Изящно, дорого, смертельно
Оксана Николаевна Обухова


      После сложного и опасного дела частная сыщица Евдокия Землероева покинула Москву. Она обосновалась в провинциальном городе, где в свое время предотвратила криминальную войну, оказав тем самым услугу и правоохранительным органам и теневым хозяевам города. До поры до времени под покровительством и тех и других Дуся чувствовала себя в относительной безопасности. Но внезапно вокруг нее стали происходить события, которые говорили о том, что кто-то целенаправленно разрушает ее бизнес, изолирует от нее не только друзей и сотрудников, но и покровителей. Необходимо было выяснить, кто ненавидит девушку так сильно, чтобы не просто убить ее, но уничтожить, заставив мучиться?




      Оксана Обухова
      Изящно, дорого, смертельно


      — Это она, она!
      Раскрасневшаяся тетка в сбитой набок вязаной шапке хваталась за рукав следователя и указывала пальцем на появившуюся во дворе Евдокию.
      Дуся в тот момент огибала «газель» с надписью «Криминалистическая лаборатория» на борту. Оглядываться, проверяя, на нее ль направлен перст, надобности никакой — вскипающей, как паровой утюг, Ларисе Игоревне сыщица-москвичка давно поперек горла.
      Мстительно сощурив злющие глаза, теща Нифаси треснула по плечу мужика с погонами капитана юстиции — мол, что застыл, хватай ее, хватай! Следователь от могучего тычка качнулся и угодил ботинком в мелкую лужу, присыпанную опавшими листьями. Брезгливо отряхивая мысок ботинка от воды, тоскливо поморщился.
      У Евдокии создалось впечатление, будто угодивший в лужу капитан заподозрил дурное предзнаменование.
      И по большому счету она знала почему.



За полтора часа до этого



      За двадцать восемь прожитых лет Евдокия Землероева никогда не испытывала такого жгучего желания кого-либо пристукнуть по столь ничтожному поводу. Нервно стискивая руль БМВ, она мчалась по разбитой дороге от дома Нифаси; автомобиль порыкивал и прыгал на колдобинах — раздражение никак не унималось. Сыщица сбавила скорость, лишь заметив, что может окатить водой отскочившего на обочину мальчишку.
      Вспомнила Василину и снова чертыхнулась: «Черт!.. Барби недоделанная!»
      За последние дни на Евдокию навалилась такая исключительная куча дряни, что Васькин выверт — пригласить для разговора, а самой отсутствовать, не отзываться на звонки! — стал символической последней каплей.
      Причем была бы та еще приятной особой. Понятно, всякое бывает — срочно вызвали из дома, а телефон забыла…
      — Да на кой ляд она сдалась кому-то срочно! — вслух просипела Евдокия. — Красота неописуемая… без капли мозга…
      Спасаясь от черных мыслей, владелица детективного агентства «Сфинкс» врубила магнитолу; из динамиков пролились оптимистические звуки «Весны» Вивальди, и желание прибить жену Нифаси несколько остыло.
      Поразмыслив, Евдокия решительно повернула колеса БМВ в сторону фитнес-центра — направилась сжигать остатки негодования вместе с лишними калориями.
      На беговой дорожке, в привычном ритме бега, попыталась систематизировать мысли: в чем, собственно, смысл сегодняшнего демарша Василины? Та хоть и дура дурой, но понимать должна: выбрала не самое подходящее время для напускной таинственности и секретных разговоров с начальницей мужа. Дуся, конечно, шеф душевный, но холку Нифасе обязательно намылит за напрасный вызов от его никчемной благоверной.
      А никчемной Василину она признала с первого же взгляда — невероятная красавица-блондинка с замашками звезды бандитского района напомнила Евдокии хищного (всеядного) карасика. Поблескивающего чешуей свадебного платья в пайетках.
      Тучная мамаша Васьки, Лариса Игоревна, карася напоминала мало. Пустив слезу, она безостановочно булькала под ухом сыщицы, посаженной за столик новобрачных: «Самое дорогое тебе, Саша, отдаю… кровиночку свою ненаглядную!»
      А «ненаглядная кровиночка» едва в обморок не грохнулась, когда молодожен Нифася на свадьбе заявил, что ради раскрасавицы жены завязывает с мелкобандитским прошлым и переходит на работу в детективное агентство Евдокии Землероевой: «У меня теперь типа семья…»
      Семья, на взгляд начальницы, так «типа» и осталась. Василина наметила в мужья шибко приподнявшегося в авторитете Сашу, а получила, на ее взгляд, мальчика на побегушках у приезжей Дуси.
      Облом.
      Прошло уже полтора года, но Евдокия так и не смогла уговорить себя хоть в чем-то, хоть чуть-чуть симпатизировать жене Нифаси. Та, правда, пыталась подружиться, на посиделки приглашала. Но каждый раз ее беседа неуклонно утекала в прошлое «как мы с Нифасей раньше зажигали». И Евдокия начинала чувствовать себя неловко: вроде как ее молитвами муж Василины стал высокооплачиваемым частным сыщиком, — Нифася был костяком агентства, правой и левой рукой Евдокии, — а не авторитетным крышевателем ларьков и прочей чепухи.
      Но стоит признать, в последнее время Василина несколько поутихла. Начала проявлять интерес к работе мужа, однажды попросила и ее привлечь…
      «Так, может быть, она? — обтираясь после душа полотенцем, прикидывала набегавшаяся на тренажере сыщица. — Васька нагадила агентству?»
      Нет, пожалуй. Мнению сисадмина Люси можно доверять: украсть информацию с электронного носителя у Василины мозгов не хватит. Людмила базу защищает, а Васькин потолок — лайкнуть в Интернете новую фотку Бузовой.
      И все же… если вспомнить, что Нифася заезжал домой с фотоаппаратом, на котором были снимки шалуна Нефедова…
      Хотя, в чем смысл? Зачем выбирать из множества дел «Сфинкса» наиболее вонючее и ссорить сыщиков с заказчиком? Денежного интереса тут быть не может, если только нервы помотать…
      Зачем все это?! Шалуна Нефедова отдала сфинксам в разработку родимая жена. Нифася привычно «приделал ноги» за рыхлым бизнесменом в приличных годах, отследил его секретную норку и умудрился сделать десяток фотографий, на коих дядя тискает девчонку-малолетку.
      И что смешно, Людмила пробила эту девочку по базам и выяснила: той — невзирая на банты и гольфы — полных восемнадцать лет. И пробы давно ставить негде. Проказнику Нефедову «малолетку» подкинула хитрая мамка недешевого борделя.
      Но вот когда прошло почти три месяца… фотографии «с бантами-гольфами» всплыли на телефонах заказчицы Нефедовой, ее репрессированного супруга и той самой шустрой мамки.
      У ничего не понимающей Евдокии почему-то возникла ассоциация с кефиром: три месяца пакет с кефиром стоял в каком-то тихом теплом месте, созрел и неожиданно взорвался! Окатив всех вонью.
      В результате чего Нефедовы пришли в агентство выражать претензии.
      Дуся поинтересовалась у супругов, поступило ли им предложение выкупить снимки? Но оказалось — нет. Присланные фотографии лишь заново распалили страсти, как будто в этом и была суть — маленькая гаденькая месть.
      Чуть позже в «Сфинкс» наведалась держательница притона с пухлым конвертом наличности. Намекнула, что огласка принесет урон бизнесу на «гольфиках», и попыталась купить молчание сыщиков…
      Короче, дело развития не получило, но оставался краеугольный вопрос: «Откуда протек этот „кефир“?» Откуда в принципе взялись снимки, если для каждого дела используется разовая карта памяти фотоаппарата, которая потом либо передается клиенту, либо, по его просьбе, уничтожается! Дубликатов сфинксы не делают — это альфа и омега порядочного сыщицкого промысла. Нифася отдает карту памяти сисадмину Люсе, та выбирает наиболее пригодные снимки, колдует над ними, корректирует… По просьбе заказчика распечатывает. На этом — все. В деле Нефедова всплыли фотографии, с которыми работали два человека — Нифася и Людмила, и каждому Евдокия абсолютно доверяла. Абсолютно!
      Нифася, правда, проведя полночи за слежкой, заехал домой. Вздремнул, умылся, завтракал. Но Васька, по его словам, даже ухом не повела — равномерно сопела в две дырочки.
      Могла она сделать дубликаты фотографий, пока муж спал?
      В принципе — вполне. Вот только месяц назад Нифася, посмеиваясь, снова сетовал: Василина опять «куда-то не туда пальчиком нажала», и фото с пляжного отдыха потерялись в электронных дебрях ноута. То есть как цифровой шпион Васька совершенно безнадежна.
      «Или, — промакивая волосы полотенцем, прикидывала Евдокия, — хитрая очень. Использовать так ловко всех и каждого способна только крайне изощренная особа». Людмилу просит свои снимки подшаманить, перед мужем беззащитной красотой прикидывается… Удобная позиция. Навзрыд беспомощной барышне мужик пробитое колесо заменит, сумки из магазина принесет, а после колбасы нарежет и накормит…
      «Завидую я, что ли?» Вздохнув, Евдокия потянулась к фену. Услышала перезвон колокольчиков, несущийся из сумки, — мобильный телефон взывал к общению.
      — Да, Александр. — Отвечая сухо и называя Нифасю по имени, показала, что очень-очень недовольна. Была уверена, что Васька, струсив, просит оправдать свое отсутствие.
      — Ты где?! — негромко рыкнул подчиненный.
      — Здесь, — недоумевая, отчиталась патронесса, — в тренажерном зале…
      — У нас была?! — перебил Нифася.
      — Ну да. А в чем…
      — Жду тебя… — вновь не дал договорить приятель, выкрикнул: — Черт!! — И в трубке раздалось шуршание и сразу гудки отбоя.
      Евдокия наспех просушила волосы, оделась и поскакала к выходу из фитнес-центра.
      Минут пятнадцать потратила, разыскивая хозяйку желтого «фольксвагена», поставленного сикось-накось и запершего ее БМВ. Потом вполне по-мужски обругала появившуюся неумеху и помчалась к дому Нифаси.
      Где на нее и указала пальцем мама Василины, безусловно намекая, что Евдокию Землероеву нужно взять под стражу и заковать в наручники.
      В которых уже стоял ее зять Нифася.
      …Евдокия мрачно разглядывала собравшееся во дворе общество: раздосадованного капитана юстиции, «вскипевший паровой утюг» Ларису Игоревну, озябших полицейских с поднятыми воротниками и криминалиста, отрабатывавшего крыльцо частного дома с небольшой мансардой.
      За спиной сыщицы, в воротах, собиралась толпа зевак-соседей.
      Картина получалась однозначной и пугающей. Нифасю с двух сторон подпирали полицейские, на присыпанную разноцветными листьями плиточную площадку падал мелкий, мерзкий дождь. Главный помощник Евдокии смотрел на нее, как на чужую. Или был в ступоре. Замер, не обращая внимания на вымокшую на груди рубашку под расстегнутой косухой, утыкал взгляд в начальницу, но словно бы ее не видел. Далекий был какой-то, отчужденный.
      Евдокия сделала шаг к Нифасе. Один из полицейских преградил дорогу, и сыщица сменила направление: без разрешения следователя поговорить с задержанным ей все равно не позволят.
      Но капитан был занят, давал поручение оперативникам — найти поблизости ворота с камерами наблюдения.
      — Через три дома отсюда камера есть, — привлекла к себе внимание Землероева. — И две в начале улицы, налево.
      — А вы, собственно, кто? — буркнул следователь, но поглядел не на Евдокию, а на Ларису Игоревну, которую бережно, под руки, вели к подъехавшей карете скорой помощи сочувственно горестные соседки.
      Дуся достала из кармана удостоверение частного детектива, отрекомендовалась начальницей Александра Дмитриевича Кузнецова. И понимая, что ее машину найдут на съемке с камер наблюдения, добавила:
      — Сегодня я здесь была. Приехала ровно в семь вечера. Василина мне не открыла, через пять минут я уехала. — Предвосхищая следующие вопросы, достала из кармана мобильный телефон и нашла в нем перечень последних звонков. — Василина позвонила мне примерно в шесть. Вот, видите? — нашла в памяти телефона нужный вызов. — Пригласила в гости для разговора. Я приехала и, когда она мне не открыла, дважды позвонила ей сама.
      — Василина ваша близкая подруга? — мельком глянув на смартфон, поинтересовался капитан.
      — Скорее нет, чем да.
      — Вы знаете, зачем она вас вызвала?
      — Нет. Предположила, что Василина знает, кто подстроил пакость нашему агентству. Несколько дней назад кто-то слил на сторону служебную информацию, получился небольшой скандал, а Василина сегодня разговаривала странно, непривычно…
      — Конкретно — как? — перебил капитан.
      Дусе очень хотелось ответить, что она издавна считает Ваську экзальтированной дурой, в манере коей напустить туману и преувеличить собственную значимость. Но вид усаживающейся в «скорую» Ларисы Игоревны и закованный Нифася подкинули ей предположение: о Василине либо хорошо, либо никак. После ограбления или кражи хозяина дома не наряжают в стальные браслеты.
      — Сегодня она говорила очень холодно. А обычная ее манера — щебетать и томно сюсюкать. Представляете?
      — Примерно. Вы подозревали в краже информации мужа Кузнецовой или ее саму?
      Отвечая на второй вопрос, пришлось бы позабыть об «все или ничего», и Евдокия предпочла ответить только на первый:
      — Саше я доверяю совершенно.
      — А Василине, значит…
      — А Василина не имеет отношения к нашей работе. Ее убили? — Сыщица не собиралась долго прикидываться тугодумом.
      Капитан прищурился:
      — С чего вы сделали такой вывод?
      — Неумение делать выводы из данных — профнепригодность в моем случае.
      — Согласен. Так, говорите, вы не были подругой Кузнецовой?
      — Нет. Она жена моего друга и работника.
      — Кхм… Друга, значит. Вы испытывали неприязнь к Кузнецовой?
      Сыщица криво усмехнулась:
      — Вы сделали вывод из моих слов или реакции на меня Ларисы Игоревны?
      — Все вместе.
      Немудрено. Ларисе Игоревне по большому счету совершенно наплевать, чем и как зарабатывает ее зять — крышует, подворовывает или за неверными супругами следит. Лишь бы дом ее дочери был полная чаша. Но вот тесная дружба с начальницей — пришлой образованной москвичкой — наводила на размышления: а ну как удерет от ее безработной кровиночки зажиточный и поворотливый Нифася? Зудела мама Лара поначалу, настраивала дочь.
      Но после того как зять подарил кровиночке горстку бриллиантовых колец-сережек и шубку, приумолкла. Хотя и продолжала смотреть на Евдокию настороженно, как на готовую усесться на пирожное осу.
      Обдумывая ответ, сыщица глянула на опустевший двор: криминалист, закончив с замками и крыльцом, переместился в дом. За ним безразличного Нифасю и замерзших понятых увели.
      — Я не могу винить Ларису Игоревну в предвзятости. Александр много времени проводит на работе, она переживала за брак дочери…
      — Подозревала, что у вас есть связь? — Следователя поторапливали служебные обязанности, и он нетерпеливо бил в конкретику.
      — Да. — Евдокия поморщилась, но перестала отвечать уклончиво: — Лариса Игоревна меня не выносит. Считает, я занимаю слишком много места в жизни ее зятя. А относительно производственного романа Лариса Игоревна ошибается. Мы только друзья. Я могу узнать, как погибла Василина?
      — Ей разбили голову каминной кочергой.
      Следователь развернулся и пошагал к крыльцу. Евдокия бросилась вдогонку:
      — Разрешите мне поговорить с Нифа… с Александром!
      Голова в намокшей фуражке категорически мотнулась — нет. Капитан исчез за входной дверью дома.
      Дуся осталась во дворе практически одна. Возле «газели» покуривал мужчина, вероятно, шофер. Важный молоденький сержант сдерживал зевак в воротах.
      Подняв лицо к черному небу, подставляя горячие щеки мелкой мороси, Евдокия удержалась от желания завыть. Опустила голову и стянула зубами тонкую автомобильную перчатку с правой руки; разблокировав смартфон, набрала номер адвоката Георгия Яковлевича.
      Этот приличный дядька когда-то, на благодушном ужине, где праздновали успешное завершение судебного процесса, попросил Евдокию называть его запросто — дядя Жора. (Сфинксы тогда, помнится, шибко расстарались, добывая информацию для защитника.) Но вот сейчас Рылевский не отозвался. Пришлось набирать ему послание с просьбой немедленно перезвонить: возникла срочная необходимость в его исключительном профессионализме.
      Закончив с тем, что важно, сыщица горько вздохнула и пожалела, что рядом нет Олега Паршина.
      В Н-ск Евдокия приехала два года назад. По сути дела — прятаться. После того как ее трудами получилось накрыть разветвленную криминальную группировку (именующую себя не без черного юмора Синдикат Великих Киллеров — СВК), сыщице настойчиво предлагали вступать в программу по защите свидетелей. Но после дело повернули так, будто Евдокия Землероева вроде бы и ни при чем — СВК с потрохами сдал их конкурент Зураб, а Дуся только рядом проходила. На закрытом судебном заседании она не засветилась ни личиком, ни фамилией.
      Но все же это получилось «после», а поначалу было очень страшно. Заказчица расследования, благодаря которому у детективов Паршина и Землероевой сошлись дорожки с СВК, так щедро оплатила их работу, что сыщики могли до конца дней своих менять отели на теплых островах и жить безбедно. Но Олег остался в Москве и продолжил сыщицкую деятельность, а Евдокия… умотала в Н-ск. Чего ей присоветовал мудрый шпион на пенсии Шаповалов, прежде познакомивший Дусю с тутошним семейством «в больших погонах» — Муромцевыми. Старший Муромец руководил ГУВД Н-ска, младший его брат командовал таможней огромного речного порта. Солидные товарищи.
      А были еще воры. С которыми у Шаповалова и Дуси наладился контакт. После некоторых событий н-ский криминалитет порядком зауважал пожилого диверсанта и дееспособную девчонку-сыщицу.
      В результате чего Шаповалов, крепко поразмыслив, выдвинул: «В Москве, Дусенция, тебя пришлепнут — не заметишь. А Н-ск — чужая территория, там вначале нужно все разведать. И к кому там недобитки из СВК обратятся за помощью и информацией?.. К ментам или уркам, где у нас все схвачено. Если что-то возле тебя зашевелится — стукнут либо тем, либо другим. В Москве так не получится. Согласна?»
      Евдокия, крепко поразмыслив, согласилась. Тем более что лучшая подруга Ангелина уже поменяла столицу на провинциальный Н-ск. Череда событий так накрепко связала Дусю с этим городом, что даже Линке здесь перепало далеко не кое-что — Синицына нашла в Н-ске замечательного мужа Сережу и сынишку родила.
      Полгода Евдокия провела в областном центре тише воды ниже травы. Оглядывалась поминутно. Потом к ней обратился с предложением предводитель портовых криминальных деятелей Костя Семинарист и попросил тихонько расследовать ряд странных происшествий в городке неподалеку. Внедриться на один завод. Мол, Дусю там никто не знает.
      Спасаясь от противных мыслей, Евдокия просьбу выполнила, все расследовала, выступила на пять с плюсом. После чего предложения посыпались на столичную сыщицу одно за другим, что, в общем-то, понятно: Евдокия здесь чужая, привязанностей в Н-ске не имеет и никому ничего не должна. Купить ее, что немаловажно, тяжело, поскольку уже заработала достаточно даже по московским меркам.
      Евдокия получила лицензию на частную сыщицкую деятельность и привлекла к работе Нифасю, поскольку у того в Н-ске как раз все связано-повязано, а без информированного человека в принципе бесполезно затевать подобный бизнес.
      И вот Нифася — влип.
      Как? Почему?.. И в чем причина его дикой отстраненности?! Почему он смотрел на подругу-начальницу, как на чужого человека?! Так, словно это не Дуся примчалась по его звонку, а незнакомая девица без зонта стоит и мокнет под дождем за здорово живешь.
      От ворот раздалось своеобразное начальственное «кряканье» автомобильного гудка. Дуся вяло повернула личико на звук: зеваки расступались под напором бампера черной представительской машины.
      Евдокия сразу поняла, кто из нее появится. И не ошиблась: на мокрые плиты двора из автомобильного салона спускались ноги Максима Ильича Муромцева — шефа ГУВД. Полчаса назад, увидев, как скисло лицо следователя, сыщица догадалась, что тот ее узнал. Несколько лет назад фото Дуси Землероевой имелось здесь у каждого постового, ее разыскивали всем составом и навряд ли позабыли. Понятно было, почему капитан не обрадовался ее появлению.
      И Муромцева кто-то информировал, получается.
      Евдокия зябко съежилась. Полковник Муромцев, чем-то напоминающий Мюллера из «Семнадцати мгновений», молодцевато перепрыгнул единственную лужу, в которую угодил следователь. («Может, знак, а?» — чуть воодушевилась понурая сыщица.) Подошел к приятельнице и, поздоровавшись кивком, спросил:
      — Давно здесь?
      — Полчаса. Нифасю… Сашу задержали.
      — Уже? — Максим Ильич присобрал подбородок, задумчиво выпятив нижнюю губу. — Я счас, — сказал и направился к дому, куда замерзшую сыщицу и не подумал пригласить.
      Дуся поправила шапку на плохо просушенной голове, уныло обругала себя: теплее надо одеваться, в куртку с капюшоном! Привыкла, понимаешь ли, к прогретой машине… теперь терпи, на улице середина ноября, не май месяц. Автомобильные перчатки из тонкой лайки далеко не варежки.
      Оглянулась на тепло одетых местных жителей, явившихся из домов поблизости поглазеть на полицейских. Завистливо вздохнула: и что им не сидится перед телевизором? С чашкой чая, в теплых носках. Она б сейчас…
      Что? Что б она сейчас? Смотрела сериал, жевала бутерброд?
      Никто не заставлял ее забыть университетский диплом, менять непыльный бухгалтерский заработок на слежки-нервотрепки. Друзей туда же, кстати, втягивать.
      Терпи теперь. Зубами клацай под дождем.
      Хотела драйва — получай сполна!
      Эх, жизнь моя жестянка…
      Когда Дуся совсем закоченела, из дома наконец-то показался хмурый Муромец. Знаком показал следовать за ним, раскрыл заднюю дверцу служебной машины и пригласил садиться. Личного шофера деликатно выставил.
      О том, что начальника местной полиции столичные коллеги оповестили о том, какая свидетельница поселилась в его городе, Евдокия давно знала. Москвичи просили Ильича приглядывать за строптивой сыщицей, отказавшейся вступить в программу по защите свидетелей. (Сберечь хотя бы до суда над членами СВК, но это в скобках — уныло-ерническое подозрение, лишенное всяческого основания.)
      Усевшись рядом с Евдокией, Муромцев достал из кармана фляжку и протянул ее сыщице:
      — Хлебни. Нос совсем синий.
      Дуся послушно взяла негнущимися пальцами фляжку, отхлебнула коньяку из горлышка. Максим Ильич выдержал паузу и поинтересовался:
      — Ты, говорят, была здесь на момент убийства.
      — Если Василину убили в семь, то да. Торчала у ворот.
      — Что думаешь? Наезды на твое агентство были?
      — Чтобы убить за это жену сотрудника? Нет.
      — Но внутреннюю информацию кто-то сливал.
      — Слил. По одному делу, и то пустяшному. В смысле мести — визга много, шерсти мало. Нифася что говорит? Где он был?
      Полковник хмыкнул: привычки отвечать на вопросы подозреваемых у него отродясь не водилось. А то, что Евдокию можно смело относить к подозреваемым, это к бабушке не ходи. Если б капитан не узнал Евдокию, то обязательно задержал бы. Начальница мужа убиенной Василины в семь вечера крутилась возле дома, а его теща пальцем тыкала: «Это она, она!»
      — Твой друг утверждает, что ему на семь назначили встречу в парке «текстильщиков», но человек не пришел. Александр приехал сюда через противоположный конец улицы, где, сам сказал, нет ни одной камеры на воротах…
      Понятно. «Цивилизация» действительно заканчивалась через десяток метров от ворот Нифаси. Начало длинной улицы на окраине Н-ска, где стоят недешевые дома, прилично заасфальтировали, дальше начиналась типичная деревня. Но поскольку разворачиваться на узкой улочке непросто, многие предпочитали делать крюк по разбитой дороге и возвращались к центру города через окружную дорожку с редкими фонарями. Дорога эта, кстати, шла к парку «текстильщиков». Ясно, почему Нифася, собравшись на некую встречу, проехал там.
      Но доказать это будет сложно, на третьесортной улице нет ни одной камеры ГИБДД. И если Нифася сказал правду, то заманили его туда ловко, зная местные реалии…
      Черт. Откуда взялось «если»?! Нифася сказал правду: он поехал на какую-то встречу…
      «Какую-то». Еще одна заминка. Почему не сообщил о ней начальнице? Ведь было оговорено: Евдокия должна знать о любых встречах и мероприятиях своих сотрудников!
      Если только они не касаются личного, или… Сашка вновь не встрял в какие-то старые делишки. Потому и встретил начальницу так, словно они вовсе не знакомы…
      — Дусь, ты меня слышишь? — вклинился в размышления голос Муромцева. — Что скажешь о Ковалевой?
      Евдокия поправила шапку. Подумала.
      — Из достоверных личных впечатлений, пожалуй, только штамп: с истинно женским талантом она могла сочинить из ничего салат, скандал и украшение. А как жена вполне устраивала Сашу… Да нет, Максим Ильич, Сашка ее любил! Баловал! Он ведь срок из-за Василины получил, подрался на дискотеке, кому-то ребра поломал и загремел. А Васька на суде рыдала: «Я тебя дождусь…»
      — И дождалась? — перебил полковник.
      — Имеете в виду, не крутила ли она хвостом три года, пока Нифася «загорал»? — Сыщица невесело усмехнулась. — Я, Максим Ильич, видела на свадьбе друзей Нифаси — конкретные ребята. Такие любой хвост открутят.
      — Угу. Понятно. Почему над их воротами не работает камера наблюдения? Она ведь есть.
      — Сломалась. Причем не сама камера, где-то проводку замкнуло. Нифася специалистов вызывал, но починить не получилось: камера работает недолго, потом снова подыхает.
      — Надо будет наших специалистов подогнать, — пробормотал полковник. — Пусть глянут, чего это здесь замыкает… Кто занимает вторую половину дома?
      Дуся глянула на двор, разделенный невысоким штакетником, упиравшимся четко в середину дома, и ответила:
      — Двоюродная сестра Нифаси, Людмила.
      — Ах эта… — буркнул Муромцев и, поправляя обшлаг кителя, недовольно завозился на сиденье.
      Сыщице показалось, в его интонации проскользнуло нечто вроде «а я тебя предупреждал».
      Полтора года назад, когда Евдокия только занималась подборкой кадров для «Сфинкса», Максим Ильич предложил ей помощь: «Ты никого здесь не знаешь, могу присоветовать толковых парней», но Дуся отказалась. Она уже обсудила с Нифасей рабочую политику: незачем штат раздувать, если для разовых поручений Саша сможет подбирать надежных ребят, то этого вполне достаточно. Бизнес еще не раскручен, глупо набирать людей, которые будут бесполезно штаны в офисе протирать.
      Но вот хороший компьютерщик был необходим «Сфинксу» до зарезу! Евдокия голову ломала, как бы найти и обязательно проверить человека, Нифася здесь вроде бы не в теме…
      А тот привел в офис девчонку в драных джинсах, представил двоюродной сестрой Людмилой и попросил рассмотреть ее кандидатуру.
      Евдокия, как просили, прищурилась на кандидатуру с пирсингом и разноцветной шевелюрой. Девица, перемалывая ком жвачки, стояла, индифферентно отставив ножку. Как будто наниматься ее за малиново-зеленые дреды притащили, а ей самой здесь все до фонаря.
      Нифася заметно нервничал. Понимал, что сестра ведет себя неправильно, вдобавок чувствовал неловкость, мол, набирает в штат родню, разводит кумовство. Он дернул девчонку за рукав, предлагая той не портить впечатление и встать прямо…
      Но его начальнице, признаться, было совершенно наплевать на подростковые замашки кандидатки — худой, высокой, похожей на костистого Нифасю. Шефа в первую очередь интересовали ее деловые качества.
      Евдокия протянула Люсе фотографию подруги Ангелины и попросила разузнать о персоне максимально много.
      Девчонка достала из рюкзака ноутбук. Равнодушно поинтересовалась:
      — Как разузнать?
      — Законно. По открытым базам данных и профилям в сетях. Даю полтора часа.
      Девчонка безразлично повела плечом…
      Через полтора часа Евдокия получила весомое досье на лучшую подругу, начиная с роддома, ясельной группы и далее по возрастающей. В справку попала и доблестная родня Синицыной — профессора, доценты и прочий ученый люд, не только из столицы, но из всех уголков бывшего Советского Союза. Пара крепких друзей персонифицировалась.
      Причем о Евдокии ни гугу. Девчонка, без сомнений, унюхала поблизости от пробиваемой персоны начальницу брата, но высвечивать ее не стала. Типа зачем? Евдокия о себе и так все знает, а отдельной просьбы не было.
      Еще порадовало, что Людмила исхитрилась подобрать в досье две исключительно акцентные фотографии. Синицына пятилетней давности — тяжеловесная студентка-москвичка с настороженным язвительным взглядом. (Евдокия даже порядком удивилась: откуда выкопала-то, а?! Линка все прежние фото давным-давно подчистила!) И снимок, сделанный не более года назад: удивительно похорошевшая и похудевшая после замужества и родов Ангелина, в сногсшибательном брючном костюме, из-под пиджака которого кокетливо виднеется кружевной бюстгальтер. Длинные волосы струятся по плечам, белозубая улыбка — чистый Голливуд.
      Поджарой кучерявой Дусе, помнится, эта фотография подруги особенно понравилась.
      Короче, отлично постаралась девочка с малиновыми дредами. Акцентные фотографии, правда, несколько отдавали маркетингом, получились как бы в стиле «до» и «после»: на первом снимке унылая пожилая тетенька, на втором — эта же повеселевшая, помолодевшая тетка после использования «нашего чудо-крема».
      Но, стоит признать, Люся сделала все грамотно и деликатно. Нашла акценты и выставила их на обозрение сквозным намеком.
      В общем, к удивлению Евдокии, совсем юная сестра Нифаси оказалась докой. А главное, работала, что называется, с задором, с огоньком. Едва коснулась пальцами клавиатуры, как лицо потеряло напускное наплевательство и зарозовело.
      А сыщица уважала в людях это качество — любовь к тому, что делаешь.
      Она попросила кандидатку оставить ее наедине с измаявшимся двоюродным братом; едва закрылась дверь, кивнула Нифасе:
      — Вполне неплохо. Пускай приносит трудовую…
      — Подожди, — облизнув губы, перебил друг. — Я тебе не все сказал. Позавчера Люсь-ку выперли из универа. Она какую-то базу вскрыла… — Приложил обе ладони к груди: — Из любопытства, типа на слабо!
      — Какую базу? — мигом потеряв интерес к ушлой девочке, буркнула начальница.
      — Не говорит, — загрустил Нифася. — Хотели уголовное дело завести, но те, чью защиту она взломала, спустили ситуацию на тормозах — им тоже шум не нужен.
      — Но из института детку таки выперли.
      — Угу. Этим геморрой с моей сестрицей тоже не нужен. Люська… — Нифася замялся, подбирая слова.
      — Неформал, — закончила за него Евдокия.
      — Строптивая, — более точно определился родственник. — Я предлагал «заслать» в универ, сколько нужно… Она — наотрез.
      — Характеризует, — пробормотала Дуся и задумчиво побарабанила пальцами по столу.
      Заметив, что подруга уже не кривит губы, Нифася умоляюще воскликнул:
      — Я за нее отвечаю, Дуся! Зуб даю — девчонка правильная!
      — Угу. — Евдокия саркастически подумала, что у нее с Нифасей несколько различные понятия о правильности поступков.
      Хотя… нанимать все равно кого-то нужно. Придется брать человека со стороны, а тут брат зубы в залог ставит.
      — Хорошо. Испытательный сорок — месяц. Попадется мне на чем-то, вылетит мгновенно.
      — Не попадется! То есть ничего не сделает! То есть сделает все правильно!
      Довольно скоро, попивая шампанское на дне рождения Терезы, жены младшего «таможенного» Муромца, Евдокия выслушивала отповедь Максима Ильича.
      — Ну и команду ты себе подобрала, — брюзжал слегка подвыпивший полковник, от которого в городе ничего не укрывалось. — Со мной посоветоваться не могла? Я предлагал.
      Понимая, что компания в «Сфинксе» и впрямь подобралась своеобразная — сыщица в бегах, бывший бандюган и проблемная девчонка, — Дуся каяться не стала.
      — Спасибо, — поблагодарила. — Но моя команда меня вполне устраивает.
      — Ну-ну…
      Сейчас, поглядывая на раздосадованного полковника, Евдокия вспомнила то многозначительное «ну-ну». Но сделала вид, будто не поняла намека. Рапортовала:
      — Люся еще днем предупредила, что поедет на квест, куда-то за город, и некоторое время будет вне зоны доступа.
      — У Василины с сестрой мужа были разногласия?
      Евдокия заметила, что Максим Ильич разглядывает дом, разделенный не только тощим забором из штакетника, но и явной разницей благосостояния владельцев: Нифасина половина обложена нарядным желтым кирпичом, вторая часть несет следы явного наплевательства к совместному жилищу — синяя краска на деревянной облицовке давно облупилась.
      Тут полковник верно угадал: пригламуренную жену Нифаси вызывающая разница бесила бесконечно!
      А Люське хоть бы хны. Этот дом достался в равное наследство родителям Нифаси и Людмилы, которые давно разъехались — мама Люси живет у нового мужа, родители Нифаси отбыли в деревню, где помогают старенькой бабушке, отказавшейся бросать хозяйство.
      По большому счету, пофигистка Люся могла неделями не встречаться с Василиной — длинный дом стоял перпендикулярно улице, имел два выхода в параллельные переулки и маленькую калитку в общем штакетнике, дорожку к которой сейчас засыпала рыхлая листва. Заметно было даже из машины, по ней никто сегодня не ходил, не приминал.
      А если и прошел, а после разрыхлил листву, то на необлагороженной плитками половине Люси останутся следы на земле. Но это легко проверить, сисадмин поставила у себя пару камер, которые функционируют отлично и за двором приглядывают.
      — Василина и Людмила — антиподы, — ответила сыщица на вопрос полковника. — Свели общение до минимума, но шибко не ссорились, Нифася не позволял Василине наезжать на сестру.
      — Держал супругу в строгости?
      Как же! Удержишь ее.
      — Нет, Люся сама справилась. Напугала Ваську, что продаст свою половину цыганам и те ее быстро научат родню любить.
      — Ты Кручёного давно видела?
      Резкий переход от дел Нифаси к знаменитому н-скому рецидивисту заставил Евдокию удивленно развернуться корпусом к полковнику. Тот кисло покривился:
      — Я знаю, что Антон приезжал к тебе в день смерти отца и ночевал. Пошли по второму кругу, да?
      Ошибся главный полицейский. Не по второму, по четвертому. Избегать встреч с Антоном не получалось: муж Линки его лучший друг, встречались на семейных праздниках. Сережа даже уговаривал Ангелину сделать его приятеля вторым крестным сына, на пару с Евдокией.
      Но Крученый, слава богу, отказался сам. Поскольку умный.
      И стоит еще отметить, едва Муромцев упомянул ее жутковатого любовника, Евдокия почувствовала, как по телу пробежали жаркие мурашки: ух! Крученый всегда действовал на нее ошеломительно, как опытный удав на глупую мартышку: мартышка понимала, что опять сглупила, но поддавалась магнетическому обаянию… Уже четыре раза за два года.
      — За мной следили или за ним? — уныло поинтересовалась.
      — За ним, естественно.
      Конечно. О том, что городской смотрящий Воропаев болен и вот-вот скончается, знал, вероятно, весь областной центр. На похороны вора в законе, что опять-таки понятно, слетятся законники со всей страны и из ближнего зарубежья. Полицейские не могли профукать такое событие, прослушивали пульс совсем не фигурально и за Крученым, внебрачным сыном Воропаева, приглядывали.
      А тот, приняв последний вздох отца, через час у двери Евдокии оказался.
      …Дуся отвернулась от Муромцева и сменила тему:
      — Вы думаете, убийство Василины может быть как-то связано с последними городскими событиями?
      Главный городской полицейский, что опять-таки понятно, смотрел на происшествие со своей колокольни, в глубину и в ширину. На воду повсеместно дул.
      — Твои неприятности, Дуся, начались на следующий день после смерти Воропаева. Сейчас — докатились, убийство.
      Евдокия фыркнула:
      — Ну вы связали! Где я, где Воропаев!
      — Не скажи. Вы — дружили.
      Дружили — смелое преувеличение. Контакт поддерживали. Дуся несколько раз навещала Ивана Ивановича в больнице, тот, кстати, каждый раз намекал, что зря она от его сына нос воротит. Антон, мол, по ней с ума сходит…
      Опять преувеличение. Крученый давно разгадал, как действует на Евдокию. Его слова «Я знаю, как тебя ко мне тянет» показались сыщице высокомерием зазнавшегося самца: куда ты, дорогуша, от меня денешься! Пальцем поманю — придешь.
      Пришел, правда, он, а Дуся его пожалела. Потеряв отца, он выглядел таким пришибленным, непривычно мягким…
      Ух! Хватит вспоминать.
      — Я думаю, все это совпадения, Максим Ильич.
      — А я имею повод думать, что каждый раз, когда вокруг тебя начинается какая-то возня, все заканчивается бардаком в этом городе! — Разошедшийся полковник поглядел на девушку, когда-то вычислившую убийцу его отца и как раз спасавшую Н-ск от кровавых разборок, запнулся. — Проехали, прости. Давай прикинем, в чем смысл наезда на твое агентство. Я твоих дел не знаю, говори.
      Сыщица развела руками:
      — А нету смысла, Максим Ильич. Нету. Если бы сегодня нашли не Ваську, а меня с проломленной башкой, все могло бы получиться, как вы подозреваете: Воропаев умер, меня теперь некому защитить… а кто-то давно зуб точил…
      — Нет. За тебя впишется Крученый.
      Дуся немного помолчала.
      — Предполагаете, что, ударив по мне, ударили как бы по нему?
      — Я рассматриваю все вероятности. Крученого, Дуся, собираются «на город ставить». Утверждение пока решили отложить — некоторые авторитетные люди не смогли приехать, но…
      — Подождите! Я, конечно, могу ошибаться, но смотрящим должен быть вор в законе!
      — Ошибаешься маленько. Но разве ты не знаешь, что Крученого короновали? — Муромцев искренне поразился, а шокированная известием сыщица молча помотала головой. — Чудны дела Твои, Господи.
      Но Дуся никаких чудес не наблюдала: Антон не из хвастливых, а Нифасе она запретила даже упоминать Крученого, хотя тот уважал последнего от всей души.
      — Крученый проходил не единогласно, — продолжал полковник, — но, скорее всего, «город примет» он.
      — Хотите сказать… меня могли сделать заложницей обстоятельств, чтобы заставить Антона… Нет! Мы не настолько близки, чтобы он отказывался от «поста»!
      — Тебе виднее, — хмуро буркнул Муромцев. Не исключено, приехавший сюда именно для этого разговора. — Тогда, может, это привет от СВК?
      — Напомню, в морге окажусь не я, а Василина. СВК незачем устраивать этот карамболь, они бы попросту меня прихлопнули.
      — Вот то-то и оно. Не хочется мне бардака, Дуся. А что-то назревает. Если, конечно, это не твой Сашка жену кочергой огрел.
      — Не он, — твердо заявила собеседница. — Его подставили.
      — Опять-таки скажу: вот то-то и оно. Подстава — ловкая. Причем замазала вас обоих. Вначале ты приехала, крутилась. Потом он не смог алиби предъявить… Ну ничего, Кашин следователь толковый, разберется.
      Евдокия догадалась, что полковник собрался уезжать.
      — Я могу с Нифасей поговорить?! Пожалуйста!
      Максим Ильич скроил такое лицо, что сыщица не поняла: она слишком много просит или полковник в принципе не хочет высвечивать возле влипших в серьезный криминал сфинксов и просить о чем-то Кашина. Сама дала задний ход:
      — Простите за вопрос.
      — Позже порешаем, — буркнул полковник. — Я тебе позвоню.
      Евдокия выбралась из салона, пронаблюдала, как черная машина начальственно таранит толпу зевак. Отвернулась к дому и достала мобильный телефон — пора звонить Людмиле, сисадмин уже должна освободиться.
      — Ты где? — спросила отозвавшуюся Люсю.
      — За твоей спиной.
      Евдокия обернулась и заметила вынырнувшие из-за фуражки важного сержанта знакомые помпоны-рожки. Сисадмин просемафорила начальнице яркой шапкой, и рожки поплыли над толпой в сторону соседнего дома.
      За полтора года Дуся многому научила своих сотрудников. Прежде всего, вдолбила им: никогда не суетитесь! Не лезьте на рожон. Лучший друг сыщика — незаметность, умение сливаться с окружением и мебелью. Порой, когда тоска по малой родине наваливалась, уже подумывала: «Все. Беру последнее дело и отваливаю в Москву. Ребятишек уже можно оставлять одних». Двоюродным родственникам детективные расследования легли на сердце, и закрывать «Сфинкс» надобности нет, агентство продолжит функционировать под умелым руководством Саши.
      …Сисадмин вошла в калитку соседнего дворика. Дождалась начальницу.
      — Тетя Маша там, — мрачно кивнула на ворота брата, — пройдем через ее огород, а дальше через Николаевых.
      — Давно здесь? — скупо поинтересовалась Евдокия.
      — Минут десять. Ваську убили, да?
      — Угу.
      — Ни фа се, — произнесла сисадмин любимый усеченный вульгаризм двоюродного брата «ни фига себе», давший ему прозвище.
      — Нифасю задержали, но это, будем надеяться, обычная проформа. Он муж, он Ваську обнаружил мертвой… — Евдокия торопливо семенила вслед за Люсей по разбухшей картофельной меже. — Сейчас нам нужно сделать копию записи с твоих камер наблюдения. Подозреваю, что вскоре к тебе за ними придут и могут изъять оригинал, а нам нужно сделать дубликат и рассмотреть все вдумчиво, без спешки.
      Прошив насквозь два огорода и двора, коллеги прошагали до Люсиного крыльца. Сбросив в прихожей куртки и ботинки, рассредоточились: Людмила направилась к домашнему компьютеру, Евдокия — чай заваривать. Окоченела до звона костей!
      Когда внесла в комнату-кабинет две большие чашки с чаем, Люся уже вглядывалась в монитор с часовой отметкой в уголке — 19:07.
      — Это я уже уехала, — усаживаясь рядом, определилась Евдокия.
      Кусок двора Нифаси попадал под одну камеру сестры — малоинтересный сыщицам газон с кустами по периметру, треть плиточного пятачка, фонарь и половинка лужи. Маленько виднелся край ворот, но, к сожалению, не калитка.
      — Машину Васька сегодня не выводила, — принялась рассуждать Евдокия.
      — Почему так думаешь?
      — Листья, — не отвлекаясь от съемки, произнесла начальница. — На них шины отпечатались бы не хуже, чем на снегу. Меня, Люся, очень интересует время — 19:58.
      Именно тогда прошел звонок от Нифаси. Друг рыкнул на начальницу, чуть позже выругался и оборвал связь. Представить сложно, что выругался он на Василину, после чего огрел ее каминной кочергой. Но причину вопля «черт!» хотелось бы понять. Интонация была такой, словно Нифася реального черта увидел.
      Как оказалось, он упомянул его при виде тещи. Край синтепонового пальто Ларисы Игоревны мелькнул на съемке, когда та обходила лужу.
      — Стоп! — попросила Дуся. — Делаем паузу и думаем: что мы имеем?
      Сисадмин отъехала от стола на кресле с роликами и развернулась. Все друзья Евдокии отлично знали, что, принимаясь рассуждать, та ходит. Наматывает круги по комнате, так как у сидящей сыщицы мозг отказывается думать.
      Евдокия забродила по ковру. Завращалась по квадратной комнате, где половина стен была увешана не семейными фотопортретами, которые сисадмин мастерила шедеврально, а постерами любимых музыкантов с физиономиями форменной, стоит признать, нечисти. От разномастных дредов Люська была вынуждена избавиться — ей иногда приходилось подключаться к работе «в поле», — но прочим неформальным предпочтениям не изменила. Как-то начальница заинтересованно вставила в ухо второй наушник сисадмина, так чуть не оглохла от дикой какофонии, пролившейся ей в мозг!
      — Встречу Нифасе назначили на семь, — расхаживая, рассуждала Евдокия. — А он у нас товарищ упорный, мог дожидаться минут двадцать, а то и полчаса. От «текстильщиков» до дома — пять минут…
      — А если Васька попросила его заехать в магазин? — глубокомысленно заметила сисадмин.
      — Чепуха. Тогда б у Сашки было алиби. Так что любые задержки вроде «встретил приятеля и поболтал» мы отсекаем. Идем дальше. Василину он обнаружил где-то в 19:40. И то — с натяжкой. Что, Люся, он делал восемнадцать минут?
      — Был в шоке. Пытался Ваську оживить. Потом полицию вызывал.
      — Согласна. Но как-то не похоже. Еще отмечу: время смерти Василины мы принимаем как совсем-совсем условное. С этим патологоанатом еще будет разбираться. Василину убили кочергой, то есть неподалеку от камина, а на первом этаже пол с подогревом. На нем ли она лежала или упала на диван, мы не знаем, но все равно теплый пол показатели спутает в сторону укорочения. Так?
      Сисадмин кивнула. Дуся отхлебнула чаю.
      — Люсь, он тебе что-нибудь говорил о встрече в «текстильщиках»?
      — Вообще ничего.
      — Странно. Ни тебе, ни мне… Нужно будет проглядеть биллинг его сотового, узнать о последних звонках.
      Всех, кто на нее работал, Евдокия обеспечивала корпоративными телефонами и оформляла сим-карты на свое имя. Если предстояло какое-то сложное задание, заставляла Нифасю и Людмилу переходить на самые «безмозглые» кнопочные аппараты. Когда-то они с Паршиным серьезно обожглись на «предателях» смартфонах, и теперь Дуся, что называется, на воду дула. Работая на серьезных клиентов, вполне можно нарваться на контригру разрабатываемого объекта, но в кнопочный мобильник троян не получится загнать.
      — А если ему на личный номер позвонили? — неловко вставила Людмила.
      — На личный? — переспросила Евдокия, подумала и разочарованно надула щеки. — Нормально. — Перевела взгляд на съежившуюся Люсю. — А это, моя нежная подруга, возвращает нас к вопросу: я просила вас не пользоваться другими телефонами?! — Разгневанно нависла над компьютерщицей, словно ворона над галчонком. — Предупреждала, что однажды это может выйти боком?! А?!
      — Предупреждала, — понуро согласилась сисадмин.
      — Но вы, мои шелковые друзья, думали: начальница — дура ненормальная, контролирует вас! Да?!
      — Нет! — Люся виновато выпалила: — На наши номера еще звонят какие-то старые друзья, одноклассники… мы не можем совсем их отключать!
      — Конечно. Молодцы. — Закончила на выдохе: — Проехали. Имеем, что имеем. Значит, говоришь, можно предположить, что Нифасе позвонил кто-то из прошлого?
      — Я об этом ничего не знаю.
      — Плохо. С личного телефона Сашки нам абонента не выцепить… Если только Кашина просить. Рассказывай, как вела себя Василина в последнее время. Что-то особенное было? Как-то ее поведение изменилось? Новые люди в окружении мелькали?
      Людмила, распахнув глаза, взмолилась:
      — Не части, пожалуйста! Новых людей возле нее не было. Что дальше…
      — Поведение.
      — Да. Было. В последнее время Васька стала как бы… пыталась подружиться со мной.
      — Ласковая стала, как я понимаю. Она обращалась к тебе с просьбами?
      — Нет.
      — А вот это удивительно, — пробормотала Дуся и отвернулась к окну.
      Раньше сестра мужа была главной советчицей Василины по всем компьютерным вопросам. Всегда под боком, что немаловажно.
      Тут есть над чем помозговать, авось получится нечто важное нащупать.
      — Давно не обращалась? — Евдокия обернулась вновь.
      — Ну-у-у… месяца два-три.
      — Приличный срок. Имеем право заподозрить, что у нее появился человек, способный помочь с телефоном и компом. За три месяца Васька наверняка чего-то где-то накосячила, но к тебе не обратилась. Так?
      — Угу. Накосячить она мастерица, — задумчиво подтвердила сисадмин. — И, кстати, как раз три месяца назад стащили фотки Нефедова.
      — Вот именно. Думай, Люся, думай! Это может стать отправной точкой всех наших неприятностей!
      Евдокия горячилась: время поджимало. Она была уверена, что на половине Люси вот-вот появится следователь Кашин. А к этому моменту нужно раздобыть хоть что-то, способное выдернуть Нифасю из наручников под подписку о невыезде!
      Евдокия поглядела на впавшую в задумчивость сотрудницу.
      — Ну? — подтолкнула. — Что-нибудь уже всплыло?
      — Не-а, — призналась та. — Правда, в последнее время, я уже говорила, Васька изменилась: добрая такая стала, мечтательная…
      «Завела роман?» — предположила сыщица. Мечтательность Василины произрастала из телевизионных сериалов, где брутальные мужчины с замашками бандитов спасают милых пташек вроде Васьки. А потому искать в ее окружении появившегося интеллигентного очкарика с дипломом программиста не имеет смысла. Крученый, например, сразил бы Ваську наповал…
      Ух! Не думать и не вспоминать о нем! Достаточно того, что портрет вероятного любовника немного вырисовывается!
      Вовремя опомнилась. На мониторе, транслирующем изображение с камер наблюдения, появилась процессия: следователь Кашин и сухопарый, скорее всего, оперативник шагали к калитке в штакетнике.
      — Готовься, Люся, к нам гости.
      Сисадмин подпрыгнула на стуле:
      — Что мне им говорить?!
      — Правду. Только правду. Иди встречать и успокойся.


      — Я почему-то так и думал, что встречу вас здесь, — ворчливо произнес Дусе Кашин, предъявляя удостоверение хозяйке Люсе.
      Евдокия развела руками:
      — Так ведь замерзла. Чай вот пью.
      — В машине не согрелись? — Намекнув, что ничего не упускает, капитан обратился к Люсе, и все пошло своим порядком: анкетные данные, «вопросы здесь задаю я» и «отдайте записи».
      О подружках убиенной Людмила мало что могла сказать, но полный список капитану уже представили муж и мама потерпевшей…
      Дуся вполуха слушала их беседу, сосредоточившись на собственном разборе полетов. Вздрогнула, когда в кармане зазвенел бубенчиками телефон.
      Обнаружив на дисплее имя Георгия Яковлевича Рылевского, обрадовалась — адвокат наконец нашелся! Выскочила в прихожую.
      — Дядя Жора, — зашептала в трубку после взаимных приветствий, — у меня сотрудника задержали! Подозревают в убийстве жены!
      — Бытовуха? Диктуй адрес, — невнятно попросил Георгий Яковлевич, запропавший, как объяснился, у дантиста. Дуся еле-еле разбирала речь защитника, получившего пару уколов обезболивающего в десну.
      Уже сообщая дяде Жоре координаты, она обернулась и наткнулась на взгляд хмурого следователя, вышедшего в прихожую.
      — Вот, — сказала, чуть оправдываясь, — адвоката вызываю для Саши. Хотите с ним поговорить? — протянула трубку Кашину.
      — Нет.
      Евдокия выключила телефон, а капитан поинтересовался:
      — И кто у нас защитник?
      — Георгий Яковлевич. — Фамилия, как понимала Дуся, в случае с дядей Жорой не потребуется.
      И угадала. На лице следователя отразилась такая внутренняя мука, что стало его жаль: сыщица Землероева — тот еще подарок в шуршащей упаковке с бантом, а плюсом к ней Рылевский ожидается. Все вкупе легкой жизни совсем не обещает.
      — Михаил Андреевич, — обратилась к следователю Дуся, — я снова к вам с прежней просьбой: разрешите мне поговорить со своим подчиненным.
      — И как вы себе это представляете? Вы — два подозреваемых. Может быть, еще попросите сообщать вам обо всех следственных мероприятиях? Чтоб вы соломки подстилали.
      — Простите.
      — Рад, что до вас дошло.


      Появление во дворе Нифаси адвоката Рылевского можно было смело назвать воцарением. На впечатлении нисколько не сказывалось, что маленький и сухонький Георгий Яковлевич напоминал суетливого воробышка, а лицо его перекосила стоматологическая заморозка.
      Лихо выпрыгнув из шикарного «ауди» с личным водителем, раскидывая коленками полы дорогущего кашемирового пальто, «воробышек» подскочил к Дусе и резво поинтересовался:
      — Обоснования для задержания твоего сотрудника серьезные?
      — Не слишком. Нифасю — подставляют.
      — Уверена или элементарно защищаешь?
      — Дядя Жора… — укоризненно протянула сыщица.
      — Вкурил. Криминалисты, вижу, уже отъехали?
      Ответить Евдокия не успела, на крыльцо дома вывели бледного Нифасю в наручниках.
      Рылевский пробормотал: «Эх, неужели на улице разговаривать придется? Жаль, жаль, не успел, не успел…»
      Сделав знак клиентке Землероевой не вмешиваться в его действия, поспешил навстречу капитану Кашину.


      Дома Евдокия появилась уже за полночь: заказывала ничем не порадовавший ее биллинг, потом отправилась к немного знакомой подруге Василины, бывшей свидетельницей на ее свадьбе. Надеялась опередить махину следствия!
      Когда к шокированной новостью Софии стали прибывать и другие подружки покойной, заказала пиццу, несколько бутылок вина — тормошила девчонок, заставляла их вспоминать каждую мелочь, каждую оговорку Василины!
      В результате утвердилась в мысли: у Васьки кто-то появился. Причем небедный. Одна из приятельниц поведала: глупышка-Васька просила подтвердить Нифасе, что та помогла достать дорогие сапоги за чистые копейки — подделка, мол, не бренд.
      Но такой прокол, впрочем, был единичным. У Евдокии даже предположение мелькнуло, что любовник был не только щедрым и богатым, но и умным. Возможно, Василина похвасталась «как ловко одурачила супруга», и тот ей быстро мозги вправил: нельзя вовлекать в их шалости третьи лица, нельзя светиться!
      А посему искать какого-то качка из бывшего, мелкобандитского окружения Нифаси не стоит совершенно точно. Там понты в виде сапог, конечно, кидают, но вот следочков оставляют больше.
      Жаль Нифасю.
      Может, он потому и смотрел на начальницу волком, что обвинил ее в своей бесконечной занятости? Жена — фантазерка и мечтательница — дома день-деньской одна. А вокруг столько соблазнов…
      Черт! Лишь бы дядя Жора не подвел!
      А пока надо разрабатывать вероятного любовника. Людмила обещала вытащить все возможное из Сети, прошерстить сайты и форумы, где зарегистрировалась и общалась Василина. (Иногда далекий незнакомый друг узнает из переписки больше, чем лучшая подружка за рюмкой кофе.)
      Потом сисадмин установит данные каждого абонента, выходившего на связь с невесткой и братом в ближайшие дни…
      Короче, дел у Люси — невпроворот. Но в том и есть ее работа.
      Приехав домой, Евдокия наметила на завтра план мероприятий. И долго ворочалась в постели, стараясь понять, кто и почему устроил такой жесткий прессинг сфинксам.


      Ночью ей приснился друг Нифася. Смотрел на Евдокию тем, вчерашним взглядом — не обвиняющим, скорее равнодушным. А сыщица пыталась докричаться до него, но слова вязли, застревали в глицериновом воздухе, Нифася исчезал за зыбкой искаженной пеленой…
      Кошмар. Евдокия открыла глаза, посмотрела в потолок и поменяла приоритеты — поставила на первое место встречу с Сашкой. Нужно добиваться свидания с ним! Дуся Землероева, конечно, не химик Менделеев, но доверять ночным всплескам подсознания обязан каждый мало-мальский сыщик. Спящий человек не отвлекается на внешние факторы, мозг продолжает работать и из шелухи необязательного выплевывает такие озарения, что не прислушаться к ним — глупо.
      Определив задачу, Евдокия отвела взгляд от потолка, поглядела на настенные часы и тихо выругалась: ну и бестолочь! От усталости забыла поставить мобильник на зарядку, и тот ей отомстил за невнимание — не прозвенел будильником.
      Обеспечив телефон питанием, промахиваясь мимо тапок, она поскакала умываться. Услышала из ванной комнаты трель домофона и, с зубной щеткой во рту, отправилась к входной двери.
      На экране домофона отобразилась Ангелина. Всклокоченная, ненакрашенная, но в любимой собольей шубке авто-леди.
      «Лучше б она зонт взяла», — машинально подумала Евдокия. Зима, по обещаниям синоптиков, задерживалась, зато дожди льют регулярно — соболья шубка Линки вызвала невольную ассоциацию с вымокшим котенком.
      А впрочем, у богатых свои причуды. Нравится носить мокрые меха, пусть в них и ходят.
      Евдокия предположила, что Синицына — привычка к новой, мужниной фамилии так и не закрепилась — узнала об убийстве Василины, забеспокоилась и приехала оказывать моральную поддержку. Дуся моментально заготовила для любимой подруги вступительную речь: «Не волнуйся, дорогая, все под контролем, адвокат работает…», открыла дверь.
      И едва не откусила кончик зубной щетки, когда ворвавшаяся «дорогая» Синицына буквально расплющила ее о стену!
      — Ты что творишь, Землероева?! — тираня злобным взглядом, зашипела давняя подруга. Сдернула с шеи шелковый шарфик, и Евдокии показалось — сейчас им и задушит! — Ты что творишь, зараза?!
      Дуся булькнула пеной, выплюнула щетку и честно призналась:
      — Не поняла. Доброе утро…
      О приличиях она напомнила впустую. Ангелина поднесла к ее лицу кулак, в котором сжимала шарфик и, упираясь второй рукой о стену за спиной подруги, продолжая терзать ее яростным взглядом, сипло выдавила:
      — Если с Сережей… если с моей семьей что-то случится… — Кулак с шарфиком прижался к носу Евдокии. — Убью!
      — Что происходит?! Что случилось?! — Сыщица оттолкнулась спиной от стены, рикошетом, получилось, врезала по животу наседающей Синицыной. Догадываясь, что до полноценной драки уже недалеко, схватила Линку за запястье и выкрикнула: — Объясни по-человечески!
      — Ах, ты не понимаешь…
      Топая мокрыми сапожками по паркету, Синицына вошла в Дусин кабинет, открыла крышку ноутбука и, дожидаясь, пока тот включится в работу, обернулась к застывшей на пороге хозяйке:
      — Спишь, значит. Сном младенца…
      — Лина, прекрати! Я ничего не понимаю!
      Синицына пристально, не меняя настроения, смотрела на подругу в целомудренной пижаме с веселыми утятами. Потом повернулась к ноутбуку и, так и не присев, зацокала маникюром по клавишам.
      Добившись некоего результата, повернула монитор к сыщице:
      — На. Полюбуйся.
      Евдокия вытерла рукавом пижамы пену зубной пасты с губ, подошла к письменному столу…
      И вот она-то села. Чуть-чуть не промахнувшись мимо офисного кресла.
      Ангелина зашла на сайт популярной электронной газеты, называвшейся попросту «Н-ский сплетник». В раздел бесплатных объявлений. На мониторе ноутбука застыла подборка рабочих фотографий «Сфинкса» с подписями: за кем конкретно следят сыщики, кто эту слежку заказал, когда…
      Черт. Небывальщина какая-то!
      Протянув онемевшую руку к клавишам, Евдокия принялась спускать изображения дальше. Едва-едва заставила ослепшие от шока глаза сфокусировать зрение.
      Но ничего хорошего «внизу» ее не ожидало: кадры менялись, в подписях множились фамилии объектов и заказчиков… От ужаса Дуся окончательно ослепла и с трудом разбирала мелкий шрифт подписей.
      Но этого, пожалуй, и не требовалось: кто-то слил в Сеть досье клиентов «Сфинкса».
      Нет, не досье. Так называемые фотосессии. Подписи к фотографиям не несли служебной информации, они сделаны уже кем-то другим. Чужаком, раздобывшим эти снимки самым невероятным образом.
      Но что самое чудовищное — в конце «объявления» стояло многообещающее обещание продолжить слив и завтра: «Ждите, господа, вторую серию по „Сфинксу“. Там офигеть что будет!»
      — Ты понимаешь, что натворила? — шипел над ухом голос Линки. — Мы тебе трех, — подсунула к лицу Евдокии три растопыренных пальца, — клиентов привели… а ты… Знаешь, как нас подставила?! — Синицына прерывисто и судорожно вздохнула, опустила зад на край стола. — Сереже уже звонили.
      — Кто? — глухо поинтересовалась Дуся.
      — Васильев. Он по нашему совету к тебе обратился. — Линка взвилась со стола, видимо припомнив тот звонок. — Дура ты, Землероева! Не умеешь работать, не берись!! Васильев моего Сережу живьем сожрет! Ой-ей-ей… — внезапно пригорюнилась, — и что же теперь будет…
      В кармане Линки запиликал телефон; отвечая на звонок, она подошла к окну и чуть-чуть откинула занавеску.
      — Да, Сережа… у нее… Говорит, что ничего не знает. Типа ни при чем. — И шепотом пожаловалась: — А меня тут уже сфотографировали. Скоро перед ее подъездом все местные журналюги соберутся… Да-да, конечно, выезжаю… Не забудь крем для загара в мою сумку положить! И детский зонт…
      Закончив разговор, Ангелина развернулась к уничтоженной подруге и выдавила:
      — Лучше б ты сюда не приезжала.
      Евдокия прочитала за этими словами: «Лучше бы тебя в Москве прихлопнули».
      Уже из прихожей Синицына выкрикнула:
      — Меня не ищи! Я улетаю! Вместе с сыном! — и хлопнула дверью.
      Просидев несколько минут в ступоре, Дуся кое-как заставила себя подняться и закрыть входную дверь на щеколду. Потом помыла лицо — щека, по которой размазалась зубная паста, начинала зудеть.
      Так и не сняв веселую пижаму, она вернулась в кабинет и через сделанную Ангелиной щелку выглянула на улицу: акулы пера и фотоаппарата, как и сказала Линка, уже собирались. Несколько папарацци с фотокамерами наготове стояли у подъезда.
      «Наверное, — печально предположила сыщица, — возле офиса „Сфинкса“ примерно то же самое. Обкладывают. Скоро обглодают. Акулы, мать их…»
      Дуся села за стол к ноутбуку, подтянула к себе блокнот и, сверяясь с «Н-ским сплетником», принялась выписывать имена-фамилии и даты на снимках.
      Руки тряслись, голова соображала плохо, в ушах продолжали грохотать упреки лучшей подруги: «Не умеешь, не берись!!. Лучше б ты сюда не приезжала!..» Когда в блокноте появился список из четырех клиентов, Евдокию затошнило. Хотя, признаться, в первый момент она предположила, что их будет больше. Но дело было не в количестве: из «Н-ского сплетника» ударили по наиболее значительным клиентам «Сфинкса». Васильева привел Сережа, двое залетели к Дусе с подачи Кости Семинариста, четвертый, правда, несколько выпадал из списка: пришел по объявлению, его имя пришибленная Евдокия даже вспомнила с трудом.
      Но за глаза хватало и троих. Васильев — заносчивый мануфактурщик, работает на оборонку, шьет штаны для армии. Зимин и Коваль пришли от Семинариста. Первый появился где-то пять месяцев назад, заказал тривиальную проверку потенциального зятя-мажора. По слухам, Зимин тип крутой и своенравный (хотя со сфинксами общался вежливо).
      О Ковале лучше вообще не вспоминать на сон грядущий: н-ский аналог московского Саши Миронова. Но если Мирон сейчас имеет относительно законный бизнес и грехи замаливает, то Коваль еще и не приступал на церквы жаловать.
      Если б Евдокия предварительно узнала, за какого клиента хлопочет Костя, то даже говорить с тем не стала!
      Но поверила Семинаристу, взяла аванс, а когда Люся пробила дяденьку по базам… «Сфинкс» побледнел всем дружным коллективом. Нифася даже отказался привлекать кого-то со стороны для слежки, сказал: «Сами справимся. Втроем. Если что-то протечет, копец всем, братцы».
      Как оказалось нынче утром, накаркал Сашка. Протекло!
      Коваль заказал «приделать ноги» за партнером по бизнесу Игнатовым. И было ясно, почему этого не могла сделать его служба безопасности: Коваль и Игнатов — совладельцы.
      Сфинксы отследили Игнатова на встрече с конкурентом Абрамяном. Предъявили заказчику доказательства в виде отчета и фотографий. Тот сделал страшное лицо и приказал:
      — Помалкивайте.
      После чего, не попрощавшись, удалился.
      А Евдокия и Нифася, проследив торжественный отъезд его кортежа из двух черных автомобилей — седана «Ровера» и внедорожника ничуть не проще, — не сговариваясь, потопали к серванту, где держали фешенебельный коньяк для дорогих клиентов. Понятливая Люся метнулась за закуской.
      К вечеру всем дружным коллективом сфинксы накидались в хлам.
      Немного отпустило. Вроде бы.
      А позже Дуся очень удивилась, узнав, что Коваль и Игнатов продолжают работать вместе. Но вот их конкурент Абрамян планомерно и неуклонно разоряется, финансовые проблемы, по слухам, появились.
      Ума большого не потребовалось, чтобы понять весь подковерный замысел клиента: Коваль использовал информацию от «Сфинкса», убедился в нечистоплотности партнера и прогнал через него дезу. Чуть позже, с удовольствием и чувством справедливого возмездия, он, судя по всему, финансово обескровил Абрамяна и разваливает конкурирующее предприятие.
      Вероятно, скоро купит его с потрохами. Дешево и сердито.
      А двурушника Игнатова — пинком под зад. Наверное, для этого уже готовы все документы, и фотографии от сфинксов придутся очень кстати.
      Припомнив подоплеку этого заказа, сыщица отправила внутрь себя саркастический вопрос: «И чего ж тебе, такой умной, в бухгалтерии-то не сиделось, а? Как мама и советовала». Сводила бы сейчас дебет с кредитом, а не тряслась за друга и не вытаскивала его из СИЗО. Спала б спокойно, без глицериновых кошмаров…
      Из спальни, где остался на зарядке телефон, раздался перезвон бубенчиков, и Евдокия вздрогнула: кто?! Кто ждет ее ответа?! Если миролюбивая Синицына едва не задушила шарфом, то…
      На экране звенящего мобильника стояло имя «Митрохин». Увидев его, Евдокия захотела потихонечку скончаться. Самостоятельно и безболезненно. Костя Семинарист держит в руках весь (криминальный) бизнес речного порта, вхож во все круги и сферы Н-ска. С врагами долго не миндальничает и с конкурентами не церемонится.
      «Господи, Семинаристу-то кто уже позвонил и предъявил претензии?! — перепугалась сыщица. — Зимин или, не дай бог, Коваль?!»
      Но поскольку избежать разговора все равно не получится, лучше ответить сразу. Дуся взяла телефон трясущимися пальцами, прокашлялась и деловито прочирикала:
      — Да, Костя, здравствуй, слушаю.
      — Нам надо встретиться.
      Митрохин, как и Ангелина, поздороваться забыл.
      Паршивый признак.
      — Я понимаю, — вяло согласилась Евдокия.
      Она, признаться, ожидала, что портовый воротила будет вести себя, как впавшая в неадекватность Линка. Начнет орать и жаждать ее крови, но Константин сказал вполне миролюбиво:
      — Вместе нам лучше не светиться, понимаешь?
      — Да.
      — Из дома сможешь незаметно выехать? Говорят, у тебя там столпотворение, «Сплетник» скоро онлайн-трансляцию от твоего дома запустит.
      — Все очень-очень плохо?
      Митрохин не ответил.
      — Машину за тобой прислать? — спросил.
      — Да. С номерами, которые к тебе привязать не получится. — В таком состоянии она доедет до первого столба или журналиста, который бросится фотографировать ее машину.
      Семинарист хмыкнул, мол, кого ты, детка, учишь. Обговорив нюансы, отключился.
      А помертвевшая Евдокия отправилась наводить марафет. С недавних пор у нее образовалась привычка-примета: отправляясь на опасные мероприятия приводить себя в порядок и надевать лучшее нижнее белье. Чтобы сотрудникам морга было приятно с ней работать.
      Митрохину Дуся, конечно, верила: они уже выпутывались сообща из глубочайшего дерьма. Но все же, все же… своя шкура завсегда дороже, Семинарист товарищ сложный, многоуровневый.


      Затошнило Евдокию еще дома. Когда водитель присланной Митрохиным невзрачной, но шустрой машинки запетлял по переулкам, отрываясь от пары неплохих «акульих» автомобилей, едва не вырвало.
      Немного отдышалась сыщица уже в промзоне, где шофер проверился, поплутав возле пустых ангаров.
      Лишь убедившись, что все чисто, он повез пассажирку к солидному особняку на окраине города.
      По гудку клаксона перед машиной разъехались ворота. Чувствуя себя изломанной марионеткой в шикарных шмотках, принаряженная для морга, Землероева выкарабкалась из салона. Кивнула вышедшему на крыльцо Семинаристу.
      Костя, надо отметить, выступал в унисон с расфуфыренной гостьей, но превосходный костюм, белая рубашка и начищенные ботинки — его обычная униформа. Следуя правилам гостеприимства, красивое породистое лицо Семинариста (племянника всамделишного попа, кстати) выражало дружелюбие и незлобивость.
      Но, впрочем, все это способно сбить с толку только восьмиклассницу. Или готовую обманываться заневестившуюся девку. (Евдокию крайне удивляло, что осанистый, но возрастной Семинарист остается беспросветно холост. Хотя недавно появилось подозрение: не холост, а умен. Совсем не исключено, что где-то Костя прячет пятерых детей и прелестную жену-домохозяйку.)
      Сыщица поднялась по невысокому крыльцу. Галантерейный портовик пожал ее протянутые ледяные пальцы и пригласил в дом. Где Евдокия, оглядевшись, поняла: Семинарист здесь вовсе не хозяин. В нехило упакованной гостиной не нашлось ни единой фотографии или какой-то личной вещи. Огромное помещение с камином и прочими ценными прибамбасами напоминало холл пятизвездочного отеля. С парой пышных пальм по кадкам и барным уголком, производящим впечатление ресепшен.
      Евдокия скинула пальто и умостилась в предложенное Семинаристом кожаное кресло. Тянуть кота за хвост не стала, спросила прямо в аккуратный лоб портовика:
      — Все очень-очень плохо, Костя?
      Повторный вопрос выжал из Митрохина унылое признание:
      — Лучше бы ты заложила бомбу под Законодательное собрание.
      Стоит признаться, что если бы Семинарист ответил так сразу, еще когда Евдокия была дома, то, не исключено, она предложила бы беседовать по телефону. Смотреть на хмурого Митрохина оказалось невозможно тяжело и стыдно.
      — Прости, Костя. Я тебя сильно подставила. На тебя уже пошли наезды?
      — Ты знаешь… — Митрохин откинулся на спинку кресла-двойника, сцепил в замок длинные изящные пальцы и покачал головой: — Удивительно, но нет. Весь город, говорят, постепенно встает на уши, все ждут обещанного продолжения… Ты, кстати, кого еще собираешься сливать? К тебе такие люди шли, а ты почему-то начала с этих четверых.
      — С ума сошел?! Издеваешься, да?! — перенервничавшая Евдокия взвилась из кресла. — Да как только я начала разбираться, кто это залез в мой огород, у меня сотрудника «закрыли»! Жену его убили!
      — Слышал. — Семинарист кивнул, и его длинная коричневая челка закрыла один глаз. — Угомонись. Я ж на тебя не наезжаю.
      «Пока», — внесла поправку Евдокия и, не ерничая, поклонилась:
      — Спасибо.
      Митрохин, поправляя волосы отработанным небрежным жестом, все-таки досадливо поморщился.
      Дуся вернула зад в кресло и пожаловалась, помня о «пока»:
      — Все началось еще неделю назад, Костя, когда у меня первого клиента засветили…
      — Кого это? — заинтересованно перебил Семинарист и немного подался вперед.
      — Не важно. Профессиональная тайна. Но кошмарить меня начали еще семь дней назад. Причем жестоко, насмерть. Вчера убили Василину.
      Портовик скривил лицо, бросил задумчивый взгляд на мокрые ветви каких-то высокорослых кустов за окном.
      — Жестоко, — согласился. — И, говоришь, свою контору ты начала шерстить еще семь дней назад?
      — Да. Всесторонне.
      — И результат какой-то есть?
      — Нет. Ноль. Правда, появились наметки, что у покойной Василины был любовник, а все слитые фото она запросто могла стащить у мужа.
      — Любовника определили?
      — Нет, конечно. Он только-только высветился. Поможешь в его розысках? Мой сотрудник в СИЗО, мне одной не справиться.
      — Не вопрос. Сколько человек нужно?
      — Обговорим. Мне, прежде всего, кровь из носу, нужно встретиться с Нифасей! Следак уперся, Муромец не особенно хочет поигрывать авторитетом…
      — Может быть, к Антону обратишься?
      И этот туда же!
      — Ты мне отказываешь?
      — Не закусывай удила.
      Благообразный племянник священника попросил мягко, дружелюбно, но Дуся напряглась. Ей показалось, что и этот друг не хочет, чтоб за спиной замаранной сыщицы мелькали его уши.
      — Антону вопрос с СИЗО решить проще, — объяснил Митрохин. — Или у вас, — он поднял руку вверх и пощекотал воздух пальцами, — какие-то тёрки-непонятки…
      — У нас, Костя, — ничего.
      — Конечно.
      Бог мой, неужели весь город знает, что Крученый недавно ночевал у Евдокии?!
      Вскипеть сыщица не успела, на столе перед Семинаристом завибрировал и засветился телефон. Портовик нахмурился, прочитав имя абонента. Ответил ему только «да» и, слушая, надолго замолчал.
      А Евдокию снова затошнило: черты аристократичного лица Семинариста оплывали прямо на глазах. Взгляд уперся в одну точку на столе, а губы, фиксируя нижнюю челюсть, сжались в ниточку…
      «Какой-то попадос», — догадалась Евдокия и машинально поискала глазами свою сумочку с пистолетом и разрешением на оный.
      Страшно отчего-то стало. Какое известие могло заставить бывалого Семинариста так поплыть?! Его драгоценный порт горит или убили кого-то еще вдобавок к Василине?!
      Интуиция не подвела. Криминальный воротила закончил разговор не попрощавшись; перевел взгляд на стену, мимо Евдокии, и прошептал:
      — Ну вот и все, подруга. Коваля грохнули.
      — Его?! Уже?! — Известие подбросило сыщицу вверх.
      Костя слепо на нее поглядел и мотнул подбородком.
      — Сам в шоке. Сколько у нас часов прошло?.. — Задумался. — Инфа в «Сплетнике» появилась где-то в семь утра. А тут уже… Первый? Так, что ли?
      Подскочившая Евдокия закрутилась вокруг кресел. Испуганно воскликнула:
      — Не каркай, я тебя умоляю! И не первый он, вначале была Василина!
      — Ну да, ну да, конечно… Лучше б ты и в самом деле взорвала Собрание…
      Евдокия застонала и прикусила нижнюю губу. Семинарист продолжил:
      — Как странно-то все, а. Неужто это Абрамян?.. Не ожидал, не ожидал… такой приличный господин, к одной маникюрше, кстати, ходим… Вот если бы наоборо-о-от, если бы Коваль Абрамяна завалил…
      Дуся замерла напротив неторопливо рассуждающего Семинариста и вмешалась в его мыслительный процесс:
      — Постой, Костя. Представь, пожалуйста, что на меня наехали как раз для того, чтобы обосновать убийство Коваля. Возможно такое? А? Все подозрения сойдутся на Абрамяне или на совладельце Игнатове…
      Портовик сфокусировал взгляд на сыщице. Пробормотал:
      — «И увы! мудрый умирает наравне с глупым»… — Заметив, как приятельница отшатнулась, уточнил: — Цитата из Екклесиаста. Так говоришь, на тебя наехали, чтобы замаскировать убийство Коваля?
      — Да! Сама-то я кому на фиг сдалась!
      — Ну это спорный вопрос… А в остальном — не лишено, не лишено… Весь город знает, что Абрамян недавно вложился в какую-то пустышку. По-крупному, деньжат везде назанимал. А когда прогорел, то обвинил во всем Коваля… — Портовик запнулся и заинтересованно прищурился на сыщицу. — Давай-ка, Дуся, пройдемся по датам и конкретике.
      Евдокия вызубрила хронологию событий еще дома. Сейчас восстановила ее для Семинариста, и тот засомневался, забросал вопросами:
      — Первые фото для Зимина, слитые сегодня, примерно пятимесячной давности? А Коваля тогда рядом с тобой и близко не было?.. И получается… дело как бы и не в Ковале?
      — Похоже. Согласись, все выглядит очень странно, навыворот — телега впереди лошади.
      — Ну да, ну да… Зимин просил вас что-то серьезное расследовать?
      — Нет! Классика жанра, мы устанавливали подноготную мужа его дочери Катерины, «приделывали ноги». Зимин, кстати, остался доволен, даже премию нам выдал. Хотя… премию-то я помню, а вот что…
      Подумав секунду, сыщица подняла вверх указательный палец, делая знак немного обождать, взяла со столика свой телефон и набрала вызов сисадмина.
      Которая отозвалась мгновенно и традиционно для нынешнего утра забыла поздороваться. Выдохнула в трубку:
      — Ну наконец-то! Слава богу!
      — Уже все знаешь, — безрадостно определилась Евдокия и, не откладывая в долгий ящик, задала вопрос: — Какие-то мысли по твоему профилю есть?
      — По моему профилю, по моему профилю… — сбившись, забормотала Люся. — Да! Есть! Первую «фотосессию», для Зимина, я обрабатывала, три остальные — кто-то другой!
      — Уверена?
      — Я что, свою работу не узнаю? — слегка обиделась компьютерная дока. — Там обычный фотошоп, а первую «сессию» я…
      — Понятно, — перебила начальница. — Вспомни, пожалуйста, подробности этого дела. Зятя Зимина мы взяли в разработку в конце мая, так? Отработали его недели за две, и я в отпуск укатила. Попросила Нифасю встретиться с клиентом после того, как ты снимки подготовишь. Не помнишь, когда Зимин за результатом приходил? Он мне деньги на карточку перевел, и я с ним больше не встречалась.
      — Да-да. Я Зимину тогда, помнится, фотки просто на адрес скинула. Он первую половину лета в Испании провел, кажется, у него там вилла…
      — Не отвлекайся, — перебила Евдокия. — Когда он забрал у нас карту памяти фотоаппарата?
      — Когда?.. В середине июля. За пару дней до того, как ты из отпуска вернулась.
      — И где та карта памяти хранилась?
      — Сначала, пока я над фотками работала, у меня дома. Ты же не торопила, а заказчик не потребовал отдать все срочно, ему хватило отправленной на адрес информации. Потом… я отдала карту Нифасе, и он запер ее в сейфе, в офисе. Кажется.
      — Надеюсь, все так и было. Спасибо, Люся. К тебе журналисты уже наведывались?
      — Нет. Но возле дома Сашки кто-то трется, — вздохнула.
      — Не удивлена. Будь на созвоне. — Окончив разговор, Евдокия хмуро поглядела на Семинариста. — Немного легче. Я, признаться, переживала, что наезд на «Сфинкса» начали готовить еще полгода назад, в мае.
      Митрохин кивнул и потянулся к своему телефону:
      — Давай-ка я Дмитрию Сергеевичу позвоню. Поинтересуюсь, где он сам держит карту памяти. Вдруг у него стащили? Позже.
      «Звони, звони, — печально согласилась сыщица. — На тебя-то Зимин точно орать не будет и в гроб не пообещает положить».
      Константин пристроил телефон на столике между ними, поставил его на громкую связь. Дозвонившись, немного времени потратил на взаимные реверансы и танцы с веерами и лишь потом задал вопрос:
      — Дим, ты последние новости от «Сплетника» знаешь?
      — Ну, — добродушно хмыкнул Зимин. — Весь в нетерпении, жду звонка от дочери.
      — Чего-то больно ты спокоен.
      — А что мне нервничать? Мои мотивы — чище некуда! О том, за кого дочь замуж отдаю, я должен был узнать. Узнал — помалкивал, в жизнь молодых не лез. Надеялся, Катька сама разберется.
      — Похвальное хладнокровие.
      — Трезвомыслие! — довольно вынес клиент сфинксов, чей зять оказался заядлым картежником и любителем легкой «дури». — Я знал, что Катькин идиот сам рано или поздно попадется, придерживал фотки.
      — И где держал?
      — А в сейфе на работе. Подожди-подожди… ты думаешь, эти фотки у меня стащили?! — Бестолковых друзей у Семинариста не было.
      — Да есть такая мысль. У тебя сейф хороший?
      — Ну сейф-то у меня отличный… но вот что вспомнилось после твоего вопроса: первое время я карту памяти в портмоне таскал. Все думал — показать Катьке или нет?
      — «Сфинксу» предъявлять будешь?
      — За что? — непритворно изумился Дмитрий Сергеевич. — Они с меня такой головняк сняли! Дочка теперь знает, что папа — молоток. Фотки придержал, ей доверял — сама большая, разберется. Увидишь Евдокию, спасибо ей скажи: наш придурок засветился, а я вроде бы и ни при чем.
      — Тебе спасибо, Дима. До встречи.
      Семинарист выключил телефон, исподлобья поглядел на Евдокию.
      — Молодец, что догадалась даты уточнить.
      Евдокия повела плечом:
      — Ничего сложного. «Фотосессия» для Зимина выбивалась из общего ряда по многим показателям: давность, качество и незначительность. Фото, вероятно, слили для общего количества и раздобыли их просто — снимки, пока Зимин в Испании загорал, почти полтора месяца пылились непонятно где, а обычно мы информацию сразу же уничтожаем. В то время, кстати, у Василины как раз появился любовник, который, почти наверняка, обладает нужными навыками. Так что теперь, Костя, все прочно сходится на мужике, который использовал Василину, а после ее грохнул. Надо искать этого урода.
      — Н-да, — подумав, крякнул портовик. — Прав был Иван Иваныч Воропаев, когда Антоху за тебя сватал: рожать детей нужно от умных женщин. Бросишь Крученого, рассмотри мою кандидатуру. — Поглядел на растерявшуюся сыщицу и фыркнул: — Забудь! Крученый мне чего-нибудь из жизненно важного открутит.
      — Костя, да вы достали меня все! — вспыхнула Евдокия. — Нет между нами ничего! — Собралась вскочить с кресла, но, заметив, что Семинарист смотрит на нее с пытливым прищуром, опомнилась и сиплым шепотом поинтересовалась: — Не поняла… ты хочешь сказать, Антон мне в этом городе кислород перекрыл? Так, что ли?!
      — А к тебе здесь кто-нибудь подкатывает? — Митрохин откинулся на спинку и изобразил удивление.
      Дуся честно задумалась. Заядлой затворницей она здесь не была, похаживала в рестораны-клубы, где ее пытались клеить вполне приличные ребята.
      Но они быстро испарялись. Буквально через пару дней.
      — Намекаешь… валить мне отсюда надо, Костя?
      — Упаси бог, Евдокия, тебе где-нибудь сказать, Семинарист советовал свалить из Н-ска! Антон мне друг, конечно, но ты так больше не шути. Не дразни судьбу. Давай-ка лучше вернемся к нашим баранам.
      Евдокия мысленно поблагодарила портовика за сделанный намек. Своевременный и смелый, Дуся это понимала. Если Крученый «возьмет город», ей тут и впрямь делать нечего: захотят ударить по нему, разбираться в их запутанном романе не будут. Опасно здесь становится.
      Так что спасибо Косте. Настоящий друг.
      — Хочешь, позвоню Васильеву? — тем временем предлагал портовик. — Мы с ним на короткой ноге.
      — А с кем ты на длинной, — вздохнула сыщица, еще погруженная в свои проблемы. — Васильев уже Сереже, мужу Линки звонил. Как поняла, на взводе.
      — Разрулим. Намекнем, что фотки могли спереть и у заказчиков… Мол, Дима Зимин этого не исключает.
      — Как же, намекнешь ему, — буркнула Дуся. — Но за поддержку спасибо. И думаю, мне нужно прежде поговорить со следователем. Не тревожить лишний раз нашего мануфактурщика, он мужик горячий.
      — Кстати о горячем. Пообедаешь со мной? Ребята уже шашлычок варганят.
      — Кусок в горло не лезет, прости.
      — Есть надо, Дуся. У меня — голодного — башка совсем не варит. И еще о кстати: ты можешь оставаться в этом доме, сколько захочешь. Я его для приезжих партнеров снимаю, о нем никто не знает, так как партнеры у меня бывают всякие.
      Евдокия помотала головой:
      — Нет, Костя, я прятаться не буду. Только хуже будет, да и бесполезно, не получится. Для пряток нужно вырубить телефон, а оставаться без связи я не могу, сейчас, например, жду звонка от адвоката.
      — Хочешь, я найду какую-нибудь похожую на тебя девочку, ты отдашь ей свои шмотки, и она уведет журналистов от твоего дома? К гостинице или куда-то еще.
      — А смысл? — печально усмехнулась Евдокия.
      — Слегка рассредоточим журналистов между твоим домом, офисом и гостиницей.
      — Все точно не уйдут.
      — Зато пообедать успеешь. По коньячку?
      Евдокия давно знала: как только Семинарист начинает настойчиво поить-кормить гостей, то лучше не отказываться. Обычно, отвлекаясь на кормежку, он попросту берет паузу для размышления, а позже обязательно выдает какой-то результат.
      — И шашлычок советую, подруга. Ибо, едим ли мы, ничего не приобретаем; не едим ли, ничего не теряем. Согласна?
      — Местами. Наливай. Только по маленькой.


      Привез Костя личного повара в пустующий дом или кто-то из его охранников оказался большим специалистом барбекю, в любом случае шашлык из баранины получился фантастическим. Семинарист и сыщица сидели на застекленной теплой веранде с видом на промокший сад. Костя, как и предполагалось, тоннами выдавал на гора версии. Шибко беспокоился за порт: Коваль плотно там работал, и застрелили бедолагу, кстати, на выходе из офиса речников…
      Евдокия, практически не вставляя реплик, равномерно пережевывала мясо. Ее мозг распух от переизбытка информации и предположений, все вкупе требовалось запить (водой) и переварить неторопливо.
      Желательно в полнейшей тишине. Но Семинарист говорил очень интересные вещи, и Евдокия, оставив собственное мнение и ремарки на чуть попозже, слушала внимательно и параллельно насыщала организм.
      Адвокат Рылевский позвонил, когда она уже расправилась с последним куском начавшей остывать баранины.
      Быстро обтерев рот салфеткой, сыщица поставила телефон на громкую связь и выпалила:
      — Да, дядя Жора, здравствуйте!
      — Приветствую, душа моя. Ну что хочу сказать… был у нашего друга. Ведет он себя странно. Пожалуюсь: Александр выбрал неправильную тактику отказа сотрудничества со следствием.
      — Совсем-совсем?! — ошарашенная Евдокия отбросила салфетку, промахнулась мимо стола и на нервяке нырнула к полу, собираясь ее поднимать.
      На накрахмаленную тряпку тут же наступил итальянский башмак Семинариста. «Не занимайся ерундой!», как будто приказал.
      — Нифася категорически не хочет разговаривать со следователем?! — пылко поинтересовалась вынырнувшая из-под стола сыщица.
      — Все не так печально, наш друг настаивает, что жену не убивал: «Хотите доказать обратное — доказывайте, я ни помогать, ни мешать не буду».
      — Может быть, Нифася выглядит как сумасшедший?
      — Отнюдь. — Адвокат кисло и догадливо воздержался от предложенной идеи — взять на вооружение временную невменяемость подзащитного, и опять посетовал. — Но каждое слово приходится тащить из него клещами.
      — Да что с ним творится-то?! Дядя Жора, давайте я с Сашкой поговорю, мозг ему вправлю!
      — После того, как он довел капитана Кашина до бешенства? Навряд ли что-то выгорит, душа моя. Хотя Кашин, похоже, сам удивлен такой позицией Александра.
      — Тем более мне надо с ним встретиться и поговорить!
      — С Кашиным или с моим подзащитным? — попросил уточнить высокооплачиваемый въедливый юрист.
      — С обоими! Нифася просил о встрече со мной?!
      — Нет. Повторяю: Александр встал на позицию молчания. Он ни о чем не просит, на вопросы практически не отвечает. Жаль, что я не могу использовать ваше агентство для сбора доказательств в пользу защиты, с вами всегда было приятно работать. Но не впервой, как-нибудь выкручусь.
      Как заскромничавший дядя Жора собирался выкручиваться, Евдокия примерно знала, но это не телефонный разговор. Рылевский будет «стимулировать» непосредственно розыск. Наверное.
      Евдокия обсудила с адвокатом ряд вопросов, закончила разговор и поглядела на задумчивого Митрохина.
      Просить его повторно не понадобилось.
      — Встречу с Нифасей я тебе обеспечу, — кивнул Семинарист, — уже работаю над этим. Догадываешься, почему твой друг в глухую оборону ушел?
      — Нет. Ничего не понимаю! Почему он замкнулся?! Может, следователь как-то, в чем-то… давит, что ли?
      — Кашин? — Портовик задумался. — Однажды я с ним пересекался по необходимости, вроде бы нормальный мужик. Подлянок не кидает. Умный.
      — Максим Ильич о нем такого же мнения.
      Вспомнив о начальнике ГУВД, Дуся автоматически посмотрела на свой телефон: из всех н-ских друзей сегодня ей не позвонил только Муромцев. Вчера переживал, что в его городе вот-вот бардак назреет; бардак уже в развитии — Коваля успели за утро грохнуть, а Максим Ильич так и не объявился.
      Делает вид, что кутерьма вокруг сфинксов его не интересует, или держит взвешенную паузу?
      Умыл руки или надеется, что Евдокия сама позвонит и попросит?
      Напрасно ждет. Большие люди и спросят по-взрослому, ежели чего. Поскольку с них самих спрос немаленький.
      А потому, если Ильич предпочел не светиться возле скомпрометированной владелицы детективного агентства, пусть так и будет.
      — Кость, а почему ни Коваль, ни Васильев тебе не позвонили? С Васильевым — понятно, но Коваль-то, как стало ясно, должен был поинтересоваться, как получилось, что с твоей подачи он к нам залетел и жестко влип.
      Погрустневший портовик повел плечом:
      — А чего зря волну гнать было? Я в этом деле — по уши, значит, буду разбираться. Вот если б я не на-а-ачал… — протянул, — тогда бы он и предъявил.
      — Ну да, ты разбираешься, — тихонько согласилась сыщица и грустно пошутила: — А если бы он попросил за ноги меня подвесить?
      Семинарист, налегая грудью на разделявший их стол, шепнул:
      — Чтобы я этого больше не слышал. Поняла? Твоей вины здесь нет, уверен! Мы в одной лодке и выгребаем вместе. Ударили по городу в целом, если б я не знал, что Доброжелатель точно мертв, то подумал бы, что это он все разыграл. Снова превратил Н-ск в свою чертову сцену и устраивает здесь спектакль.
      — А знаешь, ведь похоже… очень.
      — Именно. А потому кончай выпендриваться и оставайся в этом доме. Мне будет спокойнее, охрану обеспечу.
      — Тапочки и пеньюар мне купишь.
      — Обязательно. Но здесь и так все есть.
      — Спасибо, я подумаю. — Дуся глянула на часы, прибитые над еще одним камином. — Пора мне, Костя, дел навалом.
      — Упрямица, — вздохнул приятель, — передумаешь, возвращайся. Сторожа я предупрежу. А если надо, своих ребят за тобой отправлю и оставлю здесь.
      В подъезде многоэтажного дома, где нынче жила сыщица, властвовала суровая консьержка Галина Федоровна. Жильцы ее побаивались и не забывали о подарках к праздникам.
      Евдокия же, впервые увидев прищуренную тетеньку за плексигласовой загородкой, моментально поняла: мимо такой церберши шкодливая шпана не прошмыгнет. Специалист, разумеется, и на режимный объект проникнет, но поджигают газеты, пачкают двери и портят настроение отнюдь не квалифицированные профи.
      Первые полгода жизни в Н-ске Дуся из предосторожности меняла жилье минимум раз в две недели — гостиницы, дома, квартиры, даже хостел. Потом слегка опомнилась, но, честно говоря, никак не могла подобрать жилище по сердцу. А вот едва войдя в подъезд с картиной, вазой и Галиной Федоровной, подумала: «А тут у нас, похоже, что-то вырисовывается…» В эскиз уже попал полезный во всех смыслах пятый этаж — не шумно и не пыльно, если не пользоваться лифтом, то можно поддерживать мышцы ног в тонусе. В той же предварительной зарисовке уже стояла миленькая планировка-обстановка, обещанная по рекламным фото: двухкомнатная хатка с неплохим ремонтом, вполне достойной меблировкой и современной технической оснасткой.
      Ничуть не обманулась. И прожила здесь больше года; с Галиной Федоровной наладила взаимопонимание.
      Но сегодня им придется расставаться, пусть и временно. Сыщица приехала домой лишь для того, чтобы собрать «тревожный чемоданчик» и исчезнуть.
      Семинарист, конечно, проявил себя как настоящий друг, но ряд его намеков стоит воспринять всерьез. Он, безусловно, обеспечил бы ее пижамой, тапочками и охраной, но если вдруг к нему придет Крученый, — сдаст. Не потому, что подлый, просто выбора не будет. Когда Антон узнает — а он узнает обязательно! — что конкретно Митрохин спрятал Евдокию и помалкивал… как Костя там сказал: «Чего-то важное открутит…»
      Да. Многоуровневый друг Семинарист расставил все по полкам, а Дуся насобачилась читать между строк.
      Все просто: Антон, безусловно, попытается взять ее под свое крыло, начнет указывать и вмешиваться. А это не ко времени.
      Да и Муромцеву не понравится вмешательство потенциального «отца города». А доброжелательное отношение главного н-ского полицейского сейчас куда важнее, чем помощь вора в законе.
      …В «тревожный чемоданчик» вошли пресловутые тапки и пижама, примерно полкило косметики, спортивный костюм и бельишко. Ноутбук поместится в сумке кросс-боди, она достаточно вместительная.
      Кажется, все. Ах да, к ноуту стоит положить пару «чистых» кнопочных телефонов. Неизменный пистолет плюс разрешение на него давно в кросс-боди обитают.
      Когда полностью собранная Евдокия уже надевала куртку в прихожей, над ее ухом тренькнул домофон.
      Сыщица замерла, потянулась к сумке… Кто?! Кто позвонил в ее квартиру?!
      Синицына навряд ли. Уже наведалась и наоралась, сейчас, поди, подлетает к какому-то курорту вместе с сыном.
      Кого могла пропустить Галина Федоровна, не известив звонком жиличку, как раньше договаривались?!
      Евдокия вытянула из сумки пистолет, передернула затвор и, крадучись, приблизилась к экрану домофона, придумывая, как лучше напугать самого сметливого папарацци.
      Но на экране отобразился славный шпион на пенсии Николай Васильевич Шаповалов. Почти не хмурый — обширный круглый лоб прорезала только одна глубокая морщина, — взгляд ровный и слегка нетерпеливый. За его спиной маячит кто-то высоченный и широкоплечий… В куртке с замявшимся внутрь воротником.
      Евдокия пригляделась к квадратному подбородку второго гостя, и сердце перестало биться.
      «Олег?! — Дуся не поверила глазам. — Откуда он здесь?! В Москве тоже что-то случилось?!»
      Умная философиня Линка — сообразительная во всем, что не касается ее сердечных дел, — называла влюбленность Дуси в шефа Паршина «какой-то собачьей». И наверное, частица истины в том присутствовала: влюбленность зиждилась на преданности, взоре снизу-вверх и хрестоматийном обожании наставника. Мягко выражаясь, Дуся много лет сохла по своему патрону.
      Но, распахнув дверь, обрадованная сыщица застенчиво упала на грудь милого шпиона.
      — Откуда?! Как вы здесь?! — забормотала, засовывая пистолет обратно в сумку. — И почему вместе?!
      Меняя ботинки на тапки, друзья ей рассказали, как все получилось. И Дусе моментально стало стыдно: Синицына, оказывается, спустив пары, таки позвонила Паршину в Москву. Сказала: «Мчись выручать нашу подругу, она опять в историю попала». А странно запропавший Максим Ильич позвонил дружище Шаповалову и отправил его по тому же адресу. Держать связь с угодившей в подозреваемые сыщицей начальнику полиции удобнее через третьи, дружественные руки.
      — Мы встретились в аэропорту, случайно, — объяснял Николай Васильевич, — брали билеты на один рейс, потом даже сесть рядом получилось…
      Дуся металась между гостями, плитой и холодильником. Не забыла поинтересоваться:
      — А как вы мимо консьержки просочились?! Она у нас — дракон!
      — Нас от летного поля до твоего дома шофер Ильича довез.
      Понятно. Предъявил бестрепетной Галине Федоровне служебное удостоверение.
      — А почему мне не позвонили?! Могли ведь разминуться! Еще чуть-чуть и…
      Николай Васильевич бросил на Олега странный взгляд, пожал плечами:
      — Ну, разминулись, так нашли бы. Делов-то.
      В самом деле.
      В дороге водитель Ильича, по просьбе шефа, посвятил прибывших москвичей в историю вопроса, и потому рассказывать Евдокии особенно много не пришлось.
      Наскоро перекусивший сосисками и омлетом Николай Васильевич, покручивая головой, спросил в итоге:
      — Что думаешь об этом, Дуся?
      — Я в растерянности, — призналась та. — У каждого своя версия. Максим Ильич поставил во главу угла недавнюю смерть Воропаева. И это понятно, урки — его контингент, они сейчас власть делят. У Кости голова за порт болит. Он, кстати, вспомнил нашего Доброжелателя, который сочинил изящную партитуру и заставил портовиков столкнуться лбом с ворами. Я, разумеется, думаю, что удар прошел по мне.
      — Откуда вдарили?
      С вопросами энергично солировал Николай Васильевич. Паршин отрешенно выковыривал кусочки помидора из омлета и был похож на опечаленного доктора, вызванного не в огромный цивилизованный Н-ск, а в зачумленную доисторическую деревеньку. Где фронт работы — необъятен, больные сплошняком неадекватные и буйные.
      — А пес его знает, откуда, — призналась Евдокия, косясь на пасмурного Паршина. — Но в том, что подготовка прошла на высочайшем уровне, практически не сомневаюсь. На мой взгляд, тут возможен симбиоз: смерть Воропаева, обычная возня вокруг порта, я — бонусом прилипла. С чего-то нужно было начинать, «Сфинкс» разворошили, словно муравейник, а дальше все пошло-поехало как бы само собой: убили Коваля…
      — Хочу отметить, — перебил Васильевич, — Коваля отработал снайпер экстра-класса. Метров за четыреста, при сильном боковом ветре.
      — О как, — досадливо поморщилась сыщица. — Экстра-класса, значит. — Семинарист подобных тонкостей не знал. — И кто же у нас такой умелый? И умный.
      — Мы с таким сталкивались, — внезапно бросил «доктор» Паршин.
      Долго думать над вопросом, кого имеет в виду ее прошлый шеф, Евдокии не потребовалось:
      — Зубарев? Зураб?
      — Похоже на его работу. Напомню, тело Зубарева так и не нашли.
      Дуся покрутила головой.
      — Нет, Олег. Тебя там не было. Я видела, как его тело уносило в ледяную реку, вниз лицом. Несколько минут смотрела, Зураб не шевелился.
      — И искали его очень хорошо, — добавил Николай Васильевич. — Но главное, если бы Зубарев хотел тебе отомстить, то убил бы не Василину, а кого-то, прости, Евдокия, из твоих родственников. Начал бы с ее близких, понимаешь, Олег?
      — Или попросту с меня самой. — Соглашаясь с другом-диверсантом, Евдокия, не удержавшись, нервно поежилась. Вспоминать об адском противостоянии с наемным убийцей, действительно, экстра-класса было очень тяжело[1 - Историю противостояния Евдокии и киллера Зураба можно прочитать в книге «Простись со всеми, детка!».]. Может быть, это привет от СВК?
      — Не вижу смысла, — отмахнулся Шаповалов, — свидетельские показания? Ты их уже дала, и о тебе на процессе нигде не упоминалось. Месть? Тут опять-таки грохнули бы либо тебя, либо твоих родственников. Не вижу смысла, — повторил. — Дай-ка, Дуся, листок бумаги, начнем наглядно рассуждать.
      …Примерно через час несколько листков формата А4 покрылись схемами и галочками. Трудились бывший полицейский капитан Паршин и отставной шпион Васильевич, Дуся уважительно за ними наблюдала и изредка бросала уточняющие реплики.
      Версий в результате набросали — громадье! Но ни одной, объединяющей все данные. То здесь, то там чего-то провисало.
      — Мне нужно встретиться с Нифасей, — твердо заявила Евдокия. — Без разговора с ним ничего не выйдет. Вот чует сердце, начинать надо от вроде бы никчемного убийства Василины. Ее крепко и профессионально обработали, нужно отслеживать ее контакты и попробовать плясать оттуда.
      — Не попляшем, а завязнем, — задумчиво не согласился Шаповалов. — Василина не была приоритетной целью, удар шел, ты сама признала, по тебе и «Сфинксу». А вероятного любовника, насколько я знаю, ваш Кашин вовсю ищет…
      — Мне нужно встретиться с Нифасей. Нужно!
      — Ну ладно. Верность другу я понимаю. Ночую сегодня все равно у Муромцевых, поговорю с Максимом. И вам, молодежь, советую долго не засиживаться. Мое стариковское сердце предрекает: завтра будет непростой день.
      «Молодежь» протопала в прихожую провожать заслуженного диверсанта. Евдокия, протягивая Васильевичу дорожную сумку, чувствовала, как на ее затылке, кажется, шевелятся волосы. Наверное, в ее затылок упирался взгляд Олега.
      Запирая дверь, она боялась развернуться и встретиться с ним взглядом! Запуталась. Подобное волнение поймет любая женщина, которую хоть раз угораздило одновременно втрескаться в двух мужиков! Что самое противное — полнейших антиподов. С одним — страсть до закипания мозгов. К другому — всепоглощающая, чуть ли не родственная нежность, известный съеденный пуд соли, надежное плечо и совершенно девичья робость.
      Казалось бы, за вторым мужчиной стоит больше, да? Но закипание сметает большее и нужное за пять секунд — извилины-то отключены страстью. И ощущение предательства имеется. Пусть даже ничего не обещала.
      Да у нее, впрочем, ничего и не просили. И не исключено, в том суть лавстори — инициатива от Олега отсутствовала напрочь. А сама Евдокия настойчивость не проявляла, поскольку в голове подспудно мысль вращалась: «Нужна ли я ему?»
      Когда дела московского «Сфинкса» пошли в гору, Дуся даже начала переживать, что Паршин, заработавший достаточно, рванет в Штаты, куда после развода переехала его бывшая жена. А главное, единственная, обожаемая дочь!
      Проще расплести запутанный роман с вором в законе, чем разобраться, что творится в голове порядочного Паршина.
      …Заметив, что Евдокия слишком долго возится с замками, Олег положил руку на ее плечо:
      — Боишься?
      — Нет. Когда ты рядом. — Дуся резко развернулась и уткнулась лбом в его подбородок. — Я соскучилась, — пролепетала.
      — Я тоже. Очень. В Москву со мной поедешь?
      Евдокия недоуменно вскинула лицо. Олег улыбнулся и добавил:
      — Замуж за меня пойдешь? — Пока она справлялась с неожиданностью, достал из кармана бархатный футляр с кольцом. — Прости, что так вот сразу, в прихожей… боюсь снова не сказать самого главного.
      — Снова?
      — Я купил это кольцо еще тогда… когда приезжал помогать тебе открывать н-ский филиал «Сфинкса».
      — Еще тогда? — Евдокия отстранилась и треснула кулачком по его груди: — Так почему же не сказал?! Ну почему?!
      Все, может быть, пошло б иначе, хорошо и просто!
      Позвать хотя бы мог попробовать! Не замуж, просто за собой…
      — Не знаю. Струсил, ты слишком сильно изменилась.
      — В смысле? — искренне не поняла бывшая напарница.
      Олег провел ладонью по ее щеке, задержал пальцы на подбородке и усмехнулся:
      — Помнишь… когда-то я встретил смешную и упрямую девчонку. Наивную, из вопросов и собственного мнения… А приехал сюда и узнал от Нифаси, что местные бандиты прозвали эту девочку Волчицей.
      — И что? Какая разница?! Для тебя-то я прежняя!
      — Нет, Дуся. Разница большая. Хотя теперь мне все равно.
      Целуясь с Паршиным, Евдокия догадалась, почему московские друзья не предупредили ее звонком: Олег хотел приехать и убедиться, есть ли в ее доме еще одна зубная щетка и пена для бритья. Одна она живет или футляр с кольцом лучше оставить в кармане?
      Проснулась Евдокия затемно. И почувствовала себя такой счастливой, что даже засмущалась: вокруг кромешный ад и трупы, куча людей разгребает ее непонятки, а она — такая счастливая, что аж в носу свербит! Рядом Паршин, на пальце симпатичное колечко поблескивает…
      Ух! И это «ух» не имеет никакого отношения к рецидивисту.
      Стоп. Все давешние «ух» остались в прошлом. Теперь она невеста. Влюбленная, обласканная, преданная до судорог души.
      Продолжая улыбаться, Евдокия выскользнула из-под одеяла — дыхание Олега изменилось, но он не заворочался. Отправилась на кухню, намереваясь приготовить их первый «семейный» завтрак. Изобрести, к примеру, блинчики, если все яйца на вчерашний омлет не ухнула. Или, на худой случай, макароны по-флотски…
      Ну нет уж! Макароны с тушенкой для романтического завтрака? Фи. Лучше попросту внести в спальню поднос с чашечками кофе. И последний сыр нарезать.
      Войдя на кухню, размечтавшаяся невеста машинально включила ноутбук, оставшийся на столе, «на минуточку» вошла на страницы «Н-ского сплетника»…
      Там и зависла накрепко, забыв о планах. В «Сплетнике» бурно обсуждали гибель Коваля, находчиво привязывали ее к «Сфинксу» и делились непрозрачными намеками на тесную связь владелицы агентства с криминалитетом и главным полицейским города. Дискутировали. Нашелся даже персонаж, подбросивший сообществу идею: заместо Коваля убили его двойника, а сам тот смылся на подводной лодке, которую давно построил в тайном доке.
      Несколько жителей Инета отважились вступиться за владелицу агентства, уверяли, что ее подставляют…
      Увлекательное чтиво. На колкости и гадости Евдокия давно научилась не обращать внимания. Главное, что — хвала Господу! — обещанное продолжение на страницах «Сплетника» не появилось. Если б не прибытие шпиона и нынешнего жениха, Евдокия уже с полуночи сидела бы перед включенным ноутбуком, грызла ногти и ждала появления очередного ушата помоев на его страницах.
      Когда на кухню вошел проснувшийся Олег, она едва-едва успела выставить на личико приличествующее вчерашнему событию выражение: смущенную улыбку новоиспеченной нареченной.
      Но обмануть не удалось. Перехватив руку Евдокии, Паршин не позволил ей захлопнуть ноутбук. Чмокнул в висок «доброе утро» и поинтересовался:
      — В грязи валяют?
      — Так… местами. Кофе хочешь?
      — Нет. Хочу только тебя.
      Примерно через час, когда счастливые и чуть смущенные жених с невестой уже завтракали, позвонил Николай Васильевич.
      И сразу начал с главного:
      — Я только что встречался с Кашиным. Мужик — серьезный, на кривой кобыле не подъедешь. Я передал ему твою просьбу, Евдокия, он вначале уперся, но после сам предложил компромисс: сегодня в полдень он вывезет Сашку на следственный эксперимент, у тебя будет пара минут, чтобы с ним поговорить. Надеюсь, ты все верно поняла, Дусенция: пара минут, не больше! Кашин и так пыхтит, мол, со всех сторон на него давят, просят оказать содействие…
      — Я вас не подведу! Спасибо!
      — Олега за забором оставь! Как понял, к дому Нифаси можно пройти через участок его сестры.
      — Да, да! Я все сделаю правильно, не подведу вас!
      Радостная Евдокия расцеловала Паршина, потом позвонила Люсе и предупредила, что приедет. После связалась с Семинаристом и дала отбой — подключать его связи в СИЗО уже не нужно.
      Спешно приведя себя в порядок, погляделась в зеркало прихожей… Если бы Синицына увидела ее с такими раскрасневшимися ланитами, то мигом поняла бы: подруга Дуся хоть и, деликатно выражаясь, в заднице, но счастлива безмерно и безумно!
      — Все будет хорошо, да? — несмело спросила собственное отражение и утвердительно кивнула: да!
      Начало дня вселяет надежду, все обязательно наладится. Друзья собрались под ее знаменами, ряды сомкнули плотно…
      Погода тоже не подвела. Несносный дождь закончился, опавшая листва сверкала свежевыстиранным ковром. Настроение маленько испортили жующие хотдоги журналисты возле дома Нифаси — и как они только обо всем узнают?! — но Дуся проехала мимо, не снижая скорости. Только для разведки, убедилась, что сегодня ворота заперты и никаких зевак на территорию не пустят.
      Проехав дальше, свернула в параллельный переулок и загнала машину во двор Людмилы.
      Хмурая всклокоченная хозяйка встречала гостей на крыльце. Отчитывалась, зябко притопывая меховыми калошами:
      — Минут пять назад я слышала во дворе Нифаси голос тети Маши. Кажется, ее понятой позвали.
      Евдокия попросила Паршина и сисадмина не высвечивать и не дразнить гусей (конкретно Кашина).
      Когда друзья скрылись в доме, осторожно, по некошеному Люсиному газону прошуршала вдоль штакетника. Добралась до забора, отделявшего домовладение сестры и брата от угодий тети Маши. Перегнувшись через штакетник, глянула на двор Нифаси.
      Пусто. Если не обращать внимания на два автомобиля, что привезли подозреваемого и следственную бригаду.
      И что же дальше делать? Наглеть и проходить во двор или ждать, пока Кашин какой-то знак подаст?
      Нет, фигушки. От Кашина подарка не дождешься.
      Евдокия вернулась к калитке и смело прошагала до угла дома, обложенного нарядным желтым кирпичом.
      Где замерла минут на двадцать. Покусывая губы и прислушиваясь: за воротами гомонили и посмеивались журналисты, непосредственно во дворе стояла тишина. Потом раздался звук шагов, тихое железное бряканье…
      Дуся выглянула из-за угла: полицейский с лычками сержанта пристегивал Нифасю за наручник к кованым перилам крыльца. Закончив, отошел к машине и, отвернувшись, закурил.
      Вот! Вот те самые минуты, когда к Нифасе можно подойти!
      Дуся выскочила из-за угла, побежала к другу…
      Наткнулась на такой взгляд Сашки, что споткнулась. Высокорослый небритый Нифася смотрел на подбегающую Евдокию безучастно, равнодушно. Как будто не понимал, что она здесь делает.
      Бездарно тратить время на разборки: «Что случилось, почему ты так себя ведешь?!», пожалуй, нерационально. Поди пойми, что в голове у мужика, нашедшего вчера любимую жену убитой.
      — Привет! Чем я могу помочь? — без всяческих вступлений спросила Евдокия.
      Друг Нифася сосредоточил взгляд на ее переносице. Пожевал губами. Когда начальница собралась уже его потормошить, разродился негромким вопросом:
      — Это ты убила мою жену?
      — Я?! — Ошарашенная Дуся прижала растопыренные пальцы к груди.
      — Да. Я нашел твою перчатку у крыльца.
      — Какую перчатку? — совершенно растерялась сыщица. — Когда?
      — Твою, с верблюдом. Вчера. Измазанную в крови.
      — Саш, я… ничего… — И онемела.
      Пожалуй, такая реакция убедила Нифасю в ее правдивости больше слов. Из глаз приятеля исчезла холодность, вприщур разглядывая Евдокию, он начал наконец-то говорить по существу:
      — Я подобрал твою перчатку, она лежала возле крыльца. Но тут пришла теща, и мне пришлось перебросить «верблюда» к Алмакаевым. — Нифася сделал осторожный жест, указывая на забор, противоположный тети-Машиному. Уточнил место. — Алмакаевы уехали к родственникам в Казань, сегодня-завтра возвращаются. Подбери. Перчатка в крови. И уходи.
      Почему Нифася попросил ее уйти, Евдокия догадалась. С таким перевернутым лицом ей лучше Кашину не попадаться.
      Дуся автоматически и послушно сделала два шажка назад. Потом стремительно шагнула обратно к Нифасе и, схватив того за рукав, зашептала пылко-пылко:
      — Ты молчишь на допросах, потому что думал — это я убила?!
      Друг не ответил. Но отвел взгляд в сторону, и у Евдокии не сорвались с губ вопросы: «Как ты мог, Нифася?! Неужели ты подумал, что я могла убить твою Василину?!»
      Вопросы бесполезны. Дружище Сашка вполне способен отправиться на зону, но не заложить. Не по его понятиям такой поступок.
      — Я тебя вытащу, — твердо заявила Евдокия. — Слышишь, Сашка?!. Я тебя вытащу!
      Нифася дернул рукой, высвобождая рукав. Как будто показал: себя сначала вытащи.
      — Кто тебе позвонил и назначил встречу в «текстильщиках»?
      — Не знаю. Человек передал привет от Мишки Звягина, а тот сейчас на зоне.
      Понятно. Узнать имя-фамилию какого-то «отсутствующего» приятеля Нифаси проще пареной репы. Тем более что Васька в этом деле была по уши.
      А встретиться с корешем присевшего приятеля Нифася отправился бы обязательно, у него есть ценное мужское качество — верность дружбе.
      Начальнице об этой встрече не сказал, потому что это ее не касалось.
      Из дома донеслись голоса выходящих оттуда людей. Нифася скривил губы и демонстративно отвернулся: вали, вали отсюда, Дуся!
      Когда сыщица двинулась к штакетнику, едва-едва могла сгибать колени — потерявшие чувствительность ноги казались деревянными. Ботинки не поднимались над землей, сгребали с газона и дорожки листву; след оставался, словно после трактора.
      Выбравшись на половину Люси, Евдокия на мгновение прижалась спиной к деревянной обшивке дома. Выровняла сбитое кошмарным изумлением дыхание, отлепилась от стены и пошаркала к БМВ.
      Рабочие автомобильные перчатки с фосфоресцирующей аппликацией — верблюд как будто испускает лучи, тянущиеся к четырем пальцам, — ей подарила Ангелина. Привезла из Эмиратов, и, не исключено, вторых таких нет в Н-ске.
      Дусю подарок, помнится, порадовал: перчатки непромокаемые, черные, но не потеряются в самой непролазной придорожной грязи, верблюд и лучики засверкают даже из глубокой лужи. Держала она их в бардачке, так как частенько пользовалась ими и в других «грязных» случаях.
      Евдокия села в БМВ. Обшарила бардачок, но нашла только левую перчатку. Дополнительно обыскивать багажник и салон даже не подумала: измазанная в крови правая перчатка — ее. Кровь, вне сомнений, Василины.
      Факт присутствия перчатки на месте преступления убедил бы следствие, что убийство Василины было преднамеренным. Евдокия Землероева пришла в перчатках, то есть не схватила сгоряча подвернувшуюся под руку кочергу, а действовала обдуманно. Подготовилась, оформила убийство под чужое и спонтанное, но вот одну перчатку — обронила.
      Если бы Нифася не перебросил «верблюда» через забор, сейчас в наручниках была бы Евдокия.
      Сыщица перевела взгляд на крыльцо. Людмила и Олег, как она просила, оставались в доме, но наверняка все видели на мониторе — одна из камер Люси четко наблюдала за БМВ.
      Скорее всего, друзья предположили, что после разговора с Нифасей ей есть над чем подумать, и деликатно не мешали.
      Прекрасно. Диспозиция понятна. Друзей лучше не вмешивать.
      Сыщица достала из бардачка пакетик для улик, выбралась из автомобиля и направилась в обход дома.
      Со стороны двора Нифаси уже раздавались звуки — служебные машины отъезжали. Евдокия дождалась хлопка ворот и скрежета ключа в большом замке. Помедлила для верности пару минут. Попутно определила крохотную слепую зону, не попадающую под обзор камер наблюдения Людмилы.
      Наступив на крышу пустующей собачьей будки, перемахнула через забор во двор соседей и гусиным шагом прокралась до места, куда должна была упасть перчатка.
      Нифася хорошо определил ей вектор поисков, повисший на ветках крыжовникового куста «верблюд» нашелся быстро.
      Отцепив улику от колючек, Евдокия положила ее в пакетик и кое-как вскарабкалась на изгородь. Ноги-руки так тряслись, что со скользкой крыши будки она не упала только чудом. Окровавленная перчатка, казалось, прожигала карман куртки до кожи и костей! Парализовала все конечности.
      «Люсе ничего рассказывать не буду», — решила сыщица. Незачем той лишние волнения: брат уже задержан, если еще и начальницу загребут — совсем кранты. И слезы.
      А еще, если Кашин вызовет, сисадмину необходимо придерживаться прежней уверенности и позиции. Люся боец необстрелянный, может потечь, а это очень и очень не вовремя. Ее начальнице нужно оставаться на свободе! Иначе всем воистину копец.
      Вот только что насочинять, чтоб оправдать странную задержку и прогулку по двору до будки?
      Пожалуй, просто брата похвалить: Нифася держится и голову ломает, старается понять, кто же убил его любимую супругу… Дал Евдокии немного новой информации, она сейчас звонила, пробивала инфу, потом думала…
      И нужно чем-нибудь занять Людмилу. «Попрошу ее проверить ниточку с „небрендовыми“ сапогами Василины», — постановила Евдокия. Линия наверняка тупиковая: Васька, скорее всего, сама выбрала эти сапоги, любовник только оплатил покупку. (Представить невозможно, что душегуб с изюминкой допустил такую оплошность — купил сапоги в магазине или засветился перед курьером, доставившим интернет-покупку.) Но ведь зачем-то Василина попросила подругу соврать. Нифася на жене не экономил.
      С не слишком опытной Людмилой изобретательные речи прокатили.
      Паршин, едва усевшись в БМВ на пассажирское сиденье, скомандовал:
      — Теперь давай делись по чесноку.
      Дуся честно отрапортовала. Олег, услышав про верблюжью перчатку, попросил ее остановить машину и, под благодарным взглядом нареченной, поменялся с ней местами. Сам сел за руль, но не поехал, продолжил разговор, бросая мрачный взгляд на запечатанную улику:
      — Собираешься везти перчатку Кашину?
      — Нет. Во всяком случае, не сейчас. Я точно знаю, что не убивала, но Кашина это собьет с курса. Искать на перчатке потожировые следы убийцы, уверена, бесполезно — он ее попросту в крови измазал, на голую руку не надевал. Думаю… — Дуся запнулась.
      — Думаю, теперь мы можем быть практически уверены, что ударили конкретно по тебе, — подытожил за невесту Паршин. — Если бы целью был бардак в городе, нашим неприятелям было б совершенно наплевать, кого обвинят в убийстве Василины. А здесь четко подставляли тебя.
      — Может, целью было закрытие моего агентства?
      — Агентство ты закрыла бы и после слива информации в ваш «Сплетник». Тебя, Дуся, четко собирались посадить и подставляли конкретно. Хочешь, расскажу, как развивались бы события, не выброси Нифася перчатку? Пока ты с ним встречалась, я поговорил с Людмилой и узнал, что инфа в «Сплетнике» появилась путем отправки отсроченного сообщения. И потому все выглядело бы так: Василина угрожала тебе, что сольет внутреннюю информацию агентства в Интернет, ты не поверила, что она действительно оставила отсроченное сообщение, и решилась на убийство. А через двенадцать часов инфа — ушла. Василина, получается, не блефовала. — Олег пригляделся к кислой напарнице и кивнул: — Вижу, ты сама все понимаешь.
      — Не понимаю, какой мотив тут можно пристегнуть! Как Ваську уговорили травить агентство, где зарабатывает ее муж?! Неплохо зарабатывает, Олег!
      — Это нюансы. А Василину об этом уже не спросить. Васильевичу о перчатке рассказывать будешь?
      — Повременю до вечера, точнее, до конца рабочего дня. Не хочу вынуждать его делать выбор: заставлять меня отдавать улику Кашину или позволить держать паузу. Ему ведь потом с Муромцем придется разбираться: он договорился о встрече с Нифасей, а я тут намутила, улику умыкнула…
      — Согласен. Едем домой? Или сразу в аэропорт? Заявление в московский ЗАГС подадим, фату тебе купим…
      Олег шутил, и Евдокия тихо фыркнула. Уезжать из Н-ска ей бессмысленно. Если за нее взялись «с изюминкой», достанут и в Первопрестольной. Разруливать все надо там, где сходятся концы.
      — Хотелось бы заехать в «Сфинкс» цветы полить, но, думаю, там меня тоже кто-то караулит. Давай-ка проглядим предложения по наемному жилью, мне хочется сменить квартиру. — Дуся достала из сумки ноутбук, пристроила его на коленях. — С хозяевами будешь ты встречаться, мою персону, боюсь, тут так прославили, что ни один вменяемый арендодатель мне жилья не сдаст.
      — Предлагаю снять сразу две квартиры, или даже больше.
      — Уж да…
      С поиском квартир провозились неожиданно долго. Предложений было — пруд пруди, но Олег рассматривал их так, словно собирался превратить невесту в Рапунцель, засунуть ее в башню и дожидаться, пока у той отрастет коса, длиной с якорную цепь авианосца.
      Привередничал и каждую квартиру проверял, словно укрепрайон готовил. Исследовал пути отхода и выбирал жилье, откуда можно смыться незаметно.
      — Олег, я скрываюсь от журналистов, а не от ЦРУ или ФСБ! — посмеивалась Евдокия, которой, признаться, предосторожности любимого ласкали сердце.
      Она как будто очутилась в прошлом, когда, упрямой и наивной выпускницей универа, таскалась за начальником и в рот ему заглядывала. Ловила каждый жест и взгляд!
      Незабываемо. Они снова оказались вместе, опять плечом к плечу, жуют одну на двоих булку и запивают кефиром из одной коробки.
      Устали, правда, словно черти. Пока дожидались хозяина очередной квартиры, безостановочно прикидывали и вентилировали обострившуюся ситуацию. Расчертили схемами кучу листков уже с добавочными данными — перчаткой и отсроченной отправкой информации в «Сплетник». Пытались так и этак встроить в схемы ликвидацию Коваля — одного из крупнейших бизнесменов Н-ска. И безусловное желание обеспечить нарами владелицу обычного сыскного агентства…
      Примерно в половине третьего Евдокии пришлось отключить телефон: ей начали звонить «акулы» с настойчивыми просьбами дать интервью. Сулили неплохую денежку.
      И потому на связи с Шаповаловым и адвокатом остался Паршин. Но Николай Васильевич особенно не теребил, сказал, что держит руку на нерве: занят сбором данных по городу в целом.
      К дому Евдокии, за пожитками, жених с невестой вернулись лишь к шести.
      И Дуся не сразу поняла, что изменилось. Она собиралась пробиваться к подъезду с боем, через толпу папарацци, но те стояли в отдалении, хоть и с нацеленной на БМВ аппаратурой.
      Сыщицкий автомобиль шуршал шинами по подъездной дорожке, Дуся крутила головой и постепенно приходила к пониманию: возле ее подъезда, беспечно вскарабкавшись колесами на тротуар, стояли джипы. Возле которых, засунув руки в карманы черных пальто и курток, застыли однозначные ребята.
      Опасливые «акулы» на рожон не лезли, но фотовспышками баловались — в приличном отдалении, у детских качелек.
      Евдокия поглядела на застекленный холл подъезда и совсем не удивилась, увидев там Крученого.
      Антон стоял в тепле. Но, как, видимо, принято в его среде, держал руки в карманах черного пальто. Смотрел на выбирающуюся из автомобиля Дусю.
      — Это он? — услышала за спиной вопрос Олега и едва не выругалась: «Нет, блин! Папа римский!»
      Как же хотелось этой встречи избежать! Особенно сейчас, когда на них нацелились папарацци, когда вокруг тьма «однозначных», а в тоне Паршина прозвучал намек: «Я — знаю».
      Дьявол побери такое невезение. Минут через пятнадцать Евдокия смылась бы отсюда, держа под мышкой «тревожный чемодан» и Паршина за руку!
      Но вот не получилось.
      Дуся и Олег зашли в подъезд.
      — Здравствуй, — спокойно поздоровался Антон и перевел взгляд на спутника сыщицы. — Представишь?
      Обычно малолюбопытная Галина Федоровна едва до половины не вылезла в плексигласовую дырку, когда два высокорослых мужика обменивались, так сказать, верительными грамотами. Точнее говоря, обнюхивались. Через разделявшую их Евдокию.
      Выполнив приличия, перенервничавшая сыщица чуть не отправилась к лестнице — топать на пятый этаж, лишь бы не оказаться с двумя любовниками в одном лифте! Но Паршин уже нажал на вызов кабины, пришлось — присутствовать. Молчать. Разглядывать светящиеся кнопки с циферками.
      Заговорил Антон только в прихожей и начал с очевидного:
      — Ты отключила телефон. Я не мог до тебя дозвониться.
      Потом демонстративно взял с подставки коричневые плюшевые тапки — так взял, как будто лично их купил и они его всегда тут дожидаются! — переобулся и продолжил:
      — Я встречался с Васильевым и Ширяевым. — (Четвертым в списке слитых, «дяденькой по объявлению».) — Предъяв не будет.
      О как! Вначале Крученый решил немаловажную проблему и лишь потом явился за спасибо.
      И заслужил, чего уж врать. Ведь не исключено, что Семинаристу не выразили претензий как раз потому, что за сыщицу успел вписаться потенциальный «отец города».
      — Спасибо, — хрипло, но искренне выдавила Евдокия. Собралась культурно чаю предложить мужчинам, но отвлеклась на трель домофона.
      За порогом — хвала Небесам! — стоял всего-то лишь Васильевич, не папарацци или кто-то «однозначный».
      Дуся отвлеклась смущенным личиком на встречу драгоценного шпиона: дверь отпирала, третью пару больших тапок рассеянно разыскивала…
      Когда встретилась взглядом с Шаповаловым… почувствовала себя мышью. Причем не какой-то мышью вообще, а вполне конкретной. И папу вспомнила.
      Когда Дусе было лет пять, в их квартире завелась мышка. На кухне безобразничала, маму до истерики пугала. Папа купил на рынке мышеловку, самолично снарядил приманку, и, неожиданно для всех, грызун — попался. Хвост защемило планкой.
      И Дуся навсегда запомнила растерянное лицо папы: он разглядывал попавшего в переплет мыша и не знал, как с ним поступить. По зрелом размышлении, вредителя следовало прихлопнуть. Но, мягко выражаясь, прихлопнуть беспомощное существо… интеллигентному мужчине-горожанину…
      Короче, папа отнес грызуна вместе с мышеловкой к мусорным бачкам. Отжал пружину и выпустил вредителя прямо в мусор. Пружинный агрегат оставил там же и опять пошел на рынок, уже за отравленной приманкой.
      Сейчас, протягивая Васильевичу тапки, Дуся засекла на себе похожий взгляд — тоскливо-обреченный, толику неловкий. Словно обычно невозмутимый дяденька-шпион никак не мог решить: прихлопнуть Землероеву или спустить в мусоропровод, пускай живет. Пока.
      Предпочла подумать, что этот взгляд связан с появлением в квартире нового персонажа — увидеть здесь кого-то еще Васильевич не ожидал.
      Так и не вспомнив, знакомы они или нет, растерявшаяся Евдокия их представила. Снова собралась галантерейно чаю предложить…
      — Мне бы, ребята, с Дусей пошептаться, — внезапно произнес Николай Васильевич. — Не возражаете?
      Жених и любовник поглядели на сыщицу. Краснеющая девица неловко пожала плечиками и молча мотнула подбородком на гостиную.
      Пантомиму разгадали правильно, Паршин и Крученый отправились в комнату. Правда, возле двери произошла заминка — мужики столкнулись плечами в дверном проеме и застряли.
      Потом дружно расступились, и Паршин, как бы на правах хозяина, слегка язвительно предложил Крученому войти в комнату первым.
      Евдокия аж зажмурилась, вообразив возможную реакцию вора в законе!..
      Господи, и как же ее угораздило влюбиться в полнейших и непримиримых антиподов!
      Но обошлось. Антиподы разошлись без мордобития.
      Васильевич, пронаблюдав за брачными играми альфа-самцов, плотно прикрыл за ними дверь и зашептал:
      — Ну ты и учудила, Дуська! — Немного выпучил глаза. — Какого лешего ты…
      В скинутой куртке Шаповалова запиликал телефон; подняв вверх указательный палец — подожди! — Васильевич достал мобильник. Долго разговаривать с абонентом не стал, лишь буркнул: «Да здесь я, здесь… Сам все скажи» — и протянул Евдокии телефон:
      — На. Ильич тебе все лучше объяснит.
      Догадываясь, что сейчас ей что-то «лучше» объяснит далекий от «мышиных» мук полковник, Дуся невольно поджала диафрагму. Поскольку давно заметила парадокс: портовый криминальный воротила Семинарист, к примеру, ни разу не повысил на нее голос. Хотя давала повод. А образованный начальник полицейских орал, словно фельдфебель на плацу. Без скидок на пол, возраст, дружбу со всем его семейством и то, что Евдокия даже на минуточку не являлась его подчиненной.
      — Землероева? — определился Муромцев.
      — Да.
      И понеслось…
      — Ты что творишь, полоумная, твою мать?! Ты что там устроила?!.
      Дуся беспомощно, чуть отставляя телефон от уха, смотрела на сочувствующего Николая Васильевича. И мало что, признаться, понимала. Поскольку составить суть из воплей получилось не сразу и не вдруг.
      Но вот когда картинка стала вырисовываться — простила Муромцеву любую грубость на десять лет вперед. Если, конечно, останется в живых или хотя бы на свободе.
      Подставила она полковника, как получалось. Подставила так — круче не бывает!
      Над местом действия, двором Нифаси, где проводился следственный эксперимент, журналисты, оказалось, запустили дрон с видеокамерой. И надо отметить, Евдокия слышала, как они гоготали у ворот!
      Но не связала этот смех с собой.
      Сейчас, зажмурившись от стыда и ужаса, она представляла, как повеселились папарацци, наблюдая за ее передвижениями. Вот славная владелица «Сфинкса» крадется вдоль штакетника… потом шпионит из-за угла… на цыпочках торопится к Нифасе и секретничает…
      Разведчица, блин, недоделанная! Сигает с будки на забор и рыскает вокруг соседского крыжовника!
      Кошмар. Максим Ильич умасливал следователя Кашина. Небось клялся, что верит Евдокии, — она к убийству не причастна.
      А «непричастная» персона стащила с места преступления улику. Против себя, накрепко привязывающую ее к убийству!
      Теперь — не выпутаться. Теперь посадят точно.
      — Мне прислали копию видеосъемки, — кипятился шеф полиции, — мы увеличили кадр, где ты с земли что-то подняла… Это твоя перчатка?!!
      — Да.
      — Чтоб через полчаса… вместе с перчаткой… у Кашина!!! И не вздумай смыться, Васильевич тебя доставит!!!
      В трубке раздались гудки отбоя. Дуся беспомощно смотрела на дорогого шпиона и ждала разноса уже от него — она всех подставила. Сомнений нет. Разгадка странного «мышиного» взгляда найдена, Васильевич прекрасно понимал, что хвост всеобщего вредителя защелкнут мышеловкой.
      — Придется ехать, Дуся, — сочувственно сказал Шаповалов, отлично слышавший все вопли Ильича. — Съемку Максиму переправил шеф местного телевизионного канала, которому предложили купить материал. Он пообещал придержать горячую сенсацию до вечернего выпуска, но, сама понимаешь, — друг развел руками, — даже если он откажется ее выпустить, съемка все равно окажется в Сети. К вечерним новостям, прости, ты должна быть у Кашина. Внизу нас ждет машина Ильича.
      Дуся сглотнула и кивнула. Потянулась к «тревожному чемоданчику», стоящему возле обувной полки.
      — А с Паршиным могу проститься? — спросила жалобно.
      — Конечно. Хочу надеяться, что ненадолго, попробуем вытащить тебя под подписку, но от нас уже мало что зависит.
      Дусе показалось, подразумевалось: «Сама, душа моя, виновата».
      — Спасибо. Понимаю. Пять минут. — Евдокия еле-еле выталкивала из себя слова. Горло стянул спазм близких слез и страха, а взбунтовавшийся желудок так подпрыгнул, что захотелось часть выклянченных минут потратить на общение с унитазом.
      …Пока она беседовала с Муромцем и Шаповаловым, жених и любовник успели все-таки прилично разругаться. Причиной послужило предреченное желание Крученого взять Дусю под свое крыло. Антон настаивал, что у него все подготовлено, бойцы стоят «снаряженные», а тихая норка ждет не дождется напроказничавшую сыщицу.
      Бывший мент Паршин играл желваками на скулах и уверял, что обойдется без него, мол, сам с усами.
      Как странно. Справедливости в словах любовника — навалом. Жених тоже не кобурой щи хлебает, проверил сегодня с десяток квартир, подобрал те, где можно исчезнуть, минуя основную дверь.
      Хоть на три части разорвись, одну направь до Кашина!
      Не в силах говорить, Дуся молча прошагала мимо спорщиков, подошла к расшторенному окну и прижалась лбом к холодному стеклу.
      — Я уезжаю с Николаем Васильевичем, — сказала тихо-тихо, но ее расслышали. — Внизу нас ждет машина. Простите, — Дуся усмехнулась, — но вас с собой мы не возьмем.
      — Почему?! — раздался за ее спиной двухголосый вопль.
      Ответить Евдокия не успела, в стекле возле ее виска, с негромким «дзынь», появилась крохотная дырка. Пустившая в разные стороны тонкие паучьи лапки трещин.
      Сыщица удивленно посмотрела на дырочку… И тут же отшатнулась от окна!
      Через мгновение за ее спиной раздался звук падающего на пол тела.
      Одновременно со вторым «дзынь» на Евдокию сзади кто-то обрушился и увел ее с линии огня!
      А в комнате еще кто-то упал. И тоже молча, как подкошенный.
      Дуся лежала под подоконником, ее голову накрывал локоть Николая Васильевича, оглянуться и проверить, в кого попали пули, не было возможности!
      — Лежи тихо! — сипло приказал Васильевич и пополз к центру комнаты. — Не шевелись!
      Вначале Евдокия подумала, что приказ подразумевает «не высовывайся», но позже догадалась: возможно, Шаповалов не хотел, чтобы она увидела кого-то мертвым. Откатываясь к центру комнаты, Николай Васильевич одновременно достал из кармана телефон и уже оповещал:
      — Максим, нас обстреляли! У нас двухсотый и трехсотый! Вызывай по адресу «скорую»! Мы с Дусей уходим! Подъезд на другой стороне дома, надеюсь, проскочим до твоей машины!
      Докатившись уже до замершей в ужасе Дуси, Шаповалов схватил ее за шкирку и, как котенка, волоком потащил в прихожую. Горе-сыщица пыталась обернуться и поглядеть: кто выжил, а кто из ее любимых мужчин ранен?! На военном сленге «двухсотый» — это мертвый, «трехсотый» только ранен, выжил!
      Но, обернувшись, толком ничего не поняла: Олег лежал на боку, спиной к ней, Антон, раскинув руки, навзничь — на его груди, на белой водолазке, расплывалось огромное пятно крови вокруг дырочки.
      Дуся дернулась к ним! Зазмеилась, пытаясь вырваться из цепких рук Васильевича…
      Но Шаповалов, лежа, успел пинком захлопнуть дверь гостиной перед ее носом, так как через дверной проем простреливалась большая часть прихожей. А шторы на окне гостиной не получится задернуть с пола — их собирают в складки подхваты, прицепленные к крюкам.
      Помогая сыщице подняться, Николай Васильевич схватил с вешалки первую попавшуюся куртку и набросил ее на голову Евдокии:
      — Прикройся! От снайпера нас закрывает дом. Второго, надеюсь, на той стороне нет, уходим до машины Ильича!
      Буквально дошвырнув Евдокию до лифта, матерый диверсант сграбастал ее «тревожный чемоданчик» и свою одежду.
      Лифт, недавно довезший Шаповалова до пятого этажа, раскрылся мигом. Николай Васильевич задом затолкнул Евдокию в кабинку и нашарил в ее сумке пистолет.
      Закрывая девушку собой, направил ствол на щелку двери. Приготовился к любой неожиданности.
      Когда он уже заталкивал замотанную с головой Евдокию в автомобиль начальника полиции, их, разумеется, сфотографировали папарацци, но никакой уверенности в том, что они или бойцы Антона ее опознали, у Евдокии не было. По большому счету, с момента первого выстрела прошло не более трех минут, а все дальнейшее происходило в таком темпе, что даже участница событий не успевала толком соображать.

* * *

      Воропаевская лежка. Так когда-то назвал Нифася эти глухие места. «Тут, почитай, в каждой деревне какой-то родственник Иваныча. Малая родина его».
      Одного из родичей Воропаева Евдокия отлично помнила — Савелий. Невысокий кряжистый охотник, умело обращавшийся с двустволкой.
      Помнила и его дружелюбного пса Пирата. Хозяин называл собаку «рабочей», сиречь умеющей толково зверя выследить-загнать…
      Сегодня Савелий несколько раз заходил в комнату, где на кровати лежала впавшая в равнодушную прострацию гостья. Деликатно крякал, ставил на стол то кринку с молоком, то чашку с чаем. Пытался с ней поговорить и даже разрешил Пирату в комнату проникнуть, хотя обычно цыкал на «работника», едва тот в сени нос просовывал.
      Но Евдокия не отреагировала. Лежала, глядя в потолок или на часы-ходики в виде кошачьей мордочки с бегающими глазками, и прижимала к себе мужскую куртку, которой прикрывал ее от снайпера Васильевич.
      Жить не хотелось! И это вовсе не фигура речи. Жестяная кошка была более живой, чем Евдокия. Тикающая кошка хотя бы знала, который сейчас час; девушка, лежащая на постели, провалилась за изнанку бытия и мало понимала, где находится, утро сейчас или вечер, зачем на столе кринка и ватрушки, неужели кто-то в этом мире может есть?!
      Придавленная тошнотворной немочью, она сосредоточилась на бегающих глазках кошки и молила, чтобы они ее загипнотизировали. Заставили забыть. «Почему убили не меня, почему убили не меня, почему убили не меня…» Поняв, что в ритме ходиков — тик-так, тик-так — она начинает, наоборот, все заново прокручивать, Дуся отвела глаза от кошки. Сосредоточилась на деревянном потолке избы.
      Но неотвязное «тик-так» не отступало. «Это месть, это месть, это месть… — как будто говорили ходики. — За что, за что, за что…»
      Как больно-то!..
      В сенях бухнула входная дверь. Евдокия зацепилась за звук краешком сознания…
      Кажется, Васильевич пришел. Его голос.
      Но сил — или желания? — не хватило, чтобы повернуть голову, когда дорогой друг возник возле ее постели.
      Шаповалов, в непривычном для него мешковатом спортивном костюме (вероятно, с чужого плеча), склонился над Дусей. Попытался поймать ее взгляд.
      — Плохо тебе, девочка? — спросил сочувственно.
      Евдокия продолжила таращиться на потолок, но заставила себя заговорить:
      — В больнице были?
      — Да. Сказали — выкарабкается. Ты встанешь?
      Дуся не ответила, Николай Васильевич подтянул к кровати тяжеленный деревянный стул и сел. Недолго помолчал.
      — Я понимаю тебя, девочка. Очень понимаю. Я первую жену на чужбине схоронил, так выл тогда ночами-и-и…
      Евдокия отвлеклась от потолка. Николай Васильевич впервые рассказывал хоть что-то о себе. Когда-то Дуся, увидев его в деле, спросила в лоб: «Николай Васильевич, скажите честно, вы — шпион?» Когда он увильнул, то накидала версий: вы либо шпион на пенсии, либо другой хороший профи и даже наемный убийца.
      Но в результате так и не узнала, кто есть такой на самом деле Николай Васильевич Шаповалов.
      Сейчас он сам заговорил:
      — …Вернулся домой, Дуська, а здесь — ничего. Пустота. Запил я. По-черному, на месяц. Глотаю водку и тоскую: «Детей после себя не оставил, дом не построил, дерево если только на погосте над собой выращу». Грусть-кручина навалилась — мухи рядом дохли.
      А потом представил, понимаешь ли, что половина мужиков запросто поменялись бы со мной местами, и понял: не зря все. Совсем-совсем не зря! Жизнь интересная была, и видел я ее не по телевизору. А главное, пользу приносил. Пользу! Не на шоссейке шины с визгом протирал, чтобы хлебнуть адреналина, а делал хорошее мужское дело.
      И жизнь мне за это подарок преподнесла — семью, Инессу, счастье. Хотя я тогда уже смирился, Дуся, думал, один век скоротаю…
      И у тебя все будет, поверь мне, девочка. Ведь ты такая же, как я. Ты тоже занимаешься хорошим делом — спасаешь людей от неизвестности. А неизвестность, она пострашней иной болячки — сгрызает человека изнутри. И от такой тоски врач не излечит, тут лучше ты поможешь. Найдешь причину и избавишь хорошего человека от мук и неизвестности. Согласна?
      Евдокия не ответила.
      — Ты поднимайся, моя девочка, дел у нас еще — навалом. Или, хочешь, я тебе помогу? Я немного знаком с НЛП, могу заставить тебя подняться…
      Дуся скосила глаза на дорогого шпиона. Недавно она уже умоляла жестяную кошку ее загипнотизировать.
      — Нет, — сам отказался Шаповалов. — Ты не боец на марше, тебе не до вертолета нужно в бессознанке добрести. Мне, Дуся, требуются от тебя не передвигающиеся ноги, а резвые мысли и трезвая голова. Очень нужны, девочка! И поверь, не только мне. Только ты знакома с ситуацией изнутри, без тебя, Дусенция, никак. — Николай Васильевич, скрипнув стулом, встал. — Я иду в баньку, Савелий затопил. Ты со мной? Или во второй пар пойдешь?
      — Пойду, — прохрипела Евдокия. — Только попозже.
      В бане Евдокия нашла приготовленные для нее халат и ночнушку. Все огромного размера, но такое уютное, что чистая Дуся закуталась в три оборота и почувствовала себя защищенной. Чужой заботой и участием.
      Сказать по совести, она осталась бы в предбаннике, благоухающем распаренными вениками и горячим деревом, еще как минимум на час. Не смогла б расстаться с ласковой полутьмой, полезной для ее заплаканных глаз.
      Но Николай Васильевич приказал поужинать.
      Деликатный Савелий предложил гостям наваристого супа.
      Но это согласился съесть только Шаповалов, Дуся лишь ватрушку прожевала и чаю попила. Попутно слушала рассказ своего опытного друга, начавшего с позитивного известия:
      — Кашин, Дусенька, в большой задумчивости, но будет отпускать Нифасю. Улик против Сашки — кот наплакал, все прочее Рылевский разметает в пух и прах, поскольку к обстрелу твоей квартиры Нифася точно не причастен. Кашин наконец-то согласился: сфинксов кто-то подставляет…
      Заметив, что Евдокия, при упоминании обстрела ее гостиной, снова опускается на дно кромешного омута, быстро перевел тему на мажорные рельсы:
      — Ильич тебе привет передает! Просил сказать: если он еще когда-нибудь начнет на тебя орать, ты скажешь ему только одно слово — «верблюд» — и он заткнется. Ей-же-ей, заткнется! Обещал. Дословно так сказал: «Интуиция у нашей детки — зверская!» Если бы мы, Дуся, сразу отнеслись серьезно к твоей просьбе и позволили встретиться с Нифасей, то…
      — …«Верблюжья» перчатка посадила бы меня, а не Нифасю, — перебивая, подвела черту Евдокия. И, судорожно вздохнув, добавила: — Все это разговоры в пользу бедных, Николай Васильевич. Максим Ильич правильно орал. Если б я не начала мутить и ерепениться, а отвезла перчатку Кашину, то Олег, скорее всего, остался бы в живых.
      Дуся всхлипнула, и Николай Васильевич сурово прикрикнул:
      — Оставить слезы! Не ко времени. Принимайся думать!
      Как часто случается, окрик подействовал лучше дружеского сочувствия. Евдокия послушно втянула в себя все, что готовилось пролиться. Шмыгнула носом и, отставляя чашку, заявила:
      — Я уже решила, что буду делать, Николай Васильевич.
      — Ага, — заинтригованно прищурился шпион. — Ну-ну… И что ж ты там удумала? И давай-ка, душа моя, по-простому — дядя Коля, все ж не чужие люди.
      — Я, дядя Коля, созову пресс-конференцию, скажу, что знаю, кто в меня стрелял, и он — придет.
      — Кто — он? — попросил уточнить Шаповалов.
      — А вы не понимаете? — Сыщица печально приподняла уголок губ. — Олег был прав: такой враг у меня один.
      Но Шаповалов отрицательно покрутил головой:
      — Для установления объекта у нас мало данных.
      — Достаточно! — неожиданно разгорячилась Евдокия и взвилась со стула. — Кто еще может меня так ненавидеть?! Кто?! Дядя Коля, подумайте сами! Сейчас, когда рядом нет н-ских, которые, понятное дело, подтягивают одеяло на себя, скажите честно: это — личное!
      — Имеешь право думать так, — спокойно произнес Васильевич. — Но сядь и послушай, что я скажу. Пойду по пунктам. Твоя затея с пресс-конференцией, прости, Дусенция, чистейший фарс и голливудщина. Я б, например, на такое мероприятие носа не сунул.
      — Это почему же? — возмущенно фыркнула Землероева. — Примеры с покушениями на пресс-конференциях были.
      — Были. Но ты не президент и не генсек. И от твоей идеи, уж прости, за версту несет подставой. С настоящими доказательствами идут не к журналистам, а в прокуратуру. Ты только попусту покажешь, что у тебя в загашнике нет ничего серьезного, и людей опасности подвергнешь.
      — Так в том и суть! Максим Ильич прикажет проверить здание и подступы! Расставит людей на ключевых местах! — убежденно восклицала Евдокия. — Он придет и засветится хотя б на подступах!
      — Зураб? Ты его имеешь в виду?.. Не смеши меня, девочка. Он — мертв. Мертв. Забудь о нем.
      — А если это он?! — так и не севшая Евдокия нависла над столом. — Вот вы все просите меня вспомнить, кому я хвост отдавила, так? А у меня худшего врага, чем Зубарев, нет! Он, кстати, снайпер того самого экстра-класса. И технарь. Вспомните, как он троян в наши телефоны забил и подслушивал. Я после той истории вообще мобильников стала бояться! Всем своим сотрудникам кнопочные покупаю — без лишних мозгов! Люську заставляю офис и «железо» регулярно проверять!
      — Паранойя, — едва слышно выдохнул Васильевич.
      — Не исключено. Но еще и ценный опыт. Согласны?
      — Оставим, ладно. Перехожу ко второму пункту и постараюсь объяснить, почему не верю в участие Зубарева. — Шпион взглядом приказал разгоряченной Дусе вернуть задницу на стул, нахмурился. — Ты, душа моя, сама подтягиваешь одеяло на себя, зацикливаясь на Зурабе. И я прекрасно понимаю почему: он так тебя напугал, что от одного воспоминания волосы торчком. Верно?
      — Приблизительно, — поежившись и таки сев, Евдокия поплотнее закуталась в халат. Засунула руки под мышки.
      — Но, насколько удалось о нем узнать, он — одиночка, а такую тему, Дуся, в одиночку не поднять…
      — А вы б могли? — заинтересованно перебила спорщица.
      Шаповалов скуксился:
      — Снова реверансы Зубареву? Нет, моя девочка, я бы такую тему в одиночку не поднял. Думал уже об этом. Помимо отличного снайпера здесь должен быть приличный аналитик, группа наружного наблюдения… Уровень очень высокий. И оплата соответственная. Подумай, есть ли у тебя очень-очень богатый враг, способный оплатить такой заказ?
      — Откуда? — Дуся развела руками. — Если только вскладчину. С самыми богатыми я, к счастью, живу мирно.
      — И я о том же. А потому подхожу к выводу: тут, Дуся, скорее всего, прав Максим — набрать квалифицированных людей могли лишь для чего-то очень серьезного. Пропорционально выгодного. Тут ты как цель, прости, немного мелковата. Но поскольку тебя прочно вписали в сценарий, просматривается вариант «спрятать лист в лесу». Догоняешь?
      Николай Васильевич, давая Евдокии возможность осмыслить сказанное, отпил чаю. Вприщур поглядел на задумавшуюся сыщицу-подругу.
      — Коваль? — в результате размышлений выдвинула Дуся.
      — Пожалуй, нет. Его убили слишком сразу, «лист» так не прячут. Готовится что-то еще, но вот что… Черт! — Николай Васильевич внезапно оттолкнулся от стола и стукнул по нему ладонью. — Как все запутано-то, а! Сутки голову ломаю, Макс всех своих людей напряг!.. Ноль. В потемках шарим. До сих пор не понимаю, почему контора еще не нарисовалась. Такой бардак творится, кто-то трупы штабелями укладыва…
      Шаповалов осекся на полуслове, исподлобья поглядел на закусившую губу, побледневшую подругу.
      — Прости.
      — Не за что. Я в порядке, дядя Коля, плакать больше не буду. Честно. Можете мне сказать, что уже установили по снайперу, работавшему по моей квартире?
      Дуся впервые, не задрожав, напрямую коснулась страшных воспоминаний вчерашнего дня.
      Шаповалов, присмотревшись к ней, кивнул:
      — Могу. На этот раз стрелок оставил винтовку на месте. Ту самую, из которой уже Коваля завалил. Но главное, Дуся, он оставил на крыше дома, напротив твоего, микрофон направленного действия. Причем твой сосед, вышедший покурить на балконе, видел, как какой-то мужик в рабочей спецовке возится на противоположной крыше с чем-то похожим на небольшую спутниковую антенну, но решил, что это телевизионный мастер — проверяет что-то, мужик работал спокойно, без суеты. И начал, когда, предположительно, увидел во дворе твою машину. Получается, твою квартиру, Дуся, решили прослушивать уже по ходу пьесы.
      Евдокия повела плечом:
      — А что тут удивительного? Я начала воду мутить.
      — И я так думаю. Ты спутала им карты, и они решились на дистанционную прослушку. Но вот что такого мог сказать Олег, чтобы убили именно его? Местный вор в законе выжил, только что приехавший москвич, прости, наповал первой же пулей.
      Евдокия закрыла глаза, справилась с все же возникшей дрожью и хрипло прошептала:
      — А если он стрелял по мне, но промахнулся?
      Собеседник покривился:
      — Чепуха. Коваля он отработал «в яблочко» через сквер на набережной, при сильном боковом ветре, с дистанции почти в полкилометра. Это профи высочайшего класса. Промахнуться с расстояния в двести метров, в полный штиль никак не мог. Стрелял он по Олегу, четко. Было бы еще понятно, если б он убрал…
      Шаповалов опять запнулся, и Евдокия выговорила за него:
      — Меня. Да? Но меня он мог уложить первым выстрелом, я стояла у окна.
      — Вот именно, — кислее прежнего поморщился друг-диверсант. — Но он убрал Олега.
      — А второй выстрел кому предназначался? Вам, мне, Антону… Как думаете?
      — Тут непонятно. Я стоял отвернувшись, а когда бросился к тебе, то оттолкнул с пути Антона. Могу предположить, что снайпер, перемещая мушку на второй объект — меня или Антона — маленько не успел. Или предпочел стрелять не в голову Антона, а в грудь наверняка. Но я его толкнул, и пуля угодила ему в плечо.
      Евдокия перевела взгляд на кошку-ходики за спиной Васильевича и прошептала:
      — Может быть, меня собирались лишить обоих?
      — Снова возвращаешься к личным мотивам? — недовольно буркнул Шаповалов.
      — Простите, — извинилась сыщица и продолжила совсем спокойно: — Просто если бы Антона наметили приоритетной целью, это было бы хоть как-то объяснимо.
      — Пожалуй. — Кивнув, Николай Васильевич собрал лицо в гримасу мрачного военачальника, проигрывавшего битву за битвой. — В этом-то и есть главная странность, Дуся: стреляли в человека, только-только появившегося в городе. Я слышал, о чем говорили Антон и Олег, когда в комнату входил. Ничего особенного: ругались, кто надежнее тебя упрячет. Но может быть, Олег до этого сказал что-то опасное?
      — Иначе все возвращается к личным мотивам, — невесело ввернула Дуся. — Каким боком Олег к н-ским делам?
      — Никаким. Только через тебя. Но я поверить не могу, что целью всего бардака была именно ты! — Шаповалов повысил голос. — Нецелесообразно это! Бестолково! Сама подумай: в городе появилась серьезная бригада, но вместо того, чтоб первой пулей уложить вероятного смотрящего или его подругу, стреляют по приезжему сыщику. Подумай, кого еще из твоих клиентов могут слить через «Сплетник»?
      — Наиболее значительных клиентов слили в первой серии. Мы работаем всего полтора года, только-только раскрутились. — Евдокия развела руками. Подумала. — А если… дядя Коля, предположить симбиоз мотивов? Меня ведь почему-то вписали в сценарий, как-то я возникла? Не на пустом же месте, право слово! Кто-то должен был меня пробить и тщательно вписать… Что, если все-таки пойти от личного? Напомню, что меня старались посадить, перчатку заготовили заранее.
      — Да помню я, — ворчливо буркнул Шаповалов. — Куда от перчатки денешься. Так говоришь, симбиоз?
      — Ну. Смесь личного и денежного. Поскольку только так все как-то объясняется. И только так их можно выманить. На меня.
      — Даже не думай!
      — Да вы послушайте! — Евдокия опять вскочила. В моменты мозгового штурма она не умела сидеть на одном месте, когда не получалось побродить, хоть прыгала туда-сюда. — Если мы не можем их обыграть, то нужно начинать подыгрывать! Вы можете позвонить Максиму Ильичу и попросить его объявить меня в розыск?
      — Зачем? — откровенно изумился Николай Васильевич.
      — Меня собирались посадить?.. Прекрасно! Отсюда и нужно начинать контригру, заставить их плясать под свою дудку! Вы можете представить, как они офигели, когда я осталась на свободе? А? Меня зачем-то собирались плотно усадить на нары, но не вписали в сценарий верного Нифасю, и вот теперь я как бы сяду… но не совсем…
      — Стоп! — перебил Васильевич, прекрасно знавший, как Евдокия Землероева умеет нагадить в мысленную атмосферу неприятеля. — Не наседай, дай мне подумать.
      Евдокия вернулась на стул; как примерная ученица сложила руки на столе. Шаповалов, оплетая пальцами большую чайную кружку, сосредоточил взгляд на ее остывшем содержимом, подернутом радужной пленкой.
      Задумался сурово и надолго.
      За его спиной негромко тикали ходики. Как будто поторапливая. По окнам бил нетерпеливый дождь. Если б Евдокия не видела «кошачий» циферблат, то подумала бы, что время протянулось до еврейской пасхи. Но ходики доказывали: всего-то семь минут прошло. По прошествии которых Николай Васильевич отставил кружку, встал и, обойдя стол, чмокнул Евдокию в маковку.
      — Теперь можешь говорить «верблюд» и мне. Ты большая умница, моя девочка! Я сейчас же звоню Максиму и прошу его попридержать освобождение Нифаси.
      Васильевич взял со стола свой телефон и, отставив его далеко вперед, вгляделся в кнопочки.
      — Максим, — сказал, когда полковник отозвался, — у нас тут вырисовывается очень интересная комбинация. Говорить о чем-то конкретно рано, пока еще все в одну кучу свалили и начинаем разгребать. Но я прошу тебя немедленно остановить освобождение Нифаси, пусть посидит еще немного для общего блага. А твой телевизионный шеф пусть выпускает видеосъемку с дрона в сегодняшних новостях! И Евдокию срочно объявляй в розыск… Что?.. Да не сбежала она! Вон, рядом со мной сидит, чай пьет… Да, да. Опомнилась… Хорошо, передам… Я тебе чуть позже перезвоню, расскажу подробно, что у нас тут получилось. Ты, главное, выполни все, о чем я тебя попросил, хорошо?.. Отбой.
      Николай Васильевич закончил разговор. Крепко-крепко сжал мобильник и поглядел на напряженно замершую Евдокию.
      — Муромцы тебе привет передают, — проговорил. — А я, надеюсь, все успел. — Сел на стул через стол от сыщицы и продолжил: — Итак, моя умница, что у нас вырисовывается. Ты якобы в розыске. Так? Все местные телеканалы трубят о твоей виновности. Муромец от тебя открестится. Рядом с тобой только непонятный дяденька-пенсионер. Ты, получается, одиночка в бегах и крупно влипла. Все верно?
      — Угу.
      — Но сдаваться не привыкла, побарахтаешься. Не сбежишь. Да и куда бежать, если ты в розыске, аэропорты перекрыты, на поезде…
      — Ой. А если застрелят кого-то из моих близких?! — внезапно испугалась Евдокия. — Проще всего выманить меня на чьи-то похороны!
      Шаповалов успокоил:
      — Не волнуйся, спрячем всю твою родню и близких, но займемся этим позже. До выпуска вечерних новостей времени — вагон, а нашим оппонентам нужно будет еще с мыслями собраться. Так что не нервничай, не дергайся, а собирайся и начинай думать: нам нужно отрубить все ниточки к тебе и выбрать одного-единственного человека, с которым тебе необходимо поддерживать связь.
      — А этому человеку будет грозить опасность?
      — Нет. Единственную ниточку не обрубают. Берегут.
      — Тогда это Людмила. Она мой сисадмин, сестра Нифаси.
      — Отлично. Все в одном флаконе. Ты, кстати, можешь сказать, когда в последний раз видела свою перчатку? Кто ее стащил, я думаю, понятно — Василина. Ее потому убрали, что она из сообщника стала опасным свидетелем. Но вот когда исчезла перчатка…
      — Имеете в виду, давно ли меня задумали закрыть, так?
      — Да.
      — В последний раз я пользовалась перчатками в конце сентября, на заправке. Ездила в область, позже уточню конкретное число, купила стеклоомыватель и сама его залила.
      — Получается, не менее трех недель назад. Перед самой смертью Воропаева. Нам ведь нужно рассматривать ситуацию со всех сторон, привязываться по факторам времени и событий. А из последних событий выплывает — прослушка. Тебя слушали дистанционно, можно сказать, впопыхах. Квартиру, получается, заранее не «заряжали» или не успели…
      — Это было ненужно, — объясняя, вставила сыщица. — Я дома никаких важных разговоров не веду. Все дела в офисе, дома только с родственниками по телефону, да если Синицына поболтать на огонек забежит.
      — Во-о-от, — протянул Шаповалов. — А дом Нифаси и твоего сисадмина я видел — там дистанционно, из машины, прослушать невозможно, все окна загораживают высокие заборы. В частном секторе, Дусенция, это вообще проделать сложно: любой новый человек или машина на виду. Твоя Люся, кстати, специалист хороший?
      — Суперский. Как только у агентства начались неприятности, она проверила все компы на внедренные программы, прошлась по офису и своему дому — жучков не обнаружила.
      — Отлично. Идем дальше. Когда ты не «присела», тебя решили все же слушать. А теперь, хочется надеяться, им придется слушать тех, к кому ты можешь обратиться за помощью… Предположим, — тьфу-тьфу-тьфу, — Людмилой заинтересуются вплотную. Она и сотрудница, и друг, и сестра Нифаси. Сейчас ты, Дуся, должна придумать что-то такое-этакое, без чего тебе никак не обойтись и что должна доставить тебе Люся. Информацию можно передать по Интернету или телефону, так что это должно быть нечто материальное. Предмет.
      — Ох. Чего-то я боюсь за Люсю.
      — Забудь. Если ты относишь Людмилу к числу близких, то, проявив к ней интерес, застрахуешь от любой неожиданности. Твою подругу, Дуся, будут беречь как зеницу ока! Она единственная ниточка к тебе. Но вот чтобы ею наверняка заинтересовались… нужно заставить ее как-то высветиться. Понимаешь? Если она не попала в сферу их интересов — пусть попадет. Засветится.
      — Опасно! — простонала Евдокия.
      — Нет. Поверь мне, девочка. И думай. Какой предмет может доставить тебе Люся?
      — Предмет, предмет… — забормотала Евдокия. — Без которого не обойтись… Что это может быть?.. Косметика, пижама… тьфу ты, чепуха какая в голову лезет! Еще один телефон?.. Нет. Есть! Паспорт. Мой заграничный паспорт остался в офисе! Российский лежит в сумочке вместе с пистолетом и ноутбуком.
      — Загранпаспорт, случайно, не в сейфе? Замок у сейфа электронный или Людмиле понадобится ключ?
      Евдокия махнула ладонью:
      — Ничего ей не понадобится, паспорт в моем рабочем столе. Точно. Я собиралась на курорт, оформляла билеты… Ой! Мне ж завтра в турагентство! У меня нет времени рыскать в Интернете, я попросила турагента подготовить мне билеты и зарезервировать номер в отеле. — Опустив глаза, добавила: — Сбежать хотела ненадолго. От Антона. Мы с ним снова… как бы…
      — Оставь, — перебил Васильевич и задумчиво прищурился: — Так, так… Турагентство, говоришь? Интересный поворот. Но, пожалуй, бесперспективный. Если ты в розыске, информация о купленном билете будет получена, и ты за ним не придешь.
      — А на фига мне тогда паспорт? — резонно поинтересовалась Евдокия.
      — Шенген есть?
      — Да.
      — Ты можешь выехать через сопредельные страны, к примеру, через Белоруссию, куда легко попасть. А в международный розыск тебя еще не объявляли.
      — Значит, разыгрываем паспорт?
      — Да. Это наиболее весомая и логичная причина, чтобы обратиться за помощью к сотруднице. Причем тебе «надо поторапливаться» — твою квартиру обыскали, скоро заявятся и в офис. Налей-ка, Дуся, мне чайку, приступаем капитально мозговать.
      Евдокия разлила чай по кружкам, села напротив и, поправив сбившуюся скатерть, положила в рот конфету. Приготовилась к активизации мысленных залежей.
      — Начинаю с главного, — приступил Васильевич. — Нам необходимо понять, сколько человек против тебя зарядили, так? СВК — организация. Недобитки из этой организации могут подобрать и аналитика, и наружку, и снайпера… кого угодно, черта лысого. И если это их наезд, то Люсе может грозить достаточно плотная и профессиональная слежка.
      — Может, — негромко подтвердила Евдокия и мысленно пожелала подруге долгих лет жизни и крепкого здоровья.
      — А потому просить Максима прикрыть Люсю мы не будем. Не имеем права рисковать Людмилой. Если полицейская наружка, не дай бог, засветится, то ниточку, ставшую наживкой, могут оборвать. И вот это-то на самом деле действительно опасно. Нельзя вызвать подозрение, что мы затеяли контригру. А потому, Дусенция, нам с тобой на некоторое время лучше уйти в автономное плавание. На мягких лапах. — Николай Васильевич сделал паузу и улыбнулся: — Что думаешь, моя девочка? Не страшно?
      Евдокия грустно покрутила головой — вспомнила похожие слова Олега. Но нашла сил на ответ:
      — Страшно еще раз подставить Максима Ильича.
      — Согласен. Мой друг — ответственное лицо, а я… пенсионер в чужом костюме. — Шаповалов оттянул на груди пожалованную Савелием футболку под чьим-то спортивным костюмом. — Меня обидеть грех.
      — Шутите? Или пытаетесь меня успокоить? Всем известно, что вы далеко не простой товарищ и друг Муромцевых.
      — Я, Дуся, — неожиданность. Меня не пробивали… что, впрочем, бесполезно. Надо будет, кстати, попросить Антона оповестить его контингент: пытается ли кто-то через урок интересоваться моей персоной? Может, появится еще одна ниточка. Эх! — неожиданно крякнул. — Жаль, что отсюда уезжать придется! Место надежное, но связь работает из рук вон плохо. А нам нужен Интернет. Или хотя бы хороший план города. Я тебе, Дуся, сейчас набросаю примерные особенности места для встречи с сисадмином. Нам из этой встречи нужно выжать все по максимуму! Муромца придется подключать, понадобятся камеры ГИБДД. На первую встречу ты, разумеется, не придешь, но назначишь еще одну. Надеюсь, нам удастся определить хотя б один объект, появившийся в этих двух местах. А это, как понимаешь, проще сделать через городские камеры наблюдения.
      — То есть мы плаваем не совсем автономно?
      — Совсем — никак. После вечерних новостей Максиму нужно в розыск тебя объявлять и поддерживать эту версию. Кашина, думаю, тоже придется местами подключать… — размышляя вслух, Васильевич досадливо вздохнул: — Плохо, Дуся, что клиентура у тебя сплошь состоятельная, ты по их просьбе по заброшенным стройплощадкам и задворкам не шастала. А сама город недостаточно знаешь.
      — Могу порадовать. Одно из первых дел «Сфинкса»: нас попросили приглядеть за подростком, попавшим в дурную компанию. И вот определяя круг его общения, мы по таким местечкам шастали — ну просто жуть! Что конкретно нужно подобрать, дядя Коля?
      — Для первой встречи нужно выбрать, например, заброшенный пустырь с единственной господствующей высотой, где я заранее обоснуюсь и буду наблюдать за всем, что зашевелится под боком или в обозримом далеко. А потому кафе на многолюдной улице нам не подходит.
      — Пустырь не будет слишком подозрительным?
      — Конечно, будет. Но ты ж не дурочка, торговый центр, где легко затеряться в толпе, для встречи не выберешь: легко тебе, легко и неприятелю. Ты предпочтешь обзор, чтобы любого, кто притопает за Люсей, разглядеть издалека и смыться.
      Пойми, все как нарочно складывается очень вовремя! Логично. Ты засветилась перед дроном журналистов и попала в розыск так, что даже аналитик к этому не придерется! Заподозрить западню в последовательной цепи событий невероятно сложно, развитие идет обоснованно шаг за шагом.
      — Обоснованно? Но почему тогда вы увезли меня из обстрелянной квартиры, а не оставили дожидаться приезда опергруппы?
      Матерый диверсант досадливо махнул рукой:
      — Рефлекс сработал. Я ведь, Дуся, мыслю не как обычный человек: если все цели не получилось отработать снайперу, жду — вмажут из гранатомета. Бывало всякое, и потому включился мой автоматизм: «Немедленно выводи гражданских из зоны поражения!» Я, признаться, на этом же автомате побаивался, что нас и с противоположной стороны дома встретят. Торопился. А уже потом думал.
      — Спасибо, — опуская нос к опустевшей кружке, шепнула Евдокия.
      Честно говоря, она не вполне поверила в историю с рефлексом. Может быть, первоначально, под обстрелом, автоматизм и сработал, но чуть позже и опомнившись Васильевич ее элементарно пожалел. Евдокия заподозрила, что друг не захотел, чтобы она разорвалась на части, рыдая над убитым женихом, раненым Антоном, и одновременно пыталась что-то говорить приехавшему следователю и Муромцу.
      Вообразить такое и сейчас чрезвычайно сложно, а уж тогда…
      — Пустое, — скромно отозвался на благодарность друг-диверсант. — До меня, знаешь ли, только сейчас доходит: все твои бестолковые прыжки через заборы и беготня вначале выглядели так, будто ты не успеваешь как следует подумать и еле-еле отбиваешься. А потому противник мог решить, что переигрывает и опережает. Но вот сейчас, как оказалось, мы можем смело навязывать неприятелю свой график. Похоже, моя девочка, за дымовой завесой получится нанести реальный контрудар.
      Шаповалов дотянулся до стопочки листков бумаги, приготовленных для него заботливым Савелием, протянул Евдокии авторучку и приказал:
      — Черти мне планы местности с пустырями и парой заброшенных строений. Я буду звонить Максиму, попрошу подобрать какое-нибудь неприметное жилье для нас.
      — Может, не надо? — послушно беря ручку, сказала сыщица. И прошептала, опуская глаза к бумаге: — Выводя меня из квартиры, вы случайно набросили мне на голову куртку Олега… Там ключи от двух нанятых квартир. Олег их хорошо исследовал, меня с собой не брал, хозяева меня в глаза не видели.
      — От двух квартир, говоришь? — задумался шпион. — Тебя никто там не видел? А что… есть смысл. — Посмотрел, как Евдокия чертит схему, и попросил придерживаться хоть какого-то вменяемого масштаба.
      Пока сыщица трудилась, продолжил делиться мыслями:
      — Завтра утром, когда станет понятно, что ты легла на дно, за точками, где ты можешь появиться, начнут приглядывать. Обязательно начнут, поскольку дистанционная прослушка доказала — ты продолжаешь нешуточно интересовать неприятеля. И одна из этих точек — прокуратура, куда ты можешь прийти «с повинной». Потом твой офис, дом Нифаси и его сестры…
      — Адвокат, — напомнила Евдокия.
      — С ним ты свяжешься по телефону, так что не подходит.
      — Морг, — совсем тихо добавила Дуся. — Кроме меня в Н-ске Олега некому опознать.
      Николай Васильевич поглядел на сыщицу, не поднимавшую заслезившихся глаз от бумаги. Хрипло прокашлявшись, продолжил так, словно не слышал последнего предположения:
      — Иду дальше. Если сисадмин не попала в разработку, нам нужно заставить ее засветиться, разом появившись во всех этих местах. Причем — обоснованно, а в этом нам поможет только Кашин. — Николай Васильевич, раздув щеки, побарабанил пальцами по столу. Подумал и продолжил развивать: — Утром ты, Дусенция, позвонишь Людмиле и попросишь ее съездить в офис за паспортом, а потом вернуться домой и ждать твоего звонка. Но вот когда ты ей позвонишь второй раз, чтобы назначить конкретное место встречи… за ней приедут полицейские и повезут ее к Кашину. Например, для опознания «любовника Василины».
      — Зачем это надо? — отвлеклась от черчения Землероева.
      — А затем, чтобы на крыльцо прокуратуры Люся выскочила с лицом, как в том фильме: «Шеф, шеф, все пропало! Гипс снимают, клиент уезжает…» Представила? Кашин отпустит Людмилу минут за десять до назначенного времени. Именно поэтому нам нужно, чтобы за ней приехали полицейские и доставили ее до кабинета, так как по повестке Люся не пойдет. Плюнет на Кашина и помчится с паспортом к тебе.
      — Бедная Люся, — пробормотала Евдокия и вернулась к черчению.
      — Иначе никак. — Шаповалов добавил в голос сочувствия: — Все должно быть достоверно, моя девочка, на крыльцо прокуратуры Люся должна выскочить словно ошпаренная, с телефоном возле уха — ей нужно предупредить тебя, что паспорт у нее, мол, она обязательно приедет, но задерживается… Люся помчится к тебе на первом попавшемся такси.
      Евдокия отодвинула листок с недоделанным планом и взяла свежий. Удивленному шпиону объяснила:
      — Эта заброшенная стройплощадка на противоположном конце города от прокуратуры. Ехать минут сорок. Но есть другой разведанный пустырь, до него не более двадцати минут.
      — Добрая ты, Дуся… — поскучнел матерый диверсант. — Давай трудись, а я пойду звонить Максиму, и с Савелием надо кое о чем пошушукаться.
      О чем Николай Васильевич шушукался с хозяином-охотником, Евдокия догадалась, когда вышла во двор к машине и увидела, как Савелий протягивает Шаповалову небольшую, но весьма тяжелую сумку. Невзрачную, обычную, но безусловно наводящую на мысль о некоем арсенале. Скорее всего, длинноствольном, в разобранном виде, наверняка с коробочкой патронов.
      Под сосредоточенным взглядом Евдокии Николай Васильевич уместил подозрительную сумку в багажник, к самой задней стенке. Бережно прикрыл ее матерчатым ковром-пледом в рубчик — с оленями — и для надежности припер канистрой с бензином.
      Полюбовавшись сделанным, он попрощался с радушным (и щедрым) хозяином Савелием. Предложил сыщице усаживаться в «рено», невзрачно-обычное даже в большей степени, чем сумка.
      Но шустрое и прыткое, как оказалось. До города доехали не завязнув в лужах проселочной дороги, хотя дождь лил, словно собирался утопить Н-ск вместе с пригородами.
      Первую же квартиру, нанятую Олегом, Шаповалов всячески одобрил. И тихий двор его устроил. Кирпичный двухэтажный дом послевоенной постройки имел форму буквы Т, длинная перемычка разделяла пополам старозаветный дворик с гаражами и сараями напротив подъездов.
      Непосредственно квартира была на втором этаже, откуда легко проникнуть на вполне уютный чердак, который жильцы использовали для просушки белья. Ключ от чердачной двери был прицеплен к брелоку, который передал Паршину хозяин жилья.
      — Олег там все разведал, — еще в дороге сообщила загрустившая от воспоминаний Евдокия. — Через чердак можно попасть в подъезд за перемычкой и выйти незаметно. Замок на чердаке другого подъезда простенький, навесной. Олег собирался туда наведаться и оставить дужку незамкнутой… для срочной эвакуации.
      — Н-да, — сочувственно крякнул Шаповалов, уловивший настроение напарницы. — Хороший Олег мужик. Толковый, правильный. — Шпион тактично не добавил «был». — Приедем, оглядимся, я сам на чердак слазаю.
      И слазал, разумеется. Но вначале, оставив Евдокию в машине, проверил квартиру и включил иллюминацию в двух комнатах и кухне.
      Потом вернулся к «рено» за Евдокией и вещами.
      — Порядок, — хмыкнул удовлетворенно. — Точка замечательная, первый класс. Выбирайся вместе с сумкой.
      Чуть позже, порядком озадачив Дусю, он почему-то обрадовался обнаруженному на подоконнике погибшему цветку в большом кашпо. Откинув занавеску, поковырялся пальцем в сухой земле и задумчиво пробормотал:
      — Ну надо же… Как по заказу, отель — «все включено», сухой земли в такую непогоду искать не надо.
      — А зачем вам сухая земля?
      — Завтра поймешь, сейчас мне некогда — дождь скоро прекратится. Если синоптики, конечно, не обманули.
      Приказав Дусе располагаться и держать оборону, Николай Васильевич покинул их временное расположение. Исчез в ночи, как грозный призрак.
      Евдокия прошлась по двум комнаткам и достаточно вместительной кухне. Поскрипела дверцами потертых, но довольно крепких шкафов. Раскрыла форточки — спертый воздух, ей показалось, напоминал о сотнях мимолетных постояльцев и как минимум паре кошек: квартирка была малость неухоженной, каменный двухэтажный дом — старым, обветшалым.
      Зато вокруг него стояла тишина. Несколько кварталов с похожими домишками располагались в тихом полуцентре Н-ска, вдали от шумных улиц и проспектов с неоновыми вывесками магазинов.
      С тишиной деревенского дома Савелия, конечно, не сравнить, но, слава богу, здесь не оказалось ходиков. Евдокия опасалась, что тиканье часового механизма навсегда станет для нее чем-то похоронным. Вроде марша Шопена.
      Дуся застелила в комнатах кровати найденным в шкафу бельем. Белье пропахло старым домом и тем же мимолетным с кошками. Сыщица легла в постель не снимая легинсов, футболки и носков. Не потому, что брезговала, — в одежде она чувствовала себя более уверенной и ко всему готовой.
      Николай Васильевич вернулся за полночь. Неслышно подошел к двери в комнату Евдокии, но открываемая дверь, в отличие от половиц, тихонько скрипнула.
      Заметив, что приятельница приподняла голову над подушкой, он произнес:
      — Спи, спи, моя хорошая. Все в порядке. Если завтра проснешься, а меня нет, то тоже не переживай — кучу дел переделать надо.
      Ничуть не преувеличил. Утром — довольно поздним, стоит отметить, — выспавшаяся Евдокия открыла глаза и услышала шорох, доносящийся из кухни. Побежала спрашивать Васильевича, как их дела, какие новости…
      Слова застряли в горле. Так как сосредоточенный шпион был очень-очень занят: высыпал из кашпо засохший грунт в огромный ржавый таз, заботливо застеленный газетами. И действовал так глубокомысленно, в латексных перчатках, словно просеивал золотоносную руду.
      Застыв на пороге кухни, недоумевающая Евдокия не отважилась его отвлекать. Продолжила смотреть, как Николай Васильевич тщательно разминает пальцами землю и ломает корни цветка, погибшего так давно, что даже его вид не определялся.
      — Хорошая квартирка, Дуся, — бормотал при этом. — Все словно по заказу, я даже в хозяйственный магазин не пошел.
      Зачем ему понадобился магазин, Дуся поняла чуть позже, когда увидела, как Шаповалов, привередливо роясь в посудном шкафу, изучает пару дуршлагов и одно, местами драное, сито.
      Выбрав посудину с подходящими отверстиями, он достал из пакета пластмассовые контейнеры с белым порошком, высыпал их содержимое на горку грунта и бережно перемешал порошок с землей.
      — Это, Дуся, флуоресцентный пигмент с кое-чем добавочным, — начал объяснять. — Примерно таким пигментом обрабатывают купюры, когда взяточников берут. Дрянь, я тебе скажу-у-у… фиг отмоешь. А купить можно практически в любом магазине, где красками торгуют. И в нашем случае, Дусенция, пигмент — секретное оружие. — Николай Васильевич отвлекся от процесса перемешивания грунта с порошком, подмигнул напарнице. — Нам ведь что нужно, душа моя? Нам нужно понять, сколько человек против нас работает. Это на первом месте, оттуда мы начнет плясать. И эта штука, — утянутый в латекс палец указал на содержимое таза, — надеюсь, нам поможет. Я еще прикупил пару ультрафиолетовых фонариков, которые нам следы в любой темноте высветят. Догоняешь?
      — Нет, — чистосердечно призналась Евдокия.
      — Ну и ладушки. Давай-ка умывайся, завтракай и причепуривайся, подробности на месте. График у нас, Дуська, жесточайший! Через полчаса надо звонить Людмиле и отправлять ее за паспортом.
      Дуся кивнула. Николай Васильевич выглядел таким воодушевленным, что у нее даже аппетит проснулся.
      Пока сыщица увлеченно пережевывала бутерброды с колбасой и сыром, дорогой шпион растолковал в деталях, как нужно разговаривать с Людмилой, учитывая, что пока непонятно, прослушивают ее или нет: с сисадмином следует говорить экивоками-намеками, одновременно вынуждая Люсю давать какие-то комментарии по сути дела. Неприятель должен понять только одно: Людмиле предстоит встреча с ее начальницей, но где конкретно…
      Подробностей выдавать категорически нельзя! Иначе умный враг очутится на месте прежде, чем туда прибудет «наживка», задержавшаяся у Кашина.
      За беседой Евдокия разобралась с завтраком. Васильевич протянул ей один из их кнопочных телефонов и напутствовал с сочувственным пониманием:
      — Давай. Понимаю, что обманывать друзей непросто, но без Люси нам никак. Тем более что у нее самой брат в СИЗО.
      — Его бы отпустили, если б не мы, — понуро напомнила Евдокия и набрала номер сисадмина. — Здравствуй, Люся, это я. По имени меня не называй…
      Врать отличной девчонке, ставшей за полтора года настоящим другом, и вправду было, мягко выражаясь, гадко. Тем более что Евдокия знала, какая нервотрепка Люсе предстоит. Бедняжка с ума сойдет от мысли, что Евдокия ее где-то ждет, а ей приходится париться в кабинете следователя, подписывать никчемные бумажки…
      Жуть! Пакость. Но выбора иного не было.
      Едва услышав голос Дуси, Людмила чуть не разрыдалась:
      — Дуся-а-а… я видела вчера по телевизору…
      — Я знаю, что ты видела, — перебила Евдокия. — Я — в розыске. И потому обращаюсь к тебе с просьбой. Поможешь?
      — Да, да! Конечно!
      — Мой загранпаспорт в офисе, в столе. Можешь его забрать и привезти ко мне?
      — Естественно! Куда?!
      — О «куда» я перезвоню ровно через полтора часа. Пока просто поторапливайся, иди за паспортом. Спасибо.
      Евдокия отключила связь, достала из телефона блок питания и исподлобья поглядела на Васильевича.
      — Готова? — спросил диверсант. — Выдвигаемся.
      Прежде чем выйти из квартиры, Шаповалов зачем-то оглядел пол в прихожей. Разыскал прилипший к ковру черный волос, покрутил его в пальцах. Потом, сказав «прости», выдернул из пышной шевелюры Землероевой чуть вьющуюся волосинку.
      — Надо оставить на двери метку, — объяснил. — Сигналки, вроде вставленной у косяка спички, в нашем случае не прокатят. Профи вставит спичку на прежнее место, и фиг поймешь — открывал он дверь или не трогал. А вот с волоском, тем более таким кудрявеньким…
      Бормоча, Николай Васильевич присел на корточки перед дверью, осторожно присобачил скрученную волосинку между косяком и полотном. Прищемил.
      — Порядок, — произнес, любуясь затейливой меткой. — Запомни, Дусенька, как выглядит эта изогнутая петля из волоска. Если ее стронуть, а после снова вставить — второй такой петли не сочинить, конфигурация изменится. Так что запоминай изгибы накрепко. Вдруг одной сюда возвращаться придется.
      Евдокия мысленно перекрестилась: «Чур, чур меня! Спаси и сохрани!» И намертво впечатала в память каждый миллиметр сигнальной метки.

* * *

      Неприметный, но прыткий «рено» доставил напарников до пустырей на окраине Н-ска. Бдительный шпион, развернув машину носом к центру, поставил ее на противоположной обочине дороги, метров за двести от места встречи с Люсей.
      — Будешь ждать ее здесь, Дусенция, на заднем сиденье. Видеорегистратор зафиксирует все проезжающие машины, но ты тоже не зевай, по сторонам поглядывай. И чтобы осторожненько! Вверх-вниз не сигай. Задние стекла, конечно, тонированные, но на просвет мелькнувшую тень засечь получится. Вкурила?
      — Так точно.
      Друзья выбрались из машины и направились через шоссе к разбитой дороге, отделявшей жилой квартал с пятиэтажками от заброшенного хозяйственного объекта за бетонным забором. Помимо дороги, квартал отделяла еще и неширокая полоса пустыря, заросшего бурьяном. Ворот в заборе давно не было, в пустом створе расплылась огромная лужа жидкой грязи.
      — Прелесть-то какая, а, — полюбовавшись ровной жижей, сказал Васильевич. — Не обойти и не объехать, все следы как на ладони будут.
      Многодневные осенние дожди разровняли поверхность городского болотца, судя по его нетронутости, сюда давно никто не заглядывал: вездесущие мальчишки в школе, а бомжам и алкашам тут делать, видимо, нечего.
      — Но нам, Дуся, сюда не надо. — Шаповалов отвернулся от прелестной жижи и повел Евдокию по дороге вдоль пустыря. — Твоя Людмила к месту встречи прибудет на пожарной скорости, по грязи — побежит. Те, кто, надеюсь, прибудут за ней, тоже поторапливаться будут. А у меня времени на рекогносцировку было — воз и восемь маленьких тележек…
      За разговором диверсант довел напарницу до едва заметной косой тропки, ведущей к неширокому лазу, образованному покосившейся бетонной плитой. Через который они и проникли непосредственно на территорию покинутого объекта непонятного предназначения, где сохранилось лишь одно трехэтажное, весьма высокое строение из кирпича. Напротив него устояла уцелевшая стена другого здания, разрушенного, превратившегося в груду кирпича и железобетонных балок.
      Выстоявший дом и длинная неколебимая стена, по признанию Евдокии, напомнили ей брустверы титанического окопа.
      В центре которого она и должна назначить встречу Люсе.
      — Отличное местечко, — похвалил шпион.
      — Главное, Люсе будет просто о нем напомнить, не называя адреса, — добавила хмурая сыщица.
      Николай Васильевич, шагая по земле, засыпанной кирпичным крошевом, подвел ее к трехэтажному дому без окон и без крыши. Внезапно остановился на углу здания и подергал железный крюк, когда-то фиксировавший водосточную трубу. Пробормотал с досадой:
      — Ну надо же… а утром я эти крюки не заметил. Светало еще только. Но впрочем… лезть наверх по этим крюкам нерационально. Да? — Обернулся к промолчавшей Евдокии. — Что в этом месте хорошо, Дусенция, так это то, что проследить за Люсей нашим неприятелям будет непросто — забор монолитный, единственная прореха далеко. Как только Люся скроется за устоявшей стенкой, кто-то обязательно за ней потопает по грязи, чтоб увидеть то, что происходит непосредственно в «окопе». Осторожный выглянет из-за угла дома. Умный пролезет в дом через оконный проем и пойдет за Люсей внутри здания. Так?
      — Наверное.
      — Но самый осторожный и умный… подозревая здесь засаду, в дом запросто не сунется. — Николай Васильевич снова повернулся к железным скобкам, прибитым до самой крыши, опять подергал нижний. — Прочный, зараза, — пробормотал расстроенно. — Я бы, например, здесь поднялся до второго этажа. Но это — я. А у наших недругов времени на лазанья не будет. Они пойдут рационально, через оконные проемы первого этажа, а там мы все присыплем «сюрпризом». Пойдем, душа моя, прикинемся на месте.
      Напарники поднялись по высокому крыльцу с пятью щербатыми ступеньками. Вошли на первый этаж, замусоренный так, что никаких сомнений: здесь регулярно отираются подростки, расписавшие все стены фривольными посланиями, да и иные персонажи приходят сюда попросту нагадить. Невзирая на выбитые оконные стекла, здесь застрял запах — задохнись и сдохни!
      Но точку для наблюдения Николай Васильевич благоразумно выбрал возле лишенного стекол углового окна второго этажа, наиболее отдаленного от входа в «окоп».
      — Я буду здесь, — сказал. — Ворота, правда, устоявшая стена загораживает, но Люсе, по моим предположениям, на входе ничего не угрожает. Согласна?
      Евдокия снова промолчала.
      Шаповалов положил под окно давешнюю сумку (тихонько брякнувшую железом), достал оттуда пакет с пигментом и землей, сунул под мышку драное сито и вместе с Дусей спустился на первый этаж, где очень аккуратно и неторопливо присыпал «сюрпризом» пол под пустыми оконными проемами.
      — Осталось, — кивнул удовлетворенно, поглядев на содержимое пакета. — Как раз хватит на угол здания, крыльцо и верхнее окно, куда можно взобраться по скобкам.
      Оставив напарницу внизу, он быстро поднялся по лишенной перил лестнице на второй этаж.
      Евдокия задрала голову к потолку, прислушалась… Дощатый пол второго этажа, как она видела, нехило засыпан мусором, половицы под ней самой скрипели и стонали на манер продырявленной гармони; ботинки ветерана-диверсанта как будто не касались пола. Васильевич пробежался по второму этажу, словно мягколапый тигр.
      Вернулся через пару минут, деловито глянул на часы и дал команду Евдокии:
      — Пора звонить.
      Сыщица, мысленно пожелав Людмиле крепкого здоровья и особенно нервов, вставила аккумулятор в кнопочный телефон и произвела набор.
      — Люся, как дела? — шепнула в трубку.
      — Паспорт у меня! — обрадованно доложила сисадмин.
      — Отлично. У офиса тебя кто-то видел?
      — Да, — огорчилась Люся. — Но разве это важно? Я там работаю, зашла на минуточку — цветы полить, и домой поехала. За мной никто не следил!
      «А вот это как раз плохо, — переглянувшись с Васильевичем, подумала Евдокия. — Но будем надеяться, ты просто слежку не заметила».
      — Помнишь, как прошлым летом мы работали по Грише Уткину?
      — Конечно. Такого обормота разве забудешь.
      — Теперь постарайся вспомнить, где мы нашли первую закладку его дилера. Окраина, бетонный забор, расписанный телефонными номерами…
      — Да! — перебила Люся. — Напротив, через дорогу, еще консервный завод и гла…
      — Тихо! — на полуслове перебила Евдокия. Если Люсю уже прослушивают, то незачем описывать в точности их место встречи. — Едешь туда на нескольких маршрутках, полтора часа тебе за глаза хватит, чтобы провериться. В два жду тебя там, между домом и уцелевшей стеной. Поняла, где это?
      — Да. Надеваю куртку и выезжаю! Получится приехать раньше, обожду.
      — Спасибо, Люся, ты меня сильно выручила. Жду.
      Пряча глаза от Шаповалова, Евдокия разобрала мобильный телефон и буркнула:
      — Может, все же надо было попросить Максима Ильича проследить за Люсей?
      — Нет, моя девочка, не надо. Против нас работают профессионалы, не стоит рисковать. Пока они спокойны и не психанули, Люсе ничего не угрожает. А место встречи, как говорится, уже изменить нельзя.
      Пойдем чайку, что ли, попьем? Я термос захватил. И печенюшки.
      Конечно, скуксилась напарница. Она будет чаи с дядей Колей гонять, а перепуганную Люську уже в полицейскую машину, поди, засовывают. К Кашину везут.
      Операция по определению состава и количества бригады неприятелей была разработана Васильевичем до минуты и секунды.
      Через полчаса, не отступая от графика, Шаповалов выставил поеживавшуюся Дусю из дома. Присыпал крыльцо «сюрпризом» и, положив сито в почти опустевший пакет, завязал его узлом и швырнул стоявшей на улице напарнице.
      — Присыпай землю на углу дома, потом выброси пакет в мусорку возле пятиэтажки, — приказал. — И не топчи здесь, иди к машине!
      Евдокия поймала брошенный пакет. И замерла напротив крыльца, где в дверном проеме стоял ее верный, настоящий друг.
      — Иди, иди. Бояться нечего, — мягко напутствовал диверсант. — Ты, главное, не высовывайся и не сорвись за Люсей. Из пистолета по воронам не пали!
      Шутил еще.
      — Я поняла, — кивнула сыщица. — Сижу тихонько, не пуляю, наблюдаю.
      — Свои ботинки «сюрпризом» не засыпай! Не то все следы мне спутаешь!
      Выполнив все в точности, Евдокия потопала к «рено». Спряталась на его заднем сиденье за тонированными стеклами и прижалась затылком к рамке заднего ветрового стекла — постаралась притвориться грузом.
      Хотя для появления противников еще, пожалуй, рановато. Вряд ли кто-то догадается, где конкретно назначена встреча, и явится сюда проверить обстановку.
      Но если против них действительно работает бригада профи, то стоит бдеть и дуть на воду.
      В 14:04, следуя четкому графику, Евдокия вставила батарейку в мобильный телефон и позвонила Люсе.
      На этот раз молилась, чтобы подруга не ответила! Если от расписания не отступил и Кашин, то сисадмин сейчас только-только подписывает протокол опознания подставного любовника Василины.
      Люся, хвала Небесам, не ответила, и Евдокия срочно, трясущимися пальцами, разобрала мобильник на составляющие. Представила, как подруга несется по длинным коридорам прокуратуры к выходу, такими же трясущимися руками набирает вызов последнего абонента…
      При Кашине Людмила, как и предположил Васильевич, не рискнула отвечать на звонок начальницы. «По сути дела, — говорил шпион, расписывая предстоящие мероприятия, — ты должна исчезнуть с места встречи через пять минут после того, как твой контакт не появился. Это нормальная практика. Но не, так сказать, общечеловеческая. Обычный человек надеется и ждет, звонит и интересуется причиной задержки. С тобой, увы, сложнее: местами ты приличный сыщик, местами — девушка на нервах. Ты понимаешь, что раз Люся не пришла, случилось нечто непредвиденное, но все-таки звонишь. И лишь после того, как контакт тебе не ответил, уходишь с места встречи и исчезаешь из сети».
      Следуя логике Шаповалова, Людмила должна понять, что Дуся ее ждет — звонит и беспокоится. Но в том, что начальница позже уже не отвечает на звонки, тоже не должна увидеть странного: Евдокию ищут, она обязана вырубить телефон, способный навести на ее след.
      Короче, план Васильевич составил грамотный, все вроде бы должно срастись, раз в начале третьего Людмила не отозвалась… Но сколько нервных клеток перегорело в Евдокии — просто ужасть! Казалось, ее мозговые извилины превратились в бикфордовы шнуры, которые шипят, бросая искры, и голова вот-вот взорвется!
      Если б на дорожку, идущую вдоль пустыря с забором и пятиэтажками, свернула хоть одна машина, то Дуся, не исключено, прицелилась бы по ее колесам!
      Притворявшейся грузом сыщице чудилось, что даже тетушка с сумкой на колесиках — член группировки профессионалов. Подвозит к «окопу» патроны, под ее курткой автомат топорщится.
      Жесть. Паранойя начинала обостряться в геометрической прогрессии.

* * *

      План Васильевича продолжил воплощаться в половине третьего. Встрепанная Люся появилась у пятиэтажного квартала (Евдокия чуть не разрыдалась от облегчения — живая и здоровая!), мудро попросила таксиста остановиться на достаточном расстоянии от бетонного забора.
      Выскочила из такси и, прижимая к уху телефон и озираясь, поскакала к замечательно отутюженной дождями жиже.
      Разглядывает ли она там следы, пытаясь понять, проходила здесь начальница дважды или цепочка единичная (то есть Дуся еще там и продолжает ждать), увидеть, к сожалению, не получилось. «Рено» осторожный Шаповалов поставил так, чтобы не привлекать внимания к машине на безлюдной окраине, а створ ворот от Дуси загораживал забор. И приходилось доверяться мнению Васильевича: «Нам, Дуська, лишние следы не в кассу, нельзя их не оставлять. Но будем надеяться, что твоя Люся не следопыт из Фенимора Купера. Она с такими прикипающими пятками сюда примчится, что, не разбирая дороги, поскачет по любой грязи, и нетронутая поверхность ее не озадачит и не остановит».
      Хотелось бы надеяться. Рассудок бедной Люси и без очередного ребуса с нетронутым болотом прилично взбаламучен.
      Очень соболезнуя подруге, Евдокия представляла, как Люся уже носится вдоль «брустверов окопа», заглядывает в пустые оконные проемы и зовет. Не исключено, рвет волосы под шапкой с рожками…
      «Бедняжка. Выпутаемся, подарю машину!»
      Вовсю сочувствуя подруге, сыщица не забывала наблюдать за подступами. Такси давно уехало, поблизости не появилось ни одной машины. Боясь пошевелиться, Евдокия обводила окрестности глазами, чувствовала, как затекают плечи и шея, умоляла хоть кого-то проявиться: «Ну же, ну!! Ну покажись, пожалуйста, мелькни!..»
      Впустую. По улице на всех парах проехал дребезжащий грузовик. Чуть позже, но уже не своевременно, промчалась пара малолитражек, и они тоже не притормозили, не повернули на дорогу вдоль забора.
      По тротуару прошаркал пожилой субъект с пакетом, где просвечивала пустая жестяная тара.
      А в остальном — традиционный ноль и пустота. Ни один мужчина нужного спортивного облика поблизости не появился и даже краем не мелькнул.
      «Неужто все напрасно?! Неужто Люсей не заинтересовались и все мероприятия Васильевич готовил зря?!»
      И Люся, кстати, что-то запропала… минут пятнадцать уже минуло.
      Что она делает на заброшенном объекте?!
      Оставаться там нет смысла, давно должна отправиться в обратный путь…
      Когда Евдокия уже порядком тронулась от беспокойства, из-за угла бетонного забора — наконец-то! — появилась Люся. В жутко грязных кроссовках, с шапкой в кулаке, лохматая, зареванная. Утерев нос шапкой, компьютерщица растерянно потопталась на месте, поглядела по сторонам и медленно пошлепала до людных мест с общественным транспортом.
      Дуся, глядя в сгорбленную спину подруги, чувствовала себя так, будто украла у нее два года жизни. Что, впрочем, не исключено, соответствует действительности: нервов сегодня бедняжка потратила — на три развода хватит!
      Люся натянула на голову шапку, перешла на другую сторону дороги и голоснула проезжающей «шестерке». Скорее всего, не успев на встречу с Евдокией, помчалась к себе домой. Сидеть и ждать, ждать, ждать…
      Эх, бедолага, друг сердечный!
      Евдокия удержала рвущийся из горла нервный всхлип. Поглядела на бетонный забор, расписанный телефонными номерами, по которым предлагалось все что угодно для порочных граждан. Из-за него так никто и не появился.
      Дуся немного сползла на сиденье. Скрючилась, выгибая-расправляя затекшую спину, и тоже стала ждать. Пока дядя Коля соберет свои «железные» манатки, пока через далекую дыру в заборе выйдет…
      Неужели все прошло впустую?! Николай Васильевич напряг следователя и Муромцева, предусмотрел и рассчитал все до секунды…
      Ой. А вдруг его убили?! Вдруг она прошляпила «гостей» и дорогого, засветившегося диверсанта отправили на Небеса?!
      «Боженька мой Боже, сделай так, чтобы никто не пострадал! Если нужна плата, то я — сяду. Возьму на себя все-все…»
      Евдокия уже открывала дверцу «рено», собираясь отправиться к «окопу» с пистолетом наперевес, когда на противоположной стороне дороги появился милый диверсант-пенсионер. Хмурый и сосредоточенный, он с оглядкой приблизился к машине, прыгнул на водительское сиденье и сразу же оповестил:
      — Он был там, Дуся.
      — Кто?! — Сидевшая позади, перенервничавшая сыщица просунула голову между кресел. — Вы его видели?!
      — Нет. Но он там был, на скобе остался ошметок влажной земли. — Николай Васильевич замолчал, не обращая внимания на Евдокию, вытягивающую шею, словно всполошенная гусыня. Дотронувшись до рычага переключения скоростей, продолжил: — Как я и опасался, он проник через окно второго этажа. И знаешь… — Диверсант осекся, вполоборота повернулся к Дусе. — Знаешь, что самое удивительное… я его не видел и не слышал. Только чувствовал.
      — Как?
      — Спинным мозгом, мать его! Совсем нюх потерял! — Ругаясь, Васильевич завел двигатель. — Он, дьявол, даже следов на полу и подоконнике не оставил! Прошел и вышел! Ни одного камушка нигде не сдвинул!
      Евдокия не знала, как принято в среде шпионов реагировать на провал операции; может, они всем составом поливают матом неприятеля и собственное самодовольство.
      Обычно Николай Васильевич был невозмутимым, словно саркофаг, пошучивал и успокаивал. Сейчас впервые так разгорячился. Ругался на спинной мозг и нюх, машину сдернул с места так, что шины взвизгнули.
      «Дела наши невероятно плохи? — огорчилась Евдокия. — Дядя Коля не знает, что дальше предпринять?..»
      Потерпим и посмотрим.
      Долго терпеть, к счастью, не пришлось, Николай Васильевич остыл довольно быстро, метров через пятьсот, до выезда на шумный проспект. Остановил машину на обочине и предложил напарнице переместиться на переднее сиденье.
      — Что будем делать? — осторожно поинтересовалась пересевшая Евдокия.
      Шаповалов, не ответив на вопрос, сказал:
      — Я, Дусь, конечно, «языка» взять не рассчитывал. Но чтобы так… чтоб даже не засечь… — Поглядел на молодую подругу: — Старею, что ли, Дуська?
      — Нет, дядя Коля. Враг матерый нам попался.
      — Один? Хочешь сказать, угадал Олег?
      Евдокия пожала плечами.
      — А вот не знаю. Вы все так долго меня убеждали, что затевается нечто невероятно серьезное… Теперь я сама поверить не могу, что тут действовал одиночка.
      — Но он пришел один, — подтвердил Шаповалов и превратил лицо в суровую каменную кладку. — Причем прошел не через нашу «контрольно-следовую полосу» в воротах, а перемахнул забор. До дырки, разумеется, не добрался — ее не видно от ворот, — но и следов предпочел не оставлять. Опытный, зараза! — снова выругался. — Я нашел место, где он, скорее всего, перебрался через забор. Там, правда, вся плита черной краской разрисована, отметины от подошвы только эксперт найдет, но такой скалолаз способен перелететь через ограду, вообще к ней не прикасаясь. Место выбрал — горка строительного мусора как трамплин. И на той стороне тоже сплошь битый кирпич. Если б не кусочек влажной земли на скобе, я бы вообще засомневался — а был ли он там в принципе? Понимаешь?
      — Да. Противник — серьезный.
      Васильевич фыркнул:
      — Серьезный, говоришь? Он жуть опасный, Дуся! И рисковый. Он дал Людмиле фору, не потопал прямиком за ней, а был уверен — не упустит. Хотя, казалось бы… место пустынное, следи не хочу… Но он, Дуся, вначале через забор сиганул, а после на второй этаж, как скалолаз, взобрался. Самоуверенный, мать его… Ты видела, как он подъезжал?
      — Нет.
      — Я почему-то так и думал, — вздохнул Шаповалов. Попросил напарницу достать с заднего сиденья ноутбук и начал извлекать из видеорегистратора карту памяти.
      — Как Люся себя вела? — воспользовалась моментом сыщица.
      — Твоя Люся — молоток. Мордашку в окна засовывала, громко шептала: «Я здесь, я здесь… Меня к Кашину возили, какого-то придурка опознавать…» Потом утерлась шапкой и на выход. Лупу дай. Она в моем рюкзаке, в наружном отделении.
      Через несколько минут, пару раз воспользовавшись лупой — привык так, что ли? — он остановил запись и уже тут-то начал весьма ловко увеличивать фрагмент стоп-кадра.
      — Вот, — в итоге сказал Евдокии, указывая пальцем на смутное пятно на дороге, в котором угадывались контуры мотоциклиста. — Показался только один раз, все остальное время ехал за грузовиком.
      Дуся присмотрелась… Верно. На стоп-кадре несомненно угадывался силуэт человека на основательном, не спортивном мотоцикле.
      Шаповалов покривился, бросил на напарницу угрюмый взгляд и начал каяться:
      — А вот этого я, Дуська, не предусмотрел. Не верил, понимаешь ли, что он одиночка, которому в городе проще воспользоваться мотоциклом. Дурак старый… — Вздохнул всей грудью. Прищурился на экран ноута и буркнул: — Но вот куда он потом делся?..
      Николай Васильевич возобновил показ, долго-долго изучал съемку и, наконец, нашел нужный момент:
      — Вот, Дуся! Вот! Видишь, из-за угла дома половина колеса торчит? Из-за грузовика он увидел, что такси останавливается, и свернул во двор. Люсе здесь просто некуда было деваться — если она идет к какому-то подъезду, то он успевал вывернуть во двор и встретить ее уже там. И потому он свернул с дороги и через двор засек ее проход в ворота.
      Слегка воодушевившись, Николай Васильевич просмотрел за тем, как мотоциклетное колесо пятится и исчезает за углом пятиэтажки. Внес ремарку:
      — Ну надо же, какой черт осторожный. На пустую автотрассу не сунулся, зафиксировал, в какую машину Люся села, и поехал за ней опять-таки дворами. Появился, думаю, уже на перекрестке у светофора и упал на хвост. — Васильевич захлопнул ноутбук, поглядел на приунывшую напарницу и постарался ее приободрить: — Все норм, как говорят внуки моей Инессы. У нас есть результат, Дусенция! Немаловажный и не единичный: мы установили одного из оппонентов и определили его транспорт. Позже переправлю запись Максиму, и пусть его спецы колдуют, авось удастся что-то еще выцепить. Главное, Дуська, теперь мы точно знаем, что твоя Людмила — ниточка. Ниточка, понимаешь! Потянем за нее и вытащим всю группу. Или одиночку.
      Евдокия пристально посмотрела на друга и постаралась разобраться, так ли уж он убежден в том, что говорит. Совсем недавно она ощутила неуверенность Васильевича, впервые показалось, что тот не просто озадачен, а дико поражен: в заштатном Н-ске он — матерый диверсант! — столкнулся с, не исключено, превосходящим противником. Мотоциклист не обнаружил себя в момент слежки, потом, словно такой же мягколапый тигр, перемахнул высоченный забор и взобрался на второй этаж… Физическое состояние и предусмотрительность, вероятно, более молодого противника заставили его спросить: «Старею, что ли?»
      Дуся потянулась за ноутбуком:
      — Давайте я отправлю запись с регистратора Максиму Ильичу.
      — Не торопись.
      — Почему? У Муромцева техника и специалисты…
      — Нет, подожди, — перебил Васильевич. — Номер мотоцикла все равно ничего не даст, а в остальном мы и сами пока справляемся.
      — Но ведь путь мотоциклиста можно отследить по камерам ГИБДД! — разгорячилась Дуся.
      — И что? Кто будет его брать, а? Гайцы? Мальчишки из ППС? Он их перестреляет, как утят, положит — глазом не моргнет! Мы только зря засветимся.
      Евдокия слабо фыркнула:
      — Думаете, у мотоциклиста есть информатор в полиции или ГИБДД?
      — Не в этом дело. Я больше переживаю, что какой-то идиот захочет выслужиться перед начальником ГУВД, от которого пришел приказ. В полевых мероприятиях, Дуся, наиболее трудно предусмотреть «фактор дурака». Тут лучше перебдеть, чем поторопиться. А у нас пока не шибко припекает.
      — Уверены?
      Сарказма в тоне Евдокии не прозвучало вовсе, но ветеран поморщился:
      — Не задавай пустых вопросов.
      — Тогда спрошу по существу: что будем делать дальше?
      — Хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах, — проворчал Васильевич и завел двигатель. — Поехали обедать, Дуся. Времени у нас немного, темнеет нынче рано…
      По переулку, куда выходила калитка Люси, бродил потерянный, казалось бы, столетний дед. Шаркал растоптанными ботинками по условно асфальтированной дороге и зычно звал кота: «Вася, Вася, кис-кис-кис…»
      Иногда он останавливался и принимался освещать фонариком кусты и палисадники: «Негодник, подь сюды, кис-кис…»
      Поговорил с тетушкой, вышедшей из ворот. Показал ей фото котика на копеечном телефоне.
      Тетушка, не опознав пропажу, отрицательно помотала головой; огорченный дед поправил выбившийся из-под куртки клетчатый шарф со свалявшимся начесом и поковылял дальше: «Вася, Вася, кис-кис-кис…»
      Признаться честно, если б Евдокия самолично не наблюдала, как Николай Васильевич крепит на лицо конструкцию из клокастой бороды и пегих усов, то ни за что не опознала бы в «столетнем деде» своего бравого напарника. Когда Шаповалов, словно фокусник, достал из сумки потрескавшийся кожаный треух и видавшую виды куртку-аляску, догадалась: к представлению он начал готовиться еще в доме Савелия — синяя аляска висела на крючке в сенях запасливого охотника. Непромокаемая затертая ушанка, видимо, из тех же арсеналов. Правда, тяжелые на вид ботинки наверняка куплены в отличном магазине. Но грязью так измазаны, что кажутся дожившим до нового тысячелетия реликтом производства фабрики «Пролетарская победа».
      …Неузнаваемый Васильевич добрел до Люсиной калитки.
      Евдокия, нервничая, прижалась грудью к рулю «рено», поставленного в начале переулка, вгляделась!
      Но «разыскивавший кота» Шаповалов затормозил перед калиткой только на мгновение, никакого условного сигнала не подал; двинулся дальше, светя фонариком под ноги.
      Через пару минут исчез за поворотом, оставив напарницу в исключительном недоумении: и что ей теперь делать? Двигаться вслед за ним или пятиться, разворачиваться и ехать навстречу уже параллельной улицей?!
      Ведь, кажется, они все обговорили, разработали сигналы на каждый случай! Но Васильевич не подал ни одного из них, и Евдокия не понимала: есть опасность, навестил мотоциклист этот переулок и оставил фосфоресцирующие следы на дороге или тут все тихо-смирно?!
      Негодовала про себя: ну хоть какой-то из сигналов дядя Коля мог подать! Почему он этого не сделал?! Не успокоил, но и не напугал…
      Но впрочем, долго Евдокия не терзалась, от напарника пришло лаконичное СМС-сообщение: «Стой на месте, жди».
      Ага. Ничего нового. В режиме ожидания она провела уже так много времени, что сбилась с понимания, какой, собственно, сейчас день недели?!
      Отлепив грудь от руля, Евдокия нервно высосала из литровой бутылки немногим меньше половины. Покрутила головой по сторонам и увидела вывернувшего из-за поворота за ее спиной Васильевича.
      Тот, перестав притворяться дряхлым дедом, молодцевато дошагал до машины, запрыгнул на переднее пассажирское сиденье и, сняв с головы треух, довольно произнес:
      — Он здесь, Дусенция. В доме, к которому Нифася твою перчатку зашвырнул. Не знаешь, когда те соседи собирались возвращаться?
      — Из Казани? — зачем-то уточнила Дуся. — Нет. Нифася сказал, что вот-вот.
      Она едва смогла шевелить языком! Известие «он здесь» существенно смешало мысли и парализовало речь.
      — Надеюсь, они не вернулись, для их же блага, — задумчиво пробормотал Васильевич. — Иначе им придется туго, если вообще чего-нибудь при… — не договорил, осекся и поглядел на Дусю. — Я не стал тебе семафорить, детка, сигнал «он засел в соседнем доме» мы не обговаривали.
      — А это точно? — прошептала сыщица. — Он у Алмакаевых?
      — Почти наверняка. Фосфоресцирующие следы ведут к их калитке, обратных — нет. Он там, Дусенция. С чердака алмакаевского дома можно взять под наблюдение ворота Людмилы и часть ее окон для дистанционной прослушки. Нифасина половина, правда, не попадает под обзор, но нам на это наплевать. Так?
      Дуся поежилась.
      — Что будем делать? — прошептала.
      — Мы — ничего. Я, пока сюда шел, позвонил Максиму и назвал адрес. Пусть связывается с ФСБ, обычный полицейский спецназ, боюсь, здесь не поможет. — Николай Васильевич вынул из подстаканника бутылку, напился воды и, утирая губы, покачал головой: — Нам достался профи, Дуся. Следы, как понимаешь, оставил один человек. Одиночка.
      Евдокия еле-еле продышалась: намек на появление Зураба вызвал у нее привычный спазм гортани.
      — А если его выманить? — спросила хрипло. — Я позвоню Людмиле, назначу встречу…
      — Как раз это мы с Максимом и обсуждали, — не дал договорить Васильевич. — Проще выбрать место и подготовить встречу, чем оцеплять квартал. Ведь этот гад засел на верхотуре, наверняка установил какие-то сигналки-пукалки.
      — Но можно мне все-таки позвонить Людмиле?! — взмолилась Дуся. — Можно мне ее успокоить, сказать, что жива-здорова!
      — Ты обязательно ей позвонишь, но чуть попозже. Максим просил ничего не предпринимать, дадим ему немного времени.
      — Ох… лишь бы не затягивал.
      Диверсант поерзал по сиденью и прищурился, оглядывая хлипко освещенный переулок.
      — Не переживай, душа моя. Надеюсь, пока Люся дома, наш мотоциклист отсюда не сорвется. Так что сидим мы, Дуся, ровно и ждем звонка Максима. Поверь, сейчас он очень занят, выбирает место предстоящей встречи и готовит силы.
      — Господи, неужели завтра все закончится?! — простонала Евдокия.
      — Сплюнь! И сиди спокойно. Я вообще не понимаю, чего он так уперся? Убить тебя, прости, он мог давно. Напакостил уже — сверх меры. Чего он ждет?!
      Внезапно разгорячившийся Шаповалов принялся стягивать с себя теплую куртку.
      Разоблачившись, взялся отлеплять ненужный уже камуфляж — усы и бороду.
      Дуся любезно откинула автомобильный козырек с зеркалом на обратной стороне, но Николай Васильевич в него не глянул даже мельком. Освещение включать нельзя, проще отлеплять на ощупь.
      — Мы, Дуська, молодцы… — вытягивая подбородок, нахваливал себя и сыщицу. — Максим признался, что не верил в нас. Мол, дурака валяем мы, мудрим чего-то… Черт!!!
      Николай Васильевич внезапно вытянулся вперед. Дуся, увлекшаяся его демаскировкой, перевела взгляд на переулок и тоже тихо чертыхнулась: из калитки Алмакаевых выходил мужчина в темной одежде, бейсболке, с небольшой наплечной сумкой.
      Остановившись за порогом, он огляделся, придерживая дверь полуоткрытой…
      — Не двигайся! — прикрикнул Дусе Шаповалов.
      Переулок, конечно, темный, заднее стекло «рено» — тонированное, но если неприятель обладает ястребиным взглядом, то шевеление в «пустой» машине может и засечь.
      Евдокия превратилась в монумент. На секунду ей показалось, что мотоциклист смотрит прямо на нее. Медлит, думает, вернуться ли назад…
      Но показалось. Мужчина поправил ремешок сумки, закрыл калитку и быстро пошагал к противоположному выходу из переулка.
      Дуся тихонько выпустила воздух из легких: слава богу, мотоциклист не пошел в их сторону! Не двигаясь, смотрела на шагавшего.
      — Напоминает? — прошептал такой же замерший Васильевич.
      Евдокия поняла, о чем он спрашивает.
      — Нет. Но мне тяжело судить, Зураб тогда не мог ходить нормально — пах был разбит, походка сильно изменилась. И рост верно не определить, он корчился от боли, передвигался еле-еле, на обезболивающих.
      — Умница.
      И Дуся снова поняла, чем заслужила короткий комплимент. Вероятно, сейчас она прошла своеобразную проверку: Николай Васильевич знал все нюансы того дела, и если б Евдокия не проявила трезвость, ответив «нет», то опытный напарник начал бы просеивать все ее замечания.
      …Мотоциклист подходил к противоположному выходу из переулка, Евдокия испуганно просипела:
      — Мы его упустим!
      — Найдем. У нас фонарики.
      — А если он ботинки поменял?!
      Шаповалов не ответил. Сказал: «Прыгай на мое место!» — и, едва мотоциклист скрылся за поворотом, выскочил из машины, а Дуся, наловчившаяся за эти дни перемахивать через рычаг переключения скоростей, лихо освободила ему место за рулем.
      В том, что шпион, изучивший план окрестностей, не ошибется, не запутается в поворотах городской деревни, можно ничуть не сомневаться.
      Едва оказавшись на водительском месте, ветеран завел двигатель и совершил такой разворот, что Дуся только пискнула — почудилось, «рено» воткнется бампером в забор и разнесет в щепки скамейку у ворот! Или, что еще хуже, рычание мотора засечет их неприятель. Но, впрочем, далеко. Скорее нужно переживать о том, что мотоциклист скроется, если решит пройти дворами, перемахивая через заборы, которые для профи не препятствия. Хотя надо помнить, что в начале этой улицы стоят богатые дома с камерами наблюдения и собаками…
      Васильевич, как оказалось, думал примерно в том же русле.
      — Если он пойдет по улице, то мы его увидим, когда вывернем на улицу Нифаси. Если нет, то нужно думать, где он оставил мотоцикл.
      — Недалеко гаражный кооператив.
      — Помню. Набери-ка на моем телефоне последний вызов и дай трубку мне. Телефон в кармане.
      Шаповалов приподнял правый локоть, Евдокия достала сотовый и шустро нажала нужные кнопки. Вложила активированный телефон в протянутую руку.
      — Максим, отбой, — заговорил Васильевич, — группу к нам не отправляй. Он — уходит, мы на хвосте….
      Евдокия пыталась расслышать ответ Ильича, но получалось плохо, приходилось ориентироваться по командам Шаповалова:
      — Держи всех на низком старте. Как только поймем, куда он выдвинулся, сообщим. Отбой. — Потом сказал уже для Дуси: — Я его вижу.
      Евдокия, привставая с сиденья и только что не упираясь лбом в ветровое стекло, уже всматривалась в далекую мужскую фигуру. Заставляла себя вспомнить все приметы наемника Зураба, какие-то его особенности…
      Она отлично понимала, что профессионал-одиночка, сумевший собрать кучу информации по превосходно законспирированной группировке СВК, может «воскреснуть» и здесь. Таких специалистов мало, поверить, что против обычной сыщицы зарядили такого же кудесника — уму непостижимо!
      Тем более что тут просматривается почерк. Информация по СВК, которую передал ФСБ Зураб, была столь поразительной по объему, что верилось с трудом — ее не мог собрать один человек!
      Но он — собрал. И слил, когда запахло жареным.
      Умелый зверь, матерый, умный. Такой может воскреснуть и снова что-то эдакое учудить…
      В мысли Евдокии проник голос Шаповалова:
      — Пешком идет. Причем вдоль гаражей, к проспекту не сворачивает. А это паршиво, улица — пустынная.
      — Здесь часто ездят выпившие водители. — Приободряя Васильевича, Евдокия удивилась, как у нее получается спокойно говорить. Внутренности вибрировали, а голос даже чуть-чуть не задрожал! — У перекрестка патруль ГИБДД часто стоит, пьяницы их объезжают.
      — Уже не так паршиво. Надеюсь, наш мотоциклист об этом знает, он Нифасину жену-покойницу давно окучивал, успел с тутошней обстановкой ознакомиться. Не то крадемся, — вздохнул, — словно тень с выключенными фарами…
      — Я могу выйти из машины и догнать его бегом вдоль кустов.
      — Не надо. Если он идет на встречу с человеком на автомобиле, то я тебя могу не подобрать.
      — А я вам нужна? — грустно усмехнулась Дуся, впечатавшая взгляд в спину мужчины с сумкой.
      — А как же. Я, Дуська, давно тебе накаркал: лучшей напарницы мне уже не сыскать!
      Да, было дело.
      Мотоциклист свернул к многоэтажным домам за гаражным кооперативом, чуть-чуть ускорился, проходя наискось темный двор с песочницами и скамейками…
      — Кажется, я знаю, куда он идет, — помертвело прошептала Евдокия. — В доме с синими балконами Олег хотел снять еще одну резервную квартиру.
      — Да ладно! — изумился Николай Васильевич.
      — Точно-точно. Отсюда до Люси — два шага. Видите дом чуть на отшибе, с аркой? Если он сейчас пройдет под ней и свернет направо, то…
      Он — повернул. Но не к подъезду, а прошел до лавочки возле песочницы в центре двора. Поставил на нее сумку и, застыв в пустом промозглом дворе, стал приглядываться к окнам верхних этажей дома с синими балконами.
      — Смотрит, есть ли свет в той квартире, — предположил Шаповалов.
      Напарники продолжали наблюдение, уже выйдя из машины, скрывались в темной арке, где дуло, как в аэродинамической трубе.
      Подмерзающая Евдокия сообщала:
      — Та хата нам подходила, дядя Коля, Олег ее проверил, убедился, что через крышу можно перейти в соседние подъезды. Но вот хозяин ему не понравился — странный какой-то, вредный. То хочет сдавать квартиру, то сомневается, чего-то мутит…
      — Сигнализация в квартире есть? — перебил Николай Васильевич.
      — Нет. Про замки Олег сказал — зубочисткой можно вскрыть.
      — Думаю, сейчас мотоциклист отправится туда с проверкой. Убедится, там вы остановились или нет.
      — А как он вообще узнал, что мы интересовались этой хатой?!
      — Элементарно. Подожди…
      Как и предсказывал Васильевич, мотоциклист, удостоверившись, что в нужной квартире не освещены окна, направился к подъезду, натягивая на ходу капюшон поверх бейсболки. От лавочки он, судя по всему, зафиксировал камеру наружного наблюдения над дверью подъезда и готовился под ней пройти.
      — Теперь рысью, Дуся! — приказал шпион. — Сейчас он убедится, что квартира нежилая, и сразу выйдет обратно. Если он начал объезд потенциальных квартир с ближайшей, то дальше двинется уже на транспорте!
      — Да как он вообще о них узнал?! Уже тогда следил за нами?!
      Ответил Николай Васильевич, только поставив «рено» на выезде из двора. Воткнул автомобиль между рядов дремлющих собратьев так, чтобы встретить и повести мотоциклиста прямиком к проспекту.
      — Вы, Дуся, как искали эти квартиры? — поинтересовался, прищуриваясь на дверь нужного подъезда. — По Интернету, да?
      — Угу.
      — А есть еще печатные издания, напомню. Если в Интернете предложение снимается сразу же, как только квартира сдана, то в газете оно — остается. И если сравнить списки наемного жилья в Инете и газете, то сданные квартиры вычислить довольно просто. Предполагаю, мотоциклист слышал разговор Олега и Антона в твоей гостиной, Паршин тогда как раз говорил, что сам может тебя спрятать — две квартиры снял.
      — Мотоциклист что… будет все сданные три дня назад квартиры обходить?!
      — Нет, зачем же. Думаю, он просто обзвонил хозяев и попросил их описать нанимателя. Сделать это легко, можно, к примеру, сказать, что ищешь родственника. Но я б сказал, что хочу найти урода, снявшего жилье и слинявшего, не заплатив. Типа предупреждаю: не нарвитесь, как и я. Тогда мне с удовольствием опишут человека. Кому охота попадать на бабки? — Васильевич оглядел пустой двор и приказал: — Включай ноутбук и проверяй, снял ли мутный хозяин предложение по хате. Сюда наш мотоциклист мог залететь лишь потому, что не получилось выяснить, сдана квартира или нет. Хозяин-то, ты говоришь, вредный был, и разговор мог не сложиться.
      Протягивая руку к ноуту, Евдокия предложила:
      — Давайте позвоним Максиму Ильичу? Пусть он сюда силы подтянет! Или к нашей квартире кого-то направит.
      — Нет. Один раз мы уже позвонили, давай-ка убедимся. И поторапливайся! С квартирой надо выяснить, пока наш гад не появился, он может увидеть в машине свет от монитора.
      Дуся спешно зашла на нужный сайт, прошерстила объявления…
      — Предложение снято.
      — Что и требовалось доказать.
      Евдокия захлопнула ноутбук, в погрузившейся во тьме машине Шаповалов продолжил рассуждать:
      — Если он определил квартиры, снятые Олегом, то, предположу, поедет сначала к резервной, на проспекте Ленина… Она по дороге до нашей на Маршала Конева. Так?
      — Еще он может проверить квартиру на академика Сахарова, — предупредила Дуся. — Там хозяин срочно уезжал, сдавал за сущие копейки, но нам она не подошла.
      — Сахарова, говоришь? Это у нас где-то неподалеку?
      — Да. Я, кстати, запомнила телефонный номер хозяина, он простой. Хотите, позвоню?
      — Звони. Нам, Дуська, важно что? — говорил Васильевич, пока Евдокия пыталась связаться с собиравшимся уехать арендодателем. — Нам важно посадить его в засаду возле хаты, заставить оставаться на одном месте…
      — Не отвечает, — сообщила Евдокия.
      — Жаль. Значит, в нашем списке есть еще одна квартира. — Шаповалов пригнулся к рулю, поглядел на окна верхних этажей и внезапно выругался: — Зараза! Что-то не так, Дуська! Он уже должен появиться.
      С момента, когда мотоциклист вошел в подъезд, прошло почти полчаса. Вскрыть замки, по мнению Олега, можно зубочисткой. Убедиться, что квартира нежилая, проще легкого — достаточно в ванную комнату заглянуть: полотенца висят нетронутые, зубных щеток и прочего в помине нет.
      — Почему он там застрял? — задумался Васильевич. — Нашел какие-то женские вещи и принял их за твои?.. Сомнительно. Ты у нас стильная штучка, другие такие штучки на отшибе не поселятся… Сиди в машине, Дусь, я мухой! Проверю, где он, и вернусь.
      Евдокия не успела рта раскрыть, как Шаповалов, увидевший топающую к подъезду женщину, испарился из автомобиля. Добежал до двери, галантно ее придержал, когда жиличка, воспользовавшись магнитным ключом, отперла замок…
      Исчез в подъезде.
      А на оставшуюся Евдокию накатил нервный паралич. Даже глаза перестали повиноваться, она никак не могла отвести остекленевшего взгляда от панели домофона у подъездной двери!
      Чудовищное состояние. Когда дорогой друг Шаповалов находился рядом, получалось не думать о страшном, о потерянном любимом, справляться с горечью, отравившей ее душу навсегда…
      Наедине все заново накатывало. Волной, девятым валом, чертовым цунами!
      Местные жулики прозвали ее Волчицей, да?
      Смешно. Сейчас от давешней волчицы осталась только шкура, набитая фаршем из прежней бравой сыщицы. Последние дни превратили ее в измотанную, перенервничавшую бабу средних лет. С ватными руками и сжавшимся горлом, которое с трудом впускало воздух…
      Забыть! Нельзя расклеиваться! Васильевич сейчас, не исключено, сошелся в рукопашной с…
      Ох. Этого тоже лучше не представлять. Евдокия, разумеется, прекрасно помнила, как Николай Васильевич разобрался с несколькими головорезами, устроившими им засаду на дороге, но сейчас ему противостоит не банда залетных урок, а такой же профессионал. Скорей всего, тот, кто обыграл группировку непростых противников из СВК. Один против десятков!
      «Хоть бы Николай Васильевич попросил ту тетеньку позвонить в квартиру, — придумывала и прикидывала Евдокия. — Наврал, что у него жена с любовником сюда таскается… нужно проверить, а ему голубки не откроют…»
      Но нет. Лихой ветеран гражданских не подставляет, а выводит их из зоны поражения. Он сам пойдет в квартиру. Тем более что мотоциклист не откроет дверь самой крикливой тетке на свете… Если, конечно, он там почему-то засел.
      Дуся покрутила шеей. Заставила себя попить воды, с трудом пролившейся по сжавшемуся пищеводу.
      Она никогда не считала себя храброй. Паршин говорил: «Осторожная, как сто чертей!» Под влиянием обстоятельств отвага, правда, появлялась и голову от страха Дуся не теряла. Но одна мысль «Это может быть Зубарев!» сбивала сердце с ритма. Воспоминания о противостоянии двухлетней давности добавили довольно юной сыщице седых волос и подарили столько ночных кошмаров, что…
      Не думать и не вспоминать! Евдокия просунула руку под куртку, погладила рукоять родимого пистолета, висевшего под мышкой в наплечной кобуре, подаренной драгоценным Николаем Васильевичем.
      Немного полегчало. Кажется.
      …Шаповалов выбежал из подъезда спустя десять адских минут. Помчался к «рено» не разбирая дороги, и Евдокия сразу поняла: дела их плохи, мотоциклиста они потеряли, упустили.
      И винить их в этом, вероятно, сложно. События развивались так, что никакая подмога к ним не поспевала.
      Шаповалов рывком раскрыл дверцу автомобиля, рухнул на водительское кресло и сразу же сорвал машину с места.
      — Его там нет, — сказал, чуть запыхавшись, очевидное. — Из подъезда кто-то выходил? Может, я с ним разминулся?
      — Нет. Как и прежде, ни из одного подъезда не выходил человек нужной комплекции.
      — И как он улизнул тогда? — Николай Васильевич, пожалуй, разговаривал сам с собой. Гнал машину к проспекту и не смотрел на Дусю. — Через окно, через подвал выбрался на противоположную сторону?.. Куда он, дьявол, делся?!
      — Может быть, он все еще в доме? Я ошиблась, и он шел не нашу квартиру проверять, а к кому-то в гос…
      — Да вашу, вашу! — перебил Васильевич. — У меня лупа в кармане осталась, я замок осмотрел — есть свежая царапина! Вскрывал неаккуратно.
      — Ясно. Куда едем?
      — К нам. Он может начать объезд с нашей хаты, на Сахарова и Ленина заглянет уже на обратном пути, поскольку лежка у него — здесь, в доме Алмакаевых.
      Дусе очень хотелось попросить разрешения позвонить Муромцеву, пусть начальник ГУВД отправит к двухэтажному дому на улице Маршала Конева…
      «Кого? — остановилась, припомнив предостережения мудрого шпиона. — Патруль ППС? „Обычный“ полицейский спецназ?..»
      Нет. Засветятся. Спугнут. Хотя можно попросить Муромцева отправить группу наружного наблюдения, они действуют не напролом, а аккуратно.
      Васильевич остановил машину под красным светом светофора и глубоко вздохнул:
      — Он обыграл нас, Дуся. Не понимаю, как и почему, но обыграл.
      Евдокия грустно усмехнулась: совсем недавно она думала так о Зубареве, обставившем приличный коллектив коллег.
      — Заметил нашу слежку? — рассуждал Васильевич. — Или такой осторожный, что назад тем же путем не возвращается? Что думаешь?
      — Думаю, что потерять его совсем мы не можем. Он меня ищет, он за мной придет.
      — Согласен. Тьфу-тьфу-тьфу, надежда есть. Если он обходит квартиры, значит, из Н-ска не сорвался. Так что сейчас мы, Дуська, доезжаем до дома на Конева, ты остаешься в машине, я иду проверять нашу квартиру и, если все спокойно, подаю сигнал…
      — Дядя Коля, — перебила Дуся, — я, безусловно, понимаю, что вы за меня беспокоитесь. Но, может быть, не надо, а? Вы только что согласились, что он ищет меня. Причем не для того, чтобы убить, — это он мог сделать давным-давно. А потому мне глупо отсиживаться в машине, пока вы квартиру осматриваете. Мне нужно показаться. Спокойно так, неторопливо… На месте он останется только тогда, когда увидит, что я спокойна и я — там. Верно?
      Шаповалов не ответил, вопрос был риторическим, а Евдокия говорила правильные вещи. Он достал из кармана вибрирующий телефон, поставленный на беззвучный режим, глянул на дисплей и буркнул:
      — Кашин. Его к активным мероприятиям не привлекали, но ответить надо.
      Протянув Евдокии телефон, он попросил врубить его на громкую связь.
      Благоразумный Михаил Андреевич построил беседу в стиле «если вы, Николай Васильевич, случайно встретите Евдокию, то поинтересуйтесь у нее, пожалуйста, что она помнит о клиенте „Сфинкса“ Ларине».
      Перегруженная нервотрепкой сыщица, слушая Кашина, заказчика с такой фамилией вспомнила не вдруг: обычный дядька средних лет, пришел по объявлению, попросил «приделать ноги» за молодой женой. Классический заказ, сфинксы справились с задачей за неделю, после чего отдали дяде фото проказницы-жены и смуглого красавца.
      Ларин заплатил сполна и отбыл.
      Все.
      Но вот сейчас, как оказалось, этот серый, неприметный заказчик — пропал. Кашин, копаясь в неприятностях детективного агентства, планомерно обошел их клиентуру. Заказчики, понятно, не роптали — слив информации из «Сфинкса» наделал много шума, все дружно беспокоились, что могут быть затронуты их интересы. Помогали чем могли, от всей души.
      Побеседовать не удалось лишь с Лариным. Сегодня в отделение полиции пришла его пожилая родственница с заявлением о пропаже племянника.
      Николай Васильевич, в той же иносказательной манере, поблагодарил Кашина, пообещав: если случайно встретит Евдокию, то обязательно поинтересуется клиентом Лариным…
      Отбой.
      Дуся отключила связь. И растерянно поведала другу-шпиону все, что помнила о деле неприметного банковского клерка среднего звена.
      — Типичный случай, — завершила показания. — Муж — жена — кавказец.
      — Напрягает, что жена потом попала в ДТП и сейчас в коме, — напомнил кое-что из сказанного Кашиным Николай Васильевич.
      — Да, это гадкая новость. Думаете, Ларин может быть тем самым «листом в лесу»?
      — Не исключаю. Убийство Коваля как-то уж сразу на поверхности. А тут — работник банка.
      Евдокия повела плечом:
      — Ну не директор же. И даже не его заместитель. Хотя-а-а, — задумчиво почесала переносицу, — если искать лист в лесу… подходит. Незаметный тихий клерк, отправивший жену в кому, может оказаться не тем, кем выглядит.
      — Вот именно. Занятный персонаж. Но данных маловато, а потому оставим Ларина «на ужин». — Шаповалов свернул с проспекта и начал притормаживать. — Подъезжаем, Дуся. Приготовься и сделай личико попроще.
      Николай Васильевич завел «рено» в соседний двор, за перемычку буквы Т. Напарники спокойно вышли из автомобиля и «мельком» оглядели мокрые кусты сирени и акации. Скамейки и одну песочницу. Пока Евдокия набрасывала на плечо ремешок сумки с ноутбуком, Николай Васильевич прищурился на темнеющие неподалеку гаражи и сараи…
      Порядок. Время позднее, дождь моросит, даже собачники своих питомцев не выгуливают.
      Направились в обход перемычки, можно сказать, налегке: сумку с «чем-то тяжелым» Шаповалов решил оставить в багажнике. Если предстоит стычка или срочная эвакуация, то забирать ее отсюда глупо.
      Вели себя напарники невозмутимо, не озирались, изображая двух беглецов, — приехали новые жильцы в наемную квартиру, отдыхать отправились. Воротники подняли.
      Но вот на лестничной площадке Николай Васильевич повел себя иначе: к квартире подошел — ни одна деревянная половица старого дома не скрипнула!
      Присев на корточки, полюбовался меткой из Дусиного волоска и констатировал:
      — Все отлично, все на месте. В квартиру наш мотоциклист не проникал, надеюсь, мы его опередили.
      Евдокия не смогла понять по интонации Николая Васильевича, рад ли тот этому обстоятельству, либо огорчен. С одной стороны, они действительно опередили неприятеля, но вот с обратной стороны — нетронутая метка может означать, что все их прежние предположения в корне неверны: мотоциклист не ищет Евдокию, он попросту заметил слежку на дороге, идущей вдоль гаражного кооператива, увел хвост к первому попавшемуся дому на отшибе и ловко испарился.
      Могло быть так?
      Вполне. Поди пойми. Иногда неприятный факт избавляет от лишнего головняка, а так придется снова мозг курочить.
      Шаповалов отпер замок, просочился в квартиру и, только обойдя ее бесшумным шагом, позволил Евдокии появиться в освещенной прихожей. Потом включил свет в комнатах и в кухне…
      Едва в квартире на втором этаже осветились окна, из-за сарая вышел мужчина в черной куртке и бейсболке. Двинулся к соседнему двору за перемычкой.
      Приблизившись к шеренге из нескольких автомобилей, он снял с руки перчатку и дотронулся тыльной стороной ладони до капота серого «рено».
      Все верно. Капот теплый. Они приехали на этой тачке.
      Мужчина вновь надел перчатку, извлек из кармана небольшой предмет и, наклонившись, быстро подсунул его под днище серого «рено».
      Потом вернулся на свой наблюдательный пункт, постоял пару минут и, достав из куртки мобильный телефон, набрал короткий номер.
      Так и не снявший куртку Шаповалов висел на дверце холодильника, разглядывая содержимое полок.
      — Наверное, пельмени лучше, — пробормотал и двинулся к удобствам.
      Дуся, успевшая снять верхнюю одежду, устало скорчилась на уголке кухонного диванчика. Хотелось побыстрей сварить пельменей, поужинать и завалиться отдыхать. Но вялость навалилась — лень пошевелиться, чтобы налить в кастрюлю воды и поставить ее на огонь.
      Единственное, что хоть как-то функционировало в ее организме, — это разум. Понурая голова продолжала трудиться, расчленяла данные на составляющие, сортировала важное на факты и отвлекающую чепуху.
      «Как все запутано-то, а, — в который раз повторяя слова драгоценного шпиона, размышляла Евдокия. — Кто он? Зураб или все-таки другой такой специалист?.. Фактов мы не собрали… ни за, ни против… есть только мешанина из событий…»
      А потому — пустые размышления. Пора хоть что-то прожевать, авось извилины оживут и зашуршат быстрее.
      Евдокия кое-как заставила себя подняться, взять кастрюлю с полки. Вздрогнула и чуть ее не уронила, когда из санузла, как дьявол из коробки, выскочил Васильевич:
      — Уходим! Быстро! Собирайся! — просипел в раскрытую дверь кухни и бросился в гостиную. Захлопал там дверцами платьевого шкафа. — Ну! — рявкнул оттуда. — Что застряла?! Собирай манатки, здесь ничего оставлять нельзя!
      Но Евдокия вовсе не застряла. Отшвырнув кастрюлю, она была уже в прихожей, где суматошно впихивала ноги в ботинки, одновременно надевала куртку и старалась понять: что нужно захватить отсюда в первую очередь и, главное, зачем?! Что вообще случилось?!
      Васильевич показался из дверного проема гостиной, швырнул напарнице свою дорожную сумку с вещами и снова скрылся в комнате.
      Он ничего не объяснял, Евдокия догадывалась, что у них совсем нет времени, и потому не приставала с расспросами. Сорвала с крючка в прихожей свою сумку, сбегала в ванную за мыльно-рыльными принадлежностями и одним жестом смахнула внутрь сумки все пузырьки и тюбики.
      «Почему здесь ничего оставлять нельзя?!» — размышляла впопыхах.
      Так и не придумав ни одного ответа, поскакала с сумкой в спальню за пижамой…
      Где замерла, прижав к груди багаж: на шторах спальни, проникая сквозь окно, мелькали отблески мигалки полицейской машины — их трудно с чем-то перепутать.
      — Ой, — сказала Евдокия тихо-тихо.
      Шаповалов, уже надевший башмаки, пробежал через спальню, глянул на улицу через щелку в занавесках и негромко выругался:
      — Блин. Не успели.
      Тут же подскочил к подруге и, схватив ее за рукав куртки, поволок к входной двери.
      — Уходим, Дуся, быстро, на чердак! Наш мотоциклист позвонил в полицию и сообщил, где скрывается разыскиваемая преступница! — начал хоть что-то объяснять по ходу дела. — Максиму, разумеется, стуканули: нашлась, мол, наша девушка. Но остановить патруль он уже не успел.
      — Кошмар…
      — Нет, Дуся, это правильно и здорово!
      — Как?.. Почему?!
      — Похоже, он решил проверить, насколько правдивую информацию распространяют СМИ, — объяснял Васильевич, набрасывая куртку. — И получается, мы правы — мотоциклист не отступил от планов. Если приехавший патруль тебя задержит и выведет из дома в наручниках, то все честно: никто не разыгрывает спектакль с объявлением тебя в розыск. Дотумкала?
      — Угу. Если бы патруль не приехал или хотя бы задержался, — быстро шептала Дуся, — то Максим Ильич действует с нами заодно: он позвонил, предупредил и давал возможность смыться.
      — Умница. Мотоциклист приехал сюда раньше нас, увидел метку, но решил ее не трогать, а сдать тебя полиции.
      Негромко переговариваясь, напарники спешно покинули квартиру и захлопнули входную дверь.
      Евдокия, с сумками в обеих руках, нервно переминалась на верхней лестничной площадке и прислушивалась к тому, что делается внизу: полицейские, по домофону, вели переговоры с кем-то из жильцов, просили открыть им дверь. Взобравшийся на чердачную лестницу Васильевич торопливо вынимал из скобки дужку навесного замка.
      Раскрыл решетчатую дверь, передернул затвор пистолета и перешагнул порог чердака…
      Исчез на несколько секунд и снова показался, сделав знак напарнице «все тихо, дуй за мной!».
      Евдокия пулей пронеслась по лестнице, попала на чердак, завешанный сушащимся постельным бельем. Васильевич за ее спиной ловко просунул руку через железные прутья двери, навесил замок обратно и захлопнул дужку. Прислушался…
      Полицейские поднимались на второй этаж, бухали ботинками по деревянной лестнице.
      Вовремя успели. Дальше можно уходить спокойно.
      Но вот дальше Евдокия очень удивилась. Она ожидала, что Николай Васильевич сразу же направится к противоположной двери чердака, после чего они спустятся вниз и, оказавшись в другом дворе за перемычкой, мгновенно исчезнут отсюда на машине. Но Шаповалов, опустившись на корточки, приник к небольшому круглому окошку чердака. Не выпуская пистолета с взведенным затвором, принялся наблюдать за тем, что делается на улице.
      Перенервничавшая Евдокия примостилась рядом.
      — Чего мы ждем?!
      Не поворачивая головы, Васильевич прошептал:
      — Боюсь, он может положить патрульных. Повременим, прикроем парней на всякий случай.
      Ужаснувшись, Евдокия просипела:
      — Господи… зачем ему это?!
      — А зачем он вообще патруль вызвал? — парировал шпион. — Он мог решить, что раз тебя не удалось присадить за Василину, то за расстрел приехавшего патруля — закроют по-любому. Ему зачем-то надо посадить тебя, моя хорошая. Обязательно надо. Вишь, как старается.
      Н-да, Николай Васильевич уже предупреждал, что мыслит нестандартно, не как обычный человек. Подобное предположение у Евдокии даже мельком не возникло! Мотоциклист действительно мог расстрелять патрульных и напарника сбежавшей сыщицы, — ее саму оглушить или даже ранить, — потом вложить «горячий» пистолет в руку погибшего ветерана, и пусть сыщица потом клянется, что в патрульных стрелял не ее друг Шаповалов! Душегуб с изюминкой, наверняка подобную мистификацию разработал бы по высшему разряду, оставил пороховой след на руке ее погибшего напарника.
      Но такой поворот лучше не воображать.
      Дуся просунула голову над плечом Шаповалова, полюбовалась на беспечный мокрый двор… Увидела вышедшего из подъезда полицейского с повисшим вниз дулом автомата.
      — Уходим, — прошептал Васильевич. — Теперь он их расстреливать не будет, нас рядом нет. Быстро! — Распрямляясь, заторопившийся к чердачной двери шпион внезапно хмыкнул: — Вот никогда не думал, что придется сбегать и прятаться от собственной полиции.
      Только расправившись с замком другой чердачной двери, он взял у Евдокии одну из сумок и первым пошел вниз…
      Застыл. Из дверной щелки квартиры на втором этаже на них таращилась старушка. Строгая и настороженная, готовая отпрыгнуть назад в прихожую.
      Инспекционно мазнув взглядом по раздутым сумкам парочки, подозрительно крадущейся с чердака вдоль стенки, она захлопнула дверь, едва не прищемив подол цветастого фланелевого халата, и гаркнула на всю округу: «Коля!!! Звони в полицию! Нас, похоже, опять обворовали!»
      Евдокия догадалась, что старушка, над головой которой раздавался скрип чердачных перекрытий, приняла их за воров недосушенного постельного белья. Глядя в спину заторопившегося вниз Васильевича, подумала: не исключено, что вскоре этих же патрульных перенаправят к другому подъезду, где бабушка заставит их подняться на чердак считать свои пододеяльники.
      Смешно. Васильевич болел душой, что бегает от собственной полиции, сейчас напарники и вовсе докатились — выглядят как два крадуна-чердачника. Жаль, времени поерничать над этим нет.
      Шаповалов и Евдокия быстро вышли на улицу, огляделись и, забросив сумки на заднее сиденье «рено», сели в машину.
      Николай Васильевич попросил Дусю пристегнуться и начал вытворять такое, что сыщица не успевала придерживать ахи и охи!
      Слов нет, в погонях ей приходилось поучаствовать, но что такое настоящее шпионское ралли, увидела впервые. Вернее говоря, прочувствовала. Проверяя хвост из мотоцикла, Шаповалов выписывал такие вензеля-виньетки, что внутренности Евдокии заплелись в клубок и не смогли распутаться, даже когда угомонившийся шпион повел машину по ровному и длинному проспекту.
      — Где тут у вас еду прямо в машины подают? — спросил невозмутимо.
      Евдокия в последний раз икнула и показала проголодавшемуся другу направление к любимой, недалекой пиццерии.
      — «Рено» пока мы можем пользоваться, — поворачивая к закусочной, бесстрастно делился Шаповалов. — Если мотоциклист снова позвонит и сообщит уже номер этой машины, Максим предупредит. Так что сейчас мы, Дуська, ужинаем. Потом забиваем багажник провиантом и двигаемся к Савелию. Где, надеюсь, хоть чуть-чуть передохнем. Устала? — хмыкнул. — Испугалась?
      Евдокия на вопросы не ответила, уныло поделилась радостью:
      — Значит, получается… убивать меня он все-таки не хочет. Мечтает только посадить.
      — Похоже, — согласился друг.
      — А почему вы велели забирать вещи из квартиры? Быстрее было бы…
      — Быстрее не значит лучше, — перебил Васильевич. — Я хотел создать впечатление, будто мы решили поменять квартиру и приехали только за шмотками. Ясно?
      — Угу. Мы типа были наготове, когда патруль приехал, и потому успели улизнуть. Максим Ильич тут как бы ни при чем.
      — Соображаешь, — одобрил Шаповалов, покосившись на не отошедшую от ралли, зеленовато бледную напарницу. И поинтересовался: — Скажи, ты какому-нибудь начальнику женской колонии на хвост наступала? Или там судье, прокурору…
      — Нет. Работала только с гражданскими.
      — Богатыми, — воткнул Васильевич, подвел «рено» к раздаточному окошку пиццерии и огляделся. — Надеюсь, оторвались. Позади все вроде было тихо. — Нервно зевнув, он прищурился на стенд с перечнем ассортимента. — Что будешь заказывать?
      — Не знаю. Только какао.
      — Зря.
      Пока они ожидали заказ, Шаповалов, поглядывая в зеркала автомобиля, продолжил рассуждения:
      — Теперь, надеюсь, он убедился, что ты реально в розыске. Сбежала, а патруль по его наводке приехал быстро. Так? — Николай Васильевич потер пальцами щеку, на которой, видимо, осталось что-то от приклеенной бороды. Поморщился брезгливо. — И вот все больше хочется понять, Дусенция: зачем он так упорно хочет тебя посадить, а? Вопрос краеугольный, как мне кажется.
      — Не знаю. — Евдокия сиротливо съежилась и поглядела на стайку довольных мальчишек, волокущих стопку картонных коробок с пиццей. — Голова совсем не варит.
      — Еще бы. Ты когда в последний раз ела?! Часов пять назад? Да?.. Надо заставить себя, Дуся, съесть хоть что-то, кроме какао.
      — Я постараюсь.
      Но пицца из любимой закусочной показалась ей безвкусной, как картон. Причем горячий.
      Гадость.
      Потягивая через трубочку какао, она хмуро наблюдала за окрестностями возле закусочной; шпион усердно уминал четвертый кусок пиццы.
      — Какой упорный нам гад попался, а, — чавкал, покручивая головой. — И главное, что интересно, не суеверный. Другой бы на его месте давно свалил из города, а он упорно двигается к некоей цели. — Николай Васильевич положил в коробку недоеденный кусок, обтер руки салфеткой и вполоборота повернулся к сыщице. — Ведь вроде бы все супротив него, да? Перчатка вовремя не объявилась, ты успеваешь отовсюду смыться… Чего он добивается, Дусенция? В том, чтобы обеспечить тебя нарами, должен быть какой-то смысл.
      Евдокия равнодушно повела плечами:
      — Месть.
      — Или заказ так оплатят по результату, что овчинка стоит выделки. — Шпион нахмурился, потеребил мочку уха и продолжил: — Но есть нюанс, Дуська: из любой конструкции вываливается убийство Коваля. Никак не получается его воткнуть ни в месть, ни в дорогой заказ! Если б устранение Коваля было причиной, то все мероприятия давно должны свернуть — ты не присела, а продолжать охоту за девчонкой, которую, возможно, собирались сделать виновницей бардака, уже бессмысленно. Упорство в этом случае разрушает всю конструкцию, уводит к мысли, что тебя как раз и подставляют. Понимаешь?
      — Да. Если б меня сразу упекли в СИЗО, на меня можно было бы повесить всех собак. Но если меня саму преследуют, значит, я не виновна.
      — Правильно. Конструкция разрушена, отсутствует всяческая логика. Нужно, как мне кажется, вплотную разрабатывать банковского Ларина. Что-нибудь полезное о нем вспомнила?
      — Не-а. Невзрачный тип, красивая жена. Типично, проза, как я уже говорила. У Ларина, кстати, даже машины нет, на такси или маршрутках ездит. Если бы он не исчез, в жизни б не подумала, что за тем заказом может что-нибудь скрываться.
      — Вот то-то и оно. Невзрачно все. А кто-то собирается убрать тебя со сцены.
      — Лариным Кашин занимается. А капитан, по общему мнению, толковый следователь.
      — Да. Ларина, конечно, лучше разрабатывать официально, с протоколами. И потому мы, Дусенька, сейчас накупим продуктов, я отвезу тебя к Савелию, а сам в город вернусь. Завтра с утра начну с Кашиным работать по Ларину.
      — А может, я сама доеду до деревни? Что-то я переживаю, что мотоциклист сорвется из Н-ска. За домом Алмакаевых приглядывают?
      — За Люсей, за тем домом… Людмила остается единственной ниточкой к тебе.
      Шаповалов снова, более тщательно обтер руки и губы салфеткой, собрал объедки и пустую посуду в пакет и ловко зашвырнул его через окно в большой мусорный контейнер.
      — Я в туалет смотаюсь быстренько перед дорогой? — спросила Евдокия.
      — Конечно. Обязательно. Только я машину переставлю, чтобы видеть тебя через окна.
      Заботливый друг-ветеран перегнал «рено» на парковку перед пиццерией, Дуся резво поскакала в удобства…
      Когда вернулась, Шаповалов разговаривал по телефону. Точнее, закачивал разговор, прощаясь с Муромцевым:
      — Я понял, Макс, отбой. — Поглядел на усаживающуюся рядом Дусю и произнес с непонятной интонацией: — Ну вот и все, подруга, контора наконец нарисовалась.
      — ФСБ?! На самом деле?
      — В полный рост.
      — Но ведь это хорошо, да? — робко поинтересовалась сыщица.
      — Верю всей душой, — кивнул пенсионер. — Когда Максим доложил по вертикали, что возможно объявился выживший наемник, ФСБ взяла дело под свой контроль. Мероприятия по СВК — их делянка. Так что теперь, Дусенция, у нас будет полный фарш, как говорят внуки моей Инессы Сигизмундовны. Если у конторы все срастется быстро, то завтра за местом встречи с Люсей будет наблюдать уже и орбитальный спутник. Или хотя бы дрон.
      Из Москвы уже вылетела группа, работавшая по СВК и Зубареву. Тебя фээсбэшники предложили спрятать на их конспиративной квартире, и потому наша самодеятельность, Дусенька, закончена. На встречу с Люсей вместо тебя пойдет капитан ФСБ, Максим сказал, ты с той женщиной знакома, она тебя уже где-то подменяла.
      — Я ее помню, — кивнула Евдокия. — Марина.
      Стройная блондинка со строгими серыми глазами была, разумеется, знакома с материалами дела по СВК и при знакомстве со свидетельницей Дусей недоуменно покачивала головой, она, помнится, спросила: «И как же вы выжили-то, Евдокия? Невероятный случай».
      Дуся в ответ лишь скромно потупила глазки и мяукнула: «Мне повезло. Наверное».
      Хорошо бы и сегодня чуточку того везения. Расслабляться пока рано.
      — За домом Алмакаевых следят? — спросила Дуся.
      Если мотоциклист вернется к чердаку, хотелось бы надеяться, его захватят еще сегодня.
      — Конечно. Чердак пробили с расстояния инструментально, теплокровных объектов там не обнаружено, но есть какая-то работающая аппаратура. Вероятно, он наладил прослушку дома Люси и переправляет информацию к себе, к примеру, через «облако».
      — Тогда в тот дом он может не вернуться.
      — Вернется, — не согласился Шаповалов. — Аппаратуру он должен собрать. Хотя биологические следы убрать сложнее, и есть предположение, что дом он попросту уничтожит. Сочинил, понимаешь ли, какую-нибудь бомбочку с детонатором из телефона, когда решит уйти из города…
      Васильевич не договорил, и Евдокия уныло подытожила самостоятельно:
      — Бедные Алмакаевы. Может, как-то разминировать их дом? Пока не поздно.
      Шпион сурово стиснул челюсти.
      — Над этим работают. Дом — в густонаселенном районе, могут быть жертвы. Но пока, как понимаешь, действуют на цыпочках. Подступы наверняка оснащены датчиками движения, и соваться туда преждевременно. Этого зверя взять — необходимо, Дуся. Нельзя его насторожить.
      Кто б сомневался. Если Зубарев(?) останется на свободе, жить в страхе ей придется вечно. Хотя вечность эта, в противовес понятию, будет отнюдь не долгой.
      Дуся покосилась на воодушевившегося напарника, тот улыбнулся:
      — Кстати, забыл сказать. На место Люси тоже подбирают похожую сотрудницу. Заменят твою подругу, Дуська, незаметно, и на свидание вы обе не пойдете.
      — Здорово, — меланхолично буркнула напарница. Время самодеятельности, похоже, и впрямь закончено. К проблеме подтянули серьезные силы…
      Порадоваться, что ли?
      Но отчего ж так тошно-то?!
      Приободрившийся Шаповалов, приглядевшись к насупленной сыщице, ткнул ее локтем в бок:
      — Что нос повесила, подруга? Мы с тобой большие молодцы и бравые ребята! Такого зверя выцепили!
      — Его еще задержать нужно, — пессимистически напомнила Евдокия.
      — Так это обязательно. Мы на финишной прямой.
      На приборной панели засветился и завибрировал мобильный телефон, Васильевич, глянув на дисплей, сказал:
      — Ого, Максим опять звонит, — и поставил аппарат на громкую связь.
      Бодрый Муромцев, похоже, был окрылен не меньше друга Шаповалова. Подключение к делу более оснащенной службы снимало с него основную часть головняка, Максим Ильич говорил так, словно Зубарев(?) уже в его кармане, точнее, в камере предварительного заключения ФСБ.
      Он сообщил, что место встречи выбрано и одобрено. Просил Евдокию связываться с сисадмином и договариваться на завтра, на одиннадцать утра.
      — Предупреди Людмилу, что о конкретном месте ты сообщишь ей за полчаса до встречи. Люсю еще нужно будет заменить нашей сотрудницей, но это мы сами обеспечим. Ты о подмене ни гугу…
      Деловой тон Муромца заставил сыщицу встряхнуться. Отбросив ипохондрию, Евдокия традиционно, в мыслях, пожелала Люсе крепкого здоровья и жениха хорошего, набрала ее номер…
      И получила, разумеется. Подруга, обрадованная появлению живой и невредимой начальницы, вначале обругала ее за безразличие к нервной системе ближних и лишь потом сказала со слезой:
      — Как же я рада, Дусенька!
      Та моментально покаялась:
      — Догадываюсь как, прости. Завтра можешь привезти мне паспорт?
      — Ну разумеется! Куда?
      — Пока сама не знаю. Перезвоню завтра, в половине одиннадцатого. Ок?
      — Угу. Я на созвоне. Береги себя!
      Евдокия нежно распрощалась с сисадмином, стиснула коленками руки с зажатым телефоном и замерла, таращась в ветровое стекло такого же застывшего «рено». Почувствовала, как Николай Васильевич вытягивает из ее пальцев сотовый.
      — Надо батарейку вынуть, — напомнил шпион и занялся мобильником.
      — Дядя Коля, а можно я на конспиративную квартиру ФСБ не поеду? Можно мне к Савелию, а?
      Ей дико не хотелось ночевать в еще одной квартире с «мимолетным»! Слышать за дверью спальни шаги и разговоры вооруженных незнакомцев, что охраняют ее сон. Встречаться с ними взглядами и говорить хоть что-то. Изображать из себя стойкую оловянную девицу.
      Хотелось тишины. Которая окружит ее в доме деликатного Савелия.
      Молчаливый кряжистый охотник не пристает к гостям с расспросами, тактично оставляет их одних и занимается своими делами.
      Как хочется туда! И наплевать, что в уютной горнице похоронно тикают ходики с кошачьей мордочкой и бегающими глазками. Зато в кухонной печке дрова трещат, а за окном только воющий ветер, и не нужно хвататься за пистолет при звуке хлопнувшей автомобильной дверцы или при каждом скрипе половицы.
      Ей бы под звук ветра Паршина как следует оплакать! Не то все носится, скрывается, кого-то ищет, мозг себе выносит… Лицо уже похоже на посмертную маску потрепанной гризетки!
      И Шаповалов это понял.
      — Конечно, Дуся. Я тебя отвезу и вернусь в город…
      — Не надо, — перебила Евдокия. — Я сама доеду. Если, конечно, вам машина не нужна.
      — Да на фига она мне. Мне просто твое настроение не нравится. Давай-ка я тебя отвезу, время еще детское…
      — Не надо. Признаться, если вы тут за всем приглядите, мне спокойней будет.
      Слов нет, сыщица, безусловно, доверяла профессионалам — Муромцеву и коллегам сероглазой Марины, — но дядя Коля профессионал не меньший, а главное, он — друг. Надежный и проверенный. Такой о медалях и новой звездочке на погонах не замечтается, Зураба лучше пристрелит, чем упустит.
      Николай Васильевич взял свой телефон и набрал вызов старого охотника. Первое время, правда, их диалог складывался из «А?.. Что?!..». Потом Савелий, видимо, перешел в комнату, где связь работает лучше, и разговор пошел живее.
      — Друг дорогой, — проговорил Васильевич, — примешь на ночевку нашу девочку? Очень нужно.
      Охотник, ожидаемо, не отказался. Сказал, что как раз затеялся с пельменями, накормит, баньку справит. Ждет, короче.
      — Эх, Дуська, никак не миновать тебе пельменей нынче, — усмехнулся Шаповалов, возвращая телефон на приборную панель. — Поехали? Я выйду возле ГУВД.
      Когда Евдокия миновала пост автоинспекции на окружной дороге Н-ска, пошел первый снег. Мокрые снежинки шлепались на ветровое стекло огромными рваными кляксами, в салоне негромко бормотало радио — жизнерадостные ведущие испытывали интеллект дозвонившегося везунчика, не вспомнившего, кто написал «Му-му». Даже за призовую денежку.
      Евдокия посочувствовала разом и везуну, и стране, теряющей образованную массу. Перенастроила приемник и нашла станцию, транслирующую незатейливый джаз… чуть-чуть расслабилась. Невзирая на «детское время», трасса не была загруженной. Фары следующей позади далекой машины высвечивали девственно пустынную дорогу — никто «рено» не преследовал. Хотелось думать, что тащиться сквозь густую мокрую метель вслепую, без включенной фары, не отважится даже мотоциклист-самоубийца.
      И сыщица не слишком торопилась. Савелий собирался долепить пельмени, потом, сказал, нужно еще дров нарубить — их только сегодня привезли, свалили горкой у сарая.
      Перед съездом с федеральной трассы на проселочную дорогу позвонил заботливый Васильевич. Сообщил, что все в порядке, народ на низком старте, и передал привет от фээсбэшницы Марины. Попросил по сторонам поглядывать!
      Евдокия его просьбу выполнила. Съехав с шоссе на проселок, остановилась в лесу и некоторое время выжидала в темноте, с выключенным двигателем: никто за ней не повернул, вокруг все было тихо, мирно, пасторально.
      Поехала к деревне. И почему-то так заторопилась, что едва не застряла в непролазной луже!
      Но, слава богу, выбралась. Дальше до дома Савелия добралась без приключений и, как родным, обрадовалась старому охотнику и его «рабочему» псу Пирату, сегодня, правда, наказанному и посаженному в вольер за домом.
      — Утром удрал, проказник, в лес, — кивая на поскуливающего и подпрыгивающего пса, сетовал Савелий. — Наверное, лису учуял, а я его, озорника, потом полдня искал! Дрова не успел собрать, вишь, мокнут. А фарш для пельменей еще спозаранку накрутил, пришлось с ними вначале разбираться. Но баньку уже затопил…
      Поговаривая, охотник завел Евдокию в дом, мигом набросал пельменей в кипящую воду и попросил гостью хозяйничать самостоятельно. Ему дрова нужно до ночи собрать в поленницу под крышей.
      Хозяйничать? Извольте. С великим удовольствием. В тишине и благости теплого дома, без надоедливого внимания к охраняемой персоне.
      В городе Евдокия не смогла уговорить себя доесть кусок «картонной» пиццы. Любимой, на минуточку. Сейчас, сдобрив пельмени густющей деревенской сметаной, умяла штук пятнадцать и не пикнула! Добавки захотелось. Савелий делал фарш с дичиной, лосятину к свинине добавлял. А мягкий хлеб, испеченный его соседкой бабой Нюрой, вообще фантастика.
      Евдокия, посоветовавшись с организмом, еще варить пельмени не решилась. Если добавить к первой порции чай и ломоть хлеба с медом или малиновым вареньем, в самый раз получится. Перед баней лучше накрепко не наедаться.
      Сыщица налила себе чаю в полулитровую кружку — малость щербатую, но нарядную, в золоченых розочках, — захватила намазанную медом булку и направилась из освещенной кухни в темную горницу. Полюбоваться из окна на падающий снег, на исчезающую за ним полоску недалекого леса…
      Эх, красота! Природа. У сарая Савелий колуном помахивает, торопится. За огородом, из трубы топящейся баньки дымок вверх поднимается и смешивается со снегом.
      Пират трудолюбивого хозяина поддерживает лаем, прыгает на штакетник вольера. Извиняется, наверное, за утреннюю шалость.
      Савелий, впрочем, на собачье покаяние не велся. Воткнув колун в пенек, цыкнул на расшумевшегося пса.
      Виноватый Пират сел у штакетника, но нос держал по ветру, к дому, где в окне стояла гостья.
      Евдокия усмехнулась. Дожевала бутерброд и повернулась к кухне…
      Падающий из дверного проема свет очертил темную фигуру за ее спиной. Пират, как оказалось, гавкал вовсе не на Евдокию, пес почуял появление здесь незнакомца.
      Рука Евдокии, сжимавшая кружку, задрожала. Сегодня ранним вечером она не опознала в мотоциклисте свой ночной кошмар — ожившего Зураба. Сейчас, очутившись с ним напротив, узнала моментально. Точнее, почувствовала, что мужчина, чье лицо находилось в тени, несомненно — он. Не особенно высокорослый мужчина в черной куртке и бейсболке, с пистолетом, снабженным устрашающим глушителем.
      Когда в комнате зазвучал его голос, растаяли последние сомнения.
      — Ну, здравствуй, детка, — негромко произнес убийца.
      «Приехали», — помертвела сыщица. По позвоночному столбу, вызывая онемение тела, прокатилась волна холода, как будто приморозив пятки к полу. Насквозь пробила валяные тапочки!
      — От окна отойди, — качнув удлиненным стволом, приказал Зураб. — Разговор назрел.
      Разговор назрел?! Он хочет лишь поговорить?!
      — О чем?
      — О многом.
      — А что потом?!
      — Потом я отвезу тебя в полицию.
      «Я отвезу, я отвезу…»
      Неправда! Ложь вдвойне!
      Если он по-прежнему хочет ее посадить, то снова позвонил бы в полицию и сообщил номер «рено»! Разыскиваемую «преступницу» задержали бы еще на выезде из города!
      А если бы ему и раньше был нужен только разговор, он не старался бы запрятать ее в камеру СИЗО…
      Не складывается все. Не сочетается.
      Что поменялось? Что?!

* * *

      Зубарев все-таки был суеверным. Совсем чуть-чуть, скорее доверял спинному мозгу: если почудилось, что в темной арке кто-то есть, поверь чутью, тем же путем не уходи.
      Ощущение чужого взгляда на затылке знакомо каждому выжившему профессионалу.
      И потому из дома с синими балконами он предпочел выйти другим путем. Еще шагая к арке и чувствуя мурашки на спине, Зубарев засек окна без решеток на первом этаже нужного подъезда. В квартире с треснутыми стеклами, вероятно, обитали деклассированные элементы, пьянь, короче говоря. Туда всегда легко попасть, а дальше попросить: «Позвольте, братаны, через ваше окошко на улицу сигануть, меня менты пасут». Или коллекторы. Или ревнивый муж, любовница, жена…
      Но выбирать по обстановке не пришлось — дверь квартиры алкашей оказалась незапертой, испитая хозяйка храпела на продавленном диване в комнате.
      Зубарев, спустившийся на первый этаж после проверки пустой квартиры, перемахнул через ее кухонное окно — лишь треснутые стекла дзынькнули.
      Оказавшись на противоположной стороне дома, пробежал до мотоцикла, оставленного в гаражном кооперативе, и поехал по второму адресу, который удалось установить.
      Не шибко верилось, что ищейка может там скрываться, но надежда все-таки имелась: если бы она за два года обросла в Н-ске надежными подвязками, то не искала бы квартиры вместе с москвичом Олегом, а обратилась к местным. Но надежных, судя по всему, нет, — самый верный сейчас парится в СИЗО, — есть смысл обшарить те, что снял Паршин.
      О том, что сыщики подыскали сразу две хаты, Зураб действительно узнал, когда с крыши противоположного дома прослушивал квартиру Евдокии. Ему пришлось рискнуть — девчонка, которую он предназначил для битья, невероятно осложнила ситуацию.
      А операция уже введена в решающую фазу и сворачивать ее категорически нельзя, поскольку есть опасность, что дознаются до правды.
      Эти мероприятия Зураб тщательно готовил четыре месяца, все должно было получиться изящно, выгодно, смертельно. Н-ский финт стал бы бриллиантом его коллекции! Ведь изначально Зубарев хотел лишь вдумчиво прихлопнуть девочку, разрушившую жизнь, насладиться ее последними минутами…
      Но повернулось все иначе: существование ищейки, как оказалось, можно превратить в кромешный ад, растянутый на годы, заполнить каждый ее день вселенским, безысходным ужасом!
      Примерно так сам Зубарев провел полтора года после встречи с сыщицей. Он перестал быть полноценным мужиком — сказалась травма гениталий и пребывание в ледяной воде. Ему пришлось перенести пластические операции — ищейка его засветила, он появился в каждой базе. На операции и лечение ушла существенная часть накопленного.
      Но главное, чего не мог простить Зураб, — это чудовищное унижение: высокооплачиваемого профессионального наемника обставила молоденькая дрянь! Подобные пощечины не забываются.
      А нашел дрянную девочку Зураб легко. Та не особенно и пряталась, агентство в Н-ске завела.
      Четыре месяца назад Зубарев объявился в этом городе, немного походил за сыщицей и укромный уголок для казни выбрал. Но, наблюдая за ее передвижениями, буквально в последний день, назначенный для расправы, засек ее на встрече с неким господином. Пригляделся к визави ищейки… и мгновенно понял: за господином стоят большие, настоящие деньги — часы, повадка, взгляд, все выдавало в том нешуточное состояние.
      Зураб пробил клиента — некто Коваль, и походил уже за ним. А после и довольно быстро планы поменял: в провинциальном городе, оказывается, можно задержаться.
      Работая по объектам, подобным Ковалю, Зубарев всегда старался получить дополнительную прибыль — зачастую после ликвидации объекта на бирже падали или росли определенные акции. Киллер научился вычислять эти обвалы и подъемы, откусывал по-тихому немножко, поскольку такой же интерес нередко имели и его заказчики. (Тут засветиться категорически нельзя, накажут так — костей не соберешь!)
      Но Коваль… По нему заказа не было. Ковалю нужно дать немного времени, и через пару-тройку месяцев он аккуратно развалит шикарное конкурирующее предприятие… после чего получит пулю в лоб. И шикарных предприятий, хочется надеяться, станет немного больше.
      Изящно выглядело. Особенно ласкал момент, что обвинят во всем ищейку, позволившую слив внутренней информации агентства и подставившую своего клиента.
      Растерзанный труп провинившейся владелицы «Сфинкса», разумеется, никогда не обнаружат. Она свое получит.
      Но каждый бриллиант требует времени на отшлифовку. На подготовку, терпеливое внимание к мелочам, разработку грамотных путей отхода и нескольких отвлекающих маневров…
      Не привыкать.
      Разрабатывая комбинацию по Ковалю, Зубарев продолжил наблюдение и за Землероевой: авось обломится еще один кусок.
      Не прогадал. Однажды к сфинксам за итоговым результатом заглянул немолодой невзрачный тип; киллер, чисто на автомате, упал ему на хвост. И очень удивился казусу: сутулый серый мужичок усердно проверяется на слежку.
      Чуть позже киллер вовсе обомлел: затертый тип, как получилось, торопился на встречу с Воропаевым! Наемник опознал смотрящего мгновенно, поскольку загодя поинтересовался обликом всех тутошних Персон.
      Сюрприз, однако. Главный вор Н-ска дожидался, как позже выяснилось, банковского клерка Ларина за столиком кафе на тихой окраине, в увитой зеленью беседке. Начала их беседы Зубарев, к сожалению, не услышал, так как побоялся налаживать дистанционную прослушку (за подступами к кафе наблюдали два мрачных бугая). Но главное успел узнать: тип, которого смотрящий называл Вадиком, приехал за советом: его шустрая жена завела любовника, скажи, Иван Иванович, что делать? Жена — сметливая бабенка, могла чего-то лишнего узнать за годы брака, и разводиться с ней опасно. Вдруг отомстит, напакостит?
      В общем, Вадик просил разрешения прихлопнуть благоверную.
      Но старый вор добро не дал. Сказал, что много шума будет, и предложил для мести простое ДТП с нелегкими последствиями. Предупредил: если уж Вадик по его наводке обратился в «Сфинкс», то нужно предусмотреть поворот — неглупая владелица агентства способна заинтересоваться происшествием. Может поднять шум, начать расследование ради собственного успокоения…
      Но Ларин побожился, что сделает все чисто, аккуратно. Простить жене измену, мол, никак нельзя. Тем более что та завзятая болтушка.
      Услышав эту аттестацию, Воропаев разрешил главбуху отомстить жене.
      А дальше пошло самое занятное: смотрящий, опасаясь, что подставная авария может все-таки пройти не совсем гладко, попросил Ларина изъять из банковской ячейки некие документы и переправить их на хранение «нашему другу». Не дай бог, Вадика повяжут, проверят все его хранилища… Тут нужно перебдеть, поступить, как раньше делали.
      В завершение встречи Воропаев поинтересовался: «И сколько у нас там накапало?»
      Вадик назвал сумму…
      И у Зураба снесло башню: он ненароком, невзначай нашел дверь в Эльдорадо! Самородок откопал, размером с двухведерное корыто!
      Затертый Вадик, судя по всему, хранитель воровского общака. Главбух, так сказать.
      В каком банке находится его ячейка, не вопрос: Ларин банковский клерк, деньги у себя под боком прячет.
      Но вот как найти их общего друга, к которому в щекотливые моменты переправляются активы?..
      Ищущий да обрящет.
      Проследить за Лариным от кафе, увы, не получилось, один из бугаев увел его через служебную дверь на параллельную улицу, где, видимо, ждала машина.
      Зураб помчался к Василине, с которой познакомился месяц назад, когда только-только приступал к разработке Коваля. Через Василину можно получить дополнительную информацию, узнать, как Ларин оказался в «Сфинксе», что может оказаться важным: направил ли его смотрящий напрямую к Евдокии или главбух изобразил клиента, пришедшего по объявлению…
      Короче, при экспроприации бабла воров важны малейшие детали, любой пустяк!
      Василина, как уже убедился Зубарев, ловко разводит мужа-сыскаря на разговоры.
      А познакомился и подружился с ней Зураб бесхитростно: подкатил к скучающей мадам на улице, отвесил затейливый комплимент и подарил шикарный букет роз. Прикинулся робким, целомудренным воздыхателем, плененным красотой незнакомки и, увы, безнадежно, но честно женатым. Критически многодетным.
      За столиком фасонистого ресторана выяснил слабое место Василины — по странному везению, им оказалась новая работа мужа — и тут же начал на него надавливать. Ласково и планомерно. Сочувствуя, сам сетовал на пропахшую борщом-котлетами жену, забывшую, что такое настоящая женщина…
      Василина плавилась под восхищенным взглядом нового знакомого и в свою очередь печалилась о драгоценном муже, променявшем непыльный рэкетирский заработок на слежку день-деньской.
      Словом, два одиночества сплелись на почве недовольства обожаемыми половинами. Василина, к собственному удивлению, убедившись, что небедный поклонник не собирается тащить ее в постель, моментом переправила его в разряд советчиков-жилеток. Умеющий слушать Зубарев ювелирно, исподволь подвел ее к мысли, что получить назад супруга можно… только развалив дотла агентство «Сфинкс».
      И сделать это очень просто! Достаточно стащить из фотоаппарата мужа рабочие фотографии, слить снимки в Сеть — и дело в шляпе. Никто не заподозрит такую лапушку, как Василина, в злокозненной интриге.
      Зубарев методично обучил провинциальную прелестницу работе с картой памяти фотоаппарата.
      Василина без особенных проблем стащила у мужа фотографии. И загордилась так, что чуть не наделала глупостей. Купила себе сапоги, но сделала намек приятельнице, что их презентовал шикарный воздыхатель: нельзя же женами пренебрегать, от заработавшихся мужей они сбегают в новых сапогах!
      Пришлось узду попридержать. Зураб уже собрался задержаться в Н-ске, а потому, получив от Василины «фотосессию» для Коваля, он «шибко огорчился»:
      — Нет, моя радость, не прокатит. Я разузнал об этом Ковале, крутой мужик — случись чего, Нифасе ноги оторвет.
      Безногий муж Василине был, естественно, не нужен.
      Но что же делать?
      Ждать. «Жилетка» предложил дождаться заказчика попроще, желательно, какого-нибудь неопасного горлопана. А чтобы все прошло наверняка, подстраховаться. Если удастся обвинить агентство Землероевой в нечистоплотности, она его закроет по-любому.
      Как испоганить реноме заносчивой москвички?
      Элементарно! Достаточно подбросить какую-то приметную вещь сыщицы в «обысканный» офис или квартиру разрабатываемого объекта. Едва сфинксов заподозрят в использовании незаконных методов, опозоренная Землероева сама покинет этот город. При исключительном везении, с судимостью.
      Идея отомстить начальнице мужа по-взрослому прилично окрылила Василину. Зубареву, давно следившему за сыщицей, даже не пришлось намекать, что лучшей уликой станет ее приметная перчатка — новоявленная Мата Хари сама предложила выбрать эту заграничную вещицу. Скучающая женщина нашла себе забаву и с удовольствием играла в шпионку. Автомобильную перчатку стащила — филигранно! Пожалуй, наслаждалась уже одним предвкушением, распробовала месть в холодном виде.
      Но остывающая мстительница не вписывалась в планы Зубарева, пришлось заготовить для нее факел и придержать его до времени. В решающую фазу операция вступила, когда Воропаева положили в больницу, умирать. Как только старый вор скончается, ищейку будет уже некому прикрыть. Она окажется в таком аду, что двух-трехдневная кончина от рук Зубара покажется ей Елисейскими Полями!
      Едва пришло известие о его смерти, Зураб помчался к Ларину. Тот был доверенным лицом покойного, а новый смотрящий, не исключено, передоверит хранение денег своему человеку. И потому нужно идти на опережение.
      Пытать Ларина киллер не стал, вколол ему препарат, развязывающий язык, и быстро установил: в тревожное время информация по банковским счетам переправляется к надежному человеку, которому нужно просто предъявить пароль. Банковские счета, что ясно, оформлены на предъявителя в иноземных и российских банках, так как владелец у этих денег не один, к ним должен быть свободный доступ.
      Вывезя из квартиры труп Ларина, киллер наведался уже к хранителю и, предъявив тому пароль, без труда забрал небольшой портфель.
      После чего, естественно, убрал и этого свидетеля.
      Наличных денег в чемоданчике почти не оказалось, только банковские карты и флешка с информацией. Порадовала торбочка с горсткой первоклассных бриллиантов.
      Короче говоря, все получилось просто. Сложнее не оставить след. Воры найдут и мертвеца, разыскивая свои бабки-бриллианты!
      И потому, не отступая от сценария, через день после кончины Воропаева Зураб устроил сыщице первый акт драмы — слил заказчикам-горлопанам фото с «гольфами-бантами».
      Попросил Василину держать руку на пульсе событий и выдержал ее, примерно недельную, истерику: «А вдруг Дуська меня заподозрит?! Зачем мы это сделали?!» Чуть позже выдержал откат в противоположную сторону: «Почему у нас ничего не вышло?! Ты выбрал слишком мелкого клиента, скандала нет, Землероева агентство не закрывает!..»
      Зубарев вытерпел все обвинения с невозмутимостью булыжника. «Мелкая» пакость являлась ключевым моментом операции: киллеру требовалось довести ищейку до безумной ярости, чтобы, приехав к дому Василины, она перебирала ногами и, желательно, вопила возле запертых ворот. В результате чего ей позже будет трудно объяснить полиции, что слив внутренней информации вовсе не мотив для убийства жены сотрудника. Каждая подруга Василины и ее мамаша в один голос будут уверять тех же полицейских в обратном: жертва и подозреваемая терпеть друг друга не могли! Покойная вдобавок опасалась, что между ее мужем и начальницей пылает производственный роман.
      Дабы картина выписалась правдоподобной и душераздирающей, Зубарев, в нужный день, воткнул в Василину заготовленный факел из поддельных фотографий, на которых ее муж целуется с начальницей:
      — Прости, моя красавица, я проявил инициативу, проследил за твоим мужем, и вот что обнаружил…
      Что получилось дальше — ясно. Василина впала в экзальтированное бешенство:
      — Убью, урою, уничтожу!!
      — Веди себя с достоинством, бедняжка, — мягко умолял советчик. — Тебе досталась вёрткая соперница, такую к стенке трудно припереть…
      — Не отопрется дрянь кудрявая!!
      — А вдруг наврет, что изображала поцелуй, когда за кем-нибудь следила? Такое ведь у сыщиков случается.
      Полный сочувствия Зубарев утер Василине слезы и предложил компромисс: позвонить начальнице, пригласить ее для приватного разговора, а заодно обеспечить присутствие тяжелой артиллерии, Ларисы Игоревны.
      — Не дай бог, сойдетесь в рукопашной, а тут хоть маменька поддержит. Москвичка — девушка бедовая, отчаянная. И мама позже подтвердит, что ее дочь поколотила гадкая разлучница. Ты жертва, Васенька, а не агрессор…
      Опытный манипулятор подвел разъяренную женщину к мысли, что разговор с соперницей лучше начинать наедине: Лариса Игоревна дама темпераментная, долго раздумывать не будет, влезет и накостыляет. А угнетенные невинности так не поступают, маму нужно пригласить с отсрочкой в минут двадцать.
      Присутствие на месте преступления Ларисы Игоревны было еще одним важнейшим элементом операции. Если Землероева задержится у запертых ворот, а отправившийся на фиктивную встречу Нифася приедет слишком быстро, то мама Василины не позволит им посовещаться над трупом дочери. Лариса Игоревна должна застукать двух друзей на месте драмы и после поливать их грязью с убедительностью и праведным гневом.
      Эту задачу Игоревна выполнила с блеском. Хотя и задержалась, пришла не через двадцать минут, а через сорок, так как Василина, по просьбе Зубарева, мать в конкретику не посвящала.
      Но за убийство Василины почему-то задержали ее зятя.
      С чердака соседнего дома Зубарев не видел, как Нифася швырнул приметную перчатку за забор — чердачное окно выходит на вторую половину дома.
      Когда ищейка, без конвоя, появилась на половине сисадмина, Зураб прилично обалдел. Ну все, казалось, рассчитал! Как эта тварь сумела выкрутиться?!
      В момент убийства она здесь была. Ее перчатка в крови жертвы, и мотив присутствует. А вопли Ларисы Игоревны слышала вся округа…
      Опытный наемник не сразу смог оценить масштаб погрешностей. Не смог поверить, что шикарный замысел уже идет коту под хвост! Через двенадцать часов после того, как ищейку заподозрят в убийстве, в «Сплетнике» должна появиться подборка «фотосессий» четырех клиентов. Еще через двенадцать часов там же должно появиться продолжение с письмом покойной Василины, написанное Зубаревым в стиле «если вы это читаете, значит, меня нет в живых…».
      Наемник все поставил на эти две карты! К первой серии накрепко привязано убийство Коваля. Зураб вложил в активы шикарных предприятий нешуточные деньги и не собирался их терять.
      Без второй части с посмертным излиянием Василины вообще было бессмысленно затевать этот бардак. В своем послании покойница подробно объяснит, почему опасается за свою жизнь: она, мол, давно подозревала мужа в любовной связи с начальницей и однажды решилась проследить за ними. Исхитрилась подбросить в сумку Землероевой микрофон, поехала за той и случайно подслушала крайне подозрительный разговор.
      От лица покойной Зураб подробно расписал, как сыщица встречалась с мужчиной, лицо которого Василина плохо разглядела. А Землероева говорила экивоками: «Большие бабки можно увести только сейчас… все подготовлено… есть парочка баранов, на которых все получится списать… тебе нужно лишь не промахнуться…»
      Василина, разумеется, испугалась, что одним из этих баранов может оказаться ее любимый муж, и отважилась предотвратить опасную интригу. Показывая, что не шутит, отправила второстепенным, но крикливым клиентам фотографии «с гольфами» и, когда мерзкая начальница всерьез понервничала, пригласила ее для решительного разговора: собиралась пригрозить, что сольет в Сеть действительно серьезную информацию, если Землероева не оставит в покое ее мужа.
      Та, судя по событиям, бедняжке не поверила. Но скорее всего, убила, испугавшись, что Василина может опознать мужчину, с которым интриганка обсуждала кражу неких больших бабок.
      После появления в «Сплетнике» письма бедняжки цепочка Землероева — Василина— Коваль — Ларин — бабки должна замкнуться: покойников и пропажу общака объединяет лишь одно — владелица агентства «Сфинкс».
      Воры в такую безупречно связанную цепь поверят непременно! Пусть и не моментально. Когда в череде покойников появится звено «Крученый», все станет на свои места.
      Чуть позже в эту же мистификацию поверят полицейские. Экспертиза убедительно докажет, что Коваль и Крученый застрелены из одного оружия, а своим экспертам и науке менты доверяют.
      Но не сошлось. Не задержали полицейские ищейку, и третий акт драмы с излияниями Василины пришлось попридержать.
      А грохнуть Коваля — пришлось. Причем не только из-за денег. Зубарев посчитал нелишним рассорить выкрутившуюся сыщицу с влиятельным портовиком Семинаристом. Коваль пришел в «Сфинкс» с подачи Митрохина, после его убийства Костя должен крепко обозлиться на ищейку.
      И к главному полицейскому города Муромцеву сыщица попадет в немилость.
      Зубарев убедил себя, что ликвидацию Коваля нужно оставить в исправленном сценарии не только из жадности, но и из здравомыслия: убийство авторитетного бизнесмена взбаламутит город и поднимет на дыбы все ключевые фигуры драмы.
      И здесь, надо сказать, срослось как по писаному: пошла хорошая волна.
      Но полноценный шторм не разразился, а дальше в город прибыл Паршин и некий энергичный дед. Потом весь следующий день девчонка шлялась непонятно где и занималась непонятно чем.
      А по прикидкам Зубарева, она должна была сидеть дома и ждать Крученого, чтоб прорыдаться на его плече! Когда не получилось ее посадить, на первое место в исправленном сценарии встала ликвидация законника.
      Но ушлая ищейка, как выяснилось позже, предпочла отправиться на встречу с Нифасей. На радость местным журналистам устроила моноспектакль с прыжками через забор.
      Крученый, правда, все же появился у нее и учинил разборки с москвичом. Но…
      Черт побери это очередное но! Зураб потом сто раз пенял себе за промедление! Стрелять в законника следовало немедленно, а не прослушивать пустячный спор.
      Но Зубарев, как идиот, решил восполнить пробел в несколько часов, когда ищейка таскалась непонятно где, и упустил момент.
      Чуть позже Евдокия зашла в комнату, сообщила, что уезжает вместе с дедом, и встала у окна, накрепко закрыв собой приоритетную мишень.
      Дьявольское невезение. Счет, как понял Зубарев, шел уже на минуты, из квартиры все вот-вот уедут. Чтоб отогнать девчонку от окна, ему пришлось стрелять по единственной кроме нее цели, находившейся на линии огня. По никому не нужному приехавшему москвичу.
      Ищейка, как и ожидалось, ушла из-под обстрела. Не сама, правда, ее с ног сбил энергичный дед. Но пуля в грудь Крученого — отправилась. Законник рухнул как подкошенный.
      Зураб выждал несколько минут и убедился, что тот не встает. Оставив отслужившую свое винтовку, он покинул крышу и появился уже возле дома сыщицы, где и увидел, как Крученого заносят в машину скорой помощи. Прикрытого со всех сторон оскалившимися братками и вполне живого.
      Шок получился таким сильным, что наблюдавший за носилками Зураб впервые в жизни ощутил полнейшую растерянность. Не мог поверить в дьявольское наваждение: его опять, по новой, переигрывает девочка?!
      Она заколдованная, что ли?! Евдокия Землероева — его личное проклятие?!
      «Пожалуй, пора ноги уносить из города», — решил практически несуеверный киллер и, натянув поверх бейсболки капюшон, направился снимать аппаратуру из чужого дома.
      В пути остыл и убедил себя не психовать.
      Пока потенциальный смотрящий Н-ска жив, отсюда уезжать нельзя. Контора и полиция не сумели отследить Зубарева в больницах, где тот лицо подправил. Воры — сумеют. Поскольку ходят к тем же докторам. Едва любовница законника запричитает: «Зураб живой, живой…», то обязательно найдут.
      Можно до бесконечности подбрасывать против ищейки доказательства и делать их такими железобетонными, что в невиновность подзащитной не поверит даже адвокат, влиятельный рецидивист Крученый поверит только ей. И будет рыть землю до тех пор, пока не отроет даже мертвеца, подставившего его девочку.
      Из ситуации, на глазах становившейся тупиковой, есть три пути отхода. Первый: можно прямо сейчас сорваться из Н-ска и лечь на дно в самой беспросветной заднице мира. Второй: можно найти девчонку, прикончить ее быстро и бесхитростно, а после спрятать тело и самому опять-таки исчезнуть. Понадеявшись, что ворам хватит туманных доказательств соучастия Крученого в краже общака.
      Есть третий вариант: остаться в Н-ске и завершать изящную комбинацию. Тут есть за что бороться. Даже у заподозренного в краже общака Крученого хватит упорства и авторитета, чтобы продолжить розыск, а потому его необходимо убирать.
      Но если учесть, что после операции его наверняка куда-то вывезут и спрячут, то быстро это не получится, а Ларина вот-вот начнут искать.
      Попробовать, что ли, выманить Крученого на Евдокию? Она навряд ли будет шибко прятаться, не та у девочки натура.
      Если проявить упорство и пристроить ее на нары, как раньше собирался, то Крученый обязательно рванется выручать любовницу и где-нибудь засветится. Примчится даже полумертвым.
      Плохо, что, разок обстрелянный, он будет очень осторожен. А новую хорошую винтовку уже не раздобыть, в Н-ске стало жарко, все оружейники под таким присмотром и прессингом, что сольют ментам или ворам любого, сколько денег за хорошую «игрушку» им ни предлагай.
      Эх, время, время поджимает! Торит все более плотный след.
      Так продолжать или уйти?
      Посмотрим и потерпим. Утро вечера мудренее.
      На следующий день Зураб приехал к зданию ГУВД — ищейка должна дать свидетельские показания и наверняка покажется у своего приятеля Муромцева, — но там засек только дедка, увезшего ищейку из обстрелянной квартиры. Пригляделся к нему… и неприятно поразился. Как в поговорке про рыбака и рыбака, Зубарев мигом опознал в пенсионере своего коллегу. Матерого бойца с глазами на затылке и особой, нащупывающей походкой…
      А это, получается, может быть только тот самый дед. Зубарев вспомнил пересказанную Василиной историю знакомства Нифаси со столичной сыщицей. Та приехала к Муромцевым вместе с лихим военным пенсионером, скрутившим всю охрану Воропаева. Дед, по словам Нифаси, женат на теще московского авторитета Саши Мирона, в большом фаворе у Н-ского смотрящего… был.
      Неприятный факт, однако. Но, учитывая мастерский выстрел по Ковалю, возле Евдокии и должен был возникнуть подобный персонаж. Ищейка, разумеется, девушка бывалая и крутилась в определенной среде, но найти стрелка, способного отправить пулю с расстояния в полкилометра, достаточно непросто. Здесь должен кто-то помогать!
      И потому, подумав, Зубарев признал возникновение вояки-пенсионера подарком от фортуны. Хитрый ветеран женился на теще богача Мирона, но придерживает в Н-ске смазливую девчонку, которую он уже объявлял здесь своей невестой…
      Воры в историю с молоденькой любовницей поверят обязательно! Решат, что именно вояка и помог найти суперстрелка. Потом сам появился за баблом и воду мутит, бегает с девчонкой от ментов.
      Почему такой матерый профи не исчез из Н-ска, когда деньги были уже на кармане?
      Да потому, что Крученый выжил! В исповедальное письмо Василины вставлен непрозрачный намек: Землероева, заполучив общак, намерена расправиться с неким любовником. Скорее всего, сообщником, способным вывести на ее след.
      Теперь все-все концы сомкнутся! И новых доказательств не потребуется: подряженный дедом снайпер уже стрелял по Крученому, но по ошибке завалил приезжего, а сын смотрящего остался только ранен.
      Да, все должно срастись еще и крепче. Хитрый дед замажется, Саша Миронов, узнав, что дед придерживал любовницу в Н-ске, семь шкур с него снимет.
      Напрягает, правда, что дед на короткой ноге с Муромцем. Но полковник объявил девчонку в розыск. Такой посадит кума-свата, не моргнет.
      Или моргает?.. Разыгрывает вместе дедом и ищейкой свою партию?
      Критическая напряженность.
      Пора идти в обрыв?
      Нет. Пока в затылок не задышали урки или полицейские, стоит продолжать — здесь нужно все закончить красиво и наверняка, иначе будешь прятаться всю жизнь и поминутно озираться.
      С чердака соседского дома Зураб давно наладил прослушку дома Людмилы. Но отследить ищейку на встрече с ней не получилось, — сестру Нифаси уволокли в прокуратуру.
      Правда, из разговора Евдокии и Людмилы Зураб узнал, что детке нужен загранпаспорт. Без него она, хочется верить, из Н-ска не сорвется…
      Но почему тогда пропала, медлит?! Зубарев несколько часов надеялся и ждал, что сыщица перезвонит Людмиле и назначит новую встречу, но она так и не объявилась!
      Девчонке наплевать на переживания подруги или ее уже попросту нет в городе? Она поехала на перекладных в Москву, где Саша Мирон сделает ей новый документ?!
      Такого исключить нельзя. Пока в «Сплетнике» не появились излияния покойной Василины, Миронов не откажет в просьбе. Сам самолет наймет и за границу вывезет.
      А потому необходимо что-то предпринять. Бездействовать — недопустимо, возможно, даже гибельно.
      Зубарев прервал нудное ожидание, подключился к «облаку» и, оставив дом Людмилы под наблюдением, отправился исследовать ближайшую квартиру из тех, что, вероятно, сняты Олегом.
      Когда шел к арке дома с синими балконами, почудилось: за ним идут…
      Проверил.
      Показалось. Если бы за ним следили полицейские, то взяли бы еще на выходе из дома.
      Нервы, что ли, совсем сдали? Нельзя, нельзя сидеть на одном месте и терять инициативу! Надо искать нору ищейки, пока она не сорвалась из Н-ска! Только через нее можно выйти на Крученого, которого кореша, сразу после операции, ожидаемо вывезли из больницы и надежно спрятали. Только к ней он, даже на каталке, выползет на встречу.
      Когда Зураб увидел прихлопнутую дверью волосинку, то чуть не ошалел от радости: «Нашел?!.»
      Нашел. Этот вьющийся светлый волосок он узнал бы из тысячи похожих. Ищейка здесь была, а метку вставил хитрый дед. И трогать ее категорически нельзя.
      Зубарев оставил метку на месте, вышел из дома. Огляделся и, укрывшись за сараями, начал терпеливо ждать.
      Когда пара из деда и детки появилась, убедился, что в нужной квартире осветились окна, прошел в соседний двор и быстро вычислил их автомобиль по теплому капоту. Секунду поразмыслив, прилепил под кузовом «рено» маячок.
      Теперь, как бы ни повернулась ситуация, он их не упустит. Он перестраховался, перебдел. Звонок в полицию подсветит главную проблему: работает Муромцев вместе с москвичами или девочка реально в розыске? Расписывать дальнейшие мероприятия возможно только по итогу.
      «Попалась, тварь», — наблюдая за приездом полицейских к дому, подумал Зубарев. За его воротник с крыши сарая внезапно пролилась холодная вода, в окне мелькнул силуэт виновницы его несчастий… воспоминания нахлынули: он, почти полумертвый и парализованный жестокой болью, выбирается из ледяной реки по заснеженным осклизлым бревнам и думает лишь о том, как не оставить след…
      Стиснув зубы, тащит сведенное судорогой тело в мокрой одежде через замусоренный темный лес и, замерзая, заставляет себя прыгать, хотя даже малейший шаг отзывается страшенной болью. Щеку себе прокусил, чтобы очнуться на коротком привале!
      Потом заштатная больница в области. Слова знакомого врача: «Прости, мой друг, но помочь я уже не в силах. О женщинах — забудь…»
      А как забыть?! Когда почти каждую ночь во сне приходит с превосходством ухмыляющаяся кучерявая зараза?!
      «Я сам ее убью. Если не получается убрать Крученого, ее исчезновение — единственно возможный выход».
      Зураб почти обрадовался, когда увидел, что дед и детка ускользнули от патрульных. Как будто зная, что он ей предназначил, девчонка умоляла Зубарева лично с ней расправиться.
      Разрешив себе исполнить давнюю мечту — ощутить под своими пальцами хрупкую теплую шею, провести ножом по коже, блестящей от испарины страха! — он запрыгнул на седло мотоцикла.
      Вплотную за «рено» девочки и деда не поехал, повел петляющий по переулкам автомобиль по маячку. Приблизился лишь на стоянке возле пиццерии, а позже снова отпустил в отрыв.
      Куда, подумал, они на фиг денутся?
      Но энергичный дед куда-то делся. По пути исчез из машины, и на загородную трассу детка выехала уже одна. Пару раз мотоцикл Зураба выглядывал из-за грузовиков, фары встречного транспорта пробивали салон «рено» с водителем без пассажира.
      А съехав с трассы, ищейка бдительно проверилась на слежку. Машина минут пять стояла с выключенными фарами.
      Заметенный снегом Зубарев едва не окоченел! Опасаясь, что у его жертвы здесь свидание, уже решился на захват и осторожно двинулся к проселочной дороге…
      Но «рено» вовремя тронулся. Заколыхался на ухабах. А через полчаса остановился возле запертых ворот большого деревенского дома.
      Зураб пронаблюдал, как автомобиль въезжает во двор. Вернулся к околице и оставил мотоцикл в кустах. К дому, во двор которого заехала сыщица, приблизился уже на мягких лапах — собака бесновалась.
      Но вскоре на пса прикрикнул хозяин, и тот слегка утих. Скулил тихонько в глубине двора.
      Заходить в дом с боем киллер, разумеется, посчитал неосмотрительным. Вначале нужно оглядеться и понять, сколько человек находится внутри. Не исключен сюрприз из подраненного Крученого и взвода его корешей.
      Хотя… не похоже. Судя по отметинам колес, во двор заезжала только малолитражка сыщицы. Следов крупнее, от внедорожников, здесь не осталось.
      Когда со двора, с приличного отдаления, раздались бухающие удары колуна, наемник мягко перепрыгнул ограждение палисадника. Скрываясь за присыпанной первым снегом сиренью, заглянул в окно… Через пустую темную комнату увидел в освещенной кухне ужинающую сыщицу.
      Одна?
      Похоже, да. На столе посуда для единственного едока, бабушка-хозяйка поблизости от гостьи не вращается.
      Зураб покинул палисадник, легко перемахнул двухметровую ограду. Попав во двор, подкрался к углу дома и некоторое время наблюдал за широкоплечим мужиком, одним ударом разрубавшим приличные поленья. Могучий дед, однако, крепкий.
      Приметил также настороженно погавкивающего пса в вольере…
      Порядок. Судя по огромной куче неразрубленных поленьев, хозяин пробудет у сарая еще долго. На дрова мокрый снег валит, дед поторапливается и без устали работает колуном. Сердито цыкает на пса.
      «Фортуна», — мельком удивился своему везению наемник. Детка хозяйничает на чужой кухне, у старика нерасколотых дров — пропасть.
      Надо идти. Причем немедленно, поскольку появления еще кого-то исключать нельзя. Момент — удобный.

* * *

      Евдокии хотелось верить обещанию Зураба «Я отвезу тебя в полицию» до смерти! И это вовсе не фигура речи.
      Но логика не позволяла. А от убийцы так штормило смертью, что поднимались волоски на теле.
      Зубарев сделал шаг к испуганно отпрянувшей сыщице и заговорил. Спокойно так, невозмутимо: «Ну, здравствуй, детка». Словно заявился к ней чайку попить.
      — У меня есть ряд вопросов, — продолжил так же хладнокровно, без пугающих ужимок. — Ответ на часть из них я знаю. Я задаю вопрос, если вижу, что соврала, — Зураб приблизился вплотную и взял ладонь Евдокии, — ломаю тебе палец. Десять неточностей — десять пальцев. Хватит?
      — Да, — сглотнув, просипела Евдокия. Новое лицо Зубарева попало под скудный свет дворового фонаря: пластический хирург отлично поработал над его внешностью. Из прежней простонародной физиономии рязанского агрария он вылепил чуть ли не вузовского преподавателя. С холодным изучающим взглядом, с каким обычно двойки ставят. — Не надо ничего ломать, я понятливая.
      — Надеюсь. Итак, ты отвечаешь быстро, за промедление последует такое же наказание. Уяснила?
      Сыщица не ответила, и «вузовский преподаватель» мотнул подбородком на окно, за которым раздавались удары колуна:
      — Там — кто?
      — Савелий… друг.
      — Твой друг или деда?
      — Какого еще деда? — правдиво растерялась сыщица.
      Веки убийцы нетерпеливо сузились, и мыслительный процесс пошел живее.
      — Мой друг, мой! А еще Николая Васильевича Шаповалова и родственник Иван Ивановича Воропаева!
      — Шаповалов — кто?
      — Еще один мой близкий друг!
      «Хотелось бы надеяться, формулировку „близкий“ разозленные воры расшифруют правильно».
      — Конкретно спрашиваю — кто он?
      Евдокия вздернула плечи и мелко-мелко затрясла головой:
      — Не знаю! Правда! — Взгляд Зубарева сделался недоверчиво жестким, и Дуся выпалила: — Честное слово! Он никогда о себе не рассказывает! Я как-то его спросила: «Вы кто? Шпион на пенсии или наемный убийца?» Но он мне не ответил, только посмеялся!
      Похоже на правду. Если бы девочка начала сочинять басни про своего бравого подельника, Зураб еще б подумал: верить или нет? О нем самом, к примеру, правду можно получить, только имея самый высший ценз доступа. А сами о себе специалисты языком не чешут, хвастовство не их конек.
      Евдокия, неправильно расшифровав задумчивость Зураба, испуганно добавила:
      — Мне кажется… он — убивал! Такой же, как и ты!
      Невероятно истовая честность, мысленно хмыкнул Зубарев. Старается, овца.
      Ему очень не хотелось применять к ней третью степень устрашения или использовать фармакологию. Сейчас ищейка нужна ему относительно невредимой и достаточно подвижной. Как заложница, приманка и живой бронежилет.
      Хотя, если ее ответы поменяют что-то в планах, придется поработать над ее шкуркой немногим раньше.
      — Ты на самом деле в розыске или начальник полиции мутит с вами заодно?
      Сердце Евдокии рухнуло вниз и, показалось, стало перемешивать пельмени непосредственно в желудке. Так затошнило, что едва-едва не вырвало! Щеки надулись, словно Дуся держала за ними два теннисных меча.
      Но интеллект пока работал, справлялся с перегрузкой и обморочным стрессом. Зубарев, не исключено, задал проверочный вопрос, способный лишить ее палец здоровья.
      И как тут отвечать? Правдиво или…
      Ладонь убийцы соскользнула с запястья, пальцы крепко оплели мизинец…
      — Максим Ильич все знает, помогает! — решившись, выкрикнула Евдокия. — Он близкий друг Николая Васильевича и в розыск меня по-настоящему не объявлял!
      Зураб отцепился от мизинца, вскинул руку вверх и зажал сыщице рот.
      — Тихо! — просипел, прижимая дуло глушителя к ее животу. — Не ори! Если собака будет лаять, положу здесь всех! Понятно?!
      — Да, да, — прошептала из-под его пальцев Евдокия и жалобно захлопала ресницами. — Не надо никого убивать… пожалуйста. Я и так все расскажу! Правда-правда, обо всем!
      Наемник убрал руку с ее губ. Но пистолет оставил прижатым к диафрагме.
      — Проверю. Муромцев и дед Шаповалов знают, кто я?
      — Откуда? — Евдокия честно округлила глаза. — Ты ж умер! Они уверены, что против меня работает бригада профессионалов. Считают, что такую тему одиночке не поднять, в Н-ск прибыла группа квалифицированных профи. Аналитик там… снайпер, наружка…
      — Понятно. Почему меня не задержали на встрече с твоей подругой? С Людмилой. Как понимаю, ее вызов в прокуратуру и все прочее было подготовленным.
      — Ну так ведь ждали группу, — вымолвила сыщица, добавив в голос еще больше изумления. Мол, разве непонятно? — А брать решили всех. За Люсей ведь должна была отправиться только наружка, а аналитик… то есть мозг операции, мог уйти. Если топтунов использовали втемную, много от них не узнаешь.
      «Похоже на правду», — вглядываясь в выпученные от страха глаза ищейки, прикидывал Зураб. Место они выбрали хорошее, с единственным проходом на территорию. Того, что он решится отпустить контакт в отрыв и найдет удобное место для скачка через ограду, действительно могли не просчитать. Тем более что он преодолел забор там, где тот не просматривается из заброшенного здания, на боковой стене которого нет окон…
      Пока киллер размышлял, Евдокия, истово таращась, суматошно вспоминала все мероприятия и версии, разработанные, выдвинутые и отвергнутые опытным разведчиком Васильевичем! На шпионском поле можно обыграть наемника лишь припоминая действия его коллеги.
      — Почему мне все же дали уйти? — продолжил недоверчиво расспрашивать убийца.
      — А так никто и не давал, ты сам оттуда смылся. Приехал на мотоцикле, чего никто не ожидал. И через забор полез, а не через ворота… Потом на второй этаж, по скобкам от трубы…
      И это тоже попадало в строчку. Мотоцикл и прочее могли стать неожиданностью, особенно если ждали группу и осторожничали, собираясь только отследить.
      — Версия, что действует одиночка, появилась?
      Евдокия опустила голову и всхлипнула:
      — Да. У меня. Но не поверили мне, отмахнулись. Муромцев же за свой город переживает, уверен, что в Н-ске действует бригада, ловушки новые на них изобретает…
      Невольно Зубарев похолодел и машинально стиснул палец Евдокии. Вовремя он переориентировался! Если бы повелся на вечерний звонок сыщицы Людмиле и решил дожидаться их завтрашней встречи, то попался б обязательно. На этот раз место выбрали б получше и прямо там взяли его за жабры.
      Могуче повезло!
      Евдокия же, почувствовав, как пальцы убийцы жестко сомкнулись на ее мизинце, испугалась пуще прежнего: «Господи, ну зачем я разболталась?! Нельзя было говорить, что я догадалась! Догадливые долго не живут!!»
      А впрочем, какая уже разница? Она увидела его исправленную физиономию, теперь покойница наверняка.
      Пальцы убийцы чуть разжались.
      — Крученый — где? — спросил Зураб.
      Дуся снова поиграла в честность плечиками и глазками.
      — А я откуда знаю? Я ж типа в розыске для всех, на связь не выхожу… только с Люсей! Она мой сисадмин, сестра Нифа..
      — Цыц. Я знаю.
      Зубарев поморщился. Ему встречались люди, на которых в стрессе нападает безудержная говорливость. А когда приходится спешно править план под изменившиеся обстоятельства, чужая речь сбивает и появляется желание прихлопнуть болтуна.
      Или хотя бы покалечить.
      Но не время.
      — Попробую тебе поверить. Сейчас ты напишешь Савелию письмо, где скажешь, что тебе необходимо срочно навестить раненого друга. Савелий — родственник Крученого?
      — Да, я уже говорила. Антон его племянник.
      — Радует. В письме попросишь Савелия не сообщать о твоем отъезде деду… Шаповалову. Причину сочинишь сама, а я потом проверю. — Движением пистолетного глушителя киллер указал на круглый стол гостиной, где так и остались стопочка бумаги и авторучка, принесенные хозяином еще по просьбе Николая Васильевича. — Поторопись. Если Савелий сюда зайдет, мои планы в отношении него — меняются.
      В этом случае Зураб сказал чистейшую правду, старика предпочтительно оставить в живых.
      Известие о том, что Муромцев действует сообща с ищейкой и «военспецом», его нисколько не шокировало. В принципе, так и должно быть: Муромец скорее поверит хорошо знакомой сыщице, чем обвинениям в ее адрес.
      Но на мента — плевать. У полицейских, похоже, нет ничего существенного, только подозрения: кто-то подрядил для работы в Н-ске бригаду первоклассных специалистов. А кто, зачем…
      Начхать на полицейских! Урки не доверяют мнению противной стороны, идут наперекор и видят лишь подвох. После письма Василины в «Сплетнике», они должны поверить, что ловкая ищека, прихватив общак и снайпера, кинула деда на бабки и свалила.
      Ищите ветра в поле!
      Если получится свалить отсюда чисто, то все должно срастись. В кармане несколько авиабилетов с открытыми датами. Заграничные рейсы, правда, преимущественно вылетают из Москвы, но если получится закончить все сегодня ночью, то можно успеть на еженедельный утренний рейс из Н-ска в Анталию. Денег хватит до конца дней, о детях-внуках думать уже, увы, не приходится…
      Тварь! Зубарев сосредоточил жесткий взгляд на покорной ищейке, которая, взяв листок бумаги и авторучку, робко интересовалась:
      — А можно я на кухню перейду? Или свет здесь включим?
      Наемник прочистил стиснутое ненавистью горло покашливанием и отчеканил:
      — Нет. — Присматривать за хозяином необходимо, а это лучше делать из неосвещенной комнаты.
      Понукаемая пистолетом сыщица перешла на кухню и села за стол. Зураб застыл в дверном проеме между кухней и гостиной.
      — Быстрее! — приказал. — Причину нашла?
      — Да. Напишу, что дядя Коля запрещает мне показываться в городе. Попрошу Савелия меня не выдавать, типа я к любимому поехала.
      — Савелий просьбу выполнит?
      Сыщица повела плечом:
      — Должен. Антон его племянник, и он ранен…
      — Поторапливайся!
      Дуся наклонилась над бумагой.
      «Как бы воткнуть в письмо какой-то крохотный намек — я у Зураба?!.. Что тут придумать, что изобрести и незаметно вставить…»
      Нет. Рисковать нельзя, Зубарев проверит каждую букву. И, не дай бог, накажет — пристрелит Савелия вместе с Пиратом.
      А потому злить его нельзя. Если уж придется умирать, то незачем захватывать с собой милого охотника и его верную собаку.
      Евдокия перестала изобретать сигнальную фразу и на самом деле заторопилась. За окном раздавались удары колуна, поскуливал Пират. Сегодня мохнатый проказник, кажется, спас своего хозяина, когда в лес удрал. Иначе Савелий разобрался бы с дровами еще днем, а вечером чаевничал на кухне вместе с гостьей.
      Но если он зайдет в дом, к примеру, чтоб воды попить, то Зубарев действительно его пристрелит вместе с псом.
      И потому Дуся сочинила послание в рекордном темпе, не проверяясь на ошибки.
      Поднесла бумажный лист к стоящему в полутьме убийце… Застыла в позе абсолютной обреченности.
      Киллер, прочитав письмо, удовлетворенно кивнул:
      — Норм. Положи на стол. Одевайся, и выходим на улицу. Ты за рулем.
      Четкие, спокойные приказы как будто протыкали тело Евдокии — нанизывали ее, распинали на тугом полотне ужаса! Когда ее непослушные пальцы не сумели справиться с застежкой-молнией на куртке, Зураб попросту схватил заложницу за шкирку и проволок через сени.
      Расхристанная Евдокия старательно цеплялась башмаками за пороги. Прежде чем убийца выпихнул ее на крыльцо, незаметно выгребла перчатки из кармана и бросила их у порога.
      Как Гензель и Гретель хлебные крошки.
      Аналогия с заблудившимися сказочными детьми была не совсем уместной, но хоть какой-то след-намек она оставила. Одна перчатка уже была задействована в деле, если Савелий заметит эти, то начнет задумываться: чего это изнеженная горожанка без перчаток отправилась? Если застрянет где-то в этакую непогоду — замерзнет ведь.
      Забеспокоится Савелий, не Шаповалову, так непослушной гостье позвонит!
      А когда Евдокия не ответит, непонятная история с перчатками долетит до Николая Васильевича, и тот поймет, что Дуся подала сигнал. Наверное.
      — Я раскрываю ворота, ты выводишь тачку, — приказывал тем временем Зураб. — Движок еще теплый, двигай сразу…
      Киллер повернул голову в сторону сарая, возле которого зашелся лаем Пират…
      Но звезды, по всей видимости, сегодня благоволили старому охотнику, чей пес немного вышел из доверия. Савелий громко прикрикнул на охранника и снова заработал колуном.
      Не вполне угомонившийся Пират продолжил поскуливать и этим, вероятно, снова спас хозяина: его погавкивание заглушило звук автомобильного движка. Савелий не отправился поинтересоваться, куда Дуся выезжает на ночь глядя.
      Евдокия вывела машину на улицу, Зураб закрыл за ней ворота. Сев рядом с сыщицей, увидел, что та собирается накинуть на себя ремень безопасности, и произнес:
      — Нет. Ты едешь без ремня.
      Сам — пристегнулся.
      Предусмотрительный, урод! Евдокия, честно говоря, услышав, что она ведет машину, размечталась на хорошей скорости воткнуться в столб возле поста ГИБДД. Пока убийца будет приходить в себя, вооруженные гаишники успеют подбежать к ненормальной машине и взять обкуренных или пьяных ездоков на прицел.
      Теперь — не выйдет. Если только разрешить себе пробить ветровое стекло головой и вывалиться к посту со сломанной шеей.
      Пока Евдокия вела машину сквозь метель по темной проселочной дороге, Зураб молчал. Смотрел на равномерно падающий снег, мечтал о теплом море, омывающем райский прекрасный остров. О недокучливой обслуге, смуглой массажистке и хорошем коньяке…
      Едва «рено» выскочил на шоссе, заговорил:
      — Теперь о главном. Мне нужен Крученый. И я очень надеюсь, ты не будешь врать, что не вызубрила номер телефона, по которому он тебе всегда ответит.
      Дуся поерзала по сиденью и, подумав, согласилась, что не будет. Упорство может привести к тому, что номер она будет набирать не сломанными пальцами, а носом.
      Она покорно произнесла ряд цифр, и киллер незаметно выдохнул: «Все!» Телефонный номер законника у него есть, финал получится красивым.
      Когда на встрече с любовницей вора в законе пристрелит уже поработавший в Н-ске снайпер, сомнений не останется: все изначально замутила девочка. Она Крученого вызвала, она его и завалила. Как говорится, кто шляпку спер, тот и причастен.
      — Когда въедем в город, ты позвонишь Крученому и пригласишь его на встречу. Место…
      Евдокия перебила:
      — А если он откажется приехать?
      — Тогда я прикончу твою маму, — безмятежно заявил убийца. — А потом отца, собаку, канарейку… или что там у вас есть?.. Хомячок?
      Зубарев говорил так буднично, как будто обсуждал, в какую химчистку лучше сдать пиджак. Не поверить ему было невозможно.
      Тем более что он дополнил:
      — И сделаю я это очень-очень больно.
      — Меня ты тоже убьешь?
      Киллер повернулся к Евдокии, окостенело таращившейся в ветровое стекло на пустынную автотрассу.
      — Я мог сделать это уже давным-давно. Но мне нужен — Крученый. Так что выбирай: он или твои родичи.
      «Потрясающая честность! — восхитилась интуиция Евдокии Землероевой. — Причем похожая на правду».
      Вот только есть нюанс: Антона, точно так же, как и ее, он мог убить давным-давно.
      А значит, что-то изменилось. Причем кардинально.
      Евдокия ничуть не верила, что Зубарев ее отпустит: он собирается отправить пленницу не на нары, а в могилу, поскольку она способна описать его новую внешность.
      Что Зубарев затеял, в чем суть происходящего?!
      Васильевич уверен, что в городе идет игра на большие деньги. Как-то очень кстати исчез банковский клерк Ларин… А теперь убийце нужен вор в законе…
      Получается… Ларин и Крученый как-то связаны? И что немаловажно, Евдокия тоже в этой связке — она знакома с обоими.
      Нет, непонятно все равно. Что объединяет частных детективов, банк, бардак в городе из-за больших денег и вора в законе?! Что в принципе способно это все объединить?!
      Зубарев собирается банк Ларина ограбить?
      Но зачем тогда ему Антон?.. Он хочет заставить его как-то помогать? И убивать не будет, только вынудит пойти на какую-то уступку или добудет информацию…
      Нет. Чепуха. Собака зарыта в другом месте. Но поблизости.
      Вернемся к самому началу, итак: бардак— банк — вор — бабки… сыщица, которая следила за банковским работником… А сам Зураб, вероятно, следил за ней…
      И вот что интересно, убийство Коваля уже не так вываливается из конструкции. Если Зубарев собирался эффективно взбаламутить город и под поднявшейся волной продолжить выполнять какую-то интригу, то делает он это в высшей степени квалифицированно. Н-ск на ушах стоит, народ винит во всем владелицу «Сфинкса», позволившую слив внутренней информации и подставившую своего клиента…
      Стоп. Ларин тоже был клиентом. И он — пропал. Причем незаметно и тихо, как тот самый лист в лесу.
      А теперь наемнику понадобился вор в законе. И это несомненно.
      Убираем из связки лишнее, оставляем только безусловное: Крученый — Ларин — деньги. Поскольку первого он продолжает добиваться, а результатом дорогостоящей интриги всегда являются финансы.
      Крученый — деньги — Ларин… Крученый — деньги… Антона собираются «ставить на город»…
      Черт! Этого не может быть! Зубарев намерен через Антона выйти на воровской общак, к которому потенциальный «отец города» вот-вот получит доступ?! Он потому его и не убил, а, упустив, ищет через подругу, к которой Антон всегда придет?!
      Нет, этого не может быть. Фантастически изобретательный убийца мог раньше запросто найти Антона, тот никогда не прятался!
      Но Зубарев по нему — выстрелил. Пусть только ранил, но все-таки стрелял.
      Да и банковский клерк Ларин пропал гораздо раньше.
      Хотя… по времени его исчезновение совпадает со смертью Воропаева… Все, как и говорил Муромцев, началось с той ночи…
      Евдокия покосилась на невозмутимого специалиста по убийствам. И мысленно махнула рукой: «Ладно. Профессионала экстра-класса обычной сыщице не просчитать, не разгадать». Сейчас, когда непосредственная опасность третьи лицам — Савелию и Пирату — миновала, нужно думать лишь о том, как выпутаться. Живая она сможет описать исправленную внешность киллера, а потому покорно ждать финала драмы — глупо. Зубарева упустить нельзя.
      А как же мама?
      Да элементарно! Теперь придется соглашаться на программу по защите свидетелей! Денег у маминой дочки — завались, если ФСБ поможет, можно спрятать всю родню в каком-то приятном тихом месте. Родители уже пенсионеры, хоть и работающие. А там, глядишь, и Зубарева выловят…
      Сыщица прекрасно понимала, что второй раз обыграть себя наемник не позволит. Два года назад он корчился от боли, передвигался на транквилизаторах и не мог включиться на все сто процентов. Сейчас он полон сил и очень-очень зол.
      Да, Зубарева не переиграть. Для спасения подходит лишь одно: попробовать сбежать. Причем, желательно, до города, пока он не заставил позвонить Антону.
      Приняв решение, Евдокия сурово сдвинула брови и пошла на обгон едва тащившегося жигуленка, забрызгавшего грязью весь «рено».
      Зубарев наслаждался. Он давно заметил смену настроения у жертвы: детка опомнилась, нажала на педаль газа. Явно собирается давать отпор, аж ножкой дергает.
      Чудачка. Поиграем! Зураб любил такие кошки-мышки и не отказывался от заказов, где требовалось замаскировать убийство под несчастный случай.
      Работа снайпера, конечно, тоже филигранная. Но там отсутствует контакт как непосредственное соприкосновение. А вот когда ты день за днем кого-то плотно водишь, знакомишься с его жильем и окружением, и как бы сам слегка становишься объектом, обычно довольно-таки неординарным…
      Незабываемая смесь ощущений! Зураб понимал, что подобное перевоплощение-проникновение может плохо закончиться: объект категорически нельзя персонифицировать, он изначально неодушевлен. Вуайеризм вообще психологическое расстройство. Но контакт через оптический прицел не давал полноценного ощущения всевластия. Глаза в глаза — другое дело. И элемент игры присутствует.
      А его последняя игра уже получается красивой. В ней все сошлось: и личное, и деньги, и интрига. Мастерский выстрел через продуваемый сквер добавил драйва.
      Настоящий бриллиант коллекции, лебединое выступление на родине.
      Но успокаиваться рано. Детка рядом ерзает, задумала чего-то, дурочка.
      Фары окатили светом придорожную табличку: до поста ГИБДД полкилометра. Евдокия сбросила скорость, за оставшиеся пятьсот метров ей необходимо заставить себя забыть слова Васильевича: «Кто будет брать мотоциклиста, а? Простые постовые? Он их перестреляет как утят!»
      Да, не исключено. Но есть вероятность, что не всех. Ведь дальше вообще будут попадаться лишь гражданские. У постовых хотя бы пистолеты и автоматы, а беззащитных людей подставлять нельзя. Нельзя выпрыгивать из «рено» на городской улице, Зубарев обязательно бросится вдогонку, и кто-то может пострадать!
      Если погибнут невиновные люди, простить себя будет невозможно.
      А потому нужно на небольшой скорости таранить кирпичную постройку стационарного поста…
      В бок Евдокии уткнулся глушитель.
      — Без фокусов, — негромко произнес убийца, просунувший пистолет под локтем водительницы. — Едешь спокойно. Как только машина поменяет скорость или направление, я стреляю. Ты сама мне не оставишь выбора, доходчиво?
      Дуся кивнула. Облизнула пересохшие губы и паинькой проехала мимо поста.
      И надо сказать, ее план все равно бы не удался: заметенная снегом площадка перед постом была пуста, в освещенных окнах только одна склонившаяся мужская голова виднелась. Пристегнутый Зураб успел бы пристрелить заложницу, выбросить ее тело из машины и, пересев за руль, спокойно смыться.
      Не повезло.
      Но надо что-то делать! Пока Зураб слегка расслабился!
      Собрав решительность в комок, Евдокия резко вывернула руль направо, пересекла встречную полосу и бросила «рено» к противоположному кювету! В сторону строительной площадки, где, судя по отсутствию освещения, не было людей!
      Машина пошла юзом, закрутилась на обледеневшей трассе…
      Вывалившаяся из салона, не пристегнутая Дуся чудом не попала под ее колеса.
      Кубарем скатилась в чавкнувшую жидкой грязью канаву и на карачках бросилась к железобетонному строению без крыши, но с уже возведенным вторым этажом!
      Если добраться туда, то в недостроенном производственном здании пол не засыпан снегом, и, есть надежда, следов на нем не останется.
      Выбираясь из канавы на карачках, она не оглядывалась. Надеялась, что киллер перехватил руль и пытается выправить машину, а не прицеливается в ее спину.
      Бросилась к забору! Ограждение постройки в чистом поле, к счастью, было дощатым, можно сказать, условным, с множеством прорех. Евдокия протиснулась под наискось повисшей доской, вытаскивая застрявшее плечо, оглянулась…
      И чуть назад не начала протискиваться: машины на дороге не было!
      Застыв с планкой между ногами, сыщица закрутила головой: «Куда идти?!» С момента, когда она вывалилась на асфальт, прошло не более минуты. Как чертов киллер умудрился выровнять автомобиль, пересесть за руль, а главное — исчезнуть из вида на прямой дороге?!
      Может быть, времени прошло гораздо больше? От страха все перемешалось в голове, и показалось: «Я только-только выпрыгнула». А на самом деле она пять минут ползла по полосе препятствий из обочины, канавы и забора?
      Страшно. Страшно хоть куда-то двигаться! Забор кажется защитой, да и обзор хороший!
      Но застревать в дыре, торчать на одном месте — безрассудно и нелепо, ни два ни полтора, как говорится…
      Надо выбрать направление, идти куда-то!
      Возвращаться через канаву к трассе и голосовать? Причем без разницы какой машине — попутной или выезжающей из города. На выезжающей можно к посту ГИБДД вернуться.
      А если киллер сам вернется?! И застрелит остановившего водителя?! «Гражданских нужно выводить из-под обстрела» — так говорил Васильевич. А еще нельзя быть уверенной, что какой-нибудь «гражданский» вообще остановится и подберет девицу, вымазанную в придорожной канаве до изумления по-свински.
      «Ухожу и прячусь».
      Совершив невероятно трудный выбор и договорившись с паникой, Евдокия решительно втянула ногу на территорию стройки. Через снежную круговерть присмотрелась к недостроенному зданию…
      Надо идти туда. Но не бегом, здесь можно запросто споткнуться об засыпанную снегом арматуру и что-нибудь сломать…
      «Кошмар какой-то, а, — думала сыщица в путешествии с оглядкой от забора. — Выдающееся дежавю: заброшенная стройка, убийца по пятам… Только теплее и поздний вечер, а не ночь».
      Отогнав некстати всплывшие воспоминания, Дуся добралась да строящегося здания, вскарабкалась на плиты первого этажа и осторожно распрямилась.
      По присыпанному бетонной пылью полу шуршал ветер. Стены здесь еще не возвели, потолок придерживали лишь колонны и столбы. Через которые легко просматривался светящийся огнями город — до Н-ска оставалось не больше километра.
      Огибать стройку и потихоньку выдвигаться к городу? Сугробов нет, следы быстро снег засыпает…
      Ведь сколько можно выдержать в продуваемом здании, учитывая мокрую одежду и обувь?
      Недолго, до утра не доживет, окоченеет.
      А впрочем, ждать утра не нужно. После побега свидетельницы у Зураба пятки запылали, он постарается исчезнуть из Н-ска, пока город не перекрыли.
      Интересно, здесь можно отыскать какую-нибудь телогрейку, забытую строителем? Пока, на нервяке, не очень холодно, но через несколько минут мокрые легинсы сцементируются коркой льда, потом сквозняк продует куртку — и здравствуй, воспаление легких.
      Евдокия, поглядывая под ноги, побрела по огромному зданию. На противоположном конце которого, на фоне падающего снега, разглядела темный штабель ящиков с прислоненными мешками. Авось какой-то мешок будет тканевым. Но, на худой случай, можно и бумажным пакетом ноги обернуть… что-то вроде юбки сочинить…
      Не повезло. При ближайшем рассмотрении мешки оказались рулонами рубероида и стекловаты. Стекловатой обертываться, пожалуй, рискованно; кусок рубероида голыми руками не оторвать…
      Ой! Рукавица!
      Дуся подобрала находку, впихнула пухнущую от холода руку в как будто деревянную строительную варежку. Мигом сунула ее под мышку, чтобы согреть! И наклонилась, в надежде отыскать вторую…
      На фоне завываний сквозняка, из темноты, раздался знакомый до обморока голос:
      — Замерзла, милая?
      Склонившаяся «милая» окаменела. Из ее носа или из глаз чего-то вытекло и капнуло на пол. Евдокии стало так страшно, что дыхание пропало. Воздух в нее не проникал, забыла, как дышать!
      Не разгибаясь, она скосила глаза налево. Увидела мыски крепких мужских ботинок… подняла глаза повыше: вдоль правого бедра Зураба висел пистолет с глушителем.
      «Стрелять не собирается?» — без всяческого воодушевления подумала и, распрямившись, развернулась к киллеру.
      Зубарев сделал шаг к пойманной заложнице. В темноте Евдокия не видела его лицо, но, кажется, оно было бесстрастным.
      — Хочешь, я объясню, что ты едва не натворила? — вопрос был риторическим, и Дуся не ответила. — Если бы машина застряла в кювете, мне пришлось бы останавливать другую. Догадываешься, как мне пришлось бы поступить с водителем?
      Сыщица кивнула. Сама об этом думала. Возле машин, попавших в ДТП, водители обычно останавливаются. Это все-таки не выбравшаяся из канавы грязная девица, а собрат-автомобилист. Зураб, если бы совсем не повезло, застрелил бы не только водителя, но и всех его пассажиров. При фатальном невезении прихватил бы и еще каких-то добряков, остановившихся помочь.
      — Не заставляй меня напрасно убивать, — сладко попросил убийца. — У водителей есть дети, мамы, жены…
      Приторная, ерническая просьба прошлась наждаком по нервам, Евдокия наклонила голову и прошептала:
      — Я поняла. Прости. Больше не буду.
      — Надеюсь. Двигайся. — Зураб указал пистолетным глушителем на реечную лестницу, приставленную за колонной.
      Дуся до нее доковыляла, кое-как спустилась на замерзшую комками землю и прошла до запертой железной бытовки. Повернув за угол, увидела «рено». Убийца, судя по всему, успел выровнять машину и приехать сюда, пока его застрявшая в заборе жертва ломала голову, в какой же стороне спасение.
      Ошиблась. Нужно было возвращаться к дороге, хотя и это не наверняка спасение. На просторном пятачке запросто разворачиваются бетономешалки, Зураб легко выехал бы на дорогу, а возле грязной сыщицы вряд ли притормозил бы первый же автомобиль.
      — Мне опять за руль? — уныло поинтересовалась беглянка-неудачница.
      — Нет, просто сядь в машину. Пора звонить Крученому.
      «Он оставит меня здесь, — безучастно подумала Евдокия и почему-то не упала в обморок. — Место удобное, яму рыть не надо — сбросил в котлован, землей присыпал, и готово».
      Кое-как сгибая окоченевшие ноги, она забралась на теплое сиденье автомобиля, скорчилась, стараясь побыстрей согреться.
      Усевшийся рядом Зубарев достал из кармана кнопочный телефон, включил в салоне свет и строго поглядел на Дусю.
      — Обговорим нюансы, — произнес. — Ставим мобильник на громкую связь. Если мне что-то не нравится, я обрываю разговор. Какое наказание последует, ты помнишь — у тебя пока есть целых десять пальцев.
      — Не надо меня пугать, — равнодушно и хрипло бросила согнувшаяся девушка.
      — Не надо было из машины прыгать, — парировал убийца.
      И Дуся задумалась: «Действительно. А почему он меня не наказал? Я нужна ему зачем-то невредимой? Он меня здесь все-таки не закопает?!»
      Конечно нет, пришел ответ от логики. Немного поживешь, ведь ты — приманка для Антона. Желательно, способная передвигаться, не перегнувшись пополам от боли. Тащить тебя куда-то на свидание, пожалуй, нерационально.
      Хотя… Зураб уже доказывал способность мыслить нестандартно. Можно ждать всякого.
      Евдокия выпрямилась и твердо поглядела на наемника:
      — Ты собираешься убить Антона?
      Зубарев вздохнул.
      — Давай договоримся сразу и еще раз. Ты должна выбрать, кого спасаешь: своих родителей или любовника.
      — Я уже выбрала.
      — Прекрасно. Я не сомневался.
      — Меня ты тоже убьешь? Потом.
      — Снова-здорово… Я устал повторять, что у меня другие планы на тебя, но объясню подробнее: ты должна взять на себя убийство Василины и получить срок.
      — Это обязательно? Зачем?
      — Пусть это станет для тебя сюрпризом. Итак, сейчас ты звонишь Крученому и назначаешь ему встречу на площади Гагарина, скажем… через сорок минут. Пусть приезжает один, ты ж типа в розыске, — хмыкнул, повторяя фразу Евдокии. — Кстати, Крученый точно не знает, что Муромцев вам помогает?
      — Откуда? Я Антона еще не видела. А по телефону такие разговоры не ведут.
      — Особенно с вором в законе, — пробормотал задумчивый наемник. — Да. Значит так.
      Встреча на площади за памятником, ты подойдешь к нему сама…
      Расписывая предстоящее свидание, Зураб попутно думал о том, удалось ли ему достаточно расслабить девочку? Поверила ли она в «сюрприз»? Ведь с любовником ищейка должна поговорить спокойно, без надрыва и паники, чтоб не насторожить.
      А на встречу с Крученым она, разумеется, не отправится, его нужно завалить сразу, из автомобиля. Площадь замечательно освещается, подъехать к ней можно дворами, минуя камеры ГИБДД…
      Жаль, конечно, что винтовки нет, но это не беда. Стрелять по неподвижной мишени можно даже из едущей машины. Тем более что Крученый ранен и не так мобилен, не успеет юркнуть за скамейку или памятник. Но если все-таки успеет среагировать на первый неудачный выстрел, то площадь там просторная, есть где развернуться и закончить начатое…
      Да, все должно срастись. Паспорта, авиабилеты и содержимое воровской заначки в поясной сумке и карманах. Завалив Крученого и детку, получится уйти уже сегодня ночью.
      И кстати, что смешно, за свою смерть Крученый должен поблагодарить убийцу. За спиной живого законника всю жизнь будут перешептываться, что он бабло увел и девочку свою прикрыл. А мертвым он становится одним из пострадавших баранов, что обвела вокруг пальца шустрая бабенка.
      Урки просто озвереют, когда узнают: вызванного на встречу вора в законе грохнула любовница! В невиновности ищейки их будет уже не переубедить.
      Может, ее все же присадить, а?
      Какой план срывается! Конфетка! Бриллиант.
      Но нет. Лучшее — враг хорошего. Нельзя всеми силами дорисовывать картину, если сюжет и смысл уже вываливаются за рамки.
      Зубарев протянул Евдокии телефон:
      — Звони. Одно лишнее слово или слеза, и я зарежу твою подругу Ангелину вместе с сыном. Обещаю.
      Дуся судорожно сглотнула — последнее обещание убийцы заставило ее отбросить малейшую мысль подать сигнал Антону!
      Взялась за телефон.
      Набирая номер, чувствовала себя так паршиво, что показалось, язык уже чуть-чуть протух вместе с зубами от предстоящего вранья.
      Предательница. Подлая и мерзкая обманщица! Несколько лет назад, спасая Линку и Антона, она ходила по Н-ску, обвязанная тротилом. Сейчас… жесть. Пропасть неоглядная.
      Но, выбирая между мамой, папой и Синицыной со своим крестником, ей оставалось лишь надеяться, что недавно обстрелянный вор в законе догадается: сейчас рядом с его любимой женщиной опасно! Очень! И потому он догадается прийти на встречу не один, как она просит, и… бронежилет наденет, что ли!!
      Но, едва услышав голос Евдокии, Антон так искренне обрадовался: «Дуся, боже мой… ну наконец-то!» — что никаких сомнений не осталось: приедет, куда б она его ни вызвала. О бронежилете и охране даже не задумается.
      Евдокия не успела слова вымолвить, а Антон уже настаивал:
      — Я сейчас к тебе приеду. Где ты?! Что-нибудь привезти, помощь нужна… Или, хочешь, тебя ко мне привезут?!
      Предательнице даже врать не требовалось: приговоренный законник так уговаривал ее увидеться, что Зубареву пришлось сделать страшное лицо. И Дуся прошептала:
      — Я не могу к тебе приехать. Я же в розыске, Антон… Но мне так хочется тебя увидеть… хотя б на несколько минут…
      — Говори, куда подъехать. Шаповалов с тобой?
      — Нет. Я буду ждать тебя одна.
      Маленькое интонационное непопадание, и дуло пистолетного глушителя болезненно воткнулось под подбородок заложницы. А киллер медленно покачал головой, изображая: «Ай-яй-яй, еще одна промашка, и Крученый придет уже на твои похороны».
      — Антон, ты тоже приходи один! — выпалила Дуся.
      — Что-то случилось? — напрягся друг.
      Евдокия прилично испугалась, когда Зураб ткнул ее пистолетом, и выпалила просьбу слишком резко.
      Пришлось исправиться:
      — Нет. Просто немного перенервничала.
      — Тогда я приеду и заберу тебя с собой.
      Твердый тон Крученого заставил глаза убийцы сузиться.
      — Подумаю, — понятливо пролепетала сыщица. — Встретимся, тогда и решим.
      — Куда мне ехать?
      — На площадь Гагарина, минут через сорок… — Зубарев помотал головой и внес поправку артикуляцией. — Через полчаса. Я буду ждать тебя… — сыщица глянула на часы приборного щитка, — без пятнадцати одиннадцать.
      — Договорились.
      Евдокия не успела попрощаться, Зубарев забрал у нее телефон и приказал выходить из машины. Сам начал выбираться.
      — Зачем?! — не удержавшись, испуганно пискнула Дуся и машинально вцепилась в подголовник автомобильного кресла! Мелькнула мысль: она выполнила все, что от нее требовалось, и больше не нужна убийце! Сейчас он точно сбросит ее в яму! Мертвой!
      Но выбравшийся наружу киллер просунул голову в освещенный салон, спокойно глянул на позеленевшую заложницу и ухмыльнулся:
      — Не переживай, убивать тебя не буду. Поедешь на встречу в багажнике, прыткая моя.
      Окостеневшая от ужаса сыщица принялась неловко выкарабкиваться из автомобиля.
      Зубарев подошел к багажнику, открыл его и, оглядев, выдернул наружу легкую сумку с вещами Шаповалова.
      Бросил ее на землю. И на некоторое время застыл, разглядывая внутренность багажника, где оставалась еще канистра. Подумал о том, что бензин здесь очень кстати, не придется добывать. Поскольку «рено» с его биологическими следами необходимо сжечь дотла…
      Поняв, что слишком долго рассматривает канистру — преждевременно пугать догадливую ищейку не следует, — Зубарев сделал вид, будто попросту прикидывает, поместится ли здесь заложница. Поправил сбившийся от тряски тканый коврик в оленях и якобы случайно ударил костяшками по емкости.
      Звук получился гулким, канистра была полной.
      У Евдокии в тот момент сердце скатилось в пятки!
      Когда Зубарев, осмотрев багажник, выдернул из него только одну сумку Шаповалова, Дуся едва сумела перехватить плеснувшуюся на лицо эмоцию: есть шанс, еще не все потеряно!
      Пряча глаза и боясь выдать себя малейшим проблеском надежды, она чуть-чуть переместилась, слегка загородила собой левый край багажника…
      За канистрой, прикрытая ковриком, лежала еще одна сумка. Та самая, которую Васильевич прихватил из дома Савелия. Довольно-таки тощая, но тяжелая, с чем-то выпирающим, железным.
      Поверить невозможно! Профи не обшарил вместительный багажник, не смог предположить, что его коллега Шаповалов возит здесь, можно сказать, целый арсенал!
      Невероятный поворот, безумная удача. Перегруженный заботами Николай Васильевич, по всей видимости, забыл предупредить Савелия или Евдокию, что отправил оружие обратно до хозяина.
      Киллер дал команду:
      — Залезай, поместишься.
      Евдокия загородила собой уже всю разверстую пасть багажника. И, лишнего не говоря, до ужаса боясь стронуть коврик с места, аккуратно полезла внутрь.
      Заполнила собой все пространство и уперлась задом в канистру. Следуя роли покорной жертвы, пролепетала жалобный вопрос:
      — Ты ведь меня убьешь, да?
      В намерениях Зубарева она не сомневалась, но какая девушка позволит захлопнуть над собой крышку, не пролепетав нечто жалобное напоследок?
      Зубарев усмехнулся:
      — Еще поживешь. Если будешь умничкой.
      И крышкой, надо сказать, хлопнул бережно.
      Потом подергал и проверил, надежно ли багажник заперт.
      Сел за руль и мягко тронул машину с места. Добавил скорости, уже выехав на трассу.
      А в голове сыщицы затикал невидимый секундомер. Зубарев сократил время, оставшееся до встречи с Антоном, на десять минут и будет поторапливаться. До города недалеко, минуты три езды. Площадь Гагарина поблизости от окружной дороги.
      За оставшиеся двадцать семь минут нужно исхитриться развернуться в тесном пространстве и выудить из-за канистры сумку. Раскрыть ее, а главное — собрать и зарядить винтовку!
      Но впрочем, как это делается, Дуся знала вовсе не теоретически. Отец ее большого друга, Лев Зубов — заядлый охотник-рыболов, — много раз приглашал приятельницу сына на домашние посиделки и загородные сессии, где Евдокия, не любившая зазря стрелять в зверушек, позволяла хозяину дома или охотничьих угодий обучать себя пальбе по мишеням.
      Карабинов и винтовок у богатея Зубова было, естественно, навалом. Слегка подвыпив, он тащил Евдокию в оружейную комнату, в тир или на подходящую полянку, и прям-таки блаженствовал, объясняя все в подробностях прелестной деве с неискушенными ушами.
      Сыщица, производя ответный реверанс, прилежно слушала. Потом палила в тире по жестяным кабанам и уточкам. Или на поляне — по пустой пивной таре, уже из алюминия.
      Короче, плавали, умеем. Извернувшись и перекрутившись в жгут, Евдокия вытащила из-за канистры тяжелую, цепляющуюся за все подряд сумку.
      Тик-так, тик-так, прошла двадцать шестая минута.
      Раскрыла змейку, ощупала винтовку… Что за система?!
      Ага. Похоже, ИЖ-27 с укороченным стволом. Двустволка, подходит для парнокопытных… Зубареву точно хватит.
      Извиваясь, словно вспотевший уж, сыщица прижала приклад к животу, непонятно как исхитрилась соединить его со стволом… Покрытые испариной пальцы никак не могли справиться с задачей и соскальзывали… А нужно еще зарядить винтовку!!
      Ох! Получилось. Собрала за три минуты! Теперь может показывать гостям Зубова аттракцион: девица с завязанными глазами собирает охотничий ствол, не выбираясь из ящика для хранения мешка картофеля!
      Чуть-чуть воодушевившись, нашарила в завалившейся под колени сумке коробку с патронами. Принялась их выколупывать… пару раз теряла! Но справилась минуты за две.
      Готово. Все! Теперь она вооружена!
      Но ликовать пока что рано. Следует прикинуть, можно ли выстрелить по сидящему за рулем убийце? Пробьют ли пули спинки заднего и водительского кресел, а заодно перемычку между багажником и салоном?
      На скорости этого делать нельзя, нужно выждать, пока машина остановится…
      Нет. Напрасные мечты — отставить. Пули почти наверняка застрянут в спинках, а развернуть ствол карабина в тесноте довольно трудно, если промахнешься, еще раз зарядить винтовку Зураб уже не даст. Из остановленной машины выпрыгнет и…
      Ох! Страшно-то как! Нужно заставлять его открыть багажник и стрелять уже в упор, наверняка.
      Но как его заставить? Как?! В багажник он запихивал ее так предупредительно, словно выбирал хранилище для скоропортящегося груза, который нужно довезти до финской границы!
      Предупредительно и бережно?.. Внезапно Евдокия вспомнила, как киллер рассматривал канистру для бензина. Он не достал ее из тесного багажника… как будто думал, что бензин ему еще понадобится…
      Представив, как убийца поджигает «рено» вместе с живым «скоропортящимся» грузом, Евдокия так перепугалась, что подскочила, треснулась головой о крышку и прикусила язык!
      Не думать о страшном! Не думать и не паниковать! Надо изобретать нечто такое этакое, что заставит убийцу открыть багажник и не насторожит!
      На встречу с Антоном он ее наверняка не выпустит.
      Придется ждать момента, когда машина остановится уже не на светофоре, а на конечной точке.
      Евдокия вообразила площадь Гагарина. Представила, откуда там удобнее стрелять…
      Мест — много. Открытая площадка с узким памятником простреливается отовсюду. Через проспект от площади убийца едва ли обоснуется: поблизости есть кинотеатр, если в тот момент закончится ночной сеанс, мимо машины пойдут люди. А киллер понимает, что, услышав прохожих, сыщица может закричать из багажника…
      Так что, скорее всего, он остановится у сквера, протянутого вдоль квартала с малоэтажным жильем. Там тихо, в коттеджах меньше жителей. Если закричать и намекнуть на естественные надобности, убийца, не исключено, позволит заложнице оправиться в кустиках — сквер для этого подходит.
      Хотелось бы еще надеяться, что Зубарев не психанет и не выстрелит по вопящей заложнице через крышку багажника. Место действительно укромное, пустынное, а пистолет — с глушителем.
      Ох, только б он доехал до Гагарина пораньше! Если Антон уже будет там, то хоть вопи, хоть колотись о крышку… не откроет.
      Тик-так, тик-так, прошло двадцать пять минут. Наверное.
      Автомобиль притормозил, остановился. Евдокия прислушалась к шуршанию в салоне… расслышала знакомый звук — убийца передернул затвор пистолета…
      Антон уже на площади?! Зубарев приготовился стрелять?!
      Дуся мигом перевернулась на спину, неудобно, наискось согнула колени и положила на себя винтовку. Взмолилась сипящим шепотом:
      — Выпустите меня, пожалуйста! Я в туалет хочу! Очень-очень!!
      — Тихо! — просипел Зураб.
      — Пожалуйста! Я быстро! Прямо возле машины!
      — Твою мать… — Если б не канистра с топливом, Зубарев выстрелил бы по багажнику, перегнувшись через водительское кресло и не выходя из машины!
      Но выйти, видимо, необходимо. Причем немедленно, пока на площади не появился вор в законе. Возможно, не один.
      Зубарев огляделся. Машину он поставил грамотно. Если Крученый придет один, то все получится элементарно — подрулил к памятнику, выстрелил через раскрытое окно машины, и поминай как звали.
      Так что детку придется вывести. Она канючит и канючит, и, видимо, не угомонится.
      Или пес с ней? Пускай в штаны надует?
      Нет, поморщился Зубарев. «Работать» с обгадившейся ищейкой ему будет уже не так приятно.
      …Евдокия услышала, как киллер выбирается из салона и торопливо огибает автомобиль. Приподняла ствол карабина и пристроила указательный палец на спусковом крючке…
      Постаралась не думать о том, что убийца все же поступит чрезвычайно просто: выстрелит прямо через крышку багажника. Услышала, как его пальцы нащупывают запор багажника… Крышка начала приоткрываться…
      — Ну? — успел рассерженно прошипеть наемник.
      Направить для острастки дуло в голову заложницы уже не получилось. Из багажника грохнул, полыхнул выстрел!
      Пуля пробила правую половину груди ошарашенного Зубарева и сшибла его с ног!
      От «рено» он отлетел, пожалуй, на десяток метров. Плашмя рухнул на асфальт — нехило приложился! — и на несколько секунд потерял сознание.
      Открыл глаза — на лицо падают кружащиеся снежинки. Снизу зрелище совершенно инфернальное: как будто кто-то высыпает из бездонной наволочки лебяжий пух на землю…
      «Черт! Она же в меня выстрелила!» — опомнился наемник. И начал приподниматься, зажимая левой рукой огромную рану от выстрела в упор. Приподнял пистолет, прицелился по выползающей из багажника ищейке…
      Чпок!
      Дуся успела скатиться на землю прежде, чем неслышная пуля пробила задний номер «рено»!
      Тут же отскочила за машину и, поджавшись, спрятала ноги за ее колесами!
      Рука Зубарева неверно колыхалась, снежинки облепили ресницы и таяли, таяли, как и его жизнь… Мешали рассмотреть ищейку, его недоограненный бриллиант, лебединую песню, тварь последнюю…
      Рука упала на асфальт, но убийца на авось выстрелит под днище автомобиля!
      «Не подойдет, пока я шевелюсь, — подумал, холодея, и позволил затылку встретиться с землей. Расслабился, услышал осторожные, торопливые шаги. — Ну подойди ко мне поближе, быстрее же, быстрей!!..»
      Но осторожная ищейка зашла за его голову. Мыском ботинка дотянулась до пистолета и метким пинком вышибла оружие из слабеющей руки. Наклонилась.
      — Тва-а-арь… — умирая, прошептал Зураб. — Какая же ты тва-а-арь…
      — Адью, — сказала Дуся и распрямилась.
      Поглядела на проспект: от памятника Гагарину к ним торопливо ковылял Антон. В пальто, застегнутом на одну пуговицу, левая рука не перевязи. Оскальзываясь на занесенном снегом льду, он подбегал к машине с распахнутым багажником, у которой, раскинув руки, навзничь лежал мужчина, а его любимая опиралась задом о капот, видимо, совсем без сил.
      Кошмара зрелищу добавила лужа крови, вытекающая из-под мужика.
      Крученый доскользил до автомобиля, не рассчитав инерцию, врезался в Дусю и, тихо охнув от боли в заштопанной груди, спросил, пораженно указывая на мертвеца с остеклевшими глазами:
      — Кто это?!
      — Убийца, — меланхолично оповестила сыщица.
      Слабость навалилась, хоть опять ложись в багажник, сожмись в комок и проси крышечку захлопнуть! Но оставалось решить еще одно важное дело, без чего этот кошмар не закончится никогда.
      — Это он убил Коваля, Василину… Кстати, фамилия Ларин тебе о чем-то говорит?
      — Ларин? — Крученый внимательно прищурился. — Да.
      — Ларина, скорее всего, он тоже убил, — вздохнула Евдокия. — Его нигде найти не могут.
      — Ларина ищут? — поразился Антон. — Кто? И откуда ты о нем… ах да, Вадим был твоим клиентом и…
      — Подробности потом, — вяло перебила Евдокия. — Выстрел карабина был громким, сюда наверняка уже полицию вызвали… Так что отвечай быстро и по существу. Ларин как-то связан с вашими деньгами?
      Крученый не ответил. Но и отрицать ничего не стал.
      — Понятно. Обыскивай этого типа. — Евдокия мотнула головой на труп. — Не думаю, что у него с собой приличная сумма, но если доступ к деньгам на цифровом носителе, то у него есть какая-то карта памяти. — Наморщила нос. — Поторопись, пожалуйста! Если я сейчас сама начну наклоняться и обыскивать, то рухну и уже не поднимусь!
      Законник быстро подошел к мертвецу, опустился на одно колено и неловко принялся одной рукой обшаривать карманы куртки покойника…
      Евдокия, еще раз вздохнув, сжалилась над раненым. Подошла, склонилась над Зурабом и сдернула с него поясную сумку, которую приметила уже давно.
      — Все здесь, я думаю, — сказала, протягивая сумку Крученому, вынувшему из карманов Зубарева все подчистую. — Дай мне его телефон и уезжай. Твоя машина где-то здесь?
      — Да, на проспекте. Но я отсюда не уеду. Сейчас менты приедут, увидят тебя рядом с трупом и так накостыляют…
      — Несчастной грязной девушке? — с усмешкой перебила Дуся. — Я похожа на жертву изнасилования, накостыляют здесь тебе.
      Антон собрал лицо в недовольную гримасу, кивнул:
      — Согласен. — Но все-таки остался.
      — Антон! — прикрикнула Евдокия. — Если ты сейчас отсюда не уедешь, то решать, что делать с этими деньгами, будет уже Муромцев!
      Крученый редко подчинялся хоть кому-то. Подержав на весу вместительную поясную сумку, он поинтересовался:
      — Зачем ты это делаешь?
      — Зачем вернула деньги вам? — Евдокия невесело покрутила головой. — Подвоха нет, я просто хочу спать спокойно. Все, все, иди… Полиции мне будет вообще не объяснить, зачем я это сделала.
      Законник пристально поглядел на Евдокию.
      — Спасибо, — произнес и начал пятиться. — Я тебе по гроб жизни…
      Сыщица поняла, что поблагодарил он чисто от себя, а не от всего воровского сообщества.
      — Да не за что. Я за себя стараюсь.
      Метель размыла силуэт ее удалившегося любовника, сыщица подняла к глазам кнопочный телефон убийцы и набрала на нем еще один номер, вызубренный наизусть.
      — Максим Ильич? Это Евдокия.
      Из трубки раздался грозный вопль:
      — Ты где, мать твою?!..
      — Верблюд, — сказала сыщица, и шеф полиции, невнятно булькнув, замолчал. — Я на площади Гагарина. Я застрелила Зубарева. Скоро меня будут арестовывать, а потому поторопитесь, пожалуйста.
      Из трубки, которую начальник ГУВД немного отнял от губ, раздались его команды:
      — Все на выезд! Она и Зубарев на площади Гагарина…
      Евдокия отключила связь, зябко поежилась. Ее осуществленный ночной кошмар медленно засыпал первый ноябрьский снег.



      Эпилог

      Вернувшаяся с островов, дивно загорелая Синицына извинялась примерно в сотый раз:
      — Уж ты прости меня, подруга, я, как последняя стерва, наехала, не разобралась… Крыша тогда от страха совсем съехала!
      Ангелина примчалась к Дусе чуть ли не прямиком из аэропорта, подарков-фруктов навезла и каялась, не давая слово вставить:
      — Сережа мне потом звонил, пихал…
      — Забудь, — с усмешкой отмахнулась Евдокия. — Твоя перчатка с верблюдом мне жизнь спасла.
      — Реа-а-ально?! — Ангелина чуть не поперхнулась чаем.
      — Зуб даю. Клянусь.
      Дуся положила Синицыной еще один кусок торта, вкратце посвятила ее в череду событий и подвела итог:
      — Если б твой верблюд не сверкнул под фонарем, Нифася перчатку не заметил бы, не поднял, и парилась бы я сейчас, подруга-а-а…
      Евдокия отставила чашку с чаем и загрустила. Да, она бы, вероятно, провела на зоне много лет и каждую ночь отбивалась от соседок по нарам. Но Паршин был бы жив. Жив, пусть и не рядом с ней!
      В найденном ноутбуке Зубарева нашли заготовленное письмо от лица покойной Василины. У Евдокии волосы шевелились, когда она представляла свою жизнь на зоне, полную ужаса и боли, подготовленную для нее убийцей.
      Но, впрочем, все закончено, Зураб уже не воскреснет. Васильевич сказал, что Дусе вообще медаль положена — такого волчару завалила! — а он так и вовсе б орден дал.
      Но Паршина ей не вернет ничто. И стало так невыносимо тошно, что Дусю чуть не вырвало на самом деле! Она закашлялась и сгорбилась, придерживая у губ ладонь, чуть не бросилась к туалету…
      Но удержалась. Услышала вопрос Синицыной:
      — А ты, подруга, часом не беременна? Чего-то бледновато выглядишь. Давно мутит?
      Оторопевшая сыщица разогнулась, подсчитала дни…
      Матерь Божья, задержка уже две недели!!
      И сразу же вопрос: «Кто?!» Кто отец ее ребенка?!
      Тошнить начало, когда в «Сплетнике» появились «фотосессии». То есть ребенок, получается, от Антона.
      Но замутить тогда могло от страха! Потом позывов, кажется, не было.
      Господи, сделай так, чтобы ребенок был от Паршина!!



      Постскриптум

      Первые дни мая выдались необычайно жаркими. Евдокия, с трудом умещая огромный живот за утлым пластмассовым столиком первого попавшегося столичного кафе, наслаждалась тенью от навеса. Потягивала фреш. Сегодня мама кошеварит у нее дома, готовит обожаемые дочкой голубцы — нашлась капуста подходящая. Саму потенциальную мамашу выставила из дома на прогулку: «Надо ходить! Надо двигаться! Хватит валяться с книжкой на диване!»
      Евдокия улыбнулась и погладила живот. Ребенок отозвался, толкнул маму ножкой или ручкой.
      По узкой улице, заставленной автомобилями, тихонько крались джипы. Огромные и черные, искали, где припарковаться.
      Не выйдет, братцы.
      Словно подслушав Евдокию, пассажирская дверь «ровера» распахнулась, и из салона, на ходу, выпрыгнул высокий мужчина в черном костюме, белой рубашке…
      И сердце Дуси сжалось: «Как нашел?!»
      С грацией сытого тигра огибая столики, к ней шел Антон. Крученый. Самоуверенный, черт побери, красивый, как всегда!
      — Привет, — сказал Антон, словно они только что расстались, и сел за столик. — Позволишь? Как дела, как себя чувствуешь?
      Дуся ошарашенно помотала головой. Забыла поздороваться. Антон смотрел на нее с затаенной улыбкой, было видно, что очень рад ее увидеть. Особенно беременную.
      — Ребенок мой? — спросил без экивоков.
      — Нет, мой, — твердо ответила Евдокия.


notes


      Примечания




      1

      Историю противостояния Евдокии и киллера Зураба можно прочитать в книге «Простись со всеми, детка!».