осмотрел.  - Ты бы видел Алекс, когда она орудовала в этом кабинете перед побегом! Монстр, а не женщина.
        - И кто виноват? Я же просил тебя оставить ее в покое? Просил. Куда ты меня послал? Далеко. И ведь какая славная, нежная была Алекс поначалу!  - Морено перестал ухмыляться, достал из нагрудного кармана пиджака сложенную газету, расправил ее и протянул Стивену: - А насчет страшной смерти мы поторопились. Уцелела твоя Алекс, выбралась из катакомб, и теперь она - звезда новостей!
        - Не может быть!  - МакКормик трясущимися руками схватил газету и попытался ее прочесть. Но тремор конечностей передался и печатному изданию, что затруднило чтение. Однако рассмотреть улыбающееся лицо своей подопечной Стивен смог.  - Вот гадюка, а? Она же обещала ничего не рассказывать об этом месте!
        - Она и не рассказала.
        - Так с какого перепугу она попала на первые полосы газет? Это ведь не местная газетенка, это солидное европейское издание. Чем еще могла привлечь к себе внимание эта русская?!
        - А тем, что она оказалась наследницей одного из богатейших людей Германии, Зигфрида фон Клотца.
        - Серьезно?
        - Серьезней некуда. Вот уж не думал, когда ее спасал, что выловил из речки настоящую золотую рыбку!  - Морено выхватил из рук коллеги газетные листы и, внимательно рассматривая фото, задумчиво произнес: - Жаль, что ты не успел с ней закончить. Той, милой и славной, уже нет, а абсолютно послушной марионетки нет и не будет. Марионетки-миллионерши.
        - А что мне мешает завершить начатое?
        Часть I
        Глава 1
        Артиллеристы!
        Сталин дал приказ!
        Артиллеристы!
        Зовет Отчизна нас!
        М-да. Если бы многотысячная армия поклонников мегазвезды российского шоу-бизнеса Алексея Майорова могла сейчас слышать, а главное,  - видеть своего кумира, она, скорее всего, сочла бы происходящее провокацией спецслужб. Только применение психотропного оружия способно вызвать столь массовую кошмарную галлюцинацию.
        Алексей Майоров, яркий и стильный небожитель, согласно своему статусу, просто обязан был питаться исключительно устрицами, виноградными улитками и прочей склизкой гадостью и запивать (проталкивать) сие великолепие коллекционным вином! А тут…
        Бред, наваждение: Майоров, отстукивая ритм воблой по столу (между прочим, щедро заставленному пивными бутылками), дурным мявом орет на пару с приятелем бравый марш времен Великой Отечественной войны. Вобла, которой выпало счастье послужить ударным инструментом, судя по ее выпученным глазам, пребывает в трансе.
        Мы грянем дружное
        Ура! Ура! Ура!
        Проорав заключительные строки, Майоров просветленным взором посмотрел на второго участника вокального непотребства:
        - Душевно получилось, правда?
        - А то!  - Виктор, администратор звезды, попытался горделиво выпрямиться на уютном кухонном диванчике. Не получилось. Стек обратно.
        - Может, в программу концерта этот номер включить?  - счастливое озарение вяло плеснуло своим плавником в глазах Алексея.
        - А то!  - Похоже, эта емкая и короткая фраза - единственная, которую был в состоянии прожевать Виктор. Остальные невразумительными обрывками слиплись в ком во рту и выползать на свет божий не спешили.
        - Представляешь… Эй, ты что делаешь?
        - Прелестный сюжет для семейного архива,  - ответила я, продолжая снимать на видео.  - И это в лучшем случае.
        - А в худшем?  - Муженек, сосредоточенно сопя, ловил меня за руку. Но координация движений, будучи особой женского пола, из солидарности со мной покинула его.
        - А в худшем, Лешенька, мне придется предложить этот материал желтушной прессе. Нам ведь с дочей надо на что-то жить, твоими пустыми бутылками не прокормишься.
        - А зачем жрать бутылки?
        - А то!
        Чистые, незамутненные проблесками разума взгляды. Радостные улыбки ласковых кретинов. Временный паралич конечностей (мозг-то в отключке). И что мне с ними теперь делать?
        А начиналось все светло и празднично. У Лешки образовался двухнедельный перерыв между гастролями, и мы наконец смогли остаться вдвоем и до конца осознать грядущие глобальные перемены в нашей жизни. Да и прийти в себя после недавних приключений. Каких приключений?
        Разнообразнейших. Правда, о них никто из участников событий судьбу не просил. Но тихая, спокойная жизнь провинциальной журналистки Анны Лощининой (это я) закончилась, стоило мне обнаружить в дальних закромах своего мозга способность писать стихи. А заодно и тексты песен, что свело меня с мегазвездой российского шоу-бизнеса Алексеем Майоровым. Так случилось, что наш творческий тандем превратился в семейный, ближе и роднее Лешки для меня теперь нет никого. Я не могу дышать без него, не получается. А судьба, словно компенсируя столь щедрый подарок, с самого начала наших отношений постоянно их испытывает на прочность, пытаясь разлучить нас любой ценой. И цену ведь назначает по максимальному тарифу! Где только я не оказывалась по прихоти этой фантазерки: в подмосковной психушке и под ударом цунами, в лагере бедуинов и в подземелье с крысами.[1 - См. книги Анны Ольховской «Право бурной ночи», «Охота светской львицы», «Бог с синими глазами», «Первый ряд».] Стоило нам с Лешкой расслабиться, наслаждаясь спокойной жизнью, как она тут же заканчивалась, и начиналась развлекуха в стиле голливудских
блокбастеров.
        Взять хотя бы последний зигзаг судьбы. Казалось бы, что плохого может случиться в тихой, респектабельной и цивилизованной Чехии, куда меня пригласила моя подруга Саша Голубовская?
        Но прийти в себя в круговороте событий, завихрившихся в тихом и сонном чешском городишке Клатовы, оказалось делом довольно сложным.
        Сольное выступление Саши Голубовской в мэрии Клатовы завершилось суетой карет «Скорой помощи» у ее входа. Главного героя событий, Фридриха фон Клотца, увезли в травматологию, туда же отправили его приятеля, Андрюшеньку Голубовского, Сашиного мужа. Ну не удержалась супруга, что поделаешь!
        Да и трудно удержаться, узнав, что твой муж оказался такой исключительной тварью.
        Сашина семейная жизнь давно уже стала напоминать сброшенную змеиную кожу - сухую, изорванную, с едва различимыми узорами былой красоты. История, увы, банальна: Андрей, Сашин муж, оперившись и встав на крыло (при немалой поддержке жены, между прочим), посчитал, что отныне семья ему будет в тягость, требует слишком больших денежных трат. Еще бы, баба на шее, да к тому же и двое детей: семнадцатилетняя дочь и четырнадцатилетний сын.
        Андрей устроил супруге жизнь веселую и увлекательную, причем до такой степени увлекательную, что даже терпеливая Саша, хрупкая нежная женщина, не выдержала и решилась-таки на развод. Как обычно, судья дал три месяца на примирение. Два месяца все шло по-старому: Саша с дочерью Викой жила у матери, а Андрей с любовницей Галей - в их семейной роскошной квартире. Сын Слава предпочел остаться с богатым отцом.
        Но внезапно все изменилось. Галя исчезла, а Андрей, используя детей, предпринял максимум усилий, чтобы вернуть жену. Последним аргументом стало предложение провести весенние каникулы в настоящем замке, расположенном в горах близ чешского города Клатовы. Владельцем замка был Фридрих фон Клотц, якобы партнер Андрея по бизнесу. Саша не хотела ехать, мужа простить она не могла, но дети ее упросили. А дети для Саши всегда были на первом месте. И она согласилась, но с одним условием - с ней поедет подруга. Подругой, как вы понимаете, оказалась я.
        Лешка очень не хотел меня отпускать, поскольку женщина я весьма притягательная. Вот только дело тут вовсе не в банальной ревности, поскольку притягиваю я не мужиков, а неприятности. Неприятности - это еще мягко сказано.
        Но нам (вернее, Саше) удалось все же уговорить моего мужа. Ну и правда, что может случиться в центре цивилизованной до зевоты Европы, в тихом городишке на юго-западе Чехии, да еще и в замке, полном слуг?
        А много чего, знаете ли.
        Потому что моя подруга, Александра Голубовская, оказалась наследницей одного из богатейших людей Германии, Зигфрида фон Клотца. Вернее, наследницей была ее мама, внебрачная дочь этого самого Зигфрида, о существовании которой никто из фон Клотцев и не подозревал, пока Зигфрид не умер и не было вскрыто его завещание. Единственный его племянник, Фридрих фон Клотц, вовсе не собирался уступать гигантское состояние дядюшки какой-то непонятной русской и бросился на поиски конкурентки самостоятельно. Он нашел ее гораздо раньше поверенных своего дяди и, оценив ситуацию, понял, что следует предпринять.
        Для начала он вышел на связь с Андреем, мгновенно распознав в нем своего. Гиена гиену всегда учует по запаху падали. Пообещав Голубовскому солидный куш, Фридрих изложил ему свой план: фон Клотц женится на дочери Андрея, Вике, и станет, таким образом, членом семьи наследницы. А дальше - все просто. Дочь его дядюшки, мама Саши, женщина уже пожилая, болезненная, умереть может в любой момент, никто и не удивится. С Сашей произойдет несчастный случай, такое тоже бывает. Причем если все это будет иметь место до вступления в права наследования, никто особенно и копать не станет. С Викой Фридрих больших трудностей не видел, он был достаточно молод и привлекателен, чтобы обаять и влюбить в себя юную неопытную девчонку. Последний из прямых потомков дядюшки фон Клотца, Слава, был пока несовершеннолетним, и его в расчет брать не стоило. Конечно, Фридрих твердо пообещал Андрею, что Слава со временем получит свою долю наследства, но… Обещанного иногда три года ждут, а жизнь часто заканчивается раньше.
        Понятно, что Андрей, узнав о грядущем наследстве, поначалу вообще не понимал, зачем ему Фридрих, ведь он и так пока еще муж Саши. Фон Клотц объяснил товарищу доступным языком, что «пока» заканчивается через месяц, и, став наследницей, Саша уж тем более ни секунды не потерпит рядом с собой мужчину, причинившего ей столько боли и унижений. Пришлось Андрею довольствоваться обещанным.
        И вот мы в Чехии. Буквально через неделю Саша упала в пропасть в потерявшем управление автомобиле. Андрей стал прессовать дочь, стремясь побыстрее выдать ее замуж за Фридриха. Потрясенная смертью матери девушка слышать об этом ничего не хочет. Славка, всю жизнь цапавшийся с сестрой, неожиданно встал на ее защиту. Он помешал гиенам, и его вскоре убрали из замка, соврав Вике, что Слава пытался бежать, ранил охранника и теперь сидит в тюрьме. Фридрих пообещал освободить парня в обмен на согласие Вики выйти за него замуж. Я попыталась помешать моральным уродам и очень быстро оказалась в кишащих крысами катакомбах. От мучительной гибели меня спасла… Саша! Только это уже не та хрупкая и нежная, похожая на бабочку женщина. Это стальная бабочка. Оказалось, что Саша чудом избежала смерти, ее спас Винсент Морено, сотрудник тайной лаборатории ЦРУ, расположенной где-то неподалеку от замка, в горах. Сашу использовали в качестве подопытного материала, стремясь превратить ее в послушного робота. И у них это почти получилось: моя подруга стала физически сильной, тренированной супервумен, только абсолютно холодной
и безэмоциональной. Не знаю, чем бы все закончилось, доведи деятели из ЦРУ свой эксперимент до конца. Но Саша смогла убежать раньше, ушла катакомбами, где и встретила меня. А потом мы нашли ее умирающего сына, запертого в одном из склепов. Увиденное так потрясло Сашу, что, пережив мучительную моральную ломку, она стала прежней: нежной и доброй. Но физические навыки никуда не исчезли, что Саша с успехом доказала, устроив разгром в мэрии, куда мы пришли на свадьбу Вики. Разумеется, там нас не ждали. Тем приятнее была встреча…
        Конечно, нам в немалой степени помогло присутствие моего мужа и его старого знакомого, генерала ФСБ Сергея Львовича Левандовского с группой поддержки.
        Прошло два месяца, сейчас уже июнь. Сашина мама теперь - богатейшая дама Германии, сама Саша живет пока в Минске, поскольку Вика сдает выпускные экзамены. Славка усиленно штудирует немецкий, с осени и он, и Вика будут учиться в Германии. Фон Клотц и Голубовский сначала сидели в чешской тюрьме, а потом каждого отправили по месту регистрации: фон Клотца - в Германию, Андрюшу - в Белоруссию. Надеюсь, больше никогда не увижу эту мразь.
        А мы с Лешкой готовимся. Как к чему? К самой ответственной миссии: родительской. Наша доча обещала быть к Новому году. Ждем вот. Будущий папаша от радости слегка повредился в уме. До родов еще шесть месяцев, а у нас уже полквартиры (причем весьма немаленькой квартиры!) забито памперсами, игрушками, одежками и прочей умилительной, но пока абсолютно бесполезной дребеденью.
        Лешке ужасно хочется поделиться своей радостью со всем миром, но, увы, нельзя. Не всем его фанатам понравится то, что их кумир и памперсы могут находиться в одной плоскости бытия. Мы и отношения наши постарались скрыть, для всех - мы всего лишь коллеги по цеху, не более. Я - автор текстов к песням Майорова, вот и все.
        Видя, как распирает моего мужа от гордости, я посоветовала ему пригласить в гости Виктора, его администратора и друга. Виктор единственный из окружения Майорова, кто знает о нас правду.
        Ну и вот. Сидят теперь «артиллеристы» в астрале и, похоже, выйдут оттуда не скоро.
        Свинтусы.
        Глава 2
        Возможно, как любящая супруга я просто обязана была озаботиться удобным ночлегом для пивососущих особей. Но, во-первых, они еще не закончили борьбу с пивом (хотя перевес давно уже был на стороне пива), а во-вторых, я тоже знаток песенного наследия советского времени.
        Что и не замедлила продемонстрировать, пафосно сообщив:
        Забота наша такая,
        Забота наша простая:
        Жила бы страна родная,
        И нету других забот!
        Почему-то мне захотелось взять маленький красный флажок и задудеть в трубу. Все, пора спать.
        А вот попытка мужа разобраться в хитросплетениях моих намеков, судя по всему, разрушила его мыслительный процесс окончательно. Лешка украсился своей фирменной улыбкой, предназначенной для плакатов и постеров, а затем радостно проорал:
        - С Новым годом!
        Да, это сильно. Достойный финал моего сюжета «Празднование будущим отцом своего статуса». Номинация на «Оскар» обеспечена.
        Я пакостно хихикнула, выключила видеокамеру и пошла заниматься удобным ночлегом для нас с дочей. А папуля с дружком пусть сами разбираются.
        Хотя они уже и так пребывали в почти разобранном состоянии.
        Ничего, завтра утром придет Катерина, наша с Лешкой домоправительница, и вот тогда стахановская сборка ребятам обеспечена.
        Подло, конечно, но заснула я со счастливой улыбкой, предвкушая утренние события.
        А вкушать пришлось, еще толком не проснувшись.
        - Алексей, вы меня убили! Неужели вы даже ни на минуту не задумались о содеянном! А вы, Виктор! Судя по тому, как ваши быстрые глазки бегут впереди ваших мыслей, вам стыдно!
        В полусне мне привиделся легонький кошмарчик: круглые глазки Виктора, испуганно сверкая серыми радужками, убегают от толпы расхристанных мыслей, вооруженных исконным орудием пролетариата - булыжниками.
        Пришлось проснуться окончательно.
        А тайфун «Катерина» набирал обороты. Я закуталась в пушистый халат с кодовым названием «доброе утро» и поспешила к эпицентру. Надо все же выручать бедолаг, с них, думаю, уже вполне достаточно. Тем более что наша Катерина, женщина бесконечно добрая и заботливая, прекрасная хозяйка и вдохновенная кулинарка, обладает одним ма-а-аленьким недостатком: горластая она очень, сказывается южный темперамент. А учитывая ее рост и телосложение… и довольно специфическую манеру изъясняться…
        В общем, когда Катерина в ударе, малознакомые с ней люди почему-то бледнеют и начинают лихорадочно искать туалет. Хорошо хоть «удар» случается нечасто.
        Дверь в кухню была распахнута настежь. Вообще-то, пищеблок у нас просторный, это, скорее, кухня-столовая. Но сейчас двадцать два квадратных метра казались мне хрущевской каморкой.
        На уютных диванчиках, послуживших, судя по всему, местом ночного отдыха бойцам пивного фронта, замерли два деревянных идола. Причем мастер, выстругавший эти поделки, явно не заморачивался особым сходством своих творений с человеком. Наметил слегка корявые ручки, прижатые к бокам, головы посадил на плечи, забыв о шее, плечи подтянул к ушам.
        Единственное, что удалось мастеру, это глаза. Выпученные, испуганные, ничего не понимающие и очень страдающие. Внезапно взоры идолищ зажглись безумной надеждой. Зажигалкой, видимо, послужила я. Ладно, так уж и быть, вызываю огонь на себя:
        - Доброе утро, Катерина! Что это вы так расшумелись?
        Воронка смерча, с грохотом втягивающая в себя пустые бутылки, рыбьи останки и прочие следы преступления, мгновенно осела, превратившись в легкое завихрение. Катерина обернулась, всплеснула могучими руками и огорченно затрубила:
        - Ой, Аннушка, разбудила я вас, да? Вы уж простите меня, но я как вошла, как увидела эту безобразию! А ведь они еще и табак употребляли! В доме беременная женщина, а им лень на террасу выйти!
        - Мы хотели, но у нас не получилось,  - проскрипел один из чурбанов, судя по карим глазам - Лешка.  - А хомяк к тому времени спать уже ушел.
        - Опять вы, Алексей, жену звериными кличками именуете!  - укоризненно покачала головой Катерина. Слава богу, гроза стихает, удалось сменить тему.  - Понимаю, что это для усиления моральной окраски, но пусть бы было там «звездочка», «лапочка», «солнышко». А то прямо жалко Аннушку, когда вы так обзываетесь!
        - Да ничего страшного, мне нравится. А вы, Катерина, просто чудо.  - Я подошла к домоправительнице и, привстав на цыпочки, чмокнула ее в свекольную щеку.  - Не сердитесь на ребят, Леше ведь очень хотелось отпраздновать такое событие, а нельзя было. Вот они и дорвались с Виктором. Мальчики, вам душ принять не пора?  - я повернулась к идолам и подмигнула.
        И чурбаны мгновенно преобразись. Не скажу, что они стали ловкими и юркими рыбками, скорее больными остеохондрозом пингвинами, но кухню смогли покинуть самостоятельно, слегка опираясь плавниками о стену.
        Катерина, убрав следы безобразия, накормила меня вкуснейшим завтраком, к концу которого, привлеченные ароматом крепкого кофе, подползли и виновники торжества. Выглядели они получше, передвигались вертикально, друг за дружку и за стенки не держались.
        За что и были накормлены успокоившейся Катериной.
        После чего Виктор вызвал такси и, смущенно улыбаясь и без конца извиняясь, отбыл домой.
        Очень вовремя, надо сказать.
        Судя по монотонному бухтению, доносившемуся из кухни, высказано было нашей домоправительницей еще не все. Такого падения нравов во вверенном ей семействе она не ожидала, поговорить об этом хотелось, вот только собеседников не было. Кроме кошки Сабрины, но она не психотерапевт, она скорее философ.
        А мы с Лешкой заперлись в спальне и затаились. Катерина, как я уже упоминала, дама громогласная, но отходчивая. К обеду успокоится.
        Глава 3
        После столь знаменательного застолья Катерина всерьез обеспокоилась моральным обликом своего обожаемого подопечного. Или его психическим здоровьем?
        Дровишек в костер заботы неутомимо подбрасывал сам подопечный. Всю оставшуюся до начала гастрольного тура неделю господин Майоров вел себя из рук вон плохо, празднуя будущее рождение дочки. Катерина снова и снова пыталась его урезонить. Мне оставалось только наблюдать со стороны за этой битвой титанов.
        Разумеется, к началу гастролей победа устало курила в блиндаже Катерины. Хотя Лешка и попытался привлечь меня к диверсионным действиям, но эта попытка была обречена на провал изначально. Хватит с меня потрясений.
        А вот Катерина мириться с моим нейтралитетом не желала. В ее понимании моя позиция была схожей со страусиной: муж гибнет в болоте вседозволенности, а жена голову в песок засунула.
        Воображение, радостно взвизгнув, мгновенно спроецировало картинку: детская песочница в нашем дворе, истерически рыдающие от ужаса малыши, побледневшие мамаши на грани обморока, а посреди песочницы, среди разломанных ведерок и покореженных лопаток исполинским грибом торчит моя… мой…. Тыльная часть, в общем. Спровоцированная подлым воображением, я неосторожно хихикнула в самый, естественно, неподходящий момент.
        Катерина, чья высокоморальная речь была прервана столь беспардонным образом, возмущенно засопела и больше не произнесла ни слова.
        А на следующий день всучила мне огромный мешок правильных и умных мыслей, являющихся скрижалями вековой мудрости. Индиана Джонс, узрев сей раритет, потерял бы остатки рассудка: то была книга по домоводству, изданная в шестидесятых годах двадцатого века в СССР!
        - Вот, Аннушка,  - дрожь в голосе Катерины заставила меня встать по стойке «смирно» и вытереть моментально вспотевшие ладони о джинсы.  - Эту книгу подарила мне на свадьбу мама! И я до сих пор помню, как все было волнительно! Помню, как что-то дрогнуло в моем сердце и слезы полились из моих голубых глаз. Когда жених увидел это, тоже начал плакать. К нам присоединилась свекровь. Потом моя мама и кое-кто из родни! Началась массовая истерика!  - Катерина шумно высморкалась, промокнула подтаявшие глаза и вручила мне раритет, любовно упакованный в обложку для учебников.  - Я по этой книге только и строила свои отношения с Василием, очень мудрая и полезная она, от сердца отрываю!
        - Может, не надо?  - робко пискнула я, с опаской разглядывая настольную книгу супругов Ухайдаченко.  - Такая памятная вещь для вас.
        - Так я же не насовсем отдаю, Аннушка,  - домоправительница нежно обняла меня за плечи. Плечи прогнулись и заскрипели.  - Почитайте сама, Алексею дайте, авось и получится супружество качественно улучшить. Возьмите, потом вернете.
        Ценнейшая вещь оказалась, между прочим! Такого удовольствия я давненько не получала. Все какие-то буржуйские мне достаются удовольствия: Лешкины звонки и эсэмэски, спелая клубника, трогательное платье для беременных. А тут! Пиршество разума, торжество морального кодекса строителя коммунизма!
        «Вы должны помнить, что к приходу мужа со службы нужно готовиться ежедневно. Подготовьте детей, умойте их, причешите и переоденьте в нарядную одежду. Они должны построиться и приветствовать отца. Для такого случая сами наденьте чистый передник и постарайтесь себя украсить - например, повяжите в волосы бант. В разговоры с мужем не вступайте. Помните, как сильно он устал. Молча накормите его, и лишь после того, как он прочитает газету, вы можете попытаться с ним заговорить».
        Да, неправильно я жила до сих пор. Ни передника парадного нет, ни банта подходящего. Ну ничего, это дело поправимое. Правда, детей построить пока не получится, но я заменю строй барабаном.
        В общем, вернулся Лешка с гастролей, а тут я: в переднике, с синим капроновым бантом на голове, бью в барабан свернутой газетой и преданно заглядываю мужу в глаза. Но молчу. Он же еще не евши и газетку не читавши!
        - М-да.  - Лешка поставил в угол чемодан и озадаченно почесал затылок.  - Вот что-то мне подсказывает, что без нашей славной Катерины тут не обошлось.
        Бью в барабан. Молчу. Марширую на месте. Бант (и не только он) ритмично подпрыгивает.
        И ничего эротичного? Ну подумаешь, из одежды на мне только упомянутый передник и бант, ну и что?! Разве это повод отказаться от ужина, а уж тем более от газеты?!!
        Мудрая книга Катерины пригодилась в этот вечер еще раз. Лешка иногда проникает за мной следом в ванную, чтобы намылить мне спинку. Но не в этот раз! Когда он соскользнул с кровати и направился было следом за мной, я подсунула ему фолиант с отмеченными строчками:
        «После совершения интимного акта с женой вы должны позволить ей пойти в ванную, но следовать за ней не нужно, дайте ей побыть одной. Возможно, она захочет поплакать».
        Думаете, он проникся? Ага, счаз!
        А вот в ванную проник.
        К концу июля моя талия стала вести себя самым эгоистичным образом. Она вдруг решила подло исчезнуть. И поскольку Лешка видел меня не постоянно, а в промежутках между гастролями, изменения моей фигуры каждый раз приводили его в восторг. Подчеркиваю - его, я же ничего веселого в этом не видела. Обожравшийся байбак, а не женщина!
        Хотя, если честно, живот пока был мало заметен. Просто… А, ладно, это же временно.
        Тем более что нежность и счастье, поселившиеся в глазах моего мужа, мгновенно растворяли в себе любые поползновения со стороны уныния.
        Я с сомнением разглядывала гигантское количество пищевых запасов, кучно разместившихся на столе. Пищевые запасы с не меньшим сомнением рассматривали меня. Видимо, решили, что их приготовили как минимум на взвод голодных новобранцев. А тут всего лишь одна тетка невнятного размера. И что теперь? Пропадать, не пригодившись?!
        Щелчок дверного замка вывел меня из ступора. Ура! Помощь прибыла!
        Да еще какая! Впервые после знаменательного празднования к нам рискнул заглянуть Виктор.
        Причем в прямом смысле слова - заглянуть. Бедняга жался у входной двери и, вытянув шею, пытался рассмотреть недра наших апартаментов.
        - Ладно тебе, проходи, не загромождай прихожую.  - Лешка подтолкнул своего администратора.  - Иначе использую тебя по назначению.
        - В смысле?  - нервно дернулся Виктор.
        - В качестве подставки для шляп. Хотя, если ты предпочитаешь, чтобы в тебя втыкали зонтики…
        - Грубый, жестокий, бездушный человек,  - администратор тяжело вздохнул.  - Немудрено, что домработницу завел из бывших надзирательниц.
        - Ты нашу Катерину не обижай, она очень добрая, просто остановиться вовремя не может,  - вступилась я за нашу помощницу.  - Но сейчас ее нет, она уже ушла. Отпросилась пораньше, к ней какая-то родственница приехала.
        - Первая хорошая новость сегодня!  - воодушевился Виктор.  - А если мне что покушать дадут, я даже передумаю уходить в монастырь.
        - Куда?
        - В монастырь!
        - В женский?
        - Обижа-а-а-ешь, Анечка,  - Виктор попытался придать лицу благостное выражение. Но почему-то получилось пакостное.  - От такой жизни хочется удалиться, от мирской суеты, от скверны всякой, и проводить время в постах и молитвах…
        - Вот и иди, на террасу, молись и постись, авось тебя осенит, как нашу проблему решить,  - Лешка заботливо обнял приятеля за плечи и повел в гостиную.  - А мы пока перекусим слегка, да?
        - Слегка не получится. Катерина сегодня особенно разошлась. Мало ей борща с пампушками, телячьих отбивных, молодой отварной картошечки с укропчиком, селедочки с лучком, греческого салата, так она еще кулебяку зафигачила!
        По мере перечисления мною блюд Виктор разворачивался в сторону кухни все стремительнее. Кулебяка была последним аргументом.
        Через пару минут мужчины сидели за столом, и на лицах их светилось блаженство.
        Самое время вспомнить мудрый совет из книги по домоводству и не лезть к мужчинам с расспросами по поводу их проблем. Да и самой подкрепиться не мешает. Этому еще сэнсэй Винни-Пух учил.
        А проблема, на мой взгляд, и выеденного яйца не стоит. Хотя оценка в виде кем-то съетого яйца меня всегда несколько смущала.
        Оказалось, что господин Майоров остался без костюмера. Его бессменная и проверенная многими годами гастролей Лариса в последнее время жаловалась на плохое самочувствие, а сегодня ее срочно госпитализировали с подозрением на инфаркт. Рановато, конечно, ей еще и пятидесяти нет, но… всякое бывает.
        Через пять дней Лешке снова ехать на гастроли, нужно срочно искать замену Ларисе, а где? Моя робкая попытка предложить свою кандидатуру была освистана. Работа, видите ли, очень тяжелая, это же бесконечная возня с утюгами, с порошком, с пятновыводителем, а помощь во время скоростного переодевания на концертах, а нервы?
        - Нет, нет и еще раз нет!  - заявил Майоров.
        Ну и ладно, ищите сами.
        Глава 4
        Но найти костюмера за пару дней до поездки оказалось делом практически неосуществимым. С одной стороны - желающих работать у самого Алексея Майорова выстроится километровая очередь, только свистни. А с другой стороны - человек должен быть проверенным и надежным. Ведь костюмер - один из самых близких помощников звезды, он всегда рядом, видит кулинара публики не только в парадно-выходном обличии, но и больным, усталым, нервным, невыспавшимся, полуголым, в конце концов! Трудно представить, чем может обернуться выбор не того человека.
        Хотя почему трудно? Гнусной бякой может обернуться.
        Виктор совсем измучился, пытаясь найти замену Ларисе. Да и сама она очень переживала, что отнюдь не способствовало улучшению ее состояния (хотя на улучшение, если честно, все же рассчитывали и Лешка, и его администратор).
        До начала гастрольного тура оставалось два дня. Кандидаток на лакомую вакансию у Виктора было аж пять. Но ни одна не нравилась Лешке.
        - Ну почему, что в них не так?  - теребила я мужа.
        Мы с ним сидели на террасе, наслаждаясь прохладой летнего вечера. Правда, наслаждалась только я, а вот Майоров усиленно отравлял мне удовольствие, смоля одну сигарету за другой.
        - Понимаешь, хомка,  - Лешка ожесточенно раздавил очередной окурок в переполненной пепельнице,  - все эти дамы… Как бы тебе сказать… Они не просто хотят работать костюмером, они хотят работать именно у МЕНЯ. Их не интересует хорошая зарплата, вернее, интересует, но так, в качестве приятного бонуса.
        - А основной приз - ты?
        Лешка уныло кивнул и потянулся было за очередной порцией отравы.
        - Все, господин Майоров, угомонись,  - я успела цапнуть пачку с остатками сигарет раньше него.  - Мы, между прочим, вышли свежим воздухом подышать, а ты весь этот воздух засвинячил.
        У входа на террасу что-то гулко бухнуло. Террористы? Бомба?
        Нет, это Катерина. Кашлянула, чтобы привлечь наше внимание. Привлекла, конечно, только эффект получился ошеломляющим от неожиданности.
        - Аннушка, Алексей, я извиняюсь, что помешала…
        - Ну что вы, ничуть,  - сиплым голосом выдавил Лешка.  - Вы что-то хотели?
        - Э-э-э, ну-у-у…  - впервые вижу Катерину такой смущенной. Очаровательнейшее зрелище.
        - Да вы проходите, присаживайтесь.  - Лешка подошел к стесняющемуся носорогу и подвел его к одному из кресел.  - Что случилось?
        - Ох, Алексей!  - Катерина попыталась было пристроиться на краешек кресла, но габариты ее постамента едва не наделали беды.
        Кресло дрогнуло, невероятным напряжением сил удержалось на месте и, крякнув от усердия, втянуло постамент нашей домоправительницы в себя целиком. Плотно и надежно. После чего в руках Катерины вдруг обнаружился носовой платок, который тут же подвергся страшным испытаниям: его начали мять, комкать и скручивать в спираль.
        - Фу-у-уф,  - шумно выдохнула госпожа Ухайдаченко и, наконец, начала: - Вы меня, конечно, извините, и только не подумайте, что я специально подслушивала, просто вы все время об этом говорите, ну вот я и…
        - Да о чем вы?  - Лешка явно начал заводиться. Уже порыкивал на повышенных тонах.
        Обычно Катерина не обращала внимания на интонации своего подопечного, многолетняя служба позволила ей достаточно хорошо узнать кумира публики и полюбить его, как сына. Но сегодня она вела себя более чем странно. Запнулась, покраснела, задушила платок и подхватилась с места, намереваясь, видимо, выбросить труп платка в мусорное ведро.
        - Ну куда же вы?  - я успела схватить ее за руку.  - Успокойтесь, сядьте, пожалуйста! Не обращайте на Алексея внимания, у него проблема, вот он и дергается.
        - Так я же именно из-за этой проблемы и пришла!  - креслу опять пришлось нелегко.  - Я знаю, что у вас, Алексей, заболела костюмерша, и вы не можете ей замену найти. Я верно излагаю?
        - Верно,  - кивнул Лешка, приподняв бровь.  - И что, у вас по этому поводу есть что сказать?
        - Вот именно!  - Катерина облегченно вздохнула и заторопилась: - Понимаете, Алексей, я бы никогда в жизни не обратилась к вам с такой просьбой, но если все сложилось так, что я, что мы…
        - Стоп!  - Лешка поднял руку, прерывая поток невразумительной речи.  - Давайте-ка с самого начала, по порядку, не торопясь. Времени у нас достаточно, мы лично никуда не спешим. А вы?
        - Что - я?  - торможение речи сказалось, видимо, и на ее мыслительных способностях.
        - Вы куда-то спешите?
        - Н-нет.
        - Тогда устраивайтесь поудобнее и рассказывайте, что там у вас.
        - Значит, так. У меня есть младший брат. Вернее, был. Он недавно умер. Я никогда вам о нем не рассказывала, потому что стеснялась. Непутевый у нас Дмитро получился, с малолетства непутевый. С плохой компанией связался, уже в семнадцать лет в колонию попал. А потом - пошло-поехало!  - Катерина удрученно махнула рукой. Вероятно, от волнения речь ее стала почти правильной.  - Уж как мать с отцом его не уговаривали, чего только не делали! Женили его даже, дивчину из ближайшего села хорошую взяли. Она у нас в городе на хлебозавод устроилась, дочку родила замечательную, а Дмитро… Не нужны ему были ни семья, ни жизнь нормальная, дольше трех месяцев он на воле не задерживался. От такой жизни Оксанка, невестка моя, чахнуть начала. А тут пару месяцев назад пришло сообщение с зоны, где Дмитро очередной срок отбывал, что убили его там. Что, как, почему - не знаем. Ох!  - Катерина реанимировала платок и вытерла слезы.
        - Бедная вы моя!  - я погладила ее по плечу.  - Сочувствую.
        - Да что там! Я, если честно, не особо-то удивилась. Чего-то подобного мы и ожидали, уж больно Дмитро злой был, неуживчивый. А Оксанка-то, видать, несмотря ни на что любила его. Потому что, как узнала про смерть мужа, так слегла и не поднялась больше. И представляете, я-то обо всем узнала совсем недавно, когда Иришка ко мне приехала!
        - Как это?
        - Какая Иришка?
        Мы с Алешей будто соревновались в викторине «Чей вопрос глупее?».
        - Иришка - племянница моя, дочь братова. А как так получилось?  - Катерина пожала плечами.  - Да как у всех. Пока живы были родители, мы чаще с семьей брата общались, а ушли отец с матерью - связь-то и прервалась. Так, открытки к праздникам слали. Оксана гордая была, не хотела свои проблемы ни на кого вешать. Ну вот…  - тяжелый вздох.  - А неделю назад - звонок в дверь. Открываю - девушка незнакомая стоит. «Вы к кому?» - спрашиваю. «Тетя Катя, вы меня не узнаете? Я - Ира». Господи! Где ж тут узнаешь! Я ж ее последний раз девчонкой видела, ей лет десять было. Помню - светленькая, с косичками, сероглазая. А теперь ей уже двадцать семь! Ну вот. Своих-то детей нам с Васей бог не дал, так на старости лет племянницу послал.
        - Прямо уж, старость!  - не удержалась я.  - Не преувеличивайте.
        - Да уж и не молодость, Аннушка. Шестьдесят лет - не сорок. В общем, обрадовались мы Иришке очень, жалко, конечно, что так все получилось, ну да ничего. А зачем я решила вам это рассказать? А вот зачем. Иришка моя могла бы попробовать поработать у вас, Алексей, костюмером. Она, оказывается, у себя в городе в театре была на похожей должности.
        - Серьезно?  - оживился Лешка.
        - Надо же, совпадение какое,  - это уже я.
        - Вот и я о том же!  - не совсем правильно растолковала мою реплику Катерина.  - Я вчера за ужином упомянула, что вы, Алексей, ищете костюмера. Иришка мне и рассказала. Это ж как удачно совпало! Мы пока даже не начинали работу ей искать, дите только приехало, пусть отдохнет. А тут - такая возможность! И мне за девочку не страшно, я вам, Алексей, полностью доверяю.
        - Спасибо,  - фыркнул Лешка.
        - Да, доверяю. К кому другому бы из вашей этой звездной шарашки на пушечный выстрел девочку не подпустила, а вот вы - это вы. И вам лучшей помощницы не найти. Иришка - девушка скромная, порядочная, трудолюбивая…
        - Так вы же ее не знаете совсем, сами говорили - столько лет не видели,  - встряла я.
        - Ой, Аннушка, ну и что, что не видела! Я ж Оксану, мать ее, хорошо знала. Да и разбираюсь я в людях, не первый год на свете живу! Мы с Васей не нарадуемся на девочку нашу. А как она парня своего любит!
        - Какого еще парня?
        - Ну какой может быть парень у девушки? Любимый, конечно!  - Логично. Несокрушимо.  - Он, правда, пока там, в Днепропетровске, остался, работа у него неплохая, но тоже хочет в Москву перебраться. Его Андреем зовут, он Иришке каждый день названивает, шепчутся они.
        - Шепчутся?
        - А что же, Аннушка, им на весь дом о любви орать? Шепчутся, воркуют, милуются. Вижу, любит она его, да и он ее тоже. В общем, очень хорошая девочка, возьмите ее на работу - не пожалеете.
        - Ну-у-у,  - Лешка побарабанил пальцами по подлокотнику кресла,  - даже не знаю…
        - А вы попробуйте, хотя бы на ближайшую поездку. Не получится - что ж, а вдруг у Иришки все сладится?  - Я напряглась. Это что значит - сладится?! С кем?!  - Ну чем вы рискуете? А я за свою племянницу головой ручаюсь.
        - Зачем мне ваша голова, Катерина,  - рассмеялся Лешка.  - Мне ваши руки золотые нужны, ваша забота. А что касается племянницы, что ж, приводите ее завтра, познакомимся, поговорим. Я Виктора приглашу, за персонал он у меня отвечает, вот пусть и решает. Договорились?
        - Ой, вот спасибочки, Алексей!  - Катерина вскочила, кресло не успело сразу освободить ее седалище и устремилось следом.
        Но ненадолго. Грохот упавшего предмета меблировки послужил своеобразным салютом, завершившим эпохальный договор.
        Глава 5
        Я - злыдня. Я - подозрительная мрачная баба, на фоне гормонального сбоя впавшая в маразм. Беременность, вероятно, усилила мою врожденную паранойю.
        Ну не нравится мне эта Иришка, не нра-вит-ся! Причем объяснить - почему?  - не могу. Антипатия была мгновенная, с первого взгляда. Шерсть - дыбом, спина - горбом, когти - клинками, уши прижаты. Не говорю, а шиплю.
        К двенадцати Виктор уже был у нас, ждал. Они с Лешкой оживленно переговаривались, обсуждая новую кандидатуру. Я в их беседу не вмешивалась, мне в тот момент это было безразлично. Главное, чтобы проблему наконец решили.
        Ровно в двенадцать задилинькал звонок. Вообще-то у Катерины есть свои ключи, но, поскольку она пришла не одна, решила, видимо, соблюсти приличия.
        Сомнительная честь быть привратником досталась мне. Я с утра вредничала, поэтому надевать маску приветливой хозяйки не стала. Сойдет и так.
        - Здравствуйте, Аннушка!  - на пороге стояла сияющая Катерина. Больше никого не наблюдалось, да порог больше бы и не вынес. Он и так прогибался и стонал.
        - Здрасьте,  - я удивленно кивнула.  - А вы что, одна? Ваша племянница передумала?
        - Добрый день,  - прошелестело в эфире.
        Это как это? Откуда?
        Оттуда. Из-за спины Катерины. Искомая племянница обнаружилась лишь после перемещения тетушки в пространстве.
        - Вот, знакомьтесь, это моя Ирочка,  - суетилась домоправительница.  - А это - Алексей, это его жена Аннушка, это…
        - Виктор,  - галантно кивнуло очередное «это».  - Администратор и ваш, возможно, непосредственный начальник.
        - Очень приятно!  - жеманно захихикала Ирина.  - Я так рада, так рада! О таком начальстве можно только мечтать! Ой,  - она зажала рот ладонью.  - Может, я что не то говорю? Мне тетя Катя строго-настрого запретила относиться к вам, Алексей, как к звезде. Вы - обычный человек, правильно?  - и она наивно захлопала глазами.
        Майоров скептически поморщился. Изображать перед ним сладкую дурочку - дохлый номер.
        Но Ирина неожиданно звонко рассмеялась:
        - Устали от таких, да, Алексей Викторович? Представляю себе! Я в нашем театре насмотрелась на подобных дамочек, хотя уровень местечковых артистов совершенно другой. Но поклонницы и в нашем пруду водятся. У меня получилось?
        - Что именно?  - усмехнулся Лешка.
        - Изобразить такой персонаж?
        - Почти. Главное - вовремя остановиться.
        - Это да,  - Ирина кивнула и повернулась ко мне.  - Анна, вам, наверное, нелегко приходится? Вы не волнуйтесь, меня тетя предупредила. Я никому не скажу, что Майоров женат, даже Дрону.
        - Дрон - это ваш…  - я замялась, подбирая слово.
        Говорить, с трудом удерживаясь от шипения, было довольно тяжело. Чрезмерные усилия отпечатались, вероятно, на моей физиономии. Ирина удивленно подняла брови и растерянно сказала:
        - Дрон - это мой жених. Вообще-то он Андрей, но я зову его по-своему. У меня от него никаких секретов нет, но это ведь не мой секрет. Не волнуйтесь вы так!
        - Да я и не волнуюсь,  - процедила я, слушая натужный скрип лицевых мышц, насильно растянутых в улыбку.  - Я просто не очень хорошо себя чувствую.
        - Ой, а я сразу и не заметила!  - Ирина смущенно улыбнулась.  - Поздравляю вас!
        - Спасибо,  - скрип усилился.  - Ну что же вы в холле застряли, ребята? Не пора ли куда-нибудь перебазироваться? Катерина, хозяйничай, а я пойду, прилягу.
        - Родная, может, тебе врач нужен?  - Лешка всерьез встревожился.  - Виктор, ты сам пока поговори с Ириной, а я потом…
        - Леша, перестань,  - я, не удержавшись, потерлась щекой о теплое плечо мужа.  - Ничего страшного, слегка кружится голова. Ты иди.
        - Точно?  - тревога в карих глазах все еще не исчезла.
        - Иди-иди,  - мне удалось даже непринужденно рассмеяться.
        - Как же здорово!  - Ирина смотрела на нас и искренне улыбалась.  - Вот бы и у нас с Дроном так всегда было!
        - Пойдемте в гостиную,  - Виктор приступил, наконец, к выполнению своих служебных обязанностей.
        - Да-да, идите,  - засуетилась Катерина,  - я сейчас вам туда кофе принесу.
        Лешка проводил меня в спальню, уложил на кровать, слегка задержался, укладывая, а потом пошел в гостиную.
        Вот я и лежу теперь, и злюсь на весь мир, но в первую очередь - на себя.
        И почему меня просто перекашивает от одного вида Катерининой племянницы? Нормальная же девчонка, умненькая, искренняя, приветливая. Внешность самая обычная, вовсе не супермодель: среднего роста, узкоплечая, но слегка полноватая в бедрах, отчего фигура напоминает грушу. Невнятного оттенка русые волосы собраны в хвост, кожа на лице не очень чистая, короткие негустые брови, серые глаза, слегка курносый нос, мягкие улыбчивые губы - не красавица, но и не дурнушка, простая милая девушка. Ногти на руках аккуратно подстрижены, никаких кроваво-алых клинков. Держится непринужденно, при виде Майорова в обморок не падает, Дрона своего явно любит.
        Что вас, мадам Лощинина, не устраивает?!!
        Не знаю. Дура, наверное, мадам Лощинина, причем вполне законченный, полноценный такой вариант. Выставочный образец, можно сказать.
        Ирина была принята на работу. Но Лешка сразу предупредил и Катерину, и ее племянницу, что костюмер нужен ему временно, пока не поправится Лариса.
        Не знаю, как другие обитатели серпентария, гордо именуемого «российский шоу-бизнес», относятся к пашущим на них людям. Разное слышала. Но Лешка тех, кто проработал рядом с ним много лет, очень ценит. Если у кого-то возникают проблемы, Майоров готов всегда помочь. И помогает. В его райдере четко оговорены комфортные условия для всей команды.
        Вот и сейчас. Ларису в больнице постоянно навещает Виктор, забивая ее тумбочку вкусностями. Сам Лешка там не появлялся во избежание нездорового ажиотажа вокруг Ларисы, но звонил ей довольно часто. Надо ли говорить, что лежала костюмер Майорова в одной из лучших клиник.
        Но прошел один гастрольный тур, через неделю начинался следующий, а Лариса никак не могла окончательно оправиться после болезни. Ее уже выписали, но она чувствовала себя неважнецки. Лешка отправил своего постоянного костюмера в санаторий и поехал в очередной тур с ВРИО.
        Ирина справлялась с обязанностями легко и непринужденно, проблем не возникало никаких. У нее сложились ровные, приятельские отношения со всей командой, да и с самим Майоровым. Лешка постоянно передавал мне от нее приветы, когда звонил домой. Я приветы принимала, мрачно отправляла их в мусор и тут же выбрасывала на помойку.
        В причинах своей паранойи разобраться я уже и не пыталась. В конце-то концов, не я же работаю с этой Ириной! А Лешку она устраивает.
        Одно могу сказать точно по поводу своего отношения к новой костюмерше - это не ревность. И дело даже не в ее серой внешности. Да будь она хоть «Мисс Сентябрь», «чудище с зелеными глазами» продолжало бы петь заунывные бурятские песни в кладовке, аккомпанируя себе на комузе. Почему? Но ведь это мой Лешка! Он - МОЯ половинка. А я - его. И все этим сказано.
        Телефон замурлыкал голосом Майорова.
        - Ну вот, опять ты помешал мне по астралу ходить, углубленным самокопанием заниматься!  - мрачно сообщила я трубке.
        - Ты, пузик на лапках, не переусердствуй,  - озаботился муж.  - А то черт знает до чего докопаешься. В глубинах твоего больного разума…
        - А ты любишь ежиков?
        - Кхм!  - подавился от неожиданности Лешка. Откашлялся и сипло выдавил: - Ты черствая, бездушная особа. Человек настроился на философски-элегическую волну, а ты его сбиваешь кретинскими вопросами! Нет в тебе никакой чуткости.
        - Дык ить и не было, барин!
        - Это да. Но ведь хочется верить в лучшее, хочется пожаловаться родному человечку на свои болячки.
        - Ой, Лешик!  - я испугалась.  - Ты что… ты плохо себя чувствуешь?
        - Ну вот, запаниковала, я так и знал,  - муж старался говорить бодрым голосом, но я на это не реагировала:
        - Лешка, приезжай! Бросай все и приезжай! Иначе я к тебе заявлюсь! И плевать мне на эти дурацкие тайны! Я же чувствую - тебе плохо!
        - Тихо, тихо, ты что?  - Лешка всерьез испугался.  - Успокойся, слышишь? Тебе же нельзя нервничать!
        - Вот и не заставляй меня! Возвращайся!
        - Да что ж такое, в самом-то деле! У меня все в порядке, просто устал немного. Знал бы - совсем ничего не говорил.
        - Врешь ты все,  - я шмыгнула носом и обнаружила, что реву. Этого еще не хватало.  - Я знаю, тебе плохо, очень плохо.
        - С чего ты взяла?
        - Не с чего, а с кого. С тебя.
        - Хомка, родная моя, ты лучше успокойся, отдохни, я уже скоро приеду. Всего два дня - и я дома. Как там наша Катерина, не обижает тебя?
        - Обижает. Закармливает.
        - Смирись. Я приеду и вызову основной удар на себя, а пока держись. И не забивай ерундой голову, договорились?
        Ерунда. И вовсе это была не ерунда, как оказалось. Лешка-то молчал как партизан после литра спирта, мне Катерина его сдала. А ей племянница рассказала.
        На одном из выступлений Лешка к концу вел себя довольно странно: он отказался от смены костюма, практически не выходил на «бис», не раздавал автографы на сцене после концерта. Он скомкал концовку и быстро ушел в гримерку. Виктор почувствовал неладное, решил проведать шефа. И обнаружил Майорова лежащим без сознания на полу.
        Вызвали «Скорую», Лешку нашпиговали уколами, ему полегчало. Оказалось, у него резко упало давление. Врач вообще настаивал на госпитализации, но Лешка, естественно, отказался. Правда, пообещал, что после возвращения в Москву пройдет полное обследование.
        Если он думал отделаться пустыми обещаниями, то ошибся. Я эти обещания наполню содержанием.
        Глава 6
        По большому счету, месье Майоров к собственному здоровью относился в строгом соответствии с известной поговоркой: «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Никаких ежегодных профилактических обследований, обходился малым: поплохело - вызвал врача.
        Поэтому солидной медицинской карты, похожей на средневековый рукописный фолиант, накопить не сумел. Подобное отношение к собственному здоровью вызвало сильнейший приступ изжоги у светила российского здравоохранения, к которому доступ простых смертных давно уже был прекращен. Причем это делалось якобы в интересах этих самых простых смертных, ведь он же - светило, миряне и ослепнуть могут. Рядом с этим гением медицины находиться могли только луноликие и солнцеподобные. Такая мелочь, как мешок с деньгами, оставленный у казначея, даже не обсуждается. Без мешка и на порог одного из самых навороченных медицинских центров не пустят.
        Зато здесь гарантировали абсолютную закрытость и стопроцентную секретность. Это оговаривалось специальным пунктом в контракте, и за утечку информации грозили разорительные штрафные санкции.
        Но даже несмотря на это с собой Лешка меня не взял. Разумеется, в качестве аргумента была предъявлена все та же тайна. Но сквозь неумело пришитую заплатку аргумента просматривался голенький такой, розовенький фактик: муж опасался, что, если у него найдут какую-нибудь серьезную болячку, ее трудно будет от меня скрыть. А вот если я останусь дома, то все будет в шоколаде - я скушаю любую версию.
        Ну а я что говорила! Совсем мужчинка умственно ослабел на радостях, выпал из реальности.
        Но без сопровождения Лешке к врачу попасть не удалось. К нему скотчем был прилеплен хвост - Виктор. Правда, Майоров попытался было купировать аномально выросший копчик, поручив администратору добыть из архива районной детской поликлиники запыленную медицинскую карту юного Леши. Ведь когда-то мальчик Леша наблюдался в советской детской поликлинике, тогда с этим было строго. И все ценнейшие сведения о мальчике должны были храниться в архиве.
        Непонятно только, зачем эти сведения светилу? Без них диагноз не вытанцовывается? Но раз врачу понадобился сей раритет, значит, его нужно добыть.
        Надежда Лешки избавиться от надзора провалилась, уныло булькнув. Виктор перепоручил поиск медкарты шефа Ирине.
        Катеринина племянница все прочнее закреплялась в команде Майорова. Она выполняла уже не только функции костюмера, нет. Теперь Ирина выросла до помощника администратора, сумев стать незаменимой частью слаженного механизма команды. И Виктор, и Лешка очень быстро привыкли к тому, что Ирина выполнит любое их поручение, причем сделает все безукоризненно.
        Так справилась она и с очередной задачей, уже на следующий день выложив на стол перед Виктором медицинскую карту юного Леши Майорова.
        А не очень юный Леша, проведя целых три, ТРИ, дня в беготне по различным кабинетам, просвеченный и обследованный с головы до ног, на четвертый день лег на диван и устроил лежачую забастовку.
        - Все,  - мрачно заявил господин Майоров, скрестив руки на груди,  - я больше никуда не пойду.
        - А что, уже закончили тебя обследовать?  - я с любопытством рассматривала воплощение вселенской скорби, разлегшееся на диване.  - Так быстро?
        - Закончат они!  - глухо простонал муж.  - Пока у пациента есть деньги, процесс не остановить.
        - Да ладно тебе!  - сказал Виктор, прислонившись плечом к дверному косяку и прихлебывая кофе из большой кружки. Косяк, выполненный из благородного дуба, ненавидел свое плебейское название. Но еще больше он ненавидел, когда на него наваливались. Угол косяка морщился и явно собирался плюнуть Виктору в чашку. Тот, не замечая угрозы, вещал: - У нас сегодня прием у двух замечательных специалистов.
        - Не пойду.
        - Надо, Леша, надо.
        - А что за специалисты?  - заинтересовалась я.  - Что-то важное?
        - О-о-очень!  - оживился Виктор, почему-то гнусно хохотнув при этом.
        - Иди ты в…!  - рявкнул Лешка, свирепо глядя на своего администратора.
        - Никак не могу, ваше сиятельство!  - отсалютовал тот кружкой.  - Этим должен специалист заниматься. Сегодня.
        - Так,  - Лешка зашарил рукой по ковру,  - я вижу, кое-кто окончательно распоясался!
        - Отродясь пояс не носил, барин!  - Виктор на всякий случай спрятался за изготовившийся к плевку косяк.  - Анечка, остановите его! Он же глумиться над подчиненным собирается!
        - Вот еще!  - фыркнула я, устраиваясь в кресле поудобнее.  - В моей жизни сейчас так мало развлечений, неужели я лишу себя столь дивного зрелища! Милый, если ты ищешь бейсбольную биту, то она не под диваном, а в шкафу.
        - Семейка гоблинов!  - голос Виктора прилетел уже из кухни.  - Ни грамма сочувствия, ни капли сострадания, сплошные угрозы! Уйду я от вас.
        - Иди-иди,  - проворчал Лешка, переводя себя в полувертикальное положение.  - Далеко все равно не уйдешь.
        - А я, между прочим, на диктофон пишу все угрозы,  - на этот раз в руках у появившегося в дверях Виктора уютно устроилась тарелка с куском пирога.  - На случай моей безвременной кончины в укромном месте припрятан страшный компромат на господина Майорова. Так что ты, Алексей, должен меня беречь, вот. И даже, не побоюсь этого слова, лелеять.
        - Эх,  - Лешка устало откинулся на спинку дивана,  - не ту начинку сегодня Катерина в пирог положила. Не абрикосы там нужны, а стрихнин.
        - Вот так, да? Ладно,  - Виктор подошел ко мне, наклонился и громко прошептал: - Хочешь, открою тебе страшную тайну Майорова? Только тс-с-с, никому!
        - Стукну,  - лениво сообщил Лешка.  - Тапкой. В лоб.
        - Вот, Аннушка, на какой риск я иду,  - зачастил Виктор,  - но ты должна знать - в детстве Алексей переболел свинкой!
        Чпок! Прилетел обещанный тапок. Но прицел был явно сбит, поэтому вместо лба был повержен пирог, что расстроило Виктора гораздо больше.
        В общем, Лешка так в этот день никуда и не пошел. И на следующий не пошел. Его вполне удовлетворил результат первых трех дней: диагноз - практически здоров. Серьезных проблем с сердцем и сосудами нет, плохое самочувствие связано с переутомлением. Отдыхать надо больше, работать, соответственно, меньше. Сей судьбоносный вердикт по стоимости соперничал с подержанной иномаркой. Медицинское светило хотело, вероятно, новую машину, поскольку настаивало на углубленном обследовании, но… пришлось ему перечитать «Обломова».
        Единственным положительным результатом этой заморочки с врачами стал отпуск. Лешка отпустил команду на месяц, и мы решили провести это время в нашем загородном доме. В новом доме. Старый, с которым было связано много неприятных воспоминаний, Лешка продал и купил другой. Конечно, большинство нормальных людей предпочитает строить собственный терем «с нуля», по своему вкусу. Но у Лешки возиться с этим не было времени, а у меня - желания. Ну не мое все это - строительные материалы, отделочные, выбор дизайнера, возня с рабочими, контроль, ругань - бр-р-р-р, кошмар!
        Поэтому мы и остановились на готовом варианте. Остановились, недолго потоптались и выбрали. И вовсе не по Рублево-Успенскому шоссе. В тихом, спокойном месте в дальнем Подмосковье, где еще не ступала нога богатеньких и знаменитеньких. Поскольку оформлением сделки занималась я, никто в местной администрации даже не догадывался, кто на самом деле купил недвижимость в их поселке. Местные жители - тоже, поскольку маскироваться Лешка умеет.
        Дом мы выбрали очень славный, бывшую дачу какого-то академика. Я всегда мечтала иметь такой. Просторный участок, заросший корабельными соснами, был обнесен высоким кирпичным забором. Забор полностью увит декоративным виноградом, и поэтому, несмотря на солидную высоту, не выглядит крепостной стеной, но в то же время надежно скрывает нас от посторонних взглядов. Здание просторное, двухэтажное, вкусно пахнущее деревом. Большая застекленная веранда, все удобства, вплоть до стационарной телефонной линии. Что еще надо для счастья? Отсутствие дурацкой рекламы по телевизору. Тут и так с талией проблемы, а они радостно сообщают, что при ходьбе мой животик увеличивается до восьми сантиметров. ЕЩЕ на восемь?!! Да он и так уже…
        Разозлившись, я щелкнула пультом, экран телевизора обиженно потемнел.
        Пойду лучше на свежий воздух, на диване-качалке поваляюсь. Правда, вставать с него элегантно у меня не получается, я из него элегантно вываливаюсь. Ничего, Лешка поможет, он должен скоро приехать.
        Мы уже неделю наслаждались тишиной и покоем. Первые пару дней я не могла напиться сосновым вкусным воздухом. Кружилась голова, и все время хотелось спать. Что мы с Лешкой и делали. А потом наладили поставки свежих продуктов, договорившись с соседями. И теперь у нас всегда есть парное молоко, обалденно вкусный домашний творог, янтарно-желтые яйца, молодая картошка, горы зелени, огурчики, помидорчики - м-м-м! Вкуснятина!
        Всего неделя - и наши лица посвежели, глаза заблестели, в Москву не хотелось.
        Но сегодня утром кто-то все же Лешку выдернул. Кто - не знаю, звонили утром, я еще спала. Помню, что муж обещал вернуться часам к двум.
        Вот и подожду его, вместе пообедаем. Готовим мы с Лешкой по очереди, причем делаем это с удовольствием. Раз в году такой казус случается.
        Я спустилась по ступенькам и направилась к зарослям орешника, за которыми и был установлен наш диван-качели под веселеньким желтым навесом.
        Я уже почти дошла, когда почувствовала мягкий упругий толчок. Ой! Замерла, приложив руку к животу. Вот еще раз. Лапа моя, солнышко родное!
        Вообще-то мы с дочей постоянно на связи, я совершенно точно знаю, что у нас - девочка. Я даже знаю, как она выглядит. И она будет очень счастливой, потому что похожа на папу.
        Но до сегодняшнего дня связь наша была ментальной. Теперь… теперь моя кроха толкается!
        Быстрее бы Лешка приехал, так хочется поделиться с ним счастьем!
        Я прилегла на диван. Покачалась. Села. Покачалась. Минуты тянулись, словно караван заморенных верблюдов.
        Ну где же он!
        Глава 7
        Это же надо - я заснула! И пропустила момент возвращения мужа. Поскольку все сценарии встречи, придуманные раньше, задрыхли вместе со мной, придется импровизировать. Вот только…
        Я и проснулась-то от какого-то странного ощущения. Странного для середины августа. Я очнулась от холода. Словно лежала на ледяном сквозняке, а не на нагретом солнцем уютном диванчике.
        Я зябко повела плечами. Глаза открываться не желали, озноб, топоча холодными лапками, сновал по телу, гоняя туда-сюда табуны мурашек.
        Да что ж такое-то! Неужели так резко похолодало? Не хватало еще простудиться. Надо срочно возвращаться в теплый дом.
        Глаза, наконец, соизволили открыться. Чтобы тут же зажмуриться, не желая видеть немыслимое.
        Окаменевшее лицо моего мужа. Запечатленное в камне слегка брезгливое выражение. И ледяной холод в глазах. Абсолютный ноль, убивающий все живое.
        Малышка испуганно забилась. Я успокаивающе погладила живот:
        - Тихо, тихо, родная. Это папа, не бойся.
        - Папа?  - раздался чужой, скрипучий голос, полный тоски.
        - Господи, Леша, что с тобой?!  - я отважилась снова открыть глаза.  - Что случилось?
        - Ты…  - всего две буквы, но каждая буквально сочится болью.  - Как ты могла? Как?!
        - Леша, я не понимаю…  - озноб добрался до губ, они задрожали и отказались подчиняться. Горло сдавил спазм.
        - Я тоже не понимаю. Господи, как же больно!  - сквозь стиснутые зубы простонал мой муж, по камню пошли трещины, лицо Алексея чудовищно исказилось.
        Майоров швырнул мне на колени большой конверт из плотной бумаги, судорожно сжал задрожавшие пальцы, развернулся и побрел к дому.
        Именно побрел, потому что трудно идти на почти негнущихся ногах.
        А я с ужасом смотрела на конверт, боясь к нему прикоснуться. Открывать не хотелось, конверт смердел. Разумеется, не в прямом смысле слова. Заберите от меня эту дрянь, я не хочу видеть содержимое, НЕ ХОЧУ! Оно убивает моего Лешку, значит, убьет и меня!
        Но смотреть придется. Врага надо знать в лицо, даже если вместо лица - гнусная харя.
        Гнуснее не бывает.
        В конверте лежали фотографии. Немыслимые фотографии, в клочья разорвавшие мой теплый счастливый мир.
        Не знаю, как долго я просидела на мерно покачивающемся диване. Время застыло, не было мыслей, чувств, эмоций. Липкая пустота затягивала все глубже. Ну и пусть, я не хочу больше жить.
        Но сквозь оцепенение и апатию, сквозь удушливый мрак ко мне настойчиво прорывался какой-то огонек. Он бился в невозможной дали, он мерцал и плакал.
        Это плакала моя дочь, не давая мне уйти, удерживая на грани бытия.
        Тогда, в подвале чешского дома, она тоже плакала. Но от горя. А я не могла понять, почему.
        Теперь знаю. И жить с этим знанием не могу.
        А я еще не могла понять, зачем Андрей Голубовский потащил меня в дом на окраине Клатовы, вколол какую-то гадость, после которой я уже ничего не помнила и очнулась лишь в подвале, где меня и нашли Саша и Слава. События тогда неслись галопом, поэтому особенно заморачиваться на эту тему я не стала.
        И, как оказалось, зря. Беда ползла за мной следом, медленно и уверенно, словно асфальтовый каток. Она знала, что догонит. И догнала. И прошла по моей жизни торжествующе-беспощадно. И раздавила эту жизнь, разбросав в качестве надгробия глянцево-яркие фотографии, на которых Андрей Голубовский и я… Мы… Гадость, мерзость! Но самое гнусное, самое убийственное состоит в том, что я не лежу бесчувственным бревном. МНЕ ЭТО НРАВИТСЯ!!!
        Очередной спазм, более сильный, перехватил не только дыхание. Он остановил сердце.
        Вот и хорошо.
        Деревья, небо, трава - все стало медленно вращаться вокруг меня, образуя гигантскую воронку, эпицентром которой была я. Вращение нарастало, вскоре оно захватило меня и потянуло вверх. Стало легко и свободно, там, наверху, разгоралось ослепительное сияние. Я счастливо рассмеялась и поспешила туда, ввысь…
        Но в какой-то момент посмотрела вниз. Увидела свое тело, сломанной куклой лежавшее на мерно покачивающемся диване. А рядом…
        Рядом со сломанной куклой сидела крохотная кудрявая девчушка, держала куклу за руку и с горькой обидой смотрела на меня.
        Воронка закружилась с оглушительным ревом, свет наверху погас, дикая боль разорвала сознание.
        Когда я открыла глаза, было уже темно. Вечер или ночь? А впрочем, какая разница. Вопросительно толкнулась дочка. Я усмехнулась и погладила живот. Не волнуйся, маленькая моя, мама в порядке. Почти. Но умирать больше я не собираюсь, не дождутся.
        Не знаю, чего добивается эта тварь, Андрей Голубовский, ради чего устроил тогда в Чехии подобное скотство. Не думаю, что из простой мстительности, из желания испоганить мне жизнь. Андрюша ничего не делает без личной выгоды.
        Но это меня уже не волновало. Мне надо как-то жить дальше, ради моей малышки. И без Лешки…
        Но почему без Лешки? Да, это больно, невыносимо больно, но ведь я ни в чем не виновата! Я же рассказывала мужу про эпизод с инъекцией, мы с ним вместе гадали, что за этим стоит. Нам следует сесть рядышком и все обсудить. Неужели он не понимает, каково МНЕ с этим жить? Неужели он всерьез верит, что я могла по собственной воле лечь в постель с этой гнусью? Ведь мы же… мы же две половинки одного целого, мы чувствуем одинаково, думаем одинаково, дышим наконец! И у нас есть дочь, наша малышка, появления которой мы так ждали.
        Я уговаривала себя, убеждала, находила еще много веских и обоснованных причин не превращать несчастье в катастрофу вселенского масштаба.
        Но сквозняк, гулявший по опустевшей, выгоревшей душе, не обращал на мой бубнеж никакого внимания. Он подошел к покрытому гарью окну и написал всего лишь одно короткое слово: «НЕТ».
        У меня не получалось даже заплакать. Глаза горели, словно их засыпало песком.
        Я встала с опротивевшего навсегда дивана. Фотографии рассыпались, поблескивая, словно болотные окна. Посмотри - и провалишься в вонючую бездну.
        Хватит, насмотрелась. Еле выбралась.
        Я подошла к крыльцу и с грустью взглянула на безжизненно поникший дом. Окна не светились теплым светом, значит, Алексей уехал. Скорее всего, сразу после того, как отдал мне фотографии. Боялся, что я побегу следом оправдываться и выяснять отношения?
        Какая разница, о чем он думал и чего боялся? Ведь все это было сгоряча, он успокоится, наша дочь…
        НЕТ.
        В дом идти не хотелось. Больно очень. Там - еще теплилась жизнь, которой больше нет.
        Но придется. Слишком поздно, чтобы уезжать. Машина моя в городе, потому что Лешка… Алексей запретил мне садиться за руль с моим пузиком. С животом. Заботился о беременной жене. Любил. И любит…
        НЕТ.
        Да, да, да!
        НЕТ.
        Так, ладно, пора спать. Надо бы поесть, дочу покормить, но кусок в горло не лезет. Тошнит от одной мысли о еде. Потерпишь, солнышко?
        Мягкий толчок. Спасибо, родная.
        Я вошла в дом и, не зажигая света, потащила себя наверх. В нашу спальню? Нет, в гостевую. Там нет воспоминаний.
        На пороге комнаты мои силы вдруг закончились. О том, чтобы принять душ, не могло быть и речи. До кровати бы добраться, не уснуть на коврике.
        Добралась. И отключилась.
        Включаться не хотелось. Совсем. Но солнце, ворвавшееся в комнату сквозь не зашторенное окно, тормошило меня, светило сквозь веки, щекотало теплым лучиком лицо. Спать дальше не получилось.
        Ого, уже почти двенадцать! Так, надо быстренько собрать вещи, главное, не забыть паспорт. Но вначале - душ!
        Вода смыла напряжение, привела в порядок мысли. Но смыть боль не смогла.
        Все свои вещи я забирать не стала, тяжелая сумка мне ни к чему. Белье, пару платьев, сменная пара обуви - и достаточно. А свидетельство о браке пусть остается в московской квартире Алексея.
        Внизу было пусто и тихо. Значит, Алексей не вернулся. Вот и хорошо. Пойду, покормлю малышку.
        Ничего хорошего. Я вяло дожевывала бутерброд с сыром, запивая его кофе, когда услышала шаги на крыльце.
        Сердце вскрикнуло и забилось. Руки задрожали, расплескав кофе. Бутерброд выпал сам.
        Надежда, которая, как я думала, ушла совсем, прибежала и, задыхаясь, замерла.
        Лешка, ты пришел, ты…
        НЕТ.
        Лицо моего мужа заледенело еще больше. А глаза опустели, в них не было даже боли. Он стоял в дверях и молча смотрел на меня. Смотрел с холодной отчужденностью. Я нашла, не знаю где, силы встать и взглянуть в лицо моей жизни. Той жизни.
        - У меня к тебе только одна просьба,  - голос мой почти не дрожал, держись, ты сможешь!
        - Какая же?  - приподнял бровь Алексей.
        - Пожалуйста, займись оформлением развода сам. Я написала, что согласна с любым твоим решением. Бумага на столе в гостиной. Что касается нашей дочери…
        - Нашей дочери?
        - Да, нашей дочери,  - я удивленно посмотрела на Майорова.  - Та гнусь, что на фотографиях, происходила в день свадьбы Вики, утром. Если помнишь, я рассказывала тебе о непонятной ситуации с уколом.
        - Всю ночь думала?  - пустота в его глазах сменилась презрением.  - Выкрутиться надеялась?
        Я задохнулась и сжала зубы так, что они заскрипели от напряжения. Говорить в таком состоянии было трудно. Да и что говорить? Оправдываться, доказывать?
        - И не надо смотреть на меня, как на подонка.  - Алексей брезгливо скривил губы.  - Я, скорее, доверчивый кретин. Но ничего, это поправимо. А на развод я подам, не сомневайся. Если ты думала убить меня своим благородством, то ошиблась. Что касается ТВОЕЙ дочери…  - он издевательски скопировал мою интонацию.
        Это привело меня в боевую готовность. Да что же это происходит такое? Он решил отказаться от ребенка? Неужели я в нем настолько ошибалась?
        - Хорошо, пусть будет моей,  - я усмехнулась, взяла сумку и направилась к выходу.  - Мы и не собирались претендовать ни на что,  - с трудом вздохнула.  - Ни на что, кроме отцовской любви.
        - Отцовской?!!  - ноздри Алексея побелели от ярости.  - Какая же ты дрянь!  - трясущимися руками он вытащил из кармана какую-то бумажку.  - Вот, смотри! Ты хихикала, что я переболел в детстве свинкой? Хихикай снова - болезнь не прошла без последствий. У меня не может быть детей. Я БЕСПЛОДЕН!
        Глава 8
        Абсурдность этой информации на время отключила мое восприятие. Я смотрела сквозь что-то кричавшего Алексея, ничего не ощущая. Ступор. Или топор, расколовший вдребезги мозг.
        Не-е-ет, вовсе даже не топор. А хороший такой, увесистый подзатыльник, основательно встряхнувший пустоту внутри. И оказалось, что там совсем не пусто. От толчка вернулись все чувства и эмоции. Последней, чихая и кашляя, с грохотом обрушилась откуда-то способность к логическому мышлению.
        Я-то знаю, что малышка НАША. У меня, кроме Лешки, никого нет и быть не может. Эпизод с Голубовским глумливо ухмыльнулся, получил пинок в зад и улетел в тесный чулан. Там ему и место, надо будет замуровать на досуге.
        Значит, у Андрея есть сообщники. Кто-то ведь сфальсифицировал результат анализа. Кто-то передал эти фотографии Алексею. Кто-то постоянно нагнетал обстановку, исподволь настраивая мужа против меня. Кто-то, кто был рядом…
        - Откуда у тебя эти фотографии?  - бесцеремонно вклинилась я в мутный поток его обвинений.
        - Что?  - Алексей, наполненный яростью до самой макушки, не мог переключиться сразу.
        - Во-первых, прекрати орать,  - сухо процедила я, подходя ближе,  - не забывай, что перед тобой - женщина, причем беременная. Я не желаю выслушивать твой бред. И доказывать ничего не собираюсь. Если ты вот так, с ходу, поверил в невозможное, значит, я в тебе ошиблась.
        - Ты?! Ты ошиблась?!!  - Майоров задохнулся от возмущения.
        - Я. Потому что когда против тебя началась травля, я ни секунды не сомневалась в твоей невиновности.
        - Это - совсем другое дело.
        - Нет, Лешенька, не другое. Но, повторюсь, унижать себя оправданиями я не буду.
        - А что во-вторых?  - сухо поинтересовался Алексей. Если человек не хочет слышать, он не услышит никогда.  - Ты пафосно начала с «во-первых».
        - А во-вторых, собери мозги в кучку, напрягись и постарайся ответить на мой вопрос. Без воплей и истерики.
        - Не хами,  - буркнул Майоров.  - Пакет Катерина нашла в нашем почтовом ящике. Запечатанный. И позвонила мне.
        - На конверте, кроме твоего имени, ничего нет. Значит, бросил его не почтальон. Как пакет мог попасть в ящик без ведома консьержа? Ты спрашивал у охраны?
        - Нет. Какая разница - кто, как?!  - голос Майорова опять взлетел ввысь.  - После того, как это увидел, я… А ведь там еще и диск с видеозаписью имеется. Хочешь, вместе посмотрим? Славный фильмец, немецкое порно отдыхает.
        - Ты сейчас отвратителен,  - спокойно заявила я. Но, Бог мой, как же трудно далось мне это спокойствие!
        - Я?!
        - Ты. И был отвратителен тогда, когда сразу же побежал проверять свое отцовство.
        - Ну и что? Если раньше я не обращал внимания, когда мне говорили, какой я счастливчик, раз не получил осложнения после паротита…
        - Кто говорил?
        - Какая разница? Зато благодаря ей я смог оперативно выяснить правду.
        - Ей? Ирине…  - я усмехнулась и покачала головой.  - Все ясно.
        - Что тебе ясно?  - глаза Майорова сузились, он опять заорал: - Хватит! Хватит выкручиваться и пытаться переводить стрелки на совершенно непричастных людей! Да ты…
        Я отключила слух и, стараясь не смотреть на искаженное, чужое, но в то же время такое родное лицо, прошла мимо мужа и вышла на крыльцо.
        Постояла, прощаясь с домом, деревьями, птицами. Правда, пение птиц заглушал натренированный голос выбежавшего следом Майорова, но попрощаться нам удалось.
        Так, куда теперь? На автобус или на электричку? В автобусе сейчас невыносимо душно и воняет, день сегодня жаркий. Значит, остается электричка.
        Я спустилась с крыльца и направилась к калитке. Шум позади смолк, заскрипел гравий на дорожке, затем Алексей, соревнуясь с гравием, сипло проговорил:
        - Садись в машину, довезу до Москвы.
        - Спасибо, не надо.
        - Не дури, вон духота какая. В твоем положении…
        - Как ты недавно подчеркнул, это - исключительно МОЕ положение,  - я подошла к калитке, оглянулась и, горько улыбнувшись, сказала: - Какой же ты дурак, Лешка. Прощай.
        И быстро, боясь разреветься, захлопнула калитку, окончательно разделив свою жизнь на «до» и «после».
        Хотя в поселок я обычно добиралась на машине, но расположение железнодорожной станции приблизительно представляла. Где-то в получасе ходьбы от нашего дома.
        Ага, в получасе. Легкой, упругой походкой по утренней прохладе. А под палящим солнцем, опустошенной и измотанной, да еще с малышкой…
        В общем, когда спустя час я почти вползла на платформу, в висках пульсировало только одно желание: «Пить!!!»
        Буфетчица, увидев меня, всплеснула руками:
        - Да что же вы делаете, женщина? Вы с ума сошли! Ребенка потерять хотите?
        - Нет,  - прошелестела я,  - не хочу.
        - Так что же вы в такую жару, без шляпы, да без зонтика! У вас же лицо красное, как помидор!
        - Вот,  - я протянула ей деньги,  - минералки дайте, пожалуйста.
        - Да-да, сейчас, у меня холодненькая есть. Вы присядьте!
        - Спасибо,  - я прижала запотевшую бутылку к щеке и блаженно закрыла глаза.  - Не знаете, электричка на Москву скоро?
        - Через полчаса. Вы и билет купить успеете, и отдохнуть. И чего вас понесло в такую жару в Москву? Поехали бы вечерком, когда прохладно.
        - Так получилось,  - я благодарно улыбнулась приветливой женщине и открыла минералку.
        Да-а-а, в сказке о живой воде все же есть доля правды.
        Минералка плюс отдых действительно вернули меня к жизни. А когда я, купив билет, обнаружила неподалеку от платформы чудесный тенистый скверик, жизнь не просто вернулась, она привела с собой силы. Физическую и душевную.
        Электричка, к счастью, оказалась полупустой. Открытые окна не пускали духоту в вагон, поэтому полтора часа до Москвы утомительными не были. Почти.
        Они были размышлительными.
        И мне, и ежу понятно, что вокруг нас с Алексеем опять сплели клубок провокаций. И то, что Майоров оказался глупее ежа, можно считать печальным, но все же фактом. Кем это затеяно? Разумеется, Голубовским. Причастен ли к этому фон Клотц? Вряд ли. Он находится в немецкой тюрьме, оттуда особо не поучаствуешь. А вот Андрейка, сидя в белорусской колонии, вполне на это способен. Зачем? Вопрос, конечно, интересный. Тогда, в Чехии, сия мерзость была, скорее всего, вольной импровизацией. Больно уж я досадила заговорщикам, вот и решил Андрюша совместить приятное с полезным. По принципу - а вдруг пригодится? Шантажировать, к примеру, можно. У меня ведь муж кто? Звезда. Терять его не захочется, можно будет денежку с меня тянуть.
        Но, судя по происходящему, планы его изменились. Меня решили убрать из жизни Майорова, причем так, чтобы он и слышать больше обо мне не захотел. А на вакантное место жены пристроить своего человечка. Лешка-то совсем небеден. Более чем небеден. Раз обломилось с наследством Саши, значит, надо найти другое.
        Но каким образом Андрей смог договориться с племянницей Катерины? Впрочем, кто сказал, что Ира - действительно ее племянница? Сама Катерина? Так она родственницу с детства не видела, и как та выглядит сейчас - понятия не имеет. Подсунуть ей вместо настоящей племянницы поддельную - как нечего делать. Отца на зоне убили, мать умерла якобы от горя - все, уличить мадам некому. Где настоящая Ирина? Надеюсь, что жива.
        Что же касается мифического Лешкиного бесплодия… Кто привез его медицинскую карту из архива? Ирина. Что мешало ей добавить туда сведения о паротите? Ничего. Сам Алексей не помнит ни о какой болезни. Маленький был. Маленьким-то он был, а вот болезни, скорее всего, не существовало. А уж анализ на бесплодие за сутки тоже помогла сделать Ирина! Это подстава, в которую мог поверить только обезумевший от ревности мужчина.
        Слезы опять скопились у меня в углах глаз, стремясь просолить мне щеки. Нет уж, ребята, давайте не будем терять драгоценную влагу. Да, больно, да, горько. Больно, когда тебя предает человек, без которого нечем дышать, горько от мучительной обиды за дочь.
        Но выводить на чистую воду мошенников я не буду. Пусть бултыхаются в своей грязи, пусть тянут туда Майорова.
        Каждый выбирает по себе,
        Выбираю тоже, как умею.
        Ни к кому претензий не имею.
        Каждый выбирает по себе.
        Всегда любила это стихотворение Левитанского, но никогда не думала, что так мучительно больно - не иметь претензий к избраннику. И с кровью, с хрустом рвать себя надвое, оставляя свою половинку другим.
        Куда же мне теперь? К Левандовским? Но это наши общие с Алексеем друзья, я не могу туда. Домой, в свой город, в пустую, запыленную квартиру? Это потом, сейчас оставаться одной нет сил. Мне нужна поддержка, теплое дружеское плечо. Таньский? Не получится. Она в Швейцарии, а туда требуется виза. Мне же нужно куда-то поехать прямо сейчас, в московскую квартиру я даже заходить не хочу.
        Электричка засопела, останавливаясь. Я вышла на платформу и осмотрелась. Вот и решение! Это же Белорусский вокзал!
        Мобильник, естественно, оказался на самом дне сумки. Нашел время в прятки играть! Так, теперь нужный номер.
        - Привет, Анетка!  - зазвенел нежный голос.  - Почему не звонила так долго?
        - Саша,  - только и смогла выговорить я. И расплакалась.
        - Анетка, что случилось? Господи, да что с тобой?  - ну вот, у Сашки голос тоже задрожал.
        - Саш, ты где сейчас, в Минске?
        - Да.
        - Можно я к тебе приеду?
        - Конечно! Когда?
        - Я на Белорусском вокзале. Сейчас пойду и возьму билет на ближайший поезд. Можно?
        - Да что ты заладила - «можно, можно»! Нужно! И не забудь перезвонить, сообщить номер поезда и вагона. Я тебя встречу. И держись там, не раскисай!
        - Попробую.
        Глава 9
        Вот уж не думала, что взять билет до Минска окажется делом довольно проблематичным. Поездов ведь в ту сторону идет немеряно: на Варшаву, на Берлин, Прагу, Калининград, Вильнюс и так далее.
        Но билет на нижнюю полку был только в дорогущий СВ «единички», то есть фирменного поезда Москва -Минск. Наличности в кошельке, естественно, не хватило, пришлось искать банкомат. А потом постараться донести деньги до кассы в целости и сохранности, поскольку взъерошенная тетка полубезумного вида, владеющая кредиткой и дорогим мобильником, вызвала пристальный интерес вокзальных аборигенов.
        Аборигенам обломилось. Они еще какое-то время покрутились возле меня в зале ожидания, но это уже так, для очистки совести. Или что у них там вместо этого атавизма?
        На жутко неудобном пластиковом кресле пришлось промучиться еще около трех часов, прежде чем объявили посадку на мой поезд.
        Я так устала за эти страшные сутки, что в купе смогла только дождаться прихода проводника за билетами. После чего отключилась.
        И это хорошо. Правда, воспоминания о том, что в точно таком же купе мы с Лешкой вдвоем ехали в Минск в прошлый раз, пришлось удрученно изгнать и припрятать гигантские носовые платки, предназначенные для продолжительных рыданий.
        Утром платки тоже не пригодились, поскольку обладательница воспоминаний нагло и бесчувственно продрыхла практически до самого Минска.
        Саша, приготовившаяся увидеть расплывшийся кисель, была, вероятно, слегка удивлена суровым и сосредоточенным лицом подруги. Это был просто какой-то член реввоенсовета перед судом над белогвардейской сволочью.
        Короткими, рублеными фразами член РВС наметила промежуточный пункт назначения, после посещения которого смогла, наконец, адекватно воспринимать реальность.
        А реальность оказалась очень даже ничего. Кондиционированный салон сверкающего лаком «Лексуса» манил меня своей прохладой.
        Долго манить не пришлось. Я с удовольствием юркнула… хм, опять выдаю желаемое за действительное! Увы, не юркнула, а довольно неуклюже устроилась на мягком кожаном сиденье.
        - Анетка, не забудь ремень пристегнуть, у нас с этим строго,  - Саша повернула ключ зажигания, двигатель отозвался ласковым мурлыканием.
        - Александра, ты видишь перед собой самого дисциплинированного в мире человека!  - пафосно сообщила я, щелкая ремнем безопасности.
        - Вы хотите об этом поговорить?
        - Именно, именно об этом!
        Всю дорогу до Сашиного дома мы болтали и об этом, и о том, и еще о сем. В общем, о чем угодно, только не о причине моего бегства из Москвы.
        Саша жила в очень красивом новом доме, построенном из темно-красного кирпича. Огороженная территория, консьерж, шикарные квартиры да плюс к этому великолепию - лес за окном. И пусть это всего лишь остатки леса, но дышится здесь легко.
        - Вот мы и дома,  - Саша распахнула передо мной дверь.  - Проходи.
        - А где твои дети?
        - Слава - в оздоровительном лагере. Он каждый год туда вместе с одноклассниками ездит, а в этот раз у них прощальная гастроль. Не волнуйся, через три дня явится. А пока наслаждайся покоем и тишиной.
        - Со Славой все ясно. Но ведь у тебя вроде еще ребенок был?  - я свела глаза к переносице, изображая мучительные размышления.  - О, девочка вроде! Да?
        - Ты гений!  - Саша восхищенно всплеснула руками.  - Как есть гений!
        - Как есть не буду,  - угрюмо пробурчала я.  - Сами их ешьте. Так где девчушка-то?
        - Девчушка в Германии, у бабушки. Проходит интенсивный курс немецкого языка. Она же в Берлинский университет поступила, на юридический факультет.
        - Еще бы не поступила, у нее ведь золотая медаль, да?
        - Вика у меня молодец. И преподаватели навстречу пошли, помогли ей. Ведь мало того, что она пропустила половину четверти, так потом еще почти две недели в клинике неврозов лежала.
        - Зая моя!
        - Ничего,  - Саша улыбнулась,  - мы справились. Экзамены Вика сдала на «отлично».
        - А как Слава после всего, тоже в клинике лежал?
        - Ты знаешь, нет. Он очень повзрослел, пережитое смыло всю шелуху, и теперь это совсем юный, но мужчина. Сильный, честный, добрый и очень заботливый. Детство, конечно, еще поигрывает, ему ведь четырнадцать всего, но в целом я своими детьми могу гордиться. И горжусь.
        - А с отцом они как?
        - Никак,  - Саша налила воды в электрический чайник и включила его.
        Мы сидели с ней в просторной кухне. Беседуя, Саша одновременно накрывала на стол. Наверное, следовало бы принять душ с дороги, но меня так разморило в этом уютном доме, что сил хватило лишь добраться до славного диванчика, расположившегося у окна.
        Мы помолчали, слушая бульканье закипавшей воды. Щелчок чайника послужил выстрелом стартового пистолета.
        - Знаешь,  - Саша нервно крутила в руках изящную кофейную чашечку,  - я одного не могу понять: как за все эти годы я не смогла разобраться в своем муже? Почему не разглядела рядом такую мразь? Неужели Андрей всегда был таким, или это деньги его испортили? И чего в результате он добился? Семи лет колонии строгого режима? Достойный финал жизни! Гниет теперь там, всеми забытый и никому не нужный. Дети о нем даже слышать не хотят. Представляешь,  - Саша криво усмехнулась,  - и Вика, и Слава собираются добиться лишения Андрея родительских прав. Они не хотят иметь с Голубовским ничего общего. Фамилию мы тоже меняем на мою девичью. Демидовы мы теперь. Надеюсь, ты не начнешь зудеть, что дети обязаны чтить отца своего?
        - Не начну. Тем более,  - я судорожно вздохнула, пытаясь вместе с воздухом втянуть побольше сил,  - что твой Андрей…
        - Он не мой.
        - Прости, я по привычке. Так вот, господин Голубовский вовсе не собирается гнить в колонии. У него явно иные планы на будущее.
        - Что ты имеешь в виду?
        Я рассказала все, что знала. Все, что накопилось, наболело, все, что сожгло и растоптало мою жизнь.
        Саша молчала, только бледнела все сильнее и сильнее. К концу моего рассказа цвету ее лица позавидовал бы любой утопленник. Но заливаться слезами и громко сморкаться в салфетку она не стала. Этот вариант развития событий был возможен полгода назад, но не сейчас.
        - Прости,  - глухо выдавила она, отвернувшись к окну.
        - Ты-то тут при чем?
        - Если бы я не втянула тебя тогда во всю эту историю…
        - Если бы да кабы,  - я горько улыбнулась.  - В истории нет сослагательного наклонения. Произошло то, что произошло. И нам с дочкой нужно как-то жить дальше. Причем так, чтобы поменьше видеть и слышать Алексея Майорова.
        - Но почему ты не хочешь за него бороться?
        - Потому что он нас предал. Он слишком легко и просто поверил во всю эту гнусь.
        - Но ведь…
        - Все, Саша, все. Закрыли тему. Мне и так больно.
        - Извини,  - Саша вскочила и занялась приготовлением кофе.  - Так, мы сейчас с тобой кофейку хлопнем с пирожными, сахар питает мозг, вот мы его, мозг-то, и подкормили перед штурмом. А как там твоя малышка?
        - Замечательно. Уже толкается.
        - Молодец! Соображает, чем отвлечь маму - хорошим пинком в пузо. Чтобы дурью мать не маялась.
        - Поучи, поучи ребенка, злыдня,  - проворчала я, откусывая восхитительно нежное пирожное.  - Привыкла после муштры МакКормика кулаками махать.
        - И теперь машу, форму поддерживаю. Я в кабинете Голубовского спортзал оборудовала сейчас. Там теперь тренажеры, боксерская груша, маты на полу. Каждый день по часу занимаюсь, мне нравится.
        - Нравится - ключевое слово. Мнямочки, вкусно-то как! Я уже три штуки слопала, остановите меня! Сашка, я у тебя поживу какое-то время, ладно?
        - Попробуй только не поживи! И учти,  - деловито сообщила Саша,  - теперь тебе от меня долго не удастся избавиться. Я уже все придумала.
        - Уже?
        - Не перебивай. Значит, так. У тебя вроде есть квартира?
        - Да, но не в Москве, к тому же однокомнатная.
        - Ничего страшного, все равно недвижимость. Мы ее продаем, а взамен покупаем жилье в Германии, рядом с нами…
        - Ты соображаешь, что говоришь? Однуха в российской провинции равноценна лишь санузлу в Германии! У меня, конечно, есть какие-то деньги, гонорары, авторские отчисления за Леш… за песни Майорова, но этого не хватит! Да я и не хочу их тратить, я на них жить собираюсь, дочь растить. Вернусь в свой город, в свою квартиру, снова займусь журналистикой.
        - Закончила?  - Саша зевнула, прикрыв рот ладошкой.
        - Да, а что?  - я нацепила маску надменного спокойствия. Видимо, от спешки получилось кривовато, Сашка явно не прониклась.
        - А теперь слушай, внимай и принимай как свершившийся факт. И если только слово булькнешь, что я так поступаю из чувства вины, я тебя стукну. Не волнуйся, малышка, не по животу, а по самому бесполезному месту на теле твоей мамашки - по голове.
        - Можно подумать…
        - Не перебивай, я просила же! Так вот. Твою квартиру мы продаем, жилье в Германии покупаем. Но, поскольку процесс это длительный, жить пока будешь с нами. В твоем положении одной оставаться нельзя. Тем более, что необходимо постоянное наблюдение у врача. В наследстве дядюшки Зигфрида есть чудесная вилла на берегу Балтийского моря. Туда мы с тобой и поедем. Слава и Вика будут жить в Берлине вместе с бабушкой, там у нас шестикомнатные апартаменты. Слава пойдет в школу для русских эмигрантов, подучит язык, на будущий год я переведу его в немецкую школу. А потом он поступит на экономический факультет. Мне тоже необходимо время, чтобы выучить язык и вникнуть во все тонкости бизнеса моего деда. Пока Вика и Слава закончат учебу, кому-то надо присмотреть за делами. Одной мне будет тяжеловато, вот ты мне и поможешь.
        - Я?!!
        - Ты. Да, мы с тобой абсолютно ничего не смыслим в бизнесе. Но ты что, дура?
        - Когда как.
        - Это да. Но соображаешь, когда надо. Высшее образование, опять же, имеется.
        - Техническое.
        - Неважно. Вдвоем мы несколько лет, пока мои дети не закончат учебу, продержимся. Или ты струсила?
        - Вот только «на слабо» меня брать не надо, миллионерша злобная.
        - В общем, смирись. Поскучаем на балтийском побережье, выучим язык, родим малышку…
        - Давай вот с этим я как-нибудь сама справлюсь, хорошо?
        Глава 10
        Четко, одна за другой, с аккуратно причесанными гребешками, волны Балтийского моря маршировали к берегу. Никакой безалаберности Средиземноморья, не говоря уже о вседозволенности океана! Немецкий орднунг во всем. Даже в дыхании моря.
        Правда, фрау Мюллер (кстати, очень похожая на актера Броневого), помогавшая Саше по хозяйству, уверяла, что во время шторма море сходит с ума и становится похожим на упившегося портового грузчика. То есть ревет похабные песни и крушит все вокруг.
        Может, оно и так, но за две недели, проведенные нами в Варнемюнде, Балтика никаких сюрпризов пока не преподнесла. Цивилизованная, вымуштрованная, спокойная до зевоты водичка.
        Вилла Сашиного деда удобно устроилась на окраине Варнемюнде. Просторный двухэтажный дом, по-немецки основательный и в то же время очень уютный, находился строго по центру обширного участка. Хотя какой там участок, этому пространству больше подходило название «поместье». Огромная площадь, обнесенная высоченным кованым забором, была обихожена с чисто немецкой тщательностью. Ровный, идеально подстриженный газон, геометрически точно расположенные дорожки, посыпанные кирпичной крошкой, а ландшафтный дизайн можно было смело фотографировать для журнала «Мой прекрасный сад».
        И за домом, и за участком следила фрау Мюллер. Нет, она вовсе не сидела на сторожевой вышке и не рассматривала в полевой бинокль окрестности, она командовала взводом прислуги, обеспечивая порядок и комфорт.
        Заканчивался сентябрь. Прошло уже больше месяца моей новой жизни. Вот только… Я никак не могла научиться жить без Лешки. Зато научилась скрывать это от окружающих. Даже Саша поверила, что мне удалось справиться с болью.
        А я просто спрятала ее очень надежно. В глубине души, в самом дальнем ее уголке, ранее пульсировало пустотой пространство, размеры которого оставались тайной даже для меня. И теперь оно пульсировало не пустотой, а болью.
        Но очень-очень глубоко. И у меня получалось существовать: принимать активное участие в сборах, в оформлении бумаг на выезд, шутить и смеяться, радоваться встрече со Славой и Викой, учить немецкий язык, восхищаться виллой.
        Но когда я оставалась одна…
        Песок и камни,
        И нет воды,
        И только ветер
        Занесет следы.
        Осколки окон
        Обломки фраз
        Сверкнули солнцу
        В последний раз.
        Ты ищешь света -
        Находишь ночь,
        Обрывки писем
        Улетают прочь.
        И сбиты руки
        О камень слов,
        И рвется сердце
        В лабиринте снов.
        Моей малышке уже исполнилось шесть месяцев. Но она жалеет маму, не спешит превратить ее в барабан на ножках. Мой живот, если надеть удачную одежду, был практически незаметен.
        Сегодня Саша собиралась устроить очередной набег на магазины, чтобы закупить экипировку к осенне-зимнему сезону. Но по утрам она обычно занималась не менее часа в тренажерном зале, который оборудовала сразу после приезда на виллу.
        А я пока решила прогуляться вдоль пляжа. Тем более что день сегодня был радостно-солнечным, а это случалось не так уж часто.
        Холодный ветер Балтики пытался прогнать меня с пляжа, забравшись под одежду. Не получалось у бедолаги ни-че-го. Я предусмотрительно завернулась в теплую шаль, и пробить этот мягкий уютный кокон мог только ветер-дикарь Северного Ледовитого океана, но никак не балтийский слабак.
        Я шла, автоматически считая шаги. Маршировали волны, шуршал песок под ногами. И я ушла в себя. И некому было остановить меня, не пускать туда, где ворочалась и кричала боль.
        Я очень старалась избегать любых напоминаний о Майорове. Но получалось не всегда. Он смотрел на меня с разворотов газет и журналов, мелькал на экране телевизора, участвовал практически во всех шоу. И улыбался своей фирменной улыбкой. И остался прежним… Было заметно, что в его жизни не произошло ничего экстраординарного.
        Но это еще полбеды. Вторая половина беды все чаще стала появляться рядом с Майоровым на фотографиях. И хотя я предполагала, что так оно и будет, но не ожидала, что столь скоро.
        Поначалу Ирина просто мелькала в свите Майорова, где-то на задворках. Потом… Потом исчез Виктор, и Ирина заняла его место, причем в прямом смысле слова. «Желтая», и не только, пресса моментально раструбила новость о том, что у Алексея Майорова новый администратор. И очень похоже, не просто администратор. Пару раз самый закрытый персонаж российского шоу-бизнеса был замечен с ней на светских мероприятиях, причем дамочка прижималась к Майорову весьма недвусмысленно. Непонятно только, что нашел кумир миллионов в этой весьма серой и неинтересной особе? Зато теперь получали свое подтверждение слова Алексея о том, что упорно ходившие среди московского бомонда слухи о его романе (и даже браке) с автором текстов песен Анной Лощининой являются полной чушью. И действительно, Анну никогда не видели ни на одной тусовке вместе с Майоровым. Правда, она иногда сопровождала звезду на гастроли, но и только. Как объяснил Алексей, они просто работали над новыми песнями. И вот еще цитата: «Если следовать вашей логике, господа журналисты, я должен заводить романы со всеми композиторами и поэтами-песенниками,
сотрудничающими со мной?» (Алексей Майоров, пресс-конференция во время гастролей в Киеве в начале сентября.) А вот по поводу своих отношений с Ириной Гайдамак, новым администратором, Майоров от комментариев воздерживался.
        И таких публикаций становилось все больше. Еще бы! Алексей Майоров очень умело скрывал свою личную жизнь от любопытных глаз, чем только подогревал интерес к этой самой личной жизни. И вдруг! В стене появилась трещина, и толпы любопытной мошкары устремились в эту трещину, дабы подсмотреть, подслушать и быстренько опубликовать.
        И спрятаться от этих «новостей» было трудно даже в Германии.
        Но еще труднее было оказаться «никем» в жизни Алексея Майорова.
        Ничего, доча, мы справимся, ведь у меня есть ты.
        Чьи-то возмущенные вопли заставили меня выглянуть из себя. И чего орать? Висит же табличка: «Ушла в себя. Просьба не беспокоить».
        - Анетка, поздравляю!  - меня догнала запыхавшаяся Саша. Причем «пыхала» она в основном злостью.
        - Это с чем?  - я опасливо втянула голову в плечи.
        - Ты - глухая склеротичная индюшка!
        - Подобные инсинуации в мой адрес должны быть подкреплены вескими аргументами!  - расхрабрилась я.
        - Увесистый подзатыльник подойдет?
        - Это не аргумент!
        - Нет, надо же!  - Саша схватила меня за руку и попыталась ее оторвать. Чтобы воспрепятствовать потере конечности, мне пришлось последовать за ней.  - Договорились выехать в одиннадцать часов! И что?! Уже почти двенадцать, а эта курица бродит себе по пляжу и на призывные вопли не реагирует в принципе.
        - Да, я очень принципиальная!  - просопела я, едва поспевая за рукой.  - Эй, дамочка, тормозите! Мы тут за вами не успеваем. Мы очень расстроились, нас оскорбили, и ноги теперь нас не слушаются.
        Но Саша на мои стоны не обратила абсолютно никакого внимания, доволокла меня до машины, весьма бесцеремонно запихнула внутрь, закрепила результат ремнем безопасности и с чувством глубокого удовлетворения уселась за руль. Во всяком случае, я надеялась, что выражение ее физиономии соответствует именно этому чувству, а не желанию закопать меня в ближайшем лесочке.
        Но по дороге до центра Варнемюнде Саша успокоилась, и мы очень славно провели там оставшиеся полдня. Мы бродили по магазинам, потом вкусно пообедали в очаровательном маленьком кафе на набережной, после чего снова отправились по магазинам.
        Да, в очередной раз убеждаюсь, что полноценный шопинг возможен только при наличии автомобиля. В противном случае дама рискует уподобиться вьючному верблюду, и согласитесь - это действительно противно.
        А так мы всего лишь забили пакетами, коробками и свертками весь багажник. А заодно завалили и заднее сиденье. Нас, вероятно, очень полюбили продавцы и владельцы магазинов. Вряд ли сдержанные и скуповатые немцы доставляют этим милым людям столько радости и столько денег.
        Среди неимоверного количества обуви и одежды, изъятых нами с полок местных магазинов, нам с Сашей особенно нравились две совершенно одинаковые куртки. Вернее, поначалу-то куртка была одна, и купила ее себе я. Но невесомая светлая вещица, теплая и необыкновенно уютная, весьма пришлась по душе и Саше. И моя подружка, безмятежно наплевав на основное правило уважающей себя женщины, купила себе точно такую же куртку.
        Какое правило? Ну, господа, стыдно не знать! Любая уважающая себя женщина НИКОГДА по доброй воле не наденет на себя то, что уже есть у ее подруги.
        Глава 11
        Мозг умолял, бунтовал, изнемогал. Он даже пытался прикинуться парой кроссовок, поскольку находился в коробке. Что значит - «в какой»? В черепной, конечно! А у вас он где? Ой, извините.
        Мозг съежился и притворился окаменелостью мезозойского периода. Очень надеюсь, что в качестве исходного образца он выбрал не экскременты динозавра. Или кто там еще жил в этом периоде?
        Однако подтянутые белокурые бестии, они же - истинные арийцы, они же - немецкие слова, не позволили славянскому слабаку дезертировать. Непонятно откуда в их руках вдруг появились устрашающих размеров молотки, зубила и прочий камнедробильный инструмент. С холодной решимостью они обступили мой несчастный мозг.
        Пришлось бедняге опять заработать. И впитывать, поглощать до тошноты грамматику немецкого языка. Выбрали, дамы, интенсивный курс обучения - теперь не нойте.
        К концу очередного занятия наши с Сашей лица приобрели одинаковое выражение: «Созерцание собственного пупка» это называется.
        Герр Шольц, наш преподаватель, не мог не обратить внимания на сие великолепие.
        - Так, милые дамы, я вижу, что на сегодня уже достаточно,  - наш герр очень хорошо говорил по-русски, лишь легкий акцент выдавал в нем немца. В социалистической Германии Шольц работал учителем русского языка в школе.  - Надеюсь, все, о чем мы с вами говорили сегодня, задержится в ваших очаровательных головках.
        - Куда уж нам до вашей головки,  - тихо пробурчала я.  - Ай!
        - Что случилось?  - испугался преподаватель.
        Саша, только что пнувшая меня под столом, мило улыбнулась:
        - Ничего страшного, Анна просто неловко повернулась.
        - Ну что же вы так!  - взволновался наш гуру.  - В вашем положении надо быть очень осторожной! А хотите…  - Шольц запнулся, покраснел, затем судорожно вздохнул и выдал: - Анна, давайте вместе пообедаем! У меня больше занятий сегодня нет, и я хотел бы угостить вас прекрасными свиными ножками с капустой.
        - Это очень заманчивое предложение, Генрих,  - я изо всех сил удерживала внутри бьющийся в конвульсиях хохот, выпустив наружу лишь улыбку,  - но, к сожалению, у меня сегодня запланирован еще визит к врачу.
        - Да, конечно, я понимаю,  - засуетился вспотевший от волнения толстячок.  - Извините меня.
        - Но за что же?  - сдерживаться мне было все труднее, надо срочно покинуть помещение, иначе последствия взрыва будут весьма разрушительными для нежной психики немца.  - Я очень признательна вам за приглашение, мы обязательно сходим вместе пообедать, но не сегодня. Хорошо?
        - Конечно же!  - просиял Шольц.
        - Тогда - всего доброго! Увидимся на следующем занятии.
        - Ауф видерзеен, Генрих!  - мурлыкнула Саша, открывая дверь.
        - До свидания, дамы!
        Из дома герра Шольца быстрым шагом вышла одетая в светлую куртку женщина. Она осторожно буксировала раздувшийся до чудовищных размеров дирижабль. Вот только наполнен аэростат был не воздухом, а смехом.
        Зная, что преподаватель наблюдает за ней из окна, парочка молча двигалась к припаркованному неподалеку автомобилю.
        Тихо и интеллигентно матерясь сквозь зубы, женщина в светлой куртке пару минут провозилась, заталкивая дирижабль на заднее сиденье. Затем уселась за руль и газанула с визгом покрышек, к которому добавилось повизгивание с заднего сиденья. Вопреки ожиданиям, дирижабль не взорвался, он выпускал смех постепенно.
        Мои всхлипы, стоны, похрюкивания и повизгивания передались воздушно-капельным путем подруге. Саша заразилась и звонко расхохоталась.
        Немецкий гаишник (или как там он у них называется), заметив в стоящей на перекрестке машине двух заходящихся в пароксизмах смеха фрау, нахмурился, вцепился в свистульку и выдал на-гора дисциплинирующую трель. Затем погрозил нам пальцем. А-а-а, зачем он это сделал!
        Ведь как раз к данному моменту мы достигли состояния «только палец покажи».
        В общем, когда зажегся зеленый свет, наша машина с места не тронулась. В Москве за такие фокусы нас бы сразу обматерили автомобильными гудками, и не только гудками. А здесь нас просто объезжали, изредка взмемекивая.
        Полицейский, суровый до безобразия, направился к нам. Мы отделались небольшим выговором, штрафовать нас немец не стал. Фрау все-таки.
        - Вот пробило на «хи-хи»,  - Саша уже была в состоянии вести машину, что она и сделала.  - И главное - с чего? Интеллигентный, добрый, мягкий мужчина пригласил Анетку покушать. Да еще отведать местный деликатес, копыта с капустой! М-м-м!
        - Прекрати немедленно!  - простонала я, отдуваясь.  - У меня уже все хохотальные запасы кончились, вместе с силами. А что касается мягкого мужчинки, то для меня он слишком даже мягкий. Если попытаться ткнуть его пальцем, перст утонет в складках.
        - А зачем его пальцем тыкать? Или у тебя такая необычная интимная прелюдия? Оригинально!
        - Александра, окститесь!  - голос мой был суров и даже грозен.  - Какой интим, охальница! Где Шольц, а где - секс.
        - А что, лысоватые пухлые дядечки, пусть даже и заросшие рыжей шерстью, по-твоему, не смеют даже думать о сексе?!
        - Ладно, Сашка, убедила. Вот ты и займись.
        - Чем это, интересно?
        - Эротическими забавами с толстым рыжим коротышкой. Потом поделишься впечатлениями.
        - Я бы с радостью, но он на тебя запал. Наверное, потому, что ты по габаритам к нему поближе, особенно это касается животика.
        - Ну хорошо, Сашуля, пользуйся своим положением, оскорбляй несчастную женщину безнаказанно! Я не собираюсь отвлекать водителя во время езды. Но езда-то скоро закончится, и вот тогда!..
        - Я быстрее тебя бегаю,  - ничуть не испугалась злыдня.
        - От возмездия не убежишь!
        - Посмотрим.
        Но есть Бог на свете! Есть! Да, я сейчас не очень поворотлива, но зато смотрю себе под ноги. Ведь все утро шел дождь, и вокруг полно луж. К тому же мраморные ступеньки очень скользкие, а грохнуться мне сейчас как-то вовсе не в тему.
        А вот одна прыткая козочка совсем выпала из действительности.
        Саша шустро выскочила из машины, помахала мне рукой и побежала к дому. Чтобы, поскользнувшись на мокрых ступенях, с размаху шмякнуться в большую лужу.
        Я даже испугалась поначалу, думала, что Саша ушиблась. Но она отделалась легким испугом и испачканной курткой.
        Ну вот, теперь и я смогу надеть свою, выезжая в город. Во всяком случае, пока Сашину не принесут из чистки.
        Куртки, купленные неделю назад, мы с подругой носили с удовольствием. Только когда вместе куда-то ехали, бросали жребий, кому надеть куртку, а кому - что-либо другое. Иначе нас можно было принять за клонов: почти одного роста, светловолосые, в джинсах, а моего пузика под курткой не видно.
        Визит к врачу, которым я, словно щитом, отгородилась от сомнительного удовольствия в виде свиных ножек и толстого бюргера, действительно был запланирован, но не на сегодня, а на завтра. Да, врать нехорошо. А что делать?
        Врача, у которого я наблюдалась в Варнемюнде, мне порекомендовала все та же фрау Мюллер. Услышав, что врач - мужчина, я попыталась сопротивляться, сработал совковый стереотип: гинекологом должна быть женщина. Но фрау Мюллер, с искренним недоумением выслушав мое невразумительное бормотание (причем «невразумительное» - это еще мягко сказано, с немецким я пока на «вы»), пожала плечами, сняла телефонную трубку и договорилась с доктором Литке о приеме.
        Замечательный доктор, между прочим, очень внимательный и в то же время строгий. Заботится о моей малышке лучше меня.
        Прием был назначен на десять часов утра. Обычно меня возила Саша, но сегодня к ней приехал управляющий, и подруга была занята. Пропускать визит не хотелось, права у меня были с собой, поэтому я решила съездить самостоятельно.
        Да, беременным за руль нельзя, ну и что? Вожу я хорошо, дороги здесь полупустые, в центре Варнемюнде движение упорядоченное и цивилизованное. А я все-таки прошла школу московской езды, это вам не хухры и даже не мухры.
        Штрафа я тоже не боюсь. Во-первых, у меня есть деньги, а во-вторых, под любимой курткой живот, как я уже упоминала, не заметен.
        До клиники доктора Литке ехать было около двадцати минут. В половине десятого я взяла у Саши ключи от машины, выслушала массу ненужных наставлений и поспешила сбежать.
        Оказалось, что я очень соскучилась по вождению. Если поначалу, едва сдав на права, я побаивалась сесть за руль, то позже, почувствовав машину, стала получать удовольствие от самой езды, которого лишилась, забеременев. Там, в Москве, меня за руль не пускал Майоров, здесь - Сашка.
        Привет, машинка! Мы ведь с тобой поладим, верно? Сашин серебристый «БМВ» добродушно заурчал. Ой, здорово-то как! Жаль, что мало, не успела я проорать пару жизнеутверждающих песен, и вот она, клиника. Ну ничего, после приема покатаюсь по городу.
        И покаталась. Это нам с «БМВ» очень даже понравилось. Но пришлось возвращаться, поскольку Сашины угрозы, любезно передаваемые мне мобильным телефоном, становились все изощреннее.
        По дороге к вилле мы с «БМВ» осторожно объехали место аварии. Две покореженные машины, несколько полицейских, реанимобиль - грустное зрелище. И как они умудрились не разъехаться на практически пустом, абсолютно гладком шоссе?
        Едва я поравнялась с реанимобилем, как послышалось улюлюканье свистка. Я остановила машину и посмотрела в зеркало заднего вида. Ко мне бежал один из полицейских. Он что-то горячо тараторил, так быстро, что я ничего не поняла. Попросила говорить помедленнее.
        И получила в лицо обжигающе-ледяную струю какого-то газа.
        Глава 12
        Захлопнувшаяся калитка мстительно (она ведь женского рода!) прищемила Алексею пальцы. Резкая боль рванула по натянутым нервам к голове, изо всех сил стремясь разорвать в клочья мутный и вязкий туман, поселившийся там вчера.
        И на какое-то мгновение у боли это получилось. Потерявшаяся в тумане способность мыслить заметила затаившуюся любовь и потянула ее следом за собой к свету. Они орали, срывая голос: «Что же ты делаешь, кретин?!!»
        Алексей задохнулся, трясущимися руками попытался открыть калитку, чтобы успеть, остановить, не пускать…
        Но мгновение, отведенное боли, закончилось. Липкий туман сгустился опять, опутал, разорвал и разбросал способность мыслить и любить. А заодно старательно испачкал мерзкой вонючей слизью все воспоминания об Анне. После чего, удовлетворенно булькнув, мерно заколыхался. Дело сделано.
        Алексей с недоумением посмотрел на свои руки, вцепившиеся в калитку. Это еще зачем? Собрался бежать за мадам? Умолять о разрешении подбросить ее до Москвы? Тряпка, а не мужик!
        Ключевые слова вытащили из тумана стихи Анны:
        Что ты с бабы возьмешь - дура,
        А если не дура, то стерва,
        А если не стерва, то грымза.
        Другого не может быть.
        Но мужики ведь - подонки,
        А кто не подонок - гуляет,
        А кто не гуляет, тот тряпка.
        Другого не может быть.
        Как раньше клеймили скотину,
        Огнем выжигая бок нервный,
        Сегодня клеймят друг друга
        Две половинки Вселенной.
        Алексей брезгливо поморщился. И ему когда-то ЭТО нравилось? Правда, тогда он думал, что стихи рождаются в душе умной, честной, доброй, а главное - преданной и любящей женщины. Почти три года он жил и дышал только ею. Он пил счастье полными пригоршнями и не мог напиться. А когда узнал, что скоро станет папой…
        Все, хватит! Алексей до скрипа стиснул зубы, развернулся и механической походкой робота зашагал к дому. Потом, неожиданно для себя, сменил направление и свернул за угол, туда, где стоял диван-качалка.
        И сам диван, и земля вокруг были изгажены разбросанными фотографиями. Алексей сел, вытащил сигареты и зажигалку и застыл. Такое с ним уже пару раз за эти сутки происходило. Вяло колыхался туман в голове, мысли и чувства тонули, не хотелось НИЧЕГО. Лень было даже пальцем пошевелить. Лень было жить.
        Сколько он так проленился в этот раз, Алексей не знал. Да и какая разница-то? Спешить особо некуда, отпуск ведь. Просто стало слишком жарко. Солнце успело обойти навес над диваном и теперь с дурным энтузиазмом запекало Майорова, словно курицу-гриль. Не хватало еще схлопотать солнечный ожог! Хорош любимец миллионов будет с красной пылающей мордой, намазанной кефиром. А ты, дружочек, между прочим, этой самой мордой себе на жизнь зарабатываешь. Да, не только ею, но поберечь инвентарь все же следует. И если кто-то думает, что Алексей Майоров свихнется от тоски и перестанет выступать, то этот кто-то просчитался. Как говорится - не дождетесь!
        Других мотивов, двигавших неизвестным «доброжелателем», Алексей не видел. Лепет Анны по поводу Ирины он и слышать не хотел. Ирина! Да она появилась совсем недавно. К тому же она - племянница Катерины. А Катерина работает у Майорова уже много лет, и заподозрить ее в плетении заговора можно только в период обострения паранойи.
        А вот надежда на то, что Алексей Майоров не выдержит удара и сотворит какую-нибудь глупость - это вполне реальный мотив. Какую глупость? Изобьет жену, к примеру. Или уйдет в запой. Или вены себе порежет. Да мало ли чего можно ожидать от эпатажного звездули! Главное - уйдет со сцены и наконец освободит свою нишу, на которую давно уже облизываются некоторые продюсеры.
        Да, для того чтобы надеяться на такой результат, «доброжелатель» должен знать об истинных отношениях между Алексеем и автором текстов его песен Анной Лощининой. Об этом ничего не известно широкой публике, но зато прекрасно осведомлен кое-кто из тех, кого смело можно причислить к врагам. Люди, ненавидящие Майорова до потери пульса. Супруги Кармановы, к примеру. Они знают, КЕМ в жизни Алексея была Анна. И ЧТО для него значит правда о ней.
        Алексей усмехнулся и покачал головой. Просчитались, господа! Вы слишком плохо меня знаете. Сцена - вот мой спасательный круг, она вытаскивала меня из беды раньше, поможет и сейчас. Изнуряющая работа - лучшее лекарство от депрессии. Когда выматываешься до донышка, вечером остается одно желание - добрести до постели и рухнуть, засыпая на лету. На выгрызание себя изнутри сил уже нет.
        Так, ладно. Пора идти в дом, в прохладу. Надо только собрать фотографии, нечего им тут валяться. Их следует сохранить на тот случай, если Анна все же решит на что-то претендовать.
        Алексей поморщился: громкий бракоразводный процесс, раздел имущества - неужели жена пойдет на это? Она заявила, конечно, что ей ничего не нужно, но это только слова. А сплетать кружево слов мадам Лощинина умеет, профессионал все же, стихоплет!
        С одной стороны, скандал, вызванный возможным бракоразводным процессом, Майорову даже на руку. Грязный пиар - один из самых эффективных. А с другой… противно все это. Больно? Не смешите. Именно противно.
        Алексей в очередной раз равнодушно констатировал, что способность чувствовать душевную боль и раздирающую в клочья тоску исчезла. Она умерла в тот момент, когда он открыл конверт.
        Когда это было, год назад, два? Вчера. Вчера утром.
        Позвонила на сотовый Катерина, сказала, что в почтовый ящик кто-то подбросил странный пакет. Чем странный? Да слишком большой. И что-то внутри прощупывается плоское и твердое. А вдруг это бомба? Может, саперов вызвать?
        Алексей рассмеялся и пообещал испуганной домоправительнице, что сейчас сам приедет и разберется с «бомбой».
        Приехал…
        Что ж, Катерина почти угадала. Это действительно оказалась бомба, взорвавшая его мир изнутри. И убившая того, прежнего Алексея Майорова. Наивного, несмотря на более чем солидный возраст и немалый жизненный опыт, дурачка. Кретинчика. Болванчика. Кого еще? А, идиотика.
        Когда Алексей вышел из своей комнаты, Катерина ахнула и всплеснула руками:
        - Алексей! Что с вами?
        - А что со мной?
        - Вы на себя не похожи!
        - Правильно,  - усмехнулся Алексей.  - Я похож на маму.
        - Да при чем тут ваша мама, царствие ей небесное! Вы в зеркало-то гляньте! Это ж восковая кукла какая-то, а не человек!
        - Не выдумывай, все нормально.
        - Да как же нормально, вы же…
        - Достаточно, Катерина!  - Алексей лишь слегка повысил голос, но домоправительница, которая раньше просто не обратила бы на это внимания, неожиданно стушевалась, замолчала и ушла на кухню.
        Алексей направился следом.
        - Я не успел позавтракать, сообрази мне чего-нибудь,  - невозмутимо попросил он, усаживаясь за стол.
        - Да-да, конечно,  - засуетилась Катерина. Руки у нее дрожали, и на пол периодически падали то вилка, то нож.  - Извините, Алексей, я что-то разволновалась.
        - И совершенно напрасно, между прочим.
        - Правда?  - Катерина облегченно вздохнула и опустилась на стул.  - А я, как пакет этот увидела, так перепугалась! И сердце защемило! Что там было-то?
        - Да ничего особенного. Рекламные материалы.
        - А почему без адреса, только имя ваше?
        - Катерина, ты просто мисс Марпл!  - рассмеялся Майоров.  - Подумаешь - без адреса! Какая разница.
        - И действительно! Ой, что ж я сижу-то! Вот, Алексей, кушайте, я к вашему приезду пирожков напекла. И с собой возьмите, для Аннушки.
        - Не надо,  - Алексей с аппетитом надкусил румяный пирожок с яблоками.
        - Это почему? Аннушка очень любит эти пирожки, я специально побольше сделала.
        - У нее в последнее время изжога от теста началась,  - ухмыльнулся Алексей, расправляясь с очередным.  - Совсем ничего мучного есть не может.
        - Правда?  - Катерина огорченно посмотрела на дело рук своих.  - И куда ж теперь все это? Ох, бедняжка, тяжело ей приходится.
        - Да нормально. А насчет пирожков не переживай, съедим. Я сегодня в Москве останусь ночевать, вот вечером и побалую себя выпечкой. Хоть и вредно на ночь, но ничего, переживу.
        - А как там Аннушка одна-то?
        - Почему же одна? Не в лесу ведь живем, люди вокруг. Мы с соседями познакомились, помогут, если что.
        - Какие же вы, мужчины, все-таки нечуткие существа! И даже вы, Алексей. Ведь любите свою Аннушку безумно, и в то же время бросаете ее беременную…
        - Катерина, не забывайся!
        Сухой, безжизненный голос Майорова заставил домоправительницу оглянуться.
        И торопливо загнать назревшие недоумение и вопросы обратно.
        Потому что она увидела абсолютно чужого человека. Нет, оболочка осталась прежней, а вот сердцевина…
        Впрочем, это слово вряд ли подходит. У человека с внешностью Алексея Майорова, сидящего сейчас за столом, сердца, похоже, не было. Совсем.
        И впервые за все годы службы у Алексея Катерине стало страшно. Она боялась этого нового человека.
        Глава 13
        - Спасибо, Катерина, все было очень вкусно,  - Майоров встал из-за стола.  - На ужин приготовь мне что-нибудь легкое.
        - Х-хорошо,  - стараясь не смотреть на работодателя, домработница убирала посуду.
        Алексей, совершенно не обращая внимания на странное поведение обычно громогласной женщины, отправился в спальню, забрал конверт и вышел из квартиры.
        Двигаясь на автопилоте, не замечая ничего и никого, он добрался до машины, сел за руль и… в первый раз выпал из опостылевшей вдруг действительности.
        Хорошо, что это был не вечер пятницы, а первая половина среды. Иначе Алексею вряд ли удалось бы добраться до загородного дома без ущерба для своего здоровья и машины. Он совершенно не следил за дорогой и ехал на теоретически не допустимой, а на практике - лакомой для инспекторов ГИБДД скорости.
        Причем скорость по мере приближения к поселку увеличивалась. А вот вездесущих представителей ГИБДД не наблюдалось. Сегодня, видимо, был не их день.
        На въезде в поселок Алексей почувствовал, что колеса его джипа начинают отрываться от земли. Захотелось связаться с диспетчером аэропорта и запросить разрешения на взлет.
        Но на гипотетической взлетной полосе катались на велосипедах ребятишки, а на обочине пристроились бабульки с молоком, яйцами и собранными по утренней росе грибами.
        Пришлось сбросить скорость.
        Заглушив двигатель у ворот своего участка, Майоров вышел из машины. Заезжать на территорию он не стал, поскольку задерживаться надолго не собирался.
        Он только хотел швырнуть в лицо этой лживой дряни свидетельство ее «подвигов». А как артистично она изображала презрение к Андрею Голубовскому! И с каким наслаждением занималась с ним…
        Алексей судорожно стиснул конверт с фотографиями, словно хотел раздавить их. Но фотографий было слишком много. Слишком.
        А еще был диск с видеозаписью, просмотреть который полностью ему не удалось. Затошнило после первых же кадров.
        В доме никого не было. Звать жену Алексей не стал, не хотелось произносить даже ее имя, а тем более кретинские прозвища. Найдет и так, куда она денется. Небось на качелях зависла.
        Так и есть. Устроилась так уютно, свернулась клубочком и спит. Волосы от жары слегка влажные, прилипли ко лбу смешными колечками. Щеки розовые, припухшие во сне губы чему-то улыбаются. Руки обнимают живот.
        Прилетевшее невесть откуда идиотское желание встать на колени и ласково провести губами по розовой щеке было немедленно проглочено сторожевой жабой. Сыто рыгнув, она уползла обратно в болото.
        А Майоров рассматривал теперь спящую женщину с брезгливым отвращением. И это - мать его ребенка! Ребенка, которого, как он думал, у него уже никогда не будет. Ведь до Анны он не жил монахом, в его жизни было много женщин, некоторые даже задерживались рядом на длительный срок. Но ребенка не случалось.
        Да и с Анной они прожили вместе больше двух лет, и ничего. Анна даже обращалась к врачам. А потом поехала в Чехию и оттуда сообщила, что беременна.
        Вязкая трясина внутри Алексея начала покрываться ледяной коркой. Неужели… Неужели у него отнимут и это? Ведь даже врач, у которого он проходил обследование, назвал Майорова счастливчиком, когда узнал о его грядущем отцовстве. Очень уж часто перенесенный в детстве паротит вызывает бесплодие у мужчин.
        А Ирина постоянно поздравляла своего босса, удивляясь и радуясь.
        Так чей ребенок должен появиться на свет в декабре? Майорова или Голубовского?
        Алексей с шумом втянул воздух, и в этот момент Анна открыла глаза.
        И тут же залепетала что-то ребенку. И забытая, казалось, боль захлестнула Алексея.
        Что было дальше, он не помнил. Очнулся только в машине, причем на половине пути до Москвы. Оставалось только надеяться, что первая половина обошлась без эксцессов.
        Так, который теперь час? Половина третьего? Он должен успеть. Что значит - куда? Срочно сдать анализы и проверить, может ли он стать отцом. Если да, то он дождется появления ребенка на свет, сделает тест на отцовство и заберет свою дочь у этой дряни. А если нет…
        Об этом пока не хотелось даже думать. Это слишком страшно - знать, что у тебя НИКОГДА не будет детей.
        Вот только где могут сделать такой анализ, причем срочно? Алексей остановил машину у обочины и достал мобильный телефон.
        - Алло, Виктор?
        - Привет, шеф!  - жизнерадостный голос администратора неприятно резанул слух.  - Как дела, как отдыхается? Как там Аннушка?
        - Погоди, не части. Ты где сейчас?
        - В данный момент? На пляже. Предупреждая дальнейшие расспросы, уточняю - на пляже одного из Канарских островов. Тебе интересно, какого именно?
        - Нет, не интересно.
        - Злой ты все-таки человек, барин.
        - Хватит паясничать, Виктор! Мне не до шуток.
        - Что случилось?  - мгновенно сменил тон администратор. Слышно было, что он встревожился.  - Что-то с Анной?
        - А почему ты в первую очередь вспомнил о моей жене?  - проскрипел Майоров, криво усмехнувшись.  - Или эта дамочка и с тобой тоже?
        - Господи, Алексей, что ты несешь? Совсем о…?
        - Что я несу? Рога! Причем, судя по всему, ветвистые!
        - Идиот, да ты…
        Но Алексей уже оборвал связь. Через минуту мобильник возмущенно затрясся и завопил, Виктор явно хотел продолжить разговор.
        Вот только его желание не совпадало с желанием Майорова. И Алексей заблокировал звонки с номера администратора. Пусть отдыхает на своих Канарах и не лезет с расспросами. Реально он помочь не может, придется с врачами разбираться в одиночку.
        Впрочем, почему в одиночку? Есть же еще Ирина! Она - помощник администратора, вот пусть и заменит отдыхающего босса, тем более что Ирина находится в Москве, никуда не уехала. Да и зачем ей куда-то уезжать, если она только недавно приехала?
        И Алексей набрал номер Ирины.
        - Здравствуйте, Алексей Викторович,  - спокойный, ровный, доброжелательный тон, никаких расспросов. То, что надо.
        - Добрый день, Ирина. У меня возникла весьма деликатная проблема, которую необходимо срочно решить.
        - Говорите. Я сделаю, что смогу.
        - Мне надо провести тест, или сдать анализ, или как там еще это называется! Короче, я хочу установить абсолютно точно, дал паротит осложнение в виде бесплодия или нет.
        - Так, понятно,  - Ирина какое-то время помолчала.  - Алексей Викторович, я сейчас все разузнаю, уточню, а потом вам перезвоню. Хорошо?
        - Не сказал бы.
        - Что?
        - Нет, не обращайте внимания. Это я так. Буду ждать вашего звонка. Но имейте в виду, все надо сделать сегодня, в крайнем случае - завтра.
        - Я поняла.
        Алексей откинулся на спинку сиденья и облегченно вздохнул. Какая все-таки Ирина молодец! Никакого бестолкового кудахтанья, никакого ненужного любопытства. Раз задача поставлена - ее нужно решить. И она решит ведь, Алексей был в этом абсолютно уверен. И ему не придется самому заниматься мучительно унизительными поисками нужных специалистов.
        Ирина позвонила спустя полтора часа. Оно и понятно, организовать подобное обследование за пятнадцать минут невозможно.
        - Алексей Викторович, где вы сейчас находитесь?
        - Еду, скорее - ползу по Тверской.
        - Вам надо постараться как можно быстрее добраться до Марьино. Я буду ждать вас у метро «Братиславская».
        - А что там в Марьино?
        - Здесь есть хороший медицинский центр, где проводят те исследования, которые вам необходимы.
        - Центр коммерческий?
        - Разумеется. Алексей Викторович, можно, конечно, обратиться в солидные медицинские исследовательские институты, но ведь вам, насколько я поняла, надо срочно?
        - Да.
        - И нужна гарантия полной конфиденциальности?
        - Естественно.
        - Выполнение этих условий в государственных учреждениях нереально.
        - Это-то понятно. А твой медицинский центр, он как, солидное заведение или плохо оборудованный подвальчик?
        - Что вы говорите такое, какой подвальчик?! Современная, хорошо оснащенная медицинская клиника, специализирующаяся как раз на мужских проблемах.
        - Даже так? Ну что же, еду. Сколько вам придется ждать - не скажу. Сами знаете - везде пробки.
        - Ничего, я подожду.
        Медицинский центр сиял хромом и отмытыми стеклами. Новое, но, судя по всему, весьма респектабельное заведение. Где за весьма немалые деньги можно было анонимно провести любое обследование.
        И очень быстро, буквально на следующий день, получить его результат…
        Глава 14
        Чартер из Анталии, подвывая от напряжения, волок в Москву очередную толпу отдохнувших и загоревших. Самолет за сезон так устал и вымотался, что на игривые выходки начала лета настроя больше не было. Ну сколько раз можно, гулко завывая турбинами, падать в воздушные ямы или изображать болезнь Паркинсона? Да, забавно слышать повизгивания и испуганные охи-ахи. Да, любопытно наблюдать за тем, как «дорогие россияне» топят страх перед полетом в высокоградусных напитках. Они потом так смешно двигаются по трапу!
        Но развлекать все это может месяц, от силы два. К концу августа самолету все осточертело. Хотелось одного - быстрее долететь до Москвы и подремать хоть пару часов.
        А вот Алине Левандовской дремать уже не хотелось. Она с удовольствием посвятила этому занятию первый час полета, поскольку немного устала от предполетной суеты. Аэропорт Анталии напоминал гигантский конвейер. Автобусы, набитые загоревшими людьми и их багажом, один за другим подъезжали к залам аэропорта, выплевывали груз и спешили на противоположную сторону здания, чтобы забрать там бледненьких, а иногда и пьяненьких вновь прибывших.
        А отдохнувшие тратили накопленные силы на стояние в гигантских очередях: сначала - на регистрацию билетов, а потом - на паспортный контроль. Затем они всенепременнейше спускали оставшиеся деньги в дьюти-фри, закупая литры духов и бочки спиртного. Потом - отсиживались в накопителе, испаряясь от духоты. И наконец, чувствовали себя избранными, и везунчиками, и счастливчиками, узнав, что их самолет вылетает вовремя.
        Но вся эта предотлетная дребедень - дело обычное и неизбежное. А в целом отдых удался. Алина с удовольствием рассматривала покрытые ровным загаром лица мужа и дочери. Артур увлеченно читал какой-то покет, купленный в аэропорту, а десятилетняя Инга гладила крохотную трясущуюся собачонку, так плотно прижатую к пышной груди соседки-блондинки хозяйки, что глазенки бедняги спешили покинуть свое место. Конечно, зверье по правилам следовало везти в багажном отделении в специальном контейнере, но достаточно было одного взгляда на владелицу собачки, чтобы понять - с этой дамой надо поступать в строгом соответствии с анекдотом: «Проще отдаться, чем объяснить, почему не хочешь». Крашеная блондинка трудно определяемого возраста (где-то между тридцатью и шестидесятью), с кукольно-правильным малоподвижным лицом (а попробуй выглядеть иначе, если вся кожа стянута к ушам) и с могучей грудью, в силиконе которой и тонула сейчас несчастная собачка.
        Дама сидела через проход от семьи Левандовских. Ей тоже было скучно, и она с удовольствием отвечала на вопросы девочки:
        - А как зовут вашу собачку?
        - Зизи.
        - А это мальчик или девочка?
        - Конечно же, мальчик.
        - Почему «конечно», если у него девчоночье имя?
        - Что ты, деточка, Зизи - настоящее мужское имя. Он - Зигмунд.
        Артур, вроде бы увлеченный книгой, хрюкнул, загоняя смех обратно в горло. Дама возмущенно покосилась на ничего не смыслящего мужлана, но смолчала. А Инга продолжила интервью:
        - А какой породы ваш Зизи?
        - Чихуахуа,  - гордо прочихала хозяйка.
        Алине захотелось уподобиться Винни-Пуху, постоянно желавшему здоровья Сове. А Сова… ой, то есть дама продолжала:
        - Дома Зизи ждут его друзья и подружка: Коко, Люлю и Иннокентий.
        Два хрюка со стороны Артура и очередной вопрос Инги:
        - А почему вы с собой взяли только одного Зизи?
        - Они ездят со мной на море по очереди, чтобы полноценно насладиться отдыхом.
        - Да-а-а,  - понимающе протянула девочка,  - трудноватенько было бы справиться сразу с четырьмя чихуаху… чихуа… Мам, а как назвать этих собачек во множественном числе?
        Мама ответить не могла, у нее на плече рыдал от смеха папа. Дама поджала губы, сообщила, что слово «чихуахуа» не склоняется, и прекратила беседу. Тем более что начали разносить обед.
        Едва самолет коснулся посадочной полосы, Инга затеребила мать:
        - Дай мне мобильный, ну пожалуйста! Я хочу Улечке позвонить!
        - Что за срочность, потом позвонишь,  - улыбнулась Алина.  - Я и сама соскучилась по Аннушке, но здесь, на мой взгляд, не очень удобно разговаривать. Сядем в машину - там и поговоришь. Хорошо?
        - Угу,  - шмыгнула носом Инга.
        Алина действительно очень соскучилась по своей подруге, Анне Лощининой. Да что там подруге - почти сестре, родному человеку. Ведь то, что сделала Анна для семьи Левандовских, оценить и понять смогут только те, кто терял ребенка. А они с Артуром теряли не только дочь, они теряли себя. И если бы не Анна…
        Инга же звала Анну Улей, и на то у нее были веские причины. А вот собственное детское прозвище «Кузнечик» дочь разлюбила. Ей казалось, что она уже совсем взрослая, скоро одиннадцать стукнет, и называть юную девушку Кузнечиком, согласитесь, довольно глупо.
        Окружающие соглашались, но возрастная забывчивость сказывалась, и иногда «Кузнечик» все же в их речах проскальзывал. К тому же вытянувшаяся за лето Инга еще больше теперь напоминала длинноногого кузнечика, правда, коленки у нее были правильные.
        С Алексеем Майоровым, мужем Анны, Левандовские дружили еще до того, как в его жизни появилась сама Анна. У них не было друг от друга секретов, а Сергей Львович и Ирина Ильинична, родители Артура, совершенно искренне считали Алексея и Анну своими детьми и относились к ним соответственно.
        Левандовские постоянно были на связи с друзьями, созванивались и ходили к ним в гости. Но чаще всех Анне звонила Инга, пошептаться и посекретничать.
        Улетая три недели назад в Анталию, Левандовские телефоны отключили. Для экстренной связи с родителями был оставлен мобильник Артура. Отдыхать так отдыхать, никакой болтовни! Зато потом будет что рассказать. Инга пару раз прорывалась в Интернет, отправляла Улечке письма по электронной почте, но ответа почему-то не было. Потом девочка вспомнила, что Уля и дядька Алька собирались уехать на месяц в свой загородный дом, а там Интернет не подключен.
        И вот, наконец, можно будет наболтаться всласть, рассказать про отдых, расспросить про самочувствие малышки!
        Инга от нетерпения не могла устоять на месте, а очередь на паспортный контроль практически не уменьшалась.
        Но все когда-нибудь заканчивается, закончились и мучения в Домодедово, приехал на транспортере багаж, и Левандовские выпали, наконец, на свежий воздух. И под моросящий дождик.
        Пришлось спортивным шагом, громыхая чемоданами на колесиках, добираться до автостоянки, где их терпеливо дожидался «Вольво» Артура.
        И только там Инга смогла дорваться до телефона. Ерзая от нетерпения, девочка набрала знакомый номер и радостно закричала:
        - Алло! Улечка! Я приехала! Ой, а кто это? Извините, пожалуйста.
        Инга растерянно посмотрела на родителей:
        - Там какая-то чужая тетка отвечает, злющая-презлющая!
        - Ты, наверное, неправильно номер набрала, торопыга,  - улыбнулась Алина.
        - Нет, мама,  - девочка посмотрела на экран своего мобильника,  - все правильно, вот он сохранился.
        - Может, соединение не сработало? Попробуй еще раз.
        - Мам, давай ты, а?
        - Ну давай.
        Алина достала свой телефон и набрала номер Анны.
        - Але, хто эта?  - да, этот сиплый голос мало напоминает Аннушкин.
        - Здравствуйте. Извините, пожалуйста, я могу поговорить с Анной?
        - Да достали вы уже!  - заверещала трубка.  - Вот купила мобильник, а?! Я этих… из салона связи урою! Неделю, как подключилась, а все звонят и звонят какой-то Аньке! Нет тут такой! И не звоните больше!
        Алина ошарашенно смотрела на миниатюрный аппарат, злобно плюющийся короткими гудками. Затем нажала кнопку отбоя.
        - Ну что там?  - посмотрел на жену Артур.
        - Ты не отвлекайся, за дорогой следи,  - Алина попыталась говорить беспечным тоном, но подкрадывающаяся тревога сделала свое дело, и голос дрогнул.  - Там ерунда какая-то, номер Аннушки теперь принадлежит кому-то другому.
        - Она сменила номер?  - Артур удивленно приподнял брови.  - Но зачем?!
        - Надо у Алексея спросить.
        - Да точно!  - подпрыгнула на заднем сиденье совсем было расстроившаяся Инга.  - Давайте я, давайте я!
        - Ну хорошо,  - нехотя согласилась Алина.
        Она чувствовала - произошло что-то нехорошее. И с Алексеем следовало бы поговорить кому-то из взрослых. Но пугать дочь не хотелось. Вдруг ее ощущения ошибочны, и все не так страшно. А если… Нет, не думать о плохом, не думать! Мысли ведь материальны.
        - Привет, дядька Алька!  - зазвенел нетерпеливый голосок дочери.  - Да, прилетели. Мы сейчас в машине, едем домой. Да, хорошо. Конечно, понравилось, было здорово! Дядька Алька, я на твои ерундовские вопросы потом отвечу, ладно? А сейчас дай, пожалуйста, трубку Улечке, а то по ее номеру какая-то сумасшедшая на всех лает. Что? Как это? Дядька Алька, это не смешно! Прекрати меня пугать! Но… Ты вовсе не пугаешь? Тогда… Тогда я не хочу с тобой разговаривать! Никогда!
        Инга откинула телефон и горько расплакалась.
        Глава 15
        Артур резко сбросил скорость, выехал на обочину и выключил двигатель. Не обращая внимания на некорректное поведение остальных участников дорожного движения, выразившееся в жестах и комментариях, он выбежал из машины, открыл заднюю дверцу и сел рядом с рыдающей дочерью. С другой стороны пристроилась Алина.
        Родители обняли девочку, гладили ее по теплым волосам, вытирали слезы, ворковали что-то ласковое. Расспрашивать о причине столь неподдельного горя они не стали, ребенку надо выплакаться и успокоиться. Потом сама расскажет.
        Так и произошло. Где-то минут через двадцать, на середине второй упаковки бумажных платков, кризис миновал. Еще какое-то время Инга сидела, уткнувшись носом в мамино плечо, и судорожно вздыхала, переживая услышанное.
        Наконец Артур решился:
        - Ну что, малыш, ты успокоилась?
        - Почти,  - очередной судорожный вздох-всхлип.
        - Ты можешь нам с мамой сказать, что произошло? Или поговорим об этом дома?
        - Пап, лучше дома,  - Инга виновато улыбнулась и шмыгнула распухшим носом.  - Я… Я не могу сейчас об этом говорить, потому что…  - губы девочки опять задрожали.
        - Все, родная, все, успокойся,  - Алина поцеловала дочь во влажный лобик.  - Поехали-ка лучше домой, да, папа? Нас уже бабушка с дедушкой заждались.
        И, словно подтверждая сказанное, ожил телефон Артура.
        - Вот, дедушка звонит, волнуется,  - Артур улыбнулся дочери, взял трубку и вышел из машины.  - Да, отец, мы уже прилетели.
        Он отошел подальше, чтобы его не было слышно, и не очень вежливо прервал отца:
        - Папа, извини, что перебиваю, но у нас есть причина для опоздания. Мы сейчас стоим на обочине трассы Домодедово -Москва и…
        - Что случилось?  - встревожился Сергей Львович.  - Вы попали в аварию?
        - Нет, что ты! Просто… Кузнечик плачет уже полчаса, мы ее едва успокоили.
        - Но почему?
        - Сами не знаем. Ей не терпелось позвонить Ане…
        - Это понятно! И что?
        - Оказалось, что номер Ани теперь принадлежит другому человеку.
        - Сменила номер и никому об этом не сообщила? Странно. Алексею звонили?
        - В том-то все и дело!  - Артур помассировал заломивший вдруг затылок.  - Инга позвонила Алексею, почему-то рассердилась, а потом у нее и началась истерика. И говорить об этом она пока не хочет. Мы и не настаиваем, боимся повторного рева. Папа, ты…
        - Я все понял,  - Сергей Львович, будучи генералом ФСБ, суть проблемы схватывал моментально.  - Вы потихоньку езжайте домой, а я сам созвонюсь с Алексеем и все выясню. Договорились?
        - Да, папа. Как там мама?
        - На кухне хлопочет, праздничный обед по случаю вашего возвращения готовит.
        - М-да,  - усмехнулся Артур.  - У нас как в песне - «праздник со слезами на глазах».
        - Разберемся, не волнуйся.
        Артур спрятал телефон в карман и вернулся к машине. Мама с дочкой все еще сидели, обнявшись. Но Инга уже практически успокоилась и даже улыбалась, слушая Алину.
        - Ну что, девчонки,  - Артур сел за руль и посмотрел на них в зеркало заднего вида,  - дома нас ждут не дождутся бабушкины вкусности, а мы тут застряли.
        - Так езжай, чего расселся!  - грозно сдвинула брови Алина.  - Ходит тут, бродит вокруг машины, задерживает нас. Да, дочура?
        Инга улыбнулась и кивнула.
        Всю дорогу до дома родители болтали ни о чем, втягивая в эту трескотню дочь. Они старались отвлечь девочку, переключить ее внимание, заставить забыть на какое-то время о происшедшем.
        Едва они поднялись в квартиру и бросили чемоданы с сумками в коридоре, как раздался звонок в дверь. Сергей Львович и Ирина Ильинична, обитавшие с детьми на одной лестничной клетке, не стали дожидаться, пока эти самые дети пожалуют с визитом к ним.
        Восторги бабушки и дедушки («Ах, как ты выросла! А загорела-то!»), вручение турецких сувениров, рассказы об отдыхе - вся эта веселая суматоха, плавно перекочевавшая из их квартиры в покои деда с бабой и завершившаяся шумным застольем, вытеснила горе Инги, словно раскормленный кукушонок хилого соседа по гнезду. Горе шлепнулось на землю, мрачно полежало там, размышляя о превратностях судьбы, уползло в ближайшие кусты и затаилось.
        Уставшую за день девочку после чая с плюшками разморило окончательно. Сон тяжелым камнем ложился на веки, голоса родных сливались в сплошной гул.
        Когда Инга последним усилием воли сбросила камень и сумела открыть глаза, то обнаружила себя на руках у папы. Рядом шла мама и ласково улыбалась. «Как же я их люблю!» - успела подумать девочка и заснула.
        Уложив дочь, Артур и Алина вернулись в квартиру Левандовских-старших.
        Со стола уже все было убрано, Ирина Ильинична устроилась в любимом кресле у телевизора, приготовившись к просмотру очередного куска сериальной резинки. Судя по всему, муж ей ничего не рассказал. После перенесенного женой два года назад тяжелейшего инфаркта Сергей Львович старался ограждать ее от любых волнений.
        Вот и сейчас он, поцеловав Ирину Ильиничну в щеку, бодро сказал:
        - Ладно, Ириша, наслаждайся своим сериалом, а мы с ребятами пойдем к ним. У них, думаю, рассказов еще на пару вечеров должно хватить.
        - Идите уж,  - улыбнулась Ирина Ильинична,  - говоруны. Только курить там не вздумай, Сережа!
        - Вот лишь бы цеу дать!  - шутливо проворчал генерал Левандовский, выходя из комнаты.  - Что за женщина!
        - Самая лучшая!  - Артур обнял мать.  - Спокойной ночи, мамочка!
        - Спокойной ночи, дети.
        Осторожно, на цыпочках, Артур и Алина в сопровождении Сергея Львовича вернулись к себе.
        Хотя осторожность при ходьбе на цыпочках - понятие весьма относительное.
        Но у Левандовских это все же получилось. Возможно, потому, что вымотавшаяся Инга спала очень крепко.
        Поговорить решили на кухне. Видимо, это уже записано в ДНК российского человека - все серьезные разговоры должны вестись на кухне. И поверьте, если бы наши бизнесмены не увлекались западным хайтеком, а оформляли залы для переговоров в виде кухонь, процесс подписания договоров с партнерами постсоветского пространства проходил бы гораздо проще.
        Артур и Алина выжидающе смотрели на Левандовского-старшего. А тот, словно не замечая их взглядов, налил воды в электрический чайник, нажал кнопку, зазвенел чашками.
        - Папа, что ты делаешь?  - усмехнулся Артур.
        - Да вот, чайку решил заварить.
        - Зачем?
        - Ну как, беседа под чаек лучше идет.
        - Беседа под коньячок лучше идет.
        - Вообще-то ты прав.  - Сергей Львович отключил чайник, сел на стул и с силой провел ладонями по лицу.  - Чаем тут не обойтись. Доставай коньяк. Алина, ты, надеюсь, не против?
        - Я - за,  - грустно улыбнулась Алина.  - Что, все так плохо?
        - Хуже некуда.
        - Неужели…  - Алина закусила губу.  - Что-то с ребенком?
        - Нет, с ребенком, думаю, все в порядке,  - Сергей Львович взял в руки бокал с коньяком и спрятал его в ладонях, согревая.
        - Думаешь или уверен?  - Артур поставил на стол тарелочку с нарезанным лимоном.
        - Я сейчас пока ни в чем не уверен. Ни в чем, что касается Алексея Майорова.
        - Майорова?  - Артур удивленно посмотрел на отца.  - Даже так? Не Леши, не Алеши, а именно Алексея Майорова?
        - Даже так,  - Левандовский-старший тяжело вздохнул и отпил глоток янтарной жидкости.
        - Но почему?  - Алина сама не заметила, что судорожно вцепилась в руку мужа.
        - Потому что по телефону Алексея его голосом отвечает совершенно чужой человек. И несет этот человек такую ахинею, что становится тошно!  - Сергей Львович залпом допил коньяк и отвернулся.
        - Я…  - Алина беспомощно посмотрела на свекра.  - Я ничего не понимаю.
        - Я пока тоже,  - Левандовский-старший плеснул из надменной пузатой бутылки еще допинга.  - В общем, дело обстоит так. Разговора с Алексеем у нас не получилось. Стоило мне спросить об Анне, как этот сопляк сухим официальным тоном сообщил, что он подал на развод и впредь об этой женщине слышать ничего не желает. Ее местонахождение господину Майорову неизвестно, да, собственно, оно его и не интересует.
        - Что?!!  - Артур и Алина ошарашенно смотрели на генерала, Алина даже покачала головой.  - Этого не может быть! Наверное, ты не так понял?
        - Да так я понял, так! Я от неожиданности охарактеризовал поведение Алексея не совсем литературно. Суть моей речи сводилась к тому, чтобы господин Майоров прекратил идиотничать и внятно обрисовал мне ситуацию. На что Алексей сообщил, что в подобном тоне он разговаривать не желает, и вообще, он уезжает на очередные гастроли. И если я остыну к моменту его возвращения, он, так и быть, со мной побеседует. О чем и о ком угодно, но не об этой женщине. После чего прервал связь.
        - И что теперь?  - Алина озадаченно посмотрела на мужа.  - Где же Аннушка? Что с ней? Ей же, наверное, плохо сейчас!
        Глава 16
        Алексей отшвырнул телефонную трубку и раздраженно осмотрелся, подыскивая очередной объект для вымещения накопившейся злости. Вот японцы, те - молодцы, придумали себе резиновые манекены для битья и отводят душу в любое время. А как ему, Алексею, отвести уставшую душу? Она только-только начала выбираться из вонючего липкого тумана, в котором провела последние две недели.
        Опустошенная, вымотанная душа Алексея хотела сейчас только одного - покоя. Не было сил бороться с мерзким туманом дальше, вытаскивая из него воспоминания, теплые чувства, эмоции. Себя-то очистить от мерзости полностью не получалось.
        А они все звонят, теребят, спрашивают! Сначала - Кузнечик, теперь вот - Сергей Львович. И главное - кричат, возмущаются. Анну им подавай! Да знали бы они…
        Алексей хотел было брезгливо поморщиться, как всегда теперь при упоминании Анны, но почему-то не смог. Мышцы лица складываться в привычную гримасу не желали. Что-то внутри него бунтовало. Что-то скрытое пока в ядовитом тумане, но не погибшее, живое.
        И вспоминать об Анне с отвращением больше не получалось. Потому что корыстная лживая дрянь вела себя совершенно неподобающим для дряни образом. Она уехала с дачи с небольшой сумкой и исчезла. В квартиру не заезжала, деньги, украшения, вещи не взяла. Бумагу, в которой заранее соглашалась с любым решением Алексея, прислала по почте. И за две недели - ни звука. Ни единого напоминания о себе. Оказывается, даже номер телефона она сменила.
        Алексей вытащил из пачки очередную сигарету. Сколько он сегодня уже выкурил? Да какая разница!
        В дверь гостиной постучали. Вот, еще и это! Катерина вела теперь себя подчеркнуто официально. Подумаешь, наорали на нее! А нечего было рыдать и причитать: «Где же Аннушка! Как же она, бедняжка, в ее-то положении!» Обычное положение, миллионы баб через это прошли!
        Катерина выслушала тогда беснующегося хозяина, лицо ее стало отчужденным, она развернулась и ушла.
        Потом-то пришла, но уже отстраненная и холодная. Она по-прежнему безупречно выполняла свои обязанности, но с Алексеем общалась теперь только в случае крайней необходимости, ограничиваясь минимальным набором слов. Прежних пламенных прочувствованных речей больше не было.
        - Да, Катерина, входите.
        - Алексей Викторович, обед готов,  - входить она не стала, только приоткрыла дверь.
        - Катерина, может, хватит, а?  - поморщился Алексей.  - Что за демонстрация, ей-богу! «Алексей Викторович!» Ты еще господином Майоровым меня назови!
        - Хорошо,  - кивнула Катерина и, развернувшись, направилась в кухню.
        - Что - хорошо?
        - Хорошо, господин Майоров.
        Алексей пнул ногой ни в чем не повинный журнальный столик. Томная тонкостенная ваза, вовсю флиртовавшая со столиком, не удержалась на донышке и упала, разлетевшись на мелкие осколки.
        Вдребезги. Как его жизнь, которую он, Алексей, похоже, пнул так же сильно.
        Шаркая ногами, словно старик, Майоров потащил себя в пищеблок. Есть, как всегда в последнее время, не хотелось. Но придется, завтра начинается очередной гастрольный тур, и надо быть в форме. Если люди хотят слушать его песни, значит, они будут их слушать. А все остальное никого не касается.
        Утром за Майоровым заехал Виктор. Вернувшись неделю назад с Канарских островов, отдохнувший и загоревший администратор сразу же нанес визит своему шефу.
        Оказалось, правда, что шефу визит этот не особенно и нужен. Еще меньше ему нужны были расспросы о жене. И вообще, не забывайтесь, Виктор! Вы - мой администратор, вот и занимайтесь своими прямыми обязанностями, а в мою личную жизнь не лезьте! Да и язык за зубами держите.
        Собственно, Виктор никогда и не бегал с вывалившимся языком, словно употевший кобель, однако объяснять это своему боссу он стал бы раньше. Но не теперь и не этому человеку.
        Виктор замкнулся. На семь запоров. И повесил на двери табличку: «Администратор Алексея Майорова. Беспокоить только по служебным делам».
        Так что задушевные беседы во время тура Алексей мог вести теперь только с одним человеком - с Ириной. И за десять дней сумасшедшей гастрольной гонки он очень сблизился с этой девушкой. У него словно появилась младшая сестра, ласковая, заботливая и понимающая. Ирина знала все о происшедшем. Она поддерживала Алексея, успокаивала его. И ни разу не позлорадствовала: «А я же говорила!» Она вообще не позволяла себе обсуждать Анну, осуждать ее.
        - Знаешь,  - Алексей давно уже перешел на «ты» со своей новой подругой,  - меня только одно беспокоит.
        - Что именно?
        - Почему Анна не дает о себе знать? Она ушла тогда практически в чем была, ушла и исчезла. Не взяла НИ-ЧЕ-ГО! И ни на что действительно не претендует. Не звонит, не пишет, не требует.
        - Вот и хорошо,  - Ирина улыбнулась и протянула ему бокал с вином. Они сидели в номере Майорова, отмечали завершение гастролей. Самолет вылетал через три часа.  - Не вижу повода для беспокойства.
        - Да как-то это все…  - Алексей повертел бокал в руках, потом отставил. Он не смотрел в это время на Ирину, поэтому промелькнувшей на ее лице досады не заметил.  - Неправильно это, нетипично для таких женщин.
        - Не знаю,  - собеседница усмехнулась,  - что для кого типично, а что нет. Как-то не задумывалась. Ты лучше скажи, что слышно с оформлением развода? В Москву звонил?
        - Все нормально,  - Алексей старался говорить спокойно, но голос предательски дрогнул.  - Расписка Анны, пусть и не заверенная у нотариуса, помогла формальности быстро уладить. Осталось только одно - каким-то образом передать ей документы о разводе, а заодно сообщить номер счета.
        - В смысле?  - Ирина удивленно посмотрела на Майорова.  - Какой еще номер счета?
        - Ира,  - теперь уже удивился Алексей,  - ты что, предполагала, что я выгоню вон беременную женщину, оставив ее без копейки? Что бы она ни сделала, она была моей женой, и я был с ней счастлив. И если Анна отказалась от каких-либо претензий, то это не значит, что она ничего не получит. Я собираюсь открыть счет на ее имя, куда буду переводить определенную сумму денег, вполне достаточную для безбедного существования.
        - Какой же ты!  - восхищенно прошептала Ирина.  - Я и не думала, что такие мужчины еще остались. Мне казалось, они вымерли.
        - Ничего, живем помаленьку,  - смущенно хмыкнул Алексей. Затем посмотрел на часы и спохватился: - Ох ты, через полчаса уже выезжаем! А я еще не все вещи собрал.
        - Не переживай, я помогу.
        Ровно через полчаса они вышли из лифта в холл гостиницы. Весело гомонившая команда, увидев Майорова, притихла. Что-то разладилось у Алексея в отношениях не только с администратором, но и с музыкантами, и с танцорами. А ведь эти ребята вообще ничего не знали об Анне. Видимо, изменился сам Алексей. Но он старался не обращать внимания на возникшее напряжение. Время - лучший психотерапевт, все наладится.
        - Алексей, ваш лимузин уже подъехал,  - перешедший на «вы» Виктор смотрел куда-то в сторону. Он теперь всегда так разговаривал с Майоровым, словно от одного вида босса его тошнило.  - Вы можете ехать в аэропорт.
        - А ты?  - Алексей упорно игнорировал «выканье» администратора, надеясь, что Виктор скоро успокоится, и все пойдет по-прежнему.
        - А я с ребятами на автобусе.
        - Как угодно,  - кивнул шеф.  - Ирина, пойдем.
        Верная подруга хотела проводить Майорова до самой квартиры, но Алексей отказался. Общество Ирины его несколько утомило. Там, на гастролях, он нуждался в собеседнике, в друге. Но потом Ирины стало слишком много. А в самолете от липкой, навязчивой заботы костюмерши у Алексея началась изжога. Слишком много сладкого.
        Поэтому домой он поехал один, налегке, поручив Виктору заняться получением и доставкой багажа.
        Распрощавшись с водителем у подъезда, Алексей вошел в вестибюль. Кивнув подобострастно подхватившемуся консьержу, он направился к лифту. Впервые за последние три года Майоров возвращался в пустую квартиру.
        Раздвигая серую, вязкую муть, вынырнуло яркое, спрятавшееся в защитный радужный пузырь воспоминание: он так же возвращается с гастролей, открывает дверь, а там… Сияющие счастьем глаза, синий бант на голове, смешной фартучек. И барабан. И звонкий смех. И…
        И впервые за последнее время ему стало больно. Невыносимо больно. Муть испуганно заколыхалась - что-то было не так. На горизонте уже светлело. Ядовитый туман начал рваться в клочья. Безобразие какое! А грязь куда, а слизь, а вонь? К чертовой матери? Да у этой мадам такого добра более чем достаточно.
        Впрочем, хорошего много не бывает.
        Глава 17
        Сколько Алексей просидел в звенящей пустоте квартиры, он не знал. Час? Два? А может, и больше. Пока звон пустоты не стал слишком уж навязчивым и громким.
        Майоров сжал руками виски, стараясь загнать пульсирующий звон подальше. Получалось плохо. Вернее, не получалось совсем. К звону добавился стук.
        Это же в дверь звонят! И кто же такой упертый?
        Да уж, упертый. Причем во всех отношениях.
        На пороге стоял мрачный Виктор, у ног его сидели два таких же мрачных чемодана и одна депрессивная сумка. Казалось, стоит Виктору скомандовать: «Фас!», и чемоданы с удовольствием набросятся на Алексея и запинают его углами.
        - Извини, задумался и звонок не сразу услышал,  - Алексей виновато почесал затылок, затем посторонился: - Проходи, кофе попьем, там Катерина опять гору снеди оставила, поможешь мне.
        - Спасибо, я не голоден,  - Виктор втащил багаж шефа в прихожую, пригладил слегка растрепавшиеся волосы и повернулся, чтобы уйти.
        - Погоди,  - тихо проговорил Алексей.  - Не надо так.
        - Ну почему же,  - администратор по-прежнему не смотрел в глаза своему боссу,  - по-моему, именно так и надо. Вы это довольно четко объяснили мне в прошлый раз. Четко и громко.
        - Извини, что наорал тогда,  - Майоров криво улыбнулся,  - я за последнее время умудрился со всеми перессориться. Даже с Кузнечиком.
        - Со всеми, кто любит Анну,  - душа Виктора слегка оттаяла.  - Со всеми, кто теряется в догадках, мучается и переживает за нее.
        - Не стоит она ни мучений, ни переживаний, ни любви,  - Алексей стоял, уперевшись затылком в стену и закрыв глаза. Голос его был сухим и безжизненным.  - Я не хочу говорить об этой женщине.
        - А придется!  - Виктор застыл, возмущенно глядя в лицо Майорова.  - Ты постоянно несешь какую-то чушь о женщине, составлявшей смысл твоей жизни! О женщине, любившей ТЕБЯ больше жизни!
        - Я бы с удовольствием нес любую чушь,  - Алексей открыл глаза и посмотрел на рассвирепевшего приятеля,  - но приходится нести камень.
        - Какой еще камень?
        - Памятник собственной доверчивости и идиотизму.
        - Прекрати говорить загадками, в конце-то концов!  - Виктор не выдержал, подлетел к Майорову и хорошенечко встряхнул того за плечи.  - Ты можешь внятно объяснить, что произошло между тобой и Анной?
        - Противно очень,  - поморщился Алексей.  - Противно и тошно.
        - Ничего, переживешь! Ишь ты, цаца какая! Твоя жена, между прочим, всем нам - и мне, и Левандовским - близкий, родной человек, мы с ума сходим от беспокойства за нее и ребенка, а он стоит тут и кривляется: «Тошно, противно!» Надушенный платочек дать? Хотя, если честно, мне тебе по морде дать хочется. И можешь меня потом уволить.
        - Хочется - дай,  - усмехнулся Алексей.
        - Платочек?
        - По морде.
        - Это я всегда успею. А теперь,  - Виктор взял своего шефа под локоток и развернул в сторону кухни,  - давай, веди меня к стратегическим запасам Катерины. Но учти - есть буду только я.
        - Это почему?
        - Потому что ты будешь колоться.
        - Я тебе что - кактус?
        - Упрямый ишакус.
        - Сам такой,  - вяло огрызнулся Алексей, улыбаясь.
        Стало намного легче, Виктор снова был прежним. Другом, с которым можно поговорить обо всем. И который не будет пеленать Алексея в липкую паутину восхищения, а при необходимости может наградить увесистым пинком. И не только моральным.
        Вот только начать разговор оказалось намного труднее, чем Алексей предполагал.
        Они уже давно расправились с Катерининой стряпней и сидели теперь на террасе. Обсуждение прошедших гастролей исчерпало себя еще за едой. Здесь Алексей и Виктор поскребли пару раз по донышку темы, но черпать больше было нечего.
        Виктор выжидающе смотрел на шефа. Тот дымил сигаретой с видом приговоренного к казни.
        Затем встал, несколько раз сжал и разжал пальцы и ушел в квартиру, чтобы вернуться через пару минут с большим конвертом из плотной бумаги.
        - Вот,  - Алексей швырнул конверт на пластиковый столик,  - полюбуйся.
        - Что это?  - брать в руки конверт Виктору почему-то не хотелось.
        - А ты загляни. Много любопытного увидишь.
        Виктор открыл конверт и высыпал на стол содержимое. Веером разлетелись фотографии, звонко цокнул компьютерный диск.
        Бегло просмотрев несколько снимков, Виктор поднял глаза на вцепившегося в очередную порцию фотографий Майорова:
        - А это не фотомонтаж?
        - Нет,  - сквозь стиснутые зубы выдавил Алексей.  - Тело своей жены я знаю. «Я помню все твои трещинки» - так, кажется, у Земфиры? Там, кстати, и видеозапись есть, если ты не заметил.
        - Допустим,  - Виктор побарабанил пальцами по столу.  - Анна как-нибудь это объясняет?
        - Видите ли, она ничего не помнит, но это могло произойти в последний день чешской эпопеи, ей тогда Голубовский якобы сделал какой-то укол и она отключилась.
        - Почему же «якобы»? Разве Анна раньше тебе ничего про этот укол не рассказывала?
        - Допустим, рассказывала, ну и что?  - Алексей отшвырнул окурок, вскочил и заметался по террасе.
        - Как это - «ну и что»?  - Виктор схватил несколько фотографий и потряс ими в воздухе.  - И на основании вот этой чепухи ты выкинул из жизни любимую женщину и собственного ребенка?!!
        - Чепухи?!! Собственного ребенка?!!  - Алексей схватил приятеля за руку и уволок в комнату.
        Там он подтащил его к столу, на котором расположился навороченный компьютер. Покопавшись в куче бумаг, захламивших столешницу, Майоров выхватил какой-то листок и сунул его под нос Виктору:
        - А вот это ты видел? А? Что теперь скажешь? Я, значит, подонок и сволочь, верю сразу и безоговорочно поклепу на бедную женщину? Она, видите ли, рассказала мне о непонятках с уколом! Только знаешь ли, Витенька, женушка сообщила мне о беременности ДО того, как произошел этот инцидент. До того, понимаешь?
        - Нет,  - искренне ответил тот,  - не понимаю. До того, после того - какая разница?
        - Большая,  - весь пыл Алексея неожиданно куда-то исчез, и он сейчас больше всего напоминал подарок Пятачка ослику Иа. Что-то бумкнуло, и вместо воздушного шарика на земле лежала сдувшаяся тряпочка. Эта опустевшая оболочка устало села в кресло и махнула рукой.  - Ты бумажку-то посмотри.
        Виктор прочитал несколько строчек. Потом, словно не веря своим глазам, прочитал еще раз. И растерянно посмотрел на Майорова:
        - Это как?
        - Это так. К сожалению.
        - Но… Получается…
        - Ничего хорошего, увы, не получается. Ничего.
        - Подожди,  - Виктор повертел в руках листок с заключением врачей.  - Откуда у тебя это? Что за шарашкина контора тебе его выдала? Насколько я понимаю, подобные исследования должны проводить серьезные медицинские учреждения, а не какие-то непонятные коммерческие центры.
        - Ну коммерческий, ну и что?  - Алексей откинулся на спинку кресла и рассматривал потолок.  - Солидная клиника, между прочим, имеет соответствующую лицензию, специализируется на мужских проблемах. Ирина нашла.
        - Ирина?  - подозрительно прищурился Виктор.
        - И ты туда же!  - Майоров усмехнулся и перевел взгляд на собеседника.  - Мне Анна уже пыталась втюхать про Ирку-заговорщицу, но это же полный бред. Тогда и Катерина должна участвовать в интриге, а она со мной разговаривать не желает из-за Анны.
        - Скажи мне, пожалуйста, а ты помнишь, как болел паротитом? Ведь это довольно неприятная штука, должна запомниться. Тем более, судя по отметке в карте, тебе было… А кстати. В каком возрасте ты этим переболел?
        - Не помню. И саму болезнь не помню. Наверное, совсем маленький был.
        - Давай-ка уточним. Медицинская карта, твоя детская, где?
        - Должна в одном из ящиков стола лежать, там, где компьютер,  - Алексей равнодушно кивнул в сторону агрегата.  - Что ты ерундой занимаешься? При чем тут возраст?
        - А при том,  - Виктор копался в ящиках стола,  - что я, например, себя лет с пяти помню. И все свои немногочисленные серьезные болячки тоже. Или ты часто болел?
        - Да я совсем не болел, так, обычные простуды и грипп, не более того.
        - Тогда ты должен помнить распухшую шею. Да где же она? Алексей, нет здесь никакой карты! Склеротик старый, вспоминай, куда ее дел!
        - Сам ты склеротик,  - Майоров нехотя поднялся с кресла, подошел к столу и оттолкнул приятеля в сторону.  - Ничего тебе поручить нельзя! Здесь она должна быть, на нижней полке, я специально подальше ее засунул и бумагами завалил, чтобы хом… чтобы Анна не нашла и подкалывать не начала. Так,  - он включил компьютер,  - пока я искать буду, пусть он раскочегарится. Надо почту посмотреть.
        - Ждешь письма?  - хитро улыбнулся администратор.
        - Ничего я не жду,  - буркнул Алексей, копаясь в ящике.  - Странно.
        - Что, нет карты? Я же говорю - склеротик.
        - Да подожди ты! Я абсолютно точно помню - прятал ее сюда, на нижнюю полку. А теперь карты здесь нет.
        - Может, Анна переложила или Катерина?
        - Они никогда не шарили у меня в столе,  - Майоров выпрямился и задумчиво посмотрел на Виктора.  - Очень странно.
        Глава 18
        Медицинской карты не было. Нигде. Они обыскали все доступные и малодоступные места. Алексей заглянул даже в морозильную камеру - а вдруг? Но карта исчезла бесследно.
        - Тебе не кажется, что это уж слишком?  - усмехнулся Виктор, когда Майоров полез в корзину с грязным бельем.  - Сядь и смирись с фактом - твоей медицинской карты в доме нет.
        - Но она должна здесь быть!  - взъерошенный Алексей задумчиво рассматривал паркет.
        - Эй-эй, приятель!  - администратор схватил босса за руку и потащил в комнату.  - Ты что, полы вскрыть надумал?
        - Я похож на идиота?
        - Как тебе сказать…
        - Лучше не надо, не говори,  - Алексей устало опустился в кресло перед компьютером.  - Сам знаю. Хотя нет, не знаю. Я уже ни в чем не уверен.
        - Неужели мозг очнулся?  - Виктор, удобно устроившись на диване, усмехнулся.  - Неужели думать начал?
        - Не язви,  - махнул рукой Майоров, задумчиво глядя на монитор. Монитор же смотрел на него с явным неудовольствием, а потом и вовсе погас. Надоело ждать.  - Неужели… нет, не может быть! Фигня это все.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Да подозрения эти твои!
        - Мои?
        - Да, твои! И женушки моей бывшей!  - Алексей с удивлением обнаружил, что совсем еще недавно яркие и насыщенные, его обвинения в адрес Анны сейчас как-то выцвели и полиняли.
        - Уже бывшей?  - Виктор грустно посмотрел на собеседника.  - Быстро ты.
        - Ну, почти бывшей. Мой адвокат подготовил практически все бумаги.
        - Без Анны?
        - Она оставила записку, в которой заранее соглашается с любым моим решением,  - угрюмо проговорил Алексей.
        - Вот ведь мерзавка, а?  - Виктор всплеснул руками.  - Ни стыда, ни совести у бабы! Ничего от муженька богатого урвать не хочет. Наверное, перед уходом из квартиры все вынесла, да? Шубы там, золото-бриллианты.
        - Она сюда вообще не заезжала,  - процедил Майоров.
        - Ну это уже ни в какие ворота не лезет! Просто негодяйка! Ушла в чем была! Ушла и пропала! Даже номер телефона сменила!
        - А ты откуда знаешь про номер?
        - Неужели ты предполагаешь, что я ни разу не пытался позвонить Анне?  - Виктор недобро прищурился.  - Что меня, как тебя, абсолютно не волнует ее судьба? Что и я, и Левандовские не сходим с ума от беспокойства?
        - Ты и им надоедаешь?
        - Мы с Артуром постоянно на связи. Они после возвращения из Турции пытаются разыскать Анну.
        - И что?  - Алексей постарался произнести это как можно безразличнее, но… Дыхание вдруг перехватило, а сердце задрожало и попыталось эвакуироваться в желудок.
        - И ничего,  - мрачно посмотрел на него Виктор.  - Ее нет нигде. Ни дома, в ее родном городе, ни у друзей.
        - А Татьяне вы звонили?
        - И Татьяне, и Александре. Растревожили только их. Нет ее, понимаешь, дубина ты бездушная, нет нигде!!!  - Виктор уже орал.
        - Да врут они все,  - Майоров небрежно махнул рукой. Правда, рука почему-то дрожала.
        - Кто - они?
        - Или Татьяна, или Саша. Она точно у кого-то из них.
        - Серьезно?  - саркастически переспросил Виктор, слегка приподняв бровь.  - Значит, Анна прямо вот так, в чем была, с дачи уехала в Швейцарию? Или в Германию махнула, не глядя. У нее, видимо, шенгенская виза всегда в паспорте на всякий случай есть, да?
        - Ну хорошо, Татьяна в Швейцарии отпадает, а при чем тут Германия?
        - Да при том, что Александра теперь живет в Германии! Забыл про ее наследство, что ли?
        - Забыл, если честно,  - Алексей растерянно почесал затылок.  - И куда же Аня делась?
        - Ты меня спрашиваешь?
        - Может, она через Интернет дала о себе знать?  - Майоров разбудил клавиатуру компьютера.  - Так, зайдем на мой почтовый ящик. Ага, есть!
        - Что, письмо от Анны?  - Виктор резво вскочил с дивана и подбежал к компьютеру.
        - Да, вот оно. Свеженькое, буквально полчаса назад отправлено. Та-а-ак, откроем.
        На мониторе появились ровные строчки. Мелкие буковки злобными насекомыми срывались с экрана и жалили, жалили, жалили…
        И совсем исчезнувшее было болото разочарования и гнева возбужденно зачавкало, разрастаясь. И снова затянуло на самое дно все светлое и теплое в душе Алексея, надежно упрятав под слоем грязи.
        - Ты и теперь будешь ее защищать?  - мертвым голосом спросил Майоров.
        - Буду,  - Виктор упрямо набычился.  - Потому что это мог прислать кто угодно, по почерку же не определишь.
        - ЭТО послано с почтового ящика Анны.
        - Ну и что? Да любой хакер…
        - Довольно!  - Алексей отвернулся от монитора и посмотрел на своего администратора.  - Значит, так, Виктор. Больше эту тему я обсуждать не намерен. Она закрыта. Раз и навсегда. И если ты хоть раз еще посмеешь упомянуть при мне имя этой женщины, я…
        - Что - ты?  - администратор холодно прищурился.  - Пристрелишь меня на месте?
        - Нет. Уволю.
        - Я уже обмочился от ужаса!  - Виктор возвышался над сидящим Майоровым, рассматривая его с брезгливым недоумением.  - А теперь послушай меня. Я считал себя твоим другом, поэтому имею право сказать все, что думаю. Три года я восхищался вами. Тобой и твоей женой. Я радовался за вас и завидовал вам. По-хорошему завидовал, потому что в моей жизни такой любви не случилось. Я помню, как боролась Анна, когда тебя подставили и обвинили в педофилии и похищении детей. Она ни на секунду не позволила себе в тебе усомниться, она верила, она любила. И любит, я уверен. Заткнись и не перебивай.  - Виктор никогда не позволял себе подобного тона с шефом, поэтому попытавшийся было возразить Майоров удивленно замолчал.  - А ведь тогда все было задумано и осуществлено весьма искусно. Так же, как и сейчас. Но ты испытания не выдержал. Ты предал Анну, ты не мужик, а слабак. Сиди,  - он усадил дернувшегося Алексея обратно,  - сиди и слушай. Тебе подкинули фотографии, и ты с ходу повелся. А я абсолютно убежден, что твоя жена говорила правду, и вины ее в этом нет. И что Ирина появилась возле тебя не случайно. И сведения о
твоем якобы бесплодии - полная ерунда. А ты выгнал вон беременную женщину с ТВОИМ дитем. Поверив клевете сразу и безоговорочно. Не проверив ничего.
        - Ты закончил?  - сухо осведомился Майоров.
        - Почти,  - Виктор развернулся и вышел на террасу, чтобы через пару минут вернуться с тем самым конвертом в руках.  - Теперь закончил. Все, прощай.
        - Эй, ты куда это понес!  - Алексей вскочил с кресла и бросился следом за администратором.  - Верни сейчас же!
        - А то что, драться полезешь?  - Виктор остановился у входной двери и насмешливо посмотрел на Майорова.  - Давай, начинай. Но учти, пакет я тебе не отдам. Он мне нужен.
        - Смаковать будешь?
        - Обязательно,  - усмехнулся Виктор.  - Запомни, олух: если ты не хочешь разбираться в происшедшем, это сделаю я. Думаю, с помощью Левандовских. Мы все проверим. И мы найдем Анну, потому что мы - ее друзья. И понимаем, как ей сейчас больно и одиноко.
        - Бла-бла-бла,  - насмешливо скривился Майоров.  - Как трогательно!
        - Кретин,  - Виктор открыл дверь и вышел. Задержавшись на мгновение, он повернулся к Алексею: - Да, кстати, чуть не забыл. Я у тебя больше не работаю. Ищи другого администратора.
        - Скатертью дорога!  - напутствовал захлопнувшуюся дверь Алексей.
        Дверь удивленно уставилась на хозяина глазком - что он имеет в виду?
        Майоров пару секунд рассматривал бронированного циклопа, потом криво усмехнулся и вернулся в комнату.
        Где на мониторе по-прежнему издевательски подрагивали ровные строчки послания от Анны:
        «Привет, муженек!
        Вот, собралась наконец-то написать тебе письмо. По телефону общаться не хочу, в моем положении выслушивать угрозы и оскорбления ни к чему. А пообщаться надо. Поэтому я решила воспользоваться электронной почтой.
        Итак, приступим. Я сгоряча отказалась от каких-либо претензий на имущество. Но у меня было время подумать. И я решила - а с какой это стати мы с ребенком должны нищенствовать? Играть в благородство - это как-то не очень современно, согласись.
        Поэтому давай договоримся так. Ты покупаешь на мое имя большую квартиру в Москве, в каком-либо престижном жилом комплексе. Плюс к этому - виллу где-нибудь на Средиземноморском побережье, чтобы мы с дочкой имели возможность отдохнуть от загазованного мегаполиса. А также откроешь в швейцарском банке счет на мое имя и положишь на него полмиллиона евро. Думаю, на первое время нам с ребенком хватит. А дальше - видно будет.
        Если же ты сочтешь мои претензии наглыми и необоснованными и откажешь мне, что ж! Придется обратиться к прессе. Интересно, как твои фанатки отнесутся к новости о том, что их обожаемый кумир вышвырнул свою беременную жену без копейки денег? А вот на дорогих адвокатов средств не пожалел, и теперь бедную женщину обвиняют бог знает в чем, усиленно поливая грязью!
        Что, не нравится? Знаю. Поэтому я и спряталась от тебя подальше, чтобы ты не смог найти меня и устранить. Ведь нет человека - нет проблемы, да, милый?
        Но учти, я подстраховалась. Так, на всякий случай, поскольку знаю тебя слишком хорошо. И если со мной что-либо случится, вся информация о происшедшем сольется в прессу. Я записала на видео прочувствованное обращение к общественности. Женщины будут рыдать, поверь мне.
        Поверь, милый, поверь. И будь умницей, сделай все, как надо. Жду ответа, как соловей лета!
        Целую, твоя Аннушка.
        P.S. Да, кстати. Голубовский в постели гораздо изобретательнее тебя».
        Глава 19
        Да что ж такое-то в самом деле! Все из рук валится, ничего найти нельзя, а теперь еще и это!
        Катерина отшвырнула нож в сторону и мрачно посмотрела на порезанный палец. Бедняга пульсировал болью и заливался кровавыми слезами. Он ждал сочувствия, помощи, струи холодной воды, наконец! А она уставилась на него стеклянным взглядом и равнодушно наблюдает за его мучениями!
        - Тетя, ты что, с ума сошла?  - резкий голос вошедшей Ирины заставил Катерину вздрогнуть.  - Загваздала кровищей весь стол! Убери сейчас же! Фу, меня стошнит!
        Племянница зажала рот рукой и пулей вылетела из кухни. Катерина какое-то время задумчиво смотрела ей вслед, затем покачала головой, вздохнула и занялась, наконец, пальцем.
        Возня с йодом, бинтом, замыванием стола отвлекла ее от неприятных и пугающих мыслей. Катерине не нужны были эти мысли, она пряталась от них, ей было неуютно и страшно. Но чем больше она пыталась избавиться от них, тем навязчивее они становились.
        И от этого мир Катерины, до недавнего времени такой простой, понятный и целостный, мутнел и покрывался безобразными трещинами. Очень хотелось поговорить с кем-нибудь сочувствующим, поделиться своими сомнениями и болью. Но… Таких людей рядом не оказалось.
        Василий, муж, и слышать ничего не хотел, считая все бабской придурью. Ирина…
        Вот племянницы своей Катерина как раз и сторонилась теперь. И беседовать с ней по душам тетушке как-то не хотелось. Совсем.
        Впрочем, и в наличии родственных уз, связывающих ее с этой девушкой, Катерина сомневалась все больше. Чужая она, чужая.
        И дело вовсе не в том, что Ирина разговаривала с некоторых пор с теткой, словно с прислугой. Это так, небольшой штришок к портрету. А картина в целом домработнице Алексея Майорова очень не нравилась. Гадкая была картина. Довольно быстро проступившая сквозь тонюсенький верхний слой, на котором была нарисована веселая, приветливая и добрая девушка. Искренняя такая, честная.
        М-да. Как там в сказке Андерсена? «Позолота вся сотрется, свиная кожа остается». Вот и с Ирины позолота стерлась очень быстро. Буквально за месяц.
        Месяц, проведенный в квартире Алексея Майорова в качестве… Жены? Любовницы? Сожительницы? Катерина не могла подобрать точного определения, поскольку была не в состоянии разобраться в отношениях этой парочки.
        Прошло уже два месяца с того момента, как исчезла Аннушка. Катерина тяжело вздохнула и вытерла непослушную слезу. Она очень скучала по жене Алексея. По настоящей жене, которую он так любил. И к которой Катерина прикипела всей душой. Что произошло между Анной и Алексеем, она до сих пор не знала. Хозяин ничего не объяснял, он вообще страшно изменился. Именно страшно, потому что от одного вида этого застывшего и безжизненного лица по ее спине, скользя холодными лапками, пробегала жуть.
        И Катерина старалась общаться с хозяином как можно меньше. Тем более что распоряжалась в доме теперь Ирина. Алексей ни во что не вмешивался, ему было все равно. Он погас. И зажигался вновь только на сцене.
        Из его жизни исчезли все прежние друзья и знакомые. Осталась одна Ирина, причем сделала это в прямом смысле слова: около месяца назад она просто осталась в квартире Алексея. И в его спальне.
        И Алексей воспринял это абсолютно спокойно. Что возмутило Катерину до глубины души. Казалось бы - чего возмущаться? Это ведь твоя родная племянница, она добилась своего, живет теперь рядом с самим Алексеем Майоровым! Глядишь, скоро и официальной женой его станет.
        Но Катерине было тошно. Тошно и противно. Да как же так можно?! Вчера еще Ирина щебетала со своим Андрейкой, а сегодня валяется в постели Майорова, сладко жмурясь и потягиваясь. И, между прочим, продолжает общаться с женишком по телефону, когда Алексея нет дома. Катерина пару раз сама это слышала.
        А Алексей?! Сначала вывез из квартиры все игрушки-одежки, закупленные им же для ребенка, затем собрал и выкинул на помойку (к радости окрестных бомжей) все вещи Аннушки, а потом уложил к себе в постель другую. И прошло-то меньше месяца с тех пор, как исчезла Аннушка, постель еще остыть не успела! Сволочи все же мужики, сво-ло-чи!
        Катерина вымещала свои эмоции на ни в чем не повинной кухонной утвари, поэтому на кухне теперь постоянно что-то падало и разбивалось. И еда уже была не такой вкусной и разнообразной. А о мягких румяных пирожках нечего было и мечтать.
        Вернувшаяся Ирина недовольно скривила губы, увидев на столе овсяную кашу:
        - Опять эта гадость? Ты, тетя, совсем обленилась. Третье утро подряд пичкаешь нас этой склизкой мерзостью. А где свежие сырнички, к примеру? Или шарлотка? Раньше завтраки разнообразнее были.
        - А ты почем знаешь, как оно раньше-то было?  - проворчала Катерина, не оборачиваясь.
        - Сама же дома рассказывала, меню на следующий день для любимого Алешеньки составляла,  - Ирина уселась за стол и капризно заявила: - Не буду эту кашу есть, хочу сырников!
        - Хочешь - приготовь. Только вначале в магазин сбегай за творогом,  - Катерина повернулась, сложила руки на могучей груди и с вызовом посмотрела на племянницу.  - Я ТЕБЕ не прислуга.
        - Ну что ж,  - Ирина отшвырнула ложку, мирно лежавшую на салфетке рядом с тарелкой,  - не прислуга, значит, так тому и быть. Ты уволена!
        - Охти-нате, хрен из-под кровати!  - Катерина пошла вразнос, весь страх куда-то улетучился, злость на наглую девчонку выгнала все остальные эмоции.  - Да ты кто такая, чтобы меня увольнять, а? Ишь ты, профурсетка днепропетровская, без году неделя в Москве, а уже цацу из себя корчит! Да я тебя в свое время по заднице крапивой охаживала, и теперь не побоюсь! Шалава эдакая, все уши прожужжала своим женихом, а сама в постель к чужому мужу залезла! Дрянь! А я-то, я-то дура, сама эту гадину в дом привела, такую семью порушила! Сырничков ей!…ничков тебе, а не сырничков!
        - Что тут за крики с утра пораньше?  - в дверях кухни возник недовольный Майоров.  - Катерина, ты чего воюешь, спать не даешь? Да еще и матом кроешь? Я что-то и не припомню, чтобы ты раньше материлась у меня в доме.
        - Вот-вот, Алешенька,  - залебезила Ирина,  - я давно хотела с тобой поговорить на эту тему. Но мне было совестно, она же моя родная тетя…
        - И очень жалко, что тетя!  - раздухарившаяся Катерина никак не могла успокоиться.  - Знала бы, какая из тебя гадюка вырастет, придавила бы в детстве!
        - Видишь, Алешенька,  - взвизгнула «гадюка»,  - ну как можно такое терпеть! Выгони ее!
        - Еще чего,  - проворчал Алексей, усаживаясь за стол.  - И не подумаю.
        - Но…  - Ирина растерянно смотрела на равнодушно черпавшего кашу Майорова.  - Она же меня оскорбляет!
        - Ну и что? Она тебя не оскорбляет, она тебя воспитывает, тетя все же. Правда, немного громковато. Ты, Катерина, в следующий раз потише это делай, хорошо?
        - Постараюсь,  - буркнула домоправительница, наливая хозяину кофе.
        - В следующий раз?!  - Ирина вскочила, едва не перевернув тарелку с нетронутой овсянкой.  - Ты допускаешь мысль о том, что возможен следующий раз?! Что она может и дальше так со мной разговаривать?
        - Допускаю,  - кивнул Майоров, совершенно не обращая внимания на истерику сожительницы.  - Почему нет? Тебя еще воспитывать и воспитывать.
        - Даже так?!  - Ирина снова села, гордо выпрямила спину и заявила: - Тогда, Алешенька, выбирай: или я, или Катерина.
        - Катерина, конечно,  - Алексей пожал плечами и с усмешкой посмотрел на поперхнувшуюся от неожиданности Ирину.  - А ты чего ожидала?
        - Но ведь я… Но ведь мы…
        - Что - я, что - мы? То, что ты со мной спишь, не дает тебе абсолютно никаких дополнительных прав и преимуществ. Не нравится - уходи. Кстати, а куда пойдешь-то? К тете? Примешь ее, Катерина?
        - Приму, куда денусь. Родня все ж таки,  - проворчала Катерина, внутренне улыбаясь.
        Неожиданный взрыв разметал все страхи, она теперь снова обожала своего хозяина. Ничего, все уладится, временное помешательство пройдет, и жизнь потечет по-прежнему. Ирку, конечно, жалко, но так ей и надо. Скромнее нужно быть.
        - Алешенька, как ты можешь?  - Ирина побледнела и вцепилась в салфетку.  - Ведь я…
        - Что - ты?  - Алексей выжидающе смотрел на нервно теребившую клочок бумажки сожительницу.
        - Ничего,  - истребив салфетку, Ирина встала.  - Я пойду, пожалуй.
        - Ты же не ела ничего,  - в Катерине все же проснулись родственные чувства.  - Так нельзя, завтракать следует обязательно. Давай я разогрею кашу.
        - Спасибо, тетя, не надо. Аппетита что-то нет.
        - Какая-то ты бледная сегодня. Заболела?
        - Нет, все в порядке. Голова чуть-чуть побаливает, но это пройдет.
        Примерно через час Алексей и Ирина уехали по делам. Шли съемки новогодних программ, и работы хватало. Ирина, выполнявшая теперь обязанности администратора, всюду сопровождала Майорова, организуя удобный график съемок.
        Катерина же приступила к уборке квартиры. Вымыв посуду и наведя порядок на кухне, она перешла в санузел. Так, пора заменить мусорный пакет, этот уже полный.
        Катерина наклонилась над ведром и замерла от неожиданности. Пару секунд постояла, присматриваясь. После чего удрученно покачала головой. Ох, Алексей, Алексей! Допрыгался.
        В пакете гордо сиял двумя полосками тест на беременность.
        Глава 20
        - С Новым годом, дорогие друзья! Пусть он принесет вам много-много переживаний, но…  - Майоров лукаво улыбнулся видеокамере,  - только светлых и радостных!
        - Стоп, снято!  - подбежал замотанный режиссер.  - Всем спасибо, на сегодня все.
        Облепленная конфетти и опутанная серпантином массовка стряхивала с себя всю эту сверкающую дребедень вместе с фальшиво жизнерадостными улыбками.
        Алексей тоже попытался вернуть лицу нормальное выражение, но с первого раза не получилось. Мышцы за время съемки затекли и подчиняться отказывались категорически. А может, лицу больше нравилось идиотически-восторженное выражение, хоть какие-то эмоции, пусть даже искусственные, все лучше, чем привычная уже пустота!
        Вторая попытка оказалось удачной. Бунт был подавлен, маска жизнерадостного кретина осталась дожидаться следующей новогодней съемки в запасниках.
        Подбежала сияющая Ирина:
        - Алешенька, ты был великолепен!
        - Я же просил,  - Майоров недовольно поморщился,  - избавь меня от этого.
        - От чего «этого», Алешенька? Я что, должна все время молчать? А я не хочу молчать, я человек эмоциональный и искренний! И если мне кто-то нравится, держать в себе свои чувства не собираюсь!  - Ирина прильнула к плечу объекта восхищения и замурлыкала: - Ну котеночек, ну не сердись! Я тебя так люблю! Мне хочется кричать об этом, а ты заставляешь меня молчать. Я же твой сладкий пусик!
        - Прекрати!  - Алексей с трудом оторвал от себя истекающее сиропом чужеродное образование, подхватил «сладкого пусика» под локоток и поволок в сторону гримерок.  - Еще хоть раз откроешь рот - выгоню!
        Разумеется, происходящее привлекло всеобщее внимание. Заметив направленные на них мобильные телефоны, Майоров чертыхнулся и ускорил транспортировку Ирины.
        Так, выброс очередной порции сплетен на страницы желтой прессы и на экраны телевизоров обеспечен. Ну, Майоров, умничка! За последний месяц из самого закрытого персонажа шоу-бизнеса превратился в неутомимого поставщика грязного белья. Да вы, батенька, просто за…нец какой-то!
        Алексей втолкнул слабо упирающуюся Ирину в гримерку и захлопнул дверь.
        - Ты что себе позволяешь?  - процедил он сквозь сжатые зубы.  - Кем ты себя возомнила?
        - А что такого?  - Ирина безмятежно улыбнулась и попыталась обнять искрящегося от злости Майорова.  - Что ты такой нервный-то? Все равно рано или поздно все узнают.
        - Что узнают? Что?  - Алексей увернулся из цепких щупальцев сожительницы и сел перед зеркалом. Собственная загримированная физиономия показалась ему такой же липкой и приторной, как его новая пассия. Он раздраженно схватил средство для смывки грима.
        - Что мы с тобой любим друг друга,  - пассия снова налипла, теперь уже на плечи.  - Или ты намерен и в этот раз прятать от публики свою жену?
        - Кого?!  - Майоров застыл, глядя на Ирину через зеркало.
        - Женушку свою новую,  - сироп потек по шее, причем, вопреки закону всемирного тяготения, не вниз, а вверх, к ушам.  - Мы ведь поженимся скоро, разве нет?
        - Так,  - Алексей длинно выдохнул, на пару мгновений застыл, словно считал в уме до десяти, затем повернулся к Ирине: - Случай, как я вижу, запущенный. Что ж, сам виноват. Сядь, не маячь перед глазами.
        - На коленки к тебе можно?  - оказалось, его новая подруга уже успела расстегнуть на себе все, что расстегивалось, и теперь, томно закусив губу, намеревалась проделать то же самое с одеждой Алексея.
        - Сядь, я сказал!  - Майоров раздраженно закинул озабоченную самку в кресло напротив.  - И застегнись, нашла время!
        - Но… Алюсеночек!
        - Заткнись!  - Алюсеночек угрожающе навис над расхристанной мадам.  - Заткнись и слушай. Внимательно слушай. Я не знаю, что ты себе вообразила, но запомни: ты - всего лишь мой администратор. И только. Претендовать на какое-либо другое место в моей жизни не стоит. Каюсь, сам виноват, пустил тебя в свою постель…
        - Очень романтично прозвучало!  - фыркнула Ирина, приводя себя в порядок.  - Можно подумать, я сидела под дверью и мяукала: «Пусти, хозяин, под одеяльце, я замерзла!»
        - Если ты помнишь, приблизительно так и было. И если бы хозяин не выпил в тот вечер лишнего, тебе пришлось бы мяукать на лестничной клетке!
        - Ой, бедняжку изнасиловали! Воспользовались его бедственным состоянием! А потом?  - усмехнулась Ирина.  - Ты тоже был пьян? Каждый вечер?
        - А потом мне было уже все равно.
        - Да? Не сказала бы. По-моему, тебе было очень даже хорошо.
        - Это физиология.
        - И только?
        - И только. Так что особо не обольщайся. И если ты намереваешься и дальше усложнять мне жизнь, привлекая внимание папарацци, то считай себя уволенной.
        - Что?  - побледневшая Ирина судорожно вцепилась в ручки кресла.  - И ты посмеешь?!
        - Посмею?  - Майоров удивленно поднял брови.  - То есть ты считаешь, что для увольнения не справляющегося с обязанностями работника я должен набраться смелости?
        - Но я думала…
        - И совершенно напрасно. После недавнего эксперимента в области семейной жизни для меня эта тема закрыта. Раз и навсегда.
        - Навсегда? Ты уверен?
        - Абсолютно,  - Алексей заложил руки за спину и, покачиваясь с носка на пятку, продолжил: - До последнего времени ты меня совершенно устраивала, прекрасно справлялась со своими обязанностями. Обязанностями администратора, подчеркиваю. Но теперь ты начинаешь меня напрягать. Ты закатываешь истерики у меня дома, безобразно ведешь себя в присутствии посторонних, создаешь ненужные проблемы. Поэтому собирай свои вещи и уезжай. К тете, а еще лучше - домой, в Днепропетровск.
        - А как же работа?
        - Попробую уговорить Виктора вернуться.
        Ирина застыла в кресле. Она смотрела куда-то в угол, словно пыталась найти там подсказку.
        Следующие полчаса, пока Алексей смывал грим и переодевался, прошли в тишине. Но когда Майоров поднялся и направился к выходу, Ирина встала у него на пути:
        - Постой.
        - Ну, что еще?
        - Пожалуйста, не вышвыривай меня из своей жизни, как ненужную тряпку!
        - Фу, что за дешевый пафос.
        - Алексей, я говорю, как могу,  - губы Ирины задрожали.  - Не заставляй меня подбирать правильные слова, мне не до этого. Пожалуйста, дай мне еще один шанс!
        - В смысле?
        - Давай оставим все, как было. Я обещаю - буду вести себя так, как ты хочешь. Буду работать администратором, ни словом, ни жестом даже не намекну на что-то иное при посторонних. Только позволь мне быть рядом, я уже не смогу без тебя! Ох, прости,  - заметив недовольную гримасу Алексея, Ирина заторопилась: - Все-все, обещаю, больше об этом не говорить. И с тетей мы помиримся, вот увидишь! Только давай все оставим как было, пожалуйста!
        Умоляющий взгляд, слезы на щеках, дрожащие губы. Ну что ты будешь делать? Вот ведь вляпался! И зачем только он подпустил эту глупышку так близко?
        - Ладно, проехали. И поехали.
        - Куда?  - робкая надежда в глазах.
        - Домой, конечно.
        - Спасибо,  - вопреки опасениям Алексея Ирина не повисла с визгом на его шее, а лишь благодарно улыбнулась, вытерла слезы и, нацепив темные очки, вышла следом за боссом.
        В коридоре она забрала у Майорова чехол с костюмом, так что поджидавшие у выхода из телецентра журналисты обещанной сенсации не получили. Вот Майоров вышел, ни на кого не глядя, вот появилась увешанная его барахлом помощница. И где сенсация? Где интимные объятия? Или хотя бы ласково сцепленные руки?
        Облом.
        Всю дорогу до дома Алексей молчал. Желания поддерживать болтовню Ирины с водителем не было. Их вообще в последнее время было очень мало, желаний. Остались лишь самые примитивные.
        Майоров сам себе все больше напоминал циркового пуделя: поел, поспал, по арене попрыгал, публику развлек - и обратно в вольер. Есть и спать. Иногда с самочкой поразвлечься, так, для поддержания формы. И снова по кругу - есть, спать, по арене скакать.
        И больше ничего. И никого. Алесей включил фонарик и покопался в ворохе собственных ощущений, пытаясь найти там сожаление по поводу отсутствия друзей, горечь утраты, желание изменить что-либо. Нет, ничего. Пыль, грязь, серое безразличие.
        Да нормально он живет, нор-маль-но! Если еще Ирина сдержит свое обещание и прекратит его доставать, будет вообще все супер.
        «Супер…опа!  - прилетело откуда-то.  - Поздравляем! Вы номинированы на вручение премии «Задница года!».
        Алексей вяло отмахнулся от назойливого комара и закрыл глаза. Сторожевая жаба приступила к выполнению своих обязанностей.
        Странно, прошел уже почти месяц после получения письма от Анны, но никаких новых посланий не было. А ведь Алексей не выполнил ни одного требования бывшей жены, более того, он даже не стал открывать счет на ее имя, как собирался сделать поначалу. Почему? Провоцировал скандал?
        Вовсе нет. Алексей придумывал этому самые разные объяснения, которые озвучивал Ирине, но истина, свернувшись в клубочек, пряталась под развесистыми лопухами этих объяснений.
        Он ждал Анну. Он очень хотел ее увидеть. И посмотреть ей в глаза.
        И так, глядя в глаза, высказать все. И поставить, наконец, точку.
        Глава 21
        Квартира встретила их безукоризненной чистотой и идеальным порядком. А еще… Алексей недоверчиво принюхался. Нос подтвердил - да, хозяин, оно самое. И потащил его к эпицентру божественного аромата.
        - Катерина!  - Майорова втянуло на кухню, он шлепнулся на табурет и восторженно замер, глядя на огромный, украшенный вензелюшками из теста пирог.  - Мне это не снится? Что это за восхитительное творение?
        - Прям уж,  - домоправительница кокетливо отмахнулась льняной салфеткой,  - скажете тоже! Обычный пирог с творогом, решила вот вас с Иришей побаловать. А то и правда, что-то я в последнее время разленилась.
        - Просто так, без повода, соорудить эдакотищу вкуснотищу!  - Алексей возбужденно потер руки.  - Катерина, я тебя обожаю. Давай-ка, отрежь кусманчик.
        - Почему ж без повода,  - Катерина лукаво посмотрела на появившуюся племянницу.  - Есть повод, и очень приятный. Но об этом потом, а сейчас марш в ванную, руки мыть. Как мальчишка прям! Тщательно моя руки, вы помогаете обществу! А я пока чай приготовлю.
        - Ага,  - кивнул Алексей,  - иду. Только смотрите, без меня не начинайте.
        - Тетя, а что у нас за повод?  - шепотом спросила Ирина, плотно прикрыв дверь.
        - Чего ты шепчешь-то? Или ничего ему еще не сказала?
        - Тише, пожалуйста!  - племянница подошла к Катерине, обняла ее и тихо спросила: - Тетечка, ты нашла мой тест, да?
        - А чего его искать, коли он прям сверху в ведре лежал,  - Катерина улыбнулась и погладила девушку по голове.  - Дурочка ты, дурочка! Чем ты думала-то? Одним местом? Зачем тебе ребенок? Надеешься Алексея покрепче привязать? Не получится, вспомни про Аннушку.
        - Тише, тетечка, тише!  - Ирина испуганно оглянулась на дверь.  - Я не хочу, чтобы он знал.
        - Понятно,  - Катерина тяжело вздохнула и укоризненно посмотрела племяннице в глаза: - Убить дитя решила, да? Ох, девка, грех это! Как же ты допустила-то, ведь не восемнадцать лет, пора бы уже научиться предохраняться.
        - Так получилось,  - Ирина всхлипнула.  - Тетечка, я и сама не хочу делать аборт, но одной мне ребенка не поднять. А Алексею он не нужен.
        - Да знаю. Вижу, как он к тебе относится. Но в этом, Ирина, ты сама виновата. Ладно, не реви, все уладится. Я твоему ничего не скажу, а ты поступай, как знаешь.
        - Что тут у вас?  - появившийся в дверях Алексей с удивлением рассматривал обнявшихся родственниц.  - Рыдания и пирог - по одному поводу?
        - Угадали, Алексей,  - улыбнулась Катерина.  - Мы вот с племяшкой помирились и теперь ссориться не будем.
        - Это просто замечательно!  - Майоров удобно устроился на кухонном диванчике.  - Так, а где же обещанный чай?
        - Ох!  - заполошно вскудахтнула домоправительница.  - Заболтались мы тут с Иришкой, я и забыла. Сейчас все сделаю. А ты пока иди, умойся,  - Катерина поцеловала племянницу, подтолкнула ее к выходу и захлопотала у плиты.
        Пирог оказался замечательно вкусным, чай - ароматным, а беседа - мирной. Майоров блаженствовал. До чего же хорошо - никаких скандалов, тетя с племянницей наперебой ухаживают друг за другом и обе - за ним. Мир и покой. А больше ему ничего не надо.
        После ужина Алексей включил компьютер, надеясь увидеть весточку от Анны. Надежда оказалась мертворожденной. Затянувшаяся пауза раздражала его все больше и больше. Чего хочет эта женщина? Почему молчит? Почему не добивается своего? Или у нее какие-то проблемы со здоровьем, и Анне сейчас не до того? Сколько ей осталось до родов? Чуть больше двух месяцев? А может, с ребенком сложности?
        Тревожно трепыхнулось сердце. Алексей недовольно поморщился, растирая левую сторону груди. Что еще за новости? Какое ему дело до чужого ребенка? Пусть мадам сама разбирается со своим потомством!
        Но сердце отказывалось подчиняться рассудку, оно раненой птицей билось в грудной клетке, словно стремясь разломать эту клетку изнутри. Беда, беда, беда! Происходит что-то страшное, непоправимое!
        Алексей сжал голову руками и закачался из стороны в сторону. Да что же это такое! Почему его крутит и ломает, словно в эпицентре торнадо? Почему хочется бежать непонятно куда и заслонить, спасти, защитить…
        Странная возня в коридоре отвлекла Майорова от неприятного ощущения. Он вышел из комнаты и увидел бледную до синевы Катерину, которая, держась за стенку, пыталась добраться до выхода. Ей помогала племяшка, с трудом удерживая непослушное грузное тело, так и норовившее осесть на пол.
        - Что происходит?
        Простой вопрос, заданный негромким и спокойным голосом, скрывал в себе, оказывается, двести граммов тротила. Во всяком случае, убойность его воздействия была эквивалентна именно этому количеству взрывчатого вещества. Ирина, вздрогнув от неожиданности, отпустила тетю, и та с шумом обрушилась на пол. Вешалка и зеркало оказались плохо закрепленными и последовали за домработницей. Разумеется, отнюдь не беззвучно. Вишенкой на торт спланировала забытая соломенная шляпка.
        - Ох, Алексей, простите, ради бога!  - прошелестело с пола.  - Что-то я себя неважно чувствую, надо было раньше домой уйти.
        - А я тебе говорила, тетечка,  - пропыхтела Ирина, пытаясь поднять Катерину с пола.  - Но ты разве послушаешь! Надо убрать, надо убрать! Я сама бы все убрала.
        - Да что случилось, может мне кто-нибудь внятно объяснить?  - Алексей подбежал к Катерине, помог ей подняться и усадил в плетеное кресло.
        - Видишь, Алешенька, какая у меня непослушная тетя!  - Ирина покачала головой и укоризненно поджала губы.  - Ей минут через двадцать после ужина стало плохо, я сказала, чтобы она бросала все эти тарелки-вилки и ехала домой, отлежаться и отдохнуть. Так нет же! Пока все не перемыла и не убрала, с места не сдвинулась. И вот вам результат! Как ты теперь домой доберешься? Придется такси вызвать, а дядю Васю я предупрежу, он тебя встретит.
        - Ирочка, не наводи панику,  - Катерина слабо улыбнулась.  - Ничего страшного не произошло. Давление, наверное, скачет. Голова сильно кружится, тошнит, да еще слабость эта дурацкая! Я сейчас посижу немного и оклемаюсь, вот увидите. И не надо такси, сама доберусь.
        - Что ты, тетечка,  - Ирина схватила телефонную трубку и начала набирать номер,  - не говори ерунды, я вызываю машину.
        - Стоп, дамы!  - Алексей решительно забрал телефон.  - Я смотрю, вы обе слегка не в себе. Одна еле ноги передвигает, но собирается куда-то ехать, а другая стремится полуживую тетушку из дома побыстрее спровадить.
        - Что вы такое говорите!
        - Да как ты можешь!
        Но всплеск дамского возмущения не оказал на Алексея никакого воздействия. Он подошел к Катерине и присел перед ней на корточки, озабоченно вглядываясь в осунувшееся, словно мгновенно похудевшее лицо:
        - Что-то ты совсем неважнецки выглядишь. Я бы даже сказал - хреново. По-моему, тебе нужен врач.
        - Какой еще врач, зачем?  - она старалась говорить бодро, но голос слабел.
        Да и сама Катерина уже не могла сидеть и стала сползать с кресла.
        - Ирина, «Скорую», быстро!  - заорал Алексей, подхватывая тяжелое тело.
        Врачи приехали на удивление быстро. И, едва осмотрев пациентку, тут же развили бурную деятельность. Укол, затем еще один, после чего, держа на весу капельницу, понесли потерявшую сознание женщину в реанимобиль.
        - Куда вы ее, доктор?  - Алексей встревоженно смотрел на озабоченного врача.
        - В Склифосовского. Успеть бы.
        - Все так плохо?
        - Если честно, да.
        Дверца реанимобиля захлопнулась, и, заорав истошным голосом, машина умчалась. Алексей постоял пару мгновений, потом развернулся и побежал домой.
        - Что с Катериной, Алексей Викторович?  - в голосе консьержа было больше любопытства, чем тревоги.  - Сердце прихватило?
        - Сам толком не знаю,  - отмахнулся Майоров, нажимая кнопку лифта.
        Дверь в квартиру была открыта, у порога застыла Ирина.
        - Ну?!  - в глазах ожидание и страх.
        - Плохо,  - Алексей обнял девушку и погладил по спине.  - Боятся, что не довезут.
        - Ой, тетечка!  - заголосила Ирина.
        - Тише, тише, не плачь.
        Да не плакала она вовсе. Если бы зеркало осталось на прежнем месте, возможно, Алексею удалось бы увидеть истинное выражение лица рыдающей племянницы. Холодная удовлетворенная усмешка в глазах не очень соответствовала горестным стенаниям.
        На следующее утро Алексей поехал в больницу, оставив Ирину дома. Зачем ей дополнительные переживания, она после разговора с мужем Катерины, Василием, и так всю ночь проплакала. Пусть теперь поспит.
        В который раз Майоров пожалел об отсутствии Виктора. Сейчас отправил бы его в больницу разузнать о состоянии Катерины, а сам подождал в машине. Но увы, этот чистоплюй больше с бывшим боссом и другом не общался. Разумеется, Алексей тоже ему не звонил, не хватало еще!
        Вот и пришлось идти самому, прибегнув к нехитрой маскировке. Волосы, стянутые аптечной резинкой в хвост, бейсболка плюс очки с простыми стеклами в старомодной роговой оправе преображали Алексея до неузнаваемости. Облик заурядного ботана завершали джинсы и куртка, сшитые трудолюбивыми китайцами. А, да, еще кроссовки польского розлива.
        Правда, продуманному облику не очень соответствовал сверкающий лаком огромный черный джип, но пересаживаться в «Оку» было бы явным перебором. Можно и не доехать до места назначения, манеру вождения ведь не изменишь.
        Маскировка удалась. Об этом свидетельствовало абсолютно наплевательское отношение младшего медицинского персонала в целом и тетки в справочном бюро - в частности. Пришлось прибегнуть к безотказному средству.
        Определенное количество денежных купюр рассредоточилось по карманам белых халатов, и вот уже Алексею показали лечащего врача Катерины.
        - А вы кем больной Ухайдаченко приходитесь?  - прежде всего поинтересовался лысоватый усталый дядечка.
        - Племянник я. Как она? Удалось нормализовать давление?
        - Больная все еще в реанимации. Состояние стабильно тяжелое. И при чем тут давление, позвольте вас спросить?
        - Как это?  - искренне удивился Алексей.  - Она ведь на давление жаловалась.
        - Ваша тетя ошиблась,  - сухо проговорил врач, глядя куда-то в сторону.  - У нее не давление, а сильнейшее отравление.
        - Что?!!
        Глава 22
        - Все признаки ботулизма, но точно я смогу сказать позже,  - доктор перевел взгляд на собеседника.  - Что ваша тетя ела вчера вечером? Или вы тоже не в курсе?
        - Что значит - «тоже»?  - автоматически спросил Алексей, растерянно прислушиваясь к гулким ударам, резонирующим в голове. Это заполошно метались мысли, периодически стуча в черепную коробку. Соображать в таком бедламе было трудновато.
        - Так и дядюшка ваш, муж больной Ухайдаченко, понятия не имеет, что его жена ела вчера вечером. Ее ведь к нам не из дома доставили.
        - А, ну да,  - Майоров дернул головой, мобилизуя мозг.  - Мы ужинали с тетей вместе. Но ничего такого на столе не было.
        - Чего именно «такого»?
        - Насколько я знаю, эта гадость, ботулизм, появляется обычно в консервированных продуктах, чаще всего - в грибах домашней засолки, верно?
        - В целом - да. Но может быть и в просроченной колбасе, к примеру. К тому же я пока не могу со стопроцентной вероятностью назвать истинную причину отравления, подождем результатов анализов.
        - Ничего не понимаю,  - Алексей потер заломившие вдруг виски.  - Какое отравление? Откуда?
        - Подождем результатов,  - повторил врач.
        - Вениамин Петрович!  - по коридору бежала встревоженная медсестра.  - Ухайдаченко стало хуже!
        - Лариса, зови Ивкина, срочно!  - и доктор, забыв о посетителе, умчался в отделение.
        Алексей спустился было в больничный холл, но там маячил муж Катерины. Встречаться с Василием Майорову не хотелось, поскольку спрогнозировать поведение мужика было сложно. Правда, любой вариант развития событий в девяноста процентах случаев гарантировал привлечение внимания к персоне Алексея Майорова.
        Поэтому Алексей вернулся в отделение реанимации, устроился там на подоконнике и просидел около двух часов, пока не вышел все тот же врач.
        - Вытащили,  - ответил он на немой вопрос «племянника».  - Организм у вашей тети крепкий, борется до последнего. Вы идите домой, нечего тут сидеть. Теперь, думаю, все будет хорошо.
        - Спасибо вам, доктор.
        Звонить Ирине Майоров не стал, почему-то не хотелось. Хотелось посидеть одному, подумать. Странно все это, очень странно.
        И почему сама Ирина не звонит, не интересуется состоянием тетушки? Впрочем, она, скорее всего, на связи с дядей.
        Какое-то время Алексей просидел в машине, облокотившись о руль и глядя сквозь лобовое стекло на ближайший тополь. Столь пристальное внимание уже стало действовать тополю на нервы, когда психа в джипе отвлекли. Какая-то мощная тетка прошла мимо машины, затем остановилась, присмотрелась к номерам, затем - к водителю, после чего радостно подпрыгнула, подбежала поближе и забарабанила в боковое стекло.
        Вздрогнув от неожиданности, Алексей попытался вскочить, стукнулся головой о крышу и уронил очки.
        - …мать,  - нежно проворковал он, шаря под сиденьем.  - …совсем, Шура?
        - Здрасьти, Алексей!  - сияющая физиономия Александры Лапченко, бессменной предводительницы фан-клуба певца Майорова, меркнуть от не очень корректного приветствия обожаемого кумира явно не собиралась.  - А я иду, смотрю - вроде ваш джип стоит. Подошла - и точно! А что это вы тут делаете?
        - В машине сижу,  - пробурчал Алексей, с трудом выпрямляясь.
        - Я имею в виду - тут, возле Склифа? Заболел кто?
        - Шура, залазь в машину, не ори на весь квартал.
        - Ага, сейчас.
        «Сейчас» явно затянулось, пока гражданка Лапченко, пыхтя от усердия, загружала свой внушительный торс в джип. Шура - дама впечатляющая во всех отношениях. Но достаточно вменяемая при всем своем преклонении и обожании кумира, поэтому Алексей и выбрал ее для контактов с организованными фанатками. Дисциплина в объединении Александры Лапченко царила строжайшая, дикие неорганизованные особи отлавливались и обезвреживались еще на дальних подступах к кумиру. В свое время Шура и ее команда очень помогли Алексею в поисках пропавшей Анны. Хотя… лучше бы тогда у них ничего не получилось. Или не лучше?
        Размышления его были грубо прерваны мощным толчком, где-то баллов пять по шкале Рихтера. Это Шура плюхнулась на переднее сиденье.
        - Фу-у-уф, упарилась, пока лезла. До чего же джип у вас неудобный, высоко очень забираться!  - и гражданка Лапченко завозилась, вытягивая ремень безопасности.
        Тот, увидев размеры закрепляемого объекта, судорожно вцепился в фиксатор и вытягиваться категорически отказался. Шура дергала, ремень угрюмо сопротивлялся, джип раскачивался. Вот это женщина - праздник, ни секунды покоя!
        - Шура, позволь полюбопытствовать,  - вкрадчиво начал Алексей, подпрыгивая вместе с джипом,  - ты чем сейчас занимаешься?
        - Так это,  - пропыхтела Шура,  - ремень гадский защелкнуть пытаюсь.
        - Зачем?
        - Чтобы не оштрафовали.
        - Ты что, ехать вместе со мной собралась?
        - Вы же сами сказали - садись в машину,  - качка, наконец, прекратилась. И очень, между прочим, вовремя, поскольку у Алексея уже начался приступ морской болезни.
        - Правильно. Но это не значит, что я тебя подвезти решил. Правда, если нам по пути окажется…
        - А может, и по пути,  - Шура игриво подмигнула левым глазом.
        Правый незамедлительно обиделся и забился в нервном тике.
        - Ох, Шурочка, до чего же ты загадочная женщина,  - усмехнулся Майоров.  - Прямо ребус. Или шарада.
        - Вот последние два не надо,  - кокетливо хихикнула Шура.  - Очень уж неприлично звучит.
        - Что же тут неприличного?
        - Вы такой затейник!  - кокетство приняло угрожающие размеры, что само по себе было странным.
        Раньше Шура держала себя в строгих рамках, не позволяя перебродившему обожанию вываливаться из квашни.
        - Александра, опомнись,  - Алексею пришлось добавить в голос немного строгости и отчужденности.  - Ты что себе позволяешь?
        - Ну как же, Алексей!  - предводительница фанов моментально выцвела и съежилась. Она дрожащими руками выгребла из сумки отливающую желтизной газету и протянула ее Майорову.  - Вот, сегодняшняя. Там про вас и вашу новую администраторшу напечатано. И фотки есть. Знаете, Алексей, это, конечно, не мое дело, но Анна мне нравилась гораздо больше.
        - Это действительно не твое дело,  - процедил Алексей, рассматривая фотографии.
        И когда успели, гады? Вчерашняя выходка Ирины не прошла незамеченной. Вон, она висит на нем, как осиное гнездо на дереве. А это откуда? На фото Алексей и Ирина не просто обнимают друг друга, они еще и целуются. Правда, если присмотреться, видно, что инициатива принадлежит Ирине, но какая разница? Вроде не было вчера такого.
        Майоров холодно посмотрел на притихшую Шурочку:
        - Ну и что? Обычные сплетни. Причин вести себя столь неадекватно я по-прежнему не вижу.
        - Простите меня, Алексей!  - немедленно заголосила гражданка Лапченко.  - Просто я сегодня видела вашу администраторшу в медицинском центре, где работаю.
        - Сегодня?  - недоверчиво переспросил Алексей.  - Странно.
        - А чего странного-то?
        - Да ее тетку, домоправительницу мою, вчера вечером «Скорая» сюда привезла.
        - Так администраторша - племянница Катерины?  - оживилась Шурочка, потом до нее дошло: - Ох ты, а что с Катериной?
        - Отравилась чем-то. Причем непонятно чем.
        - И как она?
        - В реанимации, еле откачали.
        - Тогда действительно странно,  - задумчиво протянула Шура,  - тетка в реанимации, а племянница на мини-аборт прискакала. Что, подождать нельзя? Срок-то совсем маленький, день-два ничего не решат!
        - Подожди-подожди,  - Майоров вцепился в руку разбухтевшейся Шурочки.  - Я ничего не понимаю! Какой еще мини-аборт? Какой срок?!!
        - Да ладно вам,  - хмыкнула Шура.  - Не понимает он! Что ж, объясню. Ох уж эти мне мужчины! Ваша администраторша, как там ее - Ирина?
        - Да.
        - Так вот, Ирина Дмитриевна Гайдамак пришла сегодня утром в медицинский центр, где я работаю на рецепшн, чтобы сделать УЗИ. Оно показало беременность, срок - две недели. И мадам Гайдамак тут же отправилась на вакуум-аспирацию.
        - Куда?  - помертвевшими, непослушными губами еле выдавил Алексей.
        - На мини-аборт,  - Шура испуганно посмотрела на Майорова: - Господи, что с вами? Вам плохо? Вы же синий просто стали, жуть какая! Хорошо, что мы возле больницы, я сейчас за врачом сбегаю!
        - Не надо,  - прохрипел Алексей, не отпуская ее руки.  - Никого звать не надо. Все нормально, только отдышусь немного.
        - Алексей, давайте я хоть водички вам принесу,  - жалобно произнесла Шура, едва сдерживая слезы.  - А все мой язык длинный, будь он неладен! Но разве я могла предположить, что вы так разволнуетесь! Неужели вам так дорог этот ребенок?
        - Этот?  - Майоров криво улыбнулся.  - Не знаю. Я теперь уже ничего не знаю. Но узнаю, будь уверена!
        - Ага,  - кивнула совершенно обалдевшая Шурочка.
        Да и было от чего обалдеть. Всегда спокойный, уравновешенный Алексей Майоров вначале чуть не умер от самой обычной информации, а теперь налился такой ледяной яростью, что находиться рядом с ним было весьма неуютно.
        Да что там неуютно - жутко. Жутко и страшно.
        Глава 23
        Майоров откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и молчал. Но предположить, что он спит, можно было только в горячечной лихорадке. Не может от спящего человека исходить такое давящее напряжение.
        Лапченко очень хотелось уйти. Впервые за время обожания своего кумира Шура тяготилась обществом Алексея.
        Словно почувствовав это, Майоров открыл глаза и, глядя в потолок, монотонно заговорил:
        - Шура, извини. Ты можешь идти. Только постарайся не болтать, очень прошу.
        - Да что ж я, не понимаю, что ли!  - истово завопила на самом деле ничего не понимающая предводительница фанов.  - Все, рот на замок!
        - Спасибо. Очень рассчитываю на твое слово. Но если информация об Ирине Гайдамак просочится в прессу, не показывайся мне на глаза.
        - Какая такая информация?  - Шура театрально округлила глаза.  - Не было никакой информации, вообще ничего не было!
        - Вот и отлично,  - усмехнулся Алексей, все еще наслаждавшийся видом потолка.  - Всего доброго.
        - До свидания, Алексей.  - Шура торопливо открыла дверцу и выпала из джипа. На воле ей стало полегче, и она, жалобно сопя, проныла: - Как-то мне неудобно вас оставлять в таком состоянии. Может, помочь чем?
        - Иди, Шура, иди,  - на лице Майорова появилась кривая гримаса под названием «улыбка ласковая, безмятежная».
        Но, судя по всему, Алексей явно переборщил. В общем, сногсшибательное получилось зрелище.
        Шура покачнулась, часто-часто закивала, пятясь, покинула своего кумира и, продолжая двигаться задним ходом, развила фантастическую скорость.
        Алексей по-прежнему сидел неподвижно. Он боялся пошевелиться, казалось - одно движение, и тело взорвется. Как взорвалось только что на мелкие кусочки мгновенно замерзшее болото внутри его души. Вязкой пустоты безразличия больше не было. Липкой злобы тоже. Но и нежности, раскаяния, любви пока не появилось.
        Майорова захлестнуло полностью одно-единственное чувство - ярость. Она заставляла нервы вибрировать, сердце - избивать грудную клетку, а мозг - работать четко и ясно.
        Алексей вытащил из кармана мобильный телефон и набрал номер.
        - Да,  - холодно отозвался низкий голос.
        Говоривший знал, кто звонит, но ни былой радости, ни тепла Алексей не почувствовал.
        - Здравствуйте, Сергей Львович.
        - Слушаю вас.
        - Вы что, и здороваться со мной не хотите? И почему на «вы»?
        - Чего тебе, Алексей?  - устало произнес генерал Левандовский.
        - Сергей Львович, я сейчас не буду ничего объяснять, нет ни времени, ни сил. Я попозже приеду к вам, и мы все обсудим. Пустите?
        - Не знаю. Спрошу у детей. У Кузнечика. Она плачет до сих пор, по Аннушке скучает.
        - А что…  - с трудом справившись со спазмом в горле, Алексей спросил: - Разве вы с Анной не общаетесь?
        - Нет,  - сухо ответил Сергей Львович.  - Она исчезла. Но с каких пор тебя это волнует? Ты, по-моему, доволен собой и своей жизнью. Жизнью с новой пассией.
        - Пожалуйста, не надо об этом. Я виноват, знаю. Но по телефону обсуждать ситуацию не хочу. Да и не могу я сейчас. Мне надо еще в одно местечко подскочить, кое-что уточнить. А вечером я приеду к вам и буду сидеть под дверью, пока вы меня не впустите. Мне очень нужна ваша помощь.
        - Ладно уж,  - проворчал генерал,  - приходи. Ирина Ильинична рада будет. Она все это время нас убеждала, что скоро дурь у тебя из головы выветрится. Мы, если честно, ей не верили. И как дурь?
        - Вроде исчезла. Сергей Львович, пожалуйста, если получится, соберите по своим каналам всю информацию о личности Ирины Дмитриевны Гайдамак.
        - Этой твоей новой бабы?
        - Она не моя баба!
        - Рассказывай!  - хмыкнул Левандовский.  - Мы газеты читаем, телевизор смотрим.
        - Сергей Львович, давайте об этом вечером, ладно?
        - Хорошо,  - голос генерала потеплел.  - Ох, Лешка, Лешка, натворил ты делов!
        - Знаю.
        - Знает он! В общем, ждем тебя часикам к семи вечера. Одного ждем, без баб.
        - Сергей Львович!
        - Шестьдесят два года уже Сергей, из них сорок - Львович. Обормот ты, Алексей, вот кто!
        И генерал положил трубку.
        Майоров посидел еще минут пять, напряженно размышляя. Наверное, следовало бы хоть немного расслабиться после разговора с Левандовским, но не получалось. Узел в груди затягивался все туже, мешая сердцу биться.
        Алексей включил зажигание и с визгом покрышек рванул с места. Что вызвало вполне предсказуемую реакцию мирно топтавшейся неподалеку толпы голубей и еще более предсказуемый трехэтажный мат дворника, вляпавшегося ботинками в результат реакции голубей.
        Ангелу-хранителю Алексея Майорова пришлось в этот день туговато. Дорога от Склифа до медицинского центра в Марьино отняла у бедолаги массу сил и нервов, поскольку опекаемый объект явно не заботился о собственной безопасности, проламывая себе дорогу по московским дорогам, словно носорог сквозь заросли. Визг покрышек, автомобильные гудки и возмущенные матюги вызвали у ангела мигрень. К концу поездки он устало рухнул на крышу остановившегося джипа и остался лежать, вяло шевеля крыльями.
        Алексей, сняв с рукава непонятно откуда взявшееся белоснежное перо, открыл стеклянную дверь медицинского центра.
        В регистратуре дежурил томный юноша вполне определенного оттенка. Убогий прикид вошедшего не смог ввести отрока в заблуждение, поскольку отрок видел джип забавного мужчинки. Кого же напоминает этот очкарик? Кого-то такого сладкого, сексуального, такого…
        Узнавание было почти рядом, но хамское поведение посетителя настолько шокировало трепетную душу администратора, что душа немедленно запросила компенсации. Пришлось звонить Лялику.
        Майоров, только что вытряхнувший из дежурного (в прямом смысле слова, чуть не порвав юноше воротник рубашонки) нужные сведения, сосредоточенно шагал по коридору заведения, рассматривая таблички на дверях. Ага, вот она!
        Табличка, в смысле. Потому что в кабинете сидел он. Тот самый специалист, проводивший не так давно обследование Алексея Майорова на предмет способности оного к деторождению.
        - Что вам у…  - начал было специалист, но ему пришлось замолчать, поскольку довольно сложно разговаривать со сдавленным горлом.
        - Мне угодно, прыщ похабный, узнать правду,  - прошипел Алексей, сдавливая жирную шею врача все сильнее.
        Но врач почему-то говорить отказывался. Он хрипел, булькал и выкатывал глаза. Пришлось прервать увлекательное занятие и сесть на стол, расшвыряв какие-то бумажки.
        Сидя на краю стола и покачивая ногой, Алексей с холодным любопытством следил за игрой красок на физиономии эскулапа. Когда багрово-фиолетовый цвет, пройдя несколько этапов, перешел, наконец, в умеренно-красный, Майоров снял очки и бейсболку, вплотную наклонился к толстяку и процедил:
        - Узнаешь?
        - Д-да, конечно,  - пузан даже попытался подобострастно улыбнуться.  - Только я не понимаю, чем вызвано подобное поведение.
        - Не понимаешь?  - Алексей наклонился еще ниже, но вспотевший от ужаса специалист по бесплодию воздух отнюдь не озонировал. Пришлось вернуться в исходную позицию.  - Ты абсолютно уверен?
        - Да. То есть нет,  - глаза врача забегали, причем в разные стороны.  - То есть не знаю.
        - Сколько тебе заплатили?
        - Кто?
        - Женщина, которая привела меня сюда.
        - Мне никто ничего не платил!  - эскулап постепенно начал приходить в себя.  - Все платежи идут только через кассу! И вообще, что вы себе позволяете, господин Майоров! Я сейчас милицию вызову!
        - Да-а-а?  - Алексей наклонил голову к плечу, с веселой злостью рассматривая толстяка.  - И что ты им скажешь?
        - Все скажу, все! Как отвратительно себя ведет одна известная медиа-персона, к примеру!
        - И как ты сфальсифицировал результат анализа этой медиа-персоны, тоже скажешь? И сколько за это получил?
        - Вы ничего не докажете!  - врач, вцепившийся было в телефон, отдернул руку, словно аппарат бил током.
        - Ну почему же? Достаточно обследоваться в солидном государственном медицинском учреждении и сравнить результаты,  - Алексей внимательно следил за реакцией собеседника.
        А тут и внимания особого не нужно было. Физиономия пузана опять стала напоминать баклажан, руки, похожие на перекормленных крабов, лихорадочно зашарили по карманам, затем вытащили пузырек с какими-то таблетками, но с мелкой моторикой у врача были проблемы. Открыть пузырек и достать таблетку он не смог.
        - Помочь?  - усмехнулся Алексей и, не дожидаясь ответа, затолкал таблетку между прыгающими губами врага и помог запить ее водой.
        Минут через пять толстяк очухался. И выдал Майорову всю интересующую того информацию. Клятвенно пообещав молчать об инциденте в обмен на полное забвение случившегося со стороны Алексея.
        Слово свое эскулап сдерживал. На протяжении целых десяти минут. После чего все же снял телефонную трубку и набрал номер.
        Алексей посмотрел на часы. Так, всего лишь половина четвертого. До визита к Левандовским еще больше трех часов. Информация, полученная в этом клоповнике, хоть и была ожидаемой, но все же врезала Алексею прямо под дых. Если бы Ирина оказалась сейчас рядом…
        Ну и что? Что ты сделал бы? Избил? Женщину? Не-е-ет, здесь надо быть осторожным, мадам ведь действует не одна, это и ежу понятно.
        Алексей горько усмехнулся. Оказаться глупее ежа, это надо было постараться!
        ЧТО ЖЕ ТЫ НАДЕЛАЛ?!!!
        Ладно, разберемся. Со всеми разберемся. Друзья помогут. Сергей Львович, Артур, Виктор. Все, кто в отличие от него, урода, ни секунды не сомневались в хомке…
        Так, надо, пожалуй, позвонить Виктору, пригласить его к Левандовским. Объясняться, так сразу со всеми. Все полегче будет.
        Алексей взял телефон и, не забывая следить за дорогой, набрал номер.
        - Виктор, привет, это я…
        Страшный удар, скрежет рвущегося металла, мгновенная дикая боль. И последнее, что слышал Алексей,  - крик Виктора в телефонной трубке…
        Глава 24
        А волны и стонут, и плачут,
        И бьются о борт корабля.
        Растаял в далеком тумане Рыбачий,
        Родимая наша земля.
        - Эдди, что за гнусные звуки издает эта баба?
        - Кажется, она поет. Какую-то заунывную русскую песню. Эти дикари до сих пор любят вечером сесть на лошадь, поехать в степь и там петь обо всем, что увидят.
        - И откуда ты все это знаешь?
        - Просто я очень умный.
        - Ага, потому и ходишь до сих пор в шестерках у Морено. Ой, до чего мерзко она воет! Моя собака, когда рыгает, обожравшись, и то звуки получше издает.
        Минуточку! Это что, обо мне? Все эти гнусные инсинуации - в мой адрес?
        Во-первых, я не пела. Или все же пела? Впрочем, могла. Когда плывешь на раскачивающемся корабле, надо обязательно петь морские песни.
        Во-вторых. А что, кстати, во-вторых? О, вспомнила. Да, я не Майоров, с пением у меня не ладится. Но называть мое славное мурлыканье гнусным и мерзким? Собака у него рыгает мелодичнее, ишь ты его! А кстати, почему оскорбления кидают на английском?
        Ох, напрасно я вспомнила об обратной перистальтике, пусть даже собачьей! Монотонное покачивание корабля и жуткая головная боль, с упорством дебила сверлившая мою лобную кость где-то над левой бровью, объединив усилия, заставили меня выдать неблагодарной публике весьма характерные звуки.
        - Черт, она же сейчас всю машину загадит!
        Машину? Не корабль? А чего ж качает-то так?
        - Да не ори ты, а лучше тормози скорее, надо ее срочно вытащить!
        - А она орать не начнет?
        - Пусть орет сколько угодно. Дорога, как видишь, абсолютно пустая, в этой чешской дыре автомобили, похоже, большая редкость. Да тормози же!
        - Заткнись!
        Качка прекратилась. Хлопнули дверцы, чьи-то сильные руки подхватили меня и отнюдь не бережно вытащили из машины.
        Вовремя.
        Расставание с содержимым желудка всегда оставляет мерзкое послевкусие, но в этот раз процесс побил все рекорды. Меня выворачивало наизнанку до судорожных спазмов, настырный дятел в голове утроил свои усилия, глаза, хоть и соизволили, наконец, открыться, но справляться со своими прямыми обязанностями отказались напрочь. Все время норовили закатиться под веки.
        В целом мое состояние можно было охарактеризовать коротко и емко, но не очень литературно. Вернее, совсем нелитературно. К этому эпитету еще подходит прилагательное «полный».
        - Слушай, Эдди, а она не загнется? Смотри, как ее плющит. Ты с дозой не переборщил?
        - Очухается, куда денется! Посмотрел бы я на тебя после коктейля из газа и инъекции. Зато почти всю дорогу она проспала, Германию вон проехали, половину Чехии, Клатовы проскочили. Всего-то час езды остался до лаборатории.
        - А ты там уже был?
        - Пару раз, я Морено помогал груз доставить. Но обычно Винсент один справляется.
        - А что же он эту бабу сам не поволок?
        - Я попросил. У него какое-то срочное дело нашлось, очередного террориста прищемил. А мне давно уже хотелось самостоятельно дельце провернуть, надоело в подручных бегать. Вот Винсент мне и поручил доставить эту миллионершу МакКормику.
        - А зачем она ему?
        - Да какая разница-то? Главное - дельце мы провернули успешно, теперь можно рассчитывать и на более серьезные задания.
        - Глянь-ка, Эдди, а баба-то, похоже, того!
        - В смысле?
        - Так лежит она вон, не шевелится.
        - Черт!
        Упоминание этого малосимпатичного персонажа было последним, что я услышала, прежде чем снова отключиться.
        Очередное включение в действительность прошло гораздо легче. Голова почти не болела, качка прекратилась, я лежала на чем-то удобном и мягком. Некоторый дискомфорт в области левого локтевого сгиба объяснялся просто - там была капельница. Ее я увидела, слегка приоткрыв глаза. Радостно таращиться, сигнализируя присутствующим, что я снова с ними, я не спешила. Чем дольше проваляюсь бесчувственным бревном, тем больше узнаю.
        Впрочем, информации, полученной во время первого, кратковременного и отвратного возвращения сознания, было более чем достаточно, чтобы сообразить: меня похитили вместо Саши. И притащили в ту самую лабораторию, где ее в свое время начали «переделывать».
        Обидно только, что все эти гениальные выводы и логические построения оказались совершенно неоцененными. Поскольку визгливые павианьи вопли, сотрясавшие помещение, весьма грубо и неоптимистично характеризовали происхождение и ближайшие перспективы незадачливого Эдди и его напарника. Перспективы, прямо скажем, не завидные. Грустные они были, безысходные.
        - Болваны, кретины, идиоты!  - визжал плюгавый очкарик в белом халате.
        - А еще олухи и дебилы,  - о, а это чей бархатный насмешливый баритон?
        Так, отрегулируем наблюдательную щелочку между веками. Вот, теперь обзор гораздо лучше, видны все действующие лица. И не только лица, но и все остальное.
        Бархатный голос принадлежал смуглому кареглазому мужчине, вальяжно развалившемуся в кресле. Тренированное тело, резкие черты лица, своей неправильностью усиливавшие привлекательность мужика, аккуратно подстриженные черные волосы с легкой сединой - это, видимо, и есть тот самый Винсент Морено, выловивший в свое время Сашу из реки. Брызгающий слюной тщедушный мужчина в очках - гениальный Стивен МакКормик. А два перепуганных долдона у двери - мои похитители.
        - Винс, я бы на твоем месте не совался с подколками!  - досадливо отмахнулся очкарик.  - Вот что теперь делать, что? И где ты только нашел этих безмозглых обезьян?
        - Ну зачем ты так, они все же числятся в штате нашей с тобой общей организации,  - усмехнулся Морено.  - И давно хотели продвижения по службе. Да, Эдди? Хотел?
        Но долдоны угрюмо молчали. Оба. Поэтому определить, кто из этих гениев так хорошо осведомленный о нравах и обычаях русских Эдди, мне не удалось. И, по большому счету, меня это совсем не расстроило.
        - Молчите…?  - ух ты, пошла в ход тяжелая артиллерия.
        Откуда я знаю американский мат? Из американских же фильмов. Еще MTV восполняет пробелы в образовании.
        - … вашу мать, а грязные негры… сестре!
        - Фу, Стивен, ты не политкорректен, надо говорить «грязные афроамериканцы»,  - укоризненно покачал головой Морено.
        - Заткнись!  - Да мужик просто чемпион по брызганью слюной!  - Заткнись! Заткнись! Ты что, совсем ничего не соображаешь?! Ведь это твои люди приволокли вместо Алекс какую-то беременную тетеху, твои, не мои! Как можно было их перепутать?! У вас что, идиоты, фотографии не было?
        - Да есть у нас фотография!  - о, судя по голосу, рыжий долдон и есть Эдди.  - Так ведь они похожи!
        - Ни фига они не похожи!
        - Не горячись, Стив, определенное сходство есть. Конечно, весьма отдаленное, но цвет волос, комплекция…
        - Ага, и пузо!  - ехидно кивнул МакКормик, прерывая адвокатское выступление Винсента.
        - Так его ж под курткой не видно!  - забухтел Эдди.  - Кто знал, что у этих баб куртки одинаковые! И за рулем всегда была Алекс, мы же почти неделю следили за домом. Никогда эта брюхатая за руль не садилась!  - Вот гад, а?! Брюхатая! Эх, жаль, ничего тяжелого под рукой нет!  - Накануне они вместе в город ездили, на урок немецкого. И объект был в точно такой же куртке! Ну кто же мог знать, а?
        - Да, ребятки,  - Морено сочувственно посмотрел на своих незадачливых помощников,  - лопухнулись вы знатно. Я одного не могу понять - зачем вы ее сюда приволокли? Неужели на месте не могли сообразить? Ну перепутали, так и оставили бы ее в машине! Она бы очухалась, поудивлялась и домой поехала.
        - Так мы,  - Эдди затоптался на месте, словно цирковой медведь,  - мы и не знали, что напутали. Она вырубилась, мы ее в нашу машину на заднее сиденье положили, укольчик, как вы и велели, вкатали и поехали.
        - И что, она границу прошла с тем паспортом, что мы сделали для Алекс?  - МакКормик недоверчиво рассматривал топтуна.
        - А что такого? Я ж говорю - похожи они! Да и лицо у нее было волосами закрыто, пограничники будить не стали, просто заглянули в окно машины - и все. Мы и поехали дальше. Уже после Клатовы она очухалась, песни какие-то пела…
        - Песни?  - удивленно приподнял брови Морено.
        - Ага. Видать, ее сильно заглючило после укола. Хорошо, хоть завывать начала после границы. А то нас вряд ли бы так легко пропустили.
        - С вами все ясно,  - махнул рукой МакКормик. Затем подошел к кровати, на которой я старательно притворялась бревном, и задумчиво протянул: - Что ж, надо теперь сообразить, как нам выпутаться из этой ситуации. Понятно, что изъять Алекс уже не получится, объект насторожится после пропажи подруги. Или кем еще приходится Алекс эта баба?
        - Подруга,  - подтвердил со своего кресла Винсент.  - Причем близкая. Ее зовут Анна Лощинина.
        - Ах да, припоминаю! Алекс мне рассказывала. Если бы я не поработал над Алекс и не изменил ее личностные характеристики, можно было бы попробовать воздействовать на нее через эту Анну. Возможно, Алекс согласилась бы добровольно приехать сюда в обмен на свободу подруги. Но не теперь.
        - Да уж, Стив,  - хмыкнул Морено,  - как видишь, безэмоциональность объектов твоих экспериментов не всегда выгодна. Вряд ли нынешняя Алекс пожертвует собой ради Анны. И не забывай, у нее на флэшке вся информация из твоего компьютера. Если Алекс узнает, кто стоит за похищением Анны, она не замедлит воспользоваться этой информацией, чтобы вытащить подругу.
        - Откуда она узнает!  - очкарик досадливо поморщился, продолжая пялиться на меня. От его взгляда я все больше ощущала себя лабораторной крыской, распятой в специальном приспособлении. Сейчас меня будут препарировать. Ну вот, накаркала.  - Так значит, ты подруга нашей Алекс? Что ж, поработаем с тобой, дорогуша.
        - … тебе, дорогуша,  - мило улыбаясь, откликнулась я, открыв глаза.
        Глава 25
        - О, очнулась! И улыбается! А что она сказала?
        - Она, Стивен,  - усмехнулся Морено, поднимаясь с кресла,  - сообщила, что в корне не согласна с нарисованными тобой перспективами.
        - Не свисти, Винс,  - МакКормик сдернул с носа очки и с задумчивостью коровы в стойле принялся жевать их дужку. Судя по плачевному состоянию окуляров, погрызание их было излюбленным хобби гениального ученого. Интересно, а микроскопы с биноклями он тоже грызет?  - Она произнесла всего три слова, а ты нагородил тут чепухи.
        - Этим и хорош русский язык,  - Морено остановился рядом с жующим коллегой.
        - Чем именно?
        - Емкостью фраз. Каких-нибудь три-четыре слова - и собеседнику понятно, куда идти, чем заняться и где его место в системе мироздания в целом.
        - Так она что, меня послала?
        - Именно так, мой дорогой друг, именно.
        От двери прилетели хрюкающие звуки. Прилетели, застряли в ушах очкарика и, похоже, вызвали агрессию. МакКормик побагровел, словно обожравшийся комар, развернулся и…
        И где в этом тщедушном теле помещается такой мощный ор? Незадачливых долдонов просто смело звуковой волной.
        Когда дверь за ними захлопнулась, миляга Стивен вновь вернул мне свое внимание. Не сказать, чтобы я его об этом очень просила, но мое мнение здесь явно никого не интересовало.
        - Ну, здравствуйте, Анна,  - прелестная улыбка игуаны, не хватает только длинного тонкого языка, периодически выпрыгивающего из пасти.  - Как вы себя чувствуете?
        - Я вас не понимаю,  - все еще по-русски проворчала я. Пусть думают, что меня и английский язык друг другу не представили.
        - Она что, не говорит по-английски?  - МакКормик повернулся к коллеге.
        - Видимо, да,  - кивнул Винсент, но лукавые искорки в его глазах, казалось, подмигивали мне: «А мы знаем, а мы знаем!»
        - Тогда почему она так отреагировала на мои слова о работе с ней?
        - Она отреагировала на ситуацию в целом, Стивен,  - усмехнулся Морено.  - Можно подумать, что ты после похищения, усыпления и грубой перевозки в непонятное место, очнувшись, попросил бы кофе и утреннюю газету.
        - Вообще-то ты прав. Тогда поработай переводчиком.
        - ОК,  - кивнул Винсент и наклонился ко мне: - Здравствуйте, Анна, как вы себя чувствуете?
        - Привет,  - я мрачно посмотрела на него, на очкарика, затем - на штангу капельницы.  - Ну, и что происходит? Постарайтесь обрисовать ситуацию четко и кратко.
        - Почему кратко?
        - У меня голова болит, и я хочу домой. Позвоните Саше.
        - Что она говорит?  - очкарик нетерпеливо затеребил рукав коллеги.  - Почему ты не переводишь?
        - Стив, не тарахти. Ну не буду же я заниматься синхронным переводом! Я поговорю с ней и сообщу тебе все, что надо, но вкратце. Сейчас она спрашивает, что случилось, и хочет позвонить Алекс.
        - Ага,  - МакКормик почесал кончик носа.  - Знаешь, ты прав. Поговори с ней сам, выкручивайся и придумывай, что хочешь. А я пока пойду к себе, мне пришла в голову прелюбопытнейшая идейка. Изучение воздействия моей разработки на плод - это же какие чертовски заманчивые перспективы открываются!  - очки, боязливо дрожавшие на его переносице, запотели от волнения.
        Похоже, эта сволочь возбудилась, придумывая, что можно сделать с плодом. С моим плодом! С моей малышкой! Ах ты, тварь убогая!
        Я стиснула край простыни, с трудом сдерживаясь. Я ведь ничего не понимаю, ничего не понимаю, ничего не понимаю!
        Морено внимательно посмотрел на меня, потом повернулся к вспотевшему от радостных перспектив коллеге, похлопал того по плечу и сказал:
        - Давай, Стив, иди. Я потом к тебе загляну, и мы все обсудим.
        - Да-да,  - похоже, мистер МакКормик уже не слышал никого и ничего, он полностью погрузился в пучину научных исследований.
        Чтоб ты захлебнулся там, урод!
        После ухода гениального ученого Морено с минуту постоял, задумчиво глядя на меня, затем подволок поближе к кровати кресло, удобно в нем устроился и продолжил играть в молчанку.
        И что? Он думал, я начну нервничать, лихорадочно теребить край одеяла и верещать, требуя адвоката, полицию, врача, посла, маникюршу и еще косметолога?
        Я зевнула, прикрыв рот ладошкой. Потом раздраженно спросила, кивнув на капельницу:
        - Послушайте, а нельзя ли убрать эту штуку? У меня уже спина затекла, хочу на бок повернуться.
        - Нельзя. Эта штука помогает вашему организму справиться с последствиями воздействия спецпрепаратов. С вами и вашим ребенком все будет в порядке, не волнуйтесь.
        - Конечно-конечно, меня вырубили и приволокли черт знает куда исключительно с целью общего оздоровления организма! Это, видимо, лечебный корпус санатория «Журавушка», да?
        - Анна, вы держитесь замечательно,  - усмехнулся Морено.  - Но, чтобы не тратить впустую время, давайте договоримся: передо мной вам не стоит изображать ничего не понимающую глупышку. Я знаю, что вы очнулись гораздо раньше, чем показали. Вы увидели и услышали многое. И многое поняли, я наблюдал за вашей реакцией. Так что владение английским языком вы можете скрывать от Стивена, передо мной же дурочку валять не надо.
        - А что делать, если она уже валяется?  - проворчала я, отвернувшись.
        - Кто?
        - Дурочка. Которая умудряется вляпываться в неприятности с кретинским постоянством. А кстати,  - я снова повернулась к Морено,  - почему вы скрыли от вашего доктора Менгеле мое знание английского?
        - Почему Менгеле?  - недоумевающе переспросил Винсент, затем, сообразив, криво улыбнулся.  - Впрочем, вы правы. Стивен в последнее время творит черт знает что, ему бы в Освенциме работать вместе с Менгеле.
        - Только в последнее время?
        - Послушайте, Анна, не лезьте не в свое дело.
        - Я и не собиралась, ваши помощнички меня в это дело силком втащили. И теперь у меня и моего ребенка очень славное будущее. Спасибо вам!
        - Не кричите так, здесь повсюду установлены камеры видеонаблюдения, мне же надо будет придумывать для МакКормика содержание нашего разговора.
        - Придумывать?  - я недоверчиво посмотрела на Морено.  - А кстати, вы так и не ответили на мой вопрос.
        - Какой именно?
        - Не увиливайте. Почему вы скрыли от коллеги информацию?
        - Потому что чувствую себя виновным в происшедшем и хочу помочь вам и вашему ребенку. Если бы я не поручил изъятие Алекс этим олухам, с вами бы ничего не случилось.
        - Зато случилось бы с Сашкой, да?  - я свирепо посмотрела на красавчика.  - Я сейчас просто разрыдаюсь от умиления! Рыцарь в сверкающих доспехах! Он готов защищать слабую женщину с ребенком и одновременно угробить другую слабую женщину. Фанфары, трубите!
        - Прекратите!  - ноздри Морено побелели, на скулах заиграли желваки.  - Анна, вам не кажется, что вы ведете себя, мягко говоря, неразумно? Вы хамите единственному человеку, который искренне сочувствует вам и готов помочь. Пока готов.
        - Пока?  - я приподняла брови.  - Пугаете? Считаете, что я должна вам руки целовать, обливаясь слезами благодарности? А сам хотел Сашку украсть, герой!  - голос мой дрогнул, я шмыгнула носом и закрыла глаза.
        Да, я знаю, что веду себя совершенно неправильно. Что завела себя, бестолковую, в глухой загаженный тупик, выбраться из которого практически невозможно. А он чего! Прикидывается умным и порядочным мужиком, а на деле ничем не лучше той очкастой гниды.
        Или лучше?
        Было тихо. Так тихо, что мое обиженное сопение казалось работой допотопного парового котла.
        Я приоткрыла один глаз. Гм, странно. На помощь приятелю пришел второй глаз. Картинка не изменилась. Морено сидел, устало сгорбившись и облокотившись на колени. Кисти рук безвольно повисли, а лицо…
        Там прочно поселились смертельная усталость и безнадежность.
        Винсент вздохнул, потер лицо ладонями, словно стирая непрошенные слезы, затем глухо проговорил:
        - Я проклинаю тот день и час, когда увидел тонущую Алекс и вытащил ее из воды.
        - То есть вы жалеете, что спасли ее от смерти?
        - Я не спас, я погубил ее. Не будь меня, Алекс, возможно, смогла бы сама выбраться из реки и остаться прежней. А так…  - он поморщился и замолчал.
        - Что - так?  - а вот это уже любопытно, очень любопытно.
        - А так Стивен изуродовал ее, превратил в бесчувственного, холодного биоробота,  - сквозь зубы прошипел Морено.  - А то ты сама не знаешь! Подруга ведь, всегда рядом. Каждое утро ты наблюдаешь тренировки этой бой-бабы.
        - Наблюдаю. Ну и что? Тренируется человек, ей нравится.
        - Пожалуй, это то немногое, что ей сейчас может нравиться. Потому что это очень рационально и функционально. Деток своих, на которых она раньше надышаться не могла, к бабушке сплавила, бывшего мужа - в тюрьму…
        - А подругу беременную - под бок,  - в тон ему продолжила я.  - Очень рационально и функционально.
        - Ну не знаю, может, и рационально. Ты ж все-таки жена самого Алексея Майорова.
        - И откуда вы все это знаете?  - я хитро прищурилась.  - Следите, что ли, за Сашкой? Сведения о ней собираете?
        - Ну и что? Это моя профессия,  - Морено снова откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди.  - Работа с Алекс не закончена, у нас в отношении ее далеко идущие планы.
        - Забудьте эти свои невесть где шляющиеся планы и оставьте Сашку в покое. Она и так едва очухалась после экспериментов вашего Стивена.
        - Что…  - Морено трудно сглотнул и выпрямился, напряженно всматриваясь мне в лицо.  - Что ты имеешь в виду?!
        Глава 26
        - С каких это пор мы перешли на «ты»?  - я манерно поджала губы.  - Разве мы выпили на брудершафт? Или слопали пуд соли? Или… Кстати, а что там еще нужно для столь интимного обращения? О, вспомнила. Сущая ерунда - надо переспать. Что-то я не припомню такого казуса.
        - Нравится, да?  - Винсент устало усмехнулся.
        - Что именно?
        - Издеваться над мужчинами.
        - Да господь с вами, мистер!  - я совершенно искренне расхохоталась.  - Неужели я похожа на воинствующую феминистку? А беременность мне что, ветром надуло? Что касается издевательств,  - смех неожиданно закончился, как-то мало его осталось у меня в запасе в последнее время,  - то нынче у мужчин вошло в моду издеваться надо мной. Вы, между прочим, тоже в числе этих модников.
        Морено поднялся с кресла, внимательно осмотрел свой костюм. Снял невидимую пылинку и щелчком отправил крошку в свободный полет.
        - Вы тут не очень-то!  - кто-нибудь, закройте мне рот!  - Моей девочке и так досталось, нам с ней совершенно не хочется дышать отравой.
        - О чем вы, Анна?  - удивленно поднял брови уже добравшийся до двери Морено.  - Какая еще отрава?
        - Дезинфекцию после вас проводить придется, разбрасываете тут после себя блох. Вы бы их грызли, что ли, как ваши родственники-обезьяны.
        Винсент закатил глаза к потолку, тяжело вздохнул и вышел.
        Ну и чего ты добилась? Достала единственного нормального мужика из наличествующих здесь особей, который, между прочим, явно симпатизирует Сашке.
        Да уж, симпатизирует! Похитить ее намеревался вместе с напарничком своим по гнусным делам, МакКормиком. И ведь не пугает их наличие у Сашки компромата на всю их шарашку. Интересно, а не стань моя подруга наследницей многомиллионного состояния, стали бы эти двое преследовать ее?
        Тебе только это интересно, курица? А собственное положение тебя не интересует?
        Вот уж влипла так влипла. Если раньше мне приходилось выпутываться из всяких мерзких заморочек одной, не рискуя больше никем, то теперь нас двое. И у моей малышки перспективы гораздо безрадостнее, чем мои. А я ничем не могу ей помочь. Сбежать отсюда невозможно, Сашке удалось это благодаря невероятному стечению обстоятельств плюс нечеловечески развитому из-за воздействия препарата МакКормика слуху. Причем сам МакКормик даже не догадывался о побочном эффекте. Видимо, на мужчин его методика действует несколько иначе.
        А теперь этот яйцеголовый намеревается изучать влияние разработанной им гадости на еще не родившегося ребенка. Потирая потные лапки, будет ждать - а кто ж теперь появится на свет?
        «Родила царица в ночь не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку».
        Накаркали, Александр Сергеевич?
        Потом «неведому зверушку» у матери заберут и продолжат над ней экспериментировать. А маманю, как отработанный материал, спишут за ненадобностью.
        Ага, давай, рыдай над своей судьбинушкой, вон, уже подушка мокрая. Думать надо, а не рыдать. Что, одновременно не получается? Ладно, подождем.
        Я еще немного пожалела себя, потом, чуть подольше, жалела дочку, а затем нос и глаза взбунтовались. Причем самым подлым образом - распухли и отекли. Видеть и дышать у меня получалось с трудом.
        Вероятно, моя необыкновенная красота весьма впечатлила следивших за камерами видеонаблюдения сотрудников. Минут через десять появился сам господин МакКормик со шприцем в руках.
        Ну что, дорыдалась? Мало тебе было? Сейчас еще укольчик получишь.
        Вошедший следом могучий санитар надежно зафиксировал мою попытавшуюся было трепыхаться тушку. Затем последовал укус в руку - и все…
        Пробуждение номер три. Ита-а-ак, что мы имеем на этот раз?
        Этот раз мне понравился гораздо больше. Во-первых, я была освобождена от присосавшейся капельницы. Во-вторых, меня перенесли в другое помещение, больше напоминавшее комфортабельный гостиничный номер. А в-третьих, мое самочувствие уже не оставляло желать лучшего. Оно опасалось только худшего, а в целом было весьма и весьма приличным.
        Я осторожно приподнялась, потом села. Так, все нормально, полет проходит в заданном режиме. Голова не кружится, меня не тошнит. Эй, доча, а ты как?
        Не очень вежливый пинок. Понимаю. Согласна. Завидую. Мне ведь тоже хочется кого-нибудь пнуть, да нет никого под ногой.
        Я осмотрелась. Интересно, это та же комната, в которой жила в свое время Сашка, или другая? Во всяком случае, искусственный «вид из окна» точь-в-точь такой, о каком рассказывала подруга.
        Очередной возмущенный пинок. Да, поесть нам не мешало бы, но пока ничего съедобного не наблюдается. Что ж, наведаемся в ванную, одежда на мне за… А кстати, сколько времени прошло с момента моего похищения? Часов, дней? В любом случае пора освежиться.
        В просторном санузле обнаружилось все необходимое: шампунь, гель для душа, зубная паста, и при ней нераспечатанная щетка, стопка чистых полотенец и даже мягкий пушистый халат, причем явно женский. Нет, все-таки это Сашкина комната. Вряд ли у них здесь живут другие женщины.
        После душа есть захотелось гораздо сильнее. И еще захотелось чистого белья, уютных тапочек с помпонами и спокойного вечера с интересной книжкой. Домой захотелось, причем туда, в свою заброшенную, выставленную на продажу квартирку. В размеренное, порой скучноватое, но такое предсказуемое житье-бытье до встречи с Лешкой. С Алексеем Майоровым. Ведь именно знакомство с ним затянуло меня в переливающийся всеми цветами радуги водоворот событий. Раньше в моей жизни преобладал спокойный серый цвет, разбавленный небольшими вкраплениями розового, светло-зеленого и сдержанно-золотистого. И никаких потрясений - ни хороших, ни плохих.
        Но потом судьба, в строгом соответствии с законом сохранения энергии подарив мне пронзительно-сладкое чувство обретения второй половинки, щедро отвешивала жесткие, а порой и жестокие оплеухи. Хватало и ослепительного солнца, и смердящего мрака.
        Вот только теперь в моей жизни слишком уж много черного цвета. А у меня всего лишь один халатик на голое тело! И как тут бороться?
        За неимением более подходящего объекта пинок получила дверь в санузел. Вздрогнув от неожиданности, она испуганно отскочила и вжалась в стену.
        Буйствовать мне понравилось, я внимательно осмотрелась, выбирая очередной объект для нападения. Но мои планы изменил мой же собственный нос, потащивший меня в сторону стола. Обоняние в очередной раз одержало победу над зрением, мгновенно среагировав на аппетитные запахи.
        Пока я плескалась, меня посетили добрые гномы и приволокли своей Белоснежке много-много вкусного. Тут вам и закуски, и суп, и мясное блюдо, и…
        Хватит пялиться, ешь давай!
        Я очень старалась, честно, но справиться со всем количеством принесенной еды не смогла. Остались фрукты, булочки, сок.
        Наверное, в прошлой жизни я была белкой. Или хомяком. Потому что вид не съеденных продуктов вызвал у меня странное свербение в области щек. Неудержимо захотелось набить припасами защечные мешки и уволочь их куда-нибудь в укромное место. Я испуганно потрогала руками возле ушей, боясь обнаружить там два провисших кожаных мешка. Нет, все в порядке, пластическая операция пока не требуется.
        Но еду припрятать все еще хочется. Пригодится ведь. Зачем? А мало ли зачем. Кажется, на глаза мне ранее попадался неосторожно выбежавший из укрытия холодильничек. И где же он у нас? Вот он, притаился у двери. Очень хорошо.
        Я занялась комплектованием стратегических пищевых запасов. За этим занятием меня и застал Морено, явившийся с большим пакетом в руках.
        - Стучаться надо,  - проворчала я, запихивая в холодильник сок.  - А вдруг я голая?
        - Это вряд ли. Я же говорил тебе о видеонаблюдении, не думаю, чтобы ты забыла об этом и разгуливала в голом виде. Вот, возьми,  - и он протянул мне пакет.
        - Что это?
        - Одежда, купленная в свое время для Алекс. Она покинула нас слишком рано, большая часть вещей осталась нетронутой. Думаю, они тебе подойдут, вы приблизительно одной комплекции.
        - Спасибо,  - буркнула я, забирая пакет.
        Очень захотелось немедленно начать в нем копаться, но очередное проявление бабства придушенно взвизгнуло и спряталось, получив по лбу мухобойкой.
        Я положила вещи на кровать и повернулась к Морено:
        - Что-то еще?
        - Да вот думаю, какую из перечисленных тобой недавно причин перехода на «ты» применить в действии,  - Винсент скривился и почесал затылок.  - Неужели все же переспать придется? Вот ведь гадство!
        - Щас как дам больно!  - с трудом сдерживая улыбку, пригрозила я.
        - Вот именно этого я и боялся,  - Морено обреченно вздохнул.  - Дать-то ты дашь, но больно будет!
        Докривлялся! У меня, прошедшей в свое время жесткую школу подушечных боев в оздоровительных детских лагерях, рука не дрогнула, удар подушкой получился отменный.
        Винсент покачнулся, споткнулся о неудачно подвернувшийся стул и грохнулся на пол. Где и остался сидеть, жалобно глядя на меня:
        - Можно считать, что мы уже переспали?
        - Трепло ты,  - я улыбнулась и вернула оружие на место.  - И как тебя только в такую серьезную организацию взяли?
        - Ты президента нашего видела?  - прокряхтел Морено, поднимаясь.  - Вот то-то. Давай-ка, вещи сразу разбери, но лучше сделай это в ванной.
        - Но…  - первая, спонтанная реакция на странную рекомендацию была вовремя схвачена за хвост и водворена в вольер.  - Хорошо, спасибо.
        - Тогда я пошел. Попозже зайду.
        Глава 27
        В мешке обнаружилась масса полезных и даже просто необходимых вещей. Но самой ценной была записка, прикопанная в середине пакета:
        «Анна, еще раз прошу прощения за происшедшее. Но я, скажу честно, этому даже рад. Почему? Есть причина. Не случись столь глупой ошибки, я никогда не узнал бы, что Алекс вернулась, стала прежней. Я лично привез бы ее к Стиву, и тогда… Вернуться к себе на этот раз ей бы уже не удалось.
        В общем, все, что ни делается - делается к лучшему. Хорошая русская пословица. Или поговорка? Никогда не мог уловить разницы.
        А теперь о деле. Мне удалось убедить Стивена, что ближайшие пару дней тебя следует оставить в покое. Так что отдыхай и набирайся сил, тебя никто не тронет. К тому же меня со Стивом и не будет в эти дни в лаборатории, нас вызывает руководство. А потом я что-нибудь придумаю, не волнуйся. Я вытащу тебя отсюда. И об Алекс не беспокойся. Я никому больше не позволю использовать ее в собственных интересах».
        А я что говорила! Моя Сашуля умудрилась очаровать классного мужика. Особенно если сравнивать его с Голубовским. Ну, дай-то бог.
        И мне пока можно расслабиться. Хотя не привыкла я сидеть хомяком в банке и тупо ждать, когда хозяйская рука вытащит меня оттуда. Обычно справлялась с проблемами сама. Но не в этот раз. Банка прочная, каменная, не прогрызешь. Значит, будем ждать хозяйской руки.
        Не сказать, чтобы я так уж сильно тяготилась ожиданием. В моем распоряжении оказалось много DVD-дисков с фильмами, книги, журналы. Кормили меня вкусно и сытно. Так что оставалась только одна проблема - ожирение. Но за пару-тройку дней последняя стадия этой напасти мне вряд ли грозит.
        Из предназначенных Саше вещей я выбрала веселенький трикотажный домашний комплект, состоящий из широких длинных штанишек и свободного джемпера. Мягкий, удобный, солнечно-желтого цвета, с симпатичной аппликацией на груди, он просто генерировал бодрость и оптимизм. А еще в пакете оказались меховые тапки-кролики. Они уютно облегали ноги и при ходьбе забавно трясли ушками. Даже по этим смешным вещицам было видно отношение Морено к Сашке. Кто же еще мог это купить? Вряд ли свихнувшийся на своих исследованиях МакКормик стал бы заморачиваться покупкой одежды для подопытной.
        Прошло уже два дня ничегонеделания. С самого утра третьих суток я не могла усидеть на месте. Читать не хотелось, фильм смотреть - тоже. С трудом заставила себя позавтракать. Кожа зудела, словно весь воздух был наэлектризован. Я знала, чувствовала - все произойдет сегодня. Что именно - понятия не имею. И от неизвестности хотелось запрыгать в своей банке, скользя лапками по стеклу, падая и снова бросаясь туда, вверх, на волю.
        Когда напряжение стало невыносимым, я подбежала к имитации окна и принялась молотить в него со всей дури кулаками.
        - Морено, ну где же ты? Быстрее, пожалуйста! Торопись, иначе…
        Что именно случится, если Винсент не поспешит, я договорить не успела.
        Комнату ощутимо тряхнуло, на пол посыпались коробки с DVD и книги. Я судорожно вцепилась в подоконник, стремясь удержаться на ногах. Мамочки, что это? Землетрясение? В похрапывающих от старости Шумавских горах?
        Ухнуло еще раз, затем кто-то будто затряс металлическую банку с гайками. Раз, другой, и вот уже трясут, не переставая.
        Да знаю я, что это автоматные очереди, но дайте же хоть немного поутешать себя. Выстрелы, знаете ли, гораздо приятнее слышать в кино.
        Хотя… А вдруг это Винсент прорывается? Во главе дивизии Интерпола? Ага, и устраивает взрывы в подземелье, рискуя завалить обитателей нор в их убежищах. И заодно завалить собственную карьеру.
        Нет, ну не дурында ли я? Вместо того чтобы радостно ожидать прихода освободителей, залезла под кровать и сама на себя страху нагоняю.
        Автоматные очереди приблизились, уже слышен был топот ног в коридоре и невнятные вопли. Затем где-то в отдалении опять рвануло, и свет погас. Через пару минут включилось аварийное освещение, но магнитные замки дверей больше не работали. Это можно было понять по грохоту дверных створок и радостным крикам. Вот только разобрать, на каком языке орут в коридоре, не удавалось. Или не хотелось? Потому что похожие звуковые комбинации я слышала когда-то в стойбище незабвенного Рашида. И ничего хорошего ожидать от носителей этого языка не приходилось. Ребятки сюда явно не на чашку чаю забежали.
        Дождалась своей очереди и дверь в мои апартаменты. Да, от такого удара она вряд ли оправится, ей потребуется помощь травматолога.
        Я постаралась занять как можно меньше места, тщетно надеясь сойти за кучку ветоши. Но единственное, что мне удалось - это втянуть под кровать кроличьи уши тапочек. Идите, ребята, идите отсюда. Видите же - нет никого. Ну подумаешь, остатки завтрака на столе! Тут один из сотрудников лаборатории живет, это он покушал - и на дежурство убежал. А что женские вещи разбросаны, так это его личное дело. В нерабочее время он может носить все, что захочет.
        Две особи в высоких ботинках-милитари и в камуфляжных штанах (все остальное было расположено выше линии обзора), громко переговариваясь, шлялись по комнате. На пол летело все, что не успело упасть после взрывов. Грохнула автоматная очередь, и со стоном умер монитор компьютера. Радостный гогот свидетельствовал о том, что особям происходящее кажется очень забавным. Вот и молодцы, вот и умнички, поиграли - и идите, идите отсюда. Там еще много комнаток, в которых есть что разбить и уничтожить.
        Ботинки притопали к кровати. Почему-то у меня свело мышцы между лопатками. Я вдруг увидела, как один из весельчаков поднимает автомат и собирается украсить пулевой вышивкой мою постель. Я зажмурилась и постаралась спрятать живот. Знаю, что малышка умрет вскоре после меня, но… А вдруг? Вдруг Винсент успеет?
        Один удар сердца. Пауза. Другой, и - свет, яркий свет. Что, я уже умерла? Тогда почему ангелы так гнусно веселятся, встречая меня? Почему у них нет крыльев, а физиономии смуглые и грязные? И откуда столько черной поросли на открытых участках тела? Все ясно, голубушка. И почему ты надеялась попасть в рай?
        Добро пожаловать в ад. Вот и два представителя преисподней тычут в меня стволами автоматов и что-то орут. Приветствуют, что ли? Как-то непохоже.
        Один из арабов (хотя это могли быть и турки, и уроженцы Кавказа - так сразу и не разберешь) пнул меня своим мерзким ботинком. Пока легонько. Ждать повторного приглашения я не стала. Пришлось вылезать.
        Вид бледной светловолосой женщины, одетой в веселенькую желтую пижамку и тапки-кролики вызвал у парнишек приступ бурного веселья. И с чего так ржать-то?
        Затем они переглянулись, и на их физиономиях появилось одинаково похабное выражение. Один из храбрых воинов направился к двери и попытался закрыть ее. Ага, как же. Нечего было пинать бедолагу со всей дури. Дверь пронзительно заскрипела и развалилась.
        Так, уединения не получится. Что, впрочем, совершенно не смутило второго самца. Он отложил автомат и, не сводя с меня капавшего маслом взгляда, занялся застежкой своих брючат.
        Мои ноги моментально стали ватными и норовили подломиться в коленях. Причем в обратную сторону, словно у кузнечика. Больше всего мне сейчас хотелось умереть. За что я и получила пинок от дочери. Ладно, зайка, попробуем.
        Я томно потянулась и кокетливо посмотрела на сопевшего самца. Его напарник уселся в кресло, дожидаясь, видимо, своей очереди. А что, баба сама хочет познать настоящих мужчин, не визжит, не сопротивляется, зачем тогда напрягаться и осторожничать? Вон какая беленькая, нежная, и ничего, что с пузом, это даже интереснее.
        Руки ближайшей особи затряслись, завязки портков явно запутались. Араб, рыча от нетерпения, дергал их. Я подошла вплотную и опустилась на колени, зазывно глядя ему в глаза. Глаза эти съехались к переносице, белки покраснели, парень доверил мне самое дорогое и расслабился.
        Вот только он несколько сместил приоритеты. Поскольку я, конечно же, цепко ухватила самое ДЛЯ МЕНЯ дорогое, но это вряд ли доставило арабу ожидаемое удовольствие.
        В следующее мгновение я уже стояла, прижавшись спиной к стене и направив на совершенно обалдевших вояк их же автомат.
        - Не двигаться, уроды, пристрелю,  - надеюсь, английский ребятишкам знаком. Как-то они добрались же до тихой Чехии.
        - Ты не сможешь, женщина,  - прошипел первый претендент на интим.
        Стоять с полуспущенными штанами было, видимо, не очень комфортно. Араб попытался было вернуть портки на место, на что я отреагировала довольно нервно. Автомат дернулся в руках, короткая очередь прошла сантиметрах в пяти от макушки храбреца. Тот вздрогнул и застыл, угрюмо глядя на недоразумение в тапках-кроликах и с автоматом.
        - И что дальше?  - поинтересовался сидевший в кресле.  - Это гнездо неверных захвачено воинами ислама, деваться тебе некуда.
        - Слушай, а можно без религиозного пафоса?  - поморщилась я.  - «Гнездо неверных», «воины ислама»! Ваши люди захватили этот гадючатник, чтобы освободить своих и навешать люлей америкосам. Так?
        - Так,  - усмехнулся араб.  - А ты вообще кто такая?
        - Очередной подопытный образец МакКормика.
        - Женщина? Да еще беременная? Ничего себе!  - уважительно покачал головой араб.  - Это что же ты должна была натворить, чтобы сюда попасть?
        - Не твое дело. И не надейся заговорить мне зубы, выстрелить я всегда успею.
        - Слушай, разреши хотя бы Хакиму штаны надеть, не позорь его. Или тебе так понравилось их содержимое?
        - Ага,  - кивнула я,  - никогда такой крошки не видела.
        - Сука!  - взревел побагровевший Хаким.  - Ну, ты у меня дождешься!
        - Раньше ты у меня дождешься.
        - Так, что тут происходит?  - похоже, их начальство прибыло.
        Глава 28
        Во всяком случае, сидевший в кресле араб вскочил и постарался изобразить стойку «смирно». Стойка получилась довольно корявой.
        Но для Хакима даже это было недостижимой мечтой. Он с ненавистью смотрел на меня, надеясь, видимо, парализовать взглядом. Тоже мне, великий змей, нашел кролика! Возможно, мои тапки и впали в гипнотический транс, но руки автомат держали по-прежнему крепко.
        А в полку посетителей прибыло. Самый главный полковник, что определялось по невыносимо начальственному выражению его физиономии и по черной беретке, кокетливо сдвинутой набок, брезгливо поморщился:
        - Ну что, кретины, допрыгались? Вы забыли, зачем мы сюда пришли? Забыли?
        - Нет, но…  - корявая стойка преданно таращилась на босса.  - Мы просто не ожидали найти здесь женщину.
        - Эльхан,  - босс устало покачал головой,  - я порой сомневаюсь, что нас родила одна мать. Ты ведешь себя так, словно только вчера пас верблюдов. Тебе что, мало баб? А тебе, Хаким? У вас с этим проблемы?
        Самцы угрюмо сопели, не решаясь ответить.
        - А ты молодец,  - ох ты, батюшки, дождалась и я своего звездного часа, дождалась! Всю жизнь именно такого признания и добивалась!  - Ловко справилась с моими бойцами.
        - Сочувствую,  - буркнула я, не опуская ствол автомата.
        - Ты? Сочувствуешь мне?  - искренне удивился главный.  - И чему, интересно?
        - Тому, что у тебя такие бойцы. Особенно этот вояка впечатляет,  - я кивнула на голозадого Хакима.  - Убогий во всех отношениях.
        Табун воинов ислама позади шефа радостно заржал и затопал копытами. А я окончательно убедилась, что приобрела новенького, сверкающего лаком и ненавистью смертельного врага. Ну и пусть! В данной ситуации это волнует меня меньше всего.
        Табунщик рявкнул что-то на своем языке, жеребцы затихли. Главарь снова перешел на английский:
        - Как тебя зовут, женщина?
        - Анна.
        - Послушай, Анна, Хакиму уже достаточно, он расплатился с тобой за твое унижение своим. Пусть оденется.
        - Пошел вон, урод,  - я любезно согласилась отпустить славного мужчинку.
        Но не опустить автомат.
        Волосатое нижнее седалище спряталось под штанами. Верхнее продолжало сверлить меня ненавидящим взглядом.
        Бубня что-то на родном языке, Хаким побрел к остальным.
        Я осталась у стены одна. Напротив толпились зрители. Басню прочитать, что ли? «Мартышка к старости слаба глазами стала…» Спеть еще могу. Мало им не покажется. Вон, лица какие одухотворенные, явно жаждут элегию Массне послушать. Извините, ребятки, моя виолончель дома осталась. Могу сыграть на автомате.
        - Анна, что ты здесь делаешь?  - ну вот, не хотят они приобщаться к высокому искусству.
        - С автоматом стою.
        - Понятно,  - усмехнулся главный.  - Переформулирую вопрос. Как ты попала в эту тюрьму?
        - Вероятно, так же, как и остальные - в бессознательном состоянии.
        - Зачем тебя сюда привезли?
        - Для опытов. Мистеру МакКормику было очень интересно посмотреть, кто может родиться в результате его экспериментов.
        - У, сын шакала!  - ноздри араба побелели.  - Я хочу задавить эту гадину собственными руками! Мало ему наших воинов, которых он изуродовал, теперь на женщин переключился, да еще беременных!
        - Бахрам, не говори так!  - сквозь толпу пробрался здоровяк престранного вида.
        Несмотря на то что одет он был так же, как и остальные, в камуфляж и высокие ботинки, да к тому же почти до бровей зарос бородой, он мало походил на мужика. Плавные движения, мелкие шажочки, жеманная мимика - батюшки, откуда в их рядах гомосексуалист? А детина между тем уже теребил главного за рукав:
        - Бахрамчик, ты же обещал! Я согласился показать дорогу сюда, чтобы освободить наших, но при условии, что моего дорогого Стивена не тронут, а отдадут мне. И мы поженимся!  - бородач мечтательно закатил глаза и обнял себя руками за плечи.
        Я не удержалась и фыркнула. Эх, жаль, что МакКормика не оказалось на базе, очень жаль! Его будущее рядом с этим симпатягой было бы весьма увлекательным.
        - Рустум, успокойся,  - главный нервно дернул щекой.  - Мы же вместе с тобой обшарили все углы - МакКормика здесь нет.
        - Я не уйду без Стива!  - капризно топнул ножкой бородач.
        - Уведите его куда-нибудь!  - заорал Бахрам на подчиненных.
        Несколько человек бросились выполнять его приказ. Главный какое-то время молчал, гоняя желваки по лицу. Затем прошел в комнату и устало опустился в кресло, в котором не так давно отдыхал один из претендентов на меня.
        - Да опусти ты автомат! Никто тебя не тронет. Если ты не врешь и действительно привезена сюда насильно, значит, ты наша сестра. В это проклятое место людей с улицы не привозят.  - Ага, как же! Еще как привозят, но тебе об этом знать необязательно.  - Надо очень отличиться, чтобы эти псы заинтересовались тобой. Что ты такого сделала?
        - Неважно,  - я опустила автомат и холодно усмехнулась.  - Я же не спрашиваю, что делал в своей жизни ты. Во всяком случае, охотились они за мной долго.
        Да-а-а уж, очень долго, причем вооружившись водяным пистолетом и сачком для ловли бабочек. Иначе со мной было не справиться.
        - Ты давно здесь?
        - Нет, всего три дня. МакКормик еще не начал свои эксперименты. Собирался заняться этим после возвращения.
        - Ты родилась под счастливой звездой, женщина. В отличие от Рустума,  - араб стиснул ручки кресла так, что костяшки его пальцев побелели.  - Когда-то он стоял во главе нашего движения, а я был его правой рукой. Мы не оставляли Америку в покое. Мы гордились нашим лидером, он был очень умный и предусмотрительный, всегда мог уйти из любой западни ЦРУ. Но около полугода назад он исчез. Рустума не было около месяца, потом он вернулся. Сказал, что почувствовал слежку и отсиживался в убежище. Все вроде было по-прежнему, мы никаких изменений не замечали. Но однажды, спустя пару месяцев, мы с Рустумом поехали на встречу с остальными лидерами движений сопротивления. Встреча эта задумывалась уже давно, поскольку участились случаи странного поведения наших самых проверенных бойцов. Они неожиданно проводили акции, которые совершенно не были никем предусмотрены. Причем чаще всего эти акции шли во вред движению. Мы стали собирать информацию, а потом решили встретиться и обменяться ею, чтобы разобраться в происходящем. И когда кто-то из собравшихся показал фотографию МакКормика, Рустум сорвался,  - араб
сморщился, словно от зубной боли.  - Его трясло и колотило, он выкрикивал что-то непонятное и целовал фотографию. Он никому не позволял ее забрать. В общем, пришлось поступить с ним довольно жестко. А когда Рустум очнулся, он был уже таким, каким ты его только что видела. Зато он вспомнил все, что с ним происходило. И мы узнали о существовании этой секретной тюрьмы-лаборатории. И о том, что здесь творят с нашими братьями. Мы долго готовили операцию захвата, поскольку сильно шуметь на территории Чехии не хотелось. И пусть эта дыра расположена довольно далеко от города, но затяжной бой в любом случае привлек бы внимание. В общем,  - Бахрам поднялся с кресла,  - мы справились. Пошумели только здесь, внутри. Снаружи захват прошел тихо. Эти американцы такие странные! Они усиленно охраняли только один вход в свою тюрягу - тот, что ведет из Клатовы через подземелье. А вертолетную площадку и главный вход через тоннель оставили почти без присмотра. Так, пару сонных ослов - и все. И теперь этого гадючника больше не существует. Все материалы из компьютера МакКормика мои ребята сейчас копируют, остальные архивы
мы уже забрали, наших братьев освободили. Вот только главного шакала, Стивена, упустили. Но ничего, он от нас больше не спрячется. Под землей мы его уже почти достали, достанем и на земле. Эй, зачистку закончили?  - гаркнул он толпе бойцов.
        - Да, Бахрам,  - ухмыльнулся один из красавцев.  - Никого не осталось. А что с ней делать будем?
        - Как это что?  - главарь пожал плечами.  - С собой заберем, конечно. Как и остальных освобожденных.
        - А вдруг она наврала нам?  - зашипел Хаким.  - А вдруг это баба МакКормика?
        - Тогда тем более она нам понадобится, чтобы выманить муженька. Да?  - Бахрам повернулся ко мне.
        - Совсем плохой,  - я сожалеюще покачала головой.  - Ну ладно Хаким, с ним все ясно, но у тебя вроде мозги есть. Или я ошиблась?
        - Разберемся, что у кого есть и кто есть кто. Собирайся. Эльхан, поможешь ей и проводишь к выходу. И чтобы без фокусов мне, понял?
        - Так точно!  - надо же, он и пузо втянул. У меня так не получится. Пока.
        - Служу Советскому Союзу,  - по-русски проворчала я, направляясь за вещами.
        - Что ты сказала?  - Бахрам застыл у выхода.  - Ты что, русская?
        - А есть разница?
        - Пока не знаю.
        Глава 29
        Разве можно продуктивно собирать вещи под присмотром детины, еще полчаса назад видевшего во мне куклу из секс-шопа? И пусть даже этот детина не издает больше никаких звуков, кроме шумного сопения, все равно он слишком громко сопит, думать мешает!
        Эх, сюда бы гранатку какую-нибудь, пусть даже простенькую, без стразиков. Может, тогда удалось бы хорошенечко пораскинуть мозгами, причем чужими. А пока у меня получалось плохо. Придумать себе легенду, подходящую для Бахрама, не выходило. В голове все время крутила фуэте фраза Шурика из «Кавказской пленницы»: «Часовню тоже я развалил?» И вообще, я похожа на жестокую террористку не больше, чем бывшая прекрасная няня - на суперагента. Впрочем, нахальство - второе счастье. Будем напускать тумана побольше. Жаль, что нет под рукой сценической машины для дыма. Впрочем, под ногой ее тоже нет.
        А есть только милейший Эльхан, но то, что он в состоянии напустить, меня как-то не прельщает. Противогаза ведь нет.
        - Ну, ты готова?  - вот и страж мой очнулся.
        - Это смотря к чему,  - опять меня на философствование потянуло. Нашла собеседника!  - Если следовать за тобой, о могучий воин, то да. А вот обсудить с тобой глубинные основы мироздания, а также теорию относительности Эйнштейна…
        - Не хватало еще про евреев говорить,  - проворчал Эльхан, пропуская меня вперед.
        Бредовые идеи насчет рыцарского отношения к женщине бравому парню в голову не приходили.
        Поэтому туго набитую торбу я волокла самостоятельно. Зачем туго набила? А кто ж его, Бахрама, знает - куда он меня потащит, где я буду жить, как долго? И есть ли там все необходимое. Поэтому в мешке, помимо зубной пасты, щетки, шампуня и геля, угрюмо толкались локтями пара свитеров, белье, полотенце и тапки-кролики. Ну не могу я их бросить тут одних! Достаточно, что желтую пижамку пришлось оставить и переодеться в теплый спортивный костюм. Джинсы на мне уже не застегивались.
        К счастью, Сашины кроссовки мне оказались впору, так что проблем с экипировкой не возникло.
        Переодевалась я в ванной комнате, куда Эльхан заглянуть не рискнул. На это я и рассчитывала, когда зубной пастой писала на зеркале: «Я жива. Меня забрал с собой Бахрам». Писала на русском языке, рассчитывая в основном на Морено.
        Наверное, в другое время я бы с любопытством рассматривала внутренние помещения, через которые вел меня Эльхан. Все-таки это секретная тюрьма-лаборатория ЦРУ, а не птицеферма в Козюлино.
        Но я сразу очень пожалела, что на глазах у меня нет лошадиных шор. Нацепить бы сейчас эти приспособления, чтобы ничего не видеть! А про обонятельные ощущения и говорить не хочется. У меня в последнее время и так с запахами отношения не всегда складываются, а уж когда воняет пороховой гарью и бойней…
        «Зачистку» бойцы Бахрама действительно провели тотальную. В живых не осталось никого.
        В лифте Эльхан нажал на самую верхнюю кнопку. Кабина тянулась медленно, сотрясаясь в конвульсиях, весьма похожих на рвотные спазмы. Ох, понимаю тебя, дружище. Проглоти я такую же волосатую гадость, как мой спутник, меня бы тоже тошнило.
        Лифт с наслаждением выплюнул нас прямо на вертолетную площадку, где с трудом разместился летательный агрегат с хищно вытянутой мордой. И хотя вертолет вовсе не был увешан оружием, на прогулочный он походил меньше всего.
        Лопасти вертушки уже начали разгон. Из кабины высунулся Бахрам:
        - Что вы там копаетесь? А ну, быстро внутрь!
        Огрызаться не было ни времени, ни возможности, поскольку любой, пусть даже самый остроумный ответ бесславно утонул бы в нарастающем реве вертолета.
        Мало того что он ревел, так он еще с ног сбить старался, гад!
        Возможно, вертолету и удался бы его подлый замысел, и он скинул бы меня вниз, но его планы нарушил Эльхан. Вот здесь и пригодилась его масса, он устоял на ногах и затолкал меня внутрь вертушки.
        Помимо Бахрама там находились еще шесть человек. Судя по отсутствию камуфляжа и присутствию самой разнообразной одежды, это и были те самые «братья», чьим освобождением озаботился Бахрам со товарищи.
        Причем четверо из «братьев» выглядели несколько странно. Они, если честно, весьма напоминали мне ту Сашу, какой она была во время нашей первой встречи в крысином тоннеле. Холодные, равнодушные лица, тусклые, без каких-либо проблесков эмоций глаза.
        Заметив, что я разглядываю этих биороботов, Бахрам согласно кивнул:
        - Да, над ними гиена МакКормик уже поработал. Я не знаю, можно ли вернуть их в исходное состояние, но мы постараемся. Все нужные материалы здесь,  - он похлопал по рюкзаку,  - а толковых ребят у нас достаточно. Малик,  - обратился он к одному из нормальных «братьев»,  - ты видел там, в тюрьме, эту женщину?
        - Нет,  - покачал головой тот.  - Там вообще не было ни одной женщины. Хотя всех я не видел, поэтому точно сказать не могу.
        Дальнейший разговор пошел на арабском языке. А вертолет тем временем оторвался от крыши и начал набирать высоту. Причем делал это, судорожно дергаясь всем корпусом. Исключительно из вредности, я больше чем уверена.
        Благодаря его рывкам насладиться великолепной панорамой Шумавских гор (вид сверху) я не могла. Поэтому откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза и сосредоточилась только на одном: как бы долететь без позорных эксцессов.
        Сколько продолжалось столь упоительное перемещение в пространстве - не знаю. По моим ощущениям - дня два, не меньше. Если же судить по солнцу - не больше трех часов.
        Наконец желудок радостно бросился навстречу горлу. Похоже, мы снижаемся. Я рискнула посмотреть вниз. Мы что, кругами летали? Опять заросшие лесом горы.
        Правда, плюхнулся на колеса вертолет не на макушку горы, а в небольшой долине. Уже лучше, разлюбила я что-то горы.
        Вертолет еще пару минут похлопал лопастями и угомонился. От наступившей тишины мне мгновенно заложило уши.
        Но эта благодать была сразу же прервана оживленным гомоном братьев по разуму. Они шумно выпали из вертолета, причем обнаружилось, что в этой компании присутствует мой самый горячий поклонник - Хаким. Каким образом он оказался среди главных действующих лиц, понятия не имею. С Эльханом все ясно - он брат Бахрама. Рустум - пусть бывший, но лидер, да и раствориться незаметно среди европейской публики он не сумеет. В отличие от остальных участников налета на осиное гнездо, которые ранее разъехались на машинах.
        М-да, присутствие Хакима не сулит мне спокойного будущего. Этот гад сделает все возможное, чтобы навредить мне. И самое противное то, что ему особенно и напрягаться не придется. Достаточно установить мою личность - и все. Получи, Хаким, заслуженную награду в свое полное распоряжение.
        В общем, дорогуша, расслабляться тебе не следует, сказала я самой себе. А следует использовать любую возможность покинуть столь славное общество как можно быстрее. Линять надо, короче. Я имею в виду - не шерсть сбрасывать, а быстро-быстро перебирать ногами.
        К месту посадки вертолета тем временем подъехали три тонированных джипа. Это понятно, а как же иначе! Не на «Фиатах Пунто» же передвигаться уважающим себя террористам, особенно если учесть, что означает слово «пунто» на испанском сленге.
        Погрузились. Меня любезно пригласил в свою машину Бахрам.
        Изнутри его джип напоминал однокомнатную «хрущевку». Не в смысле убогости планировки, а размерами и высотой потолков. Жить в такой клетухе мне бы не понравилось, а вот ездить - очень даже! Да еще и с кондиционером.
        Впрочем, кондиционер был сейчас не особо-то и нужен, октябрь все же за окном, а мы в любом случае в Европе находимся, причем, судя по всему, в южной. Еще не холодно, но уже и не жарко.
        Мы едем, едем, едем
        В далекие края,
        Веселые соседи,
        Хорошие друзья!
        Нам весело живется,
        Мы песенку поем,
        А в песенке поется
        Про то, как мы живем!
        Очень жаль, что мои спутники вряд ли знакомы с этой славной песенкой, поскольку она как нельзя лучше соответствует общему настроению людей Бахрама. А уж припев про «тра-та-та» они грянули бы особенно дружно, потому что это самое «тра-та-та» они делали все утро.
        Показались дома под красными черепичными крышами. Вывески над магазинчиками; ага, сейчас определим, где мы.
        Ни фига не определим. Разброс велик, одно могу сказать точно - мы в одной из южнославянских стран. Когда-то это была одна страна - Югославия. А теперь! Перечислять вспотеешь.
        Въехали в город, впрочем, скорее в городишко. Но все у него как у больших, даже «Макдоналдс» есть. На противоположную сторону сего населенного пункта мы добрались за пятнадцать минут.
        Где, как оказалось, и находилась конечная цель нашего путешествия.
        Конечная цель выглядела довольно мило и больше напоминала придорожный мотель, по какому-то недоразумению обнесенный глухим кирпичным забором.
        Впрочем, утверждать наверняка не буду, остроту своего слуха у забора я не проверяла.
        Глава 30
        - Анна, сейчас тебя проводят туда, где тебе придется посидеть под замком какое-то время,  - повернулся ко мне Бахрам.  - Ты и сама, думаю, понимаешь необходимость этой меры. Как только мы соберем о твоей личности необходимую информацию, решим, что с тобой дальше делать.
        - Со мной ничего делать не надо, просто отпустите меня.
        - Отпустить?  - хмыкнул вождь.  - Вот прямо здесь и сейчас, в незнакомом для тебя месте, без денег и документов?
        - Да!
        - А что, это было бы интересно понаблюдать. Но увы - нет. Пока не установим, кто ты - не отпустим.
        - Но почему? Зачем я вам? Или вы боитесь, что я вас сдам? Больше мне делать нечего! Меня сейчас интересует только одно - побыстрее добраться до своей берлоги и затаиться там на год-два. Пусть американцы забудут о моем существовании,  - интересно, у меня достаточно убедительно получилось изобразить гнусную террористическую ухмылку?
        - Навсегда?  - вроде я его убедила, ответная ухмылка была адекватно гнусной и о-о-очень террористической.
        - Ну почему же? Спрячу ребенка понадежнее и потом напомню о себе.
        К машине подошел Хаким и застрекотал на арабском, поглядывая в мою сторону без надлежащей теплоты. Бахрам коротко ответил, его слова моему «поклоннику» явно не понравились, он попытался возражать. За что и был награжден громким начальственным рыком.
        - Все, иди, тебя Эльхан проводит,  - меня на пару секунд вновь удостоили внимания.
        Сидевший рядом со мной Эльхан получил соответствующие распоряжения и недовольно встал. Ему явно надоело со мной возиться. А нечего было под кровать заглядывать!
        Отведенные мне апартаменты располагались в левом крыле дома, на втором этаже. К сожалению, вовсе не в углу, и даже не в закоулке. Комната была зажата с двух сторон соседками. Эксперименты с дверью незамеченными, увы, не останутся. Хорошо, хоть санузел в моем временном убежище был предусмотрен, не придется все время в дверь стучать и унижаться.
        Замок за моей спиной щелкнул, очередная клетка захлопнулась. Ладно, осмотрим тебя, голубушка, что же ты можешь предложить своей пленнице? Надеюсь, не опилки на полу и не миску с кормом в углу?
        А ничего, тут вполне сносно. Похоже на одноместный номер в захудалой гостинице: вытертый ковролин на полу, кровать, слегка перекошенный шкаф, стол и колченогий стул. И даже телевизор присутствовал, между прочим. Правда, в душевой кабине обнаружился старожил этого помещения. Он был рыжим, усатым и очень невоспитанным. Вместо того чтобы стремительно убежать, путаясь в лапках и спотыкаясь, таракан пополз к стоку вразвалочку, не спеша, словно боцман по палубе.
        Дожила, меня уже насекомые игнорируют! Значит, придется поступить жестко, возможно, даже с уклоном в садизм.
        Я осторожно сняла шланг душа со стойки, направила его в раковину и включила горячую воду. Шум и плеск по соседству совершенно не смутили таракана, его ленивая прогулка продолжалась. Наконец, вода стекла, и теперь в раковину бил почти кипяток.
        Получи, зараза!
        Вероятно, это были не самые приятные минуты в жизни прусака. И, надеюсь, последние. О, какая же я жестокая и бездушная террористка!
        Выпендривался бы меньше, не утонул бы.
        На всякий случай я решила продезинфицировать кипятком весь душевой поддон. Скоро помещение санузла превратилось в ядреную парилку, а я неожиданно вспомнила, что все еще одета в теплый спортивный костюм.
        Правда, не совсем неожиданно. Я получила серию возмущенных ударов в живот - тогда только и сообразила. Но к этому моменту одежонка моя отсырела полностью. Пришлось покопаться в мешке, потом принять душ, надеть сухую одежду и развесить сушиться мокрую. Такая хлопотуха, просто прелесть!
        Когда я закончила обустраиваться, за окном уже стемнело. Задернула шторы, включила свет и ощутила сильнейший дискомфорт. Эпицентр неприятных ощущений находился в желудке. А что ж вы хотели, я с утра не жрамши!
        Ну и что теперь? Все-таки придется стучать дверь по спине? А если ногами, то и пониже спины.
        Обошлось. И для двери, и для меня. Предмет возможных надругательств распахнулся, появился совершенно незнакомый мне персонаж. Может, араб, а может, кто-то из местных. Черноволосый смуглый парень. Очень серьезный и необщительный.
        Он молча брякнул на стол поднос, заставленный разнообразными яствами, развернулся и вышел. Разумеется, рассчитывать на его забывчивость было бы глупо, дверь он запер.
        Так, чем же решили поделиться с несчастной женщиной воины славного Бахрама? А что, неплохо: мягкие свежие лепешки, сыр, зелень, фрукты, чай в термосе.
        Мы с дочкой жадно набросились на еду, еда испуганно жалась по углам подноса, однако скрыться ей не удалось. Но она отомстила, мгновенно сговорившись с веками моих глаз. Эти предательские шторки начали слипаться с упорством маньяка.
        Я почти на ощупь добрела до входной двери, волоча за собой стул. Подперла ручку колченогим приятелем и еле-еле смогла донести себя до кровати.
        И все. Дикое нервное напряжение этого дня плюс коварные происки сытного ужина сделали свое черное дело. Черное-пречерное, без всяких снов.
        Утром обнаружилось, что стул валяется на полу. Либо я его плохо закрепила, засыпая на ходу, либо ночью кто-то приходил ко мне в гости. Грохот упавшего стула спугнул посетителя, зато не смог разбудить меня. Хорошо, что посетитель оказался трепетной ланью.
        Все, проехали. И поехали дальше. Будем считать, что никто ко мне не приходил, стул упал сам.
        Считать можно сколько угодно, хоть до тысячи, хоть до двух, а вот попытаться пошевелить мозговыми извилинами не мешало бы.
        Так, напряжемся, сосредоточимся… Фу, да при чем тут это? Я же не в туалете, а в комнате сижу, у окна. Шевелю вот извилинами, потею, стараюсь.
        Перестаралась. Извилины стали еще извилистее и перепутались окончательно. Сейчас у меня в голове будто сопел и матерился клубок спагетти, мыслительный процесс застрял где-то в середине этого клубка.
        Очень кстати принесли завтрак. Положительные эмоции помогли мне навести порядок в голове, теперь там снова было чистенько и все готово к эксплуатации.
        Бахрам появился вовремя, когда я могла уже разговаривать вполне связно и даже целыми фразами.
        - Ну что, Анна,  - вождь переоделся, вместо камуфляжа нацепил джинсы и черный пуловер,  - мои ребята просматривают архивы МакКормика. Там ничего о тебе нет, зато есть информация об Алекс Голубовски, единственной женщине, причем русской, с которой этот шакал работал полгода назад. И оказалось, что эта Алекс попала в лабораторию совершенно случайно, к нашей борьбе она не имеет никакого отношения. Так что скажешь, Алекс? Ты сбежала от МакКормика полгода назад, он разыскивал тебя и в итоге нашел. Зачем, для чего?
        - Я не Алекс, я Анна.
        - Тц-тц-тц,  - укоризненно пощелкал языком Бахрам.  - Не надо врать. К сожалению, видеозаписи полугодовой давности не сохранились, но на жестком диске компьютера МакКормика информация осталась. Пусть даже самая общая, но нам достаточно, чтобы все понять.
        - Понять что?  - как же мне поступить - выдать себя за Сашу или продолжать упираться? Что лучше для меня в данной ситуации?
        - Что твой ребенок был зачат в лаборатории этой гиены. И, возможно, искусственным путем, поэтому он - результат эксперимента с момента зачатия. Вполне вероятно, что МакКормик ожидает от этого ребенка каких-то сверхчеловеческих способностей, хотя, конечно, может родиться обыкновенный урод.
        - Прекратите сейчас же!  - Ну как это можно вынести, объясните мне?!
        Почему мужики такие упертые, причем независимо от расовой принадлежности и вероисповедания? Ведь я вижу - Бахрам абсолютно убежден в придуманной им же версии, и теперь доказать обратное - дело гиблое и бесперспективное.
        - Ага, занервничала!  - усмехнулся самый прозорливый в мире мужчина.  - Значит, я прав.
        - Ну сколько можно говорить - я не Алекс Голубовски, я Анна Лощинина!
        - Прекрати, женщина!  - Бахрам хлопнул ладонью по столу.  - Мне надоело слушать твое жалкое вранье! Учти, я передал информацию о тебе заинтересованным людям, и за тобой скоро приедут. Твой ребенок родится в нашем научном центре. Да,  - гордо улыбнулся упрямый осел,  - у нас есть свои исследовательские центры, где идет работа над оружием возмездия. И твой ребенок может им стать.
        - Ребенок? Оружием возмездия?! Да вы совсем спятили!  - щеки мои пылали, в голове гудело.
        Господи, это ведь мне снится, да? Я даже щипать себя не буду, я и так знаю, что это сон, бред.
        - Ничего подобного, женщина, мы очень хорошо соображаем.  - Бахрам поднялся и направился к выходу. У самой двери он остановился: - Человек может стать смертельным оружием, и не только в кино. Отдыхай, набирайся сил, тебе предстоит дальняя дорога.
        Дверь захлопнулась. И тут же ей в спину врезалась тарелка, затем еще одна.
        Я переколотила всю посуду, но легче мне не стало. Безысходность ситуации предусмотрительно залезла в душе поглубже, откуда я не могла ее достать, и ехидно крутила фиги.
        Ой, не напрягайся так, дорогуша, все равно я до тебя доберусь!
        Но безысходность во мне сидела прочно. Монументально так, безнадежно и основательно.
        Глава 31
        В очередной раз судьба загоняет меня в угол, а потом с интересом наблюдает - сумею я выпутаться или нет. Возможно, даже ставки на меня принимаются. Интересно, а как оцениваются мои шансы в данной ситуации?
        Безысходность хихикнула и подняла над головой табличку: «1:100». Понятненько.
        Эй, там, наверху, хоть кто-нибудь еще верит в меня?
        На плечо медленно спланировало маленькое перышко. Ангел, ты чей - мой или дочкин? Впрочем, неважно. Быстренько выгребай из карманов все свои сбережения и ставь на меня. Поднимешься!
        Времени, похоже, у меня мало. Его почти нет, так, горстка на дне детской чашечки в горошек. Значит, придется импровизировать; разрабатывать детальные планы А, Б и В я не успею. Главное, чтобы за мной не приехали сегодня. Дружище ангел, если хочешь выиграть, придется потрудиться и задержать мой эскорт.
        Видимо, у него получилось. Никто, кроме молчаливого пищеносца, в моей келье не появлялся. Я старательно ела, потом так же старательно пыталась спать. Но с последним складывалось не очень. Оно и понятно, попробуйте заснуть, напряженно прислушиваясь.
        К вечеру мои уши жили самостоятельной жизнью. Они сочли, что у них теперь много общего с тарелками радаров, и вращались в разные стороны по собственному усмотрению.
        Неприятно, между прочим. Скрипят все время и ветер гонят.
        После ужина я начала готовиться к приходу Хакима. Откуда прискакала уверенность, что он придет? А неважно, появилась и все.
        Кто-то же пытался посетить меня прошлой ночью? Нет, вариант с плохо закрепленным стулом меня уже не устраивает. Это Хаким являлся наказать наглую бабу, кто ж еще. И он обязательно должен довести задуманное до конца, иначе какой же из него мужчина! Вариант «никакой» арабом даже не рассматривается. Ведь он принадлежит к весьма распространенному подвиду человеческих особей мужского рода, искренне считающих, что понятия «мужчина» и «самец» означают одно и то же.
        Наверное, никогда еще очаровашку Хакима не ожидали с таким трепетным нетерпением. К сожалению, оценить уникальность этого момента своего бытия он не сможет никогда.
        А вот мои ожидания оправдать смог. Где-то в половине второго ночи в замке завозился ключ. Затем возня прекратилась, и из-под двери выехало лезвие широченного ножа. Оно елозило по полу и при этом почему-то шумно сопело. Чудны дела твои, Господи!
        Эту возню я наблюдала из-за приоткрытой двери в санузел. Появление ножа означало одно из двух: либо Хаким сам такой сообразительный, либо смотрел фильм «Ловец снов». Я лично склонялась ко второму варианту, причем так интенсивно, что чуть не грохнулась.
        А Хаким, убедившись с помощью зеркально блестевшего лезвия ножа, что стула возле двери нет, кряхтя, поднялся. Послышался отчетливый скрип суставов. Спортом надо регулярно заниматься, а не на войнушку бегать да по бабам шастать. Впрочем, в моем случае тренированный спортсмен как раз и не нужен.
        Дверь тихо открылась. Стараясь не сопеть слишком громко, Хаким осторожно направился в комнату. Разумеется, ему и в голову не пришло заглянуть в темный санузел. Там, в голове, и так было слишком тесно даже для одной-единственной мысли, которая формулировалась довольно незатейливо: «Ну, я ей сейчас!» Все остальное - сплошные междометия.
        Вероятно, именно по этой причине голова араба издала такой гулкий «БАМ!», войдя в контакт со стулом. Единственная мысль выступила в роли языка колокола, и теперь билась внутри чугунной головы моего незадачливого любовника, истерически вибрируя и натыкаясь на стены. Роль ей явно не нравилась.
        Почему стул пошел на сближение с головой? Так я его заставила. Мы стояли с ним в обнимку возле двери санузла, потом вместе прокрались за Хакимом, а затем я стукнула лапулю стулом. К сожалению, ничего покомпактнее и потяжелее в комнате не нашлось. Меня, к примеру, гораздо больше бы устроил славненький такой, эргономичный молоток. Правда, он вряд ли обрадовал бы Хакима, но кто ж его спрашивает!
        В общем, стул крякнул, Хаким хрюкнул, голова его бамкнула. Скотный двор, а не комната! Надеюсь, звукоизоляция в этом здании хорошая, любопытствующие воины ислама мне абсолютно не нужны.
        Вот только терять сознание самец почему-то не собирался. После первого хрюка он постоял, раскачиваясь, а потом повернулся ко мне. Нежных чувств на его физиономии стало еще меньше, количество их стремилось к абсолютному нулю.
        Хаким угрожающе зарычал и двинулся ко мне. Не дожидаясь, пока громкость издаваемых им звуков превысит допустимые пределы, я воспользовалась древнейшим из орудий физического воздействия - дубиной. И пусть в прошлой жизни дубина была ножкой стула, со своей ролью она справилась вполне успешно.
        Особенно, если учесть, что мне удалось засандалить этому грубому и нечуткому самцу не по лбу, изготовленному, похоже, из танковой брони, а где-то в районе менее защищенного (всего-то восемь миллиметров закаленной стали!) виска.
        Для верности я стукнула еще раз, причем уже по падающему телу. И не надо мне говорить, что бить лежачего негуманно. Во-первых, он еще не был лежачим, а скорее летящим. А во-вторых, какой на фиг гуманизм в моей ситуации!
        Упал Хаким совсем не элегантно, как-то по-простецки рухнул, некрасиво. Не отработан еще у самца этот процесс, нет должного профессионализма и изящества.
        Я осторожно потыкала носком кроссовки груду у ног. Никакой реакции. Пнула посильнее - результат прежний.
        Так, а дальше-то что? Дверь в мою комнату открыта, это замечательно, но вот алгоритм дальнейших действий стыдливо прятался, натягивая на голову маскировочную сеть. Я ведь понятия не имею, что там, снаружи. Вернее, кто. И сколько там этих «кто». И что они сейчас делают. Конечно, если трезво мыслить, то в два часа ночи хорошим деткам следует спать. Но вот эта конкретная детка, прикорнувшая сейчас возле моих ног, озаботилась совершенно иным времяпрепровождением.
        Ладно, будем действовать, исходя из конкретных реалий. А из реалий, особенно конкретных, исходить надо с умом. Забывать его, ум, под столом настоятельно не рекомендуется, иначе исход превратится в пролет.
        Очень хотелось зажать нос прищепкой и надеть хирургические перчатки, прежде чем приступить к обыску сиятельного Хакима.
        Но пришлось обшаривать самца без средств индивидуальной защиты, в силу обстоятельств.
        Зато я страдала не зря, в заднем кармане его джинсов обнаружился мобильный телефон, причем полностью заряженный и готовый к употреблению.
        Мои руки, разумеется, немедленно затряслись. Все нужные номера телефонов, выстроившись клином и прощально курлыкая, вылетели из головы и направились в прекрасное далеко. Я еле успела ухватить за хвост последний, оказавшийся номером Сергея Львовича Левандовского. Ох уж эти мне фокусы подсознания!
        Тем не менее вспомнить, к примеру, Сашкин новый, германский, номер телефона я не могла, сколько ни стреляла вслед курлыкающему клину из рогатки.
        Что ж, генерал ФСБ в моем положении - не самый худший вариант. Нет, не в этом положении, сейчас мне больше нравится акушер-гинеколог, а вовсе не представитель тайной канцелярии.
        Хотя и Сергей Львович весьма кстати.
        Конечно, звонить кому-либо посреди ночи не принято, но я ведь не о житье-бытье хочу потрепаться.
        А о чем же еще? Именно о неважнецком своем житье и совсем уж депрессивном бытье.
        Тремор в руках слегка поутих, поэтому искомый номер у меня получилось набрать с первого раза. Один звонок, второй, третий… Сергей Львович, миленький, понимаю, что поздно, вы уже спите, но, пожалуйста, возьмите трубку!
        - Алло, слушаю вас,  - хриплый, заспанный, но самый желанный сейчас для меня голос.
        - Сергей Львович, это я, Анна,  - мне хотелось громко вопить, подпрыгивая от счастья, но реалии, господа, реалии.
        - Господи, Аннушка, наконец-то!  - пожалуйста, не надо столько искренней радости, а то я сейчас расплачусь, и он вряд ли сможет тогда хоть что-нибудь понять.  - Что случилось с тобой, девочка моя? Как ты могла нас забыть?
        - Сергей Львович, у меня проблемы, большие проблемы, не знаю, удастся ли мне выбраться.
        - Поэтому ты звонишь ночью и говоришь почти шепотом,  - генерал не спрашивал, он констатировал факт.  - Где ты находишься?
        - Не знаю, где-то на территории бывшей Югославии, но в какой конкретно стране - не скажу.
        - Так,  - Левандовский секунду помолчал.  - Аннушка, а теперь кратко и внятно обрисуй ситуацию.
        Я обрисовала. Уж не знаю, насколько внятно, но точно не очень кратко.
        - Все, достаточно, я понял. Значит, сделаем так. Не выключай телефон и положи его в карман. Так я смогу определить твое точное местонахождение.
        - А если он разрядится?
        - Ничего страшного, много времени и не понадобится. Давай, доченька, действуй. И помни - ты теперь не одна. Мы с тобой, родная.
        - Спасибо,  - сухо и деловито поблагодарила я.
        И правда, не прохлюпала, а ответила памперсно-сухо и невыносимо деловито. Конечно, пришлось ополоснуть лицо холодной водой, но вовсе не из-за едких слез.
        Так, куда же пристроить понадежнее телефон? На моем спортивном костюме имелся, конечно, карман, но расположен он был на животе, словно у кенгуру. А если учесть нынешний размер моего пуза, телефон отключится незамедлительно. Какие еще емкости мы имеем на одежонке? О, капюшончик! Да еще с затяжечкой! То что надо. Я выкопала из мешка с вещами майку помягче, аккуратно завернула в нее мобильник, пристроила сие великолепие в капюшон и плотно затянула завязки. Получился компактненький такой, славный нарост на спине. Для рюкзака он располагался слишком высоко.
        Ну и что, зато удобно, и он всегда со мной. Главное, на спину не заваливаться, да вроде я и не собираюсь пока, не до того.
        Хаким все еще не подавал признаков жизни. Я, собственно, эти признаки у него и не искала. То, что его не убила,  - я это знала точно, останки сипло дышали. А остальное меня волновало меньше всего, пусть бы он валялся овощем всю оставшуюся жизнь.
        Хотя это - вряд ли. Слишком много у него костей и слишком мало мозга. Существование и так полурастительное, хуже уже не будет.
        Вполне возможно, что эта могучая особь скоро очнется и начнет шуметь. Значит, мне придется еще немного задержаться и зафиксировать пациента.
        Пришлось для выполнения этой благородной миссии порвать на полосы простыню. Потом спеленать мальчонку. И в качестве завершающего штриха затолкать ему в рот тапку-кролика. Не пропадать же добру.
        Получилось довольно креативно. Особенно эффектно смотрелась грустная кроличья морда, торчавшая из пасти Хакима. Понимаю, это противно, но, может, тебя слегка отвлечет мысль о том, что ты спасаешь друга. Мы ведь подружились, верно? Без меня тебя выкинули бы на помойку, и ты бы погиб бесславно. А так… Спасибо тебе.
        Все, теперь можно идти. А так заманчиво было бы забаррикадироваться изнутри и, экономя патроны, отстреливаться до подхода кавалерии Левандовского. Но увы, отстреливаться я могу только виноградными косточками, оставшимися после ужина. А это вряд ли нанесет ощутимый урон противнику.
        Ладно, хватит отсиживаться. Вперед.
        Глава 32
        В коридоре было тихо. А еще там было темно. И пусто. В общем, то что надо, вот только в идиллическую пастораль не вписывался дощатый пол. И хотя я особенного скрипа за дверью не помню, но могу совершенно точно сказать - я обязательно наступлю на единственную там пронзительно верещащую доску.
        Эх, мне бы Карлсона какого завалященького! Взгромоздилась бы я ему на закорки… на загривок, в общем. И полетели бы с ним, как два перекормленных шмеля, слипшихся от чрезмерного употребления меда. И пусть полет наш не отличался бы легкостью и изяществом, но уж над полом мы бы точно воспарили. А это главное.
        Хотя… Он же, Карлсон, жужжать должен, как свихнувшийся вентилятор. Нет, это не пойдет. Обойдемся без в меру упитанных мужчин в самом расцвете сил.
        Вы можете себе представить слониху на пуантах? Нет? А придется. Потому что по бесшумности и грациозности перемещения в пространстве мы с ней идентичны.
        Но ничего, со вторым этажом я справилась, и даже подло затаившуюся визгливую досочку мне удалось миновать вполне благополучно. Дорогой в преисподнюю передо мной темнела лестница. По перилам съехать не получится, я и в облегченном виде не решилась бы. Значит, придется топать по ступенькам.
        Вот как раз топать и не надо, будем скользить и дальше будто на пуантах.
        Опять получилось! Похоже, бессонницей в этом доме маялся только Хаким, остальные могли похвастаться крепким, богатырским сном.
        Они и хвастались, причем довольно звучно. Храп практически всех разновидностей, от робкого бульканья до оглушительного рева, сотрясал стены первого этажа.
        Либо на втором этаже я обитала в гордом одиночестве, что само по себе весьма сомнительно, либо там подобрался нехрапучий контингент.
        Зато идти по первому этажу - одно удовольствие. Опасаться случайного скрипа просто смешно, он все равно утонет в раскатах храпа. Я увеличила скорость передвижения и, трепеща крылышками эйфории, выскочила в холл, как обнаглевшая вошь на лысину. Ведь кто-то зачем-то оставил здесь свет, тогда как больше нигде света нет. Ну и что сделал бы любой здравомыслящий человек, обратив внимание на этот пустячок? Правильно, остановился бы у входа в холл и внимательно осмотрелся.
        Увы, увы, увы, у меня сейчас были проблемы не только со здраво-, но и с процессом мышления в целом.
        Видимо, ангел-хранитель действительно поставил на меня все свои сбережения, потому что обитатели холла, трое подчиненных Бахрама, оставленные здесь для охраны, к своим обязанностям отнеслись без должного пиетета. Совсем наплевательски, надо сказать, отнеслись.
        Но как же красивы были эти воины во сне, как нежно и мелодично они храпели, обнимая любимые автоматы! Умилительная картина, можете мне поверить. Ничего лучшего я не видела! Сегодня, во всяком случае.
        Валявшиеся рядом с ребятками пустые бутылки бодро подмигивали мне стеклянными боками - давай, голуба, не тушуйся, вперед! Видишь, сколько выпили эти славные воины? Теперь они будут спать до утра, пока их бока не вкусят сладостных тычков ботинок Бахрама.
        И вовсе я не тушуюсь. Между прочим, некрасиво намекать даме, что ее тело медленно, но верно превращается в тушу. Сама это знаю.
        Что ж, вот я и у двери. Теперь все просто, ведь я выхожу. А вот если бы мне непонятно с какого перепугу понадобилось попасть внутрь здания, сложноватенько было бы. Ускоренные курсы владения отмычкой я не заканчивала. Да и отмычки нет. Даже пилочка для ногтей отсутствует, представляете?
        Хватит выпендриваться, уноси скорее ноги. А также все, что расположено выше, и побыстрее.
        Я осторожно пощелкала замком, потом отодвинула засов. Дверь нехотя приоткрылась, выпуская меня… На свободу? Как же, во двор пока. До свободы еще метров сто плюс высоченный забор.
        Ой-ей, а холодно-то как! Днем здесь царствует пока солнце, а вот ночью, оказывается, осень вступает в свои права, с которыми мой спортивный костюм явно не справлялся. Вернуться, что ли, в холл, я там видела висевшую на стуле куртку. Нет, возвращаться - плохая примета, так можно досрочно превысить лимит везения.
        Кажется, все-таки я его превысила. Не успела я преодолеть треть расстояния до забора, как за спиной затряслась от могучего топота земля. Очень не хотелось оглядываться. Но не видеть опасность еще страшнее. Тем более, когда эта опасность дышит тебе в ухо. Нет, не в спину, а именно в ухо.
        Ой, мамочки! Теперь понятна причина пофигистски-наплевательского отношения обитателей дома к охране. Зачем напрягаться, когда по двору носится лохматый мутант.
        Потому что не бывает собак такого размера, не бывает! И не надо говорить, что у страха глаза велики. Хотя глазки у этой псины тоже не маленькие. А еще - у нее мохнатая и бородатая морда, располагавшаяся как раз на уровне моего плеча, мощный торс и гигантская пасть, из которой вывалился язык размером с лопату для снега. Ой-ей-ей, похоже, это та милая псинка, занесенная в Книгу рекордов Гиннесса как самая большая собака в мире. Ирландский волкодав.
        Приплыли. Что там говорится о сих славных животинках? «Нежный - в ответ на ласку, ужасный - в ответ на вызов». Пес, мне и в дурном сне не привидится бросать тебе вызов, я с гораздо большим удовольствием бросила бы тебе мозговую косточку. Но у меня ее нет. Только свои, личные, но мне их жалко.
        Смотреть и дальше в глаза этого зверя не было сил. Я зажмурилась и обреченно застыла, боясь пошевелиться. Главное - не бежать. И не делать резких движений. Тогда есть шанс уцелеть. Сейчас этот гигант оповестит своих хозяев, что по двору передвигается посторонний объект, выбегут люди Бахрама, и…
        И еще нельзя реветь. Не реветь, кому говорю! Ну, не получилось, что ж теперь истерить-то! Может, успеет Сергей Львович.
        Пес шумно дышал мне в лицо, но почему-то молчал. Ни грозного рыка, ни басовитого лая. Да к тому же… Нет, не может быть! По моему лицу словно кто-то провел теплой влажной тряпкой.
        Я отважилась приоткрыть глаза. Гигант с любопытством рассматривал меня, не трогаясь с места. Только сейчас я обратила внимание, что доче моей тоже не спится. Она довольно активно крутилась, вертелась и боксировала. Может, волкодав почувствовал беззащитного детеныша и потому так странно себя ведет?
        - П-п-привет, собачка,  - тихо проговорила я, справившись с оцепенением.  - Ты нас отпустишь, ведь правда?
        Пес сел и озадаченно посмотрел на меня. Потом склонил голову набок. От этого, такого знакомого и забавного собачьего движения, он сразу перестал казаться мне злобным монстром. Что, впрочем, вовсе не означало, что он перестал им быть в действительности.
        Продолжая бормотать что-то ласково-успокаивающее, я спиной пятилась к забору. Надеюсь, что направление выбрала правильно, иначе пятиться можно до утра, кругами вокруг дома.
        Дивное зрелище, между прочим, понимающий человек оценит: ночь, луны не видно из-за облачности, рассеянный свет наземных светильников и - дама, вообразившая себя, судя по способу ее передвижения, раком. А еще - огромная собачища, подъезжающая следом за дамой на попе.
        Пес именно подъезжал, отталкиваясь передними лапами и не отрывая седалища от земли. Скучно ему, наверное, вот он и развлекается.
        Пусть веселится, главное, чтобы не стал меня по двору гонять, словно гигантскую кость.
        «Очень надо,  - светилось в хитрющих глазах псины.  - Мне так гораздо интереснее, ты смешно двигаешься. А еще - не орешь, не дерешься и не надеваешь на меня электроошейник. Так что иди себе, куда шла».
        Легко сказать - иди. Развернуться к милому созданию тылом я все еще не отваживалась. Да и невежливо это по отношению к такому дружелюбному парню. В общем, катится, катится большая каракатица.
        Бумс! Странно, что этого не случилось раньше, двор-то отнюдь не пустой, кое-где присутствуют зеленые и не очень насаждения. Разумеется, я влетела в куст, причем в шиповник. С одной стороны - это хорошо, мой драгоценный телефончик не пострадал. Чего не скажешь о мягком спортивном костюме, который оказался с другой стороны, плохой. Потому что цепкие колючки куста поступили с моей одеждой совершенно по-свински. Хотя… Что-то я не видела у свиней когтей.
        В общем, костюмчик мой в тыльной части теперь напоминал обмундирование спецназовца, знаете, в лохмушках такое, маскировочное. И неважно, что расцветка не камуфляжная, а бело-синяя. Лохмушки-то присутствуют. А еще некоторым частям тела стало ощутимо прохладнее.
        Хотя куда уж дальше! Согревающий выброс адреналина, вызванный первыми мгновениями знакомства с песиком, догорел до углей. Тепла больше не было, остался один пепел. А тут еще и дополнительные отверстия в защитной шкурке образовались!
        Первыми на некомфортность бытия отреагировали зубы. Теперь мое необычайное путешествие по пересеченной местности сопровождалось ритмичным их клацаньем. Будто под стук кастаньет ползу. Что привело пса в полный восторг. Слонопотам вскочил и радостно запрыгал вокруг меня. Земля задрожала балла на три по шкале Рихтера.
        Путешествие стало бы еще более увлекательным, не подойди оно к концу.
        Я какое-то время вдумчиво рассматривала преграду, которая стыдливо истончаться не собиралась, стояла по-прежнему монументально. Эй, дорогая, в тебе есть хоть какой-нибудь изъян? К примеру, плохо закрепленные доски?
        Забор утопил меня в презрении. И правильно, откуда в кирпичной стене плохо закрепленные доски?
        Я почувствовала ощутимый толчок в спину. Ты чего это, парень? Решил все-таки поиграть с гигантской косточкой? Хотя я сейчас на кость похожа меньше всего, скорее на тучную индюшку.
        Я опасливо оглянулась. Пес нетерпеливо посмотрел на меня, затем еще раз боднул лобастой башкой. Он явно пытался затолкать меня куда-то. Пришлось подчиниться воле сильнейшего, тем более, что он тут старожил и вверенную ему территорию тщательно изучил и описал. Ударение, между прочим, на «а». Хотя…
        Я поспешила в заданном направлении и вскоре в очередной раз убедилась, что, при всем моем уважении к академику Павлову, он явно не тех существ причислил к живущим исключительно рефлексами. Собаки соображают гораздо лучше некоторых человеческих особей.
        А этот конкретный пес оказался просто гением. Он приволок меня на задний двор, где в густых зарослях дикого винограда притаилась малоприметная калиточка, которая запиралась всего лишь на внутреннюю задвижку.
        Я повернулась к снисходительно улыбавшемуся гиганту и погладила его еще недавно казавшуюся безобразной голову:
        - Спасибо тебе, ты очень славный пес. Мне очень хотелось бы иметь такого друга. Я тебя никогда не забуду.
        Волкодав ласково ткнулся носом мне в плечо и хотел было прижаться к моим ногам. Хорошо, что я стояла у самого забора, иначе рухнула бы, придавленная гигантским телом.
        - Эй, эй, дружище, поосторожнее, ты же не кот!  - тихонько рассмеялась я и почесала псину за ушами.
        Бух! Четыре балла по шкале Рихтера. Это пес упал на спину, раскинул лапы и подставил мне пузо. Бедняга, тебя, похоже, никогда не гладили и не обращались с тобой ласково.
        Следующие десять минут я посвятила почесыванию, поглаживанию и ласковому бормотанию. Мы с парнем договорились, что его теперь зовут Май (и фамилия Майоров тут совершенно ни при чем!) и что я обязательно вернусь за ним и заберу его к себе. Как только закончу с неприятностями.
        А что? Вилла у Сашки огроменная, места для такого славного пса там предостаточно.
        Размечталась! Хватит нежничать, пора уходить.
        - Ладно, мальчишка,  - я обняла могучую шею,  - мне пора. Не скучай тут без меня, веди себя хорошо.
        Пес грустно смотрел мне в глаза. Он все понимал, абсолютно все. Я видела - он очень хочет мне поверить, но… До сих пор двуногие обращались с ним с позиции силы. И боли.
        Все, хватит, а то сейчас расплачусь. Я отодвинула щеколду и вышла, не оглядываясь. Затем тихо прикрыла калитку.
        Глава 33
        Из-за общего охлаждения организма слегка подмерзли и мои эмоции. Только этим можно было объяснить полное отсутствие обжигающей радости победы. Эй, муха осенняя, ты же выбралась, тебе фантастически повезло! Ты уже вне зоны действия Бахрама и его людей. Конечно, следует поторопиться, чтобы максимально отдалить эту зону от себя, но главное зло уже позади. И один рисковый ангел, что поставил на меня, сегодня разбогатеет.
        Но муха лишь вяло отмахнулась лапкой и медленно поползла по направлению к дороге.
        Понимаю, что нужно не ползти, а освоить спортивную ходьбу, если уж бег мне сейчас противопоказан. Надо же согреться, чучундра! Иначе на дорогу выпадет не женщина, а охлажденная говядина. Всей тушей.
        В результате гигантского напряжения оставшихся ресурсов организма мне удалось слегка ускорить передвижение. А еще - подключить к делу своего спасения руки, заставив их размахивать. Не так, чтобы очень сильно, иначе меня занесет в сторону, но вполне энергично. Ну просто пингвин на марше.
        А вот и дорога, ведущая в центр города. Впрочем, и из города тоже. Ну, и куда мне двинуться? Где, спрашивается, придорожный камень-указатель: налево там, направо, прямо? Полезная вещь, между прочим, кратко и в максимально доступной форме обрисовывающая ближайшие перспективы путника.
        Но увы, на моем пути такой оракул не попался.
        Итак. Ночью одной тащиться за город как-то не тянет. Никак не тянет. Значит, иду в город. Там, конечно, тоже не очень комфортно, но в любом случае это - очаг цивилизации. Ну хорошо, очажок, но цивилизации же! И, кроме «Макдоналдса», там должны быть почта, телеграф, телефон и прочие достижения человеческой мысли, которые в первую очередь захватывают революционные матросы.
        Я, конечно, не революционный матрос и ничего захватывать не собираюсь, но очень надеюсь добраться до какого-нибудь круглосуточно работающего объекта. Чтобы спокойно подождать там Сергея Львовича. Не думаю, что Бахрам с воинами ислама со товарищи рискнет начать отлов беглянки совсем уж внаглую. Да и вряд ли братья-славяне сдадут меня арабам.
        Стоп, а с чего ты взяла, что здесь живут именно нужные тебе братья? Может, это область компактного проживания братьев-мусульман?
        Ладно, зачем гадать? Главное - выйти «в люди», а там как-нибудь разберемся. Генерал Левандовский сейчас делает все возможное и невозможное, чтобы мне помочь. Интересно, он свяжется с Лешкой?
        Вряд ли. Сергей Львович, думаю, давно разобрался в ситуации и понимает, что господина Майорова моя судьба волнует теперь меньше всего.
        Я потопталась на месте, не забывая энергично дергать руками, затем пошлепала в центр города.
        Захотелось даже немного повосторгаться свободой, но этому слегка мешал холод. Оставалось только тихо радоваться тому, что нет дождя, а значит, воспаление легких откладывается. Впрочем, почему тихо? Я отошла уже довольно далеко от берлоги Бахрама, теперь можно шуметь.
        Тем более что дорога абсолютно пустая, и никого не будет шокировать марширующая беременная тетка с лохмушками на спине, размахивающая руками и горланящая «Взвейтесь кострами!». Неожиданный выбор репертуара, сама удивляюсь.
        Хорошо хоть, я орала негромко. Поэтому смогла услышать приближающийся шум мотора.
        Первым моим желанием было заметаться вдоль дороги, истерически кудахтая и хлопая крыльями. С трудом сдержалась, на волю вырвался лишь один сдавленный «кудах».
        Если это погоня, то они меня уже видели, прятаться бессмысленно. А если просто запоздалый водила, то тем более не стоит бросаться ему под колеса. Будем вести себя достойно, даже руками штормить перестану.
        Урчание двигателя приблизилось, меня обогнал небольшой веселенький фургончик, разрисованный клоунскими физиономиями и аппетитными конусами мороженого. Фу-у-уф, отпустило. Вряд ли в автопарке Бахрама будут держать такое средство передвижения, слишком уж это несолидно. Никак не вяжется с имиджем суровых воинов.
        Фургончик отъехал метров сто от меня, затем остановился и сдал назад. Вскоре он поравнялся со мной, и из кабины выглянул улыбчивый пухлячок. Более подходящего водителя для автотележки с мороженым трудно даже представить.
        Круглая лысинка в обрамлении венчика рыжих волос, нос картошкой, лучики морщинок вокруг глаз, выдающие смешливый характер толстяка.
        Водитель что-то спросил, но что именно, я, разумеется, не поняла. Хотя в речи проскальзывали славянские слова.
        - Извините, я вас не понимаю,  - расплылась я в улыбке, не улыбнуться в ответ такому славному дяде было невозможно.
        - Руси?  - аж подпрыгнул от радости толстячок.  - Руси-руси-руси, нельзя одна, ехать-ехать-ехать. Куда?
        - Туда,  - махнула я рукой в сторону центра.  - Вокзал.
        - Давай-давай-давай,  - засуетился водитель, ласково подталкивая меня к машине.
        Энергия буквально переполняла его, поэтому слова вылетали из толстяка пулеметными очередями. Это было так забавно, что я не удержалась и звонко расхохоталась.
        Ангел-хранитель, ты - прелесть. Мало того, что помог мне удрать от террористов, так еще и послал такого славного провожатого. Не придется мне теперь плутать по городу в поисках подходящего пристанища, не придется больше мерзнуть. Доберусь до места с комфортом и в хорошей компании.
        Толстячок суетился вокруг, обстреливая меня словесными очередями. Он забежал вперед и предусмотрительно распахнул дверцу, затем поддержал меня под локоть, помогая забраться в кабину.
        Потом шустро обежал машину спереди, уселся на свое место и знаками попросил пристегнуться. Я усмехнулась и покачала головой - ох уж эти мне дисциплинированные европейцы! Глухая ночь, вокруг никого - ни машин, ни полицейских, но ремень безопасности будьте любезны зафиксировать.
        Да пожалуйста! Правда, немного живот мешает, но ничего. Вытяну ремень побольше. Та-а-ак, теперь - щелк, и готово.
        Ой, что это? Что так колется в этом ремне? Острая боль где-то в районе солнечного сплетения пронзила меня. Мгновенное оцепенение всех мышц и - темнота.
        Светало с трудом. Никакого торжественного апофеоза утренней зари, никакого буйства красок, сплошной тошнотворный туман, сквозь который едва просматривается какой-то силуэт. Солнце, что ли? Да вроде непохоже.
        Я попробовала пошевелиться, но туман стал еще тошнотнее. Мутило и штормило меня не по-детски. Господи, что случилось? Неужели мы умудрились попасть в аварию на совершенно пустой дороге? Или водила так увлекся неожиданной попутчицей, что не смог разминуться со столбом?
        Как бы то ни было, но результат происшедшего оказался преотвратным. Я испуганно ощупала живот. Лапа, ты как там? Не повезло тебе с мамашкой, сплошные стрессы да лекарства. А тебе все это ни к чему.
        Малышка недовольно заворочалась, соглашаясь. Ладно, зая, главное - ты в порядке, а мамке ты сумеешь воздать должное. Оглушительным ночным ором, к примеру.
        Зрение немного сфокусировалось. Силуэт обрел четкие очертания и оказался тем самым улыбчивым толстячком - водителем фургона. Он по-прежнему улыбался доброй и нежной улыбкой. Вот только глаза…
        При ближайшем рассмотрении обнаружились сияющие глаза законченного психа.
        - Руси-руси-руси,  - толстячок нежно погладил меня по щеке.  - Красивый руси, мягкий руси. И носит вкусный сочный мясо для Мирчо. А бедны-бедны-бедны Мирчо уже начал болеть. Нет сочный свежий мясо. Много полиция, мало дети! Все-все-все боятся пускать дети гулять! Я ездить долго, продать все морозиво, а мясо нет! Дети только с жесткий невкусный папа-мама. Я думать, что теперь умирать, и вдруг! Бог посылать мне странный руси, который носить самый нежный мясо! Руси оборван, руси никто не будет искать! Я хотеть есть сразу, но мяса еще так мало! Надо подрастить мясо, пока. Мирчо может еще терпеть. Я учить руси язык в школа, я могу говорить. И объяснить. Ты пока жить здесь. И много есть. Растить мне мясо…
        Больше выносить этот чудовищный стрекот я не могла и рванулась изо всех сил, стремясь вцепиться в жирную безумную харю. Но воле хозяйки подчинилась лишь правая рука, левая же обреченно громыхнула цепью. Милый симпатяга приковал меня к торчащему в стене кольцу.
        Но правая не сплоховала, успела оставить на щеке толстяка три кровавые полосы. Тот пронзительно взвизгнул и вскочил, держась за лицо. До этого очаровашка сидел передо мной на корточках.
        - Злой руси! Наверное, я не буду тебя кормить! Наверное, я буду все-таки есть сам. Хотя…  - он забегал возле меня кругами,  - мало, совсем мало. Один кости, нет почти мясо. Я знать, сейчас мясо будет расти очень-очень быстро. Ладно, ждать. Сиди.
        И славный толстунчик выкатился вон.
        Вот теперь меня проняло. И заколотило. Все, что случилось со мной раньше, показалось мне забавным приключением. Ведь раньше при любом раскладе рассматривать моего ребенка в качестве славного ужина никто не собирался!
        Ну почему? Почему в цивилизованной Европе, в не самом диком месте на карте мира, в тихом, спокойном городке я отлавливаю на дороге чудовище? Вернее, оно меня отлавливает.
        Почему маньяк не проехал раньше? Или позже? Или не сдох по дороге?!!
        Я, конечно, женщина упертая. Всегда бью лапками свое молоко до потери пульса. Но на этот раз меня швырнули не в молоко. Из этого дерьма масла не получится. Никогда.
        Стоп, что ты разнюнилась? У тебя ведь в капюшоне есть маячок! Скоро сюда пожалует кавалерия Левандовского!
        Я лихорадочно ощупала спину. Затем растерянно осмотрела себя. Спортивного костюма на мне не было! А был какой-то бесформенный балахон, сшитый, похоже, из мешков.
        Вот теперь - точно все. Я обессиленно сползла по стене на пол.
        Глава 34
        Сколько я так просидела - не знаю. Причем существование мое было вполне растительное, не осталось никаких чувств, мыслей, эмоций. Вяло шевелились лишь основные инстинкты, отвечающие за поддержание жизнедеятельности организма. Преобладал в основном дыхательный. Потом оживилось зрение, оно крякнуло и подключило зрительные нервы к источнику питания.
        Поначалу картинка двоилась и дергалась, затем все наладилось. И я наконец обратила внимание на помещение, в котором находилась.
        Не могу сказать, что то, что я увидела, было позитивным и жизнеутверждающим. Как раз обратное.
        Потому что жизни в темном подвале, единственным источником света в котором было крохотное окошко, оказалось не больше, чем этого света.
        Конечно, для полноты ощущений подвал должен был быть сырым, с гнилой соломой и откормленными, наглыми крысами. Но веселый маньяк Мирчо являлся, по-видимому, весьма рачительным хозяином. Сухое, проветриваемое помещение, аккуратные стеллажи вдоль стен, на которых ровными рядами расположились банки, коробки, пачки и мешки. На вбитых в стену крюках висели связки лука, чеснока, а также весьма аппетитные на вид колбасы и окорока.
        Обоняние мое засуетилось и тоже решило поучаствовать в реабилитации хозяйки. И совершенно напрасно, между прочим.
        Потому что аромат копченостей, в другом месте и в другое время вызвавший бы у меня обильное слюноотделение, сейчас спровоцировал обратную перистальтику.
        И букет ароматов украсился новой изысканнейшей ноткой.
        Кольцо с цепью, на конце которой как затейливый брелок болталась я, было вмуровано в стену прямо напротив окна. Слева располагался стеллаж с хозяйственной дребеденью, справа стояли закрытые бочки. О содержимом бочек я старалась не думать, хотя, скорее всего, там было вино. На это намекали торчавшие в них затычки.
        Ступени, ведущие на волю, находились сразу за бочками. Вот только отвести меня на волю они не спешили. Равнодушные бетонные плашки, серые и угрюмые.
        Серый цвет вообще доминировал в подвале, поглотив все остальные оттенки. Возможно, этому способствовало тусклое освещение.
        В целом все было бы вполне мирно и обыденно, если не учитывать одну деталь - меня, прикованную к стене.
        Подо мной обнаружился засаленный рваный тюфяк, из дырок которого торчали отвратительно грязные клочья непонятной субстанции. Вата это или перегнившая солома, определить было невозможно. Да и какая разница?
        Неподалеку вольготно развалились ведро, довольно большая алюминиевая миска и кружка. Можно было бы умилиться столь непринужденному соседству сантехпосуды и просто посуды, но почему-то не хотелось умиляться.
        Впрочем, не хотелось ничего вообще.
        Что явно не входило в планы славного Мирчо, появившегося вскоре с кастрюлей и кувшином в руках. Из кастрюли он щедро набухал в миску какого-то варева, явно мясного, в кувшине оказалось молоко.
        - Руси, есть,  - он поставил всю эту красоту поближе ко мне, а сам предусмотрительно отошел подальше.
        Сложив ручки, поросшие рыжей шерстью, на объемном животе, хлопотун Мирчо с умилением разглядывал свою новую добычу.
        - Есть побольше, я могу еще принести. Ох,  - он подпрыгнул, хлопнул себя по лбу (жаль, что не кирпичом) и быстренько ускакал вверх по лестнице, чтобы вернуться буквально через пару минут, размахивая алюминиевой же столовой ложкой.
        - Какой болван Мирчо, да?  - пропыхтел он, втыкая ложку в варево.  - Принес руси еду, а чем она будет есть? Руками? Нет-нет-нет, нельзя, кушать удобно, так вкусно больше! Ешь-ешь-ешь.
        Я закрыла глаза и откинула голову, опершись затылком о стену. Можно, конечно, еще и уши заткнуть, но много чести этому уроду.
        Урод занервничал:
        - Почему руси не ест? Так не будет много детски мясо!
        Подождал еще немного, затем легонько пнул меня ногой:
        - Эй, руси, голодовка глупо. Съем мясо сейчас. Хочешь, да?
        Вот уж нет. Пришлось взять миску. Я с трудом проглотила ложку бурды (к счастью, сама ложка осталась у меня в руках), затем, глядя в сторону, процедила сквозь зубы:
        - Я не могу есть, когда на меня пялятся.
        - Пялятся? Что это?
        - Смотрят.
        - А, понятно. Мирчо пошел. Руси съесть все. Когда принесу ужин, миска должна быть свободный.
        Нежная улыбка заботливого мужа, и Мирчо пошел. К сожалению, не туда, куда послала его моя пытливая мысль. Очень пытливая, я даже сама не ожидала. От одного описания этой пытливости маркиз де Сад вскрыл бы себе вены, посчитав, что жизнь его была прожита зря.
        Впрочем, нет, для маркиза это был бы вовсе не жест отчаяния, а сплошная развлекуха. Так, что могло бы в полной мере отразить степень его отчаяния? Пожалуй, только эротичное поглаживание пером пяток молодого павлина-девственника.
        А степень моего отчаяния? Ничего. Нет такой шкалы.
        Наверное, именно безразмерность моего отчаяния заставила меня вскочить с места, зашвырнуть миску со жратвой в уже использованное ведро. А потом начать предсказывать. Вещать. Пророчествовать. Что именно предсказывала новоявленная пифия?
        Разное. Причем не только будущее толстячка Мирчо, я заодно описала довольно своеобразно весь его жизненный путь, начиная с момента зачатия.
        Взыскательному слуху благовоспитанной публики можно было бы представить лишь процентов десять от всей моей речи. Остальные девяносто - в основном представляли культурное (и не очень) наследие татаро-монгольского ига, по сравнению с которым всякие там боцманы и грузчики - жалкие дилетанты.
        Орала я долго, пока окончательно не сорвала голос. Зачем? А что прикажете делать - тупо жрать и жиреть?
        Прикажут, дорогуша, прикажут. И что тогда?
        Не знаю. И знать не хочу. Устала от ора и бренчанья цепью. Пожалуй, надо отдохнуть.
        Ложиться на зияющий дырками тюфяк не хотелось. На пол?
        С сомнением осмотрев неровный бетонный пол, я выбрала все же тюфяк, кое-как устроилась на нем и задремала.
        Разбудил меня скрип двери. Я открыла глаза. Странно. Веки слиплись, что ли? Да вроде нет. Тогда почему так темно?
        Потому. За окном ночь, а другого источника света здесь нет.
        Ошибочка. Не было. Пока не появился светляк с маниакальными наклонностями. Собственно переносчика света мне почти не видно, вниз по лестнице плывет керосиновая лампа, силуэт толстяка лишь угадывался. Он что, поссорился не только с головой, но и с электричеством?
        - Ну, руси?  - Мирчо, кряхтя, дополз до последней ступеньки, затем поставил лампу на ближайшую бочку и повернулся ко мне, оживленно потирая ладошки.  - Ты все съедала? Тебе понравилось? Я уметь готовить мясо, да! Вкусно! И знаешь, руси, что я решил? О, ты будешь рада! Я не буду убивать твоя, когда из тебя выйдет нежное мясо, нет. Я оставлять тебя здесь и постараться делать тебе новый нежный мясо. И пусть ждать долго, но зато всегда есть запас на всякий случай! Здорово я придумал, да?  - псих гордо посмотрел на меня.  - Я даже моя мама звонить, говорить, что я жениться, да! Мама очень рада. Она ждать внуков, вот глупая! Так, давай тарелку, положу еще еда.
        Он наклонился, пытаясь рассмотреть миску. Озадаченно хмыкнул, затем снял лампу с бочки и осветил пол возле меня.
        И обнаружил слившихся в экстазе миску и санитарно-гигиеническое ведро.
        Возможно, злосчастная миска служила предметом культа этого убогого типа, не знаю. Во всяком случае, реакция толстяка была не совсем адекватна моей невинной шалости.
        Нервный свет лампы сделал гримасу, исказившую то место, где у большинства людей находится лицо, еще более отталкивающей. Мне захотелось оттолкнуться и попасть куда-нибудь подальше, лучше на другой конец земли, но увы… Длина цепи весьма ограничила мои возможности.
        Несколько мгновений псих стоял, судорожно вцепившись левой рукой в стеллаж. Лампа, зажатая в правой, стала трястись, сначала чуть-чуть, потом все сильнее и сильнее. Если так пойдет дальше, она начнет плеваться керосином и огнем.
        Я завороженно следила за дикой пляской света. Аккомпанементом танцу служил сдавленный сип.
        Это задыхался Мирчо. Ой, а он что, астматик? И теперь так расстроился, что у него случился приступ? Значит, надо расстроить симпатягу еще больше. Может, он сдохнет? Вот о сочувствии к больному напоминать не стоит. И о человечности тоже. Не тот случай.
        - Ты принес не еду, а мерзкие помои, меня от них тошнит!  - И я подтвердила слова делом.
        Понимаю, это не очень эстетично и совсем не утонченно, но пришлось импровизировать.
        М-да, поспешила я с выводами. Нет у этой твари никакой астмы, просто тварь так свирепеет.
        Последняя моя выходка довела Мирчо до белого каления. Во всяком случае, он побелел до синевы и отливал теперь мертвенным цветом. Сип перешел в хриплое рычание, из глаз выплеснулись остатки разума. Губы вывернулись, обнажив зубы.
        Существо, стоявшее передо мной, человека напоминало только одеждой. Оно снова поставило лампу на бочку, затем, двигаясь странными рывками, стало обходить меня, не сводя фосфоресцирующих глаз с моего живота.
        - Не подходи, слышишь!  - я рванулась на цепи, пытаясь защитить своего детеныша.
        Если бы у меня было больше времени, я постаралась бы отгрызть себе руку, чтобы освободиться и спасти малышку. Почему я не сделала этого раньше? Да, у меня слабые зубы, но можно было поискать что-то поострее и попрочнее. Пилу, к примеру. Или топор. Почему я не сделала этого?!!
        А теперь слишком поздно. Тварь согнулась, свесив руки почти до пола, и скользнула ко мне, рыча и захлебываясь слюной.
        Я оттолкнула ее и отскочила на всю длину цепи. Упустив добычу, тварь издала гнусный вой и, развернувшись, снова пошла в атаку, растопырив лапы.
        Бежать было некуда. Я упала на пол, свернулась в клубок, защищая живот, и зажмурилась.
        Рычанье приблизилось вплотную. Шею обдало смрадным горячим дыханием. Тварь толкнула меня лапой, разворачивая животом кверху. Я не поддавалась, сопротивляясь из последних сил. Рычанье стало громче, сильные лапы ломали мне руки, зубы вцепились в плечо. Возможно, монстр метил в сонную артерию, но я так сильно вжала голову в плечи, что одно из них и попало в зубы чудовища.
        Боль нарастала, становясь невыносимой. Дочь билась внутри, словно мой ужас передался и ей. Я держусь, слышишь! Не бойся! Я не отдам тебя чудовищу, я смогу!
        Но боль прогоняла сознание прочь, лишая меня возможности сопротивляться. Вот уже тварь перевернула меня на спину, вот она приподнялась на задние лапы, чтобы удобнее было вгрызться в мой живот…
        И в этот момент раздался еще чей-то рык.
        Глава 35
        Причем гораздо мощнее. И страшнее.
        Тварь повернула башку в направлении звука. Я почти бессознательно посмотрела туда же. Сознание балансировало на грани, все больше склоняясь в сторону небытия.
        А от увиденного этот крен стал еще сильнее…
        Потому что там, где должна была быть верхняя ступенька лестницы, светилась пара глаз. И яростный, клокочущий рык доносился именно оттуда.
        Еще один монстр? Да сколько же их здесь?!!
        Чудище рядом со мной глухо заворчало, словно предупреждая новичка: «Не тронь, это моя добыча!» Затем снова повернулось ко мне.
        И в следующее мгновение на него обрушилось гигантское нечто. Или некто? В слабом свете керосиновой лампы рассмотреть нападавшего мне не удалось. Да и не хотелось. Какая разница, кто меня сожрет?
        Два тела сплелись в хрипящий клубок. Впрочем, «мой» монстр явно проигрывал вновь прибывшему. Рычанье перешло в жуткий, рвущий слух вой, завершившийся хлюпающим хрипом. Потом все стихло.
        Лампа равнодушно освещала происходящее. Правда, видимое пространство было довольно ограниченным, и в этом ограниченном пространстве сейчас судорожно дергались ноги Мирчо. Вскоре конвульсии затихли. Победитель, который все еще скрывался в темноте, глухо рыкнул, затем направился в мою сторону.
        Светящиеся глаза приближались. Встретить смерть открытым бесстрашным взором не было сил. Всхлипывая от раздирающей плечо боли, я смогла лишь снова свернуться в клубок. И закрыть глаза.
        Дыша тяжело и часто, победитель приблизился. И застыл рядом, словно чего-то ждал.
        Время тоже застыло. Ничего не происходило. А потом…
        Потом раздалось обиженное поскуливание, и мне в шею ткнулся влажный нос.
        Май?!!
        Но… Этого не может быть! Глаза открываться отказывались, они вместе со мной боялись. Боялись ошибиться.
        Поскуливание стало громче, и вот уже мое раненое плечо кто-то осторожно начал промывать большой теплой тряпкой.
        И такой же тряпкой, вернее, медузой на полу растеклась я. И плакала. Плакала так, как никогда в жизни. Сил хватало только на это. Даже вытереть мокрое, соленое от слез лицо я была не в состоянии.
        Зато с этой задачей прекрасно справлялся ирландский волкодав, гигантское мохнатое чудовище, рожденное рвать зверей на куски, самый лучший в мире пес. Поскуливая от счастья, Май намывал своим большущим языком мое лицо, затем возвращался к раненому плечу, и снова - нос, щеки, лоб.
        И зализал меня до обморока. Вернее, туда, в обморок, меня отправили полностью исчерпанные внутренние ресурсы. Уже совсем рядом притаилось безумие, оно сверкало рубиновыми глазками и готовилось вырваться на волю.
        Обломилось ему, потому что мои внутренние ресурсы повергли меня в обморок, в который уже раз за последнее время. Так и тургеневской барышней стать можно. Анемичной и восторженной. Правда, с восторгами у меня нынче весьма напряженно. С гемоглобином, боюсь, тоже…
        Реальность, похоже, топталась у входа в мое сознание уже довольно давно. Во всяком случае, странные покашливающие звуки щекотали слух перышком минут пять. Или шесть? Да не знаю я, сколько минут, у меня там, в обмороке, часов нет.
        Пусть будет восемь с половиной минут. В общем, щекотка привела меня в чувство. И я вдруг ощутила себя, причем целиком. Как ни странно, все было на месте. И лежало это все, завернувшись в теплую мохнатую шубу. Правда, завернулась я в шубу довольно затейливо - с одной стороны. В мех была одета передняя половина моего тела, а вот спина подмерзала. И почему у шубы такие тяжелые рукава? Почему эти рукава устроились на моих плечах - вот.
        Ох, придется в очередной раз открывать глаза. И вряд ли я увижу рассвет над океаном или горный пейзаж. Меня ждут все те же колбасы, окорока, банки и… И то, что осталось от милейшего толстяка Мирчо.
        А еще прямо перед собой я увидела преданную собачью морду. Оказалось, что это Май лег возле меня, обнял лапами и грел все то время, пока я валялась в отключке.
        - Собачище,  - я ласково потрепала уши волкодава,  - спасибо тебе! Я не спрашиваю, как ты здесь оказался, все равно ведь не ответишь. Главное - ты меня нашел. Нас. Ты - мой пес, отныне и навсегда.
        Меня довольно бесцеремонно прервали, в очередной раз отполировав языком физиономию. Я обняла мощную шею пса и уткнулась носом в густую шерсть. И плевать мне было на то, что эту псину никогда в его жизни не купали. Что пахнет Май отнюдь не шампунем, а шерсть его свалялась от грязи. Он - мой друг. Теперь все у нас будет хорошо.
        Только вот что это так гремит и блямкает, когда я чешу пса за ушами? А цепь гремит, та самая цепь, которой ты, голубушка, к стене прикована. И ключ от замка есть только у трупа. Причем не факт, что в одном из его карманов, возможно, он висит на крючке у двери.
        А еще вдруг обнаружилось, что я очень хочу есть. И моя малышка - тоже, о чем она сообщила весьма энергично. Теперь-то можно, теперь мы не мясо.
        На бочке, рядом с медитировавшей керосиновой лампой смущенно жались друг к другу кувшин с кастрюлей. Видимо, тот самый ужин, принесенный психом. Тогда я на это не обратила внимания, слегка занята была. А теперь внимание, нетерпеливо подпрыгивая, тащило меня к бочке. Надеюсь, длины цепи хватит.
        Хватило. Пришлось распластаться морской звездой, но дотянуться до кастрюли удалось. Там опять оказалось непонятное рагу, в рецептуру которого, судя по виду, входили и крупа, и мясо, и овощи. Выглядело месиво безобразно, однако пахло аппетитно.
        Вот только мясо… Учитывая специфический вкус Мирчо, происхождение мяса меня волновало, и даже очень. Я отыскала ложку, которой удалось избежать братания с вонючим ведром, и осторожно поковыряла кулинарный изыск до жути гостеприимного хозяина. Уф-ф-ф, это курятина! Значит, есть можно.
        Май согласно облизнулся, причмокнув. Он давно уже прирос взглядом к кастрюле, словно пытался телепортировать ее поближе. М-да, вот теперь я пожалела о своем недавнем буйстве и печальной судьбе миски. Придется есть прямо из кастрюли под пристальным взглядом голодного пса. Вы пробовали? Ой, не надо свистеть - пробовали они! Ваш перекормленный Бобс, капая слюной, выпрашивал у вас со стола пятнадцатый кусочек ветчины, в то время как вы вкушали бланманже и баловались сырным фондю?
        А у нас одна, причем совсем небольшая (если учитывать габариты собачки) кастрюля бурды на двоих. Вернее, на троих. Есть еще мясные запасы Мирчо, но они недосягаемы.
        Пришлось черпать месиво полными ложками и глотать, почти не разжевывая. Причем каждое движение ложки от кастрюли ко мне сопровождалось унылым взглядом пса.
        Все, больше не могу! Да нет, не есть, есть я как раз могу. Мучить животину больше не могу. Пять ложек - вполне достаточно. У меня ведь молоко еще есть. Причем коровье, что позволило мне ощутить себя участницей пиршества гурманов. Потому что, да простят меня любители нижеперечисленных напитков, но меня выворачивает наизнанку даже от козьего молока, про кобылье и овечье я вообще молчу.
        Я поставила почти полную кастрюлю перед Маем и занялась молоком. Свежее, еще вчера парное, оно пахло детством и каникулами у станичной кубанской бабушки.
        Мне казалось, что я выпила весь кувшин, но когда оставила посудину в покое, оказалось, что осилила едва ли треть тары. Но ощущала себя в точности, как крохотная кошечка с редким именем Катька, которую я принесла когда-то домой в месячном возрасте. Нет, мне на тот момент исполнилось тринадцать лет, а вот кошечке - едва месяц. Ее оторвали от маминой титьки в прямом смысле слова, решительно и бесцеремонно. И выкармливала я Катьку из бутылочки с соской. Причем размер бутылочки был сравним с котенком, пусть даже наливали туда половину объема. Выпив эту половину, Катька становилась похожа на пушистый шарик. Она брела после еды медленно-медленно, лапки подгибались, кошечка периодически останавливалась, делала «ик!», и на полу оставалась капелька молока.
        Вот и я так же. Думаю, если бы мне удалось сейчас встать и пойти, то лапки мои тоже подгибались бы, было бы и «ик!», и все остальное.
        Перед Маем стояла вылизанная до зеркального блеска кастрюля, а на морде зверя было написано глубочайшее изумление: «И это все?!»
        - Дружочек,  - я строго сдвинула брови,  - а вам никто раньше не говорил, что много жрать вредно для фигуры?
        Снисходительная собачья усмешка. Хватит пороть чепуху, хозяйка! Дай лучше молока!
        - Во-первых, я чепуху не порю, ведь чепухе будет больно. Тебе же не нравится, когда тебя порют?
        Пес наклонил голову и вопросительно приподнял одно ухо.
        - Ага, не нравится, знаю! Так вот. Это насчет чепухи. А теперь - во-вторых. Насчет молока. Насколько мне известно, вы, собаки, с молоком не очень дружите. Вернее, не вы, а ваши желудки. Ты до двора хоть добежать успеешь, если что?
        Май переступил передними лапами и укоризненно фыркнул: «Обижаешь!»
        - И не думала. Ладно, лопай.
        «Не лопну!» И молоко, перелитое в кастрюлю, было выхлебано за восемь хлюпов. После чего задумчивый взор песика прилип к колбасе и окорокам.
        Пес поднялся на задние лапы, но даже его гигантский рост не помог. До вожделенной вкуснятины оставалось еще сантиметров десять. Май повернулся ко мне.
        - Увы, приятель, я помогла бы тебе с удовольствием, но,  - я выразительно побренчала цепью на руке,  - видишь, что у меня? Тебе ведь эта штука знакома, правда?
        Пес подошел, понюхал цепь и, приподняв губу, негромко рыкнул. Знакома, значит, сиживал на цепи.
        - Вот такие дела, малыш. Выйти отсюда без посторонней помощи у меня не получится. В отличие от тебя. Ты сможешь привести помощь, Май? Ты спасешь нас еще раз?
        Я обняла лохматую голову умного животного и заглянула ему в глаза. И попросила опять, молча, сердцем.
        Пес коротко гавкнул, лизнул мой нос и выбежал из подвала.
        Глава 36
        Я осталась одна. Правда, неподалеку остывал Мирчо, но счесть ЭТО достойной компанией мог только некрофил.
        Ночь сопела за окном, стремясь рассмотреть через крохотное окошко происходящее в подвале. Но рассмотреть ей не удавалось практически ничего, керосиновая лампа чахла. Домовитый и экономный маньяк залил туда совсем мало топлива, и круг света становился все уже.
        Скрылись ноги трупа, чему я была только рада, но вскоре темнота, сыто чавкнув, проглотила и меня. Вот это событие приветствовать криками «ура» и бросанием в воздух чепчика я не стала. Во-первых, у меня нет чепчика, а во-вторых, сидеть во тьме - удовольствие на любителя.
        Вскоре лампа тихо, без судорог и конвульсий, скончалась от голода. Стало совсем уныло. К тому же ночь, разобидевшись на отсутствие зрелища, завесила звезды плотной облачностью, да еще и дождь пригнала. Затяжной такой, нудный, каким и положено быть осеннему дождю.
        Сидеть и старательно таращиться в темноту - глупо. К тому же зрительные нервы от перенапряжения стали придумывать и выдавать на экран нечто совсем уж инфернальное. И это нечто вело себя по-хамски - шуршало, копошилось и злобно бурчало. Видимо, перенапряглось еще и среднее ухо. Левое. В результате у меня родились безнадежно мрачные и депрессивные мысли.
        А какими еще они могут быть у дамы, прикованной к стене в подвале чужого дома, когда рядом с ней - труп маньяка, едва не сожравшего ее будущего ребенка, а единственная надежда связана с ирландским волкодавом, гигантским уродливым созданием, один вид которого вызывает у людей стойкое желание убежать. Или залезть на дерево. Или пристрелить зверя, если есть из чего.
        Как мой пес справится с миссией, которая почти невыполнима? Подсознание спроецировало кадр из одноименного фильма, только на подтяжках над жутко засекреченным компьютером висел не Том Круз, а Май.
        Очень смешно! А бедный мой звереныш сейчас, между прочим, пытается достучаться, вернее, догавкаться до людей. Рискуя при этом схлопотать пулю в лоб.
        И в этом случае меня найдут совсем не скоро. Когда различить два тела можно будет только по остаткам одежды.
        Значит, придется все же искать пилу. Или топор.
        Но это потом. А пока - надо верить и надеяться. Верить в своего пса и надеяться на сообразительность людей. И на их, людей, храбрость.
        Мыслительный процесс протекал довольно вяло и вскоре иссяк совсем. Пришлось для его оживления похлопать ресницами. И оказалось вдруг, что уже утро. А может, даже день. Серая мокрая гнусь за окошком не идентифицировалась.
        Хотелось есть, хотелось пить, хотелось встать и уйти. Тело от холода онемело, руки и ноги затекли чем-то тяжелым и вязким.
        Зато малышка резвилась вовсю, видимо, делала утреннюю гимнастику. А потом она захочет позавтракать. Ох, лапа, я бы тоже не отказалась. Вот только не предлагает никто.
        Тусклый свет за окошком с прожектором тягаться и не пытался, но показать мне то, что осталось от психа Мирчо, он смог.
        Есть почему-то сразу расхотелось. Совсем. А еще вдруг обнаружился запах. И мухи. Как они смогли проникнуть в подвал в таком количестве?
        Да очень просто, через дверь, распахнутую настежь. Оно и понятно, Май шел на таран.
        Прямоугольник двери манил меня, звал, издевался. Вот же она, свобода, совсем рядом, иди! Чего расселась, ну!
        Становилось все холоднее. Такое впечатление, что дом остыл вместе с хозяином. Лучше бы Май никуда не уходил, остался со мной. И грел меня своим мохнатым теплым боком. И остался в живых…
        Потому что моего пса, моего друга скорее всего уже нет на этом свете. Иначе он давно вернулся бы с людьми, городок ведь небольшой. А времени прошло много, слишком много.
        Ну вот, я опять реву. Мне бы себя пожалеть, но сейчас мучительно, невыносимо было жалко несчастного пса. Мы с ним только-только нашли друг друга, звереныш едва успел узнать доброту и ласку, и вот… Чудес, увы, не бывает.
        - Собачище мой, как же ты так!  - в голос заплакала я, не в силах больше сдерживаться. Да и зачем, кому я помешаю? Трупу? Мухам?
        А что обычно внедряется следом за плачем в голос? Правильно, истерика. Штука в моей жизни довольно редкая, обычно изгоняемая с позором при помощи подручного материала. Тапки там или мухобойки. Но сейчас разминуться с гадиной не удалось, истерика захлестнула меня с мстительным упоением. Было все - рыдания, икание, судорожные затяжные всхлипы и вздохи. Не было только двух стаканов с водой: один - в лицо, другой - чтобы пить. Поэтому сволочная дрянь отыгралась в этот раз за все и терзала меня до тех пор, пока не выдохлась сама.
        И тюфяк уже не казался таким гнусным, и мухи, и вонь, и труп - больше ничего не действовало мне на нервы, потому что не на что было действовать. Откуда нервы у груды ветоши?
        Я лежала на боку, тупо рассматривая стену. Впрочем, не уверена, что даже нобелевский лауреат смог бы рассматривать находящуюся в десяти сантиметрах от носа стену вдумчиво и творчески. Внезапно что-то царапнуло сдохшие нервы. Какой-то звук. Шаги?
        Я попыталась вскочить и, ойкнув, шлепнулась обратно. Шаги становились все отчетливее, к ним добавилось неразборчивое бормотание. Господи, неужели пес справился?!! Тогда где же он сам?
        Поступь пришедшего была тяжелой, сопровождалась она странным волочащимся звуком.
        - Мирчо, эй, Мирчо!  - в проеме дверей появился… появилась… появилось?
        Человек, в общем. Тембр голоса - унисекс, фигура - бесформенная глыба, черты лица - грубые и расплывшиеся, волосы - спутанные сальные пряди. В руках человек держал довольно большой мешок.
        Я присмотрелась. Посетитель сделал то же самое, поставив мешок на пол и прислонив ладонь ко лбу. Ему что, солнечный свет мешает?
        Все-таки не ему, а ей, поскольку вряд ли местные мужики имеют такую огромную, стекающую на живот грудь. Впрочем, бывает всякое, но это явно не тот случай. На верхней ступеньке стояла на редкость уродливая женщина внушительных размеров.
        Я попыталась занять как можно меньше места в пространстве, и в этот момент мощный бабец увидела останки Мирчо…
        Жуткий вой хлестанул меня наотмашь. Сотрясая ступеньки, женщина бросилась вниз, упала перед телом маньяка на колени и трясущимися руками принялась ощупывать его. Потом с недоумением посмотрела на свои окровавленные пальцы и заголосила, запричитала так, как плачут матери всего мира над мертвыми своими сыновьями.
        Понять, что маньяк Мирчо - сын этой страшной женщины, было несложно. Не такой уж это трудный язык, к тому же один из славянских.
        Я забилась в угол за стеллажом и старалась издавать как можно меньше шума. Особенно трудно было не бряцать цепью.
        А женщина раскачивалась, вцепившись себе в волосы, и выла, выла, выла. Она не видела никого и ничего вокруг, кроме растерзанного тела сына на полу…
        Ошибочка. Видела. Вернее, увидела. Захлебнувшись криком, она поднялась с коленей и медленно приблизилась ко мне. В глазах ее зажглась лютая злоба, женщина схватила молоток, лежавший на стеллаже, и замахнулась.
        - Нет!  - я сжалась и закрыла голову руками.  - Не надо! Это не я! Его загрызла собака!
        Молоток медленно опустился. К счастью, не на мою голову. Женщина заговорила. Она чудовищно коверкала русские слова, но понять ее было можно. В бывшей Югославии, похоже, обучение русскому языку было налажено неплохо.
        - Кто ты? Почему цепь? Кто едать Мирчо?
        И что мне делать? Эта жуткая мамаша в курсе пристрастий своего сыночка или нет? Если нет - как мне объяснить цепь на своей руке? Соображать быстро не получалось. После пережитого в голове было пусто, гулко, и кроме запоздалого эха, там ничего не было. Ну, почти ничего.
        - На Мирчо напала большая страшная собака, она загрызла его прямо здесь. Передо мной!  - буду биться в истерике, тем более, что мой внешний вид этому соответствует.  - Это было так страшно, так страшно! А потом собака пошла ко мне, и я потеряла сознание! Больше ничего не помню!
        Для того чтобы очень натурально колотиться, звеня цепью, больших усилий прилагать не пришлось. Мне действительно было до жути страшно.
        - Откуда ты подвал? Откуда собака подвал?  - продолжала допрос чудовищная баба.
        Лицо ее и так не блистало красотой, сейчас же оно превратилось в отвратительную маску. К тому же мадам явно не злоупотребляла мылом и дезодорантом и смердела, почти как ее сынок. Она подошла практически вплотную ко мне и угрожающе нависла надо мной:
        - Ну?!! Не молчать! Говорить!
        А что говорить-то? Правду? И сколько я проживу после этого? Я почему-то была абсолютно убеждена в том, что мамаша все знала о своем сыночке, знала и молчала. А возможно, и поощряла его.
        - Говорить!  - я почувствовала ощутимый пинок в бедро.
        Я охнула и непроизвольно схватилась за ушибленное место.
        И тут жуткая тетка увидела мой живот.
        Глава 37
        Я думала, эта немыслимая дама только в гневе страшна. Оказалось, что другие эмоции обезображивают ее лицо еще сильнее.
        Вот только разобрать, что именно изображала сейчас эта уродливая маска, было сложно. Удивление? Радость? Отвращение?
        Монструоза схватила меня за руку, выдернула с тюфяка, водрузила вертикально и принялась облапывать со всех сторон. Она что, упитанность мою проверяет? И ее кулинарные предпочтения схожи с сыночкиными? Вот я попала!
        Меня крутили и вертели, словно куриную тушку на рынке. Интересно, а в попку заглядывать на предмет проверки жировой прослойки она будет?
        Я старательно храбрилась, удерживая на физиономии выражение высокомерного безразличия. В качестве образца я выбрала морду верблюда. И совершенно напрасно, как оказалось. Мало того, что это выражение все время норовило сползти со вспотевшего от ужаса лица, так оно еще и провоцировало меня обильно заплевать бабищу.
        Инстинкт самосохранения боролся с дурным желанием из последних сил. Он диктаторски объявил себя лидером и взял управление мною под личный контроль. Я не возражала, хотя мое мнение все равно никого не интересовало.
        Наконец бабец что-то возбужденно залопотала, поглаживая мой живот.
        - Не понимаю, что вы от меня хотите?  - верблюд-образец снова подставил меня, тембр голоса получился довольно забавным.
        Рев горбатого корабля пустыни слышали? Тогда поймете.
        Маньякова мамаша мучительно наморщила лоб, подбирая слова. Волнение явно тормозило и без того не очень развитый мыслительный процесс, и понять тетку было почти невозможно. А может, я просто не хотела понимать.
        - Я знамо, Мирчо мне телефоновать,  - оставь мой живот в покое, зараза, дырку в нем скоро протрешь!  - Ты женка Мирчо.
        - Я?!! Вы с ума сошли!
        - Вот, и Мирчо сказата - женка красивый, только не послушата. Не люби Мирчо, и Мирчо - цепь для женка. Я живата хутор, далеко от место. Как только Мирчо мне телефоновата про женка, я сразу выезжата. Но Мирчо не сказата, что будет дитко. Может, хотел делать дитко плохо. Потому и не сказата. А я так ждуща внуки! Внуки будет здорова, я знамо! Я забрать дитко на хутор. Я никто не говори, расти сам.
        - Хорошо, я согласна, только рожать мне нужно где-то в конце декабря,  - я старательно выдавливала улыбку, словно пасту из тюбика.  - Мне что, сидеть здесь все это время? Заберите меня отсюда, хотя бы и на свой хутор. Я так давно не видела солнца, не дышала свежим воздухом! Вы же хотите здорового внука, правильно? Значит, хоть в конце срока обеспечьте мне полноценное питание и здоровый образ жизни. Снимите цепь, я ведь все равно никуда не убегу. Вы же сильнее меня.
        Тетка приподняла за подбородок мое лицо, пару мгновений всматривалась в глаза, потом легонько шлепнула меня по щеке. Правда, от ее «легонько» моя голова мотнулась так сильно, словно меня лягнула лошадь.
        - Хитры, да? Думат, обмановата глупый баба? Если мой Мирчо сажата ты цепь, значит, так надо. И ждата весь срок я не стану. Дитята уже может жить без мати. Я забера внук. Вот похоронить Мирчо, а потом - ты. Але ж…
        Бабищу явно озарило. Она оглянулась на разлагавшегося сынульку, потом оценивающе посмотрела на меня:
        - Я передумана. Похоронить ты и Мирчо разоам. Ты ведь куда-то надо девата. А мне надо быть с внук, время будет мало. Я сначала вырежу дитята, а потом вас хорони вместе. Человек и женка - и после смерти една.
        Мерзкая издевательская ухмылка озарила морду чудовища. Я смотрю, бабец быстро утешился после потери сына. Видимо, заманчивая перспектива получить взамен психа здоровенького внука так воодушевила ее, что Мирчо был забыт, как страшный сон.
        А вот мой страшный сон продолжался. И проснуться не получалось.
        Чем же ты так прогневила бога, малышка моя, солнышко мое родное, что столько отвратительных уродов заинтересовались тобой еще до твоего рождения? Или бог тут ни при чем, и твое появление на свет не нравится кому-то другому, из альтернативной раю действительности? Потому что охотятся за тобой очень уж инфернальные особы.
        И очередная такая особа, рассмотрев плеснувшийся в моих глазах страх, удовлетворенно хмыкнула и силой усадила меня обратно на тюфяк.
        - Сиди, жди. Я идти за острый нож. Пеленка, теплый вода, одежда за внука. Скоро.
        Чтоб ты сдохла по дороге, старая мразь!
        Но старая мразь явно не собиралась завершать свой жизненный путь, она довольно живенько протопала вверх по ступеням, даже не взглянув на тело сына. Нежная бабуля готовилась к рождению внука. И разубеждать чудовище, пытаться доказать, что ее сын-маньяк не имеет к моему ребенку никакого отношения, не стоило и начинать. Бесполезно.
        А вот постараться уйти стоит, черт с ней, с рукой. Впрочем… Я повнимательнее рассмотрела кольцо цепи. Оно было довольно широким, вытащить из него руку мне мешал только большой палец. Значит, всю кисть отпиливать не придется, тем более что я не уверена, смогу ли справиться с этой задачей самостоятельно. Болевой шок может помешать мне это сделать. А вот отрубить себе большой палец вполне реально. Только чем?
        Удивляться собственному равнодушию и полному отсутствию страха перед предстоящим жутким действом не было времени. Мать маньяка могла вернуться в любой момент, поэтому рефлексировать некогда. Надо срочно найти топор. Именно топор, потому что пилой будет дольше и гораздо больнее.
        Я поднялась и постаралась как можно ближе подобраться к стеллажу. Так, а теперь поищем нужное.
        Нужного на стеллаже не было. Ни топора, ни пилы, ничего режущего. Сплошные банки-склянки-коробки. Может, в коробках? Только как их достать?
        Я тянулась, тянулась изо всех сил, казалось, что руки у меня удлинились до коленей. Но это только казалось. На самом же деле ничего не получалось. Я схватила кастрюлю, вылизанную псом, и швырнула ее в стеллаж. Несколько коробок с грохотом обрушились. По полу покатились банки консервов. Взорвались несколько пакетов с крупой и горохом.
        В подвале стало гораздо креативнее, но и только. Воз, то есть я, и ныне был там же - прикованный к стене прочно и безнадежно.
        Брошенный мамашей маньяка молоток помочь мне освободиться никак не мог. Но с ним мне все же было поспокойнее. Хоть какое-то оружие. Перебить им цепь не получится, а попытаться защитить себя и ребенка можно попробовать.
        Потому что покорно, словно овца, идти под нож свихнувшейся бабы я не собираюсь. И моего ребенка не отдам, лучше умереть. Хотя…
        После смерти матери ребенок еще какое-то время живет, и бабища может успеть вырезать его из моего живота.
        Умереть сейчас? Убить себя и ребенка? Все равно ведь нет ни единого шанса спастись.
        Стоп, коза. Ты что, совсем с ума спрыгнула, как с табуретки? Вспомни, сколько раз ты оказывалась в безнадежных, на первый взгляд, ситуациях? И где теперь те ситуации? Так чего же ты разнюнилась?
        Вот только один пока маленький, но так хотевший вырасти нюанс. Моя дочь. Я ведь решаю не только за себя, но и за нее: умереть ей сейчас, так и не родившись. Или все же появиться на свет и жить рядом с женщиной, уже вырастившей одного маньяка? И стать, возможно, такой же.
        Поздно. Обстоятельства все решили за меня. Вернулась милая бабуля.
        Шумно сопя, она стащила вниз сначала небольшой столик, похожий на пеленальный, затем детскую ванночку, которую водрузила на бочки. Туда же она положила стопку новеньких пеленок и пачку памперсов для новорожденных. Ишь ты, грамотная, знает, что это такое. Своего Мирчо, небось, в вонючую портянку заворачивала.
        Еще пару ходок вверх-вниз. И в подвале появились два металлических ведра с водой. Судя по поднимавшемуся над одним из них пару, там был кипяток. Остро наточенный нож устрашающих размеров лежал на столике.
        А еще эта славная женщина принесла два больших черных пластиковых мешка на молнии. И где она их только нашла? В морге сперла?
        Я вжалась в угол и судорожно стиснула молоток. Баба снисходительно ухмыльнулась и вытащила из свертка с мешками ружье.
        - Женка думал - баба глупа? Зачем я возита с женка? Ты кричи, бей, не желата дать баба Иляна внука. Можлива вредита мой внук. Я решала - стрели женка. Не убить, нет. Убить после, тераз рани. И тихо, спокойно взять внук. Ну,  - она умело клацнула затвором и подняла ружье,  - становита прямо. А то стрели плохо, вредита внук.
        Ага, сейчас. Вот так сразу я и вытянусь в струнку. Чтобы целиться тебе было удобнее. Наоборот, это мой единственный шанс.
        Я мгновенно скрутилась в компактный (насколько это вообще возможно) кокон, не выпуская из рук молотка.
        - Стать прямо!  - баба рассвирепела.
        Мои руки от напряжения начали трястись, молоток немедленно сделал то же самое.
        Глаза жуткой глыбы сузились, она, похоже, целилась мне в лоб. Я задвигала головой из стороны в сторону, не очень удачно подражая индийской танцовщице. Маньячка завопила, пронзительно и противно, явно расстроившись из-за столь неспортивного поведения жертвы.
        Воздух в подвале, и так не очень свежий, сгустился почти до состояния желе. Дышать было нечем, сердце в эпилептическом припадке корчилось в груди.
        И в это мгновение в дверях появился гигантский лохматый силуэт. Май?!!! Май!!! Пес мой родной, ты вернулся!
        Зверь, стараясь двигаться бесшумно, крался вниз по лестнице, не сводя горящих глаз с матери маньяка. Вот только… задние лапы пса явно плохо слушались, а весь левый бок был залит кровью. Видно было, что каждое движение дается ему с трудом, но он все же шел. У него была цель.
        Вот только сил не было. На последней ступеньке Май споткнулся и упал.
        Бабища вздрогнула и, обернувшись, выстрелила на звук. Заряд картечи разворотил псу другой бок. Май завизжал, словно щенок, и судорожно забил лапами, пытаясь все же доползти до мрази и вцепиться ей хотя бы в ногу. И отвлечь ее внимание от меня.
        Глыба присмотрелась к хрипящему, истекающему кровью гиганту и злорадно оскалилась:
        - Я знать тераз, кто едал мой Мирчо. И буду спать хорошо, я платита за смерть сын. Тераз - внук.
        И она снова повернулась ко мне, передернув затвор. Дуло ружья, маленькая черная дырочка, неожиданно превратилась в черную дыру Вселенной, втягивая в себя окружающее пространство. И мою жизнь.
        Палец жуткой бабы плавно надавил на спусковой крючок, и я отчетливо увидела вылетевшую пулю. Не знаю, как там насчет ускоренной перемотки фильма о моей жизни, мне ничего такого не показали. Даже зажмуриться я не успела, так и застыла с широко распахнутыми глазами, которые стали совсем уж стрекозиными, когда пуля ударила не в мой лоб. А в потолок подвала. Тетка что, еще и косая?
        Нет, со зрением у нее, похоже, все в порядке. Просто мой умирающий пес из последних сил дополз-таки до вражины и вцепился ей в ногу. Поэтому предназначенная мне пуля ушла в сторону.
        Уродливая тварь заверещала и наотмашь ударила Мая прикладом ружья по голове. Он дернулся, но зубы не разжал. Еще удар, еще…
        - Нет! Не надо! Не смей! Оставь его!
        Я орала, срывая голос, хрипела, рвалась с цепи, раздирая руку в кровь. К черту инстинкт самосохранения, там убивают моего пса, убивают жестоко и беспощадно.
        Выстрел, гулко прокатившись по подвалу, отбросил меня к стене. Я сползла на тюфяк и, ничего не соображая, смотрела, как мать маньяка удивленно разглядывает кровавое пятно у себя на груди и падает, неестественно подломив ноги, ружье отлетает в сторону, а мой пес, так и не разжавший челюстей, дергается в последних конвульсиях, умирая рядом со своим палачом.
        А вниз по лестнице подвала ко мне бежит Сашка…
        В ноябре на Балтийском побережье очень ветрено, сыро и холодно. Зябко. Вот только на юркого подвижного зяблика я походила сейчас меньше всего. Ну и пусть. Все равно - это же так здорово: серое свинцовое море, такие же облака, мокрый песок под ногами, на котором замечательно ровно отпечатываются следы.
        Две цепочки следов оставались за нами. Моя - очень солидная, с глубокими вмятинами, ровная и умиротворенная. Его - вихляюще-радостная, бесшабашная, периодически исчезающая в волнах. Вот же свин непослушный, сколько раз можно говорить - в воду лезть ему еще рано, он слишком слаб пока, и холодная, почти ледяная вода Балтики может снова уложить его на подстилку.
        Но Май вел себя, словно годовалый подросток. Гулко взлаивая от переполнявшего его восторга, он атаковал очередную волну, с шуршанием накатившую на берег. Он кусал воду, фыркал и отплевывался, но отважно нападал снова и снова.
        - Маюшка, ты когда меня слушаться будешь, а?  - я запустила в гигантского шалуна камешком.  - Только неделю назад последние швы сняли, вон, левая задняя лапа почти не сгибается, а ты скачешь, как блоха-мутант! Остепенись немедленно! Иди рядом со мной, слева, как и положено благовоспитанному псу. Будем гулять чинно, неспешно, старательно вдыхая морской воздух.
        Зверь оглянулся, смешливо фыркнул и уселся в воду, улыбаясь во всю пасть.
        - Пошутил, да?  - укоризненно покачала я головой.  - Или тебе срочно понадобилось задик ополоснуть? Стыдоба мохнатая, вот ты кто.
        Пес вскочил, согласно гавкнул и, прихрамывая, побежал рядом. Я предусмотрительно отошла в сторону. Знаю я фокусы этого разгильдяя, сейчас отряхиваться начнет, поднимая тучу брызг.
        Успела вовремя. Теперь можно и рядом идти, поглаживая лохматую, изуродованную шрамами голову. Мы живы, мы вместе, мы почти счастливы. Страшный сон закончился.
        Когда в подвал следом за Сашкой вбежали люди в камуфляже, они первым делом освободили меня. Появился врач, из-за плеча которого выглядывали бледные до синевы Сашка и Сергей Львович. Кажется, там был и Морено, я не обратила внимания. Потому что рвалась, обезумев от горя, к окровавленному псу. Я отталкивала врача, кричала и плакала. Они думали, что это от пережитого стресса, и держали меня, успокаивая, а врач пытался вколоть мне какой-то транквилизатор.
        Но мне все же удалось вырваться. Я растолкала стоявших на пути и опустилась на колени перед спасшим меня ценой собственной жизни зверем. Я гладила его разбитую голову, пытаясь стереть кровь рукавом, шептала ему на ухо что-то ласковое. И никто больше не пытался увести меня, все молчали.
        Неожиданно под моей рукой дрогнули веки пса. Я замерла, потом заорала:
        - Нож! Дайте мне вон тот нож!
        Удивляться и переспрашивать никто не стал, подали мне приготовленный мамашей маньяка здоровенный нож с широким лезвием.
        Я поднесла зеркально блестевшую сталь к носу собаки. И… и сталь слегка запотела.
        Ох, как я орала! Мне сейчас стыдно вспоминать, как и в каких выражениях я требовала немедленно оказать помощь Маю, а потом уже заниматься остальной ерундой.
        То есть мной и двумя трупами.
        А потом была больница, причем не в этом городишке, а в Москве, куда меня доставили на транспортном самолете. Естественно, всем этим занимался Сергей Львович. В больнице меня не раз навещали сотрудники Интерпола, расспрашивали о МакКормике, Бахраме, Морено, Мирчо. О Винсенте я не рассказала ничего. Не знаю - и все. Потому что, мне кажется, у него с Сашкой что-то намечается. Все еще очень зыбко, непонятно, но… Может, в этот раз ей повезет.
        С самой Сашей на тот момент я еще толком и поговорить не успела. Знаю только, что Морено вышел с ней на связь, рассказал обо мне, и они вместе приехали в Клатовы, чтобы вытащить меня из загребущих лап МакКормика. Но опоздали. В разгромленную лабораторию Винсент попал раньше Стивена, буквально через полчаса после отбытия террористов. Он увидел оставленную мной надпись на зеркале и стер, чтобы не привлекать внимания коллег. Потом туда прибыл МакКормик и остальные типы из их конторы.
        Морено решил разыскать меня самостоятельно. Поскольку справедливо опасался, что суровый и беспощадный ответ его коллег из ЦРУ последует:
        а) слишком поздно;
        б) слишком шумно, чтобы позади все горело, а впереди - разбегалось.
        Не знаю как, но Винсент смог найти гнездо Бахрама. На это ему понадобилось чуть больше суток. Однако в одиночку лезть в этот серпентарий Морено не решался, ему необходима была поддержка. Саша, увязавшаяся следом, не в счет (слышала бы меня сама Саша!). Она, конечно, рвалась в бой, трясла бедного мужика в прямом и переносном смысле слова, наговорила ему массу обидных вещей, обвиняя в трусости, но, слава богу, у Винсента хватило выдержки не поддаться на ее уговоры. Он отвез Сашу в местную гостиницу, и в самый критический во всех отношениях момент ей на мобильный позвонил Левандовский. И вежливо, но очень настойчиво попросил не лезть на рожон. Слегка обалдев от такой прозорливости малознакомого ей человека, моя лихая подруга не смогла выдать ничего, кроме «А как вы узнали?».
        Оказалось, что после разговора со мной Левандовский буквально в течение часа установил местонахождение мобильного телефона Хакима и, соответственно, меня. Учитывая обстоятельства, в число которых входит и непредсказуемое поведение моих подруг (скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты), Сергей Львович решил на всякий случай отследить мобильные телефоны Таньского и Саши. Предчувствия его не обманули. Левандовский даже не удивился, обнаружив Сашку в том же городе, где в данный момент находилась и я. И первое, что сделал мудрый и предусмотрительный генерал ФСБ,  - позвонил неугомонной дамочке и велел ей сидеть смирно и не мешать взрослым дядям делать свою работу.
        Морено, вволю насладившись незнакомым доселе видом растерянной Саши, забрал у нее трубку и, не представившись, четко и внятно обрисовал ситуацию генералу.
        Сергей Львович, надо отдать ему должное, не стал уточнять, кто с ним говорит и по какому, собственно, праву незнакомец лезет не в свое дело. Он лишь коротко уточнял интересующие его детали.
        Затем они с Винсентом выработали план совместных действий. Учитывая, что Левандовскому требовалось какое-то время, чтобы организовать операцию спасения, он попросил Морено понаблюдать за убежищем террористов до подхода основных, так сказать, сил. Сергей Львович, прекрасно зная мою неугомонную и вредную натуру, совершенно справедливо полагал, что мадам Лощинина постарается сбежать, не дожидаясь помощи. Хотя я, разговаривая с ним по телефону, даже не намекнула на свои ближайшие планы, предвидя его реакцию, Сергей Львович понимал - сидеть смирно под кроватью я не буду.
        И потому он попросил Морено, в котором сразу распознал коллегу по ремеслу, организовать постоянное наблюдение за объектом.
        Винсент, естественно, согласился. Но вначале ему необходимо было нейтрализовать рвущуюся в бой (в данном случае - в засаду) Сашку. Даже учитывая сверхспособности моей подруги, приобретенные при пребывании в лаборатории МакКормика, Морено не собирался брать ее с собой. Потому что для него Саша была прежде всего женщина, женщина, которая ему не безразлична. И естественное стремление любого мужчины в такой ситуации - уберечь свою даму, оградить ее от любой опасности.
        А как это сделать, когда эта самая дама вовсе не слабая? К тому же слышать ничего не хочет о своем неучастии в операции по моему спасению?
        Пришлось Винсенту поступить неспортивно, за что, по-моему, Сашка дуется на него до сих пор. Морено подсыпал подруге в чай снотворное и оставил ее, спящую, в гостинице.
        Вся эта возня заняла какое-то время, которого мне хватило, чтобы ускользнуть из логова Бахрама.
        Когда Морено прибыл к убежищу террористов, я уже валялась без сознания в машине Мирчо. Кстати, вырубил он меня при помощи хитро расположенных в ремне безопасности игл, смазанных обездвиживающим препаратом.
        В общем, мы с Винсентом опять разминулись буквально на полчаса.
        Морено просидел в машине неподалеку от убежища Бахрама до самого утра. Где-то около шести из-за ограды послышались дикие вопли, шум, выстрелы, затем завизжала собака, распахнулась неприметная калитка в дальней части ограды, и оттуда буквально выстрелило гигантским страшным псом.
        Даже сидя в машине, Винсент инстинктивно вжался в сиденье, когда лохматое чудовище промчалось мимо. Пса явно только что избили, ухо зверя было залито кровью.
        Ругань во дворе тем временем набирала силу. Вскоре Морено смог различить отдельные фразы. Язык этих ребятишек был ему знаком, и Винсент, чертыхнувшись, грохнул кулаком по рулю. Обиженная машина возмущенно ругнулась гудком. Пришлось быстренько ретироваться, пока террористы не заинтересовались, кто это сигналит возле их убежища.
        Тихо матерясь, Морено ехал в центр города, к гостинице. Предстояло объясняться с Сашей и Левандовским, сообщить им о том, что я умудрилась сбежать и опять потеряться.
        Конечно, большой беды в этом Винсент не видел, куда я денусь в этом городишке! Сергей Львович со своими людьми, скорее всего, уже прибыли, и найти меня - вопрос пары часов.
        А вот не получилось. Телефон, мой маячок, был обнаружен в мусорном контейнере вместе со спортивным костюмом, в капюшоне которого он находился.
        Я опять исчезла, исчезла бесследно. Люди генерала прочесали весь городок, но меня нигде не было.
        Сашка грызла Морено, Сергей Львович мрачнел все больше, атмосфера сгущалась. Так прошли сутки.
        Морено, бледный от недосыпания, похожий на изгрызенное бобрами дерево, в очередной раз медленно ехал вдоль главной улицы городка. Неожиданно он услышал хриплый, сорванный лай, рычанье и крики. Чем этот шум заинтересовал Винсента, он потом так и не смог объяснить. Интуиция, наверное.
        Повернув на боковую улочку, Морено увидел знакомого уже гигантского пса. Страшилище атаковало перепуганных уличных торговцев. Пес лаял, подбегал к людям, хватал за одежду зубами и тянул их. Он никого не кусал, однако одного вида этого лохматого монстра было достаточно, чтобы заозираться в поисках туалета, а уж когда чудище на тебя лает, рычит и хватает за подштанники - разум скукоживается, и на первый план вырываются первобытные инстинкты: отбиться от опасности, уничтожить угрозу!
        И пса били всем, что попадалось под руку: палками, камнями, обрезками труб и просто ногами. А он по-прежнему не огрызался и не нападал.
        Он звал. Морено видел это совершенно ясно - пес звал людей за собой. Кому-то нужна была помощь.
        Вспомнив, откуда сбежал этот пес, Винсент задохнулся от невероятной догадки. Неужели… Неужели это чудовище зовет людей к Анне? И это ей нужна помощь?!
        Морено выскочил из машины и побежал к толпе. И в этот момент гулко бухнул выстрел. Подоспевший на шум полицейский принял, как ему казалось, единственно правильное решение.
        Пуля попала зверю в бок. Закричав от боли, пес упал, затем вскочил и, оставляя кровавый след, бросился прочь.
        Полицейский прицелился ему в спину, но на его пути встал Морено. Направленное в лоб дуло пистолета было довольно весомым аргументом, и повторного, добивающего пса выстрела не последовало.
        Полицейский что-то заорал, грозно (как ему казалось) и неразборчиво. Винсент, не обращая внимания на истерику представителя власти, вытащил мобильный телефон и вызвал Левандовского. Генерал и его люди прибыли буквально через десять минут. Разумеется, с ними была и Саша.
        Пес уже скрылся, но остался его четкий след. Кровавый след.
        По которому меня и нашли.
        И вот мы с Маем гуляем по берегу Балтийского моря, дышим свежим воздухом и наслаждаемся жизнью. У нас все хорошо. Почти хорошо.
        Потому что очень трудно жить без Лешки.
        Когда я лежала в больнице в Москве, он не пришел ни разу. Оно и понятно, мы ведь в разводе, но… Так хотелось после всего пережитого прижаться к теплому плечу, поплакать ему в «жилетку», выслушать шутливое бурчание - «опять обсопливила!», спрятаться в уютном кольце родных и таких надежных рук, но… Господин Майоров, по-моему, выкинул меня из своей жизни окончательно и бесповоротно.
        Где он, что с ним - не знаю. И Сергей Львович, и Артур, и Виктор, и даже Кузнечик - все они старательно избегали любого упоминания о Лешке. В моей палате не было телевизора, мне не приносили газет, ко мне не пускали тех, кто мог случайно проболтаться о том, что происходит в жизни Алексея Майорова.
        Наверное, у него все хорошо. Даже очень.
        Счастья тебе, родной!
        notes
        Примечания
        1
        См. книги Анны Ольховской «Право бурной ночи», «Охота светской львицы», «Бог с синими глазами», «Первый ряд».